Самурай. Трилогия [Ирина Оловянная] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ирина Оловянная Самурай

Книга 1. Маленький дьявол

Запрос: «любовь»

Ответ: любовь — узаконенные в мэрии или сельской управе сексуальные отношения между двумя партнерами.

Запрос: «дружба»

Ответ: дружба — постоянные сексуальные отношения между двумя или более партнерами.

Запрос: «доверие»

Ответ: доверие — слово не найдено, возможно, это научный термин или вы допустили орфографическую ошибку.

(Сайт «Толковый словарь языка этна-эсперанто»)

…Тот, в чьем сердце ад пустыни,

В море бедствий не остынет,

Раскаленная гордыня

Служит сильному плащом.

О. Ладыженский

Глава 1

Летучие коты! Этот боров зачем-то решил встать. Кнопку ему прямо под пятку пришлось запихивать. От его вопля сигнализация сразу включилась. Теперь быстро отсюда! Обидно, что так и не посмотрел на результат: яд подействует минуты через полторы, а у меня их нет. Быстро в щель: крысы прогрызли — надо чаще ремонт делать и под кровать дорогого шефа заглядывать. Где-то здесь проходит кабель системы защиты от несанкционированного проникновения мини-роботов. По нему и полезем.

«Шевели лапами, Храбрый Парень».

«Заткнись, Умник».

Еще одна щель в перекрытии. Вот почему у крыс хвосты голые и гибкие — мы с Парнем чуть иголки не поломали. А где-то здесь вентиляционная шахта. О, вот она. Полезли на крышу. Лесные мыши прекрасно лазают по стволам деревьев, а здесь бетон, и заровняли его на совесть, так что стальное напыление на когти очень кстати.

Сигнализация все еще воет. Сейчас они просканируют все здание в поисках батарейки, а не найдя, проведут полную дератизацию, чтобы отловить киллера по шуму движения. Но нам с Храбрым Парнем это уже не поможет: мы с ним живые, и от крысиного яда загнемся: он — в шахте, рядом с крысами, а я — в рабочем кресле в лаборатории профессора. Мертвым, впрочем, все равно.

Ветерок как нельзя вовремя — если он, конечно, не отравлен. Похоже, что нет. Вот и крыша, вываливаемся из шахты. К краю, прыгаем на пристройку… Зачем только придумали эту жесть? Теперь внимательно: прыгнуть придется через дорогу на обочину, рядом с оградой, не задев ее. Не стоит и пытаться перепрыгнуть сразу в парк. Пришлось придавить инициативу: Мыш не верит в то, чего не может увидеть. Но я знаю: ограда под током почти до самой земли, так что случаются пробои изоляции, а вверх направлены лучи сигнальных сканеров. Прыгаем…

Куда ж тебя понесло, неслух?! Торможу хвостом, раскрыв его на всю ширину. Оп, в яблочко. Лезем под забор, спасительные деревья уже совсем рядом. А этот откуда взялся? Вчера не было. Молодец Парень, нежелание хозяев портить собственный парк спасло наши с ним шкуры. За этим деревом мертвая зона… была вчера… Сегодня тоже. Теперь вверх — по сосне лезть одно удовольствие. На этих веточках даже мини-робот не удержится, здесь они, наверное, уже не сканируют. Ха, параноики, фобии у них разные! Прыгаем. Мыш не знает аэродинамики, я до нее еще тоже не добрался. Он не верит в возможность прыгнуть так высоко, а придется. Он был прав, хватаемся за ветку пониже, только чтобы по земле не размазало. Нет, так не пойдет. Они уже и в парке палят по всему, что движется. От несчастной белки только хвост на землю упадет.

Вниз — вон там, совсем рядом, кротовина. Парень протестует: хватит с него на сегодня темных коридоров, а этот еще и грязный. Потерпишь, если жить хочешь. Грязный и противный, отовсюду торчат корни и дождевые черви. Брр! Храбрый Парень их не ест — гадость. Зато ведет коридор туда, куда надо. Бегом, бегом.

А это кто? Крот, кто же еще! Слепой, но нюх у него хороший и передние лапы очень опасны. Назад, налево… Ох, еще один. Если уж прорываться, то в правильном направлении. Оуу, как это у мышей называется, — не плечо, но больно зверски, и лапа сразу занемела. Вот тебе! Стальные когти отомстили несчастному аборигену подземелья. Будем надеяться, что грязные следы от моих лап он еще долго не соскребет.

Хромая, тащимся дальше. Парк сейчас кончится. Вылезаем. Не там. До облюбованного мной входа в канализацию, по крайней мере, метров пятьсот. Зато здесь лесная мышь не вызывает никаких подозрений. Только бы кошке какой не попасться. Придушит, и никакой интеллект не спасет. По кустам лазать неудобно, зато безопасно. И дух можно перевести. Нет, не стоит. Рана серьезная, и кровь не останавливается. Задержка может дорого обойтись. Маленький ручеек заканчивается над чугунной решеткой. Я пролезу. Труба уходит вертикально вниз, и на ее стенках остаются последние следы стального напыления. Добрались, теперь вверх до кабелей, крысы до них обычно не долезают: знают, наверное, что изоляция специально сделана ядовитой.

Побежали. Да раненым плечом в каждый крюк хлобысь! Внизу пищат крысы. Если они почуют кровь — меня ничто не спасет. Будем надеяться, не почуют: теплый воздух поднимается вверх, под потолком охлаждается и только потом идет вниз. За это время запах крови смешается с тысячей других запахов, так что никакой летучий кот не разберет, что это и откуда, — это я Храброго Парня успокаиваю. Он мне верит, и остаток пути проходит без происшествий. Вот и сканер на входе. Нас опознали как своих, но это не значит, что Мыш не сгорит сейчас в лазерном луче, а я не умру от кровоизлияния в мозг. Нет, мы с ним пока нужны. Мыша на маленькой платформе поднимают прямо в лабораторию.

Медленно разрываю Контакт. Мыш устал, голоден и чуть жив от потери крови — надо ему помочь. Я открыл глаза.

— Совсем с ума сошел?!

Телепатия, телепатия… У него к тебе антипатия. И ко мне вместе с ней. Не помню случая, чтобы меня похвалили. Стакан сока, впрочем, к губам поднесли. Но это не профессор — это Габриелла, она обо мне заботиться обязана. Моя компетентность медсестры не касается.

— Мыша полечите, — попросил я все еще хриплым голосом.

— Зачем? Проще нового поймать.

— Этот лучше всех. Храбрый, любопытный и наблюдательный. Как Питер Пен. Нас бы поджарили с этим новым сканером, а он заметил. Другие для работы не годятся.

— Ладно.

Я опять закрыл глаза, подождал, когда от меня отлепят все датчики. После этого можно будет снова связаться с Парнем и узнать, как он там. Раскрывать свои секреты я не собираюсь. И верить людям на слово тоже.

— Раньше тебя это не заботило, — добавил проф.

— Ну если жизнь — недостаточный стимул, тогда платите мне деньги, — проговорил я медленно, как будто только что это придумал.

Профессор даже онемел на мгновение.

— Мальчик прав, — раздался скрипучий голос.

Не видя его обладателя, я догадался: это Большой Босс. Кто еще может возражать моему опекуну и шефу, нежно ненавидимому за все то хорошее (давно) и плохое (сейчас), что он мне сделал.

От меня наконец-то отлепили все датчики, отстегнули от кресла. Я осторожно потянулся. В плечо впились острые когти — нервы еще через час догадаются, что болеть там нечему. Все повреждения остались с Храбрым Парнем. Незаметно связался с ним. Мыш доволен жизнью: ему заклеили рану заживляющим клеем, снабдили его любимыми плодами аги. Больше моему партнеру пока ничего не надо. Хорошо, хотя бы за него можно не беспокоиться.

Присутствие Большого Босса может поломать мой план получить кое-какие привилегии — не даром конечно. При нем проф не заглотит наживку: начальство — оно и ему начальство. Правда, если мне и впрямь будут платить хоть немного, я легко переживу разочарование. Как превратить маленькие деньги в большие, я уже понял. Но «из ничего и выйдет ничего». (Это из одной древней пьесы, еще с Земли. Увидев название, я решил, что это биография одного министра финансов с Новой Сицилии, и только поэтому вообще начал ее читать. [1]) У меня уже были кое-какие идеи, как приобрести начальный капитал, но пусть мне хоть раз в жизни просто повезет.

Я медленно встал (после работы все вокруг почти замирает, и, чтобы ничего не разбить и не сломать, приходится двигаться осторожно), повернулся лицом к двум своим начальникам.

— Занимательное зрелище, — лениво произнес Босс.

Все, что видит Мыш во время Контакта, снимается специальным датчиком прямо с моего глазного нерва — я узнал это недавно и порадовался, что мысли мои все же никто не читает. Большой Босс впервые полюбовался.

— Жаль, что это нельзя распространять на CD. Прибыль была бы колоссальная.

— Смерть, хм, конкурента — еще прибыльнее. А ты что тут делаешь? — Последнее относилось уже ко мне.

Ага, а я должен быть вежливым! Я забрал свою рубашку и отправился отсыпаться: ночь была беспокойная.

* * *
Проснулся за полчаса до обеда — хорошо, можно поваляться. Привычка, проснувшись, вспоминать вчерашний день как можно подробнее появилась у меня три года назад, после того как профессор подобрал меня на свалке электроники. Мне пришлось учиться через интернет-курсы и догонять своих ровесников. Тогда я так повторял уроки. Теперь я использую ее, чтобы проанализировать те крохи информации, которые удается так или иначе добыть. Вчера до полуночи — ничего полезного. Мы с Парнем разведывали пути отхода — это нужно клану, [2]а не мне. Сегодня ночью мы с Мышем убили человека, уже шестого. Он вроде бы такой же глава какой-то семьи, как и Большой Босс (пусть он будет просто ББ, а то слишком длинно). Хорошо бы узнать подробности. Если задуманный на сегодня гамбит пройдет удачно, это будет несложно.

Вот если бы добраться до закрытой сети клана! Так же как года полтора назад, когда я, как раз к своему одиннадцатилетию, вскрыл секретные файлы профа. Я целую неделю купался в море информации, пока не попался на очередной попытке взлома. Ух, что было! Проф — мой шеф, опекун и прочая, прочая — оказался настоящим садистом.

Зато я тогда узнал, что в лабораторном кресле, на которое укладываюсь перед каждым Контактом, умерли от кровоизлияния в мозг шестнадцать человек: не смогли справиться с партнером или пытались выйти из Контакта вне лаборатории. Никто из них даже не прошел ни одной тренировочной трассы. Я, кажется, понял, в чем тут дело, но чтобы проверить это, пришлось бы перебить еще кучу народу. Лучше не надо.

Все, пора вставать. Проф за обедом не появился. Так заглотил он наживку или нет? Ладно, чему быть — того не миновать. Спокойно. До вечера можно успеть изучить теорию пределов, да еще и отредактировать лог, сымитировав героическую борьбу со школьной программой девятого класса. Летучие коты, неужели большинство людей такие дебилы (низкий уровень познавательных процессов, слабый волевой контроль поведения)?

Вечером тренировка — это святое. Школа тигра. Проф почему-то решил, что это мне может понадобиться для работы. В Контакте толку от кемпо никакого, но это моя страшная тайна. Умение драться понадобится мне для себя. Не вечно же я тут буду таскать для профа и ББ каштаны (это такие плоды с Земли, их жарили) из огня, вакуума и других неуютных мест.

К ужину проф появился и похож был на кота в бочке со сметаной: убитый боров являлся его личным врагом — или он в самом деле садист?

Первую хорошую новость я узнал прямо за ужином: проф перекинул мне через стол кредитную карточку.

— Это тебе. Работу ты сделал не слишком чисто, но результат боссу понравился.

— Почему это не слишком чисто? — обиделся я.

— Сам знаешь — шум, пыль, да может, еще улику какую найдут.

— Кто же знал, что он соберется в сортир среди ночи? А улики от шума не зависят. И нет там никаких следов. Разве что сталь с когтей Мыша, но тут ничего не поделаешь.

— Не морочь мне голову, ты дважды чуть не сгорел, даже трижды, если считать драку с кротом. Ты что, в цирке выступаешь или дело делаешь? Твой распущенный хвост только слепой не заметит. Мыш пусть теперь лечится, а ты будешь с кем-нибудь другим ходить. И без капризов.

Я сделал вид, что надулся: профу на меня наплевать, но ему зачем-то надо, чтобы его мнение было для меня важно. Ну, я и изображаю. Так он уверен, что я очень неглуп, а он сам просто гениален, и думает, что я это прекрасно понимаю. На этом основании построены некоторые из моих красивых шахматных комбинаций. Одна из них будет разыграна сегодня, уже через несколько минут.

— Пойдем-ка в кабинет, я хочу тебе кое-что показать.

Вот оно. В кабинете проф вызвал на экран лог доступа в интернет с моего монитора. Тот самый.

— Я, помнится, запрещал тебе ходить куда-нибудь, кроме учебных сайтов. Ты проговорился сегодня: откуда тебе знать, кто такой Питер Пен, если ты не читаешь старинные книги? Я проверил: ты лазал по четырем библиотекам — ну это ладно, взломал секретный новостной сайт корпорации и еще смотрел всякую порнографию. Добро бы просто полюбовался голыми девочками!

— Почему мне нельзя читать развлекательные книги?! Я нормально учусь — могу и потерять немного времени.

— А почему ты просто не попросил разрешения?

Он мне только приказывает! Никогда ни о чем не просит! Приходится так вот выкручиваться, когда что-то надо. Не разрешит он мне ничего, ему и так неплохо! И вообще, у нас с ним война — какие просьбы?

— Не знаю…

— Ладно, книги тебе читать можно, но не смей ничего взламывать и ходить на порносайты!

То, что надо! Зачем запрещать мне ходить на порносайты? Брр, я и сам туда больше никогда не полезу! Полдня тошнило с двух картинок. Он бы еще запретил мне купаться в канализации. А у профа, между прочим, дилетантские представления об интернете. Он не понимает, сколь велико озеро, в которое он меня только что отпустил: думает, это мелкая лужа, из которой меня можно будет выловить в любую минуту.

Настал час расплаты. Жертва принята. Проф достал из шкафа не слишком широкий и чертовски тяжелый ремень. Я плюхнулся животом на стол и сжал зубы. Сопротивляться недостойно и вредно для только что достигнутых целей, но кричать и просить прощения я не буду: чему я научился в бытность беспризорником — так это молча терпеть боль и не унижаться, даже если за это могут пощадить.

Порка кончилась даже раньше, чем я рассчитывал, — наверное, скоро мне предстоит еще поработать. Лабораторное кресло полтора года назад обросло толстым-толстым слоем поролона, но если мне достается слишком сильно, я отказываюсь контачить (не могу сосредоточиться: партнер не слушается, ему тоже больно).

Я убрался к себе, изо всех сил демонстрируя уныние и упадок сил. На самом деле я чуть не прыгал от радости: за три десятка синяков получил возможность не играть в идиота с запасом в пятьсот слов и, сверх того, обзавелся карманными деньгами. Следующая задача — убедить профа, что меня можно выпускать за пределы Лабораторного парка, за которыми я уже три года не был.

Укладываясь спать, я еще раз связался с Мышем. Полусонный Храбрый Парень послал меня подальше, и я удалился в объятия Морфея (это такой древний бог сна).

Глава 2

Проснулся я рано: во-первых, на животе спать неудобно, во-вторых, не терпелось воспользоваться плодами победы. Анализировать вчерашний, получившийся коротким, день можно и под душем. И никакой зарядки, хватит с меня тренировки.

Пределы последовательностей легли в голову легко и непринужденно, надо будет сегодня еще задачи порешать.

Слишком бурная реакция на мои промахи (трижды чуть не сгорел) несомненно означает, что у меня по-прежнему нет дублера.

Кредитная карточка — скорее всего результат благодушного настроения ББ, но проф имеет право проверять мой счет. Значит, деньгами можно спокойно распоряжаться двумя способами: во-первых, потратить на что-нибудь невзрывоопасное (интересно, на гоночный велик там наберется?) или полезное (комп, что ли, проапгрейдить?), а во-вторых, получить с них прибыль. Банки же получают! Чем я хуже? О! И прибыль положить на какой-нибудь другой счет, о котором проф ничего не будет знать. Правда, это будет еще не скоро. А вот покупать пластид не рекомендуется, меня могут неправильно понять.

Далее, гамбит. Домашние заготовки, чтобы убедить профа разрешить мне доступ в интернет, не понадобились. Я только подумать успел — а он уже сказал то, что мне надо. Наверное, я могу ему кое-что внушить — в определенных пределах, конечно. С птицами, собаками, кошками и мышами у меня получается. С людьми, наверное, посложнее, но ничего невозможного в этом нет. Как бы это проверить?

Кстати, а почему он меня не выдрал еще две недели назад за похожие грехи? Я был к этому готов: проф обычно зря не грозится. Если говорит: не делай того-то — значит, за это влетит. С другой стороны, в тот раз была мелочь, ну несерьезно. Или потому, что я еще не отошел после предыдущего раза? Да-а, было дело. Неделю спал на животе, но зато такие проделки в легенды входят! На закрытом сайте для студентов-химиков я нашел, как делают разные взрывчатые вещества, а наш слишком уж причесанный парк надоел мне хуже горькой редьки — надо в нем сделать небольшой пруд. Можно даже с золотыми рыбками, но это необязательно, лягушки — тоже хорошо. Ингредиенты я заполучил просто: некоторые люди ну совсем не умеют защищать свои записи. Я и вставил бутыль с азотной кислотой в еженедельный заказ садовника, глицерин заказала лаборантка, а коробку сухого льда — повариха. Проф, как всегда не глядя, это подмахнул. Больше он так не будет — сам сказал.

Почитав правила техники безопасности, я понял, что мне понадобится окопчик. Полчаса с мрачным видом я бродил в окрестностях гаража, пока Антонио с Рафаэлем не поинтересовались, чего я здесь забыл: эти вредные гонщики не дают мне порулить элемобилем и потому боятся, что я опять его угоню. Я пожаловался, что не учусь в обычной школе и мне поэтому не показывают те замечательные интересные эксперименты, которые видят все остальные. А по описанию непонятно: вроде бы должен быть ма-аленький «бум!» — но на всякий случай лучше подстраховаться. Через час траншея полного профиля была вырыта средствами малой механизации, охранники хотели сделать еще и капонир, но я отказался: не так уж это опасно.

Хорошо, что я не взорвал всю трехлитровую банку сразу. В воронке действительно можно было сделать небольшой пруд. Стекла вылетели от полуподвала до третьего этажа, взревела сигнализация, через тридцать секунд все заняли свои посты по боевому расписанию, кроме профа, который искал меня. А меня слегка засыпало. Проф меня откопал, убедился, что я цел, и исправил это упущение божьего промысла. Остатки нитроглицерина он конфисковал, а потом с кем-то проконсультировался, как от него избавиться, не превращая парк в дымящуюся воронку. Надо было взорвать по частям и сделать систему прудов. Рыбок напустить, лебедей… А он вместо этого нанял кого-то, чтобы сделать динамит [3]и увезти. Ну никакой фантазии у человека…

Парк в исходное состояние приводили неделю — в основном Антонио с Рафаэлем, поэтому я до сих пор стараюсь держаться от них подальше. Бить они меня не будут, но все равно — зачем мне слушать, как они меня посылают вдаль. А проф приобрел дурную привычку как бы невзначай демонстрировать мне отловленных вражеских мини-роботов, нашествие которых нам приходится переживать: очень всем интересно, чем это мы тут занимаемся.

Еще плохо, что он приказал заварить дверь в мою «преисподнюю». Была у меня в подвале маленькая химическая лаборатория, тоже результат удачного дебюта: задумывался гамбит, но обошлось. Еще пару лет назад я понял, что учиться, как в школе, — глупость невероятная. Поэтому я сначала изучил всю математику, потом всю физику. А уж химия — вообще самый лучший способ похулиганить. В поисках необходимых реактивов я свинтил замок и разорил склад медикаментов, но почти ничего не нашел. Проф был в ярости: современные лекарства и медпрепараты никакого отношения к неорганической химии не имеют. Я обиделся: откуда мне знать?! Тогда он разрешил мне пользоваться подвалом и оптом закупил магазин «Все для юных химиков», только красную и желтую кровяную соль потом конфисковал как цианосодержащие соединения. Я и не собирался никого травить! За три месяца мой подвал приобрел самую зловещую репутацию: что-то взрывается, горит, из окон вырывается разноцветный дым — воистину преисподняя, она же пекло, она же геенна огненная. Теперь придется осваивать резку металла, чтобы попасть туда снова. Или позаимствовать бластер? Тоже вскроет.

До завтрака часа полтора, и Мыш наверняка еще спит. Можно пока посидеть за компом и кое-что выяснить.

Впервые совершенно законно я вышел на оперативный простор. Новостная лента. Убитый вчера мною боров оказался боссом корпорации Джела, контролирующей, в частности, рынок компьютеров и запчастей к ним. Был сторонником высоких вывозных пошлин, и теперь, после его смерти, они скорее всего упадут.

Интересно. На Этне добывают прямо на шахтах дорогущий чистый тетрасиликон, необходимый в радиоэлектронной промышленности. Снижение пошлин ударит по аналогичной промышленности нескольких близких планет, а объемы производства у нас, наоборот, возрастут уже в ближайшие месяцы. На этом можно попробовать заработать. Так, сколько мне отвалил ББ? Ого, не поскупился. Пять тысяч сестерциев — в рост Этнийского электронного синдиката. И тысячу поставим на то, что кое-кто недалеко от нас разорится в течение года. Надо только правильно выбрать из фирм Новой Сицилии и Адриатики. Пари принято на специальном сайте. Отлично.

История (есть, оказывается, такая наука — в прошлом ею занимались, и даже в школах был такой предмет). Ох, сайт «История Земли и колоний от древнейших времен до наших дней» свернут почти двести лет назад по причине отсутствия посетителей. «Хотите развернуть?» Нет, это слишком дорого. «Хотите скачать информацию?» Восемьсот терабайт! Мне не хватит места. Впрочем, это поправимо — можно купить новый диск. Всего-то пятьдесят сестерциев. Заказываем. На адрес профа. Надо будет его предупредить за завтраком, у него сегодня должно быть хорошее настроение. А пока напишем робота, который аккуратно скачает мне «историю». Иначе меня просто убьют за перегрузку корпоративной сети. Хм, за три-четыре ночи справится, если ничего не помешает. Годится.

Все, пора идти завтракать. Я связался с Мышем, пожелал ему доброго утра. Он единственный, кому я желаю чего-то доброго вполне искренне.

Проф действительно казался очень довольным жизнью. Даже не спросил, зачем мне диск. Зато предупредил, что завтра устроит мне проверку знаний. Странно, раньше он высаживал внезапный воздушный десант, но я ни разу не попался. Я боюсь только ненароком показать, что уже изучил всю школьную программу. Не стоит казаться слишком умным, а то он от меня еще чего-нибудь захочет. Продемонстрируем забегание вперед на год-другой, и хватит. Никаких претензий и подозрений это не вызовет. Надо только сегодня наметить «пределы моих познаний» (хорошее слово «предел», как много у него значений).

— Энрик!

— Да?

— Сегодня полетаешь с Клариной.

— С этой глупой вороной? — скривился я.

— Она действительно глупая, и глупость ее заразна, ты в прошлый раз заразился. Просто тренировочный полет.

В прошлый раз, желая избавиться от работы с неприятным мне контактером, я полдня не разговаривал, а только каркал. Проф не испугался и сделал вид, что не отреагировал, а вечером отказался играть в шахматы: «В куриные мозги правила не помещаются». Уел он меня.

— Хорошо. А по какой трассе?

— Ни по какой. Полетаешь по нашему парку так, чтобы можно было составить карту системы сигнализации. Выявишь все сканеры, бластеры, мертвые зоны. И чтобы тебя охрана не засекла.

— Ну ничего ж себе. Это работа не на один день.

— Разумеется, но и не затягивай.

— А если меня засекут, стрелять будут?

— А как же. Конечно, будут.

Похоже, что это все-таки шутка. Потерять единственного контактера от собственного огня — слишком уж глупо. Я задал дурацкий вопрос и получил соответствующий ответ. Система охраны нашего парка меня и самого интересует. Вдруг мне понадобится его покинуть или вернуться обратно. Все, пора идти работать.

* * *
По дороге в лабораторию мы завернули к Мышу. Храброму Парню было не до нас: он принимал даму. Я вежливо извинился и вышел, проф оказался не столь деликатен, но Мыш ничего не заметил: красавица лесная мышь занимала его больше.

Пока меня облепляли датчиками, я разглядывал Кларину: какая-то она вялая и кажется толще, чем была в прошлый раз.

— Все, пошел.

Я мысленно потянулся к Кларине, сцепился с ее сознанием. Несколько пробных взмахов, толчок, взлет.

Мы поймали восходящий поток, можно даже крыльями не махать. А махать Кларине не хочется — две недели не летала. Какого ястреба! Неба ей мало?

«Ленивая корова!»

«???»

Сконструированный мной образ поверг ворону в шок, она сложила крылья и камнем рухнула вниз. Вот так и умирают чересчур остроумные контактеры. Пришлось перехватывать управление. Справился. Так, теперь обзорный круг над парком. Толку в нем никакого — это можно со спутника сфотографировать, — но здорово красиво. И летать одно удовольствие, если бы только не эта жирная вредина…

Сверху парк похож на огромную зеленую запятую; почти у самого ее кончика стоит дом с лабораторией, бассейном и большим зимним садом, все остальные помещения спрятаны под землю, выходы замаскированы альпийскими горками и японскими садиками. Дорожки, кусты, купы деревьев. Вдоль сплошной ограды идет тренировочная трасса, ее можно перенастраивать прямо из дома. У профа есть множество вариантов, и он еще развлекается сочинением новых, а я потом мучаюсь, разгадываю. Толстая часть запятой — почти что девственный лес, если конечно бывают девственные леса из нескольких пород деревьев, привезенных с трех разных планет. Это любимое место игр — и моих, и наших охранников. Синьор Соргоно, наш начальник охраны, периодически устраивает там военные учения, но меня в эту игру не берут.

Найти все сканеры и бластеры на таком пространстве очень непросто. Начнем с кончика запятой и пойдем вдоль ограды… Оп, пересеклись со сканирующим лучом. Откуда он? А, эти сканеры даже и не замаскированы. Какой смысл — ясно, что на ограде их полно. На каждом столбе.

Бластеры тоже на каждом столбе — надо полагать, согласованные. Угол обстрела: свой столб сжечь не может, все остальное — без проблем.

Вдоль ограды — простреливаемое пространство, метров десять. Потом трасса. Она все время меняется, но на ней нет бластеров. Только сканеры. Потом — деревья с голыми стволами, кроны начинаются не ниже пяти метров. В этом нешироком лесном поясе обитают несколько белок и лесных мышей. Другой живности здесь нет.

Кларина устала, вот-вот сядет на землю и дальше пойдет пешком. Ладно, возвращаемся, но теперь я ее сам буду гонять по вольеру каждый день.

Это что еще за боевой задор? Чужая ворона! Дуреха, тебя сейчас не только ворона — любой воробей обидит! То-то же, тренироваться надо.

Кларина неохотно повиновалась, и мы сели на подоконник открытого окна в лаборатории. Ворона сразу упала на руки лаборантке, и я разорвал Контакт. Лентяйка сделала вид, что уже умерла. Но здесь это никого не впечатляет.

— Загонял птичку.

За что я его терпеть не могу — понятно. А он меня? Я ему ни одного синяка в жизни не посадил, даже на тренировке.

— Это было не сложно, — огрызнулся я, — за две недели небось ни разу от земли не оторвалась. Повесьте, что ли, кормушку под крышу.

— Обязательно, а тебе завтрак — только после зарядки. Ведь не делал сегодня?

— Нет.

Летучие коты и ястребы! Ну почему в этом мире все так регламентировано?

Чтобы проф меня не ругал, я удрал в свою комнату: после Контакта имею право отдохнуть.

Глава 3

Сразу полез в интернет: зачем ББ понадобилось убивать синьора Джела? В открытых источниках ничего конкретного. «Скоропостижно скончался» — и все. Ну это понятно: почти монополист электронной промышленности не отловил (как они думают) мини-робота — слабость наказуема. Теперь лев будет зализывать раны подальше от стаи шакалов и ни во что не станет вмешиваться. Значит, ББ на время нейтрализовал конкурента и, сверх того — поскольку точно знает, что лев ранен, — что-нибудь еще у него откусит. Ам!

Итак, синьор Кальтаниссетта (он же ББ) собрался на войну. С кем он воюет и как, можно узнать на закрытом новостном сайте клана «Только для высшего руководства» — а я в него не вхожу, только всю работу делаю. Либо через несколько дней, после завершения драки, совершенно открыто.

Рискнем. Уже взламывали. Семья Кальтаниссетта собирается проглотить небольшое, но мерзкое семейство Алькамо. В отместку за взрыв на заводе электромобилей в прошлом году и регулярные попытки терроризировать работников некоторых заводов клана (своих надо защищать, а то убегут к тому, кто делает это лучше). Это в правилах игры. Другие семьи даже не будут возмущаться. Заодно корпорация получит всю инфраструктуру Нью-Палермо и еще нескольких городов. Лично мне это нравится. Буду бегать по своей канализации. Оп, как раз обновление. Быстро сработано. Алькамо частично захвачено в плен, остальные части беспорядочно сопротивляются.

Помню, когда-то, неподалеку от той свалки, где я курочил обломки высоких технологий в поисках целых деталей, гуляла дама с собачкой и телохранителем. От этой мелкой шавки пряталась целая свора бездомных псов: телохранитель готов был поддержать ее огнем из бластера. Шавка безнаказанно нападала на собак втрое больше себя, пока телохранителю не пришлось на деле защищать свою хозяйку. Стоило ему отвлечься, как собачке перекусили сонную артерию.

Все, хорошенького понемножку. Редактируем лог защиты сайта и лог моего монитора.

Новый диск доставили час назад. Можно подключать. И запускаем ме-едленную перекачку сайта «История Земли…».

— Зайди ко мне немедленно, — донесся из динамика голос профа.

— Иду.

Интересно. Кажется, он в ярости. Я быстро пересек внутренний дворик и вошел в кабинет профа.

— Тебе вчера мало показалось?

— Что такое?

— Нечего изображать оскорбленную невинность, ты только что взломал новостной сайт! И попытался замести следы!

Вот это влип! Как же так? Они что, сделали лог защиты лога защиты (и лог защиты лога защиты лога защиты и так далее)? Нет, все проще и умнее: во время войны все охранные системы дублируются, да и несложно поставить сигнал-программу, которая поднимет тревогу при попытке редактирования лога. Мог бы догадаться, что так будет. Вот черт! Опять влетит. И мне еще повезло: кого-нибудь заменимого положили бы отдохнуть в тесную уютную могилку.

— Оказывается, и ты чего-то боишься.

Это у меня такой бледный вид?

— Я ничего не боюсь!

— Ты будешь наказан, но не сегодня.

Какой гуманизм, прямо плакать хочется! Проф собирается дождаться окончания войны: пока она идет, «мои услуги» могут потребоваться семье в любую минуту.

— Иди, оденься поприличнее, мы едем к синьору Кальтаниссетта.

Рыба в море утонула! Мы едем!!!За пределы Лабораторного парка.

Уже иду. Только сначала верну свой лог в исходное состояние: лишние неприятности мне ни к чему. Правда, раз проф выяснил, что я чужие логи защиты редактирую, то уж о том, как я поступаю со своим, догадается. И все же догадки — одно, а конкретные улики — другое.

Поприличнее — это как? Смокинга у меня нет. Новый джинсовый костюм и светлая рубашка — годится. И причесаться. Все, можно идти.

Мы с профессором спустились на лифте вниз, этажей на десять под землю. Я здесь никогда не был. За солидной дверью оказалась платформа метрополитена. Частная. И вагончик, который довезет нас до «крепости» клана Кальтаниссетта. Лабораторный парк расположен на отшибе, среди чужих территорий — значит, должен быть предусмотрен путь эвакуации. Заодно удобный вид транспорта.

— Энрик, ты можешь заранее определить, способен ли ты войти в Контакт с конкретным зверем?

— Войти в Контакт я могу с кем угодно. А вот выйти… И некоторыми очень трудно управлять, даже если они не сопротивляются. Вы же это все знаете. Если партнер противится, надо сразу рвать Контакт, пока не поздно.

— Я не совсем это имел в виду. Можешь ли ты заранее предсказать, будет ли партнер сопротивляться, или сотрудничать, или бездельничать? Почему, например, ты не хочешь работать с Клариной?

— Я ей не нравлюсь, и ей со мной скучно. Что можно предсказать заранее? Если партнер нравится, то и работать с ним будет хорошо, а если нет — то нет.

— Детство какое-то: нравится — не нравится.

— Я не виноват, что это неформализуемо.

— А с человеком ты сможешь войти в Контакт?

— Вряд ли, люди слишком много думают.

— Это ты слишком много думаешь, а не люди. Во всяком случае, ты сейчас увидишь нескольких парней. Ты должен решить, сможешь ли ты управлять кем-нибудь из них.

— Я попробую.

Идея показалась мне кошмарной. Я не могу и не хочу никого пускать в свой разум, ни один нормальный человек этого не захочет. Если я никого из этих парней не выберу, мне хуже не будет. А им? Ладно, будем действовать по обстановке.

Мы как раз приехали. На прохождение всех постов безопасности ушло двадцать семь минут — я специально засек.

* * *
Нас встретил очень солидный молодой человек в форме службы безопасности:

— Синьор Кальтаниссетта вас ждет. Следуйте за мной.

Проф вопросительно поднял брови, но охранник не отреагировал. Подойдя к очередной двери, он взялся за ручку и предупредил:

— Будьте внимательны.

За дверью оказался еще один коридор. Там стояли стулья, а на них сидели четверо парней совершенно бандитской наружности — наверное, те самые пленные из семьи Алькамо. Под испытующим взглядом профа они неуверенно поднялись.

Лица у них, прямо скажем, неинтеллектуальные. Кроме того, парни обвешаны всякими дурацкими финтифлюшками, перстни с черепами, кольца в носу и в ушах, как у папуасов (было на Земле такое дикое племя). Это, наверное, такая молодежная мода. Я с интересом их разглядывал. Крайний справа, стоявший прямо напротив меня, решил, что я слишком маленький, чтобы он передо мной тянулся.

— У-тю-тю… — выставил он два пальца.

Охранник немедленно ткнул его дубинкой в солнечное сплетение. Я не успел помешать, парень схватился за живот и согнулся. Все, можно уходить, Контакта не будет. Ни с кем.

— Зачем, — почти простонал я. — Кто просил?

Проф взглядом испепелил охранника и потащил меня дальше по коридору.

В комнате за следующей дверью нас уже ждали двое. Первым был синьор Кальтаниссетта. В прошлую встречу я его почти не разглядел. Большому Боссу было лет шестьдесят, и он только начал полнеть, но казался уже довольно добродушным. Второй, высокий и худой, выглядевший опасным, как направленный прямо в грудь бластер, имел явное фамильное сходство с ББ.

— Синьор Кальтаниссетта, синьор Мигель Кальтаниссетта, к вам профессор Галларате и Энрик Галларате, — доложил охранник.

После взаимных приветствий ББ сразу перешел к делу:

— Ну как?

— Никак, — сказал я.

— Теперь никак? — с улыбкой уточнил ББ.

Охранник был в ужасе. Я не собирался подводить его под монастырь, но, кажется, это уже не имело значения.

— Мозгов у них столько, сколько нужно, то есть нисколько, но этого недостаточно.

На самом деле тот парень, что показал мне «козу», вполне мог бы подойти, но, во-первых, мне вообще не по вкусу эта идея, а во-вторых, после того, как охранник бросился меня защищать, шансы на Контакт стали даже не нулевыми. Мы просто убили бы друг друга противостоянием.

Синьор Мигель подозрительно на меня посмотрел. Я поймал его взгляд и уже не отпустил. «Смотри, смотри, сейчас ты, конечно, великий полководец победоносной армии, но если бы не я, тебе вообще не дали бы поиграть в солдатики».

— Значит, нам не повезло, — резюмировал ББ.

Кажется, он не слишком огорчен. Наверное, идея принадлежала не ему, а сыночку.

Нас что, позвали только для этого? Нет, ББ продемонстрировал, что он гостеприимный хозяин: мы были приглашены к обеду.

Глава 4

Стол на солнечной террасе был накрыт на пятерых. Пятым участником обеда оказался человек, которого я сейчас хотел бы видеть в последнюю очередь: шеф службы электронной безопасности синьор Арциньяно. Я знал о его существовании, но никогда раньше не видел.

— Это вы взорвали сонный мир моего отдела, [4]молодой человек? — Синьор Арциньяно казался даже довольным. Не похоже, чтобы он потребовал мою голову.

— Вряд ли это похвально, — вмешался проф.

— Зря ты так сердишься, Роберто. Лучшие мои специалисты в детстве тоже взламывали все, что не пускало их внутрь. — Он вновь обратился ко мне: — Но если ты в ближайшее время пошлешь хоть одно письмо — у тебя будут крупные неприятности. Ты узнал слишком много. Хотелось бы, чтобы эти знания не вышли за пределы семьи.

Крупные неприятности — это та самая уютная могилка?

— Мне некому писать письма, — заметил я. — А запросы посылать можно?

— Только на публичные сайты. И пару недель воздержись от взлома.

— А дальше будет можно? — ехидно спросил проф.

— Если он не будет попадаться, — последовал ответ.

Пожалуй, синьор Арциньяно — самый симпатичный человек из всех, кого я знаю.

— Не думаю, что Энрикова склонность к взлому нуждается в поощрении.

ББ слушал эту беседу с явным удовольствием, а «великий полководец» тихо давал какие-то указания склонившемуся к нему лакею (явно не по поводу соуса).

Наконец синьор Мигель отпустил слугу и обратился ко мне с вопросом (почему меня никак не оставят в покое?!):

— Энрик, ты сегодня должен был оценить систему безопасности Лабораторного парка. Что ты можешь про нее сказать?

— Я только начал. Ограда — стандартна, я такие много раз преодолевал. Но держу пари…

— На двести сестерциев, — быстро предложил ББ.

— Принимаю, — ухмыльнулся я, — держу пари, что за последние три года ни один миниробот не проник дальше леса. Парк защищает трасса. Ее можно пройти вдоль, но практически невозможно поперек, к тому же она каждый день меняется, уходит на довольно большую глубину и сканирует небо по крайней мере до высоты сто пятьдесят метров.

— Я проверю то, что ты сказал. Возможно, ты выиграл. Что-нибудь еще?

— Да, прятать входы под горки и садики — слишком банально. Первая цель для тяжелого вооружения. Я бы поставил под некоторые из горок батареи ракет-перехватчиков. И еще, сканеры при входах прямо-таки приглашают: здесь кое-что занятное. Можно сделать несколько ловушек — выглядит как вход, но никуда, кроме ямы с кислотой, не ведет.

— Кое-что из того, что ты сейчас сказал, уже является стандартом, но кое-что довольно интересно. Ты ведь никогда не подлетал к охраняемой зоне на боевом катере? — утешил меня синьор Мигель.

— Нет, только на боевой вороне.

Синьор Мигель улыбнулся одними губами.

Я явно перестарался. Здесь испытывают меня, а не системы безопасности, мог бы и раньше догадаться! А теперь я себя выдал: за последние десять минут наговорил больше, чем за пару месяцев. Желание поиграть в солдатики сыграло со мной злую шутку. А может, и нет? Что, если это была перекрестная проверка? Сначала я залезаю на секретный сайт да еще и редактирую его лог. У синьора Арциньяно звенит звоночек, и мою лояльность решают срочно проверить. Поскольку мои способности — одна из наиболее охраняемых тайн корпорации, отдать это на проверку какой-нибудь мелкой сошке нельзя. И я получаю, прямо скажем, странное задание: попробовать войти в Контакт с человеком. Зачем? Сама возможность выполнить эту работу сорвана на начальной стадии и не по моей вине. Кстати, провинившегося охранника так и не сменили — значит, ему ничего не грозит. Разве что попеняют немного за грубую работу. От одного задания я отказался, и если бы не проявил должного энтузиазма в отношении другого, это выглядело бы очень плохо. Кстати, быстро сработано. Проф вызвал меня к себе минут через двадцать после того, как я отредактировал логи.

Или еще возможный вариант: синьор Мигель действительно хотел, чтобы я вошел в Контакт с человеком, а ББ эта идея не понравилась, но он не стал спорить с сыном, а просто аккуратно похоронил эту затею. В любом случае, меня проверили. И проверку я, похоже, прошел. Во всяком случае, взрослые стали беседовать между собой, а меня оставили в покое.

И на судьбу этих бандитского вида парней я никак не мог повлиять. Если синьор Мигель не захочет как-то использовать их в этой войне, то им не позавидуешь: селенитовые шахты несколько лет, а потом фермерское хозяйство в каком-нибудь захолустье на краю джунглей — под контролем семьи Кальтаниссетта, разумеется. С моей весьма выносливой совести свалилась пара увесистых булыжников.

* * *
— Ну ты даешь! — сказал проф, как только мы устроились в вагончике домашнего метрополитена. — Пустил в ход все свое прославленное обаяние. Раньше оно у тебя только после Контакта работало.

— Где же оно прославлено? — проворчал я.

Мне было о чем подумать. Выходит, проф знает о моей способности к внушению. Летучие коты! Ну конечно! Вчера я ненароком внушил ББ, что мне следует платить зарплату. Это было нетрудно, потому что Босс и сам убежден, что ценные кадры надлежит материально поощрять. Просто обо мне до сих пор никто не думал как о «кадре»: мальчик и мальчик, подопечный слегка странного профессора Галларате. А вот проф сразу это понял. И его ругань не что иное, как способ защиты от внушения. Проф — гений, а я — идиот, вроде тех, что ведут безнадежные бои со школьной программой.

Интересно, а вдруг проф и впрямь разрешил бы мне свободно гулять по интернету, если бы я его об этом попросил? Мне возбранялось туда лазать еще с тех времен, когда я, как казалось профессору, безнадежно отстал от своих сверстников в области образования. Тогда подобный запрет имел смысл — но почему проф сам его не отменил? Не догадался? Так же, как ББ только вчера внес меня в платежную ведомость. Я поерзал на сиденье — больно. Может быть, я перехитрил сам себя? Нить жизни вырвалась измоих рук и оказалась… Где? Целый год я был уверен, что веду войну со всем миром и сам определяю свою судьбу. Будущее казалось туманным, но зависело от меня, а теперь… Все равно, не хочу ни о чем его просить!

— О чем ты так задумался? Мы приехали, — окликнул меня проф.

Как хорошо, что на такие вопросы не надо отвечать. Мучиться сомнениями некогда: у меня куча дел, а времени до тренировки осталось мало.

Робот почти ничего не успел скачать — днем сети забиты. Ладно, это нормально.

Завтра «проверка знаний». А что если признаться, что всю школьную программу я уже прошел? Небезопасно: отредактированные мною логи показывают, что я начал изучать программу девятого класса, а проф больше всего сердится, когда я его обманываю. Не-е, признаваться не стоит, мне и так попадет через пару дней за этот чертов сайт (праздное любопытство сгубило кошку). Трудно поймать человека на том, что он слишком много знает, если он этого не хочет. Так, будем считать, что восьмой класс я закончил. С отличием.

Пришло какое-то сообщение. О, пополнение счета. Пятьсот сестерциев. И примечание: «Ты выиграл». Значит, триста — за полет с Клариной. Неплохо! Наши охранники примерно столько за день и зарабатывают. Надо будет каждый день играть на бирже. При минимальной осторожности я не разорюсь.

Все, хватит ерундой заниматься. Итак, чему равен предел последовательности «корень n-й степени из n»? Ну это просто — единице. И доказывается легко. А предел «[FIXME]»? Хм, что-то между двойкой и тройкой. В себе последовательность сходится, значит, предел есть. Но какой? А что такое « e»?

Вопрос остался невыясненным, потому что пора на тренировку. Ладно, выясним потом.

Сегодня парочка сломанных мини-роботов валялась рядом с шахматной доской. Перед игрой я сделал вид, что не заметил, а потом стащил обоих.

Ночью я разобрал их на части, но как они бегают, не понял. Хм, есть специальные сканеры для микрочипов — продаются они свободно или нет?

Глава 5

Утром меня разбудил голос из динамика:

— Энрик, пора вставать.

— Р-рр, — отозвался я.

О, как не хочется! Вчерашний день был слишком насыщенным даже для меня. Правда, я его тут же по большей части и проанализировал. Ночью снились кошмары: та самая четверка парней гоняла меня по каким-то подвалам. Это напомнило мне несколько случаев из моего беспризорного детства: как-то меня зверски избили за отказ попрошайничать, потом — за то, что покинул «свою шайку». Меня еще несколько раз пытались поймать, пока я не приспособил для охраны своей особы стаю бродячих собак. Пару раз сильно покусанные, мстители оставили меня в покое.

— И зарядку не забудь сделать. — Проф не дал мне возможности понежиться в кровати.

Подъем. До завтрака всего двадцать минут. Как там Мыш? Оказалось, что нормально — выздоравливает.

Проф такой свеженький — аж противно.

— Между прочим, — заметил я, наливая себе кофе, — на свете существуют выходные, отпуска, а у таких, как я, бывают даже каникулы.

Может быть, синьор Галларате просто не догадывается, что не все разделяют его стремление работать день и ночь. Если он согласится съездить отдохнуть, например, на Липари — значит, я и впрямь перехитрил сам себя.

— Каникулы, говоришь? После экзаменов. За какой класс ты готов их сдать?

— За восьмой, — твердо ответил я, глядя на профессора честными-пречестными глазами.

— Не преувеличиваешь? Три года назад ты умел только читать маркировку на компьютерных запчастях.

— Вы это скоро проверите.

— Это будет официальный экзамен — пора тебе обзавестись документом об образовании. Сегодня до обеда ты свободен. А вечером будешь проходить тесты за восьмой класс.

Полдня полной свободы. Здорово! Я уже даже понял, чем буду заниматься: пару недель назад у нашего бассейна установили прыжковую вышку. С тех пор я каждый вечер с завистью наблюдал, как охранники и сам проф с нее прыгают, — я даже плавать перестал, чтобы не травить душу.

Я тайком нашел в сети курс подготовки и много раз проделал все упражнения из него. С утра бассейн пуст, но и я по утрам обычно бываю занят.

Начнем с трех метров. Ну это невысоко. Плюх! Целый фонтан брызг — так не годится, в воду надо входить аккуратно, без всплеска. Еще раз, и еще… Кажется, получается. А теперь с семи. Далеко внизу солнечные лучи играют на поверхности воды. Это уже серьезно. Глаза начинают слезиться от бликов. Расстояние кажется непреодолимым. Нет, я не боюсь. Прыжок… Как быстро приближается поверхность воды. Теперь надо выпрямиться и вытянуть руки перед собой… Оп, идеально. Не слишком ли резво я приближаюсь ко дну? Я попробовал извернуться, и меня чуть не сломало пополам. Не паникуй: здесь даже с десяти метров ныряют и ни одного утопленника. Я буду первым. Время поджимает. Еще раза три — и все. Удовольствия — море, точнее бассейн. Я пожалел о недоступном Липари. Этот морской курорт принадлежит семье Кальтаниссетта, и проф мог бы на него ездить — со мной, естественно.

После обеда профессор позвал меня к себе в кабинет. Через пару минут туда же вошел очень испуганный человечек с двумя ноутбуками в руках. Наверное, это клерк из муниципалитета, который будет меня экзаменовать.

— Здравствуйте, синьор Муссомели, — сказал проф, — знакомьтесь, это мой сын Энрик.

Я вежливо наклонил голову. Сыном меня назвали впервые, и я был несколько потрясен.

— Сколько вам лет, синьор Энрик? — спросил Муссомели.

— Двенадцать, — ответил я. Еще одно потрясение: надо же — «синьор». Чего это он так дрожит и заискивает? Семья Кальтаниссетта уже контролирует муниципалитет, и клерк боится не угодить новым хозяевам?

— Вы уверены, что знаете программу восьмого класса?

— Об этом судить вам. — Фраза получилась весьма светская.

Муссомели положил на стол оба своих ноутбука, соединил их и включил.

— В вашем распоряжении четыре часа. Пользоваться чем-либо не разрешается. Садитесь, время пошло, — сказал он и устроился со своим ноутбуком напротив меня.

Для разгона я начал с математики: лучший способ отрешиться от всего, что ее не касается. Задачи оказались даже проще, чем я думал. Через двадцать минут я уже взялся за физику. Потом химия, биология, география Этны в смешных пределах проспектов для инопланетных туристов, астрономия и курс «Соседи Этны». Под конец я поболтал на английском с приятным компьютерным голосом. На все — меньше трех часов. Все это время проф простоял за спиной Муссомели. Переживает за меня или следит, чтобы клерк со страху не подсуживал? Не требуется.

— Готово, — сказал я наконец.

Синьор Муссомели запустил проверку результатов на своем ноутбуке. Через пять минут из встроенного принтера показался край сертификата об окончании восьмого класса. Клерк просиял, показал его все еще стоящему у него за спиной профессору, потом встал и прокашлялся:

— Поздравляю вас, синьор Энрик, это лучший результат, который я могу припомнить.

Кто бы сомневался!

Он пожал мне руку и вручил документ.

— Спасибо, — сказал я, проверяя, все ли результаты стопроцентные. Да, всеотлично, поставленная вчера самому себе оценка не разошлась с реальностью.

Повисло неловкое молчание. Проф подошел ко мне и тоже пожал руку:

— Молодец! Кстати, ты еще успеешь на тренировку, а я провожу синьора Муссомели.

Я попрощался и отправился в гости к Мышу.

Раненый выздоравливал. Я погладил его мягкую шерстку, посоветовал не толстеть и пожелал не разлениться, по возможности передав свои ощущения от Контакта с Клариной. Храбрый Парень обещал. Потом он вежливо обнюхал мой новенький сертификат. Что такое образование, Мыш не понял, но раз для меня это так важно, он готов порадоваться за компанию — мы же партнеры.

На тренировку я все-таки пошел. Не такой уж я лентяй!

Глава 6

Утром меня ждал приятный сюрприз: на столике у кровати лежали новенькие часы — такие, как я хотел. И записка: «Раз уж ты отказываешься носить коммуникатор… Маячка в них нет. Гарантирую». Марка «Бизнесмен на отдыхе», маячка нет, чтобы никто не доставал с делами. А я могу носить их в парке, и меня не найдут! Жутко дорогая вещь. Я полюбовался двойной разметкой на циферблате: сутки длятся двадцать пять с половиной стандартных часов или (кому как удобнее) двадцать четыре местных часа. И никакого табло. Золотые стрелки. Я настроил ход минутной стрелки на местную разметку и надел часы. Плохо только, что приятные сюрпризы обычно предваряют крупные неприятности. На этот раз и даже знал, какие. Проф меня не помилует, разве что я его об этом попрошу. Да ни за что!

Вчера я ничего нового и интересного не узнал, зато сдал экзамен. Несложно, но все равно приятно. Похоже, что события последних трех дней означают какой-то поворот в моей судьбе. С точки зрения профа, я перестал быть лабораторной крысой. О моем будущем начали заботиться. Почему? Зачем?

«Эй, Парень, ты не знаешь, какая муха укусила наше с тобой начальство?»

Мыш не знал даже, что такое муха.

За завтраком проф равнодушно выслушал мои изъявления благодарности. Не умею я говорить спасибо — ну да я не один такой.

— Ты должен поскорее закончить с Клариной и парком. А каникулы тебе будут через неделю. Можно поехать на Липари.

— Здорово. А с парком я сегодня закончу, если, конечно, Кларина не умрет от ожирения.

Так я дурак или мои способности к внушению еще больше, чем я (равно как и проф) думал? И ведь не проверить!

Кларина была очень недовольна: гоняют бедняжку. Я на бреющем полете прочесал парк. Ворона объявила забастовку, и каждый взмах крыльями давался с трудом. Шмякнуть бы ее обо что-нибудь твердое, так ведь сам же и пострадаю: когда мне приходится управлять движением партнера, вся боль тоже моя. Мучился с лентяйкой часа три, но прочесывание таки закончил. Домой шел пешком.

Когда мы с Клариной наконец-то добрались до лаборатории, я был так счастлив избавиться от нее и от бессмысленной работы, что забыл двигаться помедленнее. В результате этажерка с медпрепаратами превратилась в груду осколков, из-под которых растеклась во все стороны на редкость вонючая разноцветная лужа.

— Браво!

— Я не нарочно, — сердито огрызнулся я.

— Угу, ладно, иди уж.

Надо хотя бы сегодня сделать что-нибудь полезное. Я решил несколько интересных задач, прочитал новости с открытых сайтов. Потом купил на бирже несколько явно растущих акций. Затевать что-нибудь хитрое перед отъездом на каникулы не хотелось: из Липари я, может быть, не смогу контролировать ситуацию.

Мой робот уже скачал примерно треть «истории». Можно распаковывать и читать.

Род людской возник на Земле, а Галактика была пуста и уныла. Каменный век угнетал отсутствием информации, но глава «Древнейшие цивилизации» с лихвой это искупила. Объединение Египта, пирамиды, храмы давно забытых богов; организация армии и древние войны. Походы Тутмоса III. Битва при Мегиддо. Изумительно красивые фрески и барельефы. Кое-что из этого сохранилось до наших дней, и это можно увидеть (на Земле, конечно)!

Я едва не опоздал на обед и поставил себе таймер, чтобы не пропустить тренировку. Оторваться от этого мира просто невозможно. Почему на Этне не изучают историю? В жизни не видел ничего интереснее.

Неприятности, как всегда, начались после ужина.

— За тобой долг.

— Угу, — вздохнул я и побрел за профессором в его кабинет, как бычок на бойню.

Влетело мне как следует, не то что в прошлый раз: до своей комнаты я скорее полз, чем шел. В постель улегся со считывателем: чем там еще эти древние египтяне занимались?

Глава 7

Разбудить меня утром не удалось. Вот и хорошо, пусть только кто-нибудь попробует меня поднять. Проф пытался, но я отмахнулся от него пяткой так, что он еле успел отскочить. Да сплю я, сплю и ничего не соображаю.

Связался с Мышем. Тот забеспокоился:

«Где это тебя ранили?»

«Неважно, выживу. Как твоя лапа? Я сегодня не буду заходить, ладно?»

«Лапа не болит. Ладно, не заходи».

Парень меня не поймет: лесные мыши — на редкость ласковые и заботливые родители, так написано в учебнике биологии.

Я разозлился. Все, занимаюсь только компьютерной безопасностью, так чтобы меня больше ни один летучий кот не поймал.

Завтрак, обед и ужин мне принесли. В промежутках я только дремал.

На следующий день я все-таки встал. Передвинул длинную боковую тумбу компьютерного стола, разложил на ней одеяло и улегся изучать курс «Основы защиты корпоративных сетей и закрытых сайтов от несанкционированного доступа».

Заглянувший ко мне проф, посмотрев на экран, провозгласил:

— Ты неисправим!

— А вы как думали? — хмыкнул я. — Не стоило и пытаться.

— Будем надеяться, что до Липари ты больше ничего не взломаешь, а там у тебя найдутся дела поинтереснее.

Вечером я сделал себе поблажку: бросил читать «Основы защиты…», а вместо них вернулся к «Истории Земли…». Этот самый Рамзес вроде меня — выиграл битву, чтобы проиграть войну. [5]

Наутро меня посетила гениальная мысль: почему бы мне не воспользоваться чужим опытом, который не описан в книгах? И я целый день изготавливал «Ловушку для хакеров». На нейтральном сервере я создал платный сайт с завлекательным названием, на него положил портрет Альберта Эйнштейна (это тот самый, что создал теорию относительности еще в двадцатом веке) с высунутым языком. Поставил туда всевозможные стандартные защиты, какие только смог найти. И запустил программу, которая будет их менять. Кроме стандартных логов защиты, я из стандартных же модулей склепал свой, его цель — не быть найденным и зафиксировать, как будут взламывать мой сайт. Десять сестерциев за доступ не бог весть какие деньги — но какой дурак будет платить за то, что может получить даром? Теперь надо только подождать результатов. Удовлетворенный, я вернулся к Древнему Египту.

Как бы мне все-таки проникнуть в мою лабораторию? Точно в древности, соорудить таран и пробить дверь? Хм, громко. На такой грохот все сбегутся. Как еще брали крепости? Засылали туда нескольких своих солдат, чтобы они открыли ворота изнутри. Окно тоже неплохо заделано — там подвальная решетка, но Парень проберется.

Мыш и в самом деле пролез. Его глазами я внимательно осмотрел дверь изнутри: нет, так ничего не получится. Крепко заварили. Странно, кстати. Не так уж часто я крушил здешние замки. Проф не должен был догадаться, что я умею их вскрывать.

Что же делать? Соорудить в парке укрытие и перетащить туда все? Хм, Мышу понадобится несколько лет на такую работу. А укрытие обязательно обнаружит садовник: слишком уж он обожает свой парк.

Так я ничего и не придумал, поэтому за оставшиеся до отъезда дни ничего интересного не произошло. Если не считать письма от синьора Арциньяно: «Энрик, спасибо! Весь мой отдел смеется уже второй день. Десять сестерциев прилагаю».

Вечером накануне отъезда проф задал мне прозаический вопрос:

— А вещи у тебя собраны?

— Сейчас соберу. — Никогда в жизни я никуда не ездил и не догадался.

Кинул в сумку шорты, футболки, плавки, ласты и маску — акваланг предоставят на месте. Карманный считыватель и компакт-диски с греческой и римской историей, продвинутыми курсами компьютерной безопасности и «Основами математического анализа». Кажется, все. Если мне понадобится гидрокостюм — смогу ли я его купить? Проверяю почту и счет. Ха, моя ловушка оказалась прибыльным предприятием. Электронные чеки больше чем на четыреста сестерциев и два десятка писем с угрозами. Угрожайте, угрожайте — вычислить меня по почтовому ящику невозможно. А на гидрокостюм набралось.

Перед отъездом я зашел попрощаться с Мышем. Мы с ним решили попытаться контачить издалека. А скучать Парень не будет: распускает свой колючий хвост перед невестой и намеревается обзавестись целым выводком мышат.

* * *
К Липари мы летели на боевом катере. Легкий глайдер могут позволить себе только зажиточные фермеры; никто не будет тратить на них ракету.

Море нельзя описать и бесполезно рассматривать — надо, чтобы оно обняло тебя со всех сторон. Жаль, что нельзя купаться ночью: охрана включает все прожектора и сканеры и очень нервно реагирует на поздних пловцов.

Утром проф заметил, что я могу познакомиться со своими сверстниками, которых тут немало, и что на курорте по вечерам проводят тренировки по кемпо специально для детей и подростков. Это интересно, спарринговать с охранниками мне надоело: все они гораздо тяжелее, сильнее и опытнее меня. Правда, мои ровесники тоже будут опытнее меня: в клане Кальтаниссетта принято всех мальчиков учить кемпо лет с шести, а я начал в девять. Ладно, прорвемся.

Устоять перед искушением научиться виндсерфингу невозможно. Я и не пытался. Промучившись, сколько полагается новичку, я наконец совладал с парусом и до обеда успел трижды обойти всю бухту.

После обеда проф решительно пресек мои поползновения продолжить катания:

— У тебя уже руки дрожат, ты ухнешь в воду где-нибудь далеко от берега, и тебя придется спасать.

Я признал эти доводы убедительными и отправился прыгать с вышки — не той, что в бассейне, а той, что в море. Там я познакомился с несколькими ребятами и вместе с ними пошел на тренировку. Чемпионом я бы не стал, но выглядел неплохо: я гораздо быстрее думаю и двигаюсь (спасибо Контакту).

Вечером я узнал, что на глубине еще не осела муть от последнего шторма, поэтому плавание с аквалангом лучше отложить. Не страшно, виндсерфинг мне пока не надоел.

Связаться с Мышем получилось, хотя это оказалось очень тяжело для нас обоих.

Глава 8

Утром я первым прибежал на пляж, чтобы захватить особо приглянувшийся мне парус. Когда остальные виндсерферы только начали разбирать свои доски, я уже маячил у выхода из бухты. Жаль, что остров слишком большой: за один день его вокруг не обойдешь.

Внезапно что-то ударило в дно моей доски, и я полетел в воду.

Очнулся я на мягкой, но очень узкой постели, в незнакомой комнате со скошенным потолком и без окон. Где-то неподалеку приглушенно гудел какой-то двигатель. Первым делом я попробовал связаться с Мышем. Тишина: вокруг очень уж много металла. Множественное эхо моего сигнала обрушилось на мою голову, как кучка камешков.

Космический корабль? Большой воздушный катер? Первое я отверг: там двигатели совершенно бесшумные, и помещения бывают побольше. Логичнее предположить, что это подводная лодка. Но это значит, что меня похитили. Спокойно! Последние полтора года я мог умереть каждый день и знал об этом, пора бы привыкнуть.

Зачем и кому понадобилось меня красть? Ответим на первый вопрос: или ради получения выкупа, или потому, что кто-то узнал тайну Контакта. Во втором случае мои дела плохи. Меня будут допрашивать, не очень стесняясь в средствах. Есть специальные препараты. Правда, я могу попробовать загодя связаться с Мышем и передать ему управление мной. Это если допрашивать будут не в лодке. Тогда черта с два вы меня расколете!

Если же меня украли ради получения выкупа, то мне ничто не угрожает. Техника обмена отработана столетиями. Противно, конечно, выступать в роли свертка, но это можно пережить. Хотя непонятно, почему украли именно меня. Я не «наследный принц» корпорации Кальтаниссетта. Весь мир знает, что это синьор Мигель. Хотя если меня считают сыном профессора, то я тоже представляю кое-какую ценность. Отсутствие фамильного сходства в глаза не бросается, в отличие от наличия. Или еще смешнее: похитили первого же мальчишку, который вышел на виндсерфе к выходу из бухты. Дети бедняков на Липари не отдыхают. Это, кстати, наиболее вероятное объяснение.

Кто меня похитил, пока узнать не удастся, но это не важно.

Последний вопрос: как себя вести? Высокопоставленный щенок из семьи Кальтаниссетта, одной из шести самых могущественных. Боится, конечно, но марку держит. Сноб, презирающий всех, кто ниже его. Изобразить это будет несложно. Я именно такой и есть. Ну почти.

Прошел еще час, прежде чем открылась дверь, и в комнату (каюту?) вошел настоящий шкаф. Плечи у него — метр. И рост больше двух. Голова как-то не смотрелась на этом сооружении. Я не стал изображать обморок и поднялся ему навстречу.

— Очнулся? Ну пошли.

Он пропустил меня перед собой и скомандовал:

— Налево.

Я послушно делал, что мне велели. Вскоре мы пришли туда, куда требовалось. Каюта (все-таки это подводная лодка, и она только что всплыла, потому что пол начал качаться) была большой и роскошно обставленной: на кого это вы хотите произвести впечатление?

В креслах сидели двое решительного вида мужчин в стандартных морских рабочих комбинезонах, но без нашивок и каких-либо других знаков. Пару минут меня молча разглядывали. Все-таки почти голый человек не слишком хорошо чувствует себя в таких обстоятельствах, но я сжал зубы и не опустил взгляд: вас здесь никто не боится.

— Как тебя зовут?

Слава тебе, мадонна, меня похитили ради выкупа.

— Энрик Галларате, — не стал скрывать я.

— Профессорский сыночек?

Я промолчал. У этого типа явно нет образования. И он тут один из главных. Что из этого следует? Пока ничего.

— Не бойся, если твой папочка будет делать, что ему говорят, и заплатит за тебя денежки — с тобой все будет в порядке.

— Я не боюсь, — заявил я презрительно.

— Ну и дурак! Тебе стоит бояться и вести себя хорошо.

С логикой у этого парня все в порядке!

В это время второй, не сказавший до сих пор ни слова, встал, кивнул моему конвоиру и первым вышел из каюты.

— Иди за ним, — скомандовал шкаф и двинулся следом за мной.

Интересно, он слов длиннее трех слогов не знает или не может произнести?

Таким порядком мы поднялись на палубу. Горизонт был чист, только рядом на волнах качался боевой комбинированный катер. Молчаливый перебрался туда и подал мне руку. Вот еще, сам залезу! Шкаф убрался обратно в лодку. Оба люка закрыли. Лодка погрузилась под воду, а катер взлетел. Грамотно. Меня, конечно, будут искать, но через пару часов район поиска разрастется до размеров планеты.

Молчаливый кивком велел мне сесть в кресло, подальше от иллюминатора, закрыл шторки и сел напротив. Он не сводил с меня глаз — похоже, тоже хочет напугать. Ха, в гляделки меня еще никто не переигрывал. Даже синьор Мигель. А ты против него — мелочь пузатая.

* * *
Летели мы довольно долго, и за все это время мне не предложили ни есть, ни пить. А сам я не попрошу, конечно. В плавках холодновато, того и гляди начну дрожать, а этого нельзя делать ни в коем случае. Охранник задремал в кресле напротив. По моим часам, дело шло к утру следующего дня. Правда, неизвестно, на каком часовом поясе мы окажемся. Какое там будет время, погода, природа…

Наконец катер пошел на посадку. Молчаливый проснулся как по команде.

Люк открылся в яркий солнечный полдень. Конвоир спрыгнул на землю, и его тень была почти незаметна. Он-то спрыгнул — а я-то босиком. А на этом асфальте можно котлеты жарить. Молчаливый прошел под навес, обернулся и вопросительно посмотрел на меня. Всего четыре метра — шесть шагов. Я их сделаю и не заплачу, не дождетесь! Оказалось, не так уж и страшно, хотя, конечно, больно. Зато согрелся.

Охранник взял меня за плечо и повел куда-то вниз по лестнице, потом по коридору. Наконец мы вошли в небольшую комнату. Конвоир отпустил мое плечо, повернулся и оставил меня одного. Дверь за ним захлопнулась.

Изучить мою камеру было несложно: больно маленькая. За дверью — душ и туалет. На полочке — мыло, новая щетка и зубная паста. В самой комнате — невысокая тахта, стол, кресло и шкаф для одежды. Так, наверное, выглядят номера в дешевых гостиницах. За одним исключением — нет окон. В шкафу оказалась кое-какая одежда, новая, даже с ярлычками, и размер почти подходящий. Я поскорее оделся.

Похоже, киднепперы они профессиональные. Все предусмотрено, выверено, ничего не забыто. Может быть, Молчаливый и не хотел меня мучить, просто снабжение пленников тапочками не входит в его обязанности.

Я повалился на тахту. Что будет делать охрана Липари, когда узнает, что я пропал? Сначала меня (точнее, мое тело) будут искать в море. Пропасть, если оно там было, оно не может: это на Земле есть акулы, а на Этне можно спокойно купаться где угодно. Дальше, на доске снизу должен остаться след от удара, микрочастицы того, чем ударили, — вряд ли это обломок скалы. Значит, они где-то за сутки должны догадаться, что меня именно похитили. Кроме того, эти типы должны потребовать выкуп. Кстати, Кальтаниссетта предпочитают не платить выкупы, а силой освобождать заложников (дешевле обходится и хорошая тренировка для спецназа). Это общеизвестно, так что ребятки сильно рискуют и знают об этом. Значит, они будут нервные.

Тут мои рассуждения прервали. Открылась дверь — мне наконец-то принесли обед. Не слишком изысканно, но съедобно. Предполагая, что за мной наблюдают, я ел нарочито правильно — весь такой из себя аристократ! Потом повалился обратно на тахту.

Следующий вопрос: что я сам могу предпринять для собственного спасения? Во-первых, проф уже сейчас должен вернуться в Нью-Палермо, а если еще не вернулся, то вернется через несколько часов. Меня обязательно будут искать — это в традициях семьи. Поиском будет руководить кто-нибудь из подчиненных синьора Мигеля, а проф будет там же.

Для начала попробуем связаться с Мышем. Есть связь, слабая. Далеко и тяжело — в здешний бетон не пожалели арматуры. Оказалось, что проф вернулся, — Парень его видел. Я велел Мышу устроить такой тарарам, чтобы проф обязательно прибежал разбираться. Моему партнеру это так легко удалось, что я чуть не лопнул, сдерживая хохот.

«Теперь отдай мне управление, Парень!»

«Бери».

На глазах у профа — и кто там еще с ним, неважно, — Мыш лапой царапал по столу «Энрик». Догадливый проф разломал капсулу от принтера, вылил чернила в блюдце и подложил зверьку лист бумаги. Мыш окунул лапу (прости, партнер, я знаю, какой ты чистюля) в чернила и написал: «Я жив Энрик».

— Надо выставить здесь пост…

Поддерживать связь дальше не хватило сил, но теперь я всегда могу связаться с командой спасателей. У меня есть еще одна идея, только надо выбраться на поверхность.

А пока можно поспать.

* * *
Разбудили меня часа через три. Молчаливый открыл дверь и встал на пороге. Увидев, что я проснулся, он мотнул головой в сторону выхода.

— Вы немой, синьор? — спросил я вежливо (никогда не имел дела с немыми).

— Нет, — ответил конвоир. — Вставай, тебя хочет видеть шеф.

Я быстро привел себя в порядок. Я тоже хотел видеть шефа. Мне дозарезу требовалось выйти на поверхность и провести там целый день. Решить этот вопрос может кто-нибудь главный. Если я смогу его «убедить».

Еще один поход по полутемному коридору.

Шеф разглядывал меня еще дольше, чем Молчаливый с Нелогичным. Но на этот раз я был одет.

— Ну тебе все понятно?

Понятно что? Кажется, он мне ничего не объяснял.

— Нет, — отозвался я. — Что мне должно быть понятно?

— Будь паинькой, если хочешь выбраться отсюда живым и с целой шкуркой.

— Обязательно, — заверил я его, — только вы мне каникулы испортили. Можно мне хотя бы гулять по окрестностям?

Говоря это, я напрягся и стал внушать: «Я такой крутой, щенка этого не боюсь, это он меня боится, хоть и хорохорится, и бежать ему некуда, да он и не рискнет».

Лоб шефа выдавал напряженную работу мысли. Не иначе, я перестарался, и шеф сейчас мучительно соображал, чего это он такой добрый?

— Ладно, гуляй. Только… Берти, будешь приглядывать за щенком, заодно и загоришь, вон какой бледненький.

Шеф похохотал над собственной шуткой. Его подчиненные заулыбались. Который из них Берти? Уж точно не Молчаливый — этот загорел до черноты. Наверное, это высокий блондин, с действительно белой кожей и простоватым выражением лица. Кажется, на шефа он не обиделся, это хорошо: отыграется-то в случае чего на мне.

— Ну что, — спросил Берти, — пошли гулять?

— Пошли, — кивнул я.

Когда мы покинули бункер, я огляделся по сторонам: катера на посадочной площадке уже не оказалось. Бункер наверняка замаскирован так, чтобы его не нашли с воздуха — нормальные меры предосторожности. Слева спуск, и с той стороны раздаются характерные звуки: волны разбиваются о скалы. Прямо напротив входа в бункер вид заслоняет гора, заросшая тропической растительностью, справа тянутся ее отроги.

— А пляж здесь есть?

— Есть, пошли вниз, только подниматься потом по жаре паршиво будет, — поморщился Берти.

— А мы поднимемся после заката, — предложил я, — или слишком темно?

— Поднимемся на закате!

Мы наперегонки спустились вниз. На пляже я прикинул: сюда мы прилетели около полудня по местному времени, на моих часах тогда было почти шесть утра. Сейчас на моих — 10:03, значит, Феб сядет часа через два, потому что мы явно недалеко от экватора. И сядет он примерно вон в той стороне, от бункера будет видно. Отлично.

Следующий час Берти плескался вокруг меня и трогательно заботился о том, чтобы я не утонул. Мои заверения, что я прекрасно плаваю, не производили на него впечатления. А может, ему самому нравится купаться? Когда еще появится такая возможность, с его-то работой?

Наконец, по настоянию Берти, мы выбрались на берег и спрятались в тени невысокой пальмы. Я размышлял, а мой новоиспеченный (в том числе буквально) гувернер не спускал с меня глаз, как будто боялся, что я исчезну прямо отсюда.

Если мой план сработает, всех здесь сожгут из бластеров не позднее послезавтра. Но этого дурня мне жалко, надо попробовать его спасти.

Люди — странные существа. Вот, например, этот самый шеф — вроде умный человек, имеет хорошо организованный бизнес, но прямолинеен, как принцип исключенного третьего. [6]Я на его месте вытряс бы из меня кучу полезной информации. Но шеф считает, что «береговая охрана Липари имеет столько-то комбинированных боевых катеров, ТТХ [7]прилагаются» — это информация, а «синьор Мигель очень умен, очень опасен и не умеет улыбаться» — нет. По-моему, все наоборот.

Феб подходил уже к краю моря, когда мы поднялись наверх. Я предложил полюбоваться закатом. Берти простодушно согласился. Что у тебя было по астрономии, парень?

Нижний край светила коснулся горизонта в 12:17 по моим часам. Верхний — в 12:21. Все, остальное можно сделать только завтра.

Берти отвел меня в мою комнату, посоветовал не скучать и сказал, что ужин будет через пару часов.

Поскучать, однако, пришлось: читать нечего, а до утра я ничего не могу сделать. Связываться еще раз с Мышем из бункера не хотелось — слишком тяжело. Тринадцать часов бездействия. Впрочем, большую часть этого времени я проспал.

Глава 9

Утром я опять потащил Берти на пляж, у меня там было серьезное дело. После долгого купания я предложил своему надзирателю посидеть в тенечке. Если он сгорит, то наверняка откажется вечером подниматься на гору, а уговорить его на это и так будет непросто.

Я же занялся делом: сорвал почти полутораметровую камышину, вырыл в песке яму и установил там камышину по возможности вертикально. Идею сделать гномон я отверг: для этого надо заранее точно знать направление на юг.

Потом, когда время, по моим прикидкам, подошло к полудню, взял горстку камешков и начал отмечать конец тени моего шеста через каждую минуту. Полчаса терпения — и я смог поставить свои часы по местному солнечному времени. Заодно я заметил, что местное время отличается от поясного в Липари на 6 часов 9 минут. [8]Потом я взял соломинку и обломил ее так, чтобы ее длина была равна длине полуденной тени шеста. Вдоль самого шеста соломинка уложилась семь с половиной раз.

— Послушай, Берти, давай после обеда заберемся на гору.

— Не-е, жарко.

— Ну надоело же купаться, сколько можно? Сколько в ней росту?

— Метров пятьсот, я точно не знаю.

— Всего-то. Зато потом спускаться, а не подниматься, как с пляжа. Смотри, какие там джунгли! И ручеек вон там, видишь, сверкает, так что будет куда окунуться.

«Убедить» Берти было сложнее, чем шефа, я весь запарился с ним. Но мне надо осмотреться. Если моя догадка неверна и мы не на маленьком острове, или же это маленький остров, но в архипелаге, мой план можно спускать в дренаж.

В конце концов Берти неохотно согласился, заметив:

— Твой отец, наверное, счастлив от тебя избавиться и платить не захочет.

Я только пожал плечами. Платить проф действительно не захочет — он захочет прилететь сюда на боевом катере и разнести тут все вдребезги и пополам. Но Берти об этом знать не стоит.

После обеда мы потащились на гору. Жарища жуткая, не надо было бы — ни за что бы не полез. А изображать энтузиазм исследователя, хрипя и обливаясь потом, — то еще занятие. Самолюбие Берти меня не подвело: он просто не мог сдаться раньше меня и только поэтому не предложил спуститься с полдороги.

Наконец мы оказались на вершине. Берти сразу повалился под пальму, а я стал разглядывать горизонт. На Этне, на высоте пятьсот метров, линия горизонта находится в восьмидесяти километрах [9]— за обедом я это подсчитал. За все наши мучения на подъеме мне улыбнулась удача — да как? В тридцать два зуба. Во-первых, мы действительно на маленьком острове — в сущности, это вершина подводной горы. Во-вторых, горизонт чист, а примерно в сорока километрах к северо-востоку — еще один остров. Но какой! Вулкан ни с чем не перепутаешь! На Этне немало вулканов, но ни один из четырех больших тектонических разломов даже близко не подходит к экватору. Так что вулканы в тропической зоне можно пересчитать по пальцам одной руки. Я воспользовался часами как компасом (стрелки! И только стрелки!) и взял азимут этой замечательной горки.

Потом я опустился на траву рядом с Берти (угомонился!), закрыл глаза и связался с Мышем.

На этот раз никаких проблем не возникло. Храброму Парню сразу же подложили лист бумаги и подставили блюдце с чернилами. Мышиной лапой я написал: «Мал остров вчера закат 12: 19 поясн врем липари tg Феба над гориз полдень 7. 5 разн врем 6: 09 с липари сейч здесь 16: 34 местн солн врем напр СВ азимут 125 остров-вулкан».

— Это координаты, [10]— услышал я и с облегчением прервал связь.


Теперь от меня ничего не зависит. Спасательная операция, скорее всего, будет назначена на следующую ночь, раньше не успеть.

Через полчаса, поплескавшись в родничке, мы отправились в обратный путь. Всю дорогу Берти то грозился испросить разрешения у шефа и спустить с меня шкуру, то ругал себя за глупость и покладистость — но это не могло испортить мне настроения. Даже если завтра он откажется идти гулять, я это переживу — недолго осталось.

* * *
Все еще ворча, Берти запер меня в камере. Вряд ли он приведет свою угрозу в исполнение: поленится, не может же парень рассчитывать, что я не буду сопротивляться — он мне не отец; да и добродушен, как щенок сенбернара. Он небось и от прогулки отказаться не посмеет, иначе ему придется объяснять шефу, что я его загонял. А Берти здесь, похоже, новичок и не может позволить себе, чтобы над ним смеялись. Моя решимость спасти жизнь этому лопуху укрепилась. Но как? Один за другим я отверг двенадцать вариантов.

Утром хмурый Берти решительно заявил, что пойдем мы только на пляж. Я согласился — не сидеть же весь день в камере. К обеду он оттаял, и мы прекрасно провели время.

К вечеру я уже вздрагивал от каждого шороха — хорошо, что этого никто не видел (меня опять заперли сразу после заката). Спать я не собирался ни в коем случае.

Прислушиваясь к редким ночным звукам, я просидел до полуночи. В десять минут первого я услышал негромкий хлопок: выстрел из бластера. Началось, и тихо не получилось. Я выключил свет, встал сбоку от двери — толку от этого не много, потому что открывается она наружу, но уж сколько есть. По крайней мере, не попаду под неприцельный выстрел.

Через пять минут дверь распахнулась, и в комнату кто-то заскочил. Дверь автоматически захлопнулась. Зажегся свет. Напротив меня с бластером в руках стоял Берти. Я потерял то единственное мгновение, когда мог напасть на него сзади, и теперь буду за это расплачиваться, потому что он явно собирается стрелять.

— Если выстрелишь — ты покойник.

— Я и так покойник, — с горечью ответил он.

— Не обязательно, я попробую тебя спасти.

— Слабовато.

— Все, что есть. Тень шанса лучше, чем ничего. — О мадонна, как трудно ему внушать, а казалось бы…

— Ладно.

Я перевел дыхание.

— А теперь выключи свет, а еще лучше — сломай выключатель.

— Сделано.

— Отдай мне бластер.

— Нет!

— Ты что, идиот? Наши не будут в меня стрелять, а в чужака с бластером — обязательно. Веди себя, как овечка, и отойди от двери.

Берти чертыхнулся, отдал мне бластер и сел на тахту. Не лучшее положение, я не зря это место покинул, но сказать об этом уже не успел.

На сей раз дверь открылась медленно и осторожно.

— Эй, Энрик?

Голос принадлежал «очень солидному молодому человеку» — охранник он, как же! Оперативник из четвертого отдела — личной службы безопасности ББ, не меньше.

— Я здесь.

Дверь так же тихо закрылась. Зажегся свет. Я же велел этому придурку сломать выключатель, а теперь он стоял под прицелом бластера и глупо улыбался. Я решительно встал между Берти и бластером.

— Я гарантировал ему жизнь!

— Ну и что?

Ствол бластера начал подниматься.

— Берти, сядь!

Судя по скрипу тахты, тот подчинился. Теперь я его закрывал.

— Он мог убить меня десять раз, пока вы там ковырялись. Я гарантировал ему жизнь.

— Ты такие вопросы не решаешь, и я не решаю.

— С профессором я поговорю сам.

— Он тоже такие вопросы не решает. Ладно, пристрелить этого парня я всегда успею.

Берти вздохнул с облегчением. Если бы диалог продолжался немного дольше, бедняга умер бы от удушья.

На руке у оперативника ожил коммуникатор:

— Капитан, мы закончили.

— Капитан, — раздался голос профессора.

— Да, — перебил его капитан, — он здесь, жив и упрямится.

Через пару минут в комнату влетел проф. Увидев меня, он облегченно вздохнул, подошел ко мне почти вплотную (вот сейчас он меня обнимет!) и внимательно осмотрел.

— Все в порядке, — заверил я профа.

— А почему ты упрямишься?

Тут проф обратил внимание на Берти. Под взглядом профессора парень поднялся (проф на всех производит такое впечатление: хочется встать и поправить мундир, даже если ты в штатском).

— Это Берти, — сказал я.

— Энрик гарантировал ему жизнь, — сказал капитан.

Некоторое время проф переводил взгляд с решительной моей физиономии на простодушную физиономию Берти.

— Капитан Стромболи, заберите этого парня на катер. Мы сейчас придем.

Когда мы остались одни, проф осуждающе покачал головой:

— Ты понимаешь, что тебя самого теперь будут проверять, а ты еще решил завести младшего братишку?

— У меня не было выбора, и вообще он мне нравится.

— Мы не сможем взять его в Лабораторный парк.

— Даже если он закончит курсы охраны?

— Хм, ладно, я подумаю. Давно ты научился контачить издалека?

— Только сейчас. Мы же раньше не уезжали из лаборатории. Нужда заставила.

— Да, действительно. И от астрономии, оказывается, есть польза.

Я засмеялся:

— И от часов со стрелками, и от длинного шеста, и от лопуха Берти, который незнает астрономию!

Глава 10

Меня трижды допрашивали в Службе безопасности — долго, подробно и об одном и том же. Правда, без пентатола. Проф настоял: испугался, что это повредит моим способностям, сказал, что у меня и так память хорошая. Зато у Берти этот пентатол только что не лился из ушей. В конце концов они от меня отстали. Берти отправили на курсы охраны корпорации Кальтаниссетта (не худший для него вариант), а мы с профессором вернулись на Липари — догуливать прервавшиеся каникулы…

— А береговую охрану перетрясли?

— А как же? Но я надеюсь, что эта история научила тебя осторожности.

— При чем тут осторожность, если охрана ушами хлопает. Чужая подлодка у самого выхода из бухты!

— Тем не менее украли именно тебя!

— Ну и хорошо, за другого пришлось бы платить выкуп. Спрятались эти ребята надежно. Корпорация испортила бы свою репутацию.

Проф хотел что-то ответить, но вдруг резко остановился и уставился куда-то в сторону моря.

Я посмотрел туда же и не увидел ничего интересного: купаются люди, загорают, катаются на виндсерфе…

— Э-э, мнэ-э, Энрик! Иди купайся, но на виндсерф даже не смотри.

— Ну почему?! Больше ж никого не украли! А охрана сейчас небось вообще не спит!

— Я сказал! — рявкнул проф. — Ты меня понял?

— Понял, — вздохнул я и пошел договариваться с инструктором-аквалангистом относительно подводной прогулки.

Можно, конечно, и не послушаться, но тогда завтра у меня на ногах будут красоваться характерные синяки, и о пляже на пару дней придется забыть — неудобно. Хотя покажите мне на Этне мальчишку, которого никогда не лупят! Да ему бы памятник поставили: «Невозможному паиньке». Тем не менее на пляже никто так не ходит. Да я и сам дома в бассейн в таких случаях не лазаю, хотя скрыть, что мне влетело, в парке удается редко. Еще хуже, если проф решит прервать единственные каникулы, которые выпали на мою долю. Он и так страдает вдали от своей лаборатории. А запретить мне плавать с аквалангом проф не догадался.

Через час, выслушав инструктаж по правилам техники безопасности и надев снаряжение, я сделал несколько пробных вдохов и спиной вперед вывалился из моторки.

К обеду я явился голодным, как горыныч, [11]и обнаружил, что проф за столиком не один. Эфемерное создание — лучше не скажешь — сидело намоем месте и розовело от многочисленных комплиментов. Я обошел столик по широкой дуге, чтобы зайти девушке за спину, и вопросительно поднял брови: я ведь могу и в другом месте пообедать, — однако проф взглядом указал на место рядом с собой. Это что-то новенькое, со своими женщинами он меня раньше не знакомил, хотя я знал, что они есть.

Я подошел и поздоровался.

— Знакомьтесь, Инесс, это мой сын Энрик, — представил меня проф.

— Это ведь вас похитили на днях?

— Да.

— Какой ужас!

— Не беспокойтесь, синьорита, мне ничего не грозило.

— Ты, надеюсь, не катался на виндсерфе? — с подозрением спросил профессор.

— Нет, я плавал с аквалангом.

— Это ведь тоже опасно! — воскликнула Инесс.

— Жить вообще опасно, — заметил я. — Виндсерфинг ничуть не опаснее езды на элемобиле.

— А если я запрещу тебе плавать с аквалангом, ты тут же придумаешь что-нибудь еще опаснее? — сощурился проф.

— Обязательно, — широко улыбнулся я.

— Просто ангел! — восхитилась Инесс.

Я поморщился, а проф заметил:

— С ангелами Энрика роднит только отсутствие рогов, копыт и хвоста.

Инесс рассмеялась, а я укоризненно взглянул на профессора: в чем я еще провинился, что вынужден это терпеть?

Потом я односложно отвечал на вопросы, которые взрослые считают нужным задавать детям, чтобы продемонстрировать заинтересованность, на самом деле отсутствующую. И что проф нашел в этой идиотке? Но хвост он распустил знатно — куда там Мышу! Я поторопился закончить обед и сбежал при первой же возможности.

Сиесту я намеревался провести с фруктами в зубах и греческой историей перед глазами.

Пусть похоронят его кудреглавые мужи ахейцы
И на брегу Геллеспонта широкого холм да насыплют.
Некогда, видя его, кто-нибудь и от поздних потомков
Скажет, плывя в корабле многовеслом по черному понту:
— Вот ратоборца могила, умершего в древние веки:
В бранях его знаменитого свергнул божественный Гектор! —
Так нерожденные скажут, и слава моя не погибнет. [12]
Гектор-то будет подостойнее всех своих врагов — и божественного происхождения, и всякого другого.

Ради этой книги стоило придумывать алфавит, [13]«но почитаю еще, и меня самого похоронят».

Посмеиваясь над собственной ленью, я сбежал вниз по лестнице. Чем бы заняться? Пока проф распускает хвост перед Инесс, преждевременная ссылка домой мне не грозит. Вот и думай теперь: я не катаюсь на виндсерфе, потому что боюсь наказания, не хочу отрезать себе путь к пляжу — или потому, что плавать с аквалангом не менее увлекательно? Если бы проф попросилменя не ходить под парусом, я бы выполнил его просьбу, но он не попросит. Я его тоже никогда ни о чем не прошу, наизнанку выворачиваюсь, только бы не произнести это слово. Как все сложно.

В итоге я пошел совершенствоваться в прыжках с вышки и раз двадцать прыгнул с десяти метров. Кстати, по-моему, это гораздо опаснее, чем плавать с аквалангом или ходить на серфе. На серфе даже девчонки ходят.

Вечером, вернувшись в номер после тренировки, я не нашел в нем профессора, зато обнаружил записку: «Ужинай без меня. И после этого из гостиницы ни ногой!».

Записка предоставляла широкие возможности для нарушения духа запрета, без нарушения его буквы: я же могу не ужинать или ужинать попозже, ресторан открыт всё время. Только зачем мне это надо? Пойти на дискотеку? Ребята на кемпо звали, как они выразились, «оттянуться». Громкая музыка, глупые слова, и танцевать я не умею. Гулять по набережной мне не с кем. В итоге я остался в гостинице: Гомер победил всех своих конкурентов.

Глава 11

Наутро, когда я медленно брел вдоль берега, там, где счастливчики прилаживали мачты к своим виндсерфам, меня окликнули:

— Эй, Энрик!

В десяти шагах от меня Ружеро, с которым я здесь познакомился еще до похищения, спускал на воду свою доску. А рядом с ним… Теперь я понял, куда вчера так пялился проф: он увидел Инесс. Наверняка у меня сейчас не менее глупый вид. Девочка походила на терракотовую статуэтку из тех, что так нравились древним грекам. Я подошел поближе.

— Ты, конечно, не будешь кататься, — с издевкой сказал Ружеро, — после твоих приключений?

— Каких приключений? — спросила девочка.

— Это Лариса, — небрежно произнес Ружеро. — Энрика похитили неделю назад прямо с виндсерфа.

Ружеро окликнул меня, чтобы похвастать своей победой. На его беду, девочка это поняла. Она мягко улыбнулась и попросила:

— Ты не поможешь мне укрепить мачту?

— Конечно, а ты подождешь, пока я спущу серф для себя?

— Угу, вообще-то я не умею ходить на серфе…

— Я тоже ходил только полтора раза.

— Как это?

— Ну меня же похитили.

— А-а.

У Ружеро что-то не заладилось с креплением мачты, поэтому он только в этот момент обратил внимание на нашу беседу.

— Эй, Энрик, тебя уже здесь нет!

— Слепоглухим на серфе ходить запрещается, — огрызнулся я.

Парень плюхнул парус на воду и пошел на меня. Я сделал шаг в сторону, чтобы не споткнуться о доску. Ружеро немного выше ростом и довольно хорошо тренирован — вчера на кемпо я решил, что мне с ним не справиться.

— Мальчики, не смейте драться! — Единственная команда, которая в таких случаях выполняется всеми и всегда.

— Вечером, после тренировки, — буркнул Ружеро.

— Согласен.

Он еще пробормотал что-то себе под нос, повернулся и ушел.

— Ты будешь с ним драться?

— Ага.

— Он сильнее тебя.

— Ну и что? Значит, каждый пропущенный удар будет получен в вашу честь, синьорита.

— Другой бы сказал, что победит.

— Я не другой. Хвастуны чаще проигрывают. Ладно, хватит жариться, пошли в море.

Пока Лариса приноровилась держать равновесие, я раз двадцать прыгал в воду, чтобы помочь ей поднять парус, и еще столько же раз, пока она научилась поворачивать, так что мы прекрасно провели время.

Обедать в ресторан мы пришли вместе, Лариса помахала кому-то рукой и сказала:

— Пойдем, я познакомлю тебя с родителями.

Я огляделся. Профа нигде не видно, но объясняться с ним мне все равно придется. Ладно, это подождет.

— Пойдем.

Мы стали пробираться между столиками к одной только Ларисе ведомой цели. Отцом моей новой знакомой оказался синьор Арциньяно, собственной персоной. Он был очень рад меня видеть:

— А, юный взломщик и возмутитель спокойствия!

— Вы тоже взломали мой сайт!

— Да, но я заплатил.

— И теперь я узнаю, как вы это сделали.

Затем я вспомнил четыре книги о хороших манерах, которые мне в свое время пришлось выучить, и все эти манеры обрушил на немного чопорную синьору Арциньяно. Через десять минут она, кажется, примирилась с мыслью, что я взломщик.

Мы уже приступили к десерту, когда к столику подошел проф. Синьор Арциньяно пожал ему руку и сказал:

— Наши дети познакомились сами…

— Мы катались на виндсерфе, — перебил я его. Я не мог позволить, чтобы проф узнал это от кого-нибудь другого.

— После обеда зайди, пожалуйста, в номер, — необычно мягко ответил проф и откланялся.

— Что будем делать после сиесты? — спросила Лариса у меня (!).

— Можно поплавать с аквалангом — шторм был давно и вода прозрачная, я уже вчера плавал. Можно, я тебе позвоню? Тогда и договоримся.

— Можно.

Я получил код коммуникатора, попрощался и отправился в номер в самом похоронном настроении: сейчас все будет испорчено!

Проф уже был там. Я не стал дожидаться его упреков.

— Если мне нельзя того, что можно всем, — какой смысл здесь оставаться?! Тогда отвезите меня домой, свяжите и запихните под кровать, потому что иначе я пойду гулять сегодня вечером, даже если мне придется прыгать с балкона!

— С четвертого этажа?

— Какая разница?

Проф немного подумал.

— Согласен, я был не прав, не стоило запрещать тебе того, что можно делать твоим сверстникам. — Он тяжело вздохнул. — Ну хорошо, иди гуляй со своей девочкой, только возвращайся не слишком поздно.

— Ладно, — улыбнулся я, — я еще сегодня дерусь из-за нее.

— Поздравляю, — серьезно ответил проф.

* * *
Я удалился «в свой шатер», [14]принял горизонтальное положение и перечитал бой Гектора с Ахиллом — пригодится, тем более что свою Елену я украл сам. Правда, Лариса совсем не похожа на гомеровских волооких красавиц. «Волоокие», они, небось, и в других отношениях — коровы. Лариса худенькая, стройная, с черными кудрями и серьезными серыми глазами. А нос у нее как у Нефертити.

Кстати, в английском языке некоторые слова означают совсем не то, что в этна-эсперанто. Сомнительно, чтобы Гектор регистрировал свои отношения с Андромахой в Троянской мэрии, а представить себе, что Ахилл с Патроклом, [15]хм… Дружат там тоже как-то иначе. Сиеста кончилась — пора звонить Ларисе. Она явно обрадовалась, услышав мой голос, и я сказал девочке, что буду ждать ее внизу.

Пришлось во второй раз выслушивать инструктаж перед погружением, но дело того стоило. Из-под воды мы вылезли незадолго до начала тренировки.

— Мне обязательно надо пойти на кемпо, — сказал я, — так что встретимся за ужином.

— Обязательно? — Лариса казалась встревоженной и огорченной.

Конечно, это в гости можно не приходить — позвонить и извиниться. А когда приглашают подраться — надо идти.

На тренировке я украдкой поглядывал на Ружеро, пока не заметил, что он делает то же самое. Это меня развеселило и обрадовало: парень считает меня серьезным противником — так может, мои шансы не так уж и малы? Наконец рассерженный тренер велел ему отжаться тридцать раз — чтоб не отвлекался, — почти сразу та же участь постигла и меня.

Стоило сенсею покинуть площадку, как все, кроме нас с Ружеро, оказались на краях татами. Зрителей — полный зал, и еще где-то в темноте прячется Лариса. Не может быть, чтобы не пряталась.

Хватит, все лишнее из головы вон. Ружеро поклонился, я отдал ему поклон: мы с ним согласились соблюдать правила. Затем он медленно и осторожно пошел по кругу. Школа дракона: все атаки сверху. А он, небось, всю жизнь спарринговал только в своей секции. Значит, и защиты у него отработаны соответствующие. Мне повезло: меня учили вместе со взрослыми охранниками, каждый из которых раньше учился где-то еще. Я для него гораздо больший сюрприз, чем он для меня. Атаковать мне нравится снизу, и бить противника я предпочитаю о матушку-землю: мои кулаки целее будут. Я окончательно успокоился и тут же поплатился за это — пропустил сразу два удара. Потом я пропустил и нанес еще несколько ударов, но в основном драка проходила так: я стелился по земле («тигр подстерегает добычу в камышах»), а Ружеро гонял меня по всей площадке и никак не мог достать; я же при каждом удобном случае подбивал ему ноги, и мой противник валился на землю. Падать он, конечно, умел, но когда удобных случаев набралось достаточно много, он уже не смог подняться. Я поклонился поверженному сопернику, повернулся и ушел с татами. Сзади он на меня не нападет — не тот это парень.

Где же прячется Лариса? А вот и она — устроилась на толстой ветке на высоте метра полтора, чтобы всякие мальчишки не заслоняли обзор. Я остановился под деревом и протянул руки:

— Прыгай!

Через мгновение девочка стояла рядом со мной. Она опустила глаза и явно не знала, что сказать. Я пришел к ней на помощь:

— Говорил же, что хвастуны чаще проигрывают. Так и вышло. Пригласил, называется, полюбоваться.

— Теперь ты хвастаешь.

— Я больше не буду. Куда мы пойдем?

— Ты пойдешь переодеваться, потом мы пойдем ужинать, а там посмотрим.

— Есть, мэм!

Глава 12

Через час мы шли по набережной в ту сторону, откуда раздавалась бравурная музыка. Подавляя растущее беспокойство (танцевать-то я не умею), я объяснял Ларисе, зачем сделал сайт с Эйнштейном, который так развеселил ее отца, пересказывал забавные угрожающие письма — в общем, заботился, чтобы девочка не скучала.

К дискотеке мы подошли, когда оркестр закончил играть популярную песенку «Поцелуй меня в попочку» и завел «Трахни меня на Липари». Отвращение так явно отразилось на моей физиономии, что Лариса засмеялась и сказала:

— Ладно, пошли отсюда. Ты ведь никогда здесь раньше не был?

— Нет.

— Тогда я покажу тебе город.

Липари — одно из самых старых поселений на планете. И самых тихих: на всем острове бластеры есть только у береговой охраны клана Кальтаниссетта. Городок живет за счет курорта и даров моря. Устричные и жемчужные фермы, рыбная ловля. В маленьких кафе поют красивые старинные песни на почти забытом сейчас итальянском. Узкие кривые улочки, на которых не разъехаться двум элемобилям, перебираются через многочисленные горки. Невысокие дома построены из местного известняка.

— Наверное, такими были старинные города на Земле.

— Наверное.

Я стал делиться своими новообретенными познаниями в истории и обещал завтра показать картинки на считывателе.

— Только аги там не росли, — сказала Лариса, показывая на старое узловатое дерево.

— А плоды уже созрели. Хочешь?

— Хочу!

Снизу уже, конечно, все было сорвано, и я полез наверх.

— Лови!

— Поймала!

— И еще!

— Хватит, слезай!

Я сорвал еще один любимый фрукт моего Мыша и съехал вниз по стволу, здорово ободрав колени.

— Это дерево отомстило мне за несчастного Ружеро. Наверное, они родственники, — пошутил я, отряхиваясь.

Перемазанные соком аги, мы отправились в обратный путь. К гостинице мы подошли за десять минут до назначенного Ларисе крайнего срока возвращения.

Договорившись встретиться утром, мы поднялись на второй этаж и попрощались у дверей ее номера. Я бегом спустился вниз и успел заметить, как зажегся свет в окне почти напротив двери, у которой мы расстались: значит, это ее окно.

Стены гостиницы увиты диким виноградом, и забраться по ним не проблема. Где-то тут был большой розовый куст. И еще мне понадобится вода. Декоративная ваза стоит на каждом балконе, так что об этом заботиться не придется.

Достать розы и бутылку воды несложно. А как забраться по лозам до второго этажа, чтобы при этом букет не превратился в веник? Заворачиваем цветы в рубашку и засовываем сзади под ремень, бутылку берем за горлышко в зубы. Хорошо, что меня никто не видит. Долез, поставил, теперь можно спускаться. Прямо в объятия патрулю. Пришлось объясняться. От моей фамилии охранников прямо-таки перекосило, но мстить мне они не стали, понадеявшись, что меня и без них накажут за позднее возвращение. Ха, вы будете разочарованы.

— Ты подрался со стаей бродячих кошек? — хмыкнул проф.

— Нет, с розовым кустом, — ответил я и пошел спать.

Глава 13

Столь же идиллически прошли еще три дня — за тем исключением, что я не дрался с Ружеро и каждый раз ставил Ларисе на балкон цветы какого-нибудь другого вида и цвета, чем очень ее веселил. Еще я облазал у нее на глазах все окрестные скалы, спрыгнул в воду отовсюду, откуда было можно, и прочесал дно бухты в поисках красивых раковин.

Рассвет четвертого дня разбудил меня грохотом недалёкого взрыва. Я быстро вскочил, надел джинсы и темную рубашку с длинным рукавом: если ничего страшного не произошло, переодеться я всегда успею. Проф уже стоял в нашей гостиной у окна. Оглядев меня с одобрением, он приказал:

— Пробеги по этажам, начиная сверху, и позаботься, чтобы женщины и дети спустились в убежище. Потом приходи в ресторан.

— Хорошо, — ответил я и побежал, одновременно пытаясь понять, что же случилось.

Паники нигде не было, мужчины собирали своих жен и детей и помогали им спуститься в подвал. Пока я бегал, ко мне присоединились несколько ребят моего возраста, в том числе Ружеро. Мы убедили нескольких дам бросить драгоценности и наряды и помогли какой-то одинокой женщине с двумя малышами спуститься вниз (где ее мужа черти носят?).

Алекса его отец попытался тоже затолкать в убежите, но он выскользнул и спрятался за моей спиной. Ему были обещаны всевозможные кары, но мальчик только ухмыльнулся.

— Энрик! — Проф меня уже заждался.

Я помчался в ресторан, ребята побежали за мной. Сейчас убежище закроют, и никого из нас уже будет туда не загнать.

В ресторане раздавали бластеры и снаряжение. Распоряжался почему-то проф. Думать об этом было некогда: есть дела поважнее. Я посмотрел в окно: у выхода из бухты догорали два боевых катера, на месте ракетной батареи дымилось черное пятно, а в самой бухте всплывала большая боевая подлодка. Значит, на охрану уже можно не рассчитывать.

— Ого! — произнес кто-то за моей спиной.

— Управление огнем вышло из строя, — синьор Арциньяно что-то лихорадочно набирал на своем ноутбуке, — восстановлению не подлежит.

— Понял, — ответил проф. Потом обратился ко мне: — Энрик, — он показал на разложенную на столе карту, — видишь эту скалу? Ты на нее лазал?

— Лазал, — признался я.

— Вот здесь стоит небольшая автоматическая лазерная пушка, но управлять ею мы не можем. Сумеешь запустить ее в автономном режиме?

— Попробую. А вот здесь, — показал я на скалу, вершина которой, как я знал, была похожа на корону, — можно засесть с бластером и не давать им высунуть нос на палубу.

Проф немного подумал.

— Отлично, бери с собой этих ребят и действуй. Сколько тебе понадобится времени?

Я прикинул расстояние, которое придется проползти на животе:

— Часа полтора. Сколько я должен продержаться?

— Помощь будет к вечеру. Бери, — он протянул мне комм-браслет. — Канал защищен, но… Удачи!

Мне кинули бластер и рюкзак со снаряжением. Положили рядом батарею для пушки и несколько запасных зарядок для бластера.

— Канистру с водой! — потребовал я. — Литров пять.

Потом я оглядел свою армию: она состояла из Ружеро, Алекса и Паоло, которых я знал по совместным тренировкам, и еще одного парня.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Гвидо.

— Ты давно приехал?

— Месяц назад.

— Почему не ходишь на кемпо?

— Так каникулы! — простодушно ответил он. Желание оставить этого парня было нестерпимо, пусть проф сам с ним нянчится. Нет, нельзя. У профа своих проблем хватает. Лицо Ружеро выдавало презрение, в котором можно было утопить сотню таких Гвидо. Я вспомнил о самом главном и протянул руку своему сопернику. Ружеро ее принял:

— Но когда все кончится, я тебя по татами размажу, тигр ползучий!

Я посмотрел ему в глаза. Игры кончились: если противник высадит десант, то проф, синьор Арциньяно, отцы Ружеро, Алекса и других ребят погибнут наверняка. Детей и женщин, кроме тех, что работают в корпорации, вернут за выкуп. Скорее всего. Я плохо представлял себе, от чего мы защищаем Ларису, но знал, что это что-то ужасное. Ружеро, наверное, думал так же.

Я навьючил канистру на Алекса, запасные зарядники — на Ружеро, а батарею для пушки — самое главное — на себя. В рюкзаки Паоло и Гвидо я положил по два лишних рациона — запас карман не тянет.

— За мной!

Мы побежали по дорожке, спрятанной среди кустов. Так, кое-где пригибаясь, достигли кромки скал. Дальше нам пришлось гораздо хуже: забираться наверх с тяжелыми рюкзаками за спиной, хоронясь в выступах скал, чтобы нас не заметили с моря, очень и очень непросто.

Наконец мы добрались до скалы, на которой я собирался держать оборону.

— Ружеро, ты старший! Следите за лодкой и укрепите бруствер.

— Угу. — Он поставил регулятор бластера на близкую фокусировку.

Приятно иметь дело с умным человеком: Ружеро сейчас сплавит скалы не хуже, чем ультразвуком.

— Я полез.

Выбросив из рюкзака все, кроме батареи и коробочки с инструментами, я побежал к автоматической пушке. Кое-где пришлось ползти на животе, кое-где подтягиваться, держась за предательски качающиеся камни, но до пушки я добрался. Отдышавшись, я вскрыл управляющую панель и принялся за работу (больше проф никогда не упрекнет меня за компьютерный взлом: если бы я не умел, ничего бы не вышло). Через двадцать минут я уже заканчивал настройку распознавания целей. Теперь надо предупредить профа.

— Это Энрик.

— Слушаю.

— Я на месте. Цель — вооружение лодки, да?

— Потом катера, когда придут. Ты молодец! Конец связи.

Я задал пушке порядок поражения целей и скатился со скалы — сейчас здесь будет жарко.

Как автоматика расправилась с ракетной батареей лодки и двумя ее автоматическими лучевыми пушками, я не видел — отметил только результат, когда вернулся к ребятам.

Ружеро времени даром не терял: скальная «корона» стала почти вдвое выше и втрое толще, внутри укрепления были сделаны пять удобных лежбищ для стрельбы.

— Хотя пятое не понадобится, я этого нытика сам убью, — заявил Ружеро.

Я похвалил «армию» за работу. Потом спросил:

— Что сделала наша пушечка, я вижу, а в нее саму не попали?

— Не успели, — ухмыльнулся Паоло.

— Отлично, значит еще повоюем.

— А завтракать мы будем? — подал голос Гвидо.

— Он уже в пятый раз спрашивает, — сказал Алекс.

Я понял, почему Ружеро хотел его убить.

— Завтракать будем прямо сейчас. Паоло, смотри за лодкой!

Я собрал все рационы в одну кучу — четырнадцать штук. В случае чего можно дня три-четыре продержаться. Плохо только, что в сухопутном рационе только поллитра воды: предполагается, что воду всегда можно найти, а обеззараживающих таблеток в коробке целая пачка.

Вскрыв две коробки, я раздал контейнеры с завтраком и отложил один для Паоло.

— Воды только по сто грамм, — предупредил я, затем открыл фляжку из рациона, высыпал туда пакетик соли и потряс, чтобы соль растворилась.

— С ума сошел! — закричал Гвидо и тут же схлопотал по шее. Остальные не протестовали, но вид имели удивленный.

Наконец Алекс хлопнул себя по лбу:

— Ну конечно!

— Когда я что-то делаю, ты почтительно молчишь, понял? — начал я наставлять Гвидо на путь истинный.

— Понял, — буркнул Гвидо. — А зачем ты посолил воду?

— Затем, что соль важнее воды, а на жаре теряешь и то и другое. Иди, смени Паоло на посту.

Я протянул Ружеро четыре плащ-палатки и телескопические стойки к ним:

— Сделайте с Алексом два укрытия, вон там и вон там. В каждое половину рационов. Жаль, канистра одна. Канистру — вон туда.

— Думаешь, нам придется держаться дольше одного дня? — с тревогой спросил Ружеро.

— Не знаю, лучше приготовиться к худшему. Меньше разочарований.

— Ясно.

Оставив Паоло доедать завтрак, я полез на бруствер — составить компанию Гвидо и оглядеться.

— Почему они ничего не делают? — спросил Гвидо, едва я улегся рядом с ним.

— Ну и радуйся. Кроме того, может, они делают что-го под водой. Или у них десантные катера задержались.

— Или их задержали! — обрадовался Гвидо.

— Может быть.

Впервые за это утро мне предоставилась возможность подумать. Похоже, синьор Мигель не предусмотрел всех последствий своей маленькой победоносной войны. Почти наверняка атака на Липари — это чей-то ответный удар. Может быть, акт отчаяния, потому что стратегическое значение маленького островка равно нулю. Зато, захватив побольше заложников, можно поторговаться с семьей Кальтаниссетта… О чем? Не важно, для нас это не имеет значения.

* * *
Стрелки часов как будто застыли, я даже подумал, что мои «Бизнесмен на отдыхе» остановились. Но нет, часы коммуникатора показывали то же самое. Сейчас только восемь утра, и до настоящей жары еще далеко. Тем не менее Гвидо уже сглатывает слюну и жалобно поглядывает на меня. Попросить воды он не решается. Как я его напугал! Ничего, потерпишь, это еще не настоящая жажда. Я оглянулся на остальных и велел им спрятаться в укрытие: всем жариться не обязательно.

Подлодка лежала на воде бухты, как большой дохлый кит, которых на Этне не бывает. Даже палуба уже высохла. Наверное, у них что-то не заладилось: кто же так теряет драгоценное время?

Внезапно я заметил какие-то черные силуэты на золотом дне бухты.

— Внимание, — сказал я в комм-браслет, — это Энрик.

— Слушаю.

— Аквалангисты, пятеро или больше, идут к спасательной вышке.

— Понял. Как вы там?

— Нормально.

— Конец связи.

Оказывается, я поступил еще разумнее, чем думал сначала. Без меня сейчас проф просто слеп, потому что система сканирования, должно быть, вышла из строя, а наблюдателя на той самой спасательной вышке наверняка застрелили в первую очередь.

Гвидо между тем прилаживал бластер, собираясь стрелять в аквалангистов.

— Не смей!

— Почему?

— Отсюда все равно не попадешь, а нас демаскируешь. И вообще все только по моей команде! Понял?

— Понял, — вздохнул Гвидо.

— Сейчас их и без нас поджарят, — утешил я его.

Аквалангистов сделали классически — мы с Гвидо только видели, как шевелятся кусты на краю пляжа; чуть позже на песок упала срезанная выстрелом пальма. Ребята в укрытии даже ничего не услышали.

И снова тишина. В десять часов я сжалился над Гвидо — велел ему пойти в укрытие и остаться там, позвав сюда Ружеро.

Через минуту Ружеро присоединился ко мне.

— Тебе здесь два часа лежать, если ничего не случится. Бери мой комм, смотри в оба. Если они пойдут в наступление там, где нам не достать, предупредишь профессора и все. Если они высунутся на палубу прикрывать своих огнем — вот тогда наша очередь. Через два часа пошлешь Алекса за сменой. Ясно?

— Ясно.

— Сейчас пришлю к тебе Алекса.

Я направился к укрытию. Гвидо дышал как выброшенная на берег рыба.

— Можно мне попить?

— Нет, — мотнул я головой. Судя по всему, он уже пытался уменьшить наши запасы, но ребята не позволили.

— Алекс, бери фляжку и иди к Ружеро. И чтобы в двенадцать воды там было не меньше половины.

— Ага. — Он скрылся за выступом скалы.

Я критически оглядел Гвидо и надувшегося Паоло.

— Паоло, мы с Гвидо сейчас будем спать, а ты — караулить. Если там, — показал я вниз, — что-нибудь случится или Ружеро поднимет тревогу, ты нас разбудишь.

— Ладно.

Я запихнул Гвидо поглубже в тень и устроился рядом с ним. «Солдат спит — служба идет», — вспомнил я древнюю военную мудрость.

За два часа так ничего и не случилось, и меня разбудил вернувшийся Алекс.

— Все тихо, — доложил он.

Ожидание становилось нестерпимым.

— Ясно. — Я потер лицо, чтобы поскорее проснуться.

Надо идти на пост, причем я должен взять с собой Паоло — но тогда Гвидо останется охранять измученных жарой Ружеро и Алекса. Во-первых, он может попросту заснуть, а во-вторых — опять покуситься на драгоценную воду. Эти размышления так явно отразились на моем лице, что Гвидо обиделся:

— За кого ты меня принимаешь?

— За нытика.

— Я не нытик!

— Тебе придется это доказать. Ладно, Алекс, вы оставили нам воду?

— Да.

Я достал еще одну фляжку, дал Паоло и Гвидо по полстакана воды, столько же выпил сам и кинул фляжку Алексу.

— Допейте и ложитесь спать.

Мы с Паоло сменили Ружеро. Самая жара еще только начиналась.

Глава 14

— Отличное приключение! — провозгласил Паоло, нервно смеясь. — Я всегда мечтал о чем-нибудь подобном.

Вряд ли он так глуп, скорее на грани срыва. С беспризорниками тоже такое случалось. Сначала — эйфория, неестественная для тех, кто ведет жестокую борьбу за существование, потом — истерика, нередко кончавшаяся броском под проезжающий элемобиль. Надо срочно что-то делать.

— Я бы легко обошелся без таких приключений, — мягко заметил я.

— Ну с тобой уже кое-что интересное случалось. Тебя похищали.

— Без этого я бы тоже обошелся.

Со мной происходили вещи поопаснее похищения, но Паоло об этом знать нельзя. И о беспризорном детстве я тоже не хочу рассказывать.

— Тебе там плохо пришлось?

— Не-а, они меня пальцем не тронули, только скучно. Следи за морем!

— Почему они ничего не делают?

— Заботятся, чтобы тебе нечем было хвастаться, когда вернешься в школу.

— Ха, — сказал Паоло, — я что-нибудь сочиню!

Кажется, его отпустило. Хорошо.

— Эй, Энрик, смотри! На палубе!

— Вижу. — Бинокля у меня нет, а жаль. Какое-то шевеление, но подробностей не разглядеть. Я связался с профессором:

— На палубе движение, но подробностей не вижу.

— Понял, — ответил проф.

Паоло взял на прицел подлодку, и правильно сделал: на палубе устанавливали мощный бластер или, скорее, маленькую пушку для поддержки десанта.

— Не спеши, — придержал я напарника, — иди буди остальных.

Паоло исчез за скалой. Через три минуты моя маленькая армия заняла заранее подготовленные позиции. Сейчас что-то начнется. Скорее всего, они выбросят на берег десантные боты и будут прикрывать их огнем. По ботам наша автоматическая пушка стрелять будет, а по лодке — уже нет. Для нее там нет серьезных целей. Значит, это наша задача.

— Без команды не стрелять, — предупредил я ребят.

Еще несколько минут напряженного ожидания, затем вода раздалась сразу в десятке мест. Со своей скалы вступила в бой пушка.

— Огонь! — скомандовал я.

Кто-то зачем-то начал палить по ботам. Но остальные взялись за бластер на лодке, и через минуту его остатки уже стекали на палубу. На горящий силуэт рядом с ним я старался не смотреть. В своей жизни я убил уже шесть человек, однако ни разу не видел результата. Этот несчастный — первый.

Только три бота смогли выброситься на берег, из них полезли десантники в защитных доспехах. Теперь можно поохотиться на человека.

Ополченцы профессора стреляли из-под каждого кустика, так что, может быть, нас и не обнаружили, тем более что Алекс метким выстрелом сбил с лодки сканирующую башенку.

— Умница! — похвалил я его. — А какой дурак палил по ботам?

— Это тоже был я, — смущенно признался Алекс.

Мы посмеялись. Бой внизу затихал, и мы перестали стрелять, чтобы не задеть своих.

Если бы пушка не работала, нашим на берегу пришлось бы очень солоно. Но почему противник, зная, что не все пошло по плану, продолжает лезть на рожон? Не думали, что отдыхающие смогут организовать оборону? Похоже. Профа они не предусмотрели!

На моей руке ожил коммуникатор:

— Энрик, как вы там?

— Нормально, потерь не имеем.

— Конец связи.

Я ни о чем не успел спросить, но может, это и к лучшему. Чем меньше мы разговариваем, тем меньше шансов, что наш канал засекут и расшифруют.

— Ружеро, Алекс, идите досыпать.

— У тебя что, нет нервов?

— Появятся, когда все это кончится. По крайней мере, не торчите зря на солнце. — Я посмотрел на часы. — А еще лучше — пообедайте, а потом Ружеро и Гвидо нас сменят. Воды по стакану.

Когда нас с Паоло сменили, я отправил его «накрывать на стол», а сам полез вниз к морю: хотелось узнать, смогут ли десантники добраться до нас, если захватят пляж. Оказалось, что смогут, хотя и с трудом.

Вернувшись к своим, я отнес Ружеро еще одну фляжку (уже шестую) и разрешил выпить ее всю до четырех часов: ребятам досталось самое паршивое время — сиеста. Пообедав, я невозмутимо завалился поспать, хотя был уверен, что не сомкну глаз: командиру следует вести себя спокойно и вселять в бойцов уверенность в победе. Пока книжные рекомендации меня не подводили — будем надеяться, что и в этот раз не подведут.

До шести часов было тихо. Я уже почти расслабился: до заката осталось чуть больше часа, скоро придет помощь, мы живы, здоровы, выстояли и победили, — как вдруг ожила ракетная батарея лодки. Так вот чем они занимались целый день! Ремонтировали тяжелое вооружение. Первые выстрелы были направлены в нашу драгоценную пушечку. Я кусал губы, чтобы не взвыть от бессилия. С батареей я ничего не могу сделать. Пушка отгавкивалась, но противник успел раньше. Ребята собрались в форте (так мы уже стали называть наше укрепление), и тут случилась беда: от близкого разрыва на нас посыпались камни, и один из них, особенно большой, ударил Паоло по голове. Парень тихо охнул и ткнулся лицом в бруствер.

Я рванулся к нему, и мы стукнулись лбами с Ружеро.

— Следи за морем! — зарычал я.

Паоло дышал, но неровно. Кожа на голове у него была рассечена, рука наверняка сломана, ключица тоже — мои пальцы нащупали край кости. Может быть, еще пострадали ребра, но я не стал мучить беднягу осмотром, раз все равно не могу ему помочь.

— Аптечку! — приказал я.

Мне сразу же дали обеззараживающую мазь и заживляющий клей. Борясь с дрожью в руках, я обработал рану на голове Паоло.

— Алекс, Гвидо, давайте отнесем его в укрытие.

Мы осторожно переложили раненого на плащ-палатку и оттащили под тент. Подложив все имеющиеся пенки, мы постарались устроить Паоло поудобнее.

— Гвидо, возвращайся в форт. Алекс, разбери второе укрытие и неси все сюда.

Когда ребята ушли, я связался с профессором.

— Профессор, это Энрик, мне нужна ваша помощь.

— Что случилось?!

— У Паоло разбита голова, он в обмороке, переломы руки, ключицы и почти наверняка ребер. Весь в холодном поту и дышит неровно.

— Отнесите его в тень и устройте поудобнее.

— Уже, и голову перевязали.

— Открой аптечку.

— Открыл.

— Там слева сверху шприц с красной полосой и чуть ниже — еще один с двумя зелеными… — Проф присовокупил латинские названия.

— Нашел.

— Вколи ему в бедро, можно через одежду. Через двенадцать часов повторишь.

— Через двенадцать часов?! А помощь?

— Помощь не раньше рассвета и не позднее полудня.

— А если ее не будет в полдень?

— Значит, не будет никогда! Теперь слушай меня внимательно, мальчик. Вы сейчас уберете все бластеры и зарядки от них подальше, иначе, как только скалы остынут, вас в момент засекут.

— Понял.

— Ночью следи за бухтой и сразу же докладывай! Иллюминацию я тебе обеспечу.

— Ясно. Это все?

— Не спеши, Паоло надо давать пить без ограничения, но лучше бы ему ничего не есть. Вот теперь все. Конец связи.

* * *
Скрыть охватившее меня отчаяние от вернувшегося с палатками и другими вещами Алекса не удалось.

— Что случилось?

— Помощь будет только в полдень!

— Это ты Гвидо ври. Что случилось?

— Если помощи не будет в полдень — ее не будет совсем.

Алекс посерьезнел:

— Вот дерьмо!

— Точно. Оставайся здесь, я в форт. Паоло надо пить, и ему должно быть удобно.

— Угу.

Пробравшись в форт, я заметил, что от камнепада пострадал не только Паоло. Просто раньше было не до царапин.

Я улегся между Ружеро и Гвидо:

— Слушайте, парни. Спасение откладывается до полудня, так что придется еще здесь поторчать. Гвидо, спустись к Алексу, пусть он обработает твои царапины, а ты — его, потом возвращайся.

— Понял.

Главное — не давать своим войскам задумываться, тогда все будет отлично.

— Не хотел при нытике говорить: может, нас и не смогут спасти, а лесов на Липари нет, уходить некуда.

— Он не нытик, — возразил Ружеро, — научился.

— Ага, день был долгий. Но пусть он пока не знает.

— Хорошо.

— Еще надо срочно убрать все, что имеет мощные батареи. А то нас ночью быстро засекут.

— И бластеры?

— Бластеры в первую очередь. Не спорь, это приказ профессора.

— Почему ты его так называешь? Он же твой отец!

— Так получилось. Сейчас это неважно. Давай, разоружайся. И мой забери.

Ружеро побежал прятать бластеры, фонарики и зарядки, а ко мне вернулся разоруженный по дороге Гвидо. Вид у него был еще более неуверенный, чем с утра, К ремню, оттягивающему плечо, быстро привыкаешь — я тоже чувствовал себя голым.

— Как там Паоло?

— Очнулся, но бредит и просит пить.

Я посмотрел на часы и начал планировать наши действия на ближайшее будущее. Во-первых, если помощь не придет завтра в полдень, планировать ничего не надо, нас просто перестреляют или возьмут в плен. Так что заглядывать больше, чем на шестнадцать часов вперед, нет смысла. Будем исходить из того, что в полдень нас спасут. Во-вторых, ночью надо дежурить по двое. Бластеров у нас нет, и если противник попытается забраться сюда, отбиваться нам нечем. Разве что камнем по голове. А это идея! Если у них найдется этакий горный козел, который полезет сюда с пляжа… Это будет просто несчастный случай. В-третьих, надо распределить вахты, но мне спать не улыбается в любом случае. Поняв, что мне делать, я успокоился.

Алекс оказался отличной медсестрой — Ружеро больше не пугал окружающих окровавленным лицом.

— Все спрятал?

— Все.

— И запасные зарядки из укрытия?

— Ага, не беспокойся, над ними теперь полметра камня — никаким сканером не взять.

— Хорошо, возвращайся и поспи, пока можно.

— Есть, командир!

Я только усмехнулся. Чем позже до ребят дойдет, что это не игра — тем лучше.

Сразу после заката проф устроил обещанную иллюминацию: откуда-то с берега взлетела и повисла над бухтой ракета-лампа. Я не знаю почему, но сбить такую крайне сложно, нужно специальное оборудование — вряд ли оно есть на лодке. Мы оставались в тени, и вместе с нами — часть склона, по которому до нас могли добраться.

— Гвидо, — сказал я, — ты следишь за лодкой и дальней стороной бухты.

Война — это очень много томительного ожидания и очень мало всего остального. А еще грязь, голод и жажда. Впрочем, еды у нас достаточно.

— Гвидо, сходи принеси что-нибудь съедобное, и Алекс с Ружеро тоже пусть порубают.

— Чего?

— Пусть поужинают.

— А-а.

Вот что значит мальчик из хорошей семьи! А если бы я сказал «пожрать» — он бы упал в обморок?

В десять вечера я велел Гвидо прислать ко мне Алекса, а самому следить, чтобы Паоло не стало хуже (а если станет — что я могу сделать?).

Ружеро явился ко мне в полночь, выспавшийся и сосредоточенный. В руке он держал десантный нож. Неужели умеет им пользоваться? Я, например, не умею.

— Если к нам залезут, — пояснил он.

— Тогда лучше камнем, больше смахивает на случайность, — прошептал я.

Ружеро выбрал несколько камешков, килограмма по три каждый, и положил их между нами.

Легкие всплески у бортов лодки можно было заметить только сверху.

— Профессор, это Энрик.

— Слушаю.

— Они опять выпустили пловцов.

— Понял, конец связи.

Ночной бой произошел на краю пляжа, и мы его не видели, но, судя по едва ли не полной тишине, победа осталась за профессором. Я порадовался славным боевым традициям клана Кальтаниссетта: у нас все умеют драться врукопашную, стрелять из бластера и не только, выполнять приказы и не паниковать. Интересно, в других семьях такие же порядки?

Интересно, когда проф посылал нас сюда, он догадывался, что мы будем полезны, или хотел убрать мальчишек в место побезопаснее? Отправляя меня налаживать пушку, он ведь мог оставить ребят внизу, а мне приказать возвращаться. С утра я мог бы это сделать.

Я потряс головой — заснешь с такими размышлениями.

Глава 15

Ворча на некоторых, которые слишком много о себе воображают, Ружеро остался на вторую двухчасовую вахту. Я был доволен: если что и произойдет, то в середине ночи. Только сходил проверить ребят в укрытии: нет, Гвидо не заснул и давал мечущемуся Паоло пить. Когда я вернулся, Ружеро внимательно прислушивался к тому, что происходит на скальной стенке под нами. Он показал пальцем вниз и сделал движение, как будто лезет наверх. Я понимающе кивнул, мы выбрали себе камни поувесистее и затаились. Эрато [16]— маленькая луна Этны — была на нашей стороне, то есть светила так, что мы могли высунуться за бруствер и нас бы никто не заметил. Мы подождали, пока рука десантника сорвалась с какого-то выступа, услышали смачное ругательство и от души огрели несчастного по кумполу. Вряд ли он сумеет что-нибудь объяснить, когда окажется внизу, — сорвался человек, что поделаешь!

В четыре Алекс отказался идти на пост, вызвавшись подежурить у Паоло.

— Потом сам же будешь доволен, — заявил он с хитрющим видом.

Я догадался, что он собирается сделать, но вовремя прикусил язык: и так уже парня дураком обозвал, не буду портить ему триумфальную победу разума над обстоятельствами.

Перед рассветом я предложил Ружеро незаметно подсмотреть, что Алекс будет делать: все правильно, тот разорвал по шву все полиэтиленовые пакеты, какие только смог найти, и сейчас раскладывал их по скалам, осторожно прижимая края камешками.

Воды осталось меньше двух литров, так что полтора-два стакана, которые соберет Алекс, будут, прямо скажем, не лишними. Жаль только, что отжать плащ-палатки у нас сил не хватит, можно разве что язык к ним приложить… Или, когда взойдет Феб, положить полиэтилен поверх тента.

Больше ничего не происходило. Мы откопали бластеры и ждали, ждали, ждали.

«Синие ястребы» — боевые катера с кальтаниссеттовским гербом на борту — прилетели в половине десятого. Дальше было неинтересно: капитуляция лодки, которую хитрый проф, оказывается, запер в бухте — правдоподобная имитация подводной системы залпового огня была создана трудами синьора Арциньяно, перепрограммировавшего систему сканирования дна; эвакуация на одном из боевых катеров.

— Эй, ребята, вам не надоело здесь жариться?

Ребятам надоело.

Беспорядка около гостиницы, в холле и в ресторане было гораздо больше, чем вчера утром во время тревоги. Сопроводив носилки с Паоло к врачу и выслушав заверения, что с ним все будет в порядке, мы включились во всеобщую суматоху.

— Ну и влетит же мне! — сказал Алекс.

Мы расхохотались: в жизни не слышал ничего смешнее. Бедолаге влетело: его трясли и тискали в четыре руки под громкие причитания: «Если ты еще когда-нибудь…» Что тогда будет,осталось невыясненным — зацелуют насмерть, надо полагать.

Проф подошел ко мне сзади, развернул и прижал к себе. Я опустил голову: гомеровские герои могут лить слезы хоть ведрами, это их дело… [17]

Нет, сегодня слишком много нежностей на одного маленького, непривычного к ним Энрика! Ларису не остановили ни моя грязная физиономия, ни бластер, впившийся ей в бок.

— Теперь, наверное, все разъедутся, — проронила Лариса.

— Да уж, лежать на этом пляже еще долго никому не захочется. Какой у тебя мейл?

Мы обменялись адресами. Вскоре Ларису позвала мать: синьора Арциньяно срочно отзывали в Нью-Палермо. Они уезжали. Но мы же живем в одном городе!

— Ты не хочешь разоружиться? — поинтересовался проф.

— Нет, но придется, — ответил я.

— Я тебя утешу: в номере есть ванная, а в ней горячая вода.

Вот так всегда! В самый волнующий момент! Все же отмываться я пошел.

Глава 16

Мы с профессором уехали в Нью-Палермо только на другой день. Тоже по вызову. Зачем-то мы понадобились «великому полководцу» синьору Мигелю. Впрочем, ирония неуместна. Читая новостные ленты за последние дни, я не мог не восхититься красотой его военных операций.

Синьор Мигель выиграл (как раз когда мы с ребятами сидели на скале) большое авианосное сражение против объединенного флота трех кланов, Джела, Трапани и Кремоны — может быть, такого на Этне никогда и не случалось (историю-то никто не знает), — ловко сыграв на внутренних противоречиях этой непрочной коалиции. Кроме того, он сорвал все (а их было несколько) планы захвата заложников — вроде того, что враги пытались реализовать на Липари. Десантный корабль, который направлялся к нам со стороны города, был захвачен, и в результате остроумной радиоигры экипаж лодки убедили в том, что их действия поддержат с другой стороны острова. Вот почему они провели так удивившую меня лобовую атаку. Когда же они поняли, что с ними играют, оказалось уже поздно, и они двадцать часов бились в стенку, которой не было!

Сейчас победитель диктовал свои условия. И в отличие от этого идиота Тиглатпаласара, [18]был весьма умерен.

Мне показалось, что я знаю, чем заняты по крайней мере восемьсот терабайт на диске в компе синьора Мигеля.

— Опять поедем в резиденцию, — сообщил мне проф за завтраком.

— Новая работа?

— Да.

От привычки напускать туману на самые простые вещи проф так и не избавился. Неважно, как именно мне придется сунуть голову в пасть льва (на гербе Джела изображен лев), я узнать всегда успею.

Уже знакомый вагончик метро; зверское сканирование на входе; знакомая гостиная.

Синьор Мигель поднялся нам навстречу.

— Поздравляю, — сказал он профу, пожимая ему руку, — подлодка нам не помешает, а метод просто великолепен. В вашем стиле. С боевым крещением, Энрик, — добавил он, пожимая руку уже мне.

— Спасибо, но я не могу считать это первым боем. Слишком много было всего…

— Все предыдущие были в кресле.

— Для меня это, ну… не важно, что ли.

Синьор Мигель убрал свою неестественную улыбку:

— У меня есть для тебя работа, очень важная и очень сложная.

— И очень срочная? — спросил я.

— По счастью, нет.

У меня отлегло от сердца: сложная работа быстро не делается.

Синьор Мигель включил изображение на большом экране. Это была фотография какого-то небоскреба.

— Узнаешь?

— Нет, я же не бываю в городе.

— Это новое офисное здание корпорации Вальгуарнера. Восемьдесят этажей, новейшая тепловая защита от прослушивания, тройное сканирование, датчики напряженности на каждой стене, двойной плотности сеть против минироботов, и это еще не все. В этом здании есть одна вещь, которая мне очень нужна.

— Объем, вес, местоположение? — Я решил быть профессиональным и деловитым.

— Чип, размерами пять на пять миллиметров, приклеен к стене в одной из комнат на четвертом этаже.

— Сигнализация?

— Никакой, это наш человек оставил.

— Известно, в какой комнате?

— Известно даже, на какой стене. Но наши аналитики не смогли придумать способ провести туда, скажем, мини-робота, даже если бы там не было сети против них. Вот здесь, — синьор Мигель протянул профессору компакт-диск, — все, что мы знаем об этой крепости.

* * *
Дома проф перекачал себе на комп «досье небоскреба» и бросил компакт-диск мне:

— Хватит приходить на готовенькое, иди думай! Вечером обсудим.

Ну ничего ж себе! Да я уже год мечтаю, чтобы мне позволили принимать участие в разработке маршрутов — и вот, пожалуйста, я, оказывается, нахально «прихожу на готовенькое». Ладно, обижаться некогда, тут думать надо.

Следующие два дня я безвылазно просидел за компом, изучая систему охраны здания, так что профессор силком отправлял меня тренироваться.

Еще через несколько дней я наметил маршрут первого выхода и отправился посоветоваться с Мышем. Засидевшийся без дела Храбрый Парень был готов идти хоть в кошачий приют, так что советчик из него оказался никуда не годный. Неважно, лишь бы на рожон не лез.

Наутро мы с Мышем были готовы к работе. Меня опять облепили датчиками — проф не оставляет попыток как-нибудь понять природу моего дара. Они мне почти не мешают, а специальный усилитель упрощает Контакт и делает связь надежной.

Ну, пошел! Беготня по канализации не доставляет удовольствия ни мне, ни Мышу, зато она может быть опасной — мы с Парнем пережили там уже немало приключений. Отбиться от одной крысы — дело нехитрое, но крысы редко встречаются поодиночке. Тогда нас спасает скорость и сообразительность: ни одна крыса, например, не поверит, что можно пролезть сквозь металлическую вибрирующую спираль или пойти туда, где так явственно пахнет кошками.

На этот раз до цели мы добрались почти спокойно — две мелкие стычки в местах, где нам приходилось покидать идущие высоко вдоль стен кабели, не в счет. Одна из крыс просто испугалась раскрытого веером мышиного хвоста.

От пучка света убежать нельзя, но пока бластер повернется… Круто! У них, что же, ни одной крысы в здании нет? Оп, его дублируют. Вверх — уничтожать собственный силовой кабель ни один дурак не будет, наверняка у бластеров стоят ограничители. То место, где Мыш только что стоял, и то, куда он мог бы отпрыгнуть, по мнению устроителей этой засады, уже обуглились. Ладно, пойдем поверху. А зачем крысам транспортер? А, понял, в конце там мясорубка — создают запас фарша на случай осады? Или как?

С Мыша явно хватит. Надо уходить. Отступление, не триумфальное, но необходимое.

Дома бедный, обиженный Мыш залез на мое плечо и свернулся там, накрывшись хвостом.

«Мыш, знаешь, чего я боюсь?»

«Ну чего?»

«Щекотки. Ты хоть усами не шевели, а?»

Проф был не слишком доволен компании Мыша за обедом. Я рассердился:

— Как что-нибудь опасное — так Мыш…

— Вряд ли ему подойдет то, что едим мы, — примирительно сказал проф.

— Ничего, Мыш прекрасно умеет себя вести, и вообще ему нужно успокоиться.

После обеда я опять устроился за компьютером, а Мыш перебрался ко мне на колени. Что это с ним? Раньше он так себя не вел. Спрашивать Парня нельзя — получится, что я хочу от него избавиться. Медосмотр ему сегодня же. Жаль, что мышиных психологов на свете не существует. Мыши есть, а психологии нет.

Что-то я все дела забросил с этим небоскребом. А в почтовом ящике, между прочим, письмо от Ларисы. Хам я распоследний — кто бы по шее дал! Первое письмо должен был написать я. Кажется, она пока не обиделась, но если я откажусь пойти вместе погулять… Решительно выпятив подбородок, я отправился объясняться с профессором.

Я вроде той подводной лодки — бьюсь в стенку, которой нет. Хотя еще два месяца назад она была. Правда, меня довезут на элемобиле до охраняемой зоны, а потом, в определенное время, заберут. Ничего не поделаешь, время военное — надо терпеть. Официально мир заключен, но от всяких эксцессов никто и никогда не застрахован. Осчастливленный, я сел писать ответ Ларисе.

Пока я тренировался, проф устроил Мышу медосмотр.

— Энрик, — сказал он мне за ужином, — знаешь, сколько живут лесные мыши?

— Нет, — ответил я, холодея.

— Около трех лет. А нашему Мышу уже больше двух, и всякие приключения не добавили ему здоровья. Парню пора на пенсию. Хорошо только, он не знает, что смертен.

— Как это? Он же прекрасно знает, что попадать под удар бластера нельзя.

— Он реагирует на непосредственную опасность. Звери счастливее нас — они не знают, что умрут. Мыш проживет еще полгода, вряд ли больше.

Я погладил Мыша по шерстке — пусть нам с ним больше вместе не работать, но он все равно мне дорог, и я позабочусь, чтобы ему было хорошо.

Глава 17

Перед свиданием мне пришлось поднапрячься и выучить карту той фешенебельной части Палермо, которая контролируется нашей корпорацией и по которой нам с Ларисой можно гулять. Я же там никогда не был.

Плохо только, что проклятый небоскреб почти отовсюду просматривался и стоял у меня над душой, как символ моего поражения. А мороженое в Палермо оказалось еще вкуснее, чем на Липари, и тихих маленьких кафе — ничуть не меньше. И танцевать под негромкую мелодичную музыку было совсем не сложно.

Под конец я нагрузил Ларису коробкой конфет и красивым букетом (какие именно подарки от поклонников может принимать благовоспитанная девушка я выяснил заранее) и проводил ее домой.

А потом зашел в магазин игрушек.

— Какой хороший старший брат! — умилилась продавщица. Ха, в моем младшем братике два метра росту, ему двадцать лет, и увижу я его не раньше, чем через два года, когда он закончит курсы охраны.

Меня осенило, что делать с небоскребом, когда я устроился на сиденье присланного за мной элемобиля. Но Рафаэль ни за что не соглашался изменить маршрут, а объяснять ему что-либо я не могу — секретность, летучие коты ее покусай! Придется ждать до завтрашнего вечера.

Карауливший на входе в парк вредный Антонио потребовал, чтобы я открыл самую большую коробку: вдруг я приволок очередную бомбу. Я уперся: не открою. Нашу ссору прекратил проф:

— Энрик, это не взрывается?

— Нет.

— И не ядовито?

— Нет. Это вообще не опасно! — заявил я.

— Ладно, забирай.

Немного позже я поделился с профессором своей новой идеей. Мы долго спорили, в конце концов пришли к согласию и отправились спать уже заполночь.

Не знаю, с кем там спал проф, а я — в обнимку с огромным плюшевым медведем. С трех лет мечтал!

Только где я буду его прятать? Мою комнату убирают. Делать это самому? Не-е, хватит с меня приюта. И все равно не поможет: заходя ко мне, проф стучится довольно символически. Раньше и Габриелла так делала, но я ее отучил: бросил в нее подушку, а потом заявил, что был раздет. Медсестра рассердилась: «Я тебя во всех видах видела, даже на операционном столе!» Тем не менее больше она так не заходит. А что с профом делать? Подушкой его не напугаешь. Надо подумать. Ох-ох-ох, место для медведя мне нужно в любом случае: не могу же я вдруг устроить скандал и запретить ко мне заходить?! Проф обязательно захочет узнать, зачем мне это понадобилось.

Утром вопрос, куда деть медведя, встал передо мной во весь свой гигантский рост. Я поднялся пораньше, запер дверь и принялся искать большой тайник. Хм, стол запирается — в него и так никто, кроме меня, не полезет, — но мишка туда не поместится. А вот в платяном шкафу нашелся ящик, в который никто не заглядывает: там лежат дурацкие яркие рубашки, которые Габриелла одно время во множестве мне покупала. Ей понадобилось полгода, чтобы заметить, что я их не ношу. Я вытащил рубашки и запихнул туда своего Винни Пуха. Ох, а куда я теперь дену эти тряпки? Пока никто не видел, я зарыл их по одной в стожки скошенной травы: сегодня их сожгут, и никто ничего не заметит.

Не заметит?! Дожидайся. Черный дым стоял столбом, но проф не обратил внимания. Ну и хорошо.

Днем я приводил в порядок свои дела — не потому, что собирался умирать, просто накопились. Следовало поинтересоваться, как взламываются защиты, поизучать непрерывные функции и греческие мифы — благо все это доставляет мне удовольствие.

Потом я повесил на толстый дуб самодельную мишень и пару часов практиковался в стрельбе из лука. Не так сложно, как может показаться на первый взгляд.

Вечером я оделся попроще и погрязнее: пришлось специально соорудить на дорожке лужу и повозюкать по ней старые джинсы и рубашку.

В поход по местам боевой (в смысле беспризорной) славы меня сопровождали аж четыре переодетых охранника — проф настоял.

И я отправился на помойку. На двух первых свалках обитали такие большие собачьи стаи, что на удачу нечего было и рассчитывать. На третью я пролез через узкую щель в заборе, чтобы подразнить своих охранников: не будут же они проламываться через бетон. И влип — на свалке обитала крупная шайка беспризорников. Драться, по моим представлениям, они не умели, но их было слишком много, так что подоспевшая охрана оказалась не лишней. Зато после этой стычки меня бы не узнала даже Лариса. Хотя зрелище странное: по помойкам болтается мальчишка-беспризорник, а следом за ним, стараясь оставаться незаметными, — четверо здоровенных амбалов. После инцидента Марио хватал меня за шкирку всякий раз, когда ему казалось, что я собрался сбежать.

Удача улыбнулась мне только на пятой свалке из намеченных на сегодняшний вечер семи. Здешнее кошачье племя было велико и плодовито. А Контакт я наладил с местным Гераклом, не иначе. Здоровенный, потрепанный в боях котяра равнодушно принимал поклонение целой толпы пушистых кошечек.

Я предложил ему подвиги и славу — он согласился. [19]С самым независимым видом кот дошел до элемобиля и милостиво позволил мне посадить его на колени. Охранники, облегченно вздыхая, забрались следом, и мы направились в Лабораторный парк. По дороге я вновь вошел в Контакт с котом, объяснил ему, что теперь его будут звать Гераклом, и поведал историю жизни его тезки. И имя, и герой коту понравились, особенно двенадцатый подвиг. [20]

Дома проф оглядел нас внимательно и велел Линде провести полную санобработку кота, а потом так посмотрел на Марио, что тот уменьшился в росте.

— Откуда у ребенка синяк под глазом? — с ледяным спокойствием спросил проф.

— Я сам виноват! — вклинился я.

— Ты себя не охраняешь, — отрезал проф.

Покрасневший Марио объяснил, как было дело. Я тоже был очень смущен: я не собирался его подводить.

— Понятно, — кивнул проф. — Энрик, топай к Габриелле, пусть она тебя осмотрит и смажет.

У Габриеллы оказался какой-то новый красящий медицинский аэрозоль: пшик — и синяк или ссадина не видны, а за сутки аэрозоль испаряется, будто бы вместе с синяком. Я его стащил: пригодится.

Утром отмытый Геракл оказался ярко-рыжим. И исцарапал мне все руки, прежде чем согласился не обижаться на мытье шампунем. Наша с ним премьера была назначена на завтрашнее утро, а пока мы с удовольствием прошли довольно заковыристую трассу и повалялись по траве, чтобы отбить запах шампуня — Геракл настоял.

Потом я пошел знакомить его с Мышем. Гастрономический интерес котяры к Храброму Парню я пресек, пообещав в случае чего снять с него шкуру и напялить обратно, вывернув наизнанку; это заявление я сопроводил такими подробными картинами прямо в кошачьем мозгу, что напугал бы не только Геракла, но и несчастного Марсия. [21]

Мыш не испугался — на то он и Храбрый Парень. Только предложил кормить кота получше.

На следующее утро законтаченного кота вынесли тайком за парковую ограду. Геракл предложил мне не очень беспокоиться и дать ему возможность самостоятельно дойти до места: ничего с ним не случится. Он и дошел — четырежды подравшись по дороге, каждый раз по собственной инициативе. Подрался бы и в пятый, но я пригрозил забияке еще одной санобработкой, если он будет иметь слишком потрепанный вид. Только поэтому мы добрались до небоскреба еще днем.

В подвале здания коты жили — долавливали последних попавших в эту западню крыс. Знакомство с местной популяцией сопроводилось еще одной дракой, на этот раз необходимой, и повторением тринадцатого подвига Геракла [22](честное слово, о нем я коту не рассказывал). Разница только в том, что небоскреб принадлежал Вальгуарнеро, а не Джелу. [23]Этот рыжий бандит меня в гроб загонит! На мои попытки пресечь безобразие котяра обиженно заявил, что оно необходимо для того, чтобы потом хвостом открывать здешние двери.

Геракл — прирожденный шпион из боевика: смокинг, дорогие сигары, доступные красавицы; босс враждебной корпорации со страху делает глупости и выбалтывает важные тайны. Жаль только, что боевики ужасно далеки от реальности.

Наконец, удовлетворенный и расслабленный, кот согласился поработать и, руководимый мною, обошел и внимательно осмотрел все углы огромного подвала. Я узнал много нового и интересного о системе охраны и коммуникациях небоскреба, но, на первый взгляд, толку от этого было мало.

Наверное, следовало этим и ограничиться, однако такую потерю времени хотелось хоть чем-нибудь оправдать. Поэтому Геракл задушил крысу, схватил ее зубами поперек туловища (надо будет ему зубы почистить, когда вернемся) и храбро пролез через входную дверь к первой линии обороны здания и секретов корпорации Вальгуарнеро. Дикий женский визг заглушил даже сирену поднявшейся тревоги: мы с Гераклом наивно попытались просочиться под турникетом. Кота поймали, просканировали и, ничего не найдя, за шкирку вышвырнули из вестибюля. Рассерженный Геракл предложил в следующий раз силой прорваться через охрану, перебив ее всю.

Обратно мы возвращались по уже темнеющим улицам. Я еще никогда не держал Контакт так долго. Похоже, что гора родила мышь — толку никакого.

Дома нас встретил ослабевший от хохота (по его собственному заявлению) проф.

— Ты это нарочно сделал, — обвинил он меня, — чтобы я не запрещал тебе ходить на эротические сайты.

Я обиделся:

— Все эти кошачьи обычаи не я придумал!

— Между прочим, пока вы развлекались, звонил синьор Мигель и интересовался, как наши успехи. Скажи спасибо, что я не продемонстрировал ему картинку с монитора.

— Покажите ее мне. Я кое-что заметил, но хочу проверить.

Запись подтвердила мою догадку: рассерженные на кота охранники не просканировали дохлую крысу. А если и занялись этим, то уже после того, как нас с Гераклом прогнали. Это давало нам шанс пронести в небоскреб мини-робота, который уберется оттуда сам, через подвал — благо коты электронику не едят, да и мы с Гераклом сможем его там подстраховать. Только надо сделать это, когда на посту будет та же смена.

В нашем распоряжении оставалось трое суток. Программирование робота — не наша забота, так что все это время я нещадно гонял Геракла по трассе, требуя от него послушания и сотрудничества: того, что было, мне во второй раз не пережить. К вечеру третьего дня я надоел ему настолько, что он сбежал куда-то в парк, залез на дерево и отказывался слезать. Спускать его вниз, отобрав управление, я не хотел: сам бы я такого никому не простил.

Пришлось обойтись домашними средствами: я проник на кухню и стащил здоровенный ломоть изумительно пахнущей красной рыбы. (Зачем? Мне бы и так дали.) Вошел в Контакт с котом и начал бродить по парку с рыбой в руках. Когда Геракл уловил запах, я это почувствовал и довольно быстро обнаружил своего лакомку. Сел под дерево и пригрозил, что съем эту рыбу сам. Геракл обиделся. Тогда я ему обещал, что больше сегодня гонять не буду. Он спустился, и мы помирились.

Вторая попытка проникнуть в здание с крысой в пасти оказалась почти точной копией первой, только на сей раз Геракла еще и приложили боком о стенку так, что он взвыл. Мы с ним спешно удалились в подвал дожидаться крысоробота. Там нашлись негодяи, желавшие обманом взять реванш у травмированного котяры, но Геракл доказал им (и мне), что он настоящий герой! Это немного скрасило нам напряженное ожидание.

Коты не носят часов, поэтому я не узнал, через сколько минут взревела сигнализация, захлопнулись выходы и прогремели шаги наряда охраны. Все, можно уходить, нашей крысы нам больше не видать.

* * *
Геракл выкарабкался из подвала и побрел домой. Нет, в таком состоянии он под элемобиль попадет и не заметит — поэтому я полностью забрал у него управление. Мадонна, бедный котик: помимо царапин, порезов, порванного уха и когтя, болтающегося на ниточке, у Геракла явно треснули ребра.

«Геракл, мы с тобой партнеры, значит, все неприятности пополам, стоическая ты личность».

Жаль, что экстренная эвакуация как раз на такой случаи не была предусмотрена — секретность превыше всего. Так что подобрали нас не скоро.

Когда мы добрались до дома, Гераклу потребовалась госпитализация. На сей раз проф не пытался усыпить моего партнера. Все же люди меняются, иногда в лучшую сторону.

Следующие несколько дней я упорно пытался решить поставленную передо мной задачу, отвлекаясь только на тренировки (это святое) и стрельбу из лука (один красивый план требовал умения это делать). Первый раз я что-то планирую сам — и вот на тебе, поражение за поражением. Мыш спал у меня на плече, вздрагивал и шевелил усами, щекоча мою шею; зашпаклеванный Геракл нежился у меня на коленях, а я в который раз изучал изрядно увеличившееся досье небоскреба. Его теперь непрерывно снимали снаружи со всех возможных точек и сканировали все, что сканируется.

Как раз в это время у Храброго Парня родилось многочисленное (сколько именно неизвестно, Мыш считать не умеет) потомство. Правда, осторожная мать никого, кроме самого Мыша, к гнезду не подпускала. Я вспомнил свои навыки взлома и перенастроил часть парковой системы сканирования и тревожной сигнализации так, чтобы ни один рыжий кот и ни одна глупая ворона (не обязательно Кларина) не могли причинить вред детям моего партнера. Мне можно взламывать, если я не попадаюсь, — я и не попался!

Семейная жизнь Мыша напомнила мне о моих собственных личных делах, и я три вечера подряд гулял с Ларисой, терзаясь чувством вины: я надеялся, что меня осенит новая идея, как в прошлый раз. Если я гуляю ради этого, девочка имеет полное право на меня обидеться, а если нет — значит, я развлекаюсь, в то время как у меня стоит работа.

Тем не менее днем я честно занимался делом, иногда прерываясь, чтобы пройти с Мышем какую-нибудь несложную трассу. Не отличая работу от тренировки, Храбрый Парень все время пребывал в хорошем настроении от осознания собственной важности.

Только однажды я попробовал стащить бластер из оружейного склада: дверь в лабораторию по-прежнему заварена. Чертовы охранники свое дело хорошо знают. Филиппо поймал меня «на кармане» у синьора Соргоно: я пытался вытащить код-ключ. Меня потрясли за плечи, ответа на вопрос, зачем мне это понадобилось, не добились и выгнали из караулки, приказав не попадаться на глаза. Хм, сколько, интересно? До вечера я опасался, что синьор Соргоно пожалуется профу и мне влетит, но обошлось.

Пролетела неделя, прежде чем я увидел новую возможность проникновения во вражескую твердыню. Правда, для этого мне требовалась маленькая, драчливая и симпатичная птичка. Кларина не годится, она вообще ни на что не годится. Дело в том, что на уже ставшем ненавистном мне окне появилась кормушка. (В середине осени! Зачем?) К тому же окно стало периодически открываться.

Я запросил досье на тех сотрудников, которые работают в этой комнате. По счастью, там был не начальственный кабинет, а комната, где сидели программисты (куда же без них). Все правильно, пять дней назад на работу в корпорацию Вальгуарнеро приняли одну молодую синьориту, и посадили ее, скорее всего, именно туда.

Надо идти искать драчливую пичугу — только не воробья, а какого-нибудь редкого в городе представителя пернатых. Редкого, но возможного. Посидевшие в клетке птицы мне не годятся, мне нужен свободный волонтер. Геракл предложил свои услуги для поимки такового, но они были с благодарностью отвергнуты.

Лабораторный парк слишком маленький, и в нем живет мало птиц, но я все же попытался выбрать среди них своего Пегаса. [24]Тщетно.

Все-таки Лариса приносит мне удачу. Нужную мне птицу я нашел, когда мы сидели на открытой террасе паркового кафе в самом центре Палермо. Ею оказался совершенно замечательный синехвост. Эта небольшая лесная птичка так бесстрашна, что не только обитает в парках, но и появляется на городских улицах.

Я отвлек Ларису, приманив на дальний край нашего столика двух очаровательных, недавно научившихся летать птенчиков, и пока девочка крошила им пирожное, договорился с синехвостом, обещав вернуться за ним попозже.

— Энрик, — вдруг сказала Лариса, как будто на что-то решившись, — у меня скоро день рождения. И я тебя приглашаю. Ты придешь?

— Приду, — обещал я, — когда?

Лариса назвала день и просила прийти к четырем.

Проводив Ларису домой, я бегом вернулся в парк, потому что время поджимало: меня уже ждали с элемобилем. Тем временем синехвост заснул, и мне никак не удавалось его найти. Раздосадованный, я вернулся к своей охране. Теперь еще и за опоздание влетит.

Проф сперва спросил, почему я так задержался, и это здорово: не буду же я сам оправдываться. А так мои проблемы решились очень просто. Во-первых, мы с ним поедем в хорошее ателье и сошьем мне подходящий костюм: нельзя же являться на праздник в джинсах. Во-вторых, нам ничто не мешает пойти в этот парк днем и попробовать еще раз заполучить моего синехвоста. Проф сказал, что ему будет даже интересно посмотреть, как я это сделаю.

А подарок — это только моя проблема, благо деньги у меня есть. Так что я добавил еще один пункт в предложенный профессором план: посещение ювелирного магазина.

От идеи купить медальон я отказался: Лариса мне ничего не должна. В итоге остановился на изящном кулоне в виде летящей чайки [25]с настоящими селенитами. [26]

Приманить синехвоста во второй раз было непросто: у пернатых, оказывается, короткая память, и мой избранник уже все забыл. В конце концов птичка согласилась сесть мне на руку, и мы быстро, пока нас никто не запомнил, спрятались в элемобиль.

Мозгов у пернатых нет почти никаких, поэтому называть птицу Пегасом не имеет смысла — все равно не поймет. Так что наш синехвост будет Разбойником.

С этим самостоятельным заданием я все дела забросил, и если бы не проф, то не ел бы, не спал и не тренировался. Зато теперь у меня опять появилось свободное время — главным образом потому, что Разбойнику следовало давать возможность отдыхать от Контакта. Очередную попытку проникнуть в небоскреб я уже полностью спланировал и обсудил с профом. Осталось натренировать партнера и научиться контачить с ним так, чтобы крыльями он махал сам, а летел туда, куда я приказываю. В свободное время я изучал математику и готовил еще один сюрприз для Ларисы.

И хулиганил, разумеется. На дереве, под которым все собираются перед началом военных игр, я заранее повесил большой контейнер с краской для учебных бластеров с распылителем собственной конструкции, и, спрятавшись в полусотне шагов, выстрелом из лука пробил его. Зрелище, конечно, было пресмешное — но не для тех, кто попался. Ругались они… Меня бы за такие слова… Учения пришлось отменить: все были в краске по самые уши и отмывались часа три. Спрашивать у профа, почему он меня за это не выпорол, я не рискнул. Но охранники уже три дня со мной не разговаривают. И неизвестно, что лучше: когда мне попадает от профа, меня тут же все начинают жалеть, учить чему-нибудь интересному, рассказывать всякие истории и угощать конфетами; и хотя эти истории я слушаю уже не в первый раз, а конфет на кухне завались — все равно приятно. А синьор Соргоно поставил на это дерево видеокамеру.

Примерно тогда же у Мышевых детей наконец-то раскрылись глазки, они подросли, и гордый отец повел их на прогулку, пригласив меня присутствовать и попросив запереть Геракла. Тот обиделся: что в этих мышатах есть? Его и так неплохо кормят. Но оставаться в отдалении обещал, «чтобы не нервировать этих трусишек», — как выразился мой рыжий аристократ рода кошачьего.

Все шестеро мышат легко уместились у меня на ладони, только хвостики свисали. Очаровашки. И мой Мыш когда-то был таким. Я вспомнил о неумолимой судьбе, которая его ожидает. Хорошо, что он успел порадоваться своим детям и еще успеет увидеть, как они вырастут. Лесные мыши становятся взрослыми уже через три месяца. Может, кто-нибудь из этих мышат согласится остаться со мной, и мы с ним еще побегаем по разным интересным и опасным местам.

Наследующее утро синьор Соргоно предупредил меня, чтобы я не смел показываться под «игровым» дубом: вечером начнется очередная военная игра, и он настроил систему распознавания образов в видеокамере так, чтобы она поднимала тревогу, когда я там появляюсь.

Р-рр! Как работает система распознавания образов, я не понял, пришлось обратиться за помощью к Мышу. Из набора светящихся красок я выбрал серо-зеленую: при дневном свете она не видна на защитном комбинезоне. Когда все охранники уже стояли в вольном строю в ожидании начальства и хохотали над бородатыми казарменными анекдотами, Храбрый Парень забрался на дерево, залез на видеокамеру и с удовольствием на ней покрутился, закрыв объектив хвостом. Я подобрался сзади и попал из пульверизатора на спину каждому, а потом побежал прятаться. Жаль, что профа и синьора Соргоно пометить не удалось: начальство приходит минута в минуту.

Игра началась, как только стемнело. Через пять минут после начала учений «потери» достигли девяноста процентов личного состава. Синьор Соргоно остановил игру и велел всем ловить меня. Это потребовало гораздо больше времени. Меня бы и вообще не нашли, если бы проф не поднял глаза и не посмотрел на ветви того самого дуба — камера-то ищет меня внизу!

— Слезай! — велел он.

Я слез. Ой, что сейчас будет!

— Следующую игру ты тоже сорвешь?

— А как же!

— А сам поиграть не хочешь?

— Хочу!

— Понятно.

— Нет! — отрезал подошедший синьор Соргоно.

— М-мм, — поднял брови проф, — по-моему, Энрик убедительно доказал, что может обыграть всех сразу.

— Ладно, — проворчал синьор Соргоно, — только обещай соблюдать правила.

— Ага, — обещал я.

Через день я обнаружил в своем шкафу защитный комбинезон, а на столе — учебный бластер. Порядок.

Глава 18

К дверям дома, в котором жила Лариса, я пришел без пяти четыре, а кнопку на домофоне нажал, когда минутная стрелка стояла на двадцати четырех. Меня впустили внутрь и провели по широкой лестнице на второй этаж. Проф тоже очень богат, но красоте предпочитает практичность и удобство, поэтому у нас лифты, белые стены, новая функциональная мебель — ее выбрасывают раз в два года. Здесь же во всем чувствовалась женская рука — деревянная мебель наверняка сделана вручную, стены затянуты тканью, и на них висят картины, а по краю высоких потолков идут барельефы [27]— я такого никогда не видел. У чопорной синьоры Арциньяно оказался превосходный вкус.

В гостиной меня уже ждали. Я подарил один из принесённых с собой букетов синьоре Арциньяно и выразил восхищение красотой ее дома (книгу о хороших манерах я накануне проштудировал еще раз). Впрочем, никакого притворства не потребовалось — семейная крепость Арциньяно была удивительно красива.

Золотая тезка с селенитами очень понравилась Ларисе, и я удостоился чести застегнуть цепочку на шее девочки. Потом я показал Ларисе свой сюрприз — это был голоальбом [28]с коллекцией древнеегипетских фресок и барельефов. Я целую неделю удалял с имевшихся у меня изображений следы неумолимого времени. И немало в этом преуспел, благо древнеегипетские художники почти не смешивали краски. Альбом восхитил Ларису, но она уже видела многие из этих изображений, а вот ее матушку он просто потряс. Я объяснил, что это за картины, и признался в своей реставраторской деятельности. После этого синьора Арциньяно приобрела вид мечтательный и задумчивый — наверное, планирует сделать в доме египетскую комнату.

Через четверть часа начали собираться другие гости. Или меня специально пригласили пораньше, или я попал впросак со своей точностью. Родители Ларисы тактично удалились.

Сначала пришли две одноклассницы, Джессика и Розита, затем одноклассник Пьетро, а потом был сюрприз уже для меня, потому что в гостиную ступили Алекс и Гвидо.

— А Ружеро и Паоло вы почему не привели?

— Ружеро живет в Тразимене, а Паоло в Катании, — ответил мне Алекс.

— А как там Паоло, ты тоже знаешь?

— Конечно, знаю, он уже выздоровел. Ты тоже мог бы это узнать, если бы поинтересовался.

Упрек был справедлив, и я это признал.

Оказалось, что Гвидо и Лариса учатся в одной школе, только в разных классах. Алекс тоже живет неподалеку.

— Так это ты тот самый Энрик? — спросил Пьетро.

— Тот самый — это какой? — не понял я.

— Ну как же, Гвидо про тебя всей школе уши прожужжал.

— Гвидо, — сказал я самым суровым командирским тоном, который только смог изобразить, — знаешь, о чем я жалею?

— О чем?

— О том, что не позволил Ружеро убить тебя, когда представлялась такая возможность. И свалили бы на вражьи бластеры.

— Ха, думаешь остальные помалкивают?

— Нет, — вздохнул я, — Паоло еще на скале обещал что-нибудь сочинить, если ничего интересного не произойдет. Подозреваю, вся Катания уже считает, что подлодок там было штук сто.

— А на самом деле сколько было? — спросила Джессика.

— Гвидо, а ты что рассказываешь?

— Я правду говорю, — возмутился Гвидо, — лодка была одна, а десантных ботов — видимо-невидимо.

— Ботов было девять, а до берега добрались вообще только три. Два повернули к лодке, а четыре пушечка разнесла.

— Я и говорю — видимо-невидимо.

Все рассмеялись. Что-то здесь слишком много говорят обо мне, говорить надо о новорожденной, это ее праздник.

Тему удалось сменить, и вскоре мне, несчастному, который не учится в школе, в красках расписывали всевозможные праздники и всяческие проказы и шалости. Как здорово Лариса умеет подсказывать, особенно на математике (ну наконец-то заговорили о ком надо, девочка даже раскраснелась от удовольствия).

Не то чтобы я скромный от природы, скорее наоборот, всегда считал, что скромность украшает только того человека, у которого нет других украшений, вроде мозгов и характера. Я бы с удовольствием похвастался тем, как выбрался с острова киднепперов: это была непростая задача, а я решил ее красиво и изящно, — но нельзя. Тайна, летучие коты ее покусай! Что же касается боя на Липари, то ребятам пришлось гораздо хуже, чем мне: я уже бывал в переделках, и вести себя разумно для меня никакого труда не составило, а для них это был первый бой.

Приятный вечер встал на накатанные рельсы и покатился своим чередом. Лариса заботилась о том, чтобы никто из ее гостей не скучал: для девочки из хорошей семьи овладение этим искусством обязательно, так же как для мальчиков — обучение кемпо. Мы танцевали, играли в смешные карточные игры, болтали и ели пирожные. Это был кусочек той жизни, которой у меня никогда не было. И этот кусочек мне понравился.

Глава 19

Первый боевой вылет (с Клариной я на дело никогда не ходил и не пойду). Все отрепетировано, обговорено, накануне проф специально погнал меня спать пораньше, чтобы утром был бодр и свеж.

Заветное окно ежедневно открывается около десяти, и девушка наполняет кормушку. Это, наверное, нарушение правил, но поскольку летающих мини-роботов не бывает, на это явно закрывают глаза. Значит, в полдесятого нам уже надо быть на месте.

Я закрываю глаза, включаюсь в Контакт, проверяю; Разбойник слушается, причем охотно. Отлично, полетели.

Мы проносимся над самыми крышами старых зданий — вот-вот этот безобразник во что-нибудь воткнется. Нет, не воткнется; может, птицы и глупые, но реакция у них потрясающая, котам и мышам до них далеко.

Судя по птичьему базару и пустой кормушке, мы вовремя. Пресловутая новейшая тепловая защита (на всякий случай) не пропускает птиц размером с голубя — вдруг кто-нибудь все-таки сконструирует летающего мини-робота. Это для нас хорошо: с голубями нам не сладить.

Около кормушки суетится птичья мелочь: в основном воробьи, но встречаются и синицы. Никого более экзотического нет — отлично, синехвост сразу обратит на себя внимание любительницы птиц.

Небольшое выяснение отношений: это я тут самый крутой! Поверили. Открывается окошко, все птички взлетают и зависают чуть в стороне. Разбойник тоже так делает. В кормушку падает пригоршня зерен, окно закрывается, и птичий базар набрасывается на угощение. Ой, что это? Окно открывается вновь — нас заметили. На это зрелище — яркая лесная птичка посреди города — собрались посмотреть все. Программисты — люди сентиментальные или любопытные, а может, и то и другое вместе.

Так, теперь главное не торопиться. Синехвост ведет себя побойчее, чем обычно ведут себя птицы, но от человеческой руки уворачивается.

Все, позавтракали и улетаем. «Улетаем!» — я сказал. Разбойник возвращается домой над крышами Палермо. По-моему, он мне за что-то мстит, иначе зачем он разве что не впиливается в каждую встречную антенну? Сейчас я ему тоже отомщу! Я отобрал у синехвоста управление и пролетел прямо над гулявшей по крыше кошкой, царапнув ее когтями. Разбойник так испугался! Пришлось извиняться. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Долетели.

Я открываю глаза.

— Только не вставай, — поспешно предупредил меня проф.

— Это еще почему?

— Разнесешь тут все.

Точно, если уж я после Контакта с Клариной двигаюсь вдвое быстрее, чем обычные люди, то теперь страшно подумать, что будет.

Та же история повторилась на следующий день и еще на следующий. На четвертый день программисты перестали подбегать к окну всей толпой, но девушка по-прежнему пыталась прикоснуться к Разбойнику.

Начать действовать надо раньше, чем она оставит попытки приручить птичку — но тогда, когда девушка уже почти разочаруется. Кстати, она это делает крайне глупо. Вот если бы у нее на ладони лежало что-нибудь вкусное, я бы уже рискнул «приручиться».

Еще через неделю ее кто-то надоумил угостить пернатого, или сама догадалась. От таких даров синехвосты, в моем лице, не отказываются. Быстро склевываем этот орех — и тикаем!

Свободного времени — завались! А «преисподняя» по-прежнему заварена. Плюнуть, накупить новых реактивов и колб с ретортами? Нет, теперь, принося с собой какую-нибудь коробку или сверток, я обещаю, что это не взрывается и не ядовито. Впрочем, формально реактивы могут считаться безопасными, опасны их соединения. Нет, так нельзя, проф мне верит, а я… Надо добираться до того, что есть… Из элемобиля может получиться отличный таран — шороху, конечно, будет… Но под шумок самые опасные и интересные вещи можно будет унести. А остальное — купить с чистой совестью. Новую лабораторию я решил оборудовать в задней части подсобки нашего садовника: туда он никогда не заходит, а в парке под каждую травинку заглядывает.

В гараж пробраться непросто: здесь я — персона нон грата. Вошел я туда, прячась за широкой спиной Марио. Просто не дыша — слышит чемпион Палермо по кемпо, как кошка. Хорошо, что Антонио что-то ремонтировал и громко ругался. Я спрятался в темном углу и дождался, пока все уйдут.

Вот, теперь можно угонять. Сел, завел, поехал. Не успел я выйти на финишную прямую: на дороге, слегка приподняв левую бровь, спокойно стоял Рафаэль. Я затормозил и в отчаянии рухнул лицом на руль: ну что за невезение! Опять влип! Опять влетит! И опять ничего не получилось: заколдована эта дверь, что ли?!

— Ты не ушибся? — неожиданно мягко спросил Рафаэль.

— Чего?

— Ну ты так затормозил…

— А, нет, — помотал я головой. — Все нормально.

— Тогда вылезай. Я отгоню его обратно.

— Угу, — согласился я, — спасибо.

— Не переживай. Успеешь еще научиться.

— Ладно, — буркнул я и ушел.

Теперь по вечерам я постоянно потрясал сенсея своими успехами. Если эта скорость останется со мной навсегда — я буду стены руками пробивать. Пока, правда, здорово достается моим мышцам и связкам — но ничего, потерплю, дело того стоит. А еще сенсей сказал, что можно будет бегать по вертикальной стене вверх. Я попробовал, в парадной гостиной есть где разбежаться. Добежал чуть не до потолка, а потом рухнул вниз, на диван. Диван не выдержал. А уж следы на стенке! Все лучше, чем это белое уныние. Проф велел мне скрыться с глаз, пока он не рассердился. Я и скрылся — на дерево в парке, а потом с ужасным воплем спрыгнул оттуда на плечи Марио (его отправили меня искать). Хорошо, что он такой здоровый медведь — жив остался. Охранник поинтересовался, трепку от кого я предпочитаю: от него или от профессора. Я ответил, что не имел возможности сравнить качество продукции этих двух солидных фирм. Марио рассмеялся и не стал на меня жаловаться.

На следующее утро орех опять лежал на самых кончиках пальцев… нет, не на самых! Ну наконец-то дошло до человека, как птиц-то приручают. Правда, настоящая птичка на такую нехитрую уловку не поддастся — она же не помнит, что было вчера. Через десять дней орех лежал на середине ладони, и Разбойнику пришлось на мгновение сесть на пальцы девушки, чтобы его достать. Отлично! С этого момента я стал пристегивать к синехвосту специальный карман и учить его класть туда чипы подходящего размера, при этом надо было притворяться, что птичка просто чешет грудку и под крылышком.

Первая военная игра, в которой я принимал участие на законных основаниях, закончилась полным провалом: меня подстрелили минут через десять после начала.Кажется, Антонио отомстил мне за все. Обижаться не на что — прятаться надо лучше.

Единственное, что меня раздражало в долгой «чиповой» истории — необходимость прилетать к небоскребу по субботам и воскресеньям. Из-за этого я не смог поехать на два пикника, хотя Лариса меня приглашала. Но проф был неумолим: птицы не знают выходных и праздников, а меня уже наверняка давно зафиксировали и отслеживают. Повадки синехвоста должны быть естественными. Вот я тебе покажу естественные повадки! После обеда я тайком связался с Разбойником, и он буквально побрил любимый профессоров кактус, выставленный во внутренний дворик на солнышко, — ну понравилось птичке откусывать колючки и бросать их рядом. Я собирался еще выложить из этих колючек пару слов, но Разбойник оказался слишком бестолковым, а без усилителя долго контачить тяжело.

Еще четыре дня спустя синехвост опустился на программистскую ладонь и сидел на ней, пока его не попытались медленно и осторожно втащить внутрь. Не на того напали! Разбойник вспорхнул и улетел — меня порадовало, что сделал он это по команде.

Все, завтра или послезавтра уже можно будет действовать.

На следующий день попытка втащить птичку в комнату была подкреплена лакомством в другой руке девушки. Синехвост «потерял осторожность» и оказался внутри. Окно захлопнулось. Ах, так! Вы решили поработить вольную птицу! Со столов полетели всякие мелочи, прическа одной немолодой дамы была безнадежно испорчена, а коварную соблазнительницу Разбойник клюнул в нос. Потом он забился в угол (тот самый, который владел моими помыслами уже на протяжении почти что трех месяцев) и, пока бедные медлительные люди искали, куда пропала маленькая перепуганная птичка, сделал все как надо. Все, чип в кармане. Теперь надо заставить людей опять открыть окно. Еще одна разбойничья вылазка — и нам открыли окно под громкие вопли: «Немедленно выгоните эту птицу, а то я вас саму выгоню». Упрашивать меня не было нужды — слегка ткнувшись ради правдоподобия в стекло, Разбойник вылетел наружу и с громкой птичьей руганью взмыл в небо.

Больше мне сюда не прилетать. Я аккуратно вел Разбойника на посадочную площадку, сердце у бедолаги билось втрое быстрее обычного.

«Ну все уже, все, успокойся».

Это было, наверное, самое триумфальное возвращение птицы за всю историю человечества после возвращения голубя с оливковой ветвью! [29]

Глава 20

Разбойник остаться не захотел. Я был опечален, но отвез его обратно в парк в центре Палермо.

«Удачи тебе, малыш!»

Синьор Мигель, судя по состоянию моего счета, был чудовищно доволен. На такие деньги можно купить Разбойнику грузовой звездолет орехов — только зачем ему столько? Он выбрал большой лес.

Вместо орехов я заказал себе гоночный велик. И целый час изучал прилагающиеся к нему инструкции — слишком уж он сложный, чтобы учиться ездить. Разобрался, сел в седло и поехал. Ну конечно, если уж падать, так в розовый куст. Садовник пожаловался профу. Если мне влетит — я обижусь, я же не нарочно, да и исцарапался… Проф предложил мне ездить подальше от колючих кустов и маленьких елочек.

А Джорджо, садовнику, я отомстил, покрасив красные розы в зимнем саду медицинским аэрозолем, украденным у Габриеллы. Он забеспокоился, что его драгоценные цветы заболели, целый день читал справочники и консультировался со специалистами. Ночь он провел рядом с кустом. Наутро розы вновь были красными. Садовник опять забеспокоился. И так еще пару раз, а потом у меня кончился аэрозоль.

Несколько дней я почти ничего не делал — учился гонять на велике и развлекался. Даже съездил наконец на пикник с Ларисиной компанией. Настоящий лес, костер, обуглившееся над огнем мясо, хлеб и печеная картошка. Тишина, нарушаемая только птичьими трелями, потому что величие леса влияет на всех. Так когда-то сидели у костров наши далекие предки. И мир вокруг них был настолько опасен, что им пришлось постепенно придумать все то, чем мы пользуемся, и узнать все то, что мы теперь беспечно забываем.

Если бы еще девочки не пытались отбить меня у Ларисы, а парни — Ларису у меня, я бы решил, что попал в рай. Между тем пришлось намять бока одному особенно нахальному типу. Причем удовольствия никакого: птичья скорость осталась со мной, так что даже сенсей за мной не поспевает, а этому парню и тем более не угнаться. Теперь надо думать, как бы кого не покалечить. С моей стороны драки перестали быть честными, разве что против нескольких противников сразу.

Спустя некоторое время проф поинтересовался, не надоело ли мне бездельничать? Что это он имеет в виду? В жизни по-настоящему не бездельничал — скучное это занятие. Оказывается, я уже три месяца не занимаюсь изучением школьной программы!

Да, это он правильно заметил. Я уже три месяца не редактировал свой лог доступа. Доигрался. Глупое старое вранье хватало меня за ноги и портило нынешние отношения с профом. Пора признаваться. Проф не терпит обмана, поэтому мне влетит. Ну и что? Не в первый раз. Я вдохнул поглубже:

— Вообще-то, я уже могу сдать экзамены за двенадцатый класс.

— Когда это ты успел?

— Я это мог еще тогда, когда сдавал за восьмой.

Проф помолчал.

— И как тебе удалось это скрыть?

— Лог редактировал.

— Зачем ты это сделал?

Я вздохнул и опустил голову.

— Мне не нравится, что ты меня обманываешь, — добавил проф.

— А мне не нравится, что вы меня все время проверяете!

— Я тебя проверяю намного реже, чем следовало бы!

Вот это, пожалуй, правда. Других мальчишек контролируют гораздо чаще и жестче — это я понял из разговоров моих новых знакомых. Но им учиться лениво, их только не устраивает, когда девчонки получают лучшие оценки. Я их решительно не понимаю — но, может, это я такой ненормальный? Помню, как я был счастлив, найдя на своей свалке работающий считыватель и несколько дисков с книгами. В основном всякая белиберда, но среди прочего обнаружился учебник по программированию и интернет-технологиям и ужасно смешная игра для изучающих английский язык. Как я в них тогда вцепился!

Зря я начал огрызаться. Теперь мне еще предстоит длинная нотация. Пока проф молчит, но его молчание давит, как вода — слишком глубоко заплывшего ныряльщика.

Наконец проф пришел к какому-то решению.

— Ты, надеюсь, не собираешься на этом останавливаться?

— Нет, не собираюсь.

— Тогда рассказывай.

У меня отлегло от сердца, и я рассказал о математическом анализе и классической (пока) физике, о древней истории Земли, о программировании и системном анализе. Лекцию о древней истории я сопровождал картинками с сайта «История Земли…» и собственными схемами давно отгремевших сражений.

— Ну хорошо, — кивнул проф. — Но я думаю, тебе все же следует сдать экзамены за среднюю школу и подумать о систематическом образовании.

— Угу.

— Дать тебе пару недель на повторение?

— Можно, кое-что надо вспомнить.

Надо бы, конечно, но не хочется. Биологией я занимался практически: изучал, неизвестно в который раз, Лабораторный парк — надоело, что меня любой может подстрелить. Нашел несколько удачных укромных мест.

На следующей игре выяснил, что не только я такой умный. Хорошо, что Филиппо бегает быстрее меня. Он первый занял облюбованную мной ложбинку, я подбежал через несколько секунд и сориентировался быстрее: первый раз я кого-то подстрелил. Меня, правда, тоже немедленно «уложили», и я даже не понял кто.

Глава 21

Если вам слишком хорошо — значит, вы чего-то не заметили. Я гулял с Ларисой, когда проф зачем-то связался со мной по комму. Эту вещь он мне навязал с тем условием, что звонить будет в самом крайнем случае, поэтому я очень удивился и встревожился.

— Немедленно возвращайся! Элемобиль за тобой уже выехал.

Я извинился перед Ларисой и проводил девочку до дверей ее дома. Что могло случиться? С утра мы с Мышем ставили какой-то «жучок» — работа несложная, поэтому я рискнул пойти с постаревшим (это уже чувствовалось) Храбрым Парнем. Даже если его нашли раньше времени, это не повод прерывать мое свидание. Завтра поставлю как-нибудь похитрее. Охранники, естественно, ничего не знают — разве что кто-то умер. Но с профом я только что разговаривал, с ним все в порядке. Мыш! Пока я развлекался, он умер? Я связался с Мышем. Нет, связь есть — значит, жив. Геракл — тоже, он еще и здоров как бык, что ему сделается?

Все еще недоумевая, я влетел в кабинет профа. И увидел на столе старый знакомый ремень. Значит, приговор уже вынесен и сейчас будет приведен в исполнение. Что это я такого натворил? Проф даже не спрашивает, я ли это был!

— Ты никогда не задумывался, почему здесь такая большая охрана? — спросил проф. Он старался говорить спокойно, но был в ярости.

Я так ничего и не понял, поэтому он продолжал:

— Это не проходит по разряду детских шалостей. Ты испортил систему охраны парка, и к нам сегодня забрался чужой мини-робот. Его чудом отловили уже на обратном пути. Хочешь узнать, какую информацию он нес своим хозяевам?

Вопрос риторический и ответа не требует. Болван! Дети Мыша уже выросли, покинули гнездо и браво прыгают по деревьям парка. А я так и не откатил систему назад. Сам во всем виноват!

— Тебе повезло, что синьор Соргоно не нашел других случаев пробоя. Поэтому мне удалось убедить его не докладывать об этом наверх.

А вот за это ему спасибо. На селенитовые шахты меня, конечно, не сошлют и из бластера не расстреляют — слишком ценный. Но в Лабораторном парке запрут обязательно, это же только проф знает, что я тогда взбунтуюсь и удеру. А опять становиться беспризорником… Нет, не хочу, тем более что с такими секретами в голове меня в покое не оставят.

Ну не идиот ли? Хватит себя ругать, надо настроиться: «сейчас будет очень больно». Можно попробовать войти в боевой транс, сенсей недавно начал меня этому учить. Тогда не так страшно. Лучше всего подойдут гекзаметры — длинные строчки, сложный ритм не дадут от себя отвлечься.

А столешницу эту я однажды ненароком оторву. Сколько раз мне пришлось повторить про себя «избиение женихов Одиссеем и Телемаком», я не считал, но больше трех.

Утром я решил, что проваляюсь в постели дня три, не меньше. Надо установить норму: на каждые сто строк из Гомера — день лежания. Скучно, но что делать? Повторения мне не надо. И вообще, ничего же страшного не случилось! А я до сих пор шевельнуться не могу. Совсем он рехнулся!

Завтрак прибыл на тележке, и прикатил ее сам проф. Вот это да! Раньше он в таких случаях Габриеллу присылал.

— Ты как? — поинтересовался он.

— Как надо! — огрызнулся я. — Трогательная забота!

— Ты еще скажи, что систему охраны испортил кто-то другой.

— Ну я! А вчера спросить..?

— Ты не огрызайся. Сам виноват.

— Ну и что? В боевой аптечке был такой шприц, противошоковое средство. В самый раз.

— Ты преувеличиваешь. К тому же это небезобидно. Тебе придется сейчас встать, Энрик.

— Это еще зачем?

— Новая работа.

— Сами и работайте! Я сегодня в Контакт не войду.

— Хочешь, чтобы я сообщил синьору Кальтаниссетта, почему ты отказываешься?

— И что он еще такого со мной сделает?

Переговоры зашли в тупик. Проф, конечно, не станет на меня жаловаться. А встать я в самом деле не могу: хуже, чем сейчас, мне никогда еще не было. Даже когда я взорвал в парке свою маленькую бомбочку, даже когда я забрался в секретные файлы профа…

— Это очень важно, очень срочно и очень опасно.

— Вы знаете, чем соблазнить. А подробности? Хотя мне все равно не подняться…

— Это поправимо, — ответил проф, стаскивая с меня пижаму, — сейчас я тебя смажу, но учти, эта мазь жжется. Ох ты, господи! А пополам тебя будут перепиливать — тоже промолчишь?

Отвечать на эту похвалу я не стал, потому что опять вспоминал гекзаметры: толку от них много, вчера убедился.

Потрясенный вид профа постепенно сменился виноватым. Но мне от этого не легче.

— Подробности такие: через пару часов мы берем Геракла и улетаем в Фоссано. Там вам предстоит разминировать одно здание.

— Ну ничего ж себе! А сапера послать нельзя?

— Нельзя. Кальтаниссетта сейчас ведет сложные переговоры с… неважно. В этом здании больше ста наших людей. Если кто-нибудь из них попытается выйти — дом немедленно взорвут. И если там появится сапер, дом взорвут. Если синьор Мигель не уступит на переговорах, дом тоже взорвут.

— Так пусть уступит! Оуу!

— М-мм, не факт, что это поможет. Молодые семьи — они, знаешь, бывает, что и так поступают. Или ты думаешь, что один на Этне знаешь слово «история»?

Все ясно, вставать придется. А баночку с мазью я у него из кармана вытащил: пригодится.

* * *
Через два часа, напичканный мягким обезболивающим, я разлегся на специально принесенных в боевой катер подушках. У меня под боком растянулся Геракл — он, кажется, решил, что это великолепное ложе устроили ради него.

«А сейчас, котяра, мы с тобой будем спать, ночью не получится».

Геракл послушался, и следующие пять часов мы с ним продремали.

В Фоссано мне показали учебный фильм о разминировании взрывных устройств того типа, к которому принадлежало ожидавшее меня недалеко отсюда чудо убийственной техники.

— А устройство точно это? — спросил я. — Связи-то, когда мы пойдем работать, не будет.

— Насколько что-нибудь может быть точным, — серьезно ответил проф, — я проверял.

— Ладно, а дать нам с Гераклом такое же для тренировки нельзя?

— Можно, — улыбнулся проф, — наконец-то ты заработал, а то все спишь.

Сначала я попробовал разминировать его сам. Ничего хитрого — отжать вот эти две пимпочки, надавить на эти две кнопки, вывинтить взрыватель. Но у котов нет пальцев — на кнопки-то он с моей помощью нажмет, а вот взрыватель… Нам понадобится такая пластмассовая штучка — ключик. Геракл возьмет его в пасть и донесет до места.

Пока делали ключ, я изучал предложенный нам маршрут. Те, кто его разрабатывали, думали, что он предназначен для мини-робота какой-то неизвестной им новейшей модели. Секретность, как всегда, победила даже здравый смысл. Для кота этот маршрут не годился. Там, где нам предлагали обходной маневр, Геракл проскочил бы безо всяких проблем, а там, где мог бы пройти робот, кот не проберется. Если же Геракл отправится открыто, как обычный кот, его, возможно, попытаются поймать и проверить, не относится ли он к мини-роботам новой модели, а у него при себе должен быть ключ. Эта вера в новые модели мини-роботов сродни вере в черных кошек — летучие коты ее покусай! Решение мне подсказало воспоминание о «тринадцатом подвиге Геракла». В этом полушарии сейчас весна, и кошки ведут себя как ненормальные.

Бомба заложена в маленьком павильончике рядом со зданием, обитателей которого нам и предстоит спасти. Если поместить там на крыше полдесятка симпатичных кошечек, то все коты Фоссано рванут туда, невзирая ни на что. Все они вполне настоящие, металлических деталей не имеют, через раскинутую на мини-роботов сеть пройдут. И Геракл пройдет вместе с ними. А если они будут стрелять? По кошкам? Вряд ли.

Осталось только уговорить принцессу. Организовать там рыбную свалку? Подозрительно — только дурак не поймет, что тут что-то затевается. Зато почему кошачий концерт устраивается именно здесь, а не где-то еще, никто не знает. Проф, во всяком случае, не смог вспомнить, чтобы этот вопрос кто-нибудь изучал. Очень хорошо, а как ошалевшие от желания кошки находят друг друга? По запаху, это даже я знаю. Люди его не различают. Отлично.

Последний вопрос: как организовать в нужном месте источник соответствующего запаха? Я пожалел, что не взял с собой Кларину. Как ни плоха она — все-таки лучше, чем ничего.

Птицу придется искать на месте. Лучше голубя. А пока я буду этим заниматься, пусть мне все приготовят для глобального обмана кошачьего племени. Отличная, кстати, шутка — с кем бы ее выкинуть?

Из тайного бункера меня выпустили на безлюдный пустырь. Заблокировав по возможности все болевые ощущения — а то ни одна птичка на руку не сядет, — я позвал какого-нибудь храброго голубя. Объяснить, как я это делаю, невозможно. Но это работает, и работает неплохо. Хотя на этот раз мне пришлось ждать больше часа, прежде чем на зов откликнулся голубь, который мне понравился.

Расцветка у него была самая обычная. Но гонор, желание похулиганить — то, что нужно, настоящий авантюрист. На зов являются либо такие, либо те, кто стремится прислониться к сильному — для работы они не годятся. Если бы я их всех привечал, мог бы зоопарк организовать. Но те, что хотят сидеть в клетке, мне не нравятся.

Забрав Авантюриста, я вернулся в бункер. Геракла пришлось убрать подальше: незачем моим партнерам пока встречаться.

Феромоны [30]привезли через час, за это время мы с Авантюристом успели познакомиться и поворковать.

Все, пора за работу. И сделать ее лежа на животе не получится. Ну почему этого чертового мини-робота не могли послать в другой день?! Проф, правда, постарался устроить меня поудобнее. Ладно, хватит себя жалеть, ничего хорошего из этого не выйдет.

Авантюристу повесили на шею легкий мешочек на тонкой ниточке: надо, чтобы он сумел ее порвать.

Голубь сел на руку нашего начальника охраны (до сих пор человек на меня сердится) и был вынесен на поверхность. Взмахнув крыльями, Авантюрист умчался в темнеющее небо.

До места мы добрались спокойно, хищных птиц в городах почти не бывает. Вот она — крыша, которая нам нужна. А теперь лапой… Оп, ниточку порвали, и еще надо мешочек раздавить. Это удается сделать только клювом. Авантюрист на меня обиделся: такая гадость, а я его туда носом! Спасибо тебе, голубь сизокрылый.

Через час я сам отнес Авантюриста обратно наверх, и мы простились.

Теперь самый ответственный этап, а времени на него — всего три часа. Геракл неохотно прихватил пластмассовый ключик и отправился в дорогу. Примерно за километр до цели кот заволновался и резко ускорил шаг.

«Не спеши, Геракл, пусть охране надоест проверять всяких там кошек. И впереди тебя ожидает одно разочарование».

Хвостатый мне не совсем поверил, однако почти послушался. А вот и линия кордонов — почти незаметных. Грамотно, войсковая операция не помогла бы. Было бы много шума и взрыв как апофеоз. А так здесь немного постреляли по кошкам, но это развлечение быстро приелось, так что мы с Гераклом проскочили… Нет, не проскочили, сейчас его тоже застрелят. Бегом! Ф-фух, хотели только напугать. Но нам от этого не легче, потому что, удирая, кот выронил ключ. И как, интересно, мы теперь его заберем? А делать это надо срочно.

«Не упрямься, котяра. Страшно, и застрелить могут, но очень, очень нужно».

Кот внял. И предложил решение. Сейчас мы с ним будем охотиться вон за той птичкой. Охранники должны проявить солидарность с охотником, а не дичью. (Интересно, где этот усатый тип изучал психологию?) А спугнуть птичку вовремя Геракл сумеет. Так и вышло — к тому же один из охранников издал поощряющий возглас, спугнувший воробья. Ключ в пасть — и вперед.

И вот тут Геракл словно с цепи сорвался. Пока это не страшно: бежит он куда надо, — но потом его придется как-то остановить.

На месте нас ожидал великий кошачий кошмар: все хвостатое население Фоссано собралось здесь. Между котами велась настоящая война за внимание дам. Геракл чуть было в нее не включился, но тут мне повезло: пытаясь его образумить, я потерял контроль над собой, и бедный котяра прочувствовал все то, что чувствую я. Он сдержанно взвыл, но ключ не выпустил — умница.

«На обратном пути порадуешься жизни, — обещал я Гераклу, — а сначала дело».

Кот проскользнул внутрь. На бомбочке дрались два кота, а в полуметре совокуплялась какая-то парочка. Этого нам только не хватало.

Хорошо, что коты такие индивидуалисты и не могут объединиться против общего врага. Геракл справился с ними поодиночке.

Теперь самое главное. Осторожно — ключевое слово этой операции. Я отобрал у Геракла управление и нажал на нужные кнопки. Надеваем ключ на взрыватель, отвинчиваем.

«Геракл, зубами за этот выступ хватайся и вниз тащи. Молодец, теперь еще раз и еще».

Отвинтили. Все!

Теперь пора выполнять обещанное. Я вернул Гераклу управление и остался с ним — интересно. Э-э, нет, интересно-то оно интересно, но я тоже не железный и не вуайерист.

Великую кошачью свадьбу, на мое счастье, разогнал боевой катер со знакомой эмблемой на борту. «Синие ястребы» во второй раз оказались моими ангелами-хранителями. Теперь наконец можно возвращаться, потому что Геракл со страху угомонился.

Глава 22

На обратном пути, уже в катере, я понял, что заболел. Впервые в жизни. Следующая неделя состояла из лекарств, уколов, звона в ушах и больной головы. Еще меня зачем-то уговаривали поесть. С ума сошли! Это же жевать надо! И глотать!

Говорят, все хорошее имеет конец. Все плохое, по крайней мере болезни, наверное, тоже — правда, не всегда такой, на который рассчитываешь.

Через неделю — или больше, или меньше, не знаю — я понял, что, скорее всего, не умру. А еще на свете оказалась такая прекрасная вещь — много-много еды. Почему нельзя дать мне ее всю сразу? Придется смириться, все равно нет сил отобрать.

Еще через три дня я стал понимать разумные доводы. А еще через неделю самостоятельно поднялся и пошел умываться. В зеркале я увидел коротко стриженную «бедную сиротку» — добрался-таки проф до моих волос. Я их нарочно отращивал, чтобы ничто не напоминало мне о приюте, благо ровесников поблизости не наблюдалось и смеяться надо мной было некому. А в последнее время, когда я начал общаться с другими ребятами, смеяться надо мной и моими привычками уже стало небезопасно. Но проф вечно точил зубы на мои кудри: мешали они ему налеплять на меня десятки датчиков.

Кроме отсутствующих волос меня беспокоило что-то ещё. Тишина. Как будто в десяти метрах нет ни Мыша, ни Геракла. Но они там, Геракла сегодня утром пустили поздороваться. Я напрягся и попытался войти с ним в Контакт. Ничего. На дрожащих ногах и с бешено колотящимся сердцем я вернулся в постель.

— Это пройдет, просто я еще слишком слаб, — утешал я себя, — успокойся, все будет в порядке.

Успокоился я потому, что на волнения просто не было сил.

Дар не вернулся — ни через день, ни через два, ни через неделю. В отличие от способности размышлять. Проклятие. Что со мной теперь будет?

Некоторое время я, конечно, смогу скрывать свою новоприобретенную обыкновенность. Но не вечно же.

По ночам меня мучили кошмары из моего прошлого. Днём я тоже просто не мог его не вспоминать. «Я ничего не боюсь!» Вместе со старым девизом всплыли все связанные с ним воспоминания.

Никто не знает, кто были мои родители. Меня просто анонимно родили и анонимно оставили в роддоме. Так что свое несуразное имя я получил потому, что какой-то клерк недонабрал одну букву, а обратить его внимание на эту ошибку оказалось некому. Сейчас мне мое имя даже нравится, но раньше оно было источником многих неприятностей.

Первые шесть лет своей жизни я провел в самом кошмарном приюте во всем Палермо. Потом решил сбежать. Но я такой был не первый. Сбежавшие мальчишки, не умея выживать на улице в одиночку, обычно возвращались, поджав хвост, и, вынеся положенное количество розог (совершенно невероятное), всю оставшуюся жизнь вздрагивали от громкого голоса или начальственной интонации. Один из них, к тому времени уже взрослый мужчина, работал в нашем приюте кухонным мужиком, И я каждый день видел, как он втягивает голову в плечи, стоит директрисе пройти мимо него. Мне это не подходит. Я не так глуп. Я уйду отсюда так, чтобы никогда не вернуться.

Во-первых, я сбежал не ночью, а утром, с прогулки, во-вторых, прихватил с собой кредитную карточку директрисы, в-третьих, заранее выяснил, где находится ближайшая свалка, на которой обитают беспризорники, и узнал, что их главарь, парень лет пятнадцати, совсем не злой и умеет держать слово.

Когда я предложил ему кредитную карточку в обмен на обещание разрешить мне остаться, он только посмеялся надо мной: какой в ней толк? Кода-то он не знает. Но остаться позволил. Тогда я с самым небрежным видом сообщил ему код и предупредил, что до вечера карточки никто не хватится. Две тысячи сестерциев перекочевали в карман Бутса (так звали парня). Он действительно был уникальной личностью среди беспризорников. При нем банда не голодала, не дралась, и ее не раздирали междуусобицы. Мои идеи, как добыть побольше денег, еды или несколько пар целых ботинок, он внимательно выслушивал и кое-что пускал в ход.

Тучи сгустились над моей головой, когда Бутсу было лет шестнадцать: он вырос, и его взяли в воровскую шайку Шаркуна. Хотя, если бы последний не проявил ко мне интереса: «какая смена растет», — я бы не выжил. После ухода Бутса в банде начался период нездоровой анархии и бессмысленной жестокости. Бутс тоже мог надавать кому-нибудь по морде, но никогда не делал этого просто так.

Кому из представителей старшего (лет четырнадцати) поколения пришла в голову замечательная мысль послать малышню попрошайничать, я не помню. Помню, как во мне поднялась волна протеста, как я встал и в самых изысканных нецензурных (это я сейчас знаю, что они нецензурные) выражениях объяснил парню вдвое старше и впятеро сильнее себя, куда он может засунуть свои светлые идеи. Помню, как один из его подпевал, беспризорник лет десяти, сбил меня с ног и как обозвал трусом, пока я поднимался (он еще много чего сказал, но это не имело для меня никакого значения).

— Я ничего не боюсь! — прохрипел я и бросился на него с такой яростью, что разница в росте, весе и силе перестала играть какую-либо роль в этой драке.

Выиграть битву — не значит выиграть войну. У моего противника нашелся покровитель постарше. Потом я лежал на земле, рыдая и вскрикивая, когда удары по ребрам были особенно сильными.

— Эй, (…) — остановил кто-то моего мучителя, — забьешь его (…) до смерти (…), сам будешь (…) закапывать (…), чтоб не вонял (…), да и Шаркуну (…) этот щенок (…) понравился (…).

— Подбери сопли (…) и заткнись (…)! — сказали мне, но в покое оставили.

Тогда я и обещал себе, что больше никто никогда не увидит моих слез.

Ночью я убрался со ставшей такой неуютной свалки. И спрятался в полузаброшенном чуланчике на заднем дворе маленького молочного магазинчика. Утром меня обнаружила хозяйка, но, выяснив, что, во-первых, я ничего не украл, а во-вторых, полумертв, не прогнала, а наоборот, промыла мою рассеченную бровь и целых две недели подкармливала фруктовыми йогуртами с закончившимся сроком реализации. В жизни не ел ничего вкуснее.

Добрая женщина, пожалуй, оставила бы меня у себя, если бы жила подальше от той самой свалки, которую я только что покинул. Меня искали, хотя и не слишком интенсивно, однако было очевидно, что ежедневно ходить по ближайшим улицам мне не дадут.

Через две недели, починив моей благодетельнице капризный универсал-автомат [31]и снабженный йогуртами на первое время, я отправился искать свое место в жизни. Еще через неделю у меня уже имелось «свое дело»: на свалке высокотехнологичных отходов я разбирал все, что разбирается, и сдавал работающие детали в одну сомнительную маленькую лавочку. Домом мне служил корпус боевого катера, который я постепенно приводил в порядок и благоустраивал. Правда, через месяц я неосторожно забрел в зону влияния моей бывшей банды и жестоко поплатился за это. Не убили меня в надежде полюбоваться на то, как «этот (…) щенок (…) сам (…) на коленях (…) приползет (…)». Ха, дожидайтесь, безмозглые!

Вынужденный часто появляться в опасных для себя местах, я приконтачил большую свору бродячих собак. Они охраняли мое жилище и меня самого, когда я выходил со свалки, а я подкармливал их зимой и лечил, как умел, их раны.

Тогда у меня появился Тяпа — полугодовалый щенок водолаза, неизвестно как затесавшийся в совершенно не подходящую для него бродячую компанию. Не знаю, выгнали его из дома или потеряли, но дикой собакой он определенно не был.

Мне было девять лет, когда я в сопровождении почетного эскорта из четырех пресвирепого вида псов проходил мимо той самой свалки, где по-прежнему обитала та самая банда. Нападать на меня уже не рисковали, но пытались как-нибудь уязвить словами, выяснив, что из-за этого я собак не спускаю (боятся — значит уважают). Тогда я уже покупал одежду в секонд-хенде и даже стирал свои вещи в автоматической прачечной. В моем катере было электричество, «почти что водопровод» и нагреватель для воды. Так что беспризорником я не выглядел. В тот раз я почему-то не стал отвечать на ругань и глупые шутки своих врагов.

Именно тогда меня заметил проф. Он дошел следом за мной до моего жилища, подождал, пока я выберусь наружу (собаки предупредили: чужой) и уговорил уйти с ним, согласившись даже взять Тяпу.

Первым делом проф поместил меня в дорогую клинику, где мне заново сломали криво сросшиеся ребра и срастили их как полагается, а от шрама, рассекавшего бровь, остались только воспоминания.

Потом я учился всему тому, что уже давно знали и умели мои сверстники — в том числе держать вилку и вести себя за столом. По сравнению с этими занятиями, Контакт казался мне приятной игрой.

Учиться (если не считать правил поведения) мне понравилось сразу. Но Контакт все так же оставался для меня самым лучшим развлечением. Пока не случилась беда. Тогда я не отличал работу от тренировки на трассе. Я все старался сделать как можно лучше из уважения к моему опекуну и воспитателю… Который бессовестно обманывал меня почти два года.

Мы с Тяпой ставили очередной «жучок», когда его подстрелили из бластера. Пес на трех ногах добрел до финиша, был принесен в лабораторию и умер, едва я успел прервать Контакт. Меня тоже пришлось откачивать, и я до сих пор не знаю, можно ли было тогда спасти Тяпу. Или его и не пытались спасти.

Потрясенный обманом, я начал добывать правду сам. Тогда-то я и взломал защиту на компе профа. Надо сказать, что войну я начал по всем правилам — со сбора информации. И вел ее полтора года. Пока не потерял цель.

Глава 23

«Да ты трусишь, парень! — сказал мне ехидный внутренний голос. — Боишься опять оказаться на улице».

«Я ничего не боюсь!»

И я пошел навстречу своей судьбе.

В данном случае это означало отправиться в кабинет профа и сказать ему правду. Я так и сделал:

— Я должен сказать кое-что важное.

Проф оторвался от компьютера и воззрился на меня:

— Я тебя слушаю.

— Я не могу войти в Контакт, совсем. Ни с Мышем, ни с Гераклом, ни с кем.

Проф посмотрел на меня внимательно:

— Ты думаешь, я вышвырну тебя на улицу?

— Я не знаю.

— Ты считаешь меня таким негодяем? — Он помолчал. — Шкуру бы с тебя спустить за такие слова, так ты и без того бродишь как привидение. Ты — мой сын, понятно? И ничто не может этого изменить!

Говорить я не мог. Почему я такой дурак? Проф подошел ко мне, обнял и держал все время, пока я справлялся со слезами, которые упорно пытались выкатиться из моих глаз.

Храбрый Парень и Геракл никак не могли понять, что со мной происходит, и все время ластились, каждый на свой манер. На многочисленные письма от Ларисы я ответил, что был очень болен, выздоравливаю, но из дома пока не выхожу. Синьор Соргоно долго извинялся передо мной за то, что настучал на меня профу, когда обнаружил дыру в своей системе безопасности. Я только пожал плечами: хорошо, что профу, а не ББ. Если я проходил мимо кухни, меня пытались накормить чем-нибудь вкусным. Рафаэль сменил гнев на милость и дал мне немного поводить элемобиль. Несмотря на все эти знаки внимания, я продолжал бродить как привидение. «Это еще не конец света», — убеждал я себя каждый день и каждый день вновь и вновь пытался услышать тот восхитительный шум, который сопровождал меня с самого рождения.

— Ты бы что-нибудь взорвал или взломал, — заявил как-то проф за завтраком.

Он хотел сказать что-то еще, но осекся. Наверное, представил себе, что я могу натворить.

Проф хочет убедиться в том, что я ему поверил. Надо и в самом деле сделать что-нибудь такое, нехорошее. Но ничего не приходило в голову.

В конце концов, я утащил из гаража клин и рычаг, снял решетку, вышиб раму подвального окна и пролез в свою лабораторию: давно здесь не был. Чуть не застрял, как Винни-Пух в дверях у кролика. Ничего интересного не придумал, только вылил себе на колени пробирку с соляной кислотой. Джинсы пришлось выбросить немедленно. К себе в комнату я пробирался в набедренной повязке, как папуас, и в темноте. Опыт, полученный во время военных игр, пригодился: меня никто не заметил. А ожог на ноге все равно остался, так что украденная у профа мазь пригодилась. Еще и Габриелла ворчала, что на мне все горит, и я опять одет, как беспризорник. Горит — это она правильно заметила, и обугливается.

На следующий день, когда я опять пролезал сквозь узкое окно, меня засекли и за ноги вытащили обратно. Да еще и шлепнули по ходу дела. Узнаю кто — убью! Профа там не было. А все остальные не имеют права. Марио и Антонио валили друг на друга. Испугались! Отомщу обоим.

И окно заделали. Так нечестно! Как же я что-нибудь взорву? Или проф считает, что это уже взлом и с него хватит?

Увлеченный своими бедами, я все же ухитрился не забыть про чужие. Мыш совсем одряхлел, и теперь я постоянно носил его с собой. А спал он на моей подушке. Однажды ночью Мыш разбудил меня, ткнувшись носом в лицо, и я понял, что он умирает.

Храбрый Парень лежал у меня на коленях, я гладил его мягкую шерстку и вспоминал все, что нас с ним связывало. И вдруг услышал:

«Ты не прав, Умник, было не так. Глупый ты мышонок!»

Мыш вытолкнул меня из своего сознания и через минуту перестал дышать. Он столько раз спасал наши жизни, а на прощание сделал мне самый дорогой подарок, который мне вообще можно сделать. Шум вернулся, пока еще слабый и неуверенный, но перепутать его ни с чем невозможно. Я прикоснулся к сознанию Геракла и предложил ему прийти попрощаться. Геракл пришел, он тоже был опечален.

Целую неделю я провел в своей комнате, никого не желая видеть. Проф оставил меня в покое, спасибо ему за это. Наконец я расправил плечи, выдохнул и решил, что надо жить дальше.

Первым делом я сообщил профу, что дар Контакта ко мне вернулся. Проф поздравил меня, но мне показалось, что он не был особенно рад. Хочет, чтобы я остался обыкновенным мальчишкой? Может быть. Понять мое горе способен только тот, кто терял зрение или слух. С профессором такого не случалось.

Обрадованный, что я наконец-то стал немного похож на себя прежнего, проф устроил мне медосмотр («не ворчи, это последний после болезни») и заявил, что мне необходим морской курорт — на месяц, не меньше.

— На Липари сейчас зима, — заметил я.

— Ха, поедем на Джильо, в нашем распоряжении целая планета, ты не забыл?

— Ну-у, не целая, но того, что есть, мне хватит. А можно взять с собой Геракла?

— Если он сам захочет, — ответил проф.

Геракл поинтересовался только, есть ли на Джильо кошки.

«А где же вас нет!»

«Тогда можно», — согласился рыжий.

Глава 24

На следующий день я пригласил Ларису на свидание, предупредив, что надолго уезжаю.

— О мадонна! От тебя осталась половина, — воскликнула Лариса при встрече.

— Это пройдет, — небрежно ответил я.

— Что он с тобой сделал?

— Кто?

— Ну твой профессор.

— Ничего.

— За дурочку меня держишь? Тебя срочно отзывают домой, а на следующий день ты серьезно заболеваешь. Ясно, что тебе страшно влетело.

Я покраснел. Лариса нарушала правила; девочки, конечно, знают, что мальчишек воспитывают довольно сурово. Но говорить об этом не принято. В чисто мальчишеской компании парень может пожаловаться, что ему здорово досталось, и похвастать, какой он герой — ни разу не охнул (спартанец!), но это никогда не обсуждается при девочках.

— Заболел я не поэтому, — буркнул я.

Лариса поняла, что переступила границу, извинилась и перевела разговор на другую тему.

Провожая девочку домой, я заметил, что за нами крадётся Филиппо. Черт возьми! Он это не сам придумал! Это называется «вмешательство в личную жизнь». Прежде чем забраться в элемобиль, я зашел в магазин «Все для юных химиков». Вы еще пожалеете!

В парке я на глазах у нынешней ночной смены плюнул в заполненную дождевой водой чашу небольшого фонтана и незаметно бросил туда кусочек натрия. Наши охранники — люди несуеверные, но тревога все равно поднялась. Успокоил их синьор Соргоно:

— Там рядом был Энрик? Значит, это он.

— Он плюнул огнем!

Злющий Антонио схватил меня за плечи и потряс.

— Что ты натворил?!

Я промолчал. На шум из дома выскочил проф. К его приходу натрий уже почти догорел, но я еще и фенолфталеин успел туда высыпать. Под ярким светом нескольких мощных фонарей вода превращалась в кровь!

— Хм, — усмехнулся проф, — Филиппо, а в магазин химреактивов этот бандит не заходил?

Ну почему он все знает?!

— Заходил.

— Маленький дьявол. Ладно, спустите эту воду. Только руки туда не окунайте.

И он ушел в дом, не сказав мне ни слова.

* * *
Синьор Соргоно был очень недоволен: люди, которых он обязан охранять, опять куда-то собрались. Он доложил об этом руководству, его начальник доложил своему и так далее. Может, конечно, цепочка была короче. В итоге синьор Мигель вежливо предложил профессору отдыхать в маленьком пансионате, переделанном из любимой виллы его (синьора Мигеля) прадеда. Пансионат находится на Джильо, а синьор Мигель так долго извинялся за вмешательство в чужие дела, что отказать ему было невозможно — вот как надо отдавать приказы!

— Будет очень смешно, — сказал я, — если и там что-нибудь случится.

— Не каркай!

— Кар!

Синьор Соргоно, вспомнив, как ругал себя за то, что не отрядил с нами на Липари парочку крепких ребят (и Энрика не украли бы, и в бою были бы не лишними), на этот раз решил не повторять свои ошибки. Проф не стал с ним спорить: плавать и загорать охранники не помешают, а мне надо восстанавливать форму, так что спарринг-партнеры могут оказаться весьма кстати.

Таким образом, в катере мы летели целой толпой. Причем охранников, Марио и Филиппо, синьор Соргоно выбрал по принципу: «Из них Энрик веревки вить не сможет». Он меня недооценивает.

Новенький, только что поставленный на вооружение, «Сеттер-77» заслуживает особого внимания. Увидев, чтоприземлилось у нас в парке, я рванул к нему на третьей скорости и занял место рядом с летчиком в надежде, что проф не станет меня сгонять. Всю дорогу пылающий энтузиазмом лейтенант Доргали читал мне лекцию об антигравитаторах и их использовании в авиации.

Антигравитацию открыли на Фриланде лет пять назад. За лицензию корпорация Кальтаниссетта отдала десятилетний запас селенитов. Чем расплатилась Джела, Доргали не знал, а больше это на Этне никому не по карману.

Максимальная скорость катера теперь — вторая космическая. Перегрузки до 15 g специальный внутренний гравитатор полностью гасит, остальное делает настраиваемый ложемент. Можно погасить перегрузки полностью, но это уже за счет защитных экранов, а на такое никто не пойдет. При всем при этом как-то держится искусственный горизонт: летчик в бою хочет знать, с какой стороны планета. Я был очарован.

Вилла прадедушки расположена в отдалении от единственного на Джильо небольшого городка. И никакой дороги туда не ведет, только посадочная площадка и пристань.

Когда мы приехали, там жили только три супружеские пары, одна из них с дочерью, девицей лет тридцати. В порядке представления: синьор и синьора Ланчано с дочерью Абигель (синьор Ланчано — директор отдела терраформирования корпорации Кальтаниссетта); синьор и синьора Васто (молодожены; уникальный случай; синьор Васто — рантье, на Этне это не принято); синьор и синьора Веллетри (оба специалисты по межзвездной торговле). Вся компания собиралась вместе за завтраком, обедом и ужином, в остальное время скучали семейно, то есть парочками лежали на пляже и плескались в теплой воде бухты либо бассейна, где вода была пресная.

Так как все изнемогали от тоски, нам очень обрадовались. Многим людям почему-то кажется, что дети — это очень забавно и что они существуют для развлечения взрослых. Впрочем, мне хватило двух фирменных презрительных взглядов, брошенных на синьора Васто, чтобы больше никто не рисковал рассматривать меня как игрушку.

Проф оглядел меня медицинским взором и велел побольше плавать, не забыв предупредить охранников, что меня надо сопровождать и не давать заплывать слишком далеко.

Три дня я только плавал, спал и ел. Вечером третьего дня проф предложил мне отжаться столько раз, сколько смогу. Я был обескуражен результатом, а проф решил, что пора уже и тренировки устраивать. Следующие несколько дней отличались от предыдущих тем, что после заката мы четверо надевали кимоно и развлекали скучающую публику исполнением ката, отработкой связок и дикими криками «эй-хо». Я перестал чувствовать себя расслабленным. На завтрак, обед и ужин я приходил с волчьим аппетитом и дрожащими от усталости руками и ногами. Поэтому почти не замечал тех, с кем сидел за столом, а они, в свою очередь, убедившись, что я вовсе не «забавен», почти со мной не разговаривали.

Скучно. Надо сделать что-нибудь смешное. Я, значит, брожу как привидение? Светящиеся краски, невидимые на свету (новинка!) — джентльменский набор хулигана — у меня с собой. Ночью я вылез в окно и нарисовал разноцветные скелеты на нескольких адриатических вязах, стоящих вдоль аллеи, по которой все прогуливаются на закате. А на плитках вывел светящиеся следы, как будто привидения ходили друг к другу в гости. Зеленое привидение оставляет зеленые следы, а розовое — розовые, странно было бы наоборот. Жаль, что результатов придется ждать до вечера. Весь день я зевал, но дело того стоило. Темнеет на Джильо за несколько минут. Так что вечером я был вознагражден диким визгом синьоры Васто. Хм, чего она так визжит? Она же не одна, муж — в двух шагах. А онвместо того, чтобы успокоить свою половину, побежал ловить меня. Идиот! Кемпо надо заниматься лучше. Я позволил себя догнать и бросился ему под ноги, когда он попытался меня схватить. Синьор Васто рухнул в какие-то колючие кусты. Пока он из них выдирался, подоспел проф и охранники. Чета Веллетри хохотала до колик в животе — я так и понял, что эта специалистка по межзвездной торговле не робкого десятка. Синьора Ланчано поджала губы и наставительно произнесла, что смерть — это вовсе не смешно. Тогда захохотал даже проф, который до этого пытался сохранить серьезное выражение лица, так что я уже начал опасаться за свою попку. Но раз он смеется — значит, мне не влетит. Отсмеявшись, проф приказал:

— Марио, забери его с глаз долой!

Как будто я сам не могу уйти?! Интересно же послушать, что тут дальше будет. А он ко мне конвоира приставил. Безобразие!

— Ты сам пойдешь? — зловещим тоном спросил меня Марио.

— Нет! — крикнул я и побежал.

От Марио сбежишь, как же! И не вырвешься. Пришлось идти в дом и сидеть на диване в ожидании профа. Смешно-то смешно, и дома мне бы за это точно не влетело, а здесь… Черт его знает!

Проф пришел только через полчаса, я уже весь извелся.

— Я буду тебе очень благодарен, — сказал он, — если мне больше не придется за тебя извиняться.

— Угу, ладно, — пробурчал я. — Между прочим, это он меня попросил!

— Только не вздумай сегодня ходить на ужин.

— Э-э? — удивился я. — Я же есть хочу!

— Молодой растущий организм. Марио, возьми Энрика с собой.

Если ужин в обществе охранников — это наказание, то я каждый день буду на него нарываться. Гораздо веселее и не надо делать благовоспитанный вид: детей должно быть видно, но не слышно. А здесь на моих глазах возникала легенда «Как маленький Энрик напугал пустоголовую дуру Васто». Когда ужин был съеден, эта история потеряла даже остатки былого правдоподобия. Жаль, что нельзя учинять что-нибудь такое каждый день. Я же обещал, что профу больше не придется за меня краснеть.

Утром, закончив отжиматься, я поднял глаза и увидел, что проф стоит в дверях. И вид у него недовольный.

— Мне показалось, что ты мне кое-что обещал.

Что это случилось? Если я обещал — значит, так и сделаю, до сих пор он в этом не сомневался.

— Хочешь сказать, это не ты?

— Что не я?

— Пойдем полюбуемся.

Я надел шорты и футболку и пошел за ним в парк. В начале аллеи, где вчера происходили столь драматические события, стояла табличка: «Аллея призраков. Слабонервным дамам гулять запрещается».

— Именно, что не я! Я бы придумал посмешнее!

— Хм, ну извини. Я не подумал, действительно, не только ты умеешь шутить.

— Именно, что только я, — ухмыльнулся я.

— Хвастун! Только не вздумай переделывать!

— Я же обещал! — обиделся я.

Переделывать я не вздумаю, но подсказать ребятам из охраны, какую табличку повесить завтра, я могу. Не консультировать других насмешников я не обещал.

За завтраком чета Васто прозрачно намекала, что со мной следует сделать. Если бы проф хоть раз сотворил даже десятую часть того, что они насоветовали, я бы плюнул на все и вернулся к беспризорной жизни. Синьора Веллетри посоветовала мне прочитать «Кентервильское привидение» Оскара Уайльда. Проф заметил, что вряд ли я почерпну там что-нибудь такое, чего бы уже не придумал сам. Все равно прочитаю.

Когда мы с Филиппо возвращались с пляжа на обед, таблички в аллее уже не было. Не беда, забегу вечером в караулку, ночью новую повесят. Раз уж мне самому нельзя похулиганить, буду давать советы.

Утром следующего дня новый большой рекламный щит содержал следующий текст: «Аллея призраков. Экскурсии с 18 до 19 часов. Цена билета 10 сестерциев. Вывоз бездыханных тел слабонервных дам за отдельную плату по вторникам и пятницам. В программе экскурсии: Розовый и Зеленый призраки — любовники, утопленные ревнивым мужем в бочке со сметаной. Синий призрак — ревнивый муж, скормленный голодному горынычу братьями неверной жены. Голубой и Фиолетовый призраки — братья неверной жены, убившие друг друга на дуэли из-за наследства. Желтый и Оранжевый призраки — сестры неверной жены, ушедшие в монастырь и повесившиеся с тоски. Все призраки ручные и никакой опасности для экскурсантов не представляют. Появляющийся иногда в аллее горыныч призраком не является. Билеты у съеденных им экскурсантов назад не принимаются, и деньги не возвращаются».

Спасибо синьоре Веллетри за совет: отличный рассказ.

Этот щит никто убирать не рискнул: завтра будет ещё хуже. А я-то надеялся. Впрочем, шутка уже приелась. Проф сказал:

— Это уж точно не ты. Марио всю ночь торчал под твоим окном: ты не вылезал.

— Это не я, потому что я обещал!

— Но текст сочинил ты?

— Ну я. Не делать этого я не обещал.

— Ты даже иезуита перехитришь!

— А кто такой «иезуит»?

— Интернет никто не отменял.

Я слазал узнать и возгордился: это называется переиродить самого ирода.

На следующий день я, как всегда, пережидал жару, читая «Записки о галльской войне», [32]когда раздался громкий женский визг. Вскакивая, я отдавил хвост Гераклу, и к женскому визгу добавился возмущенный кошачий мяв. Пока я извинялся перед обиженным котярой, прошла пара минут, так что в коридор я выскочил позже всех.

Проход в апартаменты Ланчано загораживал Марио, перед ним толпился народ, Филиппо поддерживал готовую упасть синьориту Абигель. Из-за двери проф вывел рыдающую синьору Ланчано.

Все ясно. Я вернулся в свою спальню, вышел на балкон, добежал до ажурной загородки, отделяющей наш балкон от балкона Ланчано, перелез на внешнюю сторону оградки и «нарушил приватность чужого жилья». Заглядывая в окна, я прошел по балкону. В гостиной, в кресле сидел синьор Ланчано, и в груди у него была дыра, прожженная выстрелом из бластера. Я поспешно отступил и вернулся обратно в коридор.

— Куда ты совал свой любопытный нос? — поинтересовался проф.

Вот черт, витье веревок из охранников я почему-то отложил на потом.

— Ходил посмотреть на покойника, — признался я.

— Ну и что ты заметил?

Проф увел меня в нашу гостиную. Марио остался на посту перед дверью в апартаменты Ланчано, а отдыхающие и прислуга начали расходиться.

— Опечатайте балкон, — посоветовал я, — если не хотите, чтобы там все затоптали.

— Хорошо, подожди здесь.

Проф вышел и вернулся через несколько минут.

— Ну так что ты заметил?

— Бластера рядом нет, так что это убийство. Почему он сидел в кресле в гостиной во время сиесты, да еще с открытыми окнами? Было бы естественнее, если бы он подремывал в спальне и с включенным кондиционером. Куда в такое мертвое время ходила Абигель? Теперь ваша очередь: что слышала синьора Ланчано?

— Почему ты думаешь, что я отвечу?

— А почему нет? Вы же не подозреваете меня, а я не подозреваю вас.

— Конечно, но расследование убийств — не твое дело.

— И не ваше. Вы наверняка уже вызвали следователя из Палермо, но думать-то себе не запрещаете.

— Ладно, синьора Ланчано ничего не слышала. Она крепко спала.

— Неправда, — заявил я решительно, — ей еще не так много лет, чтобы постоянно засыпать, и все время до обеда она просидела на пляже под зонтом — с чего ей уставать? И если она спала, зачем вышла в гостиную так рано?

— Да, тебе палец в рот не клади. Не мог же я допрашивать безутешную вдову. Пусть этим следователь занимается.

— Все равно, — упрямо заявил я, — думать-то нам ничего не мешает.

— Ну хорошо, давай рассуждать логично. Первая версия: мини-робот. Почти невероятно, защита тут гораздо лучше, чем в Липари. Осталась еще со старых времен, к тому же ее недавно модернизировали. И мини-роботов таких размеров, чтобы протащить с собой бластер и выстрелить из него, нет, это невозможно. По той же причине я отвергаю парня вроде тебя. Нет на Этне подходящих животных.

— Согласен. Значит, убийца — человек, и он еще здесь. Уехать отсюда затруднительно, а бегство будет признанием вины.

— Либо он уже мертв, — дополнил проф.

— Либо мертв кто-то непричастный, чтобы следователь решил, что он и есть убийца Ланчано.

— Тогда следователь все равно будет искать убийцу этого «непричастного»!

— А вот здесь будет самоубийство: незарегистрированный бластер выпадает из мертвой руки, на столе записка и тому подобное.

— Тогда проще было инсценировать самоубийство Ланчано.

— Не обязательно, у него могло не быть никаких причин.

— Согласен. У нас есть две группы подозреваемых; прислуга с охраной — и отдыхающие. В первую я не верю.

— Да, следователь с ними церемониться не будет, накачает всех пентатолом. Вряд ли найдется идиот, не способный это предусмотреть. Разве что он действительно сбежал, причем путь отхода был приготовлен заранее. Мы сейчас не можем проверить, все ли на месте?

— Этим занимается начальник охраны. Вряд ли он станет с нами делиться.

— Плохо, а его тоже накачают пентатолом? — спросил я.

— Если и нет, то он не мог знать это заранее.

— А нас накачивать пентатолом не будут?

— Пусть только попробуют!

— О! И то же самое думает здесь каждый важный гость.

— Конечно, но круг подозреваемых состоит из шести человек, не такая уж сложная задача. Надо только поискать мотивы.

— Сейчас слазаю в интернет — будут вам мотивы, — обнадежил я.

— Опять за старое?

— Ну почему обязательно взлом, можно и на открытых сайтах поискать.

— Учти, залезешь в ведомство синьора Арциньяно — я тебе шею сверну!

— Ну вот еще, буду я портить жизнь отцу моей девушки, — обиделся я.

* * *
Мотивы нашлись, и их оказалось даже слишком много.

Во-первых, отец синьора Васто некогда был непосредственным начальником синьора Ланчано, и синьор Ланчано унаследовал его должность. А Васто, между прочим, эколог по образованию — почему тогда он не работает в бывшем отцовском ведомстве?

Во-вторых, межзвездные торговцы Веллетри сталкивались по работе с отделом терраформирования. О каких-либо конфликтах в открытых источниках не было ни слова, но этого следовало ожидать.

В-третьих, информацию о семейных проблемах в интернете не найдешь, но почему Абигель до сих пор не замужем? У нее, конечно, лошадиная физиономия и визгливый голос, выдающий склочность характера, но если бы синьор Ланчано расщедрился на богатое (нет, очень богатое) приданое, тогда наверняка кто-нибудь да нашелся бы.

Проф признал мои рассуждения логичными, но малополезными для решаемой нами проблемы. И погнал меня плавать, благо Марио и Филиппо вернулись от начальника охраны, которому давали объяснения по поводу случившейся трагедии.

Тренировку мы тоже отменять не стали, несмотря на многочисленные осуждающие взгляды. Проф заметил, что люди умирают каждый день, и это не повод, чтобы жизнь останавливалась. И даже предложил синьорам Васто и Веллетри присоединиться. Те отказались. Сейчас это не очень удивительно, но почему они не пытались примкнуть к нам несколько дней назад? Я вспомнил испепеляющие взгляды, которые Ружеро бросал на Гвидо. Или эти чересчур богатые господа полагают, что деньги выручат их в любой ситуации? Они ведут себя неестественно для этнийцев, и к тому же оба не кажутся серьезными противниками даже мне, даже сейчас. Все подозрительнее и подозрительнее.

— Энрик, не отвлекайся!

Вот именно. Подумать я еще успею, следователь прилетит только поздно ночью.

* * *
Когда, интересно, я успею подумать? За ужином стояла гнетущая тишина, изредка прерываемая всхлипываниями синьоры или синьориты Ланчано. При этом все опускали глаза и спешно делали вид, что у них нет аппетита. Я остро позавидовал Марио и Филиппо: те ужинают с охраной и не должны придерживаться правил приличия. Чувства обеих дам не показались мне искренними. Разве что покойник оставил наследство кому-то другому.

— О боже мой, боже мой! — запричитала вдруг синьора Ланчано.

— О господи, — тут же подхватила ее дочь, — как представишь себе, как он там с дырой в груди…

И так далее, и тому подобное. Думать в такой обстановке затруднительно. После ужина все сразу разошлись по своим апартаментам.

В завершение этого прекрасного вечера проф посмотрел на меня внимательно и велел идти спать, добившись моего обещания так и сделать. Когда он перестанет надо мной дрожать? Все же обошлось. Даже моя птичья скорость возвращается. А с Гераклом я контачу уже безо всякого напряжения.

Уснул я рано и поэтому легко проснулся среди ночи. Геракл стоял на подоконнике и прислушивался к ночным звукам.

«Что случилось?»

«Человек вышел из дома и идет к лесу».

Я быстро оделся и по плющу спустился с балкона — незачем будить профа. Спрыгнул я прямо в чьи-то крепкие руки. Я рванулся, руки не отпускали.

— Куда это ты собрался? — спросила темнота голосом Филиппо.

— Отпусти! Там преступник убегает!

— Да ну? Куда же он убегает?

Не замечал за ним раньше чувства юмора. Плохо, что оно проснулось в такой неподходящий момент. Геракл поинтересовался, не нужна ли мне помощь в борьбе с врагом. Все-таки коты не собаки, и в этом нет ничего хорошего. Нет чтобы цапнуть врага за задницу, ни о чем не спрашивая.

— Объясняю для недогадливых: кто-то только что вышел из дома и направился по дорожке в сторону леса. Если это не связано с убийством, то я твоя бабушка.

— Ловля убийц не входит в мои обязанности, а твоя безопасность входит. Понятно?

— Ну хоть профессора предупреди, — в отчаянии воззвал я.

— Это можно, — согласился Филиппо, — пусть синьор Галларате сам с тобой разбирается.

И он медленно побрел к дверям дома.

— Отпусти меня! И давай быстрее! — задрыгал я ногами.

— Будешь дергаться — отшлепаю!

— Только попробуй! Не имеешь права! — ответил я, но угомонился. Не хочу с ним драться: время уходит! И шансов никаких.

Проф встретил нас уже одетым: проснулся от шума под окнами. Аргумент «Геракл слышал» произвел на него должное впечатление. Приказав Филиппо отправить меня спать и не спускать с меня глаз, он куда-то ушел.

Вы когда-нибудь пробовали заснуть под немигающим взглядом чересчур добросовестного охранника?..

Через час проф постарался тихо проскользнуть в свою спальню. Ему это не удалось: на пороге гостиной его ждал Геракл, предупредивший меня еще тогда, когда проф только поднимался по лестнице.

— Мяу! — заявил Геракл громко.

— Ладно, — вздохнул проф, — сейчас расскажу.

Он зашел ко мне и сказал, что кто-то определенно попытался пересечь ограду парка изнутри, но, видимо, испугался сканирующего луча и вернулся обратно. Узнать его по инфразаписи не удалось.

— Если ты обещаешь не покидать спальню до утра, я сниму пост внизу, — предложил проф.

— Обещаю, — потянул я разочарованно, — разве что будет пожар или землетрясение.

Какой смысл прыгать с балкона, если внизу все равно ждет охранник?

Глава 25

Утром проф появился в дверях моей спальни, когда я, стиснув зубы, героически отжимался в сорок седьмой раз. Доведя счет до пятидесяти, я рухнул на пол и поинтересовался:

— Что-нибудь случилось?

— Не знаю, наверное ничего, иначе был бы шум. Сколько раз?

— Пятьдесят, — смущенно пробормотал я.

— Нормально, не переживай. Все будет в порядке. Я как раз пришел кое-что сказать по этому поводу. Мне, конечно, нравится, что ты перестал бродить как привидение, но норму «взрывов и взломов» ты вчера перевыполнил. Это лазанье по балконам совсем не безопасно.

— Не так уж я ослабел, чтобы свалиться с такого удобного плюща.

— Ты собирался за кем-то там гоняться.

— Да, и если бы Филиппо меня не поймал, мы бы сейчас кое-что знали.

— Или ты бы получил заряд из бластера, как синьор Ланчано.

— Ох, об этом я не подумал, — признался я.

— Подумай сейчас и прекрати лезть на рожон.

— Я всю жизнь лезу на рожон — и до сих пор жив, вот что удивительно. Вряд ли меня подстрелит какой-то псих. Кстати, зачем этот кто-то бегал ночью по парку?

— Ну это просто, мог бы и сам догадаться.

— Уже, это наш с вами «непричастный» пытался избавиться от бластера, который ему подбросили вчера днем. Тогда вы меня зря ругаете, преступник может и стал бы стрелять, а невиновному-то зачем?

И где же, наконец, следователь? Уж этого «непричастного» он должен в пять минут найти.

— Следователь не приехал. Пережидает тайфун. Что касается стрельбы, то, во-первых, мы ничего не знаем наверняка, а во-вторых, человек, у которого настолько сдали нервы, способен на любую глупость. Поэтому прекрати лезть на рожон!

Уф, слава тебе, мадонна, проф снова стал самим собой. Он ждал, когда это произойдет со мной, а я — с ним. Теперь можно жить спокойно, не опасаясь, что меня будут милосердно прощать.

От синьора Мигеля профу пришло письмо с просьбой в отсутствие следователя позаботиться о «разумном решении возникшей проблемы» — хорошо сказано, непонятно только, что он имеет в виду.

Под этим предлогом за завтраком проф предложил всем, во-первых, разоружиться, а во-вторых, явиться к нему на приватную беседу.

Беседы приватные — значит, меня там не будет. Подслушать под окном не удастся: проф наверняка примет меры, чтобы этого не произошло. Подсунуть ему Геракла? Опять же, догадается. Однако у кошек очень тонкий слух, так что если Геракл согласится мне помочь, проблему можно будет решить. Правда, проф скорее всего погонит меня плавать в залив, да еще и под охраной. Контачить, если это не минутный обмен репликами, я предпочитаю в полулежачем положении. А кто мне мешает лежать на воде? Не выспался ребенок, не хочет бороздить бухту быстрым кролем. Убедительно. Может, проф потом и догадается, но определенно не Марио с Филиппо.

После завтрака проф действительно отправил меня к морю, так что я сразу приступил к реализации своего плана. (Тьфу! Стиль синьора Мигеля… как сказать: заразен? заразителен?)

Геракл устроился на балконе у нашей гостиной и постарался не бросаться в глаза. Как, интересно, это может удастся ярко-рыжему здоровенному котяре среди зеленой листвы? Геракл предложил мне пойти и посмотреть. Не могу, за мной потащится Марио, еще одна жертва служебного долга.

Я немного поплавал, держа Контакт с Гераклом на границе сознания. Потом, услышав его сигнал, перевернулся на спину. Теперь я могу внимательно слушать.

Первой пришла поговорить синьора Ланчано. Проф усадил ее в кресло, предложил воды и пробормотал какие-то соболезнования.

Проф: Простите меня, синьора Ланчано, но лучше, наверное, будет вам поговорить со мной, а не ждать приезда следователя.

Ланчано: Да, конечно, спрашивайте. (Всхлипывает.)

Проф: Вчера вы сказали, что ничего не слышали, потому что крепко спали. Но что-то же вас разбудило задолго до конца сиесты. Вы не можете припомнить, что это было?

Ланчано: Нет, профессор, помню только, что мне страшно хотелось пить, и я вышла в гостиную, чтобы достать сок из холодильника, а там… о мадонна!!! (Рыдает.)

Проф (судя по звукам, наливает ей еще воды): Скажите, синьора, не было ли у вашего мужа каких-нибудь неприятностей по работе?

Ланчано: Он никогда не обсуждал со мной свои дела, но я знаю, что он не поехал бы в отпуск, если бы в управлении что-нибудь было не в порядке. Тео всегда был очень ответственным.

Проф: Он был раньше знаком с кем-нибудь из тех, кто отдыхает сейчас здесь?

Ланчано: Да, синьор Васто — сын его бывшего шефа, которому Тео был многим обязан. Мы часто бывали в гостях у старого синьора Васто. И, конечно, оба знали его сына. Его жену я впервые увидела здесь и думаю, Тео тоже не был с ней знаком. С супругами Веллетри он имел деловые связи, но со мной он их раньше не знакомил, и знаете, мне показалось, он был недоволен, что они здесь.

Проф: Тогда почему он не предложил уехать?

Ланчано: Ну, профессор, это же мне только показалось, может быть, Тео не хотел ничего мне объяснять.

Проф: А вы не знаете, почему синьор Васто не занимается чем-нибудь полезным?

Ланчано: Ну, Антонио всегда был немного безответственный мальчик. Знаете, единственный поздний ребенок…

Проф: Но ведь он эколог — неужели синьор Ланчано не хотел помочь сыну своего шефа и учителя?

Ланчано: Я не знаю. Может быть, Антонио и не хотел работать. Отец хорошо его обеспечил.

Проф: Благодарю вас, синьора Ланчано. И прошу прощения, что вынужден был вас потревожить в вашем горе.

Плюх, этак и утонуть недолго! А если следующие беседы будут длиннее?

— Эй, Энрик, ты не заснул? Тебе велено плавать, а не лежать на воде.

Поплаваем… пока проф один.

Сигнал от Геракла: опять кто-то стучит в дверь. Прекращаю плавать, ложусь на воду. Это оказывается Филиппо — ему-то что нужно? Проф тоже удивлен.

Ф: Синьор Галларате, кажется, для меня и для нее будет правильнее всего признаться вам.

Проф: Я тебя слушаю.

Ф: У меня здесь есть девушка, она горничная, Мария. Вчера вечером она нашла у себя в комоде маленький бластер. Это она ночью пыталась выбросить его куда-нибудь за ограду, но испугалась. Я ее узнал и поэтому тянул время, когда схватил Энрика. Я уговорил ее признаться вам, обещав, что у нее не будет неприятностей.

Проф: Хорошо, что ты ее уговорил. Бластер немедленно сюда, а сам охраняй ее, понял? С этим вредным чертенком мы как-нибудь без тебя справимся.

Ф: Спасибо вам, профессор…

Проф: Бегом, я сказал!

Я вредный? Сам тоже не полезный! Снова можно поплавать. «Всё любопытственнее и любопытственнее» [33]— забавно, что слово «история» я узнал из этой книги, причем в самом негативном контексте.

Через несколько минут Филиппо вернулся, и не один (надо думать, с этой своей девушкой). Значит, бластер теперь у профа. Уже легче. Радостно думать, что окружающие разоружаются (интересно, это страдательный залог или действительный [34]).

Я успел довольно много проплыть (хорошо, может быть, Марио даже не заметит ничего странного в моем поведении), прежде чем Геракл снова подал мне сигнал. На этот раз явился синьор Васто.

Проф: Я благодарю вас за то, что вы откликнулись на мою просьбу и пришли поговорить.

Васто: Когда синьор Мигель командует, его трудно ослушаться.

Проф: Вас это сейчас так угнетает?

Васто: Да нет. Просто добрая воля тут ни при чем.

Проф: Я знаю, что вы долго были знакомы с семьей Ланчано. Что вы можете о них сказать?

Васто: Ну, дядя Тео всегда хорошо ко мне относился, даже пригласил работать у себя в отделе.

Проф: А почему вы отказались?

Васто: Э-э, поймите, профессор, я получил диплом эколога, потому что отец настаивал, а меня эта работа ничуть не привлекает.

Проф: Но после его смерти прошло, если не ошибаюсь, четыре года. Почему вы не захотели научиться тому, к чему у вас есть интерес?

Васто: А зачем? Мне и так неплохо.

Проф (озадаченно): Понятно… А что вы можете сказать о синьоре и синьорите Ланчано?

Васто: Почти ничего. Абигель пыталась женить меня на себе, но я такой судьбы врагу не пожелаю,

Проф: Почему?

Васто: Ну, профессор, вы же ее видели. К тому же она меня старше на три года.

Проф: Внешность — это еще не все.

Васто: Бросьте, что еще есть в женщине? Неудержимое стремление к тряпкам, миловидная мордашка и хорошая фигурка.

Проф: Сейчас у нас есть вопрос поактуальнее. Что вы знаете о паре Веллетри?

Васто: Ничего. Познакомился здесь. Они оба родились на Этне, но еще детьми их увезли в какую-то торговую миссию на Новой Сицилии. Говорили, что знают друг друга с младенчества. Все время где-то летают, что-то продают, покупают. Здесь бывают редко.

Проф: Скажите, синьор Васто, а бластер у вас есть?

Васто: Да, но я не взял его с собой.

Проф: Тогда, пожалуйста, занесите его мне после нашей беседы. Последний формальный вопрос: где вы были вчера между четырнадцатью и пятнадцатью часами?

Васто: У себя в спальне, с женой. Мы только что поженились. Вы не забыли?

Проф: Нет, не забыл. Благодарю вас…

Опять поплаваем. Представляю себе, как я надоел Марио. И ведь его не сменят — некому. И после обеда бедняга будет за мной плавать и следить, чтобы я не утонул.

На моих часах уже было двенадцать, когда Геракл снова меня позвал. Котяра признал, что отлучался со своего поста, но вроде бы в это время никто не приходил. На этот раз явилась Абигель.

Проф: Здравствуйте, синьорита.

Абигель: О мадонна, избавьте меня от вашего лицемерия!

Проф: Не думал, что кто-то воспринимает эти слова так буквально.

Абигель: Что?

Проф: Давайте перейдем к делу. Расскажите мне, что вы знаете о Васто и Веллетри.

Абигель: С синьорой Васто я познакомилась здесь, а с Антонио мы вместе играли в детстве. Он мне как младший брат. Он ничего не делает, и это ему нравится. Не обращает внимания на общественное мнение. Женился не пойми на ком.

Проф: Я не понял, синьорита, вы его осуждаете или хвалите?

Абигель: Если у тебя есть деньги — зачем что-то делать? Но жениться он мог бы получше, а взял эту вульгарную кокетку…

Проф: Понятно. А про Веллетри вы что-нибудь знаете?

Абигель: Я с ними раньше не встречалась. Они не очень разговорчивы.

Проф: А куда вы ходили вчера около трех часов дня?

(Пауза, очень длинная.)

Абигель: Я… я ходила вниз в бар, мне захотелось что-нибудь выпить.

Проф: Лучше сказать правду. У вас в номере есть бар, и никто не пьет спиртное на такой жаре. К тому же я точно знаю, что вы видели своего отца мертвым. И это было до обнаружения тела.

Абигель: О профессор… (Рыдает.)

(Проф наливает ей воды.)

Абигель: Я увидела отца и испугалась… Бластер… он раньше всегда лежал у отца в тумбочке. Я испугалась, что меня заподозрят, и решила от него избавиться.

Проф: И куда вы его дели?

Абигель: Я подложила его в комод к какой-то служанке. Она же может и не знать, что он там лежит. И ей ничего не будет, и с пентатолом она ничего не скажет.

Проф: А почему вы решили, что вас заподозрят?

Абигель: Ну я испугалась, не знаю… (Плачет.)

Проф: Ладно, оставим это. А почему вы вышли из спальни в гостиную?

Абигель: Я проснулась и действительно захотела пить, но не спиртное. Вышла в гостиную… (Всхлипывает.)

Проф: Синьорита, вы позволите мне сделать анализ вашей крови?

Абигель: А зачем? Впрочем, да, конечно.

Проф: Пойдемте со мной.

Все, больше ничего не услышать. Но кое-что я уже понял. Надо бы еще поплавать. До обеда всего полчаса. Геракл тоже уже устал и пошел куда-то по своим делам.

Глава 26

Когда мы с Марио вернулись в дом, проф опять был в нашей гостиной.

— Как дела? — спросил он.

— Плавали, — почти хором ответили мы.

Сдав пост возле моей особы, Марио топтался в дверях, собираясь уходить. А я полез под душ. Потом мы с профом пошли обедать.

После обеда проф не дал мне уйти к себе, задержав за руку.

— И что мне с тобой делать? — спросил он.

Я только удивленно поднял брови.

— Тебе немного не повезло: Геракл спрятался почти идеально, но его рыжий хвост несколько раз мелькнул в окне. А Марио сообщил, что ты сегодня не в форме, потому что отдыхал целых четыре раза. Жаль, что он не заметил, когда именно. Но это, как сказал бы следователь, две косвенные улики.

— Ну можно, например, со мной посоветоваться.

— Ты не слишком обнаглел?

— Не-а, про снотворное я, между прочим, догадался, и эту реплику про дыру в груди тоже не пропустил мимо ушей. К тому же если вы меня не выдадите, то никто, в том числе преступник, не догадается, что я все слышал. Так что это нельзя назвать «лезть на рожон».

— А ты не знаешь, что подслушивать нехорошо?

— Ага, убивать конкурентов хорошо, ставить им подслушивающие устройства и заниматься промышленным шпионажем просто замечательно — а подслушивать ни-ни.

— Это в правилах игры с врагами. Я же тебе не враг.

— Угу. Я вам тоже — значит, ничто не мешает вам принять мою помощь в этом деле.

— И ничто не мешает научить тебя не быть слишком любопытным.

— Это невозможно, — ответил я серьезно.

Проф наконец перестал сердиться и улыбнулся.

— Хорошо, рассказывай, что ты понял.

— Так нечестно, почему я, а не вы?

— Потому, что это ты предложил мне свою помощь в расследовании.

— Ладно, это логично. Во-первых, Васто, вероятно, говорит правду. Потому что, когда все собрались у дверей Ланчано, он был только в шортах. А он жирком обрастает, он и на пляже-то не лежит. Искупается быстренько и уходит.

— Это еще ничего не доказывает.

— Но его жена все время лежит на пляже. А как он сам сказал, они только что поженились.

— Ты пропустил мимо ушей реплику про женщин. Ясно, что он описывает свою жену. Ему просто не о чем с ней разговаривать. Он, конечно, постарался убедить меня в том, что глуп как пробка, но проговорился.

— Да, он по крайней мере наблюдателен. И все-таки, почему он и Веллетри не присоединились к нашим тренировкам — не вчера, а раньше? Самое милое дело размяться с хорошими партнерами.

— Как ты их оцениваешь?

— Как бойцов? Никуда не годятся. Васто позавчера зацепился бедром за угол буфета, а Веллетри вчера выронил бокал.

— Насчет Васто я с тобой согласен, он не выходил на татами года три…

— Четыре, с тех пор как его отец умер и некому стало его туда гнать.

— Похоже, а вот Веллетри притворяется. Он почти каждый день делает одно неловкое движение, да так, что не заметить невозможно. Но только одно, как по расписанию.

— Будем делать выводы?

— Попробуй.

— Во-первых, дамы Ланчано тут ни при чем. Обе глупы до безобразия, и к тому же их кто-то усыпил. Это ведь так?

— Да, есть такое снотворное: пока ходишь, чувствуешь только усталость, стоит прилечь и закрыть глаза — как проваливаешься. Стандартная доза действует от сорока минут до часа, а потом, как водится, сильно хочется пить. Его следы в крови Абигель еще сохранились.

— Дальше, дам Васто и Веллетри вы еще не допрашивали, но, судя по реплике Васто, его жена полная дура — хотя это мы и сами заметили. Зато синьора Веллетри, скорее всего, умна, у нее очень тяжелая мужская работа. И она, судя по всему, неплохо преуспевает.

— Почему ты так решил?

— Ну если бы ее операции были убыточны, муж уже принял бы меры, и она бы не работала. И когда мы знакомились, она так сказала, что она — специалист по межзвездной торговле… Не знаю, как это выразить… Гордость, твердость и уверенность в одном флаконе.

— Да, наверное, ты прав.

— В-третьих, и Васто, и Веллетри что-то скрывают, причем, судя по вашим наблюдениям, Веллетри начал скрывать по крайней мере уровень своего боевого мастерства задолго до вчерашнего дня. Так что число подозреваемых уменьшилось вдвое. Так методом дихотомии [35]мы и вычислим убийцу.

— Ну я пока не стал бы сбрасывать со счетов синьору Васто. Но в общем, я с тобой согласен. Хорошо, это все?

— Пока да.

— Тогда иди подремли, а после сиесты пойдешь плавать.

— Опять? А вы опять будете кого-нибудь допрашивать?

— Конечно, я же сказал, что эти беседы будут приватными. Тебя здесь быть не должно… Что, устал так долго контачить?

— Угу, еще немного, и Марио пришлось бы меня вытаскивать.

— Молодой утомленный организм. Тут я тебе ничем не могу помочь. Не будь таким любопытным.

— Вы бы еще посоветовали не дышать.

— Болтун! Марш в кровать!


Отправляясь плавать, я связался с Гераклом и сказал ему все, что я думаю о его хвосте, тем более что истомленный Фебом котяра отказался снова париться возле окна гостиной. Мохнатый обозвал меня неблагодарной собакой и отправился ухаживать за кошками. Мне стало стыдно: Геракл мне так помог, а я… Надо будет попросить у него прощения.

Злой как черт, я бороздил бухту так, что Марио еле за мной успевал. Надо остановиться, а то он меня сейчас как-нибудь перехватит и утопит: рожа у него зверская. Я предложил охраннику оставаться на месте, обещав плавать вокруг него кругами не слишком большого диаметра. Он поинтересовался, что такое диаметр, однако согласился. Из воды мы вылезли, когда уже стемнело. Интересно, проф расскажет мне сам о пропущенных мной разговорах, или мне придется как-нибудь на него давить?

Проф, разумеется, молчал во время тренировки и за ужином. Когда мы вместе поднялись в нашу гостиную, он спросил:

— Ждешь продолжения пьесы?

— Конечно.

— Я вычислил убийцу, но думаю, что ты захочешь сделать это сам.

— Теперь это не получится. Я знаю, что ответ есть, а это уже часть решения, и к тому же вы не будете пересказывать мне все дословно, а только то, что сами сочли важным.

— Тебе сказать ответ? — хитро улыбнулся проф.

— Э-э, нет, придется довольствоваться малым.

— Рад, что ты начинаешь проявлять благоразумие. Сыграем? — предложил он, кивнув на расставленные шахматные фигуры.

— Хорошо.

Мне выпали белые — все-таки это шанс не проиграть профу. Надо только суметь воспользоваться.

— Во-первых, объективные результаты. Смотри, — протянул мне проф сразу три маленьких бластера. — Изо всех трех стреляли после последней замены батарей.

— Это ничего не доказывает.

— Нет, есть методы проверки, поверь мне, ни из одного из них уже по крайней мере неделю не стреляли. Кроме того, в крови синьоры Ланчано следы снотворного впятеро слабее, чем у Абигель.

— М-мм, понятно. А еще?

— У синьора Веллетри мерцательная аритмия — она иногда бывает у тех, кто проводит много времени в космосе. — поэтому у него действительно иногда нарушается координация, и поэтому он больше не может заниматься кемпо. Его жена занята сейчас исключительно его здоровьем. С синьором Ланчано у них было несколько мелких сделок, ничего существенного, это я проверил в сети корпорации (тебе туда лазать нельзя). Синьора Васто — просто красивая кукла, ну это ты и сам мог бы заметить.

Пока проф все это говорил, я успел добиться на доске небольшого преимущества. И намеревался его не потерять.

— Тогда, конечно, все ясно. Только… на что она рассчитывала? Что ее ни в коем случае не допросят с пентатолом. Единственную наследницу убитого? Весь этот розыгрыш с унесенным бластером, чтобы все решили, что произошло самоубийство, глупая дочь испортила картину, и облегченно вздохнули: не надо никого подозревать.

— Да, наверное, так и есть. Снотворное она, конечно, приняла на ночь, чтобы при анализе оно нашлось у нее в крови, но немного не рассчитала дозу.

Ох, какая атака захлебнулась у меня на доске, теперь бы не проиграть.

— А как вы собираетесь доказать, что это она?

— Практически.

Раз проф так заговорил, значит больше ничего не скажет, придется догадываться.

— А зачем Васто корчил из себя дурака?

— Дураку не так обидно оставаться не у дел.

— А вдруг это он подвигнул Абигель на убийство — ну, например, обещал развестись с женой и жениться на Абигель, если она получит наследство?

— Вряд ли, Абигель очень умна: изобразить такую дуру и не переиграть совсем непросто. Маловероятно, чтобы Васто мог на нее влиять. Кроме того, если уж Абигель отца убила ради наследства, то, верно, решила устроить свою жизнь получше, чем мог бы предложить ей Васто. С другой стороны, если бы Васто организовывал это преступление, он бы посоветовал Абигель выстрелить из отцовского бластера. Он-то знает, что чистка оружия оставляет следы. А женщины ничего в этом не понимают. Она посмотрела на индикатор батареи, убедилась, что заряд неполный, и успокоилась.

Я едва избежал мата и с облегчением согласился на ничью. Проф посмотрел на меня оценивающе:

— Энрик, я не могу сегодня оставить у тебя под окном охранника. Никто из них сегодня не отдыхал. Я могу рассчитывать, что ты не отправишься ночью на поиски приключений?

Насквозь он меня видит, что ли? Как раз собирался узнать, как это «практически»? А если я скажу «нет» проф меня наручниками пристегнет к кровати? Вообще-то выяснять, как далеко он может зайти, не хочется. Прецеденты имеют нехорошее обыкновение повторяться.

— Ладно, обещаю, никаких приключений. А вы мне расскажете утром, что было ночью?

— Обязательно. И Гераклу дай жить спокойно. Уморил животное.

— Я ведь уже обещал, — обиделся я.

— Не контачить ты не обещал, — заметил проф.

— Ладно, контачить сегодня тоже не буду.

Не такая уж это похвала «перехитрить иезуита».

Глава 27

Ночью была пожарная тревога, впрочем, она закончилась прежде, чем я успел решить, достаточное ли это основание, чтобы нарушить данное профессору слово.

Абигель выстрелила себе в лицо из того самого несданного ею бластера и заодно подожгла портьеры на окне своей спальни. Все это сказал мне вернувшийся откуда-то проф.

— Все, иди спать, подробности утром.

— Лучше сейчас, а то все равно не засну.

— Ну ладно, я сказал Абигель, что ей не следует принимать снотворное на ночь.

— И все?!

— И все. Она меня правильно поняла и не захотела проигрывать. Следователь прибыл и еще до утра улетит, а с ним отправится синьора Ланчано.

— Понятно.

— Твоя догадка про роль Васто в этом деле скорее всего верна, но это нельзя доказать даже с пентатолом. Желания и тонкие намеки — темная область.

— Но вы ведь собираетесь что-то сделать?

— Еще не знаю. Ну все, я тебе все новости рассказал.

Утром всеобщая подавленность еще оставалась заметна, но было видно, что все уже расслабились. Веллетри, впрочем, собрались уезжать. Мне это понравилось: то, что я заподозрил бог знает в чем больного, несчастного человека, давило мне на психику. И так уже все утро до завтрака извинялся перед Гераклом. У этого рыжего котяры хорошая память, и он ничего не забыл.

— Энрик! — сказал мне проф после завтрака. — Ты приехал сюда, чтобы выздороветь и прийти в форму, поэтому ты будешь делать то, что доктор прописал!

— Э-э, я же не возражаю, почему так торжественно?

— Потому что, даже если все окрестные джунгли будут завалены телами самоубийц, ты пойдешь плавать, а не искать, кто их до этого довел. Понял?

— Угу.

Все еще крайне удивленный, я отправился отбывать свою плавательную повинность. Надоело мне купаться до последней степени. Как бы это прекратить? Утонуть? Или утопить Филиппо? Нет, Филиппо не Марио — плавает не хуже меня, его не утопишь. А было бы неплохо: он тонет, я его вытаскиваю, потом проф пару дней дрожит над его здоровьем, а не над моим.

И вообще, чем хуже виндсерфинг, акваланг или, скажем, яхта. Здесь в сарае лежит парочка полузаброшенных шверботов. Вполне можно перевернуть, вооружить и походить под парусом — вряд ли научиться этому сложнее, чем виндсерфингу.

Все это я высказал профу, когда вернулся в номер перед обедом.

— Плавать полезнее, — заметил проф, — но тебя можно понять. Давай договоримся так: полдня ты плаваешь — и не так, как вчера утром, — а потом можно и поразвлекаться, если, конечно, вы с Филиппо сумеете разобраться с яхтой. Аквалангов здесь нет, а на виндсерфе ты один ходить не будешь ни в коем случае.

— Я могу научить Филиппо ходить на серфе.

— О, тогда его самого придется спасать. Чем тебе плохо учиться ходить на яхте? Я думал, ты весь этот разговор ради нее затеял.

— Ну, в общем, да. Но я не возражал бы и против серфа. Хорошо, вот сегодня мы яхточкой и займемся. Только я сейчас по интернету побегаю — надо же поискать, как их вооружают, управляют и так далее.

Так что всю сиесту я искал инструкции по управлению маленькими шверботами, читал их и распечатывал избранные места.

Филиппо с энтузиазмом откликнулся на мое предложение научиться ходить под парусами. Наверное, ему тоже надоело плавать. Потом он опомнился.

— А синьор Галларате тебе разрешил? — спросил он с подозрением.

— Да, разрешил.

Никак наши охранники не забудут, как я уговорил Антонио и Рафаэля вырыть мне окопчик. Безобразие, за этот месяц я должен навить веревок из Марио и Филиппо. Уже почти две недели прошли, а я еще не продвинулся ни на шаг. А из Филиппо вообще другой человек веревки вьет.

До заката оставалось всего два часа. За это время мы вытащили корпус на берег, установили мачту, поняли, как поднимать и опускать грот и стаксель. До выхода в море дело не дошло. Не беда, завтра выйдем.

Филиппо был доволен не меньше меня и, кажется, перестал смотреть на меня, как на волка в овечьей шкуре. Хорошо, экипаж должен доверять своему капитану.

Веллетри уехали перед ужином, так что нам с профом пришлось сидеть за одним столом только с дурой и подонком. Не самая приятная компания.

Глава 28

Вечером я клевал носом и даже отказался от партии в шахматы. Я действительно здорово устал, но немного играл, чтобы проф опять не запер меня в комнате моим словом. Все остальное можно обойти. А он наверняка захочет что-то сделать с Васто. Не может быть, чтобы он это так оставил.

Укладываясь спать, я попросил Геракла разбудить меня, если проф куда-нибудь уйдет.

Проснулся я оттого, что кто-то очень мохнатый запрыгнул мне на плечо.

— Геракл, отстань, и так жарко.

Потом я вспомнил о своей просьбе и вошел в Контакт.

«Большой человек ушел», — сообщил мне кот.

«Спасибо, Геракл!»

Через минуту я уже был готов к выходу, требовалось только захватить бластер. Поход в спальню профа увенчался успехом: такой замок, как у этого столика, я булавкой открою или маникюрными ножницами, Бутс научил. Бластера самого профа не было на месте, но я захватил один из бластеров Ланчано. Игрушка, зато помещается в кармане.

Я осторожно выбрался из окна, на четвереньках прополз к загородке, отделяющей наш балкон от балкона Ланчано. Плющ, обвивший ограждение, спрячет меня от взглядов охранника, который сейчас караулит внизу. Я перелез на бывшую территорию Ланчано и так же на четвереньках скрылся за углом дома. Теперьможно спокойно слезать, только тихо. Охранника я обогнул по широкой дуге, а потом вновь вошел в Контакт с Гераклом, попросил его спуститься и найти, куда именно отправился проф.

Через десять минут я стоял на «чистой дорожке». [36]Геракл по следам профа вывел меня в джунгли и побежал к воротам. Там охранники его пустят внутрь.

Включив фонарик на самую маленькую мощность, светя себе под ноги и сторожко прислушиваясь к лесным звукам, я двинулся по единственной тропке, по которой тут вообще может пройти человек.

Под ногами становилось все мокрее и мокрее, кроссовки громко хлюпали по мху, пропитанному водой, но зато стали заметны черные пятна воды — следы только что прошедших тут людей. Двое: один, конечно, проф, а второй — Васто. Я старался ступать в чьи-нибудь следы, а то на обратном пути проф меня мигом вычислит.

Я успел почти вовремя. Не знаю, как проф убедился в том, что Васто виновен в смерти обоих Ланчано, я услышал только конец:

— Вам очень понравилось убивать стариков и женщин?

— Единственное правило Этны — никаких правил!

— Да, но оно верно для всех. Делай что хочешь, но помни, что другие поступают так же. К тому же женщин как-то принято щадить — они вне игры. Без оружия у вас против меня никаких шансов, так что возьмите бластер.

Проф повернулся к Васто спиной и сделал несколько шагов, тот поднял оружие и… Проф совершил какой-то немыслимый кувырок, залп пришелся в мокрые стволы местного папоротника. А вот проф не промахнулся. Пожара не будет — слишком много вокруг воды. Закусив зубами костяшки пальцев, чтобы не закричать, я постарался незаметно отступить.

О черт, я слишком поздно заметил, что иду не в ту сторону. Спокойно, я вернусь по собственным следам, они выглядят как маленькие черные озера на фоне зеленого мха. На полдороге лежит тело Васто — хорошая примета. А потом вдоль ограды доберусь до ворот (интересно, зачем они вообще нужны — дороги-то нет). Главная проблема — убедить охранников не докладывать профу. Это потом. Беспокоиться будем последовательно.

Я пошел назад по тропе, вовсе не думая о том, кто ее, собственно, проложил. А навстречу мне кто-то топал — кто-то очень тяжелый. Бластер в руку и замереть. Последнее дело сходить ночью с тропы да еще на болоте. Я переключил фонарик на максимальную мощность — все ночные животные не выносят яркого света. И вовремя, потому что прямо на меня двигался горыныч. Не самый крупный, всего три метра ростом — но чтобы съесть меня, ему бы этого хватило. По счастью, ослепленный, он немного повременил с прыжком. Это меня спасло. Сердце у них большое и справа. Мой бластер выжег в груди ящера здоровенную дыру. Мертвое тело обрушилось на то место, где я стоял мгновение назад. Он меня только чуть-чуть за рукав задел. Такого дурака, как я, еще поискать! Почему я не взял нож? Рукав надо срочно отрезать, а мне нечем. Я постарался осторожно закатать его, чтобы ядовитая слизь не коснулась моей кожи.

А теперь вперед — в смысле назад, на виллу. До ворот я добрался почти через час. Теперь мое отсутствие наверняка будет замечено. Не важно, главное — жив остался.

— Та-ак! — сказал начальник караула. — Что это всех в джунгли потянуло да еще ночью. Ты что там делал?

— Дразнил горынычей, — честно ответил я, — дайте нож рукав отрезать.

Мне сразу же помогли, сделали укол с противоядием и тщательно обработали небольшое пятнышко чуть ниже локтя — яд все же добрался до кожи.

— Был бы ты мой, я бы с тебя шкуру спустил за такие штуки!

— Ты на меня пожалуешься? — спросил я, хитро улыбаясь. Ему еще не так много лет, мальчишеская солидарность в нем вполне может победить взрослую.

— Да ладно уж. Только больше ночью по джунглям не бегай.

— Не буду, — серьезно пообещал я, — Синьор Галларате давно вернулся?

— С полчаса.

— Тогда меня уже ничто не спасет.

Не очень-то он мне испортил настроение: приключение было слишком опасным, и предстоящая трепка по сравнению с ним — мелкая неприятность. Я, на всякий случай скрытно, подобрался к дому: все было тихо — так может, мое исчезновение еще не обнаружили?

На балкон я опять залез там, где Марио или Филиппо, прячущиеся где-то под окнами, не могли бы меня заметить. Нет, надо их срочно перетаскивать на свою сторону. Почти все наши охранники мне бы еще и плечо подставили в такой ситуации. А эти твердокаменные…

Я успел не только забраться в свое окно, но и спрятать рубашку, и раздеться, и лечь в постель, прежде чем проф вернулся из похода. Он заглянул ко мне в спальню и, убедившись, что я «сплю», пошел к себе. Где это он так задержался? Выдворял синьору Васто? Наверное. Вряд ли она захочет остаться. Утром окажется, что мы остались совсем одни. А не проф ли все это затеял ради тишины и одиночества? Не-е, тогда логичнее свернуть шею мне.

Глава 29

Утро. Спать хочется зверски. Проф предупредил, что Васто внезапно уехали и мы остались одни. То есть сказал он не так, а весьма витиевато, чтобы и не солгать, и правду не сказать. Я только пожал плечами. Все мои силы уходили на то, чтобы не упасть носом в тарелку. А разгадать, как проф все же вычислил Васто, очень хочется. Что же делать?

Так ничего и не придумав, я отправился плавать. На этот раз вместе с Марио.

О мадонна! Что я забыл сделать — вернуть на место бластер. Летучие коты, ястребы и церберы! Провернуть такую операцию, не поднять тревоги — и забыть вернуть в исходное состояние самое главное! Но пока проф ничего не заметил. А то уже сказал бы, что меня ждет. Лихорадочно соображая, как избежать новой опасности, я перешел с кроля на брасс. Марио за моей спиной вздохнул с облегчением.

Действительно, как я могу перетянуть охранников на свою сторону, если доставляю им обоим сплошные неприятности? Ну, допустим, плаваю я тут, как рыбка по аквариуму, не по собственной инициативе. Все равно, можно и о Марио подумать. Слишком уж он тяжелый для плаванья. Я опять предложил ему, как позавчера, плавать вокруг него кругами и заметил, что меня всегда можно притормозить, если он устал. Марио с благодарностью согласился.

Как же все-таки вернуть бластер? Обедаем и ужинаем мы вместе. Тренируемся тоже. Если я куда-нибудь опоздаю или не приду, проф обязательно поинтересуется, в чем дело, и не оставит меня в покое, пока не получит ответ. Врать ему ужасно не хочется. Отпадает. Во время сиесты? Только если он куда-нибудь уйдет. Поставить Геракла на стреме, а самому вернуть бластер? Дело надо сделать до вечера, потому что вечером проф обязательно будет проводить техобслуживание своего драгоценного именного (подарок еще дядюшки ББ) оружия и, конечно, заметит недостачу. Ночью он, небось, очень усталый и сонный, просто кинул бластер в ящик, даже не посмотрев, что там чего-то не хватает. Как организовать уход профа во время сиесты? Разве что устроить очередную тревогу. И тут меня осенило! Все будет как надо.

Я предложил Марио уйти с пляжа пораньше, тот согласился. По дороге я переплыл бассейн, чтобы не пришлось вставать под душ — время дорого.

Обещав охраннику не покидать дом до обеда, я со всех ног помчался на второй этаж. Удачно, мне удалось распотрошить аптечку в нежилых апартаментах. А требовалась мне всего лишь салфетка, йод и нашатырный спирт.

Мокрую салфетку я забрал с собой. Пока мы будем обедать, она высохнет у меня на тумбочке. Потом вошел в Контакт с Гераклом и договорился, что он мне поможет. Сразу после обеда я начал действовать. Геракл так ластился к профу, что не взять его на руки было просто невозможно. Я между тем сразу же ушел к себе в спальню. Путь с балкона уже просто заезжен. Правда, на этот раз у меня в руках имелась взрывчатая салфетка. Но я благополучно спустился и пошел к началу «чистой дорожки». Я оставил свою салфетку прямо перед сканером, подвесив над ней маленький камешек на бечевке, и поджег ее. Пока она догорит, как раз успею забраться к себе.

Успел, но еле-еле. Пришлось нырять под простыню прямо в кроссовках, потому что проф, услышав негромкий «бум», [37]а за ним громкий звон сигнализации, заскочил ко мне, чтобы приказать оставаться в доме. Прекрасно. Как только его шаги прогремели вниз по лестнице, я метнулся к нему в спальню, опять вскрыл его стол и оставил уличающий меня бластер там, где он и должен был лежать. Уф! Пронесло. Единственная улика — грязный след кроссовки на моей простыне. Не страшно. Сегодня никакого Цезаря, только Морфей — едва положив голову на подушку, я заснул. Даже возвращения профа не стал дожидаться.

Когда жара спала, меня разбудил Марио:

— Здоров же ты спать, вставай. Фил говорит, что ты придумал новую забаву.

— Ага, сегодня спуск корабля на воду. Ты уже записан в команду. А куда профессор подевался?

— Не знаю, ушел куда-то.

Мы пошли на маленький пирс, спустили швербот на воду, опустили шверт, вставили руль, подняли паруса, оттолкнулись. Какая радость — оседлать ветер! Правда, поставить спинакер [38]мы не сумели. Научимся в другой раз. Зато мы научились лавировать и поворачивать, не набивая себе шишек гиком.

Проф появился только к тренировке и был мрачен и неразговорчив. Я это поздно заметил: делился во время ужина впечатлениями о яхточке, ветре и способах откренивания.

Когда мы остались одни, проф посмотрел на меня так, что я осекся и под ребрами у меня стало пусто и холодно.

— Я отдаю должное твоей изобретательности, — начал проф издалека, — но начальник охраны любопытен, быть может, не меньше тебя. Он заинтересовался, куда это важные гости ходили ночью, и нашел двух покойничков, моего и твоего. Твой посолиднее будет. Он сказал об этом мне, и я ходил посмотреть на этот замечательный охотничий трофей, и еще я разговаривал с начальником караула, который встретил тебя ночью. Так что с джунглями мне все ясно. Как ты прошел мимо Филиппо под окнами?

Ох, и влетит же мне! А я еще в шортах, а не в джинсах. Останутся следы на ногах — плавать не пойду! Признаваться все равно надо, раз уж поймали, нет смысла скрывать всякие мелочи.

— Перебрался за угол по соседнему балкону. И обратно так же.

— Как ты вскрыл мой стол?

— Да там такой замок… В общем, я умею.

— А зачем ты сегодня устроил эту маленькую тревогу?

— Чтобы вернуть бластер на место.

— Понятно. Что я могу тебе сказать? Ты и так все прекрасно понимаешь.

— Угу, — согласился я.

Обидно до слез. Столько трудов псу под хвост. Что-то я стал часто попадаться. Еще полгода назад я каждый день делал что-нибудь запрещенное, а попадался не чаще раза в неделю. Правда, таких крупных улик, как дохлый горыныч, я обычно не оставлял…

Пора вспоминать гекзаметры:

«Рано рожденная вышла из тьмы розоперстая Эос.
Встал Телемах, Одиссеем божественным на свет рожденный…» [39]
Ему небось тоже от Ментора [40]доставалось, пай-мальчиком он явно не был. Гомер бы меня убил, если бы узнал, для чего я использую его бессмертные творения. Выпороли меня, однако, почти символически. Я ожидал худшего, причем намного.

— А как вы догадались, что это Васто убил Абигель и Ланчано? — спросил я у профа.

— Ланчано он, наверное, не убивал сам, это действительно была Абигель. Но ее он точно убил. Ну какая женщина, перед тем как застрелиться, покрасит ногти и наденет ночную рубашку поэротичнее? Она, наверное, еще и накрасилась, но это уже было не определить. Да и какая женщина выстрелит себе в лицо?

— Понятно. А вся эта история с убийством — тайна?

— А какая разница?

— Ну-у могу я похвастаться перед девочкой, что убил горыныча?

— Можешь. Вообще никаких тайн, кроме твоих способностей.

— Ясно, здорово!

— Все, иди отсюда, а то похоже, что я тебе мало всыпал.

— Конечно, — хмыкнул я, но убрался.

Наконец-то я могу написать Ларисе интересное письмо, а то новостей никаких: «Жив, здоров, плаваю». Свои приключения я описывал часа два. Кажется, получилось не очень интересно, но лучше у меня не выйдет — не Гомер. Правда, роль Геракла в этом деле пришлось слегка подредактировать. Но тем, что у меня есть служебный кот, способный брать след, я похвастался.

Глава 30

— Теперь я понимаю, почему синьор Соргоно говорит, что твое общество способствует росту квалификации охранника, — сказал мне Филиппо, когда мы шли к морю.

Где это он таких слов набрался? Наверное, точная цитата. Может, ребятам обещана прибавка к жалованью, если они меня не упустят? Тогда понятно, почему они такие церберы.

— Ты это к чему?

— В следующий раз ты от меня не ускользнешь ни в какие джунгли.

— А мне не надо, я обещал одному парню, что больше туда ночью не полезу.

— А днем полезешь? — подловил меня Филиппо.

— Не знаю, пока не требуется, но не ходить туда днем я никому не обещал.

— Понятно, значит, ночью тебя можно не караулить.

— Я этого не говорил, но твой вывод мне нравится.

— Чего? — Филиппо не понял подвоха.

— Логично рассуждаешь, говорю.

— А-а, ладно, пошли плавать.

И опять это бесконечное кружение — когда оно кончится? Хотя до моих прежних восьмидесяти отжиманий мне еще ох как далеко. Будем надеяться, проф знает, что делает.

Следующие несколько дней не случалось ничего интереснее поворота оверкиль, так что парусный спорт мне быстро надоел. Вот если бы у нас были какие-нибудь соперники…

Больше слабонервных тут не осталось, так что можно немного повеселиться. Я проделал в простыне дырки для глаз и раскрасил ее светящейся краской. Ночью, запихнув ее за пазуху, я опять перебрался на бывший балкон Ланчано. За углом я нацепил на себя маскарадный костюм, и, не скрываясь, медленно и печально побрел обратно. Около моей балконной двери призрака ждал Филиппо с бластером в руках: бросился защищать меня от потусторонней опасности. Поняв, что это всего лишь я сам, он схватил меня под мышку, притащил в спальню к профу и сказал все, что он обо мне думает и что, на его взгляд, надо со мной сделать. Жуть, прямо как дохлый Васто. Раньше он на меня не жаловался. Бросив меня на пол, он через балконную дверь удалился на свой пост. Бедный плющ! Хорошо хоть Марио по нему еще ни разу не лазал. Я сел, выпутался из простыни и посмотрел на профа.

— А если бы Филиппо выстрелил? — печально спросил он.

— Тогда я бы превратился в настоящее привидение.

— Вот именно!

Я только вздохнул.

— Катись спать, кентервильский призрак!

Я выкатился. Так выпорет он меня или нет? Отсутствие ответа на этот животрепещущий вопрос не помешало мне сладко спать остаток ночи. Весь день проф делал вид, что ничего не случилось. Он меня замучил! Ну сколько можно?! Проще перетерпеть, чем ждать. Вечером, укладываясь спать, я понял, что он меня поймал. Точнее, я сам себя поймал. Если бы проф собирался меня наказать, сразу бы предупредил. А я целый день подрагивал.

Мне пришло длинное ответное письмо от Ларисы. Ругала она меня за мои авантюры на чем свет стоит. Могла бы дотянуться — еще бы и побила. Хуже профа, честное слово. Нет чтобы поздравить с удачной охотой! Жаль, что трофей захватить не удалось. Какое было бы зрелище: у меня на стенке висит полуметровая голова горыныча. Раньше надо было об этом позаботиться. Признался бы сразу — можно было бы в тот же день сходить за головой.

Проснувшись на следующее утро, я обнаружил рядом со своей постелью большой ящик, а на нем длинный и узкий футляр из какого-то неизвестного мне дерева. Под футляром лежала открытка «С днем рождения, Энрик!». Я и забыл. Дни рождения отмечаются по общегалактическому календарю, а Этна живет по своему. Мои прежние дни рождения никто никогда не замечал и не отмечал, даже я сам. Кстати, когда день рождения у профа, я тоже не знаю.

В футляре лежал длинный, слегка изогнутый клинок, и записка: «Это катана. Доберешься до истории Японских островов — узнаешь подробности».

Прямо сейчас и доберусь, я уже все 800 терабайт перегнал на компакт-диски и сделал оглавление. И многие диски у меня с собой.

Рукоять длинная — наверняка катану надо держать двумя руками, как боккэн. [41]Похоже, что боккэн — тренировочная катана, просто об этом никто не помнит. Холодным оружием уже поди лет тысячу на войне не пользуются. Я осторожно обнажил клинок. Брошенный на лезвие носовой платок упал на пол двумя половинками. Серьезная вещь. Надо с ней поосторожнее. Рисунок на гарде — воин с обнаженным мечом. Интересная стойка. Значит, одной рукой катану тоже держали. Я полюбовался переливами света и волнообразным рисунком на клинке и с сожалением убрал его обратно в ножны. Теперь надо научиться им пользоваться.

В ящике лежала залитая в прозрачный пластик голова горыныча. Вот это да! Только вчера жалел об этом трофее. Поднять я его, правда, не смог. Но все равно здорово — будет стоять у меня на полке. При свете дня горыныч оказался красивым ярким созданием. Темно-зеленая чешуя верхней части головы переходила в более светлые щеки. Ноздри были обведены оранжевой каймой. Из зубов можно наделать десантные ножи, а раскрытые фасеточные глаза сияли на солнце всеми цветами радуги.

На празднование моего дня рождения я пригласил всех, кто обитает на вилле. Только некоторые охранники были вынуждены стоять на посту, и их товарищи подменяли их ненадолго, чтобы те могли выпить по стаканчику (сока, разумеется, они же на работе) за мое здоровье и долголетие. Первое мне понадобится, а второе не грозит.

Филиппо произнес речь о том, что я всегда был маленьким дьяволом (счастливые местные кадры этого не знают), далее шли описания взрывов, прыжков с деревьев прямо на плечи охранника, опытов над сигнализацией, белых цветов на клумбе, неожиданно за ночь посиневших, и так далее и тому подобное. А теперь, когда мне исполнилась чертова дюжина лет, он всерьез подумывает подать рапорт с просьбой о переводе его куда-нибудь в джунгли истреблять горынычей, потому что это не так опасно, как иметь дело со мной, а он как раз собрался жениться. Его тоже все поздравили, так что можно считать, что его помолвка с Марией состоялась тут же.

Один из местных охранников предложил Филиппо поменяться местами тут же. Энрик, по его разумению, гораздо интереснее и умнее горынычей. Это что, комплимент? Остальные сразу же поддержали такую прекрасную идею, грозясь скормить Филиппо этим самым глупым горынычам за то, что он увел самую красивую девушку.

Я же в своей ответной речи обещал ему страшную месть за сравнение меня с таким миролюбивым созданием, как дьявол. Как бы он и впрямь не перевелся куда-нибудь в джунгли.

Глава 31

«Буси-до — Путь воина — означает смерть. Когда для выбора имеется два пути, выбирай тот, который ведет к смерти. Не рассуждай! Направь мысль на путь, который ты предпочел, и иди!..» («Сокрытое в листве» [42]). Как, интересно, такие традиции могли существовать веками? Почему они не вымерли? Красота и утонченная культура этого мира завораживали. Немыслимая жестокость и такая же тонкость восприятия. Стихи сочиняются параллельно с отбиванием смертельных ударов. Пейзажная лирика обязана своим существованием многочисленным самоубийцам. Я должен это понять, я хочу это понять.

Ночь кончилась слишком быстро.

За завтраком проф заметил, что отправлять меня плавать просто опасно: засну и утону. Я смиренно выслушал длинную нотацию и отправился спать. И пусть проф не делает вид, что не догадывался, к чему приведет его подарок. То, что я буду читать ночь напролет, было очевидно с самого начала.

— Не слишком ли много у тебя увлечений? — спросил проф за ужином.

— Не-а, всего-то: история, математика, физика, компьютерный взлом и теперь еще будет фехтование, — перечислил я.

— Я рад, что в этот список не вошла охота на горынычей.

— А? Это я просто забыл назвать.

— Помнишь, мы с тобой говорили о твоем образовании? Надеюсь, ты не передумал сдать экзамены за среднюю школу?

— Конечно нет. Но для стопроцентного результата надо к ним подготовиться.

— А потом? Какое образование ты хочешь получить?

Сложный вопрос. Хочу все вместе. Но на Этне нет ни одного исторического факультета. И вообще, я быстрее по книгам научусь всему, чему сам захочу.

— Не знаю еще. Надо посмотреть программы курсов математического и физического факультетов, кое-что я уже знаю. А что, вы предлагаете мне официально учиться в университете?

— Может быть. Тебе это не нравится?

— Потеря времени. Самостоятельно быстрее.

— Ну смотри, дело твое. Если передумаешь — мое предложение остается в силе.

Надо и впрямь готовиться к экзаменам — но лень. Начну этим заниматься, когда вернемся в Палермо. А здесь мы проведем еще пару недель, так что я успею понаслаждаться японской поэзией пополам с римской стратегией. И историей любимого мною кемпо, кстати, тоже. Вот откуда оно пошло. Ниндзя понравились мне даже больше самураев — коллеги. И выдумщики. Кое-какие шутки можно попробовать повторить. А хокку Басё написаны про меня. Про меня прежнего:

Зимние дни в одиночестве.
Снова спиной прислонюсь
К столбу посредине хижины. [43]
* * *
Так, понятно, изучение истории Европы приводит в Рим, а истории Японии — в Китай. Когда я, интересно, буду все это читать? У меня действительно слишком много увлечений. А, ладно. Все равно отказаться от чего-то невозможно. Нечего и мучиться по этому поводу.

Чего только нет в интернете? Этну колонизировали лет триста назад с Новой Сицилии. Тогда уже весьма развитой и богатой. Поэтому сеть здесь сделали сразу и сразу загрузили в нее несколько совершенно замечательных баз данных. Правда, ими по большей части никто не пользовался уже много лет. Впрочем, несколько серьезных исследований техник различных школ ниндзя я нашел без труда. И трактат Сунь Цзы [44]тоже нашел — чтение на ближайшую ночь, если проф не заметит.

Глава 32

— Эту ночь ты будешь спать, — заявил проф безапелляционно, — и не вздумай протестовать, а то я уберу твой комп.

— У-у! — взвыл я, — А когда же мне читать? И вообще мне уже немного больше пяти лет…

— Да? Ведешь ты себя не слишком разумно. И так сегодняшний день псу под хвост. Так убирать комп?

— Не надо, — вздохнул я, — А в джунгли мы так и не сходим?

— Еще не нагулялся?

— Так ночью же ничего не видно! Днем бы сходить. Обещаю не дергать горынычей за хвосты.

— Поинтересуйся с утра у синьора Альгеро: найдется в охране любитель бродить по джунглям — тогда сходим. А без проводника не пойдем.

— Как это, интересно, и вы, и я выбрались оттуда живыми, да еще и ночью?

— Я — совершенно спокойно, а ты — чудом. Чудеса случаются не слишком часто, — невозмутимо ответил проф.

Наутро я сразу побежал советоваться к начальнику охраны.

— А, чертенок! — приветствовал он меня.

Точно, Филиппо я не просто отомщу, я страшно отомщу.

Любитель погулять по джунглям нашелся, и оказался им тот самый начальник караула, который встречал меня и профа в ту ночь. Звали его Доменико, и он был очень смущен, что не сумел сохранить в тайне мой поход в джунгли:

— Тебе как, не слишком влетело? Своему-то начальнику я обязан доложить, как все было. Кто ж знал, что он расскажет это синьору Галларате?

— Не переживай — ничего страшного. Да и голова горыныча стоит пары синяков. Как бы я иначе ее заполучил?

— Да, конечно. — Он расстелил передо мной карту Джильо. — Вот, смотри: мы можем сходить на этот мыс. Здесь небольшая хвойная рощица, родник, отличный пляж. Туда ведет вот эта тропа, правда, по большей части через болото, но ведь тебя оно и интересует. В одну сторону идти часов шесть. Так что лучше всего выйти с утра, дойти до места, провести там ночь, а на следующий день вернуться. Мы так с ребятами обычно делаем. Или можно вызвать туда катер, тогда уже в тот же вечер вернемся.

— Лучше, конечно, с ночевкой.

— Согласен. Ну что? Завтра с утра? Только снаряжение надо подобрать вечером.

— Хорошо, профессор не против, надо только его предупредить.

— Слушай, Энрик, а как ты цветы на клумбе покрасил? Все остальное, что Фил наговорил, мы общими усилиями поняли, как ты сделал. Или это брехня?

— Не-а, но все было еще смешнее. Был какой-то спор о моральных проблемах, кто-то очень торжественно произнес, что белое всегда остается белым. Ну, я и устроил. Только там была не клумба, а четыре садовых вазы с болотными лилиями. Я их поздно вечером полил разведенными чернилами от принтера. Каждую вазу другим цветом. Синим, красным, желтым и фиолетовым. Зрелище было очень красочное. Эти лилии же в основном ночью воду тянут.

— И что, действительно была тревога?

— Не-е, если к нам прилетят зеленые человечки, наш начальник охраны скажет, что не его забота, как там Энрик хулиганит.

Мы посмеялись.

— Понятно.

— Ладно, побегу я опять плавать, а то профессор скажет: «никаких джунглей».

В поход мы отправились целой толпой, потому что Марио и Филиппо заявили, что им велено сопровождать меня все время, а они и так уже один раз лопухнулись. Я ехидно заметил, что, если бы они не препятствовали моим начинаниям, я бы с удовольствием ходил повсюду вместе с ними. И не пытался бы никуда без них удрать. Согласиться с моими доводами охранникам помешали грозные взгляды, которые бросал на них проф.

Вот как, оказывается, надо ходить в джунгли. Высокие ботинки, наглухо застегнутые комбинезоны, боевые бластеры, комм-браслеты. А воду все равно пришлось тащить на себе. В болоте ее сколько угодно. Но уж больно грязная, без крайней необходимости ее лучше не пить.

— Главная опасность в джунглях не горынычи, тем более, что днем они спят. А вот травы и деревья встречаются ядовитые, да еще и с шипами. Так что поосторожнее, — наставлял нас Доменико на дорожку.

Профа он попросил идти замыкающим. Лица Филиппо и Марио вытянулись: они же здесь охраняют! Ха, проф в этом не нуждается — сам кого хочешь сохранит. Где, интересно, он этому научился?

И мы тронулись в путь. Через пару часов мне надоело глазеть по сторонам: растут здесь папоротники и хвощи, под ногами болотный мох. Цветов нет. На Этне вообще нет своих цветов, только те, что привезены с других планет. Всякое зверье, если и обитало где-то рядом, пряталось при виде нашей кавалькады. А мне для хорошего Контакта с кем-нибудь незнакомым необходимо его видеть. Одно счастье: насекомых на Этне тоже нет. Я читал, сколько беспокойства они доставляют людям.

Доменико остановился так внезапно, что я еле успел затормозить. Нашу тропу пересекала другая дорожка, и тот, кто ее проделал, о сохранении флоры явно не заботился: по краям лежали целые валы из древовидных папоротников. Эти валы пересекали нашу тропу, и нам предстояло через них перебираться.

— Кто это тут прошел? — спросил я шепотом.

— Маракан, — пояснил Доменико. — Они травоядные, но горынычи на них нападать не рискуют, разве что на детенышей. Есть желающие полюбоваться?

— Да, — ответил я.

— Нет, — ответил проф.

Я проиграл еще до начала дискуссии.

— Тогда полезли на ту сторону, — предложил Доменико, — шуметь нельзя, а то приманим маракана. Не шуметь тоже нельзя: дорожка глубокая, как речка, и кто-нибудь кусачий в ней обязательно найдется.

Все взоры обратились на меня. Я даже возгордился — главный спец по безвыходным положениям.

— А эти кусачие, они как добычу ищут?

— Ну если кто-нибудь мелкий в воду свалится, они туда и плывут стаей, а если кто-нибудь очень крупный — не рискнут.

— Приманить сюда маракана, пристрелить и по нему на другую сторону перебраться.

— А серьезно?

— Серьезно…

Я отломил лист папоротника и забрался на вал. Брошенный в воду лист оказался в центре маленького шторма.

— Зубастики, — кивнул Доменико.

— Кто?

— Не знаю я, как они на самом деле называются! Но просто так прыгать в воду не советую.

Вал состоял из пропитанных водой стволов папоротника — поверху он слишком хлипкий, чтобы закрепить веревку и сделать переправу, а сами стволы тонут в воде и очень хрупкие — мост из них не получится. Кидать в воду стволы, чтобы распугать зубастиков, не стоит — так можно приманить маракана. Значит, надо отодвинуть зубастых куда-нибудь в сторону, тогда мы сможем спокойно пройти. Я достал запасную зарядку для бластера.

— Маленький заводик по производству кислорода. Куда их лучше переманить?

— Туда, — махнул рукой Доменико.

Я обнажил контакты батареи и бросил ее, куда было велено. Через несколько секунд из-под воды показались первые пузырьки. Еще через минуту вода в том месте забурлила. Вспышка. Кто-то уже всплывал кверху брюхом, кто-то рвался его поскорее съесть.

— А теперь быстро, — скомандовал проф.

«Речка» оказалась мне по грудь.

— Ничего себе след. Какого же он роста, этот маракан? — спросил я, когда мы оказались на другой стороне.

— Метров десять, и в длину не меньше тридцати, — ответил Доменико. — На такого, случалось, по два полных заряда бластера уходило, а он все идет и идет. Мозг маленький, не попасть, а в грудь стрелять — так пока дыру прожжешь, запаришься.

— А ты хотел на нем прокатиться, — поддел меня проф.

— Да-а, — протянул я, — серьезное существо. А папоротники он хвостом крушит?

— И хвостом, и лапами — какая ему разница.

Еще два часа под ногами у нас непрерывно хлюпала вода. Нам пришлось обходить заросли какого-то колючего и ядовитого растения, выбросившего свои побеги на тропу. Так что от нас осталась просека не хуже, чем от маракана, только не такая глубокая. Поработав лазерным резаком, я оценил мощь животного, на которого хотел полюбоваться: он-то просто мимоходом мял эти стволы, как люди мнут невысокую травку.

После пяти часов непрерывной ходьбы мы наконец выбрались на сухое место.

— Ну вот, — сказал Доменико, — еще два часа, и мы выйдем к морю. Можно немного отдохнуть и что-нибудь съесть.

Предлагать дважды ему не пришлось. Лично я уже по крайней мере час ждал привала.

— А здесь крупные животные обитают? — спросил я. — Или только на болоте?

— Здесь? — Доменико оглядел окружающий нас хвойный лес. — Да, в общем, нет. Так, всякая мелочь: белки, лесные мыши. Видел как-то зверя вроде зайца, но он слишком быстро убежал.

— На всю эту мелочь наверняка кто-то охотится, — заметил проф.

— Не знаю, я ни разу не видел, — ответил Доменико.

Филиппо и Марио почти расслабились, а проф, наоборот, стал чаще оглядывать окрестности. Он, наверное, прав. Неизвестная опасность хуже известной. Лучше быть живым параноиком, чем мертвым беспечным лопухом. Я передвинул бластер на плече так, чтобы можно было сразу начать стрелять…

…И выстрелил прежде, чем успел осознать, что произошло. Этна-сосна за спиной Марио переломилась пополам, ее верхушка завалилась назад и загорелась.

— Ты что, с ума сошел?! — заорал Марио.

— Тихо! — приказал проф.

— Там была большая змея, — сказал я, стараясь выглядеть спокойным и уверенным.

Все вскочили и бросились гасить упавшее дерево, а заодно искать останки моей мишени. Останки нашлись, я вздохнул с облегчением — еще не хватало, чтобы мне мерещились опасности, которых нет.

— Она неядовита, — заметил Доменико после осмотра того, что осталось от змеи.

— Ты молодец, Энрик, — сказал проф, — лучше лишний раз пристрелить не слишком опасную змею, чем нести домой покойника.

Мы погасили пламя и отправились в путь — желающих поотдыхать здесь еще немного не нашлось.

Через пару часов наша компания выбралась на берег моря и направилась к мысу, на котором предполагалось остановиться на ночь.

Когда мы подошли к старому кострищу, у которого собирались разбивать лагерь, до заката оставалось меньше двух часов. Маракан и та ядовитая дрянь здорово нас задержали.

Мы поставили палатку, разожгли костер, потом все, кроме несчастного Марио (он был признан лучшим поваром в нашей команде) отправились купаться.

После ужина проф распределил ночные вахты — меня обошел, даже глазом не моргнул. На мое возмущение он почти не отреагировал, заметив только, что любой сержант уже съел бы меня с потрохами за попытку оспаривать приказы.

— А я и не собирался записываться в новобранцы!

— Энрик, а что бы ты делал тогда в Липари, если бы ребята тебя не слушались?

— Не знаю, но тогда был бой, никому и в голову не приходило устраивать анархию.

— Вот именно! Мы находимся на планете, семьдесят процентов которой еще не терраформировано. По болоту в пятнадцати километрах отсюда бродят звери, охотиться на которых следует на тяжелом танке. А кто бродит здесь рядом, — проф бросил недовольный взгляд на Доменико, — как выяснилось, никто не знает. Выводы сам сделаешь?

— Сделаю, — вздохнул я, — и все-таки почему без меня? Стреляю я не хуже других, и тревогу поднять сумею так же.

— Это очень просто: ты сделал больше шагов, а значит, больше устал.

Все ясно. Но зато я смогу поговорить с профом во время его вахты: у меня к нему накопились сложные вопросы, а ночной лес, костер и опасность, притаившаяся где-то во тьме, способствуют откровенности гораздо больше, чем комфорт и яркий свет.

Глава 33

Вскоре все улеглись спать. Я просыпался только, чтобы посмотреть, кто уходит на очередную вахту. Проф, разумеется, выбрал себе «собаку». [45]Я подождал минут десять и осторожно выбрался из палатки следом за ним.

Где же он устроился? Море на Этне практически безопасно, почему-то там нет никаких крупных рыб и совсем нет млекопитающих и пресмыкающихся. Значит, охранять надо перешеек, соединяющий мыс с остальной частью острова. Я осторожно пошел в ту сторону. Вот он сидит, почти незаметный в темноте, только свет Эрато отражается в прицеле бластера.

— Ты зачем здесь бродишь? — спросил проф не оборачиваясь.

Как он меня обнаружил? Я правильно двигался и правильно дышал. Я подошел к нему и сел рядом.

— Как вы меня услышали?

— Ты пришел, чтобы это спросить?

— Нет, но это я тоже хочу узнать.

— Энрик хочет знать все, — усмехнулся проф. — Ты двинул рукой, и рукав комбинезона потерся о твой бок.

— Понятно, а как вы догадались, что это я?

— Ну кому еще может понадобиться поговорить со мной ночью? Кстати, мог бы заметить, что я не назвал тебя по имени, так что, если бы это был кто-нибудь другой, мне все равно не пришлось бы извиняться.

Мы помолчали. Самый главный вопрос надо задавать сразу, а то потом приходится долго набираться храбрости.

— Что случилось тогда, после того, как я убил Джела?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну вы тогда сильно переменились… Когда вы меня назвали сыном, помните?

— Помню. Это было так заметно? Да, наверное, ты имеешь право это знать. Это все синьор Кальтаниссетта… Когда мы с тобой ездили к нему обедать… Он сказал тогда, что ты совсем как его Мигель в детстве… Ну и я понял, что имя, которое я тебе дал — это не формальность для муниципалитета. Как много ты для меня значишь. Как сильно ты мне нужен.

Я осторожно прислонился к его плечу, он так же осторожно прижал меня к себе.

— А ты все время как будто стремишься умереть. Я даже обрадовался, когда ты утратил способность к Контакту.

— Я заметил.

— Да? Тогда я бы мог снять тебя с крючка. Я тебя сам на него насадил, а теперь не могу снять.

— Я не могу от этого отказаться, это все равно что отказаться от зрения.

— Я понимаю.

— Будем считать, что работа в Контакте — это расплата за все художества с сигнализацией, охраной и закрытыми сайтами, — ухмыльнулся я.

— Да уж, за такие вещи надо расплачиваться. Но лучше бы ты этого больше не делал.

— Ладно, я постараюсь.

Последовало долгое молчание.

— У меня еще несколько простых вопросов, — сказал я наконец.

— Так в чем же дело? Спрашивай.

— Когда у вас день рождения?

— Седьмого декабря. Но мне уже столько лет, что вряд ли это можно считать праздником.

— Это я уже где-то слышал: «Первый шаг младенца — его первый шаг к смерти». Ну и что? Страдать из-за этого всю жизнь — так и жить будет некогда. И не так уж вам много лет, — рассудил я.

Проф только усмехнулся:

— Ты-то откуда знаешь?

— Я и не знаю, это логический вывод. Вам не больше сорока пяти и не меньше сорока двух.

— В точку. Сорок четыре.

— Значит, в следующий раз будем отмечать юбилей.

— Иди-ка ты спать, умник, а то завтра ухнешь в болото своим любопытным носом. А там нет ничего интересного.

— Это вы так думаете?

— Считай, что последнее слово осталось за тобой, и катись спать.

Ночь прошла спокойно, то есть на нас никто не напал и не попытался съесть.

Глава 34

— Мы можем вернуться по берегу моря, если гулять по болоту надоело, — заметил Доменико.

Я сразу же ухватился за это предложение. Проф внимательно изучил карту и согласился.

— Да, так немного дольше, но зато путь попроще. Так что к вечеру мы все равно вернемся назад.

Он связался с охраной на вилле и предупредил их об изменении наших планов.

Довольно долго мы шли по галечному пляжу, и я жалел только, что с рюкзаком за плечами неудобно выуживать из полосы прибоя красивые раковины и окатанные морем кусочки яшмы. Тем не менее через два часа я стал обладателем внушительной коллекции. Рюкзак заметно потяжелел, и я с сожалением отказался от идеи «принести домой весь пляж», как ехидно выразился проф.

Внезапно низкий берег кончился. Дальше была скальная стенка, которую нам предстояло одолеть.

— Привал, — скомандовал проф. — А ты переложи свой рюкзак и обуйся, — обратился он ко мне.

Вообще-то, сам знаю, — но огрызаться я не стал. Пока я сушился и обувался, Филиппо, лучший среди нас альпинист, оглядел стенку и наметил маршрут. Он предложил мне оставить внизу мои драгоценные камешки, взять веревку, забраться на верх пирамиды, составленной из Марио и Доменико, вбить крюк в какую-нибудь подходящую щель и так далее. Объяснял он это мне так, словно мозгов у меня как у маракана. Такого я уже не стерпел. За кого он меня принимает? В итоге мне удалось соорудить удобную дорожку из шести крючьев и продернутой через них веревки. Я, конечно, теоретически знал как это делается, но никогда не пробовал на практике. Жаль, что я никогда не ездил в детские военные лагеря, там такие стенки — обычное дело. С другой стороны, проф мне никогда ничего подобного не предлагал. Все равно я не сорвался.

Мы забрались наверх, надели рюкзаки и потащились вперед по жуткой жаре, потому что спрятаться от нее было некуда, разве что залечь под стенкой и ждать заката, но тогда пришлось бы лазать по скалам в темноте — не самое разумное занятие.

Около двух часов дня нам крупно повезло, потому что в двухстах метрах от берега оказалась небольшая хвойная рощица. Там мы и остановились, чтобы переждать самое пекло. Я с удовольствием подманивал к нам лесных мышей и белок, в изобилии водившихся в роще, и кормил их крошками от галет. Такого замечательного, как мой Мыш, среди них не оказалось.

— Хочешь поймать? — спросил меня Доменико.

— Нет, им здесь будет лучше, — ответил я.

Зря я это затеял: все равно Мыш незаменим. Никем.

Хорошо, что проф все время начеку. Внезапно он вздернул меня на ноги, скомандовал всем: «За мной!» — и побежал куда-то в сторону, перпендикулярно дороге к морю. Мы остановились только метров через триста. Через рощицу, распугивая белок и лесных мышей, пробегало какое-то стадо. Разглядеть, кто это, не представлялось возможным: слишком много пыли подняли беглецы. Их преследователь появился, когда мы уже были готовы встретить любую опасность, и оказался им примитивный горыныч, правда большой. Что-то разбудило его в середине дня. Стадо стремительно приближалось к обрыву. Чей-то громкий отчаянный крик — стадо повернуло в сторону и направилось между нами и морем. Мы для них тоже страшны, но все ж не так, как горыныч. Горыныч, решив срезать угол, тоже наддал, но уже прямо на нас. Наши выстрелы буквально порвали его в куски. Да, боевой бластер это не игрушка вроде той, с которой я осмелился ночью потащиться на болото. Но проф тоже ходил с игрушкой. Правда, в отличие от меня, он не уходил далеко от ограды, а там, наверное, горынычи не рискуют показываться.

В рощице остатки нашего обеда были растоптаны, а распуганные белки и мыши сидели на верхушках деревьев, дрожа от страха.

— Больше никаких привалов, — сказал проф, — что-то мы к себе приманиваем разную нечисть.

Он вопросительно посмотрел на меня. Я только покачал головой: с этими безмозглыми меня ничто не связывает, буквально. Разве что их со мной — но мне об этом ничего не известно.

Рюкзак на плечи — и вперед. До ограды виллы мы добрались уже в темноте.

— Энрик, — сказал проф за ужином, — ты не должен больше ходить по джунглям, разве что не будет другого выхода.

— Вы думаете, я приманиваю ящеров?

— Думаю, да. Я не могу понять физическую природу того сигнала, что ты посылаешь, но это не значит, что его нет. Сам говоришь, что, если вокруг металл, ты чувствуешь эхо. Допустим, животные, которые тебя слышат, воспринимают твой сигнал так: «Здесь что-то хорошее». Для высокоорганизованных птиц и млекопитающих это может означать что-то вроде «интересно» или «можно поиграть», а для безмозглых горынычей «хорошее» означает «много еды» и все. Какой-то фоновый сигнал от тебя идет всегда. А когда ты вдобавок решил пообщаться с мышами и белками, твой сигнал разбудил горыныча и даже заставил его покинуть болото.

— Понятно. В джунгли только в стальном шлеме.

— Если, конечно, ты сможешь не снимать его достаточно долго. Я в этом сомневаюсь.

Наутро я методом кнута (страшно отомщу, как обещал) и пряника(так и быть, не буду мстить), убедил Филиппо поучить меня лазать по скалам. Скал тут всего три, к сожалению. Через неделю я мог бы забраться на любую из них с закрытыми глазами.

Что бы такое еще придумать? Изготовить поплавочки вроде тех, на которых ниндзя бегали по воде? Хм, глупо использовать тростник, когда в моем распоряжении вся химия этого мира. Пенопласт гораздо лучше. Ох, предупреждали же меня, что бегать по воде — это настоящая акробатика. За целый день ни разу не смог пробежать больше двух метров. На следующий день увлечение стало повальным. К вечеру новинку опробовали все, кроме Марио. Через три дня маленькие, не описанные в исследованиях, хитрости были переоткрыты, и все желающие спокойно скользили по воде бухты.

Вечером, накануне нашего отъезда, был устроен торжественный парад водобегающих привидений. Когда мы приедем сюда в следующий раз, тут уже будет целый водный балет!

Глава 35

С Джильо мы уезжали окончательно почерневшие под тропическим солнцем, а в Палермо только-только начиналась весна. Я, по старой памяти, не люблю зиму: бывало мне холодно, мокро и иногда даже голодно, и очень рад, что на этот раз практически ее не видел. Теперь придется сдержать данное самому себе слово и начинать готовиться к экзаменам. Раньше мне не приходилось заниматься ничем подобным.

Пилот нашего катера (опять «Сеттер-77») полчаса бродил вокруг головы горыныча и толсто намекал, что мы могли бы остаться здесь еще на день, чтобы он успел сходить на охоту и добыть себе такой же трофей. Проф сделал вид, что не понял.

Вероятно поэтому обиженный пилот взвился в небо по такой крутой траектории. Лично меня он не напугал. Наоборот, здорово! Тем более, что впереди нас ожидает шесть часов скуки.

Опять я накаркал неприятности. Через три часа лета на нас напали воздушные пираты или ВВС какого-то клана. Опознавательных знаков на этих маленьких катерах не имелось. Выпущенные ими ракеты были перехвачены, я только видел взрывы в левом иллюминаторе. Мы сразу же пристроились управлять стрельбой бортовых бластеров, причем профу достались сразу верх и низ, Марио — хвост, Филиппо — левый борт, а мне — правый. Опыт показывает, что автоматическое наведение не так эффективно, как ручное, если, конечно, имеешь дело не с идиотом. Враги идиотами отнюдь не были.

Бедняжку Марию и Геракла намертво прикрутили к креслам и больше не обращали на них внимания. Наш большой катер вертелся, как осенний лист на ветру, — я в жизни даже не видел ничего подобного, тем более не ощущал. Благодаря потрясающему маневрированию в нас ни разу серьезно не попали. Со стрельбой у меня не очень заладилось, я долго не мог ни в кого попасть, только слышал за спиной довольные возгласы Марио. Наконец какой-то не слишком умелый летчик угодил в мой прицел, и тут уж я его не выпустил. Взорвался он уже совсем близко от нас. Катер тряхнуло. Кто-то выругался. Внезапно мы повернулись так, что все висевшие у нас на хвосте катера оказались в моей зоне. Я почти наугад выпустил две ракеты, и, как ни странно, одна из них попала в цель.

Я слегка распугал катерочки неприцельной стрельбой, потом стал охотиться на самых нахальных. Когда я приноровился, это оказалось совсем несложно. Похоже, что приноровился не только я, потому что внизу раскрылись сразу пять парашютов. Еще одна бочка… После нее моя зона как-то обеднела. Стоп, не надо палить в белый свет. Сейчас налетят, сочтя, что мой бластер вышел из строя.

А вот и они. На сетчатке остались гореть несколько особенно ярких линий. Все, пора! Вы ошиблись, мальчики, здесь просто терпеливый охотник. Сразу три ракеты попали куда надо. А еще парочку я сбил как-то очень легко — один из них, правда, уже был поврежден. Бой кончился внезапно. Только что было в кого стрелять — а сейчас уже чистое небо с редкими облачками.

— Не расслабляться! Сейчас может последовать вторая волна, — утешил нас пилот через интерком.

— Жаль, что я не дал вам поохотиться на горынычей, — сказал проф, — но эта охота гораздо увлекательнее.

— Я тоже так думаю, — ответил пилот.

Минут пять прошли в тревожном ожидании, а потом все началось по новой. Что им надо? Мы же доказали, что добыча кусается. У них, небось, не все пилоты спаслись: когда в такой маленький катерок попадает ракета, можно не успеть катапультироваться.

У меня осталась только одна ракета — приберегу ее на крайний случай. В эту минуту я почувствовал, что ко мне вернулась скорость реакции, которую я получил от полетов с Разбойником. Я выбросил из головы все мысли, мое внимание разделилось между радаром и экраном. Враги один за другим попадали в прицел. Четыре выстрела — именно четыре, не больше, не меньше, — яркая вспышка; иногда под ней оказывается черная точка — спасательная капсула. Это меня не касается, за ними я охотиться не буду. Еще один крутой вираж. Кажется, пилот оценил мои возможности и подставляет мне новые мишени. Я потерял счет сбитым катерам. Не меньше двенадцати, и восемь в первом столкновении. Правда, четыре из них — ракетами. Уф, все, они потеряли больше, чем могли себе позволить. Даже если большая часть этих катерочков автоматы, все равно получается слишком дорого. Небо снова очистилось. Когда на Этне переведутся любители умирать просто так? Самураи хреновы! Настоящие самураи, правда, умирали во имя чести. Это я могу понять, в отличие от верности долгу и господину. Что-то тут странное.

— Ну что? Сейчас еще одна волна? — спросил Филиппо прерывающимся голосом.

— Вряд ли, — отозвался пилот. — Кто у вас на правом экране?

— Энрик, — ответил проф.

— Расти быстрее, я тебя возьму стрелком!

— Спасибо, я бы лучше научился летать.

Похвала скорее смущала: я не сам достиг такой скорости реакции. Это побочный эффект Контакта. Я ничего не сделал для того, чтобы ее заполучить.

— Нет проблем, парень, если, конечно, синьор Галларате не против.

— Синьор Галларате не против, — вздохнул проф, — покоряюсь неизбежному. Внимание, сзади слева!

— Это свои, — ответил пилот, — код совпадает. Прилетели к шапочному разбору… Они что? Спятили?

На левом экране замелькали вспышки выстрелов. Наш катер перевернулся вверх ногами, и враги — теперь это уже было ясно — оказались в моем секторе. Поиграем. Это уже не маленькие катерочки. Я выпустил последнюю ракету и начал стрелять. На сей раз четырех выстрелов оказалось мало. Я ругал себя за непредусмотрительность: надо же выпустить все ракеты в какую-то мелочь! А этих так просто не спалишь. Пока одного продолбишь, бластер перегреется. Кажется, это «Джел-7», тоже новенький, тоже на антигравитации летает.

Откуда-то сбоку прилетели еще две ракеты, и врагов стало поменьше. Поняв, что у меня перегрелся бластер, пилот развернул катер и отдал цели кому-то другому. Мой сектор ненадолго очистился. Как же медленно охлаждается бластер!

У меня за спиной выругался Марио.

— Хвостовой бластер все!

— Возьми один из моих, — сказал проф.

— Понял. Энрик, твой как? — спросил пилот.

— Остыл.

— Давай, малыш, еще разок!

Катер опять сделал какой-то невероятный вираж, и прямо передо мной оказались два больших боевых комбинированных катера типа «Джел-7», теперь я видел маркировку. Одного я сразу поймал в прицел. Теперь надо долбить и не терять. Во второго выстрелили ракетой — это проф или Марио, — и он долго кувыркался, чтобы уйти от нее. Ушел, но это нас спасло. Своего я добил.

— Опять от меня! — крикнул я.

Мир перевернулся в очередной раз, и сектор очистился. Филиппо непрерывно давил на гашетку. Оп! А теперь в нас попали, и неслабо. Защитные экраны сгорели, и мир наполнился звуками боя. Скрежет, гул, взрывы. Катер рванул вверх. Противники ненадолго отстали.

— Их двое осталось, — сказал пилот, — экраны кончились, так что быстро слетаем вниз. Одного расстреляет Энрик, второго снимем ракетой. Синьор Галларате, у вас еще есть?

— Да, две.

— Все, начали!

Мертвая петля, теперь вниз. Проф выпустил ракету, и один из врагов закувыркался в попытках уйти от нее, а мне пилот подставил второго, причем прямо брюхо — там обычно защита послабее. Интересно, там человек или автомат управляет бластером? Я, кажется, уничтожил его, прежде чем в нас попали хотя бы раз. А потом я начал долбить. Как пилоту удалось держаться все время с этой стороны от вражеского катера, непонятно, земля и небо поменялись местами двадцать раз. Наконец яркая вспышка взрыва. Уф! А второй где? Ракета настигла его чуть ли не в ту же секунду. Сильно покалеченный, он пошел куда-то к земле. Догонять его мы не стали.

— Теперь главное сесть, — усмехнулся пилот.

— Не говори гоп… — осадил его проф.

— Мы сейчас войдем в нашу зону, — предупредил пилот, — я скажу, когда можно будет расслабиться.

Все, кроме профа, расслабились тут же, потом я оглянулся и постарался собраться обратно. Филиппо и Марио, кажется, сделали то же самое.

— Вошли в зону!

— О-ох! — вздохнули все с облегчением.

Мимо пронесся катер с синим ястребом. Что там пилот ему говорил, мы не слышали, но через десять минут у нас был эскорт, способный разнести в клочья космический крейсер, если бы тот каким-нибудь чудом спустился в атмосферу.

Филиппо бросился отвязывать и приводить в чувство свою невесту. Храбрая девушка, ни разу даже не завизжала. Я вспомнил, как глупо она вела себя в истории с бластером. Только дьявол поймет женщин, и то если сам принадлежит к прекрасному полу. Геракл тоже выглядел не лучшим образом, и мне пришлось долго его утешать.

Летели мы еще часа два, но больше на нас никто не рисковал напасть. (Еще бы!) «Ястребы» довели нас до самой посадочной площадки в Лабораторном парке.

Когда мы сели, пилот буквально вывалился из своей кабины — я даже испугался, что он ранен. Филиппо и Марио подскочили к нему и подняли на ноги.

— Капитан Барлетта, — торжественно обратился проф к пилоту, — вы самый лучший летчик, которого я видел в своей жизни!

— Благодарю вас, генерал, — церемонно ответил пилот.

Еще одна загадка в жизни профа — придется опять взламывать сайты, потому что и проф, и явно информированный синьор Соргоно в свое время отказались просветить меня. Почему, например, проф командовал всеми в Липари? Почему капитан Барлетта назвал его генералом? Если я его прямо спрошу, он мне ответит или нет?

Капитан был приглашен к нам в гости отдохнуть и пообедать. И с благодарностью принял это предложение. Охранники начали выгружать багаж.

— Та-ак, — протянул синьор Соргоно при виде головы горыныча, — Энрик, это ты собираешь такую гадость?

— Это не гадость, — обиделся я, — это голова горыныча.

— Вижу, а как ты ее заполучил?

Филиппо и Марио горестно застонали и начали каяться.

— Они не виноваты, — заявил я, — я сбежал, и чтобы остановить меня, потребовался бы взвод с тяжелым вооружением.

— Понятно, — сказал ничего не понимающий синьор Соргоно, — так вы его только один раз выпустили из виду?

— Да, синьор, — ответил Марио.

— Это рекорд! — кивнул начальник охраны. — Вряд ли это достижение можно превзойти. Получите премию и отпуск на две недели.

За обедом мы обсуждали подробности минувшего боя. Капитан Барлетта объяснял мне, как я могу научиться водить катер, и предлагал свою помощь и полковой аэродром в качестве учебной базы.

— Сначала, — наставил на меня указательный палец проф, — вы, молодой человек, сдадите все экзамены. А потом гуляй до следующего учебного года.

— Ладно, десять дней на подготовку и четыре дня, чтобы сдать. Осенью я пойду учиться в университет. Вы были правы, надо хотя бы попробовать поучиться, как все. Если не понравится — просто не буду там появляться. А в промежутке научусь пилотировать все, что летает.

— Хорошая программа, — одобрил капитан. — Ты, как я погляжу, не только стреляешь быстро.

— Кто бы приделал к этому парню регулятор скорости!

— А зачем? Мне и так хорошо.

— Тебе — да.

Глава 36

Как приятно вернуться домой после долгого отсутствия! Даже отдых может надоесть, если его слишком много. После обеда я сразу сел писать письмо Ларисе, приглашая ее пойти погулять завтра вечером.

Перед тренировкой сенсей внимательно осмотрел и одобрил мою катану, заметив, что приемы боя на мечах не могли измениться за последнее тысячелетие, а значит те ката, которые исполняются с боккэном, должны подойти и для моего клинка. Среди найденных мною работ, посвященных различным школам кемпо, были и описания фехтовальных техник двумя мечами — катаной и вакидзаси. Это мне тоже может понадобиться.

Наутро мне пришлось взять себя в руки, закрыть файл «Дзен и военная подготовка самураев» и вернуться к школьной программе. Повторять мне пришлось, в основном, биологию. К великому огорчению профа, это единственный предмет, который меня решительно не занимает.

Вечером Лариса одобрила мою негритянскую рожу и ехидно спросила, сколько я еще убил бедных маленьких горынычей.

— Еще одного, — признался я, — правда, не один, нас было пятеро.

История нашего тяжелого похода неожиданно оказалась смешной и увлекательной. Как так получается? Большую часть времени мы просто шли: в первый день — по болоту, во второй — по пышущим жаром скалам. И я не сказал ни слова неправды. Все равно Ларисе было интересно.

— Почему мне тоже нельзя участвовать во всяких приключениях? — спросила она.

— Ты же девочка, — удивился я, — тебе не понравится.

— Откуда ты знаешь?

— Ну-у это все знают, — протянул я.

Слабый аргумент — я это сразу осознал, как только сказал. Лариса это тоже поняла:

— Помнишь, ты рассказывал о древних египтянах. Они еще считали, что Солнце — это бог и живет в море. Они всетак считали, но это же неправда.

— Вообще-то всякие приключения, как ты говоришь, совсем не такие забавные, как получается потом в рассказах. На самом деле мы просто пять часов шли по болоту, и под ногами хлюпала вода. Было жарко, и хотелось пить. А пересекая тропу маракана, мы еще и вымокли до нитки в вонючей болотной воде. И валить папоротники резаком — тяжелая и грязная работа.

— Ну-у все это правда, но у тебя глаза горят, когда ты об этом рассказываешь.

— М-мм…

Надо срочно придумать Ларисе какое-нибудь не слишком опасное приключение. Или она убедится, что с нее хватит, или я — в том, что был неправ.

— О чем ты задумался?

— Придумываю тебе приключение, — признался я.

Лариса засмеялась:

— Спасибо, а родители что скажут?

— Ну ты же хотела приключений. На них обычно набиваются без разрешения.

— Понятно, и что ты можешь предложить?

— Пока не знаю, я же не хочу, чтобы тебе запретили со мной встречаться.

— А я скажу, что сама все придумала и тебя уговорила.

— Во-первых, тебе никто не поверит. А во-вторых, за кого ты меня принимаешь? Не могу же я прятаться за твоей спиной!

— Что же делать?

— Весенние каникулы у тебя скоро? [46]

— А, ты же не знаешь… — Лариса что-то подсчитала. — Еще конец этой недели и следующая, восемь дней.

— Отлично. — Я лихорадочно соображал, успею ли сдать экзамены до этого времени. — Мы с тобой сейчас выберем место, и ты убедишь своих родителей поехать туда, и я тоже — хотя это будет непросто, у меня же только что кончились длинные каникулы.

— Папа никуда не сможет поехать.

— А мама?

— Мама, наверное, согласится. Кстати, она просила тебе передать, что хочет с тобой серьезно поговорить.

— Это насчет того, что я на тебя плохо влияю? — в страхе спросил я.

— Нет, не беспокойся, просто мама — дизайнер. Ты же видел наш дом?

— Ага, незабываемое зрелище, я серьезно.

— Так вот, мама хочет ввести в моду египетский стиль. Помнишь альбом, который ты мне подарил? Она уже нарисовала кучу эскизов и, кажется, собирается поделиться с тобой гонораром.

— Э-э, не надо, я же ничего особенного не сделал. Пусть она лучше согласится поехать, куда мы с тобой выберем.

— Шантажист! А что мы будем там делать?

— Заблудимся в лесу. Заблудиться может каждый — это же случайность.

— Здорово! А куда мы поедем?

— Надо подумать. В этнийские джунгли я тебя не поведу: профессор не зря сказал, что туда только на тяжелом танке. Что-нибудь в умеренном поясе — хвойный лес и не слишком жарко. Идем!

— Куда?

— В книжный магазин. Нам надо посмотреть карту.

— А почему мы не можем поискать приключений прямо здесь? Выйти из охраняемой зоны…

Больше Лариса ничего сказать не успела, потому что я крепко взял ее за плечи и развернул лицом к себе:

— Ты никогда не будешь выходить за пределы охраняемой зоны, если тебя не сопровождают, по крайней мере, четверо охранников с боевыми бластерами. Понятно? — слегка встряхнул я девочку. — Это приключение было бы очень опасно для меня, а для тебя — просто смертельно, ясно?

— Ясно, ясно, что ты так вскинулся?

— Значит, не ясно. Объясняю грубо, но доходчиво. В лучшем случае, тебя зверски изнасилуют впятером или сколько их там будет. В худшем — еще и убьют, чтобы понадежнее спрятать концы в воду.

Лариса побледнела:

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Пожалуйста, поверь мне и все!

— Ладно. — Девочка вздохнула и отвернулась.

— Не сердись, просто я за тебя испугался, слишком уж ты решительный приключенец!

Лариса повернулась ко мне лицом.

— Кто бы говорил! — улыбнулась она, — Сам хорош: кто потащился ночью на болото, где водятся горынычи?

— Люди опаснее горынычей, и намного.

— Особенно некоторые Энрики: у меня теперь синяки будут.

— Прости, я не хотел.

Мы в молчании шли в сторону книжного магазина, но это уже было мирное молчание. Лариса — настоящее чудо, с другими девчонками и поговорить-то не о чем, как я убедился. Как там Васто говорил? Тряпки, фигурка и мордашка. А мне повезло. За такое счастье надо платить. Страхом и неуверенностью.

В магазине я вставил в считыватель компакт-диск с атласом Этны. Там же были подробные описания флоры и фауны многочисленных островов. [47]

— Так, нам нужен остров в умеренной зоне, ближе к экватору, чем к полюсу, принадлежащий клану Кальтаниссетта, а на нем — какая-нибудь турбаза и большой лес рядом с ней.

Лариса склонилась над картой рядом со мной:

— О, смотри, Нью-Эльба: целиком наш, два небольших города, пищевая и текстильная промышленность, фермерские хозяйства — животноводство, на побережье рыболовство. Невысокие горы, заросшие хвойным лесом. Бальнеологический курорт. Горячие источники. Сможешь ты убедить своего отца, что у тебя ревматизм?

— А ты?

Мы посмеялись.

— Ладно, — решил я, — Нью-Эльба нам подходит. Осталось уговорить родителей и обзавестись снаряжением. Ну это я сам. Большую часть купим на месте.

— А на какие деньги?

— Не беспокойся, найдутся.

— Откуда у тебя так много?

— Научить тебя играть на бирже? Это тоже своего рода приключение. У тебя, кажется, с математикой все в порядке.

— А что? И научи!

— Обязательно, вот вернемся с Эльбы…

— А почему не сейчас? — хитро улыбаясь, спросила Лариса.

— Не хотел хвастать раньше времени, но я обещал профессору сдать экзамены за среднюю школу. Пока я этого не сделаю, просто не смогу никуда поехать. Я рассчитывал все сдать за две недели, а оказывается, у меня есть только восемь дней. Придется поднапрячься. И свободного времени пока не будет, совсем.

— Понятно, — удивленно протянула Лариса, — так вот почему ты не учишься в школе.

— Почему? Мне и самому интересно, — улыбнулся я.

— Вундеркинд!

— Ха, скорей аристократ. Аристократы, как известно, грамотны по праву рождения.

— Кому известно?

Весело смеясь, мы помчались к Ларисиному дому: ей пора было возвращаться. Мне тоже.

Когда мы добежали до ее дверей, ко мне опять вернулось деловое настроение:

— Не передумала?

— Не-а.

— Тогда постарайся еще сегодня уговорить свою маму и сразу же мне позвони.

— Хорошо.

* * *
Лариса позвонила мне на комм раньше, чем наш элемобиль въехал в Лабораторный парк.

— Мама не против. Ей, в общем, все равно, куда съездить со мной на недельку.

— Ясно. Значит, я тоже договариваюсь.

Как я буду убеждать профа, ума не приложу. После получаса размышлений я решил, что лучше всего сказать правду, только правду, но не всю правду — не подводить же Ларису. Проф еще не лег спать, так что поговорить удастся прямо сегодня.

— Можно? — спросил я, постучав в дверь его кабинета.

— Заходи, Энрик. Вид у тебя очень решительный. Я тебя слушаю.

— Профессор, в ближайшие восемь дней я готов сдать все экзамены, поставить все «жучки», которые найдутся на складах у синьора Мигеля, и угробить всех его конкурентов. Но после этого я хочу поехать на неделю на Нью-Эльбу, потому что там будет Лариса.

— Понятно, — слегка озадаченно сказал проф. — А к экзаменам ты готов?

— Послезавтра можно уже начать. Лучше с биологии, за все остальное я не беспокоюсь. Можно даже не два, а три экзамена в день сдавать.

— Хорошо, я поинтересуюсь, нет ли для тебя чего-нибудь срочного. Но я поехать не смогу, это точно. Ты удовольствуешься обществом синьора Соргоно?

— Зачем мне его общество? У меня будет общество Ларисы.

— Ясно. Если ты сдашь экзамены и не случится ничего неожиданного, то почему бы и нет? В конце концов, у тебя за всю жизнь были только одни каникулы, и то не совсем настоящие. И это моя вина.

— Спасибо! — Я расплылся в улыбке, удержаться было невозможно. Между прочим, самураи умели себя контролировать. Например, могли никогда не улыбаться. Так ли мне это надо?

Осчастливленный, я отправился учить биологию. И занимался этим всю ночь и весь следующий день с перерывом на тренировку. Сенсей был не слишком мною доволен.

В голове у меня тикали часы: времени мало, а дел невпроворот. Осталось только семь дней. Вечером седьмого надо уже улетать.

На следующий день я, непрерывно зевая, со скрипом в мозгах сдал биологию. Идеально.

Я написал письмо Ларисе, что профессор не против каникул и что один экзамен я уже сдал. Потом вынул Винни-Пуха из тайника и завалился спать до вечера; ночью нам с Гераклом придется поработать.

Глава 37

Работа показалась мне несложной: Гераклу предстояло увидеть своими глазами некую встречу, и все. Он не мини-робот и не телекамера, блока питания, кроме желудка, в нем нет. Отличить его от любой другой кошки невозможно. А все, что он видит, передается мне на глазной нерв и снимается специальным датчиком. Просто и элегантно. Как выяснилось, все, что он слышит, тоже записывается.

Поздно вечером я вошел в Контакт и направил рыжего к месту работы. Опять бесконечные улицы Палермо. Забавно, что, проходя по ним сам, я бы их не узнал — проверено. Геракл только один раз помахался когтями с другим котом и до полусмерти напугал какую-то маленькую собачонку так, что ее стоящая на страже хозяйка продолжала кричать нам «кыш», когда мы уже скрылись за углом.

Как просто коту перейти из одной охраняемой зоны в другую — не то что человеку. Мы пробрались в красивый парк, по которому мне никогда не удастся погулять своими ногами, потому что он принадлежит корпорации Джела. Встреча будет проходить вот в этой беседке. Правильно, над ней уже установлен купол безопасности, а внутри стоят бутылки и закуски. Просочиться под купол можно будет тогда, когда его откроют для важных гостей. А пока мы с Гераклом нашли укромное местечко. Куст, который мы с ним облюбовали, был идеально приспособлен для наших целей, потому что часть его находилась снаружи, а часть — внутри купола. Все, замерли.

Похоже, это последний обход охраны. Нам немного не повезло: охранник наступил Гераклу на кончик хвоста, и мне пришлось полностью перехватить управление, чтобы кот не взвился и не выдал нас громким мявом. Ощущения неописуемые. Вам никогда не отдавливали хвост, которого нет? Успокаивался Геракл долго. Мы уже давно сидели внутри купола, слушали и смотрели какие-то переговоры по поводу каких-то торговых пошлин на какие-то неизвестные мне предметы, когда рыжий заявил, что он способен и сам себя контролировать. Уф, ну наконец-то! Переговоры продолжались полночи. Тоска, как бы не заснуть. Когда все кончилось, мы выбрались из парка, и Геракл (сам, умница!) побрел по направлению к дому. На границе зоны Кальтаниссетта его подобрал наш элемобиль, и через полчаса рыжий уже был в лаборатории.

Едва выйдя из Контакта, я заснул прямо в кресле — не знаю, кто относил меня в постель. Наверное, проф.

* * *
Утром мне тоже дали поспать подольше, так что к повторению химии я приступил чуть ли не перед обедом. Завтра надо сдать математический анализ, геометрию и химию, через два дня — физику, географию и английский. Тогда останется только астрономия — это для меня несложно.

Вообще-то, мне еще надо продумать, какое взять с собой снаряжение, а что можно будет купить прямо на месте. Но это потом, когда экзамены останутся позади.

За обедом проф сказал, что такое использование моих дарований для подслушивания очень ему нравится. Почти безопасно, а главное — эффективно.

— Зато скучно, — заметил я.

— Умирать тоже не весело.

— Конечно, — согласился я, — а зачем?

— Э-э, Энрик, по поводу учебы. Вообще-то ты можешь так себя не гнать. Ну сдашь ты эти экзамены после возвращения — какая разница?

— Это предложение капитуляции или почетной сдачи?

— Понечетной…

— Все равно отвергается. Самураи не сдаются. Сдаются только экзамены: завтра вся математика и химия.

— Ну смотри, нужен хороший аттестат, чтобы тебя приняли в университет.

Заявление, что у меня будет отличный, я на всякий случай проглотил, чтобы потом не пришлось краснеть — мало ли что.

Пятый день в обратном отсчете. Все три экзамена без проблем. Если синьор Мигель не подкинет мне какой-нибудь работы, все будет в порядке. Вечером я позвонил Ларисе, выяснил, что ее решимость не угасла, похвастал, что сдал половину экзаменов.

Теперь можно и о приключениях подумать. Во-первых, карта. Я распечатал подробнейшие карты Нью-Эльбы, какие только смог найти в интернете, и заварил их в прозрачный пластик. Между прочим, невысокие горы Эльбы — это потухший вулкан, поэтому и источники там горячие. Маршрут я наметил не очень сложный, но интересный. Переправа через речку, красивое ущелье, горячий источник, а в конце — кратер вулкана. И всего-то двадцать пять километров туда и примерно столько же обратно. Во-вторых, климат: последние несколько дней по ночам 10 градусов. Значит, Ларисе понадобится спальник. Сам я мог бы без него и обойтись, но зачем? В-третьих, биология: опасные животные и растения. Хищники размером с небольшую собаку, стаями не собираются — не опасно. Ядовитых змей нет. Ядовитые растения есть, конечно, но мы же не идиоты, чтобы пробовать незнакомые шишки на вкус. Порядок. В-четвертых, оружие. Бластер в охраняемой зоне Кальтаниссетта мне не продадут. А если и продадут где-нибудь незаконно (на Этне с этим просто), я не смогу протащить его в катер. Позаимствовать уже на Эльбе у синьора Соргоно? Э-э, я подведу его так, как никогда никого не подводил! Да и заметит, а тогда план «случайно потеряться» летит в тартарары. Десантный нож у меня есть — Берти подарил, когда его вместо могилки отправили в школу охраны. Отлично. Это и оружие, и удобный инструмент. Мы пойдем в горы — значит, потребуется вырезать Ларисе большой посох. А мне — длиной с боккэн. Жаль, что я не умею пользоваться посохом в бою (один из излюбленных самураями видов оружия), но учиться поздно. А вот боккэн — это знакомо. Так, будем считать, что с вооружением мы разобрались.

Я заказал на адрес курорта на Эльбе два стандартных армейских «набора выживания» и спальники — до востребования, на свое имя. Последнее важное дело — обувь для Ларисы. Никакого заказа по почте. Надо примерять и подгонять. А потому нам надо встретиться еще раз.

Я написал Ларисе письмо с предложением встретиться послезавтра вечером. После трех экзаменов я, конечно, не бог весть какой интересный собеседник, но мы же не развлекаться пойдем.

Кажется, я все предусмотрел… Глупости, все предусмотреть невозможно. Скажем так: я предусмотрел все, что в моих силах. К собственным приключениям я никогда так не готовился.

Почти с удовольствием я подредактировал свой лог, чтобы проф не мог узнать, чем я занимаюсь. Давно этим не грешил.

Четвертый день. Как проклятый повторяю географию.

Третий. Сдаю физику, английский и географию Этны. На последней чуть не провалился: сразу три ответа подряд оказались неверными. Хорошо, что я перед тем, как сдать тест, все проверил. Уф, пока все отлично: в смысле, результаты всех экзаменов — сто очков. Осталась только астрономия. Надо рискнуть и сдать ее прямо завтра. Ночи на подготовку хватит. Тогда я еще успею отоспаться перед поездкой.

А сегодня у меня свидание. Лариса с жалостью посмотрела на мою усталую физиономию:

— Как твои дела? Тебе точно нужны каникулы.

— Нормально, осталась только астрономия завтра. Так что все будет хорошо. Ты не передумала?

— Нет, а ты?

— С какой стати, я же обещал тебе приключение. Отказаться можешь только ты, и в любой момент.

— Нет, я не передумаю.

— Тогда тебе нужны хорошие ботинки.

— У меня есть кроссовки.

— Не пойдет, там же горы, пусть и невысокие. Нам сюда, — показал я на неприметную вывеску.

Подобрать армейские ботинки на девочку — это что-то. Нога у Ларисы, как у восьмилетнего мальчишки. Подходящая пара обуви нашлась только одна. Потом я замучил Ларису, требуя, чтобы она жаловалась сейчас — в походе поздно будет. Через полчаса я уже думал, что мы сейчас покинем этот магазин, разойдемся в разные стороны и постараемся больше никогда не встречаться. Но все обошлось. Ботинки подогнали, и Лариса перестала на меня сердиться.

Я велел девочке не забыть джинсы, рубашку, свитер и непромокаемую куртку.

— Свитер-то зачем? Там двадцать градусов.

— А ночью?

— А-а, понятно.

— И учти, тебе придется меня слушаться. Это тебе не город.

— А то что? Дашь по шее? Гвидо рассказывал.

— Я не шучу, мне не следовало говорить, что я не могу отказаться. Ты не умеешь почти ничего из того, что нам может понадобиться. Так что нам придется обойтись моим опытом.

— Ладно, я буду послушная-послушная. Так что ты еще пожалеешь.

— Главное, чтобы ты не пожалела. Ладно, извини, гулять мне сегодня некогда. Надо к астрономии готовиться.

— Угу.

Проводив Ларису домой, я вызвал себе элемобиль.

— Что-то ты рано сегодня. Поссорился, что ли? — спросил меня водитель.

Я только головой мотнул.

Еще одна ночь без сна — зато уже к обеду я оказался обладателем сертификата о среднем образовании. Такой никому показать не стыдно. Проф меня поздравил и разрешил не ходить на тренировку: все равно сегодня толку не будет. Хорошо, что он догадался, сам бы я не попросил. Я позвонил Ларисе, выслушал поздравления и предложил ее маме договориться с синьором Соргоно о совместном перелете на Нью-Эльбу. Пределы моей выносливости были исчерпаны. Дай бог, к утру выспаться.

Глава 38

Вечером следующего дня мы с синьором Соргоно (Геракл лететь не захотел: не забыл еще воздушный бой) погрузились в катер и перелетели на посадочную площадку в центре Палермо. Здесь к нам должны были присоединиться Лариса и синьора Арциньяно. Синьор Соргоно никого из охранников с собой не взял — надо полагать, решил продемонстрировать им, как надо охранять Энрика. Уже сейчас немного раздувается от гордости — тем приятнее будет посадить его в лужу.

Когда дамы присоединились к нам, Лариса заговорщицки мне подмигнула, и мы с ней устроились рядом с синьорой Арциньяно посмотреть эскизы, которые та хотела мне показать. Ее наброски не были плагиатом — это оказалась очень милая стилизация. Изящная и элегантная.

Лететь нам всего два часа. И по большей части, в зоне контролируемой нашими ВВС, так что к бою можно не готовиться. Что-то я стал нервный — летал я уже девять раз, а бой был только один.

На Эльбу мы прибыли поздним вечером и едва успели договориться о встрече с утра пораньше.

На следующий день я приветствовал Ларису уже навязшим в зубах вопросом. Нет, она не передумала, и если я еще раз об этом спрошу, она уйдет в лес одна и заблудится там по-настоящему.

— О тебе же забочусь. Мало ли что, — слегка обиделся я.

— Когда мы пойдем?

— Можно завтра с утра. Погоду в ближайшие три дня обещают хорошую. Снаряжение прибыло, надо только его забрать так, чтобы никто не заметил.

— Хорошо. Пусть будет завтра, — сказала Лариса не совсем уверенным голосом.

В чем дело? Не похоже, что она испугалась.

— Что-нибудь случилось? Можно ведь и подождать пару дней.

— Нет, только мама будет волноваться.

— А тебя не отпустят просто так, в поход?

— Нет, ни за что.

— Понятно, тогда можно сделать так: мы уходим тайком на рассвете, но оставляем записку, что ушли, хорошо подготовившись, и обещаем вернуться завтра к вечеру.

— А нас не поймают?

— Если вынем батарейки из коммов — то нет.

— Но тебе же влетит!

— А тебе?

— Ну-у, меня просто посадят на недельку под домашний арест. Я это переживу.

— Я тоже переживу.

— У нас в классе некоторые ребята очень боятся…

— А знаешь, от чего это зависит?

— От чего?

— Держу пари, это те же самые, что хуже всех дерутся.

— Угадал. А почему?

— Знаешь, что такое боккэн?

— Знаю. Тренировочный деревянный меч.

— А знаешь, что на тренировках удары, кроме самых опасных, наносятся в полную силу? Ты серьезно думаешь, что меня можно чем-нибудь напугать?

— Нет, не серьезно… — Лариса посмотрела на меня так, словно опасалась увидеть следы многочисленных переломов. — Все равно, я не хочу тебя подводить.

— Ты меня и не подводишь. Я все всегда решаю для себя сам. И профессору я бы в любом случае сказал правду. И знаешь, что? Давай больше никогда не будем говорить на эту тему, ладно?

— Ладно, не будем.

После завтрака мы отправились подыскивать тайник для нашего снаряжения. А как только стемнело, тайком сходили за нашими вещами. У Ларисы глаза так и горели: для нее это уже приключение.

Я уложил оба рюкзака, попутно объясняя Ларисе, почему я все делаю именно так, а не иначе. Потом вырезал два посоха. Свой я постарался сделать максимально похожим на боккэн. Получилось неплохо, только у сосен слишком легкая древесина.

Условившись встретиться на рассвете, собратья по заговору отправились ужинать.

После ужина мы разошлись писать свои записки. Я просил синьора Соргоно передать Ларисиной маме мое обещание привести ее дочь обратно целой и невредимой. Что обещала Лариса, я не знаю.

Глава 39

Утром Лариса прибежала на место встречи даже раньше меня. Вот это да! Действительно, почему девочек принято держать «в вате»? В самурайских семьях, например женщины обучались владению нагината [48]и не только. Зато они, в крайнем случае, могли себя защитить.

Мы вынули батарейки из наших коммов — теперь нас будет очень сложно найти. Я помог Ларисе надеть рюкзак, показал ей ориентир и велел идти впереди прямо по выбранной мною тропинке.

Через час моя спутница приноровилась к походному шагу — не спешила, но и не ползла как улитка. Все отлично, через три-четыре километра ожидалась речка. Дорога пошла в гору, и я велел Ларисе двигаться помедленнее и следить за дыханием. Ох, ну ничему полезному девочек не учат!

Перед переправой я скомандовал «привал», и Лариса повалилась на траву, как будто прошла не восемь километров, а все восемнадцать. Я предложил ей пойти умыться, но запретил пить воду из речки. Вообще-то, она чистая, и пить ее можно — но в умеренных количествах, а не так, как пьют жаждущие лопухи. Пока Лариса освежалась, я «накрыл на стол», и мы сели завтракать. Стандартный армейский рацион был признан самой вкусной вещью в мире.

— Не жалеешь, что пошла?

— Не-а, а как мы переберемся на ту сторону?

— Сейчас увидишь.

Не очень-то я умею бросать «кошку», но с третьей попытки получилось. Лариса была в восторге. Я попробовал переправу на прочность, оглядел окрестности и решил, что правильнее будет, если я переберусь первый. На той стороне тоже никаких опасностей не оказалось, и я махнул Ларисе рукой: переправляйся. После нескольких неудачных попыток зацепиться за веревку ногами я предложил Ларисе бросить рюкзак и посох на берегу — потом я за ними вернусь. Так дело пошло на лад, и через десять минут я уже сворачивал веревку.

— Где ты этому научился?

— Да всех учат, — немного удивленно ответил я, — были кое-какие возможности.

Ларисины плечи поникли.

— Всех мальчишек!

— Теперь еще и одну девочку!

— Угу, точно.

— Тогда вперед — к той сосенке, видишь? Там должна быть тропа.

И Лариса браво потопала в намеченном направлении. Тропа оказалась именно там, где была указана на карте. Впереди, в семи километрах, нас ждала поляна с родником, где я запланировал обед и большой привал.

Идти вверх по склону для Ларисы было не слишком просто — я раза три ее ловил, когда она спотыкалась или поскальзывалась. Незадолго до поляны я предупредил свою спутницу, что нас ждет прекрасное местечко, родник, привал и обед. Это ее утешило и подстегнуло. И стало причиной разочарования. Потому что поляна была занята. Лариса резко остановилась на краю, но нас уже заметили.

На поляне отдыхали трое парней лет семнадцати-восемнадцати. Наверное, местные рыбаки или фермеры. К сожалению, они были уже почти пьяными. Поэтому наше появление было встречено громкими одобрительными криками:

— О! Кто к нам пришел!

Остальное непечатно. К счастью, Лариса, кажется, не поняла.

— Спокойно иди вперед, — скомандовал я, — не оглядывайся и не обращай внимания.

Мы прошли уже больше половины пути по поляне, когда нам преградили дорогу. Я отодвинул Ларису в сторону.

— В чем дело?

— Нехорошо, детка, невежливо. Твоя девочка не только тебе нравится.

Я скинул рюкзак под ноги Ларисе:

— Стой здесь.

Потом перехватил посох поудобнее и обратился к своим противникам:

— Вам больше нравится вино — шли бы вы его допивать.

— Мальчик хамит! — сказал самый опасный.

— Точно, надо его проучить! — подтвердил другой.

От простецкого маха в ухо я легко уклонился. Это не поединок с Ружеро, я никому не обещал соблюдать правила. Поэтому через минуту парни, подвывая, лежали на земле. Я специально позаботился, чтобы женщины их еще долго не интересовали. Боккэн в умелых руках — страшная штука.

— «У меня нет оружия, доброжелательность и правота — мое оружие», — процитировал я строки из классического трактата. Но мои противники, похоже, не оценили: они слишком плохо занимались кемпо.

— Придется пойти дальше без привала, — обратился я к Ларисе.

— Ага, пойдем.

Глаза у нее горели боевым огнем. Я на всякий случай повесил рюкзак на одно плечо — неудобно, зато легко сбросить.

Мы прошли не меньше километра, прежде чем я предложил девочке отдохнуть: погони за нами нет и не будет, и надо все же где-то остановиться на привал. А еще — обратно мы пойдем какой-нибудь другой дорогой. Я достал карту.

— Смотри, тут чуть-чуть в стороне есть еще одно подходящее место. Будем надеяться, что оно не занято.

— Будем. А если занято, ты там всех разгонишь?

— Придется.

Лариса пододвинулась ко мне поближе и слегка подняла подбородок. Если это не приглашение, то я ничего не понимаю в жизни. Медленно, чтобы она могла уклониться, если я ее неправильно понял, я обнял девочку за плечи и поцеловал в губы. Кажется, Ларисе это понравилось не меньше, чем мне. Оторвались мы друг от друга не скоро. Смутились и покраснели одновременно.

— Ладно, пора идти, — сказал я, — до развилки метров пятьсот, а потом направо.

На этой поляне никого не оказалось.

— Привал, два часа, — скомандовал я.

— Почему два?

— Потому что иначе мы придем к кратеру уже в темноте и ничего не увидим. А там я собирался остановиться на ночлег. Есть там подходящее местечко.

— Понятно.

— Разуйся, сполосни ноги в ручье и подними их на рюкзак. Не натерла?

— Нет, все в порядке.

Как мне нравятся саморазогревающиеся рационы! Никаких хлопот, а обед готов через три минуты.

Я закрыл глаза и прочувствовал всех мелких зверушек в ближайших окрестностях. Они поднимут тревогу, если сюда кто-нибудь направится. Теперь можно спокойно пообедать и даже подремать.

Спустя два часа, умывшись в ручье, мы бодро зашагали обратно, на оставленную нами дорогу. Через пару километров тропа нырнула в ущелье. Идти стало заметно труднее — зато как красиво. Правда, непринужденно любоваться пейзажем не приходилось: за Ларисой нужен глаз да глаз.

Теперь я устраивал для Ларисы небольшие привалы каждый час. Девочка устала, но ни разу не пожаловалась — молодчина. В одном месте мне пришлось вбивать в скалу крюк и протягивать веревку, чтобы подняться наверх. Лариса была довольна — настоящее приключение. Еще мы искупались в горячем источнике, а потом мерзли, пока не высохли.

К вершине мы подошли за два часа до заката. Заглянули вниз в кратер; полюбовались открывающимся с вулкана видом. Правда, осмотреть весь остров сверху нам не удалось: лес помешал. А потом прошагали немного по краю пропасти, чтобы достичь места нашего будущего ночлега.

Превращение двух плащ-палаток в крышу над головой восхитили Ларису. Сегодня она столько раз удивлялась и восторгалась, что я к этому уже почти привык. Не похоже, чтобы она решила, что с нее хватит — скорее, захочет еще, и не раз. Показал девочке романтику на свою голову. Но иначе она бы меня не поцеловала!

Костер нам понадобился не для утилитарных целей, но так даже лучше. Когда усталая Лариса отправилась спать, явставил батарейку в комм и послал синьору Соргоно и синьоре Арциньяно сообщение: «Живы, здоровы, вернемся завтра вечером. Лариса, Энрик».

Потом вынул батарейку обратно: просыпаться от рева посланного за нами боевого катера не хочется.

Рядом бродил какой-то мелкий, похожий на собаку, хищник. Я его приконтачил и прикормил, чтобы ему не пришлось охотиться этой ночью, вместо этого он будет нас охранять от всяких неожиданностей. Животное оказалось понятливым, поэтому я спокойно лег спать, затоптав костер и раскинув вокруг сигнальную сеть с колокольчиками.

Проснулись мы от яркого света восходящего Феба, заглянувшего к нам в палатку. Совсем рядом пели птицы, над росистой травой клубились клочья тумана. Поеживаясь от утренней прохлады, мы умылись у маленького ручейка.

Следовало выбрать другой маршрут, прежним мне идти не хотелось: вдруг на дороге нас ожидают пылающие местью местные жители? Будь их пятеро или шестеро, я справлюсь — а если больше?

Пока Лариса, пыхтя от усердия, самостоятельно собирала рюкзак, я изучал карту. Кажется, нашел. Правда, длинноватый путь получается, но, естественно, почти все время вниз, так что, может, и успеем к назначенному сроку. Я опять вставил батарейку в комм и отправил еще одно сообщение, заодно получил ответ на предыдущее от синьора Соргоно. Начальник охраны рвал и метал. Бедолага, ничего он не может со мной сделать! Только к профу отвезти.

— Теперь вперед, по этому гребню — вон до той вершинки, видишь?

— Вижу.

И мы пошли вперед. Гребень кончился, теперь все время вниз. Какую-то часть спуска мы проехались по скользкой мокрой траве, смеясь и отталкиваясь руками. Потом Лариса упала в ручей, и нам пришлось сушиться у костра. На закате мы были километрах в пяти от курорта.

— Все, вставляем батарейки и сообщаем, что задерживаемся.

Больше мы не прятались и через полчаса встретились с синьором Соргоно, который бросился нас искать, как только заработали наши маячки.

Глава 40

Наутро мы предстали перед судом.

— Это я во всем…

— Лариса! — прервал я ее. Выдохнув, я продолжил: — Оправданий нет, наши намерения были заранее обдуманы. Мы, правда, постарались сделать так, чтобы вы не волновались, и все спланировали, чтобы поход был безопасным. Так и вышло.

— Понятно, — сказал синьор Соргоно, — похвальная предусмотрительность, но мы немедленно уезжаем домой.

— Мы тоже, — поддержала его синьора Арциньяно.

Следовало ожидать. В катере мы всю дорогу сидели рядышком, держась за руки и игнорируя осуждающие взгляды взрослых.

В центре Палермо Лариса сжала мне руку на прощание и вышла из катера. Через десять минут мы приземлились в Лабораторном парке.

Проф уже был в курсе. Охранники тоже, потому что они прятали ухмылки от своего начальника, а некоторые показывали мне большой палец. Жаль только, что эта поддержка мне не поможет.

— Два дня полной жизни для симпатичной девочки, — провозгласил проф, — я правильно понял?

— Правильно, — буркнул я.

— А если ее родители запретят ей с тобой встречаться?

Я побледнел:

— Тысячелетие информации, мы что-нибудь придумаем.

— Понятно, а если я решу, что ты на нее дурно влияешь?

— Тогда будет война.

— Серьезная угроза.

— Я виноват, и оправданий у меня нет, но моя личная жизнь — это моя личная жизнь.

— Согласен, я в твоем возрасте поступил бы так же. А может быть, еще глупее. И мне бы тоже здорово влетело.

Ну, слава богу, нотация закончилась практически не начавшись, осталось стерпеть порку и все, проехали.

Будем надеяться, что Гомер сейчас в раю! Вскоре, хорошенько померзнув под холодным душем, я уже пристраивался поудобнее перед компьютером, чтобы написать письмо Ларисе. И довольно быстро получил ответ.

Ларису защитил снисходительный папочка — недаром синьор Арциньяно сразу мне понравился. Запрещать нам встречаться ее родители не стали. Прекрасно. Дело ограничилось длинной нотацией и двумя неделями домашнего ареста. Убедить родителей, что ее можно отпускать в походы, Ларисе не удалось. Не принято! Летучие коты покусай все традиции всех миров!

Наутро проф предложил мне пройти с Гераклом новую трассу.

— Или сделаешь вид, что чуть жив и не можешь?

— Нет, могу. Когда это я симулировал? — обиделся я. Это была не совсем правда: отказывался я работать, было дело.

— Пожалуй, никогда. Извини.

Трасса оказалась очень тяжелой, мы с Гераклом прошли ее до конца лишь с третьего раза.

— Это что, месть? — спросил я. — Но Геракл-то ни в чем не виноват.

— При чем тут месть? Просто вы должны быть в форме и готовы к работе.

Геракл, впрочем, не возражал; заявил, что иногда ему даже нравится драться с большими собаками, а трасса — это еще лучше. Его тезке тоже нравилось совершать подвиги. А мне не нравится… Или нравится? Не знаю.

* * *
В изучении истории я покончил со средними веками — они меня не вдохновляли, так что занимался я ими для полноты. Теперь можно будет перейти ко всяким интересным вещам.

На аэродром — поучиться пилотировать катер — я сегодня уже не успею. Как бы это вообще устроить? Не станет же капитан Барлетта вечно меня там ждать, а назвать свою жизнь размеренной я не могу. В любую минуту может оказаться, что я нужен здесь.

Вообще-то, если не считать нескольких особых заданий, вроде кражи чипа из небоскреба Вальгуарнеро настоящая работа бывает раз в две недели или даже реже. Так что отсутствие порядка — моя вина. Ничто не мешает мне договориться с профом и проходить тренировочные трассы в заранее условленные сроки. А если я собрался учиться в университете, это становится необходимостью. Так что этот вопрос можно и нужно решить.

Дальше. Сумма на текущем счете просто неприлично большая, но играть на бирже все равно надо: во-первых, можно набраться полезного опыта, во-вторых, я кое-что обещал Ларисе. И теперь у меня только две недели на изобретение какой-нибудь красивой комбинации.

И последнее, что я сегодня должен упорядочить, — это, конечно, учеба в университете. Надо решить, чего я хочу, и не могу ли я, кстати, пропустить какие-нибудь курсы, сдав их заранее.

Верно говорят, что правильно заданный вопрос — это половина ответа. Хаос, вечно меня окружающий, свернулся у ног милым котеночком и замурлыкал.

Пойти справиться у профа, когда мне предстоит следующая трасса? И отпроситься на аэродром? Э-э, нет, к профессору я сегодня со своими проблемами не пойду. Формально инцидент исчерпан, но фактически надо дать профу время остыть. Не часто он сердится дольше, чем до следующего утра, но сейчас, похоже, как раз такой случай. Будем считать, что я тоже под домашним арестом, причем срок неизвестен. Придется пока направить свою энергию на мирные цели: фехтование, игра на бирже, компьютерный взлом и тому подобное.

Через три дня у Ларисы кончаются каникулы. Гулять ее еще две недели не пустят, но в школу-то она ходить будет. Я могу встречать ее там и провожать домой. Как-то Лариса заикнулась, что за ней кто-то там таскался — ноги переломаю, если не прекратил еще. Итак, на три дня я превращаюсь в пай-мальчика, а там видно будет.

Глава 41

Если уж я за что-то берусь, то как следует: уже за завтраком проф поинтересовался, не заболел ли бедный ребенок. А я только и успел, что поздороваться.

— Нет, не заболел. Что, сегодня еще одна трасса или надо поработать?

— Трасса.

— Э-э, а нельзя составить расписание? Это же не единственное дело в моей жизни. А то я ничего не могу планировать.

— Вообще-то, можно, это работа сваливается внезапно. А что ты собрался планировать?

— Ну в университете ведь лекции будут читать не тогда, когда мне захочется и будет время послушать. И всякие другие дела. Можно научиться пилотировать боевой катер, — осторожно ввернул я.

— Да, тебя же приглашали. Хорошо, будет тебе расписание. Ты поэтому такой несчастный? Полетать не дали?

Я только пожал плечами. Идея превратиться на время в пай-мальчика была немедленно отринута и похоронена — не судьба.

Но это только часть моих проблем. Свободно выезжать из Лабораторного парка я по-прежнему не могу, а значит, не могу встречать Ларису у школы. Проф не разрешит, нечего и пытаться: заговор всех родителей против всех детей в действии. Две недели — это целая вечность.

Итак, каким образом я могу оказываться днем в центре Палермо? Выбраться из Лабораторного парка и дойти туда пешком? Где проходит «чистая дорожка», я уже выяснил, когда портил систему охраны. Потом зона чужой корпорации — не страшно, лишь бы от забора отойти. У меня же на лбу не написано, кто я такой. Дальше — рабочий район. Это пострашнее, сам предупреждал Ларису, чтобы даже не думала туда соваться. Парня или девочку примерно моего возраста там защищает только принадлежность к какой-нибудь стае, которая в случае чего будет мстить. Меня в похожем месте сначала защищала принадлежность к банде Бутса, а потом — большие собаки, постоянно меня сопровождавшие. [49]В зону Кальтаниссетта меня, конечно, впустят (если я доберусь туда живым), предварительно допросив, а потом еще надо будет возвращаться, и проф неминуемо об этом узнает. И спустит с меня шкуру. И если только одну, придется попросить его о повторении — я не мог бы придумать ничего глупее, даже если бы специально старался. Не подходит. Таким путем можно воспользоваться только один раз, и только если это будет вопросом жизни и смерти.

Некогда сейчас ломать голову — надо трассу проходить. Похоже, проф развлекался их сочинением все время, пока я болел, пока мы отдыхали на Джильо, пока я сдавал экзамены и водил Ларису в поход. Опять новая и заковыристая, для кота-акробата. А в некоторых местах пришлось вести Геракла так, чтобы он усом самостоятельно пошевелить не мог. Кошмар! Но получилось с первого раза. Очень довольные собой, мы с Гераклом отправились поваляться на молодую весеннюю травку.

Высокие сосны напомнили мне Эльбу. «Где ты этому научился?» Не научился еще. Самодовольство никому никогда не помогало в жизни. В моем образовании есть зияющая дыра: почти никакой горной подготовки. Чему-то я, конечно, научился на Джильо, но это несерьезно. Глядя, как я лазаю по скалам, святые Тенцинг и Хиллари [50]на небесах льют слезы в три ручья. А между тем сейчас весна, и всякие курсы для тех, кто хочет к лету специально потренироваться, появляются, точно грибы после дождя. Надо только подобрать подходящие по времени, а уж на полчаса раньше выехать из дому — не проблема. Проф меня отпустит — в конце концов, именно его трудами я три года прожил в нашем парке отшельником. Однако сатори [51]на меня не снизошло, одного отшельничества оказалось мало.

Я вскочил и побежал к компу посмотреть интересующие меня объявления. Заодно выяснил, что проф составил-таки расписание прохождения трасс: как правило, по утрам, через день. Отлично, в другие дни я буду с утра ездить на аэродром — если, конечно, капитан Барлетта согласится. А днем — ходить на тренировки в альпинистскую секцию. Возвращаться обедать домой глупо. Не важно, не в лесу живем, что-нибудь подвернется. И Ларису я буду встречать не реже, чем через день.

Я позвонил капитану Барлетта. Похоже, он был рад слышать мой голос.

— Мне тут никто не верит, что можно так хорошо стрелять. Ты покажешь нашим на тренажере, как это делается?

— Я постараюсь. А учатся летать у вас тоже на тренажере?

— Сначала — да. Ты разочарован? Не торопись, успеешь еще полетать.

— Нет, я не разочарован. Так мне можно у вас появляться?

— Конечно. Я же обещал.

— Спасибо!

Планы стали обретать плоть и кровь. Получить разрешение посещать секцию и учиться летать оказалось до смешного легко. А когда я попытался заплатить за альпинистские занятия, выяснилось, что проф успел раньше. Что же делать? Я ему еще не соврал, и будем надеяться, не придется. Но все равно, как-то…

Занятия в секции начинались через два дня, в первый день четвертой четверти. Прекрасно. Я подумал и не стал писать письмо Ларисе — устрою ей сюрприз. Дарить цветы в эти дни не стоит: дома ей придется объяснять, откуда они взялись. Я перетряхнул свою коллекцию раковин. Кажется, Лариса не бывала в тропиках. Липари и еще несколько похожих курортов находятся или севернее или южнее. Выбрав самые красивые раковины, я стал с нетерпением ждать начала четверти.

Если бы трасса, которую мы с Гераклом должны были пройти в последний день школьных каникул, не оказалась таким крепким орешком, что разгрызть его до обеда нам не удалось и мы потратили на нее еще часа три после, — я бы, наверное, умер с тоски. Хорошо, что мне было некогда.

Глава 42

Утром проф предоставил в полное мое распоряжение элемобиль с водителем и охранником. Я легко с ними договорился: они меня довозят до аэродрома, потом забирают оттуда и высаживают в центре города, потом заезжают за мной после секции. Парни были очень довольны — у них получился почти выходной день.

Ого! Пока я сдавал экзамены и нарушал древние традиции, капитан Барлетта успел стать майором. Я его с удовольствием поздравил.

— Если бы ты похуже стрелял, присвоили бы посмертно.

Я смутился: по-моему, меня перехвалили. Меня представили командиру полка и еще нескольким офицерам. Потом мы пошли на тренажер.

— Садись, — сказал майор Барлетта, — это место стрелка кормового бластера. Пилотировать буду я, а ты — стрелять. Если перегреется бластер, говори: «Кормовой устал». Если его уничтожат — «Кормовой сдох». Мы с тобой неплохо сработались в прошлый раз.

Места остальных стрелков тоже были заняты, другие летчики должны были на нас нападать. Полетели. Все как в реальности, даже тряска, перегрузки на виражах и петлях. Здорово! Получилось даже лучше, чем в настоящем бою. Вот это, наверное, и называется сатори! Противники просто стремились под выстрелы.

Когда игра кончилась, мундиры на господах офицерах и рубашку на мне можно было выжимать. Круто! Совсем не то, что простой компьютерный тренажер: сидишь себе и на кнопки нажимаешь, убили тебя, не убили — неважно. Здесь, оказывается, кроме всего прочего, не успевшие вовремя катапультироваться получают неслабый удар током (типично этнийские манеры, не для хлюпиков с Новой Сицилии). Нашему экипажу, правда, повезло, даже все бластеры остались целы.

— А зачем надо катапультироваться вручную? — спросил я. — Можно же автоматику поставить.

— Вообще-то, она даже стоит, — ответил майор, — но слишком уж паникерская. Поэтому нет такого летчика, который не сидел бы на губе за отключение катапульты в боевой обстановке.

— Понятно, — кивнул я.

Майор Барлетта выиграл сразу несколько пари, о чем ему немного торжественно сообщили другие офицеры. Некоторых из них я сегодня «убил» — так что никаких поддавков, все честно, я действительно хорошо стреляю.

— Летать будем в следующий раз, — предупредил меня майор, — а сейчас пошли обедать. За тобой когда приедут?

— Когда договорюсь, у меня еще сегодня горная подготовка. — Я помялся: спросить или не спросить? — А почему вы назвали синьора Галларате генералом?

— А он тебе не говорил?

— Нет.

— Ну тогда извини, пусть он сам решает.

Обидно. Проф уже не ответил. Где-то в недрах секретных сайтов клана Кальтаниссетта это есть. Опять придется взламывать.

За пять минут до звонка с последнего урока я уже стоял перед крыльцом школы, в которой учится Лариса. Волновался ужасно: вдруг этот тип, Пьетро, провожает ее домой и она ничего не имеет против?

Зря волновался: Лариса вышла на улицу вместе с Джессикой. Пьетро и еще один, незнакомый мне, парень шли за ними, явно ни на что особенно не надеясь. Не отвалят немедленно — действительно ноги переломаю!

— Привет! — сказал я. — Весь гранит науки превращен в щебенку? Или еще что-то осталось?

— Привет!

Я был вознагражден улыбкой и правом нести Ларисину сумку. Сумку Джессики я тоже вежливо забрал.

— Идти мы можем только до твоего дома? — неуверенно спросил я.

— Не переживай, это было отличное приключение, Джессика весь день завидует!

— Ага, — вздохнула Джессика, — кто бы меня сводил?

Я оглянулся:

— Обработай того парня — видишь, как он на тебя смотрит? Только пусть сперва со мной посоветуется, а то заведет он тебя… Не все же такие предусмотрительные.

— Ах ты, лапочка! — сказала Лариса сахарным голосом. — Опять хвастаешься?

— Ты на меня клевещешь! — парировал я. — Это было еще о-два, потом будет о-три, о-четыре и только потом о-пять!

Пока мы пикировались, тот незнакомый парень, который плелся за Джессикой и на которого я обратил ее внимание, подошел к нам, причем намерения у него были отнюдь не мирные.

— Или ты отсюда сваливаешь, — обратился он ко мне, — или получаешь по морде и все равно сваливаешь!

Я не успел придумать достойный ответ, как Джессика забрала у меня свою сумку и решительно протянула её парню.

— Андре! — скомандовала она. — Проводи меня домой, я хочу тебе кое-что сказать!

Вот это да! Парень неуверенно забрал сумку. Потом до него начало доходить, он просиял, попрощался и почти вприпрыжку направился за Джессикой.

— Королева! — восхитилась Лариса.

— Точно, сейчас она его скрутит в бараний рог. Храбрости она у тебя набралась?

— Не знаю. Нам пора идти и побыстрее, — вздохнула Лариса.

Припасенную для Ларисы раковину я тихонько подложил ей в сумку.

— Если ничего не случится, появлюсь послезавтра. Как приходить каждый день, я не придумал.

— Я вообще не надеялась, что ты сможешь появиться. Как это у тебя все получается?

— Профессор как-то сказал, что я слишком много думаю, а если хорошенько подумать, всегда удается найти какое-нибудь решение.

— Понятно.

Расстались мы у самых Ларисиных дверей. До послезавтра, если ничего не случится.

Глава 43

На следующий день мне было не до свиданий: синьор Мигель вспомнил о моем существовании. Все утро я прокладывал совершенно головоломный — буквально — маршрут, по которому нам с Гераклом предстояло пройти ближайшей ночью.

Займемся мы с ним ловлей белых мышей, сбежавших из биологической лаборатории клана Джела. Почему-то вместо того, чтобы провести дератизацию, сотрудники лаборатории изгнали с территории всех кошек и вот уже три дня ловят грызунов.

— А может, они чем-то заражены? — спросил я у профа.

— Тогда бы их точно уничтожили, не беспокойся. Генетические особенности через укус передаются только в сказках.

Мне понадобилось минут пять, чтобы понять, что он имеет в виду.

На том, чтобы меня отвезли на тренировку, я настоял: вчера с меня там быстренько сбили спесь — если, конечно, она у меня была. Слишком уж много народу лазает по скалам лучше, чем я.

Кемпо, разумеется, тоже никто не отменял, поэтому вечером проф был очень недоволен: тяжелый маршрут, а я сплю с открытыми глазами. Он меня недооценивает: от такого лазанья по крышам, что предстоит сегодня нам с Гераклом, я ни за какие коврижки не откажусь.

Вечером мы с Гераклом были готовы к ловле керинейской мыши [52]в логове немейского льва.

До нужного нам здания посреди зоны Джела мы добрались без особых проблем, хотя Геракла трижды просканировали — не мини-робот, не волнуйтесь, нормальный рыжий котяра.

Геракл остановился на крыше соседнего со зданием лаборатории дома. Сейчас будет отключена электроэнергия — не зря кланы вели такую ожесточенную войну за инфраструктуру Палермо. Синьор Мигель выиграл, и теперь я пожинаю плоды. Оп! Вперед, через три секунды заработает резервный генератор, а еще через две — прекратятся скачки напряжения. За это время Геракл перепрыгнул с соседней крыши — будем надеяться, что нас не заметили. Я так и не понял, как коты не падают с таких наклонных крыш. Рыжий неспешно проследовал к открытому окну мансарды — чем наглее, тем лучше. Здесь защиты быть не должно: окно смотрит во внутренний дворик. Прыгаем. Пожарные двери открываются наружу безо всяких ключей. Тяжеловаты они, правда, для кошки, даже такой здоровенной.

Сейчас в здании только шесть человек: три охранника и три не ушедших домой сотрудника — ловят мышей, наверное. Сейчас мы им покажем, как это делается, если нам не повезет, конечно.

Люк, ведущий в подвал, оказался открыт — все правильно, в мышиной охоте участвуем не только мы. Лестница из тонких железных скоб Гераклу не понравилась — пришлось его вести. Зато в подвале он оказался в своей стихии. Мы осторожно обошли несколько специальных мышеловок, в одной из них сидела белая мышь — точно, лабораторная.

«Забираем эту», — предложил я Гераклу.

«А как открыть? Сам поймаю», — ответил самодовольный котяра.

Действительно, открыть мышеловку кошачьими лапами непросто, но если не получится иначе…

Где-то в отдалении громко топали люди. Всех мышей распугали. Геракл нашел нору, в которой явно кто-то обитал. И хозяин был внутри. Томительное ожидание продолжалось не меньше часа, за это время мимо нас трижды кто-нибудь проходил, но Геракла не заметили. Да здравствуют захламленные подвалы!

«Только мышей пугают, — ворчал Геракл, — а толку от вас, людей, никакого».

Я охотно с ним согласился. У меня-то этим занят профессионал. Наконец мышь высунула нос из норы, осторожно им повела, принюхалась, спряталась обратно, но через пару минут снова вылезла, на этот раз целиком. Геракл метнулся к ней — такую скорость я только у птиц до сих пор видел. Удрать мышь не успела. Брр, шерсть во рту — как Геракл это терпит?

«Совершенно спокойно! Все, выводи меня».

Осталась самая сложная часть работы. Уйти так же, как вошли, не получится: снаружи пожарные двери не открываются. Очень не вовремя — опять участники мышеловли. Я вернул Гераклу управление и с восхищением наблюдал совершенно невероятный балет, который он танцевал, ухитряясь не попадаться на глаза людям. Вскоре ловцы сгрудились вокруг пойманной мыши. Что они говорили, я не понял. Не важно: все, что слышит Геракл, записывается. Уходим.

Подвальные окошки смотрят во внутренний двор. Вылезли. И пока нас никто не заметил. Во дворе растет настоящий земной тополь — на него я, собственно, и рассчитывал. Правда, лазать с мышью в зубах неудобно, но я вдохновил напарника рассказом, как я ставил Ларисе на балкон цветы и как мне приходилось лазать с литровой пластиковой бутылкой в зубах. Да еще и полной воды! Геракл не мог уступить мне пальму первенства и забрался наверх даже быстрее, чем я рассчитывал. Отлично. Прыгаем на крышу. Ох, и покатая же она. Геракл чуть не сорвался, но обошлось.

Теперь нам нужна еще одна авария на электростанции. Оп! Нет, стой, Геракл! Не прыгай. Пылинки, попавшие в лучи сканеров, не прервали свой танец ни на мгновение. Что случилось? Параноики! Они теперь до утра свой генератор гонять будут. А его для меня отключать некому.

Спокойно. Обходим крышу в поисках дыры в системе безопасности. Всякая программа содержит ошибку, всякая безопасность имеет дырку. Мы без проблем ходили по крыше между сканерами и бластерами, и им не было до нас никакого дела. Но как только Геракл взовьется в воздух…

Понял. Дыра в системе безопасности есть, но она двигается. Ее существование опирается на теорему из топологии, в свое время немало меня повеселившую: «Нельзя причесать ежа». [53]Мы постояли около самого удобного для прыжка места, внимательно наблюдая за поворотами сканеров. Предположение о периодичности смены конфигурации показалось мне разумным. Оп, вот она дырка! Считаем. На счете 247 дырка снова была там же. И ещё 247. Отлично! В следующий раз прыгаем. Трех секунд, в течение которых дырка находится в нужном месте, должно хватить. Уф! Наконец-то. Соседняя крыша так не охраняется. Мы на нее спокойно залезли, спокойно и слезем. Нет, не слезем. Геракл предложил идти назад крышами, ссылаясь на невозможность драться с мышью в зубах.

— А на крыше драться не придется?

— Ну это смотря какими крышами идти.

И мы пошли. Если бы Геракл управлял мною, когда я лазаю по скалам, я бы уже был чемпионом Этны в этом виде спорта.

Вниз мы слезли уже в самой точке рандеву с элемобилем, посланным за Гераклом. Котяра нахально свалился прямо в открытый лючок на крыше. Но мышь не отдал. Только лично мне в руки. Переубеждать его не стали.

Из Контакта я вышел, когда Геракла посадили мне на колени: запрыгнуть самостоятельно у него не было сил. Хороший котик!

Работа заняла почти всю ночь. Проф обещал позвонить Барлетте и перенести полеты. Про Ларису я ему, естественно, ничего не сказал и, как только остался один, сел писать письмо с предупреждением, что появлюсь не сегодня, а завтра (надеюсь, она читает почту по утрам).

Глава 44

Что представляла собой с таким трудом отловленная мышь, я так никогда и не узнаю. Не важно, мое любопытство все же имеет некоторые пределы.

Следующий день почти не отложился у меня в памяти, хотя я и сходил на обе тренировки — больше ни на что времени не хватило.

И вот наконец первый вылет. Ну имитация, имитация — но как похоже. Через четыре часа я уже умел подниматься, садиться и летать по кругу. Правда, настоящим катером мне еще долго не дадут управлять. Все равно удачный день — и мне еще предстоит встретить Ларису.

Она опять вышла из школы вместе с Джессикой. Странно, неужели этот парень, Андре, не обработался?

Пьетро на сей раз держался в стороне от девочек, поэтому рискнул подойти ко мне и поздороваться. Пока он не таскается за Ларисой, я готов жить с ним в мире.

Мир был разбит вдребезги с приходом Андре.

— Опять ты! Я же тебя предупреждал!

— Не будите в Андре зверя, а то проснется заяц и убежит! — с презрением в голосе сказала Джессика.

— Тогда не буду, — серьезно ответил я, — нечего зайцам в городе делать. Лови его потом. А я-то надеялся размяться.

После драки с Ружеро я перестал опасаться противников, выглядящих крепче меня, а теперь, с моей-то скоростью…

— Ты сейчас будешь разминаться об асфальт! — крикнул красный от злости Андре.

— Не покалечь его, — попросила меня Лариса.

— Спасибо. Ты очень заботлива. Не буду.

Мы с Андре отошли в сторонку, и я аккуратно уронил его на землю. Повторения ему не потребовалось — не Ружеро.

Пока парень отряхивался, мы успели отойти довольно далеко. Пьетро делал вид, что ухаживает за Джессикой и поэтому идет с нами. Я ему не поверил, но придраться было не к чему.

— Чем этот несчастный заслужил такое презрение?

— Отказался вести меня в поход, — ответила Джессика.

— Понятно. Вы жестоки, синьорита. Может, он о тебе заботится.

Меня начала грызть совесть. Может, у этого Андре какие-нибудь особо суровые родители. Вообще-то забитым он не выглядит, последнего забитого до постоянной дрожи в коленках мальчика я видел еще в приюте, почти семь лет назад. Но откуда я знаю — может, для того чтобы не выглядеть забитым, Андре надо больше мужества, чем мне только в страшном сне приснится. Он не сделал мне ничего плохого, а я?.. Я, пожалуй, сделал. Подлежит ли это исправлению — вот в чем вопрос?

Я проводил Ларису до дому и отправился на тренировку по скалолазанию, продолжая ломать голову над неожиданно возникшей проблемой.

Может быть, Андре не испугался, есть ведь и другие соображения. «Мама будет волноваться», — вспомнил я. Проф за меня тоже переживает, он мне это прямо сказал ночью на Джильо, а я не понял. Мир казался мне чем-то вроде раскрашенного театрального задника: на сцене выступает славный герой Энрик, и все на свете происходит только с ним. Другие люди чувствуют так же, как и я! Это открытие так меня потрясло, что я с грохотом свалился с тренировочной стенки. Здорово расшибся, да еще и тренер обругал разиней и растяпой. Он, конечно, прав. Я собрал себя с пола и полез обратно на стенку. Иногда слишком много думать вредно.

Вечером мне пришло письмо от Ларисы: Андре позвонил синьору Арциньяно и сказал ему, что я встречаю Ларису около школы. Тот холодно предложил доносчику забыть комм-коды семьи Арциньяно, но потом заметил дочери, что, хотя формально она не нарушила никаких запретов и к ней не может быть никаких претензий, ей все же не следует встречаться со мной ближайшие полторы недели.

Вот черт! Ну попадись он мне. Одним легким падением не отделается. А я его еще пожалел. Я, конечно, был не прав, но исправлять эту ошибку не буду: этот тип не достоин внимания ни одной девочки в мире. Да и все равно Джессика об этом узнает, так что у него нет теперь никаких шансов.

Открытие, которое я сделал с его помощью, осталось со мной и, как я подозреваю, будет изрядно усложнять мою жизнь. Но если не осознавать этого, надо либо прожить свою жизнь в полном одиночестве, либо избавиться от совести. Мне это не подходит. Я уже решил.

Глава 45

От Ларисы вдогонку пришло еще одно письмо: чуть больше чем через неделю — празднование этнийского Нового года, и как всегда по этому поводу ожидается большой прием в резиденции Кальтаниссетта. Ларису как раз перестанут запирать дома. Арциньяно уже получили приглашение, и Лариса, кажется, нисколько не сомневается, что мы там с ней увидимся. Наивная девочка! Я первый раз слышу, что такой прием бывает, и никогда на нем не был. Понятия не имею, пригласят меня туда или нет. Профа-то пригласят, а меня? Если я скажу профу, что хочу там побывать, он, почти наверняка, сможет устроить мне это приглашение. Но это все равно, что просить подаяние. Может, конечно, меня уже пригласили, но если проф по каким-то своим соображениям решит, что мне туда ездить не стоит, я могу даже не узнать об этом.

Правила игры для меня меняются слишком часто, в результате я не знаю, что для меня естественное право, а что нет. Но проф же сказал, что я его сын. Если Арциньяно пригласили с семьей, то и профа должны были пригласить так же. Иногда прямой путь — самый короткий, как в геометрии. А моя привычка рассчитывать каждый шаг не подходит для человеческих отношений, она хороши, только если весь мир — враг. Так что я пойду к профу и прямо спрошу, и получу, надо полагать, прямой ответ. Всего-то и надо — пересечь внутренний дворик и постучаться в застекленную дверь.

Я так и сделал. Но постучаться не успел, проф разговаривал по комму:

— С этой веселой вдовой я разберусь, но, пожалуйста, будьте поосторожнее, дядя Роберто. — Это, кажется, синьор Мигель.

— Мигель, мальчик мой! Я тебя сам этому научил! Не беспокойся. — Это проф.

Уходить поздно, я уже услышал достаточно. Вдова — это, конечно, Васто. Проболталась где-то, что проф и я остались на Джильо одни. А на профа, наверное, началась охота, поэтому на нас напали, когда мы летели в катере, и пытались сбить, не считаясь ни с какими потерями. Подозреваю, что участие профа в войне с Джела не ограничилось обороной Липари, и противник тоже об этом знает.

Проф попрощался с синьором Мигелем, после этого я постучался и вошел, не дожидаясь разрешения:

— Я все слышал!

— Вряд ли. Скорее кое-что понял.

— Какая разница?

— Почти никакой. Тебе тоже не о чем беспокоиться.

— Вы так спокойно об этом говорите!

— Энрик, ты играешь в эти игры уже четыре года, и уже два — понимаешь что к чему. Что тебя так напугало?

— Мне вы нужны еще больше, чем синьору Мигелю! — выпалил я.

Проф помолчал.

— Это ведь ты говорил, что, если всю жизнь ждать смерти, то и жить будет некогда.

— Я… Когда придет эта дама с косой, попросим ее подождать в приемной. Лет двести.

— Так уже лучше. Но пришел ты не из-за этого. Что случилось?

Проф подцепил меня рукой и посадил к себе на колени. Я не возражал.

— Ничего. Я хотел кое о чем спросить, но это такая ерунда…

— Ну вот, ты опять падаешь ниц перед величием этой безносой старухи. А величия никакого нет. Не согласен?

— Я не знаю. Может быть.

— Ладно, спрашивай свою ерунду.

— Я вас не обманул, но… не знаю, как это называется, В общем, я записался в секцию скалолазанья, чтобы встречаться с Ларисой. Хотя лазать я тоже научусь, конечно. А тут один тип доложил синьору Арциньяно, что я жду Ларису после школы. И ей запретили со мной встречаться.

— Навсегда?

— Нет, на эти самые две недели.

— И ты не в силах этого пережить?

— Не знаю, наверное, в силах. Просто он может и вам позвонить, а я не хочу, чтобы вы узнали об этом от него.

— Ясно. Если ты его не покалечил, то я не вижу в твоем поведении ничего дурного. Твоя личная жизнь — это действительно твоя личная жизнь. Хотя недовольство синьора Арциньяно я тоже понимаю.

— Я его не покалечил, пока. Но я этого так не оставлю.

— Хм, не слишком усердствуй. Пакостников, конечно, бьют, но… Поаккуратнее. Помни, что ты теперь боевая машина.

— Я помню. У меня еще вопрос. Лариса пишет, что в резиденции вашего племянника и его папочки весело празднуют Новый год. И Арциньяно туда приглашены, и как раз Ларисин карантин кончится. А я туда приглашен?

— Да. Я собирался обрадовать тебя завтра с утра.

Мне очень хотелось спросить, приглашали ли меня год и два года назад, но я воздержался. Не буду культивировать у профа чувство вины. Ему и так несладко.

— Это значит, что мы поедем?

— Конечно. Только не дерись прямо там.

— Ну уж об этом вы могли бы меня не предупреждать! В хороших манерах я понимаю побольше всех потомственных аристократов вместе взятых… — Я остановился. — Э-э, значит, вы знаете не только, кому я собираюсь бить морду, но и то, что он там будет?

— Нет, не знаю, но его появление там весьма вероятно — ведь он учится в той же школе, что и Лариса, правильно я понимаю?

— Ага.

— Тогда действительно весьма вероятно.

Да уж, ученики сверхпривилегированной школы, где учится Лариса, наверное, все бывают на праздниках у Кальтаниссетта.

Глава 46

— Сегодня ты едешь на аэродром? — спросил проф за завтраком.

— Да, а что? Что-нибудь случилось?

— Нет, все в порядке, поезжай. Просто я подумал, что ты не умеешь вальсировать, а на балу это серьезный недостаток.

— Э-э, не умею. А учиться долго?

— Тебе? Два часа! Завтра и послезавтра — выходные, дай майору Барлетте отдохнуть. Так что научиться танцевать ты успеешь. Надо только попросить Габриеллу нам помочь.

Медсестра всегда смотрела на меня как на лабораторную крысу, о здоровье которой она должна заботиться. Единственное выражение эмоций, которое я у нее видел, это ворчание по поводу изодранных джинсов и продырявленных кроссовок. А еще она довольно высокая. Не самая лучшая партнерша на свете. Но другой нет — в конце концов, приглашать ее всерьез я не собираюсь.

Не слишком довольный ближайшим будущим, я поехал на аэродром. Там меня ожидал приятный сюрприз — настоящий полет!

— Успокойся, не прыгай, — сказал мне майор Барлетта, — катер любит твердую, спокойную руку. На тренажере ты так не волновался.

— Так то на тренажере.

— Э, нет, не пойдет. Это тебе не погремушки какие-нибудь. Или ты успокоишься — или мы пойдем на тренажер.

Я остановился и сделал несколько глубоких вдохов.

— Все. Можно идти. В землю я не впилюсь.

— То-то же.

Я сел в пилотское кресло и занялся предполетной подготовкой. Восемнадцать тестов, и каждый запускается только вручную. Все будет нормально, это же учебный катер, наверняка его проверили перед тем, как посадить в него меня. Ха, левые закрылки не выпускаются. Летучие коты! Я закончил проводить остальные тесты и снова запустил тестирование закрылок. На этот раз все оказалось в порядке. Интересно. Я оглянулся на майора и увидел его одобрительную улыбку. Все ясно, это было тестирование летчика. Педагоги пернатые! Я тоже готов к взлету. Запросил разрешение у диспетчера, получил его и запустил двигатель. Катер плавно пошел вверх.

Настоящий полет отличается от тренажера так же, как море — от бассейна с морской водой.

На тренажере я спокойно «отлетал» четыре часа и был готов продолжать. Здесь я уже через час начал бороться с дрожью в руках — если майор Барлетта заметит, сразу же прикажет идти на посадку или отберет управление. А так мы летали еще час, и под конец я поверил, что ничего сверхъестественного тут нет. Теперь бы еще сесть и не разбиться.

Уф! Сел и не разбился. И даже катер не попортил.

— Быстро учишься, — заметил мой наставник, — перестанешь так напрягаться, можно будет что-нибудь интересное поделать.

— Это как вы в бою? — изобразил я руками.

— Точно. Ты еще не знаешь, как называются фигуры высшего пилотажа?

— Нет, — признался я.

— Хм, кому сказать — не поверят. К понедельнику чтобы знал!

— Угу, буду знать.

* * *
К Ларисиной школе я не пошел. Что мне там сейчас делать? Поэтому у меня появилось свободное время — век бы его не было. Придумывая планы жуткой мести злокозненному Андре, я брел по парку. Где-то здесь живет Разбойник, вспомнил я. Но он меня, наверное, забыл. У птиц короткая память. Я сел за столик паркового кафе и постарался приконтачить моего синехвоста. Нет, не ищется, почему-то он стал неотличим от всех остальных птиц парка. Или его нет в живых? Или он сменил место жительства? Я теперь никогда этого не узнаю.

Почему он не захотел остаться? Вкусные орехи, отличные приключения, мое очаровательное общество. Лабораторный парк показался ему слишком маленьким? Как кажется сейчас мне. Первые полтора года жизни там я и не хотел выходить за ограду. Теперь даже не знаю, почему. Я сам себя не могу понять. Сейчас мне катастрофически не хватает времени, потому что я хочу бывать в сотне разных мест. Почему это желание мне понятно, а желание никуда не выходить из дома — нет? Два года назад все было строго наоборот.

Желание напакостить кому-нибудь я тоже не понимаю, но это, пожалуй, хорошо. Не буду я придумывать никаких планов мести Андре — много чести. Наставлю синяков и все. «А это не есть желание напакостить?» — ехидно спросил внутренний голос. Так вот откуда взялась буддийская концепция недеяния! Только на практике оно нарушает мировое равновесие в сторону увеличения зла. Так что во имя мирового равновесия, воплотившегося в правилах игры «жизнь», я и набью морду этому типу.

Все, пора идти скалолазать.

* * *
Вечером я написал Ларисе длиннющее письмо с впечатлениями от первого полета. Потом решил его не посылать. Опять она расстроится, что девочкам ничего нельзя. Я хочу подарить ей весь мир, но пока не могу. Получается, что я ее дразню: показываю в замочную скважину кусочек интересной жизни, но не могу открыть дверь, потому что у меня нет ключа. Придется сломать трехсотлетние традиции, другого выхода нет. «Невозможное требует немного больше времени», [54]— вспомнил я. Поэтому ограничился коротенькой запиской с заверением, что мы встретимся на новогоднем балу. Хотел еще спросить, в какую сторону от школы уходит Андре, но раздумал — сам узнаю, ее это не касается.

Глава 47

Субботнее утро началось с замечательной музыки: вальс, понял я. И даже не стал сетовать, что зарядку под него делать неудобно — ритм неподходящий. В конце концов, улыбку на лице Габриеллы я увидел первый раз в жизни. Потрясающе, она, оказывается, красивая девушка. И не выше меня ростом. Вот это действительно потрясение, когда это я так удлинился? А она еще и на каблуках!

Научиться вальсировать действительно не слишком сложно. Через полчаса я уже легко вел свою партнершу, не наступая ей на ноги и не цепляясь за специально расставленные стулья: там будут много пар танцевать, и надо суметь ни с кем не столкнуться.

Вечером я с головой зарылся в историю авиации. Нарушение хронологического принципа, конечно, — но я же обещал узнать, как называются фигуры высшего пилотажа. Заодно выясню, кто их придумал. Кто такой Нестеров, майор Барлетта небось не знает.

Утром в воскресенье, проходя мимо гаража, я заметил, что он открыт и там никого нет. Редкая удача! Почему водить катер мне можно, а элемобиль — нельзя? Ключ в замке. Поворачиваем, включаем, поехали. Дорожки, конечно, узковаты. Я с трудом вписался в поворот и обернулся, чтобы оценить ущерб, нанесенный новобританским акациям. Бумс! Дерево осталось стоять — крепкое. Задний ход. Повернуться тут негде, в небе лучше. Черт с ними, с акациями! Разворачиваемся. А навстречу мне проф, пешком. Но у него все равно стратегическое преимущество. Торможу. Что он теперь скажет?

— Кажется, ты перепутал: это не катер, это элемобиль.

— То-то я смотрю, не взлетает.

Проф открыл дверцу и устроился рядом со мной:

— Поехали обратно.

Я послушался и довел помятую машину до гаража. Там нас уже ждал очень недовольный Рафаэль. Хм, хорошо, что их двое: оставшись со мной наедине, и тот и другой счел бы своим долгом поругать меня.

— И что мы теперь будем делать? — спросил проф после долгого молчания.

Я вздохнул: мое будущее не вызывало сомнений.

— Ремонт за твой счет. А акации попробуй привести в порядок сам, — сказал проф и ушел.

— Угу, — ответил я. Вот это да! Что это с ним?

Рафаэль тоже был удивлен.

— И где ремонтируют элемобили? — осведомился я.

— Ну это можно и самим, — ответил гонщик, оглядев машину.

— Э-э, а как я тогда оплачу ремонт?

— А у тебя деньги есть?

— Есть.

— Ну смотри, можно отогнать, а завтра тебе пришлют счет. И не вздумай просить меня научить тебя водить.

— Ну почему?!

— Профессор против.

— У-у, — насупился я и пошел разбираться с акациями.

Часть стволов пришлось обрезать и выбросить. Следы элемобиля я заровнял граблями. Все равно заметно: слишком уж кусты поредели. Но тут я ничего не могу поделать.

* * *
В понедельник я потрясал летчиков своей эрудицией и довольно неплохо летал. Правда, сделать что-нибудь «интересное» мне пока не позволили. Придется набраться терпения. В летном училище терпенияпонадобилось бы намного больше.

Набить морду Андре сегодня или подождать, скажем, до четверга, чтобы он сиял фонарем под глазом прямо на празднике? Нет, недостойно, это вот и есть желание напакостить. Жаль, что я ни разу не видел, как он уходит из школы сам по себе. Один раз он провожал Джессику, а в другой мы ушли раньше, чем он встал и отряхнулся. Где же его ловить, чтобы еще Ларисе на глаза не попасться?

Я спрятался за углом школы с той стороны, где Лариса появиться просто не может: она же сегодня сразу пойдет домой. Будем надеяться, что Андре я не пропущу.

Я видел, как ушла Лариса, теперь можно спокойно вылезать из засады. А вот и Андре — спустился с крыльца вместе с каким-то парнем выше его на полголовы и явно старше года на три. Это случайно или он меня боится?

Я направился за этой парочкой и окликнул их, когда мы проходили мимо сквера, вполне годящегося для моих целей:

— Эй, Андре!

Ребята обернулись.

— Опять ты!

— А ты кого ожидал увидеть?

— Катись отсюда, пока тебе не вломили! — вмешался старший.

— Может, поговорим там, — мотнул я головой в сторону сквера.

Мальчики переглянулись.

— Ладно, пошли.

Вот и отлично, в сквере никого нет, и нам никто не помешает.

— Вообще-то, — обратился я к старшему, — что ты здесь делаешь? Это наши разборки.

— У моего брата нет никаких отдельных разборок.

— Ах вот почему он такой смелый! И что, он всю жизнь будет прятаться за твоей широкой спиной?

— Не твое дело! — Андре не выдержал, что его исключили из разговора.

— Точно, а с кем встречается Лариса — не твое, не согласен?

Андре беспомощно посмотрел на брата: что бы он сейчас ни сказал, это окажется глупостью. Но он сам виноват. А платить не хочет. Страшно.

— Ты же поссорил меня с Джессикой!

Не стоит вести такие разговоры при постороннем, пусть даже он трижды брат.

— Послушай, — сказал я миролюбиво, — не знаю, как тебя зовут, ты не мог бы отойти в сторонку? Обещаю не бить твоего брата, пока ты в отдалении.

Мальчики опять переглянулись, и старший брат наконец-то убрался за пределы слышимости. Если мы, конечно, не будем орать.

— Вот и хорошо, — отметил я. — И как же я тебя с ней поссорил?

— Ты что, дурак? Зачем ты придумал этот идиотский поход? Мне же влетит!

— Серьезный аргумент, я уже думал об этом и признаю, что был не прав. Но дурак не я, а ты! Она бы вообще на тебя не посмотрела, если бы не я. А если ты не хочешь вести ее куда-то далеко, мог бы предложить, например, потренироваться во время пикника, туда-то ее отпустят. Залез бы с ней на какую-нибудь невысокую стенку. Риска никакого, а ей бы на полгода воспоминаний хватило. Думать надо!

Прямо консультант по вопросу: «Как приворожить девочку». Андре стоял с открытым ртом и никак не мог сочинить достойный ответ. Наконец он его придумал:

— И чего тебе от меня надо?

— Вообще-то я собирался как следует тебе вломить, но ты такой… Мелкий, что ли…

— Ах ты…

Попытка достать меня кулаком не удалась. Братец сорвался с места и побежал к нам: кажется, собирается пособить младшенькому. Не важно, так даже интереснее. Дерясь один на один, я бы чувствовал себя неловко. А если им можно вдвоем на одного, то мне тоже кое-что можно. Я даже позаботился, чтобы у одного из них фонарь был под правым глазом, а у другого под левым. Для симметрии. Достать меня хотя бы раз братцы не сумели. Сильно я прогрессировал с прошлого лета. Костей я им не ломал и запрещенные приемы не использовал. Отлично. Гордиться особенно нечем, но и стыдиться тоже не приходится.

Измотав своих противников и оставив их лежать на земле, я вежливо поклонился:

— Прошу прощения, мне пора на тренировку.

И спокойно ушел из сквера, провожаемый неизобретательной бранью. Зачем я его спровоцировал? Ответа я придумать не смог — наверное потому, что он был весьма для меня нелестным.

Э-э, нет! На тренировке ни о чем постороннем думать нельзя. Здоровенный синяк во все плечо еще несколько дней будет мне об этом напоминать.

Думать можно в элемобиле по дороге домой. Почему для профа все просто? «Пакостников бьют». Потому что за такое решение приходится расплачиваться: драться умеют все, остаться невредимым не удастся. А если удастся? Значит, эта победа оплачена авансом на тренировках, и с лихвой. Но я-то не платил за свою победу. С Андре я бы и год назад справился, а вот с ним и еще его братом — нет. А может, все-таки заплатил, только не так, как все. Вот проф считает мой дар проклятием, и в чем-то он прав, конечно. Я вспомнил, как потерял свои способности — и ведь тогда мне уже не грозило одиночество, которое так меня пугает. Нет, проф не прав, никакого проклятия. Но это все равно не ответ. Почему я его спровоцировал? И зачем? По обязанности. Любой бы поступил так же на моем месте. Вот именно. Я поступил «как все»! Ужасно. «Все» всегда не правы. Правда, на этот раз я не понимаю, в чем именно.

Приехав домой, я отправился извиняться перед Джорджо за акации.

— Это опять ты?! А я думал, это синьор Галларате розог для тебя нарезал. Так я не против.

Я обиделся и ушел.

Глава 48

Во вторник вечером мне пришло письмо от Ларисы. Какое-то холодное. Она передала мне поздравления Джессики, но сама не поздравила. Она чувствует то же, что и я, — или этот парень ей нравится, несмотря ни на что? Летучие коты! Нравился бы — послала бы меня подальше. Нет, ей этот «подвиг» не пришелся по душе. Мне тоже. Я написал ответное письмо, в котором постарался это объяснить. Озадачил ее тем же вопросом, над которым думал сам.

В среду проф пригласил в Лабораторный парк парикмахера «привести меня в человеческий вид». У-у! Мои протесты были проигнорированы. Проф умеет быть настойчивым. Я покрутился перед зеркалом: действительно, неплохо получилось. Кстати, длинным-то я стал, но все равно какой-то худой и неубедительный, даже малыш Гвидо шире меня в плечах, потому-то всякие типы, вроде Андре, и привязываются. С этим надо что-то делать. Сенсей, наверное, знает.

Новый год так Новый год, надо его отпраздновать. Я заказал кучу гирлянд с разноцветными лампочками, петарды, ракеты и шутихи. Ночью развесил лампочки по всему парку, подключил и поставил таймер: мы с профом будем на балу, но пусть наши охранники тоже порадуются. Хм, а как сделать, чтобы ракеты взлетели, а петарды взорвались, когда меня здесь не будет? Таймер им не поставишь. В параллель к гирляндам я протянул еще провода от того же выключателя. И закоротил их через тонкий новогодний дождик из фольги. Будет искра — ракета или петарда загорится. Хм, тогда произойдет короткое замыкание, и лампочки выключатся. Пришлось ставить туда еще один предохранитель. Чуть не запутался во всех этих проводах.

Ответное письмо от Ларисы на сей раз не было холодным и официальным. Приведя ряд аргументов в пользу битья морды Андре и ряд аргументов против, она закончила так: «Тебе не стоило этого делать, я так чувствую». Ох, я тоже. Это не ответ. Нашел в литературе мудреные слона: «этически неоднозначная ситуация», — ну и что? Почти все ситуации такие, кроме самых простейших.

Наконец-то наступила пятница — Новый год. Триста сорок шесть местных лет назад на Этну впервые высадились космические десантники. А через два года — уже поселенцы. Это чуть ли не единственная общеизвестная историческая информация.

Парк вокруг резиденции сверкал огнями всех цветов радуги. Светская жизнь, как в романе. Детский праздник был утром, а теперь будут сразу два: для подростков и для взрослых. Они только пару раз пересекутся. В самом начале и в полночь.

Приветственная речь ББ оказалась краткой и остроумной. Прекрасно. Проф выразительно посмотрел на меня: «Не натвори ничего». Я согласно кивнул и отправился искать Ларису.

Девочка стояла у края танцевальной площадки. Оркестр играл вальс. Как я выяснил, ББ терпеть не может всякие новомодные «Трахни меня на Липари», поэтому на праздниках в его резиденции играют только очень старые (еще до космических полетов написанные) вальсы и танго. Вкусы ББ я одобряю. На площадке кружились всего несколько пар. Ха, похоже не все позаботились научиться. Я подошел к Ларисе и склонил голову:

— Синьорита, вы позволите пригласить вас на тур вальса?

Лариса просияла и присела в реверансе. Чайка с синими глазами-селенитами, лежащая чуть ниже впадинки на горле девочки, шевельнула крылом. Тонкая рука легла мне на плечо, и я повел Ларису по широкому кругу.

— Ты же не умеешь танцевать!

— Я не умею?! Тоже мне космическая навигация.

— Тебе почти каждый раз удается меня удивить!

— Вообще-то это я должен говорить комплименты.

— Тогда говори.

Лариса хорошо знает английский, а на этом языке писал Шекспир, так что мне самому ничего не пришлось сочинять.

— Не соревнуюсь я с творцами од,
Которые раскрашенным богиням
В подарок преподносят небосвод
Со всей землей и океаном синим… [55]
— Что это? — спросила Лариса, когда я замолчал.

— Сонет Шекспира.

Мы медленно кружили по площадке и едва не пропустили конец вальса.

— А танго ты тоже научился танцевать?

— А как же! Ты же наверняка умеешь.

Мы танцевали все танцы, и я никому не позволял разбить нашу пару. Ларисе это нравилось. Тогда я с мрачным юмором пересказал ей сюжет «Отелло». Это ее не напугало.

Когда Лариса устала танцевать, я предложил ей прогуляться по полутемным аллеям. Мы отошли подальше от скопления людей, и я осмелился обнять ее за талию — во время танцев я же это делал. Лариса не рассердилась, а наоборот, прижалась к моему плечу. Я прочел еще несколько подходящих сонетов. Ларисины ресницы щекотали мне щеку. Можно мне ее поцеловать или нельзя? Сегодня же я не защищал ее от врагов. Что-либо решить я не успел: аллею перегородили четыре черных силуэта.

— Помоечным крысам здесь не место! — раздался голос старшего братца Андре. Так я и не выяснил, как его зовут. — Ты меня не понял, подкидыш?

Рано или поздно это должно было случиться. Проф никогда не был женат, и это никакая не тайна. Узнать, что он меня усыновил, тоже не сложно. Муниципальные секреты полишинеля. А я практически обещал здесь не драться. Ладно, все равно отступить невозможно. «Делай, что должен, и будь что будет». Единственное, что мне понравилось в Средних веках, — это рыцарские девизы.

Лариса прижалась ко мне. Я мягко ее отстранил:

— Пожалуйста, подожди в сторонке. Это мужской разговор. — Я повернулся к своим врагам: — Я готов.

— К чему? Убраться отсюда?

— Твой папочка, наверное, очень тобой гордится. Есть повод. Один на один слабо?

Не похоже, что это поможет, они уже решились переступить. Уголком глаза я заметил, как Лариса метнулась назад, к освещенным местам, к людям. Молодец девочка.

— Держи ее! — закричал кто-то.

Темная фигура рванулась мимо меня по дорожке. Ха, грязных приемчиков уличной драки вы не знаете. Парень носом пропахал аллею — костюмчик уже не спасти. Остальные трое напали одновременно. В темноте, на человека с моей скоростью… Придурки. Но все равно меня достали: они все старше и сильнее. И, в отличие от фермеров с Нью-Эльбы, умеют драться. Хотя, конечно, не очень. Естественно — что сделает нормальный парень, если ему честно набили морду? Будет тренироваться как проклятый год, два, десять, если надо, а потом отомстит обидчику так же честно — а эти хлюпики… Но все-таки их четверо. Через несколько минут мое положение стало отчаянным. Падать нельзя — это смерть.

— Всем стоять!

Спасибо Ларисе, помощь подоспела вовремя. Я оглянулся. Свет трех мощных фонарей почти ослепил меня. Но голос перепутать невозможно:

— Энрика Галларате я знаю. Синьоры, представьтесь, будьте любезны. — В тоне синьора Мигеля не было ни грана иронии, только лед.

Если бы Лариса привела мне на помощь батальон тяжелых танков, это не произвело бы такого впечатления. Парни пробормотали свои фамилии.

— Заберите их, — брезгливо процедил синьор Мигель. — Ты в порядке?

— Почти, — ответил я, — умыться бы. Мне очень жаль, я не хотел…

— Тебе-то за что извиняться?

— Что с ними будет?

— То, что заслужили. Ты веришь, что я стреляю в детей?

— Нет, — ответил я.

Синьор Мигель посмотрел вслед охранникам, уводившим моих врагов. Потом улыбнулся своей неестественной улыбкой:

— Тебе не слишком испортили вечер?

— Наверное, нет.

— Ну хорошо, тогда счастливо! — сказал он и ушел.

Лариса приблизилась ко мне и осторожно провела платком по ссадине у меня на скуле.

— М-мм, — отреагировал я.

— Что, больно?

— Нет, только не останавливайся.

— Дурак! Знаешь, как я испугалась?!

— Знаю. Но ты молодец! Что, первый, кого ты увидела, был синьор Мигель?

— Ага, смешно, правда?

— В следующий раз приведи мне на помощь горыныча! На шелковой ленточке. А то я откажусь спасаться.

— Давай-ка пойдем куда-нибудь, где посветлее.

— Э, нет, сначала темными аллеями до медпункта. Там есть такой аэрозоль: попшикают — и ничего не будет заметно.

— Часто им пользовался?

— Ага.

Лариса подняла глаза и положила руки мне на плечи, потом потянулась губами к моему лицу. Если после каждой драки она станет меня целовать, я буду драться каждый день. Раз по десять.

К медпункту мы двинулись не скоро, и тамошней медсестре пришлось приводить меня в порядок в дикой спешке: до полуночи оставалось только пятнадцать минут.

Мы успели вернуться в парк перед самым фейерверком. От шампанского мы благоразумно отказались. Ларису родители предупредили, что она не должна его пробовать. Проф ничего такого не говорил, но, наверное, тоже был бы недоволен. Так что мы, как паиньки, пили лимонад. Веселье от этого не зависит.

Через полчаса нас нашел проф. Он уже знал, что произошло.

— Ты цел?

— Ага, все нормально.

Проф галантно поцеловал Ларисе руку, поблагодарил ее и ушел. А почему я не целую ей руку? Потому что лопух!

Единственный недостаток этого праздника — невозможность проводить Ларису. Около трех часов ночи родители увезли ее домой. Но на прощание я поцеловал ей руку. Вскоре меня нашел проф:

— Поехали домой.

— Угу.

Глава 49

— Почему на тебя решили поохотиться? — спросил проф, когда мы сели в элемобиль. — Или не хочешь рассказывать?

— Нет, почему, сейчас расскажу.

Я пересказал профу события последних дней и свои сомнения относительно моих действий.

— Ну знаешь! А в грядущей тепловой смерти Вселенной ты не виноват?

— Виноват, конечно. И побольше, чем другие. Сами же говорите, что я слишком быстро все делаю. [56]

— Я серьезно говорю. Ты же не заставлял этих типов нападать на тебя вчетвером. Думаю, в этой истории твоя совесть чиста. Может быть, ты и мог предотвратить именно этот конфликт. Но тогда они сделали бы то же самое с кем-нибудь другим по какому-нибудь другому поводу.

— Странно. То есть во всяких трущобах так ведут себя все. Там это норма. Но здесь? Это же не вопрос жизни и смерти. И кемпо все занимаются. Значит, легенды про старых мастеров знают.

— Хм… — Проф решил перевести разговор на другую тему: — Кажется, тебе досталось сильнее, чем ты признаешься.

Мы въехали в Лабораторный парк. И на меня сразу пожаловались! Мои гирлянды включились вовремя, ракеты взлетели, петарды грохнули и всполошили все сканеры, автоматика решила, что это массированный артналет. Так что вместо праздника вышел тарарам. Жаль, я этого не видел. Глупо получилось: опять всех всполошил, все недовольны — и просто так. Проф только головой покачал.

Результаты медосмотра оказались просто катастрофическими: я собирался завтра — точнее, уже сегодня — попробовать комплекс упражнений, который мне посоветовал сенсей, раз уж я решил обзаводиться широкими плечами. А теперь придется холить и лелеять какие-то дурацкие синяки, как будто они сами не пройдут. Между прочим, большая их часть получена не в драке, а на тренировках по скалолазанию. Но проф упрям — прямо как я. А может, еще хуже. В воскресенье он меня тоже никуда не отпустил и ничего не позволил делать. Безобразие! Хм, а за новогодний тарарам мне из-за этих синяков не влетело? Опять все злятся и сердятся, только проф делает вид, что ничего не случилось.

В понедельник мне предстояли сразу два непростых разговора. Для одного мне требовались разумные аргументы и немного удачи, для другого — очень много смелости.

Разговор с тренером по скалолазанию оказался совсем не таким тяжелым, как я ожидал. Стоило мне намекнуть на желательность разрушения трехсотлетних традиций, как я получил то, что хотел. Наверное, мне помогла национальная страсть взрывать все равно что, лишь бы громко.

Вечером у меня было назначено свидание с Ларисой. Боялся я ужасно. И только утешал себя тем, что синьор Арциньяно давно знает, кто я такой на самом деле. Он же не запретил дочери встречаться со мной. Может, Ларисе тоже все равно, откуда я взялся?

Занятый такими мыслями, я встретил Ларису около ее дома и повел гулять в парк. И никак не мог начать разговор о своем происхождении. Лариса была молчалива и задумчива.

Наконец я решился:

— Ты наверняка хочешь меня о чем-то спросить, но считаешь, что это неделикатно. Спрашивай — и покончим с этим!

Лариса ответила не сразу:

— Знаешь, вообще-то мне все равно, в чьей капусте тебя нашли, у меня есть свои глаза и своя голова на плечах, а ты — это ты. Но я любопытна ничуть не меньше тебя. Можешь рассказать мне что хочешь, а если не хочешь, можешь ничего не рассказывать.

Я чуть не подпрыгнул: такой груз свалился с моих плеч.

— Ну меня не нашли в капусте, а вполне нормально родили в четырнадцатом роддоме, на окраине Палермо. Неизвестно только кто. И от кого. Потом шесть лет мурыжили в приюте. В три года я научился воровать еду на кухне, а в шесть — украл кредитку у директрисы, она послужила мне пропуском в компанию беспризорников. Вот откуда я знаю, почему тебе нельзя появляться на окраинах.

— Понятно. Первый раз видела тебя таким, даже не знаю… Как будто ты меня вдвое старше.

— Угу. Так оно и есть. С семи до девяти лет я жил один, на свалке электроники, продавал работающие детали из всякой выброшенной техники. А потом профессор меня усыновил. Вот и все. Так что я действительно подкидыш.

— Тебя это терзает?

— Нет, но я боялся, что тебе это не понравится.

— Ты меня обидел, — сказала Лариса не совсем серьезно. — За кого ты меня принимаешь?

— Прости, я и себя-то не могу понять. Вообще-то есть такие, которым важно, сколько денег было у твоего прадедушки.

Лариса внезапно остановилась, обхватила меня руками за шею, заставив нагнуться, и прошептала на ухо:

— Ты лучше всех!

Потом она опустила руки, лукаво улыбнулась и добавила:

— Поэтому ты сейчас пойдешь угощать меня мороженым!

— А я-то надеялся, что жареным, собственноручно убитым, горынычем.

— Это разочарование ты как-нибудь переживешь!

— Ни за что! Умру прямо здесь, если ты срочно не придумаешь мне какого-нибудь невыполнимого задания!

— Между прочим, кто-то обещал научить меня играть на бирже.

— Точно. Это выполнимо. Понадобится только комп.

— Тогда тебе придется помириться с моей мамой.

— Это что, невозможно?

— Ну почему? Просто лучше всего использовать мой комп. А для этого надо пойти к нам. А для этого надо, чтобы мама перестала сердиться из-за того похода. Понятно?

— Ага, жалеешь, что мы тогда убежали?

— Не-а, было здорово.

— Тогда тебе все равно придется пригласить меня к себе — иначе как же я принесу свои официальные извинения?

— Откуда ты только такие слова выкапываешь? — поинтересовалась Лариса.

— Да вот попался файл «История дипломатии». Там это часто. Сначала постреляют, перебьют кучу народу, а потом извинились — и никакой войны. Все спокойно, мир и благолепие.

— А где мое мороженое? — спросила Лариса, потому что мы шли совсем не в ту сторону, где его можно было получить.

Мы засмеялись и побежали обратно по аллее.

Глава 50

Утром Геракл возжелал риска и приключений. О мадонна, зачем ему? Он и так каждый вечер требует, чтобы его выпустили из Лабораторного парка, а появляется лишь под утро. В промежутке дерется с окрестными котами и ухаживает за кошками. Через год-другой все палермские молодые коты будут рыжими.

Пришлось удовлетворить его страсть к приключениям прохождением новенькой, как отметил проф, только вчера придуманной трассы. Почему он всегда обыгрывает меня в шахматы? Придумать трассу, которую я не прошел бы с первого раза, профу удается довольно редко. Эта, по счастью, оказалась не слишком сложной. Так что уже днем я был свободен и мог поехать встречать Ларису после школы.

Как всегда, она появилась на крыльце вместе с Джессикой. Обе были рады меня видеть.

— У меня для вас сюрприз! — заявил я сразу же.

Девочки переглянулись и хором сказали:

— Ну и…

— Смотрите, — протянул я им бланки стандартного договора с тренером и вежливые письма от него же, адресованные родителям девочек. — Если вам удастся убедить маму с папой отпустить вас тренироваться, то с понедельника можете ходить на скалолазание. Для вас, синьориты, будет отдельная группа, так что можете еще кого-нибудь пригласить. А если вы недельку позанимаетесь, то в будущее воскресенье можно будет не на какой-нибудь надоевший пикник катиться, а сходить в однодневный поход. Охранника профессор обещал выделить, так что у ваших мам не будет никаких разумных аргументов против — мы же вернемся домой к ночи. Можно пригласить еще каких-нибудь ребят из вашей школы, так будет еще безопаснее.

— Грандиозно! — воскликнула Джессика.

А Лариса на глазах у всех обняла меня и поцеловала в щеку.

— Родителей-то уломать сумеете?

Девочки опять переглянулись:

— А как же!

Лариса хитро улыбнулась и спросила:

— У тебя уже и маршрут разработан?

— А как же!

— Он дразнится! — заявила Джессика.

— Сегодня Энрику можно! — ответила Лариса.

* * *
На аэродроме меня пересадили обратно на тренажер, чтобы я мог «покувыркаться», как выразился Барлетта.

— Но учти, не успеешь катапультироваться — будет больно. Иначе не научишься.

— Ясно, — ответил я и пошел требовать от авиации невозможного.

За четыре часа я «разбился» двенадцать раз и два раза не успел катапультироваться. Да, это эффективно. Больше не буду. Зато какие номера можно, оказывается, откалывать!

Вечером мне пришло письмо от Ларисы: и ей, и Джессике удалось уломать родителей, девочкам разрешили ходить в секцию, а если они будут успешно тренироваться, то и отправиться в поход на один день — собственно, синьор Арциньяно с самого начала ничего не имел против. А еще я был приглашен в гости в субботу. Ох! Что я скажу синьоре Арциньяно?

Позвать с собой в поход разумнее всего Алекса и Гвидо. Гвидо я несколько раз видел около школы, и его вечно восхищенный взгляд заставлял меня чувствовать себя самозванцем. Он, конечно, с радостью согласится. Алекс, наверное, тоже. Он пока учится в другой школе, но, как я узнал, его отец стал новым директором Нью-Палермского завода электроники, который синьор Мигель отобрал у клана Джела. Так что в следующем году Алекс, скорее всего, сменит школу на более престижную и не откажется познакомиться с будущими одноклассниками. И он кажется мне самой подходящей компанией для какого-нибудь серьезного дела. И вообще для любого. А я веду с ним вялую переписку! Ну не дурак ли?!

* * *
Мы с Гераклом проходили сложное место на новенькой трассе, когда перед моими, точнее Геракловыми глазами появилась надпись: «Экстренное выключение. Возвращайтесь!» Я очень удивился, однако повел разочарованного Геракла к выходу. Теперь на нашем пути не было никаких препятствий. Профа в лаборатории не оказалось — первый раз его нет в то время, когда я возвращаюсь из Контакта.

Габриелла дала мне глотнуть сока и передала комм.

— Я слушаю.

— Энрик, — раздался голос профа, — срочно найди в парке пригодную для Контакта лесную мышь. И никуда не уезжай.

— Понял, — потянул я разочарованно, но проф уже отключился.

Я сегодня намеревался встретить Ларису, сходить на две тренировки — впрочем, одна из них проводится прямо здесь, и на нее я, возможно, попаду, — а вечером собирался опять гулять с Ларисой. Ну что за невезение!

Я поднялся и отправился в парк. Здесь живут дети Храброго Парня и еще два десятка других лесных мышей. Их все охотно подкармливают, иначе они бы не задержались: Лабораторный парк слишком мал для такой популяции.

Глава 51

Я сел, прислонившись к стволу самой большой сосны, и начал «прощупывать» лесных мышей. Этот старый, а этот глуп; четыре дочки Храброго Парня хотят жить спокойно. К тому же у них уж дети появились. А вот этот — в самый раз. Тоже, наверное, потомок моего Парня. Открываю глаза — это что еще такое? Напротив меня устроились сразу два лесных мыша. Я помотал головой: нет, в глазах у меня не двоится.

Осторожно, чтобы не спугнуть мышек, я постарался сосредоточиться на Контакте с одним из них. Так, получается. И мыш мне нравится. Отключаюсь. Второй сидит все так же спокойно. Контачу с ним. Вот это да! Близнецы, да какие! Я не могу различить их не только глазами (вполне естественно, девяносто девять людей из ста вообще не сумеют различить никаких двух лесных мышей, даже если от этого будет зависеть жизнь), но и мысленно. Они действительно ничем не отличаются один от другого, и оба — любители приключений. Чего-чего, а это я им обеспечу. Я протянул руку, и оба мыша забрались на нее. Им просто не терпится попасть в новую жизнь, полную опасностей! Но начнется все со сладких фруктов и знакомства.

Через полчаса я выяснил, что могу контачить сразу с обоими мышами, и это даже проще, чем с кем-то одним из них. Как бы их назвать? Близнецы… Кастор и Полидевк. Хотя я сомневаюсь, что какой-нибудь бог принимал участие в появлении на свет одного из них. Похоже, они внуки моего Мыша. А вместе будут Диоскуры. Как бы научиться их различать… Дать им имена и предложить запомнить? Тогда они уже будут разными. Весь следующий час я просвещал мышей в древнегреческих мифах. Еще смешнее, чем с Гераклом: тот все же более сообразителен.

Я вспомнил одну старую трассу, которую когда-то давно проходил еще вместе с Храбрым Парнем. Тогда мы с ним несколько раз пожалели, что он не может раздвоиться.

И где я теперь буду искать эту трассу? В закрытых файлах профа? Взломать я, допустим, сумею — попадусь, правда, обязательно. Но ведь придется еще и разбираться, как проф называет и кодирует старые трассы. И между прочим, он мои файлы не взламывает, лог доступа в интернет проверяет, это да, но на мои диски еще никогда не лазал. Долго размышлять о намертво перекрытых путях мне не пришлось, потому что проф вернулся, и с ним вместе приехал наш старый знакомый капитан Стромболи.

— Привет, — сказал проф, — представлять вас не нужно. Мышь нашел?

— Нашел, и не одну. — Я предъявил свое приобретение: — Это близнецы Диоскуры: Кастор и Полидевк. Я не могу их отличить друг от друга даже в Контакте. Пришлось убедить их выучить свои имена, так они хоть в чем-то различимы.

Капитан Стромболи тихо подошел ко мне и осторожно погладил мышек, сидящих у меня на плече. Зверькам это понравилось. Мне тоже, хотя я еще не забыл, как он собирался пристрелить Берти.

— Надо как-то выбрать одного, — застеснялся он своей сентиментальности.

Я вопросительно посмотрел на профа и мотнул головой в сторону его кабинета: мы можем спокойно разговаривать здесь или слабая осведомленность капитана Стромболи должна таковой и оставаться?

Проф меня понял:

— Оставь грызунов знакомиться с капитаном и пошли поговорим.

* * *
— Я могу контачить с ними обоими одновременно, — выпалил я, едва за нами закрылась дверь, — даже вспомнил одну старую трассу. Мы с Мышем еще жалели, что у него не два тела.

Проф посмотрел на меня оценивающе:

— И даже думал, как бы взломать мои защиты и найти её?

— Честно говоря, да, — ответил я, — но не успел.

— Хорошо, что я вовремя вернулся. Ладно, у нас есть дела поважнее твоих дурных наклонностей. Капитан Стромболи сейчас идет на одну очень важную встречу. И очень опасную. Он возьмет с собой одного из твоих близнецов и пройдет вместе с ним сканирование: мышь не должны заметить. Когда его довезут до места, мышка должна будет выбраться наружу и осмотреть окрестности: мы не знаем, где будет проходить встреча, а это, как ты понимаешь, очень важно. Потом тебе придется найти удобный наблюдательный пункт и поднять тревогу, если заметишь, что капитану грозит опасность.

— А что считать опасностью?

— Он будет безоружен и среди врагов. Своих с бластерами там не окажется.

— Тогда ему нельзя будет помочь!

— Можно, но это не твое дело. Твое дело поднять мизинец, если увидишь что-то подозрительное. И постарайся сделать так, чтобы мне у монитора тоже было понятно, что случилось.

— Ясно. Пусть капитан возьмет обоих. Четыре глаза лучше, чем два.

— Уверен?

— Нет. Мы же не смогли пройти трассу на троих. Или у нас еще есть на это время?

— Боюсь, что нет. А раздвоение личности у тебя не начнется?

— Ну если до сих пор не началось…

Потом мы обсудили некоторые технические аспекты связи и вернулись в лабораторию, где нас терпеливо дожидался капитан Стромболи и очень довольные им мыши: он их все время подкармливал фруктами. Обожрутся и не захотят работать, да и отяжелеют — так что этот лукуллов пир я пресек.

— Я не могу выбрать, — как-то по-детски посетовал капитан, — они мне оба нравятся.

— И не надо, — кивнул я, — берите обоих.

Капитан попытался сразу рассовать мышей по карманам своей широкой куртки.

— Не спешите, сначала я войду в Контакт.

Я сел в кресло, а Диоскуры устроились у меня на коленях.

— На левом колене — Кастор, — сообщил я, — посадите его в левый карман, а Полидевка — в правый.

— Все, пошел, — сказал проф. Почему-то он всегда говорит именно так. Хотя я-то как раз никуда не иду.

Капитан забрал мышей и посадил их в карманы.

Долгое время я ничего не видел и только по звукам догадывался о происходящем: вот капитан спускается в лифте и в вагончике нашего маленького частного метрополитена едет в резиденцию Кальтаниссетта, вот он проходит стандартный контроль на входе — мышей не обнаружили, отлично. Потом садится в элемобиль и куда-то едет. Остановился и чего-то ждет. Чьи-то тихие шаги.

— Капитан Стромболи?

— Да, это я.

— Идите за мной.

Еще одна поездка в элемобиле, на этот раз на заднем сиденье. Затем долгий пеший переход. Как бы мышей не укачало после такого обеда. Остановка. Писк сканера. Нет, нас не обнаружили. Стромболи осторожно прикасается к правому карману. Полидевк чуточку высовывается наружу. Рука капитана закрывает его от врагов. Так, отлично, справа сзади стоит очень подходящее дерево. Полидевк метнулся на него в лучших традициях своего дедушки. Через полминуты настала очередь Кастора. Он спрятался в высокой траве. Дав Кастору задание поискать в окрестностях чьи-нибудь ноги, я сосредоточился на том, что видит Полидевк. Где это мы находимся? Пределов Палермо мы не покидали: поездка была не такой долгой. Какой-то скверик — их у нас много, и это самое удобное место для тайного свидания. Мешать таким встречам дураков нет: смертельно опасно.

Полидевк забрался на самую верхушку и огляделся: палермские небоскребы немногочисленны и каждый имеет свои характерные очертания. При наличии специального программного обеспечения и карты города определение координат по таким реперам — задачка для младшеклассников. На всякий случай я дважды прокрутил в мониторе всю открывающуюся мне панораму. Проф сжал мой локоть: готово, место определено.

Теперь другое задание. Полидевка я оставил на дереве: под ним стоит капитан Стромболи и с кем-то разговаривает. О чем, я не слышу, да и не мое это дело. Ого, а собеседник нашего капитана вооружен. Тревоги я пока не поднимаю, но старательно показываю профу слегка оттопыривающийся карман летнего пальто этого типа.

Кастор пока никого не нашел, но он еще не весь сквер обегал. Так не пойдет — неэффективно. Кастор маленький, пока он все обыщет, капитана Стромболи три раза убьют. Будем действовать иначе: я оставил пока Кастора в покое (управлять ими обоими одновременно у меня получается довольно плохо — не Цезарь [57]) и вместе с Полидевком осмотрел сквер сверху. Центр его был как на ладони: в такой травке человек не спрячется, а вот кусты и деревья по краям… Частично Кастор их уже облазил и ничего не нашел. Я послал его продолжать обход — теперь уже только тех мест, которые не мог видеть Полидевк.

Стоп! А там что такое? В сквере как раз зажглись фонари, и я заметил в центральной его части ровные квадраты травы, немного отличающиеся по цвету от своего окружения. Обнаружить это в сумерках, с земли и человеческим глазом невозможно: мы имеем дело с умным противником. Я подал сигнал: «Внимание!» — и послал Кастора проверить, что это такое. Чуткий мышиный слух уловил дыхание прямо из-под земли. Засада! Я подал сигнал тревоги и спешно увел Кастора подальше от центра сквера. Всё, замерли. Через пять минут оба мыша услышали тихий свист: к нам приближался маленький боевой катер. Теперь надо предупредить капитана, потому что его противник вооружен. Полидевк спрыгнул с дерева и вонзил иголки своего хвоста в ногу Стромболи: маленькая месть — нечего было целиться в моего братишку Берти! Кажется, капитан понял, потому что незаметно перешел в боевую стойку. Отлично.

Выстрелы из бластеров взрыхлили и прожгли газон там, где засели солдаты противника. (Какого? Без разницы!)

Собеседник капитана рванул куда-то в сторону, на ходу доставая бластер. Предупрежденный Стромболи ушел с линии огня, и предназначенный ему заряд срубил дерево, на котором устроился Полидевк. Прыгаем! Я ощутил ужас мыша перед стеной пламени, отобрал у него управление и, пока верхушка еще не занялась, перепрыгнул на соседнее дерево. Вовремя. Брошенный мною на произвол судьбы Кастор оказался рядом и морально поддержал брата. Кажется, мы больше ничего не можем сделать, только смотреть. Безоружный капитан тоже. Хорошо он спрятался, не ясно даже, где. Надо его найти: за ним сейчас охотятся, и наша помощь может оказаться не лишней.

«В случае драки с кошками», — мрачно пошутил я.

Мышки развеселились.

«Он же один, — заметил Кастор, — может не справиться».

«Да», — согласился Полидевк и отправился искать пропавшего, не дожидаясь моей команды.

Ишь, распустились! Сейчас сами попадете в какой-нибудь переплет! Впрочем, середина сквера уже выгорела, и там никого не видно. Как, интересно, капитан намерен покинуть чужую территорию после такого тарарама? Нам же надо вовремя очутиться в его карманах!

Оказалось все просто: наглость синьора Мигеля беспредельна! Возможно, она составляет основу его полководческого дарования! На сгоревший газон опустился боевой катер, и из него выкатилась команда наших десантников.

— Мышки! — тихо позвал капитан Стромболи. — Вы где?

Мы по звуку определили направление, и Диоскуры наперегонки побежали к человеку. Умеет он прятаться, если даже мои братцы едва на него не наскочили. Через минуту близнецы были в карманах, а капитан Стромболи уже шел по направлению к катеру. Самый комфортабельный способ эвакуации партнера, который я могу вспомнить. Только трудно удержать мышей от засыпания. Почему-то я не хочу смотреть чужие сны. Где-то там, над нашими головами, капитана поздравляли со вторым рождением, предлагали медицинскую помощь (он разве ранен?) и место в катере.

Полтора часа скуки: перелет в резиденцию Кальтаниссетта; тихий — так что даже мыши не слышали, — разговор капитана с синьором Мигелем; еще одна поездка в метро; и вот наконец капитан в лаборатории и вынимает моих героев из карманов.

Открываю глаза. Какое-то очень странное ощущение: только что я видел мир с двух разных точек. А теперь будто потерял один глаз — будем надеяться, что это пройдет. Вставать мне тоже не хочется: вдруг ноги пойдут в разные стороны.

— Ты в порядке?

— Психиатр не понадобится. Но странно, что у меня не восемь лап.

— Больше так не рискнешь?

— Ха! Конечно, рискну.

— Понятно, не стоило и спрашивать.

Капитан Стромболи тем временем сюсюкал с моими мышками. Избалует он мне Диоскуров: они же еще почти дети. Хотя заслужили. Даже проф не протестовал, когда капитан понес близнецов ужинать вместе с нами. Мне, правда, пришлось срочно объяснить этим «древнегреческим» хулиганам правила поведения за столом, спешно адаптированные для понимания диких лесных мышей. Возревновавший Геракл весь вечер пролежал у меня на коленях, требуя, чтобы я чесал его за ухом. В наших стенах начинает появляться настоящий уют.

Наконец проф отнес сонных мышек в их новое гнездышко. Кто бы меня отнес в постель? То есть, если я отключусь прямо здесь, разумеется, отнесут — но мне же не три месяца, как Кастору с Полидевком.

Глава 52

Пятница пролетела как-то незаметно (еще бы, спал я до обеда), а на субботу Лариса пригласила меня к себе — и мне еще предстоит объясняться с ее мамой. Ой! Что я ей скажу? Сумею я убедить синьору Арциньяно, что не все традиции стоят того, чтобы их хранить?

Воспользоваться моими способностями к внушению? Ни в коем случае, это отвратительно. Как бы не сделать этого ненароком? Я точно знаю, что умею внушать, но плохо представляю себе, как именно я это делаю: на профессоре не поэкспериментируешь.

В итоге я решил постараться разговаривать помягче и почаще произносить «мне кажется», «я думаю». Если я не смогу привести аргументов, убедительных самих по себе, — значит сам дурак.

Приняв это решение, я отправился в наш цветник: синьоре Арциньяно должен понравиться оригинальный весенний букет — все, что продают в цветочных магазинах, она наверняка знает, если не сама их выдумывает.

Искусству аранжировки букетов, оказывается, учатся годами, и это не случайно. Результаты моих трудов пришлось выбросить, а от идеи — отказаться. К тому же цветник теперь выглядит так, словно по нему прогулялся маракан. Что мне в понедельник скажет Джорджо?.. Сам ведь этих пресловутых розог нарежет и профу притащит. Ладно, это не главное.

Утром в субботу я был готов не столько к бою, сколько к ползучей интервенции. Смиренное выражение физиономии репетировал перед зеркалом с полчаса. Вряд ли, правда, я сумею сохранять его дольше, чем пару минут. Глупости, все это не понадобится, я имею дело с умным человеком. О! Вот именно. «Тряпки, фигурка и мордашка»! На Этне принято относиться к женщинам примерно так, Васто ничего нового не придумал. Ларису это оскорбляет. Но ведь и ее маму тоже, только она никогда об этом не задумывалась. Как бы теперь все это преподнести помягче?

В назначенный час я с двумя большими и красивыми букетами стоял перед знакомой дверью.

Синьора Арциньяно приняла цветы с подобающими словами благодарности, но дала понять, что конфликт не улажен.

Ну почему мы с Ларисой так легко извиняемся друг перед другом и так легко прощаем? Почему с другими людьми так сложно? Как бы так извиниться и в то же время убедить собеседника, что он был не прав? Начать издалека не получится.

От полного и великого оледенения нас спас мальчик, лет трех-четырех, неожиданно вбежавший в гостиную. Глаза синьоры Арциньяно сразу потеплели: это был ее старший внук (у Ларисы четыре брата, она единственная дочка и к тому же младший ребенок в семье — неудивительно, что ее немного чересчур лелеют). У маленького Джованни сломался игрушечный элемобиль. Все-таки боги есть, и они на моей стороне: этому горю легко помочь, отвертку я постоянно таскаю с собой с семилетнего возраста и ни разу еще об этом не пожалел. Следующие десять минут я ремонтировал игрушку, и мы с Джованни вели квалифицированную беседу о достоинствах и недостатках разных марок элемобилей, а когда машинка наконец поехала и мальчик побежал за ней с пультом в руках, нам с его бабушкой уже было несложно завести серьезный разговор.

Я начал с истории Этны и причин возникновения традиций, из-за которых Лариса не могла ходить в походы, лазать по скалам или, скажем, пилотировать катер. Приводил примеры из истории Земли. Заметил, что еще лет сто пятьдесят назад сама синьора Арциньяно не имела бы возможности стать дизайнером, потому что ее бы не приняли ни в одну художественную школу; и даже если бы она всему научилась сама, ей никто не дал бы ни одного заказа. Этот аргумент показался ей убедительным, а когда я описал весь процесс подготовки к походу на Эльбе, она даже улыбнулась: моя предусмотрительность была оценена по заслугам. Так что прощение мы получили. И если Лариса за неделю не бросит секцию скалолазания, значит ее можно брать в походы: не захнычет и не станет жаловаться на трудности.

А пока мы сели перед ее компьютером, и я принялся читать лекцию по экономике. К вечеру девочка стала обладательницей небольшой коллекции различных акций; про некоторые я точно знал, что они растут, некоторые продавались по цене оберточной бумаги: если вырастут — будет прибыль, а упадут окончательно — убыток невелик.

Под конец я раскрыл Ларисе страшную тайну (вчера не утерпел и взломал защиту одного секретного сайта — правда, чужой корпорации, вряд ли его владельцы пожалуются на меня профу, даже если узнают). Корпорация Каникатти уже не надеялась удержать в своих руках большие плантации кофе, потому что они находились на острове, который почти неминуемо должен был перейти под контроль Кальтаниссетта. Моя вера в стратегические таланты синьора Мигеля плюс паника в стане противника еще вчера привели меня к покупке крупного пакета кофейных акций. Я почувствовал себя настоящим плантатором!Со вчерашнего дня их цена немного выросла (возможно, это результат моей сделки), но все равно оставалась до смешного низкой.

Девочка была в восторге: такие удовольствия всего-то за остатки карманных денег.

— Подожди, — сказал я, — мы еще поиграем на понижение, вот это настоящее развлечение.

— Куда уж интереснее! — поддержала Лариса. — Кстати, помнишь Розиту, она еще была у меня на дне рождения?

— Помню.

— Она сказала, что ходить в походы и лазать по скалам неженственно, так что в секцию мы пойдем вчетвером. С нами еще будет Мария из нашего класса и Лаура — ты ее, наверное, никогда не видел, она младшая сестра Алекса. Ты придешь нас морально поддержать?

— Э-э, а ты этого хочешь? И как это понравится остальным?

— Я спрошу. Ты приходи к началу, ладно? Познакомь нас с тренером.

— Хорошо. Нет проблем.

На самом деле проблемы есть: я точно опоздаю на кемпо. Опаздывать же меня проф отучил давно. Можно, конечно, его предупредить. А если он будет против? Летучие коты! Я уже обещал. Еще утром я уеду на аэродром, а вернусь домой, когда получится. Днем отправлю ему сообщение на комм и поставлю перед фактом. Если он рассердится, мне придется заплатить по счету. Не беда, потерплю.

Глава 53

В воскресенье целый день шел дождь. Из караулки меня выгнали: испорченный Новый год мне пока не простили.

Цветник, который я позавчера разорил, пришел совсем в жалкое состояние. Но проф его еще не видел, садовник тоже. Будет мне завтра за все сразу.

В последнее время я совершенно забросил свои занятия. В итоге я несколько минут, как дурак, пялился в собственное решение одной задачи и никак не мог его понять. Наконец разобрался и сел сравнивать свои познания с программами университетских курсов. С физикой дела у меня обстоят не лучшим образом: сдать еще летом я ничего не смогу. А вот на математическом факультете кое-что можно будет сдать заранее и осенью идти слушать лекции сразу со второкурсниками. Так мы и поступим. Заодно я внимательно изучил условия приема и статистику за прошлые годы. Никаких препятствий для себя я не обнаружил.

Большинство высших учебных заведений на Этне содержит всем очень полезное семейство Больцано. Молчаливое соглашение между самыми сильными корпорациями Этны обеспечивает мир и порядок на территории университетов и колледжей. Золотая молодежь всех кланов заводит там всевозможные связи: деловые и дружеские. Иногда соперничество с однокурсником перерастает в вооруженный конфликт с использованием тяжелой техники, иногда ухаживание за девушкой из другого клана приводит к трагедии, как у Ромео и Джульетты. Впрочем, бывают и другие примеры: тот самый прадедушка синьора Мигеля, которому принадлежала вилла на Джильо, вопреки желанию родителей, родственников и всей корпорации, женился на племяннице главы чужого клана, а лет через пятнадцать практически поглотил его. Именно тогда семья Кальтаниссетта перешла в разряд самых больших.

А я чуть было не отказался учиться в таком интересном месте! Я заполнил анкету и отослал свои документы в приемную комиссию. Для того чтобы учиться в университете на Этне, надо одновременно быть умным и богатым (или найти богатого спонсора). У меня, по счастью, с тем и с другим все в порядке.

Похулиганить, что ли? Безобразие! Новый год был уже восемь дней назад, а на меня до сих пор злятся. И главное, я не хотел сделать ничего плохого. Ах, вы такие сердитые? Значит, будем возить на вас воду!

Подделывать подпись профа я не стал: моя и так похожа — вряд ли кто-нибудь проверит, я же не в долг беру. Заказал я четыре большие бутыли питьевой воды с доставкой до ворот. Не будут же наши крепкие, здоровые охранники выводить из гаража элемобиль, чтобы перевезти воду за сто метров, — донесут на плече. А в кухонной кладовке, куда эту самую воду принесут, будет висеть большой плакат: «Сердитые! Вот на вас воду и возят!»

Все прошло гладко, как по маслу. Шутку, правда, поняли не все. Антонио еще больше разозлился: «Ну попадись мне этот мальчишка!» Но остальные посмеялись. Вот и хорошо.

* * *
Понедельник неудачно начался и должен был иметь неудачное продолжение: я едва не разбил катер во время учебного вылета, причем только по собственной вине. Майор Барлетта с большим трудом выправил машину, посадил ее и после этого целый час ругал меня на все корки. Я лишь вздыхал, — а что тут можно ответить? Следующее занятие он, правда, не отменил. С одной стороны, это хорошо, с другой — как-то я слишком легко отделался.

От обеда в летной столовой я отказался, но от терзаний меня это не избавило. Все еще пребывая в самом мрачном настроении, я встретил Ларису у школы. Она конечно, заметила мое состояние:

— Что случилось?

— Ничего.

Лариса только подняла брови. Я пустился в объяснения:

— Если, допустим, ты совершила какую-то ошибку, а исправил ее кто-то другой, — что ты тогда будешь делать?

— Ну-у, во-первых, скажу спасибо, а во-вторых, извинюсь.

— В данном случае этого недостаточно.

— Тогда не знаю.

Вот так всегда — но мне почему-то стало легче. Все-таки нельзя сваливать на Ларису свои горести. Самурайская невозмутимость очень бы мне сейчас пригодилась, но уже поздно. Э-ээ, опять я запутался: собрался играть железного человека. И дело даже не в том, что не получится, — просто зачем? Ларисе это не понравится, для нее это оскорбление, свидетельство ее никчемности, а я вовсе не хочу ее оскорблять. А для меня это бессмысленное притворство: хорошую мину при плохой игре имеет смысл строить перед врагами.

— Хм, в общем, это печально, но пережить можно, — улыбнулся я. — Мне как? Приходить на вашу тренировку?

— А ты сможешь? Хорошо бы. С тобой не страшно.

— Я смогу.

Чего это Лариса, интересно, боится? Не буду спрашивать: захочет — сама скажет. А может, она и сама не понимает.

Будем надеяться, что все пройдет нормально. Тренер, синьор Лекко, человек спокойный и уверенный: для девочек, которые никогда и ничем, кроме танцев, не занимались, — то, что доктор прописал. Он их не напугает и не отвратит от занятий.

Может, не все так плохо? Со стенки я сегодня, во всяком случае, не свалился. Тренировка для девочек должна была начаться вскоре после окончания нашей, так что я просто никуда не ушел, а остался поболтать с тренером. Он еще и похвалил мои успехи — кажется, искренне.

Ровно в 18–00 Лариса робко заглянула в зал, за ее спиной прятались остальные.

— Заходите, синьориты, я не ем маленьких девочек! — поприветствовал их синьор Лекко. — Энрик, принеси нам, пожалуйста, четыре жестких мата, мы сначала будем учиться падать. А потом катись отсюда! Нечего тебе здесь делать!

Девочки тихо захихикали. Я сделал то, что мне было велено, и откланялся. Все равно, сообщение я профу так и не послал и на кемпо опоздал.

Уже охранник и водитель в элемобиле объяснили мне, кто я такой, потом то же самое сделал синьор Соргоно. Когда я с получасовым опозданием явился на тренировку, сенсей только переглянулся с профом и ничего мне не сказал. Все-то сегодня мною недовольны!

Напряженную тишину за ужином можно было резать ножом и делать из нее бутерброды: проф никогда не говорит о моих прегрешениях в присутствии лакея. А других животрепещущих тем сегодня не было, не рассказывать же, как я утром чуть не разбился.

В профессорский кабинет я проследовал без приглашения. Проф, кажется, немного удивился и пошел следом за мной.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

Я помотал головой. Влип я по собственной глупости и оправдываться не буду. Почему я не придумал никакого способа и на елку влезть, и не уколоться? Даже не попытался! Это уж точно идиотизм. Вот и терпи теперь!

* * *
— А цветник ты зачем перепахал? — спросил проф.

Я стоял, прислонясь плечом к стене, и ждал, когда уйдет боль. Почему я сразу не убрался к себе? Раньше всегда уходил. Кроме того случая, когда мне влетело за ночную охоту на горыныча, но в тот раз было почти не больно.

— Не скажу!

— Как маленький! Может, тебя в угол поставить?

Наверное, я сильно изменился в лице, потому что проф шагнул ко мне и приобнял за плечи:

— Что такое? Никогда не смотри так на вооруженного человека, а то тебя застрелят просто со страху.

Проф случайно разбудил таких демонов… Я никогда не рассказывал ему о первых шести годах своей жизни и вообще никому не рассказывал и не расскажу. За попытку поставить меня в угол я действительно могу убить человека. За всякие проступки надо платить — но не так же! Боль меня вполне устраивает, унижение — нет!

Восторженное письмо от Ларисы было послано мне в утешение. Хоть что-то сегодня не наперекосяк!

Глава 54

Надо хоть один день провести в тишине и покое, перед компьютером. У меня накопилось слишком много вопросов, ответы на которые следует искать на закрытых сайтах семьи Кальтаниссетта. А к профессионализму синьора Арциньяно я отношусь с большим почтением. Моя старая затея с сайтом-ловушкой оказалась очень полезной: теперь я знаю десятки способов взлома — но как мой сайт взломали в отделе электронной безопасности, я так и не понял. Они сумели не оставить никаких следов в обоих моих логах! И если бы синьор Арциньяно не признался, я бы так об этом и не узнал. Как они это сделали, конечно, интересно, но в данном случае бесполезно: если профессионал знает о дырке в защите, он обязательно ее заткнет. Те дырки, через которые я пролезал раньше, уже заткнуты, да и тогда пролезть в них мог только свой. От своих не очень-то защищаются, это же только я такой наглый, а все остальные знают, как это опасно: совать свой нос куда не просят.

Тем не менее я испробовал все виды своего оружия на непроницаемой броне родной корпорации. (Когда это она стала родной? Но ведь все-таки стала.) И угодил в ловушку: сам же подал идею нашим специалистам. Я проломился в закрытую зону и обнаружил там пустую страницу; как выяснилось, у нее имелся лог защиты, и я в него попал. Если я попытаюсь его отредактировать, меня сразу поймают; убедить же глупый сервер в том, что я его владелец, у меня не получилось. Что же делать? Хм, из нескольких собственных программ и кое-какого стандартного софта я склепал виртуального хакера с виртуальным компом, посадил его на общественный сервер, потом спокойно вышел из ловушки: сейчас туда заберется хулиган, которого нельзя поймать, потому что его нет. — он просто уничтожит уличающий меня лог, а потом и сам растворится в интернете. Если я нигде не ошибся, то этот взлом сойдет мне с рук. Жаль, проверить было некогда и негде. Хотя, конечно, решение не изящно: все равно что пустить маракана затаптывать мышиный след. Уф! Кажется, пронесло, но, чтобы это проверить, надо провернуть всю авантюру еще раз. Не-е, хватит с меня.

Днем я поехал в центр, чтобы встретить Ларису и сходить на тренировку. Славные скалолазки были очень довольны и бросить все после первого занятия не собирались. Я признался Ларисе, что больше не смогу присутствовать на их тренировках, но она, кажется, не огорчилась. Сначала я немного обиделся, а потом понял, что девочка просто не хочет выглядеть смешной в моих глазах: с ее точки зрения, я настоящий мастер скалолазания (если бы это было так!).

Сегодня вечером я никуда не пойду: надо иногда и дома посидеть, тем более что мне пришло ответное письмо из деканата математического факультета. Даты сдачи экзаменов назначены, теперь придется выполнять взятые на себя обязательства. К «выпускным» экзаменам по математике я нахально не готовился — поступить так же на этот раз я, пожалуй, не рискну.

Еще пришло письмо от синьора Арциньяно: «Энрик, я знаю, что это был ты. Но улик ты не оставил. Мои поздравления». И как это понимать? Пожалуется он на меня профу или нет? Будем надеяться, что нет: для работника службы безопасности синьор Арциньяно слишком уж благодушен. Но для меня это хорошо.

Потом я решил поизучать историю авиации. Завтра у меня полеты — надо же сделать что-нибудь такое, чтобы майор Барлетта перестал на меня сердиться.

О! Как интересно! Ссылка привела меня к описанию систем связи на флоте. А я уже несколько дней пытался придумать какой-нибудь способ переговариваться с профом во время Контакта. Контактировать мне все легче и легче, теперь уже я умею не контролировать своего партнера все время и могу уделить толику внимания тому, что происходит вокруг моего физического тела. Но беседовать или переписываться все-таки не получится: не хватает ресурсов, как сказал бы экономист. В ставшем моим любимым двадцатом веке, когда радиосвязь еще только придумали, сигналы передавали при помощи специального кода «Азбука Морзе». Мы с профом можем выучить его и перестукиваться на подлокотнике моего кресла — на это моих способностей должно хватить. И проверить, как это будет работать, легко: достаточно пройти какую-нибудь трассу.

Только сегодня я не буду делиться с профом этой идеей, а то он загорится и не отпустит меня завтра летать: дело прежде всего. Поделюсь послезавтра. К тому же в моих файлах, кроме самой азбуки, попалось примечание, что существовала специальная методика обучения. Найти ее где-нибудь в интернете я не смог. Этим уже восемьсот лет никто не пользуется, вот и забыли за ненадобностью.

Глава 55

Утром все еще недовольный Барлетта отправил меня на тренажер с ужасающе сложным (без всяких шуток) заданием, к тому же задал маленькую высоту и вдобавок обещал, что если я разобьюсь хотя бы раз, он меня месяц к катеру не подпустит.

Наверное, он решил, что изрядно меня напугал, на самом деле я был скорее доволен: во-первых, его слова означают, что меня не прогонят, а опасался я именно этого; во-вторых — это вызов! Вызовы мне всегда нравились: хорошо мобилизует. Я постарался забыть, что это всего лишь тренажер, взлетел и представил себе след, который мой катер рисует в небе. Потом я вспомнил, как свистел ветер в крыльях Разбойника, как он поворачивал и маневрировал — особенно когда хотел меня напугать. Сложное полетное задание, говорите? Ха! Я делал вещи посложнее, но только сейчас понял, что птица и катер — это одно и то же.

Сделав один раз все, что мне было велено, я опустился еще на двести метров и повторил самые сложные фигуры — и опять не разбился! Мне даже самому понравилось: наверное, кончился период невезения.

— Ну вот, — сказал майор Барлетта, — совсем другое дело. Что с тобой было позавчера?

Я пожал плечами:

— Не знаю.

— Плохо, ты должен научиться летать как следует независимо ни от чего. Тебе придется понять, что произошло, и позаботиться, чтобы такие вещи на тебя не влияли.

— Понятно. Я подумаю.

А может быть, дело в том, что я почти точно знал, что вечером меня выдерут? Я боюсь?! Летучие коты! Чтоб этого больше не было! Глупый приказ, его же нельзя выполнить. Тут должен помочь анализ ситуации. Во-первых, я однажды умру, и это пострашнее. Но… Не страшно. Когда-нибудь моего партнера по Контакту подстрелят из бластера, и вместе с ним умру я. Во-вторых, совершенно ясно, что меня, как и любого другого человека, можно забить до истерики и полной потери собственного достоинства. В раннем детстве я даже видел, как это делается, но сейчас мне это не грозит ни в коем случае. В-третьих, падать со стенки не менее больно, а уж о спарринге с сильным противником и говорить не приходится. Вывод: бояться нечего. А уж в этот раз я сам напросился. Как дурак. Выпороли так выпороли — бывает, а напрашиваться-то зачем?

За ужином я поделился с профом своей новой идеей. Связь всегда была нашей ахиллесовой пятой, и я не раз ходил по краю именно из-за этого. Проф был очень доволен и даже, кажется, сумел восстановить способ запоминания азбуки: мы с ним за пару часов придумали простые словосочетания для каждой буквы так, чтобы в них было столько слогов, сколько знаков в коде буквы. Слоги, обозначающие тире, надо тянуть, а точки произносить быстро. Очень легко запоминается.

В четверг мы с ним полдня только и делали, что перестукивались по столу, смеясь над ошибками друг друга и радуясь успехам.

Вечером я, как всегда, потренировался в двух местах, а потом сводил Ларису погулять. Попутно узнал, что девочки продолжают ходить на скалолазание и, несмотря на боль в перетруженных с непривычки мышцах, бросать не собираются. Знают, наверное, что, если бросят сейчас, второго случая может и не представиться, а кроме того, синьор Лекко — действительно очень хороший тренер.

Компания на воскресный поход была уже составлена и состояла из четырех храбрых скалолазок, Пьетро (не верю я, что его интересует Джессика!), Гвидо (со мной он готов отправиться куда угодно), Алекса (кто будет заботиться о младшей сестренке?) и меня (я же все это затеял).

Охранять нас будет Филиппо — как хорошо проявивший себя в сложном деле охраны Энрика и лучший альпинист во всем Лабораторном парке. (Размеры у него маленькие, но численность мастеров кемпо и других прикладных видов спорта в пересчете на квадратный метр территории так велика, что быть в чем-то лучшим очень и очень непросто; впрочем, на всей Этне Филиппо — второй.)

Пятница прошла спокойно. Кроме всего прочего, проф отменил прохождение трасс, пока мы с ним не научимся как следует перестукиваться. А на аэродроме мне опять разрешили полетать на катере.

В субботу, собрав все необходимое снаряжение к воскресному походу, я решил потренироваться в забрасывании «кошки» на другой берег реки: завтра мне это предстоит — на глазах у Ларисы, между прочим. И так на Эльбе попал только с третьего раза. Реки у нас в парке нет, только маленькие ручейки, поэтому «кошку» я перебрасывал через широкую подъездную аллею, стараясь сделать так, чтобы она зацепилась за ветви стоящего напротив меня дуба.

После каждой попытки приходилось лезть на дерево и распутывать то, что я там запутал. Кошмар! Интересно, как этому на самом деле учатся? Надо будет завтра спросить у Филиппо.

Ох! Ну если моя «кошка» не цепляется, а падает вниз, значит, по аллее обязательно едет элемобиль, и ведет его, конечно, Антонио. Бумс! На крыше небольшая вмятина, водитель не пострадал — лучше бы наоборот! Может у него бы мозги вправились.

Антонио выбрался из машины с явным намерением догнать меня и задать хорошую трепку. Во-первых, не имеет права, а во-вторых, я с места не сдвинулся.

Он в два прыжка преодолел разделявшее нас расстояние. И остановился в недоумении, как кот, от которого отказалась улепетывать мышь. Весь его запал мгновенно улетучился.

— Э-э? — замялся он. — Какого дьявола ты тут делаешь?

— Учусь бросать «кошку», — ответил я.

— Другого места не нашел?

— Эта аллея самая широкая.

— А почему ты не убежал? — невпопад спросил он.

— А зачем? — поинтересовался я.

Мы улыбнулись, а потом расхохотались. Может, его все-таки немного задело «кошкой»?

Глава 56

Рано утром в воскресенье мы с Филиппо загрузились в катер и полетели в центр за остальными участниками похода.

Пилот выгрузил веселую компанию на поляне в лесу в трехстах километрах от Палермо и пошутил, что легко может доставить нас к конечной цели похода минут за десять, включая время на взлет и посадку.

Идем мы на один день, так что на девчонок в принципе можно ничего не навьючивать, но тогда они будут недовольны — все должно быть по-настоящему. Поэтому я только приподнял каждый рюкзак и немного разгрузил Лауру: она маленькая.

— Ну, двинулись.

Узкая тропинка вилась среди сосен, обходила невысокие холмы, перебиралась через мелкие ручейки. Так выглядит земная Швейцария на рекламных голографиях — вряд ли она и в самом деле так красива.

Через пару часов Джессика пожаловалась на отсутствие настоящих трудностей.

— Потерпи еще часик, будут тебе трудности, — утешил ее посвященный в описание маршрута Алекс.

Минут через сорок мы подошли к водопаду. Я составлял маршрут с таким расчетом, чтобы нам на пути встретилось как можно больше разных интересных мест, и этот водопад — первое из них. А заодно первая трудность, которую так хотела Джессика: через эту речку придется переправляться.

— Привал, — скомандовал я, — второй завтрак. Сумасшедшие могут искупаться.

— Почему сумасшедшие? — спросила Лариса.

— А ты руку в воду опусти, — ответил я.

— Да-а, холодная.

После «армейского» завтрака я полез в воду — когда еще предоставится возможность принять такой экзотический душ. Гвидо поежился и тоже начал раздеваться. Не хочется ему лезть в ледяную воду, но раз его кумир решился… С этим надо что-то делать. Если бы мы с ним были вдвоем, я бы убедил его «не сотворять себе кумира» и по-возможности никогда никому не подражать.

Стиснув зубы, Гвидо вошел в реку и поплыл следом за мной к водопаду. Ох, как бы его не унесло течением. Стоя около ямы, которую проделал водопад, я видел, что Гвидо ко мне не приближается — он вошел в воду слишком низко по течению.

— Иди ногами! — крикнул я ему. — Здесь не глубоко, а так не выгребешь.

Гвидо то ли не услышал, то ли не послушался. Вода холодная и устал он быстро — парня стало сносить к середине и вниз. На берегу спешно разувался Филиппо. Не требуется, сам справлюсь. По течению я доплыл до Гвидо в три гребка, подтолкнул его к берегу и заставил встать на ноги.

— Вылезай! Номинант Дарвиновской премии! [58]

Гвидо, понурившись, побрел к берегу.

— Да-а, — сказал мне Филиппо, когда мы выбрались из реки, — этот парень вроде тебя.

Гвидо просиял. Моя жалость к несправедливо обруганному сразу испарилась: все могло кончиться совсем не так хорошо.

— Если бы я был таким глупым, меня бы уже не было, — ответил я.

Гвидо надулся: попытка совершить что-нибудь этакое, героическое, не нашла поддержки. Так ему и надо: прежде чем что-нибудь сделать, неплохо бы подумать. «А ты сам всегда так поступаешь?» — спросил ехидный внутренний голос. Да, сам я в его возрасте был еще хуже, да и после — один ночной поход в джунгли чего стоит. Все равно не буду его утешать. Иногда пообижаться полезно — может быть, это когда-нибудь спасет ему жизнь.

Когда девочки отдохнули и стали уже проявлять нетерпение, мы собрали вещи, закопали мусор и начали делать переправу. В том, что Филиппо способен с первого раза забросить «кошку» на другой берег, никто особенно не сомневался, поэтому мы нахально исключили его из очереди. Мы договорились, что у каждого будет две попытки, потому что речка довольно широкая. Потом кинули жребий — мне досталась самая длинная соломинка, так что до меня очередь, скорее всего, не дойдет. Пьетро и Гвидо промахнулись, зато Алекс забросил «кошку» на сосну, стоявшую на другом берегу, с первой попытки. Девочки ему поаплодировали. Переправились мы без эксцессов. Дальше наш путь лежал вверх по склону высокого холма.

Девочки пока не жаловались, молодцы. Мы одолели один тяжелый подъем, дальше тропа ныряла в небольшое ущелье, склоны которого поросли искривленными маленькими сосенками.

Вдруг я услышал дикий вопль и треск ломающихся ветвей, потом Филиппо выругался.

— Стойте, — крикнул я остальным, надеясь, что, по крайней мере, девочки послушаются. Потом рванул назад, к охраннику.

Помощь ему не потребовалась: какой-то грязный и оборванный человек спрыгнул на него со склона, но Филиппо всего за пару секунд скрутил своего противника. Теперь несчастный лежал на тропе лицом вниз с вывернутыми руками.

— Обыщи его, — приказал мне Филиппо.

Человек оказался безоружен: десантный нож, с которым он напал на Филиппо, валялся в нескольких шагах. Я его поднял.

— Чист, — сказал я, попутно отметив, как нелепо звучат эти слова по отношению к нашему пленнику.

Филиппо отпустил руки человека.

— Переворачивайся, — велел он, — только очень медленно.

Человек старательно выполнил приказ. Ребята сгрудились вокруг.

— Девочки, отойдите на три шага, — скомандовал Филиппо.

Правильно, нам тут только игры в заложников не хватало. Некоторое время мы разглядывали нашего пленника, а он разглядывал нас. Ему было проще: наши лица не покрывал слой грязи. Я удивился: одежда, конечно, порвется и запачкается, а стирать в холодной воде никому не захочется. Но умываться-то можно! Ручьев вокруг сколько угодно.

— Энрик?! — хриплым голосом спросил человек.

Откуда он меня знает? Я пригляделся повнимательнее. Прикинул, как он мог выглядеть шесть лет назад. Тогда он тоже не умывался.

— Бутс?

— Узнал?!

Хм, меня, наверное, узнать гораздо сложнее.

Что довело его до такого состояния? Здесь разговаривать неудобно, надо куда-нибудь переместиться.

— Вставай, только медленно. И учти, этот парень — профессиональный охранник, и охраняет он меня.

— Высоко ты взлетел, — ухмыльнулся Бутс, поднимаясь.

— Мне что, нельзя его пристрелить? — удивленно спросил Филиппо.

— Нет, нельзя, — ответил я, — и не пугай девочек своей кровожадностью. Я точно знаю, что ее нет. А теперь мы спокойно пойдем вперед, недалеко отсюда должна быть такая удобная полянка — там мы сядем и поговорим.

Внимание бедного Филиппо теперь разрывалось между мной и пленником. К его счастью, полянка действительно оказалась недалеко.

— Привал, — скомандовал я, — и обед.

— А сумасшедшие что будут делать? — ехидно спросил Алекс. — Разговаривать с этим психом?

— Угадал, — шутить я был не расположен.

Я распаковал рюкзак и сразу же выдал Бутсу пару галет. Надо было видеть, как он в них вцепился.

— Давно не ел?

— Два дня.

Не страшно: если его хорошо накормить, он не умрет. Я разогрел и протянул ему контейнер из рациона.

— Только ешь медленно, — предупредил его Филиппо. — Заболеешь — я тебя не потащу!

— А куда ты денешься? — с наигранным удивлением поинтересовался я.

Ребята застенчиво устроились в трех шагах, но внимательно прислушивались к разговору.

Выдать Бутсу третий контейнер я отказался: и впрямь заболеет — как мы тогда будем его лечить?

— Рассказывай, что ты здесь делаешь, дитя городских окраин?

— Чего? А, да. Прячусь.

— От кого?

— От всех.

— Тебя ищут?

— Да.

Хотели бы найти — нашли, не велика сложность. Теплокровные такого размера на Этне в дикой природе не встречаются, так что найти человека в лесу гораздо проще, чем в городе. Или Бутс — псих, и у него мания преследования, или он убедил своих преследователей, что погиб, и его больше не ищут. И если его действительно искали «все», то это значит, что он фальшивомонетчик. Изготовление фальшивых купюр и монет или выпуск необеспеченных электронных денег — единственный способ восстановить против себя всю Этну (я во всяком случае другого не знаю и сомневаюсь, что у Бутса фантазия лучше, чем у меня). Преступника будут искать службы безопасности всех корпораций — если понадобится, то годами. Поэтому, насколько мне известно, последнее удавшееся преступление такого рода было совершено больше двухсот лет назад. Кстати, за целый год моего пребывания в банде Бутса он отлупил меня один раз — именно за предложение наладить выпуск фальшивых монет (на нашу свалку выбросили небольшой пресс).

И как я проверю, псих он или скрывается? Интернет мне нужен, интернет.

— Что это ты натворил? — спросил Филиппо у Бутса.

— Иди ты…

— Я понял, — сказал я. — это то самое, о чем когда-то ты запретил мне даже думать?

— Помнишь?! То самое.

— Ясно.

Я начал лихорадочно составлять план спасения. Лариса пересела поближе ко мне и посмотрела на меня вопросительно. Такой же недоумевающий вид был и у всех остальных.

— А я не поверил этому болвану Андре, — сказал Пьетро.

— И что теперь? — поинтересовался Алекс.

— Да ничего.

Надо как-то объясняться, нечестно оставлять ребят и Филиппо в неведении. Я вдохнул поглубже:

— Я должен Бутсу больше, чем жизнь.

— А поподробнее? — нарушила молчание Джессика.

— Он был главарем той самой банды беспризорников, в которую я сбежал из приюта, и если бы он меня не взял, мне пришлось бы возвращаться. А тогда меня превратили бы в вечно дрожащее желе.

— Это вряд ли. — Алекс сделал мне комплимент.

Он не прав, но разубеждать его некогда и незачем. Бутсу надо срочно покинуть планету. Как это сделать? Вот в чем вопрос.

— Ты собираешься ему помочь? — спросила Лариса.

— Собираюсь.

— Тогда можешь на меня рассчитывать. Если я смогу что-то сделать…

— Я тоже. — Несколько голосов слились в один. Кажется, никто не остался в стороне.

— Спасибо, ребята… — Я был растроган. Есть такое английское слово «friendship». В Этна-эсперанто его нет. Слово «дружба» означает нечто совсем другое. — Бутс должен улететь с Этны. Надо только придумать, как.

— Ты всегда был психом, — восхищенно сказал Бутс, — но теперь…

— Ты против? — поинтересовался я.

— Нет, но…

— Тогда помолчи и дай мне подумать.

Все притихли. В этой компании один только Пьетро ещё не знал, на что я способен.

Купить билет на какой-нибудь инопланетный корабль — не проблема, деньги у меня есть. На корабле Бутс будет в безопасности: в межпланетные конфликты корпорации не вступают. Фальшивые документы я ему сделаю — это трудно, но возможно. Проблема в посадке: как доставить его на корабль так, чтобы он не проходил таможенные формальности на Этне? Их немного, но для Бутса они смертельны. Но я же умею пилотировать катер! А катер — не самолет, может выйти в открытый космос и пристыковаться к кораблю. Это еще не план, это скорее план плана, но с этим уже можно работать.

Итак, во-первых, Бутс пока поживет где-нибудь здесь. Мы оставим ему еду (верный принципу «запас карман не тянет», я каждому парню положил в рюкзак по два рациона) и кое-какие вещи. Дней пять он просуществует. Во-вторых, за это время я должен сделать ему документы и купить билет. В-третьих, мне придется угнать катер, сесть где-нибудь здесь, забрать Бутса и отвезти его на корабль.

Народ начал проявлять нетерпение, поэтому я решил поделиться своими планами, но не со всеми.

— Филиппо, — повернулся я к охраннику, — извини, но тебе ведь придется обо всем докладывать, так что лучше бы тебе ничего не знать.

— Ладно, — покладисто согласился тот, — но когда эта история кончится, ты мне все расскажешь в подробностях.

— Договорились.

— Я отойду недалеко, но если ты, — обратился он к Бутсу, — сделаешь одно резкое движение, я стреляю без предупреждения.

Когда Филиппо отошел, я на всякий случай перекрыл ему директрису.

— Значит так, — начал я, — во-первых — полное молчание, никому ни слова.

Я смотрел в глаза каждому по очереди, пока не дожидался кивка. Это понадежнее, чем громкие клятвы. И, похоже, мне придется как-то распределить обязанности, а то на меня обидятся. Хотя спокойнее было бы все сделать самому.

— Во-вторых, Алекс, ты можешь сделать чистые документы для Бутса?

— Вообще-то, никогда не пробовал, но постараюсь. Надо только его сфотографировать… умытого, — уточнил Алекс.

Лариса сразу же достала фотокамеру и протянула Бутсу влажную салфетку:

— На, умойся.

Бутсу пришлось прочитать инструкцию на упаковке, чтобы понять, чего, собственно, от него хотят. Все же через десять минут при помощи Ларисы и Джессики он сделался относительно бледнолицым.

— В-третьих, — продолжил я, — Бутсу придется провести в этих местах еще несколько дней, так что надо оставить ему побольше еды и всяких полезных вещей.

Девочки начали тут же потрошить наши рюкзаки. Отлично, эти уже чувствуют себя причастными.

— А как мы его отсюда заберем и как отправим на корабль?

— Это я сам, — твердо заявил я, — незачем всем нарываться.

— А почему именно ты? — с подозрением спросил Пьетро.

— Может, ты умеешь водить катер?

— А ты умеешь?

— Я умею, — сказал я с уверенностью, которой не чувствовал.

— Когда это ты научился? — удивленно спросила Лариса.

— Только что, — честно ответил я, — весь последний месяц в основном этим занимался.

— И ничего мне не сказал!

— Ну-у тебе же не нравится, когда я хвастаюсь.

Это объяснение удовлетворило Ларису, хотя ничего не сказал я ей по другой причине.

— Ладно, это сейчас неважно. Бутс, у тебя где-нибудь здесь есть укрытие?

— Есть. Отсюда десять минут ходу.

— Отлично. Значит так, ты ждешь меня здесь, на этой поляне, каждый день, начиная с послезавтрашнего. От полудня и до заката. Нормальную одежду я тебе привезу, а умыться изволь сам, не маленький.

— Где это ты так командовать научился?

— Твоя школа!

— Ага, ясно.

Пока мы разговаривали, девочки успели сложить вещи для Бутса и довольно компактно упаковать их в плащ-палатку. Остальные плащ-палатки мы ему тоже оставили: по ночам еще холодно.

— А аптечка? — подал голос доселе молчавший Гвидо.

Так я и не придумал, чем он может оказаться полезен. Хотя вообще-то мне не до того — хорошо бы, ребята сумели не проболтаться, больше от них ничего не требуется.

Аптечку девочки, конечно, забыли. Что с них взять — даже коленки никогда не разбивали.

Дополнив сверток Бутса двумя аптечками и его же собственным десантным ножом, мы распрощались. Было бы неплохо нам к вечеру дойти до точки рандеву с катером, а то кто-нибудь из взрослых обязательно спросит, что случилось, — придется врать, а это всегда чревато разоблачением и выплыванием истины на поверхность. В данном случае подобного нельзя допустить.

Хорошо, что рюкзаки стали заметно легче: там осталось только альпинистское снаряжение.

Я немного скорректировал маршрут — теперь мы не попадем на Круглое озеро, зато сможем прийти к финишу вовремя.

По дороге я придумывал отчет для Филиппо: там не должно быть ни слова неправды, но и правде там не место. Заодно это будет объяснение для нас всех — на тот почти невероятный случай, если кто-нибудь из родителей поинтересуется, куда пропала большая часть снаряжения. В конце концов, мне удалось отредактировать правду до полной потери полезной информации. И я поделился этой версией со своими спутниками:

— Филиппо, ты можешь доложить синьору Соргоно, что мы встретили одного слегка ненормального, голодного и оборванного отшельника и дали ему немного еды и других полезных вещей. Обрати внимание, здесь нет ни слова неправды. Всем остальным советую помалкивать, и только если спросят, придерживаться этой же версии.

— Ага, — сказал Филиппо, — меня это устраивает.

— Можно просто промолчать, — заметил Гвидо.

— Именно это будет подозрительно, — пояснил Пьетро, — если человек молчит и отказывается говорить — значит ему есть что скрывать.

Гвидо вопросительно посмотрел на меня.

— Правильно, — подтвердил я.

Парень кивнул. Между прочим, мысли бывают разумными и неразумными сами по себе, независимо от того, одобряю я их или нет. Как бы остаться с Гвидо наедине и вправить ему мозги.

Нам уже было не до красот природы: так быстро, как только могли выдержать девочки, мы продвигались к конечной точке маршрута. Пришли мы вовремя, даже успели перевести дух.

— Ну как прогулка? — спросил нас пилот.

Каждый из нас промычал что-то невразумительное, но пилот, кажется, не удивился: устали дети. Через сорок минут катер уже заходил на посадку в центре Палермо.

Глава 57

Скучать мне в ближайшие дни не придется. Утром в понедельник я с огромным трудом взломал полуоткрытый (для своих) сайт СБ корпорации Вальгуарнера — именно они главные радетели порядка в финансовой сфере Этны. Все правильно, Бутса искали за подделку купюр, но ему как-то удалось убедить преследователей в том, что он погиб, и дело было закрыто. Однако его данные еще лет десять будут стоять на контроле, и стоит ему только воспользоваться кредиткой или сесть в рейсовый катер… Подредактировать опасные для Бутса записи я не сумел.

Вечером я пошел в гости к Алексу, и мы с ним соорудили Бутсу вполне приемлемые документы: они даже проходили муниципальный контроль на подлинность (генетический контроль слишком дорог для муниципалитетов). Понадобилось взломать закрытую муниципальную базу учета, вставить туда еще одну запись на только что сочиненную фамилию, скачать бланки документов и заполнить их. Потом мы подредактировали подлинную запись Бутса. Кроме того, пришлось поработать в графическом редакторе над его фотографией — теперь по муниципальным данным его не узнала бы родная мать, если она, конечно, когда-нибудь у Бутса была. Отпечатки пальцев мы взяли из базы умерших (никто из-за нас не пострадает).

Работать с Алексом оказалось очень легко и приятно, к тому же он знал некоторые способы взлома, которые не знал я, и наоборот.

Ночью, уже дома, я посмотрел расписание рейсовых звездолетов и нашел подходящий. Новая Британия. Вылет в пятницу, но пассажиров на борт уже пускают. Звездолет приписан к Адриатике, а с ней у Этны довольно плохие отношения. Отлично!

Я купил Бутсу билет, указав способ попадания на борт «самостоятельно». Потом я заказал ему по каталогу чемодан приличной одежды и других полезных вещей — может, по дороге на Новую Британию он научится чистить зубы. Напоследок сделал ему кредитку и положил на нее приличную сумму. Так что, если в ближайшее время синьор Мигель не даст мне никакого сложного задания, я разорюсь. Прохождение трассы оплачивается довольно плохо.

Осталась только одна проблема, но самая сложная: мне понадобится катер, хотя бы на несколько часов. Угнать наш? Хм, я и элемобиль-то ни разу не сумел, а уж катер… Тем не менее надо подумать, как это сделать. Утром в среду мне пришло письмо от Гвидо: «Не забудь встретить Ларису около школы». Это еще что такое? Он достал мне катер? Чем черт не шутит, пока бог спит?!

Днем, отлетав свое на аэродроме, я отправился встречать Ларису.

На крыльце школы из всей нашей компании не хватало только Алекса и Лауры. Заговорщики и выглядели заговорщиками. Кошмар! Это же не игра. Я отвел ребят в сторонку:

— Вы не могли б не напускать на себя такой таинственный вид? У каждого на лбу написано: «Я кое-что знаю, но вам не скажу!»

— Разве? — огорченно спросила Джессика.

— Можешь мне поверить!

— М-мм, давайте придумаем что-нибудь такое невинное и тоже будем это скрывать, — предложила Лариса.

Да, голова у нее работает.

— Я не против, делайте что хотите, только не проговоритесь хотя бы до субботы.

— А ты не хочешь узнать, зачем я тебя позвал? — Гвидо просто распирало.

— Хочу, но ведь ты и так скажешь.

— Ага.

Гвидо протянул мне маленький футлярчик:

— Ключ от отцовского катера, стоит на Миланской стоянке, место 238. Двухместный «Феррари», военный вариант. Только лететь лучше сегодня, пока ключа не хватились.

Я отвел Гвидо на несколько шагов:

— Ты понимаешь, что тебе за это будет?

— Он же мог просто потерять этот ключ!

— Не смеши меня! Он потерял, и именно я нашел, и как раз после нашей встречи у школы, и каким-то невероятным образом узнал, от чего этот ключ и где этот катер стоит.

Гвидо сузил глаза:

— Думаешь, только ты такой храбрый?

— Нет, не думаю, но предупредить тебя должен. И, как выяснилось, не зря. Ты не понимаешь, что легко отделаться не удастся. Еще не поздно отказаться.

— Нет! — твердо ответил Гвидо.

Я молча пожал ему руку. Потом попрощался с остальными.

— Удачи! — сказала Лариса упавшим голосом.

— Не волнуйся! Все будет в порядке, вечером позвоню.

Я вынул батарейку из своего комма, забрал на почте заказанные для Бутса вещи, сел в такси и сразу же отправился на стоянку.

Прилично одетый, приторно вежливый мальчик польстил самолюбию сторожа и не вызвал у него никаких подозрений. Как легко угонять катера, если есть ключи! Через пять минут я уже оказался в воздухе, и никто ничего не заметил. Я запустил прослушивание эфира: тревоги пока не было.

Какой послушный катерочек! Правда, старый, реактивный. По дороге к условленному месту я успел изучить противоракетную систему и систему управления огнем.

А вот и знакомая полянка. Я вышел из катера и помахал руками. Бутс вылез из укрытия минут через десять.

— Привет, лимузин подан!

— Угу.

Бутс устроился на сиденье рядом со мной.

— Переоденься, а то тебя на корабль не пустят, — сказал я, бросая ему сверток с одеждой.

Что-то невразумительно ворча, Бутс переоделся. Я протянул ему тюбик с депилятором:

— И бороду! Она тебе не идет.

Через полчаса Бутс стал похож на человека в достаточной степени, чтобы слабонервные дамы не кричали: «Караул! Грабят!» от одного взгляда на него.

Я протянул ему документы и кредитку:

— Ты полетишь на Новую Британию, корабль уже на орбите. Выучи свое новое имя, чтобы не вздрагивать, когда тебя зовут. Денег тебе на первое время хватит, а там что-нибудь подвернется.

Я запустил двигатель, и мы взлетели. Бутс старательно изучил свои документы.

— Хм, Энрик, не хотел говорить при этих декоративных, — он старательно произнес это слово, — щеночках. Ты ведь мне ничего не должен. Почему?

— Эти декоративные, как ты сказал, щеночки не так уж плохо себя проявили. А самый маленький отдал за тебя свою шкуру. А вот они тебе точно ничего не должны.

— Я не об этом спросил.

— Ну ты был первый человек в моей жизни, который сделал мне что-то хорошее просто так, ни за что.

— Просто так! А две тысячи монет?!

— Ты же не знал, что у меня есть код.

— Хм, не знал, но ясно было, что обузой ты не будешь. Ты волчонок, даже сейчас, как ни завивайся — в пуделя не превратишься. А потом, я же тебя бросил, и это тебе дорого обошлось. Сколько тебе ребер сломали?

— Шесть. Какая теперь разница? Если бы ты меня не бросил, мы бы сейчас с тобой вдвоем подыхали от голода в этом лесу.

— Не-е, при тебе я бы не влип так глупо. Ты как живешь? Ничего?

— Хорошо, весело и интересно.

— Неплохо устроился. — Бутс спохватился: — Ты все время уходишь от ответа!

— Я и сам не знаю, но если бы я этого не сделал, потом бы всю жизнь жалел.

Бутс вдруг расхохотался:

— Помнишь, как я тебяшлепал, а ты орал: «Я тебя убью, когда вырасту!»?

— Конечно, — буркнул я, покраснев, — нечего было делать это при всех!

Мы уже покинули атмосферу, в иллюминатор стали видны звезды. Я включил систему распознавания целей нашел нужный корабль и настроил автопилот на сближение. Стыковку придется проводить вручную, а я в реальности никогда этого не делал, только на тренажере. Спокойно, тренажер хороший, реальность ничем от него не отличается.

Бутс замолчал, то ли пораженный величественностью открывшейся картины, то ли обдумывая то, что я ему сказал. Хорошо, пусть помолчит, мне надо сосредоточиться, а то мы просто разобьемся о борт корабля.

А вот и наш звездолет. Я запросил разрешение на стыковку, получил его и направился к назначенному стыковочному узлу. Ювелирная работа — я весь взмок. На больших катерах, доставляющих пассажиров на орбиту, есть автоматическая система стыковки. На этом катере, кажется, еще никогда ни к чему не стыковались. Уф! Справился. Бутс посмотрел на меня внимательно:

— Первый раз? — спросил он, кивая на приборную панель.

— Стыковка? Да, первый.

Бутс протянул мне руку, и я ее пожал.

— Удачи тебе на новом месте!

— И тебе. Не искать тебя?

— Не будь идиотом, тебе еще лет десять нельзя здесь показываться. А фамилия у меня теперь Галларате.

— Я запомню.

Бутс подхватил свой новенький чемодан и выбрался из катера. Проверка билета и документов прошла без проблем. Все, можно улетать.

Отстыковаться несравненно проще. Теперь вниз, но не сразу: подо мной океан, Северный материк вместе с Палермо сейчас с другой стороны планеты. Можно, конечно, лететь в атмосфере, но это долго и небезопасно. Так что на время я превратился в искусственный спутник Этны и почти час наслаждался невесомостью. Пора! Я понесся в атмосферу, не включая навигационной системы, а ориентируясь по знакомым очертаниям. Северный континент похож на огнедышащего дракона, если смотреть на него сбоку: длинное туловище, четыре лапы, голова и язык пламени, вырывающийся из разверстой пасти. Сияющий глаз дракона — Палермо.

Пора все же включить навигационный компьютер и радар. А это еще кто? На радаре проявились несколько засечек, и они ко мне приближались. Вероятность того, что это наши, мягко говоря, мала: каждая корпорация имеет свои ВВС. Некоторые довольно малочисленные, но мне на малюсеньком катерочке много не надо.

Сдаться мне не предложили, сразу начали стрелять. Экраны пока выдерживали. Хорошо хоть ракету пожалели. Я бросил катер вниз. Над самым городом никто драться не рискнет: все непричастные будут недовольны, превратятся в причастных и отомстят.

Напали на меня впятером, но их катера выглядели не намного солиднее моего. Я решил посопротивляться, раз уж мне не дали удрать. Кормовой и бортовые бластеры я включил в автоматическом режиме — толку от них будет немного. А из носового начал стрелять сам, это я умею хорошо. И кувыркаться можно как угодно, до земли еще далеко. Мои противники — с опознавательными знаками семьи Кремона — не сразу уловили момент, когда жертва превратилась в охотника, и один из них сразу поплатился за это: четыре выстрела в одну точку я научился загонять еще ранней весной. Оп, вспышка, и их осталось четверо. По радио я услышал такую брань… Даже в детстве я не умел так ругаться. Отвечать некогда. Я рванул вверх, потому что от меня этого не ожидали, и, пока они перестраивались, поймал в прицел еще одного. Бац, бац! Ах ты черт, ушел! Но может, я его хорошо повредил? Похоже на то: в бой он уже не стремится. Так, теперь от Палермо, серпантин и о-очень большая мертвая петля. Еще на одного я вышел со стороны солнца. (Третий закат за сегодняшний день — жаль, любоваться некогда.) Бац, бац, бац, бац, готов! Отлично. Спасибо майору Барлетте — щеночек кусается. Боевой катер с синим ястребом пал на нас сверху, как и полагается этой птице. Мои враги порскнули от него, точно воробьи.

— Говорит майор Барлетта, — услышал я знакомый голос, — представьтесь, пожалуйста.

— Это Энрик Галларате. — Я не смог сдержать смешок.

— Та-ак, и кой черт понес тебя в небо, да еще и на таком хлипком катерочке?

— Долгая история, — устало ответил я, — можно, я не буду рассказывать?

— Господь с тобой. Генералу тоже ничего не скажешь?

— Не-е, зачем? Все равно расплачиваться…

— Не сомневаюсь, — язвительно ответил майор.

Никакой жалости в его голосе я не уловил. Да и зачем она мне, только бы он не запретил мне летать.

— Мне надо вернуть катер на место, я взял его без разрешения.

— Не сомневаюсь, — повторил Барлетта еще более язвительно.

Может быть, мне удастся хоть Гвидо уберечь от наказания? Вроде бы никакого вреда катеру я не причинил, а топливо до прежнего уровня можно залить прямо на стоянке. Между прочим, почти на нуле: выход в космос, да еще и бой — для реактивного катера это слишком много.

«Ястреб» сопровождал меня до самой посадки, потом он покачал крылышками и улетел.

Первым делом я позвонил Гвидо.

— Гвидо, я вернулся, ты как?

— Уже засекли, — со вздохом признался он, — я только сказал, что верну ключ.

— Ясно, жаль. Катер цел. Ключ могу вернуть хоть сейчас.

— Давай.

Гвидо назвал адрес.

— Буду минут через двадцать, выйди на крылечко.

— Ага.

Я заплатил за заправку катера, поймал такси и поехал по указанному адресу. Из элемобиля позвонил Ларисе:

— Привет! Я уже в Палермо.

— О! Слава тебе, мадонна!

— Подробности при встрече, спокойной ночи.

Я посмотрел на часы: уже довольно поздно, но Лариса, конечно, сейчас обзванивает всех ребят, чтобы не волновались. Мне тоже надо позвонить профу: меня потеряли и наверняка ищут. Но как не хочется! Я отложил звонок до «после встречи с Гвидо».

Тот ждал меня на крыльце:

— Как там?

— Потом расскажу. Сумеешь помолчать до субботы?

— Постараюсь. — Он передернулся: — Мне завтра за это влепят.

Я обнял мальчишку за плечи.

— Ты молодец! Самый храбрый парень в Палермо!

Гвидо помотал головой, но видно было, что похвала ему приятна, — не забыл еще, как я обозвал его нытиком.

— Я тогда, на Липари, был не прав! Прости, — слегка запинаясь, произнес я.

— Угу. Ну пока.

— Тебе завтра позвонить или ты сам?..

— Позвони, — шепнул он.

Я пожал ему руку и ушел. Миновав три дома и завернув за угол, чтобы проф и отец Гвидо не сразу могли объединить известную каждому из них информацию, я позвонил профессору:

— Профессор, это Энрик.

— Где тебя черти носят?! Ты знаешь, что…

— Со мной все в порядке, — перебил я его, — меня можно забрать в центре.

Я назвал улицу и номер дома, около которого остановился.

— Стой на месте, сейчас за тобой приедут. «Все в порядке», — передразнил меня проф. — Когда ты вернешься, с тобой будет не все в порядке.

Интересно: что же, получается, майор Барлетта не связался с профом и ничего ему не сказал? Проф, отец Гвидо и майор Барлетта держат в руках кусочки одной мозаики — если они не объединятся, то ни за что ее не соберут. Жаль, что Гвидо поторопился признаться: если бы он этого не сделал, тогда ночью мог бы просто подложить ключ на место. А теперь ему придется молчать как рыбе — а прессинг будет довольно жесткий. И если Гвидо не проговорится, то Бутс спокойно улетит и никто даже не узнает, что он жив, соответственно за ним не будут гоняться. Да и нам с Гвидо от этого будет только лучше. Хотя мало все равно не покажется.

Тут прибыл элемобиль. Водитель и охранник со мной не разговаривали. Сильно я их допек: искали меня часов пять. Виноватым я себя не чувствовал. И только сейчас понял, до какой степени устал и проголодался. Ох! Отложил бы проф все объяснения и разборки на завтра.

Тот ждал меня в дверях своего кабинета:

— Зайди.

Он закрыл за мной дверь и вопросительно поднял брови.

— Меня не украли, — успокоил я профессора, — я отсутствовал по собственной воле.

— Ты считаешь, что это объяснение?

— Нет, но больше я ничего не скажу.

— Понятно. Придется все выяснить самому.

Я испугался: проф, конечно, все выяснит, а сегодня еще только среда. Хотя… Завтра он узнает, что я летал на катере — но и все. Базу муниципалитета мы взламывали от Алекса, а он пока вообще остался в стороне. Все нормально. Бутс успеет улететь.

Проф посмотрел на меня повнимательнее:

— Ладно, я с тобой завтра разберусь. Иди-ка ты спать.

— Лучше сначала поесть. Если, конечно, вы не собираетесь оставить меня без ужина, — саркастически добавил я (в жизни проф ничего подобного не делал).

— Нет, не собираюсь. Иди, молодой растущий организм.

— Угу, спокойной ночи.

— Спокойной, говоришь?

Глава 58

Четверг тянулся, как зубная боль. За завтраком проф мрачно молчал, а потом куда-то уехал, в отрывистых выражениях приказав мне пройти трассу с Гераклом. Габриелла меня накануне не искала, поэтому не сердилась, но общее напряжение уловила:

— Что это ты вчера учинил?

— Хм, я и профессору не сказал, и тебе не скажу.

Медсестра посмотрела на меня с жалостью:

— Все ясно. И когда ты повзрослеешь?

Хорошая идея: пусть все это будет просто небезопасная детская шалость. Я поудобнее устроился в кресле, позволил Габриелле налепить на себя датчики и вместе с Гераклом отправился на трассу. Умный у меня котяра: если бы не он, мы бы ее вообще не прошли, потому что от меня толку было мало.

«Что это с тобой?» — поинтересовался Геракл. «Неприятности», — ответил я. «М-мур, хочешь, вечером я возьму тебя с собой погулять? Тут такие кошечки…»

«Спасибо, Геракл, но вечером у меня будут другие проблемы».

«Ну как хочешь», — фыркнул Геракл, но не обиделся.

Рыжий меня, конечно, развеселил, но ненадолго. Пройдя трассу, я забился к себе в комнату. Надо чем-нибудь себя занять, иначе начну дрожать и бояться, а я же запретил себе это делать. Впрочем, мануфактурный период в истории Европы кого угодно заинтересует, Кстати, мне еще надо повторять математику к экзаменам в университете, на которые я напросился, но сейчас на ней не сосредоточишься.

На скалолазание меня доставили, как беглого каторжника: привезли прямо к входу, а после тренировки сразу же забрали. Синьор Лекко удивился, но ничего не сказал. Почему я вчера пропустил тренировку, он тоже не спросил. Я еще и завтра пропущу, это уж как пить дать.

На кемпо все охранники — даже те, у которых вчера был выходной, и они меня не искали, — явно демонстрировали, как все на меня сердиты. Сенсей это заметил и спарринговал со мной сам. Спасибо ему, а то эти злые типы мне бы что-нибудь сломали: рожи у них были зверские.

Проф вернулся вечером, и по его невозмутимому виду понять хоть что-нибудь было невозможно. Летучие коты! Скорее бы все кончилось. Ужин тянется, как война за испанское наследство. [59]И не похоже, что он кончится мирным договором.

— Зачем ты угнал катер? — отрывисто спросил проф, когда за нами закрылась дверь кабинета.

Я покачал головой:

— Я вчера не сказал и сегодня не скажу.

Отлично, проф почти ничего не выяснил! Но как он на меня посмотрел! Если бы взгляды убивали… Вчера он был готов отнестись к происшедшему с юмором, сегодня — нет. Я лихорадочно вспоминал такие полезные гекзаметры: сейчас они мне пригодятся.

Больше не было сказано ни слова: и так все ясно. Давно меня так не пороли. Проф остановился, когда я уже думал, что не смогу больше молчать, а все гомеровские строчки вылетели из головы.

К себе я возвращался через дворик: не хотелось, чтобы меня сейчас кто-нибудь видел.

Холодный душ слегка облегчил мои страдания. Я улегся в постель и только после этого связался с Гвидо:

— Привет!

— Привет! — прошептал Гвидо хриплым голосом.

— Тебе никогда еще так не доставалось?

— Угу.

— Ясно. Тебя завтра в школу отправят?

— Э-э, не знаю, — всхлипнул он.

— Утром лежи и не просыпайся, даже когда будут будить. В таких случаях надо отлежаться. Сумеешь?

— Ага. Делишься опытом? — слегка повеселел он.

— Почти. Если сильно влетело, меня сразу оставляют в покое.

— А ты как? — спохватился Гвидо.

— Ничего, профессор узнал, что я угнал чужой катер, соответственно…

— У-у, понятно.

— Спокойной ночи.

— Пока.

Я бросил комм на стол и отключился.

* * *
Поторопился я похвастать, что меня оставят в покое: как бы не так. Проф заявился ко мне утром почти так же, как в тот день, когда я заболел. Только завтрак не принес.

— Поднимайся!

Я удивился и даже не рискнул огрызаться. Уголовное преступление, между прочим. Сколько-то там месяцев на селенитовой шахте. Но вроде я пока маленький?

— Везет, как утопленнику. Что, опять заложников освобождать?

— Нет, типун тебе на язык.

— А что тогда?

— Вообще-то ты можешь отказаться, но я не думаю, что ты это сделаешь.

Проф — не тот человек, которому можно сказать «ну!», поэтому я терпеливо ждал продолжения. И оно последовало:

— Тебя ждут в героическом третьем полку истребительной авиации клана Кальтаниссетта. Не для того чтобы публично спустить с тебя шкуру, а для того чтобы поздравить со славной победой, проэкзаменовать и выдать пилотские права, если ты, конечно, не провалишься.

У меня пересохло в горле.

— Это такой способ от меня избавиться? Уже научился?

— Нет, хотя тебя следовало бы отстранить от полетов.

— Тогда зачем?

— В признание своих талантов ты не веришь?

Я передернулся.

— Хм, сейчас это довольно трудно.

Что это я отпихиваюсь от такой чести? Здорово, конечно, — но вставать, идти куда-то, садиться в пилотское кресло, перегрузки… У-у!

— Тебе обязательно нужно объяснение?

— М-мм, желательно.

— Во-первых, ты действительно научился. Приглашение приходить полетать не аннулируется, не волнуйся. И не радуйся прежде времени, тебе еще придется экзаменоваться.

— А во-вторых?

— Во-вторых, тебе просто повезло. Этот инцидент с катерами Кремоны очень понравился руководству.

— Понятно, а зачем такая спешка, нельзя было подождать до понедельника?

Проф хмыкнул.

— И хочется и колется? Так тебе и надо! Считай это испытанием на прочность. Ну ты встаешь?

— Встаю, — вздохнул я, — у меня еще один вопрос. Почему вы не возражаете против всего этого?

— Из чувства самосохранения. Если у тебя будут права, то в следующий раз ты возьмешь катер напрокат. Кстати, у кого ты его угнал?

— Понятия не имею! А какая разница?

— Если ты вернул его неповрежденным, то никакой.

Проф, кажется, все понял, но искать владельца катера не будет. Отлично, еще не хватало, чтобы Гвидо влетело во второй раз.

— Катер цел. В меня ни разу не попали. Кстати, логично еще научиться водить элемобиль. Тоже будут права — тоже буду брать напрокат.

— Видал я наглецов, но таких!.. Элемобиль во всей Галактике водят с четырнадцати лет, понял? А на катера и глайдеры ограничения нет. По недостатку воображения, надо полагать, ты в этом мире не предусмотрен.

— Ну-у до четырнадцати лет мне всего каких-нибудь девять месяцев осталось.

— Достаточно, чтобы ты успел перевернуть ось вращения Этны. Ты вставать-то будешь?

* * *
Надо все проанализировать, как встарь. Если я отказываюсь отвечать на вопросы, то и спрашивать не могу. Похоже, проф признал: есть вещи, о которых лучше не знать — даже ему. Что я угнал катер не просто так и что я знаю, чей он, — проф наверняка догадался. Но копать не будет — вот и хорошо. Но почему?.. Вечно мне не хватает времени, чтобы все обдумать: мир вокруг вертится слишком быстро.

После душа посмотрел на себя в зеркало: физиономия у меня бледная и напряженная, как у покойника в стадии окоченения. Зато больше никто не злится.

На аэродром меня вез Филиппо, почему-то один. Когда мы оказались в элемобиле, он посмотрел на меня вопросительно. Я только помотал головой:

— Завтра.

— Хорошо. Но про бой-то расскажи.

Мы так увлеклись, что чуть не попали в аварию. И потом хохотали по этому поводу до самого аэродрома героического третьего истребительного.

Встречали меня без торжеств, но никаких упреков я не услышал. Сам полковник сообщил мне условия экзамена, я прошел тестирование по теоретическим вопросам (главным образом предполетная подготовка машины) и полетел плести небесные кружева. Лучше не скажешь — летчики поэтичны, почти как древние скандинавские скальды. [60]

Хорошо, что с утра я не успел испугаться — слишком быстро все произошло. Экзамен оказался отнюдь не формальностью. Я, наверное, «патентованный отличник», или, как выражаются ребята с оттенком презрения: «зубрила» (что это значит?). Но здесь сделал пару ошибок — впрочем, это допускается, так что свои права я получу.

Майор Барлетта помог мне выбраться из катера: ноги так дрожали, что сам бы я не сумел.

— Таким учеником можно гордиться, — кивнул он, — только не угоняй больше ничего, ладно?

— Ладно, не буду. Да больше и не придется. Вы же мне дадите напрокат, если понадобится?

Я поклонился ему так, как принято кланяться на кемпо сенсею. Он ухмыльнулся, поклонился в ответ, потом хлопнул меня по плечу:

— Пошли, сделаем тебе красивый документ.

Никакого торжественного акта не было, но меня и Барлетту поздравляли все, кто оказывался поблизости — некоторые, по моим наблюдениям, даже не один раз, и по этому поводу майор рассказал анекдот про молодожена-склеротика.

Гостеприимный третий истребительный я покидал уже ближе к вечеру.

Корабль на Новую Британию по расписанию уже улетел, к тому же Филиппо и так догадался, что угон катера связан со спасением Бутса, так что при нем вполне можно было позвонить ребятам. Я так и сделал. Сначала Гвидо — он пострадал больше всех и, в отличие от меня, не получил никакой награды. Это несправедливо. Надо что-то сделать по этому поводу.

— Гвидо, привет.

— Привет.

Голос у него гораздо живее, чем вчера.

— Как дела?

— Ничего, в школу не ходил, так что нормально. Э-э, Энрик, — робко произнес он, — мне очень надо с тобой поговорить.

— Хорошо, давай встретимся и погуляем. Завтра или послезавтра, когда хочешь.

— Лучше завтра и пораньше.

Эк его припекло. Я был уверен, что он предпочтет еще денек поваляться дома.

— Ладно, я тебе перезвоню попозже: надо, чтобы меня отпустили.

— Угу. Ну, пока.

— До завтра.

Следующий звонок — Ларисе. Надо же дать ей убедиться, что я не умираю, а сама она обещала не спрашивать. Разговор оказался почти деловым и довольно грустным. Лариса сказала, что от нашей компании откололись Мария и Пьетро. Честно говоря, я не очень удивился: Пьетро интересовался Ларисой, а она не обращала на него внимания. А тихая, молчаливая Мария — я едва мог вспомнить ее голос — так на меня смотрела, что я чувствовал себя пловцом, потерявшим плавки, под лучом прожектора береговой охраны. Оба убедились, что им ничего не светит, и ушли.

Хвастать своими успехами в такой обстановке не хотелось. Хотя, возможно, «все к лучшему в этом лучшем из миров» [61]— отношения между оставшимися избавятся от некоторой напряженности: не так сказал, не так повернулся. Разговаривать мы закончили, когда элемобиль уже подъезжал к воротам Лабораторного парка.

Все, остаток дня я проведу в горизонтальном положении, и горе тому, кто попытается мне помешать. Только надо узнать: можно ли мне завтра пойти погулять (можно), улетел ли корабль (улетел), и еще — перезвонить Гвидо (тот был просто счастлив). У-уф!

Глава 59

Я встретился с Гвидо в воротах Центрального парка. «Мне здорово влетело», — было написано у него на лбу крупными буквами, поэтому я постарался поскорее увести его в какую-нибудь пустынную аллею. Гвидо молчал, не решаясь начать серьезный разговор, ради которого он вытащил меня из дому.

— Пойдем полежим на травке, — предложил я, когда мы с ним подошли к одной уединенной полянке со столетним английским газоном.

— Угу, — согласился Гвидо, — м-м, Энрик, ты ведь не кричишь и не плачешь, когда тебя порют?

Я покачал головой.

— Поделиться опытом, как это делается?

— Ну-у да! Поделись.

И как же я этому научился? Просто решил — и все. И было мне семь лет. И наказывать меня тогда было просто некому. Правда, меня один раз поймали и опять переломали едва сросшиеся ребра, но это не то. Гвидо все это не поможет.

— Мне казалось, — осторожно начал я, — что ты теперь много тренируешься на кемпо. Вид у тебя такой… Уверенный.

— Угу, какое это имеет отношение?

— Самое прямое. Там же ты не рыдаешь, получив боккэном.

— Сравнил!

— Вот именно. Разницы никакой, считай, что это тренировка терпения. А ты, наверное, обижаешься?

— Конечно.

— А ты не обижайся. Если ты сам принял решение что-то сделать, то и отвечать за него придется. И это тоже твое решение. Я так понимаю, что оценок «D», «Е» и далее по алфавиту ты не получаешь?

— Нет, — развеселился Гвидо.

— Ну вот. Значит, все именно так, как я сказал.

— Понятно, — немного разочарованно потянул Гвидо.

— Есть еще одна маленькая хитрость. Я тебе пришлю файл: две длинные древние поэмы. Почитай — не пожалеешь. И выучи пару кусочков строк по пятьдесят. Поэмы написаны гекзаметром — это такой сложный стихотворный размер. Попытка повторить их хотя бы про себя и не сбиться требует полной отдачи. Как спарринг с сильнейшим партнером. Ты просто не заметишь, что тебя еще и лупят в это время.

— Здорово.

— М-мм, на самом деле, не совсем. Не будешь орать — тебе будет сильнее доставаться.

— Ну и пусть, — решительно прошептал Гвидо.

У Гвидо нет старшего брата, а он ему очень нужен. Ну что ж, против такого младшего братишки я не возражаю.

— Пойдем, — сказал я, — угощу тебя мороженым, надо же как-то подсластить нашу жизнь. И убери такое страдальческое выражение с физиономии, а то вся Этна зальется слезами от жалости к тебе, и будет всемирный потоп.

Гвидо улыбнулся:

— А какое ты любишь мороженое?

Я посмотрел на него с подозрением:

— А какое ты?

— Я первый спросил!

— А будешь все время кому-нибудь подражать, хотя бы даже и мне, я тебя сам отлуплю, и никакие гекзаметры не помогут. Понял?

— Нет!

— Ты не понимаешь, зачем человеку собственная личность?

Я подставился, но Гвидо не воспользовался ситуацией — сам я на его месте ехидно спросил бы «зачем?» и посмотрел, как мой собеседник выкручивается. Это необъяснимо, ты просто чувствуешь это или не чувствуешь. Гвидо, кажется, уже что-то почувствовал, иначе не сказал бы «нет».

— Угу, я понял, — сказал он после долгого молчания.

— И какое ты любишь мороженое?

— Не такое, какое ты!

— Плохо ты понял. Повторяю вопрос: какое тылюбишь мороженое?

— Шоколадное.

— Вот! Видишь, как просто? А то я сказал бы из вредности, что не люблю только фисташковое, и лопал бы ты соленое мороженое, [62]сладкоежка.

Глава 60

Проф позвал меня к себе в кабинет, как только я вернулся из парка.

— Для тебя есть работа, — немного ехидно сообщил он, — тебе понравится, а то ты поиздержался.

От кого я хотел скрыть свою бурную спасательную деятельность? От профессионального контрразведчика, который к тому же имеет право контролировать состояние моего счета. Просто раньше он этого не делал. Но раз я молчу как рыба, сам бог велел провести такое маленькое расследование. Я стал лихорадочно вспоминать, все ли необходимые меры предосторожности принял. Кажется, да.

— Кстати, мои поздравления, — добавил проф, — я не смог узнать, куда и кому ушли такие большие деньги. У меня только один вопрос, и я надеюсь, что на него ты ответишь.

Я промолчал, поэтому он продолжил:

— Ты не попал в какую-нибудь беду? Тебя не шантажируют?

— Нет на оба вопроса.

Проф вздохнул с облегчением. Все-таки приятно, когда есть кому о тебе позаботиться.

— Тогда к делу. Ты очень благодарен тому деятелю, который пытался нас угробить, когда мы возвращались с Джильо?

— Сложный вопрос. Если бы не он, я бы не научился летать. А что? Надо угробить его в ответ?

— Угадал.

— Ладно, в знак признательности я закажу венок на его могилу.

— Цинизм тебе не идет.

— Убивать людей циничнее, чем говорить об этом. Наша жизнь — это просто опасная игра. Почти никаких правил. И убить могут любого.

— Хм, согласен. Тогда не говори «гоп»… Способ сам придумаешь или тебе подсказать?

— Сам.

— Отлично, бери. — Проф протянул мне компакт-диск с разведданными.

Я его забрал и пошел к себе изучать. Суббота не для человека. [63]Она принадлежит смерти так же, как остальные дни недели.

Синьор Трапани, которого мне предстояло ликвидировать, не имел особых пороков, не посещал квартал красных фонарей — впрочем, девочек к нему могли привозить на дом. Единственным его хобби были гонки на элемобилях, он и сам любил проехаться с ветерком по хорошей дороге. Поэтому каждое воскресенье он катался взад-вперед по пустынному шоссе, ведущему от Палермо к центру материка. Строили его, чтобы соединить Палермо с одним многообещающим шахтерским городом, но месторождение тетрасиликона оказалось бедным, город опустел, шоссе так и не достроили, и катались по нему только такие любители скорости, как синьор Трапани. И когда там разъезжал синьор Трапани, его охрана больше никого туда не пускала. Первое правило: «никаких случайных жертв» — будет несложно соблюсти. Единственное, что мне надо сделать — это испортить ему тормоза в ночь с субботы на воскресенье.

Я нашел в интернете чертеж тормозной системы «Ламборджини-45F» (именно такая машина у клиента). Ничего хитрого, но чтобы испортить ее, надо забраться внутрь. Интересно, он закрывает окна, когда ставит элемобиль в гараж? Хм, вряд ли, иначе придется всю ночь гонять кондиционер или утром садиться в салон, насквозь пропахший освежителем.

На всякий случай я сходил к нам в гараж: окна всех стоящих там элемобилей были открыты.

Работать надо с кем-нибудь из Диоскуров. Гараж в полуподвале, окна зарешечены, защита от мини-роботов мышке не помеха: ну буквально ни одной микросхемы, а блок питания работает на фруктах и пирожных. В гараже постоянно дежурит охранник, а кондиционера нет: не может быть, чтобы не нашлось открытого окошка. Душит жаба синьора Трапани и задушит окончательно.

С этим прекрасным в своей простоте планом я и отправился к профессору. План был одобрен в целом, но проф предложил отложить его реализацию на неделю. Я отказался: в будущий уик-энд я намеревался пойти с ребятами в поход с ночевкой, если, конечно, девочки «согласят» на это мам.

— Лучше бы твоему плану вылежаться недельку. Тогда его слабые стороны станут видны, и их можно будет исправить, — заметил проф.

— Тогда пусть вылежится две недельки.

— Нет. Так долго тянуть нельзя.

Видя мое огорчение, проф смягчился:

— Ну хорошо, попробуй сегодня. Если возникнут сложности, вернешься с полдороги и тогда уже сделаешь все через неделю. Только обещай, что вернешься, если сложности действительно возникнут.

— Ладно, обещаю, — серьезно сказал я.

Странно, что проф так волнуется. Это не самое опасное приключение в моей жизни, а обещания вернуться, не сделав дело, он с меня еще никогда не брал. Впрочем, от этого вопроса я легко отмахнулся: есть дела поважнее, и первое из них — уговорить одного из мышей на неприятную процедуру напыления стали на зубы и когти (пригодится). Кто из них согласится, с тем и пойду.

Диоскуры согласились оба, их даже особо уговаривать не пришлось: приключение! «А почему это он, а не я?» Возьму обоих.

* * *
Прежде чем пойти в лабораторию, я заглянул к себе и отправил Гвидо обещанные ему «Илиаду» и «Одиссею». Обещал, а ведь я могу и не вернуться. Фу ты, какие мысли в голову лезут.

Когда я, спокойный и решительный, как старый ронин, [64]сел в свое рабочее кресло, близнецы уже сверкали стальными зубами, как персонажи фильма ужасов. Недовольны были страшно. Пришлось подсластить им жизнь яблоками. Любовь к агам они от Храброго Парня не унаследовали.

Проф сказал свое традиционное: «Все, пошел». Мышек осторожно взяли на руки и понесли к элемобилю: бежать пешком до резиденции Трапани — вся ночь пройдет. Я расслабился: в ближайшие полчаса моя главная задача — не заснуть. С этими типами, пожалуй, заснешь! Всю дорогу я вспоминал великие подвиги их деда и перекодировал свои воспоминания в понятный мышам формат.

Пару кварталов все же придется пройти пешком, и это едва ли не самая опасная часть работы: лесные мыши не бегают по улицам. Хорошо хоть сектор Трапани плохо освещается (опять синьора жаба душит).

А вот и ограда резиденции, и вокруг нее — ну очень широкая дорога, а по ней большое движение. Первая сложность, результат моей поспешности. Преодолеем. Канализация-то в этом дворце есть. Я отстучал на подлокотнике запрос: «Главный туннель в резиденцию». Через пять минут получил ответ и осторожно, вдоль стен, повел мышей к нужному нам подвалу. А люки в Палермо делаются: «берегите ваши каблучки» — не очень-то частая решетка, мышь как раз пролезет. Знакомое место. Берегитесь, крысы: мы теперь втроем. Крысы побереглись — ни одной не встретилось.

Нет, в дом мы не полезем, там на входе наверняка полно сюрпризов. Но дренаж-то в парке есть, поливают же его; и дожди хоть и редки, но уж если зарядят… Вот и колодец, сквозь закрывающую его решетку видны звезды. Стенки, правда, вертикальные, но для стальных когтей этот бетон довольно мягок. Полезли. Ох, все-таки вверх — это не вниз, нам с Храбрым Парнем как-то ни разу не пришлось так карабкаться. Забрались. Я приободрил Диоскуров, объяснив им, что такие подвиги даже их дедушка не совершал. Дух перевели, пора браться за дело. Несколько раз мы попадали в луч сканера, но охоты за нами не открывали: мало ли в парке зверюшек? От земли, да еще и в темноте обзор, конечно, никакой. Так что я никак не мог сориентироваться, и мы немного поплутали, пока Полидевк не почувствовал запах машинного масла. Отлично, это или гараж, или площадка для катеров, а она во дворце Трапани расположена на крыше. На крышу мы не забирались? Нет! Мыши развеселились. Значит, это гараж. Ох, сколько здесь сканеров и бластеров, но просто так они не палят — застрелишь еще ненароком хозяйскую кошечку. Так что к самой стенке гаража мы подошли без проблем. Мертвая зона. Я перевел дух.

Мы трижды обошли все окна подвала: закрыты. Мои расчеты не оправдались. Ладно, сейчас что-нибудь придумаем. А это что такое? Кухня, запах изумительный. И окошко открыто. Быстро, быстро — понесут же охраннику ужин, небось голодным не оставят. Диоскуры вместе забились в щель за кухонным шкафом: еще не хватало, чтобы нас увидели и пустили какую-нибудь кошку ловить мышей. Ждем. Долго. Наконец дверь открылась, и чьи-то изящные ножки покатили маленькие колесики вон из кухни: развозят ужин внутренней охране. Кастору чуть не прищемили хвост, а в остальном все прошло отлично, теперь главное не попасться на глаза девушке, а то визгу будет…

Красотка пококетничала на центральном посту охраны, у черного хода, у пожарного выхода и только после этого направилась в гараж. Что ей там сказали! Да если бы кто-нибудь из наших охранников сказал какой-нибудь девушке из обслуги хоть что-нибудь отдаленно похожее, проф немедленно закатал бы его в болотистые джунгли травить ядовитых змей. И даже заледенелый ужин не послужил бы оправданием. Не важно, манеры охранников клана Трапани — не моя забота.

Плохо другое: недовольный ужином охранник не ел, а не сводил глаз с «Ламборджини». Дьявольщина. Окно открыто, все замечательно, а этот уставился. Что ему там надо? Внезапно он встал (Кастор даже испугался, что нас заметили), подошел к элемобилю, открыл дверцу и начал копаться внутри машины. Через пару минут он выбрался оттуда с бутылкой в руках: покопался в баре большого босса, решил подсластить себе жизнь. Да-а! Зачем было огород городить? Я мог просто сам прийти сюда, на глазах этого обалдуя вскрыть машину и сделать с ней что угодно, не затронув только запас спиртного. За него парень дрался бы не на жизнь, а на смерть.

Даже в окно лезть не пришлось: дверца осталась полуоткрытой.

Пока Полидевк придерживал откинутый кожух, Кастор осторожно подгрыз пару проводов «жесткого» тормоза: в городе это приспособление не нужно, но когда Трапани поедет кататься, ему же придется разворачиваться на маленьком пятачке. Третьего или четвертого поворота эта система теперь не выдержит. Годится. Общими усилиями мыши привели пол элемобиля в порядок — я порадовался, что взял обоих. В четыре лапы отлично получилось.

«А как мы отсюда выберемся?»

«Ну это просто, — объяснил я мышкам, — вернется же девушка за подносом».

Девушка вернулась, надо полагать, опять пококетничав на всех постах. Во время завтрака, обеда или ужина эту резиденцию можно тихо взять штурмом, и никто ничего не заметит. Надо будет поделиться этой мыслью с профом.

Вслед за девушкой — она не даст нам заблудиться — Диоскуры вернулись на кухню. Чтобы выгнать их оттуда на улицу, мне понадобились все силы: вот это действительно сложность, из-за которой я обещал вернуться, но мы уже и так возвращаемся. Угрозами и посулами удалось-таки оторвать мышей от соблазнительных запахов. Мы вернулись к люку в парке (проф азбукой Морзе командовал: «направо», «налево» — так действительно очень удобно), спустились вниз, дальше обратный путь был уже известен.

В элемобиле я читал мышам мораль, приводя в качестве отрицательного примера нерадивого охранника и объясняя им всю опасность непослушания. Если бы проф меня слышал, он бы умер от хохота. Диоскуры поняли меня неправильно, мышиная логика:

«Это же хорошо, что человек оказался таким… как ты сказал?»

«Нерадивым», — мысленно прорычал я.

«Вот-вот, именно таким».

Неправильное я им имя дал: братцы Диоскуры как раз и были главными мифическими хулиганами, а теперь и мои такие же — вот и буду с ними мучиться.

Перед тем как я прервал Контакт, мыши успели сказать мне, что готовы съесть кота, если их немедленно не накормят! Я так и передал, добавив от себя, что каннибализм больше не кажется мне преступлением.

Глава 61

На следующий день синьор Трапани разбился на своем «Ламборджини» так, что хоронить было нечего. Не судьба мне прислать венок на его могилу. А на его поминки меня, конечно, не пригласят.

Уже днем воздух над Палермо был заполнен ревом моторов низко пролетающих катеров, на горизонте даже при солнечном свете виднелись вспышки выстрелов и взрывающихся ракет. Героический третий истребительный вел тяжелые бои за господство в воздухе. Каждые полчаса я читал сводки (специальный сайт обновляли с такой частотой), боясь увидеть в списке потерь знакомую фамилию. О, мадонна, да мне там все фамилии знакомы! В промежутках я только метался по комнате: если бы я был там! Но проф меня ни за что не пустит, а если я сбегу, меня не пустят уже летчики.

К вечеру полк потерял пять катеров, но вроде бы все летчики успели катапультироваться — одного, правда, еще не нашли.

В понедельник во всех школах Палермо отменили занятия. Дети сидели по домам, хотя воздушные баталии откатились от города в сторону моря.

Проф решительно велел мне перестать метаться и взять себя в руки. Все-таки военный в нем ощущается: как будто можно успокоиться по приказу! Оказалось, можно. Я начал готовиться к экзаменам в университете и проверял знакомый сайт только раз в час. К вечеру там появилась черная рамка и имя в ней: пропавшего вчера летчика нашли… мертвым.

В ночь на вторник бои шли на земле, причем в самом городе. Наутро я узнал, что наши тихо взяли резиденцию Трапани, а потом решили откусить еще и оставшуюся часть сектора — вот это уже тихо не получилось. Не везде охрана ушами хлопает. Без профа здесь, конечно, не обошлось. Наверняка, когда мы с Диоскурами бегали по резиденции, он заметил то же, что и я, а может быть, ещё больше. На рассвете часть подданных Трапани выяснила, что им сменили гражданство. Но кажется, особо недовольных не было. Семья Трапани — самая старая на Этне, главный приверженец замшелых традиций. Мало кому понравится, что его сколь угодно умная дочка не может учиться в университете, а сын рабочего на конвейере может, конечно, стать охранником, если выиграет чемпионат Этны по кемпо, но начальником охраны даже чего-нибудь мелкого не сможет стать никогда. С какой-нибудь другой семьей так бы не получилось: пришлось бы вести уличные бои, сражаться за каждый дом и двор и получить в итоге никому не нужные развалины.

Теперь завоевание надо удержать. Усиление одной семьи нарушает равновесие и вызывает недовольство всех прочих. Впрочем, какая разница? Я уже не могу назвать такую крупную корпорацию, которой бы синьор Мигель еще не насолил. А ведь я знаю только то, что делаю сам.

К полудню и наземные и воздушные бои затихли. Третий истребительный не потерял больше ни одного летчика. Я написал майору Барлетте поздравительное письмо: он сейчас, наверное, спит, так что звонить ему не стоит.

И все-таки, как Кальтаниссетта удержит завоеванное? И какое отношение то, что я уже знаю, имеет к этой войне? Со смертью Трапани все ясно. А воздушный бой с катерами Кремоны, который так «понравился руководству», сиречь синьору Мигелю? И с профом он, небось, посоветовался. Какое этот бой имеет отношение к делу? А то, что имеет, я не сомневался.

Я вспомнил свою предыдущую попытку взлома. Мне повезло, в том смысле, что проф ничего не узнал — но ведь и я ничего не достиг. Что же делать? Недавно я прочитал в «Истории шпионажа»: «Девяносто процентов разведывательной информации берется из открытых источников», — правда, способ там не был указан. Хм, попробуем его восстановить, тем более что сказано это было, кажется, еще до изобретения интернета и поисковых систем в нем, а следовательно, процесс был гораздо более трудоемким.

Итак, запрос «+Кальтаниссетта +Кремона». Опс! Статья «Боевое братство»: «…в ответ на грязную провокацию Трапани…». Итак, напали на меня люди Трапани — или синьору Мигелю выгодно поверить, что так и было. Хотя, может, это действительно так: трудно поверить, что кто-то, не скрываясь, нападет на случайный мирный (ага, с четырьмя боевыми бластерами на борту) катерочек с эмблемами Кальтаниссетта, если он, конечно, не самоубийца. Нет, не получается. Независимо от того, кто это был, Трапани или Кремона, он полный идиот, так не бывает. Скорее всего, это был кто-то третий. И синьору Мигелю это прекрасно известно. Что он там наплел синьору Кремона, я узнать не смогу, но теперь у нас «боевое братство». Я насчитал целых восемь статей, посвященных «грязной провокации» и новому союзу семей Кальтаниссетта и Кремона.

Загадка: по монорельсу едут честный журналист, независимый журналист и продажный журналист и едят пиццу. И вот на блюде остается последний кусочек. В это время поезд ныряет в туннель. Когда он выныривает, блюдо оказывается пустым. Вопрос: кто съел пиццу? Ответ: продажный журналист, потому что остальные — сказочные персонажи.

Никаких сомнений в правдивости обоих пресс-центров никто не выразил. Так, а теперь узнаем, что пишут с другой стороны. Запрос: «+Трапани +Джела +Кремона». А здесь все строго наоборот, если не считать того, что Кремону стараются не задевать: «Вернись, я все прощу!»

Вопрос: «Не мог ли синьор Мигель сам организовать эту провокацию?» Ответ: «Вряд ли, тогда катер был бы не случайным первым встречным, а заранее подготовленной жертвой». И все-таки кто? Кому не жалко высокопоставленных деятелей Кальтаниссетта (кто еще может летать на таком катере?) и кто в то же время заинтересован в усилении нашей семьи или в союзе с Кремоной? О-о-о! Вернулись туда, откуда начали. Допустим, это сделали люди Кремоны, имея в виду, что никто никогда не поверит, что они такие идиоты, и виноватых будут искать где-нибудь в другом месте. Но! Тогда они должны были любой ценой избегать потерь, а таковые есть. Допустим, синьор Мигель заполучил живым одного из сбитых мной летчиков. Тогда понятно, почему он так легко и быстро согласился на союз, о котором вчера еще никто не помышлял. У него козырь в рукаве. И в нужный момент он его вынет. Или все это мои фантазии? Как бы это проверить? О! Просто! «За работу надо платить». Мне сейчас заплатят за убийство Трапани. Если столько же или почти столько же, сколько за Джела, — значит, это моя фантазия, а если сильно больше, то значит, часть денег — за тот полет. А может, уже заплатили? Проверим. Да, голова у меня варит. Почти вдвое больше, чем тогда, в первый раз, и, что важно — двумя чеками. Возможны ли какие-нибудь другие объяснения?.. Маловероятно, не стал бы синьор Мигель платить мне столько за незнамо кого.

Вывод: «боевые братья» вцепятся друг другу в глотки сразу после того, как пощипают Трапани и Джела. Да-а, без работы я не останусь.

Глава 62

Между прочим, надо не только по интернету лазать, но и на календарь смотреть: до предстоящих мне экзаменов за первый курс времени осталось с гулькин нос. Пришлось принять чрезвычайные меры: до поры отменить историю, физику, компьютерную безопасность (и взлом), даже полеты (впрочем, меня бы и не пустили — война в горячей стадии). Только математика, тренировки и прогулки с Ларисой.

Так прошла неделя. Никаких боевых столкновений вблизи Палермо больше не было. Поэтому нашу компанию отпустили в давно ожидаемый поход. Правда, охранников проф приставил сразу троих и долго их инструктировал. Давно все это знавшие парни усиленно делали вид, что внимательно слушают. А я внимал с интересом: меня же этому никогда не учили.

За три недели девочки многому научились и стремились это продемонстрировать. Так что мы забрались на две стенки, которые вовсе не стояли у нас на дороге. На привалах мы с Гвидо пересказывали«Илиаду», соревнуясь, «кто больше помнит наизусть». Алекса выбрали судьей, и он присудил победу Гвидо, поделив число строк, известных каждому из нас, на время, прошедшее с момента первого знакомства с поэмой. Да, наверное, это справедливо. Никто на нас не напал — ни днем, ни ночью. И в воскресенье вечером мы благополучно вернулись в Палермо.

Утром в понедельник меня разбудил голос из динамика: «Вставай скорее». А я собирался поваляться. Наверное, что-то случилось. Проф не стал дожидаться, пока я явлюсь в его кабинет, а встретил меня на полдороге:

— Габриеллу похитили.

— Кто? Что мы можем…

— Неизвестно. Идем в лабораторию, надо поставить несколько «жучков»: может, что и выяснится.

— Но ее ищут?

— Конечно.

Женщины вне игры, говорите? Традиции! В них не стреляют, их не похищают, в руках врагов они могут оказаться только случайно, при захвате заложников. Как бы не так! Но кажется, синьор Мигель чувствовал то же, что и я. За последующие двое суток я выходил из Контакта, только чтобы сменить партнера и что-нибудь съесть. А в остальное время Геракл, Кастор и Полидевк (Диоскурам пришлось разделиться) бегали всюду, где только может оказаться зацепка, информация, тень информации. По нашим следам приходили группы десантников или оперативники СБ. Еще лет двести сама мысль покуситься на женщину из клана Кальтаниссетта будет вызывать священный ужас у того, к кому она придет. Но сейчас Габриелле это не помогло. Ее тело выловили при глубоком тралении залива.

Через час на виновника — на сей раз это действительно была семья Трапани (сам узнал — вот вам и хранители традиций!) — обрушилось небо. Флот был уничтожен мощным авианалетом (по ходу поисков Габриеллы мы с Гераклом наткнулись на какой-то кабель, ведущий в армейский центр управления; остальное — дело техники). Несколько тайных бункеров в самом Палермо десантники «взяли на нож». Вечером в среду синьор Кальтаниссетта принял безоговорочную капитуляцию семьи Трапани. Этна содрогнулась. С большими корпорациями так не поступают, к тому же осенью Кальтаниссетта продемонстрировали умеренность и терпимость.

— Неужели это потому, что кто-то из Трапани знает обо мне? — спросил я профа.

— Конечно, ты же самое секретное оружие на Этне. Ты не догадывался?

— Ну-у вообще-то…

— Кроме того, это естественное продолжение репрессий за похищенную женщину. Иначе мы никогда не сможем спать спокойно.

Я представил, что было бы со мной, если бы кто-нибудь похитил Ларису, и все понял.

К вечеру четверга немало женщин из верхушки бывшего клана Трапани стали вдовами, но их самих подчеркнуто никто пальцем не тронул. Женщины вне игры!К тому же теперь они нашиженщины: клана Трапани больше не существует. Будем надеяться, что обойдется без партизанской войны. Насколько я понял из своих уроков истории, для этого достаточно не обижать мирное население. Хотя бывают и исключения.

Интересно, синьор Мигель собирается стать повелителем целой планеты? Хм, вряд ли, скучно будет так жить, к тому же он явно знает историю и осведомлен, чем кончали всякие «завоеватели мира». Или не надеется успеть?

* * *
Я никогда не был особенно привязан к Габриелле, но ее смерть потрясла меня, потому что погибла она из-за меня. Если бы она не работала в Лабораторном парке, ее никто и не подумал бы похищать. Проф, наверное, чувствовал то же самое, потому что на освободившееся место Габриеллы был взят мужчина. Линду, нашу лаборантку, правда, никуда не перевели, но проф приказал синьору Соргоно обеспечить ее охрану вне парка.

Наш новый медбрат Фернан появился в кабинете профа в понедельник утром. Проф что-то делал за компьютером, а я легкомысленно крутился во вращающемся кресле, пытаясь на глаз оценить максимальную угловую скорость моего вращения. Дурацкое занятие. Братцы Диоскуры блаженствовали у меня на коленях. Надо будет соорудить им карусель.

— Здравствуйте, синьор Галларате, — сказал вошедший в кабинет молодой человек.

— Добрый день, — ответил проф, — Фернан, если я не ошибаюсь? (Проф никогда не ошибается.)

— Да, это я.

— Тебя [65]прислали из службы безопасности, но они не сообщили, в чем будут состоять твои обязанности.

— Нет, не сообщили. Сказали, что не знают. — Фернан недоверчиво усмехнулся. (Как они могут чего-то не знать?) — Я тоже. (Запросто!)

— Ты должен будешь заботиться о здоровье этого легкомысленного типа, который сейчас доламывает мое кресло. Энрик, прекрати крутиться!

Я затормозил, повернулся вместе с креслом к своей новой няньке и сделал серьезное лицо.

— А-а, э-э… — Фернан даже покраснел от напряжения.

— Нет, — успокоил его проф, — Энрик совершенно здоров. Я бы даже сказал, слишком. Но время от времени ему приходится выполнять очень важную и очень тяжелую работу. И при этом возможно все что угодно. Например, однажды у него остановилось сердце.

А я и не знал. Это, наверное, было, когда погиб Тяпа. С меня сразу слетело все мое легкомыслие:

— Можно, я пойду к себе?

— Я думал, ты захочешь познакомиться.

— Угу, — кивнул я и протянул руку, — Энрик.

— Фернан.

— Очень приятно.

Я посадил мышей на плечо и ушел. Не хочу я узнавать подробности своей физиологии.

Глава 63

Я уже чувствовал себя настолько готовым к экзаменам, что отменил чрезвычайное положение и даже заикнулся, что хотел бы съездить полетать.

— Для этого надо, чтобы не только ты отменил чрезвычайное положение, — заметил проф.

Я все же съездил в третий истребительный, но полетать мне не дали: опасно. Печально.

Всю неделю самым интересным объектом для наблюдения было лицо Фернана, на котором один за другим менялись все оттенки изумления, потрясения и ужаса, когда мы с профом отрабатывали на трассах связь и работу с братцами Диоскурами.

В остальное время я гонял на велике, осваивая всякие фокусы (видел в одном фильме). Научился, например, стоя на седле, проезжать в узкую щелочку между розовыми кустами и теми самыми, поредевшими акациями. На свидания с Ларисой я являлся с огромными букетами ранних роз. В среду Джорджо при мне пожаловался профу — тот не отреагировал. На следующий день я вместе с великом опять рухнул в розы. Честное слово, не нарочно. Джорджо опять пожаловался. Черт бы его побрал! Но извиняться перед ним я не буду, вот! Ни за что!

Вечером проф позвал меня к себе в кабинет таким тоном… Я сразу понял: не в шахматы играть. Из-за такой ерунды?!

Он меня схватил, перегнул через колено и несколько раз шлепнул! Рука у него тяжелая, но не настолько, чтобы было по-настоящему больно.

— Я же не маленький! — завопил я.

— Да ну? Я и не заметил! Какого черта ты провоцируешь Джорджо?

Я не ответил. Вывернулся из его рук и холодно поинтересовался:

— Это все или в программе еще что-нибудь в том же духе?

Я знаю, что еще бывает в том же духе, но я скорее себе язык откушу, чем скажу вслух, что именно. Я был в ярости. Проф молча смотрел на меня минуту, не меньше.

— Извини, я был не прав, — сказал он тихо.

— Угу.

— Пожалуйста, оставь парк в покое, хотя бы на месяц.

— Хорошо, — ответил я и вышел через французское окно, громко хлопнув створкой.

Утром я так проспал, что меня чуть было не поймали с Винни-Пухом в объятиях. Еле-еле успел его убрать.

Весь день я упорно игнорировал профа: обидел он меня очень сильно. А вечером отказался играть в шахматы и уже собрался уходить к себе, когда проф поймал меня за талию и подтащил к себе.

— Ужасно сердитый Энрик! Долго будешь дуться?

— Всю жизнь!

— Долгий срок. Я был не прав, но, знаешь, до сих пор мне не приходилось слышать, что ты пакостничаешь. Допустим, ты не хочешь поддерживать нормальные отношения с Джорджо, это твое дело. Но если ты его игнорируешь, позаботься, чтобы он не мог сказать о тебе ничего плохого.

— Хм, можно подумать, мне нравится падать с велосипеда. Что же мне — не кататься?

— По-моему, это убедительно, но я эти розы не выращиваю. Так что убеждать тебе придется не меня.

— Ладно, я понял.

— А в шахматы ты не играешь, потому что боишься продуть? — лукаво спросил проф.

— Такими простыми хитростями меня не возьмешь, — ответил я. — Ладно, попробуйте поставить мне очередной мат.

* * *
Кстати, в ближайшую среду начинаются уже летние каникулы, а я сдаю первый экзамен. О том, поедем ли мы куда-нибудь, я старался не думать: ужас всех студентов настиг и меня. Я вновь объявил для себя чрезвычайное положение. Определения, формулировки, доказательства, задачи…

Старательный Фернан решил, что я заболел, и для начала попытался устроить мне медосмотр. Этого только не хватало! Пришлось вправить ему мозги: если я встал с лабораторного кресла живой — значит все в порядке. Бедный, бедный Фернан оказался между молотом и наковальней. Проф же ему говорил что-то другое, а спорить со мной он пока не решался, слишком уж Контакт потряс его воображение.

В понедельник Лариса позвонила мне, поинтересовалась, куда я пропал (пришлось уклоняться и переводить разговор на другую тему), и сообщила, что Алекс и Гвидо на первый месяц лета, как всегда, уезжают в военный лагерь, а девочки упросили синьора Лекко позаниматься с ними еще месяц, так что они остаются в городе, зато потом все соберутся на Липари, родителей уже «согласили». Я объяснил, что боюсь строить планы, чтобы не сглазить себя перед экзаменами, но буду иметь в виду эту ценную информацию. Лариса пожелала мне удачи. На кончике языка у меня висело приглашение погулять в среду вечером, но я его проглотил: сначала экзамен.

Потом звонили Алекс и Гвидо и говорили примерно то же самое плюс делились воспоминаниями о прошлых военных лагерях. Я им остро позавидовал: мне это удовольствие не светит. Никогда.

* * *
Экзамен по аналитической геометрии я сдал настолько без проблем, что даже сам удивился. Все, больше не буду пугаться.

Прямо из элемобиля я позвонил профу и попросил разрешения погулять в центре.

— Поздравляю, — ответил проф, — конечно, можешь погулять.

— А как вы догадались?

— Если бы ты провалился, ты бы вернулся домой есть себя поедом.

— Вы не можете этого точно знать, я же еще никогда не проваливался.

— Это экстраполяция. Ты же знаешь, что это такое?

— Угу, понятно.

Следующий звонок — Ларисе. Отпразднуем успешное окончание ею седьмого класса, ну и мою победу тоже, конечно.

Романтического свидания не получилось, Лариса уже договорилась с остальными ребятами. Сам виноват, нечего было тормозить. Гуляли мы вшестером.

Лариса немного на меня дулась — вся эта прогулка, кажется, была затеяна ею в качестве маленькой мести. Хм, надо мириться. Я дождался удобного момента, когда просто прилипшая (да, это заговор) к Ларисе Джессика увлеклась разговором с Алексом, и решительно обнял свою девушку за талию. Протестовать Лариса не стала: не так уж она на меня сердится.

— Мое солнышко спряталось за тучку, — прошептал я ей в самое ушко, — почему?

— Кое-кто не смотрел на солнышко целых пять дней.

— Что я должен сделать, чтобы прогнать тучку?

— Ну-у не знаю. Честно рассказать, что ты делал эти пять дней.

— Это скучно. Боялся, что не сдам геометрию.

Я сам себя не узнаю, до сих пор я никогда не употреблял этот глагол применительно к своей особе без отрицательной частицы. И никому другому не советую говорить, что я чего-то боюсь: от пары тумаков спасет только очень нежный возраст или заранее переломанные конечности.

— Все оказалось проще, чем я думал, — добавил я после небольшой паузы.

Лариса улыбнулась: извинения были приняты.

Коль скоро мы собрались все вместе и без посторонних, от меня потребовали подробного рассказа о полете с Бутсом. Алекс к тому же вычислил, что «несчастная жертва провокации Трапани» — это я и есть, так что отделаться общими словами не удалось. Не только я умею восстанавливать информацию по крупицам. Так что в ответ я настоял, чтобы Алекс рассказал, как он меня разоблачил. Испортил он все то, чего я добился с Гвидо — теперь парень опять смотрит на меня, как новобранец на победоносного полководца. Да и Лариса что-то стала задирать нос. Я расстроился: мне казалось, что наши отношения уже переросли стадию «смотрите, какая девушка пошла со мной танцевать», «смотрите, какой парень меня пригласил».

Долго огорчаться мне не пришлось, потому что нам заступили дорогу: четверо, двое явно чуть постарше, а двое, наверное, мои ровесники. Я их точно видел впервые. Гвидо сразу споткнулся и как-то скукожился.

— Гвидо, деточка, — сказал один из них издевательски-сахарным тоном, — как давно мы тебя не видели. Забыл уже старых знакомых?!

Я шагнул к Гвидо, положил ему руку на плечо и большим пальцем надавил на лопатку: «Выпрямись!» Гвидо понял и расправил плечи. Вот зачем он целый год занимался кемпо как проклятый — жаль только, что нам с Алексом ничего не сказал. Но сейчас он еще не готов набить сразу четыре наглые морды. Неужели он испугался, что мы оставим его одного расхлебывать эти неприятности? А может, его уже предавали?

Алекс осторожно отодвинул девочек в сторонку и почти неуловимым движением встал на полшага впереди Гвидо, прикрывая его левым плечом. Молчание затянулось. Наши противники растерялись: четверо против одного совсем не то же самое, что четверо против троих. Но вряд ли они отступят — сейчас наберутся решимости, сосчитают до трех, сравнят с четырьмя, а потом начнется драка. Я изучал будущих противников: одеты они не очень, но гуляют по парку в охраняемой зоне. Значит, дети какого-то обслуживающего персонала: таксистов, продавцов, официантов, может быть, охранников, хотя вряд ли. Занимаются тем, что они называют кемпо, у какого-нибудь самопального тренера, уволенного из армии за тупость, а то и что-нибудь похуже. Зато знают грязные приемы уличной драки и, в отличие от мальчиков из «хороших семей», умеют держаться вместе. На это всегда и рассчитывают. По их представлениям, мы с Алексом должны были бросить Гвидо: «Это не наши проблемы».

— Те-то чё надо? — обратился самый крепкий то ли ко мне, то ли к Алексу.

— Эта аллея кажется мне недостаточно широкой, чтобы ходить по ней шеренгами, — ответил Алекс. Такое произношение, наверное, бывает у преподавателей эсперанто как второго языка. — Будьте добры, посторонитесь и позвольте нам пройти.

Парни уразумели, что над ними издеваются, но не поняли, как именно, и это отразилось на их физиономиях.

— Да я те щас!

Тренер научил их обрабатывать макивару, [66]орать «киай» не по делу и великой мудрости, что два — это больше чем один. Самого опасного я сразу же ударил в коленную чашечку, и теперь он катался по земле, нецензурно ругаясь. Мы с Алексом, не сговариваясь, решили дать возможность Гвидо одержать собственную победу. Поэтому каждый из нас вяло махался с одним противником. Мой довольно скоро понял, что над ним издеваются: я пару раз останавливал свой кулак у самого кончика его носа. Пока воодушевленный Гвидо не пробил защиту своего врага! Э-э, а вот этого делать нельзя — лежачего не бьют! Я уронил наконец своего и остановил разбушевавшегося Гвидо, жаждущего реванша за все прошлые унижения.

— Им можно, а мне нельзя?! — яростно закричал он.

— Тебе нельзя, — отрезал я, — Обезьяне в зоопарке тоже можно кое-что, чего тебе нельзя; ты же не возмущаешься.

Гвидо унялся, зато победивший свою коленную чашечку главарь решил отомстить мне за эти слова и получил по второй коленной чашечке: я же не зверь, чтобы два раза по одному месту…

— Шли бы вы… подальше, — заметил я.

Главарь, увидев, что ни я, ни Алекс даже не запыхались, захромал куда-то в кусты, остальные потянулись за ним.

Алекс вежливо раскланялся им вслед, метя дорожку перьями несуществующей шляпы.

— А с вами не страшно, — похвалила нас Джессика.

Гвидо трясло, он чуть не плакал. Лариса это заметила, взяла под руки Лауру и Джессику и пошла вместе с ними вперед по дорожке. Я опять порадовался за себя; она все понимает.

— Я думал, вы меня оставите, — сказал Гвидо срывающимся голосом, как только девочки отошли на несколько метров.

Алекс удивленно поднял брови:

— За кого ты нас принимаешь?

— Угу, — добавил я, — ты сам спас человека, которому ничего не был должен, и тебе это дорого обошлось. А нас ты просто за каких-то сволочей держишь!

— Что мы с ним за это сделаем? — спросил Алекс.

— М-мм, закормим мороженым так, чтобы он перестал его любить. Страшная месть! — предложил я.

Гвидо едва заметно улыбнулся.

— Нет, — возразил Алекс, — лучше мы не позовем его на помощь, когда она нам понадобится.

— Я больше так не буду, — сказал Гвидо с самым испуганным видом, какой только смог изобразить.

Мы рассмеялись и побежали догонять девочек.

Глава 64

На следующий день Алекс и Гвидо уезжали в военный лагерь. Я пришел их проводить. Когда Гвидо зачем-то отвернулся, я глазами показал на него Алексу: «Позаботься о ребенке». Тот кивнул и улыбнулся: «Не беспокойся».

За следующую неделю я спокойно сдал оставшиеся два экзамена и убедил ректора университета, что смогу учиться сразу на двух факультетах.

Я так обнаглел, что не все время тратил на математику. Правда, на велосипеде я теперь старался кататься по широким аллеям: даже если свалюсь, то не в кусты. Накаркал! Грохнулся на плитки, и очень неудачно: зацепился ногой за руль и не смог сгруппироваться. Фернан заметил и долго ворчал, обрабатывая мои ссадины. Еще и профу доложил. Тот сказал, что я ему дороже всех роз мира — пусть уж лучше я в них падаю, а Джорджо переживет. Все равно как-то нехорошо получилось, как будто я напрашивался: пожалейте меня.

Утром в субботу я выбрался на свою любимую полянку, чтобы сделать зарядку. Полянка оказалась занята: прямо на проплешине, образовавшейся в результате моих интенсивных занятий, стоял катер. Мечта, а не катер: боевой «Феррари-2978-66» серебрился на утреннем солнышке. Кто это приехал и нахально занял мою полянку? Я прикинул, сколько мне надо угробить корпоративных боссов, чтобы завести себе такой: ох, столько их и нет. По крайней мере, в больших корпорациях. Этот красавец стоит не меньше четверти миллиона. А после капитуляции Трапани больших корпораций осталось только пять, и в одной из них я работаю.

— Нравится? — спросил незаметно подошедший сзади проф.

— Как он может не понравиться? — удивился я. — Чей он? (Вдруг мне дадут попилотировать хоть полчасика?)

— Твой.

Проф прихлопнул снизу мою отвисшую челюсть, подмигнул и ушел в дом. Выслушивать благодарности он любит не больше, чем я — благодарить.

Первое побуждение — полетать в свое удовольствие — я подавил: авиасалоны прямо над городом никем не одобряются. Кто-то пустится меня перехватывать, свои бросятся защищать — зачем мне такая каша? Тем не менее я сел в пилотское кресло и изучил пульт управления. Новый антигравитационный двигатель. Шесть боевых бластеров новейшей модели с гелиевым охлаждением. Энергетическая ПРО и военные экраны, пятнадцать ракет… Хм, у недавно поставленных на вооружение «Сеттер-77» — тридцать шесть. Бортовой компьютер признал меня хозяином и предложил сменить пароль код-ключа. Так, систему автоматического наведения бластеров я перепрограммирую: кое-какие идеи появились у меня еще во время последнего боя. А в мирное время у нас что? Шесть пассажирских кресел в салоне с возможностью перекинуть на них управление бластерами и ракетами; все удобства, включая душ: можно сесть в лесу и несколько дней спокойно жить на природе. Старый катер таких размеров когда-то служил мне домом. «А какой ты маневренный, мы скоро узнаем», — сказал я своему «Феррари», щелкнул его в нос и побежал завтракать — и так уже опоздал. Когда-то давно проф полгода чуть ли не каждый день читал мне нотации, чтобы я никогда никуда не опаздывал.

Проф посмотрел на часы, усмехнулся, но замечаний делать не стал: не при гостях. А в гостях у нас был синьор Мигель собственной персоной.

— А, дважды студент, — приветствовал он меня, — поздравляю!

— Спасибо.

— Теперь не станешь говорить, что не в первый раз?!

Я закатил глаза.

— Когда-то давно, в прошлой жизни, — взвыл я замогильным голосом, — я уже учился в пещерном университете, изучал новейшие методы охоты на мамонтов.

Синьор Мигель улыбнулся. Почему он всегда улыбается как по обязанности?

— Тебе, наверное, нужны каникулы перед грядущим учебным годом?

— Конечно, мне вообще всегда нужны каникулы, на них происходит все самое интересное.

— Отлично, значит, мое предложение тебе понравится.

Синьор Мигель полностью завладел моим вниманием. Заметив это, он продолжил:

— Легенда такая: ты, сын моего учителя, почти что мой племянник, по моему приглашению проводишь каникулы на моем новом конезаводе Тортоли на Ористано.

— Это не там, где кофейные плантации Каникатти?

— Там, только они уже не Каникатти.

— Знаю, сам купил кучу акций в надежде, что вы их оттяпаете.

— Та-ак, — вмешался проф, — и что ты взломал, чтобы это узнать?

Проговорился…

— Бизнес-форум Каникатти-Джела.

Я надулся. Это было давно, и вообще так нечестно!

— Как ты его нашел? — поинтересовался синьор Мигель.

— Сейчас уже не помню, но адрес и способ взлома у меня записаны.

Нет, кажется, проф не сердится: чужие сайты взламывать можно — правила игры с врагами.

— Думаю, синьор Арциньяно с интересом бы почитал эту твою записную книжку.

— Хм, прислать?

— Пришли. Синьор Арциньяно за это неплохо платит.

Раскрылась еще одна тайна — источник опыта и доходов Алекса. И ведь он у синьора Арциньяно не один такой. Дешевая и эффективная разведка плюс кадровый резерв на будущее. А Алекс, наверное, думает, что я самый успешный хакер на службе у СБ, поэтому никогда, в отличие от Ларисы, не удивлялся моим бешеным, по понятиям наших ровесников, расходам.

— Мы отвлеклись, — заметил проф.

— Да, Энрик, ты поедешь с охраной, но без синьора Галларате, он очень нужен здесь.

— Ясно.

— На Ористано единственный племенной конезавод на Этне. На Земле и на других планетах бывают конные скачки — там таких заводов много и специалистов тоже. А у нас пока ничего подобного нет. Весь персонал завода остался старый, а лошади стали болеть и умирать. Можно, конечно, послать туда оперативников СБ с бластерами и пентатолом, но мне не кажется, что это хорошее решение. Других специалистов по лошадям взять неоткуда.

— Понятно.

— Твоя задача: разобраться в причинах этого мора, устранить их и при этом по возможности не восстановить против Кальтаниссетта компанию уникальных специалистов.

— Понятно, — повторил я, — когда я должен ехать?

— Хочешь покатать девочку на катере? — усмехнулся синьор Мигель. — Ну покатай. Поедешь завтра с утра.

— А уже можно покатать? — спросил я. — То есть я имею в виду, что воздушный бой — это здорово, но не в такой компании.

— Можно. Ближе чем в тысяче километров нет никого, кто бы сейчас мог рискнуть напасть на тебя.

— Ого! Есть где порезвиться.

Проф переглянулся с синьором Мигелем:

— Ладно, беги погуляй.

Два старых мудрых циника отпустили меня с богом, чтобы на свободе порешать свои мудреные циничные проблемы. Вот и хорошо.

Я позвонил Ларисе, пригласил ее на свидание, но сюрприза ей не обещал — иначе какой же это сюрприз?!

Катер я оставил на стоянке около нашего любимого парка: мы, как всегда, пойдем погулять, и вдруг… А у нас в кустах «Феррари».

Лариса была потрясена:

— Не может быть!

— Очень даже может. В честь поступления в университет, — пояснил я.

— Здорово! — Вдруг ее улыбка погасла. — А можно…

— Час назад синьор Мигель сказал, что можно.

— А? Понятно.

— Ну, полетели?

— Полетели.

Я сделал пару кругов над заливом, мы полюбовались Палермо, морем и горами.

— Ну что? — спросил я. — Выйдем в космос или высший пилотаж?

— М-мм, а и то и другое не получится?

— Получится, но, может, тебе не понравится крутиться, как горошине в банке?

— Я же еще не пробовала!

— Ну смотри! Пристегнись как следует.

Я помог Ларисе разобраться с ремнями, подогнал ей амортизаторы — и внезапно бросил катер вниз. Ах, она еще и не визжит! Ну, значит, можно покувыркаться. Только взлетим повыше. Сделав пару «бочек» и «мертвых петель», я взглянул на свою спутницу:

— Ну как?

— Отлично.

Она не испугалась, и ее не укачало. Значит, можно еще серпантинчик. Интересно, а такое уже кто-нибудь делал? Я вообразил в небе такую пружину — серпантин — и заставил катер навиваться на нее, дополнительно вращаясь вокруг продольной оси. Может, кто-нибудь подобное уже и делал, но меня этому не учили. Бортовой компьютер показывал нашу траекторию — просто кружева.

Когда мне надоело вертеться, мы уже были в космосе. Я быстро рассчитал нам низкую орбиту — через пару часов мы опять окажемся над Палермо, — установил правильную скорость и направление и выключил двигатели. «Включить гравитатор?» — спросил меня компьютер.

— Как тебе невесомость? Убрать?

— Нет, не надо. — Лариса блаженствовала.

— Можно отстегнуться и полетать по салону, — заметил я.

Так мы и сделали, я только предусмотрительно привязал себя и Ларису на длинные веревочки к креслам: рассказов о дураках, вечно висящих в салонах своих вечно кружащихся по орбитам катеров, я наслушался достаточно. Вранье, конечно — но зачем нам неприятные минуты ожидания спасателей и насмешки.

Через час нам надоело летать, и мы опять устроились в креслах. Когда-то Шекспир писал, Луна покровительствует влюбленным — что тогда говорить об Эрато, да еще наблюдаемой из космоса?

— Энрик, — сказала Лариса между двумя поцелуями, — я хотела тебя спросить, ты ведь не рассердишься?

Я помотал головой.

— Твой профессор ведь не просто так тебя усыновил, ты там что-то делаешь, что-то такое опасное, и что…

Я закрыл ей рот поцелуем.

— Никогда, — внушительно, как только мог, сказал я, — никому, ни при каких обстоятельствах не говори о том, о чем ты догадалась. Иначе мне придется хватать тебя в охапку и увозить куда-нибудь с Этны.

Все-таки женщины вне игры до определенных пределов. Пока они ничего не знают или делают вид, что ничего не знают. Убивать Ларису не будут, но уж синьор Мигель найдет способ заставить ее молчать, и ее интересы будут волновать его при этом в последнюю очередь.

— Да, — сказала Лариса слабым голосом.

— Не пугайся, это не так уж опасно. Но это действительно тайна.

Лариса только кивнула.

— У меня к тебе просьба, — добавил я. — Не спрашивай меня больше, почему я так долго не показываюсь, куда и зачем уезжаю, ладно?

— Ладно.

— Если я смогу — сам расскажу. И кстати, завтра я уезжаю.

— Надолго?

— Не знаю еще. Но на Липари я, наверное, приеду.

Лариса вяло улыбнулась.

— Что, надоела невесомость? Скоро прилетим.

Я повернул катер так, чтобы в иллюминатор на крыше был виден Северный материк. Красотища! Мы полюбовались землей и морем у себя над головами.

Помня о возможных неприятностях в виде вражьих катеров, если мы окажемся слишком далеко от Палермо, вниз я шел почти вертикально.

Я аккуратно посадил катер на то же самое место, с которого взлетел.

— Не вставай, — предупредил я Ларису, — подожди, пока мир перестанет кружиться.

Мы погуляли еще в парке. Предложение «покатать синьориту на карусели» Лариса встретила таким взрывом смеха… — кассир на аттракционах будет удивляться до конца жизни.

Домой я вернулся к тренировке — это незыблемо. Даже когда Феб погаснет, на Этне все равно будут тренироваться: мужчина должен уметь защитить себя и свою женщину.

— Я рад, что ты не опоздал, — сказал проф.

Вот змей ехидный! Не забыл.

Глава 65

Утром выяснилось, что Филиппо, с которым я уже почти сроднился, не сможет сопровождать меня на Ористано, потому что Мария ждет ребенка. Синьор Соргоно, сам многодетный, многоопытный и заботливый отец, в таких случаях говорит, подняв указательный палец к небу: «Дети — это самое главное, так что жену носи на руках и больше, чем на день, не оставляй». Притом он отменяет будущим отцам ночные дежурства и выезды, так что дела у него со словами не расходятся.

Сопровождать меня будут Марио и Фернан, который, как выяснилось, прежде чем получить медицинское образование, успел поработать в охране, а сейчас набирает стаж для поступления в военно-медицинский. Я посмотрел на него с интересом: естественное желание выбиться наверх у охранников не идет, как правило, дальше стремления стать начальником охраны какого-нибудь объекта — но зато выучить сыновей так, чтобы они могли поступить в офицерское училище, или, если попадется благожелательный спонсор, в университет либо в какой-нибудь институт. Синьор Соргоно, например, стал начальником охраны благодаря своей храбрости и компетентности. Его старший сын учится в училище тяжелой техники — будущий офицер-танкист. А второй — в сельскохозяйственном институте (проф убедил синьора Соргоно, что военная карьера не единственно возможная, и оплатил обучение). Сам же синьор Соргоно никогда о высшем образовании не помышлял. Хотя, как показывает мой собственный опыт, ничто не мешает человеку учиться чему угодно при помощи интернет-курсов.

Перед вылетом проф не стал инструктировать охрану, вместо этого дал последнее напутствие мне:

— Энрик! Меня там не будет и вообще никого, кто смог бы тебя остановить, если тебя занесет. Я надеюсь, что ты это осознал и сам будешь себя контролировать. Не лезь на рожон и не влипай во всякие приключения.

— Хорошо, — небрежно обещал я, — постараюсь.

На посадочной площадке рядом с моим «Феррари» стоял уже заслуженный боевой «Сеттер-77», а рядом с ним — майор Барлетта. Все ясно, перелет будет опасным, а привлекать к себе излишнее внимание не стоит.

Я с удовольствием продемонстрировал майору свою новенькую птичку, показал на бортовом компьютере сочиненную мною фигуру и поинтересовался, считается она стандартной или никто еще такого не делал.

— Хм, этакий двойной серпантин? Я такого никогда не видел. Думаю, он просто неприменим в бою, слишком сложно, до автоматизма не отработать. Но я попробую, когда время будет. Показать это на параде самое милое дело — все враги устрашатся. Ладно, давай на борт. Не разучился еще стрелять?

— Э-э, а почему нельзя лететь через космос? Быстрее и безопаснее. Я вчера даже девочку возил покататься вокруг планеты.

Майор Барлетта нахмурил брови:

— Действительно. Здесь выйти наверх безопасно, а там спуститься, пожалуй, тоже. Ористано — большой остров и весь теперь наш. Надо только предупредить диспетчера.

— А что, вы никогда так не летаете?

— Нет, дурные традиции: птички летают в атмосфере.

— Этим вашим традициям лет семьсот, не меньше.

— Ну это ты загнул. Не больше двухсот, и возникли они на Этне. На орбитах висели новосицилийские спутники-автоматы и стреляли во всех, кто там сражается. Потом, лет девяносто назад, семьи окрепли, разбогатели, составили союз и откололись от Новой Сицилии. А спутники взорвали. К тому же реактивные катера требовали слишком много топлива для выхода в космос.

Я переваривал новую информацию: до истории собственно Этны я еще не добрался.

— Значит, в военных училищах изучают историю?

— В нашем изучали. Только военную.

— Понятно.

Вывод: я далеко не первый за последнюю сотню лет посетитель сайта «История Земли и колоний…». Кто-то в нашей корпорации из поколения ББ (сам ББ?) нашел его, скачал, а раскрывать для всех не стал, потому что знающий историю среди тех, кто не знает, подобен зрячему среди слепых. Не обязательно быть великим полководцем, если ты знаешь сотни примеров из мировой истории войн, а твои противники даже не знают, что эти войны были. Можно иметь задатки великого шахматиста, но, если ты ленишься изучать стандартные дебюты и эндшпили, тебя побьет любой, кто не ленится. Просто потому, что для него общее место то, что для тебя великое открытие, а время партии ограничено.

Перелет через космос действительно оказался быстрым и безопасным: мы даже никого не видели. Уже в полете я пожалел, что мы не полетели на моем новеньком пижонском «Феррари», это работало бы на образ — избалованный мальчишка, которому никто ни в чем не отказывает. Хотя… синьор Мигель хотел, чтобы я не только выяснил и устранил причины лошадиных болезней, но и обеспечил лояльность персонала. А этого лучше добиваться в обаятельной ипостаси, что с «избалованным снобом» не согласуется. Просто я слишком рано расстался с новой игрушкой, вот и жалею. Игрушек у меня никогда не было, никаких. «Ну ты еще поплачь!» Меня опять ждет приключение, а это гораздо лучше любой вещи. Получается, что мне в жизни сделали не так уж мало подарков, только я этого не оценил.

Ористано — большой остров, полностью терраформированный. Рассказывают, что последнюю этнийскую травку тут просто руками выщипывали, чтобы не повредить только что насаженную земную растительность. Никаких больших поселений на острове нет. Есть множество ферм и плантаций, где выращивают капризные земные культуры. Кофе, какао, нежные фрукты. И среди этого ботанического великолепия гуляют лошади! Я вспомнил те немногие голографии, которые нашлись на моем (и не только моем) любимом сайте. Красивые животные. В палермском зоопарке их нет.

«Сеттер» приземлился на посадочной площадке соседней с конезаводом фруктовой плантации.

— Лошадей просили не пугать, — пояснил Барлетта. — За вами пришлют транспорт.

Объяснение показалось мне странным: что-то здесь не так. Выясним.

Долго удивляться мне не пришлось, потому что нас уже ждали: эти лошади, вероятно, не такие пугливые, как общая масса. Навстречу нам шел крепкий загорелый мужчина лет тридцати пяти, не больше. И улыбка у него была настоящая — не то что у синьора Мигеля. Странно, в то, что мое, как говорит проф, «прославленное обаяние» действует на таком расстоянии, я не верю.

— Здравствуйте, — поприветствовал нас мужчина, — я директор конезавода Ористано, моя фамилия Кальяри.

— Добрый день, синьор Кальяри, — сдержанно улыбнулся я, — очень рад вас видеть. Энрик Галларате — это я. Позвольте представить вам майора Барлетту, — пилот вежливо наклонил голову, — и моих охранников Марио и Фернана. (О том, что Фернан кое-что смыслит в медицине, мы решили умолчать.)

Уф! Ну и фразочка вышла. Но все точно по правилам хорошего тона.

— Очень рад. — Кальяри пожал протянутые ему руки. Кажется, моя церемонность ему понравилась.

Марио быстро вытащил из катера три наши сумки, а майор собрался сразу же улетать.

— Прошу прощения, — сказал он, — но мне приказано возвращаться сразу же, как только вас встретят.

— Понятно, — пошутил я, — лошади вас не заинтересовали. Вот если бы здесь разводили горынычей…

— Счастливо, птенчик! — ответил Барлетта. — Расскажешь потом, где у них, — кивнул он в сторону лошадок, — пульт управления.

Глава 66

Катер улетел. И я сразу догадался, какой нас ожидает подвох. «Транспорт», — сказал майор. «Транспорт», а не элемобиль. Он просто точно повторил то, что сообщили ему самому — военная привычка. И никакого элемобиля поблизости, только лошади. Боятся они, как же! Головы не подняли, когда катер улетал.

— Ну, — подхватился Кальяри, — поехали на завод.

— На чем? — поинтересовался Марио.

— На лошадях, — ответил я прежде, чем это успел сделать Кальяри. Не дал я ему возможности произвести впечатление.

Лошадей было пять.

— На эту погрузим ваш багаж, — пояснил директор, — а на остальных поедем верхом. По этой дороге элемобиль не пройдет.

— Понятно, — ответил я.

Кальяри рассчитывал, конечно, на больший эффект от своих слов, вплоть до вызова катера обратно и немедленного отъезда. Дожидайся! На лицах Марио и Фернана, уверенных в моей способности договориться с любыми животными, не дрогнул ни один мускул. Отлично.

Я сосредоточился на лошади, на которую Кальяри указал как на вьючную (ночь я потратил на изучение терминологии). В Контакт мы вошли мгновенно. Как она обрадовалась: наконец-то ее кто-то понял. Я спокойно подошел к ней, отвязал уздечку (наверное, это она) от столбика, погладил лошадку по бархатной шее и подвел поближе к Марио, у ног которого лежали наши сумки.

— О! Синьор Энрик, вы умеете обращаться с лошадьми?! — потрясенно воскликнул Кальяри.

— Просто Энрик, без синьора, — ответил я, — сегодня первый раз вижу живую лошадь. Как их навьючивают? Я правильно сказал?

— Правильно, — подтвердил Кальяри и поспешил показать, как это делается.

По-моему, он собирался как следует посмеяться над городскими лохами, но сейчас это желание у него несколько уменьшилось. Продолжим.

Одна из четырех оставшихся лошадей принадлежала Кальяри, и конь своего хозяина боготворил. От этого я не ждал никаких неприятностей. Три коня, предназначенные для нас, напротив, показались мне опасными. Кажется, это называется дурной норов. Справился я с ними так же, как в детстве разобрался со сворой свирепых бродячих псов (первым желанием у тех было разорвать меня на части и пообедать ими). Не вступая в Контакт с каждым в отдельности, я внушил им всем вместе, что я великий и могучий вожак их табуна и меня просто страшно не послушаться. Кони, немного потанцевав около коновязи (нельзя же сдаться просто так), склонили головы, когда я этого потребовал. Вот теперь можно ехать. Жаль, я не предусмотрел эту конную прогулку: взял бы с собой нарезанные яблоки — не пришлось бы прогибать этих красавцев.

Я подошел к лошадям, отвязал их и предложил Марио и Фернану сесть на них верхом.

— Это стремя, — объяснил я, — вдеваешь ногу и садишься так же, как на велосипед.

Когда мы все трое спокойно взгромоздились на лошадей, челюсть у Кальяри отвисла пониже, чем у меня вчера утром, когда проф подарил мне «Феррари». Через пару минут директор справился с удивлением и начал объяснять нам, как надо управлять лошадью.

— Привставайте на стременах и пружиньте в седле в такт, а то вы им холки собьете, — сказал он под конец.

И мы поехали.

— Вы ведь не собирались этого говорить, — заметил я, убедившись, что Марио и Фернан немного отстали и не могут нас слышать. — Я понимаю, вам совершенно не за что хорошо ко мне относиться, но лошади-то в этом не виноваты.

Кальяри опустил голову и покраснел так, что это было видно, несмотря на очень темный загар на его лице. Он несколько раз открывал рот, чтобы что-то сказать, и несколько раз не решался этого сделать.

— Говорите, — разрешил я, — за это вас точно не расстреляют.

— Кто тебе сказал, щенок, — начал он с едва сдерживаемой яростью в голосе, — что я этого боюсь?

— Я и не говорил, что боитесь, — примирительно заметил я, — но мне очень не нравится, когда меня называют щенком.

— И что? Бежишь жаловаться папочке или дядюшке?

— Никогда в жизни никому и ни на кого не жаловался, — ответил я. (Запомни это, храбрец!)

Кальяри посмотрел на меня с интересом:

— Похоже, что ты правду говоришь.

— Угу, хотя, может, просто никто не рискует со мной связываться, — задумчиво проговорил я, — можете проверить свою храбрость.

Кальяри расхохотался:

— Прямо сейчас! Твою!

И как-то ускорил ход своей лошади. Дьявольщина, я этого не умею. Впрочем… Дар Контакта меня не покинул: через минуту я уже бросился вслед за своим собеседником. Конь заверил меня, что мы догоним.

Догнали. Пока мы это делали, конь успел объяснить мне, что я делаю неправильно. Я обещал исправиться и старался изо всех сил. Когда лошади шли уже голова к голове, Кальяри притормозил — или как это называется?

— Слушай, ты уверен, что никогда не сидел в седле раньше?

— Ну помню я себя лет с двух и уверен, что ни с какой лошадиной планеты меня не похищали. — Серьезный ответ на риторический вопрос всегда выглядит очень забавно, а мне надо исправлять свои ошибки. — Я обещал не удаляться от своей охраны, — с сожалением добавил я.

— Ладно, подождем.

— Кстати, как зовут этого красавца? — спросил я, поглаживая гриву своего коня.

— Зовут-то его Вулкан, но прозвище у него Злодей — так все и называют.

Услышав ненавистное прозвище, конь встрепенулся. Я успокоил его, похлопывая рукой по шее.

— Больше тебя не будут так называть! — сказал я вслух и мысленно одновременно.

— Как ты собираешься этого добиться? Пожалуешься папочке? — усмехнулся Кальяри.

— У меня свои методы, — серьезно ответил я.

Что же он собирался сказать? И почему не сказал? Боится? Не верит в мои добрые намерения? Конечно. Считает бессмысленным? Может быть. Но это что-то очень важное. Кальяри обожает лошадей, это видно. Почему он решил рискнуть их здоровьем и благополучием? Ради чего? Поиздеваться надо мной? Убедить себя, что он не боится всесильного нового хозяина? Стал бы я рисковать жизнью Геракла или Диоскуров ради какой-нибудь мелкой мести или каверзы? Ни в коем случае!

Кальяри тоже о чем-то задумался.

Обращенные на меня взоры догнавших нас Марио и Фернана были весьма выразительны: «Придушил бы тебя собственными руками», — но вслух охранники ничего не сказали. Я высокомерно проигнорировал эти взгляды, а Кальяри решил успокоить моих нянек:

— Не беспокойтесь! Этот парень с лошади не свалится.

— Я и не думал, что свалится, — огрызнулся Фернан.

Роли у нас такие: Энрик — демократичный аристократ; Марио — свой парень; Фернан — противный служака. Если такой компании не расскажут все тайны прошлого, настоящего и будущего — значит, тайн просто нет. Из распределения ролей ясно, что талантливый актер среди нас только один — Фернан.

Минут двадцать мы ехали молча. Затем Кальяри решил возобновить прервавшийся разговор:

— Щенок тебе ненравится, птенчик нравится, а рыбка, котенок — как?

— Майор Барлетта — лучший летчик на всей Этне, и к тому же это он научил меня летать. Так что имеет право.

— Хм, ну я лучший коннозаводчик на всей Этне, потому что других нет. Научить тебя ездить верхом?

— Вообще-то я на это надеялся. Это серьезное предложение или шутка?

— Зачем тебе на что-то надеяться? Ты можешь просто приказать.

— Я не так глуп, — заверил я Кальяри. — Есть вещи, которые нельзя получить силой.

— Объясни это своему дядюшке! — сказал директор и сразу же пожалел об этом.

Вот оно! Зацепка! Но больше из него ничего не вытрясти.

— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил я (не буду на него давить).

— А?

— Насчет уроков верховой езды.

— Ты уже и так неплохо ездишь.

— Тем лучше для вас — быстрее от меня избавитесь.

— Завтра в пять утра, на манеже, и не опаздывай!

— Спасибо, — искренне сказал я.

Дорожка повернула направо, и мы выехали из сплошного коридора персиковых деревьев.

Кальяри махнул рукой:

— Вот он, наш — точнее, ваш — завод.

Впереди виднелись низкие бетонные здания с длинными узкими окнами вдоль крыши, ограды, зеленые луга. (Траву, наверное, сеют, сама по себе она такой ровной не вырастет.) И надо всем господствовал белый трехэтажный особняк с небольшим портиком, эркерами и полуколоннами.

— Ваш дворец, синьор Энрик, — с горькой иронией произнес Кальяри.

— Э-э, а разве вы в нем не живете? — наивно спросил я.

— Нет, это бывшая вилла синьора Каникатти, — немного удивленно (вроде парень не дурак) ответил директор.

— Ну и что? — еще более наивно (на Джильо, например, никакого отдельного здания для прислуги и охраны не было) добавил я. — Я не вижу больше ни одного подходящего дома.

— Подходящего для кого?

— Для людей. Все это, наверное, конюшни.

— С той стороны есть перестроенная старая конюшня, там мы все и живем.

Тон у него какой-то странный. Он оскорблен или нет? И кем? От синьора Мигеля приехал эмиссар и выгнал всех из нормального жилья? Зачем?

— Кто все?

— Ну я, ветеринар, тренеры, конюхи, прислуга с виллы, кроме дворецкого.

Нет, кажется, так было всегда. Зачем бы эмиссару Кальтаниссетта делать исключение для дворецкого?

— Понятно, — озадаченно сказал я.

Первое движение души — своей властью переселить всех во «дворец», — я подавил. Сначала надо осмотреться и все обдумать.

До ворот мы доехали в молчании.

* * *
Встречать нас вышло все население поместья (это, пожалуй, самое точное слово). Никто не кричал «ура» и не делал вид, что радуется нашему прибытию. Это скорее хорошо, чем плохо. Люди просто тихо стояли вдоль дорожки, ведущей от ворот к дому. Наверное, они смертельно устали, только от чего? Так у нас в парке выглядим мы все сразу после тяжелых военных учений. Здесь же они не проводятся, и вообще сегодня — воскресенье.

— Манеж вон там, — махнул рукой Кальяри в сторону ограды.

— Понятно.

Перед домом мы спешились. Хм, ноги с непривычки болят. А завтра мне предстоит еще не такое.

Стоящий перед крыльцом старик самого благообразного вида низко мне поклонился. Что это он делает?! Он спятил?! Он легко мог бы сойти за дедушку Большого Босса — того самого, которому принадлежала вилла на Джильо.

— Счастливы приветствовать вас в Тортоли на Ористано, синьор Энрик Галларате.

Черт! Как я должен ему отвечать? Летучие коты покусай этот колониальный этикет!

— Очень рад! — ответил я, слегка запнувшись.

К нам приблизился еще один человек — кажется, Кальяри подал ему какой-то знак.

— Энрик, знакомься, это наш ветеринар, синьор Асколи.

— Очень приятно, — сказал я, пожимая ему руду, — надеюсь увидеть вас обоих за обедом (в таком церемонном месте трапезы наверняка называются по-аристократически, как у всех бездельников).

Кальяри согласно кивнул. В глазах у него зажегся какой-то огонек. Надежда? Упрямство? Просто веселится?

Все-таки не стоит топтать традиции на глазах их главных хранителей, если им больше ста десяти. Дворецкий не умер тут же только потому, что это нарушение приличий: дворецкие умирают в своих постелях, а не на глазах у хозяев.

Знакомиться с дворецким я не стал — а вдруг и вправду умрет от потрясения?! О том, что обедать мы будем втроем, он услышал, остальное его не касается.

— Моя охрана будет жить в доме, — бросил я ему, проходя мимо.

В холле меня встречала красивая девушка в традиционном для горничной наряде. Этим традициям лет тысяча, и на этот раз я не преувеличиваю. Наверное, какой-нибудь древний аристократ легко сориентировался бы, кто есть кто в этом доме.

— Добрый вечер, синьор Энрик, — чуть склонилась девушка.

— Добрый вечер.

— Я покажу вам ваши апартаменты, — сказала девушка, повернулась и пошла вверх по лестнице.

Уж не попал ли я в старую пьесу? Как все точно, и даже лифта в этом доме нет. Мне-то все равно, а старику дворецкому наверняка нет. И не только ему. Я разозлился на этого любителя ретро Каникатти. Чем прислугу дрессировать, лучше бы о комфорте позаботился, и если уж ему наплевать было на то, где и как живут работники конезавода — неужели ему нравилось наблюдать из окон это серое бетонное безобразие? А может, и нравилось? Острее чувствовал свое богатство и благополучие. Негодяй!

Дом мне не понравился — холодный каменный склеп. Отделан под земную старину. Интересно, истории никто не знает, но земная старина из моды не выходит. Я вспомнил милый уютный дом Арциньяно. Старина старине рознь. Мраморные полы и толстые нелепые колонны вдоль стен, тяжелые занавеси и картины в золоченых рамах. Я видел много голографий старых интерьеров разных земных дворцов. Здесь я нашел злобную карикатуру на красоту и изящество. Максимум денег и минимум хорошего вкуса. Дом казался отражением чьей-то заплывшей жиром души.

Наконец горничная привела меня в «мои апартаменты». Ужас! Так выглядел бы будуар маркизы Помпадур, если бы она была начисто лишена чувства прекрасного. В такой постели могут сниться только кошмары.

Пока я оглядывался, лакей внес дорожную сумку и порывался разобрать мои вещи.

— Вещи я разберу сам, — твердо сказал я, — вы оба можете идти, скажите только, когда здесь обедают?

— В восемь часов, — ответила девушка, и меня оставили одного.

Мы прилетели из солнечного воскресного утра сразу в немного печальный воскресный же вечер. Переодеваются здесь к обеду? Наверняка. Нет, это не имеет значения — важно, как оденутся Кальяри и Асколи. Хм, у меня теперь есть своя разведка. Я нажал кнопку на комме.

— Марио, Фернан, зайдите ко мне немедленно.

Через минуту оба охранника были здесь. Я встретил их, держа палец около губ. Марио с шумом захлопнул рот. Я сделал круговое движение рукой. Фернан кивнул, включил звуковой экран и достал индикатор «жучков».

— Где вас устроили?

— На первом этаже.

— Нет, ночевать мы все будем здесь. Ужинать вы будете с кем?

Фернан пожал плечами.

— Марио, узнай, пожалуйста, как местные интеллигенты оденутся к ужину? То есть к обеду, конечно, здесь это так называется.

— Ага, узнаю.

— В девять тридцать соберемся здесь и поделимся выводами, — сказал я.

— Какими выводами? — спросил Марио.

— Это я тебе потом объясню, — усмехнулся Фернан, — «жучков» больше нет.

— А были?

— Ого, пять штук.

— Давно стояли?

— Не меньше недели.

— Понятно. Марио, через пятнадцать минут ты должен сказать мне, в джинсах мне идти или во фраке, а ты еще здесь.

— А у тебя есть фрак?

Я застонал:

— Катись! Это важно!

Марио пожал плечами и ушел. Фернан продолжил исследовать апартаменты на предмет наличия единственного вида насекомых на Этне. А я отправился в душ: лошадиный пот очень едкий и пахучий. Понятно, зачем в ванной стоит стиральная машина. Я скинул туда свою одежду — через полчаса будет чистая и сухая.

Марио связался со мной по комму, и голос у него был какой-то задушенный — как выяснилось, от сдерживаемого хохота:

— Энрик! Знаешь, чем занимаются твои гости? Ломают голову, как им одеться к обеду.

— Так, понятно. Слушай, попадись им на глаза, и пусть они тебя как-нибудь спросят. А ты скажи, что я даже на обед к синьору Кальтаниссетта являюсь в джинсовом костюме. Это, кстати, правда.

— Ясно, — ответил Марио и отключился.

Своих гостей я поджидал в дверях: еще не хватало, чтобы этот засушенный старикашка отправил их переодеваться, как извозившихся младшеклассников.

Дворецкий был страшно недоволен, но возразить не посмел.

За обедом речь шла обо всякой ерунде — ничего полезного.

В девять тридцать Марио и Фернан уже ждали меня наверху.

— Маленький сюрприз! — сказал Фернан и вытащил не бесполезного кролика из неудобной шляпы, а ноутбук.

Я вчера об этом не подумал. Ористано — остров, интернет только через спутник, запросы надо специально защищать, и, кстати, компьютера я тут что-то не заметил.

— Сам догадался?

— Нет, профессор свой пожертвовал. Сказал, что ты все никак не можешь завести.

— М-мм, до сих пор было неактуально.

— Тут, между прочим, был такой хитрый «жук», все остальные — для отвлечения внимания, — похвастался Фернан своими успехами.

— Уверен, что один?

— Обижаешь!

— Давайте по делу. Кто что заметил? Марио?

— Почему я? Чего замечать, за ужином этим никто двух слов не сказал.

— Вот, а говоришь, не заметил. Так разве бывает? Вспомни Джильо.

— Да-а, странно.

Я посмотрел на Фернана.

— Сегодня воскресенье, — ответил он.

— Да, ну и что? — спросил Марио.

— Теплый воскресный вечер, начало лета — и никто не повез девушек танцевать в соседнее поместье? И здесь тишина, как в склепе.

— Они здесь рано встают, — возразил я, — завтра я должен быть на манеже уже в пять утра.

— Жизнь из-за этого не останавливается. Значит, они должны были повеселиться пораньше.

— Согласен. Марио, ты — как свой в доску парень — постарайся завтра выяснить причины всеобщего траура. Мне что-то не показалось, что Каникатти был таким хозяином, перемену которого стоит оплакивать хотя бы минуту.

— Вряд ли это получится, — заметил Фернан, — нас здесь все боятся. Когда, ты сказал, тебе вставать?..

— В четыре тридцать.

— И ты еще не в постели?!

Вот нянька на мою голову!

— Ладно, — проворчал я, — только письмо наберу.

У меня накопились кое-какие вопросы. Отвлекать от дел синьора Мигеля я не посмел, поэтому написал коротенькую записку профу с просьбой связать меня с тем работником штаба корпорации, который занимается новоприобретенным Ористано.

Глава 67

Без трех минут пять я подходил к манежу. Спать хочется, жуть! Несмотря на десятиминутное стояние под ледяным душем, чувствовал я себя не свежее пятинедельного покойника.

Кальяри меня уже ждал.

— Доброе утро, синьор Кальяри.

— Доброе утро. Пойдем, я научу тебя седлать лошадь.

Вулкан был рад меня видеть. Благосклонно приняв большое яблоко, конь дал пару советов, как его следует седлать. Так что справился я неплохо.

На манеже уже сидели в седлах трое мальчишек немного помладше меня. Мое появление в компании Вулкана произвело на них впечатление, но смотрели они хмуро.

— Садись верхом и отпусти повод. Трогать его руками нельзя.

Мы поехали по кругу. Кальяри стоял в центре с длиннющим кнутом в руках. Хм. С помощью Вулкана мне пока удавалось вовремя выполнять все команды, а равновесие я держал безо всяких усилий. В кемпо есть упражнения намного сложнее.

Вдруг, когда мы переходили на крупную рысь, Кальяри щелкнул кнутом, и на руке у мальчишки, который ехал напротив меня, появилась ярко красная полоса: он не удержал равновесия и схватился за повод. Парень смолчал, но ожег меня таким злющим взглядом… Я-то тут при чем? Хотя… Больно, обидно, при всех — а тут еще этот столичный хлыщ, первый раз сидит в седле, и все у него получается. Руку жалко, но придется принести ее в жертву.

«Вулкан, встряхни меня как следует».

Конь обиделся: он признал меня хозяином и не хотел причинять мне неудобства. Я скомандовал еще раз и потверже. Ах, так! Вулкан меня встряхнул. За повод я схватился ну очень натурально.

— Руки! — закричал Кальяри.

Черт бы его побрал! Я остановился и демонстративно подобрал поводья. Потом посмотрел ему в глаза.

— Я не больной и не калека, и щадить себя не просил! — отчеканил я и протянул руку к центру круга.

Как долго он замахивается… Щелк! На руке пониже локтя образовался двойной алый браслет. Легким движением коленей я послал недоумевающего Вулкана вперед. Теперь я здесь свой. Или, по крайней мере, могу стать своим.

Тренировка кончилась почти в восемь утра.

— А ты ничего, не плакса, — одобрительно сказал мне один из ребят, когда мы вели коней в денники, — тебя как зовут?

— Энрик, а тебя?

— Меня Стефан, а это Пьетро и Джованни, — представил он своих приятелей.

Хм, сразу три самых распространенных на Этне имени.

Лошадей теперь надо расседлать и вычистить. Помощь Вулкана больше не понадобилась: советы мне давали все трое моих новых знакомых. Когда работа была закончена, я почувствовал, что в животе у меня идет война, не иначе.

— Айда ко мне завтракать, — предложил я.

— А можно? — спросил Стефан.

— Можно, — ответил я, — на этой неделе я тут самый главный.

— Нас и на порог-то не пустят! — заявил Пьетро.

— Кто не пустит?

— Ну этот… — Пьетро очень похоже изобразил вечно недовольную физиономию старого дворецкого.

— А мы его не спросим, — ответил я.

— Ладно, пошли, — решил Стефан.

Мы нахально продефилировали мимо дворецкого по мраморной лестнице на второй этаж. Навстречу нам шла вчерашняя горничная.

— Как ее зовут? — шепотом спросил я у Стефана.

— Анита.

Я кивнул. Поравнявшись с ней, я сказал:

— Доброе утро, Анита, будьте любезны, принесите нам завтрак на четверых в мои апартаменты через полчаса.

— Слушаюсь, синьор Энрик, — робко ответила девушка.

Кошмар! С этим надо что-то делать. Но не сейчас, сначала завтрак.

В гостиной сидел Фернан и что-то набирал на компьютере. Ребята робко поздоровались. Охранник критически оглядел четверых грязных по самые уши мальчишек.

— Жуть, — заявил он. — В ванну, все четверо.

— Ага, — сказал я, — а завтракать мы будем без тебя — раскомандовался! Пошли, ребята. Тут такой бассейн, все поместимся.

Я понимаю, конечно, ванна таких размеров доступна не всем — но что удивительного в пенящихся шампунях и стиральной машине? И следы от кнута — не только на руках, но и на спинах. («Тебе еще повезло, Кальяри зря не дерется, а вот Тео…») Что-то мне это место нравится все меньше и меньше.

После ванны я предложил всем закутаться в большие махровые халаты, пока стиральная машина не вернет нам наши шмотки. Всегда мечтал завтракать в халате, но проф этого бы не потерпел.

Завтрак был приготовлен, по-моему, не меньше чем на десятерых — не беда, мы умяли. За едой велся обычный разговор: «А вот у нас… А как у вас?» Бесценный источник информации. В процессе выяснилось, что на всем острове Ористано нет ни одной школы. Больница есть, кажется. Никто из ребят в ней не лежал и не знает никого, кто бы там лечился. Читать ребят научил синьор Кальяри, а вот некоторые из конюхов неграмотны. Мысль уехать с острова хотя бы на время никому не приходила в голову, а когда я прямо спросил, Стефан очень по-взрослому ответил: «На какие шиши?» Подробностей финансового положения своих семей ребята не знали. Хотя каких семей? Все трое оказались, во-первых, ровесниками, и было им по тринадцать, а не по одиннадцать, как сначала решил я. Во-вторых, они родились в один месяц у трех незамужних женщин: поварихи, ее помощницы и старшей горничной. Никто из ребят не знал, кто его отец. Приглядевшись, я понял: всех трех матерей соблазнил или, скорее, изнасиловал один и тот же человек. Не могли же сразу все три женщины забыть предохраниться. Вообще, во всем поместье не было ни одной нормальной семьи, пусть даже не зарегистрированной. Ни братьев, ни сестер ни у кого из ребят не было. О своем близком родстве они не догадывались.

Около десяти утра ребята разошлись: у каждого еще была работа по дому. А я сел за компьютер — почитать почту и полазать по интернету.

Письмо от профа было еще короче, чем моя записка: «Ористано никто не занимается». Потом шел адрес и пароль. Ух ты, мне дали какой-то допуск! А синьор Мигель откусил больше, чем может переварить. То есть как это — никто не занимается? Теперь я занимаюсь. Ладно, посмотрим. Официальная регистрация на сайте занимает не меньше времени, чем взлом. Сетчатка, отпечатки пальцев, вопросы типа: какой сорт груш я предпочитаю? Да я их все терпеть не могу! Ответ оказался правильным. Постарался проф для моего отождествления. Фф-ух! Наконец-то меня пропустили.

Итак, наша армия взяла под контроль две военные базы, порт и большой военный аэродром. В дела мирного населения она нарочито не вмешивалась. Все управляющие плантациями и директор конезавода, сиречь Кальяри, выразили свою лояльность. Каникатти ушли отсюда по мирному договору, так что они представили финансовую отчетность, которая легко проскочила через сито Центральной Бухгалтерии (организации гораздо более страшной, чем СБ). Никаких беспорядков на острове не наблюдалось. Попытки саботажа были бы просто самоубийственны: осенью все всплывет. Пристальное спутниковое наблюдение не выявило никаких признаков активности: деревья не вырубали, траву не жгли. Продукция консервных заводиков, имеющихся на каждой фруктовой плантации, легко проходила санитарный контроль. На конезаводе от невыясненных причин пала ценная лошадь арабской породы. Кличка «Рубин», родословная, беговые характеристики. Не важно. Я скачал протокол вскрытия для Фернана. Заболели еще несколько лошадей — перечисление, клички. Одну из них зовут «Чайка», хм.

А кто выяснял причины гибели лошади? Асколи? Который не смог ее вылечить, как не может вылечить тех, кто еще жив.

Поиск в интернете. Асколи — единственный на планете ветеринар, имеющий опыт лечения лошадей. Плохо. Объективная проверка невозможна.

Допустим, кто-то — необязательно Асколи — медленно убивает здешних лошадей. Как его выявить? Опереться можно, во-первых, на собственное знание людей, во-вторых, на мнение лошадей и, в-третьих, понадеяться на то, что Стефан, Пьетро и Джованни просто не умеют врать и помалкивать.

Но это только одна задача. Здесь, на острове, происходит что-то странное. Это — затишье перед бурей. За вчерашний вечер и сегодняшнее утро я видел на взрослых лицах только одну искреннюю улыбку: улыбался Кальяри, когда собирался как следует нас разыграть. Да и в нем кипит настоящий вулкан ярости. Это ему, а не мне следовало бы ездить на Вулкане.

Итак, рабочая гипотеза: прежде чем уйти, Каникатти оставили здесь какую-то бомбу замедленного действия. Она тикает, и это те симптомы, которые я наблюдаю. Когда бомба взорвется, здесь будет… Что?

С социальной сферой на острове полный швах, ее просто нет. Но это сложилось уже давно. Почему же тогда Кальяри так зол именно на нашу семью? Не оправдали надежд? Ерунда, остров перешел из рук в руки месяц назад. До этого Ористано месяца три, правда, был в подвешенном состоянии. Может быть, у Кальяри есть какие-нибудь личные причины: убитый в бою брат, отец? Проверим. Хм, он вообще не с Этны. Эмигрант с Новой Сицилии. У него здесь никого не было и нет. А почему он не уехал отсюда, когда выяснил, что ему не хотят предоставить примитивных удобств? Именно, не хотят. Вернулся бы на свою Новую Сицилию? Или там он разыскиваемый преступник, а здесь скрывается? Тогда он должен радоваться, что вообще живой. Почему же он так кипит?

Очень много вопросов — и ни одного ответа. Ладно, у нас Марио все утро где-то бегает, может, что-нибудь интересное и услышит. И Фернан куда-то пропал. Хорошо, что он правильно меня понял и ушел, пока мы с ребятами плескались в ванне. При нем не получилось бы откровенного разговора. Но почему он не возвращается?

Фернан и Марио вернулись уже перед самым обедом или ленчем (сразу после лакея, провозгласившего: «Кушать подано»).

— Ну и… — поинтересовался я.

Марио был зол и разочарован:

— Как в рот воды набрали. Никто не желает разговаривать с цепным псом Кальтаниссетта.

— Понятно. А у тебя что, Фернан?

— Синьор Асколи либо не знает, почему у него болеют и умирают лошади, либо он талантливый актер и ему надо поступить на столичную сцену. И еще: знаешь, что такое белковое голодание?

— Э-э, ну догадываюсь. Если не есть мяса, рыбы или, скажем, молочных продуктов — но я это так, из школьной программы.

— Правильно. Ставлю этот диагноз твоим приятелям и еще доброй половине здешних жителей.

— А у кого конкретно его нет? — спросил я.

— В точку! Во-первых, у Асколи и Кальяри.

— Понятно, эти больше зарабатывают. А еще?

— У тренера Тео и старого дворецкого.

— Странно, что оно есть у прислуги — их-то должны кормить в доме. А белковое голодание у поварихи — это из анекдота. — Тут я остановился. — Это если в доме кто-то живет! Проще говоря, бедолаг морят голодом. И давно?

— Несколько месяцев.

— Ясно, я вниз.

Я спустился на кухню и властью, данной мне синьором Мигелем, — именно так торжественно и в присутствии дворецкого — приказал каждый день готовить завтрак, обед и ужин на всех жителей поместья.

— Сейчас придет мой охранник Фернан и сообщит вам подробности, — внушительно сказал я под конец и удалился к себе. Идти обедать как ни в чем не бывало я не мог.

Надо разбираться и срочно. Фернан отправился вниз составлять меню. Еще с приютских времен я прекрасно знаю, как можно извратить любые слова. Меня на этом не поймаешь.

Полезли еще разок в интернет, посмотрим финансовые отчеты. Расходы. Так, в поместье работают человек пятьдесят. Ох, что б я понимал в бухгалтерии?! Через кассу проходит то, что заплатили в виде зарплаты? Нет, так не бывает! На такие деньги в Палермо нельзя нанять мальчишку мусор выносить. Понятно, что заработки не везде одинаковы, но это просто из ряда вон.

Тут у меня в голове что-то щелкнуло! Вот она, бомбочка! Просто, как апельсин. Чуть подредактировать отчеты в сторону уменьшения расходов… Да любой бухгалтер будет визжать от восторга! Какие претензии? Все просто отлично.

Итак, сценарий следующий.

Первое. Ористано — ловушка. Человек, приехавший на остров работать, не может выбраться отсюда, потому что у него элементарно нет денег на обратный билет. Все заработанное уходит на то, чтобы не умереть с голоду и не ходить голым. В том числе не могут покинуть не то что планету, даже остров, Кальяри и Асколи. Гениальное решение. Как удержать ценного специалиста? — В рабстве.

Второе. Остров вот-вот будет потерян. Тратить на него деньги жалко. Срежем зарплаты вдвое для начала и свалим это, как водится, на врагов. Это произошло примерно четыре месяца назад. Бунтовать? Как? Голыми руками против армии?

Третье. Остров потерян. По мирному договору бывшие хозяева представляют финансовые отчеты. За последние три месяца! Ура, фокус удался.

Тогда должно быть и четвертое. Бунт все-таки произойдет. Но уже при другой власти. Тогда где-то здесь спрятано оружие и снаряжение, которое можно будет раздать лопухам, уверенным в том, что они могут что-то сделать против регулярной армии. Разумеется, это будет бойня. И кто виноват? Злой захватчик! А мы тут ни при чем!

Спасибо тебе, бедный мертвый Рубин. Пусть твоя душа попадет в лошадиный рай. Синьор Мигель, конечно, очень умен, но остановиться после того, как уже прозвучали первые выстрелы, практически невозможно. А выстрелы прозвучат, потому что… ну например, меня убьют! Слишком сытый тренер Тео! И жестокий. От детей и лошадей не скроешь.

Дополнение к сценарию. На тихий спокойный остров Кальтаниссетта даже не сочли нужным прислать эмиссара или хоть кого-нибудь! На самом деле просто нет сил: война ведется на несколько фронтов. И сообщение о гибели ценной лошади попадает прямо к синьору Мигелю. Случайно, надо полагать. А проф настаивает, чтобы мне дали отдохнуть: уморили ребенка. Энрик — каникулы — лошади. Идея! Поэтому я здесь. Возвращаемся к замыслам противника: Кальтаниссетта приобрели редкость. Вещь, единственную на планете. Ясно, что поберегут. Поэтому лошади. Если бы приехал кто-нибудь взрослый, его убили бы в тот же день. А я приехал не расследовать, у меня каникулы. Но теперь, после того как я распорядился накормить голодных, Тео должен действовать быстро, иначе он проиграл.

Все произойдет прямо сегодня! Выдохни! Кто он такой против тебя?

И в этот момент Вулкан позвал меня на помощь. Я и не заметил, что все время держал Контакт на краю сознания. Как я оказался внизу, я не запомнил. В холле пришлось оббегать вокруг дворецкого.

Вулкан метался по замкнутому пространству в конюшне (не знаю, для чего оно служит), стараясь уйти от ударов и достать копытом своего врага. А в центре стоял Тео с кнутом в руках.

— Стой! — заорал я и бросился к Тео.

Меня обожгло жуткой болью, в глазах потемнело, а когда развиднелось, на полу уже лежало обугленное тело.

— Кто-то, кажется, обещал не лезть на рожон, — сердито сказал Фернан, убирая бластер.

Вот вошел человек в роль!

— Где-то здесь должен быть шприц, — хрипло сказал я.

— Что?

— Ну не колдовством же он лошадей морил.

Я поднялся с пола и пошел утешать Вулкана: ему больше досталось. Кальяри я не заметил. И ему это, как видно, не понравилось:

— Мерзкий шпиончик!

— Вот именно, — устало ответил я, — пойдемте со мной.

По лестнице Фернан меня почти нес. Наконец мы втроем добрались до нашей гостиной. Я сел в кресло и включил компьютер, в это время Фернан, тихо ругаясь, осторожно стаскивал с меня рубашку.

Я запустил видеофон, вышел в интернет и набрал номер синьора Мигеля.

— Энрик? Что с тобой? — Синьор Мигель увидел мое окровавленное плечо и нахмурился.

— Это царапина, не важно. У вас найдется несколько минут?

Синьор Мигель кивнул. Я обернулся к Кальяри:

— Присаживайтесь. Синьор Мигель, знакомьтесь, это директор конезавода синьор Кальяри.

Оба, как по команде, кивнули головами.

— У меня к вам один теоретический вопрос, — обратился я к синьору Мигелю.

— Я тебя слушаю.

— Скажите, как можно удержать на месте ценного специалиста? Можно даже сказать, уникального.

— Кроме большой зарплаты? Ну можно предложить ему медицинскую страховку для всей семьи, длинный отпуск за счет корпорации, престижную школу для детей, кредит на жилье и на обучение детей в университете. К чему ты клонишь?

— Бедная у вас фантазия, — усмехнулся я. — Учитесь у Каникатти: заманили на остров, а теперь будем платить так, чтобы на обратный билет не набралось.

— Это серьезно?

— Вполне. Поинтересуйтесь ведомостями выплаты зарплаты по всему острову. И учтите, что четыре месяца назад ее еще урезали, а виноваты, разумеется, вы. Еще пара месяцев, и здесь будет восстание.

— Я понял. Напишешь отчет и пошлешь мне его сегодня же вечером.

— Есть, — серьезно ответил я. — Когда мне возвращаться?

— У тебя каникулы, — улыбнулся синьор Мигель.

Между прочим, в Палермо сейчас ночь. Он, что же, никогда не спит?

Глава 68

Синьор Мигель прервал связь. Улыбочка у него как у крокодила, на страх врагам. Синьор Кальяри сидел с опущенной головой, не решаясь взглянуть мне в лицо.

— И от шпиончиков бывает польза, — заметил я.

— Извини, — пробормотал он.

— Э-э, нет, «шпиончик», «птенчик». Вот научите меня ездить верхом, тогда и обзывайтесь, как хотите.

— Договорились.

Я нажал кнопку на комме.

— Марио, ты занят?

— Не слишком. Тут лежит какой-то труп, и я его обыскиваю. Не в курсе?

— В курсе. Поищи там шприц.

— Уже нашел.

— Молодец. Отнеси его к синьору Асколи, пусть разберется, что это за дрянь. Скажи ему, что, скорее всего, именно этим травили лошадей.

— Ясно.

— Потом поинтересуйся, где жил тренер Тео, и обыщи там все как следует.

— Почему жил? А, понял.

— До связи.

Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Кальяри откашлялся:

— Пойду, надо там прибраться, нечего лошадей мертвыми телами пугать.

— Угу, до вечера. Надеюсь, вы придете обедать, вместе с синьором Асколи, разумеется.

Кальяри ушел. Как только за ним закрылась дверь…

— Какого черта, — обратился я к Фернану, — ты его застрелил?

— Рефлекс, — вздохнул тот, — ты хотел сам ему отомстить?

— Вот еще, делать мне больше нечего! Здесь, на острове, где-то есть склад оружия, и не один. Тео знал. А теперь сюда понаедут придурки с ультраточными сканерами и все тут перероют.

— Если ты не найдешь все эти склады раньше, — заметил Фернан. — Сиди смирно, я еще не закончил.

Все это время Фернан обрабатывал и заклеивал след от удара, который начинался под левой лопаткой, пересекал спину и правое плечо и наискось опускался по груди до самого солнечного сплетения.

— А ты уже опять заметил что-то очень важное?

— Пока нет.

— Ладно, сегодня вечером больше никаких подвигов, чтобы не нарушать отчетности. И какой отчет? Одни догадки.

— Тебя пожалеть?

— Обойдусь. А чтобы ты не издевался, вот тебе задание: осмотри как следует весь этот дворец — наверное, тут все же были предусмотрены комнаты для прислуги. И не только. Старая конюшня не кажется мне человеческим жильем.

— Хорошо. А то я боялся, что ты не вспомнишь.

Оставшись один, я написал отчет для синьора Мигеля, то есть пересказал ему свои догадки. Больше же у меня ничего нет. Но Центральной бухгалтерии их проверить — пятиминутная работа. Но это еще не все. Дождаться, что ли, результатов исследования шприца? Нет, лошади — это отдельная проблема. Итак, «Отчет Энрика, часть первая. Всеобщее восстание на Ористано (спектакль отменяется)». Часть вторая непременно последует и будет называться «Люди как переносчики заразы и возбудители лошадиных болезней». Интересно, можно шутить в официальных отчетах или это предосудительно?

* * *
— Энрик! Энрик! — тряс меня кто-то за пострадавшее плечо.

— А? Что? Марио? Ты убить меня хочешь?

Мало того что я сплю днем, в одежде, так еще и не помню, как ложился. Я сел и потряс головой.

— О-о-ох, — с облегчением вздохнул Марио, — я уж думал, что у тебя такой сон — как он называется? Что-то летающее…

— Летаргический, что ли?

— Во-во!

— Что случилось?

— Свежие новости. Фернан сказал, что тебе понравится.

— А еще что он сказал?

— Что синьор Мигель быстро соображает.

— Ну?

— Тут всем пририсовали к окладу один ноль справа, по этому поводу будет большой праздник — тем более что Фернан разрешил разорить здешние холодильники.

Я прикинул: по палермским меркам, даже с лишним нулем справа все эти люди работают за гроши. Я не слишком перенапряг финансовые ресурсы корпорации. Но какой жест! Не думал, что синьор Мигель так театрален. Надо надеяться, что он и на всем острове навел такой порядок. Теперь можно немного расслабиться. Восстание не начнется прямо завтра. Может, оно, конечно, никогда не начнется, даже если все здешние жители будут ходить по колено в бластерах, — но все же оставленное оружие лучше найти.

— Энрик! О чем ты задумался? Тут во дворе целая толпа хочет пожать тебе руку.

— Пришло народное признание, — вздохнул я, — и что я буду с ним делать?

Все-таки я встал и побрел вниз: нельзя же заставлять себя ждать.

Я со всеми познакомился, всем пожал руку, даже старому дворецкому, который никак не мог решить, нравятся ему такие перемены или нет. Чинного обеда в избранном обществе не получилось, но лично я об этом не пожалел.

— А правда, что это ты прикончил Тео? — спросил меня Джованни.

— Нет, — я покачал головой, — это Фернан.

Джованни покинул меня и пошел благодарить Фернана. У него были серьезные основания так поступить.

Вечером все, кроме нас троих, отправились отсыпаться перед следующим рабочим днем в перестроенную конюшню. Я надеялся, что это в последний раз.

В гостиной я вспомнил о своих обязанностях.

— Марио, как прошел обыск вещей покойного?

— Нашел какие-то ампулы. Асколи сказал, у него нет оборудования, чтобы узнать, что это такое. Я оставил ему половину содержимого шприца и одну ампулу, остальное здесь.

— Ясно. Список задач на ближайшее будущее такой: во-первых, надо найти это чертово оружие; во-вторых — как-то узнать, чем травили лошадей, у Асколи же еще несколько пациентов; в-третьих, переселить всех в дом; в-четвертых, я хочу найти этого ублюдка, этого (…).

— Энрик! Никогда не слышал, как ты ругаешься. Успокойся. Все, что ты сказал — это не приметы.

— Прошу прощения. Фернан, ты ничего не заметил, когда разглядывал четверых очень грязных мальчишек, точнее троих из них?

— Хм.

— А если я добавлю, что родились они все с интервалом в две недели и никто из них не знает своего отца.

— Дьявольщина! Да этого скота (…).

— Вот, а ты говоришь, не ругайся.

Марио недоумевающе смотрел то на Фернана, то на меня. Я сжалился:

— Примерно четырнадцать лет назад здесь был месячник безнаказанного изнасилования.

Следующий взрыв ругани исходил от Марио.

— Ты уверен? — засомневался Фернан. — Вроде никто особенно не хранит свою девственность — не полковое знамя!

— Не совсем, но именно потому, что не хранят, предохраняться умеют.

— В таком диком месте…

— Но других детей нет. Семей нет, и детей нет.

— Но проверить все равно надо.

— Согласен. Вот и займись. Или нет, Марио, попробуй ты. Такой здоровый медведь — может, тебе пожалуются, имея в виду, что именно ты можешь свернуть шею и сказать, что так и было.

— Ага, я так и сделаю. Шею сверну. — Марио уже сжимал и разжимал кулаки, представляя себе, с каким удовольствием он будет это делать.

— Есть еще одна проблема, — задумчиво сказал Фернан. — Ну допустим, переселим мы всех сюда — и что будет через полгода?

— А что будет? — удивился Марио.

— Представляешь, неграмотных, озлобленных людей пустили в нормальное жилье, да еще и принадлежащее ненавистным богачам. Да через полгода тут будет такой же сарай, как в этой конюшне. И все начнется по новой.

— Это уже проблемы Кальяри — справиться со своими работниками, — заметил я. — Хотя вообще-то ты прав, пока он тут ничем не распоряжается, такой же бесправный и униженный, как все. И красивый жест синьора Мигеля этой проблемы не решает. Ладно, сейчас я еще напишу меморандум на тему «Директор должен быть директором».

— Завтра напишешь, — твердо заявил Фернан. — Забыл, что я забочусь о твоем здоровье?

— У-ууууууу ну что ты за зануда!

— Марш спать, завтра опять вскочишь ни свет ни заря. Или тебя отнести?

Глава 69

Утро ничем не отличалось от предыдущего.

После такого же, как вчера, плотного завтрака (а жокей, между прочим, должен быть худым) я растянулся на своей необъятной (три на три метра) постели, чтобы как следует подумать. Обычно я устраиваюсь поразмышлять на травке, но мять этутраву просто кощунство. Как это все по ней ходят и даже ездят верхом?

Вроде бы решенная вчера, проблема разрослась так, что втроем с ней не справиться. Не можем же мы обыскать весь остров — он примерно восемьдесят на пятьдесят километров и похож на фасолину. Привлечь армию? Именно этого очень хочется избежать. Армия все делает просто: накачивать пентатолом — так всех поголовно, копать землю — так на всей территории сразу. Но кое в чем они могут помочь, и легко. У них же есть госпиталь и лаборатория при нем — ответить, что за яд находится в ампулах, они могут за пару часов. Тогда одной проблемой сразу станет меньше. Могут помочь, но захотят ли? Кто я для них такой? О! Я сын генерала Галларате. А что? Рассказать им легенду, сочиненную синьором Мигелем (а что в ней неправда?), и историю с отравленными лошадьми. Мальчик хочет сделать доброе дело, а лошади принадлежат любимому военачальнику — грех не помочь. Где тут у нас ближайший военный объект и как до него добраться? Карту Ористано пришлось скачивать из интернета. Хм, тридцать пять километров, грунтовая дорога, а элемобиля я тут что-то не заметил. Поехать верхом? Если Кальяри не против. А завтра вернуться. Так и сделаю, а над остальными задачами подумаю по дороге.

С собой я решил взять не Фернана, а Марио. Если во время моего отсутствия здесь что-нибудь случится, Фернан сумеет принять разумное решение, а Марио нет. Мои охранники немного поспорили, но согласились. Кальяри тоже не был против при условии, что я возьму с собой кого-нибудь, кто умеет ухаживать за лошадьми. Я предложил Стефана. Пьетро и Джованни немного обиделись, но я был тверд: целой кавалькадой мы не поедем. В качестве утешения Фернан обещал поучить их драться и дать выстрелить из бластера.

— Уезжайте скорее, а то до темноты не успеете доехать, — напутствовал нас Кальяри.

Три оседланные лошади привычно отмахивались хвостами от несуществующих насекомых. Поехали. Пыльная дорога вела нас через принадлежащие конезаводу луга, потом выбралась за ограду и почти сразу нырнула в апельсиновую рощу. На Ористано просто нет свободной земли. Вся она поделена между плантациями, заводом и военными базами. Хм, интересно, а где учились дети солдат и офицеров семьи Каникатти? Или у них тут только холостяки служили? А меморандум я так и не написал, между прочим! Черт возьми. И кстати, сказавши «А», надо говорить «Б». До сих пор жившим здесь людям было не до будущего: сегодня сыт и слава богу. А сейчас, как только они немного отъедятся, им понадобится школа, больница, парк, кафе, кинотеатр, пляж, курорт и так далее. Ну и нормально. Только всем этим кто-то должен заниматься. Интересно, синьор Мигель догадается или нет? А вообще идиоты эти Каникатти! Рабство экономически неэффективно. Надо будет поинтересоваться здешней урожайностью и сравнить ее с результатами наших ферм и ферм Вальгуарнеро (ББ, говорят, зубами скрипит: такие они все передовые в сельском хозяйстве). А уж завод — это вообще сплошные убытки: чтобы он приносил деньги, у него должны появиться конкуренты, как это ни парадоксально. Можно будет проводить скачки — появится прибыль. Учитывая всеобщую увлеченность спортивными состязаниями, яркими зрелищами и азартными играми — большая прибыль.

Мой меморандум, как я подозреваю, будет очень длинным. Ладно, несколько дней у меня еще есть. Пока народ и так счастлив.

Другая важная проблема: как искать склады оружия? Во-первых, сомнительно, чтобы Тео был единственным агентом Каникатти на Ористано. Наверняка такие люди есть на всех плантациях, и может быть, не по одному на каждую. Ловить их? Элементарно, военный врач высматривает наиболее сытые физиономии, укол пентатола — и все ясно. Брр, здесь живут голодные озлобленные люди. Самых озлобленных слегка прикормили, обманули и наняли для выполнения грязной работы. Они наверняка даже не догадываются, что в случае успеха их собственные шансы на жизнь равны нулю. Их в любом случае не пощадят — не одна сторона, так другая. Они не виноваты. Лучше всего дать им возможность забыть об этой истории и жить дальше. Как? Найти эти чертовы склады — будет не с чем воевать и незачем. Вернулись туда, откуда начали. Что еще можно сделать? Изучить внимательно карту острова, поставить себя на место противника. Где можно спрятать кучу железа и, что очень важно, заряженных батарей так, чтобы их нельзя было обнаружить армейским сканером? При том, что слишком глубоко закапывать нельзя: во-первых, не откопать (голыми же руками), во-вторых, крупномасштабные земляные работы видны со спутника. А уж от населения их точно не скроешь.

Тут меня прошиб холодный пот: что, если оружие уже раздали? Армия-то нарочитоне вмешивается, это приказ. Спокойно, не до такой же степени. И скрыть подобные вещи от мальчишек нереально. А если они все-таки смогли не проговориться? Э-э, нет, тогда Пьетро и Джованни не прыгали бы так оттого, что им дадут «стрельнуть». Уже бы «стрельнули» и не по одному разу. Нет, не может целый остров свято беречь какую-то тайну. Зря волнуюсь.

Апельсиновые рощи кончились, начались сплошные поля, а на них какие-то высокие кусты, или, скорее, невысокие деревца — это, наверное, кофе так растет. Стефан не смог подтвердить, он никогда здесь не был. Да! И это в пятнадцати километрах от дома! Навстречу нам ехал небольшой трактор.

— Эй! — крикнул нам тракторист сквозь вой плохо отрегулированного мотора. — Вам тоже накинули нолик справа?

— Ага! — весело завопил Стефан.

Мы помахали друг другу руками и разъехались в разные стороны. Вот, черт! Сразу я этого не заметил, и синьор Мигель тоже. Его решение просто напрашивается в анекдот или карикатуру, особенно если что-нибудь сорвется. Но менять что-либо поздно.

Самое жаркое время мы пережидали в тени строевого леса. Одинаковые деревья, и стоят, как солдаты на параде.

Я делал вид, что дремлю, а Марио пичкал Стефана всякими калорийными вкусностями. Остановись! Дай ребенку поболтать, а то его разорвет от избытка впечатлений! Нет, для Стефана шоколад пока привлекательнее. Вчера за завтраком он его первый раз в жизни видел. Когда я вернусь в Палермо, я очень много чего скажу синьору Мигелю об организации разведки. Уж такие вещи надо знать. А гробить деятелей семьи Каникатти я буду бесплатно и с наслаждением.

С такими кровожадными мыслями я снова сел верхом на Вулкана, нам осталось проехать километров пятнадцать.

Глава 70

Незадолго до заката мы подъехали к воротам большой военной базы.

— Стой. — Перед воротами стоял часовой, а за нашей спиной нарисовались еще двое солдат с бластерами.

— Я Энрик Галларате, — представился я. Как я и предполагал, моя фамилия произвела впечатление.

— Ты, часом, не сын генерала?

— Часом, сын. Вызовидежурного офицера.

— А документы какие-нибудь есть?

Я бросил ему летную книжку (больше у меня ничего нет, водительские права появятся только будущей весной). Марио тоже кинул ему свое удостоверение.

— И бластер на землю!

Марио разоружился. Часовой нажал кнопку на комме.

— Лейтенант, у нас гости.

Через несколько минут в воротах появился лейтенант:

— Это лошади?

— Лошади, — подтвердил я.

— Слезайте.

Мы послушались. Наши документы подверглись внимательному изучению. Потом нас просканировали и наконец пропустили.

Обычная военная рутина. Веками проверенный способ защиты от всяких неожиданностей. Но в данном случае — это способ проспать восстание. Солдат в увольнения не отпускают: все равно некуда. А местного жителя сюда не пропустят. Вокруг все тихо, мирно, можно даже не патрулировать. После войны пара месяцев скуки может даже доставить удовольствие.

— Лейтенант Росси, — представился офицер, возвращая нам документы, — какие-нибудь проблемы?

— Да, но думаю, вы легко сможете нам помочь.

Я пересказал историю с мелким саботажем и отравленными лошадьми.

— Конечно, — сказал лейтенант, — но сначала надо представиться командиру.

На огромной базе — по моим прикидкам, не меньше чем на усиленный мотопехотный полк — стояла вторая рота того единственного батальона, который у нас здесь имелся. Командовал ротой капитан Ортона, и он был просто счастлив оказать услугу синьору Мигелю: удачливые полководцы обычно очень популярны в своей армии (и очень непопулярны в чужих). Так что принимали нас, как дорогих гостей.

Чистить и кормить Вулкана мне не пришлось. Стефан ухаживал за лошадьми в обществе десятка добровольных помощников. Я только запретил своему коню бить кого-нибудь копытами.

Ортона жаловался на месяц мертвящей скуки. Я предложил ему наладить контакт с местным населением и полчаса просто обливал его сахарным сиропом: как будет хорошо, если рота станет мирно патрулировать окрестности, подвозить пешеходов, угощать детей шоколадками, лечить больных в своем госпитале (все равно там пусто, и врач умирает от скуки). Идея поработать Санта Клаусом понравилась капитану: все равно делать нечего.

— И зачем тебе это надо? — спросил меня Росси, когда нас никто не мог услышать.

— Во-первых, — ответил я, — за добрые дела воздается сторицей, особенно на войне, а во-вторых, на все эти мирные патрулирования берите с собой хороший сканер.

— Понял, это информация?

— Нет, это догадка, но очень правдоподобная.

— А почему мне, а не Ортоне?

— Потому что он начнет носом землю рыть и всех тут озлобит.

— Ясно, за секунду до взрыва мина выглядит вполне безобидно.

Я согласно кивнул. Этот парень еще своим нынешним начальником покомандует.

Врач довольно легко определил содержимое ампул. Я связался с Фернаном:

— Фернан, мы на базе. Тут синьору Асколи готовы сказать, от чего ему следует лечить лошадей.

К профессиональной беседе двух докторов я не прислушивался. Есть вещи поинтереснее.

Наконец-то мне повезло. Мастер-сержант роты рассказывал всяким молодым неучам про подвиги профа. Раз уж я здесь, надо вспомнить.

— Ты, наверное, уже сто раз это слышал, — обратился ко мне сержант.

— Не-е, — помотал я головой, — он никогда об этом не рассказывает.

Дело было двадцать лет назад. Корпорация Кальтаниссетта тогда чуть было не исчезла с лица Этны. Предыдущий синьор Кальтаниссетта был стар, его сыновья выросли довольно никчемными людьми — недаром через год он передал бразды правления ББ, который был младшим сыном младшего брата. ББ — человек мирный, ему больше нравится развивать экономику, как хорошей хозяйке — совершенствовать свой дом. А воевать пришлось сразу с Джела, Каникатти и Трапани. И союзников дышащая на ладан корпорация найти не могла. Почему старый синьор заметил и возвысил молодого капитана Галларате, никто не знает. Важно, что ему за пару лет удалось вернуть почти все утраченное и заключить почетный мир. Синьору Мигелю тогда было столько же, сколько мне сейчас, и говорят, он участвовал в боях и хорошо себя проявил. И может, это даже не легенды, насколько я знаю синьора Мигеля.

Поэтому проф — просто генерал, а всех остальных надо еще назвать по фамилии. И никакой тайны здесь нет. Тогда какого ястреба проф подогревал мое любопытство?

— А если этот Ортона хорошо напортачит? — спросил меня Марио, когда мы уже собирались ложиться спать.

— Вряд ли, разве что нам очень не повезет. Вообще-то, все что угодно может пойти наперекосяк, но это не повод ничего не делать. Когда ничего не идет, совсем плохо.

Тем временем к нам присоединился Стефан с большим мешком под мышкой.

— Что это? — почти равнодушно спросил Марио.

— Подарки.

Стефану надарили столько конфет и шоколадок, что он не только не мог их съесть, но даже и унести в руках.

Я подмигнул Марио: никто ничего не напортачит. Недокормленные дети вызывают примерно одинаковую реакцию у всех нормальных людей. Забавно, что из моего беспризорного прошлого я могу вспомнить буквально несколько дней, когда почти нечего было есть, в приюте было хуже.

* * *
Утром ротный врач сел в джип и поехал по соседним плантациям. На Ористано поставила ногу цивилизация. Теперь надо сделать так, чтобы не убрала. Может быть, отчет врача об этой поездке внимательно прочитают хотя бы в штабе полка. И будем надеяться, что идиоты до полковничьих погон не дорастают.

Мы получили коды для связи — на всякий случай — и отправились в обратный путь. К обеду мы уже въезжали в ворота конезавода.

Все было в порядке, но вид Фернан имел недовольный: он ничего не придумал, так же как и я. Надо правильно поставить вопрос. Иначе ничего не выйдет.

Итак, на острове имеются несколько складов оружия (подозреваю, что столько же, сколько и плантаций). Поверхностное сканирование их не обнаружило. Глубоко? В пещерах? В каких-нибудь ямах, выкопанных для других целей, в подвалах? Слишком сложно. Ямы будет не откопать. Пещер здесь нет. Подвалы используются для чего-то другого — тайна выплыла бы на поверхность. Летучие коты, да если бы еще два дня назад какой-нибудь местный житель узнал, что под каким-нибудь домом спрятан один ящик армейских рационов, дом бы снесли за пару часов. Или я преувеличиваю гуманизм врагов? Нет там никаких рационов, только бластеры и батареи к ним. Приманка для дилетантов. Каникатти и не имели в виду, что из восстания что-либо получится. Обыскать все подвалы? Глупо, не могли же они быть так твердо уверены в том, что никто не будет этим заниматься в момент оккупации.

Я в который уже раз принялся изучать дивизионную карту острова. Темнее всего под фонарем. Я понял! Сканеры неоднократно показывали наличие батарей и оружия, но никто не обращал на это внимания: все знают, как фонит аккумулятор приемной энергостанции. А там такой бункер делается — танк спрятать можно.

Отличная идея, я бы сам лучше не придумал. Осталось только ее проверить. На каждой плантации и здесь, на заводе, есть своя приемная энергостанция. Ну где вы теперь найдете такое место, где нет электричества?! А линий электропередач на карте нет. Совсем нет!

— Фернан! — сказал я в комм-браслет. — Пойдем проверим одну идейку.

Через десять минут я уже свинчивал кодовый замок с бункера. Череп и кости на дверях меня не остановили. Дверь открылась совершенно бесшумно. В помещении, которое по элементарной технике безопасности должно быть пустым, стояли ящики. Новенькие, прямо с завода, даже этикетки не переклеили.

— Марио, — позвал я в комм-браслет, — срочно иди к энергостанции.

Стоило так упорно думать, чтобы посмотреть на такое удивленное лицо.

— Понятно, — прошептал Марио.

— Ты гений! — сказал Фернан.

— Пока еще нет. Надо, чтобы это не выстрелило. Закройте это, как было. И охраняйте, — я помялся, — как-нибудь незаметно.

Марио невозмутимо кивнул. Значит, незаметная охрана очень даже бывает.

Я пошел обратно в дом: надо срочно связаться с синьором Мигелем, мне есть, что ему сказать.

— С тобой не соскучишься, — приветствовал меня синьор Мигель. — Что ты еще узнал интересного?

Я рассказал ему о ящиках с бластерами в бункерах, попросил убрать все это тихо и незаметно, и не надо никого арестовывать. Напомнил, что деньги надо обеспечивать товарами, и заметил, что он подставился с этим лишним ноликом. Потом я заговорил о будущем, которое может и не наступить, если о нем никто не позаботится…

Синьор Мигель прервал меня посередине этой прочувствованной речи:

— Энрик, почему ты думаешь, что я намного глупее тебя?

— А? Что?

— У нас с тобой один и тот же учитель, — подмигнул мне синьор Мигель и отключился.

Глава 71

Прекрасный летний вечер — правда, отнюдь не тихий. Фернан открыл и отдал жителям поместья третий этаж виллы, когда-то давно специально для них предназначенный. Поэтому мимо онемевшего от потрясения дворецкого по обеим лестницам непрерывно что-то носили. Наверху гудели перетруженные пылесосы: третий этаж был закрыт лет пятьдесят. Еще одна проблема решена. К тому же на мой ноутбук прислали длинную служебную инструкцию для Кальяри со списком обязанностей и прав. Быстро сработано. Кажется, существует стандартная инструкция для всех директоров всех предприятий корпорации, а потом ее корректируют в соответствии со спецификой.

Директор погрузился в чтение, и оторвать его от этого занятия было невозможно.

Я выбрался на улицу: в доме слишком шумно. Ладно, раз уж все мнут эту замечательную травку, так и мне можно. Вскоре ко мне присоединились возбужденные быстрыми переменами ребята. Как выяснилось, их прогнали, чтобы не мешали наводить уют в новом жилье.

— Нам завтра разрешили тренировать лошадей! — выпалил Джованни (раньше он был молчаливый-молчаливый).

— А мне? — спросил я, не совсем поняв, что имеется в виду.

— И тебе.

Мне не понадобилось прилагать много усилий, чтобы подвигнуть Стефана прочитать лекцию о методах тренировки скаковых лошадей: мне надо было понять, чем тренировки отличаются от уроков верховой езды.

Я оглядел веселые лица своих собеседников. Между прочим, я валяюсь на травке с тремя первыми жокеями на Этне, будущими кумирами тысяч мальчишек, — еще похвастаюсь когда-нибудь, что знаком с ними.

Осталась только одна проблема. Преступление все равно осталось преступлением, как бы мне ни нравился результат. Интересно, позволил бы я взглянуть себе в глаза моим собственным родителям? Заинтересовали бы меня какие угодно причины и объяснения? Вряд ли. Черт с ними, у меня есть проф.

Теперь, когда к нам стали хорошо относиться, Марио, наверное, без особых усилий выяснит, что именно произошло четырнадцать лет назад. И еще, доберется же до нас ротный врач — мы всего в тридцати пяти километрах. Сделает он ребятам анализ крови, Фернан аккуратно утащит образцы для ген-лаборатории, и через несколько дней мы будем знать все.

Так что пока можно расслабиться. И между прочим, мы уже четыре дня кемпо не занимались — что нам всем троим скажет сенсей, страшно подумать.

А еще интересно, когда и как сильно умный синьор Мигель намерен разоружить Ористано? Наверное, сегодня же ночью. Тридцать пять энергостанций, кроме тех, что находятся на военных базах.

— Ты, наверное, никогда не спал на травке, — весело заметил мне Стефан, — а я никогда не спал в мягкой постели, так что сегодня все узнают что-то новое.

Не открывая глаз, я поймал и дернул его за ногу, Стефан повалился на землю:

— Ай!

— И кто из нас неженка?

— Ты! — упрямо заявил Стефан. — Это же у тебя есть охранники.

— Они охраняют не меня, а от меня.

— Спасайся, кто может, — сдерживая смех, сказал парень.

— Ага, страшный Энрик разорвал свою охрану и свободно гуляет по Ористано. Где они, кстати?

— Кого это ты разорвал? — спросил Фернан. Он не Стефан — подкрадывается неслышно. — Топай в дом, с тобой хочет поговорить синьор Галларате.

— Почему бы просто не позвонить на комм?

— Ты меня спрашиваешь?

Опять что-то случилось? Я ускорил шаги.

— Добрый день, — немного невпопад поздоровался я (в Палермо сейчас утро, а у нас вечер).

— Энрик, Геракл пропал. Ушел вечером гулять и не вернулся. Катер за тобой уже вылетел.

— Понятно. Сейчас попробую поконтачить.

Я закрыл глаза и попытался связаться с Гераклом — ничего. Погиб? Или оказался в металлическом бункере? Проф терпеливо ждал результата. Я только покачал головой.

— Если мы начнем переворачивать Палермо в поисках кота, это может плохо кончиться. В том числе и для него.

— Угу, понятно. Может быть, просто слишком далеко? Я с ним не пробовал на расстоянии.

— Будем надеяться. Я тебя не поздравил. Хорошая работа.

— Спасибо. Марио придется здесь остаться, пока бластеры не вывезут.

— Правильно. За тобой приедут через час.

— Жду.

Мы прервали разговор. Я пошел со всеми попрощаться. Может быть, я сюда еще вернусь.

Через час майор Барлетта нашел меня в обществе Вулкана.

— Привет! Ну и где у них пульт?

Я подкинул на ладони кусочек сахара.

— Там же, где и у всех.

— Генерал просил доставить тебя домой побыстрее.

— Угу, опять для вас никаких развлечений.

— Переживу.

В это время к нам подошел Кальяри.

— Счастливо, шпиончик.

— Я не плачу авансом, — заметил я.

— Тогда возвращайся.

— Постараюсь.

Мы с Фернаном забрались в катер. Такого взлета я не ожидал даже от Барлетты.

Глава 72

Я едва попрощался с майором Барлеттой, а здороваться ни с кем не стал, некогда. Проф поймал меня на полдороге к лаборатории. Я по кратчайшей траектории рвался в свое рабочее кресло: с усилителем вступать в Контакт намного легче.

— Выдохни, — приказал проф, — если с ним не все в порядке, ты просто убьешь его своей паникой.

Я остановился: проф, конечно, прав — и твердым, спокойным шагом пошел работать. Датчики наклеивать некогда, да Фернан и не пытался. Закрываю глаза…

Есть Контакт! Геракл жив, но ему очень плохо. Что-то с ним случилось. Я забрал себе половину его боли и вцепился пальцами в подлокотники, чтобы не закричать.

«Что с тобой, котик?»

Какой-то сумбур, что-то большое, страшное налетело, смяло и умчалось. Геракл попал под элемобиль.

«Открой глаза, рыжик! Я должен узнать, где ты».

Какое-то темное помещение. Геракл забрался в подвал. Ох, как отличить один подвал от другого?

«Не засыпай, партнер, это смерть. Вспоминай, где ты шел?»

Не может. Ладно, попробуем так:

«Геракл, лапочка, повернись к свету».

Я забрал управление себе. Осторожно! От резкого движения Геракл просто умрет. Медленно-медленно поворачиваю Геракла мордой к окошку. Как давно стекло не мыли. По тротуару прошли чьи-то ноги, а там дальше что-то ярко-желтое — стена дома напротив. Все, двинуться Геракл не может. Больше никаких данных не будет. Совсем выходить из Контакта нельзя: кот умрет от болевого шока. Морзянкой всего не настучишь, да и не могу я сейчас палец от подлокотника оторвать. Открываю глаза: проф и Фернан смотрят на меня с надеждой.

— Элемобиль сбил, — шиплю я сквозь зубы, — лежит в подвале, широкая улица, напротив ярко-желтый дом, свежепокрашенный.

Напротив меня сразу же устанавливают комп. Так, карта Палермо. Вряд ли кот уходил погулять слишком далеко. Лежит он где-то рядом. Наверное, это зона Солендзара, со всех сторон окружающая Лабораторный парк. На карте цвет домов, разумеется, не указан. Я начинаю вспоминать маршруты, которыми ездил или ходил в Контакте через зону Солендзара. Проф и Фернан тоже стараются вспомнить, не видели ли они где-то желтый дом.

— Маршрут к аэродрому, — говорю я, — там нет, точно.

Проф заштриховывает на карте эти улицы.

— К центру — там есть, но не того оттенка.

Заштриховываем.

— Наверное, он не обходил парк с той стороны, — подает голос Фернан.

— Человеческая логика, нет. А путь к той свалке…

Проф меня понял:

— Как вы ехали?

— По Виа-Авильяно, — сказал я, глядя на карту, — сквер с фонтанами. Помню.

— Правильно, — сказал проф, — и именно там сейчас может оказаться свежепокрашенный дом.

Фернан рванул к выходу.

— Держи связь, — крикнул ему проф вдогонку.

— А если это не то? — спрашиваю я.

— Вспоминаем дальше.

Через пять минут Фернан связался с нами:

— Я на месте.

— Проверяем, — сказал проф, — подходи к окнам подвала и слегка стучи в каждое стекло.

Я снова закрыл глаза и опять полностью забрал управление у Геракла. Вскоре нога Фернана ударила в окошко напротив.

— Есть, — прошептал я, не открывая глаз.

— Фернан, кот там. Все, выходи, — приказал проф мне.

— Не могу, он умрет.

Еще через несколько мучительных минут я, то есть Геракл, наконец-то оказался на руках у Фернана. В элемобиле Гераклу сделали какой-то укол. Кот расслабился, сердце забилось сильнее, дыхание выровнялось. Вот теперь можно выходить.

Открываю глаза.

— Сумасшедший!

Я слабо улыбаюсь: проф уже давно не ругал меня после выхода из Контакта.

— Где болит? — заботливо спрашивает проф.

— Везде, — со стоном отвечаю я.

— Линда, кота сразу же в операционную.

Линда все время была тут, а я ее не заметил. Неважно.

Проф взял меня на руки и отнес в постель:

— Лежи и не вставай, я тобой еще займусь.

Что это он имеет в виду? Додумать эту мысль я не успел, очнулся уже ближе к вечеру: почти темно, около кровати стоит медицинский монитор, а на стуле сидит Филиппо и поглядывает то на него, то на меня.

— Геракл?

— С ним еще не закончили.

— Вечер или утро?

— Вечер.

Ну, значит, я еще легко отделался, но Геракл… Бедняжка. Надо встать и сходить узнать, как он там. Филиппо запротестовал:

— Профессор сказал, что ты должен лежать.

— Брось, Филиппо, на мне же ни царапинки. Просто нервы — ужасные тугодумы.

— Кстати о царапинках, как это ты заработал такую? — показал он на след от кнута Тео.

— Пытался помешать одному ублюдку обижать животных.

— Плоховато у тебя получилось, — прокомментировал Филиппо.

— Ага, у Фернана лучше, он воспользовался бластером.

— Чтоб ему это сделать немного раньше!

— Ты мне зубы не заговаривай. Помоги встать.

— Нет. И сам не пробуй, а то я тебя пристегну, понял?

— Нет. Ты меня пальцем не тронешь!

— Энрик, — укоризненно сказал Филиппо, — у меня приказ.

Я вздохнул:

— Ладно, но ты тогда сам сходи и узнай, как там мой котяра.

— А ты не будешь вставать?

— Нет. Обещаю. Ну иди же!

Филиппо ушел. Не буду я сейчас связываться с Гераклом, черт знает, чем это для него может кончиться.

Ну сколько времени занимает поход на второй этаж и обратно?! Устрица сползала бы быстрее! Филиппо наконец вернулся.

— Там профессор, Фернан и Линда, они еще не вышли.

Самая длинная ночь в моей жизни. Я взял себя в руки и гонял Филиппо наверх только раз в полчаса, а не в пять минут, как мне хотелось.

В шесть утра Филиппо вернулся в сопровождении профа.

— Все в порядке, — сказал проф, — выздоровеет.

Я с облегчением откинулся на подушку.

— Понимаешь теперь, каково искать тебя часами и не знать, где ты и что с тобой?

Я не ответил. Проф, конечно, вспомнил тот случай с угоном катера. Лучше бы он еще раз меня выпорол.

Глава 73

Геракл провел в реанимации трое суток, все это время весь дом ходил на цыпочках и разговаривал шепотом, а я целыми днями наставлял Диоскуров в правилах уличного движения. Надоел им хуже горькой редьки ничего, потерпят. Вот котяра поправится — и ему тоже лекцию прочитаю.

Марио каждый день звонил с Ористано, интересовался здоровьем Геракла и докладывал, что на острове все в порядке. Оружие вывезли в ту же ночь. На конезаводе даже никто ничего не заметил, кроме Марио, конечно.

Проблемы возникли только на одной плантации, где жил какой-то фанатичный сторонник Каникатти. Поэтому грузовой катер с несколькими десантниками встречала целая толпа, прямо-таки жаждущая сдать им здорово помятого любителя вооруженных восстаний. В Палермо судья корпорации определил этого недоумка в психиатрическую лечебницу. Несмотря на беспокойство о здоровье Геракла, я хохотал минут пять: уязвить Каникатти сильнее попросту невозможно. Зря я так, теперь война опять перейдет в горячую стадию, а значит, мои каникулы накрылись медным тазом (как Дон Кихот).

На четвертый день Геракл перешел в разряд выздоравливающих — проще говоря, спал и ел, спал и ел, в промежутках снисходительно принимая знаки внимания от всех окружающих и стоически перенося медосмотры.

Через неделю, когда война так и не перешла в горячую стадию (Каникатти не явились — сделали вид, что не заметили), у меня начал вырисовываться один интересный план. Единственным его недостатком было то, что требовалось договориться со слишком большим числом людей, включая, между прочим, синьора Мигеля. Ха, это оказалось проще всего. А синьор Кальяри был готов сделать для меня еще и не такое.

Я поделился своими идеями сначала с Ларисой, а потом еще с Джессикой и Лаурой. Девочки продолжали тренироваться у синьора Лекко. Правда, еще в один поход мы сходить не смогли: Лауру не отпустили без старшего брата. Однако переменить планы на каникулы девочкам удалось без труда. Осталось договориться с родителями Гвидо (одна из моих целей — вознаградить его за стойкость и мужество). Через несколько дней он вместе с Алексом возвращается из военного лагеря — тогда можно будет начать действовать.

А пока я вволю покатал девочек на «Феррари». Трусишек среди них не оказалось.

* * *
Ветер, постоянно овевающий Палермо со стороны океана, ненадолго утих и подарил городу несколько жарких дней (как на Липари). Мы с Ларисой большую часть дня провели на пляже, а когда нам надоело купаться — пошли погулять по Приморскому парку.

— «Лазерный тир», — прочитала Лариса и посмотрела на меня с вызовом.

— Зайдем? — спросил я, уже зная ответ.

— Конечно.

В тире уже было несколько парочек: ни один парень по собственной инициативе никогда не зайдет в такое несерьезное место. Стрелять так не учатся — парковый тир годится только для того, чтобы покрасоваться перед своей девочкой. С зайчиком лазерного прицела это ничего не стоит сделать. В бою им лучше не пользоваться. Первое, что мне сказали, когда я начал принимать участие в военных учениях у нас в парке, — что лопухов, которые не могут прицелиться сами, убивают первыми, их только слепой не заметит.

Хм, эту простую истину не только я знаю: у этого парня лазерный прицел выключен, и, в отличие от многих других, стреляет он по подвижным мишеням. И мой пристальный взгляд он затылком почувствовал. Парень закончил серию и обернулся, не дожидаясь результатов: ему и так все было ясно. Стоящая рядом с ним девочка захлопала в ладоши. На нее недовольно заворчали.

— В бою ты тоже потребуешь тишины? — насмешливо поинтересовался парень.

Он нравился мне все больше и больше. Наконец он взглянул мне в глаза и оценил мою способность играть в гляделки.

— Постреляем?

Я кивнул.

— Только без прицела.

— Угу, он хорош только для кандидатов в покойники.

Парень усмехнулся, он был со мной согласен.

— А кто выиграет — поцелует девчонку проигравшего.

— А в торец? — вежливо поинтересовался я, парень сразу перестал мне нравиться.

— Ну ты чего? Так же интереснее. — Парень был разочарован.

— Нет.

— Боишься?

— Если я выиграю, набью тебе морду, а если ты — так и быть, ходи небитый. Так тоже интересно.

Парень покачал головой:

— Поединок состоится при любой погоде.

Надо сказать, что обе юные синьориты сохраняли совершенно безмятежный вид. Уверенность каждой из них в своем парне была безгранична.

— Хорошо, — согласился я и выбрал себе бластер по руке. — Как считаем?

— Каждое потерянное очко — плюс секунда, результат считается по времени. Если у тебя будет хоть один нолик — ты проиграл.

Он, значит, промазать не может. Ну-ну.

— Годится.

Не совсем честно: у меня реакция гораздо лучше. С другой стороны, он тут уже все серии прошел. Неизвестно, какое преимущество больше значит.

— Стреляем «Один против взвода в джунглях», — предложил парень. — Тридцать две мишени, и попадать надо в правый глаз.

— Мне все равно.

На большом экране перед моими глазами шел обратный отсчет. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Ноль.

Первому стрелку я попал в переносицу — черт, минус два очка. Следующего слишком долго искал среди зеленой листвы. Потом дело пошло на лад. Еще одному попал в бровь.

Закончил стрелять я на три секунды раньше своего соперника. Но у него 320 очков, а у меня 317. Плюс три секунды — ничья. Но он крут: делать все так же быстро, как я, — почти нереально.

— В первый раз встретил достойного соперника, — прокомментировала Лариса.

— Ага, — согласился я, драться не хотелось.

— Ну ты даешь! — сказал парень. Кажется, у него тоже пропало такое желание.

Забавно, что каждый уверен в своей победе. Мы улыбнулись и протянули друг другу руки.

— Лео, — сказал парень.

— Энрик.

— А мне можно пострелять? — спросила Лариса.

Лео хмыкнул, но его стремление поязвить увяло под моим суровым взглядом.

— Я тоже хочу! — вдруг заявила девочка Лео.

— Еще одно соревнование! — хохотнул он.

— Не-ет! — хором сказали девочки.

Я вложил бластер в руку Ларисы и обнял ее, чтобы помочь прицелиться — тир, оказывается, отличное место! Лео оценил: «Я не нахально лезу обниматься, я тебе просто помогаю».

Через десять минут все девочки в тире учились стрелять. Синьор Мигель узнает, — или меня убьет, или спасибо скажет. Учитывая, что это наш парк и, следовательно, наши девочки, — скорее второе. Не такой уж он ретроград.

Судя по репликам Лео, его девочку звали Тереза. Я тоже ненавязчиво представил Ларису.

Тир мы покинули вчетвером, когда у девочек начали дрожать руки.

— Ой, — сказала Тереза, взглянув на часы, — я опаздываю.

— Но еще не опоздала? — поинтересовалась Лариса.

— Какая разница, катер уже улетел! — Тереза чуть не плакала.

Мы с Ларисой переглянулись.

— Пошли, — решительно сказал я, — сегодня ты успеешь домой вовремя.

Вообще-то я не собирался хвастать своим «Феррари» — не всем же могут купить такой. Но правило «Всегда приходи домой к назначенному сроку» — одно из самых главных для всех детей Этны, и его нарушение никогда не спустят просто так.

— Ты умеешь? — стараясь казаться равнодушным, спросил Лео.

— Нет, я его сюда руками толкал. Куда вас доставить, синьорита? — спросил я, запуская двигатель.

Тереза назвала улицу.

— А площадка там где?

— Нет там площадки, — хмуро сказал Лео, — только маленький скверик рядом.

Я вызвал на экран карту Палермо. Понятно, почему у Лео так испортилось настроение: судя по месту жительства, Лео и Тереза не принадлежат к высшему классу этнийского общества. А парень горд, как шотландский горец, так что наши шансы на продолжение знакомства близки к нулю. Кажется, он огорчен так же, как и я. Что же делать? Ну, во-первых, не пороть горячку. Спокойно выяснить его координаты и поддерживать отношения так, чтобы у него даже мысли не возникло, что он навязывается. Для начала.

Лариса, кажется, успела раньше: она всю дорогу шепталась с Терезой, а потом обратилась ко мне:

— Энрик! Мы завтра идем купаться?

— Ну я же тебя еще не утопил! Значит, идем.

— Мы за вами заедем, — решительно сказала Лариса, — в десять часов. Годится?

— Ага, — сказала Тереза, — а потом еще постреляем.

Лео пожал плечами:

— Ладно.

Классовые барьеры были просто проигнорированы. Туда им и дорога.

Я нахально сел прямо на пыльный газон:

— Завтра, на этом самом месте.

— Ага, счастливо, — сказала Тереза и убежала в сопровождении Лео.

— А теперь доставь меня на скалолазание, — скомандовала Лариса.

— Ты умница! — похвалил я ее, отрывая катер от земли.

— Это же очень просто.

— Не все так думают.

Глава 74

Скорректировать, что ли, один красивый план? Хм, пожалуй, так он станет даже лучше. Я позвонил синьору Мигелю: конезавод на Ористано принадлежит ему.

— Надо же показать им, что не обязательно иметь миллион, чтобы жить по-человечески, — в конце разговора добавил я в качестве аргумента.

— Я не против. Но ты же это только что придумал. Когда ты успел стать таким добрым? Когда мы виделись в первый раз, ты был злой, как стая голодных горынычей.

Еще бы, я тогда сидел на свежих синяках, а в перспективе у меня была еще одна порция, и побольше. Или дело не в этом? Тогда я был злой все время. «Потому что у тебя никого не было», — сказал внутренний голос, на сей раз не ехидный, а задумчивый.

Лариса — настоящий гений человеческого общения. Вчера мы с ней обедали в дорогом ресторане, а сегодня она взяла с собой огромную сумку с бутербродами, помидорами и ранним виноградом. Сок и лимонад купим на месте — они и на пляже стоят всего ничего. Как мне повезло! Тогда, на Липари я первый раз в жизни обратил внимание на девочку — а она оказалась таким ангелом!

— Мы должны появиться первыми.

— Угу, если я не догадался, что нам надо будет что-то есть, из этого вовсе не следует, что я идиот.

Лариса чмокнула меня в щеку:

— Не обижайся!

— Не буду. На самом деле я злюсь на себя, что не догадался.

На пыльном газоне мы приземлились без трех минут десять. Через две минуты появились Тереза и Лео.

Еще через десять минут я выгрузил своих пассажиров на дорожке у пляжа.

— Сейчас поставлю его на стоянку и приду.

Когда я вернулся на пляж и нашел ребят, Тереза о чем-то тихо переговаривалась с Ларисой, поэтому больше всех моему приходу обрадовался Лео.

— Тебя что, пополам перепиливали? — спросил он, когда я снял рубашку.

Вот и не надо искать повод, чтобы завести разговор о конном заводе.

— Нет, это один мерзавец на Ористано кнутом заехал. Его уже похоронили, — утешил я своих собеседников.

С некоторыми купюрами я рассказал историю своего недолгого пребывания на Ористано — выпустил все, что связано с оружием, ну и с Контактом, конечно. Объяснил, что мы ждем из военного лагеря двоих приятелей, чтобы отправиться на остров большой компанией. И прежде чем в глазах у Лео и Терезы зажегся огонек зависти, я успел предложить ребятам присоединиться.

— А родители?

— Приглашение с личной подписью синьора Мигеля Кальтаниссетта их успокоит?

Лео, хохоча, повалился на песок:

— Скорее напугает!

— Он не страшный, только улыбается, как крокодил.

— Я так и передам.

Когда Феб превратил пляж в сковородку, мы убежали под крышу, в тир. Идея научить свою девочку стрелять еще не овладела массами, поэтому мы сперва услышали немало насмешек. Насмешники заткнулись, когда мы с Лео на пару показали, что такое настоящий класс.

* * *
— А выйти на нем в космос можно? — спросила Тереза, когда я вез ее и Лео домой.

— Если вокруг все спокойно, завтра можно будет слетать. Вроде войны никакой нет. Энрик! Мы слетаем? — спросила Лариса.

— Я узнаю, — обещал я, — хотя, знаешь, Лео, с тобой на кормовом бластере можно и повоевать.

— С ума сошел! Тебе тогда мало было?

— А что такое? — поинтересовался ужасно довольный Лео.

Лариса поняла, что чуть не проговорилась.

— Угонщик, — проворчала она.

Лео решил, что Ларисе этот разговор неприятен, и не стал выяснять подробности — тем более что мы уже прилетели.

Когда мы взлетели, я погрозил Ларисе пальцем:

— Прикуси язычок. О некоторых вещах лучше забыть.

— Ладно, я больше так не буду, — сказала Лариса и куснула меня за ухо: — Сам виноват, напомнил!

— Женская логика!

— Ах так! — Лариса набросилась на меня с кулаками.

— Еще один воздушный бой, — заметил я.

Через секунду мы хохотали. Автопилот — отличная вещь, особенно когда имеешь дело с Ларисой.

Вечером синьор Мигель прислал мне собственноручно подписанные приглашения в Тортоли на всю компанию. Хотел бы я теперь посмотреть на какого-нибудь храброго родителя, который скажет «нет». Мы туда не развлекаться едем (точнее, не только развлекаться).

До возвращения Алекса и Гвидо осталось два дня. Мы с Ларисой перезнакомили всех, кого уже было можно перезнакомить. Как смотрели на нас с Лео все встречные мальчишки, когда мы прогуливали по парку сразу четырех милых девочек! Пару раз даже пришлось подраться, но мы справились. Тереза не зря сохраняла безмятежный вид, когда Лео заявил, что поединок состоится при любой погоде. Лео вообще молодец: учится черт знает где, черт знает у кого — но если бы не моя скорость, он, пожалуй, был бы лучше.

* * *
Вечером того дня, когда Алекс и Гвидо вернулись из лагеря, мы отправились гулять такой толпой, что больше желающих к нам привязаться не найдется, это точно.

Гвидо просто светился счастьем, зато Алекс был мрачен и чем-то встревожен. Я немного поотстал, и тот присоединился ко мне.

— Что-то случилось?

— Я тебе вроде как обещал позаботиться об этом щенке…

— Ну и…

— Там, знаешь, не мама с папой, из-за мелочей не отшлепают, но если уж накажут, то как следует. А он просто нарывался, как нарочно.

— Тебя не подставил?

— Нет. Какая разница?

— Ты зря переживаешь, он просто доказывал себе, что не нытик. И доказал. Видишь, как доволен?

— Другого способа не нашел?!

— Значит, нет. А ты никогда такого не делал?

— А ты?

— У меня само получилось. Окраины Палермо — это такое место…

— Сводил бы, что ли, на экскурсию.

— Может, это ты нарывался, а не Гвидо?

— Понял.

Я сменил тему:

— Мы тут вашего согласия не спросили, все уже устроили. Как ты относишься к идее научиться ездить на лошади?

— Где ты нашел на Этне лошадей?!

В четвертый раз про Ористано рассказываю — уже наизусть выучил.

Алекса от угрызений я избавил, но приобрел их сам: догадаться, что Гвидо захочет проверить действенность моих советов на практике, было, прямо скажем, несложно. Я мог бы его остановить, если бы подумал. «А ты не слишком много на себя берешь, самозванный старший братец?» — сказал ехидный внутренний голос: «Или ты тоже думаешь, что он декоративный щеночек и не имеет права себя уважать?» Хм, будем надеяться, что повторения ему не потребуется.

На Ористано мы полетим послезавтра. Надо же дать время родителям Алекса и Гвидо полюбоваться на ненаглядных сыночков.

Глава 75

У меня образовался целый свободный день, и я намеревался потратить его на изучение географии родного города. До сих пор я был уверен, что в нем нет ничего, кроме грязных окраин, фешенебельных центров, охраняемых каждый своей корпорацией, и рабочих районов — порядок там тоже поддерживается корпорациями, которым принадлежат те или иные заводы, но это такой «порядок»… Лет пятьдесят назад какой-то большой босс клана Вальгуарнеро попытался навести в своем рабочем районе такой же порядок, как и в центре, но столкнулся с сильнейшим противодействием тех самых людей, о безопасности которых намеревался позаботиться. Дело дошло до стрельбы, и идея была похоронена.

Но Лео живет в рабочем районе, который не соответствует моим воспоминаниям о таких местах. Это, кстати, тот рабочий район, который перешел к Кальтаниссетта вместе с нью-палермским заводом электроники — вряд ли там многое изменилось за год. И как же Джела удалось создать безопасный рабочий район? Может быть, Лео (геральдическое у него имя, между прочим) что-нибудь знает?

Я валялся на травке с картой Палермо и справочной базой по городу, когда проф выглянул из окна своего кабинета и позвал меня:

— Энрик!

— Иду, — отозвался я.

Вроде бы я ничего плохого не сделал, а голос у него…

Проф был в ярости, но сердился явно не на меня, потому что в кабинете он не один.

— Лейтенант Верчелли, знакомьтесь, это мой приемный сын Энрик.

Странно, раньше он говорил просто «сын».

— Энрик, нам срочно нужна твоя консультация, — сказал проф. — Скажи, как может выжить в Палермо человек без денег, без документов, без знакомств?

— Очень просто, — ответил я, — во-первых, кошельки некоторых палермцев так и просятся в чужие руки, во-вторых, если нет гордости, можно просить милостыню.

— Воровать он не умеет, а здоровому мужчине никто не подаст, — заметил Верчелли.

— Ха, ну, во-первых, умение воровать не врожденно. А во-вторых, вы когда-нибудь подавали милостыню безногому или, скажем, безрукому калеке, которому отгрызли конечность злые Джела? А в зоне Джела ее же отгрызли злые Кальтаниссетта.

— Ну случалось.

— Так вот, все это были вполне здоровые люди. Настоящего калеку на дне просто убьют, чтобы не занимал хорошее место.

— Понятно, тогда я спрошу так: как можно поймать человека, о котором шла речь?

— Вы целой стаей охотитесь на несчастного, затравленного одиночку — и еще хотите, чтобы я вам помог?!

— Ах ты наглый…

— Лейтенант Верчелли! — повысил голос проф.

Лейтенант замолчал.

— Покажите ему голографии, — добавил проф спокойно.

На выкинутой на стол пачке голографий были изображены детские тела со следами чьих-то пальцев на горле. Я сглотнул.

— Простите, я думал, вы этим не занимаетесь.

— Ладно, — смягчился Верчелли. — Ну так как?

— Вы уверены, что он где-то на окраине?

— Да, он маньяк, далеко не уходит, а последние два тела найдены там. Муниципальная охрана упускала его трижды.

— Тем не менее они могли сказать вам то же, что и я. На закате закрываются окраинные рынки. Чистоту там никто не блюдет, поэтому там остаются десятки ящиков со слегка помятыми фруктами. Летом за них даже не дерутся, и так на всех хватает.

— Спасибо, — сказал лейтенант и собрался уходить.

— Стойте, без меня вы его опять упустите!

— Это еще почему?

Только теперь я заметил, что лейтенант не спал суток трое. Но все же у него недостаточно потрепанный вид, чтобы его не отождествили как легавого.

— От вас за милю несет Службой Безопасности. От ваших подчиненных, надо думать, тоже.

Лейтенант остановился.

— И что же делать? — немного криво ухмыльнулся он.

— Жаль, что вы утром не забыли побриться, — ответил я, — ну да ладно, как-нибудь замаскируем. На каждый из рынков надо прийти не более чем втроем, лучше вдвоем, и делать вид, что незнакомы, разумеется. Без оружия, небритыми, грязными и вонючими настолько, насколько это возможно.

Ничего мудреного, и наверняка муниципальная охрана все это знает — а СБ в таких местах не работает и опыта не имеет. Но муниципалы упускали его трижды! Хм, на этих рынках их все знают в лицо.

— А меня используем в качестве приманки, — добавил я.

— Ты никуда не пойдешь! — твердо заявил проф.

— Меня трудно убить, — мягко заметил я.

Проф со мной взглядами не меряется, знает, что это бесполезно и неприятно для самолюбия. Я решил помолчать, чтобы дать ему возможность изменить свое решение.

— Хорошо, — проф из себя клещами это слово вытащил, — но страховать тебя я буду сам.

Я был чудовищно доволен: что ни говори, умирать мне не хочется, а лучше профа меня никто не защитит, это точно.

Голографии маньяка не было, только компьютерная реконструкция. Результат хромосомного анализа. Шрамы, бороду, длинные лохмы он не показывает.

С нашей помощью лейтенант Верчелли выбрал самый перспективный рынок — на него мы и пойдем втроем. На другие лейтенант послал своих подчиненных. Он, конечно, приказал им одеться погрязнее, но я не верю, что его люди сумеют правильно замаскироваться.

Выбранную для этого похода одежду я превратил в лохмотья так же, как делал это тогда, когда ходил на поиски кота и нашел Геракла. От идеи постирать наши шмотки с гвоздями я отказался: это уже будет перебор, да и стиральную машину жалко, поэтому я тривиально воспользовался своим десантным ножом. Так что к назначенному часу мы представляли собой довольно живописное зрелище. Воспроизвести запах нам, правда, не удалось, но каждого бродягу окружает такое амбре, что чужих он не ощущает.

Рафаэль, лучший водитель в Лабораторном парке, пустил нас в один из своих драгоценных элемобилей, кривясь от отвращения и постелив на сиденье какую-то тряпку. Значит, наш маскарад удался. Разве что проф все равно выглядит элегантно, а грязь у него на лице больше похожа на маскировочный грим.

— Когда я тебя нашел, — заметил проф, — ты выглядел гораздо лучше.

— Если бы я выглядел как все, вы бы не обратили на меня внимания.

— Хм.

Вспоминать о моих сторожевых псах в присутствии лейтенанта мы не стали.

За полчаса до закрытия рынка мы уже заняли исходные рубежи.

У меня в кармане лежал десантный нож, и я был полон решимости зарезать любого, кто попытается на меня напасть. Утратил я старые навыки: беспризорные дети умеют быть почти незаметными, на них, как правило, просто не обращают внимания и потому не привязываются.

Плохо я всех замаскировал, чем-то мы неуловимо выделяемся, хоть ты тресни. Меня просто сторонились, профа и Верчелли — тоже. Я понаблюдал за окружающими и понял, в чем дело: только мы трое не несем на себе печати страха и неуверенности. Может быть, это и хорошо: ко мне не пристанет никто, кроме нашего маньяка, а нам нужен только он.

Наконец рынок покинули последние продавцы и покупатели. Я вынул из кармана старый полиэтиленовый мешок и отправился копаться в отбросах — впрочем, это только так говорится «отбросы», на деле очень даже съедобные яблоки, апельсины и бананы. Все остальное еще не совсем подешевело. Как быстро вернулись ко мне старые мысли и чувства! Это хорошо,нельзя убедительно сыграть беспризорника, думая о чем-нибудь, кроме самых насущных потребностей: еда, тепло, одежда. Чистота — уже перебор.

А это что за наглый тип? Апельсинов ему мало? Не-е, драться не буду: он гораздо больше. Я перебрался от него подальше, если он пойдет за мной — значит маньяк. Нет, ложная тревога. Почему это я так доволен? Этого психа надо поймать сегодня же, а то за нашу нерасторопность еще кто-нибудь заплатит жизнью. Кто-нибудь маленький и беззащитный. Я понял, что я должен сделать, и меня чуть не вытошнило. Брр! Теперь я не старался держаться подальше от других бездомных — совался им под руки и лез на глаза. Правда, на то, чтобы продемонстрировать, какой я очаровашка, меня не хватило. Для маньяка и этого достаточно, а у остальных не такое тонкое восприятие, чтобы прочитать этот сигнал.

— Детка, заработать хочешь? — спросили меня.

Я обернулся. Он тоже чем-то отличается от бродяг. Нечего ему здесь делать. Одежда у него запылилась и запачкалась, но стирали ее не год назад, это точно. Волосы длинные, но их стригли не так уж давно. Это он! И кого-то он мне напоминает. Где-то я его уже видел.

— Скока? — спросил я с самым глупым видом.

— Пять монет.

— А чё деть?

— Ну, детка, ты же умница!

И тут я его узнал. Самая неприятная встреча в моей жизни. Этот тип уже подкатывал ко мне со своими предложениями. Было мне лет восемь, и я спустил на него своих собак. А потом месяц дрожал от страха, опасаясь, что он пожалуется муниципальной охране, и моих псов перестреляют, а меня отправят обратно в приют. Но все обошлось. Наверное, он не рискнул пожаловаться: извращенцев презирают все. Только тогда он был очень хорошо одет и предлагал мне огромную, по моим тогдашним понятиям, сумму в сто сестерциев. Надо продолжать разговор.

— Я чё, дурак?

— Ну семь.

— Дядя, не мешай. — И я слегка толкнул его плечом, чтобы он отодвинулся от приглянувшегося мне ящика.

Он схватил меня за руку повыше локтя и потащил с рынка. Ни один настоящий бродяга никогда так не поступит: за мальчишку-беспризорника всегда заступится его банда — но маньяк этого не знал, он здесь только несколько дней.

— Пусти! — завопил я, кажется, не слишком испуганным голосом, но проф, конечно, поймет.

Но как он силен! Черт! Конечно, он же не бродяга, он съехавший с катушек богатый и вполне благополучный этниец, а значит, здоровый, тренированный и обученный рукопашному бою мужик.

Я попытался вывернуться у него из-под руки. Вот медведь попался! Удар локтем в солнечное сплетение он не заметил, а от удара в пах легко уклонился. Мне негде развернуться, а значит, моя скорость и реакция не помогут. Нож! Лезвие легко вошло ему в бок, он выругался. Через мгновение мой собственный десантный нож был прижат к моей шее.

Проф и Верчелли загнали-таки его в угол. Он стоял спиной к высокой глухой стене и был готов перерезать мне горло, если проф или лейтенант сделают еще хоть одно движение.

— Не подходи, — рычал он, — убью!

Оба моих защитника замерли. Можно, конечно, подождать, пока этот маньяк истечет кровью — но вдруг он догадливый и убьет меня раньше.

Что же делать? Этот тип не бродяга, не бродяга… О! Он не знает, с кем имеет дело!

— Я не винова-ат, — заныл я, обращаясь к профу, — он ко мне сам пристал.

Проф понял:

— Это мой щенок! Хочешь его себе — придется подраться. А с тобой я потом разберусь! — Это мне, и очень грозно.

Хнычу я как-то не слишком убедительно. Пришлось замолчать.

Я прямо-таки видел, как крутятся колесики у него в голове: это не легавые, это какие-то бездомные, по сравнению со мной ничего не стоят. А зарезать мальчишку — никакого удовольствия. Я только слегка подбавил убедительности этим рассуждениям.

— Ладно, но твой парень чтобы катился подальше.

Проф кивнул. Лейтенант Верчелли повернулся и пошел. Этот маньяк — действительно псих! Дал свободу передвижения одному из своих врагов. Нож медленно отодвинулся от моей шеи.

— Сиди тут! — приказал он мне.

Ага, щас! Но вслух я этого не сказал и тихо сполз вниз по стенке, когда он ослабил хватку. Теперь меня голыми руками не возьмешь — преимущество скорости.

Маньяка я подранил, но зато он вооружен моим(!) ножом. А проф безоружен. Как бойцы они стоят друг друга.

Нет уж, не девчонка, чтобы зажмурясь ждать, чем все кончится. Я перекрыл наиболее вероятное направление бегства: вдруг он слишком быстро поймет, что с профом ему не справиться.

Бой длился минуты три, потому что, когда лейтенант Верчелли показался на стене с бластером в руках, маньяк как раз падал на землю со сломанным позвоночником. Он что-то прошептал, после чего проф нанес ему последний удар, перебивший гортань.

— Если бы он побежал, ты бы оказался у него на дороге, — заметил проф, подходя ко мне и обнимая покрепче.

— Конечно, — ответил я, — я бы его задержал.

— О-оо, — застонал проф в отчаянии, — сколько еще раз тебя надо выпороть, чтобы ты перестал лезть на рожон?!

— Ха, ну если каждый день, тогда лет через сто, может быть, будет достигнут некоторый прогресс.

Проф взял меня за плечи и встряхнул:

— Никогда больше так не делай!

— Ну надо же было его поймать! — возмутился я.

Проф только вздохнул — не может же он сказать, что не настолько. Но я его все равно правильно понял. Он у меня действительно есть.

* * *
В элемобиле я прислонился к профу и спросил его, чтобы что-нибудь сказать:

— Это вы — непосредственный начальник синьора Арциньяно?

— Нет.

— Ну, значит, вы — начальник его начальника.

— Тоже не угадал. Ну скажем так: его начальник всегда может обратиться ко мне за консультацией.

— А если он не прислушается, вы его больше на порог не пустите?

— Ну почему? Он отвечает за свою работу и решения должен принимать сам.

— Понятно.

— Но уж муниципальную охрану вы могли построить в одну шеренгу и послать их не то что маньяка ловить, но и мусор убирать?

— Я и тебя-то не могу построить!

— Хм.

— Бывают возможности, которыми лучше не пользоваться. — Проф помолчал и добавил: — Даже в самых крайних случаях.

Я вопросительно поднял брови.

— Хорошо, что я убил его прежде, чем Верчелли добрался до своего бластера. Знаешь, что он сказал перед смертью? «Задуши его сам». Так что это наш маньяк, точно.

— А до этого вы не были в этом уверены?

Проф не ответил. И так все ясно.

Глава 76

Утром мы уезжали на Ористано, так что ночью я и синьор Мигель еще раз согласовали свои планы. Если не будет какой-нибудь заварушки, все получится.

На остров нас в сопровождении синьоры Арциньяно (не могут же девочки так долго обходиться без дуэньи, а соблазнил я ее возможностью порисовать лошадей с натуры) и Фернана опять вез майор Барлетта. Я представил ему своих приятелей. Про Лео я сказал, что это парень, который стреляет лучше меня. Барлетта так недоверчиво хмыкнул, что осчастливил Лео на всю оставшуюся жизнь.

— Может, мы тогда полетим в атмосфере? — поинтересовался летчик. — Есть кому доверить бластеры. Всех врагов распугаем.

— Нет, — ответил я, — Гераклу нужен покой, он еще не выздоровел. Так что через космос и полом вниз.

На конезаводе у меня осталось немало вещей, поэтому весь мой багаж состоял из большой корзины с выздоравливающим хвостатым и новенького, довольно увесистого ноутбука со всеми мыслимыми прибамбасами, который я наконец сподобился заказать. На Ористано есть отличный ветеринар, так что мой котяра будет под присмотром. Проф и сам замечательный врач, но ему все равно кого кромсать лазерным скальпелем. Асколи же интересуют только животные. Остальных он тоже лечит, вынужден — о лошадях Каникатти позаботились, а о людях нет, — но я легко могу себе представить, как он ворчит: «Конюхов тоже надо лечить, а то без них кони передохнут».

Корзина всю дорогу простояла на коленях у Ларисы. Я был позабыт и позаброшен. Упасть, что ли, с лошади и сломать что-нибудь (лишь бы не шею)? Лео и Алекс чувствовали себя не лучше: Геракл не переходил из одних девчоночьих рук в другие только потому, что я пригрозил отобрать его сразу же, как только ему начнут докучать. Гвидо вниманием Лауры пока не интересовался, но я подумал, что это вопрос времени.

За последние три недели лошади перестали быть пугливыми, так что приземлились мы прямо на изумрудном лугу конезавода.

Марио был просто счастлив меня видеть, его уже замучили вопросом: «Когда вернется Энрик?»

Обитатели завода перестали выглядеть серыми от усталости, какими они показались мне при первой встрече. Теперь я догадывался, что нечеткие движения, волочащиеся ноги, бледность и мешки под глазами — симптомы того самого «белкового голодания».

Двуглавые Церберы! Да на благодатной Этне надо долго и специально стараться, чтобы заморить кого-то голодом. Кажется, что-то подобное было на Земле еще в двадцатом веке. И те скоты, которые это делали, благополучно умерли в своих постелях. Ну нет, у Каникатти это не получится. Они заплатят. Даже проф вместе с синьором Мигелем не смогут мне помешать (а скорее всего, и не захотят). Прибыли прибылями, война войной — но всему есть предел.

У Игры все же есть правила. Первое: участие в Игре — дело добровольное. Второе: женщин и детей не берем. Третье: потери среди не участвующих в Игре должны быть минимизированы. Четвертое: нарушение первых трех правил жестоко карается остальными участниками Игры. Иначе все правила скоро будут забыты. И последствия за свой счет.

Я опять вспомнил историю: последствия — гибель цивилизации. Примеров сколько угодно. Сайт «История Земли и колоний…» составлял какой-то шутник, поэтому там часто встречается древняя пословица: «История учит нас тому, что мы у нее ничему не учимся». Кровавая шутка.

Проф думает, что нарушил второе правило, вот и мучается. Ха, да у меня детство началось, когда он меня подобрал. Как бы дать ему это понять?

А синьор Мигель тогда на празднике был в такой ярости, что показался мне почти человеком. Еще бы, долго и старательно растить волчат, а получить шакалов. Шакалы не имеют чести и, значит, не могут соблюдать правила. А это смерть.

Если покинуть Палермо с утра и лететь через космос, то на Ористано окажешься на закате. На фоне красного, переходящего в фиолетовый, неба на лугах видны чернеющие силуэты лошадей.

«Вулкан!» — позвал я мысленно и свистнул, чтобы ни у кого не возникло никаких вопросов.

Толпа раздалась, чтобы пропустить летящего ко мне гнедого.

— Его теперь все называют только Вулканом, — сказал Кальяри, подходя поближе, — как тебе это удалось?

— Но он же и есть настоящий вулкан, — хитро улыбнулся я. Тем временем я мысленно уговаривал этого разбойника не гарцевать и не пугать Ларису, которой я позволил покормить его яблоком.

— Хм, Энрик, у меня к тебе вопрос. Марио не смог на него ответить. Я тут разрешил всем пользоваться стиральной машиной и холодильниками, которые стоят в подвале. Своих-то пока ни у кого нет. Скажи, синьор Мигель не рассердится? Это же его техника.

Как мне понравилось это «пока»!

— Ну он же не базарная торговка — злиться из-за таких мелочей.

— Нам повезло, что он такой хороший военачальник. Лучше, чем Каникатти.

— Для него это не комплимент. Мелочный военачальник — это нонсенс. Кстати, он приедет сюда недели через три. А вы уже написали большой доклад «Развитие конного спорта и скачек на Этне»?

— Что? Да ты спятил!

— И не думал даже. Все это еще будет приносить доход. А вам, чтобы остаться «лучшим коннозаводчиком Этны», придется хорошо поработать. Так что не радуйтесь прежде времени.

— Ха! Тебе ведь тоже нравятся вызовы?

— Кому же они не нравятся?

Кальяри хохотал так, что даже Вулкана напугал. Что я такого смешного сказал?

— Ладно, — сказал он, отсмеявшись, — пойду писать этот твой доклад.

Когда Кальяри ушел, меня взяли в плен Стефан, Пьетро и Джованни. У них был целый ворох новостей.

Синьор Мигель, оказывается, времени зря не терял. Точнее, он нашел людей, которые делали это за него здесь, на Ористано. Еще один ценный урок: у хорошего военачальника все подчиненные делают именно ту работу, которую они могут сделать наилучшим образом. А вы как думали? Что это стряслось с Францией в последней трети восемнадцатого века, что именно тогда родились каждые девять из десяти ее знаменитых маршалов? [67]

Курсовая практическая работа для студентов из клана Кальтаниссетта факультета менеджмента столичного университета. Дано: климатический рай, сельскохозяйственные угодья, слишком большие военные базы и ничего для мирных жителей. Задача: быстро и дешево создать на острове социальную сферу.

Решили ли они эту задачу, я не понял, но кое-что уже делается. Ну вот и хорошо. Не все можно сделать за одно лето. В конце концов, разумное планирование, необходимое на войне, в мирной жизни может оказаться крайне вредным. Город вокруг порта вырастет сам, если ему не мешать. А всякие полезные вещи, вроде кинозала, школы и больницы, появятся на военных базах, даже если их запретить. У военных тоже есть личная жизнь, и скоро сюда приедут их семьи.

Кое-что рассказали мне ребята, кое-что я понял сам. Их же пока занимал вопрос, что это за место такое удивительное — школа, куда им предстоит пойти осенью, но тут я ничем не мог им помочь, задачу просвещения взял на себя Гвидо.

Все равно никак я не пойму: тут же у Каникатти два полка стояли — как же они жили-то? И зачем здесь столько войск? У нас под ногами какая-то тайна, а мы ее ушами прохлопали. Не получается. Если остров — какая-то сверхценность, почему за него не держались зубами и когтями? Надеялись, что план сработает, восстание состоится, и Кальтаниссетта сами уйдут с выжженной бластерами земли? Слишком много «если». Так дела не делаются.

Долго думать мне не дали: медосмотр для Геракла, экскурсия по конюшням, знакомство Ларисы с выздоровевшей Чайкой, торжественный ужин в честь нашего приезда, а завтра еще вставать в половине пятого утра.

Глава 77

Утром негласное соревнование «кто слаще всех зевнет» с большим отрывом выиграл синьор Кальяри: директор всю ночь работал над своим докладом.

Кнут он, разумеется, с собой не захватил: среди его учеников появились девочки. Джованни уже открыл рот, чтобы прокомментировать сие достославное событие, — именно ему всегда доставалось больше всех, — но я вовремя скорчил жуткую рожу, и он отказался от этой идеи.

Лучшей наездницей оказалась Джессика, и, глядя на донельзя довольного Алекса, я с трудом сдерживал смех. А если еще учесть, что у него самого не очень-то получалось…

Что же мы упустили? После завтрака, когда девочки пошли досыпать, я отправился погулять по лугам в надежде, что это прочистит мне мозги и меня, может быть, осенит.

Там меня нашли Алекс и Лео.

— Какие-нибудь проблемы? — спросил Алекс.

Я помотал головой.

— Так нечестно, Энрик! Если бы я имел такой вид, ты бы обязательно спросил, в чем дело, и добился бы ответа.

— Хорошо, я рассказываю все, что знаю. Если вы зададите себе те же вопросы, что и я, будем думать вместе.

— Почему так сложно? — удивился Лео.

— Потому что задавать себе некоторые вопросы и додумываться до ответов небезопасно. Помнишь шрам через всего меня? Так я еще дешево отделался.

Лео хмыкнул:

— Значит, девчонок не посвящаем.

Рассказал я, конечно, только то, что не является тайной нашей корпорации. Двуглавые Церберы! Я даже не могу признаться, что знаю что-то сверх этого.

Однако одного упоминания, что Каникатти держали здесь два полка, а потом ушли без боя, хватило. Скрывать то, что знают на Ористано все жители, я тоже не стал.

— Это ведь ты догадался, где спрятано оружие? — полуутвердительно спросил Алекс.

— Ну я.

— И теперь синьор Мигель рассчитывает, что ты решишь еще одну проблему?

— Не знаю я, на что он рассчитывает. Ты спрашиваешь, не являюсь ли я опером СБ. Нет, не являюсь. Я вообще не уверен, что проблема существует. Точнее, не уверен, что она на Ористано: вдруг просто все Каникатти с ума посходили.

— Ну это легко проверить, — заметил Алекс.

Лео посмотрел на него вопросительно.

— У нас же есть комп, — пояснил Алекс, — а ловить нас со свежевзломанными сайтами некому. Тепличные условия. Всю жизнь мечтал.

— Рано радуешься, — осадил я его, — связь только через спутник. Никогда не пробовал? Следов не спрячешь.

— А мы не будем дразнить Ларисиного папу. Обойдемся чужими ресурсами.

— А я не умею взламывать, — грустно признался Лео.

— Это просто, — небрежно заявил Алекс, — мы тебя научим.

— Не торопись тонуть в информационном море, — выдал я свежесочиненный афоризм. — Я тут где-то прочитал, что правильно заданный вопрос — это половина ответа. Это во-первых, а во-вторых, может, нам и взламывать ничего не придется. Вся необходимая информация может оказаться на открытых сайтах.

— Но взламывать вы меня все равно научите! — Лео был разочарован.

— Ладно, — согласился Алекс, — и как мой первый ученик именно ты пойдешь за ноутбуком.

Лео хмыкнул и убежал в дом.

— М-мм, Энрик, не знаю, как и сказать. Для Лео наш клан ничего не значит; может быть, он даже хочет, чтобы их район перешел обратно к Джела. А мы тут собрались делать какую-то полезную работу.

— Мы его просто спросим. Если ему это не интересно, ты научишь его взламывать, раз обещал, и все.

— Договорились. А делом когда будем заниматься?

— Что-нибудь придумаем, — лениво ответил я, ложась на траву: всемирное тяготение наконец одержало еще одну победу — надо мной.

Лео вернулся, и мы расположились на травке вокруг ноутбука.

— Лео, — начал я, — у меня один нескромный вопрос, но надеюсь, ты не обидишься. Понимаешь, я вообще-то подкидыш. Профессор Галларате усыновил меня четыре года назад. Так клан Кальтаниссетта стал для меня своим совсем недавно. Может, он не лучше всех, но это теперь моя сторона. Если ты считаешь своими Джела, мы с Алексом тебя поймем.

Только произнеся всю эту длинную речь, я взглянул на Лео: тот катался по земле, беззвучно хохоча. Наконец, отсмеявшись, он пояснил:

— Они меня достали. Точнее, не они, а отец — надо же было назвать меня гербом корпорации. Да я сильнее всех доволен, что наш район больше не Джела. Что же до ваших — ну своими вы мне еще не стали, но Кальтаниссетта — это не худший вариант. А может, даже один из лучших.

— Вот и хорошо, — облегченно вздохнул я. — Алекс, а ты чего веселишься?

— Хорошо, что имени «Ястреб» нет.

— А будешь издеваться, я тебя, э-э… так и буду называть! Вот!

— Ладно, — сказал Алекс, — хватит дурака валять.

Мы с Лео согласно кивнули.

— Итак, уважаемые синьоры, участники консилиума, — начал я торжественно, — мы располагаем следующей информацией: во-первых, клан Каникатти на протяжении двухсот лет владел островом Ористано. За это время остров был полностью терраформирован, поделен между фруктовыми, кофейными и плантациями какао — не знаю, какое от него прилагательное, — и, вероятно, приносил неплохую прибыль: два урожая фруктов в год, и кроме того, кажется, кофе больше почти нигде не растет. Надо проверить. Плюс близкие к нулю накладные расходы: школ и больниц на острове нет, а здешним жителям практически ничего не платили. Это странно само по себе: тогда производительность труда должна быть низкая, а это невыгодно. Разве что тут была очень большая норма прибыли…

— Надо слазить в финансовые отчеты Каникатти, — заметил Алекс.

— А ты сумеешь разобраться? — спросил я. — Для меня это темный лес.

— Кто-то, кажется, поступил в университет, — ехидно заметил Алекс, — а в бухгалтерии нет ничего за пределами арифметики.

— Я попробую разобраться, — признался Лео, — меня пытались этому учить.

— Как это пытались?

— Но я-то не хотел!

— Понятно.

— Надо еще суметь найти и взломать, — загасил я энтузиазм своих приятелей.

— Ладно, а во-вторых? — спросил Лео.

— Во-вторых, на острове было многовато войск: два мотопехотных полка и военный аэродром — не знаю, что на нем базировалось. А когда пришло время использовать все эти войска, Каникатти просто отвели их и сдали остров. Правда, у них был план спровоцировать здесь восстание и бойню. Но я не назвал бы его хорошим. Только оружие было спрятано изобретательно, а все остальное «на авось». Ну допустим даже, что все получилось, как они хотели, — острова-то это не вернет.

— М-мм, а может, и вернет, — задумчиво проговорил Алекс…

— Выжженную пустыню? Кому она нужна?

— В этом-то и состоит первый вопрос. Допустим, все получилось, как они планировали. Зачем им может понадобиться Ористано после пожара?

— Что-нибудь ценное у нас под ногами? — спросил Лео.

— Алекс, на геологические сайты тоже придется слазать. Но, кажется, нет. Здесь сплошная равнина. Ну лежит тут какой-нибудь уголь или нефть — не так уж это ценно. И если оно есть, почему они все-таки за это не дрались?

Мы помолчали.

— А может быть, мы задаем неправильный вопрос? — спросил я.

— Как это? — удивился Лео.

— Ну например, вопрос: почему едет элемобиль? Ответ: потому что колеса крутятся. Формально все верно, но ответ не содержит никакой полезной информации. Правильный вопрос: как работает электродвигатель? На него уже нельзя ответить так просто и бессмысленно.

— И какой же вопрос правильный?

— Их несколько, — сказал я, — во-первых, чем Ористано отличается от других владений Каникатти? Я имею в виду стиль управления, численность войск на квадратный километр, местные законы. Если вдруг окажется, что ничем — тогда ответ надо искать не здесь.

— А во-вторых?

— Э-ээ, я еще не придумал, — смущенно признался я, — это профессор всегда говорит «во-первых, во-вторых», но у него «во-вторых» всегда находится.

— Все правильно, — утешил меня Алекс, — «во-вторых» появится, когда мы ответим на первый вопрос.

Я посмотрел на часы.

— Мне пора идти тренировать лошадей. В прошлый раз мне уже разрешили, но пришлось уехать.

— Что?

— Ну не только всадник должен крепко сидеть в седле, еще и лошадь должна быстро бегать, — перевел я на общепонятный язык длинную лекцию, которую мне в свое время прочитал Стефан.

— А-а, ну тогда Алекс пока поучит меня взламывать. Ладно?

— Угу, — согласился Алекс, — еще одного парня испортили. Гвидо был такой паинька, пока с нами не познакомился…

— Я не паинька, — обиделся Лео, — и еще неизвестно, кто кого больше испортит, — лукаво добавил он.

— Ладно, — сказал я, — первый доклад ваш, синьоры. Сразу после обеда.

И я отправился тренировать лошадей. Моих навыков верховой езды уже вполне хватало на то, чтобы справиться с лошадью, не вступая с ней в Контакт: на скачках же меня не будет, а Кальяри надо знать, на что способна каждая из его лошадей.

Плохое я выбрал время для первого доклада: жарища, все попрятались под крышу, одни мы торчим на улице, как кактусы в пустыне. Но если мы вернемся в дом, то разбудим смертельно усталого Гвидо: утром он, оказывается, не отправился досыпать, а продолжил дело просвещения местных ребят. При Каникатти тут было Средневековье, с моим приездом началась эпоха Ренессанса, а с приездом Гвидо — Просвещения.

Лео повел носом и огляделся:

— Где-то здесь должна быть речка.

— Ага, — сказал я, вспомнив карту, — нам надо идти вон туда.

— Да уж, — поддержал Алекс, — там мы не будем выглядеть как идиоты.

Хороший маленький пляж оказался… на другом берегу. Опс! Надо было приобрести ноутбук непромокаемый.

— И как мы переберемся? — спросил я.

— Переплывем, — удивленно ответил Лео.

— А комп? Ты еще не научился ценить такую хорошую технику?

— Э-э, кто-нибудь ложится на спину и держит комп повыше, а другой его транспортирует, как утопающего, — выдал Алекс гениальный план.

Мы с Лео расхохотались:

— Закон Архимеда тебе не писан! Комп же тяжелый.

— Да, — подумав, согласился Алекс, — прошу прощения.

— А может, мы зря мучаемся? Вдруг речка неглубокая?

Речка оказалась глубокой, но место, где никто из нас не мог встать, было всего полтора метра в ширину. Так что комп был тривиально передан с одного неглубокого места на другое при посредстве выпрыгнувшего из воды меня.

— Картинка из учебника, — пошутил я, — взаимопомощь превратила обезьяну в человека.

Потом пришлось слегка просветить Алекса и Лео в истории. Лео оценил этот предмет только после того, как я сказал ему, что его изучают в военных училищах клана Кальтаниссетта.

— Между прочим, — заявил Алекс, — пока ты тут развлекался, великий вождь дикого племени, мы кое-что накопали.

— Великий вождь весь внимание.

— Взломать их бухгалтерию мы не смогли. Но ты, может быть, не знаешь: клан Больцано собирает всякую статистику по Этне. И это взломалось без проблем. Все семьи Этны, не очень протестуя, снабжают высоколобых разной интересной информацией. А потом Больцано это проверяют и составляют статистические сборники с двумя числами по каждому показателю. Ну второе число, конечно, есть не всегда. Так вот, почти у всех эти данные расходятся процентов на пять-десять. Чего врать, если все равно все это проверяется, а ничего особенно секретного там нет. А у семьи Каникатти эти данные расходятся в два-три раза.

— Какие там конкретно данные?

— Объем межпланетного и межкланового экспорта-импорта, суммарная производительность по высокотехнологичным отраслям, урожайность экзотических культур, ну и рождаемость, средний уровень образования, продолжительность жизни.

— Так, или они очень крутые, которые это скрывают, или очень хилые?

— Получается, что очень хилые.

— Тогда почему их еще не съели?

— Может быть, слишком много желающих?

— Э-э, тогда надо быть гениальным дипломатом, чтобы мелкой рыбешкой лавировать в море, полном больших акул. Какой тогда смысл в бедности? Почему бы не пустить свою гениальность на решение внутренних проблем.

— Ты меня спрашиваешь? — возмутился Алекс.

— А почему у них так много войск? — спросил Лео.

— Может, это «правильный вопрос»? А может, у них только здесь их было слишком много? Чьи эсбэшные сайты будем ломать?

— Ох, только не наши! Пару месяцев назад еле ноги унес, так ничего и не выяснив, — признался я.

— Ты унес, — мрачно заметил Алекс, — а я нет!

— Ну вы даете! — Восхищению Лео не было предела.

— Что тебе так понравилось? Толку-то никакого!

— Ну… хотя с вами-то ничего не сделают!

— Ты имеешь в виду, что сильно высокопоставленный папочка защитит?

— Ну вроде.

— Тебе бы тоже ничего не сделали — позвонили бы твоему отцу и попросили бы настоятельно направить тебя на путь истинный.

— Алекс, а ты уверен? — поинтересовался я, в то, что Кальтаниссетта не людоеды, я уже поверил. Но до какой степени?

— Был прецедент, — неохотно признался Алекс.

Выяснять подробности мы не стали.

В это время нас окликнули с противоположного берега. Сиеста кончилась, и наши дамы в сопровождении Гвидо, рыцаря печального образа, отправились погулять. А мы так ничего и не достигли.

— Пригласим их сюда или сами переплывем? — спросил Алекс.

— Пригласим, — предложил я, — надо искупаться и поболтать о пустяках. А то нам всем просто голову напекло, вот ничего и не придумывается, — сказал я голосом Фернана.

Я, кажется, задал правильный вопрос: проблема не в Ористано, а это значит, что под нами не лежит еще одна мина замедленного действия. И следовательно, я могу расслабиться: прямо сейчас ничего ужасного не произойдет.

Глава 78

Задача оказалась сложной и несрочной — нельзя сказать, чтобы мы из-за нее потеряли сон и аппетит. Есть дела поинтереснее: уроки верховой езды, тренировки лошадей (все научились держаться в седле довольно быстро). Во время обедов синьор Кальяри вдохновенно излагал тезисы своего будущего доклада и интересовался, можно ли построить ипподром в Палермо. Директору обещали, что он еще будет перерезать там ленточку, и просили не забыть пригласить на это достославное событие всю нашу компанию.

А еще мы готовили придуманный мною сюрприз. Так что проблемами странной семьи Каникатти мы занимались не слишком регулярно. Периодически на кого-нибудь из нас находил соответствующий стих, он брал ноутбук и проверял очередную возникшую идею. Воплей «Эврика!» пока никто не издавал. Тем не менее за неделю у нас на компе собралось неплохое досье, а Лео научился лихо взламывать платные сайты — материальные соображения играли здесь далеко не последнюю роль. Я было собрался написать программку, которая будет брать с Лео только десятую часть суммы (да так, чтобы он ничего не заметил), но потом отказался от этой идеи: он вернется домой, полезет в интернет и узнает, что я его обманывал. Лео — не тот человек, с которым легко помириться, сильно его оскорбив.

Прорыв произошел однажды вечером, когда Алекс лениво изучал карту больцановского сайта факультета менеджмента. Его заинтересовала ссылка на Этнийскую энциклопедию, и там он в качестве запроса набрал уже навязшую у нас в зубах фамилию.

— Эй, ребята, смотрите, что я нашел! Каникатти Фредерико — основатель коммунистической партии Этны.

— Чего?!

— А что такое коммунистическая партия? — спросил Лео.

Полезная наука — история. Жаль, я еще не добрался до истории родной планеты — не пришлось бы полторы недели чесать в затылке.

Что такое «политическая партия», я знал хорошо, что такое «коммунизм» похуже — но полезная, оказывается, штука «Энциклопедия».

Все вместе мы прочитали старую (XXI века) критическую статью об этом самом коммунизме. Больше всего это похоже на красивую сказку в духе: «Вот если бы не было силы трения…» Читать труды его адептов мы не стали — и так все ясно. Историю двадцатого века я знаю неплохо: поставленный тогда эксперимент оказался настолько неудачным (правильнее сказать — катастрофическим), что концепция была забыта на несколько столетий. Во всяком случае, в истории XXI, XXII и XXIII веков даже такое слово не упоминается. А дальше я еще не добрался.

— Мне как-то не показалось, что тут насаждали всеобщее равенство. Скорее наоборот, это Энрик приехал и постановил, что все имеют равные права на еду и крышу над головой, — заметил Алекс.

— Ключевое слово «вранье», — сказал я.

— Как это?

— Помнишь, они преувеличивали в разы свои статистические показатели для больцановских сборников. Зачем это было делать, если все равно все цифры проверяются? Они годами выставляли себя на всеобщее посмешище! Это уже просто рефлекс какой-то.

Я с рождения жил в похожем мире: никому никогда ни при каких обстоятельствах не верь. Помнится, когда я узнал, что где-то какой-то беспризорник «умеет держать слово», и если уж скажет, что можно остаться, так действительно можно, я три недели никак не мог решиться сбежать из приюта: этого не может быть! Вор и фальшивомонетчик Бутс убедил меня в том, что на свете существуют честные люди.

Лео в это время листал на экране какой-то текст с компакта «История XX века. Часть третья». (Еще осенью я взял себя в руки и аккуратно подписал все свои диски.)

— История учит нас тому, что мы у нее ничему не учимся, — прочитал он вслух мою любимую пословицу. — И мы такие же болваны! Сам говоришь, что все это когда-то где-то было, — ну так надо почитать и поискать похожие симптомы.

— Гений, — деловито сказал Алекс, — так мы и поступим. Завтра, — добавил он, посмотрев на часы, — если, конечно, никто не хочет утром упасть под копыта.

— Давай его испортим, — предложил я Лео, — а то он какой-то слишком положительный, даже спать ложится вовремя.

— Давай лучше тебя исправим, — ответил Лео зевая.

— Зануды! — заявил я.

* * *
Через несколько дней структура удивительного клана Каникатти была выяснена. Мы искали аналоги в земной истории, находили их, смеялись над трусостью и идиотизмом тех, кто соглашался так жить. Пока Лео не нашел в конце одной из посвященных коммунизму и социализму статей статистику жертв.

— О мадонна, — воскликнул Алекс, — да на всей Этне нет столько народу!

— Их надо уничтожить! — решительно сказал я.

Лео недоверчиво хмыкнул.

— Высоко замахнулся? Не считай себя меньше, чем ты есть! — добавил я. — И тогда на Земле, и здесь уже два столетия кто-то соглашается, чтобы его топтали ногами. Они именно так и думают: «А что я могу сделать?»

— А конкретно? — спросил Алекс. — У нас, помнится, с ними мир.

— Это не навсегда, — заметил я, — а учитывая, что склады оружия на Ористано нарушают статьи мирного договора, может быть, мы еще и не успеем сами повбивать в них осиновые колья.

— А почему осиновые?

— Не читал сказки про вампиров? — удивился Лео. — Энрик прав, они как вампиры: сами не живут и другим не дают.

— Угу, — сказал я, — они слишком разумные, чтобы быть живыми. Весь коммунизм на этом самом разуме и построен: «Человеку ничего не надо, кроме того, что я считаю, что ему надо» — планирование всеобщего несчастья.

— Короче, у нас всего неделя на то, чтобы в этом поучаствовать, — заметил Алекс, — через неделю синьор Мигель и генерал приедут сюда. Что является основой разумного планирования?

Я хмыкнул.

— Информация, — удивленно ответил Лео, — по возможности структурированная.

Военная подготовка всех и каждого имеет свои преимущества: никому не надо объяснять очевидные вещи.

— Жаль, что комп только один, мы могли бы поделить работу. А служба доставки тут еще не работает, я узнавал, — заметил я.

— Ладно, — сказал Алекс, — как-нибудь справимся. У нас же все уже есть, надо только скомпоновать и выводы сделать.

— Угу, — согласился я, принимаясь за работу.

Через час оглавление будущего исследования было написано, исправлено и дополнено.

Все это безобразие называется «развитой социализм». Всеобщее равенство и счастье они собираются строить когда-нибудь потом. А сейчас ради этого можно и потерпеть. На диске с историей нашелся сборник анекдотов на эту тему: ждать наступления коммунизма — постоянная работа.

Чем отличается остров Ористано, мы тоже выяснили: курортное место для всяких каникаттьевских шишек. Они здесь играли в средневековых феодалов. Зачем-то им это было надо. Единственное место из территорий Каникатти, где к ним обращались «синьор», а не «товарищ». Два полка стояли здесь не только для обороны от внешнего врага, но и на случай восстания на самом острове.

Еще важно, что только здесь жители не имели возможности получить хоть какое-нибудь образование — но зато их не пичкали коммунистической пропагандой.

Забавно, что радетели всеобщего равенства и равномерного раздела собственности за несколько месяцев перед окончательной потерей острова успели акционировать все здешние плантации и конный завод и по дешевке продать их на всепланетной бирже.

Мне надо было купить не скучную кофейную плантацию, а этот самый завод — тогда бы Вулкан действительно был моим. Но теперь уже поздно переигрывать.

А восстание они тут планировали, наверное, в назидание всем другим своим гражданам. Хотели убедить их, что в других корпорациях еще хуже. Жителям ада надо время от времени доказывать, что живут они в раю.

Глава 79

Хитро ухмыляющийся летчик привел нам большой грузовой катер со всеми необходимыми вещами, о которых мы с синьором Мигелем договорились еще в Палермо. Последние два дня до приезда профа мне было не до Каникатти. Впрочем, почти вся работа уже была сделана, только Алекс все время старался найти слова поубедительнее и аргументы повесомее, и занимался этим так активно, что Ларисе пришлось мирить его с Джессикой. Девочки, под влиянием синьоры Арциньяно, нашими делами не интересовались: походы, скалолазание и лошади — это одно, а война — совсем другое, она их не касается. Вот и хорошо. Гвидо тоже быстро заскучал: ему больше нравилось учить Стефана, Пьетро и Джованни арифметике, он чувствовал себя страшно полезным и был очень горд этим обстоятельством.

* * *
Целая эскадрилья «Сеттеров» нарисовалась на темнеющем небе: синьор Мигель все делает с размахом, хотя, может быть, это требования безопасности.

Когда не слишком довольный проф (отрывают от дел и еще не говорят зачем!) выбрался из катера, в небе над виллой зажегся совершенно изумительный фейерверк.

— С днем рождения! — сказал я прежде, чем он успел сурово поинтересоваться, какого дьявола я опять взялся за взрывы. Судя по выражению лица, проф собирался сделать именно это.

Что еще можно подарить такому человеку, как проф? Только сам праздник — с фейерверком, танцами, смехом, огромным тортом с сорока пятью свечками. Именинник даже не смог задуть их за один раз.

* * *
Деловой разговор с синьором Мигелем состоялся только вечером следующего дня, когда он вырвался из цепких лап пылающего энтузиазмом Кальяри.

— Хорошо, — серьезно сказал синьор Мигель, — я это прочитаю.

Сообщить нам свои выводы он не обещал. Не важно, в крайнем случае, из профа как-нибудь вытрясу.

Наутро синьор Мигель призвал меня к себе. Почему только меня?

— Все это очень интересно и очень важно, — сказал он, — мне не нравится только одно.

Я вопросительно поднял брови.

— Лео!

— Э-э, чем он вам не нравится?

— Он замечательный парень, и если бы он еще родился в зоне Кальтаниссетта, у меня не было бы никаких сомнений.

— Вы думаете, он работает на Джела? Ему тринадцать лет!

— Ну и что? Ты мнеговоришь, что от мальчишек не может быть толку на войне?!

Это был одновременно комплимент мне и выражение обиды, что я забыл или не знал о его собственных подвигах двадцатилетней давности. «Ты! Мне!» А если еще вспомнить, сколько лет некоторым хакерам синьора Арциньяно…

— Я думаю, что ваши подозрения беспочвенны. А если вы допросите его с пентатолом, он никогда не простит этого мне, а я вам. В любом случае он не узнал ничего такого, до чего не мог бы добраться сам.

— Ты не совсем прав, но в конце концов… Враги иногда становятся союзниками, так же как союзники — врагами. Мы больше потеряем, если ошибаюсь я, чем если ошибаешься ты.

Я вздохнул с облегчением: разум победил паранойю. Я не потеряю то, что с таким трудом обрел. Для этого нет определения — но оно существует.

* * *
Ористано мы покидали в последний день лета. В Палермо я подарил Лео все свои «исторические» диски. Алекс себе сам сделает, а для Лео это серьезные расходы.

Чуткий Геракл не пошел здороваться со своими кошками, а остался со мной и вечером устроился в ногах моей постели. Решил меня поддержать.

Завтра ребята пойдут в школу, а я — в университет. Уже прямо сейчас подрагиваю: «первый раз в первый класс». Я обнял Винни-Пуха и заснул.

Книга 2. Самурай

Запрос: «любовь»

Ответ: любовь — узаконенные в мэрии или сельской управе сексуальные отношения между двумя партнерами.

Запрос: «дружба»

Ответ: дружба — постоянные сексуальные отношения между двумя или более партнерами.

Запрос: «доверие»

Ответ: доверие — слово не найдено; возможно, это научный термин, или вы допустили орфографическую ошибку.

(Сайт «Толковый словарь языка этна-эсперанто»)

…Я любовью чернооких,

Упоеньем битв жестоких,

Солнцем, вставшим на востоке,

Безнадежно обольщен…

О. Ладыженский

Глава 1

Главная проблема при первом посещении университета — это, конечно, как одеться и на чем добраться? В костюме я буду выглядеть как идиот: мальчишка, который зачем-то косит под взрослого. Мораль — иду в джинсах. Второй вопрос: меня, разумеется, довезут на элемобиле, стоит мне об этом заикнуться, но я же не в детский сад собрался, а своих водительских прав у меня еще нет. Придется лететь на Феррари. Правда, на стоянке рядом с элемобилями он будет смотреться как маракан среди лошадей, но другого варианта у меня, похоже, нет. Буду выглядеть как законченный пижон. В первый раз я пожалел, что эта птичка такая большая и такая блестящая. Двухместный катерок отца Гвидо, который я угонял прошлой весной, был бы в такой ситуации гораздо уместнее. Надо приготовиться к двойной порции насмешек. «Опять боишься?» — спросил ехидный внутренний голос. Кто? Я? Вот еще. Существует несколько способов борьбы с насмешниками, и я их освоил в совершенстве. Возможно, придется применить их все сразу.

После завтрака проф внимательно оглядел мой новый джинсовый костюм и белую рубашку (никакого галстука!) и одобрительно кивнул:

— Нормально, ты же не жениться собрался, но и не окопы рыть. Рафаэль тебя довезет.

— Не надо, я полечу на Феррари.

— М-мм, ну смотри.

— Как говорится, оба хуже.

— Точно. Ну, удачи!

На стоянке перед зданием математического факультета было тесно: несколько катеров, хотя, конечно, не такие габаритные, как мой. Купить, что ли, еще катер: на маленький у меня денег хватит, если продать часть плантации на Ористано. Или взять подержанный? Тогда без проблем. Нет, проф обидится. Получается, его подарок недостаточно хорош для меня. Он, конечно, ничего не скажет, но…

Так, и где спрашивается парковаться? О! Вот сюда попробуем. Если сесть аккуратно, мне не придется продавать Феррари, чтобы оплатить ремонт этой новенькой Ламборджинии и этого древнего Фонди. Ф-фух! Приземлился.

— Садился бы уж прямо на космическом крейсере! — приветствовал меня владелец антиквариата.

— Завтра, — обещал я, — а вы, синьор, будьте любезны приехать в карете с шестеркой белых лошадей.

Лицо моего собеседника помрачнело, может быть, он ездит на Фонди не из любви к старине, а просто по бедности. Яругал себя за глупость. Тут парень заметил, сколько мне лет, и решил этим воспользоваться, чтобы отыграть потерянные очки:

— Эй, мелкий, тебе не сюда, детский сад за углом!

— Как — не сюда? — удивился я. — Меня сюда папочка послал за глупость и инфантильность, так и сказал: «Ясли для дебилов». Прилетаю, надо же, и правда для дебилов!

Я взял под мышку свой ноутбук и выбрался на дорожку. Владелец Фонди так и не придумал остроумного ответа на мой последний выпад. Не стоило намекать на старость его коня, но он первый начал. «А ты будь умнее!» — посоветовал сердитый внутренний голос. «Постараюсь», — обещал я.

На лекцию мне идти вместе с второкурсниками. Они все уже перезнакомились, конечно: толпа студентов состояла из весело болтающих компаний. Постепенно мне удалось их рассортировать. Студенты делились на сообщества, сформированные, во-первых, по клановому признаку, а во-вторых, по происхождению: сыночки и дочки богатеньких родителей держались свободно и раскованно, и было их большинство, а сюда они приехали продемонстрировать свою приверженность последней моде; те же, кто учился на спонсорские деньги, были и одеты нормально, и вели себя сдержаннее. Но я весной не зря потратил кучу времени на изучение статистики прошлых лет. Среди этих, не слишком в себе уверенных, нет кандидатов на вылет за академическую неуспеваемость, эти учатся как звери, и к тому же они в среднем умнее — спонсоры зря денег не тратят. Если мой собеседник присоединится к компании таких ребят, то надо бы с ним помириться, а если к «золотой молодежи», то его общество меня не интересует, пусть сам разбирается со своей завистью и своими комплексами.

С такими мыслями я вошел в аудиторию. Парень с Фонди тоже оказался второкурсником, и присоединился он к компании, во-первых, представлявших клан Кальтаниссетта (некоторые из них нацепили значки с гербом), а во-вторых, слишком развязных: «золотая молодежь». Все ясно. Проехали. Только зарублю себе на носу, что не всякий антиквариат дорого стоит, а то, что висит у меня на кончике языка, может оказаться некрасивой насмешкой над чужими материальными трудностями, даже если я ничего подобного в виду не имел.

Я взглядом подыскал себе свободное место подальше от слишком шумных компаний и направился к нему, заранее радуясь, что мое появление обошлось без фейерверка. Рано радовался.

— Эй, щенок!

Я не повернул головы, продолжая идти к выбранному месту: неужели этот тип не оценил мои ехидные выпады? Там на стоянке нас никто не слышал, а здесь он рискует стать всеобщим посмешищем.

— Эй, ты, сопляк, к тебе обращаются! — Уже другой голос.

Та же реакция; надеюсь, у меня и плечи не дрогнули.

В этот момент прозвенел звонок, так что до места я добрался без осложнений. В аудиторию вошел преподаватель (он вообще-то профессор, но для меня только один человек профессор).

Я подключил свой ноутбук к сетевому разъему, и на него сразу же упал конспект грядущей лекции. Моя задача — дописывать его, если что-то покажется мне непонятным или слишком кратким. Способ обучения «не бей лежачего». Конспект показался мне даже слишком подробным.

В маленьком перерыве ко мне никто не подошел, еще бы, дураков нет: я же в своем окопе. Я успел скачать прилагающийся к курсу задачник и на второй половине лекции уже занимался делом. Но после лекции мне придется покинуть хорошо укрепленную позицию «я просто сижу и учусь, а до вас мне дела нет», сменив ее на гораздо более уязвимую «я просто иду на следующую лекцию, а до вас мне по-прежнему нет дела». Какого ястреба я так напрягаюсь? Как пристанут, так и отстанут! Отступят в беспорядке на неподготовленные заранее позиции.

После лекции «слишком шумная компания», кажется, решила дождаться момента, когда я буду проходить мимо них. И что им надо? Другого дела не нашли? «Сейчас узнаешь», — заявил внутренний голос.

Попытка поймать меня за плечо не удалась, а я сделал вид, что ничего не заметил: что это за улитка пытается меня задержать? В спину мне ничего не кричали и вдогонку не бросились. Два-ноль в мою пользу. Летучие коты, я сюда учиться пришел, а не с дураками пикироваться! Хорошо хоть следующая лекция в моем расписании из необязательного продвинутого списка курсов — этих болванов там быть не должно.

И впрямь нет. Замечательно. Зато к этому курсу нет отдельных семинарских занятий, и группа маленькая, поэтому преподаватель решил познакомиться со студентами и провел перекличку. Пришлось откликаться на свою фамилию и терпеть всеобщий интерес к моей особе, на всех остальных так не пялились.

— Вы сын генерала Галларате? — спросил преподаватель, синьор Брессаноне.

— Да, — ответил я настороженно.

— Хм, обычно мои необязательные курсы посещают студенты, которые впоследствии прославляют свою фамилию, а не те, фамилии которых уже прославлены. (Иными словами, что ты тут делаешь, богатенький бездельник? Не мог же он сказать: «не те, которые позорят…» — я еще ничего такого не сделал.)

Студенты заулыбались: здесь имеет значение только светлая голова, а не счет в банке, поэтому тут нет «золотой молодежи». Черт, да я уже два часа стремлюсь попасть в такое место.

— «Знаменитая фамилия» и «последствия неудачной лоботомии» — два разных диагноза, — мягко заметил я.

Студенты и преподаватель одобрительно рассмеялись. Теперь придется доказывать, что я имел право так пошутить. Еще один вызов!

Конспект этой лекции отнюдь не показался мне слишком подробным. А из двух предложенных в конце задач я сумел решить только одну.

Звонок прозвенел, когда я проверял очередную идею, которая позволила бы мне доказать одну лемму, которая позволила бы мне корректно провести одно преобразование, которое позволило бы мне решить вторую задачу. Уф!

— Галларате! — услышал я свою фамилию.

Я поднял голову и обнаружил, что почти все студенты собрались около кафедры и смотрят на меня с интересом.

— Да? — отозвался я.

— Вы что-нибудь решили?

— Первую задачу, — ответил я.

— О-о, — потянул кто-то. Нет, кажется, это не насмешка, и эту задачу тоже не все победили.

— Подойдите сюда.

Я взял ноутбук и пошел показывать свое решение, досадуя, что мне не дали доказать придуманную лемму, я нюхом чуял — верна!

Летучие коты, почему все эти типы выше меня? «Не выше, а длиннее», — вспомнил я анекдот про Наполеона [68]. А они даже не знают, кто такой Наполеон! Я прибодрился. Синьор Брессаноне закончил изучать мое решение.

— Правильно, — слегка удивился он, — а со второй задачей у вас как?

Терпеть не могу показывать половину работы! Никому. Но придется. Я вздохнул и начал рассказывать:

— Если доказать вот эту лемму, тогда можно будет сделать вот это, и тогда…

Меня слушали с интересом, и не только Брессаноне.

— Лемма, скорее всего, верна, — заметил преподаватель. — Красивое решение, — похвалил он. — То, которое я знаю, пожалуй, не такое удачное.

Слава тебе, Мадонна! Первую проверку на непринадлежность к «золотой молодежи» я прошел. И зубоскалить по тому поводу, что мне нет еще восемнадцати (четырнадцати, впрочем, тоже нет), тут никто не стал. Как, впрочем, и бросаться ко мне на шею со слезами радости: «Как долго мы тебя ждали!» Никто пока не торопился со мной знакомиться. Ладно, успеется.

Большинство «настоящих» студентов живут в кампусе, это всякие «золотые» обитают в городе. Нет, я буду жить дома: никому не подражай — это мое второе правило. Первое: ничего не бойся. Прежде чем что-нибудь сказать или сделать, подумай — только третье. И сегодня это меня подвело. Перенести его, что ли, на нулевое место?

На физическом факультете у первокурсников сегодня только две обязательные лекции по математике. Мне эти курсы зачли еще весной. Так что я могу лететь домой, надо только зайти в деканат, получить допуск к университетским ресурсам. Вообще-то я могу их и взломать — защита там слабенькая, но зачем?

Наша группа расходилась после лекции позже других, так что больше мне не придется сталкиваться со всякими болванами. Путь к кампусу проходит мимо стоянки, уже почти пустой в это время.

— Зачем тебе такой истребитель? — поинтересовался кто-то.

— На элемобиле я слишком опасен для окружающих, — честно признался я.

— Э-э?

— Прав нет, — пояснил я.

— А на этот есть?

— Есть.

— Даешь! Ладно, счастливо.

— Пока, — немного разочарованно ответил я, забираясь в катер. В деканат я так и не зашел. «Уймись, парень! Неужели ты так нуждаешься в обществе и признании?» — Это, конечно, внутренний голос. Я запустил первый предполетный тест. Обнаглел я — делаю это не каждый раз. Оп! Мадонна, какое счастье, что этот парень назвал Феррари истребителем — я вспомнил порядок, а то бы просто врубил двигатель и полетел навстречу гибели, потому что закрылки не выпускаются. На этот раз по-настоящему: это же не учебный катер.

Я выбрался из Феррари и пошел смотреть, в чем дело: ну конечно, стальной прут, вставленный в сочленение, явно не часть конструкции. Мне пришлось повозиться, прежде чем он подался и я смог его вытащить. Придется поставить охранную систему; до сих пор мой катер стоял либо у нас в парке, либо на платных стоянках, и в ней не было необходимости.

Но владелец Фонди дает! Неужели он и в самом деле думает, что расплатой за неудачную шутку должна быть смерть? Вроде бы больше я ему дорогу нигде не перебегал. И он, между прочим, свой, мы с ним из одного клана. Что же, интересно, они тут делают, когда обижаются на чужого? Понятно что: вырастают, заканчивают университет и провоцируют войну. Или он такой оригинальный?

М-мм, может, у меня снова началась война против всех и ставка опять моя жизнь? Правда, сейчас я подготовлен к ней гораздо лучше, чем шесть лет назад. «Сам виноват! — сказал внутренний голос. — Ты приехал сюда воевать, вот и получил войну!» Да-а, а переделывать поздно.

Профу я, разумеется, ничего не сказал: сам влип, сам и буду расхлебывать, не маленький.

Защиту на университетском сайте, который меня интересовал, пришлось взломать; будем надеяться, что в первый и последний раз. Задачник к обязательному курсу, который показался мне слишком простым, надо прорешать весь до зимних каникул. Тоска! Триста задач шести разных типов — за какого идиота меня тут держат? Мне не надо повторять пятьдесят раз, чтобы я понял! Большая часть материала была мне знакома, я придумал простые алгоритмы для пяти типов задач из шести и сел за клавиатуру: через два часа «автоматический тупой студент» сгенерировал мне пять шестых домашней работы. Остальное доделаю, когда разберусь с тем, чего еще не знаю. Все понятно, еще один раз, на всякий случай, схожу на лекцию, а вообще-то курс можно пропустить.

Так, что у нас завтра? Два обязательных курса, один из них — «Общая физика», это, разумеется, на физфаке. Зато на закуску семинар «Топология гиперпространства», это вам не жареный крысиный хвост. Расхвастался: «в промежутке научусь водить все, что летает» — звездолеты тоже летают. И промежуток уже кончился, между прочим. Семинар, правда, для третьего курса. Ладно, прорвемся, почти всю необходимую для него математику я уже изучил. И вообще, какая у физиков математика? «Давайте разложим эту функцию в ряд и ограничимся первым членом». Разложить в ряд я смогу и ограничиться первым членом тоже.

Вечером мы с Ларисой весело отпраздновали начало учебного года в тире, соревнуясь в стрельбе, правда она стреляла с лазерным прицелом (но это пока).

У меня талант влипать в разные авантюры: теперь я со страхом жду, когда Лариса, опустив глаза и трепеща ресницами, отчего у меня пульс зашкаливает, заявит, что хочет заниматься кемпо. И ведь есть у меня подозрение, что все эти «реснички и глазки» — хорошо отработанный театральный прием, и все равно не могу сказать «нет».

Глава 2

На следующий день я полетел в университет пораньше, чтобы не было проблем со стоянкой. От идеи поставить охранную систему я отказался: во-первых, это означало бы, что я испугался, во-вторых, пришлось бы приклеивать предупреждения: «Корпус под напряжением!», а проф не слепой и обязательно поинтересовался бы, за каким дьяволом мне это понадобилось. К тому же птицы читать не умеют, так что на стоянках после отлета таких машин нередко остается маленький обугленный трупик, а то и не один. Бр-р! Нет уж, не буду я устраивать ничего подобного.

Пока я летел, мне пришла в голову мысль, что можно поставить на катер несколько датчиков или даже мини-камер, а тогда я всегда буду знать, не сделали ли с моей птичкой чего-нибудь нехорошего. Кажется, есть стандартные варианты такой защиты.

Я прилетел рано и смог выбирать место для стоянки, ну я и выбрал его — чтоб было прямо на глазах у охранника: храбрость — это одно, а глупость — совсем другое. Завтра или поставлю камеры, или возьму с собой Геракла, погуляет тут по травке и покараулит птичку (а чем еще коту заниматься?).

Интересно, синьор Мигель прекратил активные боевые действия для того, чтобы дать мне возможность спокойно поучиться (у меня тут все равно маленькая война), или по каким-то другим соображениям?

Если я его правильно понял во время нашей последней беседы, ему очень понравился наш методизучения структуры кланов-противников, и он уже создает целый отдел, который будет этим заниматься. Вакансий там… завались. Еще Алекс с Лео успеют университет закончить. Хотя Лео, кажется, собирался в военное училище, но это, может быть, по материальным соображениям. Не важно, уж его-то синьор Мигель проспонсирует лично и будет считать это одним из своих самых выгодных финансовых вложений.

День прошел спокойно, я только мельком увидел своего «черного мстителя» и сделал вид, что не заметил. Кстати. Прочитал я как-то один древний роман (довольно дурацкий), так там главный герой затевает драку потому, что кто-то посмеялся над его старой лошадью.

Я себя сглазил — как всегда. Война, конечно же, не кончилась, и для меня дело, конечно же, нашлось. Правда, проф согласился с моими доводами, что нехорошо прогуливать прямо в первую неделю занятий, поэтому исследовать центральную крепость Каникатти (!), а она не в Палермо даже, мы будем в выходные. Надо только найти подходящую птичку. Что-то такое мы уже делали… Рутина.

На следующий день я взял с собой Геракла: он не возражал, а установка системы слежения отнимает много времени, тем более надо все сделать втайне от профа. Рафаэль согласился мне помочь: когда мы в субботу уедем из Палермо, он все смонтирует.

Геракл остался гулять по газонам в окрестности оставленного на стоянке Феррари, а я пошел учиться.

Вероятно, я уже примелькался и не вызывал у окружающих никакого интереса. Ну и слава богу!..

Опять меня окружили вчетвером, только не в темной аллее, а в довольно светлом, но пустынном коридоре. Владелец Фонди был среди них, и старший братец Андре тоже. Те самые. Я приготовился к драке… Пшик! У них, наверное, фильтры в носу стоят — последнее, что я успел подумать.

Сначала проснулась боль, боль в скованных запястьях, а я еще на них лежу. А пол бетонный и не совсем ровный, воздух слегка затхлый: какое-то маленькое помещение, где-то в подвале или на чердаке, и в нем кроме меня еще четверо: я слышу их дыхание. Ага, скорее на чердаке, и волокли меня по лестнице, иначе с чего бы это четверо крепких восемнадцати-девятнадцатилетних парней так запыхались. Глаза открывать мы пока повременим: у лежания в отключке есть ряд преимуществ. Так, коммуникатора на запястье, разумеется, нет, руки скованы сзади стальными наручниками, а не мягкими путами. Это скорее хорошо, чем плохо, если они, конечно, не добыли где-то «констриктор». Из мягких пут вырваться невозможно, из «констриктора» тоже — он еще и кости переломает любителю свободы, а вот если это просто стальные наручники, то мы еще покувыркаемся. Зря я, выходит, завидовал чьим-то широким лапищам: их из наручников точно не вынуть, а мои — можно попробовать. Дальше, ноги тоже скованы, и это уже безнадежно: я все-таки не ниндзя, увы-увы. Небогатые возможности, прямо скажем. Вариант «сила есть — ума не надо» не проходит.

Сколько я, интересно, тут лежу? Судя по всему, недолго, принесли меня только что. Искать меня начнут не сразу — я не обещал вернуться к какому-нибудь конкретному сроку. Плохо. Тревогу надо поднимать самому.

— Ты не слишком крепко его приложил? — раздался чей-то голос. — Чего это он никак не оклемается?

— Сейчас оклемается.

Меня чувствительно пнули в бок: потерпим, к разговору я еще не готов. Подождете, придурки: я еще не придумал, что мне с вами делать!

Во-первых, связь — ну это отработанный вариант. Диоскуры меня услышали. Проф оказался дома и понял их правильно. «SOS, четверо с праздника, чердак»,а больше я пока ничего не знаю.

Во-вторых, где Геракл? И не может ли он как-нибудь меня найти? Котяра у меня умный, инструкции понял: он дождется спасательную команду, а потом поведет их по моему следу. Будем надеяться, что он правильно запомнил, куда я ушел.

Поконтачили — и будет, от второго удара в бок я вздрогнул и сжал зубы: больше мне этот обморок не играть. Открываю глаза: все точно, как в аптеке, братец Андре, с ним владелец Фонди, еще двоих не знаю — не запомнил я их физиономии тогда, не до того было, пусть они будут Третий и Четвертый. Зато они меня знают.

— Оклемался, крыса помойная?!

— Мысль свежая и оригинальная, — с презрением откликнулся я, — скажи что-нибудь поновее.

— За какие это заслуги генерал тебя пригрел, смазливенький?

О, черт! Какие у них намерения! Призрак того маньяка встал передо мной во весь рост, но сейчас рядом нет ни профа, ни даже стаи собак. Не дергайся! Они только этого и ждут. Не превратятся же они в извращенцев только для того, чтобы отомстить мне! Во всяком случае, не будут делать то, чего я «не боюсь».

Я выиграл! Такое разочарование было нарисовано на морде братца, что я даже ухмыльнулся.

— Очень тебе весело? — Еще один пинок в бок, дались всем скотам этого мира мои ребра!

— А знаешь, что мы с тобой сделаем?

Что бы ни сделали, потом постараются убить, если успеют, конечно. Как бы время потянуть? Они же не знают, что меня уже ищут. Хм, кажется, этот тип хочет поболтать, хочет увидеть, как я начну дрожать от страха. Болван! Меня и вообще непросто напугать, а уж словами…

Братец подождал. Выражения ужаса не дождался. Сейчас еще что-нибудь скажет. М-мм, а мне казалось, он еще пару лет будет в школе учиться, что он здесь делает? И почему ему подчиняются парни, явно старше его по-крайней мере на год, а то и на два? Может быть, это важно. А вдруг мне удастся расколоть эту теплую компанию?

— Мы тебя накажем, — вдруг ляпнул владелец Фонди и получил по шее от братца.

Чего-чего-чего? Кто это вы такие? И тут до меня дошло, ну конечно, «то, что заслужили»! Синьор Мигель в детей не стреляет: детей вообще не убивают, только наказывают, а за очень серьезные провинности — ну очень сурово, может быть даже жестоко. Например, на глазах друг у друга и как-нибудь поунизительнее (расчет «чтобы больше никогда не собрались этой стаей», наверное, был, но не оправдался, недооценил синьор Мигель степень их «шакалистости» — они все еще могут смотреть друг другу в глаза). Отомстить синьору Мигелю Кальтаниссетта кишка тонка, тут-то я и подвернулся, беспечно гуляющий по пустынным коридорам университета. Понятно, почему вчера о них не было ни слуху ни духу — они разрабатывали план!

Я расхохотался:

— Что, до сих пор сидеть не на чем?

Один из них подскочил поближе и еще пару раз треснул меня по ребрам:

— Ах ты… (остальное непечатно, вот вам и мальчик из хорошей семьи!)

А теперь можно еще разок потерять сознание: я такой нежный, такой нежный! Тем более что наручники все же обыкновенные, «констриктора» вы не достали, а может, и вовсе не знаете о его существовании, вы же все такие важные, с охранниками запросто не болтаете. Тем не менее еще разок по ребрам… Опять что-нибудь там сломается!

Рука не вынимается из наручников: я или выну ее, или мне придется умереть, потому что если кто-нибудь из них хотя бы раз сумеет ударить меня по заднице, я просто не смогу жить после этого.

Рука вынулась, теперь левая у меня свободна, хотя и болит зверски, а в правой даже импровизированный кастет зажат. Ну и что? Встать-то я все равно не смогу.

Хороший пинок в бок, как средство лечения обмороков, эффективное, признаю.

— А что это ты такой хлипкий? — с подозрением спросил владелец старой лошади. — Придуриваешься?

Ага, так я тебе и сказал! Кстати, а почему это я почти все время молчу? Хватит, заболтать их до смерти, и все.

— А что это вы все такие глупые? — ехидно поинтересовался я.

— Чего? — спросил Четвертый, доселе молчавший, но в новых ботинках. Какого ястреба он не носит кроссовки, как все нормальные люди.

— Ну не все, трое из вас: один раз дураков подставили, второй раз подставляют, и хоть бы один задумался! (Почему они его слушаются? Это важно! Это самое главное!)

— Это ты нас подставил. — Опять этот болван ляпает, не подумав, прямо как я, только хуже.

— Сильнее всего убийцу подставляет труп: пахнет, негодяй! — серьезно заметил я.

— Не надейся, — с мерзкой улыбочкой отреагировал братец.

Да, он тут самый умный, и не только. Почему, черт побери? Как он собрал себе эту стаю? В высших слоях общества издавна культивируется индивидуализм: «Я сам решаю свои проблемы, и ты тоже поступай так же». Гвидо был так удивлен, что его не бросили! А я как собрал? Бр-р, мы не стая, мы никогда не нападем вчетвером на одного, этого просто не может быть! И попробовал бы я кем-нибудь так покомандовать: узнал бы о себе много нового и интересного.

— Ни на что не надейся, — добавил братец, — ты останешься жив, а с нами ничего не будет: это не ты племянник синьора Мигеля, а я, понял?

Проговорился, дебил!

— Это ты не надейся. Синьор Мигель будет просто счастлив, если я избавлю его от лишних родственников. А уж приятелей твоих смахну — он и не заметит.

— Ты никогда никому об этом не расскажешь!

— Конечно, — согласился я, — сам справлюсь, это тебе потребовалась помощь и сейчас, и полгода назад. Ну не можете же вы друг к другу прилипнуть!

На морде Третьего появилось не совсем естественное для нее задумчивое выражение. Тепло!

— Э-ээ, — произнес Третий, — надо его прикончить.

— Идиот! — заверил его братец. — Тогда нас будут искать. И найдут. Хочешь иметь дело с генералом? Хватит болтать, переворачивайся! — Это уже мне.

— А не пошел бы ты…

— Хуже будет! — угрожающе проговорил братец и двинулся в мою сторону.

Я ударил его скованными ногами в солнечное сплетение, он улетел назад, сбив с ног фондивладельца, и сполз вниз по дальней стене. Моя драгоценная птичья скорость! Я вспомнил старый анекдот: «Хорошо, что пополам» [69]. Что-то у него там треснуло, дай бог, чтобы ребра.

Бросившийся на меня сбоку Третий получил кастетом в голень: выше было не дотянуться. Ему все равно хватило: он упал на пол, держась за ногу и неостроумно ругаясь. Зато я еще раз получил ботинком в бок, Четвертый, кажется, всерьез намерен меня перевернуть. Придется рискнуть: этого тоже ногами, хотел в живот, немного не достал. Такого дикого воя не слышал ни один чердак на свете, не исключая чердак Кентервильского замка.

Владелец Фонди, единственный противник, еще сохранявший боеспособность, поднялся с пола, однако приблизиться ко мне не рискнул: медленно, но учатся.

В этот момент дверь с грохотом упала, и в проеме нарисовался Марио, ему даже бластера не нужно, чтобы напугать кого-нибудь до заикания.

— Синьор Галларате, — сообщил Марио по комм-связи, — Энрик уже справился.

Глава 3

— Еще нет! — не согласился я. — Марио, найди у этого пришибленного ключи от наручников.

— Учишь тебя, учишь, — проворчал Марио, открывая замки, — ключи стандартные, и у меня всегда с собой.

Мои противники, кроме братца, уже оклемались, но проскочить в дверной проем мимо Марио не рисковали, постепенно сползшись в дальнем от него углу.

Вы думаете, что синьор Мигель в гневе — это очень страшно? Ха, вы не видели профа в том же состоянии. Я до сегодняшнего дня, оказывается, тоже не видел.

Пленных неаккуратно покидали на пол салона в Феррари: спасательная команда прилетела на катере поменьше.

— Сможешь вести? — с тревогой спросил проф.

— Что тут вести? Взлет да посадка! — небрежно успокоил его я.

«Ты должен научиться летать как следует независимо ни от чего!» Хороший совет — я положил руки на пульт, и они сразу перестали дрожать. Сегодня эти типы не стали портить Феррари. А вдруг они сделали что-то такое, что тестами не обнаруживается (я, правда, такого придумать не могу)? Нет, они же не без сознания, и сами сейчас лежат в моем катере, признались бы уже: камикадзе среди них нет. Обласканный Геракл, — он сумел указать здание, остальное сделал дикий вопль Четвертого, — устроился на сиденье рядом со мной. Полетели.

Дома проф велел посадить пленных, связанных мягкими путами (наши охранники свое дело знают), на диван в малой гостиной и пошел звонить синьору Мигелю.

А мне пришлось выносить кудахтанье Фернана, если мне еще пару раз так достанется, он просто в наседку превратится! Старые и новые чересчур удачные шутки обошлись мне в два треснувших ребра, несколько ну очень больших синяков, кровавые браслеты на запястьях и сплошь ободранную левую кисть — не очень дорого, могло быть хуже.

А еще Фернан надел мне на руку новый комм, настроив его так, чтобы он бил тревогу, если его с меня снимут, и еще в нескольких явно опасных ситуациях вроде болевого шока или потери сознания.

— Вот так, — сказал он, — только не забывай выключать сигнализацию, когда ложишься спать.

— Ладно, — вздохнул я, — теперь за мной вечно будет кто-нибудь следить.

Фернан удивился:

— У многих так настроено. Странно, что у тебя не так. Тем более, тебя уже похищали.

Когда я наконец вырвался из лап своей няньки и явился в гостиную, там уже находились ББ и синьор Мигель. Ого! Неужели это настолько важно?

Пленные на диване имели весьма бледный вид: такого они явно не ожидали. Я тоже.

— Энрик, — обратился ко мне проф, — какие у них были намерения?

— Они всего лишь пытались присвоить себе ваши прерогативы, — ответил я.

Синьор Мигель догадался быстрее.

— Мой драгоценный племянничек Реджио слишком много о себе возомнил. Сколько тебе лет? — резко спросил он.

— Семнадцать, — прохрипел Реджио, побледнев еще больше.

— Значит, ты опять вышел сухим из воды. А вот твоим приятелям не повезло.

Приятели взвыли. Жалобы их были неразборчивы. Перспектива поработать полгода на селенитовых шахтах не казалась им заманчивой. Одной фразой синьор Мигель изолировал Реджио на веки вечные.

Тут до меня кое-что начало доходить: не может же гражданская война начаться потому, что две милые девочки тринадцати лет от роду возжелали приключений! А этого парня зовут Реджио, и назвали его так не полгода назад. Формально его отец имеет больше прав на место ББ: он представитель старшей ветви. Необязательно допрашивать этих дураков с пентатолом, чтобы догадаться, чем Реджио их соблазнил: близостью к своей особе после того, как…

Отобрать у ББ и синьора Мигеля их прерогативы можно только одним способом: оба они очень популярны, старший среди бизнесменов и мирного населения — заботится об экономическом процветании, а синьор Мигель в армии — громкие, почти бескровные победы. Значит, я сижу в одной комнате с тремя кандидатами в покойники, я, впрочем, тоже кандидат, на всякий случай.

Синьор Мигель тихо проинструктировал офицера Службы Безопасности, и наша гостиная была очищена от шакалов.

Как только мы остались вчетвером…

— А вы приказали допросить их с пентатолом и узнать, чем Реджио их соблазнил? — выпалил я.

— Опять ты считаешь, что я гораздо глупее тебя, — спокойно заметил синьор Мигель. — Когда ты узнал, что его зовут Реджио?

— Только что, — признался я.

— Быстро соображаешь, — похвалил меня синьор Мигель, — а как они будут действовать, ты тоже догадался?

— Внутренний заговор, — ответил я, — самый беспроигрышный вариант: если вы ничего не знаете, никаких проблем, какой-нибудь слегка проштрафившийся, не особенно толковый офицер СБ, и папочка Реджио, тоже Кальтаниссетта, между прочим, садится на освободившийся трон. А если вы знаете, то начинаете подозревать всех подряд, наверняка кого-нибудь зря обидите, а результат тот же.

— А кто им поможет привести к покорности армию? — заинтересованно спросил ББ.

— Кремона, — твердо заявил я, — у нас во внутренней тюрьме СБ сидит их летчик, которого я тогда сбил. Правильно?

— Правильно, — согласился синьор Мигель удивленно.

— У вас были свои цели и своя игра, а у них — свои. Союзнику проще всего ударить ножом в спину: это к врагам обычно спиной не поворачиваются.

— А как ты думаешь, Энрик, сколько лет Лабораторному парку и почему он торчит среди зоны Солендзара?

— Понятно, — потянул я, — экзамен на сообразительность.

— Ты его сдал, — заметил проф, осторожно меня обнимая: Фернан ему уже доложил.

А ведь он доволен. Больше, чем когда-либо.

— Спасибо, — поблагодарил я, — но это не решает проблемы.

— Ну почему же? У некоторой незавершенности института права тоже есть свои преимущества: мне не нужно выдумывать повод, чтобы допросить своего племянника с пентатолом, — задумчиво проговорил ББ.

Рано я его сбросил со счета, несмотря на свой миролюбивый нрав, ББ все же — настоящий синьор Кальтаниссетта.

Хм, кажется, они собираются обсудить что-то втроем, но не хотят невежливо выгонять меня отсюда. Ладно, выгонюсь сам и даже подслушивать не буду. Вычислю все попозже по открытым источникам, так даже интереснее. Я попросил разрешения удалиться и сразу же его получил: милостивый у меня монарх.

Схожу в караульное помещение: надо же поблагодарить охранников за мое спасение.

Рафаэль сидел за столом и подпиливал какую-то маленькую вещицу пилкой десантного ножа, Марио сидел напротив и что-то мял в руках, кажется, снятые с меня наручники. Остальные столпились вокруг, затаив дыхание. Я, разумеется, полез выяснять, что это они тут делают.

— А Фернан говорил, что тебе надо пару дней полежать в постели, — заметил Марио не оборачиваясь (больше всего Марио похож на медведя-гризли, но двигается и слышит как кошка, в Лабораторном парке он — один из трех возможных победителей учений «каждый против всех», два других — проф и синьор Соргоно).

— Фернан преувеличивает, — заявил я, — я пришел сказать спасибо.

— Ты же сам справился, — проворчал Марио, — не уходи, у нас для тебя есть подарочек.

В этот момент Рафаэль закончил делать то, что он там делал. Маленькая вещица оказалась переделанным ключом для наручников.

— Универсальная отмычка, — объявил Марио, протягивая мне ключ, — носить лучше всего в заднике кроссовок. Все механические замки в Галактике наповал. Послезавтра научу пользоваться.

— Ого! Здорово! Спасибо! А почему не сейчас?

— Потому что за твоей спиной стоит Фернан, — усмехнулся Марио, по-прежнему не оборачиваясь, — и раз ты его сам не услышал, значит, ты не в форме.

Все засмеялись.

— Тебя отнести? — спросил Фернан сварливо.

— Я не девица в обмороке! — огрызнулся я и расхохотался (ребра!). — Я сегодня дважды изображал обморок, — пояснил я причины своей веселости, — тянул время.

Глава 4

Утром я обнаружил, что наши высокие гости никуда из парка не уезжали, значит, кризис еще не миновал.

Тренировку и зарядку проф запретил, вместо них будет что-то ультравысокочастотное, чтобы ребра быстрее зажили. В университет меня отпустили при условии, что довезут на элемобиле, а охранник будет выпускать меня из виду только на время лекций и семинаров. Хорошо хоть Марио сегодня выходной — слишком уж он угрожающе выглядит. Так что прилипнет ко мне ужасно недовольный Филиппо: вчера выходным был он, и драгоценного маленького дьявола выручали без него.

Синьор Брессаноне был очень удивлен; кажется, я уже проходил по разряду нормальных людей, и на тебе:

— Галларате, это ваш охранник?

— Мой, — признался я, — он останется за дверью и не помешает вам читать лекцию.

Не буду я ничего объяснять. Преподаватель хмыкнул, но больше ничего не сказал.

Синьор Брессаноне утешился, только когда я решил обе предложенные им задачи и сверх того доказал лемму, оставшуюся с прошлого раза, а может, он заметил под слоем заживляющего аэрозоля впечатляющие ссадины на моей руке.

Домой мы вернулись к обеду, оба синьора Кальтаниссетта уже уехали. Интересно, проф мне что-нибудь расскажет или придется все вычислять самому? Вид у него, кстати, какой-то странный, не то сердитый, не то озадаченный. Раз молчит об этом за обедом, значит, недоволен он именно мной. М-мм, непонятно.

После обеда проф взглядом пригласил меня к себе в кабинет.

— Энрик, мне сегодня звонил отец твоего приятеля Гвидо. Он считает, что твое общество дурно влияет на его сына.

— Э-э, что он имеет в виду?

— Ну он говорит, что раньше мальчик не дерзил учителям и не получал замечаний, да еще в самом начале учебного года и два дня подряд. Последние два месяца вы провели вместе, так что в определенной логике ему не откажешь.

Летучие коты! Откуда мне знать, как я на кого-нибудь влияю? А если отец Гвидо пожаловался еще и отцу Алекса, то это катастрофа! Не знаю, как он там управляет своим заводом, но дома, судя по всему, особенной терпимостью не отличается. Хорошо, хоть Лео в безопасности — отец Гвидо наверняка не знает его фамилию. Ох-ох-ох, с логикой у этого родителя все в порядке: сначала ему не нравится, что единственный сыночек ведет себя как девчонка, а потом он начинает вздыхать о прежних временах.

— Я постарался его успокоить, — продолжил проф, — заметил, что все мальчики в определенном возрасте начинают вести себя подобным образом. Но я надеюсь, что ты как-нибудь решишь эту проблему, особенно учитывая твой собственный не такой уж давний опыт.

Я усмехнулся, а потом засмеялся, хватаясь за ребра.

— Да уж, я решу. — Отсмеявшись, я серьезно добавил: — Мне надо сегодня же выбраться в центр.

— Конечно, — ответил проф.

Я нажал кнопку на коммуникаторе:

— Алекс, привет! Нам надо срочно собраться. Без девчонок.

— Понял, сейчас договорюсь. Где?

— На свежем воздухе, разумеется.

— Хм. Ладно. Сейчас перезвоню. До связи.

— До связи.

— Диоскурами ты тоже так командуешь? — спросил проф.

— Не-е, их надо все время гладить по шерстке, они еще маленькие. По-моему, я никем не командую.

— Кстати, всякие Каникатти пока отменяются. Не до них. Ты не очень разочарован?

— Не надо меня гладить по шерстке.

— Ну да, тебя — только против, ты уже такой большой и серьезный! Охранник, реющий в отдалении, тебе очень помешает?

— Пожалуй, да.

— Понятно. Но до зоны тебя довезут и подождут там.

— Угу.

Через час я уже поджидал своих друзей (плевать я хотел на то, что это слово значит в этна-эсперанто, в древних языках Земли оно значило нечто совершенно другое, гораздо более ценное и важное) в воротах Центрального парка. Гвидо пришел последним, правильнее сказать, приплелся. А пока он не появился, я старательно игнорировал удивление, написанное на лицах Алекса и Лео.

— Пошли, — сказал я и повел ребят на террасу нашего с Ларисой любимого кафе: там есть несколько столиков, стоящих совершенно на отшибе.

По дороге Лео обратил внимание на мои кошмарные конечности.

— Во что это ты влип? — поинтересовался он, присвистнув.

— Расскажу, — пообещал я, — но собрал я вас не поэтому.

Мы дошли до кафе и сели за столик, только Гвидо замешкался.

— Гвидо, сядь, — велел я твердо.

Он закусил губу и осторожно опустился в кресло напротив меня. Его отец что, совсем с ума сошел? Подумаешь, дерзит учителям! Слова — это всего лишь слова.

Алекс посмотрел на меня с явным неодобрением:

— Ты чего?

— Не факт, что тебя не ожидает то же самое сегодня вечером.

— Ты даже знаешь за что? — спокойно спросил Алекс.

— Дурно ты влияешь на бедного ребенка. Помнишь, сам говорил, такой был пай-мальчик.

— Я не жаловался! — возопил Гвидо.

Да у него уже слезы на глазах, допек я его.

— Я и не думал, что жаловался. Но это не имеет значения. Последствия могут быть те же.

— Сходи, умойся, — сжалился над Гвидо Алекс, — а мы пока подумаем, что нам делать.

Гвидо кивнул и ушел.

— Тебе влетит? — забеспокоился Алекс.

— Нет, и Лео тоже, не найдет его разъяренный родитель «испорченного Гвидо». А на тебя он вполне может пожаловаться.

— Ну что ж, в конце концов, это я в прошлый раз вышел сухим из воды. — Алекс у нас настоящий фаталист.

— Какой прошлый раз? — заинтересовался Лео.

Я вкратце рассказал Лео историю спасения Бутса, предупредив, что это до сих пор страшная тайна.

— Ясно, — ухмыльнулся Лео, — ты его действительно испортил. Перестал парень дрожать как заячий хвост. Безобразие!

— Это не я и не тогда. Дрожать он перестал еще на Липари.

— Значит, это объединенный флот Джела, Трапани и Кремоны, — закончил мою мысль Алекс, — на него и свалим.

— А всерьез? Что мы будем делать? — спросил Лео.

— Предупредим храбреца о возможных последствиях; думаю, ему хватит, — ответил я, наблюдая за тем, как несчастный Гвидо бредет к нашему столику.

Ребята согласно кивнули: Гвидо еще маленький — двенадцать лет — и глупый, к тому же ему сейчас очень плохо. И он наш друг!

— Тогда пошли отсюда, — предложил Лео.

И мы удалились на поиски подходящего английского газона.

На травке Гвидо аккуратно устроился на животе, а я сел по-турецки: встать из лежачего положения без посторонней помощи я не могу — больно. Гвидо смотрел на меня со страхом и надеждой.

— Прежде чем что-нибудь сказать, — наставительно начал я, — особенно в школе на уроке, подумай! Потому что цена может оказаться такой, которую ты не захочешь платить, например ты можешь остаться один. Если твой отец захочет тебя изолировать, он это сделает. И помочь тебе в такой ситуации будет очень сложно. Я, во всяком случае, пока не знаю, как это можно сделать.

— Угу, — прошептал Гвидо, — я понял, а сейчас?..

— А сейчас — проехали, — твердо заявил Алекс. — А ты во что влип? — обратился он ко мне.

Я вздохнул и начал рассказывать. Умолчал я о заговоре, это не моя тайна, и о Контакте: наплел, что в комме сработал сигнал тревоги, когда его с меня снимали.

Особенно сильно всех развеселило, как я сам следую своему же, только что данному Гвидо, совету.

— В данном случае это не имело значения, — заметил я.

— Но ты же не знал об этом заранее.

— Кто-то очень древний и очень умный, кажется Отто фон Бисмарк, как-то сказал: «Пусть дураки учатся на своих ошибках, я буду учиться на чужих». Гвидо, ты все понял?!

— Да, а кто такой Бисмарк?

Я пустился в объяснения. Лео и Алекс до девятнадцатого века еще не добрались (сейчас оба увлечены Древним Египтом, так же как я когда-то), так что слушали все.

Мы расстались потому, что непобитым членам нашей компании пора было идти на тренировку. Причем Лео мы с Филиппо подбросили на элемобиле прямо к дверям его зала, иначе бы он опоздал.

Вечером мне позвонил Алекс и сообщил, что отец Гвидо на него пожаловался, но, по счастью, обошлось без репрессий, дело в том, что главным и практически единственным грехом Алекса является непобедимая страсть к компьютерному взлому. Его спросили, учил ли он Гвидо взламывать. «Нет», — честно ответил Алекс. Ну а уточнять, что он научил этому Лео, Алекс не стал. Хм, а меня проф даже ни о чем не спросил! А я не только взламываю, я еще взрываю все, что взрывается, угоняю катера и элемобили, убегаю в джунгли и лезу на рожон всеми другими способами, какие только могу придумать. И Гвидо кое-что об этом знает. Может, его отец прав? И что мне теперь делать?


* * *

Что делать? Что делать? В воскресенье везти друзей на природу: девочки решили научить Терезу лазать по скалам. В ближайших окрестностях Палермо можно обойтись и без охранника, тем более на вооруженном до зубов катере. Я посмеялся над галактическими законами, видимость соблюдения которых Этна до сих пор демонстрирует, мне нельзя владеть маленьким бластером: нет еще восемнадцати, но нигде не сказано, что мой Феррари должен быть безоружен. Так что у меня шесть больших военных бластеров, способных пробить бортовую защиту боевого катера, и пятнадцать ракет.

Глава 5

Все войны, кроме гражданской, пока отменяются, а в ней меня почему-то не хотят задействовать, хотя я уже в пятницу объявил профу, что вполне выздоровел, чтобы спокойно работать в Контакте. Мне это не очень-то нравится: эти люди для профа гораздо опаснее каких-нибудь блаженной памяти Трапани. И я ничего не могу с ними сделать?

— Это слишком грязная работа, Энрик, — заметил проф, — радуйся, что она досталась не тебе.

— Какая разница, кому она досталась? Если она грязная, значит, заляпаны все: и тот, кто приказал, и тот, кто сделал, и те, кто ничего не имеет против!

— И даже те, кто ничего не знает?

— Э-э, наверное, нет.

— Невежество — великая сила! — усмехнулся проф.

— Хм, защитная реакция организма на сложные вопросы: я ничего не знаю и, следовательно, ни в чем не виноват, так?

— Ну примерно.

— А те, кто все знает?

— Это каждый решает для себя сам.

— Понятно, люди воюют не потому, что одни плохие, а другие хорошие, а потому, что это в природе человека. Едим же мы мясо, хотя с точки зрения коровы — это преступление. Если, конечно, у коровы есть точка зрения. Значит, я должен решить, что такое моя сторона и при каких условиях она остается моей? Или безо всяких условий?

— Не должен, но можешь. Вряд ли у тебя не будет условий, их нет только у одноклеточных.

— Насколько я помню историю, на Земле это всегда считалось предательством.

— Да, ну и что? Это простоспособ заставить солдата стрелять в чужих детей, вместо того чтобы пристрелить того, кто отдал такой приказ.

— М-мм, значит ли это, что мне не придется выбирать между интересами корпорации и моей совестью?

— Сегодня не придется.

— Хм, и при этом работа грязнее, чем прикончить какого-нибудь ничего не подозревающего синьора Джела?

— Ну почему же ничего не подозревающего? Все мы ходим под дамокловым мечом. Знаешь, что это такое?

— Знаю. Так это вы первый нашли и открыли тот исторический сайт и научились пользоваться его содержанием? — догадался я.

— Правильно.

— А почему тогда вы не посоветовали мне?..

— А ты бы последовал этому совету?

— Э-э, нет. Понятно. С глупыми упрямцами именно так и поступают.

— С дьявольски умными упрямцами! — усмехнулся проф. — Сердишься?

— Нет, но мне надо понять, как вы меня к этому подвели. Я сам виноват в том, что мною можно так управлять.

— Полностью независим был только Робинзон Крузо до наступления пятницы, — улыбнулся проф. — Помнится, ему это не слишком нравилось.

— А почему история не держится в глубокой тайне? Даже в военных училищах изучают?

— Помнишь, как ты раскрыл тайну оружейных складов? Сам говорил, темнее всего под фонарем. Тайна — это интересно, ее постараются раскрыть и понять, почему это тайна. А так, причуда сумасшедшего профессора, которой вынуждены потакать. Ведь лейтенант успеет стать полковником, прежде чем знание истории понадобится ему по-настоящему.

— Ясно. И все-таки какая грязная работа? Я должен знать.

— Это все равно не твой профиль. Ну синьор Теодоро Кальтаниссетта еще ничего не сделал, поэтому он просто отправится на Южный континент вместе с семьей, которая и вовсе ни в чем не виновата. С остальными участниками заговора поступят примерно так же. Кроме офицеров СБ.

— Хм, то есть они выбирают между интересами нанимателя и совестью только один раз, при приеме на работу?

— Никто не обязан уважать твое право выбора. Защищай его сам. Если сможешь. А совесть эсбэшников тут, кстати, ни при чем. Только жадность.

— Понял. «Делай что хочешь, но помни, что другие поступают так же». Вы это сказали Васто тогда, в джунглях.

— Если бы я знал, что ты это слышишь…

— То что?

Проф расхохотался:

— Для тебя это и без того руководство к действию. И горынычи тоже делают что хотят.

— Результат плохого воспитания! Ладно, хорошо, что все кончилось именно так, работать на дом Минамото [70]я бы не смог.


* * *

В субботу я на правах выздоравливающего возлежал на плащ-палатке и с удовольствием разглядывал изящные силуэты наших девчонок на фоне светло-серой скалы. Лариса надела новый ярко-красный комбинезон; если для того чтобы произвести на меня впечатление, то ей удалось — я впечатлен. В это время у меня на руке ожил коммуникатор:

— Энрик, срочно сажай всех в катер. Война. Сидите пока там. В воздухе может быть опаснее.

— Понял.

Я вскочил и побежал к ребятам:

— Алекс, Лео, быстро снимайте их! Мы эвакуируемся.

— Что такое?

— Война! Быстро в катер.

Мы спешно сняли девочек и Гвидо со стенки и постарались уничтожить все следы нашего пребывания здесь. Только крючья вынуть не удалось: слишком долго.

Через пятнадцать минут мы сидели уже в Феррари. Теперь нас голыми руками не возьмешь. Я снова связался с профом:

— Профессор, мы уже в катере; может быть, мы проскочим? Тут лететь-то десять минут.

— Вас собьют над городом, просто на всякий случай.

— На земле мы тоже хорошая мишень — Феррари слишком заметен, — возразил я, — и возможности маневра никакой. И есть почти нечего. А что если нам убраться на Ористано?

— Подожди, сейчас посмотрю на карту.

Несколько минут напряженного молчания.

— Энрик!

— Да.

— Летите через космос на Джильо, около Ористано плавают чужие лоханки. Если прямо сейчас вас не перехватят, все будет в порядке.

— Понял.

— Конец связи.

Я обернулся к ребятам. Вид у всех был бледный, но в панику никто не ударился. Я улыбнулся и подмигнул честной компании:

— Как хорошо, что у нас такие храбрые девочки! И как здорово, Лео, что мы учили их стрелять. Значит, так: Лео — кормовой бластер, Алекс — низ (и учти, что там защита послабее). Гвидо — правый борт, Лариса — левый, а Тереза — верх. Маленькие катера сбиваются четырьмя выстрелами в одну точку. А на всякие типа Джел-7 лучше потратить ракету. Но их всего пятнадцать. Ясно?

— Я тебя загрызу! — набросилась Джессика на Алекса. — Почему ты не научил меня?!

Алекс открыл рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание.

— Не сейчас, — пресек я почти семейную ссору, — пристегнитесь! Мы взлетаем.

Я почти с удовольствием сунул руку в сенсорную перчатку — вчера только поставил. Может, отключить? Не тренировочный полет. Не-е, к хорошему привыкаешь не быстро, а мгновенно.

На поляне Феррари выглядит как большая капля ртути и очень заметен. А вот в воздухе надо специально постараться, чтобы его увидеть. Нужен длинноволновой радар — громоздкая штука, на катера не ставится.

Я переключил гравитатор на компенсацию перегрузок и рванул вверх с максимальным ускорением: может быть, мы проскочим. А в космосе ищи-свищи маленький катерочек, который не хочет, чтобы его обнаружили.

Не повезло. Маленькие истребители, некоторые из них, наверное, автоматы. А «Белый буйвол» — герб Кремоны. С этими я уже дрался. Но все это старье. Реактивные Феррари впятеро маневреннее, при всех своих размерах. Покувыркаемся! Комфорт в полете отменяется: вся энергия понадобится нам для бластеров и защитных экранов.

— Не палите в белый свет! — предупредил я девочек. — Бластеры перегреваются.

Как Барлетта успевал замечать, кто как стреляет? Я еле-еле справлялся со своими непосредственными обязанностями.

Нет, это неправильно: я не даю ребятам нормально стрелять, все время кручусь. Спокойно, у меня экраны защитные. Кое-что они выдержат. Я прекратил «плести кружева» и меланхолично полетел вверх. Уже через три секунды на радаре стало поменьше засечек, а у меня за спиной Лариса громко завизжала от восторга: «Есть!» Я пересчитал врагов: восемь. Звено малых истребителей-перехватчиков обычно состоит из двенадцати машин. Два летчика, остальные — катера-автоматы. Интересно, четверых мы уже сбили или их и не было? Я, кстати, еще ни в кого не попал — слишком заботился о том, чтобы птичку не поцарапали. Оп! А вот этот мой! Камикадзе! Автомат, наверное. Взорвался он почти под самым моим носом. Экран! Нет, выдержал. А этот откуда взялся? Джел-7 на вооружении у Кремоны? Ракетой его. Покувыркайся, милый! А к этому придется прилипнуть. И в это время в нас почти никто не рискнет стрелять. Только на хвост сели, но у меня там снайпер, за него я не опасаюсь.

— Алекс, долби его, пока бластер жив!

Летчик Джела тоже не дурак, и защита у него помощнее, мы вместе рисовали в воздухе двойной серпантин. Я повернул катер:

— Лариса, давай!

Бац! Бац! Бац! Уходит, ох ты, он мне сейчас на хвост сядет. Еще одна ракета! Оп! Отлично, этому хватило. Он задымился и пошел вниз. А это ракета для нас. Что у меня там было против них хорошего? Ба-бах! Но и моя ракета, до сих пор гонявшаяся за вторым катером, приказала долго жить. Враги гикнули и набросились на нас с энтузиазмом дерущихся боксеров. А противоракетная защита отбирает слишком много энергии, поэтому-то ею и не любят пользоваться. Еще одного мелкого я все-таки сбил и видел, как исчезают засечки на радаре: ну Лео дает! Внезапно маленькие катерочки отстали: эти только до ста километров, выше им неуютно. Остался только Джел. Ну один на один мы уж как-нибудь… Жаль, что я еще не успел отладить свою программу, которая будет отвечать за автоматическую стрельбу: есть у меня там пара красивых идей. Люди такой согласованности достичь не могут. Я позволил Джелу сесть себе на хвост: вредная вещь рефлексы! Я точно знаю, что повредил ему носовой бластер, так что Лео расстрелял бедного, почти беззащитного старого льва, почему-то принявшего сторону буйвола. Вырвались в космос! Теперь нас будет трудновато найти.

Я запустил тестирование поломок и рассчитал траекторию полета к Джильо. Сильнее всего пострадал носовой экран, досталось и правому борту. Бедный Гвидо, что там взрывалось у него перед глазами? А в общем, можно выдержать еще один такой бой.

— Все чисто, — сказал я, — можно пока расслабиться. За спиной раздался громкий облегченный вздох.

Комм-связь на такой высоте не работает. Через бортовую рацию я связался с дежурным офицером Третьего истребительного:

— Лейтенант Доргали, дежурный офицер. Назовитесь.

— Это Энрик Галларате.

— Малыш, извини, сегодня полетать не получится.

Я хмыкнул.

— Я в небе. Свяжитесь, пожалуйста, с генералом и скажите ему, что я вышел в космос и лечу туда, куда мы договорились.

— Понял. Ты в порядке?

— В порядке.

— Конец связи.

Вскоре всех отпустило.

— Утром он встал с постели, — начал Алекс немного заунывным голосом опытного рассказчика, — и, как всегда, отправился на поиски приключений на свою… э-э…

— Вот-вот, лучше молчи. Ты это в чей огород?

— В твой, конечно.

— Я их не ищу, это они меня ищут, — захотел оправдаться я.

— И находят, — пробормотал Лео, — лично мне это нравится.

— Ты меня утешил.

— Всегда пожалуйста.

— Между прочим, — сказал я, — нам пора снижаться. Вы будете очень смеяться, но Джильо в архипелаге, и островов тут до дури. А я не могу связаться с навигационным спутником.

— Его сбили? Такая большая война? — с тревогой проговорила Лариса.

— Кто ж его знает? Будем искать по контуру, но здесь сейчас ночь. Болтаться в воздухе до утра — топлива не хватит. Бой — это неэкономично.

— Архипелаг чей? — спросил Алекс, посерьезнев.

— В основном ничей, он практически нетерраформирован. Джунгли с горынычами и мараканами.

— Сядь на какой-нибудь пляж, — подала голос Джессика.

— Точно. Море безопасно. Сейчас попробую.

На нижнем экране я видел отблески Эрато на волнах и черные контуры островов. Мой Феррари — некомбинированный катер, сесть на воду он сможет и не утонет даже, а вот взлететь… Я переключился в инфракрасный диапазон — нет, плохая идея, мы у самого экватора, болото какое-нибудь от скопления водорослей ничем не отличается. Переключаюсь обратно. Может быть, я все-таки найду Джильо — он самый большой остров в архипелаге, очертания у него, правда, нехарактерные, то ли дело Северный континент — «Северный дракон».

Я нашел Джильо! Я увидел костер на мысу! Тот самый мыс, и компания ребят из охраны проводит там выходные. Я включил бортовые огни и пошел на посадку. Только бы палатку не своротить. О, точно, сяду на пляж, он галечный, не будет проблем со взлетом. Я успел заметить чей-то силуэт, метнувшийся под защиту деревьев. Ну конечно. Темно, опознавательных знаков не видно, и их никто не предупредил. Проф, наверное, позвонил на Джильо, но эти ребята тогда уже ушли в поход. И что нам теперь делать? Если бы я точно знал, что это знакомые охранники с виллы, можно было бы просто выйти из катера, а если нет? Вдруг это какая-то ловушка и мы в нее угодили? Маловероятно, конечно, но все-таки.

— Куда это ты сел? — поинтересовалась Лариса.

Я объяснил.

— И почему мы не выходим?

— Может, я, конечно, параноик, но вдруг это не свои?

— А комм-коды у тебя какие-нибудь есть?

— Были, — признался я неохотно, — мой старый комм только что пропал где-то на мрачных чердаках Палермского университета. А в новый я не все переписал.

— А стрелять в нас не будут? — с тревогой спросила Лаура.

— Вряд ли. Мы же не стреляем, да и бесполезно стрелять из ручного бластера в катер.

— Если это засада, то у них найдется что-нибудь посущественнее ручного бластера, — заметил Алекс.

— Что, глупое противостояние до утра? — спросил Лео.

— Есть предложения? — поинтересовался я.

— Рискнуть, я выхожу и…

— И что? Допустим, это чья-то засада, неважно на кого. Тебе спокойно навешают спагетти на уши, ты же здесь никого не знаешь в лицо. И мы попадаем в заложники один бог знает к кому. Лучше будет, если выйду я.

— Не говори глупости, — взорвался Алекс, — вот тогда мы точно все попадем в заложники. Больше никто не умеет водить катер, и мы не сможем тебя выцарапать никаким образом.

— Вы забыли, синьоры, что это маловероятно, — мягко заметила Джессика, — ну я выйду, ясно же, что девчонка…

— Ты никуда не пойдешь! — хором заявили Алекс, Гвидо, Лео и я.

Мы рассмеялись. В это время чей-то темный силуэт появился на фоне костра. Наше внимание привлекали специально. Человек помахал руками. Я включил прослушивание:

— Эй, Энрик, чертенок, говорят, ты летишь к нам в компании таких же, как ты, чертенят!

Ну конечно, пока мы спорили, охранники связались с виллой и узнали свежие новости, а таких Феррари на всей Этне штук триста. А уж серебристых и вовсе мало. Немодный цвет, но мне нравится.

— Доменико! — выдохнул я. — Мы можем выходить, это свои.

— Подожди, — предложил подозрительный Алекс, — пусть выйдет кто-нибудь еще.

— Логично. «Да, это я!» — крикнул я, приоткрыв дверцу.

На поляну вернулся синьор Альгеро собственной персоной. Этот — настоящий самурай! Теперь точно можно выходить. Я кивнул головой ребятам и спрыгнул на землю. Ребята вылезли следом.

— Что это вы так долго не выходили? — поинтересовался Доменико.

— Правильно. — Синьор Альгеро одобрил нашу подозрительность. — Это ведь могли быть не мы.

Глава 6

Самое дорогое для меня место в этом мире. Мы-то здесь в безопасности, а проф? Что там, в Палермо? Судя по всему, серьезный конфликт с Кремоной, разочарованной провалом заговора. И у ребят там родители, братья и сестры. Правда, последний раз сколько-нибудь серьезные уличные бои были лет пятьдесят назад, и их результаты не понравились ни одной из конфликтующих сторон. Но все же «история учит нас тому, что мы у нее ничему не учимся».

— Вы что-нибудь знаете? — спросил я синьора Альгеро. — Что там происходит?

— Когда мы уходили, войны еще не было. Утром катер прилетит — разберемся. А много болтать по комму сейчас — навлекать на себя неприятности.

— Понятно.

Лариса прижалась ко мне, я обнял ее за плечи:

— Все будет хорошо.

— Угу, — всхлипнула она, — я сбила катер…

— Да, ты — молодчина!

— Там же мог быть человек!

— Он хотел нас убить. Не волнуйся, его шансы катапультироваться еще больше, чем были у нас.

— А у нас какие были? — заинтересовалась Лариса.

Любопытство победило все остальные чувства. То-то же!

— Ну я не выключал автоматическое катапультирование. Так что мы бы тоже успели, ну… капсула дочухала бы до ближайшей суши… Правда, что было бы с нами потом…

Нас накормили ужином, девчонкам уступили палатку, а все остальные завернулись и устроились прямо вокруг костра — ночи на Джильо теплые круглый год.

Проснулся я на рассвете, услышав тихий гул двигателя: прилетел катер с виллы. Лагерь был свернут в рекордные сроки: вряд ли война сюда докатится, но если докатится…

Джильо не так беззащитен, как Липари, но оборонять виллу нечем, так что мы все улетаем в Джильо-Кастелло, городок, где живут фермеры, осваивающие местные джунгли. По большей части это удалившиеся на природу ветераны армии Кальтаниссетта плюс несколько ссыльных: жить бок о бок с горынычами не всем нравится. Этих (не горынычей, а ссыльных), правда, на время войны согнали в какое-то убежище, будут в безопасности и в спину не ударят. Начальник гарнизона, по совместительству мэр города, отставной майор Торре отдал наших девочек на попечение своей жене и немедленно мобилизовал меня вместе с личным транспортом. Еще бы, Феррари — половина всех ВВС острова. А если по боевой мощи — процентов девяносто. Я намекнул, что автоматика управляет стрельбой глупее, чем люди, так что лучше бы нам с ребятами летать вместе. Майор не возражал: в этом городишке даже десятилетки ходят с боевыми бластерами (и никаких проблем, между прочим, друг в друга не стреляют, внутренние конфликты разрешаются так же, как и везде, голыми руками). Впрочем, ближе к делу: всю эту мелкоту загнали в убежище, бластеры у них только против горынычей — нельзя же удержать мальчишек в пределах периметра. Гвидо не моргнув глазом соврал, что ему тринадцать, мы, само собой, не стали его выдавать.

Посовещавшись с командованием, майор решил, что если на нас и нападут, то без существенной поддержки с воздуха, а значит, у нас есть шансы на успешные боевые действия, ну не высадят же сюда десантный батальон, кому этот Джильо интересен. Оборонительная линия вокруг городка построена уже давно (Кастелло!) и поддерживается в идеальном состоянии. Все только ворчали, что пропадают горячие денечки: на экваторе собирают три урожая в год и настало время очередного сева, а майор всю технику с полей согнал. Все это я узнал на совещании высшего командного состава, на которое попал в качестве маршала авиации.

Все! Отныне и вовеки веков я постоянно вожу с собой ноутбук. Чтобы получить письмо из Палермо и отправить свое, пришлось получать санкцию мэра — явный перебор! А пользоваться незащищенной комм-связью он запретил. Правильно, я бы тоже так сделал. По меньшей мере, Лариса, как дочка зам. шефа СБ, — суперценная заложница во время войны. Лучше пусть никто не знает, где она.

Письмо профа было кратким, как все его письма и записки, а уж если он занят… Но главное, я смог успокоить ребят: их семьи не пострадали, и уличных боев в городе не было. Пока!

В полдень майор Торре сообщил нам неутешительную информацию службы слежения: сюда идет большой десантный корабль Кремоны. К вечеру будет. Интересно, что им надо?

— Хм, — предположил Лео, — архипелаг довольно перспективный, его же тоже можно терраформировать. Ты карту видел? Кто владеет Джильо — владеет архипелагом.

— Странная цель, — не согласился я. — «Попробуем откусить все, что получится». Так, что ли? Если уж воевать, то так, чтобы противник долго не смог подняться. Если они проиграют там, на севере, Джильо им не понадобится. Обрати внимание, нам подкрепления не дождаться. Ладно, это пока неактуально. Какая у них поддержка с воздуха?

— А кто ж их знает?

— Тяжелый случай. Ночной воздушный бой с неизвестным противником — это как раз то, о чем я всю жизнь мечтал.

— Перечисли на всякий случай, о чем ты еще всю жизнь мечтал? Чтобы мы были к этому готовы, — ехидно заметил Алекс.

Что это с ним? Испугался? И хочет держаться от меня подальше? Или так: испугался и пытается победить свой страх? Скорее второе. Забавно, что Гвидо выглядит спокойнее. Наверное, не осознает степень опасности. Вот и пусть не осознает. А Алекс справится, не маленький.

— Ракеты у нас «воздух-воздух». — Замечание Алекса я проигнорировал. — Корабль они топить не захотят! И у них, поди, такая ПРО, что моей мелкотой не прошибешь.

— А ты хотел одним могучим ударом? — спросил Алекс.

— Конечно. Хоп — и все. Ладно, пошел я тестировать Феррари, мне тут обещали поменять сгоревшие ячейки.

Местный мастер на все руки лично с профом знаком не был, но в той войне участвовал, от него я узнал еще одно примечательное высказывание моего чересчур скромного приемного родителя: «Если вы владеете инициативой и в городах от шума просыпаются кошки, значит, вы — плохой полководец». Синьор Мигель — хороший полководец. А здесь будет шумно. Вывод: инициативой мы не владеем. Неутешительно. А если война вышла за рамки компетенции Корпуса Быстрого Реагирования… То кто у нас будет всеми командовать? Формально сам ББ, но он человек мирный и даже не имеет военного образования. Наверное, проф, больше некому.

Опять томительное ожидание боя. Интересно, это на любой войне так? А как себя чувствовал солдат в окопе веке этак в двадцатом, когда до противника рукой подать, и такое состояние могло длиться месяцами? Кошмар! У всех войн на Этне есть по крайней мере одно большое достоинство: их горячие стадии скоротечны, два-три дня боев, потом политические и военные маневры несколько месяцев, а то и лет. Потом история повторяется.

На закате один из ветеранов на здешнем стареньком, плохо вооруженном катерочке полетел на разведку: майор опасался, что противник высадит десант в джунгли и мы получим сразу две атаки. Я предложил слетать на Феррари, но Торре так на меня посмотрел… Больше я с глупыми инициативами не вылезу. Катерочек не вернется, это ясно. Я тоже мог бы не вернуться из такой разведки, и город остался бы без прикрытия с воздуха.

Глава 7

Несколько маленьких отрядов рейнджеров скользнули в лес. «Тряхнуть стариной», — как выразился один из фермеров. Да, фермеры фронтира — это такой народ, головы горынычей, покрупнее той, что есть у меня, украшают каждую гостиную в этом городке. Здесь на выборах мэра у каждого столько голосов, сколько он прикончил хищных ящеров крупнее человека. Очень смешная демократия! Мастер золотые руки был приставлен к Феррари в качестве техника и веселил нас рассказами о здешних обычаях. Так я и не понял насчет выборов — это шутка или всерьез.

— А какая разница? — спросил Алекс. — Это заслуживает того, чтобы быть правдой.

— Что, не уедешь отсюда без головы горыныча? — поддел я его.

— А у тебя есть?

— Есть.

— Значит, мне тоже нужна.

— Голова горыныча — это банально, — заметил Лео, — а кто еще подходящий здесь водится?

— Ага, — пояснил я, — маракан, например. Но у нас нет тяжелого танка, чтобы его прикончить, и космического крейсера, чтобы увезти трофей.

— Как вы можете веселиться?! — воскликнул Гвидо. Что-то его спокойствие быстро разлетелось вдребезги.

Я подсел к нему поближе и слегка ткнул локтем в бок:

— Эгей, лязгай зубами потише!

Гвидо едва заметно улыбнулся, но дрожать перестал.

То, чего так опасался наш командир, случилось: в наступающем мраке десантный корабль подошел к берегу в десяти километрах от Кастелло. Как они высаживали десант и сколько их, мы уже не узнали: на корабле стоит ракетная батарея. И нам с ребятами предстоит познакомиться с ней в ближайшее время.

— Взлетай, — приказал мне Торре.

— Ave, Caesar, morituri te salutant! [71]— ответил я и полез в катер. Если кто-нибудь не в силах последовать за мной, пусть остается.

Ха, последние трусы на Этне вымерли лет триста назад от инсультов при встречах с горынычами, мараканами и иже с ними, у выживших просто нет такого гена.

— Верх и низ — автоматика, Лео — хвост, Алекс — право, Гвидо — лево, перегреется — предупреждайте, я не успеваю отслеживать.

— Ясно, — нестройно ответили ребята.

— И учитывать, что 20 g — это очень больно, я не буду [72], девочки остались на земле.

— Свои ребра побереги, — насмешливо посоветовал мне Лео.

Тесты. Запуск двигателя. Мягкий, почти незаметный взлет. Экраны снова работают на сто процентов, спасибо мастеру, на коленке ведь починил. Бортовые огни я выключил, здесь и сейчас в небе только враги. Пусть они по радару целятся, если смогут. В тепловизоры при такой жаре я почти не виден.

Хищный силуэт корабля я увидел сразу, в трех километрах от берега, минут через десять он подойдет поближе и будет высаживать десант. Я вспомнил военную историю, к счастью, тактика выжженной земли на Этне непопулярна: война — это бизнес. Оставить пожарище — плохой бизнес.

У Торре есть кое-какая артиллерия, но против этого корабля она, прямо скажем, не смотрится, да и мои бластеры и ракеты против него слабоваты. Не знаю, что майор планирует сделать; нам приказано сбить все, что летает. Если сможем.

Я пролетел над самыми мачтами. Нижний бластер расстроил ряды готового к высадке взвода на палубе. Враги не утерпели — дали ракетный залп. Ха, я не тот беззащитный, которого вы сбили только что. Противоракетная защита на время практически вырубила питание экранов, но зато почти все их ракеты взорвались над самым кораблем: айкидо в масштабах воздушного боя. О! Ваши собственные осколки — это вам не жареный крысиный хвост. На палубе вон даже пожар. Гасили они его минут пять. За это время я нарезал несколько больших кругов, постепенно набирая высоту. Сердце бешено колотилось: а ну как нас догонят прежде, чем экраны выйдут на рабочий режим.

— Неплохо для начала, — одобрил Алекс.

— Ага, — согласился Лео, — падает мужик с сотого этажа…

— А за бородатые анекдоты будем скармливать горынычам! — прервал его я.

— А я надеялся, закармливать мороженым, — подал голос Гвидо.

О, шутит — значит, в порядке.

— Фисташковым, — пригрозил я.

— Ой!

— А что? — удивился Лео.

— Энрик говорит, что оно соленое. Я не пробовал, — пояснил Гвидо.

— Внимание! Сзади!

— Вижу, — проворчал Лео, нажимая на гашетку.

Прекрасно, на десантных кораблях больших катеров обычно не бывает. А в свалке «один против всех» самонаводящиеся ракеты чаще попадают во «всех», так что я бы на их месте поостерегся. А с этими маленькими, реактивными мы уж как-нибудь справимся.

Мне пришлось немало покувыркаться, чтобы уйти от трех выпущенных в нас ракет — не-е, я был не прав, распознает она «свой-чужой». Ребята крыли меня на чем свет стоит — я мешал им стрелять. Потом я несколькими меткими выстрелами сбил две из трех уже доставших меня ракет, третья попала. Верхний бластер сгорел, а экран потерял половину ячеек. Плохо. Я рванул вверх, чтобы получить небольшую передышку: у них нет антигравитаторов, и тут им за мной не угнаться.

— Чем ругаться, — сказал я, постаравшись сделать это спокойно, — лучше бы по ракетам тоже стреляли, они опаснее.

— Понял, — ответил Лео, — был не прав.

— Ладно, пошли вниз. Сколько их там осталось?

— Кто ж их считает? — ухмыльнулся Алекс. — Все наши.

Я вспомнил, как Барлетта падал в пике на моих противников. Ястребы мы или не ястребы?

— Сейчас сверху на стайку этих птичек, — предупредил я ребят, — попробуйте пощипать их как следует.

Жаль только, что Лео не сможет принять участие в этой охоте. Кормовой бластер будет догрызать самых храбрых, тех, кто кинется вслед.

Вот оно, самое перспективное место, если мы не подстрелим хотя бы троих — сами дураки. Феррари прошил скопление врагов сначала вниз, потом вверх, а потом еще раз вниз, почти до самой воды. Перегрузка не меньше 20 g. Сломанные ребра снова хрустнули. Зато улов — пять птичек. Нет, шесть: Лео тоже времени не терял.

На радаре осталось только четыре отметки, и тут корабельная установка дала еще один ракетный залп. Надо же, своих не пожалели. Я опять запустил противоракетную защиту. На этот раз ракеты взорвались слишком далеко от корабля и не причинили ему вреда, зато мы сейчас практически беззащитны.

— Экраны все! — крикнул я и опять повел Феррари вверх. На полпути нас уже ждали, на это, наверное, и был расчет.

У Феррари начала плавиться броня: стрельба противника не давала нашим экранам выйти на рабочий режим. Я с трудом проскочил мимо них за стокилометровую отметку, но еще двоих мы сбили: одного Лео, а второго Гвидо, — сектор Алекса оказался пустым, а от автоматики толку, как всегда, никакого.

— Можно выдохнуть, — успокоил я экипаж, — сейчас чуть охладимся, и еще разок.

Скрипя зубами от досады, я читал список поломок: все экраны потеряли кучу ячеек — не меньше половины, а верхний вообще три четверти. Что гораздо хуже, сгорела нижняя видеокамера: я теперь слеп на один из своих шести глаз. В бою, который нам теперь предстоит, самый главный глаз. Еще внутренний гравитатор вышел из строя (ах ты, черт, хуже не придумаешь). Теперь у меня возможности, как у этих старых реактивных… И если я об этом забуду, нас просто сплющит.

— Гвидо, тебя еще не раздавило? Все время молчишь.

— В порядке, — ответил он хрипло.

— Хорошо.

Прошло не меньше десяти минут, прежде чем бластеры охладились, а экраны заработали как полагается, в меру своих уже слабых сил. Отметок на радаре не прибавилось, значит, это все, больше у них катеров нет. Эту пару мы уж как-нибудь собьем. Вот они летают, защищают друг другу хвост — это, наверное, автоматы, программа иногда дает сбои в таких сложных случаях, а хотя бы и нет, что они еще могут сделать? Я вспомнил свои слова о подкреплении — мы и есть подкрепление. Если бы они посадили на палубу хотя бы четыре Джела — нам бы не поздоровилось. А пока не поздоровилось им. Рано я радуюсь, как еще дела там, на Земле?

— Сбиваем эту пару, а потом еще один фокус с кораблем, — сказал я. — Начали!

И мы опять пошли вниз. В который уже раз? Не считал. Э-э, всего-навсего второй.

Бац! Бац! Бац! Бац! Ну наконец-то я сам кого-то сбил в этом бою. Второго тоже сбили. Отлично, приказ Торре мы уже выполнили. Теперь еще разок попортим жизнь морякам.

Черт, не вижу я, что делается у катера под брюхом, мораль: будем летать вниз головой. А там бластер не пашет, ну что за напасть с этой автоматикой: себя и то защитить не может. Над кораблем я прошел правым бортом, Алекс догадался устроить еще один тарарам на палубе. Залп! Вот вам! Еще залп! А это уже нам. Целая стая ракет понеслась по нашему следу. Все, никаких кувырканий, просто бегство. Быстрее, быстрее… Когда у Лео перегрелся бластер, за нами летели уже только три ракеты. Только… С нашими экранами одной хватит. Я летел над самыми джунглями, едва не касаясь верхушек папоротников. А может, и касаясь… А ведь идея! Не-е, Феррари не рассчитан на такого психованного летчика. Передняя камера приказала долго жить, заляпанная какой-то зеленой дрянью. Но две ракеты взорвались в джунглях, подняв хорошие фонтаны грязной воды. Третью Лео подстрелил из немного охладившегося бластера. Уф-ф!

— Ты что? Решил поохотиться на мараканов? — поинтересовался Алекс, когда мы немного набрали высоту.

— О-о-о! — Лео стонал от немного нервного хохота. — Смешно будет, если эти ракеты и впрямь в кого-нибудь попали.

— Молись, чтобы это были вражьи десантники, — устало предложил я, настраивая рацию.

— Командир, это птичка.

— Слушаю.

— Задание выполнено. Что-нибудь еще…

— Видел, поздравляю. Возвращайтесь.

Я прервал связь.

— И как мы найдем дорогу? — поинтересовался я сам не знаю у кого. — Темно же.

— При свете пожара, — ответил Алекс, — если корабль не горит, я твоя бабушка.

— Не боишься, что придется одаривать меня конфетами?

— Нет. Смотри сам.

Корабль горел. Полтора десятка больших ракет взорвались чуть ли не на палубе. Будем надеяться, что сейчас им не до десанта. Ноги бы унести. Хм, а на берегу видны вспышки выстрелов. Вносить свою лепту мы не стали: еще в своих попадешь при такой видимости.

Посадочная площадка была освещена для нас. Сейчас затемнение не очень-то нужно — враги остались без авиации, а от корабля нас защищает высокая стена какого-то склада.

Я приземлился… Потом — темнота.

Глава 8

Я очнулся, потому что кто-то поцеловал меня в губы. Это Лариса, больше меня никто никогда не целовал.

— М-мм, — обиженно промычал я: могла бы целовать меня подольше.

— Доктор, он очнулся!

Открываю глаза — надо мной склонилась какая-то худая невысокая женщина в зеленом комбинезоне:

— Вздохни!

Вздохнул. Грудь перетянута пластповязкой, значит, ребра и правда не выдержали.

— Больно?

— Нет, — соврал я.

— Врешь! Нельзя обманывать Маму Маракана!

— Немножко, — пошел я на попятный. — А почему «Мама Маракана»? — спросил я и услышал, как Лариса тихо смеется. Что я такого смешного сказал?

— Потом узнаешь, — ответила врач, проводя вдоль меня медицинским сканером, — так, лежи и не вставай, понял?

— Нет.

Мама Маракана еще не знает, что мериться со мной взглядами — дохлый номер. В гляделки играть я в приюте навострился, там побежденный мыл пол за победителя, ну я так и не научился тряпку выжимать: не приходилось.

— Зачем тебе вставать? — отступила Мама Маракана.

— Я здесь единственный летчик, и если я не могу встать сам, значит, вам придется позвать кого-нибудь, кто донесет меня до катера.

— Это если прикажет майор Торре.

— Ха, если вы ему доложите, что я лежу и умираю, он, конечно, не прикажет.

— Все мальчишки одинаковы, — вздохнула Мама Маракана и куда-то ушла.

Лариса взяла меня за руку и улыбнулась.

— Как там наши дела? — поинтересовался я положением на фронте.

— Перестрелка у периметра и в джунглях, ребята туда побежали.

— Черт бы их побрал! Ой, прости, пожалуйста.

— Пожалуйста. Они должны были остаться здесь? — с тревогой спросила Лариса.

— Конечно! Если понадобится взлететь, где я буду их искать?

Летучие коты! Мало им было стрельбы?! Наверняка ведь свалили без разрешения, так что после парада победы (еще надо победить) Торре устроит им торжественную порку победителей. В самом что ни на есть буквальном смысле. Если узнает. И коммы у них выключены во избежание перехвата. У меня включен, как у маршала авиации, но я давал страшную клятву, что буду пользоваться им уж в таких крайних случаях! Придется идти их искать. С помощью Ларисы я сел на кровати и огляделся в поисках своей рубашки. Ох уж эти женщины! Хорошо, хоть кроссовки не утащили.

— Где это мы? — спросил я у Ларисы.

— В городском убежище, в госпитале.

На остальных трех кроватях в этой палате никто не лежал. Наверное, наши дела не очень плохи.

— А как выйти на поверхность, ты знаешь?

— Знаю.

— Доведи меня до лестницы.

— Энрик! Тебе лежать надо!

— Победим — належимся, а не победим — тоже належимся, так что успеется.

Всю дорогу до лестницы я неопирался на Ларису. Теперь надо подняться так, чтобы она ничего не заметила. Дальше можно будет не притворяться.

Я обнял и поцеловал Ларису:

— Все будет хорошо.

Лариса скорчила недоверчивую гримасу.

— Не-е, правда, — подтвердил я. — Они уже проиграли.

Снаружи было темно и почти тихо, только отблески выстрелов и шипенье: какой-то вялый ночной бой.

С внешней стороны стальной двери на земле сидел какой-то мальчишка, мой ровесник. Очень грустный и без бластера. Хм.

— Привет! — поздоровался я.

Парень обернулся.

— Чего тебе? — буркнул он недовольно. Потом он меня разглядел: — Это ты там летал?

— Угу. Давно тут сидишь?

— Давно, — вздохнул он.

— Моих стрелков видел? Куда они пошли?

— Видел. Туда побежали. — Он махнул рукой в сторону берега.

И как я, спрашивается, буду их искать — до рассвета еще часа три.

— А ты что тут делаешь?

— Тебе-то какое дело? — зло бросил мальчишка.

Я вспомнил о своих виртуальных маршальских погонах.

— Тебя спрашивает старший по званию, — ответил я ласково.

Это произвело впечатление, мальчишка вскочил:

— Меня прогнали, сказали… раз я не умею выполнять приказы… И бластер…

Понятно. Торре еще умнее, чем я думал. Других желающих погеройствовать не найдется. Кроме моих друзей! Болваны!

— Как тебя зовут?

— Карло.

— Вот что, Карло. Мне надо срочно найти моих стрелков, и, раз ты не на посту, ты можешь меня проводить.

— Мне нельзя там появляться.

— Это приказ. — Я заговорщицки ему подмигнул. — Так и скажешь, если мы попадемся на глаза майору.

— Пошли! — Парень просиял.

— Не так быстро. — Я схватил его за плечо, он не Лариса, можно опереться, и как следует. — И по ровной дорожке.

— Ясно.

А вот и периметр. Ни с той, ни с другой стороны никто не высовывается и не шумит. Соревнование терпений. Кремонцы в худшем положении: наши находятся на заранее подготовленных позициях. Зато враги — в защитных доспехах. Здесь, на берегу, положение десантников и вовсе безнадежно, на рассвете им останется только сдаться или умереть. В джунглях их шансы выше, но все равно без поддержки с воздуха и без артиллерии корабля (вон он догорает…) пора им сдаваться.

А вот и моя теплая компания, в отличие от местных, в светлых рубашках: из Палермо мы уезжали не воевать. Ну я им все скажу, как только бой кончится. И где это они по бластеру себе раздобыли? Я прикоснулся к плечу Лео. Он обернулся и опустился на землю рядом со мной.

— Какого дьявола! Я его уже почти выследил! — шепотом закричал он.

Я постучал кулаком себе по лбу.

— Ты должен был не отходить от катера больше чем на десять метров. Ясно? Ждать, когда я оклемаюсь.

Я потянул за рубашку Гвидо, а Лео — Алекса; кажется, до него дошло. Шепотом выругав свой экипаж, я послал его к катеру.

— Я иду искать Торре; может быть, надо полетать, вы должны оказаться у Феррари раньше меня.

Я обернулся к своему провожатому:

— Где искать майора, ты тоже знаешь?

— Знаю, — вздохнул он.

— Веди.

Майор Торре находился на самом угрожаемом направлении: почти сразу за периметром — болото. И лазерными пушками тут сейчас пользоваться нельзя: в джунглях бродят не только десантники и горынычи, но и наши рейнджеры.

— Майор Торре, — окликнул я его.

Он обернулся:

— Оклемался, герой?! Можешь еще полетать?

— Могу, я и пришел спросить…

Тут Торре заметил Карло.

— А ты что тут делаешь? — резко спросил он.

— Я ему приказал меня проводить, — вмешался я.

— А-а, ну ладно. — Торре показал мне карту. — Смотри, вот здесь в болоте остров. И поляна. Парни говорят: их там много и они что-то монтируют. А по земле тихо не подобраться. Найдешь в темноте?

— Они монтируют на ощупь? — улыбнулся я. — Найду.

— Давай! — Торре собирался хлопнуть меня по плечу, но заметил повязку и сдержался. — А ты проводишь его до катера и катись в убежище, — неприязненным тоном велел он Карло.

Помрачневший Карло повел меня обратно. Что это он такое натворил? Ему ж теперь пару лет не забудут, что он сидел в тылу во время боя.

А вот и Феррари. Топливо в него залили без меня, а ремонтировать будем потом, если выживем. Ребята уже внутри.

— Можно мне с вами? — В голосе Карло была такая мольба.

Я сжал зубы и отвернулся:

— Нет. У тебя другой приказ. Извини.

Я забрался в кабину (сам залез, молодец!) и запустил тесты.

— Этого парня, между прочим, отослали в убежище, и отобрали бластер, — заметил я, — тоже герой, любитель пострелять. И вас следовало оставить внизу.

— Пожалуйся Торре, — зло ответил Лео.

— Обойдешься. Сам себя грызи. Значит, так, боевая задача: здесь в джунглях поляна, а на ней они что-то такое интересное делают, надо испортить им обедню. И при этом в своих не попасть.

— Хм, температура тридцать пять и темно. Как мы их найдем? — Алекс всегда первым схватывает суть проблемы.

— Они там что-то монтируют, наверное, большое, — предположил я, поднимая Феррари в воздух, — вряд ли у них идеальное затемнение. Алекс, я перекину тебе управление ракетами, попробуй обмануть систему наведения, а то по земле никак.

— Угу. Понял.

— Не сердитесь, ребята, но вы были не правы, это же не игра.

— Ладно, убедил, — проворчал Лео.

— Гвидо, ты в порядке?

— Ага.

— Подавай иногда голос, а то как-то неуютно, вдруг с тобой что. Внимание, я переворачиваюсь, нижняя камера не работает.

— Гром тебя разрази! — заявил Алекс деловито. — Чтоб ты теперь всю жизнь взламывал только вверх ногами!

Я сориентировал карту по заметному контуру берега и начал прочесывать нужный квадрат в поисках огонька, хоть искорки. Ничего! Хорошо спрятались. Был бы у меня бесшумный двигатель… Они ж потому и о затемнении позаботились, что меня услышали. Может, все-таки ИК? Точно. Генератор у них на воздушном охлаждении, да еще и прикрыт чем-то! Нагрелся…

Я вывел ребятам на мониторы карту с засечкой:

— Вот они. Алекс, ты как, успешно?

— Испытание пудинга знаешь в чем состоит?

— Понял. Пробуем. А потом я тут покручусь, стреляйте, в чьем секторе окажется. Начали.

Первая ракета попала в землю, но не там где надо. Алекс выругался и начал что-то спешно набирать на клавиатуре.

— Постреляйте пока, — крикнул он.

Я делал крутые виражи вокруг поляны, а Гвидо стрелял, пока у него бластер не перегрелся. Что-то там загорелось. В нас тоже стреляли с земли. Почти бесполезно. Разве что камеру разобьют. Вторая наша ракета попала куда надо. Вот это взрывчик, даже нас тряхнуло! Выпустив еще две ракеты для верности и постреляв в свое удовольствие, мы отправились домой. Уже светало.

Вблизи экватора Феб выкатывает из-под горизонта почти мгновенно. Когда мы сели, было уже совсем светло. Джунгли перестали огрызаться огнем, а несколько несчастных десантников, оставшихся на пляже с ночи, сдавались на милость победителя. Другого выхода у них не было. Корабль, как это ни странно, не затонул, но видок у него был жалкий, на него нельзя было смотреть без слез: густой черный дым ел глаза. Ну и шуточки у меня… самому тошно… «Вода теплая, до берега недалеко, снаряжение можно сбросить, а защитные доспехи не тонут». — Внутренний голос начал убеждать меня в том, что ничего страшного я, в общем, не сделал. Ну-ну…

Торре встретил нас на посадочной площадке:

— Как слетали?

— Что-то там горело и взрывалось, и кто-то в нас стрелял, — доложил я.

Майор обнял нас всех по очереди:

— Молодцы, ребята! Идите поспите, а Энрика отведите в госпиталь! Слышал бы ты, парень, что сказала мне Мама Маракана!

Мы устало покивали и отправились в убежище. На нижней ступеньке лестницы нас ждала серая от волнения Лаура. Увидев нас, она облегченно вздохнула.

— Я вас жду, Лариса и Тереза помогают в госпитале, а Джессика — главная нянька и организатор тишины среди всякой мелкоты, — улыбнулась она.

Вот дьявольщина! Куда мы приволокли наших девчонок?! Раненые из бластера — это почти сплошь прожженная до костей плоть; таких раненых кладут в специальные ожоговые капсулы, на месяц, иногда больше, пока не нарастут мясо и кожа. Если сгорела рука или нога, их ампутируют, а потом выращивают новую и приживляют. Хм. Здесь должно быть немало людей с медицинской подготовкой, так что если наших девчонок задействовали, значит, раненых много.

Алекс взял инициативу на себя:

— Лаура, позаботься о Гвидо, а мы отведем Энрика в госпиталь и тоже придем.

На Гвидо горящий корабль произвел сильное впечатление, и мальчишку просто шатает.

В госпиталь ребята практически волокли меня на себе, а я читал им мораль:

— Кой черт понес вас на стены?! В белых рубашках! Да еще и мелкого с собой потащили!

— С каких пор он мелкий? — поинтересовался Алекс.

Я не стал отвечать.

— Никуда мы его не тащили, — огрызнулся Лео.

— Ну конечно! Ясно было, что он за вами увяжется!

— Энрик, заткнись, — вежливо предложил мне Алекс, — сам герой. Из госпиталя ты сбежал, так?

— Это было необходимо, — наставительно произнес я, — кто их знает, что они там монтировали? Но не парк аттракционов, это точно.

В коридоре госпиталя мы встретили Ларису.

— Что с ним?!

Как будто я сам не могу сказать!

— Что было, то и осталось, — ответил я (ребра сломаны, это мы уже проходили, но почему же мне так плохо?).

Ребята с облегчением сбросили меня на кровать, даже кроссовки сняли. Раздеваться дальше я отказался наотрез: опять утащат, ладно рубашка уже пропала, но без нее я еще могу ходить, а вот без штанов…

Не помогло: проснулся я около трех часов дня и обнаружил себя в больничной пижаме. Я зарылся поглубже под одеяло, хотя в палате было совсем не холодно. Черт побери! Лучше бы ребята помогли мне переодеться! За кого меня тут принимают, за младенца? Минут через пять под одеялом стало слишком жарко, и я выбрался на поверхность, ладно, страдать и смущаться поздно.

Еще одна кровать в палате была занята. На ней лежал человек, судя по всему, с переломами обеих ног. Как это его угораздило? Он не спал, но со мной не заговорил, не буду его тревожить: мало ли что.

Я едва успел вернуться из ванной, как дверь открылась и в палату вошла Мама Маракана, галантным кавалером, пропустившим ее вперед, оказался майор Торре. Мой сосед резко повернулся лицом к стенке.

Мама Маракана сначала подошла ко мне и провела медсканером вдоль моих многострадальных ребер.

— Больше никаких полетов, — изрекла она свой вердикт, — если будешь паинькой, то лежать придется только три дня.

— За три дня все кончится!

— Не навоевался еще?

— При чем тут «не навоевался»? Летать больше некому!

— Ну, у нас есть еще один летчик, — миролюбиво сказал Торре.

— Ага, гражданской авиации, — язвительно заметил я.

— Это правда, — вздохнул майор.

Потом он улыбнулся и подмигнул:

— Ты уже и так их хорошо потрепал. Понимаешь, что без тебя мы бы не продержались и часа?

Я кивнул:

— Тем более.

— Хочешь, чтобы я приказал твоим ребрам срастись?

Я покраснел, майор прав, веду себя, как капризный трехлетка:

— Ладно, буду паинькой.

— Вот и хорошо, — сказала Мама Маракана и подошла к моему соседу: — Как вы себя чувствуете, лейтенант?

Бессмысленный вопрос, но медики всегда его задают. Что они так определяют, для меня загадка.

— Я лейтенант Веррес, личный номер 623149-73752D. Все.

— Прекрати эту волынку, парень, — взорвался Торре, — не собираюсь я тебя допрашивать, и так больше тебя знаю! Нигде не сказано, что раненый не имеет права отвечать на вопросы врача! У нее целый госпиталь набит такими чертовыми придурками, некогда ей каждого уговаривать.

Лейтенант упрямо сжал губы.

— Не важно, — спокойно произнесла Мама Маракана, — разберусь.

Кроме сломанных ног, других серьезных повреждений у лейтенанта не оказалось, поэтому его быстро оставили в покое.

— А обедать мы будем? — спросил я как-то очень жалобно.

— Обед ты проспал. Сейчас принесут, — ответила Мама Маракана.

Почему ее так зовут?

Обед мне привезла Лариса.

— Ты будешь обедать, а я рассказывать новости, — весело предложила она.

Я кивнул.

— Я ничего не понимаю в сводках, но все наши живы, и боев в Палермо не было. Здесь по джунглям пока бродят десантники, но с утра вдоль периметра уже не стреляли.

— Корабль утоп?

— Нет, но экипаж уже сдался. — Глаза у Ларисы наполнились слезами. — Там столько обожженных!

— Это мы постарались…

Убитых наверняка тоже много, но Лариса их не видела.

— Энрик! Но ты же…

— Я и хотел, чтобы так было, — упрямо заявил я.

Девочка кивнула и опустила голову.

— Черт! — выругался я. — А какой у нас был выбор?!

«Юпитер, ты сердишься — значит, ты не прав», — напомнил внутренний голос.

— Никакого, — неуверенно шепнула Лариса, нежно провела рукой по моей щеке и торопливо вышла из палаты.

Но, кажется, она на меня не обиделась — в положении несчастного раненого страдальца есть свои преимущества.

Глава 9

Теперь лейтенант Веррес смотрел на меня с интересом. Я старательно делал вид, что мне на это наплевать: самый лучший способ разговорить такого упрямца — это убедить его в том, что не хочешь с ним разговаривать.

В палату вошла толстая немолодая медсестра с самой доброй улыбкой из всех, какие мне только приходилось видеть:

— Мальчики, пришла тетя Марта со страшными шприцами.

Интересно, зафиксированному лейтенанту она тоже предложит перевернуться? Нет, как-то обошлась так, чтобы достоинство пленного героя не пострадало. Да уж, такое лицо, наверно, делал прикованный Прометей при приближении орла.

Ко мне ненадолго пустили ребят, повидаться. Гвидо выглядел вполне здоровым, значит, действительно просто устал. Полезную военную информацию мне пересказали на ушко, чтобы враг не слышал! Лео с Алексом поняли из сводок куда больше Ларисы. Нападение оказалось тактически внезапным, и Кремоне удалось оккупировать дорогую моему сердцу Эльбу, но на этом их успехи закончились. Тяжелые воздушные бои над Палермо склоняли чашу весов на нашу сторону. Понятно, предметом особой гордости армии Кальтаниссетта являются, во-первых, медицинская служба (наверняка ведь без профа не обошлось), а во-вторых, Сеттер-77 — лучший боевой катер на Этне. Вообще-то у нашей армии есть еще один предмет гордости, самый важный, но она об этом не подозревает.

Упорного молчания первым не вынес лейтенант, ему было гораздо тоскливее:

— Так это ты летал на этом чертовом катере?

— Ага, с ребятами, которых вы только что видели.

— Но пилотировал ты? — полуутвердительно спросил лейтенант.

— Я. Есть претензии?

— Всего лишь десантный крейсер и те, кто на нем сгорел.

— Джильо — наш остров, — возразил я.

— Какая разница! Живут здесь люди при Кальтаниссетта, жили бы и при Кремоне.

— Они так не считают. Иначе вас бы встретили с распростертыми объятиями.

— Если бы не твой катер, они бы не могли сопротивляться! И обошлось бы без потерь!

— Они собирались драться еще до моего появления здесь. Не обманывайте себя. У вашей армии плохая репутация. После боя вы забываете, что женщины вне игры.

— Поэтому у вас не было проблем с Ористано? Хорошая репутация?

Я хотел сказать, что ни у кого не было бы проблем с Ористано, но прикусил язык. Это слишком важно.

— Может, и так.

Лейтенант решил сменить тему:

— Откуда у тебя такой катер?

— Отец подарил.

— Опасная игрушка для маленького мальчика.

— Зато полезная.

— Да уж, плюшевые медвежата бесполезны.

Я отвернулся к стенке, черт, он не хотел меня ударить. Он не знает.

— Эй, парень, ты чего? — встревоженно спросил лейтенант.

— Ничего.

Я убрался в ванную и запер дверь. Здесь меня никто не увидит, только не надо смотреть в зеркало.

Я — чудовище! Я убил сегодня не меньше ста человек и ничего не почувствовал, зато пожалел себя за то, что в детстве в моей постели не лежал плюшевый мишка.


* * *

Когда я вернулся на свое место, лейтенант вздохнул с облегчением и поинтересовался:

— Первый бой?

— Нет, — я покачал головой, — даже не второй.

— Хм.

В это время в палату пришел Торре, и нужен ему был не я.

— Прошу прощения, лейтенант Веррес, я обещал вас не допрашивать, но боюсь, у меня нет другого выхода.

— Тогда несите сюда пентатол, — твердо ответил лейтенант.

— Я не идиот и не зверь. Вы его сейчас не выдержите.

Лейтенант только пожал плечами.

— Сегодня ночью, — продолжил Торре, — этот мальчик не только сжег ваш крейсер, но и разбомбил то, что вы монтировали на поляне, да так, что мои ребята уже несколько часов не могут понять по оплавленным остаткам, что это такое было. А командир вашей роты, которая до сих пор бродит по джунглям, — настоящий псих! Он приказал приколоть своих раненых, — наверное, чтобы не тащить их с собой. Я хочу знать секретный пароль приказа сдаться. У меня есть еще один пленный офицер-десантник, но он лежит в ожоговой капсуле, не хотелось бы его тревожить.

— Вы его не тронете!

— Не трону, — согласился Торре, — и во что это мне обойдется? Точнее, сколько еще людей погибнет, кстати, в основном — ваших однополчан, прежде чем кто-нибудь из моих рейнджеров подстрелит этого придурка?

Лейтенант молчал.

— Думайте, — сказал Торре и ушел.

Я буду круглый идиот, если скажу сейчас хоть слово. Я отвернулся к стенке и постарался заснуть. Какой уж тут сон! Убили своих! Как я себя чувствовал, когда считал, что я только лабораторная крыса и меня могут прикончить по каким-то «разумным» соображениям! Крепкая у меня голова, раз я не сошел с ума. Но я был дурак. Проф не мог этого сделать никогда. Просто не мог.

А этот их капитан, наверное, смог. И никто ему не помешал! Может быть, даже офицер сделал это не сам. Я помотал головой: если я выбрал себе сторону, то сторона должна по-крайней мере согласиться с тем, что она моя. А эти несчастные выбрали сторону, которая им ничего не обещала? Вы — мои, но я — не ваша! Как это может быть? И почему лейтенант Веррес остается на этой стороне? Он же не горыныч, это они могут в голодное время есть своих же детенышей. Нет, лейтенант как раз в курсе, что такое честь, не дурак, не злодей и не трус. Вот именно, если он сейчас сменит сторону, как это будет выглядеть? Спасает свою шкуру, э-э, ему и так ничего не грозит — пленный, никто пальцем не тронет. Это мне майор Торре надает отеческой дланью, если я, допустим, удеру из госпиталя, а если Веррес каким-нибудь невероятным образом сбежит и будет пойман, его просто вежливо водворят назад. А когда война кончится, — обменяют или, если у Кремоны не окажется наших пленных, вернут за выкуп. Обычная практика. Или он молчит, потому что иначе его как-нибудь накажут, когда он вернется к своим? Как там в нашем уставе? «Пленный солдат или офицер имеет право сообщить противнику известные ему сведения, если это способствует сохранению его жизни или жизни других людей» [73]. Это как раз такой случай! Ясно же, что эта рота (все-таки у них был батальон на корабле!) обречена. Без связи, без тяжелого вооружения, в болоте, битком набитом ядовитыми растениями, хищными ящерами и вражескими рейнджерами, которым это болото известно как своя ладонь. Атаковать периметр они тоже не могут: у майора Торре есть кое-какая артиллерия, есть укрепления, и людей не меньше. Я, во всяком случае, не смог придумать за них ни одного разумного плана, а этот капитан тем более не придумает: человек, который решает свои проблемы таким образом, просто не может быть умнее меня.

Сколько я так лежу? Не меньше двух часов. За это время лейтенант ни разу не пошевелился: тоже думает. Ну соображай же быстрее! Я обернулся. Лейтенант хранил на лице бесстрастное выражение. Значит, очень мучается, иначе зачем?..

Глава 10

Утром майор Торре пришел опять, на этот раз лейтенант его не интересовал, он порывисто, но осторожно прижал меня к груди.

— Знаешь, что они там монтировали? «Лунный пейзаж»! — прошептал он.

О, Мадонна! Запрещенная всеми конвенциями реактивная ракетная установка, бьет по площадям, поэтому против армии практически не используется, только против городов и поселков. Вполне могла бы пробить свод убежища, в котором мы сейчас находимся. Понятно, только такому офицеру и можно было поручить эту установку. Но это значит, что пароля сдачи просто нет. Для этой роты. Если им не удалось уничтожить нас, значит, во имя сохранения тайны, должны быть уничтожены они.

— Вы думаете, что пароля нет? — тихо спросил я у Торре.

Майор кивнул:

— Его нет. Парень зря мучается: пароль, который знает он, не подходит.

Торре обернулся к лейтенанту:

— Лейтенант Веррес, я снимаю свой вопрос.

Тот только кивнул.

— У меня к тебе вот какая просьба, Энрик, — начал Торре неуверенно, — не мог бы ты написать генералу такое письмо, чтобы он понял про «Лунный пейзаж», а если письмо прочитает кто-нибудь другой, то нет.

Я кивнул:

— Постараюсь.

— Нет уж, сделай. От этого знаешь что зависит?

— Ага, догадываюсь.

— Сейчас тебе ноутбук принесут. Действуй.

Совсем не такая простая задача, как кажется на первый взгляд… Ну ладно… Допустим, какой-нибудь психованный хакер вроде меня залезает в почтовый ящик профа и обнаруживает там письмо от блудного сыночка, из-за войны застрявшего на Джильо. Сыночку тринадцать лет, поэтому никакой лирики: жив, здоров, пишу, раз уж обещал. Ни Луна, ни пейзаж не должны даже упоминаться. Никаких загадочных фраз, вообще ничего такого, что могло бы вызвать хоть какие-нибудь подозрения, иначе весь остров сожгут любой ценой: если уж они своих ножами режут…

Луна, Луна… Цинтия! Когда я изучаю историю, меня сильнее всего занимают война и история науки. Профа, наверное, тоже. К тому же если он не помнит этого имени, куда он полезет выяснять? Вот-вот, именно. «Мать любви подражает фигурам Цинтии» — зашифрованное сообщение Галилея об открытии им фаз Венеры [74]. Проф догадается. Через полчаса я состряпал такой текст: «Профессор, я отнюдь не умираю от тоски в этом месте, и мне очень нравятся здешние виды. Я буду рад вернуться домой только после того, как Ваша подружка, а моя тетя Цинтия залечит пятно, выступившее у нее на щеке. А то у нее вечно плохое настроение, а расплачиваться за него приходится мне. Не слишком почтительный, Энрик».Ехидное письмо мальчишки, до которого сейчас не добраться и который догадывается, что когда он вернется домой живой и здоровый, отец будет слишком счастлив, чтобы всыпать ему за дерзость. Если у профа и есть сейчас любовница и если даже ее (невероятное совпадение) зовут Цинтия, то мне об этом ничего не известно, и проф это знает. И, уж конечно, я не мог раскрашивать эту несуществующую даму несмываемой краской. Но быстрой проверке все это не поддается. Я несколько раз перечитал письмо: да, больше всего это похоже на намек на чисто детскую шалость и обиду на слишком резкую реакцию на нее. Рыдать и напрашиваться «пожалейте меня» позволено только девчонкам. Годится.

Торре пришел еще через полчаса, пороть горячку и требовать его к себе я не стал: чем меньше народу догадывается о том, что произошло что-то из ряда вон выходящее, тем лучше. Майор посмотрел на меня вопросительно, я слегка кивнул.

Торре забрал у меня ноутбук:

— Ну что, маршал авиации, пошли разберемся с ремонтом ВВС? Я тебя отнесу.

— Может, лучше в кресле-каталке? — ухмыльнулся я (караул! Я не думал, что он воспримет это всерьез!).

— Хочешь дышать двумя легкими — не прыгай! Так я, во всяком случае, понял Маму Маракана.

— А почему она Мама Маракана?

— Это очень смешно. Расскажу, когда поправишься.

Торре привез меня в свой кабинет.

— Ну?!

— Лучше будет, если это прочитаете не вы, а кто-нибудь, кто не знает про ваше поручение.

— Логично.

Он связался с кем-то по интеркому:

— Фредо, зайди ко мне.

Через минуту в кабинет зашел один из офицеров Торре. Я его видел, но мы не знакомились: некогда.

— Фредо, прочитай и скажи, что ты об этом думаешь.

Мое письмо было прочитано по крайней мере четырежды. Фредо нахмурился:

— С ума сошел на старости лет? Мне что, делать нечего?

— Отлично, — обрадовался майор, — я тоже ничего не понял. При чем тут твои проблемы с твоей потенциальной мачехой? Я так понимаю?

— Нет у меня никакой потенциальной мачехи, — объяснил я, — на одном из древних языков Земли Цинтия — это Луна. А Луна с Земли выглядит похожей на человеческое лицо с огромным пятном на щеке. И генерал это знает, а если он забыл, кто такая Цинтия, то знает, куда посмотреть.

— Да, похоже, что это сработает. Отправляй. И молитесь, чтобы нас тут не поджарили.

— Как вообще дела с войной? — поинтересовался я.

— Над Палермо больше не дерутся, там в нашу пользу. Но Эльбу пока назад не отобрали, непонятно, что там будет, — ответил Торре.

— А как наши дела в джунглях? — спросил я.

— Не беспокойся, теперь мы справимся. Но черт бы его побрал, он прикалывает всех своих раненых и даже отравившихся, словно я собираюсь их пытать!

— Может, он так думает? — предположил я.

— С какой стати? — Даже само предположение задевало офицерскую честь Торре.

— Во что только не верят люди, если долдонить им об этом достаточно долго!

— Хм. Подумаем, что с этим можно сделать.

Торре отвез меня обратно в палату.

— Майор Торре, — обратился к нему Веррес, — скажите, почему вы сняли свой вопрос?

— Потому что тот пароль, который знаете вы, не совпадает с тем, что есть у той роты. — Майор не стал мучить пленного лейтенанта подробностями.

— В армии Кремоны ни у кого нет паролей сдачи, — криво ухмыльнулся лейтенант.

— Чего? — нестройно воскликнули Торре и я вместе.

— Нельзя сдаваться, это преступление!

— Какое счастье, что мы только полгода были союзниками, — с чувством сказал Торре.

— Лучше бы вообще не были, — подхватил я, — это какое-то безумие. Кажется, заразное. Все равно же сдаются.

Я почему-то думал, что такие порядки были только в далеком прошлом.

— Я не сдался! — запальчиво воскликнул лейтенант. — Я был без сознания.

— А хотя бы и в сознании, — заметил Торре. — Вы собирались убежать в лес на сломанных ногах?

— Я бы застрелился!

— Зачем? — спросил я спокойно. Точнее, я сделал вид, что спокоен, но, кажется, удачно.

Ответить было нечего, поэтому лейтенант отвернулся к стенке. Его сразу же оставили в покое.

Мама Маракана смилостивилась и пустила ко мне сразу всех друзей вместе, правда ненадолго. Основной поток раненых схлынул, поэтому Лариса не выглядела такой усталой, ночью она, наверно, поспала. Самым мрачным выглядел Гвидо. Я вопросительно посмотрел на Алекса: может, у Гвидо кто-нибудь погиб там, в Палермо? Алекс незаметно покачал головой и хмыкнул.

— Гвидо, что с тобой? — поинтересовался я. — Тебя не пустили в джунгли пострелять?

— Хуже, — буркнул Гвидо, но уточнять не стал.

— Понимаешь… — Лео пустился в объяснения, — очень приятно быть героем обороны Джильо-Кастелло. Часа два. А потом это здорово достает. К тому же Торре вчера загнал в убежище всех, кому нет шестнадцати. И все тут умирают от тоски и досады на свой год рождения. Я раз двадцать рассказывал про воздушный бой, а потом стал посылать всех подальше.

— А ты не можешь послать всех подальше? — спросил я у Гвидо.

— Угу, — тяжело вздохнул тот.

— Понятно. Попроси защиты у Мамы Маракана. В госпитале тишина и покой.

— И вдвое больше раненых, чем он может принять, — заметила Лариса.

— Все так плохо?

— Именно.

— А почему тут никто больше не лежит? — Я показал на две пустые кровати.

— Потому что все остальные с ожогами. — Лариса спрятала лицо у меня на плече.

Ребята деликатно удалились. Бедный лейтенант, он не может повернуться на бок лицом к стенке, у него от всех отворачиваний уже, наверное, шея болит.

Я осторожно гладил девочку по спине и сцеловывал слезы с ее щек. Что я мог ей сказать? Все эти жестокие игры не для нее. «А ты ими наслаждаешься! — сказал обвиняющий внутренний голос. — Хочешь посмотреть на результат?» — «Нет, не хочу, но придется», — ответил я.

Глава 11

Лейтенант молчал весь день, а за ужином разбил стакан. М-мм, что это с ним? Сломанные ноги — еще не повод терять годами вбитую координацию движений. Ему лет двадцать пять, не меньше. Значит, кемпо он занимается уже два десятилетия [75], и хорошо занимается, иначе не мог бы стать офицером-десантником. И почему ему это так понравилось?

Вечером медсестра сделала нам еще по одному уколу, пожелала спокойной ночи и выключила свет. Я долго не мог заснуть: целый день лежишь, откуда взяться усталости? И что это капает? О, черт! Я нажал кнопку звонка и не отпускал ее, пока в палату не вбежала Мама Маракана.

— Что?!

— Лейтенант! Посмотрите на него.

С координацией движений у него все в порядке, а вот с желанием жить… Я вовремя поднял тревогу, он потерял еще не слишком много крови.

Утром лейтенанта привезли обратно, со швами на запястьях, после переливания крови, ослабевшего, но живого. Разговаривать со мной он не хотел.

Мама Маракана осмотрела меня и недовольно покачала головой:

— Извини, малыш, но придется полежать еще несколько дней, тебе не повезло.

— Да что со мной такое?

— Когда вы второй раз летали, вас не встряхнуло?

— Ну встряхнуло, там такой взрыв был!

— Перелом со смещением. Позавчера, пока ты спал, мы там все починили, но если ты будешь прыгать — пробьет легкое, придется делать репозицию.

— Ладно, — проворчал я, — а война кончилась?

— Нет, наши сейчас дерутся за Эльбу, а здесь все еще не кончилось в джунглях.

— Понятно, — кивнул я.

Ничего мне не понятно. Надо не драться за Эльбу, как бы дорога она мне ни была, а врезать Кремоне в Палермо или в каком-нибудь другом жизненно важном для них месте, и как следует, тогда они и с Эльбы уйдут и рады будут, что ноги унесли. Это называется «Стратегия непрямых действий», превосходные образчики которой демонстрировал синьор Мигель прошлым летом, да и весной тоже. На Ористано ни одного выстрела не прозвучало, когда остров переходил из рук в руки.

Сразу после завтрака (лейтенанта кормили с ложечки и почти насильно) в нашу палату зашел майор Торре. Ну и видок у него; сомневаюсь, что он спал хотя бы час с тех пор, как война началась. Пожав мне руку и вымученно улыбнувшись, он обратился к лейтенанту:

— Лейтенант Веррес, я думаю, что вы ведете себя недостойно.

— Думайте что хотите.

— Послушай, сынок, я убил своего первого врага, когда твои родители еще не познакомились, и я знаю, о чем говорю: ты выбрал самый трусливый выход.

Лейтенант отвернулся.

— Не хотите разговаривать? Тогда так: я прикажу привязать вам руки и кормить внутривенно, если вы не пообещаете мне не пытаться больше покончить с собой.

— Хм, а что помешает мне обещать и поступить по-своему, раз уж я решил умереть?

— Я рискну.

— Вы поверите моему слову?!

— Поверю, — твердо заявил Торре.

— Ладно, я обещаю не стараться умереть каким-либо образом, пока нахожусь в госпитале вверенной вам воинской части.

— Хорошо, меня это устраивает. Будем надеяться, что ты поумнеешь прежде, чем срастутся твои переломы, парень.

Майор ушел, у него по-прежнему дел невпроворот. А я тут валяюсь, как последний бездельник! У-у, и главное, обещал валяться.

Лейтенант молчал не меньше часа, прежде чем решился заговорить со мной:

— Скажи, Энрик… Тебя ведь так зовут?..

Я кивнул.

— У вас все офицеры такие, ну… как Торре? — Лейтенант смутился, понимая, как глупо звучит его вопрос.

Но я его, кажется, правильно понял:

— Ну-у, я со всеми не знаком, но те, кого я знаю, пожалуй, не хуже. Я имею в виду не умение воевать. Хотя, по-моему, это взаимосвязано.

— Что взаимосвязано? — заинтересованно спросил лейтенант.

— Умение воевать и способность увидеть человека в прицеле своего бластера. Не мишень. Иначе станешь зверем, а они, кроме всего прочего, глупее людей.

— Это самая главная военная тайна корпорации Кальтаниссетта? Зачем ты тогда ее выдаешь? — насмешливо поинтересовался лейтенант.

— Вряд ли эта. К тому же для вас она совершенно бесполезна: ну прибежите вы с ней к вашему главкому, и что? Он вам просто не поверит, решит, что вы в плену двинулись умом, и предложит выйти в отставку.

— Он не предложит мне выйти в отставку, а прикажет меня расстрелять, неважно, скажу я ему что-нибудь или нет, — напряженным голосом проговорил лейтенант.

— Как это?

— Я — офицер, сдавшийся в плен.

— Ну и что? Это же не преступление!

— Это измена.

— И зачем тогда все договоры и конвенции о правах пленных? И никому не рекомендуется их нарушать, а то ведь скопом навалятся и раздавят. Все хотят иметь какие-то гарантии, что война ведется в определенных рамках.

— А кто сказал, что Кремона нарушает эти конвенции? Ваши пленные вернутся домой живые и относительно здоровые.

— Ваши тоже!

— А дальше?

— Что дальше? Цветы, объятия, поцелуи, вернулся живой, и слава Мадонне.

— Меня расстреляют, я уже сказал.

— Я понял. То есть я ничего не понял. Когда прошлым летом наши поглотили Алькамо, я точно знаю, что парням из их террористических отрядов сильно не повезло, они там устраивали взрывы на заводах, еще какие-то дела. Так они еще долго будут добывать селениты, а солдаты-то что? С них какой спрос? Какого-то полковника, помнится, судили за стрельбу из орудий по Фоссано, он тоже сейчас селениты добывает. Ну это понятно. Как говорит мой отец, «женщины вне игры», в них стрелять нельзя.

— Отец, который дарит сыночку до зубов вооруженный катер?

— Разве одно противоречит другому?

— Разве можно давать детям оружие?

— Это вашему чертовому психу-капитану, который бродит сейчас по джунглям и режет своих собственных солдат, нельзя давать в руки оружие! — заорал я вдруг.

Лейтенант побелел.

— Прошу прощения, — произнес я спокойнее, — обычно я так не взрываюсь.

— Он не псих, — возразил Веррес, — у него такой приказ.

— То есть ваше начальство заранее знало, что вы обречены?

— Нет, так сказано в уставе десантных войск: в случае невозможности унести с собой раненых…

— О Мадонна! И вы… тоже так?..

— Нет, пока не приходилось, и теперь не придется.

— Тогда я знаю, как можно победить Кремону почти без единого выстрела: надо по радио открытым текстом обещать, что тот, кто сдастся в плен, не будет возвращен обратно.

— Думаешь, только ты такой умный? Не сработает. У каждого есть семья, — с тоской в голосе произнес лейтенант.

Я открыл рот, а потом с шумом его захлопнул. У меня появился еще один враг. Кроме Каникатти.


* * *

Обед нам привезла Лариса, с ложечки она, правда, кормила Верреса, черт бы его побрал с его суицидальными наклонностями, теперь он ложку в руке удержать не может. Потом мы немного пошептались, а когда Лариса собралась уходить, я попросил ее прислать ко мне Алекса и Лео.

— Опять собрался воевать? — улыбнулась Лариса.

— Это война умов, — пояснил я, — тебе понравится, никаких жертв.

Судя по всему, Алекс и Лео прибежали сразу же, как только Лариса сообщила им о моей просьбе.

— Ничем вас не заняли, — приветствовал я своих друзей.

— Да уж, по части загрузить чем-нибудь свою армию, чтобы не скучала, Торре значительно тебе уступает.

— Это комплимент?

— Сегодня я думаю, что да.

— Понятно. Помните, чем мы занимались летом?

— Склероза пока нет, — заметил Лео.

— Ноутбук достать сумеете?

— Вряд ли, тут не очень много компов, Торре нам не выделит. Хотя… Можно слазать наверх и утащить из школы, — ответил Алекс.

— Э-э, а это не опасно? — спросил я.

— Смотрите, какой он стал осторожный! Сам бы мог слазать, не спрашивал бы. Но тебе надо лежать, нам это еще раз сегодня объяснили. Так что не рыпайся.

— Не буду, я обещал Маме Маракана.

— Ладно, не беспокойся, в худшем случае нас поймают на краже со взломом.

— И что?

— Да ничего, — Лео слегка шлепнул себя по ляжке, — и то не факт, может, обойдется.

— М-мм, герои растут на моем пути, как грибы после дождя! Нельзя как-нибудь обойтись без..?

— Кончай молоть воду в мясорубке! Зачем ты нас позвал?

— Алекс, я не хочу вас подставлять. Нельзя просто попросить комп из школы?

— Э-э, наверно, можно, просто я не догадался. И Лео тоже.

— Вот! Замечательно. Итак, вы просите комп, садитесь за него…

— А подробнее, кто справа, кто слева?

— Ладно, прошу прощения. Надо сделать сравнительный анализ воинских уставов корпораций Кальтаниссетта, Каникатти, Кремона, Джела, Вальгуарнеро и Трапани. Те разделы, в которых идет речь о правах и обязанностях, особенно во всяких безвыходных положениях. Поинтересоваться, как и когда они изменялись, скажем, за последние сто лет и почему. Попутно прочитайте внимательно устав Кремоны и выделите те места, которые покажутся вам странными.

— Что такое «странное место»?

— Я не хочу сейчас никак влиять на ваши выводы. Сам увидишь.

— Хорошо, а потом?

— Потом лучше если каждый отдельно составит список вопросов, на которые надо ответить. Я в том числе, разумеется.

— Давно это я не взламывал сайты родной корпорации, — проговорил Алекс, потягиваясь, — даже самому противно, до чего паинька.

— Паинькой и останешься. Отмазываться опять будем у синьора Мигеля, — обещал я.

— Хм, на этот раз тебе точно ничего не поручали, у тебя свое шило в заднице, — заметил Лео.

— Угу, и на нем чертовски больно лежать.

— Отдай его мне, оно мне нравится, — ухмыльнулся Лео.

— Обойдешься, свое заведи.

Алекс и Лео убежали заниматься делом. Везет же людям! Впрочем, с лейтенантом не соскучишься. Чего только не узнаешь об окружающем мире, если, конечно, умеешь слушать. А он услышал часть нашей с ребятами беседы. И рвется задать какие-то вопросы, но пока не решается.

Вскоре в палату опять заглянул Торре с ноутбуком: пора бы профу откликнуться на мое письмо.

— Энрик, зачем твоим разбойникам комп?

— Это я просил достать и кое-что сделать. Это важно и не вредно для обороны Кастелло.

— Ну ладно, будет им комп, — согласился Торре, — держи, почту скачай.

— Угу. — Я посмотрел на измученное лицо майора. — Кстати, у этих разбойников голова варит, раз уж я не могу сделать ничего полезного… А Алекс — один из двух лучших хакеров, каких я знаю.

— А второй кто?

— Второй — я.

— Понятно. Ты это к тому, что их можно использовать более эффективно?

— Конечно. Чтобы не скучали, — ухмыльнулся я.

— Трогательная забота. Я понял.

От профа пришло такое письмо: «Энрик! Не беспокойся, Цинтия никогда не станет твоей мачехой. Так что можешь спокойно возвращаться. Р.Г.».Я показал его Торре. Мы посмотрели друг другу в глаза и синхронно кивнули: все в порядке.

Глава 12

— Сколько тебе лет?

— Тринадцать, скоро четырнадцать.

— У вас что, все такие, как ты?

— Вряд ли. Все — разные.

— Не притворяйся, ты отлично меня понял. Откуда ты такой взялся?

— Сам не знаю.

— Как это так?

— Если бы вас оставили в роддоме в день вашего рождения, а потом сдали в приют, вы бы тоже не знали, откуда вы взялись! — взорвался я.

— Прости, я не знал. Ты говорил, у тебя есть отец.

Долгое молчание.

— Мне было девять лет, когда он меня усыновил.

— Он какая-то важная птица в вашем клане?

— Генерал Галларате.

— Я слышал твой разговор с приятелями, прошу прощения, но если ты этого не хотел, вам следовало говорить потише.

— Это не тайна, — ухмыльнулся я.

— Но я так понял, что вы не любопытства ради это затеяли и что вы что-то подобное уже делали.

— Точно.

— Интереснее, чем играть в стрелялки?

— Конечно. Стрельбы нам в реальности хватило, вы же видели.

— И даже ощущал. И что, синьор Мигель Кальтаниссетта этим заинтересуется?

— Не знаю. Может быть, он тоже не читал ваш устав. Иначе не стал бы заключать союзный договор.

— Чем тебе не нравится наш устав?!

Сдержаться лейтенанту было тяжело, но он старался.

— Он вам и самому не нравится, по крайней мере последние два дня. А чем он не нравится мне, я вам скажу после того, как прочитаю.

— А чем он мешает при заключении договоров о союзе?

Еще один раунд борьбы с самим собой — мальчишка покусился на великие незыблемые ценности! Но лейтенант был достаточно умен, чтобы знать, что криком ничего не докажешь. Придется ему искать аргументы и убеждать меня в своей правоте. Ну пусть попробует. Кремонских детей, наверно, легко убедить в чем угодно. Со мной так не получится.

— Ну тот, кто обманывает и подставляет своих, наверняка не станет держать слово, данное чужому. Я недавно стал считать Кальтаниссетта своими, раньше все время что-то мешало, но когда меня похитили, точно знал, что меня будут искать и вытаскивать. Хотя фактически я им никто.

— Хм, ты не такое уж плохое вложение капитала.

— Может быть, но я думаю, любого бы искали. Просто для того, чтобы впредь не повторялось или чтобы повторялось пореже. А с вашими, получается, можно делать все, что угодно, их никто не защитит.

— М-м, мне это никогда не приходило в голову. Я всегда думал, что сдаться — значит потерять честь, а тогда и жить как-то незачем.

— Вы не сами так думали, вас в этом долго убеждали. Причем убеждали со своими довольно грязными целями, и делали это люди, которые произносят слово «честь» с мерзкой ухмылочкой.

— И какие же это грязные цели?

— Ну это очень просто: убедить людей, которые вам ничего не должны, в том, что они ваши вечные неоплатные должники. И заставить их действовать соответствующим образом.

— Хорошо, я тебя понял. Извини, мне надо подумать.

— Угу, только не вздумайте нарушать слово, которое вы дали Торре, а то я в вас разочаруюсь.

— Какая разница, когда я умру? Сейчас или через пару месяцев после обмена пленных?

— Э-э, что у вас всех-всех расстреляют?

— Офицеров — да. Солдат — нет. У вас селенитовые шахты, у нас — терраформирование на Южном континенте.

— Понятно. Терраформировать тоже можно по-разному. — Я привстал. — Лейтенант Веррес, я даю вам свое слово, что приложу все усилия для того, чтобы вас не вернули клану Кремона, если вы сами этого не захотите!

— Что ты можешь сделать? — грустно улыбнулся лейтенант.

— Вы имели возможность убедиться, что не так уж мало, — парировал я, валясь обратно в постель.

О, черт, мне действительно надо лежать!

Лейтенант с тревогой посмотрел на меня:

— Ты как?

— Ничего. В самом крайнем случае мне вырастят новое легкое и пересадят.

— Не набивайся на это.

— Не буду.

После такой тяжелой работы: встать, дать слово чести и повалиться назад — надо как следует поспать. Так что оставить в покое лейтенанта было несложно.

Проснулся я потому, что со мной что-то такое медицинское делали. Пришлось дышать какой-то гадостью, да еще и Мама Маракана выругала:

— Сказано тебе: не вставай!

Потом пришел очень сердитый Торре:

— Теперь ты рвешься на тот свет! Ты, между прочим, не пленный. Выдеру!

— Хорошо быть пленным, — прохрипел я, — я не думал, что это так серьезно.

— Не пугайте ребенка, майор Торре! — решительно встала на мою защиту Мама Маракана. Ее глаза метали такие молнии!..

— Его напугаешь, — проворчал майор, отступая на заранее подготовленные позиции, — придется позвать вашего сыночка.

— Позовите, — прошептал я, помогая ему углубить окопы до полного профиля, — еще зимой хотел посмотреть, так не дали.

Теперь я знаю, кто самый главный человек в Джильо-Кастелло.

Меня отвезли обратно в палату.

— Это вы подняли тревогу, чтобы я не загнулся? — спросил я лейтенанта все тем же хриплым шепотом.

— Ну да.

— Спасибо.

— Брось, кто иначе спасет мою шкуру?

— Хм.

Умирать он больше не хочет. Это хорошо, но теперь я обязан его спасти, иначе я стану предателем, как эти чертовы кремонские генералы. Плохо только, что я лежу пластом и голосок у меня… Возможности нулевые.

Хорошо, что Алекс с Лео не утерпели и пришли сообщить мне, какой я идиот! Выслушав все, что мне причиталось, я показал, что совсем не могу говорить, и сделал движение, как будто пишу. Мне сразу же подсунули блокнот и ручку. Я начал писать: «Заткнитесь и читайте молча! Кремона расстреливает всех офицеров, вернувшихся из плена. Я обещал лейтенанту Верресу, что его не отдадут. Попросите от меня Торре, чтобы его не включали в список пленных, а если он откажется, взломайте, черт вас побери, список и уберите его оттуда! Попробуйте спасти остальных. Через профессора или синьора Мигеля!»

— Понятно, — нахмурил брови Лео, переглянувшись с Алексом, — не волнуйся.

— Лежи, разрази тебя гром! — велел Алекс. — Утром придем и расскажем, что у нас получилось.

Поздно вечером пришла Лариса, решила всю ночь бдеть у моей постели. Протестовать не было сил.


* * *

Как мне надоело это замкнутое пространство госпиталя, спрятанного на нижнем этаже огромного подземного бункера, в котором может прожить некоторое время все население Кастелло.

Утром пришла добрая тетя Марта со своими страшными шприцами и обрадовала нас, что мир заключен, бегающую по джунглям роту частью перебили, частью переловили, так что уже можно выбираться на поверхность. Нашла кого радовать, лейтенант помрачнел, а я забеспокоился: успели ли ребята сделать то, о чем я их просил?

Раненых, впрочем, вытащат на поверхность в последнюю очередь: естественно, случись что, нас будет сложно быстро затолкать обратно.

После завтрака ко мне со скандалом прорвались Алекс и Лео. Пока Лео держал дверь — с той стороны в нее стучалась Мама Маракана, Алекс протянул мне блокнот с записью: «Торре не возражает, остальные глухо, нет связи».Я кивнул. Лео отскочил от двери и еле успел поймать Маму Маракана, едва не упавшую на пол нашей палаты. Она быстро обрела свое медицинское достоинство.

— Брысь отсюда! — повелела она ледяным тоном.

Лейтенант откровенно веселился, я тоже. Ребята изобразили на лицах самое виноватое выражение и испарились. Зря я веселюсь, рассердившаяся Мама Маракана может не пустить их ко мне еще раз. И что мы тогда будем делать? То есть они-то как-нибудь переживут, а я?

— Стараешься помалкивать? — спросила Мама Маракана.

Я кивнул.

— Правильно. Рефлексы у тебя здоровые, а вот мозгов совсем нет.

Я помотал головой: наоборот.

Когда Мама Маракана ушла, я прохрипел:

— Вас не будет в списках пленных. Так что все получилось просто.

— А все остальные? Это же не решение проблемы.

Я кивнул, сказать что-нибудь еще я не мог.

Кажется, Мама Маракана решила мне отомстить, потому что количество всяких процедур перешло все разумные пределы, как в анекдоте: «…А во время операции можно будет полежать?» Вечером я уже мог вздохнуть, не опасаясь, что сейчас накатится боль и придется сжимать зубы. И голос появился.

Убежище практически опустело, «мирные» жители возвращались к своим домам и повседневным делам. Знаю я, какие у них повседневные дела — охота на всяких ящеров, чтобы не топтали фермерские бананы и ананасы.

Остались только раненые в капсулах, они в анабиозе, им все равно где лежать, и мы с Верресом, я был признан нетранспортабельным, а лейтенанта решили не показывать другим пленным. Нет его, сгорел, ищите среди пепла.

Глава 13

После отбоя по госпиталю, касавшегося теперь только нас с Верресом, в палату просочились два разбойника. Они же — хулиганы, герои обороны Джильо-Кастелло и прочая, и прочая…

— Гвидо караулит в коридоре, — пояснил Лео, — а это Лариса позаботилась. — При свете фонарика он показал мне большущий полиэтиленовый мешок, как оказалось, со всякими фруктами. Смерть от авитаминоза в эту ночь нам точно не грозит. Алекс, кажется, задался целью продемонстрировать лейтенанту Верресу настоящее кальтаниссеттовское гостеприимство, загнанный в угол и не имея возможности бежать, лейтенант сдался на милость победителя. Не станет же он вскрывать себе вены, чтобы не есть виноград.

— Алекс, — прошептал я, — мне лучше говорить поменьше.

— Угу, все понятно. Итак, синьоры, первое собрание заговорщиков объявляется открытым. Уставы и всякие инструкции, имеющие отношение к нашему делу, мы нашли, скачали, прочитали и сравнили. Выводы: во-первых, правила у Джела, Вальгуарнеро и Кальтаниссетта в части прав и обязанностей военнослужащих различаются мало. Ну, например, Джела платит большую пенсию за боевые ранения, а Кальтаниссетта гарантирует лучшее лечение. Льготы семьям погибших различаются, но в целом баш на баш. Законы Вальгуарнеро в этой части представляют собой компиляцию с нас и Джела, некоторые части списаны дословно, причем часто компилятор не потрудился выбрать какой-то один вариант. Не знаю, как они с этим разбираются.

— Не наши проблемы, — заметил я, — дальше.

— Угу, устав Трапани написан лет триста назад и с тех пор не изменялся.

— Алекс, это все не то. Нас интересует регламентация поведения в бою, в безвыходных положениях, права пленных, а сколько кому потом платят, это не наша забота.

— Э-э, ну ладно. Пропустим. Опять же уставы льва, ястреба и журавля [76]довольно похожи. Офицер отвечает за жизнь своих солдат, в безвыходных ситуациях можно сдаваться в плен. Хм, если бы мне позавчера сказали, что где-то нельзя, я бы не поверил. Кроме того, в определенных обстоятельствах офицер обязан сдать свою часть во избежание бессмысленных потерь. Более или менее соответствует духу конвенций о правах пленных.

— Что значит более или менее?

— Ну наши, например, расстреливают перебежчиков, если поймают, а Джела относится к ним спокойнее, зато они строже спрашивают за неуничтоженные документы, у них за это можно загреметь лет на десять. Журавль делает и то и другое. Устав льва требует выносить своих раненых любой ценой, а наш толькооказать им медпомощь, а унести по возможности. Имеется в виду, что их потом обменяют.

— Это ты так думаешь или так написано?

— Так написано.

— Ясно.

— Устав Трапани трепетно относится к жизни офицеров и ни во что не ставит жизнь солдат. Но в плен там сдаваться можно; правда, что тебя выкупят, не гарантируется. Но это уже не важно, их уж нет.

— А теперь начинается самое интересное, я тебя правильно понял?

— Правильно. Уставы Кремоны и Каникатти, оба, во-первых, содержат пункт о всеобщей воинской повинности…

— Ну это понятно, кто же иначе пойдет служить, с такими-то правилами игры? — догадался я.

— А во-вторых, запрещают сдаваться в плен. Но устав Каникатти помягче. Если ты ранен, тебя бросили свои, то, во-первых, тебя вернут, а во-вторых, не будут судить. Здоровый солдат не имеет права сдаваться в плен. А Кремона — это вообще что-то!

— Я уже понял, а лейтенант знает наизусть. А то, что десантники должны добивать собственных раненых, вы выяснили?

— Выяснили, — почти прошептал Алекс севшим голосом. Желание подурачиться, с которым он «открывал заседание», испарилось полностью.

— Берегись, Кремона, у тебя появился смертельный враг! — торжественно произнес как всегда скептически настроенный Лео.

— Я надеялся, что у нее появилось трое врагов, — мягко заметил я.

— Угу, — смутился Лео, — ты меня убедил еще тогда, на Ористано.

— Что мы будем делать, Энрик?

— Торопыга! — сказал я.

— На себя посмотри! — огрызнулся Алекс.

— Идея такая, я ее не сам придумал, а прочитал у У-цзы, у него тоже «Трактат о военном искусстве». Дословно я не помню, но суть дела была такая: его наняли командовать армией государства, у которого было семь соседей и все — враги. Так он объяснил своему нанимателю, как он собирается справиться со всеми этими врагами. Он говорил, например, «они хорошие воины, но каждый из них сражается сам за себя», у каждой армии была какая-то слабость, пользуясь которой он мог ее победить, и он это сделал.

— Понятно. Нам придется сделать ту же работу, что и с Каникатти.

— Угу. И даже больше, считай, что тот раз была тренировка. И если вы достанете мне ноутбук, будет здорово. Мы же не на Ористано, диком острове.

— Мораль! — произнес Алекс торжественно. — Всегда вози с собой!

— Я это уже понял, дней пять назад.

Я собирался уже изложить план будущей операции, как в палату тихо проскользнул Торре. Включился свет.

— Та-ак, — угрожающим тоном сказал майор (нет тут Мамы Маракана! А жаль!). — Очень теплая компания!

Мы переглянулись.

— Часового я снял, — заметил Торре, — вы имеете дело с рейнджером.

Лейтенант лежал на своей кровати и беззвучно хохотал. Мне тоже было бы очень смешно, если бы нас не прервали в самый важный момент.

— Значит, так. Когда Энрик поправится, я сначала награжу вас всех медалями, а потом разложу рядышком и буду пороть, пока не взвоете.

Мы опять переглянулись.

— Руки отвалятся, — меланхолично заметил Лео.

— А что мы такого сделали? — вежливо спросил я.

— Если ты думаешь, что я не знаю, где ты искал свой героический экипаж перед вторым вылетом, то ты заблуждаешься. Чем это плохо, надеюсь, никому объяснять не надо?

— Не надо, — вздохнул Алекс.

— А ты зачем-то вскакиваешь, когда тебе велено лежать!

— А сейчас мы переполнили чашу терпения! — торжественно провозгласил я. — Несерьезно. Вы бы еще вспомнили что-нибудь такое годичной давности.

— Ты мне зубы не заговаривай, умник! А вы двое катитесь отсюда немедленно и приятеля своего заберите из коридора.

Ребята выкатились.

— А вы, лейтенант, чем зубы скалить, могли бы разогнать их сразу. Взрослый человек, а ведете себя, как мальчишка!

— Если бы вы слышали, о чем они говорили, вы бы тоже не смогли их разогнать, — ответил Веррес, сдерживая смех.

Торре выключил свет, саркастически пожелал нам спокойной ночи и ушел.

— Так вы считаете, что у нас ничего не может выйти, потому что нам по тринадцать?

— Нет, не считаю. Получилось же у вас защитить Джильо. А что было на Ористано?

— Не могу ответить, это тайна.

— А зачем все это исследование?

— Ну если бы я хотел только выплеснуть на кого-нибудь свой гнев, просто подождал бы лет пять и пошел бы стрелять в кого попало, как это принято в армии. А я хочу дотянуться до тех мерзавцев, которые принимают решения. В них нельзя попасть просто из бластера.

— Этому уставу уже много лет. Его автор давно умер.

— А почему его не поменяли? И знаете, я думаю, что все взаимосвязано. Если у корпорации плохой армейский устав, то и все остальное, что по-настоящему важно, не блещет.

— А что по-настоящему важно?

— Мы с вами играем в опасную игру, «война» называется. Это всего лишь игра. И не все обязаны в нее играть. То же самое и с прибылями, и другими пряниками. А есть люди, которые просто живут, их нельзя в это вмешивать. Я думаю, что Кремона, как и Каникатти, вмешивает.

— А для тебя это критерий?

— Да, возможно, нам придется когда-нибудь воевать и с Вальгуарнеро, а с Джела мы все время воюем, но я их не ненавижу. Просто они с другой стороны. И все. Э-э, скажите, а Кремона — тоже коммунисты?

— Как?

— Понятно. Это разрушает одну мою теорию.

— Какую теорию?

— Даже две. Первая: безжалостнее всех к людям относятся те, кто громче всех кричит о всеобщем счастье и тому подобных вещах, они способны убивать просто так, ни за чем. Оказывается, бывают еще хуже. Вторая: если две корпорации очень похожи в каком-то одном отношении, то они похожи и во всех остальных [77].


* * *

Когда я проснулся утром, напротив меня сидел проф. Вид у него был встревоженный.

— Доброе утро, — прохрипел я.

— Доброе. Как ты? — поинтересовался он, подавая мне стакан теплого (бр-р!) сока.

— Спросите у Мамы Маракана, я в этом ничего не понимаю.

Проф осторожно прижал меня к себе и спросил:

— А почему майор Торре так переживает, что ты плохо выздоравливаешь?

— Он вам не пожаловался?

— Было на что?

Я кивнул. Проф тяжело вздохнул:

— Вместе вы вчетверо взрывоопаснее. Что вы учинили на этот раз?

— Пусть Алекс рассказывает, я говорить не могу.

— Алекс свято хранит ваши тайны. Только про пленных рассказал.

— Просто не хочет показывать половину работы. Мне это тоже не нравится.

— Ладно, молчи лучше.

В палату вошла Мама Маракана со своим неизменным сканером. Как я ненавижу лечиться! А тут еще и проф пошел за ней, выяснять, как я себя чувствую. Ужасно. Наверное, я не самый послушный пациент на свете, но четвертую нотацию я не заслужил!

Когда проф вернулся, он только осуждающе покачал головой. Тоже небось в детстве не выносил длинных воспитательных монологов. Вот и хорошо. Он протянул мне ноутбук:

— На, набери все, что ты хочешь сказать, а то тебя разорвет.

Я и набрал: все то, что я успел узнать про армейский устав клана Кремона, про расстрелы и терраформирование, про то, что никто не рискует попросить не выдавать его, потому что это отразится на семье пленного. Ну и под конец — еще одно. Да, я прекрасно осознаю: корпорация меньше всего является благотворительной организацией, тем не менее все самые хитро… э-ээ, умные решения оказываются хорошими с точки зрения самых суровых ревнителей милосердия. Возможно, что при должной подготовке верно и обратное.

Проф согласился со мной в целом, обещал подумать, что тут можно сделать, заметил, что не бывает суровых ревнителей милосердия, и запретил мне выражаться — даже в виде намеков.

— Я вырвался только на один день, малыш, — сказал проф, — а ты пока нетранспортабелен, так что вечером я уеду, ребят и Феррари я с собой заберу; когда ты вернешься, он уже снова будет сверкать. Кстати, отныне здесь будет базироваться эскадрилья Сеттеров, раз это теперь такой лакомый кусочек.

Я вопросительно поднял брови.

— В архипелаге нашли тетрасиликон.

Я кивнул.

Вечером все пришли прощаться: Мама Маракана обещала мне еще неделю лежания, раз я такой болван.

Перед самым отбоем нас пришел проведать бодрый и свежий Торре.

— Не знаю, как будет со всеми остальными пленными, — объяснил он лейтенанту, — а вам лучше всего пока остаться здесь, у нас тут тоже терраформирование. Обещаю отменную охоту на горынычей.

— Спасибо, — хрипло проговорил лейтенант и отвернулся.

— Ты можешь не смеяться? — спросил меня майор. — Говорят, тебе нельзя.

Я кивнул. Самураи же могли, значит, и я смогу. Оказывается, мои чересчур серьезные и честные друзья, узнав, что им придется уехать, явились к Торре за обещанной им экзекуцией и вид имели самый решительный. Их обняли, расцеловали, пригласили приезжать когда угодно и одарили зубами горынычей, чешуйками (по полкило каждая) мараканов и другими портативными сувенирами. Чертов Веррес хохотал так, что мне очень хотелось последовать его примеру.

Моя стойкость в борьбе со смехом была оценена по заслугам, и Торре наконец рассказал, почему Мама Маракана — «Мама Маракана». Два года назад, когда выпускница медицинского института только что приехала на Джильо, ей пришлось лечить пятилетнего мальчика со сломанной ногой. Мальчик был очень обижен на свою злую судьбу, и добрый доктор обещала ему поставить в угол того бяку, который сделал ребенку так больно. А оказалось, что ногу ребенку сломало упавшим папоротником — мимо проходил маракан. Непослушное дитя убежало в джунгли дальше, чем ему разрешалось… А кто может поставить в угол маракана? Только мама маракана.

Следующую неделю я наблюдал за тем, как Веррес заново учится ходить. Издевался он над собой ужасно, наверное, хочет поскорее пойти на охоту: бросить голову горыныча к ногам Мамы Маракана. И напрасно он думает, что я ничего не заметил. М-мм, составить, что ли, ему компанию: Ларисе тоже понравится такой сувенир? В те редкие моменты, когда лейтенант все-таки не мог встать, мы обсуждали нравы, обычаи и законы корпораций Кальтаниссетта и Кремона. На пятый день он впервые назвал Кремону «они» — и даже не заметил.

Героический лейтенант отвлек меня от моих собственных весьма важных дел: университет совсем не то же, что школа, там другая скорость обучения, а учитывая, что я числюсь на двух факультетах… Еще не хватало вылететь с какого-нибудь из них. Я ведь уже почти две недели не учусь. Лучше заняться делом прямо сейчас, чем вкалывать до треска в костях после возвращения в Палермо: там мне надо будет работать, захочется гулять с Ларисой и друзьями, да и повторения героической эпопеи с аттестатом мне не пережить.

В конце недели мне разрешили вставать, но запретили делать резкие движения. С ног Верреса сняли стальные пластины, и он теперь целыми днями пропадал где-то на улице: бегал кроссы и приседал со штангой.

На охоту мы сходить так и не успели — проф настоял, чтобы я вернулся сразу, как только смогу перенести перелет. Я попрощался со всеми жителями Джильо, кого знал и кого не знал, получил свою порцию подарков, среди них — очень смешной диплом, гарантирующий мне десять голосов на выборах мэра Джильо-Кастелло, несмотря на то что я убил только одного горыныча (охранники с виллы разболтали), забрался в Сеттер и закрыл люк.

Перелет в Палермо прошел без эксцессов. Так обычно и бывает: после войны все устают делать друг другу настоящие гадости.

Отремонтированный Феррари обзавелся целой стаей маленьких ястребов на борту: сбитые нами катера. А медалями награждают накануне Нового года. Долго ждать, ну ладно.

Не все новости оказались такими хорошими. Я узнал причину слишком кратких писем от Ларисы: пока я не выздоровел, она не хотела меня расстраивать.

Эльба! Наша с ней драгоценная Эльба. Я еще удивлялся, зачем было за нее драться. Части Кремоны, оккупировавшие ее, устроили там настоящую резню, которую прекратил только наш морской десант. Синьор Мигель правильно распорядился с обменом пленных: за четырнадцать наших десантников он отдал тех и только тех солдат и офицеров клана Кремона, что были взяты в плен на Эльбе, и отдал с наслаждением! В ответ он получил наших ребят и почти сгоревшее тело капитана Родерика Арциньяно, старшего брата Ларисы и отца великого знатока элемобилей четырехлетнего Джованни.

Следующие три недели мы ни разу не собирались все вместе. Вечерами я гулял с Ларисой по парку. Мы грустно молчали и снабжали местных белочек запасами орехов на зиму. Ларисин день рождения в этом году не отмечали, вряд ли кому-нибудь могло быть весело в эти дни. Только я сказал ей на ушко: «Тебе сегодня четырнадцать лет», Лариса слабо улыбнулась.

Глава 14

Пока я был не вполне здоров, в университет меня возили на элемобиле и постоянно сопровождали. Студенты и преподаватели даже перестали на это реагировать. Рассказывать о своих приключениях было некогда: на занятиях синьора Брессаноне я дважды ничего не мог решить. И это были еще не все проблемы. Наконец я осознал, как учатся те, у кого не такая хорошая память и нет дара Контакта и сопровождающей его скорости всего, что только может иметь скорость: они учатся могучим волевым усилием. Примерно так, как я весной, когда за восемь дней сдавал на аттестат. Мне понадобилось две недели на то, чтобы снова начать понимать преподавателей во время лекций.

Я решил, что жизнь вошла в нормальную колею, когда, во-первых, улыбнулась Лариса, во-вторых, я вновь продемонстрировал свою непринадлежность к «золотой молодежи» и, в-третьих, когда меня отпустили в университет одного и на Феррари.

Отремонтированный Феррари произвел фурор многочисленными ястребами на фюзеляже.

— Ого! Где это ты так?

— Я был не один. Над Джильо-Кастелло. Кремонские были маленькие.

Свои готовы были носить меня на руках, все остальные мечтали увидеть мой хладный труп. Но толпами не нападали, а один на один я пока справлялся (сенсей недовольно ворчит, он всегда ворчит, а научил он меня неплохо). К сожалению, один из студентов в группе у синьора Брессаноне был кремонский стипендиат. Из лояльности к тем, кто за него платит (и, между прочим, не забирает в армию, в которой он не горел желанием служить), он считал своим долгом как-нибудь меня унизить. Причем, в отличие от всяких идиотов, в драку не лез. Умница, конечно, но мне от этого не легче — вернулись времена постоянного напряжения и готовности ответить ударом на удар. Эту проблему тоже придется как-то решать.

Проф дал мне новое задание только после того, как лично убедился, что я опять совершенно здоров (час разглядывания томограмм и споры с Фернаном и сенсеем — сенсей меня здоровым не считал).

— Для тебя есть работа, тебе понравится, она против Кремоны.

— Взорвать здание совета клана? — спросил я с надеждой. — Во время заседания.

— Увы, нет. Это здание сильно пострадало во время последних боев, и теперь они строят себе новое.

— Ну где-то же они собираются?

— Энрик, ты будешь меня слушать?

— Э-э, да.

— Вот и хорошо. Смотри! — Проф выставил на стол небольшую вазочку с какими-то мелкими шариками. — Новенькие жучки, со всякими замечательными свойствами. Перечислять не буду, это не важно. Хорошо бы бросить их в цистерну со строительной эмульсией для монолита. Тогда следующее здание совета Кремоны будет просто прозрачным.

— Здорово.

— Иди думай, — приказал проф, протягивая мне компакт с информацией.

Так. Стройка неплохо охраняется. Цистерна уже стоит там и загерметизирована. Стоп-стоп, позвольте, как это может быть? Тогда сверху образуется вакуум и эмульсия скоро перестанет течь из шланга. А вот этот шланг с краном как раз и предназначен для того, чтобы запускать туда воздух каждое утро. Жаль, что не воронка, не было бы проблем. А шланг, разумеется, свисает вниз, запихнуть туда жучки, чтобы они не выпали, не получится. Хм, между прочим, а почему жучки не соберутся на дне этой цистерны? Тогда от них не будет никакого толку. Э-ээ, спокойно, эмульсия же: каждый день встряхивают. Эту проблему решать не надо, отлично.

Можно разрезать шланг поверху, там, где он лежит горизонтально, высыпать туда шарики и заклеить обратно. Открывается кран, и все. Слишком сложно для Диоскуров или Геракла. Но я же могу сделать это сам! Подумаешь, мальчишка забрался на стройку! В худшем случае, если меня поймают, дадут пару раз по шее. А если еще убедительно закосить под идиота…

С этой идеей я пошел к профу. Идея была немедленно похоронена.

— Ты сам никуда не пойдешь, эта стройка слишком хорошо охраняется, с пентатолом допросят любого, независимо от пола и возраста. И вообще, неужели ты не понимаешь, что ты — «последний довод королей». Если бы можно было подкупить кого-нибудь из рабочих, устроить туда нашего человека или подобраться к этой цистерне как-нибудь иначе, это бы сделали без тебя. А что означают слова «закосить под идиота», я не понимаю, тебя опять надо учить говорить по-человечески?

Пристыженный, я ушел. Проф разбудил, пожалуй, самое противоречивое воспоминание, какое у меня только было. За первые полгода моей жизни в Лабораторном парке проф ни разу мне даже не пригрозил, только каждый день читал нотации: не ругайся, не опаздывай, не держи ложку в кулаке, не клади локти на стол — и так далее. Сложнее всего было научиться не опаздывать и не ругаться. В конце концов проф пообещал мне хорошую трепку, если он еще раз услышит что-нибудь нецензурное. Я испугался: соответствующий опыт у меня был самый безрадостный. Несколько дней дрожал и мучился. А потом меня прорвало, да еще и в присутствии Габриеллы. Мне действительно было очень стыдно, и я немедленно попросил прощения и (о, ужас!) сразу же его получил.

Я страдал целый день, целую ночь и потом еще день. К вечеру я набрался храбрости, пошел в кабинет профа и повторил ему в точности длиннющий нецензурный загиб, который произнес накануне. И ехидно спросил, не надо ли сделать все это при Габриелле. Проф понял меня правильно. Больше я уже не боялся: больно, неприятно, но терпимо — и никогда не просил у него прощения. А что-то нецензурное с тех пор произнес один раз, в начале этого лета по очень серьезному поводу (Марио, кстати, так ничего и не выяснил).

Ну ладно, а с цистерной-то что делать? Что-то тут странное: зачем ее герметизировать, если все равно туда надо накачивать воздух? Небольшая разведка с Кастором и Полидевком в главных ролях. Ах, вот как они его туда запускают: берется специальный мешок, надувается, к нему прикручивается шланг, зажатый с обоих концов, и все это прожаривается при температуре сто градусов. Хм, а жучки такое выдержат?

Пришлось идти к профу еще раз. Оказалось — выдержат. Я поделился своей новой идеей. Мы ее обсудили, в итоге от моего задания остался только гулькин нос. Я должен выяснить, где хранится этот злополучный мешок: для Геракла он, прямо скажем, тяжеловат, да и как будет выглядеть этакое чудо? Как кот в сапогах с пойманными кроликами. И, разумеется, разузнать как можно больше об охране объекта.

Утром следующего дня большущий рыжий котяра нахально присоединился к строителям, идущим на работу. Был просканирован и под всеобщий хохот пропущен внутрь. От высказанных предположений, что кот тут будет делать, покраснел бы даже беспризорник. Геракл кое-что понял и очень рассердился, я, впрочем, тоже. Кот совершенно спокойно пронаблюдал весь процесс откручивания, накачивания, прожаривания, прикручивания, открывания кранов. Ш-шш, воздух там. Дураков работа обожает, конечно, но зачем откручивать мешок от шланга, а наутро откручивать шланг от цистерны и опять прикручивать его к мешку, моему пониманию недоступно. Ладно, чужой дебилизм — не наши проблемы.

Мешок заводского изготовления, довольно новый, хранится в подсобке. Подсобка не запирается. Все. Во время обеденного перерыва Геракл выбрался наружу и пошел домой.

Если мне придется услышать об этом деле еще раз, значит, кто-то провалился. И то не факт, что я услышу: после провала идею можно будет похоронить сразу.


* * *

В субботу мы с профом и Фернаном полетели на Южный континент изучать охрану «крепости» Каникатти (и до них дошла очередь). Интересно, синьор Кальтаниссетта собирается поступать с Кремоной и Каникатти так же, как с Трапани?

Какого бы летуна выбрать? Не очень маленького: мне нужен обзор, не слишком большого: неестественность его поведения будет бросаться в глаза. Голубей на Южном нет. На Южном есть этначайки. Правда, со своими земными тезками они имеют очень мало общего. Чайка всегда приносит мне удачу. Найти авантюриста среди пернатых еще проще, чем среди кошачьего племени; наверное, полет способствует развитию бесстрашия и презрению к опасности. Эту чайку будут звать Самурай. Самое подходящее для нее имя. Небольшая птичка?! Это издали кажется, что небольшая, на самом деле Самурай покрупнее Кларины, разъевшейся так, что свои вороньи триста лет ей точно не прожить — помрет от ожирения.

Я весь пропах сырой рыбой, но с Самураем мы поладили. Отлично.

Кресло мы с собой не возим, только усилитель и комплект датчиков. Пришлось экспроприировать кресло стоматолога в нашем посольстве. Кортона — столица компактно расположенных владений Каникатти — принадлежит им вся, это вам не Палермо, с его мешаниной зон и владений. И с его удобствами, системой доставки и прочими радостями. Посол объяснил профу, что даже самые простые вещи приходится привозить с Северного. Что-то такое я уже читал… В истории блаженной памяти двадцатого столетия. За счет чего же они живут? Надо бы, конечно, поучиться еще и экономике, но третьего факультета моя голова точно не выдержит. Придется подождать.

Закрываю глаза, вхожу в Контакт, взлет. Давно я не летал вместе с птицей. У катера возможностей, пожалуй, побольше, в смысле высшего пилотажа, но — ветер в крыльях не свистит. А вот и Крепость. Море в двух шагах, а эти отгородились высокой стеной. Хм, а что тут чайке может понадобиться? Раз другие чайки не залетают, значит, ничего.

Самурай никак не мог понять, чего я опасаюсь. Ну смотри, птиц, в случае чего, твои перья полетят отдельно! Как объяснить чайке, что такое спираль? Ястребу было бы проще. «Так и летал бы с ястребом», — обиделся Самурай. «Не сердись, это я объяснять не умею или ты плохо понимаешь?» — «Конечно, ты объяснять не умеешь!» Еще немного и этот тип начнет мною руководить. Мне без него руководителей хватает. Один проф десятерых стоит.

Мы уже почти закончили работу, когда в Самурая выстрелили из бластера. Один из охранников, просто развлечения ради. Половины крыла как не бывало. С громкими криками чайка перевалила через стену и упала недалеко от крепости, почти на линии прибоя.

Здесь мог гулять кто угодно, к несчастью. Пока Фернан доберется до берега, эти гнусные существа, бросающие камни, замучают Самурая до смерти. «Не огрызайся, парень, притворись мертвым, они отстанут!» — «Разве ты сам мог бы так сделать?» А я еще считал птиц глупыми! Я не хотел полностью отбирать у Самурая управление, он бы обиделся, а уговорить его сдаться не мог. Поэтому я только забрал себе всю боль (с моей точки зрения, вполне терпимую, с Гераклом и Мышем почему-то всегда было хуже) и дал ему возможность двигаться. Самураю отхватили только самый кончик кости и сожгли перья на одном крыле. Взлететь он не мог, но легко доказал местным мальчишкам, как опасно задевать настоящего бойца. Двое из них ударились в бегство еще до прибытия Фернана. Остальных он разогнал крепкими подзатыльниками.

Сможет ли проф вырастить новое крыло для чайки? Он сказал, что постарается. А еще Самураю очень понравилось летать в катере. Новый псих в нашу теплую компанию, и главное, эту птичку Геракл ловить не рискнет, это точно. Как бы она на него не поохотилась. Нет, Самурай ест только рыбу, и если кот рыбы не ест, то чайка готова жить с ним в мире и согласии. Геракл рыбу, конечно, ест, но сообщать об этом Самураю я не стал.

Глава 15

Кончалась теплая палермская осень, все чаще шел дождь, погожие деньки стали цениться на вес золота. Мы договорились собраться всей компанией и провести субботний день в парке.

Опаздывать можно только девочкам, поэтому когда Гвидо не пришел через десять минут после назначенного срока, мы забеспокоились. На вызов по комму он ответил.

— Гвидо, ты где? Мы уже собрались.

— Идите гуляйте без меня, — произнес он, как-то пришептывая.

— Гвидо, ты где? — спросил я таким тоном, которому он никогда не мог противиться.

Он назвал улицу и дом.

— Жди, мы сейчас, — велел я и побежал ловить два такси, ребята побежали за мной. Здесь всего-то километра полтора, но так быстрее.

Опять с ним (не-е, что бы там ни говорил Алекс, Гвидо пока еще мелкий) что-то случилось, и он опять не хочет принимать помощь от друзей.

Гвидо сидел на земле, прислонясь к ограде сквера. Как всегда: «Сам решай свои проблемы». Видок у него был еще тот: оба глаза заплыли, и он почти ничего не видел, губы были разбиты, и похоже, что Гвидо потерял пару зубов. Какие повреждения скрывались под одеждой, можно было только догадываться.

Лео присвистнул, девочки ахнули.

— Нужен врач, — сказал я.

— Поехали к нам, — предложила Джессика, — папа дома.

Мы подхватили Гвидо под руки и запихнули его в такси. В ответ на ворчание водителя я с таким ледяным презрением обещал ему утроенную сумму по счетчику, что он покраснел и извинился.

Я прочитал фамилию врача на дверях, к которым нас привела Джессика: Террачино. Где-то я ее уже слышал. Сейчас это не важно.

Джессика побежала вверх по лестнице с отчаянным криком:

— Папа!

Таким воплем можно на всю жизнь человека напугать; Гвидо, конечно, очень плохо, но он не умирает. Этого папу, пожалуй, напугаешь! Спорю на что угодно, синьор Террачино — военный врач: операции под обстрелом, в джунглях, в болоте… тому подобное. Глаза у него такие…

Объяснять ничего не пришлось, перед нами просто открыли дверь кабинета. Приготовленные заранее вежливые извинения я проглотил: так можно и обидеть.

Синьор Террачино предложил девочкам выйти, а нам помочь Гвидо раздеться. Да-а, в таких синяках и ссадинах я был два раза в жизни: подарочки от бывшей банды Бутса его брошенному протеже, нормальным детям такой опыт ни к чему.

— Нет, — прохрипел Гвидо, — они меня не покалечили… умеют… А то ведь неприятностей не оберешься…

— Кто?! — почти хором спросили мы.

— Ну эти четверо, весной… Только теперь их шестеро.

— Идиоты! — взвыл Алекс. — Нам с тобой надо было не дурачиться, а вбить их в землю по самые уши! Чтобы больше в голову не пришло!

Я был с ним согласен.

— Рэкет? — спросил Лео.

— Чего?

— Ну у нас тоже есть такие, деньги отбирают. Думаешь, зачем я так тренируюсь?

— Понятно, — прошептал я.

Мне стало понятно сразу очень много всего. Во-первых, безопасный район, где живет Лео, не такой уж безопасный, просто здесь это не так, как я привык. Во-вторых, Гвидо, герой обороны Джильо-Кастелло, конечно, не мог отступить ни перед кем. Поэтому все так плохо и кончилось.

— Девчонок надо отправить по домам, и Гвидо тоже, — решил я. — Как мы будем искать этих?

— Просто, — ответил Лео, — наверняка у них фиксированный район фланирования. Если вы кого-то узнаете — никаких проблем.

В это время синьор Террачино закончил сканирование и осмотр Гвидо.

— Переломов нет, сотрясения мозга — тоже. Остальное — сами видите, — вздохнул он, — сейчас я его обработаю.

Мы помогли оказать Гвидо первую помощь. Измученный, он так и заснул на кушетке.

Врач накрыл его покрывалом и поманил нас в соседнюю комнату.

Девочки бросились к нам:

— Ну что?

— До свадьбы заживет, — успокоил их врач, — девочки могут пока остаться здесь; если вы задержитесь, я развезу их по домам. Не перестарайтесь, ребята! — напутствовал нас синьор Террачино.

— Тут трудно перестараться, — заметил я, — спасибо вам, до свидания.

Когда мы выходили, я услышал, как синьор Террачино спрашивает у дочери:

— Джесси, и который из них твой?

Алекс удовлетворенно ухмыльнулся.

— Значит, так, — начал я, — они проведут эту ночь в больнице, согласны?

— Может, лучше в морге? — предложил Алекс.

— Хорошая идея, — невозмутимо подтвердил Лео.

— Я серьезно!

— Я тоже.

Не только меня скрутило от ненависти.

— Лежачего не бьют, — криво ухмыльнулся я, — его поднимают и бьют, потом опять поднимают и опять бьют.

— Если мы попадемся охране — мало не покажется, — предупредил Алекс.

— Гвидо они не защитили, — возразил Лео.

— Я не предлагаю отказаться, — возмутился Алекс, — просто отметил.

— Угу, — согласился я, — ладно, начнем искать с того места, где мы нашли Гвидо.

Мы ходили довольно долго, пока Лео, знатоку обычаев всякого хулиганья, не пришла в голову замечательная идея:

— Пусть лучше они нас ищут!

— Что?

— Ну если мы будем вести себя понаглее, им сообщат, и они сами прибегут разбираться с теми, кто зашел на их территорию.

— Я всегда говорил, что ты — гений, — проникновенно произнес Алекс.

— А как ведут себя понаглее? — заинтересовался я.

— Да, — задумчиво проговорил Лео, — у нас не получится. Можно хотя бы разговаривать погромче. И дорогу никому не уступать.

Дальше мы шли в молчании: орать никому не хотелось. Но прямо посереди улицы и никому не уступая дорогу. Алекс чувствовал себя так неловко, что с облегчением вздохнул, когда они наконец на нас вышли. Прекрасно. Двоих я узнал. Они нас, впрочем, тоже узнали (а! Приятели бедного маленького Гвидо!), но по дури своей решили, что вшестером справятся.

Для начала они собрались загнать нас в угол, чтобы мы не смогли сбежать, мы с удовольствием загнались, а потом быстренько сделали рокировку — они и понять не успели как. «В бою никогда не злись», — часто повторяет сенсей. Я и не злился. Я спокойно вышибал дух из той пары, которая мне досталась. Алекс и Лео поступали так же, и помощь им не требовалась. Минут через десять этих скотов действительно пришлось поднимать, чтобы вдарить им еще по разу. Я придавил к стенке и придушил их главаря:

— Ты, ублюдок, еще кого-нибудь тронешь — убью!

Он испуганно покивал. Я врезал ему еще раз. И услышал за спиной:

— Всем стоять!

Мы попались. Неважно. Главное, этих прибили качественно. Я выпустил горло, которое сжимал, и повернулся лицом к городским охранникам. За моей спиной что-то шмякнулось.

Виноватым никто из нас не выглядел, и это очень не понравилось сержанту, начальнику патруля.

— Вызовите медслужбу, а этих — в мобиль, — приказал он.

Мы без сопротивления забрались в машину: огрести электродубинкой никто не хотел, и вообще, попались, так что уж тут…

В машине мы молчали. У каждого на кончике языка висел вопрос, что будет с нами дальше. Но никто не собирался сдаваться и задавать его первым. Если бы кто-нибудь из нас знал, что нас ждет, уже бы поделился информацией.

В участке нам велели зайти в клетку и ждать. Почему-то мне показалось, что в этом нет никакой необходимости, просто психологическая обработка. Они просчитались, у каждого из нас свой сенсей, и все они настоящие мастера. Поэтому когда офицер городской охраны пришел с нами разбираться, он обнаружил в клетке трех спокойно медитирующих мальчишек. Вид у него был удивленный и недовольный: не подействовало.

— Выходите! — приказал он.

Мы вышли. Некоторое время он нас разглядывал. Безрезультатно. Дрожать никто не начал. Я поймал его взгляд и не отпустил: сейчас ты прекратишь тянуть резину.

— Вы знаете, что вы их чуть не убили? — не выдержал он наконец.

— Ну так не убили же, — лениво ответил я.

— Думаете, вам это сойдет с рук, папенькины сыночки?!

Мы переглянулись.

— Классовая солидарность охранников с хулиганами, — заметил Алекс.

— Чего? — не понял офицер.

Истории он не изучал, это шутка для нас троих.

— Назовитесь.

Мы назвали свои фамилии и имена. Офицер поискал нас по муниципальной базе. По-моему, он очень хотел влепить нам лично, но не решился. Очень уж у меня знаменитая фамилия. Да и вид у нас был такой… Готовность сопротивляться, если надо, до смерти. Офицер опять надолго задумался. Ну надоел, зануда!

Наконец он собрался с духом, сел за комп и набрал какой-то номер, как оказалось, профа.

— Генерал Галларате, простите за беспокойство. Лейтенант Аличе, третий участок охраны порядка.

— Я вас слушаю, — раздался голос профа.

— У нас здесь ваш сын с приятелями, мы задержали их потому, что они зверски избивали другую компанию мальчишек…

О том, что их было шестеро, он не упомянул.

— Продолжайте…

— Тех пришлось отправить в больницу.

— Так, ясно. Поверните монитор, пожалуйста.

Смотреть в глаза профу на этот раз почему-то было непросто.

— Вы перестали отличать войну от мира? — печально спросил проф. — И вооруженных десантников от детей?

Мы промолчали. Не буду я оправдываться. Не хочу, не здесь… лучше поскорее оказаться дома…

— Лейтенант Аличе, правильнее всего будет, если вы просто сообщите об этом родителям. Я вас уже понял.

— Хорошо, — согласился Аличе, — до свидания.

Он обернулся к нам:

— Вы можете идти, лучше всего — домой.

Не слишком чистая улочка с обшарпанными стенами домов и чахлыми деревцами показалась мне райским местечком.

Почему я никогда не ценил свободу просто пойти в ту сторону, в которую хочешь? Я вдохнул поглубже.

— Естественная вентиляция легких, — попытался пошутить Алекс, вид у него был мрачный, мрачнее я его никогда не видел.

Мне тоже, если подумать, веселиться нечему: проф здорово разозлился, чужим это, конечно, незаметно.

— А по-моему, — потянул Лео, — мы все сделали правильно.

Алекс сразу же приободрился.

— Ну не совсем, — пробормотал он, — но в общем…

Мои друзья правы: чего это мы? С какой стати тут такие похороны? Почему это я решил, что проф поверит чьему-нибудь слову против моего? И почему это мы «не совсем правы»?

Мы договорились связаться вечером и разошлись по домам.

В Лабораторном парке я сначала пошел к себе и долго стоял под душем, стараясь смыть кошмарный запах «обезьянника». Желание объясняться постепенно улетучивалось, а может быть, утекало вместе с водой. Простояв под струями горячей воды минут двадцать, я оделся и отправился в кабинет профа.

Он меня уже ждал. Проф немного помедлил — надеялся, что я что-нибудь объясню, потом не выдержал и нарушил молчание:

— Какая муха тебя укусила?

— Их было шестеро!.. — запальчиво начал я.

— Я догадался, что не двое, — с едва заметной иронией перебил меня проф, — они вам все равно не противники.

Ну все понятно, Алекс тоже именно это и имел в виду. Зачем я так извратил главное правило честной драки — «Поднимают и бьют»?

— Иди, сделай что-нибудь умное, — порекомендовал мне проф.

Я поскорее убрался в парк. И что это за такое «умное», которое я должен сделать?

Вечером я позвонил друзьям: их родители оказались совершенно нормальными людьми! Черт! Почему это такое открытие?

С утра я связался с Гвидо. Его здоровьем надо поинтересоваться.

Гвидо по-прежнему пришептывал, но обрадовал меня сообщением, что ему лучше, а пару выбитых зубов ему вставят на днях. Он хотел сказать что-то еще, но не решался. Я ему помог.

— Гвидо, ты очень хочешь мне что-то сказать, — утвердительно заявил я.

— Э-э, да! Энрик, э-э, м-м, тут мой папа сообщил синьору Террачино, куда прислать счет… Ты не можешь, ну… Не знаю… Извиниться за меня. Я тут еще несколько дней дома просижу.

— Хорошо, я понял, не переживай.

— Угу, и еще мне звонила Лаура. Говорила, что вы попались…

— Только не вздумай извиняться и говорить спасибо, — прервал его я. — Понимаешь?

— Да!

— Вот и умница. Ну выздоравливай.

Летучие коты! Бывают же такие… бестактные! У-у, болван! Как бедный Гвидо его только терпит?

В воскресенье проф старательно меня избегал. Весь день шел ливень, и я, пофланировав по дому и убедившись, что в высоком искусстве маневрирования мне до профа далеко, смирился и сел решать задачи. Геракл долго терся о мои ноги, но я так и не разрешил ему забраться мне на колени (его законное место), он обиделся и ушел, независимо задрав хвост.

В понедельник проф почти не отреагировал на меня за завтраком. «Доброе утро». — «Доброе утро». Э-э, это уже слишком. Один день — еще куда ни шло, но больше…

Что же делать? Подкинул бы синьор Мигель нам какую-нибудь работу, тогда профу придется со мной разговаривать.

Во вторник утром проф совершенно бесцветным голосом разрешил мне после университета заехать в центр. Мне надо было выполнить просьбу Гвидо — извиниться перед синьором Террачино.

Замечательный у Джессики отец: с полуслова все понял и просил передать Гвидо, что вовсе не сердится. Мои собственные проблемы так просто не решаются.

Глава 16

Как обещали царь Соломон и синьор Террачино, следы классовых противоречий со всей поверхности Гвидо за несколько дней прошли.

В среду проф проговорился, объяснил, почему он меня игнорировал аж три дня: ждал, когда я догадаюсь оплатить больничные счета за покалеченных нами «детей». Во вторник он совсем уж было собрался сделать это сам, но тут узнал кое-что новенькое и отказался от своих намерений. Это было бы неполезно. Может быть, мы и пересолили, но если мы признаем таким образом свою вину, это плохо отразится на мальчиках, одиноко гуляющих по зоне Кальтаниссетта.

А еще профу пришли три не слишком вежливых письма от родителей этих типов с наглым требованием эти самые счета оплатить. Ага! Щас! Проф в ответ ехидно заметил, что такая трепка — профессиональный риск рэкетира, и предложил папочкам оплатить лечение из тех денег, что милые невинные детки выбили из своих ровесников.

Зря эти болваны напомнили профу о своем существовании, забыли, с кем имеют дело. В результате городской охране было вменено в обязанность не только отлавливать начинающих жлобов и передавать их родителям с соответствующими комментариями на суд и расправу, но и заносить их в черный список: попавшиеся во второй раз теряют право заниматься в лицензированных секциях кемпо (суровое наказание: в центре, например, нелицензированных секций нет, слишком уж большой штраф за такое полагается), и сверх того, их потом не примут ни в одно офицерское училище или училище охраны клана Кальтаниссетта — ещё один дьявольски точный удар. Для того чтобы нашелся спонсор, готовый оплатить получение вами высшего образования, надо быть ну очень умным и учиться как следует. Лео рассказывал, как на него давят, чтоб хорошо учился, а у него-то с мозгами все более чем в порядке, и ленью он не отличается, тем не менее его уже семь с половиной лет каждый день достают требованиями показать школьные рабочие файлы. Так что самый реальный путь вверх по социальной лестнице проходит через военную службу или службу охраны. А переезжать в другую зону, искать там работу, отвечать на вопросы СБ другой корпорации: «А что это вам не понравилось у наших противников, соперников и т. д.?», и вся эта морока, чтобы пропихнуть наверх неблагодарных деточек…

Очередное приведение в порядок моих дел (опять же, умирать не собираюсь, но все равно надо) выявило следующие проблемы: проект «Смерть Кремоне» влачил жалкое существование, на него нет времени — первая сессия на носу (это вторая проблема), а ребят, кроме Гвидо и Лауры, которые еще маленькие, ожидали тренировочные экзамены.

Каким кошмарным снобом я был года полтора назад: всех считал дураками, а ведь учиться в школе гораздо тяжелее, чем дома, в тишине и покое. А раздуваться от гордости за способности, полученные мною от «дара Контакта», все равно что хвастаться Феррари (а что такого? Всего-то четверть миллиона) — в этом нет никакой моей заслуги. Кстати, моя способность объяснить что-то для меня простое оказалась почти на нуле: мои друзья быстро выяснили, что консультироваться со мной даже по физике и математике бесполезно. Яснее не становится.

Сессия у меня кончилась на один день позже, чем у ребят экзамены. Все были страшно горды собой и обещали себе и друг другу не дрожать так весной. А я наконец понял ехидную фразу синьора Брессаноне, которую он произнес в день нашего знакомства. После первого же его экзамена от группы осталась половина. Да и тем, кто его выдержал, пришлось как следует помучиться, подготовка к этому экзамену отняла у меня больше времени и сил, чем к остальным четырем вместе взятым. Тот, кто пройдет этот путь до конца, действительно имеет хорошие шансы стать незаурядным математиком. Мы уже договорились весело провести каникулы вместе: слетаем на Джильо, на Ористано, вернемся в дождливый зимний Палермо со свежим тропическим загаром и головами горынычей (Алекс настаивал).

Но один вечер я проведу вдвоем с Ларисой. Я позвонил ей на комм, чтобы напомнить о нашей договоренности и назначить время встречи, и услышал голос синьоры Арциньяно:

— Энрик, Лариса уехала на все каникулы к моей сестре (та немного приболела), а комм забыла дома.

Я извинился и прервал связь. Странный у нее голос: похоже, что синьора Арциньяно плакала. М-мм, ну это возможно — осенью она потеряла сына. А почему Лариса мне не позвонила? Ну забыла дома комм, так купила бы новый, стоят они сестерциев десять. Мрачно размышляя, не успел ли я ей просто надоесть, я бродил по парадной анфиладе первого этажа. Где меня перехватил проф:

— Что такое? Я думал, ты полетишь праздновать.

— Лариса уехала, у нее тетя заболела.

— Что ты сказал?!

Я дословно повторил реплику синьоры Арциньяно, не скрывая своего удивления по поводу забытого комма.

— У нее отец лежит с сердечным приступом, какая тетя? Вы с ней не поссорились?

— Нет. Ничего такого.

— Понятно, и с ней самой связаться нельзя.

Я похолодел:

— Вы думаете…

Проф зажал мне рот ладонью. Мы с ним почти побежали в его кабинет. Ну ничего ж себе, Лабораторный парк — последний рубеж обороны клана Кальтаниссетта, и все, кто здесь работает, проверены сто раз. И я не знаю среди них ни одного, кто бы мог предать. Тем не менее проф сам проверил кабинет на наличие жучков (чисто), поставилкупол защиты и только после этого сел за компьютер и связался с синьором Соргоно:

— Зайдите ко мне в кабинет, немедленно.

Через минуту встревоженный начальник охраны был здесь.

— Синьор Соргоно, срочно проверьте все здание на наличие жучков, задействуйте только Фернана и Филиппо. Марио и Рафаэль пусть никуда не уходят, все эти четверо и вы тоже можете понадобиться в любую минуту.

Синьор Соргоно кивнул и вышел. Проф обратился ко мне:

— Ну что, взломщик, сумеешь взломать почтовый ящик шефа службы электронной безопасности?

— Вы думаете, он…

Проф покачал головой:

— Я знаю его двадцать пять лет. Его обложили со всех сторон. Не знаю только, у него действительно сердечный приступ или он не пошел на работу, чтобы не узнавать никаких новых секретов. Но это нельзя делать долго.

— Я попробую.

Теперь от моей многократно обруганной склонности к взлому зависит жизнь Ларисы.

Почтовый ящик синьора Арциньяно поддался на удивление легко: теперь я уверен, его обложили, но он сделал все, чтобы я, или проф, или мы вместе догадались, что произошло. И письма он не стер, те самые, что нас интересовали.

«Хочешь увидеть свою дочку не по частям — делай, что тебе говорят».

Ответное письмо:

«Докажите, что она у вас».

Ответ:

«Так и быть». И отсканированная записка Ларисиным почерком:

«Папа, я жива, со мной пока все в порядке. Не сопротивляйся, у тебя нет другого оружия, кроме доброжелательности. Передай от меня привет Энрику. Лариса».

— Ты уверен, что это не подделка? — встревоженно спросил проф.

— Нет, это письмо от Ларисы, — слабо улыбнулся я, — и предназначено оно мне. Лариса на Эльбе.

— Это же наш остров. И почему ты так решил?

— Вы и сами думаете, что это внутренний заговор. Иначе зачем проверять собственный кабинет?

— И все-таки почему Эльба?

Я рассказал профу о наших с ней приключениях во время похода прошлой весной.

— Понятно. Убедительно.

Проф снова сел за компьютер и связался с синьором Мигелем:

— Мигель, мальчик мой, ты не хочешь навестить своего старого учителя?

«Мальчик», разумеется, захотел. Через четверть часа он был уже здесь. И все понял с полуслова.

— Значит, это кто-то из своих, — заметил он, — не все сорняки осенью выдернули.

Вдвоем с профом они сели за компьютер: теперь среди немыслимой кучи самой разной информации им придется найти следы предательства и выяснить, на кого можно, а на кого нельзя опереться. Я встал у них за спинами.

— Энрик, убери нос, — велел мне проф.

— Ну-у, — обиженно заныл я.

— Малыш, ты же понимаешь, что получил карт-бланш на плохое поведение. Хочешь злоупотребить?

— Р-рр, — выразил я свое недовольство и побрел в спортзал: надо чем-нибудь заняться таким, что не дает отвлечься ни на какие мысли. После десятого повторения самой сложной серии ката, которую я только знал, я обрел божественное спокойствие и готовность к бою. Теперь стоп: доводить себя до полного изнеможения, прямо скажем, неразумно. Пусть проф думает и говорит обо мне что угодно, но спасать Ларису я пойду. Он не сможет удержать меня дома никакими силами.

Он и не собирался. Я не успел еще пропахать дорожку на ковре в моей комнате, как в нее заглянул проф в защитном комбинезоне:

— Переодевайся и иди тестируй катер.

Ох, бластера-то у меня и нет, только учебный. С остальным снаряжением все в порядке. И Феррари в полной боевой готовности.

Я не успел соскучиться, как в катер залез Фернан с двумя бластерами.

— Этот — тебе, — протянул он мне один из них.

Кажется, он еще ничего не знает, но приставать ко мне с вопросами не стал: все, что надо знать, скажет командир.

Следующим пришел Марио с базукой на плече. Потом Филиппо с боеприпасами для этой базуки. Ни тот ни другой никакого любопытства не проявляли. Интересно, я бы так смог? Вряд ли.

Потом пришли синьор Соргоно и синьор Мигель, потом Рафаэль.

Последним пришел проф и устроился в кресле рядом со мной:

— Взлетай!

— Через космос? — спросил я.

— Да.

М-мм, мне очень нравится, что меня не попытались оставить дома, но почему Феррари, а не парочка Сеттеров? Почему я, а не Барлетта, например? Я, конечно, очень высокого о себе мнения, но до этого летчика мне пока как до Эрато. Не может же вся армия участвовать в заговоре? Вся не может, но если командующий ВВС участвует, то брать Сеттер и впрямь небезопасно. Ему доложат из самых лучших побуждений.

Я вывел на монитор карту Эльбы.

— Вообще-то она довольно большая, — заметил я.

— Да, — согласился проф, — но на ней только одно загородное поместье, которое может нас интересовать. И принадлежит оно…

— Командующему ВВС, — перебил я.

— Ты откуда знаешь?

— Иначе вы взяли бы Барлетту на Сеттере.

Проф только кивнул. В салоне синьор Мигель шепотом объяснял отряду обстановку и боевую задачу. Никто не любит стрелять в своих, но придется. Охрану поместья, разумеется, никто не проинформировал о планах хозяина, она просто будет исполнять свой долг. Ну а я… А мне Лариса дороже их всех, поэтому никаких сомнений.

— Сядь вот здесь. — Проф показал на подходящую полянку на карте. — Десять километров мы пробежим, зато тревоги не поднимем.

Я кивнул. Летать через космос нравится мне все больше и больше. Быстро, спокойно. Пока до всех остальных дойдет, что и там тоже можно повоевать… Да когда еще они обзаведутся антигравитационными катерами…

Феррари я посадил на ту самую полянку, что отметил проф. Я заблокировал пульт управления и вслед за профом прошел в салон. Обычный ритуал: попрыгали, помазались гримом, один глоток воды, и — вперед.

Вниз по склону десять километров мы пробежали за сорок минут. Еще толком не стемнело. Пришлось залечь неподалеку от ограды.

Марио и Филиппо под руководством синьора Соргоно отправились в тыл противника, поднимать большой шум по нашему сигналу.

— А сканеры, система охраны? — спросил я шепотом.

— Мигель тоже взломщик, с детства, — ответил проф, — все мы про нее знаем.

Переваривать эту интересную информацию было некогда. Потом.

В это время к нам подполз синьор Мигель:

— Там два лишних сканера, на плане их нет. Они перекрывают ту дырку…

Мы трое отползли подальше, и мне наконец продемонстрировали план электронной защиты. Мы в молчании изучали его не меньше получаса.

— Если перекусить вот этот провод, — показал я, — то здесь появится дырка, и заметят это не сразу.

— А подобраться?

Я улыбнулся:

— А зачем? Мы же в лесу.

Я перевернулся на спину и закрыл глаза. Так я и не узнал, как называются эти мелкие хищники. Неважно. Главное — послушные и сообразительные. Оп! Он на меня обиделся: двадцать пять вольт для такого мелкого, да еще лапы на земле. Знаю, знаю, сам почувствовал то же самое. Спасибо тебе, пушистый!

— Готово, — доложил я.

Через тридцать секунд мы были внутри периметра. И ни один бластер дулом не повел. Проф аккуратно подключил вырубленные сканеры: может, нашей диверсии и вообще не заметят.

Ох уж эти декоративные кустики, враги диверсантов. Нарочно их, что ли, выводили такими хлипкими? Всю дорогу до главного входа пришлось проползти на животе. («Я хожу только через главный вход». — Это синьор Мигель, презрительно, сквозь зубы. Черный ход закрыт железной дверью — без шума не пройдешь.)

Сигнал синьору Соргоно, и тихий зимний вечер взорвался, как одна из моих бомбочек — не зря Марио волок на себе базуку. Одного из часовых на входе пришлось убить — настоящий солдат, он на посту; что там происходит с той стороны, его не касается. Другой проваляется в отключке часа три, этого нам должно хватить.

Свет в гостиной на втором этаже погас, но это уже не имело значения. Ясно, что семья собралась там. Мы были быстрее: они не успели не только добежать до лестницы, но и покинуть комнату. Генерал Молинелло, командующий ВВС, его жена, сын, мальчик лет восьми, и две дочери, девушки лет пятнадцати. Когда я опять зажег свет, все они уже находились под прицелом бластеров.

Генерал был достаточно храбр, чтобы не задавать глупых вопросов, а остальные настолько испуганы, что не могли их задать.

— Где девочка? — спросил синьор Мигель.

— Ищите.

— Зачем? Здесь трое ваших собственных.

Молинелло побелел. Синьор Мигель в детей не стреляет, но предатель может этого не знать, сам-то он готов выстрелить.

— Десять секунд, — сказал синьор Мигель, — а потом вы будете выбирать, кто вам дороже.

Генерал сломался на седьмой секунде:

— Внизу, в убежище, справа от входа дверь. Вот ключ.

— Охранник?

— Да.

Я поймал ключ и, прыгая через четыре ступеньки, полетел вниз. Фернан и Рафаэль бежали следом. Фернан поймал меня на нижней ступеньке:

— С ума сошел? Тихо! — прошептал он.

Он прав. Снаружи, конечно, шумно, синьор Соргоно свое дело хорошо знает, и все же…

Как снять часового, который стоит в длинном освещенном коридоре? Любопытство — лучшее из человеческих качеств и самое опасное одновременно. Куда это вдруг подались все подвальные крысы? Куда? Куда? Куда я приказал. Разочарование будет жестоким, но не смертельным (для крыс), а вот для часового… Нет, Рафаэль обошелся мягкими средствами (сотрясение мозга, перелом руки, а в общем ничего страшного).

Бедная Лариса, когда меня похищали, я жил в гораздо более комфортных условиях. А здесь какой-то не слишком сухой подвал, и дверь плохо открывается. Фернан отобрал у меня ключ — оказывается, у меня руки дрожат.

Лариса узнала меня не сразу: маскировочный грим действительно маскирует.

— С тобой все в порядке? — спросил я, как только она бросилась мне на шею. И сразу же получил такую пощечину, что искры из глаз посыпались.

— Что?!

— Тебя волнует только это?!

— Что это?!

Не знаю, что прочитала Лариса на моем полосатом лице, но она опять бросилась мне на шею:

— Прости, я думала…

Лариса заплакала. Господи, бедная девочка, она тут уже сутки. И понятно, о чем она думала и чего боялась. И мой вопрос она поняла не как заботу о ней, а как заботу о моих, так сказать, интересах. Нахваталась где-то какой-то старомодной чепухи. Да я прикончу любого, кто ее хоть пальцем тронет, все равно, как именно. Глупышка, ей, между прочим, могли палец отрезать и отправить синьору Арциньяно, а то и руку. Ладно, пусть она этого не знает. А рука у нее тяжелая, сам отправил ее скалолазаньем заниматься. Терпи вот теперь.

Я дал Ларисе поплакать пару минут, а потом сказал:

— Все, малыш, пора отсюда выбираться.

Лариса закивала головой.

— Обратно, наверх, — скомандовал Фернан. Всю предшествующую сцену он деликатно прождал за дверью и Рафаэля не пустил. Тот стремился выгнать нас поскорее.

В гостиной семейство Молинелло дрожало на диване, а у противоположной стены синьор Мигель тихо допрашивал бывшего командующего ВВС. Проф занял самую удобную позицию из всех возможных: он мог, почти не открываясь, стрелять в окна, в дверь и при этом не выпускал из виду женщину с детьми. Особенно пугать их никто не хотел, но что делать? Хм, когда проф занимает такую позицию, я вижу, что она самая лучшая, но сам могу ее найти только после долгих проб и ошибок.

— А почему вы не прекратите все это? — спросил я, имея в виду бой на улице.

Проф покачал головой. Что-то он знает такое, чего не знаю я.

— Рафаэль! — позвал синьор Мигель.

Рафаэль подошел к нему и взял на прицел Молинелло.

— Я сам, — произнес генерал негромко и спокойно, — в шахматном столике маленький бластер. И пусть они не смотрят.

Синьор Мигель кивнул. Я прижал Ларису лицом к своему плечу: ей тоже не стоит это видеть. Дальше все происходило как в замедленной съемке: медленно синьор Мигель идет к столику, медленно открывает ящик, медленно достает бластер, медленно оборачивается к женщине, которая через минуту станет вдовой, и детям, которые через минуту станут сиротами.

— Отвернитесь, — приказывает он тихо и вроде бы мягко, но они слушаются.

Постоянна только скорость света, прочее зависит от системы отсчета.

Они зарыдали только после того, как все было кончено.

— Уходим, — скомандовал проф, — быстро.


* * *

Где здесь чистая дорожка, необстреливаемая? Нет ее вовсе. Впрочем, какая разница, если Марио попал из базуки в центр управления огнем. Некоторые бластеры стреляли в одну точку, некоторые молчали, парочка, правда, вертелась, поливая огнем окрестности. Пришлось их разнести: берегите лес от пожара. Кое-где мы ползли, но в общем туда было грязнее, чем обратно. Плохо только, что у Ларисы куртка белая, в темноте заметна.

Нам теперь предстоит ночной марш-бросок на десять километров по лесу вверх по склону, а с нами девочка, да еще Марио не хочет бросать свою базуку.

— Тогда женись на ней, — рычит синьор Соргоно, нечасто он сталкивается с неповиновением.

— Тогда я не смогу брать ее с собой, — возражает Марио.

Он что? С ума сошел от грохота? Так не первый же бой.

— Марио, — тихо приказал проф, — брось ее.

Марио вздохнул, последний раз погладил ложе и положил базуку на землю.

Побежали. Ларису по очереди тащили за руку, а Марио даже пронес некоторое расстояние, наверное, чтобы оправдать потерю своего драгоценного тяжелого вооружения. И все равно дорога обратно заняла вдвое больше времени, чем туда. «Быстрее», — хрипел синьор Мигель. Хм, погони вроде нет. Куда мы так торопимся? И вот наконец Феррари. Все завалились внутрь и долго не могли отдышаться. Между прочим, нас девять, а кресел восемь. Если не придется драться, это все равно, а если придется? Бедного Марио пристегнули к полу. «Чтобы не упрямился больше», — приговаривал синьор Соргоно. На самом деле он уже не сердится: у каждого солдата есть игрушка, с которой невозможно расстаться, у него и у самого такая есть. А у меня она еще менее портативная, чем у Марио, — мой Феррари. Проф — самый разумный человек, у него — это маленький карманный бластер с золотой пластинкой «Генералу Галларате».

Я запустил тесты (пока они идут, я хоть перестану дышать, как загнанная лошадь; ни разу не видел, но говорят — зрелище), раскидал между пассажирами бластеры; надеюсь, синьор Мигель стреляет не хуже Марио.

Взлетаем. Скорее вверх. Летучие коты, ястребы и церберы! Даже два Джела — это было бы очень плохо, а два Сеттера — смертельно. Нас угробят свои?! Эти из третьего истребительного, я увидел эмблему и даже разглядел один из номеров.

— Ну и шуточки у вас, лейтенант! — заявил я на боевой частоте. — А если я обижусь?

— Энрик?!

— Энрик, Энрик, — подтвердил я.

— А мне сказали…

— Вы на земле доложите мне, что вам сказали, — прервал его синьор Мигель. — Будьте добры, синьоры, сопроводите нас в Палермо.

Его голос узнали.

— Есть, — услышали мы дважды.

Нет уж, с облегченными вздохами я подожду до Лабораторного парка. И то… Теперь я хорошо понимаю, что означают слова «дамоклов меч». Это навсегда, это никогда не кончится. Война стара, как человечество. И не похоже, что она уйдет раньше, скорее наоборот. Где-нибудь, когда-нибудь, когда всемы вымрем, взорвется какой-нибудь давно заложенный на хранение боеприпас, у которого вода разъела оболочку. И напугает каких-нибудь крыс, которые, конечно, переживут все.


* * *

— А что бы вы сделали, если бы он не сломался? — спросил я синьора Мигеля.

— Ты спрашиваешь, стал бы я стрелять в детей? Нет. Я понимаю, что тебе дороже всего Лариса, но — нет.

Я боялся услышать другой ответ. Почему-то я был уверен, что Ларису мы бы спасли и так.

— Теперь я понимаю смысл легенды о сорока семи самураях [78], — сказал я. — Помните?

— Помню, — ответил синьор Мигель. — Ты — меткий стрелок.

Он имел в виду что угодно, кроме стрельбы как таковой.

Глава 17

Все три катера благополучно приземлились в Лабораторном парке. Было раннее утро. Я схватил Ларису за руку, и мы побежали к моему компьютеру: надо срочно успокоить Ларисиных родителей. Синьор Арциньяно еще не успел толком порадоваться, как проф через интерком велел нам освободить линию: сейчас там будет совещание в верхах.

— Пошли разорим холодильник, — предложил я Ларисе.

За ранним завтраком Лариса постаралась убедиться, что я на нее не обижаюсь. Остановить ее не было никакой возможности, в результате, краснея и смущаясь, она призналась, что читает любовные романы. Ну а уж там не дай бог героине потерять непорочность. Надо же… нашли главное в жизни. Хм, всю жизнь думал, что эти романы читают одни идиоты, а у Ларисы с головой все в порядке. Придется прочитать парочку, вдруг я всю жизнь ошибался.

Я отвел Ларису в одну из гостевых спален, как хороший хозяин проверил наличие мыла, шампуней и полотенец в ванной и тоже пошел отсыпаться.

Вечером приехал синьор Арциньяно и забрал дочку домой. Хм, ее теперь неизвестно сколько времени из дома не выпустят, а как же наши великие каникулярные планы? Или теперь Лариса сама не захочет?

А вот и нет, папа приветствовал идею провести каникулы на Джильо, сам посадил Ларису и ее маму в большой боевой Сеттер, вслед за ними забрались аж четыре охранника. Проф отправил вместе со мной Фернана. («Самый разумный человек в Лабораторном парке, после меня, конечно», — аргументировал он свой выбор.) Оставить Феррари я не мог, но в этот раз на нас не нападут: пять Сеттеров — это побольше, чем все ВВС иных небольших семейств. Ну и шестой я — такой маленький и беззащитный, наконец установивший новую программу управления бластерами — результат старого увлечения сложными пространственными кривыми, ну и смены приоритета «останься живым» на «замочи их всех»; кажется, от этого защита только улучшилась. Жаль только, я не успел протестировать все это на тренажере в Третьем истребительном, пока проверил в домашних условиях.

— Все горынычи наши! — всю дорогу веселился Алекс и интересовался грузоподъемностью моего катера.

— Маракана я не повезу, — отозвался я, — отремонтируй тот крейсер, если он, конечно, так и не затонул.

— Хм, вряд ли Торре потерпит такую мерзость в собственной бухте, вид же портит. Так что теперь это подводная лодка.

На этот раз мы взяли с собой три ноутбука, так что когда нам надоест бегать по следам горынычей, можно будет и делом позаниматься.

Прилетели мы прямо к свадьбе Верреса и Мамы Маракана.

— Почему не предупредили?! — взвыл я.

— Сюрприз! — пояснил Торре.

Хорош сюрприз, на свадьбу же положено дарить подарки! И являться не в ковбойках! Дулся я недолго — некогда, надо поздравлять новобрачных. Ну, Веррес, погоди! Я вот с тобой так же! Всего четыре года и пять недель ждать осталось. А потом я возьму Ларису за руку и так же серьезно скажу те же самые слова, которые сейчас произносит лейтенант. Я никогда не был на свадьбах, красивый обряд и… значительный.

Кстати, о праздниках, разрешит проф праздновать мой день рождения в Лабораторном парке? Или опять все секретно. Но Лариса же у нас уже побывала… Если разрешит, то надо обставить гостиную: так называемая моя комната состоит из двух больших помещений и ванной. Когда проф мне их выделил, я выбрал то, что поменьше, и то после своего катерка чуть не заболел там агорафобией, а большую комнату закрыл и никогда там не появлялся. Пора открывать.

Еще вчера вечером я скачал себе из сети несколько любовных романов. Ночью почитаю, так чтобы никто не видел, а то ведь засмеют, не могу же я объяснять, зачем мне это понадобилось.

У маленьких городков есть одно замечательное преимущество: всенаселение может собраться и танцевать на центральной площади — урожай убран (война с Кремоной ему повредила, но это же не повод не праздновать свадьбу).

Так что в первую ночь нашего пребывания в Кастелло мы не добрались ни до охоты на ящеров, ни до Кремоны, ни даже до романов.

Проснулся я (и не только я) незадолго до заката. Алекс предложил так и вести ночной образ жизни — как раз перебьем всех окрестных горынычей. Алекс строил планы, как мы добудем семь голов, набьем из них чучел, чтобы у всех были. Караул, Феррари столько не увезет!

Хм, в Кастелло сейчас на охоту никто не пойдет: урожай собрали, пару дней повеселились, пора опять что-то вспахивать, выжигать очередной участок джунглей, делать ирригацию и так далее. Развлекаются тут, когда все посажено и растет. С нашими каникулами это не совпадает. По-моему, все это еще интереснее, чем стрелять горынычей.

Алекс так не считал, Лео и Гвидо к нему присоединились. Я повздыхал, но уступил и договорился с синьором Альгеро, на вилле Кальтаниссетта ничего не сажают и ничего не терраформируют, могут сходить поохотиться в любое время. Кстати, а чем они занимаются? Маловато на вилле отдыхающих, чтобы постоянно держать там такой отряд. Трудно поверить, чтобы ББ выбрасывал на ветер так много денег. У родной корпорации тайн ничуть не меньше, чем у чужих, и они тоже интересны.

Кстати, о тайнах, нам троим пришло письмо от синьора Арциньяно: «Алекс, Лео, Энрик, пожалуйста, ближайший месяц, начиная с сегодняшнего дня, воздержитесь от любого взлома. Спасибо».

— Ну ничего ж себе, — присвистнул по своему обыкновению Лео, — и что это значит?

— Он кого-то ловит в сети, — предположил я, — и помехи ему ни к чему. Ладно. Не умрем же мы информационно-голодной смертью.

Ребята согласно кивнули. Вообще-то эта практика мне не нравится: когда тебе что-то запрещают («если ты будешь делать то-то и то-то, то я тебя… »), запрет можно обойти или нарушить, а потом расплатиться за это, а вот если просят… Будем надеяться, что проф этого способа не знает.

На виллу мы полетели на Феррари в сопровождении одного только Фернана, охранники синьора Арциньяно громко стонали от зависти, но сделать ничего не могли: им было приказано не отходить от синьоры и синьориты Арциньяно — буквально. Ха, так вам и надо! Нечего наблюдать за моей личной жизнью. Кошмар, хотя бы один из них постоянно сверлил меня глазами, стоило мне только подойти к Ларисе.

Когда мы уже совсем собрались на охоту, я вспомнил, что мне говорил проф: я приманиваю горынычей! Хм, ну и что? Так даже лучше, учитывая, как много трофеев нам надо увезти. А горынычи стаями не ходят — хищники большие, и территория у каждого должна быть немаленькая, что ж нам за ними по всему Джильо гоняться?

Охота действительно получилась очень смешная, и добыли мы сразу пять голов: днем придется возвращаться и перевозить на виллу.

— Размножились, как кролики, — ворчал Доменико, — давно не стреляли.

Это он зря — я приманил, да и место хорошее — лежит большой дохлый маракан, мелкие падальщики обгрызают его со всех сторон, на падальщиков приходят поохотиться горынычи. Охотники на горынычей двигаются вокруг этой, так сказать, аппетитной сцены, чтобы слабый переменчивый ветерок дул на них от туши (чтобы наш запах терялся), впрочем, глупые горынычи человека не боятся.

Доменико попшикал каким-то специальным аэрозолем, чтобы наши трофеи не испортились до утра.

На следующую ночь на том же самом месте при ярком свете Эрато мы наблюдали потрясающую картину: бой двух горынычей. Побежденный удрал в джунгли, а желающих стрелять в победителя не нашлось: пусть живет, заслужил. Уже под утро Гвидо и Алекс подстрелили по недостающему им ящеру, Фернан охотиться не захотел.

Ну в компании с таким специалистом, как Доменико, охотиться неинтересно. Джунгли, конечно, остаются джунглями, и хлопать ушами не рекомендуется, можно остаться и без них, и без головы, но за две ночи мы ни разу не оказались в настоящей опасности. Ну вышел на нас горыныч из-за спины, так Лео проделал в нем такую дыру… И даже в лице не изменился, огорчился только, что это оказалась самка, они не менее опасны, но не так ярко окрашены.

Теперь нам предстоит освоить профессию таксидермиста ядовитых ящеров. Кажется, даже Алекс пожалел о своем охотничьем азарте. Работа тяжелая и неприятная (вот почему Фернан проявил такой… не гуманизм, а как сказать… «динозавризм»). Целый день мучились, и это при том, что на вилле есть все необходимые приспособления: небольшой мостовой кран, мойка, потрошилка, сушилка, заливалка — так, во всяком случае, их Доменико называет. Потрошилка, по крайней мере, точно самодельная, так что, может, у них и нет официальных названий, да и трудно предположить, что на каком-нибудь заводе будут проектировать и делать электроприборы размером с большой холодильник только для того, чтобы страдающие гигантоманией, психованные охотники за динозаврами могли сохранять свои охотничьи трофеи на нетерраформированных экваториальных островах Этны.

Зато какой результат! Наши девочки упадут. Особенно радовался Гвидо: как я и предсказывал, младшей Алексовой сестренкой он очень даже заинтересовался и ужасно страдал, что она видела его избитым и несчастным, непобедителем, одним словом. А теперь его крутизну подтверждает охотничий трофей, даже голову которого надо поднимать вчетвером.

Мы позвонили девочкам в Кастелло и предложили им уговорить синьору Арциньяно приехать сюда, на виллу, потому что головам еще сутки сохнуть. Синьора Арциньяно почему-то не уговорилась. Наверное, решила, что в городке безопаснее.

Что же делать целый день? Походить под парусом: шверботы же никуда не делись, а я год назад как раз страдал от отсутствия соперников.

На этот раз вооружение двух лодочек заняло у нас гораздо меньше времени, и мы прекрасно провели утро, гоняясь друг за другом по бухте и стремясь взять на абордаж. Фернан бегал по берегу и требовал, чтобы мы не шалили на воде. Дурацких попыток добраться до нас вплавь и объяснить, кто мы такие, он не делал (а мы-то надеялись!). Но что он наговорит про меня профу после возвращения в Палермо, страшно подумать.

В дверях виллы нас поджидал синьор Альгеро:

— Похулиганили? А теперь быстренько становитесь хорошими мальчиками.

— Э-э? — удивились мы.

— Приехал какой-то инопланетник, важный гость синьора Кальтаниссетта, хочет, чтобы ему показали девственную природу Этны.

— И что, мы часть этой девственной природы? — ехидно поинтересовался Алекс.

— Ну вот что, Гроза Динозавров, один обед и один ужин даже ты можешь вести себя тихо и скромно! Ясно?

— Ясно. А что, динозавры — ближайшие родственники этого синьора?

— Родственник попугая, — проворчал синьор Альгеро, пропуская нас внутрь, — оденьтесь поприличнее.

Надо же, как он отбрил Алекса, не думал, что это вообще возможно.

Важного гостя звали синьор Бриансон (странная фамилия), был он худ, лыс и никогда в жизни не переступал порог спортзала. Как, интересно, он собирается разглядывать девственную природу? Через видеокамеру тяжелого танка? Зато привез его сюда майор Барлетта, насколько месяцев я его не видел, только перезванивался.

На этот раз майор мог ненадолго остаться на вилле и был полон решимости сходить на охоту.

— Ну-у вот, — разочарованно потянул я, — что бы вам приехать на два дня раньше, вместе бы сходили. А то мы уже завтра улетаем в Кастелло.

— Расскажи лучше, как вы там воевали, — попросил майор, — а то всякие сказки рассказывают.

За обедом мы делились воспоминаниями о воздушном бое над Кастелло, только Алекс мрачно молчал: допек его Альгеро.

— Я вам, конечно, верю, — задумчиво проговорил Барлетта, — но как ты успевал отреагировать на залп, мне все равно непонятно.

— Ну видно же! — воскликнул я.

— Поле для залпа выключают на две десятых секунды, это во-первых. А во-вторых, ты же знаешь начальную скорость, — пояснил майор, — вот и прикинь, сколько времени надо ракете, чтобы пролететь три или четыре метра, на которых ты их подлавливал. Мне все это уже рассказывали, так я не поверил, потому что у нас в полку никто не смог повторить это на тренажере. А программисты говорят, что не могут расколоть код выключения защитного поля, так что и автоматика не поможет.

Я задумался. Синьор Бриансон, внимательно прислушивавшийся к нашему разговору, наконец решился в нем поучаствовать:

— Так вы пускаете детей не только охотиться на хищных динозавров, но и участвовать в боях?!

— Ну-у в бой пускают, только если нет другого выхода, это, наверное, на любой планете будет так, — заметил я. — А горынычи-то вам чем не угодили?

Синьор Бриансон беспомощно посмотрел сначала на майора, а потом на начальника охраны в поисках поддержки, но они только весело улыбались.

— На синьора Бриансона произвел колоссальное впечатление штабель ваших трофеев, Гроза Динозавров.

Алекс перестал страдать и усмехнулся:

— С таким проводником, как Доменико, никакой опасности, даже скучно. Интереснее смотреть, как они дерутся.

— Кто? — спросил синьор Бриансон.

— Горынычи.

Жаль, что мы не брали с собой камеру, не пришлось бы передавать словами то, что нельзя ими передать. Синьор Бриансон оказался палеонтологом и прилетел с самой Земли! Специально, чтобы увидеть живых динозавров. Все бы ничего, но этот энтузиаст после часа ходьбы по болоту просто упадет от усталости. Кажется, это называется «кабинетный ученый». Намается с ним бедный Доменико. А вообще когда палеонтолог перестал смотреть на нас как на младенцев, которых надо от всего защищать, он оказался приятным и интересным собеседником, о динозаврах он знал все, только вот живьем никогда их не видел. На Земле они вымерли пятьдесят миллионов лет назад. У нас тоже вымрут. Экологи говорят — естественным путем через несколько тысяч лет, но я думаю, мы их раньше перебьем, по ходу терраформирования.

Во время сиесты я собирался прочитать наконец любовный роман: двух часов должно хватить. Мои планы нарушил Фернан, поджидавший меня в моей спальне.

— Энрик, я хочу сказать тебе одну вещь, — произнес он со зловещей иронией.

— Да?

— Я не буду жаловаться на тебя генералу, что бы ты ни натворил.

— Э-э, а что ты сделаешь вместо этого?

— Ничего.

Я так и сел. Ну ничего ж себе! Без ножа зарезал! Если бы еще он не заботился о моей безопасности с усердием курицы-наседки, это можно было бы пережить. И что мне теперь делать?

Фернан торжественно удалился и даже дверью не хлопнул. День обломов: серьезный синьор Альгеро отбрил ехидного от рождения Алекса, а меня поставил в безвыходное положение Фернан, я-то думал, этого никто не может сделать.

К черту роман. Во-первых, раз Барлетта говорит, что подловить ракетный залп невозможно, значит, так оно и есть. Но я подлавливал, это тоже факт. Вывод: хоть я и не читаю мысли других людей, но, видимо, способен уловить направленные на меня враждебные эмоции. Если они не слишком далеко. И если я этого ожидаю. Не уловил же я момент залпа, когда был высоко над кораблем. Новые способности нуждаются в развитии и изучении. Разберемся.

Во-вторых, что делать с заявлением Фернана? Самый простой выход — сказать ему, что и сам могу на себя пожаловаться, и так и сделать, разумеется. Ничего такого ужасного я не совершил. Это у Фернана пунктик: Энрик всегда лезет на рожон, а значит если Энрик что-то делает, то именно это и называется «лезть на рожон». Все, обломись. А еще лучше, я ничего не буду ему говорить. О! Что я придумал, больше ты не рискнешь мной манипулировать!

Теперь можно и роман почитать. Так… О Мадонна, ну и тоска! Героиня на фоне остальных девушек выделяется тем, что не визжит и не падает в обморок при виде дохлой крысы, а также имеет синие глаза, светлые локоны и потрясающую фигуру. То есть потрясающую по моде эпохи начального терраформирования, лошадь бы ее не выдержала.

Герой спасает свою красавицу последовательно от трех злодеев из соседнего поселка (где же еще жить злодеям, как не в соседнем поселке), от горыныча, убив его десантным ножом в глаз (я так и полег от сдерживаемого хохота: если на участок кожи размером с ладонь попадет слизь горыныча, это гарантирует смерть через полчаса, если срочно не вколоть противоядие), и, как апофеоз, от самого главного злодея — «контролера» чего-то там, прилетевшего с Новой Сицилии.

Полезной во всем этом оказалась только последняя глава: герой спас свою девушку от всего, что шевелится, женился на ней, и… И вот она, первая ночь. Как всякий нормальный беспризорник, я очень рано узнал, откуда берутся дети. Мне было шесть лет, когда мне это объяснили, в основном при помощи мата, а потом и показали на совокупляющихся кота и кошку. Через пару дней я видел, как это происходит у собак. С тем же успехом я мог прочитать в ветеринарном журнале статью «О наилучших методах искусственного осеменения коров» и счесть, что мне уже все ясно. К любви-то это отношения не имеет. Автор книги — женщина, ни черта она не понимает ни в войне, ни в драках, ни тем более в горынычах, но чего ждет от мужа молодая, невинная, немного испуганная новобрачная, она знает — сама такой когда-то была. Ценная информация.

И что? Все равно я не понял, зачем Лариса это читает. Точнее, почему? С одной стороны, она хочет лазать по скалам, стрелять из бластера и ездить верхом, а с другой… М-мм, ну и что? Я тоже иногда хочу стать взрослым, а чаще не хочу, совсем и никогда.

После сиесты почти до самого ужина мы купались. Даже Фернан не протестовал. К вечеру я вспомнил о древнем ниндзянском виде спорта, который сам же восстановил здесь год назад. Нашел в сарае старые пенопластовые поплавочки и пробежался в них по воде, ребята взвыли:

— И ты молчал!

— Да я забыл! Можно взять их с собой в Кастелло или там новые сделать.

— Было бы нельзя, мы бы тебя прямо здесь и утопили! — заявил Алекс. — Ладно, еще две недели каникул, успеем побегать.

За ужином синьор Бриансон произнес пламенную речь, посвященную защите этнийской флоры и фауны. Речь со вниманием выслушали и ответили: или на планете живут горынычи, или люди. Словом, все просто (с точки зрения колонистов). Завязавшийся в итоге спор перешел к теме космических полетов и прогресса вообще. Хорошо, что мы трое так активно изучаем историю, у нас нашлись кое-какие аргументы, иначе синьору Бриансону удалось бы убедить присутствующих немедленно совершить харакири. Слишком уж он хороший оратор.

Наутро я, в два приема, перевез нас самих и наши трофеи в Кастелло. Девочки действительно попадали! Гвидо расхрабрился и пригласил Лауру погулять вдвоем! Без всяких там нас, заботящихся, чтобы его никто не обидел.

Я написал письмо профу с вопросом, можно ли будет отпраздновать мой день рождения дома. «Разумеется», — ответил проф. И я побежал всех приглашать. В итоге меня чуть не утопили, Лео припомнил мне мое предложение: окунать в воду именинника столько раз, сколько ему исполнилось лет (его день рождения мы праздновали на Ористано). «Мне еще не исполнилось!» — орал я. «Ну и что? Где мы тебя в Палермо окунем?» — отвечал Лео.

Мы с Лео научились управлять универсальным трактором, сводить папоротник и рыть канавы, только убирать урожай не научились и даже не видели, как это делается — не сезон. Алекс с плохо скрытым отвращением посмотрел на рычащее, покрытое болотной грязью техническое чудо, потом принюхался и отправился бегать по воде. Гвидо долго сомневался, поглядывая то на трактор, то на меня. Я понял:

— Эй! Никогда никому не подражай!

— Я не хочу! — твердо сказал он.

Правильно, пусть с Лаурой гуляет, здесь это совершенно безопасно. Даже если с ним захотят подраться, это будет честный бой один на один. Ну побьют его, так перетерпит, не девчонка. А может, и не побьют, полтора года ну очень интенсивных занятий пошли ему на пользу.

Мы с Лео так увлеклись техникой, что к Ларисе с Терезой начали проявлять интерес местные ребята. Этого мы не стерпели и три дня конвоировали наших девчонок с таким видом, что по сравнению с нами даже Ларисин охранник выглядел сравнительно безобидным. А девчонки все время над чем-то хихикали, а нам не рассказывали.

Мы и оглянуться не успели, как каникулы кончились, пора возвращаться.


* * *

Как только мы приехали в Лабораторный парк, я попросил Фернана пойти со мной и направился в кабинет профа. Там я остановился на середине, встал в тщательно отрепетированную ораторскую позу и произнес длинную речь, в которой с мрачным видом кающегося грешника признался, что ходил на горынычей, хотя мне это не рекомендовалось, пиратствовал в бухтах Джильо, хотя Фернан считает это опасным, произносил слова «крутой» и «обломись», хотя они не являются литературными в том значении, в котором я их употреблял. И так далее, всего девять пунктов, один другого сложнее. Через полминуты проф начал хохотать, а Фернан покраснел, как вареный омар. Когда я признался, что придумал, как сделать, чтобы голова горыныча подмигивала, стоит только прикоснуться к пластику, в который она залита, и помог Алексу сделать такое чучело, смех профа перешел в стоны со всхлипываниями. А когда я, опустив глаза долу, сказал, что пять раз репетировал эту речь при ребятах, пока не научился произносить ее с самым серьезным видом, как бы ни реагировали окружающие, засмеялся наконец и сам Фернан, а проф начал размахивать руками, требуя, чтобы я остановился. Остановился я, только когда речь кончилась.

— Фернан, что ты с ним сделал? — спросил проф отсмеявшись.

Фернан объяснил.

— Это жестоко, — заметил проф. — Ты пытался укротить маленького дьявола, — вновь захохотал он.

Глава 18

Мои планы устроить фейерверк ко дню рождения проф зарезал. Слишком уж он догадливый, вовремя решил проверить, что именно я заказываю. И конфисковал все петарды, ракеты, шутихи и химреактивы, еле я у него набор светящихся красок выцарапал.

Зато он предложил мне научиться водить элемобиль: две недели осталось — потом я смогу сдать экзамены и получить права. Ездить меня учил Рафаэль. Но если я повторю хотя бы одну из его сентенций при экзаменаторах, меня навсегда занесут в черный список, и не видать мне прав как своих ушей.

Рафаэль — гонщик, победитель и призер целого списка разных соревнований. А Филиппо — вице-чемпион Этны по скалолазанию. А Марио — чемпион Палермо по кемпо (летом Лео даже взял у него автограф). Синьор Соргоно только недавно перестал участвовать в соревнованиях снайперов и выигрывать их, и так далее. Лабораторный парк — интересное место.

Марио, кстати, почему-то сияет, как новенький катер. Я поинтересовался.

— Ему привезли драгоценную базуку, — ухмыляясь, ответил Филиппо.

Я расхохотался:

— Вернули цацку!

— Ну все, — грозно проговорил Марио, многозначительно засунув большие пальцы под ремень, — ты меня достал. Сейчас получишь по полной программе. Потом пойдешь и пожалуешься!

— Вот еще! Пошли лучше в зал, давно хотел с тобой сразиться на мечах.

Поймал я его. Марио считал меня слишком маленьким и хрупким, чтобы фехтовать с ним. А теперь не отвертится.

Не отвертелся. Восемь-два в его пользу. Я надеялся на лучший итог.

После обеда в день моего рождения Рафаэль, брезгливо поводя носом, заявил, что теперь я в состоянии обогнать любую чересчур осторожную пожилую синьору на старой таратайке. Я обиделся: не так уж плохо я езжу. И вообще, если он считает, что водить мобиль надо учиться годами, кто ему мешал начать заниматься со мной раньше? В результате мы поссорились: Рафаэль припомнил, что именно он был одним из тех двух несчастных обманутых охранников, вырывших мне окопчик для опытов со взрывчаткой, за что синьор Соргоно ругался на него недели две. Пришлось извиняться за дела давно минувших дней. Мы помирились и отправились праздновать «в кругу семьи», как выразился начальник охраны.

Как выяснилось, проф под страхом ужасных кар запретил дарить мне оружие (Филиппо прошептал мне это на ухо), а то бы у меня сегодня появился целый арсенал. Так что я получил кучу всяких полезных штук для Феррари — очень даже неплохо. И — легкий скафандр! Проф схватился за голову: этого он не предусмотрел. Чтобы его утешить, я обещал не лезть в космос с бухты-барахты, а сперва научиться, вот будет побольше времени…

Профу его собственные законы не писаны, поэтому он подарил мне в пару к катане еще и вакидзаси. Или он не считает это оружием? А зря! Полный самурайский доспех, конечно, не оружие, но отлично на меня налез, только оказался чуть коротковат, но все равно здорово!

Оружием я сам обзаведусь. Бластер я покупать не буду: это незаконно, и проф расстроится, если я так сделаю. А вот против холодного оружия он ничего иметь не будет, раз сам дарит такое. В четверг вечером я зашел в мастерскую по ремонту элемобилей с большим листом стального проката, и мне по старому рисунку за полчаса сделали четыре комплекта метательных звездочек-сюрикенов [79]. Учиться придется самостоятельно: этого давно никто не умеет. Ха, подумаешь, научился же я год назад бегать по воде. Так что все просто: читаем внимательно руководство и каждый день где-нибудь подальше в парке, чтобы никто не пялился и не задавал глупых вопросов, по крайней мере час портим окружающие деревья.

В пятницу Антонио учил меня надевать и проверять скафандр — он у нас единственный специалист по выходам в космос. Теперь еще я буду.

А в субботу я праздновал с друзьями; еще одиннадцать таких сдвоенных праздников, и число моих лет совпадет с числом торжеств по этому поводу — грандиозные планы.

Гостиную я отделал к приему гостей. Народ ахнул: копии фресок из кносского дворца на стенах, мозаика на полу оттуда же, какой там был потолок — неизвестно, не дожил он до появления археологов, поэтому я ограничился подходящим орнаментом. Мебель, правда, пришлось заказать в модном сейчас египетском стиле (по рисункам синьоры Арциньяно!). Единственная вещь, которой никак не могло быть у царя Миноса, — это голова горыныча на стеклянном столике. Профу все это ужасно не понравилось, но он ничего не сказал и даже постарался не подать виду. Дались ему эти дурацкие белые стены и пластик с металлом в качестве мебели! Мне не нравится.

Мы весело провели время, только идею четырнадцать раз сбросить меня с вышки в бассейн я пресек: заявил, что меня уже окунали.

— Ну вот, — обиделся Лео, — если бы я знал…

— Ничего, подожди год, сбросишь пятнадцать раз, — утешил его Алекс, — тем более это будет еще на каникулах.

— Я вас обоихраньше утоплю! — заметил я. — Или еще лучше, мы отметим его в каком-нибудь безводном месте.

— На Этне нет пустынь, — заметил Лео.

Я уже раскрыл рот и сразу же его захлопнул, чуть не проговорился, где мы будем праздновать через год: на Эрато! А что? Феррари долетит, шлюз у него есть, легкие скафандры можно взять напрокат, и в катер они поместятся. Только мне надо помалкивать, а то эта парочка найдет способ построить бассейн на необитаемом спутнике, знаю я их.

Когда гости разошлись, я обнаружил два голубых бантика, завязанных на рогах самурайского шлема: Лариса повеселилась, это она сегодня была в белом платье с голубой отделкой. Я снял ленточки с рогов и спрятал их в стол.

На следующий день я наконец получил вожделенные водительские права. Ничего сверх того, что может осторожная леди на старой таратайке, от меня не потребовали. Наоборот. Председатель комиссии произнес передо мной и еще несколькими такими же, как я, ребятами речь. Предостерегал он нас от лихачества и чрезмерной самоуверенности. «И катайтесь пару лет, как осторожная синьора», — заключил он.


* * *

Оказалось, что в этом семестре по средам мне не надо ездить в университет, и я просил синьора Соргоно назначать всякие большие и веселые учения класса «каждый против всех» именно на среду, чтобы я опять мог в них участвовать, а то четыре раза уже пропустил.

Так что через неделю после своего дня рождения я ползал по голому и мокрому от зимних дождей парку, стараясь перестрелять всех остальных и самому не попасть под выстрел (чтобы смыть потом краску с кожи, надо потратить не меньше часа, или сутки подождать — сама испарится).

Кого-то я вычислил и уже пристроился было выстрелить, как вдруг этот «кто-то» (им оказался проф) встал, знаками показал: «вне игры» — и ушел из леса.

Летучие коты! Первый раз я его вычислил! Досадовать некогда, играть надо, тем более я уже троих подстрелил: неплохой результат.

Я подстрелил еще кого-то и едва успел откатиться в сторону: то место, где я только что лежал, оказалось под обстрелом сразу с двух сторон, А теперь назад, ох и взяли меня в переплет! Повезло! Два стрелка решили заняться друг другом, и через несколько секунд оба поднялись, взаимно уничтожившись. Отлично, кто тут еще есть? И главное — где? Я ползал по парку еще минут десять, а потом услышал:

— Стоп, игра закончена.

В первый раз я «дожил» до конца. И результат у меня «четыре». Сердце радостно забилось: очень может быть, что я выиграл.

Я встал и пошел к месту сбора. Двумя игроками, подстрелившими друг друга, оказались Марио и синьор Соргоно. Вот это да! Как это я от них увернулся? Оба были страшно недовольны собой. После меня пришел только Филиппо, он тоже был очень рад, что «дожил». Но у него «три»! Я издал рев победившего горыныча. А потом с подозрением оглядел окружающих, не дай бог они тут со мной в поддавки играли — месть моя будет страшна и неотвратима, и это не шутка. Нет, не похоже: синьор Соргоно провел разбор игры, особо глупых действий я не уловил, все как всегда. У меня плечо заболело, столько раз по нему хлопнули.

Стряхнув с себя самые большие комья грязи, я вошел в дом с намерением немедленно снять комбинезон, помыться и переодеться. Охранник на входе передал мне просьбу профа сразу же зайти к нему в кабинет.

Что еще такое срочное? Захожу.

Проф был не один: в моем любимом кресле устроилась какая-то немолодая синьора, а рядом с ней стоял парень примерно моих лет. Я поздоровался.

— Знакомься, Бланка, это мой сын Энрик. Энрик, это твоя тетя, синьора Будрио, и ее сын Виктор, — сказал проф.

Тетя недовольно поджала губы, не буду ее так называть, синьора Будрио и синьора Будрио, она не имеет ко мне никакого отношения. Виктор тоже не рад был меня видеть. Оказывается, синьора Будрио вышла замуж за инопланетника и много лет прожила на Новой Сицилии. Ну что не на Этне, я и так мог сказать, ее сыночек в жизни съел больше пирожных, чем отжался: не то чтобы он был очень толстым (хотя килограмм десять лишнего жира в нем точно было), но какой-то расслабленный, не так, как мастер кемпо, а как больной или раненый. Пожимать ему руку я не стал под тем предлогом, что моя слишком грязная.

Проф оглядел меня в поисках следов краски:

— Ты выиграл? Поздравляю.

— Да ну-у, — пожаловался я, — Вы ушли, а синьор Соргоно и Марио аннигилировали.

— Не кокетничай, я же вижу, как ты доволен. Ладно, иди приведи себя в порядок.

Я кивнул и ушел. Зачем профу надо было представлять меня в таком виде? В том, что он сделал это нарочно, я не сомневался. Хотел показать этому пентюху, какие парни у нас на Этне? Вид у меня романтичный — так Лариса сказала после того, как мы ее спасли, а сейчас я одет в тот же самый комбинезон, опять в гриме, и на плече так же висит бластер, правда, учебный, но этот тип не отличит.

Между прочим, пока в доме посторонние, невозможно работать. А за последнее время я только пару жучков поставил. Уже скучать начал. Надеюсь, они скоро отсюда уберутся.

За обедом выяснилось, что Виктору уже полных пятнадцать лет, он закончил девятый класс (длинный пассаж о том, какой он отличник, как много занимается, как ему некогда бегать с бластером) и сейчас у него летние каникулы. Я блаженствовал в предвкушении вопроса о моих школьных успехах, в том, что он будет задан, я не сомневался.

И вот наконец критичный взор синьоры Будрио обратился на мою особу: если бы я не умел держать вилку, осчастливил бы ее на всю жизнь. Задавать вопросы этому, этому… Взгляд у нее очень красноречивый, не то что язык. Так что она посмотрела на брата и спросила у него:

— А в каком классе учится Энрик? — сладким голосом. Начало атаки по всему фронту — фи, как неизобретательно, а я-то рассчитывал на длинный цирковой номер.

— Энрик учится в университете, — ответил проф.

Виктор даже забыл жевать. Его мать тоже.

— Э-ээ, ну-уу на Этне, конечно, не такое уж хорошее среднее образование…

— Экзамены на аттестат одинаковы во всей цивилизованной части Галактики, — заметил проф, — и ты, Бланка, тоже училась здесь.

Его сестра покраснела как помидор и молчала минут пять.

Не знаю, о чем она думала, но после пустилась в воспоминания о детстве дорогого брата Роберто, о том, какой он был замечательный и так далее.

Если бы я поверил, это была бы месть. Но я посмотрел на профа и подмигнул: в том, что он был вроде меня, я не сомневался.

Не-е, дуры занимательны не более получаса, а потом надоедают. Хочется же поговорить о чем-нибудь интересном, а она все болтает и болтает. И никак ее не заткнуть! Если я придумаю какую-нибудь каверзу, то подведу профессора, она его в покое не оставит. Что же делать? Проф догадался первым. Пока его сестра в очередной раз набирала в грудь побольше воздуха, он обратился к племяннику:

— Виктор, ты играешь в шахматы?

Мальчик кивнул. Ну все, берегитесь все дуры этого мира: мы начали обсуждать самые интересные партии финала последнего чемпионата Этны; Виктор же о них ничего не знает, надо просветить.

Синьоре Будрио пришлось сделать вид, что она что-то понимает. И замолчать! От шахмат мы перешли к другим видам спорта и обсудили достоинства и недостатки различных конструкций гоночных элемобилей. По ходу дела я забросил наживку, признавшись, что Рафаэль не слишком доволен тем, как я вожу машину, и видел, как улыбнулась синьора Будрио. Повеселимся. А парень, пожалуй, не так уж глуп, в шахматах разбирается, да и матушка его порядком достала.

После обеда Виктор увязался за мной:

— Э-э, Энрик, а что ты сейчас будешь делать?

— Решать одну задачу, — ответил я. — Если у меня останется время до тренировки, можно будет сыграть в шахматы, — сжалился я над несчастным. — Дать тебе что-нибудь почитать?

— Ну дай…

Я привел его к себе и оставил перед шкафом с дисками, а сам сел заниматься. Виктор что-то нашел и вставил диск в считыватель.

— Если ты выбрал что-нибудь смешное, катись в соседнюю комнату, — велел я, не оборачиваясь.

Он хмыкнул и ушел в мою потрясающую гостиную.

Синьор Брессаноне превзошел самого себя. Я придумал было длинный и сложный путь решения его задачи, а потом вдруг увидел, что все гениальное просто. Сам себе не поверил и трижды проверил законность всех выкладок, вплоть до возведения заведомо положительных выражений в квадрат.

А потом пошел выполнять свое обещание. Виктор бродил по мемориальной гостиной царя Миноса и моего охотничьего трофея.

— И тебе все это разрешили? — Он кивнул на копию фрески «Дамы в голубом».

— А что? — удивился я.

— Ну… порнография… [80]

— Чего?! — оскорбился я. — Если ты не знаешь разницы между красотой и уродством, это твое личное горе.

Виктор покраснел. Зачем я на него так набросился?

— Ты хоть раз настоящую порнографию видел? — спросил я.

— Не-е, — признался он, — а ты?

— Видел, — ответил я, — гадость. (Лазал как-то на один сайт, даже не из любопытства, а в пику профу, потом полдня тошнило.)

— А такого, — он показал на голову горыныча, — где можно купить?

— Не знаю, может быть, нигде.

— Как это?

Я рассказал, кто такой горыныч и как я его заполучил.

— Здорово! И тебя не выпороли?

Я посмотрел на него в упор.

— Ну чего? — потянул он. — Мама говорила, что тут… Меня никогда…

— Значит, так, объясняю один раз. Во-первых, ты не дома, а на Этне, при девчонках даже не заикайся. Во-вторых, спрашивать можно только у самых близких приятелей, если они не против. Ясно? А то тебе просто набьют морду, учти. С тобой даже десятилетка справится. Так что твое праздное любопытство останется при тебе: за три месяца ты не успеешь завести никого, у кого бы мог спросить.

— Угу, — вздохнул он, постаравшись не выдать своего разочарования.

Я посмотрел на часы:

— Мне пора на тренировку, в шахматы будем вечером играть.

— А посмотреть, как ты тренируешься, можно?

— Спортзал внизу, а спрашивать надо у сенсея.

В порядке компенсации за утреннюю победу тренировка прошла неудачно (для меня). И этот тип все видел. Впрочем, он ничего не понял.

Ну эта заботливая мамочка дает: привезти сыночка туда, где он все время будет чувствовать себя ущербным. Если, конечно, не дурак. Хорошо учатся многие, и это никому не мешает «бегать с бластерами». И еще. Я как-то осенью взломал «педагогический форум»: оказывается, наш «министр просвещения» еще лет пятнадцать назад велел специально заботиться о том, чтобы в каждом классе каждой школы корпорации обязательно была минимум одна очень умная девочка (если надо, снижают размер оплаты или даже берут бесплатно). Ну какой же парень согласится с тем, что девчонка делает что-то лучше, чем он? Работает не для всех, но в общем неплохо придумано. Педагоги втайне от детей (тех, кто не умеет взламывать) обсуждали, как бы сделать эту меру еще эффективнее.

А в шахматы Виктор играет так себе, знает кучу дебютов, но своей фантазии нет. Не стратег.

Следующие два дня синьора Будрио показывала сыну всякие достопримечательности Палермо. Поэтому надоедала нам только за завтраком и ужином. Самым несчастным человеком в Лабораторном парке в эти дни был Рафаэль. Вечером в пятницу он взбунтовался: заявил синьору Соргоно, что не надо быть гонщиком, чтобы возить по городу эту ведьму. Синьор Соргоно согласился с его доводами и, зловеще улыбаясь, обещал, что с понедельника будет использовать эту работенку в качестве наказания нерадивым, невнимательным и так далее (список длинный). Лабораторный парк испуганно замер.

Глава 19

Лариса почему-то не захотела провести выходные вместе со мной, да еще и погоду обещали отвратительную. Я уже начал страдать, когда мне позвонил Алекс и сказал, что раз уж у наших девчонок появились какие-то тайны (и Лаура, и Джессика отказались их выдавать), то и мы можем провести пару дней, занимаясь чем-нибудь неинтересным им и интересным нам. В итоге мы договорились собраться у меня и заняться наконец проектом «Кремона», а Гвидо пусть учится, хватит дурака валять, не маленький.

А куда я дену своего приемного кузена? Точнее, это я его приемный кузен — так я и объяснил друзьям. Синьора Будрио отправилась встречаться с приятельницами, которых не видела шестнадцать лет, и ее сынок был оставлен на мое попечение.

— Ладно, — великодушно проворчал Лео, — будет мешать, выгоним.

Напуганный его грозным видом Виктор забился в угол. Вот пусть там и сидит. А мы занялись делом. У меня накопились кое-какие идеи, и я жаждал ими поделиться.

— Синьоры, — начал я торжественно, — не кажется ли вам, что, во-первых, мы изобретаем велосипед, а во-вторых, делаем это уже во второй раз?

— М-мм, — задумчиво сказал Алекс, — пожалуй, да. А что ты предлагаешь?

— Ну, сначала разобраться в том, что произошло. Я имею в виду, что не только мы, но и вполне профессиональные службы внешней разведки почти ничего не знают о многих сторонах жизни своих противников. А в древности, на Земле, знали.

— То есть такую информацию собирали?

— Ну да.

— Что же изменилось? — спросил Гвидо.

— Я думаю, в эпоху начального терраформирования просто не было необходимости, а проблем и так было выше крыши… Вот перестали же у нас преподавать историю, да и литературу, кстати, тоже. По-моему, это взаимосвязано.

— У вас нет истории? — удивился Виктор. — Здорово!

Мы посмотрели на него как на идиота.

— Ладно, поехали, — предложил Лео. — Первый вопрос: какая информация считается разведывательной сейчас?

— Численность, дислокация, обеспеченность техникой, стоимость коммуникаций [81], ТТХ боевой техники, производительность военных заводов, обеспеченность стратегическими ресурсами, новейшие научные и технические достижения, — перечислил Гвидо.

— Садись, «A» [82], — сказал я, — ты забыл только досье на представителей руководства.

Гвидо покраснел от удовольствия (или от смущения).

— Второй вопрос, — гнул Лео свою линию, — какая информация считалась разведывательной на Земле?

— Вся, — ответил Алекс. — У меня сложилось именно такое впечатление.

— М-мм, нехорошо, «вся» — это слишком много, ее нельзя успеть обработать, — заметил я, — давайте как-нибудь структурируем.

— Угу, во-первых, те грабли, на которые уже наступали, — предложил Лео, — уровень жизни, законы, психологическая обработка. В случае с Ористано у нас не было проблем, потому что основная идея умирает, в нее никто не верит, как в первом веке в Риме не верили уже и Юпитера, Марса и Юнону.

— А с Кремоной так не получится, — сказал я, — иначе лейтенант не вскрывал бы себе вены. Если в идею верят люди с головой на плечах, значит, она жива.

— А синьор Мигель уже начал под нее подкапываться, — заметил Алекс.

— Это не подкоп, просто он позаботился, чтобы они больше не пытались никого резать, — пояснил Гвидо.

— Не все так просто. Эффект может быть прямо обратный: что, если им прикажут вести себя так на любой оккупированной территории. А то, что сделал синьор Мигель, их солдаты и офицеры могут просто не узнать. Мне показалось, лейтенант был просто потрясен, когда понял, что пытать его не будут ни в коем случае, — сказал я.

— Как это «не узнать»? У них что, Интернета нет?

— На Ористано был? — ответил я вопросом на вопрос.

— Понятно…

Мы еще долго спорили, составляя новый список военно-значимой информации. Устали.

Лео стоял у окна и барабанил в стекло. А с той стороны в него барабанил дождь.

— Когда это кончится? — простонал он, имея в виду погоду.

Не только он застоялся. Я бы тоже поплавал или полазал по скалам. А бассейн у нас открытый, вода теплая, но потом вылезать под дождь…

— А Феррари что, сломан? — удивился Алекс.

— Обижаешь? — спросил я.

— Кто нам мешает долететь до солнечной погоды?

— В общем, никто. Безопасность, как всегда, не гарантируется, — предупредил я.

— Напугал, — ухмыльнулся Гвидо.

— Ну что, все «за»? — поинтересовался я.

Ребята кивнули.

— А я? — подал голос Виктор.

— Ну место есть, — ответил я, — каждый решает для себя сам.

— Я с вами.

— Лео, там в караулке сидит Марио, и он относится к тебе так же хорошо, как ты к нему. И у него есть ключ от склада. Попроси у него пять сухпайков. Вообще-то у меня есть отмычка, но использовать ее против того, кто подарил, как-то…

— Понятно.

Я еще не закончил тестировать катер, когда Лео уже появился вместе с провизией (не забыть про какую-то визию, как сказал Винни Пух, любимый герой приютских деток).

Я сразу ушел за облака и полетел к югу.

— Вот тебе хорошая погода, — пошутил Алекс, — можно идти на посадку, вон на ту тучку.

— Без проблем, — ответил я и медленно погрузил катер в молоко. Потом вынырнул обратно. Сплошное море облаков закрывало небо над половиной континента. Подходящее место я нашел уже далеко на юге: ничейная территория, хвойный лес (динозавры не водятся), поляна, речка, голубое небо и яркий Феб на нем. Тихо-мирно. Тем не менее я незаметно от ребят выставил караульных белок: лучшие сторожа.

Виктор возлежал на плащ-палатке, а мы возились на весенней травке, уронили Гвидо в воду, высушили (ну… почти…). В отсутствие девочек поспорили, кто больше раз отожмется. Выиграл я, потому что решил, что Лео отожмется раз сто, и был морально готов их проделать, а Лео, как выяснилось, решил, что я выдержу раз восемьдесят, поэтому на восемьдесят пятом сломался. Я отжался еще два раза и тоже сломался. Черт, сто раз — это я загнул.

Потом мы с ним валялись на травке, задрав к небу верхние конечности и с трудом ими потряхивая.

Пора возвращаться. Мы оставили белкам печенье и крекеры (они и я знали, что это за работу) и полетели домой.

Ну да, чтоб я улетел без разрешения и не влип! Такого просто не может быть. Четыре Джела с ненавистными буйволами на броне. Ох, они ж меня явно узнали. Проф предупреждал: серебристых Феррари-2978-66 на Этне три штуки, с ястребом на борту — две, в Северном полушарии — один. И у Кремоны все летчики знают, что мы сделали с тем десантным крейсером.

— Лео, как всегда, хвост, — сказал я, — Алекс, Гвидо — право, лево. Посмотрите, чтобы Виктор был пристегнут. Ребята, я иногда буду у вас отбирать бластеры, тогда предлагаю просто полюбоваться видом.

— Что это? — взвизгнул Виктор.

— Это бой, — насмешливо объяснил Лео, — не беспокойся, с нами это уже случалось.

Виктор затих. Только еле слышно икал.

Настало время серьезно испытать мою программу управления огнем и ракетами. Джел во всем уступает Сеттеру, но только ему… Экраны у них помощнее, двадцать ракет у каждого против моих пятнадцати. И — их четверо. Зато у меня выше маневренность, больше скорость и, главное, мой сюрприз, если, конечно, в моей программе не слишком много ошибок.

Они начали с ракет: не доверяют своим способностям или слишком уважают наше умение? Не важно. Сначала немного побегаем. Когда за нами летели уже семь ракет (и это при том, что ребята неплохо их сбивали), я наконец выпустил свою модель «Чокнутый Энрик», моя ракета кувыркалась, меняла цели и вообще вела себя как психованная, в итоге уже через пятнадцать секунд летчик, к которому она была ближе всех, не выдержал и нажал кнопку противоракетной защиты. Все ракеты взорвались не достигнув цели. А я вошел в абракадабру, четыре бластера, верх, хвост, низ, нос, в автоматическом режиме передавали друг другу почти беззащитную цель. Двух оборотов мне хватило. Джел взорвался.

Виктор просто визжал от ужаса.

— Красиво, — восхитился Алекс, — какие у тебя еще сюрпризы?

— Сейчас увидишь, — обещал я и на максимальном ускорении, которое бы нас не сплющило, пошел вниз.

Джелы пристроились за мной, я круто взял вверх и в этот момент выпустил еще две ракеты в одну цель, он просто не успел среагировать: слишком близко. Алекс тут же добил его несколькими выстрелами. Нас тряхнуло. Но два других Джела были еще ближе, и один из них точно пострадал: он уходил на максимальной скорости: наверно, ждал, когда экраны выйдут на рабочий режим. Если бы второй тоже удрал, нам пришлось бы плохо, но он, видимо, решил заполучить всю славу себе. Второй фокус — серпантин с фейерверком — у меня уже тоже отлажен: право, низ, лево, верх так же согласованно передавали друг другу цель. Все мои экраны пострадали, но довольно равномерно. Он тоже пытался вертеться, подставляя мне разные бока, чтобы дать возможность защитным экранам восстановиться, но за это он отдал точность попаданий. Сейчас добью. Но тут последний Джел вернулся и сел мне на хвост. Лео свое дело хорошо знает, и все же нам пришлось потратить еще одну сумасшедшую ракету, когда Джел ее взорвал и остался почти без защиты, Лео не сплоховал. Два катера взорвались почти одновременно.

— Вы входите в воздушную зону ответственности корпорации Кальтаниссетта, — услышал я по радио приятный женский голос, — идентифицируйте себя или будете атакованы.

Самая приятная угроза, какую я только слышал в жизни. Я назвался и послал свой идентификационный код.

Из нашей зоны мы перешли в безопасную (в мирное время) нейтральную зону Палермо и вскоре сели на площадку в Лабораторном парке. Дождь шел по-прежнему.

— Очень здорово, — спокойно прокомментировал Алекс, — но скучно, ты почти не дал нам пострелять.

— Вы психи! — взвизгнул Виктор.

— Но-но, без бабских истерик, — велел ему Лео, — прилетели, живы-здоровы — и слава Мадонне.

Мы выбрались наружу. Я пошел в обход Феррари, чтобы посмотреть, как сильно он пострадал.

Виктор отбежал на безопасное, как он полагал, расстояние и закричал:

— Вот я все маме расскажу! А она дяде Роберто!

— А в морду? — Лео бросился за ним.

Я повис у него на плечах:

— Лео, он же не может защищаться!

— И что? Никто его силком не тащил!

— Э-ээ… — Я не нашелся, что ответить.

— Тебе же влетит, — озабоченно заметил Алекс.

— А это можно скрыть?! — Я кивнул на покореженный катер.

— Так нечестно, почему только тебе? — выразил Гвидо общее мнение.

— Только не вздумайте проявлять глупое благородство, мне это только помешает.

— Почему?

— Ну, я не смогу защищаться.

— То есть тебе можно проявлять «глупое благородство»? — ехидно поинтересовался Алекс.

— Всем можно, — ответил я, — но мне будет проще, если вы не будете этого делать.

— Ясно, — сказал Алекс, — но учти, теперь это правило действует всегда и для всех.

— Угу, — согласился Лео.

Гвидо просто кивнул.

— Ладно. А давайте что-нибудь съедим! — предложил я. — Джелы невкусные. Да, и девчонкам ни слова, хорошо?

— А что? — удивился Лео.

— Лариса рассердится, — смущенно пояснил я.

— Так вот кто самый страшный человек на Этне, — насмешливо потянул Алекс, — я и не знал.

— А вот тебя побить можно, — заметил я, — ты же не беззащитный.

— Ага! — весело согласился Алекс и побежал к дому. Мы побежали за ним. Лео догнал его первым и запрыгнул на спину.

— Эй, — крикнул я, — только не падайте в розовые кусты! Это любимый Ларисин сорт.

— Ах так! — придушенно возмутился Алекс и начал стряхивать Лео именно туда. Лео благородно стряхнулся на дорожку.

Если бы у меня была возможность выбрать себе тетю, я бы выбрал нашу повариху. Готовит она бесподобно и, естественно, обожает мальчиков с хорошим аппетитом. Впрочем, я ее так и называю — тетушка Агата. Единственный человек во Вселенной, который способен посчитать четыре сбитых боевых катера небольшой детской шалостью. Один раз она на меня рассердилась, когда в доме все стекла вылетели, а кухонные еще и упали в какое-то потрясающее блюдо. А катера — подумаешь! Какие мелочи.

— А тут мальчик прибегал, сын синьоры Будрио, — с укором заметила нам тетушка Агата, — зачем вы его обидели?

— Мы?! И как, интересно, мы обидели этого ябеду?

— Я не знаю, но он плакал.

Мы расхохотались. Бедная пятнадцатилетняя деточка!

Вряд ли тетушка Агата что-нибудь понимает в воздушных боях, но она внимательно нас слушала и потрясенно ахала в самых драматичных местах.

Ребятам было пора домой, расставались мы в самом благодушном настроении, обласканные и вкусно накормленные.

— Позвонить тебе? — спросил Алекс, он не забывал, что мне светит не самый приятный вечер.

— Угу.

Мы пожали друг другу руки, ребята забрались в элемобиль, и Рафаэль (очень довольный — наконец-то нормальные пассажиры) повез их по домам.

А я пошел гулять по парку под дождем. Настроение у меня было как раз подходящее — перед самим собой можно не притворяться. Самое ужасное, что мне ни в коем случае не влетит! Зря ребята за меня опасались. Если бы не гости в доме, проф сказал бы мне много нового и интересного, а может быть, не только сказал, но сейчас… Он же будет защищать меня до последнего, как бы сам ко всему этому ни относился. Ну я и влип! На пустынной аллее мне попался мокрый, взъерошенный Геракл. Я вошел в Контакт.

— Тебе грустно? Кошечка покинула?

— Нет, — ухмыльнулся я.

— Люди — очень странные.

— А ты что тут делаешь?

— Тебя ищу. Ты меня искал, когда мне было больно.

«Ты — волшебный кот, — подумал я, — таких просто не бывает».

— А что такое «волшебный»?

Я объяснил. Это очень смешно, пытаться объяснить коту, что такое «волшебный». И я рассказал ему сказку про кота в сапогах.

— Все то же самое можно было сделать и без сапог, — резонно заметил Геракл.

По дорожке прошуршали колеса элемобиля — вернулась тетя Бланка, почти сразу же за ней приехал проф (еще с утра он укатил на какую-то важную встречу в резиденцию).

Я подхватил Геракла и отправился на встречу с неизбежными неприятностями.

Еще идя через парадную гостиную, я услышал визгливый голос синьоры Будрио, мои сегодняшние подвиги расписывались в красках. А вот проф не соглашается с ней спокойно, но твердо, червячок сомнения — а вдруг он согласится с сестрой — тихо сдох где-то в глубине моей души. Я открыл дверь и поздоровался:

— Добрый вечер.

Синьора Будрио только фыркнула, Виктор отвернулся.

— Добрый вечер, — ответил проф.

За ужином я демонстрировал небрежно-великолепные манеры (а что вы хотите, я учился этому не у мамы, а по специальным руководствам для дипломатов) и отменный аппетит (а вот это было непросто, тетушка Агата нас недавно кормила). Моя приемная тетя несколько раз порывалась что-то сказать, но наталкивалась на тяжелый взгляд профа и не решалась. Других тем для беседы никто не нашел, поэтому ужин прошел в напряженном молчании. Виктор злорадно ухмылялся, когда думал, что проф на него не смотрит.

Встав из-за стола, синьора Будрио торжественно прошествовала в малую гостиную, проф кивнул мне и пошел за ней. Виктор не решался пройти в дверь передо мной.

— Не дрожи, — презрительно процедил я сквозь зубы.

Стоило мне устроиться в кресле, как синьора Будрио подала голос (она так долго сдерживалась, так долго!):

— Может быть, Энрик останется стоять?

Проф удивленно поднял брови.

— Зачем? — спросил я. Тут до меня дошло: проф и не думал удивляться — это подсказка.

— Ты еще спрашиваешь? — завизжала тетя.

Я пожал плечами и остался сидеть.

Синьора Будрио требовательно посмотрела на брата, ничего не добилась, поэтому продолжила:

— Он показывал Виктору порнографию! — Трагически, с придыханием, благородная мать семейства умирает из-за поруганной чести фамилии.

— Дамы в голубом, — пояснил я.

Проф кивнул.

— Это не производит на тебя впечатления?! Он потащил Виктора на своем кошмарном катере, и мой сын чуть не погиб!

— Силой не тащил, — пояснил я, — четыре Джела от Кремоны.

— И ни один не ушел? — улыбнулся проф.

— Хм, конечно.

— И ты ему веришь?! — Это уже настоящий визг, переходящий в вопль. Записать для сигнализации — все угонщики умрут от разрыва сердца. Какое отношение эта реплика имеет к уже сказанным? По-моему, никакого. Отрепетировано заранее, из расчета, что я буду выкручиваться.

— Да, — серьезно ответил проф, — Энрику можно верить. — Потом он обратился ко мне: — Ты можешь идти.

Я встал, склонил голову в вежливом поклоне и пошел к себе в комнату: в кабинет профа можно попасть через большие французские окна, выходящие во внутренний дворик. Мои тоже туда выходят.

Проф меня уже ждал. Быстро он прогнал свою сестричку. Проф обнял меня так, что ребра заныли.

— Тебя могли убить! — прошептал он.

— Угу, — печально согласился я, — и не только меня. Все это было очень глупо, причем сразу во всех отношениях.

— Каких всех? — заинтересовался проф.

— Ну я не узнал обстановку, вылетел из нашей зоны в поисках полянки попривлекательнее, взял с собой труса и подонка.

— С его точки зрения, он вел себя очень неплохо, а вы не оценили.

— Да у нас девчонки вели себя сдержаннее, — презрительно ответил я. — А ябедничать он пошел, потому что обиделся?

— Что-то вроде.

Я помотал головой:

— Он хотел полюбоваться, как вы будете спускать с меня шкуру. Интересно ему. — Я посмотрел профу в глаза. — То есть шкура-то на мне лишняя. Но — уж чтобы он ничего не знал.

Проф помотал головой:

— Вот и ходи с лишней шкурой. Не маленький: отшлепали, и снова можно лезть горынычу в пасть.

— Э-ээ… а-аа… — Я несколько раз открыл и закрыл рот, но так и не придумал, что ответить.

— Вот на такое зрелище можно билеты продавать, — насмешливо заметил проф. — Энрик, который не знает, что сказать.

Я фыркнул.

— Не дождетесь! Я написал новую программу автоматического управления огнем, и сегодня она прошла проверку в настоящем бою. Кто у нас теперь командующий ВВС?

— Ты разговариваешь с его начальником.

— Все так плохо? — встревожился я. — Вы ведь не случайно много лет оставались в тени, тоже «последний довод королей».

— Не плохо, а напряженно. Понимаешь разницу?

— М-мм, ну примерно.

— Рассказывай про свою программу.

Я рассказал.

— И все это работает?!

— Ну все я проверить не смог, Джелов мало было, — усмехнулся я.

Проф так меня шлепнул, что я подскочил.

— Считай, что ты свое получил, если уж тебе это так надо. Не обязательно было лезть на рожон, чтобы ее испытать. Завтра поедем в Третий истребительный, победитель львов, покрутим ее на тренажере.

— Угу, мне нужна моя команда.

— В чем же дело, бери ее с собой.

Алексу я позвонил сам.

— Ты как? — встревоженно спросил он.

— Без последствий, — ответил я, — у меня сюрприз!

— Давай!

— Завтра мы все едем в Третий истребительный на тренажер!

Не только я умею издавать рев победившего горыныча, Алексу там у себя пришлось объяснять, что он не сошел с ума.

Потом я позвонил Лео и Гвидо и договорился с ними. Они были в таком же восторге. Еще бы!

Глава 20

В воскресенье утром, очень довольный собой, профом и ближайшим будущим, я влетел в столовую, едва не сбив с ног торчащего за дверью Виктора: о Мадонна, когда эти люди наконец уберутся к себе на Новую Сицилию? Из-за них у нас запечатан второй этаж (там находятся рабочие помещения), и я запер двери своих комнат: в доме появился пакостник. Интересно, проф догадался поступить так же или ему подсказать? И что он мне ответит, если я ему подскажу? «Я тебя сам этому научил». Когда это он успел? Не говорил он мне ничего подобного, но я откуда-то знаю: прежде чем сесть, посмотри, не лежит ли в кресле кремовый торт или кнопка, запирай все, что тебе дорого, открывая дверь на себя, не влетай в комнату сразу: сверху может что-нибудь упасть, и так далее. На что-то более серьезное Виктор не способен. Он, конечно, может сделать какую-нибудь пакость и попытаться свалить на меня, но проф мне верит, а ему нет. Так что это бесполезно. Не-е, не такой уж мой «братец» идиот…

— Доброе утро! — весело приветствовал я этого унылого типа.

— Ты не сердишься?!

Это что-то новенькое. Что ему от меня надо? Я сразу стал серьезным:

— Ты для меня ничего не значишь, понятно? Я готов говорить тебе «доброе утро» и «добрый вечер» и с удовольствием скажу тебе «прощай», когда вы уедете. Больше ни на что не рассчитывай.

Виктор помрачнел еще сильнее. В это время в столовую вошла синьора Будрио, и мою реплику она услышала. А за ней вошел проф.

— Роберто, ты слышал? — заверещала тетя Бланка. — Этот, этот… хочет выжить нас из дому!

Проф посмотрел на нее оценивающе и усмехнулся:

— Если бы Энрик этого хотел, вы бы уже бежали отсюда, теряя знамена.

— А можно? — спросил я с тщательно разыгранной надеждой в голосе.

Все замерли. Проф немного подумал.

— Нет, нельзя, — ответил он серьезно.

Я разочарованно вздохнул. Одна надежда, что у тети Бланки сейчас будет разлитие черной желчи. Или она у нее уже давно разлилась?

— Что он себе позволяет?! — запоздало завизжала синьора Будрио.

Проф удивленно поднял брови:

— Но дорогая, Энрик — очень послушный мальчик, даже разрешения попросил. И пожалуйста, успокойся, за завтраком только о чем-нибудь нейтральном.

За завтраком я рассказывал о джунглях и охоте на горынычей, а также делился сведениями о динозаврах, полученными у синьора Бриансона.

В глазах Виктора стыла такая тоска, что я даже позлорадствовал: а чего ты хотел, парень? Приключений без опасностей? Так садись за комп и играй до посинения.

После завтрака я заглянул в караулку и застал там скучающего Филиппо.

— Как твой очень большой малыш? — поинтересовался я.

— Растет, вчера первый раз улыбнулся!

— Мы с профессором сейчас уезжаем, а здесь остаются два злобных гостя. И мои ребята: Геракл, Диоскуры и Самурай. Посмотри, чтобы они не пострадали.

— Кто? Гости или звери?

— Конечно, звери. Плевать я хотел на здоровье этих родственничков.

— Э-ээ, а может, ты их как-нибудь… — Филиппо сделал руками жест, как будто он что-то скручивает.

— Нет, — вздохнул я, — тут профессор пошутил, что я могу их выжить, а я в шутку спросил, можно ли, а он серьезно сказал, что нельзя. Так что нам не повезло. Если бы я не спросил, можно было бы что-нибудь придумать, а так…

— Никак я тебя не пойму, — сказал Филиппо, — ты паинька или маленький дьявол?

— Я тоже, — признался я, — последи за ними, пожалуйста, Диоскуры еще маленькие и глупые, а Самурай не может взлететь.

— Ага, не беспокойся, — успокоил меня Филиппо и ушел предупреждать всех остальных.


* * *

— Зачем они сюда прилетели? — спросил я, когда мы с профом ехали на аэродром.

— Напомнить разбогатевшему родственнику о своем существовании.

— Ха, да я берусь за пару лет сделать неплохое состояние из той суммы, что они потратили на билеты.

— Так это ты, — заметил проф. — Для этого надо что-то делать!

— Хм.

— Вообще-то Виктора мне жалко. Бланка ненавидит Этну, потому и уехала. И позаботилась, чтобы ее сын был совершенно не похож на этнийца.

— Да уж, своего она добилась, он и на человека-то не похож.

— Зря ты так. Видел, как он помрачнел, когда ты отказался с ним общаться?

— Видел. Ну и что? Вчера надо было заботиться о своей репутации. Ну допустим, про полет он рассказал со страху, в истерике, ладно, не учили его не бояться. Но мою гостиную он видел в среду и приберег свое возмущение до вчерашнего дня!

— Ну да, все это правда. Тем не менее он тобой восхищается и хочет быть на тебя похожим.

— Почему вы так решили?

— Ты не обратил внимания, как он завидовал твоим приключениям?

— Ну допустим. И что? Э-э, он не умеет хотеть, вот! Поэтому у него ничего не выйдет. Никогда.

— Прямо как контрольный выстрел в голову. Люди меняются. Ты не заметил?

— Ну почему же, заметил. Но для этого надо быть твердым. Ну как металл, можно переплавить или перековать и получить другую форму, такую же твердую. Желе тоже можно придать любую форму, но, во-первых, оно будет дрожать, а во-вторых, скоро растает. И опять будет просто лужица.

— Интересное рассуждение. А почему одни люди твердые, а другие нет?

— Не знаю, — потянул я. — Вот интересно, на Джильо мы познакомились с синьором Бриансоном, ну я рассказывал. Он тоже такой… хлипкий… С Земли, одно слово. Но, по-моему, он твердый. Так вот, сможет он стать таким, чтобы Доменико не пришлось таскать его по джунглям на себе? Скорее всего, да.

— М-мм, ну и чем они отличаются? Виктор и синьор Бриансон?

— Проще всего сказать «всем», но это не ответ. Что из этого «всего» важно, а что нет? Я не знаю.

Я вопросительно посмотрел на профа.

— Я тоже не знаю, — сказал он, — а ты все еще думаешь, что я могу ответить на любой вопрос?

Я помотал головой.

— Этого не может даже Господь Бог. А Сократ, наверное, и впрямь ничего не знал, раз задавал своим ученикам столько вопросов [83].

— Непочтительный тип!

— Вот сейчас мы приедем, и там будет очень много почтительных офицеров, — ответил я. — Вам еще надоест.

— Летчики не очень-то почтительны, — усмехнулся проф, — хуже них только врачи.

— Как это?

— Ну однажды (я уже был генералом) на меня наорал один лейтенант медицинской службы: мне надо было срочно поговорить с человеком, которого как раз укладывали в ожоговую капсулу, а врач, конечно, был против.

— И как? Вам удалось?

— Удалось, я и сам врач. Да и Ренато хотел со мной поговорить. Синьор Арциньяно, — пояснил проф, — с тем врачом-лейтенантом ты уже тоже знаком.

— Угу, я так и понял, что синьор Террачино — военный врач. И он, конечно, мог встать у вас на дороге. — Я с удовольствием продемонстрировал свою сообразительность.

— Это так страшно?

— Жуть!

«Мою команду» привезли только на пару минут позже нас.

— Синьоры, — сказал я тихо, — если вы сегодня не сумеете убедить майора Барлетту научить вас летать, сами себе будете злобные мараканы!

Ребята повеселели еще больше, хотя минуту назад казалось, что это невозможно.

Летчики нас уже ждали. Быстро я зарабатываю себе репутацию человека, от которого можно ждать чего угодно, но с которым не соскучишься. Читать лекцию о достоинствах своей программы я не стал, только предложил сыграть на тренажере один к трем и взял не пять стрелков, а только своих друзей. Проф, полковник Мирано (командир Третьего истребительного) и старший аналитик центра программного обеспечения ВВС, ужасно недовольный, что его вытащили из дома в воскресенье, сели к нам наблюдателями.

Итак, один Сеттер против трех, и все мои противники — настоящие асы, Барлетта в том числе, между прочим. Полетели.

Попытка напасть на меня плотным строем привела только к серьезным повреждениям носовых экранов, я почти не пострадал. Чокнутая ракета произвела фурор, кто-то, кажется Барлетта, пытался ее сбить, забыв обо всем. Летучие коты, ну неужели никто из них не поддастся и не «почистит небо»? Двенадцать же ракет уже летают. Алекс даже ругаться устал. Оп! Почистили. Кто это был? Вот сейчас, уже отработанный в бою трюк, серпантинчик, да ему двух десятков выстрелов хватило (экраны у него еще не работают). Один готов. Дальше. Две ракеты с очень близкого расстояния в одну цель, я так вертелся, что неизвестно еще кто больше пострадал от моего «глупого» маневра. Кто же так подставляется? Я, конечно! И на закуску невероятно понравившаяся всем абракадабра. Полковник зааплодировал.

Это очень хороший тренажер, поэтому мне надо еще сесть. Все! Руки дрожали, как не дрожали после настоящего боя.

Проф с трудом спас меня от железных объятий полковника Мирано. Чтобы заключить в свои, не менее крепкие.

— Все, — прохрипел я, — больше я таких программ не напишу, задушите!

Все расхохотались.

Летчики меня не обнимали. Проигрывать, даже ради будущих побед, никому не нравится. А майор Барлетта с экипажем даже не успел катапультироваться, с таким восхищением следил он за «угробившей» его абракадаброй.

Я рассказывал обо всех новых возможностях и отвечал на вопросы, пока не охрип. Больше всего мне понравилась реакция лейтенанта Доргали: «Что тут спрашивать, все ясно, надо ставить и тренироваться». На самом деле моя программа написана для Феррари, для Сеттеров ее придется немного переделать, и «охота за ракетами» у меня не работает. Этот пункт меню хорошо сымитировали Алекс, Гвидо и Лео. Сам я вообще не прикасался к гашетке — нарочно.

Полковник Мирано, услышав просьбу моих друзей, обращенную к майору Барлетте, научить их летать, пробормотал так, чтобы все слышали:

— Пусть только попробует отказаться!

— Ха, — ответил Барлетта, — только попробуйте мне запретить! Переведусь во второй полк!

— Я же говорил, что почтительных летчиков не бывает, — заметил проф.

— Оттуда, — сказал кто-то, показав в небо, — очень плохо видны погоны.

Глава 21

Вернувшись в Лабораторный парк, я первым делом навестил своих партнеров. Охрана охраной, но я все равно о них беспокоился. Оказалось, что все в порядке: под пристальным взглядом Филиппо Виктор постарался понравиться Гераклу — не преуспел, к Диоскурам и Самураю не приставал. Вот и хорошо. Я поблагодарил всех «за службу», но заметил, что все равно не верю этому типу ни на грош. Замученный синьорой Будрио Рафаэль горячо подтвердил, что сын такой женщины способен на любую пакость, и вытряс под это дело из синьора Соргоно лишний выходной и новую обивку для сидений наших элемобилей (не сейчас, а после отъезда синьоры) в качестве компенсации за свои моральные страдания.

Потом я в обществе повеселевшего Рафаэля осмотрел Феррари. Рафаэль опять сник.

— Два дня в полковых мастерских, если срочно, — изрек он свой вердикт. — Там правда было четыре Джела?

— Ага.

— Даешь! Радуйся, что жив остался.

— Я и радуюсь. А в прошлый раз где чинили? Тогда было еще хуже.

— Там и чинили, пострадал-то в бою. Значит, за счет армии.

— В этот раз тоже в бою.

— Ну значит, завтра отгоним. Не переживай. Сколько тебе еще ястребов лепить?

— Ни один не ушел.

— Ясно.

Я отправился поработать в спортзал (когда наконец нанаших пожелтевших газонах появится молодая травка?) и обнаружил там своего приемного кузена. Если я его выгоню, значит, не игнорирую. Поэтому не стал. Однако! Проф — ясновидящий или Виктор ему что-нибудь говорил? Этот несчастный тренировался! Смеяться над ним я не стал — некрасиво, хотя очень хотелось: он ни у кого не спросил, как это делается. Ладно, особого ущерба своему здоровью он не нанесет, а боль во всех мышцах — хорошее испытание для его решения. Только от штанги я его отогнал:

— Покалечишься, дурень.

Надежда вспыхнула в его глазах — и погасла. Если он действительно хочет, обойдется без моего одобрения. Еще через полчаса пришлось приказать ему отдохнуть (лежа, дурень, а не сидя!), а еще через двадцать минут прогнать (хватит!).

За ужином Виктор с трудом сохранял вертикальное положение. Синьора Будрио, конечно, не могла промолчать.

— Бедный мальчик! Роберто, ты только посмотри! Зачем это Энрик потащил его в спортзал?!

— Никуда он меня не тащил! — слабым голосом, но решительно возразил ей сын.

Проф улыбнулся:

— Бланка, ты можешь ненавидеть Этну, но ты не найдешь в Галактике места, где бы мальчики хотелибыть слабаками. Его просто не может быть.

Она не нашлась что ответить.

После ужина я отказался играть с Виктором в шахматы. В порядке мести проф у него на глазах разнес меня в пух и прах. Я переживу! Я подожду еще недельку, и если сильная боль во всем теле каждое утро не помешает тебе каждый вечер приходить в зал и тренироваться, вот тогда я пожму тебе руку. Не раньше. Но вслух я этого не сказал. Незачем.

Утром пришлось ехать в университет на элемобиле, правда, вел я его уже сам. Чуть не угробился: в воздухе гораздо больше места, и рефлексы у меня соответствующие. После второй попытки обогнать кого-то сверху я понял, что не рожден быть гонщиком и Рафаэль, наверно, прав на мой счет.

Когда я, мокрый как мой мышь после трассы, добрался наконец до университета, первым, кого я увидел на стоянке, был кремонский стипендиат Винсенто Линаро, тот самый, что все время пытался меня подколоть.

— Что? Разбил свою птичку? — приветствовал он меня.

— Поинтересуйся сводками потерь кремонских ВВС, — ехидно посоветовал я ему.

Он был так потрясен, будто я предложил ему, ну… спуститься в ад покутить с дьяволом, не меньше.

— Ты чего? — испуганно спросил я. Противный, конечно, тип, но доводить его до инфаркта я не собирался.

— Это же военная тайна! — произнес он сурово, голос у него дрожал.

Я пожал плечами и ушел. Не буду я пикироваться с человеком, когда он в шоке (почему он так реагирует? Что я такого сказал?). И на лекцию синьора Брессаноне он не пришел… Ладно, он мне не брат и не друг, чтобы беспокоиться.

Дома оказалось, что Рафаэль сегодня выходной, поэтому о проблемах вождения я разговаривал с Фернаном. Он меня утешил, сказал — все так начинали.

Виктор, робея и дрожа, пришел в спортзал и о чем-то разговаривал с сенсеем. Сенсей велел нам разминаться самостоятельно и начал разглядывать Виктора, как подержанный элемобиль, который он собирается купить. Потом сосчитал ему пульс, что они там делали дальше, я не следил: мне тоже надо тренироваться.

Видел я своего кузена уже за ужином, чуть живого, но очень довольного. Синьора Будрио смотрела на него с ужасом. Играть в шахматы на этот раз он и сам не захотел, сразу ушел, наверное спать.

Вторник и среда мало отличались от понедельника, только я все больше скучал по работе. Просочиться бы на второй этаж, упасть в рабочее кресло и побегать где-нибудь, а еще лучше полетать с Самураем. Маховые перья ему вырастили и приживили, но летать он не мог, в первый раз сегодня рискнул слететь с моей руки на землю, и все обошлось. Значит, вылечится.

Виктор упорно, игнорируя мамочкины ахи и охи, ходил тренироваться. И даже в зал по лестнице спускался, а не на лифте.

Лариса с подозрением посмотрела на меня, когда я, объяснив, что Феррари нужен небольшой ремонт, повез ее кататься на элемобиле, но ничего не сказала. Ладно, расскажу ей правду как-нибудь потом.

В четверг, на очередном занятии у синьора Брессаноне, я снова увидел Линаро: двигался он как человек, сильно пострадавший в жестокой драке. Но на лице никаких следов. От меня он шарахнулся, как от чумы. Тем не менее я успел заметить, что костяшки пальцев у него не сбиты: его били, а он не сопротивлялся? Странно, крепкий, здоровый парень.

После лекции ко мне подошел Стефан Ориоло, стипендиат кого-то из джельских шишек. Как человек общительный, он разговаривал со всеми и как представитель союзника Кремоны находился с Линаро в приятельских отношениях.

— Полюбовался на свою работу?! — поинтересовался он зло.

Я удивленно поднял брови:

— Ты это о чем?

— На Винсенто полюбовался? (Предмет нашей беседы как раз выползал из аудитории.)

— При чем тут я? — спросил я сухо, внутренне похолодев.

— Шутник …!

— Выбирай выражения! Давай-ка прогуляемся на улицу.

— Сам выбирай выражения! Зачем ты предложил ему заняться шпионажем?

— Что?! Я?! Когда?!

— Ты идиот или притворяешься? Ты предложил ему посмотреть сводки потерь ВВС.

— И что?

— Он побежал признаваться в свою СБ, что его пытаются завербовать. Ну ему и вломили за то, что вообще с тобой разговаривал.

— Откуда ты знаешь?

— Мы живем в одном блоке, я ему первую помощь оказывал, ну он и проговорился, пока не в себе был.

— А к врачу…

— Тогда ему опять вломят, за то, что проболтался о том, что был в палермском отделении их СБ.

Я сел обратно на свое место и опустил голову.

— Мадонна, я знал, что они психи, но не думал, что настолько, — сказал я тихим голосом. — А зачем он побежал признаваться?

— Если бы не побежал, а они узнали, ему было бы еще хуже, — пояснил Стефан.

Я поднял глаза, Стефан смотрел на меня обвиняюще.

— Они — вашисоюзники, — заметил я, — уже много лет, с коротким перерывом на союз Кальтаниссетта-Кремона, лучше бы его не было.

Он отвел взгляд.

— «Невежество — великая сила!» — процитировал я профа. — Теперь мы оба должны как-то с этим жить.

Тыдолжен с этим жить!

Я кивнул.

— Понятно. Синьор Стефан Ориоло, мы теперь с вами не на ты, — постановил я и ушел.

Что я натворил? А в последнем бою? Говорили же мне, дураку, открытым текстом: в Кремоне ни у кого нет права выбора. Летчики не выбирали, идти им или не идти в армию, и десантники с того крейсера тоже! Ну а какая альтернатива? Из моральных соображений позволить им все завоевать и превратить весь мир в такую же тюрьму. Как Веррес говорил: терраформирование южного континента костями и кровью. Я совсем запутался.

Как я доехал до дому, не попав в аварию, знает только Бог.

Третьим человеком, которого я встретил в Лабораторном парке, был проф, и он стоял у меня на пути намеренно (хорошая у него разведка).

— Что случилось? — Он обхватил меня за плечи и затащил к себе в кабинет.

Я рассказал. Медленно и спокойно. Потом так же медленно и спокойно сказал:

— Я их уничтожу.

— Ты и раньше знал… — мягко заметил проф.

Я помотал головой:

— Это было теоретически, Веррес сказал, я ему поверил, «Лунный пейзаж», эта рота, которая сама себя резала, потом сводки с Эльбы, даже брат Ларисы. А это невиртуальная реальность.

— Это тебе тоже рассказали, к тому же человек, которого ты перестал уважать.

— Не такая у него фантазия, чтобы это придумать, — вздохнул я.

Вечером на тренировке сенсей остановился передо мной и сказал:

— Ты в гневе. Оставь свой гнев за дверями зала.

Я закрыл глаза и попытался так и сделать. Потом открыл их и покачал головой:

— Не могу.

Сенсей посмотрел на меня повнимательнее:

— Никакого спарринга, иди макивару обрабатывай.

Почему это толстый соломенный мат, а не все кремонские эсбэшники, шишки, важные птицы и как это еще называется? После сегодняшней тренировки снаряд придется поменять.

В пятницу я не поехал в университет, просто не мог. Сверкать еще четырьмя ястребами на борту свежеотремонтированного Феррари, хвастать своими победами, удачей, счастьем, когда они отдаются так… «Ты не виноват», — сказал внутренний голос. «Да, ну и что?» — ответил я.

Утром я написал на адрес Торре для все еще находящегося на нелегальном положении Верреса длинное и очень злое письмо, как будто он был моим подчиненным и не выполнил приказ. А «приказывал» я ему написать доклад «СБ Кремоны глазами рядового гражданина» и еще «Все, что я точно знаю о деятельности СБ Кремоны».

Днем я договорился с ребятами, что они опять придут ко мне заниматься тем же самым проектом. Их восторги по поводу первых уроков пилотирования я вынес с трудом.

От свидания с Ларисой я отказался без объяснения причин. Только извинился — и все.


* * *

В субботу утром я не поехал за ребятами сам, а попросил об этом Рафаэля, он уже начал произносить воспитательную сентенцию о необходимости ездить, если я хочу научиться, но, посмотрев на меня повнимательнее, осекся.

— И летать ты сегодня тоже не будешь. Обещай.

— Ладно, — согласился я.

Рафаэль кивнул.

Когда он вернулся вместе с моими друзьями, они некоторое время пристально меня разглядывали, Лео даже вокруг обошел.

— Что с тобой? — удивился Алекс. — У тебя глаза по пять сестерциев.

— Сейчас расскажу, — обещал я.

Виктор ждал нас у дверей моей комнаты.

— А можно мне?.. — спросил он, краснея и смущаясь.

— В вывеску тебе можно, — подтвердил Лео.

— Ладно, Лео, не трогай его, — попросил я. — Человек, который вынес пять тренировок у сенсея, заслуживает награды.

Виктор просиял.

— Ого! — Алекс был потрясен.

Почему-то я не мог начать рассказывать, пока мы шли по коридору. Только устроившись в своем кресле.

Ребята выслушали меня в молчании.

— Ты не виноват, — сказал Гвидо.

— Ну и что? — спросил я.

— Э-ээ, м-мм, — подал голос Виктор.

Мы воззрились на него. Вид у него был испуганный.

— Говори, — велел я, — ты не в кремонской СБ, ничего тебе не будет.

— У вас со всеми так обращаются, — выпалил Виктор.

— Чего?!

— Ну мама говорила — ведь всех же лупят.

— Между синяками на заднице и отбитыми почками, треснувшими ребрами и еще бог весть какими повреждениями есть существенная разница, — заметил я как специалист. — Обсуждать этнийские методы воспитания мы сейчас не будем, неактуально.

— Угу, — согласился Лео, — давайте работать.

— Задавай вопросы, — слабо улыбнулся я.

— Почему от них не бегут тысячами?

Я вывел на экран, а потом распечатал на большом листе политическую карту планеты и план Палермо отдельно (было у меня одно подозрение).

— Смотрите, — предложил я, — что общего у владений Кремоны и Каникатти?

Некоторое время все изучали карту.

— Они изолированы. — Алекс первым увидел эту особенность. — У Каникатти даже нет своей зоны в Палермо. У Кремоны есть, но только «Фешенебельная», никаких заводов, даже научных институтов нет. Только для высшего руководства и самых богатых.

— Проще говоря, легко сделать так, чтобы поменять корпорацию было практически невозможно. Как на Ористано, — резюмировал я. — Давайте проверим. Есть какое-нибудь место, где поменять гражданство все-таки можно? Тогда там должен стоять мощный пограничный заслон.

Мы разложили карту на ковре и улеглись вокруг.

— Вот, — сказал Гвидо, — архипелаг Пантеллерия. Часть островов кремонская, а часть — Вальгуарнеро, кое-где можно просто вплавь.

— Угу, и еще здесь. — Лео показал на большой остров Мареттимо. — Часть опять же Кремона, а часть Леркара.

— Кого будем взламывать? — деловито поинтересовался Алекс.

— Кремону, — ответил я, — только аккуратно, нам туда еще много раз лазать.

Алекс сел за мой комп и принялся за работу. Я подключил ноутбук — залезу в открытую информационную сеть корпорации Кремона — тоже пригодится.

Хм, во-первых, даже у этой сети была защита, правда, стандартная, странно, зачем хранить секреты Полишинеля. Я решил изучить эту систему, потом я так крутил головой и моргал глазами от удивления, что возбудил всеобщий интерес.

— Что такое? — спросил Лео, оторвав взгляд от того, что делает Алекс.

— Э-ээ, — сказал я, — такого я еще не видел, защита, которая не пропускает не в ту сторону.

— Чего?

— Ну они не очень возражают против меня в их открытой сети, но не дай бог какому-нибудь кремонцу попытаться вылезти, скажем, в нашу открытую сеть. Поймают сразу. Учитесь, ребята, такую бы изобретательность да в мирных целях.

— Мирных целей не бывает, — пробормотал Алекс, отрываясь от экрана, — показывай.

Я показал.

— Ты уже говорил об этом, — напомнил Гвидо, — в прошлый раз, когда мы говорили об обмене пленных.

— Угу, — согласился Лео, — это называется «блокада информации», нет ничего проще, чем промывать мозги, когда нет альтернативных источников. Чему ты так удивился? Этого следовало ожидать.

— А если кто-нибудь прорвется, его сразу поймают, и понятно, что с ним будет, — добавил Алекс.

— Что? — спросил расхрабрившийся Виктор.

— Расстреляют, — ответил я, — чтобы второго раза точно не было. Если уж они не боятся калечить надежду кремонской математики…

— А он что, такой?..

— Да, — сказал я.

— Тогда почему он не сбежит от них? — спросил Гвидо. — Он уже на территории Больцано, его оттуда не выцарапать без войны со всеми сразу, тут даже Джела откажется от союзника.

— А у него мама, папа, братишки и сестренки, — пояснил я, — крепкая веревочка. Лейтенант говорил. И его семья в безопасности, пока кремонцы думают, что он мертв.

— Я пробился, — обрадованно сообщил Алекс, — и вроде бы тихо.

— Так просто… — потянул Лео.

— Это для всех их эсбэшников, гамузом, — пояснил Алекс. — Досье на простых граждан. Ну и всякие мелочи.

— Ясно, что знают трое — знает свинья.

— А что тридцать тысяч?..

— Свиноферма, — пробормотал Гвидо.

Мы посмеялись.

— Отлично. Качай все подряд. Места хватит, — сказал я.

— А за перегрузку?

— Сегодня суббота, трафик небольшой. И не будет синьор Арциньяно на меня жаловаться, — добавил я громким шепотом.

— Нахальный тип, — заметил Лео.

— Только для дела, — парировал я и занялся перекачкой открытых кремонских новостных лент с комментариями — хотел сравнить их с реальностью.

— Энрик, я качаю досье на всех жителей зон Кремоны. Это надо?

— У них есть досье на всех?!

— Похоже на то.

— Э-э, не надо, мы их в жизни не разберем, сколько ты уже скачал?

— Несколько тысяч.

— Хватит. Для статистики. Поищи там береговую охрану на Пантеллерии. И пограничников на Мареттимо.

— Нашел.

— О, и посмотри досье на Линаро, нам понадобится. Винсенто Линаро, студент второго курса математического факультета Палермского университета. Нашел?

— Есть такой.

— Отлично. И еще — экономические сведения и досье на руководителей.

— Думаешь, они есть?

— Думаю, да, — хитро усмехнулся я, — этим миром вертит СБ. Служба Безопасности обеспечивает собственную безопасность ради безопасности Безопасности.

— Скачиваю, — сказал Алекс. — И что мы со всем этим будем делать?

— Мы разберемся, как это работает. Построим модель их структуры. Потом найдем в прошлом похожие структуры и узнаем, как они погибли или были уничтожены. Потом придумаем план, как уничтожить Кремону, такой, чтобы и прибыль получить, иначе синьору Мигелю не понравится и он не захочет этого делать.

— Нехило, — присвистнул Лео, — а может, проще все стереть и создать заново?

— Это к Господу Богу, — сказал я.

— А ему ты советов не даешь?

— Обойдется, пусть сам думает.

Глава 22

Опять мы застоялись как породистые кони, а погода опять плохая, дождя нет, но небо серое. Едва пробившаяся молодая травка еще слишком редкая и маленькая. И мокрая — ночью-то дождь шел.

— Я обещал сегодня не летать, — предупредил я возможные поползновения.

— Угу, — принял к сведению Алекс, который считал себя самым виноватым в прошлом приключении.

Мы медленно бродили по дорожкам парка, как болящие на курорте, нельзя же бежать в спортзал сразу после обеда, да еще такого…

— А почему они все это терпят?! — спросил вдруг Гвидо, имея в виду кремонцев.

— Если бы я знал, уже бы сказал, как сделать, чтобы перестали, — ответил я.

— Мы еще даже не знаем, чтоони терпят, — заметил Лео, — только какие-то фрагменты. А почему — это уже второй вопрос.

Навстречу нам попался Геракл.

— Целая толпа грустных мальчиков, — промурлыкал он в моей голове, — всех кошечки покинули.

Мне стоило большого труда не расхохотаться и не выдать часть свято хранимой тайны Контакта.

— Ладно, пойдемте потренируемся, я только почту посмотрю — написал вчера одно глупое письмо.

Ребята пошли в зал, а я скачивать ответ от Верреса, если, конечно, он не обиделся настолько, чтобы вообще мне не отвечать.

Ответное письмо было. « Что случилось, Энрик? Можно подумать, ты решил, что я тебя все время обманывал. В.». Янаписал ответ, извинился за свою резкость и объяснил, в чем дело.

В спортзале Лео с боккэном в руках отважно защищался от наседавшего на него Марио. Ох, совсем с ума сошел, будет потом хвастать синяками, полученными от чемпиона Палермо. Виктор смотрел на это представление раскрыв рот.

— Хм, — кашлянул я, — сенсей научил тебя разминаться?

— Угу.

— Вот и действуй.

Бедный мальчик послушался. Пропустил он из-за меня незабываемое зрелище, много потерял. Лео умеет поставить в тупик не только вопросами. Такое поражение стоит десяти побед. Изнывая от зеленой зависти, я тоже вышел против Марио — и получил свою порцию синяков.

— Зубастые волчата, — проворчал Марио.

— Клювастые ястребята, — ехидно поправил его Алекс.

Мы с Лео загнали в угол этого вредного типа и решили вытрясти из него душу, только не смогли решить, кто будет делать это первым. Пока мы сражались, выясняя этот вопрос, Алекс сбежал.

Когда мы прощались, Лео сказал, что им с Алексом наконец-то сделали общепалермские пропуска для элемобилей и завтра они гордо приедут сами, Гвидо Лео обещал захватить, благо по дороге.

— И сколько времени вам делали эти пропуска? — заинтересовался я.

— Месяца полтора, — протянул Алекс, — отец говорит, что при Алькамо было еще дольше.

— Безобразие, — возмутился я, — не буду заводить свой мобиль.

— Ну тебе-тобыстро сделают, — легкомысленно заметил Лео.

Я надулся:

— Вот потому и не буду!

Двуглавые церберы! Не нужны мне никакие привилегии!

Вечером у всех ребят были назначены свидания, поэтому они уехали. О, черт, а я вчера не пошел гулять с Ларисой, хотя она очень прозрачно намекала. И на сегодняшний вечер я с ней тоже не договорился.

Я отправился к себе и позвонил ей на комм.

— Я не хочу с тобой разговаривать, — сухо сказала Лариса и прервала связь.

Летучие коты! Она на меня обиделась. На этот раз всерьез. И я сам виноват, почему я ей ничего не объяснил? Сначала сам убедил в том, что могу поделиться своими проблемами, не считаю ее красивой куклой, а потом сам же… Я ее оскорбил, хуже чем всякие типы вроде покойного Васто, с их «женщина — это тряпки, фигурка и мордашка», потому что подошел поближе. Что же делать?

Я побежал в караулку и попросил собиравшегося домой Марио подбросить меня в центр.

— Ты что, сам не можешь?

— Могу, но с утра обещал, что сегодня не буду, слишком уж был не в форме.

— А обратно ты как?

— На такси приеду или Рафаэля вызову, он еще здесь будет.

Я послал профу на комм сообщение, что уезжаю в центр и вернусь поздно. Ох, опять я нарываюсь на неприятности.

У выхода мы встретили Виктора.

— Ты уезжаешь?

— Да, в центр.

— Можно мне с тобой?

— Нет.

Виктор сник.

— Это не потому, что я сержусь, просто никак нельзя.

— Угу, — вздохнул он.


* * *

Все окна второго этажа особняка Арциньяно были темными. Ее нет дома? На всякий случай я позвонил в дверь. Мне открыла горничная: «Нет, синьориты нет дома. Она где-то гуляет».

Одна? Где? Ну из центральной зоны она не выйдет, размолвка со мной — не повод совершать самоубийство. В парке, наверное. Я побежал в парк. Физически ей ничего не грозит, драки драками, но девочек никто никогда не трогает, все знают, ничего ужаснее парень совершить не может, да и на девчоночий визг или крик «помогите» сбежится столько народу… Тем не менее к ней могут пристать, оскорбить или как-нибудь унизить словами. Золотое детство, когда она никого не интересовала, кончилось.

Субботний вечер, и народу в парке довольно много. Для Ларисы так безопаснее, но как я буду ее искать?

Стоп, не мельтеши, думай! Или она сидит за столиком в кафе, на террасе, растравляет душу, или бродит по темным аллеям, где меньше народу.

В нашем любимом кафе и в трех других, в которые мы иногда заходили, Ларисы не оказалось. А темных аллей в парке многовато, тем не менее я ее нашел. И вовремя.

Она шла по дорожке, и сидящий на скамейке парень подставил ей ногу, а потом поймал, когда она споткнулась и потеряла равновесие.

— Такая красивая, а гуляешь одна, — сделал он комплимент моей девушке.

Она попыталась отстраниться, он не отпускал:

— Ну чего? Давай вместе погуляем.

— Она не одна, — твердо произнес я, подходя к ним из темноты, — лапы убери.

— Энрик!

Парень отступил на шаг. Я осторожно обнял Ларису.

— Дурак ты, — констатировал парень, — я бы такую всю жизнь на руках носил.

— Согласен, может, ты исчезнешь, нам надо поговорить.

Парень ухмыльнулся и ушел.

— Не надо меня носить на руках, — попросила Лариса.

— Я так и понял. Но иногда можно? — спросил я, подхватывая ее на руки.

— Иногда можно, — согласилась Лариса, — но только в самом прямом смысле этого слова. Рассказывай.

Я сел на скамейку, Лариса устроилась у меня на коленях. И я рассказал.

— Как это может быть?

— Ты уже видела весь этот кошмар, на Джильо, — постарался я объяснить. — А я заживо сжег там больше ста человек.

— Да, — согласилась Лариса, прижавшись лицом к моему плечу, — а иначе они устроили бы там вторую Эльбу. Так что ты еще больше спас. И еще честь Верреса и жизнь.

— Не утешай меня. Тактика от противника не зависит, с солдатами Джела я бы обошелся так же.

— Что ты будешь с этим делать?

— Не скажу.

— Почему?

— Ну когда-то давно я прочитал один умный роман, кстати, продолжение другого, довольно дурацкого. В нем одна королева стала любовницей своего первого министра, а предыдущему первому министру она отказала. Так она там думает: «Я отказала человеку, который никогда не говорил „я сделаю“, он всегда говорил „я сделал“». Следующий уже таким не был.

— Понятно. И кто же твой новый идеал?

— У меня вообще нет идеалов.

— Ну да, как же. После встречи с синьором Мигелем ты по нескольку дней улыбаешься почти как он.

— Э-ээ, не замечал. Что, вправду? А в остальное время как?

— Обворожительно, — мечтательно проворковала Лариса. — Набиваешься на комплименты? — полувопросительно добавила она.

— Не-е, это случайно получилось, — краснея от удовольствия и обворожительноулыбаясь, ответил я. — А синьор Мигель тоже не бросается обещаниями, я, во всяком случае, ни разу не слышал.

— Ладно, но ты моришь голодом мое любопытство.

— Ужасно. Пойдем, я напою тебя кофе и накормлю мороженым, или просто поужинаем? — предложил я.

— И то и другое.


* * *

Домой я вернулся на такси, довольно поздно. Я и раньше так возвращался, и сегодня проф меня отпустил бы, стоило только попросить. А делать так, как сделал я, — это нарушение какого-то своеобразного этикета, но проф на нем настаивает. Поэтому я явился доложить о своем прибытии. Мне, конечно, не влетит — не настолько серьезно, но нотация светит.

В кабинете профа, забившись в кресло в дальнем углу, сидел Виктор. Что он тут делает?

— Вот, — наставительно произнес проф, — вернулся твой герой, у которого так болит голова, что он спит, как медведь в берлоге.

— Чего? — глупо спросил я, забыв поздороваться.

Виктор покраснел и опустил голову, проф смотрел на него с насмешкой. Тут до меня дошло: этот несчастный решил меня прикрыть! Глупое вранье, конечно, я же предупредил профессора, что уезжаю, но это не главное. Я был растроган.

— Только не вздумай срочно сочинять, что это ты во всем виноват, — велел мне проф.

— Боюсь, в данном случае это даже мне не под силу, — ответил я.

— И что мне с вами делать? — спросил проф.

— Отпустить спать — как медведей в берлогу, — предложил я.

Странно он себя ведет, не собирается же он ругать нас вместе!

— Ладно, — согласился проф. — Виктор, больше никогда не пытайся меня обмануть, понятно? Последствия будут самые тяжелые. Давай, топай.

Виктор ушел. Проф посмотрел на меня испытующе:

— Получается, что неделю назад ты меня плохо понял.

Десять тысяч летучих котов! Это называется цугцванг [84]. Что бы ни решил проф, это будет неправильно, нарушение правил игры. Точнее, правила игры он нарушил неделю назад: каким бы замечательным летчиком и программистом я ни был, как бы он ни был рад, что я остался жив, ему не следовало прощать мне тот полет на Феррари. Но если бы я хоть месяц все время спрашивал разрешения, прежде чем куда-нибудь уехать, это не имело бы значения. Опять я во всем виноват.

— Сейчас ты, кажется, меня понял, — сказал проф помягче. — Ладно, как ты говоришь в таких случаях, проехали. Если ты не будешь специально нарываться, чтобы успокоить свою чуткую совесть.

— Не буду, — пробормотал я.

— Иди, медведь, в свою берлогу, — усмехнулся проф.

Виктор ждал меня в столовой, в темноте. Я тихо вошел и включил свет, он зажмурился.

— Я тебя не услышал, — признался он, — а ведь специально дожидался.

— Я так и понял. Тебе еще несколько лет надо заниматься, чтобы услышать меня и чтобы я не услышал тебя. Дышишь ты как Винни Пух, медведь в берлоге.

— Это все было так глупо, — всхлипнул он.

— Не бери в голову, — утешил его я, — зато профессор теперь держит тебя за человека. Только не нарывайся.

— А-а, понятно.

— Я серьезно говорю. Любопытство сгубило кошку.

Я подал ему руку, он ее пожал, хлипкая у него ладонь…

Пока хлипкая.

— Спокойной ночи.

Глава 23

В воскресенье Алекс появился с огромным синяком под глазом. Лео присвистнул:

— Красавчик! С мараканом подрался?

Алекс покраснел и покачал головой.

— Колись, — велел я.

— Он был один, — пояснил Алекс. Потом широко улыбнулся и добавил:

— А Джесси как даст ему по физиономии, он и понял, что ему ничего не светит.

— Ну, чтобы это узнать, стоит и с фонарем походить, — заметил я.

— Угу, но он теперь в нашем классе учится, здоровый такой, как медведь, и подраться не дурак.

— Поспаррингуй с Марио, тогда тебе этот медведь большим не покажется, — предложил я.

— Я и собирался его попросить.

— А вы не пойдете ему мстить? — удивленно спросил Виктор.

— За что? — изумился я.

— Ну… — С точки зрения Виктора, это было очевидно.

— Ну и порядочки у вас на Новой Сицилии, — осуждающе проговорил Лео.

— Это у вас порядочки, — храбро огрызнулся Виктор.

— А что? — не понял Алекс. — Вот если бы он был на пару лет постарше, тогда да, он был бы сильно не прав.

— Понятно, — озадаченно сказал представитель чуждой нам цивилизации.

— Давайте работать, — предложил я и представил вниманию публики два доклада лейтенанта Верреса. Написание их не отняло у него много времени.


Доклад 1

Что я точно знаю о кремонской СБ?

Ничего.


Доклад 2

Кремонская СБ глазами рядового кремонца

1. Секретная, большая, страшная организация, мимо здания которой лучше не проходить.

2. Попавший внутрь этого здания имеет хорошие шансы вернуться домой лет через десять, если повезет.

3. Каждый второй — осведомитель этой организации, поэтому они все про всех знают. Поэтому о чем ты думаешь, следует помалкивать даже в постели с женой.

4. Провинившись, следует самому бежать признаваться, и заложить при этом еще кого-нибудь, тогда дело может ограничиться избиением и вербовкой.

5. Лагеря, где сидят заключенные этой организации, находятся на Южном континенте, на краю джунглей, и там жуткие условия для жизни.

6. СБ обеспечивает безопасность корпорации Кремона от жестоких и страшных врагов из всех других корпораций (даже тех, с которыми мы сейчас в союзе). Поэтому все, что они делают, правильно.

P. S. Пункты 1, 2, 3 и 5, скорее всего, чистая правда. 4сам нарушал, и пронесло.


Мы молчали минуты две. Это, конечно, доклад уже другого Верреса, человека, который полгода прожил, ничего не боясь. СБ ни в одной корпорации свадеб не устраивает и младенцев не крестит. И если вас в чем-то заподозрили, могут арестовать и допросить с пентатолом. Дальше по итогам допроса извинятся и отпустят или передадут судье, от нескольких месяцев на шахтах до расстрела (последнее редко и в основном для самих эсбэшников). На Этне, прямо скажем, нет переизбытка населения, предельная жестокость непопулярна. Если лояльные граждане имеют основания бояться вашей СБ, они просто переедут под защиту другой корпорации.

Кстати, уничтоженное полтора года назад семейство Алькамо было союзником не только Джела, но и Кремоны, это им принадлежала муниципальная структура Палермо, в том числе приюты, в том числе тот, где жил я. Вот откуда у меня были тогда всякие дикие идеи, что все сволочи и что со мной могут сделать что угодно. И кто угодно. Проф, конечно, вел себя со мной не самым разумным образом, когда не говорил мне правды о том, чем я занимаюсь, но тех грехов, которые я ему охотно приписывал, не совершал. А относиться к собакам и кошкам так, как я, он, конечно, не мог. И не может. Он же с ними не разговаривает.

— Планируй, стратег, — немного насмешливо приказал Алекс.

— Угу, — согласился я, — значит, так, Гвидо, ты уже скачал себе «Историю Земли и колоний…»?

Гвидо кивнул.

— Значит, ты ищешь в истории Земли похожие на Кремону государства.

— Э-э, а как?

— Если бы я знал как, уже бы все нашел. Думай. Читай. Должны быть какие-то приметы. Ну, например, рост населения. У этих должен быть меньше, чем у соседей. А то и убыль.

— Угу, — заметил Алекс, — а они, например, запретят предохраняться…

— Это как? — спросил Лео.

— Найдут способ, не волнуйся.

Виктор покраснел как вареный омар, но промолчал — невиннейшее существо, до сих пор считает, что детей находят в капусте.

— Тогда смертность выше, — сказал я, — запретить людям умирать невозможно. И еще, сайт-то создавали лет триста назад из баз данных, которым тоже не больше пятисот лет, тогда уже такие людоедские идеи были непопулярны. Авторы сайта должны были их осуждать. Надо посмотреть в нашем досье на коммунистов, которое мы собирали летом, часто встречающиеся оценочные эпитеты, ну там «жестокий», «человеконенавистнический», и поискать, к кому они еще относятся.

— Понятно, — задумчиво проговорил Гвидо.

— Так, и еще надо разобрать скачанные Алексом досье и понять, какие сведения о своих гражданах их СБ собирает, что они считают опасным, и если действительно у них половина народу стучит на другую половину, это должно быть как-то отражено. Лео, займешься?

— Могу, а зачем?

— Я так чувствую, не могу пока сформулировать, может, я и не прав.

— Хорошо, я начну этим заниматься, и если ты не прав, я это пойму.

— А я? — спросил Алекс.

— Нет у тебя терпения, — ответил я, — куда ж без тебя. Я скачал кучу их информационных лент с их же комментариями. Надо построить образ мира такой, каким его видит кремонец. Сравнить с реальностью, насколько мы можем считать то, что знаем сами, реальностью.

— Э-э?

— Честных журналистов почти не бывает. Это так не только у Кремоны, наши тоже, знаешь ли…

— Угу. Отслеживать сразу все новостные ленты.

— Ну не все, но кремонские, а к ним — наши, Джела, Вальгуарнеро и Больцано, благо последние две стараются держаться в стороне. Поэтому врать целенаправленно им особого резона нет.

— Ясно, а ты?

— Я займусь их верхушкой. Кто и как у них на самом деле дергает за ниточки. Не по названию. И литературой, кино, поп-музыкой: главный способ психологического давления. Какие там культивируются добродетели и что вообще считается хорошим или плохим? Ну, что сдаться в плен — это предательство, мы уже знаем. Но для того, чтобы в это все поверили, мало написать об этом в уставе.

— А я? — разочарованно потянул Виктор.

Все воззрились на него с подозрением. Лео открыл рот, наверное собирался сказать что-нибудь нелестное, но потом передумал.

— А тебе это интересно? — серьезно спросил я.

— Ну да!

— А взламывать ты умеешь?

Виктор помотал головой и покраснел.

— Его, — заметил Алекс, — будешь учить ты. Не то чтобы я обещал этого не делать, но в общем…

— Понятно, — согласился я, потом опять посмотрел на Виктора: — Так у вас в школе изучают историю?

— Ага, но только Новой Сицилии.

— Да уж, не слишком интересно. Что, победные фанфары: терраформирование, колонизация Этны и Адриатики, а они потом, неблагодарные, откололись.

— Ну да.

— Тяжелый случай, это действительно бесполезно. А полезно нам узнать, какой у Кремоны уровень жизни, производительность труда и что они производят, импортируют и экспортируют?

— Ага! — просиял Виктор.

Вид у него все равно неуверенный. Как у Гвидо… Был… Ничего, на клавиши все нажимать умеют, а остальное — в процессе…

Выглянувший из-за туч Феб был встречен громкими криками «ура» и предложением поплавать. А как же, больше же ни у кого бассейна нет. Я буду просто свинья, если не организую ребятам возможность поплескаться. Вода в бассейне двадцать шесть градусов, а воздух пятнадцать, поэтому вылезать не хочется. Вылезли мы, когда Виктор уже почти утоп. А желающих превращаться в виновников его гибели не нашлось.

Потом я еще немного проконсультировал Гвидо относительно того, что от него требуется.

После хорошей тренировки все, кроме бедного одинокого сицилийца, отправились на свидания. Мне пришлось объяснить Виктору, что ему одному или даже в компании других ребят, без взрослых, появляться в центре небезопасно. Драка один на один считается честной, за него никто не имеет права заступаться, а защитить себя сам он не может. Так что он отправился лазать по Интернету, собирать кремонскую статистику.

Глава 24

В понедельник притихшая было (ко всеобщему облегчению) синьора Будрио сменила тактику и предложила Виктору пойти вечером в театр, в цирк, к черту, к дьяволу, лишь бы не на тренировку. Он твердо отказался. Она начала было скандалить, но проф ее как-то очень легко остановил. Она как будто поняла что-то важное, и я даже представил себе, что она «поняла»: хитрый сыночек старается понравиться богатому дядюшке. Вряд ли у Виктора такие меркантильные соображения, хитростью он не отличается. Можно, конечно, быть хитрым настолько, чтобы с таким простодушием сначала пытаться меня подставить, потом защитить и, скрипя зубами от боли, ходить на тренировки. Но я играл с ним в шахматы: не может этого быть. То есть понравиться профу он хочет, и очень сильно, но не из-за наследства.


* * *

Ночью я изучал самые плохие книги, которые только мог себе вообразить, и составлял список «кремонских добродетелей и пороков». Жуть. Как можно это читать? Только подростковая приключенческая литература мало отличалась от той, к которой я привык. Ну разве что еще прокремонский антураж и периодически вставляемые лозунги. Мне показалось, что авторы сначала писали свои книги, а потом вставляли туда пропаганду, кое-где были даже заметны белые нитки швов. Но их дети этого не заметят, они же живут среди непрекращающихся патриотических воплей! Были среди этих книг и такие, в которых настойчиво утверждалось, что в плен могут сдаваться только последние мерзавцы, а носить одежду, сделанную в другой корпорации, или слушать тамошние песенки — только предатели. Нельзя поддаваться тлетворному влиянию чужих и оттягиваться под «Поцелуй меня в попочку». Ну мне эта, с позволения сказать, музыка тоже не нравится, но я не вижу в ней решительно ничего опасного. Тот, кто способен это слушать, настолько глуп, что ему уже ничто не может повредить. Но глупость — это не криминал.

Кстати, вся та куча замечательных открытых сайтов с историей, мировой классической литературой, живописью и музыкой, доступная всем на Этне, кто умеет на кнопки нажимать, закрыта для кремонцев. Слушать Моцарта и Бетховена — это преступление. Читать Шекспира — тоже.


* * *

Вечером во вторник мы с Ларисой опять гуляли в парке. Я чувствовал, что ее что-то угнетает, но она почему-то не решается мне сказать.

— А вот сейчас я обижусь! — потеряв терпение, заявил я грозным голосом. — Что случилось?

Лариса посмотрела на меня испытующе. Я притянул ее поближе к себе.

— Ну… У нас в классе появился один новенький парень…

— Такой здоровый, как медведь.

— Ты откуда знаешь?!

— В воскресенье Алекс сверкал фингалом.

— Угу, он пытался отбить Джессику. Ко мне он тоже пристает. Я его послала подальше, но он не понял.

— Ясно, завтра я встречу тебя после уроков. Больше он к тебе не приблизится.

— Он такой здоровый. Алекс ведь хорошо дерется, да?

— Ты из-за этого боялась мне сказать?

— Да, — прошептала Лариса.

— Ну-у вот, ты не веришь в мои способности?

— Я боюсь!

— Это не страшно.

— Самоуверенный тип!

— Это в любом случае не страшно, — возразил я, — если он тебе не нравится, все равно отвалит, даже если мне больше достанется.

— Никак я вас, мальчишек, не пойму. Вот например, почему Ружеро тогда ушел, ну когда мы познакомились, помнишь?

— Он хотел похвастаться. Тебе это не понравилось, ты решила ему отомстить. Он тоже не дурак, это понял. А кто из нас победил в драке, неважно. Ты не обязана выбирать победителя. Ну разве что он бы меня побил, и я, допустим, сбежал или попросил пощады. Тогда бы получилось, что ты выбрала недостойного.

— То есть тогда я могла не пойти с тобой гулять, а остаться утешать Ружеро?

— В общем, да, а я бы кусал себе локти в сторонке. Правда, не думаю, что он нуждался в утешении.

Лариса недоверчиво хмыкнула.

— Он слаб, в крови, — но раскаленный взор
Никто не может выдержать в упор — [85]
процитировал я.

— Понятно, — задумчиво проговорила Лариса.


* * *

По средам у меня нет занятий в университете. Работы сейчас тоже никакой нет, так что я могу располагать своим временем.

За завтраком я попросил у профа разрешения съездить днем в центр. Теперь мне долго придется быть таким паинькой, непривычные ощущения.

— Зачем? — поинтересовался проф, по-моему, для порядка.

— Подраться, — признался я.

Тетя Бланка замерла с открытым ртом.

— Ладно, — согласился проф, — поезжай.

Что тут может сказать синьора Будрио? Вот такие мы дикие. И ее бедный сыночек туда же.

— А с кем ты будешь драться? — спросил Виктор, когда мы с ним шли в мою комнату.

— С тем самым парнем, что посадил Алексу фингал, — ответил я.

— То есть ты все-таки за него отомстишь?

— Нет! Сколько раз тебе объяснять, один на один каждый защищается сам.

— А чего тогда? Ты с ним поругался?

— Ни разу в жизни его не видел.

— Э-э?

— Моя девушка учится в том же классе.

— Понятно.

— Слушай, Виктор, ты умеешь водить мобиль?

— Умею.

— И права есть?

— Есть.

— Отлично, тогда ты сможешь полюбоваться на эту драку. Только из машины не выходи, ладно?

— Ну ладно.

— Просто если он меня сильно побьет, ты меня отвезешь домой, хорошо?

— Ага, а сенсей говорил, что мастер может справиться с любым противником, хоть с шестируким великаном.

— Ты правильно запомнил, мастерможет.

— А сколько надо заниматься, чтобы стать мастером?

— Много лет.

— Сколько?!

— Ну этот парень занимается лет восемь, я, как подкидыш, ты, наверное, это про меня слышал, почти пять. Марио занимается двадцать лет, и он настоящий мастер. Профессор и сенсей — лет сорок. Они тоже.

— Понятно, — печально потянул Виктор.

— А ты как думал?

— Да в общем… Понятно.

За десять минут до звонка с последнего урока я припарковал мобиль с обратной стороны школьного скверика (по-моему, он специально предназначен для выяснения отношений).

— Значит, так, — последний раз проинструктировал я Виктора, — драка будет там. — Я махнул рукой в сторону сквера. — Если я буду более или менее в порядке, я провожу Ларису домой и вернусь, а если нет — приползу сразу. В любом случае не выходи из машины. Здесь будет слишком много ребят твоего возраста, чтобы это было безопасно. Любитель побить слабого найдется, и формально он будет в своем праве.

Виктор сверкнул глазами, когда я назвал его слабым.

— Не злись, это реальность. Ты занимаешься девять дней, а твои ровесники — девять лет. Обещаешь сидеть в машине?

— Ага, обещаю.

— Ну вот и хорошо. Я пошел.

— Удачи!

Когда прозвенел звонок, я уже был на крылечке. Алекс, Джессика и Лариса вышли из школы вместе. А за ними — слегкауменьшенный вариант Марио. Алекс все-таки заставил его уважать себя, навязываться этот тип не смел.

— О! Привет! — сказали мне.

Тип подошел поближе:

— Ну что, Ларис, давай я тебя провожу!

Он взялся рукой за ремешок ее сумки. Очень разумно: он ее не обидел и пальцем не тронул, но что она может сделать? Вырвать сумку из его лапищ для нее нереально. А на слова он может не отреагировать. А рассердившись, побиться кулачками в широкую грудь можно только своемупарню.

Недооценил он Ларисино чувство собственного достоинства: она спокойно оставила сумку в его руках и шагнула ко мне. Я ее обнял. И поиграл с ним в гляделки. Бедолага, мне его даже жаль.

— Сейчас, — предложил я, когда он отвел взгляд, — вон там. — Я махнул рукой в сторону скверика.

— Давай, — согласился парень, возвращая Ларисе сумку.

— Билеты в первый ряд продаются? — поинтересовался Алекс.

— Тебе даже контрамарку, — ответил я и пошел вслед за своим противником.

Он остановился посередине скверика, всякая возившаяся там мелкота (час ведь уже возятся, будет им, когда домой придут!) порскнула от него как стайка воробьев, хотя он не сделал ни одного угрожающего жеста и даже ничего не сказал.

Я остановился напротив, не доходя до него трех шагов. Ох-ох-ох, и как я буду с ним драться? Двигается он — загляденье. И наверняка гораздо сильнее меня. Я не мог найти в нем никакой слабины. Ладно, поехали. Я церемонно поклонился, он ответил.

Я медленно пошел по кругу, он тоже. Черт, чего опасаюсь я — понятно. А он-то чего?

Он бросился вперед, стараясь сократить дистанцию, и я тут же пошел ему в ноги, упал он немного неудачно — давно не приходилось. Тем не менее спасла меня только скорость. Благодаря ей же я достал его раз двадцать, прежде чем он сумел всерьез ответить. Ох, еще пара таких ударчиков, и он победил, ну и броня у него, ничем не прошибешь! А лупить с полной концентрацией я боюсь: его грудь все-таки не дюймовая доска из нью-британского дуба, которую я расколол на днях. Придется ограничиться конечностями, в худшем случае я ему сломаю руку или ногу (или он мне, если сумеет захватить).

Мне элементарно повезло: после очередного подката, пока он вставал, я поймал его ногу и вывернул стопу. Он заколотил ладонью, забыл, где находится: не в спортзале. Все, это уже означает его поражение. Я отпустил его ногу, повернулся и пошел к Ларисе. Он напал на меня сзади… В принципе это не запрещается: настоящего мастера нельзя застать врасплох, но после того, как я его пощадил, это — «фи». Я успел среагировать, потому что у Ларисы глаза расширились, крикнуть она не успела, Алекс тоже, он только рванулся к нам. Я отскочил в сторону и, теперь уже с полной концентрацией, ткнул его пальцем под ребро в точку *** (маленькие ниндзевские хитрости) и подбил под ноги. Парализованный, он рухнул на землю. Теперь он будет долго собирать себя с пола. Больше я к нему спиной не повернусь. Когда он добрался до стадии четверенек и поднял глаза, я все еще стоял над ним. Он покраснел: я поставил его в унизительное положение.

— Ну бей, — прохрипел он.

Я покачал головой:

— А ты бы стал?

Вот теперь можно уходить, больше он сзади не нападет. И вообще не похож он на записного любителя нападать сзади…

— Крут! — приветствовал меня Алекс. — В порядке?

— Кувалда, — пожаловался я, потирая пострадавшее плечо.

— Сам молотилка, — простонал сзади проигравший; значит, я его все-таки хорошо побил.

Лариса обняла меня осторожно, как будто опасалась, что я весь в синяках и мне будет больно. Да я всегда весь в синяках — и что? Я забрал у нее сумку и поцеловал в нос, такой же как у Нефертити.

— Вот и все, а ты боялась.

— А проигрывать ты умеешь? — хитро спросила Лариса.

— А надо? — поинтересовался я.

— Свидетельствую, — торжественно произнес Алекс, подняв руку, как для присяги, — в субботу и в воскресенье, на моих глазах, Энрик проиграл два боя чемпиону города Палермо — и даже не пошел топиться.

— Та-ак, — потянул я, — до третьего боя ты не доживешь, я тебя самого утоплю!

— А кто это чемпион Палермо? — заинтересовалась Джессика.

— Марио, — хором ответили мы с Алексом, очень удивленные, что кто-то может этого не знать.

Девочки переглянулись.

— Ладно, с вами все ясно, — заявила Лариса, — пошли, проводишь меня домой.

Бедный Виктор, обратно я пришел только через полчаса. Ему не повезло: двое каких-то мелких пацанов дразнили его через стекло, пытаясь выманить из машины. Но он же обещал! Я подошел сзади, взял мальчишек за загривки и стукнул лбами.

— Ой!

Мальчишки обернулись.

— Брысь, — сказал я.

— Ну ты чего? — поинтересовался один из них воинственно, справедливо полагая, что возраст его защитит. А может, он об этом и не думал? Храбрый воробей! И все же издеваться над кем-нибудь — это «фи», гораздо хуже, чем нападать сзади!

— По заднице, — произнес я ласково, — бить не буду, нам и так по ней влетит, два часа уже, как у вас уроки кончились.

— Ой! — на сей раз почти горестно.

Мальчишки испарились. Я сел в машину.

— Молодец, — похвалил я Виктора.

— Жаль, что я тебе обещал, — мрачно ответил он, — уж дать по шее этим я бы смог.

— Ты ошибаешься. И не дай тебе бог выяснить это на практике. Слишком неприятно.

— Что, тут все могут мне надавать?!

— Ну с семилетним щенком ты, пожалуй, справишься. Только зачем тебе это?

— Понятно, — вздохнул Виктор.

— Тебе потребуется очень много терпения, — сказал я, — целая гора, если ты, конечно, не сломаешься.

Виктор понимающе покивал:

— А здорово ты его, тебя даже не всегда было видно, такой быстрый.

— Угу, иначе тебе пришлось бы везти меня обратно. Если бы это была лошадь, то я бы сказал, поперек седла.

— Ну он ушел своими ногами, я видел.

— Он умеет проигрывать, — объяснил я, — точнее так: он умеет проигрывать.

— А ты умеешьпроигрывать. В шахматы, например, — догадался Виктор.

Как точно он меня понял.

Мы даже не опоздали к обеду, хотя я предвидел такую возможность и предупредил о ней профа! Паинька я, паинька, аж самому противно.

За столом Виктор с восторгом расписывал мой Тулон [86]. Синьора Будрио, кажется, смирилась со своим поражением. Хорошо, если так: этот парень уедет через три месяца на свою Новую Сицилию, и там ему придется одному противостоять родительскому давлению. А может, наоборот, она не смирилась, а выжидает. Что бы такого сделать, чтобы она смирилась? Надо подумать.

— Что, действительно такой серьезный противник? — поинтересовался проф.

— Марио в четырнадцать лет, — пояснил я, — только ведет себя странно.

— Герой, — сказал проф. — Цел?

— Он меня только один раз всерьез достал, так что цел.

Глава 25

Незадолго до тренировки проф через интерком вызвал меня к себе в кабинет. Я пришел. Ого, опять у нас в гостях синьор Мигель. И повод какой-то очень серьезный, потому что выглядит он как на собственных похоронах. Капитана Стромболи, по привычке всех оперативников СБ устроившегося в темном углу, я заметил не сразу (ну и лох, между прочим, а в серьезной ситуации — покойник).

Ну, раз в кабинете такая компания, значит, мне предстоит работенка. Скучно не будет.

— Новостями ты сегодня не интересовался? — спросил проф.

— Нет.

— На Селено, — начал синьор Мигель, — на одной шахте произошел обвал. Сегодня утром. Сейчас там работают спасатели, но вытаскивают они в основном трупы. Сейсмологи зарегистрировали два толчка. И утверждают, что перед обвалом был взрыв. За двести лет это первый взрыв на селенитовой шахте. Нечему там взрываться. Так что это, вероятнее всего, диверсия. А через два часа — сводки еще только легли на стол к начальнику отдела добывающей промышленности — в новостных лентах наших врагов уже появилась информация об этом и комментарии о жутких условиях на кальтаниссеттовской каторге. Еще один аргумент в пользу диверсии. Капитан Стромболи едет туда расследовать официально, а ты с ним в качестве младшего брата, — слабо улыбнулся синьор Мигель.

— Плохая легенда, — возразил я, — младший брат должен жить с родителями и учиться в школе. Слишком много вопросов, слишком много вранья, слишком подозрительно. Да и не похожи мы на братьев.

— Я же говорил, — сказал капитан из своего угла. — Вы не опер и врать не умеете, — заметил он наследному принцу.

— Тогда сочиняйте сами, — фыркнул синьор Мигель, — но уедете вы еще сегодня ночью. Это срочно, парни, и очень важно! Поэтому там и нужен Энрик, это дает целый спектр замечательных возможностей.

— Ну тогда я буду обзаводиться коллекцией дядюшек, — предложил я. — Пусть будет так: у капитана Стромболи погиб или умер старший брат, а вдова с упрямым сыночком не справляется, он учиться не хочет, хулиганит… Ну и вообще… Приходится возить его с собой по командировкам. Да, и последнюю букву к моему имени надо приделать, а то оно слишком уникальное. «Энрико». Партнеров найду на месте, если понадобится. Таскать с собой домашних любимцев — это уж слишком. Еще такой вопрос: где-то там роют селениты четверо парней из Алькамо и еще трое наших из университета. Я на них не наткнусь?

— Из университета — уже не роют, — ответил синьор Мигель, — как я ни ценю твою особу, больше трех месяцев за такое — это слишком. Так что они уже дома. А парни из Алькамо работают на других шахтах, капитан Стромболи проверил.

— Капитан, а как вас зовут? — спросил я.

— Я теперь буду дядя Маттео, и на «ты», договорились?

— Договорились. Кстати, учусь я через Интернет, и ты, дядюшка, меня каждый день проверяешь долго и занудно.

— Между прочим, — заметил проф, — там еще снег лежит, детективы.

— Здорово! Никогда не видел.

— Армейские ботинки с утеплением, теплую куртку, пару свитеров, перчатки и шапку иди смотри по каталогу, умник.

— А вам, между прочим, — не менее ехидно произнес я, — надо сочинять, что вы будете врать сестре и племяннику, или вам подсказать?

— Хм, — кашлянул проф, — капитан, вон в том ящике лежит довольно хороший ремень, не хотите взять с собой? Раз уж ваш племянник такой хулиган, лентяй и раздолбай.

Я надулся. Проф обнял меня покрепче:

— Не лезь на рожон! Понял?!

— Угу. И все-таки что вы будете врать? Я должен знать, чтобы подтвердить.

— Ничего. Есть вещи, которые их не касаются. И все.

Вместо тренировки я подбирал себе теплую одежду и снаряжение. Ноутбук, конечно — раз уж я учусь через Интернет, и всякие полезные мелочи: диски с программами для взлома, фонарик, отмычка, десантный нож. Сюрикены я подержал в руках и с сожалением положил обратно в ящик — слишком экзотическая штука. Часы «бизнесмен на отдыхе» с вставленным внутрь новейшим жучком, который я стащил из вазочки у профа в кабинете. Теперь придется признаваться. Ну не убьют же меня за это: полезная получилась вещь. Куртку, которую я выбрал, доставят только через пару часов, остальное раньше. Значит, мы еще поужинать успеем. Я вздохнул и пошел признаваться в краже.

М-мм, в присутствии синьора Мигеля… Никак они не понимали мои прозрачные намеки! Когда я кончил рассказывать, от моих ушей можно было спички зажигать, а синьор Мигель развеселился почти по-настоящему.

— Этот парень еще хуже меня! — заявил он.

— Это комплимент? — спросил проф.

Если синьор Мигель был в детстве вроде меня, то почему сейчас он такой?.. Почему он никогда не смеется?

— Ладно, — смирился проф, — сейчас мы твой жучок активизируем. А свой комм оставь дома. Возьми новый. И не звони никому, кроме капитана и меня.

— Понял, — вздохнул я.

В этот момент к нам присоединился капитан Стромболи, для меня теперь — дядя Маттео.

Часы он не одобрил:

— Слишком дорогая вещь.

— Пусть это будет отцовский подарок к двенадцатилетию. Умер он давно, чтобы мне не приходилось сверкать скупой слезой.

— Ну хорошо, пусть будет, легенду я тебе расскажу в катере.

Лейтенант Доргали подал нам свой Сеттер, когда одежду еще не доставили, и мы собирались идти ужинать. Я надеюсь, что теперь летчики Третьего истребительного будут стараться прилетать к нам почаще: тетушка Агата превзошла саму себя, спасибо ей.

За ужином пришлось говорить о пустяках: за столом посторонние, к тому же то, что интересовало лейтенанта, нельзя обсуждать в присутствии дяди Маттео (именно так!), а то, что волновало дядю Маттео, нельзя обсуждать при лейтенанте. Хм, неплохой у меня «реальный допуск». Вот и нечего меня по сетям ловить!

Виктор, впрочем, догадался, что происходит что-то важное. Он подмигнул мне и увел мамашу сразу же, как только все встали из-за стола. Лейтенант пошел тестировать катер.

Надо прощаться.

— Берегите вашего племянника, капитан, — слабо улыбнулся синьор Мигель.

— Может, лучше я поберегу своего дядю? — ехидно предложил я. — У меня это лучше получается.

— Генерал, — сказал Стромболи серьезно, — кажется, вы собирались дать мне одну вещь…

— Я не дамся, — заявил я так же серьезно.

Дядя Маттео поднял брови:

— Для поддержания легенды, если будет надо, ты не только дашься, но и будешь вопить и хныкать, если я кому-нибудь скажу, что ты плакса, понял?

— Точно, — подтвердил синьор Мигель, — однажды один парень позволил себе руку отпилить, чтобы никто не догадался, кто он такой на самом деле.

Капитан слегка покраснел.

— Ладно, — проворчал я, — только не вздумай ляпать, что я плакса.

— Я никогда не ляпаю, в отличие от некоторых, — отрезал капитан.

Синьор Мигель улыбнулся. Как крокодил.

Понятно, оперы тоже не слишком почтительны. И как этот мир еще не развалился из-за нарушения субординации?

Проф опять прижал меня к себе.

— Не лезь на рожон! — в очередной раз велел он.

— Хотел бы я знать, где находится этот самый рожон, — ответил я, — слазал бы один раз, и все.

— Разбойник, — ласково сказал проф.


* * *

— Как тебя зовут? — внезапно спросил дядя Маттео, как только катер взлетел в небо.

— Энрико Стромболи, — ответил я.

— Хорошо. Твоего отца звали Либеро, погиб он в автокатастрофе два года назад, через два дня после твоего дня рождения, часы — его подарок, ты их не снимаешь. Ясно?

— Ясно. А чем он занимался?

— Сейчас я все скажу. Он был владельцем программистской фирмы, поэтому ты, при всем твоем нынешнем раздолбайстве, недурно программируешь. Вразнос ты пошел недавно, месяца три назад, когда перестали действовать увещевания: «Папе бы это не понравилось».

— Хорошо. А в чем заключается раздолбайство?

— Прогуливаешь уроки, слишком агрессивен, часто дерешься, причем всегда выступаешь в роли зачинщика. Дерзишь взрослым. Завалил тренировочные экзамены, ты же у нас в восьмом классе. Да, папа был хороший и все понимал, а дядя Маттео — так себе. Ты его побаиваешься и откровенничать с ним не будешь.

— Понятно. Хорошо, что с плаксой это не согласуется. А почему я пошел вразнос?

— Ну-у, у тебя отбили девочку. Ты зверски избил ее нового парня, он в больнице лежал.

— Слишком много ты обо мне знаешь, — проворчал я, — но если бы у меня отбили девочку, я бы его не в больницу уложил, а в морг. Может, лучше, он ее сильно обидел?

— Нет, не лучше. Пойми, Энрико, там, на Селено, несколько тысяч мужчин и всего десятка три женщин. Там только каторжники и охранники, причем охранники тоже проштрафившиеся. Это считается очень серьезным наказанием, год в охране на Селено, поэтому жену и детей туда никто не потащит. А каторжники тоже, многих бросили жены, и они из-за этого совершили что-то противозаконное, или, наоборот, они туда попали, и их уже не ждут. Так ты будешь вызывать сочувствие.

— Э-э, где ты видел парня, который признается, что его бросила девочка?

— А тебе и не надо кричать об этом на всех углах, просто держи это в голове, пока не ощутишь как факт своей биографии. А может, и пригодится пооткровенничать.

— Бр-р, нельзя так. Нельзя этим пользоваться для расследования.

— Энрико, мальчик, мы едем подглядывать и подслушивать, ясно? В этом состоит наша работа. Ты считаешь, что ее не надо делать?

— Нет. Ладно, я понял, — сказал я обреченно.

— Там засыпало сто сорок семь человек. Тридцать пять тел уже выкопали к тому моменту, как мы с синьором Мигелем поехали в Лабораторный парк. И шестнадцать живых, но медики за них не ручаются.

— Понятно, и от повторения никто не застрахован.

— Если мы с тобой не поймем, что случилось. Как тебя зовут?

— Энрико Стромболи.

Он меня еще погонял по моей легенде. Потом показал мне карту поселка третьей шахты, предупредил относительно всяких опасностей, там еще зима и мороз (хоть узнаю, что это такое). Наконец удовлетворенно вздохнул:

— Ладно, подремли, что ли. Лететь еще больше часа.

Глава 26

Через час дядя меня разбудил:

— Переодевайся, скоро прилетим.

Жарко и неудобно во всей этой амуниции.

На Селено сейчас ночь. И снег идет. На перчатке снежинки остаются лежать, а на голой ладони превращаются в капельки воды.

Нас уже ждали. Встречающие были совсем заснежены.

— Майор Рольяно, — представился старший. — Начальник охраны третьей шахты.

— Капитан Стромболи. Следователь второго отдела СБ. А это мой племянник Энрико, приходится возить с собой, — извиняющимся тоном сказал дядя Маттео.

Я опустил голову и смутился: сейчас он будет на меня жаловаться.

— Не могу сказать, что рад вас видеть, повод уж больно… — резко заявил майор.

— Я понимаю, — ответил капитан, — со мной всегда так.

А ведь майор не поэтому так резок. Он старше по званию, но он здесь — значит проштрафившийся и наказанный. А у этого капитана слишком много полномочий. И майор себя уважает, значит, изо всех сил будет не подлизываться.

Второй встречающий оказался водителем вездехода, он забрал из катера наши сумки и закинул их в свою машину. Доргали небрежно козырнул и улетел. Хм, а летели-то мы с эскортом, вон там в небе бортовые огни еще двух катеров.

Ха, нетоптанный снег лепится гораздо лучше, чем мокрый песок.

— Первый раз видишь? — спросил майор.

— Да, здорово! — ответил я.

Майор слегка улыбнулся.

— Энрико, в машину, — позвал меня вредный дядя Маттео.

Мы с майором понимающе посмотрели друг на друга. Вздохнули. И пошли в машину.

— Я думаю, мальчику надо лечь спать, — заметил майор, — а у нас сейчас слишком много работы, ничьи руки лишними не будут.

— А мои? — вклинился я в беседу взрослых.

— Энрико! — рявкнул дядя Маттео. — Вы правы. Оставим его там, где вы собираетесь меня поселить, и пойдем.

Вездеход остановился рядом с небольшим двухэтажным домом.

— Служебная гостиница, — пояснил майор, — больше никаких нет.

То, что здесь называют люксом, по крайней мере состоит из двух спален и гостиной, могло быть хуже. Уходя, дядя незаметно сунул мне в руку индикатор жучков.

Ого! Три штуки, в каждой комнате по одному. Спрятаны неплохо, но с моим сверхновым не сравнить: его индикатор не словил. Ну люкс тут один, ясно, что следователь будет жить в нем. И что расследовать аварию будут, тоже ясно. Я сел за ноутбук и написал дяде письмо о трех жучках.

Потом очень тихо оделся, взял фонарик, открыл окно и но водосточной трубе слез на землю. Как говорит Алекс, пошел искать приключений на свою…

Итак, что же тут происходит, пока я мирно сплю?

Я спрятался в тень и огляделся: довольно широкая, не совсем прямая улица, освещена хилыми фонарями и покрыта утрамбованным снегом. Напротив гостиницы — здание штаба, над ним висит флаг, и часовой спиной к стенке прислонился, чуть в стороне стоит пара вездеходов, уже сильно припорошенных снегом. Вправо и влево уходят ряды почти неотличимых в темноте двухэтажных домов: общежития для охраны и для тех каторжников, которых считают неопасными. Дядя говорил, что днем после работы они имеют право ходить где хотят, только к определенному часу обязаны являться в свою комнату. Здесь ценится даже такое жалкое подобие свободы. Если пойти вправо, будет тюремный блок и рядом с ним вход в шахту. Оттуда раздается какой-то шум. А налево, через несколько сотен метров уже хвойный лес — «тайга» называется. Весной там ставят сигнализацию, чтобы каторжники не бегали пофилонить пару рабочих дней. Сбежать с Селено нереально. Зимой ходить в тайгу опасно, дядя предупреждал: заблудишься, замерзнешь и погибнешь. Как-то странно этот часовой стоит на посту. Я бегом пересек улицу у него на глазах, а он даже не шелохнулся. В этот момент в штабе взревела и затихла сигнализация, и он опять не отреагировал. Я подобрался к нему поближе: дышит, но по голове ему дали как следует, вон шапка свалилась, и кровь у него в волосах. Хм, а где его сменщики? Где разводящий? На такую сирену должны прибежать толпы народу! За дверью прозвучали шаги, ну наконец-то. Шестое чувство заставило меня спрятаться за будкой. Правильно, что они там делали, не знаю, но помогать раненому они не собирались. Трое в теплых форменных куртках побежали к лесу. Мешок у одного из них килограммов десять, не меньше. Интересно, но сначала раненый.

Ну где караул-то? Ох-ох-ох, ничьи руки не лишние! Раздолбай ты, майор Рольяно, и островом Селено это не лечится. Я схватил часового за воротник (э-э, это не куртка, это пальто, наверно) и потащил его к вездеходу. Тяжелый, черт. Бластер я перевесил себе на шею. Уф, наконец-то. Устроив раненого на заднем сиденье, я принялся отпирать пульт отмычкой. Ключи у них механические, это я заметил. Оп! Спасибо Марио, а то бы этот парень просто умер, волоком я бы его не дотащил. Так, где у нас тут реально найти врача? Ну понятно, спасатели развернули госпиталь поближе к шахте.

Через пять минут я быстренько сдал пострадавшего санитару и удрал, пока меня не запомнили. Вездеход я оставил там же, где взял. Дальше придется пешком и хоронясь от всех встречных. Все честные люди сейчас разбирают завал, вытаскивают раненых и убитых, а врачи стараются спасти тех, кого можно спасти. Вот именно, майор и одного часового мог бы не оставить. Самое хорошее время для кражи. А что тут можно украсть, ребенку ясно. Селениты. Самые дорогие драгоценные камни в Галактике. Не синтезируются, между прочим. Мешочек тот, килограмм на десять.

Как хорошо, что эти фонари такие хилые, они меня не заметили. Но и я их не разглядел. Возвращаются. Ага, без мешка. Бегом по следу. Ох, только бы они не заметили, что часового у штаба не хватает. Ну не мог же я его там оставить! Он бы замерз насмерть. Хорошо они подгадали: через несколько часов снег полностью спрячет следы. А пока по ним можно идти. Снега по колено. Я читал, что по снегу надо ходить на лыжах. Что это такое, я, правда, понял приблизительно — ни описания, ни картинки там не было. Но эти тоже шли пешком. Далеко они не уходили. Пережидал я, пока они отойдут, минут пять, раненого тащил минут десять, еще пять разбирался с пультом, еще пять ехал туда, две на разговор с санитаром, пять на возвращение к штабу — около получаса. Почему я время не засек еще тогда? Болван! Зато дальше все ясно: через семь минут после того, как я пошел к лесу, я встретил этих типов, еще через две минуты уже вошел в лес. Вывод: в лесу они тоже провели чуть больше получаса, по пятнадцать минут туда и обратно, это если мешок они спрятали очень быстро. Оп, след кончился. Мешок где-то рядом. Натоптали они здесь — ничего непонятно. Чем это место отличается от других? Им ведь придется его отыскивать. Жучка они здесь не оставили. Я внимательно осмотрел окрестные деревья. Сосна с седлом — мечта любого мальчишки, одно удовольствие посидеть наверху. Я забрался по стволу. Они здесь были: на коре царапины от кошки, утратили вы былые навыки. Так, и что? Где наши селениты? Вот они. Тут еще и дупло — действительно уникальное дерево, небось в округе больше таких и нет. Тяжелый мешок и утрамбовали его на совесть. Вылез. Отлично. Спускаемся — и бегом обратно, пока я и в самом деле не заблудился, не замерз и не погиб, как предрекал мне дядя Маттео.

Пробежал я по снегу километра два, а устал так, словно марш-бросок был километров на двадцать. Правда, мешок тяжелый, и как рюкзак его нести не получилось. И куда я теперь это дену? Хм, ладно, ночь проведу с ним в обнимку, а утром, когда смертельно усталые взрослые будут спать, как медведи, перепрячу. Вряд ли спасательная операция не закончится к утру. А если не закончится? Тогда тем более будет безлюдно. О черт! Окно я оставил открытым и теперь на полу небольшая гора снега, сугроб называется. Хм. Энрико Стромболи должен попытаться замести следы, значит, так тому и быть. Уверенности, что расследование закончено, у меня нет.

Закрыв окно и убрав сугроб в ванну (лужа высохнет сама), я рухнул спать, бросив бластер и мешок под одеяло, а одежду на пол. Э-э, нет, не стоит отогревать своим телом десять килограммов ледяных камней и стальной боевой бластер, пришлось забросить их под кровать. Проснулся я около полудня: дядя Маттео пришел и слегка хлопнул дверью. Я скатился с кровати и выскочил в гостиную, держа палец у губ. Он утомленно кивнул.

— Все еще не встал? — спросил он устало, но сварливо.

— Ну мы же ночью приехали, — начал оправдываться я.

— Ладно. Я — спать. Сходи в столовую для охранников, позавтракай и садись учиться, лентяй! Вечером проверю.

Проворчав что-то невразумительное, я вернулся к себе, умылся и оделся. Оставив бластер под кроватью, я забрал мешок (хорошо, что не слишком большой, хоть и увесистый) и вышел на улицу через черный ход. На заднем дворе гостиницы намело немаленькие сугробы, и я намеревался этим воспользоваться. У нас тут будет небольшой снежный домик — прятаться от вредного дядюшки. Через полчаса, довольный своей работой, я отправился завтракать: заслужил, и еще две добавки, пожалуйста!

Я вернулся домой, убедился, что никаких следов, кроме моих, к моей крепости не ведет, и сел «заниматься», проще говоря, писать отчет о моих ночных приключениях. Потом я написал для Стромболи «пьесу» — дядя проверяет нерадивого племянника, точнее вопросы и правильные ответы (он, наверно, не все помнит), остальное сымпровизируем.

Спал дядя Маттео всего-то часов пять, а потом появился в гостиной:

— Ну как?

— Занимаюсь, — процедил я сквозь зубы.

— Не обедал?

— Нет.

— Тогда пошли.

И зачем я писал отчет? Можно же все по дороге рассказать. Так я и сделал. Ответить дядя Маттео не успел: мы пришли в столовую. Обедал он, как я завтракал. В моем интересе к делам на шахте нет ничего подозрительного, наоборот. Поэтому я спросил прямо здесь.

— Всех вытащили. Кого можно спасти — спасут, но человек семьдесят погибли сразу.

— Понятно.

На обратном пути дядя Маттео сказал:

— Ты умница! Но когда мы вернемся, генерал нас убьет: ты же мог погибнуть!

— Не мог. Я все рассчитал. За час следы не исчезли бы, а в перестрелке, если бы они меня заметили, у меня преимущество, может, у них и были бластеры, но не боевые.

— Так, для публики оставляем из твоих приключений спасение часового. Бластер-то у тебя, и его будут искать. Кроме того, тебя мог запомнить санитар, ты — единственный мальчишка на многие километры вокруг. А сейчас злой дядя всыплет тебе за плохую учебу и за лужу под окном. Больно не будет, не беспокойся. Тогда завтра к тебе подвалит кто-нибудь жалостливый с предложением отомстить. Если у дяди пропадут служебные документы или вещественные доказательства, он год, не меньше, проведет на Селено, а тебе тогда уже стукнет пятнадцать, большой парень. Ясно?

— Не совсем.

— В шахте, конечно, никаких улик не осталось, не до них было, там завал разгребали. Но преступники этого не знают наверняка. Я тут делал умный вид, будто что-то нашел, собрал кое-какие камешки. Говорить мне, что ты спас человека, ты не будешь. Но завтра об этом уже будут знать все, а ты бродишь такой бедный и побитый. Тогда преступник не будет выглядеть слишком уж подозрительно в твоих глазах: ты такой молодец, а с тобой так плохо обращаются.

— А если тут и впрямь найдется идиот, который захочет мне помочь?

— Возможно. Слушай его внимательно. Идиоты не расставляют жучки по люксам. Соответственно он не может знать, за что тебе влетело, ну и так далее.

— Понятно. И несколько раз действительно сильно, иначе завтра я обязательно забуду, какой я выпоротый, и засыплюсь. Ты что-то такое предполагал еще вчера? — спросил я.

— Воспользоваться противостоянием между симпатичным всем мальчиком и его солдафоном-дядюшкой? В общем, да. Ясно было, что приходить по следам спасателей бессмысленно.

— Мало того, что я играю роль червяка на крючке, так еще и побитого червяка.

— Да, и из здания напротив можно наблюдать за нашими окнами. Так что — полный театр.

— Понял, так вы думаете…

— Не «вы», а «ты»! Конечно, думаю: часового сняли — это уже ему должно быть известно, так проверь, что пропало. А тревоги нет.

Мы вернулись в гостиницу.

— Мне надо поработать, — отрывисто сказал дядя Маттео, — твоими делами мы займемся попозже. Можешь еще позаниматься пока.

— А можно я пойду погулять?

Дядя воззрился на меня с подозрением:

— А заниматься кто будет?

— Ну я уже все сделал!

— Ладно, иди. Через час чтобы был здесь, и далеко не уходи.

— Да я только разомнусь во дворе, — ответил я и побежал проверять свой сейф. Он того стоит: как минимум двести миллионов сестерциев, это если все камешки по одному карату, не больше, и если продать на Этне. Да и размяться надо.

Я проверил домик: все в порядке, бросил куртку и шапку на снег и позанимался кемпо. Час — это, конечно, несерьезно, а что делать? Зато опоздаю к назначенному сроку, дополнительный повод для недовольства.

— Ты опоздал, — констатировал дядя Маттео, когда я вернулся в номер, — посиди тихо, я еще не закончил.

Мой ноутбук стоял раскрытый, и к нему шел сетевой провод от компа дяди Маттео. Я сел за клавиатуру и прочитал:

«В номере побывали посторонние, обыскивали аккуратно, но непрофессионально. Бластер они, скорее всего, видели. Это во-первых. А во-вторых, нам повезло, санитар назвал неверное время твоего появления у госпиталя. Часовой выживет, он теперь у спасателей, майор до него так просто не доберется. Так что, когда тебя завтра кто-нибудь спросит, отвечай, что лег спать, почему проснулся, не понял, выглянул в окно, поза часового показалась тебе неестественной, ну и так далее, дяде ничего не рассказал, потому что, во-первых, потерял ключ от пульта вездехода, а во-вторых, не знал, что делать с бластером, надо было у санитара оставить, а ты с собой уволок. А дядя такой формалист… И так влетело, а было бы еще хуже. Рядом с твоим компом лежит наш новый жучок. Возьми его; завтра утром будешь метаться по комнате с бластером, не зная, куда его деть. Засунешь жучок в щель у зарядника. Когда к тебе подвалят, попроси помочь тебе избавиться от бластера. Тебе с удовольствием помогут. На чердаке напротив — наблюдатель с электронным биноклем или видеокамера».

«Ясно. Занавески тут хлипкие, чтобы жизнь ревизора протекала на глазах ревизуемого. Я, конечно, не Шекспир, но пьесу „Проверка знаний“ написал, сейчас кину. Завалюсь на географии, не так подозрительно. Про лужу на полу буду просто молчать. Или что-нибудь ляпнуть?»

«Согласен. Начали».

Дядя Маттео просмотрел мою пьесу и незаметно погрозил мне кулаком: обиделся на ответы. Я хмыкнул.

— Играешь? — спросил дядя Маттео. — Закрой ноутбук и иди сюда.

Если он еще немного потренируется, сможет убедительно изобразить воспиталку из приюта. Я громко вздохнул и поплелся неправильно отвечать на простейшие вопросы. Впрочем, позориться на математике и физике в глазах, точнее ушах, подслушивающего я не стал. На дурака я не похож даже внешне. А вот география… Это на Земле шесть материков и два десятка других важных объектов. А на Этне два материка и примерно три сотни островов и архипелагов, достаточно больших, чтобы о них следовало кое-что знать. Чтобы не запутаться на глазах у недоброжелательного экзаменатора, надо иметь железные нервы и мою память. Энрико Стромболи этими свойствами не обладает.

— Очень плохо, — резюмировал дядя Маттео. — И еще объясни, зачем ты ночью открывал окно.

— Я не открывал!

— Не ври! Ты имеешь дело с профессионалом. Здесь деревянный пол, он пропитался водой.

Я переминался с ноги на ногу и ждал, когда это кончится. И упорно молчал.

— Ладно, это неважно, — сказал дядя Маттео после минутного молчания, снимая с себя ремень и складывая его вдвое.

Сердце привычно екнуло. Хм, сегодня не всерьез. Все равно не нравится мне это, дошутились вчера, не зря я обижался. Я огляделся в поисках чего-нибудь, на что можно прилечь.

— На диван, — скомандовал дядя Маттео.

После двух сильных ударов начался легкий массажик, и губу я закусил, чтобы не хохотать. Хм, может, этот самый Энрико Стромболи и не гений, но он определенно очень терпеливый ребенок. Я немного подрыгал ногами, просигналить, что уже хватит. И так тебя, дядюшка, ненавижу лютой ненавистью, особенно ближайшую неделю. Ну что я такого ужасного сделал?

Так, интересно, виден я из окна в доме напротив? Похоже на то. Значит, играем дальше. Медленно поднимаюсь и медленно тащусь в свою спальню, включаю свет, как раненый боец ползу в ванную. Уф. Вот здесь нет жучков и никто не видит, можно отсмеяться.

Между прочим, шутки шутками, а играть эту пьесу придется еще как минимум день. И если я провалюсь, это может стоить нам жизни. Так что придется обидеться по-настоящему. И как это делается? Ну, во-первых, содержательная сторона дела. Ну не наказывают так за плохие отметки! Не стоит оно того. Открытые окна и двухминутные опоздания — тем более. Нет, разумные рассуждения обидеться не помогают. Надо вспомнить и растравить какую-нибудь старую обиду. Сам я так никогда не делал, но в книгах иногда встречается: человек сам себя доводит до слез, зачем — не знаю, но, может быть, кому-нибудь от этого легче становится. Он не может без этого «проехать».

Ладно, попробуем. Приют: в сознательном состоянии никогда ни на кого не обижался. Ненавидел, боялся, презирал, когда понял, что это такое, кого-то жалел, был там один парень, гораздо старше меня, которым я восхищался, на него я мог бы обидеться, но он нетвердо знал о факте моего существования. Дальше, Бутс. Обидел он меня один раз очень всерьез, но сейчас смешно вспомнить. Не годится. Дальше генерал, он же профессор, Галларате, великий и ужасный. Сколько угодно. Черт, нет, не надо, между нами до сих пор стоит мой драгоценный Тяпа, но не надо вспоминать об этом ради театрального представления.

Театр пусть существует сам по себе, за счет внутренних ресурсов. В рамках легенды. О! Что произошло в рамках легенды? Суровый и неэмоциональный дядя-солдафон решил заняться моим воспитанием. Я должен удовлетворять ряду стандартных критериев, как катер, чтобы мог взлететь. Никакие «посторонние» соображения в расчет не принимаются. Подумаешь, спас человека, зато не можешь найти на карте Пантеллерию. А спасти было непросто. Здоровенный тяжелый мужик, его надо было протащить по глубокому снегу, взгромоздить в вездеход (от холода, наверное, мозги замерзают: можно же было подогнать вездеход к нему), надо было разобраться с управлением, догадаться, где можно получить помощь, довезти его туда. Конечно, за это время на полу гостиной появился сугроб. А отвечал я плохо (только географию!), потому что не выспался! И бластер, лежащий под кроватью, не дает жить спокойно. К концу этого рассуждения я уже чуть ли не рыдал от жалости к себе. Вот, а теперь надо успокоиться и на самом деле пойти выспаться: завтра будет тяжелый день. Бластер я спрятал сразу, незачем ждать до утра, не мудрствуя лукаво, в свою сумку: туда не заглянет горничная при уборке.

Глава 27

Утром, еще было почти темно, дядя пришел меня будить. Мы устроили целое представление.

Я: Не хочу я идти в эту дурацкую столовую, все будут знать, что мне влетело (сдержанные всхлипы в пропорции).

ОН: Вот и пусть все знают! Учиться надо как следует! И не хнычь, не девица!

Я (собрав остатки храбрости): Не пойду!

ОН: Тогда сиди голодный. Не хочешь? Жду тебя десять минут.

Через десять минут, злой и несчастный, я был готов к выходу. Плестись в столовую так, словно я покрыт синяками чуть не до самых пяток, было непросто, дядя Маттео пару раз незаметно удерживал меня за руку.

Во время завтрака (я выбрал угловой столик и стоял на стуле коленками — забили ребенка!) к нам подсел майор Рольяно:

— Капитан, а вы знаете, что ваш племянник вчера ночью спас раненого охранника?

— Что? — спросил дядя Маттео и посмотрел на меня грозно.

Вместо того чтобы задрать нос повыше, я втянул голову в плечи (ну просто зверь этот дядюшка!).

Краснея и запинаясь, я рассказал, как почему-то проснулся (взревела сигнализация — подумал майор), выглянул на улицу, увидел неподвижного охранника (над ним есть фонарь, так что мог), вылез в окно… Ну и так далее.

— У вас ничего не пропало? — спросил дядя Маттео.

— Кто-то пытался залезть в дисциплинарные файлы. Кажется, не преуспел.

— Так «кажется» или не преуспел?

— Можете попробовать выяснить это сами, — резко огрызнулся Рольяно.

— Хорошо, — ответил капитан Стромболи не менее резко.

— Ты — молодчина, парень! — Майор Рольяно потрепал меня по плечу и откланялся (дядя меня не хвалил). Я почти просиял. Моя «обворожительная» улыбка увяла под дядиным взглядом.

Завтрак был завершен в молчании. Поговорить можно на обратном пути.

— Переигрываешь, — процедил дядя Маттео сквозь зубы, — не бывает таких родителей.

— Родителей — да, а дядюшек? Особенно если былую гордость и надежду всей семьи пришлось выцарапывать из участка городской охраны.

— Иди медленнее. Хм, может, ты и прав. Ладно, сейчас так: ты идешь в гостиницу. И держи бластер под рукой. Если я подам сигнал тревоги, хватаешь его и бежишь хоть в лес, только задними дворами, помощь будет через два часа. По жучку в часах тебя найдут, даже если заблудишься.

— А ты идешь инспектировать штаб и, значит, попросишь показать тебе селениты? Странно поступить иначе.

— Конечно.

— Капитан Стромболи пошел умирать за блестящие камешки! — зло бросил я.

— Надо было вчера выдать тебе по-настоящему!

— Так в чем же дело?! Сегодня вечером, если ты, конечно, останешься жив! Тогда негодяй, который убил ради денег семьдесят человек и столько же покалечил, просто вызовет тебя на дуэль и прикончит, чтобы над ребенком не издевался!

— И получит еще два года на Селено. — Дядя Маттео сбавил тон.

— Ну и что?! Он не собирается здесь оставаться. Только как он планирует сбежать с добычей?

— Вот видишь? Не все так просто. А не пойти инспектировать штаб после того, как я узнал о снятом перед ним часовом, я не могу. Он поставил мне мат.

— Вызови помощь прямо сейчас и потяни время, — предложил я, тоже немного успокоившись.

Дядя Маттео ожег меня взглядом, потом вдруг просветлел, как будто понял что-то важное:

— Это не мат, это даже не шах! Не станут меня убивать. И селенитов там правильное количество, иначе он бы не пригласил меня их инспектировать.

— Э-э, почему?

— Факт моей смерти не поможет ему сбежать. Наоборот, приедут сразу два следователя, авария и дуэль. Он не мне мстить собрался, а разбогатеть.

— В мешке селениты, я посмотрел.

— Разберемся. Иди в гостиницу, напиши еще одну пьесу на вечер. А потом, когда я вернусь, пойдешь поболтаться по окрестностям.

— А почему он не может просто забраться в номер и украсть эти «улики»?

— Потому что я ношу их с собой. Только ночью, и только ты.

— Понятно.

«Пьесу» я написал быстро. Уходить пока рано, и за мной, возможно, по-прежнему наблюдают. Тренироваться нельзя: Энрико Стромболи слишком больно. Можно разве что поотжиматься. Злой я сейчас как горыныч, вот подрасту и набью дядюшке морду, и не один раз.

Когда из коридора послышались шаги (деревянный поющий пол! Как в замке сегуна), я спешно вернулся к ноутбуку: занимается ребенок не поднимая головы.

Дядя Маттео зашел в номер. Я сделал вид, что не заметил: я обиделся, и делайте со мной, что хотите. Он подошел сзади, положил руки мне на плечи, посмотрел, что это я делаю, и незаметно оставил рядом конец сетевого шнура.

— Занимаешься?

— Чертова география, — проворчал я.

— Не ворчи.

Дядя Маттео включил свой комп, вот теперь мы можем поговорить.

«Селениты на месте, вес и количество крупных камней с документами совпадает. Отклонение от расчетного числа — плюс полпроцента. На шахте взрыв в вентиляционной выработке проломил кровлю рабочего горизонта в конце смены, прямо над головами у всех. Три из шести бригад погибли в полном составе. Возможно, они что-то знали. Майор заметал следы. Нашел сообщников, подводная лодка у кромки льда, всего-то десять километров. Поехал кататься на вездеходе, булькнул в полынью: ищи свищи. С такими деньгами можно свою небольшую семью организовать, для начала. Устроить такой побег непросто, но возможно».

«А сообщники? Их по крайней мере трое. Откуда он знал, что не кинут?»

«Он гораздо умнее любого из них, нашел способ».

«Если он собирается бежать, зачем ему эти твои улики?»

«Он сбежит не сразу. Если он пропадет сейчас, его будут искать слишком интенсивно».

«Зачем ему шум в прессе?»

«Отвлекающий маневр, а может, с одной овцы вторая шкура. Или случайность».

«Зачем надо было устраивать это идиотское ограбление?»

«Самый интересный вопрос. Селенитосодержащие слои горизонтальны, между ними слои пустой породы. Слой селенитов выбирают, закладывают образовавшиеся пустоты бетоном, чтобы не обрушилось, и начинают разрабатывать нижележащий. Приезжает геолог, бурит и определяет среднее богатство слоя».

«Понятно, слой оказался ну очень богатый. Данные занижаются до среднего значения. Рабочие на шахте вообще ничего не знают. Все селениты вместе оказываются в сейфе начальника охраны. Надо отделить своюдолю и вынести ее. Почему не выносить ее в кармане каждый день?»

«Потому что среди неопасных каторжников много воров. Поэтому его селениты лежат в сейфе».

«Ну и вынес бы их, когда на часах стоит свой».

«Нет у него своих людей в охране».

«Почему? Я видел. Они в форме были».

«Это заключенные. Охранника сманить на такое дело сложно. Первое, что говорят каждому курсанту: никогда не иди на сговор с тем, кто предал корпорацию, тебя он тоже предаст. И примеры. Кстати, это правда, обратные примеры тоже были, но их немного. Может, и получилось бы кого-то сманить, но это очень рискованно».

«Тогда у него в сообщниках должен быть местный учетчик или бухгалтер».

«Правильно. Бухгалтер из ЦБ, проворовался, срок пять лет, еще почти три осталось. Жена не ждет. Так что договориться им было несложно».

«А сам майор за что? И сколько?»

«Догадливый ты, за дуэль со смертельным исходом, здесь уже полтора года, еще шесть месяцев осталось. Тоже проблемы с женой. Этот слой вскрыли примерно год назад, ну он и не устоял. Договорился с геологом или наоборот».

«А взрыв зачем? Шахтеры ничего не знают. Ради того, чтобы спокойно залезть в собственный сейф?»

«Не знаю пока, но зачем-то ему это понадобилось. Теперь слушай, что ты будешь делать. У меня с Рольяно был примерно такой разговор:

MP: Эти полпроцента (сверх планового значения) мы прибережем, а то когда много, так все в порядке, а попадётся бедный участоквсем снимут шкуру с задницы, как вы вашему племяннику. За что вы его так? Такой хороший мальчик!

КС: Не очень-то жалейте этого хорошего мальчика. Мать уже все слезы выплакала. Покалечил одноклассника из-за девчонки.

MP: Вы бы не покалечили из-за своей жены?

КС: Я не женат.

MP: Это видно. Злой, как все мы, вынужденные холостяки. Когда у вас будут собственные дети, вы его поймете, но он тогда уже не захочет с вами разговаривать.

КС: Не надо мне, чтобы он со мной разговаривал, пусть учится нормально и в участок не попадает.

(конец фрагмента)

Так что к тебе он, вероятно, подкатит сам. Веди себя соответственно. Дурака не изображай. Ну да ты и не сумеешь».

«Понятно. Можешь попробовать наладить отношения с племянником… Как-нибудь неловко, чтобы я еще больше обиделся. Это во-первых. А во-вторых, своди меня в тюремный блок».

«Зачем?»

«Эти трое, наверное, оттуда. Те, что живут в общежитиях, вольны в перемещениях, им не нужен форс-мажор, чтобы залезть в штаб. Может быть, я кого-нибудь узнаю. А легенда такая: из воспитательных соображений. Вот что тебя ждет, если не будешь нормально учиться, а будешь…»

«Хорошо, если это не покажется слишком странным».

«Проваливаться мне сегодня на географии?»

«Пусть будет лучше, чем вчера. Да и человека спас. Амнистируем».

«Ясно».

— Как твои успехи? — спросил дядя Маттео.

— Да вроде бы ничего, — не совсем уверенно ответил я.

— Тогда можно пойти потренироваться.

— Ты что?! Издеваешься? — выкрикнул я и, хлопнув дверью, убрался в свою комнату и сразу же в ванную (пусть ломится, если делать нечего).

Дядя Маттео ломиться не стал, наверное, изобразил удивление и легкую грусть. Ну не хочет мальчишка мириться. А я сделал все, что мог.

Дядя ушел, прихлопнув входную дверь, чтобы я слышал. Выждав минут десять, я пошел вниз, ненадежный у меня сейф: нужен глаз да глаз.

Что бы такого поделать во дворе, чтобы ко мне можно было подкатить. Займусь-ка я укреплением моего домика, и сейф станет понадежнее, и не противоречит легенде: исполнять ката я сейчас точно не могу. Хм, а снег можно скатывать как толстое одеяло, и получится такой цилиндр. И из этих цилиндров получаются отличные стены. Крышу придется делать из чего-то другого. Снежная держаться не будет.

— Привет!

Я оглянулся. Мою работу с интересом рассматривал майор Рольяно.

— Что это такое будет? — спросил он.

— Форт. Правда, воевать не с кем.

— Хм, а ты знаешь, что можно играть в снежки?

— Это как? — заинтересовался я.

— Ну лепишь такой небольшой шарик, снежок, и бросаешь в противника. Вот так. — Он бросил в меня этот самый снежок.

Я ответил тем же. Некоторое время мы перебрасывались снежками. Да, если хорошей компанией, действительно увлекательная игра. Я даже улыбнулся.

— Кстати, Энрико, я тебя не подвел? — спросил майор с тревогой в голосе.

— Когда сказали про часового?

Он кивнул.

— Вряд ли, — вздохнул я, — хуже уже не будет.

— Тебе действительно может влететь за то, что ты доставил раненого к врачу?!

— Ну не за это. Только не говорите ему, что я ключ потерял, ладно?

— Какой ключ?

— От вездехода, он там был вставлен, а когда я вернулся, его уже не было, потерял где-то по дороге.

— Не скажу, — серьезно пообещал майор.

— Спасибо, — улыбнулся я.

Театр — великое искусство, сейчас просто слезы начну вытирать. Когда мне на самом деле приходилось солоно, такого не было.

— Это тебе спасибо. Мы тут на Селено хоть и штрафники все, но тоже люди. Этот парень бы замерз без тебя.

Доказательство вины майора лежит в метре от меня, но я в него не верю. Хм, я тоже не переиграл. Может, у него тот же метод: накрутить себя «бедный ребенок, надо его утешить». Или мы ошибаемся и он тут ни при чем? Тогда откуда селениты? Без его ведома? Десять килограмм! В его штабе! Нет, нереально. И мы подозреваем его в диверсии с целью перебить всех свидетелей. Свидетелей чего?

Я стоял с опущенной головой и краснел.

— Тебе совершенно нечего стыдиться, наоборот, — резко сказал майор. — А давай-ка пойдем пообедаем, вот что.

— Ну, дядя, наверное, за мной придет…

— Что, может не прийти?

— Не, голодом он меня не морил, — ухмыльнулся я.

— Ну, тогда он не будет возражать, если ты пойдешь со мной.

— Да, синьор Рольяно.

— М-мм, называй меня дядя Паоло.

— Ой, только не дядя, — передернулся я.

— Ну, как хочешь.

Дядя Маттео и в столовой ухитрился проявить себя во всей красе, подойдя и спросив, сам ли я заплатил за свой обед.

— Разумеется, — процедил я сквозь зубы.

Не найдя, к чему еще придраться, он ушел. Майор покачал головой:

— Да-а, жизнь у тебя несладкая. Хуже, чем у каторжника. Давно?

— Пару месяцев, но кажется, что лет, — вздохнул я. — Надо мне идти заниматься, а то опять влетит, а это уже слишком.

— Давай, — согласился майор. — Приятно было познакомиться, — слегка улыбнулся он.

И я захромал в гостиницу. Включил ноутбук и прочитал сообщение от дяди Маттео:

«Проверь, не появились ли лишние жучки. То же во дворе. В тюремный блок — не раньше завтрашнего дня. Крутишь ты что-то, парень, тебе это для чего-то другого надо. Ну да ладно. М.».

Умный он. Все равно не скажу. Потому что он выбрал «свою сторону», кажется, раз и навсегда. Его выбор. У него правая кисть чуть светлее левой. Если не приглядываться — незаметно.

Надо делать домашнюю работу: как можно точнее записать разговор с майором и проанализировать его. Интересно, клюнет он на мою приманку?

Оуу! Он меня тоже проверил, сильно попал снежком по бедру. И что? Что я сделал? Вспоминаем посекундно… Я отвернулся! Чтобы взять еще горсть снега, но он не видел моего лица и вполне мог решить, что отвернулся я, чтобы не морщиться у него на глазах. Хм, хорошо. Но я чуть не провалился. Он попал туда случайно? С пяти метров? Нет, не девчонка он — так промахиваться. Это еще, конечно, не доказательство и даже не его тень (а, например, моя паранойя). Я зашифровал свой отчет и отправил его по почте человеку, который придет сюда через полчаса. Чтобы прочитать мое письмо.

А пока надо проверить окрестности на предмет наличия вредных насекомых. Видеожучок на заднем дворе, и когда он там появился? Двор я вчера ночью не проверял. Черт, где-то недалеко, может быть, сидит человек и потешается над нашим театральным представлением: играйте, играйте! Стоп, а зачем я вышел во двор? Медленно и осторожно исполняю простенькую ката. Хороший мальчик! Что бы там ни случилось, тренироваться надо: я же собираюсь набить морду солдафону и формалисту капитану Стромболи.

Я успел вернуться в номер и опять начать заниматься незадолго до появления зловредного дядюшки. Я его по-прежнему дерзко игнорировал. А он меня — нет.

— Занимаешься? Ладно, занимайся пока, а потом я хочу с тобой поговорить.

Я пожал плечами и поерзал: разговоры не сулят мне ничего хорошего. Дядя Маттео сел за свой комп. Защищенный сетевой шнур я незаметно протянул заранее, так надежнее (радиоволны — великие болтуны). Через пятнадцать минут он откликнулся на мой отчет:

«Умница!!! Он клюнул. В штабе я был свидетелем небольшого скандала из-за потерянного ключа от вездехода. Так что двух сообщников я уже выявил. Это все же охранники. Ты ведь вообще не видел этот ключ?»

«Да, забыл тогда сказать, не было его там, открыл отмычкой».

«Я так и понял. Что у тебя еще в карманах завалялось?»

«А почему он тогда нас еще не разоблачил?»

«Ну, это просто. Решил, что раздолбай-водитель оставил ключ в замке, ты этим воспользовался, в результате, между прочим, охранник, который по плану должен был умереть, жив, и подобраться к нему непросто. А потерял ты его не в снегу, а на полу вездехода, что гораздо вероятнее. Темно, не видно, а ты торопился вернуться в номер. Я это еще тогда придумал. Плохо, что ты не заметил».

«Угу, согласен, я тоже раздолбай. А один из его сообщниковводитель вездехода, и у них теперь небольшой конфликт».

«Вот-вот, ты именно раздолбай, потерял ключ, и после проверки твоих знаний я тебя за это поругаю».

«В номере новых жучков не появилось, но появился видео на заднем дворе, а я там, когда мы приехали, не проверял!»

«Я проверил вчера, перед тем как пришел и завалился спать: не было его там».

«Да! Ты не раздолбай! Между прочим, вчера мы не ходили ужинать, и это неправильно. Как говорит профессор, я — молодой растущий организм, я есть хочу! Но сам, весь такой обиженный, не напомню».

«Понял. Значит, я все-таки раздолбай».

«Это Селено так действует — тут все раздолбаи. Иначе жили бы в другом месте».

— Через двадцать минут пойдем ужинать, — предупредил меня дядя.

— Угу.


* * *

Антракт кончился, надо играть дальше. В номере:

— Ну что, выучил ты, наконец, эти несчастные архипелаги? Дурака-то не корчи, ты им никогда не был.

Это что, он меня так похвалил?

Унылым голосом, с самым обреченным видом, я отвечал на вопросы. Правильно. Дядя Маттео поднял брови — ошибись хоть раз! Так не бывает! Ошибся. Дядя Маттео злорадно улыбнулся:

— Неправильно. Но, в общем, неплохо. Кстати, это хорошо, что ты довез раненого до госпиталя, но, во-первых, необязательно было лезть в окно, а во-вторых, ты потерял ключ от снегохода. Так?

Я обреченно кивнул.

— Из-за твоего раздолбайства водителя накажут.

Я фыркнул:

— Ну, пороть его не будут.

Дядя Маттео посмотрел на меня грозно (вот вошел человек в роль, этого в бинокль точно нельзя увидеть), я выпрямил плечи и не мигая выдержал его взгляд (тоже вошел в роль — так проще).

— Ладно, иди к себе.

Я облегченно вздохнул и поскорее убрался.

Самое лучшее, что я могу сейчас сделать, это рухнуть лицом в подушку и порыдать как следует, но я не умею. Э-э, нет, лучше я сделаю что-нибудь такое, чтобы майор понял: я на пределе, готов действительно жестоко отомстить. Только не знаю как. Так что лучше я, преодолевая боль, с самым решительным и злым выражением лица еще потренируюсь. Сенсей бы меня убил за такое: оставь свой гнев за дверью. Макивары тут нет, самое милое дело полупить по ней, представляя себе, что это дорогой дядюшка. Хм, майору будет что завтра мне сказать и намекнуть: а не хочешь ли ты, Энрико, перестать быть вечно униженной жертвой произвола. Обрадовался: хоть сегодня не выпороли ни за что. Один облегченный вздох твой чего стоит! Долго собираешься мечтать, что кто-нибудь избавит тебя от страха? А что еще может сказать четырнадцатилетнему мальчишке решительный взрослый мужик, который свои проблемы подобного рода решил сам, за это тут и мерзнет? Плохо, что майор не устоял перед соблазном, чем-то он мне нравится. Умный, твердый и храбрый, Молинелло тоже таким был: «Какая-то в державе датской гниль».Хотя соблазн соблазном, но подставлять мальчишку, который тебе поверил… Завтра ему придется объясняться.

Глава 28

Сегодня все самое главное будет происходить на заднем дворе. Поэтому «занимался» я недолго под предлогом, что сегодня суббота. Правда, дядя заметил, что на Селено суббота — рабочий день. Выходные тут разнесены — воскресенье и среда, а то народ умрет со скуки. Собственно, скука и есть главное наказание острова Селено, но не до такой же степени.

Я занимался кемпо, когда на дворе появился майор Рольяно. Я почувствовал его спиной, сделал снежок, повернулся и залепил ему в солнечное сплетение. Он только охнул.

— Что это с тобой?

— Идите и пожалуйтесь!

Рольяно нахмурил брови:

— Если ты плохо знаешь географию, то я тут ни при чем.

— При чем тут эта чертова география! Зачем вы сказали ему про ключ? (Я не говорил ему про географию, ни слова, дядя Маттео тоже.)

— Я не говорил, — честно сказал майор (еще бы, ты устроил театральное представление).

— Тогда откуда он знает?

— Ну ключ-то пропал, не могу же я запретить говорить об этом; наверное, твой дядя что-то услышал. Тебе опять влетело?

— Нет! Вы думаете, это все, что меня волнует?! Я посмотрел на него фирменным Энриковым взглядом (он же конрадовский «раскаленный взор»).

Рольяно отвел глаза, но усмехнулся:

— Нарываться — это все, на что тебя хватает? Хочешь считать себя очень храбрым?

— Я такой и есть!

— Тогда иди и признайся, что уже третий день прячешь где-то боевой бластер, — предложил он.

Я опустил глаза и нервно сглотнул.

— Ну и пойду!

— Совсем ты, парень, рехнулся. Глупости-то зачем делать?

— Какая разница, все равно бластер пропал, об этом, конечно, поболтают, и обязательно в присутствии следователя. Ну не могут люди держать язык на привязи. Тоже очень храбрые, нравится им нарываться.

— Ты мне не веришь?

— Ну почему же. Это действительно могло быть так.

— Бедненький, загнали его в угол.

— Что, есть предложение, как выбраться?

— Есть, я могу тебе помочь.

— Ну конечно, вы убьете его на дуэли!

— Обойдешься. Не девица, чтобы из-за тебя на дуэлях убивали.

— Э-э? — вопросительно потянул я.

— Точнее, я даю тебе совет. Поможешь ты себе сам. Честно говоря, и мне тоже. Торчать тут еще год мне не хочется.

— Я слушаю.

— Капитан Стромболи что-то там такое в шахте подобрал. Пришьет он мне халатность, как пить дать. Обвал был, значит, должен найтись виновник. Можешь принести мне это сегодня ночью, тогда год на Селено проведет твой дядюшка, это будет уже его халатность. Заодно притащи бластер, не мучайся. Если начнут болтать, я скажу, что он остался в штабе и все время был у меня. Не струсишь?

— Я?! Ну… Если попадусь, с меня опять спустят три шкуры сразу. А если нет… — Я мечтательно улыбнулся.

— Если не проговоришься, то только две шкуры, — заметил майор.

— Точно. Долго разбираться дядюшка не будет… — Я вздохнул. — Но я не знаю, когда смогу это сделать. Ночь длинная.

— Неважно. Оставь в форте, — улыбнулся он, — раз уж воевать все равно не с кем.

Майор ушел. Через двадцать минут появился дядя Маттео и, оставаясь в поле зрения видеокамеры (и, значит, в своей наиболее противной ипостаси), позвал меня обедать.

— Рыбка клюнула, — доложил я. — Что дальше? Не проще допросить его с пентатолом, и все.

— Ты рассуждаешь как дилетант. Что ты знаешь о пентатоле? То, что распространяют эсбэшники всей Галактики среди населения, чтобы было поменьше работы. Пентатол можно обмануть, меня, например, этому учили. Рольяно — десантник, значит, его тоже учили. Это прямая, честная игра, парень. Это тебе не домохозяек пугать шприцем. Так что, считай, что пентатола не существует.

— Понял. Делать-то что?

Тут мы и пришли в столовую, а в ней разговаривать нельзя.

— Давай-ка прогуляемся, могу я читать тебе мораль на свежем воздухе? — сказал дядя Маттео на обратном пути. — Эй, быстро бегаешь, сбавь немного. Надо было тебе вчера еще выдать, чтобы ходил помедленнее, — ухмыльнулся он.

Я поморщился:

— Может быть, лучше подвернуть ногу?

— Можно и так. Хотя нет, ты уже продемонстрировал свой класс. Ты не можешь подвернуть ногу. Рассказывай подробно.

Я рассказал.

— Талант, — отреагировал дядя Маттео, — можно поступать на столичную сцену или в нашу контору.

— В вашей конторе я и так в ведомости числюсь.

— Я не про тебя, а про Рольяно.

— Ха!

— Значит, так, давай разбираться. Виновников четверо. Рольяно и три охранника, двоих я уже знаю, вычислить третьего не та проблема, которая должна нас сейчас занимать. Год назад майор Рольяно договорился с геологом, определявшим богатство слоя; этот тоже наш клиент, но это не срочно. Плюс бухгалтер, но он пока и так сидит. В результате у майора образовался излишек селенитов, десять килограмм, всего лишь. По цене пять тысяч за карат, если маленькие.

— Почему он просто не подождал еще полгода? — спросил я. — Его что, обыскивать будут при посадке в катер?

— Обыскивать-то будут, конечно, но у него еще полгода в запасе. Произошло что-то, из-за чего он не может больше ждать.

— И что это может быть?

— Придется перелопатить новостные ленты. Но мне не кажется, что это большая политика.

— Да? А комментарии о каторге? Сводишь меня сегодня, кстати?

— Свожу, что с тобой делать? Допустим, он передал противнику какую-то информацию? Это мы сможем проверить. Ты же у нас взломщик. Но не верится. Зачем?

— Чтобы ты носом землю рыл: искал вражьи происки. А их нет. Бр-р, нет, так мы запутаемся. Или его цель разбогатеть, или какая-то политическая выгода для другой семьи. Может, и то и другое вместе. Но операция планируется исходя из необходимости достижения чего-то одного.

— При таких деньгах работать на каких-нибудь Джела… Нет, не верю.

— Согласен. Значит, было так: он для чего-то взрывает шахту и передает об этом информацию, но чья-то политическая выгода его не волнует: это отвлекающий маневр для тебя. Значит, его письмо можно постараться найти, но ленты лопатить не надо. Тупиковая ветвь.

— Убедительно. Значит, шахта взорвана из-за события, произошедшего здесь.

— Или в его частной жизни, — заметил я. — Что там у него с женой?

— Она ему изменила, он и угробил соперника. Жену это не вернуло, разумеется.

— А дети? Похоже, что есть.

— Будешь смеяться, но нет.

Я помотал головой:

— Как это? Очень было похоже, что у него просто взвод мальчишек. И вообще семья без детей — это очень странно [87].

— Не знаю. Но получается, что частной жизни у него нет.

— Что же случилось? Такое, что взорвало этот скучный белый мир?

— Это знали мертвые. И может быть, кто-нибудь из тех, кто лежит там. — Дядя Маттео махнул рукой в сторону госпиталя. — Плохо то, что свидетель обычно и сам не знает, чему он был свидетелем.

— Как это?

— Ну он не знает, что имеет отношение к делу, а что нет.

— Понятно, а всей информации очень много. И если ты не знаешь о чем конкретно спрашивать, то ничего и не добьешься.

— Ну бывает, конечно, но только случайно. Можно попасть в десятку, задав вопрос: «А вы ничего необычного не заметили?», но это редко. Вообще-то преступления бывают нескольких, в общем-то, стандартных видов. Но такого… Чтобы в мирное время… так много народу сразу…

— Понятно. А в госпитале еще ни с кем поговорить не удалось?

— Нет. — Дядя Маттео покачал головой. — Ладно, пошли сходим в тюремный блок, попугаем раздолбая-племянника.

Хм, голодом тут никого не морят и явно не бьют. Одиночные камеры три на три метра плюс удобства. Наказывают лишением прогулки или развлечений. Работа тяжелая и скучная, в четыре шестичасовые смены. Радости мало, но, откровенно говоря, приют я бы на такое поменял без особых раздумий. Мне самому с собой не скучно. Кстати, когда я вернусь домой, надо будет кое-что выяснить в рамках проблемы «что такое моя сторона». Кальтаниссетта уже полтора года контролирует все муниципальные службы города Палермо, значит, и приюты тоже. Отличаемся мы чем-то от тех, кто может устроить резню?

— Ну что? Испугался? — спросил меня дядя Маттео, когда мы с ним вышли под открытое небо.

Я помотал головой:

— В раннем детстве мне было намного хуже. При том, что я не сделал ничего плохого — просто родился у неудачных родителей.

Дядя Маттео кивнул:

— Понятно. Ты поэтому так дешево ценишь свою жизнь? Она досталась тебе случайно.

Я удивленно поднял брови.

— Не изображай! Твоя секретность — это моя работа. И здесь ты особых хлопот не доставляешь, откровенно говоря. Но я про тебя довольно много знаю, просто на всякий случай.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Пока я тебя почти не встречал, это было ну просто как любая слежка. А теперь я хочу, чтобы ты знал, что я за тобой наблюдаю. Так будет честно.

— Положим, я догадывался, что что-то такое есть. Только не знал, что это ты…

— Тебе все равно?

— Нет, конечно. А что делать? Расплата за дар. Пока ты не попадаешься на глаза, и можно забыть, что ты есть…

— Ну хорошо. А то я боялся, что ты обидишься.

— Хм, я слишком много знаю о прозрачности, чтобы обижаться.

— Мы слишком долго гуляем вдвоем. Даже у вредного дядюшки должны кончиться придирки. А мы так и не решили, что делать.

— Ну и поймай его на попытке уничтожить улики. Раз он меня подставил, я не обязан играть с ним честно.

— Ты не понял. Он действительно может противостоять пентатолу. Поэтому максимум, что я смогу доказать, — это попытка помешать мне пришить ему халатность. Он же тебе все ясно сказал. Ты рискуешь сильнее.

— Получается — диверсия принципиально недоказуема?

— Разве что он сделал это не сам. Охранников разговорить можно. Если мы поймем, что спрашивать.

— То есть весь этот театр был нужен только для того, чтобы мы с тобой могли убедиться в его виновности. Он не сделал ничего, что нельзя было бы интерпретировать в рамках решения проблемы «не хочу, чтобы мне шили дело». Он даже селениты вынес не сам. О! И взорвал не сам. Этим и привязал к себе эту троицу. Приказал им, например, отнести некий ящичек в вентиляционную выработку. А после взрыва напугал, что они виновники. И он их единственный шанс. А они умом не блещут — поверили. Только как он обеспечил безопасность своих селенитов от их жадных лап?

— С театром нам действительно не слишком повезло. Я ожидал большего. Он совсем не глуп. А безопасность селенитов — очень просто, это только ты, не боясь, сорвал печати. Теперь ему придется либо убить сообщников, либо взять их с собой. И убираться ему отсюда надо в течение месяца, не больше. У нас не так уж мало живых свидетелей того, что там случилось и чего мы не смогли вычислить. Кто-нибудь ляпнет, как только выздоровеет немного, остальные вспомнят. Через пару дней будут знать все. Это было действительно что-то важное и общеизвестное, иначе зачем пытаться убить целую смену?

— Допустим, вся смена это знает. Что-то, что произошло в шахте. А что происходит в шахте?

— Они нашли большой селенит! — сказал дядя Маттео внезапно. — Больших селенитов практически не бывает. Цена растет пропорционально пятой степени веса ограненного камня. Представь себе камень в пятьдесят, допустим, карат.

— Полтора триллиона сестерциев, — ответил я, немного подумав, — годовой бюджет большого клана, все вместе, дебет и кредит, в ма-аленьком карманчике. Даже десять карат — уже очень хорошо. Больше, чем получится всякой мелочью за полгода. Все остальные камешки можно уже не брать. Жаба его душит. Интересно, король селенитов закопан в снег на заднем дворе гостиницы или он носит его с собой?

— Он носит его с собой, именно потому легко рискнул всеми остальными камнями. Ему надо было вынести их из штаба, пока я там не появился. Все понятно. Наш майор решил разбогатеть. Год все шло хорошо. Мешочек с лишними селенитами наполнялся и радовал сердце вора. И тут находят огромный камень. Конечно, вся смена сразу об этом узнает. Пока они не вышли на поверхность и не разболтали остальным, надо их всех прикончить, тогда камень остается у майора, иначе его придется отдать. Поэтому наш умник так глупо крал собственные селениты. Он просто не успел подготовиться. Дайте ему только одну ночь на размышление, и он уже не допустит ни одной ошибки.

— А география?

— Это не ошибка. Ты же со мной не разговариваешь. То есть ничего мне не расскажешь. И, уж конечно, не станешь вслух сетовать, что я тебя тут перед всеми опозорил. Так что узнать мне про его осведомленность неоткуда. Как и тебе — о том, что я про географию молчал. А для тебя эта история — дополнительный стимул пристроить меня в здешнюю охрану.

— Понятно. Ну что? Мне пристроить тебя в здешнюю охрану?

— М-мм, нет, не торопись, у нас еще несколько часов в запасе. Я должен допросить охранников. Кстати, очень может быть, что это спасет им жизнь. Против Рольяно никто из них не смотрится, даже если он предложит им честный бой. А это маловероятно.

— Против Рольяно и ты не смотришься, — насмешливо заметил я.

— Ну это мы еще увидим. А ты — нахал.

— Ты тоже. Кто объяснил своему начальнику, что он «ляпает»?

— Мне можно. Ладно, топай в гостиницу, береги ледяной сейф, а я пошел делать свою работу, допрашивать все, что шевелится.

Зная о видеокамере, я явился к своему форту с лицом злым и напряженным. Рольяно, наверно, все локти себе искусал, пока мы с дядюшкой так долго беседовали: не дай бог, помиримся. На двор он пришел минут через пять после меня.

— Опять тебе не повезло? — приветствовал он меня.

— Откуда вы знаете?

— Физиономия у тебя такая, перекошенная.

— Угу, лучше трепка, чем часовая нотация. И еще эта дурацкая экскурсия в тюрьму! Делать ему нечего.

— А что? Он тебя напугал?

— Не-а, — небрежно ответил я, — не так это страшно, как об этом говорят. А в шахту он меня, конечно, не поведет.

— Я бы тебя сводил, но, знаешь, сейчас момент уж больно неподходящий.

— Угу, я понимаю. А обвалы часто случаются?

— Нет, очень редко.

— Тогда почему? И прямо у всех над головами…

— Я не знаю.

— И хотите не знать дальше, — утвердительно заметил я. — Так, конечно, гораздо проще. Не беспокойтесь, я вас не выдам.

Я посмотрел ему в глаза и… провалился в Контакт. Нет, он меня не заставил, и я его тоже. Здесь — мы равны. Полная тьма, для того чтобы просто стоять и не падать, надо все время помнить — земля под ногами. На меня нахлынул такой шквал чувств… Ужас, твердая решимость сохранить добычу, стремительно утекающее уважение к себе, желание сдаться, нежелание сдаться, и очень громко звучащая мысль: «Один выход есть всегда».

«Клавдий, — подумал я, — напоролся на собственный отравленный клинок».

«Потому что был дурак», — услышал я в ответ.

Ну уж нет, не поэтому — «Гамлета» я знаю почти наизусть.

«Рука тверда, дух черен, крепок яд,
Удобен миг, ничей не видит взгляд…» —
Я остановился — предыдущий шквал чувств был просто слабым ветерком по сравнению с этим… У меня колени подогнулись — нельзя же эдак, стоя в сугробе…

«Замолчи!» — загремел он.

Что?! И не подумаю даже!

«…Я пал, чтоб встать. Какими же словами
Молиться тут? „Прости убийство мне“?
Нет, так нельзя. Я не вернул добычи.
При мне все то, зачем я убивал…»
Я пропустил несколько строк — они были недостаточно страшными.

«…Не то
Там, наверху. Там в подлинности голой
Лежат деянья наши, без прикрас…»
Тут он меня вытолкнул — мы равны. Я не могу заставить его слушать. Зрение постепенно вернулось ко мне — Рольяно стоял напротив и тяжело дышал, его шатало, а в руке уже был маленький бластер. Ну вот и все. Сейчас от меня останется горстка пепла. Молчание длилось долго, и он избегал моего взгляда. Боялся. Я тоже. Зубы не стучали только потому, что были крепко сжаты, и это было все, на что меня хватило. Кого это я встретил?

Ну хватит трястись! Сейчас у нас будет второй раунд. Я сейчас поймаю твой взгляд, и мы еще немного поговорим. Честно и откровенно. «Там в подлинности голой…». Если он не успеет выстрелить раньше.

У него изменилось выражение лица: стало такое спокойно-умиротворенное. Разве с таким видом стреляют? Он небрежно засунул бластер в карман теплой форменной куртки и ушел со двора, как будто меня тут не было.

И что теперь будет? Я тоже повернулся и пошел в дом.

Летучие коты! Я заигрался! Импровизатор из провинциального театра. Если капитан Стромболи захочет на самом деле снять с меня шкуру, я даже протестовать не буду: мы с ним так не договаривались.


* * *

Нет ничего ужаснее безделья. Хм, часа три назад я тут заливал сам себе, что мне с самим собой не скучно.

Капитан Стромболи появился уже довольно поздно. В руках у него была небольшая коробочка и два конверта. Одно из писем было адресовано мне.

«Энрико! Я все время тебя обманывал. Остальное тебе расскажет дядя, я его об этом просил. Прощай. Когда-то командир второго батальона восьмого десантного полка Паоло Рольяно».

Почему-то мне не захотелось подержать в руках короля селенитов. Не сейчас. Позже.

После долгого молчания Стромболи сказал:

— За нами больше не наблюдают. Что ты с ним сделал?

Я покачал головой:

— Я обещал его не выдавать.

— Он мертв.

— Я и ответил: я обещал его не выдавать. Как он это сделал?

— Из бластера.

— А что ты должен мне рассказать?

— Ты уже все знаешь. Мы верно догадались. Я получил свидетельские показания. А ты убил его наповал: напомнил боевому офицеру, что на свете существует честь.

— А себе? — уныло спросил я.

— Хм, ну если так… Тогда до отказа набиты честью святые пустынники, безгрешные просто потому, что никогда не встречали других людей. Они попадут в рай, ибо никому никогда не сделали ничего плохого. Только и хорошего тоже ничего не сделали.

— Да, я понял. Когда мы уезжаем?

— Сейчас. Иди откапывай камешки.


* * *

Домой мы вернулись поздно ночью. Селениты были положены в настоящий сейф. Слушать наши рассказы проф не стал, только скомандовал «Отбой по гарнизону», пообещав, что до утра не умрет от любопытства.

Спал я до обеда. Когда выбрался из своей берлоги, первым, кого я увидел, был Виктор.

— Где ты был?

В этот момент к нам подошел проф.

— Э-э, — потянул я, — профессор, где я был?

Проф удивленно поднял брови:

— Здесь.

— Здесь, — повторил я.

— Понятно, — озадаченно сказал Виктор.

— Позвони своим приятелям, пока они не решили, что тебя украли, и не составили спасательную команду, — предложил мне проф.

— Угу, — согласился я.

Ближе к вечеру я тихо сидел в кабинете, положив голову на сложенные на столе руки, и иногда дополнял рассказ капитана Стромболи. Объяснить, что же у меня с майором произошло, я толком так и не смог. Нет в этна-эсперанто слов для описания того, что происходит в Контакте.

Проф избавил меня от страданий, кивнув:

— Понятно.

Потом он закрыл жалюзи, выключил свет и вытряхнул на стол десять килограммов селенитов. Засверкали синие искры, голубые радуги заплясали на потолке. Что ж, пару минут на это можно полюбоваться. В коробочке лежал король селенитов. Стромболи покрутил его в руках:

— Я его еще и недооценил, получится не меньше шестидесяти карат.

— Драгоценность короны, — заметил я печально, — синьор Мигель повесит его на шею своей невесте.

— Хорошо, что ты не ляпнул это при Мигеле.

— А что?

— Он не женится. Никогда.

— Раздолбай, — сказал капитан.

Я только вздохнул.

— Не сиди такой депрессивный, — предложил мне проф, — сходи потренируйся и Виктора захвати.

Я поднял брови — проф никогда ничего не говорит просто так.

— Уже два дня не появляется.

Я кивнул и пошел наводить порядок.

В комнату к Виктору я заявился, даже не постучавшись. Он валялся на диване и что-то читал.

— Читаешь? Как славные герои одним ударом меча срубают три головы какому-нибудь дракону и освобождают целые города?

— Ты чего? — неуверенно спросил Виктор.

— Переодевайся и пошли вниз.

— Не хочу! Я устал!

— Слизняк, — процедил я сквозь зубы, хватая его за ворот и вздергивая на ноги.

— Пусти!

— Ага, сейчас отпущу. А ты сразу сходи к профессору и пожалуйся, что я тебя отлупил. Он расколет тебя за одну секунду, но ничего тебе не скажет. Ни одного слова, никогда.

Виктор всхлипнул:

— Знаешь, как больно?

— Знаю. У нас на Этне говорят: перетерпишь, не девица.

Он опустил голову:

— Ладно.

— Жду тебя в зале через десять минут, — сказал я и ушел.

Через два часа я довел себя до полного изнеможения, а его до слез.

— Так тебе и надо! — сурово прокомментировал я. — Синяков нет? — поинтересовался уже помягче.

— Нет, просто все болит.

— Ясно. Не пропускал бы, сегодня было бы легче. Иди полежи в горячей ванне, полезно в таких случаях, — посоветовал я.


* * *

После ужина у Виктора просто не было сил, чтобы еще и играть в шахматы. Поэтому мы с профом остались вдвоем. Я тоже был не слишком хорош.

— Что с тобой? — встревожился проф. — Ты не заболел?

— Нет. Можно я спрошу кое-что?

— Хоть раз было нельзя? — удивился проф.

— Почему ему нельзя было убить человека на дуэли, а вам можно?

— Ты имеешь в виду Васто?

— Угу, и еще — того маньяка.

— Ну есть два объяснения: одно формальное, другое по сути дела. Формальное — это не были дуэли. Васто выстрелил в меня, когда я стоял к нему спиной и не отошел еще на положенные тридцать шагов. С точки зрения закона это самооборона. С маньяком тем более, я защищал тебя, и он был вооружен, а я нет. По сути дела, оба раза я убил убийцу: в первом случае женщины, а во втором даже убийцу детей. А убивать, потому что женщина предпочла тебе другого…

— Ну я бы смог.

— Тогда ты должен быть готов прогуляться на остров Селено, на пару лет.

— Угу, а если бы Васто не поторопился?

— Тогда мне бы пришлось попросить, — проф скрипнул зубами, — синьора Кальтаниссетта подождать, пока тебе исполнится восемнадцать. А потом отправиться на Селено — в качестве тюремного врача, надо полагать.

— Понятно. У меня еще одна просьба. Капитан сказал, что я напомнил Рольяно о чести.

— Да, и что?

— Нет, мне его, в общем, не жалко. И про последствия не надо мне рассказывать, я все понимаю. Но… муторно как-то… — Я помолчал, ну не могу я объяснить, что мне не нравится! Поэтому я просто перешел к своей просьбе. Может быть, это поможет. — Полтора года назад мы уничтожили семью Алькамо.

— Я даже помню, как ты об этом узнал.

— Угу. И муниципальные службы Палермо теперь наши. В том числе приюты. Я хочу знать, для чего я лгал. Мертвых же это не вернет.

— Правосудие для тебя ничего не значит?

— Это не то… Не знаю, как объяснить… — Я просто в отчаянии. Почему меня никто не понимает?

— Ладно. — Проф повернулся к компьютеру и вошел в сеть. — Садись читай.

«Отчет комитета по развитию и использованию завоеванных территорий.

Часть 6.

Муниципальные структуры города Нью-Палермо.

h) Детские приюты.

Отчет комиссии по строительству.

Отчет медицинской комиссии.

Отчет финансовой комиссии.

Отчет специальной комиссии комитета по образованию.

План предлагаемых мероприятий».

Документ датирован позапрошлой осенью. Читать все подряд я не стал. Только выводы. И меры. Строительство: сто лет не ремонтировали, условия для жизни кошмарные. Финансы: систематическое разворовывание средств на двух уровнях, муниципальном и в самих приютах. Медицина: все дети отстали от своих ровесников в весе, в росте, в умственном развитии. У большинства авитаминоз, гастрит, хронический бронхит, кариес, сколиоз и еще несколько названий болезней, которые мне ни о чем не говорят. Медики рекомендуют санаторный режим, лечение всех этих болячек, наблюдение невропатолога и детского психиатра. Всем. Потом список мер, расчет, во что это обойдется, а потом следующий ультиматум:

«В случае если корпорация не сочтет возможным выделить необходимые средства, прошу принять мою отставку. Председатель медицинской комиссии, начальник МС ВС Кальтаниссетта генерал-лейтенант Террачино».

«Присоединяюсь. Генеральный ревизор ЦБ (имя, фамилия)»

И резолюция:

«За какого людоеда вы меня тут держите?! Щенки кусачие! Не видите дальше собственного носа! Детей они пожалели. Я тоже. А еще я жалею будущих жертв этих рассадников уголовной преступности и средств на расследования, возмещения, компенсации, лечение и похороны! Оплатить все. Из резерва фонда развития. Ваш старый толстяк, но пока еще не маразматик, Чезаре Кальтаниссетта».

А мог бы такое написать несостоявшийся дон Рольяно?

Я выключил комп и повернулся к профу.

Он начал читать:

— …Я где-то слышал,
Что люди с темным прошлым, находясь
На представленье, сходным по завязке.
Ошеломлялись живостью игры
И сами сознавались в злодеянье… [88]
Что тебя так мучает? — спросил проф.

— Он не находился на представлении, он в нем участвовал, и я тоже. Столичный трагик, которого принудили отправиться в провинцию последние нововведения, — усмехнулся я.

— Не страшно ль, что актер проезжий этот
В фантазии, для сочиненных чувств,
Так подчинил мечте свое сознанье,
Что сходит кровь со щек его, глаза
Туманят слезы, замирает голос
И облик каждой складкой говорит,
Чем он живет! А для чего в итоге?
Из-за Гекубы! Что он Гекубе?.. [89]
Уже ничего. Он, наверное, хотел подарить этот камень своей жене. Если можно убить ради нее одного человека, почему нельзя убить сто?

— Значит, одного тоже нельзя.

Глава 29

Понедельник получился не слишком веселым. Опять занятие у синьора Брессаноне, опять после пропуска. Опять ничего не решил. Злорадные ухмылки Ориоло. Ненавидящий взгляд Линаро, издалека. Я тоже посмотрел ему в глаза, он отвернулся. Черт! Я чуть не взвыл из-за этой победы. Теперь надо сделать так, чтобы он осмелился не только смотреть на меня издалека, но и подойти и набить морду, если, конечно, сможет. Это тебе не осуждающий взгляд невинной жертвы! Это уметь надо.

Что же это за мир такой? В котором умный и талантливый парень сам бежит к садистам и ублюдкам, недостойным чистить его ботинки, и просит, чтобы его избили. И радуется, что не случилось чего похуже. И еще благодарен небось, что по голове ни разу не ударили! Ну, это ясно, его голова — достояние корпорации, не смейте ее портить. А то вас самих… Наверное, там и впрямь одна половина населения стучит на другую, иначе до него дошло бы, что я сам, уж точно, ни при каких обстоятельствах, на него не донесу. А больше нас никто не слышал. Ну не расставили же их эсбэшники жучки по всему Палермо. А жучок на территории Больцано — это вообще скандал, если не война со всеми сразу. Ну почему он такой псих?!

Днем я так упорно занимался математикой (позориться еще и в четверг ну совсем не хочется), что Виктор пришел звать меня на тренировку. Так. Еще немного, и он меня туда волоком потащит.

Вечером я предъявил себя друзьям: живой я и здоровый. А что было, рассказать не могу.

— С тобой точно все в порядке? — спросила Лариса, когда мы с ней отошли немного в сторонку.

— Угу. А депрессивный я потому, что опять видел этого парня.

Лариса кивнула:

— Это надолго. За пару недель даже ты не можешь победить в такой войне.

Как мне понравилось это «даже». Я развеселился.

В среду были очередные учения, синьор Соргоно решительно отказал Виктору, когда тот просился поучаствовать. Пришлось долго объяснять, почему нельзя. Меня самого пустили года полтора назад. Я, правда, не стал рассказывать, как я этого добился. Не дай бог, попробует повторить. Я отвел его на наблюдательную вышку и вручил бинокль: пусть посмотрит, это интересно.

На игре мне не повезло. Меня подстрелили, причем в самом конце. Хорошо хоть отмываться не пришлось: почти вся краска попала на комбинезон. Зрелище, кстати, не для слабонервных: огромное красное пятно, окруженное брызгами, очень похоже на жуткую кровавую рану; даже не знаю, каким оружием можно нанести такую. Бутылкой кетчупа разве что.

Весь вечер я готовился к завтрашним занятиям в университете.

Утром в четверг я заметил, что так и не разобрал сумку, с которой ездил на Селено. Полез туда за отмычкой (всегда носи с собой) и наткнулся на бластер. О Мадонна, клептоман я, клептоман. Порабы отвыкнуть. Семь лет уже кошельков не краду. Хм, а почему проф ни разу меня не поймал? Не меньше ста всяких краж, в том числе из его кармана. Хоть раз он должен был об этом узнать. Никогда я его не пойму!

Передо мной, как перед Энрико Стромболи несколько дней назад, встал вопрос, что же делать с бластером. Не игрушка… Ох, опаздываю. Бластер я оставил на столе, чтобы не забыть сдать его в оружейную, когда вернусь. Ну не убьют меня за него. А горничная его не тронет, лучше стол оставит невытертым.

Когда я, счастливый и довольный: утер нос Линаро, Ориоло и всем остальным, — посадил Феррари в парке, на посадочной площадке меня поджидал очень сердитый синьор Соргоно.

— Добрый день, — сказал я озадаченно.

— Пойдем-ка со мной. — поманил он меня.

Я пошел. И увидел: один из трехсотлетних нью-британских дубов, гордость Джорджо, оказался сожженным мощным импульсом, явно из боевого бластера. О, Мадонна, что это случилось?

— Жертвы? — спросил я севшим голосом.

— Обошлось, — так же кратко ответил синьор Соргоно. — Подробности тебе синьор Галларате расскажет.

Я срочно связался с Гераклом, Диоскурами и Самураем: синьор Соргоно может не воспринимать их как жертв. Все целы. Слава богу. Я побежал в кабинет профа.

Там на столе лежал бластер, а за столом съежился Виктор. Все ясно, можно уже ничего не объяснять.

Я прислонился к стенке около двери.

— Идиот! Дебил! — застонал я.

Виктор посмотрел на меня глазами больной, виноватой, побитой собаки.

— Я думал, он учебный.

— Я не про тебя, я про себя.

— Правильно, — заметил проф.

Потрясенный увиденной мною картиной, я на него не отреагировал. Боевой бластер в руках полного профана! Он мог застрелиться, покалечиться или убить либо покалечить кого-нибудь другого.

— Энрик, сколько раз ты держал в руках заряженный бластер? — спросил проф.

— Семь, — ответил я, — если считать две ночи охоты на Джильо отдельно. Я уже все понял.

— Я никогда не говорил тебе банальную фразу, что все инструкции пишутся кровью разных болванов? — поинтересовался проф. — В данном случае меня, тебя и еще одного человека. Виктор, это не ты. Вы оба можете идти. В данном случае это не разрешение, а приказ.

Виктор догнал меня в парадной гостиной и встал у меня на дороге, просительно заглядывая в глаза. Вот уж действительно напроказивший щенок.

— Да ладно, обошлось же, — утешил его я, — ты только и учебное оружие без разрешения не бери. Во избежание, как написал один древний историк.

Глава 30

Опять у меня нет времени на проект «Кремона». А это теперь мой долг. Раньше можно было поразвлекаться и забыть: не мое дело. Теперь вот мое. Завтра мы будем рассказывать друг другу, чего мы достигли за последние две недели. А у меня ничего нет. Хорош стратег, всех загрузил работой, а сам филоню.

Так что после возвращения из университета я сразу занялся руководством клана Кремона.

Страшное подозрение возникло у меня, когда я читал третье досье: ангелы небесные да и только. У Кремоны культивируются аскетизм, преданность интересам клана, семейные добродетели, но не все. Мужу нельзя изменить, но можно донести на него в СБ, это такой нравственный подвиг. Так вот, светлые (по кремонским понятиям) образы синьора Кремона, командующих ВВС, ВМФ и армии можно на иконах малевать. Не может этого быть. Вывод: мы попались на удочку, эти досье и предназначены для несанкционированного доступа. Естественно, если есть Интернет, значит, есть и хакеры, и сделать с этим ничего нельзя. Любопытство непобедимо. Проблема решается просто — делаем красивые картинки и закрываем их. Слегка. Любознательные клюнут: ну конечно, это правда, я же ее с трудом выкопал!

Кстати, синьор Арциньяно поступает похожим образом. Мог бы и раньше догадаться: ни разу я не смог узнать из нашей закрытой сети ни одной по-настоящему серьезной военной тайны. Те сайты, на которые я могу проникнуть, для меня и таких, как я, и сделаны. Там, разумеется, лежит правда, та, которая станет известна всем через пару дней. Врать бессмысленно и вредно: юный хакер догадается, что его водят за нос. А отдел электронной безопасности имеет с этого реальную безопасность настоящих секретов и заранее обученные кадры. Если из десяти ребят вроде Алекса один пойдет потом работать в СБ, уже игра стоит свеч, да и остальные тоже не поглупеют, а это прямая выгода. Вот почему Алекс летом говорил, что ничего с нами не сделают. Действительно не сделают. Зачем? Как в древней Спарте: мальчиков не кормили, чтобы они воровали — тренировка полезных для воина качеств, а если их ловили, то наказывали не за воровство, а за неловкость. Синьор Арциньяно гораздо добрее, играть в его игру мы не обязаны, а если мы взламываем чужие сайты и сообщаем ему об этом, то за это даже дают пряники. Так я обижаюсь или нет? Пожалуй, нет. Со мной играли честно. Я, правда, не знал, что это игра. Ну и что? Все, чем я занимаюсь, — игра. Когда я облил всех краской — это тоже была честная игра: «Какие же вы солдаты, если вас можно так поймать?» Потому-то проф тогда и не рассердился. Ладно, это неактуально.

А где же искать настоящие досье? Они существуют, в этом я не сомневаюсь. Интриги есть в любой корпорации, не может их не быть. Правда, в тех, что быстро развиваются, их должно быть поменьше: некогда ерундой заниматься. Дел и так много, и лучший способ сделать карьеру — хорошо работать. А как измерить скорость развития? Ну-у, есть чисто экономические показатели, надо их только как-нибудь корректно проинтегрировать. Это нам завтра Виктор доложит, будем надеяться.

Корпорация Кремона вряд ли развивается быстро. Страх не так сделать, не так сказать должен придушить всякую инициативу еще в зародыше. Почтительные летчики плохо летают, почтительные врачи плохо лечат, почтительные администраторы не могут сами решить простейшего вопроса, а уж понятие «почтительный ученый» и вовсе не лезет ни в какие ворота. Сам факт существования такого парня, как Линаро, уже удивителен. Там никто не должен уметь думать своей головой. Э-ээ, он что, флуктуация? А вот это легко проверить. Списки студентов Палермского университета никакой тайны не представляют. Смотрим, сортируем. При такой численности населения, как в Кремоне, их студентов должно быть раз в пять больше. Это во-первых, а во-вторых (и в-главных), стипендиатов среди них тричеловека! Остальные — «золотая молодежь». Итак, я угадал. Некому там думать. Это одна из причин, вторая — закрытость общества. Нельзя позволить, чтобы сразу многие толковые ребята увидели, как живут другие: смертельно опасно для власти.

Итак, работает все это следующим образом: ограниченный круг людей управляет всем, имеет все и никого к этому «всему» не подпускает. Детки шишек становятся шишками следующего поколения. Социальная динамика — около нуля. А флуктуации вроде Линаро нужны: должен же хоть кто-то выполнять полезную работу. Кстати, у Кремоны должны быть свои высшие учебные заведения. Инженеров, программистов низшего уровня, да и продажных писак надо довольно много. А «золотая молодежь» не может делать даже этого.

Осталось выяснить подробности. А потом подбросить в этот гадюшник какую-нибудь лакомую наживку, и пусть они сами себя едят. Это будет справедливо: месть за солдат, которым приказывали убивать своих. Есть же среди них те, кто никогда этого себе не простит. Интриг в кремонском руководстве должно быть выше крыши: жизненная необходимость, надо защищаться, а то тебя съедят. А в отставку, как я подозреваю, там уходят так: сразу в гроб, цинковый, заваренный, чтобы никто не видел, что с покойником делали, пока он был жив.

Надо было стащить не бластер, а селенит, карат на десять, полмиллиарда — хорошая наживка. За такую они друг друга сами перебьют. Неправильно я клептоманю. Король селенитов, кстати, не подойдет — его нельзя купить или продать, ни у кого нет таких денег. Все равно уже поздно жалеть. Зато самое время не жалеть: что сказал бы проф, узнай он, что я украл такую вещь? Нет, не хочу этого знать. Проехали.

Глава 31

Очередное собрание борцов за свободу началось с вопроса: «А что по субботам и воскресеньям делают наши девочки?» Месяц уже прошел, и ни одна не проговорилась. Я вспомнил Винни Пуха и сказал:

— «Что делает Кристофер Робин по утрам? Кристофер Робин обалдевает знаниями».

— Ну допустим, — потянул Алекс, — а почему втайне от нас?

— А ты похвастался Джессике, что учишься летать? — спросил Лео.

— Нет, сделаю ей сюрприз.

— Ну и она так же.

— Понятно, — согласился я, — это логично. Ходить на разведку не будем. У них столько же прав, сколько у нас.

— Э-э, — возразил Алекс, — интересно же. Ну ладно, переживу.

— Гвидо, — поинтересовался Лео, — что у тебя случилось?

Между прочим, это я должен был заметить; в конце концов, это я взял на себя обязательство быть ему старшим братом, хотя, может быть, Лео поступил так же.

Гвидо покраснел, опустил голову и отвернулся. Мы переглянулись. Алекс поднялся и направился в гостиную царя Миноса, Лео подцепил Виктора за локоть и пошел следом.

— В чем дело? За что-нибудь влетело?

Гвидо помотал головой. Я обнял его за плечи, усадил на диван и сел рядом.

— У меня скоро день рождения, — произнес Гвидо, чуть не плача.

— Да, в этот четверг, я помню. Тебе еще не так много лет, чтобы грустить по этому поводу.

— Знаешь, как его всегда отмечали? Собираются папины деловые партнеры и обсуждают свои дела.

— Понятно, а пригласить нас тебе не разрешили?

Гвидо кивнул.

— Так, ну и когда ты должен изображать счастливого именинника и пай-мальчика?

— В четверг и должен буду.

— А в субботу мы отметим твой день рождения здесь, и даже метеоритный дождь нам не помешает!

Гвидо улыбнулся.

— Тоже мне, ослик Иа-Иа, — насмешливо сказал я, — топай приглашай. — Я подтолкнул его в сторону гостиной. — Я пошел договариваться. Тебе шоколадного мороженого бочку или, чтобы не мелочиться, египетскую пирамиду?

— Э-ээ, надо подумать, — ухмыльнулся Гвидо. — А девчонок можно позвать?

— Это же твой день рождения, — ответил я.

— Я позову, — решительно заявил он, преодолевая смущение.

Я пошел договариваться.

Проф не возражал, даже предложил использовать парадную анфиладу, если я обязуюсь не бегать по стенам в грязных кроссовках.

— А парк? — спросил я, у меня начал вырисовываться один красивый план. — Весна, погода хорошая, не то что когда отмечали мой.

— Что это ты задумал? — подозрительно спросил проф.

— М-мм, ну… это если синьор Соргоно не против. Маленькая военная игра.

— Я не против. Так ему и передай.

— Ага, спасибо!

Синьор Соргоно, само собой, тоже не возражал.

Тетушка Агата не возражала с энтузиазмом: я сам и мои друзья кажемся ей невероятно худыми и недокормленными.

Осталось договориться с несколькими ребятами из охраны, и мы устроим Гвидо незабываемый день рождения. Теперь это станет моим хобби: в промежутках между боями против всяких там Кремон и Каникатти буду устраивать праздники.

Когда я вернулся, у ребят был такой довольный вид, будто мы уже победили всех врагов и разбираем благодарственные письма от жителей бывших зон Кремоны и Каникатти.

— Ладно, давайте работать, — предложил Лео.

— Докладывай, именинник, — велел я.

— Угу, — откликнулся Гвидо. — В общем так, Кремона похожа на империю инков, на Древний Египет от трехтысячного года до нашей эры до римского завоевания, на Ассирию, на государство ацтеков, на Китай от древнейших времен до XXI столетия, без перерывов… Э-ээ, все перечислять?

— А что? — удивился Алекс.

— Проще перечислить на кого они не похожи.

— Понятно, — тихо потянул я. — Я неправильно сформулировал задачу. Ясно, что все, кого может назвать Гвидо, погибли в результате военного вторжения. Ну и что? Сначала они несколько вторжений пережили, а от какого-то все-таки загнулись. Так что вторжение — это просто coup de grace [90].

— И что мы будем делать? — спросил Гвидо.

— А у тебя не появилось никаких идей? Что значит «похожи»? — поинтересовался Алекс.

— Ну те, в которых считали, что государство — это все, а человек — ничто. Например, Великий Инка владел всей своей империей безраздельно. Он был там единственным человеком, у которого вообще были какие-то права. С Китаем почти та же история, только там даже многочисленные завоеватели ничего не могли поделать. Там все изменилось уже в двадцать первом веке. Без военного вмешательства. Еще Россия. Тоже без прямого военного вмешательства, но в результате военного поражения.

— Как это? — не понял Лео.

— Ну там была такая война — «холодная», просто все делали очень много ядерного оружия, и проиграл тот, у кого первого не выдержала экономика. А само оружие не применяли, по счастью. И территорию друг другу танками не утюжили. Только всякие локальные конфликты на территории непричастных, то есть тех, кто вообще не мог позволить себе иметь ядерное оружие. Они-то больше всех и пострадали.

— Понятно, — сказал я, — тогда так: возьмем парочку таких государств века с двадцатого или даже двадцать первого, они больше похожи. Ну я имею в виду, что управлять неграмотными, да еще при отсутствии каких-либо средств связи и информации проще.

— Может, и не проще, но уж точно не так, как сейчас, — заметил Лео.

— Чем они еще характерны, кроме отсутствия всяких прав? — спросил Алекс.

— Ну им там все время вкручивали, что они лучше всех, а кругом одни враги, которые прямо-таки жаждут их съесть. Например, Германия с 1933-го по 1945 год. А потом их просто победили и оккупировали. Они считали себя лучше всех потому, что они немцы, а все остальные, само собой, нет.

— Придурки! — отреагировал я.

— Нам тут просто… А им все это так долго и старательно втюхивали… — объяснил Гвидо.

— Ну и что? Есть такие школы, в которых стыдно быть первым учеником!

— А в России тоже почти весь двадцатый век, — продолжил Гвидо, — только они самые лучшие, потому что они коммунисты, а значит, самые передовые.

— А на самом деле? — заинтересовался Виктор. — У нас на Сицилии они тоже есть. Обещают всеобщее процветание, но им в общем-то никто не верит.

— На самом деле коммунистические государства были очень бедные и «злые», понятно, что я имею в виду, — ответил я, — это много где написано. Так что верить им не стоит никогда. Опыт показывает, что вера одного человека в коммунизм стоит жизни десяти другим, которые никому ничего плохого не сделали.

— Вот и Кремона такая же, — заметил Алекс, — им такое втюхивают… А проверить-то они не могут. Мы, например, если верить кремонским сказкам, выиграли последнюю войну за счет помощи новосицилийцев и отменили все пенсии, и с тех пор наши старики мрут с голоду. Все мрут и мрут. С самой осени. А с боевой техникой у нас все в порядке, потому что все присутствующие, вместо того чтобы ходить в школу, по двенадцать часов вкалывают на каких-то там заводах. Правда, заводов этих нет, я проверил, но какое это имеет значение.

— Да-а, — насмешливо потянул я. — Как это они узнали, что Виктор тогда летал с нами на Феррари? Придется тебе, Вик, где-нибудь клясться, что ты не трогал гашетку.

Мы посмеялись. Виктор покраснел. Вот не умеет парень проезжать.

— Я же сказал: проехали! — тихо, но твердо заметил я ему.

— Лео, а ты что накопал? — спросил Алекс. — То, что накопал я, вполне согласуется с тем, что сказал Гвидо.

— Про доносчиков он еще ничего не говорил, — заметил Лео.

— А я и не знаю.

— Хм, ну, судя по этим досье, стучат вовсю — если не каждый второй, то каждый десятый точно. А интересует их СБ очень многое. Смотрят ли соседи новости по стереовизору? Как комментируют или молчат? По средствам ли живут? Что болтают в пьяном виде?.. Но самое главное, — продолжил Лео, — я даже сначала не поверил: они отслеживают всех прилично учащихся детей с первого класса. Как-то их сортируют. Некоторым дают зеленую улицу, а некоторых стараются «оглупить». Ну сделать что-нибудь такое, чтобы ребенок перестал учиться, перестал думать, любыми средствами. Я нашел десяток описаний. Одному парню устроили несколько несчастных случаев, пока дело не дошло до ушиба головного мозга. Сначала они, правда, пытались справиться с ним иначе: специально организовали травлю в классе, где он учился, и не одну, при том что у них там такие обезьяньи порядки в школе!

— Э-ээ, — остановил его Вик, — обезьяньи, это как?

Лео слегка смутился:

— Ну это по косвенным данным. Я прочитал кремонскую статью, где это высочайше осуждается. Но что-то не похоже, чтобы они хотя бы пытались с этим бороться. А как это объяснить? Ну например, Гвидо, что будет, если ты сговоришься с одним одноклассником и вы вдвоем отлупите другого твоего одноклассника?

— Ну мы ж не отморозки какие!.. — неуверенно начал Гвидо. — Выгонят из школы, — добавил он решительно, — с гарантией, сразу и без всяких разговоров. Был случай в прошлом году, причем с восьмилетками. На младенческое недомыслие свалить не удалось.

— Твоя школа — не показатель, — заметил я, — слишком уж престижная. Лео, а у вас как?

— Ну, всякая шантрапа, вроде той, что мы лупили осенью, у нас, собственно, учится. Но «подвиги» они совершают на улице. На виду у учителей — тоже чревато исключением. Второй раз попадешься — точно исключат, и иди куда хочешь. Со мной пытались драться вдвоем, давно уже, ну и попались директору на глаза прямо в процессе, уже три года обходят по широкой дуге. Так вот, в Кремоне всякие там «стадом на одного» официально осуждаются, а негласно поощряются, ну и направляются, в случае необходимости. Понятно куда.

— В общем-то и направлять не надо, — заметил Алекс, — дурак завидует умному по собственной инициативе.

— «Ни одна голова не должна подняться выше уровня, предустановленного императорской рукой» [91], — процитировал я, — это, кстати, из истории России, только в девятнадцатом веке. Виктор, а что ты можешь сказать об их экономике?

— Тетрасиликон, — коротко ответил Виктор, — все остальное неконкурентоспособно. Плюс низкий уровень жизни, и за счет этого они могут себе позволить огромные военные расходы. Кстати, контролировать рождаемость они и впрямь запрещают.

— Э-ээ? Понятно, — сказал я, — только без подробностей, и так тошнит. Вредно и опасно иметь много природных ресурсов, можно упасть в такую яму… У Каникатти тоже тетрасиликон. На Этне двадцать сестерциев за грамм, на Новой Сицилии и Адриатике — почти сто, дальше больше.

— А почему нам не испортили жизнь селениты? — поинтересовался Лео.

Я вздрогнул.

— Потому что без них можно жить, — ответил Алекс. — У нас, кстати, тоже появился тетрасиликон.

— Кажется, на Джильо оказалось бедное месторождение, — заметил Лео, — так что это неважно.

— Хорошо бы. А то, может, вешают макароны на уши?

— Теперь я, — сказал я. — Во-первых, литература. Читать им можно только то, что написано за последние несколько десятилетий в зоне Кремона. То же самое с музыкой, а живописи там нет вовсе, только монументальная скульптура: памятники ныне здравствующему синьору Кремона. Гениальных произведений их писаки не накропали. Все идеи укладываются в несколько расхожих лозунгов вроде «Да здравствует наш синьор Кремона! Самый лучший человек на свете!», «Наши храбрые солдаты умирают, но не сдаются!», «Наши дети — самые счастливые дети в мире!», ну и — чуть-чуть развлекательных книжек для подростков, в десять лет я бы прочитал не без удовольствия. Есть еще запрещенная литература, она издается здесь, там за нее сажают в лагерь. Я пока не прочитал ничего — для диагонального чтения это не приспособлено. Но там-то ее никто, ну почти никто не читал и даже не знает, что она есть. А с руководством нам не повезло. Мы попали в ловушку: это не настоящие досье, это сказочки для храбрых кремонских хакеров.

— Э-э, ты уверен? — спросил Лео.

— Почитай сам, с такими досье этих скотов пора в святцы заносить.

— Что же делать? — Гвидо до сих пор уверен, что я могу справиться с любой проблемой.

— Ну, была у меня одна идея, — неохотно признался я, — но это пока так… В порядке полного бреда. Устраивать гонку вооружений себе дороже. С такой глупостью синьор Мигель ни за что не согласится. Так что можно попробовать сделать так, чтобы они сами себя перебили. Подбросить голодным псам вкусную косточку. Там небось и так интриг полно, а уж если появится какой-нибудь приз победителю…

— Почему ты так думаешь? Им там и так неплохо, — заметил Алекс.

— Э-э, нет! Им именно плохо! Никто из них не уверен, что завтра его не арестуют и не прикончат, да и с семьей могут сделать все что угодно. И никаких реальных поводов для этого не нужно. Вывод: никто из них не отказался бы выбраться оттуда при условии, что в другом месте он тоже займет высокое положение в обществе.

— Контора по эмиграции для кремонских шишек! — провозгласил Алекс.

— Обойдутся! — заявил Лео.

— Угу, — согласился я, — лично я не стал бы спасать никого из них, даже если бы мне за это хорошо платили.

— А что мы тогда будем делать с этими толпами мазохистов? — спросил Алекс.

— Черт его знает! — ответил я. — Больше я пока ничего не придумал.

— Нет, — заметил Лео, — твою идею разрабатывать бессмысленно.

— Почему?

— Ну представь себе машину, которая как-то работает, и рядом робота, который заменяет в ней испорченные детали…

— Я понял, — сказал я, — ну выкрутили несколько винтиков, их тут же заменят. На работу машины это никакого влияния не окажет. Механизм надо ломать как-то иначе.

Гвидо смотрел на меня с надеждой.

— Не смотри на меня так, — попросил я, — ты же только что перелопатил всю мировую историю. И что? Думаешь, там не находилось желающих все изменить?

— Ну почему же, — ответил Гвидо, — например, в Китае успешные крестьянские восстания случались примерно раз в двести лет. Их удачливый предводитель садился на нефритовый трон, и все оставалось по-прежнему, если не становилось хуже.

— Победил дракон, — тихо сказал Алекс.

— Что?

— Есть такая древняя сказка. Злобный дракон правил какой-то страной, ну, всех там угнетал, разумеется.

— В смысле ел? — поинтересовался Гвидо.

— Нет, именно угнетал, и все там жили в нищете и страхе. Периодически находились славные герои, которые приходили и сражались с драконом. Кто бы ни победил, управляющий выходил на балкон драконовского дворца и кричал: «Победил дракон!» Потому что если побеждал человек, он шел в сокровищницу, видел все драконовское золото — и не мог устоять. И со временем сам превращался в дракона.

— Понятно, а конец там какой? — спросил Лео.

— Ну это же сказка. Конец хороший. Нашелся кто-то, кто устоял. В жизни так не бывает.

— То есть задача не имеет решения, — заметил я.

— То есть как это не имеет? — возмутился Лео. — Все древние цивилизации были такими, если я правильно понял. А потом появлялись какие-то другие, все чаще и чаще. В конце концов, сейчас Кремона — не правило, а исключение.

— А мы что же, больше никогда никуда не полетим? — спросил Гвидо. — Они и нас заперли в клетку?

— Вот еще! — сказал я. — Только я пойду спрошу, куда сейчас не слишком опасно лететь. Э-э, Виктор, я тогда был не прав, ты же не знал, что значат слова «безопасность не гарантируется». Так вот, она никогда не гарантируется. Осенью мы, например, успели повоевать против Кремоны, потому что полетели полазать по скалам всего-то километров за сто. И нас совершенно спокойно отпустили.

— А вы меня возьмете? — с надеждой спросил Виктор.

Быстрый обмен взглядами.

— Ладно, на сегодня твоя задача: храбро молчать, если, конечно, мы влипнем. Справишься?

— Угу, я постараюсь, — ответил Виктор.

Хм, да он уже прямо сейчас подрагивает. Что за унылое болото эта Новая Сицилия?

Я пошел спрашивать разрешения у профа.

— А кто тебя заставляет выходить из нашей воздушной зоны? — поинтересовался проф.

— В общем, никто. Так, значит, можно?

— Можно, можно. А то я уже удивляюсь, что ты никуда, кроме университета, не летаешь. Только из зоны не выходи. Она большая, тебе хватит.

— Ага, ладно.

Я побежал обратно к друзьям:

— Полетели! Говорят, кальтаниссеттовская зона достаточно большая даже для нас.

Через пятнадцать минут мы уже взлетали. На сей раз Лео сходил за провизией не в караулку, а на кухню, заметил, что так намного вкуснее. Зато если будет бой, все это вкусное будет летать по салону. Так я ему и сказал. Так что Лео с Виктором минут пять потратили на правильную упаковку. Будем надеяться…

Пока ребята выбирали по карте подходящее место, я с удовольствием покувыркался в воздухе.

— Так нечестно, Энрик, — обиженно заявил Алекс, — какого черта ты выключил горизонт?

— Это к Лео как к главному гурману, — откликнулся я.

— Надо было взять для тебя сухую корочку, — меланхолично заметил Лео.

— Ладно, просто Алексу нравится ворчать. Вы место выбрали?

— Ага, — нестройно ответили ребята, потом каждый назвал место; понятное дело, все места были разные.

— Разорваться не могу, — признался я, — так что выберу сам.

— Тиран! Деспот! И диктатор! — заявил Алекс. — Гвидо, как они еще назывались?

— Ты уже все перечислил.

— Узурпатор, — пробормотал Лео.

— Трепещи! — пригрозил я Алексу. — Я тебе… Э-э… Еще не придумал, но что-нибудь такое сделаю как тиран.

— А что такое «трепещи»?

— То же самое, что «дрожи от страха».

— А что такое «страх»?

— А черт его знает! — ответил я почти серьезно.

Место я выбрал в нашей зоне, но на самом краю, подальше от человеческого жилья. Зато одновременно скалы, река и лес. А альпинистское снаряжение лежит в Феррари постоянно.

Сели, раскинули лагерь. Вода в реке холоднющая, и купаться никто не захотел.

Хм, а эта скала стоит того, чтобы по ней полазать. Мы даже Виктора наверх затащили. И он ни разу не завизжал, даже когда сорвался и висел на системе метрах в двадцати от земли. Вот и хорошо, небезнадежен. Потом оказалось, что губы он искусал в кровь. Наверху мы сообразили, что продовольствие, естественно, осталось у подножия и, чтобы пообедать, придется сначала слезть.

За обедом я понял, что я сделаю с Алексом: уроню в воду. Будет знать, как называть меня тираном!

— Пошли, — велел я Алексу, — я тебя торжественно казню посредством утопления в холодной воде.

Возились мы потом почти час. В итоге Алекс оказался единственным, кто не вымок с ног до головы. Хитрый лис!

Пришлось разжигать костер, греться и сушиться. Пока мы все это делали, стемнело. Пора возвращаться. В первый раз никуда не влипли!

Глава 32

С катаной за спиной я иду по пустому освещенному коридору. «Если не знаешь, что тебе делать, — делай шаг вперед», — вспомнил я кодекс Бусидо. Хм, и сколько раз? Этот алгоритм может зациклиться, планеты круглые. Развилка. «Из двух путей самурай выбирает тот, который ведет к смерти». И который из них туда ведет? Наверно, прямой. Иду дальше. Правильно выбрал: впереди дверь. Открываю. Большой зал. В центре воин с мечом. Уф, наконец-то. Алгоритм не зациклился. Подхожу ближе. Черт возьми, это женщина.

— Ты пришел сражаться? — спрашивает она.

— Да, но не с тобой.

— Сначала со мной.

— Я не воюю с женщинами.

— Иногда нет другого выхода, — замечает она и нападает.

Бросаюсь вперед, подныриваю под меч и перехватываю ее руку. Смешно, как она может победить? Меч со звоном падает и разбивается, как будто он ледяной. Маленький кинжальчик колет меня в бок. Царапина. Отбираю. Толкаю ее так, чтобы она села на пол.

— И с кем ты хочешь сражаться?

— С драконом, — отвечаю я. Странно, что я понял это только сейчас.

— Дракон огромен, у него три головы, и он выдыхает пламя.

— Вранье. Его побеждали много раз — просто мечом, значит, он не так уж силен.

— Это были сказки.

— Ладно, убедила, пусть у него будут три головы и все остальное, — соглашаюсь я с насмешкой.

— Обернись, — предлагает она.

Оборачиваюсь. У него все-таки одна голова. И выглядит он как человек. Лицо закрыто маской. Он подходит поближе. Хм, ну я до него еще не дорос, но не так он велик, как кажется издалека.

— Сними маску, — говорю я.

— Ты испугаешься.

— Не надейся.

— Нет.

— Уже испугался, — ехидно произношу я.

— Ладно.

Он снимает маску. На кого он похож? Где я его видел? Черт побери, в зеркале, конечно! Только он уже немолод.

— Здравствуй, сынок, — говорит дракон.

— Вряд ли у тебя есть дети, — насмешливо отвечаю я.

— Ты — единственный.

— Только не твой.

Он усмехнулся:

— Как тебе мой Дар? Сколько бы ты прожил, если бы не он?

— Хочешь отобрать?

— Зачем? Ты — мой наследник. Пройдет еще несколько лет, и ты сможешь управлять толпами людей так же, как сейчас можешь управлять своими крысами.

— Для того чтобы управлять толпой, не надо иметь Дар, достаточно быть параноиком.

— Ты быстро учишься. Тем более.

— На пустых холодных вершинах скучно и одиноко. А тебе еще и страшно. Иначе зачем тебе я?

— Зачем всем людям дети?

— Ты — не человек, тебе этого не понять.

— Ты — нелогичен: тогда бы тебя не было.

— Это ты нелогичен. Я — не твой сын, и это все объясняет.

— Куда ты денешься от своих хромосом? Единственные преследователи, от которых даже ты не сможешь уйти.

— Ты глуп. Я всегда могу уйти в никуда.

— Тебе же уже говорили, что это трусость.

— Не всегда.

— Послушай, дракончик…

— Я — не дракончик.

— Будто это зависит от тебя!

— Конечно, зависит.

— Допустим. А люди могут выбирать?

— Конечно, могут.

— Но не выбирают. За них это всегда делает кто-то другой. Не хочешь выбрать правильно?

— Нет, не хочу.

— Ты всегда отвечаешь мне «нет», потому что это я. Неразумно. Ведешь себя как упрямый мальчишка.

— Я и есть упрямый мальчишка.

— А если я скажу, что тебе не следует убивать женщин, ты тут же прикончишь эту несчастную?

— Нет!

Дракон расхохотался.

— Ты неразумен.

— Конечно, я — человек. Люди вообще неразумны.

— Первый раз ты с чем-то согласился.

— Нет, не согласился. Для тебя это недостаток, а для меня — достоинство. Вообще разумнее всех вирусы. Цель — размножение, и вперед — без страха и сомнения.

— Согласен, именно поэтому ими не нужно управлять. А люди, как ты сам сказал, неразумны. И они нуждаются в управлении.

— Да, конечно, просто рыдают и зовут: «Приди и потопчи нас ногами».

— Именно так все и происходит. Поэтому я непобедим.

— За тебя еще не брался я, — ответил я, доставая меч.

— Фи! — сказал дракон. — Не смог победить в споре, думаешь потрясти меня своим фехтовальным искусством. Которое по сравнению с моим…

— Много болтаешь, — отрезал я.

— Конечно, я не хочу тебя убивать.

— Или не можешь…

— Могу. Я вообще могу все, что хочу. Не хочешь так же? Все — в дар.

— Нет. Твои дары ничего не стоят. Не много храбрости нужно было Ахиллу, чтобы выходить сражаться против тех, у кого из ран течет кровь [92].

— Ну и что? Зато, в отличие от тебя, у него никогда не дрожали колени и не стучали зубы от страха. Или тебе это нравится?

— Мне нравится жить. А он и ты никогда не жили.

— Неудачный экземпляр, — вынесла свой вердикт женщина. Я уже почти забыл о ее существовании. — Надо его прикончить.

— Согласен, — произнес дракон и обнажил меч.

Он, действительно, получил все в дар. От нас. Поэтому своих мозгов у него нет. Все, что он может мне показать, я уже видел. Я разрубил его через живот до самого позвоночника. Не помогло, он мгновенно заживил эту рану. Как же срубить ему голову, когда до нее не дотянуться? А иначе он не умрет, это ясно. Он теснил меня к стене. К стене. Он меня уже почти прижал.

— Хорошо сражаешься, — похвалил меня дракон. — Не хочешь еще раз обдумать мое предложение?

— Нет! — ответил я и взлетел вверх по стене так, как меня научил сенсей.

Такого он не ожидал. Взмах меча. На этот раз я упал не на пол, а на обезглавленное тело дракона. Бр-р!

— Теперь ты — дракон, — сказала женщина, когда я поднялся на ноги.

Я покачал головой:

— Следующего дракона тебе придется ждать долго.

— А если оназахочет носить на шее тот камень — «король селенитов»?

Онане захочет.

— Ну а все-таки?

— Этого не может быть. Она— человек. Онане может захотеть иметь чешую и хвост. Это тебе, драконше, может понравиться цена крови.

— Догадался, сыночек.

— Разум я получил не от вас, — резко ответил я и ушел.


* * *

Я проснулся оттого, что вредный рыжий котяра впился когтем мне в бок и спал в таком положении, иногда подергивая лапой, чтобы высвободиться. Просыпаться ради этого ему было лень.

— Кинжал дракона, — проворчал я, осторожно убирая его лапу.

— Мурр, — согласился Геракл.

Этот сон — предупреждение. Никогда не верь словам дракона. Даже если он говорит, что дважды два равно четыре, он имеет в виду совсем не то, что я.

И еще. Он во мне. И мое и только мое дело никогда не выпустить его на свободу. Потому что его свобода — это чье-то рабство. Он иначе не может. А я просто предназначен для того, чтобы быть вместилищем дракона. Дар — куда более опасное оружие, чем я думал до сих пор.

К моим настоящим… Нет, не так, к моим биологическим родителям этот сон никакого отношения не имеет. Во всякую мистику я не верю. Да и слишком уж хорошо этот сюжет ложится на рассказанную Алексом сказку.

Глава 33

Нормальный спокойный день. Я даже перестал вздрагивать от взгляда на Линаро. Что вздрагивать перестал — это хорошо. Но забывать нельзя. Рядом бродит одна из миллионов жертв моего врага. Одна из наиболее благополучных и легко отделавшихся. Парень, которому дали зеленую улицу. Счастливчик, в идиота не превратили и в эту их армию не забрали (неизвестно, что хуже?).

А как они выбирают, кому давать зеленую улицу? Ну, Линаро храбростью не отличается. А тот парень, про которого рассказывал Лео, наверное, отличался. Несколько хорошо организованных кампаний психологического террора. И — не сломался. Если я хорошо повспоминаю свое раннее детство, наверно, смогу представить, как это было. Сам-то я вовремя сбежал, меня еще не начали воспринимать как угрозу. Хотя… Кто всегда затевает любую драку? Энрик. Кто ободрал все вывешенные для всеобщего обозрения приказы директрисы? Он же. Это, кстати, правда. Я по ним читать научился. Запомнил дословно, когда их читали вслух, потом оборвал, спрятался так, чтобы долго не нашли, установил соответствие между буквами и звуками и выучил его. Было мне года три. А потом я еще упер у сыночка одной из воспиталок (он приходил пораспускать хвост) считыватель с диском. А на диске были сказки и «Винни Пух». И прежде чем меня с ним поймали, я успел прочитать больше половины. И что со мной делали? Хм, нет, травлю меня там не организовывали. Были средства попроще и понадежнее. Все равно они не успели. Я сбежал. А вот сбежать из огромной, окруженной нетерраформированными землями зоны нереально. Черт, как же убить дракона? И — чтобы не воскрес?..

Если проф и синьор Мигель решат их завоевать, они без меня обойдутся. А если они не смогут? Что-то они, конечно, затевают, иначе ББ не передал бы профу командование, и тот не вышел бы из тени. Но — что? Я узнаю об этом, когда война уже начнется. В лучшем случае на пару дней раньше: с сайта синьора Арциньяно для плохих мальчиков. Или получу какое-то задание и по нему догадаюсь. С работой сейчас туго. Проф откроет второй этаж и скажет мне «ну, пошел», только если совсем не будет иного выхода. Из-за сестрички и племянника? Несерьезно. Не возражал же он, когда синьор Мигель отправил меня на Селено. И даже ничего не стал сочинять. Не ваше дело — и все. Хм, он снимает меня с крючка? Зачем? Я не прочь на нем повисеть, и он это знает. А вот пойду и спрошу!

Когда я вернулся домой из университета, профа не было дома.

В результате все время, пока мы обедали, синьора Будрио пилила нас с Виктором за то, что он, бедняжка, каждый вечер тренируется, и поэтому не ходит с ней в театр или на концерты, и не развивается духовно, и не отдохнет перед новым учебным годом. Жуть. Между прочим, вечерние спектакли начинаются в 21-00. Целый час на то, чтобы собраться и доехать. Высказывать это соображение вслух я не стал. Кстати, а почему я не вожу Ларису по театрам? Ну-у, сегодня мы собираемся все вместе, не получится. А завтра или послезавтра… Если проф не против, ведь возвращаться придется заполночь.

Вечером я взял Виктора с собой. Нас так много, что ни к нам всем вместе, ни к кому-нибудь в отдельности никто не пристанет. А этот парень становится все больше и больше этнийцем. И при этом у него есть преимущество: он может посмотреть на нас со стороны. И увидеть… Что? Надо будет поговорить с ним на эту тему: интересно.

Сегодня я не слишком интересный собеседник. Хорошо, что Гвидо недавно изучил такой большой кусок истории: есть что рассказать. Спасибо ему.

— Почему ты сегодня такой… молчаливый? — спросила Лариса, когда я провожал ее домой.

— Не могу придумать, что делать, — ответил я.

— Я так поняла, что этого еще никто не смог, хотя попытки были. Последние несколько тысяч лет, — мягко заметила Лариса.

— Угу, все когда-нибудь происходит в первый раз.

— Хвастун.

— М-мм, я же не клянусь, что у меня получится.

— Ладно, не сердись. Тебя не пугает… ну… размер задачи?

— Нет. Какая разница?

— Ничего не боишься?

— Не-е, я боюсь двух вещей, — улыбнулся я (хватит заражать Ларису унынием).

— Каких? — с интересом спросила Лариса.

— Ну во-первых, щекотки, а во-вторых, что ты во мне разочаруешься.

Лариса засмеялась:

— Понятно, как с тобой справиться.

— Неужели только что догадалась? — притворно изумился я. — Меня надо поцеловать, а потом попросить Эрато с неба. Будет доставлена, перевязанная голубой ленточкой.

— Той самой?

— Э-ээ, нет. Те теперь мои. Не отдам. Кстати, тебя отпустят со мной в театр? Пришла мне тут в голову такая интересная идея.

— Наверное, отпустят. А Эрато слишком большая для подарка, так что пусть остается на небе, так светлее.


* * *

Поговорить с профом я не успел, хотя он вернулся домой раньше нас с Виктором. Ладно, это не горит. Хм, как-то у меня сейчас ничего не горит. Жизнь стала медленная и лишенная крутых поворотов. Ох, накаркаю, будет мне крутой поворот, не обрадуюсь. О приключениях только вспоминать приятно.

Во вторник днем проф наконец-то был дома; кажется, никуда не торопился и был не слишком занят.

— У меня два очень важных вопроса, — заявил я, заходя в кабинет.

— Давай, — слегка улыбнулся проф.

— Ваша сестра и племянник кажутся мне недостаточно веской причиной для того, чтобы запечатать второй этаж и не работать. У вас есть какие-то другие соображения. Отпустили же вы меня на Селено.

— Ты не прав, малыш. Если хоть кто-нибудь еще в Галактике узнает о твоих способностях, будет война за тебя. Твои шансы на выживание в ней равны нулю. А расследование на Селено с Контактом никак не связано. Кстати, можешь пока считать себя в отпуске, если не произойдет что-то из ряда вон выходящее.

— Понятно. — Ничего мне не понятно. Зарублю себе на носу этот намек, а обдумаю чуть позже. — Второй вопрос, — продолжил я перечисление. — Тут капитан Стромболи говорил, что пентатолу можно противостоять и он, например, это умеет. Я тоже так хочу.

— Угу, и стоило ему это отрезанной руки. Как ты можешь догадаться, это был только последний акт драмы.

— Потому что он — славный герой. И пижон. Необязательно гордо молчать под пентатолом, можно болтать, но не по делу, или врать.

— Скажите, какой он стал спец, — ехидно возразил проф. — Все, что ты можешь придумать за минуту, уже придумано. И давно.

— И что? Это нельзя сделать?

— Только если ты имеешь дело с идиотом.

— Или заранее подготовился. Все равно я хочу этому научиться.

— Ладно, я подумаю. Может быть, ты прав.

— Есть и третий вопрос, не такой важный. Можно ли мне ходить в театр? Тут синьора Будрио напомнила мне, что и такое бывает. Просто возвращаться придется заполночь.

Проф хмыкнул:

— Почему тебе нужны оправдания для того, чтобы попросить разрешения? Это же совершенно нормально.

Я вспомнил, как скрипнул зубами сам проф, произнося: «Мне пришлось бы попросить». Так что я весь в него.

— Э-э, не знаю. Не привык думать о себе как о пай-мальчике.

— Вот-вот, подумай об этом, а в театр тебе ходить можно. Только, естественно, предупреждай, куда ты пошел и когда вернешься.

— Угу, конечно.

— Я разрешил все твои сомнения?

— Не-е, это невозможно. Но некоторые — да.

— Ну вот и хорошо. Только на сегодняшний вечер ничего не планируй: не исключено, что нам придется ехать в резиденцию.

— Э-ээ, а что случилось?

— Энрик! — укоризненно сказал проф. — Все, что тебе можно знать, тебе расскажут.

— М-мм, интересно. Солдаты и охранники говорят, что им рассказывают только то, что им нужно знать.

— Точно. Ты — особенный. Тебе полезно знать побольше.

— Мне не нравится, как вы это сказали. Полезно. То есть мои интересы не рассматриваются?

— Если ты сообщишь, в чем состоят твои интересы, я их рассмотрю.

— Р-рр, я же не шучу!

— Полагаю, ты рассматриваешь нашу СБ как полезную организацию. Так?

— Ну да.

— Полезную кому?

— Ну коль скоро нашу корпорацию можно покинуть без особых проблем и ее не очень-то покидают, чаще наоборот, наши граждане считают, что она как минимум не хуже других. А наша СБ необходима для ее существования. К тому же она нестрашная для лояльных граждан. Так что она полезна для всех граждан корпорации, кроме преступников.

— Убедительно. А много эти граждане знают о ее работе?

— Почти ничего. Точнее, ничегоконкретного. Стромболи даже своих «золотых ястребов» [93]носить не может. А у него их наверняка несколько.

— Следует ли из сказанного тобой, что в чьих-то интересах может быть незнание?

— Получается, что да. Понятно, значит, и в моих тоже. — Я вздохнул. — Убедительная демонстрация сократического метода. Побит собственной логикой.

Проф хмыкнул.

— Ладно, давай спустимся потренироваться через полчасика, на днях Марио клялся, что на мечах ты лучше меня.

— Вряд ли. Это все моя скорость. И все равно он задевает меня в полтора раза чаще, чем я его.

— Скромность не может тебя украсить.

— Будем надеяться, — вздохнул я и пошел думать над намеками.

М-мм, хм-мм, э-ээ… После поездки в зону Каникатти и полета с Самураем я почти ничего не делал. Точнее, ничего рискованного. Похоже, что наши придумали-таки мини-робота, который сейчас делает мою работу, и пока его кто-нибудь не выловит, не разберет на части и не придумает средство борьбы с ним, я могу побездельничать. Ну, это не так уж плохо. Не будет никакой рутины, только интересная работа.

Кажется, когда-то уже такое было, как раз после гибели Тяпы. А может быть, проф не запрягал меня в работу, потому что я ходил тогда с выражением «не тронь — укушу» на физиономии? Сейчас это уже не важно.

Глава 34

Один раз мне удалось победить даже сенсея. Может быть, я и в шахматы проигрываю потому, что уверен: проиграю.

Схватка кончилась со счетом 6: 4 в мою пользу. Ого… Еще бы в шахматы сегодня не продуть, тогда можно считать, что я его догнал.

Когда мы сидели за ужином, на руке профа пиликнул комм: сообщение. Проф прочитал и посмотрел на меня с ухмылкой. Кажется, я все-таки накаркал себе работенку — вот и хорошо. Только, похоже, в шахматы нам сегодня не играть.

После ужина проф позвал меня к себе в кабинет таким тоном, что синьора Будрио злорадно улыбнулась, а Виктор встревожился и бросил на меня вопрошающий взгляд. Я только головой мотнул: «Все в порядке» и пошел за профом.

— Накаркал, — бросил мне проф, — собирайся. Берем всех зверей и едем в резиденцию.

— Мне это очень даже нравится, — с вызовом заявил я.

Проф поморщился:

— Я люблю только те кризисы, которые сам планирую.

— А что произошло?

— Не знаю, Мигель не доверяет комм-связи важные тайны. Но очень просит приехать.

— Кстати, а чем он официально руководит? Или это тоже тайна? Ну кроме Корпуса Быстрого Реагирования?

— Четвертым отделом СБ.

— Ясно, мой непосредственный начальник.

— Кто тебе сказал? — насмешливо спросил проф.

— Ну вот, то «скромность не может тебя украсить», то «не задирай нос». Как он, интересно, проводит через бухгалтерию мои баснословные гонорары?

— Стряпает фальшивые акты списания сотни мини-роботов зараз.

— Э-ээ, это шутка?

— Не совсем. Ты относительно дешево обходишься. — Проф посерьезнел. — Не лезь на рожон!

— Угу. На рожон я лезу в свободное от работы время.

— Через десять минут встречаемся у лифта.

— Хорошо.

Диоскуров я посадил на плечо, Самурая на руку (так в Средневековье носили охотничьих соколов), а Геракла взял под мышку. У лифта меня ждал синьор Соргоно с большой коробкой в руках: усилитель. Проф пришел налегке, и я сразу же передал ему Геракла: нечего тут изображать бездельное начальство, а в котяре килограммов десять.

В подземельях резиденции вместо толпы техников со сканерами нас поджидал только капитан Стромболи. Тоже со сканером: вдруг на кого-нибудь из нас где-нибудь посадили жучок. Не посадили. Отлично. Капитан забрал у меня своих драгоценных любимчиков Диоскуров и повел нас наверх.

Синьор Мигель ждал нас, стоя у окна, для него это крайняя степень волнения, я бы на его месте бороздил дорожку на ковре. Он пожал всем руки и рассеянно погладил Самурая.

Синьор Соргоно сразу начал привинчивать усилитель к креслу.

Я огляделся: в этой комнате уже все готово, чтобы откачивать меня, если придется. Я вопросительно посмотрел на синьора Мигеля.

— Я удовлетворю твое любопытство, — сказал он, — после работы.

— Хорошо. Тогда ставьте задачу.

Синьор Мигель вывел на монитор карту Палермо и передал мне голографический портрет.

— Узнаешь?

— Это лейтенант Верчелли, — ответил я, — встречались прошлой весной.

— Он выполнял важное задание, должен был встретиться с одним человеком, вот здесь. — Синьор Мигель показал на карте место на окраине города. — У него под бицепс (не под кожу даже!) был зашит новейший жучок, чтобы его всегда можно было найти. Жучок нашли, в луже крови. А лейтенанта — нет.

— Наши секреты текут, — заметил я.

— Это не твоя забота. Твоя забота — найти лейтенанта. Может быть, он еще жив.

— Это место в подвале?

— Да.

— Ясно, работать будут Диоскуры.

— Может быть, лучше Геракл? — спросил проф.

— Он не везде сможет пройти. Да и заметен.

— Зато ему безопаснее, — возразил проф.

— Он не захочет — чистюля, а лезть надо в канализацию, — соврал я, не моргнув глазом.

Ну то есть Геракл действительно чистюля, как все кошки и коты, но я бы его убедил, если бы захотел. Давно хотел проверить одну прекрасную идею, но проф же не разрешит мне приконтачить кого-нибудь через посредника!

— Хм, ладно. Где черти носят Фернана?

— Сейчас будет, — сообщил капитан Стромболи.

— Давайте работать, — предложил я. — Куда вы можете подбросить Диоскуров?

— Прямо на место. — Стромболи показал на карте.

— Ясно, минуточку, я на нее посмотрю.

На карту я смотрел не минуточку, а не меньше трех: я должен как можно точнее запомнить схему подземных коммуникаций.

— Все, я готов, — сказал я наконец.

Я снял рубашку, сел в кресло, и проф начал приклеивать на меня всякие датчики: «что я вижу, что я слышу и как я себя чувствую».

— Не забудь про связь, — напомнил он.

— Угу.

— Все, пошел.

Я улыбнулся, посмотрел в глаза Диоскурам, вошел в Контакт, закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Поехали.

Карманы капитана Стромболи — место уютное и надежное, так, во всяком случае, считают близнецы. Неужели не забыли? Нет, это я им напомнил, когда мы вошли в Контакт. Эти звереныши тоже скучали по приключениям. Хотя они уже взрослые, и давно — им больше года.

Пока капитан вез нас на место, я инструктировал мышей: не лезьте на рожон, слушайтесь большого, умного меня и давайте попробуем сделать всех друзьями. Идея Диоскурам понравилась.

И вот наконец подвал. У двери стоит часовой из городской охраны, ладно, этого следовало ожидать, уж Стромболи найдет способ заговорить ему зубы. Небольшая лужа крови на полу. Хм, интересно, смогут мыши найти лейтенанта по запаху его крови? Постараемся. Так, куда его унесли? В этот люк. Туда за ними никто не лазал: догадались, что это бесполезно. Полезли. Стромболи вежливо открыл перед нами крышку. И закрыл ее обратно. Не-е, по запаху здесь точно никого нельзя найти. Даже собака не смогла бы. Одна надежда на мою сумасшедшую идею. Крыса. Подходящий объект. Не деремся и не драпаем, смотрим. Оп! Есть Контакт. Проф наверняка там заметил, но сигналов не подает — так для меня гораздо опаснее, придется ему ждать нашего возвращения.

Нет, крысы мне не нравятся. Я им тоже. Ничего, потерпят, и я тоже. Проходили тут люди, чуть хвост не отдавили. А куда они пошли? Вперед, вперед, дорогой. Ты будешь нашим проводником, и охранником, и толмачом. Слишком много для одного крыса. Зато я дам тебе имя. Имя? Что это такое? Убедить крыса в ценности его личности не удалось. Вот потому-то они мне и не нравятся.

Наш крыс не без труда узнавал дорогу. А всяких агрессоров я пугал: «Я такой могучий и страшный!» Тяжелая работа.

А это что такое? Пуговица. И лежит здесь недавно: верхняя сторона даже не успела запачкаться. Значит, не заблудились. Хм, а вот дальше их не было. Скобы наверх: там люк. Я бы забрался без труда. А Диоскуры? Отпускаем крыса. Хватит с него. И с меня тоже хватит этого… Умаешься такого удерживать. Диоскуры полезут по стеночке: бетон тут старый, пораскрошился. О, и люк решетчатый, прекрасно! Благослови бог того скупердяя, который пожалел на палермские люки чугуна. Вылезли.

А тут пусто. Какой-то большой подвал. И капли крови на полу высохли, но слабый запах еще держится. Хм, похоже, здесь лейтенант вырвался из рук своих похитителей и устроил драку, но с ним справились. На пыльном полу остались следы: кто-то проехался по полу на спине, кто-то падал, а эти отпечатки ботинок… Ясно: кто-то упал, и его несколько раз пнули ногами. Это, конечно, был Верчелли. Ему, наверно, разбили лицо, потому что капли крови попадались через каждые двадцать сантиметров. Его, что, тащили на вывернутых руках лицом вниз? Иначе я не понимаю, как могут остаться такие следы.

Вперед, мышки! Нюхом чую — мы у цели. По следам крови мы добрались до железной двери. Закрытой. Мышам эту преграду не одолеть. Неважно, там за дверью кто-то говорит, громко и угрожающе. Потом тридцать секунд тишины и чей-то вскрик. «Это здесь», — отбиваю я по подлокотнику. «Да, все нормально, мы отследили, — отвечает проф. — Спасательная команда будет через десять минут».

Я отвел Диоскуров в сторонку: еще не хватало, чтобы нас затоптали свои.

Спасательная команда была на месте через семь минут пятьдесят шесть секунд: я считал; за это время Верчелли вскрикнул пять раз; наверное, его пытали электрошокером.

А теперь наши ребята очень тихо вскрывают замок, внезапно открывают дверь и закатываются внутрь. Капитан Стромболи останавливается, чтобы подобрать моих мышек. «Ангелы-хранители, — шепчет он, — так вот вы какие!»

Что было дальше, мы не видели (карманы у Стромболи непрозрачны), только слышали. Командир спасательной команды экстренно потрошил главаря этих ублюдков… Хм, вот как, оказывается, это делается: не давай своему врагу ни секунды на размышление, дави его, пугай. Грози, что сожрешь его печень, он все равно не поймет, что ты врешь: слишком напуган.

Похоже, эти наши энтузиасты сегодня же ночью еще один налет устроят. Если начальство не остановит. Не остановило, но мне в этом участия не принимать. Стромболи что-то приказал своим спасателям и куда-то пошел. Прерывать Контакт прямо сейчас нельзя — Диоскуры испугаются, они же все-таки не домашние животные. Доверия к человеку вообще у них нет.

Все, можно расслабиться: мы в катере, летим явно в резиденцию, рядом с нами врач уговаривает Верчелли потерпеть. Хм, лейтенант и так не стонет. Он, наверное, никогда не узнает, как его нашли.

И вот наконец я вижу самого себя, расслабленно лежащего в кресле. Диоскуры обиделись: мы тут бегаем, выбиваемся из сил, а ты спишь! Пришлось объясняться.

Открываю глаза.

— В порядке? — обеспокоенно, а не сердито спросил проф. Он уже перекипел: не то чтобы победителей не судят, но вряд ли он что-нибудь скажет о моей любви к риску. Не в этот раз.

Я кивнул. Все, домой меня на руках, как Диоскуров. Хотя вроде бы ничего такого страшного не случилось, но умерять чужую агрессивность слишком утомительно. Людей это, наверное, тоже касается.

— Мое любопытство вы будете удовлетворять не сегодня, ладно? — попросил я синьора Мигеля.

— Ладно.

— А зачем? — спросил Стромболи. — Энрик и так хорошо работает.

— Потому и работает, — возразил я, — что кое-что знает.

— Какая тебе разница?

— Большая. Ну например, вы бы смогли работать на Кремону?

— Ну, если бы я там родился… — неуверенно начал капитан.

— Угу, они, наверное, тоже вытаскивают своих офицеров, чтобы торжественно расстрелять в назидание другим, — заметил я.

— Что?!

— Энрик прав, — сказал синьор Мигель. — Не знаю, как там с эсбэшниками, но побывавших в плену армейских офицеров расстреливают, это точно.

— Э-ээ, а-аа, как это может быть?

— Может, — ответил синьор Мигель. — Кстати, Энрик, мое любопытство ты дразнишь уже давно. Ты ведь занимаешься Кремоной, правда?

— Угу, мы еще не придумали, что с ней делать. Но как только придумаем, сразу скажем.

— Ясно.

Я попытался встать. Фернану пришлось меня подхватить. Проф нахмурился:

— Что такое, малыш? Вроде все прошло спокойно.

— Понравиться крысе — тяжелая работа, — ответил я.

— Сядь обратно, — велел проф, взяв медсканер.

Р-рр, лучше бы он пошел лечить Верчелли, а со мной ничего такого нет.

— В кардиорезонатор, — сказал проф, — срочно.


* * *

Очнулся я утром, в своей постели. Медицинский монитор слегка пискнул, сообщая кому-то, что Его Нежнейшее Высочество изволили проснуться. Не все так просто: проф зря паниковать не будет. Значит, держать Контакт с двумя Диоскурами и еще крысой сверх того небезопасно. Мое сердце перестало правильно стучать, если так можно выразиться.

В комнату вошел проф:

— Доброе утро.

— Доброе, — ответил я.

— Скольких ты там приконтачивал одновременно, что получилась такая какофония?

— Диоскуры и всего одна крыса, вы же видели.

— Я мог что-то видеть только с двух точек — ты же меня не предупредил! Я, конечно, понял, что ты там вытворяешь, но подробностей не знаю.

— Ну, еще иногда приходилось кого-то пугать, чтобы на нас не напали, — признался я.

— Я много чего хочу тебе сказать о твоих идеях и манере экспериментировать, даже не предупредив меня.

— Иначе мы бы его не нашли, — возразил я.

— Еще чуть-чуть, и пришлось бы делать тебе пересадку сердца.

— Ну так вырастите и заморозьте, — предложил я.

— Энрик, у меня очень давно есть полный банк твоих органов.

— Ясно, и ни разу не понадобилось.

— Можно подумать, ты огорчен.

— Не-е, не люблю болеть. Скучно.

— Но это тебя ни разу не остановило.

— Те, кого это останавливало, уже давно убежали с Этны, — ответил я.

— Особенности национального сумасшествия.

— Угу. Что-то вроде. Кстати, синьор Мигель обещал удовлетворить мое любопытство.

— Во влип! — совершенно по-мальчишески отреагировал проф. — И что же ты хочешь узнать?

— Много чего. Во-первых, раз вы, синьор Кальтаниссетта и синьор Мигель уже двадцать лет знаете, какая полезная штука история, нет ли в нашей СБ отдела, который ее изучает? Конкретно меня интересует история Этны.

— Отдел есть. И история Этны тоже.

— Слава Мадонне, а то я опасался, что придется нам этим заняться, слишком большая работа для маленькой компании. Э-ээ, а насколько это секретно? Можно будет это прочитать не только мне?

— Можно, не беспокойся, скоро это, наверное, войдет в школьную программу.

— Не боитесь потерять преимущество?

— Мы приобретем больше, чем потеряем.

— Ладно, а встать мне можно?

— Сейчас посмотрим. Поумнел немножко на Джильо?

— Ага. Лишние две недели лежания кого угодно научат.

Проф просканировал меня, отключил монитор и разрешил мне вставать.

— Повезло, — с облегчением произнес он, — даже на тренировку можешь сходить. И никогда больше так не делай! — возвысил он голос.

Он явно догадывался, что отдавать мне подобные приказы бесполезно.

Глава 35

Синьор Мигель приехал к нам в гости к ужину, выполнять свое обещание. Синьора Будрио была потрясена такой честью. Надо было попросить синьора Мигеля поддержать стремление Виктора заниматься кемпо, жаль, что я не догадался, а теперь поздно.

Говорили мы о Новой Сицилии. С одной стороны, Этну колонизовали именно с нее, с другой — они душители нашей свободы и независимости. Из многословных пассажей синьоры Будрио я понял, что Новая Сицилия — планета скучная и заорганизованная, слишком много там законов, бюрократов и юристов. Тете Бланке это нравится: все предсказуемо, одинаково. Дни похожи друг на друга, как горошины из одного стручка. Я бы там умер со скуки.

После ужина проф играл с Виктором в шахматы в гостиной, синьора Будрио болела за сыночка, а мы с синьором Мигелем шептались в кабинете.

Диск с «Историей Этны» синьор Мигель мне пришлет.

А лейтенант Верчелли влип в процессе операции против каких-то торговцев наркотиками. Меня это не слишком заинтересовало, откровенно говоря: пили, пьют и будут пить, обдолбывались, обдолбываются и будут поступать так же.


* * *

В четверг я позвонил Гвидо и поздравил его с днем рождения. Слегка его утешил, а то допекли беднягу отцовские деловые партнеры.

А вечером я держал в руках настоящее сокровище — диск с историей Этны.

Итак, откуда что пошло?

Этну начали колонизовать с двумя целями. Во-первых, чтобы перегнать Новую Британию по числу колоний, а во-вторых, на Новой Сицилии решили искоренить организованную преступность. Всех выловленных мафиози (и не только мафиози, но и подозреваемых, а заодно тех, с кем полиция сводила счеты) высылали терраформировать новооткрытую планету. Тогда она совсем не была благодатной: огромные болота, полные ядовитых растений и опасных животных, занимали большую часть Северного континента и островов тропической и субтропической зоны так же, как сейчас занимают большую часть Южного. А когда на Этне нашли тетрасиликон… Месторождения на Северном континенте уже истощились. А вот как их истощали: доставить на Этну несколько сотен каторжников гораздо дешевле, чем большой горнодобывающий комбайн. Да и эксплуатация их обходится дешевле. А бежать попросту некуда.

Корпорация Трапани, самая старая из корпораций Этны — вполне традиционный мафиозный клан, на каторжных работах они начали специализироваться на стукачестве и другой «организующей» деятельности в интересах колониальной администрации.

Вальгуарнеро — тоже слегка привилегированные: ссыльные фермеры, когда-то кормившие всю планету. На терраформированных чьей-то кровью территориях.

Кремонцы так до сих пор и терраформируют. Они — потомки колониальной администрации с Новой Сицилии. Вот это да! Новосицилийцев они ненавидят за «предательство». Когда-то эта корпорация контролировала все шахты Северного, а после их истощения — Южного континента. До сих пор вся их экономика только на этом и держится.

Джела — потомки каторжников с одной из тетрасиликоновых шахт. Взбунтовались, смогли отстоять свою свободу, а несколько грамотных инженеров не позволили обмануть себя на цене тетрасиликона. Шахта с тех пор давно уже выработана. Теперь Джела — это лучшая на Этне электроника и софт. Хм, ну это еще как посмотреть, наши тоже хороши.

Больцано — группа преподавателей первого, а когда-то единственного колледжа на Этне. Теперь — десяток университетов и еще бог знает сколько колледжей. Ужасно мирные люди. Попробуй их тронь: огребешь войну со всеми сразу.

Каникатти — коммунистическая секта, на Этну прибыли по доброй воле и поначалу занимались только сельским хозяйством. Продолжают им заниматься, а еще делают кучу хлама, который называют военной техникой. А еще продают на Новую Сицилию какой-то особенный кофе. Хм, разве мы у них не все плантации отобрали? Или это устаревшие сведения. И тетрасиликон этот, вот надоел!

Наконец, Кальтаниссетта — самые неисправимые бунтари. Место ссылки — Селено, только чтобы замерзли там насмерть и под ногами не путались. Бог помогает тому, кто сам себе помогает. О селенитах колониальная администрация узнала уже тогда, когда они превратились в контрабандные, привезенные с Новой Британии бластеры, катера, ракетные установки, снаряжение… Жаль, что мы не задержались на острове, там есть памятник этим бунтарям. И музей. Не всегда этнийцы пренебрегали историей.

Кстати, традиции всеобщей военной подготовки возникли именно там и тогда. Похожие традиции есть у клана Джела, у всех остальных их нет, но быть новосицилийским пентюхом, в общем, нигде не принято. А в тяжелом положении двадцать лет назад мы оказались потому, что лет сорок назад эти традиции начали забываться. Учимся на собственном горьком опыте? Не самое разумное решение.

Попасть в другую корпорацию я не мог: ни у кого больше не могла возникнуть такая безумная идея.

Небольшие корпорации появляются и исчезают, добровольно или принудительно вливаясь в большие. Вместо них тут же возникают новые. Кальтаниссетта — последняя маленькая корпорация, которая смогла стать большой. С тех пор такого не случалось.

Девяносто три года назад все корпорации, кроме Кремоны, объединились в первый и последний раз для того, чтобы свергнуть новосицилийское иго. Свергнув каковое, сразу же передрались снова.

Глава 36

Вечер пятницы я потратил на превращение Лабораторного парка почти в настоящие джунгли. Виктор бродил вслед за мной, послушно перетаскивая с места на место огромную бухту каната, и печально вздыхал в надежде растопить мое ледяное сердце: я категорически отказался принимать его в завтрашнюю игру. Поэтому время от времени, изгрызенный своей не знающей техники безопасности совестью, я вновь объяснял, почему нельзя, и соблазнял его возможностью полюбоваться на все это с вышки в обществе наших девочек.

Когда канат почти кончился, Виктор смирился со своим поражением.

— А когда мы через год снова приедем, можно будет? — жалобно спросил он.

— От тебя зависит, — ответил я со всей присущей мне жестокостью. — Будешь весь год заниматься как проклятый, научишься падать, бегать, ползать, лазать по деревьям — будет можно.

Мне его жаль. Черт, вдруг его мама откажется приезжать сюда через год? И тут меня осенило: пусть проф пообещает Виктору премию за достижения в спорте. И проверять эти достижения раз в год на Этне. Тут уж тетя Бланка сама погонит сыночка в спортзал, если он начнет лениться, — для нее деньги много значат. Хорошая идея, странно, что она так поздно пришла мне в голову. У меня в голове зазвенел звоночек: «Опасность!» Маленькая, но все-таки не нулевая. Хм, синьора Будрио ждет смерти своего брата? После того, как он включит ее или Виктора в завещание? Может быть. Предупредить профа? Понадеяться, что он сам догадается? Вообще-то, скорее всего, проф уже догадался, и давно, и даже мне намекнул, а я, дурак, не понял. Ладно, если проф решит переписать завещание, он мне об этом скажет: сказал же он, когда меня усыновлял, что я его законный наследник. На меня это, помнится, не произвело впечатления: у меня было много других проблем. И до сих пор есть.

М-мм, устроить, что ли, в воскресенье веселую прогулку? Километров на тридцать. И взять с собой Виктора, может, он утешится? А что? Весна, погода хорошая, тепло… Только надо сначала спросить у профа. Вдруг он наметил на послезавтра маленькую победоносную войну.

Войну проф не наметил. Точнее, конечно, наметил, но не на послезавтра. Я ехидно, как только мог, попросил его не портить моим друзьям весенние каникулы — они начинаются через неделю. Проф серьезно сказал, что примет это во внимание при разработке планов на ближайшее будущее.

— Кстати, — заметил я, — не кажется ли вам, что ваш бедный племянник зря старается, занимаясь кемпо. Он вернется домой, и уж там его убедят не мучиться. И все пойдет прахом.

— Вполне возможно. А что? У тебя есть конкретное предложение?

— Это невозможно, это точно! Заключите с ним официальный договор, и так, чтобы синьора Будрио знала: Виктор продолжает заниматься, через год возвращается, и вы оплачиваете его достижения. Сами же говорили, что синьора Будрио приехала, потому что узнала, что вы разбогатели.

— Интересная идея, но нуждается в проработке.

— Ничего сложного, — возразил я, — снабжаем его руководствами, через год он приезжает и сдает экзамен на девятый ки. Если премия, скажем, втрое превысит стоимость билетов туда и обратно, то синьора Будрио его сама будет на тренировки гонять.

Проф расхохотался:

— Хотел бы я на это посмотреть! Она всю жизнь с таким ужасом смотрела на спарринги.

— Ну, там ей не придется смотреть на спарринг. К тому же она, наверно, привыкла: смотрит же она боевики.

— Это совсем другое дело. Ладно, я тебя понял, позаботиться о племяннике — мой долг, раз уж больше некому.

— Да, и еще: можно мы в воскресенье полетим в «Южную зону»? Через космос не опасно. А там уже почти лето.

— М-мм, какая разница, куда вы полетите, лишь бы гуляли на нашей территории.

— Здорово! Спасибо!

Я договорился насчет десантного катера, позвонил всем друзьям, получил согласие от каждого и пошел радовать бедного Виктора. Виктор был доволен, и я предложил ему вместе проложить маршрут. Как немного надо некоторым людям для полного счастья.

Утром в субботу, когда Рафаэль привез Гвидо в Лабораторный парк, к прибытию виновника торжества уже все было готово. Алекс, Лео и я щеголяли в десантных комбинезонах и с учебными бластерами. Комплект для Гвидо дожидался его на столе. Именинник еще никогда не участвовал в военных учениях (в летних лагерях это удовольствие доступно только тем, кому уже исполнилось тринадцать). Гвидо посмотрел на меня вопросительно, не осмеливаясь поверить такому счастью. Я кивнул:

— Угу, можешь идти переодеваться, прямо сейчас и обновим.

Гвидо просиял, схватил снаряжение в охапку и побежал переодеваться. Когда он вернулся, немного слишком солидный и важный, девочки уже разрисовывали нам лица маскировочным гримом, только Лаура поджидала Гвидо.

— Размажь как следует, — занудно поучал я Ларису, — если ты, конечно, не хочешь увидеть, как меня подстрелят.

— Конечно, хочу! — заявила Лариса. — Чтоб не воображал.

— Р-рр, — возмутился я, — значит, так, играем мы вчетвером против Марио, Филиппо и Рафаэля.

— Ого! — сказал Алекс. — А еще что-нибудь похлеще ты не мог придумать?

— Вообще-то, — признался я, — я просил профессора, но он отказался. А у него сейчас самый высокий рейтинг в парке. Но я принял кое-какие меры, чтобы уравнять шансы, — добавил я и сделал паузу.

— Ну! — не выдержал Гвидо.

— Вчера все эти трое были выходные, а мы с Виктором целую бухту каната извели: вешали искусственные лианы.

— А они ничего не знают?!

— А кто им скажет?

— М-мм, так нечестно, — сказал Лео, — надо им сказать.

— Э-ээ, нет, это наш единственный шанс, — ответил я. — Я взял с них слово, что они не будут играть с нами в поддавки.

— Да? Ну ладно.

Я выдал девчонкам и Виктору по биноклю, и мы всей компанией отправились к наблюдательной вышке.

Команда противников и синьор Соргоно — наш судья — уже поджидали нас там.

— Десять минут, — предупредил нас синьор Соргоно, — время пошло.

Обе команды сорвались с места и побежали в разные стороны занимать позиции. Сделав небольшую петлю, я повел ребят обратно, пользуясь подвешенными на деревьях канатами. Сломав поначалу несколько веток, мы приноровились перелетать с дерева на дерево почти бесшумно. Почти… Я недовольно покачал головой.

— Марио слышит не хуже Геракла, — предупредил я друзей.

Мы разделились на две пары и затаились в ветвях рядом с двумя наиболее вероятными дорожками, по которым проползут наши противники — отправятся же они нас искать.

Через двадцать минут Гвидо начал проявлять нетерпение. Я покачал головой и приложил палец к губам: «тихо». Потом показал на часы и продемонстрировал Гвидо пять пальцев: «пять минут терпения». Гвидо кивнул. Прошло пять минут, потом еще три. И тут…

Внизу в отдалении шевельнулась ветка. Мы с Гвидо выстрелили одновременно, но тот, кто там прятался, успел откатиться в сторону. Черт! Я впихнул в руку Гвидо канат и толкнул его, чтобы он перелетел на другое дерево. Чпок, чпок! Шарики с краской разбрызгались по стволам деревьев. Гвидо проскочил. Теперь я. Я полетел в другую сторону. Чпок, чпок, чпок! Выстрелы прозвучали уже после того, как я достиг пышной кроны новобританского дуба. Я спрятался за толстым стволом и взглядом отыскал Гвидо. Он показал мне большой палец: здорово! Я помахал рукой, показывая ему, куда нам надо двигаться. Он согласно кивнул. Несколько безопасных перелетов — и мы натолкнулись на Алекса и Лео. Они тоже стреляли, никого не подстрелили, но и сами не пострадали.

— И где теперь их искать? — поинтересовался Лео.

— На деревьях, наверное, — ответил я.

— Тогда слезаем? — спросил Алекс.

Я помотал головой:

— Не стоит. Потеряем единственное преимущество.

Я объяснил ребятам, где именно у меня развешаны лианы.

— Они же этого не знают, — добавил я. — Так что попробуем подловить их в узком месте.

Рассредоточившись, мы, как настоящие тарзаны, отправились ловить своих противников. Они нас разочаровали: наверху их не было. Мы опять разделились на пары и отправились в свободный поиск.

Внизу промелькнула чья-то тень. Мы замерли. Похоже, охранники пройдут там, где их поджидают Алекс и Лео.

Мы с Гвидо приготовились перелететь на соседнее дерево: ребятам может понадобиться наша помощь.

Громко хрустнула какая-то ветка. «Чпок, чпок, чпок!» — послышались выстрелы.

Противникам сейчас не до нас, мы перелетели на соседнее дерево, потом еще раз. Оп! Внизу, ни от кого не скрываясь, стояли Рафаэль, Алекс и Лео — значит их уже подстрелили. Мы замерли.

«Убитые» отправились к наблюдательной вышке. Все трое громко топали ногами и старались произвести как можно больше шума — помогают своим. Смешно, жаль, нельзя посмеяться. Гвидо тоже оценил юмор ситуации.

Я внимательно оглядел окрестности. Марио и Филиппо скорее всего прячутся вон в той купе кустов: лучшее место. М-мм, не стоит недооценивать Марио: он тугодум, но далеко не дурак, сделает что-нибудь неочевидное.

Внезапно Гвидо дернул меня за рукав, я обернулся. Он показал на дерево, на котором еще недавно прятался Алекс. Точно, там кто-то сидит, но от нас его защищает ствол. А мы сидим прямо на виду. Медленно и осторожно мы поменяли позицию так, чтобы нас не подстрелили.

Я знаками показал Гвидо, чтобы он был готов стрелять, как только противник приоткроется, он кивнул. Потом я достал из кармана маленький камешек и бросил его в сторону: уловка старая, но нестареющая. Никакого эффекта. Я схватился за канат и осторожно покачал соседнее дерево. Сработало! Чпок! На комбинезоне охранника расплылось красное пятно. Отлично! Еще один есть. Я показал Гвидо большой палец.

Могу спорить на что угодно, что последний наш противник не кто иной, как Марио, а это очень и очень серьезно. Пора слезать с деревьев. Не знаю как, но здесь он нас теперь точно подловит. «Вниз», — показал я. Гвидо кивнул и соскользнул по стволу. Я перевел дыхание: самый опасный момент. Теперь я. Удачно. Мы отползли подальше от уже вскрытой позиции. И где теперь искать Марио? Он где-то рядом. Мы поделили мир на два сектора и начали внимательно их разглядывать: тишина и неподвижность, только верхушки деревьев покачиваются от слабого ветерка.

Попробуем подловить его на ту же уловку: я протянул руку и ухватился за очередную веревку (да, колоссальную работу мы с Виктором вчера проделали). Дерево над нашими головами качнулось. «Чпок!» — Марио не выдержал, выстрелил наугад. Гвидо тоже. Я прикрыл его от второго выстрела, шарик с краской сильно ударил меня по спине: мы, наверное, проиграем, но Гвидо должны подстрелить последним. Я скорчил недовольную гримасу, дал ему возможность отползти в сторону, поднялся и пошел к наблюдательной вышке. Минут через десять игра кончится: у Гвидо против Марио никаких шансов.

Игра кончилась даже раньше, чем я думал: через пару минут меня догнали Марио (чистенький, аж противно) в обнимку с заляпанным краской Гвидо. Именинник был не слишком огорчен.

— Здорово! — сказал он.

— Изобретатель, — проворчал мне Марио, — но тебе не повезло.

Я удивленно поднял брови.

— Как тебе удалось устроить нам с Рафаэлем лишний выходной?

— Секрет! — ответил я.

— Пусть будет секрет, — легко согласился Марио. — Но этим ты себя выдал, я сегодня рано утром обошел парк и канаты твои заметил.

— Понятно, — потянул я. — Настоящий солдат!

— Не снимай их; кстати, мне понравилось, поиграем еще.

— Новое измерение?

— Ну-у, да.

— А мне можно? — спросил Гвидо.

— Это к синьору Соргоно, но, в общем, почему нет?

Около вышки нас с нетерпением ждали друзья. Девочкам тоже очень понравилось.

— Я бы тоже хотела поиграть! — заявила Лариса. — Ну почему девчонкам ничего нельзя?

— Показать тебе синяк от этого маленького шарика? — поинтересовался я.

— Э-ээ, понятно. — Она помолчала. — Ну все равно…

Я посмотрел на ее красивое платье, на свой грязный комбинезон и отказался от идеи обнять Ларису покрепче.

— Нет, — сказал я, — никаких игр. Мало вам было того боя? И госпиталя на Джильо?

— Угу. Война — это чисто мужское развлечение, — ехидно заметила Лариса. — Только оно мне не нравится, не хочешь его отменить?

— Эта задача точно не имеет решения!

— А почему?

— Ну… — Я и сам точно не знал, почему так ляпнул, и начал срочно импровизировать: — Нельзя же организовать, чтобы все сразу по всей Галактике… А если кто-нибудь откажется в одностороннем порядке, он погибнет, и очень быстро.

— Понятно, — озадаченно потянула Лариса.

— К тому же мне кажется, что тебе как раз нравится это развлечение.

— Развлечение нравится, а вот последствия…

— Не нравится платить по счету? — поинтересовался я.

— Выходит, что так, — ответила Лариса.

— Зато завтра мы пойдем в поход. Сегодня обсудим маршрут, но я предлагаю «Южную зону». Вот это развлечение, за которое не надо платить.

Мы шли в дом переодеваться: повезло, никому не угодили в лоб (не такой уж редкий случай), долго отмываться не придется. Так что через полчаса, очень довольные и очень голодные, мы уничтожали результаты трудов тетушки Агаты.

«Пирамиду шоколадного мороженого» — ха, плохо меня знает тот, кто так подумал! На подносе была устроена целая Долина Царей, с двумя десятками пирамид, храмами и великим сфинксом: вчера я принес тетушке Агате план и голографию и под ее руководством целый час, лязгая зубами от холода, вырезал сфинкса из бруска шоколадного мороженого (пирамиды-то что, они получились просто). Надо было заранее сделать форму из целлулоида — не пришлось бы мерзнуть.

Мои деяния, в отличие от деяний Хуфу, Джосера и Рамсеса II, получили полное одобрение моих друзей.

Идея прогуляться по «Южной зоне» всем понравилась — никто из нас еще ни разу в ней не был, там нет никаких курортов, только несколько городков и большие фермерские хозяйства. Я, впрочем, проложил маршрут вдалеке от любых признаков цивилизации — городов мы, что ли, не видели?

Гвидо, при полной поддержке Виктора, решил скорректировать мои планы и через двадцать минут предложил нашему вниманию свой маршрут. Посмотрев на карту, Алекс начал тихо сползать под стол.

— Вот это и называется гомерический хохот, — заметил Лео. — Ну и маршрутик вы сочинили. Хорошо подготовленный десантный взвод за три дня, может быть, это и пройдет.

— А что не так? — удивился Виктор.

Ему объяснили. Гвидо был очень смущен. Р-рр, надо что-то делать, нечего портить человеку день рождения.

— М-мм, — сказал я, — можно попробовать пройти это на ближайших каникулах.

Лео открыл рот, но, заметив мой предостерегающий взгляд, ничего не сказал. Мы это замнем тихо.

— Ну ладно, — согласился Гвидо, — тогда давайте завтра пойдем, как ты предлагаешь.

Глава 37

Вечером, после отъезда гостей, проф позвал меня к себе. Открыв оружейный сейф, он вытащил оттуда маленький бластер в наплечной кобуре и протянул его мне. Я удивленно поднял брови.

— Какое-то предчувствие, — смущенно пояснил проф. — Я вас прикрою воздушным патрулем, конечно, но все-таки возьми. Надень под куртку и никому не показывай.

— Э-ээ, а вы меня всегда так прикрывали? — полюбопытствовал я.

— Не всегда так, но прикрывал. После Липари…

Да, понятно, почему меня так долго держали на нескольких хорошо охраняемых гектарах.

— По-моему, правильнее меня не охранять, — заявил я серьезно.

— А что? Держать тебя под домашним арестом? — ехидно поинтересовался проф.

— Ни в коем случае! Прятать что-то или кого-то надо на самом видном месте. Если бы я торчал здесь как узник, обязательно кто-нибудь поинтересовался бы почему. И тогда, чтобы прикрыть наш парк, понадобилась бы дивизия.

— А почему ты думаешь, что его прикрывает не дивизия?

— Э-ээ, — поставил он меня в тупик. — Ну… это же ясно.

Проф только хмыкнул.

— Ладно, пойду собираться, — свернул я разговор.

Я решил принять собственные меры безопасности: вернулся к себе в комнату и засунул в рюкзак три комплекта сюрикенов (четвертый я уже почти весь растерял). Оглянулся вокруг: что еще разумного можно сделать в такой ситуации? Напечатанная на пластике карта и компас. Даже если упадет навигационный спутник, мы не потеряемся. Часы — подарок профа, просто на счастье, вряд ли понадобятся. Ну и как всегда, завтра запихну в рюкзак каждому парню по лишнему рациону: при девчонках ворчать никто не рискнет. Не понадобится так не понадобится — слава Мадонне.

Потом пошел укладывать Виктора: сомневаюсь, что он все сделает как следует. Правильно сомневался: только очень терпеливый человек может носить на спине звездчатый многогранник, а его рюкзак больше всего напоминал именно такое тело. Через четверть часа я его экипировал. Заодно убедился: ботинки ему не жмут и не натирают. Все остальное преодолимо.

— А мама тебя отпустила? — спросил я на всякий случай.

— Она махнула на меня рукой, — весело ответил Виктор.

— Ты меня успокоил, не хотел бы я быть свидетелем трех часов громких криков.

— Это не так уж и страшно, надо только мысленно заткнуть уши и думать о чем-нибудь постороннем. Я, например, играю в шахматы вслепую и сам с собой.

— Понятно. Но мне это не понадобится. А ты сам помнишь, что безопасность не гарантируется?

Виктор посмотрел на меня испытующе:

— Хочешь от меня избавиться?

— Нет. Извини.


* * *

Новенький десантный Кенгуру (не потому что прыгает, а потому что есть сумка для «детеныша») заслуживает не меньшего внимания, чем Сеттер. Мы забрали Терезу и Лео с того самого многострадального газона (когда там, наконец, сделают посадочную площадку?), потом остальную компанию из центра Палермо и полетели на юг. Гвидо облачился в новенький десантный комбинезон, был горд собой и выглядел очень забавно. Алекс кусал губы, чтобы не расхохотаться.

По дороге летчик читал нам лекцию о своей птичке. Хорошая штука — перевооружение, особенно если меняется самое главное: все так и пылают энтузиазмом и радуются, как дети, новым игрушкам. Мы не заметили, как долетели.

Помахав улетающему катеру, мы надели рюкзаки и бодро зашагали по тропке, проложенной какими-то мелкими животными (постоянно приходилось отклонять ветки от лица).

Через час я жалел, что надел эту кобуру: жарко, а я не могу снять куртку. Ладно, на привале что-нибудь придумаю.

Первый привал мы устроили через пару часов: это же увеселительная прогулка, а не марш-бросок. Впрочем, если бы с нами не было девочек, я бы предложил проверить, сколько мы можем выдержать.

Отойдя в сторонку, я засунул пустую кобуру в рюкзак, а бластер — в задний карман, а то еще один такой переход — и у меня будет тепловой удар. Потом вернулся к ребятам и растянулся на мягкой траве: на наших газонах в парке она еще недостаточно густая.

В лесу совершенно не хочется болтать. Вокруг голубые этнийские сосны, заросшие мхом валуны совершенно сказочно-дремучего вида, так и кажется, что вот сейчас откуда-нибудь прихромает настоящий леший: кто посмел войти в заповедный лес? Или все лешие остались на Земле? И только птицы нарушают тишину. Им можно. К северу я заметил три яркие точки — наш эскорт. Ух ты! Фланирует над нейтральной полосой — прикрывает самое опасное направление. Может, еще и на орбите кто-нибудь висит. Геостационарной, точно над месторасположением такой значительной детали пейзажа, как Энрик.

Через полчаса мы двинулись дальше. Тропа забирала вверх к скальному гребню, через который мы собирались перебраться.

Яркая вспышка, на мгновение я ослеп.

— Ложись! — крикнул я, уронил Ларису на землю и бросился сверху. Рядом топтался Виктор, я поймал его за ногу и дернул — он упал.

— Лицом вниз!

Ударная волна прошла над нами через через несколько секунд. Чуть позже еще какой-то грохот. Я поднял глаза к небу — на нем уже не было маленьких ярких точек. Успели наши летчики катапультироваться или нет? Вечно у них соответствующая автоматика выключена за «паникерство»! Доигрались! Но может быть, все-таки… Я попытался вспомнить, как защищены от электромагнитной атаки спасательные капсулы. Черт, я этого толком и не знал никогда. Как-то на Этне всегда воевали прямолинейнее: чем-нибудь тяжелым по башке, и все.

— Радиоэлектронная стенка, — заметил Алекс.

Он мне напомнил: у меня появилась чертова куча обязанностей, и думать надо только об этом. Легко сказать! И все же… надо заняться тем, что я реальномогу (и должен) сделать, и не думать о том, что я не могу изменить никакими силами.

— Точно, — согласился я с Алексом. — Выбросите ваш комм, он не понадобится.

Мы поднялись на ноги, все нормально, никто не пострадал. Я попытался связаться с профом: в эфире только треск, как и следовало ожидать. Карта в комме застыла в точке, где мы сейчас находимся, это хорошо: координаты определять не придется. Часы идут, все остальное приказало ждать неделю. Связаться с Гераклом тоже не получилось. Плохо.

— Что это такое было? — почти спокойно поинтересовалась Лаура.

— Радиоэлектронная стенка, — повторил Алекс. — Для людей это не опасно, — успокоил он девчонок, — но радиоволны искажаются до неузнаваемости.

— Да, — сказал я, — всей электронной аппаратуре полный э-ээ… — Вот черт, опять чуть не выразился, да еще и при девочках.

— Проще говоря, за нами не прилетят, — пояснил Лео для тех, кто этого еще не понял, — разве что на дельтаплане. И по земле не приедут — слишком далеко.

— Это надолго? — спросила Джессика.

— На неделю, не меньше, а скорее на две.

Все воззрились на меня, некоторые — с надеждой.

— Лео прав, — подтвердил я, — придетсявыбираться самостоятельно.

Я вынул из кармана бластер и протянул его Лео.

— Ты среди нас самый лучший стрелок, — пояснил я.

— Э-ээ, а как ты догадался его взять?! — спросил Лео.

— Это не я, это профессор, сказал, что у него предчувствие. Ну я тоже принял кое-какие меры, — утешил я друзей.

Я вынул из рюкзака кобуру от бластера, карту, сюрикены и компас. Ох, а вот это облом! Не только электронная аппаратура не работает: стрелка компаса показывала все, что угодно, только не направление на север.

— Да-а, — потянул я. — Придется ориентироваться по карте. О! Часы я тоже взял!

Алекс понимающе кивнул:

— А до полудня еще сколько? [94]

— Не меньше полутора часов, — ответил Лео за меня.

— Значит, надо будет остановиться и поставить.

Мы опять уселись на траве, разложив карту посередине.

— Мы сейчас здесь, — показал я точку на карте. — Мы в нашей зоне, и это здорово, ближайший город у нас…

— Мачерата, — заметил Гвидо, — километров двести.

— Ну это ты загнул, не больше ста восьмидесяти, — заметил Лео.

— Я учел, что прямых путей не бывает, — возразил Гвидо.

— Четыре дня, а то и пять, — прикинул Алекс.

— Оптимист, — обозвал его Лео, — скорее шесть, если дорожка ковровая.

— А что мы будем есть? — задал Виктор прозаический вопрос.

— То, что у нас с собой, — ответил я, — не слишком питательно, но любой китайский или японский мудрец-даос точно бы смог растянуть это на недельку.

«Заодно и похудеешь» — я не произнес. Не хочу его обижать.

— А еще можно поохотиться, — заметил Алекс.

Я зажмурился: только не это! Жуткое воспоминание моего беспризорного детства: дурак я был редкостный — позволил бурчанию в животе руководить собой. Ну и из факта «могу есть колбасу» сделал вывод, что «могу ее приготовить». Фигурально выражаясь, конечно. И главное, сам же напросился: уговорил Бутса взять меня с собой на довольно опасную ночную охоту за утками в один из городских парков. Кажется, я ему сказал, что если нас засекут и попробуют схватить, то я их отвлеку, и пусть меня поймают на здоровье, с семилетним мальчишкой ничего не сделают, только в приют отдадут, а уж оттуда я сбегу сразу же и без проблем. На самом деле я боялся этого до дрожи в коленках, но слишком уж соблазнительным было приключение. Ага! Соблазнительное приключение. Я чуть не умер вместе с той несчастной уткой! Хорошо хоть Бутс немедленно свернул ей шею, и мучилась она недолго. Потом он, грязно ругаясь, погрузил меня к себе на плечо и быстренько свалил обратно на свалку, но утку из рук так и не выпустил. Через пару часов я оклемался, но есть зажаренную на вертеле птицу не смог.

Как надо мной потешались! Жуть! Бутс, правда, понял и долго втолковывал мне, что бычков, свиней, кур и уток вообще-то забивают совершенно безболезненно. Я ему поверил. А то бы точно превратился в вегетарианца, что в тех условиях было синонимом покойника.

— Лучше не надо, — возразил Лео.

(В смысле не надо охотиться? Он меня просто спасает!)

— …Потеря времени, нечем, ну и можно легко подхватить какую-нибудь заразу.

Алекс разочарованно вздохнул. Я тоже вздохнул — с облегчением. В этой компании надо мной, конечно, смеяться не будут, но…

— Ладно, — сказал я, поднимаясь на ноги, — пока мы тут сидим, Мачерата ближе не становится. Пока можно идти вдоль хребта, — я махнул рукой, указывая направление, — а там сориентируемся. Лео, ты первый, и в хорошем темпе.

Лео молча кивнул, чуть подождал, пока вся компания поднимется и наденет очень легкие (сейчас все об этом пожалели) рюкзаки, и направился по тропинке быстрым походным шагом: один час его должны выдержать все.

Незадолго до полудня мы остановились на привал на первой попавшейся полянке: часы надо поставить обязательно.

Я обстругал подходящую ветку, воткнул ее в середину небольшой, покрытой мхом проплешины и посадил Виктора терпеливо дожидаться полудня, объяснив ему, что именно надо сделать. Он был удивлен до предела:

— Это, наверное, древние так делали? Я никогда об этом не думал.

— Вряд ли, — отозвался я, — зачем? Радиоэлектронных стенок же не было, и компас нормально показывал.

— Я думаю, никто не откажется от чашки чая, — заметила Тереза, доставая небольшой котелок.

— Ого, здорово! — восхитился я. — Жаль только, что это будет первый из двух раз за ближайшую неделю. И без сахара. Это теперь стратегический невозобновляемый ресурс.

— Тут растет одна новосицилийская травка… — неуверенно предложила Джессика.

— Э-ээ, а ты точно знаешь, что это та самая и она не ядовита?

— Точно.

— И где она растет? — спросил Лео.

— Ну, тут недалеко. — Джессика махнула рукой в сторону, откуда мы пришли. — Я не догадалась сорвать, когда мы шли сюда.

— Я провожу, — вызвался Алекс.

Мы с Лео переглянулись.

— Ладно, — сказал я, — но через десять минут чтобы были здесь, и если что, кричи громче. А мы пока вскипятим воду.

— Ага, — согласилась Джессика.

Парочка удалилась.

Где-то совсем недалеко журчал ручеек — в этих местах чистые маленькие роднички не редкость. На наше счастье. Ну пустыню я бы для воскресной прогулки не выбрал.

— А я схожу за водой, — предложил Гвидо и испарился прежде, чем я успел согласиться.

— А здесь может расти новосицилийская травка? — с тревогой спросил Виктор.

— В общем, да, — ответила Тереза. — Этну так терраформировали… я не специалист, — смутилась она, — но на Северном можно встретить что угодно где угодно.

— Хорошо, что не кого угодно, — заметил Лео.

Мы рассмеялись.

— Да уж, с парой горынычей мы бы сейчас не справились.

Я забеспокоился: зря я отпустил Джессику с Алексом, вроде бы тихо и никого нет, но все же… Гвидо не исчезал из моего поля зрения, и за него я не беспокоился. Родник оказался совсем рядом.

Я рисовал на карте маршрут, а Лео вырезал рогульки для котелка и время от времени одобрительно хмыкал, поглядывая на мою работу.

Джессика с Алексом вернулись вовремя, живые и здоровые, я облегченно вздохнул, Лео тоже.

Джессика принесла целую охапку травы, я потрогал, понюхал…

— По-моему, это мята, — сказал я.

— Да, а что? — удивилась девочка.

— Она не новосицилийская. Это нормальное земное растение, у нас в парке растет, Джорджо его очень любит.

— А новосицилийские растения — ненормальные? — обиделся Виктор.

Мы засмеялись.

— Тереза назначается главным диетологом, — заявил я, — у нас четырнадцать рационов. Ну, соответственно, две штуки в день. Сегодня можно одну, авось не оголодаем с домашних-то завтраков.

Тереза кивнула и занялась делением.

— Почему это все войны начинаются в воскресенье? — спросила Лаура.

— Прошлая началась в субботу, — заметил Алекс, — но вообще-то да. Солдат распускают в увольнение.

— И на Земле тоже было так же, — вспомнил я историю. — Или если не в воскресенье, то первого числа. Эту войну затеяли не мы, точно.

— Почему? — поинтересовалась Тереза.

— Нас бы тогда не отпустили, генерал бы что-нибудь придумал. И вообще мне кажется, что им с синьором Мигелем нравится быть невинными овечками. «Тут на нас какие-то волки напали, во-он валяются, а мы сами белые и пушистые».

— А-аа, понятно.

— И кроме того, радиоэлектронная стенка не в наших интересах, ни один Сеттер не взлетит. И по-моему, на Этне это вообще в первый раз.

— Так в Палермо сейчас уличные бои? — со страхом спросила Лариса.

— Наверное, да, — ответил я.

— Понятно.

— Ты ешь давай. Беспокоиться будем потом. Утешай себя тем, что в такой длинный поход тебя бы точно не отпустили.

— М-мм, не знаешь ты моего папу, — заметила Лариса.

— Вьешь веревки из самого страшного человека на Этне? — с иронией поинтересовался я.

— Почему это самого страшного? — обиделась Лариса.

Алекс понимающе засмеялся.

В общем обед прошел весело. Через пять минут от мизерных порций ничего не осталось. Притомившиеся ребята пили мятный чай без сахара, а мы с Лео обсуждали наши дальнейшие действия.

— Мы выступим через полчаса и к вечеру дойдем вот досюда. — Лео показал на карте.

— Ох, загоняем мы их. — Я покачал головой.

— Есть другой вариант? — Лео удивленно поднял брови. — Уже километров через десять хребет сглаживается, воду так просто не найдешь. Предлагаешь волочь ее на себе? Так не в чем.

— Это я так, жалуюсь на жизнь. Ты, конечно, прав. Другого выхода нет.

— И вообще надо побыстрее отсюда убираться.

— Ну не знаю, — возразил я. — Нас же сюда отпустили, потому что здесь безопасно, и еще даже один день не прошел. Ушами, конечно, хлопать не стоит, но в общем…

— Ладно, убедил, — проворчал Лео.

— У Робинзона Крузо было больше снаряжения, — заметил Алекс, — но он был один.

— А в «Таинственном острове» у них была только одна спичка, нож сделали из стального собачьего ошейника, а линзу, огонь зажигать, — из стекол от часов, — подхватил Лео.

— Так что мы прорвемся. — Я хлопнул Лео по плечу.

— Подъем, — скомандовал он нашей команде, — и шагом марш до самого заката.

К вечеру мы достигли довольно приличной речки, до которой Лео и наметил дойти, но девочки и Виктор к этому моменту были так измучены, что их даже пришлось уговаривать поужинать.

Палатка — очень простая вещь и очень просто устанавливается. Но кто же берет с собой палатку, отправляясь в однодневный поход? У нас были только плащ-палатки. Это великое изобретение дизайнерской мысли: из одной плащ-палатки делается одноместная палатка, из двух — двухместная, ну и так далее до шести. Больше уже бессмысленно. Но это требует некоторого навыка. Среди нас им обладали Алекс и Гвидо — результат «отдыха» в военно-спортивных лагерях. Мы с Лео с удовольствием поучились: ничего такого невероятного, надо только понять общий принцип. Мы нарубили еловых лап для лежбищ и соорудили над ними две трехместные палатки: девочки вчетвером поместятся в одной из них. Нам тоже больше места не нужно, потому что всю ночь кто-то будет на страже, а в тесноте теплее.

Глава 38

Лео разбудил меня в пять утра. Дал он мне поспать в свое удовольствие, почти семь часов.

— Все тихо, — доложил Лео, — через два часа подъем.

— Хорошо.

Я забрал бластер и выбрался из палатки. Вот это холодрыга! Умереть можно. Я подбросил в костер побольше дров. Через час я услышал тихий сигнал будильника, и из палатки выбрался заспанный Гвидо.

— Куда в такую рань? — спросил я.

— Рыбу ловить. Лео говорит, самое подходящее время.

— Понятно. Герой! Добровольно вылезать в такой холод!

Гвидо ухмыльнулся и решил не жаловаться на этот самый холод, хотя у него зуб на зуб не попадал.

— Ну, я пошел.

— Угу!

Я бы на его месте не рыбу ловил, а восходом любовался.

Через полчаса из палатки выбрался Лео. Я уже не удивился. Он взял котелок и тоже пошел к реке. Когда он вернулся с водой, я уже раскочегарил костер как следует. Он повесил котелок над огнем.

— Когда был восход? — спросил он.

— В девять минут, скоро же равноденствие.

— Значит, закат будет без девяти шесть по твоим золотым? — уточнил он.

— Угу, точно. Смотри. — Я показал ему карту. — Сегодня мы должны дойти до кромки леса. А дальше будет степь.

— Скорее лесостепь.

— Наше счастье, не придется тащить на себе воду и дрова.

— Гвидо там что-нибудь поймал? Что-то я не слышал довольных восклицаний, — поинтересовался я с деланной небрежностью в голосе.

— Ничего он не поймал.

Я довольно хмыкнул.

— Пора будить армию, — заметил Лео, взглянув на часы.

— Угу, вот ты и буди, а я схожу умоюсь.

Вода еще холоднее воздуха. Может, не умываться? Ну-у… если бы с нами не было девчонок, я бы так и сделал.

Девочки прыгали вокруг костра, стараясь согреться, и жаловались на жесткие еловые лапы, на которых пришлось спать. Странно, я не почувствовал.

— Мало гоняли, — заметил я Лео, — а то бы сладко спали хоть на камнях.

— Угу, сегодня устрою дополнительную пробежку, — зловеще пообещал Лео.

— Это у тебя шутки такие? — поинтересовалась Лариса.

Я протянул ей кружку с мятным чаем:

— На, согрейся. А бодрящий холод вместо чашки бодрящего кофе.

Через полчаса мы были готовы выступить.

Сегодня нам надо пройти немного больше тридцати пяти километров.

Часов в пять вечера мы, как и было задумано, подошли к краю леса и остановились на ночевку. Мы прошли еще только треть пути.

Лаура какая-то слишком бледная и несчастная и, главное, не признается Гвидо, в чем дело. Вон он ее обнимает и спрашивает, а она только мотает головой. Лариса тоже это заметила одновременно со мной. Я — великий вождь дикого племени, и глаз у меня — алмаз, с первого взгляда правильно выбрал себе боевую подругу! Лариса отвела Лауру в сторонку и сразу же добилась ответа на вопрос, что случилось: Лаура уже не мотала головой, а что-то шептала ей на ушко. К ним, переглянувшись, присоединились Тереза с Джессикой.

— Гвидо, — предложил я, — давай поставим палатку, она им сейчас понадобится.

Гвидо ничего не понял, но согласился. Лариса, увидев, чем мы занимаемся, поцеловала меня в щеку.

— И еще крепкий горячий чай с сахаром, — с вызовом в голосе сказала она.

— Угу, — согласился я, — конечно.

Поужинав, я попробовал опять связаться с профом. Комм по-прежнему только трещал. А стрелка компаса все еще зависела от встряхиваний. Хорошо хоть часы идут: батарейки радиоэлектронными стенками почти не портятся.

— Ничего? — спросил Виктор.

Я кивнул.

— Черт бы побрал ваши тоталитарные диктатуры!

— Э-ээ? Как ты сказал?

Виктор повторил.

— Это не совсем так, — заметил я.

И тут я понял кое-что важное! Как я раньше этого не замечал? Это же так просто. Жаль, что я не могу выскочить из ванной с громким криком «Эврика»!

— Что это сделало тебя таким счастливым? — поинтересовался Алекс.

— Не звук мотора, — ответил я. — Я кое-что понял, но это не поможет нам сейчас выжить.

— По-моему, мы и так не умираем. Так что ты можешь рассказать. А если мы завтра умрем, то не от любопытства.

— Ну я кое-что понял про Кремону, Каникатти и нас самих.

— Тебя побить, чтобы ты из нас жилы не тянул? — поинтересовался Лео, угрожающе прищурив глаза.

— Надорвешься. Что такое тоталитарное государство?

— Ну, оно стремится контролировать все стороны жизни всех своих граждан, — ответил Алекс, — так в энциклопедии написано.

— Да, — согласился я. — А зачем?

— Ну, э-ээ… Из вредности.

— Несерьезно.

— Знаю, а зачем?

— Сейчас объясню. Тоталитаризм — это не причина, а следствие.

— То есть как?

— Ну допустим, ты каждый день гоняешь свой элемобиль в мойку. Ты гоняешь его потому, что хочешь, чтобы он всегда сверкал, или хочешь чтобы он сверкал, потому что гоняешь в мойку?

— Ну понятно.

— Ясно, что государства, ну, или корпорации, это в данном случае все равно, такие, какие они есть, не потому, что кто-то так решил, просто так получилось. Это для того, чтобы они изменились, надо долго и упорно что-то делать. Почему все получилось так, а не иначе, я еще не понял, я понял только, что есть.

— Угу.

— Существует три типа взаимоотношений между государством и человеком. Первый — рабовладельческий, государство ничего не должно, ему все должны. Характерный пример: всеобщая воинская повинность. Первые слова устава Кремоны: «Военная служба — почетная обязанность граждан» — это красивый эвфемизм, означающий «Вы все — мои рабы». Заметь, солдат клянется сражаться за корпорацию, не щадя крови, жизни и так далее. А его даже не будут спасать, если он попал в плен, наоборот, он еще, оказывается, в чем-то виноват. И могу спорить на крупную сумму, что раненых там лечат плохо. Может быть, тех, кто еще может вернуться в строй, — не очень плохо, а тех, кого надо комиссовать, — плохо, и пенсии там очень маленькие. Понятно почему: в сломанную вещь имеет смысл вкладывать деньги, если после ремонта она еще послужит, а если нет — то на помойку. Государства такого типа должны быть тоталитарными по той же самой причине, по которой машины держат в гараже — забота о собственности. Второй тип — феодальный. Существует вассальная клятва, ее соблюдение гарантируется честью, но, и это очень важно, сюзерен тоже кое-что обещает и тоже гарантирует своей честью. В приложении к отношениям «человек-государство» это означает наличие взаимных обязательств. Идеальный вариант такой: я — гражданин некого государства, и я могу выбирать из нескольких вариантов взаимоотношений. Первый: я где-то работаю, ну или у меня своя фирма, что-нибудь такое. Государство продает мне безопасность, а я ее покупаю, то есть плачу налоги и не покушаюсь на безопасность тех, кого это государство тоже охраняет. Чисто экономические отношения, никаких «священных долгов». Ну так же, как я ничего не должен владельцу магазина, в котором я что-то покупаю, если я расплатился. Второй вариант: я служу в армии или в охране порядка. Тогда я уже кое-что обещаю, и у меня появляется долг. И я гарантирую его выплату своей честью. Но и мне кое-что гарантируют. Осенью все читали наш устав, меня будут спасать, если я попаду в плен, лечить, если меня ранят, и хорошо лечить, ну и пенсия семье, если меня убьют, ну и всякое другое. Еще вариант; крупный бизнес или государственная служба, тут все очень сложно перемешано, но главное все равно остается таким же, обязательства носят взаимный характер. Третий тип — коммунистический. По-моему, его нельзя реализовать на практике, поэтому все попытки так плохо и кончились. Государство, которое к тому же должно отмереть, а значит, не государство, а общество в целом имеет обязательства перед каждым своим членом, а каждый человек в отдельности никаких обязательств не имеет. Проще говоря, куча векселей на руках, но платить по ним никто не обязан. Ясно, что и не будет. Ничего другого не бывает, потому что между двумя объектами стрелочки можно расставить только тремя способами. Вот. Все!

— Гениально, — сказал Алекс, — без шуток. Проколов в логике не наблюдается. А при чем тут честь?

— Как это при чем? Слово, которое ты дал, надо держать независимо от того, выгодно тебе это или нет. Взаимоотношений «человек-государство» это тоже касается, иначе они очень быстро станут рабовладельческими.

— То есть ты хочешь сказать, что демократия от монархии в принципе ничем не отличается? — спросил Виктор.

— Именно. Уже лет тысячу. Выбирают всегда того, в кого вложили больше денег. А тип государства от этого не зависит. Так что при монархии кровавый тиран получает свой пост по наследству, а при демократии его же выбирают пылающие энтузиазмом граждане.

— М-мм, ну да, в общем так и есть.

— Ясно, что все государства — это гибрид первого и второго типов, все дело в соотношении. И работать лучше всего на корпорацию, которая ближе ко второму типу.

— А как же любовь к родине?

Ребята хмыкнули.

— На Этне слово «любовь» означает примерно то же, что «законный брак», — пояснил я, — но знаешь, мне понравилось слово «доверие», которое ты тут недавно ввел в оборот. Введи еще «любовь» и «дружбу» в их первоначальном значении. Так вот, чем больше разговоров о любви к родине, тем ближе государство к первому типу. Чувства — это личное дело каждого, никого не касается. Так что воспитание «любви к родине» — это вспомогательный элемент тотального контроля. Так же как вера в бога или богов, в историческое предназначение, в избранность по любому параметру.

— М-мм, — задумчиво промычал Виктор, — ты не прав, но сейчас я не могу сказать почему. Мне надо подумать.

— Ладно, — согласился я миролюбиво, — подумай.

Лео посмотрел на мои часы: пока мы не выйдем к людям, будем жить по ним.

— Намек понят, — вздохнул я, — отбой по гарнизону.

— Угу, — согласился Лео, — Виктор, ты первый, до одиннадцати.

Виктор просиял: вчера Лео еще не доверил ему пост.

— Сегодня собака моя, — сказал я, направляясь к девчонкам, чтобы загнать их спать в палатку.

— Ладно, — согласился Лео.

— А завтра я, — заявил Алекс.

Лео кивнул.

— Энрик, ты будишь Гвидо.

Я согласно кивнул.

Сегодня мы отоспимся на всю катушку — десять часов. Кто знает, что будет дальше?

Глава 39

Утром ребята еще не выглядели людьми, которым смертельно надоело наше приключение — хорошо, нам сейчас предстоят два крайне неприятных дня, придется тащиться по жаре, по однообразной степи, и где-то рядом будут все время маячить островки леса, приглашая остановиться и отдохнуть.

Я опять попробовал связаться с профом и опять услышал только треск в эфире. Чудес не бывает; если бы наши коммы заработали, нас бы мгновенно нашли по маячкам. А если бы уже можно было летать — мгновенно эвакуировали.

Лео проследил, чтобы фляжки у всех были наполнены; проинструктировал тех, кто не знает, как надо пить, и предупредил, что делать это можно, только получив разрешение. Девочки покивали.

— А до горизонта сколько? — спросил Лео. — Я не помню множителя. Надо как-то прикидывать расстояния.

— Э-ээ, 3,83, — ответил я. — Я метр шестьдесят пять, значит, до глаз — метр пятьдесят пять.

— Недооцениваешь ты высоту своего лба, — усмехнулся Лео.

— Зануда! — Я приставил ладони к своим глазам и макушке, отодвинулся в сторону, прикинул — да, Лео прав. — Зато корень почти извлекается, — немного потрепыхался я. — 1,25. Ну и на 3,83… Это будет… четыре восемьсот. Кстати, разница даже в десять сантиметров в росте человека очень мало влияет на расстояние до горизонта.

Сегодня для меня никаких отдельных развлечений. Сориентироваться по часам, увидеть в нужном направлении на горизонте что-нибудь приметное, и шагом марш в ту сторону.

Ну и чтобы не скучать, надо петь подходящую песню.

День-ночь-день-ночь — мы идем по Африке,
День-ночь-день-ночь — все по той же Африке
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
Восемь-шесть-двенадцать-пять — двадцать миль на этот раз,
Три-двенадцать-двадцать две — восемнадцать миль вчера.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне! [95]
— Очень жизнеутверждающе, — заметила Лариса.

— Ха, — усмехнулся я, — ты еще не слышала последнего куплета.

Я-шел-сквозь-ад — шесть недель, и я клянусь,
Там-нет-ни-тьмы — ни жаровен, ни чертей,
Но-пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог,
И отпуска нет на войне!
— Да уж, радостно думать, что шесть недель нам не предстоит.

На нашу долю пока выпал только один по-летнему жаркий, скучный день. По моим прикидкам, мы прошли тридцать семь километров, как всегда скептически настроенный Лео утверждал, что не больше тридцати двух. Может быть, он и прав.

Остановились мы на ночевку в небольшом лесочке, чуть в стороне от прямой линии нашего маршрута. Разделившись по принципу «девочки налево, мальчики направо», искупались в холодной воде малюсенького ручейка. Не стоило этого делать: так мы его замутили и так близко у него дно, что неизвестно, когда мы были чище, до или после.

Утром небо было затянуто тучами, что очень порадовало всех, кроме высокоответственных отцов-командиров. Ребятам понравилось, что не придется жариться и глотать пыль, а мы с Лео опасались, что собирающийся дождь прибьет к земле не только пыль, но и нас самих. Я ругал себя за то, что не догадался вчера вечером взять какой-нибудь азимут. С другой стороны, максимальный переход в таком случае — четыре с половиной километра. Не стоит оно того…

— Мы будем сидеть на месте. — Я взглянул на компас (не работает) и остудил всеобщий энтузиазм: — Чтобы не ходить большими кругами.

— Ну-уу!

Тучи на небе становились все чернее и чернее.

К вечеру заметно похолодало, даже лес не спасал от пронизывающего ветра, я разворошил и залил водой костер.

— Ты чего? — удивилась Лариса.

— Холодно, но не настолько, чтобы я захотел оказаться в центре лесного пожара.

Лариса кивнула.

— Ну, попрятались, — велел я. — Будем спать и не тратить продукты, пока все это не кончится.

Всю ночь мы по очереди несли вахту, но на этот раз мы опасались не хищников, а что какая-нибудь из палаток не выдержит ветра и дождя и завалится, но все обошлось.

Утром небо было ярко-синим и… умытым. Затертое сравнение оказалось довольно правдивым.

— Замечательно, — сказал я, — нам еще только один день по степи, а там начнется уже пригородная зона Мачераты. Вряд ли во время войны кто-нибудь выезжает на пикники, но встретить кого-нибудь на элемобиле вполне реально.

— Э-ээ, вряд ли, — возразил Лео. — Забыл про стенку?

— Угу, — сказал я, — все так тихо и мирно.

Действительно, чтобы элемобиль поехал в таких условиях, ему надо поставить пульт управления как у древних колымаг: ни одного чипа.

К вечеру на горизонте показалась кромка леса — мы пришли куда хотели, остальное дело техники, на какую-нибудь дорогу мы выйдем. Чтобы не искать воду в большом лесу, мы заночевали в одном из лесных островов в степи — хоть какой-нибудь родничок там есть всегда.

Утром мы с Лео долго спорили, вправо мы уклонились или влево, так и не пришли к единому мнению и придумали маршрут, выводящий нас на какую-нибудь дорогу в любом случае. И очень гордые собой повели свой маленький отряд в лес. Лео первый, я — замыкающий.

Мы шли уже пару часов, когда Лео внезапно остановился.

— Я схожу посмотрю, — сказал он хриплым шепотом.

Я не понял, что его насторожило, и пробрался вперед, но Лео уже ушел, и я не успел его спросить. Я огляделся — впереди какой-то просвет, наверное поляна. Светлая куртка Лео промелькнула между деревьями, снял бы он ее, что ли, раз уж на разведку отправился! Его только слепой не заметит.

Лео вернулся минут через пятнадцать, его шатало из стороны в сторону, а лицо у него было цвета молодой травки. Что это он там увидел? Лео прислонился к сосне и сполз по ее стволу на землю. Потом он поднял глаза и встретился со мной взглядом, но ничего не сказал. Я кивнул:

— Оставайтесь здесь.

И пошел вперед. Метров через двадцать я понял, что так насторожило Лео: сладковатый запах чего-то разлагающегося. Я прибавил шагу и вскоре вышел на поляну. От одного взгляда меня просто вывернуло наизнанку. На несколько минут я «выпал» из окружающего мира, а когда вернулся, обнаружил себя стоящим на четвереньках, в голове звенели колокола, а не рвало меня, потому что нечем уже. Осторожно, чтобы голова не раскололась от перезвона, я поднялся и сделал несколько глотков воды из фляжки. Полегчало. Ужаснее вида убитых детей может быть только вид убитых и несколько дней не похороненных детей. Я прислонился к сосне, стоять просто так не было сил, и оглядел поляну: трагедия произошла несколько дней назад, семья — папа, мама и трое маленьких детей — выбралась на пикник, вон там лежит плащ-палатка, а на ней какие-то остатки. На них кто-то напал из леса, с той стороны, в которой я сейчас нахожусь. Мужчина успел достать оружие и выстрелить, и даже попал, судя по следам. Его буквально сожгли из боевых бластеров, рука с маленьким карманным, как в насмешку, осталась нетронутой. Потом нападавшие убили его жену и троих детей, прижавшихся к маме в надежде, что она их защитит. Я сжал зубы, отлепился от сосны, подошел поближе и забрал бластер из мертвой руки. Еще я стряхнул всякий мусор с плащ-палатки и накрыл ею тела женщины и детей.

Кремона уже нарушала правила, осенью, и не заплатила сполна. И вот результат. С ними нельзя было заключать мир вообще.

Когда я вернулся к своим, я был еще не в состоянии ни говорить, ни думать. Лео уже немного оправился, притихшие ребята не решались спрашивать, что случилось. Я махнул рукой в сторону: незачем остальным это видеть. Лео кивнул, поднялся и повел наш маленький отряд дальше. Когда мы отошли на пару километров и набрели на небольшую нетронутую войной полянку, я велел ему остановиться. Все скинули рюкзаки и уселись в кружок. Я больше не мог игнорировать вопросительные взгляды.

— Там в воскресенье убили семью с маленькими детьми, — отрывисто объяснил я. — А уличные бои сейчас не в Палермо, а в Мачерате.

— Что?

— В Мачерате авиазавод, там сделан мой Феррари. Там, наверное, и Сеттеры делают. Вот над ней кремонцы и поставили стенку.

— Понятно, — потянул Алекс.

— Значит, было так, — сказал я, — у них там есть кто-то очень умный. И наших он перехитрил. Продемонстрировал осенью: «мы просто злобные идиоты, ничего опасного». А теперь он нас поймал. Мачерата охранялась с моря второй эскадрой, которая сейчас бессмысленно где-то дрейфует, потому что реактор даже запустить нельзя, и катера не могут взлететь. А у них очень большая армия — всеобщая воинская повинность. Подобрались со стороны ничейной зоны, она здесь довольно узкая, а дальше у них тут пара городов. И теперь по Мачерате маршируют толпы садистов с бластерами. Максимум — они получат антигравитационную технологию и готовую сборочную линию. Минимум — оставят нас без этой линии. Ну и поразвлекаются там, как на Эльбе. А мы пришли в зону боевых действий, и виноват в этом я.

Гвидо был потрясен: кажется, его удивило, что я могу ошибаться.

Лео посмотрел на меня, прищурив глаза:

— Это еще почему?

— Там, где мы гуляли, до Палермо километров пятьсот. Мог бы догадаться, что никто не будет ставить стенку с таким радиусом. Нам достаточно было пройти хотя бы сто километров к северу, чтобы нас могли подобрать. А теперь уже поздно.

— Ну я тоже мог бы догадаться, — признался Алекс, — мы с тобой явно прочитали одну и ту же статью в третьем номере «Военной техники» за этот год.

— Вы не поверите, но я ее тоже читал, — сказал Лео серьезно.

Все хмыкнули, не в том мы положении, месте и времени, чтобы смеяться.

— А мне казалось, — подала голос Тереза, — что вам нравится воевать.

— Нравится, — ответил Лео, — если ты в безопасности.

Воинственные синьоры согласно кивнули.

— Хватит себя грызть! — предложил Алекс. — Включайте мозги, ребята. Нам надо решить, что мы будем делать.

— Угу, — согласился я. — Во-первых, обстановка. Мачерата или взята, или нет.

— Тонкое наблюдение, — фыркнул Виктор.

Я его проигнорировал.

— Если нет, тогда она осаждена. В любом случае в нее не прорваться. Да и незачем, пока во всяком случае. Вывод: мы остаемся в лесу, ищем себе укрытие. ИК-сканеры не работают, так что шансы у нас есть. Во-вторых, они в любом случае должны снабжать свои войска. Возможно, прошедшие полгода они потратили на антимодернизацию своих грузовиков и сейчас могут здесь ездить. Второй вывод: будем вести партизанскую войну. Если делать это с умом, можно немного испортить им жизнь, а если Мачерата еще держится, то это будет неплохое подспорье обороняющимся.

— Хорошая идея, — одобрил Лео. — А Мачерата, наверное, держится.

— Почему?

— Иначе этот лес был бы забит беженцами. Ну невозможно перебить всех. Значит, вчера осада еще продолжалась.

— Логично, — согласился я, доставая карту. — Вот эта дорога — самый реальный путь снабжения. А мы где-то здесь. — Я очертил на карте круг, в котором, по моему мнению, мы могли находиться. — Спрятаться лучше всего… М-мм…

— На этом болоте, — предложил Гвидо, — вот тут остров.

— Если мы, конечно, в нем не утонем, — уточнил Алекс.

— Больше тут спрятаться негде, — заметил Лео, — или придется сидеть тише воды ниже травы.

— Вот еще, — зло ухмыльнулся Алекс. — Тем более нетрудно догадаться, что это не поможет, достаточно было взглянуть на ваши зеленые рожи.

— Подъем, — скомандовал я, — и ускоренным маршем на юго-восток. Лео, ты первый.

— Тогда возьми бластер.

— У меня есть.

Лео кивнул.

Привала, чтобы пообедать, мы сегодня не делали, я только выдал всем по шоколадке. Придется пересаживаться на голодный паек: неизвестно, сколько дней нам еще жить в лесу. Мы со всеми предосторожностями пересекли две широкие тропы, больше похожие на пустынные грунтовые дороги, и к пяти часам вечера оказались у края болота. Судя по карте, оно вполне проходимо. Вырезав всем по посоху, мы направились к острову. Я нервничал: до заката всего час, и, если я ошибся в расчетах, мы до утра будем блуждать по колено в грязной воде. А если болото где-нибудь окажется слишком глубоким, это может кончиться бедой. Без десяти шесть я заметил, что деревья стали выше и прямее. С последним лучом заходящего Феба Лео выбрался на сухое место.

— Ф-фух, — сказал он, — а я уже боялся, что сбился с пути.

— Зажигаем один фонарь на пять минут, — сказал я.

За три минуты я высмотрел все, что мне было надо: место для палаток, для костра, бруствер, чтобы огонь нельзя было увидеть издалека, и большую груду валежника. Быстро мы учимся, остров стал вполне обжитым местом уже через полчаса.

Никаких мелких теплокровных на этом болоте не водится, так что я не смог поставить свой «дозор». Ладно, сомневаюсь я, что кремонцы будут лазать здесь по болотам: делать им, что ли, нечего?

Ужин прошел в молчании, каждому из нас было о чем подумать. Лариса прижалась ко мне, я обнял ее покрепче.

— Ты что-то хочешь сказать, — заметил я.

— Угу, не ходи никуда, — попросила Лариса.

— Ты же понимаешь, что я не могу.

Лариса тихо всхлипнула. Я достал из кармана завалявшуюся там монетку.

— Ястреб или решка? — спросил я у Лео.

— Решка.

Монета упала вверх ястребом.

— Значит, ты охраняешь лагерь, а я иду в разведку, — облегченно вздохнул я.

— Везунчик хренов! — отреагировал Лео.

— Успеем навоеваться, тебе еще надоест, — утешил я невезучего.

— А я? — нестройно поинтересовались Алекс и Гвидо.

— А я? — отдельно спросил Виктор.

— Вот вернусь и скажу, — пообещал я.

— Ты же заблудишься! Как ты будешь ориентироваться? — спросил Виктор.

— По звездам, — ответил за меня Гвидо. — А что, на Новой Сицилии у полюсов ничего не видно?

— Э-ээ, — сказал Виктор, — не знаю.

— Я тебя научу, — покровительственно обещал Гвидо.

Я устроился около костра, чтобы изучить и запомнить карту. Лео прилег рядом со мной.

— Я вернусь не раньше рассвета, — заметил я, — если что-нибудь высмотрю, действовать начнем завтра ночью.

— Ага, — печально вздохнул Лео. Он все никак не мог простить мне мою везучесть.

— Ладно, ложитесь спать, а я пошел.

Поцеловав Ларису, я отправился в сторону двести пятого шоссе, оно соединяло Мачерату с немногочисленными фермерскими хозяйствами на окраине нашей южной зоны, пересекало неширокую в этом месте нейтральную территорию и кончалось в кремонском Битонто. Вдоль этого шоссе кремонцы скорее всего и вели наступление. Значит, все эти фермы, и фермеры, и их дети… Я скрипнул зубами: «Вы заплатите!»

К шоссе я вышел около полуночи. Было тихо. Терпение, не может быть, чтобы по нему не ездили. Позицию я занял, отойдя метров сто к городу от небольшого ответвления, насколько я помнил карту, это была дорожка, надо думать, проделанная элемобилями любителей пикников, потому что она никуда не вела, а кончалась у большого оврага. По оврагу тек ручей, впадающий в то самое болото. Через двадцать минут я услышал тихий гул электродвигателя, еще через три минуты мимо меня в сторону города проскочил большой грузовик. Ждем дальше. Следующая машина прошла через полчаса, тоже грузовик, тоже к городу, и охраны не видно. Понятно. Перефокусировав бластер, я подрубил не слишком толстую сосенку так, чтобы она легко упала, стоит только навалиться плечом, и стал ждать. Шум мотора я услышал уже почти в два часа ночи. Навались! Деревце не помешало бы большому грузовику проехать, но, увидев в свете фар, как под колеса что-то валится, водитель нажал на тормоз. Этого момента я и ждал, стрелять узким пучком — это, конечно, риск, но я не хотел портить машину. Реакции противника я ждал еще минуты три, но все было тихо. Убитый водитель навалился грудью на руль, а больше никто не появлялся. Я с трудом оттащил в лес срубленную сосну: незачем кремонцам знать, что здесь что-то произошло.

Вдохнув для храбрости побольше воздуха, я подошел к машине; крепко сжав зубы, чтобы меня опять не вывернуло наизнанку, передвинул тело водителя на соседнее сиденье и сел за руль. А теперь назад, сто метров, вот он, поворот. Я срезал несколько больших сосновых веток и прикрепил их сзади, так чтобы они заметали следы колес. Поехали. Дорожка была извилистая, двадцать километров я ехал чуть не час. А вот и овраг. Можно посмотреть, что я на этот раз наклептоманил. Во-первых, боевой бластер водителя и три запасные батареи к нему. Фонарик. Полупустой вещмешок и плащ-палатка, а в крытом кузове рационы! Жаль, что не бластеры, впрочем, бластеры бы охраняли. Ладно, сюда мы еще успеем днем заявиться. Я загнал грузовик подальше в овраг, повесил на шею бластер, загрузил вещмешок так, что едва мог его поднять, и побрел вниз по ручью. Выбравшаяся из-за горизонта Эрато вполнакала освещала мне путь. Я вспомнил бой на Липари: муза эротической поэзии нежно меня любит, на этот раз она экономит мне батарейку, а еще говорят, что боги не заботятся обо всяких мелочах. Идти мне километров десять до болота и потом еще пару — по болоту. На остров я пришел в половине седьмого утра. Лео распределил вахты так, чтобы дожидаться меня самому.

— Не утерпел, герой?! — поинтересовался он, кивая на бластер у меня на шее.

— Так само ж в руки шло, — ответил я, сбрасывая с плеч вещмешок.

Из девчоночьей палатки выбралась Лариса:

— Живой!

Через минуту вокруг меня уже собрались все.

— Ну как?!

— Никакой дисциплины, — проворчал я, — вот теперь все наконец заснут.

И сел у костра, чтобы снять ботинки и поставить их сушиться.

— Черт тебя побери! Рассказывай! — взвыл Алекс. И даже не извинился перед девочками.

Я рассказал.

— Следующей ночью что-нибудь еще устроим, а сейчас я пошел спать.

— Давай, — согласился Лео, — а мы пока сделаем пару ходок к твоему трофею.

— Далековато, — заметил я. — Ладно, только осторожно, вдруг они все-таки заметят, что у них машину угнали.

— Брось, война. Всерьез разбираться не будут. К тому же им и учитывать все приходится голыми руками, компы-то не работают.

Я поднял брови.

— Я тебя понял, — пошел Лео на попятную.

Скрываясь в палатке, я выпустил парфянскую стрелу:

— Одну ходку! Туда-сюда получится двадцать пять километров.

— Я умею считать, — ответил Лео.

Вот черт! Что он имеет в виду? С этой мыслью я заснул.

Глава 40

Проснулся я после полудня и понял, что умираю, хочу есть! Выкатился из палатки с мыслью, что больше еду экономить не надо.

Рядом с нашим лагерем возвышалась такая гора снаряжения, что у меня отвисла челюсть. Э-ээ, тут что, водятся болотные слонопотамы и Лео успел укротить одного из них? А что? Сел на слонопотама, доехал до грузовика, перегрузил содержимое — вернулся. И все за (я посмотрел на часы) шесть часов. Черт! Глупости, слонопотамов не бывает. «Значит, бывают», — заметил логичный внутренний голос. Я вставил челюсть на место и начал высматривать Лео. Неудивительно, что я его сразу не заметил: когда-то белая куртка получила отставку, а Лео в новенькой камуфляжке копал какую-то яму. Через заросшее редкими кривыми сосенками болото была проложена размеченная шестами тропа, и по ней шли предельно загруженные Виктор и Гвидо. Слонопотамов не бывает. У костра хозяйничала Тереза, Джессика с Лаурой что-то делали за горой снаряжения, Ларисы и Алекса нигде не было видно.

Я вскрыл одну из коробок — надо срочно что-то съесть. Немного… через пару часов еще раз…

— Осторожно, — напомнил мне Лео, подходя.

— Угу. Я помню. Как вам это удалось?! — спросил я, кивая на кучу снаряжения.

— Если бы ты прошел по этому ручью днем, ты бы тоже заметил, что небольшой грузовик по нему спокойно проедет.

— Небольшой? Ночью он показался мне просто огромным!

— Небольшой, небольшой. Я его привел к самому краю болота. До вечера разгрузим.

— Он нас демаскирует, — заметил я.

Лео покачал головой:

— У нас тут древняя партизанская война, ты же это сам придумал. Мы будем ездить на нем на дело. Иначе нас действительно быстро вычислят: пешком далеко не уйдешь.

— Убедил. Ты действительно гений!

— Кстати, можешь переодеться. Там найдется почти подходящего размера. Если немного подвернуть…

— Ура! — шепотом прокричал я. — А походной надувной ванны там нет?

— Увы. Только обмундирование, продукты для полевой кухни, пара ведер и довольно большой котел. А рационы у них невкусные, мы уже продегустировали.

— Я не заметил, — сказал я, облизывая ложку. — А ты что делаешь?

— Рою колодец.

— Э-ээ?

— Тут песок, а водоносный слой, сам понимаешь, всего в метре.

— Ну и что?

— Читатель древней литературы! Песок фильтрует. Сейчас еще камешками выложим, чтобы не заплывало, и будет хорошая вода. Пить прямо из ямы, правда, не советую.

— Понял.

Я пошел переодеваться. Белого буйвола с рукава я ободрал и бросил в огонь. Жаль, что у нас нет нашивок с ястребами. Мы будем анонимные партизаны.

Я уселся около костра, Лео присоединился ко мне.

Виктор с Гвидо наконец дотащили до острова свои неподъемные рюкзаки. Алекс и Лариса были на подходе, тоже тяжело нагруженные.

— Лео, — спросил я, — сколько лет ты собрался воевать?

— Эта стенка может продержаться еще неделю, я уже прикинул. Но это все. Остальное просто вытащим и бросим у края болота.

— А котел? — подала голос Тереза.

— Зачем тебе? Он литров на пятьдесят! — удивился Лео.

— А помыться?! — жалобно спросила Тереза, глядя на Лео такими глазами…

Лео не выдержал.

— Ладно, — проворчал он. — Что-нибудь придумаем.

— «Три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу», — процитировал я. — Он очень тяжелый,этот котел?

— Булькнет даже с одним мудрецом, — ответил Лео. — Э-ээ, может, он и не утонет, но это же не озеро, не поплывет он по этому болоту.

— Значит, придется тебе угнать где-нибудь катер на воздушной подушке.

— Издеваешься?

— Конечно!


* * *

— Объявляется конкурс, — серьезно провозгласил Лео. — Требуется проект переноски большого котла. Призовой фонд — право первым принять ванну!

Все лихорадочно зачесали в затылках: приз того стоил. Обед был съеден, но никто ничего разумного так и не придумал.

Я покачал головой:

— Даже если мы его перетащим, чтобы нагреть такой котел, придется спалить целый лес. При должной экономии ведра кипятка и двух ведер холодной воды хватит на двоих. Ширму сейчас организуем. А кто хочет ночью попугать кремонцев, шагом марш спать!

Через минуту я остался в обществе четырех девочек, они не надеялись, что их возьмут повоевать.

— Воду можно брать из колодца, только стенки не обвалите. Следите за окрестностями, если что — будите, — предупредил я представительниц прекрасного пола и тоже пошел спать: в то, что кремонцы нас найдут, я не верил.

Когда незадолго до заката мы выбрались из палатки, нас встретили ужасно довольные, чистые девочки. Виктор даже застонал от зависти.

— Зато, — заметила Лаура, — Энрик возьмет тебя с собой.

— Что?! — спросил я.

— Ты обещал! — возмутился Виктор.

Лео развел руками: ляпнул — плати.

— Ладно, — проворчал я. — Грузовик разгружен?

— Почти, — ответил Алекс.

— Ясно. Синьориты, ужин, пожалуйста, через два часа, и очень надеюсь, что это будет не рацион какой-нибудь. Пошли разгружать, — скомандовал я.

В кузове у самой кабины мы нашли настоящее сокровище: ящик батареек для больших военных фонарей. При некоторой изобретательности — взрывные устройства. Я поднял капот и постарался разобраться в системе управления. Хм, не слишком хитро и довольно надежно. Интересно, сами придумали или тоже занимаются историей? С ответом на этот вопрос придется подождать.

После ужина я опять достал из кармана монетку:

— Гвидо, Алекс?

— Черт тебя побери! — взвыли оба.

— Это не обсуждается, ночью лагерь надо охранять.

— Ну ястреб, — с безнадежностью в голосе произнес Гвидо.

И проиграл. Я бросил ему боевой бластер.

— А вы?

— Разберемся. Не засни.

Гвидо кивнул. Я предпочел бы оставить еще и Виктора, но раз уж обещал…

Мы взяли бластеры, аптечку, две мины, получившиеся из ящика батарей, и отправились к грузовику.

— Виктор, в кузов, — скомандовал я.

От зрелища «Виктор забирается в кузов грузовика» заныло бы от дурных предчувствий сердце любого боевого командира. Одна надежда, что безумный план «грузовик-привидение» сработает и бегать нам не придется. Алекса я устроил в кабине между двумя сиденьями.

— За что?!

— Можешь оставаться.

Алекс затих.

— Тиран, — прокомментировал Лео. — Узурпатор. Куда мы едем?

— Вот на эту дорогу. — Я показал на карте. — Примерно вот сюда. В случае чего сумеем быстро скрыться, и от нашего болота довольно далеко.

Аккумулятор можно не беречь, его хватит на две ночи почти непрерывной езды. А там что-нибудь подвернется. Часть нашего пути я проехал по шоссе, в роли порожняка от города, и даже нахально помахал рукой водителю встречной машины.

Я добрался до места, остановился, не доехав несколько метров до поворота на проезжую дорогу, и выключил фары. Теперь мы будем ждать. Две явно пустые машины от города и санитарный фургон я пропустил.

А вот это что-то интересное: грузовик к городу проехал мимо нас.

— Там охранники сзади, — шепнул Лео.

— Ясно, — ответил я, выворачивая на трассу. Как он их углядел?

Через пару километров мы нагнали тяжело нагруженный большой грузовик. Увидев наши фары, охранники замахали руками и что-то закричали.

— А они везут что-то взрывоопасное, — заметил Алекс.

Я кивнул:

— Перехватишь руль. Лео, ты правого, узким пучком, чтобы не взорвать, на «раз-два-три».

Эта дорога — не шоссе, на тяжелую технику не рассчитана, на ней уже появились колдобины, и обе машины периодически потряхивало.

— Раз, два, три! — скомандовал я. И оба мы попали, как ни странно.

Прекрасно, а теперь пусть они остановятся. Я забрал у Алекса руль, прибавил скорость и загудел. Представляю себе их возмущение: какой-то наглец захотел согнать на обочину особо ценный груз! Сейчас они мне все скажут.

— Алекс, бери управление, затормозишь вместе с ними. Лео, сразу вниз — и стреляй в кого попало.

— Понял.

Передняя машина затормозила, мы тоже, они остановились, и мы… Лео прыгнул вниз и пропал во тьме. Их водитель вылез из кабины и побежал ко мне, возмущенно грозя кулаком. Увидев краем глаза вспышку бластера — Лео разобрался со своим противником, — я тоже выстрелил.

— А теперь посмотрим, что они там везли, — предложил я, — быстро.

Я прислушался. Все тихо. Пять минут у нас есть.

Лео уже успел подобрать все четыре бластера и с сомнением поглядывал на тела — обыскивать их страшно не хочется, да запасные батареи надо достать.

— В кузов загляни, — предложил я, — вдруг там боеприпасы и есть. Очень вероятно.

— Ага, — согласился Лео. — Точно, они и есть!

Совсем я забыл про Виктора, а он выбрался из кузова, успел увидеть мертвых и впал в ступор. Алекс среагировал раньше всех: развернул эту каменную статую на сто восемьдесят градусов, убедился, что стоит и не падает, потом тихо скомандовал:

— Иди обратно в кузов, груз принимать.

Виктор медленно побрел, куда ему было велено. Здесь неподходящее место, чтобы разбираться с его проблемами.

Мы подождали, пока он не прошел мимо всего нашего грузовика, и только после этого перетащили тела врагов обратно в кабину.

— Лео, — сказал я, — сколько успеешь ящиков к нам в машину.

— А как мы заметем следы? — поинтересовался Алекс.

— Неси мину.

— Угу.

Я взял отвертку и пошел вынимать аккумулятор из вражьего грузовика: по-моему, это самый ценный трофей после бластеров.

— Хм, ну и что? — спросил Алекс, притащив мне мину. — Они же все равно заинтересуются, почему это машина взорвалась на дороге.

— А что ты думаешь о механической системе защиты аккумулятора от перегрева?

— Братская могила всех, кто в машине, — ответил Алекс.

— И мы на ней ездим, и они. Мне на самом деле кажется, что она довольно надежна. А они сейчас убедятся, что ненадежна. Тут такой взрыв будет!

Алекс улыбнулся.

— Забирай. — Я вынул аккумулятор и поставил вместо него мину собственной конструкции. Черт, уже пятнадцать минут возимся!

— Все, хватит. Лео, садись в кузов, мало ли… Алекс, за руль, и разворачивайся, подождете меня в ста метрах.

Камешек на тонкой ниточке, и еще одна привязанная к ней ниточка, я закрепил другой ее конец и поджег — старое изобретение, на Джильо мне с ним не повезло. На этот раз камешек, завернутый в фольгу от шоколадки, упадет не на безобидный йодистый азот, а на контакт, и будет «Большой Бум». Я что есть духу понесся к нашей машине:

— Поехали!

Алекс рванул с места, через несколько секунд нас тряхнуло ударной волной.

— Аминь! — благочестиво произнес Алекс.

— Не отвлекайся.

Я перевел дух, только когда мы, повернув, вручную замели пятьдесят метров следов нашего грузовичка и опять приделали ему сосновый хвост.

— Назовем его Зеленым Лисом, — предложил Алекс.

— Можно и так, — согласился Лео.

Виктор ничего не сказал — еще не пришел в себя, наверное, но, по-моему, он сам справится со своими нервами.

— В машину, — приказал я, — поехали домой.

Мы спокойно пересекли двести пятое шоссе, теперь еще одна трасса, и все, мы в безопасности. Тихо, как мышки, мы подобрались к повороту. Вдруг Алекс остановил машину.

— Смотри, — зашептал он.

Меньше чем в километре от нас, по другую сторону дороги горел костер. Я стукнул в заднюю стенку кабины. Лео с Виктором присоединились к нам.

— Черт бы их побрал! — заявил обычно спокойный Лео.

— Надо сходить и посмотреть, — сказал Алекс, — пойду я.

— М-мм, ладно, но не лезь на рожон!

— Угу.

Алекс скрылся в темноте, до рассвета еще пара часов. Я хмыкнул.

— Чего? — спросил Лео.

— Профессор всегда говорит мне «не лезь на рожон» именно таким тоном.

— Понятно.

Алекс отсутствовал больше часа, наконец он вернулся, взмокший и запыхавшийся.

— Это кремонцы, целое отделение. Они собираются сжечь какую-то ферму, но поедут туда утром, сейчас им влом — они не вполне трезвые, но часовых поставили, тихо их не сделать.

— Какую ферму? — Я сполз на пол грузовика, включил фонарик и развернул карту.

— Вот эту, — заметил Лео, — сюда или сюда, — он показал на карте, — они поехали бы по другой дороге.

— Логично, поехали туда, только тихо.

До фермы было километров семьдесят, тридцать по лесу и остальное по степи. Алекс пролетел их меньше чем за час.

В предрассветных сумерках мы добрались до места. На ферме залаяла собака. Я оставил бластер в машине и подошел к крыльцу, чтобы меня можно было рассмотреть из окна. В том, что я друг, собаку я убедил быстро и кое-что у нее спросил, теперь остался ее хозяин. Дюжий фермер в старой камуфляжке, прихрамывая, вышел на крыльцо с боевым бластером в руке. «Отставной сержант» — определил я. Пару минут мы молча разглядывали друг друга. Потом он слегка улыбнулся.

— Сюда едет целое отделение, поразвлечься — поджечь вас, — объяснил я как мог убедительно.

Фермер кивнул. Видимо, мне помог Дар. Или он доверяет своей собаке.

— У нас укрытие в лесу, — сказал я, — собирайте жену и детей — и поехали.

Фермер удивленно поднял брови.

— Три детских велосипеда, — пояснил я свою догадливость.

— Понял. Трофей? — Он кивнул на Зеленого Лиса.

— Ага, и форма, и бластеры.

— Ясно. Пошли. — Он пригласил меня в дом.

— Джулия! — позвал он. На площадке второго этажа появилась встрепанная, испуганная женщина в халатике.

— Синьора! — Я вежливо склонил голову.

— Поднимай детей, мы уезжаем, — приказал отставной сержант. — Что надо брать с собой? — обратился он ко мне.

— Еда, боевые аптечки, батареи для бластеров есть, все остальное… — Я развел руками.

— Понятно.

— Фильтр для воды у вас есть?

Фермер кивнул.

— Только большой. Сейчас размонтируем. Анджело, — представился он.

— Энрик, — ответил я, пожимая протянутую мне руку. — У нас не больше получаса, иначе мы встретим их на обратном пути.

Наверху захныкал ребенок.

— Сейчас я мобилизую мою команду, — сказал я и вышел на крыльцо. — Лео, Виктор, идите сюда, Алекс, разворачивай машину.

Лео подошел и протянул мне оставленный в кабине бластер.

— Следующий раз выпустишь из рук после войны, — заметил он. — А то это слишком тяжкое испытание для моих нервов.

— Ладно, — согласился я, забрасывая бластер за спину.

Мы вернулись в дом.

— Виктор, топай наверх, помоги собрать детей. Спальники, одеяла, одежда, лекарства и детское питание. И мыло! Не забудь. Канистры для воды.

— Ага.

Анджело и Лео протянули друг другу руки.

— Лопата у вас найдется? — спросил я. — А вы идите, снимайте фильтр.

— Зачем тебе лопата? — спросил фермер.

— Ну как же — взрывчик, когда они приедут…

Анджело усмехнулся:

— А взрывать что будешь?

— Мину, в воротах.

— Разберешься?

— Уже проходили, — беспечно ответил я.

— Возьми лопату в чулане. — Он махнул рукой.

— О, и еще длинную проволоку, и с собой, если есть.

В умелых руках ящик зарядников и ящик взрывчатки — это одно и то же. Тем не менее мы с Алексом возились дольше всех, наконец наш предновогодний подарок Кремоне был установлен.

Через сорок минут мы уже покинули дважды обреченную ферму. За руль сел я, Алекс выглядит слишком уж несолидно, принять его за молодого солдата невозможно. А на Анджело слишком старая камуфляжка, к тому же с ястребом на рукаве. Впрочем, в предрассветных сумерках этого не разглядеть.

Грузовик с полупьяными солдатами (они орали какую-то песню) мы встретили уже при въезде в лес. Они на нас не отреагировали, ну и слава Мадонне.

— Засекайте время, — сказал я Анджело, — минут через сорок взорвется.

Он на мгновение отвернулся.

— Угу. Кстати, давай на ты.

— Хорошо, — улыбнулся я, — а почему ты хромаешь?

— В воскресенье как рвануло, у меня трактор и взорвался, посекло немного. Проверка? — ухмыльнулся он. — Лучше поздно, чем никогда. Ты громко хлопаешь ушами, я б тебе влепил за это тысячу отжиманий.

— Ну это уже четвертая проверка, — заметил я, — плюс логика.

— Когда это ты успел?

— Во-первых, мы сами слышали, что они собирались вас жечь; если бы ты был их агент, они не стали бы этого делать. А в ловушку для нас я не верю, слишком много случайностей. Во-вторых, дети — твои, если бы кто-нибудь из них хоть секунду вел себя неестественно, мне бы уже намекнули. Сам я не смотрел. В-третьих, когда я сказал, что скоро рванет, ты отвернулся. Если бы ты играл, разумнее было бы скрипнуть зубами так, чтобы я заметил. В-четвертых, обломки твоего трактора лежат на заднем дворе, а в-пятых, расстегни комбинезон.

Анжело хмыкнул и послушался. На груди у него под слоем заживляющего клея были видны полтора десятка неглубоких рваных ран примерно недельной давности. Сходится.

В-нулевых, и самых главных, замечательный пес Зонг назвал ферму своим домом, а Анджело — своим хозяином, но это не для публики.

— Теперь ты можешь меня проверить, сержант, — заметил я.

Анджело усмехнулся:

— Для того чтобы убить моих, необязательно было тащить нас в лес. Я тебя проверил, когда нам встретились эти ублюдки.

— Понятно.

Отдаленный грохот взрыва мы услышали через полчаса.

— Дом, наверно, остался цел, — утешил я Анджело, — и если они никого больше не пошлют, придется только соскрести со стен то, что осталось от этой партии придурков.

Анджело кивнул.

Глава 41

До нашей «автостоянки» мы добрались в половине десятого утра.

— Дальше пешком, — предупредил я, — километра два.

— Ясно, — кивнул Анджело, разглядывая неаккуратную груду наших трофеев, — нехорошо, что это здесь лежит, — заметил он.

— Ну, если они сюда доберутся, то грузовик демаскирует и сам по себе, — ответил я.

— Это если он здесь.

— Понял. Сегодня уберем.

Наконец я познакомился с детьми Анджело: десятилетний Пьетро воспринимал это как славное приключение, сонные пятилетний Лино и трехлетняя Анжела испуганно прижимались к матери. Младших детей придется перенести на руках. И еще куча вещей и трофеи. И, может, еще Зонг не сумеет добраться сам — по болоту не поплаваешь. Ой-ой-ой.

И тут меня осенило:

— Эй, Лео, погляди в водительском ящике. Нет там монотросика? Нам надо километра четыре. И блоков для подвески.

— Гениально! — воскликнул Алекс. — А корзиной будет этот чертов котел.

— Конечно, есть, — спокойно заметил Лео из кабины. — Машина новая, полный комплект. Почему ты не придумал этого вчера?!

— А ты? — огрызнулся я. — Я вообще не знал, что его можно привезти прямо сюда.

— Значит, Алекс меня перехвалил, — так же спокойно ответил Лео.

Я устыдился своей несдержанности.

Алекс привязал тросик (в какой-то слишком тонкой оплетке) к машине, достал необходимые детали и инструменты, критически осмотрел:

— Все у этих кремонцев через… одно место.

И занялся монтажом.

— Детей все равно придется перенести, — заметил он.

Я взял катушку (увесистая), свалил на Лео блоки и инструменты и побрел к острову.

Лео, сопровождаемый своим восторженным поклонником Пьетро, побрел за мной.

Отсчитав сто пятьдесят шагов, я присмотрел подходящее дерево, Лео меня подсадил, и я привинтил блок к сосне.

— Первая вышка, — мрачно сказал я, — а будет еще девятнадцать.

— Еще каких-нибудь три похода туда и обратно, и можно будет лечь поспать, — утешил меня Лео.

Нас обогнали сначала Виктор с Анжелой, а потом Алекс с Лино на плечах. Потом Джулия с каким-то большим узлом.

— Храни вас Мадонна, — прошептала она.

Лео устало улыбнулся. Когда мы делали третью вышку, прихромал Анджело, присоединился к нам и предложил способ ускорения работы. Зонга оставили сторожить грузовик и трофеи, все остальные мужчины строили «канатную дорогу». Так что уже через полтора часа мы добрались до острова. Лариса с Терезой ждали нас на берегу. Последний блок ребята вешали без нас с Лео.

— Идите-ка, ребятки, спать, — предложил Анджело. — Остальное мы уж как-нибудь без вас.

— Угу, — кивнул я, — или вечером.

Мы что-то такое съели и забрались в палатку.


* * *

Проснулся я на закате, странно было бы сделать это раньше. Вставать не хочется, но надо, вот вернусь домой, и меня сутки краном никто не поднимет. С этой утешительной мыслью я вылез из палатки. Да, отставной сержант — это вам не жареный крысиный хвост! Колодец был обложен бревнышками, чтобы не обвалились края, и огражден небольшим плетнем, чтобы никто не загремел туда в темноте, куча трофеев превратилась в аккуратный штабель, в лагере появилась третья палатка, а наши гражданские шмотки были постираны и сушились на веревке…

— Мы сделали небольшой форт напротив тропы, на всякий случай, — пояснил Анджело, подходя ко мне, — а вот здесь, смотри, — он показал на несколько плотно упакованных рюкзаков, — все на случай срочной эвакуации. Барахло мы перевезли, тот конец дороги свернули, грузовик спрятали чуть в стороне. Через десять минут будет горячая вода, а то скоро кремонцы начнут охотиться на вас по запаху, — ехидно добавил он.

— Учись, генерал! — сказал подошедший сзади Алекс.

— М-мм, — согласился я.

— Надо будет наметить путь эвакуации и показать его всем, это я еще не успел. — Анджело имел виноватый вид.

Я хмыкнул:

— А еще ты не успел построить тут дворец. Безобразие!

Дети подобрались ко мне, и Лино дернул меня за рукав.

— А теперь нам можно шуметь? — спросил он шепотом.

— Да, — разрешил я, — только тихо.

Лино надулся:

— Вот так всегда!


* * *

Обед сегодня был приготовлен почти как дома.

— Рай! — произнес Лео, борясь с мучительным искушением вылизать свою тарелку. Победил. — Теперь надо за него повоевать.

— Угу, — согласился я, — поедем на двести пятое шоссе.

— Спятил?! Это же не игра!

— Вот именно!

Лео удивленно поднял брови.

— Там фермы вдоль дороги. Может, кто-нибудь еще уцелел.

Лео кивнул.

— Виктор, останешься.

Тот разочарованно вздохнул. Анджело подобрал бластер и поднялся.

— Куда?! Ты тоже, — остановил его я.

Он обернулся:

— Не хочу подавать дурного примера, но все-таки почему?

— Вот и не подавай дурного примера, — ответил я.

— Генерал!

— Стараюсь. Выступаем через десять минут, — предупредил я и пошел попрощаться с Ларисой.

Обняв и поцеловав ее покрепче, я протянул девочке маленький бластер:

— Не забыла еще?

Лариса помотала головой и улыбнулась сквозь слезы.

— Не плачь, потерпи недельку, ладно? А потом все будет хорошо.

Лариса кивнула.

— Это я виноват. Если бы мы остались на месте или пошли на север — уже были бы дома.

— Если бы мы остались на месте, это был бы уже не ты, — с иронией заметила Лариса, — зато сделали доброе дело.

Я отпустил ее и, не оглядываясь, пошел к тропе через болото. В форте меня ждал Анджело:

— Удачи! Кстати, карту свою покажи.

Я показал. Анджело изучал ее некоторое время:

— Так я и знал, эти колеи каждый год на новом месте. Смотри, видишь, какие большие поля?

Я кивнул.

— Вот здесь, — он прочертил ногтем по карте, — идет такая грунтовка, ну сама собой получилась, к соседу в гости приехать, на поле что-нибудь привезти… она проходит вдоль задних ворот у всех, кого я могу припомнить. Может, все же возьмешь меня с собой? Так будет проще.

Я покачал головой:

— Я, конечно, авантюрист, но не идиот. Если они набредут на это убежище, ты сможешь спасти всех, а больше никто. Чуть не забыл. Сигнал. Есть такое нехорошее средство — пентатол.

— Да…

Я подождал, пока ребята пройдут мимо нас.

— Я просигналю фарами «два коротких, один длинный, один короткий», а ты мне ответишь «три коротких».

— Понятно, а на тебя пентатол не действует? — усмехнулся Анджело.

— Я не пробовал, но теоретически знаю, как его обмануть. Лучше, чем ничего. Иди намечай там свой путь эвакуации.

— Хорошо.

— И еще, Виктор — не этниец, он, конечно, быстро учится, но в сложной ситуации может сломаться.

— Я понял. Не опаздывай к завтраку, — подмигнул он.

— Ладно.

И я побежал догонять ребят.

Критически оглядев свою армию, я приказал:

— Не очень-то вы похожи на кремонских солдат, все в кузов.

— Не задирай нос, длинный! — огрызнулся Алекс. — Ты похож на кремонского дистрофика.

— Вот поэтому меня и посадили за руль. Логично?

— Логично, — проворчал Алекс, забираясь под тент.

Поехали. Я нахально вывернул на шоссе, там было довольно оживленно: метрах в трехстах впереди ехал санитарный фургон (я приотстал — свидетели нам ни к чему), навстречу попались еще две тяжело нагруженные машины. Знать бы еще, что они везут… Я легко вписался в этот поток, наша вчерашняя эскапада не была замечена, и дорожный патруль они не завели, я даже немного обиделся. Хм, а может, наши так задали им жару, что им не до трех потерянных машин и отделения в одной из них? Будем надеяться, что так…

Накаркал. Посреди дороги, подняв руку, стоял кремонский сержант. Я затормозил, на дороге нет других машин, если он меня расколет — справимся.

— Трос есть? — громко спросил он.

— Не-е, — ответил я. Уф, он — не патруль, у него легковушка в канаву свалилась.

— Комплект надо иметь. На губе давно не сидел?! — зло поинтересовался сержант.

— Крыса тыловая! — огрызнулся я.

— Ах ты…

— Сержант!

Нашу перебранку прекратил вышедший из тени офицер.

— Капитан. — Я вежливо склонил голову, приключение обещало быть интересным.

— А, юный патриот… — пробормотал он. — Что везешь?

— Порожняк от города, — так же вежливо ответил я.

— Разворачивайся, — приказал капитан, — довезешь меня до Мачераты.

— Есть, — послушался я и приоткрыл вторую дверцу кабины.

Капитан устроился рядом со мной. Я развернулся и поехал обратно.

— Ты откуда? — поинтересовался он.

— С Мареттимо, — наивно ляпнул я. Черт! Это провал.

— Щенок необстрелянный, — добродушно проворчал капитан. — Часть какая?

Сочинять номер части мне не пришлось: шею капитана захлестнули куском того самого троса, которого у меня нет, а к затылку ему приставили бластер.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил я ребят, — а то я врать не умею.

Лицо офицера покраснело, он боялся шевельнуться. Говорить он тоже не мог, отлично, еще не хватало выслушивать то, что он хочет мне сказать.

— Держите руки так, чтобы я видел, — предупредил я капитана.

Он послушно положил руки на колени.

— Выше, — приказал я.

Он передвинул их на планку у лобового стекла.

Я свернул на первую же боковую дорожку и остановился.

— Хвост сделайте, — напомнил я ребятам.

Дверь со стороны капитана открылась, и Алекс избавил его от бластера. Я облегченно вздохнул.

— Готово, — крикнул откуда-то сзади Гвидо, — можно ехать.

Я тронулся с места, и мы проехали пару километров вглубь леса. Теперь надо допросить пленного; кто б из нас знал, как это делается, и пентатола нет. Хотя… Они, наверное, тоже учат своих офицеров противостоять пентатолу, а если те попадутся на зубок их СБ, там обойдутся без пентатола.

Тросик ослаб.

— Вылезайте, — приказал я.

Держась руками за горло, капитан вышел из машины.

— Руки за спину, — велел ему Лео. Капитан вел себя идеально. Похоже, это он — щенок необстрелянный. Или крыса тыловая, кому как больше нравится.

Связанного пленника посадили спиной к толстой сосне, пусть ему будет удобно, а Гвидо вежливо предложил ему воды. Капитан согласно кивнул.

— Мальчишки! — прохрипел он, как только смог говорить, из всей остальной его речи только предлоги и союзы могут быть воспроизведены в приличном обществе.

— Неинформативно, — спокойно заметил я, вынимая документы из его планшетки. Капитан заткнулся.

Так, первым делом карта: Мачерата держится, линия ее обороны нарисована. Два дня назад наши отдали северную окраину. Подробностей дислокации кремонских частей на карте не было, только одна какая-то воинская часть была отмечена кружком. Проф наверняка многое понял бы и из такой карты, но для меня она означала только, что мы еще не проиграли и что прорваться в город нельзя. Больше никаких карт или приказов в планшетке не было, а в нагрудном кармане нашлось удостоверение на имя Винченцо Коллеферро, капитана, офицера для особых поручений при генерале Бовино, командующем третьей армией. Бесценный язык, если бы мы сумели его разговорить и если бы могли передать информацию! Я показал удостоверение стоящему рядом со мной Лео. У него даже глаза расширились: вот это птичка!

— Алекс, Гвидо, охраняйте его.

Мы с Лео отошли в сторонку.

— Что мы будем делать? — спросил я. — Ни разговорить, ни передать информацию.

— Сначала мы попробуем его разговорить, — заметил Лео, — а потом в зависимости от результатов… Если это смертельно важно, попробуем прорваться в город.

— Если это смертельно важно, мы не сможем его разговорить.

— Энрик, ты забыл, там на таких местах паркетные шаркуны. Мы же читали. Он струсит, — уверенно заявил Лео.

— Ну попробуй, — согласился я.

Мы вернулись к пленному. Алекс и Гвидо стояли рядом, напротив него, как ангелы мести с пламенными мечами — очень пугающе. Лео встал между ними:

— Зачем вы ехали под Мачерату, капитан Коллеферро?

Капитан сжал зубы, как будто его уже начали пытать — точно, паркетный шаркун. Лео прицелился в него из бластера.

— Считаю до трех, — угрожающе произнес он, — раз… два…

— Спятил! С тебя твой командир шкуру снимет, если узнает, что ты меня прикончил! — Капитан был на грани истерики.

Лео обернулся ко мне:

— Энрик, ты снимешь с меня шкуру?

— Вот еще, — фыркнул я, — только ты лучше не убивай его сразу. Ну, например, поджарь ему коленку — он и станет посговорчивее.

— Хорошая идея, — согласился Лео и опустил бластер, как будто действительно собирался стрелять в ногу. — Ну?!

— Я ничего не знаю!

— Повторяю вопрос, — спокойно произнес Лео. — Зачем вы ехали в Мачерату?

— Я должен был вывезти оттуда лейтенанта Бовино, это сын моего шефа, — паническим голосом ответил капитан. — Он такой, с придурью… — смущенно добавил он.

Тьфу-ты, ну-ты, и порученец — барахло, и поручение такое же. Лучше бы он его вывез, одним храбрым офицером с их стороны меньше, ну и падение боевого духа — генерал спасает своего сыночка. «Бог не хочет нашей погибели — бежим!» [96]Значит, на самом верху уже поняли, что операция не удалась.

— Что вы знаете об обстановке под Мачератой? — Лео продолжил допрос. Теперь это уже несложно, раз капитан ответил на один вопрос, ответит и на второй.

— А вы не знаете? — догадался Коллеферро.

Маленький выжженный кружок образовался на траве, рядом с ногой капитана. Капитан дернулся.

— Я спросил, — процедил Лео сквозь зубы.

— Ну, они сражаются. У нас уже сообщили, что она взята, и генерал перебросил туда все резервы.

Хочет побыстрее превратить ложь в правду. Ну, я бы тоже так сделал.

— Когда?

— Три дня назад.

Еще до того, как мы здесь появились, пропустили самое главное.

— Перечислите части.

— Я не знаю!

Маленький выжженный кружок образовался на траве рядом с другой ногой капитана.

— Двенадцатый и шестнадцатый мотопехотные полки, третий артдивизион, он модернизированный.

— То есть может воевать под стенкой?

— Да.

— Это еще не все.

— Я больше ничего не знаю! — запаниковал пленный.

Зря Лео на него наезжает: и так непонятно, как это маленький гарнизон Мачераты может противостоять двум полкам.

— Ну ладно, — сказал Лео. Капитан облегченно вздохнул.

— Сколько еще продержится стенка? — спросил я.

— Сегодня у нас что? Двадцать седьмое? Еще четыре дня. До второго.

По расчетам Лео, так же. Хорошо.

— Ясно. Вы сегодня въехали в нашу зону, когда еще не стемнело? — полуутвердительно спросил я.

— Нет, не стемнело, — с готовностью подтвердил пленный.

— Вдоль шоссе фермы сожжены?

— Э-ээ, я не… Ну, некоторые да.

— Ясно. Вставайте.

— Я же все сказал! Я пленный! Вы не можете!

— Встать, — тихо приказал Лео. Капитан послушался.

— Полезайте в кузов, — велел я насмешливо. Капитан втянул голову в плечи и, сопровождаемый Алексом и Гвидо, побрел к машине.

— Свяжите его как поросенка и заткните ему рот, чтоб не орал, — предложил я ребятам. — Но если влипнем, придется его убить.

Лео дрожащими руками убирал бластер в карман. Я тоже чувствовал себя не лучше.

— А если бы он не сломался? — спросил я.

— Значит, не сломался, — со злостью ответил Лео.

— Больше мы так не будем. Противно.

Лео кивнул.

— А когда пентатол еще не изобрели, как с этим справлялись? — поинтересовался он.

— Так и справлялись или еще хуже.

Капитана устроили в кузове, и ребята присоединились к нам для блиц-совещания.

— Ничего особенно интересного он не сказал, — заметил Лео.

— А если он все это наврал? — спросил Гвидо.

— «Какой великий артист погибает» [97], — процитировал я. — В чем состоит первая обязанность армии?

— Защищать мирное население.

— Вот именно. Поехали. Только параллельными дорожками, потрясем паркетного шаркуна по кочкам.

Алекс хмыкнул:

— Мстишь ему за полную никчемность?

— Нет, за потерянное время, — серьезно ответил я. — Через пару дней они или возьмут Мачерату, или начнут отступать. Что тогда будет с еще не сожженными фермами?

— Понятно, — потянул Лео.

Глава 42

Ребята забрались в кузов, и я повел машину от двести пятого шоссе. Воспользуемся фермерской дорожкой. Теперь мы, может быть, не успеем вернуться к завтраку. Как там в анекдоте? «Генерал, беги скорей, тебя сержант уже три раза спрашивал!»

Первая из ферм, попавшихся нам на дороге, была сожжена дотла. Лео велел Гвидо остаться в кузове, охранять пленника. На самом деле чтобы он не видел…

Семь горок пепла и ошметков гниющего мяса когда-то были людьми, четверо из них — маленькие дети. Здесь уже некого искать.

— Когда они это сделали? — спросил Алекс, сглотнув.

— Наверное, сразу, — ответил я.

— Зачем?

— Может, я ошибся. Они не надеются удержать эту землю.

— Все равно. Зачем?! И почему некоторые фермы сожжены, а некоторые нет?

— Скоро узнаем, — сказал Лео, — может, там некому было сопротивляться.

По-моему, они говорили все это, чтобы не впасть в истерику. Я, во всяком случае, для этого.

— Поехали.

Следующая ферма в пятнадцати километрах к югу. Дом стоял нетронутый. Нежелание сопротивляться спасло имущество, но не людей. По шоссе от Мачераты ехала машина, я выключил фонарик, и мы затаились за оградой. Лео положил одну руку на плечо мне, а другую — Алексу.

— Это санитарная, — с нажимом прошептал он.

Машина проехала мимо.

— Ага, — яростно прошептал Алекс, — с них станется. Это вполне могут быть какие-нибудь командные крысы!

— Сбегай проверь, — предложил Лео.

— Черт бы тебя побрал!

— Ну, тихо! — приказал я. — Машины от города нас вообще не интересуют. Их уже там нет, а учитывая допотопные методы этой войны, кого там нет, тот безопасен.

— Хм, генерал с тобой бы не согласился.

— Я не надеюсь решить все задачи сразу. Поехали.

Следующий дом. Сожжен. Мы немного побродили по развалинам.

— Слышите? — внезапно воскликнул Алекс. — Кто-то плачет.

Я прислушался: точно. Лео тихо пошел по пожарищу.

— Здесь, — сказал он, пройдя взад-вперед несколько раз, — там, наверно, бункер.

Мы немного расчистили пол и в свете фонаря увидели люк, на нем лежала большая полусгоревшая балка, поэтому тот, кто был там, не мог выбраться на поверхность.

— Алекс, подгони машину, — попросил я, — руками нам ее не сдвинуть.

Плач затих.

Лео опустился на четвереньки.

— Это свои! — прошептал он в щель люка. — Сейчас мы вас вытащим.

Вряд ли ему так легко поверят, если, конечно, вообще услышали. Хотя… Уже неделя прошла. Самая длинная война на моей памяти. Хорошая там, наверное, система вентиляции, раз люди до сих пор живы. Мы зацепили балку и сдвинули ее в сторону. Лео открыл люк.

— Эй, есть там кто живой?

Всхлип.

Я включил фонарь и спрыгнул вниз. Напротив меня, зажмурившись, стояла молодая женщина с большим ножом в руках.

— Не надо на меня нападать, — произнес я как можно более мягко, — мы свои. Правда, мы еще не победили, но мы можем увезти вас в безопасное место.

Женщина немного опустила нож.

— Если вы не хотите, — продолжил я успокаивающим тоном, — я могу подняться обратно, и мы можем закрыть вас снова и даже балку положим на место.

Она в шоке и в отчаянии. И ничего не понимает, так что все равно, что ей говорить, лишь бы мягко.

— А где Поль? — спросила она невпопад.

Это, наверное, ее муж. Не думаю, что ей стоит смотреть на то, что от него осталось.

В этот момент заплакал ребенок. Она бросила нож, обернулась и взяла его на руки. Хм, кажется, только он делает ее вменяемой.

— Нам придется несколько дней прожить в лесу, — объяснил я, — какие вещи брать?

Она кивнула и показала на приготовленный узел с чем-то мягким, рядом стояли несколько банок молочных смесей. Не такая уж она сумасшедшая, собиралась выбраться и куда-то пойти, это точно.

— Поднимайтесь, я это заберу.

Я вылез наверх вслед за женщиной.

— Алекс, спустись, посмотри, не забыл ли я чего-нибудь детского, без чего нельзя обойтись.

Алекс согласно кивнул. Лео подхватил женщину за талию и направил ее к машине так, чтобы она не видела тела убитого мужа.

Я подумал, что Лео не зря тогда придавил нас с Алексом к земле, в эту минуту я точно мог бы напасть на санитарную машину, а если бы нам понадобились медикаменты — то и на госпиталь. Спокойно, вот с этого все и начинается. Они — такие сволочи, надо им отомстить: ты переступаешь через законы войны, убиваешь, например, пленного, потом раненого, а потом… Вот он, результат, у меня перед глазами.

Из подземелья вылез Алекс с каким-то свертком.

Я заглянул в кузов: молодая женщина, прижимая к себе ребенка, забилась в угол, чтобы держаться подальше от пленного капитана. Гвидо ее успокаивал.

— Следи за этим, — жестко приказал я ему, мотнув головой в сторону Коллеферро.

Гвидо кивнул. Ребята забрались в кузов. И мы поехали дальше. Следующие три фермы были сожжены, а их обитатели убиты. Четвертая ферма, последняя вдоль этой дороги. Я затормозил, не доезжая по крайней мере километр: через щели в плотных шторах пробивались лучи света небольшой лампы. Хм. Ребята присоединились ко мне для очередного блиц-совещания.

— Теперь моя очередь, — заявил Лео.

Я не возражал. И он скрылся в темноте. Вернулся Лео минут через сорок.

— Там кремонцы, человек пятнадцать, — доложил он, — пьют вино из хозяйских запасов. Видите виноградник?

— Ты близко подобрался?

— В окно заглянул. Они все пьяные. И охраны не выставили.

Мы переглянулись: очень хочется испортить им оргию.

— Ладно, — сказал я. — Алекс, останешься здесь, разворачивай машину и садись за руль.

— Энрик!

— Там в кузове женщина с ребенком, — напомнил я, — и очень ценный пленник. Ценный не сейчас, а вообще.

Тяжело вздохнув, Алекс кивнул.

— Гвидо, проверь, как там капитан, хорошо связан?

Через минуту мы втроем уже шли между ажурных решеток, обвитых виноградными лозами. И через пятнадцать минут были на месте.

Еще пару минут мы любовались картиной: пьяные солдаты орут непристойные песни и хвастают своими победами над беззащитными женщинами.

— Внутрь не заходим, — сказал я, — расфокусируем бластеры, выбиваем окно и поливаем огнем все, что шевелится.

Ребята кивнули. Лео перебрался к соседнему окошку: оно вело в ту же комнату. Они так орали, что не заметили звона выбитых стекол. А потом мы устроили им ад. Две горящие фигуры выскочили на крыльцо: не поможет. Это не моряки с той подлодки в Липари, это вообще не люди. Поэтому никаких сомнений. Прежде чем пожар начал лизать стены дома снаружи, мы в порядке отступили и вернулись к Зеленому Лису.

Я посмотрел на часы:

— Пора возвращаться, иначе нас утром заметят на дороге.

И мы поехали обратно по «фермерской дороге». Эрато выбралась наконец из-за горизонта, так что даже фары можно не включать. Отлично.

Когда мы въехали в лес, я уже почти засыпал за рулем. Надо будет остановиться и попросить Алекса меня сменить. Вот только въедем на какую-нибудь рокадную тропу.

Я зажмурился от яркого света, бьющего мне прямо в глаза: они все-таки завели дорожные патрули.

— Внимание! — крикнул я. — Прорываемся.

Я слегка притормозил, чтобы враги расслабились: нормальный свой шоферюга, — а потом рванул вперед, сметая рогатки и стреляя из бластера. Попал я, правда, только по небольшому прожектору. Ну и хорошо, остальное сделают ребята. А до подходящей дорожки всего четыре километра. А там ищи-свищи.

О черт! В нас все-таки попали, у Зеленого Лиса загорелся тент. Кто-то вскрикнул. Нельзя здесь останавливаться! Я прибавил скорость. Уф, тент потушили. В зеркало я увидел, как преследующая нас машина врезалась в дерево на повороте; наверное, Лео вовремя застрелил водителя: это в его стиле. Я стукнул в заднюю стенку кабины: если можно через маленькое окошко придушить капитана Коллеферро, то почему нельзя рассказать мне, что случилось? Я свернул с дороги и остановился: хвост! Иначе нас точно найдут.

— Гвидо зацепило, — сказал Лео, — всю спину обожгло.

— О черт! — Я выскочил из кабины и полез в кузов.

— Ты хорошо разбираешься? — спросил Алекс, он держал в руках аптечку.

— Займись хвостом, — приказал я Алексу, отбирая у него аптечку. Гвидо лежал на животе и, кажется, был без сознания. Комбинезон не горит, только плавится и прикипает к коже, защищая ее от заражения, но снимают эту защитную пленку на операционном столе, под общим наркозом, и не позже чем через сутки. За такой срок мы точно не сможем доставить Гвидо к врачу. Я раскрыл аптечку: те самые два шприца — противошоковое и обезболивающее, не чаще чем раз в двенадцать часов, если, конечно, ваши мозги дороги вам. Мне мозги Гвидо дороги. Ладно, об этом мы подумаем, когда он очнется, действие препаратов закончится, а эти двенадцать часов еще нет.

Алекс с Лео приладили Лису хвост.

— От машины придется избавиться, — заметил Алекс.

— Угу, — согласился я, — довезем всех, а потом вытащим ее на какую-нибудь дорогу, с подарочком.

Мы доехали до болота на рассвете. Как и обещал, я просигналил фарами и увидел ответный сигнал из форта: там все в порядке.

— Выгружаемся.

Мы развязали капитану ноги и позволили ему попрыгать: «жестокое обращение с пленными является тяжким воинским преступлением…»

Вытащили Гвидо и положили его на плащ-палатку.

Я забрался обратно в кабину.

— Эй, Энрик, так нечестно, — остановил меня Лео, — доставай монетку.

Я покачал головой:

— Нет, пойду я.

Поединок взглядов я, как всегда, выиграл: никогда еще это не было так важно (и так тяжело). Лео вздохнул и отвернулся.

— Вы еще не успеете переправиться, как я вернусь.

— Алекс, топай туда, нам понадобятся носилки. — Лео смирился и занялся делом.

Я прихлопнул дверь и повел Зеленого Лиса навстречу его погибели.

Через час я уже был на шоссе. Ох, а обратно мне пешком, километров двадцать пять, и приду я на остров не с той стороны, а это значит — пять километров по болоту. Я поставил у обочины и заминировал свой грузовичок, протянул от него провод и затаился в лесу. Долго ждать не пришлось: тяжелый грузовик в сторону города, почти наверняка боеприпасы. Вот это «бум», я даже оглох. И воронка на шоссе — любо-дорого посмотреть, скоро тут будет такой затор… Это вам за Гвидо!

Я быстро перебрался через шоссе и побежал в сторону родного болота. Через два часа за моей спиной осталось только пятнадцать километров: плохо, надо бы восемнадцать. Привал полчаса, и опять бегом. У края болота я был в половине одиннадцатого: опоздал к завтраку.

К острову я пришел почти в полдень и остановился, прислонившись к сосне, не в силах сделать больше ни шагу. Лео с Анджело втащили меня наверх. Лариса обняла меня, но на шее не повисла. Неужели я так плохо выгляжу?

— Большой взрыв? — спросил Лео.

— Большой, — прохрипел я. Слава тебе, Мадонна, он на меня не сердится.

— Тогда я пошел спать, — заявил самый флегматичный друг на свете. Лео — железный человек, Алекс небось уже десятый сон видит.

В этот момент Алекс выкатился из палатки:

— Ты уже здесь?

— Нет, я еще там. Как Гвидо?

— Спит, — ответил Анджело. — Когда ты ему укол сделал?

— В полшестого.

— Значит, вечером, как сделаем еще один, надо будет заняться его спиной.

— А подождать дня три-четыре нельзя?

— Нет, будет еще хуже.

— Ясно.

Я улегся у костра, положив голову на Ларисины колени, и позволил кормить себя с ложечки.

Глава 43

Разбудили меня просто: откинули полог палатки, и лучи заходящего Феба брызнули мне в лицо. Я бы еще поспал. Часов двадцать.

Вставай, — сказал Анджело, — ты мне нужен в качестве помощника в полевую операционную. А потом еще поспишь.

Я кивнул. Потом помотал головой. Не помню я что-то, как я снимал ботинки.

Минут через пятнадцать в самом деле я проснулся. Палаток в лагере стало шесть, ну понятно. Около одной из них сидел очень гордый собой Пьетро с бластером — охраняет пленного. По соседству — живая картина «Мадонна с младенцем». Семейство Анджело тоже живая картина — «Отдых на пути в Египет». Тихие, озабоченные девочки сидели в сторонке — наверное, Анджело велел им держаться подальше. Виктора нигде не было видно. Анджело понял, кого я ищу.

— Я послал его в форт.

Я кивнул:

— И бластером научил пользоваться?

— Дурное дело нехитрое.

— Понятно.

— Надо сделать парню еще один укол и снять комбинезон со спины, — объяснил мне Анджело. — Только в обморок не хлопнись — работенка еще та.

Я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы придать себе храбрости: поехали.

Мы осторожно вытащили Гвидо из палатки и положили его на небольшом пригорке. Он посмотрел на меня замутненным, ничего не выражающим взглядом. Это со всеми так бывает или Гвидо плохо переносит лекарства? Вроде так бывает, хотя и редко. Я вопросительно взглянул на Анджело (он наверняка разбирается в подобных вещах).

— Все так и должно быть, — успокоил меня он. — Сейчас я буду снимать с него комбинезон, а ты сразу же поливать клеем. — Он протянул мне баллончик. — Здесь не так чисто, как в операционной, поэтому все надо сделать не только аккуратно, но и быстро. Справишься?

— Можно подумать, у меня есть выбор, — ответил я, постаравшись не выдать своего ужаса.

Анджело кивнул и обратился к Гвидо:

— Больно не будет, только неприятно.

Гвидо опустил ресницы, то ли дал понять, что услышал, то ли просто устал держать глаза открытыми.

У меня не было возможности не смотреть на руки Анджело и на край освобождаемой им от расплавленного комбинезона кожи. Господи, как это кто-то соглашается работать врачом? Он же видит такой кошмар каждый день. Кажется, операция длилась неделю, не меньше. Наконец Гвидова спина покрылась слоем заживляющего и обеззараживающего клея, теперь он будет постепенно рассасываться по ходу регенерации. Все.

Анджело критически осмотрел нашу работу:

— Нормально. Теперь надо как можно больше спать и как можно меньше двигаться.

Я облегченно вздохнул: это мы уж как-нибудь устроим.

Мы перенесли Гвидо обратно в палатку, а девочки разобрались, в каком порядке они будут дежурить у постели раненого.

Я вышел наружу. Уже почти семь. У нас потери, нет транспорта, и ребята просто серые от усталости. Лео поймал мой испытующий взгляд и постарался расправить плечи. Я покачал головой: нет, этой ночью ничего, кроме беды, просто не может случиться.

— Нет, — сказал я, — сейчас мы никуда не пойдем. Завтра уже вторник, сбегаем днем до дороги и посмотрим, отступают они или нет.

Лео согласно кивнул.

Когда это я в последний раз спал ночью? Э-ээ? В четверг. Ладно, еще трое суток, и все. А потом… «А потом, — сказал сердитый внутренний голос, — ты будешь изображать дурака сразу на двух факультетах!» Вот зловредный!


* * *

Наконец-то я проснулся утром, а не вечером. Но теперь у меня проблем полон рот, вчера все было просто: постарайтесь спасти всех, кого можно. Сегодня, во-первых, день, и разъезжать по дорогам четырнадцатилетним мальчишкам без документов и с нагло споротыми с рукавов кремонскими буйволами не стоит. Во-вторых, Гвидо сам ходить не может, и если нас поймают и допросят с пентатолом, мы подставим всех, кто спрятался сейчас на острове. В-третьих, транспорта больше нет, а добывать его днем — наглость. Вывод: кто-нибудь один может сходить в разведку, посмотреть, не начали ли кремонцы отступать. И все! Дальше — по обстановке.

Лео и Алекс, оба, встали раньше меня и имели злющие физиономии людей, готовых на все. Понятно, решили, что я опять отправлюсь «развлекаться» сам, а их тут оставлю. Вообще-то, я так и собирался сделать, но черт возьми, они же сейчас передерутся, решая, кто будет первым бить мне морду, если я это скажу. Что же делать? С мордой-то ничего не сделается, но, кажется, мне придется уступить, иначе я потеряю друзей.

Неужели нет другого выхода? По-крайней мере, я могу тянуть резину: пока мы навестим Гвидо, умоемся, позавтракаем… Вдруг какое-нибудь гениальное решение придет мне в голову.

С Гвидо все было в порядке: он тоже недавно проснулся, был бодр, свеж и голоден как волк. Я за него порадовался. Раз я пришел и раненый не останется один, дежурившая в тот момент Джессика отправилась за завтраком для него.

— Что я еще должен сделать, чтобы девчонки поняли, что я не при смерти? — поинтересовался Гвидо, как только девочка вышла.

— Быть паинькой и слушаться тетю доктора, — в тон ему ответил я. — Чего-нибудь хочешь? Неудобно лежать или еще что…

— Да все нормально! — раздраженно ответил он. — Меня уже спрашивали об этом раз пять!

— Ну… я думал, ты не хочешь просить девчонок.

— Анджело уже приходил… — пояснил Гвидо. — Ну уж попросить, чтобы они позвали тебя, я могу!

— Чего ты такой злющий? — удивился я. — Тебе волноваться вредно.

— Откуда ты знаешь?

— Давно ли ты считал, что я знаю все? — деланно изумился я. — Правда, не горячись, — добавил я серьезно. — Хочешь всех прогнать — прогоняй, хочешь позвать — зови. Когда еще выпадет такая возможность покапризничать.

— Обязательно! — пообещал раненый.

Тут вернулась Джессика с тарелкой овсяной каши (ужас какой! Это Джулия захватила из дому этот кошмар всех болящих?) и прогнала меня наружу.

Гениальное решение, как пойти в разведку самому, не пришло. После завтрака я достал ту самую монетку. Вздохнул.

— Ладно, разыгрывайте.

Лео улыбнулся, Алекс просиял. Виктор недовольно пыхтел, но не протестовал: ему хватило одной вылазки.

— Ястреб, — сказал Алекс, — я всегда его выбираю.

И выиграл. Лео только скрипнул зубами. Я предпочел бы другой исход: Лео — человек спокойный и надежный, а Алекс — вроде меня, псих!

Я отдал ему свои часы: компасу я по-прежнему не доверял — стрелка показывала что-то одно, но по часам получалось, что север градусах в тридцати от этого направления. И минут пять объяснял, почему ему не следует лезть на рожон, пока Алекс не взорвался и не заявил, что он и сам не дурак и все понимает. Меня это немного успокоило. Он распихал по карманам многочисленные шоколадки и утащил Джессику в сторонку — прощаться.

Я пошел в форт, подождать его там. Алекс появился у тропы в девять утра.

— Ни пуха! — сказал я.

— Иди к черту!

— Возвращайся не позже шести вечера, ясно?

— Ясно. Ну я пошел.

В десять я понял, что надо чем-нибудь заняться. Комм по-прежнему только трещал, в лагере был идеальный порядок, и делать было решительно нечего. Гвидо почти все время спал. На вопрос обеспокоенной публики «Насколько это хорошо и правильно?» Анджело неизменно отвечал, что все отлично.

Большую часть дня я отвечал на вопросы вида «Кто делает дырки в сыре?», «А в макаронах?», «Почему небо синее, а трава зеленая?» и еще сотни полторы в том же духе. Потом детей покормили обедом и устроили им тихий час. Я посмотрел на часы: всего только три. В четыре, после обеда, я ходил взад-вперед вдоль костра. Лео сидел чуть в сторонке и смотрел на меня с нескрываемой иронией:

— То-то же! Так тебе и надо! — заявил он.

Я ходил так еще минут пятнадцать, пока Анджело не положил мне на плечо свою тяжеленную лапищу.

— Возьми себя в руки, — прошептал он, — на тебя все смотрят.

Я кивнул: правильно, хватит психовать.

— Сходи прогуляй пленного, — предложил мне Анджело, — а то мы его замучили, он почти все время связан.

— Угу, Лео, присоединишься?

Лео согласился. Мы развязали бедного капитана Коллеферро. Еще двух суток не прошло, а он уже осунулся и потерял штабной лоск и уверенность в себе. Мы прогуливали его со всеми предосторожностями, в стороне от лагеря, чтобы он не мог взять заложника или выкинуть еще какой-нибудь номер, но, по-моему, зря, он и так ничего не сделает.

Половина шестого, ожидание стало невыносимым.

— Все, — сказал я капитану, — руки.

— О господи! — с чувством воскликнул капитан. — Я могу дать честное слово…

Я покачал головой:

— Я вам не поверю.

— Но почему?!

— Вы — офицер армии, от которой надо прятать детей. — Я мотнул головой в сторону играющих в отдалении малышей.

Коллеферро вздохнул и покорно заложил руки за спину, чтобы мы могли его связать. Офицер для особых поручений! Ха! А у нас я знаю какого-нибудь офицера для особых поручений? М-мм, знаю, я сам, например. Но я не назвал бы свое место особенно теплым.


* * *

Алекс появился на острове ровно в 18-00. Всеобщий вздох облегчения можно было услышать в километре.

— Ну? Как? — спросил я.

— Отступают. Там такая каша на дороге… Еле перебрался.

Лео помрачнел — понял то же, что и я.

Я переждал всеобщие восторги, взял Алекса за рукав и отвел в сторонку: ругать я его буду наедине.

— Какого черта ты вообще лазал за дорогу?! Что, эта каша была плохо видна с ближайшей обочины?

— Ну, э-ээ… — Алекс не ожидал, что его подвиги так низко оценят. — Ну, я ходил до шоссе.

— Зачем?

— Хотел убедиться.

— Понятно. Герой! — ехидно сказал я.

Алекс опустил голову и покраснел.

— И еще подождал, чтобы эффектно появиться секунда в секунду.

Алекс кивнул.

Я повернулся и пошел. И что нам теперь делать? Я отошел в сторонку и сел, прислонившись к сосне. В голове не было ни одной мысли. Хотел же пойти сам, испугался ссоры с друзьями. И что теперь? Черт бы его побрал! Он что, не понимает? А если бы его поймали и допросили? И сам бы погиб и всех остальных тоже… Трое маленьких детей, которых в случае чего придется нести на руках, раненый Гвидо. И для полноты картины капитан Коллеферро, тащить его с собой — немыслимо. Убить безоружного, неспособного защищаться человека? Тем более. Выдохни, только спокойно. Ладно, искать нас посреди собственного отступления они, может, и не стали бы… Может быть. Но сам-то Алекс? Тоже слишком дешево ценит свою жизнь?

Где-то рядом Лео, злой, как разбуженная кобра, объяснял Алексу, кто он такой:

— Это тебе что? Игра? Кто больше очков наберет? Кто тут самый храбрый?

Алекс не огрызался. И то слава богу. Через несколько минут оба подошли ко мне и сели с разных сторон.

— Я был не прав, — проговорил Алекс после долгого молчания.

— Угу, — кивнул я. — Когда я затащил вас в нейтралку и мы сражались с Джелами, я был не лучше.

Мы печально вздохнули.

— Ладно, — нарушил молчание Лео, — будем считать, что мы поумнели.

— Есть немножко, — признался Алекс.

— Проехали, — сказал я. — Скажи лучше, что нам делать дальше?

— А что делать? — удивился Лео. — Добыть транспорт прямо на глазах у отступающей армии… Нереально. И объехать фермы, на которые мы еще не успели, — тоже. Тех, что на отшибе, вроде Анджело, пронесло. А остальные — вы же видели. Если бы за нашей спиной никого не было, я бы предложил что-нибудь такое, хулиганское, чтобы кремонцы нас еще лет десять проклинали, а так… — Лео пожал плечами.

Я едва не упал на него, мне было очень смешно:

— Оказывается, ты ничуть не лучше меня!

— Я когда-нибудь говорил, что лучше?! — Лео толкнул меня локтем в бок (не наваливайся).

— Нет, но я думал, что ты гораздо разумнее. Если бы у нас была связь, что бы приказал генерал?

— Сидеть на месте и не рыпаться, — немного удивленно ответил Лео. — Ну и что? Если бы мы были втроем, ты бы не послушался.

— Ага, — согласился я, — приятно сознавать, что я не один такой болван!

— И что? — Алекс убедился, что на него не сердятся, и подал голос: — Мы будем два дня сидеть и ничего не делать?!

— Мы будем ходить дозором и охранять остров, — серьезно ответил я.

Алекс горестно застонал.

— Так тебе и надо. Перетерпишь.

Когда мы, обнявшись, вернулись к костру, наши девочки облегченно вздохнули. Конспираторы хреновы! Женщин и детей это не касается! Вот пусть они и ничего не знают и даже не догадываются. Пусть начинают беспокоиться, когда мы будем мертвы, не раньше.

Глава 44

Мы больше спали, чем ходили дозором. Лично я отсыпался впрок: пригодится, вернемся домой, опять придется в пожарном порядке изучать все, что было в университете без меня.

А еще мы «ходили в цирк», как выразился Алекс. Цирк устроил маленький сын Анны, той самой спасенной нами из подвала молодой женщины. Выпущенный поползать по плащ-палатке ребенок все время норовил пересечь ее границы. Его разворачивали, и, страшно удивленный, что зеленая травка опять оказалась где-то далеко, потомок первопроходцев отправлялся в новое путешествие.

— Его зовут Поль, — сказала Анна, как будто что-то решив.

Я понял, что это так и есть: еще несколько минут назад мальчика звали иначе. Теперь его будут звать в честь отца, который отдал за него жизнь. Я посмотрел на Анну: если понадобится, она тоже так сделает. А мои родители просто выбросили меня, как ненужную вещь. И я был еще меньше и беззащитнее. Черт! Плевать я на них хотел! Тогда почему это так больно? Я забрался в палатку, лег лицом вниз и сделал вид, что сплю.

Летучие коты! На свете полно маленьких детей, и у большинства из них вполне нормальные родители. Так что ж мне теперь всю жизнь рыдать из-за того, с какой яблоньки упал я сам?! Надо ввести четвертое правило: «Никогда себя не жалей!» Вот так.

В порядке борьбы со своими слабостями я вызвался помочь искупать ребенка. И правильно сделал: чертовски забавное занятие.

В три часа ночи я сидел в традиционном, но совершенно бесполезном дозоре и вдруг услышал, как кто-то ломится в мою сторону с края болота. Я зашел этому лопуху в тыл и собирался уже тихо треснуть его по голове, как понял, что это Виктор.

— О Мадонна! Я тебя чуть не убил. Какого дьявола ты здесь бродишь?

— Я искал тебя, — признался Виктор.

Часовому не следует ни с кем разговаривать и отвлекаться; с другой стороны, не будут нас кремонцы искать, не до того им; и проф тогда, на Джильо, тоже не прогнал меня сразу же, как по идее должен был сделать.

— Ладно, — проворчал я, — садись рядышком, горе луковое. Зачем ты меня искал?

— Я хотел спросить…

— Ну спрашивай.

— Откуда ты всегда заранее знаешь, как все сделать правильно? Ну… Да…

— Я не знаю, — ответил я, — я притворяюсь. Пока нам просто везет. Да и то… Гвидо…

— А если нам не повезет?

— Тогда ты уже ни о чем не успеешь спросить.

— Чего?

— Нас просто убьют.

— А почему ты не боишься?

— Я боюсь. Ты же тоже не дрожишь мелкой дрожью, а у тебя было гораздо меньше времени, чтобы привыкнуть ко всему этому.

— Ну не знаю… Тут девочки… И дети…

— Девчонки здесь родились. Беспокоиться за свою жизнь они начнут после нашей смерти. А пока они беспокоятся за нас.

— А дети…

— Они просто не понимают.

— Пьетро понимает.

— Угу, ему уже десять. Не советую тебе с ним бороться или соревноваться в стрельбе. Его учил профессионал.

— Уже десять, — усмехнулся Виктор.

— Ага, разделение полов происходит при зачатии. Так что формально ты сначала стал мужчиной, а потом родился… Да, разговаривай потише, а то мне не слышно, что вокруг делается.

Виктор покивал.

— Все равно, — упрямо заявил он, — ты какой-то слишком спокойный. Ты веришь в Бога?

— Не-е. Ты чего это? Разве похоже?

— Не знаю…

— На Этне почти никто не верит. Верить можно в свою голову, свои руки и ноги. В то, что товарищи тебя не предадут и не оставят. И все.

Виктор усмехнулся:

— У нас на Новой Сицилии вас за это клеймят аморальными типами.

— Э-ээ, а как одно связано с другим?

— Ну, я читал одного древнего автора: «Если Бога нет, то все дозволено».

Я немного покрутил эту мысль.

— Это он от себя или у него герой так думает?

— Сложно сказать; похоже, что от себя.

— Тогда он-то и есть аморальный тип!

— Почему это?

— Получается, что своей совести у него нет. Только страх. Морально быть рабом, аморально быть свободным. Так, что ли? Выходит, что детей нельзя убивать, потому что за это Бог покарает. А на самом деле их просто нельзя убивать! И все. А милый лозунг «Убивайте всех подряд, Господь узнает своих» [98]выдвинули самые что ни на есть верующие! Они даже воевали за веру.

— Эй, успокойся. Ты как будто убеждаешь толпу католиков сжечь Ватикан.

Я хмыкнул.

— Нет уж, Ватикан пусть стоит, строили-то его люди. А вера — это протез совести.

— А что такое «протез»?

— Ну, когда-то давно, когда не умели клонировать утраченные конечности, делали такие электронные заменители рук и ног, на батарейках. Я читал где-то.

— А-а, понятно. Когда чего-то не хватает. М-мм, похоже, что так и есть.

— А ты веришь в Бога. Ну почему ты спросил?

— Ну как сказать, у нас вроде как принято. В детстве верил, а сейчас… А спросил я, потому что ты не боишься умереть.

Я помотал головой:

— Я не боюсь, потому что все равно это когда-нибудь произойдет. И дрожать из-за этого всю жизнь я не собираюсь. Это глупо.

— При чем тут глупо или не глупо, если страшно?

— Ну… Человек может во многом себя убедить. Обычно это вредно, кремонцы вот убедили себя, что иначе, чем они, жить нельзя. Вот и мучаются, и других мучают. Если ты начнешь убеждать себя, что ты, например, заболел, то завтра у тебя будет температура. Так почему нельзя убедить себя в том, что бояться нечего?

— А на самом деле? На самом деле есть чего?

— Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят? [99]
Этого никто не знает. Доказательств нет и быть не может.


* * *

Мой комм ожил в четверг утром.

— Энрик! Это Фернан, откликнись! — Голос доносился сквозь треск и свист.

— Да! Я слушаю! — радостно закричал я.

— С вами все в порядке?

— Все живы, Гвидо ранен. А у вас как?..

— Успокой там всех, здесь никто не пострадал. Синьор Галларате воюет на Южном континенте. Я с ним свяжусь сейчас.

— Да, — произнес я упавшим голосом.

— Рассказывай про Гвидо, — деловым тоном велел Фернан.

— Спину обожгло из бластера. Мы вроде все сделали правильно. Воспаления нет.

Вокруг меня уже собрались все. До Лео первого дошло, что у него тоже есть комм. Через минуту ребята уже успокаивали родителей.

— Я тебя запеленговал, — сказал Фернан, — через полчаса за вами прилетят.

— Эй, Фернан, нам нужен большой катер, нас тут семнадцать, включая пленного.

— Понятно. — Фернан был озадачен, но шум и треск в эфире не располагали к долгой болтовне.

— До встречи, — прокричал я. — Расскажу все подробно.

— До встречи.

После разговоров все оживились, кроме бедного Виктора. Ему, верно, пришлось поиграть в шахматы самому с собой.

Лариса, смеясь, повисла у меня на шее:

— Знаешь, что сказала мама?

— Ну что?

— Что с самого начала знала, что ты вернешь меня домой живую, здоровую и даже умытую.

— Главное — умытую! — рассмеялся я, целуя ее в нос.

Я попытался связаться с профом: треск в эфире. Будем надеяться, что эти чертовы кремонцы надоели ему так же, как и мне, и сейчас на Южном он их добивает.

— Через полчаса за нами прилетят, — предупредил я Джулию и Анну.

Женщины бросились собирать вещи. Да, сейчас им придется несладко. Фермы, конечно, застрахованы, к тому же осенью синьор Мигель, не вернув пленных Кремоне, мудро решил использовать их для восстановления того, что они сами разрушили (говорят, синьор Кальтаниссетта был недоволен, что им слишком мало платили за работу, а главный бухгалтер ворчал, что можно было бы и вовсе не платить). На этот раз мы, наверное, сделаем так же. И все же пока все наладится…

— Надо, наверное, снять палатки, — предложил я.

— А зачем? Будет туристская стоянка, — удивился Алекс. — Пусть остается.

Я представил себе, как наши аккуратные палатки мокнут под дождем и гнутся под ветром, без присмотра они скоро завалятся. Я вообразил, как отвратительно все это будет выглядеть, и помотал головой:

— Колодец, кострище и места для палаток пусть остаются, а сами палатки через пару месяцев превратятся в кучу мусора.

Алекс кивнул; наверно, представил себе то же, что и я.

Только мы успели свернуться, как услышали гул двигателя летящего катера. Сеттер-77! Залетали наши птички.

Катер приземлился, и из него выскочил лейтенант Доргали.

— Вот это да! — воскликнул он вместо приветствия, увидев толпу встречающих.

— Я же предупредил, что нас много. Мы не поместимся.

— Да тут лететь пятнадцать минут до Мачераты. Просто немного неудобно — и все, — возразил летчик. — Полетели скорее. Меня вытащили прямо из боя.

Мы быстро погрузились в катер и покинули гостеприимное болото. Может быть, навсегда.


* * *

В Мачерате на посадочной площадке нас поджидал синьор Мигель собственной персоной. Первый раз я видел его в форме с погонами и нашивками, правда, он в ней явно ползал под огнем… дней десять.

У Анджело отвисла челюсть, и он по старой привычке встал по стойке смирно.

Синьор Мигель быстро подошел и начал трясти ему руку:

— Спасибо, что вы позаботились об этих чертенятах!

— Э-ээ, — потянул немного удивленный Анджело, — вообще-то это они о нас позаботились.

Мы втроем тихонько отползли в сторонку и Виктора оттащили. От таких недоразумений лучше держаться подальше.

— Ой, что будет! — схватился за голову Алекс.

— Он не кусается, — заметил я. — Интересно, что здесь делает Корпус Быстрого Реагирования?

— Быстро реагирует, — ответил Алекс, — с опозданием на две недели.

Синьор Мигель обернулся к нам и вопросительно поднял брови.

— Расскажем, — пообещал я. — Только пусть сначала кто-нибудь заберет пленного. Тогда я вздохну спокойно.

И я передал своему непосредственному начальнику документы капитана Коллеферро.

— Ты бесподобен! — с чувством заявил синьор Мигель, прочитав удостоверение.

Я только махнул рукой и побрел куда-нибудь в сторонку от предстоящей суеты. Меня оставили в покое. Ненадолго.

Может быть, я и буду когда-нибудь командовать армиями, но я никогда не буду начальником никакого штаба, ни за что: это ж надо — решать столько проблем сразу. Как этот бедолага, у которого с нашим приездом прибавилось еще три задачи (к тем пятистам, что уже были): он будет сейчас разбираться с пленным, отправлять Гвидо в медчасть, расселять куда-то Анну с ребенком и Анджело с семьей. Лейтенант Доргали объяснил мне, что в таких ситуациях армия лучше любого Санта Клауса: «А как же, это же мы виноваты, что вы остались без крыши над головой». Для меня одной проблемой меньше.

Лариса тихо подошла и встала в шаге от меня, я увидел ее тень, поднял глаза, улыбнулся и похлопал ладонью по траве. Лариса села рядом. Я притянул ее к себе.

— Я почти не обращал на тебя внимания в эти дни.

— Да, — прошептала Лариса.

— Я все время боялся что-нибудь сделать неправильно, понимаешь?

— Понимаю. У тебя просто не было сил, чтобы еще ухаживать за девушкой, — улыбнулась она. — Но девушка все равно в восхищении.

— М-мм, — мечтательно промычал я. — В сказках герои спят, положив голову на колени принцессе, которую они еще только собираются спасать.

— Ты тоже можешь так сделать, — заметила Лариса с легкой иронией.

— Замечательно, — прошептал я, растягиваясь на траве.


* * *

Я поднял голову, потому что на меня опять упала чья-то тень.

— Лейтенант Джарре, из городской комендатуры, — представился черный силуэт на фоне ярко-синего неба.

— М-мм?

— Энрик Галларате, это вы?

— Я, — со вздохом признался я.

— Война кончилась, начинается бумажная волокита, — слегка улыбнулся лейтенант. — Вам придется написать подробный рапорт. Генерал-полковник сказал, что вы знаете как.

— Понятно. А компьютеры еще не работают?

— Ну, волокита, конечно, но не буквально бумажная, — утешил меня лейтенант, — работают.

Я поднялся и отправился писать рапорт. Кошмар, синьор Мигель, что, официально внес меня в свою платежную ведомость? Или посадил аналитика считать корреляцию между моими приключениями и войнами на Этне? А что? Наверняка есть. И еще неизвестно, что следствие, а что причина!

Глава 45

Вечером того же дня наш катер приземлился во дворе палермского военного госпиталя, родители Гвидо уже ждали его там. Потом развезли всех остальных. На прощание я поцеловал Ларису и мазнул ее по щеке гримом:

— Чтобы синьора Арциньяно не говорила, что ты умытая.

Лариса засмеялась.

Когда мы с Виктором остались в салоне только вдвоем, он тяжело вздохнул:

— Вот все и кончилось.

— Так радуйся, — не понял я причины такого траура на его физиономии.

— Это тебе хорошо: пройдет еще пара недель, ну — месяц, и у тебя будет новое приключение. А я…

— М-мм, ну ты еще не уезжаешь…

— Это ты так думаешь, наверняка мама уже и билеты поменяла!

— Не думаю, — хитро улыбаясь, ответил я, — и через год вы опять приедете.

— Э-ээ, откуда ты знаешь?!

— Пусть тебе профессор сам скажет.

— Ну ладно… — ответил заинтригованный и обнадеженный кузен.

Лабораторный парк и все, кто в нем живет и работает, были оставлены на попечение синьора Соргоно. Он и ждал нас на посадочной площадке, разогнав всех остальных, кроме Фернана и синьоры Будрио.

Рядом с посадочной площадкой, на месте нашего ухоженного розария красовалась огромная воронка, побольше той, что я устроил когда-то. Бедный Джорджо, он так гордился своими розами; теперь, чтобы привести все это в исходное состояние, понадобится лет десять, не меньше. Хм, может, убедить профа и в самом деле сделать пруд — надо же Самураю где-то плавать, бассейн ему почему-то не слишком нравится. А розы можно посадить где-нибудь в другом месте.

Тетя Бланка с причитаниями бросилась обнимать сыночка: бродить где-то далеко от дома — это же холодно, мокро, темно и страшно.

— Да ну-у, — потянул Виктор. — Энрик меня никуда не пускал.

Услышав жалобу, синьора Будрио обернулась ко мне с самым зверским выражением лица, потом до нее дошло содержание. Взгляд ее потеплел. И тут она опять рассердилась — на этот раз на Виктора. Лопух! Зачем он это сказал? Опять ему придется играть в шахматы самому с собой.

Синьор Соргоно церемонно пожал мне руку. Потом Фернан схватил в охапку и потащил в караулку: обещал за меня, что я все расскажу.

Проф уехал в сопровождении Антонио, Рафаэля, Марио и Филиппо. Все остальные были здесь и жаждали услышать рассказ о наших приключениях. Диоскуры забрались мне на плечи, я посадил Геракла и Самурая к себе на колени, вздохнул и начал признаваться в собственной непроходимой глупости. Хорошо, что синьора Будрио этого не слышит, а то бы она меня просто загрызла.

Потом мне, конечно, рассказали об авианалете, о сбитом прямо над парком катере (в лесу осталась воронка побольше той, что я видел у посадочной площадки).

— Здорово! — заявил я. — Наконец-то можно будет сделать пруд с золотыми рыбками!

— Так ты тот взрывчик ради этого устраивал?! — спросил кто-то.

— Конечно! По-моему, отличная идея.

Все расхохотались.

— Ничего не получится, Джорджо уже снял траур по своим розам и с упорством бульдозера восстанавливает статус-кво.

— Жаль. А уговорить его кое-что переделать нереально?

— Попробуй, это же ты такой убедительный.

Убедительный! Летучие коты! Я его игнорирую уже почти год. Он меня тоже — парк я не порчу, на все остальное ему наплевать. Ладно, придет в голову что-нибудь гениальное — будет у меня пруд, а не придет — не будет. Плакать не стану.


* * *

После обеда я завалился наконец поспать в тепле и на мягкой постели. Без десяти шесть меня посетил Виктор.

— А на тренировку ты не пойдешь? — разочарованно спросил он.

Ну он дает! Хотя… он же пробежал и прошел гораздо меньше. Хотя… он не так хорошо тренирован, так что неизвестно, кому из нас пришлось тяжелее.

Я помотал головой, чтобы прогнать сон:

— Пойду, конечно.

Очень сложно быть чьим-то героем — я опять влип. Только-только Гвидо решил, что я нормальный человек, так сразу же нашлась ему замена. И что я буду делать? Я встал, надел кимоно и пошел тренироваться. Ох-ох-ох, беготня, ходьба и война не заменяют хорошей разминки и хорошего спарринга, форму я потерял, а уж бедный Виктор… Для него все начинается сначала.

Вечером по видеофону позвонил очень злой отец Гвидо. Он жаждал поговорить с профессором. Мы с синьором Соргоно как раз сидели в гостиной, и он в своей обычной спокойной манере хвалил меня за разумные действия. Не одобрил он только одного, что я отпустил Алекса в разведку, раз уж я сам считал, что это неправильно.

— Ты командир, ты за все и за всех отвечаешь. Значит, и решаешь тоже ты. И никаких обид. Забудь это слово, к войне оно не имеет никакого отношения.

— К войне да, а вот к отношениям…

В этот момент раздался звонок.

— Да, — повернулся к монитору синьор Соргоно.

— Я хотел бы поговорить с профессором Галларате, — довольно агрессивным тоном заявил появившийся на экране мужчина.

— Это невозможно. Генерал в районе боевых действий, — спокойно ответил синьор Соргоно. — Если вы по поводу Энрика, то сейчас он оставлен на мое попечение, — немного насмешливо добавил он.

— Луис Монкалиери, я отец Гвидо Монкалиери.

Синьор Соргоно кивнул и представился.

— Ваш подопечный, — издевательским тоном поинтересовался синьор Монкалиери, — не хочет объяснить мне, какого черта они не сидели тихо, как мышки? В результате пострадал мой сын!

Синьор Соргоно нахмурился.

— Правильно ли я догадался? — спросил он. — Вы приехали на Этну с Новой Сицилии?

— Да, какое это имеет значение?!

Синьор Соргоно слегка улыбнулся:

— И чем вам понравилась Этна?

Синьор Монкалиери открыл рот, потом закрыл его и покраснел.

— Всем, кто приехал жить сюда с Новой Сицилии, нравится одно и то же, — продолжил синьор Соргоно. — И на Новой Сицилии всем надоело одно и то же. Но за свободу и интересную жизнь приходится платить. В том числе своей кровью. Наши мальчики не могли сидеть тихо, иначе они не были бы этнийцами. Если вы хотели, чтобы ваш сын никогда не подвергался опасности, вам следовало остаться на Новой Сицилии.

— Не вам решать, что мне делать, а чего не делать!

— Сейчас вы говорите как настоящий этниец. Боже меня упаси вам указывать. Я просто напоминаю, что все имеет свою цену.

Синьор Монкалиери извинился и попрощался.

— Романтик, — прокомментировал синьор Соргоно. — Объяснив человеку, какой он идиот, — наставительно продолжил начальник охраны, — сделай ему комплимент, иначе до него не дойдет.

Когда это он успел так поумнеть? Раньше это не было так заметно.

— Угу, — согласился я. — Но Гвидо-то все равно ранили…

— А в прошлый раз в госпитале лежал ты, — заметил синьор Соргоно, — с поломанными ребрами. Могу только повторить то, что я минуту назад сказал синьору Монкалиери.

— А мне можно позвонить профессору?

Синьор Соргоно покачал головой.

— Он знает, что ты уже здесь, и сам с тобой свяжется, как только сможет.

Я вздохнул и побрел к себе читать новостные ленты: что там «в районе боевых действий»?

Терпение. Читаем все подряд, с начала войны. Сегодня у нас второе этапреля, вчера, между прочим, был официальный Новый год, правда, празднуют его одиннадцатого. Исторически сложилось. Война началась двадцатого этмарта.

Итак, двадцатое. Хм, точнее, девятнадцатое, нужен же был Джела и Кремоне повод. Повод дал ББ, подписавший сепаратное торговое соглашение с Новой Британией. Э-ээ, ну и что? Мы были не готовы к нападению? Ах вот оно что! Соглашение было подписано еще полтора месяца назад, и проф с синьором Мигелем уже небось устали ждать реакции, тут-то все и началось. И довольно нестандартным образом. У Джела или у Кремоны появился кто-то с фантазией. Его надо будет вычислить и прикончить — чем скорее, тем лучше.

Торговое соглашение, кстати, предусматривало продажу на Новую Британию большой партии Сеттеров. Понятно, потеря Мачераты наверняка сорвала бы сделку. А еще Кальтаниссетта теперь единственный посредник при продаже Новому Гордому Альбиону тетрасиликона и микросхем, его содержащих. Я начал тихо стонать от хохота: мы, конечно, будем продавать в основном микросхемы. И три наших больших завода, их производящие, теперь загружены заказами по самые уши и навсегда! Еще и четвертый завод придется строить. А к нашим микросхемам и компьютерам еще и наш софт! О-о! Это действительно сделка века.

А взамен мы будем получать их новейшие биотехнологии. Понятно, синьор Кальтаниссетта не смог устоять, очень ему хочется утереть нос Вальгуарнеро. А еще новобританцы продадут нам несколько новых звездолетов и некоторые технологии, полезные для их строительства. Тоже интересно. До сих пор этнийские корпорации не слишком заботились о развитии своего космофлота: тетрасиликон и селениты были достаточной приманкой для торговцев с других планет. Синьор Наш Большой Босс велик и мудр, наверняка нас надували. К тому же, как показывает история Земли, торговля сырьевыми ресурсами — это путь в никуда.

Вечером в воскресенье, двадцатого этмарта, началась «героическая оборона Мачераты». Крутят наши что-то, героизм героизмом, там, конечно, сражались все, кто может держать оружие, никто не жаждал повторения Эльбы, но всему есть предел. Два полка — это два полка, их так просто не остановишь. М-мм, и проф точно не знал, что они нападут именно на Мачерату, иначе нас бы не отпустили в поход в ближайшие ее окрестности. С этим надо будет разобраться.

Дальше. Как всегда, воздушные бои над Палермо. Джелы против Сеттеров. Они тайком подтянули подкрепления, мы тоже. Мы — в больших масштабах («невозможно быть слишкомсильным в решающем пункте» — это, кажется, Наполеон сказал). Джела собирались вернуть себе палермскую зону, потерянную полтора года назад. Ишь чего захотели! Лео мы вам не отдадим. Проиграв в небе столицы, Джела решили, что с них хватит, и, не заключая официально сепаратного мира, больше в военных действиях участия не принимали. Наши поняли их правильно. Кремона была отдана на растерзание. Вечно нейтральная корпорация Вальгуарнеро приветствовала это мероприятие от души. С чего бы это?

Наши союзники, маленькая, но очень зубастая корпорация Солендзара, оттяпали часть кремонской зоны в Палермо. М-мм, почему только часть? Хотя нет там ничего интересного. Это скорее сигнал: мы вас сейчас съедим. И кремонцы перебросили в Палермо подкрепление с Южного континента. Тут-то им и стало по-настоящему плохо, потому что вторая эскадра, немного не попавшая под стенку, вовсе не рвала волосы на голове и не стремилась любой ценой в Мачерату, а прямым ходом направилась на Южный. И проф сейчас захватывает основную территорию клана Кремона. Основную, тут уж не до зоны в Палермо.

А что синьор Мигель делал в Мачерате? Ясно, что он ее оборонял с самого начала. А войска туда возили… Э-э… О! На подводных лодках! Дорого, конечно, а что делать? Все тяжелое вооружение кремонцы сами отсекли, а против стрелковых частей наши элитные десантники вполне могут обороняться при соотношении сил один к десяти. Понятно.

Проф позвонил мне поздно вечером, а на Южном уже и вовсе ночь.

— Энрик!

— Профессор!

— Все в порядке?

— Я-то уже дома, а вы как?

— Ну так и я звоню не с того света. Я тут еще немного повоюю…

— Понятно, — перебил я его. — Будь умницей, слушайся синьора Соргоно и не лезь на рожон!

— Ну вот, ты сам все прекрасно понимаешь, — насмешливо заметил проф.

— Ладно, — вздохнул я. — Тем более надо две недели пропусков догонять.

— Вот-вот, что бы я делал, если бы ты не учился?

— Воевали бы поменьше!

— Ладно, не переживай. Скоро все наладится. Счастливо!

— До свидания.

Ну вот. Раньше такого не случалось: я куда-нибудь уезжал, а проф ждал меня дома. Вообще дом — это место, где он меня ждет. И там, на Южном, идет война. Его могут ранить или даже убить. Опять я распсиховался, он бы приказал немедленно прекратить. Тем более дел у меня невпроворот. Страдать некогда.


* * *

В пятницу в деканате физфака мне вежливо объяснили, что я первый кандидат на вылет из университета. Я ехидно попросил дождаться сессии, мотивировав это тем, что я еще не умер.

Вернувшись домой, я отменил все радости жизни, проще говоря, позвонил Ларисе и друзьям и предупредил, что им не стоит рассчитывать на мое общество по крайней мере неделю. Бедный Виктор, чтобы не скучать, взялся за изучение истории. Правильно, давно пора. А я долбил гранит науки: услышать те же речи еще и на математическом факультете — это уж слишком.

Речи я все равно услышал: в понедельник синьор Брессаноне мягко, но прозрачно намекнул, что функциональный анализ — наука сложная и требующая регулярных занятий. Плохо он меня знает, сказал он это перед лекцией, а после ему пришлось признать, что окрестности Мачераты не повредили моим умственным способностям. Одно дело сделано.

Наступление наших войск на Южном континенте застопорилось, и я решил, что скоро будет заключен мир, но примерно треть территории Кремоны мы оккупировали. И отхватили пол-острова Мареттимо, того самого, который я упоминал в разговоре с Коллеферро. Граница у них там на замке, мы выясняли, и лейтенант Веррес оттуда. Между прочим, отлично! Родители Верреса смогут увидеть своего воскресшего из мертвых сына.

Каждый вечер я звонил Гвидо и интересовался его делами. Его выпустят из госпиталя в конце недели, чтобы он мог отпраздновать Новый год, а потом опять положат на регенерацию.

Приглашения в резиденцию Кальтаниссетта на всю компанию мне даже не пришлось просить. Синьор Мигель, уже отхвативший зону Кремоны на Северном и поэтому благополучно вернувшийся домой, сам написал мне вежливое письмо, приглашающее меня, во-первых, на ежегодную церемонию памяти павших, во-вторых, на церемонию награждения орденами и медалями и, в-третьих, на ежегодный прием по случаю Нового года, специально отметив, что такие же приглашения посланы и всем моим приятелям, по списку.

Свое физико-математическое отставание я разгреб к четвергу.

А вечером с Южного континента наконец прилетел проф. Живой и здоровый, только очень уставший. Почему я не могу броситься ему на шею? Я подавил первое движение души и подошел к нему вплотную, чтобы он мог меня обнять. Раньше надо было на шею кидаться, теперь я стал слишком длинным.

Проф сухо поцеловал сестру в щечку, пожал руки всем встречающим и, обняв меня за плечи, пошел к дому.

— И сколько раз вы слазали на рожон? — поинтересовался я.

— Э-э, нет, я все делаю правильно. А вот ты… — Проф слегка улыбнулся.

— Ага, ну конечно, по определению, — ехидно парировал я.

Проф покачал головой:

— У тебя потери.

Я опустил голову.

— Это случается, — добавил он уже серьезно, — но это твой промах. А завтра ты услышишь имена всех моих промахов за прошлый год.

— Угу, я понял, — вздохнул я.

— Нет, ты еще не понял, ты поймешь завтра, — возразил проф. — Когда я посмотрю в глаза каждой женщине, сын, муж или брат которой погиб, потому что я недостаточно хорош.

— Нам неделю назад звонил отец Гвидо, хотел вам на меня пожаловаться, ну потому что Гвидо ранили, так синьор Соргоно сказал ему нечто прямо противоположное. И тогда я решил, что это очень мудро.

— И что же он сказал?

Я пересказал ему диалог между синьорами Монкалиери и Соргоно.

— И что же тут противоположного? — удивился проф.

— Э-ээ… — Я не нашелся, что ответить.

— Подумай, — предложил проф.

Я кивнул.

Что тут думать, все понятно. Мои солдаты — добровольцы, это так (как хорошо, что я не кремонский офицер), то есть они сознательно выбрали риск. Именно это имел в виду синьор Соргоно. Но меня это не касается: если человек хочет на тот свет, он просто берет маленький бластер и стреляет себе в голову. Поэтому отвечаю я за них, как если бы они не были добровольцами. А отвечать за мобилизованных вообще невозможно — проще умереть.


* * *

Наутро в пятницу шел дождь. Получив мои заверения, что я отлично доберусь сам, проф, как-то разом постаревший, уехал в резиденцию. На воинское кладбище я решил ехать на элемобиле: сегодня будет слишком много народу, Феррари будет не припарковать. По дороге я прихватил Алекса и Лео.

На кладбище было очень много людей, но стояла мертвая тишина. У меня от нее даже зазвенело в ушах, и я почти не воспринимал то, что говорили сначала синьор Кальтаниссетта, а потом проф.

Всех погибших обязательно награждают «Золотыми Ястребами». Обязательно сам главком. Поэтому проф действительно посмотрел в глаза каждой женщине, которой он отдавал награду ее погибшего сына, мужа или брата.

Я почувствовал, как ему сейчас тяжело и больно. Но это обязательно, это будет одним из условий, при которых моя сторона остается моей. Даже если там, на трибуне, буду стоять я сам и если это мое сердце будет останавливаться от боли. Склоненные знамена из золотистого шелка с летящими ястребами впервые не казались мне просто красивыми тряпками.

Глава 46

В субботу нас наградили сразу за оборону Джильо-Кастелло «Золотыми Ястребами» (я поежился: по-моему, меня перехвалили) и за партизанскую войну под Мачератой — медалями «За храбрость». Это адекватно.

— Лео, — поинтересовался я, — а твой отец не будет против?

— Не-а, он смирился, еще когда мы вернулись с Джильо. И вообще он как-то стал спокойнее ко всему этому относиться: больше не думает, что заграницами зоны Джела мрак и варварство.

Когда мы вернулись домой, проф открыл сейф и отдал мне довольно большую коробку.

— Это твои награды за тайные операции. Носить сможешь, когда они будут теряться среди остальных.

— Понятно, — ухмыльнулся я.

— Вообще-то я собирался отдать это, когда тебе исполнится шестнадцать, но я думаю, ты и так не проболтаешься и хвастаться не будешь.

— Угу, — согласился я.

— И еще вот здесь, — он показал на сейф, — лежит твоя кредитная карточка.

— Э-ээ, только что я думал, что она лежит у меня в кармане.

— У тебя в кармане лежит то, что осталось от тех пяти процентов, которые тебе можно было дать в руки. Надеюсь, ты не обидишься. У тебя и так намного больше средств, чем у твоих сверстников.

— Вообще-то там лежит несколько больше, чем вы туда положили, — заметил я.

— Занимаешься бизнесом? — с иронией поинтересовался проф.

— Конечно, — откликнулся я. — Жаль, что вы решили перестраховаться, да я бы уже пол-Этны скупил, на такие-то деньги.

— Вот поэтому я тебе их и не дам, получишь, когда вырастешь.

— М-мм, почему вы решили сказать мне это сейчас? Как будто собрались умирать? — с тревогой спросил я.

— Вот еще, придется тебе потерпеть мое общество.

Я ткнулся лбом ему в плечо. Проф меня обнял.

— Нет, правда, ничего не случилось, — продолжил он, — просто так вышло.

— Угу. Ясно. Но все равно как-то неуютно. Мы так много отхватили за последнее время, не факт, что синьор Кальтаниссетта сумеет это прожевать. Ну и вдруг все испугаются, объединятся и навалятся скопом.

— Джела, Вальгуарнеро, Каникатти и Кремона?

— Ну да.

— Будет просто отлично, — улыбнулся проф.

Я удивленно поднял брови.

— Ну, если ты не догадаешься, то и они тоже.

— Р-рр, мало мне задач, — проворчал я, собираясь уходить.

— На своих «Ястребов» не хочешь полюбоваться?

— Угу, — ответил я, забирая коробку, — скоро принесу обратно, пусть они лежат в сейфе, секретнее будет.

Когда Наполеон учредил орден Почетного легиона, кто-то сказал ему, что он дарит игрушки своим ветеранам. «Игрушки управляют людьми», — ответил император.

Прекрасно знаю этот исторический анекдот, но все равно приятно.

У меня, оказывается, уже четыре «Золотых Ястреба». И еще много чего. Носить я их не смогу никогда, сомнительно, чтобы всякие случайные приключения принесли мне столько же наград. Я сложил ордена и медали обратно в коробку, запер ее в столе и побежал на кухню: тетушка Агата приглашала слегка отметить наши первые (ха!) награды дегустацией чего-то потрясающего.

Очень мрачный Виктор уже сидел на кухне за столом.

— Ты чего? — поинтересовался я. — На Новой Сицилии не одобряются кальтаниссеттовские медали? Так мы их… Э-ээ, оккупируем! Чтобы не воображали.

Виктор покачал головой:

— Нет, просто я же ничего не сделал!

— Почему ты так думаешь? Эта медаль так и называется «За храбрость». Храбрость ты несомненно проявил. И вообще ты подвергаешь сомнению правдивость моего рапорта или компетентность синьора Кальтаниссетта? — поинтересовался я с угрозой в голосе.

— Чего? Нет!

— Тогда улыбнись и порадуйся. Оно того стоит!

— Ага! — Виктор слабо улыбнулся.

Тетушка Агата угощала нас только что доставленным яблочно-абрикосовым соком.

В уходящем году Вальгуарнеро сняли первый на Этне урожай абрикосов. По этому поводу летом в Палермо был настоящий ажиотаж, я его пропустил: развлекался на Ористано. А заложенные на хранение нежные фрукты почему-то потеряли товарный вид, и их переработали в сок. Вальгуарнеро заработали на абрикосах умопомрачительные деньги.

Мы с Виктором словно олимпийские боги смаковали этот нектар и слушали сплетни прямо из резиденции Большого Босса. Будто бы синьор Кальтаниссетта был в ярости, обвинил нескольких руководителей СБ в некомпетентности: таких простых вещей не выяснили, — и под общий хохот своих подчиненных организовал отдел сельскохозяйственной разведки. Ну я бы тоже посмеялся: одно название чего стоит. И вообще неправдоподобная история: во-первых, деревья надо было посадить лет двадцать назад (скорее всего, никто из нынешних руководителей СБ тогда еще ничем не руководил); во-вторых, никто из тех, кто там якобы присутствовал, не имеет обыкновения болтать языком, значит, тетушка Агата в принципе ничего не могла об этом узнать. Я не стал ее разочаровывать: зачем? История получилась забавная.


* * *

— Хорошо, что ты пришел, — заявил мне проф, когда с самого утра я сунул нос в его кабинет, — я сейчас буду раздавать самые важные новогодние подарки. Так что останься.

Через пару минут в кабинет заглянул немного встревоженный Фернан. Я, как и в день нашего знакомства, легкомысленно крутился в кресле. Фернан ухмыльнулся.

— Год в обществе этого взрывоопасного типа считается за два. — Проф сразу взял быка за рога. — Поэтому, Фернан, я думаю, что тебе пора поступать в Военно-медицинскую академию. Но если ты хочешь учиться в каком-нибудь гражданском институте, это тоже можно устроить.

Фернан сглотнул. Болван я, болван, почему я сам не заметил?

— Нет, — сказал Фернан, — спасибо, но я хочу учиться в академии.

— Тогда появляться здесь ты будешь нечасто, — заметил проф, — но мы с Энриком всегда будем рады тебя видеть.

— Ну, это будет еще не завтра…

— Только это меня и утешает, — сказал я.

— Иди позови Виктора, — велел проф, — я собираюсь заключить с ним придуманный тобой договор.

— Ага, синьору Будрио тоже позвать?

— Давай, — согласился проф.

Я позвал. Проф сообщил свои условия. Виктор был счастлив, а синьора Будрио очень недовольна и сразу же это продемонстрировала.

— Ты мог бы оставить Виктору что-нибудь без всяких условий! — выпалила она.

— Это бессмысленно, — возразил проф, — тогда он растратит все на какую-нибудь ерунду.

— Своему сыночку ты оставляешь все без всяких условий. — Надо было слышать, как она произнесла слово «сыночку».

Проф ухмыльнулся:

— Энрик, я думаю, легко обошелся бы без всяких денег и где угодно.

— Естественно, — издевательским тоном произнесла синьора Будрио.

Лицо профа помрачнело.

— Бланка, ты заходишь слишком далеко.

Она открыла рот, но возразить не посмела, тон у него был такой. От такого тона крот закопается поглубже в землю. Синьора Будрио, подхватив Виктора под руку, пошла «закапываться» в свою комнату.

— Я ведь действительно подкидыш, — спокойно заметил я. — Не обязательно пускать в ход тяжелую артиллерию, когда об этом говорят.

Тут проф посмотрел на меня: жуть! Играть с ним в гляделки на этот раз я не рискнул: выиграть-то я выиграю, а дальше что?

— Если ты еще раз так себя назовешь… — начал он.

— То что? — нахально улыбаясь, поинтересовался я.

Проф осекся. Немного помолчав, он сказал:

— Пожалуйста, не говори так.

— Хорошо, — согласился я, — не буду.


* * *

Праздник в резиденции на этот раз обошелся без драки, хотя мы с Ларисой опять гуляли по темным аллеям.

Понедельник был выходным днем — все отсыпались после праздника. Во вторник на физфаке я демонстрировал, что небезнадежен и исключать меня пока рано. Среду я потратил на отправку запросов в разные инстанции наших оккупационных сил (хотите получить ответ быстро — платите), ответы я получил в тот же день. Потратил кучу денег, зато завтра у меня одной проблемой станет меньше. Проф меня не подвел — он великий полководец и уличных боев не устраивает.

Утром в четверг я проснулся в настроении Наполеона перед Аустерлицем.

На лекцию синьора Брессаноне Линаро явился. Но вид имел еще более пришибленный и неуверенный, чем обычно, точнее, чем стало обычно для него после посещения кремонской СБ.

В перерыве я подошел к нему и встал напротив, он поднял взгляд, увидел меня, побледнел и медленно поднялся.

— Твои родители, три брата и пять сестер живы-здоровы, и их домик в Урбано не пострадал. Теперь это наша земля. Ты больше не имеешь к Кремоне никакого отношения. Поэтому можешь совершенно спокойно набить мне морду, и ни одна СБ мира не будет в это вмешиваться!

— Наши освободят Урбано! — воскликнул он.

— Освободят от свободы?!

— Против вас поднимутся все!

— Зачем? Им так нравится жить в страхе?

Он немного подумал, прежде чем ответить, хорошо. В это время к нашей перепалке уже прислушивались все присутствующие.

— Посмотрим, как вы организуете жизнь без страха!

Я слегка ухмыльнулся:

— Я же сказал, ты можешь совершенно спокойно набить мне морду. Если справишься.

— А пошел ты…

— Кстати, советую зайти в наш отдел высшего образования и написать заявление с просьбой оплатить тебе будущий год. Если ты не будешь при этом клясться в верности кремонским идеалам и представишь какую-нибудь рекомендацию, ну хоть у синьора Брессаноне попроси… Так девяносто процентов, что тебе оплатят. Я узнавал.

Он открыл рот, потом закрыл его и выбежал из аудитории. Ладно, справится, не маленький.

Я сделал то, что должен был сделать.

— Ну ты даешь! — заявил Ориоло. — Можно подумать, ты имеешь какое-то отношение к завоеванию этого его Урбано.

Я посмотрел ему в глаза, он отвел взгляд.

— Я же сказал, мы не на «ты», — процедил я сквозь зубы.

— Ладно-ладно. Ну а все-таки…

— Вы можете совершенно спокойно поинтересоваться сводками потерь кремонских ВВС за этот год. Хоть на наших сайтах. Это не шпионаж. Все, что над Джильо, — мое.

В этот момент синьор Брессаноне вернулся в аудиторию и продолжил лекцию.

Глава 47

К концу недели мои звери как с цепи сорвались. Геракл, кажется, поставил своей целью обаять всех палермских кошек. Самурай полетел на залив искать себе подружку. Хм, на Северном этначайки — редкость; если не найдет, придется везти его на Южный. А что? У нас там теперь есть своя довольно большая зона, а не маленький заштатный городишко, как было раньше, так что проф меня, наверное, отпустит. Даже Диоскуры попрятались в парке — ищут себе подружек.

А бедные люди весной обычно сдают какие-нибудь экзамены и придумывают себе другие проблемы. Одна из таких проблем свалилась на меня внезапно в виде официального письма «Комитета по развитию…»:


«Синьору Энрику Галларате,

владельцу кофейной плантации

Тремити, Ористано.

Настоящим уведомляем Вас, что срок переходного управления принадлежащей Вам плантацией истекает 30 этапреля сего года. Просим Вас не позднее 25 этапреля прибыть на означенную плантацию лично либо прислать Вашего законного представителя для передачи Вам всех прав и обязанностей, проистекающих из права владения настоящей собственностью. Финансовый отчет прилагается.

С уважением, начальник сельскохозяйственного отдела Комитета по развитию и использованию завоеванных территорий (КРИЗТ)

Т. Скуинцано».


Ну ничего ж себе! И что мне с этим делать? Первое побуждение — пойти и спросить совета у профа — я подавил, получится, что я просто хвастун: «пол-Этны скупил бы за такие деньги».

Ну хоть какая-нибудь подсказка… Например: «Ваш старый управляющий превосходно справляется с делами» или «за такую-то сумму мы готовы и дальше управлять Вашей плантацией». Черт! Хорошо, что я не купил две плантации, а ведь собирался. И у Ларисы тоже вроде бы нет никакого контрольного пакета, не придется решать еще и ее проблемы. Авантюрист хренов! За что боролись, на то и напоролись.

Ладно, посмотрим финансовый отчет. Кое-какая прибыль имеется, интересно, я на нее не рассчитывал, думал, в этом году у них все пойдет на социальные нужды. Меня там не встретят толпы голодных? Нет, не похоже. Ну хорошо. Местного управляющего уволили по результатам ревизии еще осенью. М-мм, ну это надо смотреть. Может, он грабил богатых, чтобы хоть немного подкормить бедных, я тоже занимался этим в детстве. А если это не так? Ну, тогда мне придется нанять на это место хорошего агронома соответствующей специализации. Дело нехитрое. Можно даже прямо через Интернет. Вот! Нет причины паниковать. Но на Ористано съездить придется.

Ребята сейчас со мной не полетят, у восьмиклассников экзамены на носу, а Гвидо лежит в госпитале. У меня тоже экзамены на носу, но тут уж ничего не поделаешь. Можно попросить разрешения у профа, взять с собой бедного скучающего Виктора (если его мама не против) и слетать хоть завтра.

На всякий случай я позвонил Алексу.

— Как насчет безопасной турпоездки с деловыми целями? — Я объяснил ему ситуацию.

— Ха, еще не было случая, чтобы ты звал к горынычу в пасть, — ответил Алекс, — а потом оказывается… Но это, кажется, и впрямь безопасно, так что тебя можно и одного отпустить. — Алекс посерьезнел: — Меня сейчас не отпустят, надо к экзаменам готовиться, да я и сам не такой уж раздолбай.

— Я тоже, — вздохнул я, — но вот приходится.

— Сам виноват.

— Угу, никакого сострадания.

— Ты еще поплачь.

— Хны! — весело взвыл я. — Ладно, не сломай зубы о гранит науки.

Лео был не столь язвителен, но занят даже сильнее Алекса — ему больше нужен идеальный аттестат.

Ларисе тоже. У девчонок собственная гордость: ах, вы считаете, что мы тут для украшения пейзажа! Ну так мы вам покажем! Тем более у Ларисы пример перед глазами: мама — известная художница и дизайнер.

За ужином я получил разрешение профа и предложил Виктору съездить со мной. Виктор умоляюще посмотрел на синьору Будрио.

— А это не опасно? — с тревогой спросила она.

Мы расхохотались.

— Ты забыла, Бланка. На Этне нет ничего безопасного, — заметил проф, — пока они там, может упасть бомба на всех, кто остался здесь. Или наоборот. Но Ористано — довольно мирное место.

— Угу, — подтвердил я, — там даже карманных бластеров почти ни у кого нет. Слишком уж они бедные.

— Ну, теперь не такие бедные, — заметил проф, — твоими трудами.

— Скорее трудами синьора Мигеля, — усмехнулся я.

— Ты был убедителен, он рассказывал.

— Тогда будем считать, что своими собственными трудами. Это, кстати, правда. Раз у меня получилась прибыль…

Проф кивнул.

— А что было на Ористано? — заинтересованно спросил Виктор.

Я вздохнул и стал рассказывать эту старую историю, старательно обходя острые углы. Бластеры, восстания — опустим, иначе синьора Будрио испугается и бедный Виктор останется дома.

Кажется, я не вполне ее убедил. Проф пришел мне на помощь:

— Возьми с собой Марио.

Синора Будрио вздохнула с облегчением.

— Ну ладно. Ты за ним присмотришь? — Она посмотрела на меня с надеждой. Как я вырос в ее глазах после Мачераты!

— Конечно, синьора, — промурлыкал я.

Виктор расцвел.

— Лететь лучше прямо сейчас, — предложил я, — тогда на Ористано будет субботнее утро, проведем там два дня и вернемся, когда здесь будет воскресенье, день.

— А Марио еще здесь? — спросил проф.

— Кажется, да. Он должен был остаться на ночь.

— Тогда никаких проблем.

Я отправился звать Марио в очередной поход.

— Как тебе Ористано весной? — поинтересовался я.

— Я его еще не видел, — ответил Марио. — Что, новая авантюра?

— Ну, примерно.

— Если не надо брать фрак, то я не против, — усмехнулся Марио.

— А я его так и не завел. Через полчаса, в Феррари.

— Ладно.

Я заканчивал тестировать катер, попутно объясняя Виктору, что я делаю, когда к нам присоединился Марио в камуфляжке. Марио и в гражданской одежде выглядит довольно угрожающе, а уж в форме…

— Ты решил там всех распугать? — спросил я.

— Готов подождать часок? Я тут гардероба не держу, — огрызнулся Марио.

— Да ладно, чего это ты такой злой? Уже пару месяцев.

Марио хмуро на меня посмотрел.

— Извини, — смутился я.

Что-то с ним действительно случилось. Почему, например, он старается все выходные проводить в парке, а не дома? Марио страдает от неразделенной любви? Похоже на то. Или нет? Он же трехкратный чемпион Палермо по кемпо, ему девушки на шею гроздьями вешаются. Как следует обдумать эту тему я не успел.

— А ты там кого-нибудь предупредил? — спросил Виктор.

— Не-а, если нас встретят дрекольем, уберемся на конный завод, там нас всегда рады будут видеть.

— А на своей плантации ты так и не побывал летом?

— Не-е, как-то было не до того, да и не чувствую я себя плантатором.

— На тебя это не похоже, — заметил Виктор.

— Почему это?

— Ну, ты всюду суешь свой нос, а тут сам бог велел, а тебе хоть бы что.

Я задумался: Виктор прав, на меня это не похоже. Даже не вспомнил за все прошлое лето, что у меня на Ористано что-то есть. «Испугался ответственности, — заявил ехидный внутренний голос, — поэтому и не вспомнил». Точно, так оно и есть. Чуть было не начал превращаться в рантье. Хорошо, что «Комитет по развитию…» вытащил меня из норы. Теперь, так или иначе, придется что-то решать.

Через полтора часа я уже снижался над островом. На Ористано было раннее утро.

И где тут моя плантация? А вот она. Морской берег, пустынный пляж, чуть в стороне большой «господский» дом, какие-то хозяйственные постройки, а может быть, бараки. Черт бы меня побрал! Почему я догадался позаботиться о нормальной жизни для работников конного завода, а сюда даже не съездил и не проконтролировал?

Чуть дальше от моря начинаются поля с зеленеющими кофейными деревцами. Граница обозначена ярко-белой оградой, а за ней сразу начинаются какие-то фруктовые рощи. Дорога, прорезающая плантацию насквозь, начинается на одной военной базе и кончается на другой, около порта. Примерно в десяти километрах от плантации — развилка к конному заводу, отлично, съездим, покатаемся. Э-ээ, дорога нам для этого не нужна.

— И где твоя плантация? — спросил Виктор.

Я показал вниз:

— Вот она.

— Такая большая?!

— На Этне земли сколько угодно.

— Скорее болот, — заметил Марио.

— Да, правда, каждый терраформированный метр — это чья-то жизнь. С каторжниками новосицилийская администрация не церемонилась.

Виктор опустил голову.

— Ты-то тут при чем? — удивился я.

— Ну как-то…

— На свете есть только один человек, за поступки которого ты отвечаешь: ты сам.

— Здесь и сейчас да, а вообще — нет.

— Это еще почему?

— Под Мачератой ты отвечал только за себя?

— Э-ээ, убедительно.

Сделав круг над своей плантацией, я повел катер на посадку. Посадочная площадка была на крыше. Я поморщился и сел на дорожку перед главным входом — дверь на крышу скорее всего закрыта.

Обитатели поместья, наверное, еще спят — выходной день. Но нет, на крыльцо вышел какой-то молодой человек в футболке и драных джинсах.

— Это частное владение! — Он замахал руками, показывая, что мы должны уехать.

Я открыл дверцу и спрыгнул на землю:

— Да, я знаю. Частное владение. Мое.

У него одновременно вылезли глаза на лоб и отвисла челюсть, так что его лицо стало казаться вдвое длиннее.

Летучие коты! Почему я не могу выглядеть посолиднее? Я продемонстрировал ему свои водительские права:

— Энрик Галларате — это я.

— Э-ээ, о-оо. — Он установил челюсть на место, теперь можно разговаривать. — Э-ээ, очень приятно. — Он протянул руку. — Андреа Фаэнца, я здесь временный управляющий, от корпорации.

— Рад познакомиться. — Я пожал протянутую мне руку. — Теперь вы, наверное, поедете на Южный континент, приводить в порядок бывшую кремонскую зону.

Фаэнца улыбнулся.

— Вот женюсь и где-нибудь осяду, а пока… — Он пожал плечами. — Такая работа. Скажите спасибо вашему отцу, я правильно понимаю?

— Правильно.

— На Южном он вам тоже что-нибудь подарит?

— Э-ээ? — удивился я. — А-а, понял. Нет, он мне не дарил эту плантацию. Я ее сам купил, когда ее акции котировались по цене оберточной бумаги.

— А если бы тут прошли бои и корпорация потребовала бы вложений?

— Тогда я бы разорился. Но мне повезло.

В этот момент Виктор спрыгнул на землю:

— Ну что? Нас не прогонят, как ты сказал? Дрекольем?

— Нет, не прогонят. Это мой двоюродный брат, Виктор. А из катера сейчас выберется Марио, но вы его, наверное, и так узнаете.

Марио выбрался. Его узнали, долго трясли руку и просили автограф. Марио привычно вздохнул и расписался в протянутом блокноте. После этого управляющий опять обратил на меня внимание:

— Приехали разбираться?

— Конечно, — вздохнул я, — такое грозное письмо пришло из КРИЗТа… Сейчас вы все бросите, и тут начнется анархия, развал и загнивание урожая на корню.

— Кофе не гниет. А нового управляющего вы не привезли. Зачем вы тогда приехали?

— Уже прогоняете?

— Конечно, валите к себе в Палермо и без моего преемника не возвращайтесь! — усмехнулся Фаэнца.

Я покачал головой:

— А почему вы уволили старого управляющего?

— По результатам ревизии, — ответил Фаэнца. — Это же было в отчете, — удивился он.

— Ну и что? — в свою очередь удивился я. — Вы же имеете представление, как тут жили при Каникатти?

— Вникать в смягчающие обстоятельства — дело адвоката. Пусть радуется, что его не посадили.

— Понятно, — заявил я сухо. — Хорошо, что я приехал оглядеться.

Фаэнца уловил мою враждебность.

— Ладно, пойдемте в дом, — произнес он примирительно. — Может же хозяин большой плантации получить завтрак в собственном поместье. Даже если он идеалист.

— Ну-у, мне-то кажется, что это вы идеалист. Закон первичен, реальность вторична. К тому же у Каникатти декларируется полное и всеобщее равенство.

— Это в будущем, — парировал он.

— Золотой век когда-нибудь потом, — ехидно заметил я.

— Вы собираетесь вернуть этого парня обратно?

— Не знаю, я еще не решил. Решу, когда пообщаюсь с аборигенами.

— Ну, вольному воля — спасенному рай, — заметил Фаэнца, — в конце концов, теперь он будет обворовывать вас. А аборигены, — он усмехнулся, — проснутся еще где-то через час.

За завтраком Фаэнца говорил о видах на урожай и возможных нововведениях — он оказался энтузиастом сельского хозяйства, синьору Кальтаниссетта он бы понравился. Я вежливо его слушал и скучал. Просто мне не нужны деньги. На биржу я вылезаю поразвлекаться. Вот и доразвлекался. Сбылась мечта идиота. Собственный дом, собственный сад, который еще надо возделывать. Продать все это кому-нибудь, кому это интересно? Ох-ох-ох, бедные-бедные здешние жители — сначала Каникатти, потом этот энтузиаст, а потом опять неизвестно кто.

Пока мы завтракали, поместье скинуло с себя сонную одурь. Кто-то уже бродил по двору.

— А как здесь развлекаются по выходным? — спросил я у управляющего.

Он сразу увял, наверное, решил, что я приехал за этим, и пожал плечами:

— Мне как-то некогда…

— Ну, это я уже понял, а все остальные что делают?

— Пришлось купить большой автобус, — сказал Фаэнца недовольным тоном, — корпорация потребовала, чтобы детей доставляли в школу, а на выходных народ катается в Ньюпорт, видеозалы, магазины…

У меня отлегло от сердца, Фаэнца при всем своем бюрократизме все-таки позаботился о самом необходимом, хотя и не добровольно.

Смешно, раньше мне всегда казалось, что молодой парень в растянутой футболке и драных джинсах может оказаться бандитом, но не бюрократом. И разговаривает он нормально, не ссылается на пункты инструкций, но окружающим от этого не легче.

Я кивнул на людей, бродящих по двору:

— Так это они автобус ждут?

— Да, приходится делать три, иногда четыре рейса. Тут довольно много народу.

— А сколько?

— Около пятисот человек, примерно триста взрослых и почти двести детей.

— Понятно, в школу их тоже в два рейса?

— Конечно.

Я полюбовался на небольшую суматоху при отъезде автобуса, подождал, пока он скроется в клубах пыли — дорога тут грунтовая и неровная. И теперь это моя забота.

— Ладно, — сказал я, поднимаясь, — пойду пообщаюсь с народом. Только не говорите им, кто я такой.

— Хочешь соврать, чтобы узнать правду? — насмешливо спросил Виктор.

— Зачем же врать, просто ничего не скажем.

— А если спросят?

— Сделаю таинственный вид и умное лицо. Не беспокойся, все будет нормально. Пошли прогуляемся.

Взрослые если и обратили на нас внимание, но демонстрировать его побаивались (наверное, это наследие Каникатти), а детей одернули и поставили в очередь, ожидающую автобус.

Я искал какого-нибудь одинокого мальчишку нашего возраста или помладше. И скоро его нашел. Он был одинокий, печальный и несчастный. Наверное, его за что-нибудь наказали — не взяли с собой в город.

— Привет! — сказал я, подходя.

— Привет, — буркнул он и только после этого обернулся. — Э-ээ? А вы откуда?

— Да так, прилетели, — небрежно ответил я, кивая в сторону Феррари.

— Ух ты!!! Здорово!

На дороге опять клубилась пыль — автобус возвращался за следующей партией отдыхающих.

— Ты, наверное, сейчас уедешь, — заметил я.

Он помотал головой:

— Меня тут оставили.

— А чего?

— Да так. — Он поморщился.

Все ясно. Я верно догадался.

— Ну, тогда можно немного полетать, — заметил я, — или тебе влетит?

— Ты сам водишь?!

— Ага.

— Мне не влетит. На катере мне кататься не запрещали, — хитро ухмыльнулся он.

— Вот и отлично! Тебя как зовут?

— Пепе.

— Я — Энрик, а это Виктор.

Аттракцион «катание на катере» продолжался час, а потом мы пошли купаться в холодном еще море.

Через два часа я знал все, что меня интересовало.

Жили местные жители все-таки не в бараках и не в перестроенных конюшнях. По палермским меркам тесновато, но по собственным представлениям Пепе — неплохо. В школу детей возили на ближайшую военную базу, это я узнал еще у Фаэнцы, а вот кемпо тут никто не занимается. Плохо. Традиции надо поддерживать, а то опять начнутся проблемы — армия небоеспособна, граждане даже себя защитить не могут и так далее. С этим тоже надо что-то делать.

А прежний управляющий рискнул сделать то, на что не решился Кальяри — не позволил морить голодом своих рабочих. Как он скрывал это от Каникатти, Пепе, естественно, не знал, а осенью при ревизии у него нашли крупную недостачу. Сейчас товарищ Маршано («синьор» — поправил я), квалифицированный агроном, выращивает травку для лошадок синьора Мигеля. Спасибо Кальяри, на это его решимости хватило. Хм, а почему Кальяри мне не написал? Не знал, что это моя плантация? Может быть.

Мы лежали на пляже и грелись на солнышке — промерзли в море.

— А давайте слетаем на конезавод, — предложил я, — покатаемся верхом, и обедом нас там накормят.

— Ты там был прошлым летом? — спросил Виктор.

— Угу. Пепе, твое отсутствие не будет заметно?

— Не-а, они до вечера укатили.

Сильно он обиделся на родителей, раз говорит «они».

Мы оделись и пошли звать Марио на конную прогулку. Марио поморщился:

— А без меня вы никак не можете?

— Можем, просто я думал, ты тоже захочешь, — удивленно ответил я.

Марио помотал головой.

— Тогда дай мне совет, как организовать тут секцию кемпо.

Марио немного подумал:

— М-мм, ну тут в двадцати километрах база. Помнишь Росси?

— Лейтенанта Росси? Конечно.

— Очень может быть, что он не откажется подзаработать, а его начальство не будет против. В конце концов, это политика корпорации.

— Понял, гениально. А за его квалификацию ты ручаешься.

— Энрик… Иначе я не стал бы предлагать.

— Ты полетишь с нами или останешься?

— Куда ж я от тебя денусь, ты же обязательно во что-нибудь влипнешь.

— Постараюсь не влипать!

— Это не от тебя зависит, — резонно заметил Марио, — хотя… Ты и сам, конечно…

Я позвонил Кальяри и вежливо попросил разрешения приехать. В том, что я его получу, я не сомневался.

Правильно не сомневался — в честь нашего прибытия там чуть было не устроили большой праздник.

Я немного покатался на Вулкане, а потом оставил Виктора и Пепе осваивать верховую езду под присмотром Марио и отправился исправлять свои ошибки.

Синьор Маршано мне понравился сразу: «Делай что должен и будь что будет». К потере любимой работы он отнесся философски: могло быть и хуже.

Кальяри был огорчен утратой — не столько хорошего работника, сколько интересного собеседника. Я немного подумал и решил поинтересоваться, сколько стоят на острове приличные гражданские внедорожники: пусть Маршано на нем ездит и по плантации и в гости. Я перед ним виноват и должен что-нибудь хорошее для него сделать, а сам Маршано да и Кальяри еще пару лет, не меньше, будут считать элемобиль роскошью.

Своего управляющего я перевез на плантацию сам и по теплому приему, который устроили ему местные жители, понял, что поступил правильно.

Фаэнца был очень недоволен, но постарался не подать виду: теперь это не его дело.

Полночи мы обсуждали перспективы развития Тремити и острова в целом. Сперва мне показалось, что Маршано — противник прогресса, а потом понял, что он просто не хочет устраивать тут безработицу. Я почесал в затылке, повспоминал, как поступали в таких случаях всякие успешные дельцы, и через полчаса изложил Маршано свой план: и на елку влезем и… не уколемся. У нас тут побережье, отличный пляж, сколько угодно неподходящей для сельского хозяйства земли, а в тридцати километрах уникальная для Этны достопримечательность. Кто нам мешает переделать дом в пансионат (не слишком сложно, прямо скажем — планировка у дома подходящая), а можно и еще пару корпусов достроить со временем, и часть народа будет работать в нем. Ну и договориться с синьором Мигелем, пусть на конезаводе построят хоть небольшой ипподром, собственно, круг есть, нужны только трибуны, ну и всякие мелочи. А то у него лошади зря овес едят и ничего не делают. Скорее всего, ему понравится эта идея, а уж Кальяри будет просто счастлив: сможет увидеть результаты своего труда еще при жизни, а то, похоже, он на это и не надеялся.

Маршано остудил мой энтузиазм — не все так просто, понадобится стартовый капитал, которым плантация не располагает.

Я задумался: того, что есть у меня на карточке, хватает на карманные расходы. Правда, у профа лежат в сейфе мои деньги, очень немаленькие. На них, наверно, нарастают банковские проценты. Чтобы я богател. Хм, может быть, он выделит мне часть — не на пустяки какие-нибудь — серьезное прибыльное предприятие.

— Ладно, — сказал я синьору Маршано, — я понял, это действительно проблема. Но если вы в принципе согласны этим заниматься, я постараюсь ее решить.

Синьор Маршано поднял брови:

— Насколько я понял, я ваш наемный работник.

— Э-ээ, ну и что? Я совсем не хочу, чтобы вы прямо завтра начали искать себе другое место.

— Это здесь непросто, как вы могли заметить.

— Мог. Год назад, по похожему поводу, я сказал синьору Кальяри, что я не так глуп и прекрасно понимаю, что не все можно получить силой. Я и сейчас так думаю. Вы не ответили на мой вопрос.

Синьор Маршано улыбнулся:

— В принципе я согласен. Мне почему-то кажется, что вы сможете получить кредит у кого угодно и на самых выгодных условиях.

— Угу, я постараюсь. И называйте меня просто Энрик, ладно? А то я как-то неловко себя чувствую.

— Это приказ работодателя? — ехидно спросил синьор Маршано.

— Нет, это личная просьба четырнадцатилетнего мальчишки, который вовсе не хочет срочно становиться взрослым.

— Хорошо, Энрик.

Глава 48

Итак, сегодня надо слетать в Ньюпорт и купить элемобиль. Маршано своего никогда не имел (Каникатти! Поубивать!), но права у него были, и водить он, стало быть, умеет. Подарок должен быть сюрпризом, поэтому выяснил я это путем долгого поиска в Интернете и кошмарного взлома, без всяких шансов скрыть следы преступления.

Вторая задача: слетать на военную базу и договориться с Росси или найти другого тренера, если лейтенант не согласится. Развлекаться некогда. Оставлю Виктора на попечение Пепе, пусть купаются и загорают, и поеду. Э-ээ, стоп — я обещал синьоре Будрио, что присмотрю за Виктором. Черт возьми, у меня на сегодня слишком уж деловая программа.

Пепе, как выяснилось, сегодня поедет с родителями, так что без вариантов: Виктора придется таскать с собой. Но он ничего не имел против.

— Эй, воин, а ты в элемобилях-то разбираешься?

— Ну, металлолом не куплю, — неуверенно ответил я.

— Вот-вот, элемобили — это моя детская страсть. Поехали.

Новые машины на Ористано не привозят — нет покупателей, местные жители еще не настолько разбогатели.

— Нам нужен внедорожник, тысяч за пять-шесть, — сказал я, когда мы оказались перед воротами небольшого элерынка.

— Ясно, — ответил Виктор и бросился в бурное рыночное море.

Потом я только бессмысленно улыбался и пытался понять, о чем это Виктор болтает с продавцами. Чувствовал он себя здесь, как рыба в воде.

На мой взгляд, тут нечего было делать дольше пяти минут: рынок маленький, и раз приличных дорог на острове нет, на нем продаются почти исключительно внедорожники. Но какие! На них, верно, ездили чертовы новосицилийские «силы порядка» лет сто назад. А потом, после освобождения, этот хлам долго били ногами от полноты чувств. Разочарование было тяжелым. Потом я присмотрел одну приличную Ламборджинию и уже двинулся в ее сторону, как Виктор вцепился в меня мертвой хваткой.

— Ты чего? — спросил я.

— Я ее еще полчаса назад увидел, — процедил он сквозь зубы, — не торопись, если не хочешь отдать кучу денег.

Я пожал плечами, сжал зубы и продолжил скучать под палящими лучами Феба.

Через час он наконец подобрался к присмотренной машине, услышал цену и сразу же увел меня от нее. Я помалкивал.

— Она стоит десять тысяч, — сказал он, — и в Палермо я посоветовал бы тебе заплатить. Продавец просит за нее восемь.

— Э-ээ, здесь она должна стоить дороже, чем в Палермо. Транспортные расходы, — пояснил я.

— Должна. Но здесь ни у кого нет таких денег, он прогадал, а везти ее обратно…

— Понятно. И что ты собираешься делать? Все остальное — такой хлам…

— Мы ее купим. Через полчаса, — ухмыльнулся Виктор.

Через двадцать минут, уже почти сговорившись приобрести какой-то несусветный каникатьевский джип с помятыми крыльями, мы вернулись к Ламборджинии.

Виктор торговался еще полчаса. Я даже не слушал: жарко и скучно.

— Шесть с половиной потянешь? — спросил он наконец.

— Потяну, — ответил я. — Да, брат, тебе надо идти работать межзвездным торговцем, — с восхищением добавил я.

— Я и собирался.

— А теперь не собираешься?

— Не знаю, Этна, она, знаешь, такая планета…

— Не, не знаю, я других пока не видел.

Мы купили машину, а потом долго уговаривали Марио разделиться и поехать порознь. Я должен довести обратно Феррари, а Виктор и Марио поедут на машине.

Марио уговорился, когда я обещал ему связываться по комму каждые пять минут и лететь на автопилоте. Тут всего-то десять минут, в основном взлет и посадка. А на машине — меньше получаса.

Следующий номер нашей программы — убедить синьора Маршано принять мой подарок.

Аргументы: плантация очень большая, а лошади у вас нет; это я виноват, что вы полгода занимались какими-то пустяками; я навалил на вас дополнительную работу, так что будет только справедливо, если я поэкономлю ваше время… И так далее. У-уф!!! Справился.

Последняя задача: секция кемпо. Тут мне не повезло: Росси на выходные куда-то улетел. Я оставил ему вежливое письмо и попросил Маршано написать мне, если с этим возникнут какие-нибудь сложности.

Вечером я покидал Тремити, вполне довольный тем, как я тут все устроил.

Когда мы вышли в космос, я с согласия Виктора и Марио выключил гравитатор. Понаслаждаемся невесомостью.

— Вот видишь, Марио, — наставительно произнес я. — Я не всегда влипаю в разные неприятности, на этот раз все прошло идеально.

— Не говори «гоп»! — огрызнулся охранник.

— Да ну. Все же в порядке.

Через десять минут я включил двигатель, точнее попытался включить: «Катер не может взлететь с этой площадки», — сообщил мне бортовой компьютер. Какая площадка? Мы в космосе. До сих пор таких проблем не возникало.

Уп-с! Все, больше никогда не буду говорить «гоп», если, конечно, мы останемся живы, впрочем, если не останемся, тоже не буду.

Я взглянул на радар — чисто. Значит, на нас не напали и не применили какое-нибудь экзотическое оружие, в чем же дело? Тестируем. Все системы в норме, но антигравитационное поле почему-то имеет неправильную форму. Спокойно, во-первых, мы летим по круговой орбите, и у меня сколько угодно времени на размышление.

— Что такое? — спросил Марио.

— Ты был прав, я зря сказал «гоп». Что-то с конфигурацией поля. Пока мы в безопасности, так что я сейчас подумаю и что-нибудь решу.

Марио невозмутимо кивнул: помочь он мне не может, а паниковать просто не умеет. Виктор посмотрел на него и тоже решил сидеть тихо.

…Во-вторых, в крайнем случае свяжемся по рации с Землей, прилетят спасатели и заберут нас отсюда. Но Феррари я тогда потеряю. Черт, не хочу, это моя любимая игрушка. Значит, надо постараться понять, что случилось, и исправить, что бы это ни было. В конце концов, зря я, что ли, целый год ходил на семинар по теоретическим основам антигравитации. Поле всегда имеет неправильную форму при взлете и посадке, потому что под ногами земля. Но здесь-то у нас космос. Хм. Точка Лагранжа! [100]Был об этом разговор на семинаре. У моего поля есть гравитационная ловушка, аналог точки Лагранжа, только не там и по другим причинам, кто-то еще смеялся, что у катеров раздвоение личности, и если в эту ловушку угодил маленький железный метеоритик… М-мм, вероятность этого даже не мала, а исчезающе мала. Чтобы ловушка сработала, относительная скорость этого камешка должна быть маленькой. Но все-таки такое мое везение. Единственный случай за историю космонавтики! Повторится такое лет через миллион. Проверим ближний радар на максимальное разрешение: о, точно, вот он. Кто-то, поди, выбросил банку из-под кока-колы, а я тут мучаюсь. Замусорили космос! Нет, тяжеловат этот камешек для банки кока-колы. Сбить его из бластера? Можно попробовать. Расплавится-то он быстро, а вот пока испарится, сутки могут пройти. Ждать так долго? Невозможно; если я завтра не появлюсь на факультете, меня исключат, не дожидаясь сессии, и никакая одаренность не поможет. Лучше я надену скафандр, выберусь наружу и возьму эту штучку в качестве сувенира! Когда еще представится такая возможность? Ага, так и сделаю, когда мы будем на ночной стороне. Облучаться мне не хочется.

— Марио, — сказал я, — мне придется выйти в космос.

— С ума сошел?

— Не-а, иначе не получится, — соврал я, — ненадолго, и привяжусь, конечно. Так что это безопасно.

— Только лучше пойду я, — заметил Марио.

— Ты в мой скафандр не влезешь. Надо было безразмерный дарить.

— Черт тебя побери! Ты уверен, что иначе нельзя?

— Угу. Вот на ночной стороне окажемся… И не каркай, а то как поберет на самом деле.

Марио не улыбнулся, а только безнадежно вздохнул. Ничего страшного, это действительно безопасно.

— Рацию я оставлю включенной, мало ли.

— Ладно, — согласился Марио.

Я надел скафандр и проверил его, как меня учил Антонио. Все в порядке, а чего ему быть не в порядке, ни разу не пользовались.

Вот сейчас мы уйдем в тень. Я взял тросик и пошел в шлюз.

Привязался, воздух откачали, и пошел. Мне понадобилось не меньше десяти минут, чтобы приноровиться к встроенному реактивному движку. Да, этому можно только в космосе научиться. Не отвлекаясь, я подлетел к ловушке и взял в руку метеорит. Это оказался пористый кусок какого-то металла, довольно большой. Интересно. Теперь, выполнив свою задачу, я огляделся, и у меня захватило дух: смотреть на звезды и на Этну через иллюминатор совсем не то же самое, что висеть в космосе, в скафандре. Звезды большие, яркие и разноцветные, раньше я этого не замечал и считал враньем все разговоры о том, что кто-то там красный, а кто-то желтый, и это ясно видно. Отсюда это действительно ясно видно. А Туманность Андромеды прямо как на картинке в учебнике астрономии, все спиральные рукава видны. Но мне пора возвращаться, а то Марио умрет от беспокойства.

Я вошел в шлюз, закрыл дверь, положил метеорит в антирадиационный ящик. Потом проверил, как облучился мой скафандр — в пределах нормы, запустил воздух, ну и так далее, рутина, хоть и в первый раз. Я сам получил смешную дозу в 0,3 бэра, не страшно.

Марио так вздохнул…

— Ну как? — спросил он.

— Сейчас проверим, но по идее все должно прийти в норму.

— А что ты там делал? — подал голос Виктор.

— Убирал космический мусор.

— Э-ээ?

— Сейчас тесты пройдут… Объясню.

Я запустил тесты. Все в норме. Отлично, сейчас как раз пора покидать орбиту, мы просто сделали лишний виток, и все. Полетели. По дороге я развлекал своих спутников, объясняя, что, как и почему я делал. Через полчаса мы уже сели в парке.

— И, даже долетев, не говори «гоп», — сказал Марио, — проверь сначала, что парк кем-нибудь не оккупирован.

— Типун тебе на язык! Нас уже встречают.

Около посадочной площадки стоял проф. Марио выбрался из катера и пошел докладывать.

— Что, иначе было нельзя? — спросил меня проф вместо приветствия.

— Разве что вызвать спасателей и оставить Феррари на орбите, — ответил я.

Проф кивнул:

— Ясно. Этого ты никак не мог сделать.

— Угу. Или испарить из бластера полтора килограмма титанового сплава. Мне показалось, что это он.

— Это, наверное, обломок новосицилийской боевой станции.

— О! Точно. А их много еще летает?

— Да нет, не очень. Тебе просто не повезло. Самую большую станцию впечатали в Эрато, да так, что ее размазало тонким слоем по всей поверхности. И теперь у нашей луны высокое альбедо [101]. Очень неромантично.

Я расхохотался:

— Так вот вчем дело! А я думал, что это я ей нравлюсь, вот она и светит, когда мне очень надо. Теперь надо делать дезактивацию катера? — полуутвердительно спросил я.

— Не переживай ты так. Сходи поищи Антонио, кажется, у нас этого больше никто не умеет. Кстати, — добавил проф, — зачем ты взломал КРИЗТовскую базу? Мне пожаловались, что давно не видели такого наглого хакера.

— Ну, это остров, связь только через спутник, никак не скроешься. — Он меня смутил, я уже выбросил это из головы. — А как они меня вычислили?

— Авторизованный оплаченный вход, — кратко пояснил проф.

Я мысленно взвыл: идиот! Зачем задавать глупые вопросы.

— А взломал зачем?! — Проф немного повысил голос, а может, показалось.

— Ну, мне надо было кое-что узнать про моего управляющего.

— И что же?

— Умеет ли он водить машину.

— Э-ээ, а спросить было нельзя?

— Нет, я хотел сделать ему сюрприз.

Проф сначала хмыкнул, а потом не выдержал, расхохотался:

— Ну ты даешь! Но похоже, что это самая невинная причина, которая у тебя когда-либо была.

— М-мм, пожалуй, это правда.

— С кем-нибудь из парней синьора Арциньяно будешь объясняться сам!

— Ой! — Я схватился за голову.

— Так тебе и надо!

Летучие коты! И что они со мной сделают? Проф, наверное, знает. Все равно не буду спрашивать. Напугал! Подумаешь!

Проф смотрел на меня с интересом: спрошу, не спрошу. Я широко улыбнулся: не надейся!

Виктор имел испуганный вид, прямо как после первого боя в его присутствии. Проф, не дождавшись моего вопроса, повернулся и ушел. Тогда Виктор решился заговорить:

— И что тебе будет?..

Я пожал плечами:

— Не знаю. Какая разница?

— Э-ээ?

— В тебе опять проснулся новосицилиец.

Виктор надулся:

— Вот еще.

— Тогда не спрашивай.

Глава 49

В понедельник вечером к нам в гости приехал синьор Мигель.

— У меня к тебе дело, — сказал он.

Я обрадовался: наконец-то, и пусть это будет что-нибудь сложное, а не просто кто-то отловил последнюю модель нашего мини-робота, который делает мою работу.

Проф нахмурился и вопросительно поднял брови: мы были не одни. Синьор Мигель едва заметно покачал головой. Хм, что это он имеет в виду? Что работать мне придется как на Селено? Или что дело действительно очень серьезное и важное и мини-роботу его не поручить?

Я еле дотерпел до конца ужина, а после него мы уединились в кабинете.

— Энрику не предстоит совать голову в пасть горыныча, — сказал синьор Мигель первым делом.

Проф облегченно вздохнул, я был разочарован.

Синьор Мигель продолжил:

— Ты мне нужен как эксперт по Кремоне.

— М-мм? — отреагировал я. — В каком смысле?

— В самом прямом. Сам же написал мне докладную записку о сборе военно-значимой информации. И половину того, что ты перечислил, мы никогда даже не пробовали собирать.

— Ну, у этого документа четыре автора. А при чем тут Кремона?

— У маленького генерала маленькая армия.

Я ухмыльнулся:

— Организовать большую?

— Нет! — сказал проф.

Синьор Мигель продолжил:

— У нас, как ты знаешь, появилось многовато оккупированных территорий. Парни из КРИЗТа работают круглые сутки. И у них тучи проблем. А тут еще явная враждебность местного населения. При том, что мы не сделали им ничего плохого. И уличных боев не было, и наши патрули следят, чтобы местных не обижали. Даже вдвое более зорко, чем обычно. Хотя и обычно особых эксцессов не бывает, от психов армия избавляется на стадии учебных батальонов.

— Понятно.

— Я хочу, чтобы ты объяснил мне почему!

— Вы сказали, что следите за порядком сильнее, чем обычно. Почему?

— Ну, решили поработать на контрасте: «Они такие плохие, а мы такие хорошие…» Там большое полиметаллическое месторождение, хочется побыстрее запустить кое-какое производство, а для этого нужна лояльность местного населения.

— Ясно. А что, никаких эксцессов вообще не было?

— Ну, было кое-что, — неохотно ответил синьор Мигель. — Например, один сержант подрался с местными парнями, одному сломал челюсть. Напал он, но клянется, что его спровоцировали и что за такое оскорбление его матери он даст в морду кому угодно. Я ему верю, не мальчишка, уже семь лет служит, и никаких серьезных проступков за ним не числится. Было еще несколько похожих инцидентов, но там патруль успевал разнять их раньше, чем дело доходило до госпиталя. Ну, допустим, кремонцы оставили там сколько-то людей с заданием провоцировать такие вещи. Это мы быстро выясним и всех переловим. Но это не объясняет, почему они предпочитают жить в нищете, но не работать. Да, и многие мальчишки твоего возраста сделали то же, что вы под Мачератой. А на Южном, между прочим, джунгли, и наши парни периодически вытаскивают оттуда отравившихся и покалечившихся детей. Стенки мы там не ставили, — слабо улыбнулся синьор Мигель, — так что ИК-сканеры работают, и особого вреда эти мальчики причинить не могут, но нескольких наших солдат эти щенки уже ранили. К тому же приходится охранять буквально все. Формально это мелочи, но… чума может начаться как насморк. Я это чувствую.

— Ясно. Ну, жаль, что мы не уничтожили Кремону полностью, так было бы проще, хотя тоже не сахар. Они боятся.

— Чего?

— Всего. Точнее, двух вещей: во-первых, что Кремона вернется и коллаборационистов просто перестреляют. Во-вторых, свободы.

— Как это?

— Вы привыкли и не замечаете. Я тоже, но мне проще, я с этим не родился. Но и я бы этого так и не понял, если бы не один случай в университете. Я бы назвал это явление «интеллектуальной трусостью». Даже очень храбрый солдат, способный шутить под огнем, вполне может оказаться интеллектуальным трусом. Ну характерный пример, старый лозунг: «Моя страна может быть не права, но она все равно моя страна». Выбор интеллектуально храброго человека: я сделаю все, чтобы изменить мою страну. Выбор интеллектуального труса: я буду исполнять свой долг. И тот и другой выбор может быть примерно одинаково опасным. Но в первом случае вам придется все время что-то решать, все время что-то выбирать, а во втором — просто выполнять приказы. Для некоторых людей решать за себя самостоятельно страшнее, чем подняться в атаку без артподготовки.

— М-мм, понятно, а порекомендовать что-нибудь конкретное ты не можешь?

— Вот вопрос… Ну нельзя же приказать человеку стать свободным! По определению. Моисей сорок лет водил свой народ по пустыне, пока не умерли все, родившиеся в рабстве.

— Недолго же они жили. Нам придется ждать больше ста лет.

— Положим, кое-что сделать можно. Во-первых, продолжать не обижать мирное население, даже если оно не вполне мирное. Тех отравившихся и покалечившихся мальчишек, я надеюсь, лечат.

— Ну разумеется.

— Вот и хорошо, только даже и не пытайтесь заниматься саморекламой. Пусть это будет на уровне слухов.

— Почему?

— Слухам там наверняка верят. Официальной пропаганде — нет. Во-вторых, всех этих деток надо просто вернуть родителям. И здоровых, которых наши будут вылавливать в этих джунглях, — тоже.

— Думаешь, они больше так не будут? — с насмешкой спросил синьор Мигель.

— Будут, и еще как, но другого выхода нет.

— М-мм, да, пожалуй, так. А еще? — заинтересованно спросил синьор Мигель.

— Еще? Профессор говорил, что у нас скоро будут преподавать историю в школах.

— Да, это уже решено. Через пару лет.

— Лучше бы поскорее, и там на Южном тоже.

— Да, — улыбнулся синьор Мигель, — я тебя понял.

— А еще… Но я не знаю, хорошо это будет или плохо…

— Говори.

— Прямо сейчас можно частично избавить их от необходимости делать выбор. Можно приказать всем явиться на свои рабочие места.

— Под страхом чего?

— Без «если», просто приказать.

— Думаешь, сработает?

— Очень может быть.

— Ну да, я понял, повязать всех. Они будут рассуждать так: даже если Кремона вернется, не могут же они расстрелять все население.

— Ага. О! Я только что понял кое-что важное!

— Давай, давай, — подбодрил меня проф.

Я пересказал им то, что выяснил Лео о сортировке умных детей.

— Понятно, по какому принципу их сортируют, — сказал я под конец. — Интеллектуально храбрые люди опасны для режима, значит, если нельзя сделать их трусливыми, надо сделать неинтеллектуальными. Кстати, а вы ручаетесь, что Кремона не вернется? — с тревогой спросил я.

— Армия у них, откровенно говоря, весьма фиговая, — поморщился синьор Мигель, — толпы придурков с бластерами.

— Больше я ничего разумного по этому поводу сказать не могу. Выпишите специалиста с Земли. Здесь, кажется, таких нет.

— Может быть, придется.

— Насколько конфиденциально то, что вы мне сейчас рассказали об оккупированной зоне? — спросил я.

— Тебе это важно? Нинасколько, об этом в новостных лентах скоро напишут.

— Ясно. Спасибо. У меня к вам тоже дело. Правда, не военное, а хозяйственное. Не хотите построить на Ористано ипподром?

— А кто на него будет ходить?

Я изложил свой план.

— И если профессор выделит мне миллион с моей кредитки, то будет кому ходить на ипподром, — закончил я свою речь.

— Ты думаешь, там есть миллион? — с иронией поинтересовался проф.

— Никак не меньше полутора, — решительно ответил я.

— Правильно, немного больше трех. Но почти все эти деньги инвестированы в какой-нибудь прибыльный бизнес с малой степенью риска. Вложение, которое ты предлагаешь, окупится не раньше чем через десять лет, к тому же оно довольно рискованное.

— Понятно. Придется взять кредит в каком-нибудь оптимистично настроенном банке. Если, конечно, синьор Мигель согласится построить ипподром.

— А мне нравится эта идея, — заявил синьор Мигель. — В Энриковом безумном стиле. Он его у вас унаследовал, — обратился он к профу.

— Льстец! — улыбнулся проф; было видно, что ему приятно это слышать.

— Может быть. Просто сейчас на Ористано у меня одни затраты. А это все-таки шанс.

— Ладно, но я не буду изымать Энриковы деньги. Энрик, у меня ты кредит возьмешь?

— Под тринадцать процентов, на десять лет. Так дает «Синий ястреб». Под обеспечение пойдет плантация Тремити. Она стоит не меньше двух.

— Договорились, — рассмеялся проф. — Кстати, если не секрет, за сколько ты ее купил?

— Тысяч за десять, — потянул я. — Так что она-то уж всяко окупилась.

— Акула капитализма, как сказал бы синьор Каникатти! — отреагировал проф.

— Точно.

— Ну хорошо, — закруглился синьор Мигель, — я еще сегодня поговорю со своим управляющим делами. А мне надо обратно, на Южный. И поскорее.

— Удачи! — пожелал я на прощание синьору Мигелю. Везет ему, все время воюет.

Глава 50

Со времени «взлома» прошло уже больше сорока часов, а пылающие местью эсбэшники так и не проявились. Что будем делать? Сколько времени этот дамоклов меч будет висеть над моей головой? М-мм, воспользоваться знакомством с синьором Арциньяно? Просто прийти и спросить? На Селено они меня не сошлют: во-первых, нет еще восемнадцати, а во-вторых, за такую мелочь и взрослого разве что оштрафуют. О! Меня тоже. Вот пусть они и присылают мне счет за свои бесценные секреты Полишинеля. Переживу.

Кстати, почему я не пользуюсь возможностями анонимного входа в сеть? Рефлекс. Я вспомнил страшную историю, произошедшую на заре моего туманного детства. Первая попытка взлома обошлась мне довольно дорого: проф отловил меня по моему логу. Вторая тоже: общий для парка лог выхода во внешнюю сеть. Третья меня чуть не доконала: я обошел оба лога, вышел в сеть анонимно, небезосновательно полагая, что иначе меня все равно поймают, и попытался что-то взломать (сейчас уже не помню, что именно). И умники из нашей СБ сбросили мне на комп программу-убийцу. Через пару секунд мой винчестер был девственно чист. Хорошо, что, сильно подозрительный, я имел диск с копиями своих файлов: насмотревшись на выброшенную технику, я и всей остальной не очень-то доверял. Но программное обеспечение погибло целиком.

У меня было два способа вернуть свой комп в рабочее состояние, более простой — пойти и признаться — я отверг. Так что я залез ночью в кабинет профа и нашел в его библиотеке нужные мне диски. Я справедливо рассудил, что если попадусь, то объяснить, зачем мне это понадобилось, и стоически стерпеть то, что мне за это причитается, я всегда успею. Все равно чуть не умер от страха: ночь — на то, чтобы украсть, день — на восстановление, и еще одна ночь, чтобы вернуть диски на место. Слишком долго и сложно, чтобы все прошло как по маслу, но мне повезло.

Но сейчас-то я большой и умный! Кто мешает мне завести еще один комп, комп-камикадзе. Ну сотрут ему винч, ну и что? Восстановлю. Э-ээ, странно. Это же так просто, почему все хакеры мира так не делают? Боятся ребят из СБ — очень может быть.

Во вторник вечером Антонио принес мне дезактивированный метеорит.

— Хороший трофей в твою коллекцию, — заметил он.

— Ага, — согласился я, — спасибо.

Пылающие местью эсбэшники по-прежнему не проявляли никаких признаков жизни. Черт возьми! Я даже начал понимать бедного Линаро, который сам бегал признаваться в кремонскую СБ. Хм, я же уже понял, что мне грозит. Вот и ладно, проехали.

К концу недели занятия математикой и физикой надоели мне, как какому-нибудь последнему лентяю. Нельзя же так долго заниматься исключительно ради того, чтобы блеснуть на экзамене, а интересно все это было только до тех пор, пока не стало банальностью. Когда-то в детстве у меня была собственная теория строения мира: я считал Этну бесконечной плоскостью, какая-то часть которой освоена людьми, поэтому был просто потрясен, когда узнал, что она — шар. А сейчас это банальность.

Я позвонил Ларисе, чтобы высказать ей эти соображения, и она согласилась погулять со мной вечером в субботу. Замечательно.

Когда я подошел к ее дверям, слабый дождичек внезапно превратился в холодный весенний ливень. Трах-тарарах! Люди неплохо умеют управлять погодой. На планетах с единым правительством. А на Этне… иногда даже простейшие предсказания не сбываются: то кто-нибудь решит укротить тайфун, чтобы не повредил рыбакам, то — полить свои поля, чтобы урожай не погиб на корню. Не согласовывая это с другими. Последствия за свой счет. Метеорологи плачут горючими слезами. Интересно, а если бросить спичку…

— Заходи, — сказала Лариса, — незачем мокнуть.

— Ага, спасибо.

Синьора Арциньяно милостиво мне улыбнулась: я в фаворе у своей будущей тещи.

А вот синьор Арциньяно…

— Зайди, — пригласил он меня в свой кабинет, — поговорим.

Лариса испуганно на меня посмотрела. Я ободряюще улыбнулся: ничего страшного. Она осуждающе мотнула головой: тебе вечно ничего не страшно.

Я своими ногами пришел в гости к пылающему местью эсбэшнику. Смешно.

— Давно твое имя не появлялось в списках нарушителей, — заметил мне синьор Арциньяно, — вряд ли ты стал пай-мальчиком, ты просто хорошо взламываешь. И вдруг такие следы… — Синьор Арциньяно казался огорченным.

— Нарушитель правил игры! — провозгласил я.

Синьор Арциньяно посмотрел на меня с интересом.

— Не вы первый изобрели такой способ обучения кадров. Так что я догадался, хотя и не сразу, — пояснил я.

Синьор Арциньяно прикрыл глаза: продолжай.

— Но я не ваш кадр, я кадр ваших соседей.

Он согласно покивал головой.

— И я храню гораздо более важные тайны, чем те, до которых вы разрешаете пробиваться всяким юным дарованиям.

Синьор Арциньяно слегка улыбнулся.

— Вывод! — торжественно произнес я. — Проще всего дать мне какой-нибудь разумный допуск, чтобы у вас не звенел звоночек, когда я пытаюсь узнать, умеет ли синьор Маршано, управляющий моей плантацией, водить машину.

— А ты хотел узнать именно это?

— Да.

— А если я не хочу выводить тебя из этой, как ты сказал, игры? — поинтересовался синьор Арциньяно.

— Тогда вам придется убедить профессора, что мне необходимо в нее играть. Это он предложил мне самостоятельно с вами объясняться. Я неделю ждал, пока вы проявитесь.

— Боялся, что я сошлю тебя на Селено?

— Нет, считал деньги на кредитке, думал, вы меня как-нибудь оштрафуете.

Синьор Арциньяно рассмеялся:

— Это имело бы смысл с парнем, которому пришлось бы в такой ситуации покосить чьи-нибудь газоны.

— Или взломать что-нибудь чужое, чтобы вы простили ему долг.

— Э-ээ, нет, это неправильно. Ладно, я тебя понял. Придется тебя амнистировать, раз я ничего не могу с тобой сделать.

— Так нечестно. Нарушение правил игры. Вы меня обезоружили.

— Зачем тебе играть, раз ты уже понял, что это игра?

— Я имел в виду глобальную игру, которая называется «Свобода и ответственность — одно и то же». Если нет ответственности — нет свободы.

— Хорошо сказано. Ладно, черт с ними, со всякими мелкими секретами. Но платить тебе за чужие сайты я больше не буду.

— Оставили бедного ребенка без пряников. Да я сейчас просто заплачу, — пожаловался я как можно более ехидно.

— А присылать мне выкопанную информацию ты все равно будешь, — закончил синьор Арциньяно.

— Хорошо, — согласился я, — договорились. Не думал, что вы такой скряга.

— Все, иди заговаривай зубки моей дочери. Дождь кончился.

— А, так это вы его вызвали, чтобы заманить меня в логово дракона!

— Откусить тебе голову? Нет? Тогда катись, пока я не передумал!

— Спасибо, синьор Арциньяно, — ответил я и полетел успокаивать Ларису.


* * *

— О чем это вы разговаривали? — строго спросила Лариса.

— Мне велено сводить тебя на что-нибудь интересное.

— Врун!

— Да, но на что-нибудь интересное я тебя все равно свожу!

— Я серьезно!

— Конечно, я тоже.

Лариса имела очень недовольный вид.

— Не переживай, — утешил я ее, — если бы твой папа откусил мне голову, ты бы это заметила сразу.

— Я сейчас сама откушу тебе голову!

— Давай! — с восторгом воскликнул я и наклонился, чтобы она могла дотянуться.

— Вредный!

— Нет, полезный. Особенно если меня съесть.

— Это еще почему? — спросила огорошенная Лариса.

— Ну когда-то наши далекие предки ели своих убитых врагов, чтобы приобрести всякие их положительные качества, ну там, ум, храбрость, силу.

— В который раз ты хвастаешь? Это уже «отри», да?

— М-мм, наверное. А какая разница?

— В общем-то никакой…

— Все! — заявил я решительно. — Сегодня я, наконец, свожу тебя в театр… — Я осекся.

— Ну своди. Ты собирался продолжить: «Хотя бы все силы ада встали у меня на пути!»?

— Нет, это было бы «очетыре». Я просто подумал, что в Палермо не так много театров, и тебе может не понравиться репертуар.

— Ну хорошо, веди, разберемся.

Здание Оперы оказалось в лесах. Лариса посмотрела на меня вопросительно, я пожал плечами: не знаю. Вдруг я увидел, что стоим мы на большой заплатке: асфальт под ногами еще отличался по цвету от всего остального.

— Пострадало во время последней войны, — пояснил я.

Лариса тоже посмотрела себе под ноги:

— Авианалет?

— Да.

Мы огляделись: Опера не единственный театр в нашей зоне, хотя и самый большой. И стоит он на площади, которая называется Театральная.

— «Театр Тавернелле», «Гастроли нью-британского театра „Октагон“», «Э. Ростан. Сирано де Бержерак», премьера, — прочитала Лариса вслух. — Знаешь, кто он такой?

— Э-ээ, что-то читал, он был философ, писатель и поэт. Философами тогда называли всех ученых вообще.

— Ну тогда вряд ли про него можно написать интересную пьесу.

— Давай подойдем поближе и посмотрим.

На простой плоской афише была изображена только тень: тень человека с длинным носом, в большой шляпе с пером и со шпагой в руке.

— Не слишком похож на пыльную библиотечную крысу, — прокомментировал я.

— Конечно, — улыбнулась Лариса, — негуманно не давать тебе посмотреть на драку.

— Да, обычно я в них участвую.

Мы предупредили родителей, что вернемся поздно, купили билеты, сходили поужинать и к девяти вечера вернулись в театр. Я никогда не был в театре, только смотрел записи на CD.


* * *

Пау-вау! В театр приходят в смокингах, господа офицеры в мундирах, а я, как всегда, в джинсовом костюме. Здесь, среди немного вычурного интерьера в стиле не знаю уж какого века, но раньше двадцатого, я выглядел неуместно. Лариса почувствовала мою неуверенность, улыбнулась и незаметно сжала мне руку: все равно мой парень лучше всех!

— Пожалуйте билет!
— Вот новости, бездельник!
Гвардейцы короля нигде не платят денег. [102]
Публика засмеялась. Все-таки это комедия, жаль, не люблю комедии. Я приготовился поскучать и начал лениво рассматривать декорации и костюмы. А уж актеры, игравшие воров, убили меня наповал, ну кто ж так делает? И вдруг я услышал:

— Да, шпага у него — одна из половин
Всегда раскрытых ножниц Парки.
Хм, это интересно.

— Кто покровитель ваш?
— Такого нет на свете.
Но…
(Положив руку на эфес шпаги.)
…Покровительница есть!
Вот это по-нашему. Зрители так и отреагировали. По-моему, актеры на сцене были даже удивлены таким теплым приемом.

— Дворянчик с жалким видом,
Без лент и без перчаток!
— Да.
Но я не уходил с несмытою обидой,
С помятой честью — никогда!
Лариса хмыкнула: вспомнила, наверное, как я смутился из-за своего костюма. Так мне и надо.

— Мне жаль. На вас такой атлас —
И в нем придется сделать дырку…
Итак, предупреждаю вас,
Что я сейчас начну посылку!
Фехтуют они из рук вон плохо. Вы же на Этну приехали! Здесь в этом все разбираются. Ладно, это не суть дела. Поверим, что настоящий Сирано был настоящим мастером.

— Упал!
— Он мертв?
— Он без движенья!
Сирано (бережно вытирая шпагу):
— Пустая рана. Ерунда!
Зато основ стихосложенья
Он не забудет никогда!
И зачем он нарывается? Из спортивного интереса? Он так делает каждый день?

— Приятно быть самим собой.
А притворяться — тягостно и сложно.
О, черт побери! Когда кончилось первое действие, я был готов убить идиота, который придумал антракты.

— Забияка, — прокомментировала Лариса. — Вроде тебя.

— Это плохо?

— Ну-у… иначе не было бы пьесы.

— Да. И это красноречиво свидетельствует о вселенском педагогическом идиотизме.

— Это еще почему?

— Мир двигают забияки. Пай-мальчик не рискнул бы пойти навстречу лесному пожару.

— Какому пожару? — не поняла Лариса.

— Ну, это было два миллиона лет назад или около того. Для того чтобы разжечь первый костер, это надо было сделать.

— М-мм, понятно, — потянула Лариса. — Но если бы быть слишком примерным считалось предосудительным, ты бы именно таким и был.

Я засмеялся:

— Это точно! И каждый день дрался бы с теми, кто меня так называет.

— Тогда, — логично заметила Лариса, — ты не был бы уже примерным мальчиком.

Мы вернулись в зал.

Какой-то людоед без страха и без сердца!

Сирано (пишет):

— Робею и дрожу… и некуда мне деться
С моей любовью к вам… при вас, моя любовь! [103]
О боже! А она звала его на свидание, чтобы какому-то там красавчику не попортили физиономию.

— Скажите, ну а вдруг он, этот человек,
Красив, но не умен? Вас не пугает встреча?
................................................
— Я сохраню вам вашего красавца!
Комедия? Да эта его Роксана просто слепа!

Роксана:

И драться он ни с кем не станет на дуэли?
Сирано:

Впредь буду за него я драться!
Ну это уж слишком! Кому может понадобиться парень, который позволяет за себя драться?

— С каким вы мужеством вели себя вчера!
Сирано:

— Я показал вам большее сегодня.
Нет, она его не стоит!

Быть свободным опасно в любом веке, а уж в семнадцатом…

— Пускай мечтатель я! Мне во сто крат милей
Всех этих подлых благ — мои пустые бредни.
Мой голос одинок, но даже в час последний
Служить он будет мне и совести моей!
Во втором антракте Лариса была грустна и задумчива.

— Она не оправдала твоих надежд?

— У нее есть еще три действия на то, чтобы прозреть. — Лариса вдруг улыбнулась. — Вот как надо письма писать. А ты…

— А что я?

— «Я тут случайно забрел в джунгли, и мне пришлось застрелить небольшого горыныча, он зачем-то стоял у меня на дороге, наверное, просто хотел поужинать. Жаль, что я не смог как следует его рассмотреть: было слишком темно, поэтому описать, как он выглядел, не могу. На голографиях они очень красивые».

Я польщен, она помнит.

— Неправда, не писал я, что забрел случайно.

— Да? Ну это все равно.

— Ну если все равно, тогда в чем проблема? — Я немного обиделся.

Лариса засмеялась.

Третье действие.

— Так, значит, вы теперь, горя желаньем мести,
Хотите взять кузена на войну?
Вы бросите его в опасность там?.. Но есть ли
Здесь тонкость, Антуан?.. Нет, за его вину
Оставьте-ка его с товарищами здесь!
Кузен мой ждет войны, он рад ей несомненно!
Лишить опасности кузена —
Вот это тонко! Это месть!
Если она такая умная, почему она ничего не понимает?

— Ее окно…
Здесь, под балконом, так темно…
Стань вот сюда, и для Роксаны
Я подскажу слова…
Какого дьявола он разыгрывает из себя святого? Влюбленный глупец!

Лариса была рассержена:

— Почему он считает, что она дура? «Не судите наших сочинений», —передразнила она храброго гасконца.

— Просто он скромный, — проблеял я постным тоном профессионального святоши.

— Хвастайся! — сказала Лариса. — Каждый день. Больше никогда не упрекну.

— А почему де Гиш играл с ней в поддавки, ну пока не увидел счастливых новобрачных? Почему он такой легковерный?

— Он не легковерный, — ответила Лариса, улыбнувшись. — Он самоуверенный, думает, что никакая женщина не может перед ним устоять.

— А-аа, — только и сказал я. — Понятно.

Они там осаждают этот несчастный Аррас. И командир у них — подонок [104]. В какой-нибудь глупой пьеске погиб бы Кристиан, а эта парочка прозрела, поженилась и повздыхала на могиле этого красавчика, который не красноречив, но в общем неплохой парень. А так… они все умрут.

— Отлично! Хорошо! Посредством нашей крови
В гасконский герб нам первым довелось
Червонной полосой вписать рубец багровый
Среди шести лазоревых полос.
Что ж, господин де Гиш! Не за чужое знамя,
Но мы пойдем на этот раз
За герб, который красен нами,
За герб, краснеющий за вас!
.......................................
Роксана:

— Не всем же умирать тихонечко, старея…
Не лучше ль в молодости, граф?
Благородные идиоты! Они попали в воронку, и чтобы выбраться из нее, надо проявить слабость, а они не могут. Черт, что такое, я же не девчонка! Гром их разрази!

Испанский офицер:

— Что это за отряд, который так дерется,
Что даже у врагов находит похвалу?
Сирано:

— Это гвардейцы гасконцы
Карбона Кастель Жалу…
Еще будет пятое действие — значит, они, на свое несчастье, остались живы. В антракте мы молчали.

— Вчера у короля, за ужином скучая,
Услышал я пророчество одно.
Вдруг кто-то из вельмож сказал о Сирано,
Что вскоре он умрет на улице… Случайно.
Поздновато «ты повернул глаза зрачками в душу, а там повсюду пятна черноты» [105].

— Прощайте. Я умру.
Как это просто все! И ново и не ново.
Жизнь пронеслась, как на ветру
Случайно брошенное слово…
Роксана:

— Вы лжете! Прошлое выходит из глубин.
И в этом вот письме, в котором день вчерашний,
От Кристиана нет ни строчки? Ничего?
И эти слезы были ваши?
Сирано (с такой мукой в голосе):

— Но эта кровь была его!
Лариса прижалась ко мне. Я обнял ее покрепче.

— …Я надпись сочинил на собственной могиле:
Прохожий, стой! Здесь похоронен тот,
Кто прожил жизнь вне всех житейских правил.
Он музыкантом был, но не оставил нот.
Он был философом, но книг он не оставил.
Он астрономом был, но где-то в небе звездном
Затерян навсегда его ученый след.
Он был поэтом, но поэм не создал!..
Но жизнь свою зато он прожил, как поэт!..

Глава 51

Приехав в парк, я остановился перед домом и посмотрел в небо: след все-таки не затерялся.

Как в серебро луны оправлен сумрак синий!..
Париж средь мрачной тишины…
Как призрак опустевшей сцены…
И входит прямо в горло Сены
Кривой клинок трагической луны! [106]
Я немного постоял, подняв голову, чтобы слезы закатились обратно в глаза.

— Энрик, — услышал я голос профа.

— О! Вы не спите? — откликнулся я.

— Ты уже десять минут назад прошел через ворота и все еще не вошел в дверь. Я забеспокоился. Раньше ты не мечтал под луной, а влетал в дом, чтобы что-нибудь рассказать или, наоборот, спросить.

— Я был в театре, — сказал я тихо.

Проф подошел поближе:

— Они перевернули тебе всю душу?

— Они чуть было не превратили меня в плаксу, — огрызнулся я сердито.

— Ты зря жалеешь, что не являешься эмоциональным тупицей.

— Или настоящим самураем, — в тон ему ответил я.

— Идеальный солдат, — усмехнулся проф. — Пока есть кому им командовать.

— Это еще почему?

— У него нет воображения.

— Понятно, — прошептал я.

— Послушай совета бывшего тупицы: не становись таким.

Это не кокетство, он всерьез. Поэтому я промолчал. Я не хотел, чтобы он извинялся. Никогда. Мне опять пришлось сделать несколько глубоких вдохов, тупицей я не стану, но и рыдать не буду.

Проф обнял меня за плечи и повел к дому.

— Жаль, что я не носил тебя на руках.

Хорошо, что он не сказал вслух все, что собирался, это было бы слишком больно.


* * *

Мы собрались на прощальный вечер: Виктор и синьора Будрио возвращались на Новую Сицилию. Наша компания вежливо поздоровалась с приятельницами синьоры Будрио, наводнившими парадную гостиную и столовую. Потом мы стащили пару подносов с канапе и удрали в мою комнату. Проф имел такой несчастный вид… Я мотнул головой в сторону своей берлоги: «присоединяйтесь», он скорчил недовольную гримасу и покачал головой: нельзя, он хозяин дома, так что ему пришлось положить живот свой на алтарь, э-ээ, чего… братских чувств.

В конечном счете Виктор тоже оказался твердым. «Не спеши, — сказал внутренний голос. — Ему еще столько всего предстоит преодолеть, и ему никто не поможет…» Но он стал для нас своим, и мы надавали ему кучу советов, как надо тренироваться, подарили кимоно (с гербом! Не забывай!) и боккэн: «Давай! Готовься к новым приключениям через год».


* * *

На следующее утро я на Феррари отвез Виктора и его мать на нейтральную этнийскую таможню. Синьора Будрио отвергла мое предложение отвезти их прямо на корабль. Я немного удивился и чуть не проговорился, что у меня уже есть опыт стыковки со звездолетом.

Мы пожали друг другу руки, и мой брат улетел. Вернется через девять месяцев.

Книга 3. Искусство войны

HOMO HOMINI…

Запрос: «любовь».

Ответ: любовь – узаконенные в мэрии или сельской управе сексуальные отношения между двумя партнерами. Употребляется также в значении «чувства, которые человек может испытывать к к.-л., ч.-л. Подразумевают способность к сопереживанию и самопожертвованию. Обычно родители любят своих детей, а дети – родителей. Любовь между супругами. Любовь к брату (сестре)».

Запрос: «дружба».

Ответ: дружба – взаимоотношения между людьми, подразумевающие близкие приятельские отношения, а также бескорыстную помощь в сложных ситуациях.

Запрос: «доверие».

Ответ: доверие – уверенность в чьей-нибудь добросовестности, искренности, в правильности чего-нибудь. Бессознательная вера в кого-либо, что-либо.

Сайт «Толковый словарь языка этна-эсперанто»
…Дашь ли быть самим собою,
Дарованьем и мольбою,
Скромностью и похвальбою,
Жертвою и палачом?…
О. Ладыженский

Глава 1

Что именно сказал мне синьор Маршано по комму, не важно, важно – как. И что я из этого понял.

И я пошел искать Марио. Он где-то в парке, но не рядом с домом, тоже приобрел привычку забираться куда-нибудь в глубь леса. Однако он не так опытен в этом деле, как я, комм не снял. Я взломал пульт охраны, посмотрел, где он находится, и аккуратно спрятал следы взлома, так что меня не поймают.

Марио сидел на скамеечке, на самом краю парка, от улицы его отделяли только ограда и какие-то невысокие кусты. Совсем рядом небольшой ручеек неромантично кончался у люка городской канализации.

Я сел на ту же скамейку. Марио на меня покосился – места мало?

– Так что же ты не смог узнать год назад на Ористано? – Я сразу взял быка за рога.

Марио промолчал.

– Я хочу это знать! – сказал я твердо. – Рассказывай.

– Это был Фабрицио Каникатти, младший брат нынешнего синьора, – бесцветным голосом ответил Марио.

– И почему это надо от меня скрывать?

– Я не знаю. Это приказ генерала, – Марио вдохнул и не выдохнул, как будто в него попали из бластера.

Черт побери! Я его взломал, как какой-нибудь дурацкий сайт. Он ни в чем не виноват.

Марио затравленно на меня посмотрел. Поднялся и пошел к дому. Докладывать. Предложение скрыть это от профессора едва не сорвалось с моих губ. Нет, это не мелочь какая-нибудь, он мне за это просто по физиономии даст – и будет прав.

Что я натворил?! Я его просто уничтожил. Марио потеряет друзей, любимую работу, репутацию. На Селено его, может, и не отправят, но отсюда переведут куда-нибудь в другое место, и он никогда не сможет вернуться в элитное подразделение нашего парка.

Я отправился вслед за Марио и вошел в кабинет профа прежде, чем Марио успел закрыть за собой дверь. Проф был очень удивлен таким пришествием. Марио доложил.

– Это я виноват, – сказал я, как только он замолчал. – Я не подумал. Это случайно… Нет, я же знал, что так может быть. Но… В общем… Это я во всем виноват.

– Сядьте. Оба, – велел проф.

Мы сели по разные стороны стола. Проф тоже сел и задумался. В молчании прошла целая вечность.

– Марио, – произнес проф наконец, – ты действительно ни в чем не виноват. Противостоять Энрику в ментальной области у тебя не больше шансов, чем у него против тебя в рукопашной схватке. Даже меньше.

Я опустил голову на сложенные на столе руки. О, Мадонна! Если бы Марио переломал мне все кости, пользуясь своим превосходством в силе, весе, технике, это было бы то же самое.

Проф продолжал:

– Ты кое-что знаешь об этом. Но всего не знает никто – ни я, ни сам Энрик. Это несчастный случай. Как в тот раз, когда у него остановилось сердце.

Марио немного успокоился. Проф сейчас вытаскивает меня, не хочет, чтобы охранники смотрели на меня как на чудовище. Но, может быть, это не поможет. И правильно. Я и есть чудовище.

– Я позабочусь, чтобы такие вещи не повторялись, – добавил он, чтобы утешить Марио. И я, и проф знали: вряд-ли здесь что-то можно сделать.

На некоторое время я отключился, не слушал, о чем говорят проф и Марио, а с ностальгией вспоминал о тех временах, когда мои мелкие проказы и шалости спокойно игнорировались, а за серьезные проступки следовало оговоренное наказание. Теперь не всё так просто. «Включился» я, когда Марио уже ушел.

– Вы, надеюсь, не дали ему выходной?

– Нет, ты же слышал, – удивился проф. Я покачал головой:

– Я отключился.

– Понятно.

– Я же сам себя предупреждал, что это может произойти! И даже всё правильно понял!

– Как это, сам себя? – удивился проф.

– Мне приснился сон, – пояснил я.

Проф наклонил голову: я тебя слушаю.

– С катаной за спиной, – начал я, – я иду по какому-то пустому освещенному коридору… – Я рассказал всю эту сказку до конца. – И я именно так и сделал: захотел управлять. Так что я действительно сын дракона.

– Тебя выпороть, чтобы ты вспомнил, чей ты на самом деле сын? – вежливо поинтересовался проф. Так, наверное, шутят под обстрелом. Страшно, весело – и можно умереть в любую секунду.

– Обязательно, – серьезно ответил я, – вдруг поможет.

Проф мотнул головой: не смешно.

– Тебе придется научиться контролировать свои способности. Если, конечно, ты не собираешься становиться каким-нибудь харизматическим диктатором вроде Чингисхана или Гитлера.

– Не-ет, – простонал я, – я же тогда всё правильно сделал, и ответил правильно – во сне. А вот в реальности… О, Мадонна!

– Вот и запомни: ты носишь в руке обнаженный меч. Очень большой и острый. У всяких там Гитлеров и Чингисханов были просто маленькие ножички. А историю ты знаешь. Соответственно, если ты захочешь во всё это поиграть, погибнут даже не миллионы, а пожалуй что миллиарды людей.

– Я не хочу!

Еще никогда в жизни мне не было так страшно.

– Тогда обзаведись ножнами.

Я кивнул:

– Это образ. А как на практике?

– Если бы я знал… Только ты сам можешь сказать, что ты при этом чувствовал.

– Я не понял. Я просто рассердился, что от меня что-то скрывают. То, что я хотел узнать.

– Значит, не сердись. Не дави ни на кого. Не прорывайся на тяжелом танке, а получи то, что ты хочешь, умом и хитростью. Или не получи – если тебе не хватит ума.

– Ясно. А почему вы решили хранить в тайне от меня эту историю?

– Теперь ты давишь на меня?

– Нет. Там был прямой приказ. И это, кажется, обязательно. А перехитрить вас я уже давно не надеюсь.

Проф ухмыльнулся:

– Ну, раз ты уже знаешь, разумнее сказать тебе всё. А то ведь ты и впрямь полезешь мстить.

– Угу. Это слишком личное.

– В общем, так. Он – наиболее вероятный наследник своего брата.

– Э-э-э, как это?

– У синьора Каникатти пять дочерей и ни одного сына. А он сам и его жена уже не в том возрасте…

– Пф! Берется фриландский репликатор… Всё просто, как апельсин.

– Да, пока твои клетки достаточно молодые и здоровые… А клонирование человека запрещено законом уже лет восемьсот. И за этим все очень зорко следят. Подпортить жизнь конкуренту, да еще на галактическом уровне, никто не откажется. Так что ребенка – можно, клон – нельзя. К тому же, допустим, они сейчас заводят сына. Мальчик просто не успеет вырасти, как синьор Каникатти умрет, и ребенка просто сожрут в процессе борьбы за власть.

– Сколько ж ему лет?

– Боссы долго не живут. Работа нервная.

– Понятно. Ну и что? Мало ли наследников, да и самих синьоров я отправил в ад? Сомневаюсь, что кто-нибудь из них достоин райских кущ.

– Синьор Каникатти – человек умный и решительный. А Фабрицио, – проф поморщился, – раб своих примитивных желаний. Мы заинтересованы, чтобы он поуправлял своей корпорацией.

– Ясно. Но тогда синьор Каникатти должен сам захотеть избавиться от своего брата.

– Может быть. А может, он сентиментален. Во всяком случае, мы не будем ему в этом помогать.

Я вздохнул. Я был разочарован.

– Ты это переживешь, – произнес проф приказным тоном.

Я кивнул.

С этим всё ясно, но это еще не вся проблема.

– Я теперь не знаю, что я получил по праву, а что наколдовал. Ну, в смысле отношений.

– Со мной – по праву, – решительно заявил проф.

– Вы не знаете!

Проф поднял брови:

– Я знаю. И очень давно. Да и с другими людьми тоже. Не слишком себя подозревай, ты, на свое счастье, терпеть не можешь, когда на тебя смотрят снизу вверх. Это тебя и спасало до сих пор, будем надеяться, что будет спасать идальше.

– Вы меня просто успокаиваете!

– Вот еще, ты же не маленькая рыдающая деточка трех лет от роду.

– Как раз тогда меня некому было утешать, – сказал я хрипло.

Проф сел рядом и обнял меня за плечи:

– Большинство людей в Галактике не отказались бы иметь твои проблемы. Слишком много способностей.

– Разве что те, кто не знает, каково это. Только психу может понравиться носить в руке обнаженный меч и ранить им всех окружающих.

– Ты так близко к сердцу принял этот образ… Но ведь разум тоже оружие. Ты же не стесняешься им пользоваться.

– Он есть у всех, – возразил я.

– Да? – Проф сделал вид, что удивился.

Я улыбнулся:

– Понятно. Ну если уж у нас суаре раскрытых тайн, можно я задам еще один вопрос?

– Можно. Но не дави.

– Хорошо. Я думаю, что вы искали моих биологических родителей. Странно было бы не поинтересоваться.

– Почему странно?

– Ну, мои гены, и всё такое.

– У тебя совершенно обычные гены.

– Что-что?

– Дар Контакта никакого отношения к твоим хромосомам не имеет, это я тебе говорю как генетик. Так что на эту тему ты можешь не волноваться.

– И все-таки вы уходите от ответа.

– Твой биологический отец, – даже в таком словосочетании проф произнес это слово по отношению к другому человеку не без усилий, – никогда не проходил генетический контроль нигде, где мы могли бы это проверить. Твоя биологическая мать – только в роддоме. Они оба как в воду канули. Вероятнее всего, их нет на Этне.

– То есть их хорошо искали?

– Конечно. Я же не сразу разобрался, что твои гены тут ни при чем. Так что СБ перерыла все, до чего смогла дотянуться.

– Ясно. Загадочная история. А я опасался, что какая-нибудь бедная изнасилованная девочка…

– Ты поэтому так отреагировал на этих ребят на Ористано?

– Наверное, да. Это плохо?

– Плохо.

– Да, понятно. Действительно, плохо.

* * *
Я не рискнул взламывать одно и то же два раза в день – наглость наказуема, поэтому просто зашел в караулку и попросил посмотреть, где находится Марио. Хорошо, что он в таком состоянии не бегает большими кругами, а замирает в одной точке. Марио опять был в парке, но на этот раз не у ограды, а в глубине леса. И я побрел извиняться.

У него такие широкие плечи, что спрятаться за деревом он не может, или это должно быть ну такое дерево… За триста лет разве что баобабу удастся стать таким толстым. А у нас в парке они не растут.

Я подошел к нему сзади, он меня услышал, но ничего не сказал. Не знает, как начать, так же, как и я.

Я сел рядом с ним:

– Ты не сможешь меня простить? – покаянно спросил я.

Он пожал плечами:

– Раньше за тобой такого не водилось. Почему это именно мне так повезло?

– Раньше я так не умел. Я и сам удивился. С этой историей… Ну, я думал, это твоя собственная инициатива, и собирался тебя поуговаривать… Я знал, что могу подтолкнуть человека к какому-то решению, если он и сам не против. Ну, если тебе более или менее все равно, куда идти, направо или налево, я мог бы убедить тебя пойти туда, куда хочу я. А если ты был против, то не мог бы. А сейчас…

– Переход на новую ступень…

– Наверное. Но профессор, похоже, нашел способ, как мне с этим справляться. Я тоже не хочу так больше…

– Ладно, не переживай. – Марио хлопнул меня по плечу так, что я чуть не упал.

– Почему ты так легко?…

– А что, у тебя есть машина времени?… Нет. Тогда всё. Вешаться я не буду и ты тоже. Значит, проехали.

– А я думал, это словечко нашего поколения…

– «Проехали», что ли?

– Ага.

– Так еще мой дед говорил.

– Понятно.

Мы с Марио прибежали на тренировку ровно в 18:00. Посреди зала стоял очень гордый собой Рафаэль и держал за руку сияющего от счастья маленького мальчика в новеньком кимоно. Это был его старший сын. У него сегодня день рождения – шесть лет – пора начинать заниматься кемпо, и Рафаэль, как всякий нормальный отец, привел мальчика с собой и сейчас будет демонстрировать всё, на что способен. Марио сразу же утащили в уголок объяснять, чего от него требуется. Проиграть Рафаэлю он, конечно, не может, но устроить красивый длинный бой вполне в их силах.

Боги решили наказать меня сегодня! Сделать мне больнее просто невозможно. Я проигнорировал разминку и отправился лупить по макиваре. Меня никто не окликнул.

Когда мне исполнилось шесть, я еще не сбежал из приюта, и в день моего рождения один двенадцатилетний парень очень старался довести меня до слез, объясняя, чего у меня нет и никогда не будет. Как я его тогда ненавидел! Это я сейчас понимаю: за шесть лет до того кто-то так же жестоко поступил с ним самим. Тогда, помнится, я удрал во двор, заставил двух дворовых собачек охранять мой покой, а сам сидел в каких-то кустах и давился рыданиями, одновременно продумывая планы жуткой мести обидчику.

Глава 2

На экзамене у синьора Брессаноне выяснилось, что от группы из пятнадцати студентов, сидевших в этой аудитории в начале этсентября, осталось три человека. Следовало ожидать. И это были Линаро, Ориоло и я. Итоги соревнования «Кто лучше решает задачи?» подвести не удалось. Никто из нас не решил экзаменационную задачу за отведенное на это время, и все три пути решения оказались совершенно разными.

– Ну что ж, – резюмировал синьор Брессаноне, – эту задачу за три часа еще никто не решил.

Мы недовольно заворчали.

– Синьоры, – успокоил нас преподаватель, – вы буде те решать какие-то задачи годами. Это нормально. У кого не хватает терпения на три часа, может уйти отсюда прямо сейчас и выбрать себе другие спецкурсы.

Отповедь была справедлива. И означала, что мы не провалились и нас не выгоняют. Надо было все-таки решить эту задачу. Мы переглянулись, сели рядышком, поделились идеями и еще через час принесли синьору Брессаноне три разных решения.

– А за четыре часа ее кто-нибудь решил? – поинтере совался я.

– Ну, обычно мне приносят одно коллективное решение. Правда, бывают и пустые голы.

– Понятно, – ответил Ориоло, – сразу три юных гения.

– Жду вас всех троих в будущем году, – последнюю нахальную реплику синьор Брессаноне проигнорировал.

Мы выкатились в коридор.

– Ты в отдел высшего Образования сходил? – спросил я у Линаро.

– Собираешься отвести меня за ручку? Сходил. Все в порядке.

Я вздохнул с облегчением: не послали гения подальше. А может, там никого из таких ребят не послали подальше в порядке реализации политики «мы такие хорошие»? Я бы во всяком случае поступил именно так. На всякий случай. Деньги в масштабах корпорации небольшие, а выигрыш может оказаться огромным.

Я собирался поговорить с Винсенто наедине, и для этого мне пришлось полчаса хитро маневрировать по университетскому городку. Наконец я его поймал. Он удивился, увидев меня снова.

– Ты чего не уехал?

– Хочу тебе кое-что сказать. У тебя братья тринадцати тире пятнадцати лет имеются?

– Ну да, брат. И зовут его почти как тебя – Энрико. Кстати, мама почему-то предлагала мне не приезжать на каникулы.

– Мудрая женщина, – отозвался я.

– Э-э-э?

– Там сейчас проблемы.

– У кого? У вас или у нас?

– У всех. Короче говоря, если ты туда приедешь, будешь полной ложкой хлебать осуждение окружающих. Мы там ничего плохого не делаем, но всё равно оккупанты. А ты, соответственно, предатель.

– Понятно, – прошептал он.

– Но тебе придется там появиться.

– Зачем?

– Забрать оттуда брата Энрико, любой ценой.

Он только посмотрел на меня вопросительно. Я продолжал:

– На мальчишек пропаганда, знаешь ли, действует. Так что они побежали в джунгли сражаться с врагом. Кое-кто уже покалечился. Наши их там вылавливают…

– Ты хочешь сказать, стреляют?

– Нет, синьор Мигель Кальтаниссетта в детей не стреляет. Он мне это сам говорил, и я ему верю. Тем, кого выловили, повезло, их не съедят горынычи.

– А что с ними будет?

– Ничего. Отдадут папе с мамой на предмет всыпать ему как следует, чтобы глупостей не делал.

– Ясно, – выдохнул Линаро.

– Так что ты узнай аккуратно, что с ним и не бегает ли он по джунглям. Как всё сдадим, я могу потратить денек и свозить тебя туда-сюда на катере.

– А тебе-то это зачем?!

– Тебя сильно избили? – спросил я тихо.

– Ты из-за этого?!

– Конечно. Себя-то не обманешь. Я тебе кое-что должен.

– Я так не считаю!

– А я считаю!

– И тебя еще никто не переупрямил, – усмехнулся он.

– Правильно понимаешь, никто.

* * *
К середине этмая я сдал больше половины экзаменов в своей колоссальной по объему сессии, а ребята победили географию (пугало всех детей на Этне) и биологию. Так что все мы немного расслабились, стали опять перезваниваться не только по делу и даже решили собраться вместе и погулять. Алекс намекнул, что нам пора решать, что мы будем делать на каникулах. Хм, я никогда не был в летних военных лагерях, а горящие восторгом глаза, с которыми Алекс и Гвидо о них рассказывают, – неплохая приманка. Лео то-женикогда не был – у Джела таких нет, а в прошлом году он чувствовал себя мальчиком из оккупированной зоны. Я с ним поговорил на эту тему – родители его отпускают. А если там кто-нибудь позволит себе что-нибудь вякнуть… Он будет иметь дело со всеми нами. Да и попадаться на язычок Алексу я никому не посоветую.

Осталось убедить профа. А раз мой длинный отпуск не кончился, то почему бы нет?

Проф мне так и сказал, даже убеждать не пришлось. Отлично.

Мы как всегда собрались в Центральном парке. Вид у всех был замотанный, ну я – понятно, Гвидо – тоже, его только недавно выписали. Он с возмущением рассказал, что в школе его собирались пожалеть и перенести зачеты за все то время, что он пропустил, на осень.

– Вот еще! Я что? Дурак? – спросил он.

– Ты не дурак, – серьезно ответил Алекс.

Так что нашему младшему братишке тоже пришлось как следует поучиться, Лаура ему помогала.

– А почему никто не захотел сдать как я? – поинтересовался я

. – Четыре часа на всё вместе, и ты наверху?

– Ага, – заметил Алекс, – я узнавал. Две ошибки в любом предмете – и всё, ты там, – он показал пальцем себе под ноги.

– Э-э-э, понятно. Значит, генерал тогда хотел, чтобы я провалился.

– Почему это?

– Ну, чтобы нос не задирал. Мне же это ничем не грозило. Ну, не сдал – и не сдал.

– Да, хорошая была идея, жаль, ничего не вышло, – мечтательно произнес Алекс.

– Ах так? Ну все! Я тебя сейчас…

Мы, сцепившись, покатились по соседнему газону. Лео удержал Гвидо, когда тот попытался присоединиться к нашей возне.

Через пять минут нам пришлось брать ноги в руки и удирать от паркового служителя – газон не английский, на нем ничего нельзя.

– Ну, мы договорились, – подвел я черту, когда наша компания оторвалась от преследования и смешалась с толпой, – мы едем, и едем все вместе. Синьориты уезжают куда-нибудь с мамой или остаются в Палермо и учатся лазать по скалам, если я правильно понял.

– Ты правильно понял, – ответила похожая на рассерженную кошку Лариса. – Куда нам деваться?

– «Невозможное требует немного больше времени», – процитировал я. – И не факт, что тебе бы понравилось.

– Ну, – потянула Джессика, – в жизни надо все попробовать.

– Э-э-э, нет, не все, – покачал я головой, – я точно знаю.

Джессика посмотрела мне в глаза и не стала предлагать огласить весь список. Сколько еще лет прошлое будет хватать меня за горло? Хотя Виктор прав: после того, как я рассказал ему кое-что, мне стало легче об этом думать.

– И моему Тони уже десять, так что он тоже едет, – заметил Алекс, как будто между прочим.

Юный подрывник с нами. Мы не возражали.

– А потом? – поинтересовался Гвидо. – Каникулы длинные.

Название «Липари» никто не произнес – исключается, у родителей Лео и Терезы нет на это денег.

– Ммм, – предложил я, – ну, у меня на Ористано есть Тремити, на берегу моря, и до конезавода там пятнадцать километров. Правда, скал на острове нет – сплошная равнина.

– А Джильо? – спросил Алекс. – Нас туда, помнится, звали, и не один раз.

– Кто-то только что сдал географию, – насмешливо возразил Лео, – там сорок пять градусов в тени, рядом болото и море что-то вроде теплого супа. Только не летом.

– Угу, – согласился я, – ну, будем считать Тремити запасным аэродромом, если ничего поинтереснее не подвернется.

Ребята согласились.

Глава 3

Получить у профа разрешение отправиться в поездку на Южный континент было непросто. Я же теперь не могу твердо настаивать на своем. Но я его убедил. Сказал, что это необходимо мне для очистки совести. Буквально. Не так, как некоторые люди делают вид, что исправляют свои ошибки или зло, которое причинили. Проф очередной раз велел мне не лезть на рожон и согласился скрепя сердце.

– Другие же люди там живут, и ничего, – постарался я его успокоить.

– Они не являются моими сыновьями, – заметил проф.

Что он имеет в виду, что о них он не беспокоится? Или что им там безопаснее, чем мне? Или и то и другое вместе? Скорее всего, и то и другое. Ладно, главное – он меня отпустил. Правда, пришлось еще поотбрыкиваться от охраны. Если я приволоку туда отряд, это будет просто ужасно, тогда можно просто не ездить, незачем. Проф, наверное, попросит синьора Мигеля как-нибудь незаметно позаботиться о моей безопасности. Ну, этого нельзя было избежать. Еще он предложил мне взять маленький бластер. От оружия я не стал отказываться.

– Это вы сделали так, что Линаро оплатили учебу в университете? – спросил я. – Из-за меня…

– Нет, я не имею к этому никакого отношения.

– А всем остальным ребятам, которые оказались в таком положении?

– Не знаю, думаю, что да. Вряд ли их много.

– Я не понимаю! – почти взвыл я. – Не может быть всё так хорошо, это же не сказка! Год назад вы с синьором Мигелем устроили эту провокацию с Трапани и Кремоной.

– Да, и ничего полезного из этого не вышло, – согласился проф.

– Я не верю в божественную справедливость, для этого надо поверить в Бога, а против этого бунтует мой разум.

– И твоя гордыня.

– Да, ну и что? – с вызовом заявил я.

– Ничего. Ты уверен, что мир не устроен в соответствии с твоими представлениями об этике. И это разумно. Но, может быть, этика устроена в соответствии с миром.

– А? Ну, может быть, – растерянно сказал я, раньше это не приходило мне в голову.

– Кроме того, тут может быть голый расчет. Самые вульгарные материальные соображения. Что является самым основным стратегическим ресурсом?

– Тетрасиликон, – ляпнул я автоматически.

Проф поднял брови:

– Да? Ты так много времени потратил на изучение истории, как было в прошлом?

– Обработанные кремни, потом медь, бронза, метеоритное железо, потом, конечно, выплавленное, потом товарное зерно, э-э-э, наверное, сталь, затем нефть, микрочипы, фрагменты генно-модифицированных ДНК, софт, технологии, ну, это и сейчас так.

– А в твоей любимой Японии, когда она стала великой державой? Тогда была эпоха нефти, если можно так выразиться. Много ее там было?

– Своей? Ни литра.

– Ну и…

– Я понял. Оружие, которым я не стесняюсь пользоваться.

Проф улыбнулся:

– Ну что ж. Это еще не весь ответ, но значительная его часть.

* * *
В последнюю субботу энмая, сдав все экзамены, мы с Винсенто полетели на Южный континент.

– Так всё же, как там твой брат Энрико? – спросил я. – Сидит дома или бегает по джунглям?

– Его, оказывается, уже ловили и действительно просто отдали родителям. Но черт его знает, он может опять податься в джунгли.

– Понятно. Тогда придется идти вытаскивать его оттуда. Винсенто вздохнул:

– Ма очень боялась, что его застрелят.

– Не застрелят. Бойся, чтобы он кого-нибудь не застрелил.

Он посмотрел на меня испытующе:

– Не верю я в такое великое милосердие.

– Это не милосердие. Просто наши достаточно умны, чтобы не тушить пожар нефтью.

– Как это?

– Ну, если его убьют, ты же побежишь мстить. А если убьют тебя, твои младшие братишки, когда вырастут… И так далее: «…Убийство будет порождать убийство, и всегда во имя права и чести и мира, пока боги не устанут от крови и не создадут породу людей, которые научатся понимать», [107]– закончил я подходящей цитатой. Винсенто замолчал и молчал минут двадцать. Мне тоже было о чем подумать – с моей-то основной профессией «киллер на договоре».

– Кстати, – неуверенно продолжил он наш разговор, – я тут узнал, что все ваши парни перед тем, как пойти учиться, проходят военную подготовку в учебном батальоне.

Почему меня туда не отправили? Ну, когда я ходил в ваш отдел высшего образования? Я еще не свой, и мне не доверяют?

Я помотал головой:

– Не все. Это принято, но не обязательно. Я, например, тоже…

– Ну, тебе еще только четырнадцать…

Я испытующе посмотрел на него, зажмурив один глаз и хитро улыбаясь:

– Кремона больше не имеет к тебе никакого отношения. Понял?

– При чем тут это?!

– Ну-у, существуют только явные обязательства, как в договоре. На каких условиях тебе оплатили университет? – поинтересовался я.

– Ну, там типовой договор… Я потом пять лет должен работать в какой-нибудь фирме корпорации Кальтаниссетта, ну или в научном центре, если возьмут. И всё.

– Вот именно. И все.

– Э-э-э, даже если я устроюсь туда мусор убирать?

– А в договоре на эту тему ничего нет? Тогда можно и так. Только зачем тебе это?

– Мне незачем. Но… Ваши просто подставляются…

– Ага! Точно. И до сих пор не разорились. Почему бы это?

– Хм. Ладно, всё понятно. Но, по-моему, решение неустойчиво. [108]

– Да. Но это имеет свои преимущества. Устойчивое общество может устойчиво вращаться на круговой орбите довольно долго. Пока не придет какой-нибудь завоеватель с военной техникой следующего поколения.

Линаро тихо рассмеялся:

– Точно. Раньше я об этом не думал, – он спохватился. – Ты не ответил на мой вопрос. Ну, военная подготовка – это очень престижно, я понял. А я рылом не вышел?

– Чушь! – фыркнул я. – Хочешь, можешь провести там следующий учебный год. Но в отделе высшего образования это никому не понравится. Будь уверен.

– Почему это? Все корпорации крепят свою обороноспособность.

– Ты как маленький! – отрезал я. – До сих пор мечтаешь о красивой форме.

– Ну, в кремонской армии я служить не хотел, там такие порядки…

– Догадываюсь. А если ты закончишь университет и будешь работать у нас, то эта самая «обороноспособность» будет зависеть от тебя больше, чем от авиадивизии полного состава.

– Ну, это ты загнул.

– Нет, – мотнул головой я. – Я разбираюсь не только в математике, но и в войне.

Наш разговор перекинулся на функциональный анализ, он интересовал нас обоих больше, чем чья-то там обороноспособность.

Перелет через космос прошел без проблем, и «Феррари» приземлился на посадочной площадке военной комендатуры маленького южного городка Урбано. Дежурный офицер мгновенно согласился с тем, что моему катеру действительно следует постоять именно здесь, – проф успел позаботиться о моей безопасности.

Мы пешком пошли к домику родителей Винсенто. Во время боевых действий городок не пострадал, и только многочисленные военные патрули (у нас трижды проверили документы) напоминали: вы на оккупированной территории, и жители ее не смирились.

«И как тебе роль оккупанта? – поинтересовался внутренний голос: – Ты столько книг прочитал о героической борьбе против них. Каково тебе с другой стороны?» – «Не знаю еще», – ответил я.

– Мы пришли, – сказал Линаро.

Мы остановились перед забором маленького, давно не крашенного деревянного коттеджа. Как в нем может разместиться семья с девятью детьми, непонятно. В небольшом дворике совершенно седой, но еще довольно крепкий мужчина вручную обстругивал какую-то доску.

– Папа! – окликнул его Винсенто и бросился во двор.

Я остался пока на улице. Пусть они поздороваются. Кажется, этот парень явился домой без предупреждения, впрочем, вряд ли ему за это попеняют.

Наконец они обернулись ко мне, и я подошел поближе. Винсенто представил меня только по имени.

– Моя фамилия Галларате, – отчеканил я. Синьор Линаро посмотрел на меня, прищурив глаза:

– Тот самый?

Я кивнул и с вызовом поинтересовался:

– А что, есть претензии к качеству? Синьор Линаро покачал головой:

– Похоже, твой отец все делает великолепно.

– Я тоже так думаю.

Он протянул мне руку, я ее пожал.

– Иди поздоровайся с матерью, – велел синьор Линаро сыну. Винсенто кивнул и ушел в дом.

– Так это из-за тебя Винсенто…

– Да. Из-за меня.

– Зачем ты с ним приехал?

– Я его привез, – усмехнулся я. – Чтобы он не тратился на билет.

– Отдаешь долги?

– Не знаю, насколько это возможно, – ответил я неуверенно. Из дома вылетела молодая девушка:

– Я сейчас всех соберу! – крикнула она и побежала куда-то на улицу. Ну, понятно, все дети где-то гуляют.

– Поседел я в лагере, на юге, – заметил синьор Линаро. – Так что о Кремоне в этом доме не жалеют, а какими вы будете, еще неизвестно.

Я поднял брови:

– Винсенто сказал мне об Энрико. Кремона тоже бы так поступила?

Он покачал головой:

– Ты же знаешь, что нет.

– Знаю, – жестко ответил я, – во время последней заварушки я был под Мачератой и кое-что видел. И если вы не жалеете о Кремоне, то почему ваш сын бегает по джунглям?

– Не мог же я рассказать ему правду! Тут до меня дошло:

– О! Простите, я не подумал.

– Ничего. Это даже хорошо, что ты не можешь этого понять. Вселяет надежду.

Вот тут я на самом деле понял, что он имеет в виду, я-то было решил, что он просто не хочет подвергать мальчишку опасности: проговорится или ляпнет что-нибудь противокремонское. А у него были не только такие опасения.

– Я посоветовал Винсенто взять Энрико с собой в Палермо. Ну, пока тут всё не успокоится. По джунглям бегать небезопасно, даже если в тебя не стреляют.

– Я-то не против.

– Это хорошо. У наших парней тоже терпение не ангельское, если мальчишки кого-нибудь убьют… Всё это может очень плохо кончиться…

Через двор, к дому, пробегали представители младшего поколения семьи Линаро. Но тринадцатилетнего мальчика среди них не было. Я забеспокоился:

– Утром он был здесь? Синьор Линаро понял, о ком я.

– Да, – он с беспокойством огляделся.

– Вам следовало его запереть! – со злостью сказал я. – Или вы думаете, что у нас даже горынычи милосердны?!

– Он обещал!

– Ну и где он?!

Синьор Линаро пошел в дом, знаком предложив мне следовать за ним.

Я познакомился почти со всей семьей. Пауза в возрасте между младшими и старшими детьми – примерно пять лет, столько, вероятно, синьор Линаро провел в лагере. Когда он вернулся, Энрико было шесть или семь, а Винсенто – тринадцать или четырнадцать. Синьора Линаро, ее старшая дочь и младшие дети ничего против меня не имели, а вот еще две сестры Винсенто немного постарше меня – прямо-таки испепеляли взглядами, и вернувшегося после долгого отсутствия брата – тоже. Да, здесь нам будет непросто.

Девочки явно знали, куда делся Энрико, но отворачивались и молчали, как Стромболи на допросе.

– Когда вам принесут окровавленный кроссовок, потому что все остальное съел горыныч, вы сможете ненавидеть меня еще сильнее, – сказал я резко. – Ладно, Винсенто, вряд ли он ушел один, и вряд ли они успели далеко убежать. Ты, наверное, можешь сообразить, куда именно, а у меня есть бластер, так что мы не пропадем.

Синьор Линаро обнял свою испуганную жену:

– Мы его приведем. Я покачал головой:

– Лучше мы сходим вдвоем с Винсенто.

– Это почему?

– Ну, нам проще будет их уговорить. А если вы пойдете с нами, нам придется тащить на себе компанию брыкающихся мальчишек. Или как вы намерены их вернуть?

– Понятно. Бластера у меня нет. Я неблагонадежный. Был, – он вспомнил что наши не имеют к нему никаких претензий.

– Это к тому, что нам надо взять с собой патруль? Тогда завтра придется делать то же самое еще раз, и послезавтра. Пока не случится какая-нибудь беда. Тогда кто-нибудь опомнится!

Девочки были по-прежнему непримиримы. Черт с ними, справимся.

– Ну, ты придумал, куда нам идти? – спросил я у Винсенто.

Он кивнул. Я достал из кармана свой новенький «шпионский» наладонник. Вчера, возвращаясь с экзамена, увидел рекламу перед магазином электроники и не смог устоять: размером с обычный считыватель, но разворачивающиеся голографические экран и клавиатура – это всё, что у них есть общего. Возможности – как у ноутбука последней модели. Плюс ИК-сканер, индикатор жучков, видеокамера, встроенный диктофон. (Записывает шепот за двести метров, если нет помех. А где их нет?) Плюс все возможности хорошего комма, которые за наладонником и не заподозришь, поэтому я и окрестил его «шпионским». Стоит, правда, как десять новеньких ноутбуков. За такую вещь не жалко.

Я вывел на экран карту окрестностей:

– И куда они могли податься?

– Вот сюда, – показал Винсенто на небольшую поляну в окружающем городок хвойном лесу (защита от ящеров), – обычное место сбора перед всякими шалостями.

– Ах, ты… – начала его сестра, но ее мать закрыла ей рот ладонью.

– Ладно, пошли, а потом – по тепловому следу. В лесу, наверное, час продержится. Не меньше.

Он согласился. И мы побежали.

– Жаль, что горынычи холоднокровные, – заметил я, – придется смотреть в оба, сканер их не ловит. Через десять минут мы были на поляне, трава была еще примята, но юные партизаны уже отправились воевать.

– А почему ты так уверен, что они ушли недавно? – поинтересовался Винсенто.

– Сейчас еще только полдвенадцатого. Завтракали твои, наверное, около десяти – суббота. Потом мальчишки здесь собирались, выясняли, кто тут главный и куда они пойдут. К тому же, если бы они ушли давно, твои сестренки сказали бы с вызовом что-нибудь вроде: «Ищите!» Говоря всё это, я пытался найти тепловой след на одной из трех тропинок, что вели в сторону джунглей.

– Ты рассуждаешь, как настоящий шпион, – заявил Винсенто.

Ужасно. Того и гляди он до чего-нибудь догадается. Не следует забывать: я тут бегаю по лесу в обществе надежды всей этнийской математики. С мозгами и логикой у него более чем в порядке.

– Это обыкновенная логика, – заметил я, – почти математическая. Ты просто никогда не пытался применять ее в реальной жизни. Непонятно почему.

Я нащупал след и махнул рукой в сторону средней из тропинок:

– Туда.

– Почему это ты думаешь, что я не пользуюсь логикой? – оскорбился Винсенто.

– Ну в тот раз… мог бы догадаться, что я не побегу на тебя стучать, да еще и в кремонскую СБ!

– Отец, знаешь, за что сидел? Не донес на человека, который ему что-то такое антикремонское сказал! А тебе ничто не грозило, между прочим.

– Извини, я не знал, – сказал я серьезно.

Этот мир еще ужаснее, чем я думал. У них не хватает рабочих рук на терраформировании (умерли, надо полагать), – вот они и устраивают провокации. Беспроигрышный вариант. Или провокатора, или его жертву можно будет посадить. Смотря кто первый прибежит доносить. Мало-мальски порядочный человек садится однозначно. В сухом остатке имеем страх и ненависть всех ко всем, а значит, полную невозможность создать, например, какую-нибудь революционную организацию. Безопасность обеспечивает свою безопасность. За счет безопасности всех остальных.

Тропа довела нас до края джунглей. Здесь, среди влажных испарений, тепловой след не сохранился или был слишком слаб. Мой сканер его не ловил. Пришлось поиграть в следопытов. Нам повезло: у Кремоны нет летних военных лагерей, поэтому их мальчики не умеют не оставлять следов. Разве что на сухой хвое. Но это сумеет кто угодно.

Вперед. Пробежав около двух километров, мы приблизились к небольшой поляне – упало дерево-великан. Оттуда слышались звонкие голоса: на поляне шло совещание, что бы такого сделать героическим деткам, чтобы захватчикам жизнь медом не казалась. С учетом, что бластер всего один. А ребят на поляне пятеро. Всего один бластер – это прекрасно! Наши с Винсенто шансы выжить резко возросли.

Мы посмотрели друг другу в глаза, улыбнулись и вышли на поляну. Нас увидели не сразу. Юные герои не потрудились поставить часового. Но все же нас заметили немного раньше, чем мне бы хотелось.

– Шухер! – закричал кто-то.

Через мгновение мне в грудь был направлен карманный бластер. Увидев, что мы не военный патруль, ребята успокоились.

– Винс! – воскликнул один из мальчиков. – Это мой брат!

– Вижу, – ответил его приятель с бластером. – А этот кто такой?

Бластер он не опустил. Синьор Соргоно ему бы поаплодировал.

Я сделал шаг вперед и ответил:

– Энрик Галларате, – таким тоном, что не догадаться было невозможно. И поднырнул под его руку прежде, чем он нажал на спуск. Небольшие папоротники за моей спиной превратились в пепел. А я взял его на один из тридцати стандартных приемов обезоруживания противника. Крепко в меня их вбили.

Никто из окружающих просто не успел никак среагировать.

– Сумасшедший! – выдохнул Винсенто.

Я отскочил на шаг, поставил бластер на предохранитель и убрал его в карман. Обезоруженный мальчишка медленно поднялся на ноги.

– Вот теперь можно поговорить спокойно, – заметил я и по очереди поиграл в гляделки с каждым из ребят.

– Змея, – процедил сквозь зубы Энрико, опуская глаза, его я оставил на десерт.

– Прекрасные познания в зоологии, – парировал я. – А что здесь живут плотоядные ящеры, вы в школе проходили?

– Ну и драпай отсюда побыстрее! – огрызнулся кто-то.

Снаряжения у ребят не было никакого. Я улыбнулся:

– Герои будут сражаться с голодом, жаждой, горынычами. С чем еще? А-а! С войсками противника при помощи рогаток.

– Тебе-то какое дело?!

– Да так, не люблю, когда кто-нибудь бессмысленно гибнет. Даже такие молодые идиоты, как вы. Всех уже ловили? – поинтересовался я ехидно.

Мальчики покраснели: да, я угадал, это уже не в первый раз.

– И что? – продолжил я свою речь. – Что вам такого сделали солдаты Кальтаниссетта?

Ребята молчали: ничего не сделали.

– Они нас оккупировали! – наконец родил бывший бластеровладелец.

– Ну и радуйтесь! – заметил я.

– Чего?!

– Недавно ваши захватили кусок нашей зоны. Они там вели себя несколько иначе.

– Брехня!

– Я сам видел! – резко сказал я.

«Не дави!» – остановил меня внутренний голос.

– Там убивали даже очень маленьких детей, – добавил я тихо. – И если бы ваши замечательные кремонские СБ поймали вас в джунглях с бластером? Что было бы с вашими родителями?

Парень, у которого я отобрал бластер, даже не побледнел, а посерел. Остальные тоже вспомнили старые страхи.

Я утвердительно кивнул:

– Вот именно, собственная СБ хуже, чем чужая армия.

Ребята молчали, но бросаться мне на шею с криками:

«Как мы рады, что вы нас оккупировали», – не торопились.

Так у меня ничего не выйдет. Бессмысленно разговаривать со всеми сразу, представления о чести индивидуальны. Я должен разговаривать с кем-то одним, но так, чтобы все остальные могли примерить этот разговор на себя, чтобы они видели отражение… На зубок мне разумеется попадется Энрико, про него я кое-что знаю. Про других ничего нельзя утверждать наверняка.

Я опять посмотрел в глаза намеченной жертве:

– Говорят, ты кое-что обещал своему отцу.

– Есть вещи поважнее, – ответил он резко.

Резкость – свидетельство неуверенности в своей правоте.

– Ну, конечно, – согласился я издевательским тоном. – Высшие ценности! Сладкая жизнь для мерзавцев, которые отняли у твоего отца пять лет в лагере и еще неизвестно сколько сверх того. Ради них можно его обмануть. И донести на него, наверное, тоже можно. Он, во всяком случае, считает это вероятным.

Энрико побледнел:

– Он так сказал?

– Намекнул. Но я понял.

– Но я не…

– Обещание ты уже нарушил, – безжалостно напомнил ему я.

Он опустил голову – и сделал шаг в нашу с Винсенто сторону.

– Стой! – крикнул один из ребят. – Ты что, струсил?

Энрико вздрогнул.

– Самый храбрый может покричать еще погромче, чтобы все окрестные горынычи проснулись и прибежали посмотреть, кто это тут такой вкусный.

– Бластер верни, – проворчал обезоруженный.

– Чтобы ты выстрелил мне в спину? – ласково поинтересовался я.

– Чего?!

– Ну вы же собирались стрелять в людей, которые уже вытаскивали вас из джунглей, чем явно спасли ваши шкуры. Ночь вы здесь живыми точно не протянете. И в меня ты тоже выстрелил, хотя я не доставал оружия и ничем тебе не угрожал.

Я их убедил. Каждого в отдельности. Я это ясно видел на их лицах. Но никто из них не рискнет последовать примеру Энрико первым.

– Ладно, – проворчал я, – вы посовещайтесь между собой, только передвиньтесь к центру поляны, а то мне так сложно следить за кромкой. Как бы и впрямь кого-нибудь не съели.

Они послушались. Ф-фух! Половина работы сделана.

Вряд ли горынычи изучают тактику, поэтому со стороны городка я их не ждал: в джунгли мы углубились только на пару километров. А вот с другой стороны… И бластеры у меня – игрушки.

– Как это у тебя получилось? – тихо спросил Винсенто.

– У тебя бы тоже получилось, если бы ты попробовал, – ответил я. – Я весной прочитал кучу ваших романов. И приключенческих в том числе. Сильно исказить нормальные представления о чести никаким тиранам не под силу. Мальчишки везде одинаковы. Сам себя я бы тоже убедил.

– Понятно, просто я видел больше грязи и уже не верю во все это.

– Зря, – улыбнулся я. – Это все равно, что не верить в звезды. Но они же есть.

Ребята о чем-то шепотом, но яростно спорили в центре поляны. Я обшаривал глазами ее края. Братья Линаро стояли рядом со мной, прижавшись друг к другу. Долго мы здесь торчим. Навлекаем на себя беду. Но торопить мальчишек нельзя ни в коем случае.

Я его не услышал, а почувствовал. И между мной и им стояли и спорили ребята. Доставая бластер, я рванул в сторону, чтобы они не закрывали мне директрису. Идиот! Надо было сразу встать между мальчиками и основным массивом джунглей, а так я не успевал! Хищник уже выбрался из леса, поэтому я прыгнул вперед и выстрелил еще в полете. И сразу рухнул на живот с выставленным вперед бластером: вдруг придется стрелять еще раз. Все остальные даже не успели испугаться. Все-таки я хороший стрелок, надо будет еще раз с Лео посоревноваться. В ящера я попал, практически срезал ему голову. Это оказался не горыныч, а неозавр, они помельче, но быстрее двигаются. Винсенто подбежал ко мне и помог подняться.

– А я еще ничего не заметил, – признался он.

– О-ох! – простонал я: по-моему, я растянул себе просто все мышцы.

Хвост неозавра еще дергался, лапы еще скребли землю, но он уже был неопасен. Жаль, трофей увезти не получится. Я никак не мог вспомнить, можно ли к нему прикасаться, поэтому выламывать клыки не рискнул.

Мы собрались вокруг ящера.

– Ух ты! – восхитился кто-то.

– А ночью они выходят на охоту, и в темноте они видят лучше людей, – заметил я.

– Откуда знаешь? – с подозрением поинтересовался один из ребят.

– Да было дело, на Джильо. – Я поморщился и повел плечами, удачно сделав вид, что мне неприятно об этом вспоминать. – Давайте-ка пойдем отсюда, а то сейчас на падаль еще набегут.

Ребята кивнули.

Я испытующе посмотрел на того парня, у которого отобрал бластер:

– Ты хорошо стреляешь?

– Ну, нормально.

– Бери, – я вернул ему его оружие. – Иди первым, только зря не пали. Это же могут быть ребята вроде вас.

Он кивнул. Мы без приключений добрались до хвойного леса. Я вздохнул с облегчением.

– Тут тоже какие-нибудь опасные водятся? – поинтересовался я на всякий случай.

– Не-е, – весело отозвался Энрико. – Здесь не водятся.

– А правда, что у вас всех учат стрелять? – спросили меня.

– Нет, если ты не хочешь, то не будут, – откликнулся я.

Ребята засмеялись: как можно этого не хотеть!

– И бластеры есть у всех?

– Если тебе больше восемнадцати, – ответил я. – Этот мне отец дал. Подозревал, что я куда-нибудь полезу.

Винсенто и Энрико ушли домой, чтобы родители не волновались, а я еще часа полтора отвечал на всякие вопросы. Поднимал имидж корпорации Кальтаниссетта, да так, чтобы мои собеседники не заметили, что я этим занимаюсь.

Потом я посмотрел на часы – и заметил, что ребятам пора по домам, обедать, а то о них тоже начнут волноваться. Публика выразила свое недовольство: прерывают на самом интересном, но согласилась. И мы все вместе пошли к городку.

Почему я так легко их убедил? Опять вылез этот чертов Дар? Или нет?

На свете есть сколько угодно людей, которым ничего не стоит нарушить данное слово, донести на родного отца или продать родную мать за пару сестерциев. Их я бы не смог убедить! Ммм, такие могли бы грабить по ночам беззащитных старушек, но никогда не отправились бы «защищать родину» от регулярной армии. Ларчик просто открывался: эти ребята – хорошие люди.

Глава 4

Винсенто решил остаться дома.

– Не страшно? – спросил я.

– Страшно, – подтвердил он. – Но ты бы остался? Я утвердительно кивнул:

– Ну вот и хорошо, удачи тебе. Напиши или позвони, когда за тобой заехать.

– Да я доберусь.

– Ерунда. Никогда еще не отказывался полетать.

– А-а-а, ладно, – ухмыльнулся ок.

Очень может быть, что синьора Линаро в свое время посадили для того, чтобы как следует напугать слишком уж талантливого сыночка. Да, качественно его тогда пришибли, но теперь… Похоже, что человек может выпрямиться, если захочет.

Вечером, приземлившись в парке, я намеревался незаметно проскользнуть к себе и переодеться. Докладывать все равно придется, но слишком явные следы приключений на моей личности производят на профа слишком сильное впечатление. Не вышло, он ждал меня на посадочной площадке. Все, переберу всю механику в двигателе, но чтоб летал совершенно бесшумно!

Проф демонстративно оглядел меня с головы до ног. Я протянул ему бластер.

– И в кого ты стрелял? – поинтересовался он, обнимая меня за плечи.

– В неозавра.

– Они там прямо по улицам бегают? – ехидно спросил проф.

Я вздохнул и начал рассказывать.

– Да-а, – потянул проф, когда я замолчал. – Чтобы с Энриком ничего не случилось… Такого просто не может быть.

Мы с ним медленно пошли к дому.

– Со мной именно что ничего не случилось, – ухмыльнулся я. – Грязная рубашка и джинсы – несерьезно.

– Тот неозавр так не считает.

– Его проблемы. Кстати, мне тут пришло в голову, пока я летел. Детские военные лагеря есть только у нас? Верно?

– Как естественный способ провести каникулы – да, – ответил проф. – Ты предлагаешь устроить это развлечение для тамошних деток?

– Угу. Удовлетворить страсть к приключениям мирным путем. Ну, и если все хорошо организовать, то через месяц они уже не захотят воевать против нас.

– Осталось только шесть дней. Ты думаешь, можно успеть всё сделать?

– Считайте это ликвидацией последствий стихийного бедствия.

– Ясно. Всех лучших инструкторов – туда. Сам же потом взвоешь от тех, что останутся на вашу долю.

– Когда это я последний раз взвывал? – поинтересовался я. – Мы переживем. Если это необходимо для профилактики чумы, как сказал синьор Мигель.

– А как мы их туда заманим? – с улыбкой спросил проф.

– Предлагайте всем отловленным в джунглях: «Не хотите сперва поучиться воевать?»

– Ты уже всё успел обдумать. Маленький генерал командует большой корпорацией. Ладно. Я сейчас уезжаю, раз ты свалил это на мою голову. Когда вернусь – неизвестно.

– У-у-у! – взвыл я.

– Вот-вот. Переживи это.

* * *
Проф уехал поздно вечером и утром еще не вернулся, только позвонил и велел мне быть умницей и паинькой. Вот уж придумал.

На следующий день, когда мы с Ларисой гуляли по полутемным пустынным улочкам окраины центра, если можно так выразиться, мне пришлось доказать это со всей убедительностью. Почему дураки никогда не вымрут? И почему эта компания рэкетиров уже в третий раз попадается на моем жизненном пути? Они что, единственные? Если так, то это неплохо.

– Не боитесь вставать у меня на дороге? – спокойно поинтересовался я, мягко отодвигая Ларису в сторонку.

– Ты, конечно, ничего, крут, – нарочито лениво ответил главарь, – но со всеми… – Он поморщился.

– Недооценка противника – первая ошибка начинающего полководца. И последняя, – наставительно заметил я.

– Чо?!

–  Tu es tr?s na?f. [109]

– Чо?!

–  Santa simplicita, [110]– потянул я.

– Ну ты меня за(…)!

Он посмел! При моей девочке! Убью гада!

– Бедолага, – посочувствовал я. – Но это был не я, ты не в моем вкусе.

До тупых не дошло.

– Вообще-то, с девочками я не дерусь, – добавил я.

О воровском жаргоне они имели некоторое представление, поэтому дошло.

– Ах ты (…),(…), (…)!

Главарь на мгновение завел руку за спину, легкий щелчок, и через мгновение перед моим лицом блеснуло лезвие десантного ножа – это уже серьезно, я тоже ношу нож с собой, но никогда не пользуюсь им в драках. И Ларисе бежать некуда. Ярость сыграла со мной злую шутку. Никогда не злись в бою. И перед боем тоже не злись. Плохо, что сенсей никогда этого не говорил.

Устраивать красивую махаловку, как в адриатических боевиках, некогда. Я ускорился, как если бы дрался с сенсеем и мне надо было бы победить любой ценой. Руку, державшуюнож, я просто сломал, потом врезал главарю еще и в солнечное сплетение, ему хватит. И после этого ворвался в ряды не успевшего рассредоточиться противника. Сенсей был прав: двух любимых ката достаточно для победы. На этот раз мне хватило одной, правда, не своей школы. Я воспользовался жесткой немилосердной техникой школы Скорпиона: что ни движение, то перелом какой-нибудь кости.

Бой длился не больше минуты, и каждого я вывел из строя надолго. Вариант «чтоб было больно, но не слишком травматично», не для сегодняшнего случая. Каждому из шестерки я что-нибудь сломал, правда, не шею и не позвоночник. Враги, постанывая и поругиваясь, ворочались на земле.

Теперь надо еще отсюда уйти.

– Лариса, – сказал я, постаравшись, чтобы мой голос звучал спокойно, – обойди их слева, подальше, и иди вперед, я тебя сейчас догоню.

Лариса послушалась. О, Мадонна, теперь еще и ОНА будет смотреть на меня как на чудовище!

Мы опоздали смыться. Навстречу моей девочке ехал элемобиль городской охраны. Ладно, на этот раз я прав!

Лариса остановилась, элемобиль тоже. Типы перестали ворочаться и сделали вид, что уже почти умерли. Место происшествия осветили мощным фонарем. Меня тоже. Я зажмурился. Как это они так быстро, и так не вовремя?

– Вызовите санитарную машину, – услышал я смутно знакомый голос, – опять ты?! – грозно спросил выбравшийся из машины лейтенант Аличе.

– Если вы скажете генералу, что я наехал на них на тяжелом танке, он вам все равно не поверит, – ответил я.

– Шуточки шутишь! – разъярился он. – Иди в машину!

– Их же шестеро, и у них был нож! – воскликнула Лариса.

– Какой еще нож?! – с презрительным недоверием спросил лейтенант.

– Десантный, – ответил я на риторический вопрос (какой еще нож может носить с собой мальчишка, не кухонный же).

– Поищем, – деловым тоном откликнулся Аличе. – А вы, синьорита, шли бы отсюда.

– Никуда я не пойду!

– Лариса, – тихо и угрожающе проговорил я, – иди домой, к ПАПЕ.

Картинка начала вырисовываться крайне неприглядная. Если Лариса не поймет, я влип. Поболтать по комму мне точно не дадут.

Девочка посмотрела на меня расширенными от ужаса глазами. Я поднял брови: ну догадайся же!

Лариса согласно опустила и подняла ресницы – догадалась, и пошла по улице мимо элемобиля, сейчас моя умница завернет за угол и поднимет тревогу. Мне надо продержаться минут пятнадцать.

– Иди в машину, – повторил Аличе.

Ммм, а вдруг у них там экран стоит, и меня не найдут?

– Зачем еще? Их шестеро. И нож вы так и не поискали.

– Не твое дело!

– Как раз мое! Нож найдите и отпечатки…

– Ты меня учить будешь, щенок?! – взревел Аличе.

– Не пойду! Пока вы не найдете нож.

– Ну ты сейчас поскачешь…

Что он говорил дальше, я не слышал, потому что все тело скрутило жуткой болью, и я грохнулся на землю. Не заорал я потому, что воздуха в легких не оказалось. Когда я смог вздохнуть, было уже почти не больно. Я открыл глаза и посмотрел на лейтенанта. Он держал в руках запрещенный в нашей корпорации дистанционный электроразрядник и мерзко ухмылялся.

– Ну что, повторить? – спросил он.

– Ублюдок! – процедил я сквозь зубы.

С пола нельзя упасть, и на этот раз я был готов к следующему разряду. Пять секунд – это целая вечность. Под конец я все-таки застонал.

Не хочу я идти в эту его машину, и еще один разряд тоже не хочу. Ммм, а вот не могу я подняться, и все, и говорить тоже не могу!

Лейтенант Аличе с садистской улыбочкой смотрел, как я медленно переворачиваюсь на живот, медленно, опираясь на руки, отрываю себя от земли, он подумал, что победил. Не говори «гоп»! Сейчас у нас тут будет нападение на офицера при исполнении… Я сделал шаг в его сторону, потом еще один… Как вдруг…

– Лейтенант, медленно поднимите руки вверх, – раздалось из темноты. – Нет, эту вещицу не выбрасывайте, не надо. Сержант, вы тоже.

Оба охранника порядка сделали, что им было велено.

– Д-дядя Мат-ттео, – выдохнул я.

Капитан Стромболи подошел поближе, забрал у Аличе разрядник и вытащил бластер из его кобуры, потом он так же обезоружил сержанта. Потом продемонстрировал свое удостоверение:

– Капитан Стромболи, четвертый отдел СБ, – представился он. – Руки можно опустить. Вы арестованы. Вы тоже, – добавил он, глядя на сержанта.

Оба арестанта издали несколько нечленораздельных звуков.

В этот момент лежащие на земле парни начали проявлять явные признаки неумирания, и санитарная машина как раз подъехала. Медики застыли в изумлении – еще бы, такая картинка.

– Делайте свою работу! – рявкнул на них Стромболи.

Тайм-аут позволил Аличе прийти в себя:

– А по какому обвинению? – поинтересовался он (правильно, Кальтаниссетта – не Кремона).

У капитана Стромболи дрогнуло веко: признаваться, что он меня охраняет, он не собирался.

– Орг-ганизация р-рэкета, – пришел я ему на помощь. – К-какой п-процент они в-вам отст-тегивал! – заинтересованно спросил я у Аличе.

Я угадал! На лице сержанта это было просто написано. Лариса незаметно подошла, обняла и прислонила меня к себе, я в этом нуждался.

– Идите в мой мобиль, – предложил нам Стромболи, – я освобожусь и отвезу вас по домам.

Из темноты выступили два охранника с не в меру серьезными лицами – значит, капитан здесь не один, хорошо. Изображать конвоира сейчас не в моих силах.

Лариса обхватила меня покрепче и повела к машине.

– Ты как? – испуганно спросила она.

– Н-нич-чего, сейч-час п-пройдет.

Капитан присоединился к нам минут через десять.

– Тебе тоже нужен врач, – заметил он.

– Д-дома, т-там Ф-фернан.

Стромболи кивнул. Сначала мы довезли Ларису. Синьор Арциньяно, поджидавший ее на крыльце, заглянул в машину, убедиться, что я жив. Я слабо улыбнулся.

Когда мы остались вдвоем со Стромболи…

– За последние три дня тебя могли застрелить из бластера, съесть, зарезать или замучить до остановки сердца, – заметил капитан. – Тебе не кажется, что это слишком даже для тебя?

– Я-т-то тут п-при чем?! – возмутился я.

– Ну раз ты этого не понимаешь, придется посадить тебя на короткий поводок.

– Т-только п-попробуй! Я т-тебе н-не л-лаб-боратор-ная к-крыса!

– Ты не лабораторная крыса, – спокойно согласился Стромболи. – Ты сын генерала Галларате и оперативник нашего отдела, И твоя безопасность и секретность – это моя работа.

– Н-ну и что?! М-мне что, п-по улицам не ходить?!

– Генерал ходит?

– О, ч-черт! И что же мне д-делать? – спросил я почти Жалобно. – Не хочу я д-дома сидеть!

Стромболи смягчился, я видел его лицо в зеркальце.

– Фернан говорил, что настроил тебе комм на всякие неприятные неожиданности. Почему ты не дал сигнал сразу, еще когда на тебя только напали?

– Ну, это же п-просто д-драка! К-кто ж з-знал, что эт-тот т-тип т-туда заявится. И т-тревожная к-кнопка у меня не н-наст-троена.

Стромболи только головой покачал:

– Настрой.

– Л-ладно.

– Кстати, как ты догадался про рэкет? Ты мне хорошо подыграл, спасибо.

– М-может б-быть, я ошиб-бся.

– Нет. У сержанта было такое лицо… – улыбнулся Стромболи.

Хватит заикаться. Я взял себя в руки, начал говорить медленно, и дело пошло на лад:

– Тогда, осенью, охранники приехали очень вовремя, ну, бывает, мы этих типов долго били. Кстати, Лео уже тогда заметил, что Гвидо охрана не защитила. А на этот раз… весь бой длился минуту, не больше. Две случайности. И еще… Чем-то Аличе мне тогда не понравился, и сейчас я понял, чем.

– Ну?

– Синьор Соргоно всегда очень торжественно говорит: «Дети – это самое главное», а лейтенант позвонил профессору и сказал: «Генерал Галларате, извините за беспокойство». Ну, как будто я – это что-то мелкое и незначительное!

– Понятно, – задумчиво ответил Стромболи и сбросил скорость: мы подъезжали к воротам Лабораторного парка.

Фернан меня когда-нибудь доконает: в дом меня внесли на руках, сразу в медкабинет; сканирование, уколы. Ой! Ну хватит уже.

Утром проф все еще не появился, и Фернан, как самый компетентный медик, оставшийся в парке, легко убедил синьора Соргоно, что мне надо провести денек в горизонтальном положении. А я опять был оставлен на попечение начальника охраны.

Так что я лежал в постели и болтал со всеми друзьями по комму, по очереди. Успокаивал: жив я и здоров, просто у меня нянька – паникер.

На следующий день я взбунтовался и отправился выбивать из синьора Соргоно разрешение пойти погулять с Ларисой, она сдала последний экзамен, невозможно не отпраздновать.

– Вот видите, – заметил присутствовавший при нашем споре Фернан. – Если бы Энрик уже вчера был в порядке, его нельзя было бы продержать целый день дома.

– Что?! – взвился я. – Ну все, ты еще пожалеешь! Фернан только расхохотался. Я ему все равно отомщу!

– Ладно, – согласился синьор Соргоно с моими доводами. – Только не по темным переулкам. Два раза подряд… Не нарывайся…

– Да ну-у, эти типы еще в больнице лежат.

– Тяжелый танк «Энрик», – проворчал синьор Соргоно. – Ты меня понял? – мягко, как маленького, спросил он.

– Угу, – вздохнул я.

Лариса светилась счастьем: первое сложное испытание в жизни успешно пройдено. Мы покатались на всех аттракционах, попробовали все виды мороженого, какое только нашлось в Центральном парке, постреляли во всех тирах. Лариса быстро прогрессирует. Трижды встретили парочку «Алекс с Джессикой», дважды «Лео с Терезой» и целых пять раз «Гвидо с Лаурой».

– Я хочу тебя спросить, – неуверенно начала Лариса. – Ты не рассердишься?

– Когда это я на тебя сердился? – ласково спросил я.

– Понимаешь, после того как меня похищали, я уговорила Габриеля, это мой брат, поучить нас драться. Ну не так, как вы, а просто, чтобы не быть совсем уж беззащитной…

– Ну, я догадывался, что что-то такое происходит. Он вас по субботам и воскресеньям консультировал, в остальные дни вы занимались самостоятельно. И еще хранили это в тайне от нас. Алекс ужасно страдал от неудовлетворенного любопытства.

– А вчера… Я, наверное, могла что-то сделать. Но испугалась. Просто шевельнуться не могла.

– Ты же была со мной. И за полгода ничему серьезному научиться нельзя, так что не переживай. Хорошо, что ты в драку не полезла, это могло бы плохо кончиться.

– Я же не о том, хорошо это или плохо! Почему мальчишки этого не боятся?

– Адреналин, – кратко ответил я. – Мы по-разному устроены. Я могу хотеть победить сильнее, чем остаться в живых, а ты – нет Лариса кивнула и опустила голову.

– Мне все это не очень нравится, – продолжил я. – Ну, пока девочки не дерутся, все знают, что их нельзя трогать… A если они тоже умеют…

– Ты неправ! – решительно заявила Лариса. – Порядочного человека остановит сам факт, что я девочка, а какого-нибудь мерзавца ничто не остановит.

– Да, наверное, – неуверенно проговорил я. – Но тогда сама ни на кого не нападай!

– Естественно, – язвительно согласилась Лариса.

– Да? Я имею в виду, ни при каких обстоятельствах, даже если в двух шагах я дерусь с превосходящими силами противника.

– Понятно, – усмехнулась она.

– Я серьезно. Если бы кто-нибудь из них поймал тебя в какой-нибудь захват, мне пришлось бы позволить им перерезать себе горло.

– Ох!

– Вот-вот.

Глава 5

Проф вернулся в пятницу вечером. А рано утром в субботу я уже должен был уезжать в военный лагерь.

– Как дела? – спросил проф.

– Э-э-э, нет, рассказывайте лучше, как ваши!

– Армия может организовать все! – провозгласил проф.

– Знаете старый девиз? «Сложное мы делаем сразу, невозможное требует немного больше времени».

– Хм, нe знал, но он мне нравится, – проф воззрился на меня с подозрением. – Почему это ты не хочешь рассказывать, как твои дела?

– Вы такой догадливый или уже успели поговорить с капитаном Стромболи?

– Догадливый. Докладывай.

Я кивнул, вздохнул и рассказал, как я жил эти несколько дней.

– Да-а, – потянул проф. – Ну, я уже это говорил, с тобой всегда что-то случается. Мне придется просто с этим смириться.

– Вот и хорошо, а то Стромболи уже грозился запереть меня в парке. Если бы вы с ним согласились… Плохи были бы мои дела.

– Вот и помни, что я могу это сделать.

– Р-рр!

Проф посмотрел на меня с веселым интересом:

– Война?

Я покачал головой:

– Гораздо хуже. Когда самурай почему-то не мог вызвать обидчика на поединок, он делал харакири у него на пороге. Это месть.

– Надо же, я сам подтолкнул тебя к изучению истории, – вздохнул проф. – Но это не в твоем стиле. Что-то вроде сдачи в плен еще до боя.

– Самураи не считали смерть поражением, иногда это могла быть победа.

– Брэк! А то мы с тобой никогда не остановимся.

– У вас просто кончились аргументы, – ехидно заметил я и увернулся: проф попытался меня поймать. Через пару минут ему это удалось.

– Ну и что? – спросил я отсмеявшись. – Розария больше нет, а все остальные колючие кусты слишком хлипкие, чтобы бросить туда меня. Выкопали бы пруд – не было бы проблем.

– Ты разве когда-нибудь предлагал его выкопать? – Удивился проф.

– Конечно! Я даже яму для него сделал.

– Да, действительно, а я не понял. Это был такой новейший метод рытья прудов. А осколки от всех окон должны были украсить дно, – проф такой же ехидный, как я.

– Не-е, осколки – это ошибка эксперимента.

– Куда бы бросить этого болтливого типа? – пробормотал проф, взгромождая меня себе на плечо.

– Только не в терновый куст! – завопил я, дрыгая ногами.

– Я тебе что, братец Лис? Конечно, не в терновый куст. Пруд, говоришь… Обойдемся без пруда.

В результате я оказался в бассейне. За кроссовками потом пришлось нырять.

* * *
Вечером я написал Винсенто письмо с советом, как следует обойтись с воинственным братцем, и перекачал на диск наладонника всё, что собирался прочитать за этот месяц. Брать с собой тяжелый ноутбук глупо, считыватели, наверное, все захватят, а мой маленький красавец внешне от них почти не отличается.

Утром проф тепло попрощался со мной, но почему-то не захотел сам отвезти меня к месту сбора. Я удивился и немного обиделся, но виду не подал.

Я погладил перышки Самурая, почесал за ушком Геракла, погладил Диоскуров…

В элемобиле меня вез Фернан.

– Ты скоро будешь сдавать экзамены?

– Угу, – кивнул он.

– Удачи.

– Не слышу энтузиазма в твоем голосе, – насмешливо заметил Фернан.

– Ты хоть иногда появляйся, – потянул я жалобно.

– Ага, обязательно. Буду появляться и устраивать тебе медосмотр.

– Не-ет!

Мы засмеялись.

На посадочной площадке стоял большой аэробус, а вокруг довольно много народу. Фернан пожал мне руку и уехал, даже не выбираясь из машины. Что это со всеми сегодня?

Я подошел к толпе и понял: и проф, и Фернан поступили совершенно правильно. Мы же уже большие мальчики, и нам надо попрощаться со своими девочками, как-никак на пять недель уезжаем. Родители Алекса, например, были здесь, но провожали они Тони, а на старшего сына из деликатности даже не смотрели: он обнимался с Джессикой. Один только синьор Монкалиери стоял над душой Гвидо, как памятник самому себе. Он не этниец, что с него возьмешь?

Я заметил одноклассника Ларисы, с которым дрался весной. У него на шее висела Розита.

Мы с Ларисой не болтали: всё уже сказано, только стояли обнявшись, пока сержант не предложил мне решить, не хочу ли я остаться. Тогда я поцеловал Ларису в носик и забрался в аэробус.

Никогда не летал в аэробусах, и вообще никогда не ездил ни в каком нормальном транспорте, только боевые катера, боевые подлодки, бронированные элемобили…

Салон был разделен на отсеки, по шесть кресел в каждом. Гвидо, раньше всех сбежавший внутрь, «забронировал» нам один из них.

Тони сразу же прилип к иллюминатору: помахать маме с папой.

Шестым к нам подсел мой старый знакомец – «уменьшенный вариант Марио». Он тоже долго прощался со своей девочкой, и, когда он вошел внутрь, все остальные места уже были заняты.

Мы с ним обменивались враждебными взглядами. Лео был удивлен: он не знал, в чем дело, а Гвидо, как и Тони, смотрел в окно. Алекс тихо веселился пару минут, а потом сказал:

– Ладно, раз уж только я со всеми знаком… Представляю. Это мой одноклассник Роберто, тот самый, Лео, что посадил мне так понравившийся тебе фингал. Роберто, это мои друзья. Весной ты дрался с Энриком. Он у нас главный любитель покомандовать, но у него это неплохо получается, поэтому он до сих пор жив. Лео – лучший стрелок на всей Этне, и к тому же, скорее всего, ты не справишься с ним на боккэнах.

– Хм, – недоверчиво кашлянул Роберто.

Лео покраснел от смущения:

– Хотел бы я знать, почему ты до сих пор жив, главный болтун на всей Этне?

– Мы за него еще не брались, – заметил я.

– Просто вы не можете поделить мою шкуру.

– Ты слышал? Мы не можем поделить шкуру неубитого Алекса.

– Разыграем, – лениво отреагировал Лео, – ту монетку ты не потерял?

– Я ее передал музею обороны Мачераты! Так что Алекс в безопасности.

– Вот и хорошо, – облегченно вздохнул чудом оставшийся в живых приколист. – Продолжаю, около окна сидят мой брат Тони и герой обороны этой самой Мачераты, Гвидо.

Гвидо, не оборачиваясь, заехал Алексу локтем в живот. Алекс охнул.

– Готов, – констатировал Лео, – сейчас шкуру и поделим.

Вокруг аэробуса летали «Сеттеры» сопровождения: демонстрировали восторженным зрителям фигуры высшего пилотажа. Тони постоянно дергал то меня, то Алекса, чтобы поинтересоваться, умеем ли мы это.

А мы пикировались до самой посадки, все были очень довольны: давно мы не собирались все вместе, а тут еще нам что-то такое интересное предстоит. Алекс просветил Лео и меня на этот счет: каждый год какой-нибудь сюрприз на подземном полигоне, да и остальная программа не оставила меня равнодушным.

Примерно через час Роберто перестал смущаться и принял участие в нашей болтовне. В общем-то, раз он больше не поглядывает на Ларису, я ничего против него не имею.

Через два часа мы прилетели на прекрасный остров Пальмарола, самой природой предназначенный для детских военных лагерей, скалы не слишком сложные; пляжи большие и посыпанные золотым песочком; лагуны с прозрачной водой, пронизанные солнцем до десятиметровой глубины; большая система изумительно красивых карстовых пещер; высокие холмы, заросшие хвойным лесом; быстрые ручьи и маленькие речки, огромные поля с высокой травой. Плюс всё то, что сделано руками человека: полосы препятствий, стрельбища и еще что-то такое под землей. Детям подробностей не рассказывают, все только догадываются, что там расположен большой полигон, на котором и устраивают каждый год разные сюрпризы. Осенью, зимой и весной здесь тренируются новобранцы. Из багажного отсека выгрузили наши рюкзаки.

– Стой, – сказал Лео Гвидо, – сколько тебе сейчас можно таскать на спине?

– А чего? – заинтересовался Роберто.

– Под Мачератой, – ответил я, – Гвидо всю кожу со спины из бластера… – Я свистнул.

– Понятно. Гвидо надулся:

– Со мной всё в порядке!

– Ну вот что, герой, – решительно заявил я, – если ты сию же минуту не дашь слово, что всякий раз будешь честно признаваться, если у тебя что-нибудь заболит, ты вообще рюкзак в руки не возьмешь, понял?! И благодари бога, если мы не будем таскать тебя самого.

– Ладно, – проворчал Гвидо, переспорить меня он не надеялся.

– То-то же. Так как?

– Ну, он пока легкий, только одежда и всякие мелочи.

– Л сколько тебе можно загорать?

– Пять минут в день, – вздохнул Гвидо.

– Я прослежу, – пообещал Лео.

Я кивнул. Гвидо застонал в отчаянии.

– Вам с Тони, – предложил Алекс, – надо собраться на конференцию «что такое старший брат и как с ним бороться».

– Вместе со мной, – смеясь заметил Лео, – я тоже самый младший.

Трудно поверить, что это так. Но комментировать я не стал. Лео, наверное, так же мечтает о младшем братишке, как и я.

Нам сейчас предстоит небольшой марш: пятнадцать километров по холмам, к нашему лагерю.

– Года три назад, – признался Алекс, – я еще верил, что того, кто отстанет или заноет, немедленно отправят домой.

– А что? Не отправят? – заинтересовался Тони, кажется, он немного испугался.

– А какая разница? – удивился я и подмигнул ему: все будет в порядке, малыш.

Может быть, следовало отправить его к ровесникам? Э-э-э… В прошлом году я просил Алекса позаботиться о Гвидо… О мальках надо заботиться, но не настолько, чтобы они так и не научились плавать.

Тут к нам подошел одетый в полевую форму пехотный капитан. Мы поздоровались. Он ответил.

– Кажется, я здесь еще не всех знаю, – заметил он. – Начальник военного лагеря, капитан Ловере.

Лео, Тони, Роберто и я назвались.

Роберто смотрел на меня во все глаза. Черт возьми! Опять, как осенью в университете: я представляю из себя не то, что я есть, а сына знаменитого отца! Как я тогда сказал-то?… «Знаменитая фамилия и последствия неудачной лоботомии – два разных диагноза». Этого хватило. Сейчас не всё так просто.

Капитан Ловере, если и был удивлен, то ничем этого не показал. Впрочем, у него же есть список, он знал, что я сюда еду.

Построились – и вперед. По холмам. Для малышни – серьезное испытание.

По дороге Алекс объяснял нам, как тут все устроено. В один аэробус помещается триста пассажиров. И это все ребята, что будут в нашем лагере. Детские лагеря устраивают вдоль берега моря, рядом с пляжами. На расстоянии несколько десятков километров друг от друга. Транспорт на острове представлен несколькими легковыми джипами и маленькими катерами, поэтому большая часть перемещений – на своих двоих. Чтоб ноги не атрофировались.

К подземному полигону, тому самому, на котором всегда устраивают разные сюрпризы, впрочем, возят на катере. Я так понял, что это что-то вроде нашей трассы, только проходить ее на этот раз будет не Геракл и не Диоскуры, а я сам.

Через три часа мы пришли.

– Гвидо, – велел Алекс, – бросай рюкзак и беги занимай то самое место.

Гвидо так и сделал.

– А чем это место лучше остальных? – поинтересовался я.

– Практически личный СПУСК к воде, а главное – на отшибе. Ладно, идите за ним. – Алекс кивнул в сторону убегающего Гвидо и скинул свой рюкзак мне в руки, – а я пошел за палаткой.

Мы отправились за Гвидо. Наличие среди нас ужасно убедительного Роберто избавило нашу компанию от необходимости драться: свой спуск к воде – штука привлекательная. Двум другим компаниям, претендующим на то же место, хватило минуты, чтобы решить: игра не стоит свеч.

Однажды две собаки
Нашли три кулебяки,
Задумались собаки:
Как делим кулебяки?
Тут прибежал большой собак,
И вмиг не стало кулебяк!
Вздохнули две собаки,
Всё ж обошлось без драки, [111]
– продекламировал Тони. Мы посмеялись.

– Ты это сам придумал? – спросил я.

– Ага!

– Здорово! – восхитился я.

– А за дразнилки, – заявил Роберто, сделав зверскую рожу, – мелких щенков будем топить в море!

Тут к нам вернулся пыхтящий от напряжения Алекс с большущей армейской восьмиместной палаткой.

– Отбились? – спросил он, слегка отдышавшись. – Давайте быстренько обустраиваться, тогда нас уже нельзя будет согнать.

Когда палатка была поставлена, к нам подбежал какой-то незнакомый сержант и, не представившись и не спросив наших имен, велел поставить ее поровнее. Алекс и Гвидо этого типа не знали.

Мы удивились – и поставили палатку поровнее. Он подбежал еще раз и опять велел переделать. Роберто взялся уже за защелки, но я его остановил:

– Погоди, в жизни не видел палатки, так идеально поставленной.

Ребята тоже оглядели палатку и согласились. Через десять минут сержант опять подбежал и на этот раз похвалил результат нашей работы:

– Совсем другое дело! – сказал он довольным тоном.

Когда он убежал хвалить или ругать еще кого-то, мы дали волю своему веселью.

– Хорошее развлечение, но вдруг ему кто-нибудь поверит? – поинтересовался Алекс, когда мы отсмеялись.

– Кто не понимает шуток, тот делает лишнюю работу, – пояснил Лео.

– Не знал, что чувство юмора тоже можно тренировать, – признался я. – В прошлом году тоже так было?

– Не-е, я этого типа вообще в первый раз вижу, странный он какой-то, – удивился Гвидо.

После обеда было какое-то «построение». Алекс, немного смущаясь – ведь он соблазнил меня и Лео, – заверил нас, что эта тоска быстро кончится, и бывает она только в самом начале и самом конце смены.

Форму нам не выдавали, но выглядел строй довольно однообразно: защитного цвета шорты и белые футболки с синим ястребом на груди. Забавно, мне показалось, что это самая подходящая одежда для военного лагеря, и пару дней назад я заказал себе еще полдюжины таких футболок в дополнение к тем, что у меня уже были, – жаль, что я столь банально мыслю. Только у Алекса, как главного любителя повыпендриваться, ястреб был на спине.

– Придется тебе носить ее задом наперед, – заметил Роберто.

– Такая, как у всех, у меня тоже есть, – ухмыльнулся Алекс.

Тоска действительно быстро кончилась: капитан Ловере только напомнил тем, кто знал, и сообщил тем, кто не знал, что категорически запрещается купаться в одиночку, купаться после заката, заплывать за буйки, лазать по скалам без инструктора и выходить за пределы лагеря, не получив разрешения дежурного офицера и не записавшись у него в журнале. Все остальные запреты такие же, как и везде. В прошлом году, вспомнил начальник лагеря, пришлось не только исключать, но и срочно эвакуировать одного любителя обижать маленьких: слишком уж много оказалось желающих дать ему по морде, они даже встали в очередь. Алекс прикрыл глаза и мечтательно улыбался, слушая все это.

– Ты чего? – спросил я тихо, хотя уже и так догадывался, «чего» он.

– Да так, я первым набил морду этому типу, успел безо всякой очереди.

– Понятно, – хмыкнул Лео.

Потом нас распустили до самой тренировки: настоящая работа начнется завтра. А сегодня весь лагерь забрался в море и собирался не вылезать из него как можно дольше: океан рядом с Палермо еще не прогрелся, так что это первое настоящее купание в году.

Тренировка закончилась через несколько минут после заката. Черт возьми! А как же искупаться после нее? Душ – неадекватная замена морю.

Алекс постарался меня утешить:

– Уже через три дня тренировка будет кончаться до заката.

– Точнее, это закат будет наступать позже, – заметил я для всех. – Ты меня не слишком утешил, – это уже Алексу. – А что, любителей ночных купаний ловят?

– Ловят! И отжиманиями не отделаешься.

Намек понят, нарываться и влипать не хочется – не маленький. К тому же, если я отправлюсь купаться, за мной обязательно кто-нибудь последует. А подставлять я никого не буду.

Я вздохнул. Промежуток в две минуты от конца тренировки до заката Феба меня не устроит, мне надо хотя бы двадцать минут.

Уже довольно поздно вечером мы разожгли маленький костерок и сели вокруг. Лео не зря тащил на себе гитару.

Жаль, что мне горыныч на ухо наступил, мне это еще в приюте сказали. Пришлось помалкивать. А все остальные пели песни, и к нашей компании постепенно прибилось человек пятнадцать. Разогнал нас сигнал «отбой».

Так и не похулиганив, мы улеглись спать. Где-то в отдалении тот самый инструктор, которому не понравилась наша палатка, очень громко требовал, чтобы кто-то заткнулся.

– Чего он орет? – сонно удивился я. – Приказал бы им отжаться раз пятьдесят – и все, сами бы спать захотели.

– Прямо как сержант из адриатического боевика, – поддержал меня Алекс. – Ну, такого дурацкого. Сначала он объясняет своим солдатам, какое они дерьмо, а потом в боевой обстановке оказывается чем-то вроде родного отца. Я думаю, так не бывает. А этот очень хочет соответствовать образу.

– Угу. В общем, он никогда не воевал.

– Почему ты так решил? – спросил Лео.

– Ну, не знаю. Мне так кажется. Я тут неделю назад летал на Южный, возил туда Линаро.

– Взял над ним шефство?

– Что-то вроде, – сухо ответил я.

Потом рассказал всю историю нашей поездки в оккупированный Урбано, очень повеселил всех уровнем военной подготовки кремонцев – и добавил:

– Мне показалось, что они бы меня в любом случае послушались. После Мачераты… ну, как будто я знаю что-то такое, чего им никогда не понять.

– Не никогда, а пока в бою не побывали, – отметил Алекс.

– Ну вы даете! – восхитился Роберто.

– Алекс – настоящий герой! – заявил Тони.

Настоящий герой сразу же щелкнул его по носу. Мы тихо посмеялись.

– Э-э-э, а после Джильо ты ничего такого не чувствовал? – заинтересовался Лео.

– Н-нет.

– Под Мачератой у нас и боя-то ни одного не было. Просто мы видели очень грязную войну.

– Угу, может быть. А этот какой-то труженик тыла. Вот и орет. И с палаткой он не пошутил, он просто считает обязательным пару раз придраться, все равно к чему. И еще, это я виноват, что этот тип тут бегает.

– Это как?

– Я предложил генералу организовать военные лагеря для кремонских ребят, ну, чтобы они по джунглям не бегали, так он сразу предупредил, чем это нам грозит. И уехал. А вернулся только вчера.

– И что мы теперь с тобой сделаем… – мечтательно потянул Алекс.

– Бросьте в море, – предложил я, – прямо сейчас. Кстати, отличная идея! Вы не купаетесь, а я не виноват, что там оказался.

– Плохая идея, – раздалось снаружи.

Мы притихли. Я выбрался наружу: за палаткой стоял капитан Ловере.

– Так это ты виноват, что у меня забрали заместителя? – поинтересовался он.

– Ага. И сколько раз я должен отжаться? – немного ехидно поинтересовался я.

– За что? За болтовню после отбоя или за мои кадровые проблемы?

– За всё сразу.

– Тебе столько не сделать. А за болтовню ты сам назначил. Кстати, правильно.

Я хмыкнул и упал на песок: отжиматься. Когда я закончил, капитан уже ушел. Я огляделся – вокруг ни души – и быстренько окунулся в море. Ну почему Пальмарола не находится немного севернее? Там летом Феб садится попозже.

Не успев просохнуть, я забрался обратно в палатку, только Лео еще не спал:

– Ну как, эффективное снотворное? – спросил он шепотом.

– Ага, и для всех вокруг тоже, – ответил я так же тихо. – Между прочим, просекать надо, когда тебя кто-то слушает!

Лео согласился.

Глава 6

Утром к нам пришел познакомиться наш непосредственный начальник и куратор, сержант Бовес. Алекс и Гвидо его уже знали, так что к спешно мобилизованным крикунам он не относился. Отлично.

Сержант критически оглядел нашу компанию:

– Тони нельзя будет участвовать в «Ночной игре», – заметил он, – обычно в это время младших ребят учат правильно ходить и ориентироваться по звездам. И на полигоне тебе будет тяжело. Не хочешь выбрать себе другую команду?

Тони помотал головой.

– Ясно. И еще. Учтите, что в соревновании вы участвуете как старшая команда. У вас возникнут определенные сложности на стрельбе, на полосе препятствий и на скалах.

– Понятно, – ответил я. – Как-нибудь прорвемся.

Роберто бровью не повел – хорошо, первое испытание он выдержал. Во всех остальных я был уверен и так.

Сержант ушел. Тони смотрел на меня смущенно, с жалкой улыбкой. Я плохо сказал: «как-нибудь прорвемся». Он же не виноват, что ему десять. Бедняжка. Когда я сбежал из приюта… Что бы я делал, если бы поначалу Бутс не напоминал ежедневно всем и каждому, что я обеспечил банде месяц сытой жизни и моя светлая голова бывает чертовски полезна, хотя я и не умею толком воровать кошельки. Двоим моим ровесникам там приходилось гораздо хуже, хотя их тоже не били, пока Бутс не ушел. Им просто каждый день по несколько раз объясняли, что они тут дармоеды. Ужасно.

– Подними нос, солдат, – велел я Тони. – Кто сказал, что ты что-то делаешь плохо?

– Я не умею стрелять. Совсем, – признался он.

– Вот и хорошо, тебя будет учить лучший стрелок на всей Этне. Лео, тебе бы не понравилось, если бы Тони уже сбили прицел?

– Хм, конечно, – подыграл Лео. Я и сам не знал, что имел в виду, просто ляпнул первое, что пришло в голову, лишь бы ребенок не переживал.

Тони улыбнулся по-настоящему.

После зарядки, завтрака и купания – как же без него – мы надели кимоно и отправились на тренировку.

– Сражаешься неважно, – сказал мне лейтенант Дронеро, тренер по кемпо.

Учитывая, что это произошло сразу после пятой по счету победы, я даже не обиделся, только удивился:

– Это почему? Он взял боккэн.

– Сейчас покажу. Двигайся помедленнее. Раза в два. Я хмыкнул: тебе это все равно не поможет. Помогло. Наставил он мне синяков сразу за всех моих предыдущих противников. Их я, между прочим, всерьез не бил, а то бы они костей не собрали.

– Неестественно двигаешься, много думаешь, знаешь слишком много стандартных связок. И во время боя твоя душа находится где угодно, только не на острие твоего меча.

– Это же не настоящий бой, – возразил я.

– Конечно, в настоящем ты бы уже был мертв.

– В настоящем мертв был бы кто угодно, только не я, – заявил я резко.

Дронеро не стал отвечать, а просто повернулся и ушел.

Обиженный, я отправился на край татами и улегся отдохнуть рядом с медитирующим Лео, с ним Дронеро сражался непосредственно перед тем, как взяться за меня, и очень его хвалил.

– Что из сказанного им правда? – спросил я.

– Всё, – кратко ответил Лео.

Я отвернулся и сжал зубы: мало мне только что досталось, так еще лучший друг такое говорит. «А ты не спрашивай, если не хочешь услышать правду», – заявил противный внутренний голос.

– Не обижайся, – продолжил Лео. – Ты очень быстро думаешь, поэтому успеваешь это делать. А всё, что ты делаешь, ты делаешь так, как тебе показали. А показывал человек другого роста, веса и с другой манерой двигаться.

– А почему сенсей никогда мне этого не говорил?

– Спроси у него. А может, он этого не видит, это же он научил тебя всему. Ему кажется, что ты двигаешься естественно.

– М-м-м, хорошо, покажи мне, кто здесь еще двигается так, как я.

– Проще показать тех, кто двигается правильно. Это Роберто, я и еще вон там, – он показал на спаррингующую пару, – двое.

Я посмотрел на них внимательно и постарался сравнить со всеми остальными. Да, разница есть.

Меня только что выругали за то, что я кому-то подражаю. Ну что ж, сам себя я за это тоже ругаю. Нормально. А все-таки, почему сенсей никогда мне этого не говорил? Учитывал, что я поздно начал заниматься? Может быть. Обидно, какого ястреба этот Дронеро на меня набросился? Другие за восемь лет не достигли того, чего я не достиг за пять. И их никто не ругает! Ну, хватит себя жалеть! Я – это я, я – не помойная крыса, я и должен быть лучше всех.

– Ясно, – сказал я. – Ну, давай поработаем. Надо приобретать естественность.

Лео улыбнулся и поднялся с татами. На обед мы с ним ползли пошатываясь.

– Вы оба психи! – заявил Алекс.

– Ага, – согласился я и поймал его сзади за шею, – поэтому дальше ты меня понесешь.

Алекс охнул и согнулся под тяжкой ношей.

– Тебя тоже отнести? – спросил Роберто у Лео.

Лео кивнул как человек, у которого голова не слишком хорошо держится на плечах.

Мы расхохотались. Я отпустил Алекса:

– Ладно, живи пока. Потом мы на стрельбище?

– Эге. Так еще дня три-четыре. А потом будут скалолазание, соревнования, ночная игра, марш-бросок по пересеченной местности, поход по каким-нибудь очень красивым местам, а потом что-то на полигоне. Никто заранее не знает, что именно.

Следующие три дня мы спарринговали в основном между собой, Дронеро к нам почти не подходил, Лео и Роберто пытались достичь моей скорости, а я старался научиться двигаться так, как должен двигаться я и только я. И не думать. Дурацкое занятие. Алекс учился вовремя останавливаться – он сражался в основном с Гвидо и не посадил ему на спину ни одного синяка. Такой контроль вызывал восхищение.

Полосы препятствий мы проходили не в первых рядах, потому что нам постоянно приходилось подсаживать Тони: самостоятельно зацепиться за верхний край высокой вертикальной стены он не мог. Огорчало это его безмерно. Я подумал над этим – и предложил простой способ: один снизу подбрасывает, еще кто-то наверху ловит, а по другую сторону стенки уже стоит еще кто-нибудь, готовый подстраховать прыгающего. Так же мы перебрасывали еще недостаточно удлинившегося Гвидо. Результаты сразу поползли вверх. Но шансов на победу в этом виде спорта у нас все равно не появилось. Дай бог занять пятое место, если очень повезет.

Лео учил Тони стрелять и еще иногда соревновался со мной. Я вырос как стрелок, но ведь и он тоже не стоял на месте, поэтому счет по-прежнему оставался ничейным: он стреляет лучше, а я быстрее. Поскольку это не моя заслуга, гордиться нечем.

На третий день я сумел провести целый бой против Роберто с совершенно пустой головой. Лео показал мне большой палец:

– Вот это было красиво. Можешь больше не рвать себе связки, всё равно получится хорошо.

Я пожал плечами:

– Не понимаю, зачем это надо. Ну ладно, попробуем.

Снова начать думать я всегда успею.

На пятый день мы и еще две группы, под руководством сержанта Бовеса, отправились лазать по скалам.

– А почему мы взяли крючья, а не пневмоприсоски? – поинтересовался Роберто у сержанта.

– С присосками кто угодно залезет, – проворчал сержант. – Этак можно вообще не тренироваться.

Роберто кивнул: понятно.

Настал час триумфа маленького Тони: он лазал, как маленькая обезьянка. Быстро осознав это обстоятельство, мы начали забираться на любые скалы с рекордной скоростью: для этого достаточно было забросить пацана повыше. Он цеплялся за скалу, вбивал крюк и лез дальше, я добирался До крюка и вбивал его поглубже, чтобы он мог выдержать Роберто. И так далее.

– Ну вот, видишь, как много от тебя толку? – похвалил я Тони после тренировки. – А ты переживал.

Тони сиял. И сиял еще несколько дней, в которые нас интересовало в основном скалолазание. Соревнования по нему пройдут первыми – и у нас есть все шансы победить.

– Так нечестно, – заявил как-то парень из группы, которую мы постоянно обходили и наверняка обойдем на соревнованиях.

– Это почему? – удивился я.

– У вас меньше суммарный вес! – ухмыльнулся он.

Я посмотрел на Роберто, потом на Лео, тоже хмыкнул – и покачал головой.

– Вряд ли. Разве что ты имеешь в жизни. У нас ноль граммов.

– Ах ты…

Маленькую драку прекратил сержант Бовес. – Вечером отжаться сто раз, – велел он нам обоим, – пылу поубавится.

– Сомнительно, – заметил я.

– Ты – сто пятьдесят.

Всё ясно. Я, вообще-то, могу и двести, но это слишком больно, поэтому огрызаться еще раз я не стал.

– Чего ты нарываешься? – поинтересовался Алекс, когда мы шли обедать. – Нарочно?

– Да нет, просто раньше меня как-то не пытались заткнуть. Один раз мне влетело от генерала за слова, так то была матерщина, да еще и в присутствии женщины.

Глава 7

Ночью мне не спалось. В первый раз за эти дни. Я перетащил свой спальник к краю палатки, чтобы подсветка виртуального экрана никому не мешала, достал комп и решил что-нибудь почитать. Никак я не могу добраться до истории XXVI века – века второй основной волны колонизации. «Плавать по морям – необходимость, жизнь – не такая уж необходимость» – девиз одного из самых знаменитых космических десантников, Александра Темникова, он был русский, его команда первая высадилась на Этне, и это он назвал горыныча горынычем – в честь монстра из русских сказок.

Для лучшей вентиляции мы откинули все стены нашей палатки. Вентиляция-то хорошая, но и видимость тоже. К нам не подобраться незаметно, но и мы на виду. Так что долго читать мне не дали: сержант Бовес подошел и прекратил это безобразие легким движением бровей. Я недовольно поморщился, но подчинился. Чем кончаются споры с этим человеком, я уже усвоил.

У-у-у, всё равно не заснуть. Помучившись часа полтора, я решил рискнуть и пойти искупаться. «Плавать по морям необходимо…»

Я очень тихо зашел по пояс в воду и нырнул: чем меньше я буду высовываться на поверхность – тем меньше шансов, что меня поймают.

Под водой я не заметил, как заплыл за буйки, понял это, когда обернулся и обнаружил далеко за спиной лежащее на воде редкое, слегка светящееся оранжевое ожерелье. За нарушение сразу трех из пяти категорических запретов со мной такое сделают… Если поймают…

Я повернул назад и с интересом обнаружил, что ветер по ночам дует от берега и каждая волна считает своим долгом плюнуть в лицо нарушителю дисциплины. Так, все ясно, поплывем под водой. Я так и сделал. Когда я вынырнул в третий или четвертый раз, линия буев все еще маячила где-то впереди меня, плохо. В следующий раз я вынырнул прямо в луч света от чьего-то мощного фонаря. Летучие коты! Меня засекли! Дежурный сержант, а это был он, орать не стал, но наверняка связался с начальником лагеря, потому что вскоре на берег пришли еще пятеро и составили цепочку, миновать которую не было никакой возможности. Они, конечно, ждут, что я сейчас вылезу на берег: попался так попался.

Что же делать? Не хочу я сдаваться без боя. М-м-м, если я начну тонуть, они меня вытащат, а если им придется делать мне искусственное дыхание, то наказывать меня точно не будут. Фу, если устрою такой театр, то больше не смогу себя уважать. Не подходит. А если я уплыву за мыс, вылезу на берег за пределами лагеря и вернусь на свой спальник по твердой земле? Это будет нарушение еще одного запрета. Что ж, нарушать – так нарушать сразу всё. Так и поступим.

Я повернул влево – мнепридется проплыть мимо всей территории лагеря, и вылезу на берег я в максимальном удалении от нашей палатки, но зато меньше шансов, что преследователи заглянут туда по дороге и убедятся, что именно меня нет на месте.

Мой маневр был замечен, и инструкторы пошли вдоль берега в ту же сторону. Ну-ну, им придется бежать вдоль ограды до КПП, потом обходить довольно большую скалу, а я за это время успею выбраться на берег и скрыться в зарослях. Уже не пытаясь спрятаться под водой, я взял мористее и поплыл кролем – догоняйте. Ожерелье буйков осталось позади, мимо проплыл мыс, а за ним черная громада скалы, и от ветра она меня защитит. Я что было сил рванул к берегу и выбрался на песок у самого ее подножия. Огляделся: противник еще не достиг пляжа, отлично. На скале, примерно на высоте трех метров был небольшой уступ, тянущийся почти горизонтально в глубь суши, насколько можно было разглядеть в темноте. Недолго думая, я сначала вышел на траву, чтобы не оставлять следов, а потом забрался наверх. Хм, хорошо бы они прошли мимо меня, тогда можно будет спокойно, в смысле бегом, конечно, но не особо опасаясь засады, вернуться в лагерь. Я лег на еще теплые камни: надо отдышаться.

Через несколько минут я услышал чьи-то шаги: двое. Я замер. Они осторожно вышли на пляж.

– Он здесь прошел, – прошептал один из них, это оказался капитан Ловере. – По крайней мере мы знаем, что ребенок не утонул.

На берегу их было шестеро. Я оказался в окружении. Болван, вот высекут тебя, как какого-нибудь двенадцатилетнего щенка, – будешь знать! Сразу надо было догадаться, что мой план годится только против дилетантов.

Ловере с кем-то связался по комму:

– Мальчик вышел из воды и идет в вашу сторону, – тихо сказал он.

– Не проще проверить, кого не хватает? – услышал я другой голос, это, кажется, тот самый любитель поорать.

– Поднимать из-за этого ночной переполох? Не стоит. На берегу ему ничего не грозит.

– Надо было взять сканер, уже бы поймали! – ответил сержант.

– Вы ловите ребенка, как вражеского диверсанта, – заметил Ловере. – Вам вообще не следовало освещать его, пусть бы доплыл себе спокойно до берега.

– Тогда я, скорее всего, не смог бы его поймать – пляж большой.

– Зато у него было бы меньше шансов утонуть. Сержант Меленьяно, вы не на фронте, – рассердился Ловере.

– Да, синьор капитан. Но кто бы мог подумать, что он рванет за мыс? И он так плавает…

Спасибо за комплимент. Лучше бы вы были не такие наблюдательные.

Вот черт, пока они тут стоят и тихо разговаривают, я просто шевельнуться не могу, не только уйти отсюда. И долго это будет продолжаться? Патовая ситуация. Не совсем так: им-то ничего не грозит, а вот мне…

В двух десятках метрах правее хрустнула ветка. И насколько плотную сеть на меня раскинули? Мне повезло: сержант Меленьяно решил, что это я ломаю местную флору, и с громким треском рванул в ту сторону. Под шумок я откатился по уступу подальше от моря. Теперь, если я не устрою обвал, меня не услышат. Что делать дальше? Вернуться в море и уплыть обратно? Их теперь трое на берегу: заметят, а то и поймают, если я попытаюсь прорваться. Придется идти по земле, как я и собирался с самого начала. На четвереньках я прополз еще несколько метров по уступу, спустился вниз, упал в кусты и затаился: тревога не поднялась. Очень тихо я поднялся на ноги и пошел в сторону лагеря, слабый шум прибоя справа не даст мне заблудиться.

Темно, и фонарика у меня нет. Я забрел в заросли какой-то высокой жгучей травы, больно, и если следы от ожогов останутся до утра, меня вычислят. Да, но зато они по этой траве не пойдут! Ловере был в шортах, остальные, наверное, тоже. Им не так важно меня поймать, как мне – от них скрыться.

А я еще собирался здесь бежать! Босиком! Щас! Эту чертову траву, наверное, специально сажают, чтобы нарушители границ сами себя наказывали. Медленно и осторожно – преследователи могут оказаться с любой стороны – я дошел до ограды. Опс! Забор освещается. И сканеры на нем стоят. Зачем, интересно? Самоубийц, готовых нападать на детский лагерь, на Этне нет: ясно же, что за такую мерзость любая корпорация бросит всё и не успокоится, пока не сотрет агрессора в порошок. Ах да, в остальные три сезона тут тренируются новобранцы и курсанты, за них так страшно мстить не будут. Всё ясно, сканеры тут не против меня, а за, но мне от этого не легче.

Я скрытно добрался до ворот лагеря. В тени КПП кто-то стоял и, наверное, ждал нарушителя. Он хорошо спрятался, я его не увидел, а почувствовал, как того неозавра. Двуглавые церберы! Мне что, до утра тут болтаться? Так при свете они меня поймают, не очень даже стараясь. Надо обманывать систему сканирования и лезть через забор.

Оставаясь в тени деревьев, я пошел обратно вдоль ограды. ИК-сканеры меня, конечно, засекли, ну и что? Узнать человека по их записи практически невозможно, разве что он Сирано де Бержерак и повернулся к ним профилем. А Ловере играет со мной честно: «человек против человека», ясно же, что он мог просто остаться у пульта охраны, понаблюдать по ИК-сканерам, где я соберусь перелезть через ограду, и спокойно поймать меня сразу же после этого. Будем надеяться, что я его разгадал: утром он не попытается вычислить меня любой ценой.

А вот здесь у нас сбой в настройке: лучи оптических сканеров вращаются не согласованно: один из них немного запаздывает и не перекрывает сектора своих соседей, когда они отворачиваются. Дырка существует аж три секунды. Вот и отлично. Привлекать каких-нибудь зверушек не стоит – чревато раскрытием тайны Контакта.

Итак, раз, два, три, бегом! Прыгаю, цепляюсь, подтягиваюсь, переваливаюсь. Сканеры меня, конечно, увидели… со спины. На КПП пискнул и сразу замолк сигнал тревоги: понятно, не будут они будить из-за меня весь лагерь. И я помчался к своей палатке.

Я бежал по дорожке, между нью-британскими акациями, и кто-то выскочил из поперечной аллеи прямо передо мной. Я покатился ему под ноги, он среагировал, как в учебнике – подпрыгнул повыше. Я метнулся в аллею, из которой он только что выбежал, и скрылся в акациях. Черт, надо было метаться в другую сторону. А так я бегу от моря. Зато я больше никого не встретил до самой границы лагеря, так что это к лучшему. Между забором и высокими кустами, обрамляющими еще одну аллею, тоже росла эта черто– на жгучая и колючая трава. Сжав зубы, я побрел вдоль ограды, ломая и топча эту проклятую зелень. Я слишком устал, мне уже все равно – пусть ловят, пусть спускают шкуру, лишь бы не надо было больше никуда бежать и прятаться. Опомнился я, когда уже почти вышел к пляжу. Соберись, парень, столько мучиться – и всё зря? Немного осталось. На пляж мне не надо – открытое место. В свою палатку я пройду сквозь стенку, зря, что ли, мы их поднимали? Я прополз по кустам и через десять минут уже рухнул на свой спальник. Грязный я, потный, исцарапанный, и ожоги чешутся, хоть опять в море купайся. Не-е, хватит. Очнулся я потому, что меня сильно трясли за плечо:

– Энрик! Энрик! Вставать пора! – Лео был очень встревожен.

Я со стоном перевернулся на спину и открыл глаза:

– Это обязательно?

– Подъем, – удивленно ответил Лео. – Что с тобой?

Он содрал с меня простыню, внимательно осмотрел, присвистнул:

– Та-ак, ясно. Поймали?

Я помотал головой и вздохнул:

– Лучше бы поймали, только сразу, меньше мучиться.

– Понятно. Ребята, стенки опустите, – попросил Лео, – и валите на зарядку. Если мы все не придем, будет слишком заметно.

Ребята переглянулись, поглядели на меня. Роберто покачал головой, Алекс поднял брови: спятил! Удивлению Тони не было границ, он, кажется, ничего не понял. Гвидо просто испугался за меня и первым бросился опускать стенки.

Когда все ушли, Лео развил бурную деятельность:

– Жди здесь и не вылезай, у тебя на лбу написано: всю ночь где-то шатался.

Лео убежал и через пару минут вернулся с котелком воды. Смочил два полотенца, и мы общими усилиями протерли меня с головы до ног, потом Лео вытряхнул из своего рюкзака аптечку.

– Где-то у меня был красящий аэрозоль, сестра дала, – пробормотал он. – Нашел! Встань, тебя всего надо покрасить.

Я посмотрел на себя – весь в синяках, царапинах и ссадинах, и кивнул:

– Угу, а через сутки повторить. Он, между прочим, довольно слабый.

– Знаю. А что делать? И куда тебя носило?

– Ш-ш-ш, потом.

– Угу. Кстати, можно сначала обработать этим, – он показал мне яд «горыныча» – самое эффективное и самое жгучее средство, какое я только знаю. – А потом замаскировать.

– А они не вступят в реакцию прямо на мне?

– Не, я уже так делал.

– Ладно, – согласился я. Встал, втянул в себя воздух и сжал зубы покрепче.

Пытка продолжалась довольно долго.

– Лучше бы я сразу попался, – прошипел я.

– Эй, Энрик! Где это ты потерял свой непобедимый боевой дух? – удивился Лео.

– Покажу, – обещал я. – Там такая жгучая и колючая трава… одновременно.

– Так-то лучше, – одобрил Лео шутку, а не траву. – Всё, только покрасить осталось.

Наконец он меня обработал.

– В душ, – скомандовал Лео, – и голову помой обязательно, а то только дурак не догадается.

Во время завтрака к нам подошел сержант Бовес. У меня сердце замерло.

– На зарядку надо ходить, – заметил он наставительно, – сто отжиманий.

Мы с Лео кивнули. Сержант ушел.

– Энрик, – укоризненно сказал Лео, – это такая еруда. За кого ты меня принимаешь?

Наверное, у меня на физиономии написано: расстраиваюсь, что подставил Лео. Я улыбнулся: как здорово иметь друзей!

За день я мысленно повторил эту фразу еще очень много раз. Мир был как в тумане. На скалолазании вместо меня следом за Тони подсаживали Алекса, и он забивал крючья поглубже. Потом наверх забирались Роберто и Лео и помогали влезть Гвидо и мне. Гвидо недовольно фыркал – считал, что хватит с ним нянчиться, но не протестовал. Страховка впивалась в свежие ссадины. «Так тебе и надо», – злорадствовал внутренний голос.

На полосе препятствий изобретенная мной технология перелезания через стены понадобилась не только Тони, но и мне самому.

После обеда я не пошел купаться, а устроился на солнышке, чтобы не знобило. Стало только хуже, и я перебрался в тень. Алекс плюхнулся на песок рядом со мной:

– Тебе надо к врачу.

Я помотал головой:

– На меня ночью была облава. Если пойду к врачу, Ловере догадается, что это был я.

– Ну и что? Он же не зверь! Тебе и так плохо.

– Нет! Он меня не пощадил, а именно не поймал! Ясно?

– Гром тебя разрази! К нам подошел Лео:

– Ну, и где тебя носило?

– В море, ночью и в одиночку, за буйками, на скале, за пределами лагеря. Нарушал все категорические запреты одновременно, – ухмыльнулся я.

– Зачем?!

– Просто так, не спалось.

– Совсем спятил!

– Угу, точно. Бовес разбудил моего беса противоречия – запретил мне читать.

– На скале и за пределами ты скрывался от погони? – уточнил Алекс.

– Ага. Я понимаю, сдаться было бы проще, – вздохнул я.

– Сдаться – всегда проще, – задумчиво сказал Лео. – Только не вздумай заболеть! Ясно?

– Предельно. Нам пора идти стрелять.

* * *
Ближе к вечеру на кемпо я понял, что чувствует вареный омар, когда его режут на части. Ребята щадили меня изо всех сил, но тут к нам подошел Дронеро – и лафа кончилась.


Сегодня Лео и Роберто, к которым он, в общем-то, благоволил, его не интересовали. Спарринговал он со мной – и очень жестко. Хорошо хоть выбросить из головы все мысли на этот раз было несложно: там билась только одна: «Куда бы прилечь?» На этот раз я не смог оказать ему достойного сопротивления, даже когда ускорился.

После боя у меня на спине горели следы от четырех ударов боккэном.

– Мы все сегодня не выспались и очень злые, – тихим шепотом, чтобы слышал только я, пояснил Дронеро. – Понял, тигренок?

Летучие коты! Всё зря. Ну конечно! Это он прыгал через меня в аллее – и узнал по росту, сложению и характерному движению моей школы. Мое теперешнее состояние подтвердило его догадку. Вечером капитан Ловере вызовет меня к себе и… Я отвернулся и поморгал, чтобы не разреветься, этого только не хватало!

– Если я спрошу, ты ответишь? Я кивнул.

– Я не спрашиваю.

Он плавно развернулся и понес себя к другой группе ребят.

И что теперь? Он хотел сказать, что с меня хватит и он меня не выдаст? Или нет?

По-моему, с меня действительно хватит, но лейтенант может придерживаться другого мнения на сей счет.

– Что он тебе сказал? – с беспокойством поинтересовался Лео. – На тебе лица нет.

– Он меня ночью узнал.

– Вот, черт!

– Но я не уверен, что правильно его понял, может быть, он не будет докладывать Ловере.

После ужина мы с Лео потащились на штрафную площадку: отжиматься. Точнее, тащился я, а Лео приноравливался к моей скорости. Площадка находится позади штабного домика, места, которое я предпочел бы еще несколько дней обходить стороной.

Это ж надо, вчера я весело и непринужденно, на глазах у каких-то восхищенных мальков, отжался сто пятьдесят раз на пальцах, подряд, а сегодня… Отжимался я на кулаках, раз уж Бовес не сказал, как именно, предположим, что так. В голове звенели колокола и мерзкая мысль, что за мной никто из сержантов не наблюдает, и никто, кроме меня самого, не считает отжимания. Нет, я про себя знаю всё! И этого достаточно, иначе зачем я сегодня практически признался Дронеро и почему не побежал к врачу: пощадите бедного больного ребенка. Сейчас еще тридцать отжиманий – и можно будет пойти и лечь. И никакой бессонницы. Уф, всё. Лео стоял рядом и ждал, пока я вымучаю из себя последние несколько раз.

– Вставай, – сказал он тихо, – отойдем в тень, я тебя потащу, а здесь не стоит.

Мы побыстрее убрались в темную аллею, и Лео подставил мне плечо. Рядом какая-то компания шумно играла в охоту на горынычей или, судя по победному реву, в удачную охоту горынычей – люди так обычно не вопят.

Около нашей палатки нас поджидали любители хорового пения, Лео разогнал их одной фразой, заявил, что у него пальцы болят, и играть он не будет. Недовольно ворча, народ разошелся кто куда.

Лео свалил меня на спальник. Я зашипел от боли и перевернулся на живот: синяки, наставленные Дронеро, дали о себе знать.

– Чего? – спросил Лео.

– Твой любимый инструктор сам со мной расправился.

Лео зажег свет и опять взял в руки «яд горыныча»:

– Снимай футболку и показывай где, а то ты покрашенный, не видно.

– Угу, и на этой веселой ноте закончился, наконец, этот бесконечный день, – торжественно изрек я заплетающимся языком.

Глава 8

Утром я чувствовал себя намного лучше, но ненамного лучше выглядел. Оказывается, вечером, уже после того, как я заснул, Лео назначил дежурного по покраске Энрика, поэтому Алекс разбудил меня минут за десять до подъема: красить. И все эти десять минут мы с ним героически не хохотали.

– На Земле, – тихо сказал Алекс, опрыскивая длинные синяки на моей спине «ядом горыныча», – есть такие полосатые лошади, зебры называются, очень на тебя похожи.

– Тебя обманули, – заверил я его, – не бывает полосатых лошадей. У Кальяри был альбом со всеми мастями, я его смотрел.

– Ну, может, это какие-нибудь генно-модифицирован-ные, – Алекс не стал со мной спорить.

Тут прозвучал сигнал «подъем», и мы захохотали.

– Чего? – спросил Гвидо спросонья.

– Он говорит, что я похож на полосатую лошадь, – объяснил я.

– Нет, это полосатая лошадь похожа на тебя! – возразил Алекс.

– А такие бывают? – влез любознательный Тони.

– Нет, не бывает, – решительно ответил я.

Тони был разочарован.

– Тигр и должен быть тигром, полосатым! – произнес Роберто, который тоже тигр. На физиономии у него было написано желание сделать что-нибудь этакое. Вот, черт!

– Но-но, – остановил его Лео, – только не вздумай повторять его подвиги. Аэрозоля не хватит.

– Я придумаю что-нибудь своё, – весело возразил Роберто.

Лео помрачнел:

– Не надо.

– Угу, – согласился Алекс, – а то скрутим, свяжем и выпустим завтра утром.

– Ну чего вы? – возмутился Роберто.

– Завтра соревнования по скалолазанию. А потом – подряд – полоса препятствий, стрельба, кемпо, ночной бой. А победитель по сумме мест во всех видах получает право первым выбирать маршрут похода. Еще никто ни разу не пожалел.

– Понятно. Надо выиграть, – резюмировал я.

Роберто согласно кивнул.

– Выиграть надо в любом случае, – меланхолично заметил Лео. – И по возможности всё. Ты как? В форме?

– Завтра буду в форме, – обещал я весело. Лео посмотрел на меня укоризненно и вздохнул:

– Так ты ничего и не понял.

– Ну вот еще! Понял, – легкомысленно ухмыльнулся я. – Мне надо было прыгнуть в море со скалы, – и пусть бы они меня заметили, всё равно бы не узнали, – и плыть обратно. Я вылез бы на мыс или даже на пляж раньше, чем тот, кто караулил меня у КПП, успел бы туда прибежать. А потом пробрался бы сюда темными аллеями. И был бы сейчас в полном порядке.

– Я и говорю: ничего не понял.

– Лео, я тебя понял, – возразил я уже серьезнее. – Я просто проанализировал свои действия как военную операцию. Это было не лучшее решение.

– Стратег! – фырнул Лео. – Новосицилийский! – Придумать эпитет поуничижительнее он не сумел.

– Ага! Побежали на зарядку, а то опять придется отжиматься, да еще всем сразу. А это плохо с военной точки зрения.

После этой истории Лео стал еще более молчаливым и задумчивым, чем обычно, а когда мы забрались на очередную скалу и оказались далеко от ушей нашего сержанта, выяснилось, что мой друг со мной еще не закончил.

– Если ты еще что-нибудь такое учинишь… – Он сделал паузу, и я в нее вклинился:

– Лео, ты меня не заложишь, даже если тебя утопят в бочке с пентатолом, зачем ты это говоришь?

– Я сделаю хуже, – ответил он. – Пойду и скажу, что это был я.

– Тогда мне придется идти и признаваться, и я легко Докажу, что это был я, а ты тут ни при чем. Ты не знаешь подробностей, – я еще не понял, насколько он серьезно.

Он заскрипел зубами:

– Черт тебя подери!

– И, пожалуйста, никогда мне не угрожай!

Лео отвернулся. Я тоже. Какого ястреба он на меня взъелся? Тогда не надо было обо мне так заботиться: меня бы вычислили – и всё.

Гвидо и Тони были просто напуганы. Алекс удивился – он явно обдумывал какой-то план. Роберто, казалось, хотел что-то сказать и не решался.

– Ладно, – проворчал я, – полезли вниз.

Мы с Лео не сказали друг другу ни одного слова до самого обеда и во время его тоже.

После еды я не пошел купаться, а побрел погулять по аллеям, пустынным в это время дня, – весь лагерь не вылезает из моря.

Несколько раз я встретил такого же одинокого Лео, мы проходили друг мимо друга, как будто даже не были знакомы.

Может, он прав? В конце концов, не так давно я сам здорово разозлился на Алекса, когда под Мачератой его понесло в разведку гораздо дальше, чем это было необходимо. Но в том, что он делал, по крайней мере, был смысл. А я? Зачем я все это сделал? Просто так. Лео меня спас, наверное, он имеет право рассчитывать, что я кое-что понял. С другой стороны, вся эта эскапада была практически безопасна. Ну что такого ужасного могло произойти? Ну влетело бы мне на всю катушку, неприятно, конечно, даже очень, но не смертельно. Нет, не понимаю.

Роберто стоял у меня на дороге и сходить с нее не собирался.

– Пойдем со мной.

– Куда?

– Тебе не всё равно?

– Ну-у, в общем-то, всё.

И мы пошли, куда он хотел. На маленькой полянке нас ждали Алекс и Лео. Следовало ожидать, сейчас нас будут мирить. Ну, я «за». Лео тоже не делал попыток убежать.

Роберто кивнул Алексу, и тот убрался. Ничего себе! Кто тут играет первую скрипку!

– Я скажу только одну фразу, – предупредил нас Роберто.

Я удивился: зачем предупреждать, можно же было сразу сказать ее? Или это какое-то великое открытие? Лео тоже смотрел вопросительно.

– Мои родители развелись этой зимой. И мне пришлось решать, с кем я хочу жить, с матерью или с отцом.

Роберто резко развернулся и ушел.

Лео был в таком же недоумении, что и я, это было ясно написано у него на лице.

Развод – это редкость и тщательно скрываемый позор! Мужчина не смог удержать женщину, которой обещал защиту и поддержку! Общественное мнение, по древней традиции, не очень-то считается с тем, что женщины и сами умеют думать и чувствовать, а значит, могут просто разлюбить. Когда это я обращал внимание на то, что думают «все»? Но все равно, как он решился? Зачем-то Роберто это сказал?

Понял! Если мы сейчас не помиримся, нашим друзьям тоже придется выбирать. И это будет очень больно. А конфликт, по совести говоря, фальшивого сестерция не стоит.

Лео улыбнулся одними уголками губ. Я тоже. Мы протянули друг другу руки и синхронно с облегчением вздохнули.

– Я так и не понял, – признался я. – Наверное, я очень глуп. Но если ты объяснишь, я постараюсь понять.

– Во-первых, ты мог утонуть.

– Ха!

– Ну-ну, думаешь, тебе суждено быть повешенным?

– Конечно!

– Казнь через повешение запрещена галактическим кодексом как особо негуманная. Во-вторых, для Тони и Гвидо ты герой сказки… А если кто-нибудь из них сделает что-нибудь подобное, его поймают наверняка.

– Я понял, – кивнул я серьезно. – Если делать глупости, то не у них на глазах.

– Угу, – тут Лео широко улыбнулся. – Как тебе удалось не попасться? Сколько их было?

– По крайней мере шестеро, – ответил я. – Но они играли честно. От ИК-сканеров я бы не мог скрыться. Но я решил, что Ловере не будет ловить меня так… И выиграл.

– Сказочный герой!

– Ха, все мы сказочные герои. Вспомни Джильо.

– Ну, «Феррари» новый, а их катера устарели.

– А корабль тоже устарел?

– Не-е, там тоже было чудо. Убедил. Давай пойдем хотя бы окунемся, нам скоро на стрельбище.

Мы побежали к нашей палатке. Когда до нее оставалась пара метров, Лео внезапно встал как вкопанный, я едва не сбил его с ног. И услышал тихий всхлип. Лео обернулся и вопросительно поднял брови. Я покачал головой: нет, Роберто не захочет, чтобы кто-нибудь знал. Лео согласно кивнул. Очень тихо мы прошли мимо и побежали вниз к морю, раздеваясь по дороге.

На берегу Алекс и Гвидо под руководством маленького тирана Тони строили песчаную крепость. Им приходилось одновременно делать новые постройки и ремонтировать те, что подмывало волнами, поэтому их труд не мог быть завершен.

Я схватил под мышку главного сизифа:

– Пошли купаться, пропесоченные!

Все-таки они здорово волновались из-за нас. Счастливый Тони задрыгал ногами и завопил:

– Поставь меня на место!

– И где оно? – поинтересовался я, бросая его в море. После купания я тихо подошел к нашей палатке: нет, Роберто еще не успокоился, значит, стрелять мы пойдем без него. Я так решил, и пусть Бовес удавится.

Алекс чуть было не поинтересовался, что это мы учинили с бедным мальчиком. У него такое особенное выражение лица, когда он собирается сказать что-нибудь вредное… он даже рот открыл, но вовремя остановился.

Тони собирался сбегать за Роберто, но Лео поймал его за шкирку.

Гвидо ни о чем не спросил. М-м-м, мне очень нравится, что он мне доверяет, но… Как далеко простирается его доверие? Не станет ли он «идеальным солдатом», хорошим, пока есть кому им командовать? Не знаю.

– Похоже, у вас потери, – ехидно заметил Бовес, когда мы пришли на стрельбище.

Я на него так посмотрел… проф не советовал мне смотреть так на вооруженного человека. Бовес не испугался:

– Это значит: «Если ты, чертов солдафон, не сделаешь вид, что не заметил, будешь иметь дело со мной?»

– Именно! – вызывающе подтвердил я.

– Дерзкий щенок, – улыбнулся сержант. – Ну-ну, грош цена тому командиру, что не стоит за своих горой. Я не заметил.

Да, понятно, что имел в виду проф, когда говорил о самых лучших инструкторах. Но, похоже, их не слишком проредили. В конце концов, армии пришлось организовать еще десять, может быть, двенадцать таких лагерей. А всего их несколько сотен. Так что Меленьяно заметен, но не определяющ. Правда, те ребята, которых он курирует, наверняка так не думают.

Бовес еще пару минут полюбовался очками, быстро растущими на наших табло, и побежал к группе мальков, которых он тоже опекал: они требовали больше внимания.

К тренировке Роберто пришел в себя и присоединился к нам:

– Что сказал Бовес? – тихо спросил он у меня.

– Он не заметил.

– Как это?!

– Не бери в голову, всё в порядке.

Роберто нахмурился: соображал, что именно мне известно. М-м-м, говорить правду на сей раз не стоит.

– Я понял, что ты расстроился и захотел побыть один. Это со всеми бывает.

– Спасибо, – кивнул он.

Сегодня на кемпо не в форме был Роберто. Дронеро недоумевал: вроде бы не было ночного переполоха.

Пора завязывать с разными заморочками, завтра начинают считать очки. А уехать отсюда с какими-нибудь медалями очень хочется. Я никогда не участвовал в спортивных соревнованиях, надо попробовать. Что-то в этом есть привлекательное, иначе почему Марио бывает так счастлив, когда возвращается в парк после чемпионата Палермо (чемпионата Этны отчего-то не существует), весь побитый, но с медалью? Почему так страдал Рафаэль, когда на каких-то гонках разбил свой мобиль? В новостях говорили, что он чудом остался жив. Радоваться надо было.

Глава 9

Сегодня тренировка кончилась минут за десять до заката. Большинство народу сразу же полезло в море. Когда Феб наполовину ушел за горизонт, на берег вышел Ловере и демонстративно остановился у всех на виду. С последним лучом заходящего светила я вылез из воды. Остальные ребята сделали это раньше. Я собирался узнать, что будет делать начальник лагеря, если я вылезу на минуту позже, но Лео посмотрел на меня с самым зверским выражением на физиономии. А ссориться с ним еще раз я не хочу.

После ужина мы мирно топали к своей палатке, намереваясь разжечь костерок и послушать, как Лео поет под гитару. Ну и подтянуть, конечно. Как вдруг…

– Такой дылда – и плакса! – услышали мы чей-то противный, немного визгливый голос.

У Роберто плечи дрогнули. Черт! Правильнее всего было бы не заметить: нас это не касается!

– Ага! – закричал тот же голос. – Плакса-вакса, гуталин, на носу горячий блин!

Даже теоретически это могло относиться только к кому-нибудь из нас.

Бовес хорошо сказал сегодня: «Грош цена тому командиру, что не стоит за своих горой». В любой ситуации, против кого угодно!

Поэтому я обернулся и посмотрел на этого мелкого (буквально) зловредного пакостника с презрением тигра к микробу.

– Ну чо ты? Это не тебе, длинный! Это твоему приятелю.

Приятели пакостника загоготали. Алекс удержал Роберто, который тоже обернулся и, кажется, собирался сделать что-нибудь такое, нехорошее. Тони тоже пришлось схватить за шкирку.

М-м-м, маленьких обижать нельзя. Они это отлично знают – и пользуются. Так нечестно. И вообще, по отношению к Роберто это не только удар ниже пояса, но и проявление черной неблагодарности. Я на малышню внимания почти не обращал, ну кроме Тони, конечно, но он брат моего друга и солдат моей команды. А Роберто действительно «большой собак», Тони его сразу раскусил. И к щенкам он относится с запредельным добродушием. С его плеча любой из них мог прыгнуть в воду, достаточно было только попросить.

– А тебе мама не говорила, что врать нехорошо? [112]– лениво поинтересовался я.

– Я не вру!

– Да ну? И готов за это отвечать?

Я поймал его за запястье и не отпустил, когда он рванулся.

– Пусти!

– Ну, полегче, – предупредили меня, – мелкого-то.

– Синьоры, – сказал я торжественно. – Маленьких, конечно, обижать нельзя. Но следует ли из этого, что они могут врать что угодно и их никак нельзя заткнуть?

Мелкий перестал сопротивляться. Ему тоже стало интересно.

Парень, готовый заступиться за малыша и первым встать в очередь желающих набить мне морду, задумался.

– Пожалуй, нет, – согласился он.

– Прекрасно. Я не намерен его бить и даже не буду сжимать ему руку. Мы просто вместе прогуляемся. Не нарушая никаких запретов. А через полчасика он признает, что соврал. И все.

– М-м-м, ну хорошо. Хотел бы я посмотреть, как ты этого добьешься.

– Пошли, – пригласил я.

– Эй, Энрик, ты что задумал? – с беспокойством поинтересовался Лео.

– Я обещал показать тебе место, где кое-что важное теряют, и до сих пор этого не сделал.

До Лео, естественно, дошло. А все остальные не знали, о чем речь.

И мы пошли к ограде. На мальчишке были коротенькие шорты, едва закрывающие плавки, и пляжные тапочки. На мне тоже шорты, но длинные, до колен, и кроссовки. Ну и – я-то потерплю. А вот ты, щенок… впрочем, мучить его полчаса я не собирался. Скорее всего, он быстро сдастся, а если нет, ну десяти минут с него хватит: умеренно больно и поучительно.

Я быстро нашел просвет между кустами, через который прошел позавчера ночью. И мы зашли в заросли жгучей, колючей, как будто специально предназначенной для наказания глупых мальчишек, травы.

Щенок ойкнул.

– Всем остальным советую оставаться на дорожке, – заметил я.

Ребята из любопытства сунулись за мной в траву и сразу же вернулись обратно.

А я пошел вперед, волоча за собой мальчишку, и при этом довольно успешно делал вид, что не замечаю колючек и обжигающих касаний листьев. А он шипел и подпрыгивал от боли и старался держаться в проделанной мною просеке, чем делал себе еще хуже, потому что каждый поднимающийся стебель хлестал его голые ноги.

Через три минуты он все еще не попросил пощады: упрямый.

– Готов гулять полчаса? – спросил я ехидно. – Еще только три минуты прошли.

Он не ответил, только посмотрел исподлобья. Глаза у него уже на мокром месте.

– Пошли дальше.

Еще две минуты. Черт! Он сейчас просто заплачет! Мелких действительно нельзя обижать.

Мы отошли довольно далеко от аллеи, и нас не могли услышать. Ладно, прочитаю ему мораль и отпущу.

Я остановился и повернулся к нему. Он опять поднял глаза и посмотрел мне в лицо.

– Я сказал правду! – упрямо заявил он дрогнувшим голосом.

– А какое это имеет значение? – поинтересовался я серьезно.

Он не ответил.

– Я сейчас тебя отпущу, – предупредил я. – И знаешь, что ты будешь делать?

Он промолчал, только переминался с ноги на ногу.

– Ты побежишь к себе в палатку, – продолжил и жестко. – По темным аллеям, чтобы никто не видел слез на твоих глазах, а они потекут, обязательно, уже появились. Ты упадешь на свой спальник лицом вниз и будешь рыдать. И не дай тебе бог, если какой-нибудь пакостник вроде тебя это услышит. Катись!

Я отпустил его руку, он отвернулся и медленно побрел обратно на аллею, плечи у него вздрагивали. Я понадеялся, что оставшиеся около просвета ребята пресекут попытку приятелей этого мальчишки поиздеваться. Например, предложат им такую же прогулку.

Я подождал несколько минут и тоже пошел к аллее. Справился с маленьким! Какого черта? В любом конфликте есть сильнейшая и слабейшая сторона. Это очевидно. Значит, я прав? Хм, господь бог, возможно, поступил бы гуманнее. Хотя не факт, судя по тому, что я знаю про ад и рай, скорее наоборот. Ну и что? Он не является моим идеалом и любимым литературным героем. Он мне вообще не слишком нравится. А какой у меня был выбор? В любом случае я должен защищать своих.

Когда я вернулся на аллею, малышню уже ветром сдуло, меня ждали только моя команда и присоединившиеся к ней любители пения. Народ весело хмыкал. Кажется, утром об этой истории уже будет знать весь лагерь. Ну и хорошо, а то эти мелкие думают, что им и по шее дать нельзя, вот и обнаглели.

Я посмотрел на часы: весь эпизод занял минут двадцать, не больше. Значит, можно идти разжигать костер.

– Почему ты не дал мне набить ему морду?! – налетел возмущенный Тони на Алекса.

– Правильно, – решительно заявил я. – Драки нам только не хватало. Для полноты картины.

Картина маслом: «Маленький Тони заступается за большого Роберто».

– Думаешь, так лучше? – Лео, конечно, единственный, кто задумался.

– Кажется, да, – сказал я неуверенно.

Смущению Роберто не было предела. Нет, все-таки надо было поводить этого щенка подольше.

Мы пошли на берег. Роберто тронул меня за локоть и приотстал от основной компании.

– Значит, ты слышал?!

– Догадался, – дипломатично ответил я. Он покраснел и заскрипел зубами.

– Не страдай, – постарался я его успокоить. – В моей жизни был период, когда я был ну совсем железный…

– И что?

– Мне кажется, что тогда я был в меньшей степени человеком, чем сейчас.

– Угу.

Уже после отбоя очень сонный Тони поинтересовался:

– А что ты потерял?

– Что?

– Что ты потерял, важное, в этой зверь-траве?

Мы тихо засмеялись: «зверь-трава» – это хорошо сказано.

– Я не потерял, я там чуть было не утратил свой непобедимый боевой дух.

– А-а-а, – потянул Тони и сразу заснул.

* * *
Утром начались соревнования по скалолазанию. Для малышни их не проводят: не научились еще, так что Тони – единственный десятилетка, который будет в них участвовать.

По жребию нам досталась одна из самых неприятных скал – такое мое везение. В следующий раз тянуть жребий будет кто-нибудь другой.

Но Тони был просто великолепен, лазал, будто у него присоски на пальцах. Нижнюю половину дороги я практически не заметил. Я как раз добрался до очередного болтающегося крюка, когда малыш сорвался со стенки и повис, раскачиваясь, на веревке. Я скорее забил крюк поглубже: на нем держится страховка Тони, и осторожно остановил его качания.

– Тони, – крикнул я, – как ты?

– Ничего, – ответил Тони, но голос у него плачущий, наверное, ударился о стенку. Ребята подтянули его повыше, и скоро я смог его поймать и посадить на карниз рядом с собой.

– Ну? Где болит?

– Нигде!

– Будешь врать командиру – отшлепаю, – пригрозил я. Тони сморщился. Все понятно.

– Полезли вниз? – спросил я. Он помотал головой.

– Ладно, – сказал я, – я иду первым, а ты посиди здесь, Лео или Роберто заберутся – и мы тебя поднимем.

– Угу, – ответил Тони упавшим голосом.

– Ты молодец, малыш, все будет хорошо, – постарался я подбодрить младшего.

Я полез наверх. Две трети пути Тони нам уже обустроил.

Я понял, почему он свалился: от многочисленных забитых крюков скала крошится, поэтому после тренировок их вынимают, а скалу укрепляют ультразвуком, и здесь это сделали не слишком тщательно. Летучие коты, куда Ловере, интересно, смотрит?

Я подыскал для крюка место понадежнее…

По сравнению со своим лучшим временем мы опоздали только на пару минут, это еще не безнадежно. Отдыхать некогда.

– Быстренько вниз, – приказал я, как только мы немного отдышались. – Быстренько в смысле прямо сейчас, а не в смысле сломя голову, – уточнил я.

Мы спустились и зафиксировали у сержанта свое время. Роберто взял Тони на руки и понес его в медпункт, мы пошли следом.

– Что?! – спросил Бовес.

– Стукнулся о стенку. Посмотрите наверху, – предложил я, – там все просто крошится. Еле нашел место крюк вбить.

Тони слабо дрыгнул ногами:

– Ничего со мной такого!

Такого, действительно, ничего. Врач его осмотрел, просканировал и обнаружил только многочисленные синяки и несколько ссадин. Повезло, могло быть хуже. Бедного ребенка всесторонне опрыскали «ядом горыныча», потом врач его отпустил и занялся другими травмированными на скалах.

На пути к нашей палатке (сегодня полосы препятствий не будет) Тони заснул на руках у Лео.

Соревнования закончатся примерно через час, тогда все результаты пересчитают в зависимости от сложности скалы и численности команды (впрочем, в этом году все старшие по шесть человек: отсек аэробуса как средство собрать команду), и только тогда мы узнаем, на каком месте оказались. Все мы старательно делали вид, что умеем ждать без волнения. На самом деле не волновался только крепко спящий Тони. А мы сидели около палатки, карауля его покой и поминутно поглядывая на часы. Молодец малёк, если бы он захныкал, нам бы пришлось сразу спускаться вниз и сниматься с соревнований.

Через полчаса мучительного ожидания я достал наладонник и начал демонстрировать его шпионские возможности, чтобы мы окончательно не сдвинулись от беспокойства. Это действительно так увлекло всех нас, что о своей победе мы узнали из поздравлений вернувшихся от штабного домика соседей, на которых предварительно шикнули, чтобы они не шумели.

– Ура! – прошептал я.

– И еще раз ура! – добавил Роберто.

– Ура! – хором прошептали все. Гвидо запрыгал от восторга.

– Я никогда ничего не выигрывал, – сказал он.

– Я тоже, – признался я.

– Угу, ребенок проснется, мы его покачаем, – предложил Лео.

– А сейчас вы покачаете меня, – заявил Алекс, – это же я вырастил такого замечательного младшего брата.

– Ты – да-а! – согласился я.

Мы раскачали Алекса и забросили его в море. И тоже пошли купаться.

Когда я рискованно висел на буйке (вдруг это классифицируется как заплывание за него), ко мне подплыл капитан команды серьезных соперников, они только что заняли третье место, Эрнесто Пеллегрино.

– Поздравляю, – сказал он.

– Спасибо, – вежливо ответил я, не думал, что он будет меня поздравлять.

– А вон там плывет Валентино, давай быстрее к берегу, видишь, какая у него рожа, он нас сейчас просто утопит, – весело заметил Эрнесто.

– А чего?

– И они, и мы приехали сюда побеждать, а тут откуда ни возьмись…

– А ты почему не зол? – ухмыльнулся я.

– Ну, я не собирал команду специально, мы просто друзья. А он целый год себе состав подбирал, они еще зимой тренировались.

– Понятно, тренироваться зимой – это хорошая идея. Может, лучше мы его утопим?

– Э-э-э, нет, лучше я помогу ему, чем тебе, – расхохотался он.

Мы оба знали, что дальше слов дело не зайдет ни в коем случае. Влетит так – неделю к морю не подойдешь.

Мы наперегонки рванули к берегу.

Тони проснулся перед самым обедом, и мы его покачали, как и собирались. В море, правда, бросать не стали.

Днем, во время купания малышня не решалась подплыть к Роберто и попросить подбросить их повыше. Значит, уже весь лагерь знает. И этому мелкому вредному типу еще очень много чего скажут. Ну и правильно.

Глава 10

Во время ужина к нашему столику подошел дежурный сержант и молча положил передо мной лист бумаги: приказ в 21:00 явиться к начальнику лагеря. Вот черт! Я был скорее раздосадован, чем испуган.

Ребята смотрели вопросительно. Я положил приказ в центр стола на всеобщее обозрение.

– Я пойду с тобой, – немедленно отреагировал Лео.

– И я, – это нестройным хором.

– Зачем? – спросил я. – Может, он меня позвал кофе пить и у него только два пирожных.

– Энрик! – сказал Лео сурово. – Это не смешно.

– Конечно, но я пойду один. Коль скоро весь лагерь не выстроился в очередь бить мне морду, значит, общественное мнение на моей стороне. И Ловере это знает.

– Ну и что?

– А если вы все придете со мной? Тогда что? – ответил я вопросом на вопрос. – Вообще-то, он показался мне довольно вменяемым.

– И что же ты ему вменишь? – спросил Роберто.

– Найду что.

– Это точно, – заметил Алекс. – Энрик может. Ну, удачи тебе.

Лео был мрачнее тучи, но и он тоже сдался: а что он может сделать?

После ужина ребята сделали вид, что пошли к нашему жилищу, а сами крались за мной в темноте. Только Тони еще не умеет ходить и дышать по-настоящему тихо. И я чувствовал за спиной их поддержку.

Я вошел в домик и ровно в 21:00 постучался в дверь начальственного кабинета.

– Да, – раздалось оттуда.

Я вдохнул поглубже и шагнул в комнату. Ловере попытался посверлить меня суровым и осуждающим отеческим взором. Я тоже посмотрел ему в глаза, и через минуту он отвел взгляд.

– Считаешь себя правым? – спросил он.

– Да, считаю. И не только я, – я старался говорить спокойно, так же как и он.

– Это не аргумент, – отрезал капитан.

– Согласен. Но аргументы у меня тоже есть.

– Значит, ты об этом думал?

– Конечно. Я ничего не делаю просто так, – я запнулся, очень даже делаю, но не в данном случае.

– Ну и…

– Странно, что он вам пожаловался, мне показалось, что он кое-что понял.

– Это не он.

– Один из его приятелей, – догадался я, – а вы знаете, зачем?

– Не «зачем», а «почему». Обиделся за друга. Не может сам тебе отомстить.

– Сначала он поиздевался над чьим-то горем, а потом решил кому-то посочувствовать. Я не верю. Именно что «зачем».

– М-м-м, – Ловере слегка нахмурил брови. – Тогда зачем?

– В первый день вы намекнули, что маленьких обижать нельзя. Это и так все знают. Так что фактически вы объяснили всяким мелким пакостникам, что им всё можно, если им только десять или одиннадцать. И вчера был первый звоночек. Хотя… может быть, уже не первый. А теперь они хотят узнать: им действительно всё можно или все же есть какие-то границы.

– То есть тебя нельзя наказывать из стратегических соображений?

Я разозлился:

– Вы спросили, я ответил. Вы могли не спрашивать!

– Или не принимать во внимание то, что ты сказал.

– Ну да.

Я опять вдохнул поглубже: похоже, меня все-таки накажут.

Как долго он думает. Ну, решай же скорее!

– Друзья ждут под дверью? – вдруг спросил он.

– Конечно, ждут.

– Свободен.

– Синьор капитан, – я вежливо склонил голову.

Облегченно вздохнул я уже в коридоре. Не его дело знать, как он меня напугал.

Я вышел на улицу и спрыгнул с крылечка. Хм, многовато здесь народу. Мои ровесники ждали, скрываясь в тени деревьев. Убедившись, что со мной все в порядке, они тихо растворились в темноте. Под окном кабинета Ловере торчали двое мальчишек помладше, когда явышел, злорадные выражения сползли с их физиономий и сменились разочарованными. Я хмыкнул. М-м-м, а если бы мне влетело? И все знают. Брр! «А ты не влипай!» – заявил противный внутренний голос. Моя команда спряталась лучше всех, я их не заметил, пока они не подбежали.

– Я же говорил, что все будет в порядке, – весело улыбнулся я.

– Тогда пошли петь песни, – предложил Роберто.

Мы рассмеялись и побежали домой.

Когда Гвидо и Тони отправились разжигать костер, а Алекс и Роберто – запасаться дровами на весь вечер, Лео посмотрел на меня с беспокойством:

– Действительно все в порядке, или это гениальная игра?

– Лео, ты плохо смотрел на часы, – ответил я. – Если бы я вышел минут на десять позже, тогда действительно имело бы смысл спрашивать.

– Угу. Не до того было, – согласился Лео. – Как тебе это удалось?

– Я – стратег новосицилийский, ты сам сказал.

* * *
Наутро о скалах уже никто не вспоминал: все бегали по полосам препятствий, гадали, какие именно нам предстоит пройти завтра, и разрабатывали наиболее экономичную тактику. Ха, да мы эту самую тактику уже давно придумали и отрепетировали. Поэтому, пробежавшись по паре полос и обратив внимание друг друга на различные ловушки, мы отправились поразмяться на татами.

Сержант Бовес, очень довольный нашей вчерашней победой, впервые сделал нам комплимент: сказал, что финал чемпионата лагеря по кемпо – внутреннее дело нашей команды. Постараемся его не разочаровать.

Кстати, надо подумать, действительно ли мы можем выиграть общий зачет, а если нет, то нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы увеличить шансы.

Скалолазание мы уже выиграли, завтрашние полосы… ну, пятое место можно постараться занять. Кемпо: результат считается по трем лучшим, отлично: я его выиграю, а Лео и Роберто займут второе и третье места, неясно только, в каком порядке. Если не случится какого-нибудь неприятного чуда. Стрельба: Лео выиграет, а в сумме мы выйдем на четвертое или, может быть, даже третье место. Алекс и Гвидо тоже очень хорошо стреляют: сказывается боевой опыт. Роберто стреляет выше среднего уровня (следовало ожидать), от Тони пока ничего ждать не приходится, но если я буду вторым в личном зачете, то бонусных очков за нас с Лео будет много, и в итоге мы даже можем выиграть, от меня зависит. Ночная игра: тут может быть всё что угодно, гадать бесполезно.

На нашей тренировочной площадке лейтенант Дронеро демонстрировал капитану Ловере, что в бою нет никакой субординации. Очень красиво.

Мы попросили разрешения потренироваться.

– Нигде от них не спрячешься, – пробормотал Ловере, поднимаясь на ноги. – Я думал, вы будете до изнеможения лазать через стенки, бегать по бревнам и ползать под колючей проволокой, – заметил он погромче.

Мы переглянулись: чего ему надо? Татами большой, всем хватит.

– Или вы не надеетесь выиграть? – добавил он.

Тони фыркнул:

– Очень даже надеемся!

Я застонал, и даже не мысленно: кто его за язык тянул?

– Пошли обратно? – печально спросил Лео.

– А что делать? – ответил я с безнадежностью в голосе. – Вдруг кого-нибудь озарит, и он придумает какое-нибудь гениальное решение. А ты думай больше всех! – обратился я к Тони. – А то я тебя и впрямь отшлепаю.

– После меня, – добавил рассерженный Алекс.

Тони втянул голову в плечи и спрятался за широкой спиной Роберто: напугали ребенка.

Ехидно-самодовольные физиономии Дронеро и Ловере (прогнали щенков с ковра) будут сниться мне ночью.

Летучие коты! И как мы это выиграем? Наши результаты на тренировках были совсем не рекордными. М-м-м, ну и что? Задрали носы: выиграли скалолазание, ну так мы и должны были его выиграть, у нас было стратегическое преимущество.

Десять полос препятствий для старших ребят не пустовали, но очереди нигде не было. Роберто уже вознамерился побежать – он у нас всегда бежит первым.

– Стой! – велел я. – Это бесполезно.

– Почему? – удивился он.

– Эти дурни себе только хуже делают: кто-нибудь связку растянет или хоть коленку разобьет, и все… завтра они пробегут медленнее, чем сейчас.

– А что же мы будем делать? – спросил Гвидо.

Кажется, он усомнился в моей командирской мудрости.

Подожди до завтра, а потом усомняйся на здоровье.

– Мы сейчас сделаем две вещи, – сказал я тихо. – Во-первых, внимательно прочитаем правила. Нельзя ли, например, не лезть через стенку, а свалить ее, желательно через ров. Или взять с собой альпинистское снаряжение, ну хоть что-нибудь. Или срезать колючку, вместо того чтобы ползти под ней.

– А во-вторых? – спросил Алекс.

– А во-вторых, внимательно посмотрим, как другие все это проходят, где и почему они теряют время, не случайно, а систематически. И примерим это к себе.

– Понятно, – согласился Алекс.

– Энрик! – проникновенно произнес Роберто. – Для того чтобы быстро бегать, надо бегать, а не лежать на боку!

– Ага, – ехидно парировал я, – сейчас начнем бегать и будем делать это до рассвета, а завтра свалимся еще на старте. Мы все бегали много лет. Один день не даст нам больше, чем по полсекунды на брата, а этого сейчас недостаточно. Нам нужно не меньше сорока секунд на каждой полосе.

– Мне не нравится твое первое предложение, – заявил Лео, – так нечестно.

– Это как бой, – заметил я. – Полоса препятствий – это военно-прикладной вид спорта. По-твоему, нельзя зайти противнику во фланг или в тыл?

– М-мм…

– Угу, как спартанцы после битвы при Левктрах [113]заявили, что Эпаминонд победил нечестно.

– Ладно, – потянул Лео, – но я надеюсь, что правила прихлопнут твой авантюрный план в зародыше.

Я хмыкнул: Лео неисправим. Я тоже.

Очень виноватый Тони сбегал за брошюркой с правилами.

Правила прихлопнули: команда, сломавшая препятствие на полосе, дисквалифицируется. И в списке предметов, которые можно брать с собой, альпснаряжение не значится. И вообще, правила довольно жесткие: нельзя, например, перепрыгнуть через колючую проволоку или сделать подкоп под стенкой. Траектория спортсменов топологически задана. Плохо. Лео был доволен:

– Вот и хорошо.

– Тогда думай! Черт тебя побери! – рявкнул я. Я был слишком расстроен и разочарован.

Лео невозмутимо опустился на землю, сел в позу лотоса и закрыл глаза.

Все остальные скоро последовали его примеру, я с возмущением посмотрел на эту благостную картину – и тоже устроился на траве.

Итак, имеем: десять различных полос препятствий, четыре из них, неизвестно, какие именно, нам предстоит пройти завтра утром с максимальной скоростью. Результаты тренировок, колеблющиеся между пятым и седьмым местами, не оставляют нам никаких шансов на победу. Если даже половина народу здесь перетренируется, что сомнительно (не первый день в спорте), мы сможем рассчитывать в лучшем случае на третье место. Не годится.

Можно поискать частные решения для каждой полосы, но это успеется. Сначала надо попробовать найти общее решение. Я закрыл глаза и представил себе маленькую фигурку, бегущую по полосе препятствий: широкие рвы с водой и топким илистым дном, все прыгают на мелкое место и потом выбираются на берег, высокие гладкие стенки, рвы с условной горящей нефтью, над которыми проложены бревна (падать вниз нельзя), сетки из колючей проволоки, провисающие со столбиков так, что между ними и землей остается двадцать сантиметров… И промежутки между всеми этими препятствиями, которые надо преодолевать бегом.

Наблюдение 1: средний одиночка пробегает полосу быстрее, чем средняя команда, потому что результат команды считается по последнему, к тому же на полосе есть узкие места, которые приходится проходить по одному.

Наблюдение 2: команды, в которых ребята помогают друг другу исключительно криками «шевели своим толстым задом», находятся внизу таблицы результатов.

Наблюдение 3: лидирующие команды уже несколько дней назад взяли на вооружение наш опыт перелезания через стенки. И за счет более быстрых ног и отсутствия слишком маленького спортсмена бьют нас нашим же оружием.

Правдоподобная гипотеза: полосы препятствий исходно предназначены для коллективного прохождения. Как в бою.

Хорошо, что я не задумался об этом раньше, это может стать нашим секретным оружием, если этого никто сегодня не увидит.

Я пока только построил себе кузницу, а меч еще надо ковать и закаливать.

В чем состоят мои проблемы?

Маленький, не допрыгивающий до верха никакой стенки Тони. Решена еще несколько дней назад. Результатами пользуется любой, у кого есть глаза.

Медленно бегающий Лео. Решения нет. Если бы медленно бегал Тони, его можно было бы часть пути тащить за руку. А Лео слишком тяжелый. Только Роберто на последнем отрезке пути. Максимум две секунды.

Медленно ползающий я. Жуть во мраке. Три футболки уже изорвал о колючую проволоку, стараясь ускориться. Роберто тоже медленно ползает. И вообще, это самые времязатратные участки на любой полосе.

Опять же маленький Тони, прыгающий прямо в середину рва с водой и там застревающий на топком дне, пока не вытащат. Перебрасывать его? Проведенный эксперимент был признан неудачным. Геракла среди нас всё-таки нет.

Э-э-э, а нельзя взять с собой легкий прыжковый шест? В нем четыре метра, и нести его крайне неудобно, поэтому никто не таскает ради того, чтобы сберечь от воды свои кроссовки – высохнут, не развалятся.

Читаем правила: если что-нибудь тащишь – тащи до конца, этим и отпугивают; и еще – шест должен быть заявлен; но нигде не сказано, что его нельзя использовать как-нибудь еще. И он не препятствие, а имущество команды, значит, если сломается, ничего не будет. В смысле дисквалификация не грозит. Кажется, горячо. Закрываю глаза. Думаю.

Провисает сеточка! Ха, в ней как раз почти четыре метра, не слишком тонкий намек, мог бы и раньше догадаться. По четыре-пять таких препятствий на каждую полосу.

Я открыл глаза и обнаружил рядом только Тони с опущенным долу взглядом. Я ободряюще улыбнулся. Он посмотрел на меня с надеждой:

– Ты придумал?!

– Тс-с! Где все?

– Пошли следить за лидерами, смотреть, кто где теряет время. Ну, как ты сказал.

– Ясно. Иди собери ребят. Встречаемся у палатки, а я пошел искать Бовеса. Только тихо! Понял?

– Понял! – просиял Тони.

Я пошел к нашему куратору и договорился с ним, что мы сегодня тренируемся на татами прямо сейчас, до обеда, а когда все остальные пойдут тренироваться, вернемся на полосу препятствий.

– А мне-то посмотреть можно? – спросил заинтригованный сержант.

– А вы болеете за нас? – поинтересовался я.

– Конечно. Другие мои команды – мальки, у них отдельные соревнования.

– Тогда можно. Но только вам. И еще нам понадобится шест. Никто не пользуется, может, их там нет?

– Будет, – веско сказал Бовес.

Глава 11

Ребята уже ждали меня около палатки.

– Немедленно переодевайтесь в кимоно! – велел я. – Мы идем на кемпо. Даже если Ловере, Дронеро, бог и дьявол против. Потому что Бовес «за».

– Что ты придумал?! – спросил Алекс.

– Покажу вечером. Чтобы никто не видел. И чтобы никто… Тони, ты понял? Никто… даже не знал, что мы не филоним кемпо, а тренируемся на полосе. Ясно?

Ребята кивнули.

– Тогда бегом, – скомандовал я.

Через десять минут мы вернулись на татами, с которого полтора часа назад так бесславно отступили. Всё, больше никакой болтовни. Я молчал как рыба всю тренировку. Ребята делали зверские рожи и грозились утопить меня в море или еще что-нибудь такое нехорошее сделать.

Перед обедом я отвел Тони в сторонку и спросил, прыгал ли он когда-нибудь с шестом через рвы. Тони сказал, что да, прыгал. И неплохо получалось. Он хотел уже возразить, что тащить ради этого шест не стоит, но я посмотрел на него угрожающе: помолчи.

Стрельба нас сегодня не занимала. Все дрожали от нетерпения, и это сказывалось на результатах. Даже Лео пару раз попал в девятку, чего с ним не случалось уже… Да никогда не случалось.

Доведя ребят до точки кипения, я предложил им явиться на полосу россыпью, чтобы никто, не дай бог, не заинтересовался, почему это мы дружно идем не в ту сторону.

На поле я даже просканировал окрестности: кроме нас и сержанта Бовеса – никого. Отдав ему на сохранение наладонник (пригодился сканер), я наконец раскрыл друзьям свою тайну.

– Делаем так: впереди, как и раньше, бежит Роберто, почти все полосы начинаются со стенки, и мы через них перебираемся, как всегда. Отличие: Алекс бежит с шестом, перебирается сам, сбоку. Для определенности пусть будет слева. И, Алекс, ты не принимаешь участия в перебрасывании Тони, даже если оказался в нужное время в нужном месте. Твоя работа – шест. По правилам, мы должны донести его до конца, ясно?

– Ясно. А зачем?

– Во-первых, перед рвом ты его оставляешь для Тони, еще лучше, если передаешь, а когда он перепрыгивает, забираешь и несешь дальше.

– Э-ээ, но тогда мне придется ждать.

– Ну и что? Ты бегаешь быстрее всех. Догонишь. А во-вторых, и это самое главное. Колючка.

– Ну?! – По-моему, это был всеобщий вопль.

– Гвидо проползает первым, он у нас настоящая ящерка. Алекс протягивает шест под колючкой. Гвидо его берет, и они приподнимают проволоку и ждут, пока мы такие большие и толстые проползем. И Гвидо придерживает шест, пока ползет Алекс, это немного неудобно, но лучше я не придумал. И тогда, после колючки, шест несет Гвидо, пока Алекс его не догоняет. И Гвидо, ты в этом случае тоже не помогаешь Тони перелезть через стенку. Не твоя забота. М-м-м, даже так, ты ему вообще никогда не помогаешь, во избежание путаницы. Стенки делаем так: Роберто первым перебирается на ту сторону, Лео подбрасывает мне наверх Тони и Гвидо, я наверху ловлю и сбрасываю их Роберто. Потом я помогаю забраться Лео.

Моя идея понравилась.

– После последней колючки и стенки усталый Алекс отдает шест мне. Ползаю я плохо. Поэтому все время меняться не получится. Ясно? Тогда пошли потренируемся немного.

– А если стенка вскоре после колючки, – спросил Алекс, – а следующее препятствие – ров?

– А такое где-нибудь есть?

– Седьмая полоса, – ответил Лео.

– М-м-м, тогда сделаем так. Шест мне Алекс отдает в промежутке между Тони и Гвидо или перед ними, если есть такая возможность. Я его прислоняю к стенке с другой стороны, опять же слева. Мы всё время будем так делать. А на седьмой полосе, если она попадется, в этом месте шест понесет Роберто, который будет ловить Тони, но не Гвидо. И мы сейчас пойдем тренироваться именно туда.

– Брр, что-то ты сказал такое странное, – заметил Алекс.

– Да, – подтвердил Лео. – Роберто же должен быть первым у стенки. А ползем мы так: Гвидо, Роберто, ты, я, Тони, Алекс.

– Э-э-э, да, я запутался. Ладно, давайте пойдем, попробуем и разберемся.

Я действительно сказал о седьмой полосе что-то не то, тем не менее мы разобрались, и уже второй прогон дал нам пятьдесят пять секунд выигрыша. Почти гарантированная победа, в худшем случае – стопроцентное попадание в тройку.

– Почему ты не придумал этого неделю назад? – спросил задыхающийся Алекс, постоянная смена темпа обходилась ему недешево.

– Не было необходимости. Я это соревнование уже проиграл, мысленно.

– Хорошо, что не придумал, – возразил Роберто, – сейчас бы уже все знали – и пользовались. И тогда мы без шансов. У нас ниже средняя скорость бега.

Мы поотрабатывали всякие передачи шеста, поползали под проволокой, пока мне не понравился результат:

– Неплохо. Давайте пройдем еще одну полосу – и все. Чтобы завтра были бодрые и свежие. Все запомнили, как надо делать?

– Ага. Не бином Ньютона, – заметил Гвидо.

– А что сложного в биноме Ньютона? – удивился я.

– Это так говорится.

– А-а-а… Ясно.

Последний прогон оказался еще успешнее предыдущего. Я бы уже прыгал от радости, если бы не всякие «неизбежные на море случайности». Пробежав со своими партнерами четыре сотни трасс и проведя с ними не один десяток тайных операций, я прекрасно это знаю.

– Цирк! – ухмыльнулся сержант, возвращая мне наладонник. – Удачи, ребята!

Бовес ушел, скоро кончается тренировка, а за малышней, которых на него навесили аж две команды, нужен глаз да глаз.

– Ну хорошо, – резюмировал я, после того как мы обсудили результаты, последний раз согласовали, кто кого когда обгоняет или, наоборот, не обгоняет. – Будем надеяться на лучшее. Тони! Ни звука, никому! Даже не улыбайся затаенно, понял?

– Понял, – покивал Тони.

– Всё, пошли купаться. И не конфликтовать сегодня ни с кем.

– Это ты себе скажи, – заметил Алекс.

– Угу, ладно, но сегодня все будут мирные. Я надеюсь.

Минут за пятнадцать до отбоя очень серьезный Лео разогнал поклонников своего вокального дарования, а нас отправил в палатку.

– Раздевайтесь, – скомандовал он, роясь в рюкзаке.

– Ага, – согласился я и достал из своей аптечки неизменный «яд горыныча». Такой же баллончик искал Лео.

– У-у-у, – Тони даже всхлипнул.

– Зато я не буду тебя шлепать, – утешил я его.

Бедный ребенок, он вчера хорошо приложился об скалу, весь в синяках, и они еще, конечно, не прошли. И вчера его уже поливали этим полезным, но ужасно жгучим средством. «Только для настоящих мужчин», – значится на баллончике, и это не совсем шутка. С другой стороны, это Тони виноват, что нам так сильно надо выиграть, так что потерпит. И я потерплю; синяки, полученные во время моего «морского» приключения, уже почти сошли, тоже под воздействием «яда горыныча», а вот следы от дронеровского боккэна на спине и позавчерашние царапины на ногах…

– Ты бы меня и так не шлепнул! – решительно заявил Тони, немного подумав.

– Твой братишка совсем меня не боится, – печально сообщил я Алексу.

– Это поправимо, – зловещим тоном заметил Алекс, – поводи его по зверь-траве.

Тони, кажется, поверил и заморгал, чтобы не заплакать. Я взъерошил ему волосы на голове: не воспринимай нас слишком всерьез.

В это время Лео закончил обрабатывать немногочисленные синяки Гвидо и Роберто и взялся за мою спину, не предупредив меня предварительно.

– А-у-у, предупреждать надо, – сдавленно взвыл я.

– Это тебе так и надо. Нечего ребенка пугать!

* * *
Утром мы были готовы к бою. В груди у меня дрожала туго натянутая струна: скорее бы все началось!

Я последним подошел регистрировать свою команду: шест я заявлю так, чтобы никто не смог этого повторить. Я скосил глаза на экран ловеревского ноутбука: да, всё читается, заявки не считаются тайной. И шест никто, кроме меня, не взял. Начальник лагеря был удивлен, даже очень. Стоявший рядом Бовес хитро улыбался.

– Удачи, Энрик! – сказал он мне. Ловере воззрился на него:

– Что это они задумали? – спросил он у сержанта.

– Прошу прощения, синьор капитан, я обещал молчать, – ответил Бовес.

Ловере недовольно покачал головой. Ждет от меня какого-нибудь подвоха? Зря. Играю я всегда честно.

Шары с номерами полос, которые всем предстоит сегодня пройти, вытаскивал Тони, как самый молодой участник соревнований. Вторая, седьмая (черт побери!), пятая и девятая. Не-е, Тони тоже плохо тянет жребий. Но, кажется, все следующие жребии никакого значения не имеют: какая разница, на каком по счету стенде стрелять?

Через минуту на большом голоэкране, спроецированном напротив маленьких трибун, появилось расписание для каждой команды. Седьмую полосу мы проходим последней. Не лучший вариант.

На второй и пятой полосах мы побили рекорды лагеря, один держался пять лет, а другой – семь, о чем всем зрителям и болельщикам немедленно сообщил ужасно ехидный комментатор лейтенант Дронеро:

– Оказывается, для того чтобы побить рекорд, надо бегать помедленнее и таскать с собой разные неудобные вещи.

Вот я его сегодня боккэном! Он же мне дал за то, что вынужден был ловить меня ночью. А потом скажу, что ускорился рефлекторно, хотя он и так не спросит: такие вещи надо терпеть не жалуясь.

Но как мы устали! Не сколько от физических усилий, сколько от напряжения: нельзя ничего перепутать, а до автоматизма доводить было некогда.

В коротком перерыве Алекс просто рухнул на траву и лежал без движения, пока нас не вызвали на следующую полосу.

– Тебя отнести? – спросил я серьезно.

– Угу. И носить до конца, – ответил он, поднимаясь.

– Я тебя на пьедестал занесу, если выиграем, – обещал я. – Давай, половину работы мы уже сделали.

На девятой полосе мы рекордов не побили, но прошли ее на пять секунд быстрее, чем основные соперники.

Последнее усилие. Как мне нравится участвовать в соревнованиях, прямо как в бою: страшно, весело, в следующую секунду можно всё потерять или всё приобрести. Я с трудом успокоил быстро колотящееся сердце.

На старт. Внимание. Марш.

Проклятая седьмая полоса. Самое сложное место мы прошли без сучка без задоринки. А потом…

Перепрыгивая с шестом через широкий ров, Тони толкнулся чуть слабее, чем нужно, и шест встал вертикально на топком дне, а Тони, естественно, повис на нем наверху и начал медленно клониться в нужную сторону. Гомерический хохот зрителей сотряс окрестности. Сдержанность и меткость Лео оказалась выше всех похвал: перепрыгивая последним, он в полете ногой толкнул шест, и Тони упал в мои подставленные руки. Алекс чуть не забыл, что ему нужно делать, так ему было смешно, и Лео треснул его по заднице: бери шест – и вперед. Алекс хохотал на бегу, я тоже веселился, подхватывая Тони и Гвидо на следующей стенке.

– Уймитесь! – прохрипел Лео. – Проиграем!

Мы постарались уняться. На следующей колючке шест с треском сломался в двух местах почти сразу после того, как Гвидо и Алекс его приподняли, и сетка хлопнула Роберто по плечам. Он сдержанно взвыл и рванулся вперед, насаживая себя на шипы.

– Стой! – рявкнул я, я еще не успел оказаться под проволокой. – Сдай назад! Еще.

Роберто сделал, что ему было велено. На его белой футболке, быстро сливаясь в красную полосу, проступили капли крови. Я отцепил его от острых шипов.

– Молодец, а теперь вперед, аккуратно.

Я перебросил обломок на ту сторону препятствия:

– Гвидо, забери, их надо тащить! – крикнул я и полез под проволоку: раньше мне казалось, что она висит повыше.

Эту колючку мы прошли за рекордно большое время: черепаха проползла бы быстрее. А впереди стенка, длинное бревно и еще один ров.

Мы потеряли с таким трудом отвоеванную минуту.

На финише Роберто уже ждал врач. Алекс рухнул на землю – отдышаться, остальные последовали его примеру.

Я сел на траву, испачканную кровью из всех содранных сегодня коленок, опустил голову и закрыл лицо руками. Кретин! Кто мешал мне менять шест после каждой полосы?! Только собственная глупость. Это же бамбук, а не титановый сплав. А тут еще Тони на нем повисел, и Лео по нему треснул, но если бы шест был новый, ничего бы не случилось.

– Энрик Галларате очень расстроен, – услышал я потрансляции уже не ехидный голос Дронеро. – Его можно понять, команда проявила такую изобретательность, та кую волю к победе… Это настоящая сенсация сегодняшних соревнований.

Я оторвал ладони от лица: вот еще, со мной все в порядке.

– Но, может быть, он зря огорчается, – продолжил лейтенант. – Они так хорошо прошли три первые полосы, что, возможно, отставание на последней не скажется на результате…

Не скажется? Дожидайся. Мы имели резерв секунд сорок. А потеряли не меньше минуты.

– …Соревнования закончатся минут через десять, и тогда мы узнаем окончательные итоги.

Лео сел рядом и обнял меня за плечи:

– Откуда у тебя кровь на щеке?

– Не знаю… А-а-а, руку поранил.

Я слишком сильно схватился за проволоку, когда отцеплял Роберто, и в пылу состязания не заметил.

– Вчера утром ты, помнится, планировал пятое место в лучшем случае и не собирался из-за этого умирать от горя.

– Я и сейчас не умираю, – ответил я хрипло.

– Если ты не хочешь, чтобы сюда прибежал Бовес с платочком, встань, – произнес Лео сурово.

Я поднял глаза и посмотрел на него: а ведь Лео тоже дико огорчен, но никто, кроме самых близких друзей, ни за что не догадается.

Я встал и уставился на большой экран, как будто мог его загипнотизировать или заставить отвернуться. Через несколько минут на нем появились черные строчки:

1. Э. Пеллегрино 27.16

2. Э. Галларате 27.17

3. В. Скандиано 27.43

Дальше я уже не смотрел. Мы отстали на одну секунду! Я покрепче сжал зубы, чтобы не взвыть от досады. В двадцати метрах громко кричали «Ура»: там стояли, точнее, прыгали от радости ребята из команды Эрнесто. Я сделал несколько глубоких вдохов и пошел поздравлять победивших соперников.

Когда я подошел, то обнаружил, что Гвидо меня опередил: он яростно доказывал Эрнесто, что мы проиграли, а они, соответственно, победили случайно. Я чуть было не открыл рот, чтобы присоединить свой голос к его аргументам, но вовремя остановился: «неизбежные на море случайности» были у всех. Или могли быть. Поэтому я тыльной стороной ладони (она почти чистая) приподнял подбородок Гвидо, чтобы он заткнулся. Он скосил глаза и посмотрел на меня с удивлением.

– Они победили, потому что они лучшие, – ответил я на невысказанный вопрос. – Поздравляю, – я протянул руку Эрнесто, и он ее пожал.

– Но вы круты, – утешил он меня. – Вчера вас никто выше шестого места не ставил. Изобретатели!

– Это все Энрик! – сказал справедливый Гвидо.

– Не выдавай командных тайн, – велел я, пожимая руки всем ребятам из команды победителей.

Чуть позже к нам подошел Бовес, кажется, он собирался меня утешать, но, увидев, что я не рыдаю, просто поздравил нас с призовым местом.

Глава 12

Вечером, когда моя команда устроилась вокруг костра петь грустные песни, я остался в палатке. Я решил изучить карту леса, в котором будет ночная игра: готовиться к бою в последний момент, как вчера, я не собираюсь. Если уж на этот раз я такой дурак, что учусь на своей ошибке, то по крайней мере не буду ее повторять.

Минут через десять в палатку забрался печальный Тони.

– Ты чего? – спросил я.

– Так. Я тебе не помешаю? Я помотал головой:

– Если не будешь прыгать прямо на карту, то нет. Тони тяжело вздохнул и улегся на свой спальник.

– Можешь взять комп и почитать что-нибудь, – заметил я.

– Угу, спасибо, – всхлипнул он. Я поднял глаза:

– Что такое?

– Ну, я вчера ляпнул, а мы не выиграли…

– Ха, да если бы ты не ляпнул, мы были бы на шестом месте или даже на седьмом. Выдохни! Раз никто не умер, значит, мы проехали!

Тони слабо улыбнулся, а я опять уткнулся в карту: запомнить ее до малейших нюансов, во время игры будет некогда на нее смотреть. И понять, что будут делать все остальные и что будем делать мы сами.

Почти круглый лес (наверняка ведь специально сажали для таких вот игр или вырубили лишнее, если он уже был), чуть меньше семи километров в диаметре, разделен на четыре одинаковых сектора. Многочисленные ручьи сливаются в небольшую речку. Родники, поляны и полянки, холмов нет – место плоское. Я не смог понять, какой из секторов лучший, у каждого есть свои достоинства.

Тут я услышал снаружи незнакомый голос:

– Можно?

– Можно, – откликнулся я, складывая карту.

В палатку шагнул Валентино. А, кстати, «В. Скандиано» это он. И на скалолазании его команда была второй.

– Валентино, – представился он, протягивая руку.

– Энрик, – ответил я, вставая и пожимая ее. – Это Тони, – представил я нашего малыша.

Валентино мотнул головой: неважно.

– У меня к тебе дело, наедине.

Тони поднялся, чтобы уйти. Я удержал его за плечо:

– У меня, конечно, есть личные тайны, но я сомневаюсь, что ты можешь сейчас открыть хоть одну из них.

Он мне не понравился: какие такие тайные дела? И присесть я ему не предложил.

Секунд тридцать Валентино раздумывал:

– Ладно, это не важно, – сказал он наконец. – Я по поводу будущего лета.

– До него еще далеко, – заметил я, чтобы что-нибудь сказать.

– Да?! Я целый год команду собирал и готовил, а тут ты! Черт бы тебя побрал! – взвыл он в отчаянии.

– Не поберет, – ответил я спокойно, – столько уже раз пытался.

– Вот именно!

– Э-э-э? – удивился я.

– Ваши мальки в будущем году приедут сюда же, а вы – уже в другой лагерь, для старших. И мы тоже. И там мы сами будем мальками. В курсе?

– В курсе. Ну и что?

– А то, что я этих своих болванов разгоню, оставлю одного только Альфредо. Предлагаю присоединиться. Представляешь, первый раз там – и уже что-нибудь выиграем.

– Нет, – отказался я.

Он немного подумал:

– Хочешь, чтобы это была твоя команда, а не моя? Да ладно, пусть так и будет. В конце концов вас больше.

– Нет, – повторил я.

– Ты думаешь, что ты один ужасно хитрый?

Я мотнул головой.

– Я тоже хитрый! И если это объединить… Ты знаешь, что мы бежали впятером?

Я пожал плечами:

– Какая разница? Есть же правила пересчета.

Он ухмыльнулся и продолжил:

– У нас самый медленный вчера пропорол себе ногу десантником, и – привет. Врач запретил ему участвовать. Ну как?

– Нет, – повторил я в третий раз.

– Да почему?! – Его удивление было неподдельно.

– Даже если мы двое, ты и я, окажемся на абсолютно пустой планете, ты все равно не будешь играть в моей команде, понял? – отчеканил я в ярости.

– И держись от меня подальше!

– Ты что, псих?!

– Проваливай!

Он пожал плечами и вышел. Я опустился обратно на табуретку. Меня мутило. Тони смотрел на меня с недоумевающим видом:

– Надо мне перед стрельбой ушибить руку, – предложил он.

Этого я уже не вынес: подбил его под ноги, уронил живо том к себе на колени и крепко шлепнул. Тони смолчал и не сопротивлялся, наверное, решил, что я имею право. Это мен отрезвило, я его поднял, взял за плечи и умоляюще произнес:

– Тони, пожалуйста, никогда не говори ничего подобного, не делай и даже не думай! Ни про себя, ни про кого-нибудь другого!

– Ну почему?! Без меня же будет больше очков, и сегодня…

Я его встряхнул:

– Такие, как этот Валентино, придумали добивать своих раненых, чтобы не тащить их с собой. Понимаешь? Если твой брат защищает мне спину и меня сзади ударили, значит, он уже мертв. А таких, как этот парень, близко к себе не подпускай и руки им не подавай, никогда!

Тони кивнул. Еще один чуть не плачущий малыш на моей совести.

– Прости, – сказал я тихо. – Я больше так не буду.

– Угу.

– Мне надо пойти помыть руки. Тони хмыкнул.

– Это серьезно. И совсем не смешно, – добавил я.

– А мне надо сдать шорты в стирку, ты же меня правой рукой шлепнул.

– Юморист! Через меня эта зараза не передается. Больно?

– Не-а, – легкомысленно соврал Тони.

И я пошел мыть руки.

* * *
– У тебя был гость, – намекнул Алекс сразу после отбоя, когда мы улеглись на свои спальники.

Я мирно любовался прекрасной картиной: молодой яркий серп Урании, большой, самой близкой к Фебу планеты, тонул в море, скоро он скроется совсем и заберет с собой лунную дорожку, или правильнее говорить «ураниевую»? Но это звучит уж слишком зловеще.

– Да. И очень неприятный, – неохотно ответил я.

– Колись! – велел Лео.

Я вздохнул и пересказал ребятам свой разговор с Валентино.

– Вот скотина! – отреагировал Роберто.

– Ммм, – потянул Лео, задумавшись. – Тони, – сказал он наконец, – больше нигде не ходи один, понятно?

– Угу, – пробормотал Тони, – не буду.

– Ты думаешь, он может?… – спросил Алекс.

– Он способен на всё, – ответил Лео с уверенностью.

– Вряд ли, не до такой же степени, – заметил я. – А вот ты…

– А что я?

– Ты лучший стрелок во всем лагере, а послезавтра мы стреляем. Ну, ломать тебе руку он не рискнет, этого не скроешь, и у него тогда будут крупные неприятности. Но повредить ее так, чтобы было больно стрелять, но ты не пошел к врачу, он вполне может попробовать.

– Он со мной не справится.

– Один на один – нет. Ребята, мы имеем дело с противником, который не только не играет честно, но даже и не знает, что это такое. Он меня сегодня просто не понял.

– Угу, – согласился Лео.

– С парнями из его команды я не знаком, но предположим на всякий случай, что они примерно такие же, иначе не согласились бы иметь с ним дело. Вывод: в одиночку, по возможности, не ходить. Никуда и нигде.

– Ммм, это плохое решение, – заметил Алекс, – паллиатив.

– А что такое паллиатив? – поинтересовался Тони.

– Временная мера, способ отсрочить решение проблемы, – не задумываясь ответил я. – А что, по-твоему, хор шее решение? Утопить их всех в море?

– Вы что, ребята, с дуба рухнули?! – воскликнул Роберто. – Вы всерьез?!

– «Хочешь мира – готовься к войне», – произнес Гвидо непреложную истину.

– Не-е, – потянул я, – топить их в море мы не будем не кремонский десантный крейсер.

Алекс сдавленно хохотнул, я поддержал, через пару секунд засмеялся даже Лео.

– Эй!

Я поднял голову: черный силуэт Бовеса закрыл от мои глаз лунную дорожку. Просить сержанта передвинуться было бы невежливо.

– Не хотелось бы вас наказывать, но вы шумите.

Да уж, полсотни отжиманий моя левая ладонь, залитая по традиции, «ядом горыныча», а потом поверху заживляющим клеем, сегодня не выдержит, так что мне бы тоже не хотелось.

Мы затихли.

– Спите, умники, – почти ласково сказал Бовес.

Алекса опять обуял хохот. Он перевернулся на живот смеялся в подушку: ему тоже не хотелось отжиматься.

Убедившись, что мы заткнулись, сержант ушел. Через пару минут Лео поднял голову.

– Только тихо, – прошептал Алекс. – Тони успел заснуть.

Еще три головы поднялись с подушек.

– Ты чего ржал? – поинтересовался Роберто.

– Да, помнишь, мы говорили о сержантах, ну, когда только приехали.

– Ага. Но Бовес нам ни одного грубого слова ни разу не сказал, при чем тут это?

– Просто он так произнес «спите, умники», ну, как моя бабушка.

– Кончайте базар, – велел Лео, – речь не об этом.

– А о чем? – спросил Гвидо.

– Энрик! – обратился ко мне Лео. – Ты не хочешь спланировать военную операцию, чтобы нам не приходилось ходить толпой, а этот тип сидел тихо?

У-у-у! Нарываемся же!

– Гвидо, – спросил я проникновенно, как Алексова бабушка, – может быть, ты спать хочешь?

– Нет, – соврал простодушный Гвидо.

Что-то эти мелкие приобрели дурную привычку мне врать. И что делать? Тони я уже обещал не шлепать, Гвидо я тем более не могу треснуть.

– А чего тут планировать? – удивился Роберто. – Набить ему морду – это не проблема.

– Угу, – согласился я. – И после этого ты до конца смены будешь конвоировать Тони, куда бы он ни пошел. А по ночам мы будем раскидывать вокруг палатки сеть с колокольчиками. И каждый вечер Бовес будет об нее спотыкаться.

– Ну, это было бы неплохо, – заметил Алекс.

– Стратег! Ну придумай что-нибудь! – воззвал Лео.

– Ага! Точно, – поддержал его убежденный мною Роберто.

Что-то меня никто не поддерживает.

– Я же просил, – сказал я грустно, – не называй меня так. То, что ты сказал, еще не постановка задачи.

– Как это?

– Что является целью войны? – спросил я.

– Мир, лучший, чем довоенный, хотя бы только с вашей точки зрения. Это Клаузевиц сказал. Ты меня что, экзаменуешь?

– Не-а, я всерьез. Скажи, какого мира ты хочешь. Это во-первых, а во-вторых, синьоры, обращаю ваше внимание, что он нам еще ничего не сделал.

Лео замолчал. Вот пусть и думает до утра. Через минуту молчание прервал Роберто:

– Когда сделает – будет уже поздно.

– Старое как мир оправдание агрессора, – заметил я. – Роберто, здесь все, кроме тебя, уже немного изучали историю и прекрасно это знают.

Роберто тоже замолчал. Ффух! Слава мадонне. Я закрыл глаза и постарался заснуть.

– Раз мы не хотим его топить, – нарушил молчание Алекс, – значит, надо изменить его таким образом, чтоб нам не надо было принимать никаких мер предосторожности.

– Песталоцци доморощенный! – отреагировал я. Это не ко мне. Воспитанием мальчишек не занимаюсь.

– Куда ж ты денешься? – насмешливо возразил Лео. Он – будущий офицер твоей будущей армии.

– Чего? – изумился я. – Во-первых, не факт, что я из беру военную карьеру, во-вторых, не факт, что это сделает он, в-третьих, не факт, что я буду его начальником, а не он моим. Еще имеется «в-четвертых» и так далее, но уже и так достаточно.

– Во-первых, – сказал Лео с Алексовым ехидством голосе, – ты изберешь, ты для этого просто предназначен Во-вторых, он тоже, иначе не стремился бы побеждать любой ценой, в-третьих, в такой глупой армии, где он мог бы быть твоим начальником, тебе делать нечего, в-четвертых, как я заметил, наша армия не глупая, есть еще «в-пятых» и так далее, но и этого хватит.

Вот упрямец! Чего он ко мне пристал? Сам бы и придумывал! Я помолчал пару минут.

– Ладно, я тебя понял. Но пока я не придумал, что с этим делать, не гуляй в одиночестве. И вообще, почему только я? Думайте, синьоры!

– То-то же, – проворчал Алекс, – чего ты так отбрыкивался?

– Не хочу, чтобы Лео называл меня стратегом, – обиженно заявил я.

– Ладно, – согласился Лео, – больше не буду.

– Это была скорее тактика, чем стратегия, если вы о сегодняшних соревнованиях, – раздался снаружи тихий голос сержанта Бовеса.

Как он подобрался? У нас все стенки откинуты! Но подошел он только что. И то хлеб.

– Я же вас предупреждал, – добавил он огорченно. – На выход.

Мы поднялись и выбрались наружу, я пытался удержать Гвидо (его последняя реплика была очень давно), но он дернул плечом и тоже вышел из палатки.

– Тони уже спит, – хмуро заявил Алекс.

– Тем более вам следовало помалкивать. Как всегда, по пятьдесят раз.

Всеобщий тяжелый вздох был ему ответом. А что тут скажешь, сами виноваты.

Действительно, самое лучшее снотворное, чуть не заснул прямо на песке, даже не обращая внимания на дергающую боль в левой ладони.

Лео был очень смущен.

– Ты из-за меня отжимался сто раз, – напомнил я.

Глава 13

Наутро ладонь продолжала болеть. Странно. После завтрака я отправил ребят на стрельбище, а сам, притворившись, что мне пришло письмо и я хочу прочитать его в одиночестве, вернулся в нашу палатку. С рукой надо что-то делать. Была она красная и распухшая. Я содрал слой заживляющего клея и опять залил ее «ядом горыныча». Должна вылечиться за несколько часов.

И тоже пошел стрелять. Валентино и еще двое парией, видимо из его команды, стояли у меня на дороге, придурки: да месяца еще не прошло, как я шестерых покалечил. И вас покалечу, и мне никто слова осуждения не скажет: нечего нападать втроем на одного.

– Ну и… – угрожающе проговорил я.

– Попробуй пройди, – предложил мне Валентино.

– А какие проблемы? – поинтересовался Лео из-за его спины. И Роберто стоял рядом с Лео и так улыбался… От такой улыбки мороз по коже, если она тебе предназначена.

Недруги молча посторонились, я медленно прошел мимо и присоединился к своим. Мы повернулись и пошли на стрельбище, не оглядываясь.

– Может быть, – задумчиво проговорил Лео, – эта засада была предназначена мне, но мне почему-то кажется, что все-таки тебе. Тебе тоже нельзя ходить одному.

– Да, – согласился Роберто, – теперь ты не будешь говорить, что он еще ничего не сделал.

– Он по-прежнему ничего не сделал, – заметил я.

– Энрик! – простонал Лео в отчаянии.

– Ага, уже четырнадцать лет, и все никак не переименуюсь.

Мы отстреляли все серии, Лео всех проконсультировал, Гвидо показал такой класс… я потрясен: он и раньше хорошо стрелял, но сейчас…

– А что? – изумился Гвидо моему удивлению. – В госпитале просто больше нечего делать.

– Ясно. Но вчера ты такого не демонстрировал.

– Ну… просто завтра же соревнования, – Гвидо и сам не знал, как это объяснить.

– Хм, – сказал Роберто, – надо мне тоже полежать в госпитале.

То, что Лео и я стреляем лучше, задевало его довольно слабо, но Гвидо – он же почти малек.

– Ой, не надо, – я передернул плечами: вспомнил, как мы сдирали с Гвидо кожу, и мне стало плохо.

Днем на полосе препятствий я наблюдал результаты своей интеллектуальной победы: все команды бегали только с шестами, все помогали друг другу перелезть через стенку. Лучшие результаты были такими… закачаешься. Если бы они официально фиксировались, побили бы все рекорды не только лагеря, но и острова, а может быть, даже всех детских военных лагерей от сотворения мира (или полос препятствий). Кому-то, правда, въехали шестом чуть ли не в глаз. Хм, у нас ни разу такого не было. И на стенках были какие-то проблемы, странно, когда я кого-то ловлю, его рука сама ложится в мою руку. Ни разу не промахнулись. Наверное, надо друг друга чувствовать.

К вечеру ладонь все еще не прошла. Я мысленно задрал нос: Лео не заметил этого даже на кемпо, вот такой я герой.

На соревнованиях по стрельбе не случилось никаких неприятных неожиданностей. Лео выиграл, я пару раз дернул больной рукой, промахнулся и занял второе место. А Гвидо третье! Нам даже бонусные очки не понадобились, мы и так победили в командном зачете.

Сегодня мы качали Гвидо. А потом спорили, бросать его в море или не стоит, к общему мнению не пришли, а держать его устали, поэтому спросили у него, он сказал «бросать». Мы и бросили, прямо в шортах, футболке и кроссовках.

На тренировке по кемпо к нам подошел Дронеро. Чего это он так ко мне приглядывается?

– Что у тебя с рукой? – поинтересовался он. Я пожал плечами:

– Поранился о проволоку, еще позавчера.

– И до сих пор болит? Покажи, – велел он. Я показал.

– К врачу ходил? Я помотал головой:

– Это же ерунда!

– Пороть тебя надо, каждый день, два раза! Шагом марш к врачу!Немедленно, – рассердился Дронеро.

– Послезавтра же соревнования! – воззвал я к его спортивному духу.

– Ты еще здесь? Еще одно слово – и я тебя к ним не допущу.

Я сначала удрал с татами и, только направляясь в медпункт, понял, что он не может меня не допустить. Сзади кто-то шел. Я обернулся: Лео и Роберто.

– Я знаю дорогу! – вспылил я.

– Скандиано тоже, – невозмутимо возразил Лео.

Черт, этот хитрый придурок действительно превратился в проблему.

Мой эскорт оставил меня уже перед дверью врачебного кабинета.

Я вошел и продемонстрировал синьору Адидже свою руку.

Врач поднял брови:

– Давно?

– Третий день.

– Я думал, ты умный. Будем вскрывать. И четыре дня интенсивной регенерации.

Я сжал руку в кулак:

– Послезавтра кемпо!

– Позавчера надо было думать!

– Что, медицина бессильна? – поинтересовался я ехидно.

– Медицина бессильна вложить в твою голову немного ума, а в остальном…

– До послезавтра заживет? – спросил я с надеждой.

Синьор Адидже задумался:

– А тебе это так важно? Вроде бы не все должны принимать участие?

– Я надеюсь занять первое место, – признался я неохотно.

– Ммм, ну кое-что сделать можно. Сейчас я вскрою, а завтра утром и вечером явишься на регенерацию. Безболезненных соревнований я тебе не обещаю, но рука будет работать.

– Спасибо! – улыбнулся я.

– Это ты поранился, когда своего друга от колючей проволоки отцеплял, да? – спросил он меня, делая обезболивающий укол.

– Умгу.

– Вы здорово придумали, я даже пожалел, что не за вас начал болеть.

– А за кого вы болели?

– За Скандиано. Ко мне накануне прихромал мальчик из их команды, очень был огорчен. Вроде тебя, хотел поскорее выздороветь, радовался, что больная нога стрелять не помешает, а к кемпо он поправится. Не знаешь его?

– Не-е.

– Ну так вы завтра у меня здесь и познакомитесь.

Врач замолчал: ему надо было сосредоточиться.

Они еще и лицемеры! Фу! Зачем вид-то делать?

Встать мне разрешили только через час. Тоска зеленая лежать на операционном столе. Хорошо хоть наркоз был местный, а не общий.

Я прислушался к своим ощущениям. Рука продолжала болеть, даже сильнее, чем раньше, но за нервы не дергала.

– И не вздумай отжиматься, подтягиваться, и чем вы еще развлекаетесь… – предостерег меня врач.

– Ясно, спасибо вам.

– И завтра после завтрака придешь сюда.

– Да, синьор Адидже! Очень довольный, что он не снимет меня с соревнований, я испарился в коридор. Там меня терпеливо ждали Лео и Роберто.

– Ну как?

– Все нормально! – весело отозвался я. – Еще пара процедур завтра, и буду как новенький. А вы все кемпо тут профилонили.

– Не ослабеем! – огрызнулся Роберто.

После отбоя Алекс решил узнать, что я придумал.

– Во-первых, я ничего не сочинил, весь день думал только о чертовски болящей руке, – ответил я сердито. – А во-вторых, если ты не хочешь спать, выйди наружу и отожмись пятьдесят раз. Сам.

– Энрик! – удивился Алекс. – Что с тобой?

– Мне врач запретил отжиматься. И вообще всё запретил, так что нарываться…

– Ясно. Спокойной ночи, – проворчал Алекс.

Чего я на него набросился? Он же не знал!

– Извини, – пробормотал я. – Я не совсем в форме, вот и бросаюсь.

– Угу.

Черт! Я действительно об этом просто забыл. Во-первых, я обещал, а во-вторых, с тех пор они попытались напасть на меня втроем. Я бы с ними справился, хотя и это еще не факт – с такой-то рукой. А для остальных это гораздо опаснее. Лео или Роберто могли бы доказать этим типам всю неправильность их поведения, а вот Алекс или Гвидо в такой ситуации могут пострадать очень сильно, если никто не заметит эту кошмарную картину «втроем на одного». И все-таки воспитательное воздействие (а никаких других средств у меня нет) не по моей части. «Тебе бы только стрелять и кулаками размахивать!» – заявил сердитый внутренний голос. «А как же, это по моей части», – ответил я.

* * *
После завтрака я, как и обещал, пошел к врачу, опять с эскортом.

– Вам, что, делать нечего? – ехидно поинтересовался я.

– Конечно, – невозмутимо согласился Роберто.

Скоро они с Лео будут просто как близнецы: говорят уже одинаково.

– Энрик! – укоризненно добавил Лео. – Ты бы никого одного не отпустил…

– Почему ты всегда прав?! – взвыл я.

– Умный очень, – парировал Лео.

На этот раз ребята устроились на крылечке медпункта. Хм, завтра отпустят меня метров на сто, послезавтра еще подальше. Я помотал головой: какие мысли в голову лезут! И вспомнил, как Стромболи грозился посадить меня на короткий поводок: вот так он и выглядит. Ужасно.

Синьор Адидже полюбовался моей рукой и повел в соседнюю комнату, там на кушетке уже лежал какой-то парень, опустив ногу в резервуар с регенерантом.

– Ты тоже можешь полежать, – заметил врач.

– Не-е, зачем?

– Не надо? Ладно, дай сюда свою лапу. Немного пощиплет, – предупредил он, – зато быстро.

– Да, спасибо, – ответил я.

– Ну, не скучайте, – добавил он, опустив мою левую ладонь в теплую маслянистую жидкость (мне сразу захотелось вымыть руки) и застегнув манжет на моем запястье.

Врач ушел. Так я у него и не спросил, сколько мне здесь сидеть в таком дурацком положении.

Над подоконником появились голова и плечи Лео:

– Энрик! Ты как?

– Сижу! – огрызнулся я. – Жду.

– Понятно. Долго?

– Не знаю, не спросил. Сходи выясни, тебе ответят.

– Это почему? – весело осведомился Лео.

– Вид у тебя такой, серьезный.

– Ладно, сейчас узнаю. Подожди немного. Голова Лео исчезла.

– Ты Энрик Галларате? – нарушил молчание мой сосед.

– Угу, – кивнул я, знакомиться с этим типом не хотелось. Но придется, я кое-что обещал ребятам.

– Ты чего такой злой? – удивленно поинтересовался парень.

– Ты из команды Скандиано?

– Ну.

– Он похвастался своей лисьей хитростью. Не противно?

– О черт! – Он покраснел и отвернулся. Пара минут молчания.

– И зачем он тебе сказал?

– Ну, я не обещал хранить его грязные тайны, но лучше спроси у него сам. Это ваши разборки.

– Думаешь, я сам себе ногу порезал?! – Он повернулся ко мне лицом.

Сейчас мне откроют еще и подробности! Кошмар.

– Теперь нет. Храбрый ты, не боишься ночевать с ним в одной палатке. Я бы не рискнул.

Парень испытующе посмотрел на меня, прищурив глаза:

– А что бы ты делал?

Хм, кажется, он не просто огрызнулся, ему это в самом деле интересно. Ммм, и' что я ему отвечу? Внесу раскол в ряды противника? Да какой этот Валентине, к черту, противник. Просто мелкий пакостник, которому вовремя не дали за это по морде. Зато объяснили, что надо побеждать, побеждать и побеждать. Любой ценой. И других правил не существует.

– Молчишь?! – спросил мой сосед. – Вот то-то.

– Я думаю! – рявкнул я. – И тебе бы тоже не помешало этим заняться. Что делать? Что делать? – передразнил я его. – Сидеть и плакать, как девчонки!

Он опять отвернулся к стенке. Мою руку стало чувствительно припекать: так мне и надо. Положение у этого парня… хуже не придумаешь. Они же еще зимой, наверное, о чем-то договорились. И теперь ему надо держать слово.

– Ладно, – сказал я примирительно. – Как тебя зовут?

– Джакомо, – ответил он, оборачиваясь.

В этот момент в окне появились голова и плечи Роберто.

– Вы по очереди друг друга подсаживаете? – спросил я.

– Ага. Тебе еще три часа тут париться, и без нас никуда не уходи. Мы за тобой придем.

– Вот развелось начальства на мою голову! – взвыл я.

– Энрик, или ты обещаешь – или мы никуда не уйдем. И вечером Бовес прикажет нам отжаться столько раз…

– Ладно, дождусь, – проворчал я.

– Вот и хорошо. Принести тебе комп? Почитаешь.

– Не-е, не надо. Идите тренируйтесь.

– Есть, командир, – ухмыльнулся Роберто и свалился вниз. Наверное, Лео надоело его держать: долго болтаем.

– К тебе приходят… – потянул Джакомо, – а ко мне ни разу. Тренироваться надо. А зачем твои ребята собрались тебя встречать?

– Ну, Скандиано с приятелями, вместо того чтобы навещать тебя, устраивает засады на меня. А с такой рукой я не очень-то хорош в драке.

– А тебя как угораздило?

– Отрывал Роберто, ты его только что видел, от колючей проволоки. Его синьор Адидже осматривал и лечил принудительно, а меня не догадался. Ну и я тоже, тот еще дурак, – я вздохнул.

– Понятно. И ты завтра будешь участвовать?

– Конечно.

– А вдруг ты и завтра будешь плох в драке? – не слишком весело ухмыльнулся он.

– Завтра со мной все будет в порядке. А хотя бы и нет, то что?

– Тогда вы будете на каком-нибудь таком месте… ну, во второй десятке.

– Вряд ли. К тому же мы заявляемся вчетвером. Тони еще маленький и Гвидо тоже…

Почему-то мне не хотелось рассказывать ему правду. Вдруг он проболтается своим, и Гвидо от этого как-нибудь пострадает, а то, что ему еще не исполнилось четырнадцать, никакая не тайна.

– А если бы надо было заявляться всем? – Он посмотрел на меня испытующе.

– Резать кого-нибудь ножом я бы не стал, однозначно. Ну, проиграли бы, это обидно, но и все, – ответил я. – Ты не видел, как мы бежали полосы препятствий?

– Видел, – тоскливо вздохнул он. – Но если уж ты все это придумал…

– Не-е, такое, как твоему Валентино, мне бы в голову не пришло, это точно.

– Он такой же мой, как и твой! Я криво ухмыльнулся:

– Вот именно, если бы ты сказал «твой Лео», я не стал бы протестовать.

– Ты мне что, мораль читать нанялся?! – вспылил он.

– А тебе этого не нужно? – ехидно спросил я.

– Нет! Не я же подкарауливал тебя в темной аллее!

– Да, не подкарауливал. А почему?

– Вместе с Валентине, наверное, были Альфредо и Франческо.

– Ну, я их не знаю, но их действительно было трое. Ясно. Извини.

Вот черт! Через пару часов, или раньше, этот парень пойдет выяснять отношения со своими однокомандниками. И что с ним будет? Я, конечно, хорош, такой свободный, говорю и делаю что хочу. Так за моей спиной друзья, которые не предадут и не оставят ни за что. А Джакомо что будет делать? Во что ему обойдутся мои откровения? Чего я добиваюсь? Еще одной истории, как с Линаро?

– Что ты собираешься делать? – спросил я.

– Да уж найду что!

– Глупо! Ты просто получишь по морде – и все.

– Скорее он получит по морде.

– Если согласится разбираться один на один, то может быть.

– Чего это ты так за меня переживаешь? – спросил он с подозрением.

– Ты не веришь, что это вообще возможно или что я могу что-то чувствовать, в частности?

– Э-э-э, чего? Я тебя не понял!

– Ну, ты не веришь, что я такой хороший или что вообще бывают такие хорошие?

Он надолго замолчал.

– Ну, пожалуй, я верю и в то и в другое, – ответил он наконец. – И что ты мне посоветуешь?

– Ничего. Я еще не придумал. Вы так и договорились, что можно кого-нибудь ножом резануть?

– Не-е, ты чего? Таких дураков нет. Просто отвернулся на минутку – и привет.

– И что? Это всем понравилось?

– Не-е, не всем. Я же угадал, что засаду на тебя устроили втроем.

– Ммм, тогда у тебя есть два естественных союзника.

– Ну, мы все кое о чем договорились, еще в городе, кто-ж знал, что это так обернется?

– Понятно. Ненароком связался с человеком, к которому спиной лучше не поворачиваться.

– Во-во. И ведь как подгадал, гад! Я плоховато бегаю, зато лучше всех стреляю, ну и кемпо тоже… Но тут появляется злобный Энрик, и все планы летят в тартарары! – ухмыльнулся он.

– Ага, ужасно злобный. Тем более что моя команда не собиралась специально для того, чтобы все тут выиграть.

– Да-а ну-у? То-то ты так страдал, когда вы полосу…

– Я вообще-то собирался удовлетвориться пятым местом, но тут наш малыш при Ловере и Дронеро ляпнул, что мы надеемся выиграть. Пришлось как следует пошевелить извилинами.

– Неплохо ты шевелишь извилинами. Может, все-таки что-нибудь посоветуешь? – Он, кажется, поверил, что я могу все.

– Посоветую тебе способ обойти слово, которое ты дал? Я могу, но тебе-то это зачем? Ты сейчас платишь за собственную глупость. Раз вас трое, можете это минимизировать. Например, договориться между собой и предъявить ему ультиматум, чтобы в дальнейшем обойтись без таких эксцессов, а то где-нибудь окажется, что только покойника можно не тащить до финиша… Ну и, конечно, никогда больше не иметь с ним никаких дел.

– Ну, можно. Но тогда ты уж точно нигде один не ходи. Он догадается, дело нехитрое.

– Меня уже и так одного не пускают, – ухмыльнулся я. – И ты не видел меня на татами… Вот рука пройдет…

– Завтра увижу.

Я кивнул.

Мы услышали за дверью чьи-то шаги.

– Это синьор Адидже, сейчас он меня выпустит, – заметил Джакомо. – Ну, спасибо.

– За что? Я не сказал тебе ничего, чего бы ты сам не знал или не мог придумать за пару секунд.

– Иногда это очень нужно. Чтобы кто-нибудь сказал тебе очевидные вещи.

– Мудрец, – ухмыльнулся я, – скоро сможешь опубликовать сборник своих афоризмов.

– Получишь экземпляр с дарственной надписью автора.

Через пять минут я остался в одиночестве и остро пожалел, что не попросил Роберто принести мне комп. Скучно, руку припекает так, что хоть плачь, а отвлечься нечем.

Глава 14

Соревнование, которое я больше всего хочу выиграть. И пусть Дронеро удавится! Рука болит, но работает. В отборочных турах работаем вполкасания, в финале удары вообще не наносятся.

– А то вы друг друга поубиваете, – заявил лейтенант.

Прекрасно: значит, обойдусь без ампутации руки сегодня же к вечеру.

Двадцать шесть старших команд заявили девяносто участников: три круга в группах по четыре и финал для шестерых оставшихся, тринадцать боев (в первом круге в моей группе нас оказалось только трое), это несчастливое число приносит мне удачу. Тони мы заявили в качестве индивидуального спортсмена без команды к младшим ребятам. Но шансов у него никаких: маленький еще, там будут ребята на два года старше.

Наконец-то лентяю-мне повезло со жребием: два первых круга я прошел, даже не привлекая свою несчастную левую руку, только один из соперников заставил меня поработать. В третьем круге отсеялся ужасно недовольный Алекс, а мне пришлось немного подраться сразу четырьмя конечностями: моим противником оказался Эрнесто, я победил, но он тоже прошел в финал, так что мы с ним еще не закончили выяснять отношения. Восемь боев позади, но это были цветочки. Лео пришел на обед серый от усталости, ему меньше повезло с соперниками, но зато он вышиб из соревнований Скандиано! Мы шумно позавидовали Лео. И Лео, и Роберт то тоже прошли в финал. Гвидо скрипел зубами от досады но ругаться со мной (я запретил ему участвовать, чтобы ни кто, не дай бог, не треснул его по спине) не решался или не хотел портить мне настроение перед финалом. Тони отсеялся еще в первом круге, но одну победу все же одержал.

После обеда мы пошли поваляться на песочке: релаксировать перед серьезным испытанием. Участников осталось только шестеро, но теперь каждый бой будет настоящим Лео даже поплавать не пошел, только медитировал.

Кроме нас троих в финал прошли Эрнесто, Джакомо (выходит, он не хвастался, когда вчера заявил, что скорее Скандиано получит по морде) и еще Мануэль – парень из команды Эрнесто. Да, бедный Валентине, я его пожалел даже если Джакомо выиграет (что нереально), скандиановская команда не поднимется выше второго места.

Рука болела все сильнее и сильнее, в третьем бою моим противником оказался Роберто, и я чуть не проиграл. Зато понял, наконец, зачем надо не думать. Раньше я мог войти в боевой транс когда угодно, только не в бою. А сейчас… я успел продекламировать про себя все стихи Киплинга, какие только знал, прежде, чем судьи признали меня победителем. Только не спрашивайте, как мне это удалось. Сам не понимаю.

Дальше было проще: опять повезло со жребием, два последних боя были с Эрнесто и Мануэлем, противниками более слабыми, а из боевого транса я просто не выходил, чтобы не чувствовать руку. За успехами других я не следил, но, раз я победил во всех пяти финальных боях, значит, мои соперники хотя бы по одному бою проиграли, следовательно, я выиграл все соревнование. Мысли в голове ворочались с трудом, и пришлось приложить специальные усилия, чтобы прийти к такому несложному выводу.

Радоваться просто не было сил. Я поморгал, чтобы рассеялась серая пелена перед глазами (зачем я вышел из транса?), и посмотрел на табло: надо узнать, на каких местах Лео и Роберто. Роберто – второй, а вот Лео только четвертый: на третьем – Джакомо.

Я настолько ни на что не реагировал, что чуть было не пожал руку Скандиано, который зачем-то решил меня поздравить, не может быть, чтобы он сделал это просто так. В последний момент я срочно убрал руки за спину. Дело могло бы кончиться безобразной дракой прямо на глазах у всего начальства, если бы не Алекс, незаметно оттерший Скандиано в сторону.

– Хочешь сразу же взять реванш? – поинтересовался мой друг самым издевательским тоном, на который только был способен.

Хм, придется теперь и его охранять.

Очень довольный нашими достижениями Тони прыгал вокруг, но на шею не вешался. Хороший мальчик: на ногах мы держались не без усилий.

К нам подошел синьор Адидже:

– Вы трое – ко мне в кабинет, – приказал он.

Да-а, всех троих призеров он недавно лечил. Это, наверное, он принес удачу Джакомо. Лео очень расстроен. И он единственный человек, которого я не могу утешить, потому что он сильнее. Представляю себе, как он на меня посмотрит, если я поинтересуюсь его самочувствием. Лео избавил меня от проблем, подставив мне свое широкое плечо:

– Похоже, сам ты до врача не доползешь, – заметил он. – Рука болит?

– Не настолько, чтобы падать, – ответил я, но от помощи не отказался. – Зато я понял, зачем надо не думать.

Лео ухмыльнулся.

Я бы сейчас лучше пошел на пляж – полежать часик, а придется тащиться в другую сторону.

Впрочем, ничего такого смертельного синьор Адидже у нас не нашел: поворчав на мальчишек, которые готовы умереть за свои чертовы медали, он велел нам беречь ногу, спину и руку и отпустил восвояси. Ха, сам хорош. Кто не свел со щеки ну очень живописный шрам, прямо как у немецких буршей: наверняка специально, чтобы производить впечатление на новобранцев (они считают всех военных врачей тыловыми крысами, пока сами не повоюют).

* * *
Вернувшись домой, я улегся на горячий песок. Сегодня все проблемы могут идти вдаль, ловить не буду. Я и вообще паинька последнюю неделю, надо отдать должное Ловере, на шалости просто нет ни сил, ни времени. На чтение – тоже, и это гораздо хуже.

– Знаешь, чем плоха «сумма мест»? – спросил меня Алекс, устроившись рядом.

– Ну?

– Можно выиграть все виды, кроме одного, а в итоге оказаться черт знает на каком месте.

– Ммм, да. Есть такое дело. Ты это к тому, что я до жен срочно придумать, как выиграть «Ночной бой»?

– Догадливый! Прямо сердце радуется!

Я только повернул голову и посмотрел на него, угрожающе прищурив глаза. Алекс был серьезно потрясен он был уверен, что я брошусь повалять его по песочку.

– Все ясно, – добавил он грустно. – Думать будем завтра Я тяжело вздохнул:

– Ладно, рассказывай все, что ты про него знаешь.

– Прочитать тебе лекцию?

– Угу. Я никогда не был… не участвовал… не слышал…

– Ясно. Это только так называется «Ночной бой», на самом деле игра длится трое суток. Начнется послезавтра утром. Первые шесть часов на организацию, а потом можно уже воевать. Весь лес под наблюдением, так что даже Скандиано не сможет нарушить правила.

– Это греет душу.

– Точно. Дети младше тринадцати лет не участвуют так что Гвидо тоже будет играть в первый раз. Четыре армии, ты будешь командовать одной из них.

– Э-э-э, это обязательно?

– Ну, делят так: команды, занявшие первые четыре места, – в разные армии, вторые четыре – тоже, причем мы получим самую слабую из них. Зато из третьей четверки – самую сильную. Ну и так далее.

– Двадцать шесть не делится на четыре, – заметил я.

– Кто-то отсеется по возрасту, а в последних командах обычно такие плохие отношения, что они и сами рады разбежаться. Так что особых проблем с дележкой у Ловере не будет.

– Ты не ответил, почему я буду командовать, – напомнил я.

– Формально это не обязательно, но по традиции…

– Понятно. Придется еще убеждать карбонарскую вольницу, что я могу привести ее к победе.

– А ты можешь? – с нарочитым удивлением поинтересовался Алекс.

Этого я уже не выдержал: вскочил и обрушился на него сверху. Мы покатились в сторону моря. На линии прибоя снизу был я. Почему ему всегда так везет?… Мы искупались (скоро будет уже нельзя: закат) и опять пошли позаниматься делом, хватит дурака… э-э, то есть умного, конечно, по пляжу валять.

– Ладно, – предложил я, когда мы вернулись на старое место: здесь не слишком раскаленный песок, – поехали дальше.

– Угу. Побеждает та армия, которая перестреляет всех остальных. К сумме мест каждой команде прибавляется соответственно один, шесть, одиннадцать или шестнадцать. Второе, третье и четвертое места зависят от времени жизни армии.

– Ясно. А если к концу игры останутся целы две армии?

– Тогда – дележка мест.

– Кто мешает спрятать нескольких своих бойцов так, чтобы их никто не нашел?

– Никто. Но еще никому не удавалось.

– Странно, лес, я так понял, сорок квадратных километров. Ну ладно, это пока неактуально. Союзы заключать можно?

– Никто не мешает. Но с тобой ни Эрнесто, ни Скандиано в союз вступать не будут: в их интересах уничтожить нас пораньше, только так у них появится шанс на победу. И между собой они не договорятся, потому что тогда у Скандиано нет шансов.

– Ммм, может быть, его устраивает быть вторым, если первые не мы.

– Может быть, – задумчиво сказал Алекс. – Наверное, Лео был прав, Скандиано собирается идти в школу при военном училище. А туда полезно бывает принести медали и грамоты из летних лагерей. А если у него еще будут рекомендации от Ловере, то только очень большая тупость может помешать ему поступить.

– Понятно. А он сволочь, но далеко не дурак. И Эрнест об этом не знает. Поэтому такой союз вполне возможен.

– Час от часу не легче. Я тебе еще не всё сказал. Лес по делен на четыре сектора, и в первые шесть часов пересекать границы запрещено. Зато потом полная свобода. Поэтом воюют все в основном по ночам.

– Понятно. Сектора распределяются по жребию?

– Э-э-э, не знаю.

Феб закатился за горизонт, и вдоль пляжа зажглись не, яркие фонари, когда мы вернемся с ужина, погаснут и они дальше каждый обеспечивает себе освещение сам.

Я утомленно закрыл глаза и замурлыкал что-то немелодичное. Надо подумать. Алекс благоговейно замолчал Александр Македонский с Пальмаролы думать будет! Покусай его летучие коты! А сам он думать не собирается?

Ладно. Моя старая идея с лазаньем по деревьям, плюс снайпер, плюс возможность подчинить ему еще несколько прилично стреляющих ребят… Алекс будет командовать разведкой – отведет душу. Остальное спланировать заранее не удастся: я не знаю, какой участок леса мне достанется и что будут делать наши противники.

По песку в нашу сторону кто-то шел. Два человека, и походка незнакомая. Я открыл глаза: к нам приближались двое наших ровесников, оба были смущены, а может быть, даже немного напуганы.

Я приподнялся на локтях: они наверняка к нам, наша палатка и естественно сложившаяся территория на пляже – крайняя. Ребята остановились прямо передо мной, оба кусали губы, не зная, как начать разговор. Я вопросительно поднял брови, и один из них расхрабрился:

– Привет! Энрик – это ты?

– Я, – честно признался я.

– Я – Крис, а это Бенни, – представился он и представил своего спутника.

Крис лишь слегка уступал габаритами Лео, а Бенни, напротив, был маленьким, зато подвижным, как дикая кошка.

Я поднялся и пожал протянутые мне руки: на наглого Валентино ребята ну совсем не походили.

Молчание затянулось.

– Странные имена, – неуверенно сказал я.

– Вообще-то, я – Христофор, а он – Бенвенуто, но представляешь…

– Да, – согласился я, – в бою очень неудобно.

– Мы вот по какому поводу… Моя команда сейчас на восьмом, а Бенни на девятом…

Спасибо им огромное! Мне надо было сразу взять инициативу на себя, и всё, никакой карбонарской вольницы!

– Понятно, значит, вы теперь мои офицеры.

Мальчишки полыценно заулыбались.

– Ну да, – наконец-то Бенни открыл рот и что-то произнес.

Алекс нашел в себе силы победить лень и подняться на ноги, поэтому я и его представил:

– Это Алекс, он будет у нас командовать разведкой.

– Э-э-э??? – Алекс опустил голову и покраснел. – Ну-у, в общем…

– Вообще-то он умеет говорить, – ехидно заметил я.

– Гром тебя разрази! – взорвался Алекс. – Забыл Мачерату?!

– Мы же поумнели, – возразил я, внутренне хохоча, но с самым серьезным видом.

– Ну ладно, – неохотно согласился Алекс.

Хм, если бы так долго мучился Лео, я бы не удивился, но Алекс… Он же шалопай вроде меня.

Как заправский командующий я предложил всем сесть. Ребята так и сделали и воззрились на меня: приказывай! Ага, щас! Опять я не знаю, что сказать. Ммм, сейчас я займусь организацией, а потом мы потратим первые шесть часов игры с толком.

– Гвидо! – позвал я, он как раз выбрался из палатки.

Гвидо подошел к нам. Я представил ему ребят.

– Ты будешь моим начальником штаба, – заявил я безапелляционно, – поэтому сегодня вечером ты сходишь познакомиться с ребятами Криса и Бенни, и постарайся еще с теми командами, которые на шестнадцатом и семнадцатом местах.

– Ясно, – кивнул ошарашенный и потрясенный свалившейся на него ответственностью Гвидо.

– Возьми комп, составишь список. И узнай обязательно, кто как стреляет. Сделаем для Лео отдельный отряд, он нам понадобится. И разведка тоже. Только не знаю, какие качества там больше всего нужны.

Сидящий у самой кромки прибоя Лео обернулся, услышав свое имя. Я махнул рукой, приглашая его присоединиться.

Лео подошел к нам. Я объяснил ему, чем мы тут занимаемся.

– Ты, значит, уже все спланировал? – спросил он.

Я помотал головой:

– Нет, есть какие-то идеи, но это же не полоса препятствий. Вряд ли получится игнорировать действия противников.

– Ты меня утешил, – усмехнулся Лео. – А то, как говорит Алекс, скучно, ты почти не дал нам пострелять!

Алекс начал тихо выпадать в осадок.

– Я дам тебе пострелять, – обещал я зловещим тоном, затем обратился к Крису и Бенни: – Синьоры, после ужина милости прошу к нашему костру, можно с друзьями. Гвидо придется меньше бегать.

– Ага, – ухмыльнулся Бенни. – А подлизаться к начальнику штаба – это самое главное.

– Вот-вот, – серьезно подтвердил Гвидо. – Ты всё правильно понимаешь.

Освоился – отлично. Гвидо вернулся в палатку за наладонником и, сопровождаемый Крисом и Бенни, двинулся вдоль пляжа.

– Куда это он потопал? – поинтересовался незаметно подошедший Роберто.

– Знакомиться с нашей будущей армией, – ответил я.

– И ты отпустил его с этими щенками! – возмутился Роберто.

– Ох! – Я вскочил на ноги, но Роберто уже догонял ребят.

Ладно, с такой охраной братишка не пропадет, и вообще зря Роберто так: Крис выглядит ну очень внушительно, даже дилетанту ясно – лучше не связываться.

Я сел в позу лотоса, закрыл глаза и немного помедитировал: с этой минуты начинается отсчет. Ближайшие сточетырнадцать часов я не имею права о чем-нибудь забыть, не заметить, не догадаться. Мне нельзя выходить из себя, сердиться, повышать голос, проявлять слабость или демонстрировать неуверенность. Вот так.

* * *
Вечером у нашего костра было людно как никогда. Я устроился в сторонке, около палатки, чтобы не мешать Лео петь. Гвидо до ужина успел разыскать еще двух интересующих меня командиров, и они пришли представляться. Звали их Арриго и Бернардо. Обоим было по тринадцать, они смотрели на меня снизу вверх и робели. Я попытался их ободрить и успокоить: только дрожащих офицеров мне не хватало! Потом их взял в оборот Гвидо: выяснял, кто у них что умеет и как. Ровесник на такой высокой должности успокоил их сильнее, чем мои шутки. Через полчаса начальник штаба отчитался о проделанной работе:

– Пока у меня в списке двадцать семь человек, это – вместе с нами, у Арриго двое ребят еще маленькие. А всего будет человек тридцать шесть, может быть, тридцать семь. Но двадцать четвертая команда, скорее всего, развалится, я узнавал. Они там страшно переругались. Так что целых команд нам больше не будет. И с остальными я познакомлюсь завтра, когда Ловере их распределит по армиям.

– Хорошо. Что еще?

– Ну, нескольких приличных стрелков я нашел. И еще, я думаю, те, кто лучше других бегают по полосе препятствий, больше подойдут для разведки, если они, конечно, не ломятся через лес, как мараканы. Но это мы только послезавтра выясним. Список кандидатов я составил. Пусть Алекс сам решит.

– Логично. Молодец, – похвалил я его. – Всё, хватит на сегодня.

Мы поднялись, чтобы присоединиться к ребятам у костра. В этот момент к нам из темноты вышел Скандиано.

– Я же тебя предупреждал! – угрожающе процедил я сквозь зубы. – Держись от меня подальше.

– Да! – громко воскликнул он. – Значит, я сволочь, да?! А ты такой замечательный и благородный?!

Я только поднял брови.

– По-твоему, настраивать против меня мою команду это очень спортивно?! – продолжал он.

– Ах вот оно что! По-моему, ты сам настроил ее против себя, – ответил я спокойно.

– Да ну?! Раньше это было незаметно!

– Ну хорошо. Хочешь справедливости – ладно. Ты ее получишь.

Я шагнул к костру. Еще полминуты назад, услышав нашу перепалку, Лео прервал песню, и сейчас почти все ребята обернулись и смотрели на меня.

– Скандиано пришел за справедливостью, – объяснил я. – Я вчера полчаса разговаривал с Джакомо, и утверждается, что я настроил его против Валентино.

– Да-а, – насмешливо потянул Алекс. – Ты можешь.

Ребята захмыкали, хотя в большинстве и не знали, в чем дело.

– Алекс, отрывать Лео от гитары негуманно. Пожалуйста, Валентино будет настраивать тебя против меня, а тебе придется это выслушивать. Полчаса, ладно?

– Чего я только из-за тебя не терплю, – проворчал Алекс, поднимаясь на ноги.

Народ захохотал. Валентино побагровел от гнева, это было видно даже в неярких отблесках костра. Роберто тоже встал:

– Я прослежу, чтобы они не пытались настраивать Алекса втроем.

– Спасибо, дружище, – сказал я, – я знал, что могу на тебя положиться.

– Ну, ты еще пожалеешь! – прошипел Валентино, резко повернулся и ушел, провожаемый негромким, но очень оскорбительным смехом.

– А почему Алекс, а не я? – немного обиженно спросил Гвидо.

– Потому что наш главный приколист способен настроить Скандиано против него самого, – весело ответил я. – Жаль, что не получилось.

– Тебя по песочку повалять? – ласково поинтересовался Алекс.

– Ни в коем случае, не вздумай подрывать мой авторитет! – отозвался я со всем неприсущим мне важным видом, на правах командующего подвинул ребят и устроился рядом с Лео. – Вообще-то, он прав, – вздохнул я, – я ведь действительно настроил Джакомо против него.

– Минуту назад ты был прав, а сейчас говоришь глупости, – немедленно заявил Лео. – Это так же невозможно, как подорвать чей-то авторитет или отнять чью-то честь.

Лео уже всё успел продумать.

– Ммм, ну, твоя аналогия хромает, но в данном случае… Ладно, спой лучше еще что-нибудь, – попросил я.

Почти перед самым отбоем мы с Алексом сделали самое главное: попросили двоих двенадцатилетних и потому не участвующих в игре ребят из команды Арриго приглядеть за нашим маленьким Тони. Тони недовольно фыркал, но озвучить свое недовольство не решился. Ребята обещали. На языках у них висела просьба взять их в мою армию в следующий раз, но они понимали, что это глупо: в будущем году нас здесь уже не будет.

Глава 15

Наутро списки всех армий были вывешены на всеобщее обозрение. Гвидо, под охраной грозного воинственного Роберто, остался у нашей палатки принимать пополнение. Бовес пришел за чуть не плачущим Тони, чтобы тот мог позаниматься вместе с другими мальками.

– Тони! – велел я строго. – Изволь научиться всему, чему только возможно. Вернемся, проверю, – и подмигнул ему: не расстраивайся, парень.

Тони слабо улыбнулся, кивнул и отправился за сержантом.

Мой уже слегка освоившийся начальник штаба в это время закончил принимать и опрашивать пополнение. Большая часть нашей будущей армии возлежала рядышком на пляже, знакомилась друг с другом и грелась на утреннем солнышке. В море пока еще никто особенно не стремился.

Я объяснил Гвидо, какую важную, сложную и ответственную работу ему придется сейчас проделать:

– Гвидо! Нам обязательно понадобятся разведрота и рота снайперов. Это два элитных подразделения. Тебе придется составить их таким образом, чтобы, во-первых, к Лео попали хорошо стреляющие ребята, к Алексу, ммм, пожалуй, самые ловкие и самоуверенные, такие… на лису похожие или на Алекса (Гвидо оглянулся на нашего разведчика и хмыкнул). Во-вторых, в ротах Криса, Бенни, Бернардо и Арриго должно остаться не менее чем по три человека исходного состава, вместе с командиром, конечно.

– А по сколько человек будет рота?

– О, извини. Алексу – троих ребят, а все остальные роты по шесть человек. Ты, я и Роберто ни Б какую из них не входим.

– Понятно, – озадаченно сказал Гвидо. Он уже нахмурился и начал комбинировать.

– Да, – добавил я, – и ты должен будешь всё сделать так, чтобы на тебя не обижались. Не надо явно перекидывать какого-нибудь хлипкого парня из роты в роту, вроде он никому не нужен… Ясно?

– Ага, я сначала всё решу, а потом объявлю – и всё.

– Хорошо. Лео, Алекс, Роберто, идите сюда.

Мы дали Гвидо минут двадцать на составление списков личного состава, тихо их обсудили, кого-то перекинули, я утвердил результат своей командирской властью, оставил Гвидо немного отдохнуть впрок, а сам собрал своих офицеров – и мы отправились на инструктаж к капитану Ловере. Я очень хотел захватить и Роберто, но он категорически отказался оставлять пост, хотя я заметил ему, что Скандиано и его приятели будут там же, где я, и напасть на Гвидо не смогут, тем более что рядом, на песочке, валяется целая армия. Роберто с легким презрением посмотрел на хлипких в сравнении с ним ребят и помотал головой. Хм, в сравнении с ним хилыми не выглядят разве что Лео и Крис. У меня самого всё еще слишком велико отношение роста к ширине плеч.

В кабинете начальника лагеря выяснилось, что я привел с собой самую представительную делегацию.

Валентино вообще пришел один, счел, что этого достаточно. Зря. Я включил диктофон в своем комме: правила следует сообщить всем и как можно точнее.

Когда все устроились на диванах, креслах и даже на циновке на полу, капитан встал и высветил на большом экране карту леса с проведенными границами.

– Синьоры, вы видите свое поле боя, – он показал на карте один из секторов. – Это будет территория Галларате Энрик, как будет называться твоя армия?

– «Прыгающий тигр», – ляпнул я, – эмблему сейчас найдем в сети.

– Хорошо, – согласился Ловере. – Эрнесто? – Он показал на карте его территорию, граничащую с нашей с севера.

– «Ястреб» нельзя?

– Нет.

– Тогда «Орел».

– Ладно. Валентино? – Территория Скандиано оказалась от нас к востоку.

– «Дракон», – ответил тот. Ловере кивнул.

– Джорджо?

Последняя зона была расположена на северо-востоке леса и с нами практически не граничила. Впрочем, во время войны это не имеет значения.

– Я тоже хотел «Орла», – заметил незнакомый парень. – Пусть будет «Дельфин».

– Через два часа представить рисунки завхозу, он вам изготовит эмблемы. После обеда получите. Итак, правила, – Ловере слегка откашлялся, приготовившись держать долгую речь. – Во-первых, единственным игровым оружием является учебный бластер, делать из дерева имитации кинжалов запрещается. Голыми руками драться можно, но если кто-нибудь кому-нибудь что-нибудь сломает или серьезно поранит, он сразу дисквалифицируется и считается убитым, и вместе с ним еще один человек из той же армии по моему выбору. Понятно?

Капитан оглядел нас и дождался утвердительного кивка от каждого.

– Во-вторых, – продолжал он. – Все обязаны ходить в защитных очках и с застегнутыми воротниками комбинезонов. Но стрелять в голову, шею и пах запрещается. Попавший опять же считается убитым. Если так подстрелили командующего армией, то тот, кто подстрелил, считается проигравшим вместе со всей своей армией.

Капитан опять сделал паузу, чтобы убедиться, что его все поняли.

– В-третьих, пленных брать можно и они обязаны отвечать на конкретные вопросы по существу, но не обязательно правду. И на них распространяется конвенция о правах пленных. Их можно использовать на хозяйственных работах, и они обязаны слушаться приказов, но их нельзя бить или морить голодом. А они имеют право бежать, разумеется. В-четвертых, запрещается портить систему сканирования леса, устраивать пожары, мусорить и ломать деревья.

Валежника достаточно. Наказываю за это я – вплоть дозасчитывания поражения. В-пятых, игра начинается завтра, в 10:00, и запрещается заходить до этого времени на игровую территорию, а после этого покидать ее, если тебя конечно не «убили». Заканчивается игра ровно через трое суток либо тогда, когда будет выявлен победитель. Пересекать границу своего сектора разрешается после 16:00. Границы секторов обозначены светящимися лентами на деревьях. В-шестых, все условно убитые обязаны как можнобыстрее покинуть территорию игры. Убитым считаетсятот, кому попали из бластера в корпус. До конца боя он должен лежать на земле, а после него выходить из леса.

И он не имеет права разговаривать и подавать какие-нибудь знаки тоже. Кому попали в ногу или руку, считаетсяраненым и не может самостоятельно передвигаться или стрелять. Раненым он остается, пока не испарится краска с комбинезона. Это около суток, – как вам известно.

Ловере прервался. Господа офицеры переваривали сказанное.

– Дальше. Снаряжение. Его можно взять на складе по этому списку в любом количестве, но тащить придется самим, – он протянул нам листочки с перечислением. – Коммы брать только на складе, свои оставить. Эти коммы показывают время и позволяют связываться со своими. И со мной, если что-то случится. Подать сигнал тревоги. Карту местности не показывают, там есть только компас. Считыватели, наладонники и другие ценные вещи сдайте на хранение своему куратору. Ребята изучали список.

– Можно вопрос? – спросил Арриго.

– Можно.

– Почему нам нельзя пользоваться всяким современным снаряжением? Это же глупо!

– Современное снаряжение, – задумчиво повторил капитан Ловере. – Электронная аппаратура связи со спутником, которая позволяет капитану корабля не уметь определять координаты по звездам. В комме карты местности и стрелочки, показывающие, куда вам идти, инфракрасные сканеры и очки, позволяющие видеть в темноте. Лазерные прицелы. Ложечка, которая сама запихивает вам кашку в рот. Всё это – очень удобные и полезные вещи, и в армии вас научат ими пользоваться. Но! Спутник могут сбить. Электронную аппаратуру легко обмануть, против сканеров тоже есть защита. Гарантированно у тебя есть только то, что ты знаешь и умеешь сам. Потому что это нельзя отобрать. Некоторые из здесь присутствующих недавно попадали под радиоэлектронную стенку. Энрик, расскажи немного, – попросил он меня.

– Ну-у, прилететь за нами не могли. Комм не работал, а стрелка компаса быстро вертелась. Бластер, правда, стрелял, и часы шли. Пропитание мы добывали на охоте, при помощи лука и стрел.

– Очень вкусный поросеночек, – уточнил Алекс.

– И у нас была карта на пластике, так что мы добрались, куда хотели, – продолжил я.

– И даже успели повоевать, – улыбнулся Ловере.

– Вот это как раз по глупости, – признался я. – Мы просто шли к ближайшему городу.

– А это оказалась Мачерата, – продолжил Ловере. – Я ответил на твой вопрос? – обратился он к Арриго.

Тот кивнул. Он был потрясен и смотрел на меня во все глаза.

– Я еще не все сказал, – заметил начальник лагеря. Помните, что игровая территория под присмотром, и тог командира, который злоупотребит своими полномочиями сниму и накажу я.

– А что считается злоупотреблениями? – с нагловато улыбочкой поинтересовался Валентино.

– То, что я считаю таковыми, – отрезал Ловере. – Нельзя обращаться со своими хуже, чем с пленными, – добавил он помягче.

Похоже, последнее замечание было предназначено специально для Скандиано: капитан счел необходимым защитить Джакомо и его друзей. Но откуда он знает?

– Еще вопросы есть? – поинтересовался капитан.

– Да, – ответил я, – я хочу воспользоваться компьютером и выйти в Интернет не только, чтобы поискать там прыгающего тигра. Могу ли я это сделать? И тогда надо, чтобы все имели такую же возможность., – Хорошо, – согласился Ловере.

– А что ты будешь искать? – поинтересовался мальчишка, сидевший рядом с Джорджо.

– А вот это уже мое дело, – хитро улыбнулся я.

Джорджо в задумчивости нахмурил брови. Эрнесто, как я заметил, пропустил сказанное мимо ушей. Интересно.

– Можно еще вопрос? – спросил я.

– Да, конечно.

– Нам надо попасть на свою территорию. Она довольно далеко от лагеря. Нам придется либо обойти лес кругом, либо пройти через чужие зоны.

– Вам придется обойти лес кругом, – ответил Ловере. – Привилегия первого, ему самый дальний сектор.

– Тогда я хочу выйти еще сегодня. Это можно?

– Можно. Записывайтесь у дежурного офицера и идите себе. Только сообщите мне, где вы будете ночевать, и свяжитесь со мной вечером, как только придете, и утром.

– Ясно. Спасибо.

– Еще вопросы? – поинтересовался Ловере.

Молчание было ему ответом.

– Тогда все свободны. Доступ к компьютеру можно получить в соседней комнате.

Все вышли на крыльцо, и я позвал своих офицеров на соседнюю скамейку.

– Значит, так. Выходим мы в 17:00. Идти нам километров восемнадцать, и на закате мы будем у кромки леса с нужной стороны. Приказы такие: Алекс, ты прокладываешь нам маршрут поудобнее и посмотри хоть на своих разведчиков. Лео, познакомься со своей ротой. Приказ для вас, ребята, – обратился я к Крису, Бенни, Арриго и Бернардо. – У Гвидо уже есть списки ваших ребят, с некоторыми вам придется познакомиться и наладить отношения.

Это будет называться «линейная рота»: лейтенант и пятеро солдат. К моему приходу все подразделения уже должны быть организованы. Всё ясно?

Ребята кивнули.

– Еще. Снаряжение.

Я отметил в списке галочкой, что нам нужно, и проставил кое-где цифры.

– Это сколько на каждого, – пояснил я, – кроме лопаток, их надо всего шесть.

– Зачем четыре рациона? – заинтересовался Бенни.

– Скажи спасибо, что не восемь, – усмехнулся Алекс. – Этот скопидом…

– Что, под Мачератой оказалось лишнее? – спросил я, подозрительно прищурившись. – Гарантирую тебе отменный аппетит и здоровый сон.

– Ну-у, – пошел на попятную Алекс, – это я так, по привычке.

– Кстати, нам и сегодня надо будет ужинать. Так что лишние рационы не повредят.

Алекс тяжело вздохнул и обреченно кивнул головой.

– А плащ-тенты по два зачем? И саперные лопатки? И «светящаяся лента с липучкой для обозначения границ»?

– Это я вам завтра скажу, – ответил я. – И вот что, забрать лишние плащ-тенты, ленту, лопатки, веревки и колокольчики надо так, чтобы противники этого не видели. Лео…

– Ладно. Только тяжело все это будет тащить…

– И проверьте, не забыл ли я чего простого и важного ну и возьмите, если что. Пока всё. Я приду через час или полтора и скажу, что делать дальше. И быстро, синьорывремени почти нет.

Ребята побежали к нашей палатке организовываться, а вернулся в штаб к компьютеру. Меня интересовало врем восхода и заката Феба и Эрато на каждые сутки, что мы про ведем в лесу. И, конечно же, тигр. Сделать расчеты закатов и восходов оказалось просто, все необходимые астрономические сведения нашлись без проблем, а вот тигра, который бы мне понравился, я искал довольно долго. Но все же через полтора часа я освободился и отправился к своим.

На пляже около нашей палатки кипела лихорадочна деятельность. На мой взгляд, было слишком много суматохи и бессмысленных движений. Я огляделся в поисках Лео – не обнаружил его. Сам виноват: отправил его забирать секретную часть снаряжения, а в итоге здесь, без него, все суетятся, как крысы на тонущем корабле.

Придется разбираться самому. Перешагивая через кучи вещей, я добрался до Гвидо. Вместо того чтобы заниматься сборами, он о чем-то яростно спорил с незнакомым мальчишкой.

– В чем дело? – спросил я.

– Он не хочет идти в ту роту, в которую я его посылаю! – объяснил заполошный начальник штаба.

– Что?! – переспросил я.

– Что слышал! – огрызнулся мальчишка. Так, это я проигнорировал: займусь чуть позже.

– Тихо! – крикнул я. Народ затих.

– Замрите. Крис, Бенни, Арриго, Бернард, идите сюда: Ребята подошли.

– Арриго, я буду звать тебя Ари, не против?

– Нет.

– Хорошо, а тебя Берн, – обратился я к Бернардо.

– Ладно.

– Отлично. Гвидо, вы всё снаряжение взяли?

– Несекретное – всё, – тихо ответил Гвидо. – Лео и Роберто с командой снайперов дожидаются, когда можно будет забрать остальное незаметно. Алекс отправил с ними своих ребят, а сам сидит в палатке и думает, как нам идти. Ты же хочешь уложиться в три с половиной часа.

– Ясно. Значит, так. Во-первых, перестаньте суетиться. Крис, твои ребята собирают свои рюкзаки здесь, – я ткнул пальцем в какую-то точку пляжа слева от себя. – Ты лично контролируешь, чтобы всё, что я отметил в списке, у них в рюкзаках было, а чего не отмечал – не было. Личные вещи ограничиваются тремя сменами белья, пятью парами носков, зубной щеткой, пастой, мылом и полотенцем. Всё. И ты же проверяешь, чтобы никому не жали и не натирали ботинки и все комбинезоны подходили по размеру. Если надо – сходить и поменять. Ясно?

– Ясно, – ответил он.

Я показал остальным ребятам их места сбора.

– И то, что я сказал Крису, всех остальных касается.

Через час доложить о результатах.

Я демонстративно посмотрел на часы. Мои лейтенанты разбежались выполнять приказ.

– Ты должен был сделать это сам, – тихо заметил я Гвидо.

Он опустил голову. Я оглядел притихший пляж: в роте Ари оказалось только пятеро ребят. Значит, этот тип, который спорил с Гвидо, не хочет идти именно туда. Под моим испытующим взглядом он нервно сглотнул и поднялся на ноги. Я унаследовал-таки у профа такой специальный просверливающий взор… Очень удобно укрощать строптивых новобранцев.

Я опять взглянул на часы, черт побери, уже полдень!

– Или с этой секунды ты выполняешь мои приказы и приказы моих офицеров, или мы идем к Ловере – и ты остаешься в лагере. Обойдемся без тебя.

Он опустил голову:

– Ну, к этим щенкам… – проворчал он недовольно.

Ах вот оно что! Очень гордится своими четырнадцатью годами, а Гвидо это проигнорировал. Ну и правильно сделал. Не следовало только вступать в дискуссии: не хочешь, иди на все четыре стороны, не держим.

– Да или нет? – поинтересовался я.

– Ну ладно, – хриплым шепотом согласился он.

– Не «ладно», а «есть», – заметил я. – Отжаться пятдесят раз – и марш в свою роту.

Он открыл рот, хотел что-то возразить, но не решился отошел на пару шагов: отжиматься.

Я насмешливо посмотрел на все еще смущенного Гвидо.

– Выдохни, – велел я ему мягко, – посиди спокойно пять минут, а потом тоже сложи свои вещи. Ребят у склада надо будет сменить как можно раньше, но всё равно не суетись.

Гвидо согласно кивнул. Я пошел в палатку посмотреть как продвигаются дела у Алекса.

Алекс прокладывал маршрут не по комму, а по напечатанной на пластике карте, чтобы видеть его весь целиком.

– А комм тебе чем не угодил? – поинтересовался я.

– Он предлагает топать все время вдоль кромки лес этак мы к утру не дойдем. Сам знаешь, какой он умный. Я да же в четыре часа уложиться не могу, – пожаловался он, – разве что забраться на вот эту скалу, – он показал на карте.

– Ну а что нам мешает? Она простая и невысокая. Не сколько крючьев, веревки, это даже не смешно.

– Это запрещено. Забыл? Своей командой можно был бы рискнуть, а так… – Он махнул рукой.

– Ммм, ясно, пойду спрашивать разрешение у Ловере.

– Давай, – безнадежным тоном согласился Алекс.

– Угу, ты пока соберись. Я ничего в списке не забыл.

– Забыл. Фонарики. Но я туда галочку уже поставил.

И тут меня осенило. Я связался с Лео:

– Лео! Возьми еще по альпстраховке на каждого и карабины…

– Зачем? – удивился Алекс. – Да на эту скалу мы и так заберемся!

– Хорошо, – отреагировал Лео, но он тоже был удивлен.

– Вот такой я паникёр и перестраховщик, – заявил я протяжно.

– Понял! – воскликнул Лео и прервал связь.

Алекс все еще смотрел недоумевающе.

– Кто сказал, что наземный бой – это обязательно в двух измерениях?

Алекс тут же всё понял:

– Ну точно – как тогда в парке, с тарзанками!

Я забрал у него карту и отправился просить разрешения. И легко его получил:

– Умные в тот сектор так и ходят, – немного удивившись, что я этого не знаю, заметил капитан. – До скалы вас сопроводит сержант Бовес.

– У меня еще вопрос, – неуверенно проговорил я.

Он покачал головой:

– Я не могу опять собрать всех командующих, чтобы все имели одинаковую информацию.

– Это касается только нас, – пояснил я.

– Тогда ладно, – кивнул Ловере.

– Ребята из последних шести команд… Кто-нибудь из них хотел попасть в другую армию?

– Уже проблемы? Нет, ты очень популярен. Пришлось даже тянуть жребий. Так что у тебя все добровольцы.

– Ясно. Спасибо, синьор капитан.

Проблемы начали разгребаться. В половине первого Роберто и еще трое ребят притащили кучу плащ-тентов. Я оставил их собираться. В час дня Крис и Берн доложили, что их роты готовы выйти хоть сейчас. Я велел Алексу взять их с собой и идти сменить всех тех, кто торчит у склада. Похоже, что к обеду мы все-таки соберемся. Спокойно пообедаем, спокойно искупаемся перед походом и спокойно выйдем из лагеря в назначенный срок. Я тоже могу выдохнуть. Но мне не нравится заниматься всем этим. Надо будет вырастить из Гвидо настоящего начальника штаба.

В два часа дня всё снаряжение было получено, все рюкзаки сложены, а шесть саперных лопаток, наличие которых невозможно скрыть, проходя мимо вражеских глаз, тайком переброшены через забор лагеря недалеко от ворот, через которые мы собирались выйти. Ради этого Лео прогулялся по зверь-траве.

Так, теперь надо всех построить, сообщить правила (мне только не хватало технического поражения), проверить, чтобы ни у кого не завалялся запрещенный комм или считыватель, ммм, это перед самым выходом: просканирую всех, а потом отдам свой наладонник Бовесу, благо, это он нас сопровождает до скалы.

– Гвидо, – произнес я проникновенно, – построй всех.

Я хочу кое-что сказать.

Гвидо слегка побледнел, но кивнул и отправился выполнять приказ.

– Жаль, что ты не един в двух лицах, – со вздохом заметил я Лео.

Его снайперы вскочили и построились мгновенно.

– А зачем?

– Ну, если бы ты мог одновременно командовать своей ротой и быть начальником штаба, а Гвидо в двух лиц быть твоим заместителем и там и там. А то я навалил на ребенка…

– Быстрее повзрослеет, – невозмутимо возразил Лео.

Худо-бедно, минут за пять Гвидо справился с возложеной на него задачей. Долго.

Свою первую командирскую речь я начал с ехидно комментария на эту тему: медленно соображаете, синьоры Кто намерен поступать так и дальше, лучше пусть остается в лагере, позагорает на полупустом пляже, накупается до посинения, доваляет дурака до желательной каждому кондиции. Армия прониклась. Кажется.

Я как можно точнее передал всем дух и букву правил игры напомнил, что у нас появились тайны, о которых не следует болтать, и распустил армию до 16:30, выставив в качестве часового у собранных рюкзаков того самого упрямого парня Он был ужасно недоволен, но спорить не стал, и то благо.

А сам я пошел поплавать. Буйки качаются на волна слишком уж близко к берегу, далеко не заплывешь, пришлось плыть вдоль. Пляж был почти пуст: малышня тренируется на стрельбище. В середине пляжа, метрах в трехстах от нашей палатки, Валентино громко кричал на своих ребят: тоже хочет походить на сержанта из адриатического боевика. Какая там на Адриатике армия? Не знаю, но даже если хорошая… Кто сказал, что тамошние изготовители боевиков что-то о ней знают? Правда, пока Скандиано утверждает свой авторитет, он не может строить мне коз ни, так что пусть себе орет. Еще дальше собирал свою армию Джорджо. Эрнесто нигде не было видно, наверное, о предпочитает организовываться на травке и подальше от любопытных глаз. Когда я плыл назад, Скандиано все еще что-то вопил. Когда же он догадается, что это бесполезно? Приплыв обратно, я понял, что рано успокоился: Валентино же не один, у него есть двое приятелей ему под стать. И мой «упрямый парень» сейчас дрался с обоими. Фу! Уж на такого несерьезного бойца могли бы нападать по одному. Я ракетой вылетел на берег и сшиб не то Альфредо, не то Франческо на песок, второй отскочил сам.

– И в чем дело? – вежливо поинтересовался я. Парочка ретировалась.

– Ты цел? – обратился я к парню.

– Угу.

Под глазом у него наливался хороший фингал.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Стефан.

Я пожал ему руку:

– Молодец! Они могли бы серьезно напакостить, если бы не ты.

– А я думал, ты меня здесь в наказание оставил, чтобы не выпендривался, – простодушно признался он.

Я помотал головой:

– Я никогда не стал бы выставлять пост просто так. А именно тебя – действительно, чтобы не выпендривался. Правда, я думал, что их отпугнет сам факт твоего существования. Видимо, Скандиано решил, что я не буду на него жаловаться ни в коем случае.

– А-а-а, ну я слышал про вчерашний цирк. Что вы с ним не поделили?

– Победу.

– Тут что-то другое. Ты ему руки не подаешь, это весь лагерь знает!

– Ммм, это грязная история, и мне про нее рассказывали два непосредственных участника. Но если я расскажу тебе, это будут уже сплетни. Короче, совет: не подавай ему руки, он того не стоит. Стефан кивнул. Я встал над грудой рюкзаков: теперь я их поохраняю сам.

– У нас в палатке аптечка, – сказал я Стефану. – И наладонник, принеси его, пожалуйста, а потом топай обедать и передай там Лео или Роберто, чтобы быстренько лопали и пришли меня сменить. Я тоже есть хочу.

Он сделал, что ему было велено, и убежал. Я просканировал кучу рюкзаков: кто-то, случайно или нарочно, оставил там парочку электронных вещичек. Придется действительно сканировать всех перед выходом и разоружать.

Глава 16

В 16:30 моя армия, щеголяя новенькими эмблемами на рукавах и учебными бластерами, залихватски висящими на плечах, стояла в довольно ровном строю: и впрямь прониклись.

– Всем надеть рюкзаки, – велел я, – и встать в одну шеренгу.

Шеренга получилась кривоватая, но то, что мне было надо, я высмотрел: троих сильно клонящихся вперед под тяжестью рюкзаков мальчишек. Я велел этим троим выйти из строя, они повиновались с испуганным видом: что мы такого сделали? Гвидо вперед не клонился, но смотрел на меня с честным-пречестным видом отчаянно врущего человека. Ох, и на Роберто еще ничего лишнего не взвалишь.

– Лео, разгрузи Гвидо, – я внимательно оглядел строй, – Крис, и…

– Я, – догадался один из ребят.

– Хорошо, спасибо, – согласился я, оглядев внимательно (крепкий), – забираем у них по рациону. И веревки тоже. Кто-то забыл вынуть считыватель или наладонник, сделайте это сейчас, – добавил я мягко.

Парень из роты Ари охнул, сбросил с плеч рюкзак и начал в нем копаться. Я осуждающе посмотрел на его командира: я тебе что велел сделать? Проверить! Ари понял и опустил голову.

– Это еще не все, – заметил я и испытующе оглядел строй.

Больше никто не признался. Я пожал плечами: «найду сам», и провел сканером наладонника вдоль строя. Владелец второй электронной игрушки был выявлен мгновенно.

Кстати, именно этого мальчишку и собирался разгрузить, слишком уж хлипким он выглядел. Я остановился перед ним и протянул руку ладонью вверх:

– Или ты мечтаешь остаться в лагере? – печально поинтересовался я.

Он вздохнул, покраснел, опустил голову и положил в мою руку малюсенькую пушистую собачку. Я поскорее сжал кулак, чтобы никто не успел заметить. Черт бы меня побрал с моей шпиономанией! Я ведь не столько заботился о соблюдении правил, сколько о сохранении моих секретов от Скандиано. Вдруг он вчера сумел настроить против меня и подговорить нескольких ребят из слабых команд, имея в виду, что кто-нибудь из них обязательно ко мне попадет, они же меня не знают, поэтому соврать им можно что угодно. А в результате… У меня у самого дома плюшевый мишка в тайнике лежит.

– Вынимай рацион, моток веревки и вторую плащ-палатку, – скомандовал я, как будто ничего не произошло.

Он благодарно на меня посмотрел. Господи, за что? Не стал смеяться и другим не дал, что ли? Но возвращать ему игрушку нельзя: у Ловере по всему лесу сканеры, вряд ли недоразумения такого рода разрешаются без шума.

Наконец все устроилось. К моменту нашего выхода все три командира «вражеских армий» были здесь. Я пожал руки Эрнесто и Джорджо, нарочито не заметив Валентино.

– Удачи желать не буду, – сказал Эрнесто.

– Я тебе тоже, – ответил я и обратился к своим: – Гвидо, веди армию к воротам. Лео, Алекс, Роберто. Ребята подошли ко мне. Противники слиняли. Роберто был мрачен и избегал моего взгляда.

– Ты сердишься, потому что я решил поберечь твои плечи или потому что я не дал тебе никакого назначения?

Роберто отвернулся.

– Значит так: если меня «убьют», меня заменит Лео, потом Алекс, потом ты, Роберто. И еще, у нас слишком много подразделений, а два командира рот, прямо скажем, Щенки. Я постараюсь их не разделять, и чаще всего ты будешь командовать ими обоими. Ну, носы им вытирать не придется, а вот проверить, как их ребята намазались гримом, очень даже… Ясно?

Роберто обрадованно кивнул. Вообще-то, он правильно обиделся: кто мешал мне сказать это сразу?

– А в остальное время, – добавил Лео, – ты будешь беречь эту сомнамбулу, – он кивком показал на меня, – когда она ду-умает! А то ведь его «убьют», а он и не заметит.

Я возмутился и даже открыл рот, объяснить Лео, что я ду-умаю о его шутках. Потом захлопнул его, ничего не сказав: не выходи из себя, не сердись, ни с кем не ссорься, особенно с друзьями. Ну пусть Роберто меня побережет, не жалко. А ему приятно.

* * *
Для того чтобы забраться на скалу, страховка и впрямь не понадобилась. Я слышал недовольное ворчание моих солдат: зря я их нагрузил. Причем большая часть этого ворчания и была специально предназначена для моих ушей. Я только ухмылялся: чем больше вы сейчас поворчите, тем в большем восторге будете, когда я скажу, зачем мы все это тащим.

К месту стоянки мы пришли вскоре после заката, при свете своих фонарей: новолуние на носу! Точнее, новоэратие. Так что следующей ночью воевать будет только дурак. В прошлом году ночи во время игры были светлыми, вот Алекс и сказал мне, что воюют по ночам.

– Ари, в ту рощу за дровами; Крис, поставите палатку себе и им; Бенни, поставите палатку, займетесь костром; Берн, вода.

Ребята отправились разбивать лагерь. Я обернулся к Лео:

– Ты, конечно, сводил своих на стрельбище?

– И как ты догадался? – насмешливо поинтересовался Лео. – Можешь на нас положиться.

– А на чем мне повесить карту леса, чтобы кое-что всем показать?

– Будет, – веско сказал Лео и отправился ставить палатку вместе со своими снайперами.

Через час, когда сытые и умиротворенные ребята устроились вокруг костра, жалуясь на злого меня, который не разрешил Лео брать с собой гитару, я потребовал всеобщего внимания. Большая карта леса была пристроена на двух высоких кольях и освещена сразу несколькими яркими фонарями.

Я дождался полной тишины (три минуты) и сказал:

– Игра начинается завтра в 10:00, и лично я намерен ее выиграть. Надеюсь, что и все остальные тоже. Сейчас я расскажу, что и как мы будем делать…

Я помолчал – пусть проникнутся.

– …Во-первых, сегодня отбой в 23:00, а завтра подъем в 8:00. Неизвестно, когда нам удастся как следует поспать в следующий раз.

Слушатели захмыкали.

– Тот, кто произнесет что-нибудь вслух после 23:01 или не вылезет завтра из палатки к 8:05, будет иметь дело со мной.

– Прямо как наш сержант, – проворчал один из ребят.

– Гораздо хуже! – заверил я.

Мои солдаты притихли: я совсем не шучу. Я продолжал:

– Завтра утром палатка Ари остается стоять где стояла, и в нее мы положим десять рационов и еще несколько плащ-тентов. Командирам рот разгрузить тех, кто помладше, – добавил я.

– Зачем это всё? – спросил кто-то.

– Если тебя условно убьют, а выходить придется сюда… Может быть, ночью.

– Понятно, – откликнулся тот же голос.

– Дальше, в 10:00 мы входим в лес. Вот здесь, – я показал на карте, – как я узнал, все и всегда строят лагерь. Мы тоже так сделаем. Крис, вы ставите здесь две шестиместные палатки. Только не вздумайте устраиваться там на отдых. Вокруг на деревьях Лео с вашей помощью делает воздушные дорожки.

– О-о-о!!! – Народ осознал. Идея летать с дерева на дерево, да еще и дурача при этом врагов, всем пришлась по вкусу.

– А настоящий лагерь у нас будет здесь, – я показал место, почти на границе с сектором «Орла». – Вот у этого Ручья. Ставить палатки днем мы не будем. Утром Ари и Берн под руководством Роберто идут туда и роют несколько ям. Для рационов и для всего остального снаряжения.

Э-э-э, я пойду с вами и покажу, как сделать, чтобы они бы ли незаметны. И систему обороны лагеря мы тоже сделаем колокольчики, чтобы ночью спать спокойно, воздушны дорожки для стрелков. Чтобы врагам жизнь мёдом не казалась. А вокруг лагеря, с нашей стороны, на толстые деревья наклеим светящуюся ленту: если на нас попытаются напасть ночью, часовые увидят силуэты на фоне ленты.

Я опять прервался. Теперь меня слушали, затаив дыхание. Кое-кто подпрыгивал от нетерпения.

– Алекс, возьмешь с собой Бенни, пойдете на границы и обустроите там на деревьях наблюдательные пункты, дорожки, чтобы можно было отступить и чтобы твои ребята знали их как свои пять пальцев. И чтобы вас с той стороны при этом не видели. В 14:00 вы начинаете наблюдать за границей. Кто-нибудь из врагов обязательно не выдержит и нападет сразу. Не вздумайте в них стрелять, ясно?

– Ага, – согласился Алекс.

– Но я, конечно, должен знать, сколько, откуда, куда и зачем. Наконец, снаряжение. Каждый таскает с собой фляжку с водой, альпстраховку, моток веревки с запасным карабином, бластер и десантный нож. Последний, разумеется, не для боя.

Ребята засмеялись.

– И последнее. На тот неприятный случай, если кто-нибудь попадет в плен, – сурово сказал я, – по правилам вы обязаны отвечать на вопросы, но не обязаны отвечать правду.

Так вот, наш лагерь находится здесь, – я показал на лагерь-приманку. – А где же еще? Если они уже знают, что вы врете, тогда другой ответ: лагеря нет вообще.

У нас есть рота, которая всё на себе таскает, не лень им. И ни слова про деревья, веревки и дорожки. Ясно? О моих планах вы, конечно, не осведомлены, я вам не докладываю.

Согласное бормотание было мне ответом.

– И еще, те, кто играл в прошлом году, помнят, что война ведется по ночам. В этом году так не будет.

– Почему?! – спросил кто-то.

– В прошлом году было полнолуние, а в этом новолуние. Дураков бродить по лесу с фонарем, я надеюсь, не сыщется. Но охранять лагерь, конечно, придется. И вставать до рассвета – тоже.

Я посмотрел на часы:

Всё. Через десять минут отбой. Алекс, задержись.

Ребята разбежались в разные стороны.

– Какое нестандартное снаряжение взяли наши противники? – поинтересовался я у руководителя своей разведки.

– Э-э-э???

Я недовольно покачал головой:

– Твои ребята полдня торчали у склада.

– Сейчас узнаю.

Алекс убежал.

– Эрнесто взял колокольчики, – заметил Лео, останавливаясь возле меня, – тоже старался тайно, но у того парня, которого он послал, звякнуло.

– А если бы я не спросил?

– Извини, – смутился Лео. – Я не догадался следить за этим. Просто случайно запомнилось.

– Угу. Ну, я тоже не догадался, – вздохнул я, метая в себя громы и молнии.

Алекс вернулся уже после отбоя в сопровождении одного из разведчиков:

– Это Тома, – явно гордясь своим парнем, заявил Алекс.

– И что ты заметил? – спросил я.

– Скандиано захватил слишком мало рационов. И еще, он взял несколько лишних коммов. Завхоз даже сначала не хотел ему давать. Но правилам это не противоречит.

– Понятно, – прошептал я. – Ты – умница! Молодчина! – добавил я, тряся руку своему разведчику.

Парень расцвел.

– Почему он взял мало еды, я понимаю, – задумчиво сказал Лео. – Хочет пограбить. В его стиле. А коммы-то зачем?

– Для перехвата и радиоигры, – объяснил я. – Жаль, что он такая сволочь, голова у него варит.

Лео, Алекс и Тома все еще были в недоумении.

– Снимаешь комм с «убитого» или пленного и слушаешь, что его командир хочет ему сказать. А если он настроит свой второй комм от нашего, то все его офицеры будут с удовольствием слушать, о чем мы беседуем, а при некоторой находчивости даже руководить нашими солдатами.

– Ясно. Значит, мы тоже будем снимать коммы с «убитых».

– Нет, не будем, – решительно возразил я, – с пленных будем, а с «убитых» нет.

– Почему? – удивился Тома.

– Лес километров семь в поперечнике, вполне реально заблудиться. Но лес это ладно, он весь под наблюдением, здесь… Представь себе, что ты, допустим, с подвернуто ногой, один и без комма, ночью.

– Ясно, – согласился Тома. – А на настоящей как?

– Не так, – сказал Лео. – В армии коммы интеллектуальные, сами затирают всю лишнюю информацию.

– А защититься от того, что он придумал, можно? – глядя на меня с надеждой, поинтересовался Алекс.

– Теперь да, – улыбнулся я (хотя решение еще только брезжило где-то в отдалении), – завтра утром скажу, как и что надо делать. Ты – молодчина! – еще раз похвалил я Тома. – Всё, ребята, пора спать.

Тома убежал к своей палатке, Алекс топтался рядом со мной, явно собираясь что-то добавить.

– С каких пор ты начал меня бояться? – спросил я.

– Не дождешься! У меня моральная дилемма!

– Ясно. Колись. Отвечать за все будешь либо ты, либо я.

– Ага, ну хорошо. Во-первых, Джорджо добрался до склада уже после того, как мы ушли. Это чтобы ты на меня не наезжал. Во-вторых, он послал разведчика, чтобы посмотреть, что мы берем, а нам надо было захватить страховку и веревки. Так Крис с ним подрался, чтобы отвлечь внимание…

– Ну и…

– Их засекли. Так что твой лейтенант по возвращении будет отжиматься сто раз.

– Понятно. Отвечать за всё буду я. Это же был мой приказ – взять веревки втайне от врагов. Но это потом. А что мы взяли многовато плащ-тентов, кто-нибудь знает?

– Не знаю, это было без меня.

– Понятно. Ладно, прорвемся. Спокойной ночи.

– Угу.

Алекс ушел.

Лео задержался:

– Как ты догадался позаботиться об «убитых»? – спросил он. – То есть я понимаю, что ты прав, но мне бы это в голову не пришло.

– Помнишь церемонию награждения перед Новым годом?

– Ммм, но здесь же просто же игра!

– Ха, игра и жизнь – это одно и то же. Руки Скандиано я и потом не подам, и ты тоже. Кто может сделать подлость или предать в игре, так же поступит и в реальности.

Я прошелся вдоль ряда палаток: тишина, никто не болтает. Хорошо.

Глава 17

Я сделал что-то очень глупое, Скандиано перебил всю мою армию, а потом долго противно смеялся. Я проснулся в холодном поту. Всего лишь кошмар. Я успокоил бешено колотящееся сердце. «Надо поспать», – скомандовал внутренний голос. «Сейчас», – ответил я. Слева спокойно спал Гвидо, справа – Роберто, тоже спокойно.

Я лег на спину, закатил глаза, как меня учили, и стал читать про себя такого подходящего к ситуации Киплинга:

О если ты покоен, не растерян,
Когда теряют головы вокруг,
И если ты себе остался верен,
Когда в тебя не верит лучший друг…
Друзья в меня как раз верят, вон как посапывают.

…И если ждать умеешь без волненья…
Чего нет, того нет.

…Не станешь ложью отвечать на ложь…
Вот еще. Я вам так совру, уши в трубочку свернутся!

…Не будешь злобен, став для всех мишенью…
Не знаю, не пробовал.

…Но и святым себя не назовешь…
Это точно. Не святой.

…И если ты своей владеешь страстью,
А не тобою властвует она…
Ммм, может быть.

…И будешь тверд в удаче и в несчастье.
Которым, в сущности, цена одна…
Вот уж нет, не одна. А твердым быть постараюсь.

…И если ты готов к тому, что слово
Твое в ловушку превращает плут…
Пусть только попробует!

…И, потерпев крушенье, можешь снова —
Без прежних сил – возобновить свой труд…
Пока не приходилось. Разве что вставать, когда больше всего хочется умереть, лишь бы не двигаться, но это было давно, семь лет уже прошло.

Проснулся я на рассвете, опять от кошмара: я сделал что-то мерзкое и ужасное, хуже, чем Скандиано, но что? Не помню. Еще только половина пятого, можно поспать.

…И если ты способен всё, что стало
Тебе привычным, выложить на стол,
Все проиграть и вновь начать сначала.
Не пожалев того, что приобрел…
Наверное, могу, проф, во всяком случае, в этом уверен.

…И если можешь сердце, нервы, жилы
Так завести, чтобы вперед нестись,
Когда с годами изменяют силы
И только воля говорит: «Держись!»…
С годами силы у меня прибывают. Пока. Короче, спросите лет через пятьдесят.

…И если можешь быть в толпе собою,
При короле с народом связь хранить
И, уважая мнение любое,
Главы перед молвою не клонить… [114]
Вот этому я уже давно научился. А может быть даже, мне это дано от природы.

Будильник пиликнул без четверти восемь. Мне приснилась Лариса, просыпаться не хотелось. Подъем.

Перед выходом я опять построил армию, выразил благодарность самоотверженному Крису и наблюдательному Тома и проинструктировал всех еще раз:

– Война, возможно, перейдет в информационное пространство. Поэтому, во-первых, ничего не говорите по об щему каналу без моего разрешения, разве что ногу сломали и вам нужна помощь. Командиры подразделений могут связываться со всеми своими бойцами сразу, но – не злоупотребляйте. Во-вторых, не говорите ничего, пока не обменялись паролем и отзывом, даже если голос узнали. Сегодня пароль связи будет «семнадцать». Это значит, что если кто-нибудь говорит тебе в комм «одиннадцать», отвечать надо «шесть». Сумма запроса и ответа должна быть «семнадцать». Тот, кого вызвали, называет число. Ждет ответа, а потом можно разговаривать. Все понятно?

Ребята закивали головами.

– Командирам рот проверить, – велел я, – до 16:00. Дальше. Если тебя «убили», и ты оказался окружен войсками противника, постарайся затереть коды. А код Ловере всем выучить наизусть. Тоже проверить, – я выразительно посмотрел на Ари.

Он кивнул.

– Если ты в плену и тебя вызывают по комму, либо не отвечай, но если тебе это приказали – обязан повиноваться.

Тогда говори «восемнадцать». Ммм, в ответ надо сказать «тридцать шесть» и постараться не подать виду, что понял. Если тебе в плену приказали кого-то вызвать по комму удваивай число, которое тебе назвали. Совпадений не будет Ну и если ты узнал, что кто-то попался, надо сообщить о этом мне как можно быстрее. Своих будем выручать.

Ребята понимающе заулыбались. Хорошо. Я взглянул на часы:

– Надеть рюкзаки и встать в строй. Мы выступаем.

Сегодня армия чем-то неуловимо отличалась от вчераней. Я пригляделся повнимательнее: не неуловимо! Вчера только моя команда помогала другим ребятам поправлять лямки рюкзаков, по-моему, рефлекторно. Я бы так ничего и не понял, если бы полное равнодушие к проблемам товарища, которые можно решить легким движением руки, не задерживало нас после подъема на скалу и после маленького привала. Меня это раздражало, но я ничего не сказал тогда. Правильно сделал.

Лес мне понравился: не набившие оскомину этнийские сосны, а замечательные адриатические дубы и вязы. Адриатика, как говорят, самая красивая планета в Галактике, и деревья там ей под стать. Высокие, развесистые, с толстыми почти горизонтальными ветвями, как будто специально предназначенными для лазанья по ним. Рай для тех, кто не паинька и потому не попадет в настоящий.

Когда я осматривал полянку, выбранную для настоящего лагеря, ко мне незаметно подобрался Крис (между прочим, он должен сейчас находиться в другом месте).

– Между прочим, – заявил он решительно. – Я сам за себя отвечаю!

– Да, конечно, – согласился я спокойно. – Но это же я велел взять часть снаряжения втайне от всех. Так что за первый бой этой маленькой войны отвечаю я.

– Черта с два! И вообще, зачем Алекс тебе сказал?

– Я из него вытряс. Я тут вами всеми командую, не забыл?

– Забудешь тут, – проворчал он.

– Не из-за чего спорить, – заметил я примирительно. – Пойдем вместе. Я буду отжиматься за то, что ты подрался, а ты – за то, что пытался скрыть от меня важную информацию.

Крис засмеялся:

– Идеальный выход! Но что здесь важного?

– Джорджо умен и предусмотрителен, он обязательно сам возьмет что-то нестандартное, – серьезно ответил я.

– Понятно, – согласился Крис и отправился к своим ребятам.

К трем часам я отмахал по лесу черт знает сколько километров, научил ребят аккуратно снимать дерн, высыпать землю из ямы на плащ-тент и относить ее в ручей, поговорил чуть ли не с каждым о безопасности связи, проехался по всем воздушным дорожкам. В половине второго приказал Алексовым разведчикам пообедать, в три приказал то же самое всем остальным. Армия! Всё только по приказу! Уф. Сейчас начнется война – отдохну немного.

Я устроился немного поесть под деревом в лагере-приманке рядом с Лео. У меня внутри все просто вибрирует, надо набраться от него спокойствия и уверенности.

– Я думал, мы будем проводить наступательные операции, – заметил Лео, – а ты собираешься обороняться. Не в твоем стиле.

Я улыбнулся:

– А ты заметил? Противники решат так же. Я думаю, Джорджо будет выжидать до ночи. Эрнесто показался мне весьма бесхитростным, наверное, он нападет сразу. Скандиано хочет втоптать меня в грязь еще сильнее, чем я его. Поэтому он сегодня днем устроит вылазку, чтобы оставить ас без продовольствия. И это будет твоя забота. Криса я у тебя заберу и пойду в рейд, а ты здесь с деревьев подстрелишь всех, до кого дотянешься.

– Понятно, – Лео задумался.

– Разведите здесь бездымный костерочек. Запах всё равно чувствуется… Ну, вроде как мы час назад пообедали и не смогли отказаться от чашки чая.

– Точно, – согласился Лео. – А куда ты пойдешь?

– Вдоль границы между «Дельфином» и «Драконом», там сейчас никого не должно быть. И ухватим «Дракона» за хвост.

В этот момент со мной связался Алекс:

– Энрик!

– Семь.

– Десять. Я сижу в центре леса, – сообщил он. – У Джоджо дым на большой поляне. Квадрат 9-10.

– Ясно.

– И у него разведчик сидит на дереве напротив меня.

– Один? – Да.

– Подстрели.

– Еще нет четырех!

– Игра началась в десять! Это границу нельзя переходить!

– Подстрелил, – довольным тоном заявил Алекс после короткой паузы.

– Отлично. А он тебя видел?

– Когда я его подстрелил – заметил. Он-то залез только-что, а я уже давно. Я за ним все время и следил.

– Понял. Конец связи.

– Чего? – спросил Лео.

Я беседовал с Алексом через ларингофон на горле, о позволяет переговариваться, практически не открывая рта поэтому Лео ничего не слышал.

– Алекс подстрелил «дельфина-разведчика». Они тоже лазают по деревьям. Джорджо устроил у себя засаду. Бенни я заберу. Хотел тебе оставить, но ты же справишься?

Лео пожал плечами:

– Постараюсь.

– Мне надо отдать последние распоряжения.

Лео, ухмыльнувшись, кивнул. Я связался с Роберто и приказал ему сидеть на деревьях и защищать лагерь, если Эрнесто попытается пройти прямо через него, и пропустить его мимо себя в центр нашей зоны, если получится. А на обратном пути пощипать его. Потом я велел Тома, который наблюдал за нашей северной границей, докладывать обо всем не только своему начальнику, но и Роберто, и Лео. Ротам Криса и Бенни я приказал рассыпаться по лесу невдалеке от центра, там, где сидел на дереве мой главный разведчик, и предупредил Алекса, как много сейчас зависит от его наблюдательности. Пора идти.

– Удачи! – пожелал я Лео.

– И тебе!

– Свяжись с Алексом, пусть Марко и Родриго докладывают тебе непосредственно. И мне тоже. Они сидят на границе со Скандиано. Кстати, ты здесь, возможно, полюбуешься обалденным зрелищем: бой «Орла» с «Драконом». Тогда прояви терпение. И постарайся не стрелять в Эрнесто и Валентино.

– Это почему еще? – возмутился Лео.

– Ну разве что ты сможешь перестрелять всех, кто сюда придет. На рожон не лезь. Принцип экономии сил ты, надеюсь, не забыл?

Лео помотал головой:

– Не-е. И все-таки, почему?

– Если ты подстрелишь Эрнесто, его преемник наверняка будет не такой простодушный. А естественный преемник Валентино – Джакомо, он гораздо спокойнее и опаснее. И даже если не Джакомо, вряд ли среди «Драконов» найдется еще один такой истерик.

– Ага, ясно. Это просто невозможно, – сдерживая смех, Лео пошел разводить бездымный костер.

Джорджо поступил грубее – его дым означает: в жаркий день «дельфины» не смогли отказаться от файв-о-клок (отнюдь не традиционного), даже война не смогла им помешать. Ну, посмотрим. Не говори «гоп»…

Я отправился в центральную часть леса собирать свою команду. Призвав к себе Криса и Бенни, я остановился под деревом, на котором устроился Алекс, и связался с ним по комму.

– Горизонт чист, – ответил тот. – Здесь только мы.

– Ясно.

На часах 15:59:50. Граница «Дельфина» и «Дракона» должна быть пуста, как земля в первый день творения.

– Бенни, двое твоих ребят пусть берегут нас с левого фланга, а когда мы повернем на юг – с тыла.

Он кивнул.

– Ну, пошли.

Медленно и осторожно мы прошли примерно километр Сейчас все противники что-то должны сделать. Они не ждали моей атаки! Не могли не ждать, а теперь должны решить, что я напал всеми силами не на них, а на кого-то друтого.

– Энрик! – проснулся комм.

– Пять, – откликнулся я.

– Двенадцать, это Родриго. «Драконы», два десята идут к приманке.

– Хорошо, предупреди Лео.

– Есть.

– Конец связи, – я вызвал Марко: – Марко, это Энрик.

– Пятнадцать.

– Два. Что видишь?

– Пусто.

– Конец связи. Тома! Это Энрик.

– Девять.

– Восемь. Как у тебя?

– Они зашевелились. Я предупредил Роберто, но, похоже, они пройдут восточнее.

– К центру?

– Ага. Лео тоже предупрежу.

– Молодец, всё.

Мы прошли еще метров пятьсот, до пересечения границы зон с единственным в этих местах ручьем, развернулись в редкую цепь и начали искать лагерь «Дракона»: у меня на подозрении было несколько полян по берегам двух ручьев сливающихся в километре от северной границы «драконовской» зоны.

– Энрик! Это Бенни.

– Один.

– Шестнадцать. Наш арьергард ведет бой с «дельфинами».

– Идем вперед.

– Энрик! Это Крис.

– Три.

– Четырнадцать. Лагерь прямо предо мной. Вижу восьмерых.

– Ясно. Занимай позиции. Подожди команды.

Скандиано выбрал самую очевидную поляну для лагеря: почти в центре своей зоны, как будто это может уберечь его от обнаружения и атаки. Я думал, он будет менее банален, все-таки идея с коммами очень красивая, жаль, что сам я не додумался.

Мы стянулись к лагерю Скандиано и окружили его, чтобы никто не мог выбраться. Похоже, они не ожидают нападения. Сидят себе спокойно… Черт! Скандиано кто угодно, только не дурак, неужели он никак не защитил свои невеликие запасы? И зачем эти тут болтаются? Если ему плевать, что они будут есть завтра, напал бы всеми силами… Я внимательно оглядел деревья: вдруг они тоже сверху. Двадцать плюс восемь – двадцать восемь, а не тридцать семь! Нет, никого не вижу. Может, Родриго видел не всех, кто пошел поразбойничать в наш лагерь-приманку? Похоже на то. – Давай! – скомандовал я.

Залп из одиннадцати учебных бластеров уложил сразу шестерых врагов, как вдруг парень слева от меня охнул и картинно упал на землю, прижав руки к груди. Я откатился за дерево: у них снайпер наверху. Но где? Прежде чем ребята успели попрятаться, он подстрелил еще одного моего бойца. А доселе беспечные «драконы» залегли. Теперь их не выковырять! Правила запрещают стрелять в лицо. А сверху нас можно постепенно перестрелять, как куропаток. Ммм, он подстрелил двоих моих парней, не меняя позиции. Я понял, на каком дереве он устроился, и заметил веревку, по которой он мог бы соскользнуть вниз. Воздушных дорожек я не заметил: похоже, что их нет. Хорошо. Приказав ребятам не высовываться, я метнулся вперед, прокатился по земле (он дважды попадал в то место, где я был мгновение назад) и подстрелил его, наконец. Я лежал на спине, а он сидел на дереве, на груди у него расплывалось красное пятно, и мы смотрели друг на друга. Я не смог его узнать: защитные очки скрывают большую часть лица. Потом он вздохнул и съехал вниз по веревке.

– Крис, – связался я со своим лейтенантом, – снайпера я снял, попробуй взять пленного. Их еще двое… Только не подставляйся.

– Есть.

– Бенни? Как твои парни, что прикрывают наш тыл?

– Их уже «убили», – мрачно ответил он.

– Ясно. А скольких «убили» они?

– Троих. То, что успели сообщить. Откровенно говоря, маловато. В бою потери должны быть один к трем в пользу обороняющейся стороны.

– Энрик! Это Марко. «Драконы» отступают на свою, территорию, вижу семерых.

– Понял. Родриго, как у тебя?

– Чисто.

– Крис, Бенни, мы уходим вдоль южного края леса. Черт с ним, с пленным.

Я хлопнул по плечам обоих наших «убитых», а что я мог им сказать в утешение? Одного, по большому счету, следовало поругать, но он и так огорчен. Они медленно и печально побрели из леса. Ползком мы убрались с наковальни, на которую сейчас опустится молот: разозленные своимипотерями ребята Джорджо. И в ту же точку вернутся поредевшие «драконы», наверняка мои снайперы их хорошо потрепали. Мы рискованно прижались к краю леса и побежали на свою территорию. На бегу я связался с Лео:

– Лео! Как твои дела?

– Ты оказался прав, здесь был бой «Орла» с «Драконом», а «Тигр» сидел на дереве и любовался. Они потеряли по три человека. Но, Энрик, они договорились не стрелять больше друг в друга, пока мы целы. Мы подождали, пока Эрнесто уберется, и постреляли по скандиановским ребятам, Валентино мы отпустили, как ты просил, зато я подстрелил Джакомо, – похвастался Лео. – Общие потери «драконов» десять человек. У меня потерь нет.

– Здорово. Похвали там ребят от моего имени. А Валентино не подарил Эрнесто комм?

– Подарил.

– Ясно. Конец связи. Роберто?

– Ау! У меня бой. Позже.

– Алекс?

– Пара «дельфинов» в нашу сторону, разведчики. Сейчас подстрелю. Вот, черт!

– Что?!

– Одного подстрелил, другой ушел обратно.

Я снова связался с Лео:

– У Роберто в лагере бой. Оставь пару ребят на месте и мигом – помогать ему.

– Есть.

Меньше чем через сорок минут мы были в нашем лагере-приманке. Обе палатки были повалены, измятая трава и многочисленные пятна краски показывали перипетии прошедшего боя, но разбираться было некогда.

Мы собрались на поляне, переводя дух. Двое оставленных Лео снайперов помахали нам с деревьев:

– Как дела, ребята?

– Потом – отмахнулся я и обратился к своим лейтенантам: – Бенни, Крис. Джорджо, очень может быть, попытается напасть на нас сейчас, здесь. А Лео отсюда ушел. Полезайте наверх и ждите. Крис, ты старший.

Ребята кивнули. Лицо Криса посерело. Кажется, он в ужасе от свалившейся на него ответственности. Летучие коты, надо будет срочно вернуть сюда Лео. Я оглядел своих бойцов: кто из них меньше устал?

– Ренато, давай за мной, – махнул я рукой одному из двоих оставшихся здесь снайперов Лео. Мы вдвоем побежали к настоящему лагерю. До заката еще почти час, а потом на лес падет такая тьма…

– Командир, это Марко.

– Десять.

– Двадцать.

Вот, черт! Я постарался не выдать себя голосом:

– Что у тебя?

– «Драконы» идут мимо меня, нацелились на «Дельфина».

– Понял. Я все понял.

Я срочно связался с Алексом:

– Алекс, Марко попался.

– Кому?

– Скандиано!

– Гром разрази этого…

– Сиди на месте, я его сам вытащу. Конец связи. Роберто?

– Три.

– Четырнадцать. Что у тебя?

– Тут Лео пришел, и мы задали им жару. Они отступают Я остановился и выдохнул: не мельтеши, не делай глупости. Ренато смотрел на меня в недоумении.

– Мы туда не побежим, – пояснил я. – Там без нас уже почти справились. Я должен подумать. Так что смотри в оба за нас обоих, – улыбнулся я собственному каламбуру.

Он согласно кивнул. Я сел на траву прямо там, где стоял, и поднял глаза к небу: между прочим, по нему пошли какие-то тучки. Ай-ай-ай! Первый раз вижу на Пальмароле не чистое небо, и именно сегодня. Ммм, все равно новолуние. Только похолодает, и, может быть, будет небольшой дождь, а так… Я закрыл глаза.

Чего добивается Скандиано, понятно. Думает, я приду ужинать туда, где уже пообедал. Значит, в его лагере засада. Дальше, вытащить Марко очень хочется. И пойду я сам с… э-э-э, Роберто. Он еще выиграет когда-нибудь чемпионат Палермо по кемпо, всё к тому идет, и он меньше других бегал сегодня. Лео останется в центре. Покомандует за меня, повоюет с Джорджо Алекс сидит просто великолепно… Ох, черт, у него «дельфинчик» ушел. Я спешно с ним связался:

– Алекс!

– Восемь.

– Девять. Срочно смени позицию!

– Ты думаешь, я – дурак? Уже.

– Ты очень умный.

– Ага.

– Конец связи.

Планируем дальше. Гвидо строит лагерь на ночь. Ограждает его колокольчиками, выставляет часовых – и народ стекается туда: поесть и поспать. Через сорок минут уже будет почти темно, а через час – хоть глаз выколи. И воевать можно будет только с фонарем: дурацкое занятие. Да, все правильно: мой и Робертов гоку-и [115]поможет нам найти лагерь «драконов» в полной тьме и не попасться. Наблюдение наблюдением, но оставлять своего парня в руках этого ублюдка… Я просто боюсь. Не по игре боюсь, а реально. «Всё, делай!» – скомандовал я себе.

– Роберто! Вы отбились? – Да.

– Потери?

– Четверо. И один ранен. У них не меньше одиннадцати. Может, кто-то ушел за границу раньше, чем я его сосчитал.

– Ясно. Вы – настоящие тигры. Значит, так, оставь там Гвидо за себя. Он цел?

– Цел. Стрелок, – похвалил Роберто нашего начальника штаба.

– Ага. Пусть он строит лагерь на ночь, сейчас темно будет, ну и охрану, колокольчики и ленту. Лео пусть идет обратно в лагерь-приманку, если там еще не разобрались. Мне некогда выяснять. Он остается за меня. И пусть снимет всех разведчиков: ночью всё равно ни черта не видно. А ты – бегом ко мне, встречаемся в 21:00 в квадрате 5–3, у родника. И фонарик не забудь.

– Понял. Лео, вообще-то, уже ушел.

– Ясно. Отлично. Тогда я с ним сам свяжусь.

Я отослал Ренато в лагерь и отправился к точке рандеву. В 20:27 Феб спрятался за горизонт, а через минуту я был на месте. Мне придется подождать Роберто. Ладно, дел у меня завались!

– Лео, это Энрик.

– Минус два.

– Девятнадцать. Шутник… Ты где?

– Я в центре, но Джорджо не нападал, на этот раз ты ошибся.

– Ясно. Он оказался самым умным.

– Ммм, у него потери не меньше, а воевали мы больше. Так что самый умный сегодня – ты.

– Откуда ты знаешь? Ладно, не важно. Мы с Роберто идем выручать Марко, он в плену. Ты за меня.

– Ага, понятно.

– Веди ребят в лагерь. Сними разведчиков. Завтра восход в 4:29. Соответственно, встать придется пораньше. Убедись, что Гвидо правильно организовал охрану…

– Слушай, может, ты сам там покомандуешь, а я пойду и вытащу этого парня!

– Прости, – покаянно ответил я. – Ты и сам всё знаешь, – я хмыкнул. – Вот влезешь в мою шкуру – поймешь каково это: думать обо всём сразу.

– Ладно, – проворчал Лео. Мои извинения были приняты.

Глава 18

Я сел у тихо журчащего родника, хлебнул воды, наполнил свою фляжку. Десять минут я могу отдохнуть и подумать. Дар Контакта – это тоже экстремальный разум Я почувствую, когда Роберто приблизится ко мне, и смог отличить его от вражеского солдата.

Как прошел день? Мобильная оборона оказалась очень и очень эффективной, как в учебнике. Сегодня больше всех воевал и больше всех потерял Скандиано: встречный бой, потом в него пострелял Лео, еще один встречный бой. А вот мой крупный успех у его лагеря совершенно необъясним. Какого ястреба он там вообще кого-то оставил? А если оставил, то почему не организовал настоящее наблюдение и оборону?

Эрнесто: встречный бой и наступательный на мои заранее подготовленные позиции. Не слишком умно.

Джорджо: кой черт он разжигал этот свой дымный костер? Слишком очевидная приманка, никто не клюнет. Но всё остальное правильно. Догадался, что Валентино пойдет убивать меня, и напал на его лагерь в это время. Опоздал чуть-чуть. Узнать бы, какие у него там потери…

Потери противника надо учитывать, вот вернусь… И если Гвидо сам не догадался, сниму с него стружку.

Роберто где-то рядом. Я засвистел «Дивную ночь», и через пару минут он меня нашел.

– Полное отсутствие музыкального слуха – страшное оружие, – заметил он весело, – я с трудом заставил себя идти на твой свист.

– «Кто такой слонопотам, идет ли он на свист, и если идет, то зачем?» – в тон ему ответил я. – Никакого почтения к командиру, – я стал серьезным, – Марко попал в плен к Скандиано. Мы с тобой идем его вытаскивать.

– Да.

Мы двинулись в сторону территории Валентино.

– Э-э-э, мы обыщем всю их зону ночью?

– Я знаю, где их лагерь.

– Вот именно, они могли сменить место.

– Вряд ли. Поздно, в темноте. Они могут это сделать завтра с утра, и то не факт. И кроме того, у Скандиано в лагере засада на нас.

Роберто резко остановился:

– Черт! Ну ты даешь! Суешь голову в пасть дракона.

– Ты – настощий мастер кемпо, – сделал я комплимент моему товарищу, – а у них Джакомо уже «убит». Думаешь, они там с фонарями сидят? Пошли, – я хлопнул его по плечу.

– Ха. Ну и, наверное, они уже нас не ждут, – логично заметил Роберто, поглядев на часы и двигаясь вперед.

– Очень может быть. Сейчас – строго на восток, до ручья, а потом чуть-чуть на север.

– Ммм, можно уклониться к югу, перейти ручей и напасть на них с той стороны. Меньше шансов зацепиться за колокольчики.

– Ага, давай. И с этого момента разговариваем только через комм.

Два с половиной километра мы шли почти сорок минут: темно. Наконец мы услышали, как журчит вода и чуть в стороне разговаривают люди. Скандиано, как и я, решил, что ночью лучше не воевать, но часовые-то у него стоят, это точно.

Через мелкий ручей мы с Роберто переползли на пузе: черный силуэт на фоне покрытого не слишком темными и отнюдь не сплошными тучками неба – прекрасная мишень.

Устроились в кустах на другом берегу от лагеря. Прямо напротив нас стоит часовой, снять его не проблема.

– Черт! – услышал я в наушнике. – А если он крикнет?

– Угу, – согласился я, – поэтому осторожно ползем Дальше на север.

Из всей нашей команды мы с Роберто хуже всех ползаем. Только плеск воды в ручье и шум еще не угомонившегося лагеря спасли нас от обнаружения.

Протащившись по кустам не меньше ста метров, я прислушалея к своему шестому чувству: часовой стоял у самого берега и не слышал ничего, кроме журчания, и еще, он страшно хотел спать, был на кого-то обижен и очень зол. Порученное дело волновало его в последнюю очередь. Отлично.

Так же осторожно мы вновь пересекли ручей и пробрались в лагерь через большой промежуток между двум караульными.

Я лег на землю, почти прижавшись к стенке палатки. Роберто устроился рядом с другой палаткой. Я чувствовал его, но не видел, хотя точно знал, где он находится. И как мы будем искать нашего парня?

– Да заткнетесь вы наконец! – вдруг заорал Скандиано.

Лагерь попритих. Мысль, что командира надо слушаться, всем близка с детства. Но если он ведет себя так глупо… Технические идеи – это еще не всё, и даже не главное на войне. Помнится, были случаи, когда танкисты вылезали из совершенно исправных танков и пытались удрать на своих двоих. [116]«Дух и тело находятся в пропорции три к одному», – это, кажется, Наполеон сказал.

Через несколько минут солдаты «Дракона» опять загомонили. «Анархия – мать порядка». Вечно пьяная. Ее надо лишить родительских прав.

Валентино пробежал мимо меня, сунулся в палатку, у которой я лежал, и что-то зло зашипел. Кто-то вздохнул, вылез наружу и, кряхтя, начал отжиматься. Пока еще слушаются. Если хорошенько пригрозить. Скандиано так же навел порядок еще в двух палатках, и в лагере, наконец, установилась тишина.

Подождав почти полчаса, я внутренним зрением просканировал окрестности: трое часовых. Ночью я бы поставил шесть. Ммм, у них огромные потери, на большее нет сил. И все они смотрят наружу, а парень у ручья сейчас просто заснет. Хорошо. Кто еще не спит? Два человека. Один очень зол, а другой почему-то радуется. И где они? Лз-под полога одной из палаток пробивался луч света.

– Роберто, ты еще не спишь?

– Не-е. Там свет, видишь?

– Вижу, давай туда.

– Ну, – услышали мы чей-то голос, полный злорадства. – Больше ты ничего не вспомнил?

Мы подобрались к палатке, и я заглянул сквозь щелку: прямо напротив меня, жмурясь от яркого света направленного прямо ему в лицо фонаря, сидел связанный по рукам и ногам Марко. У него сильно слезились глаза, но отвечать по существу на неконкретные вопросы он не собирался. «Пленных нельзя бить и морить голодом». А что делается внутри палаток, Ловере видеть не может!

Роберто тоже заглянул в щелку. Я схватил его за плечо, чтобы он не рванулся внутрь.

Обладатель противного голоса сидел спиной к нам и держал в руках фонарь.

– Откроешь полог, я его вырублю. А ты заткнешь пасть и свяжешь, – велел я Роберто.

– Ага.

– Давай!

Я бросился вперед и ладонью закрыл рот этому скоту. Указательным пальцем другой руки я ткнул его под ребро, чем выключил на пару минут. Фонарь упал на пол, и Марко осторожно приоткрыл глаза.

Роберто знаком велел ему молчать. Разведчик понимающе кивнул и широко улыбнулся.

Мы связали беспомощного «дракона» и воткнули ему кляп. Потом Роберто разрезал веревки, опутывавшие нашего парня. Морщась от боли, тот поднялся на ноги.

Я перевернул нашего пленника на живот: тащить нет возможности, значит, надо застрелить. А на таком расстоянии из бластера… Куда бы впечатать ему шарик с краской, чтобы не покалечить? В спину? Еще ребро треснет… Отодвинув бластер сантиметров на тридцать, я выстрелил ему в ягодицу: синяк будет, как от хорошей порки. Он дернулся и замычал. Стрелять во вторую ягодицу я не стал: это уже садизм.

Мы ползком покинули лагерь и свалились в ручей с легким плеском. Часовой дремал, и это его не разбудило. Форсировав водную преграду, мы подхватили Марко под руки углубились в лес и пошли вниз по течению в сторону территории Джорджо.

– Ты как? – через несколько минут спросил я у Марко, протягивая ему фляжку с водой.

Он смог говорить только после нескольких глотков:

– Ничего не вижу, глаза режет. А так… – Он пожалплечами. – Когда ты сказал, что всё понял, я слишком явно улыбнулся, и Скандиано тоже всё понял, – пояснил Марко. – Тогда я сказал ему правду! – усмехнулся он. – Что он – идиот, сегодня новолуние.

– Молодец, – искренне похвалил его я, – как бы мы тебя вытащили, если бы они не спали?

– Я так и подумал.

А голова у этого парня варит, Гвидо хорошо выбрал Алексу разведчиков.

– Когда игра кончится, – угрожающе проговорил Роберто, – я этих гадов изуродую, и пусть потом Ловере делает со мной, что хочет.

– Мы их поделим, – заметил я, – не жадничай. Это был Франческо или Альфредо? – поинтересовался я у Марко.

– А ты откуда знаешь? – удивился он.

– Видел уже пару раз, но не могу разобраться, кто из них кто.

– Это Альфредо. Они с Франческо – заместители Скандиано.

– Понятно. Ну, пошли обратно через ручей, – вздохнул я. – Глаза можешь закрыть, мы тебя доведем.

Когда мы прошли не меньше километра, я связался с капитаном Ловере.

– Дежурный по лагерю, лейтенант Дронеро, слушает.

– Синьор лейтенант, это Энрик Галларате. Мы оставили в лагере «драконов» связанного убитого в ягодицу «покойника». Позвоните им, пожалуйста, пусть они его развяжут.

– Ладно, а зачем ты его связывал?

– И пасть заткнул. Чтобы не вскрикнул и не поднял тревогу. Настоящие покойники так не делают.

– А в ягодицу зачем?

– А куда еще можно выстрелить с тридцати сантиметров? – поинтересовался я.

– Ясно. Спокойной ночи.

– Это вам спокойной ночи, – ухмыльнулся я.

Через полтора часа, немного поплутав по лесу под моросящим дождем и даже несколько раз включив и выключив фонарь и осмотревшись, чтобы не заблудиться окончательно, мы приблизились к нашему лагерю.

– Стой! – велел я ребятам. – Еще не хватало, чтобы нас «уложили» собственные караульные.

Роберто и Марко остановились. Я прощупал своих часовых: не спят ребята, хорошо. Прислушиваются. Молодцы. И как мы мимо них пройдем? Пароль для этого я не придумал. Придется будить Лео. Я связался с ним по комму:

– Лео, это Энрик.

– Ммм, шесть.

– Одиннадцать. Мы около нашего лагеря. С востока. И не хотим, чтобы нас подстрелили.

– Ясно. Подожди чуть-чуть. Прошла минута.

– Всё, проходите, – сказал Лео.

Зацепившись пару раз за колокольчики, мы вышли на маленькую полянку. Лео встретил нас у самого края:

– А то будете блуждать до рассвета, – проворчал он.

Лео повел нас в самую большую палатку. Там нас поджидали встревоженный Алекс (он точно не спал с вечера) и только что проснувшийся Гвидо.

– О, черт! – воскликнул командир разведроты.

Я посмотрел Марко в лицо: да, в темноте это было незаметно. Глаза у него заплыли и всё еще слезились.

– Та-ак, – потянул Лео, – ложись сюда.

Он приглушил свет и полез в аптечку.

– Там что-нибудь подходящее есть? – с надеждой спросил Алекс.

– Найдется, – серьезно ответил Лео, – рассказывайте.

Роберто не мог больше держать в себе свое возмущение и Расписал в красках наш с ним рейд. Рассказав все это, он попытался выговорить себе право набить морду именно Альфредо.

– Лучше каждый из нас набьет морду каждому из них, деловито предложил Лео, закапывая Марко в глаза какое-то лекарство, – составим график…

Это не шутка, он всерьез. Ну, я не против. Я вспомнил своих обязанностях: месть подождет, где-то я читал, что месть – как вино, чтобы насладиться ею сполна, надо выдержать подольше.

– Всё, спать. И так только три часа осталось. Ой! Я взглянул на график караулов. – Гвидо! Меня, роту Криса, Лео и его ребят разбуди в три часа. Так что нам два часа, – обратился я к Лео.

– Чего? – поинтересовался он. – Пойдем его убивать.

– Не его, «Орла». Пока они не догадались грамотно координировать свои действия.

Лео понимающе кивнул.

Все повалились на спальники, не снимая ботинок и по ложив бластеры под правую руку.

Глава 19

Кажется, я только что лег, а Гвидо уже трясет меня за плечо:

– Три часа. Вставай.

Рядом резко сел на своей постели Лео. Мы с ним выбрались из палатки и спустились к ручью: пусть Гвидо будит остальных. Еще совсем темно, и на небе не видно звезд, значит, день будет серый и пасмурный, дождя, правда, нет. Я опустил лицо в холодную воду: просыпайся!

Проснулся – это точно, потому что есть хочется, жуть… мы же с Роберто вчера не ужинали.

Я бегом вернулся в палатку, схватил первый попавшийся контейнер и устроился у входа, чтобы позавтракать. Гвидо встал напротив – выслушать мои последние распоряжения.

– В пять утра выставишь дальний заслон, чтобы Джордже или Скандиано не могли застать нас врасплох. Постарайся всё устроить так, чтобы половина ребят у тебя спала.

Гвидо кивнул и полез в палатку раскидывать вахты. У него уже синие круги под глазами, а я на него навалил черт знает сколько всего…

Минут через пять вокруг собралась команда, с которой я сейчас пойду в рейд.

– Питайтесь! – велел я с полным ртом. – В двадцать минут выступаем.

Гвардейцы послушались.

– А как мы будем их искать? – поинтересовался Лео.

– Посмотри на карту.

– Да там полно полянок!

– И только две подходящего размера находятся около воды. А ведер он не взял, ты бы это заметил. И ходить за водой – это такая морока. Одна из этих полянок у самой границы с «Дельфином». А вот вторая… Почти в центре зоны, к тому же там сливаются два ручья. Формально это самое безопасное место. Вспомни, что наш лагерь-приманку все нашли совершенно безошибочно.

– Понял.

Я взял кусок светящейся ленты и разрезал ее на десять частей.

– Это чтобы ходить в темноте колонной, – пояснил я. – Наклей мне на спину, ну и всем, кроме замыкающего.

Как подойдем – обдерем, – я посмотрел на часы и оглядел своих бойцов: вроде все дожевали. – Ну, двинулись.

Подняв фонтаны холодных брызг, мы форсировали наш ручей и побежали к «орлиному гнезду» (если оно там есть).

Я неплохо вижу в темноте и чувствую ямы и препятствия под ногами. Включать шестое чувство я не стал – так нечестно – одно дело, когда мы спасаем своего бойца от вполне настоящих пыток, и совсем другое, когда мы играем в войну с хорошим парнем Эрнесто.

Мы уклонились к северу и вышли к ручью метрах в пятистах западнее предполагаемого расположения противника.

– Снимаем бантики, – пошутил я, подставляя Крису свою спину. – Лео, вы идете вдоль ручья по этой стороне, забираетесь на деревья. Как они проснутся и вылезут из палаток, мы начнем стрелять, они залягут. Ну и вы их…

Лео кивнул.

– Крис, за мной.

На часах 3:50. Через сорок минут взойдет Феб. А черз пять минут уже начнет понемногу светать. Рота форсиропала ноток и направилась на запад, растянувшись в редкую цепочку. И где же Эрнестовы колокольчики? Ага, вот они Слишком близко к лагерю, мы займем позиции, не пересекая их круг.

На полянке стояли палатки. Куда-то они собрали пойти повоевать, потому что лагерь просыпался, а значит часовые наверняка утратили бдительность.

– Крис, возьми двоих и – к северному ручью, они сейчас умываться пойдут.

Потом я ткнул пальцем в сторону ближайшего солдата показал: иди за мной. Мы с ним спустились к ручью, огибающему лагерь с юга. Сюда уже пришли умываться несколько ребят с гордо расправившими крылья орлами на эмблемах.

Светлело стремительно. У нас минут пять за всё про все.

– Лео, ты наверху? – Да.

– И скольких ты видишь? – поинтересовался я.

– Девять, нет, одиннадцать.

– Ясно. Крис? Сколько их там у тебя?

– Четверо.

И они не пересекаются с теми, что видит Лео.

– Начали, – скомандовал я. В южном ручье смывали себя остатки сна человек пять. Но Лео их уже учел. Не важно, лучше уже не будет.

Первым делом я подстрелил стоящего на берегу часового Другие ребята тоже начали стрелять, и кто в кого попа было уже непонятно.

– Тревога! – раздался громкий крик.

Тут на меня что-то упало сверху, я ткнулся лицом в землю. Летучие коты! Я рванулся. Тот, кто меня держал, не от пускал.

Меня! В плен! Да ни за что! Я забарахтался, но вдруг краем глаза увидел на рукаве лежащего сверху парня эмблему хорошо знакомым скалящимся тигром: меня держит мой собственный солдат, которому я приказал идти вслед замной. Он закрыл меня своим телом, и шарик из бластера попал в него, а не в меня. Я замер. Он облегченно вздохнул и сразу же вздрогнул: в него попали еще раз. Черт! Это больно. Он берет на себя уже второй предназначенный мне выстрел. Я осторожно высунул нос и огляделся: в ручье отыгрывали смерть все пятеро умывавшихся там ребят. Их пострадавшие от наших выстрелов комбинезоны окрашивали воду в цвет настоящей крови. Противники залегли и пытались понять, где мы находимся. Я услышал «чпок, чпок» – разбрызгивались шарики с краской. И чьи-то недовольные чертыхания: Лео зря времени не теряет. Я связался с ним:

– Лео, ты меня видишь?

– А ты «жив»?! – радостно откликнулся он.

– За меня «погиб» другой, – ответил я резко. – Где тот, что в нас стрелял?

– Полежи спокойно, я его сейчас найду.

Лежу. Долго лежу и ничего не вижу и не знаю. Лет через сто Лео наконец снизошел до своего злополучного командира:

– Я его подстрелил. И больше никого «живого» не вижу.

– Ясно. А «убитых»?

– Э-э-э, сейчас, – Лео помолчал. – Четырнадцать. Но я не вижу северный ручей.

– Ясно. Крис!

– Семь.

– Десять.

– Как у тебя дела?

– Мы подстрелили шестерых.

– Прекрасно. Некоторых Лео уже сосчитал, так что скажи, сколько плавает в воде.

– Трое, и еще один у самого берега, Лео не может его видеть.

Четырнадцать плюс восемнадцать будет тридцать два. Прекрасно.

– Крис, врагов еще пятеро. Осторожно иди в лагерь и проверь там всё. Лео тебя прикроет. Минуту подожди, и давай. Лео, – я снова связался со своим снайпером, – сейчас Крис пойдет прочесывать лагерь. Прикрой его.

– Понял.

– Отвались чуть-чуть, – попросил я славного героя, досих пор прижимающего меня к земле.

Он придавил меня еще сильнее. Черт бы его побрал! Кто тут кем командует?!

– Гром тебя разрази! – начал ругаться я. – Ты «мертв». Ты настоящий герой, но ты не можешь меня удежать, так нечестно.

Парень отодвинулся в сторону. Я перекатился к ствол старого вяза и огляделся: поле боя почти как настоящее повсюду в живописных позах лежат «убитые» в камуфляжке. Насмотрелись боевиков.

«Живых» противников не наблюдается. Я поднялся побрел к лагерю. Навстречу мне выскочил Крис:

– Там было только трое раненых, один в ногу, он подстрелил Поля, ну и мы его тоже, а двое других – в руки, они не стреляли… – Он замялся.

Чего он стесняется? Того, что не может стрелять в раненых, пусть даже условно? Я тоже не могу и думаю, что это хорошо.

– Ясно, – ответил я, – сосчитай, сколько у них спальников было разложено.

Я залез в палатку к раненым «орлам». Они были без защитных очков и смотрели на меня с некоторой опаской: шариком в упор – это не просто больно.

– Я не стреляю в раненых, – успокоил я обоих. – Будем считать, что мы вас «убили». Так что выходите из леса вместе со своими.

– Вот еще! – фыркнул один из них. Я поморщился:

– Зачем тебе это надо?

Он не ответил. В этот момент в палатку просунулся Крис:

– Энрик! Спальников двадцать два, а в наличии только двадцать одна гордая птичка.

Значит, одного «орла» Роберто вчера не сосчитал, или, может быть, Эрнесто принял меры и отправил кого-то прятаться в лесу до конца игры? Нет, непохоже, слишком уж он бесхитростный парень. Взять этого упрямого в плен и спросить? А что ему помешает соврать? Имеет право. Вывод: я сейчас не могу принять никаких разумных мер для проверки своего предположения, и мне придется с этим смириться. А во-вторых, у них утром куда-то ушел разведчик.

– Думаю, их разведчик сидит сейчас рядом с нашим лагерем, – ответил я. – Найдем его на обратном пути. Ну так как? – спросил я у раненого «орла». – Предпочитаешь плен?

– Пока меня не подстрелили – мы не проиграли!

– По правилам нет, а по сути дела… Ты хочешь быть или казаться?

– Ну, стреляй!

– Крис, у нас пленный. Забери его с собой и позаботься, чтобы он не сбежал. Комм сними, – приказал я посаженному в клетку пернатому.

Парень послушался. Крис кивнул и поймал брошенный ему комм.

– Выходи, – недовольным тоном приказал он, – тебя как зовут?

– Иди к дьяволу!

– Не бывает таких имен, – заметил я. – Ты тоже выходи, мы предъявим тебя капитану Ловере как «убитого», – обратился я ко второму парню.

Улыбаясь моей шутке, все четверо выбрались наружу.

– Этот «убит», – заявил я громко, обращаясь к равнодушным небесам, указывая на сговорчивого парня. – А этот – нет, – я ткнул пальцем в упрямого Идикдьяволу.

Крис стянул пленнику запястья веревкой и намотал ее конец на левую руку, чтобы не было проблем по дороге домой. Стрелять «раненный в руку» упрямец не может, но сбежать вполне в его силах.

Метрах в пяти, на травке, положив голову на руку, растянулся Эрнесто. Он усиленно делал вид, что ему не обидно до слез.

Я остановился над ним, он посмотрел на меня вопросительно.

– Мои ребята выйдут вместе с вами, ладно? – попросил я.

Он утвердительно опустил ресницы: кивать головой и говорить он не имеет права.

Я пошел благодарить своего спасителя и, подойдя, обнаружил, что все наши ребята собрались вокруг него, обнять и пожать руку. Я тоже пожал ему руку и вздохнул:

– Давай, выходи из леса, герой.

С дерева спустился страшно злой Лео: «орлы» подстрелили лучшего его парня.

И впрямь, потери у нас просто колоссальные: от рот Криса осталась половина, у Бенни та же ситуация, в двух других линейных ротах трое убитых и сверх того один ранены и снайперов у меня теперь только четверо. Разведчики по игре целы, но реально Марко сегодня небоеспособен. А Джоржджо еще почти никого не потерял. И «драконов» мы тоже пока не перебили… И это еще не кончились первые сутки игры.

Я связался с Гвидо:

– Гвидо, это Энрик.

– Девять.

– Восемь. Как твои дела?

– Заслон я выставил. Но у меня проблема.

– Что такое?

– Тут Эрнестов разведчик близко подобрался и даже на дерево залез…

– И кто это так лопухнулся? – зловещим тоном поинтересовался я.

– Ну, командир, все же устали, и темно… Он спит, – неохотно признался начальник штаба.

– Как проснется – сто отжиманий! – приказал я резко. – И что, ты не можешь снять этого разведчика?

– Он упал с дерева. Наверное, расшибся, но сдаваться не хочет, я ему предлагал.

– Значит, подстрели его!

– В голову стрелять нельзя. А больше никуда не попасть. Мы тут нормально ходить не можем. Он меня уже два раза чуть не уложил.

– Ясно. Свяжись с Лео и объясни ему подробно, где этот парень засел. Мы возвращаемся.

– Как ваши дела?

– Перебили всех «орлов», ведем пленного.

– Поздравляю, – с завистью в голосе потянул Гвидо.

– Конец связи.

Две поредевшие роты ждали моей команды.

– Лео, один из твоих ребят пусть прикрывает нас с тыла. Вдруг сюда «Дельфин» заявится. А ты поговори по пути с Гвидо, ему есть что тебе сказать. Всё, выступаем. И, ребята, никогда не ходите и не стойте такой тесной толпой, ясно?

Я повел своих назад но кратчайшему пути. Когда до нашего лагеря оставался примерно километр, Лео поймал меня за рукав:

– Обойдите с востока, а то вы мне птичку спугнете. Я кивнул и хлопнул его но плечу:

– Удачи! И не вздумай «погибнуть». Понял?

– Ага, – ухмыльнулся Лео.

– Куда ж мы без тебя? Только кого ты оставил сзади?

– Франсуа. Он сейчас придет. Там пока ни души. Наши палатки мы увидели около шести утра. Хорошо, надо дать ребятам еще отдохнуть.

– Энрик! – со мной связался Гвидо. – Пригнитесь, как будете входить, а то этот тип кого-нибудь подстрелит.

Я помахал рукой, приказывая ребятам не высовываться.

– Вон там, – показал я, – сидит их разведчик, осторожно. Давайте но местам, поспите, пока еще можно.

Бойцы покивали головами и расползлись по своим палаткам. Последний «орел» нас увидел: «чпок, чпок» раздалось над моей головой. Летучие коты! Я метнулся в штаб. За мной Крис втащил пленного Идикдьяволу.

Роберто задушил бы меня в своих объятиях, если бы Алекс не треснул его ребром ладони по бицепсу:

– Прикончишь командира – проиграем! – ехидно заявил он и сам почти повис у меня на шее.

– Почему вы не спите, обалдуи? – грозно поинтересовался я.

Алекс сразу стал серьезным:

– Я сейчас в дозор. И уйми своего братишку, а то раскомандовался.

– Правильно! Молодчина! – Я на мгновение прижал к себе Гвидо, а то он стесняется проявлять свои чувства.

Проводив Алекса и пожелав ему удачи, я велел Роберто наконец поспать.

– А то не возьму в следующий рейд, – пригрозил я.

Через тридцать секунд наш медведь уже похрапывал.

Притворялся. На самом деле он не храпит.

Я помотал головой, чтобы прочистить мозги: что еще надо сделать? Пристроить пленного; прогнать Криса, пусть он тоже поспит, вон какой измученный; узнать, как дела Лео; выслушать, что хочет мне сказать Гвидо. Всё.

– Послушай, – мягко обратился я к пленному. – Ну нельзя же обращаться к человеку «Идикдьяволу»! Как тебя зовут.

– Джентиле, – немного смущаясь, представился он. Джен.

– Вот и хорошо, – сказал я. – Ты дашь слово, что не сбежишь?

– Нет!

– О-о-о, – застонал я, – как мне надоели эти упрямцы.

– Сам! – огрызнулся Джен.

– Мне – можно. Гвидо, свяжи его и поглядывай.

– Есть, – откликнулся начальник штаба.

– Крис, иди отдыхать, – я поймал его за рукав, слишком уж резво он попытался выскочить наружу, – осторожно, там еще этот…

Он кивнул.

– Ты молодец, и твои ребята тоже. Не пишу я приказов а то бы благодарность в нем…

– Ага, – ухмыльнулся Крис и отправился к себе.

У стенки палатки, никак не реагируя на поднятый нам тарарам, спал Марко. Я подошел поближе: глаза у него все еще заплывшие. Надо, наверное, позвонить врачу? Скандиано, конечно, заявит, что я на него настучал, ну и что? Это не игрушки.

Я так и сделал:

– Капитан Ловере?

– Дежурный по лагерю, сержант Меленьяно, слушает.

– Синьор Меленьяно, это Энрик Галларате. Мне нужна консультация врача.

– Хорошо, – покладисто согласился он, – соединяю.

Не рассказывая синьору Адидже, как Марко дошел до жизни такой, я объяснил, что он долго смотрел на источник яркого света, и описал симптомы.

Врач посоветовал нам закапывать в глаза Марко то самое лекарство, которым мы уже воспользовались, и не счел необходимым эвакуировать больного, если он сам не захочет.

Я связался с Лео.

– Подожди, – шепнул он в ответ.

Подожду, а что делать?

Я воззрился на своего начальника штаба:

Вечером не спросил, ты вражеские потери учитываешь?

– Ага. Доложить? – Гвидо завязал веревку на ногах у Джена и обернулся ко мне.

– Давай.

– Ну, «Орел». Ты лучше меня знаешь: один вот сидит, а второго Лео сейчас…

При этих словах я метнул на Джена быстрый взгляд: он скрипнул зубами, очень огорчен и недоволен. Великий артист? Вряд ли. Я, возможно, сумел бы сохранить невозмутимое выражение лица и не улыбнуться, но так здорово сымитировать досаду… Нет, не верю.

– …«Дракон»: по моим данным, восемнадцать «убитых», включая Альфредо, – Гвидо довольно ухмыльнулся. – «Дельфин»: пятеро «убитых» точно. Но, Энрик, Джорджо еще воевал со Скандиано, и я не знаю, сколько при этом потерял каждый из них, – с виноватым видом закончил Гвидо.

– Ясно. Не переживай, как ты мог это узнать? В этот момент ожил мой комм:

– Энрик! Это Лео. Я его подстрелил.

– Герой! – воскликнул я вслух. – Лео подстрелил этого типа, – пояснил я для Гвидо.

– Я возвращаюсь, – спокойно, как будто ничего не случилось, добавил мой драгоценный снайпер.

– Пойду подберу этого парня. Может, он и ходить-то сам не может, – сказал Гвидо.

– Пошли вместе.

Мы отправились на другой берег, там, в кустах лицом вниз лежал мальчишка, причинивший нам столько хлопот. На спине у него уже подсыхало пятно краски: Лео, наверное, забрался на дерево и подстрелил его сверху. На нас парень не реагировал.

– Эй, – окликнул я его. Он передернул плечами. Слава Мадонне, а то мне на мгновение показалось, что он и в самом деле мертв.

Мы с Гвидо подошли поближе:

– Ты сильно ударился? – заботливо спросил Гвидо. Он поднял голову:

– Черт бы вас побрал!

– Еще один чертов упрямец! – простонал я, осторожно его приподнимая – Где болит?

– Ай!

С помощью Гвидо я взгромоздил мальчишку себе на плечи и потащил в наш лагерь. Лео присоединился к на когда мы перебирались через ручей.

В штабной палатке Джен пытался зубами развязать узел на связывающей его веревке и не успел сделать невинный вид, когда мы вошли внутрь.

– Ты мне надоел! – повысил я голос. – Сиди смирно.

Джен спокойно опустил вниз связанные руки и посмотрел на меня исподлобья. Я перебросил «убитого» на Лео.

– Он здорово расшибся, когда падал с дерева, – пояснил я.

– Угу, – ответил Лео и свалил парня на мой спальник.

– Спасибо большое! А спать я буду на красном пятне.

– Гвидо, сними с него комбинезон, – скомандовал наш снайпер, командир элитной роты, мой первый зам, по совместительству фельдшер и прочая, прочая, прочая, доставая аптечку.

Я грозно воззрился на нашего пленника:

– В лагере «Дракона», – проникновенно промурлыкал я, – я одному выстрелил в ягодицу, сантиметров с тридцати. Больно, наверное, очень. И потом будет стыдно признаваться, куда тебя подстрелили. Или ты сию же минуту даешь слово, что не сбежишь и не будешь вредить моей армии, или я и тебя так подстрелю.

– Ну подстрели!

Черт бы его подрал! Чего он добивается? Понятно, чего! Вопрос вовсе не риторический! Парень – действительно последний из «орлов».

– Ладно, – примирительно сказал я. – Давай договоримся так: ты даешь мне слово, а я объявляю тебя «убитым» после того, как мы разберемся со Скандиано.

– А «Дельфина» ты за что так любишь?

Второго места Эрнесто не заслужил. А Джорджо за служил, – возразил я.

– Ты так уверен в победе!

– Я обязан.

А если я дам слово, а потом нарушу?

– А вот это будет твоя проблема! Лично я после этого руки тебе не подам. И не только я.

– Ладно… – проворчал он.

Я поднял брови в ожидании.

– Я обещаю не бежать и не вредить армии «Прыгающий тигр».

– Хорошо, – я разрезал веревки на руках и ногах Джена.

Он потер затекшие запястья. Я опустился на спальник Гвидо и начал разуваться: война подождет, я сейчас надену сухие носки, поменяю белье и только после этого вновь влезу в грязный, как я не знаю что, комбинезон и непромокаемые ботинки, в которых громко хлюпает вода.

Я еще только расстегивал липучки у себя на груди, как Алекс связался со мной по комму:

– Энрик!

– Семь.

– Десять. «Дельфины», не меньше двадцати пяти, вдоль ручья в нашу сторону, минут через двадцать будут.

– Понял.

Я прервал связь.

– Гвидо. Буди всех, занимаем оборону, только тихо.

– Что?!

– Джорджо решил нас перебить.

Гвидо ракетой вылетел из палатки. Я продолжал расстегиваться, Лео обернулся ко мне:

– А ты спать собрался?

– Я успею.

– Ну-ну.

– Как этот парень? – спросил я.

– Хуже, чем Тони после скалолазания. Вздохни еще поглубже. Ты точно ничего не сломал? – обратился Лео к своему пациенту.

Тот помотал головой.

– Да ладно, – сказал я, – я разрешаю тебе разговаривать. Тебя как зовут?

– Карло.

– Джен, – решительно велел я, – бери аптечку, займись Карло, а мы идем драться. Скоро вернемся. Роберт вставай!

– Что?! – подскочил он.

– Пошли, перебьем «дельфинов».

Не теряя ни мгновения, Роберто выскочил наружу. Лео осуждающе покачал головой в мой адрес и направился ним. Я переоделся, вылил из ботинок воду, натянул их сухие чистые носки, которые, разумеется, сразу же промокли, и отправился отражать нападение. Вчера Джордж был такой мирный-мирный, а сегодня такой агрессивный Половина «тигров» сидела на ветвях окрестных деревьев Да… надо было выбрать какую-нибудь птицу в качестве эмблемы. Я пристроился на животе рядом с Гвидо.

– Переберись вон за ту кочку, видишь? – приказал мне начальник штаба. – Они будут минут через пять.

Я отполз, куда мне было велено: действительно хорошая позиция.

– Кажется, – раздался в наушнике голос Гвидо, – он надеются застать нас врасплох.

– Ага, – согласился я. – Я тоже надеюсь. Командуй. Ты тут лучше ориентируешься. Включи общий канал.

– Есть, – откликнулся донельзя довольный оказанным доверием братишка.

– Энрик!

– Десять.

– Семь. Это Тома. Человек пять пересекли ручей.

– Ясно. Дальше докладывай Гвидо.

– Есть.

Я пересказал начальнику штаба сообщение разведчика.

– Все в порядке, – откликнулся Гвидо, – у нас там на деревьях… Внимание! – сказал он по общему каналу. – Сразу после меня можно стрелять.

Через пару минут, в зловещей мертвой тишине (даже птицы примолкли), в секторе обстрела появились солдат противника.

– Огонь, – скомандовал Гвидо и сам сразу же подстрелил двоих.

Любоваться братишкой в бою было некогда. Я выстрелил дважды – и оба раза попал. «Дельфины» залегли. Я видел три головы, но стрелять не мог. Настало время наших дриад. «Чпок, чпок, чпок», – раздавалось со всех сторон.

– Уходим! – услышал я чей-то голос. Наверняка, Джорджо. Ох, хорошо бы его кто-нибудь подстрелил. Один раз он попал в засаду, второго не будет.

– О черт! – услышал я на общем канале.

В этот момент разверзлись небеса:

– Владелец бластера 7312, ты «убит»! – раздался очень сердитый голос капитана Ловере. – В голову стрелять нельзя. Тот, кому попали, считается выжившим.

Гвидо не стал дожидаться моего вопроса:

– Бенни получил прямо по очкам.

– Ясно. Они уходят. Не вздумай поднимать всех в атаку.

– Ладно, – с разочарованием в голосе согласился Гвидо.

Мы услышали еще несколько выстрелов: наши ребята на деревьях всё еще видят отступающих «дельфинов».

– Не вставать! – приказал Гвидо ребятам. – Лео, проверь, не осталось ли кого.

– Есть.

Десять минут ожидания.

– Тут лежит один, я не знаю, «мертв» он или нет.

– Ну так подстрели его!

– Не могу, вижу только голову.

– Лео, где он? – вмешался я в разговор.

– На другом берегу от тебя, у гравийной отмели.

– Ага, понял. Следи за ним, если он поднимет голову, сразу докладывай.

– Есть.

Я перекатился к ручью.

– Энрик! – услышал я сразу несколько голосов.

– Заткнитесь! – рявкнул я и плюхнулся в воду.

Народ притих. Холодная вода просочилась в комбинезон, но зато, пока у меня только голова снаружи, по игре я неуязвим. Перебирая руками по дну я приблизился к отмели: вот он лежит и косит под «мертвого», очень хитрый «дельфин», а может, просто не знает, как выкарабкаться Никак! Я быстро высунулся из воды и выстрелил ему в бою он ничего не успел предпринять.

– Все, – сказал я по общему каналу, – считайте потери.

– У нас двое раненых, убитых нет, – откликнулся Гвидо.

– Отлично! Прекрасно! Молодцы, ребята! – Я не стал сдерживать переполнявший меня восторг. – А кого ранили.

– Меня, – откликнулся Крис.

– И меня, – это Тома.

– Понятно.

Я поднялся и, оставляя за собой мокрые следы, отправился в штабную палатку переодеваться еще раз. «Убитых» врагов сочтут без меня.

В штабе армии проснувшийся Марко моргал все еще распухшими веками.

– Отоспался! – весело приветствовал я его. – Как глаза?

– Всё на свете проспал, – недовольно проворчал он, – и не подстрелил никого…

– Это не твое дело, – твердо заявил я. – Твое дело, чтобы я знал всё, что мне надо знать.

Марко кивнул, согласившись. Хорошо. А то соревнование «кто больше подстрелил» может привести к самым неприятным результатам.

Ботинкам и комбинезону, чтобы высохнуть изнутри, надо пятнадцать минут в режиме просушки. И плевать на всё! В ближайшие четверть часа на нас никто не нападет. А если нападет, я со своих разведчиков шкуру сниму!

– Энрик! – услышал я в наушнике голос Алекса. Легок на помине.

– Пять.

– Двенадцать. Мимо меня отступают «дельфины». Вижу восьмерых.

– Не стреляй! Алекс, будь лапочкой.Проводи хвостатых до их стоянки и возвращайся «живой». И чтобы они тебя не засекли.

– Понял. Есть. Вообще-то, я собирался это предложить. У них раненые, так что они – явно домой. И что-то они очень торопятся.

– Удачи! – пожелал я Алексу.

Они торопятся. Хотя мы их не преследуем! В палатку вернулся Гвидо:

– А почему ты обсыхаешь на моем спальнике? – поинтересовался он с иронией в голосе.

– Потому что в моем спит «убитый» Карло, – объяснил я. – Сколько?

– Тринадцать. Но Джорджо среди них нет.

– О! Мое счастливое число. Значит, так, слушай боевой приказ.

Гвидо встал по стойке смирно.

– Вольно. Во-первых, Алекс ушел провожать «дельфинов» до норы, свяжись с ним, с этой минуты он докладывает тебе. Во-вторых, накормить всех завтраком. В-третьих, ты остаешься в лагере. С тобой Крис, Бенни и разведчики Алекса. Как я высохну и оденусь, обоих командиров рот – на инструктаж. В-четвертых, Ари, Берн, Лео и Роберто идут со мной убивать «Дракона». Через час, – я посмотрел на часы: 7:51,– пусть будет в 9:00. Их тоже на инструктаж, после Криса и Бенни. Всё.

Гвидо вышел. Джен смотрел на меня во все глаза.

– Что тебя так удивило? – поинтересовался я.

– У вас все так организованно! – восхитился он.

– Как?

– Ну, роты. Эрнесто говорит «двадцать человек идут со мной» – и все еще полчаса спорят, кто идет, а кто нет.

Я хмыкнул:

– Понятно. И караулы он тоже расставлял сам.

– Конечно.

– Бедолага. Когда же он думал?

Глава 20

Моя камуфляжка наконец высохла, и я одевался, когда в палатку вернулся Гвидо:

– Всё сделал, как ты велел, – доложил он. – И еще, Энрик! Если ты хочешь, чтобы Берн сто раз отжался, скажи ему это сам! – Гвидо выпятил нижнюю челюсть и смотрел на меня с вызовом. – Потому что я считаю, что это неправильно.

Я немного подумал:

– Ты ему выразил тогда свое «фи»?

– Угу.

– Ладно, будем считать, что я погорячился. Гвидо вздохнул с облегчением и улыбнулся:

– Накормить всех завтраком, значит, и тебя тоже, весело заметил он, вскрывая коробки с рационами. – Maрко, Джен… Карло спит?

– Ага, не буди его. Поест, когда проснется. Как там Бенни? Я не спросил…

– Большой синяк на пол-лица, – посерьезнел Гвидо, но, в общем, боеспособен.

Я достал из аптечки лекарство и собрался закапать его в глаза все еще жмурящемуся Марко.

– И так пройдет, – заныл он.

– Ша, солдат. Тебе нельзя со мной спорить.

Марко преувеличенно изобразил испуг, но затих.

– Куда ты девал Роберто? – спросил я у начальника штаба.

– Никуда! – удивился Гвидо.

– О черт! – Я связался с Роберто по комму. – Роберто, это Энрик! Ответь.

– Два.

– Пятнадцать. Ты где?

– Да здесь, сижу у Лео в палатке и завтракаю, – удивился Роберто.

– Ф-фух! Как ты меня напугал. Приятного аппетита.

– Спасибо.

– Ну! – не выдержал напряжения Гвидо.

– Он сидит у Лео и завтракает.

Гвидо облегченно вздохнул.

– Вот кому надо отжаться сто раз, чтобы нервы не трепал! – сердито бросил он.

– Скажи ему сам, потому что я считаю, что это неправильно! – с иронией откликнулся я.

Мы посмеялись.

Я доел завтрак и пошел к ручью умываться. Что полагается делать наоборот, я вспомню в мирное время.

В 8:40 ко мне в палатку явились Крис с красным пятном на рукаве камуфляжки и Бенни с огромным синяком на лице, повторяющим по форме оправу защитных очков. Неслабо ему досталось.

Я недовольно покачал головой:

– В порядке?

– Так точно! – гаркнул Бенни.

О! И Гвидо, и он просто на публику работают! У меня же в штабе пленный сидит.

– Вольно, – проворчал я.

Гвидо откуда-то вернулся, и я начал инструктаж:

– Вы остаетесь здесь оборонять лагерь. Вообще-то, я планировал перенести его на территорию Эрнесто, но передумал: у нас неходячий больной, – я кивнул головой в сторону спящего Карло. – Сил осталось очень мало. Будьте осторожны, внимательны и, Гвидо, чтобы к ночи вы не падали от усталости.

– Господь бог в роли начальника штаба может быть и смог бы выполнить твой приказ, – потянул Гвидо.

– Ты не прибедняйся, ты сделай! – отрезал я.

– Понял!

– Вот так. Мы уходим убивать «Дракона» и можем не вернуться назад. Поэтому, если вас останется только семеро или меньше, хватайте по паре рационов, по плащ-тенту – и разбегайтесь по лесу прятаться до конца игры. Алекс говорил, что никому еще такое не удавалось, и я не понимаю, почему. Лес большой. Не пытайтесь мстить или охотиться за солдатами противника. Сидите тихо.

Ребята недовольно заворчали.

– Это приказ! – Я посмотрел в глаза Гвидо, он вздохнул, опустил взгляд и согласно кивнул. Я поиграл в гляделки с Крисом и Бенни – и добился их согласия тоже.

– Гвидо, я буду связываться с тобой примерно раз в час, чтобы ты мог понять, «живы» мы еще или нет. Если мы не вернемся, ты остаешься командовать армией.

– Угу, – ответил Гвидо совершенно убитым голосом.

– Всё, свободны.

Бенни щелкнул каблуками, склонил голову, довернулся через левое плечо и вышел из палатки, печатая шаг.

– Чего это с ним? – удивился Крис. Я пожал плечами:

– Спроси…

Мне было очень смешно. Крис поднял и опустил брови тоже вышел из палатки.

Я посмотрел на часы: 8:49. Через минуту начнется еще один инструктаж.

– Гвидо, Алекс в порядке?

– Двенадцать минут назад был «жив», «дельфины» тащат двоих «раненых», идут по берегу ручья, так быстрее но место открытое, – он был немного удивлен.

– Ага, понятно. Когда Алекс доберется до их лагеря свяжешься со мной и назовешь координаты.

Гвидо кивнул.

– Ты все правильно делаешь, – я хлопнул его по плечу. – Иди командуй.

Начальник штаба устало улыбнулся и отправился командовать. В «дверях» Гвидо чуть не столкнулся с входящим Лео. Вслед за ним вошли Роберто, Ари и Берн.

Я оглядел своих офицеров: измученные, невыспавшиеся, но дальше будет еще хуже, так что воевать надо сейчас.

– Через десять минут мы выступаем к лагерю «Дракона», – начал я, – как всегда, редкой цепью, смотреть в об и обо всем сразу докладывать.

– Почему ты думаешь, что он еще там?! – не выдержал Роберто.

– Сколько времени понадобится Гвидо, чтобы свернуть лагерь? – спросил я вместо ответа.

– Ну, час, – удивился Роберто.

– А Скандиано? Ты их ночью видел.

Роберто тихо понимающе засмеялся.

– Кроме того, Алекс сказал, что «дельфины» бегут к себе домой, как будто мы им на пятки наступаем. Вывод: Скандиано сейчас не сворачивает свой лагерь, а перепахивает Джорджев. И он не уйдет оттуда, пока Джорджо его не вышибет. «Дельфины» еще не дома, значит, «драконы» вернутся к себе часа через полтора, не раньше, а мы будем там через час. Вопросы? Вопросов не было.

– Ну, удачи нам всем! – пожелал я. – Двинулись.

Растянувшись в цепь, чтобы не ходить толпой и не подставляться и в то же время заметить, если кого-нибудь подстрелят, мы зарысили на восток. С юга промелькнула поляна с заброшенным лагерем-приманкой. (Надо будет его разобрать, а то Ловере заявит, что мы мусорим.) Потом я долго оглядывался в зарослях на берегу ручья, прежде чем позволил ребятам выйти на открытое место. Когда мы форсировали поток, со мной связался Гвидо:

– Энрик!

– Шесть.

– Одиннадцать. Алекс нашел лагерь «дельфинов». Квадрат 13–11. И там идет бой с «драконами».

– Отлично! – обрадованно воскликнул я. – Пусть Алекс там посидит тихонько, а как «драконы» отступят, сразу же доложит.

– Есть, – откликнулся Гвидо.

В 9:47 мы были метрах в трехстах к северу от лагеря Скандиано.

– Ари, выстави заслон с севера и держи с ними связь.

– Есть.

Ну, вперед. Медленно и осторожно мы приблизились к краю поляны, на которой раскинул свои палатки мой главный на этой неделе недруг.

– Энрик! – услышал я в наушнике голос Лео. – Там часовой. Большой камень у ручья.

– Э-э-э, вижу. Берн, зайди с запада.

– Тут караульный, – сообщил Берн, – но он зевает, ему скучно.

– Сейчас мы его развеселим, – пошутил я. – Лео, иди за Берном и полезайте наверх. Ари, возьми на прицел этого, за камнем. Роберто, ручей.

Я быстро забрался на нижнюю ветку толстого дуба. Через десять минут Лео доложил:

– Я на дереве, лагерь как на ладони.

– Лео, мне нужен пленный, и это должен быть Франческо, если он здесь.

– Ага, понял.

– Пошли, – скомандовал я.

Оба часовых упали на землю почти одновременно. Один из них громко вскрикнул, он, наверное, думает, что так кричат смертельно раненные. Всё равно, спасибо ему, потом что в лагере поднялся маленький переполох и «драконы» выскочили из своих палаток, прямо под меткие выстрелы Лео.

Через тридцать секунд в лагере остался только Франческо (как я угадал), который залег как дурак у всех на вид и пытался понять, где мы попрятались. Я хорошенько при целился и попал ему в правую руку повыше локтя.

– Не вздумайте в него стрелять! – приказал я. – И возьмите в плен. Быстро! Пока он не сообщил своим. Берн, прочеши лагерь, только заходи в палатки не с той стороны. А то мы уже одного парня так потеряли.

– Понял, – согласился Берн.

– Лео, прикрой Берна. Ари, как там с севера?

– Пока тихо.

– Отзови своих ребят поближе, и полезайте наверх. Смотреть на север.

– Ясно.

– Роберто, давай на ту сторону.

– Угу.

– Энрик! Тут только четверо «убитых», – доложил разочарованный таким маленьким уловом Берн. Его ребята держали Франческо.

– Та-ак. Тащи сюда пленного. И сосчитай разложенные спальники в палатках.

– Энрик! – вновь услышал я голос начальника штаба.

– Два.

– Пятнадцать. «Драконы» начали отступать.

– Прекрасно. Пусть Алекс двигает домой.

Я посмотрел на часы: 10:21, потом бросил взгляд на карту: идти им километра три с половиной. Отстреливаясь. Минут через пятьдесят будут здесь.

Мои бойцы подвели Франческо к дереву, на котором я устроился.

– Если Валентино с тобой свяжется, – обратился я к нему, – скажешь, что в лагере все в порядке. Понял?

Он обреченно кивнул.

– Забирайтесь вместе в палатку, – приказал я одному из парней Берна. – И следи за ним.

– Есть, – тот послушался, но скорчил недовольную мину: не дают в бою поучаствовать.

– Энрик, – Берн докладывал на общем канале. – Ночью их здесь было пятнадцать.

– Ясно. Ребята, слушайте все. На сегодня последнее усилие. Минут через сорок-пятьдесят здесь будут все оставшиеся «драконы». Берн, займи оборону по северной границе лагеря, понизу. Их, наверное, будет человек пять, как подойдут поближе – начинаешь стрелять. И не торопись.

– Понял! – обрадованно согласился комроты.

– Лео, только ты сам, переберись на ту сторону ручья и – на дерево.

– Ясно, сейчас мои устроятся поудобнее, – Лео хмыкнул.

Я залез повыше по стволу своего дуба. Устроившись метрах в пяти над землей, я перевел дух и оглядел мир сверху: ручей от меня заслоняли невысокие кусты, но, если по воде пойдет человек, я его спокойно достану из бластера. Подальше от воды подлеска почти нет, так что тоже подстрелю кого угодно. Правило «не стрелять в голову» само подсказывает прекрасную тактику: обстрел на уровне земли заставляет противника залечь, а тогда он теряет мобильность и становится легкой добычей сидящих на ветвях снайперов.

Посчитаем: восемнадцать «убитых» «драконов» мне еще утром Гвидо обещал. Еще четверых они вполне могли потерять во вчерашнем бою с «дельфинами», которого мы не видели. Сходится. И здесь еще пятеро. И «дельфины» их тоже постреляли. Да, наверное, назад придут человек пять. И упустить их нельзя, теперь у Скандиано одна стратегия: схватить продовольствие и спрятаться в лесу на двое суток. Он не Эрнесто, на это его сообразительности хватит. А если Джорджо будет преследовать противника до его логова, то мы и с ним повоюем. Замечательно.

– Энрик, – связался со мной Лео, – мы все на позициях.

– Отлично. Всё, ребята, ждем. Минут десять все молчали.

– Ну, скоро они? – не выдержал кто-то напряжения. – Я сейчас просто засну.

– Интересно, – ехидно спросил я, – что капитан Ловре считает «злоупотреблением полномочиями»?

– А что?

– Как бы мне спустить с тебя шкуру и не злоупотребить?

– Понял. Заткнулся.

– То-то. Смотрите в оба.

Через несколько минут Скандиано связался с Франческо, на глазах моего парня тот сказал, что в лагере все в порядке. Похоже, они не договорились о паролях. Или забыли. Валентино приказал Франческо срочно сворачиваться.

Парни Скандиано подошли к своему лагерю в 11:00 Хоть часы по ним проверяй. И было их шестеро. Они бежа ли по галечному ложу ручья, не оглядываясь и не разговаривая. Такие хмурые лица могут быть у настоящих покойников. Заметить, что в лагере нет никакой суматохи, сопровождающей сборы, они не успели.

Ну, мне это уже надоело: ребята Берна пристрелили одного (мажут они так, что хоть умри), после чего «драконы лениво залегли на берегах и каждый получил по шарику краской от моих сидящих на ветвях бойцов, главным образом от меня и Лео. Всё. Второй блин намазали. Ничего нового не внесли в военную науку „тактику“.

– Не высовываться! – приказал я. – Вдруг „дельфины“ заявятся.

– Энрик! – простонал Роберто. – Тогда бы эти оглядывались.

– Знаю. Но, может, им уже настолько все равно, что… Посидите еще пять минут.

Пять минут проползли в тревожном ожидании.

– Всё, можно спускаться.

Я съехал по стволу, „убитые“ уже начали подниматься с земли и вылезать из воды, с вызовом поглядывая на моих ребят: только попробуйте поиздеваться!

Да у нас просто сил на это нет! Даже если у кого-то и было желание. Роберто стоял у ручья и смотрел на Валентино, как мясник на быка, – сейчас разделает. Я положил ему руку на плечо: остынь. Морду мы ему набьем потом, а сейчас он просто поверженный противник, и даже сказать емуу что-нибудь враждебное или злорадное – недостойно. Роберто просто дрожал от ненависти и никак не хотел успокаиваться.

– Сходи помародерствуй, – приказал я ему. – У нас разведчик без комма остался.

Роберто кивнул и отправился обыскивать палатки. Убедившись, что мы ведем себя прилично, „драконы“ начали облегченно вздыхать и даже улыбаться. Хм, похоже, они мало огорчены. Кроме самого Скандиано, конечно. Я поинтересовался у Франческо, надо ли его подстрелить или он и так готов признать себя убитым. Франческо охотно согласился. Этот парень на лишние синяки не набивается.

Роберто вылез из одной из палаток и продемонстрировал мне найденный комм.

– Пошли отсюда! – приказал я своей команде. На сей раз мы не потеряли ни одного человека!

Немного позже полудня мы вернулись в свой лагерь. Опять я забыл похвалить своих героев! Летучие коты меня покусай, но у меня уже язык не ворочается. Вот отоспимся, я их построю и торжественно поблагодарю, и вспомню про подвиги, совершенные каждым, и не скажу ни слова о том, как плохо мои ребята в своем большинстве стреляют… Я забрался в штабную палатку, рухнул на чей-то спальник и пробормотал склонившемуся надо мной Гвидо: – „Др-раконы“ – всё. Р-разбуди в пять. И отключился.

Глава 21

– И зачем тебя надо будить в пять? – поинтересовался Гвидо.

– А? Что? – Я помотал головой. – А что? Ты не разбудил?

– Почему? Вот, бужу.

– Спасибо, – сказал я, уже совсем проснувшись.

– Кажется, ты обещал ребятам, что на сегодня всё, – осторожно заметил Гвидо.

– Чего ты со мной, как с тираном? – обиделся я. – Осторожничаешь! Как обещал, так и сделаю. Что, все, кто может, спят?

Заботливый отец-командир Гвидо утвердительно покивал головой.

– Понятно. Ладно, оставь мне график караулов и ложись поспать сам.

Гвидо помотал головой:

– Обойдешься. Роберто поспит еще час – и меня сменит.

– А я когда?

– А ты никогда! Не твоя забота, – резко возразил Гвидо.

Я открыл рот, дабы сообщить ему, что я думаю о его наглой самоуверенности. Потом закрыл, потом опять закрыл, не зная, что сказать. Вот это да! И это мой братишка вечно оглядывающийся с вопросительным видом: „А правильно ли я делаю?“ Хм, эта метаморфоза мне нравится „Я – начальник твоего штаба, у меня есть определенны обязанности, а ты или не вмешивайся, или снимай меня должности!“ – говорил его взгляд.

– Джен и при тебе выразил свое восхищение нашим порядками? – с легкой иронией поинтересовался я.

Гвидо хмыкнул:

– Если бы не он, я бы и не узнал, что бывает иначе.

– И мою дурацкую реплику насчет „когда же он думает“ он тебе тоже пересказал, – утвердительно заметил я.

– Не дурацкую, – посерьезнел Гвидо.

– Тогда мне и впрямь пора подумать, – заявил я, поднимаясь на ноги.

Гвидо кивнул и ушел: у него по-прежнему много дел.

Пока я спал, штабная палатка тоже претерпела метаморфозу: Джен, Карло и Марко были куда-то выселены, у стен остались только три спальника, с одного я только что поднялся, на другом спал Роберто, а третий был предназначен для самого Гвидо. Зато посередине был сооружен стол из пустых коробок от рационов, а вокруг него несколько табуреток из того же материала. „Мебель“ аккуратно склеена универсальным клеем. Да-а, Гвидо услышал комплимент и решил ему соответствовать, все-таки пленные и „мертвые“ вражеские солдаты – не самое обычное „крашение интерьера штаба современной армии. И начальник штаба навел порядок. Так, конечно, и должно быть, но мир что-то при этом утратил: безумное чаепитие закончилось, Алису разбудили раньше времени. Кстати, как раз файф-о-клок. И есть хочется сказочно!

На этот раз я сначала умылся, а потом сел обедать. Время уже почти мирное, осталось только победить самого умного из врагов. А может, самого безынициативного? Хм, для него одно другому не противоречит, вот если бы я отдал инициативу – был бы дурак.

А он? Эрнесто хочет победить именно меня для того, чтобы выиграть; Валентино – из личной вражды; а я хочу поскорее побить их обоих, чтобы они не побили меня. Джорджо, как та обезьянка из китайского стихотворения, может сидеть на дереве и спокойно любоваться дракой двух тигров внизу. [117]

Итак, я не Джорджо, что я должен делать на своем месте? „Во-первых, похвалить своих ребят, а то скоро станешь как Скандиано“, – заявил внутренний голос. Не-е, строить их ради этого я не буду, они обидятся – и правильно сделают. Во-вторых, победить „дельфинов“. Я развернул карту на столе: действительно очень удобно. И Гвидо уже отметил на ней точное расположение „дельфиньего“ лагеря.

Так, что Джорджо будет делать? Опять нападет? Вряд ли, слишком уж солоно ему пришлось: его бойцы прошли сегодня семь километров туда и столько же обратно, приняли два боя, один из которых вчистую проиграли, а победу во втором у них отнял собственный командир. Не верю я, что он не мог перебить деморализованных, равнодушных ко всему „драконов“. Я его понимаю и мысленно аплодирую, а вот поймут ли разгоряченные боем ребята? Сомнительно. Сколько у него сейчас солдат? В лучшем случае семнадцать боеспособных плюс два „раненых“. У меня больше. Нет, не станет он нападать сегодня ни днем, ни ночью. Зато оборонять свой лагерь он может доволен успешно. Пока я спал, он, наверное, выяснил, что „Орла“ „Дракона“ больше нет. И мы оба точно знаем, что я хочу победить, ничья мне не нужна, значит, мне и бластер в руки. Мораль: я должен на него напасть.

Я прикончил один обед, подумал и принялся за второй как хорошо, что мы взяли много рационов!

Смотрим карту: Джорджо действительно умен, его палатки стоят на открытом месте, на самом краю игровой территории Только небольшой язык леса тянется к его лагерю, как будто приглашая: цып, цып, цып. Валентино, наверное, так и сделал рванул вперед под прикрытием деревьев, а там его уже ждали Надо будет попросить Алекса рассказать подробности.

Мы так делать не будем. А что мы будем? Ползком пят сот метров? Заметят. Напасть ночью? Ну, я бы развел не сколько костров по периметру, метрах в пятидесяти от па латок, и все, бей любого агрессора на выбор. Проверить' делает ли так Джорджо? Можно. Послать кого-нибудь разведку этой ночью, а завтра ночью напасть, если он не догадался. Ммм, а если у него кто-нибудь сбежит – у меня уже не останется времени, чтобы его поймать? Или окажется, что он разводит костры. Тогда будет ничья. Я не хочу. И вообще, моя победа должна стать результатом того, как хорошо думаю я, а не как плохо – он.

В палатку просунулся Гвидо, а вслед за ним Алекс:

– Картина маслом „Великий полководец перед генеральным сражением“, – усмехнулся он.

– Ты-то мне и нужен, – заметил я, облизывая ложку. Хотел бы я знать, делал ли так Наполеон перед Аустерлицем.

– Ой! – притворно испугался Алекс.

Гвидо разбудил крепко спавшего Роберто и опустился на свой спальник:

– А вы будете разговаривать? – жалобно спросил замотанный до последней степени начальник штаба.

– Мы уходим.

Алекс покачал головой:

– Лучше ты иди спать к моим разведчикам. И мотай на ус: в штабной палатке никто не спит. Пригодится на будущее.

Я помотал головой:

– Не мучай человека, пошли наружу.

Мы спустились к ручью и сели на теплые валуны. Я посмотрел вверх, а потом огляделся вокруг: небо очистилось от туч и облаков, но обычной для раннего вечера жары нет, тишина и красота. Птицы поют в отдалении: нас слишком много, и мы лазаем по деревьям. Впрочем, сейчас все, кроме часовых, спят: замучил я свою армию (надеюсь, Гвидо догадался не назначать в караул снайперов Лео: они сегодня два раза ходили со мной в рейд). Палатки стоят на излучине глубокого чистого ручья, лучи еще довольно высоко стоящего Феба пробиваются сквозь листву и играют с волнами на воде. Вид портят только красные пятна на стволах деревьев и невысоких кустиках на левом берегу, но это ничего: к завтрашнему утру краска испарится.

Алекс тоже немного полюбовался видом.

– Рассказывай подробно про Джорджо и про бой, – велел я.

– Там такое открытое место, – начал Алекс, – еле-еле нашел, где пристроиться. Лагерь стоит на южном берегу речки, в которую сливаются все ручьи этого леса, ну, ты видел на карте.

– Ага, – подтвердил я.

– И вокруг ни деревца, ни кустика. Только с запада вдоль реки довольно чахлые вязы, их вода здорово подмывает, вот-вот упадут. И вдоль этих вязов Скандиано решил подобраться к лагерю, со всеми вытекающими последствиями. Сам Джорджо подоспел уже к шапочному разбору, у него там в лагере оставалось, наверное, человека три, не больше. Тем не менее Скандиано не прорвался. И, знаешь, мне показалось, что Джорджо отпустил „драконов“ нарочно. Мог перебить, но не захотел.

– Угу, я тоже так подумал. Из трех командармов наших противников он единственный, кого следует воспринимать всерьез. Ни Эрнесто, ни Валентино я бы роту не доверил.

– Ха, ты доверил роты Ари, Берну, Бенни и Крису, про которых вообще ничего не знал.

– И целый день держал их у кого-нибудь на глазах. Ты много бегал по лесу и не видел. А они сами по себе ни минуты не ходили. Или Лео, или Роберто, или я. Сегодч уже оставлял их на Гвидо, но он многому научился за день, да и они тоже.

– Ясно, – задумчиво проговорил Алекс. – Победа неизбежна, как восход Феба.

– Не говори „гоп“! Я же сказал, что он серьезный противник. Как взять неприступную твердыню?

– Вспомнить, что таких не бывает.

– Если у тебя сколько угодно времени, то да, – в т ему ответил я.

– Все очень просто, – легкомысленно заметил Алекс, сядь и подумай.

Я посмотрел на него с более чем тяжелой иронией:

– У тебя что? Свои мозги высохли? Что ты на меня в время оглядываешься? Скажи лучше что-нибудь умное!

– Летать мы не умеем, по земле – нельзя, деревьев рядом почти нет. Отбросьте всё, чего нельзя сделать никогда остальное, как бы невероятно это ни выглядело, возможно Это я Холмса перефразировал, – пояснил Алекс, на то случай, если я не узнал цитату. Но я узнал.

– Ну вот, это другое дело, – со вздохом облегчения сказал я. – Кусок веревки у тебя есть?

– Сейчас принесу, – удивленно ответил Алекс.

Когда он вернулся, я уже был в одних плавках и пробовал ногой воду в быстром, холодном ручье. Какого черта Я уже в нем плескался рано утром, тогда было еще хуже.

– Что это ты задумал? Топиться или вешаться? – ехидно поинтересовался Алекс.

Я помотал головой:

– Не дождешься! В оплетке есть такой слой – сплошная пластиковая трубочка. Мне нужна только она, но целая.

– Понял! – воскликнул Алекс и сразу же зажал себе рот рукой.

– Ага, вообще-то ниндзя использовали бамбук ил тростник, но здесь они не растут, я, во всяком случае, не видел. И я не могу понять, как это делается на практике трубочку же надо согнуть.

– Ммм, может, они плавали под водой на спине, – предположил Алекс, снимая оплетку с мономолекулярной нити.

– Осторожно. И не бросай ее. Вот это точно мусор, и преопасный, – предупредил его я.

– Держи, – Алекс протянул мне трубочку. – Надо, наверное, как-то закрепить.

– Пластырем, на виске. И поаккуратнее, – дернулся я, – а то потом придется выстригать. И мы будем не „прыгающие тигры“, а лысые.

– Это ты будешь лысый тигр, – заметил Алекс.

– Ха, думаешь, я один пойду стрелять „дельфинов“? Сразу надо было догадаться: „дельфинов“ стреляют в воде.

Я прыгнул в ручей и поплыл вдоль самого дна. Метров через пять я слишком сильно ушел вниз и вдохнул солидную порцию воды. Откашливаясь, я выскочил на поверхность.

– Так не пойдет, – заметил Алекс, – прямо пол выстрел. А речка гораздо глубже, и шансов уйти слишком глубоко больше.

– Угу, – прохрипел я, – надо потренироваться и придумать что-нибудь такое, чтобы вода не затекала. Или дышать поосторожнее. Будем считать это базовой идеей. План сейчас придумаем.

Я вышел на берег погреться на солнышке.

– Ты просто замерз, – ехидно заявил Алекс, – а то бы еще поэкспериментировал.

– Ага, раздевайся и поэкспериментируй над собой, – предложил я.

– Это приказ?

– За кого ты меня принимаешь?! – обиженно спросил я, лязгая зубами от холода.

– Извини, – смутился Алекс. – Это была глупая шутка.

– Угу, – кивнул я.

Алекс вздохнул и начал снимать комбинезон: решил себя наказать. Я не протестовал.

Не стоящий в караулах и не ходящий в рейды Джен долго ныл, пытаясь выбить из меня разрешение поучаствовать в наших забавах. Я только мотал головой: он еще простудится, а виноват буду я, он мой пленный, и я за него отвечаю как ни за кого здесь. Тут несколько дней назад один лопух перекупался и начал чихать и кашлять, так синьор Адидже его три часа лечил! И, говорят, все эти три часа ругался.

Через полчаса очень мокрых и холодных опытов продрогших экспериментатора нашли выход из положен ткань, из которой делают плащ-тенты и маскировочные десантные комбинезоны, пропускает воздух, но не воду.

На закате большая часть моей армии наконец отоспала и выбралась из палаток. Мы с Алексом, уже одетые, план мерно уничтожали результат многих веков технологической цивилизации: никогда не рвущуюся веревку, которую, т не менее, довольно легко можно разрезать десантным ножом. Но не любым, а только таким, который сделан той же фирмой, что и веревка: какая-то очень сложная химия.

– Присоединяйтесь, синьоры, – предложил я, – нам понадобятся дыхательные трубки.

– Ты проиграл мне свой „десантник“! – радостно завил Ари Берну.

Берн вытащил из кармана нож и протянул его победителю. Ари перевел взгляд на несчастное лицо проигравшего забрал нож и протянул в обмен свой.

– Зачем мне два „десантника“? – смущенно пробормотал он.

Берн просиял. Ребята сдавленно засмеялись.

– А что такое? – заинтересовался я.

– Мы поспорили. Я сказал, что ты придумаешь что-нибудь эдакое, а Берн – что нам придется атаковать „дельфинов“ в лоб.

– Приятно, когда твоя армия верит в твои способности, – проворчал я, стараясь не показать, как польщен на самом деле. – Ну, значит, так тому и быть: Берн будет демонстрировать лобовую атаку, а ты, Ари, мерзнуть под водой.

– А я? – спросил Крис. Кажется, он испугался, что оставлю его в лагере.

– Это еще почти шутка, – ответил я серьезно. – Я пока придумал в подробностях, что мы будем делать. Но сделаем мы это завтра на закате, так что ты успеешь „вылечиться“, – успокоил я Криса. – Утром потренируемся как следует… Э-ээтот план очень хрупкий, – попытался объяснить я, – он легкоможет сорваться из-за какой-нибудь мелкой случайности.

Крис понимающе кивнул. Я оторвался от своего занят и решительно поднял голову:

Я не похвалил вас, ребята, сегодня. Вы все молодцы! – Вот черт, почему так сложно сказать человеку что-ни-будь приятное? И слов почти нет подходящих. Не могу же я всерьез заявить, что они герои: – Это не настоящая война, и никому из нас не грозит ничего страшнее нескольких синяков и ссадин. Хотя во время боя об этом забываешь.

Мои лейтенанты смутились так же сильно, как и я сам. Выслушивать похвалу тоже сложно. Но и не хвалить их нельзя. У Скандиано только двое приятелей сволочи, а остальные ребята такие же нормальные, как мои, и что? Армия, которая не хочет воевать. Четырнадцатилетние мальчишки, которые не хотят играть в войну. Этого просто не может быть. И тем не менее есть.

Я прервал неловкое молчание:

– Алекс, нам понадобится полная тайна, чтобы ни один „дельфин“ к нам завтра близко не подобрался.

– Дашь мне одну роту – сделаем, – обещал Алекс.

– Дам, – согласился я. – А сколько ты насчитал ребят у Джорджо? Я понимаю, что должен был поинтересоваться первым делом, а ты первым делом сказать. Но ладно уж.

– Я видел десятерых, плюс двое раненных в ноги, потому что их волокли. Да, и еще, он тоже сделал лагерь-приманку, ну там, где у него костер горел вчера. Только, похоже, никто не клюнул.

– Ясно, – кивнул я и посмотрел на своих бойцов. – А что, если мы разожжем костер?

Совсем новенький узкий серп Эрато как раз убрался за горизонт, и стало совсем темно.

– Кто не разрешил Лео взять гитару? – поинтересовался Алекс.

– Ну я, – признал я свою вину. – Кто ж знал, что выпадет такой вечер.

– Тогда расскажите, как вы воевали под Мачератой! – попросил Берн. – Только подробно, а не как ты у Ловере: „Ну компас не работал, ну бластер стрелял, ну карта была“, – передразнил он меня.

– Я понял, чего я не умею, – печально признался я, – внушать подчиненным священный трепет.

– Возьми пару уроков у Скандиано, если, конечно, хочешь проиграть следующую войну, – ехидно предложи мне Алекс. – Слышал, как он орал, еще перед игрой?

– Угу. Его поражение было предрешено уже тогда, – огляделся по сторонам и обнаружил, что таки умею внушать священный трепет: рядовые солдаты моей армии стояли или сидели в отдалении и не решались приблизиться своему командиру. Ну вот. Этого мне только не хватало. Я приглашающе помахал руками. – Идите сюда, ребята, не-торчите в стороне.

Тихий летний вечер прошел в воспоминаниях. Я лома тонкие веточки и кидал их в костер, рядом Алекс, иногда юмором, иногда очень серьезно, рассказывал о нашей партизанской эпопее. Лео время от времени вмешивался, дабы уточнить, что не такие уж мы герои. Смена караула прошла дисциплинированно, но под громкие недовольные стоны: когда же мы это еще услышим? Однако Гвидо, раненный под Мачератой храбрец, был непоколебим: лагерь надо охранять. Под конец чересчур честный командир разведроты рассказал, как он ходил в последнюю разведку и как мы ругали его после этого. „А если вы полезете на рожон, он вас вообще убьет!“ – закончил Алекс свой рассказ суровой моралью.

– Ага, – подтвердил я. – Всё, отбой по гарнизону. Гвидо, по-моему, ты как-то маловато спал, – заметил я начальнику штаба.

– Четыре часа, – ответил очень удивленный моей заботой братишка. – А что? Нормально. И сейчас посплю до следующей смены караула. Еще целый час.

Я покачал головой:

– Ну смотри! Чтоб завтра был бодр и свеж. Ты еще и стрелок, не забыл?

– Нет, – улыбнулся Гвидо.

– Алекс, – позвал я.

– Ау, – откликнулся тот.

– Мы все встаем в семь, а вот один из твоих ребят – в пять. И идет наблюдать за Джорджо. И это будешь не ты.

– Тогда Марко? – ответил Алекс с вопросительной интонацией.

– Это твое дело.

Э-э-э, а что тебе не нравится?

– Всё нравится. Я сказал именно то, что имел в виду: это твое дело.

– Понял. Меня тихо и незаметно высекли за попытку переложить на других свою ответственность.

– Мне вот что непонятно, – задумчиво проговорил я, – почему мы играем в войну не всё время? Все так резко повзрослели и поумнели. Я просто чувствую заливающуюся в меня из космоса мудрость.

– Э-э-э, „война – это та же жизнь, только гораздо быстрее“.

– Здорово! – восхитился я. – Сам придумал?

– Не-а, прочитал где-то.

Глава 22

В третий раз сегодня спать ложусь: все-таки Алекс был прав, воюют в основном по ночам. Или на рассвете.

Лежа на своем спальнике, я планировал завтрашний бой. Неудивительно, что он приснился мне немедленно, как только я закрыл глаза. В виде кошмара. Я проснулся, подкорректировал свои планы, чтобы не повторить кошмар в реальности, и снова заснул.

– Тревога! – услышал я сквозь сон.

Черт побери! Неужели я неправильно просчитал Джорджо? Я схватил бластер и колобком выкатился из палатки: что выскакивать в полный рост не стоит, я понял позавчера днем в лагере „Дракона“.

Темно, ни черта не видно. Я пополз к кочке, за которой лежал во время прошлого оборонительного сражения. Чуть в стороне тихо опустился на землю Роберто.

– Отбой! – услышал я голос Гвидо, но вставать не торопился.

– Что случилось? – спросил я его через комм.

– Разведчики Джорджо. Двое. Мы их подстрелили.

– А больше точно не было?

– Вроде, нет. Я сейчас как раз выясняю. Лента твоя пригодилась, – Гвидо сделал мне комплимент.

– Уложи этих бедолаг подремать до рассвета, – насмешливо предложил я. – Ато ночью будут ходить кругам мешать спать.

– Ага, – хмыкнув, согласился Гвидо, он оценил юмор ситуации.

В окружающем нас лесу метались лучи нескольких фонарей, высвечивая черные ветви с блестящей, как от вод листвой: часовые под руководством начальника штаба и кали диверсантов. Пригибаясь, я отправился обратно в латку.

Утром меня разбудил Роберто, Гвидо тихо спал в углу Наконец-то у моего начальника штаба сел аккумулятор, то я уже начал за него опасаться.

– Марко ушел? – поинтересовался я у командира разведроты.

– Мог бы не спрашивать! – обиделся Алекс.

– Я больше не буду, – серьезно пообещал я. – Тог скажи, где он теперь?

– Я вот сейчас умоюсь и свяжусь с ним, угу?

– Угу. Сначала свяжись, потом умойся.

Марко сидел на дереве метрах в трехстах от лагеря „Дельфина“ и тихо крыл самыми ужасными словами капитана Ловере: бинокль – это тоже современная техника. Ха, оптические придумали веке этак в шестнадцатом, у Галилея вроде уже был. Хотя, с другой стороны… Где взят на Этне оптический бинокль? Только электронные.

Я посоветовал Марко заткнуться, а то начальник лагеря обидится.

– Пусть обидится! – огрызнулся Марко. – Я тоже обиделся.

– Докладывай! – посерьезнел я.

– Ночью они мирно спали, потому что сейчас встают.

– Какая синхронность! – откликнулся я. – И что делают?

– Ну, Джорджо проверяет караулы, кого-то поменял они завтракать садятся.

– Хорошо. Рассказывай про систему обороны.

– Со стороны реки у них ничего нет. Она тут довольно широкая, и на другой стороне голо. Так что, если оттуда кто-нибудь подойдет, они успеют занять оборону на берегу, а может, и подстрелят его раньше, чем он спустится к иоде. Один часовой смотрит за реку. И по-моему, этого достаточно.

– Ясно. Дальше.

– С другой стороны у них оборудованы лежбища для стрельбы. А там, где деревья близко подступают к лагерю, тоже стоит часовой.

– Хорошо, а скольких ты видишь?

– Сейчас сосчитаю, – долгая пауза. – Тринадцать вместе с часовыми.

– О! Опять мое счастливое число. Молодец! Так, сиди там тихо. Не высовывайся.

– Понял, – печально потянул Марко. Ему уже надоело. Ничем не могу помочь.

Я велел Роберто прочесать окрестности, а Алексу – сдержать слово: установить такой заслон вокруг лагеря, чтобы ни один „дельфин“ не проскочил.

– Ты обещал мне роту, – напомнил Алекс.

– Бенни! – позвал я.

– Ау, – откликнулся тот.

– В распоряжение командира разведроты.

– Есть.

– Это называется полурота, – ехидно заметил Алекс.

– Что ж ты вчера не сказал, что тебе нужна вся армия, чтобы дать мне возможность спокойно искупаться?

– Ладно, – вздохнул Алекс, – я понял.

– И если „дельфины“ зашевелятся, сразу докладывай.

– Есть.

Я пошел проведать пленного и „покойных“.

– Всё, ребята, – сказал я, – пора вам всем выходить из леса.

– Угу, – вздохнул Джен, – пропустим самое интересное.

– Ну, ничего, – утешил его один из „дельфинов“, – посмотрим фильм. В прошлом году капитан Ловере показывал.

– Да знаю я, – недовольно потянул Джен.

Я осмотрел Карло, он уже был вполне ходячий, в чем честно мне признался. Я связался с капитано и, с полного согласия Джена (уговор есть уговор), объявил его юридически умершим.

Ребята, вздыхая и оглядываясь, потащились из леса. Как только они отошли подальше… „Всё, делай. Пошел отсчет“, – скомандовал я себе.

– Ари, Крис, вы будете учиться плавать.

– Надо же, – вылез упрямый Стефан, – до сих пор думал, что умею.

Вчера он слишком поздно вернулся из дозора и ничего не видел, и ему не успели рассказать.

– Ты не умеешь, – решительно заявил я.

– Есть! – Он встал по стойке „смирно“ и преувеличенно правильно отдал честь.

– Хватит дурачиться, – очень по-взрослому осадил его Ари, – прикрепили дыхательныетрубки – и вводу. В одежде! – повысил он голос, потому что кто-то уже на чал раздеваться.

– Через час дай всем погреться, – велел я.

Ари кивнул, взял в рот трубку и первым плюхнулся в ручей. Крис поглядел на пылающего энтузиазмом товарища, как старый боевой конь на жеребенка, и последовал его примеру.

– Лео! – позвал я.

– Чего? – откликнулся тот.

– Вон на той отмели, – я показал рукой, – у нас будет стрельбище. И как ты думаешь, кто там будет инструктором?

– Ясно, – Лео выбрался из своей палатки с бластером в руках.

– Твои ребята и Берн, – пояснил я. – А попозже – наши славные боевые пловцы. Когда замерзнут.

– Понял.

– А я? – спросил Роберто.

– Двумя ротами ты уже руководил?

– Ага.

– В рейде участвовал. В спасательной операции – тоже. Осталось только поберечь эту сомнамбулу, когда она ду-умает, – передразнил я Лео, – заодно сходим разберем лагерь-приманку. Что-то я сомневаюсь, что в этом лесу есть горничные. Так что нам все равно придется.

* * *
Роберто сидел на дубе и охранял меня, а я меланхолично собирал остатки двух больших палаток и делал вид, что думаю. На самом деле я уже все решил. Надо только решиться. Поэтому я пришел сюда – отдохнуть и побыть в тишине и одиночестве.

Около десяти со мной связался Марко:

– Энрик!

– Пять.

– Двенадцать. У Джорджо на вязах вдоль реки тоже были воздушные дорожки. Так они их сейчас снимают.

– Ясно. Спасибо. Как ты там?

– Ничего. Только весь затёк – двигаться-то нельзя, – пожаловался он.

– Сочувствую. Но придется потерпеть.

– Угу.

– Конец связи.

Вскоре я позвал Роберто, нагрузил на него половину плащ-палаток и стоек к ним, и мы направились обратно в лагерь. Мне надо немного поплавать, приноровиться, и Роберто тоже. Гвидо пойдет с Лео, ему не надо.

В час дня я решил, что лучше уже не будет, и прекратил все тренировки.

Совсем не обязательно строить свою армию, чтобы что-то ей сказать. Можно просто посадить всех в кружок вокруг остывшего кострища.

– Нам предстоит последний бой, – начал я свою Речь.

– Вчера, когда некоторые из нас уходили добивать „драконов“, я приказал остающимся разбегаться по лесу и прятаться до конца игры, если мы проиграем бой и не вернемся назад. Я был не прав. Лично мне никогда не нужна была ничья. Думаю, что и вам тоже. Поэтому сегодня мы пойдем все вместе. Мы или победим – или проиграем.

Одобрительные возгласы были мне ответом. Я продолжал:

– У „дельфинов“ сейчас осталось меньше солдат, но они сидят в укрепленном лагере. Поэтому легкой победы я вам обещать не могу. Я вообще не могу ее обещать, – я улыбнулся.

– Думаю, за эти три дня все убедились, что легких побед не бывает, совсем, – я помолчал: В 17:00 мы выступаем. Это у нас уже традиция… Ребята тихо похихикали.

– …Сейчас все свободны. Господа офицеры, в штаб, инструктаж.

– Алекс, что там „дельфины“ делают?

– Ничего не делают. Ждут нашей атаки, пристреливаются, в разведку никого не послали. Джорджо и так все ясно.

– Мне тоже.

В палатке я продемонстрировал ребятам карту и поделился своими соображениями:

– Делаем так: Ари, Крис, Роберто и я подплывают к их лагерю под водой. Алекс у нас превосходно бросает „кошку“, он попробует сделать воздушные дорожки по этим вязам, чтобы можно было подобраться. Свои дорожки Джоджо разобрал, чтобы мы не могли ими воспользоваться.

Алекс кивнул.

– Но это если нам очень повезет, – добавил я, – шансов, что тебя не заметят, процентов пять, не больше. Независимо от того, как сильно нам повезет, Лео, твои ребята (Гвидо возьми с собой, он у нас стрелок) занимают позиции на этих деревьях. Как можно ближе. Я уже сказал, это зависит от удачи. С двухсот метров из учебного бластера разве что ты сам попадешь.

– Двести метров шарик не пролетит, – заметил Лео.

– Да, действительно, – признал я свою ошибку, – но зато и они вас с такого расстояния не достанут. А вы будете сидеть выше, и ваши шарики будутлететь дальше. Классическая механика! – обрадовал я ребят. – Берн и Бенн вы подбираетесь с юга. И демонстрируете атаку, чтобы он залегли. Лицом к вам, спиной к реке. Напоминаю еще раз, что в голову стрелять нельзя.

– Угу, – согласился Бенни. Берн только кивнул.

– Координировать наши действия будет Лео, ему сверху видно всё. Как только „дельфины“ залягут и начнут отстреливаться, скомандуешь нам вылезать из воды. Твои ребята начинают стрелять только после того, как мы вылезем на поверхность. Бенни и Берн, в этот момент вы стрелять прекращаете, а то в своих попадете, нам же придется бегать не пригибаясь. Алексовы разведчики (кроме Марко, сомневаюсь, что он в силах передвигаться) прячутся на левом берегу реки. Чтобы не упустить никого. Вопросы есть? Я подождал. Никто не откликнулся, все всё поняли.

– Гвидо, посмотри, как там у нас с караулами. Чтобы все успели отдохнуть, пообедать…

– Есть.

– Тогда – всё.

Командиры рот разошлись инструктировать своих бойцов.

– Родриго и Тома придется проползти на пузе много-много метров, да еще при свете дня. Так что им надо выйти пораньше, – обратился я к Алексу.

– А как, по-твоему, Гвидо выбирал мне разведчиков? Те, кто лучше всех ползает на пузе.

– Прекрасный способ!

– Не волнуйся, там довольно высокая трава, так что их не засекут.

В пять часов вечера, замучив своих противников долгим ожиданием, мы выступили в поход. Как всегда цепью, осторожно, периодически связываясь между собой. Если бы у Джорджо здесь были разведчики – они наверняка бы попались. Но мы никого не встретили и к семи часам приблизились к северо-восточной кромке леса. Здесь мы разделимся.

Я пожал руки всем своим ребятам, мы пожелали друг другу удачи, и каждый отправился делать свою работу.

Уже плывя под водой, я остро пожалел, что не поменялся местами с Лео: весь бой целиком будет видеть он, а не я. И от его чувства своевременности будет зависеть все. Но отобрать у него снайперов… Нет, нельзя, он бы обиделся. Значит, придется мне удовлетворить своё любопытство потом, во время просмотра фильма и разбора игры.

Мой друг лучше всех! Связь мы с ним поддерживали постоянно, правда, я мог сказать разве что „буль-буль“. Но Лео, догадавшись, как сильно я терзаюсь от неизвестности и неопределенности, почти безостановочно снабжал меня свежей информацией.

Алекса подстрелили, когда он был уже метрах в семидесяти от лагеря „дельфинов“, и Джорджо строил караул на берегу реки, возле деревьев. Один из его караульных полез наверх и был немедленно подстрелен Лео, еще одного подстрелил Гвидо. Но и мы потеряли одного снайпера. Словом, бой начался не так, как я планировал. В это время Бенни и Берн начали демонстративную атаку. Бедный Джордж на минуту растерялся: сил у него осталось совсем мало, а залегшие бойцы – легкая добыча для снайперов, сидящих на деревьях. Уж Лео и Гвидо с такого расстояния не промажут. Джордже доказал, что он достойный противник: достать сидящих среди густой листвы и веток стрелков очень сложно, но он сумел организовать заградительный огонь не давал моим бойцам высунуться и прицелиться. В это время его пристрелявшиеся по полю „дельфины“ уже пели подстрелить Бенни и двоих парней Берна, один из которых запутался в сетях с колокольчиками. Хорошо, что не напал на Джорджо ночью!

– Энрик! Давай! – скомандовал Лео.

И мы выскочили на поверхность… Зная, как паршво стреляют мои ребята, я старался уложить как можно больше врагов самостоятельно. И начал с тех, что не давали Лео высунуться. С Джорджо остались только двое „дельфинов“, когда он заметил нас, вылезших из воды. Рядом мной упал на траву Ари, через секунду – Стефан. Я ухпул на землю, чтобы меня не подстрелили. Летучие кот Их только трое! Но меня сейчас все равно что нет. Я вижу их головы, они видят мою, ну и что?

– Лежи спокойно, – насмешливо велел мне Лео через комм, – деться им некуда, сейчас перестреляем. Опс! Один готов.

Я сжал зубы, чтобы не начать объяснять своему друг какой он тормоз. Какого черта, пристрелил бы быстренько всех троих, раз он их видит.

– Берн! – услышал я на общем канале голос Лео. – Я знаю, кто из них „жив“, а кто – нет, продемонстрируйте ва шу атаку еще раз.

– Есть. „Чпок, чпок, чпок, чпок“, – звучало со всех сторон. И…

– Игра закончена! – раздалось с небес.

Я поднялся и пошел пожимать руку достойному сопернику.

Джорджо был огорчен, но поздравил меня как полагается.

– Если бы не ты, было бы очень скучно, – заверил я его, – я угадывал, что ты будешь делать, только в половине случаев.

– Тебе хватило, – печально усмехнулся Джорджо, – я разгадал тебя только один раз, вчера вечером, но мне это не помогло.

– Хорошая оборонительная позиция типа „ни шагу назад“, – заметил я, кивнув на лагерь „дельфинов“, – но дает слишком мало возможностей для маневра.

– Угу, – вздохнул Джорджо. – Теперь я это понимаю.

– Синьоры! – вновь раздался с небес голос капитана Ловере. – Мы ждем вас в лагере к праздничному ужину. Убирать территорию будете завтра.

– Так я и знал, что в этом лесу нет горничных! – посетовал я раздосадовано.

– Было бы правильно, если бы победитель, счастливый и довольный, приводил в порядок всю территорию, – предложил Джорджо.

– Э-э-э, нет. Лучше наоборот. Наградить за победу правом не убирать.

– Ладно, пошли ужинать, отсюда до лагеря пара километров.

И тут на меня налетели мои ребята: очень им хотелось меня покачать.

Глава 23

После торжественного ужина, отличавшегося, впрочем, от обычных пиршеств только продолжительностью, сервировкой, расположением столов, громкостью разговоров и всеобщим фланированием от компании к компании, начальник лагеря позвал меня к себе в кабинет. Я пошел.

– Поздравляю, – сказал капитан, пожимая мне уже болящую от многочисленных рукопожатий ладонь. – Самая Убедительная победа за всё время, что я тут провожу игры.

– Спасибо, – откликнулся я.

– Но я тебя вызвал по другому поводу. И очень неприятному.

– Я слушаю.

Что такое? Вроде, мы ничего плохого не сделали (разрезанный плащ-тент не в счет).

– Я прошу вашу компанию оставить Скандиано в покое. В смысле, не бить ему морду, как вы говорите в такихслучаях.

Я удивленно поднял брови.

– Он нарушил конвенцию о правах пленных и злоупотребил своими полномочиями. А я его предупреждал.

– Я понял, – у меня почему-то сразу сел голос. – лучше бы вы позволили нам разобраться самим.

– Нет, не лучше.

– Получается, что я на него настучал.

– Даже Валентине так не считает, – заметил Ловере. Лейтенанту Дронеро хватило одного взгляда на Maрка когда вы тащили его к себе, чтобы всё понять.

– Тогда почему вы не сняли его сразу?!

– А зачем? Вот если бы у него появился еще один пленный, тогда мне пришлось бы сразу засчитать „драконам техническое поражение и вернуть в лагерь. А настучал на него, как ты выражаешься, лучший друг. Альфредо был та глуп, что пришел ко мне жаловаться на тебя, слишком уж красивый синяк ты ему посадил. А Марко, с его точки зрения, нарушил правила: плохо отвечал на вопросы.

– Всё равно, – упрямо заявил я, – лучше бы мы разобрались между собой.

– Ммм, считаешь ли ты сам для себя, что отвечаешь завсе свои действия?

– Да, конечно.

– И он тоже.

– Ну и что? Он бы и ответил! – возразил я. Ловере покачал головой:

– Мстить могут и абсолютно правому.

– Понятно, – согласился я.

– Так я могу рассчитывать, что ему не достанется еще от вас?

– Естественно. Не беспокойтесь.

Я вернулся к своим. Сегодня мы не разжигали костер – поздно уже, нет смысла, да и устали как собаки. Ребята сидели в палатке и лениво отбрыкивались от перевозбужденного Тони. Он хотел знать всё, в подробностях и немедленно.

– Зачем тебя вызывали? – сразу же поинтересовался Алекс.

– Капитан Ловере просил всех нас не бить Скандиано. Я обещал.

– Э-э-э??? – Роберто был потрясен. – Что?! Да почему?!

– Не только ты знаешь, что он нарушил конвенцию о правах пленных.

– Вот черт! – догадался Роберто, немного помолчав. – Теперь ему и по шее не дашь.

Лео согласно опустил веки.

Да уж, бедному Валентино не позавидуешь. Он же не бравирующий двенадцатилетний щенок, который может заплыть пару раз за буйки, получить как следует и, гордо задрав нос, фланировать по лагерю в роли самого храброго (Гвидо в прошлом году так и сделал). Скандиано столько же, сколько мне, четырнадцать. И ходить со следами наказаний ему неудобно и стыдно. Придется на пару дней отказаться от купаний, и завтра уже все обо всём догадаются. Сочувственные взгляды, злорадные взгляды… Топиться впору.

Лео вложил в мою руку какой-то баллончик, наверняка из аптечки:

– Ты, помнится, знаком с Джакомо, – тихо заметил он.

Я посмотрел на вещицу в своей руке: тот самый, красящий. Заживляющий у них конечно же свой есть.

Я согласно кивнул, опустил баллончик в задний карман и отправился в „иекпедицию“ – где-то в темноте надо найти Джакомо.

Побродив по темным аллеям и не найдя того, кого искал, я догадался, что у Джакомо есть сразу две причины, по которым он без самой крайней необходимости носа не высунет из своей палатки, и решил поступить просто: вышел на пляж и нарушил границы „скандиановекой территории“. Сто процентов, что они попытаются меня прогнать.

Плохо у них поставлена разведка, я минут пять простоял в нескольких метрах от тихой, слабо освещенной изнутри палатки, прежде чем меня заметили.

Два темных силуэта при ближайшем рассмотрении оказались принадлежащими Альфредо и Франческо (хотел я знать, почему первый из них не ходит с битой мордой.

– Проваливай! – невежливо предложили мне.

– Джакомо позови, – велел я.

– Чо те надо?

– Не твоего куриного ума дело.

Дерутся они ну очень примитивно. Я быстренько наставил по несколько синяков, а потом уронл обоих на песок. Неужели Джакомо теперь не выйдет? Сволочи они оба, да, но ведь свои!

Джакомо спустился на пляж и остановился напротив вопросительно глядя на меня.

– Прогони этих, – попросил я.

– Валите обратно, – велел он незадачливым драчунам.

– Ну чо?

– Брысь! – рявкнул я.

– Умгу, – слегка угрожающе подтвердил Джакомо. Парочка ретировалась.

– Ты не вовремя, – тихо заметил Джакомо.

– Знаю, – ответил я, протягивая ему баллончик. – Держи. Красишь поверх чего-нибудь заживляющего – и ничего не заметно. Уже опробовано.

Джакомо взглянул на вещицу в своей руке и скрипул зубами:

– Что ты тут святого из себя корчишь, – зашипел он ярости.

– Это не я, это Лео, – чистосердечно признался я. Сам бы я, наверное, не догадался.

– Ему от тебя ничего не надо!

– Значит, сделай вид, что баллончик твой. Ну или пойдем устроим маленький тарарам у медпункта, скажешь, что стащил у синьора Адидже.

Джакомо хмыкнул.

– Вы оба, – продолжил я спокойно и рассудительно, допускаете одну и ту же ошибку. Считаете, что подлость естественна, а нормальный человек – редкое исключение.

– Это не так?

– Конечно, не так. Составь список всех своих знакомых, раздели их на две группы и сосчитай.

– Хм, ну, допустим. И что?

– Я думаю, ты сможешь ему это объяснить. В конце концов, с головой у него все в порядке.

– Ас чем у него не в порядке? – заинтересованно спросил Джакомо.

– Да, наверное, со всем в порядке. Просто он никогда не пытался влезть в чужую шкуру. Ну, поэтому ему и кажется, что победить важнее, чем не поранить тебя или не нарушить конвенцию…

– Ясно. Ладно, спасибо. А то злорадные щенки найдутся…

– Ага, я еще не всех поводил по зверь-траве. Спокойной ночи.

Джакомо кивнул, мы пожали друг другу руки и разошлись.

* * *
Утром я решил, что тоже имею право немного попижонить: в присутствии почти всех инструкторов и капитана Ловере, собравшего наши четыре армии и повелевшего убрать всё, что мы принесли с собой в лес, я, лениво обернувшись, сонным голосом произнес:

– Гвидо…

– А ямы засыпать? – поинтересовался начальник штаба.

Я вопросительно взглянул на Ловере.

– Засыпать, – ответил он. – В катер помещается десять человек, и для каждой армии он летает один раз. А потом увезет весь мусор и всё снаряжение.

– Поедут разведчики и рота Берна, уберете дорожки вдоль границ, – приказал Гвидо, – остальные выступают своим ходом через пятнадцать минут, – он взглянул на часы, – в 9:35. В форме, – добавил начальник штаба совершенно нейтральным тоном.

Некоторые явились в шортах и пляжных тапочках. Это они хорошо придумали: нам сегодня предстоит пройти почти двадцать километров, из них примерно шестнадцать – по лесу. Лопухи побежали переодеваться.

Франческо, услышав этот разумный приказ, решил последовать примеру. Обругав кого-то из „драконов“ иди том и еще похлеще, так что морда его осталась небитой только по величайшему попущению божию (капитан Ловере стоял рядом и уходить не собирался), он велел срочно лететь надевать камуфляжку и ботинки. Некоторые „драконы“ ползли переодеваться нарочито медленно.

Я в очередной раз порадовался за себя и за своих ребят и, не глядя на свою армию, отправился посмотреть, как организованы остальные. Отвисшая челюсть сержанта Меленьяно вознаградила меня за все труды последних дней.

У Джорджо наблюдались зачатки дисциплины и оргфнизации: он довольно быстро выбрал тех, кто полетит, ему никто не перечил.

Эрнесто назвал десять человек по именам, и почти вся его армия принялась с ним спорить. Заняло это минут пятнадцать, пока катер, отвезший моих ребят, не вернулся заними. Я не заметил, чтобы кто-нибудь пытался сачкануть или покачать права, просто каждый знал, как лучше. Охотно верю, но какое это имеет значение? Там работы-то минут на сорок. Ну будут они ее делать немного дольше или немного меньше… по сравнению с издерганными нервами и испорченными отношениями – это такие мелочи.

Ровно в 9:35 моя армия дружной толпой отправилась к воротам. Никаких криков, громких команд, отставших, не пришедших и так далее…

…Кроме командира, который задержался в лагере: интересно, я еще не всё видел.

„Драконы“. Валентино вообще держался в стороне, ну, понятно. И руководить его армией пытались одновременно Альфредо и Франческо. Эти – глупы до безобразия: оба так беспокоились о поддержании своего реноме, что минут двадцать спорили, кто будет командовать, пока Джакомо не треснул их лбами и не велел заткнуться. И начал распоряжаться сам. Спокойно и толково. Давно бы так. Но слушались его неохотно.

Я понял, почему у Скандиано лагерь практически не оборонялся: он оставил для этого ребят под руководством кого-то из этих самых Альфредо или Франческо. Представляю себе, что там было дальше! Часовые не знают, когда и кто их сменит, каждый считает, что именно на него навалили слишком много работы, посты не проверяются, командиры воспринимают свои высокие должности как право поваляться в тенечке. Все точно знают, что офицеры у них дураки, и не испытывают ни малейшего желания исполнять приказы. Все на всех орут, все всех оскорбляют, все на всех обижены. Неудивительно, что последние „драконы“ были рады избавлению. Порадовавшись, что всё это – не у меня, я бегом отправился догонять своих драгоценных „тигров“, ответственных, толковых и спокойных. Мне бы их недельку поучить стрелять, и я берусь обыграть в такую игру хоть взвод курсантов военного училища.

Ребят я догнал, когда они рысцой пробегали через лагерь Джакомо. Там, между палаток, не зная, что им делать, бродили те десять „дельфинов“, которых привезли на катере. Будут бродить, пока сам Джорджо не заявится. Минут через двадцать, им близко. Мы на их месте уже давно были бы здесь все, и катер бы не понадобился.

– А я думал, ты решил остаться, – заметил мне Лео.

– Вот еще, я же не сачок! Просто полюбовался организацией наших противников, поучительное зрелище.

– А-а-а, ну рассказывай.

Мы перешли на быстрый шаг: по лесу, вдоль речки, и под общий, очень обидный для наших противников, хохот я поделился тем, что успел увидеть.

На этот раз нам не надо было обходить лес вокруг, поэтому в своем лагере мы оказались чуть больше чем через час. До самого конца уборки я ни разу никому ничего не приказал. А зачем? У меня начальник штаба есть, командиры рот. Наши рюкзаки и, отдельно, не помещающиеся туда саперные лопатки, мы отправили в обратный путь.

Только Джорджо успел вернуться в лагерь раньше нас. Но ему идти всего два километра в одну сторону, а нам – девять, да и понастроили мы оборонительных сооружений… А сегодня пришлось разбирать. Впрочем, во время игры нам пригодилось всё. Даже оставленная за игровой зоной палатка понадобилась в первый же день „убитым“ „тиграм“ и „орлам“ – после сражения в нашем лагере.

Бой тогда закончился незадолго до заката, а спускаться ночью с той самой скалы… Капитан бы не одобрил.

Пожалуй, из Джакомо может выйти толковый офицер несмотря на вынужденную смену командования в полнолностью разложившейся деморализованной части, „драконы успели вернуться в лагерь к обеду. А Эрнесто прибежала еще позже – есть подогретые котлеты. Наша армия уж давно лежала на пляже не слишком тесной колонией (как морские львы на Земле) и с удовольствием делилась воспоминаниями с восхищенными мальками.

Глава 24

В большом зале без крыши и без стен (он же – наш маленький стадион) на разбор „Ночного боя“ собрался весь лагерь. Ловере поинтересовался, не возражаем ли мы, если он покажет срочно смонтированный фильм об этой игре.

– Мы же знали, что всё снимается и записывается, – сказал я, пожав плечами, когда он вопросительно взглянул в мою сторону.

Другие тоже не возражали. Ха! Попробуй возрази – и всеобщее разочарование приведет к таким последствиям… Ну, я знал, что нас снимают, и что? Что я такого не сделал из-за этого? Да ничего. Обругал, правда, всех противников… Может быть, по этому поводу будет драка, и не одна.

– Я убрал кое-какие личные выпады, – заметил капитан. – Будут показаны все бои, некоторые рейды, переговоры по комм-связи и, конечно, кто как командовал своей армией. Возражения есть? Просьбы убрать какие-нибудь конкретные эпизоды?

Валентине покраснел и опустил голову, ммм, ну, наверное, капитан решил, что парень наказан достаточно. Эрнесто тоже был не слишком доволен, но не протестовал.

– Предупреждаю, что многие узнают о себе больше дурного, чем хорошего, и это очень неприятно. То, что происходило в палатках, естественно, не снималось и не прослушивалось, но, Энрик, штабную палатку вы поставили прямо на микрофон… – Признание капитана вызвало громкий смех всех присутствующих.

Начальник лагеря дождался наступления тишины и продолжил:

– Кроме того, у нас записалась твоя речь вечером перед игрой, вы же были в пятидесяти метрах от леса. Я оглянулся на своих ребят: всем было весело, никто не мотал головой.

– Я не против.

И мы начали смотреть на свои победы и поражения. Вначале я услышал собственные слова, о Мадонна, неужели у меня такой ужасный тембр: „Игра начинается завтра в 10:00, и лично я намерен ее выиграть. Надеюсь, что и все остальные тоже. Сейчас я расскажу, что и как мы будем делать…“ Надо же, как спокойно и уверенно звучит мой голос. Да я чуть не умирал от волнения!

Моя речь была выслушана в молчании, так же, как и разговор о секретном снаряжении после нее. Утреннее дополнение о безопасности связи Валентино слушал с гримасой физической боли на лице, хотя Ловере поступил тактично: обрезал мою фразу в отношении его так, что от нее остался только комплимент: „Голова у него варит“.

Потом показывали, как организовывались все остальные. В других армиях творился, вежливо говоря, бардак. Эрнесто вообще не поделил ее на подразделения, не выбрал себе помощников, надо полагать, чтобы никому не было обидно, и командовал каждым своим солдатом в отдельности. Он элементарно не успевал. Он не мог запомнить, кто уже стоял на часах, а кто нет. Ночью, ради смены караула, ему приходилось будить едва ли не всех. Помимо рейда на нашу территорию, стоившего ему пятнадцати человек, из которых троих он потерял в бою со Скандиано, плюс трое раненых, он в первый день сходил на территорию Джорджо, к тому самому дымящему костру, но во второй раз в такую же, как у меня, засаду не попался. Утром следующего дня он собрался перебить нас. Его армия поднялась с постелей через час после назначенного им срока и долго спорила со своим командующим. Он выбрал тех, кто пойдет с ним в рейд, по какому-то загадочному принципу: туда попали некоторые ребята, только что отстояв слишком длинную вахту (бардак-с!), и не попали те, сладко проспал всю ночь. Это вызвало многочисленные скандалы и недовольство. Сверх того они не знали, когда взойдет Феб. И тут пришли мы…

Бой в нашем лагере-приманке показывали под неприкращающийся смех зрителей, которые, в отличие от „драконов“ и „орлов“, видели моих сидящих на деревьях кстати, тоже умирающих от желания расхохотаться снайперов, даже Лео как-то подозрительно кусал губы.

Сражение в нашем настоящем лагере было не таким смешным, и я заметил пару допущенных Роберто ошибок но в следующем оборонительном бою против „дельфинов“ Гвидо их уже не повторил.

Валентино. Я верно догадался: он не разделил свою армию, но назначил двух офицеров, тех, в преданности которых был уверен, – Франческо и Альфредо. Оба они одноклеточные, ну кто же еще согласится участвовать в нападении втроем на одного?! И преданность их – от глупости, неспособности принять самостоятельное решение. И, как выяснилось, лучше иметь парочку врагов, чем такого друга, как Альфредо. В первый же день невыспавшийся Франческо, наорал на оставленных ему ребят, приказал им „охранять лагерь“ Именно так! А сам полез в палатку подремать. И тут, откуда ни возьмись, я со своими „тиграми“. Вероломное нападение Джорджо, в отличие от Эрнесто и Валентино, слышал том, что армию надо делить на подразделения. Он поступи почти разумно: выделил роту разведки (слишком большую) и три линейные роты по десять человек. А большие роты, во первых, плохо управляются, а во-вторых, ему пришлось резать по живому, разбивать уже сложившиеся команды. И командиров этих команд он вроде как разжаловал. За что? Они, естественно, обиделись. Может быть, поэтому в его лагере было многовато конфликтов, ругани, оскорблений и взаимных претензий. По большей части – на пустом месте. Еще он не обзавелся начальником штаба и поэтому передавал ответственность за свой лагерь от одного ротного командира к другому. И каждый начинал изобретать велосипед, иногда не слишком удачный, поэтому Джорджо все время вмешивался, отменял их приказы, отдавал свои и пару раз не сдержался и обругал своего офицера при подчиненных. А это уже не лезет ни в какие ворота! Ни разу в жизни я не слышал, чтобы проф или синьор Соргоно кого-нибудь ругали (хотя точно знаю, что время от времени оба это делают). Никогда проф не читал мне нотаций и не наказывал при ком-то третьем.

Однако большая „дельфинья“ разведка неплохо снабжала Джорджо актуальной информацией. В частности, они поняли, что лагерь в центре зоны – приманка, и нашли наш настоящий лагерь, а мы их не засекли ни там, ни там. Правда, на следующую ночь Джорджевы ребята угодили-таки под наши выстрелы. Ммм, ну если бы Эрнесто и Валентино не были столь банальны, большая разведка пригодилась бы, а так… Места, где стоят лагеря „Орла“ и „Дракона“, практически вычислялись. На второй день Джорджо собирался напасть на Эрнесто, но его разведчики сообщили ему, что я успел раньше. Джорджо решил вместо этого напасть на меня и был очень доволен: противники стреляют друг в друга. Хм, формально он прав, а на практике… К нашему с ним последнему бою у моих ребят был вдвое, а у некоторых даже втрое больший игровой опыт.

Я почему-то ни разу не видел своими глазами, как потрясающе Алекс прыгает с дерева на дерево. Все мы произошли от обезьян, но Алекс и Тони – позже других. Зрители ахали и поглядывали на моего разведчика, чтобы убедиться, что он долетел, куда ему было надо, и не разбился вдребезги. А когда показывали, как он делал дорожку к лагерю „дельфинов“, я тоже не выдержал и оглянулся, чтобы убедиться, что мой друг все еще жив. – Сумасшедший! – выдохнул я.

– Ага, – легко согласился Алекс. – А ты не знал?

– Раньше я думал, что знал, а теперь понимаю, что нет. Наш с Роберто ночной рейд ради спасения Марко был аккуратно подредактирован так, чтобы не показывать скандиановские воинские преступления. Поэтому смотреть на него было очень забавно. Правда, Валентино, наверное, чуть не умер… Или капитан ему уже обещал, что не покажет? Вообще-то, это хороший урок для кого угодно: не делай ничего такого, чего не хотел бы увидеть потом в записи.

То, что сказал Скандиано своим часовым той ночью, начальник лагеря обрезал, в отличие, например, от ругани недовольного отсутствием бинокля Марко. Мой бедный разведчик покраснел как рак. Ну я его предупреждал: уж капитан Ловере найдет способ наказать слишком языкастого мальчишку.

А собой я просто горжусь! Ловере дал прослушать все мои приказы, инструктажи, большую часть разговоров по комму, в штабной палатке и рядом с ней, речь перед боем „дельфинами“. Я один раз вышел из себя, и, если бы не разбор, Берн, на которого был направлен мой гнев, так бы о этом и не узнал. И только один раз я слегка повысил голос когда Джен попытался развязаться. Я не догадался сразу что после боя вражеский лагерь надо прочесывать поосторожнее, и, пожалуй, это все мои ошибки. Проф был бы мною доволен, и сенсей тоже. [118]

Когда фильм закончился, все некоторое время молчали. Потом обсуждали его с ближайшими соседями, а потом Ловере предложил высказываться.

– Ну-у, – обиженно потянул Эрнесто, обращаясь ко мне, – тебе достались самые лучшие бойцы!

– Конечно! – согласился я, широко улыбаясь, под тихий довольный смех моей армии („Др-раконы все!“ – передразнил меня кто-то).

– Так нечестно! – гнул свою линию Эрнесто.

– Ага, а вот если бы мы все вместе играли против другого лагеря и командовал бы я, ты тоже попал бы в „самые лучшие бойцы“! – ехидно парировал я.

Эрнесто заткнулся. Некрасиво, зачем он обругал свою армию, да еще и при посторонних? Он ни о чем не подумал, прежде чем начать играть, и сам во всем виноват. И даже если бы это было не так… стружку со своих надо снимать наедине и очень тихо, а хвалить – громко и при всех. Это даже маракану ясно. Его ребята рассердились и обиделись. После разбора они ему всё скажут!

– Энрик, – обратился ко мне капитан Ловере, – здесь нет самого главного. Потому что армию свою ты организовал еще здесь. Я должен признаться, что обычно инструкторы устраивают тотализатор: спорят, кто выйдет победителем. В этом году ничего не получилось. Все, кто видел, как армии выходили за ворота лагеря, ни минуты не сомневаясь, ставили на тебя. Не мог бы ты объяснить всем, как и почему ты поступал так, а не иначе.

– Мои стратегические идеи вас не впечатлили? – обиженно спросил я.

– Не набивайся на комплименты! Все было очень грамотно, а бой с „дельфинами“ просто великолепен. Джордже, кстати, тоже не допустил ни одной ошибки в этом сражении. Но если бы ты даже ничего не смог придумать, вы бы все равно выиграли. И здесь все офицеры и сержанты это прекрасно понимают. Но полутора сотнями ребят ты бы командовать не смог, – добавил он, – не преувеличивай.

– Хм, – только и сказал я.

Он меня недооценивает. Сейчас, имея восьмерых офицеров и еще двадцать восемь солдат, готовых идти за мной в огонь и в воду… да учетверить такую армию ничего не стоит! „Не преувеличивай! – велел внутренний голос: – Это адова работа, суток надвое“. – „Ага, – согласился я, – ну и что?“

– А почему он обязательно должен был выиграть? – спросил кто-то.

Я замялся, не зная, как начать.

– Сколько ты готовил свои командные речи? – с иронией поинтересовался Ловере.

– Экспромтом! – с вызовом отозвался я. – У меня просьба… – продолжил я неуверенно.

– Да?

– Победившая команда первая выбирает себе маршрут похода, и обычно она идет в карстовые пещеры. Так нельзя нам пойти туда всей армией?… Ну, если ребята не против…

Утвердительный ответ капитана утонул в громких криках „Ура!“, поэтому он несколько раз кивнул головой.

– И у нас еще трое младших братишек, – заметил я нахально.

Ловере рассмеялся.

– Нам придется тащить их контрабандой? – ехид поинтересовался я. – Или вы разрешите?

– Ну что с тобой сделаешь?… Хватит, рассказывай.

Я уже открыл рот и произнес первое „э-э-э“, как меня перебил сержант Бовес:

– При всем моем уважении, синьор капитан, вы предлагаете им ложку, которая сама запихивает кашку в рот.

В прошлом году один из командующих тоже вел себя довольно разумно. При этом Эрнесто, Валентино и Джордж присутствовали на прошлогоднем разборе и слушали его объяснения. Выводы сделал только Джорджо.

Я посмотрел на сержанта с благодарностью: избавил о меня от необходимости хвастаться.

– Согласен, – сказал Ловере, немного подумав. – То да вопрос ко всем: почему „Тигр“ победил?

– Ха, всегда кто-то побеждает! – раздалось из глубины зала.

– Конечно, – парировал капитан, – и остается у него к этому моменту два-три человека. А у Энрика – девятнадцать.

Летучие коты! Я не просто крут, я очень крут!

– И всех остальных „тигры“ победили сами, – продол жил Ловере.

– Ну с „орлами“ и „драконами“ все ясно, – неуверен но начал кто-то.

– Что именно?

Долгое молчание.

– Полк, – не выдержал я, – состоит из трех батальонов и вспомогательных служб, имеющих своего начальника. Командир полка руководит четырьмя офицерами – и всё. И это не случайно. Командовать одновременно большим числом людей практически невозможно.

– Тебе пришлось, – заметил Дронеро. – Шесть рот, начальник штаба, и еще Роберто с неясными функциями.

– Если бы не он, мне действительно пришлось бы руководить шестью ротами, – парировал я. – А так я мог ему поручить две из них. И еще он был моим диверсионным отрядом. Заслоном на пути сил хаоса. Публика посмеялась.

– Ну, оборону лагеря ты мог сразу поручить Гвидо, – сказал Эрнесто.

– Нет, не мог! Я-то был уверен, что он справится, а вот сам Гвидо – нет. Следующим оборонительным боем он уже руководил сам – и очень здорово.

– А почему должен был справиться Роберто? – поинтересовался кто-то.

– Э-э-э, не знаю, мне так казалось. Кроме того, я ему оставил ребят помладше, он просто не мог у них на глазах ударить в грязь лицом.

– Черт тебя побери! – воскликнул Роберто.

– Я же тебя именно об этом предупреждал, – заметил я.

– Ну-у, ладно, – потянул Роберто. Кажется, он сделал это, чтобы не скандалить со мной прямо сейчас. Он что? Обиделся? Ну знаю я, что у него с самолюбием все в порядке, так это всем сразу видно.

– Ну хорошо, – удовлетворился моими объяснениями Ловере. – Но с четырьмя командирами рот ты познакомился накануне и ничего про них не знал.

– Ага, – согласился Крис, – откуда ты знал, что я это могу?! Я и сам не знал!

– Я оставил тебе твою команду, – проникновенно пояснил я. – Вы три недели вместе жили, тренировались и участвовали в соревнованиях. И всё у вас было в порядке.

Значит, ты – настоящий лидер и сможешь командовать в боевых условиях.

– Ну, Лео забрал у меня Франсуа, а Алекс – Родриго.

– Это вынужденная мера, и все это прекрасно понимали. Ребята не обиделись, потому что их взяли в элитные подразделения. Это всякому приятно. А что касается боевого опыта… Алекс сказал позавчера вечером прекрасную фразу: „Война – та же жизнь, только гораздо быстрее“. А игра в войну – это еще быстрее. И совсем без присмотра никто из вас не оставался. Вот если бы я, допустим, в первый же день послал куда-нибудь тебя с твоими ребятами, я был бы Дурак! Потому что ты сам не знал, что справишься. А если бы мы могли поиграть еще раз, тогда другое дело, пот что теперь ты это уже знаешь про себя и своих так много что тебе не надо ни на кого оглядываться.

– Ясно, – задумчиво потянул Ари. – А если бы я знаю что справлюсь?

– Тогда я бы тебя снял, ни минуты не задумываясь сразу же ответил я. – Ты не мог знать этого заранее. А чрезмерно самоуверенны бывают только дураки.

– А чем же хуже то, что было у Джордже? – спросил кто-то из его ребят.

– Если бы мы были пешками на шахматной доске, то ничем, – ответил за меня Крис.

Ой, как здорово. Теперь я просто помолчу и послушаю. Я подсел поближе к Роберто:

– Ты чего? – тихо спросил я.

– Я тебе что? Прозрачный?

– Да нет. Просто есть же вещи очевидные. Что плохо и тайного в том, что я про тебя сказал?

– Ммм, ну ладно.

В прошлый раз он сказал ту же фразу. Но сейчас он действительно перестал обижаться.

– Энрик! – услышал я свое имя. – А откуда ты знал что справишься?!

– Я не знал, я притворялся, – признался я под удивленные возгласы, сменившиеся общим хохотом. – У меня было выбора.

– А почему ты ни с кем не советовался? Джорджо все время советовался.

– Э-э-э, – задумался я. (Ну почему меня не могут ост вить в покое на пару минут?) – Так все считали, что я точно знаю, что делаю. А иначе… ну сидели бы мы в палатки не знали, что сказать, и заражали бы друг друга своей неуверенностью, – я склонился к уху Роберто и вполголоса добавил: – Тебе просто пришлось поиграть в уверенность так же как и мне. И ты тоже выиграл.

– Но откуда ты знал? – тихо взвыл Роберто.

– Гы на это обиделся? Ну откуда ты знаешь, что Лео не промажет по неподвижной мишени? Хотя, теоретически“ промахнуться может кто угодно. Он же не обижается, что ты это знаешь! А если бы ты проиграл тогда, нас бы сейчас ни о чем не спрашивали, вот и все.

Роберто кивнул. Я снова начал слушать, о чем говорят в зале: Крис произносил страстную речь, сравнивая человечного, хорошего меня с тем парнем, который руководил им на игре прошлым летом. Сравнение было настолько в мою пользу, что у меня загорелись уши. Но как моему бедному лейтенанту год назад не повезло, если он до сих пор кипит от возмущения и обиды!..

– Армия – это не благотворительная организация и не детский сад! – бросил Джорджо. Наверное, узнал о себе что-то нехорошее.

– Ага, – язвительно согласился очень взвинченный Крис, – поэтому все должны ходить голодные, невыспавшиеся и слушать о себе как можно больше гадостей. А если бы не было на блюдения, то – и получать по морде. Это у твоей армии такая цель жизни, – со злой иронией добавил он. – Дать по морде всем своим солдатам. На противника сил уже не остается.

Джорджо побагровел, но достойного ответа не придумал.

– То есть надо действительно позаботиться обо всех, как в детском саду, а остальное приложится? – немного ехидно, но и немного озадаченно спросил доселе молчавший Валентино.

– Конечно, нет, – подал голос я. – И о ком это, интересно, я заботился, как в детском саду?

– Не придирайся к словам!

– Ладно, не буду. Обижаться и что-то чувствовать умеют все, а не только маленькие дети, и я не вижу ничего сложного в том, чтобы это учитывать. Это – во-первых, а во-вторых, то, что воинской части нужна структура, уже все поняли, я надеюсь. И все-таки вы зря не обратили внимания на мои стратегические идеи, – обратился я к Ловере.

– Бедный! Обидели.

– Конечно!

– Если бы ты не разделил свою армию так, как ты ее разделил, вы не смогли бы воевать в трех местах одновременно, – заметил Ловере.

– Ага, а если бы я не хотел воевать в трех местах одно временно…

Конец моей реплики утонул в смехе зала. Э-э-э, зря я завелся: не буду же я сейчас читать лекцию о „Трактате о вое искусстве“ Сунь Цзы, действенность наставлений которого только что проверил на практике. И о стратегии непрямых действий… Во-первых, это разговор не на один час, а во-вторых к нему не готов. Да и скучно это будет тем, кто не нацелился обзавестись со временем генеральскими погонами.

Так что я прикрутил свой энтузиазм, и разговор на стратегическую тему заглох сам собой. Сержант Бовес прав, и капитан с ним согласился, а я сейчас тоже пытался запихнуть ребятам кашку прямо в рот. Если я даже с рассказать то, что знаю, интересно и понятно, это не принесет моим слушателям никакой пользы. Поэтому – не надо.

Эрнесто переварил свою обиду на меня, на свою армию и на себя самого и вновь включился в обсуждение:

– А почему с тобой никто не спорил?

– Запугал кровавой местью, – бросил я.

– Это тайна?!

– Нет, просто вопрос не ко мне.

– Ну хорошо, Роберто, почему ты с ним не спорил?

– Даже два раза, но Энрик меня убедил, – возразил Роберто.

– Это, по-твоему, спор? – удивился я.

– Да у нас как-то времени не было… Ммм, вот если ты начал вопить что-нибудь в духе „я приказываю!“… тут некоторые так делали…

Некоторые покраснели. До двух призовых идиотов Альфредо и Франческо – кажется, не дошло.

– …Я б тебе ответил „приказывай на здоровье“, – закончил Роберто свою мысль.

Ребята засмеялись.

– Вообще-то, в армии приказы не обсуждаются. Там таких спорщиков есть военный трибунал, – заявил Джоджо резко.

– Но у тебя-то нет военного трибунала, – возрази я, – и слава Мадонне, между прочим.

– Ну, у меня нет, но в реальности-то есть!

– И твои солдаты с дрожащими от ужаса коленка пойдут храбро сражаться с врагом?! Щас! – парировал я.

– Получается именно так!

– Нет, самое крайнее средство используется в самых крайних случаях. И это все знают.

– Да, – согласился капитан Ловере. – Но по-моему, вы забрели не в ту сторону. Вопрос-то был задан очень правильный: почему с Энриком никто не спорил?

– Что, будем опрашивать всех? – поинтересовался Эрнесто. – С Роберто разобрались, его убедили, каждый раз одной фразой. Энрик, а если бы Роберто не согласился?

– Я бы обдумал то, что он сказал, возможно, прав он, а не я.

– Утратил бы авторитет! – сказал Джорджо.

– Наоборот, – включился в обсуждение Гвидо.

– Да, ты его как раз переубедил. Совершенно безо всяких аргументов. Как?

– А вот это ко мне, – заметил я. – Я в тот раз вышел из себя и не подумал, Гвидо дал мне возможность изменить заведомо неправильное решение. Спасибо ему за это. Вот и все.

– У тебя что? Совсем нет самолюбия?! – возопил кто-то.

– Как у барана на узком мосту? Нет. А зачем?

– Ну ладно, – удовлетворился Эрнесто нашими объяснениями. – Но больше же тебе никто ни разу не возразил!

– Ха! – ехидно произнес Джорджо. – Конечно, он же командовал стратегически! Больше никто ни о чем не думал, все только говорили „есть“ и выполняли приказы!

– А ты умеешь мыслить стратегически? – притворно изумился я. – Я, например, не умею. И не могу требовать, чтобы кто-нибудь умел!

– Энрик, не переходи на личности, – осадил меня Ловере.

– Ладно, прошу прощения. Ну, я всегда спрашивал, нет ли вопросов. Если бы кто-нибудь придумал что-то интересное, он всегда мог сказать: „А почему бы нам не сделать вот так?“ И всё.

– И почему никто не придумал?

– Потому что я лучше всех изображал уверенность в своих силах. Может, мы сыграем еще раз? – обратился я к капитану. – Теперь, наверное, у всех будут какие-нибудь идеи.

– Хочешь выиграть еще разок? У нас просто нет времини.

Я разочарованно вздохнул.

– Вот в будущем году, – продолжил Ловере, – у опять будет тотализатор: будем гадать, кто, Арриго Бернардо, оказался лучшим учеником.

Оба парня покраснели от смущения и удовольствия.

– Пришлете мне диск с фильмом, – велел я.

– Есть! – откликнулись они оба по привычке.

Слушатели рассмеялись.

– Не смешно! – отрезал Джорджо – Э-э-э, я просто не у того спросил! Почти все конфликты связаны с необходимостью сторожить лагерь. Поэтому, Гвидо, как тебе удалось сделать так, что с тобой никто не спорил?

– Ну, я составил график, показал его всем командирам рот. Постарался никого не обидеть. В караул я, разумеетя назначал всю роту целиком, а то бы я в жизни не разобрался.

– Ясно, – проворчал Эрнесто, он начал что-то понимать.

– Мне, правда, пришлось два раза всё менять, потомучто кто-то уходил в рейд.

– И что? – заинтересованно спросил Джорджо – Никто не протестовал?

– Ну почему, было раза три, только не в штабной палатке, поэтому этого нет в фильме, – пояснил Гвидо.

– И что ты тогда делал?

– Ну, если мне кто-то говорил, что он не пойдет караул, я отвечал, что, если он так устал, я попрошу когонибудь другого его подменить. И уходил. После этого тот парень вылезал из палатки и признавался, что он еще в силах стоять на ногах.

Гвидо – просто умница! Жаль, что я всего этого не видел. Мне только бросился в глаза резкий контраст между его спокойным приказом („Мы выступаем через пятнадцать минут. В форме“) и франческовой истерикой („Только придурок может собраться в лес в шлепанцах!“). Я пересел поближе к своему начальнику штаба и выразил ему свое восхищение.

Маленькую лекцию на тему „Как научить своих ребят стрелять“, которую общими усилиями стрясли с молчали вого Лео, я слушал вполуха: мне не понадобится. У меня уже есть свой снайпер.

Глава 25

В какой-то момент я понял, что обсуждение сейчас закончится: желающих высказаться уже не осталось, вопросов мне больше не задавали. Малышня, удовлетворенная просмотром фильма и воспоминаниями участников игры, постепенно слиняла. Тони повисел у меня на шее, поблагодарил за заботу о двух его новых дружках, пожаловался на несправедливость (ну почему ему нельзя было с нами поиграть?!) и тоже куда-то слинял. Роберто исчез незаметно. Ему уже все ясно? Может быть, но почему он нас не подождал? И не сказал ничего!

Делать выводы и произносить чеканные формулировки, дабы желающие могли их законспектировать, капитан Ловере не стал. Он просто посмотрел на часы и предложил таким хорошим мальчикам топать спать до утра.

Когда мы вернулись домой, то обнаружили в палатке мрачного, какбезлунная ночь, Роберто. Можно подумать, мы проиграли, а не выиграли.

– Чего такое? – спросил Алекс.

Роберто пожал плечами:

– Ммм, ну-у-у, э-э-э… Энрик, ты же обещал, что мы не будем лупить только Скандиано?

– Понятно, – догадался я, – ты ходил бить морды Альфредо и Франческо, так?

Роберто кивнул.

– А второго-то за что? – не понял Гвидо. – За компанию?

– Что-то вроде, – проворчал Роберто.

– И чего ты такой несчастный? – поинтересовался Алекс.

– Ну-у, э-э-э…

Побить они его не могли, даже вдвоем, это ясно. О! Вот именно!

– Не в твоей весовой категории? – задал я риториче ский вопрос.

Роберто кивнул:

– Ну не буквально… Но в общем… Противно.

Вот черт! У меня уже мозги сегодня не работают. Да что тут сделаешь? Откатиться назад по мировой линии невозможно.

Я вопросительно посмотрел на Лео: это не стратегия это по твоей части.

– Проследить, чтобы он не пошел топиться? – с иронией поинтересовался мой друг.

– Что-то вроде, – передразнил я Роберто. – А завтра эта парочка побежит жаловаться, и Роберто придется отжаться раз двести. Тогда он утешится. Ты им ничего не сломал?

– Не-е, – помотал головой Роберто. На наши ехидны реплики он не отреагировал, значит, с ним что-то очень не в порядке.

– Тогда расслабься, – предложил я. – Ну позанимался ты чем-то бесполезным: такая тупость, как у этих, не лечится. А ты сам усек, что мордобой – это не решение проблемы. Всё, проехали.

Роберто, кажется, немного успокоился:

– А ты уверен, что они на меня настучат?

– Очень может быть, – ответил я. – А тебе это так надо?

– Да, в общем, нет. Ладно, черт с ними, с этими придурками, – слегка улыбнулся Роберто.

* * *
Наутро Бовес объявил нам, что сегодня будет самый обычный день.

– Э-э-э? – удивился я.

– Уже забыл? – ухмыльнулся сержант. – Четыре тренировки, как в начале смены.

– Ага, – кивнул я. – А завтра?…

Мы вместе с нашим куратором отправились к своим любимым скалам.

– Завтра вам выдадут команду малышей, и вы потащите их в марш-бросок. Восемьдесят километров, если по прямой. Дороги нет. Туда вас отвезут на катере, а обратно вы вернетесь сами.

– Спорим, я даже знаю, какую именно команду на нас навесят! – предложил Алекс.

Я покачал головой и нахмурился:

– Я тоже знаю. На время?

– Нет, что ты, – ответил сержант, – а то бы некоторых просто не привели живыми, они ж маленькие еще. Просто уложитесь в три дня.

– Ну хорошо, а то я уже испугался, – вздохнул я с облегчением.

– Так сильно хочешь выиграть?

Я надулся:

– Вы имели возможность убедиться, что нет!

Бовес хмыкнул:

– Да, действительно. Хотя на игре твое желание выиграть не противоречило твоей заботе о разумном порядке и о том, чтобы никто не ходил обиженный… А если бы это противоречие возникло? – спросил он, хитро улыбаясь.

– Ммм, мне кажется, мир устроен так, что не возникнет. Ну, может быть, где-то, в каком-то месте, на короткое время такое противоречие и может возникнуть, но ненадолго. И расплачиваться, если ты уступил соблазну, придется по полной программе.

– Это почему?

– Ну, допустим, вы глава государства. Вы всё бросили и все средства вкладываете только в вооружения. Мирное население вы не учите, не лечите, пенсий не платите, недовольных стреляете и так далее. Во-первых, вас скорее всего просто убьют. Или будет большой бунт. Или все, кто может, постараются уехать. Потеряете вы при этом в первую очередь интеллектуальную элиту: ее примут где угодно с громкими криками „ура“. И у вас сразу пойдет научно-техническое отставание. А во-вторых, ну, допустим, вы даже разобрались с этими проблемами, выиграли какую-нибудь войну, стерли противника с лица земли, превратили его территорию в одно большое кладбище. Так ведь кладбище не приносит дохода, а ваши собственные солдаты вернутся домой, точно зная, что все проблемы решаются при помощи бластера, и преступность возрастет в разы. В лучшем случае. Ну и, наконец, вы же еще не весь мир завоевали. Соседи испугаются, объединятся – и будет еще одна война с заведомо превосходящими силами противника. Превосходящего в десять, быть может, раз. Со всеми вытекающими последствиями.

– Если все так просто, почему все на свете не пользуются этими рецептами?

– Потому что на практике не все так просто, – ответил я. – Надо хорошо подумать и принять во внимание кучу разных вещей. А это не каждый может сделать.

– А ты можешь?

– В том масштабе, в котором мы играли, получается, что могу.

В этот момент мы подошли к скалам и разговор пришлось прервать.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил меня Лео, когда мы оказались наверху.

– Ну, мы же этим занимались! Кремона – такое государство и есть! – Ммм, да, пожалуй.

Больше в течение дня мы к этой теме не возвращались, да и, откровенно говоря, я уже все самое основное сказал.

Самый обычный день показался мне довольно тяжелым – неужели воевать или соревноваться проще? „Не проще, а разнообразнее“, – заметил внутренний голос.

После ужина я вспомнил, что так и не отжался сто раз за устроенную Крисом драку у склада. Мысленно постанывая, я отправился на штрафную площадку и увидел там своего лейтенанта.

– Тоже вспомнил только сегодня? – поинтересовался я.

– Ага, – согласился Крис, – лень ужасно.

– Мне тоже, – вздохнул я.

Мы приняли упор лежа и начали отжиматься.

– Что это вы тут делаете? – услышал я над собой голос капитана Ловере.

– Э-э-э, – сказал Крис, поднялся на ноги и начал объяснять, в чем дело.

Мне стало ужасно смешно, и я рухнул на землю, чтобы отсмеяться.

– Ясно, – перебил капитан Крисовы объяснения. – Клоуны чертовы! Делать нечего?! Катитесь отсюда немедленно!

Крис тоже не выдержал и рассмеялся. Мы вдвоем хохотали, а капитан Ловере стоял над нами и изо всех сил старался сохранить серьезное выражение лица. Только через несколько минут мы успокоились и побежали к нам – Крис с некоторых пор тоже один из любителей пения.

Вечером я пораньше удалился от костра в палатку. Бедный я, бедный, – пока все наслаждаются жизнью, поют песни и подкармливают пламя тонкими веточками, я должен составить список снаряжения для марш-броска, раскидать его по рюкзакам, учитывая, что приданная нам команда будет состоять из десятилеток, столько же лет Тони, у Роберто еще не зажили плечи после столкновения с колючей проволокой, у Гвидо вся кожа на спине регенерирована меньше трех месяцев назад… И так далее.

Перед самым отбоем ребята тоже вернулись в палатку.

– Чем это ты занимаешься? – поинтересовался Алекс.

Я показал ему список на экране своего наладонника.

Алекс прочитал и задумчиво произнес:

– Хм, если нам не надо будет перебираться через парочку-другую речек, я даже не твоя бабушка, а бабушка сержанта Бовеса.

– Хочешь еще побросать „кошку“? – спросил я. – Впрочем, ты прав, конечно, сейчас внесу.

Гвидо тоже взглянул на экран и побагровел:

– Ну ты меня достал! Черт тебя побери!

– Чего? – удивился Роберто и тоже полюбовался результатом моих трудов.

Эти типы устроили бы безобразный бабский скандал, если бы не Лео, обхвативший их сзади за шеи и закрывший им рты ладонями.

– Кончайте базар! – велел он тихо, но внушительно.

Гвидо перестал трепыхаться. Лео убрал руки.

– Энрик, – заметил он, пересаживаясь на спальник рядом со мной. – У тебя есть начальник штаба, и это теперь его забота. А если через десять километров он ляжет на землю и заплачет, мы его разгрузим.

– Он не заплачет, – ответил я, – он скорее умрет. И Роберто тоже.

Роберто открыл рот, чтобы возразить, но Лео так на него посмотрел…

– У тебя рука зажила? – поинтересовался Лео с чуть заметной иронией.

– Да, – удивился я, – чего ей не зажить, сколько у дней прошло! – Я осекся. – Ладно, я понял, ты прав.

Я передал Гвидо наладонник:

– Давай, делай свою работу.

– Угу, – согласился начальник штаба. – Завтра после завтрака Лео, Роберто и Тони идут за снаряжением, а ты и Алекс – к капитану на инструктаж. Алекс узнаёт начальную точку марш-броска и уходит прокладывать маршрут, выясняю, кто нам достанется, и увожу их экипироваться.

– А я?

– А ты останешься там до конца, – Гвидо все еще немного на меня обижался.

– Ага, для мебели, – кивнул я.

Сбылась мечта идиота: заполучил я настоящего начальника штаба. Хохотали мы в подушки, чтобы сержант Бовес не засек – все-таки Алекс не его бабушка.

* * *
Утром на трибунах я увидел всех своих лейтенантов Стефана сверх того, Крис пришел вместе с Родриго остальные тоже прихватили кого-нибудь с собой.

– А зачем вас трое? – поинтересовался Ари.

Гвидо уже раскрыл рот, чтобы ответить, но я его прервал.

– Стоп. Хороший ученик, – обратился я к Ари, – для чего вас двое?

– Ну как же? Один должен будет дослушать всё до конца, а второй поскорее забрать мальков и экипировать их как полагается, проследить, чтобы они не падали под тяжестью… Ну, как ты перед игрой, – сказал Ари.

– Ну и… – подбодрил я, – Гвидо понял, что есть еще одно дело, поэтому мы втроем.

– Э-э-э…

– Маршрут! – догадался Берн.

– Угу, – кивнул я.

О, черт! – нестройно воскликнули ребята и стали срочно связываться со своими по комму.

– Да, в общем, время выхода от продолжительности сборов не зависит, – утешил я их, – так что не имеет значения.

– Сейчас не имеет, – заметил Крис. – Я правильно понял, не было такой мелочи, которую бы ты не учел.

– Это невозможно! – возразил я. – Но я, конечно, составил перечень самого главного и не забывал его. Ну, про коммы я же не догадался… И еще, наверное, что-то можно было сделать… Или сыграть так, чтобы у нас не было потерь… Как говорят программисты: „Совершенству нет предела“.

– Ясно, – кивнул Крис.

Разговор пришлось прервать, потому что на дорожке перед трибунами появился капитан Ловере.

Поскольку это не игра со сложными правилами, инструктаж должен быть недолгим.

– Доброе утро, – начал свою речь начальник лагеря. – Очень коротко, чтобы не испытывать ваше терпение.

Марш-бросок рассчитан на три дня, послезавтра к отбою вы должны вернуться в лагерь. Каждый вечер (это – как минимум) вы обязаны связываться с дежурным офицером, чтобы я знал, где вы и что с вами. Каждая старшая команда ведет домой младшую. И заботится о ее безопасности, здоровье и благополучии. Вы за них отвечаете. Экипировка, как всегда, на складе, как всегда, в любом количестве, но носильщики не предусмотрены. В 11:00 все должны быть готовы к посадке в катер. Сейчас я зачитаю, кто с кем пойдет, и сообщу координаты начальной точки вашего маршрута. Я называю фамилии по две, их обладатели встают, чтобы не потерять друг друга. Вы же не маленькие, чтоб я тут всех знакомил.

Я оглядел тесную стайку мальков и разыскал взглядом того мальчишку, которого водил по зверь-траве. Ах, так он еще и самый главный щенок в своей компании!..

Наша команда носит мой любимый тринадцатый номер, в начале смены все остальные отказывались, а я согласился с удовольствием. Но теперь я должен полсписка переждать, прежде чем узнаю, верно ли я догадался.

– …Тринадцатый: Галларате, Альтаре. Координаты…

Я встал и увидел, как тот самый мальчишка побелел страха и тоже поднялся.

Летучие коты покусай капитана Ловере с его педагогоческими воззрениями! Мне-то что, а вот детей зачем пугать.

– Следовало ожидать, – проворчал Алекс.

Я кивнул, а Гвидо направился знакомиться с перепуганым ребенком.

Не все назначения капитана вызвали такой ужас. Когда он называл фамилии моих лейтенантов, их встречали с энтузиазмом: неудивительно, за последние два дня они уже успели стать легендарными личностями. Я, впрочем, тоже и любой малек, кроме этого, с восторгом отнесся бы к идее погулять в моем обществе несколько дней.

Алекс испарился прокладывать маршрут. Я остался вдруг будет еще что-нибудь важное. По большому счету, свободен почти до одиннадцати. Запихнуть в рюкзак спальник, четыре рациона, две плащ-палатки, веревки для форсирования рек и еще какие-то мелочи можно минут за пять. А все остальные заботы взял на себя начальник штаба. Мог лентяйничать до посинения.

Я заметил, что Ари и Берн пойдут в марш-бросок почти что с ровесниками, так что это будет просто дружеский по ход. Скандиано тоже достались ребята постарше. Хм, капитан ему по-прежнему не доверяет, ну я бы тоже так сделал, дрожать три дня, не измордовал ли он каких-нибудь беззащитных мальков… Хотя нет, Джакомо уже не допустит, у него стратегическое преимущество. Стефан в сторонке очень серьезно пожимал руку какому-то очень серьезному и очень маленькому мальчику. Ммм, интересно, Стефану надо налаживать отношения с собственной, разругавшейся вдрызг командой…

Капитан закончил читать список и распустил народ собираться. Но ушли не все. Вокруг Ловере образовалась небольшая толпа, и я пошел посмотреть, что это там происходит.

– Синьор капитан! Ну так же нечестно! Почему нам опять этот бандит?! Он в прошлом году никого не слушался, в итоге упал в овраг, вывихнул ногу, а мы его потом волокли километров двадцать! – Незнакомый мне парень был просто в отчаянии.

Понятно, капитан занимается не только моим воспитанием, с другими он обращается не лучше. Похоже, во всем его списке нет ни одной случайной пары.

– А в этом году, – спокойно ответил Ловере, – вы должны позаботиться, чтобы не упал.

– Ну, он же дикий! Слов не понимает!

– Можешь его отшлепать разок, я разрешаю. А потом вернешься и пожалуешься. И я с ним сам разберусь.

Парень взвыл: естественно, жаловаться на мелкого… да над ним будет смеяться весь лагерь! Ребята вокруг захмыкали.

– А трава такая, как у забора, там по дороге не растет? – поинтересовался кто-то, обернувшись и увидев рядом с собой меня. Я вогнал ему локоть в бок. Он охнул.

– На карте ее не отмечают, – отрезал капитан. – И вы тоже… полегче… Маленьким жаловаться можно. И как я уже говорил, вы отвечаете за их здоровье и благополучие. Ты тоже хотел пожаловаться на жизнь? – Капитан заметил меня в толпе.

– Я? Не дождетесь! – Я ухмыльнулся и добавил: – Мне просто нечем заняться.

– Энрик может почивать на лаврах аж до одиннадцати.

А что тут все остальные делают? Или у вас тоже есть начальники штабов?

Ребят как ветром сдуло. Да уж, тащить на себе юного идиота со сбитыми в кровь ногами ничуть не приятнее, чем с вывихом или переломом. Поэтому дел у всех завались. Я вежливо склонил голову, попрощался с начальником лагеря и удалился к месту дислокации вверенной моему руководству в/ч.

Делать мне там было решительно нечего: Гвидо заставил мальков ходить мимо него взад-вперед и с маниакальным упорством пытался понять, не надо ли подогнать им ботинки. Правильно, обувь – это главное. После Мачераты мы решили, что армейские ботинки и камуфляжка – единственная подходящая одежда для любого похода. Правда, та, что подходила десятилеткам по росту, была слишком широка и висела на малышах, как на вешалке, я даже не сразу узнал переодетого Тони. Снаряжение грудой лежало на песке. Я прочитал список того, что должен запихнуть в свой рюкзак, и собрался.

Гвидо как раз удовлетворился результатом своих наблюдений и не терпящим возражений тоном старшего по званию велел малькам и примкнувшему к ним Тони собирать рюкзаки у него на глазах и именно в том порядке, который он укажет.

Алекс показал мне маршрут:

– Девяносто два километра, – пояснил он, – придетя форсировать три приличные речки; скал нет; много ручьев; холмы; два оврага; два довольно тяжелых подъема, один по травянистому склону, другой – по лесному, такие ж спуски; десять километров по болотистой пойме одной речки; ночевать будем здесь и здесь, – он показал точки на карте, – вроде больше никаких сложностей.

– Ты ушел и не слышал, а один парень плакался капитану, что в прошлом году мелкий прыгнул в овраг, вывихнул ногу, и его двадцать километров на себе…

– Хочешь, чтобы я переделал?

Я помотал головой:

– Обойдется, это просто намек, что за ними нужен глаз да глаз.

– Не беспокойся, у тебя теперь есть начальник штаба…

– Это уже поговорка! – проговорил я сквозь смех.

– Ага, – согласился Алекс. – Ты посмотри, как он их дрессирует! Не волнуйся, эти в овраг не свалятся.

Глава 26

В катере только десять кресел, поэтому Тони устроился у меня на коленях, чтобы повысить свой авторитет среди ровесников и заодно продемонстрировать мне, что по-прежнему меня не боится. Очень он меня утешил: остальные пятеро мальков смотрели на меня как на людоеда. Ну, Альтаре и двое его близких приятелей, пытавшихся посмеяться над Роберто и сверх того донесших на меня Ловере, – понятно. А еще парочка-то что? Я их в первый раз вижу!

Были мальчишки чем-то неуловимо похожи друг на друга, и это сходство мне не нравилось. Я бросил взгляд на Тони – и понял, в чем дело: его невозможно принять ни за дурака, ни за подонка. А этих – очень даже, хотя сейчас они не ухмылялись так нахально, как тогда вечером. Еще бы: попали в слишком сильную зависимость от меня и подрагивают весьма заметно. Но след этой противной улыбки мелкого пакостника никуда не делся. Именно такие сначала делают что-нибудь пакостное или бессмысленное, а потом думают… Нет, не так, они даже и потом не думают. И не чувствуют. Из таких вырастают Альфредо и Франчески во всей красе. Может, это и неплохо, что они меня побаиваются? Меньше будет хлопот. Ммм, нет, не хочу я, чтобы меня дети боялись. И что мне делать? „А ничего, – заявил внутренний голос, – все само придет в норму, как с Ари и Берном“. – „Ох, не придет, на Ари или Берна эти типы ну совсем не похожи“, – ответил я. Но познакомиться с ними надо. Не буду же я звать их: „Эй, ты, как тебя?!“ Я вздохнул – почему мне всегда так сложно знакомиться? Ну, за редкими исключениями.

– Представьтесь, ребята, – попросил я.

– Вито, – назвался Альтаре. Почему они выбрали его командиром, науке неизвестно. Его неуверенность в себе просто бросается в глаза.

– Романо, – самый высокий и, пожалуй, самый крепкий мальчик.

– Нино, – хмурый и чем-то недовольный ребенок.

– Траяно, – самый маленький.

– Луиджи, – самая противная улыбка. Мальчишка лишь немного уступал в росте Романо. И с гонором у него все в порядке. Э-э-э, если бы он командовал своими приятелями, было бы еще хуже.

– Очень приятно, – улыбнулся я как мог доброжелательно. – С Гвидо и Тони вы уже знакомы.

Мальки покивали: еще бы. Лео, Алекс, Роберто и я сообщили свои имена.

Повисло неловкое молчание.

– А что мы должны делать? – расхрабрился Вито.

Я пожал плечами:

– Ничего особенного. Пройти девяносто два километра по пересеченной местности, слушаться старших, не ныть по пустякам, но, если возникнут проблемы, предупредить раньше, чем дело дойдет до госпитализации. Вот и все. Ясно?

– Ага, – согласился Луиджи иулыбнулся – снова очень противно.

Десятиминутный полет закончился, и все выпрыгну из катера.

– Приятной прогулки! – пожелал нам летчик.

– Спасибо! – откликнулись мы нестройно, помахал взлетающему катеру и остались только своей компанией.

Мы стояли на невысоком, заросшем травой холме, на нами в синем небе сиял Феб. Вокруг простиралась холмистая равнина, внизу сверкали ручьи, кое-где виднелись небольшие рощицы. На Этне нет кровососущих насекомых, птицы, привезенные с других планет, почему-то живут исключительно в лесах. Так что вне леса – тишина. Только порыв легкого ветерка зашуршал травой у нас под ногами.

Алекс демонстративно отключил карту в комме. Я хмыкнул…

– У тебя есть только то, что ты знаешь и умеешь сам!

– Точно, – согласился он, подыскивая на горизонте подходящий ориентир. – Нам туда, – махнул он рукой, – видишь этот высокий холм? До его вершины километров пятнадцать. Первый серьезный подъем.

– Ага, – согласился я, – ты первый. Только не гони, не забывай, кто идет за тобой. Тони, ступай за братом, и, если он побежит слишком быстро, ты его притормозишь.

Мы навьючили на себя рюкзаки, помогли малышам, и я велел им топать сразу вслед за Тони: пусть они будут на глазах. Перед подъемом поменяемся, их надо будет страховать.

Мы прошли уже километр по гребню, полого спускающемуся по склону холма, на вершину которого нас высадили, как вдруг Тони споткнулся, ткнулся лицом в Алексову спину – и покатился бы вниз, если бы брат его не поймал. „Гы-гы-гы!“ – захохотали малявки. Летучие коты! Что здесь смешного? К счастью, Тони только немного ободрал щеку о пряжку Алексова рюкзака. Я внимательно осмотрел противные гогочущие рожицы: ага, тут не всё так просто. Ага, Луиджи, шедший сразу вслед за Тони, имеет особенно мерзкий вид. Я схватил его за воротник и встряхнул.

– Ну чо?! – завопил он. – Я ничо не делал!

– Ты ему ногу подставил, – произнес я уверенно, встряхнув его еще раз.

Мальчишки попритихли: „я в гневе“ – это зрелище…

– А, ну конечно! Любимчик сам упасть не может!

– Невинная овечка, – откликнулся я. – Чудовищные обвинения!

– Я ничо!..

– Врешь, – прервал я его. – Заткнись и послушай.

Он замолк.

– Я не стану взывать к твоей чести, совести и разуму, потому что их нет. Но если ты еще раз учинишь какую-ни будь пакость, я тебя выпорю. При всех. Ясно?

Он посерел от страха, но решил еще немного потрепыхаться и покачать права:

– Ты не имеешь права! Я капитану скажу!

– Скажешь. Потом. Но тебе это уже не поможет, – спокойно ответил я.

– Ну конечно! Я же не любимчик!

– Ну и радуйся, любимчика я бы предупреждать не стал, сразу бы влепил по полной программе. Всех касается, – добавил я для его приятелей.

Луиджи открыл рот, но, что сказать, не придумал. Вито был смущен, все-таки зверь-трава – хорошее средство. Остальные только напуганы. Ну вот, а я не хотел, чтобы меня боялись. С другой стороны, мы проведем в неприятном обществе этих типов три дня – и навсегда забудем об их унылом существовании.

Алекс был в ярости, Роберто и Гвидо всем своим видом. Демонстрировали, как они меня одобряют и поддерживают. Тони не понравилось, что он стал причиной такой бури страстей, но сделать он ничего не мог.

Лео, может, и не был со мной согласен, но спорить при мелких и обещать им свою защиту не стал.

– Иди, пожалуйста, третьим, – попросил я его, – к этим типам спиной лучше не поворачиваться. А подставить ножку тебе они не рискнут.

Лео согласно кивнул.

– А ты иди прямо передо мной! – приказал я Луиджи. – Алекс, двинулись.

Луиджи повиновался, что-то недовольно бормоча с иод нос. Здорово он испортил мне настроение, а могла быть такая приятная прогулка.

Малек продолжал ворчать до самой долины, а когда мы дошли к чистому ручейку на самом ее дне, решил выпить в воду, наверное, чтобы никому больше не досталось. Я поднял его за шкирку:

– С ума сошел?! Кто ж так делает?

– Может, посолить? – спросил Гвидо, улыбаясь. Мы с Алексом засмеялись, вспомнив день нашего знакомства, первый бой, скалу, форт, даже внешне похож на сковородку, на которой мы тогда жарились.

– Не-е, не надо, здесь воды сколько угодно и не т жарко, – помотал я головой, – только прочитай им лекцию, а то с ведром воды в животе и лошадь не бежит. Привал полчаса. Обедать будем на вершине.

– Я есть хочу! – сразу же возник Нино.

– Рано еще, – немного удивленно возразил Гвидо.

– А я хочу! – гнусавым голосом повторил Нино. Я посмотрел на него насмешливо:

– Вот это и называется нытье по пустякам.

– Ты не имеешь права! – возопил он. – Я пожалую капитану Ловере!

– Давай, – согласился я спокойно, – прямо сейчас, комму. Соберитесь в кружок, позвоните ему и базарьте здоровье, только отойдите в сторонку. Вы мне мешаете.

Я скинул рюкзак, размял плечи и устроился на травке Моя команда последовала примеру.

Мальки убрались метров на десять и зашептались.

– А что за история с соленой водой? – лениво поинте ресовался Роберто.

Гвидо вполголоса пустился в воспоминания. Тони недовольно насупился:

– А меня спрятали в подвал!

– Тебе, помнится, было восемь, маленький еще, – заметил его брат.

– А где граница? – поинтересовался хитрый, как лис Тони.

– Вырастешь – узнаешь, – наставительно потянул я.

Тони надулся: бедный ребенок, он ожидал услышать число например, двенадцать. И методом постепенного спуска убедить нас, что и младенцу можно дать в руки бластер. Сборище мелких пакостников, вверенных моему попечению, все-таки решило пожаловаться. Что-то они шепотом, но яростно говорили в комм. Только Вито, печально повесив голову, отвернулся от своей компании, перебрался поближе к нам, чем к ним, и устроился на траве, еще не решаясь присоединиться. Черт! Пригласить, или это его только смутит, отпугнет и заставит извиняться за то, чего он не делал? Я приглашающе ему улыбнулся, но он только мотнул головой.

Чего хочет от нашей лучшей в мире команды Ловере? Чтобы мы за три дня объяснили этим гнусным типам, чем отличается мужчина от придверного коврика? Сам капитан не решил эту задачу за три с половиной недели! „Это вызов“, – серьезно сказал внутренний голос.

Комм пиликнул: мне пришло сообщение. Я приподнялся, взглянул на экранчик и прочитал: „Ты уже понял, что я тебе подкинул? Карт-бланш!. Только верни их людьми! Ловере“. Я едва не рухнул на траву от смеха.

– Чего? – удивились ребята, Гвидо как раз рассказывал про обстрел и раненого Паоло, и в этом не было ничего смешного. Я подсунул комм к носу Лео. Лео прочитал и присоединился к моему веселью. Ребята мне чуть руку не оторвали, пытаясь прочитать сообщение. Один за другим они отваливались, тоже принимались смеяться и бормотать нечто нечленораздельное.

Вскоре мы угомонились, но продолжали лежать на земле, тихо постанывая.

– Вот капитан с вами сейчас свяжется! Больше не будете издеваться! – услышал я голос Траяно с плачуще-истерическими нотками.

Это заявление вызвало новый взрыв хохота.

– Ой! Юмористы, – стонал Алекс, – всех достали.

Я стер сообщение с экрана: смертельный ужас вовсе не кажется мне лучшим другом педагога. Мало-помалу мы успокоились.

– Пора идти, – заметил Лео, взглянув на часы.

– Ага, – согласился я, дыша, как после долгого быстрого бега. – Не надо пересказывать им послание, – предупредил я команду.

Пакостники имели вытянутые физиономии жестоко разочарованных мартышек. Интересно, что капитан сказ им? Может быть, ничего, просто прервал связь, но провал неловкой попытки смухлевать объяснил бы всё и последему идиоту.

– Встали и пошли. Пока тем же порядком, – скомандовал я. – Дышать и идти равномерно, не останавливаться. Тони, глотни воды и подержи ее во рту, ты, похоже, досмеялся.

Тони сдавлено хохотнул.

– Всё! – велел Алекс. – Самурай должен держать себя в руках.

– А кто это такой? – поинтересовался Тони.

– На привале расскажу, – обещал я. – Ты еще не просветил своего братишку? – удивленно обратился я к Алексу.

– Он просто пока не добрался, – проворчал Алекс, – как доберется – мы все пожалеем.

Деморализованные пакостники, не протестуя, заняли своиместа в колонне. Стоп! Если я хочу чего-нибудь добиться нельзя их так называть. Даже мысленно. А как их называть Мой Геракл окрестил бы их «глупыми котятами» – подходяще. А Тони у нас – «умный котенок», кстати, похож.

Примерно полчаса глупые котята шли молча. Начался подъем, пока еще довольно пологий, скоро мы дойдем до небольшой седловины, а после нее начинается крутой склон возвышающегося над всеми другими холма. Его, конечно, можно было обойти, но Алекс не захотел, и мне это тоже понравилось.

Я уже расслабился, как вдруг…

– Я устал! – заныл один глупый котенок.

– Я пить хочу! Почему нельзя? – заныл Романо.

Тони оглянулся и посмотрел на ровесников с величайшим презрением. Ну, смотри, умный котенок, теперь тебе нельзя жаловаться!

– Хлебни из фляжки, подержи воду во рту и выплюни, – велел я жаждущему и проследил, чтобы он так и сделал.

– Я устал! – опять заныл… кто это? Нино.

Роберто критически оглядел мальчишку и перекинул его рюкзак себе на плечо.

– Я тоже устал! – сразу же заныл Траяно.

Черт побери! Почему их не задушили в колыбели?… Или не сделали им операцию по перемене пола?

– Давай сюда, – протянул я руку за его рюкзаком.

Вито оглянулся, открыл рот, закрыл его, сжал зубы, повернулся лицом к холму и сделал шаг вперед. Молодец! Этот котенок чуть получше. Я с подозрением взглянул на Луиджи, он отвел взгляд и не пожаловался. Интересно, почему?

– Вперед, – скомандовал я, – и кто еще раз остановится до седловины – пожалеет!

Напуганные котята потопали вперед. В седловине они упали на травку на склоне и сделали вид, что уже почти умерли, даже Нино и Траяно, которые довольно долго шли налегке. Алекс взглянул на часы и недовольно покачал головой:

– Медленно, – пояснил он, – я думал в три, ну в полчетвертого мы будем уже на вершине. А сейчас почти три.

– Ясно. Привал пятнадцать минут.

– При таком темпе мы к закату будем далеко от воды, – заметил Алекс.

– Значит, пойдем в темноте, – невозмутимо ответил я.

– Через большой глубокий овраг, – уточнил Алекс.

Я только поднял брови: беспокоиться будем последовательно.

Я вернул Траяно его рюкзак и сел помедитировать: надо подумать! Летучие коты покусай капитана Ловере! Почему он не предупредил нас пару дней назад?! Мы бы пошевелили извилинами. Выдали бы несколько интересных идей, обсудили и сейчас знали бы, что делать! «Не выдавай желаемоезадействительное! – велелехидныйвнутренний голос. – Ты приучил своих друзей, что все придумаешь сам. Что их дело осознать твою великую идею и двигаться в русле… и всё будет тип-топ. Допрыгался! Это тебе не по полосе препятствий бегать!» Стоп. Самогрызение не поможет. Надо изучить исходные данные, поставить задачу, придумать путь ее решения и идти к намеченной цели. Больше я ни о чем подумать не успел, потому что назначенное мною время привала истекло. Но, по крайней мере, я вылез ибездны черного отчаяния: мне задали задачу, которую я не могу решить! Я – и не могу?! Скажете, когда не решу!

Я открыл глаза и поднялся на ноги. Напротив мен стоял Луиджи и протягивал мне свой рюкзак. Я удивленно поднял брови.

– Ну, ты же тащил за Траяно… – пояснил он с наивным видом.

– Ну и что?

– Так нечестно!

– Надел рюкзак и пошел, – велел я тоном, способным осушить и превратить в пустыни пару-тройку приличных морей.

– Ну почему?! Так нечестно!

– Э-э-,– потянул Роберто, – Энрик, ну я могу понести…

Я бросил на землю собственный рюкзак:

– Еще пять минут, а потом двигаем. Отойдем, – предложил я Роберто.

Пока мы с ним сделали пару десятков шагов, я сосчитал до десяти и успокоился достаточно, чтобы не попытаться задушить его, к чертовой матери!

– Наша цель, – объяснил я, сдерживая ярость, – состоит не в том, чтобы доставить их в лагерь, это можно сделать гораздо проще: нажать кнопку на комме, связаться с капитаном, капитулировать и попросить его прислать катер за этими нытиками. А потом выбросить из головы, что мы проиграли, даже не попытавшись победить. Хочешь?

Давай. Только говорить будешь ты.

Роберто опустил голову и покраснел. Мы помолчали.

– Ладно, – согласился он, – ты прав. А что мы будем делать?

– Мне очень не нравится, что меня слишком часто об этом спрашивают. У тебя своя голова на плечах. Я не знаю, что мы будем… Я скажу, чего мы не будем… Потакать заведомым капризам, терпеть бессмысленное глупое нытье, позволять пакостничать.

– А почему ты не протестовал, когда я взял рюкзак у Нино? И даже сам так же…

– Чтобы не спорить у них на глазах. Кроме того, теоретически, они действительно могли устать. А сейчас у нас привал. Вот я и говорю, что это заведомый каприз. И по этому склону с двумя рюкзаками… ты просто загремишь. И, пожалуйста, не жалей ты их сверх всякой меры. Не девчонки. Роберто покивал.

– Ладно, пошли, – предложил я.

Мы вернулись к ребятам.

– Значит, так, – я сделал вид, что ничего не произошло, – первым идет Тони, Алекс его страхует и направляет в нужную сторону, потом Романо, Гвидо, Нино, Лео, Траяно, Роберто, Вито, Луиджи и я.

Тони и Вито сразу же начали надевать рюкзаки. Я улыбнулся этим котятам, а Лео поощрительно хлопнул Вито по плечу.

– Если ты страхуешь двоих – не иди последним, – предложил Лео.

– Ага, – согласился я, – тогда замыкаешь ты, а перед тобой Нино.

– Ну, так нечестно, – опять вякнул Луиджи, не особенно надеясь на успех своего предприятия.

– Сейчас я тебе устрою «честно», – пообещал я. – Мы идем уже почти четыре часа, давай теперь на такой же срок поменяемся рюкзаками. Нет? А что так?

Луиджи помотал головой, вздохнул, как раб на галере (обижают!), поднял свою тяжкую ношу (килограммов семь, на спине, даже не смешно!) и направился куда-то не туда.

– Передо мной! – велел я резко. – Вито, иди перед Луиджи, – добавил я гораздо мягче.

– Подлиза! – прошипел Луиджи.

Вито не отреагировал. Умница мальчик.

– Бывают только подлизы и нытики, – прокомментировал я, – первые тащат свой груз сами, в надежде на э-э… не знаю на что. А вторые пытаются свалить его на других и считают это великой доблестью. Понял, нытик?

Он не ответил. Кажется, это хорошо.

И мы пошли к вершине холма. Интересно, могу я сейчас выделить часть своих интеллектуальных ресурсов, чтобы подумать? Или всё мое внимание потребуется, чтобы котята не загремели вниз по склону? Праздный вопрос! Лучше скажи-ка ты, Энрик, почему нытики одновременно являются пакостниками? Если это взаимосвязано, то, добившись положительных сдвигов в чем-то одном, можно расчитывать, что и другое противное свойство потеснится занимаемых им позиций. Хм, Вито – несомненный пакостник, но почти не нытик. Стоп. Не торопись. Допустим, очень хорошо меня понял в первую нашу встречу. Самый ценный опыт приобретается на собственной шкуре. Тогда почему он гоготал, когда Тони упал на склоне? Потому что он не один. За компанию! Как все в его стае! Капитану следодовало выдать мне их по одному, на пару суток каждого тогда наши шансы были бы гораздо выше.

В этот момент Луиджи споткнулся, и мне пришлось его ловить. Я поставил его на ноги: – Давай-давай, топай. Он фыркнул, вздохнул под гнетом тирании и пошел дальше. Продолжим. Итак, почему пакостники одновременно являются нытиками? Почему слабые любят поиздеваться над чужой слабостью? Ха! Очевидно, потому и любят! Тупица и бездарь пишет пакостное слово на памятнике человеку, ботинки которого чистить недостоин. Памятник не может себя защитить и отомстить обидчику. Всё понятно: стремление пакостничать, издеваться, трусость, нытье суть внешние проявления отсутствия ума и характера. Подарить им ум и характер за три дня?! Да ты спятил, парень, проще устроить революцию в кремонской зоне!

Революцию будем делать потом. Сейчас будем воспитывать пятерых десятилетних мальчишек, от которых отказался капитан Ловере. Педагог умный, умелый и опытный.

Глава 27

Я еще пару раз ловил падающего Луиджи и столько же раз – Вито, прежде чем мы добрались до середины крутого склона.

– Дышите ровнее, – поучал я своих подопечных, – и не останавливайтесь. Пусть медленно, но идите, а то быстрее устанете.

На середине склона сломался Романе. Хм, он показался мне покрепче других, поэтому я поручил его Гвидо, все-таки наш начальник штаба пока еще недостаточно тверд, чтобы гнать в гору хнычущего щенка. А Романо лег на траву и заныл:

– Я больше не могу-у!

Не мог бы – ныть бы тоже сил не было. Черт бы его побрал! У моих как раз дыхание установилось, я даже поверил, что они без жалоб дойдут до вершины.

– Идите вперед, – скомандовал я, – Гвидо, пригляди за Луиджи, а этого оставь мне.

– Я тоже устал! – заявил Луиджи.

– Заткнись и береги дыхание! – отрезал я. – Как девчонка, – проворчал я себе под нос, но так, чтобы он слышал.

Он всхлипнул, но послушался.

– Вито, иди перед Нино.

Лео приглядит за обоими. Я присел на склоне рядом с лежащим Романо и посмотрел представление в театре одного актера для одного зрителя. Через несколько минут разнообразные ахи и охи закончились.

– Ты чего? С Новой Сицилии? – немного насмешливо поинтересовался я.

– Не-ет, – заныл он.

Хм, каким-нибудь больным он быть не может, во-первых, лечится всё, во-вторых, его бы просто сюда не взяли… Нормальный домашний ребенок, в детском военном лагере первый раз, но… Но ведь четыре года тренировок! Каждый день! Куда смотрел его сенсей?

– А откуда? – продолжил я расспросы.

– Сам ты с Новой Сицилии! Я те ща как дам! Я расхохотался:

– Ты – нытик, хлюпик и слабак! Мне? Да тебя всю жизнь кто-нибудь будет обзывать, ругать и вытирать об тебя ноги, если захочет! А ты будешь всю жизнь это терпеть!

Он выкарабкался из лямок рюкзака и постарался достать меня кулаком. Я легко уклонился.

Не пытаясь ударить меня еще раз, он уселся на траву и заревел.

– На это у тебя сил хватает, – прокомментировал я спокойно, – значит, и на все остальное тоже должно хватить.

Через пару минут он немного успокоился, по-моему, это было еще одно представление. Мальчик бьет на жалость. На меня не подействовало. Летучие коты, в камуфляжке нет специального кармана для носового платка поскольку ни разу в жизни не понадобился…

Я плеснул на ладонь воды из фляжки и умыл ему рожицу.

– Все? – спросил я мягко. Он всхлипнул и кивнул.

– Тогда вперед. Надевай рюкзак – и пошел. Я поправил ему лямки, развернул и легким шлепком отправил вверх по склону. Пока Романо приходил в себя, ребята ушли довольно далеко, и догнать их до вершины у нас было никаких шансов. Плохо, вдруг еще кто-нибудь из глупых котят устроит представление, а Роберто или Гвидо не выдержат и пожалеют. Я медленно пошел вслед за мальчишкой.

Так я и не понял, что нам делать. А если бы и понял, то что? За ночь объяснить друзьям, обсудить, а потом за два дня все наладить? Так не бывает. Строго говоря, задача Ловера не имеет решения. Ммм, на последнем экзамене синьор Брессаноне тоже задал нам задачу, которую нельзя было решить за выделенное время. Черт, я опять начал погружаться в пучину черного отчаяния. Вернуть этих мальчишек, как выразился капитан, «людьми» не получится. Это очевидно. Ну хоть что-то сделать можно?! Например, заставить их задуматься, первый раз в жизни. С Вито же сработало, и дело не в том, что я причинил ему боль, а в том, что сказал и как.

Э-э-э, задуматься о чем? Надавить на самолюбие – дело нехитрое, вон как этот хлюпик вскинулся, когда я поинтересовался, не с Новой ли он Сицилии. Но это «упругая деформация»: обида забудется, и все вернется на круги своя. Для того чтобы ползти вверх, надо постоянно что-то делать – а это больно, тяжело, иногда скучно, а вниз – доверься гравитации. Порочный круг: для того чтобы приобрести силу воли, надо ее иметь. Но этот усталый парнишка впереди меня упрямо тащится вверх по склону. И сейчас он утомлен сильнее, чем тогда, когда устроил нытье с ревом. Вывод: нажимаешь на самолюбие и, пока силы упругости не вернули ребенка в исходное состояние, ставишь перед ним сложную, но посильную задачу. И он идет вверх. Потом надо похвалить, дать отдышаться и вернуться к началу цепочки алгоритма. При наличии времени и терпения все просто как апельсин. Одна беда: времени нет. И это еще только половина задачи. Любовь к пакостям никого не красит, и от этого их тоже надо избавить. «Поводить всех по зверь-траве». Мы добрались до плоской вершины холма.

– Молодец! – искренне похвалил я Романо. – Посмотри вниз.

Тяжело дыша, он обернулся и сделал, что ему было велено.

– Ты забрался, – тихо сказал я.

Он поднял глаза и робко мне улыбнулся. Вот эта улыбка мне понравилась больше. Я улыбнулся ему в ответ.

В качестве места для привала Алекс выбрал небольшую полянку в рощице метрах в пятидесяти от финальной точки подъема. Чуть ниже по склону на карте был обозначен родник, который и привлек Алексово внимание к этому месту.

– Давай туда, – я махнул рукой в нужную сторону, – умоемся, пообедаем.

На полянке горел маленький костерок. Нино, Траяно и Луиджи сидели чуть в стороне, каждый из них держал на коленях рацион из своего рюкзака и обедал. Да если бы у меня в девять лет были такие манеры, как у Луиджи, проф немедленно вышвырнул бы меня из дому, и никакой Дар Контакта мне бы не помог: так могут есть только обезьяны! Моя команда и примкнувший к ней Вито ждали нашего появления. Малость поумневший котенок сидел у костра бок о бок с Тони, и оба жадно внимали Алексу, выполнявшему мое обещание поведать о самураях. Быстро он ввел детей в курс… В момент нашего с Романо появления Алекс как раз рассказывал байку про Миямото Мусаси, разбойников и мух. [119]

Луиджи всячески кривлялся, в надежде, что на него обратят внимание. Зря старался. Увидев нас с Романо, он завопил.

– Рева-корова притащился!

– Гы-гы-гы, – поддержали его Траяно и Нино. Тони бросил на этих типов взгляд, полный отвращения.

Вито слегка покраснел и опустил голову. Хм.

Лео обернулся и треснул пакостника Луиджи по шее. В это да! Сильно надо постараться, чтобы вывести из себя Лео.

– Ну чо?! – возмущенно взвыл Луиджи.

– Цыц! Романо перевел взгляд с одной живописной групкин на другую и решительно направился к костру. Я мысленно перевел дух.

– Подлиза! – раскрыл пасть Луиджи.

Лео опять обернулся, посмотрел на него грустно и тихо спросил:

– Ты не понял?

Луиджи усох. Ребята потеснились, чтобы мы с Романом могли сесть.

– Ну смотрите, любимчики! – заметил я. – Я тогда не шутил. Вам действительно ничего нельзя.

Вито серьезно кивнул. Хм, пожалуй, «задача» Ловере будет решена, по крайней мере, частично. Я с удовольствием оглядел свою команду:

– Ну, давайтеобедать.

За обедом мы продолжали делиться сведениями о Японии, кемпо, самураях, кодексе бусидо; потом я рассказывал о ниндзя; мы смеясь вспоминали, как учились бегать по воде на пенопластовых поплавочках; как я бросал сюрикены в дикого поросенка. Я ловко ввернул, что наши девочки с удовольствием лазают по скалам и никогда не жалуются. И Вито, и Романо пока еще нуждаются в надавливании на самолюбие.

– Мусор – в костер, – велел я глупым котятам, они собирались оставить его валяться. Как будто в первый раз!

Можно подумать, они в лесу никогда не были!

Ослушаться меня не посмели.

– Выступаем в 17:30,– сообщил я для всеобщего сведения, одновременно лихорадочно пытаясь решить возникшую педагогическую проблему: мы ввосьмером съели ровно четыре рациона, и, если бы не глупые котята, не было бы никаких сложностей – разгрузить надо тех, кто помладше и послабее, – и всё. Но с нами идут еще трое глупых «индивидуалистов», и каждый из них должен будет положить в свой рюкзак коробку со своим личным недоеденным рационом. Тогда у «любимчиков» рюкзаки окажутся легче. Это плохо с воспитательной точки зрения. У Луиджи не должно быть ни малейшего повода для нытья типа «так нечестно». А у Вито и Романо никаких сомнений: привилегий не будет, будет наоборот. – Идите поболтайте босыми ногами в воде, – велел Гвидо малышам.

Все, кроме Луиджи, послушались. Уф! Начальник штаба дал мне передышку. Только как он теперь добьется повиновения самого глупого котенка? О! Нет необходимости! Гвидо повернулся и тоже пошел к ручью. Ну конечно, клоуну нужна публика! А если никто не обращает внимания? Он сейчас сам прибежит.

Лео незаметно мне подмигнул и растянулся на травке рядом с затухающим костром. Он с Луиджи глаз не спустит, но так, что тот и не заметит.

У ручья Нино и Траяно громко ныли, что вода слишком ледяная, дно слишком каменистое и скользкое, течение слишком быстрое. Разуться они так и не сподобились. Тогда откуда они знают?

Успевшие привыкнуть к холоду Вито и Тони бродили по воде, поднимали со дна блестящие окатанные камешки и хвастались друг перед другом своими находками. Романо, уже босиком и с закатанными штанинами, топтался на берегу, все никак не решаясь зайти в воду. Я схватил его под мышки и поставил на середину ручья.

– Ой! – взвизгнул он.

– И не умер, – с легкой иронией заметил я.

Он подпрыгнул, чтобы обрызгать меня как следует. То-то же.

– А по заднице? – поинтересовался я вежливо.

Он подпрыгнул еще раз и ухмыльнулся.

– Холодная вода придает храбрости маленьким щеночкам, – резюмировал я. – Может, тебя искупать?

– А можно?!

– Можно, – разрешил я.

– Мелко, – заметил Алекс, – вот вечером будет приличная речка.

Я посмотрел на часы: у меня только двадцать пять мин на то, чтобы принять решение. Черт бы побрал нытиков. Из-за них простейшие вещи раздуваются до размеров неразрешимых проблем. Гвидо вопросительно смотрел на меня: что такое? Я мотнул головой: не здесь.

Отойдя в сторонку, я объяснил ему, в чем дело.

– Ха, – уверенно заявил Гвидо, – всё очень просто: мы заберем себе рационы этой троицы, а «любимчики» твои пойдут, как раньше.

– Сегодня в 11:20 я тоже думал, что все очень просто, печально вздохнул я, – ну попробуй, организатор. Только будь готов к претензиям, которых тебе даже не придумать.

– Ага, – улыбнулся Гвидо.

Мы вернулись к ручью, мои любимчики, в плавках, хохоча и повизгивая, брызгались в небольшой запруде метрах в десяти ниже по течению. Нино и Траяно поддались на Робертовы уговоры и осторожно пробовали воду кончиками пальцев. Луиджи, заскучавший сам с собой, как раз вышел на берег и сразу же попытался пнуть и скинуть в воду чей-то ботинок, но был вовремя схвачен за шкирку. Роберто слегка приподнял над землей глупого котенка.

– Ну чо?! – полузадушенно возопил Луиджи.

Роберто поставил его на землю, но отпускать не торопился.

– Скажи мне спасибо, – велел он самому пакостному пакостнику. – Если бы у тебя получилось, сел бы ты после этого через неделю.

Луиджи съежился.

– Ты преувеличиваешь… – заметил я нейтральным тоном.

Луиджи слегка успокоился и даже улыбнулся.

– …моё милосердие.

Молодой месяц наглой Луиджевой ухмылки опал рожками вниз.

– Ну чего-о? – заныл Луиджи. – Чо им все можно, да-а? А мне ничо низя-а?

– Что им можно? – поинтересовался Алекс.

Луиджи открыл рот, но что возразить, не придумал.

Тогда он закрыл его и захныкал. О Мадонна, да за сегодняшний день я увидел больше слез, чем за последние семь лет! И все не по делу.

Я не захотел смотреть это представление, вернулся на полянку и улегся рядом с Лео.

– Что ты с ним сделал? – спросил он.

– С кем?

– С Романо.

– Ничего. Сначала обругал, а когда он обиделся и, ужасно злой, добрался до вершины – похвалил.

– И я похвалил мальков, когда они сюда забрались. И Роберто тоже. Ну и что?

– Ммм, они, конечно, ныли, но на самом деле не так уж и устали. А Романо почему-то действительно еле дошел. Для него это была настоящая победа. Себя-то не обманешь.

– Может быть, – задумчиво проговорил Лео, – а, может, они думают, что заслужить твою похвалу особенно сложно.

– Ага, вот пусть так и остается. Не вредно.

– Хм, ты думаешь, у нас получится?

– Ну, сдвиг есть, ты же видишь. Хотя я признаю, что изменение обратимо. Так быстро такие проблемы не решаются.

Я пересказал Лео свои рассуждения и выводы, очень позабавил его терминологией: «глупые котята», «упругая деформация».

– …И надо ковать железо, пока горячо. Как бы объяснить хотя бы Романо, что смеяться над чужими бедами недостойно? – закончил я свою речь.

– Ммм, я думаю, он сам захочет поговорить с тобой наедине.

– Почему?

– Когда ты сказал, что любимчикам ничего нельзя, Вито тебя понял, а Романо был озадачен и немного напуган. Он постарается уточнить.

– Угу, хорошо бы. Мне кажется, что пакостником можно перестать быть в одночасье. Ну, просто один раз встать на место другого и почувствовать. А тогда и нытиком быть Уже как-то… неестественно.

В этот момент предмет нашей беседы, дрожа от холда и размахивая ботинками в одной руке и камуфляжкой другой, прибежал к костру греться. Лео поднялся:

– Пойду вытащу остальных, пока не заледенели.

Я кивнул. Мы оба с трудом подавили желание смеяться.

Я немного поворошил угли – умирающий костер подарил нам последнюю волну своего тепла.

Романо перестал дрожать и присел на корточки рядом мной, грея руки над огнем и застенчиво на меня поглядывала.

Я поднял брови и поощрительно улыбнулся: спрашивай. Он оглянулся в сторону ручья:

– Э-э-э, Энрик… – Да?

– Ну, сейчас все придут…

– Переодевайся скорее – и отойдем в сторонку, десять минут у тебя есть.

Через пятьдесят пять секунд котенок был одет и обут хм, прямо как солдат по тревоге.

Я поднялся и повел его на край того самого склона, который он с таким трудом одолел. Романо краснел, кусал губы смущался, потом набрал в грудь побольше воздуха и выпалил:

– Это я тогда пожаловался капитану на тебя!

– Ха, вместе с Луиджи, и это была его идея. И идея подразнить Роберто тоже была его.

– Откуда ты знаешь?!

– Нетрудно догадаться.

– И сегодня тоже… – голос его увял, – Вито отказался и ушел, а я – нет.

– Почти месяц тобой управлял человек глупый и начисто лишенный совести…

Он опустил голову и покраснел.

– …Это уже нельзя изменить, но ты можешь запомнить и не повторять…

Он кивнул.

– Ты хотел еще что-то спросить, – напомнил я.

– А что значит, мне ничего нельзя?

– Нельзя ныть, жаловаться, делать пакости и смеяться над чужими бедами. Ты же не хочешь, чтобы смеялись над твоими. И все остальные люди так же…

– Ты не злишься? Я помотал головой:

– Нет. Кто же сердится на глупых щенков? Но с этой минуты я уже могу на тебя рассердиться. Понял?

– Ага, – расплылся он в улыбке.

Мы вернулись на полянку. Все уже были там, одетые и обутые. Костер залит водой. Гвидо оценивающе посмотрел на глупых котят:

– Давайте сюда ваши рационы.

– Это мой! – завопил Луиджи.

– Да, конечно, – проникновенно, на выдохе, с легкой издевкой в голосе ответил Гвидо. – Не беспокойся: вечером на привале я тебе его верну нетронутым.

Луиджи недовольно запыхтел и вытащил из своего рюкзака коробку с рационом. Нино и Траяно последовали его примеру. Наши любимчики начали влезать в лямки своих ни на грамм не полегчавших рюкзаков. Ладно, завтра с утра мы уже и их разгрузим. Лео с подозрением смотрел на кряхтящего Романо.

– А ну-ка сними! – скомандовал он. – Тони, ты тоже.

Лео взял рюкзаки в руки и взвесил, потом перекинул мне:

– Всё ясно, то-то он так пыхтел на склоне. Что за кирпич ты тащишь?

У Романо от удивления отвисла челюсть:

– А? Я?

– Гвидо? – спросил я.

– Собирались на моих глазах, и я их всех потом приподнял, – у моего начальника штаба даже зрачки расширились – я усомнился в его компетентности!

Я уронил рюкзаки на землю.

– Разбирай, – велел я Романо.

Я заметил, как Луиджи посерел от страха. Подрожи, подрожи, пакостник! И ведь сделал он это еще утром, в лагере! Когда между ним и Романо были мир и согласие. Вот почему Луиджи не хотел идти к ручью! Но Лео остался здесь, и шито-крыто не получилось.

Романо извлек из складок своего спальника два довольно больших плоских камня, килограмма по полтора каждый, не меньше: таких полно на берегу, где мы собирались.

Луиджи сделал движение, как будто вознамерлся удрать, и я схватил его за воротник:

– Ну, кому еще ты подложил пару булыжников?!

– Да никому! – завопил Луиджи, не понимая, что этим выдал себя с головой. – Это он сам!

– Гвидо, я ему не верю ни на фальшивый сестерций проверь, пожалуйста, – попросил я спокойно, продолжал держать старающегося вырваться Луиджи за шкирку.

Нино и Траяно, очевидно, догадались, что шутить я не расположен, и слово, которое дал утром, сдержу, поэтому вид имели испуганный, хотя ничего и не сделали. Роман смотрел на Луиджи с ненавистью. Лео опустил ему руку и плечо: спокойно. Тони и Вито тоже чуть было не бросились бить пакостника, Роберто и Алекс вовремя их поймали.

Гвидо подождал, пока страсти улягутся, и скомандовал.

– Проверьте все свой груз. Энрик, ты тоже.

– Не могу, – откликнулся я, – этот, – я голосом выразил свое отвращение, – удерет.

– Ну чо? Я ничо не сделал! – захныкал Луиджи. Я проигнорировал.

– Это не я! Это Нино!

Нино посмотрел на него с возмущением:

– Он врет!

– Знаю, – откликнулся я спокойно. – А ты знал? Он покраснел, опустил голову и чуть заметно кивнул.

– И не сказал, даже когда Романо упал на склоне, – печально заметил я.

Нино всхлипнул. Пусть немного помучается, это бывает полезно. Луиджи опять задергался и ударил меня ребром ботинка в голень. Я встряхнул мальчишку:

– Хочешь получить побольше?

Он перестал трепыхаться и заныл на одной ноте.

Поклажу проверили: странно, но один раз Луиджи не солгал – больше он никому ничего не подложил, не успел наверное. Собрали рюкзаки заново. Роберто посмотрел на меня с вызовом и предложил разгрузить и Романо тоже: Я только кивнул: пусть ребенок отдохнет.

Все было готово к выходу.

– Ладно, – вздохнул я, – идите вперед, мы вас нагоним. Ребята покивали. Нино топтался около меня, хм, считает себя виноватым, но спросить, влетит ли ему, не решается Добровольцев подставляться под ремень на свете мало. Я промолчал: пострадай, мальчик.

Лео напомнил, что при спуске страхующий должен иметь глаза на затылке, сообщил порядок следования, и с опозданием на полчаса наш маленький отряд выступил в поход. Настроение у всех было хуже не придумаешь. Луиджи уже ревел в голос, но желающих пожалеть его не нашлось.

Глава 28

Мы остались на поляне вдвоем.

– Неужели тебя, такого пакостника, не порют каждый день? – серьезно поинтересовался я.

Он помотал головой.

– Заткнись, – посоветовал я, – пока еще рано.

Он рукавом вытер сопли и взглянул на меня с надеждой. Я покачал головой:

– Нет, ты заслужил. Он опять заныл:

– Ну почему? Я же не знал… Я же раньше, чем ты сказал…

– Закон обратной силы не имеет? – ехидно уточнил я. – Ты мог признаться, когда я тебя предупредил, тогда бы я тебя точно простил. А ты смотрел, как он мучается; знал, почему, и еще обозвал его рёвой, когда мы пришли!

Кто тут самый главный рёва, я вижу.

Он продолжал ныть и хлюпать носом.

– Зачем ты это сделал? – серьезно спросил я. Я знаю, что низачем, но, черт побери, сами себе эти пакостники объясняют, зачем?! Или нет?

– Ы-ыыы, – ответил он.

Так, все ясно. Придурок! И что мне теперь делать? Я так надеялся, что угроза сработает и мне не придется… О, Мадонна, если бы проф сейчас был здесь, я бы попросил у него прощения тысячу раз! Я подавил панику: спокойно. Простить Луиджи невозможно, хуже решения просто не придумаешь. Но, черт побери, он не согласен, он себя виноватым не считает. В триста тридцать три раза проклят в приюте это никого не волновало. А дома? Я всегда, даже когда вел свою дурацкую войну, совершенно точно знал что проф меня пальцем не тронет без моего согласия А проф всегда совершенно точно знал, что я слишком сильно уважаю свою драгоценную особу, чтобы попросить пощады, или даже получить ее непрошенную. «Поэтому делал вид, что ничего не заметил, – прокомментировал ехидный внутренний голос, – и влетало тебе через двадцать раз на двадцать первый!» Я отмахнулся – не актуально. Но Луиджи еще не научился себя уважать. И, если я его сейчас ударю, не научится. Тогда зачем я все это затея? Напугать ребенка, чтобы было поменьше хлопот?

Я выпустил Луиджев воротник, и мальчишка сразу скочил на пару метров, как будто не догадывался, что смогу поймать его сразу, как только захочу.

Я сел на бревнышко рядом с залитым водой кострищем.

– Иди умойся и возвращайся, – велел я сухо.

Он был не в силах поверить свалившейся на него удаче – я передумал. Ха, пока ты будешь сморкаться, я найду способ сделать так, чтобы ты не считал это удачей!

Минут через пять Луиджи вернулся на полянку и с опаской подошел: вдруг я опять передумаю.

– Ты считаешь, что ни в чем не виноват? – спросил я.

– Ты просто испугался! Знаешь, что тебе будет, когда мы вернемся?! – У Луиджи страх пропал, вернулась наглость.

– Ну хорошо, договорились: я тебя пальцем не трону, а ты, когда мы вернемся, пойдешь и соврешь капитану Ловере, что я содрал с тебя три шкуры. Вранье для тебя – делопривычное. Сочини какие-нибудь душераздирающие подробности. Или даже можешь не жаловаться начальнику лагеря, просто распусти такие слухи – и мне придется драться со всеми подряд. Где-нибудь в пятидесятой или шестидесятой драке мне сломают руку или ногу.

– Зачем еще? – надулся он.

– Ну, чтобы ты точно знал, что я не испугался. Я точно знаю, что ты струсил, а ты должен точно знать, что я – нет.

– Я не буду жаловаться!

– Так не пойдет. Тогда иди сюда, – я похлопал себя поколену – получи, что тебе причитается.

Он отпрыгнул от меня подальше.

– Не волнуйся, – успокоил я его, – не буду я за тобой бегать. Ну, что ты выбираешь?

– Ничего!

– Нет.

– Ну, я могу понести дальше те самые камни… – предложил он убитым голосом.

– Фу! Зачем?

– Ну-у, раз я… так… – Он всхлипнул.

– Ага, – ехидно согласился я, – ты потащишь бесполезный груз, а полезный за тебя поволоку я. Я, между прочим, в жизни не пакостничал. Мне-то за что?

– Это была шутка! – возопил он со слезами в голосе.

– Да, и что же здесь смешного? – искренне заинтересовался я.

Луиджи опять зарыдали побежал умываться.

Еще пять минут. Ох-ох-ох, когда же мы ребят-то нагоним?

Мальчишка вновь вернулся на поляну.

– Плачь не плачь, – заметил я, – а выбирать придется.

Ты решил?

– Ну, я больше не буду! – заныл Луиджи.

– Слушай, – спросил я, – ты хоть раз в жизни слово сдержал?

У глупого котенка началась очередная истерика, и он опять убежал к ручью. Всё, у нас просто больше нет времени, когда Луиджи вернулся на поляну в третий раз, я сказал:

– Мы больше не можем здесь задерживаться. Ты решил?

Он помотал головой, раскрыть рот он боялся – опять будет рев.

– У тебя еще есть время, до послезавтра, – продолжил я, – послезавтра утром ты дашь мне ответ. Он кивнул и вздохнул с облегчением.

– Договорились. Но учти, договоренность остается в силе только до тех пор, пока ты больше ничего подобного не учинил, потому что напакостничал ты действительно еще утром. Если ты сделал что-то еще в том же духе – признавайся сейчас. Потом будет поздно.

Я помолчал, чтобы дать ему время решиться, но он то ко помотал головой.

– Ну, допустим, – продолжил я свою речь. – И с этой минуты ты отвечаешь и за неудавшиеся пакости. Даже есль очень добрый Роберто вовремя поймает тебя за шкирку тебе придется немедленно делать выбор. Понял?

Луиджи опять кивнул.

– Ну вот и хорошо, – сказал я помягче, – надевай рюкзак и пошли.

Зареванный Луиджи выглядел так, словно я его жестоко порол все то время, что мы провели вдвоем.

Солнце сядет через два часа. А нам еце топать километров пятнадцать. Черт бы его… Стоп. Я ему такое душераздирание устроил – на полжизни хватит.

Надо будет, кстати, попросить прощения у Романо. Могбы приподнять его рюкзак тогда, на склоне. И вообще, надо было лишний раз проверить. Черт, Луиджи дал нам все урок недоверия. Стоит ли принимать его к сведению? Скорее, нет. От этого типа я ничего не приму.

Ребят мы догнали незадолго до заката – они сидели на болотистом берегу довольно широкой речки, рядом с единственным в окрестности толстым деревом, и ждали нашего появления (в моем рюкзаке лежат веревки и карабины). Все выглядели уставшими и недовольными. Романо поглядел на Луиджи, и на его лице начала расплываться злорадна ухмылка. Я посмотрел на него грозно и недовольно покачал головой: так нельзя. Он понял и смутился. Злорадную ухмылку Траяно я проигнорировал, Нино не улыбался, Тони и Вито, естественно, тоже.

– Самый элегантный способ затормозить, – ехидно произнес Алекс, несчастного Луиджи он как будто не заметил. – Сейчас Феб сядет, и мы останемся здесь.

– А на той стороне негде встать на ночь? – спросил я, озирая неприглядный топкий берег, заросший камышом и осокой.

– Есть, и Лео уже предлагал.

Ребята смотрели на меня вопросительно. Я оглянулся на самого глупого котенка: пожалуй, хватит его сегодня гнать, пусть он заберется в спальник и поспит.

– И сколько мы прошли? – поинтересовался я.

– Двадцать четыре километра, – недовольно ответил Алекс.

– Ладно, форсируем речку и разбиваем лагерь. Держи, – я протянул Алексу веревку с «кошкой», – некогда сегодня соревноваться.

Через пять минут переправа была готова. А потом мы еще долго уговаривали Луиджи и Траяно ею воспользоваться. Тони, Романо и Нино пересекли реку, бровью не поведя, Вито дрожал от страха, но не заныл и не пожаловался, когда подошла его очередь, а я стоял не на том берегу и не мог похвалить его… Зато Лео очень серьезно пожал ему руку и хлопнул по плечу – порядок. Пока мы с Алексом, в стремительно сгущающейся тьме, стояли по разным берегам речки, переправляли детские рюкзаки и уговаривали трусишек не бояться, Гвидо, Роберто и Лео при посильной помощи наших любимчиков поставили две большие палатки, натаскали дров, разожгли костер и подвесили над ним котелок с водой.

Феб уже полчаса как сел, когда мы наконец свернули переправу и, сопровождаемые молчаливым (слава Мадонне) Луиджи и все еще ноющим Траяно, отправились к костру.

– А если бы веревка оборвалась? – довольно базарным тоном поинтересовался Траяно.

– Монотросик? Исключено, – отвечал Алекс.

– А если бы ты его плохо закрепил? – продолжал скандалить глупый котенок.

– О, Мадонна! Восемь человек перед тобой переправились и одиннадцать рюкзаков, и ничего…

– А если бы, – передразнил я Траяно, – с неба упал метеорит, и прямо по веревке?!

Алекс рассмеялся. Траяно не нашел в моих словах ничего смешного, но заткнулся. Луиджи хмыкнул. Знать бы еще почему… Позлорадствовал, что я придираюсь не только к нему, или все же уловил глупость поведения своего товарища.

Как только мы подошли к костру, Гвидо устроил маленькое сатирическое представление «Возвращение рационов законным владельцам». Луиджи и Траяно схватили свои коробки так, словно я намеревался оставить детей без ужина. Нино взял «свой рацион» и чуть не заплакал. Лео приобнял его за плечи и недовольно покачал головой, осуждающе глядя на начальника штаба: что ж ты делаешь?…

Лео – гений! Он дожал Нино по дороге. Увидел, как того проснулась совесть, сам взялся его страховать и провел воспитательную беседу, судя по результату, очень эффективную. Нино не просто так не ухмыльнулся при вид Луиджи, имевшего вид жестоко высеченного ребенка. X м, скажем, с Траяно так бы не получилось. Он вроде бы ничего не сделал. Он в стороне, и не читайте ему мораль.

Бесполезно.

…Гвидо смутился и попросил прощения. Нино слабо кивнул и сел перед костром, под боком у Лео. Траяно Луиджи тоже устроились у костра: темно; вроде бы вместе с нами, но упорно продолжали лопать свои личные рационы. От чая из общего котелка «индивидуалисты» не отказались. К счастью, никто это не прокомментировал.

Летучие коты покусай Ловере! Напряжение похуже-чем во время «Ночного боя», там мне все-таки не приходилось отслеживать подобные мелочи, угадывать возможны реакции на чьи-то глупости, реакции на эти реакции и та далее. А так, как сегодня, можно самому заразиться мелочностью. Кстати, Эрнесто был прав: мне действительно достались тогда самые лучшие ребята: Альфредо и Франческо среди них не было. Ммм, а нытики? Или к тринадцати годам это проходит само, или нытики не приезжают больше в летние военные лагеря? Интересно, может, мы тут зря мучаемся и все это пройдет естественным путем, как молочные зубы замещаются постоянными? Самому это не выяснить, надо будет спросить у капитана.

– А искупаться? – спросил Романо разочарованным тоном, он не верил, что я разрешу сделать это после заката.

– Ммм, – задумчиво промычал я и оглядел свою команду, – есть желающие лезть в воду?

Роберто и Алекс кивнули.

– Хорошо, – согласился я, – надо их держать, чтоб не потонули.

– Ага, за пятку, – ухмыльнулся Алекс, – как Фемида Ахилла.

– Не Фемида, а Фетида, – поправил Лео.

. – Вот зануда! Какая разница?!

– Ну-у, если ты не знаешь разницы между незрячей богиней закона и плавающей как рыба дочерью Нерея…

– Да, – согласился я, – не как Фемида. А то это может плохо кончиться.

Мы посмеялись.

– Расскажите! – возопил Вито.

– После купания, – обещал я.

Мы с Алексом, Гвидо и Роберто зашли в воду по грудь и огородили собой небольшой лягушатник. Траяно и Луиджи остались на берегу, и бедный Лео вынужден был тоже задержаться у костра: напугать-то я их напугал, но страх – плохой ограничитель.

Дно оказалось довольно топким, и стоять на нем было неприятно, поэтому я быстро выгнал малышей на берег и выбрался сам: пусть Лео тоже окунется после жаркого дня.

– А где мы будем спать? – пробурчал Луиджи.

– Ты – здесь, – я кивнул в сторону большей из палаток, – а вы – там, – объяснил я остальным котятам, показав на другую.

– Почему?! – взвился Луиджи.

– Потому что я тебе не доверяю, – серьезно ответил я, – и намерен не спускать с тебя глаз, пока мы не вернемся в лагерь и я не передам тебя твоему куратору в собственные руки.

– Ага, ты еще и пожалуешься! – прохныкал Луиджи.

– Не требуется, – отрезал я.

Недовольно ворча что-то себе под нос, Луиджи забрал свой рюкзак и полез в палатку. Может быть, спать. Все остальные, вытеревшись и одевшись, вернулись к костру: выяснить, кто такие Фетида, Фемида и Ахилл, которого зачем-то держали за пятку. И я начал пересказывать «Илиаду», иногда переходя на гекзаметры. Ребята слушали, затаив дыхание. Рассказывал я не слишком подробно, поэтому уже через час замолчал, совершенно охрипший… и оглядел своих спутников. В их рядах произошли кое-какие перемены: Нино пристроился под боком у Лео, естественно; Романо – у меня, тоже нормально, моя левая рука каким-то образом оказалась на плече у Вито; сидевший поначалу немного на отшибе с кисло-циничной физиономией (вкручивайте, вкручивайте) Траяно переместился поближе к Гвидо; Тони, разумеется, прислонился к брату. А слева от Роберто лежал на животе Луиджи! Кажется, серьезно надеялся, что, если его понесет пакостить, Робе то вовремя схватит его за шкирку, а я, может быть, не замечу. Я и правда не замечу – у меня еще мозги не отшибли но тебе, пакостник, не стоит этого знать. Я взглянул на часы: половина двенадцатого – и взялся рукой за горло: могу больше говорить.

– Отбой, – скомандовал Гвидо малышам.

– Ну-у! – заныли они хором.

– Не ныть! – твердо велел Лео. Нытье отрезало. Лео взглянул на меня:

– Тебе еще чаю? Я энергично покивал. Посмеиваясь, мой друг отправился к реке за водой. Мальки полезли в палатки за зубным щетками, все остальные тоже встали размять ноги. Я приобнял Романо за плечи:

– Я тебя утром зря обругал, – прошептал я хрипло, прости. Ты вовсе не нытик и не с Новой Сицилии.

Он хмыкнул и смущенно опустил взгляд:

– Ну, вообще-то, я еще мог идти. Я же забрался, – добавил он с гордостью.

Я кивнул:

– Поэтому всё, что я сказал тогда, теперь уже неправда. В любом случае.

Он кивнул.

– Иди спать, – велел я.

Минут через десять котята забрались, наконец-то, в свои спальники. Гвидо, сурово нахмурив брови, сходил и проконтролировал. Мы, зевая, устроились вокруг костра, поджидая, когда закипит вода в котелке. Разговаривать нельзя: стенки палаток частично откинуты, а мальки еще не заснули.

Гвидо растянулся на траве рядом со мной:

– Готов еще раз сыграть «Ночной бой», ни разу не закрыв глаза, – признался он тихо.

– Пройденный этап, – заметил Алекс.


В этот момент палатка, в которой спали наши котята, вздрогнула от сильного удара. Алекс мгновенно скрылся внутри и через пару секунд выбрался, ведя за предплечья Тони и Романо в футболках, трусах и босиком.

– Бой Гектора с Ахиллом, – прокомментировал Алекс, останавливаясь передо мной.

Эпические герои опустили головы. Я тихо застонал – этого мне только не хватало – и просительно посмотрел на Лео. Он кивнул и печальным тоном поинтересовался:

– И в чем дело?

Мальчики переглянулись и опять опустили головы, тяжело вздохнув. Упрямое молчание типа «это он виноват, но жаловаться я не буду».

Мы тоже переглянулись.

– Самое лучшее снотворное, – предложил хитроумный Лео.

Я чуть заметно улыбнулся и согласно прикрыл глаза.

– Отжаться, э-э-э, тридцать раз – и спать, – приказал Лео сурово, героически сдерживая готовый прорваться смех.

Романо бросил на меня вопросительный взгляд. Я утвердительно кивнул: приговор обжалованию не подлежит. Котята плюхнулись на травку и начали отжиматься, кажется, они решили, что легко отделались (для любимчиков). В палатку они убрались с дрожащими коленками: теперь точно заснут.

– Когда будем вставать? – спросил Гвидо, подавая мне кружку с горячим чаем. Я благодарно кивнул.

– Котята – в девять. Поздновато мы их спать уложили. Мы – на полчаса раньше.

– Ты дежуришь первым, – заявил мне начальник штаба, – до половины второго, потом Роберто, я, Алекс и Лео.

Я очень хотел возразить, но всё, что я придумал, было либо слишком обидно, либо несерьезно. Младший братишка вырос, и сбрасывать ею вниз… Нет, ни за что. А Лео даже бровью не повел. Ну да, он же говорил, что так Гвидо быстрее вырастет, и теперь с удовольствием наблюдает, как исполняется его пророчество. Вот еще и Кассандра на мою голову!

Я пошел убедиться, что дети заснули – даже Луиджи во сне выглядит как маленький ангел, – и вернулся к костру.

– Ты его в самом деле?… – с тихим ужасом спросил Гвидо.

Я помотал головой:

– Нет, я сделал гораздо хуже. Я его пальцем не трону. И не трону, пока он сам не согласится.

– А если он не наберется храбрости?

– Тогда ему придется пойти к Ловере и пожаловать на меня. Я его, дескать, отлупил.

– Садист, – деловым тоном заметил Алекс. – Ребенок мучается. Проще трепку перетерпеть.

– Ага, я тоже так думаю, – согласился я.

– Думаешь, сработает? – серьезно поинтересовался Лео.

Я только пожал плечами:

– Ты бы хотел знать про себя, что ты трус и подонок. Причем совершенно точно?

– Я – нет. Я тоже не ангел, но таких пакостей!.. Никогда!

– Ну, если не сработает, то я не знаю… Но и лупить его было нельзя. Для него все просто: раз я сильнее, значит, могу себе позволить. И все. Еще одно подтверждение, что все сволочи. Значит, и ему можно.

Разговор на некоторое время затих, только в костре трещали и постреливали сырые ветки.

– Что ты с ним сделал? – спросил я у Лео.

– С кем? – Лео передразнил меня так же, как я его.

– С Нино.

– Ничего. Втолковал ему кое-что.

Мы тихо посмеялись, а потом пояснили остальным причины своей веселости.

– Ясно, – кивнул Роберто, становясь серьезным, – ну а все-таки…

– Ммм, – сказал Лео, – нельзя это пересказывать. Это между ним и мной.

Я кивнул.

– А завтра, – обратился я к Роберто, – тебе предстоит…

– Выслушать исповедь, – перебил он меня, – отреагировать по-человечески и похоронить то, что он мне скажет, в своей груди.

– Вот именно. Что делать с Траяно, я не знаю, в тихом омуте… – продолжил я. – Но страховать его будешь ты, Гвидо, вроде ты ему понравился.

– А я? – спросил разочарованный Алекс.

– А у тебя ревнивый младший брат, – заметил Лео.

Мы опять тихо, чтобы не будить мальков, рассмеялись.

– В общем, теория пока работает, – резюмировал я и во второй раз произнес речь, которую уже репетировал перед Лео. – Надо просто быть самим собой. Ну и немножко их хвалить, но только за дело. Вот и всё, – голос у меня опять сел.

– Отбой по гарнизону, – скомандовал Гвидо.

Все, кроме меня, убрались в палатку. Денек выдался не из легких. И еще завтра и послезавтра… Ха, а иначе жить скучно, как на Новой Сицилии. И еще, сегодня я уделял Вито слишком мало внимания: обрадовался, хоть один малек не нытик. Но он все равно малек, и его победы тоже надо отмечать фанфарами.

Глава 29

Пока котята досматривали последние, самые сладкие сны, Алекс показал нам карту и прокомментировал маршрут; мы нашли на горизонте первый подходящий ориентир, вскипятили воду для утреннего кофе и отправились будить малышей.

За завтраком даже самые глупые «индивидуалисты» догадались, как они были глупы, я вздохнул с облегчением, а Алекс почти вовремя закрыл рот Тони ладонью: тот уже начал комментировать их вчерашнее поведение. Вчера – это вчера. И тот, кто в десять лет был мудр, как царь Соломон в девяносто, пусть первым бросит камень. Проехали.

Я попросил Алекса описать для всеобщего сведения наш сегодняшний маршрут: все-таки котята – не свертки, тащат их куда-то зачем-то и ничего не говорят.

Алекс согласно кивнул:

– Итак, синьоры, сегодня нам предстоит пройти восемь километров по невысоким холмам, пересечь по ходу дела овраг, и только после этого мы доберемся до места, где должны были провести прошедшую ночь, – Алекс прервался и с легкой (для Алекса, конечно) иронией посмотрел на мальков. – Далее нам придется форсировать реку, пошире, чем эта, а потом пройти километров десять по ее заболоченной, поросшей тростником пойме.

– А почему нельзя пойти по другому берегу? – поинтересовался я.

– Он тоже заболочен, – пояснил Алекс, – и там разлив, пришлось бы его обходить.

– Ага, – кивнул я.

– Дальше река заворачивает, куда нам не надо, мы ее покинем и побредем вверх по пологому склону. Там сосновый лес, так что прогулка обещает быть приятной.

– Э-э-э, а обедать мы будем сразу после болота, – предложил я.

– Ну, можно, – согласился Алекс.

– Ясно? – обратился я к котятам. – И не вздумайте захотеть есть раньше времени.

Котята закивали. Ох, ну смотрите. Не закивал только Луиджи: я поставил перед ним дилемму, портящую ему сон и аппетит, и он за это на меня злился.

– И вот тут, – продолжил Алекс, – имеется сложность. Во всем этом лесу более или менее по дороге только один родник. Именно возле него мы будем ночевать, даже если придется тащиться туда в полной тьме. Так вот, идти до этого родника отсюда почти тридцать девять километров.

– Нормальный дневной переход римских легионеров, – заметил Лео. – Они еще укрепленный лагерь после него строили.

У некоторых котят как-то подозрительно загорелись глаза. Ха, выходит, вчерашние шуточки Алекса про Фетиду-Фемиду и Ахилла были не такими уж случайными… Хитроумный змей! Сам и рассказывай, у меня до сих пор горло болит.

– Ага, – согласился я, – только они выступали сразу после рассвета. Гвидо, командуй.

Лагерь был свернут за четверть часа, за это время Лео успел рассказать обе легенды об основании Рима. Поэтому, выступая в поход, котята имели разочарованный вид.

– Продолжение – днем, на привале, – пообещал я. – Азимут – семнадцать, ищите ориентир. Кто первый найдет – поведет отряд до него.

Котята уткнулись в свои компасы. Алекс недовольно покачал головой:

– Темп. Пока можно, надо делать километров шесть.

– Думаешь, нас убьют, если мы явимся утром четвертого дня?

– Я же сказал, проблема в воде.

Я посмотрел на Алекса, хитро прищурившись. Он понял и ухмыльнулся: конечно, бешеному псу семь верст не крюк. У меня в порядке зрительная память, и я помню карту: всего пара километров в сторону – и можно будет ограничиться тридцатикилометровым маршем. Что ж, если кто-нибудь из котят будет падать от усталости, мы так и сделаем.

Подходящий ориентир нашел Вито:

– Вон тот холм и высокое дерево на нем, – закричал он, – надо держаться чуть левее.

– Молодец, – похвалил я, – ты пойдешь первым. Быстрым походным маршем.

Гвидо, очень серьезно хмурясь, сам надел рюкзак на каждого котенка. Я недовольно покачал головой: та точка зрения, с которой он прав, кажется мне не такой важной, как та, с которой он неправ. Мы посмотрели друг другу в глаза: «Ох-ох-ох, как всё сложно», – говорил взгляд каждого из нас. К счастью, Луиджи не заметил знак недоверия: он, как тигр за добычей, следил за Роберто.

Я внимательно оглядел готовых к походу котят:

– Лео, замыкаешь. Вито ведет, я – второй, Романо – третий. Вперед.

Котята еще не умеют ходить, как верблюды. Где-то я читал: по относительно ровной дороге это симпатичное животное топает десять километров в час, что ты с ним ни делай: ни затормозить, ни ускорить. Роль верблюда (шестикилометрового) я взял на себя, одновременно мягко осаживая Вито, чтобы он поначалу не бежал слишком быстро, и поглядывая на Романо, чтобы он не отставал и не имел оснований на меня обидеться: забыли.

Забравшись на невысокий холм с тем самым деревом вершине, мы увидели впереди преграждающий путь овраг Вито облегченно вздохнул (довел, куда ему было велено) вопросительно взглянул на меня: а дальше как? Я ободряюще ему улыбнулся и полюбовался следующей преградой овраг был не слишком широк, но стенки его показались мне отвесными. Лео и Алекс подошли ко мне.

– Почему стоим? – поинтересовался Алекс.

– Вниз, а потом еще и вверх – не хочется, – ответил я. – Посмотри на него.

– Форсируем, как неширокую речку, – предложи подходя, Гвидо.

– А зацепиться?…

– Вон тот дуб, – показал Гвидо.

– Тут – да, а на другой стороне? – поинтересовался озадаченный Алекс.

На другой стороне оврага росли только невысокие кустики.

– Тарзанка, – напомнил Лео.

– Ага! Точно! – с энтузиазмом откликнулся Алекс. Если бы не мальки, я бы побежал: мне еще не приходилось перебираться таким способом.

– За мной, – скомандовал я котятам и довольно быстро пошел вниз с холма.

Замеченный Гвидо дуб когда-нибудь свалится в овраг но, похоже, это произойдет не сегодня. И подходящая тол стая горизонтальная ветка на нем нашлась – она нависал над темной влажной пропастью так, что угол между ней краем оврага составлял примерно сорок пять градусов Я сбросил рюкзак и полез на дерево. Покачался на ветке выдержит, поймал брошенную мне веревку, пристегнул ее зажимом и спустился вниз.

Котята имели весьма бледный вид, даже начисто лишен ный страха высоты Тони с опаской поглядывал вниз: глубина метров десять, на дне оврага журчит небольшой ручей, берега его сплошь заросли высокими кустами. Я понимаю, что это хорошо: в случае падения отделаемся синяками и царапинами, а вот котята… И все равно, у меня тоже сердце замирает. Ладно, поехали.

– Привяжем снизу еще веревку и концы ее будем держать по берегам: можно будет подтянуть груз, если что…

Сначала я, за мной Роберто, потом рюкзаки, потом котята на страховке.

Я в первый раз назвал котят котятами в их присутствии. Прозвище им понравилось.

– Мяу! – громко заявил Романо.

Вито попытался улыбнуться и разжал зубы, которые сразу же застучали. Улыбка получилась жалкой. Я одной рукой обнял его, другой Романо.

– Ты тоже на страховке, – предложил Лео, – и вы с Роберто там свяжетесь.

– Ага, – согласился я. – Я буду всех ловить, а Роберто – работать адмиралтейским якорем. В случае чего, – предупредил я его, – твои ребра затрещат.

– Твои тоже, – заметил Роберто серьезно, хотя ему было не до меня: Луиджи что-то шептал ему на ушко, но Роберто только покачал головой – нет.

– А разве нельзя спуститься и подняться?! – срывающимся от страха голосом спросил Траяно.

– Спуститься можно, кувырком, а вот подняться… – Я помотал головой и бросил быстрый взгляд на Гвидо: утешь ребенка.

Гвидо скорчил недовольную гримасу: не всё так просто.

Я на секунду покрепче прижал Вито и Романо к себе, выпустил их, застегнул страховку, схватился за канат, отошел от края на несколько шагов, разбежался… Оп! Мгновение полета – и мои ноги врезались в невысокие кустики на другой стороне.

Остальное – дело техники… если бы малыши не боялись. Роберто перелетел так же легко, как и я. Мы связались, он отошел подальше от края, сел на землю и постарался врасти в нее, как настоящий якорь. Я махнул Рукой Лео на том берегу: давай. Канат подтянули на ту сторону, навесили на него гроздь рюкзаков, толкнули ко мне… Теперь ребятам предстоит тяжелая работа: Уговорить малышей не бояться, а нам с Роберто – простая: похвалить каждого смельчака, оказавшегося на нашей стороне.

Тони врезался в меня, как ядро из древней пушки, упали на землю и расхохотались.

– А ведь здорово! – заявил Тони. – Я бы еще покатал.

– Ага, – согласился я, отстегивая его от каната. – Только плюхайся не на меня. Отойди от края.

Следующим ко мне прилетел Луиджи, очень ему бы страшно, но оставаться вдали от доброго Роберто, видимо, еще страшнее.

– Герой! – серьезно сообщил я ему.

Он только фыркнул, как рассерженный кот, и поскоей убрался от меня подальше.

Потом перенеслись Нино и Романо, вчера на переправе я понял, что высоты они не боятся, и для них это было многим страшнее, чем для Тони.

Я небрежно их похвалил.

– Сидите все рядом с Роберто, – велел я котятам, – если ему придется кого-нибудь держать, вы на нем повисните.

Они посерьезнели и покивали головами – ответственное поручение.

Вито впилился в меня еще сильнее, чем Тони, так что опять не устоял на ногах. Мальчишка вцепился в меня мертвой хваткой, прижался лицом к моему плечу и почти плакал от облегчения.

– Всё уже, всё, – приговаривал я, поглаживая его по спине, – храбрый котенок!

Он засмеялся сквозь слезы. Придется мне обзавестися носовыми платочками. Я поскорее отстегнул Вито от каната: пока там еще Траяно уговорят…

Траяно уговаривали минут десять. Остальные котят сидели в пяти метрах от нас, вокруг Роберто, и никак не комментировали происходящее. Интересно, сами догадались или Роберто пресек?

Траяно начал рыдать еще на том берегу и продолжал заниматься этим, пока разбегался, это его и подвело: он недолетел до моей руки каких-нибудь несколько сантиметров, а я, стараясь его поймать, рухнул вниз, под обрыв крепко приложился плечом о неудачно торчащий камень острыми краями и повис на страховке. Наверху громко охнул Роберто.

Лео на том берегу не растерялся и подтянул Траяно к себе: сейчас будет вторая попытка.

– Энрик! – раздался испуганный голос.

– В порядке, – откликнулся я, – сейчас вылезу. Роберто, сиди на месте.

Я ухватился за осыпающийся прямо под моими руками край обрыва и подтянулся.

Дурак я, дурак! Если бы я не свалился вниз, мог бы подтащить Траяно к себе так же, как это сделал Лео. А так теперь будет второй раунд уговоров.

– Ребра целы? – обратился я к Роберто.

Он кивнул, сдерживая смех: на нем кучей лежали котята.

Во второй раз Траяно уговаривали даже немного дольше, чем в первый, но на этот раз он не рыдал и благополучно приземлился коленками мне в живот. Хорошо, что котят у нас только шестеро, будь их побольше, меня бы прямо здесь и похоронили.

Трое моих друзей переправились без проблем. Алекс набрал код на пульте и расстегнул зажим. Я свернул веревку – этот овраг еще не последнее препятствие на нашем пути.

– Будем надеяться, что у речки найдутся два нормальных дерева, – резюмировал Алекс.

И речка, и деревья, растущие по ее берегам, уже виднелись впереди, до них осталась всего-то пара километров по ровному, поросшему невысокой травой полю.

У реки необыкновенно подобревший Алекс позволил котятам побросать «кошку» на другой берег. Я пятнадцать минут любовался этим безобразием, а потом напомнил, что времени у нас совсем нет.

– Ну-у! – заныли разочарованные котята. Ягрозно на них посмотрел. Они притихли.

– Зануда! – обругал меня Алекс, раскручивая «кошку».

– Котята не смогли перебросить «кошку» на тот берег, – заметил я, – и это естественно.

Мы посмеялись. Повзрослевшие в одночасье котята без нытья и жалоб перебрались через реку: такое препятствие уже не казалось им страшным. Прекрасно.

– Река делает петлю, – пояснил Алекс. – Мы, конечно пойдем прямо. А болото начинается вон там, – он мах рукой.

Примерно в километре от нас виднелись какие-то высокие ярко-зеленые заросли – обещанный Алексом тростник.

– У кого фляжка пустая – наполнить, – велел Гвидо, – и не вздумайте пить как лошади.

– А как пьют лошади? – влез Романо.

– Это я тебе потом расскажу, – обещал я. – Ну, ты понял? Чем больше пьешь – тем больше хочется.

Он покивал.

– Алекс, ты первый, до болота. Плохо тут с ориентирми, – скомандовал я.

Через десять минут перед нами выросла зеленая стена полтора моих роста. Алекс сделал шаг и застрял – довольно толстый тростник опутывали какие-то вьющиеся растения с весьма прочными стеблями.

– Надо водить с собой дрессированного маракана, предложил я.

– Делать-то что?! – не выдержал Роберто. – Резака нет.

Я раскрыл свой десантный нож:

– Сменишь меня через полсотни метров, – и врезался заросли.

Уже через двести метров я пожалел о своей самоуверенности. Еще через несколько метров Лео оттер меня плечом:

– Передохни. Будем меняться почаще, – и пошел вперед.

Я остановился.

– Надо снять с него рюкзак, – предложил Гвидо. – И c тебя надо было снять, я поздно догадался.

Я только кивнул, скинул рюкзак на скошенный тростник и уперся руками в колени, переводя дух. Вито и Рома но остановились передо мной, как адъютанты перед командующим:

– Энрик! Ты как? – испуганно спросил Романо.

– Вроде жив пока, – признался я. – Не пугайся. Сей час немного отдышусь…

– Хорошенький маршрутик, – с иронией заметил Роберто, останавливаясь рядом, – интересные у Алекса представления о дорогах.

– Предпочитаешь асфальт? – спросил я, успокоив дыхание.

– Ха! – ухмыльнулся Роберто и отправился следить за Лео, чтобы вовремя его сменить. Очень серьезный Луиджи проследовал за ним.

Без рюкзаков дело пошло поживее, но все равно идущий впереди периодически отваливался в сторону, тяжело дыша. Тогда его заменял следующий. Каждый раз при этом Романо смотрел на меня умоляюще, в надежде, что я передумаю и позволю ему покосить тростник. Лео ворчал, что глаз да глаз нужен не за котятами, а за мной, а то рухну мертвым. Зато я первым увидел просвет: заросли кончились. Болото продолжалось дальше, но это были уже пустяки. Впереди, в трех километрах, Алекс обещал высокий, твердый берег. «Чмок, чмок, чмок», – раздавалось у нас под ногами. И вот, наконец, твердая земля.

Все выбрались на высокий берег, рухнули на траву и некоторое время лежали не в силах подняться.

Минут через пять Гвидо подкатился ко мне:

– Смотри, что у меня есть! – Он разжал кулак и предъявил мне шесть эмблем с тиграми.

– Ты – гений! – шепотом воскликнул я. – Как ты догадался?!

– Ну, Тони поглядывал так… с завистью, я и решил, что малькам понравится.

На рукавах наших камуфляжек остались эмблемы армии «Прыгающий тигр», и почему-то никто не торопился их сдирать. А эмблем сделали пятьдесят, и Гвидо, как начальник штаба, хранил запас у себя.

Наши героические котята за весь день ни разу не заныли, не попросили есть, не пакостничали, не злорадствовали, иногда просили разрешения хлебнуть воды из фляжки – и обычно его получали. Их обязательно надо наградить.

Я поднялся на ноги: сначала мы проведем торжественную церемонию, а потом искупаемся и пообедаем.

– Подъем! – скомандовал я.

– Чего еще? – устало потянул Алекс.

– Подъем, – повторил я командным тоном.

Все поднялись.

– Котята, построиться в одну шеренгу.

Удивленные котята сделали, что им было велено.

– За стойкость и мужество, проявленное в борьбе с оврагами, реками, болотами, голодом, жаждой, усталостью страхом, наши котята переименовываются в тигрят. И в знак этого повышения получают эмблемы «Прыгающего тигра» Мои друзья успели сориентироваться и организовал туш, овацию и крики «Ура!». Тигрята тоже радостно попрыгали.

Я раздал эмблемы и пожал горячие замурзанные ладошки. Луиджи смотрел исподлобья, но руку мне протяну. Нет, мальчик, прощать тебя просто так я не собираюсь: тебе придется набраться храбрости, никуда не денешься.

Потом Вито и Романо поспорили, кому первому я дол жен прилепить эмблему.

– Ну вот, – недовольно потянул я, – опять мелочитесь.

Какая разница?

Мальчики опомнились, еще немного – и мне пришлось бы их ловить, чтобы прилепить-таки им на рукава своего злющего тигра.

– Купаться, обедать, отдыхать, в пять часов выступаем, – скомандовал я.

Внезапно мои друзья хором рассмеялись.

– Чего? – удивился я.

– Пять часов! – сквозь смех проговорил Алекс. – Традиция.

– А?! – тоже улыбнулся я. – Я не виноват, так получилось. В воду!

– Я не хочу! – вякнул Траяно.

– Это котята не любят купаться, – насмешливо возразил Гвидо, – а тигрята любят.

– Р-рр-мяу! – ответил Траяно и начал скидывать камуфляжку.

Ну вот, и у этого проснулось чувство юмора – слава Мадонне, остальное приложится.

Вода оказалась теплой, а течение – слабым, поэтому тигрят пришлось выгонять из реки суровым окриком.

После купания Лео пристально посмотрел на колоссальный синяк, покрывающий мое левое надплечье.

– Слушай, ты уверен, что там нет перелома? – спросил он.

– Откуда? – удивился я, пошевелил пальцами и согнул руку в локте.

– Ясно, – согласился с моими доводами Лео. – Тогда – «яд горыныча», а то отечет.

Я только кивнул.

– Ты так и не поумнел, – добавил Лео, доставая уже почти пустой баллончик, – надо ж было сразу…

Луиджи с вновь проявившейся мерзкой улыбочкой с удовольствием смотрел, как я кусаю губы, чтобы не застонать, пока Роберто не повернул его лицом к себе и не объяснил вполголоса, что этого делать нельзя! Луиджи уперся – и Роберто увел его в сторонку для решающей воспитательной беседы. Я этого не понимаю! Ребенок же. Почему ему нравится смотреть на чужую боль?

Когда они вернулись к «накрытому столу», Луиджи имел вид задумчивый и озадаченный, Роберто тоже не выглядел победителем, и я внезапно понял, что все запуталось еще больше, чем казалось мне поначалу. Я поставил Луиджи перед очень сложным выбором, не сообразив, что и себя тоже. Что я буду делать, когда он плюхнется животом мне на колени и предложит отшлепать, а то и высечь ремнем?…

Роберто, вероятно, поговорил еще и о манерах, потому что Луиджи взял ложку почти правильно и очень старался вести себя прилично, периодически вопросительно поглядывая на Роберто. Тот одобрительно кивал.

За обедом Алекс веселил публику очень педагогичной подборкой анекдотов:

"Новосицилийского резидента отправляют на Этну.

– Вам предстоит встретиться со связным, – сообщают ему.

– А пароль?

– Хош в рыло дам?

– А отзыв?

– Не потребуется, кто не даст в морду – и есть связной".

Мы посмеялись.

– Ну что ж… Если это и лесть, то не слишком грубая, заметил Лео.

Я с удовольствием посмотрел на наших ко… то есть тигрят – и согласился.

Глава 30

Ни у кого из нас не было сил рассказывать еще что-нибудь после обеда. Все повалились на травку поспать полчасика, пока неумолимый сигнал в комме не поднимет нас для очередного броска: до того самого родника оставалось еще двадцать километров.

Интересно, почему я полдня не чувствовал, как больно впивается лямка рюкзака в мое левое плечо? Почему бы моему организму не вести себя так же хорошо еще несколько часов?

В 17:00 тигрята с рюкзаками за плечами и самым серьезным видом ожидали моих ценных указаний.

– Ну что, – спросил я, хитро улыбаясь, – двадцать километров выдержите?

Если бы они начали презрительно хмыкать, я бы забеспокоился: чрезмерная самоуверенность никому не на пользу. А так – они посерьезнели еще больше и неуверенно покивали. Правильно: не говори «гоп».

– Через десять километров, – добавил я, – будет маленький привал. Около семи вечера.

– А можно я пойду первым? – спросил Нино.

Я покачал головой:

– Нет, ты еще не умеешь держать темп, – и пошел вперед: плечо будет болеть все сильнее и сильнее, а если я пойду первым, никто не сможет заглянуть мне в лицо. Я включил режим транса и, декламируя про себя «Пыль»

Киплинга, за два часа промаршировал десять километров, ни разу не остановившись. Здорово: никто из тигрят не пожаловался на усталость.

– Энрик! Стой! – крикнул мне сзади Алекс.

Я обернулся:

– Что?

– Привал.

Я огляделся: редкий сосновый лес. Под ногами невысокая травка пробивается сквозь упавшую хвою – по такой пружинящей почве можно идти и идти. Надо же, десять километров прошел – и не заметил. И птицы поют, а я не слышал. Однако вокруг никаких полянок. Ладно, мы тут проведем минут двадцать. Тигрята, слегка задрав носы, то ли для того, чтобы смотреть мне в лицо, то ли от гордости – прошли и не ныли, непроизвольно выстроились передо мной. Я сбросил рюкзак на землю:

– Молодцы, тигрята! Я вами просто горжусь! – заявил я серьезно. – Привал. Ботинки снять, носки – тоже, лечь на спину, ноги – на рюкзаки. Гвидо, выдай им по шоколадке, пожалуйста.

Малыши повалились на травку.

– Жаль, что они не в виде медалей, – проворчал Гвидо, оделяя детей лакомствами.

Мы тоже задрали носы и чувствовали себя победителями: каких тигрят мы приведем в лагерь!

Ой, не говори «гоп»! Опыт показывает, стоит мне так сделать, как все летит в тартарары. Я загнал поглубже свою улыбку триумфатора.

Через пятнадцать минут я поднялся на ноги. Смертельно усталыми выглядели не столько тигрята, сколько мы сами: рубка тростника – тяжелая работа.

– Пойдем дальше, – тихо произнес я с полувопросительной интонацией.

Ребята покивали и поднялись.

– Еще пять минут, – потянул Нино жалобно.

– Скоро закат, – возразил Лео мягко, – нам и так придется идти в темноте. Ты как, – обратился он ко мне, – плечо болит?

Я только поморщился:

– Дойду.

Пристыженный Нино поднялся на ноги, остальные тигрята тоже заворочались – надо обуваться и вставать. Я приобнял своих:

– Сил хватит?

Вито и Романо согласно кивнули. Устали они кошмарно сил нет улыбнуться.

Может быть, стоит отклониться на два километра в сторону и там остановиться на ночь? Тогда завтра нам придется либо пройти сорок один километр, либо провести еще одну ночь в лесу. Это не страшно. Плохо другое – мы не одержим победу, которую могли бы одержать. А значит потерпим поражение, а значит, наши тигрята смогут вернуться к исходному состоянию нытиков и пакостников. Ну нет! Зря мы, что ли, старались? Правда, синяк болит распрозверски.

Я надел рюкзак на правое плечо, увидел, как подозрительно смотрит на меня Лео – сейчас пойдет разгружать, и вставил левую руку в лямку: я не могу устать сильнее других и не могу нести меньше. То есть могу, но – не при детях.

О чем это Лео шепчется с Алексом? Что-то они решили, и Алекс твердо произнес:

– Я пойду первым.

– Ладно, – небрежно согласился я. Заговорщики… Теперь Лео с меня глаз не спустит, чтобы вовремя поймать, когда упаду. За тигренком своим следи!

Вперед шагом марш. Послезавтра самый длинный день в году, сегодня тоже длинный, но около восьми уже стало темнеть. Через двадцать минут Алекс закрепил и зажег налобный фонарь. Лео, Роберто и Гвидо последовали его примеру, я не смог: тьма меня почти сломала. Ну, еще только пять километров!

– У тебя плечо болит, да? – спросил Вито. Я кивнул.

– Давай, я возьму твой фонарь? – предложил он.

– Давай – согласился я.

– А я? – разочарованно поинтересовался Романо, очень недовольный, что не он первый догадался. – Давай, ты отдашь мне один рацион или веревки…

Я улыбнулся: мои тигрята поняли главное и уже начали демонстрировать свою силу. Не «почему я?», а «почему не я?».

– Нет, – покачал я головой, – лучше не останавливаться. Через пятнадцать минут у Вито устанет шея – и ты его сменишь, хорошо?

Он кивнул, но был разочарован. Я взял его за руку, и мы дошли вслед за Вито.

– Смотри под ноги, – насмешливо напомнил я ему, – у тебя тоже нет крыльев.

– Конечно, я же тигр! – устало улыбнулся он.

Мы шли, и шли, и шли. Вдруг я услышал чей-то жалобный стон… или плач. Я остановился:

– Слышите?

– Что? – спросил Лео, подходя ко мне.

– Кто-то плачет.

Мы замерли, прислушиваясь. Полная тишина. Внезапно я понял, что никто и не плакал, Дар помог мне услышать чей-то безмолвный призыв о помощи. Я напрягся и вошел в Контакт: «Подай голос, иначе я не смогу тебя найти», – попросил я. Через мгновение Алекс поднял палец: тихо, не дышите!

– Там! – Он махнул рукой в нужную сторону.

Я сбросил рюкзак на землю:

– Тигрята, стойте здесь. Гвидо, пригляди за ними. Светите, чтобы мы не потерялись. Пошли.

Врубив фонари на полную мощь и светя себе под ноги, мы растянулись в цепь и пошли вперед.

«Пискни еще разок», – велел я тому, кого мы сейчас искали. Это какой-то мелкий звереныш, но какой, я не понял.

Метров через сто Роберто наткнулся на толстую, лежащую поперек нашего пути сосну. Писк раздавался из-под нее. Старое дерево упало и придавило лисью нору. Мордочка мертвой этна-лисицы торчала из-под острого сука, пригвоздившего ее к земле.

– Там, наверное, лисенок или лисята, – предположил Роберто.

– Ага, – согласился я, – ну, взяли, только осторожно.

Пыхтя от напряжения, мы приподняли дерево и бросили его рядом. Полуразрушенная нора нашлась сразу же, и мы ее раскопали. Из четырех детенышей в живых оставался только один. Я взял его на руки. Лисенок дрожал мелкой дрожью и тихо плакал.

– Бедолага. Ох, он же голодный. Гвидо, – связался я покомму с начальником штаба, – мы возвращаемся. Разведи встаканчике сухого молока.

– Ara, – согласился Гвидо. – Когда-нибудь я тебя задушу! Ты скажешь, что там случилось?!

– Мы нашли осиротевшего лисенка, – пояснил я.

Мы отправились обратно к Гвидо и тигрятам.

По счастью, лисенок оказался уже достаточно взрозрослым, чтобы лакать самостоятельно. Позабывшие про усталость тигрята с восторгом его разглядывали.

– А что с ним будет дальше? – забеспокоился Вито.

– Да уж не брошу его на дороге, – ответил я.

– А тебе разрешат?! Алекс хмыкнул:

– У них там такой парк, можно и не спрашивать, просто выпустить его – и всё. В жизни не найдут. Только он Диоскуров твоих съест!

– Не съест, – возразил я, – Геракл же не съел!

– Ну, то Геракл. Самый мудрый зверь на свете. Иногда мне кажется, что он надо мной смеется.

Я хмыкнул: Геракл так и делает, но говорить об этом я не имею права.

– Всё, пора идти, – сказал я, когда лисенок, захлебываясь от жадности, долакал молоко и согласился устроиться у меня за пазухой, расцарапав мне кожу сквозь футболку острыми коготками.

В половине десятого, когда мы должны были быть у родника, сломался Траяно:

– Ну, все? – спросил он истерически, когда Алекс остановился, чтобы оглядеться и прислушаться.

– Нет, – серьезно ответил Гвидо, – надо еще найти воду.

– Я больше не могу, – захныкал парнишка.

– Тихо! – прикрикнул Алекс. – Не мешай.

Траяно заткнулся. Мы замерли: в такой тьме родник можно найти только по звуку текущей воды.

– Слева, – сказал Лео через пару минут.

– Угу, – согласился Алекс.

Я лично ничего не слышал, но поверил. Траяно снова начал всхлипывать.

– Тигренок, прекрати! – велел Гвидо.

Траяно, похоже, вспомнил, кто он такой. Мы побрели влево и, метров через сто, при свете наших фонарей, увидели, как сверкает вода в маленьком ручейке.

– Ну, всё, – утешил Алекс смертельно уставших тигрят, – родник в ста метрах, не больше, и там полянка.

Когда мы остановились, Траяно рухнул на землю, даже не сняв рюкзак. Гвидо хмыкнул и занялся этим вопросом сам.

Очень осторожно я стянул лямку с левого плеча. Еще палатки, костер, топливо…

Лео положил руку на мое правое плечо и надавил:

– Сядь, без тебя обойдемся, – заботливо прошептал он. Я помотал головой:

– Нельзя.

Лео посмотрел на меня нахмурившись. Летучие коты! Хватит спорить!

– Романо, – скомандовал я, – ты пойдешь с Лео за топливом. Гвидо, костер чтоб горел через три минуты. Вито, ты будешь моей левой рукой. Давай, доставай плащ-тенты.

Лео недовольно покачал головой, но отправился за дровами, забрав с собой Нино и Романо.

– Траяно, встань. Возьми фонарь и посвети нам, – моя жестокость когда-нибудь войдет в легенды.

Мальчишка со стоном поднялся, я отдал ему пригревшегося, задремавшего лисенка:

– Подержи. Чем быстрее мы разобьем лагерь – тем скорее отдохнем, – заметил я.

Пока Алекс, Роберто и я с помощью тигрят (объяснять как не было сил, поэтому мы только командовали «подай то, подержи это, потяни здесь») ставили палатки, Лео с Нино и Романо притащили довольно большую сухую сосну: на всю ночь хватит, а Гвидо разжег костер.

Следующая педагогическая задача: мне пора прекратить так явно демонстрировать Луиджи свою неприязнь, поэтому говорить ему «я тебе не доверяю…» я не буду. Запихнуть их всех в одну палатку? Э-э-э, чем-то мне это не нравится. Наши тигрята весь день вели себя идеально и всячески старались наладить отношения со старшими товарищами, а вот между собой… Бедняге Луиджи сегодня никто из них ни одного слова не сказал, с самого утра. Траяно тоже оказался на отшибе. У Тони с Романо какой конфликт, и я не знаю, в чем дело.

– Ты сядешь наконец?! – рявкнул на меня Лео. – Или тебя завтра надо будет нести в виде трупа.

Я схватил его за рукав, подтянул к себе, заставил сесть рядом и очень тихо объяснил, какая задача ввергла меня ступор.

– Все вместе… Они опять передерутся, – заметил Лео.

– О! – обрадовался я. – Так я и скажу. Хотя не будут они драться, сил нет. Ну, я понял, ладно.

– Тогда снимай камуфляжку, если сможешь, – немного го насмешливо предложил мне Лео. – Будем тебя лечить.

Камуфляжка снялась, а вот футболка – нет: плечо так отекло и раздулось до устрашающих размеров.

Лео разорвал футболку по шву, стянул ее с меня, смочил в ручье и сделал мне ледяной компресс.

– Ды-ды-ды-ды, холодно, – пожаловался я.

– Потерпишь, – отрезал Лео, – глупость наказуема.

Я только вздохнул: Лео тоже тиран, вроде меня. Тигрята смотрели на меня с жалостью, вот черт, этого мне только не хватало! Траяно, то ли чтобы избавиться от обузы, т ли чтобы меня утешить, отдал мне спасенного звереныша. Я его помыл, поливая нагревшейся за день водой из фляжки. В отличие от серебристо-серой матери детеныш был покрыт желтым младенческим пушком. Лапы казались слишком массивными для такого хрупкого и изящного существа Острая лисья мордочка и огромные уши. Он был невероятно обаятелен, как все дети. Интересно, детеныши горынычей тоже симпатичные? Смыв с лисенка грязь, я завернул его в чье-то полотенце. Он свернулся калачиком у меня на коленях и опять задремал.

Все уселись в кружок у костра и принялись за поздний ужин.

– А как его зовут? – спросил Тони, кивая на лисенка.

– Э-э-э… Стратег! – заявил я серьезно. – Это чтобы Лео было кого так назвать!

Ребята тихо рассмеялись. Новоокрещенный Стратег проснулся и заинтересовался нашим ужином. Я предложил ему размоченные в теплом молоке крекеры, и он занялся едой.

– А про римских легионеров… – разочарованно спросил Вито.

Мы устало посмеялись.

– Никакого угомону! – заметил Роберто.

– Не сейчас, – серьезно сказал я. – Как поужинаем – сразу спать. Надо их положить через одного, – продолжил я, – а то опять передерутся. Так что в маленькой палатке – Вито, Романо, Нино, Лео и я. А все остальные – в большой.

На усталом, осунувшемся лице Луиджи стала появляться робкая улыбка. Настоящая, не как у мелкого пакостника. Потом он вспомнил, что крайний срок наступает уже утром, и посмотрел на меня с испугом. Я промолчал. Разговор будет завтра, и не по моей инициативе – тебе придется набраться храбрости! А там посмотрим.

Мальков загнали спать (на этот раз без особого труда), и Гвидо распределил вахты, этой ночью моя очередь наступала последней.

– По-моему, – грустно произнес я, обращаясь к Алексу, но так, чтобы все слышали, – Гвидо мне за что-то мстит.

– Конечно, – легко согласился Гвидо. – Нечего было записывать меня в калеки. Вот сам и попробуй!

– Послезавтра поваляешь его по песочку на пляже, – пресек Лео взрыв моего возмущения. – Тащи сюда свои синяки, – он продемонстрировал мне наше универсальное лечебное средство.

– Знаю я, как оно работает, – проворчал я, подвигаясь к нему поближе и снимая с плеча уже нагревшуюся мокрую тряпку, – ни один нормальный организм не захочет повторения – вот и вылечивается.

Стерпев очередной терапевтический сеанс, я полез в палатку. Тигрята лежали поверх спальников, и Романо яростно доказывал Нино, что я более великая и героическая личность, чем Лео. Вито поддакивал. О, Мадонна! Вот за это точно надо шлепать.

Заметив меня, мальчики замолчали. Я сел на свой спальник, недовольно покачал головой и приказал Романо:

– А ну-ка перевернись.

Он удивился и перевернулся на живот, и я его так шлепнул, аж звон пошел. Тигренок только охнул.

– Спать, – велел я, – а то у Лео рука еще тяжелее.

Нино показал Романо язык и полез в спальник, наверное, чтобы его было трудно шлепать.

Романо надулся и смотрел на меня обиженно и недоумевающе.

– Не понимаешь? – спросил я. Он помотал головой.

– Ну, подумай немножко.

– Угу, – пробормотал он, моргая, чтобы не заплакать Я обнял и его, и Вито, чтобы никому не было обидно:

– Бедные дети, – прошептал я, – замучили, загоняли Возревновавший Стратег вцепился коготками в мою шею.

Я дал пальцем ему по носу: не хулигань. Романо хмыкнул. Нино вылез из спальника и начал подбираться ко мне поближе. В этот момент в палатку вошел Лео, и Нино переменил свои намерения – пусть его Лео обнимает. Лео, конечно, так и сделал.

Через пару минут Вито и Романо уже спали, прижавшись ко мне, Нино – к плечу Лео.

Мы с Лео запихнули тигрят внутрь спальников – ночь будет не жарко, синхронно облегченно вздохнули и тоже рухнули спать. Все-таки римские легионеры проходил свои сорок километров по хорошей римской дороге!

Глава 31

Под утро у меня так зверски разболелось плечо, что я проснулся за полчаса до начала своей вахты. На уголке моего спальника свернулся калачиком Стратег, тигрята тоже свернулись калачиками внутри своих спальников. Рука не поднималась, поэтому надеть футболку не удалось, накинув куртку, я выбрался из палатки.

– Ты чего? – хмуро поинтересовался Гвидо.

Кажется, он решил, что слишком уж хитроумный я ни за что не позволю ему одержать над собой верх и устрою ем короткую, а себе длинную вахту. А что? Хорошая идея!

– Плечо болит, – признался я.

– А-а-а, – понимающе потянул он, снял с ветки тряпку, только вчера вечером бывшую моей футболкой, и отправился к ручью, чтобы смочить ее и сделать мне еще один холодный компресс.

Пойти спать пораньше я ему так и не предложил – Гвидо бы обиделся.

– И что нам сегодня предстоит? – поинтересовался я, садясь поближе к костру: и так холодно, а тут еще эта мокрая тряпка.

– Уймись. Дай и другим посовершать подвиги, – беззлобно огрызнулся Гвидо.

– Какие ж тут подвиги? – удивился я. – Сам дурак, вот и мучаюсь. Лео никогда ниоткуда не падает.

Мы помолчали.

– Как ты думаешь, – нарушил молчание Гвидо, – то, что произошло с тигрятамл, то навсегда?

– Хотел бы я знать. Но мне кажется, такие изменения происходят быстро. Какой-то щелчок – и всё. Другое дело, что щелчок бывает не у всех. А с нашими… Сначала целый месяц ненавязчивого капанья на мозги «будь мужчиной», а потом еще мы-такие крутые, и препятствия, которые нельзя обойти, только преодолеть. И еще, помнишь, анекдот про резидента? В нем же нельзя поменять местами Этну и Новую Сицилию, получится вранье. Так что на другой планете у нас бы ничего не вышло.

– А почему тогда капитан Ловере от них отказался?

– Почему же отказался? Он все сделал правильно – и с нами, и с ними, – тихо рассмеялся я.

– Ты не обижаешься?!

– За что?

– Ну, он нами манипулирует!

– Ну и что? Мы тоже уже два дня сами этим занимаемся. И тигрята нам за это спасибо скажут. И еще, мы же могли сдаться.

– Мы?! Нет!

– Это почему? – притворно удивился я.

– Э-э-э, – не нашелся Гвидо. Мы опять помолчали.

– То есть для тебя это просто сложная задача? – спросил наконец Гвидо. – А тигрята?

– Ты же знаешь, что нет. Теперь они мне не безразличны. Скажем так, одно другому не мешает. Тот факт, что люди влияют друг на друга, вовсе не превращает нас в фигуры на шахматной доске. А тебе казалось, что твоя душа вольно парит над миром?

– Ну-у, в общем, да.

– Тело, предоставленное самому себе, может лете только равномерно и прямолинейно.

– Ага, – тихо рассмеялся Гвидо, – точно.

– Иди досыпай, – предложил я, взглянув на часы. Теперь моя очередь.

Гвидо кивнул и полез в палатку посмотреть еще парочу приятных снов. На смену ему из нашей палатки выбрался Стратег. Выспавшийся, голодный и решивший, что теперь я его мама. Я его покормил, приласкал и утешил. Потом, пока никто не видит, вошел с ним в Контакт и приручил по-настоящему: теперь он никуда не убежит и не потеряется. Я даже могу оставить его одного на некоторое время.

Зимой я не поблагодарил как следует того зверька, который помог нам спасти Ларису. Теперь вот отдам тот долг.

Я собирался дать всем поспать лишние полчасика, но мой суперкомпетентный начальник штаба не забыл поста вить себе будильник, так что из моих благих намерений ни чего не вышло.

– Последний рывок, синьоры, – заметил Алекс за завтраком. – Сейчас будет крутой спуск, река – пошире обеих предыдущих, – после нее тяжелый подъем, потом, через несколько километров, овраг, судя по карте, несерьезный. А потом мы войдем в тот самый лес, где родилась слава армии «Прыгающий тигр», а там уж близко. По сравнению со вчерашним днем – пустяки. Двадцать восемь километров.

– Ага, – кивнули тигрята, – а как вы воевали? Расскажете?

Римские легионеры были забыты. Sic transit gloria mundi.

– Вы же и фильм видели, и на разборе были, – удивился я.

– Это не то… – разочарованно потянул Нино.

– Рассказ – это тоже «не то», – логично заметил Гвидо. – Вот вырастете, поиграете сами, это будет уже «то».

Мы допили кофе (сегодня все воспылали любовью к черному кофе). С самого подъема Луиджи был бледен, молчалив и решительно стискивал зубы. Да, я понял, почему Алекс весной прикрыл младшего братишку: если Тони выглядел так же… Всё, хватит мучить ребенка, он уже достаточно пострадал и не забудет.

Луиджи посмотрел на меня вопросительно, я мотнул головой: не здесь, пересадил Стратега за пазуху к Роберту и направился в лес. Луиджи побрел за мной.

Отойдя метров на сто, я остановился и обернулся к Луиджи.

Он поднял глаза и решительно произнес:

– Я не буду ничего сочинять, жаловаться капитану или распускать слухи.

– Вот и хорошо, – согласился я. – Этот тигренок за того котенка не отвечает. Ммм, а впрочем… Думаю, извиниться перед Романо все-таки стоит.

– Угу, – кивнул он.

– И завоевывать доверие друзей тебе тоже придется.

А это непросто.

Луиджи опять кивнул.

– Давай топай, налаживай отношения.

Он счастливо улыбнулся и побежал обратно к нашему лагерю.

– В сосну не впились, – крикнул я ему вслед.

– Ага!

Я вздохнул с облегчением и тоже пошел обратно: надо сворачивать лагерь и идти дальше.

Тигрята собрались в кружок и что-то тихо обсуждали. Ладно, помирятся они, куда денутся. Даже не подрались! Романо собирался было треснуть Луиджи, но тот решительно убрал руки за спину: «бей», и Романо не смог. Очень хорошо!

Собирая рюкзак, я никак не мог найти веревки и карабины. Меня бросило в жар: нам еще через одну реку перебираться, где я мог их потерять?! Но до меня тут же дошло: начальник штаба продолжает мне мстить. Вот вернемся, всего в песке обваляю!

– Гвидо, – заметил я ехидно, – я понимаю твое стремление меня пожалеть. Но почему ты мне не сказал?

– Э-э-э, – Гвидо почесал в затылке, – чтобы обойтись без споров.

– Я уже испугался, что посеял тросы. Там же еще одна река впереди!

– Ладно, извини. Я не знал, что ты такой пугливый.

Все рассмеялись.

– Я тебя не в песке обваляю, я тебя утоплю! – пригрозил я.

– Договорились, – легко согласился Гвидо, – тогда отдай еще один плащ-тент.

– Обойдешься!

– Тогда не утопишь!

– Ага! Испугался! То-то же. Я очень страшный!

Немного поспорив, тигрята установили, кто когда понесет лисенка, но у Стратега было на этот счет свое мнение он устроился у меня на здоровом плече и начинал вякать рычать, когда кто-нибудь пытался снять его оттуда. Даже при помощи печенья мальки не сумели сманить его вниз.

Весело пикируясь, мы выступили в поход. Еще немного! Вверх по склону, а потом будет длинный крутой спуск к реке.

Через полчаса мы стояли на гребне. Далеко внизу, невидимая за соснами, шумела река.

– Хвоя очень скользкая, осторожно, – предупредил я тигрят, – даже не думайте бежать: впилитесь в дерево – костей не соберете. Понятно?

Тигрята покивали.

Мы медленно и осторожно потащились вниз. Несколько раз мне пришлось ловить скользящего мимо меня Романо. По-моему, он меня плохо понял и собирался проверить мои слова на практике.

– Тебя еще раз шлепнуть? – поинтересовался я зловещим тоном.

– Ну чего?! – возмутился он.

– Упал – тормози, а не катайся тут с горки.

Он смутился – поймали. То-то же. Больше, до самого низа, он не падал – пожалел свой зад. А головы ему было не жаль?

Река оказалась широкой настолько, что никто из нас не сумел забросить «кошку» на тот берег.

– Не достать, – деловито заметил Алекс, – придется плыть.

– Поплыву я, – решительно заявил Лео.

– Лучше я, – возразил Роберто.

Гвидо и Алекс тоже выразили желание совершить этот славный подвиг. Я промолчал – еще не хватало, чтобы меня обозвали идиотом на глазах у мальков.

– Бросайте жребий, – предложил я с безнадежностью в голосе.

– О, а ты поумнел, – ехидно заметил мне Алекс.

– Ага, – согласился я, – и до чего же это скучно.

Самую короткую соломинку вытащил Лео. Слава Мадонне, Гвидо мог бы и не доплыть – вода холодная, течение быстрое.

Лео разделся, пристегнул веревку к страховке и бросился в воду.

Мы сели на берегу – нам остается только ждать. Лео сносило вниз по течению довольно сильно. Ему еще придется возвращаться по противоположному берегу.

Алекс вытравливал веревку, Нино сидел рядом с ним и переживал за Лео. Не беспокойся, ребенок, Лео доплывет!

– А про Рим вы так и не рассказали, – разочарованно заметил Вито.

Я улыбнулся самому любопытному тигренку и уже было собрался ликвидировать свою латинскую задолженность, как вдруг почувствовал, что меня дергают за рукав. Я скосил глаза: Луиджи. Хм, что ему еще неясно? Спросил бы у Роберто.

– Гвидо, расскажи, пожалуйста, – попросил я. Гвидо кивнул. Мы с Луиджи отошли в сторонку.

– Что такое? – поинтересовался я мягко. Луиджи покраснел, смутился и опустил голову:

– Ну-у, в общем, э-э-э…

– Ну что? – с насмешкой в голосе перебил я последовательность нечленораздельных звуков.

– Помнишь, ты сказал тогда?…

– Что? Я всегда очень много болтаю. Конкретно?

– Ну, что у меня нет чести, совести и разума! Ты и час так думаешь?

– Нет, не думаю.

– Ты считаешь, что они могут появиться за день. Луиджи пер на меня как бык.

– Ну-у, скажем так, эти свойства у тебя были, но оченькрепко спали. А сейчас проснулись. Проснуться можно очень быстро. И если они опять заснут, я буду очень огорчен.

– Понятно, – кивнул Луиджи. – Да и чего я ждал, ты не выкрутишься?…

– Опять ты считаешь, что все вокруг ложь. Скажи, сейчас ты смог бы «пошутить» так, как позавчера?

– Э-э-з, – Ауиджи ненадолго задумался, а лотом решителъно помотал головой.

– Ну и всё, значит, я сказал правду.

Мы вернулись к ребятам, Луиджи покинул меня, чтоб просунуть свою голову под мышку Роберто. Тот тоже в мательно слушал Гвидо.

Похоже, у нового школьного предмета будет много поклонников.

Я сел рядом с Алексом: и где там наш Лео? Лео здорово снесло вниз по течению, но он уже почти доплыл до противоположного берега. Вот он встал на ноги. Нино громко облегченно вздохнул.

– Ты боялся, что он утонет? – удивился Алекс.

– Угу.

– Зря. Лео не утонет.

Нино хмыкнул. Да, со стороны наша наглая самоуверенность выглядит очень смешно. Но Лео ведь и правда не может утонуть. Во всяком случае, не тогда, когда от него зависят друзья. И когда они его страхуют.

Противоположный берег оказался гораздо выше нашего: переправа будет тяжелой: вверх по веревке рюкзаки сами не заскользят, да и мы тоже.

Алекс пристегнулся к веревке, забрал камуфляжку Лео и отправился на тот берег, толкая перед собой чей-то рюкзак.

Ох, сколько раз нам придется проехаться взад-вперед? Одиннадцать рюкзаков… я посмотрел на самое солидное окрестностях дерево, к которому мы пристегнули нашу переправу. Рюкзаки придется толкать по одному. Тигрят, возможно, тоже. Что бы такое придумать? Разумное… Ни один простой механизм не дает выигрыша в работе. А использовать батарейки от фонарей? Не-е, за полчаса мне электродвигатель не соорудить, водяное колесо – тоже. А больше никаких источников энергии нет. Вывод: ничего разумного придумать не удастся. Даже теоретически. Плохо.

Алекс добрался до противоположного берега, сбросил груз, отдал Лео одежду и легко поехал обратно. Роберто с трудом оторвался от рассказа о Второй Пунической войне: из меня сейчас плохой работник, поэтому перевозить грузы придется ему вдвоем с Алексом. О! В Древней Греции педагогами были калеки, больше ни на что не пригодные. Поэтому я буду читать лекцию, а Гвидо – организовывать переправу – так будет побыстрее.

Лихорадочно вспоминая Тита Ливия, многократно обруганного современниками за многословие и вранье, я предложил Гвидо поменяться ролями. Гвидо с удовольствием согласился – он как раз добрался до разгрома на Тразименском озере, рассказывать о такихпоражениях наших далеких предков никому не понравится. А впереди еще «Канны». [120]

Вито, с ужасом смотревший на слишком длинную и тяжелую переправу, прислонился к моему плечу, чтобы набраться храбрости. Романо немедленно поступил так же.

Пока мои друзья переправляли через реку одиннадцать рюкзаков, предельно обленившийся я добрался до Фабия Максима Кунктатора. [121]

Остановившись на этой мажорной ноте римской истории, я заметил, что пора уже и нам переправляться через реку.

Я два раза проверил, как пристегнут Вито, прежде чем отпустил его в полет над водой.

– Не смотри вниз, не торопись. Все будет хорошо, – напутствовал я его.

– Угу, – всхлипнул тигренок.

Я его подтолкнул, и он, перебирая руками, поехал к противоположному берегу реки.

Храбрый Стратег переправлялся через реку стоя у меня на животе, с любопытством глядя на холодные волны. Он так вытягивал шею, стараясь заглянуть вниз, что я всю дорогу побаивался: большущая голова перевесит, и он свалится.

Когда мы с ним появились на другом берегу, Вито еще подрагивал от пережитого ужаса.

– Ты молодчина! – похвалил я своего храброго тигренка. – И все остальные речки теперь будут не страшны, да?

Он, улыбнувшись, кивнул.

Переправа прошла без эксцессов, но заняла почти часа.

Сегодняшний подъем в гору был гораздо тяжелее позавчерашнего, но никто из тигрят не пожаловался и не ныл. В какой-то момент Гвидо сам велел Траяно отдохнуть самый мелкий малек здорово запыхался. Они остались вдвоем, а когда мы добрались до конца склона, Роберто налегке спустился вниз и помог Гвидо доставить наверх маленького тигренка и его рюкзак.

Я внимательно следил за остальными тигрятами – не никто из них не собирался насмешничать. Забыли они про свое дурацкое «честно, нечестно», дай бог, чтобы на всегда – это они уже сами догадались, я им не объяснял.

– Ну вот, – заметил Алекс, когда мы слегка отдохнули и были готовы выступить, – остался только один неглубокий овраг. И больше никаких препятствий.

Тигрята выглядели разочарованными.

– Жаль, – вздохнул Вито. – Почему нельзя было пойти в поход на целый месяц?

– Один рацион, – заметил Гвидо, – весит два с половиной килограмма. Тридцать – семьдесят пять килограммов. Это больше, чем весит любой из нас. К тому же однообразие надоедает.

– Угу, – Вито согласился, но был опечален, что жизнь так прозаична.

– А что тебе не нравилось весь месяц? – поинтересовался я (по редкому сосновому лесу можно было идти рядом и разговаривать). – Тренировки или соревнования?

– Ну, мы же ничего не выиграли. Везде были последние или предпоследние.

Я посмотрел на него хитро:

– А что тебе на самом деле не нравилось? Вито поднял на меня удивленный взгляд:

– Ну, да, я понял!

– Странно, что вы не всюду были последние, – заметил я серьезно, – наверное, те, кого вы иногда обходили, тоже любили позлорадствовать и поиздеваться друг над другом.

Вито покраснел, опустил голову и спросил:

– Думаешь, это связано?

– Конечно. Ты не обязан играть в команде. Можешь хоть всю жизнь прожить одиночкой, если хочешь. Но если уж люди собрались в команду, то должны вести себя соответственно, иначе они все проиграют. И даже если не надо играть и выигрывать… Не иметь своей команды – это все равно, что не иметь дома…

Я отвернулся: черт! Не надо было об этом заговаривать – для меня это слишком больно. Да если бы в восемь лет я понимал, чего у меня нет, умер бы от горя!

– Энрик! Ты чего? – с беспокойством спросил Вито. Я мотнул головой:

– Всё в порядке.

* * *
Мы устроили большой привал у чистого холодного ручья, пообедали, побрызгались. Тигрята общими усилиями, громко визжа от восторга, повалили в воду Роберто (он не особенно и сопротивлялся). Стратег бегал по берегу и очень боялся, что я утону. Сам он в воду лезть отказывался. А я не мог впомнить, как этна-лисы относятся к воде: как кошки или как собаки?

Из меня вытрясли долгую историю окончания Второй Пунической войны, так что я опять потерял голос.

В 17:00 (традиция есть традиция!) вновь выступили. Овраг пришлось пересечь примитивно: спуститься вниз и подняться наверх. В семь часов вечера мы подошли к «тому самому лесу» и пошли вдоль ручья, на котором несколько дней назад стоял лагерь «драконов», метрах в двух впереди шла какая-то другая компания, на пятки нам ступали еще какие-то ребята – становилость тесно. В половине девятого, отнюдь не первыми, мы прошли через ворота лагеря.

– Пришли, – упавшим голосом произнес Луиджи.

– Да, а что такое? – с беспокойством поинтересовался Роберто.

– Ничего, – помотал головой Луиджи, но вид имел мый траурный.

– Идите доложитесь капитану, – приказал нам дежурный офицер.

– Есть, – откликнулся я.

Мы направились к штабному домику.

– Так в чем дело? – не отставал Роберто от своего гренка. – Тебя ждут кровавые мстители? – Роберто то умеет быть ехидным, оказывается.

– Не-е, – ухмыльнулся Луиджи, – не должны. Про ну… Опять всё будет как было.

Надо же, бывшему главному пакостнику тоже бы плохо!

– А вот это от тебя зависит!

Луиджи раскрыл рот, но ничего не сказал – и с шумом его захлопнул. А что тут возразишь?

– Приходите к нам после ужина, – пригласил я, – посидим у костра, послушаем, как Лео поет. У кого есть слух, может подтянуть…

Мы подошли к домику, на крыльце столкнулись с большой веселой компанией с Ари в главной роли, пожали другдругу руки, похлопали по плечам, представили Стратега, нам обещали нынче же рассказать нечто преуморительное…

Дверь начальственного кабинета была раскрыта нараспашку. Мы вошли и нестройно поздоровались. Капитан пересчитал нас взглядом (а этот малек откуда взялся?) облегченно вздохнул:

– Ну, как погуляли?

– Здорово! – воскликнул Нино.

Ловере несколько мгновений рассматривал веселы мордашки наших тигрят:

– Всем остальным тоже понравилось?

Тигрята энергично закивали. Капитан вопросительно взглянул на меня, я улыбнулся и чуть заметно кивнул: «Да! Мы это сделали!»

Ловере погладил сидящего у меня на плече лисенка:

– Отнеси его к синьору Адидже.

– Это еще зачем? – воинственно поинтересовался я. Капитан недовольно покачал головой:

– Он может быть чем-нибудь болен или быть носителем какого-нибудь вируса.

– Угу, – согласился я, облегченно вздохнув.

В дверь уже ломились следующие пришедшие из похода. Капитан чуть заметно поморщился (поговорить некогда) и улыбнулся:

– Ну что ж. Идите ужинать, голодные дети.

Мы вышли наружу.

– Надо было остаться в лесу, – заявил Вито, – а сюда прийти к отбою! Вот!

– Или вообще не приходить, – весело подтвердил я.

– Ну-у… А охотиться вы умеете? – поинтересовался Нино.

– Да, но здесь не на кого, – ответил Алекс.

– Вытащили детей из первобытного состояния, – проворчал Лео.

– Бросьте, ребята, вам бы надоело через пару дней, – заметил Гвидо.

– Воткогда надоело бы, тогда бы и вернулись! – воскликнул Романо.

– Да не переживайте вы так, тигрята, – попросил я. – Мы же не умираем завтра. Сходим еще не раз.

Я вспомнил одну очень древнюю мудрую сказку: «Ты в ответе за тех, кого приручил». Это точно.

– Правда? – счастливо выдохнул Вито.

– Я тебя что, хоть раз обманул? – удивился я.

– Ну, через неделю все кончится…

– Мы все живем в Палермо.

– А второй катер ты где возьмешь? – поинтересовался Лео. – Ну, экзамены-то мы сдадим, как вернемся. А катер?

– Угоню где-нибудь, – легкомысленно отмахнулся я.

– Энрик! – укорил меня Алекс. – Что ты говоришь? При детях!

Дети сгорали от любопытства.

– Это шутка, – попытался оправдаться я. – Мы хоть раз не решили поставленную задачу? Придумаем что-нибудь

Глава 32

Сегодня вечером пели мы довольно мало: все хотели чтонибудь рассказать. Стратег оказался в центре внимания как какая-нибудь кинозвезда, и мне пришлось отбирать у ребят, желавших впихнуть в него все конфеты, булочки печенье, какие только нашлись в лагере. Мы делились описанием нового метода форсирования оврагов и хвастали что наши тигрята прошли за день сорок километров (тридцать девять – уточняли тигрята, сияя от восторга и гор задирая носы). Ари и компания на полдороге посеяла «кошку» и карабины и через одну из речек переправляли на самодельном плоту, который расползся прямо на стремнине, один из рюкзаков так и не нашли, остальные промокли насквозь. Рассказывать об этом им было смешно. Нам слушать – тоже. Малек, в прошлом году упавший в овраг слегка вырос, но не поумнел и в этом году поступил аналогично, решив проверить, хорошо ли он прицеплен к веревке прямо посередине переправы. Его выловили и делали искусственное дыхание. Рассказчику было не смешно:

– Хорошо хоть в будущем году мне это не грозит, – заявил он. – Уже будет пятнадцать.

– Ага! – согласился Алекс. – А через три года вы опять встретитесь, и тогда его глупости будут уже совсем другого масштаба.

Парень взвыл:

– Да я утоплюсь раньше!

На всеобщий хохот он обиделся:

– Вам бы так!

Но все это были жалобы победителей, тех, кто дошел до лагеря вовремя и самостоятельно. Это удалось не всем.

В одной из команд еще в первый день произошла такая драка, что кто-то не выдержал и подал сигнал тревоги. За ними прилетел катер и отвез в лагерь. Что им было – подумать страшно: мало того, что у капитана имелась по отношению к ним какая-то конкретная педагогическая задумка, ребятки еще и безнадежно испортили нашему начальству единственный уик-энд за всю смену…

Кто-то еще не добрался до финиша, но придет завтра утром. И ходят слухи, что одна из команд застряла на берегу какой-то реки, довольно далеко от лагеря Их тоже завтра привезут на катере. Над лопухами посмеялись.

– Может, там никто бы не перебрался, – попытался я оправдать неудачников.

– Да ну, – возразил Алекс, – покажи мне на карте в окрестностях лагеря маршрут, которым нельзя пройти. Опоздать – ладно, бывает. А не пройти…

Поздний вечер. Обожравшийся Стратег заснул в своем новом гнездышке, которое мы соорудили в палатке. Ребята разошлись, мы прогнали тигрят спать, и они побрели по пляжу нога за ногу, поминутно оглядываясь, как будто я имею власть над неумолимым временем. Мы залили костер и уже собирались идти умываться, когда услышали чей-то отчаянный крик с той стороны, куда ушли наши мальки. Я сорвался с места и побежал, через пару секунд меня обогнал Алекс, за спиной топали остальные.

Наших детей попытались обидеть Альфредо и Франческо Мы с Алексом, как первые набежавшие, занялись наказанием негодяев, чтобы им больше никогда даже в голову подобное не пришло!

Через минуту Франческо лежал на песке у моих ног, даже не пытаясь подняться. Альфредо еще трепыхался, но это ненадолго.

Я огляделся: Лео и Роберто сдерживали Джакомо и еще одного, незнакомого мне парня. Какие-то зрители еще видели этот инцидент издали, но, похоже, не поняли, в чем дело: всё произошло довольно быстро, и непричастные (все нормально – равная драка) сейчас расходились по своим палаткам.

Тигрята не убежали, а стояли в паре метров, с восхищением взирая на победителей. У Луиджи под глазом наливался довольно приличный фингал, у Романо были раз ты губы, кровь стекала по подбородку.

– Ты что?! Спятил! – закричал мне Джакомо.

– Интересно, – отреагировал я с презрением. – Когда твои дружки били маленьких, тебя тут не было.

– Во-первых, – Джакомо перешел на спокойные интонации (драка кончилась), – меня здесь действительно было, я рванул на крик. А во-вторых, это только тебе можно обижать детей?! Так, что ли?

Летучие коты! А ведь он прав! Аргумент у него по принципу «сам дурак», но он все равно прав.

– Он меня не обижал! – решительно выступил Вито на мою защиту.

Джакомо смутился. Ох, в этом споре мы победили с сухим счетом, но себя-то не обманешь.

– Забери этих… – предложил я, – а то их прямо сейчас и исключат. Почему-то дать по морде мне желающих не нашлось.

– Испугались.

– Ты тоже? – Я сделал вид, что удивился.

– Черт тебя побери! – прорычал Джакомо, помолчи Франческо подняться, грубо подтолкнул Альфредо к палатке и отправился следом. Сопровождавший его парень последовал за ним.

Я внимательно оглядел тигрят – вид у них немного смущенный, хм.

– Ну и… – поинтересовался я, – они к вам просто так пристали, безо всякой причины?

Мальки опустили головы, наверное, они еще и покраснели, но при свете Эрато не видно.

– Понятно, – печально произнес я, повернулся и пошел к нашей палатке.

– Энрик! – услышал я чей-то отчаянный вскрик, но не обернулся.

За моей спиной неизвестно откуда взявшийся дежурный сержант разгонял созданную нами толпу: спать пора, особенно маленьким детям.

Я проиграл! Они так ничего и не поняли. «Упругая деформация» оказалась даже слишком упругой. Нельзя бить заведомо слабейшего, но ведь провоцировать того, кто не может дать тебе по зубам, не утратив при этом честь, тоже нельзя. Это же так просто.

Я не пошел умываться. Забрался внутрь своего спальника и сделал вид, что сплю. Чуткий Стратег проснулся, подобрался ко мне поближе, облизал мое лицо и постарался утешить. Больше меня никто не потревожил. Похоронную тишину нарушали только печальные вздохи.

* * *
Наутро мы узнали, что к пещере нас повезут сразу после обеда и одних туда не пустят – только вместе с инструктором. Алекс поморщился:

– Удовольствие подпорчено.

– А что ты собирался делать в пещере? Такого… хулиганского?

– Я пока не придумал, – серьезно ответил Алекс.

– Все равно в двенадцать инструктаж, – заметил Лео. – Уж Ловере-то догадается взять с тебя слово вести себя как овечка.

– Как овечка в пещере? Ха! Представляю себе!

Нам было совсем не весело. О вчерашних событиях никто не заикнулся.

Я отнес Стратега к синьору Адидже, и он с удовольствием согласился подержать у себя дикое животное, пока мы будем лазать по пещерам, а потом бродить по полигону. Кажется, синьор Адидже, натуралист-энтузиаст, решил понаблюдать за юной этна-лисой.

Мы отправились полазать по скалам в последний раз за это лето. После пещер мы на следующий же день отправимся на полигон – и больше полазать не сможем.

Тони и Гвидо еще вернутся в эту бухту, еще заберутся на эти вершины, а остальные, и я в том числе, уже нет. Я тряхнул головой: по какому поводу такой траур? Это место не исчезнет. А для того, чтобы увидеть весь мир, жизни не хватит, так стоит ли возвращаться?

– Энрик! Ты спишь на коду, – заметил сержант Бовес с тревогой в голосе. – Что с тобой? Может, вернешься в лагерь?

Я помотал головой:

– Просто задумался.

Когда мы спустились со скал и отправились купаться мне на комм пришло сообщение от капитана Ловере: приглашал меня к себе побеседовать перед инструктаже в 11:45. Хм, что такое? Я спешно окунулся в море и отправился в штаб.

– Не слишком доброе утро, – приветствовал меня начальник лагеря.

– Точно, – вздохнул я.

– Что случилось вчера перед отбоем?

Я стиснул зубы и посмотрел на него удивленно.

– Я не предлагаю тебе стучать, – добавил капитан. Я совершенно точно знаю, кто дал Луиджи в глаз и Романо по зубам. И почему. И, кстати, не буду принимать никаких мер.

– Раз вы знаете, почему, я не скажу вам ничего нового Я думал, у нас получилось, а оказалось, что нет. Луиджи конечно, больше не будет насмехаться над Роберто, но весь остальной мир он числит в своих охотничьих угодьях. А друзья его не остановили.

– Понятно. Ты торопишься…

– Конечно!

– …с выводами, – закончил Ловере. – Дети полночи рыдали в подушки. Значит, твое общество представляет для них достаточную ценность, чтобы такие инциденты не повторялись.

– При чем тут мое общество?! – взорвался я. – Мне не надо, чтобы они были паиньками на моих глазах!

– Тебе – нет. Им – да.

– Это лицемерие.

– Нет. Это – внешняя совесть. Пока нет внутренней.

– Что-то вроде господа бога?

– Не совсем. Ты же не можешь отправить их в ад.

– Я могу! И как раз Луиджи это знает.

– О, Мадонна!

– Я его не бил, если вы это имеете в виду.

– Я не понял. Ну ладно. Больше мне тебя нечем утешить. Но тайм-аут пойдет вам всем на пользу.

– Да, наверное.

– У меня к тебе просьба в связи с пещерами.

– Я слушаю.

– До сих пор туда водили ребят человек по пять-шесть. И инструктор мог за ними уследить. Я прошу тебя со всей серьезностью отнестись к тому, что скажет сержант Меденьяно. Он опытный спелеолог, и это он вас туда поведет. Я знаю, что ты не слишком высокого о нем мнения, так что…

– Ладно, – слабо улыбнулся я.

– Речь пойдет не о вашей безопасности, на которую вы все плюете с более или менее высокого небоскреба, а о самой пещере. Я надеюсь, мне не придется пожалеть, что я разрешил вам пойти туда такой толпой.

– В этой компании никто не нарушит данное им слово, – заметил я, – так что никаких проблем.

Капитан кивнул.

В дверь постучался кто-то нетерпеливый. Через тридцать секунд начинается инструктаж.

– Войдите, – откликнулся Ловере.

Для сорока человек эта комната слишком мала, даже если на трехместный диванчик втиснуться всемером, а в кресло втроем.

Я остался около стола и установил тишину легким движением бровей (все-таки я пижон), после чего подвинулся и уступил свое место сержанту Меленьяно.

– Карстовые пещеры создает вода… – начал он тихо и задумчиво.

Некоторые были удивлены: сержант прославился как чуть ли не единственный среди инструкторов любитель покричать.

– …и требуются ей на это миллионы лет. Сейчас вы все стремитесь увидеть то, чего никогда еще не видели, вам интересно. Но, думаю, не найдется человека, который откажется пойти во второй раз. Потому что это очень красиво. Но учтите, то, что создавалось миллионы лет, может быть уничтожено за несколько часов, – он прервался, а потом начал не с того места, на котором остановился: – Больше всего спелеологи ненавидят туристов. Для них приходится прокладывать специальные маршруты, и не дай бог какой-нибудь сталактит окажется слишком близко к огороженной дорожке. Обломают обязательно. Стена, до которой можно дотянуться, будет испещрена какими-нибудь идиотскими надписями, в озеро с чистой водой бросят дохлую крысу, и красные прозрачные рыбки, которых больше нигде нет, отравятся и погибнут, – сержант опять сделал паузу. – Поэтому я настаиваю, чтобы каждый из вас дал слово не портить пещеру, – он посмотрел на меня.

Я пообещал. Он перевел взгляд на сидящего на диван краю Криса. Крис повторил мои слова. Меленьяно чуть повернул голову, чтобы взглянуть в глаза Родриго… О, Мадонна, этот зануда меня доконает! Но, наверное, он прав. Тем более что мы пойдем не туристским маршрутом, а к настоящие спелеологи.

Мои ребята недовольно морщились и корчили ужасные рожи – ну сколько можно?

Сержант серьезно, не проявляя признаков нетерпения выслушал тридцать девять отдельных клятв. Кого-то из нас нехватает? Я внимательно оглядел свою армию: Стефана, самого упрямого «прыгающего тигра». Что это с ним такое, и почему я ничего не знаю? До обеда еще будет время выяснить.

– Очень хорошо, – продолжил сержант, облегченно вздохнув, – а теперь я объясню, что именно вы обещали Тяжкий полустон-полувздох был ему ответом. Я грозно нахмурил брови. Народ затих.

Меленьяно говорил еще минут двадцать. Слушали его тихо, но невнимательно.

Я усек, что в воду входят голышом, чтобы не портить ее грязной одеждой, каковую, и рюкзак тоже, запихивают в специальный мешок и плывут с ним; то, что выглядит хрупким, таким и является, и к нему даже нельзя прикасаться. Потрогать сталактиты, сталагмиты и сталагнаты можно, но – нежно. А, в общем, что такое наши жалкие жизни по сравнению с вечностью?

Отпустили нас около часа дня. Да-а, даже перед «Ночной игрой» инструктаж не был таким долгим. Я поймал Ари за рукав, прежде чем он успел удрать:

– А где Стефан? – поинтересовался я.

– Он не пойдет.

– Почему?

– Ну, у него своя команда, ты же не возьмешь и их тоже?

– Ясное дело. Не возьму, даже если бы хотел. Но они же вроде как разругались…

– Поговори с ним сам. Похоже, марш-бросок пошел им на пользу.

– Понятно. Мне-жаль, но он все сделал правильно. Что такое вечность по сравнению с друзьями?

Ари хмыкнул – он тоже считал своим долгом внимательно слушать сержанта Меленьяно.

Стефан нашел меня сам;

– Я пойду со своими – любоваться водопадами, – заявил он решительно и упрямо, как будто я собирался возражать.

– Конечно, – согласился я, пожимая ему руку, – я бы тоже так сделал.

Стефан облегченно вздохнул.

Ну что же это такое! Я внушаю ему такой ужас? Или ом боится моей способности убеждать? Ничуть не лучше, если подумать.

– Угу, я не хотел бы с тобой ссориться.

Слишком я стал мнительный со своим Даром.

Все остальные маршруты нынешнего короткого (мы вернемся в лагерь завтра к вечеру) похода проходят по Озерному краю. Скалы, ущелья, речки, водопады. На это я бы тоже котел посмотреть, но уже не получится.

Я попрощался со Стефаном и отправился к себе – мне опять надо собирать рюкзак.

Я шел по узкой, почти заросшей аллее – кратчайшей дороге от штаба к нашей палатке, когда услышал за спиной: «Энрмк!» – обернулся и увидел Луиджи.

Я остановился и молча, с каменным выражением лица подождал, пока он подойдет поближе. Мальчишка тащился в мою сторону, как будто ему сто лет и идет он по глубокому болоту. Но даже так он не смог надолго растянуть разделявшие нас десять метров.

Луиджи остановился в полушаге и поднял голову, чтобы смотреть мне в глаза. Я молчал. Он тяжело вздохнул и опустил голову. Прошла минута, тигренок всхлипнул, не выдержав напряжения. Опять ему придется набираться храбрости. А что он может мне сказать? Что больше не будет? Он это уже говорил.

– Э-э-э, Энрик, – нарушил молчание Луиджи. – Ну я не знаю… Ты же сам этих типов терпеть не можешь… чему ты так рассердился?

– Я их терпеть не могу, но не задираю. И речь не о них, а о тебе.

– Угу, – всхлипнул Луиджи.

– Ты создал ситуацию, из которой ни для кого не бьло достойного выхода! Как будто ты бросил всех в грязь. Зачем?

Он смотрел на меня, до крови кусая губы. А я делал в что хочу услышать ответ на заданный вопрос.

– Угу, – сказал он наконец. – Я понял. Ну-у, я постараюсь…

Я усмехнулся:

– Вот это по крайней мере честно. Ладно, топай собирайся. Куда вы пойдете?

– Вокруг Больсено. Это такое озеро, – Луиджи слабо улыбнулся.

– Ну хорошо. Давай.

Я кивнул ему и ушел. Пусть не думает, что со мной просто помириться.

Около нашей палатки моего появления дожидались Вит и Романо. Еще два добровольца на эшафот. Этих я бы отшлепал с чувством, что это мой святой долг. Но увы, я теперь за них не отвечаю, а значит, не имею права. Моя команда не слишком успешно делала вид, что не замечает эту парочку.

– Ну и… – немного угрожающе поинтересовался я.

Мальки вздохнули и опустили головы. Вздохов сегодня, как в доме престарелых. Но я тоже хорош! Не будут же они оправдываться – дескать, во всем виноват Луиджи?!

– Надо сначала думать, а потом что-то делать, – наставительно произнес я. – А Луиджи надо держать за шкирку. Морально, – я ткнул пальцем в грудь Вито, – и физически, – добавил я, тыкая пальцем в грудь Романо. – Ясно?

– Ага! – хором согласились мальчишки.

– Вот то-то же. А теперь брысь с глаз моих, пока я еще сержусь!

Тигрята смылись.

– Луиджи тебя нашел? – поинтересовался Роберто.

Я кивнул:

– Ему я тоже кое-что объяснил.

– Великий педагог Песталоцци аплодирует тебе из могилы, – ехидно заметил Алекс.

– Э-э-э, а что тебе не нравится? – удивился я.

– Ммм, трудно сказать. Если бы можно было измениться к лучшему, услышав пару воспитательных сентенций, все люди были бы просто ангелами.

– Ага, – согласился я, – а лично я так даже архангелом. А какие будут предложения?

– Никаких, – вздохнул Алекс. – Давай, собирайся.

Моральные проблемы стаями вились в воздухе над нашими головами и периодически присаживались отдохнуть на чью-нибудь шевелюру. Летучие коты их покусай!

Глава 33

Два десантных «Кенгуру» высадили нас в небольшой долине.

– Пещера, – пояснил сержант Меленьяно, – вон под тем хребтом, – он махнул рукой в сторону заросшей чахлыми соснами небольшой возвышенности. Как у него язык повернулся назвать ее хребтом?

Сержант вставил код-ключ в электронный замок, запирающий небольшой (только-только протиснуться) стальной люк, и открыл его.

Мощная воздушная струя вырвалась из черной дыры. Как будто чрезмерно любопытные спутники Одиссея открыли Эолов мешок с ветрами.

– Я иду первым, Энрик – последним, – приказал Меленьяно. – Не забудьте всё то, что я вам говорил. Рюкзаки спустите на веревке. Закроешь люк, – обратился он ко мне, отдавая код-ключ.

Один за другим мои ребята исчезали в дыре, она заглатывала их как ненасытная пасть. Мне стало неуютно и страшно. Наконец, настала моя очередь – отказаться невозможно. Я поправил каску, спустился вниз по металлическим скобам и закрыл люк над своей головой. Стало совсем темно. Зато стаи моральных проблем остались снаружи и до завтрашнего вечера не будут меня доставать.

На дне пещеры было светло от множества горящих фонарей. Вот это да! Известняк же белый, это всякому известно. Но пещера оказалась золотистой. В постоянно перемещающихся тенях и лучах света я никак не мог помять существуют ли на самом деле все эти оттенки и переливы желтого цвета или мне кажется.

Ребята благоговейно молчали.

– Здесь стены можно потрогать, – заметил сержант, только оставайтесь в этой камере.

Минут через десять всех отпустило – и мы начали переговариваться вполголоса.

– Ну, разберитесь, в каком порядке мы пойдем, – велел Меленьяно. – Энрик, ты идешь последний, и все время будь со мной на связи. Слишком уж нас много.

Забавно, я много раз слышал: сержант почему-то всех называет по фамилии, хотя в нашем лагере это не принято. А меня еще ни разу не окликнул «Галларате». Наверное, ему неуютно. Не может же он руководить своим главкомом. Меня это устраивает. Не люблю, когда на меня пялятся.

Гвидо сообщил всем порядок следования. Начальник штаба постарался сделать так, чтобы ребята, чьему благоразумию он особенно доверяет, разбавляли тех, кто может некстати расшалиться. Слово постараются сдержать все, но слишком хрупкая вещь может быть разбита и случайно. Потом он напомнил моим лейтенантам, что они отвечают за своих ребят… Решение своего начальника штаба я одобрил, хотя поболтать с друзьями мне теперь до самого привала не удастся. Ладно, потерпим.

Строй нашей армии зазмеился в узкий проход вслед за сержантом. Мы прошли не меньше километра вниз по довольно однообразному коридору. Стены его были покрыты желтыми натеками разных оттенков, гладкими и приятными на ощупь, по ним стекала вода. Кое-где с потолка свисали сталактиты, капли воды с них падали на растущие снизу, как и положено, сталагмиты. Целого сталагиата я пока ни одного не увидел.

Наконец коридор кончился, и мы оказались в огромном зале. До потолка луч света моего фонаря достал, только когда я включил его на полную мощность. Высота не меньше ста метров. Боковая поверхность зала была похожа на стены только что покинутого нами коридора, зато в центре разлилось небольшое озеро. Я подошел поближе и ахнул: ярко-оранжевые берега обрамляли нежно-голубое зеркало воды.

– По краю натеки серы, – пояснил сержант, – а дно и стенки совершенно белые. Поэтому такой контраст.

Сера кристаллизовалась сростками, похожими на оранжевые мохнатые щупальца, изогнутые и пересекающиеся между собой.

– Трогать нельзя, – предупредил Меленьяно, – всё очень хрупкое.

Дав нам вдоволь налюбоваться прекрасным зрелищем – самой прозрачной водой на Этне (пить нельзя, слишком много известняка), сержант повел нас на другой берег озера. Под ногами у нас была ровная, отполированная водой поверхность, поэтому наш руководитель заботился, чтобы никто не поскользнулся и не упал. Заботили его не мы, а хрупкие кристаллы, которые могли бы пострадать от чьих-нибудь, ботинок.

На другом берегу начинались несколько узких тоннелей. Сержант выбрал один из них, и мы пошли дальше. Я взглянул на часы: мы провели у озера около часа, а мне показалось, что не больше десяти минут. Ребята почти все время молчали. Создавалось впечатление, что единственное слово, которое мы знаем, «смотри» с восклицательным знаком, намертво приросшим к последней букве.

Через каждые пять минут я слышал в наушнике голос Меленьяно: «Эирик, ты не потерялся?» – «Нет», – отвечал я. Внезапно шедший передо мной парень остановился. Я связался с сержантом, он меня успокоил и на общем канале напомнил о нашем обещании беречь пещеру. «Здесь дальше еще одно озеро, от края до края, обходить его придется по кромке, прижимаясь к стене. Веревка протянута, так что не упадете. И не вздумайте портить воду!»

Вода в этом разливе была такого же нежно-голубого цвета, но полюбоваться его не получилось: всю дорогу пришлось прижиматься носом к стене.

Дальше тоннель слегка расширялся. «Сейчас будут кристаллы селенитов». – «Селениты!» – ахнул кто-то. «Селенит, – с легким презрением в голосе пояснил сержант, это модификация гипса. А тот, кто назвал так драгоценнье камни, ничего не понимал в геологии».

Настоящие селениты оказались бесцветными длинными кристаллами, выдавленными из щелей в породе. Тонкие иголочки составляли сросток, похожий на заснеженный куст, – я видел такие на Селено. И вовремя прикусил язык (буквально), чтобы не проговориться, – никто не должен знать, что я вообще там был.

Меленьяно стоял на страже рядом с селенитовым кустом и заботился, чтобы все обходили его не меньше чем полуметре. Потрогать хочется, но нельзя, сразу видно, что все это очень хрупкое. Стараясь не дышать, я медленно прошел мимо каменного растения. Сержант облегченно вздохнул и двинулся вперед, чтобы занять свое место в го лове колонны.

Через час ходьбы по то сужающемуся, то расширяющемуся, то раздваивающемуся (сержант все время выбирал более широкий ход) коридору, вдоль стен которого сплошь росли сталактиты и сталагмиты самых разных форм и всех оттенков белого и светло-желтого цвета, мы пришли в довольно большой, а главное, сухой зал с песчаным полом. Чуть в стороне журчала вода в роднике.

– Здесь мы встанем на ночь, – сказал сержант, – палатки ставить не нужно, над нами не капает, – пошутил он. – Воду будем брать вон в том роднике, – он осветил фонарем небольшой бассейн с чистой водой. – Из зала ни шагу. Ясно?

Мы согласно покивали.

– Сегодня мы ничего не попортили. Я надеюсь, и завтра будет так же, – добавил Меленьяно.

Обрамление бассейна с водой было уже привычного бледно-желтого цвета, а вот вода казалась ярко-синей, как селениты. Не те, что разновидность гипса, а те, которые названы неправильно. Стараясь не задевать берега, я набрал воды в чистую пластиковую кружку – совершенно прозрачная.

Я пофланировал по разбитому нами лагерю, стараясь хоть немного поболтать с каждым своим солдатом. Нет, кажется, еще никто не пожалел, что пришел сюда.

Поэкспериментировав немного с громким, многократным эхо, все начали разговаривать вполголоса. На многих пещера действовала угнетающе – темнота, и над нами сейчас миллионы тонн камня.

Интересно, бывалые спелеологи тоже так молчаливы по вечерам перед ночлегом? Или болтают между собой так же непринужденно, как мы в лесу?

Только Тони, для которого, как известно, нет ничего святого, решил, что попал в рай, потому что здесь было очень много ребят, которых он мог безнаказанно мучить вопросами про «Ночной бой». И он занимался этим кошмарным делом, пока кто-то не треснул его по шее, а Алекс не подтвердил, что так ему и надо. Тони надулся и ушел от старшего брата под защиту Роберто, который уж точно не даст мелкому по шее.

– Тони, а зачем тебе это надо? – поинтересовался я.

– Через три года я буду таким же командующим, как ты! – заявил малек с таким упрямым видом, что я поверил: будет.

Над нами стометровый слой известняка. Я понимаю, что всё это на нас не упадет, но, когда мы выключили все фонари и улеглись спать, мне показалось, что темнота давит почти физически. Я поскорее закрыл глаза и представил себе, что сплю в палатке посреди леса. Это не помогло: меня со всех сторон обступили чужие сны, не зря я боялся их смотреть. Я заткнул уши, зажмурил глаза, но это, конечно, не помогло. Нет! Нет! Это не мои воспоминания, я никогда не знал этих людей, со мной никогда не случалось ничего подобного, я никогда этого не говорил, не делал и не мог бы сказать или сделать! Толпы призраков не рассеялись, они кричали, размахивали руками, дрались, ехали на элемобилях и согнали на периферию моего сознания чьи-то тихие и спокойные сны. Господи, что же делать? Я открыл глаза, это не помогло – темно так, что это не имеет значения. Я увидел призрачную лошадь и девочку, скачущую на ней, – это сон Лео или Алекса. Я улыбнулся: все сразу стало просто – у меня же есть моя Чайка. Только я редко вспоминал о ней в последнее время. Призраки исчез; Пусть каждый видит свой собственный сон.


– Подъем, – разбудило нас эхо голоса сержанта Маленьяно.

Совсем он с ума сошел, так же можно кого-нибудь всю жизнь превратить в заику.

И вставать не хочется, хочется поспать – темно. Ладно Подъем.

Через сорок минут армия выстроилась в походную колонну и покинула место привала через узкий (рюкзаки приходилось тащить в руках) проход в скале. Я решил поэкспериментировать со своим чувством времени – не смотреть на часы без крайней необходимости, а если уж смотреть, то сперва прикинуть, который час, и проверить, правильно ли я догадался.

Поэтому я так и не узнал, как долго мы тащились сквозь это игольное ушко. Но зато уж когда протащились…

– Жемчужный залив, – тихо прокомментировал сержант.

Коридор расширялся, и вскоре от стенки до стенки стало не меньше пяти метров, но его полностью перегораживало очередное подземное озеро. С нашей стороны у самого берега было очень мелко и на гладком дне лежали маленькие блестящие шарики.

– Пещерный жемчуг, – объяснил Меленьяно, – растет так же, как настоящий. Песчинка попала, и вокруг нее начинается рост жемчужины из известняка, растворенного в воде. Если кто-то из нас принес на ботинках немного песка, то лет через тысячу это можно будет увидеть.

– Настоящий растет гораздо быстрее, – заметил я.

– А потрогать можно? – благоговейным шепотом по интересовался кто-то из ребят.

– Очень-очень нежно, – ответствовал Меленьяно, – не обломите. Они не очень крепко держатся.

Дав нам вдоволь налюбоваться новым подземным чудом, сержант велел раздеваться и складывать всю одежду, обувь и рюкзаки в мешки, с которыми мы поплывем через озеро.

– Всё, кроме касок! – подтвердил сержант. – Не стесняйтесь, пещерные девчонки, несмотря на наличие пещерного жемчуга, здесь не водятся.

Ребята тихо посмеялись.

Сержанту, похоже, надо жить под землей: говорит тихо, не ругается, и даже чувство юмора проснулось. Просто на поверхности он не в своей тарелке.

– А озеро глубокое? – поинтересовался я.

– Метров пятнадцать. Не вздумай нырять!

– Угу, – согласился я со вздохом.

Если бы мне не надо было подавать положительный пример всей своей армии, даже проф не удержал бы меня на поверхности воды. А так – так я могу только повздыхать об упущенных возможностях. Вода прозрачная-прозрачная, на дне каждый камешек виден. И озеро совершенно пустое – ни водорослей, ни рыбок – как бассейн. Я плыл, опустив лицо в воду, – хоть что-то…

– Нагнали страху на пещерных русалок, – заметил я, выбираясь на берег.

– Где? – испугался кто-то, чем вызвал настоящий взрыв хохота, отраженный многократным эхо.

Мы пообсохли, оделись и отправились дальше по невероятному лабиринту. Я бы с удовольствием весь его облазал, только вот на ночь мне вместе с моим Даром лучше выбираться на поверхность.

Сержант остановился в небольшой камере, дальше коридор опять сужался, и подождал, пока мы все соберемся вокруг него.

– Сейчас мы окажемся в самом удивительном и самом хрупком месте пещеры, – предупредил он. – Я верю, что вы все собираетесь сдержать слово, которое дали. Но здесь нельзя даже соседа чуть-чуть подтолкнуть, потому что он может покачнуться и задеть то, чего нельзя задевать ни в коем случае.

– А что там будет? – полюбопытствовал Тони.

– Увидите, – улыбнулся сержант. – И никаких глубоких вдохов и выдохов. Не приведи господь!

И сержант пошел вперед. А мы за ним.

Да! Ради этого я готов не дышать минут пять. Или больше. В общем, пока сознания не потеряю! С потолка пещеры свешивались снежно-белые гипсовые «плюмажи», как назвал их сержант. Больше всего они были похожи на растущие на потолке ёлки, сплошь засыпанные снегом. Хотя нет, ёлки все же имеют почти одинаковую форму. А здесь! Дыша очень осторожно, я простоял в зале много-много времени. Я уже устал сочинять, на что похожи эти огромные сростки кристаллов Люстры (все дизайнеры, что придумывают настоящие, удавились бы от зависти); занавеси; паутины на заброшенном чердаке, если бы, конечно, нашелся кто-то, готовый покрасить в сияющий белый цвет. Я положил ладони на стенку поза, а себя, чтобы точно знать, что я не двигаюсь и не прикоснусь этому чуду, и задрал голову: так «плюмажи» напоминали ледяные рыцарские замки. И в каждом живет Снежная коро лева или Снежная герцогиня. Им не надо заботиться об обороне, поэтому можно дать волю фантазии архитектора. Кто-то тронул меня за плечо:

– Пора, – шепнул он тихо.

Я с сожалением оторвался от сказочной картины и побрел дальше.

Вскоре потолок опустился настолько, что нам пришлось ползти на четвереньках, таща рюкзаки за собой. И продолжалось это довольно долго, так что ребята начали пыхтеть и ворчать: «Ну сколько можно?»

Наконец коридор расширился и пол его опустился вниз настолько, что можно уже было встать в полный рост. Хорошо, а то коленок я уже не чувствую.

Минут через пять мне стало не до коленок.

– Кварцевый сад! – провозгласил Меленьяно с такой гордостью, как будто сам его вырастил.

Но зрелище того стоило.

Прозрачный бесцветный кварц называется горным хрусталем. Обе стены слегка расширяющегося зала были сплошь покрыты щетками этих кристаллов, которые сверкали в свете наших фонарей так, что больно было смотреть.

Чуть дальше цвет кристаллов переходил в желтый.

– Цитрин, – прокомментировал сержант, – дальше дымчатый раухтопаз. А фиолетовые – это аметисты.

Мы разошлись по залу, любуясь игрой света на миллионах граней. К потолку потянулись разноцветные столбы света, отраженного кристаллами.

– Ради одного этого стоило выигрывать, – заметил Алекс, подходя ко мне.

– Угу, – согласился я, – совсем не то, что туристский маршрут. А как награда это особенно приятно.

Аметистовые щетки становились всё темнее и в одном из углов превращались в совершенно черные. Я долго не мог себе поверить, пытаясь осветить их так, чтобы увидеть проблески фиолетового.

– Зря стараешься, – заметил Меленьяно, подходя ко мне, – это морион, он в самом деле совершенно черный. Собирай всех, нам пора на поверхность.

– Пора? – жалобно потянул я.

– Уже восемь часов.

– Как? – удивился я и посмотрел на часы – да, уже восемь. – Ладно, все построились, – скомандовал я.

Армия послушалась.

Я пересчитал глазами стоящих в строю ребят – нет, никто не потерялся. Хорошо.

– Мы сейчас идем к выходу, – сказал сержант.

– Ну-у! – всеобщий разочарованный стон.

– Все хорошее кончается, – заметил сержант. – Но вы молодцы. С вами можно ходить по пещерам, не то что с туристами.

Он так произнес последнее слово, как будто большинство посетителей пещер были земляными червяками и вызывали у него рвотный рефлекс.

Еще полчаса ходьбы – и мы вышли к вертикальной шахте, с такими же, как у входа, стальными скобами, и выбрались на поверхность уже после заката. На меня сразу же обрушились все звуки и запахи леса, а шестое чувство, напротив, немедленно выключилось: испытание оказалось для него слишком тяжелым. Я не чувствовал ни одного животного вокруг нас, казалось, что я ментально оглох.

На поляне мигали огоньками десантные катера. Пора домой.

* * *
К ужину все, не только мы, вернулись в лагерь.

– Остался только полигон, – грустно заметил Гвидо.

– Всю жизнь бы так жил, – подтвердил я, полив клубнику сливками, – очень здорово. Так мы и не придумали, что будем делать потом.

– Как – что? – удивился Алекс. – Это же не единственная пещера на Этне.

– Что? Туристским маршрутом, по огороженной дорожке?! – запротестовал Лео. – Ни за что!

– А ты что скажешь? – поинтересовался я у Роберт Он хорошо вписался в нашу компанию, но я не уверен, что сам он это понимает.

Роберто пожал плечами:

– На меня не рассчитывайте. У отца отпуск, и мы поедем, куда он скажет.

– Угу, ясно.

– А что, на Этне уже все пещеры открыты? – спросил Тони.

– Устами младенца… – важно произнес Алекс, поднимая указательный палец к небу.

– Ах ты!.. – Тони набросился на старшего брата с кулаками. Алекс, смеясь, уворачивался.

– Стол не своротите! – велел я, хватая тарелку с любимым лакомством, чтобы она ненароком не оказалась на полу. – Тони, ты лучше клубнику ешь. Алекс неисправим, нечего и пытаться.

После ужина я пошел забирать своего приемного сыночка. Синьор Адидже был огорчен тем, с каким восторгом Стратег бросился мне навстречу. Увы, у зверей я самая популярная личность, абсолютно вне конкуренции.

– Ну как он? Не очень хулиганил? – поинтересовался я.

– Нет, – покачал головой врач, – настоящий паинька. Ты его испортишь.

– А может, это он меня исправит, – парировал я.

– Ну разве что, – рассмеялся синьор Адидже. – Никаких болезней, никаких паразитов. Немного истощен. Только не перекорми. Знаю я вас, скормите животному все вкусности, до которых дотянетесь…

– Хорошо, – согласился я. Обещать доброму доктору другого лисенка я не стал: где я его возьму?

Вечером у костра и мы, и те ребята, что ходили разными маршрутами Озерного края, подбирали слова, стараясь описать то, что видели. Голографии не могут это передать, рассказ – тем более. Мучились все ужасно, а толку никакого. С тем же успехом каждый из нас мог бы просто сказать: «Я видел потрясающую красоту. Вот ее бледное отражение», – и предъявить кучу файлов с голограммами.

Незадолго до отбоя, хоронясь во тьме, как настоящие индейские разведчики, к нашему костру подобрались тигрята. Я схватил за шкирку того, кто дышал мне в ухо (боюсь я щекотки), и подтащил к свету – это оказался Луиджи.

– Ты уверен, что я уже перестал сердиться? – поинтересовался я серьезно.

– Ага! – подтвердил мальчишка.

– Наглый, как танк! – прокомментировал Алекс.

– Как очень дурно воспитанный танк, – уточнил я.

Луиджи надулся.

– Ты хоть что-нибудь понял? – Роберто перевел разговор в практическую плоскость.

Луиджи энергично покивал. Я отпустил его воротник: раз понял, так что уж тут… Все понявшего тигренка сразу же оттеснили в сторону. В том, что я не кусаюсь, хотели убедиться еще Вито и Романо.

Сверхъестественная красота пещеры подействовала на меня расслабляюще – не могу я больше на этих дурачков сердиться.

– Но учтите, – заявил я серьезно, – в пещеры меня водят не каждый день. Так что в другой раз я буду не такой добрый.

– И что тогда? – заинтересованно спросил Вито.

– Лучше бы тебе этого не видеть! – ответил я.

Любопытный тигренок посмотрел на меня со знакомым блеском в глазах.

– Я не шучу, – добавил я. – Отношения могут испортиться раз и навсегда.

– Угу, – теперь Вито понял меня правильно.

Лео тронул струны гитары и запел:

Опять меня тянет в море, где небо кругом и вода.
Мне нужен только высокий корабль,
и в небе одна звезда,
И песни ветров, и штурвала толчки,
и белого паруса дрожь.
И серый, туманный рассвет нал водой,
которого жадно ждешь. [122]
Для меня эта песня – как неожиданный и очень дорогой подарок.

Тигрята пришли узнать не только, в каком мы настроении и не будут ли их шлепать за давние (двое суток про шло) прегрешения, но и что такое полигон и как по нем ходят. Я не знал.

Приключение на полигоне у каждой команды будет свое гадать бесполезно. И даже обычно болтливый Алекс не захотел подробно рассказывать, как у них с Гвидо было в прошлом году:

– Команда у нас была… Не то чтобы неудачная. Просто не команда. Вот. Ну и нас там почти сразу ухлопали. Торговый космический корабль, а мы – как бы его охрана. Напали пираты. И мы все очень быстро полегли в абордажном бою.

– Ух ты! – воскликнул Романо.

– Угу, – кивнул я. – Примерно понятно, в каком стиле. Ну и ясно, что торговый корабль и абордажный бой нам не предстоит.

– Энрик, ты не понял, – помотал головой Алекс, – у разработчиков этой игрушки действительно богатая фантазия. Там тренируются десантники, да и офицеры СБ тоже не брезгуют. Имеется в виду, что после этого они смогут выйти с честью из любой возможной и невозможной ситуации. Вплоть до попадания в параллельный мир с другими базовыми законами.

– Ну, ты загнул! Это же не для докторов физических наук. И что нашим СБ-шникам делать в параллельном мире?

– Ладно, чего гадать. Завтра всё и узнаем, – зевая предложил Лео, – скажите лучше, как нам собираться?

– Никак, – ответил Гвидо, – всё снаряжение, включая одежду – часть антуража, и его выдадут при входе.

– Хотел бы я знать, – снова подал голос Лео, – во что это все влетает?

– В тебе проснулся бухгалтер, которым ты не хотел становиться? – поинтересовался я.

– Не, – помотал головой Лео, – это ты виноват. Мы же изучали историю. И на чем держится экономика – тоже. Обрати внимание, половина школ в корпорации – платные. А военные лагеря – даром и для всех желающих.

– Значит, это зачем-то очень нужно, – задумчиво ответил Алекс.

– Угу, – согласился я. – Чтобы отдыхающие на Липари богатенькие туристы могли захватить вражескую подводную лодку с ракетной батареей и десантниками на борту.

Алекс помотал головой:

– Нет, это экономически неэффективно. Проще тогда призывать всех на год в армию.

– Ага, – ехидно покивал я, – как у Кремоны… Помнится, мы сами довольно недурно воевали против этой, с позволения сказать, армии. С двумя карманными бластерами, для начала.

Заинтригованные тигрята ждали рассказов об этой достославной странице наших биографий.

– Больше ты без меня никуда, – проворчал Тони, вцепляясь в брата, чтобы Алекс не мог немедленно броситься совершать очередные подвиги, позабыв братишку в каком-нибудь безопасном месте.

Я задумался над заданным вопросом «Зачем?» Ведь то, что я ляпнул с ходу, все-таки не ответ. В этот момент к нам подошел сержант Бовес и заметил, что отбой уже наступил, а у нас даже костер не погашен, да и маленькие дети давно должны лежать на спальниках в своей палатке. То, что нам следует на сон грядущий отжаться раз по пятьдесят в наказание за раздолбайство, он почему-то не сказал. Забыл, наверное. К концу смены даже он расслабился.

Тигрята свалили к себе. Минут через пятнадцать мы тоже улеглись спать.

Надо подумать.

…Они по знаку моему
Являются в нужде.
Зовут их: Как и Почему,
Кто, Что, Когда и Где… [123]
– вспомнил я стихи любимого поэта.

Что было бы с нашими тигрятами, если бы они не поехали в лагерь, если бы капитан Ловере не счел их просто ужасными, если бы не отдал их нам на воспитание?… Или если бы у нас не получилось и никто не занялся ими через год, через два и так далее?

Они, выросли, бы людьми слабыми и легко управляемыми. Я был в ярости, когда ругал Романо, он этого не заслуживал, но, в принципе, такие люди бывают: «Об тебя любой будет вытирать ноги». Государства и корпорации тип Кремоны кровно заинтересованы, чтобы их граждани именно такими и были. А почему ББ не заинтересован? О же сам создает себе сложности. Ценные кадры чуть что взбрыкивают и грозятся подать в отставку. А он может только делать вид, что рассердился: щенки кусачие. Хм, но «ценные кадры» другими быть и не могут! Они всегда будут слишком сильно себя уважать. Я сам для себя считаю, что это хорошо, но никакое государство не должно быть в это заинтересовано! «Когда народ слаб – государство сильное, когда государство сильное – народ слаб». href="#id20131028081820_124" rel="nofollow noopener noreferrer">[124]Э-э-э, китайская армия в эпоху единого государства никогда не бежала с поля боя, но всегда проигрывала всё, что только можно было проиграть. Даже кочевникам-монголам с их иррегулярной конницей. Римские легионеры полегли бы от хохота – проиграть толпе варваров! А уж когда у монголов появилась регулярная армия… Тушите свет и медленно ползите на кладбище. «Не теряя лица». [125]Вывод: существуют два способа управления. Первый: балансирование на лезвии ножа в динамичном, быстро развивающемся социуме, который терпит тебя, пока ты не ограничиваешь ничью свободу сверх необходимого. Например, Теодоро Кальтаниссетта недолго будет радоваться жизни, даже устроив дворцовый переворот: его просто убьют из соображений «это ничтожество не смеет мною командовать». Второй: китайский. Всё хорошо, пока не приходит конкурент и не разбивает твою абсолютно небоеспособную армию в пух и прах. Побочный вывод: планеты с единым правительством, сильно удаленные от других обитаемых планет Галактики, загнивают, как загнивал почти полтора тысячелетия [126]объединенный, почти изолированный от остального мира Китай. А вот в эпоху сражающихся царств с прогрессом там все было более чем в порядке.

Глава 34

Утром я проснулся с чувством, что понял вчера что-то очень важное. Но что? Не могу вспомнить.

Сержант Бовес пришел за нами сразу после завтрака и посоветовал все же взять с собой зубные щетки и пасту, а также чистые носки, трусы и футболки в придачу. А десантные ножи он велел оставить. Брр, без десантного ножа я уже давно только купаюсь, да и с этой дурной привычкой пора кончать.

– А гитару можно? – поинтересовался Лео.

Сержант нахмурился, потом ухмыльнулся и кивнул. Он явно что-то знал. Лео был доволен. А то мы нe брали его любимый инструмент ни на «Ночную игру», ни на марш-бросок (зато пересказали детям «Илиаду»).

Относить Стратега обратно к синьору Адидже пришлось бегом.

– Ну, на этот раз он тебя точно забудет, – заявил врач.

Я помотал толовой:

– Не забудет. А ты веди себя прилично, – велел я лисенку.

Стратег нахально облизнулся и слегка цапнул меня запалец.

Полные нетерпения, мы забрались в катер и полет. На пеший поход до полигона нет времени.


Нас запустили в бункер за толстую стальную дверь, потом мы долго ехали в лифте куда-то вниз, под землю. Когда лифт остановился и двери открылись, мы вышли в не большую, слабо освещенную комнатку.

«Переодевайтесь», – появилась команда на длинном узком экране прямо напротив лифта – чтобы нельзя было не заметить.

Вдоль стенки стояли шесть ящиков с нашими именами.

Мы переглянулись: интересно, зачем нас изолировали? Зачем этот экран? Почему не сказать словами?

Одежда показалась мне странной: нормальные джинсы только черные, какие-то необычные сапоги, рубашка, надевающаяся через голову, со шнуровкой вместо пуговиц, и замшевая куртка с короткими ремешками в качестве застежек. Мешок с лямками, внутри оказалось теплое одеяло какие-то не вполне понятные штучки, я положил туда же свои вещи. На дне моего ящика лежали покрашенные серебристой краской деревянный кинжал и боккэн в ножнах с какими-то ремнями. Я решил, что они нужны, чтобы носить меч за спиной, и некоторое время потратил на то, чтобы разобраться с этой сбруей. Кинжал я повесил на пояс. Я бы предпочел вакидзаси, но моего мнения здесь не спрашивают.

Мои друзья выглядели так же, как и я. Да уж, приключения космических торговцев нам точно не грозят!

Некоторое время мы потренировались выхватывать боккэн из ножен. В драке это придется делать очень быстро.

Но взял он меч, и взил он щит,
Высоких полон дум.
В глущобу путь его лежит
Под дерево Тумтум. [127]
– процитировал я.

– Щитов нам не полагается, – деловито отреагировал Алекс, – возьмем в бою.

– Угу, – согласился Лео.

«Готовы?» – появилась надпись на экране. Я оглядел друзей – готовы. Все счастливо улыбались – ПРИКЛЮЧЕНИЕ! Да какое! Сказка!

– Да, готовы, – заявил я громко.

В потолке появилось отверстие, сквозь него было видно голубое небо. Хм, мы очень глубоко под землей.

– Лестница не предусмотрена, – заметил Роберто.

– У меня веревка с «кошкой» в мешке, – ответил Алекс, – это уже почти поддавки.

– Не говори «гоп», – обрезал я, – бросай – и полезли.

– Ага, – согласился Алекс, раскручивая «кошку», он тоже не хотел терять ни секунды.

Мое право первым лезть черт-те куда уже никто не оспаривал. Я оказался в не слишком густом лесу, в вышине пели птицы. Но я не мог различить их голоса и не мог их почувствовать – ну конечно, это же киберы, а то и фонограмма. Дар Контакта мне здесь не поможет. На время мне следует о нем забыть и наслаждаться настоящим.

Рядом с дырой, из которой я вылез, росло какое-то толстое дерево, я не смог опознать его по коре и листьям. «Дерево Тумтум», – пробормотал я, отцепил «кошку», ненадежно висевшую на краю люка, и обмотал веревку вокруг ствола. – Вылезайте, – крикнул я ребятам. Первым ко мне выбрался Лео, потом мы подняли заплечные мешки и вытащили Тони (веревка – не канат), остальные забрались сами.

Люк закрылся, как только из него вытянули веревку. Ребята огляделись.

– Ну, и в какую сторону нам идти? – поинтересовался Алекс.

– Это, – наставительным тоном ответил я, – зависит от того, куда мы хотим попасть.

– Э-э-э, это все равно, лишь бы попасть хоть куда-нибудь!

– Тогда совершенно все равно, в какую сторону идти, – заметил я.

Все рассмеялись.

– Трепачи, – проворчал Лео. – Тони, куда мы пойдем?

– Туда, – уверенно махнул рукой Тони в сторону единственой заметной тропинки.

– Пошли, – я пожал плечами, забросил за спину мешок почти пустой и очень легкий, и первым зашагал по тропинке.

Я не прошагал и пары километров, как лес кончился и тропинка вывела нас на грунтовую дорогу, очень колдобистую с заросшей травой серединой. Но колеи были хорошо утоптаны. Жаль только, что в мелкой пыли никаких следов не сохранилось. Я огляделся: яркий диск, играющий здесь роль солнца, висел не слишком высоко над горизонтом. Логично предположить, что здесь сейчас утро, как в нормальном мире. Хотя… Черт его знает. Ладно, если солнце сядет, мы это скоро увидим, а пока будем считать, что там восток. Дорога шла через поля, а может быть луга, заросшие каким-то злаком слегка изгибаясь в сторону леса, из которого мы вышли.

Предположим для определенности, что авторы этого мира не играли с физическими законами. Во всяком случае непохоже. Тяготение нормальное, атмосферное давление тоже – смоделирована планета земного типа. Вывод: до горизонта здесь примерно четыре с половиной – пять кило метров. И всюду, сколько видел глаз, простирались луга я присмотрелся – плугом эту землю не пахали.

Я стоял на опушке леса, не решаясь шатнуть на дорогу и выбрать направление.

– Ну, Тони, ты так хорошо выбрал дорогу один раз… – предложил я.

– Ага, – согласился Тони. – Туда! – Он показал рукой.

– А как ты выбрал? Он пожал плечами:

– А какая разница?

– Никакой. Пошли.

Если сейчас утро, мы идем на юг, а если вечер, то – на север. Неопределенность раздражала.

Мы быстрым походным шагом двинулись по пыльной дороге.

Примерно через километр дорога пошла вниз по пологому склону, а впереди мы увидели город. Город за стеной, очень похожий на средневековый. Стена, во всяком случае издали, выглядела солидно, из-за нее выглядывали три высоких шпиля, на одном из них развевался неразличимый издали вымпел, два других были пустыми.

– Класс! – воскликнул Роберто.

– Здорово! – поддержал его Алекс.

– Угу, – согласился я, – если нас не примут за колдунов, не арестуют и не сожгут на костре.

– Кто арестует? – живо поинтересовался Тони.

– Да вон те, что там скачут. Не меньше десятка.

В облаке пыли по дороге в нашу сторону рысили всадники. Я попробовал, как выходит боккэн из ножен. Боккэн? Ха! Боккэн исчез. В моих руках был настоящий стальной меч. Я тупо на него уставился – вот это они ловко! Лео глянул – и тут же последовал моему примеру. В его ножнах тоже оказался меч. Я слегка коснулся лезвия тыльной стороной ладони, и на коже образовалась кровавая линия. Ого! Это намек! Забудьте, мальчики, про полигон. Здесь всё настоящее: и раны, и боль. И смерть будет настоящей. Ну, почти. – Смотрите! – воскликнул Гвидо.

Мы взглянули туда, куда он показывал, – по небу, параллельно дороге от города летел дракон. Большой такой дракон, явно матерый.

– Он стал под дерево и ждет.
И вдруг граахнул гром —
Летит ужасный Бармаглот
И пылнаст огнем!
– продекламировал я. Алекс усмехнулся:

– Интересно, когда в этом стихотворении кончатся все строчки?

– А ты учитывай! – предложил я.

– Ага, – с комичной серьезностью согласился Алекс.

– Между прочим, мы случайно не собираемся драпать от этих типов? – деловито поинтересовался Роберто.

– Догонят, – ответил я, – они верхом. Да и вообще – интересно же узнать, что здесь происходит. Является ли дракон обычным элементом пейзажа, или он здесь без разрешения художника?

– А навстречу мы не пойдем?

– Не-а, – я помотал головой. – Им придется подниматься по склону, так что здесь самое лучшее место, если придется принимать бой. Только без агрессии, – предупредил я ребят. – Сдается мне, мы здесь не для того, чтобы демонстририовать свои фехтовальные возможности местным воякам.

Через несколько минут всадники поднялись по склону остановились перед нами, кони, как и положено, слегка осели на задние ноги. Солдаты были в самых настоящих средневековых кольчугах, шлемах и при мечах. Правда, носили они свои мечи не за спиной, а на поясе. Мне не показалось, что они выше или крепче нас, хорошо. К седлам бы приторочены арбалеты. Какое счастье, что мы не пустили наутек! И лошадей этих я тоже не чувствовал. Черт! Все всё, хватит об этом жалеть, похожу пару дней, как все люди ходят, без разных нечестных преимуществ!

– Кто такие? – грозно поинтересовался главный по английски.

– Путники, – брякнул я. – Издалека.

– Откуда? – не понял всадник.

– Из Далека, – серьезно повторил я.

Алекс с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться. Лео затолкал его во второй ряд – пусть успокоится.

Тяжелая умственная работа отразилась на нахмурен ном челе моего собеседника:

– Не знаю такого, – наконец родил он, – это за горами?

– Да, – подтвердил я, – за горами. А как называется этот город? – Я кивнул в сторону стен и башен, стараясь перехватить инициативу в разговоре.

– Э-э-э, так вы пришли убивать дракона? – радуясь своей догадке, произнес солдат, мой вопрос был проигнорирован.

– Этого Бармаглота? – спросил я, махнув рукой в сторону закладывающего широкий вираж и явно собирающегося идти на посадку ящера.

– Не-е, бармы он не трогает. Только девиц крадет, – добродушно ответил командир патруля, как будто здесь это расценивалось как мелкая шалость – поиграет и отдаст.

– А что такое «бармы»? – шепотом спросил Тони.

Алекс еле заметно пожал плечами.

– Понятно, – спокойно ответил я. – А вы за ним гонитесь?

– Нет! – слегка испуганно ответил он. – Мы патруль. От разбойничков, хе-хе… Вот вы, например, не разбойнички?

– Нет.

– А чем докажешь?

– Э-э-э, вот если бы мы были разбойники, я бы легко это доказал. Предъявил бы награбленное, письма со слезными мольбами пленников о выкупе… Но у нас ничего этого нет. Значит, не разбойники.

– Вы могли оставить это в своем логове, – логично заметил солдат.

Ну, он меня достал!

– Отсутствие логова я тем более не могу доказать.

– В таком случае, вы арестованы!

Шесть наших мечей со свистом вылетели из ножен. Слаженность произвела впечатление на патруль, и нападатьони не спешили.

– Ловить настоящих разбойников, – ехидно заметил я, – не так опасно, как настоящих драконоборцев.

– Так вы пришли убивать дракона?! Висело мочало – начинай сначала!

– Да, черт возьми! – рявкнул я.

– Он очень большой и страшный, – наставительно произнес начальник патруля.

О бойся Бармаглота, сын!
Он так свирлеп и дик,
А в глуше рымит исполин —
Злопастный Брандашмыг!
– тихо процитировал я под новый взрыв сдавленного Алексова хохота.

– Не смеши его перед боем, – процедил Лео сквозь зубы, – а то от него будет мало толку.

– Ладно, – шепнул я. – Вы можете проехать, – милостиво позволил я патрулю.

Мы отошли на обочину, и не слишком храбрые солдаты проехали мимо нас. Судя по всему, слишком храбрые недавно полегли в боях с драконом.

– Ну, и куда мы теперь? – спросил Роберто, загон меч в ножны.

– В город, – ответил я.

– Дракон улетел в другую сторону, – заметил Тони.

– Угу, и где мы будем его искать? Мы идем в разведку Тони сделал шаг вперед.

– Стой! – рявкнул я.

– Чего? – удивился малыш.

– Во-первых, здесь ты не ходишь впереди или сзади, это небезопасно. Во-вторых, пусть они, – я мотнул головой сторону удаляющегося патруля, – отъедут подальше. А как развернутся, как устроят конную атаку вниз по склону.

Мы постояли на месте еще минут пять.

– Теперь, кажется, можно идти, – вздохнул я с облегчением.

– Угу, – согласился Лео.

Дорога перед нами была на удивление пустынна. Мы бодро зашагали к воротам города, название которого нам та и не сообщили.

Летучие коты покусай этого тормознутого десятника. Ни на один вопрос не ответил! И что мы теперь знаем? Во-первых, щенками он нас не назвал, ростом мы вышли (или они не вышли), но на взрослых, да еще и на взрослых воинов ну никак не похожи. И тем не менее. Вывод: такая реакция не программировалась. Ммм, слишком поспешный вывод, но, может быть… Во-вторых, имеется стандартный сказочный сюжет: дракон ворует девушек. Таких драконов положено убивать, и, судя по всему, это наша задача. В-третьих, патруль от разбойничков, город за стеной… – сказка в средневековом антураже. В-четвертых, мы не обязаны убивать дракона. Мы можем войти в город, закатиться в трактир, или как это здесь называется, и пьянствовать, пока не кончится наше время. Не сомневаюсь, что вино будет настоящим, хотя и слабоалкогольным, и что по возвращении нам никто ни слова не скажет. «Война – это та же жизнь…» и «Игра – это та же жизнь…» Нет, лично мне пьянствовать неинтересно. Ребятам, я думаю, тоже. А Тони и нельзя, маленький еще. В-пятых, этот солдат сказал: «Так вы пришли убивать дракона?!», вывод: мы не первые претенденты на снятую ковром драконью шкуру, у нас есть или были конкуренты. Что там бывает в таких сказках? Украденная принцесса, руку которой обещают спасителю. Принцесса нам без надобности. Полцарства в придачу. Тоже без надобности. Вот такие мы альтруисты киберпро-странства.

Долгое небо над нами,
Под нами старушка Земля,
Ступая босыми ногами,
Идем мы не зная куда.
Если счастья в мире не найти,
То стоит вновь, удачею играя,
Идти вперед, потери обретая,
И радоваться вечному пути.
К небу глаза возведи —
Там ты увидишь дорогу,
Прощаться не стоит, ей-богу,
Иди!..
Ветер нас носит по свету,
Путь освещает любовь,
Зорким должно быть лишь сердце,
В дорогу зовущее вновь. [128]
– мурлыкал себе под нос Лео.

Луга сменились настоящими полями, ответвления от дороги вели в маленькие деревушки.

– А почему эти деревни в стороне? – поинтересовался Тони.

– Ммм, наверное, там река, – немного подумав, ответил Алекс, – вода нужнее.

– Ага, – кивнул Тони.

Не дойдя до стен примерно километр, я встал как вкопанный.

– Э-э-э? – удивились ребята.

– А как мы войдем в город? – поинтересовался я.

– Ножками, – ответил Алекс и пальцами показал как именно.

– Там стена и ворота, и их наверняка охраняют. Хот появлением в этом мире боевой авиации противника это уже почти бесполезно. Но мы-то не авиация!

– Ну, вообще-то, как-то в город входят! – заметил Роберто.

– Э-э-э, а что мы знаем о средневековых городах? – поинтересовался я у своих друзей.

– Магистрат, гильдии, независимость от всяких там феодалов, Магдебургское право… [129]– начал перечислять Гвидо.

– Магдебургские полушария… – задумчиво проговорил Алекс, подняв глаза к небу.

– За вход надо будет заплатить. И ответить на некоторые вопросы, – заметил Лео, тыкая приколиста кулаком в бок.

– Правильно! – согласился я с такой практической точкой зрения. – Разберем-ка наши «солдатские ранцы» нет ли там чего-нибудь похожего на деньги?

Мы удалились в густую высокую не то рожь, не то пшеницу и начали потрошить выданные нам вещи.

В моем мешке обнаружились какие-то железки и камень в холщовом мешочке.

– По-моему, это кремень и огниво, – неуверенно произнес Алекс, когда я предъявил друзьям свою находку.

– Угу, – согласился я. – Совсем спятили, они что, думают, мы будем разводить тут костер?

– Ага, – с иронией согласился Гвидо. – А куда мы денемся?

Я тяжело вздохнул.

В мешке у Лео отыскалась стандартная аптечка, и то слава богу. В мешке у Гвидо – еще одна. А вот Роберто вытащил кожаный мешочек с монетами. Не сестерциями. Мы с интересом их рассмотрели.

– Эти желтые, – сказал я, – золотые, а белые – серебряные. Даже очень маленькая золотая монета стоит оченьдорого. Не может быть, чтобы пришлось отдать такую завход.

– Даже всех вместе? – поинтересовался Роберто хмуро. Его историческое невежество угнетало его все сильнее.

Я кивнул:

– И поторгуемся еще.

– Ух ты! – Тони был потрясен. – А ты умеешь?

– Как ни странно, да, – ответил я с улыбкой.

Ребята были удивлены.

– Потом как-нибудь расскажу, – пообещал я. – Ладно, пошли вперед. Значит, так, во-первых, при посторонних старайтесь помалкивать – тут должно быть очень развито представление об иерархии; во-вторых, смотрите в оба. Здесь в любую секунду могут пырнуть ножом в спину, по любому поводу и без такового.

– Так же было на палермских окраинах? – проницательно спросил Лео.

– Да, – я не стал вдаваться в подробности.

– Как же они живут? – удивился Роберто.

– Так и живут. В любую минуту ожидая удара из-за угла.

– Так же с ума сойти можно.

– Угу, – согласился Алекс, – так оно и было, в смысле, очень много сумасшедших. Я читал. Кстати, в городе не стоит прижиматься к стенам – помои выливают прямо из окон.

Лео поморщился и недовольно покачал головой, кажется, он хотел предложить нам повернуть назад, но сдержался.

Я забрал деньги у Роберто и спрятал кошелек в специальном карманчике у себя на поясе, только пару серебряных монет положил отдельно в карман джинсов. Из книг я знал, что в средневековых городах было полно воров. Наверняка авторы игры читали то же, что и я. Значит, меры предосторожности надо принять соответствующие. А уж меня-то ни один карманник не обчистит! Я это и сам неплохо умел в детстве.

Перед городской стеной стояли полуразвалившиеся бедные домишки, откуда-то раздавались удары молота, в чахлых огородах, не разгибая спины, трудились женщины. На нас никто не оглянулся.

В воротах, как мы и предполагали, стояли стражники. Одеты они были так же, как встреченные нами солдаты патруля, но, кроме мечей, были вооружены еще и алебардами.

Алебарды с лязгом сомкнулись перед нами.

– Кто такие?

– Путники, – я не стал ничего сочинять. Стремление поболтать – демонстрация слабости. А мы находимся мире, который верит только в грубую силу.

Нас внимательно осмотрели.

– Наемники? – поделился своей догадкой караульный.

– Смотря к кому и для чего, – ответил я, мысленно ругая себя за глупость – мог бы и сам придумать такое простое прикрытие.

Караульный грязно ухмыльнулся:

– И смотря за какие денежки?

– Это ты сказал, – не согласился я.

– Золотой за вход, – продолжая ухмыляться, произнес он. Я покачал головой:

– Глупые наемники умирают задолго до того, как приходят в ваш город.

Ребята стояли за моей спиной и молчали. И было нас шестеро против двоих. Но прорываться с боем не хочется – тогда нас будут искать, чтобы срубить голову, а это мне неинтересно.

– Шесть серебряных, – уступил он, – по одной за каж дого.

Я опять покачал головой:

– По медяку, этот жалкий городишко дороже не стоит.

Караульные расхохотались. Хм, по-моему, я не сказал ничего смешного.

– Откуда ты такой взялся, если Вулвертон тебе городишко?!

– Из Далека, – невозмутимо сообщил я, – он впятеро больше.

– По два, – возвращаясь к торгу предложил караульный.

– Идет, – согласился я, доставая из кармана серебрянную монету и отдавая ее стражнику.

Он попробовал ее на зуб и протянул руку за следующей.

– Чего? – грозно поинтересовался я.

– В серебряном талере одиннадцать пенсов.

– Мальчик за полцены, – парировал я.

Он что-то недовольно проворчал, но мотнул головой своему напарнику, они разомкнули свои алебарды, и мы наконец-то вошли в город. Уф! Оказывается, льготы школьникам – очень древняя традиция. Или я все-таки переплатил? Хотя и не так много, как рассчитывал стражник.

Мы сразу же юркнули в самую узкую из трех улочек, начинающихся у ворот, и поспешили отойти подальше от ворот.

Глава 35

Высокие и узкие дома с окнами-бойницами были из камня. Но черепичные крыши явно испытали на себе действие огня – возможно, дракон постарался.

Булыжная мостовая была такая грязная, что под ногами чавкало, а мерзкий запах отбросов просто сбивал с ног.

– Химическое оружие запрещено галактической конвенцией, – прохрипел Алекс, морщась.

– Здесь об этом не слыхали, – заметил Гвидо.

– Запоминайте дорогу, – предложил я, – в средневековых городах было очень легко заблудиться.

– Почему тут весь город не болен дизентерией? – поинтересовался Лео.

– Иммунитет. Будем надеяться, что мы не заболеем. Авторы игры перестарались, но не до такой же степени.

Я порчу удовольствие себе и друзьям – мне надо забыть, что это полигон, и просто действовать в предлагаемых обстоятельствах, вот Лео уже включился в игру, а Алекс еще нет, и я тоже.

Попадавшиеся нам навстречу редкие прохожие прижимались к стенам домов, чтобы дать нам дорогу, – мы их пугали. Роберто и Алекс быстро вошли в роль и уже пытались подмигивать молоденьким горожанкам.

Сегодня здесь будний день, и почти все жители работают. Из домов, они же лавки, они же мастерские, доносился характерный шум, иногда запах, но, по сравнению с запахом отбросов, не слишком сильный. Кузнечное и кожевенное производство, надо полагать, вынесено за городские стены.

Надо нам выйти в более чистую и богатую часть города, по сидеть в каком-нибудь трактире и узнать, о чем люди говоря.

Приняв решение, действовать просто. В данном случае достаточно было всякий раз сворачивать на более широкую (и чистую) улицу. Минут через десять мы были уже в центр города. С одной стороны центральной площади стоял большой собор, именно его крест мы издалека приняли за шпиль, единственная стрелка башенных часов немного перевалила за полдень. Стиль, в котором был построен собор напоминал мне готику. Позднее Средневековье. С точки зрения безопасности – плохо. Стремление сжигать на костре всех, кто под руку попадется, появилось именно тогда.

Справа от собора площадь обрамляло здание магистрата. Оно тоже имело башню и шпиль на ней. Вымпел мы видели, еще не подойдя к городу. Отсюда герб на нем тоже нельзя было различить. Напротив магистрата стоял «дворец». Здание небольшое для дворца, но слишком уж помпезное для дома в средневековом городе. Площадь замыкалась несколькими плотно прижавшимися друг к другу домами побогаче тех, что мы видели по дороге.

Я огляделся: центр-то он центр, но трактиру здесь явно не место. Надо искать его где-нибудь в другом месте.

– А куда мы все-таки идем? – не смог победить свое любопытство Алекс.

– Э-э-э, – сказал я, – я хотел, чтобы мы устроились в уголке в каком-нибудь трактире, послушать, о чем люди говорят.

– И что? – поинтересовался Лео.

– Вот ни одного не вижу.

– Ну ты даешь! Мы прошли мимо чертовой прорвы всяких кабаков! Умник я умник, они же читать не умеют, поэтому вывески здесь в виде бочки или кружки.

Я треснул себя кулаком по лбу:

– Точно! Но возвращаться не будем. Свернем вон в туулочку, – я махнул рукой в сторону тесного прохода, отделяющего собор от других зданий.

Больше всего меня беспокоило, что мы не умеем креститься и вообще не знаем, как ведут себя на площади с собором. Сейчас нас пронесло, но лучше бы обходить это место стороной.

Узкая улочка вывела нас в городской лабиринт, как местные жители сами тут не теряются?

Мы выбрали не слишком грязный трактир с вышибалой, который уступил нам дорогу, вошли, быстренько пробрались к угловому столику и сели спиной к стене, лицом к выходу, только недогадливого Тони Алекс перетащил за рукав. Лео устроился с краю, прислонив драгоценную гитару к стенке, – он не ждал от моей затеи ничего хорошего и хотел обезопасить инструмент на случай драки.

Вот теперь можно оглядеться: в зале царил полумрак, деревянных некрашеных столов было пять, включая тот, за которым мы устроились, стойка, из-за которой сейчас выбирался трактирщик, и несколько скамеек. Три стола стояли пустые – время еще раннее, а за одним сидели трое маленьких бородатых человечков. Летучие коты! Это же гномы! Очень хорошо, раз тут такая расовая терпимость, надо полагать, есть и религиозная. И если мы не будем громко кричать о своем атеизме, все будет в норме. Я немного успокоился.

Трактирщик вытащил из-за стойки свой необъятный живот и подошел к нам:

– Чего изволят господа? – подобострастно поинтересовался он.

– А что есть? – спросил я. По идее мне следует обращаться к нему на «ты», но я не могу. Одно дело – хамить предводителю военного отряда, превосходящего нас численностью, совсем другое – человеку беззащитному, которого «господа» здесь за человека, собственно, и не считают.

– Жареный гусь, – предложил трактирщик, – только что с вертела. И эльфийское вино.

– Годится, – согласился я. Вроде бы и мало времени прошло с завтрака, а в животе уже бурлит. Это от избытка впечатлений.

– А у кого мы будем спрашивать? – шепотом поинтересовался Гвидо.

– У трактирщика, – ответил я как нечто само собой разумеющееся. – Они самые осведомленные люди в городе. Если бы я тут вербовал агентов…

– Понятно, – так же тихо произнес Гвидо.

– Можно немного расслабиться, – предложил я, – пока больше никто не вошел. Орать не стоит, но разговаривать можно спокойно. Слишком молчаливые наемники это тоже подозрительно.

– Почему? – спросил Роберто.

– Неестественно. Мы пришли издалека…

Ребята засмеялись.

– …должны знать кучу всякого интересного. Драка там, сражения… Трактирщик будет расспрашивать.

– А почему тогда нельзя поболтать с ним сразу?

– Ничего не заказав? А какой ему интерес разговаривать с безденежным голодранцем?

– Окраины Палермо такие же?

– Воровские притоны – да, – серьезно ответил я.

– А этот тоже?… – изумился Тони.

– Нет, тогда бы вышибала не посторонился спокойно когда мы входили. Здесь всё относительно чисто.

Через пару минут перед нами на большом блюде лежа жареный гусь. Я достал кинжал (вилка и столовый нож в этом мире считаются излишней роскошью) и начал отрезать от гуся ногу. Как ни странно (еще утром кинжал был деревянным), нога легко отрезалась.

Эльфийское виио оказалось очень слабоалкогольным напитком с сильным медовым привкусом. Алекс даже разрешил Тони его пить (а что делать?).

Минут через десять от гуся остались одни косточки, а мы все по отдельности героически пытались решить вопрос, что делать с жирными руками. Наконец, Алекс нашел идеальный выход – пальцы надо облизать. Гномы, во всяком случае, поступали именно так.

– Только не вздумай повторить это дома, – предупредил Алекс младшего братишку.

– Угу, – согласился Тони, – но теперь я знаю, что так вкуснее.

Мы тихо посмеялись.

К нам опять подошел трактирщик:

– Господа всем довольны?

Я кивнул.

– Золотой, – заметил он, как будто между прочим. Мы больше не внушали ему опасений. Вот так всегда! Если бы мы разнесли тут все в мелкие щепки, выяснилось бы, что именно столько стоит не только обед, но и четыре превращенных в растопку стола.

– Мы швыряемся деньгами после дела, а не до, – возразил я.

– А-а-а, так господа наемники ищут работу? – негромко уточнил трактирщик.

Я кивнул.

– Ну, я мог бы порекомендовать подходящего работодателя…

– Но?… – спросил я с едва заметной угрозой в голосе.

– Золотой, – повторил трактирщик, нахально улыбнувшись.

Я расхохотался:

– Этот господин придет сюда? Трактирщик согласно кивнул:

– Очень скоро.

– Мы подождем, – заявил я.

Улыбка на лице трактирщика завяла, и он, шаркая, удалился за свою стойку.

Лео провел рукой по струнам:

– А мы-то что будем делать? Просто тянуть время?

– Можешь сыграть и спеть, если хочешь. Может, нам даже за это сделают скидку со съеденного гуся.

Лео рассмеялся, потянулся за гитарой и запел по-английски:

Серые глаза – рассвет,
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены…
Вряд ли гномы и трактирщик знали, что такое пароходная сирена, но и они слушали внимательно.

…Черные глаза – жара,
В море сонных звезд скольженье
И у борта до утра
Поцелуев отраженье…
В трактир вошел хорошо одетый «господин», но прервать песню не стал. А сам трактирщик его не заметил.

…Синие глаза – луна,
Вальса белое молчанье,
Ежедневная стена
Неизбежного прощанья…
У нас с Лео один и тот же любимый поэт. Следовало ожидать

…Карие глаза – песок,
Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полета.
Нет, я не судья для них,
Просто без суждений вздорных
Я четырежды должник
Синих, серых, карих, черных.
Как четыре стороны
Одного того же света,
Я люблю – в том нет вины —
Все четыре этих цвета. [130]
Обнаружив, что его слушают затаив дыхание, Лео смутился и опять приставил гитару грифом к стене.

«Хорошо одетый господин» подошел к стойке и начал чем-то шептаться с трактирщиком. Похоже, это тот самый «работодатель». Я внимательно его разглядывал: прихра мывает, левая рука тоже не в порядке, а медицина здесь… Тем не менее он, несомненно, самый опасный в бою человек из всех, кого мы сегодня видели.

Трактирщик кончил шептать и мотнул головой в нашу сторону: я угадал.

Господин шагнул к нашему столу и вопросительно поднял брови. Я кивнул. Он сел спиной к залу – храбрый… или глупый.

– Форрест, – представился он.

– Энрик, – ответил я. – Вы посредник? Он утвердительно кивнул.

– А какая работа? – поинтересовался я.

– Про дракона слышали?

– Даже видели, – ухмыльнулся Алекс.

– Гонорар? – поинтересовался я.

На деньги мне, разумеется, наплевать, но играть эту роль так приятно!

– Десять тысяч. Золотом, – он ожидал наших ахов, но не дождался. Мы усиленно делали вид, что за меньшие деньги сроду не работали.

– Пятнадцать, – выдавил он из себя, – и надо спасти одну знатную даму, если она еще жива, за отдельное вознаграждение, – подмигнул он.

– Хорошо, – согласился я. – Аванс?

– Нет! Слишком велик соблазн взять и смыться. Гвидо и Роберто в ярости вскочили со своих мест.

Я хлопнул ладонью по столу, и они сели обратно. Форрест не пошевелился.

Я покачал головой:

– На снаряжение.

– Сколько?

– Я пока не знаю. Увидеть дракона со стороны – не значит догадаться, как его пристукнуть, – я вытащил из кошелька золотую монету, обещанную трактирщику, и покрутил ее в руке.

Он это увидел, и его повлекло к нашему столу, как влечет к магниту железные опилки. Я положил деньги на край стола, но, когда он попытался забрать монету, я накрыл ее ладонью.

– Скажи, уважаемый, – обратился я к нему так грубо, как только мог из себя выдавить, – что ты знаешь о драконе?

– Э-э-э, – потянул трактирщик.

– Садись, – предложил я, – разговор будет долгий, а делать пока всё равно нечего, – я кивнул на почти пустой зал. Гномы шептались о чем-то своем, гномьем, пили что-то из больших кружек и уходить не собирались.

– Я человек маленький… – затянул трактирщик песню всех трактирщиков от Адама до наших дней.

– Но хорошо осведомленный, – отрезал я. – Я видел неподалеку обгоревшие крыши. Пламя он выдыхает?

Трактирщик кивнул.

– А на какое расстояние? – не выдержал Гвидо.

Трактирщик пожал плечами. Я вопросительно взглянул на Форреста.

– Я тоже не знаю, – сказал он.

– А что говорят посетители? – спросил я, весело глядя на трактирщика.

– Они все больше спрашивают, – проворчал тот, очен он был недоволен. Как же, ему по штату положено быть человеком осведомленным.

– Ну девушек он ворует, что покрасивее.

– И много?

– Э-э-э, ну шестерых здесь уволок. А сколько еще… Бог знает.

– Ясно. А ест он что?

– Их небось и ест! Проклятый змей!

– Фу! Вкусовые качества от красоты не зависят. – Ну-у, были тут… жаловались, что овец крадет.

– Вот это другое дело.

– А логово у него где? – продолжил я допрос.

– Да кто ж его…

– Откуда были те, у кого он овец поел? – прервал я бессмысленное предложение.

– Ну-у, э-э-э, из Трехгорья.

– Понятно. Сколько туда ходу?

– Ежели верхом, да поторапливаться… Полдня.

Кажется, я задал верный тон беседе. Теперь этот тип думает, что мы профессионалы, и относиться будет соответственно, А вспышка гнева Роберто и Гвидо свидетельствует теперь в нашу пользу – реакция на оскорбление корпоративной чести. Ребята просто тихо веселились – этакое представление.

– Голова у него вроде одна, – задумчиво проговорил я. – А какого он размера?

– Вы же видели!

– Издалека, – пояснил я. – И он летел.

– Побольше сорока футов, – Форрест еще раз захотел произвести на нас впечатление. Ему не повезло – даже Тони делал вид, что рубить головы драконам для него обычное дело. А экземпляр шестнадцати метров в длину у нас считается мелким.

– Откуда это известно? – поинтересовался я.

– Он как-то сидел перед воротами и мел дорогу хвостом. Кое-кто не поленился потом измерить след и прикинуть длину шеи.

– А во сколько раз потом преувеличили? – ехидно спросил Алекс.

Форрест покачал головой:

– Это был я.

– Ясно.

– И какую же девушку он украл, что за него дают такие деньги? – перешел я к следующему важному вопросу.

Форрест мотнул головой трактирщику – смойся. Я убрал руку с монеты. Трактирщик ловко смел деньги со стола и убрался за стойку.

– Зачем тебе? – процедил сквозь зубы посредник.

Я неискренне улыбнулся, продемонстрировав ему побольше зубов:

– Клиент ведь захочет приписать этот подвиг себе? Правильно? Принцесса, король в роли тестя, полкоролевства, а в перспективе – целое.

– Тебе-то какое дело?! Тебе нужна принцесса? Или королевство?

Я покачал головой:

– Нет! Но мне не хочется, чтобы на остатки своего состояния клиент нанял убийц. После того как…

– Ты сначала прикончи дракона! – рассердился Форрест. – Завалите дракона – никакие убийцы будут не страшны!

– Э-э-э, нет, – не согласился я. – Если бы драконы были очень маленькие и нападали исключительно из-за угла, я постарался бы с ними не связываться.

Ребята захмыкали, а Алекс начал тихо сползать под стол.

– И чего же ты хочешь?

– Имя клиента, – ответил я решительно, – и гласность. Или пусть он идет с нами: тогда сможет сделать вид, что он был самым главным, а мы ему помогали.

– Я не уполномочен решать этот вопрос, – отрезал Форрест.

– Спросите у клиента, – предложил я.

Он кивнул и откланялся. Как только он покинул тратир, Тони вскочил и, если бы Алекс его не поймал, отправился бы следить за посредником.

– Нет! – рявкнул я. – Он тебя в минуту вычислит.

– Ну почему?!

– Днем, в незнакомом городе. Герой. Он бы тебя просто прирезал и сказал бы, что так и было.

Тони печально вздохнул – ну не дают ребенку посовершать подвиги!

– Нам бы с гномами познакомиться, – прошептал Гвидо.

Они, наверное, могут что-нибудь разумное посоветовать.

Я согласно кивнул. Лео хмыкнул и взял в руки гитару:

За синие горы, за белый туман
В пещеры и норы уйдет караван;
За быстрые воды уйдем до восхода
За кладом старинным из сказочных стран… [131]
А вдруг гномы обидятся? Или решат, что это гномья тайна? Или захотят узнать, где эти сокровища лежат?

Обиделись бы – напали бы сразу, а так они дослушали песню до конца и только потом знаками попросили разрешения подсесть к нашему столу. Я кивнул, и все мы рефлекторно привстали, когда они к нам перебирались, – бородатые гномы наверняка гораздо старше любого из нас. Как выяснилось, правильно сделали:

– Как приятно иметь дело со столь хорошо образованными молодыми людьми, – высокопарно начал один из гномов, – особенно учитывая, сколь молода и невежественна ваша раса…

Мы переглянулись и захмыкали. Представляю себе свою ответную речь: как приятно иметь дело с вежливыми гномами, особенно учитывая, что ваша раса и вовсе не существует. Я прикусил язык.

Гном продолжал:

– Скажи мне, юноша, – обратился он к Лео, – откуда ты знаешь эту древнюю гномью балладу?

– Мне ее пел отец, – ответил Лео серьезно и так же серьез но, утвердительно кивая головой, выслушал дифирамбы в адрес своего отца.

Я вежливо слушал и скучал: с гномами нам надо познакомиться не для этого. Наконец у старшего из гномов кончились комплименты. И как мне к ним обращаться? Проблем столько, что дракон превращается лишь в одну из многих.

– Почтеннейшие гномы, наверное, знают, как был убит тот самый дракон, – осторожно начал я.

Гномы согласно покивали. Самый старший огладил свою бороду и откашлялся.

– Что вы будете пить? – продолжил я так же осторожно.

– Пиво, – ответил гном.

Я щелкнул пальцами, привлекая внимание трактирщика, он понял меня без слов и сразу же принес нам большой кувшин и множество кружек.

– Меня зовут Двалин, это мой брат Глойн и племянник Балин.

– О-о-о! Вас всех назвали в честь героев той истории!

Мы назвались.

– Тот раз лучнику повезло: дыра в панцире, да еще в районе сердца. Не думаю, что нам следует рассчитывать на такую удачу.

Мои друзья серьезно закивали. Гномы тоже.

– Да-а, – проговорил Двалин. – Панцирь дракона пробивается только хорошим мечом гномьей работы. Ваши мечи, как я вижу, сделаны руками гномов Синих гор.

Мы снова серьезно покивали – надо же! Как это он определил? По эфесам и ножнам?

– Проблема не только в этом, – заметил я, – дракон умеет летать, а мы – нет. И к тому же он выдыхает пламя.

– Ты испугался? – поинтересовался Двалин, хитро улыбаясь. Он меня проверяет – мальчишка обязательно вскинется.

– Нет, но и трус, и герой одинаково горят в огне, – спокойно ответил я.

Двалин хитро улыбнулся еще раз:

– Мы живем в гномьей слободе, за городом. Спросите там мастерскую Двалина из Дейна, вам всякий покажет.

Очень приятно было с вами познакомиться.

Гном допил пиво и откланялся. Его брат и племянник последовали за ним.

– И чем он нам поможет? – спросил Алекс.

– Чем-нибудь поможет, – ответил я. – Вспомни, гном и драконы – вечные конкуренты в погоне за сокровищами. Только деньги лучше иметь. Не думаю, что наша вежливость, воспитание и хорошее образование позволят получить все даром.

Ребята посмеялись.

– Дракона можно отравить, – заметил Гвидо.

– Не очень-то на это рассчитывай, – скептически заметил Лео. – Хотя… если ему здорово поплохеет, он, можетбыть, не сможет взлететь или будет не слишком проворен.

– Угу, – согласился я.

– Берется баран, шпигуется каким-нибудь ядом… предложил Роберто.

– Точно! Я отправился к стойке еще раз поговорить с трактирщиком.

– За сколько в Вулвертоне можно купить боевого коня? Трактирщик был удивлен: мне положено это знать!

– Ну-у, корон пятьдесят, – потянул он.

– Понятно. Дракон их не ест, – ухмыльнулся я, – и желающих с ним сразиться не много.

Трактирщик понимающе покивал:

– Ваша правда, молодой господин. Не много осталось на свете храбрых рыцарей, – вздохнул он так, словно некогда был одним из них.

– Значит, игномьи кольчуги не нарасхват, – предположил я.

Он понимающе ухмыльнулся, но покачал головой:

– И не надейтесь, двести корон вынь да положь. В этот момент в трактир вернулся Форрест, один. Но он явно оставил кого-то за дверью – не верю я, что он нес откуда-то такой увесистый мешочек без охраны.

Я опять обернулся к трактирщику и спросил:

– А комнаты наверху, в которой храбрые рыцари могли бы переночевать, не найдется?

– Отчего же, найдется.

– А конюшня?

– Вы же пришли пешком!

– А уедем верхом, – заверил я работника сферы обслуживания.

Трактирщик был просто счастлив услужить таким ловким ребятам, как мы, и кивнул.

– Еще ужин, завтрак и что-нибудь с собой.

– Пять корон. Я согласился:

– Сегодня я буду швыряться деньгами.

Я вернулся к нашему столу. Форрест кинул мешочек на стол:

– Задаток, две тысячи. И больше не проси.

– А имя клиента?

– Барон Уэллинг, – посредник продемонстрировал мне перстень с гербом. – И он не против, чтобы победителями числилась ваша компания.

Я понимающе кивнул:

– Договорились. Завтра с утра мы выступаем. Можете сходить помолиться за успех предприятия.

– Непременно, – ехидно откликнулся Форрест. – А особенно – чтоб задаток не пропал.

– Какую часть дракона принести в доказательство? – поинтересовался я с усмешкой.

– Оба уха, – совершенно серьезно ответил Форрест.

Глава 36

Я привычно взглянул на левое запястье, на котором не было ни часов, ни комма. Черт, сейчас, наверное, не меньше трех часов дня. Стемнеет около восьми, и в это время все здесь ложатся спать. У нас только пять часов на приобретение снаряжения.

– Разделимся? – предложил Лео. Я помотал головой:

– Лошадей надо покупать вместе, кольчуги и щиты – тоже.

Я обернулся к трактирщику и попросил показать нам комнату: деньги следовало разделить и спрятать за поясами.

Комната наверху была относительно чистой.

– Будем надеяться, что клопов здесь нет, – заметил Алек.

– Да какая разница, – не понял Лео, – пусть нас подслушивают.

– Я имею в виду настоящих насекомых, – поясни Алекс. – Читал тут недавно роман, там, кстати, тоже на дракона охотились. Так там героя клопы чуть не сгрызли в к кой-то гостинице.

Принесенные Форрестом монеты были по десять корон и он нас не обманул, их было ровно двести.

– По сорок монет в пояс, все, кроме Тони, – скомандовал я.

– Это еще почему?! – возмутился малыш.

– Маленький еще иметь такие деньги! – весело отреагировал Алекс. – Они тяжелые, – добавил он уже серьезнее.

Тони кивнул.

– Да, и не забудьте, что в этом мире полно воров, а монеты легче меняют владельцев, чем кредитные карточки.

Далеко ушли едва ли,
Мы от тех, что попирали
Пяткой ледниковые холмы… [132]
– процитировал Лео.

– Вот-вот, – согласился я:

…Так уж сделан человек.
Ныне, присно и вовек
Царствует над миром воровство. [133]
– Циники, – проворчал Алекс: испугался за нравственные основы младшего братишки.

Я только хмыкнул.

Мы быстренько поделили деньги и опять спустились вниз.

Теперь в зале сидела какая-то подозрительная компания (а мы подозрительные или нет?). Их было восемь, они пили что-то алкогольное и орали что-то нецензурное. Ничего информативного эти типы не прокричали. В центре сидел старый, одноглазый и молчаливый, в отличие от своих парней, тип. Он здесь наверняка главный. И самый опасный. Вышибала куда-то пропал, а трактирщик дрожал как осиновый лист и, кажется, в любой момент был готов нырнуть под стойку. Я подошел к нему поближе, ребята окружили нас, поглядывая на веселящуюся компанию:

– Кто это такие? – спросил я тихо.

– Шайка Коршуна. Принесла нелегкая, – щелкая зубами от страха, сообщил трактирщик.

– Если мы их прикончим – получим награду? – поинтересовался я деловито. Ясно, что предложение выставить их отсюда трактирщику не понравится: мы уйдем – они вернутся.

Трактирщик радостно закивал. Надо же, как его достали, – даже собственного заведения для такого дела не жалко.

– Эй! – крикнул кто-то из шайки. – О чем это вы там шепчетесь? А ты (…), тащи нам еще пива (…), и наливай (…)!


– К бою, – скомандовал и тихо и развернулся лицом к врагам. Строй моих друзей разомкнулся, чтобы дать мне место, а Тони мы отпихнули назад. Мы еще не обнажали мечей, но Коршун уже понял, что дело идет к драке. Он взревел, вскочил, толкнув стол, и выхватил меч из ножен. Стол был тяжелый и не упал, а я, на бегу обнажая оружие, вскочил на столешницу и с диким криком «киай» проткнул одного из бандитов насквозь. Потом мне пришлось подпрыгнуть, чтобы Коршун не подсек мне ноги.

За спиной зазвенели мечи – бандиты (или разбойники) вылезли из-за стола и сцепились с моими друзьями. А я никак не мог достать Коршуна: он постоянно подсекал меня снизу, заставляя прыгать, чтобы не остаться без ног. Черт, если я поскользнусь на пиве или поставлю ногу на кружку, он меня убьет! Наконец, я прыгнул точно на его меч и, сильно нагнувшись, рассек ему горло. В этот момент стол, на котором я стоял, сильно накренился, на пол посыпались кружки и кувшины, а вслед за ними и я. Лео оказался там, где надо, подхватил меня за локоть и толкнул к стене. Я получил секундную передышку и смог оглядеться: четверо разбойников лежали на полу и не двигались; Тони сидел на стойке и, похоже, был в ступоре; Алекс и Роберто стояли перед ним и не давали бандитам приблизиться, а те, не будь дураки, решили, что, раз мы так защищаем мальчишку, значит, надо до кего добраться. Гвидо напал на врагов с левого фланга, Лео, убедившись, что со мной все в порядке, – с правого.

– Эй! – крикнул я, не буду же я нападать со спины.

Один из разбойников обернулся ко мне. Это продлило емжизнь на целых полминуты. Когда я с ним справился, тел всех остальных врагов уже валялись на окровавленном полу.

Черт бы побрал такой натурализм!

Мы синхронно выдохнули.

– Целы? – поинтересовался я.

– Ага, – согласился Алекс, слизывая кровь с запястья. – Тони? – Он обернулся к младшему братишке.

У Тони дрожал подбородок, и было видно, что он сейчас заплачет.

– Что такое? Тони всхлипнул:

– Ну-у, – малыш отвернулся.

Все понятно – ребенок испугался, впал в ступор и теперь будет себя за это грызть. Я выразительно взглянул на Алекса: сделай что-нибудь! Он кивнул, но сделать что-нибудь уже не успел: в трактир ввалился десяток солдат, видимо, муниципальная стража, потому что поверх кольчуг на них были надеты безрукавки с гербовым щитом. На гербе был изображен бык (или корова, но это вряд ли). Стражники топали ногами так, как будто старались убедить самих себя, что они очень страшные. Когда двое из них протискивались в узкую дверь, у них мечи в ногах запутались. Ого! Похоже, что после неудачной попытки отбиться от дракона начальнику гарнизона пришлось делать новый набор!

Привел их вышибала, а я еще удивлялся, куда он пропал. И сейчас они начнут претендовать на нашу награду! А она нужна для покупки шлемов и чего-нибудь еще очень нужного! И вообще, проигрывать – это неполезно.

– Лео, – сказал я тихо, – выход.

Лео слегка опустил ресницы – понял, и пропал из моего поля зрения.

Я продолжал разглядывать потенциального противника: точно, новички. Кроме десятника. Все остальные не уверены в себе, как Вито до нашего совместного похода. Не хочу я с ними драться – надо их просто напугать.

Из-под стойки выкарабкался пыхтящий от напряжения трактирщик.

– И сколько нам причитается за этих? – сквозь зубы процедил я.

– Тысяча корон, – прохрипел он, – за Коршуна.

Я кивнул. Теперь надо исхитриться и получить эти деньги.

– Прекр-расно! – сказал десятник стражи, так говорят дрессированные попугаи. – Награда наша!

– Да ну?! – удивился я. – Кто не успел – тот опоздал!

– Ну, ты, щенок! Ты-то здесь при чем?! Это мы гер-рои! Завалили Кор-ршуна.

Его подчиненные закивали, мерзко ухмыляясь.

– Болван! – спокойно отреагировал я. – Мы этих-то сделали за две минуты, а с вами… – Я презрительно улыб нулся и сплюнул на пол.

Ухмылки стражников завяли – до самих не дошло, так объяснили дуракам, кто здесь в случае чего будет валяться с выпущенными кишками.

Один из стражников запаниковал, ломанулся к выходу и полетел кувырком от крепкого удара по зубам – Лео уже стоял на страже. А через секунду к нему присоединился Роберто.

Как ни глуп был десятник, взглянув на своих дрожащих от страха орлов, он догадался, что попытка прорваться будет стоить им жизни.

Я сделал шаг назад к стойке, чтобы иметь место для разбега, и услышал свистящий шепот:

– Бери!

Под моим локтем лежал заряженный арбалет, ого, а трактирщик-то парень не промах. Стрелять из арбалета я, правда, не умею, но солдаты-то этого не знают, да и с такого расстояния по такой толпе промахнуться невозможно.

Я взял арбалет левой рукой, в правой все еще держа меч:

– Вообще-то, я правша, – с сожалением поведал я стражникам. – Хотите проверить, как я стреляю с левой?

У стражников возникла типичная проблема неслаженной воинской части: никто из них не горел желанием рискнуть ради остальных, все усиленно рвались во второй ряд, не реагируя даже на тычки, которыми награждали и Лео и Роберто, когда наступали им на ноги. Я не стал дожидаться, пока защитнички города от разбойников вспомнят о служебном долге или расхрабрятся.

– Мечи на пол! – скомандовал я резко и повел арбалетом из стороны в сторону.

Стражники заколебались.

– Оставите ведь город совсем без охраны, – потянул я, как будто мне жалко было город.

Двое не выдержали, и их мечи на перевязях упали на пол. Хорошее начало.

– Я их вам верну, когда мы получим награду, – заверил я несчастных.

Еще трое разоружились. Я направил арбалет в грудь десятнику и посмотрел на него угрожающе – шутки кончились. Он сплюнул и бросил меч на пол, тогда его примеру последовали остальные.

– Прекрасно, – похвалил я, – а теперь отойдите к той стенке и встаньте спиной к нам.

Стражники повиновались. Алекс сорвался с места, чтобы поскорее подобрать мечи. Мы облегченно вздохнули. Не расслабляться, это еще не всё.

– Тони, – скомандовал я, – собери мечи в одну связку и перепутай ремни как следует.

Приводить ребенка в порядок и объяснять, что в первом бою все впадают в ступор и ему совершенно не за что себя грызть, мы будем потом.

Тони слабо улыбнулся и стал с энтузиазмом выполнять приказ.

– Стой! – остановил его Гвидо. – Трофеи отдельно.

– Хозяйственный ты наш, – с умилением произнес я.

– Гномы, – одними губами, беззвучно пояснил Гвидо.

Тони посмотрел на меня вопросительно, я кивнул: Гвидо прав, это у стражников местные мечи из дрянного железа, а у разбойников вполне может оказаться что-нибудь интересное и даже волшебное.

Я передал арбалет Гвидо и обернулся к трактирщику:

– Эти, – я мотнул головой в сторону лежащих на полу разбойников, – наверное, сильно задолжали.

Трактирщик энергично покивал и бросился срезать кошельки: мертвецам они все равно больше не понадобятся.

Через пару минут Тони превратил оружие городской стражи в большой бесформенный тюк – чтобы вытащить из него хоть что-нибудь, потребуется немало времени. Отлично.

Всё, пора. Я велел стражникам взгромоздить на себя тела разбойников и этот неудобный тюк и маршировать в муниципалитет. Горе-вояки повиновались, и таким порядком мы добрались до центральной площади города.

Перепуганный нашим грозным видом мэр города вручил нам еще один увесистый мешочек с монетами и робко поинтересовался, не задержатся ли храбрые рыцари в городе для защиты от дракона и для обучения новобранцев.

Я отказался от этого заманчивого предложения, и мэр вздохнул, не знаю, чего было больше в его вздохе, разочарования или облегчения.

– Долго возимся, – сквозь зубы процедил Лео, когда мы оказались на улице и в свою очередь вздохнули с облегчением: нас не попытались задержать и в чем-нибудь обвинить (обычное дело в компьютерных игрушках). А кроме того, в здании так ужасно пахло, будто всех перебитых разбойников складывают там в штабеля и хранят вечно. Мы быстрым шагом отправились приобретать драконоборческое хозяйство.

– Ага, долго, – согласился я. – Лошадей продают за городом, недалеко от гномьей слободы, кстати.

– Чтобы можно было подковать заговоренными подковами? – ехидно поинтересовался Алекс.

– Наверное. Можно так и сделать, – предложил я.

– А от чего будем заговаривать? – поинтересовался Роберто.

– Э-э-э, – задумался я.

– От съедения волками, – предложил Тони.

– Подковы и так несъедобные, – с иронией заметил Лео.

– Да не подков! – возмутился малыш. – Лошадей!

– Мне это вообще не нравится, – заметил Гвидо, – мы все время занимаемся какой-то ерундой.

– Что ты имеешь в виду? – удивился Алекс.

– Ну, перед «Ночным боем» мы целый день собирали вещи… Перед походом с мальками – тоже часа два. Ну, тогда это было надо, я понимаю. И сейчас мы опять весь день дурью маемся.

– Начальнику штаба надоело быть начальником штаба, – констатировал Лео насмешливо, – на подвиги потянуло. Дракона надо задушить голыми руками, иначе какже это подвиг?!

Гвидо покраснел и отвернулся.

– Ты неправ, братишка, – заметил я,-

Не было гвоздя – подкова пропала,
Не было подковы – лошадь захромала,
Лошадь захромала – командир убит,
Конница разбита – армия бежит,
Враг вступает в город, пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице не было гвоздя. [134]
* * *
На рынке я еще раз вспомнил, что это не реальность, это игра. Среди лошадей не оказалось ни кляч, ни слишком буйных. Они мало отличались по цене и беговым характеристикам, так что выбирали мы только масть. Я с трудом отказался от идеи выехать из города на белом коне. Пижонство. Отказаться от вороного у меня не хватило сил. Белого коня выбрал Алекс. Роберто чувствовал себя неуверенно, и я его успокоил:

– Это не слишком сложно. Давай выберем тебе вон того, каракового… – Я показал на массивного, очень красивого жеребца.

– Э-э-э, ну давай, я в них не разбираюсь.

– А зебры тут нет, – разочарованно констатировал Тони.

– Я же говорил, что их не бывает, – ответил я.

В конце концов, обеднев на триста пятьдесят корон, мы, очень гордые собой, выехали с рынка в сторону гномьей слободы. На советы торговцев, к кому именно следует обратиться, чтобы подковать наших лошадок, мы не обратили внимания: кто из гномов кому платит за рекламу фамильного бизнеса, нас не интересовало.

Гном Двалин и его ближайшие родственники встретили нас как родных. Снаряжение, которое могло бы нам понадобиться, было уже вытащено из сундуков и разложено на обозрение.

Гномы прижимистые, но на редкость честные существа, это знает любой мальчишка, играющий на компе в разные игры, поэтому я оставил в кошельке полсотни корон, а все остальное мы вытрясли на стол.

– Больше ничего нет, – прокомментировал я.

Двалин понимающе покивал:

– Шлемы и кольчуги гномьей работы, огнеупорные плащи. Так, лошадей вы уже купили… Шпоры.

– Подковали? – поинтересовался Глойн.

Я отрицательно помотал головой, гном понимающе кивнул:

– Заговорить от огня, – с полувопросительной интонацией предложил он и, не ожидая ответа, отправился к коновязи. Сервис как в лучших домах…

– Мечи на стол, кинжалы тоже, – резко велел Двалин.

Мы послушались. Изделия гномов Синих гор забракованы не были.

– Годится, – проворчал гном.

Мы убрали мечи в ножны. Кинжалы тоже подверглись изучению, и мастер одобрил только некоторые из них.

– Тебе не нужен клинок подлиннее? – обратился он ко мне.

– И потяжелее, – согласился я.

Через пару минут я оказался обладателем самой настоящей даги. Не вакидзаси, но лучше, чем ничего.

– Пригодится, – по своему обыкновению проворчал гном, – кинжал тоже забери, порося есть сгодится.

– Я тоже так думаю, – вежливо ответил я, пристегивая клинок в ножнах к поясу.

Кольчуга весит килограмма четыре, та, что досталась Тони, чуть полегче. Ходить в железе целый день наверняка будет тяжело. А еще в ней жарко, да еще и гамбизон – кожаная рубашка, надеваемая под кольчугу, – воздух не пропускает. Мы тихо хмыкали, глядя друг на друга. «Вы что, в первый раз?» – проворчал Двалин. Мы посмеялись, но признаваться, что да, в первый, не стали.

– У нас еще появились трофеи, – заметил Гвидо, – нет ли среди них чего-нибудь полезного?

Семь из принесенных нами восьми трофейных меч Двалин непочтительно бросил на пол и подтолкнул ногой сторону Балина:

– В печку. Человечья работа.

Туда же отправились и кинжалы, больше пригодные для разделки жареных гусей, чем для боя.

Меч Коршуна Двалин рассматривал долго и внимательно, так что мы уже начали скучать. Длинный, слегка изогнутый клинок, для меня тяжеловат, но гораздо более удобный, чем только что выброшенные в переплавку прямые клинки остальных разбойников; сталь покрыта чернью и золотым орнаментом в виде переплетающихся змей. Гарда тоже в виде змеи с двумя головами и без хвоста.

– Ммм, хмм, кхе-кхе, – произнес Двалин, прежде чем сказать что-нибудь осмысленное. Мы заинтересовались.

– Возьми его с собой, – обратился Двалин ко мне, – против дракона он вам не поможет, но все равно возьми.

– Зачем тогда брать? – изумился Тони.

– Один мой приятель однажды пошел в лес за диким медом, – начал Двалин наставительно, – и взял с собой только нож и дикий чеснок, чтобы отпугивать пчел. Жаль, что волки не были осведомлены о его мирных намерениях.

– Понятно, – согласился я. – А против кого он поможет?

Двалин сузил глаза и посмотрел на нас испытующе:

– Против того, кого боится даже дракон. И его не убьешь другим оружием.

От его тона у меня похолодело под диафрагмой. Гном ждал нашей реакции на его слова.

– Зачем бы ящеру красивые девушки, – заметил я.

– Точно, – подхватил Алекс. – Для него естественно было бы воровать хорошеньких ящериц.

Двалин довольно улыбнулся: до мальчишек дошло.

– А вы не знаете, кто такой барон Уэллинг? – спросил Лео. Что бы я без чего делал? Самым главным не поинтересовался.

Гном удивленно поднял брови:

– Вы и впрямь издалека, молодые люди. Первый королевский советник.

– А где находится столица и королевская резиденция? – поинтересовался я.

– Кейстор в пятидесяти милях к западу отсюда.

– Ясно, спасибо. А Трехгорье?

– Это к северу. Из северных ворот прямая дорога.

– Тони правильно выбрал, в какую сторону нам идти, – заметил Роберто.

– Угу, – согласился я, – а то бы от нас уже остались одни головешки.

– Какая разница, когда именно от нас останутся одни головешки? – поинтересовался Алекс.

– Не каркай! – хором осадили его остальные.

– Изделия, выходящие из моей мастерской, – обиженно начал Двалин, – на весь мир славятся своим качеством…

– О! Прошу прощения! – извинился Алекс. – Я еще не привык к мысли, что у нас появился шанс.

Судя по высоте солнца над горизонтом, до заката оставалось не больше часа, когда мы, нагруженные снаряжением, напутствиями и даже сдачей (двести семьдесят корон) с аванса за неубитого дракона и награды за убитого Коршуна, верхами выехали из гномьей слободы в сторону городских ворот.

– Мы не купили отраву, – заметил Роберто, он довольно быстро освоился в седле, в отличие от Тони, у которого все силы уходили на управление конем.

– И барана, – добавил я, – в Трехгорье наверняка найдется и то и другое. Давайте лучше поймем, в какую интригу мы тут вляпались, – предложил я.

– У-у-у, – потянул Алекс, – на горизонте появился кто-то очень страшный и загадочный. А Уэллинг – местный государственный деятель. Принцесса ему без надобности, он и так всем тут вертит.

– Убедительно, – согласился Лео, – осталось выяснить мелочь: хороший он парень или плохой?

– И вторую мелочь, – заметил я, – примитивен ли этот мир настолько, чтобы в нем имели смысл подобные вопросы.

Через городские ворота мы проехали уже перед самым закрытием. Забавно, что денег с нас не потребовали. После этого мы слегка заблудились, темнело стремительно, а к трактиру мы в прошлый раз подошли не с той стороны и ушли не в ту сторону.

Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове,
– процитировал я.

– Ты это к тому, что пора ужинать, или к тому, что мы потерялись? – поинтересовался Алекс, посмеиваясь.

– И то и другое, – ответил я, – только шорьков не хватает.

– Угу, – согласился Лео, – интересно, где находятся их гнезда в темноте?

– Ой, – сказал Тони, – что это вы тут наговорили?

– Пырялись, – пояснил я с самым важным шалтай-бол-тайским видом, – значит прыгали, ныряли и вертелись. А отравим мы этого Бармаглота зелюком, ибо, судя по цвету, они наверняка протухли еще при рождении.

Все расхохотались.

До трактира мы добрались с сигналом тушения огней, когда трактирщик с помощью вышибалы вежливо выставлял за порог припозднившихся клиентов. Странно, я был уверен, что после нашего ухода он закроет заведение до самого вечера – надо же привести зал в порядок. А впрочем – зачем упускать тройную выгоду (а если бы мы не отправились за снаряжением, то и десятикратную)… Все-таки во мне еще не умер бизнесмен, и, похоже, даже не агонизирует.

Оглядев наших лошадок и одобрительно поцокав языком, трактирщик предложил нам поставить их в конюшню.

Я в очередной раз вспомнил, что это игра: надо ухаживать за лошадьми или не надо? Но портить удовольствие друзьям не стал, а вместо этого предложил расседлать, вытереть, накормить и напоить наших коняг. Потом трактирщик накормил и напоил нас.

Спать мы улеглись в пустой комнатушке на втором этаже, расстелив на полу все одеяла и завернувшись в непромокаемые и несгораемые гномьи плащи. Они оказались еще и теплыми, и спать в них было очень уютно.

Глава 37

Наутро мы все уже дрожали от нетерпения. Ну почему дракон не мог выбрать себе логово где-нибудь поближе к городу?! Далось ему это Трехгорье!

Денег трактирщик с нас не взял (наверное, кошелек Коршуна был туго набит) и предложил заезжать еще и когда угодно.

– И в каком угодно состоянии и совсем без денег? – с иронией поинтересовался я.

Он серьезно кивнул и посмотрел на меня неодобрительно:

– Храбрые рыцари полагают, что только они умеют быть благодарными.

Мне стало стыдно – он, конечно, прав. Пришлось извиняться.

Полдня мы скакали по довольно однообразной дороге, на север, в Трехгорье. За это время Роберто и Тони научились уверенно чувствовать себя в седле.

Трехгорье оказалось большим, совсем недавно процветавшим селом – близость драконьего логова не пошла ему на пользу. От большой каменной церкви остались одни обгорелые стены, а купол во время пожара рухнул вниз. Некоторые дома были покрыты новой соломой, надо полагать, взамен сгоревшей. Общая атмосфера подействовала на нас гнетуще, как будто мы из яркого солнечного полдня попали в сырой подвал.

Местные мальчишки, вместо того чтобы сопровождать нас любопытными взглядами, а то и бежать следом, рванули на третьей скорости куда-то к центру села. Мы удивленно переглянулись.

– Они боятся, что, съев нас, дракон устроит сладкую жизнь им, – пояснил Лео.

– Угу, – согласился я, – тут установилось какое-никакое равновесие, а мы приехали его нарушить. А крестьяне ни от каких перемен ничего доброго не ждут. Испокон веков.

– Откуда вы все это знаете? – воскликнул Роберто.

– Есть такая наука «история», – ответил Алекс, – самая интересная из всех.

– Это я уже понял, – убитым голосом ответил Роберто, – но когда вы успели?

– Ну, – пояснил Гвидо, – Энрик занимается ею уже, два года, все остальные – примерно год. Все дело в том, что, как начнешь читать – не оторвешься.

Мы подъехали к небольшой центральной площади села. С двух сторон она была ограничена каменными двухэтажными домами местных богатеев, с третьей стороны стояла сгоревшая церковь, а за нашей спиной оказались несколько полуразвалившихся навесов, предназначенных не то для торговли, не то для лошадей прихожан на случай дождя. Перед церковью выстроились несколько крепких мужиков с вилами – вооружились против нас. Впереди стоял благообразный седобородый старец с длинным посохом. Мы подъехали поближе и спешились, вовсе не потому, что такие вежливые, просто мне показалось, что против мужиков с вилами лучше драться, стоя на земле: неизвестно, как отреагируют наши лошадки на колотые раны.

– Тони, держи лошадей, – бросил я и вежливо поздоровался с комитетом по нашей встрече: – Добрый день.

Мужики недовольно заворчали, а старец стукнул посохом по утоптанной земле:

– Уходите! – велел он звучным голосом. Я удивленно поднял брови:

– Впервые слышу, что через Трехгорье нельзя проехать. Вдруг раздался чей-то громкий крик:

– Летит!!!..

…И визг, и топот, и грохот – женщины и дети спешили укрыться в погребах.

– В укрытие! – приказал я мужикам уверенным тоном. Хотел бы я быть таким уверенным внутренне. Они послушались и побежали к церкви, наверное, среди развалин у них было какое-то убежище.

– По коням, ребята, – скомандовал я своим, – рассыпаться.

Жаль, что мы не успели его отравить. Но площадь недостаточно велика, чтобы он мог свободно на ней маневрировать, разве что у него очень маленький радиус виража и длинная струя пламени, чтобы он мог позволить себе не садиться. Будем надеяться, что Двалин не зря так гордится качеством своих кольчуг и плащей. Убедившись, что никто из моих друзей не остался на середине площади, я, наконец, обратил внимание на Бармаглота. Он как раз заложил крутой вираж и выдохнул струю пламени в нашу сторону, не причинившую, впрочем, никакого вреда. Но крестьяне, наверняка, спасались бегством и от такой демонстрации силы.

Дракон имел одну голову, два крыла, очень похожих на крылья летучей мыши, но размахом метров десять, длинный змеевидный хвост с вертикальным рулем и четыре лапы с выпущенными когтями, каковые если и не дотягивали до полуметра, то ненамного. Вдоль спины у него шел мощный костяной гребень, как у бронтозавра. В отличие от блаженной памяти Смога, броня его не сверкала драгоценностями, а состояла из довольно мелких чешуек, но показалась мне гораздо более серьезной. Солидный противник. Какого он цвета, против солнца было не разглядеть.

Мы остановили наших коней в вершинах шестиугольника, на небольшом расстоянии от каменных стен домов и церкви: так он ни на кого не сможет напасть сзади. Что ящер умрет подобно буриданову ослу, мы не надеялись. Бармаглот сделал еще один круг над площадью, выдохнул еще две струи пламени, одну в мою сторону, другую – в сторону Гвидо, оба раза не достал. И не заставил нас спасаться бегством. Тогда он громко заревел, не удовлетворенный результатом, и сел на землю, намереваясь поджарить Роберто (выбрал самый крупный "бифштекс). В этот момент мы, не сговариваясь, дружно тронули коней. Роберто, закрывшись плащом, скакнул в сторону, чтобы не попасть под струю пламени. Лео, с громким криком, привлекая к себе внимание дракона, рванулся вперед, намереваясь подсечь ящеру крыло, не достал – дракон защитился лапой, но три когтя с кончиками драконовских пальцев упали в пыль. Бармаглот взревел, махнул крылом, и Лео вместе с конем отнесло в сторону. В этот момент я подсек чудовищу другое крыло и кубарем полетел с лошади от крепкого удара хвостом. Тони был разочарован: он собирался обрубить ящеру рули высоты, но не хватило сил, а тут еще хвост удрал в другую сторону. Я тем временем неслабо приложился спиной о стену церкви и некоторое время не мог встать, а конь мой ускакал в узкий проход между домами. Что ж, разумное животное: там дракон не сможет до него добраться. Хвост метнулся обратно и наткнулся на меч, который двумя руками держал Алекс – не мог же он позволить Бармаглоту обидеть младшего братишку. Дракон еще раз взревел, из глубокой раны хлынул фонтан зеленой крови, а Алекс не удержался в седле и полетел на землю. Если бы не Гвидо, подскакавший и выдернувший Алекса почти что из-под драконьей лапы, того бы просто раздавило в лепешку. Хромая и волоча крыло, ящер повернулся мордой ко мне и выпустил струю пламени. Я едва успел спрятать лицо. Двалин не зря хвалился своими изделиями – жарко, но плащ выдержал и не дал мне свариться. Как только Бармаглот прекратил выдыхать пламя и сделал секундную паузу для передышки, я вскочил, со всех ног помчался к нему и всадил меч снизу в основание шеи. Он попытался достать меня пастью, не преуспел, вслепую замолотил лапами, взмахнул крыльями, раз, другой (я с трудом удержался на ногах, такой ветер он поднял); громко взвыл (ибо Роберто и Лео общими усилиями срубили-таки ему солидный кусок хвоста, и кто-то из них еще успел вонзить меч в заднюю лапу) и приподнялся над землей. Из открывшейся раны на шее на меня волной лилась зеленая кровь. Дракон оттолкнулся лапами, грудью сбил меня с ног, чуть было не выдернул меч из моей руки и все-таки взлетел. Эх, жаль, ящерка уже была на булавке.

Я медленно перевернулся на живот и встал на четвереньки. Крепко он нас приложил. Да, но и мы нанесли ему существенный урон, вряд ли он сумеет за день отрастить себе новый хвост и вылечить крыло, лапы и шею. «Разве что ему помогут», – многозначительно заметил внутренний голос. Да! Летучие коты, у нас же за кулисами есть некий очень страшный персонаж. И предположение, что девушек дракон ворует для него, кажется мне очень правдоподобным.

– Энрик! Ты как? – взволнованно спросил Гвидо, спешиваясь.

– Нормально, – проворчал я, – а Алекс?

– Так же, как и ты, – ехидно заметил Гвидо. – Нормально.

Я оглянулся на Алекса – даже нормальнее меня: уже на ногах. Я чувствовал себя так, словно меня постирали в автоматической прачечной, отжали, но забыли прополоскать.

Я приходил в себя, стоя на одном колене, когда комитет по встрече рискнул вылезти из своего убежища.

Друзья тоже не зевали, и через мгновение вокруг меня установился заслон. Опираясь на меч, я поднялся на ноги, а то эти ужасно храбрые крестьяне, кажется, решили, что теперь-то сумеют с нами справиться.

– Ну?! – поинтересовался я угрожающим тоном. – Если вы такие крутые, что же он, – я кивнул в сторону улепетывающего Бармаглота, – всё еще летает? Или он чей-нибудь родственник? – поинтересовался я ехидно.

– Свят! Свят! – закрестились крестьяне.

– Тогда в чем дело? – Я продолжал говорить напористо и с угрозой в голосе: всего лишь тень слабости и неуверенности – и они на нас набросятся.

Вперед протолкался старец с посохом, пребывание в убежище не пошло на пользу его ухоженной бороде и черному балахону – одежда была испачкана в известке, а белая борода припорошилась золой, но вид у него все равно был величественный. Он откашлялся:

– Кхе, кхе, храбрые рыцари, нам ведь тут жить. Вы уедете, а дракон вернется, – в его голосе появились просительные интонации – то что надо.

– Значит, надо добить его сегодня, – невозмутимо откликнулся я.

Крестьяне заулыбались, непонятно только чему: обрадовались вот-вот грядущему избавлению от напасти или не решаются вслух посмеяться над моей самоуверенностью. Надо ковать железо, пока горячо, поэтому я не стал дожидаться явного согласия старца (может, его еще и не будет):

– Нам нужен травник или лекарь, – резко заявил я, – проводник до драконьего логова и, – я сделал многозначительную паузу, крестьяне замерли в страхе, – умыться и пообедать.

Облегченный вздох разнесся над площадью – ничего сверхъестественного от селян не потребовалось.

Сразу же закипела лихорадочная деятельность: наши лошади были пойманы и приведены к коновязи, нас пригласили в большой каменный дом на площади, принадлежащий старцу (он оказался церковным старостой и самым авторитетным человеком в селе). Священник пару недель назад погиб, пытаясь при помощи слова божия и крестного знамения изгнать дракона. Что ж, настоящий мученик: храбрый и глупый.

Мы смыли и счистили с себя отвратительную зеленую жидкость, потом нам с Алексом как самым пострадавшим предложили прилечь.

Минут через десять прибежала местная травница, но медицинская помощь от нее нам не требовалась – Лео и Гвидо с самым невозмутимым видом опрыскивали наши раны (у Алекса вся левая рука и бок, а у меня вся спина – в синий кружочек) из баллончика с «ядом горыныча», как будто это лечебное средство и в Средние века было чем-то совершенно обычным.

Обнаружив конкурентов, травница подбоченилась и поинтересовалась сварливым тоном:

– Ну, и зачем меня сюда вызвали?!

– Здесь, в окрестностях, – поинтересовался Лео, – не растет какая-нибудь сильно ядовитая трава?

Травница в удивлении раскрыла рот, потом закрыла его и кивнула – все-таки, будучи местной интеллигенцией, она оказалась посообразительнее крестьян:

– Только собирать сами будете, – предупредила она, – жжется. И колючая.

– Зверь-трава, – хмыкнул Роберто, подмигивая Тони.

– Какие проблемы, – вмешался я сдавленным голосом (Лео еще не кончил меня опрыскивать), – накосим. Ну, как тот тростник.

– Ядовиты только корни, – ехидно пояснила травница.

– Тяжелый случай, – отреагировал я.

Я заподозрил, что это тонкая месть капитана Ловере, но мне эту траву не дергать – пока я не совсем в форме, нами руководит Лео, и он меня просто не пустит, сам пойдет. Так и вышло:

– Роберто, – скомандовал Лео решительно, – остаешься здесь с этими болезными. И если они куда-нибудь соберутся – сложишь в штабель и сядешь сверху. Ясно?

– Ага, – ухмыляясь, согласился Роберто, – эти психи на всё способны.

– Обед будет не раньше чем через час, – пояснил Лео, – так что мы успеем на сенокос, – он вежливо подхватил травницу под руку и повел ее на улицу, Гвидо и тяжело вздыхающий Тони последовали за ними.

Мы с Алексом переглянулись, посмотрели на своего грозного стража и решили не искушать судьбу, вместо этого удобно устроившись поваляться на брошенных прямо на пол перинах. После удара хвостом и падения с лошади я весь был какой-то встряхнутый, Алекс, наверное, чувствовал то же самое.

– Только не вздумай садиться сверху, – предупредил Алекс Роберто каким-то жалобным тоном. – А ты придумал, как мы убьем дракона? – обратился он ко мне.

– Нашинкуем ломтями, – сонно ответил я, – мы же уже начали, надо только закончить.

Роберто оттащил нас вместе с перинами поближе к стенам, окинул комнату взглядом профессионального воина и наемника и устроился на лавке у стены, чтобы видеть и дверь, и два небольших, открытых по летнему времени окошка. Обнаженный меч он положил себе на колени. С такой охраной и впрямь можно подремать.

Очнулся я потому, что меня сильно трясли и звонко хлопали по голой, покрытой синяками спине, – что такое, когда я в порядке, я просыпаюсь от тихих звуков или легких прикосновений.

– Бр-р, – рядом потряс головой Алекс. – Ну, чего?

– Это кровь дракона усыпила их, – зловещим шепотом произнесла травница.

– Так что ж ты сразу?!.. – возвысил голос Лео.

– Против нее нет лекарства, – пояснила женщина, – и вы же мне ничего не сказали, сами умные, – добавила она зло.

Лео покаянно вздохнул.

– Вы должны убить дракона до полуночи, – добавила она, – иначе эти двое умрут.

Кто-то тихо ахнул.

Я с трудом поднялся и начал одеваться.

– Ты куда?! – поинтересовался Лео.

– Надо пообедать и выступать.

– Вы с Алексом останетесь здесь, – заявил Лео твердо Алекс последовал моему примеру.

– Не говори глупости, – попросил я устало, просунув голову в ворот кольчуги. – «Не всем же умирать, тихонечко старея». Повысим наши шансы.

Лео недовольно поморщился и неохотно кивнул – рассуждая логически, я был прав.

Не особенно торгуясь, Роберто купил барана (здесь за такие деньги наверняка можно купить целую отару) и попросил его освежевать и нафаршировать ядовитыми корнями.

В проводники к нам напросился мальчишка примерно нашего возраста, ростом он, правда, был как Тони. Понятно, почему здесь никто не понял, сколько нам на самом деле лет.

– Тебя как зовут? – поинтересовался Лео, неодобрительно разглядывая плохонькую крестьянскую лошаденку, которую привел наш проводник.

– Джек, – ответил мальчишка и улыбнулся.

– А чего ты такой храбрый?

– Отца нет, – пояснил Джек, – а сестру… – Он скис и отвернулся.

– Понятно, – серьезно сказал Лео. – Ладно, пошли обедать, – пригласил он пацана.

Весь обед чуть живой Алекс ругал младшего брата за чрезмерную лихость и стремление лазать на рожон. «Сам такой!» – огрызался Тони и всхлипывал. Алекс – просто герой, язык еле ворочается, а он еще придает уверенности младшему брату, помогает ему забыть вчерашний конфуз в трактире.

Через полчаса, быстро пообедав, мы уже сидели в седлах, слушая благословения и пожелания удачи. Алекс сильно клонился к гриве своего коня, я тоже.

Земля дрожит от гнева,
И темен океан,
Пути нам преградили
Мечи враждебных стран:
Когда потоком диким
Нас потеснят враги,
Иегова, Гром небесный.
Бог Сечи, помоги!
Чем дальше я читал, тем легче мне становилось.

– Что это? – спросил Алекс, поднимая голову. – «Гимн перед битвой» Киплинга, – ответил я.

– Ясно, давай дальше.

Я направил коня к лесу и продолжал:

С высоким гордым сердцем,
Суровые в борьбе,
С душою безмятежной.
Приходим мы к тебе!.. [135]
Через полчаса стихи превратились в нашу боевую песню. Даже Тони, с трудом сдерживавший слезы с тех самых пор, как узнал, что старшему брату грозит смерть, прибодрился. В таком приподнятом настроении мы рассматривали дракона как не слишком значительного противника.

Незадолго до заката мы въехали в лес, в котором, по словам Джека, дракон скрывается каждый раз после того, как обедает крестьянскими овечками или ворует очередную девушку (в одном только Трехгорье двух за те две недели, что он здесь обитает).

– Э-э? – удивился Лео. – Он же здесь крыльев не развернет! А кое-где и не протиснется!

– Там пещера и поляна, – пояснил проводник, – он здесь тока-тока появился, а раньше сюда все и за дровами, и по грибы, и по ягоды. Как вы его! – радостно ухмыльнулся Джек.

– Угу, – мрачно согласился Лео, взглянув в мою сторону. – А в пещеру вы раньше тоже ходили?

Джек только испуганно потряс головой. Впереди был какой-то просвет между деревьев.

– Эта поляна? – спросил Лео.

– Ага, – подтвердил Джек.

– Все ясно, держи, – Лео протянул ему золотую монету, – вали домой.

– Нет! – шепотом, но жестко возразил Джек. – И денег мне ваших не надо!

– Не дури! – отрезал Лео. – Незачем тебе умирать. А монету отдашь матери, лишней не будет.

Джек опустил голову, потом неохотно кивнул и повернул коня.

Некоторое время мы молча сидели в седлах. Потом Лео внезапно обернулся:

– Я тебе что сказал?! Немедленно домой! – крикнул он так и не уехавшему Джеку.

Я оглянулся посмотреть: кажется, на сей раз Джек действительно уедет.

– Ну, во имя «тигров», – предложил я.

Мы выехали на поляну и сразу оказались перед черным зевом пещеры.

– А факелы ты захватил? – спросил я у Лео как будто между прочим.

– А как же, – удивился Лео моему вопросу. – Гвидо не дал забыть. И кусок мела мы тоже взяли.

– Небезнадежны, – бросил я нахально.

– Дал бы я тебе по шее, – вежливо заметил Лео, – так ты же с коня свалишься.

– Да, – согласился я, – так нечестно. Прошу прощения.

Минут двадцать мы потратили на то, чтобы зажечь факел при помощи трута, кремня и огнива. Ругались мы как сумасшедшие – никакого терпения не хватит с этими древними приспособлениями.

Хотя вход был достаточно широк для лошадей, а внутри нас интересовали только те коридоры, куда мог бы заползти дракон, нам пришлось спешиться – кони категорически отказывались идти в темноту, в которой так явственно пахло гарью и смертью.

– Тони, – приказал Лео, – останься с лошадьми.

– Ты уже всех достал! – возвысил голос наш малыш. – Ничего с ними не случится, а и случится – черт с ними.

Лео вопросительно посмотрел на меня.

– А ты бы на его месте остался? – поинтересовался я хрипло.

Ох-ох-ох, умирать до самой полуночи не так уж обременительно верхом, а на своих двоих крайне неприятно. И кольчуга здорово потяжелела.

…От гордости и мести.
От низкого пути,
От бегства с поля чести
Незримо защити…
– прошептал Алекс совершенно белыми губами, ему тоже было очень плохо.

Я согласно кивнул и следом за Лео шагнул в пещеру. Роберто подхватил на плечи отравленного барана (интересно, как мы заставим дракона его съесть?) и пошел за мной. Коридор был довольно широк, стены были ровные, из какого-то мягкого камня, и похоже, дракон полировал их своим телом. На полу темнели влажные пятна – кровь ящера, мы старались даже не наступать на них. А Гвидо подхватил Тони за предплечье, чтобы тот не поскользнулся, не упал и не прикоснулся к ядовитой жидкости.

Черезнекоторое время ход раздвоился, по правилу правой руки нам следовало пойти дальше правым коридором, но дракон гарантированно не мог туда пролезть, поэтому Лео нарисовал на стене стрелку и мы пошли влево. Проход не сужался и шел все время вниз, на полу по-прежнему встречались скользкие лужицы драконьей крови.

От нашего коридора то слева, то справа периодически ответвлялись узкие ходы, Лео каждый раз просто рисовал стрелку и мы шли дальше. Разветвления, где нам пришлось бы решать, в какую сторону идти, пока не встретилось, хотя, начиная с какого-то места, ответвляющихся ходов стало очень много, как будто землю погрызли гигантские мыши. Много-много шагов спустя мы услышали звуки, похожие на те, что издает кипящая под крышкой кастрюля с водой, – это дышал раненый дракон. С той же стороны в коридор лился красный свет, как от множества зажженных факелов. Лео остановился и начал заглядывать во все окружающие нас дыры, через несколько минут он нашел то, что искал, – узкий, сразу же поворачивающий лаз. – Полезайте, – скомандовал он.

Все, кроме Роберто, послушались. Последний в коротком, но яростном споре убедил Лео, что бегает быстрее, следовательно, ядовитое угощение дракону лучше нести ему. Лео тихо проинструктировал Роберто, как именно ему следует лезть на рожон, а потом, вздыхая и беззвучно ругаясь на свое неумение бегать, полез вслед за нами.

Через несколько минут мы услышали громкий недовольный рев, и почти немедленно Роберто влетел в лаз. По коридору, сразу вдогонку за ним пронеслась огненная стена.

Тяжело дышащий Роберто весело подмигнул испуган ному Тони:

– Все в порядке, сейчас жрать будет.

Снаружи доносилось громкое довольное чавканье и хруст. Мы, как по команде, закрыли себе рты ладонями чтобы не расхохотаться в голос.

– Он решил, что оставил нас без припасов, – сказал заметно повеселевший Алекс. – Эта штука, она как, быстр действует?

– На людей и овец – в течение десяти минут, а на драконах ее еще не испытывали, – ответил Лео. – Когда у него начнутся сильные рези в животе, мы это услышим. Драконы, как выяснилось, стоицизмом не отличаются.

Мы опять закрыли себе рты, чтобы ящер не услышал наш смех.

Пока мы ждали, я ненароком сконцентрировался на своих ощущениях – меня мутило, знобило, клонило в сон, а кости ныли, как у старого фермера к дождю. Ну, ящер, травись поскорее, что ли!

Я не отсчитывал минуты, поэтому так и не узнал, сколько надо времени, чтобы яд подействовал на дракона. И только облегченно вздохнул, когда услышал громкий рев и удары тяжелых лап: дракону поплохело. Жалости к нему я не испытывал: химическое оружие в этой войне использовали обе стороны.

Лео потерпел минут пять, а потом поднялся и пошел к выходу из норы.

Посреди большого зала со светящимися красным огнем стенами и потолком метался дракон. Хорошо, что ребята обрубили ему хвост, – представляю себе, как бы он им размахивал, если б смог.

Некоторое время мы наблюдали за его метаниями.

– Он не переворачивается на спину, – заметил я хриплым шепотом.

Лео кивнул… и, как только дракон в очередной раз повернулся к нам обрубком хвоста, рванулся вперед, как я вовчерашней драке в трактире, только прыгать ему пришлось не на неподвижный стол, а на ходящую ходуном спину дракона. Роберто побежал за ним. Мы с Алексом, не сговариваясь, рванули вперед, чтобы подсечь драконовы лапы, иначе ребята свалятся на пол и будут затоптаны. Мимо меня пробежал Гвидо, примериваясь к передней лапе дракона. Некоторое время я яростно рубил толстенную заднюю лапу, отпрыгивая, когда она пыталась достать меня когтями, потом догадался срубить сперва когти, и дело пошло на лад. На меня опять лилась драконова кровь, но сейчас это не имело значения.

Наконец дракон осел сразу на обе задние ноги и перестал топтаться.

Я огляделся: Лео и Роберто продолжали держаться на пляшущей драконовой спине, Лео медленно, но верно, держась за гребень, продвигался к шее, а Роберто пытался перерубить ящеру позвоночник. Прекрасно. Стоп. Не прекрасно. Гвидо лежал на полу у стены и не двигался, у меня сжалось сердце, и я побежал к нему. Братишка дышал и был в сознании.

– Что? – крикнул я, но он не услышал: перекричать драконий рев не в моих силах.

Гвидо потряс головой, в этот момент меня чуть не сбило с ног воздушным потоком от машущего драконьего крыла, и я догадался, что крылом Гвидо и сбило на землю и он просто оглушен. Радости мало, но я опасался худшего. В этот момент дракон повернул голову в нашу сторону, я рухнул на Гвидо и закрылся огнеупорным плащом, это спасло нас от поджаривания, но кольчуга здорово раскалилась и стала припекать. Зато я заметил, что Лео подобрался к драконовой шее и начал рубить ему голову, а Роберто уже почти преуспел в перерубании драконова хребта – это неслабо: добраться до позвоночника сквозь костяные гребни и могучие мышцы было непросто. Мы с Гвидо поднялись на ноги. Я показал ему на переднюю лапу – руби, а сам решил пробежать перед драконовой мордой на другую сторону, посмотреть, не нужна ли Алексу и Тони моя помощь.

Я прокатился под вытянутой шеей, меня в очередной раз окатило драконовой кровью (ну что за невезение), и перебрался на другую сторону как раз вовремя, чтобы пинком ноги отбросить к стене славного героя Тони – дракон чутьбыло не раздавил его лапой. Алекс в этот момент только по нимался на ноги, его плащ был разодран на черные ленточки. Свой меч я воткнул в ступню нависшей надо мной драконовой лапы, он ее отдернул, и я успел срубить ему один из костей. В этот момент дракон окончательно осел на брюхо, за драл морду к потолку и выпустил струю пламени. Вся пещера превратилась в сауну. Хуже всех пришлось Лео – он бы очень высоко над полом. Роберто спрыгнул с драконовой спины в сторону Гвидо, прекрасно, теперь братишка не один.

Откуда этот чертов ящер берет свой огонь? Я побежал обратно, под драконову шею, и вонзил свой меч почти в ту же точку, в которую уже вонзал его сегодня днем (а кажется, это было так давно). Дракон уже от безнадежности дрыгнул лапой и напоролся на подставленный Алексом клинок. Я вытащил свой меч из глубокой раны и еще несколько раз рубанул по шее там, где Лео лупил по ней сверху.

Внезапно поток пламени иссяк, и в тот же момент стало тихо.

– Энрик! Берегись! – закричал кто-то. Я едва успел откатиться в сторону, как на то место, где я только что стоял, упала драконова шея. Голова упала чуть дальше.

Глава 38

Сразу же наступила тьма. Как хорошо! Если не считать многочисленных синяков и нескольких слабых ожогов, ничего не болит, не мутит, не тошнит и спать не хочется.

– Ребята, подайте голос, все! – велел я.

– Жив, – откликнулся Алекс.

– Я тоже, – это Лео.

– И я, – сказал Роберто.

– Цел, – заявил Тони.

– Гвидо?! – испугался я.

– В порядке, сейчас из-под лапы выберусь, – кряхтя от напряжения, ответил братишка.

– Ф-фух! – громко, с облегчением вздохнул я. Мы успели до полуночи и остались живы.

– Сейчас я зажгу факел, – обещал Лео.

Раз-два, раз-два!
Горит трава, Взы-взы – стрижает меч,
Ува! Ува! И голова
Барабардает с плеч!
– вспомнил я о добровольно взятых на себя обязательствах.

– Да, ты вылечился, – заметил Лео с удовлетворением, пытаясь одновременно выбить искру, мне было слышно, как он колотит – не то кремнем по огниву, не то наоборот.

– Осталось одно четверостишие, – сказал Алекс.

– Не-е, – возразил я, – два. Хливкие шорьки и мюмзики повторяются в конце.

В руке у Лео вспыхнул факел. Мы сразу побежали высвобождать Гвидо из-под драконовой туши.

– Да, – отметил Алекс, оглядывая результат наших трудов, – всё, как ты сказал, мы его нашинковали.

У Бармаглота были отрублены все четыре лапы, хвост и голова, позвоночник был рассечен надвое, одно крыло осталось целым, второе висело, подраненное еще утром. Почти все когти лежали отдельно.

– Тебя не очень обожгло? – спросил я у Лео. – Там же был настоящий ад.

Лео только поморщился. Понятно. Я опять взял командование на себя:

– Быстренько рубим ему оба уха и – наружу, там рядом был ручей.

Как далеко, оказывается, мы зашли в глубь пещеры – когда мы выбрались на поверхность, была уже глубокая ночь. Наши кони не пропали – страх перед драконом охранил их лучше любых караульных.

Не разжигая костра (хватит с нас на сегодня огня), мы разделись и плюхнулись в восхитительно холодную и чистую воду.

Только через пару часов мы вернулись к нормальному состоянию, то есть вспомнили, что надо разбить лагерь, залечить раны, распределить вахты, выставить часового… И не хлопать ушами, чтобы нас не могли застать врасплох… Почивать на лаврах рано, не зря же к моему седлу приторочен волшебный меч, средство против того, кого боится даже дракон. Если бы было очень надо, мы, конечно, могли бы подняться на рассвете, но сейчас мы даже не знали, в какую сторону, собственно, следует ехать, поэтому я никого не будил и не поднимал, и окончательно все проснулись, когда солнце уже высоко стояло над горизонтом. Даже постиранная ночью одежда успела подсохнуть.

– И куда мы теперь? – поинтересовался Алекс за завтраком.

– Ну-у, – потянул я задумчиво, – например, мы можем вернуться в Вулвертон и пьянствовать в свое удовольствие на тринадцать тысяч золотых корон.

– Я же серьезно, – недовольно покачал головой Алекс. – Дракона-то мы нашинковали, но еще никого не спасли! Что-то я не заметил, чтобы из этой пещеры выбегали толпы красивых девушек.

– Да уж, красивых девушек ты бы не смог не заметить! – поддел Лео Алекса.

Тот, разумеется, полез мстить…

Пока эта парочка возится на травке под одобрительные возгласы и хохот окружающих, мне надо придумать, куда мы поедем и что будем делать.

Где же может быть этот самый страшный, так пока и не названный по имени? У меня было ощущение, что я что-то упустил, какую-то подсказку… но какую?

Допустим, девушек дракон воровал для злого волшебника. Так, а куда он их относил? Сюда! Иначе крестьяне в Трехгорье не были бы так уверены, что дракона надо искать именно здесь. Это во-первых. А вторая подсказка тоже есть: Джек, не робкого десятка парень, только испуганно помотал головой, когда Лео спросил его, ходили ли местные жители в пещеру раньше. Ну не может же быть, чтобы в большом селе не нашлось любопытных храбрых мальчишек! Значит, было что-то, что держало их на расстоянии от этого места.

Вывод: мы провели ночь на пороге у противника. Странно, что мы до сих пор живы. И еще – с точки зрения этого самого страшного, мы забрались в конуру его сторожевой и охотничьей собаки и оставили там ее хладный труп. Я бы на его месте обиделся.

Но противник, у которого дракон в роли любимой собачки… Приключение обещает быть интересным, если, конечно, не окажется смертельным.

– Ну, и куда мы пойдем? – требовательно поинтересовался Алекс, тяжело дыша. Он надеялся, что я уже всё придумал, мы начнем собираться, и тогда Лео придется прекратить прижимать его лопатками к земле.

Я пожалел приколиста и ответил:

– Обратно в пещеру.

– Это еще почему? – заинтересовался Лео, отпуская Алекса. – Живи пока.

Я пересказал свои рассуждения и выводы.

– Угу, – согласился Лео. – Это называется «дуракам – счастье» или «пьяному море по колено».

– Или его сейчас нет дома, – потянул Алекс.

– Лошадей придется оставить, – заметил Роберто.

– Ну, можно отвести их отсюда подальше, чтобы они не попались на глаза этому… – Гвидо замялся, – э-э-э, а как мы будем его называть?

– Злодей, – предложил Тони.

– Мог бы придумать что-нибудь посвежее, – упрекнул его старший брат. – Ну ладно, какая разница!

– Вот именно, – отрезал слегка обидевшийся Тони.

– А факелы у нас еще есть? – поинтересовался я.

– Один, – ответил Лео, отрицательно мотнув головой, – остальные я потерял во время боя.

Да, один факел – это не запас.

– Придется возвращаться в Трехгорье, – заметил я, – по коням, ребята.

Счастливые и довольные своей победой, мы галопом влетели в Трехгорье, пронеслись на центральную площадь (единственную в селе) и осадили лошадей перед знакомым домом.

Церковный староста вылетел на крыльцо, как будто его туда черти выгнали:

– Что?

– Мы его нашинковали, – весело ответил Алекс.

Староста привычно обернулся к сожженной церкви и достоинством перекрестился:

– Слава тебе, Господи.

Вообще-то, по-моему, слава нашим мечам, ну да пусть его.

О светозарный мальчик мой!
Ты победил в бою!
О храброславленный герой,
Хвалу тебе пою!
– пробормотал я специально для Алекса. Сам себя не похвалишь…

Алекс показал мне большой палец.

– В лес пока не ходите, – сурово добавил я, – это еще не все. И нам нужны еще факелы.

– И пообедать, – предложил Роберто.

– Вот. Да, – согласился я.

Площадь постепенно заполнялась народом, и мы продемонстрировали всем драконьи уши, чтобы крестьяне поверили в избавление от напасти. Травница настояла на медосмотре славных героев, и нам пришлось задержаться в деревне довольно надолго.

У меня в голове начали тикать часы, предчувствие, что мы куда-то безнадежно опаздываем, становилось все сильнее. Я наплел крестьянам, что мы пойдем искать похищенных девушек (чистая правда), и ни слова не сказал о Злодее – незачем пугать их раньше времени.

Я поторопил ребят, и вскоре после полудня мы уже скакали обратно к пещере.

– Этот лабиринт показался мне большим, – с издевательской вежливостью заметил Алекс.

– Но большинство ходов слишком узкие даже для человека, – ответил Лео.

– Всё равно можно заблудиться.

– Ну мы уж постараемся этого не делать! Широкий коридор только один, начинается у входа, заканчивается в логове дракона. И заметь, там почти не было ветра! Значит, пещера все-таки не очень большая.

Эти рассуждения успокоили не только Алекса, но и меня. Вечно бродить по этим коридорам мне совсем не улыбается.

Вместо ставшего уже привычным меча я пристроил на спине оружие разбойника Коршуна, потом вспомнил притчу про поход за диким медом – и свой меч тоже поместил за спиной, а заодно решил рассмотреть повнимательнее всученную Двалином дагу: во время боя с драконом я про нее забыл.

– Ого! – Я не удержался от восклицания – дага и волшебный меч явно вышли из одной мастерской, потому что имели на клинках одинаковый орнамент – золотые змеи на черном фоне.

– На этот раз она тебе понадобится, – серьезно заметил Лео.

Я кивнул:

– А как их носят?

– Я читал, что за спиной, – встрял Гвидо.

– Если меч на поясе, то да, – сказал я. – Ладно, всё это не важно сейчас. Пошли спасать принцессу.

Высекание огня в очередной раз заняло немало времени, но мы к этому уже привыкли и не ругались.

– А почему мы не попросили в деревне собаку? – поинтересовался Тони.

– Хорошая идея, – одобрил я, – но не в данном случае. Раз лошади отказываются идти внутрь, значит, и собака не пойдет.

Тони кивнул, но выглядел ужасно недовольным. При упоминании о непослушных животных я в очередной раз вспомнил, где мы находимся, но выбросил это из головы – какая разница?

Мы опять вступили в пещеру. Теперь я был в норме и почувствовал веющий из глубины ужас. Храбрые у меня друзья – они-то чувствовали это еще в первый раз! Я с интересом рассматривал сложенные из какого-то мягкого камня почти черные стены, потолок и пол. На полу, в пыли остались отпечатки наших ног.

– Та-ак. Я пойду первым.

– А чего? – поинтересовался Лео.

– Следы, – кратко пояснил я. – А ты – последним.

– Ясно, – так же кратко ответил Лео, он был очень недоволен, что не догадался.

Конечно, если похищенные девушки где-то здесь, то к месту своего пленения они шли своими ногами или их несли люди, но уж никак не дракон, дракон в эти ходы просто не протиснется.

Я увидел первый ход, в который мог бы без проблем пройти сам, опустился на четвереньки, попросил Тони посветить. Никаких следов. По этой пыли уже много-много лет никто не ходил. Пошли дальше. Следующий ход… пусто. И так еще довольно долго.

Наконец я нашел. Чуть не пропустил, потому что следы сапог заметались, видимо, полами широкого плаща, следов маленьких туфелек или босых ног или не было, или их замели. – Вперед, – хриплым шепотом предложил я друзьям, – и не расслабляться!

Лео ободряюще мне улыбнулся. Я могу не беспокоиться за свою спину. Как всегда.

Этот коридор ответвлений не имел. Зато стены его вроде как запеклись… Что же это за огонь такой, что плавит камни? В пыли под ногами, похожей на перемолотый черный песок, то здесь, то там попадались следы чьих-то каблуков. Нога у Злодея побольше Робертовой. Судя по намекам Двалина, мне придется сражаться с ним один на один – с умелым противником, выше меня ростом и почти наверняка более сильным. Меня не слишком бы напугала подобная перспектива, если бы не чересчур тяжелый меч. И еще дага. В Лабораторном парке я тренировался с двойным оружием, но назвать себя специалистом не рискну, при всей присущей мне самоуверенности. И кольчуга отнюдь не невесомая. Вывод: в предстоящем бою мои шансы убывают со временем: с противником надо будет покончить быстро, пока он меня не измотал.

Впереди забрезжил красный свет. Мы пришли. Зал был освещен так же, как логово дракона. И такой же большой и почти круглый. В пяти шагах от выхода из тоннеля стояла шеренга из десяти бойцов с обнаженными мечами в руках. Кретины! Я бы на их месте устроился в узком коридоре.

Справа от меня встал Роберто, мы ждали, когда они нападут. Через пару минут я решил, что это я кретин – что мешает этим типам стоять тут целую вечность, а набегать на них из узкого прохода последнее дело – сразу на клинок напорешься, это нам не полупьяный Коршун.

На наше счастье, они не выдержали первыми, и сразу же сыграло роль наше преимущество – не надо опасаться атаки с фланга.

Следующие несколько минут были заполнены звоном клинков, уколами, быстрыми уходами от ударов… Первого противника я убил без особых проблем ударом снизу вверх – и краем глаза заметил, как вылетевший из-за моей спины кинжал пронзил горло еще одного из нападавших. Друзья мягко намекали, что тоже хотят подраться.

– Я – вперед! – предупредил я друзей и проскочил в брешь, образовавшуюся в шеренге наших врагов, по дороге пронзив бок одного из них, он осел на землю – атаки от нас они не ожидали. Повернуться и напасть на врагов с тыла не удалось. В центре зала стоял Злодей. Он был похож на дракона из моего давнего сна, его лицо так же нельзя было разглядеть, и он был так же высок, только вооружен он был не только прямым мечом, ло и дагой, очень похожей на мою. Я отскочил вправо, ближе к стене, чтобы никто из его бойцов не мог напасть на меня сзади, из-за моей порывистости спину мне прикрывать некому – друзья остались по другую сторону ощетинившейся мечами шеренги, – бросил меч на пол (если выиграем – подберу) и обнажил черный клинок с золотыми змеями. Злодей склонил голову набок – рассматривает. Я выхватил дагу и пошел в его сторону.

Остановившись в пяти шагах, я вежливо отсалютовал ему клинком, он ответил, и его салют сразу же перешел в выпад. Это мы проходили – любимый фокус сенсея. Два года наши с ним сражения кончались на первой секунде. Потом ему пришлось обзаводиться другими любимыми фокусами, и чем дальше, тем больше.

Я легко ушел в сторону, выбросил из головы вообще все мысли (научился!) и начал прощупывать его защиту – жесткая, основана на силе, а не на хитрости, он отбивал даже те удары, от которых мог бы легко уклониться. Очень скоро у меня заболела рука – тяжелый непривычный клинок прямо-таки тащил запястье вниз, черт, а он ведь прав со своей жесткой защитой – руку пронзало болью при каждом ударе. Что же делать? «Не дави ни на кого, а получи то, что ты хочешь, умом и хитростью или не получи, если тебе не хватит ума». Советы профа на все случаи жизни. Я перешел к обороне и скоро дождался того, чего хотел, – сильного удара сверху, я встретил его сразу двумя перекрещенными клинками и пнул его ногой в запястье левой руки – он решил, что я теперь легкая добыча для его даги. Дага отлетела в сторону. Отлично. Да и мой жесткий блок ему не понравился, он отскочил назад, чтобы дать руке хоть полсекунды отдыха. Теперь я пошел в атаку и постарался повторить его прием, он встретил мой меч чуть ли не гардой и «завязал» мой клинок своим. Чувствуя, как выворачивается рукоять меча, я слегка сдвинулся влево и попытался вогнать дагу ему в бок. Он взмахнул левой рукой, в которой уже не было даги, но в бок я в итоге не попал, только распорол ему руку от запястья до локтя. Он вздрогнул и отпустил мой меч. Я отскочил назад, чтобы немного прийти в себя. Злодей перехватил меч двумя руками и попер на меня как кабан – решил покончить со мной, пока потерял не слишком много крови. Я еле-еле успевал уворачиваться от его ударов. Но через пару минут он начал уставать, кровь стекала по его руке к локтю и крупными частыми каплями падала на пол. В этот момент я осознал, что звон клинков за моей спиной прекратился, и, пока мы со Злодеем не сталкиваем наши мечи друг с другом, в пещере стоит тишина, только слышно, как мы оба тяжело дышим. Я начал медленно и осторожно обходить его по широкой дуге – пусть все будет трижды проклято, но я должен взглянуть, как там мои друзья.

– Энрик, не отвлекайся, – услышал я прерывающийся голос Лео, – мы все живы.

А враги, стало быть, нет. Прекрасно… и я чуть не пропустил направленный мне в живот выпад – Злодей опять взял меч правой рукой. Я рухнул на пол и покатился назад, потом вперед – и рубанул мечом ему по коленям, он подпрыгнул, но недостаточно быстро, и на его сапогах появились два косых разреза, хм, а по ногам-то я попал? Он ударил, пытаясь разрезать меня пополам, я подставил дагу, это было ошибкой – его правая намного сильнее моей левой. Его меч начал неумолимо опускаться, и выскочить не было никакой возможности, из последних сил, выворачивая плечевой сустав, я нанес ему укол в живот, который ему нечем было парировать, и, выпустив меч, резко покатился прямо ему под ноги. Противник не ожидал, что сопротивление его клинку прекратится так резко, и провалился вперед, мой меч ткнулся гардой в пол, и Злодей буквально насадил себя на клинок. На меня опять хлынула кровь, на сей раз красная. Будем надеяться, что не ядовитая. Я откатился немного в сторону и встал, тяжело дыша и глядя на своих друзей – все живы и здоровы.

– Что с тобой? – поинтересовался Лео. – Я думал ты его искромсаешь, с твоей-то скоростью.

– Ага! – иронично согласился я, подходя поближе. – С такой тяжеленной дубиной в руке! Сам бы попробовал!

– Поздно, ты его уже убил, – невозмутимо парировал Лео, хлопая меня по плечу.

– Никого не ранили? – спросил я.

– Синяки, – проворчал Роберто, – кольчуги помогли.

– Ну, и где эти несчастные пленные красавицы, которых нам надлежит спасти? – поинтересовался нетерпеливый Алекс.

– Надо было оставить кого-нибудь в живых, – вежливо заметил я друзьям, только что устроившим бойню воинам Злодея.

– Не догадались, – вздохнул Лео.

Глава 39

Я вернулся к телу Злодея, выдернул черный меч и, конечно же, забрал свой, будем надеяться, что больше черный клинок мне не понадобится. Потом оглядел зал повнимательнее: выход, точнее вход, через который мы сюда попали, был не единственным: кроме него имелись еще четыре тоннеля. Их все нам предстоит исследовать. Лео понял то же, что и я, и мелом написал слово «выход» около выхода. Кроме того, на него указывали тела павших воинов и расположение: входы в остальные четыре тоннеля находились ближе друг к другу.

– Ну, вперед, – предложил я друзьям.

Мы пошли в первый по часовой стрелке тоннель. Примерно через пятьсот метров на пути оказался небольшой круглый зал. Он был пуст, и из него вели еще три прохода. Отметив выход, мы опять переместились к первому по часовой стрелке проходу. Первая пара факелов догорела, и нам пришлось заменить их. Черт, пещера, похоже, и впрямь большая, хотя никакого движения воздуха не ощущается.

Первый тупик. Ну, слава Мадонне. Маленький круглый зал (любил же покойник все круглое), посередине гнездо – и три огромных яйца в нем.

– Это не страусята, – сказал Алекс, – это драконята.

– Угу, – согласился я, доставая меч из ножен.

Мы чуть не иззубрили свои мечи, пока я не догадался вынуть черный клинок – ему скорлупа этих яиц поддалась. Внутри находились зародыши драконов.

– Вот была бы радость окрестным жителям, – заметил Гвидо, морщась от отвращения.

Мы вернулись обратно во второй круглый зал, пошли по следующему ходу и в конце его обнаружили еще одну драконью кладку. Третий тоннель привел нас к еще одному гнезду, но там оказалась только скорлупа огромного яйца.

– Будем надеяться, что вылупившегося отсюда дракона мы уже прикончили, – предложил Роберто, – а то лови их тут.

– На бога надейся… – заметил Лео. – Мы расслабились. Даже небольшой дракончик может причинить уйму неприятностей.

– Ага, – согласился я. – Алекс, иди рядом с Тони. Вперед! Третий уровень здесь закончился. Похоже, это граф «дерево», проблем с обходом быть не должно.

Мы вернулись в большой круглый зал. Там ничего не изменилось – тела врагов продолжали лежать в тех же позах, что и раньше. Надпись, оставленная рукой Лео, была на месте. Порядок.

Второй тоннель. Еще один зал второго уровня – и на этот раз четыре выхода из него. Первый же ход привел нас в лабораторию. Хорошо, что широкая спина Роберто заслоняла вид для Тони.

Я нервно сглотнул и скомандовал:

– Алекс, уведи Тони назад и поверни его спиной.

– Что там? – сразу же заинтересовался Тони.

– Ты слышал, что я сказал? – спросил я сухо.

– Угу, – печально вздохнул ребенок.

Хрустальные саркофаги, содержащие обнаженных девушек – каждая с перерезанным горлом, – мы не тронули, а все остальное, включая многочисленные чучела каких-то жутких тварей, разбили на мелкие кусочки.

Назад. Следующий проход привел нас к запертой двери. Замок был просто огромным, а отмычку я вообще дома оставил.

– Надо было поискать связку ключей, – меланхолично заметил Алекс.

– В крайнем случае вернемся, – предложил я, начав ковыряться в замочной скважине своим кинжалом.

Через пять минут Роберто надоело ждать:

– Может, вышибить ее?

Я оглядел огромные железные скобы, окованные сталью дубовые доски и помотал головой:

– Тарана нет, разве что ты пожертвуешь свою голову. Обидевшийся Роберто выдал мне коленом по пятой точке, у меня дрогнула рука – замок щелкнул и открылся.

– Получилось, – радостно воскликнул я, – но если твоя коленка в следующий раз не поможет, я тебе отомщу.

Ребята тихо посмеялись.

– Осторожно, – предупредил Лео, – это первая дверь, которая нам тут встретилась. Черт знает, что за ней.

Я согласно кивнул:

– Встали вдоль стенки.

Ребята послушались, и я толкнул тяжелую дверь ногой. Дверь со скрипом отворилась, и… ничего не произошло, оттуда не полезли ни воины, ни монстры, ни даже красивые девушки.

Я сделал несколько шагов вперед и посветил факелом – дальше продолжался такой же точно коридор.

– Надо как-то эту дверь снять или заклинить – очень уж это похоже на ловушку, – предложил Гвидо.

– Ага, – согласился я.

Общими усилиями мы раскачали и вытащили огромные ржавые болты, на которых держались петли, и, пыхтя от напряжения, положили дверь на пол. Болты Гвидо положил в свой мешок. Я одобрил его осторожность – оказаться заживо замурованными в этом подземелье не хочется.

Дверь запирала все-таки тюрьму, а не ловушку, хотя эти понятия не слишком разнятся. В небольшом круглом зале было четыре двери с большими засовами.

– По одной, – предложил Лео.

Гнетущая атмосфера подземелья не напугала нас, но заставила быть гораздо осторожнее, чем обычно. Может, это не так уж и плохо.

В первой из камер сидела очень красивая и очень испуганная девушка с огромными, как у Ларисы, глазами. Увидев, что дверь открывается, она забилась в угол и сжалась в комочек.

– Мы не кусаемся, – весело приветствовал ее Алекс.

– Угу, – подтвердил Роберто.

– Леди, – вежливо поинтересовался Лео, – не хотите ли вы выбраться на поверхность?

– Я не леди, – дрожащим голосом призналась девушка, поднимаясь с грязной соломы.

– К черту подробности, – отреагировал я. – О! Прошу прощения.

Она робко улыбнулась, а потом мы все рассмеялись. Через минуту у девушки началась истерика, но, по-моему, в данной ситуации это вполне естественно и простительно. Я опять пожалел, что не ношу с собой носового платка, впрочем, утешилась она быстро.

– И как же вас зовут? – поинтересовался я.

– Джейн, – представилась девушка, – я из Трехгорья.

– Ага! – догадался Лео. – А нет ли у вас младшего брата Джека?

– А вы его видели?! – обрадовалась девушка.

– Он нас сюда провожал ночью, – пояснил Роберто, – самый храбрый мальчишка во всем Трехгорье.

– Хватит тянуть кота за хвост, – призвал Лео, – пошли дальше.

Мы открыли соседнюю дверь, уже не ожидая обнаружить там ничего ужасного. Как же мы ошибались! Это тоже была камера, и сидела там тоже весьма испуганная девушка, тоже весьма милая, но в дорогом платье изумрудного шелка, которому, правда, не пошло на пользу пребывание в темнице.

– Добрый день, леди! – весело приветствовал ее Алекс. – Пребывание в темнице плохо сказывается на цвете лица.

– Ну наконец-то! – заявила девушка резко. – Оставьте ваши глупые шутки и немедленно доставьте меня в Кейстор.

– Принцесса, – догадался Гвидо. Голос у него был какой-то безрадостный.

– Точно, – деловито согласился Алекс. Принцесса задохнулась от возмущения:

– Не смейте разговаривать так, как будто меня здесь нет! Я посмотрел на нее оценивающе, угрожающе прищуривглаза:

– Ваше высочество, – с издевательской вежливостью произнес я, – будьте так любезны выйти из камеры и держаться рядом с моим другом, – я оглядел ребят, – Роберто.

– Ты мне мстишь, – проворчал он.

– Ага, – легко согласился я, – пошли дальше.

Принцесса промолчала.

Лео выдвинул засов третьей камеры и открыл дверь. Сидящая там красотка бросилась ему на шею. Догадливая. Звали ее Анна, и ее похитили в Вулвертоне.

Полный социальный срез местного общества: Джейн была одета как серая мышка, Анна – как богатая горожанка. А принцесса – как принцесса. Картинка из учебника.

– Намерены ли вы, – произнесла принцесса ледяным тоном, – доставить меня в Кейстор?

– Разумеется, – ответил я. Это она так долго сочиняла свой вопрос, оказывается.

– В таком случае, почему мы еще не идем к выходу?

– Здесь могут быть и другие пленницы, – ответил Гвидо с некоторым недоумением в голосе, это же очевидно!

– Какое это имеет значение! – Она топнула ножкой. – Я – принцесса. И вы обязаны немедленно доставить меня в Кейстор, – тон у нее был как у торговки на окраинном рынке, только голос хорошо поставленный.

– Вот, ведьма! – проворчал Роберто.

Принцесса попыталась дать ему пощечину, Роберто перехватил ее руку и сжал в своей.

– Ваше высочество, – начал я со всем ехидством, на которое только был способен, – никто из нас ничего вам недолжен. И если вы еще раз раскроете рот без моего разрешения или попробуете кого-нибудь ударить, вы пойдете искать выход самостоятельно. И клянусь честью, мы не станем вас искать, когда вы заблудитесь.

Принцесса побледнела и сжала губы. Роберто выпустил ее запястье.

Анна и Джейн были напуганы так, как будто увидели дракона. Я ободряюще им улыбнулся:

– Вы, надеюсь, не считаете, что никого, кроме вас, и спасать не стоит?

Девушки отрицательно замотали головами.

– Вот и хорошо, – с облегчением вздохнул я.

Четвертая камера была пуста.

– На выход, – скомандовал я. – «Ослов и ученых на середину». [136]

– Ты не очень-то почтителен, – заметил мне Алекс.

– Это цитата! – пояснил я.

– Знаю.

Мы вернулись в зал второго уровня и пошли по третьему коридору. Долго бродим. Уже, наверное, ночь. Я, во всяком случае, здорово проголодался, но на этот раз еды мы с собой не взяли. Девушки начали спотыкаться.

– Устали? – спросил Роберто заботливо.

– Есть хочется, – призналась Джейн.

– Увы, – вздохнул Роберто, – придется потерпеть.

Принцесса бросила на него испепеляющий взгляд, но нарушить мой приказ не решилась.

– О, черт! – вдруг услышал я полный отчаяния и боли голос Лео, обернулся – и рванул назад, по дороге толкнув к стене одну из девушек.

Сзади на нас насел небольшой дракончик, размером с хорошего бегемота. Первым делом он сбил с ног Лео и сейчас пытался смять Алекса и Гвидо, вставших у него на дороге. Коридор был слишком узок для того, чтобы окружить драконенка, поэтому Гвидо нырнул под драконовскую шею, рубанул по левой передней лапе и помог Лео выбраться из под драконова брюха. Дракон взревел. Лео немедленно покатился назад по коридору, прямо под драконом, чтобы зайти чудовищу в тыл, ящер плюхнулся на пузо в надежде раздавить дерзкого, но не преуспел. Я убрал меч в ножны и встал за спинами Алекса и Гвидо…

– На счет «три» к стенам, – скомандовал я. – Раз, два, три!

…И, проскочив между ребятами, подпрыгнул, ухватился за шею ящера, подтянулся и выбрался ему на спину, он выгнул шею, пытаясь достать меня слабым языком пламени, но не попал, а только разбил себе нос о стенку. Лео добрался до хвоста, срубил его и полез на драконий хребет. Сейчас мы ему и голову срубим, и позвоночник разнесем. Я занялся шеей. Дракон продолжал реветь и упрямо пер вперед, Алекс и Гвидо с трудом сдерживали его натиск, в узком коридоре для Роберто уже не осталось места. И мы не знаем, что там, впереди. Хорошо, что он не занят боем. Я рубанул дракона по шее, и еще раз, и еще. На пятый или шестой раз я добрался до позвонков, после следующего моего удара дракон начал заваливаться на бок, еще через мгновение осел на брюхо. Голова рухнула на пол. Наступила тишина. На всякий случай я дорубил ему шею до конца, а Лео перерубил позвоночник посередине.

– Ты как? – спросил я у Лео.

– Помяли немного, – признался он, морщась от боли. – Не думал, что драконы могут так тихо ходить.

– Вот вам и скорлупки, – заметил Алекс.

– А перебраться мы через него сумеем? – задал Тони логичный вопрос – дракон закрывал выход.

– Сумеем, – успокоил его я, – там довольно много места. Я помог Лео спуститься вниз. Надо его полечить, срочно.

– Роберто, следи за коридором.

– Угу, – откликнулся он недовольным тоном – не дали подраться!

– Маленький привал, – сообщил я для сведения девушек. Интересоваться, не слишком ли они испугались, мне было некогда. – Сядь, – велел я Лео, – Гвидо, аптечку.

Когти дракона пробили куртку, кольчугу, гамбизон и рубашку, и на спине у Лео обнаружились довольно глубокие порезы.

Анна и Джейн предложили раненому свою помощь принцесса сидела в сторонке, гордо задрав подбородок, губы ее шевелились, наверное, сочиняла гневную речь, которую нам предстоит выслушать, как только мы выберемся из пещеры. Раньше она не рискнет. Насколько же нормальные" девушки лучше. И кстати, похоже, что, когда я рвался на бой с драконом, я толкнул именно Ее Высочество. Еще одно совершенное мною преступление против короны.

Минут через десять мы отправились дальше, но теперь со спины нас будет прикрывать Роберто. Он был очень доволен – избавился от принцессиного общества. А вот Лео… он так на меня посмотрел, что я почувствовал себя настоящей свиньей. Но все же для моего подраненного друга не так опасно идти рядом с веющей могильным холодом злобной девицей, как прикрывать нас с тыла.

Коридор привел нас к железной решетке, за ней была сокровищница. Значит, дракончик охранял именно ее. Золото грудами лежало просто на полу.

– Помнишь сказку? – обратился я к Алексу.

– Конечно, – согласился он.

– Пошли назад.

– Это же золото! – не выдержала Анна.

– Да, ну и что? – спокойно поинтересовался Лео.

Нам, конечно, легко так говорить, мы в этом мире временно. Но с другой стороны, судя по платью, и Анна далеко не бедствует. Джейн приходится гораздо хуже.

– Они собираются вернуться за ним позже, – с презрением в голосе заявила принцесса.

Я сделал шаг назад, взял ее за предплечье и сдавил так, чтобы было больно.

– Вы напрасно думаете, леди, что мои приказы можно игнорировать.

– Отпустите меня! – прошипела принцесса и рванулась. Я, однако, не выпустил ее руку.

– Энрик, – с осуждением в голосе произнес Лео.

Я отпустил девушку и добавил презрительно:

– Вы можете остаться здесь, лелеять свою алчность и позаботиться, чтобы мы не могли сюда вернуться.

– Нет! – в страхе воскликнула принцесса.

– В таком случае помалкивайте, а то у вас просто змеи с языка падают.

Принцесса гордо вздернула подбородок, но было видно, что она сейчас заплачет.

Мы пошли назад, перелезли через тушу дракона, Анна и Джейн храбро прошли сами, а испуганную принцессу Роберто перенес на руках.

Последний, четвертый, коридор привел нас в логово дракончика, и мы поскорее сбежали от ужасного зловония.

Когда мы вернулись в большой круглый зал, Тони почти со стоном сказал:

– И это еще только половина.

– Лучше не разделяться, – заметил Гвидо.

– Угу, – согласился я.

– Я потерплю, – со вздохом пообещал Тони.

Два других коридора не содержали никаких сюрпризов – один привел нас в казарму, а рядом оказалась кухня, и, ужасно проголодавшиеся, мы рискнули разделить и съесть окорок, явно свиной.

Последний коридор привел нас в апартаменты Злодея. Там тоже нечего было делать.

– Всё. Пора выбираться на поверхность, – сказал я.

– Я слышала, – робко произнесла Джейн, – что дракон украл не трех девушек, а гораздо больше.

Я кивнул:

– Да. Но им уже ничем не поможешь.

Джейн тихо ахнула. Принцесса посмотрела на нее с презрением, но, натолкнувшись на мой взгляд, промолчала. Лучше бы знатная красавица проявляла твердость духа, когда это действительно нужно.

Когда мы оказались на поверхности, уже светало. У ручейка, в котором мы купались прошлой ночью, горел костерок. Паши кони паслись неподалеку.

– Это что еще такое? – тихим шепотом поинтересовался я.

Алекс исчез в предрассветных сумерках. Через несколько секунд я услышал его смех и оклик:

– Эй! Идите сюда!

У костерка сидел очень довольный собой Джек:

– A y меня…

Договорить он не успел – ему на шею бросилась старшая сестра.

Уставшие до последней степени девушки упали на траву около костра и ни на что не реагировали, а мы отправились проведать своих лошадок и вернулись минут через пять.

– Ну, и что у тебя? – поинтересовался я.

– Ужин! – гордо заявил Джек. – Староста собрал, когда я сказал, что пойду вас встречать.

Мы рассмеялись.

– Скорее завтрак, – смеясь пояснил Алекс.

– Надо было быстрей поворачиваться, – проворчал Джек…

Привезенный Джеком провиант был съеден в мгновение ока. Даже принцесса приняла самое активное участие в этой грубой трапезе.

– Хорошо, но мало, – заметил Роберто.

– Угу, – согласился я, – поехали в Трехгорье. Будет нам второй завтрак.

Роберто, зловредно улыбаясь, подсадил мне в седло принцессу.

– Больше с ней никто не справляется, – невинным тоном пояснил он.

Принцесса презрительно фыркнула. Наверное, во мне, действительно, слишком слабо развиты рыцарские добродетели. С другой стороны, Лариса пока не жаловалась, а что думает обо мне эта напыщенная девица, наплевать.

Мы положили основание новому деревенскому празднику. Раз уж мы привезли пленниц – значит, точно всем напастям конец.

Селянки, увидев принцессу, неловко приседали в реверансе. Принцесса презрительно кривила губы, но простодушные крестьяне не замечали – они были счастливы. Дракон повержен, королевская дочь своими ногами ступила на площадь их прежде ничем не примечательного Трехгорья и даже согласилась зайти в гости к старосте и позавтракать. На самом деле, я держал ее за руку и сдавливал посильнее, когда чувствовал, что она сейчас что-нибудь ляпнет и испортит людям радость.

– Пустите! – зашипела принцесса, как только мы на минутку остались своей компанией. – Немедленно!

Я поднял брови и поинтересовался:

– А вы в состоянии вести себя прилично хотя бы час?

– Я всегда веду себя прилично, вы, хам! – Принцесса просто дрожала от негодования.

– Нам надо уехать отсюда прежде, чем здешние жители узнают вас поближе, – заметил Алекс, – а то это чревато революционной ситуацией.

– Что? – удивилась принцесса.

– Бунт будет, – кратко пояснил я. – Между людьми и пылью под вашими туфельками есть некоторая разница.

Тут в комнату вошла какая-то женщина с жареным поросенком на огромном деревянном блюде, и нам пришлось прервать политический диспут на самом интересном месте.

Часа через два мне удалось убедить гостеприимных селян, что нам надо срочно уезжать. Я выяснил, что местные жители завтра отправляются в Вулвертон довольно большой компанией, договорился, что они подвезут Анну до дому и заглянут в гномью слободу. Оставив друзей немного отдохнуть после второго завтрака, по объему больше всего напоминавшего завтрак, обед и ужин одновременно, я попросил бумагу, перо и чернила и сел писать письмо Двалину. Мой эпистолярный стиль предназначен для переписки по мейлу, а не для вежливых дипломатических писем обидчивым гномам. Да и почерк, надо сказать… Ну да ладно. Изделия, выходящие из его мастерской, я расхваливал минут двадцать, прежде чем удовлетворился результатом. Не то чтобы я стремился непременно получить причитающийся нам от барона Уэллинга гонорар, хотя… это как победный счетв игре. Меня больше беспокоило поведение принцессы, когда мы сдадим ее папаше с рук на руки, все-таки тюрьма и казнь – это поражение, тут даже убитый дракон не поможет. Черт бы побрал программистов, настоящие сказочные принцессы бывают милы и привлекательны. А эта… ведьма. «Уродство сатаны ничто пред злобной женщины уродством,». [137]Будем надеяться, что первый королевский советник достаточно умен, чтобы уметь быть благодарным, и сумеет урезонить капризную красавицу.

Глава 40

В Трехгорье не нашлось ни одной лошади на продажу. Когда мы уезжали, принцесса сама подошла к моему вороному, хотя никто на этом не настаивал. Я бы с удовольствием от нее избавился. А Алекс так ехидно улыбался… ну, погоди! Я что-нибудь зловредное придумаю, не будешь больше насмехаться! Поморщившись, я подсадил девушку в седло, и мы поехали в Кейстор. Дорога, что туда вела, была не совсем прямая, но в Вулвертон нам больше не заезжать.

Я надеялся, что к вечеру мы доедем до большого села Дане и нам не придется ночевать под открытым небом, один только бог знает, что нам придется выслушать, если принцессе придется ночевать в лесу…

Как следует пообедав в Трехгорье, мы скакали не останавливаясь, но на закате поняли, что заблудились, – по моим прикидкам, мы уже должны были въезжать в Дане, а нас окружал сплошной лес. Правда, великий скептик Лео, по своему обыкновению, считал, что я преувеличил скорость наших лошадок, и мы просто пока не доехали до деревни. Одно счастье – что дороги не имеют обыкновения заканчиваться прямо в чаще: люди практичны и, протаптывая путь, имеют в виду какую-нибудь конкретную цель. Принцесса замерзла в легком шелковом платье, и я отдал ей свою куртку. Она брезгливо поморщилась, но холод показался ей страшнее, чем многочисленные пятна грязи и крови.

Увидев впереди маленький огонек, мы рванули вперед так быстро, как только могли выдержать усталые лошади. Но впереди нас ждала не мирная деревня Дане, а огромный замок, зловеще темнеющий на фоне закатного неба.

– О! – нарушила молчание принцесса. – Это замок графа Рексема. Мы можем переночевать там.

– А вы бывали внутри? – поинтересовался я.

Принцесса согласно кивнула:

– Да.

Перспектива провести ночь в лесу заставила ее забыть, что я – хам и она со мной не разговаривает.

Я полюбовался черным силуэтом:

– Не слишком гостеприимный вид.

– Лес тоже не вполне безопасен, – заметил Лео.

Я хмыкнул, вспомнив, как мы переночевали на пороге у Злодея.

– Вы испугались? – ехидно поинтересовалась девушка.

– Ага, – согласился я не менее ехидно. – Дрожим все до одного. Граф… То ли дело драконы – существа тихие и незлобивые. Некромант, у которого вы побывали в плену, тоже.

– Что – тоже?

– Тихий и незлобивый, – уточнил я. – Как на меч напоролся – всю злобу потерял.

Принцесса презрительно фыркнула. Вот ведь вырастил кто-то девицу – рыцари не просто обязаны совершать подвиги, они еще должны делать это легко! Подумаешь, дракон, – этакие мелочи.

Мы остановили лошадей и некоторое время молча разглядывали неприступную графскую твердыню.

– Это может быть опасно, – заметил Роберто.

– В лесу тоже, – вздохнул Гвидо.

– Мы не бегаем от опасностей, – провозгласил Алекс. – Пусть лучше они бегают от нас.

– Хорошо сказано, – согласился я. – Ну что? Какие еще будут мнения?

– Не все ли равно, где рисковать? – лениво произнес Лео. – Я предпочитаю – в комфорте.

– Ну, раз даже ты хочешь под крышу… – потянул я, – поехали. Только, чур, ушами не хлопать.

Мой конь встряхнул гривой и вопросительно повел ухом.

– Тебе тоже нельзя, – обратился я к нему и чмокнул губами, чтобы он двигался вперед.

Через пять минут мы подъехали к закрытым на ночь воротам и остановились перед рвом, окружающем замок.

– Ну, – обратился я к принцессе, – и что мы должны прокричать, чтобы нам открыли?

Принцесса обернулась ко мне с растерянным видом:

– Я не… я не знаю, – сказала она неуверенно.

Ребята захмыкали.

– Бедная принцесса, – заметил я. – Скучная у вас жизнь – и ничего-то вы полезного не знаете.

Девушка взглянула на меня глазами, полными слез. Мне стало стыдно:

– Прошу прощения, больше я не буду над вами насмехаться.

Я вздохнул: раз принцесса не знает, будем импровизировать.

– Э-ге-гей! – завопил я во всю глотку, так, что лошадь Тони шарахнулась в сторону.

– Полегче, – проворчал Алекс, ловя ее за уздечку, – а то они решат, что у нас дурные намерения.

Замок хранил гордое молчание. Я подождал пару минут:

– Если нам не откроют, то у меня, пожалуй, появятся дурные намерения.

– Будем штурмовать его вшестером? – ехидно поинтересовался Лео.

– Ага, – легко согласился я. – Чем талантливее полководец, тем меньше ему нужно солдат. Э-э-э, кажется, это цитата. [138]

– А ты у нас гениальный! Как Наполеон, – заявил Алекс чуть ли не всерьез. – Справимся.

– Э-ге-гей! – завопил я снова. Не объяснять же Алексу, что он преувеличивает. – Пустите усталых путников переночевать!

В бойнице надвратной башни затрепетал огонек маленького фонаря, и грубый испитой голос закричал:

– Ну, ты, пьянь! Поди проспись под елкой, пока милорд граф не вздернул тебя на осине!

– Ну, ему для этого придется открыть ворота, так что пусть попробует! – весело ответил я.

Наступила пауза. Сторож, надо полагать, отправился за инструкциями.

– А если они начнут стрелять? – тихо и вежливо поинтересовался Гвидо.

– О, черт! – воскликнул я. – Прошу прощения, ваше высочество. Слезаем, прячемся за лошадей.

Да, цитата из пьесы «Ромул Великий» Ф. Дюрренматта.

Мы так и сделали.

– В темноте не попадут, – заметил Лео.

– Хм, а вдруг у них есть настоящий мастер, такой, что стреляет на слух, – возразил Роберто.

Лео только вздохнул. Из лука даже он стреляет не очень.

– Э-э-э, ваше высочество, – робко предложил Гвидо, – а вы не хотите подать голос, назваться и предложить им пустить нас внутрь?

Ценная идея, почему она сразу не пришла в голову, причем в мою?!

– Да как вы смеете… – начала возмущенная принцесса.

– Стоп! – прервал я ее. – Без вас мы с удовольствием переночевали бы в лесу. Если вы ничего не имеете против, можно так и поступить. Но тогда никаких жалоб я не потерплю.

– Вы самый отвратительный тип из всех, кого я только знаю! – решительно заявила принцесса.

– Отвратительнее некроманта, который собирался перерезать вам горло? – ехидно поинтересовался Алекс. – Вам повезло – вы не видели его лабораторию. А дракон – вообще милашка.

Принцесса ничего не сказала в ответ. И стало уже совсем темно, и я не видел выражения ее лица.

Несколько минут полной тишины. Я набрал в грудь побольше воздуха и собирался уже снова завопить и нарушить ровный глубокий сон обитателей замка, как в надвратной башне опять появился свет.

– Я… я попробую, – неуверенно произнесла принцесса.

– Смелее, – подбодрил я ее, – а то вам никто не поверит.

– Откройте ворота! – громко произнесла принцесса хрустальным голосом. – Здесь принцесса Элизабет.

Боже мой, ее, оказывается, зовут Элизабет. Язычок свечи в бойнице затрепетал, возможно, сторож не мог сдержать смех, и у него тряслись руки.

– Принцессу похитил дракон, – лениво прокричал он в ответ, – это все королевство знает.

– Вот именно! – согласился я. – Драконовы уши я предъявлю твоему господину. Открывай!

– Сейчас пойду спрошу, – прокричал караульный с большим энтузиазмом.

Святая простота – подробность про уши показалась ему убедительной.

Я проверил, легко ли выходит клинок из ножен, – не расслабляться. В Средние века самое мерзкое коварство встречалось гораздо чаще рыцарской прямоты и честности. Впрочем, почему только в средние…

Граф Рексем оказался не робкого десятка и внезапной ночной атаки через открытые ворота не испугался – подъемный мост, отчаянно скрипя и громыхая, пополз вниз.

– Сработало, – констатировал Алекс, облегченно вздохнув.

– Не расслабляться, – процедил я сквозь зубы. – Безопасности не существует.

– Угу, – серьезно согласился Лео.

Я подсадил принцессу в седло, сам я собирался войти в замок пешком – конному бою на мечах меня не учили. Ребята поступили так же, удивленному Тони я все объясню позже. Если спросит.

В воротах, за опущенной решеткой стояла шеренга одетых в кольчуги воинов с длинными копьями наперевес – первый заслон на случай конной атаки, чуть дальше гарцевали на лошадях несколько рыцарей.

Как только мы пересекли ров, за нашей спиной опять заскрипело, захрипело – и мост начал подниматься. Разумно, теперь они могут ничего не опасаться, а вот мы в ловушке. И если граф Рексем не захочет нас выпустить, мы дружно сгнием в его подземельях. Как наши предки в гости ходили, уму непостижимо!

Некоторое время нас рассматривали, я подвел своего коня с сидевшей на нем принцессой поближе к строю пехотинцев.

– О! Ваше высочество! – услышали мы чей-то удивлен ный возглас.

Решетка поползла вверх, и мы наконец-то смогли войти в замок.

Одетый в сверкающие доспехи Рексем спешился и показал нам, невежам, как надо кланяться принцессе и как надлежит ее встречать. Впрочем, оттереть нас в сторонку мы его рыцарям не позволили – из того, что граф знает королевскую дочь в лицо, вовсе не следует, что она здесь в безопасности. Ну и отослать нас на кухню я не позволю, скорее уж мы тут устроим хорошую махаловку на мечах, сто лет вспоминать будут.

Порядочная толпа, состоящая из графа Рексема под ручку с принцессой, нас, нескольких его рыцарей, безуспешно пытающихся обогнать нашу компанию (сейчас тут дуэлей будет!..), простых солдат и многочисленной дворни потянулась в замок, под крышу.

В дверях большого зала дорогу нам преградил пышно одетый старик, сильно смахивающий на дворецкого с Ористано. Я инстинктивно затормозил – пожилой человек.

Наши видавшие виды куртки, скрывающие не чищенные после боя кольчуги, подверглись внимательному изучению. Я поежился.

– Как прикажете доложить? – поинтересовался старик.

Он и есть дворецкий, только тогда это как-то иначе называлось. Э-э-э, мажордом, вот как.

Алекс чуть оттолкнул меня плечом, я отодвинулся – Средние века интересуют его всерьез, может, он сочинит что-нибудь умное. Алекс сочинил. Он назвал дворецкому наши настоящие фамилии, приписав каждому из нас целую толпу знатных предков, а по белу свету мы скитаемся, потому как младшие сыновья. Имена Алекс энглизировал, так что я оказался сэром Генри (хорошо еще, что не Баскервилем), Лео – сэром Лайонелом, только Гвидо Алекс энглизировать не сумел. В рыцари у нас не посвящен оказался один только Тони – молод еще. Однако, учитывая, сколько подвигов совершил он за последние два дня, наш отряд надеется, что какой-нибудь владетельный сеньор, имеющий право посвящать в рыцари… и так далее. Разошелся наш болтун не на шутку. Я ткнул его кулаком в бок:

– Кончай, а то ужинать мы будем на рассвете.

Этот аргумент произвел впечатление на голодного Алекса, и он заткнулся.

Мажордом удовлетворенно кивнул и громовым голосом повторил всю ту ахинею, которую только что услышал. Самый великий подвиг за последние дни мы совершили прямо сейчас – не расхохотались.

Принцесса была приятно удивлена, что ее спасители оказались такими знатными господами. Надо полагать, теперь нам можно хамить принцессам.

Большой зал выглядел точно так, как положено выглядеть залу в средневековом замке: голый серый камень стен прикрывали кое-где шкуры (охотничьи трофеи), знамена, части доспехов и оружие (боевые трофеи). Пол засыпан соломой, впрочем, чистой. В огромном камине можно былобы зажарить быка на вертеле. Рядом возились, грызли кости и лениво грызлись между собой собаки, сильно смахивающие на ирландских волкодавов. Посередине зала стоял длинный, ничем не покрытый стол, в дальнем от входа конце на небольшом возвышении к нему был приставлен стол поменьше, который покрывала шитая золотом скатерть. За ужином я убедился, что Алекс знал, что делал, – только по великой знатности рода нас посадили за чистый господский стол, куда блюда прибывали в первую очередь, где имелись тарелки и где у окружающих были хоть какие – то манеры. Все равно манеры крестьян из Трехгорья казались мне более изящными.

Принцессу посадили на почетное место слева от хозяина дома, кажется, это место хозяйки, но граф оказался вдовцом. Мы с ним померялись взглядами, и я первый раз в жизни чуть не проиграл. У него был прямой, пронзительный взгляд, твердый подбородок и лицо профессионального воина, лет ему было около сорока, а двое его взрослых сыновей сидели рядом с нами на возвышении, от самого почетного места их, правда, оттерли – я самочинно устроился слева от принцессы. Ребята сели справа от графа, там, где им указал мажордом.

Граф Рексем был занят только принцессой. Королевская дочь своим хорошо поставленным хрустальным голосом жаловалась на пещерную тюрьму и на дурное питание. На нас она не жаловалась, только ахая повспоминала про бой с дракончиком, происходивший в ее присутствии. Мне пришлось оправдываться, что дракончик был маленький и никакой опасности для принцессы не представлял.

– Большого дракона мы убили накануне, – пояснил я.

– Мне не показалось, – с издевательской вежливостью заметила принцесса, – что вы сочли его неопасным, когда смели меня к стене. Впрочем, я вас прощаю.

– Благодарю вас, ваше высочество, – таким же тоном ответил я. – Приятно думать, что по прибытии в Кейстор мне отрубят голову только два, а не три раза.

Принцесса слегка покраснела и опустила глаза.

– Что это вы сделали? – удивился Рексем.

– Говорят, я был не слишком вежлив с дамой, – пояснил я.

– Вы накликаете беду на свою голову, сэр Генри, – заметил граф.

– Разве не из бед состоит вся жизнь странствующего рыцаря? – парировал я с усмешкой.

– А я до сих пор думал, что из подвигов, – ехидно заметил виконт.

– Дракон – это большое несчастье. Некромант, который его вырастил, тоже, – мягко заметил я.

– Для крестьян, – покривившись от презрения парировал мой собеседник. Ну и дурак же он, а королевскую дочь кто украл?

Принцесса помрачнела. Граф бросил на сына грозный взгляд.

– Они не менее вас наделены бессмертной душой, – возразил я экзальтированным тоном фанатика-крестоносца. Со священником я бы не рискнул затеять теологический спор, а с этим полуграмотным бугаем…

Полуграмотный бугай заткнулся. Жаль, было бы смешно.

– Так кто же из вас убил дракона? – поинтересовался его младший брат.

Я воззрился на него с удивлением:

– Мы сделали это все вместе.

– Это недостойно рыцаря! – воскликнул виконт. Ну и придурок. Наступила напряженная тишина.

Я резко вонзил свой кинжал в стол в миллиметре от его ладони. Он отдернул руку.

– Ваш отец, – начал я тихо, угрожающим тоном, – оказал нам гостеприимство, за что я ему очень благодарен, – вежливый поклон в сторону графа. – И мне не хотелось бы убивать его сына. Но оскорблять себя я не позволю, – я сделал небольшую паузу. – Отчего же вы, такой храбрый рыцарь, не отправились спасать ее высочество самостоятельно? Только не говорите мне, что вы не знали. Знали! Он побагровел и открыл рот, силясь придумать ответ.

– Сэр Генри, – решительно вмешалась принцесса, – я запрещаю вам бросать вызов виконту Рексему!

– Я вам не вассал! – возразил я резко.

– Вы поклялись доставить меня в Кейстор!

«Заткнись!» – прошептал Лео одними губами. О черт! И он, и принцесса правы: чего это я взвился?

– Прошу прощения, ваше высочество, – произнес я спокойно.

Граф Рексем решил сгладить острые углы и очень вежливо попросил рассказать о бое с драконом. Все с облегчением вздохнули, и Алекс начал свое повествование с драки в трактире. В нашем драгоценном пустомеле погибает менестрель. Или трубадур?…

Я что-то ел, что-то пил – и изрядно расслабился в тепле и уюте.

Постепенно шум в зале утих, кое-кто из слуг уже отвалился от стола и устроился поспать прямо на покрытом соломой полу.

Граф подал принцессе руку и предложил ей проследовать в опочивальню. Мы не такая чистая публика, как принцесса, поэтому нас в «опочивальню» провожал мажордом. Ну и крутые же в этом замке лестницы…

Глава 41

Когда мы остались одни, я обнаружил, что Тони где-то носит, а Алекс продолжает стоять в дверях и не заходит в комнату.

– Тони! – воскликнул я. – Где он?

– Т-ш-ш! – остановил меня Лео. – Протрезвись, умник! Он узнает, где принцесса, и придет.

Меня и впрямь здорово развезло, я потряс головой, чтобы в мозгах наступило некоторое просветление. Не помогло. Лео внимательно оглядел лишенную засова дверь:

– Не пойдет. Роберто, взгляни, что там в комнате на против.

Роберто выскочил в коридор.

– Умойся. Вот вода, – велел мне Лео. – Твоя судьба – прожить трезвую жизнь.

– Э-э-э, – удивился я, – а чего я не заметил?

– Ты не заметил злобного взгляда виконта и насмешливых, обращенных на него. Какого дьявола ты выставил его таким дураком?!

Я поскорее опустил лицо в тазик с холодной водой – натворил я дел, если уж Лео рассердился…

Холодная вода помогла – я пришел в нормальное состояние, в этот момент в комнату проскочил Тони:

– Ниже этажом, и у ее двери граф поставил охрану, – доложил он.

– Тебя не засекли? – поинтересовался Лео. Тони скорчил недовольную мину:

– Конечно, нет!

Роберто тихо проскользнул в дверь:

– Три комнаты напротив пусты, и там почему-то есть засовы на дверях. Непонятно, зачем надо было запихивать нас всех в эту конуру?

– Затем, что у кого-то слишком длинный язык, – все еще очень сердито откликнулся Лео.

– Зря ты катишь бочку на Энрика, – заметил Гвидо, – внутренний засов с этой двери убрали не полчаса назад.

Гвидо тоже немного перебрал вина и очень старался говорить правильно, чтобы никто этого не заметил. Лео проигнорировал последнюю реплику:

– Ночуем напротив, спим вполглаза, – скомандовал он.

Убедившись, что коридор пуст, мы передислоцировались и закрылись на засов. Лео постоял у двери, подумал, покачал головой:

– Нет, это мышеловка.

…Сдвинул засов и чуть приоткрыл дверь.

– Роберто, ты дежуришь первый, – как сквозь вату услышал я голос Гвидо и рухнул поспать на какую-то покрытую ковром лавку, даже не выяснив, когда моя очередь.

Она наступит – меня разбудят.

Кто-то осторожно прикоснулся к моему плечу, я сел и открыл глаза – в комнате царила полная тьма.

– В коридоре уже целый отряд собрался, – прошептал Лео мне на ушко.

– Ясно, – выдохнул я.

В узкой щели, оставленной Лео еще вечером, промелькнул свет факела.

– Сколько?

– Больше десяти, – ответил Лео.

– Когда они рванут нас резать, – предложил я, – действуем безо всяких там рыцарских вызовов, ночные убийцы их не заслуживают.

– Ага, – согласился сэр Лайонел.

Мы собрались около двери, на ощупь выяснили, кто где находится, я отодвинул юных героев сэра Гвидо и мастера Энтони подальше от выхода – нам только не хватало застрять в проеме, дабы враги умерли от хохота.

Там, в коридоре, кто-то ногой толкнул дверь комнаты напротив – началось.

Очень тихо и медленно Алекс раскрыл нашу дверь. Интересно, чем они ее вечером смазали? «Ядом горыныча»?

С громким лихим гиканьем (пусть они успеют хотя бы испугаться) мы вылетели в коридор и напали на врага.

Эти болваны собирались перерезать сонных, усталых и не вполне трезвых рыцарей, поэтому кольчуг не надели, А зря!

Через пару минут все было кончено, только Лео держал за горло чуть живого от страха виконта Рексема. Приставленный к сонной артерии кинжал мешал ему закричать и позвать на помощь.

– Гостеприимство так и прет, – спокойно заметил я. – Все целы? Тони?

– А чего я? – возмутился малыш.

– Рвешься вперед очертя голову, – пояснил я. – Гвидо, придерживай его, а то ты и сам…

– Грхм! – отреагировал Гвидо. Разбираться, было это согласие или возмущение, некогда.

– Быстро вниз за принцессой, а то ее тут выдадут замуж, не спросив ее мнения на сей счет.

– А почему еще никто не прибежал? – поинтересовался Алекс. – Такой тарарам…

Лео толкнул пленника в бок:

– Почему?

– Иди к дьяволу! – откликнулся виконт.

Да, допрашивать его просто некогда. Предводительствуемые Тони, мы отправились за Ее Высочеством.

Гвидо схватил Тони за шкирку, как только мы спустились по лестнице на один этаж:

– Сам же говорил, там охрана, – пояснил он тихо. Алекс заглянул за угол:

– Двое, – доложил он, – с алебардами.

Не было печали, так черти накачали! Алебарда в умелых руках – это очень серьезно. Тем более что никому из нас еще не приходилось сражаться с таким противником.

– Лео, мы с тобой выходим и требуем, чтобы они разоружились, – прошептал я.

Лео, продолжающий держать виконта за горло удушающим захватом и угрожать ему кинжалом, кивнул.

Так мы и сделали. Стражники не рискнули изображать из себя героев и по моей команде бросили алебарды и отошли в сторону.

Я постучался в дверь:

– Ваше высочество! Вставайте, мы уезжаем.

– Что? – раздался сонный испуганный голос принцессы.

– Некогда объяснять! – крикнул я, радуясь, что девушка проснулась. – Скорее.

Препираться Элизабет не стала.

Коридор начал заполняться трущими заспанные глаза воинами и слугами графа. Сам Рексем не появлялся. Я рявкал на каждого не совсем проснувшегося графского человека, и он, осознав, что я держу в своих руках жизнь наследника, послушно бросал оружие и становился в длинный ряд своих товарищей у противоположной стены коридора.

– Не хватило терпения дождаться наследства? – резко спросил я у виконта.

– Тебе никто не поверит! – бросил он в ответ.

– Когда господь хочет наказать человека, он лишает его разума, – со вздохом отреагировал я. – У нас полно стью отсутствуют мотивы.

Пробиться к выходу, увести лошадей, уйти от погони, шантажируя гарнизон гибелью виконта… Слишком сложно, слишком велика возможность срыва. Нам срочно нужен союзник. Ага, вот и он. Младший сыночек Рексема наконец-то появился на сцене.

– Граф убит! – воскликнул он, увидев толпу народу и не успев осознать, что здесь происходит. Увидев Лео и брата, он схватился за меч.

– Не спешите! – порекомендовал я.

– Что это значит, сэр Генри? Не вы ли упоминали о законах гостеприимства.

– Да, – легко согласился я, – и готов повторить каждое сказанное мною слово. Попытка убить гостя, пока он спит, кажется мне, как бы это сказать поточнее…

Продолжения не потребовалось. Глаза юноши расширились, он ахнул.

– В наших краях, – заметил я, – убийца не может на следовать убитому.

В глазах младшего сыночка отразилось понимание ситуации. Отлично.

Дверь в опочивальню принцессы распахнулась, и девушка присоединилась к нам.

– Что случилось? – выпалила она, и обращалась она ко мне.

– Виконт решил, что наше присутствие поможет ему унаследовать графство раньше времени.

– Они лгут! – возопил теперь уже не виконт, а либо граф, либо покойник в самом ближайшем будущем.

– Я верю вам, сэр Генри, – величественно произнесла принцесса.

Облегченный вздох нашей компании и потрясенный – всех остальных был ей ответом.

– Отведите его в темницу! – продолжала Элизабет так же величественно.

Как ни странно, сработало. Сэр Ричард кивнул, его братца забрали из захвата Лео и, завернув ему руки за спину, потащили к лестнице. Темницы, наверное, находятся в подвале.

– Я думаю, нам следует уехать немедленно, – произнес я уверенно, но приказывать принцессе почему-то уже не мог.

– Я готова, – просто ответила она.

Через полчаса лошади уже несли нас по темной дороге, за нашей спиной на фоне светлеющего предрассветного неба остался черный зловещий замок и только что совершенное в нем ужасное преступление. Я поежился – есть вещи, которых мне никогда не понять.

– Надо было ночевать в лесу, – подал голос Роберто, – ничего бы не случилось.

– Да, наверное, – согласился я.

– Наверняка все это было задумано уже давно, – заметил Алекс, – так что рано или поздно…

– Лучше поздно, – процедил Лео сквозь зубы.

– Нам еще повезло, что он так глуп, – добавил Роберто.

Солнце уже три часа как взошло, когда мы увидели на горизонте шпили и башни большого города.

– Кейстор! – благоговейно выдохнула принцесса.

Я остановил коня и полюбовался открывающимся видом.

– Почти Камелот, – насмешливо произнес Алекс. Мне пришло в голову то же сравнение.

Девушка соскользнула с седла и сделала два шага вперед. И тут…

– Стоп! – услышали мы с небес.

Замерли наши резвые скакуны, замерла принцесса, легкий утренний ветерок сменился мертвым штилем.

– Ну-у! – разочарованным хором возопили мы.

– Выход в пятидесяти метрах к востоку, – игнорируя наши протесты, продолжал голос с небес.

Тяжело вздыхая, мы сползли с мертвых статуй, еще мгновение назад бывших нашими скакунами, и медленно потащились к люку. Сказка кончилась.

В комнатке внизу лежали такие обыкновенные шорты, футболки и кроссовки, стальные на полигоне мечи опять превратились в деревяшки. Похоронное настроение коснулось даже неунывающего Алекса.

– Это считается, что мы победили? – немного удивленно спросил Тони.

– Вряд ли. – ответил я. – скорее, время вышло.

Наверху нас встречали двое: Бовес и еще один тип, худой, длинный и изможденный, как будто он лет десять просидел в подземельях Рексема.

– Ну как? – поинтересовался Бовес.

– Издеваетесь?! – возмутился Лео.

– Не наигрались еще? – ухмыльнулся сержант. – Хорошенького понемножку. Вечером уже полетите в Палермо.

– Понятно, – потянул Алекс. – А интрига была рассчитана на дураков, чтобы мы побыстрее с ней разобрались?

– Не понравилось? – спросил тип.

– Фентезийная стрелялка. Уровень «дилетант», – заметил Гвидо.

– Он еще и недоволен, – проворчал Бовес.

– Ну почему нельзя было подождать еще часа два?! – возмутился я.

– Очень хочешь получить свои тринадцать тысяч золотых? – ехидно поинтересовался сержант.

– Ага! Число «тринадцать» приносит мне удачу.

– Хватит махать кулаками после драки, – осадил нас Бовес, – назад вы уже все равно не попадете.

– Угу, – печально согласился я. Худой тип попрощался и ушел.

– Кто это? – поинтересовался Роберто.

– Главный архитектор полигона, – с насмешкой в голосе ответил сержант.

– Ух ты! – воскликнул Гвидо. Алекс опустил голову и покраснел:

– Черт! А я такое несу…

– Зато в следующий раз тут такое будет… – Я постарался утешить смущенного и виноватого Алекса.

– Ну, я просто… жаль, что все так кончилось. На самом деле было здорово, а я его так обидел.

Я только пожал плечами: лично меня всегда критикуют, что бы я ни сделал. Сегодня вечером я уже буду рассказывать профу про «Ночную игру». Могу спорить на крупную сумму, что ругать меня он будет часа два, не меньше, а если этого не произойдет, значит, за то время, что мы не виделись, он почему-то решил, что я идиот или слабак.

* * *
В лагере выяснилось, что мы вернулись с полигона последними. Все остальные уже собирали рюкзаки, складывали и сдавали палатки.

Из мира Средневековья нас выдернули, чтобы мы могли поучаствовать в торжественном построении по поводу окончания смены. Куча медалей оттянула мне шею, да еще и Алекс требовал, чтобы я каждый раз заносил его на пьедестал, я слабо отпихивался, но быстро сдавался.

Наша драконоборческая эпопея целых два часа пользовалась огромной популярностью, так что, когда мы (без Алекса) разобрали палатку, сложили рюкзаки и собрались идти обедать, нам пришлось силой выдирать его из толпы восхищенных слушателей.

В столовой счастливый и довольный (по не слишком понятной мне причине) Валентино пару раз прошел мимо нашего стола, я сделал вид, что не заметил, тогда он остановился напротив и продемонстрировал мне свой розовый язык.

– Ангины нет, – констатировал я. – Чего тебе еще?

– Несмотря на все твои старания, – заявил он напористо, – капитан Ловере дал мне рекомендацию в военную школу!

Я пожал плечами:

– Поздравляю. Но при чем тут я?

Он возмущенно фыркнул и ушел. А чего он ждал, что я буду рвать волосы на голове от досады? Ребята захмыкали.

– Сильно мы его достали, – заметил Алекс.

– Тем, что всюду обошли, что ли? – задал Лео риторический вопрос.

– Ага.

Скандиано нас не заботил. И все-таки интересно, почему Ловере так поступил? И как Валентино вообще решился обратиться к нему с подобной просьбой? Я бы постеснялся, это точно.

Лениво размышляя на эту тему, я побрел по аллее. Если бы чья-то сильная рука не придержала меня за плечо, я бы в кого-то впилился. Я поднял глаза: напротив меня стоял Ловере.

– О! Прошу прощения, я задумался.

– Лейтенант Дронеро сбил бы тебя с ног и вежливо заметил, что ты не готов к бою, – улыбнулся капитан.

– Угу, – вздохнул я.

– Я даже догадываюсь, о чем ты задумался.

– Неужели я такой прозрачный?

– Нет, но я видел недавнюю демонстрацию за обедом.

Меня осенило:

– Ну, если в Палермо у корпорации Кальтаниссетта одна военная школа и вы в ней преподаете, то все понятно.

– Ну и…

– Вы тоже не любите проигрывать, – выпалил я.

– Никто не любит проигрывать.

– Ну-у, не все, потерпев поражение, стремятся переиграть и превратить его в победу. Некоторые смиряются.

– Я бы не назвал это поражением… Но это, конечно, не победа. А у тебя что – острый приступ скромности, или тебе не нужна рекомендация, или ты не хочешь учиться с ним в одной школе? Или думаешь, тебе фамилии хватит?

Я вспыхнул и помотал головой:

– Фамилии, медалей, отличного аттестата… Я думал, вы знаете. Я учусь в университете. Еще на одно учебное заведение у меня просто не хватит времени.

– Ого! Ну ладно, удачи, – Ловере улыбнулся и протянул мне руку, и я ее с удовольствием пожал. – Приятно было познакомиться.

– Мне тоже.

Начальник лагеря лишь слегка развеял мою печаль. Причин для грусти у меня было много: во-первых, нас выдернули с полигона, словно морковку из грядки, и мы не успели насладиться своим триумфом, во-вторых, смена кончается, через пару часов мы уже грузимся в аэробус и – прощай, Пальмарола. А я еще не наигрался, рассчитывать на будущее лето не приходится, второго отпуска мне не будет, такая удача выпадает в жизни один раз.

Я тяжело вздохнул и отправился на пляж – последнее купание, ну и надо попрощаться с ребятами, обменяться кодами, написать кому-то что-то на память. Почему-то для этого принято использовать футболку с ястребом.

Загрустил не только я. Лео сидел у нашего остывшего кострища и тихо перебирал струны гитары, я пристроился рядом и обнял его за плечи. Постепенно вокруг нас собралась довольно большая печальная компания. Лео слегка улыбнулся и запел:

Опять меня тянет в море,
где небо кругом и вода.
Мне нужен только высокий корабль
и в небе одна звезда,
И песни ветров,
и штурвала толчки,
и белого паруса дрожь,
И серый, туманный рассвет над водой,
которого жадно ждешь.
Опять меня тянет в море,
и каждый пенный прибой
Морских валов,
как древний зов, влечет меня' за собой.
Мне нужен только ветреный день,
в седых облаках небосклон,
Летящие брызги,
и пены клочки,
и чайки тревожный стон.
Опять меня тянет в море,
в бродячий цыганский быт,
Который знает и чайка морей,
и вечно кочующий кит.
Мне острая, крепкая шутка нужна
товарищей по кораблю
И мерные взмахи койки моей,
где я после вахты сплю. [139]

Глава 42

В аэробусе было шумно и весело, только мне было по-прежнему грустно.

– Ты чего? – с тревогой поинтересовался Лео.

– Ну-у-у, полигон. Не знаю… Тринадцать тысяч тут ни при чем, как ты понимаешь.

– Угу, сразу я этого не заметил, – задумчиво произнес Лео. – Там – как под водой. Мир сопротивляется.

– Точно! – согласился я. – Всё ненастоящее и неподвижное.

– Я не такой великий спец по Средним векам, как Алекс, но, кажется, так все и было – характерное время изменений лет сто, не меньше.

– Не только это. Куклы – не люди, с ними ничего не происходит. Ну, как с персонажами приключенческой мути. Славный герой пришел на первую страницу книги и сошел с нее на последней таким же славным героем.

– А принцесса?

– Отражение мира, – бросил я. – Она такая же, как окружающая ее в данный момент среда.

– Ха, почти все люди такие. Мир влияет на них, ничего не получая взамен.

– Это меня и раздражает. И еще, в компьютерную игру попадать совсем не весело. Ну, потому что там дерево решений. Как тот лабиринт. Если ты попал в тупик, выйти можно только через вход, ломать стены – нельзя, за ними попросту ничего нет.

– В реале тоже дерево.

– Это почему?

– Помнишь, как мы познакомились? Допустим, мы бы подрались…

– Э-э-э, тогда вы с Терезой успели бы на катер… – Я помолчал. – Кремона захватила бы Джильо, – произнес я вывод цепочки рассуждений.

– Не обязательно, – потянул Лео, – но, в общем…

– Обязательно. Если бы мы полетели без тебя, нас бы убили в первом, максимум втором бою. К тому же мы полетели на эти скалы потому, что Лариса с Джессикой решили научить Терезу лазать.

– Ну, тогда все произошло потому, что на Ористано нет скал.

– Вот, черт! Принцип неопределенности правит миром.

– Радуйся. Поэтому ты свободен.

Я улыбнулся, а потом рассмеялся:

– Весь разговор ради этого?

– Ага, – весело подтвердил Лео.

Провожают в военные лагеря девушки, а встречают родители. Еще одна традиция, о которой я только что узнал. Проф весело посмеялся над моим экзотическим видом: камуфляжка с гербом несуществующей корпорации прямо под кальтаниссеттовским ястребом – и Стратег в виде пушистого воротника на моей шее. Вскоре нам пришлось сбежать – слишком уж много внимания уделяли главкому дети и их родители. Этого проф не вынес, и мы с ним быстро-быстро забрались в элемобиль и уехали домой.

Я полночи делился впечатлениями, даже рассказал проночное купание.

– Жаль, что тебя не поймали, – резко заявил проф, нахмурившись.

Кто меня за язык тянул? Я обиженно надулся:

– Зверь-трава меня и так неслабо наказала.

– Только это меня и утешает…

Я отвернулся, обидевшись еще пуще.

– Мне не нравится твое стремление к смерти, – пояснил проф серьезно.

– Ладно, – проворчал я, оборачиваясь. – Продолжать?

– Давай, – легко согласился проф.

Я облегченно вздохнул. Потом я показывал фильмы, комментировал и еще часа два слушал, что именно я сделал не так во время «Ночного боя». У-у-у! А я еще нос задирал. Ужасно! Правда, я знал, что всё так и будет.

– Понятно, – вздохнул я, – у меня появилась плохая привычка: я смирился с фактом существования потерь.

– Ну, раз ты это понимаешь, еще не все потеряно, – слегка усмехнулся проф невольному каламбуру.

На утро у меня было назначено свидание с Ларисой: мы собирались гулять целый день.

Я ждал Ларису у входа в парк. Она немного опоздала, и я заметил ее раньше, чем она меня.

О, Мадонна! Я знал, что у меня красивая девочка, но настолько!.. А я только три письма за пять недель написал, будет мне сейчас на орехи, и хорошо, если она еще никого не завела: такого болвана, как я, не грех и помучить. Спокойно, не психуй! Тогда она бы просто не пришла.

Мы не виделись тридцать пять дней. За это время грудь у Ларисы стала выше, талия тоньше, бедра приобрели тот самый крутой изгиб, который рисуют на всех рекламах, если там изображена красивая женщина.

Лариса заметила меня и улыбнулась. Слава тебе, Мадонна, она не сердится. Я раскрыл объятия, и моя девочка бросилась мне на шею. Я ее покружил и поставил на землю, не убирая рук с талии. Пока мы целовались, я чувствовал себя так, словно через меня пропустили высоковольтный разряд… Чтобы справиться с искушением, я медленно и осторожно погладил девочку по спине. Лариса подняла глаза и посмотрела на меня с удивлением и осуждением: так тоже нельзя, моя девочка – недотрога. Вот когда она будет моей женой, я смогу целовать и обнимать ее как хочу! А это будет так нескоро… Я университет закончу, она – школу. Если я, конечно, доживу до этого момента. А если я каждый раз буду подвергаться такому испытанию, то, скорее всего, меня раньше похоронят. Что же делать? Не целоваться? Ни за что! Лучше умереть.

– Энрик! – с беспокойством произнесла Лариса, как только закончился второй длинный (сколько мы не виделись!) поцелуй. – Что с тобой? Ты дышишь, как загнанная лошадь.

– Ничего, – я помотал головой, – всё нормально.

– Тогда рассазывай, чем ты там занимался, а то мы с мамой просто загорали на Липари, это неинтересно.

– Что, никакие пираты не нападали? – с иронией поинтересовался я.

– Болтун. Рассказывай.

– Ну, на нас тоже пираты не нападали, – хмыкнул я и начал рассказывать. По дням. Получить генеральское одобрение моим действиям значительно сложнее, чем Ларисино.

Мы гуляли целый день и говорили, говорили, говорили. У меня в очередной раз сел голос.

* * *
Мы так и не придумали, чем заняться на каникулах. С утра мне никто не позвонил, и я тоже не стал проявлять инициативу, а вместо этого сразу после завтрака улегся подремать на лежак у бассейна. Через полчаса заявился проф с медсканером в руках. Я взглянул на него вопросительно. Проф ничего не сказал, а только провел сканером вдоль меня. Облегченно вздохнул.

– Это я должен смотреть вопросительно, – заявил он сердито. – Какого дьявола ты тут разлегся?

– А что? Нельзя? – возмутился я. – Солнышко светит, вода плещется.

– Э-э-э, – проф не нашелся, что ответить. – Ясно, устал отдыхать.

– Устал отдыхать активно, – уточнил я.

Мы посмеялись.

– Иди тестируй «Феррари», – посерьезнел проф. – Надо тебе кое-что показать.

Я послушался. Интересно, что это я не видел в своем «Феррари»? Или мы куда-то полетим? Скорее всего.

Проф явился на борт даже раньше, чем я провел все тесты.

– Полетели, – скомандовал он, – к Эрато.

Я прикусил язык и ни о чем не спросил: все равно он все скажет, когда сочтет нужным, не раньше и не позже.

Мы вышли в космос. Четверть оборота – и яркая Эрато засияла прямо по курсу.

– В облет с ночной стороны, вдоль экватора, – скомандовал проф, – высота двести.

– Понял, – отреагировал я.

Попытка посоревноваться с компьютером в решении дифференциальных уравнений закончилась полным провалом. Ладно, пусть уж он сам.

Два больших боевых катера незнакомой мне модели с ястребами на борту (свои) стартовали откуда-то с ночной стороны спутника и взяли нас в плотную «коробочку». Стандартный запрос. Проф отобрал у меня пульт и отстучал ответ. Еще один запрос. Проф опять отстучал ответ.

– Берегут драгоценности короны, – заметил я иронично.

Проф бросил на меня недовольный взгляд: ему не понравилось мое легкомыслие.

– Ладно, – проворчал я, опустив глаза, – всё понятно.

На не видимой с Этны стороне Эрато посверкивали многочисленными огоньками большие зеркальные купола. Э-э-э, насколько мне известно, наш спутник сроду никого не интересовал в экономическом отношении. Я бросил взгляд на радар: ого, над нами кто-то летает. Сразу восемь засечек. Транспортники и пассажирские корабли за Эрато никогда не швартовались. Что же это такое? Я посмотрел в верхний иллюминатор: в ста километрах видны только яркие огни.

– Хочешь посмотреть поближе? – поинтересовался проф.

– Хочу, – подтвердил я, – а можно?

– Теперь нас не собьют, так что можно.

Мы подлетели поближе – и серый обтекаемый корпус заслонил от нас Феб. Хм, это не транспортник и не лайнер. Ячейки защитных экранов, батареи боевых ракет, лазерные пушки, спрятанные в чуть выпирающих башнях.

– А зачем такой обтекаемый корпус? – поинтересовался я. – Сопротивления воздуха нет.

– Меньше площадь поверхности, – бросил проф.

– Точно, мог бы и сам догадаться, – стукнул я себя кулаком по лбу.

– А еще, как мне объяснили, всё некрасивое плохо летает.

– Понятно.

Над нами висели восемь готовых военных кораблей. Два больших линкора, три крейсера и еще три легких корабля – я не смог понять, какое у них назначение. Вот это да! Зачем? Это же огромные, буквально астрономические деньги, а в космосе уже лет двести никто всерьез не воюет. Какой смысл? Держать в повиновении далекую планету дороже, чем стоит она вся в хороший базарный день. Соответственно, и обороняться от внешней угрозы особо не надо.

– Зачем? – выдохнул я, полюбовавшись изящными обводами, ракетными батареями и немыслимой мощи лазерами.

– Скоро узнаешь, – голосом, полным усталой безнадежности ответил проф.

Я похолодел – никогда не слышал, чтобы он так говорил.

– Что случилось?

– Мы смогли договориться с Джела и Вальгуарнеро. Внешнюю угрозу будем встречать вместе. Между собой передеремся как-нибудь потом.

– Ясно, – я сглотнул. Так было, когда мы избавлялись от колонизаторов с Новой Сицилии. Угроза была серьезной, учитывая, как плохо были вооружены войска корпораций и какхорошо – новосицилийцы. Но сейчас…

– Завтра поедешь к своему непосредственному начальнику, – слабо улыбнулся проф, – у него для тебя задание.

1

Речь идет о пьесе «Король Лир».

(обратно)

2

Клан, семья и корпорация здесь полные синонимы.

(обратно)

3

Если пропитать нитроглицерином какой-нибудь пористый материал, то получится динамит, гораздо более безопасный.

(обратно)

4

Отделом эта служба называется по традиции. Синьор Арциньяно — первый заместитель начальника службы безопасности корпорации, контролирующей более 10 % территории планеты.

(обратно)

5

Энрик изучает поход Рамзеса II в Сирию и битву при Кадеше (1294 г. до н. э.).

(обратно)

6

Принцип формальной логики, утверждающий, что всякое суждение или истинно, или ложно, третьего не дано. Впервые сформулирован Аристотелем.

(обратно)

7

ТТХ — тактико-технические характеристики.

(обратно)

8

Имеются в виду местные по продолжительности часы и минуты. На Этне сутки длятся примерно 25 с половиной часов. Или 24 местных часа. Энрик, судя по всему, предпочитает местное деление.

(обратно)

9

По теореме Пифагора, расстояние до истинного горизонта равно (в прямоугольном треугольнике с вершинами в центре Земли, в точке, где расположен наблюдатель, и на горизонте, нарисуйте Землю «в разрезе», и все станет понятно). Но из-за рефракции видимый горизонт на открытой местности всегда находится ниже истинного. Расчётная формула для Земли: , где d(км) — расстояние до горизонта, h(м) — высота наблюдателя над уровнем моря. R— радиус Земли.


(обратно)

10

Долгота определяется просто: к долготе середины часового пояса, в котором находится Липари, прибавляется 6 часов 9 минут (на Этне нет декретного и летнего времени). Второй способ: на часах у спасателей в Палермо — поясное время того пояса, где находится Палермо. Надо только сосчитать разницу времен на своих часах и часах Энрика в момент связи. И в обоих способах надо сделать поправку на «уравнение времени» (разность между средним экваториальным солнечным временем и истинным солнечным временем, что объясняется неравномерностью скорости вращения планеты вокруг звезды, так как орбита — эллипс, а не окружность).

С широтой проблем больше: надо знать сферическую тригонометрию. Всем известно, что дни осеннего и весеннего равноденствия длятся ровно 12 часов. День летнего солнцестояния — самый длинный в году, а зимнего — самый короткий. При этом на экваторе все дни длятся 12 часов, а на полюсах всего один день и одна ночь в году, и длятся они по полгода. Нетрудно догадаться, что продолжительность дня зависит от даты (расстояния от равноденствия) и широты, но этот метод дает результат с крайне невысокой точностью. Феб закатился в 12:19 + 6:09 = 18:28 по местному времени — значит, день (время от рассвета до заката) длился 12 часов 56 минут. Второй способ: тангенс угла, на который светило поднялось над горизонтом, тоже указывает на широту. В дни равноденствия Солнце поднимается над горизонтом на угол, равный 90°-j, где j — широта места наблюдения. В другие дни это не так, но формулы расчета все равно известны.

Обе координаты определены, но точность их невысока. Поэтому Энрику так поправилось, что остров — маленький и имеет такого соседа. В том квадрате, где его будут искать, вряд ли найдется еще такая парочка островов.

Использование часов со стрелками в качестве компаса. В астрономический полдень Солнце находится строго на юге (в северном полушарии). Солнце двигается по небу со скоростью 360/24 = 15 градусов в час. Маленькая стрелка часов — со скоростью 360/12 = 30 градусов. Ориентируем часы так, чтобы часовая стрелка указывала на Солнце, тогда биссектриса угла с вершиной в середине циферблата между направлением на Солнце и направлением на риску 12 часов указывает на юг, если нет ни декретного, ни летнего времени. У нас сейчас летом надо брать направление не на 12, а на 2 часа, а зимой на 1 час. У Энрика циферблат разделён на 24 часа. И если у него часовая стрелка указывает на Феб, то риска 24 часа указывает на север, а риска 12 на юг.

Азимут — угол между направлением на юг (астрономический) или на север (геодезический) и направлением на объект. Отсчитывается по часовой стрелке.

(обратно)

11

Крупный плотоядный ящер в тропических лесах Этны, отличается невероятной прожорливостью и ядовитой слизью на коже.

(обратно)

12

«Илиада», VII, 85–91.

(обратно)

13

Согласно одной из версий, греческий алфавит придумал Гомер как раз для того, чтобы записать «Илиаду» и «Одиссею».

(обратно)

14

В начале «Илиады» Ахилл «удаляется в свой шатер».

(обратно)

15

Энрик, потомок многих поколений истовых католиков и истовых же мафиози, не может себе представить гомосексуальные отношения между двумя героями. Древние греки относились к таким вещам иначе. Так что весьма вероятно, что отношения между Ахиллом и Патроклом описывались определением «дружбы» из словаря этна-эсперанто.

(обратно)

16

Эрато — муза, покровительница лирической поэзии и эротических стихов.

(обратно)

17

Литературная традиция, запретившая мужчинам плакать, возникла не так давно: ещё д'Артаньян падал в обморок и рыдал над телом Констанции.

(обратно)

18

Имеется и виду ассирийский царь Тиглатпаласар III (годы правления 745–727 до н. э.), проводивший политику террора на завоеванных землях, нередко усмиряя их до состояния кладбища. Завоеванная таким образом территория не приносила дохода и отнимала ресурсы, необходимые для ее удержания. Продолженная при его (Тиглатпаласара) потомках, такая политика явилась одной из основных причин гибели ассирийской цивилизации.

(обратно)

19

Существует рассказ Продика из Кеоса о Геракле на распутье, где герою предлагается выбор между легким путем удовольствий и трудной дорогой подвигов и самоотречения. В Эрмитаже есть картина на этот сюжет.

(обратно)

20

Двенадцатый подвиг Геракла — пленение Цербера.

(обратно)

21

Марсий — сатир, с которого по приказу Аполлона живьем содрали кожу.

(обратно)

22

У царя Феспия было пятьдесят дочерей. Боясь, что дочери выберут себе плохих женихов, отец решил, что все они должны родить по ребенку от Геракла, который в то время проводил все дни, охотясь на льва. Поэтому Геракл провел в Феспиях пятьдесят ночей подряд. Правда, некоторые говорят, что он познал их всех за одну ночь, кроме одной, которая отвергла его ласки. Однако ее сестры родили Гераклу пятьдесят одного сына.

(обратно)

23

Намек на льва на гербе корпорации Джела.

(обратно)

24

Пегас — крылатый конь Беллерофонта, на котором герой пытался взлететь на Олимп, но был низвержен Зевсом. Персей, вопреки распространенному заблуждению (на картине Рубенса «Спасение Андромеды» изображен похожий на фламандскую корову Пегас), на Пегасе не летал, хотя и способствовал его появлению на свет.

(обратно)

25

Лариса — чайка (греч.).

(обратно)

26

Селениты — очень красивые, ярко-синие, слегка светящиеся в темноте и редкие в Галактике драгоценные камни. Корпорации Кальтаниссетта принадлежат богатые селенитовые месторождения.

(обратно)

27

Энрик никогда не видел лепных потолков и употребляет слово, которое знает.

(обратно)

28

Голоальбом — альбом голографических изображений, что-то вроде фотоальбомов нашего времени.

(обратно)

29

Имеется в виду возвращение голубя на Ноев ковчег.

(обратно)

30

Феромоны — химические вещества, вырабатываемые экзокринными железами животных; оказывают влияние на поведение, а иногда на рост и размножение особей того же вида.

(обратно)

31

Касса, аппарат для проверки купюр, считыватель кредитных карт и простенький бухгалтерский компьютер под одним кожухом.

(обратно)

32

Гай Юлий Цезарь. «Записки о галльской войне»

(обратно)

33

Цитата из книги Л. Кэрролла «Алиса в Стране чудес»

(обратно)

34

Планы меняются, головы отсекаются, враги разоружаются — ну не сами же они все это делают.

(обратно)

35

Метод дихотомии — то же, что метод половинного деления, метод численного решения уравнений. Пусть имеется непрерывная функция (почти все функции, изучаемые в школе, непрерывны, кроме 1/х, гипербола имеет разрыв в нуле, tg и ctg, грубо говоря, это те, графики которых можно представить и виде висящей на гвоздиках веревочки). И пусть известно, что f(a)<0, f(b)>0, тогда на отрезке (a, b) имеется корень уравнения f(x)=0. Поделим отрезок пополам. Пусть c=(a+b)/2, если f(c)<0, значит, корень между c и b, а если больше, то между a и c (корень остался в том отрезке, где меняется знак). Берем тот отрезок, в котором оказался корень, делим его пополам и т. д. С каждым шагом отрезок, на котором следует искать корень, уменьшается вдвое. Метод дихотомии легко алгоритмизируется.

(обратно)

36

Промежуток в системе сканирования какого-либо периметра, чтобы его можно было покинуть, не поднимая тревоги. Обратно войти обычно нельзя. «Чистая дорожка» — самая охраняемая тайна любой системы охраны. (Изобретено автором.)

(обратно)

37

Для этого обычный флакончик йода и столько же нашатырного спирта надо слить вместе в банку, профильтровать через фильтровальную бумагу — но подойдет и промокашка, и плотная салфетка. Жидкость вылить. Подождать, пока салфетка высохнет, и осторожно ткнуть карандашом. Получится маленький «бум». Йодистый азот — взрывчатое вещество, очень нестойкое, но практически безопасное.

(обратно)

38

Большой, очень пузатый парус, ставится на курсе фордевинд и бакштаг. Яркий (и часто полосатый), он обычно составляет гордость яхтсмена. Во время различных гонок фотокорреспонденты стремятся фотографировать яхты именно тогда, когда они идут со спинакером.

(обратно)

39

«Одиссея», XVII, 1–2.

(обратно)

40

Когда Одиссей отправлялся на Троянскую войну, он отдал Телемака на воспитание своему другу Ментору.

(обратно)

41

Боккэн (или бокен, встречаются оба написания) — деревянный меч для кендо.

(обратно)

42

«Сокрытое в листве» («Хагакуре») — трактат Ямамото Цунетомо (1659–1719) — часть кодекса Бусидо.

(обратно)

43

Пер. В. Марковой.

(обратно)

44

Сунь Цзы — великий китайский полководец V в. до н. э. Его классический «Трактат о военном искусстве» можно смело рекомендовать каждому, кто интересуется военной стратегией. Собственно, если вы его не читали, то вы точно не интересуетесь военной стратегией.

(обратно)

45

«Собака», или «собачья вахта» — вахта перед самым рассветом, когда сильнее всего хочется спать.

(обратно)

46

Год Этны длится почти точно 352 местных дня, что составляет примерно 374 земных дня. Поэтому школьный учебный год организован так же, как на Земле.

(обратно)

47

На Этне только два небольших материка, размером примерно с Австралию, но с гораздо более длинной и изрезанной береговой линией. Зато по всему океану раскиданы многочисленные острова самых разных размеров. Многие из них нетерраформированы или терраформированы частично.

(обратно)

48

Нагината — разновидность алебарды.

(обратно)

49

Энрик вырос не в рабочем районе, а на люмпенской окраине, что-то вроде Хитровки начала XX века. На самом деле все не так страшно.

(обратно)

50

Тенцинг Норгей и Эдмунд Хиллари — альпинисты, первыми покорившие Эверест (1953 г.).

(обратно)

51

Сатори — прозрение. Согласно философии дзен, сатори очищает дух для дальнейшего следования по жизненной стезе. Про основателей многих знаменитых школ кемпо известно, что они удалялись в горы и по нескольку лет жили там отшельниками, пока на них не снисходило сатори.

(обратно)

52

Третий подвиг Геракла — поимка керинейской лани.

(обратно)

53

Такая теорема в топологии существует. Из нее, в частности, следует, что на Земле в каждый момент времени есть место, где нет ветра.

(обратно)

54

Сложное мы делаем немедленно, невозможное — немного дольше (девиз американской армии).

(обратно)

55

У. Шекспир, сонет 21, пер. С. Маршака.

(обратно)

56

Тепловая смерть Вселенной — гипотеза, согласно которой когда-нибудь (очень нескоро) в результате энтропийных процессов все вещество и энергия во Вселенной распределится равномерно по всему пространству. Если второе начало термодинамики выполняется для Вселенной в целом, то так и будет, поскольку любая работа в конечном итоге переходит в тепло, которое рассеивается по пространству. Так что в принципе Энрик прав, но он, конечно, шутит: в деле рассеивания энергии по пространству он все же не может сравниться даже с самой маленькой звездой.

(обратно)

57

Цезарь якобы умел одновременно диктовать два разных письма двум писцам, да так, что те едва успевали.

(обратно)

58

Дарвиновская премия, как следует из ее названия, имеет прямое отношение к эволюционному учению Дарвина. Ее учредители — несколько американцев (они держат свои имена в тайне и общаются с миром только через Интернет) — считают своим долгом обессмертить имена или хотя бы поступки людей, которые отдали свою жизнь за чистоту генофонда человечества.

Дарвиновской премией (она не имеет ни денежного эквивалента, ни даже официальной эмблемы) награждают тех, кто уничтожил себя наиболее глупым способом, не оставил потомства и тем самым вывел свои гены из обращения. Тех, кто честно пытался это сделать, но остался в живых, награждают почетными грамотами. Отбор кандидатов происходит из тысяч кандидатур (их представляют на суд оргкомитета жители едва ли не всех стран мира), информация о которых тщательно анализируется и отбирается (отбрасываются, например, все сообщения, не подтвержденные средствами массовой информации).

Пример: лауреатом Дарвиновской премии 1995 года стали сразу шесть человек, жителей деревни Назлат Имара на юге Египта. Событие, которое привлекло к ним внимание сначала агентства Reuters, а потом и Дарвиновского комитета, произошло 31 августа 1995 года.

Молодой фермер Ахмад очень любил своих цыплят, которых он выращивал на продажу. Когда один цыпленок случайно свалился в колодец глубиной в 18 метров, Ахмад не долго думая бросился на помощь, крикнув домашним, чтобы они тоже не мешкали. Плавать Ахмад не умел и быстро захлебнулся. Буквально через несколько минут та же участь постигла его сестру и двух братьев: они тоже не умели плавать. Последними в колодец спрыгнули два друга Ахмада. Они тоже утонули. Тела погибших удалось вытащить из колодца лишь через несколько часов. Вытащили и цыпленка. Живого.

Мне кажется, что Дарвиновская премия имеет больше шансов пережить века, чем, скажем, Нобелевская. В конце концов, что такое шведская академия по сравнению с Галактикой? И что такое Галактика по сравнению с глупостью?

(обратно)

59

Война за испанское наследство длилась с 1701 по 1714 год и закончилась подписанием Утрехтского (1713) и Раштаттского (1714) мира.

(обратно)

60

Отличительным признаком поэзии скальдов является замена любого понятия метафорой: нельзя сказать «море», можно «путь угрей» или «луг кабана Винблинди» (кабан Винблинди — кит.).

(обратно)

61

Цитата из вольтеровского «Кандида», почти рефрен. Там она всегда повторяется с немалым ехидством.

(обратно)

62

Не всякое фисташковое мороженое — соленое, но соленое тоже бывает.

(обратно)

63

Когда Христа спросили, почему он воскресил человека в субботу, когда запрещено работать, он ответил: «Суббота для человека, а не человек для субботы».

(обратно)

64

Ронин — самурай, потерявший господина. Даже на фоне остальных самураев ронины выделялись слишком легким отношением к смерти. Все герои «Семи самураев» Куросавы — ронины.

(обратно)

65

Для того чтобы на Этне к вам обратились на «вы» или назвали синьором, вы должны быть или очень старым, или очень богатым, или иметь высшее либо почти высшее военное образование. Обращение «синьорита» к девочке из хорошей семьи окрашено лёгкой иронией — всерьез к ней так будут обращаться, когда она закончит школу.

(обратно)

66

Макивара — плетенный из соломы толстый и жесткий мат, используется примерно как боксерская груша.

(обратно)

67

Энрик преувеличивает, но все же половина талантливых французских военачальников — наполеоновские маршалы. Связано это не только с талантами лично Наполеона, но и с сильно возросшей социальной динамикой революционной эпохи.

(обратно)

68

Однажды Наполеон, уже будучи императором, ругал кого-то из своих подчиненных. «Почему вы на меня кричите? Я выше вас на целую голову!» — «Во-первых, не выше, а длиннее, а во-вторых, я могу избавить вас от этого достоинства».

(обратно)

69

Формула кинетической энергии: E кин= mv 2/2.

(обратно)

70

Минамото — первая династия сегунов в Японии. Пришла к власти в результате междоусобной войны с домом Тайра. Победители перебили всех побежденных, включая женщин и детей.

(обратно)

71

Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя! — в Риме в имперскую эпоху гладиаторы, выходящие на арену, приветствовали императора именно этими словами.

(обратно)

72

Внутренний гравитатор обеспечивает комфортное существование экипажа во время боя, гася перегрузки, но только до 15 g. Все, что больше, за свой счет (ложемент, впрочем, хороший).

(обратно)

73

Нечто подобное есть в уставе Армии Обороны Израиля, и ничего, самая эффективная и боеспособная армия в мире.

(обратно)

74

Обычная практика той эпохи, научных журналов не было, а о приоритете уже приходилось заботиться. Обнаружив в свой первый телескоп фазы Венеры, Галилей опубликовал анаграмму «неоконченное и скрытое прочтено мною», на латыни, разумеется, расшифровка «мать любви подражает фигурам Цинтии» (Венера — мать любви, Луна — Цинтия).

(обратно)

75

Энрик зря переносит обычаи своей корпорации на чужие. В клане Кремона другие порядки. Впрочем, заниматься рукопашным боем на Этне принято повсеместно.

(обратно)

76

Животные с гербов соответственно Джела, Кальтаниссетта и Вальгуарнеро.

(обратно)

77

Обе теории кажутся мне довольно здравыми. И уж во всяком случае Энрику не следовало отказываться от них на таком ненадежном основании, как внешние различия в способах обмана населения.

(обратно)

78

Эпизод из японской истории XVIII века (1701-1703 гг.). Сорок семь самураев отомстили обидчику своего казненного господина и сдались властям, сознавая, что совершили преступление, караемое смертью. Учитывая беспредельную преданность своему господину, смерть через отсечение головы была заменена на гораздо более почетную «сепукку».

Приговор был приведен в исполнение, останки верных воинов похоронили рядом с могилой их господина…

Эта история произвела такое впечатление на современников, что литературные и драматические произведения на эту тему, появившиеся сразу и во множестве, переносили действие в древние времена. Японцев потряс пример величайшей вассальной верности.

Европейцев вассальная верность волнует мало (единственное известное мне бессмертное произведение на эту тему — «Песнь о Роланде» при ближайшем рассмотрении демонстрирует разве что глупость главного героя), нас тревожит драматический конфликт между двумя формально неотличимыми ценностями (в данном случае между долгом и долгом), отсутствующий в европейской литературной традиции.

(обратно)

79

В комплекте — девять штук. Девять — сакральное число.

(обратно)

80

Платья «Дам в голубом» полностью открывают грудь.

(обратно)

81

Понятно, что при описываемом уровне техники можно снабжать любую воинскую часть, в любой точке планеты. Вопрос только в цене.

(обратно)

82

Высший балл в этнийских школах.

(обратно)

83

Сократ — древнегреческий философ (ок. 470-399 до н.э.), широко известен своим изречением «Я знаю только то, что ничего не знаю» и так называемым «сократическим методом», состоявшим в том, что учитель не отвечает на вопросы своих учеников, а сам их задает.

(обратно)

84

Шахматный термин, означает такую позицию, которую испортит любой ход. Аналогия в данном случае не совсем точная, но Энрик не в том состоянии, чтобы это заметить.

(обратно)

85

Байрон. «Корсар» (пер. Г. Шенгели).

(обратно)

86

Тулон — первая победа Наполеона — взятие Тулона в 1793 году. Тогда он из капитанов был произведен в бригадные генералы. Эта история произвела колоссальное впечатление на всех честолюбивых молодых людей той эпохи. Например, князь Андрей дважды вспоминает эту историю (перед Шекграбеном и перед Аустерлицем), Энрик, очевидно, не только хорошо знает биографию Наполеона, по и читал «Войну и мир».

(обратно)

87

На Этне семья, в которой четверо или пятеро детей, еще не считается многодетной. Население маленькое, рождаемость поощряется, женщины не слишком заняты работой.

(обратно)

88

Шекспир. «Гамлет», акт II, картина II (пер. Б. Пастернака)

(обратно)

89

Шекспир. «Гамлет», акт II, картина II (пер. Б. Пастернака).

(обратно)

90

«Удар милосердия» (франц.) — удар кинжалом в шею, которым добивали побеждённого, но не желавшего сдаваться рыцаря.

(обратно)

91

А. И. Герцен. «Развитие революционных идей в России в 1848 году».

(обратно)

92

Единственным уязвимым местом на теле Ахилла была пятка. Так что он действительно мог быть распоследним трусом. Бой ему практически ничем не грозил. Теоретически… Но в «Илиаде» неуязвимость Ахилла нигде не используется, а погибает он не от первой стрелы Париса, направленной в пятку, а от второй — в грудь. Энрику просто некогда подыскивать другого персонажа, а еще он не может простить величайшему герою Эллады надругательства над телом поверженного Гектора.

(обратно)

93

Высшая награда в корпорации Кальтаниссетта, правда, награждают ею там достаточно часто.

(обратно)

94

Астрономического, разумеется. Считать Алекс умеет.

(обратно)

95

Р. Киплинг. «Пыль» (Пехотные колонны) (пер. А. Оношкович-Яцына).

(обратно)

96

Я. Гашек. «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны».

(обратно)

97

Якобы именно это сказал Нерон перед смертью.

(обратно)

98

Крик, часто повторявшийся во время Варфоломеевской ночи.

(обратно)

99

Шекспир «Гамлет», акт III, картина I (пер. Б. Пастернака).

(обратно)

100

Точка Лагранжа — особая точка гравитационного ноля, в которой притяжение от нескольких гравитационных масс уравновешивается. В результате возникают гравитационные ловушки. В системе двух тел имеется пять точек Лагранжа, они находятся на орбите меньшего, через каждые 60°, причем две из них, так называемые треугольные точки Лагранжа, находятся ближе всех остальных к меньшему из тел. Например, в этих точках на орбите Юпитера летают две группы астероидов — Греки и Троянцы.

(обратно)

101

Альбедо — величина, характеризующая отражательную способность небесного тела. Отношение отраженного потока к падающему. У зеркал, например, высокое альбедо. У ровной поверхности расплавленного, а потом застывшего металла, как в данном случае, тоже.

(обратно)

102

Здесь и далее Ростан. «Сирано де Бержерак», пер. В. Соловьева. Я сочла возможным отредактировать некоторые ремарки.

(обратно)

103

Первая реплика — обсуждение ночного подвига де Бержерака: он сражался с сотней противников и восьмерых убил. Сирано пишет письмо Роксане.

(обратно)

104

Де Гиш, разумеется, он командовал полком, а не Карбон Кастель Жалу, капитан той роты, в которой служили Сирано и Кристиан.

(обратно)

105

Шекспир. «Гамлет», акт III, картина IV (пер. Б. Пастернака).

(обратно)

106

Ростан. «Сирано де Бержерак» (пер. В. Соловьева).

(обратно)

107

Б. Шоу. Цезарь и Клеопатра, действие 4, перев. М. Богословской и С. Боброва.

(обратно)

108

Аналогия с устойчивыми и неустойчивыми решениями систем дифференциальных уравнений. Например, при расчете орбит космических станций или спутников решается система дифференциальных уравнений, частные решения которой – координаты спутника. Из всех решений выбираются так называемые устойчивые. Устойчивые решения характерны тем, что при малом изменении начальных условий (запуск через секунду после назначенного времени) изменение траектории движения мало.

(обратно)

109

Ты очень наивен (фр.).

(обратно)

110

Святая простота (лат.).

(обратно)

111

Стихотворение написано в соавторстве десятилетним мальчиком и его бабушкой.

(обратно)

112

На Этне мальчику старше шести лет мама говорит разве что «или Ужинать» или «посиди с младшей сестренкой». Все остальное ему скажет отец. Так что безобидная внешне фраза означает примерно «заткнись, сопляк».

(обратно)

113

Битва при Левктрах (июль 371 г. до н. э.) – эпизод Беотийской войны 378–362 гг. до н. э. Против одиннадцати тысяч спартанцев Фивы могли выставить только шеститысячное войско, неспартанского качества. И гениального полководца Эпаминонда. Описание сражения см., например, Б. Лиддел-Гарт «Энциклопедия военного искусства. Стратегия непрямых действий», М., 1999, с. 35, или более подробное в книге Р. Э. Дюпюи, Т. Н. Дюпюи «Всемирная история войн», т. 1СПб., М., 1997, с. 111, там же есть и схема.

(обратно)

114

Р. Киплинг. Если… перев. С. Маршака.

(обратно)

115

Гоку-и – экстремальный разум. Вырабатывается у мастеров кемпо после долгих лет занятий.

(обратно)

116

Во время Второй Арабо-Израильской войны (1956 г.) такие случаи были правилом для египетской армии.

(обратно)

117

Это стихотворение, как говорят, очень любил Мао Цзэдун. Тигры – США и СССР, обезьяна – Китай. Нельзя не заметить, что эта политика оказалась довольно разумной.

(обратно)

118

Энрик зря так задирает нос. Его первый поход к лагерю «Дракона» – не самое лучшее решение. Если бы он оставил у своего лагеря-приманки три роты и оставался бы там сам, разумеется, скорее всего, ему бы удалось нанести противникам несравненно больший урон и понести меньшие потери. Собственно, армия «Дракон» перестала бы существовать.

(обратно)

119

Дзуми Миямото Мусаси (1584–1645) – «Святой меча». Один из самых знаменитых фехтовальщиков Японии за всю ее историю (впрочем, он был еще и художником, и поэтом, и скульптором). Автор трактата «Го Рин Но Се».

Однажды Мусаси забрёл на постоялый двор. Усевшись в углу, он положил рядом меч и заказал обед. Вскоре в комнату ввалилась подвыпившая компания. Пришельцы были с ног до головы увешаны оружием и выглядели разбойниками с большой дороги. Приметив одинокого посетителя и его великолепный меч в драгоценных ножнах, бродяги сбились в кучу и принялись шептаться. Тогда Мусаси спокойно взял палочки для еды и четырьмя уверенными движениями поймал четырёх жужжавших над столиком мух. Бродяги, видевшие эту сцену, бросились наутёк.

(обратно)

120

Отсылаю читателя к великолепной работе Б. Лиддел-Гарта «Энциклопедия военного искусства. Стратегия непрямых действий», с. 47–49.

(обратно)

121

Кунктатор – Медлительный (лат.).

(обратно)

122

Р. Киплинг. Морская лихорадка, перев. С. Маршака.

(обратно)

123

Р. Киплинг. Есть у меня шестерка слуг… перев. С. Маршака.

(обратно)

124

Конфуций.

(обратно)

125

«Потерять лицо» для китайца гораздо страшнее, чем жизнь или честь.

(обратно)

126

Первым объединителем Китая был Цинъ Шихуанди (259–210 г. до н. э.). Созданная им империя просуществовала до III в. н. э. После чего Китай распался на ряд самостоятельных государств. Снова он был объединен в VI в. и сохранился как единое государство до наших дней (с крестьянскими восстаниями, завоеваниями, сменами династий, превращением в полуколонии сразу трех держав и т. д.).

(обратно)

127

Льюис Кэрролл. Алиса в Зазеркалье, Бармаглот, перев. Н. Демуровой.

(обратно)

128

Песня «Долгое небо над нами» Дэвида Вульфа. Публикуется впервые, с разрешения автора.

(обратно)

129

Одна из наиболее известных систем городского права. Сложилась в XIII в. Юридически закрепила права и свободы горожан, в том числе право на самоуправление.

(обратно)

130

Р. Киплинг. Серые глаза – рассвет… перев. К. Симонова.

(обратно)

131

Дж. Р. Р. Толкиен, перев. И. Комаровой.

(обратно)

132

Р. Киплинг. Общий итог, перев. К. Симонова.

(обратно)

133

Там же.

(обратно)

134

Английская народная песенка, перев. С. Маршака.

(обратно)

135

Перев. А. Оношкович-Яцына.

(обратно)

136

Во время «Египетского похода» Наполеон перед одним из боев дал такую команду.

(обратно)

137

В. Шекспир. Король Лир, перев. Б. Пастернака.

(обратно)

138

Да, цитата из пьесы «Ромул Великий» Ф. Дюрренматта

(обратно)

139

Дж. Р. Р. Толкиен, перев. И. Комаровой.

(обратно)

Оглавление

  • Книга 1. Маленький дьявол
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29
  •   Глава 30
  •   Глава 31
  •   Глава 32
  •   Глава 33
  •   Глава 34
  •   Глава 35
  •   Глава 36
  •   Глава 37
  •   Глава 38
  •   Глава 39
  •   Глава 40
  •   Глава 41
  •   Глава 42
  •   Глава 43
  •   Глава 44
  •   Глава 45
  •   Глава 46
  •   Глава 47
  •   Глава 48
  •   Глава 49
  •   Глава 50
  •   Глава 51
  •   Глава 52
  •   Глава 53
  •   Глава 54
  •   Глава 55
  •   Глава 56
  •   Глава 57
  •   Глава 58
  •   Глава 59
  •   Глава 60
  •   Глава 61
  •   Глава 62
  •   Глава 63
  •   Глава 64
  •   Глава 65
  •   Глава 66
  •   Глава 67
  •   Глава 68
  •   Глава 69
  •   Глава 70
  •   Глава 71
  •   Глава 72
  •   Глава 73
  •   Глава 74
  •   Глава 75
  •   Глава 76
  •   Глава 77
  •   Глава 78
  •   Глава 79
  • Книга 2. Самурай
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29
  •   Глава 30
  •   Глава 31
  •   Глава 32
  •   Глава 33
  •   Глава 34
  •   Глава 35
  •   Глава 36
  •   Глава 37
  •   Глава 38
  •   Глава 39
  •   Глава 40
  •   Глава 41
  •   Глава 42
  •   Глава 43
  •   Глава 44
  •   Глава 45
  •   Глава 46
  •   Глава 47
  •   Глава 48
  •   Глава 49
  •   Глава 50
  •   Глава 51
  • Книга 3. Искусство войны
  •   HOMO HOMINI…
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29
  •   Глава 30
  •   Глава 31
  •   Глава 32
  •   Глава 33
  •   Глава 34
  •   Глава 35
  •   Глава 36
  •   Глава 37
  •   Глава 38
  •   Глава 39
  •   Глава 40
  •   Глава 41
  •   Глава 42
  • *** Примечания ***