Восточный ветер [Сергей Иванович Вашенцев] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Сергей Вашенцев Восточный ветер


I
Тяжелая пушка под Перекопом непрерывно встряхивала воздух. В деревню, отделенную десятью километрами, удары этой громадины доходили ничуть не ослабленными. Можно было подумать, если на минуту забыть о боях, что это — далекий гром, падающий с неба подобно каменным глыбам. Деревня чутко прислушивалась. Окна и двери широко раскрыты, вся она высыпала на улицу и толклась у глиняных заборов, мешая пестрые свои одежды с серой обмундировкой красноармейцев.

Это была граница Таврии. За соленой грязью Гнилого моря проглядывали очертания пустынного, бедного растительностью северного берега Крыма. Когда-то, верно, Крым плавал большим островом в водах трех морей: Черного, Азовского и Гнилого, или Сиваша. Но потом Сиваш обмелел, пересох и стал болотом, — в него беспрепятственно теперь заходят воды Азовского моря, когда дуют восточные попутные ветры. Крым превратился в полуостров, связанный с материком тремя воротами: Перекопским перешейком, Чонгарской дамбой[1] и Арабатской стрелкой.

По Арабатской стрелке в 1738 году во время русско-турецкой войны прошли войска фельдмаршала Ласси. Армия Ласси, обманув крымского хана, стоявшего с главными силами у Перекопа, двинулась по Арабатской стрелке и, переправившись на полуостров в устье реки Салгира, вышла в тыл войском хана и захватила Крым.

Наше командование хотело повторить удачный военный маневр: ворваться в Крым по Арабатской стрелке. При успехе этой операции армия Врангеля не ушла бы из Крыма. Но надо было обезопасить себя со стороны Азовского моря, где гуляла флотилия белых. Под ее неослабным наблюдением находилась эта узкая ленточка земли шириной от полкилометра до трех километров. Нашему флоту дается приказ — выйти из Таганрогской бухты для встречи с врагом. Приказ выполнен не был. Неожиданный мороз сковал льдами бухту.

Арабатские ворота таким образом были закрыты.

Ворота Чонгара. Здесь, у разрушенного железнодорожного моста, остановилась тридцатая дивизия. Пути дальше не было. Деревянный мост тоже был разрушен.

Ворота Перекопа. Бойцы с налету захватили город Перекоп, овладели двумя линиями укреплений и залегли в пятидесяти шагах от Турецкого вала. Эти пятьдесят шагов были гладки, как доска. Сотни вражеских пушек и пулеметов сметали все живое…

На сотню километров между этими ниточками земли расползся Сиваш, окружая Крым широкой грязной и липкой топью.

В сухие лета крестьяне находят пути через него. Они бороздят его дно на мажарах, направляясь в Армянск на базар. Но осенью и зимой приходится делать крюк в десяток километров, и они попадают в Крым только через перешеек. Сиваш делается настоящим морем.

Врангель, разбитый на равнинах Украины, заперся в Крыму и считал там себя в полнейшей безопасности.

«Население полуострова может быть спокойно, — писал он в своем обращении к буржуазии. — Хотя наша армия и невелика, но даже одной ее пятой хватит на защиту Крыма. Укрепления Сиваша и Перекопа настолько прочны, что у красного командования для их разрушения не хватит ни живой силы, ни технических средств. Войска всей красной Совдепии не страшны Крыму».

II
Шла осень двадцатого года. Красная армия, стремительно докатившись до границ Крыма, запнулась перед всеми воротами и перед стальной гладью Гнилого моря. Крым был неприступен, как крепость, спрятанная за валом и рвами. Перекопский перешеек походил на Везувий[2], извергающий тонны свинца на головы наших бойцов.

«Везувий» бушевал всю ночь с б на 7 ноября. Может быть враги боялись, что в канун великого праздника мы организуем грандиозный субботник по уничтожению ненужного хлама, оставшегося на южном клочке нашей территории. Триста пушек надрывались в неистовом вое. Белые не жалели снарядов. Европа подвозила им пополнение.

К утру все смолкло. Тяжелое орудие, как запоздавший пес, все еще лаяло настойчиво и яро, но и оно скоро замолчало, и стало тихо, как в пустыне, тихо, как на необитаемой земле.

Оркестры, вдруг нарушившие гнетущую тишину, пронесли «Интернационал», как знамя, по полям, запятым красноармейцами. Шел первый день великой годовщины Октября. Праздник справлялся скромно. Изнуренные, полуголодные, продрогшие бойцы мечтали об отдыхе, мечтали о празднике, который справят на той стороне. Они были готовы к боям.

III
Невысокий человек в красноармейской папахе, чуть сдвинутой со лба, в легкой шинели, соскочил с лошади и потребовал к себе членов сельского ревкома. Его лицо пожалуй ничем не выделялось от окружающих лиц. Прямые черты, усы, давно небритый подбородок, открытый, широкий взгляд. В голосе мягкие ноты. Приказание больше похоже на просьбу. Но оно твердо и кратко и этим отличается от обычного разговора. Лица бойцов настороженно обращаются в его сторону.

Он