Чужая планета [Евгений Яковлевич Гуляковский] (fb2) читать онлайн

ЕВГЕНИЙ ГУЛЯКОВСКИЙ Чужая планета

ЧУЖАЯ ПЛАНЕТА Роман

ЧАСТЬ I

ГЛАВА 1

Грузовой звездолет «Алькар» потерпел аварию в четвертом секторе второго квадранта галактических координат, вдали от разведанных звездных трасс.

Сама по себе авария была не слишком серьезной — отказали вспомогательные двигатели. Проблема состояла лишь в том, что для ремонта нужна была посадка. Оборудование для работ в открытом космосе на корабле этого класса не предусматривалось.

Я нервно вышагивал по своей каюте, пытаясь найти выход из сложной ситуации, в которую мы попали по вине капитана, человека излишне самоуверенного и неуравновешенного. Ему вообще не следовало соглашаться на этот сомнительный фрахт и загонять свой старый, до предела изношенный корабль на окраину исследованной зоны. Но победила алчность, и, как всегда, разумные доводы, противопоставленные выгоде, оказались отвергнутыми. И вот теперь мы не могли отремонтировать корабль, потому что для этого необходима посадка, и не могли сесть, потому что садиться было просто некуда.

В пределах досягаемости двигателей локаторы не смогли обнаружить ни одного небесного тела. Не было ни астероидов, ни остатков комет, ни планет. Космос вокруг корабля был девственно чист, а от ближайшей базы нас отделяло не меньше трех оверсайдов. Без вспомогательных двигателей войти в оверсайд невозможно. Проблема усложнялась все больше, грозя обратиться в неразрешимую.

Я старался придать своим рассуждениям сухую форму и беспристрастный стиль, словно писал отчет. Это немного успокаивало, помогало думать и создавало иллюзию некой отстраненности, будто от решения вопроса не зависела моя собственная жизнь.

Сигнал бедствия с такого расстояния подавать бесполезно. Даже если его перехватит один из кораблей федерального флота, пройдет слишком много времени, прежде чем к нам придет помощь. Наши кости за это время успеют обратиться в прах.

Несколько секунд я стоял перед экраном интеркома, раздумывая над тем, не вызвать ли мне рубку и не высказать ли капитану все, что я о нем думаю. Но это ничего не изменит, а лишь усугубит ситуацию. Недовольство команды, еще не узнавшей всей правды о положении, в которое мы попали, может вообще выйти из-под контроля, а нам только бунта сейчас и не хватало.

И где-то глубоко внутри, под покровом всех этих правильных рассуждений, тлела искра страха. Хотя на самом деле я так и не смог до конца поверить в неизбежность гибели, страх оставался и время от времени напоминал о себе вспышками бессмысленного раздражения. Чтобы справиться с ними, я воспользовался проверенным старым психологическим тестом.

Опасность следовало принять, сжиться с нею, победить ее внутри себя и лишь потом отвергнуть. Прятаться от таких вещей бессмысленно. Они все равно настигнут, выберут самый неподходящий момент и вырвутся наружу.

Я представил, как будет выглядеть моя каюта через месяц, после того как, израсходовав остатки энергии, отключатся климатические установки и все остальные комплексы жизнеобеспечения.

Стены покроются инеем. Смолкнет привычный шум вентиляторов в воздуховодах. Стихнут все звуки на корабле — любые звуки жизни. И мне, Игорю Крайневу, второму помощнику капитана, больше не придется ломать голову над судьбой экипажа и состоянием нашего старого корыта...

Я подошел к глухой наружной переборке и надавил незаметный, утопленный в глубине панели переключатель. Часть переборки исчезла, оставив меня один на один с беспределом космической ночи.

Я знал, что это иллюзия, но она была слишком полной, до мельчайших подробностей повторяя картину того, что находилось в этот момент за бортом корабля, и, возможно, поэтому была уже не совсем иллюзией...

Снаружи не было ничего, кроме темной пустоты и далеких, слишком равнодушных к нашей судьбе звезд. Их ледяные глаза заглянули ко мне в душу, и страх моментально материализовался, подавляя желание к сопротивлению, к борьбе и к самой жизни.

Но было и что-то еще. В первое мгновение я не понял, что именно. Предчувствие? Возможно. Что-то надвигалось на нас из пустоты, что-то еще более темное и холодное, чем она сама.

Гудок вифона за моей спиной прозвучал, словно пистолетный выстрел, поставив последнюю точку в сомнениях. Нечто, пришедшее из темноты, начинало материализовываться .

Я включил канал связи, и на экране возникла объемная голограмма штурмана Каринина.

Терпеть не могу голограмм. Головы, отсеченные плоскостью экрана от остального туловища, кажутся чем-то уродливым, почти неприличным. За семнадцать лет моих странствий в космосе я так и не смог привыкнуть к этому виду связи.

— Что случилось?

— Не знаю. На локаторах нет ничего, но детекторы гравитации уловили прямо по нашему курсу какую-то большую массу.

— Ты доложил капитану?

— Он у себя в каюте, но на вызовы не отвечает.

— Разумеется. Старый хрыч уже насосался крэга. Хорошо, через пару минут я буду в рубке.

Очутившись на своем рабочем месте, я какое-то время пристально всматривался в показания приборов, словно сомневался в их достоверности.

— Странная аномалия, — пробормотал я и, повернувшись к Каринину, низкорослому человеку в потертом комбинезоне, от которого несло машинным маслом, чесноком и чем-то еще совершенно отвратительным, спросил:

— Вы встречались с чем-нибудь подобным?

— Это похоже на Багровую планету...

— Багровой планеты не существует.

— Откуда вы знаете? За нашими переборками чертова бездна мест, в которых может существовать все что угодно. Мы знаем о космосе слишком мало, чтобы судить так категорично.

В этом он, пожалуй, был прав. Хотя я недолюбливал Каринина за его чрезмерное самомнение и неряшливость, но всегда пытался поддерживать с ним нормальные отношения.

Второй помощник капитана — собачья должность. В мои обязанности входило следить за дисциплиной на корабле, за тем, чтобы каждый добросовестно выполнял свою работу. Одного этого уже было достаточно, чтобы команда меня недолюбливала. Стремясь хоть как-то скомпенсировать образовавшийся вокруг меня вакуум, я старался поддерживать хорошие отношения со всеми офицерами, равными мне по положению. Штурман был одним из них. И потому я спросил, вполне дружелюбно, сдержав нараставшее раздражение:

— Вы знаете о Багровой планете что-нибудь новое?

— То же, что и все.

— То есть — ничего. Откуда вообще берутся все эти легенды? Ведь если кому-то удалось открыть столь необычную планету, об этом сохранились бы официальные отчеты.

— Совсем необязательно, если те, кто на ней побывал, решили засекретить свое открытие.

— Ах, да... Миф о несметных богатствах и о демонах, охраняющих залежи бесценного скандия.

Я не сумел скрыть иронии, и Каринин промолчал.

— Каково расстояние до этого объекта?

— Часов шесть полета при нашей нынешней скорости.

Я пристально всмотрелся в чернильное пятнышко на экране трехмерного локатора, заслонявшее звезды, но не отражавшее радиолуч. На таком расстоянии мы смогли бы уже рассмотреть поверхность планеты, если бы она там была...

Это безликое, невзрачное пятнышко притягивало взгляд, заставляло всматриваться в него снова и снова. При этом создавалась некая иллюзия. Пятно словно начинало приближаться, опережая движение корабля. Вдруг в какой-то момент мне показалось, что я услышал обрывок смутно знакомой мелодии.

— Вы ничего не слышали? Мне показалось, что кто-то включил корабельное радио.

Каринин как-то странно посмотрел на меня и ничего не ответил.

— Сообщите мне, когда будем на подходе. И проследите за тем, чтобы капитан изволил проснуться. Что бы это ни было, сесть нам, без его разрешения, не удастся.

Я совсем было собрался уйти, но у порога обернулся еще раз и пристально посмотрел на Каринина.

— Вы что-то знаете про эту мелодию!

— Те, кто не смог вернуться с Багровой планеты, всегда слышали отголоски какой-то песни.

— И после этого сумели рассказать об этом вам.

Кажется, он все-таки обиделся после моего последнего замечания.

Очутившись у себя в каюте, я, не раздеваясь, завалился на койку, пытаясь разобраться в причинах непонятного раздражения, поднявшегося во мне после разговора с Карининым. Почему меня так задела эта глупая легенда о Багровой планете? И почему я не в силах отвязаться от прилипчивого мотива, состоявшего всего из нескольких музыкальных нот, мучительно знакомых и в то же время постоянно ускользавших из памяти, как порой исчезает в тумане пятнышко неяркого света?

Никогда раньше моя психика не давала сбоев во время долгих космических странствий, никогда я на нее не жаловался.

Так и не найдя ответа на этот вопрос, я задремал и возвратился в рубку лишь после трех часов полета, когда неизвестный объект стал отчетливо виден в оптике. К этому времени здесь появился и капитан, оправившийся после крэга.

Внешне объект был похож на небольшую туманность, или пылевое облако, слегка размазанное в противоположную сторону от направления своего движения. Гравиметры продолжали утверждать, что внутри облака скрыто какое-то массивное тело.

Наружные слои облака светились мрачным багровым светом. Свечение, более яркое на полюсах, иногда разрасталось и гигантскими сполохами ненадолго охватывало всю его поверхность.

— Что это за свечение? — недовольным тоном спросил капитан у меня, словно я был ответственен за этот космический феномен.

— От трения частицы газа и пыли приобретают электрические заряды, но, мне кажется, природа этого свечения не электромагнитная.

— Тогда какая же? И где вы, черт возьми, валандаетесь, когда должны были стоять на вахте, почему вас не было в рубке?

Капитан явно еще не пришел в себя после порции крэга, и возражать ему было совершенно бесполезно, более того — даже опасно. Но так уж случилось, что я родился в год собаки, а родившиеся в этот год всегда болезненно реагируют на малейшее проявление несправедливости.

— Это не моя вахта, сэр!

— Чья же она, по-вашему?

— Не могу знать! Я не составляю расписание вахтенных дежурств.

— Вы слишком многого не знаете, Крайнев, и я постараюсь об этом вспомнить в ближайшем порту! А теперь займитесь обработкой информации! Через пятнадцать минут все данные должны быть у меня. — И, отвернувшись от меня, Зунидинов включил общую селекторную связь.

— Начать подготовку к посадке! Всем службам действовать согласно инструкции безопасности класса «А».

После того как капитан величественно удалился из рубки на свой «мостик» — небольшое помещение, отделенное от рубки стеклянной перегородкой, Каринин, убедившись в том, что селекторная связь с мостиком отключена, спросил:

— Почему он решил садиться? Мы еще толком не знаем, что там, это может оказаться облаком, с большой концентрацией гравитонов в центре образования. Если это так — его гравитация может расти по мере приближения. Нас засосет внутрь, а потом раздавит.

— Кто-то совсем недавно утверждал, что перед нами Багровая планета. А садиться капитан решил потому, что у нас нет выбора. Другого подходящего объекта в этом районе мы не встретим, ты это знаешь не хуже меня.

— Зунидинов слишком спешит. Там высокая радиация, посадка в таких условиях может закончиться катастрофой.

— И что же ты предлагаешь? Разве у нас есть выбор?

— Нужно отправить хотя бы зонд!

Это было разумное предложение, и я, поколебавшись, все же подключился к селекторной линии капитана. В конце концов, отправка зонда входила в круг моих прямых обязанностей.

— Сэр, штурман считает, что до посадки следует отправить разведзонд на поверхность объекта. Вы даете на это «добро»?

— Штурман? И вы с этим согласны? Вы знаете, сколько стоит зонд?

— Уверен, что не дороже нашего корабля!

— Вот как? Ну что же, отправляйте под свою полную ответственность. Если зонд не вернется, я вычту его стоимость из вашего жалованья.

Я отключился от капитанской линии связи и отдал автоматам нужные команды. Спустя минуту корпус корабля содрогнулся от стартового толчка двигателей зонда.

Светлая точка побежала по экранам радаров и вскоре исчезла в облаке. Впрочем, канал узконаправленной прямой связи с зондом продолжал действовать, но на его экране не было видно ничего, кроме бешено вращавшихся пылевых вихрей.

— Что там с радиацией, почему ко мне не поступают данные? — проревел из динамика недовольный бас капитана. Пришлось вновь включить канал связи с мостиком.

Как ни странно, но уровень радиации, по мере снижения зонда, начал уменьшаться.

— Очевидно, в верхних газовых слоях туманности происходит реакция медленного ядерного синтеза. Но атмосфера достаточно плотная, и она частично экранирует излучения. — Никто не отреагировал на мое замечание, внимание всех было поглощено зондом, от показаний которого, по существу, зависела наша жизнь. В рубке столпились все свободные от вахты офицеры, чье служебное положение позволяло им появиться здесь, не опасаясь капитанского гнева.

— Сила гравитации не увеличивается по мере снижения зонда! — с ликованием сообщил Каринин.

— И это означает, что в глубине насыщенной пылью атмосферы имеется стабильное твердое ядро. Это не туманность, — сделал я окончательный вывод.

— Значит, мы сможем сесть? — спросил помощник штурмана, практикант Замялов — самый молодой из нас. Парнишка впервые отправился в глубокий космос, но все еще сохранялась вероятность, что рейс этот может оказаться и последним. Слишком много факторов должно было совпасть, для того чтобы мы могли успешно совершить посадку. Гравитация на поверхности этого небесного тела должна была не превышать пяти «Ж», потому что у нас не было специального оборудования для работы в условиях повышенной силы тяжести. Кроме того, нам следовало найти достаточно ровное место на поверхности планеты.

Имелось еще одно обстоятельство, может быть, наиболее важное. Планета не должна быть слишком жестокой к людям... Не должна таить смертельно опасных сюрпризов, которые помешают нам вернуться.

— Я вспомнил эту мелодию, — тихо произнес Каринин, словно невзначай приблизившись вплотную ко мне.

— Какую мелодию?

— Ту, что мы слышали в рубке, когда увидели планету.

— Ты же сказал, что ничего не слышал!

— Говори тише. На нас обращают внимание. Если они догадаются о том, что собой представляет это место, — посадка может не состояться. Тогда я тебе солгал, ты ведь все равно не верил в Багровую планету.

— Зачем тебе это понадобилось?

— Чтобы не cпугнуть удачу.

— Удачу? Мы все здесь можем погибнуть!

— Или станем богатыми, как крезы, обеспечим себя на всю оставшуюся жизнь! И это будет зависеть только от нас!

— А как же те, другие? Которые, как ты говорил, тоже слышали эту песню? Те, кто не вернулся отсюда?

— У каждого своя удача и своя судьба. Будем надеяться, что нам повезет больше. Нам все равно не остается ничего другого. Разве я не прав?

— Так что это была за песня?

— Очень старая. Американский шлягер второго тысячелетия. Кажется, он назывался «Опе луау Иске!» — «Билет в один конец». Дорога без возвращения...

— Ну, спасибо, утешил.

— Говорю, что знаю. Ты тоже должен это знать. Нам следует держаться вместе. Внизу, после посадки, может случиться всякое. Вдвоем у нас будет больше шансов выбраться из этой передряги.

— Как ты думаешь, откуда на эту планету попала песня с Земли, да еще такая старая?

— Этого я не знаю. Наверное, от тех, кто побывал здесь до нас?

В этот момент экран связи с зондом покрылся рябью помех, а через несколько секунд связь с аппаратом прервалась полностью.

— Мне показалось, что я видел вспышку внизу, примерно в шести тысячах километров от корабля, — произнес один из техников. — Похоже, мы потеряли аппарат.

Тишина, установившаяся в рубке после этого сообщения, свидетельствовала о том, как мало надежды у нас теперь осталось. Все молча ждали, какое решение примет капитан в этой почти безнадежной ситуации.

Искать другой, пригодный для посадки объект в этом пустынном районе космоса было бессмысленно, но внизу нас поджидала неведомая опасность, — корабль мог разделить судьбу исчезнувшего зонда.

Наконец в динамиках раздался хриплый бас капитана:

— Снижаемся на пять тысяч. Подготовить к запуску второй зонд.

— Интересно, с кого он собирается вычесть стоимость второго аппарата? — сквозь зубы пробормотал я, выполняя стандартную процедуру подготовки к запуску нового зонда.

Между тем корабль начал медленное, осторожное погружение в месиво радиоактивной пыли.

Атмосфера планеты продолжала уплотняться, и переборки корабля стали вибрировать от возросшей нагрузки.

— Температура наружного слоя обшивки приближается к критической, мы снижаемся слишком быстро! — Капитан мгновенно отреагировал на это замечание штурмана, и корабль вздрогнул от толчка носовых двигателей, замедливших снижение.

— А он неплохо держится после порции крэга, старый волк!

— Он весь пропитался этой дрянью. Крэг на него почти не действует.

Когда до поверхности твердого образования осталось не больше двадцати тысяч метров, узконаправленным локаторам впервые удалось пробиться сквозь запыленные атмосферные слои.

Мы увидели на экранах небольшой участок поверхности планеты, не больше двух километров в диаметре. Пятно видимости стремительно перемещалось, повторяя движение корабля.

Однако серии скоростных фотоснимков, обработанных компьютером, оказалось достаточно, для того чтобы понять, — внизу под нами настоящая твердая планета, на которой, среди беспорядочного нагромождения скалистых изломов, встречались ровные участки, достаточные для того, чтобы посадить корабль.

Радиация на этой высоте резко снизилась, подтвердились данные, полученные первым зондом. Реакция ядерного синтеза шла только в верхних слоях пылевого облака, и атмосфера экранировала от излучений поверхность планеты, — не полностью, но все же радиация упала настолько, что мы могли бы покидать корабль без специальных скафандров высшей зашиты, которых у нас не было.

— Запустить второй зонд! — раздалась долгожданная команда капитана, и я ввел в компьютер заранее подготовленный кристалл мнемопамяти со всеми данными, необходимыми для выбора траектории полета зонда. Воющий звук его двигателей, усиленный плотной атмосферой планеты, неожиданно резко ударил в уши, и почти сразу светлая черточка зонда ушла вниз.

Уже через несколько минут, как только зонд спустился до высоты пяти километров, мы смогли наконец рассмотреть поверхность планеты в оптическом диапазоне. Изображение в инфракрасных лучах прожекторов зонда казалось нерезким, детали были размыты, и капитан недовольным тоном осведомился, почему зонд не опускается ниже.

— Там могут быть высокие горные хребты. Я предполагаю, что первый зонд разбился именно потому, что подошел слишком близко к поверхности.

— Я не нуждаюсь в ваших предположениях! — взревел капитан. — Мне нужно выбрать площадку, пригодную для посадки, немедленно спускайте зонд до пятисот метров!

— На такой высоте он разобьется через пару минут! Вы же видите, под нами горный район!

— Вы отстранены от вахты! Опустить зонд!

И команда капитана была выполнена. В последний раз на экране зонда мелькнули высоченные горные хребты, и уже через минуту экраны оптических локаторов потемнели от вспышки взрыва. Но, прежде чем взорваться, зонд успел передать серию фотографий местности впереди по курсу корабля. Двенадцать снимков застыли неподвижно на широком обзорном экране, и на четвертом из них я разглядел среди сплошного нагромождения горных хребтов кольцевой кратер, похожий на лунный.

Там, внутри горного кольца, могла быть площадка, пригодная для посадки. Мне пришлось забыть о собственных обидах и самолюбии. Я переключился на капитанскую линию связи и тихо произнес в микрофон:

— Капитан! На четвертом снимке есть кратер. Возможно, это наш единственный шанс. Зондов больше не осталось. — Наверно, этого говорить не следовало. Зунидинов даже не ответил, но это уже не имело значения, потому что корабль резко пошел вниз, следуя по траектории погибшего зонда. Благодаря полученным снимкам мы смогли учесть высоту горного массива, окружавшего кратер. И уже через несколько минут посадочные опоры корабля врезались в песок на его дне.

ГЛАВА 2

Я стоял в нескольких метрах от корпуса корабля и наблюдал за тем, как в ослепительном свете прожекторов разворачивается стандартная операция, обязательная при посадке корабля на неисследованной планете. Следовало считать планету опасной для людей до тех пор, пока не будут получены данные, опровергающие эту установку, но у меня имелись все основания полагать, что такие данные не будут получены никогда.

У экипажа не было времени на изучение чужой планеты, да эта задача и не могла стоять перед коммерческим грузовым кораблем. Если мы сумеем отремонтировать «Алькар» и нам удастся благополучно взлететь и уйти в оверсайд на отремонтированных в походных условиях двигателях, если, наконец, удастся благополучно добраться до базы, мы сообщим координаты открытой нами планеты Координационному Комитету Звездоплавания, и тогда, в том случае, если ученые комитета посчитают эту, укрытую вечной тьмой, планету достойной изучения, — сюда направят исследовательский звездолет, оснащенный всем необходимым.

Только вряд ли это случится — ежегодно открывались десятки мертвых, непригодных для жизни планет, а каждая исследовательская экспедиция требовала огромных средств.

Разве что Каринин окажется прав и мы найдем здесь бесценный скандий — единственный металл, способный укрепить внутреннюю поверхность плазменных двигателей корабля до такой степени, чтобы они могли выдерживать звездные температуры. Но это вряд ли. Даже если он здесь есть — ни один человек не сможет покинуть небольшую площадку вокруг корабля, закрытую защитным полем.

Два десятилетия полетов, прошедших с тех пор, как был открыт оверсайд, сделавший доступными далекие звезды, научили людей осторожности.

Планеты, подобные этой, имеющие кислородную атмосферу, воду и тепло — три главных фактора, необходимых для возникновения жизни, были особенно опасны. И я с сожалением думал о том, что люди, мечтавшие о контактах с иным разумом, были обречены смотреть на чужие миры через ограду защитных полей или сквозь кварцевые стекла скафандров высшей защиты.

Словно бросая вызов этой досадной необходимости, я сделал несколько шагов в сторону от освещенной ремонтной площадки до тех пор, пока не ощутил на тонкой пленке защитного костюма предостерегающего потрескивания и вязкого давления невидимого поля.

До ближайших скал, кольцом окружавших кратер, в котором стоял «Алькар», было около километра. Но их контуры едва угадывались в мутной багровой тьме, заменившей небо на этой планете. Ядерная реакция синтеза в верхних слоях атмосферы давала достаточно тепла и инфракрасного света, для того чтобы здесь могли образоваться растения. Метрах в десяти от того места, где я стоял, в свете нашлемного фонаря можно было увидеть распластавшиеся по камням лепешки огромных листьев непривычного синеватого цвета со светлыми прожилками, напоминавшими вены.

Растения, увенчанные раскинутыми в стороны чашелистиками метровых цветов, производили неприятное, давящее впечатление, как, впрочем, и все остальное на этой слишком чужой для человека планете.

Я переключил оптику своего скафандра на инфракрасный. Тьма исчезла, но это не принесло облегчения. Далекое кольцо скал приблизилось, однако теперь пейзаж потерял цвет и стал совершенно безжизненным. Если бы я мог хотя бы вдохнуть здешний воздух, вполне, между прочим, пригодный для дыхания, насыщенный кислородом даже больше, чем воздух моей родной планеты, но, увы, об этом можно было только мечтать.

Анализы показали наличие бактериальной фауны. Чужие белки могли стать смертельно опасными для человека, хотя в большинстве случаев оказывались нейтральными, неспособными причинить вред чуждому для них организму. Зато, если уж они оказывались агрессивными по отношению к человеку, ничто не могло остановить их разрушительную атаку. Иммунная система была совершенно беспомощна перед вторжением неизвестных ей инородных микроорганизмов. И, как правило, на эти крошечные существа не оказывали никакого воздействия земные антибиотики. Поэтому все, что мне оставалось, это смотреть на далекие смутные очертания скал, рисуя в своем воображении сказочные замки, расположенные на их вершинах.

Было, правда, в воздухе и кое-что иное... Анализы показали повышенное содержание метана, непонятно откуда взявшегося в атмосфере этой сухой планеты.

— Что вы там застыли столбом, Крайнев? В чем дело? Работы в вашем секторе уже отстали от графика! — Голос капитана, неожиданно раздавшийся в наушниках, вернул меня к действительности и к тому обстоятельству, что на космическом корабле человек практически не имел возможности остаться наедине с самим собой. Даже во сне он находился под постоянным, бдительным наблюдением приборов.

Впрочем, капитан оказался прав. Он почти всегда оказывался прав в те редкие минуты, когда не находился под воздействием своего любимого наркотика, изрядную порцию которого ему удалось, несмотря на все проверки, протащить через таможню одному ему известным способом.

Робот, собиравший ремонтные леса вокруг левого рулевого двигателя, стоял неподвижно. И его застывшая фигура, развернутая в сторону от корпуса звездолета, создавала странное впечатление, словно механизм унаследовал пагубную привычку своего хозяина и задумался над чем-то, не имеющим отношения к работе.

Я откинул крышку панели управления на спине робота и с удивлением обнаружил, что механизм не желает мне подчиняться. То есть команды проходили в центральный вычислительный блок, возвращался даже отклик на них, — но за этим не следовало никакого действия.

Возмущенный задержкой капитан то и дело отпускал в мой адрес язвительные замечания и этим еще больше усложнял ситуацию. Разобраться в том, что происходит, было совершенно необходимо, поскольку у меня сложилось странное впечатление, что команды блокировались каким-то внешним воздействием.

Но робот стоял внутри ремонтной площадки, закрытой коконом защитного поля, и силовое воздействие извне было теоретически невозможно. «Никакое, известное нам воздействие...»

Не обращая внимания на издевательские замечания капитана, я измерил напряженность поля на всей площади, отделявшей робота от кольцевого кратера. И почти понял, почти догадался, откуда исходит энергетический импульс, сумевший пробиться сквозь наше защитное поле.

Перекрестье измерителя упорно возвращалось к одному и тому же месту — к чашелистикам гигантского черного цветка, раскинувшего свои лепестки в десятке метров от границы защитного поля. Но в тот момент, когда приборы установили направление неизвестного излучения, цветок, словно почувствовав это, прекратил генерацию, и робот, как ни в чем не бывало, продолжил выполнять свою программу с того места, на котором его прервали.

Каринин, наблюдавший за этой странной сценой из рубки корабля, подключился ко мне по прямому каналу, бесцеремонно отключив капитана, который, впрочем, об этом даже не догадался, и продолжал извергать по общей линии связи свои громоподобные проклятия.

— Что это было?

— Я не знаю. Но если эта штука способна так воздействовать на роботов, что случится, если она заинтересуется нами? Похоже, защитное поле для нее не препятствие...

Этой ночью мне приснилось багровое небо без звезд и солнца, все охваченное радиоактивным пожаром.

Даже во сне планета не оставляла меня в покое, продолжая звать, приглашая заглянуть за край пропасти, на дне которой притаилась не смерть, а непонятная, чужая жизнь, упорно пытавшаяся пробиться к моему подсознанию.

Что-то ей от меня было нужно... Что-то важное...

Моя вахта начиналась под утро, и сон был коротким, но достаточно изматывающим. Когда замяукал будильник над моей головой, я проснулся совершенно разбитым.

Четырехчасовая вахта показалась мне бесконечной, когда я наконец сдал ее, позавтракал и совсем было приготовился отдохнуть после дежурства, в мою каюту осторожно проскользнул Каринин и, приложив палец к губам, направился к шкафчику, в котором хранился спецкостюм для наружных выходов. Я, сидя на кровати, с удивлением наблюдал за его действиями.

Достав из шкафа шлем-маску с рацией, Каринин нахлобучил мне ее на голову, затем извлек запасной ремкомплект передатчика и начал что-то шептать в микрофон, едва шевеля губами.

Ничего не слыша, я пожал плечами, тогда Каринин повернул регулятор громкости, и у меня в ушах зашипел его голос, искаженный помехами, но достаточно четкий, для того чтобы понять все, что говорил штурман.

— Каюта прослушивается. Капитан тобой здорово недоволен.

— Здесь все каюты прослушиваются. И, кстати, этот передатчик несложно перехватить.

— Не перехватят. Я использовал специальный канал — не забывай, что все линии связи проходят через штурманскую рубку. Можешь говорить совершенно свободно.

— Да мне нечего говорить. Ну, оштрафовал меня Зунидинов за простой робота, — как-нибудь переживу, а причина, по которой это произошло, никого не интересует.

— Меня робот, тем более, не интересует, я к тебе не за этим пришел. Сам понимаешь, если о моем визите узнает капитан — неприятностей не оберешься.

— Так что тебе, собственно, нужно? — спросил я, уже не скрывая раздражения.

— Это Багровая. Я просмотрел все старые отчеты. В одном месте нашел даже попытку определить ее координаты, они немного не совпадают, поскольку вычислить траекторию планеты в принципе невозможно, потому что у нее нет устойчивой орбиты. Эта планета — шатун. Она пересекает нашу Галактику перпендикулярно эклиптике. Недавно ее орбита проходила поблизости от звездного скопления Ориона — там много массивных галактических объектов. Траектории всех этих объектов нам неизвестны, и каждый из них, в той или иной степени, влияет на движение Багровой. Невозможно предсказать, где она окажется через несколько десятков лет.

— И ты хочешь, чтобы я определил ее траекторию? — с сарказмом спросил я, мне уже порядком надоела таинственность Каринина.

— Я хочу пригласить тебя в небольшую экспедицию. В скалах кратера, на дне которого стоит наш корабль, должен быть палладий, или скандий.

— Дался тебе этот скандий! Откуда ему здесь взяться?

— На Багровой полно скандия. Я читал в архиве отчеты о пропавших экспедициях, некоторые из них пытались связаться с Землей, вызвать спасательные корабли, — и в каждом таком сообщении говорилось о скандии.

— Даже если ты его найдешь, — что ты будешь делать с рудой? Открытых месторождений этого металла не бывает, а если бы они и отыскались, как ты его собираешься пронести на корабль через детекторы наружного выхода, не оповестив о своей находке Зунидинова?

— Есть один способ... Много нам не понадобится. Надо лишь убедиться в том, что скандий на Багровой не выдумка и что месторождение годится для промышленной разработки, тогда мы сможем продать сведения об этой планете за сумму, которой хватит нам обоим на всю оставшуюся жизнь. Горнодобывающие компании выложат за координаты Багровой не меньше миллиарда кредитов!

— Ты только что говорил о том, что ее координаты непостоянны, а траектория все время изменяется!

— Конечно! Но не настолько быстро они меняются, чтобы планету нельзя было найти через несколько лет! И мы не будем сразу сообщать ее координаты, мы постараемся организовать сюда собственную экспедицию! Деньги для этого найдутся, как только мы покажем образцы скандия! Разве ты не хочешь стать капитаном собственного корабля?

Из всех доводов Каринина этот показался мне самым убедительным. Хотя его затея по-прежнему выглядела безумной, была причина, которая заставила меня всерьез задуматься над предложением штурмана.

Тот самый зов, который я почувствовал еще до посадки на планету. И который здесь, на ее поверхности, усилился, заставляя меня вскакивать ночью в холодном поту...

«Билет в один конец». Подобное чувство испытывает человек, стоя на краю пропасти. Почти каждому приходилось переживать нечто подобное. Пропасть притягивает того, кто смотрит в нее слишком пристально, и находятся безумцы, которые решаются выяснить, — есть ли на ее дне что-нибудь еще, кроме смерти... Я хорошо запомнил свой последний сон.

— Но если Зунидинов узнает о нашей экспедиции, нас дисквалифицируют и выкинут из компании. — Самовольная отлучка с корабля — серьезный проступок.

— Ты ведь знаешь, — капитан долго не продержится. Вскоре он вспомнит о своем крэге, и управлять кораблем опять придется нам с тобой. Тогда мы сможем организовать все так, чтобы никто не заметил нашей отлучки. А если и узнают — победителей не судят. Если мы найдем месторождение скандия — денег хватит на все. Мы сумеем заткнуть пасть любому.

Но у меня имелось собственное мнение на этот счет.

Человеческая жадность не имеет границ. Если безумная затея Каринина увенчается успехом — нам не позволят вернуться на Землю. Стоит Зунидинову узнать о том, что здесь есть скандий, и он наверняка постарается сам завладеть таким богатством и любой ценой избавиться от свидетелей. Слишком хорошо я знал своего капитана.

Но даже это соображение не смогло перевесить той странной легкости и непонятной радости, которую я ощущал, представляя себя шагающим по скалам планеты.

Если я хочу когда-нибудь преодолеть преграду, отделяющую меня от прямого общения с чужим миром, мне придется сделать первый шаг и послать к черту все инструкции. Не жадность мной двигала, что-то совсем другое. Мотив старой забытой песни? Непонятный зов, исходивший от чашелистиков чудовищных цветов и от самих скал? Я подозревал, что там были не только мертвые скалы. Нечто иное.

— Хорошо. Я согласен. Мы сделаем это, как только подвернется подходящий случай.

Мои губы, словно сами собой, помимо моей воли, произнесли эти фразы, и я с удивлением наблюдал за собой со стороны, словно это не я, а какой-то другой человек протянул Каринину руку и в крепком рукопожатии скрепил договор.

В это самое мгновение я увидел себя на тропинке, ведущей к скалам кратера, на тропинке, по которой никто не возвращался обратно. И это, вопреки всякой логике, доставило мне пронзительное, ни с чем не сравнимое удовольствие.

Подходящий случай представился через неделю, когда ремонт двигателей был уже практически закончен и техники начали последнюю проверку монтажа. Зунидинов теперь мог позволить себе расслабиться, и он сделал это по полной программе — руководство кораблем, как и предвидел Каринин, полностью перешло к нам. Но именно поэтому организовать экспедицию так, чтобы она осталась незамеченной для всех остальных членов команды, оказалось чертовски сложно. Необходим был какой-то правдоподобный и весьма весомый повод для нашей отлучки.

В конце концов, Каринин, чей ум и изобретательность лучше всего проявлялись в подобных ситуациях, придумал выход. Во время пересмены наружных вахт, занимавшихся ремонтом корабля, он организовал побег робота. Того самого, что так странно себя вел во время моего дежурства. Сделать это ему было несложно, поскольку из-за фактического отсутствия капитана управление всей аппаратурой корабля находилось в его руках. Он отключил один из секторов защитного поля, выдал соответствующие команды роботу, и когда тот благополучно скрылся в непроглядном мраке Багровой, восстановил поле в прежнем виде.

Исчезновение одного из двух ремонтных роботов немедленно сорвало график всех работ, и после пробуждения капитана это грозило нам обоим серьезными неприятностями, но, раз начав, мы уже не могли остановиться.

Несколько странно выглядело, что по моему распоряжению в экспедицию, спешно снаряженную на поиски сбежавшего робота, вошли всего два человека, к тому же осуществлявших в этот момент руководство всем кораблем. Но, по сравнению со всеми остальными нарушениями корабельного устава, это уже были мелочи.

Мы передали руководство старшему механику. С урезанными ремонтными работами он, вместе с боцманом, мог справиться без особых проблем, но я и Каринин понимали, что, если вдруг возникнет какая-то нештатная ситуация, отвечать за все последствия придется именно нам. Однако никакие разумные соображения уже не могли нас остановить.

Спешно проверив неприкосновенный запас, защитные костюмы и оружие, мы направились к выходу, ежеминутно ожидая знакомого окрика проснувшегося капитана.

— Что ты ему ответишь, когда вернемся? Как объяснишь наше отсутствие? — спросил Каринин, и я впервые услышал в его голосе что-то похожее на сомнение.

— Отвечу, что оставил корабль на него самого. Капитан был на борту, — этот факт он отрицать не сможет.

Я сам удивился собственной наглости и тому, с какой легкостью придумал этот финт. Теперь мы словно поменялись с Карининым ролями, и чем ближе подходили к отключенному сектору защитного поля, тем сильнее я ощущал непонятный зов, исходивший от притаившихся невидимых в темноте скал кратера. Ничто уже не могло меня остановить.

ГЛАВА 3

Цепочка следов робота резко уходила вправо. На какое-то время мы потеряли их из виду, потому что не хотели приближаться к неизвестному растению, сумевшему пробить своим излучением защитное поле корабля.

Мы обошли растение по большой дуге и вновь обнаружили след робота. В рыхлом песке ноги увязали почти по щиколотку, продвигаться было довольно тяжело, но зато следы отчетливо виднелись даже в инфрареде.

— Куда ты его направил? — спросил я. Каринин в ответ пожал плечами, и тонкая ткань комбинезона легкой защиты хорошо передала его жест.

— В тот момент у меня не было времени об этом думать. В любую минуту в рубку мог войти кто-нибудь из команды и заметить мои манипуляции с роботом. Он будет идти по прямой, пока не упрется в какое-нибудь препятствие.

— Ты что, рехнулся? Роботы этого типа способны передвигаться почти в любых условиях, нам его никогда не догнать!

— Не беспокойся. В двух километрах отсюда начинаются сплошные отвесные скалы, я проверял, — робот там не пройдет.

— Но тогда и мы не пройдем!

— Мы поищем более пологое место, в отличие от робота мы можем менять направление движения.

После этого короткого разговора минут двадцать мы шли молча. Было слышно, как песок скрипит под ногами и как завывает ветер в вершинах невидимых скал. Ремонтная площадка корабля, выделявшаяся в свете прожекторов, постепенно отодвигалась и словно уплывала от нас в темноту. Сейчас даже звонкие хлопки ударов копровой бабы растворились в тишине планеты, а сама площадка превратилась в маленькое пятнышко света, нарисованное на черном полотне дна кратера.

Неожиданно мне показалось, что рядом с этим пятнышком далекого света появилось еще одно, более близкое... Оно мелькнуло и исчезло. Я резко остановился, переключил оптику шлема на инфраред и обратно, но ничего не было видно, кроме песка и бесформенных нашлепок редких растений.

— Что случилось? — с тревогой спросил Каринин.

— Мне показалось, что я что-то видел, какой-то свет или движение.

— Откуда ему здесь взяться?

— Кому-то из команды мог показаться подозрительным наш уход.

— На такой ровной местности нетрудно обнаружить преследование.

С минуту мы стояли молча, напряженно прислушиваясь и всматриваясь в окружающий пейзаж.

— Наверно, ты прав. Никого нет. Пойдем, мне кажется, эта расселина, справа от нас, в стене кратера, годится для подъема.

— Сначала нужно найти робота, — резко возразил Каринин.

— Зачем? Мы займемся им позже, когда будем возвращаться обратно.

— Робот может нам понадобиться, у него есть металлоискатель.

— Ах да... Почему-то я все время забываю, зачем мы здесь.

И это была правда. Я ничуть не лукавил, даже перед самим собой. Мне было наплевать на скандий, меня влекли горы, вернее, не сами горы, а тот непонятный призыв, который исходил от них и не давал спать по ночам. Я твердо решил разобраться в этой загадке.

Минут через пятнадцать мы обнаружили робота, неподвижно застывшего у большого обломка скалы, который он даже не попытался обойти, строго следуя заложенной в него программе — идти прямо, до первого препятствия.

Пока Каринин возился с управляющим блоком робота, меняя его настройку, я внимательно всматривался в плоскую картинку серого пейзажа, нарисованную на стекле моего шлема инфракрасной оптикой. На волнистом фоне дна кратера наросты темных, почти черных растений выглядели чем-то инородным. Порой казалось, что их бесформенные, распластавшиеся листья, похожие на наплывы черной лавы, шевелятся под порывами ветра, но это был всего лишь обман зрения.

Зато правее, на самой границе захвата луча инфра-радара, в том месте, где пологое дно кратера переходило в отвесную стену, определенно что-то двигалось.

Я замер, стараясь не выдать того, что заметил движение неизвестного объекта.

Существо, похожее на мифологическую саламандру, размером с метрового варана, тоже замерло, припав к земле. Нас разделяло не меньше десяти метров. Я считал такое расстояние безопасным и, как выяснилось чуть позже, совершенно напрасно.

Саламандра сделала едва уловимое глотательное движение, и тонкая роговая стрела, размером с вязальную спицу, со свистом разрезала воздух рядом с моей головой, оцарапала край шлема и, отрикошетив от него, вонзилась в камень. Удар был такой силы, что шлем резко хлопнул по моей голове, а небольшая стрелка вошла в камень, как в масло.

Я не стал ждать второго «плевка», понимая, что ткань легкого защитного костюма может не выдержать такого удара. Голова все еще звенела от толчка, когда я, даже не приподняв бластер, нажал гашетку.

Синее пламя вспыхнуло в ночи ослепительно ярко, светофильтры шлема не успели отреагировать на вспышку с достаточной скоростью, и на какое-то время я, вместе с Карининым, потерял способность что-нибудь видеть.

— Что случилось?! Куда ты стрелял? — в голосе Каринина слышалась легкая паника.

— Какая-то тварь плюется костяными стрелами, — возможно, ядовитыми.

— Ты хоть попал в нее?

— Не знаю.Посмотрим, когда вернется зрение.

Несколько минут мы стояли не двигаясь, каждую секунду ожидая из темноты повторного выстрела. К счастью, его не последовало. Когда зрение наконец восстановилось, мы увидели лишь темное пятно в том месте, где расплавилась горная порода.

— Ты уверен, что тебе не померещилось? — Каринин не скрывал своего недовольства, и я хорошо его понимал: вспышку выстрела могли заметить на корабле.

— Уверен. Я не успел отрегулировать бластер, но стрела в скале должна остаться, можешь ее найти и использовать как вещественное доказательство! — Этот человек слишком часто ко всему относился с недоверием. Лишь собственное мнение казалось ему всегда безупречно правильным.

— Почему она напала на тебя? Без причины не нападают даже хищники.

— Земные хищники, — уточнил я. — Здесь чужая планета, и о ее животном мире мы не имеем ни малейшего представления. Не думаю, что она за нами охотилась. Слишком большая разница в размерах. Возможно, у нее где-то здесь гнездо, или ей не понравилась радиочастота, на которой мы с тобой общались.

— При чем здесь радиочастота? У нее что, был приемник?

— Если местные растения способны генерировать мощный радиолуч, то почему бы и здешним животным не обладать этим свойством? Но я вижу, ты до сих пор сомневаешься в ее реальном существовании. Давай поищем стрелу. Если здесь есть опасная для человека фауна, придется отказаться от твоей авантюры с поисками скандия.

Я сказал это, несмотря на то, что знал — сам я от своих поисков не откажусь, даже если за каждым камнем нас будут подстерегать смертельные сюрпризы.

Таинственный зов усиливался по мере того, как мы приближались к стене кратера. Он шел откуда-то сверху. Скорее всего источник располагался на вершине кольцевой стенки, прямо над нами. Моя реплика преследовала единственную цель: использовать подвернувшуюся вескую причину для отказа от бессмысленных, с моей точки зрения, поисков скандия.

Стрелу мы нашли довольно скоро. «Спица» на несколько сантиметров ушла в базальт, и на твердом камне не было заметно ни трещин, ни сколов в месте удара.

Попытки вытащить стрелу из камня или хотя бы сломать ее ни к чему не привели. Полупрозрачный материал, из которого состояла стрела, оказался на редкость прочным.

В конце концов робот, по команде штурмана, вырезал ее вместе с куском базальта.

— Предъявим для контроля, когда вернемся, — это отвлечет внимание капитана от наших образцов, если он очухается к моменту нашего возвращения.

Этот человек был одержим, и никакие доводы на него не действовали. Впрочем, и я, похоже, тоже... Каринин уже видел эти мифические образцы, он уже считал их своими...

«Но разве то же самое не происходит с тобой? Ты ведь тоже охотишься за химерой», — сказал я себе.

Больше я не тратил время на споры с Карининым. Пусть ищет свой скандий, если ему этого хочется. Так даже лучше. Не заметит моих поисков, и не нужно будет ничего объяснять. Тем более что объяснять, по сути, было нечего. Ни один нормальный человек не станет искать в реальности причину собственных снов.

Мы двигались теперь очень медленно, соблюдая максимальную осторожность и пустив впереди себя робота, обладавшего чувствительными биологическими локаторами. Еще до своего выстрела я понял, что обнаружить неподвижную саламандру в инфрареде почти невозможно. Видимо, это животное было хладнокровным и не излучало ярких тепловых лучей, а включать свои нашлемные фонари мы не хотели, чтобы не привлекать к себе внимание экипажа. Объяснить, зачем нам понадобилось искать робота на отвесной скальной стене, будет чертовски трудно.

Мы поднимались цепочкой друг за другом. Робот, затем Каринин, не пожелавший уступить это место мне, чтобы не пропустить свои драгоценные образцы. Я замыкал подъем.

Темнота мгновенно поглотила моего спутника, и только дергавшийся конец страховочной веревки, закрепленной на поясе робота, напоминал о том, что я здесь не один.

Монотонные, повторяющиеся движения не отвлекали внимания, и из глубин подсознания выплыл образ шара, появлявшийся в моих сновидениях все последнее время.

Обычно он появлялся высоко над скалами кратера и выглядел просто светлым мячиком, но на этот раз шар был большим... И он находился на вершине огромной пирамиды, сложенной из подобных шаров. Шар, преследовавший меня в сновидениях, был особенным, он отличался от остальных и цветом, и размером. Метра четыре было в диаметре у этого шара, и в своем полусне-полуяви я теперь медленно приближался к вырезанному в его боку квадратному отверстию... Там, в глубине, что-то лежало, что-то длинное, завернутое в белый, похожий на саван материал. По форме предмет напоминал человеческое тело...

Я уже почти понял, что это такое, когда раздавшийся над головой предостерегающий крик штурмана вернул меня к действительности.

Грохот несущихся сверху камней заставил инстинктивно вжаться в расселину. По счастью, надо мной оказался широкий козырек, и камни пронеслись за спиной, не причинив вреда. Но это было простым везением. Все могло кончиться гораздо хуже. На таком крутом склоне даже слабого удара достаточно, чтобы человек потерял равновесие, и тогда никакая страховочная веревка не поможет — лапы робота на гладкой поверхности скалы едва держались, и мы могли загреметь вниз все вместе.

Проверив, не нарушилась ли блокировка внутреннего канала связи, я окликнул Каринина, стараясь, чтобы в моем тоне не слишком чувствовался упрек:

— Надо быть осторожнее. Еще пара таких камнепадов, и мы окажемся внизу с переломанными костями.

— Я тут ни при чем. Камни летели сверху, возможно, это робот зацепил слабый камень, но мне показалось, что камнепад начался от самого гребня. Я сам чуть не погиб, едва успел уклониться. Подниматься осталось совсем немного, я вижу край, еще пятнадцать-двадцать минут подъема, и нам не будут страшны никакие камнепады! — В голосе штурмана ощущалось наигранное воодушевление. Чувствовалось, что он испуган, но, тем не менее, больше всего опасается, чтобы я не передумал и в последний момент не повернул обратно.

Ничего не ответив на эту сентенцию, я, стиснув зубы, продолжил подъем. Что-то нам мешало. Какая-то странная сила сопротивлялась нашему продвижению, объединив свои усилия с порывами ветра, силой гравитации и ненадежным отвесным склоном, в который приходилось вбивать титановые костыли через каждый десяток метров.

Если бы робот не избавил нас от этой нелегкой работы, нам вряд ли удалось бы взобраться на гребень со всем снаряжением и оружием.

Прошло еще не меньше получаса изматывающего подъема, прежде чем я ощутил наконец, что веревка ослабла.

Вскоре мои руки ухватились за край стены. Робот натянул страховочную веревку и помог мне преодолеть последние метры. Теперь мы стояли рядом, на довольно широкой и ровной площадке гребня, уходившей от нас в обе стороны. Высоченные крутые скалы, судя по снимкам, опоясывали весь кратер.

Наверху стало светлее. Багровые сполохи, непрерывно пронизывавшие атмосферу этой ненормальной планеты, позволяли рассмотреть предметы на расстоянии десятка метров, не прибегая к инфрареду. Зато ветер теперь усилился в несколько раз и грозил зашвырнуть нас обратно в пропасть, из которой мы только что выбрались.

— Ну и что дальше? — спросил я, — Где он, твой скандий?

Ничего не ответив, штурман сосредоточенно возился со щитком управления робота, настраивая его металлоискатель. Неожиданно я понял, что Каринин меня не слышит. Небольшие цифры на информационном табло шлема сообщили мне о том, что рация переключилась на новую частоту. Переключилась сама собой, без всякого участия с моей стороны.

Этого не могло быть, но тем не менее это случилось. И прежде чем я успел по-настоящему удивиться этому обстоятельству, прежде чем успел оценить все значение происшедшего, в наушниках раздался голос:

— Избавься от него. — Голос был безжизненный, без всякой эмоциональной окраски, такой голос чаще всею можно услышать из устаревших речевых синтезаторов. Потрясение было настолько велико, что смысл фразы дошел до меня не сразу.

— Что?! Кто это? Кто это говорит?!

— Разве ты не узнал меня? Ты много раз разговаривал со мной во сне, но лишь сейчас обстоятельства позволили нам общаться напрямую, а не через твое подсознание. Человеческая психика очень сильно искажает такие контакты, но сейчас, если захочешь, ты даже сможешь увидеть меня. Избавься от своего спутника!

— Как это? Каким образом я должен от него избавиться?

— Любым способом. Меня это не интересует. Ты неплохо справился с каменной ящерицей. Можешь сделать то же самое с этим человеком.

Только сейчас волна холодного ужаса окатила меня.

Мы столкнулись не просто с неизвестным инопланетным разумом. В последнем я уже не сомневался, слишком много факторов сложилось в единую цепочку.

Мы столкнулись с разумным существом, для которого человеческая жизнь — сущая безделица. И нам неизвестны возможности этого разума. На чужой планете, в багровом мраке могла притаиться целая цивилизация, для которой жизнь другого разумного существа не представляет никакой цены.

Но прежде чем бежать отсюда без оглядки, прежде чем мы попытаемся вернуться на корабль, если нам это позволят, я обязан воспользоваться установившимся контактом и получить хоть какую-то информацию о степени угрозы, которой наша неразумная вылазка подвергла нас самих, корабль, а возможно, и Землю...

— Откуда вы знаете наш язык? Контакт продолжался совсем недолго, этого недостаточно... — Краешком сознания я удивился звуку собственного голоса, во рту у меня пересохло, и звук напоминал заезженную граммофонную пластинку...

— Это не первый наш контакт с людьми.

— И где сейчас те, кому повезло встретиться с вами до нас, они живы? — Нелепый вопрос, на который вряд ли удастся получить правдивый ответ.

— Это было слишком давно, хотя некоторые контакты случались и позже. Впрочем, все это не имеет никакого значения, мы понапрасну теряем драгоценное время. Ваш капитан проснулся и собирается стартовать без вас, как только закончит ремонт двигателя.

— Откуда вы об этом знаете?

— У нас есть возможность следить за вашим разумом, когда вы спите, и получать всю необходимую информацию непосредственно из вашего мозга.

По крайней мере, в искренности им не откажешь, на прямо поставленные вопросы я получил прямые ответы... Впрочем, не на все. О судьбе людей, попавших на эту планету раньше нас, я так ничего и не узнал.

— Ты теряешь слишком много времени. Мне придется помочь тебе. — Я не успел даже сообразить, о какой помощи идет речь, и прежде чем понял, прежде чем попытался протестовать, в моих наушниках раздался щелчок, а вслед за тем я услышал восторженный вопль Каринина:

— Я нашел его! Нашел!! Я был прав! Здесь есть скандий, открытое месторождение! Подожди меня здесь, никуда не уходи с этого места. Я только посмотрю — это метров двести на север!

— Нет там никакого скандия! Остановись! — заорал я. Но Каринин меня не услышал. Рация вновь переключилась, и голос невидимого собеседника произнес:

— Не беспокойся о нем. Я не причиню ему вреда. Ты считаешь его своим другом, поэтому с ним ничего не случится. Он даже найдет свою игрушку. Иди ко мне.

— Идти к тебе? — повторил я, как попугай, с трудом ворочая непослушными губами.

— Ты ведь хочешь меня увидеть? Я знаю об этом из твоих снов. Тогда иди по вершине гребня, на юг.

«Нас разводят в разные стороны», — обреченно понял я, даже не пытаясь сопротивляться этому приглашению. Ноги уже несли меня прочь от неподвижно застывшего робота, и я мельком подумал о том, что следовало бы включить защитный режим и взять робота с собой. Но в реализовавшихся наяву снах не было места для робота или Каринина — это касалось только меня, меня одного!

И вслед за этой мыслью остатки благоразумия покинули меня вовсе.

ГЛАВА 4

Метров триста я прошел, как во сне. Бывают такие редкие сны, когда человек словно летит над поверхностью Земли. Он знает, что с ним ничего не случится, и необъяснимое чувство восторга переполняет все его существо.

Риск сломать ногу, возможное падение с обрыва и даже смерть — потеряли для меня какое-либо значение.

В инфрареде я видел, что справа и слева зияют пропасти. Всего один шаг отделял от последней черты — такой узкой стала в этом месте тропа, если можно было назвать тропой изрезанный расселинами и усеянный обломками скальный гребень.

В старой электронной книге я читал о том, что монахи древних тибетских монастырей умели бегать в полной темноте без дороги, с недостижимой для нормального человека скоростью. Нечто подобное сейчас происходило со мной, и только глубоко в подсознании притаился едва заметный комочек страха. Подсознание не желало мириться с моей восторженной расслабленностью, оно чувствовало, как близко подступила ко мне смертельная опасность.

Наконец в наушниках прозвучал приказ остановиться. Это был именно приказ. Я знал, что не посмею ослушаться, и даже не удивился своей раболепной покорности. Скорее всего, потому что считал, в случае необходимости я смогу сбросить с себя овладевшее мной оцепенение. Но пока я не получу всей информации о том, что здесь притаилось, я не стану сопротивляться...

Было ли это самоуспокоением, самоуверенностью? Или мой мозг полностью контролировался внешним воздействием? Вот этого я не знал, это можно будет проверить, только когда наступит время психологического поединка с чужим разумом. А пока не надо сопротивляться, — моя цель продвинуться как можно дальше в начавшемся контакте и получить всю возможную информацию.

Удивившись собственному витиеватому мышлению, совершенно мне несвойственному, я на внутреннем плане сознания, закрытого от внешнего воздействия, пытался понять, зачем мне все это? Почему я не побежал прочь от притаившегося здесь ужаса тогда, когда это еще было возможно? Ответа на этот вопрос я не знал, или не хотел знать, — что было вернее. Во всяком случае, не одно любопытство было тому причиной.

Легенды о таинственном существе, обитавшем на Багровой планете, говорили о том, что тот, кто встретится с ним и не побоится пройти до конца, скорее всего, потеряет разум или найдет счастье, такое, о котором даже и не слышали в обычных человеческих мирах.

Похоже, я тоже искал свой клад, свой скандий — только другого, не материального свойства.

— За этой скалой ты увидишь свет. Не бойся, войди в него. — Голос стал теперь мягче, он потерял безликий металлический оттенок, он уже не приказывал, скорее уговаривал меня, как испуганного ребенка. Неужели они догадались о моем глубоко запрятанном страхе? Это никуда не годилось. Я терял очки еще до старта.

Шагов через двадцать я действительно увидел в скале глубокую нишу, словно занавесью прикрытую зеленоватым светящимся туманом.

В нерешительности я остановился перед ней, ожидая дальнейших указаний, но голос теперь молчал, как будто сказал уже все, что было необходимо, и остальное зависело теперь от меня самого.

Я понял, что еще не поздно. Что в этот момент меня отпустили, предоставив возможность самому решить — хочу ли я вернуться или пойду до конца за решением своей загадки. Возможно, именно потому, что мне предоставили свободу выбора, я шагнул к светящейся занавеси и прошел сквозь нее, не почувствовав ничего, кроме легкого покалывания кожи, которое бывает в ионном душе.

Внутри ниша оказалась совершенно пустой, если не считать стоявшего на постаменте небольшого растения с ладонь величиной — уменьшенной копии огромных лопухов, росших вокруг корабля. Разве что цветка у этого растения не было. «Для цветка, видимо, еще не пришло время, — решил я, — растение похоже на молодой росток». От него исходил мягкий зеленоватый свет, который я принял за туман и который каким-то непонятным для меня образом делал невидимой снаружи внутренность часовни.

Ровные узкие стены и сводчатый потолок ниши напоминали именно часовню.

«Кладбищенскую часовню»,— добавил мой внутренний голос, принадлежавший той части сознания, которая все еще оставалась на страже, хотя здесь, внутри, голос моего рассудка стал почти не слышен, убаюканный обманчивым чувством безопасности, исходившим скорее всего от самого растения.

«Всего четыре небольших листочка, неужели этого достаточно, чтобы скрыть внутри разумное существо? Разве возможно, чтобы подлинными хозяевами этой планеты были какие-то жалкие растения, неспособные к активным действиям?» — Я подошел к растению вплотную, уже не испытывая прежнего страха. Под листьями не было даже корней. Вместо них какая-то твердая лепешка, присосавшаяся к гладкой поверхности камня. Непонятно, чем оно питается и как вообще возможно существование этого ростка внутри закрытого помещения, куда не проникают снаружи даже жалкие крохи инфракрасного излучения.

Может быть, за ним кто-то ухаживает? Я нервно обернулся, но вход в нишу ничто не загораживало, и свет не мешал мне видеть то, что происходило снаружи. «Зачем вообще меня сюда позвали?»

— Ну, вот, я на месте, что дальше? — спросил я, обращаясь к цветку. Никто мне не ответил, рация молчала на всех каналах. Возможно, внутрь ниши радиоизлучения не проникали вообще.

«Может быть, я ошибся? Может быть, меня ждут совсем в другом месте? Это нетрудно проверить. Если снаружи вновь появится голос, который привел меня сюда, значит предположение правильно».

Я медленно повернулся и направился к выходу. Никто мне не препятствовал — вот только выхода не было. То есть я по-прежнему его видел, но та самая, едва заметная, прозрачная, зеленоватая дымка, что так легко пропустила меня внутрь, теперь стала совершенно непроходимой.

Я уперся в невидимую стену и от неожиданности потерял равновесие. За спиной у меня раздался звонкий девичий смех. Он прозвучал не в наушниках рации, а в воздухе этого небольшого помещения. Я не мог ошибиться, когда наружные микрофоны скафандра улавливали посторонние звуки, выделявшиеся из общего фона, на пульте вспыхивал крохотный индикатор. Но когда я повернулся, в часовне по-прежнему никого не было.

На этот раз я ощутил не страх, а раздражение. Эти детские игры начинали мне надоедать.

Я отстегнул от пояса бластер, снял его с предохранителя и, направив раструб излучателя на растение, сказал:

— Открой выход, или я буду стрелять.

— Бедный червяк, растение тебя не слышит. Оно всего лишь передатчик звуковых колебаний, как твои наушники в рации. А выйти отсюда ты сможешь, если угадаешь мое имя. Оно здесь, в воздухе, вокруг тебя, стоит только прислушаться как следует. Произнеси его — и выход откроется.

И я действительно что-то услышал, на самой границе слышимости, нечто едва уловимое, похожее на звон комариных крыльев в дальнем углу комнаты.

— Вы, червяки, не умеете слушать никого, кроме самих себя. Сними шлем, не бойся. Здесь нормальный воздух, в нем нет ничего вредного для тебя.

«Осталось снять защитный костюм и выбросить оружие», — обреченно подумал я, отстегивая тем не менее магнитные застежки шлема. Звон, плывущий в воздухе, стал громче и походил теперь на басовитое гудение шмеля. В нем появились ритмичные повторявшиеся вибрации, уже почти сложившиеся в слово, почти знакомое, но все еще непонятное.

— Ну же, это так просто, не пытайся слушать своими маленькими ушами, — в них нет никакого толку. Слушай сознанием. Ты ведь разговариваешь во сне? Вспомни слова, которые ты слышал в своих снах, — это тебе поможет.

Я не знал, слышал ли я во сне какие-нибудь слова. Слышат ли вообще люди свои сны? Этого я тоже не знал, но совет был хорош, он помог мне сосредоточиться и в то же время расслабиться, отключиться от всего внешнего — только сейчас я понял, что звук был внутри меня и не имел отношения ни к часовне, ни к говорящему растению.

«ДЖИ-ДЖИ-ДЖИ», — жужжал шмель и моей голове, но в перерывах между этими «Джи» был еще какой-то, совсем маленький слог, его я понять не смог, и потому, чувствуя себя полнейшим идиотом, повторил вслух это самое «ДЖИ».

— Почти правильно, — одобрил голос, идущий из растения. — Осталось совсем немного.

И тогда, окончательно разозлившись на самого себя, на идиотскую ситуацию, в которой очутился, испытывая разочарование оттого, что контакт оказался похожим на фарс, не скрывая раздражения в голосе и совершенно неожиданно для себя самого я сказал:

— Джина, открой выход!

И прозрачная стена передо мной исчезла.

Ледяной ветер, несущийся с высокогорья и разбивавшийся о кольцевые горы кратера, швырнул мне в лицо колючий снег. Сплошная стена мрака немедленно сомкнулась вокруг меня, заставив вспомнить о шлеме с его инфракрасным прибором ночного видения. Но, прежде чем надеть его, я глубоко вдохнул воздух планеты, совершенно безвкусный и не имевший никакого запаха, словно попробовал глоток холодной дистиллированной воды. «Странно, куда подевался метан? Его запах я должен был почувствовать».

Я обернулся к нише, из которой только что вышел, но там уже не было ничего: ни свечения, ни входа. Разочарование от этого открытия оказалось сильнее, чем я ожидал. Я подозревал, что не сделал внутри чего-то очень важного. От этого простого и неведомого мне сейчас действия, возможно, зависела вся моя дальнейшая судьба...

Но что я мог сделать в этой пустой часовне? Или сказать? Этого я не знал.

Меня отпустили, поскольку я этого хотел, и обратно, похоже, не собирались приглашать. Я вновь оказался внутри своего привычного мира, полного мелких неприятностей, дрязг и одиночества... Самое главное — одиночества. У космовиков почти никогда не бывает постоянного дома. Слишком долгое, в несколько лет, ожидание, после которого, почти сразу же, следует новый полет, разрушает любую семью.

Я медленно побрел обратно — туда, где оставил робота и где меня, должно быть, уже давно ожидал Каринин.

Я провел в часовне не меньше часа. Во всяком случае, так мне казалось, однако электронные часы в моем шлеме упрямо показывали, что прошло всего десять минут с того момента, как я оказался внутри.

Сейчас я шел тяжело, то и дело спотыкаясь о камни, словно нес на своих плечах дополнительный груз. Той легкости, которую я ощущал по дороге к часовне, не было и в помине. Я старался не думать о том, что со мной произошло, старался не анализировать свои ощущения, в которых почему-то преобладала горечь и нелепое желание вернуться в пустую часовню.

К счастью, а может быть, и вовсе не к счастью, это желание не успело овладеть мной полностью, до того как я вышел на широкий уступ, где неподвижно стоял наш робот с откинутым щитком.

Каринин возился в его электронных внутренностях и был настолько поглощен этим занятием, что даже не обернулся, когда я подошел.

— Ну что, нашел ты свой скандий? — спросил я совершенно равнодушно.

— Нет. Нет здесь никакого скандия, — ответил штурман, захлопывая крышку щитка. В его голосе мне почему-то послышалась тщательно скрываемая фальшивая нотка.

— Нам пора возвращаться, а то капитан и в самом деле стартует без нас, — сказал я, стараясь понять, что произошло с моим спутником за то время, пока я был в часовне.

— Никуда он не стартует. Для того чтобы собрать кормовой двигатель, вернуть на корабль все механизмы и провести предстартовую подготовку, потребуется не меньше трех дней.

— Что же ты не говорил этого раньше?

— Не хотел, чтобы ты расслаблялся, — ответил Каринин. — Нам действительно пора возвращаться, но это никак не связано со стартом корабля. Уйдя без разрешения капитана на планете первой категории опасности, мы нарушили сразу штук десять параграфов космического устава.

— Это уж точно. Особенно, если ты попробуешь пронести на борт корабля контрабандой скандий, — я сказал это с усмешкой, полушутя, желая лишь проверить свою догадку и, оказывается, попал в самую точку. Джина не обманула — штурман получил свою игрушку...

— Догадался все-таки... Или ты за мной следил?! — Каринин приблизился ко мне вплотную, он почти задыхался от ярости. — Не вздумай проболтаться об этом на корабле! Это мой скандий! Я его нашел! Он принадлежит только мне.

— Значит, все-таки нашел... А ты знаешь, что произойдет, когда об этом узнает вся команда? А она узнает, рано или поздно она узнает, такие вещи невозможно сохранить в тайне.

— Я постараюсь сделать так, чтобы она не узнала.

Я увидел, как рука Каринина потянулась к рукоятке бластера, но даже не шевельнулся, не сделал ничего, чтобы остановить его.

— Ну, давай, стреляй. Мы ведь считались с тобой друзьями. Это и будет началом того безумия, которое уничтожит весь корабль. Нам никогда отсюда не выбраться.

Несколько секунд Каринин боролся с темной волной, затопившей его разум. В конце концов ему все же удалось взять себя в руки.

— Ты прав. Сначала нужно выбраться.

Мы отослали вниз робота, и сразу же возник вопрос о том, кому спускаться первым. Минуты две мы оба молча стояли у верхнего костыля, к которому был привязан страховочный трос. Единственный, имевшийся в нашем распоряжении.

Минуты через две Каринин сказал:

— Ладно. Я сам это затеял. Будем надеяться, что ты не сделаешь то, что собирался сделать я.

Ничего больше не добавив, штурман ухватился за веревку и исчез за темным краем обрыва.

Наступила минута, которой я ждал и которой боялся. Я вновь остался один на один с этим миром мрака, полным обманов и тайн. Но ничего не произошло, зов не повторился. Мне не пришлось даже бороться с собой, осталась лишь необъяснимая горечь.

Возможно, я упустил свой единственный шанс, контакт больше не повторится, и я никогда уже ничего не узнаю о существе, которое ждало меня на этой темной планете долгие, долгие годы... Ждало именно меня...

Но даже эта нелепая мысль не заставила меня критически проанализировать собственное поведение и не вернула моему разуму умения спокойно оценивать обстановку, которым я так гордился.

С момента посадки на «Алькаре» все пошло вкривь и вкось.

Началось с отказа ремонтного робота, причину которого так и не удалось установить, а дальше неприятности посыпались, словно из рога изобилия. Багровая сполна оправдывала свою нелестную славу. И хотя Зунидинов до сих пор не верил в то, что мы сели именно на эту овеянную мрачными легендами планету, обстоятельства последних дней заставили его признать, что как бы ни называлась планета, на ней наверняка обитает нечистая сила.

Несмотря на развитие звездных технологий, несмотря на изобретение пространственного перехода, легенды и суеверия среди космовиков занимали ничуть не меньше места, чем это было во времена парусного флота.

Стоило капитану на несколько часов предоставить себе вполне заслуженный отдых, как на корабле начало твориться черт-те что. Ремонтный робот исчез, из-за этого сборка двигателя замедлилась в несколько раз, вместе с роботом исчезли и два офицера, без которых старт становился весьма проблематичным.

Нарушение само по себе казалось Зунидинову, воспитанному на старых традициях космофлота, неслыханным. Уйти в самовольную отлучку на неисследованной планете, индекс опасности которой выходил за пределы класса «А», мог себе позволить разве что неопытный юнга.

Должны были существовать весьма серьезные обстоятельства, заставившие этих людей решиться на такое. Исчезновение робота — факт сам по себе весьма печальный, но недостаточный для оправдания прогулки по планете.

Но это было еще не все. Задержка с ремонтом, проблематичность старта, запрет команде покидать зону безопасности, ограничения в рационе, поскольку время полета уже вышло за все расчетные рамки, — все это, вместе взятое, не могло не вызвать недовольства в команде. После исчезновения штурмана и второго помощника команда буквально кипела от негодования, готовая взорваться в любую минуту. «Нам только бунта сейчас не хватало...», — пробормотал Зунидинов, в десятый раз обшаривая локаторами местность вокруг корабля.

ГЛАВА 5

Рабочее место техника Сварисова находилось в реакторном отсеке, возле контрольного пульта второго генератора. Но с тех пор как исчезли помощник капитана и штурман, его трудно было застать на рабочем месте.

У Сварисова появилось гораздо более увлекательное занятие, чем нудное сидение у контрольного пульта. Господа из офицерского корпуса могли себе позволить многое. Но даже и они обязаны соблюдать основные параграфы космического устава, и уж коли они решились покинуть корабль на планете класса «А» — тому должны были иметься весьма веские причины. И Сварисов решил докопаться до этих причин.

Начал он с того, что собрал все возможные сведения о планете, на которой очутился их корабль. Сведения оказались весьма скудными и противоречивыми, поскольку ни в звездном атласе, ни в информационной базе данных такой планеты не значилось.

Но если им посчастливилось открыть неизвестную планету, об этом событии следовало бы объявить по гиперсвязи и вызвать сюда исследовательский корабль. Однако капитан не сделал этого. Почему? Если бы он включил генератор гиперсвязи, об этом знала бы вся команда. Но генератор не включался, хотя стоянка корабля на неисследованной планете уже превысила все отведенные для этого инструкцией сроки.

Оставалось последнее предположение — они приземлились на планете, о которой не следует кричать по гиперсвязи. Что же это за планета?

Отсутствие смены дня и ночи, постоянный багровый свет, пропитавший все вокруг, странные электрические растения, окружавшие ремонтную площадку, — все это, вместе взятое, весьма напоминало легендарную Багровую. Если это так, тогда становилось понятным и молчание капитана, и исчезновение старших офицеров, отсутствовавших на корабле уже второй день.

Запас жизнеобеспечения в легких космических костюмах не слишком велик, если офицеры не погибли, то должны вернуться в ближайшие двадцать четыре часа. Но если штурман и второй помощник вернутся на корабль, они станут недосягаемыми для него — служба безопасности на «Алькаре» работала неплохо.

Что эти двое искали на планете и что они здесь нашли, следовало выяснить до их возвращения на корабль. Как только Сварисов уяснил себе эту простую истину, он понял, что ему не обойтись без помощников.

За ними дело не стало — он давно уже верховодил в замкнутой среде небольшой группы техников. Восемь человек, обслуживавших реакторный отсек корабля, — по существу, были париями. Работая в зоне повышенной радиации, от которой полностью не избавляли никакие защитные костюмы, они медленно сжигали свою жизнь. Пять, самое большее семь лет — и техника списывали с корабля на какой-нибудь отдаленной планете, подальше от людских глаз. К тому времени все его тело покрывалось незаживающими язвами и жить ему оставалось совсем недолго.

И все же космической корпорации удавалось вербовать людей на эти должности, привлекая их неплохим заработком плюс хорошей компенсацией родственникам в случае смерти кормильца. Однако пожелавших завербоваться оказывалось недостаточно, чтобы удовлетворить растущие аппетиты компании, все время расширявшей зону своего влияния. Поэтому основную часть «реакторщиков» набирали среди осужденных преступников.

Многие предпочитали пять лет более-менее нормальной жизни на корабле кошмарному аду изгнания на необитаемые планеты, специально отобранные для тех, кому не было места на Земле.

Сварисов был одним из таких, осужденным за убийство преступником, и чужая человеческая жизнь, как, впрочем, и своя собственная, не имела для него особой цены.

Это обстоятельство, а также культ силы и жестокости, который он избрал для себя, позволили ему быстро стать лидером среди этих изгоев. И вот уже три года он ждал своего часа.

Корпорация предусмотрела многое, для того чтобы обезопасить свои корабли и исключить любую возможность бунта, но учесть все обстоятельства она не могла.

Реакторный персонал изолировали в нижних отсеках. Им было запрещено, под страхом смерти, показываться на верхних палубах. Но техникам необходимо было оказывать медицинскую помощь, снабжать их продуктами, водой.

Время от времени приходилось ремонтировать системы жизнеобеспечения в нижних отсеках. Так или иначе, в небольшом, замкнутом мирке корабля полная изоляция оказалась практически невозможной.

Сварисову, действуя угрозами и подкупом, удалось завербовать несколько человек из той части команды, что жила в верхних отсеках, но была вынуждена по долгу службы иногда спускаться в реакторный.

С помощью этих людей он завладел бесценным прибором, украденным у капитана.

Универсальный коммуникатор можно было подключить к любой линии связи на корабле, и теперь Сварисов одним из первых узнавал все важнейшие новости.

Благодаря этому прибору ему стало известно о том, что Зунидинов распорядился подготовить группу для поиска исчезнувших офицеров. Он сделал это не из чувства долга и не из любви к пропавшим. Капитан руководствовался только соображениями безопасности, и ничем больше. Если в течение двадцати четырех часов штурман не будет найден, возникнут непреодолимые трудности со стартом. Только этот человек мог вывести корабль из почти не исследованного уголка космоса, в котором они оказались.

Для Сварисова настала пора действовать. Он должен найти штурмана раньше, чем это сделает поисковая группа.

Первая часть операции, задуманной Сварисовым, прошла успешно именно потому, что была хорошо подготовлена и продумана до мелочей. Она совершенно не походила на дикие, неорганизованные вспышки недовольства и ярости, с которыми довольно часто приходилось сталкиваться службе безопасности компании.

Выбрав момент, когда капитан вновь вспомнил о своем крэге, а большая часть команды, воспользовавшись почти полным отсутствием контроля со стороны старших офицеров, беззаботно спала, техники захватили коридоры нижней палубы, выходной люк и грузовой отсек.

После этого, овладев единственным выходом из корабля, они заблокировали переход, ведущий на верхние жилые палубы, и вырубили реактор.

Команда вместе с капитаном оказалась запертой в верхних отсеках, и хотя управляющая рубка по-прежнему оставалась под контролем капитана — без энергии оставшаяся ему верной часть команды не могла ни оказать серьезного сопротивления, ни взлететь. А поскольку продовольствие и вода, вместе со складскими помещениями корабля, перешли в руки взбунтовавшихся техников, те оказались полными хозяевами положения.

Однако Сварисов не спешил начинать переговоры с капитаном.

Время для этого еще не пришло. Сначала вся оставшаяся верной капитану команда должна была до конца осознать ситуацию. Сварисов не сомневался, что очень скоро голод и жажда станут самыми убедительными аргументами. А если в их руках окажется штурман, без которого, в сущности, невозможен старт, то завладеть оставшейся частью корабля можно будет без малейшего риска. И как только Сварисов пришел к этому выводу, он начал действовать, не теряя ни одной минуты.

Больше всего Каринин опасался того, что его манипуляции с роботом откроются при возвращении на корабль. Весь его грузовой контейнер он забил скандием. Здесь было не меньше восьми килограммов бесценного металла. «Никак не меньше! И он принадлежит мне. Здесь свобода, здесь вилла на лазурной планете. Здесь безбедная жизнь до глубокой старости. Здесь все, о чем только может мечтать человек». — Раз за разом мысли Каринина возвращались к скандию. Он прекрасно понимал, какая трудная, почти неразрешимая задача стояла теперь перед ним. Нужно было доставить свое богатство на Землю. Сберечь его от жадных рук и глаз.

Крайнев догадался о находке, могут догадаться и другие — они могут обыскать робота, и тогда... Тогда придется драться. Так просто он не отдаст то, что принадлежало ему по праву. В крайнем случае, он покажет им, где находится месторождение. Металла там хватит на всех, но после этого в команде начнется свара, и вряд ли им удастся благополучно стартовать... Он хорошо знал, что собой представляла команда техников, обслуживавшая реактор, — самая опасная часть экипажа.

Каринин решил спускаться первым вовсе не потому, что стал вдруг полностью доверять Крайневу. Во время спуска по страховочной веревке его жизнь попадала в полную зависимость от Крайнева. Стоило помощнику капитана полоснуть веревку ножом, — и он долго будет лететь вниз, к острым, похожим на клыки, камням, устилавшим дно кратера.

Но даже это опасение не могло заставить его спускаться вторым. Он не мог допустить, чтобы Крайнев оказался внизу, наедине с его роботом.

Крайнев наверняка открыл бы крышку грузового отсека, чтобы посмотреть, чтобы увидеть... Помощник капитана догадался, что скандий найден, но не знал, как велика бесценная находка.

Если бы он был на месте Крайнева, он бы не смог удержаться от того, чтобы проверить робота. Каринин знал, как действует на человека блеск неслыханного богатства.

Сейчас, когда до дна кратера оставалось всего несколько десятков метров, решение спускаться первым уже не казалось ему правильным. «Одно движение ножа, всего лишь одно... И веревка, натянутая как струна, оборвется. Несчастный случай... Как только на корабле увидят скандий, — никто даже не станет расследовать...»

Каринин все время забывал о том, какими разными бывают люди, и непроизвольно, приписывая им свои собственные желания и поступки, довольно часто приходил к неверным выводам. Вот и сейчас он благополучно достиг дна, включил инфраред и нашел робота, неподвижно стоявшего в нескольких шагах впереди.

Он не смог удержаться от того, чтобы открыть крышку отсека и убедиться, что его скандий на месте. Даже в темноте на матовой поверхности металла играли багровые отблески — казалось, драгоценная добыча светится своим собственным, внутренним светом.

Теперь они поменялись с Крайневым ролями, и помощник капитана оказался полностью в его власти. Пока тот беспомощно болтался на веревке, пока у него заняты руки, можно было снять с пояса бластер и нажать на гашетку всего один раз... Но он мог сделать это и раньше. Возможно, ему еще придется прибегать к крайним мерам, чтобы сохранить свое богатство, но пока есть возможность — этого следует избегать. Крайнев ему пригодится, если секрет скандия не удастся сохранить и на корабле вспыхнет свара. Крайнев ему еще пригодится.

Каждое движение, каждый метр пространства давался мне с трудом. Я двигался так, словно на моих плечах лежал невидимый груз. Спуск походил на подъем.

Иногда я ловил себя на том, что стоит ослабить контроль, как руки механически начинали подтягивать тело в обратном направлении.

Двигался я чертовски медленно. Хотя постепенно все же отдалялся от гребня кратера, от того места, где находилась часовня, и с каждым метром отвоеванного пространства стальная хватка невидимой руки, сжимавшей мою волю, становилась слабее.

Казалось, прошла вечность, прежде чем мои ноги коснулись каменистой поверхности дна кратера.

В нескольких шагах от меня стояли две неподвижные фигуры. Карикатурно скорчившийся робот, а рядом, почти сливаясь с ним, неподвижно застыл Каринин. Его рука вновь лежала на рукоятке бластера.

Я ощутил гнев, желание раз и навсегда покончить с этим выскочкой, осмелившимся угрожать мне уже не в первый раз.

С другой стороны, я все еще помнил, что совсем недавно, несколько часов назад, считал этого человека своим другом. Так что же изменилось за это время?

Ну, конечно, Каринин нашел скандий, — но это не имело для меня никакого значения. Зато для самого Каринина это было очень важно, находка определяла и объясняла многие его поступки.

И все же, понимая это, я тем не менее не собирался выхватывать оружие. Мой гнев не был адекватен обстоятельствам. Рука Каринина действительно сжимала рукоятку бластера, но ствол не был направлен в мою сторону. Возможно, это всего лишь предосторожность против неведомых опасностей, грозивших нам со всех сторон.

После посещения часовни, после общения с разумом, управлявшим этой планетой, что-то во мне изменилось. И понимание этого помогло подавить гнев.

Я сделал вид, что не заметил угрожающий жест штурмана и, обойдя его, медленно пошел к кораблю, не сказав ни слова.

Холодок в спине остался, хотя я был уверен, что Каринин не выстрелит. Но на этой планете психика могла подвести любого из нас.

К счастью, ничего подобного не произошло, штурман включил двигатель робота и молча пошел следом, выдерживая дистанцию в несколько шагов. Его молчание действовало на меня угнетающе, и ощущение угрозы, исходившее от бредущего сзади человека, не проходило.

Когда до корабля осталось метров сто и света от прожекторов стало достаточно, чтобы рассмотреть ближайшие предметы уже не только в инфрареде, мое внимание привлекли странные, симметричные холмики, расположенные с двух сторон от единственного широкого прохода, ведущего между растениями к кораблю.

Когда мы покидали корабль, здесь не было никаких холмиков. Я хорошо запомнил это место, потому что местные растения, излучавшие на радиочастоте мощный поток энергии, вызывали вполне оправданное беспокойство.

Я остановился, когда до подозрительных холмиков оставалось всего несколько шагов, и впервые с начала похода схватился за рукоятку своего оружия. Но было уже слишком поздно. Нападавшие хорошо выбрали место для засады, а мое внимание было отвлечено ближайшим растением, между листьями которого пробегали ветвистые электрические разряды. Со стороны людей я не ожидал нападения.

Четыре человека в скафандрах выскочили из своих песчаных укрытий и бросились на нас с двух сторон. Прежде чем я успел сообразить, что происходит, у меня выбили оружие. Двое нападавших заломили мне руки за спину и затянули на них петлю заранее приготовленной веревки.

Однако схватить штурмана так же просто им уже не удалось. Каринин шел на несколько шагов позади, и у него оказалось больше времени, чтобы отреагировать на внезапное нападение.

Вибрирующий звук энергетического разряда — и огненный всплеск разрыва расплавил песок в двух шагах от меня. Двое из нападавших упали, чтобы уже никогда не подняться.

Этот единственный выстрел, прозвучавший с нашей стороны, вызвал у нападавших вспышку ярости и заставил их двигаться быстрее. Второй раз штурман выстрелить уже не успел. Силы были слишком неравными. Каринина сбили с ног, вырвали бластер, в руках нападавших сверкнули ножи. Крик боли, раздавшийся в моих наушниках,свидетельствовал о том, что Каринин тяжело ранен или, возможно, убит.

Теперь та же участь ожидала меня самого. Я уже видел занесенное надо мной лезвие, но ни одного звука не сорвалось с моих губ, ни одного движения, выдававшего страх. Да и не было никакого страха. Полное равнодушие к собственной судьбе не оставляло меня с того момента, как я покинул часовню.

Может быть, это меня и спасло, вызвав секундное замешательство у человека, занесшего надо мной нож. А затем грозный окрик Сварисова заставил нападавшего опустить оружие.

Сварисов, обладавший невероятной силой, схватил человека, который набросился на меня, и швырнул его на землю.

— Если кто-нибудь, без моей команды, еще раз достанет нож, я его сам прирежу! Этот человек мне нужен живым!

Без дальнейших происшествий меня доставили на корабль.

Под камеру приспособили пустую кладовую камбуза. Раньше здесь размещался запас пищевых концентратов, и отвратительный прогорклый запах въелся в металлопластиковые стены кладовой. Кроме того, здесь было холодно. Но, по крайней мере, мне поставили койку и даже не пожалели рваного одеяла.

Завернувшись в него, я сел на койку и тупо уставился в поцарапанную и потрескавшуюся стену.

Никаких других вещей, кроме койки, в кладовке не было. Но больше всего меня угнетало не отсутствие элементарных удобств, к которым я привык в своей каюте, и даже не холод.

Мучительней всего оказалось полное отсутствие информации. Сварисов строго-настрого запретил своим людям разговаривать со мной, и я не знал, что произошло на корабле. Мучительные вопросы гнали от меня сон. Выжил ли после ранения штурман? Готовится ли корабль к старту? Удалось ли закончить ремонт?

Поскольку свет в моей камере не выключали, я потерял всякое ощущение времени. Охранники, приносившие пищу в виде упаковок все тех же осточертевших пищевых концентратов, появлялись нерегулярно. Иногда они швыряли у порога с десяток пакетов и исчезали на несколько дней, так и не обмолвившись ни единым словом. Время для меня словно остановилось.

Все же в моем теперешнем положении была и своя положительная сторона. Такое полное одиночество, полная изоляция от внешнего мира и отсутствие любых дел помогли мне погрузиться в свое подсознание так глубоко, как никогда не удавалось раньше. Путешествуя по запыленным коридорам собственной памяти, я пытался найти ответ на самый важный для себя вопрос — что именно открыл я на этой планете? Что произошло со мной во время короткого и мучительного контакта с иным разумом?

Вопреки логике, во мне продолжало жить ничем не обоснованное желание вернуться на вершину кратера и продолжить контакт. Возможно, я так бы и сделал, появись у меня малейшая возможность сбежать с корабля. Но в моем положении об этом можно было только мечтать.

Я старался побольше спать, чтобы как-то скоротать медленно тянущееся время и втайне надеясь, что во сне вновь повторится тот самый зов, который заставил меня покинуть корабль. И вновь зазвучит мелодия знакомой песни. Но зов не повторялся. И даже мелодию я не мог вспомнить. Она вертелась в мозгу, но что-то мешало прозвучать знакомым музыкальным нотам, словно существовал некий запрет, неодолимый барьер... Даже мои мысли оказались в плену.

Все же в результате долгих усилий у меня появилась ни на чем не основанная уверенность в том, что происшедшее со мной — это только начало. Что все еще впереди и что глубоко внутри моей памяти остался некий след, какой-то ключ, который рано или поздно поможет мне во всем разобраться.

Я не слишком часто и лишь мимоходом задумывался о своем теперешнем положении и о том, что произошло на корабле, — словно это меня уже не касалось. Хотя я понимал, что в возникновении бунта была изрядная доля моей вины и что мне придется нести за это всю тяжесть ответственности, если нам удастся вернуться на базу, это меня совершенно не трогало.

Я принял решение, весьма странное в положении беспомощного пленника. Я сказал себе, что не улечу с этой планеты, не побывав еще раз в часовне и не попытавшись возобновить прерванный контакт. По сравнению с этим все остальное уже не имело никакого значения.

ГЛАВА 6

Часы у меня разбили во время схватки, а может, и позже. Перед тем как меня запихнули в камеру, я попытайся вырваться, и тогда меня ударили по голове. Возможно, часы разбили специально, чтобы лишить меня ощущения времени.

Хотя вряд ли среди напавших на нас техников имелись психологи. Нападавшие были в защитных костюмах и шлемах, но я узнал некоторых их них. Корабль — это небольшой замкнутый мирок, здесь все знают друг друга. И теперь я мог сколько угодно строить предположения о том, что вызвало бунт на корабле и чем он закончился. Бесспорно лишь одно — без штурмана и старших офицеров корабль не сможет стартовать.

Техническому персоналу запрещалось даже близко подходить к управляющей рубке — святая святых корабля. А это означало, что мое заключение не может продолжаться бесконечно.

Вот только время в полной изоляции тянулось слишком медленно. Я был рад любому занятию. Разбитые часы пригодились. Мой мир в этих четырех голых стенах сжался, уменьшился до размера испорченных часов, которые внезапно приобрели для меня большое значение.

Я дважды пытался их разобрать, но без инструментов, действуя обломком зубочистки, случайно завалявшейся в кармане, мне удалось лишь снять крышку и убедиться в том, что цельнокристаллический часовой механизм не подлежит ремонту даже при наличии инструментов.

Это занятие на какое-то время отвлекло меня от мрачных мыслей.

Когда с проблемой часов было покончено, я решил, что с меня довольно. Я встал и, подойдя к двери, через которую охранники, словно собаке, швыряли мне пищу, забарабанил по ней изо всех сил.

К моему удивлению, дверь сразу же распахнулась, и на пороге возник Сварисов собственной персоной. За его спиной виднелись хмурые лица двоих охранников, вооруженных, впрочем, только холодным оружием.

— Почему шумим?

Вряд ли Сварисов стоял за дверью в ожидании, когда пленник начнет проявлять нетерпение. И я понял, что время мучительного бездействия закончилось. Теперь все зависело от того, какую тактику я изберу и чего смогу добиться, используя свое положение. Ведь я был единственным человеком, кроме капитана и штурмана, способным вывести корабль в космос.

— Хотел выяснить, собираетесь вы стартовать или решили навсегда здесь остаться? — с наглой ухмылкой осведомился я у Сварисова.

— Хороший вопрос. Садись, не мельтеши у меня перед глазами, и давай все обсудим.

Он кивнул охранникам, дверь закрыли, и мы остались наедине.

Некоторое время мы молча изучали друг друга, словно бойцы на ринге перед решающей схваткой.

Я задолго до бунта понял, что Сварисов привык командовать остальными. Есть люди, от которых исходит эманация скрытой силы, независимо от того, какое положение они занимают в настоящий момент, — Сварисов был одним из таких людей.

— Хочешь курить? Или сказать, чтобы принесли тоник?

Начало было многообещающим, но мне не хотелось пить, курить же я бросил еще год назад и не собирался начинать вновь. Кроме того, мне не понравился развязный и излишне фамильярный тон техника. Я решил сразу же все расставить на свои места.

— Вы ведь не тоником пришли меня угостить? Так что давайте выкладывайте, что вам от меня нужно.

Однако Сварисов не торопился начинать разговор. Он окинул меня оценивающим взглядом, достал сигареты с примесью крэга и, устроившись на койке поудобней, выпустил целое облако вонючего дыма, которое, впрочем, сразу же завилось спиралью и унеслось к решетке воздухозаборника, свидетельствуя о том, что хотя бы системы очистки на корабле работали нормально.

— Ну, скажем, мне нужен помощник, старший офицер корабля, — наконец процедил Сварисов, продолжая внимательно рассматривать меня, словно я был вещью, выставленной на продажу.

— Вам? А что, Зунидинов подал в отставку? — Я спросил это со злой иронией, но оказалось, что попал в самую точку.

— Он слишком злоупотреблял крэгом. Так что сейчас вы говорите с новым капитаном корабля.

Я усмехнулся и, по-прежнему не скрывая иронии, произнес:

— Поздравляю. Но прежде чем я приму какое-то решение, я должен знать, как обстоят дела. Не забывайте, что несколько дней меня держали здесь в полной изоляции.

— Это было сделано в целях твоей безопасности. После того как штурмана серьезно ранили, ты стал представлять собой слишком большую ценность.

Итак, кое-что мне удалось выяснить. Каринин остался жив, и это было очень важно. Кроме капитана, только я один понимал, что без штурмана корабль не вывести из этой зоны космоса.

— Так что все-таки произошло? Вы захватили корабль силой. Это мне ясно и так, но сколько человек остались в живых?

— Да все пока еще живы, если не считать тех, кого поджарил наш штурман.

Похоже, он говорил правду. Корабль, в сущности, представлял собой огромную металлическую бочку, все звуки здесь резонировали и передавались по переборкам, так что, если бы началась стрельба, я бы ее услышал. За те два дня, пока продолжалась наша с Карининым экспедиция, даже ремонтные работы не прекращали. Захватить огромный корабль в том случае, если бы даже часть его команды оказала сопротивление, за два дня невозможно. Так что же здесь; черт возьми, произошло? Это следовало выяснить, прежде чем решить, как вести себя дальше.

— Предположим, я поверю, что Зунидинов, накурившись крэга, в порыве раскаяния передал вам управление кораблем, и вся команда молча с этим согласилась. Вы бы в это поверили? — неожиданно спросил я. И тут же пояснил: — Я не собираюсь участвовать в бунте, отягощенном убийствами.

Мое заявление явно не понравилось Сварисову. Презрительная усмешка исчезла с его лица, покрытого следами ожогов и шрамами от былых потасовок, сейчас он смотрел на меня так, как смотрят на пойманное насекомое, решая, пришпилить ли его булавкой или пока повременить.

— Ладно. Ты все равно узнаешь, как обстоят дела. Мы захватили нижние помещения. Все верхние палубы остались без воды, без пищи и без света. Их хватило на три дня. Потом они приняли все наши требования. Зунидинов всем порядком надоел, и теперь весь корабль принадлежит мне. Пока, как я уже говорил, обошлось без крови, а что будет дальше — во многом зависит от тебя.

— Зачем это вам? Что вы собираетесь делать с захваченным силой кораблем? Бороздить просторы космоса до встречи с первым патрулем, который, не вступая в переговоры, вас попросту расстреляет? Ведь о том, что на корабле произошел бунт, на Земле узнают после первой же контрольной передачи.

— А ты когда-нибудь стоял горячие вахты? Там, где работают такие, как ты, всегда тепло и чисто, у вас хорошая зарплата, у вас есть будущее. Мне и моим друзьям терять нечего, наша жизнь слишком коротка, чтобы ею дорожить.

— И все же, что вы собираетесь делать, когда корабль вернется в федеральную зону? Сдадитесь властям или будете ждать патрулей? Наш корабль уже наверняка объявлен пропавшим без вести. Такие корабли очень редко возвращаются, и если это происходит, они привлекают к себе внимание всех карантинных служб. Как только они поймут, что произошло...

— Можешь не продолжать. Я не собираюсь сдаваться федералам. Наша задача намного проще. На окраине освоенной зоны есть небольшие колонии, в которых можно исчезнуть, есть порты, в которых можно продать корабль. Единственное, чего мы хотим, — это возможность самим распоряжаться своими жизнями и не гнить в реакторном отсеке. Нам нужна свобода — ничего больше. И ты поможешь нам ее добиться. По служебному списку ты занимаешь второе, после Зунидинова, место. Если с капитаном во время рейса что-нибудь случается, командование переходит к его помощнику. Так что, если мы встретим патруль, формально им не к чему будет придраться. На какое-то время мы даже сумеем изобразить образцово-показательную команду.

— Иначе говоря, вы предлагаете мне должность марионеточного капитана на корабле, который будет, на самом деле, принадлежать вам?

— Ну и что в этом плохого? Если мы договоримся, у тебя появится хорошая жратва и относительная свобода. Конечно, за тобой будут приглядывать, но если ты выполнишь свою задачу, проведешь корабль через патрульную зону и посадишь его на той планете, которую я тебе укажу, ты сможешь после этого отправиться на все четыре стороны. Я даже обещаю выплатить тебе небольшую сумму за твои услуги, если продажа корабля пройдет успешно. И самое главное, ты сохранишь свою драгоценную жизнь.

Похоже, Сварисов все продумал, но в его плане я неожиданно увидел для себя крохотную лазейку, которой тут же решил воспользоваться.

— Мне нужна полная свобода. По крайней мере, пока мы не стартовали. Бежать на этой планете некуда. В том, чтобы улететь отсюда, я заинтересован не меньше вашего. Потом, когда мы выйдем в открытый космос, вы можете делать все, что угодно. Но до старта всем здесь буду руководить я, и я сам буду решать, что делать дальше. Иначе мы никогда не закончим ремонт. Космоплавание — тяжелая работа, и отсутствие дисциплины погубило уже не один корабль. Одним словом, с вашим капитанством придется повременить до старта. Только на этих условиях я соглашусь участвовать в вашей авантюре.

Сварисов прищурился и долго молча разглядывал меня, видимо, не решив еще, что ответить на это, не понравившееся ему, предложение.

Он что-то заподозрил. Я буквально видел, как в его голове ворочаются мысли о том, для чего мне это понадобилось. И было совершенно ясно, что ни о скандии, ни о существовании на этой планете разума он ничего не знает.

Наконец, докурив сигарету, он поднялся и пошел к двери, не сказав ни слова. Я решил было уже, что полностью проиграл этот психологический поединок, но у самой двери Сварисов неожиданно обернулся.

— Хорошо, я принимаю ваше условие. Но, разумеется, за вами будут приглядывать. До старта, капитан.

Он удалился вместе с охраной, оставив дверь распахнутой настежь.

Получив свободу и перебравшись в свою каюту, я первым делом отправился в душевую. Впервые за все время полета я мог себе позволить не экономить воду.

Я и раньше подозревал, что Зунидинов пользуется всеми теми маленькими благами, которые дает человеку власть, а теперь, до отказа отвернув кран, понял, что так оно и было. Лимит на воду существовал для всех, кроме капитана. Интересно, что они сделали со стариком? Это мне предстояло выяснить. Мне еще много предстояло выяснить, прежде чем я смогу выработать правильную линию поведения. Но самого главного я все же добился — свободы, пусть и относительной, хотя бы до старта.

Вторым моим делом было посещение лазарета. И двигали мной отнюдь не дружеские чувства по отношению к Каринину. Я даже удивился собственному цинизму, которого раньше за собой не замечал. Что-то со мной произошло в той часовне, некая, не совсем еще понятная переоценка ценностей.

От Каринина зависело слишком многое. Чтобы сориентироваться в этом, малоизученном районе космоса, мне нужен был штурман. И я вел себя в соответствии с обстоятельствами.

Охрана, которая еще не успела освоиться с моим новым положением, пропустила меня не сразу, а лишь после того, как Сварисов подтвердил, что мне разрешена полная свобода перемещения по всему кораблю.

Ожидание у двери, перед людьми Сварисова, совсем недавно беспрекословно мне подчинявшимися, показалось унизительным, но я ничем не выдал своих чувств. И когда разрешение было в конце концов получено, я прошел мимо них, не удостоив охранников даже взглядом.

В лазарете всегда было мало людей, а сейчас, в приглушенном синеватом свете медицинских ламп, лицо единственного пациента выглядело потусторонне, а сам лазарет напоминал склеп. Я поежился от этих мыслей и порадовался тому, что здесь лежит Каринин, а не я сам. Я вполне мог оказаться на месте штурмана. Удача была на моей стороне, только и всего, — но эта мысль мне показалась не очень убедительной.

Каринин находился в глубоком анабиозе. При серьезных травмах человека всегда погружают в глубокий сон, и он не просыпается, пока не закончится основной курс лечения. Так что побеседовать со штурманом вряд ли удастся в ближайшее время. С его роботом, набитым скандием, мне придется разбираться самому. Сделать это необходимо как можно скорее, пока кто-нибудь случайно не наткнулся на драгоценный груз.

Я лишь на секунду представил, что произойдет, если скандий обнаружат. Проблем у меня хватало выше головы и без повторного бунта, в котором будет уже участвовать вся команда, разделенная сейчас на два лагеря.

Я оказался как раз между этими лагерями. Те, кто до последнего момента оставались верны своему долгу и мечтали лишь о том, чтобы вернуться домой, будут относиться ко мне, как к изменнику. Ну, а для людей Сварисова я всегда останусь чужаком, от которого они избавятся при первом удобном случае. Понимая все это, я продолжал следовать своему собственному выбору, о котором не обмолвился пока что ни с одним человеком.

Работы по завершению ремонта и демонтажу оборудования шли крайне медленно. Иначе и быть не могло. Несмотря на все мои усилия, дисциплина упала, механизмы все время ломались, а запасные части куда-то таинственно исчезали. Почти каждый старался свалить свою часть работы на другого.

Положение ухудшалось с каждым днем. Нам пришлось уменьшить ежедневный рацион и ограничить потребление питьевой воды.

Каждое мое распоряжение выполнялось с большой затяжкой, и до тех пор, пока его лично не подтверждал Сварисов, никто и пальцем не думал пошевелить.

Несмотря на обещание, данное Сварисовым, я оказался марионеткой в руках этого человека еще до старта и терпел все это ради единственной цели. Я решил еще раз покинуть корабль и попытаться возобновить контакт с чужим разумом. Желание было слишком сильным для простого любопытства, но, понимая это, я все равно не мог остановиться.

Однако, прежде чем приступить к осуществлению возникшего у меня плана, следовало избавиться от скандия. Если этого не сделать, если металл найдут, за мной начнется настоящая охота. Только штурман и я могли знать, откуда взялся драгоценный металл... Даже если я покажу всем путь к месторождению, это меня не спасет. Мне здорово повезло, что во время нападения на нас бунтовщикам было не до робота, никому и в голову не пришло его проверять, но такое положение не могло продолжаться бесконечно. Робот в любую минуту мог понадобиться на строительной площадке, мне и так пришлось уже пару раз запретить его использование, сославшись на то, что ходовые механизмы этого аппарата нуждаются в ремонте.

Подходящий случай представился лишь в конце недели, когда ремонт корабля был полностью завершен, и команда решила устроить по этому поводу хороший сабантуй.

Сославшись на усталость, я легко отделался от двух соглядатаев, приставленных ко мне Сварисовым, больше всего эти два оболтуса боялись упустить свою порцию спиртного, раздаваемого в этот день всей команде.

Пробраться через весь корабль в нижние грузовые отсеки и остаться при этом незамеченным — дело далеко не простое.

Команда привыкла работать по сменам, и когда для одних начиналась ночь, другие еще только просыпались. Даже сейчас, когда все вахты, за исключением наружного демонтажа, были отменены, люди не могли сразу перестроиться на новый режим.

Я выбрал переходный между сменами час, но все равно корабль не спал. В каютах раздавались голоса. Где-то крутили кристаллофон. Кто-то, насосавшись крэга, орал непристойные песни. Снаружи доносился характерный свист плазменного резака, там все еще продолжался демонтаж ремонтных агрегатов, и вспомогательный робот мог кому-нибудь понадобиться в любую минуту.

Ангар для корабельных механизмов находился на самом нижнем уровне. Чтобы случайно не выдать себя, я не стал пользоваться лифтом — все кабины были оборудованы видеокамерами, и дежурный оператор в рубке вполне мог заинтересоваться тем, кого это понесло в неурочный час на нижние палубы. Металлические лестницы, приспособленные для аварийных ситуаций в невесомости, оказались слишком узкими для нормальной ходьбы в условиях повышенной тяжести. Вот когда я в полной мере почувствовал, что такое гравитация этой планеты.

Даже во время подъема на стену кратера я не испытывал такого напряжения. Руки в силиконовых перчатках то и дело срывались с перил, ноги, налитые свинцовой тяжестью, мне приходилось переставлять со ступеньки на ступеньку чуть ли не по частям, и после каждого пролета я вынужден был останавливаться и отдыхать. Сердце колотилось, как бешеное, а ведь мне еще предстоял обратный путь наверх, гораздо более трудный. Времени на все предприятие уйдет намного больше того, на что я рассчитывал. Охрана может вернуться, обнаружить мое отсутствие в каюте и поднять тревогу.

Но проблему с роботом необходимо было решить, несмотря на риск. Я не знал, куда спрятать скандий, но не сомневался, что в огромном ангаре, забитом различными механизмами, найдется подходящее место.

Если бы Каринин не был ранен, он бы ни за что не оставил свое богатство в таком ненадежном месте, как грузовой контейнер транспортного робота. Теперь проблему, которую создал штурман, приходилось решать мне.

Наконец бесконечный спуск кончился, и я очутился перед двухметровыми воротами ангара. К счастью, открывать их не было никакой необходимости. Для обслуживающего персонала здесь была другая дверь, запертая на электронный замок. Еще с того времени, когда я был помощником капитана, у меня сохранилась универсальная магнитная карта, способная открыть любой замок на «Алькаре». Я надеялся, что новые хозяева корабля не удосужились сменить коды замков, — и не ошибся.

Робот номер 12 «зет» стоял в отведенной ему ячейке. Приблизившись к нему, я осторожно, чтобы не ободраться о выступающие части механизма, протиснулся в узкую щель между стенкой ниши и грузовым контейнером робота, расположенным в его задней ходовой части. Включить механизм и развернуть его в более удобную позицию у меня не было никакой возможности. Шум от работающего в ангаре двигателя моментально заставил бы дежурного оператора поднять тревогу.

Наконец я добрался до заветной крышки, повернул защелку и приоткрыл грузовой отсек. Я еще успел подумать о том, что сначала следовало бы найти укромное место, где можно будет спрятать металл, но вдруг понял, что в этом нет никакой необходимости.

Отсек был пуст. Девственно пуст. Не веря себе, чувствуя, как покрываюсь холодным потом, я ощупал его пустое пространство еще раз, а затем зажег фонарь и осветил металлический ящик. Здесь не было ничего. Даже мелкие обломки породы кто-то тщательно вымел.

ГЛАВА 7

«Чего ты так испугался? — попробовал я успокоить себя. — Подумаешь, скандий пропал! Тебе с самого начала было наплевать на эту находку!» Это было правдой. Но я хорошо понимал, что пропажей металла дело не ограничится. Раз у того, кто его нашел, хватило ума не растрезвонить о своей находке на весь корабль, этот человек наверняка захочет узнать, откуда взялся скандий и кто положил его в грузовой контейнер робота.

Если бы я был на месте того, кто обнаружил драгоценную находку, я бы устроил засаду около робота, чтобы действовать наверняка, чтобы не оставалось ни малейшего сомнения в том, кто именно спрятал здесь металл. Несмотря на то что официально корабль покидали только мы с Карининым, такую возможность имели и другие работавшие снаружи люди.

Я нервно оглянулся, но из узкой щели, в которую я втиснулся, можно было рассмотреть лишь небольшую часть ангара. И где-то там, в его железной глубине, отчетливо раздались шаги.

Потом я увидел руку. Большую, с туго закрученными мышцами, густо обросшую волосами.

Она появилась над моей головой, и рассмотреть, кому принадлежит рука, у меня не было никакой возможности. Мешала ловушка, в которую я сам себя загнал. Я не мог даже повернуться.

Рука схватила меня за ворот комбинезона и одним движением выдернула из щели. Теперь я стоял напротив Сварисова, едва доставая лбом до его плеча и чувствуя, как от собственной беспомощности и унижения по всему телу проходит отвратительная дрожь.

— Выходит, наш новый капитан любит на досуге изучать устройство роботов? Похвальное увлечение.

— Я только хотел проверить механизм! Я не понимаю, чего ты от меня хочешь!

— Где ты взял металл?! — рявкнул Сварисов, встряхивая меня, и от этого толчка зубы громко лязгнули, прикусив губу. От резкой боли или оттого, что почувствовал тонкую струйку крови, текущую по подбородку, я не ответил, и Сварисов решил продолжить допрос.

От удара в живот я согнулся пополам и рухнул на пол. Минуты две я действительно не мог издавать никаких членораздельных звуков, и Сварисов, стоя надо мной, терпеливо ждал.

— Ну, так что, будешь говорить или мне продолжать?

— Металл нашел Каринин! — прохрипел я, но, увидев, что нога в тяжелом ботинке медленно отводится назад для очередного удара, я закричал: — Я знаю, где он его нашел! Прекрати! Я тебе покажу это место.

— Так-то лучше, «капитан». Умойся, соберись. Через два часа я буду ждать тебя на ремонтной площадке. Робота на этот раз не возьмем. И никому ни слова, смотри, не подведи меня!

Двигаясь, как сомнамбула в кошмарном сне, я поднялся в свою каюту. Я не сомневался, что живым из этой передряги не выберусь. Сварисов убьет каждого, кто узнает о богатствах планеты. Я понимал, что договариваться с этим человеком бесполезно, он пообещает все, что угодно, использует меня, чтобы достичь своих целей, но как только корабль окажется в открытом космосе, как только мы пройдем зону патрулирования и поймаем своими локаторами первый звездный маяк — ни мне, ни Каринину не жить.

Так что же делать? Бежать? Нелепая мысль. Бежать на этой планете некуда. Непроглядная ночь за бортом, полная смертельных опасностей, готова была поглотить каждого, кто осмелится бросить ей вызов. Два часа пролетели, как одна минута. И мой лихорадочно работавший все это время разум не нашел ни одной зацепки, ни одного шанса на спасение.

Мне хотелось куда-нибудь спрятаться, забиться под койку, в шкаф, — все равно куда. Но пришлось встать, натянуть защитный костюм и потащиться к запасному выходу.

По своей натуре я не был борцом и ничего не мог противопоставить бандитской агрессивности Сварисова. Что делать, такова участь большинства людей, посвятивших свою жизнь освоению техники.

Сварисов уже ждал меня, зажав под мышкой шлем от своего скафандра. Мне показалось, что это чья-то голова. Взгляд холодных голубых глаз этого человека напоминал взгляд питона, в них светилось откровенное раздражение и презрение. Я замечал эту тень презрения в его глазах всегда, когда Сварисов разговаривал с кем-нибудь. Все равно с кем.

— Наш новый капитан изволил опоздать! — почти каждый раз, при встрече со мной, он использовал это, полное издевательской иронии звание «капитан».

И в этот момент единственное решение, открывающее единственно возможный выход из совершенно безвыходной ситуации, мелькнуло у меня в мозгу. «Нужно от него избавиться во время похода. Я должен от него избавиться любой ценой...» Впервые я подумал о том, смогу ли убить человека, если до этого дойдет дело, и, представив себе лежащий на земле труп Сварисова, почувствовал странное, не испытанное никогда прежде удовлетворение.

«Я должен буду это сделать. Другого такого случая не представится. Никто не упрекнет меня за это. Во время подъема страховочная веревка может лопнуть. Одно движение ножа, и тело бандита долго будет лететь вниз, ударяясь о выступы скал...» Я ничем не выдал своих намерений, ни движением, ни взглядом.

Сварисов обладал дьявольской проницательностью, иногда мне даже казалось, что он может угадывать мысли — это помогало ему держать в страхе всю команду. Я не знал, удастся ли мне осуществить свое намерение, но если Сварисов что-нибудь заподозрит, он потащит меня за собой связанным.

— Вы знаете, что без робота мы будем совершенно беззащитны? — спросил я, стараясь отвлечься от мрачных мыслей.

— А от кого мы должны защищаться?

— Это неисследованная планета, и ей недаром присвоен первый класс опасности. Здесь есть живность, способная напасть на человека. С одной из таких тварей мы с Карининым встретились. Она плюется ядовитыми иглами невероятной прочности. Могут быть и другие, еще более опасные представители местной фауны.

— Перестань меня запугивать, Крайнев! Мои люди работают снаружи не первый день и ничего подобного не видели.

— Шум и свет отпугивают хищников, но как только мы отдалимся от ремонтной площадки...

— Хватит! — рявкнул Сварисов. — Пристегивай шлем и двигай вперед! Если ты не найдешь месторождение, мне, чтобы избавиться от тебя, не понадобится никакая местная тварь.

— Дайте мне, по крайней мере, оружие.

— А больше тебе ничего не надо? Может быть, карточку моего банковского счета?

— Если на нас нападут, вы не успеете ничего сделать. Мы оба должны быть вооружены.

— Да неужели? — Сварисов приблизился ко мне вплотную так близко, что я почувствовал зловонное дыхание, исходившее из его утробы. — Ты думаешь, я не знаю, чего ты хочешь? Надевай шлем!

Короткий и толстый указательный палец Сварисова уперся мне в солнечное сплетение, я сразу же почувствовал резкую боль и приступ дурноты. Этот человек хорошо знал приемы, способные подавить волю.

Оставалось подчиниться и положиться на волю случая. Мелькнула смутная мысль о том, что случаем тоже можно управлять. Это прошелестело в моем сознании как что-то постороннее. Словно принадлежало кому-то другому. Но почему-то именно эта мимолетная мысль вернула мне надежду.

Мы окажемся совсем близко от места, где я встретился с Джиной, и кто знает, чем это может закончиться... Возможно, именно благодаря Сварисову мне удастся осуществить новый контакт с чужим разумом, не рискуя жизнью во время побега с корабля. Возможно, мне помогут избавиться от Сварисова...

Мы двигались медленно, увязая в сыпучем песке по щиколотку. Свет прожекторов корабля давно остался позади, и теперь нас окружала плотная багровая тьма планеты.

Ветер все время усиливался. Высоко над нами время от времени вспыхивали ветвистые разряды молний, и их вспышки выхватывали из темноты угрюмый безжизненный пейзаж.

Даже растения производили впечатления чего-то мертвого. Их толстые фиолетовые листья свернулись и плотно прижались к центральному стволу. Начиналась буря, о силе которой никто не имел ни малейшего представления.

Я с тоской думал о том, что мы нарушили все возможные инструкции выживания на неисследованных планетах.

Сварисов шел позади, но я то и дело ощущал рывки веревки, прикрепленной к моему поясу. Кажется, этот человек способен предусмотреть все и не даст мне ни малейшего шанса осуществить задуманное.

Если бы я мог предвидеть развитие событий, я бы подготовился к встрече со Сварисовым в транспортном отсеке. Еще лучше можно было бы подготовиться заранее, когда мы со штурманом спускались с кратерного кольца.

Один из титановых костылей, к которым крепилась страховочная веревка, можно было расшатать... Эти мысли доставляли мне болезненное удовлетворение, почти удовольствие. Я видел тело Сварисова, лежащее в узкой расселине у подножия скалы, видел его залитое кровью лицо. Я представлял сцену его гибели в мельчайших подробностях и в разных вариантах.

Я упивался этим, компенсируя мечтами собственное бессилие.

Ветер между тем продолжал усиливаться, и его порывы грозили сбить нас с ног. Пока что он дул в спину, лишь ускоряя движение, но нетрудно было представить, что нас ожидает на вершине скалы. Ураган поднял в воздух тучи песка. Через густую пелену, затянувшую все вокруг, не мог пробиться инфраред, а свет фонаря исчезал в двух шагах, словно отрезанный.

Сейчас меня связывал со Сварисовым лишь трехметровый кусок веревки. Можно было от нее избавиться и исчезнуть в песчаной буре. Пока не стихнет ветер, Сварисов ни за что меня не найдет. Но что делать потом, когда кончатся запасы воздуха и воды? Мне придется вернуться на корабль. Именно там и будет поджидать рассвирепевший Сварисов, у которого, так же как у меня, на поясе костюма был вмонтирован небольшой радиокомпас, все время показывавший путь к кораблю. Благодаря радиокомпасу каждый из нас найдет корабль в любую бурю.

Ветер завывал в рожках антенны шлема, и молнии сверкали как бешеные, одна за другой, но даже их ослепительного света было недостаточно, чтобы пробиться через песчаную муть, заполнившую, казалось, весь мир вокруг. Ветер давно сбил бы нас с ног, если бы не близкое соседство скал, отсекавших бешеную силу урагана.

Часа через два изнурительной борьбы с ветром и песком, изнемогая от усталости, я уже едва брел, с трудом переставляя ноги. И хотя я не видел Сварисова, но все время ощущал его присутствие, слышал в шлемофонах его равномерное размеренное дыхание, словно за спиной у меня работал компрессор.

За два часа пути мой спутник не издал ни звука, не задал ни единого вопроса, и лишь его сверлящий взгляд, который, словно туч лазера, прожигал себе путь в непроглядной мгле, вонзался мне в спину раскаленной иглой.

Конечно же, это была всего лишь игра болезненного воображения, но именно ощущение, ожидание неминуемой болезненной расплаты, если я споткнусь, упаду или, не дай бог, перепутаю направление, заставляло снова и снова переставлять ноги.

— Зачем? Зачем? Зачем? — бубнил занудливый голос где-то на самом краешке моего сознания, словно жужжала надоедливая муха. Чтобы отмахнуться от этого назойливого голоса, чтобы заставить его замолчать, я спросил:

— Зачем что? — Подходящий вопрос почти всегда помогает избавиться от слуховых галлюцинаций. Но, к моему удивлению, голос ответил:

— Зачем ты терпишь его?

— А что мне остается делать? Что я могу изменить?

— Ты можешь все. Все, что захочешь. Оставь этого человека. Приходи в часовню, ты ведь так называешь место, в котором стоит мой цветок? Я научу тебя, что делать дальше, больше ты никого не будешь бояться.

Возможно, я медленно сходил с ума от ветра, от усталости, от этого безжалостного варвара у себя за спиной. Но как бы там ни было, моя рука, словно обладавшая собственной волей, потянулась к застежке замка на поясе, и металлические челюсти лязгнули, освобождая веревку.

То, что я услышал после этого в наушниках своей рации, невозможно было перевести на нормальный человеческий язык. Лишь одна фраза запомнилась, прежде чем я успел отключить рацию:

— Поймаю гаденыша и задавлю, как шавку!

Сколько я шел, после того как замолчала рация и я остался один на один с ревущей бурей, мне не удалось потом вспомнить.

Скала появилась из песчаной пелены настолько неожиданно, что я не успел остановиться и больно ударился о ее выступ. С минуту после этого стоял неподвижно, хватая отфильтрованный воздух скафандра широко открытым ртом, словно рыба, выброшенная на песок.

«Что же мне теперь делать? — мысленно спросил я сам себя. — Ведь одному, без страхующего напарника, по этой стене не подняться».

— Ты сможешь по ней подняться. Не останавливайся и ничего не бойся.

Шепот ли в сознании повлиял на мой сумасшедший поступок или я полностью потерял контроль над собственным разумом, не знаю. Как бы там ни было, пошарив по стене над головой, я нашел первый крюк, забитый здесь мною в тот первый раз, когда мы поднимались на стену кратера вместе с Карининым.

Это было невероятно, выйти к нужному месту с такой точностью, но тем не менее подобное чудо произошло, и мне уже не оставалось ничего другого, как привязать к этому крюку веревку, подтянуться, встать на крюк и закинуть петлю на следующий.

Движения повторялись с удивительной легкостью, как в том первом сне о металлическом шаре, когда он летел вдоль стены пирамиды.

Тяжесть словно исчезла, я продвигался вверх без особых усилий, лишь слегка отталкиваясь от неровностей скалы и почти не пользуясь костылями. В нормальном состоянии я давно бы сорвался, — но этого не происходило, и подъем продолжался.

Возможно, мне помогал ветер, с такой силой прижимавший меня к скале, что не нужна была никакая страховочная веревка.

Что бы там ни помогало мне двигаться, уже через несколько минут я лежал на вершине скалы. Лежал, потому что стоять здесь было невозможно. Ветер сносил в пропасть с противоположной стороны даже большие камни.

Не задумываясь уже о безумном поступке, заставившем меня очутиться здесь в разгар песчаной бури, я пополз направо.

Где-то в этой стороне, метрах в ста от места, где был забит последний страховочный костыль, за характерным выступом, похожим на голову совы, находился вход в часовню.

Сова обнаружилась на своем месте, но только никакой часовни здесь больше не было.

На мгновение меня охватило горькое разочарование, словно я только что столкнулся с предательством близкого друга, но почти сразу же его сменило полное равнодушие ко всему.

Обратного пути отсюда для меня не было. Возвращаться я не собирался. Я выбрал свою дорогу, купил себе билет в один конец... Как там говорилось, в той песне? «...Никогда не вернусь обратно... Никогда, никогда, никогда... Стучали колеса поезда...» Или это кровь стучит в висках? И откуда здесь взялась старая, въевшаяся в сознание мелодия? Откуда взялся голубоватый свет, выбивавшийся из расселины скалы, прямо из-под круглого камня передо мной?

Прошлый раз, для того чтобы войти в часовню, я должен был произнести вслух какое-то слово — сейчас я его не помнил. Казалось, рев бури ворвался внутрь сознания, перемешал память, замутил разум, — в таком состоянии человек способен сделать свой последний шаг, если рядом отыщется подходящая пропасть.

Пропасть в наличии имелась, до нее было даже меньше одного шага. Но вместо того, чтобы разжать кисти рук, из последних сил цеплявшихся за неровности камня, и уступить напору ветра, я прошептал чье-то странное имя: «Джина...» — свет передо мной сразу же стал ярче.

Окончательно я пришел в себя уже внутри часовни. Здесь ничего не изменилось, полная тишина, словно и не было никакой бури снаружи. Ровный, неяркий свет, исходящий от крохотного растения, уютно разместившегося на каменном пьедестале.

— Подойди к нему, — приказал голос.

Внутри часовни он звучал громко и, отражаясь от стен, казалось, исходил отовсюду, проникая внутрь головы и заставляя отзываться на этот звук каждую жилку.

— Достань нож и осторожно надрежь корень. Смотри, не повреди растение больше необходимого.

— Зачем это?

— Я подарю тебе немного сока от моего цветка. А взамен...

— Что, взамен?

— Об этом потом, когда ты оценишь его действие. Он наполнит тебя силой.

— Что я должен делать с этим соком?

— Выпить его. Достаточно нескольких капель.

— Я не могу пить сок чужого растения, у нас другая биология. Сок может оказаться смертельным для человека.

— Ты слишком осторожен, червяк. Тогда возвращайся на свой корабль. Очевидно, я ошиблась в тебе, роль беспозвоночного подходит тебе больше.

Голос замолчал, и в этой тишине, в голубоватом полумраке я стоял, чувствуя, как изнутри подсознания поднимается волна гнева, совершенно не свойственная мне. Я даже не понимал, на кого именно направлен этот гнев, скорее всего, на меня самого.

Прошло несколько минут, прежде чем этот гнев наполнил меня до краев и подтолкнул к конкретным действиям. Я достал нож, шагнул к растению и, раздвинув его листья, приставил острие ножа к плоской лепешке корня.

— Я должен это разрезать? — Голос не ответил, предоставив мне самому решать, что предпринимать дальше. Сделав над собой довольно значительное усилие, я воткнул нож в корень, словно в живое тело.

Брызнул ярко-алый сок, и, после того как я убрал нож, сок продолжал течь тоненькой струйкой по желобку пьедестала, возможно, для этого и вырубленного на каменной поверхности.

Тяжелые густые капли начали собираться на краю стока. Казалось кощунственным позволить упасть им на пол. Я подставил ладонь, и алая жидкость, похожая на кровь, стала медленно скапливаться в руке.

Это продолжалось недолго. Ранка на корне быстро затянулась, и струйка сока иссякла. К этому времени у меня в ладони скопилось примерно ложки две этой странной жидкости, похожей то ли на красную ртуть, то ли на кровь какого-то животного. (Животного ли?)

Я снял шлем свободной рукой и понюхал жидкость. Она ничем не пахла. Тогда я отстегнул с пояса портативный анализатор, направил его окошко на ладонь с жидкостью и нажал кнопку. Голос по-прежнему молчал.

В окошке появились нули. Ни одной другой цифры. Если верить прибору, в ладони ничего не было. «Может быть, это гипноз? Может быть, все это мне снится? Но в таком случае от глотка этого сока особого вреда не будет, к тому же перед самым подъемом и потом на вершине скалы я уже решил не возвращаться обратно. Если это действительно билет в один конец, какая разница, каким будет поезд?»

Я приблизил ладонь ко рту и проглотил жидкость одним глотком. Она скользнула в рот легко и быстро, не оставив на ладони ни малейшего следа. Вкус у нее был солоноватым, но совсем не противным.

Стены часовни, неожиданно сорвавшись с места, начали бешено вращаться вокруг меня.

ГЛАВА 8

Я очнулся на наружном уступе, под камнем, похожим на голову совы. Буря стихла, словно ее никогда и не было. Часовня тоже куда-то исчезла, если она вообще здесь была, а не пригрезилась мне в полубредовом забытье, когда я, вопреки здравому смыслу, карабкался на эту скалу.

Сейчас я чувствовал себя отлично, словно только что хорошо выспался. Меня не беспокоили никакие проблемы. Их вообще не существовало. Я сел, опустив ноги с обрыва, совершенно не думая о том, что подо мной разверзлась двухсотметровая пропасть.

Далеко внизу, на дне кратера, можно было рассмотреть крохотное озерцо света в том месте, где стоял корабль, а высоко вверху, над моей головой, над кораблем, надо всей этой планетой, замерло неподвижное багровое небо, похожее на гигантский раскаленный котел. Не было видно ни одной звезды, и сейчас, когда буря бесследно ушла, не ощущалось ни малейшего движения в этом мертвом небе.

Индикатор на поясе скафандра мигал тревожным красным огнем, напоминая о том, что резерв жизнеобеспечения близок к нулю. Почему-то это меня не удивило и даже не встревожило. Хотя означало, что я находился без сознания почти сутки. Сложно будет добраться до корабля — примерно в серединепути придется снять шлем и дышать здешним воздухом. Воздух планеты содержал в себе ядовитую примесь метана — в небольших количествах она не вызывала явных признаков отравления, увы, мне придется дышать этой дрянью достаточно долго. Но даже это тревожное обстоятельство не вызвало у меня никаких вопросов.

Я с удовлетворением констатировал, что мой мозг способен трезво оценивать ситуацию и долгое пребывание без сознания никак не отразилось на моих аналитических способностях. Некоторое сомнение вызывала беспричинная эйфория. Но на подобные мелочи можно не обращать внимания.

Я оценивал все происходящее с точки зрения человека, сидящего в уютном кинозале, и с интересом ждал, как поступит персонаж, за которым я наблюдаю, в сложившейся опасной ситуации. Несколько странным казалось лишь то, что этим персонажем был я сам.

Нужно было приступать к активным действиям — регенератор воздуха перестанет работать часа через два, и тогда мне придется разгерметизировать защитный костюм. Чем больше я за это время пройду, тем лучше. Я легко поднялся на ноги и, насвистывая бравурный мотивчик, направился к тому месту, где оставил веревку. Я шел по самой кромке пропасти, немало не заботясь о том, что единственный неверный шаг может закончиться катастрофой. В какой-то степени причиной этого легкомысленного отношения к опасности стало то, что теперь я совершенно не ощущал повышенной гравитации планеты.

Пресс гравитации, мучительный для всех членов команды с момента посадки, для меня словно бы перестал существовать. Такое состояние бывает у человека, накурившегося крэга, но за него приходилось расплачиваться приступами тошноты, слабости и головной болью, едва действие наркотика заканчивалось. Ждет ли меня то же самое? Этого я не знал и не хотел об этом думать.

Небольшой карниз, на котором крепилась страховочная веревка, возник передо мной неожиданно быстро, и лишь сейчас я понял, что отчетливо вижу окружающие предметы, даже не включив инфраред. Моим глазам хватало того ничтожного количества света, который излучало багровое небо планеты. Но даже это странное обстоятельство не заставило меня всерьез задуматься над тем, что же со мной произошло внутри часовни.

Я начал спуск, поддерживая вес своего тела одними руками, не позаботившись даже о том, чтобы защелкнуть замок на страховочном поясе, и легко, без малейших усилий, проделал этот акробатический фокус до самого дна кратера.

Лишь здесь, стоя на ровной песчаной поверхности, я слегка удивился тому, с какой легкостью преодолел спуск. Не тратя время на бесполезные в моем положении раздумья, я двинулся дальше.

Как я и предполагал, примерно на середине пути к кораблю регенератор воздуха перестал работать, и мне пришлось снять шлем со своего легкого защитного скафандра.

Теперь шлем болтался у меня на поясе, как большая никчемная погремушка, ударяя по ногам при каждом шаге. Неприятный запах болота — обычный признак метана — преследовал меня несколько минут, но затем я к нему притерпелся и перестал замечать. Первые признаки отравления — головная боль и судороги в мышцах должны были наступить часа через полтора, но и после двух часов ходьбы я не испытывал никаких подобных ощущений.

Когда я вошел в освещенную зону ремонтной площадки, работы на ней приостановились. Меня провожали удивленные, настороженные, а зачастую злорадные взгляды.

Конечно, мой легкомысленный вид с болтавшимся на поясе шлемом вызвал у работяг удивление. Большинство из них знало, что резерв жизнеобеспечения в моем костюме кончился два часа назад. Но главная причина такой триумфальной встречи заключалась, разумеется, в другом. Люди, измученные однообразной работой и замкнутым образом жизни, предвкушали событие.

Сварисов, вернувшийся на корабль на несколько часов раньше меня, не пожалел красок, описывая им, что он сделает с так называемым «капитаном» после того, как тот соизволит вернуться на корабль.

Группа техников и подсобных рабочих, разбиравших последние тяжелые ремонтные механизмы, еще остававшиеся на площадке, не желая пропустить предстоявший спектакль, побросала инструменты и следовала теперь за мной плотной толпой, держась, впрочем, на некотором расстоянии.

Толпа в средневековых городах, сопровождавшая осужденного на казнь человека, редко подходила вплотную к повозке, везущей жертву. Между осужденным и остальными людьми пролегала некая невидимая черта, переступить которую никто не решался. Сейчас члены команды моего корабля вели себя точно так же.

Сварисов ждал меня у наружного люка. Он стоял без скафандра, в легкой респираторной маске, чуть покачиваясь на своих слегка согнутых, колоннообразных ногах, словно хищник, изготовившийся к прыжку. В глазах его светилась такая откровенная злоба, которая еще совсем недавно заставила бы меня похолодеть от ужаса. Теперь же я даже не замедлил шаг и шел к Сварисову, улыбаясь, словно не заметил исходившей от него угрозы.

Наверно, эта моя улыбка окончательно вывела из себя техника. Не тратя время на разговоры, он ринулся на меня, как таран, одновременно выбрасывая вперед правую руку.

Такой удар мог бы свалить с ног быка. Но я, не останавливаясь, перехватил на лету руку Сварисова, завел ее назад и без малейшего усилия погасил инерцию всей его огромной туши. Затем, все так же улыбаясь, я взял Сварисова за горло левой рукой, приподнял в воздух все его сто восемьдесят килограммов веса, увеличенного притяжением планеты, и держал так, пока лицо техника не начало синеть. Затем я отшвырнул его в сторону, метра на два от входа, повернулся к замершей за моей спиной команде и сказал:

— Продолжайте работу. Перед начатом второй смены всем собраться в кают-компании, у меня есть для вас хорошие новости.

Таким был мой первый приказ в качестве настоящего капитана этого корабля, и я не сомневался, что он будет выполнен.

Лишь добравшись до своей каюты, приняв душ и блаженно растянувшись на койке, я задумался наконец о том, что со мной произошло.

Эйфория, не отпускавшая меня с того момента, как я очнулся после глотка сока, сейчас прошла, оставив после себя пустоту и тревогу.

Я встал, подошел к зеркалу и, раздевшись, внимательно осмотрел собственное тело. Внешне в нем ничего не изменилось: те же суховатые мышцы, бледная, лишенная долгие месяцы солнца кожа астролетчика. Разве что в глазах появился незнакомый стальной блеск, да на висках как будто прибавилось седины.

Не удовлетворившись этим поверхностным осмотром, я прошел в спортзал, где в этот час никого не было, и решил определить пределы своей необычной силы. Динамометр зашкалило, а после двухсот пятидесяти килограммов прибор вообще сломался. На штанге я не рискнул до конца проверить свои новые способности, боясь порвать связки. Четыреста килограммов я, во всяком случае, выжимал без всякого напряжения.

Как долго будет продолжаться действие сока и какова будет расплата? В том, что она последует, я ни на минуту не сомневался.

После спортзала я посетил медпункт и потребовал от доктора провести полное медицинское освидетельствование моего организма.

Но анализы ничего не показали, все было в норме — абсолютно все. Состав крови, уровень гормонов в крови. Можно было подумать, что все снаряды в спортивном зале вышли из строя, а гири подменили муляжами.

Я вернулся к себе и долго сидел на койке, неподвижно уставившись в погасший экран видеосвязи со штурманской рубкой.

— Что тебе понадобится за это? Чего ты от меня хочешь? — спросил я выключенный аппарат.

Экран мигнул, и знакомый шелестящий голос ответил из его репродуктора:

— Совсем немного. Ты должен забрать мое маленькое растение на свой корабль.

— Зачем?

— Ты будешь ухаживать за ним, а время от времени оно будет давать тебе немного своего сока. Ты ведь хочешь оставаться настоящим капитаном?

— Зачем это нужно тебе?

— Ну, ответить на твой вопрос не трудно. Ты видел, какая скучная мне досталась планета, кроме бурь, здесь никогда ничего не происходит.

— Досталась? Разве она тебе не принадлежит? Разве это не твоя планета?

— Конечно, нет. В таком мрачном и темном мире не могла развиться разумная жизнь. Примитивные формы, вроде песчаных саламандр, — шедевр местной эволюции. Я здесь гость, так же, как ты. Только ты можешь улететь отсюда, а я нет.

Ты уже знаешь, что местные растения способны передавать направленные радиосигналы. Мое маленькое растение я выращивала многие годы и наполняла его энергией, ожидая того момента, когда здесь опустится один из земных кораблей. Пока растение будет находиться на корабле, я смогу наблюдать за вашей жизнью, слышать ваши голоса. Как видишь, мне нужно от тебя совсем немного.

— Покажись. Я хочу знать, как ты выглядишь.

— Вряд ли ты к этому готов. Может быть, когда-нибудь позже.

— Прежде чем я соглашусь, я должен знать, зачем тебе это понадобилось. Я не верю в сказку о безучастном наблюдателе. Скажи, что тебе нужно от нас на самом деле?

— Что ж, это твоя забота, верить или не верить. Только у тебя все равно нет выбора.

Я почувствовал, как во рту у меня пересохло, сердце сорвалось с места и застучало, как молот. «Вот она, расплата», — подумал я.

— Через неделю действие сока кончится. И если ты хочешь оставаться капитаном, тебе придется выпить его вновь. Ты еще не знаешь всего, что может подарить мой цветок.

— Да нет, кажется, я уже понял самое главное. Твой цветок дарит рабство.

— Ну зачем так драматизировать. У тебя всегда будет выбор. Это не наркотик, ты можешь прекратить прием сока в любой момент, только вряд ли ты этого захочешь. Твоя власть на этом корабле, да и сама твоя жизнь зависят от силы, от способности держать в страхе команду. Позже, когда ты научишься их убивать, они будут бояться тебя еще больше, и только тогда твоя власть станет полной.

Ты должен был убить Сварисова. Подходящих случаев было тебе предоставлено сколько угодно, но ты этого не сделал, и теперь команда под его руководством набросится на тебя, словно стая голодных псов, как только узнает, что ты вновь стал обычным человеком.

Я уже почти не слушал, что говорит мне Джина, думая о своем.

— Почему я? Почему ты выбрала именно меня?

В голосе Джины вдруг зазвенела непривычная сталь:

— Все вы, люди, одинаковые, жалкие отродья. Каждый раз, когда приходится платить по счетам, вы спрашиваете: «Почему я? Почему не другой?» Но с тобой особый случай. Только это долгая история. Когда-нибудь я расскажу ее тебе, сейчас у тебя нет времени. Перед встречей с командой тебе предстоит кое-что сделать. Ты помнишь об этом, «капитан»?

Она читала все мои мысли, она знала о принятых мною решениях и их последствиях. Связь между нами, после того как я выпил сок энергетического растения, стала неразрывной и прочной, как стальной канат. Самое неприятное заключалось в том, что теперь я не мог отделить свои собственные решения от приказов Джины. Но ничего, придет время — я разберусь и с этим.

В кают-компании собрались все, кроме тех, кто нес горячую вахту у реактора. Слишком велико было потрясение от моей расправы со Сварисовым. Люди хотели знать, что произошло, они чувствовали, что за приобретенной мной неестественной силой кроется какая-то опасная тайна.

Появившись за капитанским столиком, в центре овального зала кают-компании, способной вместить всю команду, я не стал тратить время на пустые разговоры. Я достал из кармана несколько блестящих кристалликов с характерной структурой и бросил их на стол.

— Есть среди вас специалист, способный определить, что это такое?

Один из техников нерешительно приблизился к столу, достал из кармана электронную лупу и долго рассматривал кристалл. В зале висело молчание, и дыхание десятков людей слилось в одно.

— Здесь кристаллы чистого металлического скандия... Этого не может быть, но это так... — Руки, державшие лупу, дрожали.

— Сколько они стоят?

— Не меньше миллиона кредитов за один грамм.

Мне понадобилось всего полчаса, чтобы узнать у Сварисова, куда он спрятал образцы скандия. Люди, привыкшие командовать и унижать других, легко ломаются, когда меняются декорации и они сами становятся жертвами.

Скандий был нужен мне, чтобы утвердить свою власть на корабле и полностью подчинить себе экипаж. Однако я затеял опасную игру, все поставил на карту и пока еще не знал, выиграет ли она. Команда, ослепленная жадностью, могла стать неуправляемой. Да и от Сварисова, уже оправившегося от допроса и сидевшего в первом ряду в окружении своих сторонников, можно было ждать неприятностей. Он непременно попытается взять реванш. Возможно, его и в самом деле следовало убить. Впервые эта мысль не вызвала у меня внутреннего протеста.

— Как только мы выберемся отсюда, — продолжил я свою речь, — каждый из вас, вместе с расчетом, получит по сто граммов этого металла. Вы сможете оставить флот и безбедно жить до конца своих дней на любой курортной планете.

Прежде чем назвать эту цифру, я тщательно взвесил весь отобранный у Сварисова скандий, его хватало, чтобы полностью рассчитаться с командой. С этого момента я не собирался даже близко подходить к месторождению, зная, что десятки глаз будут следить за каждым моим шагом.

Сейчас наступила самая ответственная и напряженная минута.

Если они не примут мое предложение, если захотят большего, и потребуют показать, где находится месторождение, мне придется пойти на самые крайние меры, и еще неизвестно, принесут ли они успех.

Сорок человек сидели напротив меня, сорок пар глаз следили за каждым моим движением. Если я окажусь один против всей команды — я проиграю, не помогут и мои новые способности. Я напряженно ждал, пока они усвоят только что полученную информацию, сделают выводы и примут решение. В зале стояла тишина, и я, в свою очередь, следил за малейшими изменениями, происходившими в настроении собравшихся.

Вот кто-то из задних рядов пошел к выходу. С чего бы это? Человеку стало плохо? Или он что-то задумал? Сейчас, когда вся команда, кроме реакторной смены и наружных сторожевых постов, находилась в кают-компании, ничего не стоило осуществить любую диверсию, захватить рубку и начать диктовать свои условия.

— Пока мы не закончим, никто не имеет права покидать кают-компанию!

Я сказал это громко, резко повысив голос, тем тоном беспрекословного приказа, которому они привыкли подчиняться во время полета. Но идущий к выходу человек даже не замедлил шаг.

— Остановите его! — Это уже было последнее, что я мог сделать. Если приказ не будет выполнен, мое непосредственное вмешательство только испортит дело. Для того чтобы увести отсюда корабль, я должен был научить людей выполнять мои приказы.

В самый последний момент, когда напряжение достигло предела, когда я уже решил, что проиграл, двое из службы безопасности все-таки поднялись со своих мест и встали у двери. Человек, идущий по проходу, слепо ткнулся в неожиданно возникшее перед ним препятствие. Его взяли под руки и отвели на место. Напряжение в зале несколько спало, но почти сразу же, краем глаза, я отметил новую опасность.

Техник из реакторной команды, сидевший рядом со Сварисовым в первом ряду, наклонился к нему, и эти двое стали о чем-то перешептываться. Лишь сейчас я обратил внимание на то, что вся реакторная команда, организовавшая бунт на корабле, держится вместе. Именно от этих людей мне и следовало ожидать самых больших неприятностей.

Вот один из техников, сидевший во втором ряду сразу же за Сварисовым, поднялся со своего места и, не дожидаясь разрешения, начал говорить:

— Мы хотим знать, где вы нашли скандий, какую часть металла вы собираетесь оставить себе? Кому будет принадлежать месторождение?

Опасные вопросы прозвучали как выстрел, отвечать на них следовало немедленно, и я весь подобрался, понимая, что лишь теперь начался настоящий поединок.

— Месторождение нашел штурман Каринин, и, согласно законам федерации, половина его принадлежит первооткрывателю, а вторая половина правительству.

— Разве мы все еще соблюдаем законы федерации? С какой стати мы должны отдавать половину найденного нами богатства правительству? И почему вторая половина должна принадлежать одному Каринину? Есть другой, более справедливый закон. Все найденное во время экспедиции делится поровну между членами команды.

— Я с вами полностью согласен, — неожиданно для себя самого сказал я, сделав ход, только что пришедший мне в голову.

Мое согласие оказалось полной неожиданностью для сторонников Сварисова, и в зале вновь установилась напряженная тишина.

— Все дело в том, что использовать месторождение здешнего скандия невозможно. После нашего отлета найти эту планету вновь никому не удастся.

— Вы не сможете определить ее координаты? — с явной издевкой в голосе спросил все еще стоявший техник, и на его перемазанном машинным маслом лице появилась наглая ухмылка.

— Конечно, смогу. — Я сделал паузу и лишь потом продолжил: — Конечно, я смогу определить ее сегодняшние координаты. — Я выделил и подчеркнул слово «сегодняшние». — Но эта планета — шатун. Случайный гость в нашей вселенной, планета, которая не имеет постоянной орбиты. Траектория ее полета через нашу Галактику слишком изменчива, и уже через месяц невозможно будет определить ее местоположение.

Это была неправда. На самом деле, с учетом всех возможных поправок, я смог бы рассчитать ее траекторию года на два вперед, с достаточной для практических целей точностью. Конечно, никто не сможет предсказать, где окажется Багровая лет через двести. Мне пришлось несколько сократить этот срок. Лишь два человека из всей команды могли проделать необходимые расчеты и обвинить меня во лжи. Один из них лежал сейчас без сознания в медицинском отсеке, и мне придется принять все необходимые меры для того, чтобы никто не смог использовать Каринина в своих интересах, после того как к нему вернется сознание.

Вторым был я сам, и у них не оставалось другого выбора, как только поверить мне на слово. Даже если они догадывались, что я не сказал им всей правды, проверить правильность моих расчетов они все равно не могли.

Некоторое время зал буквально бурлил. Сторонники Сварисова повскакали со своих мест и обменивались гневными выкриками. Одни требовали начать поиски месторождения, другие хотели немедленно получить обещанный металл. Лишь сам Сварисов остался сидеть неподвижно, не принимая участия в этом бедламе, и по его холодному, ненавидящему взгляду я понял, что он догадался о моей победе в психологическом поединке с командой. Сейчас мой главный противник, не принимавший видимого участия в развернувшемся сражении, мучительно искал любую возможность, чтобы отомстить мне за свое поражение.

Этот человек будет представлять постоянную угрозу. И, к сожалению, не он один. Держать в узде команду, уже вкусившую ядовитый наркотик бунта, можно лишь с помощью силы. Эти люди будут пытаться выйти из-под контроля. Какое-то время их будет сдерживать воспоминание о том, что произошло со Сварисовым. Затем мне придется об этом напомнить, и не один раз...

Вряд ли они решатся на повторный открытый бунт, но есть и другая возможность... Выстрел из-за угла или неожиданный удар ножа в темном переходе вполне могут изменить ситуацию...

Сварисов со своими сторонниками могут пойти на это, пока жив штурман, пока есть хоть один человек, способный заменить меня за пультом корабля. С этим нужно было что-то делать, нужно найти способ обезопасить себя от удара из-за угла...

И я нашел решение проблемы. Оно пришло сразу же, как только возникла и оформилась в моем мозгу сама проблема. Похоже, не одни только мышцы стали у меня работать интенсивней.

Когда шум немного поутих, я сказал в микрофон:

— В первую очередь вы должны принять решение о том, как следует поступить с уже принадлежащим вам металлом. Вы можете получить его сейчас, немедленно. Но это не лучшее решение. Слишком большую ценность придется хранить каждому из вас. Вы наверняка догадываетесь, что произойдет дальше. Не исключены кражи и даже убийства.

Шум стих, они снова внимательно слушали меня, потому что я сумел нащупать ту единственную струнку, играть на которой было проще всего.

— У меня есть другое предложение: оставить металл в корабельном сейфе, под надежной охраной компьютера до конца рейса. Перед самой посадкой каждый из вас получит свою долю. Но, повторяю, решение должны принять вы сами. Есть лишь одно условие — все должны быть в равном положении. Каким бы ни было решение большинства, ему должны подчиниться все члены команды.

Я бросил им огромную кость, и на какое-то время переключил все их внимание на решение этой важнейшей для них задачи, все прочее сразу же отошло на второй план.

Я ни на минуту не сомневался в том, какое решение они примут. Разношерстная команда так и не сплотилась в единый коллектив. Постоянные дрязги, бунт, расколовший ее на две половины, все это мало способствовало доверию. И поскольку коды электронных сейфовых замков будут храниться у меня в голове, они станут оберегать мою жизнь старательней, чем свою собственную.

ГЛАВА 9

Все приходит в свое время, настал наконец день, когда я объявил команде об окончании ремонтных работ. Сорок человек давно уже жили без солнца, полностью отрезанные от остального мира, погруженные в багровую тьму чужой планеты. Но чем ближе становился долгожданный день отлета, тем медленней продвигались работы.

Мы считали, что ремонт закончен еще месяц назад, но потом вдруг всплыли наружу многочисленные недоделки и неполадки, выявленные в процессе пробного пуска отремонтированного двигателя.

Словно какой-то дьявол вселился в двигатель корабля. Наружное титанитовое кольцо не вошло в предназначенный для него паз. Пришлось снимать почти два миллиметра твердосплавной керамики с внешней обшивки корабля.

Потом обнаружилась неисправность в электронных механизмах реверсов, и их понадобилось разбирать заново. Когда все наконец было готово к монтажу последних агрегатов, исчез наш лучший механик.

Я произвел самое тщательное расследование обстоятельств его исчезновения, но так и не смог выяснить, что же, собственно, произошло. В момент исчезновения Ремизов находился на сборных лесах. Во всяком случае, именно там его видели в последний раз, но когда его вызвал по рации бригадир, он не ответил, и на рабочем месте его не оказалось. Уйти незамеченным с ремонтной площадки никто не мог, она хорошо охранялась, и все посты стояли на своих местах. Тем не менее человек бесследно исчез.

Мне стоило большого труда успокоить команду и не утратить с таким трудом установленный над ней контроль. Только благодаря назначенному через неделю старту мне это удалось.

Все последние дни я жил, словно на мине_с часовым механизмом. Два дня оставалось до окончания месячного срока, отпущенного мне хозяйкой планеты. Я хотел закончить ремонт корабля и стартовать до того, как мне снова понадобится выпить сок этого проклятого растения. Но сделать это с каждым днем становилось все труднее. Я подозревал, что целая цепочка неудач, поломок и других происшествий, задержавших отлет, не были случайностью — по счетам придется платить...

Об этом же напоминал мне и собственный организм. Приступы неожиданных, ничем не спровоцированных сердцебиений, спазмы мышц, тошнота и бессонные ночи были верным свидетельством того, что со мной творится нечто неладное. Хуже всего было то, что я начал бояться собственных снов, и бессонница стала моим естественным состоянием. Стоило мне на секунду задремать, как перед глазами вновь и вновь возникал проклятый металлический шар с лежащим внутри неподвижным человеческим телом. Я знал, что это было предупреждением, намеком на то, что меня ожидает, если я нарушу обещание.

Необычная сила, полученная в виде аванса, постепенно оставляла меня, и если не удастся стартовать до того, как сок растения полностью прекратит свое действие, Сварисову представится хороший случай взять реванш.

«Надо было убить его во время первой же стычки...» — Эта мысль появлялась у меня все чаще, и теперь она доставляла мне какое-то болезненное удовольствие. Я мог часами, лежа в темноте с открытыми глазами, смаковать подробности схватки, изменяя ее финал в своем воображении.

Но дело было, конечно, не в Сварисове. Я разрешил могущественным силам, обосновавшимся на этой планете, проникнуть в мое сознание. И чтобы не позволить чужому разуму полностью подавить мою волю, я должен был бежать отсюда как можно скорее. Хотя я сильно сомневался, что это мне удастся, я решил собрать всю свою волю, всю решимость для последнего поединка и попытаться вырваться с планеты.

В конце концов, несмотря на все препятствия, ремонт двигателя удалось закончить, у нас достаточно топлива, и ничто не должно было помешать старту корабля, назначенному на следующее утро.

В шесть пятнадцать утра по корабельному времени я встал, умылся, привел в порядок свой парадный костюм и, отказавшись от завтрака, доставленного коком в мою каюту, отправился в медицинский отсек. Настало время выводить Каринина из анабиоза. Во время старта мне понадобится надежный помощник. Я договорился с доктором, что перед стартом он разбудит штурмана, даже если лечение еще не будет закончено полностью. Особого вреда это не принесет. Прерванные процедуры можно будет возобновить, после того как корабль окажется в открытом космосе.

Каринин лежал в пластмассовом боксе, и на его восковом лице не было заметно ни малейших признаков жизни, хотя процедура оживления была начата уже два часа назад. Корабельный врач, седовласый человек с густой шевелюрой, сидел за пультом медицинского автомата и на мой визит не обратил ни малейшего внимания.

На этого человека я мог полностью положиться. Когда-то давно, в другой жизни, я помог ему продлить лицензию и остаться на корабле еще на один срок. Для него это было важно, и вот теперь он сполна отплатил мне за то доброе дело.

Если бы не Рокотов, мне пришлось бы охранять штурмана даже по ночам. Слишком ценными сведениями обладал этот человек. Но никто, кроме корабельного врача, не мог прервать процесс гибернизации, и я полностью положился на него в этом вопросе. Однако с пробуждением Каринина должна была возникнуть другая проблема.

Когда штурман проснется и узнает последние новости, они вряд ли вызовут у него восторг. Он должен будет расстаться со своим скандием, уже обещанным команде, и хотя я надеялся на его понимание, предсказать, как он себя поведет, было довольно трудно. Слишком сильна была в этом человеке тяга к наживе, и, наверно, именно это свойство его характера помешало нашим товарищеским отношениям перерасти в настоящую дружбу.

Наконец Каринин открыл глаза, и его пока еще бессмысленный взгляд остановился на мне. «Я скажу ему позже, — после того как мы улетим с этой проклятой планеты», — решил я, направляясь к дверям медицинского отсека.

— Никого сюда не впускать! — бросил я двум часовым из службы внутренней охраны, несущим здесь постоянную вахту по моему приказу. Они знали о своих обязанностях, но дисциплина на корабле оставляла желать лучшего, и я не был уверен в том, что даже этот мой прямой приказ будет выполнен в точности.

Единственное, что я мог теперь сделать, — это покинуть планету как можно скорее. И хотя целая цепочка неудач, преследовавшая нас накануне старта, лишила меня уверенности в успехе, я решил сделать все от меня зависящее, чтобы вырваться, увести отсюда людей и корабль, чем бы это ни грозило мне лично.

Наконец последние приготовления были закончены. Сидя в командирском кресле штурманской рубки, я наблюдал на внешних оптических экранах за тем, как длинная цепочка роботов постепенно втягивалась в чрево корабля. Последние ремонтные механизмы покинули площадку, и охранные роботы начали сворачивать операцию защиты.

Все люди, если не считать пропавшего механика, давно были на борту корабля, и никто не напомнил мне о второй статье космического устава, запрещавшей оставлять на чужой планете члена своей команды.

«Сделал ли я все возможное, чтобы найти этого человека?» Придет время, и этот вопрос будет мне задан. Вопрос, на который не было положительного ответа. Люди не могут растворяться бесследно. Но именно это произошло с Ремизовым. Никаких следов на девственно чистом песке, никакого движения на плоской песчаной поверхности, окружавшей корабль. Можно было остаться здесь еще на год, можно было обшарить всю планету — мы бы так ничего и не нашли. Если уж Джине понадобился этот человек, не в наших силах было ей помешать... Но это известно лишь мне одному. И никакой комиссии я ничего не смогу доказать.

— Кормовые реакторы перевести в рабочий режим. Начать осевую центровку! — проговорил я в микрофон внутренней связи несвойственным мне, хрипловатым голосом.

Металлическая глыба корабля качнулась, словно просыпаясь, гидравлические мачты опор, глубоко ушедшие в песок, начали распрямляться, медленно приподнимая к зениту нос корабля. На пульте вспыхнули первые зеленые огоньки, сообщая о готовности к старту различных служб, — оставалось отдать последнюю команду, после которой обратного пути уже не будет.

Я знал, что в это мгновение брошу вызов могущественным и безжалостным силам, скрывающимся в вечном мраке Багровой планеты. Условие, поставленное ими, будет нарушено. Долг не будет выплачен. Но в этот момент, ощущая в своих руках гигантскую мощь корабля, я еще мог надеяться на успех.

— Двигатели на старт. Полная мощность на оси.

Я прекрасно знал, что нарушаю все инструкции и правила. Нельзя стартовать с планеты на такой убийственной мощности, но это, пожалуй, было моим единственным шансом.

Неожиданность и стремительность старта — это все, на что я мог теперь рассчитывать.

Я непроизвольно сжался в своем кресле, ожидая жестокого удара перегрузок. В эти последние секунды гигаватты мощности накапливались в конденсаторах двигателей, и вокруг корабля уже закручивалась тугая энергетическая спираль.

Каринин, отделенный от меня прозрачной перегородкой, начал обратный отсчет, и по всем отсекам внутренняя связь разнесла его отстраненный, равнодушный голос. «Четыре, три, два, один, ноль!»

Узкий антигравитационный луч ударил в поверхность планеты. Волны песка взметнулись вокруг корабля и понеслись от него прочь, обнажая под кормой небольшую круглую площадку гранитного основания кратера.

«Минус гравитация», или гравитация с обратным знаком, стала использоваться в планетарных двигателях совсем недавно. Она не только подавляла в узком коридоре под кораблем притяжение планеты, но и создавала противоположно направленную силу, способную одним могучим толчком выбросить корабль за пределы стратосферы.

Неожиданно я понял, что уже несколько секунд сижу в своем кресле в ожидании удара, которого так и не последовало.

Корабль лениво приподнялся на несколько метров и замер над поверхностью планеты. Лишь бушевавшая под ним буря свидетельствовала о том, какие титанические силы вступили в борьбу друг с другом.

Ослепительные ветвистые молнии срывались с кормовых эмиттеров корабля, вспарывая багровую ночь планеты. Рев циклопического вихря, образовавшегося вокруг корпуса, проникал сквозь переборки и заставлял людей сжиматься от ужаса на своих местах в ожидании неминуемой катастрофы. Волны вибрации все время увеличивали амплитуду, раскачивая корабль и вырывая заклепки из титанитовых плит, к которым крепились генераторы антиматерии.

И самым странным, самым необъяснимым в чудовищной силе, обрушившейся на корпус корабля и задержавшей старт, была температура внешней керамической обшивки, уже перевалившая за восемьсот градусов, словно стоявший на месте корабль давно пронизывал атмосферу планеты. Весь его раскаленный корпус полыхал, как стальная болванка, только что вынутая из плавильной печи.

На пульте передо мной мигнул зеленый огонек прямой связи со штурманом. Эту линию использовали лишь в экстремальных случаях.

— Что происходит? Мы выбросили на эмиттеры всю мощность.

— Переключи локаторы на радиочастоту!

— Какой диапазон?

— Пройди по всем.

— Ничего нет! Одни помехи. Вокруг нас настоящая электронная буря.

— Вижу. Покажи планету в сверхвысоких частотах радиодиапазона.

Наконец мы это увидели. От каждого растения, из тысячи различных точек кратера тянулись узконаправленные пучки излучений. Сплетаясь над кораблем в плотную энергетическую сеть, они держали его на месте, словно гигантскую бабочку, попавшую в сачок. Местами утонченные и вытянутые чудовищным давлением корабельной минус гравитации лучи тем не менее не давали кораблю оторваться от поверхности планеты больше чем на пару десятков метров.

Две чудовищные силы противоборствовали друг с другом, и корабль стал центром этой титанической схватки.

Стоны не выдерживающего запредельных напряжений металла, выстрелы разорванных заклепок, печальный звон лопнувших стеклянных экранов — звуки начавшейся агонии уже заполнили его нижние отсеки и постепенно распространялись все выше, подбираясь к центральной рубке и реакторному отсеку.

Казалось, еще секунда-другая и с кораблем будет покончено.

Выбросив на эмиттеры двигателей всю мощность корабельных генераторов, я уже не имел возможности погасить их импульс. Теперь я мог лишь беспомощно наблюдать за катастрофой, быстро распространявшейся по кораблю. Любые действия запаздывали, команды не выполнялись. Мы медленно проваливались в пучину катастрофы, и в то мгновение, когда гибель корабля уже казалась неизбежной, стальная хватка энергетической сети, державшей его, ослабла.

Она не прекратила своего воздействия, не отпустила корабль, но снизила мощность ровно настолько, чтобы прекратить начавшееся разрушение. Корабль, словно поднимавшийся с колен титан, рванулся вверх, на добрую тысячу метров и вновь неподвижно завис над планетой. Вся энергия импульса антигравитации была израсходована на этот рывок.

— Что теперь? — казалось, голос штурмана шел из другого мира.

Я не узнал его и ничего не ответил. Мы проиграли. Нужно было садиться. Я не собирался повторять маневр, едва не разрушивший корабль. Правда, оставался еще один способ... Можно было ударить по планете огнем антипротонных двигателей, использовавшихся только в открытом космосе. Атомный огонь выжжет под нами все живое, и безжизненный кратер, в котором недавно стоял корабль, превратится в огненное жерло вулкана.

Но что-то мешало мне отдать эту последнюю команду, какая-то ускользавшая от меня мысль. Словно подтверждая собственные сомнения и связывая в лаконичные однозначные слова ускользавшие от меня осколки фактов, я спросил себя:

— Почему они ослабили хватку? У них был достаточный резерв мощности для того, чтобы раздавить корабль.

И только сейчас, после этого вопроса, обрывки мыслей сложились в моем сознании в окончательное, однозначное понимание того, что произошло. Больше я не имел права обманывать ни себя, ни доверившихся мне людей.

— Им нужен я. Они хотят, чтобы я вернулся.

«Но ты ведь не сделаешь этого?»

— Мне не остается ничего другого. У меня нет выбора. Если я не вернусь, мы все навсегда останемся на Багровой. Начинай процедуру посадки.

ГЛАВА 10

Я сидел на краю одной из горных вершин кольцевого кратера и следил за тем, как огненный факел двигателей «Алькара» постепенно сливается с багровым небом планеты.

Я не сомневался в том, что Сварисов заставит Каринина стартовать сразу же после того, как я покину корабль. Странно, что они позволили мне отойти на безопасное расстояние. Я надеялся, что все кончится быстро. Удар антигравитационных двигателей должен был мгновенно расплющить мое тело. Но они не стали спешить...

Возможно, Сварисов решил, что легкая смерть будет для меня слишком большим подарком. И вот теперь я сидел совершенно один на скалах этой безжалостной планеты.

Злобная ненависть Сварисова должна была воплотиться в изощренной мести. В любом случае я поступил правильно. Сорок человек команды не должны были оставаться в этой огромной черной могиле. Я заварил всю эту кашу, мне одному ее и расхлебывать.

Хорошо хоть в этом я не ошибся. Никто не стал препятствовать старту корабля после того, как я его покинул.

Последний раз живой огонь его двигателей мелькнул где-то у самого горизонта и бесследно растворился в багровом мертвом небе. Теперь я действительно остался один. На том месте кратера, где еще совсем недавно стоял корабль, перемигивались мертвенные голубые огни растений, похожие на кладбищенские огни святого Эльма. Всматриваясь в их нереальные всполохи, я подумал о том, что мое решение не использовать пространственные ходовые двигатели было ошибкой. Если бы я это сделал, на дне кратера не было бы этого издевательского перемигивания.

Скорее всего, огни не имели ко мне ни малейшего отношения, но я чувствовал бы себя гораздо спокойней, если бы не видел внизу под собой их мигающих глаз. Они всегда так мигали, когда готовили какую-нибудь очередную пакость. Правда, сейчас это уже не имело никакого значения, просто потому, что времени у меня осталось совсем немного, самое большее сорок восемь часов. Те самые сорок восемь часов, на которые рассчитан запас жизнеобеспечения в моем скафандре. Но я мог значительно сократить этот срок. Подумав об этом, я снял шлем и положил его рядом с собой на камни.

Здесь, на вершине скалы, не чувствовался запах болота, возможно потому, что содержание метана на высоте было меньше. Я не стал этого проверять — на самом деле это тоже уже не имело никакого значения.

Когда неподвижное сидение в ожидании первых признаков отравления стало совсем невыносимым, я поднялся и прошел по кромке обрыва сотню метров, отделявших меня от «часовни», хотя заранее знал, что не увижу там ничего.

Каменная ниша в скале пустовала, и такой она была уже много лет. Ветер нанес в углубление толстый слой пыли. Поверхность стен выветрилась и потрескалась. Не было ни светящейся занавеси у входа, ни растения, сок которого, в конце концов, заставил меня остаться здесь в ожидании медленной смерти.

Теперь я сомневался даже в том, существовало ли само растение. Все, что я здесь видел, могло быть плодом моего собственного больного мозга, отравленного испарениями ядовитой атмосферы планеты.

Но этот вывод опровергался первым неудачным стартом корабля. Выходит, кому-то я здесь нужен, поскольку они не отпустили корабль, не дали ему стартовать. Неплохо было бы понять: зачем? Если я прав, если я им действительно нужен, этот таинственный «некто», назвавшийся Джиной, должен поспешить.

Внутренне я усмехнулся изворотливости собственного мозга, цеплявшегося за малейшую надежду, и тем не менее еще раз осмотрел нишу, проводя лучом своего мощного фонаря по ее стенам. Я не увидел никаких устройств, способных создать силовую завесу, прикрывавшую вход при моем первом посещении этого места. Камень стен выглядел безнадежно старым, изглоданным временем, и сейчас по его виду невозможно было даже определить, было ли это углубление в скале результатом чьих-то усилий или выемку здесь создали причудливые силы выветривания. При тех песчаных бурях, с которыми мы столкнулись на Багровой, в этом не было ничего удивительного.

Оставалось непонятным, почему постамент, на котором недавно стояло маленькое растение, поделившееся со мной своим соком, совершенно не изменился. На его ровной полированной поверхности не было ни малейших следов выветривания.

Черная гранитная призма двухметровой высоты казалась здесь чем-то чужеродным.

Я обошел постамент вокруг. Камень стоял точно посредине ниши. Между ним и стеной, с задней стороны, оставалось еще метра два пространства. Я вошел в этот узкий проход и встал лицом к ровной вертикальной плоскости камня. Она была похожа на черное зеркало и, внимательно всматриваясь в его глубину, словно пытаясь прочесть в этом черном зеркале свою судьбу, я не испытывал ни отчаяния, ни сожаления.

Я ничего не мог изменить и ни о чем не жалел. Я старался не думать о последних минутах своей жизни, стремительно уходивших от меня, как песок, уносимый ветром.

Для того чтобы отвлечься, чтобы не считать эти последние минуты, я стал внимательно рассматривать камень, из которого чьи-то неведомые руки сделали каменную призму, а затем отполировали ее. Для чего? Вряд ли камень был предназначен лишь для того, чтобы на него ставили растение.

Меня не покидало ощущение, что, несмотря на свой сверкающий внешний вид, камень очень древний, возможно более древний, чем вся эта планета.

Никто не мог вытесать и отполировать огромный монолит из черного гранита здесь, на безжизненной планете, лишенной солнца. В луче моего фонаря поверхность камня сверкала множеством голубоватых бликов. Лабрадорит. Он иногда встречается в граните. Кристаллы этого минерала придавали структуре камня необычную глубину. Казалось, далеко в космосе сверкают огоньки звезд... Тех самых звезд, которых я не увижу уже никогда.

«Хватит себя жалеть! Ты знал, чем все закончится, когда покидал корабль. И сам купил себе билет в один конец».

Вскоре я сделал еще одно открытие. Если долго и пристально смотреть на сверкающую поверхность камня, едва слышно начинает звучать знакомая мелодия.

От камня веяло ледяным холодом, его поверхность завораживала, притягивала к себе, и требовалось определенное усилие, чтобы покончить с бессмысленным разглядыванием каменной глыбы, отвернуться от нее и выйти наружу.

Я решил остаться на краю обрыва до самого конца. Здесь, за мутным небом планеты, невидимые мне, все-таки светили настоящие звезды, и я хотел быть ближе к ним.

Я не знал, сколько прошло времени, час или вечность.

Вокруг ничего не происходило, не за что было зацепиться глазу в багровой тьме, раскинувшейся над моей головой. Но, должно быть, времени прошло немало, прежде чем я понял, что за моей спиной, в углублении, рядом с постаментом, кто-то стоит.

Я был уверен, что мимо меня никто не проходил. Тропинка на гребне была слишком узкой для того, чтобы кто-то мог проскользнуть по ней незамеченным. Откуда же взялся этот «кто-то»? Краешком сознания, поглощенного необычным видом возникшего в нише существа, я понимал, как важно определить, откуда оно здесь появилось.

Существо было высокое — не меньше двух метров, его голова почти касалась верхней грани постамента. Я видел егонедостаточно четко, словно смотрел сквозь призму мутного стекла. Тело существа слегка фосфоресцировало и, казалось, состояло из светящегося подвижного газа. «Нет, это не газ, — сказал себе я, — это, скорее, огонь...» Существо стояло ко мне спиной и не повернулось даже тогда, когда я, измотанный слишком долгим ожиданием и полной неопределенностью ситуации, вскочил на ноги и подошел к нише.

Войти внутрь ниши, однако, я не решился, и столбом застыл у входа, не зная, что делать дальше. Рука моя не потянулась к оружию. Казалось бессмысленным угрожать бластером существу, целиком состоявшему из огня.

Существо что-то делало у постамента и настолько увлеклось этим занятием, что не обращало на меня ни малейшего внимания, а может быть, ему не было до человека никакого дела. Второе предположение почему-то показалось мне более верным.

Только сейчас я рассмотрел, что всю спину существа прикрывают два широких сложенных крыла — более темных на фоне остального светящегося тела.

Подойдя к самому входу и заглянув внутрь ниши, я наконец смог рассмотреть, что делало таинственное существо. Его длинная, вытянутая и неестественно худая рука, заканчивавшаяся еще более длинным когтистым пальцем, что-то быстро писала на поверхности постамента.

Письмена некоторое время ярко светились на черном камне, прежде чем бесследно исчезнуть. Алфавит, совершенно незнакомый мне, состоял из отдельных, очень сложных знаков, отдаленно похожих на китайские иероглифы. Так что прочитать я ничего не смог, как ни старался.

Закончив свою работу, существо застыло неподвижно, уставившись в камень, словно ждало ответа. Но ответ, если он и должен был последовать, не пришел.

Наконец существо обернулось, и по его равнодушно скользнувшему мимо меня взгляду я понял, что оно давно знает о моем присутствии и не придает этому никакого значения. Глаза у существа были огромные, и если все остальное тело светилось слабым оранжевым цветом, то глаза пылали глубоким голубым огнем, и это было, увы, не поэтическим преувеличением.

На существе не было никакой одежды, видимо, оно просто не нуждалось в ней, поскольку какие-либо отличительные подробности на его теле, целиком состоявшем из струящегося и переливающегося пламени, невозможно было рассмотреть. Хотя общие контуры тела определенно напоминали человеческую, пожалуй, даже женскую фигуру.

— Ты, Джина... — пробормотал я охрипшим голосом.

— Вот уже тысячу лет они молчат. Никто не отвечает... Никто... — В ее голосе, напоминавшем отдаленные раскаты грома, слышалась глухая тоска, почти отчаяние, и я осмелился спросить:

— Кто не отвечает?

— Мои соплеменники. Другие деймы. С тех пор как один из ваших ничтожных червяков разорвал связь между нашими мирами, они молчат.

— Вряд ли я имею к этому какое-то отношение, — проговорил я, почему-то испытывая желание оправдаться. Она посмотрела на меня только один раз, и я почувствовал себя так, словно меня охватило ледяное пламя.

— Возможно, ты будешь иметь к этому отношение. Мне нужен толковый посланник, но из твоих соплеменников получаются только хорошие рабы. И я еще не решила, что с тобой делать.

Я почувствовал, как внутри меня поднимается нерациональный и неуместный в моем положении гнев. Наверно, я позволил ему прорваться наружу лишь потому, что незадолго до появления Джины успел подвести черту под своей жизнью и проститься со всем, что мне было дорого.

— Так ты считаешь, что я стану повиноваться любым твоим приказам, поскольку из-за тебя мне пришлось остаться на этой смертоносной планете? Или ты уверена в возможности превратить любого из нас в своего раба?

— Забавный червяк. Конечно, это в моих силах. Я проделывала это сотни раз. Ваш корабль не первый, опустившийся на мою планету. Ты полагаешь, открытое месторождение скандия на ее поверхности появилось случайно? Оно привлекает червяков, как мух. Вы слетаетесь из всех ваших миров. Вы слагаете легенды об этой планете, о ее богатствах и обо мне. Жадность — главная движущая сила вашего общества.

Я молчал. Возражать бессмысленно. В чем-то она, безусловно, права. Поступками многих людей руководит, в первую очередь, жадность, однако есть и другие. Но спорить с ней бесполезно. Даже хорошо, что знания Джины о человеческой расе основаны не на лучших ее экземплярах... Это может дать мне шанс. Если огненное чудовище попытается превратить меня в своего раба, я не стану спорить и не стану сопротивляться. Я буду делать все, что мне велят. До поры до времени... Рано или поздно я узнаю ее слабые места... «О чем это я? Мне здесь не выжить, а если Джина может останавливать корабли во время старта, то и бежать отсюда невозможно, если только она сама не захочет меня отпустить... Нужно сделать так, чтобы она этого захотела... Не надо обманывать ее ожиданий. Все остальное потом, сейчас я должен использовать малейший шанс, чтобы вырваться отсюда».

Однако эти благоразумные мысли не долго владели мной, если человек покупает билет в один конец и садится в поезд, никогда не возвращающийся обратно, он теряет все, но и приобретает немало... Например, его невозможно запугать, потому что ему нечего бояться, самое страшное уже осталось позади.

Джина величественно опустилась в кресло с высокой спинкой, украшенное золотой резьбой. Минуту назад этого кресла не было в пустой нише, и его появление на короткое время отвлекло мое внимание.

Материал кресла выглядел таким же нереальным, полупрозрачным, каким было тело самой Джины, но вскоре он начал уплотняться, приобретать цвет, наливаться золотом... И этот процесс настолько увлек меня, что я не заметил, как пустая ниша, в которой мы находились, начала превращаться в огромное помещение подземного дворца, словно невидимые двери открылись в глубину горы.

В центре зала, вдоль длинного обеденного стола, слуги в красных ливреях разносили блюда и графины с вином. За столом сидели какие-то люди в париках и крикливых одеждах, украшенных драгоценными камнями. Их лица казались мертвыми и неподвижными, как лица кукол. К тому же они походили друг на друга так, словно все были близнецами. В них не было никакой индивидуальности, а их речи были так же бессмысленны и пусты, как их лица.

Один из слуг, державший на подносе два бокала вина, повинуясь неслышимой команде Джины, повернулся в нашу сторону и через минуту оказался рядом со мной.

— Отведай моего вина, — произнес голос Джины, доносившийся одновременно отовсюду.

Все еще не придя в себя от потрясения, я безропотно взял бокал и пригубил напиток. Я никогда не пробовал ничего подобного. Вкус и аромат этого напитка будут мне напоминать о себе всю оставшуюся жизнь, которой, впрочем, у меня было уже совсем немного.

— Ты мог бы пить такое вино каждый день.

— Откуда оно у тебя? С наших кораблей?

— С кораблей? — Впервые я услышал, как Джина смеется, беззвучный кашляющий смех напомнил мне карканье ворона. — На самом деле вино существует только в твоем воображении, а для этого не нужны никакие корабли.

— Значит, оно не настоящее?

— А что есть «настоящее», как не результат, созданный твоим мозгом? Готовые образы, слепленные из сигналов твоих рецепторов, синтезированные и объединенные с твоей памятью и опытом. Но ты этого все равно не поймешь. Ты любишь кино, Крайнев?

— Ты знаешь мое имя?

— Я знаю о тебе все. Почти все. Но кое-что мне еще нужно выяснить, прежде чем я определю твою судьбу.

— Только бог может определить судьбу человека. Разве ты бог?

— Для тебя — да. А теперь смотри в этот зал. Представь какой-нибудь приятный момент из своей прошлой жизни, вспомни место, которое тебе нравилось. Вы, червяки, любите сохранять свои воспоминания и носитесь с ними так, словно они имеют какую-то ценность. Так покажи мне их! Покажи мне то, чем ты дорожишь и прячешь от посторонних в глубинах своей памяти.

Прежде чем я сообразил, чего она от меня хочет, прежде чем успел воспротивиться собственным воспоминаниям, зал подземного дворца изменился, его стены поплыли, превращаясь сначала в полосы цветного тумана, а затем они стали стекаться к центру пустого пространства пещеры.

Пораженный возникавшей из тумана картиной, я не сразу заметил, что непроизвольно, пытаясь рассмотреть ее получше, сам создаю объемное изображение...

Сначала там был только перрон. Перрон космического вокзала. Затем из туманной завесы входа вышла она, девушка с букетом цветов в руках...

Лота... Моя первая и единственная любовь...

— Нет! Останови это! Мои воспоминания принадлежат только мне! — волна холодного ужаса, словно судорога, прошла по моему телу. Я и сам толком не понимал, чего так испугался. Должно быть, инстинктивно я не хотел, чтобы Лота оказалась здесь, на этой планете смерти.

Кино? Возможно, это только кино... Но вино в бокале было настоящим. Я не знал, где проходит граница возможностей моей хозяйки, возомнившей себя богом, и поэтому должен был остановить ее, пока еще не поздно. Я боролся отчаянно, включив всю силу своего воображения.

Образ Лоты растаял, вокзал превратился в рубку космического корабля.

Я чувствовал, как чужая воля врывается в мой разум, скручивает меня невидимым стальным захватом, и сопротивлялся изо всех сил. Сердце билось, как бешеное, пот застилал глаза. Но я думал только о ящике. О простом металлическом ящике, стоявшем позади пульта. Обычно в нем хранили старые, отслужившие свой срок кристаллы мнемопамяти, но сейчас в нем не было ничего. Пустая металлическая коробка, за которую ухватился мой разум, как утопающий хватается за соломинку. Представить пустой ящик мне было проще всего, проще всего было закрепить в сознании его четкий образ, перекрывший в моем мозгу все остальные картины. Я даже глаза закрыл, стараясь мысленно увидеть каждую заклепку, каждую царапинку на стенке этого ящика, а когда открыл их, огромный металлический ящик заполнил собой все пространство дворца.

— Ты издеваешься надо мной?! Ты смеешь противиться мне, жалкий червяк?!

Прежде чем я успел возразить и хоть как-то исправить ситуацию, два человека появились у входа в пещеру. Они возникли из темноты, как два призрака — вот только это были не призраки, я почувствовал это сразу, ощутив их железную хватку.

Я рванулся изо всех сил, и на какое-то время мне даже удалось освободиться, но эти двое, одетые в одинаковые зеленоватые одежды, обладали силой, которая не уступала моей. Мне не удалось воспользоваться своей кратковременной свободой, мои руки вновь попали в железный захват. Это случилось потому, что я решил не спорить с Джиной, принять и изучить новую ситуацию, какой бы она ни оказалась, и лишь потом действовать.

Им не понадобилось и минуты, чтобы открыть хитроумные магнитные застежки на моем скафандре. Теперь я стоял перед Джиной, выпрямившись, с заведенными назад руками, и старался поймать ее взгляд.

— Отведите его в третью зону. Пусть пока работает на плантациях. Потом я решу, что с ним делать дальше. И скажите Лару, чтобы не церемонился, — у этого червяка слишком большая сопротивляемость и слишком много самомнения. К следующей нашей встрече он должен быть подготовлен.

Мои стражи лишь молча склонили головы в полупоклоне. С момента своего появления они не произнесли ни одного слова, я еще раз попытался вырваться, но моя попытка ни к чему хорошему не привела. Они приподняли меня над полом, держа за заведенные назад руки, и я едва не закричал от нестерпимой боли. Через несколько мгновений мы уже оказались с наружной стороны ниши. Теперь нам предстоял небольшой отрезок пути по очень узкому карнизу.

Я полностью прекратил сопротивление, предоставляя им возможность расслабиться. Именно на этом коротком отрезке пути у меня появлялся шанс... Нет, не освободиться, но хотя бы увлечь этих двоих за собой, в пропасть. «А впрочем, что это даст? Я даже не знаю, кто они. Погибнув, я ничего уже не смогу изменить. Рано или поздно сюда прилетит следующий корабль, и если Джина сказала правду, то в рабах у нее недостатка не будет. И только ли рабы ей нужны? С какой целью на этой планете создана дорогостоящая приманка для земных кораблей? Что она делает с попавшими к ней в плен людьми?

До прилета следующего корабля я должен выяснить, что здесь происходит».

Между тем узкая часть карниза осталась позади, и надежно «запеленав» меня в мою же собственную веревку, оставленную на краю карниза, сопровождавшие меня люди начали спуск.

Но не во внутреннюю часть кратера, как того ожидал я.

Они начали спуск по наружной стороне горного кольца, в его восточной части. И хотя, лишенный своего прибора ночного видения, я ничего толком не мог рассмотреть в багровом полумраке, по фотографиям, сделанным зондом еще до посадки «Алькара», я знал, что с восточной стороны кратера не было ничего, кроме непроходимых горных ущелий.

Оставшись одна, Джина какое-то время сидела неподвижно, уставившись в черную поверхность камня. Она сидела так до тех пор, пока рядом с ней не стал возникать силуэт другого существа, похожего на нее лишь общими очертаниями фигуры, увенчанной крыльями.

— Что ты о нем думаешь, Гагояг?

— Он неуправляем. От него надо избавиться как можно скорее.

— Но в нем так много силы, о которой он даже не подозревает. Я хотела его использовать, я потратила слишком много времени на этого червяка.

— Именно сила и делает его таким опасным. Рано или поздно он научится ею управлять и выйдет из-под твоего контроля в самый неподходящий момент.

— Мне жаль от него отказываться. Пусть поработает на плантации. Хоть какая-то польза от него будет.

— Смотри не ошибись! Нужно избавиться от этого червяка как можно скорее.

— Это совет или приказ?

— Я не имею права тебе приказывать. Здесь ты хозяйка.

— В таком случае, не будем торопиться. Работа на плантации быстро ломает волю к сопротивлению у любого червяка.

ГЛАВА 11

Металлические двери со звоном захлопнулись за моей спиной.

Пещера, в которую меня втолкнули, в первый момент показалась огромной. Но спертый воздух, насыщенный зловонием и дымом от чадящих факелов, очень скоро испортил это впечатление. Люди вповалку валялись на полу, используя вместо постелей охапки высушенных листьев. Их здесь было, наверно, человек сто, и никто не обратил внимания на новичка. Это показалось мне странным, потому что в любом изолированном коллективе появление нового члена всегда вызывает интерес.

Что ж, Джина не солгала — рабов у нее достаточно...

Я медленно шел вдоль ряда лежащих на каменном полу людей, пытаясь рассмотреть их лица. Но печать усталости и безнадежности, казалось, стерла с них все индивидуальные черты.

Я выбрал для себя угол подальше от дымящего факела, но смрад все равно досаждал и здесь. Сильно хотелось пить, но я нигде не заметил никаких емкостей, видимо, вода была в дефиците. Похоже, по местному времени сейчас глубокая ночь.

Мне придется отвыкать от корабельных временных циклов. Свободной подстилки я не нашел, от камней тянуло промозглым холодом. На следующий день в первую очередь нужно будет позаботиться о постели. Одежда, которую мне бросили вслед за тем, как втолкнули в пещеру, плохо удерживала тепло. Уснуть я так и не смог и всю ночь просидел, уставившись на дымивший факел.

Утро началось с построения. Мужчина лет сорока, небритый, с мрачным и перекошенным от шрама лицом, был местным старостой. Он определил мне место в строю и предупредил о том, что во время движения с тропы лучше не сходить. Староста не объяснил почему, и я ничего не стал уточнять, предпочитая все выяснить по ходу действия.

До плантации местных радиолопухов, как для себя я назвал эти странные растения, накапливавшие внутри огромное количество энергии, мы добрались часа через два медленного продвижения в темноте.

Путь вдоль узкой тропы освещала цепочка факелов, которые несли специально отобранные для этого старостой люди.

Все остальные шли одной шеренгой, в затылок друг другу. Не было ни цепей, ни веревок. Охраны тоже не было видно. Тем не менее бежать никто не пытался. Похоже, бежать отсюда просто некуда. Вскоре обнаружилась и еще одна причина, по которой люди в строю так старательно выполняли указание старосты.

Идущий впереди через несколько человек от меня пленник споткнулся и сошел с тропы. В ту же секунду раздался щелкающий звук, похожий на звук бича, человек страшно закричал и забился в конвульсиях. Никто не остановился, не замедлил шаг, не попытался ему помочь. Когда я поравнялся с этим несчастным, он уже затих. Из его живота торчал конец костяной иглы, и мне стало понятно, какие безжалостные охранники скрываются в темноте, поджидая неосторожную жертву.

Почему-то на людей, идущих по тропе, они не нападали... Выходит, этими животными можно управлять. Вот еще один штрих к смертоносному безжалостному миру, в котором мне теперь предстояло жить.

Узкое ущелье, по дну которого змеилась вытоптанная ногами сотен людей тропа, наконец закончилось, и мы оказались внутри другого кольцевого кратера, гораздо большего, чем тот, в который совершил свою посадку «Алькар».

Здесь было гораздо светлее. Небо казалось более ярким, хотя и не потеряло свой зловещий багровый цвет.

Пленники разбились на небольшие группы по пять человек и принялись за работу — каждому выдали инструмент. Мне достался молот, и я этому не удивился, на долю новичков всегда выпадала самая тяжелая работа. Целый день мне пришлось дробить камни, превращая их в пыль и мелкую крошку, которую затем перемешивали с песком и какими-то минеральными добавками.

Этой смесью заполняли углубления в песке, выкопанные предыдущей группой, очевидно, позже здесь высадят молодые растения.

Метрах в ста от нас виднелись ровные ряды уже созревших растений, и, улучив момент; я решил позаимствовать у них немного листьев для будущей постели. Лишь постоянная привычка быть настороже спасла меня. Эти посадки охранялись, да еще как! Впервые я увидел здесь охрану с лучеметами и силовые эмиттеры вдоль всей линии посадок. Дорога в любую сторону была свободна, охранялись только посадки — и, выходит, именно они представляли здесь наибольшую ценность. Возможно, я, единственный из всех, знал, почему. Если сок молодого растения наполнял человека невероятной силой, то какими же свойствами должны обладать созревшие?

Нужно придумать способ добраться до этих посадок. Добраться любой ценой... Но почему именно до этих? Существуют ведь и другие, например, в том кратере, куда садился «Алькар». Там нет никакой охраны. Это так — вот только туда нет тропы, и если я отойду от лагеря, меня превратят в подушечку для булавок притаившиеся в темноте ядовитые твари... Однако во время перехода от корабля к кольцу кратера они меня не тронули. Почему? Может быть, и здесь причину следует искать в соке энергана? Устойчивый запах сока может быть для них сигналом того, что этот человек находится под запретом. Не нападают же они на охранников! Возможно, эти люди тоже принимали сок...

У меня не было достоверных фактов — одни догадки. Придется рисковать — другого выбора все равно не было.

Но для этого может понадобиться помощь...

Я попытался завязать знакомство с членами своей рабочей команды, но информация, которую удалось получить от них, оказалась очень скудной. Все они были с различных кораблей, в разное время обнаруживших Багровую планету и попавшихся так же, как и «Алькар», на приманку месторождения скандия. Никто из них не знал, что стало с кораблями после того, как команда была взята в плен. Скорее всего, кратеров-ловушек на планете несколько, и они располагались в разных местах.

Но не могли же корабли раствориться бесследно? Я решил, что если удастся добыть новую порцию сока энергана, обратно в пещеру можно не возвращаться.

Получив запас дополнительной выносливости и силы, я попытаюсь разыскать хотя бы один из этих кораблей-пленников. Большинство из них, как я понял из рассказов своих новых знакомых, остались вообще без команды и, следовательно, взлететь не могли. Но на них мог остаться запас воды, продовольствия — всего того, что так необходимо беглецу. Дальше этого мои планы не шли. Действовать придется по обстоятельствам.

К сожалению, даже приблизительной карты местности у меня не было, а по рассказам пленников установить район посадки хотя бы одного из кораблей не удалось.

Шансов на успех было совсем мало, но все равно это лучше, чем медленно гнить в пещере, выполняя непосильную работу. Никакой новой информации о хозяйке планеты и о том, что происходило с пленниками, которые не попали в категорию рабов или охранников, находясь в пещере, я получить не мог. И если я собирался это сделать, то единственный оставшийся в моем распоряжении положительный фактор — внезапность. Побег надо осуществить как можно скорее. Пока Джина не решила, что со мной делать дальше.

После окончания работ, я обнаружил у входа в пещеру охапку сухих листьев для подстилки, и это еще раз подтвердило мое предположение — приближаться к посадкам взрослых растений рабам строго-настрого запрещалось. Только охранники пользовались этой привилегией. Но никто из них не унижался до разговора с пленниками.

В напарники для своего побега я выбрал механика с корвета «Максрайн». Этому парню было лет двадцать пять, он попал в плен к Джине совсем недавно и еще не успел превратиться в ходячую мумию.

Я редко ошибался в людях, не ошибся и на этот раз в своем выборе. Ларинов согласился сразу, без малейших раздумий, хотя и заметил, довольно бесшабашно, что далеко нам уйти не удастся.

Это замечание заставило меня задуматься над тем, как защитить от ядовитых игл звероящеров своего спутника.

Я заставил его раздеться и натереть тело растертыми в порошок сухими листьями энергана, которые использовали вместо подстилок. В них не осталось сока, но характерный запах сохранился, и если нападение ящеров останавливает именно запах — это могло сработать. На всякий случай я и сам проделал ту же процедуру, хотя и не сомневался в том, что для меня ящеры не представляют опасности. Сок энергана произвел в моем организме такие глубокие изменения, что даже запах пота стал совершенно другим.

Наша возня с листьями привлекла внимание старосты, он снял со стены факел и направился в наш угол. Ларинов не успел полностью натянуть робу, до того как попал в круг света от факела старосты.

— Что здесь происходит? — Перед побегом было совсем нежелательно затевать ссору, и я ответил миролюбиво:

— Да вот, насекомые... Помыться бы не мешало.

— Размечтались! Мойтесь из своей питьевой порции! — Староста неприязненно взглянул на меня, поморщился и отошел на свое место.

— Здорово ты придумал! — зашептал Ларинов. — Староста только и ищет повод, чтобы к тебе придраться, он терпеть не может новичков. Из-за них у него одни неприятности.

Откладывать побег не было никакого смысла, и мы решили бежать этой же ночью.

— Сделай вид, что спишь, не двигайся, пока я не скажу.

Ждать пришлось долго, лишь часа через два в пещере установилась та тяжелая, полная свистов и всхрапываний тишина, которая обычно сопровождает сон уставших от тяжелой работы людей. Ближайший к нам факел погас, и никто не подумал заменить его, это было хорошим знаком. Я легонько толкнул своего напарника и медленно, ползком, двинулся вдоль ряда спящих людей к дверям. Темная роба сливалась с полом пещеры, издали заметить нас в полумраке было трудно.

Когда мы приблизились к наружным металлическим дверям, выяснилось, что часовой спит сном праведника. На доске у будки висели ключи, и один из них подошел к замку.

— Зачем они ставят охрану при таком разгильдяйстве? — проворчал я, осторожно приоткрывая дверь.

— Здесь некуда бежать, те, кто пытались, — не вернулись обратно.

Мы проскользнули наружу, осторожно прикрыли за собой дверь и направились на юго-запад — именно в той стороне начиналось ущелье, пересекавшее горный хребет и заканчивавшееся около второго маленького кратера, хорошо знакомого мне.

Без приборов и звезд было очень трудно не потерять нужное направление. В багровой тьме планеты не было никаких ориентиров, приходилось надеяться лишь на свою интуицию и память. Когда меня вели в пещеру, я постарался запомнить маршрут, но в темноте восстановить пройденный путь оказалось невозможно.

Часа через два стало ясно, что мы окончательно заблудились в лабиринте ущелий и скал. Я упрямо продолжал двигаться вперед, уже не заботясь о направлении и лишь стараясь выбирать наиболее безопасный и простой путь. Среди нагромождения скал, без карты и компаса, да еще почти в полной темноте, это тоже оказалось непростым делом. Все мое внимание поглощала дорога, я почти забыл, что здесь могут быть и другие, гораздо более серьезные опасности.

Зато Ларинов, каждую секунду ожидавший, что из темноты в него вопьется смертоносная игла, пожалел, что ввязался в авантюру, из которой не было выхода.

— Ты идешь слишком быстро. Нас никто не будет искать. И не будет никакой погони, — тех, кто уходит из лагеря, предоставляют их собственной судьбе. Даже трупов сбежавших никогда не находят...

Словно подтверждая его опасения, дорогу нам преградила плюющаяся саламандра. Она сидела на вершине утеса, метрах в трех от дна ущелья, и ее силуэт отчетливо вырисовывался на фоне багрового неба. Ларинов застыл от ужаса. Наткнувшись на него, остановился и я. Мне представилась прекрасная возможность проверить свою теорию относительно запаха энергана. Правда, если я ошибался, мы об этом вряд ли узнаем...

Ветер дул в сторону саламандры, и я надеялся, что запах энергана до нее донесется прежде, чем она начнет атаку.

Отстранив Ларинова, я вышел вперед и медленно направился в сторону ядовитого зверя. Ожидание опасности казалось мне хуже самой опасности, поэтому я всегда предпочитал идти ей навстречу. Расстояние между мной и ящером постепенно сокращалось, и пока ничего не происходило.

Когда до саламандры оставалось всего метра четыре, она взмахнула своим длинным хвостом и исчезла со скалы, растворившись в темноте, словно ее здесь никогда и не было.

Только после этого мне стало ясно, как велико было нервное напряжение, — я весь покрылся холодным потом. Зато сейчас, когда предположение о защитном действии сока подтвердилось, мы могли двигаться вперед гораздо уверенней, — знать бы еще, куда...

Но я не сомневался, что рано или поздно мы обязательно наткнемся на куст «дикого» энергана. Еще во время ремонтных работ на «Алькаре» я заметил, что эти растения встречаются здесь на каждом шагу. Конечно, в том кратере, где приземлялся корабль, могли быть особые, благоприятные для растительности условия, но все равно при таком изобилии мы должны были наткнуться на энерган. У меня из головы не выходила картина, запечатленная на экране локаторов в тот момент, когда был остановлен старт «Алькара». Энергетические лучи тянулись к нему из сотен различных мест планеты, и в каждом из них должны были находиться эти растения.

На третий час безостановочного движения вдоль тектонического разлома, уводившего далеко в сторону от пещеры, из которой мы совершили побег, я ощутил знакомый запах. Круто свернув в сторону этого, в общем-то, приятного аромата, я наткнулся на отвесную стену ущелья, и прямо на этой вертикальной плоскости, в небольшой трещине обнаружил неведомо как прикрепившееся здесь нужное мне растение.

Оно слегка привяло, его нижние листья обвисли, и было очевидно, что лепешка, заменявшая растению корни, не могла найти достаточно влаги на этой голой скале.

Тем не менее нам и такое годилось. Я достал узкую полоску железа, заменявшую нож, и приблизился к растению вплотную — за что тут же получил весьма ощутимый укол энергетического разряда.

— Жив, курилка... — пробормотал я, делая надрез на корне и не обращая внимания на следовавшие один за другим колючие разряды, которыми несчастное растение пыталось защититься от непрошеного нахлебника.

Ждать пришлось довольно долго, пока на дне подставленной под разрез плошки появилась первая капля сока. Через час у нас было граммов двадцать драгоценной красной жидкости, и я решил не откладывать больше завершающей стадии эксперимента.

— Это твое. Можешь выпить все, — благородно предложил я своему спутнику, стараясь защитить его от превратностей окружавшего нас дикого и опасного мира.

— Тот, кто попробует сок энергана, переходит на службу к темным или сходит с ума.

— Кто это, «темные»?

— Все, кто служит этой ведьме, Джине. Ее охранники, слуги — посланники в другие миры!

— Ты-то откуда об этом знаешь?

— Я на плантации работаю не так давно, но люди обычно говорят друг с другом.

— Слухи, вот что это такое. Возможно, их распускают специально, чтобы мы не прикасались к энерганам.

— Может, и специально, только я предпочитаю оставаться обычным человеком! И потом ты разве не знаешь, что бывает с теми, кто самовольно попробует сок энергана?

— И что же с ними бывает?

— На них устраивают охоту. Их обязательно ловят и сбрасывают со скалы «Прощаний».

— Но ты же говорил, что на совершивших побег никто не обращает внимания?

— Конечно! Но только до тех пор, пока беглец не попробует сок растения.

— Как же об этом становится известно охране?

— Этого я не знаю.

В чем-то Ларинов, несомненно, прав. Многое во мне изменилось после того, как я принял «подарок» Джины. Если эти изменения необратимы, — этот вопрос каждый должен решать для себя сам.

Мне-то уж точно терять было нечего. Не настаивая больше, я молча выпил сок, весь до последней капли. Голова закружилась, и мир вокруг меня замерцал, словно фильм на испорченной кинопленке. Ларинов что-то пытался говорить, я видел, как двигались его губы, но не слышал ни звука. Тонкий свист, издаваемый трущимися друг об друга песчинками, вытеснил из моей головы все остальные звуки. Мне почему-то казалось, что если очень сильно напрячь слух, то в этих бесформенных, хаотичных звуках можно будет уловить какой-то ритм, некий тайный смысл, который я иногда улавливал в звуках дождя или шуме прибоя.

В конце концов я отчетливо услышал в шелесте песчинок чьи-то шаги. Они становились все громче, все назойливее. А с миром вокруг меня в это время творилось что-то совершенно непонятное. Растение передо мной быстро стало увеличиваться в размерах, заполнив чуть ли не весь горизонт. Ларинов вообще исчез из моего поля зрения, сжавшегося до размеров футбольного мяча. Затем мир стал расширяться, следуя какой-то неведомой для меня программе. Я почувствовал острый приступ тошноты, так и не завершившийся. Не знаю уж, к счастью или нет, но сок энергана оставался внутри меня, постепенно растворяясь, растекался по жилам, изменяя энергетику всего моего организма. Его действие сильно отличалось от того предыдущего раза, когда по предложению Джины я выпил сок молодого растения. Действие этого сока было намного резче, а все ощущения усилились во много раз. На мое состояние могло повлиять как качество «старого» сока, так и то обстоятельство, что я принял его во второй раз.

Когда через какой-то отрезок времени я вновь обрел способность воспринимать окружающее, я понял, что шаги, послышавшиеся мне в недавнем искаженном до неузнаваемости мире, не были результатом галлюцинации.

Окружив нас плотным кольцом, в двух шагах стояли охранники, и по их искаженным от ярости лицам я понял, что надеяться не на что. Тех, кто попробует выпить сок энергана без разрешения хозяйки планеты, ожидала неминуемая расплата. О том, что их сбрасывали со скалы «Прощаний», в назидание остальным рабам, я слышал не только от Ларинова. Эта была обычная тема разговоров заключенных.

Каждый сбежавший узник, даже если ему удалось миновать ядовитых саламандр в окружавшей его безводной пустыне, рано или поздно вынужден был попробовать сок растений, чтобы хоть немного утолить жажду. После чего его очень быстро ловили и вели на скалу «Прощаний».

Скала, высотой в двести метров, стояла на открытой площадке, напротив пещеры, где жили рабы. А под ней, на том месте, куда падало тело жертвы, возвышалась на полметра над слоем песка плоская гранитная плита. Нечто вроде жертвенника, с которого потом легко можно было убрать изувеченные останки. Впрочем, обычно с этим никто не спешил, да и желающих попасть на скалу было не так уж много.

Отчаяние заставляет сознание цепляться за малейшую возможность спасения — но ее не было, нас окружили плотным кольцом и тут же накинули на обоих приготовленные заранее сети. Но как могли охранники найти нас в полной темноте?!

И лишь в эту последнюю секунду я понял, какую страшную ошибку совершил. Радиосигнал! Растение передало сигнал своим сородичам о том, что на него совершено покушение, и сообщение это каким-то образом дошло до стражей... Вот почему они не спешили устраивать погоню за сбежавшим узником...

У меня еще оставалась слабая надежда, что к моменту казни, в которой всегда принимала участие сама хозяйка, новая порция энергана подействует на меня настолько, что я смогу противостоять своим палачам, но я тут же отбросил эту призрачную надежду. Люди Джины наверняка будут готовы и к этому...

Суд был недолгим. У Джины нашлось для меня лишь несколько коротких, однозначных фраз.

— Я возлагала на тебя большие надежды, но ты меня предал. Так следуй же своей судьбе.

Она сидела на своем высоком кресле, поставленном ради такого торжественного случая, как наша с Лариновым казнь, на вершине скалы «Прощаний». Небо в этот день пылало ярче обычного, я не знал, виновата в этом сама Джина или капризы местной природы. Как бы там ни было, стоявшие у входа в пещеру рабы могли видеть казнь во всех мельчайших подробностях.

— В любом из известных мне миров приговоренному к смерти предоставляют последнее слово! Я хочу им воспользоваться.

— Говори, — милостиво разрешила Джина. — Это не имеет никакого значения. Кроме меня, тебя никто не услышит.

— Я обращаюсь именно к тебе. Человек, которого поймали вместе со мной, виновен только в том, что совершил побег, он не пробовал запретного сока!

— За побег тоже полагается смерть.

— Но не на скале «Прощаний»!

— Какая разница? Смерть — везде одинакова. Сейчас ты в этом убедишься.

Первым сбросили со скалы Ларинова. Он летел долго и страшно кричал, пока его крик не оборвал мокрый удар. С таким звуком на доску шлепается кусок сырого мяса.

Я подумал, что нет ничего более изощренного и жестокого, чем предоставить осужденному возможность понаблюдать со стороны за тем, что ожидало его самого через несколько мгновений. Скорее всего именно для этого им и понадобилось тащить Ларинова на скалу «Прощаний».

Возможно, окончательно меня взбесила эта их изощренность, во всяком случае я решил не играть роль барана, которого ведут на заклание. Мои руки были притянуты сыромятными веревками к рукам двух стражей, внешне выглядевших довольно устрашающе — сплошная гора мускулов, но это меня не остановило.

Я притянул их к себе и, мгновенно перенеся обе руки на их плечи, изо всех сил ударил стражников корпусами друг о друга. Я надеялся, что удар придется по головам, но этого не получилось. Они успели отклониться. Но сила удара была такова, что оба стражника повисли у меня на руках. К сожалению, мне не хватило времени распутать веревки. Стражей было слишком много. Навалившись всем скопом, они постепенно подтащили меня к краю скалы. Я дал себе слово, что ни за что не закричу и попытаюсь утянуть вслед за собой хотя бы одного из них. Но тут вмешалась Джина.

— Отпустите его! — приказала она голосом, которого невозможно было ослушаться, и стражи охотно выполнили эту команду. Джина поднялась во весь свой рост и теперь стояла напротив меня, сверкая огненными глазами.

— Умри же, ничтожный червяк! — громко воскликнула она, направляя руку в мою сторону. Сверкающая молния сорвалась с ее пальцев и ударила меня в грудь. Электрошока я не почувствовал, но самого удара этой странной молнии оказалось достаточно, чтобы я потерял равновесие и сделал еще один, последний шаг по направлению к краю пропасти. Затем, не издав ни звука, я сорвался вниз.

Я падал долго, стиснув зубы, и молчал. Я видел кровавое красное пятно прямо под собой и расплющенное тело своего товарища. Я не хотел умирать, и в безумном, предсмертном ужасе представил, что не разобьюсь, что пролечу сквозь это красное пятно, сквозь гранитную плиту, и буду падать вниз бесконечно долго. Я представил это всей, возросшей после приема энергана, силой воли, всем своим существом, не желавшим превращаться в кровавую кашу.

Я вспомнил о том, что где-то там, глубоко в граните, притаились звезды, и пожелал увидеть их в свой последний миг. Желание было настолько сильным, что удара я не ощутил. А само падение продолжалось неестественно долго. Я не понимал, что это, проблеск угасавшего сознания или что-то иное? Меня окружала глубокая чернильная тьма, та самая космическая тьма, которой я никогда не видел на Багровой планете и которую так желал увидеть последний раз, перед смертью.

Вам когда-нибудь приходилось падать ночью сквозь облака, подсвеченные прожекторами? Мне приходилось... И вот теперь эта незабываемая картина и ощущение того, что мое тело пронизывают нематериальные воздушные слои, повторились.

Слои раздвигались. По мере того, как я проносился сквозь них, позади оставались огненные узоры, похожие на рисунки созвездий, они проходили сквозь меня, или это я летел сквозь них — не знаю. Мое сознание окончательно отказалось отличать реальность от картин, рожденных внутри него самого.

Удар, в конце концов, последовал — но это был совсем не тот удар, которого я ожидал.

ЧАСТЬ II

ГЛАВА 12

Я лежал, распластавшись, совершенно неподвижно. Я должен был уже умереть, и двигаться мне не полагалось. Боковым зрением я видел плиты каменного пола, на котором лежал, совершенно не похожие на камень под скалой «Прощаний». Я ударился об этот пол и даже не потерял сознания. Смерть предполагает полную неподвижность, так, во всяком случае, я считал до сих пор, но вокруг меня что-то определенно двигалось, и, в конце концов, я рискнул приподнять голову и осмотреться.

Я действительно лежал на каменном полу, в своей изорванной рабочей робе, на которой не было ни единого пятнышка крови. Прямо напротив меня возвышался портал огромного камина, в котором ярко пылали дрова. А чуть в стороне, уперев руки в боки, стоял довольно потешный старик в голубом халате, расшитом звездами. Его седая борода спускалась ниже пояса и казалась такой густой, что за ней невозможно было рассмотреть лица, — разве что глаза ярко сверкали из глубин этой волосатой пещеры.

— Это что еще за явление? — спросил он голосом, слишком бодрым для владельца такой бороды.

Лишь теперь наступила реакция, и смертельный ужас, летевший вслед за мной сквозь миры, настиг меня наконец. Сердце забилось, как пойманный кролик, и обильный холодный пот прошиб меня насквозь.

— Где я? — проблеял я, едва слышно. — Я умер?

— Мертвые обычно не разговаривают. Да и выглядишь ты для мертвеца слишком бодро. А вот откуда ты взялся, — это действительно вопрос, который мне еще предстоит изучить. Мне удавалось вызывать гомункулусов, иногда появлялись домовые и даже тролли. Но чтобы человек объявился вот так, из ниоткуда — такого не было. В верховном совете мне никто не поверит. Понятия не имею, что мне с тобой делать? — Он разговаривал, словно сам с собой, продолжая, однако, пристально меня изучать своими цепкими, замечавшими любую мелочь глазами.

— Ткань на твоей одежде слишком тонкая, человеческие руки не способны выделывать такие нити, возможно, ее ткали джины... А сапоги? Я не встречал животного с такой кожей.

Мне надоел его монолог и, резко приподнявшись, я сел. Голова закружилась, но через минуту мне удалось собраться и вставить наконец в его монолог свой собственный вопрос.

— Кто вы такой, черт возьми, и где я нахожусь?

— Черта здесь упоминать не стоит. Ему слишком хорошо знаком мой дом, а место, куда вы попали, светлый город Шаранкар, столица человеческого поселения на планете Лима. Именно так мы ее называем.

Придерживаясь за полку камина, я поднялся на ноги, все еще чувствуя сильную слабость и головокружение. То, что я не погиб, а попал в какой-то иной, но вполне реальный мир, уже не вызывало у меня сомнений.

Комната, в которой я очутился, выглядела достаточно странно. Почти половину пространства занимал огромный деревянный стол, заставленный ретортами, склянками с какими-то жидкостями и порошками, по стенам висели чучела незнакомых мне животных, но совсем не они вызвали мой живейший интерес.

В дальнем углу стоял небольшой столик, и там, на блюде, лежал сочный, недавно снятый с вертела окорок, источавший восхитительный аромат. Я ощутил такой сильный приступ голода, что едва сдержался, чтобы не броситься к этому столику и не впиться зубами в кусок мяса, которого не видел уже несколько лет. На корабле мы питались в основном концентратами, у Джины рабов кормили растительной похлебкой, а расход энергии, истраченной на мое перемещение в другой мир, требовал немедленного возмещения.

Едва сдержавшись, я не стал ничего просить. Это могло показаться хозяину невежливым. Я не знал правил приличия, существовавших в этом мире. К счастью, старик и сам обо всем догадался.

— Видимо, во время путешествия ты проголодался. Садись к столу и, пока будешь есть, подробно расскажи, что с тобой произошло.

Последнее мне удавалось с трудом. Не знаю, что понял хозяин из моего нечленораздельного мычания, прерываемого чавканьем и глотанием. Но что-то, видимо, понял, потому что в конце трапезы сказал:

— Твоя история слишком невероятна, чтобы в нее поверил кто-нибудь, кроме меня. Никому больше ее не рассказывай.

— Но вы-то мне верите?

— Во всяком случае, я знаю, что ты говорил то, что думал. Меня нельзя обмануть. Беда в том, что люди часто ошибаются и верят в то, чего не было.

— Что вы хотите сказать? Чего именно не было?

— Ты не мог попасть на дорогу деймов! Никому еще это не удавалось, и нет сюда иного пути. Огненные лодки не садились у нас сотни лет. Я не могу объяснить твое появление на Лиме — и никто этого не сможет!

Слушая его отрывистые, гневные фразы, я окончательно поверил в то, что попал в другой мир, и принял это довольно спокойно, наверно, потому, что хуже того мира, из которого мне удалось вырваться, просто не могло быть.

— Отчего вы сердитесь? Конечно, я свалился на вашу голову довольно неожиданно, но яне привык быть обузой и постараюсь не обременять вас своим присутствием, раз уж мое появление так вас раздражает! — Я решительно направился к большой дубовой двери, предвкушая увидеть наконец воочию новый мир, в котором неожиданно оказался.

— Остановись, несчастный! Ты даже не понимаешь, что с тобой будет. Если ты покажешься в городе в таком наряде, тебя тут же схватят и четвертуют как нудистского шпиона!

— Ну и порядочки у вас здесь! Чем же я, интересно, похож на шпиона, да еще «нудистского?»

— Тем, что нудисты могут принимать любые обличья и часто появляются в странных нарядах, вызывающих порой глубочайшее общественное возмущение.

— Ну, так одолжите мне какую-нибудь вашу одежду! Со временем я ее обязательно верну.

— Я бы одолжил. Но ты не понимаешь всей серьезности своего положения. Город ты не знаешь, наш язык понимаешь с трудом. Любой сразу же признает в тебе чужеземца, а объяснить вразумительно, откуда ты прибыл, а главное, с какой целью, ты все равно не сможешь. Тебя схватят — в целях безопасности, ну а дальше, как повезет...

В конце концов, он заставил меня всерьез призадуматься. Похоже, знакомство с новым миром придется отложить, и, надо признать, мне еще здорово повезло, что я попал к этому старцу.

— Хорошо, — согласился я, возвращаясь к столу. — Я никуда не уйду. Но теперь ваша очередь рассказывать. Я хочу знать все об этом мире и все, что вы знаете о деймах, которым принадлежит звездная дорога, благодаря которой я сюда попал. Кто они?

— Ты хочешь знать сразу все? Я потратил полжизни, изучая цивилизацию деймов. За полчаса о них не расскажешь. Эта могущественная раса когда-то правила нашей планетой и многими другими мирами. Власть деймов распространялась между мирами беспрепятственно, именно потому, что они владели звездной дорогой. Ее построила еще более древняя цивилизация, о которой нам ничего не известно. Но деймы овладели этой дорогой и научились ею управлять. Здесь, на Лиме, когда-то был их главный форпост. Деймы безжалостны и коварны, они бы давно уже превратили людей в своих рабов, но быстрому распространению их господства в нашей вселенной мешало одно весьма существенное обстоятельство. Их родной мир, на наше счастье, построен из антиматерии, и здесь, у нас, они вынуждены были постоянно пользоваться защитной оболочкой, внутри которой их тело могло существовать только в виде особой энергетической субстанции.

Для того чтобы захватывать новые миры в нашей вселенной, а затем управлять ими, им пришлось создать целую расу посредников, или посланников. Мозг этих существ, некогда бывших людьми, полностью подчинен деймам. И хотя посланники обладают известной степенью свободы, все их помыслы, мечты, планы, желания — все создавалось и направлялось деймами, о чем посланники зачастую даже не подозревают.

— Но если все это правда, — почему о деймах ничего не известно на Земле? Почему от всей их могущественной цивилизации в нашей вселенной случайно осталось одно-единственное существо?

— Нашелся человек, сумевший их остановить. Он разрушил канал, по которому деймы проникали в наш мир. Давно это было... О нем остались лишь легенды в этих старых книгах. — Старик кивнул на толстые запыленные фолианты, заполнявшие все свободное пространство на стенах комнаты. — Люди склонны к беспамятству... Никому не хочется копаться в архивах и вытаскивать на свет давно забытые факты. Тем более, если они свидетельствуют о чужих победах. Но твой рассказ...

Ты даже не представляешь, какую страшную угрозу обнаружил. Я знал, что рано или поздно деймы постараются вернуться. Они не признают поражений и никогда не отступают. А то, что тебе рассказала эта Джина о своем тоскливом одиночестве, может быть ложью. Скорее всего — она разведчик. У нее должна быть прямая связь с миром деймов. В одиночку они не могут существовать. И раз уж планета, управляемая деймами, проникла в нашу вселенную — надо ждать беды...

— Значит, надо сообщить об этом в столицу. Флот Федерации распылит их плацдарм на атомы.

— Ты еще слишком молод и слишком наивен. Ты думаешь, что в столице Федерации об этой планете ничего не знают? Сколько кораблей попалось на удочку деймов?

— Судя по количеству заключенных, не меньше десятка.

— Вот, видишь... А ведь обычно, даже когда пропадает один-единственный корабль, флот не прекращает поиски, пока не найдет хотя бы его обломки.

— Откуда вы все это знаете? Кто вы? Ваша речь все время поражает меня своими противоречиями и несоответствиями. Вы выглядите как алхимик, но порой говорите как современный ученый.

— Я посол Земной Федерации на этой планете. Так сказать, неофициальный посол. Для установления прямых дипломатических контактов Лима признана непригодной. Она слишком цепляется за свое средневековое прошлое и не желает перемен. Я должен наблюдать за тем, что здесь происходит, и время от времени направлять в центр отчеты, которые никто не читает. Но я ученый, и в истории этой планеты я открыл для себя настоящую золотую жилу.

— Значит, у вас есть связь со столицей Федерации?

— Конечно, связь есть. Но только тебе не удастся ею воспользоваться.

— Почему?

— Потому, что твоим сообщением могут заинтересоваться вовсе не те, кому оно будет предназначено. Даже здесь, на Лиме, удаленной от планеты деймов на миллиарды километров, ты должен будешь держать язык за зубами и не привлекать к себе внимания. Если деймы узнают, что тебе стала известна тайна их дороги... Они тебя и так наверняка ищут. Тела после казни не исчезают, и не так уж много вариантов объяснения подобного феномена. Твое счастье, что их дорога связывает между собой тысячи миров, проверить их все они не в силах.

— Что же мне теперь, прятаться всю оставшуюся жизнь?

— Зачем прятаться? Ты вовсе не обязан становиться воином. Живи, как жил, и никто не станет обращать на тебя внимания. Следи лишь за тем, чтобы твои необычные способности, в которых ты сам пока еще не слишком разбираешься, не проявлялись слишком явно.

— Становиться воином? Что вы имеете в виду?

— Не каждому дано пройти по дороге деймов... Я уже упоминал о единственном человеке, которому удалось это до тебя. Именно он избавил наш мир от порабощения деймами. Но с тех пор прошло несколько тысячелетий. Нынешнее поколение измельчало.

— Постойте! Разве существует возможность их остановить? Разве это под силу одному человеку?

— Человеку это не под силу. Но это под силу воину.

Неожиданно передо мной вновь возникла сцена моей казни. Темно-багровое, почти черное небо и лицо существа, сидящего в высоком кресле. На этом лице нельзя было прочесть никаких эмоций, светились только глаза, да, в тот момент мне было не до эмоций Джины. Хватало своих. Зато сейчас, когда каждую клеточку моего тела уже не пронзал смертельный ужас перед неминуемой смертью, во мне поднялась волна запоздалого гнева.

Пожалуй, я бы не отказался встретиться с ней еще раз, встретиться на равных и увидеть в ней самой то, что она жадно ловила своими огненными глазами, — боль и страх...

— И вы знаете, как становятся воинами?

— Важные события редко происходят случайно, и раз уж ты оказался здесь... Но я еще ничего не решил. Поговорим об этом позже, когда я лучше узнаю, что ты собой представляешь.

Спейс, так звали странного хозяина этого дома, подошел к столу с ретортами, переставил с места на место несколько склянок и вновь вернулся ко мне. Было заметно, как напряженно он обдумывает все, что услышал, окружающее для него словно перестало существовать, и, только наткнувшись на мой стул, он вновь соизволил меня заметить.

— Самым важным в твоем рассказе мне показалась не история с энерганом. Я давно подозревал о существовании подобного «освободителя» потенциально заложенных в человеческом организме возможностей. Существует немало примеров того, как люди, находившиеся под влиянием стресса, обретали способность совершать самые невероятные действия: сгибать железные прутья, бежать со скоростью, намного превосходящей скорость любого бегуна, слышать и видеть то, что недоступно человеку в обычном состоянии.

В молодости я даже работал над получением подобного препарата, но у меня ничего не получилось. Но повторяю, гораздо большее впечатление, чем существование энергана, произвела на меня история твоего психологического поединка с Джиной, когда она хотела, чтобы ты вызывал для нее образ близкой тебе женщины. Ты инстинктивно и вовремя почувствовал, что делать этого не следует. Подобная интуиция сама по себе невероятна, но еще более невероятно то, что тебе удалось противостоять оказанному на тебя психологическому давлению.

Деймы, в отличие от людей, существуют в энергетическом мире, совершенно не похожем на наш. Они с детства учатся управлять энергиями огромной мощности с помощью одной только воли. Остановить дейма, пожелавшего использовать твой разум в качестве площадки для своих развлечений, практически невозможно даже для опытного мага, и то, что тебе это удалось, кажется мне невероятным.

— Вы мне не верите?

— Откровенно говоря, я просто не могу в это поверить. Но у меня есть возможность в этом убедиться.

— Каким образом?

— Посредством эксперимента, разумеется. Если, конечно, против оного вы не будете возражать.

— Я не буду возражать против «оного».

— Ну что же, тогда прошу пожаловать вот сюда. — И Спейс широким жестом указал на странное устройство, давно привлекавшее мое внимание своим непонятным назначением. В дальнем углу комнаты был очерчен круг около двух метров в диаметре. С потолка, в центр этого круга, спускался деревянный шест, не доходивший до пола сантиметров десяти.

— Прямо сейчас?

— Зачем же откладывать? Ты возбужден, в тебе еще бурлит энергия, позволившая переместиться в наш мир. Самое время проверить ее потенциал. И не стой столбом, в круге нет ничего страшного, всего лишь деревянная палка, свободно закрепленная на потолке с помощью куска веревки.

— Но что я должен делать?

— Ничего особенного. Стань внутрь круга и постарайся не допустить, чтобы шест тебя ударил, он бьет довольно больно.

— Вы будете его раскачивать?

— Я не прикоснусь к нему и пальцем.

— Тогда как же он сможет меня ударить?

— Заходи в круг, увидишь.

— Я могу удерживать шест руками?

— Ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится, просто войди в круг для начала.

Недоуменно пожав плечами, я исполнил просьбу своего чудаковатого хозяина и встал внутрь круга. Шест немедленно завибрировал, словно к нему был подключен какой-то невидимый двигатель. Мне эта вибрация совсем не понравилась, и, чтобы определить ее источник, я попытался схватить шест руками. Это, однако, не удалось. Шест отклонился в сторону и ушел за пределы круга с такой стремительностью, что я, не успев погасить инерцию, рванулся за ним следом и наткнулся на линию круга. Наткнулся — это еще мягко сказано. Я всем телом ударился о невидимую стену, в точности повторявшую линию круга. Однако мне было уже не до стены. Шест, размахнувшись чуть не до самого потолка, теперь стремительно приближался ко мне. Я едва успел уклониться и снова наткнулся на стену. Шест немедленно изменил направление движения и приближался теперь совсем не с той стороны, откуда он должен был двигаться. Видимо, законы инерции и притяжения не существовали для этой проклятой палки. И воспользовавшись своим преимуществом свободно покидать круг, шест хлестко хлопнул меня по спине. От неожиданности я вскрикнул и почувствовал, что эта идиотская процедура мне совсем не нравится. Я снова попытался поймать шест рукой и был за это награжден еще одним, гораздо более чувствительным ударом. Окончательно разозлившись, я встал в боевую позицию, словно находился на ринге, и ответил ударом на удар. Впрочем, это был не совсем удар... Смешно бить кулаком по палке. Я и не ударил, я лишь представил, что в руках у меня тоже есть шест, которым пользуются во время некоторых упражнений по айкидо, этим воображаемым шестом я и попытался отбить летевшую мне навстречу палку.

Совершенно неожиданно это получилось. Мне даже послышался характерный треск, сопровождавший столкновение двух шестов.

Отбитый мной шест ушел в сторону и сразу же начал атаку с другой стороны. Но теперь у меня появилась возможность блокировать его удары своим невидимым шестом. Однако слишком долго это не могло продолжаться. Я еще не пришел в себя после всего пережитого, я чувствовал сильную усталость и раздражение. Наконец мне окончательно надоело это идиотское занятие. Отбив очередную атаку, я остановил шест... нет, не рукой — я просто приказал ему остановиться, и шест выполнил мою команду.

После этого вполне естественно получилось то, как я вышел из круга: я просто проигнорировал его существование. Я решил, что невидимой стены в этом месте быть не должно — ее просто не может там быть, — и стена исчезла.

Спейс неподвижно сидел в своем кресле, и можно было заметить, как сильно потряс его результат нашего эксперимента.

— В тебе, юноша, есть задатки великого воина. Понятно, почему так взбесилась Джина, когда ты ей не подчинился. Еще больше она взбесится, когда узнает, что ты остался жив и ускользнул от нее. А она узнает, можешь не сомневаться, и сделает все, чтобы найти тебя и уничтожить, пока не стало слишком поздно.

— И что же мне делать?

— Учиться, мой мальчик, учиться противостоять своим могущественным врагам. Я поговорю с настоятелем монастыря, может быть, он согласится взять тебя в свои ученики.

— Я не собираюсь становиться монахом!

— Это не обычный монастырь. Там тебя научат управлять собственной силой. А сейчас отдыхай и не вздумай даже нос высовывать из моего дома, если тебе дорога собственная жизнь.

ГЛАВА 13

Мне пришлось ждать целых два дня, прежде чем представился подходящий случай поближе познакомиться с городом, в котором я так неожиданно очутился. Спейс куда-то отлучился по своим делам и должен был вернуться лишь к вечеру. Перед уходом он долго распространялся о том, что я не подготовлен к новой обстановке, что снаружи меня ждет много опасностей и неожиданностей, и только здесь, в его доме, находящемся под охраной закона о неприкосновенности федеральных дипломатов, я могу чувствовать себя в полной безопасности. Мне порядком надоели его увещевания, и я с нетерпением ждал момента, когда останусь один.

Наконец Спейс важно удалился, закрыв за собой двойную дверь.

Я упорно пытался понять, почему Спейс принял горячее участие в моей судьбе, почему она ему небезразлична. Мне казалось, что моего рассказа, которому он вряд ли до конца поверил, и даже проделанного им надо мной эксперимента, для этого недостаточно. Должна существовать какая-то другая, более серьезная причина, и выяснить ее, находясь взаперти, в четырех стенах, я не мог. Все ответы находились снаружи. Сама личность Спейса вызывала у меня массу вопросов. Его манера неожиданно надевать на себя личину средневекового алхимика, а через минуту разговаривать нормальным современным языком, сначала порождала недоумение, но постепенно начала раздражать, а его опасения по поводу мести Джины за мой побег казались мне преувеличенными.

Все же некоторыми из его советов я собирался воспользоваться, прежде всего мне нужна была одежда, подходящая для этого мира. Не слишком утруждая себя правилами приличия, я решил исследовать огромный шкаф, занимавший в доме Спейса половину прихожей.

Как я и предполагал, здесь висели наряды на все случаи жизни, от торжественных приемов до тайных прогулок по ночам. Я выбрал самую скромную одежду, но и она показалась мне довольно дурацкой. Камзол, слишком длинный и слишком яркий, перепоясывался кожаным поясом, с кольцами для крепления то ли меча, то ли шпаги. Самого оружия в шкафу не оказалось, и это меня слегка беспокоило, поскольку я не знал, принято ли здесь ходить по городу невооруженным. С размером все оказалось в порядке, камзол пришелся мне впору, на что я не надеялся, Спейс был выше меня и по-стариковски тощим.

К камзолу прилагались непривычно длинные сапоги с отворотами, узкие штаны из плотного материала и нелепая шляпа с широкими полями. Зеркала в доме не было, — еще одна странность, связанная, должно быть, с личностью Спейса. Из-за этого обстоятельства я не мог объективно судить о своем внешнем виде.

Наконец с приготовлениями было покончено, и я принялся изучать дверные замки. Первую дверь удалось открыть без особого труда, зато со второй пришлось повозиться. Здесь пригодился мой опыт механика, приобретенный в ту пору, когда я еще не стал первым помощником капитана.

Наконец тяжеленная дубовая дверь уступила моим усилиям и со скрипом отворилась наружу. В первое мгновение я ничего не смог рассмотреть, солнечный свет, которого я не видел так долго, обрушился на меня, словно обвал.

Освоившись с освещением, я понял, что нахожусь внутри какого-то крепостного двора, или, скорее, замка. Дом, в котором жил Спейс, стоял в углу, у самой стены, а в центре раскинувшейся передо мной довольно большой площади, вымощенной гладко отесанной брусчаткой, возвышалось солидное, довольно грубо сделанное каменное строение, с невысокими башнями, выглядевшими, как архитектурное украшение. Они были слишком малы, чтобы использоваться для обороны. Гораздо более солидные крепостные башни располагались на углах наружной стены. Их бойницы показались мне слишком узкими, и лишь позже я узнал, что это сделано для того, чтобы защитить охрану от нападений с воздуха.

Вообще, вся крепость выглядела так, словно она готова к немедленной атаке неприятеля или к длительной осаде.

В обширном дворе замка размещалось несколько вооруженных отрядов. Солдаты вели себя довольно непринужденно, они слонялись по двору небольшими группами. Кое-кто без особого энтузиазма упражнялся с холодным оружием. В стороне несколько вояк стреляли из арбалетов по мишени.

Нигде не было видно современного оружия, что вполне подтверждало слова Спейса. Этот мир был слишком привержен к своему средневековому прошлому. И все же... Раз у них есть связь с Федерацией, должно где-то быть и оружие поновее. Не может его не быть. По опыту своих космических странствий я знал, что любой мир, едва установив связь с более цивилизованными планетами, прежде всего стремился обзавестись современным оружием. Однако здесь его почему-то скрывали. С этим мне еще предстояло разобраться так же, как с многими другими загадками.

Но прежде всего я собирался выяснить, каким образом можно отсюда добраться до столицы Федерации. Не очень-то я поверил Спейсу, что ценнейшая информация, которой я располагал, никого на Земле не интересует.

Между группами солдат прохаживался человек, лицо которого показалось мне знакомым. Собственно, забыть такое лицо было трудно просто потому, что его искажало довольно странное уродство: один глаз располагался слегка выше другого. Этот человек был здесь каким-то начальством, капитаном, или сотником. Во всяком случае, при его приближении солдаты подтягивались и начинали заниматься упражнениями гораздо более усердно.

Но сколько я ни напрягал память, вспомнить, где я его видел, я так и не смог, осталась лишь уверенность в том, что человек мне знаком. Обычно я не страдал провалами памяти, и этот случай озадачил меня настолько, что я решил осторожно подобраться к нему поближе, укрываясь за повозками торговцев с провиантом. Делать этого не следовало, потому что в конце концов он меня заметил и явно обратил внимание на мой не совсем обычный способ передвижения — от повозки к повозке.

Отдав какое-то приказание группе солдат, упражнявшихся в фехтовании на облегченных коротких мечах, он повернулся и решительно направился в мою сторону.

Пять или шесть человек из этой группы фехтовальщиков рассыпались по двору, отрезая мне путь к воротам.

Самое лучшее в подобной ситуации — продемонстрировать полное спокойствие, что я и сделал, направившись ему навстречу.

— Доброе утро, капитан! — Я приветствовал его самой очаровательной улыбкой, на какую только был способен, но в ответ услышал лишь грубое:

— Кто ты такой?

— Я племянник дипломата Спейса. Приехал к нему погостить на пару недель.

— Да, он говорил мне о тебе. Еще он говорил, что ты служил у барона Сазона мечником, это правда?

Отрицать не имело смысла и, мысленно поблагодарив Спейса, я кивнул, все еще продолжая улыбаться. Хотя в лице капитана можно было прочесть не только недоверие к моим словам, но и ничем не объяснимую неприязнь.

— В таком случае, я надеюсь, ты не откажешься продемонстрировать моим солдатам свое искусство? Мечники барона славятся своими подвигами, и мы будем рады познакомиться с их стилем боя.

Я в жизни не держал в руках меча и внутренне похолодел, понимая, что просто так из этой ситуации мне не выпутаться. Слабо сопротивляясь, я блеял что-то невразумительное, но даже оглянуться не успел, как меня окружили солдаты, в руках у меня оказался короткий, боевой, обоюдоострый меч, а самого меня оттеснили к круглой площадке, усыпанной песком, где совсем недавно шло учение.

Напротив меня, сбросив свой цветастый камзол, уже стоял сам капитан, и его лицо не предвещало мне ничего хорошего.

— Послушайте! Я не привык фехтовать на занятиях боевым оружием! — привел я свой последний довод. — К тому же приемы боя, которым меня обучали у барона, не подлежат публичной демонстрации!

— Твоя речь выдает в тебе книгочея, а не мечника. Защищайся! — прорычал капитан, бросаясь на меня с мечом, направленным острием в мою ничем не защищенную грудь. «Он что, убить меня собирается?» — успел я подумать, отклоняясь всем корпусом в сторону. Капитан пролетел мимо меня, развернулся и снова ринулся в атаку. И тут что-то разительно переменилось в окружавшей меня обстановке. Движения капитана замедлились и словно растянулись во времени, а пролетавшая над двором птица, казалось, неподвижно застыла в воздухе.

Не пытаясь разобраться в том, что произошло, я воспользовался этим неожиданным даром. И теперь уже неторопливо вновь шагнул в сторону. Капитан опять пролетел мимо меня, прорычал какое-то проклятие и, замахнувшись мечом, развернулся, явно собираясь нанести удар сверху, от которого почти невозможно увернуться. Этот человек вел себя так, словно и в самом деле собрался меня убить.

Мне ничего не оставалось, как поднять свой меч, ставший вдруг совершенно невесомым, над головой, подвести его под медленно опускавшееся лезвие капитана и ждать, когда последует удар. Как ни странно это выглядело, мне действительно пришлось ждать удара.

И я до сих пор не понимал толком, что, собственно, происходит? Ускорилась моя реакция или замедлилось время? Впрочем, сейчас это не имело особого значения. Возможно, сказалось действие энергана, изменившего мой организм, а возможно, виноват в происходящем был Спейс, которого я только сейчас заметил в дальней части двора. Он болтал со стражниками, охранявшими ворота, и отнюдь не торопился прийти мне на помощь.

Тем временем меч капитана встретился с моим и со звоном отлетел в сторону. Удар должен был свалить меня с ног, но я даже не покачнулся. Зато капитан потерял равновесие и едва удержался на ногах. Теперь он стоял передо мной безоружный и, кажется, только сейчас начинал понимать, что произошло. Смертельная бледность залила его лицо, видимо, на подобных, «учебных» схватках не полагалось проявлять снисхождения к противнику. Капитан явно ждал моего завершающего удара и даже не пытался поднять свой, валявшийся на земле меч. Молчание окружавших нас солдат было достаточно красноречиво, все они ждали кровавого завершения нашего поединка.

Повернувшись к капитану спиной, я пошел прочь от арены, надеясь на то, что мой неожиданный успех отбил у него охоту продолжать схватку, но я ошибался. От смертельного удара сзади меня спас недовольный ропот солдат, явно не одобрявших отнюдь не рыцарское поведение своего командира.

Едва я заметил приближавшееся сзади к моей голове сверкающее лезвие меча, как секунды вновь растянулись, словно резиновые. Я опять успел отклониться и ударил пролетевшего мимо меня капитана рукояткой меча по шее, вложив в этот удар всю накопившуюся ярость. Он рухнул на землю и больше не двигался.

Теперь настроение солдат изменилось, видимо, я нарушил какие-то неизвестные мне правила местных поединков, потому что все солдаты схватились за оружие и двинулись в мою сторону. Их было человек пять или шесть. Я прекрасно понимал, что никакие уникальные способности не спасут меня, если они набросятся все сразу. В рукопашном бою численный перевес всегда оказывается решающим.

Я оглянулся, все еще надеясь на помощь Спейса, но того и след простыл. Я остался один на один с группой разъяренных солдат, явно собравшихся покончить со мной.

Скорее всего, на этом бы и закончилось мое первое знакомство с новым миром, если бы не труба.

Ее певучий серебряный звук донесся со сторожевой башни, и солдаты сразу же забыли обо мне. Все они бросились к стенам. Площадь мгновенно опустела. Даже неподвижного капитана они забрали с собой, и теперь я, не понимая, что происходит, стоял посреди опустевшей площади совершенно один. Небо потемнело.

Никогда раньше мне не приходилось видеть, чтобы тучи с такой скоростью заволакивали небосвод. Тучи были какие-то странные, даже с большого расстояния было заметно, что они состоят из отдельных хлопьев. Прежде чем я успел разобраться в этом феномене, пошел снег. Или, вернее, град. Огромные кристаллы, величиной с кулак, первое время падали довольно редко, и только это обстоятельство спасло меня.

Какая-то девушка бросилась ко мне от ближайшего дома и, схватив за руку, потащила за собой. Незнакомка показалась мне довольно красивой, сопротивляться ей не было никакого смысла, к тому же огромные градины падали все чаще. Мы очутились под навесом, тесно прижатыми друг к другу. Ничего другого нам просто не оставалось — навесик оказался совсем крохотным, а до ближайшего солидного подъезда было не меньше пятидесяти метров. Благополучно преодолеть это расстояние не было уже никакой возможности. Крыши домов грохотали от ударов тяжелых градин, несшихся к земле сплошным потоком. Только сейчас мне стало понятно, почему в этом городе такие толстые крыши. На некоторых домах они были сложены из цельных бревен и напоминали накаты блиндажей.

— Вам что, жизнь надоела? — спросила незнакомка, безуспешно пытаясь занять более удаленную от меня позицию.

— Я здесь недавно. И совершенно незнаком с особенностями местного климата.

— Климата? Похоже, вы действительно приехали издалека, если не слышали про драконий лет.

— Лет? Вы хотите сказать, этот град имеет какое-то отношение к драконам?

Вместо ответа моя спасительница сняла с плеча довольно изящную сумочку и ловким движением, не выпуская из рук ремешка, забросила ее на ближайшую от нас градину, торчавшую посреди мостовой. Ей понадобилось значительное усилие, чтобы выдернуть градину из земли и подтянуть поближе к нашему укрытию, я собрался было помочь ей, но она решительно остановила меня.

— Не прикасайтесь к нему! Это драконье яйцо, и оно полно яда! Можете смотреть, но не трогайте его руками.

Предмет, который оказался теперь совсем рядом, по форме и размерам действительно напоминал гусиное яйцо. Вот только в его тупой, нижней части торчали два длинных костяных зуба, острых, как иглы. Только теперь я понял, почему градины не падали набок, а торчали вертикально на всех предметах, за которые им удалось зацепиться. Центр тяжести у них был расположен таким образом, что все яйца падали зубами вниз, и, представив себе, как эти устрашающего вида иглы вонзаются в мою кожу, я невольно поежился.

— Что происходит, когда такое яйцо попадет в человека?

— Оно действует, как насос, раздувается от крови жертвы и мгновенно убивает ее своим ядом. Ну а затем... Найдя пищу, оно окукливается. — После этих слов я по-новому посмотрел на свою спутницу.

— Вы рисковали жизнью, выдергивая меня из-под этой дряни.

— Мы привыкли. В нашем городе каждый день приходится рисковать жизнью.

— Выходит там, над нами, совсем не тучи?

— Никто толком не знает, что это такое. Вы видите, облако похоже на огромную стаю птиц, но они всегда держатся на большой высоте, и рассмотреть, что они собой представляют, никому не удается.

— А что происходит, если яйцу удастся найти для себя жертву и «окуклиться»?

— Через какое-то время куколка превращается в птенца, размером с собаку. Но эти твари настолько агрессивны и ядовиты, что их уничтожают сразу же, как только находят, пока они еще не умеют летать. Вы собираетесь писать трактат о наших драконах? — Уловив нотку сарказма в ее голосе, я немного смутился.

— Возможно, мне придется пожить у вас какое-то время, всегда неплохо знать, чего следует опасаться.

— Ну, наши драконы далеко не самое страшное. Лорд Грегориан гораздо опаснее.

— Лорд Грегориан? Простите мою неосведомленность, но я слышу о нем впервые. Кто он такой?

— Похоже, страна, из которой вы приехали, находится слишком уж далеко... — Девушка посмотрела на меня так, словно уличила во лжи.

Какое-то мгновение я колебался, не зная, стоит ли откровенничать с незнакомкой, но она только что спасла мне жизнь, рискуя собственной, и по недоверию, прозвучавшему в ее голосе, я понял, что в эту минуту могу потерять едва приобретенного друга, возможно, единственного в этом мире.

— Вы что-нибудь знаете о космических кораблях? О звездолетах, способных преодолевать огромные расстояния между мирами?

— Я слышала о звездолетах. Но ни один корабль не приземлялся на нашей планете вот уже лет двести. — В который раз за наше короткое знакомство она удивляла меня своей осведомленностью. Но теперь мне не оставалось ничего другого, как продолжить свои объяснения, надеясь на то, что она поймет или хотя бы поверит мне на слово.

— Существуют другие способы передвижения в пространстве...

— Вот как? Я знаю только один такой способ, но те, кто может им воспользоваться, не люди.

— Разве я не похож на человека? — Я постарался обратить свое откровение в шутку, но шутки не получилось, теперь девушка смотрела на меня холодно, и доверие, установившееся между нами в первые минуты встречи, исчезло бесследно.

— Лет кончился. И мне пора. Прощайте.

— Постойте! Где мне вас найти?

— Зачем?

— Я хочу продолжить наше знакомство. В конце концов, вы спасли мне жизнь!

— Ах, оставьте! Тем, кто может передвигаться по дороге деймов, не страшны наши драконы.

Она стремительно двинулась прочь от меня и через мгновение затерялась в толпе, уже заполнившей двор крепости. Люди появлялись из каждой двери, из каждой подворотни. Все были вооружены лопатами, совками и металлическими контейнерами для сборки яиц. Прежде чем я успел последовать за своей новой знакомой, рука Спейса легла на мое плечо и удержала на месте.

ГЛАВА 14

— Похоже, вы специально охотитесь за неприятностями. Я ведь просил вас не покидать мой дом, но вы ухитрились не только нарушить наш уговор, но ввязались в поединок с капитаном и нажили себе смертельного врага. Кстати, почему вы его не убили?

— Воспитание помешало. Я не привык резать людей мечами.

Спейс, до этого расхаживавший по своей просторной гостиной, будто маятник, заставляя меня следовать за ним взглядом, теперь остановился напротив диванчика, на котором я сидел, упер руки в бока и уставился на меня так, словно увидел впервые.

— Однако вы неплохо справились с лучшим фехтовальщиком лорда Грегориана.

— Я не знал, что он лучший фехтовальщик. Если бы знал, то убил бы меня он. А кто такой лорд Грегориан?

— Владелец замка, во дворе которого вы упражнялись в фехтовании. Ему принадлежат все окрестные земли. Он здешний наместник, единовластно распоряжающийся жизнями своих подданных.

— Вы это серьезно?

— Вполне.

— Вы хотите сказать, что феодальные устои, давным-давно забытые на Земле, в этом мире возродились настолько, что люди не только режут друг друга мечами, но и позволяют кому-то распоряжаться собственными жизнями? Как это стало возможным? Почему не вмешивается федеральное правительство, почему, наконец, вы сами не принимаете никаких мер? Или в ваши обязанности не входит ничего другого, кроме простого наблюдения?

— Именно так. Более того, мне строжайше запрещено вмешиваться во все, что здесь происходит.

— Почему?

— Хороший вопрос! Я сам задавал его не один раз. Может быть, к этому имеет отношение Багровая планета, на которой вам посчастливилось побывать.

Теперь уже я не выдержал и, вскочив на ноги, остановился напротив Спейса, сверля его взглядом.

— Каким образом может иметь отношение к тому, что происходит в этом мире, планета, до которой не может долететь ни один звездолет?

— Самое прямое. Раз уж в нашей вселенной появились деймы, они тихо и незаметно начнут вмешиваться во все наши дела, все переиначивая на свой лад.

— И каким же образом они могут осуществлять подобное вмешательство? Ведь вы сказали, что деймы не способны существовать в нашем мире в материальной форме?

— Она им не нужна. Вполне достаточно посредников.

— Вы хотите сказать, что им удается найти достаточное количество негодяев, согласных действовать против интересов собственной расы?

— Большинство посредников даже не подозревает об этом! Просто у кого-нибудь из них возникает мысль, неожиданное желание совершить какой-нибудь странный поступок. Например, броситься на капитана О-Нила, при этом субъект полностью убежден, что это его собственное желание и никто не контролирует его волю. Разумеется, для того, чтобы это стало возможным, нужна предварительная обработка. Человек должен, к примеру, побывать на Багровой планете или принять какое-нибудь вещество, побывавшее в руках деймов.

Только теперь до меня начало доходить, что имел в виду Спейс. И мое возмущение постепенно перешло в ужас. Невольно пошатнувшись, я вновь опустился на свой диван. Слишком много логики и правды заключалось в его словах, слишком велика была вероятность того, что Спейс может оказаться прав.

— Успокойтесь. На вас лица нет. Любые известия следует принимать спокойно. Сначала я именно так и подумал. Решил, что вы стали одним из посредников. Но с вами у деймов что-то не получилось. Существует несколько способов выявить человека, попавшего под влияние деймов. Например, вот это яйцо... Возьмите его в руки, не бойтесь, в нем уже нет яда.

Я молча повиновался. Яйцо было тяжелым и холодным. Сквозь полупрозрачную оболочку просвечивало что-то темное.

— Видите, оно не светится! А в руках настоящего посредника такое яйцо начинает светиться. Есть и другие способы. Самый верный из них — это ваш поединок с капитаном. Никогда один посредник не станет убивать другого. А вас хотели убить. Уж настолько-то я разбираюсь в фехтовании.

— Вы хотите сказать, что капитан...

— Я давно знаю, что он принадлежит деймам.

— Но ведь я не воспользовался представившимся мне случаем и не убил его! Не значит ли это...

— Зато он хотел вас убить, этого вполне достаточно. Если бы не мое вмешательство, он бы с вами покончил.

— По-моему, вы не слишком-то вмешивались. И уж, во всяком случае, не спешили!

— Вмешательство не обязательно должно быть явным. А вскоре я понял, что вы не нуждаетесь в моей помощи. Ваша реакция намного превосходила реакцию капитана, хотя его стремительность превосходит возможности обычного человека в несколько раз. Есть над чем задуматься, не правда ли?

— Мне кажется, здесь все дело в энергане. На Багровой планете я выпил сок местного растения. Именно поэтому я так испугался, когда вы сказали, что посредником становится тот, кто принял вещество, побывавшее у деймов. Растения, содержащие энерган, они выращивают на своих плантациях.

— Ты не рассказывал мне об этом.

— Что тут рассказывать? Энерганом называют сок растения, которое рабы выращивают на Багровой планете для Джины. В этом соке содержится огромный запас энергии, и прикасаться к нему рабам запрещено под страхом смерти. Но меня... Только сейчас начинаю понимать, для чего ей понадобилось угостить меня этим соком.

— Да. Ей был нужен еще один посредник. Это бесспорно. И она пыталась его заполучить. Но что-то не сработало. Возможно, твой мозг обладает природным иммунитетом к постороннему воздействию, возможно, сыграл роль какой-то другой фактор. Как только деймы поняли, что не смогут тобой управлять, ты стал представлять для них определенную угрозу, и их решение казнить тебя выглядит вполне естественно. Если они узнают, что ты уцелел, я не дам за твою жизнь и ломаного гроша. Теперь ты вдвойне опасен для них. Ты знаешь тайну их планеты и можешь ее отыскать. Ты знаешь, каким способом они вербуют посредников, и кроме этого ты сумел беспрепятственно пройти по их пространственной дороге. Теперь тебе остается только повесить на грудь табличку «Я тот, кого вы ищете».

— При чем здесь табличка?!

— При том, что ты уже сделал это! Неужели ты думаешь, что твоя победа в поединке с капитаном лорда Грегориана останется незамеченной?

Доводы Спейса показались мне весьма серьезными, и я дал себе слово впредь быть осторожнее.

Самострел я обнаружил на второй день после отъезда Спейса. Раз в неделю Спейс регулярно отправлялся в поездку по своим посольским делам, и, надо признаться, я с нетерпением ждал, когда вновь останусь один. Осторожность осторожностью, но постоянное сидение взаперти не входило в мои планы.

Я нашел на углу площади симпатичный трактирчик, а после того как Спейс, используя свои дипломатические каналы, конвертировал валюту с моей кредитной земной карты на местные шилонги, я мог позволить себе просидеть здесь до самого вечера. Я не любил выпивку, да и местное кисловатое пиво пришлось мне не по вкусу. Но с этим можно было мириться, потому что из окна трактира хорошо просматривалась вся площадь перед крепостью, и меня не оставляла надежда на то, что рано или поздно мне вновь удастся увидеть девушку, спасшую мне жизнь во время смертоносного града.

Однако день, которого я ждал так долго, не принес результата. По площади мимо окна проходили самые разные люди. В своих ярких камзолах важно шествовали взад и вперед слуги лорда Грегориана, встречались купцы и ремесленники, старавшиеся прошмыгнуть через площадь как можно быстрее, вот только женщин не было видно.

Я ни на минуту не мог забыть ее странного лица, золотисто-желтых птичьих глаз и прозрачного облака волос. Она была красива совершенно особенной, неземной красотой — но дело не только в этом. Я не мог себе простить, что так бездарно позволил ей уйти в тот раз, не узнав даже ее имени, и проклинал Спейса за его несвоевременное вмешательство. Я не терял надежду встретить ее. В этом крошечном средневековом городке было не так уж много жителей. Но этот день не принес ничего нового. Если не считать того, что сидя без дела целый день в трактире, не зная никого из его завсегдатаев, я наслушался пустых разговоров, насмотрелся на грубые лица крестьян, торговцев и стражников, использовавших этот трактир как своеобразную нейтральную территорию, где каждый мог расслабиться и почувствовать себя в безопасности. Не знаю, откуда исходило это ощущение, но по раскрепощенному поведению людей было ясно, что здесь, в отличие от двора замка, им ничего не угрожало.

Сидя за кружкой кислого пива, я ни на минуту не переставал строить совершенно беспочвенные планы по поводу того, как добраться из Шаранкара до столицы Федерации. Без помощи Спейса мне это ни за что не удастся, а он велел ждать, пока подвернется удобный случай. Ждать нужно было год, а возможно, и все десять лет — Спейс этого не знал и ничего толком не обещал. Мало того, он даже собрался отправить меня в какой-то монастырь, но потом, кажется, забыл об этом. Непонятно, почему я до такой степени полагался на этого человека. Наверное, оттого, что до сих пор его прогнозы оправдывались и он относился ко мне с искренним участием, не раз доказывая свое доброе отношение.

Итак, я просидел в трактире до того момента, когда на площади зажгли газовые фонари, завсегдатаи разошлись, а трактирщик второй раз вытер мой и без того безукоризненно чистый стол, давая понять, что мне пора убираться.

В Шаранкаре рано ложились спать и рано вставали. Я с трудом привыкал к новому для себя распорядку. Тяжело просыпался по утрам и долго не мог заснуть. Очевидно, именно поэтому я не сразу вернулся в дом Спейса, а решил немного побродить по улицам Шаранкара. Скорее всего, причиной этой неосторожной прогулки по незнакомому городу была все та же несбыточная надежда встретить свою таинственную знакомую.

Я бродил по центру часа два, до тех пор, пока улицы не опустели и со стены не стала доноситься перекличка ночной стражи. Вскоре из ворот замка выйдут ночные патрули, и, чтобы не влипнуть в новую историю, мне поневоле пришлось вернуться к дому Спейса.

Я был трезв как стеклышко и, отперев огромным медным ключом входную дверь спейсовского обиталища, я оказался в просторном холле, в конце которого, с левой стороны, находилась дверь моей комнаты.

Газовый светильник над входной дверью едва тлел красноватым тщедушным пламенем, и, возможно, именно это обстоятельство спасло мне жизнь.

Подойдя к двери в свою комнату, я уж совсем было протянул руку, чтобы ее открыть, когда заметил на филенке странное световое пятнышко, едва выделявшееся в полумраке. Будь освещение в холле поярче, я вообще не смог бы его увидеть. Но теперь я его заметил и, пожалуй, не придав этому особого значения, все-таки открыл бы дверь, если бы пятнышко при моем приближении не исчезло бесследно. Это заинтересовало меня настолько, что я предпринял своеобразное исследование, то отдаляясь от двери, то приближаясь к ней вновь. Пятнышко исправно появлялось, когда я удалялся, и исчезало вновь, стоило лишь мне приблизиться к двери на расстояние метра.

В конце концов, используя коврик у входной двери в качестве источника пыли, мне удалось установить, откуда именно исходил этот едва заметный красноватый луч света.

Он был похож на луч слабого лазера, какие обычно используют в системах оптического наведения на цель. Пылинки, попадая в зону его действия, вспыхивали хорошо заметными красными огоньками.

Периодически встряхивая коврик и стараясь не задевать луч, я продвинулся от своей двери до противоположной глухой стены. Здесь не было ни шкафов, ни дверей, ни какой-нибудь щели.Казалось, луч исходил из глубины глухой каменной стены. Это обстоятельство почему-то меня разозлило. Мало того, что на мою дверь какой-то ненормальный навел луч лазера, он еще и сумел замаскировать его источник в каменной кладке, там, где добраться до него было весьма проблематично. Решив не сдаваться и довести начатое исследование до конца, я нашел в кладовке у Спейса подходящий инструмент, что-то вроде короткой кирки. Вооружившись еще и тяжелым молотком, я приступил к разрушению капитальной стены жилища своего хозяина. Однако после первого же удара кирка ушла в стену, как в масло. Оказалось, что источник луча прикрывала некая имитация, похожая на лист картона и так точно передающая фактуру стены, что отличить ее от настоящей штукатурки с первого взгляда было невозможно.

Расчистив в стене квадрат, примерно полметра на полметра, я смог заглянуть внутрь ниши, уходившей в глубь стены не меньше чем на метр. Дом Спейса был построен впритык к городской крепостной стене, и, видимо, из экономии материала, строители использовали часть этой стены как стену жилища. Это обстоятельство и объясняло ее непомерную толщину, а также и то, почему именно здесь появилась ниша. С противоположной стороны городской стены можно было вести любые работы, не привлекая к себе внимание городских патрулей. Правда, по самой стене ходила стража, и это означало, что солдаты, по какой-то причине, предпочли не замечать неведомых «строителей».

В глубине открывшегося передо мной отверстия стоял, опираясь на короткую треногу, боевой арбалет со стальным набором плоских пружин и короткой стрелой, заканчивавшейся широким и острым, как бритва, наконечником. Это было вполне современное оружие, оснащенное лазером и автоматическим спуском. Когда я представил мой череп, после того как затылочную кость пробила бы тяжелая стальная стрела, мне стало нехорошо. Переждав, когда пройдет приступ дурноты, я с удвоенной осторожностью продолжил свои исследования.

Нужно было установить, почему не произошел выстрел. Я пересекал луч не один раз, еще до того как обратил на него внимание.

Вскоре мне удалось обнаружить тонкую, как волос, проволочку, протянутую от спускового механизма к моей двери. Она была углублена в стену и спрятана под паркетом, так что мне пришлось порядком изуродовать прихожую, прежде чем я очистил все детали этого адского приспособления и установил принцип его действия.

Спусковой механизм срабатывал лишь в том случае, если кто-то одновременно пересекал луч и, открыв дверь, разрывал проволоку.

Тот, кто поставил здесь смертоносное приспособление, учел все: арбалет не должен был обнаружить свое присутствие из-за случайного посетителя. Он срабатывал лишь в том случае, если открывалась дверь моей комнаты. Причем открывший ее человек должен был стоять на линии прицела. Именно это обстоятельство и контролировал луч лазера. Если бы свет в прихожей горел поярче, я бы не заметил светового пятна на двери и открыл ее. В этом случае меня бы уже не спасла никакая реакция.

Но больше всего меня удивила даже не изощренность подобного приспособления, а то, каким образом его удалось установить внутри капитальной каменной кладки. Ниша в стене была вырезана недавно и каким-то очень мощным, неизвестным мне инструментом, это не вызывало сомнения. Создавалось впечатление, что камень на внутренней поверхности ниши оплавлен плазменным резаком, однако этот громоздкий механизм невозможно незаметно протащить в дом и уж тем более установить снаружи, не привлекая внимания случайных прохожих. Проделали эту работу в наше отсутствие. Но вчера здесь не было никакого арбалета. (В противном случае я бы уже покинул мир живых.) Устройство установили в течение одного дня и той части ночи, пока я бродил по городу.

Возможно, где-то совсем рядом, в соседнем здании, например, притаились те, кто пристроил здесь адскую машину. Они ждут уже довольно долго и, возможно, начинают терять терпение оттого, что жертва до сих пор не попала в ловушку.

Вскоре им захочется выяснить, что здесь происходит. Мне следовало подготовиться к приходу нежданных гостей, вооруженных отнюдь не примитивными мечами...

ГЛАВА 15

Какое-то время я ждал, прислонившись к стене и сжимая в руках арбалет, который мне удалось освободить от спускового устройства. Теперь он стал моим единственным оружием. Не то чтобы я на него особенно полагался, но все же чувствовал себя уверенней. Вот только одной стрелы против моих могущественных врагов, способных прожигать каменные стены, явно было недостаточно.

У самого входа висел старый гобелен, на котором Спейс развешивал образцы древнего оружия, он говорил, что такие украшения в моде и имеются в домах всех уважаемых горожан. Кроме ни на что не пригодного старинного барахла, здесь были полуметровые дротики, для метания которых требовалось особое умение — владение короткой веревочной петлей, закреплявшейся на плече метателя. Без петли это были просто длинные палки. С первого взгляда они меня не заинтересовали, тем более что рядом висела целая коллекция кремневых ножей. Спейс очень гордился этими ножами, поскольку их ему доставили из столицы Федерации. Шаранкарская колония еще не успела опуститься до уровня каменного века, так что подобные изделия могли быть только привозными и потому ценились особенно высоко. Но мне от этого не легче. Было бы гораздо лучше, если бы на гобелене висел, к примеру, бластер.

Приходилось довольствоваться подручными средствами. В конце концов мне в голову пришла довольно удачная мысль приспособить метательные дротики в качестве дополнительных стрел для арбалета. Они были слишком длинными, пришлось укоротить их почти наполовину, но, главное, они были снабжены тяжелыми бронзовыми наконечниками, и, испытав одну такую самодельную стрелу, я убедился, что с близкого расстояния она вполне способна пробить даже металлические доспехи.

Засунув дюжину этих импровизированных стрел за пояс, я передвинул табурет так, чтобы видеть отверстие в стене и дверь одновременно, довольно удобно устроился на своем боевом посту и стал ждать, когда пожалуют незваные гости. Позже, обдумывая свои действия, я должен был признать, что не оценил в должной мере угрожавшую мне опасность.

Затянувшаяся прогулка по городу и изрядное количество пива, выпитое во время сидения в кабачке, слегка меня утомили, и вскоре меня начал одолевать совершенно неуместный в моем положении сон.

Пришлось встать и раза два пройтись из прихожей в каминную и обратно. По пути я отметил, что уже довольно поздно, судя по каминным солнечным часам. До полночи оставалось минут тридцать. Эти часы являлись постоянным источником моего изумления. Здесь было чему удивляться, потому что солнце никогда их не освещало, а тень от остроконечной пирамидки, заменявшей стрелку, тем не менее присутствовала постоянно и исправно меняла свое положение, показывая точное время даже ночью.

Если мне придется стоять на страже до самого утра, то, рано или поздно, я усну. Не этого ли ждали мои враги? Как бы там ни было, вскоре они, видимо, потеряли терпение, и, прежде чем я придумал надежный способ борьбы со сном, входная дверь задрожала от тяжелого удара.

Я мгновенно переместился в дальнюю часть прихожей и, приподняв арбалет на уровень груди, стал ждать дальнейшего развития событий. Второй удар в дверь весьма тяжелым предметом заставил задрожать весь дом. Скоба засова вылетела из стены, и после третьего удара дверь распахнулась настежь. В комнату ворвались человек двенадцать вооруженных людей, но при виде форменной одежды стражников лорда Грегориана я отчего-то почувствовал облегчение. Не знаю, кого я ждал, но рассказы Спейса о ночных ужасах Шаранкара в свое время произвели на меня большое впечатление.

Стражники, увидев меня, бросились по узкому коридору в мою сторону все разом, толкаясь и мешая друг другу. Один из них, опередивший остальных, уже заносил над моей головой короткий меч.

— Убить мерзавца! — заорал за его спиной человек, командовавший всей операцией. Я сразу же узнал в нем своего недавно приобретенного врага. Это был, разумеется, капитан О-Нил.

Чтобы избежать удара меча, мне пришлось нажать на спуск арбалета. Теперь я лишился своей единственной стрелы. Воспользоваться торчавшими у меня за поясом обломками дротиков уже не было никакой возможности. Вырвавшийся вперед стражник упал, но зато теперь передо мной оказался разъяренный О-Нил.

Защищаясь от града обрушившихся на меня ударов, я довольно удачно использовал арбалет. Его ложе, сделанное из легкого и прочного металла, и стальные пластины пружин оказались неплохим защитным приспособлением. И хотя я не мог нанести ответный удар, зато защищался довольно успешно. Вскоре мне удалось защемить меч О-Нила между пружинами арбалета. Воспользовавшись своей необычной силой, не покидавшей меня при любых обстоятельствах, я легко обезоружил противника. Вот только спасшая меня от капитана во время поединка на площади неимоверно быстрая реакция на этот раз не появилась, и я знал, что долго не продержусь.

Как только меня оттеснят в просторную каминную, находившуюся у меня за спиной, нападающие воспользуются своим численным преимуществом и, окружив, покончат со мной очень быстро. Именно это они и собирались сделать. Команды О-Нила не оставляли ни малейшего сомнения в его намерениях.

Не дожидаясь, пока это произойдет, я сам бросился в каминную, и это позволило мне выиграть несколько драгоценных секунд, для того чтобы вложить в арбалет самодельную стрелу.

На этот раз я не стал повторять ошибку и тратить заряд на рядового воина. Нужно было вывести из строя самого О-Нила. Я надеялся на то, что, оставшись без командира, солдаты поубавят свой пыл.

Как только напавшая на меня орава вслед за мной ворвалась в каминную, я направил толстенный бронзовый наконечник в грудь капитану и нажал спуск.

Раздался вопль, который я долго буду помнить. В нем не было ничего человеческого, так мог реветь разве что разъяренный, раненый тигр. К сожалению, мои самодельные стрелы не отличались особой точностью.

О-Нил покачнулся, но, опершись рукой на одного из солдат, продолжал двигаться ко мне. Стрела застряла у него в плече, не причинив серьезного вреда, и теперь он жаждал добраться до меня еще сильнее, чем раньше.

И все-таки с того момента, когда мои противники вслед за мной ворвались в каминную, что-то изменилось. Прежде всего в комнате оказалось гораздо меньше солдат, чем их было в начале штурма. Один из солдат, державшийся позади всех, выглядел довольно странно. Его форменную одежду прикрывал просторный плащ, не имевший никакого отношения к военной форме, а лицо этого человека невозможно было рассмотреть из-за глубокого капюшона. Он сжимал в руках короткий окровавленный меч, но я хорошо помнил, что моей крови на нем не было...

Неожиданно отбросив оружие в сторону, странный визитер издал свист, от которого кровь заледенела в жилах. Солдаты, мгновенно растеряв весь свой воинственный пыл, сбились в кучу вокруг капитана.

В этот момент солнечные часы на камине пробили полночь. Мелодичный и глубокий звук этих необыкновенных часов лишил солдат последних остатков мужества. Подхватив своих раненых и убитых и хоть в этом оставшись верными своему долгу, они бросились к выходу. Даже капитан не пытался остановить их. Видимо, боль от раны и появление таинственного незнакомца заставили его отложить расправу надо мной на более подходящее время. Изрыгая проклятия и угрозы, он ретировался вместе со всеми.

Собираясь поблагодарить своего неожиданного спасителя, я повернулся к тому месту у камина, где он только что стоял. Но человек исчез. Секунду назад он еще был в комнате, но теперь его уже не было. Правда, исчезновение не прошло бесследно... На полу осталась груда одежды, сапоги, маска и плащ. За мгновение до этого таинственного исчезновения мне послышалось хлопанье птичьих крыльев, а из каминной трубы до сих пор сыпались хлопья сажи.

Когда этот черный дождь несколько поутих, я обнаружил в глубине камина упавшее из трубы перо ночной птицы, похожее на перо совы.

Прождав с полчаса у разбитой входной двери, я понял, что солдаты не собираются возвращаться, и вновь устроился на своем сторожевом посту, на табуретке в конце коридора. Рано или поздно Спейс вернется и объяснит мне все загадки этой ночи, которая, казалось, никогда не кончится.

Даже во время ночных дежурств в штурманской рубке корабля мне не хотелось спать так, как сейчас. Правда, там у меня под рукой были стимуляторы, а здесь не было даже кофе. Человеческая натура противоречива, и часто нам хочется именно того, чего нельзя делать ни в коем случае.

Спейс оказался прав. Хозяйка Багровой планеты узнала о моем местонахождении, и теперь меня не оставят в покое. Я не привык ждать опасности, забившись в угол. Но что я мог сделать? Слишком могущественные силы выступали против меня, рано или поздно они со мной покончат, — это лишь вопрос времени. Но, как ни странно, чем больше я осознавал угрожавшую мне опасность, тем сильнее хотелось спать. Парадокс? Возможно... Я думал о парадоксах, а сон, тем временем, наплывал на меня изо всех углов, как туман.

Когда во входной двери щелкнул ключ, я проснулся и некоторое время не мог понять, почему валяюсь на полу в развороченной прихожей, сжимая в руках бесполезный, разряженный арбалет. Лишь секундой позже события прошедшей ночи восстановились в памяти.

Выходит, я все-таки заснул, прямо на отведенном для обороны рубеже. Оставалось, правда, совершенно необъяснимым, каким образом я умудрился свалиться с табурета на пол и при этом не проснуться... Похоже, сон, сморивший меня, не был обычным сном, и мои противники получили несколько дополнительных очков. Ставки на мою жизнь стремительно падали.

В толстой шторе, которой я задернул окно сразу после прихода, появилось отверстие, не замеченное мной ранее. Сквозь него в комнату врывался луч света.

Значит, я заснул уже довольно давно и проспал не один час. Отличный шанс, чтобы хорошо подготовиться к повторному штурму и захватить меня врасплох.

Ключ в двери продолжал скрежетать, но это меня несколько приободрило. Те, кто могут устанавливать арбалеты внутри каменной кладки и разбивать двери тараном, вряд ли станут утруждать себя долгой возней с замком.

И все же, когда дверь наконец распахнулась, я понял, что все обстоит хуже, чем я предполагал. Во-первых, то, что я принял за дневной свет, на самом деле было светом полной луны, стоявшей в самом зените. Во-вторых, в дверях никого не было, но кто-то тем не менее ее распахнул. Вряд ли случайный порыв ветра мог справиться с тяжелой дубовой дверью, к тому же я совершенно отчетливо слышал, как кто-то возился со сломанным замком. Нет ничего хуже ситуации, когда ты не знаешь, с каким противником имеешь дело. Через пару долгих, как часы, минут послышался характерный свист, который издает струя пара, проходящая сквозь узкое отверстие, и в комнату влетело облако темного тумана. Оно было не слишком большим — метра два в диаметре — и довольно прозрачным, сквозь него просвечивал свет газового рожка.

Слабый свет этого рожка мешал мне рассмотреть детали ночного визитера. И я совершенно не представлял, что мне теперь делать, не стрелять же из арбалета в облако. Другого оружия у меня не было. А иррациональный человеческий страх перед всякой нечистью сковал мою волю. Облако тем временем уютно устроилось на книжной полке, где Спейс держал свои самые ценные манускрипты, и что-то там делало, переливаясь и все время меняя форму.

В конце концов оно превратилось в рогатый шар, с двумя большими выростами по бокам, похожими на слоновьи уши, и заговорило:

— Червяк Крайнев, тебе надлежит вернуться в мир, называемой вами Багровой планетой. Покинутый тобой без надлежащего разрешения.

Может быть, от наглости этого заявления мой первоначальный страх перед ночным гостем несколько поубавился. Противник, который вступает в переговоры, уже самим этим фактом демонстрирует свою слабость.

— Кто ты такой? — спросил я, поднимаясь с пола и наводя арбалет в центр облака. — Что тебе здесь надо?

— Летаю вот. Слушаю. Передаю послания. — Голос из облака гудел на одной басовитой ноте, слова различались с трудом, и, кажется, моя угрожающая поза не произвела на противника ни малейшего впечатления.

Следовало что-то немедленно предпринять. Я знал, что на столе у Спейса есть немало магических предметов, обладавших большой внутренней силой. К сожалению, я не умел ими пользоваться и в этот момент пожалел о том, что не прислушался к его мудрым наставлениям, не пожелал изучать основы магии и вот теперь снова влип в историю.

Осторожно, боком, я начал пробираться к столу, надеясь хотя бы напугать своего противника.

— Ты вот что, стой на месте! Кому говорю?! — Облако издало звук, похожий на кудахтанье большого петуха, и вытянулось в мою сторону. Теперь оно походило на длинную змею, конец хвоста которой по-прежнему цеплялся за книжную полку, а полупрозрачная пасть, быстренько отлившаяся из редкого тумана в нечто весьма плотное и зубастое, теперь раскачивалась буквально в десятке сантиметров от моего лица.

— Что здесь происходит, черт побери?! — прогремел у входа голос Спейса. — Ты что, не видел пентаграммы у входа?!

— Нет там никакой пентаграммы! — прошипело облако, заметно поубавившись в размерах.

Спейс, совершенно не похожий на человека, которого я знал, стоял в дверях.

Сейчас в нем было никак не меньше двух метров росту, и голова этого великана касалась дверной притолоки. Звезды на его халате сверкали голубыми льдистыми искрами, а голос гремел и, казалось, исходил одновременно из нескольких мест. Он приподнял правую руку, и сверкающая голубая молния сорвалась с его массивного кольца. Она ударила в голову туманной змеи, и та, завизжав, съежилась, уменьшилась в размерах, вновь превращаясь в рогатый шар.

— Я сижу на совете, занимаюсь важными делами, и вдруг приходит известие, что какой-то наглый слухач осмелился проникнуть в мое жилище!

— Простите, мастер! Я не знал! Я не мог предположить, что вы вернетесь так быстро!

— Он не знал! А нужно было знать, прежде чем протягивать свои грязные лапы к моему жилищу! — Вторая молния ударила в слухача, и тот вновь завизжал, запрыгал, и еще заметней уменьшился.

— Вон отсюда, поганое отродье, пока я не развеял тебя на атомы, и передай своей хозяйке, что если она еще раз попробует сунуться ко мне, то пожалеет об этом!

Слухач черной молнией метнулся к камину и исчез в его трубе. Но черного дождя сажи, которого я ожидал, не последовало. Похоже, эта дорога в дом Спейса была известна не только птицам.

Ключ в двери все еще скрежетал, а знакомый голос вновь произнес недавно услышанную мной фразу:

— Что здесь происходит, черт побери?

Лишь сейчас я окончательно проснулся и понял, что по-прежнему лежу на полу в развороченной прихожей, сжимая в руках арбалет. Значит, я, незаметно для себя, вновь уснул, и все последующее мне привиделось во сне? Спейс стоял у дверей. Он плотно затворил ее за собой, не забыв опустить массивный и совершенно бесполезный теперь засов в выдернутую из стены скобу.

Выглядел мой хозяин на этот раз вполне обычно, и я невольно повел глазами в сторону книжной полки, на которой совсем недавно, как мне казалось, сидело нереальное существо из ночного кошмара.

Теперь на этом месте на стене явственно были видны потеки копоти и куски разломанной и обгорелой штукатурки, именно туда били молнии из кольца Спейса, и это самое кольцо, между прочим, до сих пор сверкало у него на пальце.

— Вы хотите сказать, — прохрипел я, поднимаясь с пола и с трудом распрямляя затекшую спину, — что ничего не знаете о том, что здесь произошло?

— Именно это я и хочу сказать! И я хотел бы знать, кто превратил мою квартиру в мусорную свалку? Убери эту штуковину! Ты же не умеешь обращаться с арбалетом!

В этом он был, безусловно, прав, хотя я до сих пор с гордостью вспоминал выстрел, повредивший плечо О-Нилу. Я отложил в сторону арбалет и по порядку изложил Спейсу все ночные события, включая его собственное появление с молнией в руке. В этом месте моего рассказа Спейс одобрительно усмехнулся.

— Это хорошо, что ты такого высокого мнения о моих магических способностях, а вот все остальное, к сожалению, чертовски плохо. Теперь уже нет ни малейшего сомнения в том, что они знают, где ты находишься, и сделают все, чтобы от тебя избавиться. Арбалет с автоматическим спуском — это только начало, проба сил, так сказать. Наверно, им было интересно посмотреть, как ты поведешь себя в этой ситуации. Они никогда не повторяются, и следующая их попытка может оказаться гораздо более опасной.

Сейчас восемь часов утра. Днем в мое жилище никто не сунется, по крайней мере, пока я здесь. Значит, до вечера тебе ничего не грозит, и у нас достаточно времени, чтобы собраться и приготовиться.

— Приготовиться к чему?.. — выдавил я из себя, чувствуя уже, что Спейс затевает очередную потасовку, и, конечно же, не ошибся.

— К ночному бою, разумеется. Днем нам через город не прорваться. На пороге моего жилища кончается экстерриториальность, а моя дипломатическая неприкосновенность на тебя не распространяется, так что придется пробиваться ночью. Ночью становятся сильнее прихвостни твоей бывшей хозяйки, зато люди лорда Грегориана стараются не высовывать носа из своих жилищ без самой крайней необходимости. У ворот крепости будет стоять наряд, и нам придется заставить солдат открыть ворота, — но с этим, я думаю, тебе удастся справиться. Арбалетом, как я вижу, ты научился пользоваться.

— Куда мы, собственно, собираемся?

— Хороший вопрос... Раз уж ты свалился на мою голову, я хочу позаботиться о том, чтобы этим тварям пришлось дорого заплатить за твою жизнь.

В этой фразе мне многое не понравилось и многое по-прежнему оставалось неясным.

— Вы хотите сказать, что в конце концов они меня прикончат?

— Разумеется. Но в монастыре Светозара ты будешь в безопасности и до тех пор, пока там останешься, можешь не беспокоиться за свою жизнь. Проблема состоит лишь в том, как нам добраться до монастыря.

— Проблема состоит совсем в другом! Я что, теперь всю оставшуюся жизнь должен провести в этом монастыре? Помогите мне лучше добраться до космопорта! Я не желаю больше оставаться на вашей свихнувшейся планете.

— Он не желает! Скажите, пожалуйста! Да кто тебя держит? Ты ведь знаешь, как открывается эта дверь, и имеешь полное право выбрать вместо монастыря тюрьму лорда Грегориана. Вряд ли они тебя сразу казнят. Сначала попробуют узнать, с чего это ты такой шустрый. У них там есть много приспособлений, чтобы развязывать людям языки. Вопли несчастных узников по ночам не дают спать горожанам, которым посчастливилось жить вблизи крепости. Так что, дерзай. Тебя там ждут с нетерпением.

— Мне нужно попасть в космопорт, и вы должны мне помочь хотя бы в этом!

— Я тебе ничего не должен. Космопорт здесь есть, но он закрыт уже лет двести. Я говорил тебе, что корабли в нашу колонию не ходят.

— Но у вас тем не менее есть связь с Федерацией!

— Связь есть. Но ты не настолько важная шишка, чтобы за тобой прислали специальный рейдер.

Вскоре я понял, что дальнейшее обсуждение этого вопроса ни к чему не приведет. Спейс твердо решил спровадить меня в монастырь, и я его понимал. Чужие проблемы решать никому не хочется. Какое-то время мне придется провести в монастыре, пока я не придумаю способа, как отсюда вырваться.

За долгий день, пока Спейс занимался приготовлениями к предстоящему ночному походу, я почти свыкся с этой мыслью. Без особых сожалений я покину его дом и этот ненормальный город, и лишь одно обстоятельство, одна мысль не давала мне покоя. Девушка с желтыми глазами птицы... Вряд ли я когда-нибудь увижу ее снова. Да и какое это имеет значение? Она наверняка давно уже забыла о случайном прохожем, оказавшемся вместе с ней под смертоносным градом.

Пока тянулся этот бесконечный день, приправленный моими сожалениями о несостоявшемся знакомстве с девушкой, к нам дважды, довольно настойчиво, стучали, но Спейс запретил мне отвечать и не обращал ни малейшего внимания на то, что снаружи кто-то бешено лупил по двери тяжелым предметом. Однако открыть нашу дверь, даже лишенную запоров и наполовину разбитую, так никто и не осмелился.

— Ворваться ко мне они не могут, пусть себе пока развлекаются, — флегматично изрек Спейс, продолжая укладывать две дорожные котомки, довольно сильно отличавшиеся друг от друга. Заплечный мешок Спейса заполняло разное магическое барахло, с моей точки зрения, совершенно бесполезное: какие-то мази, порошки, корешки и камни. Весь запас пиши, воды и оружия пришелся на второй, предназначавшийся мне мешок.

— Как только мы покинем жилище, до самых городских ворот моя магия будет бессильна. Магия лорда Грегориана подавляет здесь все посторонние влияния. Так что нам придется полагаться только на оружие.

— Эти жалкие мечи и самострелы вы называете оружием? Я бы предпочел бластер!

— Ты мало что знаешь об этом мире. Магу, тем более такому могучему, как лорд Грегориан, ничего не стоит вывести из строя любое энергетическое оружие. Так что забудь о нем. Если хочешь защитить свою жизнь, тебе придется научиться пользоваться холодным оружием.

— Вы хотите сказать, что против мечей магия бессильна?

— Это не совсем так. Но мечи легко можно защитить от постороннего магического влияния. Кстати, хорошо, что ты мне об этом напомнил. — И, бормоча какую то абракадабру на незнакомом мне древнем языке, он начал натирать наши мечи разными порошками из своих магических запасов. Мне это совсем не понравилось. Если уж он об этом забыл, то вполне мог упустить из виду и что-нибудь гораздо более важное.

Наконец этот долгий, выматывающий нервы день кончился. Приоткрыв штору, Спейс убедился в том, что луна показалась из-за городской стены.

— Теперь пора, — изрек он, вручая мне оба меча и небрежным жестом закидывая за спину свою котомку — Нам может понадобиться помощь. Во всяком случае, пока мы не выберемся из города...

Можно подумать, раньше он об этом не знал. Не сказав ни слова, я направился к двери, понимая уже, что первый удар засевших снаружи обладателей тяжелых предметов мне предстоит принять на себя.

ГЛАВА 16

Не успели мы пройти и двух кварталов вдоль городской стены, как Спейс заметил преследование. Небольшой отряд пикерменов из личной гвардии самого лорда Грегориана следовал за нами на небольшом расстоянии, не приближаясь и не отставая.

— Какого черта им от нас надо? — Я давно заметил, что в лексиконе Спейса слово «черт» занимало почетное место, хотя мне было запрещено употреблять его. На этот раз я мысленно согласился со своим провожатым. — Их время кончилось, они должны сидеть в крепости, а не разгуливать по городу! — продолжал возмущаться Спейс.

— Что будем делать? — лаконично спросил я, прервав поток его недовольных высказываний.

— Они от нас не отстанут до самых ворот, а там объединятся с охраной и тогда нападут. Придется нам сделать это первыми. Начинай!

— Почему я?

— Потому, что ты сильней и моложе меня!

— Но мне не справиться с отрядом из пяти человек!

— Тебе и не надо справляться! Надо задержать их до тех пор, пока не взойдет луна. — Я не совсем понял, какое отношение имеет луна к преследовавшим нас солдатам, но порассуждать на эту тему мне не удалось.

Видимо, пикерменам надоело ждать, пока мы продолжим путь к воротам, и они сами бросились в атаку. Двое из нападавших в мгновение ока оказались рядом со мной. Но это не произвело на меня должного впечатления. Странное состояние отрешенности неожиданно нахлынуло на меня. Происходящее меня не касалось. Я опять словно очутился в зрительном зале и наблюдал за тем, как наконечники пик, сверкавшие в свете ближайшего газового фонаря, медленно приближались к моей груди. Мне было интересно узнать, куда именно они вонзятся. Но даже любопытство было приглушенным и каким-то неярким. Я хорошо запомнил это полусонное состояние, потому что впоследствии понял, что именно оно предшествует многократному ускорению моих реакций. Организм словно замирал, собирая все силы в туго взведенную пружину.

Пики неожиданно замедлили свое движение. Они двигались все медленнее и в конце концов остановились в нескольких сантиметрах от моей груди. Было очень странно видеть тела нападавших, застывших в неустойчивой позе, с резким наклоном вперед.

Присев и подождав, как мне показалось, не меньше минуты, я оказался в том положении, которого и хотел добиться. Обе пики уже находились над моей головой, а пикермены еще не поняли, что происходит, и не успели занять более устойчивую позицию. Я ударил обоих снизу, одного за другим, не слишком спортивным ударом ниже пояса, правда, все еще не применяя лезвие меча. Впрочем, им хватило и рукоятки. Оба свалились на то самое место, где я только что находился. Теперь я стоял позади неподвижно лежавших на земле пикерменов и с интересом наблюдал, как оставшиеся трое солдат набросились на Спейса. Не то, чтобы я не собирался ему помогать, — мне просто было интересно посмотреть, как он выпутается из этой ситуации, без оружия, которое все, до последнего ножа, находилось в моей котомке.

Спейс вертелся, как юла, бормотал заклинания, приподнимал руку со своим волшебным кольцом, но ничего не происходило. Заклинания за порогом его дома не действовали. Я понял, что если немедленно не вмешаюсь, эти трое не в меру прытких ребят покончат с моим гостеприимным хозяином.

Но, прежде чем я достиг места схватки, взошла луна, и Спейс пронзительно свистнул.

Какая-то серая тень сорвалась с крыши ближайшего дома, ударилась о землю и обернулась женщиной. За всем, что последовало потом, я наблюдал, не веря собственным глазам.

В руках у незнакомки, между прочим совершенно обнаженной, не было никакого оружия, но это продолжалось всего секунду. Трое нападавших на Спейса пикерменов замерли на месте, и я их хорошо понимал. Если на вас из темноты неожиданно бросается обнаженная женщина, обладающая формами греческой богини, любой мужчина задумается, прежде чем поднимет на нее оружие. А ей этой секундной растерянности наших врагов оказалось достаточно, чтобы выхватить из заплечных ножен одного из солдат его собственный меч, и, прежде чем солдаты успели опомниться, уже два меча льдисто сверкнули в ее руках.

Было слишком темно, для того чтобы я мог рассмотреть лицо незнакомки, но гибкость ее движений, округлость форм и копна светлых, почти прозрачных волос, летавших следом за ней, показались мне знакомыми. «Где-то я ее уже видел...» И это было все, что я успел подумать, прежде чем с тремя нападавшими на Спейса пикерменами было покончено. Она буквально искромсала их на куски, ни на секунду не прекращая движения стальной мельницы в своих руках.

Обернувшись в сторону двоих, сбитых мною с ног нападавших, которые уже пытались подняться, она очутилась рядом с ними в невероятно длинном прыжке. Вновь сверкнуло лезвие, брызнула кровь, и у меня мороз прошел по коже, — у этого существа, кем бы оно ни было, лучше не становиться на дороге...

— Еще трое прячутся в кустах у стены, — произнесла она мелодичным голосом, обернувшись ко мне. — Займись ими. Мне надо расчистить дорогу к воротам.

Не люблю, когда мною командуют, особенно если это женщина, особенно если это такая женщина... Я все еще не узнавал ее... Что-то во мне упорно сопротивлялось объединению в одно целое образа моей спасительницы, дорисованного собственным воображением до ангельского совершенства, с образом безжалостной ночной убийцы.

Но делать было нечего, еще миг, и я уже знал, что это один и тот же человек... Прежде чем она исчезла, столь же стремительно, как появилась, я успел заметить на ее атласной коже пятна чужой крови.

Раздумывать над этим не было времени, трое солдат уже выбрались из засады и собрались заняться Спейсом, выбрав для атаки наиболее слабого противника. По опыту прошедшей стычки я уже знал, что в рукопашной схватке он ни для кого не представляет угрозы. Заметив мое стремительное приближение, все трое немедленно оставили Спейса в покое. Они отнюдь не были трусами и сидели в засаде, лишь выжидая удобного момента для нападения. Я понял это по той скорости, с которой они ринулись на меня, едва я оказался в пределах досягаемости их пик. Эта скорость неприятно меня поразила.

Замедление в движениях противников, которым я буквально упивался в начале схватки, теперь исчезло. Нас разделяла невысокая полоса кустов, которую солдатам пришлось преодолевать, но я не сумел воспользоваться этими драгоценными мгновениями, вновь превратившись в космовика, неплохо разбиравшегося в звездных координатах и не слышавшего о существовании мечей.

Когда вырвавшийся вперед пикермен уже собирался наколоть меня на свою пику, я совершенно случайно споткнулся, зацепившись за какой-то камень, и, падая, выронил меч.

Нападавший не успел вовремя изменить направление своего удара и оказался в невыгодном положении. Это позволило мне ухватиться за древко его пики, и в тот же момент я понял, что, хотя моя реакция стала вполне обычной, сила энергана, сконцентрированная в мышцах, осталась. Пикермен пролетел надо мной и тяжело рухнул под ноги Спейсу, оставив пику у меня в руке.

У меня не оставалось времени, чтобы проследить, справится ли Спейс с обезоруженным противником, поскольку второй пикермен ринулся на меня, собираясь завершить начатое своим менее удачливым соратником. Я еще не успел подняться на ноги и сидя ждал его, направив трофейную пику в сторону нового противника. Он попытался с ходу отбить лезвие наконечника моей пики, и это было роковой ошибкой. С таким же успехом он мог бы попытаться сдвинуть с места скалу.

Не ожидая такого сопротивления, он потерял равновесие, и я достал его наконечником своей пики. Удар получился слабым, скользящим. Собственно, это был не удар, а легкое прикосновение наконечника к его груди. Но совершенно неожиданно для меня этого оказалось достаточно, чтобы распороть кожаный нагрудник, плотно обшитый металлическими полосами и предназначенный специально для того, чтобы отражать такие удары.

Струя горячей солоноватой крови брызнула мне в лицо, мой второй противник закричал от боли и скорчился на земле, выронив свою пику.

Теперь, наконец, я смог вскочить на ноги и броситься на помощь к Спейсу. Но он сумел все-таки справиться с обезоруженным мною противником. Третий солдат, увидев, что случилось с его товарищами, не захотел испытывать судьбу и торопливо покинул место схватки.

Очутившись рядом со Спейсом, я смог наконец перевести дыхание и задать мучивший меня вопрос.

— Кто она?

— О ком ты говоришь? — с невинным видом спросил Спейс, вкладывая в ножны трофейный меч.

— Кто эта женщина и почему она свалилась на нас с крыши какого-то дома?

— Потому что она там сидела.

— Может, все же ты объяснишь, что это значит? Обычные женщины по ночам не сидят на крышах!

— Тут ты прав. Она не совсем обычная женщина. Она владеет некоторыми приемами перевоплощения, которым я ее научил. Это моя племянница Ария. И она говорила мне, что ты уже успел с ней познакомиться во время прошлого драконеста.

Выходит, я не ошибся. Это все-таки была она, та самая таинственная незнакомка, что спасла меня на площади во время града ядовитых яиц, — это была та самая девушка, из-за которой, если уж быть честным перед самим собой, я так не хотел покидать город.

Но теперь к ее образу, сложившемуся в моем сознании, примешалось что-то темное. Если человек до такой степени пропитан магией, что может перевоплощаться в какую-то ночную птицу, возникает вопрос: можно ли его по-прежнему считать человеком? И если женщина с такой легкостью проливает чужую кровь, можно ли к ней по-прежнему относиться с тем трепетным чувством, которое возникло во мне во время безрезультатных поисков исчезнувшей незнакомки?

Ответа на этот чисто философский вопрос у меня не было, и я предпочел отложить его разрешение до лучших времен.

Медленно пробираясь вдоль городской стены и стараясь везде, где это было возможно, не покидать ее густой тени, мы приближались к воротам. Луна, не собиравшаяся нам помогать, светила изо всех сил, хотя и стояла пока еще низко, у самого горизонта.

В двух местах мы наткнулись на трупы стражников. Глубокие раны от мечей на их телах свидетельствовали о том, что им пришлось слишком близко познакомиться с искусством рукопашного боя, которым в совершенстве владела Ария.

— По-моему, это нечестно отвлекать мужчин во время боя своей наготой! — заметил я с излишней горячностью.

— Ну, эта древняя хитрость используется еще со времен амазонок. А что касается честности, то всякий бой занятие не слишком честное. Когда речь идет о жизни или смерти, каждый старается победить любой ценой.

— Существовали ведь рыцарские правила поединков!

— Не было никаких правил. Их придумали позже те, кто описывал поединки в своих романах. Была только кровь и грязь, как здесь.

Больше до самой сторожевой башни нам не встретилось ни одного патрульного. Когда до городских ворот осталось несколько десятков метров, я вновь увидел Арию и неизвестно почему почувствовал облегчение оттого, что теперь она была в трофейной одежде одного из стражников. Вид ее обнаженного тела действовал не только на врагов...

— Шестеро стражников на башне и еще четверо у ворот. Наряды удвоены. Будем атаковать? — спросила она у Спейса, совершенно игнорируя мое присутствие.

— Отступать теперь поздно. В крепости наверняка поднята тревога, и обратного пути для вас нет, — ответил он.

Мне не понравилась в этой фразе ее концовка, и я постарался уточнить, что именно имел в виду Спейс.

— Это значит, что как только мы вырвемся из города, вам придется идти одним до самого монастыря. Я не могу надолго покидать свою резиденцию. Не забывай, что я здесь посол Федерации и на меня возложена большая ответственность. К тому же я занимаю должность мага при дворе лорда Грегориана, и, если утром не явлюсь пред его светлые очи, трудно даже предположить, что за этим последует. Оставаясь в городе, я постараюсь направить погоню по ложному следу и дать вам время оторваться от преследователей.

Я подумал, что как от бойца, от Спейса все равно мало толку, но перспектива остаться наедине с Арией меня совсем не обрадовала, хотя еще недавно я мечтал о встрече с ней...

Стараясь не смотреть на ее испачканную кровью одежду, я спросил Спейса, каким образом он собирается прорваться через хорошо охраняемые ворота. Шестеро арбалетчиков, сидевших в сторожевой башне наверху, изрешетят нас стрелами, прежде чем мы сумеем подойти к воротам.

— Об этом не беспокойся. Ими займется Ария.

— Есть еще кое-что... Энерган перестает действовать. Я больше не чувствую ускорения своих реакций.

— Ты израсходовал слишком много энергии в предыдущей схватке, со временем твои силы восстановятся естественным образом, но времени у нас нет. Придется тебе помочь.

Спейс долго копался в своей котомке и наконец извлек из нее банку с каким-то желтым порошком. Отсыпав пригоршню этого вещества на ладонь, он велел мне вдохнуть его через нос.

— Вы вроде бы говорили, что здесь ваша магия бессильна... — попытался я слабо возражать против нового эксперимента над своим организмом.

— Это не магия. Корень мандрагоры наполнен силой.

Пришлось подчиниться. Горло обожгло, и мне стоило огромных усилий сдержать приступ кашля. Мы находились слишком близко от стражников, любой посторонний звук мог привлечь их внимание. Справившись с приступом кашля, я вытащил один из мечей, готовясь к атаке. Ария наблюдала за моими приготовлениями с ехидной улыбкой, которую не могла скрыть даже ее полумаска, сооруженная из плаща убитого стражника... Чтобы как-то компенсировать утраченное достоинство, я спросил, не на маскарад ли она собралась? За нее ответил Спейс:

— Если Арию узнают, отвечать за ваш побег придется мне. В этом городе моя племянница знакома каждому стражнику.

Через минуту я стал свидетелем превращения девушки в птицу. Все произошло почти мгновенно, темнота мешала рассмотреть детали, но и того, что я увидел, было вполне достаточно, чтобы надолго отбить у меня привычку задавать ненужные вопросы.

Ее тело начало стремительно уменьшаться, превращаясь в бесформенный комок. Странный и печальный крик, уже совершенно не человеческий, заставил похолодеть кровь в моих жилах. Думаю, что на стражников у ворот он произвел не меньшее впечатление.

Затем серая тень ночной совы взмыла в воздух с того места, где только что стояла девушка, оставив на земле лишь бесформенную груду одежды. На секунду ночная птица мелькнула на фоне темного неба и исчезла в проеме одной из бойниц сторожевой башни.

Почти сразу же оттуда послышались звон стали и вопли стражников. Я представил себя на их месте, когда на тебя из темноты бросается что-то бесформенное, нечеловеческое, через мгновение обретающее форму обнаженной женщины со смертоносным клинком в руке...

Они не успели опомниться и вряд ли сумели оказать хоть какое-то сопротивление. Через несколько секунд на башне все затихло. Стражники у ворот попытались выяснить, что происходит у них над головами.

И это было далеко не лучшим решением. Как только двое из них начали подниматься на башню, я бросился в атаку.

Порошок Спейса подействовал — я вновь обрел прежнюю форму и почувствовал это сразу же по той скорости, с которой очутился у ворот.

Дурные примеры заразительны. Племянница Спейса заставила меня наконец воспользоваться мечом не только как дубиной. С двумя оставшимися у ворот пикерменами я покончил в несколько секунд, затем догнал тех, что поднимались по лестнице. Их кровь залила ступени, теперь мне оставалось лишь наблюдать за тем, как сверху, перешагивая через трупы, спускается Ария. Нагота ей, видимо, совершенно не мешала и не вызывала даже тени смущения.

— Хорошая работа, — похвалила она, — вы делаете успехи.

— Учусь у настоящих мастеров. — Видимо, мой ответ показался ей не слишком искренним, возможно, она почувствовала невольный холодок в моем тоне, потому что, не сказав больше ни слова, обошла меня так, словно я был всего лишь неодушевленным препятствием на ее пути.

Мне удалось догнать ее уже за воротами крепости. Теперь на ней вновь была форма убитого солдата, сидевшая довольно мешковато. Пожалуй, сейчас, немногосвыкнувшись с ее видом, я бы не стал возражать против прежней формы одежды, вернее ее полного отсутствия, но моего мнения на этот счет никто не собирался спрашивать.

Спейс простился с нами, и его напутственные слова прозвучали не слишком обнадеживающе.

— За этими воротами власть лорда Грегориана заканчивается. Но между вами и монастырем лежит более двадцати миль дикого пространства. Эта область непригодна для жизни. С тех самых пор, как там обосновались горлуды, пересечь пустошь считается подвигом. Будьте осторожны.

— Если нам это удастся, Ария тоже останется в монастыре?

— Увы, мой юный друг, она нужна мне здесь, в крепости лорда Грегориана. — Я порадовался тому, что ночная тьма скрыла краску на моем лице.

— Я совсем не это имел в виду! Как будет она одна добираться обратно?

— Без вашей надежной защиты мне будет очень нелегко, мой рыцарь! — Насмешка в ее голосе подсказала мне, что этот поход может оказаться еще труднее, чем я предполагал.

Управлять поступками этой женщины, или птицы, вызвавшей у меня двойственное чувство, совершенно невозможно, и если возникнет ситуация, требующая слаженных и мгновенных действий, я вряд ли смогу положиться на свою спутницу. Ее способностей в рукопашном бою может оказаться недостаточно, если мы столкнемся с сильным противником. Я подозревал, что таинственные горлуды могут остаться равнодушными к ее красоте, и тогда мы лишимся нашего главного оружия.

— Ария много раз доставляла в монастырь мои послания. Это один из немногих бастионов света, еще оставшихся на нашей планете. Я поддерживаю с его настоятелем постоянную связь. Ночью в воздухе Арии ничто не угрожает, — заверил Спейс.

Таким образом, получалось, что это она меня собиралась защищать ото всех опасностей предстоящей дороги. Заметив мою реакцию на слова Спейса, Ария рассмеялась и этим еще больше усилила мои опасения.

Наконец с прощаниями и напутствиями было покончено. Спейс вернулся к воротам крепости, а мы двинулись к зарослям, плотной непроницаемой массой подступавших к замку с северной стороны. Ария шла впереди меня, уверенно выбирая дорогу. Чувствовалось, что она хорошо знает местность. Подтверждая мою мысль, она сказала:

— Если понадобится, я смогу нарисовать для тебя подробную карту. Сверху хорошо видно каждую звериную тропу, но днем я ориентируюсь гораздо хуже, чем ночью.

Видимо, ее зрение сильно отличалось от моего, потому что я ни черта не видел в плотном мраке, окутавшем лес, да и луна, похоже, уже зашла. Я не мог рассмотреть ее диска сквозь плотный полог листвы, скрывавшей от нас теперь даже звезды. Чтобы не отстать и окончательно не заблудиться, мне приходилось держаться почти вплотную к своей проводнице, и временами я ощущал ее запах, немного странный, непохожий на запах женщины, но, в общем, приятный. Порой Ария была вынуждена останавливаться и даже возвращаться назад, чтобы не потерять меня в густых зарослях.

Колючие ветви кустов сильно затрудняли движение. Часа через два, почувствовав, что подобный способ передвижения стал мне сильно докучать, я спросил Арию, не лучше ли сделать привал и продолжить движение утром, при свете дня? На мой взгляд, мы уже достаточно отдалились от замка, и даже если за нами будет погоня, найти нас в этих зарослях вряд ли возможно.

Ответ Арии меня озадачил:

— Я не могу двигаться днем. Мои глаза устроены иначе, чем твои. Днем я буду спать. — Эта новость мне совсем не понравилась. Мало того, что я ни черта не видел в чернильной тьме, окружавшей нас, ежесекундно рискуя провалиться в какую-нибудь яму, сломать ногу или завязнуть в топи, я, видимо, буду вынужден все светлое время дня нести дежурство, оберегая сон своей спутницы. Догадавшись, о чем я думаю, она сказала.

— Я сплю очень чутко и могу услышать любой шорох, шаги любого зверя. Ты тоже сможешь спать днем.

— Я не умею спать днем!

— Ну, если хочешь живым добраться до монастыря, тебе многому придется научиться.

Возразить на это я не смог и, стиснув зубы, продолжал продираться сквозь заросли.

ГЛАВА 17

Когда до рассвета оставалось часа полтора, мы заметили впереди, в густых зарослях между двумя поросшими лесом холмами, отблески костра. Заметила его, разумеется, Ария. Время от времени она поднималась в воздух и совершала короткие облеты местности. Самих превращений женщины в птицу я не видел. По крайней мере, ей хватило такта не подвергать мою нервную систему этому нелегкому испытанию.

Просто из зарослей неожиданно вырывался темный комок, и на фоне светлевшего неба появлялся силуэт летящей птицы. Затем, через какое-то время, совершенно бесшумно и неожиданно для меня, она вновь оказывалась рядом, уже поменяв свой облик. Каждый раз ей приходилось возвращаться на то место, где оставалась ее одежда, и, по молчаливому согласию, я ждал неподалеку, пока она вернется.

— Кто это может быть? — спросил я через несколько минут после ее сообщения, когда и сам заметил отблески огня на стволах деревьев.

— Во всяком случае, не люди. Ночью в этот лес не сунется ни один нормальный горожанин.

— Так что мы должны делать? Обойдем костер стороной, пока нас не заметили?

— Единственная тропа проходит как раз там, где горит огонь. Мы должны узнать, кто сторожит здесь дорогу. Есть еще обход через Вторую падь, но так мы потеряем слишком много времени, утром нас могут настигнуть всадники лорда Грегориана. Он пошлет их в погоню, как только узнает, что тебя нет в городе.

— Что ему обо мне известно, почему он меня преследует?

— Он получил указание от своей хозяйки. А то, как мы обошлись с его стражей у ворот, добавит ему желания расправиться с тобой. Жди меня здесь, я попробую узнать, кто развел огонь.

Мне не хотелось отпускать ее одну к неведомой опасности, поджидавшей нас впереди, но, прежде чем я успел что-нибудь возразить, за моей спиной раздалось хлопанье крыльев, и силуэт совы, мелькнувший среди деревьев, тут же растворился в предрассветном полумраке.

Нет ничего хуже неизвестности и ожидания. Я сжимал в ладонях скользкие рукоятки мечей, ставших вдруг невероятно тяжелыми, и шептал про себя не слишком приятные слова в адрес Спейса, всей его затеи с ночным походом в монастырь, и своей собственной глупости, приведшей меня в этот ненормальный мир. Я дал себе слово выбраться отсюда во что бы то ни стало, и собирался уже, не дождавшись возвращения Арии, направиться к костру, чтобы выяснить, что там происходит, когда вновь послышалось хлопанье крыльев и раздался протяжный ухающий крик совы...

— Могла бы хоть промолчать для разнообразия, вовсе не обязательно оповещать весь лес о нашем присутствии! — Встретил я Арию не слишком приветливо, но она, как всегда, пропустила это замечание мимо ушей. Лишь довольно усмехнулась, словно мои слова доставили ей необъяснимое удовольствие.

— Там трое летунгов. Ждут рассвета, и оказались они здесь, разумеется, неслучайно. Кто-то их предупредил о том, что мы идем в монастырь.

— Кто такие летунги?

— Скорее обезьяны, чем люди. У них есть крылья, и днем летунги могут неплохо летать, поэтому особенно опасны они именно днем.

— Летающих обезьян не бывает!

— Бывает, бывает. Скоро ты в этом убедишься.

— В таком случае лучше напасть на них сейчас, пока они не могут воспользоваться своим преимуществом!

Ария посмотрела на меня с одобрением.

— Это хорошая идея. Только помни — летунги опытные воины, а твое умение обращаться с мечами оставляет желать лучшего. Если нам удастся дожить до утра, я дам тебе пару уроков фехтования, а пока держись за моей спиной.

Лучше бы она этого не говорила. Не в моих правилах прятаться за спиной женщины. Тем более женщины, не раз уже выручавшей меня, и то, что она больше походила на птицу, чем на человека, ничего в этом не меняло.

Я ринулся сквозь заросли на свет костра, ломая кусты и изрыгая проклятия, вместо того чтобы подобраться к нашим противникам незаметно.

Возможно, именно этого и добивалась Ария. Воспользовавшись тем, что все внимание наших противников было поглощено моим приближением, она неожиданно оказалась у них в тылу. Впрочем, мне уже было не до нее. До ближайшего противника оставалось чуть больше двух метров, и теперь я отчетливо увидел в свете костра, что это действительно обезьяна. Макушкой она доставала мне до пояса, но в обеих, непропорционально длинных руках, задевавших за землю, она сжимала двуручный меч и уже повернулась в мою сторону.

Во время атаки поле зрения сужается, перед собой видишь лишь ближайшего противника, и требуется большой опыт, чтобы замечать в момент схватки все, что происходит вокруг. Я этим опытом не обладал и целиком сосредоточился на ближайшем противнике, совершенно выпустив из виду остальных.

Обезьяна, неожиданно для меня, подпрыгнула вверх метра на два, и за спиной у нее захлопали два темных, перепончатых крыла.

Видимо, по привычке она попыталась напасть на меня сверху, но ночью это было плохой идеей, потому что свет костра слепил ее, и она промахнулась. Зато я хорошо видел темный силуэт на светлом фоне неба, успел изменить позицию и выставить свой меч навстречу падавшему сверху противнику.

Сталь с хрустом распорола жесткую кожу, меня обдало струей вонючей жидкости, и напавший на меня летунг, уже неспособный к дальнейшему сопротивлению, откатился в сторону, трепеща крыльями, словно огромная раненая птица. Лишь теперь у меня появилось время, чтобы оценить обстановку и положение других противников.

Обстановка, прямо скажем, оставляла желать лучшего, поскольку одна из двух оставшихся у костра обезьян целилась в меня из арбалета, и целилась весьма старательно, держа длинное деревянное ложе обеими руками, словно на учении. Я видел, как заостренный кончик стального арбалетного болта ищет цель на моей незащищенной груди, и понимал, что уже ничего не успею сделать.

Тетива звонко щелкнула, но удара я почему-то не почувствовал, а арбалетчик неожиданно стал заваливаться в сторону, выронив свое оружие. Лишь сейчас я увидел стоявшую за его спиной Арию, с ее неизменными двумя мечами в руках, один из которых только что разрубил тетиву на арбалете моего противника. Ударом второго меча она свалила летунга на землю.

С третьим противником совместными усилиями мы покончили в несколько мгновений, и теперь я мог отдышаться и осмотреть место схватки, изо всех сил стараясь не глазеть на сверкающее наготой в свете костра тело моей спутницы.

— Кто такие эти летунги? Как им удается летать? Они слишком тяжелы для того, чтобы оторваться от земли. — Вообще-то меня сейчас интересовали вовсе не летунги, но я счел своим долгом поддерживать непринужденную беседу.

— У нас невысокая гравитация. Раньше их было больше, и эти существа являлись настоящим бедствием для всех племен, живущих на суше. Они нападали всегда неожиданно, сверху, и похищали женщин. Убивая всех остальных.

— Зачем им женщины?

— Это запутанная история, связанная с их биологией. После того как летунги проиграли схватку с Левраном, они дали клятву не нападать на людей. С тех пор их племя постепенно сокращается. Хотя каждый из них живет сотни лет, их осталось немного, и встретить их удается нечасто. Должны возникнуть какие-то особые обстоятельства, чтобы заставить их ввязаться в схватку. До сих пор не понимаю, почему они устроили на нас засаду.

— Может быть, они ждали здесь кого-то другого?

— Через этот лес, да еще ночью никто не рискнет пройти. Нет, они ждали именно нас. Видимо, твоя персона представляет особый интерес для тех, кто способен повелевать летунгами.

— А может быть, они ждали тебя? Соскучились за столько лет без дамского общества и решили изменить своей клятве ради такой женщины, как ты. В этом нет ничего удивительного.

— Я рада, что ты обо мне такого высокого мнения. И перестань стрелять глазами в мою сторону, — я сейчас оденусь.

— Так кто же этот наш таинственный недоброжелатель? Лорд Грегориан?

— У лорда не хватит золота, чтобы заставить летунгов рисковать своими драгоценными жизнями. Я думаю, за эту засаду ты должен благодарить Джину. Кстати, ты ее видел? Как твоя дейма выглядит? Она красива?

Это был чисто женский вопрос, не имеющий отношения к делу. Сейчас, когда Ария наконец оделась и я обрел способность трезво рассуждать, я вновь вспомнил Джину и скалу «Прощаний»...

— Она выглядит, как дейм. В ней нет ничего человеческого.

Я бросил затравленный взгляд на поляну со следами ночной схватки. Сегодня или завтра, не летунги, так другие слуги Джины расправятся со мной. Но я не собирался жить вечно. Рано или поздно смерть настигает каждого, надо помнить об этом и постараться прожить отведенное тебе судьбой время так, чтобы было о чем вспомнить в свой последний миг.

Я вновь внимательно посмотрел и на свою спутницу. Рассвет уже полностью вступил в права, и огромные желтые глаза Арии то и дело подергивались тонкой пленкой. В ее человеческом облике я все время замечал характерные птичьи черты, и, наверно, именно они мешали мне по-настоящему оценить красоту этой женщины. Правда, я совершенно об этом забывал, когда видел ее обнаженной... Но и без этого в любом обществе ее тонкий разлет бровей, точеная фигура и совершенные черты лица производили бы неотразимое впечатление, не будь так заметна ее непохожесть на других людей: эти странные птичьи глаза с удлиненными зрачками, волосы, напоминающие снежное облако... Заметив, что я внимательно ее разглядываю, Ария усмехнулась.

— Ну и как, ты уже пришел к определенному выводу?

— О чем ты?

— Думаешь, я неспособна заметить оценивающий мужской взгляд?

— Разумеется, способна. Я слышал, что фрейлины лорда Грегориана проходят специальный курс обольщения. Это так?

— В общем, да — хотя ко мне это не имеет отношения. У меня другие задачи. Лорд ценит мою способность замечать массу интересных деталей во время его дипломатических приемов и пиров.

— Для чего вообще ты оказалась во дворце? Ведь это, наверняка, не безопасно.

— Кто-то должен помогать дяде. Спейс связан со многими людьми. Монастырь лишь небольшая часть его интересов. Он мечтает избавить страну от правления тирана.

Мы оставили позади место ночной схватки и шли уже больше часа, когда я заметил, что Ария с трудом выбирает дорогу. Только теперь я наконец догадался предложить ей остановиться на дневной привал. Видимо, гордость мешала ей признаться в собственной слабости. Идеальное ночное зрение девушки при свете солнца оборачивалось своей обратной стороной, и она попросту слепла.

Мы выбрали для лагеря открытое место на вершине невысокого холма. Здесь росло одинокое дерево с толстыми перекрученными ветвями, создававшими неплохое укрытие для Арии. Я расположился внизу, среди выбивавшихся на поверхность корней, расстелил плащ в густой мягкой траве и попытался заснуть. Но, несмотря на заверение Арии в том, что она услышит приближение любого врага, тревога не оставляла меня. Слишком свежи еще были впечатления ночной схватки.

Я попал в мир, которым управляли непривычные для меня законы, — жизнь человека стоила здесь слишком мало, и выживал лишь тот, кто мог постоять за себя.

Время текло медленно, надоедливые насекомые мешали уснуть, и, в конце концов, я, оставив эти безнадежные попытки, встал и спустился с холма к ручью, протекавшему у его подножия. Нужно было смыть с себя дорожную пыль. Воспользовавшись тем, что моя спутница уснула, я собрался раздеться. В ее присутствии я бы не смог на это решиться, хотя сама Ария, похоже, считала наготу вполне естественным состоянием.

Вода в лучах утреннего солнца казалась расплавленной драгоценностью. Она сверкала, переливаясь на небольших перекатах всеми цветами радуги. Из глубины леса ветер приносил незнакомый пряный аромат каких-то цветов. Жестокий мир планеты выглядел в это солнечное утро умиротворенным и вполне безопасным. Если бы он на самом деле был таким, каким казался! Но за обманчивым блеском чувствовалась скрытая угроза. И именно это ощущение заставило меня внимательно осмотреться, прежде чем начать умывание. На противоположном склоне оврага, по которому протекал ручей, что-то белело сквозь ветви кустарников, и это «что-то», как мне показалось, отличалось подозрительно правильной формой. Какой-то невысокий купол проступал сквозь растительность. Предмет был совершенно неподвижен, и чувство любопытства, в конце концов, подавило во мне врожденную осторожность. Через пару минут я уже был рядом с ним.

Огромное яйцо, не менее двух метров в поперечнике, лежало на поляне. Его скорлупа отливала на солнце перламутровым блеском. А размеры буквально подавляли. Я лихорадочно осмотрелся, пытаясь отыскать следы того, кому мог принадлежать этот зародыш будущей жизни.

Но вокруг не было ни следов птичьих лап, ни поврежденной растительности... Не было и никаких признаков гнезда. Яйцо одиноко и сиротливо лежало на солнцепеке. Трудно было даже представить размеры существа, которое могло снести подобную громадину.

Я осторожно прикоснулся к скорлупе ладонью — она казалась теплой и живой, моя ладонь ощутила какой-то стук, легкое сотрясение внутри огромного купола. Нужно было убираться отсюда, пока хозяин этого чудовищного яйца не заинтересовался моей персоной.

Я вновь поспешно спустился к ручью и пошел вниз по его течению, к месту, где находился брод. Позади послышался легкий треск, но я лишь ускорил шаги, стараясь поскорей оказаться как можно дальше от своей опасной находки. Умываться я раздумал. За моей спиной все время слышалась какая-то возня. Когда мне показалось, что я уже достаточно отдалился от опасного места, густые кусты на склоне оврага, по дну которого я пробирался, раздвинулись, и морда, которая могла привидеться разве что в кошмарном сне, уставилась на меня.

Треугольная зеленая пластина, не меньше метра в поперечнике, прикрывала широкий лоб. Ниже ее, на коротких стебельках, поворачивались в разные стороны два весьма подвижных глаза. Зрачков не было, и оттого глаза казались слепыми. Лишь позже я рассмотрел их фасеточное строение и понял, что, скорее всего, они принадлежат какому-то огромному насекомому. Я замер, чувствуя себя совершенно беспомощным. Оружие и большая часть одежды остались под деревом, на ветвях которого безмятежно спала Ария.

Малейшее движение могло стать для меня последним. Меня отделяло от чудовищной зеленой морды не более пяти метров, и в зарослях угадывалось тело монстра, пока что невидимое. Однако по тому, как тряслись верхушки ближайших деревьев, я мог судить о его размерах и мощи.

В мозгу лихорадочно проносились все сведения, которые я знал о насекомых. Их фасеточные глаза способны замечать лишь движущиеся предметы. До тех пор, пока я стою неподвижно, — я для него невидим. Но долго ли я смогу сохранять нелепую позу, в которой застыл в тот момент, когда увидел морду? Ноги уже затекли, и холодный пот слепил глаза.

Мой противник тоже стоял неподвижно, вращались только глаза, однако он находился в гораздо более выгодном положении. Скорее всего неподвижная поза была ему свойственна изначально. Затаившись в засаде, он высматривал себе жертву и, наверно, мог часами сохранять полную неподвижность перед завершающим стремительным броском.

Верхушки деревьев вокруг монстра больше не двигались, и это мне совсем не нравилось. Нужно было что-то предпринимать, пока я не выдал себя непроизвольным движением. Мышцы затекли, и я чувствовал, что сил оставалось совсем немного. За спиной у меня находился довольно крутой склон, и влажная глина его поверхности казалась не подходящей для стремительного бегства.

Я понял, что окончательно проиграл этот неравный поединок в неподвижности, выпрямился во весь рост и, скрестив руки на груди, уставился на монстра.

Его глаза, заметив движение, мгновенно повернулись и теперь неотрывно следили за мной.

— Ну, давай. Чего ты ждешь? — спросил я, смирившись с судьбой и понимая, что выхода из ловушки, в которую я попал, не было.

Морда как-то странно, почти жалобно заверещала, словно извинялась за что-то. Затем гигантское насекомое медленно двинулось ко мне. Сначала из зарослей показалась одна суставчатая лапа, затем другая, обе были покрыты острыми пластинами хитина с шипами и напоминали лапы земного богомола, увеличенные в размерах до нескольких метров.

«Вот так нелепо это все и закончится», — мелькнула последняя мысль, перед тем как существо одним гигантским прыжком оказалось рядом со мной.

ГЛАВА 18

Чудовище больше не торопилось и двигалось медленно и плавно, словно во сне. Скованный смертельным ужасом, я замер, вытянувшись, сожалея лишь о том, что не сумел сдержаться и за секунду до этого проиграл состязание в неподвижности.

Я понимал, что бежать бесполезно — это существо было слишком стремительным, когда в этом возникала необходимость, и могло бы догнать меня одним прыжком. Но даже если бы я этого не знал, я бы все равно не мог сдвинуться с места. Мышцы словно заледенели, и в голове не было ни единой мысли — какая-то звенящая пустота, внутри которой мои глаза автоматически отмечали мелкие детали происходящего.

Вот треугольная голова, более широкая, чем моя грудь, придвинулась вплотную и коснулась моей обнаженной кожи... Кажется, я успел расстегнуть рубашку перед умыванием, и теперь даже этой иллюзорной преграды между нами не существовало.

Хитиновая пластина на голове чудовищного насекомого показалась мне странно теплой. Треугольник лобового щитка заканчивался четырьмя скрещенными жвалами, или, возможно, челюстями, пока еще плотно сомкнутыми в единое целое.

Нетрудно было представить, во что они превратятся, когда раздвинутся сразу во все четыре стороны... Но мне казалось, что главную опасность представляли вовсе не жвала, а передние, приподнятые над землей ноги, которые теперь раскачивались высоко над моей головой. Именно от них я не мог отвести глаз — от этих гигантских зеленых пил, каждая из которых по толщине не уступала стволу векового дерева. В них чувствовалась несокрушимая мощь, и я подумал, что, если лапы сомкнутся на моей груди, все кончится очень быстро...

Однако чудовищный монстр почему-то не спешил покончить со своей беспомощной, парализованной ужасом жертвой. Он словно исполнял надо мной некий ритуальный, медленный и ритмичный танец. Вновь послышался звук, непохожий на голос живого существа, печальный и словно просящий о чем-то...

Краем глаза я заметил на спине монстра посторонний предмет, лоскут или осколок с неровными краями, выделявшийся своим белым перламутровым цветом... Где-то совсем недавно я видел этот цвет...

Но лишь после того, как я узнал в странном предмете, застрявшем на спине монстра, обломок скорлупы гигантского яйца, увиденного мною на склоне ручья, ко мне понемногу стало возвращаться мужество. Хотя оснований для этого было совсем немного. Стоявшее надо мной существо скорее всего было «птенцом» или, вернее, только что вылупившимся детенышем какого-то гигантского насекомого. Хотя и в этом я был не совсем уверен, поскольку никогда не слышал о теплокровных насекомых. Но его чувство голода вряд ли стало меньше от «теплокровности», с его точки зрения, я, наверно, представлял собой вполне подходящий объект для завтрака. Меня даже ловить не нужно было.

Но ничего не происходило, и постепенно я вновь обрел способность двигаться. Медленно, сантиметр за сантиметром, я стал отодвигаться в сторону от упиравшейся в мою грудь зеленой головы, жесткой, шершавой и к тому же горячей.

«Оно» издало недовольное ворчание и повернуло голову вслед за мной, однако с места не сдвинулось, хотя прямой контакт между нами был теперь нарушен.

— Послушай, что тебе, наконец, нужно? — спросил я нежным и слегка ворчливым тоном, каким обычно разговаривают с неразумными щенками. — Если ты собираешься завтракать, то давно следовало начать. Если же нет, то почему бы тебе не оставить меня в покое?

— Румма, — сказало «оно» и вновь приблизило ко мне свою отвратительную голову.

— Ладно. Если ты надумаешь завтракать, я по-прежнему к твоим услугам, если же нет, то извини. Мне пора.

Решительно повернувшись, я пошел к дереву, на ветвях которого спала Ария, но, услышав за собой шаги, от которых вздрагивали верхушки ближайших деревьев, был вынужден остановиться и вновь обернуться. «Оно» следовало за мной, как привязанное, и, видимо, не собиралось менять этой отвратительной привычки.

— Что тебе от меня нужно?! — с отчаянием произнес я, обращаясь к неподвижной зеленой морде.

— Румма! — ответило «оно», продолжая стоять неподвижно. Но едва я сделал шаг по направлению к дереву, насекомое вновь двинулось следом за мной, выдерживая, впрочем, дистанцию в несколько метров. Решив, что для Арии, укрытой на верхушке дерева, это существо не может представлять опасности, я продолжил путь, но едва выбрался на поляну, где мы расположились на дневку, как вновь был вынужден остановиться.

— Румма! — в который раз повторило «оно», осторожно подталкивая меня под локоть и недвусмысленно указывая одной из своих многочисленных лап на вершину дерева, где скрывалась от солнечных лучей моя спутница.

Этот жест поразил меня больше всего остального, потому что явно свидетельствовал о каких-то зачатках разума в этой треугольной, ничего не выражающей и закрытой непроницаемым хитиновым панцирем голове.

— Я знаю «румму». Это хорошая «румма». Не вздумай ее беспокоить. — Решив закрепить наше дружеское знакомство чем-то более весомым, чем ничего не значившие для существа слова, я направился к рюкзаку и достал из своих пищевых запасов кусок солонины. Подумав, я добавил к нему еще и связку сушеных фруктов, поскольку не имел ни малейшего представления о вкусах своего преследователя. И уже не испытывая ни малейшего страха перед этой громадиной, направился к ней с угощением в руках.

С отвращением отвергнув мясо, «оно» осторожно взяло из моих рук своими остроконечными жвалами связку сухих фруктов и задумчиво схрумкало их, чем окончательно опровергло мои гнусные предположения о корыстном гастрономическом интересе к моей особе с его стороны.

Окончательно успокоившись, я развалился под деревом, решив вздремнуть до заката и надеясь, что, проснувшись, не увижу больше это странное существо.

Разбудил меня крик Арии, раздавшийся с вершины дерева:

— Игорь! Там, там, на поляне, ты видишь?!

— Ну, вижу. Это мой новый знакомый. Он недавно вылупился из яйца и, кажется, питается фруктами. Можешь не обращать на него внимания.

— Питается фруктами?! Да ты хоть знаешь, что это самый свирепый хищник на нашей планете? Это же молдром. Считалось, что они давно исчезли, вымерли, от них остались только страшные легенды! Откуда он взялся?

— Я же тебе сказал, — он вылупился из яйца. Представляю, каких размеров должна была быть курица, которая его снесла.

— Молдромы почти триста лет живут в виде гусеницы, в этот период они питаются растениями, но затем они окукливаются и превращаются в страшного хищника. Ты скорее всего видел куколку.

— Не знаю, что это было. Внешне оно напоминало огромное шелковистое яйцо.

— Ты прикасался к нему руками?

— Это имеет какое-то значение?

— Еще какое!

— Может, и прикасался. Когда проходишь мимо такого яйца, невольно думаешь, какая из него получилась бы яичница. Возможно, я его погладил или постучал по нему, чтобы проверить, есть ли кто дома.

— Этого было достаточно.

— Достаточно для чего?

— Для того чтобы родившийся молдром зафиксировал твой запах. Вылупившись из кокона, он нашел тебя, и теперь будет с тобой неразлучен до самой смерти.

— Надеюсь, ты шутишь?

— Хотелось бы... Только мне не до шуток. Ты не умеешь им управлять, и до тех пор, пока ты этому не научишься, он будет представлять огромную опасность для окружающих. Я не знаю, согласятся ли монахи принять тебя вместе с этим монстром.

— А им можно управлять?

— Если верить легендам, в древности, в армии короля Абиносура, кавалерия состояла из молдромов. В бою им никто не мог противостоять.

Если Ария права, защита молдрома могла бы мне пригодиться на Шаранкаре с его бесчисленными опасностями и ведущими за мной охоту слугами деймов. Инстинктивно я чувствовал, что мне не следует опасаться этого существа, от него не исходило никакой угрозы, скорее, наоборот, я чувствовал странное умиротворение, когда смотрел на его неподвижно застывший посреди поляны силуэт. Это чувство было сродни тому, которое возникает, когда гладишь сытого кота, вопрос лишь в том, как долго этот кот останется сытым...

— Может, наконец, ты соизволишь подать мне мою одежду? — донесся с дерева вопрос Арии, и лишь теперь я обратил внимание на то, что все ее вещи по-прежнему лежали под деревом. Обычно, еще до превращения, она просила меня отнести одежду в укромное место, но на этот раз все произошло слишком неожиданно, и присутствие молдрома помешало ей одеться.

Признаюсь, я выполнил эту просьбу не без тайного удовольствия. Увидеть лишний раз ее идеальную фигуру было приятно, — особенно сейчас, когда закат только начался, света еще было достаточно, а на девушке не было ни клочка материи.

— Может, ты уже слезешь с этого дерева и займешься своим молдромом?

С некоторым разочарованием мне пришлось выполнить ее просьбу. Молдром приветствовал меня своим традиционным «румма» и приветливо помахал усом. Он щипал на поляне сочную траву и аппетитно ею хрустел. Полным вегетарианцем он, безусловно, не был, но в ближайшее время голод ему, похоже, не грозил.

С каждым часом я все лучше понимал его настроение. Иногда мне даже казалось, что я улавливаю простейшие мысли этого странного существа. Очевидно, телепатия была ему свойственна изначально. По крайней мере, сейчас я уловил что-то вроде того, что: «трава вкусная, а солнце уже зашло, и хочется спать».

— Нам пора двигаться. Ты сама-то собираешься спускаться с дерева? — спросил я Арию.

— И не подумаю, пока твой монстр не уйдет с поляны.

Я попытался передать молдрому команду отойти подальше, но из этого ничего не получилось. Он лишь уставился на меня одним глазом и начал складывать свои суставчатые лапы одну за другой, поудобней устраивая свое огромное тело в лежачее положение. Если он не собирается идти за нами ночью — его дело. В конце концов, это избавит меня от многих проблем.

Ария спустилась с дерева лишь после того, как молдром превратился в неподвижную, едва различимую в полумраке гору. Подобрав свое оружие, она обошла молдрома стороной и остановилась на опушке, поджидая меня.

«Что ж, дружище, прощай. Жаль, что наше знакомство было таким коротким. Ты, пожалуй, немного великоват для меня».

Не знаю, уловил ли он мою мысль. Во всяком случае, он остался неподвижен и после того, как я догнал Арию, и мы оба скрылись в ночном лесу.

Этот переход оказался самым коротким. Мы вышли слишком поздно и потеряли много времени из-за молдрома. Ария то и дело останавливалась и совершала дальние облеты местности, опасаясь засады. Но я считал, что дополнительная потеря времени гораздо опасней несуществующих засад. С каждой минутой вероятность того, что нас нагонят всадники лорда, становилась все более реальной.

К утру лес кончился, и мы вышли на открытую песчаную равнину предгорий. Рассвет своими мрачными кровавыми красками охватил полнеба за лесом, словно предупреждая о том, что настоящая опасность кроется за нашей спиной.

— Почему твой лорд хочет уничтожить меня? Что я ему сделал?

— Лорд всего лишь выполняет приказ своей хозяйки. Монастырь для его армии недоступен. Он расположен в труднопроходимой горной местности, хорошо укреплен, кроме того, орден, его основавший, весьма воинственен и умеет постоять за себя. Несколько раз войско Грегориана пыталось захватить монастырь, они устраивали многомесячные засады на всех горных тропах и неоднократно приступали к штурму, но каждый раз вынуждены были ретироваться.

Уже сам факт существования на его территории независимой вотчины не дает Грегориану покоя, а тут еще ты. Если ты сумеешь попасть в монастырь, силы враждебного лорду ордена значительно окрепнут.

— Что может значить в этой борьбе один человек?

— Достаточно много, если он знает секрет энергана. У монахов есть связи с внешним миром. Грегориану сообщили, что тебе известны координаты Багровой планеты. Деймы опасаются преждевременного раскрытия своих планов. Одного этого достаточно, чтобы стремиться тебя уничтожить. И уж, во всяком случае, они сделают все от них зависящее, чтобы секрет энергана не стал достоянием ордена.

Становится слишком светло. Я слепну, и нам пора останавливаться на дневной привал.

— Остановка на открытой местности — довольно опасна. Может быть, тебе лучше вернуться в лес и там переждать день? Ночью ты меня догонишь.

— Спейс просил меня не оставлять тебя одного. Поверь, он знает, что делает. Если ты случайно встретишь патруль монастыря, тебя примут за врага. Только я могу это предотвратить.

— Но если Грегориан послал за нами погоню, эта потеря времени позволит им догнать нас. Они сразу же нас обнаружат. Здесь негде укрыться.

Неожиданно наш спор потерял всякий смысл. С двух сторон, огибая лес, показались всадники.

В двух отрядах их было не меньше сорока человек, и почти сразу стало ясно, что вернуться в лес мы уже не успеем. Они хорошо рассчитали время своей атаки и, растянувшись в цепочку, отрезали нам отступление.

Оставалось двигаться вперед, к видневшимся впереди горным вершинам, но я понимал, что самое большее через полчаса всадники нас настигнут. Ария двигалась с трудом, спотыкаясь на каждом шагу, я понял, что неравной схватки не избежать и никакой надежды у нас не осталось.

Я остановился, достал меч из заплечных ножен и повернулся лицом к приближавшимся всадникам, решив для себя, что в плен они меня не возьмут. Слишком свежи еще были воспоминания о днях рабства на Багровой планете.

— Еще не поздно, — обратился я к Арии. — Совсем необязательно погибать здесь обоим. Ты еще успеешь превратиться в птицу и улететь. С такого расстояния они ничего не поймут и не станут тебя преследовать. Им нужен только я.

— Я не могу летать днем. И не оставлю тебя. Если я останусь с тобой, им придется дорого заплатить за наши жизни. Не отвлекайся, лучше вспомни, чему учил тебя дядя. Сосредоточься — вызови свою силу, она нам сейчас пригодится...

Я знал, что Ария могла оставить меня одного. Ей достаточно было отлететь на несколько десятков метров в сторону, чтобы затеряться в песчаных холмах, поросших колючими кустами. Но она не сделала этого. Самоотверженность и благородство этой женщины тронули меня настолько, что я дал себе слово, если случится чудо и мы останемся живы, я никогда этого не забуду.

В минуту смертельной опасности, когда выхода нет и гибель кажется неизбежной, человек ищет точку опоры, любую точку. Если ему удается ее найти — его силы увеличиваются многократно. И мне показалось, что я нашел ее в этой женщине-птице.

— А знаешь, — неожиданно сказала она, — мне жаль, что наше знакомство оказалось таким коротким.

К сожалению, у меня в этот момент не было возможности по достоинству оценить ее слова. Воинство лорда Грегориана приблизилось настолько, что уже можно было различить комья земли, летящие из-под лап звероподобных животных, заменявших им лошадей.

Высоко над всадниками кружилось несколько больших птиц. Возможно, это были летунги, выполнявшие роль разведчиков у наших врагов.

Всадники держали в руках короткие пики с длинным обоюдоострым лезвием, заменявшие им мечи. При кавалерийской атаке такое оружие оказывалось более действенным, и я подумал, что очень скоро эти лезвия найдут свою цель... Но сейчас не время было предаваться подобным размышлениям. Если воин проиграет схватку в своем сознании, он проиграет ее и в действительности. Этому учил меня Спейс... Отбросив все посторонние мысли, я попытался сосредоточиться, стараясь вызвать из глубин подсознания знакомый прилив тепла, предшествовавший многократному ускорению моей реакции. Обычно такое состояние длилось недолго, минуту, самое большее две, но за эти две минуты я успею сделать многое... Жаль, что я так и не научился вызывать это ускорение всех реакций в любой момент по собственному желанию. Мое подсознание не хотело подчиняться насилию над собой, и ускоренная реакция не появлялась. Что-то меня все время отвлекало, мешая полностью сосредоточиться. Какой-то посторонний звук, похожий на стрекот вертолетного мотора.

«Здесь не бывает вертолетов, — пытался я образумить себя. — Здесь есть только эти всадники и их короткие пики, которые через несколько мгновений превратят твое тело в кровавое месиво, если ты немедленно не возьмешь себя в руки...» Все было бесполезно. Всадников отделяло от нас уже несколько метров, и они окружили нас со всех сторон. По воплям, которые они издавали, по выражению их лиц я понял, что эти вояки не собираются брать пленных. На этот раз лорд Грегориан решил избавиться от нас навсегда...

И в этот момент что-то изменилось. Темные силуэты летунгов, бесшумно носившиеся над нашими головами, вдруг неожиданно, все разом, метнулись в сторону, а всадники натянули поводья так резко, что морды животных запрокинулись за спину, и их передние лапы прочертили в мягкой почве длинные борозды.

Огромная тень, похожая на тень облака, накрыла место предстоящего сражения, а стрекот, похожий на звук вертолетного мотора, перешел в рев и свист. Запрокинув голову, я увидел, что сверху на всадников, широко распластав прозрачные стрекозиные крылья, падает огромная туша, угрожающе расправившая мощные пилы своих передних лап. Затем началось нечто невообразимое: очутившись на земле и подмяв под себя весь первый ряд нападавших, молдром пронесся сквозь их ряды, как хорошо отлаженная боевая машина.

Это была настоящая мясорубка — вторая пара передних лап молдрома, заканчивавшихся мощными клешнями, подбрасывала всадников в воздух вместе с их лошадьми, а острые, расправленные в стороны надкрылки разрубали человеческие тела, словно куски масла. Молдром несся по кругу, отсекая нападавших, и когда он замкнул свой смертоносный путь, лишь несколько всадников из тех, что вовремя успели обратиться в бегство, неслись к лесу и вскоре скрылись из глаз.

Молдром не стал их преследовать. Сложив свои надкрылки, он приблизился к нам и что-то тихо прострекотал. Образы-слова, проломив преграду непонимания, хлынули в мое сознание:

«Я спал. Тебя не было. Я искал. Долго искал. Враги хотели напасть. Причинить вред. Я всегда защищать. Должен быть рядом».

— Ты понимаешь, что он говорит? — спросила Ария, с изумлением наблюдавшая за этим монологом.

— Кажется, да.

— Я слышала, что древние умели разговаривать с молдромами, но это искусство было навсегда утрачено. Если ты его понимаешь, ты сможешь его приручить, и тогда на этой планете никто не сможет противостоять тебе.

ГЛАВА 19

Последующие наши переходы прошли без всяких происшествий под надежной охраной молдрома. К вечеру четвертого дня на вершине ближайшей горной гряды мы увидели здание монастыря, словно вырезанное из ажурной бронзы на темном фоне вечернего неба.

— Тебе лучше оставить своего зверя здесь. Монахи могут не принять такого гостя. Я даже сомневаюсь, сможет ли твой друг поместиться в монастырском дворе. Лучше уговори его не появляться вблизи монастыря, хотя бы первое время. Лет двести назад монахи этого ордена считали молдромов нечистой силой. Они были для них чем-то вроде драконов. Некоторые смелые рыцари, с благословения ордена, отправлялись на охоту за ними, но почти никто не возвращался обратно.

— Не уверен, что это у меня получится. Малыш не желает отходить от меня, и уговоры могут на него не подействовать.

— Для тебя очень важно произвести на монахов хорошее впечатление. В древности им был известен секрет дороги деймов. Возможно, они сохранили его до сих пор. В подвалах монастыря есть библиотека из старинных свитков, но посторонним туда вход запрещен. Ты уж постарайся договориться со своим зверем. Мне кажется, с каждым днем молдром понимает тебя все лучше. Попробуй сохранить вашу телепатическую связь на расстоянии. Если тебе это удастся, он не будет чувствовать себя покинутым.

— Мне давно не хватало такого подопечного. Посмотри на его жвала, на них до сих пор не обсохла кровь...

Молдром повернул в мою сторону один глаз и что-то обиженно проворчал.

Ладно, перебьешься — он, видите ли, недоволен.

Вовсе не обязательно было крошить всех подряд. Они бы разбежались от одного твоего вида.

Закончив свои наставления, я направился к молдрому и, достав из заплечного мешка нечто вроде самодельной щетки, приступил к операции, доставлявшей моему монстру особое удовольствие. Она состояла из чистки подкрылков от гнездившихся там паразитов и последующего мытья. Завершающую часть операции молдром не любил. Он громко ревел и щелкал своими клешнями, однако терпеливо сносил все до конца.

Вскоре над горной грядой погасли последние краски заката, и молдром отправился искать себе подходящее лежбище для ночлега. После долгих раздумий я решил оставить своего устрашающего друга, пока он спит, и попытаться связаться с ним утром. Обычно после нашего ночного перехода проходило часа два, прежде чем молдром нагонял нас, и я надеялся, что этого времени будет достаточно, чтобы предотвратить его появление в монастырском дворе. Если это мне не удастся — он найдет меня и в монастыре. С этим я ничего не мог поделать. И, положившись на судьбу, решил оставить все как есть. Если монахи меня не примут, с молдромом я обойдусь и без их защиты. Только надежда узнать что-то новое о дороге деймов заставила меня на время покинуть моего странного друга.

За ночь мы проделали последний переход и к утру были уже у ворот монастыря.

Ария, чтобы не раздражать монахов, заранее приняла облик женщины. Хотя они не раз видели ее и в обличье птицы, это постоянно вызывало у них неудовольствие. Сейчас же нам обоим хотелось произвести наиболее благоприятное впечатление. Слава богу, молдром еще не проснулся, я всегда знал, когда он просыпается, потому что начинал улавливать обрывки его простых мыслей и желаний. Это означало, что на переговоры с монахами в запасе у меня было часа два свободного от него времени.

Колокольчик, за высокой каменной стеной монастыря, зазвонил хрипло и надтреснуто, мне показалось, что его шелестящий звук неспособенразбудить даже мышь, однако вскоре у ворот раздались шаги, звон оружия, открылся глазок над калиткой, а затем и она сама.

Стража у ворот, хорошо вооруженная, в стальных панцирях, блестевших из-под монашеских накидок, на меня не обратила ни малейшего внимания, что, однако, не относилось к Арии.

Вначале я решил, что службу охраны несут какие-то наемники, но позже узнал, что члены этого ордена сами способны постоять за себя и не допускают в свои ряды посторонних.

Наконец появился вызванный посыльным старший брат. Это был высокий и худой старик, однако и на нем под монашеской накидкой я разглядел кольчугу из мелких стальных колец.

Вряд ли в этой обители господа течет спокойная, отрешенная от мирских забот жизнь, если все они с утра облачаются в боевые доспехи.

Старший брат, в отличие от стражников, не обратил на Арию ни малейшего внимания, зато на меня уставился так, словно узрел привидение. Наконец, сообразив, должно быть, что представителю ордена не пристало подобным образом встречать гостей, он пробормотал что-то вроде приветствия.

— Мы были извещены о вашем приходе... Однако, предсказано было, что сей чужестранец сопровождаем будет смертоносным зверем, лик которого ужасен, а ярость безмерна... — Старший брат говорил на смеси современного языка со старинным и все время бросал тревожные взгляды по сторонам, словно искал там притаившегося зверя.

— Зверь сейчас спит, и мы сочли за благо не беспокоить ваших братьев его появлением, — пояснила Ария.

— Это разумное решение. Весьма разумное. Однако я хотел бы убедиться и, так сказать, лицезреть сего зверя. На безопасном расстоянии, если возможно.

Меня эта просьба обрадовала, поскольку позволяла не вступать в бесплодные пререкания с молдромом, который наверняка откажется оставаться в одиночестве.

— Моего зверя вы обязательно увидите. Часа через два он сюда явится, не сомневайтесь.

— Ну, что же. Порядок тебе известен, — обратился старший брат к Арии, перейдя со своего витиеватого монашеского жаргона на нормальную человеческую речь. — Допустить тебя внутрь ограды я не могу. Сейчас принесут хлеб и воду, ты сможешь подкрепиться перед обратной дорогой. Твоего спутника мы оставим в монастыре, как о том просил Спейс. Разумеется, если он пройдет испытание.

— Ни о каком испытании речи не было! — попытался я возразить. — Дорога у нас была нелегкой. Вы должны позаботиться об этой женщине! Она ведь не нищенка, чтобы отделываться от нее куском хлеба!

— Молодой человек! Вы позволяете себе слишком много для гостя. Наши порядки неизменны.

— В таком случае я останусь с ней.

— Это ваше право.

— Не беспокойся обо мне, — решительно вступила в разговор Ария. — Я проделывала дорогу до монастыря много раз. Не забывай, что, в случае необходимости, я могу довольствоваться малым, а лес — моя родная стихия. Мы скоро увидимся. Как только Спейс пошлет меня к настоятелю с очередным поручением, я дам тебе знать. Если ты останешься со мной, ты испортишь все и не сможешь воспользоваться помощью монахов.

В конце концов мне пришлось согласиться с ее доводами. Я смотрел ей вслед до тех пор, пока ее фигурка не исчезла в лесу. И старший брат, не возражая, терпеливо ждал, пока я последую за ним.

Внутренний вид монастырских зданий производил впечатление глубокой старины. Казалось, тысячелетия пронеслись мимо этих стен, оставив на них глубокие следы и шрамы от многочисленных осад.

Поросшие мхом тяжелые глыбы, слагавшие крепостной вал, окружающий монастырь, высотой каждая не меньше трех метров, должны были весить десятки тонн, — и я сильно сомневался в том, что даже корабельная лебедка «Алькара» смогла бы справиться с подобным грузом.

Встречавшиеся нам во дворе монахи торопливо уступали дорогу старшему брату и замирали неподвижно, с опущенными головами, пока он проходил мимо, не удостоив их даже взглядом. Чувствовалось, что дисциплина здесь поддерживалась на должном уровне.

Пройдя мощенную плитами площадь перед центральным зданием, мы оказались внутри вестибюля. Я собирался увидеть скромную обитель отшельников и был буквально ошарашен внутренним убранством здания.

Дорогие, тончайшие вазы, мраморные лестницы, устланные коврами ручной работы, гобелены и оружие, развешанное повсюду, производили неизгладимое впечатление. Заметив мое удивление, старший брат усмехнулся.

— Это все военные трофеи. Устав нашего ордена позволяет использовать добытое в бою на благо общины.

Неплохой устав они для себя придумали. Впрочем, эта история повторялась почти в каждой монашеской обители, вставшей на военную тропу. В конце концов, всегда находился человек, решившийся изменить строгие правила на пользу братьям.

Миновав длинную галерею, мы оказались перед дверью, у которой стояли двое стражей в полном вооружении. Их присутствие мне не понравилось. Кого так боятся монахи, если вынуждены устанавливать посты охраны даже внутри монастыря? Все это еще предстояло выяснить, как, впрочем, и многое другое. Внутреннее убранство кельи, охраняемой стражами, резко контрастировало с общественными залами. Узкая жесткая койка, коврик для медитаций, стол и глиняный кувшин — все это больше напоминало камеру узника. Вряд ли подобная келья могла принадлежать самому старшему брату, и вскоре я убедился в том, что моя догадка верна.

— Здесь вы будете жить.

— А охрана зачем?

— Вы не являетесь членом общины. Много раз к нам пытались проникнуть шпионы лорда. Есть и другие люди, заинтересованные в том, чтобы добраться до наших секретов. До тех пор, пока вы не пройдете испытание, вам придется мириться со стражей, которая будет сопровождать вас повсюду. Кстати, это необходимо и для вашей собственной безопасности.

— Вот как, и кого же я должен опасаться?

— Этому зданию тысячи лет. В его стенах живут существа, о которых вы наверняка даже не слышали. Вы знаете, кто такие спирулеты?

— Впервые слышу.

— Вот видите! Если им встречается человек, незнакомый с приемами магической защиты, они начинают вертеться вокруг него до тех пор, пока разум несчастного не покинет его бренное тело. Здесь есть комнаты, в которые можно войти, но из которых невозможно потом выйти. Уверяю вас, все наши правила весьма разумны и направлены на благо.

— А в чем будет состоять испытание, о котором я все время слышу?

— Ничего особенного. Вы можете считать, что оно уже началось. Мы должны знать, с кем имеем дело, и тот ли вы человек, которого мы ждали. Давайте присядем, и вы расскажете мне всю свою историю. С самого начала. Кто вы такой? Каким образом появились здесь? Почему за вами охотятся люди Грегориана? В общем, рассказывайте все по порядку и помните — я сумею распознать любую ложь. И не торопитесь. Времени у нас сколько угодно.

Конечно. Все очень мило. Однако мне совсем не нравились стража за дверью и прием, который мне оказали. Поэтому я начал не совсем с того, чего ожидал от меня старший брат.

— Прежде чем я начну свой в общем-то непростой рассказ... Кстати, как я должен вас называть?

— Зовите меня, как все остальные, старшим братом.

— Означает ли это, что, кроме вас, существует еще какой-нибудь, более старший брат?

— У нас довольно сложная иерархия, со временем вы с ней познакомитесь.

— Отлично, старший брат! Так вот, прежде чем я начну свой рассказ, я хочу кое-что уточнить. Спейс говорил мне, что я буду обучаться в вашем монастыре, но он ни словечка не обронил о том, что я буду здесь пленником.

— С чего вы взяли, что вы пленник? Вы можете в любую минуту покинуть и эту келью, и сам монастырь. Охрана лишь оберегает вас от необдуманных поступков внутри здания и заботится о вашей безопасности до тех пор, пока вы остаетесь в монастыре.

— Прекрасно. Раз мы уточнили этот вопрос, я, пожалуй, начну.

И я начал. Я выдал ему все, не заботясь о том, поймет ли он мой рассказ и поверит ли в него. Мне было все равно, потому что мне уже начали надоедать странные порядки этого заведения. И единственное, что меня заставляло сидеть перед хмурым старцем и нести, с его точки зрения, невероятную чушь, так это желание хоть что-то узнать о дороге деймов, занесшей меня на эту планету.

Я рассказал о своем знакомстве с Джиной, об энергане, рабстве на каменоломнях и, наконец, о своей казни.

До этого места старший брат, несмотря на недоверчивую мину на лице, слушал меня очень внимательно, ни разу не прервав мой рассказ, и только когда я дошел до описания процедуры самой казни, он остановил меня совершенно неожиданным вопросом:

— Какого цвета была плита, на которую вас сбросили?

— Какого цвета?.. Вы, надеюсь, шутите? Если бы вас сбросили со скалы в пропасть, вы сумели бы определить цвет камня, о который разбились?

— Но вы не разбились. Поэтому напрягите свою память и постарайтесь вспомнить, — это очень важно!

— Она была черная! Черная, как ночь!

— И в глубине ее вспыхивали маленькие голубые огоньки. Так?

— Вы-то откуда это знаете?

Не ответив, он поднялся и направился к двери. Уже у самого порога старший брат повернулся ко мне и сказал, окинув меня на прощание еще одним взглядом, значение которого я так и не сумел разгадать:

— Будем считать, что официальную часть испытания вы выдержали и можете приступать к обучению. — Он произнес это с явной неохотой, было видно, что мое появление здесь, да и я сам не доставляют ему особой радости.

— Официальную? А что, существует еще и неофициальная?

— Существует. Когда придет срок, вы об этом узнаете.

Оставшись наконец один, я почувствовал, насколько вымотал меня этот поход и утомительная беседа со старшим братом. Несмотря на сильный голод, не дождавшись приглашения к утренней трапезе, о которой упомянул старец, я добрался до своей койки и рухнул на нее, не раздеваясь.

Мне снились кошмары. Летающие монстры с перепончатыми крыльями умыкали Арию, и я преследовал их верхом на молдроме. Ледяной черный ветер, бивший мне в лицо, становился все сильнее и, в конце концов, выбив меня из седла, сбросил в черную пропасть, на дне которой вспыхивали и гасли бесчисленные голубые огни...

Я летел среди них и думал о том, что ничем не сумел помочь девушке, которой был обязан жизнью... В замке на скале летунгов ее ожидала страшная судьба. Я ничего не знал об этой девушке, она существовала лишь в глубинах памяти, недоступной в обычном состоянии. И она совсем не походила на Арию, с которой начался этот сон... Я хотел вернуться, остановить неумолимое падение, но оно становилось лишь все стремительней, и огни постепенно превращались в полосы света, проносившиеся мимо меня. Ни один мир не желал меня принимать, и я несся все дальше, в холодную пустоту, у которой не было конца.

Проснулся я от яростного колокольного звона. Колокол на монастырской звоннице надрывался так, словно начался пожар. И этот истерический звон уж точно не был приглашением к трапезе.

Сейчас мне пригодилось то, что я валялся на койке, не раздевшись. Я вскочил с кровати и бросился к двери.

Двое стражей по-прежнему стояли снаружи, хотя было видно, что на месте их удерживает лишь чувство долга. Они не остановили меня и с радостью двинулись следом за мной к выходу.

— Что случилось? — спросил я на бегу.

— Дракон! Прилетел дракон! Мы не видели их сотни лет, но этот колокол звонит, только когда прилетает дракон!

Разумеется, это был не дракон. Явление молдрома, разыскавшего утром своего хозяина, вызвало весь этот переполох. Он сидел посреди монастырского двора, изогнувшись в боевой позе, и, выставив вперед свои страшные пилы, угрожающе стрекотал.

Монахи, метавшиеся по наружной стене, обстреливали его из арбалетов, но стрелы, не причиняя молдрому ни малейшего вреда, отскакивали от его брони. До поры до времени. Рано или поздно одна из этих стрел могла попасть в глаз моему страшному другу или в мягкое сочленение между сегментами его туловища. И тогда весь двор превратится в кровавое побоище.

— Немедленно прекратите! — крикнул я стражникам на стене, бросаясь к молдрому. — Прекратите, или он сожрет вас!

Не знаю, услышали ли они меня. Я бежал к молдрому сквозь смертоносный дождь, ежесекундно рискуя получить арбалетную стрелу в свою, ничем не защищенную грудь. Увидев, какой опасности подвергается его хозяин, молдром издал вибрирующий свист, которого я никогда раньше у него не слышал. Звук все время усиливался, переходил в тонкий неслышимый свист и, похоже, имел строго направленное воздействие, поскольку я не ощущал ничего, кроме боли в ушах, а дождь стрел немедленно прекратился.

Стрелки побросали свое оружие, схватились за голову и начали бессмысленно метаться по стене. Только высокая внешняя ограда с бойницами предохраняла их от падения вниз.

Наконец во дворе появился старший брат и отдал какую-то команду, вряд ли относившуюся к молдрому, — однако тот немедленно прекратил свистеть. Стрелять, впрочем, тоже больше никто не пытался.

ГЛАВА 20

Появление молдрома, а главное, чудесное от него избавление по моей команде, произвело на членов ордена неизгладимое впечатление. Сразу же вслед за этим меня пожелал увидеть самый старший брат, что, на обычном языке, видимо, означало что-то вроде отца настоятеля. Стало ясно, что в день нашего прибытия со мной беседовало не самое высокое начальство. Монастырь, с его ханжескими порядками, скрытой от посторонних взглядов роскошью и постоянной слежкой друг за другом, произвел на меня двойственное впечатление. С одной стороны, перечисленные факты не вызывали во мне должного уважения к этому заведению, с другой стороны, обрывки услышанных разговоров и короткие случайные беседы с монахами позволяли сделать вывод о глубоких научных знаниях членов ордена и их достойном уважения мужестве, позволявшем монастырю столько лет противостоять тирании лорда Грегориана.

Я судил слишком поспешно, и мои знания о монастыре, скрывавшем в своих глубинах немало тайн, оставались слишком поверхностными.

Апартаменты отца настоятеля располагались в восточной башне, на ее верхнем этаже, и напоминали современный пентхауз, обнесенный широким балконом.

Здесь я увидел множество неизвестных мне растений. Их корни лежали открыто на каменном полу балюстрады и, очевидно, подпитывались гидропонной системой. Неплохая техника, особенно если вспомнить о средневековом оружии и средствах передвижения, ограниченных верховыми животными.

Некоторые кусты с широкими листьями были выше человеческого роста и обильно цвели мелкими пахучими цветами — запах показался мне неприятным, но о вкусах не спорят.

Наконец, продравшись через этот сад по узким извилистым дорожкам, мы оказались перед широченной дверью с разноцветными витражами, заменявшими стекла. Рисунок, слагавшийся из геометрических фигур, показался мне абстрактным, но, всмотревшись пристальней, я понял, что художник попытался изобразить здесь некую легендарную сцену из древней земной Библии. Я не настолько хорошо знал историю, чтобы понять, что эта сцена изображала. Один человек пытался зарезать другого, и кто-то ему в этом препятствовал. Контуры размытых в цветном стекле фигур были едва намечены, а сама техника изготовления подобных витражей; выплавленных в виде целого листа, была мне незнакома.

Миновав первую дверь, мы очутились в просторном холле, и я невольно обернулся, чтобы еще раз посмотреть на странную картину, застывшую внутри витража. К моему удивлению, с противоположной стороны она выглядела совершенно по-другому. Даже сюжет изменился.

Оба человека, тот, кого пытались зарезать, и тот, кто собирался это сделать, теперь обнялись и шествовали к разгоравшейся впереди заре. Тот же, кто помешал совершиться преступлению, восседал на облаке и, казалось, больше не проявлял никакого интереса к удалявшимся фигурам.

Провожавший меня к настоятелю офицер охраны терпеливо ждал, пока я закончу осмотр картины, видимо, он привык к тому впечатлению, которое производило убранство обители настоятеля на тех, кто попадал сюда впервые.

Миновав холл и длинную галерею, украшенную статуями, изображавшими незнакомых мне существ самого необычного вида, мы наконец оказались в огромном зале с фонтаном. В углу этого зала, больше подходившего для музея, стоял простой письменный стол, заваленный кристаллами мнемопамяти, вперемешку со старинными свитками древних рукописей.

При нашем появлении невысокий лысый человек в просторном монашеском балахоне, ничем не отличавшемся от одежды остальных членов братства, поднялся нам навстречу.

Я шел к настоятелю не торопясь, внутренне собравшись и готовясь к серьезному разговору. От него зависело и мое положение в монастыре, и возможность получить знания, столь необходимые мне во враждебном мире, и та степень свободы, которую мне здесь предоставят. Самым главным для меня оставалась возможность получения хоть каких-то сведений о дороге деймов, меня не оставляла и надежда на то, что настоятель имеет отношение к так называемому «заброшенному космодрому», о котором неоднократно упоминал Спейс.

Местные власти предпочитали скрывать существование связи с Федерацией, видимо, это позволяло им безнаказанно игнорировать некоторые неудобные для них законы, но то, что такая связь существовала, уже не составляло для меня секрета.

Такие предметы, как эти оживающие витражи над входной дверью, или кристаллы мнемопамяти, не могли быть продуктом местной технологии и, следовательно, каким-то образом доставлялись из внешнего мира.

Узнать об этом все, что возможно, и было для меня теперь главной задачей.

Настоятель, брат Арен, как он представился, был опытным дипломатом, и за его показной любезностью я сразу же почувствовал настороженность и тщательно скрываемое опасение, почти страх.

Что-то ему было нужно от нашей встречи, не в меньшей степени, чем мне самому. И оттого, как быстро я сумею понять, что именно он от меня ждал, зависел результат того невидимого эмоционального поединка, который начался, едва я переступил порог роскошных апартаментов настоятеля.

Небрежным жестом отослав сопровождавшего меня лейтенанта охраны, Арен усадил меня в удобное кресло напротив окна, из которого открывался прекрасный вид на горную гряду и расположенный далеко под нами зеленый лес.

С этой стороны граница утеса, на котором стоял монастырь, подходила к самому окну, и создавалось ни с чем не сравнимое ощущение полета над пропастью.

— Красиво, правда? Я очень люблю этот вид. Он всегда разный, — изменчив, как настроение капризной женщины.

Усевшись в кресло рядом со мной и как бы отказавшись, таким образом, от превосходства своего положения, брат Арен перешел наконец к делу.

— Обычно я не встречаюсь с учениками нашего аббатства. Только в день посвящения в члены братства они удостаиваются подобной чести. Но вы — это совершенно другой случай.

— Спейс говорил мне о возможности ученичества в вашем монастыре, но я еще не принял относительно этого окончательного решения. Мне не совсем ясно, что представляет собой процесс обучения, какие конкретно знания я приобрету в результате, а главное — какие обязательства мне придется на себя взять в качестве платы за обучение.

Я уловил на себе быстрый колючий взгляд настоятеля, в котором вновь прочел тщательно скрываемую тревогу.

— Старший брат поведал мне вашу историю, и я вижу, что он не ошибся в своем главном выводе. Вы обладаете огромной внутренней силой, но пока что не имеете ни малейшего представления о том, как ее использовать и как ею управлять. Так почти всегда случается с теми, кто получает подобный дар случайно, а не идет к нему постепенно, путем длительных тренировок и упражнений.

— Если я правильно понял моего первого наставника в вашем мире, мастера Спейса, вы могли бы научить меня управлять этой силой. Собственно, для этого он и отправил меня сюда.

Я решил не афишировать то обстоятельство, что Спейсом прежде всего руководило желание избежать возможных неприятностей, связанных с моим пребыванием в городе.

— Это было верное решение. Мы действительно можем вам помочь. Проблема состоит в том, что, научившись управлять силой, которую вы получили вместе с соком энергана, вы обретете ни с чем не сравнимое могущество.

— И что же в этом плохого?

— Для вас — ничего. Но, прежде чем передать в ваши руки подобную власть, мы должны быть уверены в том, что она никогда не будет использована во вред интересам нашего ордена. Надеюсь, это вам понятно?

— Я готов дать любые обещания. Не в моих правилах причинять вред тому, кто мне помог.

— Словесных гарантий недостаточно. Со временем ваши намерения могут измениться.

— И что же вы предлагаете?

— Лучше всего было бы оставить все, как есть, и не пробуждать спящий вулкан. Но, к сожалению, вы уже знаете о своем даре, и, если сейчас мы вам откажем в помощи, не исключено, что вы найдете себе других учителей. Поэтому решение принять вас в ученики аббатства вступит в силу в тот самый момент, когда вы докажете свое лояльное отношение к нашему ордену.

— Прежде чем что-то доказывать, я хотел бы узнать, чему вы можете меня научить?

— Управлению вашей силой. Сейчас она проявляется спонтанно и далеко не всегда. Очень часто вы неожиданно оказываетесь один на один с противником, не имея возможности использовать свои скрытые возможности и в то же время инстинктивно на них полагаясь, а это, как вы понимаете, очень опасно. Любая неожиданность в рукопашном бою — чревата. Мы научим вас вызывать состояние «остановленного времени», как вы его называете, в любой момент, по вашему желанию, и удерживать его столь долго, сколько это потребуется.

Этот человек знал обо мне слишком много. Причем он знал вещи, о которых я ничего не говорил старшему брату, только Спейс мог ему сообщить такие подробности о моем даре, но вряд ли Спейс стал бы передавать все это в коротком послании. Я должен быть с этим монахом очень осторожен. Следить за словами, да и мысли надо научиться держать на замке...

— Действие этого «сверхсостояния» не может быть долговременным, оно выкачивает из меня слишком много энергии, — заметил я.

— Конечно. Но время будет зависеть только от вашего мастерства и от того, как много вы будете готовы пожертвовать в каждом конкретном случае.

— Пожертвовать? О чем вы?

— На самом деле никакого замедления времени не происходит. Ваши внутренние биологические часы на протяжении действия этого феномена начинают работать в сотни раз быстрее, соответственно ускоряются все ваши реакции и сокращается жизнь... Увы, за все приходится платить. Однако, если вы будете готовы расстаться с несколькими годами жизни, такое состояние можно поддерживать в течение часа.

Представляете, сколько всего сможет сделать человек, целый час находящийся в неподвижном мире, который совершенно неспособен ему противостоять? И какую опасность для окружающих может он представлять? А если к этому еще добавить ваше неожиданное приручение молдрома, то станут понятны и наши опасения.

Научившись управлять своей внутренней силой, вы улучшите и свои телепатические способности. Уровень общения с молдромом повысится. Не исключено, что вам даже удастся превратить его в свой летающий транспорт. Есть сведения, что некоторым воинам в древности это удавалось.

И поэтому, как я уже говорил, прежде чем начать обучение, вы должны будете доказать свою лояльность ордену. Теперь, надеюсь, вам стало понятно это требование и то, что оно продиктовано исключительно нашей собственной безопасностью.

— Каким же образом я смогу доказать свою лояльность? — Меня уже начал раздражать извилистый ход беседы, и я не скрывал раздражения.

— Вам вскоре представится такая возможность. Вы, конечно, помните стычку с летунгами?

— С этими летающими обезьянами?

— Они вовсе не обезьяны. Это очень древнее и некогда весьма могущественное племя. Но однажды они похитили не ту женщину... Впрочем, это совсем другая история. Важно то, что после этого они проиграли свою главную схватку и на долгие годы исчезли из нашей истории, затаившись в своем, не доступном никому замке.

Но недавно, с появлением в нашей вселенной Багровой планеты, они вновь зашевелились. Существует какая-то древняя связь между ними и деймами. Летунги живут очень долго и, возможно, поэтому никогда не прощают гибель своих соплеменников. У нас давно назревал конфликт с этими существами, а ваша стычка с ними должна ускорить развязку.

Под сомнение поставлено само существование ордена... Летунги никогда не нападают одни, они находят себе союзников в болотных странах, когда-то принадлежавших деймам. Там осталось много древних племен, о которых мы почти ничего не знаем. Если летунги найдут могущественных союзников, орден может проиграть битву. У нас уже есть один серьезный враг на равнине. — Теперь голос настоятеля звучал угрюмо, он больше не пытался скрыть свою озабоченность. И беседовал со мной, как с равным.

— Вы имеете в виду лорда Грегориана?

— Мы почти не сомневаемся в том, что этот так называемый «лорд» не принадлежит к человеческому племени. Кстати, он сам себе присвоил этот титул и уже давно стал посланником деймов. Теперь он тайно объединяет все темные силы, готовя их к походу против монастыря. Ему хорошо известно, что наш орден никогда не согласится с господством деймов на Шаранкаре. Времени на подготовку к решающей битве осталось совсем немного, и ваше появление — добрый знак.

Всерьез противостоять летунгам можно только в их родной стихии. От того, как скоро вы научитесь управлять молдромом до такой степени, чтобы превратить его в своего крылатого коня, возможно, будет зависеть исход всей схватки, — сделал вывод настоятель.

— В этой ситуации мне кажутся непонятными все ваши слова об испытании в верности ордену. Простите меня, самый старший брат, но у вас просто нет выбора. Если вы не попросите меня о помощи, без всяких испытаний и клятв в верности, вы останетесь один на один с превосходящим вас противником.

— Вам нельзя отказать в проницательности, молодой человек, но не забывайтесь. Пока что мы говорим лишь о ваших потенциальных возможностях, которые еще нужно воплотить в жизнь. И сделать это могут только наши учителя.

— Какую, собственно, роль вы собираетесь мне отвести в предстоящей схватке?

— Вы могли бы стать нашей главной ударной силой и прикрыть монастырь с воздуха — откуда он наиболее уязвим.

— Я не могу на это согласиться, потому что при нынешней организации обороны монастырь не продержится и трех дней. Я не сомневаюсь в том, что большинство членов ордена — неплохие воины. Но использование фортификационных сооружений вашей крепости оставляет желать лучшего.

— Откуда это известно вам — помощнику капитана торгового звездолета? Что вы понимаете в фортификационных сооружениях?

Наконец он проговорился о том, что моя профессия не представляет для него секрета и не вызывает недоумения. Из этого следовало, что он знает о земном звездофлоте гораздо больше того, что хотел бы показать.

— Я не всегда был помощником капитана, но и эта должность прежде всего предполагает умение управлять людьми. А что касается фортификационных сооружений, — я служил в космодесанте, до того как попал в торговый флот. И поскольку я предполагал, что рано или поздно у вас здесь начнется серьезная война, я воспользовался той небольшой степенью свободы, которую мне предоставили, и осмотрел крепость. Должен признаться, этот осмотр произвел на меня удручающее впечатление. Фундамент восточной стены едва держится. Лет двести его не ремонтировали, и частые тектонические подвижки покрыли стену целой сетью мелких, незаметных на первый взгляд трещин. Достаточно нескольких хороших ударов тарана, и она рухнет.

— С этой стороны нападение невозможно! Восточная стена нависает над пропастью, именно поэтому там и не производили ремонт, к ней невозможно подступиться с наружной стороны.

— Не забывайте о летунгах. Объединившись в небольшие группы, они вполне могут воспользоваться таранами именно там, где вы этого не ожидаете. Стену давно следовало укрепить, хотя бы с внутренней стороны.

— Я вижу, вы действительно знакомы с военным делом. Я распоряжусь, чтобы впредь вам не чинили никаких препятствий, а все ваши соображения, касающиеся обороны, будете докладывать непосредственно мне.

— В таком случае услуга за услугу. Расскажите, что вы знаете о так называемом «заброшенном космодроме». Существует космическая связь с Федерацией или нет?

— Официально она не существует. Сорок лет назад, после индирского конфликта, Лима расторгла договор с Федерацией. Но космодром остался, и иногда там совершают посадки контрабандисты. Их рейсы нерегулярны. Наша планета находится слишком далеко от Федерации, мы, так сказать, выпали из сферы ее интересов.

— Лима — богатая планета... Странно, что торговая гильдия согласилась с расторжением договора...

Чего-то он не договаривал. Но информация о космодроме была для меня слишком важна, и я собирался проверить ее при первой возможности. Однако сейчас не стал продолжать эту тему. Я чувствовал, что не стоит показывать свою чрезмерную заинтересованность. Спроси я сейчас прямо, где находится космодром, и настоятель поймет, что возвращение домой интересует меня гораздо сильнее любых местных конфликтов. Тогда он сделает все, чтобы я узнал о космодроме как можно меньше.

Существовал и другой, более проблематичный, но зато и более короткий путь домой. Дорога деймов... И, вполне возможно, ключ к ней находится именно здесь, внутри этих древних стен.

ГЛАВА 21

Однообразная монастырская жизнь и почти военный распорядок постепенно затягивали меня. После моей встречи с настоятелем охрану убрали, и я получил почти полную свободу передвижения по монастырю, за исключением, пожалуй, наиболее интересного для меня места — подвалов, где находилась библиотека и, судя по отдельным, услышанным в трапезной фразам, что-то еще, гораздо более интересное.

Но подвалы тщательно охранялись, и вход туда без специального разрешения настоятеля был запрещен даже членам братства. Не говоря уж обо мне. Я решил, что рано или поздно удобный случай представится, а пока старался узнать как можно больше. К сожалению, за моим столом разговоры между учениками ограничивались самым необходимым, и мои сотрапезники старались избегать посторонних тем. Я оставался для них чужим, пришельцем, человеком без родины и чувствовал это постоянно. В такие минуты меня охватывала глухая тоска, хотелось все бросить, уйти из монастыря и отправиться на поиски заброшенного космодрома. Без карты, без знания местности это было бы верным самоубийством.

Удерживало меня от подобного поступка сознание того, что с каждым днем занятий в монастыре я становился сильней и чувствовал себя уверенней. Я понимал, что долго эта спокойная размеренная жизнь не могла продолжаться и следует тщательнее готовиться к грядущим событиям.

Жители, привозившие в монастырь из долины продовольствие и свежие овощи, рассказывали, что нападения болотных тварей участились, они все чаще собирались в стаи, а не охотились, как раньше, поодиночке. Активность летунгов также значительно возросла, почти ежедневно мы видели в небе их разведчиков, державшихся на недостижимой для наших арбалетов высоте.

Занятия делились на две совершенно разные части. Первая половина дня проходила или во дворе монастыря, или в фехтовальном зале, если погода портилась. Эти занятия, целиком посвященные приемам владения холодным оружием, казались мне пустой тратой времени. Я с ними мирился лишь потому, что они проводились в группе с другими учениками и во время коротких передышек я получал хоть какую-то информацию о внешнем мире.

Большая часть учеников жила не в самом монастыре, а в небольшом городке, расположенном за горным хребтом в долине. К сожалению, мне так и не удалось по-настоящему сблизиться ни с одним их этих парней. Они держались очень настороженно и, видимо, считали меня, единственного в группе послушника, не покидавшего стен монастыря, чем-то вроде шпиона, приставленного следить за ними.

Должна была существовать и вторая, наиболее важная часть занятий, о которой предупредил меня настоятель и которая вызывала во мне наибольший интерес, но ее начало было почему-то отложено на целых десять дней, и лишь сегодня, после обеденной трапезы, должна была состояться моя первая встреча с учителем магии.

На Земле много говорилось и писалось о возникших в федеральных колониях различных школах и сектах, так или иначе связанных с магией, однако всерьез к этому никто не относился. Считалось, что какие-то ловкие фокусники пользуются природными особенностями своих планет — повышенным магнетизмом, насыщенностью атмосферным электричеством — и используют эти природные явления для того, чтобы морочить людям головы.

Так ли это, мне и предстояло сегодня выяснить. Я надеялся, что магия поможет мне управлять силой энергана или увеличит мои телепатические способности для общения с молдромом, ведь именно это обещал мне настоятель, когда уговаривал остаться в монастыре. Но ожидание затянулось, и я уже начал терять терпение, когда наконец мне объявили о предстоящей встрече с учителем. Трапеза, как всегда, проходила в гробовом молчании. Члены ордена, все, кроме старших братьев, собирались за одним общим столом. Разговоры во время обеда никто не запрещал, но считалось неприличным нарушать сосредоточенность братьев на своем внутреннем мире, особенно сильную во время приема пищи. В зал они входили твердой походкой воинов, все как один широкоплечие, не снимавшие кожаных панцирей или металлических кольчуг даже во время обеда.

В полной тишине, не поднимая глаз, члены братства рассаживались по своим местам. Их было сорок человек — этих закаленных в стычках и проповедях бойцов. В скором времени нам придется сражаться плечом к плечу на стенах монастыря, и от того, как поведут себя в бою эти люди, будет зависеть моя жизнь.

Мне хотелось узнать о них побольше, но все мои попытки завязать беседу оканчивались неудачей. Не в трапезной, здесь это было совершенно бесполезно. Я пробовал, но они лишь усмехались в ответ и отводили взгляд, всем своим видом показывая, что я нарушаю приличия. Но даже во дворе, во время общественных работ, в которых я иногда принимал участие, они отвечали односложно, ограничиваясь минимально необходимым набором слов, и сразу же обрывали завязавшийся разговор.

Почему они вели себя так отчужденно? Возможно, сегодня мне это откроется, поскольку один из них должен был стать моим индивидуальным учителем. Занятия магией не проводились в группе. Только один на один — учитель со своим учеником — мог совершать это таинство.

Уже одного этого было достаточно, чтобы желать скорейшего конца затянувшегося обеда. Однако никто не собирался торопиться. Монастырская пища отнюдь не способствовала воздержанию. Блюда сменяли друг друга, и их качество всегда было отменным. Но количество пищи, потребляемой членами братства, неизменно оставалось, с моей точки зрения, мизерным. Следуя примеру моих соседей, накладывавших из общих блюд на свои тарелки одну-две ложки превосходных, ароматных вкусностей, мне тоже приходилось умерять аппетит, чтобы не выглядеть обжорой.

Наконец долгожданный монастырский колокол ударил дважды, и все сорок человек, как один, поднялись из-за стола. Трапеза закончилась, и теперь, наконец, я мог проследовать в западную башню, где меня уже должен был поджидать пока еще незнакомый мне мой будущий учитель.

Он сидел за столом, изучая какие-то древние свитки и, когда я постучал, приподнял голову и внимательно смотрел на меня, пока я шел от двери к его столу.

Помещение, отведенное для наших занятий, было огромным, настоящая зала, с большими окнами со всех сторон. У него было время меня рассмотреть, впрочем, и у меня тоже.

На вид ему было лет сорок, худощавое интеллигентное лицо, нормальная одежда — свитер, брюки, заправленные в сапоги, никаких следов доспехов или оружия. И вообще никаких атрибутов, свидетельствующих о его принадлежности к магии или воинству монастырской братии.

Пожалуй, этот его цивильный наряд поразил меня больше всего. После знакомства со Спейсом я не ожидал чего-то подобного. Учитель был невысок и полноват по сравнению с остальными братьями. И с его губ не сходила приветливая улыбка. Почему-то вначале она показалась мне неуместной, почти заискивающей. Внешний вид этого человека совершенно не соответствовал сложившемуся в моем воображении образу.

— Меня зовут метр Лагран, — сообщил он еще до того, как я закончил свой долгий путь от порога к его столу.

— Если хотите, я буду называть вас просто учителем, — предложил я не без некоторого высокомерия, чем вызвал еще более широкую улыбку на его губах.

— Я еще не решил, достоин ли я такого звания, — возразил он не без сарказма, — так что зовите меня просто Лаграном. Приставку «метр» можете опустить, если вас больше устраивают короткие имена.

— Хорошо, метр.

— Это как раз то, чего я опасался. Вашей строптивости. И самонадеянности. Видите ли, в той области науки, которой нам с вами предстоит заниматься, очень важна точность. Малейшая ошибка может привести к трагическим последствиям для ученика и к катастрофическим — для окружающих. Вы должны весьма старательно следовать моим указаниям, если, конечно, вам дорога жизнь.

— Хорошо, метр Лагран. Я постараюсь.

— Так уже лучше. Хотя я вижу, вы по-прежнему относитесь к моему предупреждению без должной серьезности. Прежде чем мы начнем занятия, я хотел бы услышать от вас ответ на один, но, пожалуй, самый важный вопрос: зачем вам нужны занятия магией?

Я не раз задавал себе этот вопрос, и ответ на него, что называется, вертелся на кончике моего языка:

— Чтобы овладеть своей внутренней силой, если, конечно, то, что вы называете «наукой», способно мне в этом помочь.

— Магия способна, можете не сомневаться. И если наукой принято называть средство познания неизвестных нам ранее свойств вселенной, то я занимаюсь именно этим. Зачем вам сила? Что вы собираетесь с ней делать? — спросил он, чуть помедлив. В глазах его продолжали плясать насмешливые искорки, все время сбивавшие меня с толку. Я не мог понять, что кроется за его вопросами и как я должен на них отвечать.

— Собственно, я не искал никакой силы. Так уж получилось. Просто стечение обстоятельств, в результате которого мне пришлось выпить сок деймовского растения.

— Конечно, встреча с молдромом и сок энергана должны казаться вам случайностью. Хотя на самом деле это не так. Случаем можно управлять, и им управляют. Я пока еще не знаю, какие силы заинтересовались вами, но то, что они существуют, — для меня несомненно, — заявил Лагран.

Он продемонстрировал знание моей истории, но в остальном я был слегка разочарован. Передо мной сидел человек меньше всего похожий на мага, и во всей этой комнате, если не считать нескольких старых свитков на его столе и непонятного круга, нарисованного на полу комнаты, в самом ее центре, не было ничего необычного.

— Это не круг. Это охранная пентаграмма. — Его неожиданная фраза поразила меня, словно вспышка молнии.

— Вы можете читать мои мысли?

— Это было бы неэтично. Достаточно было проследить за вашим взглядом и за вашей мимикой, которую вы не умеете скрывать. И конечно, вы разочарованы. Вы ожидали чуда. Того самого чуда, о котором мечтает каждый ребенок. И ожидание которого так хорошо научились скрывать взрослые. Вы хотели узнать, можно ли им управлять, этим самым чудом, можно ли его вызывать по собственному желанию. Но помните, мы с вами будем заниматься отнюдь не чудесами, а очень опасной и могущественной областью науки.

— Вы называете магию наукой. Однако ученые во всем мире считают ее шарлатанством.

— Конечно, они так считают. А что им остается? Магия переворачивает с ног на голову все их фундаментальные теории о строении вселенной. Дело в том, молодой человек, что магия управляет энергиями иных измерений, само существование которых официальной наукой не признается, хотя некоторые ее прикладные области весьма успешно пользуются этими измерениями — возьмите хоть тот же оверсайд.

— Вы хотите сказать, что теория пространственного коридора связана с параллельным пространством? — удивился я.

— Это весьма сложный теоретический вопрос, и у нас здесь не научный диспут, а всего лишь первое занятие прикладной магией. Давайте лучше начнем. Итак, что вы знаете о кристаллах?

— В кристаллических решетках молекулы упорядочены в геометрические структуры.

— Верно, но это далеко не все. Почему кристалл рубина способен концентрировать свет, собирать его в строго параллельный пучок и превращать в луч лазера? Почему не все кристаллы обладают подобной особенностью?

Ответа на этот вопрос я не знал и подумал, что наши занятия начинают сильно смахивать на урок физики. Но в это время на ладони Лаграна появился кристалл рубина, размером с палец, абсолютно прозрачный и красный, как кровь. Он казался наполненным внутренним светом. Я готов был поклясться, что за секунду до этого никакого кристалла не было ни на столе, ни где-нибудь поблизости. Он просто образовался из воздуха, возник из ничего.

— Возьмите его в левую руку и крепко сожмите!

Я повиновался, не без некоторой опаски. Кристалл показался мне горячим, и он становился с каждой минутой все горячее.

— Вы не должны выпускать его из рук, несмотря на сильную боль. Вы можете управлять и собственными ощущениями, и свойствами этого кристалла. Он полон энергии — высвободите ее, и кристалл станет холодным.

— Я не умею этого делать!

— Конечно, пока еще не умеете, — так учитесь! Когда боль стала нестерпимой, что-то щелкнуло у меня в мозгу, и кристалл стал холодным.

— Видите, как много внутри вас неуправляемой спонтанной силы. Мы будем повторять это упражнение до тех пор, пока вы не научитесь гасить кристалл простым усилием воли, прежде чем он сожжет вам руку.

— Не скажу, чтобы мне это нравилось... — произнес я, рассматривая красную от ожога ладонь. Потрясение, вызванное этим экспериментом, было настолько сильным, что у меня не нашлось более веских возражений.

— Вам придется мириться с самыми различными неудобствами и подвергаться многим, весьма серьезным опасностям и испытаниям, если вы собираетесь получить власть над скрытой внутри вас энергией. Кстати, вы так и не ответили толком, зачемона вам?

— Ну, для начала... я хотел бы избавиться от боли.

— Не обращайте внимания на подобные пустяки и не отвлекайтесь. — Лагран мельком глянул на мою руку, и след ожога неожиданно исчез. — Вы все еще не ответили на мой вопрос.

— Я хотел бы вернуться. Вы знаете, как я попал сюда. Видимо, вход на дорогу деймов может открыть только магия. Меня не радует ваш мир. Все здесь для меня чужое. По ночам мне снятся березы... Вы знаете, как выглядят эти деревья?

Лагран отрицательно покачал головой.

— Здесь другая растительность. Но ваша тоска мне понятна. Только вы сами не знаете, чего хотите. Нет ничего проще, чем попасть на дорогу деймов.

— Нет ничего проще?.. Вы шутите?

Он усмехнулся, вновь отрицательно качнул головой и неожиданно сделал странный жест, словно отталкивал от себя нечто невидимое.

Круг в центре комнаты на долю секунды вспыхнул ослепительным синим светом и тут же стал угольно-черным, таким, каким бывает только глубокий космос на обзорном экране космического корабля. Мне даже показалось, что где-то в глубине бездонного черного пятна вспыхивают пятнышки далеких звезд.

— Вот вам вход. Вы этого хотели? Один шаг за границу круга, и вы попадете в иной мир.

Совершенно парализованный зрелищем открывшейся мне бездны, я медленно встал и шагнул в сторону круга.

— Я бы не советовал вам этого делать, — голос Лаграна долетал до меня слабо, словно нас уже разделили огромные расстояния звездной дороги.

«Почему он меня отговаривает? — подумал я. — Наконец-то я попаду домой!» Я сделал еще один шаг. Теперь до огненного круга, опоясавшего космическую пропасть, оставалось не больше полуметра.

— Эта дорога не имеет обратного конца. По ней невозможно вернуться. Дорога деймов соединяет между собой тысячи миров. Большинство из них необитаемы, многие непригодны для жизни. Проблема не в том, чтобы попасть на дорогу деймов, — проблема в том, чтобы выбраться из ее бесконечного лабиринта. Никто не знает, как управлять движением внутри дороги. Место вашего прибытия непредсказуемо, вам просто сказочно повезло, что вы оказались здесь, на нашей планете, в относительно благоустроенном мире.

Его слова едва достигали моего сознания. Я уже стоял у самой границы круга. Один шаг... Один только шаг — и я навсегда покину этот мир... Но разве этого я хотел? Я хотел вернуться на Землю, а не плутать по звездному лабиринту...

— Но ведь те, кто ее построил, должны были уметь управлять движением!

— Возможно, они и умели. Дорогу построили архи, за тысячи лет до нашествия деймов. Говорят, деймы тоже умели управлять своим полетом внутри звездного лабиринта, но больше это не удавалось никому.

— Значит, остается единственный путь. Заброшенный космодром.

— Может быть, вы и правы. Кстати, не такой уж он заброшенный. Им довольно часто пользуются пираты и контрабандисты. Космодром расположен в малонаселенной части планеты, отрезан от большинства дорог. Именно это и привлекает к нему разный сброд. Вы могли бы добраться туда и попасть на корабль не в качестве раба или пленника, если сумеете полностью подчинить себе молдрома. Но для этого нужно учиться. Овладевать заложенной в вас силой. И помните, прямых путей не бывает. Если вы всерьез начнете изучать магию, ваши цели могут измениться. И я обязан предупредить вас еще об одном обстоятельстве.

Круг у моих ног постепенно светлел, теряя свою бездонную черную глубину. Возможно, я упустил свой шанс и теперь невольно жалел об этом. Несмотря на ничтожную вероятность, все же существовала возможность того, что дорога деймов могла вынести меня к родной планете. Может быть, я должен был испытать судьбу и сделать свой последний шаг в неизвестность?

— Если когда-нибудь я все же решусь уйти по этому пути, вы сможете еще раз открыть для меня вход?

— Вы сами сможете это сделать. Только помните, когда вы научитесь открывать двери в иные пространства — необязательно на дорогу деймов, наш мир окружают сотни параллельных миров, и контакт с этими мирами входит в практику любого мага, так вот, как только вы откроете дверь в иные измерения, никто уже не сможет уберечь вас от опасностей, которые в них таятся. Вы останетесь с ними один на один.

— Уберечь от опасностей? Мне кажется, вы решили меня окончательно запугать. Какие могут быть опасности в иллюзорных мирах? — Разочарование от погасшего у моих ног круга, от захлопнувшейся передо мной двери все еще было очень сильным, и я не собирался скрывать от Лаграна свое настроение, словно хотел ему отомстить за то, что у меня не хватило мужества на последний шаг.

— Иллюзорных? Что ж, так считает большинство начинающих, и для того, чтобы заставить их серьезней относиться к моим предостережениям, я пользуюсь этим ключом. — Лагран открыл нижний ящик своего стола и достал из него огромный, заржавленный ключ. — Это не ключ от иных измерений, а всего лишь ключ от монастырского подвала, в котором вам тоже хотелось побывать.

— Откуда вам об этом известно?

— С той минуты, как вы переступили порог этой комнаты, мне многое о вас стало известно. Так вот, о подвалах. Они имеют некоторое отношение к тем опасностям, о которых я вас предупреждал. Существа из параллельных миров взяли привычку туда просачиваться. Не самые страшные и не самые опасные. Эти монстры не в состоянии преодолеть установленную нами магическую защиту, но и тех, которым это удается, вполне достаточно для того, чтобы строптивый ученик хорошенько подумал, прежде чем принять окончательное решение, стоит ли ему заниматься магией.

— Вы хотите сказать, что я обязан спуститься в эти подвалы?

— Вовсе нет. Это целиком зависит от вашего желания. Но именно в подвалах хранятся древние рукописи, описывающие дорогу деймов, которая вас так интересует, и именно в этих подвалах время от времени находят по-настоящему ценные вещи: талисманы или магическое оружие.

— Откуда они там берутся? Разве подвалы не принадлежат монастырю?

— Лишь частично. Нам не удается полностью контролировать их бесконечные коридоры, построенные задолго до основания самого монастыря. Три столетия назад настоятель Ивон решил очистить подвалы от гнездившейся там нечисти. Но, несмотря на то, что он был могущественным магом и входил в избранный круг мастеров, ему это так и не удалось. К тому же он плохо кончил. Так что я вовсе не заставляю вас посещать наши подвалы. Больше того, я вам этого не советую.

Ехидная усмешка вновь появилась на губах Лаграна, и я понял, что он действительно узнал обо мне немало, если сумел выбрать безотказный способ заставить меня отправиться в монастырские подземелья.

— Но ключ вы все же возьмите. Эту ночь он проведет у вас под подушкой. А завтра вы вернете мне его и расскажете, удалось ли вам избежать соблазна. Считайте это своеобразным испытанием. Испытанием на благоразумие. Нам осталось выяснить до конца этого урока еще одно обстоятельство. Давайте представим, что вам удалось преодолеть собственную нерешительность и сделать последний шаг, ведущий в бесконечный лабиринт миров. Давайте представим дальше, что вам безумно повезло и вы оказались на Земле. Вы знаете, что вас там ждет?

— Дом. Просто дом.

— Хорошо, если дом в безопасности. Но раз уж деймы появились в нашей вселенной, они не ограничатся властью над одним или несколькими планетами. Они всегда расширяют свои владения до тех пор, пока их не остановят. Рано или поздно, они придут и на Землю.

Как вы будете себя чувствовать, если стены дома, о котором вы мечтаете, начнут разрушать враги, а вы не сможете им противостоять только потому, что слишком поспешили вернуться и отказались изучить науку воина. Подумайте об этом на досуге.

— В таком случае скажите, учитель, какое отношение имеет к Земле война ордена с лордом Грегорианом? Настоятель говорил мне, что именно в этой войне необходимо мое участие. Разве это не так?

— Это так. Именно здесь, на Лиме, в ее столице Шаранкаре, у тебя, возможно, будет шанс помочь ордену. Если нам удастся одержать победу, это ослабит деймов, помешает им захватывать новые колонии, задержит их приход на Землю. Но дело не только в этом. Главное — наша общая планета даст тебе дополнительное время, и ты станешь сильнее. А там, кто знает... Пророчество говорит, что должен появиться человек, который покончит с владычеством деймов на их собственной планете. Возможно, ты с ним еще встретишься.

ГЛАВА 22

Ключ оказался слишком большим и, пожалуй, слишком жестким. Он жег меня сквозь подушку, не давая уснуть, я не мог думать ни о чем другом — только о подвале и о том, что там скрывали от посторонних глаз. Время тянулось бесконечно медленно. Лагран сказал, что замок в подвале откроется ровно в полночь — только после третьего удара ночного монастырского колокола — не раньше и не позже. Я подозревал, что все это было придумано специально для психологической обработки новичков, но должен был признать, что придумано было хорошо и действовало безупречно.

Монастырский распорядок отнюдь не способствовал посещению подвала. Отбой звонили в восемь вечера, и после этого появляться во дворе запрещалось. А вот подъем к заутренней молитве звонили в пять утра, и я чувствовал, что заснуть в эту ночь мне вообще не удастся. Если меня поймает ночная стража, наказание будет суровым. Карцер. Три дня на воде и хлебе в каморке, лишенной света, весьма способствуют самоуглубленному созерцанию, как сказал один из братьев. Хотя, по сравнению с тем, что могло оказаться в подвалах, это, наверно, были сущие пустяки.

Наконец светящийся циферблат на моих наручных часах показал приближение полночи. Я встал, оделся в рабочую блузу, взял ключ и осторожно выскользнул во двор. Хорошо хоть во внутренних помещениях монастыря не было стражи, если не считать той, что охраняла мою келью в первые дни пребывания в его стенах. Сейчас в коридоре никого не было.

Я не взял с собой оружия, даже ножа. «Вооруженному человеку дверь открыть не удастся», — сказал Лагран, а после того, как он запросто создал окно, ведущее на дорогу деймов, я верил ему безоговорочно.

Еще он сказал, что в подвале можно найти любое оружие. И что я вообще могу не вернуться, а в этом случае оружие мне тоже не понадобится. Последней сентенции Лаграна я предпочел не поверить. Из его слов трудно было понять, чего он от меня добивается и в чем именно состоит испытание — в том, чтобы я провел ночь в своей постели, несмотря на искушение узнать кое-что интересное об этом проклятом подвале, или хотел заставить меня во что бы то ни стало оказаться там сегодня ночью. Одно бесспорно, он специально запутал все условия, заставив меня самого решать, как следует поступить.

Обдумывая все это, я благополучно пересек монастырский двор в его задней части, где располагались различные хозяйственные постройки. Ночь была темной и безлунной. Хотя обоим спутникам Лимы полагалось быть на небосклоне, их не было. И мне приходилось пробираться от постройки к постройке почти на ощупь. Мне предстояло еще незаметно миновать главный вход в подвал, где постоянно находился сторожевой пост. Ключ открывал заднюю потайную дверь.

Я с трудом нашел ее среди замшелых глыб восточной: стены. Дверца оказалась совсем крохотной, в отличие от ключа, и я засомневался в том, сумею ли протиснуться в нее.

Как только часы на башне начали бить полночь, я нажал на заранее вставленный в скважину ключ. Он легко, без скрипа, повернулся, и дверца тут же распахнулась, словно приглашая меня войти. Из нее пахнуло плесенью, гнилью и еще чем-то, непередаваемо мерзким. Сейчас еще не поздно было вернуться. Я чувствовал себя персонажем странной, не мной придуманной игры — но ход уже был сделан, и отступать я не собирался.

Я в последний раз окинул взглядом двор, на фоне которого смутно угадывались крыши хозяйственных строений, и протиснулся в дверь. Не такой уж она оказалась и узкой. Мои ноги в полной темноте нащупали ступени скользкой каменной лестницы, сплошь поросшие мхом, я едва удержался от падения.

Как ни странно, чем глубже я спускался, тем светлее становилось вокруг.

Наконец ненадежная лестница кончилась, и я оказался в начале длинного сводчатого коридора, вдоль стен которого по обеим сторонам горели факелы. Они выглядели необычно, поскольку не чадили, горели ровным, слегка голубоватым пламенем, в воздухе не чувствовалось даже запаха гари. Может, они газовые? Я не стал вдаваться в выяснение данного вопроса, хозяева этого места могли себе позволить любое освещение.

В конце коридора двери не оказалось, зато здесь имелось т-образное пересечение туннелей, и мне предстояло решить первую местную задачу. Куда поворачивать? Налево или направо? Внешне оба туннеля ничем не отличались друг от друга, но возникла проблема, что делать, если они и дальше будут разветвляться? Как я найду обратную дорогу?

Лагран ничего не говорил о том, что в подвале можно заблудиться, хотя общая длина его туннелей, построенных еще архами, никем не измерялась и могла равняться многим километрам. Туннель, в котором я теперь находился, не выглядел слишком уж древним. Возможно, кладку его стен сделали позже, уже в ту эпоху, когда возводилось здание самого монастыря.

Постояв с минуту в раздумье, я, в конце концов, повернул направо и вскоре об этом пожалел, поскольку метров через триста туннель закончился глухой стеной. Пришлось возвращаться.

Левое ответвление вскоре расширилось и вывело меня в большую залу, стены которой до самого потолка были заставлены огромными дубовыми бочками. Что-то вроде винного погреба.

Я не испытывал ни малейшего желания познакомиться с содержимым этих бочек и потому пошел дальше. Не то, чтобы я был таким уж трезвенником, но серьезные проблемы предпочитал решать на свежую голову. То, что меня впереди ждет немало сюрпризов, я понял еще перед этим погребом, наткнувшись на довольно коварную ловушку.

Если бы не мой опыт космического десантника, я бы наверняка провалился в колодец, достаточно широкий, чтобы его сложно было обойти, и с хорошо замаскированной крышкой. Странная мера предосторожности против незваных гостей, решившихся отведать местного вина. Странная и довольно жестокая, поскольку дно колодца было утыкано острыми кольями.

Миновав винный зал, я заметил, что стены туннеля стали выглядеть необычно. Шероховатая структура грубо обработанного камня сменилась некой неопределенной, мутноватой поверхностью без швов и трещин. Создавалось впечатление, что я смотрю на стену сквозь грязное стекло. Еще шагов через двести стены потеряли свою первозданную четкость вовсе. Теперь казалось, что они состоят из колеблющихся клубов дыма. При этом освещение от факелов везде оставалось неизменно ярким, и я, в конце концов, решил остановиться, чтобы подробнее исследовать это странное явление.

Однако моя попытка приблизиться к стене успехом не увенчалась. Едва я сделал шаг в боковом направлении, как стена отодвинулась от меня. Не поверив собственным глазам, я сделал еще несколько шагов и потерял из виду противоположную стену. Теперь я стоял внутри какого-то дымового мешка и рисковал совершенно потерять ориентацию. Пришлось срочно возвращаться обратно, пока я еще помнил, где находилась осевая линия туннеля.

К счастью, она оказалась на прежнем месте. Через какое-то время, в течение которого я продолжал двигаться в прежнем направлении, вдоль осевой линии, стены вновь обрели четкость, однако шагов через сто исчезли вовсе.

Совершенно ошарашенный, я неожиданно очутился посреди песчаных холмов пустыни.

В лицо мне ударил раскаленный ветер, а яркое дневное солнце ослепило меня на какое-то время, но, прежде чем я понял, что собственно произошло, прежде чем успел осмотреться, туннель вновь вернулся на свое место, окружив меня прохладой и полумраком.

Теперь я стоял неподвижно, боясь сдвинуться с места, ничего не понимая и испытывая тот первозданный ужас, который может охватить человека только в ночном кошмаре, когда окружающий мир становится неуправляемым, а привычные логические установки теряют всякий смысл.

Прежде чем я пришел в себя от шока, туннель снова исчез и я опять очутился посреди пустыни.

Затем, секунд через пятнадцать, вновь возник туннель. В этих сменах декораций был заложен какой-то ритм, и, как ни странно, это обстоятельство помогло мне взять себя в руки, попытаться хоть как-то логически обосновать происходящее. Пятнадцать секунд пустыни, затем пятнадцать секунд подвала. Я оказался в неком мерцающем мире. Видимо, пустыня, в которую превращался подвал или которая его замещала, находилась на большом расстоянии от монастыря. Возможно, на противоположной стороне планеты, или вообще в другом мире. Там, где находился монастырь со своим подвалом, недавно наступила полночь.

Уяснив себе это, в общем-то, не такое уж значительное обстоятельство, я почувствовал большую уверенность. Иногда подобные мелочи в критической ситуации помогают вернуть самообладание. Нужно лишь выделить из потока событий какое-то звено и, ухватившись за него, не дать распасться привычной, логической картине мира. Всему существует объяснение. Порой мы его не знаем, но оно существует. И если об этом помнить, становится легче.

Хотя, какой черт, легче! Привыкнуть к ослепительным вспышкам солнечного света, чередующимся каждые пятнадцать секунд с почти полной темнотой, было не просто. Стиснув зубы, я решил двигаться вперед в прежнем направлении и, чтобы не потерять его и окончательно не выпасть из мира, в котором находился, перемещался теперь короткими скачками только в те промежутки времени, когда оказывался в подвале.

Почти сразу же я заметил, что после начала движения внутри подвала мое положение в пустыне тоже стало изменяться.

Невысокая гряда холмов, опоясавшая небольшое плоское плато, приподнятое над остальной местностью, стала приближаться ко мне с каждым очередным скачком. Причем масштабы этого перемещения совершенно не соответствовали тем коротким броскам, которые я проделывал внутри подвала.

Кроме того, с каждым метром пространства туннеля, оставленного позади, изменялся ритм смены миров. Теперь он удлинился. Каждая фаза длилась не меньше двух минут. Появилась надежда, что на каком-то отрезке пути миры разъединятся вовсе. Вот только было непонятно, в каком из них я останусь, когда эта свистопляска прекратится.

Вскоре я заметил, что мое движение внутри туннеля все быстрее изменяет мое положение в пустыне. Сейчас каждый шаг перемещал меня едва ли не на километр пустынного пространства.

Время каждой фазы также значительно удлинилось и занимало, наверно, не меньше получаса. Хотя мое представление о времени в этом мерцающем двойном мире сильно исказилось.

Стоя под раскаленным солнцем, обливаясь потом и мучаясь от жажды, я мечтал о том, что, если выберусь из этой переделки живым, то выскажу метру Лаграну все, что о нем думаю. Предупреди он меня хотя бы о пустыне — я захватил бы с собой запас воды. Но сейчас я мог об этом только мечтать. Полчаса, проведенные на ярком солнце, позволяли зрению привыкнуть к резкой смене освещения, и теперь у меня появилась возможность присмотреться к окружающему.

Я стоял уже у самого подножия плато и благодаря его наклонной поверхности мог рассмотреть на нем некоторые детали, не имевшие отношения к пустыне.

Повсюду были щедро рассыпаны какие-то посторонние предметы, и хотя марево раскаленного воздуха, поднимавшееся от песка, мешало рассмотреть детали, я надеялся после следующего перемещения выяснить, что же это такое. Перемещение внутри пустыни явно было связано с моим движением внутри подвала, и, скорректировав его несколькими шагами в сторону одной из стен, я оказался после очередного «скачка» на плато, среди заинтересовавших меня предметов.

Плоская, местами оголенная ветрами поверхность плато была завалена обломками доспехов, оружием и костями...

Неведомые армии, состоявшие из незнакомых мне существ, скелеты которых не имели ничего общего с человеческими, сошлись здесь в яростном сражении и усеяли его своими останками.

Похоже, сражения вспыхивали здесь неоднократно. Об этом можно было судить по различному состоянию останков, по ржавчине на обломках оружия, наконец, по тому, насколько сильно наносы покрыли следы сражений. Наверно, это плато занимало важное стратегическое положение или просто было удобным местом для того, чтобы противоборствующие армии могли развернуть здесь свои боевые порядки, не увязая в песках пустыни.

В напластованиях этого поля смерти можно было определить даже различные эпохи. Среди полностью проржавевших доспехов, превратившихся в рыжую пыль, и костей, распавшихся в прах, я заметил и совсем недавние останки воинов, слегка подсушенные безжалостным солнцем, но все еще издававшие отвратительный смрад.

К центру поля картина менялась. Там было больше почти нового оружия и доспехов странной формы, не приспособленных к человеческим телам...

Неожиданно волна холода сковала меня в сердце этого смертоносного пекла.

В сотне метров, ближе к границе плато, виднелась фигура поверженного рыцаря в серебряных доспехах, сверкавших на солнце так ярко, словно они лишь вчера покинули кузницу...

Поразили меня не доспехи, а то, что очертания фигуры поверженного рыцаря, несмотря на его огромные размеры, были вполне человеческими...

Две ноги, две руки, туловище трехметрового роста и лицо, прикрытое забралом... Песок, заметавший следы былых подвигов и поражений, уже сделал неразличимыми кисти рук и нижнюю часть головы, неприкрытую расколотым шлемом...

Кто он, этот витязь? Откуда он здесь взялся? За какую правду сражался на этом поле брани, усеянном костями существ из иных миров?

Эти вопросы показались мне настолько важными, . что я рискнул нарушить правило, которое неукоснительно соблюдал до сих пор, — не изменять свое местонахождение в пустынном мире до полного завершения цикла. Это было совершенно необходимо для того, чтобы мое положение внутри подвала после завершения цикла оставалось неизменным. Из-за узких стен подвала после перемещения, я мог оказаться замурованным в толщу породы или вообще не вернуться в свой мир.

Я не знал, чем кончится для меня передвижение в мире пустыни. Произойдет ли после него обратный переход, или я погибну здесь, на этом поле брани под раскаленным солнцем, лишенный глотка воды...

Несмотря на эти опасения, я сделал шаг, другой... И вскоре, отбросив все страхи и все предостережения, нашептываемые мне благоразумием, я уже шел к поверженному витязю, местами по колено увязая в песке и с трудом переставляя ноги. У меня был в запасе всего один час. Я точно знал, что если к концу цикла не успею вернуться на прежнее место, то лишусь последнего шанса на возврат. И все же я шел дальше.

В конце концов, каждый из нас имеет право надеяться на то, что после гибели в бою люди, за которых он сражался, хотя бы узнают его имя... Таково одно из правил космического десанта. Есть и другое правило — не оставлять на поле брани павших непогребенными.

До сих пор мне не представлялось случая проверить, насколько глубоко въелись эти правила в мою сущность, теперь я это узнал... Даже то обстоятельство, что этот рыцарь, возможно, лишь внешне походил на человека, ничего не меняло.

Опустившись на колени перед серебряным гигантом, я подобрал кусок металла, похожий на наплечник, и, используя его в качестве ковша, стал отгребать песок вокруг головы и правой руки воина, вытянутой вперед, по направлению к видневшемуся невдалеке высокому холму.

Наконец я преуспел в этом занятии настолько, что смог расстегнуть застежки забрала и откинуть защитную решетку.

Прямо мне в душу глянули пустые глазницы человеческого черепа. Не знаю, что я ожидал увидеть, но это зрелище заставило меня без сил опуститься на песок. Что-то было во всей этой фигуре, в ее положений, в последнем повороте головы, в последнем движении руки величественное и трагическое одновременно.

Чуть ниже, под нагрудником, блестел серебряный огонек амулета. Обычно именно в этом месте рядовые воины десанта носят свои опознавательные номера, и, возможно, это обстоятельство заставило меня снять амулет.

Пять кабалистических знаков, выгравированных на серебряной пластинке, ни о чем мне не говорили. Если это было имя, написанное на незнакомом мне языке, то я выполню свой долг и доставлю его людям. Возможно, Лагран преуспеет в расшифровке этой надписи.

— Я не знаю, с кем и за что ты сражался, витязь... — прошептал я, едва шевеля губами. — Прости, что не могу исполнить достойный тебя обряд погребения. Но, возможно, это и не так важно...

— Зато важно другое... — прошептал незнакомый, сухой, как шелест песка, голос. — Холм, который ты видишь перед собой, всего лишь череп моего врага. Ты должен добраться до него и унести с собой мое оружие. Оно осталось там — в его голове...

Голос смолк. Лишь ветер завывал среди обломков оружия и иссохших трупов. Мне показалось? Вой пустынного ветра накануне бури может напомнить голос близкого человека... Где-то я слышал эту легенду. Мне пора возвращаться, времени остается меньше получаса. Если я начну пробираться к холму, я не успею вернуться. Сейчас я как раз нахожусь на той черте, из-за которой уже нет возврата...

Благоразумные мысли суетились в моей голове, но я уже шел вперед, туда, куда указывала правая рука витязя.

До холма, о котором он говорил, было не так уж и далеко. Всего пару сотен метров разделяло нас. Если бы не жара, усиливающийся с каждой минутой ветер и сухой, сыпучий, засасывающий, как трясина, песок под ногами, я преодолел бы это расстояние за пару минут, теперь же минуты растягивались, превращаясь в бесконечность...

Но даже тот, кто перешел безвозвратную черту, рано или поздно приходит к цели, из-за которой совершил свой безумный поступок.

ГЛАВА 23

И цель эта вырастала передо мной, с каждым шагом заслоняя собой горизонт... Я уже не видел впереди ничего, кроме странного холма, который постепенно превращался в гигантский череп, отполированный ветрами и пустынным зноем.

В первый момент мне показалось, что передо мной череп какого-то насекомого. Может быть, гигантского муравья или молдрома. Но потом я увидел пустые, человеческие глазницы. Да и вся его форма — широкая кость лба, пещера, над которой некогда находился нос, наконец, зубы верхней челюсти — необъятные в своей ширине, но все же вполне человеческие по форме.

Казалось, в поперечнике черепа никак не меньше десятка метров, и было непонятно, как такого гиганта могла носить на себе земля. Вокруг, на абсолютно гладкой площадке, почему-то не затронутой вездесущим песком, я не заметил ни одной кости — только этот чудовищный череп.

Было и еще кое-что... Ощущение холода... Словно ледяным ветром потянуло мне навстречу от этих мертвых костей. И это в пустыне, в которой солнце стояло в зените, а жара стала невыносимой. Стихло все вокруг, замерло. Казалось, даже небольшое облачко на горизонте прекратило свое движение.

«Пора наконец остановиться! — подумал я, стараясь подавить в себе приступ несколько запоздавшего благоразумия. — Неужели ты не чувствуешь, чем все это закончится? Ты найдешь здесь лишь собственную гибель, и ничего больше!»

Но ноги все еще продолжали нести меня вперед, действуя самостоятельно, независимо от моей воли, словно подчинялись некой, заложенной в них программе. И еще через пару шагов я заметил отблеск металла, сверкнувший высоко надо мной. Точно посередине между глазницами блестел какой-то посторонний предмет.

Выходит, мне не послышался голос павшего витязя...

Неужели мертвые, в особо важных случаях, могут общаться с нами?

Я обернулся, стараясь рассмотреть место, где остался витязь в серебряных доспехах, но с возвышения, на котором лежал череп чудовищного великана, поле боя выглядело иначе.

Мне показалось, что останков существ в черных доспехах стало меньше, зато мертвое воинство белого витязя словно бы увеличилось...

Ветер усилился и нес над полем сражения песчаную поземку, скрадывавшую детали и придававшую неподвижным предметам иллюзорную вторую жизнь, заставляя двигаться мертвые тени... Конечно, это был мираж, вызванный жарой, безжалостным солнцем и ветром, но он становился все реальнее, словно кто-то прокручивал на гигантском природном проекторе эпизоды отшумевшей здесь некогда битвы.

Вот из песчаных вихрей возникла кавалерия белых и пошла в атаку на холм, спиной к которому я теперь стоял. Казалось, пики призрачных кавалеристов нацелены прямо в мою грудь. Но всадники промчались сквозь меня, оставив после себя лишь порыв ледяного ветра и звуки... Скрежет металла, удары мечей, крики павших... Или это был всего лишь вой ветра, хранившего память о давней битве?

И вот, наконец, появился он — великан на белом коне, в серебряных доспехах.

Размахивая длинным мечом, он прорывался к холму сквозь круговерть призрачной битвы. Ряды черных витязей разлетались под копытами его коня, словно волны у подножия утеса, но их было слишком много, а белый витязь остался в одиночестве, после того как его кавалерия пошла на штурм холма. Я знал, что это не холм, я должен был обернуться, чтобы увидеть его. Но ужас, выросший у меня за спиной, не позволял увидеть того; кто превратил кавалерию белых в груду мертвых тел. Я слышал лишь его дыхание, похожее на вой урагана, и грохот доспехов, от которого содрогалась земля.

И все же белому витязю удалось прорваться сквозь кольцо черного воинства и остаться один на один со своим врагом. Белый витязь занес над головой свой сверкнувший на солнце меч и ринулся вперед, в последнюю, завершающую атаку. Но тут из-за моей спины и сверху, словно удар черной молнии из высоко летевшей тучи, пал черный меч.

Он был огромен, как башня, я видел, как его широкое лезвие вонзилось в грудь белого витязя и, сорвав с коня его тело, отшвырнуло далеко назад, туда, где он и лежал до сих пор.

Казалось, все было кончено — битва окончательно проиграна. Но нет, она все еще продолжалась... Белый витязь, несмотря на чудовищную рану, разворотившую его грудь, в последний раз приподнялся над полем смерти. Его правая рука, в которой уже не было меча, сняла с пояса какой-то сверкающий круг и вытянулась вперед. Круглая стальная молния сорвалась с его боевой перчатки и пронеслась над моей головой.

И вот тогда, преодолев свой страх и чувствуя себя ничтожной козявкой в этой битве титанов, я все-таки обернулся.

Лучше бы я этого не делал. Вид черного великана, подпиравшего головой низко летевшие тучи, мог парализовать ужасом кого угодно.

Но в награду за свою смелость я увидел, как белая металлическая молния ударила его между глаз, и услышал рев, от которого содрогнулись далекие отсюда скалы.

Он пошатнулся, этот бессмертный великан, сила которого не знала себе равных во всех известных мне мирах. Он выронил свой чудовищный меч, и гигантское лезвие, плашмя ударившись о поверхность пустыни, взметнуло высокую волну песка.

Он падал медленно, словно рушилась гора после землетрясения. Сначала он опустился на колени и, опершись руками о землю, еще раз попытался подняться, но это ему не удалось, и тогда тяжкий стон боли и отчаяния потряс пустыню. И шепот... Или, может быть, крики в беспорядке побежавших со всех сторон черных...

— Пал Аристарх! Аристарх убит! Спасайтесь!

Они бежали мимо меня, волна за волной, роняя оружие, срывая с себя доспехи. Их никто не преследовал. Некому было это делать — на поле смерти уже не осталось живых.

Целую вечность я стоял неподвижно, скованный ужасом. Солнце всходило и садилось за горизонтом, превратились в прах тела погибших, в рыжую пыль обратилась сталь, а я все стоял, не в силах пошевелиться. Так вот как оно было... Теперь я знал. И когда наконец я вновь обрел способность двигаться — любопытство, это странное человеческое свойство, помогло мне преодолеть ужас и приблизиться к тому, что некогда было головой черного великана. Я хотел знать, что за волшебный предмет сокрушил эту неслыханную мощь, я хотел его видеть...

Да и не осталось у меня теперь иной цели... Я давно перешел черту, за которой уже не было выхода из этого мира гибели.

Мне было страшно прикоснуться к мертвым костям, и все же я заставил себя это сделать. Меня словно ударило разрядом ледяной энергии, движения замедлились, и боль медленно растекалась по всему телу, но я все еще полз вперед и вверх...

Там был не меч и не топор — нечто другое. Оружие, которого я никогда не встречал. Пять или шесть коротких, сантиметров по сорок лезвий были соединены вместе своими рукоятками. Собственно, рукояток не было. Их заменила одна круглая пластина. Было непонятно, как таким оружием пользоваться. Но безумное желание завладеть этим волшебным предметом уже охватило меня. Он не должен был оставаться в этой мертвой пустыне. Не для того ковали его нечеловеческие руки в стенах золотого замка... Откуда я это знал? Почему до сих пор не бежал прочь? Чья воля, прорвавшаяся из-за пределов смерти, руководила мной? Этого я не знал, но, как в трансе, продолжал осуществлять свое безумное намерение.

Оружие засело в черепе так глубоко, что, даже повиснув на нем всей тяжестью своего тела, я не смог расшатать его и уж тем более выдернуть его оттуда.

Требовался какой-то инструмент. И мне не осталось ничего другого, как спрыгнуть вниз, подобрать валявшийся рядом обломок секиры и вновь проделать свой смертельно опасный путь к глазницам мертвого черепа.

Ударов тока больше не повторялось, видимо, и одного было вполне достаточно. Я вспомнил о проклятье древних фараонов, погубившем всех исследователей, вскрывавших их гробницы. Здесь передо мной притаилось зло, масштабы которого были несравнимы с магией земных фараонов. Что, если проклятие черного витязя поразило меня вместе с этим странным ударом тока? Ведь зло такой силы не могло исчезнуть полностью, что-то должно было остаться... Я постарался отбросить эти мысли, забыть о них и яростно начал врубаться в череп, освобождая из векового плена оружие белого витязя.

Вот когда слова старинной песни обрели для меня свой прямой роковой смысл... Мгновения... Они свистят, как пули у виска... Давно прошло время, когда я мог вернуться в свой мир, — я оставался в пустыне и теперь уже, похоже, навсегда...

Но, несмотря на отчаяние, охватившее меня, на жару, на пот, застилавший глаза, на жажду, сжигавшую мои внутренности, на проклятие черного витязя, которое наверняка должно было покарать того, кто потревожит его могилу... Несмотря на все это, я лишь удвоил свои усилия, решив закончить дело, которое начал, вопреки судьбе, вопреки логике и здравому смыслу.

Когда сверкающий круг лезвий наконец поддался моим усилиям и впервые покачнулся в своем костяном ложе, я услышал шорох, почему-то заставивший меня еще раз, несмотря на жару, покрыться холодным потом.

Может быть, оттого, что звук шел извне и нес в себе смертельную угрозу, гораздо более реальную, чем жара, жажда и все иллюзорные картины битвы, восстановленные моим воображением. Наверно, это было предчувствие. Что-то обязательно должно было случиться. Тот, кто осмелился поднять руку на останки черного витязя, будет наказан. Здесь наверняка должны были остаться стражи, охраняющие его могилу... И наконец я их заметил.

Четыре узкие, длинные тени приближались ко мне с разных сторон. В первое мгновение я принял их за собак. По размеру, во всяком случае, они напоминали именно собак. Но в следующее мгновение я увидел их длинные морды, похожие на морды муравьедов и заканчивавшиеся узкой и длинной пастью, утыканной мелкими острыми зубами. Их были сотни, этих зубов, расположенных в несколько рядов.

Движение вертлявых узких тварей напоминало движение змей — их тела зигзагообразно извивались при каждом шаге шести пар коротких, приспособленных к песку лап. Я заметил их слишком поздно, — путь к отступлению был для меня уже отрезан. Впрочем, это не имело особого значения, я ни на секунду не сомневался в том, что на ровной местности они сразу же настигнут меня. Теперь же, по крайней мере, моя спина была защищена мертвой громадой черепа.

Сжимая в руках свой инструмент, вновь превратившийся в оружие, я обреченно ждал нападения, собираясь подороже продать свою жизнь. Но твари почему-то медлили. Остановившись на расстоянии броска, они застыли неподвижно, пристально разглядывая меня бусинками блестящих глаз, расположенных вдоль верхней челюсти.

И тут я это услышал... Конечно, это был не звук, а уже знакомый, похожий на шелест песка голос, звучавший у меня в мозгу.

— Как ты думаешь, он съедобен?

— Конечно, съедобен. Он пахнет человечиной.

— Тогда почему он ковыряется в костях? Может быть, он питается костями, как лорхи? Лорхи несъедобны! Я ненавижу даже их запах!

— Говорю тебе, он не пахнет лорхами!

— Он не выглядит опасным.

— Все же будьте осторожны, следите за его руками, он все-таки может оказаться опасным.

Этот шепот несколько приободрил меня. Телепатические импульсы их простеньких мыслей сказали мне, что к мистическим стражам эти твари не имели отношения. Скорее всего, это были просто шакалы этого мира.

Через секунду тела двух из них превратились в стремительно летящие ко мне тени. Две другие твари благоразумно ждали, чем закончится нападение их собратьев. Я сжался, стараясь стать как можно меньше и выставив перед собой обломок секиры и заржавленный меч.

Как хотелось бы мне в эти последние мгновения остановить время, заставить его работать на себя, но ничего не происходило. Мои реакции не ускорились и остались реакциями обычного человека. Вместо того чтобы прислушаться к советам учителя, я отправился в эту экспедицию, на верную смерть.

Додумать эту мысль мне помешала дикая боль. Одна из тварей, успешно избежав обоих лезвий, которыми я пытался прикрыться, вцепилась мне в плечо и повисла на мне, не разжимая намертво сомкнувшихся челюстей. Зато вторая, наткнувшись на секиру, рухнула на песок, и, кажется, была уже не в состоянии повторить нападение.

Правда, вслед за ней последовала и секира, выскользнувшая из моей поврежденной руки. Теперь я мог рассчитывать только на короткий меч с тупым, искореженным лезвием.

Третья и четвертая тварь, заметив, что нападение частично увенчалось успехом, ринулись вперед. У меня оставалось всего несколько секунд. Правая рука повисла беспомощной плетью, я попытался справиться с болью, забыть о ней, вывести ее за пределы сознания.

Частично мне это удалось и, точно рассчитав удар старого меча, зажатого в левой руке, я обрушил его на голову терзавшей мое плечо твари. Завизжав, она разжала челюсти. Лезвие меча прочно засело в ее теле, и, дернувшись после удара, она вырвала из моих рук последнее оружие.

Тварь беспомощно извивалась на песке, орошая его своей темной кровью. Но мне от этого было мало пользы. Я оказался совершенно безоружен, сил отразить нападение оставшихся двух противников у меня уже не было. Да и времени тоже.

Я все еще пытался волевым усилием ускорить реакции, вызвать к жизни потаенные свойства энергана, но все напрасно... Именно тогда, когда это нужнее всего, совершенно невозможно сконцентрировать волю на чем-то одном.

Два темных тела, оторвавшись от земли, уже летели ко мне в последнем броске.

Совершенно инстинктивно моя здоровая рука вцепилась в единственное оружие, остававшееся в пределах досягаемости. Круг лезвий, засевших в черепе, качнулся... Большая часть работы была уже проделана, требовалось лишь завершающее усилие, и тогда, не обращая внимания на боль в рассеченной острым лезвием ладони, я рванул его на себя, вкладывая в это усилие все свое отчаяние и всю надежду, которая остается с нами до самого последнего мгновения.

Дальнейшее я помню смутно. Что-то хрустнуло в костях чудовищного черепа, и сверкающий круг лезвий неожиданно оказался в моей левой руке.

Размахнувшись, слабым, беспомощным толчком я послал их навстречу летящей ко мне клыкастой смерти. Лезвия издали неожиданный, тонкий, звенящий звук. Проигнорировав все известные мне законы физики, они ввинтились в воздух, словно пропеллер, и унеслись навстречу моим врагам. Что именно произошло в месте столкновения, рассмотреть я так и не успел. Куски окровавленного мяса, в которое превратились тела нападавших, шмякнулись на песок, а лезвия вновь оказались в моей руке, прежде чем мое сердце успело завершить единственный удар.

Они легли в руку с ювелирной точностью, даже не оцарапав кожи, и лишь теперь я смог рассмотреть свой трофей. Я смотрел на него, как завороженный, еще не придя в себя от потрясения. Такое чувство я испытал лишь однажды, во время собственной казни, когда смерть, вопреки логике, выпустила меня из своих когтей.

У него было восемь лезвий, а не шесть, как показалось мне вначале. На стальном круге не было никаких украшений. Но рукоятка у этого оружия все же была. Ее роль отводилась одному из лезвий, сглаженному и закругленному таким образом, чтобы его было удобно держать во время броска.

Было и еще кое-что.

Пять рун, пять кабалистических знаков, выгравированных по окружности вдоль всего центрального круга. Они показались мне знакомыми, потому что напоминали руны, увиденные мной на талисмане белого витязя, и, прежде чем вернулось прервавшееся от волнения дыхание, я уже знал, что держу в руках именно его оружие.

ГЛАВА 24

На поиски отмеченного мной камня, возле которого я очутился, когда произошел последний фазовый переход, ушло часа два. Я прекрасно знал, что искать его совершенно бессмысленно. Фазовый переход в этом месте уже невозможен. Планета вращалась, место перехода постепенно изменяло свое положение в пространстве.

Я понял это еще там, в подвале, когда начались первые короткие переходы. Каждый новый переход заканчивался в ином месте. У меня был единственный шанс вернуться. Я должен был оказаться в нужном месте в нужное время. Но этот шанс безвозвратно упущен. И теперь я знал, что жить мне осталось совсем недолго. Но надежда в человеке умирает последней, и я упрямо продолжал поиски, пока не оказался возле знакомого камня. Увидев его, я испытал ничем не обоснованную радость. Возможно, оттого, что умирать в знакомом месте, хоть как-то связанном с миром живых людей, было намного легче.

Солнце уже склонилось к горизонту, и жара немного спала, зато рана разболелась нестерпимо. Я присел у камня и осмотрел свое изуродованное плечо. Кровь продолжала сочиться сквозь тугую повязку, которую мне удалось сделать одной рукой из обрывков рубахи. Рана была слишком глубокой,кроме того, я продолжал терять остатки влаги. Надвигалась ночь, а с нею пожалуют и местные хищники. Теперь у меня было оружие, но не было сил им пользоваться. Если я потеряю сознание, вряд ли мне удастся очнуться. Но с этим я ничего не мог поделать. Голова кружилась, а песчаные холмы, окружавшие меня, постепенно теряли свои резкие очертания.

Я сидел под камнем уже часа два — ничего не происходило. Ничего и не могло произойти, во всяком случае, ничего хорошего. Силы стремительно покидали меня, и помощи в этом безжалостном месте, где обитала только смерть, ждать было неоткуда.

Я закрыл глаза и попытался вспомнить что-нибудь приятное из своей богатой неожиданными поворотами жизни. Но вспоминались лишь бесконечные корабельные будни, короткие вылазки на враждебные планеты, схватки, кровь и новые походы.

Семьи у меня не было, да ее и не могло быть при таком образе жизни. Встречи с женщинами были коротки и спонтанны, но никогда я не опускался до того, чтобы покупать любовь за деньги. Была диспетчер в космопорту Гридоса. Черноглазая маленькая брюнетка. С ней мне удалось встретиться раз пять подряд, потом базу перевели в другое место. Кажется, ее звали Лейлой. Была Таила. Она любила меня и хотела иметь от меня ребенка. Но вскоре я завербовался на «Алькар», и мы расстались.

Были другие женщины, имена которых я уже не помнил, и была, наконец, Ария. Женщина-птица, с которой меня связывали такие странные отношения. Тогда почему я о ней вспомнил сейчас? Почему сквозь мои скудные воспоминания все время прорываются ничего не значившие эпизоды нашего похода к монастырю, единственного времени, когда мы были вдвоем... Вот она, стоя у ручья, расчесывает свои волшебные, полупрозрачные волосы, вот ее узкие, желтые глаза вопросительно, с каким-то странным ожиданием смотрят на меня... Почему я был тогда так сдержан? Почему упустил, возможно, свой единственный шанс?

Может быть, потому, что никогда не видел создания подобной, неземной, почти сказочной красоты? Или причина заключалась в ее непохожести на остальных людей, в ее иномирном происхождении, в том, что на моих глазах она могла превратиться в птицу?

Это зрелище до сих пор вызывало у меня чувство внутреннего протеста, но сейчас, наедине с самим собой, подводя итог своей жизни, в которой мне так и не удалось достигнуть ничего значительного и даже найти место, где хотелось бы остаться надолго, бросить якорь и построить свой дом; так вот сейчас, связывая воедино обрывки своих, прерываемых вспышками боли воспоминаний, я мог не лукавить больше перед самим собой, отбросить все лишнее и признать, что, возможно, этот короткий переход через лес вдвоем с Арией и был в моей жизни самым значительным эпизодом.

Воспоминания о нашем совместном походе заставляли в какой-то степени забыть о боли и о жажде, сжигавшей мои внутренности.

Солнце наконец зашло, и сразу же вслед за этим из-за горизонта выкатились две огромные луны, словно ожидавшие, чтобы им освободили небосклон.

Я достал из заплечной сумки мечелет белого витязя. Я не знал, как иначе назвать это оружие. Наверно, для такого гиганта, как он, это был всего лишь небольшой метательный нож. Но для меня круг из шести стальных полуметровых лезвий был мечелетом. Я положил его перед собой так, чтобы легко было дотянуться до рукоятки, не порезавшись о соседние, острые, как бритвы, лезвия.

Ночные хищники осторожны, они наверняка дождутся, пока я ослабею настолько, чтобы потерять сознание. Тогда мечелет мне не понадобится. Ждать этого момента им осталось совсем недолго. Время уже двигалось для меня скачками. Я то проваливался в небытие на несколько минут, то вновь выбирался на поверхность сознания и отмечал эти провалы по положению лун на горизонте.

Наконец, в очередной раз открыв глаза, я заметил, что на фоне красноватого диска, занимавшего едва ли не шестую часть горизонта, появился какой-то темный силуэт. Он явно приближался, увеличиваясь в размерах, и, поскольку ничего хорошего от местных тварей я не ждал, я потянулся к своему оружию.

Но новый приступ сильнейшей боли в плече скрутил меня и не позволил дотянуться до рукояти мечелета.

Силуэт птицы, резкий и четкий на фоне огромной луны, развернув широкие оперенные крылья, планировал прямо на меня. Птица была небольшой, во всяком случае, не настолько большой, чтобы нападать на человека.

Но она пикировала прямо на меня и с каждым мгновением увеличивалась в размерах.

Я сделал отчаянное усилие, пытаясь ухватить рукоять лучемета, и тут же провалился в небытие.

Огромные желтые глаза, смотревшие на меня в упор, заставили почти сразу же очнуться. Кажется, я закричал, пытаясь прогнать наваждение. Но прохладная ладошка Арии опустилась на мой лоб. И струя живительной влаги оросила мои губы.

— Тише, Игорь. Тише, нас могут услышать... Какое счастье, что я все-таки нашла тебя. Ты думал обо мне, и только поэтому я смогла тебя отыскать.

Она была совершенно обнаженной, как всегда, после превращения в человека, и на этот раз ее одежда осталась далеко отсюда. Но, кажется, теперь это ее нисколько не смущало. Да и для меня сейчас это уже не имело никакого значения.

Она опустилась на колени передо мной и стала осторожно снимать повязку с моего изувеченного плеча. В лунном свете ее тело казалось отлитым из голубого серебра. Я все еще не мог поверить в реальность происходящего. Мне казалось, что передо мной всего лишь прекрасное видение, сплетенное из моих воспоминаний и вызванное к жизни горячечным бредом.

— Как тебе удалось? Откуда ты здесь взялась? Тебя не может быть в этом мире!

— Лагран помог мне преодолеть барьер. В теле совы я вешу немного, и только поэтому ему удалось это сделать. Тебя занесло на самый край нашей Галактики. Никому еще не удавалось добраться до Черной планеты... Почему ты не воспользовался обратным переходом? Почему застрял здесь?

— Долго рассказывать... Я опоздал, и точка перехода сместилась в другое место.

— Теперь нам придется искать ее заново.

— Разве это возможно?

— Только если нам помогут.

— Но ведь ты могла заблудиться, застрять между мирами и сейчас рискуешь навсегда остаться со мной здесь, в этом гиблом мире.

— Я была к этому готова.

Простота ее ответа поразила меня.

— Но почему?

— Ты все еще не догадался?

Какое-то время я пытался поймать ее взгляд, но это мне не удавалось. Да и зачем? Разве ее слова нуждались в подтверждении?

Ария, занятая моей раной, не обращала внимания на мои взгляды, а они, несмотря на боль, становились все более красноречивыми. Да и какой мужчина, даже умирая, смог бы остаться равнодушным, видя пред собой это тело мифической богини? Она тем временем сняла повязку и нахмурилась, изучая мою рану.

— Сейчас я помогу тебе. Боль пройдет. Возможно, мне удастся хотя бы частично залечить ее — рана очень глубокая и сильно заражена. Зубы, повредившие твое плечо, наверняка были ядовиты.

Она положила руки на мое плечо, с двух сторон от раны, и закрыла глаза. Мне показалось, что ее руки начали светиться в полумраке, во всяком случае, ее прохладные ладошки вдруг стали теплыми, а затем горячими. И это странное тепло потекло внутрь меня, обволакивая изнутри поврежденные ткани, снимая боль. Казалось, частица самой Арии вошла в меня и соединилась с моим телом. Я испытывал необычное чувство, гораздо более глубокое и полное, чем при физической близости...

Через какое-то время, когда боль полностью отступила, я притянул ее к себе и поцеловал, сначала нежно, желая выразить свою благодарность, а затем, забыв обо всем, стал покрывать поцелуями ее тело. И вдруг, в совершенно неподходящий момент, она попыталась вырваться. Но я, посчитав это мимолетным капризом, разновидностью сексуальной игры, лишь крепче прижимал ее к себе и, опрокинув на песок, стал целовать ее грудь.

— Нет! Нет! Не делай этого! Не сейчас!! — она почти кричала. Но разве в такой момент мы слушаем, что говорит женщина? Я зажал ей рот поцелуем и овладел ею почти силой, считая, что тем самым доставляю ей особое удовольствие.

Когда наконец все закончилось, она не произнесла ни слова. Беспомощная и сломленная, Ария напоминала сейчас подстреленную птицу.

Молча притянув к себе мой плащ, валявшийся в стороне, она зябко закуталась в него и долго сидела неподвижно, глядя на луну, словно прощаясь с ней, потом повернулась ко мне и, не глядя мне в глаза, сказала:

— Теперь тебе придется возвращаться одному.

— Это еще почему?

— Нас двоих Лаграну не вытащить...

— Но ведь ты можешь превратиться в птицу! Сова почти ничего не прибавит к моему весу!

— Да. Конечно. Но нам еще нужно найти проход. Лагран обещал сделать видимым энергетический поток, которым он направляется...

В тот момент я ничего не понял. И лишь позже узнал, каким кретином оказался в эту судьбоносную для меня ночь. Мы бродили по пустыне часа два, иногда меняя направление.

Жажда, несмотря на ночную прохладу, вновь начала мучить меня, тот небольшой запас воды, который Ария принесла в своих ладонях, лишь смочил мои губы, и я начал сердиться на нее, не понимая, почему она не летит на разведку, как делала это раньше, и не ускоряет наши поиски.

Но прежде чем я успел спросить ее об этом, столб света, появившийся из-за края ближайшей скалы, сделал ненужными дальнейшие поиски.

— Ты пойдешь первым, — сказала Ария, когда мы остановились перед камнем, лежавшим в основании голубого светоносного столба. — Времени почти не осталось. Переход вот-вот начнется. Поспеши, ты должен встать так, чтобы свет полностью покрывал тебя.

— А ты? Почему ты не превращаешься в птицу?

— Я же сказала, вдвоем переход невозможен. Я прилечу позже!

Почему я поверил ей в тот момент? Может быть, потому, что хотел поверить? Нет, это неправда. Тогда я ничего не знал и действовал почти бездумно, полагая, что она позаботится обо всем. Лишь позже, когда под моими ногами обозначился вход в туннель, когда вокруг меня стали возникать пока еще призрачные стены монастырского подвала, а образ Арии стал таять на фоне огромной чужой луны, до меня долетели ее последние слова:

— Прощай, Игорь! И не вини себя ни в чем, я сделала это, потому что любила тебя.

ГЛАВА 25

Очнулся я в монастырском подвале и долго не мог вспомнить, как здесь очутился. Я лежал на холодном каменном полу, и мне казалось, что приятней этого ощущения холода в мире не бывает ничего. Моя кожа потрескалась и в открытых местах покраснела от ожогов. Во рту было отвратительное ощущение сухости, словно я наглотался песка.

Вдруг мне пришло в голову, что кто-то другой может сейчас испытывать те же самые ощущения. Кто-то, кто помог мне выбраться из мира смерти. Я отмахнулся от подобного предположения. Сейчас не время об этом думать, сначала нужно позаботиться о себе.

И эта несколько необычная для меня мысль не вызвала даже ощущения тревоги.

С трудом приподнявшись, я осмотрелся. Помещение показалось незнакомым, и только привычный сводчатый потолок и неизменный ряд негасимых факелов свидетельствовали о том, что я переместился именно в монастырский подвал.

Последним моим сознательным действием в мире пустыни были поиски камня, от которого я начал свое продвижение к мертвому полю. Нашел я его без особых проблем — вот только сил к тому времени уже не осталось — солнце клонилось к закату, высосав из меня за этот бесконечный день все силы и последние остатки влаги. Мне помнится, я опоздал ко времени перехода, я лежал у камня и думал о неизбежной смерти.

А потом что-то произошло... Позже, когда взошла луна... Не надо об этом. Сейчас не время для воспоминаний.

Первое, что я должен сделать — найти воду. Я не знал, есть ли она в этом подвале, зато я хорошо запомнил зал с огромными бочками и пополз вдоль коридора, как мне казалось, в нужную сторону. Сил на то, чтобы перемещаться в нормальном положении, уже не осталось.

Часа через два, а может, через два года я нашел этот проклятый зал. Для того чтобы пробить отверстие в плотно законопаченной бочке нижнего ряда, мне нужен был какой-то инструмент — и только сейчас я кое-что вспомнил, вопреки собственной воле... Сердце бешено забилось в груди, и моя дрожащая рука потянулась к поясу, но бесценное оружие было не там.

Я нес его в прочной кожаной сумке, сооруженной мной из подходящего боевого нагрудника, найденного на поле брани. Боясь до конца поверить в собственную удачу, я извлек свою находку на свет факелов. Так значит, мечелет не пропал, не растворился бесследно в результате перехода и не был плодом моего горячечного бреда. Он сверкал у меня в руках, словно был сделан из бриллиантов, и издавал тонкий, едва слышный звук.

Одного прикосновения острого, как бритва, лезвия к днищу дубовой бочки оказалось достаточно для того, чтобы струя опьяняющей темной жидкости ударила мне в лицо.

Это было старое, хорошо выдержанное вино. Я упивался им, я подставлял под струю плечи и грудь, насыщая влагой свою иссохшую кожу. От вина исходил божественный аромат, от которого кружилась голова, а стены подвала медленно начали вращаться вокруг меня. В конце концов я вновь потерял сознание.

Очнулся я оттого, что лежать в луже вина было не слишком удобно, кроме того подо мной оказался какой-то острый и жесткий предмет.

Я приподнялся, сел, осмотрел винный подвал и вытащил из-за спины предмет, на котором лежал. Неземное оружие, сокрушившее черного великана. Я держал его перед собой, и чувство невероятной гордости переполняло меня до краев. Возможно, это было следствием выпитого вина, но, подспудно, я уже понимал, что дело совсем в другом.

Почему-то в этот момент мечелет показался мне живым, наполненным собственной волей и силой. Опьянение не проходило. Алкоголь не может заменить воду, так что жажда только усилилась, хотя от прохлады и выпитого вина, содержавшего в своем составе достаточно влаги, мне все же стало полегче.

Тем не менее, если я собирался когда-нибудь выбраться из этого подвала, воду следовало найти как можно быстрее, пока еще оставались силы на ее поиски.

Неожиданно я почувствовал приступ гнева. Лагран обязан был предупредить о том, что ожидало меня за пределами подвала, или хотя бы встретить после всех злоключений. Десятки раз я мог погибнуть, не вернуться обратно, и, похоже, никому не было до этого никакого дела! И это называется уроком магии? Правда, в конце концов мне кто-то помог, но к Лаграну это не имело ни малейшего отношения. Разве так встречают героев? Здесь должен быть почетный караул, оркестр и ковровая дорожка. Но ничего этого не наблюдалось.

Я брел вдоль темного сводчатого прохода, беспокоясь о том, что он исчезнет, как это случилось, когда я впервые очутился в подвале. Тогда мое драгоценное тело, и без того иссушенное солнцем, может вновь оказаться в пустыне.

Но, слава богу, хоть этого не произошло. Легкое опьянение постепенно уходило, и вместе с ним меня покидали остатки сил, я едва переставлял ноги. Возможно, этот подвал вообще не имеет конца и мне суждено бродить по его туннелям до самой смерти, тем более, что, если я немедленно не найду воду, это случится совсем скоро.

И тут я услышал звук, который заставил меня остановиться, целиком обратившись в слух. Совсем недалеко впереди, за очередным поворотом туннеля, звенела капель.

Сочные полновесные капли влаги срывались с потолка и летели вниз, затем они разбивались в лужице, или, может быть, даже в озере, наполняя мои уши волшебным звуком.

Я бросился на этот звук, не разбирая дороги, и вскоре оказался перед небольшим углублением в каменном полу, в которое медленными, редкими каплями падала вода. Здесь было, наверно, не меньше литра. Я выпил всю воду до дна и вылизал каменное основание. Пока накапает следующая порция, пройдет, возможно, не меньше часа.

Странно, но мне в голову даже не пришла мысль о том, что вода может понадобиться кому-то еще. Что следовало оставить хотя бы небольшой запас для того, кто должен был прийти вслед за мной...

Все мои мысли, восприятие окружающего, даже сама память непонятным образом изменились, после того как я прикоснулся к черепу черного великана. Словно меня ужалила ядовитая змея... Сейчас я вспомнил, что в глубине черепа ворочалось Нечто. Нечто настолько ужасное, что, выберись оно наружу, я превратился бы в прах от одного его вида. Впрочем, возможно, выбираться ему было необязательно... Я отогнал прочь эти непрошеные мысли и пошел дальше.

Двигаться стало намного легче. Хотя знакомые коридоры пока не попадались, а подземный лабиринт подвала по-прежнему казался бесконечным, я бодро шел вперед, и самолюбование наполняло меня от пяток до кончиков волос. Я даже начал мурлыкать под нос некий незамысловатый мотивчик. Почему бы и нет? Я имел на это полное право. Мне удалось завладеть оружием Белого рыцаря, оружием, равного которому не было в этом мире. Я смогу наказать всех своих врагов. Каждый, кто встанет на моем пути, будет уничтожен. А все остальные... Очень скоро они поймут, как сильно недооценивали меня.

Коридор раздвоился, затем свернул налево, и неожиданно я очутился в зале, о котором много раз слышал в монастырской трапезной.

Это был потайной зал монастырской библиотеки. Главное сокровище монастырского ордена. Довольно узкий и высокий, он уходил в непроглядную даль. В обеих стенах бесконечного прохода были вырезаны каменные ниши, забитые древними фолиантами, свитками, рукописными текстами и даже печатными книгами, привезенными невесть из каких миров.

В центре зал немного расширялся, там стоял простой деревянный стол со стулом. На столе горела свеча, лежала краюха хлеба, кувшин с водой и одна-единственная рукописная книга, раскрытая посередине. Выглядело все так, словно неведомый чтец только что покинул это место, на секунду отлучился к полкам за новой книгой. Но текли минуты, и никто не появлялся, а в зале царила замогильная тишина, нарушаемая лишь звуками моего дыхания.

Несмотря на всю свою недавно обретенную самоуверенность, мне потребовалось мужество, чтобы подойти к этому столу, сесть на этот стул и обратить внимание своего драгоценного организма на кувшин с водой. И снова я вылакал ее всю, залпом, до самого дна. Вслед за водой последовала и краюха хлеба. Угрызений совести я не испытывал. Хотя по всем законам приличия, нельзя без приглашения есть чужой хлеб и уж тем более нельзя его есть весь до конца, не оставив хозяину даже крошек.

Теперь настала очередь книги, я придвинул ее к себе и с удивлением уставился на гравюру, занимавшую целую страницу словно специально раскрытой для меня в этом месте книги.

Там был изображен лежавший на земле человек и опускавшаяся на него сверху птица, наполовину сова, наполовину женщина...

Ощущение было такое, словно меня вновь, во второй раз, как в тот момент, когда я прикоснулся к черепу черного великана, ударили отравленным кинжалом...

Только сейчас я вспомнил Арию и все, что она сделала для меня...

С противоположной от гравюры стороны разворота следовал текст, выписанный чьей-то старательной рукой, под крупным витиеватым заголовком «Суламиды».

Я стал читать, и мне показалось, что текст набран огненными буквами, навсегда выжигавшимися в моей памяти.

«Суламиды — женщины-птицы. Существа белой магии могут стать весьма полезными для тех, кто сумеет их приручить. Они могут находиться в одном из двух состояний. Но если в то время, когда оные суламиды находятся в образе женщины, кто-нибудь из человеческого рода посягнет на их тело, они надолго потеряют свое магическое искусство и могут навсегда остаться в образе смертной женщины».

Значит, вот что я сделал... Значит, она не могла вернуться из-за моей несдержанности, из-за моего эгоизма... Она пожертвовала собой ради меня и навсегда, осталась в мертвом мире пустыни, среди костей древних побоищ, без капли воды, без проблеска надежды...

Шорох среди полок отвлек меня от рукописи, и неожиданно я почувствовал приступ беспричинной, ни на чем не обоснованной ярости. Кто-то смеет отвлекать меня от чтения, кто-то шляется среди полок, прячется в тенях, шуршит бумагой, кто-то любезно приготовил для меня эту книгу, нашел в ней нужное место и зажег свечу! Рука сама собой потянулась за спину, к оружию. Я знал, что мечелет найдет противника и в том случае, если тот невидим.

— Кто там?! — спросил я на всякий случай, не желая стать причиной гибели ни в чем не повинного существа.

— Это я, Ксант, библиотекарь этого подвала, Великий Рыцарь!

— Подойди ко мне! Явись на свет!

Вновь послышался шорох, и на этот раз я заметил тень, торопливо спускающуюся с полок. Наконец существо попало в круг света, отбрасываемый ближайшим факелом, и я смог его рассмотреть.

Больше всего оно походило на ленивца или лемура. Невысокого роста, оно едва достало бы мне до пояса. Гладкая шерсть покрывала все его тело, и нечто вроде рабочего комбинезона, напяленного на него, не скрывало этого обстоятельства. Привыкшие к полумраку огромные, как плошки, глаза на грустной, осунувшейся морде уставились на меня.

Я опустил мечелет, продолжая пристально разглядывать странного библиотекаря.

— Это ты приготовил мне книгу?

— Да, Великий Рыцарь!

— Откуда ты знал, что мне понадобится именно эта книга? Откуда ты знал, что ее надо открыть именно на этой странице?

— Я был бы плохим библиотекарем, если бы не знал этого, Великий Рыцарь!

— Перестань, как попугай, повторять «Великий Рыцарь». Я не рыцарь, и уж точно не великий, хотя, кто знает...

— Как же мне вас называть? Простой смертный не может попасть в этот зал.

— Называй сударем, например.

— Хорошо, Великий Сударь.

Я едва удержался от смеха.

— Великих Сударей не бывает. Зови просто сударь, и извини, что я съел без разрешения твой хлеб.

— Все так делают... — он печально вздохнул.

— В следующий раз я обязательно захвачу с собой что-нибудь вкусненькое, прежде чем отправлюсь к тебе в библиотеку.

— Все так говорят, но никто не приносит. Забывают, наверно... — Он опять грустно вздохнул.

— Раз ты знал, какая мне нужна книга, ты наверняка должен знать, зачем она мне понадобилась.

— Никак нет, сударь. Это предчувствие и только.

Когда сюда приходит новый гость, я обязан угадать то, что ему может понадобиться.

— Хорошо. Пусть так. Ты знаешь, как можно попасть отсюда обратно в мир пустыни?

— Я знаю лишь то, что относится к книгам этой библиотеки. Мои знания весьма ограниченны.

— Но ты знаешь, в какой книге могут содержаться нужные кому-либо сведения? Ведь ты сказал, что обязан это знать без всякой просьбы со стороны посетителя?!

— Конечно, я это знаю!

— Тогда в чем проблема? Найди мне книгу о дорогах архов и о мерцающих туннелях монастырского подвала!

— Такая книга есть. Но она написана на языке архов, который давно уже никто не понимает.

— И никто не пытался сделать перевод?

— На нашей планете слишком много древних языков и слишком мало переводчиков.

— Все равно, найди мне ее!

— Как вам будет угодно, сударь. Это не займет слишком много времени.

Потеряв часа два на ожидание, я получил запыленный том, написанный на каких-то металлических пластинах, на которых вместо букв вспыхивали радужные огоньки дифракционного отражения.

Никакого смысла в этой пляске огней я обнаружить не смог и вскоре понял, что толку от библиотеки для меня не будет. И лишь теперь до меня дошло главное: я не имел права попусту терять время, возможно, у Арии его оставалось совсем немного.

Захлопнув книгу, я поднялся из-за стола и посмотрел на тень, в которой скрывался библиотекарь. Его грустные глаза блестели даже в полумраке, словно наполненные внутренним светом.

— Как мне отсюда выйти? Как добраться до монастыря?

— Этого я не знаю, сударь. Магия защищает вход в этот зал, но раз вы вошли сюда, то, наверно, сможете и выйти.

Стараясь держаться уверенно, чтобы не потерять собственного достоинства, я двинулся к тому месту, где, как мне казалось, за полками скрывалась дверь.

— Прощай, смотритель. Береги и дальше свои никому не понятные истины. Когда-нибудь, возможно, найдется человек, которому они будут полезны.

— Спасибо на добром слове, сударь! Позвольте же и мне, в знак благодарности, дать вам один совет.

— Советы недорого стоят для того, кто их дает, но могут оказаться бесценными для того, кому предназначаются. Если, разумеется, он сможет ими воспользоваться. Так что давай.

— Никогда не бросайте своих друзей. Даже тогда, когда темные силы овладевают вами. — Он словно кипятком меня обдал на прощание. Но я сдержался, не дал вырваться на волю своему гневу и был за это вознагражден.

— Это я уже понял. Спасибо.

— У вас есть одни сутки, чтобы спасти Арию.

— Есть ли в этом мире человек, который знает, как мне вернуться в мертвый мир?

— Такой человек есть. Его зовут лорд Грегориан.

Дверь вывела меня из библиотечного зала в знакомый коридор.

Ключ все еще торчал с внутренней стороны двери — моя предусмотрительность себя оправдала, и я беспрепятственно вышел наружу, все еще до конца не веря в собственную удачу, даже когда оказался в монастырском дворе.

Стояло промозглое раннее утро, накрапывал мелкий дождь, нередкий в местных горах, звонили к заутренней, и с каждым ударом колокола я чувствовал, как безвозвратно уходит то немногое время, которое у меня еще оставалось, чтобы спасти Арию.

Соблюдать формальности теперь было некогда, и я направился прямо в апартаменты настоятеля. Отстранив с дороги двух заспанных стражей, которые так и не успели понять, что, собственно, происходит, я оказался в его спальне.

Его святейшество изволили кушать свой завтрак, не вставая с постели и, увидев меня, на пороге, от неожиданности выронили вилку.

Однако надо отдать должное самому старшему брату, он быстро сориентировался в обстановке и одним мановением рукава своего ночного халата удалил из комнаты весь обслуживающий персонал.

— Что случилось? Пожар или, может быть, война?

— Пожалуй, война, святой отец. Я собираюсь атаковать замок лорда Грегориана и хотел бы получить ваше благословение.

Собственно, мне нужно было не благословение, а монастырская дружина, но я знал, что получить ее будет непросто.

— Но это же безумие! У лорда хорошо обученная армия, а его замок никому не удавалось взять приступом. Если вы потерпите неудачу, его гнев обрушится на нашу общину. С чего вы взяли, что сможете одолеть войско лорда, какая муха вас укусила?

— Кроме моего молдрома, способного сокрушить стены любой крепости, у меня есть теперь для лорда еще один сюрприз. Так что от вас мне понадобится всего лишь парочка катапульт, чтобы отвлечь внимание гарнизона перед атакой молдрома. Сможете вы мне в этом помочь?

— Можно узнать, что за сюрприз приготовили вы для лорда?

Меня начал раздражать этот тщедушный человек, больше всего на свете ценивший свой собственный покой.

Небрежным жестом я достал из заплечных ножен мечелет, и комната сразу же наполнилась его сверканием. Лицо настоятеля мгновенно изменилось, недоверие сменилось ужасом. Он вскочил с кровати, забыв о своем наряде и, близоруко прищурившись, приблизился ко мне вплотную.

— Невероятно! Простой смертный не может держать в руках это оружие! Это же Кордерол, карающий меч Мстислава! Откуда вы его взяли?

Реакция была не совсем той, которую я ожидал...

— Это так важно? Я собираюсь атаковать замок лорда Грегориана. Ваша дружина поможет мне?

— Да, Великий Витязь!

«И этот туда же», — подумал я, пряча мечелет обратно в ножны.

ГЛАВА 26

Теперь мне предстоял еще один чрезвычайно неприятный визит к моему учителю, метру Лаграну, не без участия которого я попал на Черную планету. Конечно, я мог и не встречаться с ним. Сейчас в стенах этого здания никто не осмелился бы мне приказывать. Но тогда я лишусь необходимой мне магической помощи, а ведь именно магия составляла главную силу моего противника, замок которого я собрался штурмовать.

И это было еще далеко не все, я многого не понимал из того, что произошло на Черной планете. Мне нужно было выяснить, что собой представляет амулет Мстислава, да и вообще, как это ни странно в моем теперешнем положении, я все еще чувствовал зависимость от своего учителя. Мне требовалось если и не разрешение, то хотя бы его одобрение атаки замка Грегориана.

Но едва я покинул апартаменты настоятеля и вновь очутился во дворе, как стены монастыря содрогнулись от рева молдрома, и от ворот с воплями ужаса побежала стража. Пришлось на время отложить визит к Лаграну.

Моляром сильно изменился за те несколько дней которые я провел на Черной планете. Его надкрылки стали больше и приобрели золотистый цвет, глаза тоже увеличились, в глубине их вспыхивали странные желтоватые искры, а его телепатическая передача приобрела несвойственную раньше четкость.

— Тебя слишком долго не было, хозяин.

— Ну-ну, не так уж долго, — постарался я его успокоить, собираясь приступить к столь любимой им процедуре по очистке надкрылков. Однако на этот раз он отстранился.

— Мне не нравится твой запах.

— В самом деле? Извини, я еще не успел помыться.

— Это внутренний запах. Вода не может смыть его.

Последние слова молдрома встревожили меня, но я не стал придавать им большого значения. Словно с сомнением покачав своей огромной зеленой головой, он продолжил:

— Тебя не было много циклов.

Я все еще не понимал, что он имеет в виду, но догадка о том, что время на Черной планете могло идти иначе, уже промелькнула в моей голове.

— Это неважно. Теперь мы снова вместе.

— Это важно. Молдром уходит. Давно уходит. Я ждал, сколько мог, чтобы увидеть тебя еще раз.

— Подожди! Куда уходит молдром?!

— Далеко. Не могу объяснить. Хозяину туда нельзя. Только молдромы.

— Но мне нужна твоя помощь! Завтра я начинаю битву с лордом Грегорианом, неужели ты бросишь меня одного в такой момент?

— Молдром поможет. Завтра последний раз. Вечером молдром уйдет.

Я расспрашивал его почти час, но так ничего и не добился. Что-то с ним случилось, что-то произошло, пока меня здесь не было, и, наверно, только Лагран мог разрешить эту загадку. Больше я не мог откладывать встречу с учителем. Он один был способен мне объяснить, что произошло с моим странным другом и почему молдром собирался меня покинуть.

— О, Великий Воин вернулся! Господин воин решил навестить мое скромное жилище? Какая честь для меня!

Я ожидал чего-нибудь подобного, но не до такой же степени! Даже сарказм Лаграна должен иметь какие-то границы!

— Это был всего лишь урок магии. Разве не так? Ведь это вы дали мне ключ от подвала и не предупредили о том, куда он может меня занести!

— Это так. Но я не просил тебя задерживаться на Черной планете, и уж тем более, я не поручал тебе приносить в наш мир чужое оружие. Это было твоим собственным решением отсрочить переход ради куска железа, и мне стоило огромных усилий вызволить тебя с помощью Арии. Кстати, почему ее до сих пор нет? Вы должны были вернуться вместе. Что случилось?

Его вопрос мгновенно заставил замереть все возражения, которые вертелись у меня на языке. Я знал, что рано или поздно мне придется во всем перед ним отчитаться, и вот теперь этот миг настал.

— Она не смогла превратиться в птицу. Она обманула меня, сказала, что последует за мной в переход, и не сделала этого.

— Почему же она не смогла? Все суламиды в любой момент способны на превращение! Есть лишь одно исключение... Постой! Не может быть! Ты сделал это?!

— Откуда мне было знать! Никто не соизволил сказать мне об этом ее странном свойстве!

— И она согласилась? Она не возражала?

— Ну... Не совсем...

— Подойди-ка ко мне поближе, мой дорогой ученик! Чего-то я не могу понять... Так и есть, я вижу на тебе черный след... Прикосновения к силам такого могущества не могло пройти безнаказанно. Непонятно только, почему ты жив до сих пор и почему тебя вообще выпустили оттуда.

— Ненадолго, учитель. Я намерен вернуться и исправить собственную ошибку.

— Вот как? И каким же образом ты это осуществишь?

— Я собираюсь заставить лорда Грегориана отправить меня обратно на Черную планету.

— Да неужели?! Заставить! Уж не вознамерился ли ты в одиночку сразиться со всей его армией?

— Настоятель выделяет мне небольшую дружину, и я надеюсь на вашу помощь...

— Твое безумие гораздо глубже, чем я предполагал вначале. — Лагран встал из-за стола и обошел меня вокруг, словно увидел впервые. Но на этот раз в нем не ощущалось никакого сарказма. На его липе читалось искреннее недоумение. Чувствовалось, что он глубоко встревожен и в то же время чего-то не понимает.

— Это хорошо, что ты решил вернуться, несмотря на всю нелепость твоего плана. Я только не понимаю, почему ты так решил. Если на человеке стоит черная печать, все его поступки определяются лишь собственным эгоизмом. С тобой этого не случилось, и я, честно говоря, поражен.

— Может быть, из-за этого? — Я медленно расстегнул ворот рубахи и извлек на свет медальон белого витязя. Поверхность серебряной пластины с кабалистическими рунами тускло блеснула в свете газового рожка. Лагран, близоруко прищурившись, взглянул на пластину и медленно вернулся к столу.

— Я становлюсь слишком стар, если не почувствовал сразу присутствия магического предмета подобной силы. Откуда он у тебя?

— Он был прикреплен к доспехам витязя, сокрушившего Черного великана.

— Амулет Мстислава. Да, он мог защитить тебя. Но знаешь ли ты, что действие подобных вещей не ограничивается одной защитой. Невозможно даже предсказать, чем это для тебя кончится.

— Вы не хотите рассмотреть его получше? На нем есть какие-то письмена.

— Он полон чужой, древней магией. Мне даже прикасаться к нему опасно. Только невежда мог поступить столь легкомысленно и нацепить на себя такой амулет.

— Так мне снять его?

— Этим ты только ухудшишь свое положение. Тебе остается положиться на судьбу, которая до сих пор благоволила к тебе. Если ты его снимешь, темные силы, поселившиеся в тебе, получат полную свободу.

Кажется, только сейчас я начал понимать всю неосмотрительность и легкомыслие своих поступков. Я отправился в чужой мир, как на прогулку, внутренне не подготовившись к тому, что могло меня там ожидать, и теперь расплачивался за это.

— Утром мы выступаем. Вы пойдете с нами?

— Отчего такая спешка? Почему бы тебе не подготовиться к походу как следует? Ты собираешься штурмовать замок одного из самых могущественных чародеев, ничего не зная о способах магической защиты!

— У меня больше нет времени на учебу. Всего один день остается, для того чтобы спасти Арию.

— Откуда ты знаешь, что у тебя остался единственный день?

— Мне сказал об этом Ксант.

— Так ты был и в библиотеке?

Я утвердительно кивнул. Лагран встал и нервно прошелся по комнате, затем он остановился напротив широкого окна, выходившего в сторону восточной пропасти, и долго смотрел вниз, словно пытался что-то разобрать в клубах тумана, лежавшего на ее дне.

— Я все время узнаю что-то новое о своем ученике. Еще никому не удавалось с первого раза попасть в библиотеку. В тебе слишком много скрытой силы, о которой ты ничего не знаешь, и мне жаль, что у меня было мало времени, чтобы научить тебя ею пользоваться. Как встретил тебя твой воинственный друг? Он тоже принимает участие в походе?

— Он обещал, но с ним тоже что-то произошло. Он намерен меня покинуть. А вы говорили, что он останется со мной до конца жизни...

— Это так и есть. Только его жизнь в той форме, которая тебе известна, заканчивается. Тебя не было слишком долго. Ему пора превращаться в куколку, и он боится, что, проснувшись после превращения, не узнает тебя. В древности те, кто занимался молдромами, чаще всего погибали именно в этот период. Когда молдромы это поняли, они стали уходить до наступления срока превращения, чтобы не причинить вреда тем, к кому были привязаны.

— Но он уже был куколкой, когда я его встретил!

— Таких циклов у них бывает не меньше десяти, и с каждым из них молдром становится сильнее и мудрее. Твой — совсем еще птенец.

— Все говорят, что меня не было слишком долго! Но я провел на Черной планете не больше четырех дней!

— Там другое время... — Неожиданно Лагран остановился на полуслове и резко повернулся ко мне. — Ксант мог ошибаться. Хотя нет. Я говорю не то. Ксант никогда не ошибается, но ты мог его неправильно понять. Мне кажется, он имел в виду время Черной планеты, когда говорил с тобой о сроках. Один день там — это примерно месяц у нас. Ты успеешь.

— А если это не так? Я не могу рисковать. В любом случае завтра мы выступим. Если молдром не подведет, сдержит слово, у нас будет неплохой шанс прорваться к замку.

— Он не подведет, но никаких шансов победить Грегориана у тебя все равно не будет. Слишком неравны силы.

И тогда я не выдержал. Перед тем как прийти к Лаграну, я тщательно укрыл мечелет в заплечной сумке и решил не говорить о нем вовсе. С меня хватало нравоучений учителя и по всем другим поводам, я опасался, что он найдет к чему придраться и в случае с моим волшебным оружием. Конечно, молва о том, что я принес с собой иномирное оружие, уже дошла до Лаграна, но никто, кроме настоятеля, толком не знал, что оно собой представляет.

Мне хотелось сделать сюрприз из своей находки — показать Лаграну оружие во время боя, во всем блеске его силы. Но сейчас я не выдержал.

Я расстегнул сумку и осторожно извлек из нее мечелет, мгновенно зазвеневший всеми своими лезвиями. Он всегда начинал эту боевую песнь, едва только появлялся на свет. И все его шесть лезвий наполнили келью Лаграна ослепительным сверканием.

— Мы не сможем победить даже с этим?

Лагран попятился к стене, и я увидел, как сильно он побледнел.

— Убери его сейчас же! Спрячь его!

— Это мечелет Мстислава! Его называют Кордерлом! С ним я тоже не смогу победить?

— Я знаю, что это такое! Спрячь его немедленно! Великая сила приносит с собой и великую беду. Мне не дано знать, чем все это кончится, но ты своими легкомысленными поступками вызвал к жизни такие силы, справиться с которыми не сможет ни один маг. Кто-то незримый и очень могущественный управляет потоком событий, в который ты попал. Хорошо, если это Мстислав. Но мне страшно подумать, что с тобой будет, если это сам Черный мастер...

Так и не добившись от Лаграна определенного ответа насчет его участия в походе, я покинул келью своего бывшего учителя. Бывшего, потому что больше я не чувствовал себя его учеником, хотя об этом не было сказано ни слова. Все изменилось, после того как я вернулся с Черной планеты. И я знал, что причина этого кроется во мне самом.

Последняя фраза Лаграна заставила меня задуматься. Если он прав, если моя судьба находится в руках темных сил, мне нельзя вновь появляться на Черной планете. Нужно держаться от нее как можно дальше. Я чувствовал, что если снова там окажусь, если снова увижу голову Черного великана, влияние этих сил на меня может усилиться настолько, что я утрачу контроль над собой и превращусь в зомби, исполняющего чужие команды.

— А как же Ария? — прошептал совсем слабый голос моей совести. Я не стал с ним спорить и отложил решение на завтра. В конце концов, впереди у меня была целая ночь, чтобы все взвесить и принять надлежащее решение.

Я долго не мог уснуть на своей жесткой монастырской постели. Несмотря на все усилия выбросить из головы непрошеные мысли, они преследовали меня. Я вспоминал Арию и ту безумную ночь, что связала нас навсегда и погубила ее.

Жестокая внутренняя борьба не оставляла меня. Я знал, что Лагран прав, что завтра мой крошечный отряд будет разбит под стенами замка Грегориана, а сам я погибну. Так нужно ли приносить себя в жертву? Что это изменит? Чем поможет Арии? Шанс все-таки оставался, пусть даже не на победу. Я не знал, что может произойти, какие силы придут мне на помощь, какие события повернут в сторону колесо судьбы, грозящее раздавить меня, как букашку. Я обязан хотя бы попробовать. Если этого не сделать, всю оставшуюся жизнь я буду вспоминать последнюю ночь с Арией и то, как я ее предал.

Лишь под утро я забылся легким и зыбким сном. Сквозь его полупрозрачный покров я увидел золотой замок. Он стоял высоко в горах, в местности, где я никогда не был, но сейчас, в этом странном сне, я видел все так отчетливо, словно находился там наяву.

Воинство белого витязя уходило в поход на свою последнюю битву. На битву, которую оно проиграло. Именно после их поражения в нашу вселенную ворвалась Багровая планета. Только благодаря победе в этой битве темные силы смогли осуществить свой план. Это знание вошло в мой мозг, подобно раскаленной игле, принеся с собой боль и горечь.

Но борьба все еще продолжалась. То странное неустойчивое равновесие, которое установилось после гибели обоих главных персонажей великой битвы, не могло продолжаться вечно.

В такие моменты многое зависит от сущего пустяка, от решения одного человека, от участия простого смертного в той бесконечной битве с темными силами, которая продолжалась и поныне на других уровнях, в иных мирах...

Последние сомнения оставили меня еще до того, как закончился этот вещий сон. Решение было принято.

Утром я повел в поход против лорда Грегориана свое крохотное войско.

ГЛАВА 27

Мы медленно удалялись от монастыря по узкой тропе, извивавшейся между скал. Два всадника здесь не могли проехать рядом, и это сильно затрудняло движение. Рассвет уже окрасил над нашими головами вершины гор в неожиданно яркий багрянец, и мои воины тревожно зашептались, истолковав появление багряной зари как дурной знак, предвещающий пролитую кровь.

Настоятель от своих щедрот выделил мне сорок всадников. Это составляло примерно десятую часть монастырской дружины — не так уж плохо, если учесть, что он, в свою очередь, каждый день ждал нападения грегориановских войск и не верил в мою победу.

Мне отдали также две изрядно обветшавшие, поношенные, с пересохшими канатами катапульты, нуждавшиеся в срочном ремонте. Но это было лучшее, на что я мог рассчитывать. В конце концов, вовсе не эта устаревшая техника решит судьбу предстоящей битвы.

Почти час я потратил на уговоры молдрома, желавшего последний день провести рядом со мной. Мне тоже этого хотелось, но я холодел от одной мысли о том, что случится с моим отрядом, если в границах видимости появится молдром.

В конце концов, мне удалось заставить его двигаться поодаль, ни в коемслучае не показываясь на глаза моим людям. Я все еще не мог поверить в то, что вижу его последний день. Я успел привязаться к этому странному разумному зверю, он стал моим другом, несмотря на его устрашающий вид. Но мы еще успеем проститься, меня не оставляла надежда найти какой-то выход, задержать отлет молдрома или отменить его совсем. После посещения Черной планеты я стал неоправданно самонадеян, мне казалось, что даже силы природы я смогу теперь преодолеть.

Сейчас некогда было заниматься молдромом. Нужно было сохранить боевой дух моих воинов, хотя бы до начала штурма. А дух этот был изрядно подмочен монастырским вином, которое виночерпий отпускал перед боем без всякой меры.

Не успели мы отъехать от монастыря и двух миль, как послышался стук копыт догонявшего нас всадника. Я не ждал из монастыря никаких хороших вестей и потому даже не обернулся, до тех пор пока всадник не поравнялся со мной. Это был метр Лагран, собственной персоной, и, увидев его, я не смог сдержать радостную улыбку.

Свои неизменные поучения метр начал задолго до того, как я мог его расслышать:

— Вы отдаете себе отчет в том, что произойдет, после того как вас разобьют? Я потратил массу усилий, чтобы держать в узде этого проклятого лорда и не давать ему повода для нападения на монастырь. Теперь из-за вас все пойдет прахом.

— Знаете, метр, ночью мне пришла в голову мысль, что последствия наших поступков, кроме их прямого, видимого результата, имеют еще и гораздо более важный, внутренний смысл, выходящий за рамки нашей привычной логики. Не так уж важно, разобьют нас или нет. Важно, что мы выступили в этот поход, преодолев собственный страх и желание отсидеться за стенами монастыря. Важно, что вы едете с нами.

Мои слова поразили его так сильно, что он надолго замолчал. А потом ворчливо заметил, что нам пора поменяться местами и ему следует поступить ко мне в ученики.

Я вел вперед свое маленькое войско, не давая ему ни минуты отдыха, и переход, который занял у нас с Арией целых два дня, закончился к вечеру. Мы достигли этого ценой загнанных лошадей. Здешние твари, их заменявшие, были намного выносливей земных, но и они к концу целого дня бешеной скачки совершенно выбились из сил. Для предстоявшей атаки они мне были не нужны, а ко всем, кто немедленно не мог оказаться мне полезным, я стал относиться с непонятным равнодушием.

Мы не стали разрабатывать сложных стратегических планов, и, как только показались стены города, я приказал начать атаку с ходу.

Лишь одну уловку я решил применить. Катапульты должны были оставаться в резерве. Они станут сюрпризом для противника в тот момент, когда начнется штурм самого замка. Городская стена не представляла для нас серьезного препятствия, она была недостаточно прочной и недостаточно высокой.

Я послал телепатический приказ летевшему далеко в стороне молдрому. Как только он появился над городом, в рядах противника началась паника. Я видел, как находившиеся на стене горожане обратились в бегство с такой поспешностью, что многие не успели воспользоваться лестницами. Молдром ударил в стену с лета всего один раз, и в ней образовался пролом.

Теперь главной задачей стало привести в боевое состояние собственный отряд. При виде молдрома, разваливающего стену, словно она была сложена из спичечных коробков, моих людей тоже охватила паника.

Вот когда мне понадобилась помощь Лаграна, и я попросил его уничтожить страх в головах наших солдат. С минуту мы молча рассматривали друг друга.

— Я по-прежнему не одобряю твои планы. Но, надеюсь, ты понимаешь, что творишь...

Затем, не слезая с лошади, он откинул капюшон и пробормотал заклинание. Мои люди сразу же перестали бессмысленно мотаться перед проломом. Они вновь слушались команд и единым потоком устремились вслед за молдромом через пролом в стене, на центральную площадь города. Здесь, над всеми остальными строениями возвышались мрачные башни замка Грегориана.

Наконец я до него добрался. Много времени лорд меня преследовал, выполняя приказы своей хозяйки. Он ставил на меня ловушки, словно я был диким зверем. И, в конце концов, вынудил покинуть город. В том, что произошло с Арией, была и доля его вины. Теперь он заплатит за все. Приказать молдрому стереть с лица земли проклятый замок мне мешало лишь одно обстоятельство — лорд Грегориан нужен был мне живым.

Через минуту выяснилось, что я несколько преувеличивал свои возможности. Атака молдрома не смогла разрушить даже наружную стену замка. Мой ужасный дракон лишь зашипел и отскочил в сторону, словно испуганная ворона.

— В чем дело? Что произошло? — отправил я свой телепатический вопрос. И тут же получил ответ:

— Боль. Страшная боль.

Причину этого пояснил уже Лагран.

— Замок охраняется магической защитой. Молдрому здесь не пройти.

— Так снимите ее!

— Магия лорда Грегориана сильнее моей. Если бы я мог с нею справиться, я бы сделал это давно.

В этом проклятом мире все было устроено не так, как мне бы хотелось. Ничего. Я все изменю, когда придет срок...

Баллистики, тем временем, по моей команде развернули нашу «артиллерию» и попытались атаковать двор замка навесным огнем катапульт.

Но каменные ядра, каждое из которых было величиной с теленка, отскакивали в сторону, соприкоснувшись с магической защитой замка. В местах их ударов вспыхивало заметное издалека желтоватое пламя. Это выглядело так, словно замок был прикрыт мощным энергетическим колпаком защитного поля.

Сразу, как только началась наша атака, на стенах замка, высоко над головами моих воинов, появились лучники в черных доспехах. Они стреляли из длинных луков и арбалетов тяжелыми стрелами, летящими на большое расстояние. Мой маленький отряд стал еще меньше от этого смертоносного дождя. Пришло время применить мое главное оружие.

Я достал мечелет, и тонкий печальный звон его стальных, смертоносных лепестков напомнил о том что он готов собрать свою смертоносную жатву.

— Это бесполезно, — проронил Лагран, не отрывавший тем не менее восхищенного и одновременно озабоченного взгляда от Кордерола. — Нет оружия способного пробить магическую защиту замка. А если даже он это сделает, в будущем тебе придется об этом пожалеть.

После возвращения с Черной планеты я во многом перестал понимать своего учителя и старался поменьше обращать внимание на его предупреждения. Ничего другого мне и не оставалось.

— Что ж, посмотрим.

Легким плавным движением правой руки я послал вперед цветок своей стальной ромашки. Он затрепетал в воздухе всеми лезвиями, словно радуясь полученной смертоносной свободе и, вращаясь, понесся к замку, постепенно увеличивая скорость.

На какое-то время мы потеряли его из виду, но почти сразу же в месте соприкосновения мечелета с защитным полем возникло желтое свечение, сделавшее видимой траекторию его полета.

Огненная петля развернулась в воздухе высоко над замком и, снижаясь по спирали, понеслась к его стенам. Какую-то долю секунды казалось, что мечелету не пробить защиту, но неожиданно он рванулся вниз и стал похож на гигантский, окруженный огнем болид.

Эффект удара мечелета по щелям амбразур, в которых скрывались лучники Грегориана, превзошел все возможные ожидания.

Сверху на головы оборонявших замок солдат посыпались каменные осколки и целые зубцы стен. Огонь неприятельских лучников моментально прекратился, теперь до нас долетали лишь вопли умирающих и искалеченных людей.

— Верни его! Это бесчеловечно использовать против людей подобное оружие! — заявил Лагран. Я с удивлением посмотрел на него, по-прежнему не понимая, чего он добивается.

— А разве использование магии против людей разрешено кодексом вашего ордена?

— То, что может позволить себе черный маг, не является основанием...

Ему так и не удалось закончить. С верхних этажей восточной башни замка в нашу сторону ударила невидимая молния.

Разряд магической энергии был такой силы, что на какое-то время я совершенно потерял ориентацию. Талисман Мстислава на моей груди вспыхнул ослепительным светом, отводя удар в сторону. Он раскалился. Мне пришлось расстегнуть воротник куртки и извлечь его наружу. Больше всего досталось всадникам, окружавшим нас с Лаграном. Отраженный удар пришелся на них.

От моего передового отряда после этого осталось всего несколько человек. Мы с метром почти не пострадали, если не считать потери ориентации и ослепления, которое вскоре прошло. Лагран лишь покачнулся в седле и выбросил навстречу летевшей к нам черной смерти свои ладони, включив тем самым в защитный круг талисман Мстислава и себя самого.

— Твой медальон ослабил удар, но теперь должно пройти какое-то время, прежде чем он будет способен к новому действию. Если Грегориан сумеет повторить магическую атаку достаточно быстро, он нас уничтожит.

Я обернулся, стараясь оценить масштаб ущерба, нанесенного невидимой и оттого еще более страшной молнией.

Мой отряд практически перестал существовать. Осталось всего человек пять, но, к счастью, совершенно не пострадали стоявшие в стороне катапульты.

— Замените камни на бочки со смолой и перенесите огонь на ту часть стены, где срублены зубцы! — отдал я приказ баллистикам.

Первый же залп подтвердил мою догадку. Магическая защита замка в том месте, где по стене ударил мечелет, перестала существовать.

Огненные факелы горящих бочек беспрепятственно миновали стену, и почти сразу же во дворе замка вспыхнули первые пожары. Мечелет тем временем вернулся в мои заплечные ножны, и я не стал использовать его вновь. Мнение моего учителя все еще значило для меня достаточно много.

В восточной башне замка, в той самой, откуда недавно ударил разряд магической энергии, сидел в огромном кресле высохший старик, больше похожий на мумию. Лорд Грегориан, израсходовавший на этот удар все свои силы, сжимал в руках огромный светящийся опал, пытаясь вызвать свою покровительницу.

Вскоре солнечный свет в зале померк, и огромный крылатый призрак, упиравшийся головой в потолок, появился перед Грегорианом.

— Кто разрешил тебе беспокоить меня в неурочное время?

— Обстоятельства, госпожа. Чрезвычайные обстоятельства. Мы проигрываем сражение. Если он еще раз использует Кордерол, наша оборона рухнет. Даже одного удара оказалось достаточно, чтобы пробить в ней брешь. Мои люди в панике. Я не знаю, что делать.

— Тогда вспомни поучение великого Минотирапи. Что гласит его первое правило?

— Если не можешь победить своего врага, помоги ему осуществить его желания, и он погубит себя сам...

— Так сделай это!

Неожиданно для нас в воротах замка показался парламентер с белым флагом в руках. К этому времени одна из наших катапульт уже развалилась от старости, а вторая была вынуждена прекратить огонь из-за того, что некому было подкатывать от обоза новые бочки со смолой.

— Неужели они сдаются?!

В ответ на мое недоуменное восклицание метр Лагран лишь с сомнением покачал седой головой.

— Это вряд ли. Но им для чего-то понадобились переговоры, и я бы очень хотел знать, зачем. Наша атака захлебнулась, одна хорошая вылазка могла бы с нами покончить.

— Вы считаете, что мы должны вступить в переговоры?

— Несомненно. Это наш единственный шанс. Только будь осторожен. Грегориан коварен, он использует любую хитрость, чтобы добиться своего. Ты должен выяснить, что происходит в замке, почему вместо атаки они предпочли переговоры. И не спеши соглашаться с предложениями Грегориана, потребуй время на обдумывание.

Едва парламентер оказался в расположении наших войск, выяснилось, что по требованию лорда для встречи с ним мне придется отправиться в замок одному, без охраны и сопровождения, в противном случае переговоры не состоятся вообще.

— Насколько это опасно? — спросил я Лаграна, хотя уже решил отправиться в замок, несмотря ни на что. Нельзя упускать такой шанс. Мне представилась возможность встретиться с лордом, а там, кто знает, хитростью или силой я попытаюсь добиться своего.

Мне казалось, что мечелета будет достаточно для защиты в случае неожиданного нападения. Да и Лагран меня успокоил:

— Вряд ли лорд решится нарушить закон нейтралитета, строго соблюдающийся во всех официальных переговорах. Если он это сделает, то потеряет всех своих сторонников среди местных баронов. Уверен, он придумает что-нибудь более хитрое. Мне до сих пор неясно, что он задумал. Повторяю еще раз, ты должен быть чрезвычайно осторожен. И постарайся выяснить, чего он от нас добивается.

Замок встретил меня угрюмым молчанием. Я рассчитывал увидеть приметы паники и разрушительные последствия наших ударов, но меня ожидало разочарование. Бреши уже заделали, раненых унесли, трупы подобрали. В строгом порядке на стене у ниш застыли силуэты лучников. Во дворе было много воинов, готовых к атаке. А причиной, по которой лорд Грегориан до сих пор не предпринял эту, губительную для нас, атаку, могло быть то, что ему неизвестно о нашем тяжелом положении.

Мы приняли все необходимые меры, чтобы его парламентер не смог этого понять. И тем не менее, учитывая магические способности Грегориана, я не мог быть уверен до конца в том, что нам это удалось. Истинную причину странной пассивности наших врагов еще предстояло выяснить.

Тревога охватывала меня все больше, по мере того как я, в сопровождении двух офицеров охраны, пересекал огромный двор и поднимался в мрачную восточную башню — постоянное обиталище лорда.

Начальник стражи перед входом в его резиденцию потребовал, чтобы, я сдал оружие. Но я ни при каких условиях не собирался расставаться с мечелетом и заранее предупредил парламентера, что оставлю при себе свой меч. Теперь мне пришлось повторить, что переговоры не состоятся, если они будут настаивать на своем требовании.

Дежурный офицер ушел с докладом и, вернувшись, сообщил, что лорд примет меня. Было видно, что офицер чрезвычайно недоволен нарушением существующего повсеместно порядка. В покои сюзерена не полагалось входить с оружием никому, кроме его личной стражи. Это правило неукоснительно соблюдалось. Тем не менее, столкнувшись с моим упорством, лорд предпочел сделать исключение, и это лишний раз подтвердило, что он не меньше моего заинтересован в предстоящей встрече.

Высокие резные двери распахнулись, и я очутился в официальном зале приемов. Его внутреннее убранство, по контрасту с монастырскими залами, поразило меня своей убогостью и запущенностью. Было заметно, что здесь уже много лет не проводилось никаких официальных приемов, и лорд совершенно равнодушен к тому, какое впечатление производит на посетителя его жилище.

Я слышал о том, что Грегориан стар. Никто точно не знал, сколько ему лет, многие считали, что он правил здесь всегда, во всяком случае, его правление помнили отцы и деды поселенцев. Но то, что я увидел, превзошло все мои ожидания.

Скелет, обтянутый сухой кожей, с огромной гривой рыжих волос и такой же бородой, совершенно скрывавшей его лицо, сидел передо мной. Только два голубоватых глаза, сверкавшие из глубины этой волосатой пещеры, говорили о том, что в его высохшем теле еще достаточно жизни.

— Давайте не будем тратить время на дипломатические тонкости и перейдем сразу к делу, — прогудел густой и неожиданно громкий голос. — Ваше появление здесь произошло в неудачное время. Оно заставило меня прервать завершающую серию чрезвычайно важных магических экспериментов.

Лишь теперь я заметил, что густая растительность на лице этого человека скрывает характерную линию подбородка, свойственную азарам. Эта раса лишь наполовину относилась к гуманоидам, она вела свое начало от исчезнувшей демонической расы, некогда обитавшей на окраинах нашей Галактики. Я не знал, что между ними и людьми возможны смешанные браки, но Грегориан, несомненно, не был чистокровным азаром. Однако даже той небольшой частицы их крови, которая текла в его жилах, было достаточно для того, чтобы сделать из него выдающегося мага, способного управлять планетарными энергиями.

Этот человек был чрезвычайно опасен и могущественен. И я до сих пор не понимал, зачем он тратит на меня свое драгоценное время. Молчание затягивалось, в конце концов мне пришлось нарушить главное дипломатическое правило — никогда не начинать беседу первым.

— Вы намерены предложить что-то конкретное? Я не собирался вступать с вами в войну по политическим соображениям. Дела этой планеты и ваши методы управления меня совершенно не касаются.

Мой голос звучал совсем не так уверенно, как мне бы того хотелось. И чувствовалось, что начало этого психологического поединка я уже проиграл.

— Тогда почему вы осаждаете мой замок?

— Единственная причина состоит в том, что только вы можете мне помочь снова попасть на Черную планету. Там остался мой друг, женщина, спасшая мне жизнь и многим пожертвовавшая ради меня. Теперь я должен спасти ее.

Я был излишне многословен, слишком откровенен и, несмотря на все усилия, не мог прервать это словесное извержение до тех пор, пока его не остановила ироническая реплика самого Грегориана:

— Как трогательно! А главное, как логично! Напасть на замок человека, в чьей помощи вы заинтересованы. Вы всегда так делаете?

— У меня не было другого способа получить аудиенцию. Ваш замок недоступен для простых смертных.

— В этом вы правы. У меня нет времени на общение с червяками. Но раз уж вы попали ко мне столь оригинальным способом... Так чего вы, собственно, хотите? Снова вернуться на это кладбище?

— Да! Если вы мне в этом поможете, я немедленно...

— Нет ничего проще, — вновь прервал он меня, — и ничего дороже подобной услуги. — Грегориан повертел на своем мизинце перстень с голубым опалом. И, словно раздумывая о чем-то, с минуту молча созерцал игру камня. — Видите ли, тайна управляемых перемещений по звездным дорогам, построенным архами, была навсегда утрачена после их ухода из нашего мира. Нам достались жалкие крохи. Вот этот камень, например, способен ограниченное количество раз открыть туннель для направленного перехода. Потом его энергия иссякнет, и мы до сих пор не сумели найти способ ее пополнения. Поэтому каждый переход с использованием камня ценится дороже золота. Чем вы собираетесь оплатить подобную услугу?

— Если я правильно понимаю, цена зависит от того, сколько еще энергии осталось в камне, каким количеством перемещений вы располагаете?

Лорд Грегориан мрачно усмехнулся. Казалось, его взгляд прожигает меня насквозь.

— Вы слишком любопытны для простого звездолетчика. Эта информация не подлежит разглашению. Речь идет не о золоте, и определять сумму оплаты вам не придется.

— Так чего же вы хотите?

— Вы могли бы обменять на эту услугу свое оружие, свой уникальный, летающий меч. Как вам нравится такое предложение?

Старец прищурил свои и без того скрытые густыми бровями глаза и хихикнул, словно хотел продемонстрировать, что и сам не относится к своему предложению серьезно.

— Вы знаете, что это невозможно. На мертвой планете без мечелета мне нечего делать. Кроме того, я не имею права передавать этот меч в чужие руки.

— Вы умны и достаточно много знаете. И вам нельзя отказать в умении догадываться о том, чего вы не знаете. Это довольно редкий дар. Ну что же... — Он помолчал с минуту, вычерчивая на пыльной поверхности своего стола непонятные узоры. Грегориан, похоже, испытывал мое терпение, но на этот раз я сдержался и не произнес ни слова.

— Есть и другое предложение, — наконец продолжил он. — В лагере моих врагов довольно видное место занимает ваш нынешний учитель, Лагран. Он мне мешает. Доставьте его в мой замок, и я исполню ваше желание.

— Я не предаю друзей, сэр Грегориан. Назовите любое, приемлемое для меня условие, и я его выполню.

С минуту он сверлил меня взглядом, не скрывая своего неудовольствия моим отказом. В какой-то момент мне показалось, что переговоры на этом закончатся. Но из волосатой пещеры его рта вновь загудел голос, по тону которого я понял, что хитрый старик, как ни странно это выглядело, вполне доволен ходом наших переговоров.

— Вообще-то есть другая возможность... Однако гораздо более трудная. Ваша наивная сентиментальность не доведет вас до добра. Так называемые друзья никогда не отплатят вам той же монетой и предадут вас при первом удобном случае.

— Мой жизненный опыт не совпадает с вашим. Назовите упомянутую вами возможность, и, если она не будет противоречить моим принципам, я постараюсь ею воспользоваться.

— Ну, хорошо, раз это ваш выбор... На черепе мертвого властелина, над местом, где расположена глазница третьего глаза, есть небольшой бугорок. Вскройте его. Под тонкой костяной пластиной находится камень, по форме и размеру похожий на голубиное яйцо. Добудьте его для меня, и я не только доставлю вас на мертвую планету, но и верну обратно вместе с вашей девушкой, после того как камень окажется у вас.

Некоторое время я молча обдумывал его предложение и, вовремя вспомнив совет Лаграна, решил не соглашаться сразу, а попытаться выяснить еще что-нибудь.

— Я не могу действовать вслепую. Что собой представляет камень, для чего он нужен и почему, если он так ценен для вас, вы до сих пор не добыли его сами?

— Вы задаете слишком много вопросов. И хотите получить сразу все ответы. Это невозможно, юноша. Но на некоторые из них я отвечу. Этот камень похож на обыкновенный булыжник и не представляет никакой ценности для непосвященных. Для меня это, скорее, реликвия, не больше. А не взял я его до сих пор лишь потому, что энергия этой планеты мне неподвластна. Могущественные маги очень часто бывают связаны подобными ограничениями.

Поле Черной планеты мгновенно уничтожит меня, если я там окажусь. Да и не простое это дело — добыть камень. У мертвого черного великана есть стражи. Вы их разбудили, и теперь они с нетерпением ждут вашего возвращения.

Но это предложение последнее, другого не будет. Соглашайтесь или уходите. Я и так потратил на вас уйму времени.

ГЛАВА 28

Мой путь в туннеле, пробитом ударом энергии, заложенной в перстне лорда Грегориана, отличался от предыдущих переходов. Этот туннель не казался прозрачным и внешне чем-то напоминал туннель метро. Движение по нему проходило плавно, без резких толчков и помрачения сознания, как это бывало при переходах через деймовские ворота пространства.

Когда движение закончилось, я очутился на пустынной поверхности Черной планеты. За моей спиной застыли отчетливо видные в неподвижном воздухе голубые стены туннеля. Возможно, сделай я в эту минуту шаг назад, туннель унес бы меня обратно, в приемный зал грегориановского замка.

Но я застыл неподвижно, парализованный ужасом от вида открывшейся передо мной картины.

Несколько волкодавов терзали женщину. Уже беспомощную, уже переставшую сопротивляться и потерявшую надежду на спасение. Она стояла ко мне спиной, ее лица я не видел, но сразу же узнал Арию. Схватка была жестокой и долгой. Победа дорого обошлась волкодавам. Я видел трупы двух чудовищ, валявшиеся в стороне, но этих проклятых тварей было слишком много. В момент моего появления сразу четыре волкодава набросились на обессилевшую Арию. Ее окровавленный меч был сломан посередине, и крик боли, вырвавшийся из уст девушки, ударил меня в самое сердце.

Я не решался использовать мечелет, опасаясь, что он в своем смертельном полете заденет и Арию, но больше медлить было нельзя. Хуже быть уже не могло. Одна из тварей сбила Арию с ног и готовилась разорвать ей горло.

Свистящий смертоносный круг понесся к месту схватки, меня отделяло от Арии не больше двадцати метров. Не прошло и секунды, как три из четырех набросившихся на Арию тварей оказались разрубленными на части. Фонтаны их темной крови окатили тело неподвижно лежавшей на земле девушки.

Замерев, я ждал окончания своего смертоносного удара. Мечелет, словно раздумывая, застыл в воздухе почти неподвижно, и хотя один из волкодавов все еще оставался невредимым, я боялся, что следующий смертоносный удар будет направлен совсем не в него...

Оставшаяся в живых тварь отличалась от остальных аспидно-черным цветом и большими размерами. Увидев, что случилось с прочими чудовищами, она застыла неподвижно, приподняв морду к повисшему в воздухе сверкающему кругу. Казалось, волкодава мучил тот же вопрос, что стучал в моей голове: «Кто будет следующей жертвой?» Мне почему-то казалось, что неким, непостижимым для меня образом волкодав может повлиять на траекторию полета смертоносных лезвий.

Мечелет, продолжая вращаться, снизился еще больше, облетел вокруг чудовища и, оставив невредимыми обоих участников схватки, вернулся в мои ножны.

Встряхнувшись и словно сбросив с себя оцепенение, волкодав, уже не обращая внимания на Арию, понесся ко мне длинными скачками.

Еще раз выхватив мечелет, я вновь послал его навстречу чудовищу. Это был удачный бросок. Я не сомневался в том, что, будь у меня в руках обычный метательный нож, линия его полета закончилась бы в горле нападающей твари. Но, не долетев до моего врага нескольких сантиметров, мечелет круто изменил направление полета, и, описав вокруг волкодава круг, вновь вернулся в ножны.

Волкодав резко остановился, присев на задние лапы, и теперь сверлил меня своими ненавидящими, горящими яростью глазами.

— Зачем ты вернулся? — прохрипел зверь, разбрызгивая слюну, и человеческий голос, вырвавшийся из его пасти, не показался мне в ту минуту чем-то необычным.

— Чтобы убить тебя!

— Я могу управлять твоим оружием. Ты ничего не сможешь сделать со мной.

— Ну, это мы еще посмотрим!

Усилием воли я попытался вызвать ускорение собственных реакций, и на этот раз этот фокус получился у меня наилучшим образом. Реакции моего организма ускорились в сотни раз.

Облака, летевшие над головой, застыли неподвижно, капля слюны, сорвавшаяся с клыков чудовища, остановилась в воздухе. Такой концентрации мне еще не удавалось добиться. Казалось, время полностью остановилось. Я знал, что расплата за это будет жестокой, что несколько секунд спустя, после того как закончится ускорение, шок сделает меня совершенно беспомощным. Но это будет потом, а сейчас я стал полным хозяином положения. Двумя небольшими прыжками я сократил расстояние до противника и вытянул вперед правую руку, плотно сжав пальцы ладони.

Она легко вошла в тело монстра, разорвав шкуру и мышцы. Я знал, что при такой скорости движения не почувствую преграды. Только пальцы обожгла резкая боль. Не обращая на это внимания, я повернул руку, нащупал его сердце и вырвал его из груди. В ту же секунду волна темной энергии, покидавшая тело чудовища, накрыла меня.

Я не знал, что это будет так мучительно. Ощутить все, что чувствовал монстр в свои последние секунды жизни. Но кроме этого было еще и знание. На какую-то долю мгновения мне открылось все, что знал он.

Никогда я не ощущал ничего подобного, что-то меня связало с этим погибающим существом, возможно, та самая частица темной силы, что поселилась в моем мозгу после знакомства с черепом черного великана.

И в это мгновение я понял, что если еще раз подойду к черепу, прикоснусь к камню, за которым послал меня Грегориан, то опухоль, обосновавшаяся в моем мозгу, разрастется до неуправляемых размеров и полностью подавит мою волю.

Именно этого добивался Грегориан, отправляя меня сюда, никакого возвращения не планировалось. И камень был ему не нужен, если он вообще существовал. Я должен был стать рабом черного великана или одним из его стражей и навсегда остаться на Черной планете. Простой и безупречный план. Чтобы выбраться отсюда, мне следовало вновь подойти к черепу и попытаться извлечь камень. План лорда уже почти сработал...

Вот только Грегориан не мог предвидеть неожиданно открывшейся мне истины и моего теперешнего знания...

Я инстинктивно рванулся назад, еще не зная, что буду делать дальше. Видимо, в глубине моего сознания жила надежда на то, что мне удастся благодаря сжатому времени, в котором я существовал в этот момент, упредить исчезновение перехода, подхватить беспомощную Арию и успеть вернуться, прежде чем переход закроется окончательно. Но титаническая сила обрушилась на меня в тот самый момент, когда я попытался сделать шаг назад.

Словно невидимые щупальца протянулись ко мне с плато, где лежал череп, они вцепились в мое тело, в мой мозг, парализуя волю и властно притягивая к себе, как осьминог притягивает жертву, неосторожно приблизившуюся к его укрытию.

Даже энерган ничего не мог с этим поделать. И амулет Мстислава на этот раз оказался бессильным. Вот когда мне пригодились монастырские тренировки, научившие меня концентрировать волю и внимание. Я приказал себе забыть обо всем, думать только о движении назад. Маленький шаг, передвинуть ногу на несколько сантиметров в обратном направлении... Он был труднее всего, этот первый, крошечный шаг. Но за ним последовал второй и третий. Мое тело склонилось, словно под напором невидимого ветра, а ноги, подчиняясь сконцентрированному усилию воли, медленно и неуверенно, но все же сдвигали назад непослушное тело.

Но все казалось бесполезным. Я двигался слишком медленно и слишком долго находился под действием энергана. У меня не хватит сил, чтобы выиграть этот неравный поединок. Лицо покрылось холодным липким потом, а тонкая струйка крови от прикушенной губы медленно стекала по подбородку.

И все же я двигался назад, а затем и вбок, в сторону Арии. В этом направлении двигаться было значительно легче, и через какое-то время, через час, а может быть, через год, я оказался рядом с Арией.

Ее поза не изменилась. Возможно, я уже не смогу помочь ей, не стоит даже пытаться. Я и сам едва двигаюсь. С дополнительным грузом я не сумею сделать ни одного шага. Время действия энергана вот-вот кончится, я потеряю сознание и останусь здесь, пока не погибну, зачем же умирать обоим?

Ведь у меня еще есть шанс, пусть он совсем крохотный, ненадежный, но это мой собственный шанс. Почему я должен им жертвовать ради нее?

— Потому что она, не раздумывая, рискнула своей жизнью, чтобы спасти тебя! — Этот голос, голос моей совести, едва слышный, тем не менее пробился на поверхность сознания и заставил меня поднять Арию.

Ее тело оказалось таким легким, почти невесомым! И как только я сделал это, черные щупальца, сковавшие меня, ослабли, словно потеряв большую часть своей силы.

Теперь я смог повернуться и убедиться в том, что туннель все еще держится, все еще существует, и вид его опалесцирующей бездонной голубизны помог мне преодолеть остатки сковавшего меня сопротивления черной силы.

Но в тот самый момент, когда до входа в туннель остался последний шаг, что-то произошло. Некое движение перечеркнуло мой путь, на долю того краткого мгновения, в которое превратил для меня время активированный моей волей энерган.

У самого входа в туннель возникла неясная тень, через миг материализовавшаяся.

Преграждая мне путь, у ворот перехода появился невысокий человек в темном блестящем плаще и в высоком цилиндре. Казалось, он сошел с эстрады какого-то цирка, но только в его лице не было ничего, что могло бы вызвать улыбку у зрителей. Оно было покрыто той мертвенной бледностью, которая бывает лишь на лицах покойников, а его бездонные глаза пылали огнем.

— Зачем же так спешить обратно, мой дорогой гость?

— Кто вы? — Вопрос прозвучал глупо, почти беспомощно. И лишь через секунду, после того, как он сорвался с моих уст, я вспомнил о том, что движущееся существо в поле моего зрения может появиться лишь в том случае, если его реакции и скорость равны моим собственным...

— Я один из стражей. Всего лишь один из стражей. Позвольте представиться! — Он снял цилиндр и слегка наклонил голову в старомодном и полном собственного достоинства кивке. — Бартоломей Арисман.

— Я бы с удовольствием побеседовал с вами, любезнейший Арисман. Но, к сожалению, я спешу. Как вы, наверно, заметили, эта девушка истекает кровью, ей нужна немедленная помощь.

— Вы имеете в виду суламиду? Ну, о ней вы напрасно беспокоитесь. Эти существа на удивление живучи. К тому же вы разогнали свой организм до такой степени, что биологическое время остальных существ практически остановилось. Несколько минут, которые вы потратите на беседу со мной, не будут иметь для нее никакого значения.

— Насколько я понимаю, ваше время столь же быстротечно, как мое.

— Что поделаешь. Мне необходимо было побеседовать с вами, поэтому и пришлось разогнаться до вашего уровня.

Пока он говорил, я внимательно изучал его лицо и фигуру, пытаясь понять, насколько опасен мой новый противник и как он себя поведет, когда дело дойдет до стычки. Бартоломей был невысок и едва доставал мне до плеча. Но в его застывшем, мертвом взгляде чувствовалась огромная сила, и я инстинктивно понимал, что, если дело дойдет до поединка, мне вряд ли удастся с ним справиться.

— Чего вы хотите, месье Арисман? — сам не зная почему, я использовал это французское обращение, наверно, из-за того, что в его фигуре, несмотря на ощущение огромной силы, было в то же время что-то театральное.

— Вы знаете, что черный господин просыпается?

— Нет. Но думаю, меня это не касается.

— Еще как касается. Это ведь вы его разбудили.

— Я? Каким это образом?

— Оружие белого витязя, застрявшее в его черепе, не позволяло ему проснуться. А если мне не изменяет память, именно вы извлекли мечелет оттуда.

— Ну и что с того? Раз вы его страж, то должны радоваться тому, что ваш господин оживает.

— Это не совсем так, гражданин Крайнев. А вернее, совсем не так. Если он оживет, ему уже не понадобятся стражи.

— И, выходит, вы потеряете работу?

— Что-то вроде этого. Хотя дело обстоит гораздо серьезнее, чем вы предполагаете. Есть вещи, положение которых менять не стоит. Слишком большие потрясения может вызвать случайно сорвавшийся камень, если он лежал в основании лавины.

— Чего, собственно, вы от меня добиваетесь?

— Я хочу, чтобы вы вернули оружие, которое торчит из ваших ножен, туда, откуда вы его взяли.

— Оно мне нравится, это оружие. А вы — нет. Уйдите с дороги, пока я не использовал его по назначению.

— Помните черного волкодава? Ваше оружие я сумею остановить. Поэтому давайте обойдемся без угроз и попробуем договориться.

ГЛАВА 29

Огромное солнце Черной планеты неподвижно застыло на горизонте. Ощущение замедленного времени не проходило. В неподвижном мире лишь два существа сохранили все признаки жизни и упорно продолжали свой психологический поединок.

— Я ни о чем не буду договариваться с вами и уж тем более ничего не буду предпринимать, пока вы не переправите эту девушку в ее родной мир, в лабораторию мастера Спейса.

Бартоломей недовольно поморщился.

— Речь идет о судьбах многих миров, а вы пытаетесь решить свои личные проблемы, не слишком ли это эгоистично?

— А, уговаривая меня помешать пробуждению вашего господина, разве вы не преследуете личные цели?

— В чем-то вы правы... В споре очень важно использовать доводы, способные изменить мнение вашего противника о себе самом. Что ж, кладите ее у входа в туннель.

— Я должен видеть, чем закончится переход! Я должен знать, куда вы ее отправите.

— Вы увидите.

И я действительно увидел. Какая-то часть меня вместе с Арией понеслась сквозь пространство. Одновременно с этим я мог рассмотреть собственные ноги, стоявшие на песке Черной планеты.

Переход проходил очень быстро, гораздо быстрее, чем во всех предыдущих случаях. Я не испытывал никаких ощущений, поскольку на самом деле сам не участвовал в этом переходе. Я был всего лишь зрителем и не успел еще решить, что буду делать дальше, если все закончится благополучно, как Ария оказалась лежащей у знакомого мне камина, в том самом помещении, в котором я и сам когда-то появился на Шаранкаре. Спейса я не успел увидеть. Стены туннеля побледнели и растаяли в раскаленном пустынном воздухе Черной планеты, и вместе с их исчезновением пришло запоздалое сожаление. Я, возможно, упустил свой последний шанс и теперь уже никогда не смогу вернуться. Угадав мои мысли, Бартоломей сказал:

— Чтобы переправить вас, мне не понадобится туннель, все будет гораздо проще. — И прежде чем я успел спросить, что он имеет в виду, страж решительно повернулся и направился в сторону плато, небрежно бросив мне на ходу: — Следуйте за мной! — От его тона меня обдало холодом. Он знал, что я полностью оказался в его власти, и не собирался этого скрывать. Он не стал даже ждать моего ответа, словно все уже было решено.

Но это было не так. Я не сдвинулся с места, и ему тоже пришлось остановиться.

— Вы заставляете меня ждать, господин Крайнев!

— Возможно, вам придется ждать очень долго. Мы ни о чем не договорились, и отправка Арии была всего лишь предварительным условием.

— Вы начинаете мне надоедать. Гораздо проще будет вас попросту уничтожить.

— Так в чем же дело? Почему вы медлите?

Это походило на картежную игру, где ставкой была моя собственная жизнь, и если я ошибся, если мое предположение неверно, со мной будет покончено очень быстро.

— Вам нужен мечелет? Ну так возьмите его! — Я расстегнул ножны и осторожно положил на песок свое драгоценное оружие. Мечелет недовольно вибрировал, я знал, что в неподвижности он останется всего лишь несколько секунд, и за это время я должен был заставить Арисмана открыть свои карты. Мне надоело быть пешкой в чужой игре, и сейчас, рискуя жизнью, я начинал свою собственную.

Арисман, не двигаясь с места, бросал на меня испепеляющие взгляды. Казалось, бессильная ярость, которую он испытывал в этот момент, способна выжечь его собственное нутро.

— Ну, хорошо. Вы догадались, что никто, кроме вас, не может использовать Кордерол. Чего вы добиваетесь?

— Предположим, я соглашусь на ваше предложение. Чем это кончится для меня лично? Туннель за это время, скорее всего, закроется, а я лишусь прекрасного оружия, ничего не получив взамен.

— Если дело только за этим — можете не беспокоиться. Я сумею компенсировать вашу утрату. Туннель тоже никуда не денется. Он будет здесь до тех пор, пока я его не закрою.

Если это последнее обещание не было блефом, то Арисман обладал могуществом, намного превосходившим даже способности лорда Грегориана.

— Если я соглашусь, что именно можете вы предложить взамен? Простого возвращения в Шаранкар мне недостаточно.

Разумеется, я не собирался расставаться с мечелетом. Эта фраза была всего лишь способом прощупать противника, узнать возможности этого человека, если, конечно, он был человеком. В этом я сомневался с самого начала, несмотря на то, что внешне он выглядел как обычный человек, если не считать его странного наряда и взгляда, способного расплавить металл.

Но первый шаг к переговорам был уже сделан, тот самый шаг, который впоследствии может остановить кажущуюся неизбежной схватку.

Я почувствовал, как изменилось настроение моего собеседника. Смертельная угроза, повисшая надо мной, казалось, исчезла. Бартоломей соизволил даже улыбнуться, хотя эта улыбка больше походила на презрительную гримасу.

— Ну, например, я смогу доставить вас на Землю. Вы ведь этого хотели?

— Каким образом? Пробьете пространственный туннель до самой Земли?

— К сожалению, это невозможно. Ваша планета слишком далеко от нас, но есть другие, не менее эффективные способы. После того как вы вернетесь на Шаранкар, за вами придет звездолет.

— Насколько я помню, космодром там заброшен, и рейсовые корабли не посещают эту планету.

— За вами пришлют специальный корабль.

— Вот как? Я слишком мелкая сошка для подобного мероприятия.

— И тем не менее это будет сделано. Контора, которую я представляю, обладает неограниченными возможностями. Мы можем изменять причинно-следственный континуум на вашей планете.

— Контора? Мне помнится, вы говорили о том, что являетесь стражем. При чем здесь контора?

— Мне приходится выполнять множество различных обязанностей, господин Крайнев, вы не представляете, как это хлопотно и как дорого стоит каждая минута, потраченная на вас.

— Я вам сочувствую, месье Арисман.

— Приятно иметь дело с серьезным, понимающим человеком.

Насмешка в его голосе мне совсем не понравилась.

— До сих пор я слышал ничем не подкрепленные обещания. Я должен верить вам на слово?

— Придется поверить. Мы работаем с вашей расой уже не одну сотню лет. За это время не были нарушены условия ни одного договора. Со стороны ваших соотечественников имелись попытки нарушить отдельные пункты, но они немедленно и весьма эффективно пресекались. Что же касается нашей конторы, мы слишком долго занимаемся бизнесом и давно уже поняли одно из главных правил ведения дел. В перспективе обман всегда обходится дороже той сиюминутной выгоды, которую благодаря ему можно получить.

Бартоломей замолчал и какое-то время, не говоря ни слова, смотрел на меня. Должно быть, мой вид не убедил его в том, что доводы достигли цели. Этому способствовало и то, что мечелет, которому надоело неподвижно лежать на песке, вернулся в ножны у меня за плечами.

Сейчас Бартоломей уже не выглядел таким самоуверенным, каким был в начале нашей встречи. Вся его спесь куда-то улетучилась.

— Мне понятны ваши сомнения. Но, прежде чем вы примете окончательное решение, я хочу, чтобы вы это увидели.

— Увидел что?

— Увидели, как просыпается наш господин.

До сих пор у меня не было времени даже для того, чтобы осмотреться. Все произошло слишком стремительно — схватка с волкодавами, появление Бартоломея, отправка Арии к Спейсу. Лишь сейчас у меня появилась возможность бросить взгляд на плато, куда так упорно приглашал меня Бартоломей.

Даже отсюда, с большого расстояния, оно выглядело необычно. Вопреки всем законам природы над ним клубились черные грозовые тучи. Очень странно выглядела черная клубящаяся завеса, раскинувшаяся над одной, отдельной, частью пустыни. Весь остальной воздух, до самого горизонта, оставался кристально чистым. На небе ярко сверкало беспощадное, раскаленное солнце, и только над плато, четко очертив его границы, висели плотные тучи, время от времени озаряемые вспышками молний.

Мне никогда не приходилось видеть грозу в пустыне, и надо признать, это зрелище вызывало тревогу, почти страх.

Но был и другой результат. Увиденная мной картина, заставила меня последовать за Бартоломеем. Что бы там нипроисходило, я не мог исключить того, что имею к этим событиям самое непосредственное отношение.

Через какое-то время наше стремительное продвижение в сторону плато замедлилось, потому что поверхность каменистой почвы, сменившей песок вблизи горного массива, во всех направлениях пересекли глубокие трещины, больше похожие на тектонические разломы. Я хорошо помнил, что раньше их здесь не было.

— У вас что, вулкан просыпается?

Бартоломей даже не обернулся, и мой вопрос остался без ответа. Я бы и не услышал его, потому что гром, сопровождавший бушевавшую над плато грозу, слился в непрерывный гул, напоминавший артиллерийскую канонаду.

Мы подошли к началу тропы, по которой я поднимался на плато в свое предыдущее посещение. Только теперь я увидел водопад, которого здесь не было раньше, и остановился, потрясенный открывшимся передо мной зрелищем.

Со стометровой высоты низвергалась вниз река темно-багрового цвета, она напоминала гигантскую застывшую сосульку. Наши реакции все еще не позволяли видеть никакого движения в окружающем мире. Я уже почти догадался о том, что это такое, прежде чем услышал ответ на свой невысказанный вопрос.

— Это кровь. Нам надо спешить. Времени остается совсем немного.

Мы полезли вверх по круто уходившей до самой кромки плато тропе. Почва содрогалась от непрерывных подземных ударов, сверху то и дело срывались камни и неподвижно застывали в воздухе. Нам приходилось уклоняться от этих булыжников, словно воздушные шары, повисших в воздухе. Я двигался, как в тумане, механически повторяя одни и те же движения. Должно быть, поэтому я не заметил момента, когда мои реакции вернулись к норме и время обрело свой обычный ход. Раньше, после такого длительного периода ускоренных реакций шок свалил бы меня с ног, — теперь же я не чувствовал ничего, кроме нараставшего ужаса. Он низвергался на нас сверху вместе с кровавым водопадом, и каждый следующий шаг давался трудней предыдущего.

Бартоломей первым достиг конца тропы, и теперь стоял, поджидая меня на краю обрыва, скрестив руки на груди, словно лишний раз желая подчеркнуть свое нетерпение. Когда я, с трудом преодолев последние метры подъема, оказался рядом, он прокричал, перекрывая непрерывный грохот грома:

— Смотрите! Это лишь начало того, что вы натворили.

Поле сражения еще сохраняло свои прежние контуры, но теперь здесь остались лишь скелеты черных воинов, и мне показалось, что некоторые из них шевелятся, пытаясь приподняться. Со всех сторон неслись стоны, бессвязные бормотания, проклятия. Скелеты обрастали плотью у меня на глазах.

Набравшись мужества, я наконец перевел взгляд на утес, под которым лежал череп черного великана.

Утеса больше не было. На его месте возвышался необъятный торс гигантского тела, голова которого подпирала кромку туч. Из пасти этого чудовища, оттуда, из-под облаков, и низвергалась вниз кровавая река.

Лишь одна-единственная мысль билась теперь в моей голове: прекратить этот ужас, прекратить как можно скорее.

Рука сама собой потянулась к заплечным ножнам и нащупала рукоятку мечелета. В последний момент мне показалось, что черный великан разгадал мои намерения. Из его пасти вырвался ужасный рев, и ошметки свернувшейся крови обдали нас с ног до головы отвратительным вонючим дождем.

Мне даже не потребовалось размахнуться. Мечелет сам, словно почувствовав, что от него требовалось, вырвался из моей ослабевшей руки и унесся вверх, к голове черного великана.

Самого удара я не видел. Только скалы вокруг нас содрогнулись в последний раз, и ветвистая молния хлестнувшая оттуда, куда улетел мечелет, ослепительной вспышкой оборвала мое сознание.

ГЛАВА 30

Очнулся я в своей монастырской келье и долго пытался понять, не было ли случившееся со мной бредовым кошмаром.

Я чувствовал слабость во всем теле, руки двигались с трудом, а мою попытку приподняться на постели пресек суровый голос Лаграна:

— Тебе рано двигаться! Неделю провалялся без сознания после такой пустяковой царапины!

— Какой царапины? Что со мной произошло?

— Тебя ранило во время осады замка Грегориана и, видимо, слегка контузило. Рана была ерундовая и вскоре затянулась, но ты так и не приходил в сознание до сегодняшнего дня.

— Чем закончилась осада?

— Да, как сказать... С одной стороны, мы вроде бы потерпели поражение. С другой стороны, наша дерзкая атака оказалась полной неожиданностью для лорда. Ты нанес его войску урон, которого он никак не ожидал. Особенное впечатление произвел на врага удар твоего мечелета... Есть и неприятная новость — твое оружие так и не нашли. Пикермены говорят, оно исчезло сразу, после того как в тебя попала молния.

— Какая молния? Вы вроде бы говорили о пустяковой ране?

— Рана действительно была пустяковой. Но нанесла ее колдовская молния лорда, ударившая со стены замка прямо в то место, где мы с тобой стояли.

— Это я помню, но затем, как мне кажется, последовали переговоры. Или их не было?

— Не было никаких переговоров. Мы отступили сразу же, после того как ты потерял сознание. Продолжать штурм уже не имело смысла.

— Есть еще новости, о которых вы забыли упомянуть? Ария вернулась?

— Почему ты об этом спрашиваешь? Ты ведь не мог знать...

— Увидел во сне ее возвращение... Как ее раны? Удалось Спейсу с ними справиться?

— Ты и это увидел во сне? — Подозрительно прищурившись, Лагран внимательно изучал мое лицо. — Может быть, это был не совсем сон?

— Может быть... Вам виднее. В конце концов, это вы должны мне объяснять все непонятные явления, связанные с магией. Так что с Арией?

— Ее раны оказались слишком серьезны. Спейс залечил их, но, боюсь, ей теперь навсегда придется остаться в птичьем облике.

Я рванулся с кровати, не обращая внимания на попытки Лаграна воспрепятствовать этому. Это известие обрушилось на меня, как обвал. Боль утраты оказалась слишком сильной. И даже мысль о том, что мне все-таки удалось сохранить жизнь Арии, не смогла ее смягчить.

— Я должен ее увидеть!

— Это неразумно по двум причинам: тебе нельзя появляться в Шаранкаре, шпионы лорда немедленно донесут о твоем появлении, и его люди схватят тебя. А кроме того... — Лагран остановился, задумчиво всматриваясь в меня, словно решая, стоит ли продолжать.

— Кроме того, что?

— Кроме того, ты сам не знаешь, хочешь ли видеть Арию в ее теперешнем состоянии. Твое появление принесет ей только новые страдания.

Он был прав — и понимание этого заставило меня остановиться на пороге и вернуться в келью.

— Должен быть какой-то способ возвратить ей прежний облик. Помогите мне!

— Я был бы рад тебе помочь, и, тем более, я помог бы самой Арии без всякой твоей просьбы, если бы такой способ существовал. Но ни я, ни Спейс его не знаем.

Значит, больше я ее не увижу... Мои руки никогда не прикоснутся к ней... Лишь по ночам, когда светит полная луна, а в воздухе промелькнет силуэт ночной птицы, я буду провожать его тоскливым взглядом...

Почувствовав, как глубоко ранило меня это известие, Лагран продолжил:

— Возможно, так будет лучше для вас обоих. Эта история не могла иметь продолжения. Ты никогда бы не забыл о том, что она не человек... Не совсем человек.

И это было правдой. Но правдой было и то, что мир Шаранкара опустел без Арии. Я лишился здесь своего единственного близкого друга. Лагран был моим учителем, и, несмотря на его искреннее и доброе ко мне отношение, между нами всегда сохранялась определенная дистанция. Еще в большей степени это относилось к Спейсу.

Никогда уже не повторится та единственная ночь на Черной планете, когда мы были вместе. Любил ли я эту женщину-птицу? Но даже на этот простой вопрос у меня не было однозначного ответа. Так что же мне делать? Смириться с приговором Лаграна? Я не готов был принять решение, я не мог справиться с раздвоенностью, поселившейся в моей душе после посещения Черной планеты.

Было и еще кое-что... Еще одна пустота, еще одна утрата. Раньше я всегда мог почувствовать присутствие молдрома, где бы он ни находился. Теперь же телепатический канал связи с ним в моей голове опустел. Я звал его снова и снова, стараясь найти хоть какую-то зацепку, точку опоры, которая поддержала бы меня в этот трудный момент. Но не было ничего, ни мысли, ни даже проблеска его сознания.

— Молдром выполнил свое обещание? Он ушел?

Подтверждая мои худшие опасения, Лагран сказал:

— Он улетел. Сразу же после того, как мы отступили. Его ты тоже больше не увидишь. И мне кажется, что есть какая-то причина, заставившая твою карму измениться так резко. Причина, о которой ты не хочешь со мной говорить. Но если это так, наша беседа вообще не имеет смысла. Ты помнишь основное условие, которое я поставил, когда согласился быть твоим учителем?

— Я помню: полное доверие, полная откровенность.

— И что же?

— Мне нечего сказать.

Слишком многое на меня свалилось, слишком тяжек был груз. Я отвернулся к стене, не желая показать учителю свою боль и не желая больше продолжать нашу беседу, которая лишь бередила полученную мной душевную травму.

Видя мое состояние, Лагран молча удалился, оставив меня один на один с мрачными мыслями. Возможно, и его я видел в последний раз... В момент, когда возникла эта мысль, я не смог ее объяснить, но чувствовал, что так и будет.

Я лежал на узкой деревянной кровати, застланной матрасом из ароматных трав, я видел над собой знакомый до последней трещинки потолок. Глиняный кувшин с родниковой водой, как всегда, стоял на небольшом столике. Все здесь было привычно и знакомо, но что-то изменилось с того момента, как я узнал, что больше не увижу Арию.

Я понял, что у меня действительно не хватит духу встретиться с ней в ее птичьем обличье. Раньше, когда она в любой момент могла превратиться в человека, я мог с этим мириться. Но если близкая тебе женщина навсегда превращается в сову — это уже слишком.

То, что она все-таки вернулась, доказывало — происшедшее со мной не было' болезненным бредом. Я на самом деле еще раз побывал на Черной планете, где навсегда лишился своего волшебного оружия. Еще одна утрата... Это не имело для меня лично особого значения, по-настоящему оно никогда мне не принадлежало, я всегда чувствовал, что владею им незаконно, что мне одолжили его на время, и потому расстался с Кордеролом без особого сожаления. Но зато большое значение имело его исчезновение для всей монастырской братии. Теперь я не смогу помочь своим друзьям в монастыре, если дело вновь дойдет до стычки с войском лорда Грегориана.

Я чувствовал еще одну потерю... Моя способность ускорять собственные реакции и замедлять время исчезла. Возможно, это было следствием слишком долгого замедления, к которому мне пришлось прибегнуть на Черной. Может быть, в будущем эта способность восстановится, а возможно, я утратил ее навсегда. Во всяком случае, сейчас я не смог вызвать знакомого холодка в голове, несмотря на все старания. Так и должно было произойти. Лагран прав.

В какой-то момент у каждого из нас назревает крутой поворот в судьбе. Тогда все вокруг изменяется, неожиданно и резко. Возврат к старому, к тому, что казалось привычным совсем еще недавно, становится невозможен. Именно это произошло со мной, я вновь стал обычным человеком.

Завершив свою миссию, я выпал из потока событий, до сих пор определявшего мою судьбу. Учитель, как всегда, оказался прав. Моя карма изменилась.

И вместе с пониманием того, что случилось, пришло решение покинуть монастырь. Рано или поздно шпионы лорда донесут ему о моем местонахождении.

Можно было не сомневаться в том, что они имеют возможность проникать за стены монастыря хотя бы под видом обычных крестьян, доставлявших продовольствие. Если это случится, лорд бросит на монастырь все свое войско, желая до меня добраться и любой ценой выяснить, что произошло на Черной планете. Пострадают все, кто здесь находился, а я, растеряв всю свою силу, Уже ничем не смогу помочь защитникам монастыря...

Я ушел на третий день, как только почувствовал себя способным на длительный переход. Я ушел задолго до рассвета, ни с кем не простившись, чтобы избежать ненужных объяснений и уговоров.

Ничто уже не могло изменить мое решение, я жалел лишь о том, что не простился со своим учителем. Собственно, в этом была и доля вины самого Лаграна. За те три дня, что прошли после нашего последнего разговора, он так и не счел возможным навестить меня. Я давно вышел на самостоятельную дорогу, и с периодом ученичества, которое, в сущности, так и не началось, было теперь покончено. Я оставил Лаграну короткую записку и надеялся, что он поймет и простит меня.

Я взял с собой лишь дорожную котомку с запасом воды и сушеного мяса, из оружия выбрал самое простое — широкий короткий кинжал, достаточно прочный, чтобы в дороге его можно было использовать для хозяйственных нужд, да крохотный самострел «жало осы», стрелявший метров на двадцать небольшими отравленными стрелами.

Все мои сбережения, сделанные еще в городе, составляли сорок два кредоса, и на эти деньги я мог получить крышу над головой недели на две, когда доберусь до людей. Что я буду делать потом, когда деньги закончатся, я предпочитал не думать. Найти работу чужестранцу на Лиме было практически невозможно.

Как память о тех необычных событиях, участником которых я стал, у меня остался лишь талисман белого витязя, по-прежнему висевший на груди под рубашкой. Но я не знал даже, что он собой представляет на самом деле. Не знал, как его использовать и какое влияние он оказывает на мою судьбу.

Рассвет уже чувствовался на сером небосклоне, закрытом плотными облаками, но до восхода солнца оставалось еще часа два, когда я миновал монастырские ворота и ступил на узкую верховую тропу, ведущую вниз, в долину.

Стража у ворот поприветствовала меня и пропустила, не задав ни одного вопроса. Здесь давно привыкли к моей самостоятельности и к частым неожиданным отлучкам.

Мой путь лежал через узкую долину, в которой находилось несколько небольших деревень, и в этой своей части был относительно безопасен. Но затем мне придется преодолеть Каменный лес, отделявший старый космодром от остальных владений лорда. Собственно, благодаря этому лесу вся область, расположенная за ним, не контролировалась войсками лорда, хотя формально и принадлежала к его протекторату.

Дурная слава Каменного леса служила надежной преградой для необузданных притязаний лорда на новые владения, так что если мне удастся его преодолеть, я смогу чувствовать себя в относительной безопасности. Вот только выполнить намеченный маршрут будет нелегко. У меня не было серьезного оружия. У меня не было даже лошади. Разумеется, настоятель монастыря снабдил бы меня всем необходимым, если бы я обратился к нему с такой просьбой, но тогда мне не удалось бы избежать длительных уговоров и душеспасительных бесед с Лаграном.

Возвращаться я не собирался, не собирался и менять свое решение, какие бы опасности ни поджидали меня впереди.

Примерно через час, когда небо над головой ощутимо посветлело, а тропа стала видна метров на двадцать в обе стороны, я услышал шаги за своей спиной. Странные, однако, шаги... Звук был такой, словно кто-то равномерно опускал на камни резиновые надувные Подушки. Хлопок, едва слышный шорох и снова хлопок. Как только я остановился, чтобы хорошенько прислушаться, шаги стихли. Пошел дальше — и они зазвучали вновь.

Вскоре это непонятное преследование мне окончательно надоело.

Не снижая темпа и не изменяя ритма ходьбы, я неожиданно круто повернулся и пошел в обратном направлении.

Я правильно определил место, где это нужно было сделать. За моей спиной только что осталась скала, закрывавшая всю тропинку, и теперь я появился из-за нее совершенно неожиданно для своего преследователя.

Вам когда-нибудь встречался гиппопотам размером с теленка? Мне нет. К тому же, насколько я помнил, гиппопотамы не ходят по горам и никого не преследуют. На Земле это вполне мирные, травоядные животные, и огромные к тому же. Этот местный гиппопотам, (я решил его так называть и дальше, поскольку не знал, как называется этот зверь и что он собой представляет), увидев меня, жалобно заскулил и завилял своим кургузым задом, на котором не было ни малейших признаков хвоста. Хоть я и опешил от его вида и замер на месте, ожидая развития дальнейших событий, особой тревоги я не испытывал. Я еще не успел отойти от монастыря на большое расстояние и знал, что в его окрестностях не водятся опасные звери.

С другой стороны, на этой планете могло произойти все что угодно. Человеческие поселения занимали едва ли полпроцента ее территории, все остальное составляли дикие, неисследованные земли, и если этот гость пришел издалека, от него можно ожидать любых сюрпризов. Прошло, наверно, минут пять, а мы оба продолжали стоять на месте, не пытаясь сократить разделявшие нас несколько метров. Только сейчас я заметил, что лихорадочно сжимаю в руке свой крохотный и совершенно бесполезный арбалетик, его маленькая стрелка неспособна была даже оцарапать толстенную кожу этого зверя, мощными складками спускавшуюся до самой земли.

Если у местной фауны виляние задом означает приветствие, то мой зверь не испытывал никаких агрессивных намерений, в чем я, впрочем, был совершенно неуверен. Какого дьявола он поперся за мной? Что ему нужно?

Я никак не мог решиться на то, чтобы повернуться к нему спиной и продолжить путь. Несмотря на внешнюю неуклюжесть, он мог обладать совершенно неожиданными для меня свойствами. Да и его зубы, выступавшие над отвисшей нижней губой, выглядели достаточно внушительно.

В конце концов мне надоело это неопределенное ожидание, и я начал медленно пятиться назад. Он и не думал преследовать меня, стоял все так же, виляя задом и тихо повизгивая. Его скрыла от меня скала, я сразу же повернулся и стремительно двинулся вниз. Вскоре за моей спиной раздалось знакомое шлепанье. Пришлось перейти с бега на спортивную ходьбу. Бегущий человек демонстрирует собственный страх и может привлечь внимание хищника, который вовсе не собирался на него нападать.

Рассвет тем временем полностью вступил в свои права. Солнце осветило верхушки деревьев, ночные страхи уступили место наступающему дню.

Предгорья кончились, передо мной открылась широкая долина, и уже совсем недалеко я заметил дымок, вьющийся над крышей дома ближайшего хутора. Лишь теперь я позволил себе обернуться. Он был рядом, в каких-то пятнадцати метрах позади, и не собирался от меня отставать. Десятки тропинок пересекали наш путь, но его не привлекла ни одна.

Любого дикого зверя должна была испугать близость человеческого жилья, но этого не испугала. Он последовал за мной до самого порога и остановился неподалеку, ожидая, когда мне откроют дверь. Вполне разумный поступок, если он решил, что одного меня на завтрак ему будет маловато.

Однако все, что произошло, после того как дверь открылась, повергло меня в полное недоумение.

Едва на пороге появился хозяин, как зверь бросился к нему, виляя изо всех сил своим огромным задом.

— Вильсон! Где тебя носило, проклятый гулена? Мы тебя обыскались!

Затем раздались радостные детские визги и крики, девчонка лет восьми и мальчишка лет двенадцати мгновенно оказались на спине монстра, ворота распахнулись, и эта впечатляющая кавалькада ворвалась во двор.

— Спасибо, мистер, что привели нашего роста, мы уж думали, он не вернется!

— Скорее, это он меня привел. Рост? Это ваше домашнее животное? Никогда о таких не слышал.

— Это довольно редкий вид, мы купили его на ярмарке миров маленьким щеночком, вырастили, и теперь дети в нем души не чают. В нашей местности они не встречаются. Мы вам очень благодарны. Вы, наверно, устали с дороги — проходите в дом, сейчас хозяйка соберет для вас завтрак. — Видно было, что здесь не часто бывают гости и хозяева искренне рады моему визиту

Мне нужно было узнать наиболее безопасную дорогу через Каменный лес, и поэтому я не стал отказываться, несмотря на то, что светлое время дня терять не хотелось, — путь мне предстоял не из близких.

ГЛАВА 31

Дом был простой и приветливый. Его стены, сложенные из свежеотесанных бревен, пахли смолой и наполняли ароматом леса всю горницу.

Как только мы уселись за огромным обеденным столом, рассчитанным, наверно, на целую дружину, хозяин сразу же приступил к рассказам о Каменном лесе, и я весь обратился в слух.

Возможно, потому, что внутренне я еще не был готов к предстоящему походу, ужасные истории, рассказанные хозяином хутора, произвели на меня большое впечатление.

Самое свежее происшествие случилось с кузеном Ларсом, живущим на соседнем хуторе, расположенном километрах в десяти к востоку. Ларе хотел всего лишь запасти дров на зиму. Считалось, что опушка леса до самой Лысой пади относительно безопасна. Видимо, Ларе слишком далеко углубился в лес. Он пропал на целых три дня, а с тех пор, как вернулся, никто не слышал от него ни одного слова.

Настоящий лес начинался за падью, и именно там происходила разная чертовщина. То оттуда вылетали огненные шары, то выползали жабы размером с собаку, плюющиеся ядовитой слюной. Жаб никогда не видели за пределами Лысой пади, а вот шары порой долетали до самого хутора. Симон, так звали крестьянина, оказавшего мне гостеприимство, видел их однажды. Они прилетели под самое утро, расселись на заборе и висели там совершенно неподвижно, словно фонари на столбах, до тех пор, пока не взошло солнце, а затем бесследно растаяли.

— Я не против дополнительного освещения, никто из поселян не стал бы возражать, — продолжил он свой рассказ, — если бы дело ограничивалось только этим.

Но у скота в загоне, на заборе которого висели шары, после их посещения начались необъяснимые болезни. Половина животных вскоре пала, и Симон благодарил бога за то, что у него хватило ума не выходить из дома той ночью.

В этом месте его рассказ был прерван появлением жены, несущей целое блюдо с горячими пирогами, только что вынутыми из печи. Пироги распространяли такой соблазнительный аромат, а медовуха в жбане, стоявшем у правой руки хозяина, оказалась такой хмельной, что рассказ на некоторое время пришлось прервать, а когда Симон вернулся к истории кузена Ларса, солнце стояло уже довольно высоко, и я понял, что сегодня у меня нет ни малейшего желания отправляться в Каменный лес.

В конце концов я никуда не спешил, и один день не имел особого значения. В общем, к обеду я решил уступить настойчивым уговорам хозяина и остаться на хуторе до следующего утра. Это давало мне возможность выступить с рассветом и выиграть несколько лишних часов светлого времени.

Давно я не был в таком уютном и счастливом доме. Хотя особого достатка здесь не чувствовалось, а повседневный тяжелый труд наложил свой отпечаток на каждого из хозяев, они не сетовали на судьбу и не мечтали об иной доле.

— Если бы не сборщики налогов лорда, регулярно раз в году добиравшиеся и до самых удаленных хуторов, нам бы всего хватало. Говорят, за лесом немало свободных земель, но туда не пробиться...

— А кто-нибудь пробовал? — попытался я вернуть хозяина к интересовавшей меня теме.

— Охотник Маркус пробовал. Он единственный из поселян, кто не боится охотиться в самом лесу и знает там все тропинки.

— И с ним ничего до сих пор не случилось?

— Это нам неведомо. Он никогда не рассказывает о Каменном лесе. Впрочем, никто и не стал бы его слушать. Люди избегают Маркуса, не покупают у него дичь и не приглашают в свои дома, даже на праздники.

Что-то с ним не так, с этим Маркусом. Говорят его видели на ярмарке в Ситле, а его сосед утверждает, что в то же самое время Маркус весь день трудился по хозяйству и не покидал собственного дома. Были и другие случаи... Те, кто побывал в лесу, меняются. Что-то с ними происходит...

Я не придал слишком большого значения рассказам хозяина о Маркусе, люди склонны преувеличивать собственные страхи, и все непонятное, с чем им приходится сталкиваться, в их изложении гипертрофируется.

Такой человек, как охотник Маркус, мог бы стать для меня отличным проводником через лес, беда лишь в том, что мне нечем оплатить его услуги. Никто не согласится за здорово живешь шататься по лесу в горячую пору уборки урожая, когда каждый день в хозяйстве ценится на вес золота. И все же я решил встретиться с Маркусом, хотя бы для того, чтобы расспросить о самой короткой и наиболее безопасной дороге через лес.

В ответ на мою просьбу отвести меня на хутор Маркуса хозяин долго уговаривал не делать этого, утверждая, что у охотника дурной глаз. Каждый, кто с ним общался, обязательно, рано или поздно, заболевал. Я подумал, что в такой глуши, без всякой медицинской помощи, это может происходить и без помощи Маркуса.

В конце концов, мне согласились показать, где живет охотник, но к воротам его дома пришлось идти одному.

Маркус оказался высоким худым мужчиной, неприветливым и небритым. Он даже в дом меня не пригласил и лишь грубо спросил, облокотившись на забор:

— Ну, что нужно?

— Нужно пересечь Каменный лес. Хотел расспросить вас о дороге, — в тон ему ответил я так же коротко. Видимо, форма моего ответа ему понравилась, потому что он после этого приподнял голову и пристально всмотрелся мне в лицо.

— Я вас где-то видел?

— Только если бывали в монастыре.

— Бывал. Я поставлял им дичь. Монахи не боятся моего сглаза. Постойте! Вы тот самый воин, который осмелился штурмовать замок лорда Грегориана?

«Нужно сказать ему правду, — подумал я, — это явится своеобразным тестом. Если он дружен с лордом, я не смогу доверять полученным от него сведениям».

— Я действительно командовал отрядом, штурмовавшим замок. Штурм, правда, прошел не слишком удачно.

Все волшебно изменилось после этой фразы. Калитка распахнулась, и неприветливое лицо охотника расплылось в дружеской улыбке.

— Как же я не узнал вас сразу! Простите мою грубость. С местными у меня сложные отношения, а посторонним я не доверяю. Но враги лорда — мои лучшие друзья. Для вас у меня ни в чем не будет отказа. Одному вам через лес не пройти — придется проводить.

Когда я завел разговор об оплате, он лишь усмехнулся.

— Ходить в лес — это моя работа. Я терпеть не могу заниматься хозяйством и живу за счет дичи, которую добываю в лесу. Мне давно уже следовало проверить дальние западни и капканы.

Мы выступили на следующий день еще до рассвета. Весь день шли проселочной дорогой, окруженной высокими зарослями осоки и местных камышей, похожих на стебли земной кукурузы. К вечеру, порядком вымотавшись от жары, разбили лагерь на небольшом холме. Свободные от зарослей его пологие склоны позволяли видеть окружающее пространство на сотню метров вокруг.

Костер Маркус разжигать не разрешил, и на ужин пришлось довольствоваться сухарями и солониной. За годы, проведенные в космосе, я привык питаться концентратами, и меня это мало трогало. Больше огорчала необходимость экономить воду. Хотя нас окружала болотистая местность и воды было достаточно, пить ее Маркус не советовал. Впрочем, я и без него не решился бы пить эту стоячую, дурно пахнувшую воду. Я не ожидал, что путь к лесу окажется таким длинным, и стал приставать к Маркусу с расспросами. Он долго смотрел на меня так, как смотрят на надоедливого ребенка, но все же ответил:

— Мы уже давно в лесу.

— Где же деревья?

— Деревья будут только в самом конце. Мы пошли самой дальней дорогой. Так безопасней.

— Вы всегда здесь ходите?

— Иногда.

Мне не понравились его короткие ответы. Да и сам Маркус не слишком нравился. За всю дорогу он едва ли произнес больше двух фраз, отвечая не слишком вежливым молчанием на все мои попытки разговорить его. Лицо Маркуса оставалось угрюмым и замкнутым. Мне не было дела до его характера, но плохо, когда ничего не знаешь о человеке, с которым приходится идти в опасный маршрут.

С самого утра от охотника веяло неприветливостью и холодом. Я никак не мог понять, что же заставило его, при таком отношении, добровольно вызваться быть моим проводником, да еще без всякой оплаты... Возможно, сейчас он жалел о своем опрометчивом обещании. Охотиться в болотистой местности, по которой мы шли, было практически не на кого. За весь день пути мы не встретили ни одной птицы и не увидели ни единого звериного следа.

Впрочем, разбираться в настроениях Маркуса было уже поздно. Нам остался всего день пути. Завтра к вечеру, у ворот Ластера, мы расстанемся навсегда.

Дежурить он вызвался первым, и я не стал возражать, хотя вторая, утренняя часть дежурства всегда самая трудная. Он лучше меня знал местность. Возможно, в первую половину ночи лес, которого я пока так и не увидел, представлял наибольшую опасность.

Я долго не мог заснуть, ворочаясь на своей неудобной постели, наспех сооруженной из подручных средств. Ночи на Лиме теплые, но слишком светлые. К тому же сейчас наступило так называемое «двулуние», и оба спутника Лимы не желали прятаться за горизонт.

Уснуть в незнакомом месте всегда сложно. А тут еще мешали странные звуки, доносившиеся из болота. Кто-то там тяжело вздыхал и чавкал, пережевывая свой ужин, возможно, состоявший из припозднившихся путников.

Иногда в глубине болота, далеко в стороне от нашего пути, вспыхивали непонятные огни, словно кто-то там запускал китайские фейерверки. Завтра нам предстояла самая трудная часть перехода и, собравшись с силами, вспомнив кое-какие наставления Лаграна на этот счет, я заставил себя уснуть.

Мой сон был легким и прозрачным, и мне снова приснился золотой замок на высокой горе и белый витязь в искореженных доспехах. Он ехал мне навстречу, а я стоял, ожидая, пока он проедет мимо и освободит узкую тропу, ведущую к замку. Но он не спешил. Поравнявшись со мной, Мстислав придержал коня и, не поднимая забрала, заговорил:

— Твой путь в этом мире подходит к концу, а ты еще не готов к переходу.

Я хотел ответить, но не смог произнести ни звука.

— Ты сделал правильно, когда вернул мое оружие на место и не позволил проснуться черному витязю. Ты помог мне тогда, а сейчас я помогу тебе. Пора просыпаться.

После этих слов я действительно проснулся. Была середина ночи, до моего дежурства оставалось еще около часа. Тишина стояла плотная и тревожная. Даже болотные твари, так назойливо верещавшие и чавкавшие, теперь замолкли. Обе луны почти касались краев горизонта. Одна — на востоке, другая — на западе. Все предметы под этим встречным освещением отбрасывали длинные, двойные тени.

И одна из таких теней падала на меня. Возможно, именно это обстоятельство помогло мне проснуться. С какой бы стороны ни пытаться подойти к спящему человеку в это время, одна из теней обязательно должна была упасть на него. Наверно, я почувствовал движение тени на своем лице.

Старая космодесантная привычка заставила меня лишь слегка приоткрыть глаза, не двигаясь с места. «Сначала оцени обстановку и лишь затем действуй», — гласило одно из главных правил патрулей и десантников.

Обстановка, прямо скажем, была хреновая. В двух шагах от меня, выпрямившись во весь рост, стоял человек со взведенным арбалетом в руках, и наконечник стрелы этого арбалета был направлен в левую часть моей груди. Лишь легкое движение пальца на спусковом крючке отделяло меня от смертельной грани.

В первое мгновение я не сумел рассмотреть лицо нападавшего, да и не особенно пытался это сделать. Знакомый силуэт Маркуса исчез с вершины холма, и поскольку я не слышал ни звука, догадаться, кто сумел подкрасться ко мне в полной тишине, не составило особого труда.

По-прежнему изображая спящего и даже причмокивая слегка губами, я медленно подогнул правую руку и, словно невзначай, сунул ее в широкий карман куртки. Там лежал мой крохотный арбалетик, но ни взвести его, ни вынуть руку из кармана, не вызывая подозрений своего противника, я уже не мог. Оставалось последнее средство — попытаться с ним заговорить. Если мне удастся втянуть его в беседу и каким-нибудь образом отвлечь от смертельного выстрела, возможно, я успею извлечь на свет свое оружие. С такого расстояния маленькая стрелка, напоенная ядом, мгновенно свалила бы с ног даже леопарда. Но об этом я мог только мечтать. Любое мое движение спровоцирует его на немедленный выстрел. Поэтому я просто широко открыл глаза и, поймав взгляд Маркуса, спокойным тоном спросил, делая вид, что не замечаю наведенного на меня арбалета:

— Пора тебя сменить? Как прошло дежурство?

— Хорошо, что ты проснулся. Не люблю убивать людей во сне.

— А зачем тебе меня убивать? — спросил я все тем же трезвым и совершенно равнодушным тоном, словно речь шла о ком-то третьем, не имеющем ко мне ни малейшего отношения.

— Приказано тебя ликвидировать. Ты не выполнил предписания, отказался вернуться на планету, с которой бежал. Лично у меня нет к тебе никаких претензий, прости.

После этих слов он нажал на спусковой крючок, и стрела с характерным хлестким свистом, с которым срываются с места стрелы тяжелых арбалетов, способные пробить любой панцирь, ударила в мою ничем не защищенную грудь.

Боли я не почувствовал, лишь волна неожиданного горячего жара обдала меня с ног до головы. Ослепительно вспыхнул под рубашкой амулет Мстислава, и стрела, словно наткнувшись на танковую броню, искореженная собственной инерцией, отлетела далеко в сторону.

Маркус, не теряя ни секунды и даже не пытаясь разобраться в том, что произошло, немедленно вложил в арбалет следующую стрелу, не оставляя мне никакого выбора.

Почти все магические предметы, произведя какое-то действие, требуют после него подзарядки. Я не знал, сработает ли защита амулета снова, если Маркус выстрелит достаточно быстро. И потому, выхватив из кармана «жало осы», взвел его и, не целясь, выстрелил навскидку в уже успевшего натянуть тетиву своего арбалета Маркуса.

Стрела угодила ему прямо в горло. От неожиданной резкой боли он покачнулся, все еще не выпуская из рук арбалет и пытаясь его приподнять.

Но монастырские оружейники хорошо знали свое дело. Яд этих крохотных стрелок убивал мгновенно. Не прошло и секунды, как Маркус тяжело осел на песок и выронил арбалет.

Теперь я остался совершенно один в центре Каменного леса. У меня не было ни карты, ни компаса, я понятия не имел, в какую сторону нужно идти и будет ли в этом хоть какой-то смысл.

Отогнав эти мрачные мысли, я встал на дежурство, поскольку как раз подошло мое время, а время. Маркуса кончилось. До самого рассвета мне не давала покоя мысль, было ли это простым совпадением, или Маркус заранее знал, что я появлюсь на хуторе, и ждал там именно меня.

Джина... Джина... У тебя сотни лиц и тысячи рук. Есть ли у меня хоть малейшая надежда, нет, не победить тебя, а хотя бы остаться в живых?

Медальон под рубашкой вновь слегка нагрелся, и я ощутил его живое тепло. Не задела ли его арбалетная стрела? Я извлек из-под рубашки сверкающую металлическую пластину, на которой не обнаружил ни единой царапины.

— Ну и что ты хочешь мне сообщить? Новая опасность? Знаешь, я устал. Не пора ли сделать перерыв?

Вдруг я заметил на краю металлического диска голубую звездочку, которой там не было раньше. Словно крохотный светлячок присел на его краю.

В сером предрассветном сумраке я стал внимательно исследовать медальон. Нет, этот огонек мне не привиделся, он был вполне реален, я мог закрыть его пальцем, а мог снова выпустить на волю.

Огонек не стоял на месте, едва я начинал поворачиваться, он немедленно смещался по краю пластины. В его движении была какая-то закономерность, и вскоре я понял, какая именно. Словно стрелка компаса, огонек упорно возвращался в одно и то же положение. Куда бы я ни поворачивался, он указывал в сторону от проселочной дороги, на густые заросли в самом центре болота.

Раздумывал я недолго. Этот талисман уже не раз спасал мне жизнь, и не верить ему у меня не было никаких оснований. Если мне суждено провалиться в топь, по крайней мере, меня утешит в самом конце мысль о том, что такова воля Мстислава.

Я собрал вещи, исследовал содержимое трофейной сумки Маркуса, кроме дополнительного запаса воды и пищи, там не оказалось для меня ничего ценного, зато его тяжелый охотничий арбалет мог пригодиться в предстоящем походе. Я пристроил его за спиной на то место, где когда-то висел мечелет, и сразу же почувствовал себя уверенней.

И вот уже я свернул с дороги и направился к зарослям в центре болота. После первых шагов мои ноги увязли в жидкой грязи по щиколотку, затем по колено. Я упрямо продолжал идти вперед и вскоре почувствовал под слоем болотной жижи твердую почву. К обеду я оказался на острове посреди болота. Здесь среди местной осоки росло с десяток карликовых деревьев, совершенно незаметных со стороны. У них не было листьев — только искореженные сухие стволы.

Подойдя к странным растениям вплотную, я понял, что они состоят из камня...

Каменный лес — вот откуда взялось его название. Внимательно осмотрев деревья, но избегая к ним прикасаться — всегда следует остерегаться незнакомой инопланетной флоры, — я обнаружил, что это не древние окаменелости. Некогда, и не так уж давно, здесь росли совершенно нормальные деревья, но со временем их стволы настолько пропитались солями кальция, что превратились в подобие сталактитов.

Сделав небольшой привал в самом центре острова, где почва была посуше, я перекусил, выпил строго отмеренную порцию воды и вновь достал медальон. Огонек не исчез, не бросил меня посреди болота, теперь он показывал на горбатый холм на противоположной стороне топи.

Начав движение в этом направлении, я вновь обнаружил скрытую под слоем грязи дорогу и уверенно пошел дальше. Я уже не сомневался в том, что благополучно преодолею все опасности Каменного леса. Надежный проводник вел меня вперед, подальше от оставленных позади проблем, опасностей и друзей, к какой-то новой и пока еще неведомой мне жизни.

Но теперь я знал, по крайней мере, кто направляет поток событий, управлявший моей судьбой.

ЧАСТЬ III

ГЛАВА 32

Я сидел в небольшом запущенном кабачке, неподалеку от старого космодрома, и медленно тянул вторую и последнюю на сегодняшний день кружку пива.

Местное пиво отвратительно пахло хозяйственным мылом, но было достаточно крепким, и после третьей кружки жизнь уже казалась вполне сносной, а после четвертой — прекрасной. К сожалению, я должен был беречь каждую мелкую монету и не мог себе позволить больше двух кружек подряд.

Из-за этого неприятного обстоятельства я пребывал в некой прострации, где-то посередине между сносной жизнью и отвратительной действительностью.

Работы не было, деньги заканчивались, а мое присутствие в районе заброшенного космодрома выглядело совершенно бессмысленным. Сейчас обещание Бартоломея переправить меня на Землю казалось таким же бредом, как и все случившееся со мной на Черной планете.

Космодром не работал уже лет сто и напоминал теперь свалку старого железа. Там даже сторожа не было, и некому было послать кораблю навигационный луч для посадки. Единственным напоминанием о былом процветании был этот кабачок, называвшийся «Левый стабилизатор». Я спросил у бармена, почему именно левый, и получил достойный ответ:

— На правом борту не бывает ничего хорошего. Все аварии начинаются именно с правого борта.

В кабачке редко появлялись посторонние, а его завсегдатаи, странные личности, много лет назад различными превратностями судьбы заброшенные на эту планету космониты, не проявляли друг к другу интереса. Меня это устраивало, хотя и лишало возможности получить ответ на животрепещущий вопрос: как все они оказались на Лиме, если корабли не наведывались сюда уже более ста лет.

Изредка в кабачок заглядывали туристы. На Лиме не так уж много достопримечательностей, тем более это было верно по отношению к крохотному, забытому богом городку Ластер, когда-то бывшему главным космическим центром планеты. Так что «Левый стабилизатор» являлся одной из основных местных достопримечательностей.

Обычно туристами были богатые люди из дальних провинций, которым благоразумие не позволяло отправиться в полное опасностей путешествие в столицу протектората. Они появлялись на несколько минут, всегда в сопровождении гида и охраны, оставляли за стойкой пару кредосов и исчезали навсегда. Каждое такое посещение давало завсегдатаям пищу для обсуждения на несколько дней. Я все еще не вошел в круг избранных и не мог принимать участия в этих увлекательных дискуссиях, где заключались пари на место, откуда прибыл тот или иной турист.

Когда все ставки были сделаны, бармен аккуратно заносил их в специальную книгу, а его подручный рыжий Мак шел в агентство, где служил его родственник, и возвращался с окончательным вердиктом.

Я прикончил свою вторую кружку и теперь сидел, бессмысленно уставившись на притолоку входной двери и пересчитывая зарубки на ней. Каждый выигравший больше десяти кредосов имел право оставить здесь зарубку и нацарапать свое имя.

На сорок второй зарубке мое увлекательное занятие было прервано появлением очередного туриста.

Входная дверь скрипнула и, близоруко прищурившись в темном помещении, внутрь шагнул высокий человек в синтрилоновом комбинезоне ярко-голубого цвета. За всеми столиками мгновенно установилась тишина, и все головы повернулись в сторону незнакомца. Необычна была не только его одежда. Волевое загорелое лицо, аккуратно подстриженные короткие волосы с сединой, небрежная манера держаться, и раскованность в движениях, несвойственная жителям Ластера, все говорило о том, что он прибыл издалека. Если бы я сам, два дня назад, не побывал на старом космодроме и лично не убедился в его плачевном состоянии, то мог бы поклясться, что это космонит, причем космонит настоящий. В этом убеждала не только его одежда. Туристы никогда не появлялись здесь без охраны, но этот человек был один, и он направился к свободному столику, — чего никогда бы себе не позволил ни один турист. Во всех туристических справочниках говорилось о том, что в «Левом стабилизаторе» посторонним разрешается пользоваться только стойкой. Мне самому понадобилось почти две недели ежедневных посещений кабачка, прежде чем я обзавелся здесь постоянным местом.

Теперь события должны были принять непредсказуемый оборот, и я с интересом следил за их развитием, не подозревая еще, что все происходящее касается меня самым непосредственным образом.

Посетитель обвел всестолики внешне равнодушным взглядом, и мне показалось, что на секунду дольше, чем на остальных, его взгляд задержался на моем. Я подумал, что его внимание привлекла пустая кружка, не успел развить эту мысль, потому что огромная туша бармена Николаса уже приблизилась к столику незнакомца.

Николас, чья необъятная фигура состояла отнюдь не из жира, по совместительству выполнял в кабачке роль вышибалы и следил за тем, чтобы все писаные и неписаные правила «Левого стабилизатора» свято соблюдались его посетителями.

— Вам следует пройти к стойке. За столиками мы посторонних не обслуживаем, — пророкотал Николас, впрочем, пока что вполне миролюбиво. К тем, кто нарушал правила по незнанию, он относился достаточно терпимо. Но этот странный посетитель даже не сдвинулся с места. Он продолжал сидеть, не меняя позы, и улыбался Николасу. Однако его улыбка, мягко говоря, не соответствовала тому, что он ответил бармену.

— Я предпочитаю сидеть там, где мне нравится. И обслужить вы меня должны быстро и качественно.

Ничего удивительного не было в том, что Николас завелся после этой фразы. Он протянул к незнакомцу свою огромную ручищу, собираясь, видимо, ухватить его за ворот комбинезона, но вместо этого рухнул на стол, угодив лицом в блюдо с недоеденным салатом, оставшееся там от предыдущего посетителя.

Все находившиеся в кабачке, включая и меня самого, мгновенно оказались на ногах. Я знал, что за этим последует. Здесь не любили незнакомцев, которые позволяли себе подобные выходки. Еще никто толком не сумел понять, что происходит, а несколько человек уже бросились на необычного посетителя, причем четверо из нападавших с тяжелыми глиняными кружками в руках — обычным оружием в кабацких потасовках — оказались у него за спиной.

И в этот момент я услышал и мгновенно определил короткий стрекочущий звук парализаторов. Причем сразу нескольких. Все нападавшие оказались лежащими на полу. Обернувшись на звук, я заметил в дверях двоих в коротких плащах точно такого же, как у первого посетителя, цвета. Оба они держали в руках направленные на меня парализаторы, и, только заметив это, я увидел у себя в руке «жало осы» со взведенной тетивой. Крохотная смертоносная стрелка была направлена в живот странному визитеру, а мой палец лежал на спусковом крючке. Причем я даже не успел заметить, когда проделал все необходимые для этого движения.

Несмотря на то что я теперь не мог войти в настоящий энергетический транс, остатки энергана в моей крови в момент опасности все же ускорили реакции настолько, что они намного превзошли возможности обычного человека.

— Не советую вам это делать, — проговорил незнакомец совершенно спокойно. И этим своим тоном приостановил движение моего пальца, уже давившего на спусковой крючок арбалета. Если не считать людей с парализаторами у двери, то в кабачке на ногах оставались только мы двое. Усмехнувшись, я поинтересовался:

— Почему?

— Потому что ваша стрела не пробьет мой комбинезон, а удар парализатора будет весьма болезненным.

Довод показался мне убедительным, и, медленно опустив свое бесполезное оружие, я спросил уже без всякого сарказма в голосе:

— Для чего вы это сделали? Эти люди не собирались на вас нападать, если бы вы не начали первым.

— Я знаю, но мне нужен был повод, чтобы на время их отключить и без помех поговорить с вами.

— Поговорить со мной? Именно со мной?

— Разумеется, надеюсь, вы и есть Игорь Крайнев, бывший первый помощник с «Алькара».

Если он хотел меня удивить своей осведомленностью, то ему это удалось. Никто на Лиме не знал моего полного имени, а уж тем более должности, которую я занимал на своем корабле.

— И чего же вы от меня хотите?

— Я хотел предложить вам работу.

— Какую именно?

— Насколько мне известно, вы находитесь в достаточно стесненных обстоятельствах и согласитесь на любую. Но я собираюсь предложить вам работу по специальности.

— Это дурная шутка. Здесь нет ни одного корабля. И сколько бы вы ни разыгрывали из себя космонита, провести меня вам не удастся. Местный космодром не может принимать корабли.

— А кто вам сказал, что мой корабль опускался на планету? Сколько времени вы не были на Земле?

Вопрос застал меня врасплох, и мои лихорадочные подсчеты ни к чему не привели. Я не знал точной даты...

— Достаточно долго, как я полагаю, — прокомментировал мое молчание незнакомец. — Не меньше десяти лет. Техника не стоит на месте. За это время наши корабли научились обходиться без посадки. Вместо этого используются десантные ракетные боты, способные опуститься в любой точке планеты. Во время вашей службы такие боты были только у дальних разведчиков, теперь они есть на каждом корабле.

— И вы хотите сказать, что предприняли такой далекий и сложный рейс на Лиму только для того, чтобы нанять себе помощника капитана?

— Не всякого помощника. Мне нужен именно Игорь Крайнев.

Впервые за весь этот странный разговор я почувствовал волнение, от которого у меня пересохло во рту. Потому что догадка, с запозданием оформившаяся в моей голове, могла означать лишь одно: Бартоломей все-таки сдержал слово, и за мной прибыл корабль с Земли.

— Зачем я вам нужен?

Я все еще боролся с собой, и вместо того, чтобы броситься без оглядки навстречу представившейся мне невероятной, почти сказочной возможности, продолжал испытывать судьбу. Так уж я устроен. И дело тут не в сомнениях, я сразу же поверил этому человеку.

Но когда неожиданно, без всякой подготовки, без малейшего намека вам предлагают то, о чем вы мечтали долгие годы, то, что казалось совершенно невозможным, — волна противоречия, вопреки логике и здравому смыслу, поднимает вас на своем гребне.

— Это долгий разговор. Мы продолжим его на корабле, если вы согласитесь с первой частью моего предложения. Эти люди вскоре начнут приходить в себя, и второго удара парализатора они не выдержат.

— Вы хотите сказать, что будет и вторая часть? Что же еще ждет меня?

— Многое. Вы многого не знаете, но объяснить я смогу вам это только в том случае, если вы пройдете специальные тесты. Все дальнейшее будет зависеть от результата этих тестов, а провести я их могу только на корабле.

— Каких тестов? У меня создается странное впечатление, что вы пытаетесь всучить мне кота в мешке. Что будет, если я провалю ваши тесты? На корабле я окажусь в вашей полной власти. Что меня там ждет на самом деле?

— Я с вами откровенен и говорю все, что могу сказать. Вы напрямую общались с могущественными силами иной цивилизации, которая в настоящее время угрожает земной Федерации. Обычно такое общение не проходит бесследно. Любой человек, оказавшись на вашем месте, теряет собственную волю и становится игрушкой в чужих руках. Судя по нашим предварительным сведениям, вам удалось этого избежать, но только после специального обследования я смогу быть полностью уверен в том, что вы... — Он остановился на секунду и, слегка прищурившись, впился взглядом в мое лицо.

— В том, что я остался человеком?

— Совершенно верно.

— И все же, что меня ждет, если результаты обследования окажутся отрицательными?

Я продолжал играть с судьбой и, похоже, уже перешел ту разумную грань, перед которой следовало остановиться. Но я не привык принимать решения втемную, не зная всех возможных последствий. Против этого восставал опыт всей моей жизни и многочисленные превратности, поджидавшие меня на разных планетах. Я отлично понимал, что как только попаду на корабль, моя судьба полностью окажется в руках этого человека, такого обаятельного и мягкого с виду. Но за этой внешней мягкостью я уже почувствовал железную волю и знал, что, если понадобится, он, не поколебавшись ни секунды, уничтожит меня.

— Вам ничего не угрожает. Это я вам обещаю. Самое большее, что я могу сделать, так это отправить вас обратно, отказавшись от своего предложения.

Чего-то он не договаривал. И весьма для меня важного. Шла какая-то большая игра, в которой я, сам того не зная, принимал непосредственное участие. Рейс специального корабля с Земли стоил огромных денег, и этот человек почему-то вынужден считаться с моими желаниями. Один выстрел парализатора — и я давно бы превратился в молчаливый, безропотный груз на его шлюпке. Значит, ему нужен не просто первый помощник, не просто Игорь Крайнев со всеми его знаниями и возможностями. Ко всему прочему, он еще нуждался в моем добровольном согласии. Почувствовав, что я все еще не могу прийти к определенному решению, он сказал:

— Как только обследование будет закончено, я расскажу вам все. Обещаю это. А сейчас нам пора уходить. Так идете вы с нами или нет?

— Не торопите меня! — с неожиданной для себя резкостью возразил я. — Одна-две минуты ничего не решают. Лучше скажите мне, кто вы такой?

— Я Валентин Павловский, капитан звездолета, присланного специально за вами с Земли, и я хочу вам напомнить, что это та самая планета, на которой вы когда-то родились. Этого вам недостаточно? Долго вы еще собираетесь испытывать мое терпение?

— Столько, сколько потребуется. Как вы могли узнать, что я нахожусь на Лиме? Здесь нет станций межзвездной связи.

— Зато они есть на Зардоне, и оттуда на Лиму иногда ходят корабли контрабандистов. Минуя ваш заброшенный космодром, именно они привозят сюда предметы, созданные с помощью технологий, неизвестных на Шаранкаре.

— Но для того, чтобы определить мое местонахождение, вы должны были располагать весьма разветвленной сетью наблюдателей на всех земных колониях.

— Она есть, эта сеть. Тем не менее нам потребовалось несколько лет для того, чтобы отыскать вас. Довольно долгое время вас считали погибшим. Если бы не это обстоятельство, за вами прислали бы корабль гораздо раньше.

— Это настолько важно?

— Намного важнее, чем вы можете предположить.

ГЛАВА 33

Меры безопасности, предпринятые во время нашего передвижения по городу, произвели на меня удручающее впечатление. Нас сопровождал отряд из двенадцати редженеров, одетых в защитные комбинезоны и вооруженных самым современным оружием. Кого они здесь опасались, в средневековой вотчине лорда Грегориана, оставалось для меня непонятным, но каждого встречного жителя приветствовал почти беззвучный хлопок парализатора, после чего он медленно опускался на землю, теряя сознание.

Я знал по собственному опыту, каким мучительным и долгим будет пробуждение этих несчастных. Заметив мое возмущение, Павловский неохотно пояснил:

— Чем меньше людей будет знать о нашем посещении и о том, что вы покинули планету, тем лучше. Все это мне не нравилось, но согласие было дано, и отступать теперь было поздно. Мысленно я уже попрощался с Лимой, на которой прошли без малого четыре года моей жизни. Здесь я встретил Арию и навсегда оставил ее в образе птицы, который теперь она уже не могла покинуть, чтобы снова стать человеком, в этом была и моя вина... Она готова была пожертвовать жизнью ради меня, и вот теперь я покидал ее навсегда, так и не решившись проститься. Поздние угрызения совести не способствовали хорошему настроению. Я вспоминал тех, кто научил меня жесткому контролю за подсознанием, основам прикладной магии, владению холодным оружием и многому другому. Сейчас, когда я навсегда покидал Лиму, даже не попрощавшись со своими учителями, эти знания мало мне помогали... Несмотря на дурные предчувствия, принятое решение все еще казалось мне правильным.

Совсем скоро мне предстояло узнать, не было ли оно самой большой ошибкой в моей жизни. Почему я поверил этим людям на слово? Откуда мне известны их истинные намерения? Чем дальше мы продвигались, тем большее сомнение меня охватывало. По бесцеремонному обращению редженеров Павловского с местными жителями я понял, что отступать поздно. Они все равно доставят меня на корабль, если он существовал. Теперь я сомневался даже в этом, но вскоре среди невзрачных холмов пустыни я заметил легкое марево, выдающее на близком расстоянии силовое маскировочное поле.

Посадочный бот находился всего в паре километров от Ластера, и когда это поле было выключено, я удивился тому, как в двухметровой металлической чечевице могло разместиться столько людей.

Впоследствии выяснилось, что шлюпке пришлось сделать не меньше четырех рейсов, чтобы переправить обратно на корабль эскорт, сопровождавший Павловского во время визита на Лиму.

Корабль тоже оказался небольшим, гораздо меньше, чем я себе представлял. Это был какой-то старый транспорт, приспособленный для дальних рейсов. И, однако, несмотря на солидный возраст, он был оборудован новейшими навигационными приборами, о которых я не имел ни малейшего представления. Уже после беглого осмотра корабля мне стало ясно, что я не смогу выполнять здесь обязанности не только первого помощника, но и простого механика.

Моему знакомству с кораблем никто не препятствовал, хотя команда и отнеслась к моему появлению довольно прохладно. Впрочем, это легко можно было объяснить: меня еще не представили этим людям, и им было непонятно, что за странный пассажир доставлен с Лимы.

На транспорте «Ин-48» (именно это краткое название красовалось на его борту) соблюдалась военная дисциплина, меня повсюду сопровождали двое вооруженных охранников, и это мне совсем не нравилось, слишком уж они своим поведением напоминали конвоиров, хотя и не мешали свободно перемещаться по кораблю. Наконец мне это надоело, и я потребовал проводить меня к капитану.

— Капитан сейчас занят. Он готовится к старту и вызовет вас, когда посчитает нужным. Лучше всего, если вы пройдете в свою каюту, старт через полчаса. Вам надо проверить и привести в готовность антиперегрузочные устройства.

По крайней мере, я узнал что у меня в этом битком забитом оборудованием корабле, где не оставалось ни метра свободного пространства, будет отдельная каюта.

Или, может быть, камера? Но даже после осмотра предназначенного мне помещения было трудно решить, что оно собой представляет.

Герметичной дверью с надежным электронным замком снабжались все каюты на космических кораблях, и при желании любую такую дверь можно было заблокировать с управляющего пульта.

В каюте не было ничего лишнего. Узкая койка с матрацем на магнитной подушке, столик, шкаф для одежды, переговорное устройство.

В шкафу висел рабочий комбинезон из серебристой ткани. В таких комбинезонах щеголяли все члены команды, и, чтобы меньше выделяться среди них, я решил переодеться.

Покончив с этим, я лишний раз проверил замок и убедился в том, что он не заблокирован.

Я сел на койку и попытался собраться с мыслями. Организовать специальную экспедицию к одной из самых дальних планет Федерации лишь для того, чтобы упрятать в тюрьму никому не известного бывшего помощника капитана, сбежавшего с корабля во время бунта, — вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову подобное расточительство.

Но сам факт появления здесь этого корабля, капитан которого знал мою фамилию, казался мне слишком невероятным, и ни одно разумное объяснение этому факту не приходило мне в голову. Разве что обещание Бартоломея... Но его обещание и реальный корабль с реальными людьми на борту слишком плохо увязывались друг с другом, слишком все попахивало мистикой.

Тогда я попробовал просчитать другой вариант случившегося. Что, если ни сам корабль, ни его капитан не имеют никакого отношения к земной Федерации? Я знал, что на Лиму иногда заходят корабли контрабандистов. Что, если кто-то из моих врагов, тот же лорд Грегориан, который наверняка поддерживал с ними тесные контакты, решили использовать один из таких кораблей, чтобы заманить меня в ловушку? Во всяком случае, такое предположение выглядело более правдоподобным, чем специальный рейс с Земли.

Эти соображения пришли мне в голову довольно поздновато. Но убедиться в этом нужно было прямо сейчас, еще до старта, пока у меня оставался хотя бы небольшой шанс вырваться из ловушки — хотя, какой там шанс... Что я мог сделать голыми руками против людей, вооруженных самым современным оружием?

Тем не менее я решительно поднялся с койки, распахнул все еще не заблокированную дверь и, не обнаружив за ней уже ставшую привычной охрану, рванул вдоль коридора, не имея ни малейшего представления о том, что, собственно, делать дальше.

Верхнюю палубу я успел неплохо изучить за время скитаний по кораблю. Если мне удастся беспрепятственно добраться до грузового лифта, ведущего в шлюпочный отсек, у меня появится шанс... Я так и не успел оформить эту мысль в четкий план действий.

Чудовищный удар перегрузки швырнул меня на пол, зубы лязгнули, прикусывая язык, соленая кровь наполнила рот, и это было последнее ощущение, которое я запомнил, прежде чем потерял сознание.

Очнулся я в медицинском отсеке и, видимо, раньше, чем от меня этого ожидали. Я лежал на узкой койке универсального медицинского реабилитатора, отгороженного от остального помещения полупрозрачной занавеской. С другой стороны двигались две тени — мужская и женская, — они разговаривали, и поскольку речь, по-видимому, шла обо мне, я весь обратился в слух.

— Он в коме?

— Нет. Он оказался гораздо крепче, чем я предполагала. Он без сознания, но, я думаю, все обойдется. У него нет серьезных повреждений.

— Вот видишь, я же говорил.

— Это еще ничего не доказывает.

— Но разве ты не провела полное обследование?

— Конечно, провела. Но ты же знаешь, только в момент прямого контакта можно быть уверенным в результате. Сейчас у нас нет ничего, кроме косвенных улик.

Полное обследование? Хотел бы я знать, что это означает... Никакого обследования без моего предварительного согласия они не имели права проводить. Это надо запомнить и использовать, если понадобится, но не показывать врачу, что я слышал их разговор. Чем больше я узнаю — тем лучше.

— И о чем говорят эти косвенные улики?

— Как обычно. Возможна двойная трактовка. Он наверняка находился под их воздействием.

— Это мы знали.

— Но мы не знаем, насколько глубоким было проникновение в его сознание. Сохраняет ли он контроль над своим разумом постоянно или лишь до тех пор, пока ему это позволяют?

— Нам придется пойти на определенный риск.

— Мы ведь уже проиграли эту войну, разве нет? Правительство, флот, армия — все находится под их контролем.

— Если он станет нашим союзником, возможно, у нас появится шанс.

— Я в это не верю. Чудес не бывает. Мы получим еще одного посланника, причем сами доставим его на Землю.

— Посмотрим. Даже тебе не все известно о целях нашей экспедиции.

Одна из теней исчезла из моего поля зрения. Разговор, из которого я мало что понял, прервался. Потом женская рука отдернула занавеску, и, увидев врача, я почти смирился со своим положением беспомощного больного.

На ней был аккуратный, почти кокетливый медицинский халатик, из синтрилона, и она была непростительно красива для должности корабельного врача.

Мужчину, принимавшего участие в разговоре о моей персоне, рассмотреть так и не удалось, дверь отсека захлопнулась за его спиной, и я остался один на один с этой женщиной...

— Уже очнулись? Странно... Почему молчат приборы? Они должны были предупредить о вашем пробуждении.

— Вашему автомату, наверно, лет двести. Ему давно пора на отдых.

— До сих пор я на него не жаловалась. Почему вы на меня так смотрите?

— Не ожидал увидеть женщину в роли корабельного врача, тем более такую женщину...

Она сделала вид, что не поняла моего комплимента. Или, что вернее, не захотела его принять.

— У нас здесь очень пестрая команда. Женщин назначают на самые разные должности. Почему вы не включили антиперегрузочные устройства, как вы вообще оказались в коридоре?

— Потому что на всех кораблях, кроме этого, принято подавать предупреждающий сигнал перед пуском двигателей.

— С нашей аппаратурой иногда происходят странные вещи. Возможно, это работа посланников. Сейчас случай, который едва не погубил вас, расследуется капитаном. Он вам все объяснит, как только вы сможете ходить.

— Мне это говорили еще до старта, но объяснение почему-то все время откладывается.

— Капитан ждал, пока мы выйдем в открытый космос и разовьем достаточную для оверсайда скорость.

— Какое отношение имеет скорость корабля к моей беседе с капитаном?

— Самое прямое. После выхода в оверсайд нас невозможно подслушать.

— Вы хотите сказать, что на этом корабле могут находиться подслушивающие устройства?

— Не устройства. Существа. Обычные человеческие существа, способные передать информацию через миллионы километров пространства. Несмотря на все предосторожности, на все наши тесты и проверки, здесь наверняка есть, по крайней мере, один из посланников.

История с включенным без предупреждения двигателем лишний раз подтвердила догадку капитана. У нас на корабле имеется кто-то из них.

— Кто они, кто такие посланники? Разоблачить посланников трудно еще и потому, что люди, попавшие под влияние инопланетного разума, порой даже не подозревают об этом.

— Вы предполагаете, что я... Что со мной может происходить то же самое?

Я едва не проговорился о том, что слышал ее предыдущий разговор, но вовремя остановился.

— Вряд ли они пытались бы вас убрать, если бы вы были одним из них. Хотя, кто знает... Иногда они придумывают весьма замысловатые комбинации для того, чтобы их посланец не вызывал ни малейшего подозрения.

— Но послушайте... Я бы об этом знал. Поверьте, я полностью контролирую свои действия, и никто извне не может управлять моим сознанием!

Мой голос звучал слишком взволнованно. Слова этой женщины задели меня так глубоко, возможно, потому, что ее внешность произвела на меня сильное впечатление. Или у меня были какие-то сомнения на собственный счет?

— Этого не может знать никто. К сознанию посланника внешний канал управления подключается неожиданно для него самого, и в памяти не остается никакой информации об этом.

Это похоже на временную потерю сознания, что-то сродни лунатизму. Только окружающие могут заметить странность в поведении субъекта в этот момент, сам он, позже, отмечает лишь потерю времени, в течение которого он не знает, что с ним происходило. С вами такого не было?

— Нет. Я бы определенно об этом знал.

— Откуда такая уверенность?

— С тех пор как я попробовал сок энергетического растения на Багровой планете, мое подсознание и память... Как бы это лучше объяснить... Они стали более управляемы, более открыты для меня, поддаются более жесткому контролю и анализу.

— Ну что же, возможно, именно поэтому вы представляете такой интерес для нашего капитана.

— Вы упомянули о том, что двигатели корабля включили без предупреждения умышленно. Я правильно вас понял?

— Правильно. Кто-то отключил сигнальные устройства оповещения.

— Кто-нибудь еще пострадал?

— Нет. Только вы. Акция была рассчитана очень точно, кто-то отключил устройство в тот момент, когда вы покинули каюту. Именно поэтому мы предполагаем, что она была направлена против вас. Если бы не ваш невероятно крепкий организм, вас бы уже не было в живых.

— Но рядом со мной в тот момент, когда я вышел, никого не было.

— Это совсем необязательно. Здесь в каждом отсеке установлены оптические датчики.

— Вы все время употребляете это таинственное множественное число. Что вы имеете в виду? Кто эти «мы» и «они»?

— Потерпите немного. Вам все объяснит капитан. Через несколько часов мой кибермедик закончит свою работу, и вы сможете ходить.

— Много повреждений я получил?

— Ничего серьезного. Несколько переломов, небольшое сотрясение мозга, легкое кровоизлияние. — Сообщая мне этот диагноз, она очаровательно улыбнулась.

— И это у вас называется «ничего серьезного»?!

— Могло быть гораздо хуже. С перегрузкой в двадцать «Ж» ваш организм справился просто блестяще.

Нашу увлекательную беседу прервал гудок вифона внутренней связи. Она нажала небольшую кнопочку на своем браслете и с минуту слушала недоступное для меня сообщение. При этом ее лицо стало еще прекраснее, она ушла в себя, отключившись от всего внешнего. Отвечая собеседнику, она произнесла всего одну фразу:

— Он будет готов, капитан. — И затем сказала, обращаясь уже ко мне: — Ваша встреча с капитаном состоится сегодня вечером. В восемнадцать ноль-ноль по нашему корабельному времени. Постарайтесь не опаздывать.

— Ваш капитан так загружен работой, что назначает встречи с членами команды с точностью до минуты?

— Во-первых, вы пока еще не член команды, а во-вторых, на этой встрече будет присутствовать не только капитан.

ГЛАВА 34

Я не хотел, чтобы Павловский с самого начала составил обо мне неверное впечатление, и постарался не опоздать. Медицинская аппаратура на этом корабле работала неплохо, так что чувствовал я себя вполне сносно. Только времени на то, чтобы привести себя в порядок, почти не осталось. Ну что же, зная, что я выбрался из медицинского отсека всего час назад, думаю, капитан простит мой внешний вид.

Корабельные часы едва успели закончить свои мелодичные удары, одинаковые на всех кораблях космофлота и называемые почему-то склянками, когда я нажал кнопку у его двери.

Каюта Павловского оказалась совсем небольшой и производила впечатление чего-то временного. Она походила на гостиничный номер и на рабочий кабинет одновременно.

Капитан сидел за столом в окружении дисплеев и голографических проекторов, способных мгновенно показать любую часть корабля или связаться с центральным компьютером.

Конечно, постоянная готовность к действию — вещь похвальная, но, на мой взгляд, для этого существовала рубка управления, а каюта должна предназначаться для отдыха и нормальной жизни. Или у Павловского на этом корабле не было возможности для нормальной жизни, или это было началом одной из многочисленных космических фобий, рано или поздно настигающих космонитов, слишком много времени проводивших вдали от родной планеты.

Переступив порог, я ощутил присутствие в каюте еще одного человека. Я не сразу его разглядел, поскольку он сидел в глубокой тени, за капитанским креслом, словно хотел сделать свое присутствие максимально незаметным, но это ему плохо удавалось.

От него исходила эманация властной силы, и чуть позже, когда я смог разглядеть его лицо, я убедился в том, насколько непрост этот человек.

Капитан недовольно посмотрел на меня, очевидно, потому, что мое появление оторвало его от наблюдения за приборами корабля, и заговорил коротко и сухо, словно передавал очередное радиосообщение по космической связи:

— Как вы уже, наверно, поняли, навигационное оборудование и устройство этого корабля вам незнакомы. Тесты, которым вас подвергли медики после гравитационного шока, также не дали никаких определенных результатов. Исходя из этого, я не смогу выполнить свое обязательство, предоставить вам должность первого помощника на моем корабле. — Чувствовалось, что, сообщая мне об этом, Павловский испытывал некоторую неловкость и хотел как можно скорее закончить неприятный для него разговор.

— Но корабль уже стартовал, и вы, как я понимаю, не собираетесь возвращаться обратно на Лиму. Какую роль в таком случае вы отводите для меня? По штатному расписанию, с которым я успел познакомиться, присутствие пассажиров на вашем корабле не предусмотрено. Ведь не ради туристической прогулки вы проделали столь дальний и трудный рейс в малоисследованный район Галактики? Для чего в таком случае я вам понадобился? И неужели на вашем корабле принято обещать человеку определенную должность, а затем ставить его в двусмысленное положение? Чем я должен заниматься во время этого рейса и какие еще сюрпризы меня ждут?

Я не считал нужным скрывать раздражение, Павловский обязан был еще в Ластере до отлета предоставить мне всю информацию о моей будущей службе.

— Получилось некрасиво. Тут вы правы, — неожиданно донесся из-за капитанского кресла густой бас. Сообщение капитана заставило меня на какое-то время забыть о присутствии в каюте еще одного человека. — Туристические вояжи не входят в нашу задачу, — продолжал голос незнакомца. — К тому же вы имеете полное право знать, почему вы оказались на нашем корабле. Но, прежде чем говорить об этом, надо кое-что прояснить. Как давно вы не были на Земле?

— Восемь лет. Что-то около этого... Точной даты я уже не помню.

— Восемь лет... Тогда это только начиналось, и никто еще не имел представления о том, чем оно обернется.

— О чем вы говорите?

— О нашествии, господин Крайнев. О бескровном захвате Земли деймами. Точнее, их посланниками. Постепенно и незаметно они заняли все ключевые посты в правительстве, в энергетической и информационной сфере.

Остается только удивляться тому, как мало усилий им понадобилось для того, чтобы подчинить себе нашу цивилизацию. Им удалось проделать это так ловко, что большинство землян об этом даже не подозревает.

Они проиграли нам первую космическую войну. Двести лет назад их удалось выбросить из нашего пространства. Но теперь они вернулись снова. Они не стали подвергать себя опасности столкновения с нашим земным оружием, предыдущее поражение многому их научило. Они избрали совершенно иную тактику. За пределами нашей Галактики они отыскали подходящую планету, лишенную собственного солнца. Они нашли на ней разновидность энергетических растений, способных существовать в тяжелейших условиях этой планеты, и сумели приспособить эти растения для своих целей.

Оставалось немногое — превратить эту планету в лакомый кусочек для земных кораблей и направить ее в пределы нашей Галактики. Мы догадались о том, что в нашей Вселенной появилась планета-ловушка, далеко не сразу, лишь после того, как отряды посланников, отправленных с нее на Землю, захватили в правительстве все ключевые посты. Но теперь противостоять им в открытую было уже невозможно.

Обнаружить и устранить посланника — задача чрезвычайно трудная. Хотя бы потому, что они ничем не отличаются от обычных людей, до тех пор пока не наступает прямой контакт с инопланетным разумом, во время которого их подсознание получает приказы и Целевые установки, действующие затем на протяжении длительного времени. Но сам контакт длится обычно не больше минуты. И только в течение этого времени можно безошибочно и однозначно определить посланника.

Мой невидимый собеседник резко подвинул стул и очутился теперь в полосе света. Его темные глаза пристально и изучающе смотрели на меня, и невольный внутренний холодок подсказал мне, что в этот момент решается моя судьба.

— Но в таком случае вам приходится подозревать всех и не доверять никому.

— Так оно и есть. Вы, кстати, один из таких подозреваемых. Подозреваемый номер один, если хотите, — хотя бы потому, что в отношении вас достоверно известно, что вы имели контакт с деймами на Багровой. И тем не менее вы нам очень нужны, и здесь мы не имеем права на ошибку.

— Вы все время говорите «мы». Кто это «мы»?

— Руководители сопротивления. Представители небольшой группы людей, не смирившихся с порабощением родной планеты. Вначале был создан официальный правительственный комитет при президенте, который возглавил руководство всеми операциями. Но когда стало ясно, что мы проигрываем первый этап схватки, мы стали готовиться к глубокой конспирации. Нам удалось сохранить на дальних колониях несколько научных центров и кое-какие силовые структуры, замаскированные под контрабандистов и вольных торговцев. Но беда в том, что в отношении этих сил и даже в отношении многих руководителей сопротивления не может быть полной уверенности в том, что в какой-то момент они не предадут нас...

Что же касается вас, господин Крайнев, то ваша фигура вызывала у меня наибольшие сомнения. Я вообще был против вашего участия в операции.

— Какой операции? Может быть, мне, в конце концов, объяснят, зачем я вам понадобился, и почему вы думаете, что я соглашусь участвовать в вашей «операции»?

— Потерпите еще немного, и я постараюсь вам все объяснить. В первую очередь в связях с деймами подозревают тех, кто побывал в дальнем космосе. Только там возможен прямой контакт с ними. В отношении вас, как я уже говорил, не было никаких сомнений, вы и понадобились нам только потому, что побывали на Багровой. В ваших поступках, в тестах, которым вас подвергли, несмотря на имевший место прямой контакт с деймами, нет ничего, что указывало бы на вашу зависимость от них. Именно это противоречие и мешает мне быть с вами до конца откровенным.

— По моим наблюдениям, на Багровой всего один дейм, и к тому же он полностью оторван от своих соплеменников. Видимо, его связь с их миром прервалась много столетий назад, с тех пор как Багровая вошла в пределы нашей Галактики, — заявил я.

— Ваши наблюдения бесценны, если они подлинны.

— Как это понимать?

— Все, что нам удалось получить во время допросов тех немногих посланников, которые оказались в распоряжении управления безопасности, слишком противоречиво, чтобы быть достоверным. Память этих людей изменилась настолько, что они не в состоянии отличить подлинные события от дезинформации, специально заложенной в их мозг. В вашем сознании тоже может находиться мина замедленного действия, о которой вы ничего не знаете и которая может сработать в самый неподходящий момент.

— Тогда какого черта вы тратите на меня время? К чему все эти разговоры, чего, собственно, вы от меня хотите?

— Вы слишком нетерпеливы и не даете мне закончить. К тому же я до сих пор не знаю, стоит ли вам что-нибудь объяснять. Улавливаете ситуацию?

Он помолчал, по-хозяйски протянул руку и достал из капитанского стола коробку с контрабандными сигарами. Неторопливо раскурил одну из них и, выпуская облака ароматного дыма, продолжил: — Только после организованного на вас покушения я согласился на встречу с вами, хотя Павловский до сих пор считает, что покушение могло быть подстроено специально для того, чтобы мы вам поверили.

— Знаете, господин... Кстати, вы забыли представиться.

— Ну, мою фамилию знает вся команда, так что она не составляет никакого секрета. Меня зовут Эрвин Грантов. А вот о том, что я руковожу немногими остатками сопротивления, которые нам еще удалось сохранить, знает очень небольшой круг людей. И то, что я решил вам это сообщить, ко многому вас обязывает.

— Ни к чему это меня не обязывает, господин Грантов, поскольку я вас не просил сообщать мне эту чрезвычайно секретную информацию. Мне нужно от вас и от мистера Павловского совсем немного. Я хочу воспользоваться местом на вашем корабле лишь для того, чтобы вернуться на Землю. И готов отработать плату за проезд в любой должности, которую капитан сочтет возможным мне предоставить. Но я не собираюсь участвовать в ваших сложных политических интригах.

Павловский, оторвавшись наконец от своих дисплеев, посмотрел на меня так, словно я впервые его заинтересовал.

— По-моему, он все еще ни черта не понимает. Зря вы с ним возитесь, Эрвин.

Не обратив на высказывание Павловского никакого внимания, Грантов продолжал внимательно изучать малейшую мою реакцию.

— Зачем вам Земля, Крайнев? Что вы там собираетесь делать?

— А вот это вас не касается!

— Еще как касается! Кроме конспиративной работы, о которой я вам рассказал, у меня есть и официальная должность. Я являюсь инспектором Управления внешней безопасности, и в мои прямые обязанности входит розыск и выявление тех, кто имел контакты с Багровой планетой.

Я почувствовал, как холодная испарина покрыла мой лоб. Наконец-то я начал понимать, почему на Лиме оказался этот корабль. На секунду передо мной мелькнула ехидно ухмыляющаяся физиономия Бартоломея. Формально он выполнил условия договора: за мной, именно за мной прилетел корабль с Земли... Я попал в расставленную для меня ловушку и безропотно позволил переправить себя на этот корабль. Все, к чему прикасались лапы этого существа, превращалось в ловушку, в обман, в свою полную противоположность. Соблюдались лишь формальные условия договора, и они были выполнены — мне не на что пожаловаться. Я потребовал корабль на Землю, и вот теперь я на нем нахожусь. Что именно должно было произойти со мной на этом корабле — Бартоломея уже не касалось. Больше я не верил трепу о сопротивлении.

— Если есть хоть малейшее подозрение в том, что человек находился в районе Багровой планеты, — медленно, словно смакуя каждое слово, продолжал Грантов, — он попадает в наше управление, в особый изоляционный бункер, где над ним проводят специальные исследования. Оттуда никто не выходит и живут там недолго — от силы несколько дней. Вот что вас ждет на Земле.

— Как же тогда на Землю смогли проникнуть сотни посланников? Ваше управление плохо справляется со своими обязанностями? — Я пытался выглядеть невозмутимым, но вряд ли моя бравада произвела на Грантова хоть какое-то впечатление. Я проиграл по всем пунктам и не мог этого скрыть. Даже собственный охрипший голос показался мне незнакомым.

— Вы правы, наши сотрудники давно уже не занимаются порученными им обязанностями. Управление внешней безопасности, как и все другие правительственные учреждения, находится под контролем посланников. Даже сюда, на этот корабль, пробрался один из них, и вы имели возможность в этом убедиться, когда вас попытались убить.

Именно потому, что управление в целом оказалось под чужим контролем, в руки тех немногих инспекторов, которые еще продолжают заниматься своим делом, попадают лишь жалкие отбросы, отработанный материал, уже не представляющий интереса для своих хозяев.

Попадают лишь те, кого сами деймы решили нам передать. Вы, Крайнев, — особый случай... Все, связанное с вами, настолько запутанно и в то же время многообещающе, что мы решили разобраться с этим, не считаясь ни с какими расходами.

Вы не только побывали на Багровой, но и сумели каким-то загадочным способом бежать оттуда. Если бы вы находились под контролем деймов, вас бы тайно переправили на Землю. Но вместо этого управлению становится известно о вашем побеге и о вашем новом местонахождении на далекой, не представляющей никакого стратегического интереса планете. Странно, не правда ли? Самое странное, что нам стало об этом известно. Словно деймы, не сумев с вами справиться самостоятельно, решили действовать нашими руками.

— Как вы узнали о моем существовании? Каким образом была получена эта информация? Почему вы думаете, что деймы намеренно подбросили ее вам? — Я все еще пытался интересоваться деталями, словно они имели теперь какое-то значение. Эти люди мне не верили. Я им тоже не верил, а моя доставка на Землю могла обернуться лишь страшной гибелью от рук моих «спасителей». Грантов, не задумываясь, ответил на мои вопросы:

— Сообщение о маршруте «Алькара» было передано нигде не зарегистрированной станцией связи, и оно, как ни странно, оказалось верным. Патрульный крейсер захватил «Алькар», как только он оказался в пределах Федерации.

— Я их об этом предупреждал...

— Почти все члены его команды, — все, кто остался жив после абордажной схватки с десантниками крейсера, попали в Управление внешней безопасности.

Никого из них уже нет в живых, мистер Крайнев. Та же самая судьба ожидает и вас на Земле, куда вы так стремитесь попасть.

Возможно, он прав, но я не привык так быстро менять свои намерения. Кроме того, я ему по-прежнему не верил. С самого начала они не собирались доставлять меня на Землю. Я понадобился им для какой-то, пока неясной задачи, не связанной с Землей, и, возможно, именно поэтому Грантов так старательно описывает ужасы, которые меня там ожидают.

— Среди членов команды «Алькара» находился один человек, который мог представлять особый интерес для вашего управления. Я имею в виду штурмана Каринина. Кроме меня, только он мог вычислить координаты Багровой планеты. Со стороны управления было крайне неосмотрительно потерять столь ценный источник информации.

— Иными словами, вы мне не верите.

— Так же, как вы мне.

— Неплохая основа для начала переговоров. — Грантов неожиданно улыбнулся, и эта улыбка осветила его мрачное лицо, словно вспышка молнии. — Что касается Каринина, он погиб еще до захвата корабля. Скончался во время медицинской процедуры. По нашим сведениям, кто-то намеренно увеличил дозу наркоза настолько, что его сердце перестало биться. Так что теперь остаетесь только вы, Крайнев. Именно вас нам следует беречь как зеницу ока, и не только из-за координат Багровой. Есть более серьезные причины...

Он выдержал долгую паузу, словно предоставляя мне возможность высказаться в последний раз, и лишь убедившись, что я не собираюсь нарушать молчание, продолжил:

— Как вы отнесетесь к тому, чтобы несколько повременить с возвращением на Землю и помочь нам в выполнении нашей миссии?

— Скажите ему прямо о нашем маршруте, — вмешался Павловский. — «Ин-48» не собирается возвращаться на Землю, по крайней мере, в ближайшее время.

— Куда же вы, в таком случае, летите?

— В общем-то, это зависит от вас. Мы собираемся разыскать Багровую планету. И вы — тот самый человек, который сможет нам в этом помочь. Однако, если вы не согласитесь с нами сотрудничать, еще не поздно изменить курс и повернуть на Землю.

Этот человек, привыкший к допросам в том самом бункере, о котором он недавно упомянул, играл со мной, как кошка, схватившая мышь. В его последней фразе прозвучала прямая угроза, и я почувствовал, как багровая пелена гнева, смешанного с отчаянием, застилает мой разум. Я позволил себе поверить в недостижимую мечту и попал в расставленную специально для меня ловушку. И хотел я сейчас лишь одного — вырваться отсюда, вернуться в мир, из которого меня похитили. Да Лима не была Землей, но за эти годы она стала моим домом. Там, по крайней мере, я был хозяином собственной судьбы.

Я медленно поднялся из-за стола, чувствуя, как время начинает растягиваться, а мышцы наливаются запредельной силой энергана. Этим людям дорого придется заплатить за мою свободу. И хотя я не мог воспользоваться этим качеством в полной мере, мои реакции намного превосходили реакции обычных людей.

Грантов заметил, что со мной творится что-то неладное, и первым почувствовал исходящую от меня угрозу, но не сделал ни одного движения, не схватился за оружие, не вызвал охрану. Вместо этого он произнес:

— Успокойтесь, Крайнев, мы еще ничего не решили.

Возможно, это его спасло. Спокойный тон инеподвижность моих противников подействовали, как своеобразный выключатель. Начавшийся было процесс ускорения реакций моего организма прервался. Чувствуя, как холодный пот заливает лицо, я буквально рухнул в кресло.

После вторичного посещения Черной планеты этот процесс полностью вышел из-под моего контроля... Достаточно было незначительного внешнего воздействия, чтобы вызвать его спонтанный рост, и так же неожиданно он прерывался, лишая меня даже тех незначительных сил, которыми располагал мой организм в обычном состоянии.

— Вы обманули меня по всем пунктам. Вы обещали мне должность помощника или штурмана на этом корабле, но оказалось, что я не в состоянии выполнять эту работу. Вы обещали доставить меня на Землю, а вместо этого пытаетесь вытянуть из меня информацию о Багровой планете. О каких переговорах может теперь идти речь? Я вам больше не верю... — жалкий лепет, но это было все, на что я остался способен.

Для того чтобы восстановить силы и выбрать более подходящий момент для открытого противодействия, необходимо было выиграть время и лучше разобраться в обстановке. Что-то они от меня скрывали — все было слишком запутанно, неясно. История с включившимся без предупреждения двигателем не давала мне покоя. Кто-то здесь желал от меня избавиться, но не Павловский и не Грантов, им я для чего-то нужен. Значит, врагов на этом корабле у меня даже больше, чем я предполагал.

— Мы пока еще не решили, можно ли вам доверять. Если бы вы знали истинное положение вещей, вы бы нас поняли. Сейчас осторожность — наше главное оружие. Обещаю — мы постараемся во всем разобраться как можно скорее. Тогда, возможно, вы с большим пониманием отнесетесь к нашей миссии.

ГЛАВА 35

Какое-то время Грантов молча рассматривал меня, видимо, стараясь понять, что со мной произошло. Но это вряд ли ему удалось.

— Чтобы укрепить наше взаимное доверие, мне придется вам кое-что показать.

— Не делай этого, Эрвин! — выкрикнул капитан.

— Рано или поздно нам придется познакомить этого человека с нашей задачей. Не мешай мне, Валентин.

И не обращая больше внимания на явное неудовольствие Павловского, Грантов достал из сейфа толстую папку с грифом «секретно». В самом верху папки крупным шрифтом было напечатано название учреждения, которому принадлежали документы. «Управление внешней безопасности». Грантов взвесил папку на руке, словно решая в последний раз, стоит ли с ней расставаться, и протянул ее мне.

— Здесь отчеты о шести наших неудачных попытках остановить вторжение с Багровой. Как вы понимаете, я не мог подготовить все эти материалы лишь для того, чтобы убеждать вас. Здесь голограммы, переданные по космической связи, и те немногие материалы, которые дошли до нас различными путями.

Первые четыре экспедиции были организованы правительством Земли, и они сделали все от них зависящее, чтобы высадить на Багровой хорошо вооруженный десант. Все эти люди погибли вскоре после посадки.

Затем была пятая экспедиция, в которой участвовали лучшие корабли земного флота. Им была поставлена задача атаковать планету с большого расстояния, накрыть Багровую мощным ракетным залпом. Ракеты, оснащенные нейтронными боеголовками, должны были уничтожить на ее поверхности все живое...

— На Багровой есть пленники, земляне, не пожелавшие сотрудничать с деймами или по каким-то причинам не подошедшие для роли посланников. Все они превращены в рабов, — вклинился в его объяснения я.

— Мы об этом не знали. Но все равно, это бы нас не остановило. Речь шла о существовании всей нашей цивилизации. Однако и эта экспедиция закончилась неудачей. Вернулся всего один корабль. Земной флот был уничтожен задолго до того, как вышел на позицию, пригодную для ракетной атаки.

Слушая Грантова, я бегло пролистывал папку. Не требовалось быть специалистом, для того чтобы убедиться в подлинности снимков. Особенно большое впечатление производила последняя серия, зафиксировавшая гибель земного флота. Снимки, сделанные с огромного расстояния, не позволяли рассмотреть детали, но того, что на них было, оказалось вполне достаточно, чтобы понять, какая трагедия произошла на космической окраине Багровой.

На некоторых снимках был виден ее темный диск с характерным кольцом светящейся атмосферы. И почти на каждом снимке я видел взрывающиеся земные корабли. Нетрудно было представить, сколько людей погибло в пламени этих взрывов, сколько жен, детей и стариков на Земле получили официальные правительственные извещения с траурной каймой и короткой стандартной записью: «Погиб при исполнении...»

— Нам нужна ваша помощь, Крайнев. И не только нам. Всем землянам, всем людям нужна ваша помощь. Вы должны принять участие в экспедиции на Багровую.

Наконец-то он прямо упомянул о цели их полета. Но после того, что я узнал и увидел на снимках, их желание посетить Багровую выглядело, мягко говоря, смехотворно. Что может сделать один корабль, с экипажем в сорок человек, там, где оказался бессилен весь земной флот?

— Вряд ли мое непосредственное участие в вашей миссии сможет что-то изменить. Конечно, я был на Багровой, но все, что я там узнал, я могу сообщить вашим специалистам. Буду рад, если это хоть как-то поможет вашей борьбе.

— Дело вовсе не в сведениях, которыми вы располагаете. Ваш организм изменен воздействием двух различных видов энергана настолько, что это даст вам возможность некоторое время скрытно находиться на поверхности Багровой. Только это ваше уникальное свойство оставляет нам какую-то надежду. Возможно, этого времени будет достаточно для того, чтобы изменить ситуацию в нашу пользу.

— Каким образом? Каким образом вы собираетесь ее изменить?

— Объединение всех растений планеты в единую систему, способную выбросить в космос энергетический луч такой разрушительной силы, который был применен при уничтожении земного флота, невозможно без управляющего центра. Только вы можете обнаружить этот центр и помочь нам его уничтожить. После этого земные корабли получат возможность приблизиться к планете и начать ее бомбардировку. Вы знаете о Багровой больше любого землянина и, повторяю, сможете какое-то время находиться на поверхности планеты незаметно для наших противников.

— Почему вы думаете, что мое присутствие на планете останется не замеченным охранниками деймов? Откуда у вас такая уверенность? Мой организм неоднократно подвергали различным тестам и исследованиям, и каждый раз врачи не находили в нем ничего необычного...

Говоря это, я сознательно лукавил. Действительно, медицинское обследование, проведенное мной еще на «Алькаре», ничего не показало. Но сам-то я знал... Знал, что почти во всем превосхожу обычного человека и что показали последние тесты, проведенные доктором этого корабля. Грантов прав.

Но тогда почему его слова вызвали во мне такой горячий протест? Не страх же мной руководил? Или все-таки страх? Неужели мне никогда не удастся преодолеть воспоминание о смертельной процедуре, во время которой меня сбросили со скалы? Или причина в другом? Кажется, у меня уже начинается паранойя. Я сам себе перестаю доверять. Но, возможно, я заразился этим качеством от Грантова или Павловского.

— Методы исследований совершенствуются со временем. Наш врач, доктор Ленская, используя новейший сканирующий анализатор, установила, что альфа-ритм вашего мозга полностью соответствует ритму людей, находящихся под контролем деймов, но при этом вы остаетесь хозяином своих поступков. Деймы улавливают характер мозгового излучения человека на огромном расстоянии и узнают о появлении людей, неподконтрольных им, сразу после того, как эти люди появляются на поверхности Багровой. Именно это обстоятельство и привело к немедленному уничтожению всех наших десантов.

Десантные операции небольшими группами в таких условиях невозможны, а высадить войсковое соединение мы не в состоянии из-за энергетического луча, разрушающего наши боевые корабли еще до подхода к планете.

Небольшая уловка привела к желаемому результату и заставила Грантова прямо признать тот факт, что меня без моего согласия подвергли медицинским тестам. Это мне еще пригодится... Но сейчас я даже не подал виду, насколько важно для меня было его упоминание о тестах.

— Каким образом вы собираетесь попасть на планету, на которой не смог добиться успеха ни один десантный корабль? — спросил я, уводя разговор в сторону от медицинской темы.

— Тем самым путем, по которому прошел «Алькар» и десятки других земных кораблей, попавших в ловушку Багровой.

— Вы хотите сказать, что, изображая обычного исследователя, вы готовы опуститься на планету, а затем пожертвовать своим кораблем, жизнью своего экипажа и своей собственной ради того, чтобы доставить меня на Багровую?

— Ну, зачем драматизировать до такой степени? В конце концов, «Алькару» удалось покинуть планету!

— Это был особый случай. Деймы просто его отпустили. Почему вы думаете, что вам удастся проделать то же самое? Не забывайте, что на вашем корабле есть посланник, и ваши намерения станут известны деймам задолго до того, как мы доберемся до Багровой.

— Пусть вас это не беспокоит. Мы нашли способ препятствовать передаче любой информации с борта нашего корабля. Это чисто техническая проблема. После посадки никто, кроме вас, не покинет корабль, и, таким образом, все будет зависеть только от вас.

— Даже если вам удастся осуществить этот безумный план, безумный, потому что вы себе не представляете подлинных возможностей вашего противника; если вам удастся благополучно приземлиться и доставить меня на Багровую, что я там буду делать? Я понятия не имею ни о каком управляющем центре! Там вообще нет никаких «центров», никаких технологических конструкций. Цивилизация деймов основана на другом принципе. Они не создают машин и не пользуются ими.

— И все же какой-то центр управления должен быть. Необязательно машинный. Биологический, энергетический, любой, черт возьми, но где-то же должны отдаваться команды, объединяющие в одно целое миллионы растений, разбросанных по всей планете!

— Возможно, он и существует, этот центр. Только я о нем ничего не знаю. Я провел на этой дьявольской планете почти месяц и даже не слышал ни о чем подобном. Сколько времени будет у меня в резерве после заброски на Багровую, до того как меня обнаружат и убьют? День, неделя, десять дней? Что я смогу сделать за такой короткий срок?

Неожиданно я поймал себя на том, что спорю с Грантовым так, словно уже согласился с его предложением, словно нам осталось всего лишь уточнить мелкие детали...

И тогда, как протест против самой возможности такого решения, спонтанно, без малейшего волевого усилия с моей стороны, знакомое багровое пламя, впервые в полную силу, вновь вспыхнуло в моем сознании.

Не слишком отдавая себе отчет в собственных поступках, я бросился к двери и одним рывком сломал электронный замок, которым капитан попытался преградить мне путь. Двое охранников за дверью своей неподвижностью напоминали каменные статуи, я не стал задерживаться возле них. Мне не нужно было оружия для того, чтобы захватить одну из шлюпок. Никто на этом корабле не сможет меня остановить. Никто не сможет помешать мне вернуться в мир, из которого меня похитили, заманив, словно крысу в мышеловку с кусочком сыра, — вот только сыр оказался отравленным...

Я несся по коридору верхней палубы, и стрингеры сливались перед моими глазами в одну сплошную стену, а воздух казался плотным и горячим.

И все же было нечто, от чего я не мог убежать. Шепот в моем собственном сознании. Вкрадчивый, нежный шепот... «Зачем ты так спешишь? Разве ты не слышал, что этот корабль летит на Багровую? Разве ты не хочешь попасть туда еще раз? Снова увидеть меня? Помнишь часовню?..»

Я помнил часовню и помнил скалу «Прощаний», а потому лишь ускорил свой бег по коридору второй палубы, но шепот не прекращался. Он был где-то внутри меня, на самой грани моих собственных мыслей и решений, от него невозможно было избавиться и почти невозможно противиться исходившим от него, замаскированным под мои собственные желания приказам.

«Только там, на Багровой планете, ты обретешь подлинное могущество и станешь, наконец, свободным. Остановись. Вернись обратно, переговоры еще не окончены. Эти люди знают координаты Багровой планеты. Ты нужен им для чего-то другого. Ты должен узнать — для чего. Ты должен выяснить, чего они хотят на самом деле... Ты должен узнать во всех деталях, чего они от тебя добиваются. Какой центр им нужен? Как собираются они его разрушить?»

И стрингеры перестали сливаться в сплошную туманную полосу. Мой бег замедлился, и через какое-то время я остановился, содрогаясь от ужаса, потому что впервые мой собственный разум отказался мне повиноваться.

— Вы все еще думаете, что он может быть нам полезен? — спросил Павловский, с сомнением разглядывая искореженную дверь своей каюты.

— Никто, кроме него, не сможет осуществить наш план.

— Он прошел вторую палубу. Остановить его?

— Не нужно. В той миссии, которую я собираюсь ему поручить, необходимо его добровольное участие, у нас нет ни малейшей возможности силой заставить его действовать в наших интересах. После того как мы приземлимся на Багровой и приступим к выполнению основной задачи, у нас не останется ни малейшего шанса контролировать действия этого человека.

— Но ведь он наверняка находится под контролем деймов! Им станет известно о каждом нашем шаге! Мы отдадим в руки наших врагов единственное свое оружие!

— А вот в этом я не уверен. Он не является их посланником. Во всяком случае, в той форме, с которой мы знакомы. Его мозг продолжает бороться с внешним воздействием, которому он, несомненно, подвергся на Багровой. Результаты тестов и мои собственные наблюдения, анализ его поступков и решений — все говорит о том, что он остался человеком.

Конечно, риск огромен. Но выбора все равно нет. Только Крайнев может выйти на поверхность Багровой, оставаясь не замеченным деймами. Мы пытались десятки раз и потеряли наших лучших людей. Никто оттуда не возвращается, а если и возвращается, то только с полностью измененной психикой.

— Все, вернувшиеся с Багровой люди находятся в вашем изоляторе?

— Не все, к сожалению. Слишком велико противодействие. Иногда подсадным уткам в правительстве удается, в обход официальных законов, вывести из-под нашего контроля наиболее ценных, с их точки зрения, субъектов.

— Дела обстоят настолько плохо?

— Более чем... Наша экспедиция на Багровую — последняя. Если мы не уничтожим деймов, можно считать эту невидимую войну окончательно проигранной. Вот почему так необходимо участие Крайнева. Если он не добьется успеха — никто его уже не добьется.

— Боюсь, он не собирается возвращаться. Он спустился на второй горизонт, и если не отдать приказ остановить его немедленно, проникнет в шлюпочный отсек. Он движется слишком быстро.

— Пусть себе проникает.

— Но если он захватит шлюпку и потребует выйти из оверсайда, — нам придется подчиниться. Иначе корабль будет уничтожен.

— Я помню об этом. В надпространстве шлюпка, не защищенная нашими полями, превратится в бомбу огромной мощности.

— Он знает об этом?

— Наверняка. Но если я ошибся, если влияние деймов на него достаточно велико — это его не остановит. Много раз их посланники доказывали, что жизнь субъекта, которого используют деймы, не имеет для них ни малейшего значения.

— Так что же мы должны делать, ждать, пока он нас взорвет?

— Именно, капитан. Если он решится на подобное, — у нас все равно не останется никакой надежды... Но я верю, что человеческое начало в его психике возьмет верх. Считайте это последним тестом.

— Не слишком ли дорого обойдется нам этот тест?! Грантов не ответил, и тяжелое молчание, наполненное ожиданием катастрофы, повисло в капитанской рубке.

Они могли наблюдать за продвижением Крайнева на своих корабельных мониторах. Они видели, как он остановился посреди второй палубы и, приблизив на экране его лицо, увеличив изображение до предела, они могли понять, какая мучительная борьба происходит в этом человеке.

Наконец Крайнев принял какое-то решение. Он медленно повернулся и сделал шаг в обратном направлении. Создавалось впечатление, что к его ногам привязали невидимые гири. Он шел, сгорбившись, едва переставляя ноги.

— Не нравится мне его вид, — проговорил Павловский. — Лучше бы уж он захватил шлюпку. Тогда, по крайней мере, мы бы точно узнали, с кем имеем дело.

— До конца мы этого никогда не узнаем.

Я захлопнул за собой дверь отведенной мне каюты и без сил повалился на койку. Буря противоречивых чувств бушевала внутри меня. В таком состоянии нельзя было ничего предпринимать. Я должен был еще раз все обдумать, я должен был прийти к определенному решению и лишь после этого действовать.

Но что я мог сделать? Разве у меня был какой-то выбор? «Выбор есть всегда. В любом положении у человека есть выбор». Это говорил Спейс или Лагран — не важно. У меня и в самом деле был выбор. Я мог согласиться с предложением Грантова и принять участие в его безумных планах... Я мог лишь сделать вид, что согласился, дождаться подходящего момента и бежать с корабля. Нет. Это чушь. Незаметно бежать с современного корабля, набитого следящей электроникой, невозможно.

Тогда что же? Отказаться от участия, сделать тем самым бессмысленной их посадку на Багровую и потребовать возвращения на Землю? И как же я буду чувствовать себя на этой Земле, если ею уже сейчас управляют деймовские прихвостни? И что меня там ждет?

Все казалось бессмысленным, выхода не было. Любое развитие событий заканчивалось катастрофой. Но сейчас самому себе я мог признаться, что именно казалось мне наиболее страшным. Наиболее чудовищным. Чужой контроль над моим мозгом. Контроль, противостоять которому я только что оказался не в силах.

— Не можешь решить, что делать? Но это же так просто! Каждый обязан делать лишь то, что соответствует его интересам.

Я обернулся на голос. В углу каюты, там, где тлел едва заметным притушенным синим огнем дисплей внутренней связи, наметились некие контуры. Что-то туманное и знакомое проступало из небытия. Оно все никак не могло сформироваться, расплывалось в облачко, пыталось собраться в образ, похожий на голограмму, но это ему плохо удавалось. Впрочем, в этом уже не было никакой необходимости. Я узнал голос стража.

— Все шастаешь по разным мирам? Разве тебе не нужно охранять сон своего господина? — язвительно поинтересовался я.

— Работаю в конторе по совместительству, обязан следить за соблюдением договоров. Я же тебе говорил.

— Ну и что же соответствует моим интересам?

— Разумеется, возвращение на Землю! Ведь именно это я тебе обещал. Но сейчас ты чуть не решил согласиться с безумным предложением Грантова и этим едва не испортил все.

— А что меня ждет на Земле?

— Только хорошее! Я об этом позабочусь! Все эти разговоры о посланниках — клевета. Деймам не нужна ваша планета, а Грантов не думает ни о чем, кроме месторождения скандия. Ты хочешь его туда привести ценой собственной жизни?

— Хороший у меня советчик, но, кажется, я знаю, как заставить его заткнуться раз и навсегда!

Я поднялся с постели и решительно направился к двери, по дороге еще раз щелкнув выключателем обесточенного интеркома. Просто так, для надежности. Впрочем, в этом уже не было необходимости. Бартоломей исчез в ту самую минуту, когда я принял решение.

ГЛАВА 36

Я распахнул дверь медицинского отсека, пожалуй, слишком резко. Следовало, по крайней мере, предупредить о своем визите. Я вовсе не собирался пугать милого доктора, столь заботливо проводившего свои исследования над моим организмом, пока я был без сознания.

Однако мое дело не терпело отлагательств, и я находился в таком состоянии, когда соблюдение норм вежливости становится обременительным.

Она приподняла голову от дисплея сканера, стоявшего на ее столе, и посмотрела на меня пристально, словно видела в первый раз. В ее огромных карих глазах светился ум и интеллект, но в них не было испуга. Кажется, на этом корабле нашелся хотя бы один человек, которого мое внезапное появление не ввергало в состояние шока.

— Доктор Ленская, простите за официальное обращение, я не знаю вашего имени и не знаю, как вас называют пациенты.

— Они зовут меня просто доктором. А друзья называют Ладрой. Надеюсь, мы станем друзьями, Крайнев, и тогда вы тоже сможете называть меня по имени.

— Я тоже на это надеюсь. Если, конечно, для этого будет достаточно времени.

— Что вы имеете в виду? Перелет нам предстоит долгий.

— Не такой уж долгий, и, возможно, его благополучное окончание во многом будет зависеть от того, сможете ли вы мне помочь.

— Вы говорите загадками, Крайнев. Помогать пациентам — мой служебный долг.

— Отлично. Тогда перейдем прямо к делу. Мне известно, что пока вы лечили меня от гравитационного шока, вы провели серию тестов и убедились, что мой организм, мягко говоря, значительно отличается от нормального.

Она вспыхнула и в гневе ударила по столу своей тонкой изящной ладонью. Даже сейчас, во время этого напряженного разговора, от результата которого для меня зависело так много, я не мог не замечать, как совершенна эта женщина, каждая черта на ее лице, ее глаза, ее руки...

— Кто вам об этом сказал?! Это врачебная тайна, она не подлежит разглашению!

— Не существует таких тайн, которые рано или поздно не становятся известны. Но дело сейчас не в этом Мне требуется ваша помощь. Мне хотят поручить одну весьма деликатную и ответственную миссию. Но я не уверен в том, что смогу с ней справиться. Не с самой миссией... Речь сейчас не об этом. Дело в том что в определенные моменты мой организм испытывает очень мощное внешнее воздействие. До поры до времени мне удается с этим справляться, но в самый ответственный миг моя психика может дать сбой. Мне нужно лекарство. Мощный психический блокиратор.

Наконец-то я это сказал, хотя до последнего момента не был уверен в том, что у меня хватит смелости признаться ей в своей слабости и попросить у нее лекарство, применение которого считается преступлением почти во всех случаях медицинской практики.

— Вы хоть знаете, о чем меня просите?

Я молча кивнул, пожирая ее глазами, словно впервые видел женщину. Словно пришел к ней на свидание. Наверно, мой взгляд сбивал ее с толку, мешал сосредоточиться и ответить мне так, как ей следовало ответить.

— На этом корабле не может быть никакого внешнего воздействия. Он полностью изолирован от внешних излучений. Его защиту невозможно пробить. Когда в последний раз вы ощущали это воздействие?

— Несколько минут назад, перед тем как прийти к вам.

— В таком случае источник находится внутри корабля и не может быть настолько сильным, чтобы вы не могли с ним справиться.

— Вы правы. Но в скором времени мне предстоит покинуть корабль и как раз в таком месте, где подобное излучение может стать непреодолимым. Мне нужна гарантия.

— Никто не знает, как отреагирует ваш измененный энерганом организм на действие блокиратора, а в том, что он отреагирует нестандартно, нет никаких сомнений. Вы вообще можете превратиться в ходячего зомби.

— Мне часто приходится рисковать. Особенно после того, как я перестал водить корабли.

— Какие корабли?

— Прежде чем стать помощником капитана, я был самым обыкновенным штурманом, но даже тогда никому не приходило в голову подвергать меня медицинским тестам, не испросив на то моего согласия.

Она вновь вспыхнула, словно девочка студентка, которую уличили в списывании контрольной работы.

— Это был прямой приказ капитана. Я не могла не подчиниться.

— Сейчас у вас есть возможность исправить бестактность, допущенную по отношению ко мне.

Я подобрал наиболее мягкое слово, хотя, направляясь сюда, собирался сказать ей совсем другое.

— Мне необходимо разрешение капитана.

— Он вам его не даст.

— Но, в таком случае...

— В таком случае вы дадите мне блокиратор, не спрашивая разрешения капитана. Вы же не спрашивали у меня разрешения, когда начинали свои тесты. Насколько мне известно, медиков за подобный поступок вообще лишают лицензии.

Это сильно смахивало на шантаж. Но у меня не было иного выхода. Я стоял перед ней, нагнувшись, упершись руками в ее стол, нависая над ней и стараясь не упустить ее взгляда. Я чувствовал, что ее сопротивление начинает слабеть, и это доставило мне странное удовлетворение, словно я одержал победу над ней совсем в другой области.

— Мне все равно придется доложить об этом капитану... — пролепетала она, стараясь отодвинуться от меня как можно дальше.

— Докладывайте. Как только я получу лекарство, никто уже не сможет его у меня отобрать. Можете даже сказать, что я угрожал вам и у вас не осталось иного выхода. После окончания этого рейса все это уже не будет иметь никакого значения.

— Итак, он добился своего, — проговорил Павловский, недовольно рассматривая Грантова, словно видел его впервые. На самом деле он знал его уже лет десять, но каждый раз, встречаясь с этим человеком, не переставал удивляться его проницательности и абсолютному отсутствию чувства такта. Кроме сиюминутной, наиболее важной задачи, выдернутой из вороха бесконечных проблем, для Грантова не существовало ничего, и Павловского это раздражало.

— Теперь у него есть блокиратор. Хотел бы я знать, зачем он ему понадобился? Скорее всего вовсе не для того, для чего предназначается это психотропное средство, рассчитанное на приглушение эмоций обычных людей.

— Он нужен ему для того, чтобы в критический момент иметь гарантированную защиту от внешнего воздействия на его психику.

— Вашими бы устами... Но допустим, что это так. Вам не кажется, что уже сейчас он становится неуправляем и позволяет себе нарушать любые правила?

— В его поступке есть один положительный момент, которого вы не заметили.

— Какой же?

— Он намерен согласиться на наше предложение.

До выхода из оверсайда в районе Багровой оставалось два дня, когда я вновь решился встретиться с Лад-рой. На этот раз делового предлога для встречи у меня не нашлось, и я просто позвонил ей по корабельному интеркому в конце рабочего дня.

— Да, слушаю... — Даже электроника не смогла исказить ее голос, и я почувствовал, как сердце забилось быстрее, а все нужные, приготовленные заранее слова куда-то исчезли. В конце концов я пробормотал первую банальность, которая пришла в голову.

— Вы не могли бы со мной сегодня поужинать? — Она не включила изображение на своем интеркоме и в отличие от меня не помнила моего голоса.

— Кто это?

— Крайнев.

— Я вас ненавижу, Крайнев! — Интерком отключился, и я еще долго беспомощно вертел в руках шарик связного устройства. У нее были для такой реакции все основания, но времени больше не оставалось, я и так откладывал нашу встречу до самого последнего момента. Сейчас я наконец спросил себя, почему я так бездарно растранжирил долгие дни перелета, почему не попытался встретиться с ней раньше?

Ответ был слишком прост. Я боялся, боялся отказа, того самого, который только что услышал. Моя пресловутая мужская гордость была уязвлена. Но дело заключалось не только в этом — сейчас я нуждался в ее помощи гораздо сильней, чем раньше, и понял это лишь вчера, когда Грантов наконец соизволил познакомить меня с деталями предстоящей операции на Багровой. Он тянул с этим до последнего из соображений секретности, полагая, очевидно, что чем позже эта информация станет для меня доступна, тем больше шансов сохранить ее в тайне от наших врагов. Но в этом он ошибался.

Он лишь затруднил мою задачу по выявлению канала, по которому могла быть передана эта информация, а без ликвидации этого канала моя миссия на Багровой теряла всякий смысл. Установить, кто из членов команды является передатчиком, необходимо было до того, как будут сняты защитные поля, блокирующие любой контакт с внешним миром. И если капитан, для того чтобы беспрепятственно сесть на Багровой, собирался изображать из себя мирного торговца, попавшегося на приманку большого куша, снять эти поля ему придется перед самым выходом из оверсайда. Ни один торговец не располагал такими генераторами защиты, какие были установлены на «Ин-48».

Выяснить, кто на корабле является посланником, они до сих пор не смогли потому, что использовали только легальные методы. Но для меня больше не существовало никаких запретов — ставки были слишком высоки, а времени оставалось в обрез.

Была и еще одна, пожалуй, самая трудная задача. Уговорить капитана. На этот раз без его содействия мне не обойтись. «Ну почему мои соотечественники настолько глупы и самолюбивы? Почему личные симпатии и антипатии для них важней любого дела? — с горечью подумал я и тут же оборвал эти мысли короткой доходчивой фразой: — Давно ли ты сам был таким?»

После того как я согласился сделать все от меня зависящее для уничтожения управляющего центра на Багровой, о котором не имел ни малейшего представления, двери капитанской каюты были для меня открыты в любое время. Требовалось согласовывать и уточнять десятки мелочей, связанных с моей миссией на планету, и поскольку о ней по-прежнему знали всего три человека, каждую из возникавших проблем приходилось решать через капитана. Такое частое общение отнюдь не способствовало улучшению наших отношений.

На этот раз Грантова в капитанской каюте не было, зато здесь был капрал космодесанта Ремизов. Этот человек повсюду следовал за капитаном, словно дворовый пес, и выполнял при нем не то функцию ординарца, не то охранника, хотя ни той, ни другой должности в штатном расписании корабля не значилось. Карманы его куртки постоянно оттопыривались от тяжелых предметов, и я подозревал, что он носит там отнюдь не столовые приборы.

Ремизов относился ко мне с нескрываемой неприязнью, поскольку только мне, из всех членов команды, разрешалось выпроваживать его из любимой капитанской каюты. Впрочем, неприязнь была взаимной. Я всегда недолюбливал этот квадратный тип людей, всю жизнь, не раздумывая, выполнявших чужие приказы. К тому же капрал кого-то мне напоминал, иногда его лицо казалось странно знакомым, и меня раздражало это обстоятельство, потому что я не мог понять, в чем тут дело, обычно моя память не давала подобных сбоев.

Я пригладил волосы левой рукой — условный жест, означавший, что мне требуется конфиденциальное рандеву.

Павловский сам предложил эту идиотскую процедуру, видимо, не желая в присутствии подчиненных каждый раз выполнять мою просьбу — очистить каюту от посторонних.

Не сомневаюсь, что Ремизов давно уже догадался об этой нашей договоренности, и сейчас в его глазах вспыхнуло нечто, весьма похожее на ненависть.

Наконец, после недолгого препирательства, которое в отношении начальства может себе иногда позволить любимый ординарец, он покинул каюту, и я смог приступить к делу. Понимая, как нелегко мне будет добиться содействия Павловского в задуманной операции, я начал разговор издалека.

— Валентин Карлович! — Это неуставное обращение я употреблял каждый раз, когда мы оставались наедине, стараясь подчеркнуть, что не являюсь ни членом команды, ни его подчиненным. Такие простые способы действуют безотказно, особенно в среде военных. Павловский же, до того как принял команду над этим, довольно-таки странным кораблем, дослужился до капитана первого ранга и вынужден был оставить пост командира на боевом эсминце ради сомнительной должности, которую теперь занимал. Видимо, эта рана у него до сих пор кровоточила, и нетрудно было представить, сколько усилий потребовалось приложить командованию космофлота, чтобы подвигнуть его на этот шаг.

— Что там еще случилось? — буркнул капитан, старательно разглядывая крышку своего стола.

— Осталось всего сорок часов до момента, когда мы начнем процедуру выхода из оверсайда, и, если я правильно понимаю ситуацию, вам придется отключить экранирующие поля еще до ее окончания.

— Вы правильно понимаете ситуацию. Продолжайте! — произнес капитан, не отрывая взгляда от своего стола, на полированной поверхности которого не было ни одной пылинки. Я подозревал, что этот сверкающий результат был достигнут не без помощи Ремизова.

— Как только мы выйдем из оверсайда, на Багровую уйдет сообщение, воспрепятствовать которому никто уже не сможет. В такой ситуации все наши усилия по маскировке корабля становятся совершенно бессмысленными, так же как моя миссия.

При последней фразе капитан наконец прекратил созерцание своего стола и уставился на меня свирепым взглядом.

— Уж не решили ли вы от нее отказаться?

— Нет. Но мне пришла в голову идея, которая поможет нам избавиться от многих неприятностей. Мы должны выявить посланника до того, как будут сняты экраны.

— Неужели? И каким же образом мы это сделаем? — с откровенным сарказмом спросил Павловский.

— Для этого всем членам команды придется сделать небольшую прививку. Универсальный антибиотик перед посадкой на чужую планету не вызовет ни малейшего подозрения, но в него придется добавить небольшую дозу блокиратора.

— Это еще для чего? Употребление блокиратора находится под строжайшим запретом! Что вы задумали, Крайнев?

— Его действие на обычных людей, при той мизерной дозе, которая в данном случае необходима, сведется к кратковременному торможению эмоций. Препарат полностью прекратит свое воздействие уже через несколько часов. Но это относится лишь к обычным людям. На посланника блокиратор подействует совершенно иначе.

— И каким же образом вам удалось получить эту необычайно ценную информацию? — капитан даже не считал нужным скрывать свое недоверие, и мне становилось все труднее продолжать нашу беседу в спокойном деловом тоне.

— Самым простым. Я попробовал препарат на себе.

— И что же? — не сразу понял капитан.

— Реакции моего организма во всем, кроме подчинения, полностью идентичны реакциям посланника. Надеюсь, это не является для вас новостью. Так вот, реакция посланника, принявшего этот препарат, парадоксальна по сравнению с обычными людьми. Его разум на несколько часов становится недоступным для внешнего воздействия. Ему невозможно передать приказ, его невозможно подвергнуть гипнозу.

— И таким образом вы надеетесь предотвратить передачу информации на Багровую?

— Конечно, нет.

— Тогда чего же вы добиваетесь?

— После того как всем без исключения членам команды будет введен блокиратор, вы соберете всю команду в кают-компании, а я постараюсь выявить, кто из экипажа является посланником.

— Довольно странное и весьма запутанное предложение. Поясните, каким образом вам это удастся?

— На короткое время мне придется подвергнуть команду массовому гипнозу.

— Надеюсь, я не ослышался? Вы что, фокусник, циркач?

— Вы не ослышались, капитан. Дело в том, что посланника, в крови которого присутствует блокиратор, невозможно подвергнуть гипнозу, и только он один не станет выполнять мои мысленные приказы. Просто потому, что не сможет их принимать.

— А всех остальных вы сможете превратить в своих марионеток?

— С помощью блокиратора и специальных технических средств это возможно, хотя, поверьте, эта процедура мне так же неприятна, как вам. Но обстоятельства...

— Оставьте обстоятельства в покое! Если вы такой могучий гипнотизер, почему вы не выявили посланника раньше, до того как он попытался вас убить?

— Потому что у меня не было блокиратора. Потому что я обнаружил характер его воздействия на свой организм только вчера! Потому, черт возьми, что без вашего разрешения мне и шагу не дают ступить на этом корабле!

— Боюсь, что вы нуждаетесь в гораздо более строгом контроле, чем это было до сих пор. Что за бредовый план? Неужели вы думаете, что я соглашусь в самый ответственный момент отдать на вашу милость всю команду?! Пока мы будем находиться под гипнозом, вы сможете сделать с кораблем все что угодно!

— Да поймите же вы наконец, если бы мне это понадобилось, я не стал бы вас уговаривать! Не так уж трудно было бы добавить блокиратор в резервуар с питьевой водой. Вы прекрасно знаете, что он у меня есть. Все остальное — дело техники. Никто ничего не успел бы заметить. Ваше согласие нужно мне лишь для того, чтобы собрать всю команду в одном месте и выявить посланника деймов...

Последнее время я только и делал, что нарушал какие-нибудь правила. Понимая, что обычным путем мне никогда не удастся добиться согласия капитана на этот рискованный эксперимент, я позаботился о том, чтобы в его графине заранее оказалась необходимая доза препарата, и сейчас, после того как я испробовал все легальные способы уговоров, мне оставалось только включить крохотный карманный магнитофон. Его звуковой диапазон выходил за рамки восприятия человеческого уха, и звук оставался неслышным. Волна этого излучения была настроена на альфа-ритм человеческого мозга, оставалось совсем немногое — ввести капитана в окончательный гипнотический транс, что я и проделал без особых усилий. Мои постоянные упражнения в передаче молдрому телепатических сообщений не прошли бесследно.

Когда капитан проснулся, он ничего не помнил о нашем разговоре. Зато он прекрасно помнил о том, как ему понравилась идея выявить посланника деймов с помощью блокиратора... Оставалось решить последнюю проблему.

По космическому уставу, даже капитан не имел права приказывать корабельному врачу, если дело касалось применения медицинских препаратов и методов лечений.

ГЛАВА 37

Я перехватил Ленскую в коридоре между отсеками, когда она, закончив очередное дежурство, возвращалась в свою каюту. Она вздрогнула, когда я произнес ее имя, резко обернулась и сказала:

— Никогда не смейте меня так называть! Для вас я доктор. Только это, и ничего больше.

То, что она говорила с излишней запальчивостью, и то, что она не сумела скрыть своего волнения, давало мне некоторую надежду. Но сейчас я не мог себе позволить отвлекаться от своей главной цели даже ради женщины, которая мне так нравилась.

— Хорошо, доктор, я буду называть вас так, как вы хотите, только выслушайте меня, пожалуйста.

— Я устала и не расположена разговаривать с вами в коридоре. Приходите завтра в медпункт, там и побеседуем.

— В любом другом случае я бы так и поступил, но сегодня вам придется меня выслушать прямо сейчас. Мое дело не терпит отлагательств, и завтра может быть уже поздно.

— Что, срочно вновь понадобился блокиратор?

Я сделал вид, что не заметил сарказма в ее тоне, и продолжал как ни в чем не бывало:

— Вы почти угадали. Только на этот раз блокиратор нужен не мне. Вы должны сделать прививку минимальной дозы этого препарата всем членам команды, включая себя и капитана.

— Похоже, на вас плохо подействовала предыдущая доза.

— Поверьте, мне сейчас не до шуток. — Я начал объяснять ей суть своего плана, уже не надеясь на то, что она меня поймет и согласится помочь. Одно я знал совершенно точно — ни при каких обстоятельствах я не воспользуюсь способом, к которому прибег в случае с капитаном, для того чтобы навязать собственное мнение этой женщине. Если она не согласится добровольно мне помочь, придется отказаться от высадки, и пусть все летит к черту.

Надо отдать ей должное, она выслушала меня, не перебивая, до самого конца. За это время мы успели пройти весь коридор второго отсека и теперь стояли у двери ее каюты. Она старалась вставить квадратик электронного ключа в предназначенную для него прорезь, и потому, что ей не удалось сделать это с первой попытки, я понял, как сильно она взволнована.

— Как мне кажется, прежде чем прийти ко мне, вы должны были обсудить этот бредовый план с капитаном.

— Я так и сделал.

— И что же он сказал?

— Дал «добро» и отослал к вам. Сказал, что в этом вопросе никто не имеет права вам приказывать.

Мне показалось, что спрашивает она совершенно механически, думая о чем-то другом, и неожиданно причина ее волнения прорвалась наружу.

— Если вы не выдумали все это, то, выходит, что в любой из дней, проведенных вами на нашем корабле, вы могли... — Она остановилась посреди фразы, прекратила свои неудачные попытки открыть дверь и. резко обернувшись, посмотрела мне прямо в глаза. — Вы могли изменить мнение любого члена команды и даже повлиять на его психику...

— Ни один гипнотизер не может сделать того, о чем вы хотели меня спросить. Даже под гипнозом нельзя заставить человека сделать то, чего он действительно не хочет. Как медик, вы должны об этом знать. А я не гипнотизер.

— Как же тогда вам удалось убедить капитана?

— Это мелочи. Я говорю о действительно серьезных вещах. Нельзя, к примеру, понравиться женщине в том случае, если в повседневной жизни ты вызываешь у нее отвращение или ненависть.

— Но тогда почему же... — она оборвала себя на полуслове.

— Вы хотели спросить, почему перестали меня ненавидеть?

Говоря это, я накрыл своей огромной лапищей ее тонкую, дрожащую руку и помог вставить электронный ключ в предназначенную для него прорезь.

После этого дверь отъехала в сторону, мне пришлось поддержать Ладру, и мы оба неожиданно оказались в ее каюте. Современные электронные замки на этом корабле настраивал опытный программист, и как только открывший замок человек переступал порог (не всегда в единственном числе), дверь совершенно бесшумно выезжала из стены за его спиной, закрывая каюту.

Поскольку во время этого маленького происшествия Ладра не произнесла ни слова, я нагнулся и поцеловал ее в холодные, совершенно неподвижные губы.

Не знаю, что со мной творилось. Такого приступа страсти я не испытывал никогда в жизни. Я знал, что сжигаю за собой все мосты, что она меня никогда не простит за это вторжение в ее каюту и в ее личную жизнь, но мои руки, действуя совершенно самостоятельно и независимо от моего рассудка, продолжали расстегивать пуговицы на ее комбинезоне, и лишь тогда, когда я добрался до застежек на лифчике, она наконец спросила совершенно трезвым голосом:

— Что вы делаете, Крайнев?

Но теперь было уже слишком поздно. Я подхватил ее на руки и понес к кровати. Она даже не пыталась сопротивляться. Только смотрела на меня своими огромными, холодными глазами, не закрывая их даже тогда, когда я вновь и вновь начинал ее целовать, пытаясь вызвать хотябы крохотный огонек ответной страсти.

Она молчала. Даже тогда, когда я сорвал с нее последнюю тряпку и начал целовать ее обнаженное тело, она не сделала ни одного движения мне навстречу и не произнесла больше ни одного слова.

Лишь под утро, когда часы на ее столике пропели забавную песенку о том, что ранний подъем полезен всем зверятам, она сказала:

— Мне было хорошо с вами, Крайнев. Но это больше никогда не повторится. Забудьте обо всем, что между нами произошло.

— Между прочим, кроме фамилии, у меня есть еще и имя, меня зовут Игорем. Забыть я все равно не смогу. А что касается повторения... Завтра после посадки я покину корабль и, скорее всего, обратно уже не вернусь.

По-моему, только после этой фразы она наконец поняла, насколько серьезно все, что я ей рассказал до того, как мы очутились в ее каюте.

— Мне трудно называть тебя по имени. Моего погибшего на «Астране» мужа тоже звали Игорем...

— Прости, я не знал...

— Ничего. Прошло уже больше года, боль притупилась, и все равно мне кажется, что он вернется. Наверно, потому, что я не смогла его похоронить, я не могу представить его мертвым.

Она сбросила с себя простыню и встала, совершенно не стесняясь своего обнаженного тела. Мне было приятно наблюдать за ее медленными неторопливыми движениями, за тем, как набрасывает она прозрачный халатик и включает кофейный автомат. В этом не было уже ничего сексуального, только сожаление о том, что эта женщина никогда не будет принадлежать мне до конца и эта ночь уже не повторится. Судьба не оставила мне времени для того, чтобы изменить ее отношение ко мне. Наверно, в ее памяти я навсегда останусь случайным мужчиной, ворвавшимся в каюту, доставившим неожиданное удовольствие и навсегда исчезнувшим из ее жизни. Словно услышав мои мысли, она сказала, протягивая мне чашечку с синтетическим кофе:

— Мне бы не хотелось, чтобы вы тоже превратились в призрак, Крайнев. Если я смогу помочь хоть чем-то, я это сделаю. Может быть, вам все же удастся вернуться и вновь нарушить все запреты...

Дурное предчувствие не покидало меня весь вечер, перед назначенным капитаном на восемь всеобщего сбора. Что-то я сделал не так, чего-то не учел и стал теперь невольным пленником лавины событий, которые сам же и вызвал к жизни. Прежде всего это касалось оружия. Павловский наотрез отказался мне его выдать, ссылаясь на параграфы космического устава, и я, в конце концов, перестал на этом настаивать, резонно предположив, что в предстоящем поединке вовсе не оружие будет играть решающую роль.

Но, как показали дальнейшие события, в этом я ошибся.

Я вошел в зал чуть позже, чем следовало, вместе с последними припозднившимися членами команды и, стараясь быть незаметнее, занял свободное место в последнем ряду. Капитан уже стоял у стола в центре зала и недовольно обводил взглядом ряды своей аудитории. Часы показывали без двух минут восемь, и по растерянному взгляду капитана было видно, что он не совсем понимает, для чего собрал здесь всю команду и что ему теперь с ней делать.

Пора было начинать. Мой выход... Я заранее ввел в компьютер нужную программу, в зале зазвучала тихая музыка, свет померк, и в полумраке раздался голос всеми любимой актрисы видеорамы:

— Вы собрались здесь, чтобы отдохнуть. Вы устали, у вас был очень трудный день. Отрешитесь от всех забот, расслабьтесь и слушайте музыку...

Музыка была не совсем обычной. В ней скрыто звучал ритм головного мозга спящего человека. И слышались замедленные удары сердца. Этот прием, разработанный столетия назад, действовал безотказно и поныне. Дальше все зависело от излучателя, лежавшего у меня в кармане и связанного специальной линией с центральным компьютером корабля. Для того чтобы загипнотизировать одного или двух человек, подготовленных к гипнозу предварительным приемом блокиратора, мне не нужны были большие мощности. Но в зале их было сорок, а такой массовый гипноз — задача не из легких. Чем больше людей, тем труднее подчинить их своей воле всех одновременно.

— Какого черта, что здесь происходит? — донесся совершенно трезвый голос из первых рядов. К сожалению, я не рассмотрел того, кто это сказал, и не мог отвлекаться. Наступила самая ответственная фаза. Я почувствовал, что контроль над всеми присутствующими в зале установлен, и сразу же произнес неожиданную для них команду: «Всем встать, а затем лечь на пол».

Все сорок человек, как один хорошо отлаженный механизм, поднялись со своих кресел и тут же рухнули на пол, включая и самого капитана. Не слишком вежливо, зато эффективно... Впрочем, я ошибся. Их было не сорок — тех, кто выполнил мою мысленную команду. Только тридцать девять человек неподвижно лежали на полу.

Сороковым был капрал Ремизов. Вскочив вместе со всеми, он продолжал стоять в проходе, рядом со своим креслом, недоуменно озираясь и не понимая того, что происходит. Идея с командой «Всем лечь», пришедшая мне на ум только накануне, сработала безупречно. Ремизов рефлекторно вскочил на ноги вместе со всеми, и если бы я ограничился только этим, я не смог бы выделить его из остального экипажа.

Но когда все вокруг тебя неожиданно падают на пол, любой нормальный человек, не находящийся под воздействием гипноза, обязательно задумается над тем, стоит ли это делать и почему люди вокруг него ведут себя столь необычно. Именно этого я и добивался — секундного промедления. Мне его было достаточно для того, чтобы безошибочно определить, кто сообщал нашим врагам все сведения о движении корабля и о том, что происходит на борту. Кроме того, этот человек совсем недавно пытался меня убить... Эта мысль помогла мне собраться в этот последний решительный момент. Нас с Ремизовым разделяли восемь рядов кресел, и достать его в броске я не мог.

Как только я двинулся в его сторону, он выхватил бластер и, не раздумывая, выстрелил в меня, лишний раз подтвердив, что я не ошибся в определении предателя.

Прежде чем он успел нажать гашетку, я бросился на пол и, извиваясь, словно уж, двинулся к передним рядам со всей скоростью, на какую был способен. Сиденье позади меня с треском вспыхнуло от прямого попадания бластера, из его обивки повалил дым. Проклиная Павловского, оставившего меня безоружным против противника, вооруженного запрещенным для всех космонитов энергетическим оружием, я продолжал упорно продвигаться в сторону первого ряда, то и дело огибая лежавших на полу людей.

Площадь поражения бластерного заряда не меньше метра, но Ремизов наконец тоже упал на пол, то ли с запозданием надеясь спрятаться, то ли пытаясь таким образом достать меня снизу, но ему, как и мне, мешали неподвижные тела других членов команды, он не мог вести прицельный огонь. Что он, однако, с лихвой компенсировал, продолжая, раз за разом, нажимать на спусковую кнопку. За моей спиной уже пылало несколько кресел, раздался вой сирен пожарной опасности, с потолка хлынули потоки пены из огнетушителей, добавивших к происходящему еще больше неразберихи.

Если только мне удастся выбраться из этого хаоса, я потребую от Павловского отчета, на каком основании он, лишив меня оружия, сделал исключение для своего любимчика Ремизова. Сейчас моя жизнь зависела от этого «исключения». До сих пор меня спасало лишь то, что Ремизов стрелял вслепую.

Я же, после первого выстрела, резко изменил направление движения и полз теперь параллельно проходу между креслами, лишь иногда ныряя под очередной ряд и постепенно приближаясь к Ремизову с той стороны, откуда он меня не ждал. Мой персональный ускоритель реакций опять не сработал. Я двигался слишком медленно и постепенно терял инициативу. Нужно было что-то срочно предпринимать, пока мой противник неожиданно не вскочил на ноги и не расстрелял меня сверху в упор.

Между нами оставались еще два ряда, когда я, собрав все свои силы, подогнул ноги и, оттолкнувшись от пола, прыгнул вверх. Именно в этот момент Ремизову пришла наконец в голову мысль, в свою очередь, подняться с пола. Но было уже слишком поздно. Я обрушился на него сверху, подмял под себя и резким ударом выбил из его рук оружие — но это было все, чего мне удалось достичь. Падая, Ремизов ухитрился вывернуться и оказаться сверху.

Его профессиональный захват сдавил мне сонную артерию. Этот опасный прием лишает обычного человека сознания за несколько секунд, и Ремизов не знал, что у меня гораздо больший запас времени.

Его лицо находилось от меня так близко, что я чувствовал зловонное дыхание этого монстра, переставшего быть человеком. Продолжая все сильнее сдавливать мне горло, он растянул рот в каком-то подобии ухмылки, видимо, убийство доставляло ему наслаждение, и он думал, что в этот момент я расстаюсь с жизнью.

Сжав в упругий комок все мышцы, я ждал. Постепенно его ухмылка превратилась в гримасу непонимания, и в этот момент растерянности своего противника я нанес ему удар сразу обеими руками снизу вверх, разрывая захват. Мы одновременно вскочили на ноги и оказались теперь в равном положении. Схватка проходила в полном молчании, и лишь бессвязное бормотание погруженных в глубокий гипнотический сон людей нарушало тишину в кают-компании.

Не выдав себя даже движением глаз, как и полагается хорошему профессионалу, Ремизов совершенно неожиданно сделал выпад, стараясь ребром ладони достать мою шею, которую он только что выпустил. Но это ему не удалось, я успел уклониться. Даже в обычном, неускоренном режиме я не уступал Ремизову в реакции и значительно превосходил его в силе. По моему внешнему, довольно-таки хилому виду невозможно было догадаться, какие стальные, многократно усиленные энерганом мышцы оплетали костяк моего тела.

Но мне никак не удавалось воспользоваться этим преимуществом. Потеряв захват, Ремизов понял, что его противник значительно сильнее, чем он предполагал, и теперь действовал значительно осторожнее, держась на дальней дистанции, и старался, не допуская сближения, достать меня одним из своих приемчиков.

Этот изматывающий уход от ближнего боя ничего хорошего мне не сулил — рано или поздно я допущу ошибку, не успею поставить блок или уклониться, одного пропущенного удара будет достаточно, для того чтобы покончить со мной. Павловский не зря держал Ремизова в качестве телохранителя. Этот человек блестяще владел приемами современной рукопашной схватки ай-дзю, вобравшей в себя все лучшее из старинных школ рукопашного боя.

Оставался единственный выход — спровоцировать его на атаку и постараться провести захват, прежде чем он нанесет смертельный удар.

Мы кружились на узкой площадке между столом и первыми рядами кресел, около которых вповалку лежали спящие люди.

Бластер Ремизова после моего первого удачного удара отлетел к столу, я его не видел, но хорошо помнил место, куда он упал.

Наверняка и Ремизов ни на секунду не выпускал из зоны своего внимания угол стола, скрывавший от нас упавшее оружие. Рассчитывая именно на это, я воспользовался подходящей позицией, когда стол оказался у меня за спиной, а Ремизов, уходя от моего удара, отпрыгнул к переднему ряду кресел.

Я молниеносно бросился на пол и, лежа на спине, протянул левую руку под стол. У меня не было времени для того, чтобы найти оружие, я на это и не рассчитывал, сосредоточив все свое внимание на противнике, который резонно предположил, что просто так, не видя бластера, я не пойду на такой рискованный прием, поставивший меня в крайне невыгодное положение.

Издав какой-то нечленораздельный вопль, он бросился в атаку и наконец-то приблизился ко мне настолько, что я смог провести захват его ноги. Неожиданно выбросив из-под стола левую руку, в которой, разумеется, не было никакого оружия, я успел перехватить его ногу.

Ремизов потерял равновесие и упал на меня. Он успел блокировать удар о пол, выбросив вниз обе руки, но не смог после этого избежать моего захвата.

Теперь мы лежали на полу рядом, лицом друг к другу, и мои руки сплелись вокруг его туловища, сковав движение и постепенно сдавливая его так, что затрещали ребра.

Такой захват, воздействуя на самые прочные части туловища, не может причинить особого вреда. Видимо, инстинктивно полагаясь на это, Ремизов не успел защититься и только сейчас понял, какую роковую ошибку допустил. Моей силы оказалось достаточно, чтобы сломать ему грудную клетку, и, закричав от страшной боли, он потерял сознание.

Теперь передо мной вплотную встал вопрос, о котором я не подумал раньше, — что делать дальше с раскрытым посредником деймов?

Если я оставлю его живым, Павловский, соблюдая нормы космического права, наверняка распорядится о его заключении под стражу. Но как только генератор экранирующих полей будет отключен, этот человек свяжется со своими хозяевами, в каком бы отсеке его ни упрятали, и тогда за жизнь всей команды нашего корабля никто уже не сможет поручиться, а моя миссия потеряет всякий смысл.

Нет ничего омерзительней, чем убивать безоружного, беспомощного противника, но иного выхода у меня не было. Я сам взял на себя роль его обвинителя и судьи, а теперь вынужден был выполнить и роль палача...

Бластер лежал с противоположной стороны стола, и мне следовало поторопиться, потому что некоторые члены команды уже начали просыпаться.

Напомнив себе, что этот человек недавно хладнокровно пытался меня убить, я навел на него ствол оружия и нажал на спуск.

ГЛАВА 38

Мы вышли из оверсайда в двух миллионах километров от Багровой, и почти сразу же наши чуткие приборы обнаружили энергетический контрольный луч, изучавший корабль. Это был самый опасный момент. Если Ремизов успел передать сведения о нашем корабле до того, как мы ушли в оверсайд в районе Лимы, вслед за контрольным лучом последует боевой.

Я невольно вспомнил снимки катастрофы земного флота во время неудачной попытки бомбардировки Багровой.

Деймам понадобилось всего несколько секунд для того, чтобы превратить самый мощный флагманский корабль землян в облако пара. Возможно, та же самая судьба ожидала теперь и нас.

Корабль замер, казалось, даже часы в рубке остановились, перестав отстукивать страшные, растянутые до бесконечности мгновения. Но они прошли, и ничего не случилось. Контрольный луч погас. И теперь темный шарик планеты, окруженный кольцом светящейся атмосферы, выглядел вполне безобидным.

Я стоял в рубке рядом с Павловским, штурманом и Грантовым. После истории с выявлением посредника доверие ко мне значительно возросло, и я наконец-то почувствовал себя полноправным членом команды.

Хотя в моих взаимоотношениях с Павловским ничего не изменилось, похоже, они даже ухудшились. Во всяком случае, во всем, что не было напрямую связано с предстоявшей мне миссией. Скорее всего, на капитана повлияла гибель его любимца Ремизова. Он до сих пор не мог поверить в то, что так ошибся и сделал своим приближенным пособника деймов. Как часто бывает в подобных случаях, инстинктивно он искал виновного подальше от себя самого...

Что касается самой миссии, то подробный план предстоявшей операции, а главное, ее техническое оснащение до сих пор держали в тайне от меня. Предлог, который для этого использовал Грантов, был достаточно веским — чем позже я узнаю все об операции, тем больше шансов уберечь эти сведения от деймов. Все-таки они доверяли мне не до конца и оттягивали момент, когда будут вынуждены передать в мои руки завершающий этап операции, от которой зависела судьба всей земной Федерации.

Я знал лишь то, что должен буду доставить на поверхность планеты некий «подарок» для деймов, способный уничтожить их управляющий центр, о местонахождении которого у нас не имелось никакой информации. Уже по одной этой причине миссия смахивала на авантюру, если, конечно, не предположить, что от меня утаили самое важное...

Воспользовавшись своим новым положением, я спросил у Грантова, пытался ли отдел безопасности под видом торговца или разведчика посылать к Багровой другие корабли? Для меня до сих пор оставалось непонятным, почему в операции обязательно должен участвовать человек, которого не смогут опознать деймы, почему не использовать для этого зонды, например.

— Конечно, пытались. И не раз. Но каждый раз, как только корабль, находясь на орбите Багровой, выпускал зонд или борт корабля покидал любой другой подозрительный, с точки зрения деймов, предмет, он немедленно уничтожался энергетическим лучом вместе с кораблем. Мне до сих пор непонятно, почему уцелел ваш «Алькар». Вы, кажется, говорили, что пользовались зондами для съемки?

— Это было еще до попытки бомбардировки планеты земными кораблями. Возможно, с тех пор деймы стали осторожнее.

До посадки на Багровую оставалось не больше сорока часов. Я демонстративно посмотрел на корабельные часы в старинном футляре, украшавшие штурманскую рубку, и спросил ровным тоном, стараясь не выдать своего возмущения излишней, на мой взгляд, скрытностью Грантова:

— Не пора ли вам, наконец, сообщить мне, что я буду делать на Багровой в том случае, если никакого управляющего центра мне обнаружить не удастся?

Несколько секунд Грантов, прищурившись, изучал мое лицо, словно видел его впервые и наконец, должно быть, придя к какому-то решению, произнес:

— Пойдемте. Пора вам это показать.

Павловский, стоявший от нас в нескольких метрах, слышал весь разговор и немедленно вмешался:

— Ты слишком спешишь, Эрвин. До посадки еще далеко.

— Он должен познакомиться с устройством и подготовиться. После посадки нам придется соблюдать режим молчания даже внутри корабля.

Не слушая дальнейших возражений Павловского, Грантов решительно направился к выходу из рубки, и я последовал за ним.

Мы миновали несколько палуб. Стоя напротив него в тесной кабине корабельного лифта, я ждал объяснений загадочной фразы о полном молчании после посадки. Наконец, избегая моего взгляда и словно насильно заставляя себя говорить, он произнес:

— У нас есть данные, что деймы могут прослушивать разговоры внутри корабля, находящегося на поверхности планеты.

— Я провел на Багровой много времени и ничего об этом не слышал.

— Наверно, вы вращались не в том обществе, — проронил он с сарказмом. — У нас была возможность побеседовать с членами вашей команды и сопоставить полученную от них информацию с разведданными, пришедшими из других источников. Эти существа обладают невероятным могуществом.

С этим я не стал спорить. Тот, кто мог останавливать стартовавшие корабли, наверняка обладал и другими, неизвестными мне возможностями.

Наконец лифт остановился в реакторном отсеке, нам пришлось облачиться в защитные антирадиационные костюмы. Я продолжал недоумевать, что нам могло понадобиться в горячем отсеке.

В реакторной Грантов попросил всех находившихся там техников покинуть помещение. Старший команды заявил, что без приказа капитана не имеет права покидать свой пост.

Лица людей скрывали темные светофильтры защитных костюмов, а их фигуры, неестественно раздутые блестящей пористой тканью, напоминали монстров. В этом сравнении, пришедшем мне на ум, не было ничего удивительного. Сейчас мы находились в самом опасном для здоровья помещении, именуемом на жаргоне людей, которые здесь работали, коротко и точно — «Ад».

Наконец Грантов уладил все формальности, связавшись с Павловским по селекторной связи. Дверь метровой толщины закрылась за последним техником, и мы остались одни. Убедившись в том, что выходной тамбур надежно закрыт автоматическими замками, Грантов подошел к одной из трех крышек реакторов, украшенных крупной надписью «Смертельная радиация», и начал вручную откручивать крепящие ее запоры.

— Что вы делаете, черт возьми?!

— Смотрите внимательно и запоминайте. После посадки вам все это придется проделать самому и уже без всяких объяснений. Если возникнут вопросы, задавайте их сейчас.

Когда крышка откинулась на толстенных шарнирах, стало ясно, что никакого реактора за ней нет. Вспомогательный реактор у этого корабля отсутствовал. Мы вошли в узкую стальную трубу, на противоположном конце которой виднелась еще одна дверь с электронным кодовым замком. Грантов справился и с этим препятствием, после чего мы оказались в тесном помещении, освещенном тусклыми лампами. На стальной полке лежал стандартный рюкзак космодесантника с карманами, набитыми всеми полагавшимися по уставу мелочами. Больше здесь не было ничего, и, видимо, испытывая удовольствие от моего недоумения, Грантов не спеша подошел к рюкзаку и эффектным жестом, словно фокусник на сцене, отстегнул его центральный клапан, откинул крышку и направил на предмет, лежавший внутри рюкзака, луч света от своего фонаря.

Я увидел металлический шар размером с футбольный мяч. На его матовой поверхности имелись две прорези для электронных ключей и одна глубоко утопленная желтая кнопка.

— Это специально разработанное нашими учеными взрывное устройство. Оно включается одновременно двумя ключами. Один ключ у меня, второй у Павловского. Мы приведем его в рабочее состояние после посадки. Вы возьмете рюкзак, покинете корабль и постараетесь доставить бомбу на восточный хребет кратера.

По нашим данным, управляющий центр находится именно в этом районе. Не беда, если вы не сможете точно определить его местонахождение. Зона поражения этого устройства достаточно велика.

От шара веяло ледяным холодом смерти. И хотя я ждал чего-то подобного, я почувствовал, как от волнения у меня перехватило дыхание.

— Сколько? Сколько, именно?

— Около километра. Вы успеете покинуть опасную зону и вернуться на корабль, прежде чем устройство сработает.

— Каков запас времени до взрыва?

— Десять часов. Более чем достаточно.

— Здесь нет циферблата. Откуда мне знать, на какое время на самом деле настроена бомба?

— Мы должны доверять друг другу, Крайнев. В нашем положении — это единственный выход. Кроме того, в случае крайней необходимости вы сможете выключить взрывной механизм. Именно для этого предназначена кнопка. Только помните — это наш последний шанс остановить вторжение деймов. Если вы воспользуетесь кнопкой, второй попытки уже не будет.

— А первая была? Сознайтесь, вы ведь пытались это проделать, прежде чем разыскали меня?

— Конечно, пытались. Как только на поверхности планеты оказывался кто-нибудь из десантников, они определяли альфа-ритм его мозга. После чего просвечивали людей, покидающих корабль, своими жесткими радиолучами и при малейшем подозрении испепеляли их ударом молнии. Никакие защитные оболочки не спасают. Все превращается в пар...

Вся надежда на то, что они примут вас за своего и не станут контролировать ваши действия.

— Сомнительная надежда.

— Единственная, оставшаяся в нашем распоряжении...

Это была моя последняя ночь перед операцией. Я решил хорошенько выспаться. На Багровой мне понадобятся все силы... Но мысль о Ладре не давала мне уснуть. Я с ней даже не простился, а завтра на это уже не останется времени. Вечером я попытался навестить ее, но в каюте никого не оказалось, а в медицинском отсеке стояла целая очередь пациентов — так обычно бывает после оверсайда, у людей обостряются все скрытые недуги.

Я знал, как тяжело приходится одинокой женщине, особенно такой красивой, в дальних рейсах. На восемьдесят процентов команда состояла из молодых, оторванных от дома мужчин... Я не мог афишировать наши особые отношения. Даже по внутреннему фону не стоило ей звонить. Все разговоры прослушивались, а холодные официальные фразы меня не устраивали. Если мне удастся вернуться, я найду способ все поставить на свои места. Но я знал, что шансов на это немного, и решил, что так даже лучше — она скорее забудет нашу мимолетную, единственную встречу...

Сон уплывал от меня, несмотря на все усилия расслабиться и раствориться в молчаливом покое. Что-то мешало. Что-то там, снаружи корабля, за тысячи километров отсюда, ждало меня... И я слишком хорошо знал, что это такое. На этот раз скалы «Прощаний» не будет. Они придумают что-нибудь понадежней. Что-нибудь такое, что сможет покончить со мной наверняка. Так зачем же я ввязался во все это? Ради чего? Родина? Фактически у меня не было родины... Она существовала на обложках книг, в видеороликах, в передачах планетарного граммовидения, но не в моих воспоминаниях. Детство прошло в интернате одной из федеральных колоний. Затем школа космонитов и долгие рейсы от звезды к звезде. На эти бесконечные дороги ушли лучшие годы моей жизни, и именно звездные дороги были моей настоящей родиной.

Но ведь и их не будет, если деймы одержат верх и подомнут под себя нашу цивилизацию... Нашу... Наверно, в этом все дело.

Было и еще кое-что, ради чего стоило рискнуть жизнью. Свобода... Бесконечные просторы космоса или рабство на плантациях деймов. Выбор выглядел однозначным. Но что-то еще оставалось, скребло в глубине сознания, не давало покоя и гнало от меня сон. Я уже почти понял, что это такое, когда гудок сигнала над входной дверью оповестил о том, что кто-то решился нарушить мое уединение, несмотря на приказ Павловского, слишком уж заботившегося обо мне...

Сердце ударило всего лишь раз и замерло, на мгновение. Я был уже на ногах. Не спрашивая, не желая разрушать надежду, не включая изображения, я широко распахнул дверь своей каюты. И утонул в ее широко распахнутых глазах, в облаке каштановых волос, в запахе лаванды...

— Ты решил сбежать от меня? Ты даже не попрощался...

— Я не люблю прощаний...

— Я догадалась, и потому пришла к тебе сама. Слова стали не нужны. Я целовал ее мягкие губы, ее волосы и не мог избавиться от мысли, что делаю это в последний раз.

ГЛАВА 39

И вот это произошло. Я вновь стоял на поверхности Багровой планеты. Под ее мертвым небом, горевшим неестественным кровавым цветом. Передо мной простиралась смертоносная пустыня, а позади, в двух шагах, затаился корабль.

На его стометровом черном корпусе не было заметно ни одного огня. Сейчас он чем-то напоминал большое испуганное животное, замершее в ожидании выстрела невидимого охотника.

Всякие переговоры с кораблем исключались. Я был один, совершенно один, полностью предоставленный своей судьбе.

Я сделал первый осторожный шаг вперед, словно пробовал носком сапога текучую воду. Никакой воды здесь, разумеется, не было. Нога погрузилась в песок по самую щиколотку. Ранец с бомбой ощутимо давил на плечи — в нем было не меньше тридцати килограммов, и я подумал, что такой груз при подъеме на стену кратера может стать серьезной помехой.

Возможность выбора осталась на корабле, в прошедшей ночи. Сейчас у меня его уже не было. Теперь я должен лишь завершить начатое. То, что возникло задолго до этого момента. Там, на скале «Прощаний»... Вот только былую ненависть и гнев я не мог в себе вызвать, несмотря на все старания. Слишком много времени прошло с момента моей казни, слишком много разных событий, нагромоздившихся друг на друга, смазали в моей памяти тот роковой эпизод. И в глубине этого сложного калейдоскопа мыслей оставалось сомнение в правильности моего решения.

Оно родилось прошедшей ночью и оставалось со мной до сих пор. Чего-то я не понял, что-то упустил в своих рассуждениях... Я был близок к разгадке, перед тем как позвонила Ладра...

Сейчас, продолжая равномерно идти вперед, я постарался восстановить в памяти состояние, предшествовавшее не успевшей оформиться в окончательную мысль догадке. Но ничего не получилось. Возможно, мне мешал звук собственного дыхания, усиленный внутренним микрофоном защитного костюма. Чтобы избавиться от этого надоедливого звука, я снял шлем. Я уже проделывал это однажды, ничего страшного не произошло и сейчас. Разве что запах метана показался мне слишком резким, не таким, как в прошлый раз. Но это было пустяком, на который не следовало отвлекаться. Я вновь попытался сосредоточиться на том моменте, когда позвонила Ладра... Я думал о Павловском, о Грантове, о том, что ими движет и откуда взялась такая самоотверженность и бескорыстность. Они даже не заинтересовались месторождением скандия.

Что-то за всем этим скрывалось. Что-то весьма опасное для меня...

Я включил прикрепленный к поясу мощный фонарь, и широкий конус света высветил передо мной волнистую поверхность песка на несколько метров впереди. Вскоре в полосу света попало одно из энергетических растений, и я лишний раз получил возможность убедиться в том, что они не проявляют ко мне ни малейшего интереса. Для них я был неким местным объектом, навсегда помеченным энерганом. Ящеры, видимо, тоже заранее убирались с моего пути. Во всяком случае, до самой стены я не встретил ни одного. По крайней мере, Павловский и Грантов оказались правы в том, что на этой планете я мог себя чувствовать в относительной безопасности до тех пор, пока кто-то из охранников Джины не обнаружит меня.

Пора было начинать подъем. Я в последний раз оглянулся, пытаясь различить в сомкнувшейся вокруг тьме хоть какой-то намек на контуры корабля, но ничего не увидел в багровом мраке. Корабль слился с поверхностью пустыни, растворился в ней так, словно здесь его никогда и не было.

Разумеется, его засекли на подлете и во время посадки. Но маскировка под исследовательский корабль удалась. Теперь Джина ждет, что последует дальше. Когда к месторождению скандия отправится первая экспедиция, которой не суждено вернуться. Она ее не дождется. Все закончится сегодня. Установив мину, я должен сразу же возвращаться обратно. Если нам позволят, мы немедленно улетим с этой враждебной и смертельно опасной планеты. Если нам позволят... Если удастся вернуться...

Метров через десять после начала подъема, полностью ощутив всю тяжесть груза, висевшего у меня за плечами, я вдруг увидел заблестевший в свете фонаря старый титановый костыль, забитый здесь Карининым много лет тому назад.

Это был приятный подарок, потому что больше всего сил у меня отнимало утомительное заколачивание костылей и протягивание через их кольца страховочной веревки, которая была нужна в основном для того, чтобы обеспечить безопасный и быстрый спуск.

Теперь подъем пошел намного быстрее, поскольку костыли встречались через каждые два метра и, обнаружив старую трещину, по которой мы когда-то поднимались на кольцевой кратер, я теперь шел по проложенной трассе.

Часа через два я уже сидел на площадке, образовавшейся под действием ветра на самой вершине кольцевой гряды. Здесь мы с Карининым разговаривали в последний раз, здесь разошлись наши пути.

Слева от меня, в нескольких сотнях метров, находился вход в часовню. Мне не хотелось туда идти — возможно, потому, что путь до площадки я проделал без всяких осложнений, и мне это не нравилось, поскольку означало, что весь запас положенных неприятностей скопился где-то в конце. А кроме того, я опасался, что именно там мое присутствие может быть обнаружено. Но если где-то и мог быть этот пресловутый командный центр, то скорее всего он находился именно в часовне.

Обстановка вокруг слишком уж напоминала мое предыдущее посещение планеты. Разве что ветер не так свирепствовал да внизу, на дне кратера, не видно было пятна света, окружавшего когда-то «Алькар».

Инстинктивно, желая полностью восстановить сохранившуюся в моей памяти картину, я попытался отыскать в багровой неподвижной тьме место, где некогда стоял «Алькар», и, к своему изумлению, обнаружил его. Разумеется, не само место, а яркое пятно света на дне долины, в том месте, где стоял звездолет, доставивший меня на Багровую во второй раз.

«Они что там, все с ума посходили? Зачем они устроили эту иллюминацию?» — подумал я. Ответа не было, хотя в глубине сознания я ожидал чего-то подобного... То самое, неразрешенное сомнение, догадка, не успевшая оформиться в окончательное знание, сейчас получила свое подтверждение. Световое пятно сдвинулось с места, и до меня долетел нарастающий грохот стартовых корабельных двигателей.

«Этого не может быть! Один раз меня уже оставили на этой проклятой планете! Подобный кошмар не может повториться! Судьба не может быть так безжалостна!» Я не хотел верить, не хотел понимать происходящее. Но пятно света превратилось в узкий фиолетовый клинок, а рев корабельных двигателей заставил задрожать скалы подо мной.

Мысли метались в голове, словно звери, запертые в клетку, но ярость и осознание того, что произошло, еще не пришли. Было лишь недоумение, попытка оправдать людей, бросивших меня здесь, словно ненужную вещицу, отслужившую свой срок и до конца выполнившую порученное дело. «Но дело еще не сделано, они вернутся! Что-то заставило их сменить место посадки. Возможно, энергетические растения проявили неожиданную активность. Они вернутся! Они обязательно вернутся!»

Пустая надежда. Я не хотел верить, не хотел принять всю глубину человеческой подлости и эгоизма. В глубине души я давно понял, что мое возвращение не планировалось. Я был для них монстром. Для меня не нашлось места ни в их обществе, ни на их корабле. Я был нужен лишь для того, чтобы доставить на поверхность планеты бомбу, висевшую у меня за плечами. Но теперь мавр уже сделал свое дело.

Корабль ввинчивался в верхние слои атмосферы и уходил все дальше. Застыв, как неподвижное изваяние, я ждал. Вот-вот это должно было случиться. Должна ведь существовать хоть какая-то справедливость? Сейчас энергетический луч, остановивший некогда старт «Алькара», обрушится на них и заставит вернуться. Но рев корабельных генераторов замирал в высоте, а пламя реактивных двигателей постепенно превращалось в бенгальскую свечу.

Ладра ворвалась в управляющую рубку, нарушив все правила, и, оттолкнув в сторону нового охранника Грантова, пытавшегося преградить ей путь, оказалась рядом с терминалом Павловского, вводившего в компьютер последние поправки, необходимые для выхода в открытый космос.

— Что вы делаете, капитан?

— Я стартую, а что вы здесь делаете, доктор Ленская? Кто разрешил вам покинуть рабочее место во время старта?

— Я пришла, чтобы сказать, что вы нарушили первую и вторую статьи космического устава. Вы оставили на чужой планете члена команды! И я подам рапорт в комитет космофлота, вам придется отвечать за свою подлость, мистер Павловский!

— Я понимаю ваше состояние, доктор Ленская. И потому прощаю вам оскорбление. Однако хочу напомнить, что ваш любовник не являлся членом нашей команды. Вспомните результат медицинских тестов, которые проводили вы сами. Этот монстр не являлся даже человеком. Он лишь вернулся туда, откуда пришел, и сделал это совершенно добровольно.

Прошел почти час с момента старта «Ин-48». За это время я не сменил даже места, на котором стоял, и отчаяние внутри меня постепенно сменилось гневом.

Больше я не верил ни одному слову Грантова. Зона поражения равна двум километрам? Или, может быть, двумстам? Или пострадает вся планета? Но какое им до этого дело? Какое им дело до тех сотен несчастных, что влачили жалкое существование на плантациях Джины? Эти люди привыкли расплачиваться за свои решения чужими жизнями. Жизни пленников, так же как моя, ничего для них не значили.

Нужно было принимать какое-то решение. Всегда есть выбор. И даже в моей безвыходной ситуации он был. Я слышал, как тикает в моем рюкзаке взведенный часовой механизм смертоносной бомбы. Разумеется, этот звук существовал лишь в моем воображении, электронные механизмы взрывного устройства работали совершенно бесшумно. Но суть от этого не менялась — каждая ушедшая секунда приближала меня к тому моменту, когда механизм сработает. Сейчас я не знал даже времени, которое у меня оставалось. Десять часов, обещанные Павловским, тоже могли оказаться ложью. Скорее всего он настроил механизм на тот момент, когда корабль удалится от планеты на безопасное расстояние, и этот момент давно наступил, так что взрыв мог раздаться каждую секунду.

Но что-то меня удерживало от того, чтобы выключить взрыватель. Пресловутая желтая кнопка могла оказаться бутафорией, а могла произвести совершенно обратное действие, вызвать немедленный взрыв. Но даже если допустить, что они мне не солгали, воспользовавшись кнопкой и отключив механизм, я уже не смогу запустить его вновь. Устройство, заключенное в литой титановый корпус, спроектировано так, что его нельзя ни разобрать, ни повредить. Воздействовать на него можно было или двумя ключами одновременно, или кнопкой... В моем распоряжении оставалась только кнопка.

Я открыл застежки на рюкзаке и направил в глубь него луч фонаря. Металлический, тускло блестевший шар выглядел угрожающе. В центре, между двумя вырезами, углубление, в котором утоплена кнопка, не позволяло ее рассмотреть, но я и так знал, что она находится на своем месте... Что изменится, если я все-таки испытаю судьбу и нажму на нее? Что случится, если Павловский и Грантов не солгали и мне действительно удастся отключить устройство?

Планета деймов будет и дальше отправлять на Землю своих посланцев. Земная Федерация, разрушаемая изнутри, придет в упадок и, в конце концов, прекратит свое существование. Время для деймов не имело такого значения, как для людей, они могли ждать, по нашим меркам, неограниченно долго, до тех пор. пока какое-нибудь внешнее воздействие не разрушит их энергетическую структуру.

А что мне самому даст этот вариант? Допустим, я отключу взрыватель. Тогда я останусь на Багровой и вскоре вновь попаду в рабство, иного пути здесь не было... Не лучше ли закончить все сразу?

Стоп. Это совсем необязательно, существует еще и третий путь... Путь, по которому я уже прошел однажды... Скала «Прощаний»... Если я смогу добраться до нее, прежде чем сработает механизм бомбы, можно попробовать повторить тот смертельный номер, который забросил меня на Шаранкар. Конечно, нет никакой гарантии, что это удастся мне снова. И все же здесь был шанс выхода из ловушки, в которую меня заманили.

У меня есть право еще раз испытать судьбу... А бомба? Нет, я не прикоснусь к выключателю. Пусть все идет своим чередом. И даже если мне суждено погибнуть, моя совесть останется чиста. Я не сделаю ничего, чтобы предотвратить гибель их энергетического центра... Центра ли? Может быть, всей планеты?

Хватит бесплодных рассуждений, пора действовать. Каждая упущенная секунда может стать последней. Я выкатил бомбу из рюкзака, нашел для нее укромное место в одной из каверн, которыми изобиловали изглоданные ветрами скалы, присыпал осколками камней и внимательно осмотрел результат своих усилий. Осыпь, скрывавшая бомбу, ничем не отличалась от соседних.

Я решительно поднялся на ноги, собираясь начать спуск с противоположной стороны гребня. Если Грантов не солгал хотя бы в этом и радиус действия бомбы ограничен, скалы кратера прикроют меня от взрывной волны.

Но не успел я сделать и нескольких шагов, как в воздухе передо мной высветилось голубоватое мерцанье, через секунду уплотнившееся и превратившееся в хорошо знакомый мне образ.

Бартоломей. Собственной персоной он вновь предстал передо мной. Возможно, это было всего лишь его изображение — сути это не меняло, поскольку спустя секунду после своего появления Бартоломей заговорил:

— Ты совершаешь огромную ошибку. Ты должен отключить устройство, иначе через двадцать минут ты умрешь. Взрыв уничтожит тебя.

— С чего это ты стал таким заботливым? Я здесь оказался не без твоей помощи.

— Клевета! Я выполнил свое обещание — за тобой прилетел корабль.

— Речь шла о корабле, который должен был доставить меня на Землю!

— Это зависело от тебя. Никто не заставлял тебя соглашаться на предложение капитана, ты сделал это добровольно. Если бы ты отказался, корабль доставил бы тебя на Землю. Но тебе захотелось выступить в роли спасителя человечества. При чем здесь я?

— И куда должен был доставить меня твой корабль? В исследовательский центр?

— О том, куда именно ты попадешь на Земле, договора не было.

— Чего ты от меня хочешь?

— Выключи бомбу!

— Зачем? Тебе-то какая от этого выгода?

— Я обязан заботиться о тебе! Я обязан предостеречь!

— Да пошел ты!

Я прошел сквозь него, словно сквозь клочок тумана, и начал спуск. Но уже через несколько метров он вновь возник передо мной.

— Ты совершаешь непоправимую ошибку! Ты даже представить не можешь всех последствий своего поступка! Ты был на Черной планете. Ты дважды пил сок энергана. Неужели ты думаешь, что эти твои действия останутся без последствий? Неужели ты не чувствуешь, что принадлежишь нам? И даже после своей смерти ты все равно будешь принадлежать нам!

Эти слова заставили меня остановиться и задуматься, потому что в них заключался определенный смысл. Я действительно испытывал внутреннее сопротивление, нараставшее с каждым шагом, словно внутри меня сидела некая зудящая заноза, постепенно превращавшаяся в раскаленную иглу, сверлившую мое сознание. «Ты должен вернуться! Ты должен отключить бомбу!» И, увы, этот голос, звучавший внутри меня, вовсе не принадлежал Бартоломею. Это был мой собственный голос. Тогда я достал из маленького кармашка своего комбинезона последний подарок Ладры. Крохотную белую таблетку блокиратора. И как только ощутил его действие, собрав все силы, я вновь прошел сквозь молчавшего Бартоломея и продолжил спуск. Теперь меня отделяло от гребня достаточное расстояние, и я надеялся, что взрывная волна пройдет поверху.

Когда до дна долины оставалось не более десятка метров, Бартоломей снова возник передо мной. На этот раз он ничего не сказал, лишь покачал головой и изобразил отвратительный жест, одинаковый для всех народов мира.

Я сделал вид, что ничего не заметил, и в третий раз прошел сквозь его мерцающее изображение.

Вскоре я был уже на дне долины, ведущей к узкому ущелью. Знакомые очертания скал напомнили мне о том, что в конце этого ущелья находится скала «Прощаний». Память не подвела меня.

Мучительное желание вернуться и изменить свою судьбу неожиданно покинуло меня. Обратного пути уже не было.

Мне оставалось пройти до скалы «Прощаний» всего пару километров по ровной местности, когда наверху грянул взрыв.

Я не видел самого взрыва. Лишь белое пламя взметнулось над скалами и покатилось вниз, как волна цунами. Наверно, в этот момент в последний раз включился мой внутренний ускоритель, и я смог разглядеть этот гигантский взрыв во всей его грандиозности.

Бомба сыграла лишь роль запала. В ядерную реакцию немедленно включилась вся насыщенная энергией атмосфера планеты. На это они и рассчитывали, этого от меня и добивались, все просчитав заранее и убравшись восвояси.

А затем пламя атомного взрыва накрыло меня, иневыносимая боль пронзила каждую клеточку. Но это продолжалось лишь секунду. Превратив мое тело в облако пара, волна огня покатилась дальше, сжигая на своем пути все живое и расплавляя коренные породы до базальтового основания.

Я не понимал, что происходит. Огненная волна прошла сквозь меня и ушла. Боль исчезла, и вместе с ней должно было исчезнуть сознание. Но этого не случилось. Я продолжал видеть окружавшую меня клокочущую лаву, в которую превратилась почва планеты. Лава постепенно остывала, пар рассеивался. И теперь, наконец, я смог рассмотреть свое обнаженное тело.

Собственно, тела в привычном для меня понимании больше не было. Оно стало совершенно прозрачным. Сквозь свои ноги я мог беспрепятственно рассматривать поверхность планеты, но это странное обстоятельство меня совершенно не волновало. Все чувства исчезли, осталось лишь абсолютное спокойствие и тишина.

Через какое-то время я понял, что могу двигаться, и обнаружил за своими плечами два огромных крыла.

Я не сразу осознал, что эти крылья разительно отличаются друг от друга. Одно было серебристо-белым и состояло из длинных двухметровых перьев, похожих на перья птиц. Второе крыло было черным, как ночь, и своей широкой кожистой перепонкой напоминало крыло летучей мыши. Я по-прежнему ничего не понимал.

— Видишь, что ты наделал, не послушавшись меня... — Шепот Бартоломея едва долетал снизу. Сейчас он казался мне крохотным карликом, не достигающим даже моего колена.

— И что должно было произойти, если бы я поступил иначе? — Собственно, мне было все равно, что он ответит. Никакие чувства еще не возникли в моей опаленной душе. Даже любопытство едва теплилось.

— Взрыв нельзя было предотвратить. Нажатие кнопки немедленно активировало бы взрыватель. Имел значение только твой поступок. Если бы ты послушался меня, у тебя были бы одинаковые крылья.

— Черные крылья? — уточнил я. Не ответив, Бартоломей исчез.

И никто в этот момент не мог предсказать, в какую сторону понесут нового властелина Багровой планеты два его разных крыла.

Но это уже совершенно другая история.

ЧАСОВЫЕ ВСЕЛЕННОЙ Роман

ГЛАВА 1

Миллионы лет светят звезды, согревая своим светом и теплом тысячи далеких миров. Задолго до появления людей во Вселенной возникали и достигали своего расцвета могущественные цивилизации, о которых мы ничего не знаем.

Аниранская межзвездная федерация была одной из таких цивилизаций. Она существовала так долго, что период, во время которого на Земле питекантропы сменились гомо сапиенсами, занял лишь краткий миг в истории ее развития.

Аниранцы были сильной и гордой космической расой. Они контролировали сотни миров и полагали, что весь космос принадлежит им. Казалось, ничто не могло противостоять их всевозрастающему могуществу. Но так только казалось.

Аниранцы наблюдали за молодыми цивилизациями на десятках различных планет, не вмешиваясь в их развитие, даже когда неумелое использование научных достижений приводило эти цивилизации на грань гибели. Они полагали, что каждый народ, так же как и любой отдельный индивидуум, обладает собственной судьбой, вмешиваться в которую никто не имеет права. Но они ошибались…

Земля принадлежала к одной из таких отсталых, с точки зрения аниранцев, цивилизаций. Аниранцы считали, что должно пройти еще несколько тысячелетий, прежде чем человечество будет представлять хоть какой-то интерес для их межзвездной федерации. Пока что все контакты с землянами ограничивались скрытым наблюдением. Аниранцы полагали, что в обозримом будущем ничто не может измениться в их отношении к землянам, но они снова ошиблись…

Чаще всего грозные исторические события, ломающие привычный ход развития целых народов, происходят далеко не сразу. Изменения накапливаются постепенно, так же постепенно, как возрастает давление в котле, предшествующее его взрыву.

Кто мог предположить, что формула, затерявшаяся в архивах патентного бюро, способна повлиять на ход истории всего человечества и ускорить прогресс в десятки раз?

Кто мог предположить, что один из сотен аниранских разведывательных кораблей, совершив незапланированную посадку на крошечном астероиде, изменит тем самым всю историю Аниранской межзвездной федерации?

Существо спало среди холодных мертвых скал. Оно спало здесь неисчислимую череду лет. Планета, частью которой был когда-то маленький обломок, где находилось существо, давно разрушилась, изменился рисунок ближайших созвездий — а существо продолжало свой бесконечный сон-ожидание.

Его имя на древнем наречии звучало как Эль-Грайон, и когда-то от одного его звука трепетали прославленные воины могучих цивилизаций созвездия Ориона. Но цивилизации, которым было знакомо это имя, давно исчезли, превратились в космическую пыль их города и храмы. Исчезла и сама память об этих народах, но ужас древнего мира все еще продолжал свое бесконечное ожидание новой жертвы.

Астероид, каждое шестое тысячелетие завершавший свою вытянутую эллиптическую орбиту вокруг угасающей звезды, вновь приблизился к красному карлику, и кроваво-красные отблески его не дающих тепла лучей окрасили мертвые скалы в зловещие багровые тона. Лучи этого полумертвого солнца сами по себе не могли разбудить Эль-Грайона. Однако вместе с ними пришел тревожный сигнал от внешних сенсоров, невидимой сетью опутавших всю поверхность каменного осколка.

Вибрация. Этого тоже было недостаточно, чтобы нарушить тысячелетний сон Эль-Грайона. Вибрация могла возникнуть от удара случайного болида. Однажды астероид попал в метеоритный рой, и в течение долгого времени его поверхность содрогалась от непрерывной бомбардировки каменных осколков, но даже это событие не смогло разбудить Эль-Грайона, а сама бомбардировка не принесла ему ни малейшего вреда.

Трудно нанести ощутимый вред существу, умеющему дублировать свою нервную структуру в любом материальном объекте.

Однако на этот раз вибрация не имела ничего общего со случайными внешними причинами, и сенсоры, продолжавшие посылать сигналы тревоги, в конце концов вынудили сторожевые нервные центры начать долгую и трудную процедуру частичного пробуждения.

Примерно через час Эль-Грайон уже знал все необходимое об объекте, нарушившем его многовековой сон.

Разведочный челнок с космического корабля, болтавшегося на внешней орбите, приземлился на поверхность астероида.

Тысячелетнее ожидание окончилось, появилась новая жертва, и начинался сезон охоты.

Главная сложность для Эль-Грайона теперь состояла в том, что его исполнительные органы, управлявшие внешними полями и способные мгновенно изменить конфигурацию окружавшего его материального мира, требовали для своего пробуждения слишком длительного времени и потребляли слишком много энергии, дефицит которой и погрузил это существо в состояние многовековой спячки. Не меньше недели должно было пройти с момента пробуждения и до того момента, когда чудовищный монстр сможет обрести хотя бы сотую часть своей непомерной силы, — за это время жертва наверняка уйдет из доступной ему зоны воздействия. А поскольку Эль-Грайон не мог оторвать свою нервную систему, вросшую в камни этой крохотной планетки, от ее поверхности, ему вновь придется ждать неопределенно долгое время следующего счастливого стечения обстоятельств.

К сожалению, посещение космическим кораблем мертвого, ничем не примечательного планетного осколка — событие настолько уникальное, что даже невероятная способность Эль-Грайона к эвристическому анализу будущего не помогла ему предсказать, когда это произойдет, и он не сумел заранее подготовиться к визиту аниранского разведочного челнока. Сейчас ему приходилось экспериментировать с теми немногими имевшимися в его распоряжении средствами, чтобы не упустить невероятную удачу. Ни одно из этих средств не обладало возможностью прямого воздействия на материю, и у Эль-Грайона, по сути дела, оставалось только психологическое оружие.

Для его успешного применения следовало установить, что именно понадобилось его будущей жертве на пустынном мертвом астероиде. Скорее всего это было энергетическое сырье. Ради простого любопытства никто не станет тратить прорву энергии на торможение корабля около никчемного обломка скалы. Очевидно, корабль располагал какими-то приборами дальней энергетической разведки и сумел уловить излучение, исходящее от резервных запасов энергии самого Эль-Грайона.

После минутного раздумья Эль-Грайон решил строить план будущей атаки на свою жертву, исходя именно из этого предположения.

Битый час Шамиль Граммов, проклиная упрямство вахтенного, поручившего ему эту нелегкую работенку, тащился в тяжеленном скафандре по неровной поверхности крохотной планеты, зондируя направленным излучением искателя ее недра. Прибор молчал, показывая четыре нуля после запятой, и это означало, что внешние штурманские датчики опять дали сбой, обнаружив невероятное количество энергетически чистого плутония на этой богом забытой скале.

Отдуваться за ошибку штурмана приходится ему, а этот идиот, дежурный офицер Рубенс, еще и требует проверить противоположную сторону планетки. Как будто плутоний мог находиться там, не влияя на показания искателя.

Только свинцовые экраны многометровой толщины способны преградить путь излучениям подобной интенсивности, но откуда взяться экранам в этой чертовой скале?

Внутри скафандра спертый воздух, как всегда, отдавал прогорклым человеческим потом. Никакие рефрижераторы и фильтры не могли избавить его от этого осточертевшего запаха, и Шамиль знал, что терпеть его придется еще, по крайней мере, часа два.

Капитан аниранского разведывательного корабля «Самбук» постепенно терял терпение, и следовало признать, что для этого у него была весьма веская причина. Техник Граммов, посланный на астероид для проверки показаний приборов дальнего поиска, не только не выполнил порученного задания, но и вообще перестал подчиняться приказам боцмана.

Капитан Оранов, обычно спокойный и невозмутимый, подтянутый и внешне чем-то похожий на буддийского монаха, на этот раз не считал нужным скрывать свое неудовольствие от подчиненных.

— Передайте мне его последнее сообщение!

«Обнаружил жильные выходы плутония. Иду вдоль жилы. Впереди, кажется, есть карман с богатой рудой».

Оранов прекрасно знал, что жильных выходов плутония не бывает. Этот энергоемкий металл с коротким периодом полураспада вообще не существовал в природе в чистом виде.

Однако при проходе мимо астероида приборы корабля сообщили именно о наличии выходов чистого плутония, и именно по этой причине был послан на разведку техник Граммов.

Капитан повернулся к пульту и еще раз проверил показания всех приборов. Но с той минуты, как корабль вышел на орбиту спутника вокруг астероида и выключил ходовые двигатели, на табло дозиметров дистанционного контроля стояли одни нули.

— Соедините меня с медицинским отсеком! — потребовал капитан у дежурного радиста.

После выхода на стационарную орбиту вокруг неисследованной планеты внутренняя связь на корабле, как того требовала инструкция, была отключена, и капитану приходилось пользоваться специальными закодированными радиоканалами. Эта нелепая задержка лишь увеличивала раздражение капитана.

В конце концов, кусок безжизненной скалы в космосе можно было считать планетой лишь с большой натяжкой. Однако инструкция есть инструкция, и капитан не собирался ее нарушать. Наконец медицинский отсек ответил.

— Проверьте данные последних психотестов рядового Граммова.

— У него все в порядке. В его карточке не зафиксировано никаких отклонений.

— Тогда какого же дьявола… — Капитан вовремя остановился, вспомнив, что в рубке находится много низших чинов. — Соедините меня с Граммовым!

Это было таким вопиющим нарушением субординации, что не поверивший собственным ушам радист переспросил:

— Напрямую, господин капитан?

— Напрямую! Я хочу лично услышать от него всю эту галиматью!

Граммов уже почти достиг того места на поверхности скальной дайки^[1], где под лучом его нашлемного прожектора переливались тяжелым свинцовым блеском огромные кристаллы чистого плутония.

Каким-то дальним уголком сознания он понимал, что плутоний в таком виде не может существовать. Его масса наверняка во много раз превосходила критическую. Но внутренний голос нашептывал технику странные мысли о том, что космос необъятен. И аниранские ученые не знают и сотой части скрытых в нем тайн. Это могла быть какая-то неизвестная им разновидность плутония, какой-то изотоп с замедленным периодом полураспада.

Судя по размерам кристаллов, в каждом из них не один десяток килограммов. Если бы это был обычный плутоний — он давно бы взорвался.

Однако совсем рядом, в сотне метров от астронавта, метровые кристаллы сероватого металла свидетельствовали о том, что известные аниранцам законы природы не всегда или, во всяком случае, не во всех местах Вселенной соответствуют действительности. Граммов привык доверять собственным глазам и собственному рассудку.

Кристаллы выглядели в точности такими, какие он видел под микроскопом в лаборатории энергетики, даже заметна запомнившаяся ему характерная поперечная штриховка.

Все было бы в порядке, если бы не штриховка. Инструктор говорил, что она должна быть разной на каждом кристалле. Но на дайке она была одинаковая, больше того, ее рисунок был именно таким, какой Граммов видел в лаборатории.

Эль-Грайон явно перестарался. Возможно, его подвело проснувшееся чувство голода, но скорее всего виновата в ошибке была все еще недостаточная скорость обмена сигналами в огромном полусонном теле.

Граммов остановился в полутора метрах от того места, куда Эль-Грайон смог бы дотянуться единственной имевшейся в данный момент в его распоряжении хватательной ложноподией. Требовалось немедленно придумать какой-то новый трюк, чтобы заставить потенциальную добычу проделать два роковых шага.

Ждать следующего невероятного стечения обстоятельств пришлось бы неисчислимую череду лет. Могло случиться так, что посещение этого одинокого осколка бывшей планеты не состоится до конца жизненного цикла угасающей звезды, вокруг которой он вращался. Одна мысль о такой альтернативе, о бесчисленных столетиях, проведенных в одиночестве, в темноте и холоде мертвого космоса, заставила Эль-Грайона содрогнуться.

Перед Граммовым простирался обычный пейзаж астероидных скал, перечеркнутых черными провалами теней. Из-за отсутствия атмосферы внутри этих провалов ничего нельзя было рассмотреть до тех пор, пока туда не направлялся луч его нашлемного прожектора. Сами скалы казались красноватыми под светом угасающей звезды, словно их облили киноварью. Если бы не сверкавшие в конце дайки огромные кристаллы плутония, такой пейзаж не вызвал бы у Граммова ни малейшего интереса. Он видел его десятки раз.

Неожиданно наушники в его шлеме щелкнули, и голос капитана произнес:

— Почему вы стоите перед этой чертовой дайкой и не берете образцов? Вам давно пора было закончить съемку объекта!

— Но, сэр… мне никто не приказывал проводить здесь съемки!

— Так я приказываю сейчас! Немедленно возьмите образцы плутония и возвращайтесь на корабль!

С капитаном Граммову довелось беседовать всего один раз при подписании контракта о найме на корабль. Субординация на флоте соблюдалась строго, и это неожиданное обращение к нему лично вызвало у рядового техника невольное замешательство. Пока он раздумывал над этим странным приказом, наушники щелкнули во второй раз, и голос капитана, пожалуй, несколько более хриплый, чем раньше, спросил:

— Долго еще вы собираетесь там стоять, техник Граммов? Почему вы не возвращаетесь на корабль?

— Сэр! Вы только что приказали мне начать съемку дайки, и я как раз собирался приступить к выполнению вашего приказа!

— Какой дайки, Граммов? Там нет никакой дайки. Разве я мог приказать тебе делать съемку несуществующего объекта?

— Да вот же она, сэр! Вы должны хорошо видеть ее на своем мониторе!

Несколько раздраженный этими противоречивыми приказами, Граммов направил искатель видеодатчика на кристаллы плутония и включил нашлемный прожектор на полную мощность.

Ничего не изменилось на сероватом выступе дайки, на котором ясно вырисовывались кристаллы, слабо освещенные красноватыми лучами карлика.

Казалось, луч прожектора ушел в пустоту, не отразившись от явного препятствия. Пораженный, Граммов опустил луч несколько ниже, и тогда ровная поверхность камня перед дайкой вспыхнула ослепительными отблесками. Однако сама дайка не отражала света, она или полностью поглощала его, или пропускала через себя, словно была абсолютно прозрачной. Такой прозрачной может быть, например, голограмма… Ее невозможно осветить посторонним светом.

Почувствовав в окружающем пейзаже какой-то подвох и инстинктивно ощутив притаившуюся в странных камнях непонятную угрозу, Граммов осторожно попятился. Но было уже слишком поздно. В своем излишнем усердии, желая показать капитану эти проклятые кристаллы, он сам не заметил, как сделал нужные Эль-Грайону два последних роковых шага.

— Я возвращаюсь на корабль, сэр! Похоже, вы правы. Здесь нет никакой дайки!

Капитан не ответил. В наушниках исчезло привычное потрескивание, и это могло означать лишь одно — связь с кораблем полностью утрачена.

Ровно два часа понадобилось Эль-Грайону, чтобы преобразовать полученную из тела Граммова биологическую энергию и направить ее на восстановление собственных активных функций.

Корабль все еще болтался на орбите, безуспешно пытаясь разыскать пропавшего члена экипажа. Это оказалось роковой ошибкой не только для членов его команды.

Через год после исчезновения корабля оборвалась радиосвязь с аниранской колонией на Роканде.

Именно оттуда стартовал пропавший исследовательский звездолет, и координаты его базы находились в судовом журнале.

ГЛАВА 2

Капитан Заславский жил скромно в собственном деревенском доме, купленном по случаю. За год до своей вынужденной отставки из управления внешней безопасности Земли он купил этот дом, рассчитывая время от времени наезжать сюда в выходные для рыбалки и походов за грибами. Но судьба распорядилась так, что этот полуразвалившийся старинный дом стал его постоянным местом обитания.

Утро начиналось с крика грачей за окном и с надоевшей процедуры вставания, включавшей в себя множество мелких неприятных, но необходимых дел, таких, например, как самостоятельное приготовление завтрака, превратившееся в нудную процедуру из-за отсутствия в доме какой бы то ни было современной техники. Затем следовали двухчасовые занятия специальной гимнастикой, упражнения для тренировки разорванных и плохо сросшихся сухожилий на правой ноге.

Потребность оставаться в форме, в постоянной готовности к вызову на новое задание давно стала частью общего стиля его жизни, хотя теперь, после чистой и полной отставки, в управлении о нем никто уже не вспоминал. Кому нужен человек с подмоченной репутацией, да еще и с недолеченным ранением?

Поднявшись наконец с постели, Заславский с кряхтеньем и оханьем занялся своей не до конца зажившей раной.

Сейчас ничто в его облике не напоминало о том, каким жестоким и смертоносным может стать этот человек в экстремальной ситуации. Однако глубоко внутри его тела, незаметная для постороннего глаза, скрывалась совершенная боевая машина, оснащенная всеми современными средствами рукопашного боя. И если бы не это обстоятельство, он не сидел бы сейчас здесь в относительной целости и сохранности после того случая на корабле, когда ему пришлось в одиночку противостоять целой банде грабителей, имевших неосторожность напасть на рейсовый космолет, на котором он возвращался домой с очередного задания.

Покончив с неприятными процедурами растирания и растягивания своей больной лодыжки, Заславский, все еще прихрамывая, поплелся на кухню, чтобы заняться не менее неприятной процедурой приготовления завтрака.

Он выглядел значительно старше своих тридцати лет, и немалую роль в этом впечатлении играла жалость, которую он испытывал к самому себе в настоящий момент.

Обидно, когда человека незаслуженно и несправедливо лишают работы, без которой он не мыслит собственного существования, но еще обидней, если в результате постигшей тебя жизненной неудачи начинают обваливаться все те привычные крепости и редуты, которые составляют основу самоутверждения любого человеческого индивидуума и которые мы возводим всю свою сознательную жизнь.

На второй месяц после того, как он получил официальное извещение об освобождении от работы, от него ушла жена, и он до сих пор не мог до конца понять, что именно сыграло основную роль в принятом ею решении. Раньше его долгие отлучки на задания позволяли Аннет чувствовать себя в обществе всеми уважаемой, независимой и материально обеспеченной женщиной К тому же практически свободной от скучных и обременительных семейных обязанностей, которыми так тяготились ее подруги

Заславского никогда по-настоящему не интересовал вопрос, была ли Аннет верна ему в те долгие месяцы, когда он отсутствовал. В конце концов, это ее личное дело. Его вполне устраивало внешнее соблюдение приличий и то, что, возвращаясь домой, он неизменно встречал гарантированный уют и избавление от тысячи мелких хозяйственных проблем, которые не может вынести ни один нормальный мужчина. Домашний уют Аннет ухитрялась обеспечить, не прилагая к этому никаких видимых усилий и практически весьма редко бывая дома. Заславский до сих пор не мог понять, как ей это удавалось.

В неожиданно обрушившемся на него разводе особое значение приобрело обстоятельство, никогда раньше не привлекавшее его внимания. Какую роль сыграла в принятом Аннет решении развестись с ним надежно обеспеченная позиция отхода?

Она нашла себе нового мужа через неделю после получения официального уведомления об утверждении развода. И, следовательно, подготовилась к возможному развитию событий заранее, задолго до того, как он потерял работу.

Что ж… С ним осталась лишь горечь от понимания того, что произошло. До встречи с Аннет женщины казались Заславскому расчетливыми и эгоистичными существами. И теперь он лишний раз утвердился в собственном нелестном мнении об их природе.

По крайней мере новое замужество Аннет помогло Заславскому быстрее справиться с ощущением пустоты, образовавшейся в его душе после ухода жены. Предательство того, кого ты считал своим другом, помогает быстрее залечивать душевные раны, нанесенные расставанием с близким человеком. Заславский понимал, что основу его переживаний составляет уязвленное мужское самолюбие — чувство, с которым не стоило особенно считаться.

Тем не менее кофе, как всегда, оказался невкусным, а тосты недожаренными. С этим он ничего не мог поделать.

Сигнал аэробильного клаксона за окном вывел Заславского из состояния мрачной задумчивости, в которой он пребывал в течение ежедневной оскорбительной для нормального мужчины процедуры приготовления завтрака.

— Кого могло принести сюда в такую рань? — Недовольно ворча, Заславский наспех накинул поверх пижамы куртку.

Кого вообще могло принести в эту медвежью дыру, где он укрылся от внешнего мира, чтобы спокойно зализать свои раны?

У расшатанной калитки стоял новенький «Пармет» модной фиолетовой расцветки. Глаза Заславского недовольно сузились, когда он заметил, что за рулем сидит женщина. Он подумал о своей трехдневной щетине, о давно не стиранной пижаме и о предстоящем долгом и нудном выпроваживании незваной гостьи.

Наверняка журналистка какого-нибудь столичного инфора. Слетаются, как мухи на падаль. Несмотря на принятые меры конспирации, ему уже пришлось выпроводить двоих молодчиков из «Наших новостей для вас».

Но, похоже, с этой модной красоткой справиться будет потруднее. Увидев его, женщина вышла из машины и ждала теперь, когда хозяин откроет калитку.

Незнакомка была молода и красива — это он отметил сразу, впрочем, ничего другого и не следовало ожидать от модной столичной штучки. «Надо же, одна заявилась в такую глушь, не побоялась…»

Что-то было в ее позе, в легком разлете бровей, в раскосых восточных глазах, уверенно смотревших на него, что-то такое, что его поразило, и он не сразу понял, что же именно.

Уверенность в себе, привычка к тому, что окружающие готовы мгновенно исполнить любой ее каприз? Возможно… Но, подойдя к калитке, он уже почти не сомневался в том, что первое впечатление окажется ошибочным.

Эта женщина была создана не для того, чтобы растрачивать себя в пустых капризах. Она была из тех, кто привык повелевать. Заславский не мог не заметить ореола настоящей власти, исходившего от нее. На своей прежней службе ему слишком часто приходилось общаться с сильными мира сего.

И, однако же, рядом с этой женщиной не было даже охранника, даже водителя или, на худой конец, просто друга, который, будь на то ее воля, наверняка бы нашелся и с радостью согласился бы сопровождать ее в неблизкой поездке.

В ее одиночестве было что-то необычное, какая-то тайна, заинтриговавшая его. Обладатели «Пармета» стоимостью в несколько тысяч кредитов редко ездят в одиночку.

— Чем могу быть полезен? — довольно вежливо осведомился Заславский, не открывая, однако, калитки.

— Вы Арлан Заславский, бывший капитан службы внешней безопасности?

— Думаю, вы не ошиблись. Хотел бы я знать, у кого вам удалось раздобыть мой адрес?…

— Ну, в этом нет ничего сложного. Данные о вашем частном агентстве занесены во все полицейские реестры.

Заславский начал забывать об этом своем неудачном начинании, и вот теперь ему вновь о нем напомнили. Покинув службу безопасности, он сгоряча решил заняться частной сыскной практикой, но вскоре понял, что не создан для подобного рода деятельности, да к тому же неожиданно почувствовал сопротивление полицейских властей работе своего предприятия.

— Насколько мне известно, агентство давно закрыто.

— В полицейском управлении тем не менее сохранились все ваши бумаги.

— Вы служите в полиции?

— Конечно, нет. Тем не менее я ознакомилась со всеми документами вашего несостоявшегося агентства «ЗАЩИТА».

— Неплохо для начала.

— Может быть, вы меня все же впустите? Неудобно разговаривать на улице.

Он заметил в ее глазах искорку гнева и, возможно, именно поэтому не торопился открывать калитку. Его поведение, несомненно, выходило за привычные для нее рамки. Но ему нравилось злить эту властную женщину. Он не ждал ничего хорошего от ее визита.

— Я не даю интервью, и если вы журналистка…

— Вы давно догадались, что я не журналистка.

Что ж, в проницательности и откровенности ей не откажешь. В конце концов, он не собирался переходить ту черту, за которой грубость становилась хамством, и поэтому нехотя приоткрыл калитку, тут же признавшись себе, что сделал это из чистого любопытства. Обычно он не ошибался в людях, с первого взгляда определяя основные черты их характера, общественное положение и даже специальность. Однако эта женщина представляла для него сплошную загадку.

Он вел ее через двор, не без злорадства наблюдая за тем, как лакированная поверхность ее новеньких туфель покрывается нашлепками грязи. Ему было интересно, как она поступит, перед тем как войти в дом. Тапочек на крыльце не было, и он решил, что, если она не потрудится счистить у порога прилипшие к подошвам туфель пласты грязи, разговор на этом будет закончен.

Однако ей вновь удалось его удивить. Она попросту сбросила туфли на крыльце коротким и резким движением, даже не нагнувшись, и вошла в комнату в своих тоненьких, как паутинка, чулках.

Посреди его захламленной гостиной молодая женщина остановилась и с нескрываемым интересом осмотрелась. По выражению ее лица нельзя было сказать, что ее шокировал беспорядок его холостяцкой берлоги. Она лишь спросила с легкой иронией в голосе:

— Где мы будем беседовать? Здесь, в этой комнате?

— Вы можете пройти наверх. На втором этаже есть кабинет.

Это была его единственная комната, в которой всегда поддерживался безукоризненный порядок. Здесь стоял старый деревянный стол. В глазах столичной гостьи он наверняка выглядел какой-то антикварной редкостью, хотя достался Заславскому вместе с домом совершенно бесплатно.

На столе располагались ящички с картотекой и магнитофильмами, в которых содержались материалы по тем немногим делам, которыми он заинтересовался еще до открытия агентства и которые на первых порах должны были стать началом его деятельности на поприще частного детектива. Однако правительственные чиновники лишили его лицензии, прежде чем он успел по-настоящему втянуться в эту работу. До сих пор они даже не соизволили объяснить причину своего решения. Ответом на все его официальные запросы было глухое молчание.

Это казалось странным, поскольку обычно бюрократы из полицейского управления не скупились на сочинение официальных бумаг со всевозможными параграфами и инструкциями. Их поведение можно было объяснить одной-единственной причиной — с самого верха пришел приказ с подробными инструкциями на его счет. Но кому это понадобилось? Кому и зачем?

Он сполна расплатился со старыми долгами, добровольно подав в отставку. И этим значительно облегчил задачу своему начальству, не имевшему формального повода для увольнения сотрудника, ставшего вдруг, благодаря стараниям многочисленных журналистов, любимцем широкой публики.

И то, что его гостья знала об агентстве, не просуществовавшем и двух недель, увеличивало интерес Заславского к ее визиту. Полицейские редко делятся служебной информацией с посторонними.

Он пододвинул ей один из двух стульев, находящихся в комнате, и, заметив ее настороженный взгляд, скользнувший по сиденью, демонстративно провел тряпкой по сверкавшей безукоризненной чистотой поверхности стула.

Словно желая воздвигнуть между собой и гостьей некую материально весомую преграду, он обошел стол и уселся с противоположной стороны, боком к окну. Лишь теперь он понял, насколько необычна красота молодой женщины, сидевшей перед ним.

То, что она красива, он заметил еще у калитки, но только сейчас обнаружил десятки деталей в ее внешности, вызывавшие скорее удивление, чем восхищение.

Например, глаза. Зрачки были миндалевидной формы, к тому же радужная оболочка выглядела при боковом освещении двухцветной. Ему даже показалось, что в глубине этих бездонных зрачков притаилось едва заметное фосфорическое мерцание.

Кожа ее рук казалась неестественно белой, будто она покрыла ее слоем отбеливающих румян. Но он не заметил на ее лице даже следов косметики, тонкие голубые жилки просвечивали сквозь нежную чистую и прозрачную, как пергамент, кожу.

Он невольно перевел взгляд с ее шеи ниже, где под плотным материалом строгого платья угадывалась высокая грудь совершенной формы.

— Вы уже все рассмотрели? — прозвучало ее насмешливое контральто, и, не давая ему времени отреагировать на этот вопрос, она продолжила: — Тогда, может, перейдем к делу?

— К делу? Я давно не занимаюсь никакими делами.

— Но ведь это можно изменить, разве не так? Разве не от вас это зависит?

— От меня?

Он почувствовал, как знакомая удушливая волна гнева поднимается в нем. Она возникала всегда, когда он вспоминал о своей отставке. То, что произошло с ним, было не просто несправедливо. Здесь таилась утонченная и бездушная человеческая подлость.

— Меня вынудили уйти в отставку и запретили заниматься профессиональной деятельностью.

— Очень хорошо. Именно такой человек мне и нужен.

Теперь поднимавшееся в нем раздражение обратилось против нее. Она играла с ним, как с букашкой, попавшей под стеклянный колпак. Ее, видите ли, устраивало, что он лишился работы и сидит теперь в этой дыре.

— Может, вы наконец представитесь, мадам, и скажете ясно, что вам от меня нужно? — На этот раз в его голосе прозвучала откровенная неприязнь. Почувствовав ее, она улыбнулась, словно не ждала от него ничего другого.

— Меня зовут Беатриса Ланье, но мое имя вряд ли вам знакомо. Что касается вашего второго вопроса, тут есть некоторое затруднение. Я хотела бы предложить вам интересную и очень выгодную работу. Но объяснить, что она собой представляет, я не смогу, пока не буду уверена, что вы именно тот человек, который нам нужен.

Неожиданно он почувствовал, как раздражение покидает его. Ее визит и неопределенное предложение заманчивой работы походили скорее на некий фарс, на странный и необъяснимый розыгрыш. И не каких-то неведомых его доброжелателей. Скорее уж сама судьба играла с ним в эти минуты в кошки-мышки.

— И каким образом вы собираетесь определить мою пригодность? Хотите ознакомиться с моим досье?

— Я уже сказала вам, что я не журналистка и меня не интересуют подробности вашей профессиональной деятельности хотя бы потому, что все они мне хорошо известны. Я читала ваше досье.

— Вот даже как… — Он почувствовал, что ироничная улыбка сползает с его губ. — Тогда, может, вы мне объясните, что произошло на рейсовом корабле «Игрек-12» после его отлета из марсианской колонии? — Этот вопрос был не только проверкой истинности ее слов. Для него полной загадкой осталась последняя запись в его досье, за которой последовала отставка.

— Двенадцатого февраля две тысячи сорок восьмого года инспектор внеземных поселений, так, во всяком случае, было написано в его официальных бумагах, направлялся на Землю в гости к родственникам своей бывшей жены. Случайно он оказался в толпе пассажиров, находившихся в кают-компании корабля в тот момент, когда на корабль было совершено нападение банды террористов.

Она продолжала говорить медленно своим высоким контральто, словно читала заранее заготовленный текст, внимательно следя за его реакцией.

— Этот сотрудник внешней безопасности в тот момент не выполнял никакого задания и мог бы оставаться в толпе пассажиров, не привлекая к себе внимания. Он мог бы дождаться, пока террористами займется отряд специального назначения, уже поджидавший их на земном космодроме. Но он принял другое решение… И в результате случайно пострадало некое высокое должностное лицо…

— Получается, вы знаете об этой истории больше моего. Я до сих пор не представляю, кем был этот «пострадавший» человек.

— Вы действительно не знаете?

— Ну я ведь не мог быть одновременно везде, корабль слишком велик. И во всем, что касалось этой части истории, журналисты словно воды в рот набрали.

— Да, вы правы. Золотой воды. Имя человека, из-за которого вам пришлось уйти в отставку… Впрочем, услуга за услугу. Прежде вы мне объясните, почему вы решили вмешаться, ведь сила была не на вашей стороне, к тому же вы профессионал и знали, что подобное вмешательство могло закончиться трагически для многих ни в чем не повинных пассажиров.

— К тому моменту мне стало ясно, что террористы не станут дожидаться посадки. Из случайной реплики одного из них я понял, что им нужен был в качестве заложника один-единственный человек. Они его получили. Они собирались покинуть корабль и не оставить там ни одного живого свидетеля.

— Имя этой важной персоны — сенатор Рыжлов. Как видите, я выполняю свою часть договора. Именно он потребовал вашей отставки…

— Это имя кое-что объясняет. Хотя многое остается неясным. Зачем ему все это понадобилось? И какое отношение вы сами имеете к этой истории? Постороннему человеку трудно было бы раскопать столько фактов. Обычно имена политических деятелей такого масштаба не выходят из дверей полицейского офиса.

Ее огромные зрачки чуть сузились, словно вызывая из глубин памяти некую одной ей понятную картину.

— В экстремальной ситуации сенатор повел себя не лучшим образом. А поскольку рядом оказались нежелательные свидетели, он решил, что может быть задета его политическая репутация и виноваты в этом именно вы. Затем было уже совсем нетрудно подкупить журналистов, свидетелей, чуть-чуть сместить акценты и представить все так, как ему нужно. Он прекрасно умеет это делать, поскольку всю свою жизнь и всю карьеру построил на грамотной подтасовке подходящих фактов.

— Похоже, вы его хорошо знаете и не слишком любите.

— Мне ли его не знать. Два года я была его личным секретарем.

Заславскому показалось, что она хотела еще что-то добавить к определению своей должности, но остановилась в самый последний момент.

— Но на корабле я вас не видел. Я бы запомнил ваше лицо.

Она усмехнулась, секунду смотрела на него, слегка прищурившись, словно решала, стоит ли продолжать этот разговор, и наконец сказала:

— И все-таки я там была.

ГЛАВА 3

Апартаменты люкс, забронированные сенатором Рыжловым, располагались в носовой части лайнера на третьей палубе. Они состояли из трех отдельных, прекрасно оборудованных комнат. Одна из этих роскошных комнат была в полном распоряжении Элии Джексон — именно так тогда звали Беатрису Ланье. Она была в то время невысокой плотной брюнеткой. По роду своей деятельности ей часто приходилось менять фамилии и внешность.

Ей было поручено войти в доверие к сенатору Рыжлову и выяснить все, что удастся, относительно нового проекта генетического клонирования специального вида гомо сапиенс, который тайно выводился в инкубаторах компании «Заря над Марсом». Эти особи предназначались для работы в раскаленных рудниках Венеры, освоение которой задерживалось по той простой причине, что обычные люди не могли выдержать температурных условий этой планеты, а создание изолированных помещений, оборудованных климатогенными установками, обходилось слишком дорого.

Сенатор, обладавший солидным пакетом акций компании «Заря над Марсом» и лоббировавший ее интересы в Конгрессе объединенных наций, должен был знать о проекте «Венерианцы» если не все, то вполне достаточно, чтобы с его помощью установить, что же собой представлял новый клон и насколько сильно генетические изменения затронули наследственную структуру ДНК. Задания для Беатрисы всегда были достаточно специфичны, и она справлялась с ними настолько успешно, что считалась одним из лучших специалистов в своей области.

Впрочем, ни о ее специальности, ни об организации, поручившей ей столь деликатное дело, службы федеральной безопасности Земли ничего не знали…

В самом начале этой операции Беатриса столкнулась с неожиданной проблемой. Сам факт, что на третий день путешествия сенатор решил уложить в постель свою новую секретаршу, конечно, не был для нее неожиданностью.

Неожиданным оказалось то, что обычные методы, которыми она пользовалась в подобных ситуациях, на этот раз не сработали.

Сенатор категорически запретил ей брать с собой «подругу», девушку, услугами которой она всегда пользовалась в щекотливых ситуациях.

Ее попытка тайно провести Сильвию на корабль окончилась неудачей. Служба безопасности сенатора с момента подписания контракта следила за каждым ее шагом и, видимо, получила специальный приказ, запрещающий допуск на «Игрек-12» «нежелательных элементов». Купленный ею билет был аннулирован без лишнего шума. Сильвию не пропустили на корабль в момент посадки, и изменить что-нибудь было уже невозможно. Ей пришлось лететь одной.

Впоследствии ей стала понятна причина повышенной «бдительности» сенатора во всем, что касалось ее персоны. Фамилия Джексон, по недосмотру одного из отделов ее собственной фирмы, попала в компьютерные файлы полиции, и сенатор решил во что бы то ни стало выяснить, что ей от него понадобилось.

Методы сенатора выходили далеко за рамки всего, что она могла предположить. Беатриса не раз корила себя за непродуманность собственных действий. Если бы она не провожала Сильвию в космопорт, все бы обошлось. Однако ей необходимо было самой купить Сильвии билет, она не могла просто передать деньги. Столь большая сумма могла привести к бесследному исчезновению ее «подруги».

Здесь, как и во многих других вопросах, сказалась острая нехватка людей в ее организации. Теперь она могла полагаться только на себя.

После того как корабль благополучно стартовал с марсианского космодрома, она неожиданно обнаружила, что оказалась пленницей в роскошных апартаментах сенатора. Охрана не разрешила ей даже спуститься в кают-компанию. Обед принес один из охранников, хмурый кавказец с бегающими глазками, делавший вид, что не понимает интерлекта.

Еда показалась ей невкусной, напитки теплыми. Она едва справлялась с поднимавшейся изнутри волной паники, понимая, что попала в очень неприятную ситуацию, из которой не могла придумать достойного выхода, не грозящего провалом всему заданию. И в тот момент, когда ей показалось, что ситуация полностью выходит из-под ее контроля, в коридоре раздались первые выстрелы, а сенатор Рыжлов превратился из самоуверенного, наглого ловеласа в жалкое, трусливое ничтожество…

— Почему вы это сделали? — спросила она Арлана, прерывая поток своих воспоминаний. — Ведь на этом корабле вы были обычным пассажиром. И не обязаны были вмешиваться.

— Люди, захватившие корабль, слишком уж полагались на грубую силу, на свое оружие, на парализующий страх своих жертв. Слишком велика была их вера в собственную безнаказанность.

— Вам удалось установить, кто проводил захват корабля?

— Нет. Меня сразу же отстранили от этого дела. Да это не имеет ни малейшего значения. Вернемся лучше к цели вашего визита. Вы убедили меня, что вы не журналистка, но так и не объяснили, чего, собственно, от меня хотите? Каким образом собираетесь вы определять мою «пригодность»? Будете проводить «проверку действием»? — Он усмехнулся и вновь не отказал себе в удовольствии пройтись взглядом по ее тонкой, женственной фигурке.

— Я могла бы это сделать. Хотя бы для того, чтобы заставить вас относиться ко мне немного серьезнее. Но это еще успеется. Пока что мне нужна всего лишь ваша кровь.

— Моя что? — не понял Заславский.

— Ваша кровь. Из вены, еще лучше из артерии. Всего около двух кубиков. Мне необходим подробный генетический анализ вашего организма.

— Если вы действительно знакомились с моим досье, то могли бы взять интересующие вас данные оттуда.

— Дело в том, что ваши медики не умеют проводитьтакой сложный анализ должным образом. Мне придется сделать его самой.

— Вы что же, медсестра или врач?

— Ни то, ни другое. Но анализ я сумею сделать, и, если данные, как я надеюсь, окажутся удовлетворительны, я смогу ответить на многие ваши вопросы. Пока же, независимо от результата, в благодарность за сотрудничество я хочу вернуть вам вашу лицензию.

Она щелкнула замком висевшей у нее на плече небольшой сумки и выложила на стол перед ним знакомый лист с двумя гербовыми печатями.

Арлан не любил подарков. Еще в юности он твердо усвоил простую истину: за бесплатное подношение впоследствии приходится платить весьма высокую цену. Он долго разглядывал бумагу, словно видел ее впервые или не верил в ее подлинность, и наконец сказал:

— Вы могли бы объяснить или хотя бы намекнуть, для чего понадобились эти анализы?

— Вы так сильно боитесь уколов?

Это уже был вызов, похожий на провокацию, и потому он ответил довольно резко:

— Я боюсь не уколов, а незнакомых женщин со шприцем.

Беатрис вздохнула.

— Наверно, в вашей работе без подобной осторожности нельзя. Хорошо. Я попробую кое-что объяснить.

Представьте себе, что некой весьма богатой и влиятельной организации понадобился человек, способный провести определенные действия в зоне, зараженной опасным вирусом. Дело не в вирусе, но суть проблемы весьма схожа. Представьте далее, что существует весьма редкая наследственная генетическая мутация, которая делает индивидуума, обладающего ею, нечувствительным к этому вирусу.

Для задания, которое я собираюсь вам предложить, нужен человек с совершенно определенной генетической структурой хромосом. Если их у вас не окажется, я оставлю вам чек на приличную сумму за причиненное беспокойство, вашу лицензию, очищенную от всех претензий чиновников, извинюсь и уйду. На этом наше знакомство закончится.

Однако косвенные данные, медицинские карты ваших родителей и родственников в предыдущем поколении говорят о том. что наличие такой мутации в вашем роду весьма вероятно. Если это подтвердится — мы продолжим наш разговор. Тогда я смогу рассказать вам все.

— Вы обещаете это?

— Я обещаю, что вам не придется играть вслепую и вас не будут обманывать. Так же я обещаю поделиться с вами всей возможной, относящейся к делу информацией, прежде чем вы подпишете с нами контракт.

— Как называется ваша фирма?

— Как раз этого я не могу вам сказать. То есть я могла бы привести десяток ничего не значащих названий, но я обещала, что игра будет честной и открытой.

— Ну хорошо. Давайте попробуем…

Он начал медленно расстегивать рукав рубашки, а она еще раз щелкнула замком своей сумки, и в руках у нее появился маленький, совершенно незнакомый ему прибор.

— Что это такое?

— Автоматический шприц-пистолет, вы не почувствуете даже укола.

— Покажите мне его.

Не возражая, она передала ему похожий на игрушечную зажигалку никелированный приборчик, оказавшийся неожиданно тяжелым. Сбоку выходила какая-то трубка с присоской, а на ручке имелась одна-единственная кнопка.

— Вы можете сами взять кровь. Просто приложите присоску к тому месту, где видна вена, и нажмите кнопку.

— Может, сначала попробуем его действие на вас, просто так, для практики? Вы вроде бы сказали, что процедура совершенно безболезненная?

Он медленно потянулся к ее руке, внимательно следя за глазами своей гостьи. Но никакого испуга не заметил, скорее легкое раздражение.

— Там вставлена одноразовая, герметичная капсула, мне придется перезаряжать прибор. Ваша осторожность выходит за разумные пределы.

— Тогда давайте сделаем так: в моей домашней аптечке есть механический одноразовый шприц. Вас устроит, если я возьму кровь для анализа своим собственным шприцем?

— Разумеется. Если вы сумеете попасть себе в вену. Я с такой варварской процедурой не справлюсь.

— Вот и прекрасно. Будем считать, что мы договорились.

Это оказалось вовсе не так просто, как он предполагал. Игла все время проскальзывала вдоль сосуда и уходила в мышцу. Арлан легко справлялся с болью и умел держать ее под контролем, однако процедура оказалась не из приятных. К тому же его раздражало то, что Беатрис внимательно, с нескрываемым интересом следила за его действиями.

Один раз, когда ему удалось-таки попасть в вену, он нажал шприц слишком сильно и проколол сосуд насквозь, в результате чего получил небольшой фонтанчик собственной крови. Руку пришлось заклеивать пластырем и все начинать сначала.

— Может быть, вы хотя бы отвернетесь? — спросил он свою гостью, даже не потрудившись скрыть недовольство, явно звучавшее в тоне вопроса.

— Не могу. Я должна быть уверена, что вы все сделаете правильно. К тому же это справедливо. За патологическую недоверчивость к людям приходится расплачиваться.

— Иногда за доверчивость плата оказывается гораздо выше, — проворчал он.

Наконец баллончик наполнился яркой артериальной кровью. И он невольно удивился ее живому непривычному цвету. После ранения кровь выглядит совершенно иначе.

— Возможно, вы принадлежите к племени вампиров, и вся эта ваша история всего лишь приманка для доверчивых простаков, — сказал он, протягивая ей шприц.

— Сейчас вы это узнаете.

Она вставила иглу в присоску своего аппарата и нажала кнопку. Кровь из баллончика шприца мгновенно исчезла в недрах машинки, после чего та довольно заурчала.

— Если вы и не вампир, то ваша машина уж точно из «ихних».

Беатрис никак не отреагировала на его шутку, полностью сосредоточившись на непонятных для него действиях.

Нажав какую-то не замеченную им кнопку сбоку аппарата, она откинула на рукоятке маленькую крышку, и Арлан увидел скрытый под ней небольшой экранчик, по которому бежали совершенно незнакомые ему знаки, не похожие ни на цифры, ни на буквы любого земного языка. Заинтересованный, Арлан подошел поближе.

— Что это за язык?

— Это машинный код. Цифры аниранские. Вам они неизвестны.

— Аниранский? Я не слышал о таком языке.

— Ничего удивительного. Потерпите минуту, вы мне мешаете. Сейчас будет готов результат.

ГЛАВА 4

На какую-то долю мгновения на лице Беатрисы Ланье появилось странное выражение, словно она не могла поверить в показания прибора. Или, быть может, сожалела о них…

Экран медицинского анализатора продолжал светиться ровным матовым светом, цифры больше не бежали по его поверхности. Лишь одно непонятное слово, состоящее из десятка неизвестных Арлану знаков, оставалось на экране.

И снова он спросил, не в силах сдержать нетерпение:

— Вы закончили ваш анализ?

Она не торопилась с ответом, и Арлан чувствовал себя как школьник на экзамене. Неожиданно для самого себя он понял, что от этого экзамена может зависеть вся его дальнейшая жизнь. Потому что если сейчас она встанет, извинится и уйдет, на все последующие годы с ним останется горечь сожаления от того, что ему удалось прикоснуться лишь к краешку какой-то тайны, чего-то такого, о чем он догадывался еще в детстве, а потом, повзрослев, забыл…

— Результат положительный, — тихо проговорила она наконец, защелкивая крышку прибора. — Вы тот человек, которого я искала несколько лет. Мне пришлось изучить вашу родословную до шестого колена. Расчеты показывали, что именно в шестом поколении полученный вами от ваших пращуров ген наконец-то проявит себя и изменит вашу нервную систему.

— Вы хотите сказать, что во мне есть нечто такое, что отличает меня от остальных людей?

— Именно так.

— Почему же я ничего об этом не знаю, ничего такого не чувствую?

— Потому, что это очень специфичное свойство Ваша нервная система должна быть устойчива к воздействию «Д-поля». Впрочем, это еще нужно проверить. На Земле такие поля не встречаются.

— Что такое «Д-поле» и что значит «на Земле»? Вы хотите сказать, что они есть на Марсе?

— Вселенная не ограничивается планетами, которые вы успели освоить. Она больше, гораздо больше. Вскоре вы сможете убедиться в этом.

Она открыла сумку, осторожно положила в нее прибор и достала стопку каких-то бумаг.

— Здесь ваш контракт, подробные инструкции, а также чек. Да, есть еще одно условие. Вы никому не должны рассказывать о нашем разговоре.

Ему не слишком-то понравилось последнее условие, и потому, криво усмехнувшись, он с вызовом спросил:

— А если я его не выполню, как вы об этом узнаете?

— У нас есть свои методы. Можете не сомневаться, мы об этом узнаем.

— И что тогда произойдет?

Секунду, прежде чем ответить, она внимательно изучала его своими странными нечеловеческими глазами.

— В общем-то ничего особенного. Вам все равно не поверят. Контракт аннулируют, счет в банке закроют, и больше вы о нас никогда не услышите.

Она поднялась, защелкнула сумочку, и Арлан понял, что сейчас, сию минуту она уйдет, оставив его наедине с этими непонятными бумагами, кучей сомнений и вопросов, на которые нет ответа.

— Подождите, я же еще ничего не решил!

«И ничего не понял», — хотел добавить Арлан, но проглотил последнюю фразу, потому что, отрицательно покачав головой, она уже направилась к двери.

— У вас будет время подумать. Там все сказано.

— Но контракт… Я не слишком разбираюсь в юридических тонкостях и хотел бы проконсультироваться с адвокатом.

— Это вы можете сделать. При условии, что ничего не будете ему объяснять. Из текста контракта невозможно ничего узнать, кроме условного названия нашей фирмы.

— Кто вы?

— Вы ведь уже догадались, не так ли? — Она даже не обернулась. — После подписания контракта у вас будет возможность задать все ваши вопросы одному из наших сотрудников.

Поднявшись вслед за ней из-за стола, он невольно зацепился взглядом за шестизначную цифру чека. И почувствовал небольшой шок. Этой суммы было достаточно, чтобы раз и навсегда изменить оставшиеся ему годы жизни. Перед глазами вспыхнула картина его юношеской мечты, которой до сих пор так и не суждено было осуществиться. Он увидел зеркальную поверхность лагуны, домик на берегу моря и белоснежный корпус океанской яхты, которая все это время ждала его…

— Но этот чек… А если я не подпишу контракт?

— Вы его подпишете. Однако в любом случае, если вы сохраните в тайне наш разговор, эти деньги будут принадлежать вам.

— И что же, находятся люди, которые, получив такую сумму, еще соглашаются заниматься какими-то делами, рисковать собой?

— Находятся, Арлан, находятся. И мне почему-то кажется, что вы один из них.

Впервые она назвала его по имени, но он так и не смог увидеть выражения ее глаз. Она, не оборачиваясь, шла к двери своей быстрой скользящей походкой, и он едва успел догнать ее у самого порога.

— Я увижу вас еще раз?

Фраза прозвучала растерянно, почти жалко, он тут же пожалел о сорвавшихся словах, но было уже поздно. Она обернулась, и в ее огромных глазах промелькнуло нечто весьма похожее на сожаление.

— Это будет зависеть от вашего решения и от многих других обстоятельств. В конечном счете это не имеет значения. В «Д-корпусе» каждый выполняет свое собственное задание.

Хлопнула дверца ее роскошного аэробиля, глухо зарокотали двигатели. Она что-то еще говорила, он видел, как движутся ее губы, но не слышал ни одного звука, кроме рева двигателей.

Взметнулась пыль, на лужайке перед его домом пронесся горячий ветер, машина резко ушла вверх, и он остался один.

Он знал, что никогда уже не забудет ее лица, схваченного рамкой кабинного окна, ее шевелящихся губ и этих неуслышанных слов.

В доме его ждали оставленные ею бумаги — единственный след, единственная ниточка, единственное доказательство того, что все происшедшее не плод его разыгравшейся фантазии.

Только теперь он сообразил, что она так и не выполнила своего обещания — ничего толком ему не объяснила. А он, оглушенный стремительностью и невероятностью ее визита, ни о чем не сумел расспросить.

Вернувшись в кабинет, Арлан сразу же отложил в сторону контракт. Он терпеть не мог официальных бумаг с гербовыми печатями и решил, что разбираться в них без помощи хорошего адвоката не будет, тем более что против этого она не возражала.

В оставленном ею конверте был еще один листок бумаги, исписанный мелким почерком, со старательно выведенными буквами, словно писавший эту бумагу человек плохо владел интерлектом и срисовывал незнакомые буквы с готового образца. Он подумал, что этим скорее всего занималась сама Беатрис.

В то время он еще не осознал всего значения ее появления на перекрестке своей судьбы, но уже понял, что отныне все связанное с этой женщиной будет иметь для него первостепенное значение.

Послание на безликом листке бумаги начиналось без всякого обращения, без упоминания его имени:

«Двадцать пятого февраля нынешнего года вы должны находиться на острове Мавратис. Узнайте о нем в любом агентстве путешествий. Турфирмы охотно помогут вам добраться туда. Не опаздывайте. У вас большой запас времени, но, когда настанет срок, может случиться так, что непредвиденные обстоятельства помешают вашему путешествию. Лучше, если вы окажетесь на острове заранее, но ни в коем случае вы не должны посещать место встречи раньше указанного здесь срока.

Двадцать пятого февраля, не раньше и не позже, вы должны прийти на виллу «Аннушка». Точно соблюдайте время, указанное в этом письме, иначе привратник не впустит вас.

Спуститесь в подвал. Там будет всего одна запертая дверь. Рядом над конторкой висят ключи. Возьмите ключ под номером сорок три двенадцать. (Смотрите не перепутайте своего номера. Там могут находиться другие люди, ожидающие своей очереди, — не обращайте на это внимания. Старайтесь ни с кем не разговаривать без крайней необходимости.)

Ровно в тринадцать тридцать вы должны открыть дверь своим номерным ключом, войти и захлопнуть ее за собой. У вас будет всего десять минут резервного времени. Если по какой-то причине вы не откроете дверь в назначенное время — это будет равносильно расторжению контракта.

В этом случае полученный аванс полностью остается в вашем распоряжении, но вы никогда больше не услышите о нашей организации.

Если вы все же решитесь выполнить все условия, помните, что в течение двадцати лет вы не сможете вернуться на Землю. Работа, которую мы собираемся вам предложить, связана с огромным риском. В «Д-корпус» попадают очень немногие, и принимают туда исключительно добровольцев. Никто никогда не узнает о вашей работе. Если вы не вернетесь на Землю, все обусловленное в контракте вознаграждение будет выплачено любому лицу, которое вы сами укажете в графе «наследники».

И все. Никаких дополнительных разъяснений, ни даты, ни подписи.

Если бы не огромная сумма на чеке, он счел бы все это хорошо организованным розыгрышем.

Где-то на самом донышке сознания возникло неожиданное сомнение: «Чек может быть поддельным, обыкновенная фальшивка».

Он сам в это не верил. Может, потому, что у земных женщин не бывает таких глаз. Или потому, что с момента ее появления его подсознание раз и навсегда смирилось с тем невероятным фактом, что в его жизни произошло нечто из ряда вон выходящее, нечто такое, что обычно называют чудом.

Но, несмотря ни на что, раз возникнув, сомнение разрасталось в нем до тех пор, пока, чертыхнувшись, он не пошел к соседскому телефону (собственный он так и не удосужился завести), не вызвал такси из города и, истратив на это месячную сумму своего скудного бюджета, не оказался в районном городке, где в центральном отделении банка ему подтвердили, что указанная на чеке сумма действительно принадлежит ему, а все положенные пошлины и налоги уже уплачены…

Маленький, лысый банковский служащий смотрел на него с нескрываемым подозрением, хотя и старался выглядеть подобострастным — к этому его обязывала сумма чека. На вопрос Арлана о том, откуда переведены деньги, он лишь пожал плечами.

— Вы сами должны знать. Клиент пожелал остаться анонимным. Коммерческая тайна всегда соблюдается нашим банком, и тут я ничем не смогу вам помочь.

Возможно, приложи он немного больше усилий, потребуй, например, встречи с управляющим, он смог бы добиться ответа. Но что-то его остановило. Скорее всего ощущение, что эти меры предосторожности предприняты не напрасно. Пристальное внимание к своей персоне он заметил с того самого момента, как очутился в районном центре.

Серый, неприметный пикап с заляпанными грязью номерами следовал за ним от самого вокзала и сейчас стоял на противоположной стороне улицы.

И все же гораздо большее значение имело его собственное желание оставить все так, как оно сложилось, не вмешиваясь в причудливый каприз судьбы, подарившей ему возможность невероятного приключения и нежданное богатство.

Сейчас, не проявляя излишнего интереса к происшедшему и ни во что не вмешиваясь, он все еще мог выбрать между полной опасностей поездкой в неизвестность и этим неожиданно свалившимся на него богатством.

В адвокатской конторе ему сказали, что контракт не имеет юридической силы, поскольку в нем не указана организация, от имени которой выступал его таинственный работодатель. Он не обязан был подписывать эту нелепую, ничего не значившую бумагу.

В одночасье он стал богат и свободен. Свободен выбирать любой из островов, на котором ждала яхта его юношеской мечты. Однако мысли его почему-то все время возвращались совсем к другому острову.

Пока что у него еще был выбор. Собственно, выбор у человека есть всегда, в любой момент можно попробовать повернуть обратно — вот только далеко не всегда это удается…

В отделе федеральной безопасности был у него один человек. Не то чтобы друг, друзей среди работников этого ведомства не бывает, но, по крайней мере, человек, которому он доверял, а это уже немало. Он мог бы ему позвонить. Арлан понимал, что столкнулся с чем-то настолько значительным, что самому, в одиночку, ему не справиться. Если его догадка верна, то речь шла всего лишь о том, что на Земле действовали представители какой-то иной, нечеловеческой цивилизации. Они были очень похожи на людей или умели такими казаться. Они ухитрялись, даже не считаясь с огромными затратами, вербовать себе наемников среди людей, и ему предложили стать одним из них…

Нельзя было сбрасывать со счетов и вероятность того, что аниранцы (или как там они называются на самом деле?) попросту захватчики, агрессоры, которым понадобилась планета, принадлежащая людям.

Но десятки мельчайших деталей в поведении Беатрис заставляли его в этом сомневаться. Он был неплохим психологом и привык доверять собственной интуиции. Кроме того, он представлял, что последует за звонком в управление. Ее слова вовсе не пустая угроза…

И она права. Даже если он решится позвонить, его рассказу все равно не поверят.

У него не было ни одного доказательства, ни одного серьезного факта. Лишь собственные догадки и предположения да еще листки никчемных, ничего не значащих бумаг, которые она оставила. В отделе безопасности могут решить, что он ищет любой нелепый повод, чтобы вернуться на прежнюю работу, заинтересовать свою бывшую контору собственной персоной.

Арлан по своей натуре был гордым и самолюбивым человеком, и, вероятно, последнее соображение явилось одной из главных причин того, что звонок так и не состоялся.

Прикрытие ему бы, конечно, обеспечили. Хотя бы для того, чтобы проверить полученную информацию. Но платой за это прикрытие станет потеря возможности самостоятельно принимать решения.

В конце концов, он не первый раз попадал в ситуацию, когда приходилось действовать в одиночку, на свой страх и риск. Позже, когда у него появятся доказательства, когда он убедится в собственной правоте, он еще успеет набрать знакомый номер. Мавратис находится не на Марсе, а двенадцать тысяч километров не расстояние для современных средств транспорта.

Было и еще одно тайное обстоятельство, повлиявшее на его решение. Обстоятельство, в котором он не хотел признаваться даже самому себе. Только там, на далеком Мавратисе, только в таинственном «Д-корпусе», о котором он ничего не знал (хотя обязан был знать, работая инспектором внешней безопасности), появится у него шанс вновь увидеть Беатрис.

Огромные, нечеловеческие глаза этой женщины все время стояли перед его мысленным взором. Они становились то насмешливыми, когда сомнения терзали его, то полными скрытой горечи, когда он начинал упрекать себя за мальчишество и глупость, за то, что не может забыть об этом чертовом острове и купить билет совсем в другую сторону… В конце концов он решил, что яхта ждала его много лет, подождет и еще немного.

Лишь один раз живет на земле человек, и лишь однажды в его жизни появляется шанс, подобный тому, что повстречался Арлану. Шанс увидеть иные миры и чужие созвездия…

Никто не говорил ему об этом, но он знал, что самолет, летящий на Мавратис, никогда уже не вернется обратно, во всяком случае, для него…

ГЛАВА 5

Над Индийским океаном неторопливо плыли целые стада облаков. Лайнер летел значительно выше, и казалось, что облака лежат на поверхности голубой воды. Арлан с интересом наблюдал за игрой цветных теней в их призрачных замках, и порой можно было подумать, что они и в самом деле плывут по воде, похожие на стаю лебедей.

Подошла стюардесса и поинтересовалась, не хочет ли он чего-нибудь выпить. Выбор показался

Заславскому поистине царским. Французский коньяк нескольких сортов, марочные сухие вина, шампанское…

Он был единственным пассажиром в салоне первого класса. Никогда раньше он не мог себе этого позволить, но сейчас его счет не уменьшится на ощутимую цифру, даже если он решит летать первым классом всю оставшуюся жизнь. Ему с трудом удалось найти авиакомпанию, совершавшую прямые авиарейсы на этот богом забытый остров.

В конце концов он остановил свой выбор на обыкновенном пиве. В салоне стояла жара, несмотря на пятидесятиградусный мороз за бортом, и пиво это было как раз то, что надо.

В мавратисском аэропорту он почувствовал себя не слишком уверенно, местные служащие на интерлекте изъяснялись с трудом, и ему пришлось потратить около часа, прежде чем он нашел такси с водителем, который понял наконец, куда его следует отвезти.

А нужно ему было попасть в местный заштатный городишко, в котором не было даже приличного отеля и который по этой причине не посещал ни один уважающий себя турист.

Заславский приехал слишком рано, в запасе у него оставалось целых две недели до назначенного в записке срока. Но он терпеть не мог спешки. Ему необходимо было все еще раз обдумать и осмотреться, прежде чем принять окончательное решение. Дополнительная информация никогда ему не мешала, на ее сбор он и отвел эти две недели.

Годы, проведенные в управлении внешней безопасности, научили его осторожности даже в том случае, когда он решался на заведомо нелепый поступок.

В конце концов с помощью водителя, выступавшего в роли переводчика, ему удалось снять комнату в довольно богатом, по местным понятиям, доме. Он подозревал, что не без помощи того же водителя здорово переплатил, но это была справедливая цена за незнание местного языка, состоявшего из пестрой смеси французского, испанского и хинди.

Многочисленная семья индусов жила в нижней части дома, а ему отвели всю верхнюю половину. Здесь находились большая веранда, кухня и две спальни.

Первая ночь прошла ужасно. Он долго не мог заснуть: сказалась перемена часовых поясов, утомительно долгий рейс и мешал постоянный шум, доносящийся снизу.

Лаяли собаки, кричали дети, хозяин что-то долго и внушительно говорил своей жене. Невольно, в который уж раз, Арлан спрашивал себя: что он здесь делает? Сейчас, в этом ночном бдении, все происшедшее с ним казалось совершенной нелепостью. Он даже не смог вспомнить лица Беатрис. Даже ее глаза, сопровождавшие каждый его шаг на континенте, теперь исчезли. С веранды в окно спальни заглядывала половинка луны, а рядом, чуть левее, висели незнакомые созвездия. Где-то среди них должен был быть Южный Крест, но он так и не сумел его отыскать. От чужого, непривычного неба веяло странной тоской, и он невольно подумал, что с ним будет, если все, о чем она говорила, окажется правдой… Если небо, которое ему предстоит увидеть, будет небом другого мира…

Лица Беатрис он так и не вспомнил, оно упрямо ускользало из его памяти и растворялось в небытии, оставляя лишь воспоминание о чем-то ярком и совершенно чуждом — словно и лица-то никакого не было, а была лишь маска, иллюзия, от начала до конца придуманная им самим.

Никогда раньше он не верил в пришельцев, в инопланетян, даже в чертей он не верил и потому знал, что не успокоится до тех пор, пока не узнает, что за всем этим скрывается.

Завтрака, полагавшегося вместе со снятыми «апартаментами», Арлан дожидаться не стал. Водитель подозрительно долго и подробно расписывал его достоинства, и Арлан решил не рисковать. Вряд ли его желудок способен переварить пищу, запах которой уже доносился снизу. Вместо этого он решил побродить по городку и найти на набережной какой-нибудь ресторанчик, открытый в это раннее утро.

В конце концов ему повезло, и вместе с чашкой вполне приличного кофе он получил еще и огромный кусок ароматной рыбы, видимо, только что пойманной стоявшим неподалеку рыбацким баркасом.

Покончив с завтраком, он купил в газетном киоске в двух шагах от ресторанчика подробную карту острова и решил отыскать указанный в записке дом. Ему хотелось взглянуть на него со стороны, не сообщая о своем прибытии. Это оказалось непростой задачей. Хотя карта была настолько подробной, что на ней можно было увидеть отдельные улицы поселка, названий у них не было.

Он решил не отступать от своего намерения, благо времени было достаточно. Среди местных жителей иногда встречались те, кто мог общаться с ним на исковерканном интерлекте.

В результате поисков улица под названием «Центральная аллея» объявилась в каком-то глухом закутке. Она начиналась у проезжей дороги и завершалась тупиком в конце небольшого мыса.

Нужный ему дом стоял у самого моря. Не желая привлекать к себе излишнего внимания, Ар-лан прошелся вдоль улицы всего один раз и скользнул по дому равнодушным взглядом скучающего туриста, но и этого ему оказалось достаточно, чтобы отметить множество интересных деталей.

В доме, по-видимому, никто не жил, хотя за небольшим садиком и за самим зданием явно ухаживали. Очевидно, этим занимался сторож. Его небольшую лачугу, собранную из листов фанеры, с занавеской вместо двери, он рассмотрел под раскидистым платаном у самого входа во двор.

На веранде стояли прислоненные спинками к круглому столу четыре стула. Он уже успел заметить, что местные жители ставят их так специально, когда хотят оповестить случайных посетителей, что хозяев нет дома.

Центральное строение усадьбы производило какое-то двойственное впечатление. С одной стороны, оно было просторным и наверняка оборудованным всем необходимым для жизни, но во всем чувствовалось отсутствие хозяйского глаза и заботливых рук. Деревья стояли неподстриженные, кусты дикой бугенвиллеи разрослись так, что заполонили тропинку, ведущую от ворот к дому.

В остальном здесь не было ничего интересного, разве что дверь подвала… Для подвала в этом строении не было места. Дом стоял так близко к воде, что грунтовые воды наверняка начинались в полуметре от пола нижнего этажа.

С морской соленой подпиткой не справится никакой бетон. Если здесь в самом деле существует подвал, то для его устройства понадобилось бы сварить глухой металлический кожух — весьма дорогое удовольствие.

Вторым открытием, удивившим Арлана, было полное запустение и безлюдье. Ни следов машин, ни признаков жизни.

Этот дом посещался нечасто, и если это так, то подобных ему визитеров здесь бывало немного. Похоже, вербовка потенциальных сотрудников «Д-корпуса» проходила не слишком успешно. Оставалась, правда, вероятность, что при своих финансовых возможностях они готовили специальный дом для каждой встречи.

Свернув с Центральной аллеи на узкую тропинку, идущую вдоль самой кромки прибоя, и постепенно удаляясь от нужного ему дома, Арлан думал о том, зачем кому-то понадобилось сооружать здесь подвал. Ведь именно туда ему предлагали спуститься, когда подойдет срок, указанный в записке…

Беатрис сказала, что Вселенная не ограничивается окружающими Землю планетами. Интересно, что она имела в виду? Все время его одолевали сомнения. Слишком трудно сразу отказаться от привычных, усвоенных в школе понятий, от мировоззрения, так уютно заполнявшего все мозговые извилины любого жителя Земли.

Звезды слишком далеки и недоступны. И они вряд ли станут доступны в обозримом будущем. Никакое материальное тело не может двигаться быстрее света. А это означало, что до ближайшей звезды, даже приблизившись к скорости света вплотную, кораблю придется лететь никак не меньше четырех лет. При этом вес корабля вместе с топливом должен составлять миллионы тонн. Так каким же образом могли оказаться на Земле обитатели иных миров?

Из задумчивости его вывел вынырнувший из закоулка тощий субъект, одетый в потрепанный пиджак и такие же штиблеты, напяленные на босу ногу. Однако из-под пиджака виднелась недавно стиранная сорочка, на которой болтался совсем уж не к месту зеленоватый галстук в крапинку.

— Сеньор не желает позавтракать? Очень дешево!

Перед ним вертелся обыкновенный ресторанный зазывала, весьма назойливый, что не свидетельствовало об особых достоинствах заведения, интересы которого он представлял.

— А что, ваш ресторан открывается так рано?

— Мы работаем всю ночь. Еще не закрывались на дневной перерыв. Сеньор может выбрать любое блюдо, есть свежая рыба и крабы, их привозят сюда прямо после лова.

Действительно, напротив открытой веранды ресторанчика, на который указал зазывала, виднелась небольшая пристань для рыбачьих баркасов.

Сжалившись над несчастным парнем, Арлан согласился позавтракать второй раз. Сидеть под пышной шапкой цветущей бугенвиллеи и слушать шумевший прибой ему показалось приятней, чем бесцельно скитаться по улицам поселка, в котором он не знал ни одного человека.

Он сидел в совершенном одиночестве. Море разбивалось о каменную кладку в двух метрах от его столика. С веранды открывалась широкая панорама на залив, и Арлан видел, как от красивых, ухоженных домов одна за другой уходят в океан яхты на утреннюю рыбалку. Они уходили без него, хотя, будь на то его воля…

«Почему я не могу жить, как все нормальные люди?» — спросил он сам себя. Ответа не нашлось, а цена завтрака оказалась ровно в два раза выше той, которую назвал зазывала. Еще недавно это бы его возмутило. Сейчас же деньги потеряли для него всякое значение. В своем контракте, в графе наследников, он не сможет вписать ни одной фамилии. Если через двадцать лет он не вернется, все заработанные им деньги достанутся чужому человеку.

Он поймал себя на том, что принимает сделанное ему предложение слишком серьезно. И виновата в этом была Беатриса Ланье. Такие женщины, как она, не тратят свое время по пустякам.

Второй раз он решил навестить дом на Центральной аллее поздно вечером, после того, как стемнело настолько, что, подобрав соответствующую одежду и действуя осторожно, он мог надеяться проникнуть на территорию усадьбы незамеченным. Арлан хотел собрать как можно больше информации об этом таинственном месте до своего официального визита.

Две соседние виллы оказались пустыми, хозяева этих строений предпочитали жить на континенте и наведывались на остров лишь во время отпусков. Об этом режиме, типичном для местных богатеев, ему рассказала хозяйка «апартаментов», объяснив, что найти лучшее, чем у нее, жилье ему не удастся. «Большинство местных живут в лачугах, в которых сеньору не понравится, все эти виллы — частные владения, и они не сдаются».

Действительно, на распахнутых настежь воротах красовалась табличка на английском языке: «PRIVATE PROPERTY».

Арлан осторожно проскользнул вдоль забора. По-видимому, вилла не охранялась, на острове никто не слышал о воровстве. На территории усадьбы не было даже собак. Поблагодарив судьбу за этот подарок, Арлан выбрал подходящее раскидистое дерево, ветви которого поднимались достаточно высоко и давали возможность заглянуть в окна второго этажа интересующего его дома.

За час до того, как он здесь оказался, на остров упала южная ночь. Закатных сумерек почти не было, темнота наступала в считанные минуты. Арлан взобрался на дерево, достал небольшой бинокль ночного видения, оставшийся у него от прежней службы, и стал наблюдать за домом.

В течение всей ночи его добровольного дежурства ничего интересного не произошло. Дом выглядел пустым. Даже таинственный привратник, если он существовал, не подавал ни малейших признаков жизни.

Он вернулся к себе только под утро. Усталый и злой. Заснуть так и не удалось.

Казалось, к окну его комнаты собрались собаки со всего городка. Они устраивали разборки между стаями, кого-то драли, кого-то жевали под соседним бананом. Вой и визг стояли такие, что Арлану живо представились лежащее под бананом живое трепещущее тело и куски плоти, выдираемые из него зубами голодных собак.

В конце концов, не выдержав этой пытки, он встал и начал укладывать вещи. Сразу же, словно угадав его намерения, примчалась хозяйка.

— Сеньор собирает вещи? Сеньор хочет уехать?

— Слишком много собак. Слишком много шума.

— Сеньор обещал жить три дня. На два дня комнаты стоят дороже. У меня хорошие собаки, ночью они не лают.

— Я иногда сплю днем.

— Честные люди спят по ночам! — отрезала хозяйка, недовольно поджимая свои пухлые губы.

В чем-то она, несомненно, была права, и Ар-лан, не тратя время на бесполезные споры, выложил на стол четыре сотенные кредитки. Недовольство в глазах хозяйки мгновенно сменилось алчным блеском.

Закончив сборы и прихватив свой багаж, помещавшийся в одном небольшом кейсе, Арлан отправился искать более спокойное жилье, расположенное поближе к нужному дому.

Он упрямо обходил виллу за виллой, решив пройти всю Центральную аллею, но хозяева почти везде отсутствовали, а слуги на его вопросы лишь недоуменно пожимали плечами.

В одном доме ему объяснили, что хозяева достаточно богаты, чтобы не пускать посторонних в свои владения. В арендной плате они, судя по всему, попросту не нуждались. Он совсем было решил, что дело безнадежно, когда в одном из домов в ответ на его вопрос, не сдается ли здесь свободное помещение, чернокожая служанка ответила коротким «да» и, ничего не добавив к этой фразе, направилась в дом. Уже привыкнув к глубоким знаниям местных жителей в области интерлекта, Арлан последовал за ней.

С противоположной стороны дома, на веранде, обращенной к океану, расположилась небольшая компания: пожилой мужчина в шортах, очень полная белая женщина и какой-то метис. Перед каждым из них стояла банка с пивом, а посреди стола лежала целая груда мелко порезанной копченой колбасы.

Вся компания обрадовалась появлению незваного гостя так, словно давно ждала здесь именно его прихода.

Арлана усадили за стол, напоили пивом и после недолгих расспросов о стране, из которой он прибыл, и о времени отпуска, которое он собирается провести на Мавратисе, предложили подняться наверх. Видимо, второй этаж изначально отводился для гостей. Туда даже вела отдельная лестница, и Арлана вполне устраивала подобная изолированность.

Переговоры длились недолго, вечер он уже встречал на новом месте и, стоя на веранде своего жилья, разглядывал расположенные от него в каких-то пятистах метрах густые заросли платанов, скрывавшие от посторонних взоров дом, в котором могла измениться вся его дальнейшая жизнь.

ГЛАВА 6

Вечером, как только стемнело, он вновь оказался на своем наблюдательном посту в густой кроне платана, росшего у самой изгороди.

В первые два часа ничего интересного не произошло. Дом казался совершенно покинутым, и Арлан уже с досадой начал подумывать о напрасно потерянном времени, когда неожиданно увидел возле сторожки крохотный движущийся огонек, в котором без труда распознал узконаправленный луч небольшого фонарика. К сожалению, его свет мешал прибору, и Арлан не мог рассмотреть лица человека, медленно идущего по двору от ворот к зданию.

Человек вошел с улицы, и, следовательно, у него должен быть ключ от калитки, поскольку Ар-лан еще днем отметил, что на вилле «Аннушка» ворота запирались надежно.

Прежде чем войти в дом, человек обошел здание вокруг, словно проверяя, нет ли в усадьбе посторонних. Его поведение показалось Арлану подозрительным, особенно после того, как в доме не зажгли света, хотя он отчетливо слышал звук открывшейся наружной двери.

Подождав еще минут пять, Арлан понял, что необходимо предпринять какие-то более решительные действия, если он хочет узнать, что же происходит в доме и кто этот соблюдающий все меры предосторожности ночной визитер.

Осторожно спустившись с дерева с внутренней стороны ограды, Арлан притаился в густых зеленых зарослях, оплетавших стену усадьбы.

Его прибор ночного видения показал расплывчатое тепловое пятно возле сторожки. Еще один визитер? Однако пятно никак не удавалось сфокусировать. Человеческое тело в инфракрасных лучах давало более четкое изображение.

Решив проникнуть в дом вслед за ночным гостем, Арлан не хотел оставлять этот неопознанный предмет у себя за спиной. Если это собака, ему не удастся приблизиться к усадьбе незамеченным.

У него сохранилась лицензия на единственное пригодное для обороны оружие, и сейчас, мысленно похвалив себя за предусмотрительность, он достал небольшую, похожую на портсигар коробку и отрегулировал излучатель парализатора на минимальную мощность. Затем стал медленно приближаться к заинтересовавшему его пятну.

Он двигался так осторожно, что ни одна ветка на кустах не шелохнулась, но предосторожность оказалась напрасной.

Лежавший на земле возле сторожки человек был мертв. Кровь еще сочилась из раздробленной кости затылка. Рана оказалась глубокой, проникающей в череп, холодным оружием невозможно нанести подобную рану, разве что нападавший обладал нечеловеческой силой. Но Арлан не слышал звука выстрела, даже пистолет с глушителем должен был произвести достаточный для его тренированного слуха хлопок.

Возможно, было использовано какое-то неизвестное ему оружие, и теперь он знал, что человек, проникший в дом, — убийца, готовый на все для достижения своей, неизвестной Арлану цели.

Радиограмма, пришедшая по сверхпространственному каналу, выглядела как обыкновенный листок, вырванный из блокнота.

«Посланец прибудет на Землю двадцать второго. Нам не удалось перехватить корабль. Его цель — уничтожить канал. Нужно остановить его любой ценой».

Текст не оставлял Беатрис ни малейшей надежды. Радиограмма опоздала самое меньшее на двенадцать часов. Слишком долго добирался до нее бессмысленный теперь клочок бумаги.

Беатрис знала, чем грозит потеря единственного канала пространственной связи.

Двадцать лет полной изоляции. Именно столько времени потребуется кораблю «Д-корпуса», чтобы преодолеть огромное расстояние и доставить на Землю оборудование для нового канала. За это время они наверняка потеряют планету. Она не успеет даже вызвать подмогу из федерального центра, где работало еще двое аниранцев. Беатриса хорошо знала, какой силой обладал посланец Эль-Грайона, и понимала, чем закончится для нее эта встреча. Неторопливо и спокойно, как делала все, она передала свое последнее послание центру и стала готовиться к неизбежному…

Приблизившись к двери, выходившей на широкую заднюю террасу, Арлан почувствовал странный холод, словно невидимая ледяная рука сжала сердце и перехватила дыхание. Он умел неплохо контролировать собственные эмоции, но то, что он чувствовал сейчас, не имело к ним никакого отношения.

Он знал, что убийца находится в доме, и знал, что не позволит ему уйти безнаказанным. Ему предложили работу в организации, резиденция которой подверглась нападению. Даже не подписав контракта, он считал своим долгом остановить преступника.

Вот только этот странный холод… Он никогда не испытывал ничего подобного раньше. Когда наступало время действовать, он заставлял себя не думать о постороннем.

Дверь террасы оказалась незапертой. Похоже, именно здесь преступник проник в дом и не слишком заботился о маскировке. Вернувшись к сторожке, Арлан не мог следить за домом, но не сомневался, что убийца все еще находится внутри.

Дверь открылась бесшумно, и Арлан проскользнул в прихожую. Перед ним, очевидно в гостиной, виднелся голубоватый огонек ночника или какого-то прибора сторожевой охраны. Этого призрачного света оказалось достаточно, чтобы Арлан увидел узкую лестницу, ведущую в подвальное помещение дома.

Интуиция подсказала, что убийца находится там. Он не стал слишком долго разбираться в причинах своего ощущения. Вместо этого он, не теряя ни секунды, спустился по лестнице. За распахнутой настежь дверью комнату слабо освещал еще один ночник. Но в его призрачном свете Арлан сразу же увидел смутный силуэт человека.

Положившись на то, что убийца не знает, какое у него оружие, он произнес ровным спокойным голосом:

— Руки за голову, лицом к стене!

У любого преступника, находящегося на месте преступления, подобная фраза вызывает хотя бы мгновенный шок.

Однако человек, вместо того чтобы выполнить команду, повернулся к нему и сделал это слишком быстро. Прием не сработал. Арлан знал, что у его противника должно быть оружие помощнее жалкого парализатора…

Ему не оставалось ничего другого, как только прыгнуть вперед, понадеявшись, что в полутьме прицелиться как следует невозможно.

Его расчет оправдался. Он услышал легкий хлопок. Левой щеки коснулся горячий ветер от пролетевшей мимо пули. Мгновением позже его правая рука нанесла короткий и резкий удар в предплечье противника. Оружие с грохотом, намного превосходившим по силе хлопок выстрела, упало на пол, но в ту же секунду Арлан почувствовал резкую неожиданную боль в висках, словно ему в голову ввертывали раскаленные сверла.

— Знаешь ли ты, на кого поднял руку, человек? — прошелестел в его сознании бесцветный, лишенный интонаций и обертонов голос.

— Знаю. На убийцу.

— Мой господин никого не убивает. Он забирает нас к себе. Ты тоже сейчас присоединишься к нам.

— Ну, это мы еще посмотрим!

Боль в голове была резкой и сильной, но онаподдавалась контролю. Усилием воли Арлан отгородился от нее и сосредоточил все внимание на поединке. Хотя он и вывел из строя руку своего противника, тот не снизил темпа и не уменьшил быстроты выпадов. Несмотря на всю свою подготовку, Арлан едва успевал уклоняться.

Нападавший действовал как машина, казалось, он не чувствовал ни боли, ни усталости. В какой-то момент, передвигаясь по комнате, они очутились в непосредственной близости от ночника, и Арлан впервые увидел лицо своего врага.

Шок от этого был настолько сильным, что Арлан не успел поставить блок и пропустил удар в солнечное сплетение, от которого все поплыло у него перед глазами.

Боль, однако, имела и положительный эффект: она помогла Арлану вновь сосредоточиться и уйти в глухую защиту, выиграть время, чтобы переждать последствия болевого шока.

Это ему удалось, однако мелькнувшее в свете ночника нечеловеческое лицо все еще стояло у него перед глазами.

Собственно, нечеловеческим было не само лицо, а лишь его выражение. Застывшая мертвая маска и белесые, без зрачков глаза, которые, как казалось, смотрели сразу во все стороны одновременно.

Удары противника становились все безжалостней и все чаще достигали цели, по их характеру Арлан давно понял, что тот старается его убить. Не искалечить, не ранить — а именно убить.

Нужно было что-то немедленно предпринять, пока еще у него оставались силы.

Сосредоточив все свое внимание на защите, он стал медленно и осторожно отступать к тому углу комнаты, в котором, как он помнил, лежало на полу выбитое им в первые мгновения поединка оружие.

Оказавшись там, он сделал резкий выпад, нанося в прыжке удар обеими ногами. Это заставило его противника немного отступить и позволило Арлану «случайно» упасть на пол.

Противник сразу же бросился к нему, собираясь покончить с беспомощно лежащим человеком. Но рука Арлана уже прочно сжимала рукоятку выбитого у врага оружия. Если бы еще знать, как им пользоваться. Но времени на эксперименты не оставалось, теперь все решали доли мгновения.

Направив навстречу несущемуся на него противнику широкий раструб, Арлан несколько раз нажал небольшую кнопку на рукоятке и, не услышав выстрелов, едва успел перекатиться в сторону.

Бросок его врага оказался последним. Ноги у него неожиданно подломились, и он, зашатавшись, рухнул на пол.

Ожидая подвоха, сгруппировавшись, Арлан мгновенно вскочил на ноги и отступил назад, обеспечив себе дистанцию, достаточную для того, чтобы блокировать новый неожиданный выпад.

Но противник больше не двигался. Подождав какое-то время, Арлан сорвал со стены ночник и, не приближаясь к лежавшему на полу человеку, направил луч синеватого света на его фигуру.

Сомнений не оставалось. Неизвестное ему бесшумное оружие сработало весьма эффективно. Развороченная грудная клетка нападавшего не оставляла в этом ни малейшего сомнения. Однако ни на стенах, ни на полу Арлан не заметил ни одного пятнышка крови. Остатки лежавшего перед ним хрупа, несомненно, принадлежали человеку, вот только умер тот довольно давно. Задолго до этого поединка…

Трудно понять подобный факт, еще труднее будет объяснить его полиции, которая могла оказаться здесь с минуты на минуту. Когда был убит привратник, соседи могли слышать шум или заметить подозрительных людей… Ему следовало убираться отсюда как можно скорее.

Он был в этой стране на правах туриста, и впутываться в расследование труднообъяснимых убийств именно сейчас, когда до срока официального визита в этот дом оставалось всего двадцать четыре часа, не было никакого смысла. Встреча с хозяевами дома может не состояться, если здесь окажется полиция. Он не сомневался, что его новые работодатели предпочли бы разобраться в случившемся без участия стражей порядка…

Он никак не мог прийти к определенному решению, поскольку его многолетние привычки подчиняться закону, представителем которого он сам являлся, довольно долгое время восставали против бегства с места, где только что было совершено преступление.

И все же ничего другого не оставалось. Он медленно поднялся по лестнице, ведущей из подвала в прихожую. Сбоку, за стеклянной дверью гостиной, горел свет настольной лампы.

Когда он проходил вниз, света здесь не было. Еще один посетитель? Сжимая в руке трофейное оружие, Арлан бесшумно приблизился к двери и резко распахнул ее.

Недалеко от погасшего камина, облокотившись на холодную мраморную полку, стояла Беатрис Ланье…

От неожиданности или от того, что сбылось то, о чем он тайно мечтал все последние дни, Арлан почувствовал, как волнение сжало горло, и, опуская оружие, он произнес неожиданно севшим голосом:

— У вас странная манера появляться там, где происходят необъяснимые вещи. Вы знали о том, что на дом готовится нападение?

Она лишь молча кивнула, не спуская с него своих внимательных изучающих глаз.

— Здесь вас не ждали так рано… И я не имею права разговаривать с вами сейчас. Но то, что вы сделали… Я должна поблагодарить вас.

— Что за странное создание напало на меня и убило привратника?

— Не надо об этом, у вас будет время познакомиться со слугами Эль-Грайона.

— Кто такой Эль-Грайон?

— Какой же вы, право… Я ведь уже сказала, что нарушаю все правила, встречаясь с вами сейчас. Неужели все сотрудники безопасности, даже бывшие, ни на минуту не могут забыть о деле?

Он почувствовал необъяснимое волнение от ее слов, за ними скрывалось нечто больше, чем простая благодарность.

Казалось, она ждала от него чего-то, замерев неподвижно у потухшего камина, не сводя с Арлана своих огромных глаз. Пустой мертвый дом молчал. Они были одни здесь, и все остальное вдруг потеряло для него всякое значение.

Преодолеть разделявшие их несколько метров почему-то оказалось труднее всего, труднее, чем выиграть предшествующую их встрече смертельную схватку.

Неожиданно он оказался рядом с ней. Незнакомый дурманящий аромат шел от ее волос. Беатрис не шелохнулась, не произнесла ни слова, даже не ответила на его поцелуй. Ее губы остались холодны и неподвижны, но тем не менее после этого поцелуя… все поплыло у него перед глазами…

Он не помнил, как добрался домой и очутился в своей постели. Проснувшись утром, он даже не мог вспомнить, было ли у этого единственного поцелуя продолжение.

В голове осталась лишь память о чем-то, похожем на ослепительную вспышку молнии, поглотившую его сознание. Если бы не вдавившаяся в бок рукоятка трофейного оружия, он мог бы подумать, что все происшедшее ночью — плод его не в меру разыгравшегося воображения.

ГЛАВА 7

Пошатываясь от внезапно налетевшей слабости, он встал и с трудом выбрался на веранду своего дома.

Утро, как всегда в этой стране, было прекрасно. Чуть слышно рокотали ослабленные коралловым рифом океанские волны. Снизу, с газона, усыпанного блестками утренней росы, доносился аромат свежескошенной травы и незнакомых цветов.

Кучевые облака неторопливо проплывали по ослепительному небу и скрывались за линией горизонта, словно растворяясь в небесной сини, сливавшейся вдали с морем.

Никогда раньше не было у него провалов памяти. Никогда он не терял контроля над своим сознанием. Но сейчас произошло именно это. Поцелуй, ослепительная вспышка, и вслед за этим полная темнота… Зачем она это сделала, почему отняла у него воспоминания?

Он почувствовал, как изнутри поднимается темная волна гнева.

Сегодня день назначенной в записке встречи, и на этот раз он заставит ее ответить на все вопросы. Ждать оставалось совсем недолго.

Он достал из кармана необычный плоский пистолет с расширением на конце ствола и внимательно его осмотрел. Возможно, во время предстоявшего визита ему вновь понадобится оружие. В любом случае с трофеем следовало познакомиться более подробно.

С такой системой он сталкивался впервые. Магазин был маленький, заполненный небольшими капсулами красного цвета. Их там оказалось не меньше сотни, и оставалось совершенно непонятным, какое вещество могло метнуть в цель крохотный снаряд и произвести взрыв, способный разворотить грудную клетку.

Любая технология подразумевает преемственность. Технологические циклы неизбежно переплетаются друг с другом. Дополняют друг друга. Именно так специалист всегда узнает новинку и сумеет определить ее основные параметры.

То, что он сейчас держал в руках, не имело аналогов в земном оружейном производстве. Он сомневался даже в том, что полный лабораторный анализ вещества капсул сможет ответить на теснившиеся в его голове многочисленные вопросы.

Но не слишком ли он увлекся фантастической версией о пришельцах? Что, если ему хотели внушить именно эту мысль? Он всегда гордился своей холодной логикой, и сейчас его подсознание восставало против насилия над собой.

На практике он привык рассматривать все возможные версии и лишь затем выбирать наиболее вероятную. Итак, если на какое-то время забыть о пришельцах, что у него останется?

Засекреченное правительственное подразделение? Подобные организации всегда оставляли какие-то следы своей деятельности. Рано или поздно о них становилось известно. Однако он за все годы своей службы ничего не слышал о том, что где-то может существовать организация, располагающая собственными научными центрами и заводскими технологическими линиями, способными создать игрушку, которую он сейчас держал в руках.

Богатая частная фирма, до поры до времени державшая в тени свои разработки? В принципе, это возможно, хотя остается непонятным, кому и для чего понадобилось вкладывать огромные средства в разработку особого оружия и набирать подразделения агентов со специальной подготовкой.

С момента встречи с Беатрисой вопросам, на которые он не мог найти ответов, уже не было числа. Он начинал сомневаться в совершенно очевидных вещах. Например, это оружие… Действительно ли он стрелял из него прошлой ночью? А если это муляж, искусная подделка?

По крайней мере, последнее предположение легко проверить…

Он торопливо спустился к морю и, пройдя вдоль берега километра четыре, нашел совершенно уединенную бухточку, со всех сторон закрытую скалами, — благо такие дикие места здесь встречались довольно часто.

Поднявшись наверх и убедившись, что вокруг, насколько хватало глаз, на берегу никого нет, он решился испытать оружие.

Звук выстрела был слабее, чем хлопок от пробки шампанского. Но базальтовый валун в сотне метров от него после выстрела разлетелся на несколько кусков.

За два часа до указанного в записке срока Ар-лан вышел из дома. Его по-прежнему не покидало странное ощущение нереальности ночных событий. Это чувство еще больше усилилось, когда он свернул за угол. Отсюда уже хорошо был виден забор виллы со странным русским названием «Аннушка», выведенным на ее фронтоне английскими буквами. Он предполагал заметить какие-то следы своих ночных похождений, но не было ни полицейских машин, ни медицинской помощи, ни трупов…

Улица выглядела сонной, пожалуй, слишком уж сонной. К десяти здесь обычно появлялись школьники, спешившие на занятия в утреннюю смену, и их заботливые мамы, отправлявшиеся за покупками.

Сегодня улица словно вымерла.

Поравнявшись с таинственным домом и стараясь не показывать собственного волнения, на тот случай, если из окон за ним наблюдали, Арлан мельком осмотрел крыльцо сторожки.

Труп исчез, на солнце поблескивали свежевымытые доски. Здесь кто-то неплохо поработал, чтобы скрыть следы ночных событий.

У Арлана все еще оставалась возможность приостановить подхвативший его поток событий и позвонить в свою старую организацию. В конце концов, космическая служба безопасности и была создана для расследования подобных странных инцидентов, каким-то образом связанных с космосом.

Он почти не сомневался, что спрятать сложное производство, на котором был сделан его трофейный пистолет, на Земле невозможно.

Лукьяненко был единственным из всего аппарата отдела, кто его поддержал и до самого конца был против его увольнения…

Наверно, он все же должен ему позвонить или хотя бы оставить записку, прежде чем войти в эту калитку. Потом такого случая ему может и не представиться… Однако горечь недавней обиды пересилила доводы логики.

Контора выставила его и будет рада о нем забыть. Если он отсюда не вернется, никто не заинтересуется судьбой пропавшего сыщика. Он ввязался в дело, которое может оказаться ему не по зубам. Но была еще Беатрис. И когда он вспоминал о ней, все благоразумные мысли отступали на второй план.

Он тянул время, не торопясь нажимать на кнопку звонка. У него еще оставалось минут двадцать До назначенного часа, и, поскольку его предупредили, что ранний приход нежелателен, он не спешил.

Но стоять вот так, дурак дураком, перед этой Калиткой тоже было невмоготу, и в конце концов, т ихо выругавшись, он нажал на звонок.

Трель прозвенела в глубине дома отчетливо и гулко. Дом загадочно молчал, не желая обращать внимания на назойливого посетителя.

Арлан резко толкнул калитку. Щеколда звякнула, и калитка неожиданно легко подалась.

За минуту до этого он пробовал открыть ее, но засов был закрыт. Значит, в ответ на его звонок сработала какая-то автоматическая система. Наверняка за ним уже давно наблюдали.

Выбросив это из головы, неторопливой, небрежной походкой он медленно шел к дому, отмечая про себя самые незначительные мелочи.

Почему-то вспомнился визит на базу легинских террористов. Там было такое же напряженное ощущение опасности.

Листва на дереве шевельнулась не в ту сторону, куда дул ветер, значит, именно там замаскирован следящий глаз камеры.

Следов на дорожке нет, хотя песок влажен после утреннего полива сада. Либо он первый посетитель, либо дорожку тщательно подмели и разровняли — скорее всего второе, потому что на ней не было и следов ночной схватки.

Он поднялся на крыльцо дома и, поскольку его никто не встретил, настойчиво, с вызовом постучал.

На стук парадную дверь сразу же открыл невысокий пожилой человек в домашних шлепанцах и халате. Он подслеповато щурился, стараясь рассмотреть Арлана, и его вопрос прозвучал вполне искренне:

— Вам кого, молодой человек?

Все было правдоподобно, только дверь открылась чересчур быстро для такого искреннего недоумения.

— Мне было назначено на десять тридцать. Моя фамилия Заславский. Арлан Заславский.

— Ах да… Действительно. Вы уж простите, в моем возрасте всего не запомнишь. Только вы пришли рановато. Вам вниз. Вот сюда, по лестнице, вторая дверь направо. Придется немного подождать. Не понимаю я вас, — продолжал ворчать старик, отстав от него на полшага. — Кажется, что может быть проще — прийти вовремя? Так нет, обязательно опоздают! Или, того хуже, заявятся раньше, чем надо!

Не обращая внимания на брюзжание старика, Арлан продолжал спускаться по знакомой лестнице в подвал. Вскоре они оказались в помещении, где произошла ночная схватка. Здесь тоже не осталось никаких следов. Ничего подозрительного, ничего такого, что могло бы напомнить о трупе. Или чем там оно было, это странное, напавшее на него создание? Биороботом? Зомби?

Арлан остановился и осмотрелся. Пол блестел свежевымытыми панелями.

— Чистенько, — с иронией произнес он, не спуская глаз со старика и ожидая его реакции.

— Ходят тут разные, днем и ночью. Приходится по десять раз на день прибирать за вами! Вам сюда! — с раздражением произнес его спутник, указывая на дверь в конце комнаты и явно желая поскорее избавиться от Арлана. Непонятно было, знает ли он о ночном визите. Но не это сейчас занимало Заславского.

Ночью Арлан не заметил двери, перед которой стоял теперь. И готов был поклясться, что ее там вообще не было.

Однако сейчас дверь была, и она стала для него как бы последним рубежом, последней возможностью остановиться.

За дверью его ждала дорога, с которой, возможно, уже не удастся свернуть…

Только теперь предупреждение Беатрис приобрело окончательный и грозный смысл. Ее слова, сказанные в первую встречу, всплыли в его памяти:

«Если вы решитесь, обратного пути уже не будет. В течение двадцати лет вы не сможете вернуться. Родные, друзья — вам придется забыть о них. Вы полностью исчезнете из своего мира на двадцать лет».

«У меня нет друзей!» — с легкостью ответил он ей тогда, не принимая всерьез эти слова. Однако сейчас, взявшись за ручку двери, вдруг понял — все это могло оказаться правдой…

Комната за дверью напоминала зал ожидания районного автобусного вокзала. Она была небольшой, без всякой мебели, если не считать нескольких стульев, в один ряд стоявших у стен. Там уже сидели три человека, а в глубине виднелась узкая дверь с металлической блестящей ручкой.

Почему-то именно эта дверь, а не находившиеся в комнате люди, привлекла внимание Арлана Минутой позже он понял почему. Это была еще одна прихожая, комната ожидания. Круглые настенные часы с прыгающими стрелками напомнили, что до срока, назначенного ему, все еще оставалось пятнадцать минут.

— Ждите здесь, пока подойдет ваше время! — бросил ему старик на прощание, захлопывая за собой дверь.

Двое мужчин только теперь посмотрели на Ардана. Третий читал газету и даже не приподнял го-ловы. Его лицо показалось Арлану знакомым.

Минутой позже, расположившись на свободном стуле, он вспомнил, откуда его знает.

Это был Стивенс Граев, чемпион последних Олимпийских игр, прославившийся жестокостью в поединках. Он искалечил нескольких своих соперников. Впрочем, недавно принятые правила «свободной» борьбы допускали подобное.

Видимо, все присутствующие в комнате люди были незнакомы друг с другом и хранили неловкое молчание. Словно стеснялись. Похоже, это молчание не слишком тяготило их, за исключением тощего высокого парня в пятнистой куртке военного образца.

Такие куртки носили ветераны последних войн и та часть молодежи, что старалась им подражать.

Парень то и дело оглядывался на дверь, через которую вошел Арлан, словно ждал кого-то или, возможно, жалел о том, что оказался здесь.

Часы неожиданно для Арлана издали мелодичный сигнал. Голос из невидимого динамика произнес:

— Стивенс Граев! Ваше время. У вас ровно одна минута.

Чемпион встал. Неторопливо сложил газету, бросил насмешливый взгляд на вертевшегося на своем стуле парня и решительно направился к двери с блестящей ручкой. Рядом на полочке с ключами он взял один из ключей, и Арлан только теперь вспомнил, что ему нужно будет сделать то же самое… Кажется, на нем должен быть какой-то номер, но вспомнить, какой именно, сейчас казалось совершенно невозможно.

Когда дверь перед Граевым распахнулась, Арлану стала хорошо видна совсем крошечная пустая комната с одним-единственным стулом посредине. Затем дверь за чемпионом захлопнулась.

Послышался звук, похожий на свист скоростной бормашины. Он постепенно усилился, достиг уровня, от которого неприятно заломило в висках, и неожиданно оборвался.

— Цирк какой-то! — пробормотал парень в куртке. — Зачем они устраивают это представление?

Он встал и осмотрелся, словно только что увидел комнату.

— Что мы здесь делаем?!

Ему никто не ответил.

— Это же обман, розыгрыш! Им нужна только наша кровь! Вы слышали о Центре трансплантации?

Ему опять никто не ответил, и в полном молчании парень направился к выходу.

Старика за дверью не оказалось, никто не остановил уходившего, и теперь в комнате остались только Арлан и мрачноватый небритый субъект, чем-то похожий на персонажа из плохого боевика

Вновь раздался сигнал.

— Арлан Заславский. Ваше время. У вас ровно одна минута.

Ключ нашелся сам собой, и ручка поддалась неожиданно легко. Крохотная комната за дверью оказалась совершенно пустой. Чемпион исчез.

Дверь за спиной Арлана захлопнулась, щелкнул замок, и все тот же безликий голос автомата произнес:

— Сядьте на стул и пристегните ремни.

— Это еще зачем? — спросил Арлан, но ответа не последовало.

Он опустился на сиденье мягкого стула, похожего на автомобильное кресло, и действительно обнаружил у своего плеча пряжку ремня.

Едва он защелкнул замок, как послышался знакомый нарастающий свист. Только теперь этот звук, усиленный в сотни раз, обрушился на него со всех сторон, словно обвал.

Последнее, что он запомнил, перед тем как наступила полная темнота, были растворявшиеся стены комнаты.

ГЛАВА 8

Арлан не знал, как долго продолжалось состояние полной потери ориентации. Однако мозг продолжал работать отчетливо.

Он помнил все, что с ним произошло, и несколько отстраненно пытался анализировать собственное состояние.

Звук исчез. Тела он не чувствовал, темнота вокруг не была полной. Впрочем, она никогда не бывает полной. Если очень плотно закрыть глаза, появляются различные световые пятна, они всего лишь иллюзия, но тем не менее они видны, и нужна долгая специальная тренировка, чтобы научить собственное сознание ощущать настоящую темноту.

Сейчас в окружавшем его пространстве то и дело возникали какие-то уплотнения и яркие световые пятна. Они появлялись высоко над его головой и смещались вниз, одно за другим.

Никаких других ощущений движения не было, не было вообще никаких ощущений, поскольку он полностью потерял контроль над собственным телом. Это ему не нравилось, но с этим он ничего не Мог поделать. Ему оставалось лишь равнодушно оценивать окружающую обстановку. Похоже, остановилось даже время. Во всяком случае, позже он так и не смог ответить на вопрос, как долго продолжалось состояние полной прострации. Минуту? Неделю? Год?

В конце концов световые пятна над его головой стали появляться чаще, они разрослись, заполнили пространство вокруг цветным туманом, и вместе с этим туманом к нему вернулось первое ощущение — он почувствовал вкус собственной крови во рту.

Какое-то время спустя он вновь ощутил себя сидящим в кресле, вот только стены комнаты исчезли. Казалось, кресло стоит на вершине горы, вокруг простирался туманный простор, словно у него под ногами медленно плыли сплошные облака.

Он попытался встать, но тело не слушалось его. Однако даже эта слабая попытка движения принесла неожиданный результат. Знакомый механический голос над головой произнес:

— Сидите спокойно. Вам нельзя двигаться.

Ему показалось, что тембр голоса отличался от того, что он слышал раньше. Этот звучал мягче, его звуки больше походили на человеческую речь, хотя все равно можно было понять, что с ним разговаривает машина.

— Где я нахожусь?

Ответа не последовало. Он ощутил боль от движения собственного языка и понял, что сильно прикусил губу. Тоненькая струйка крови стекала по подбородку. У него не было сил даже для того, чтобы поднять руку и вытереть ее.

Подобная беспомощность делала его уязвимым в этом новом непонятном мире, и он решил до поры до времени скрывать ее, не предпринимая никаких попыток движения. Он чувствовал, что силы хоть и медленно, но все же возвращаются к нему, и вместе с этим приятным ощущением пространство вокруг постепенно менялось.

Появились стены. Они были далеко и выглядели необычно. Он находился внутри какого-то огромного купола. Зрение улучшалось, и нерезкие цветовые пятна, окружавшие его, постепенно превращались в очертания предметов. Сложные, незнакомые ему приборы заполняли все пространство купола. Между пультами ходили, разговаривали, сидели люди…

Он не заметил в их фигурах ничего странного, разве что одежда выглядела непривычно — какие-то серебристые, отражающие свет халаты. Вскоре один из людей приблизился к Арлану, и тот долго не мог оторвать взгляд от его лица.

Вся нижняя часть была скрыта защитной повязкой с респиратором, но вот глаза… Узкие длинные зрачки и двухцветная радужная оболочка с четко разграниченными концентрическими кругами меняли выражение лица так сильно, что не оставалось никаких сомнений — перед ним существо иного мира. Беатриса каким-то образом научилась хотя бы частично маскировать внешний вид своих глаз, возможно, с помощью специальных контактных линз. Но теперь у него не осталось ни малейших сомнений: он находился в чужом мире.

— Где я? — повторил он свой самый главный вопрос, и на этот раз получил ответ:

— Это распределительная станция. Сюда сходятся транспортные каналы из многих миров. Вы находитесь в созвездии Лебедя. В каталоге звезда, вокруг которой вращается наша планета, значится под номером двести шестьдесят четыре Лебедя.

Губы его собеседника двигались беззвучно, а механический голос переводчика по-прежнему звучал над головой.

Арлан получил обстоятельный вежливый ответ и почувствовал, как от этих слов все поплыло перед глазами. Сознание не желало принимать сообщенных ему фактов.

— Как далеко?… Сколько километров отсюда до Земли?

— Километров? Мне незнакомы меры вашей длины… Свет вашего Солнца достигает нашей планеты через сорок пять лет.

— Сорок пять световых лет? Этого не может быть…

— Конечно, вам в это трудно поверить. Слишком велика психологическая нагрузка на ваш неподготовленный мозг.

Он почувствовал легкий укол в руку и вновь провалился в небытие.

Второй раз, когда он пришел в себя, его куда-то везли на тележке. Мелькали стены длинного коридора, светящиеся знаки неизвестного языка на дверях. Он видел прямо над собой утопающий в голубоватом сиянии потолок без отдельных светильников. Чуть приподняв голову и изменив угол обзора, Арлан увидел, что тележка двигалась автоматически — не было даже оператора. Он решил этим воспользоваться, поскольку не хотел играть роль беспомощной игрушки в чужих руках, даже если эти руки вполне доброжелательны.

В голове почему-то все время вертелась фраза того новобранца, что передумал в последний момент: «Им нужна только наша кровь…»

Ну, может, не совсем кровь — но какой-то интерес к его необычному генетическому строению наверняка должен присутствовать. Не зря, прежде чем предложить подписать контракт, ему сделали полный генетический анализ. Если его судьбу станут решать медики, из этого вряд ли получится что-нибудь хорошее. Нужно поскорее выбираться из больницы, или как там она называется? Передаточная станция?

Тележка свернула за угол, затем остановилась у очередной двери. Застрекотало электронное устройство, передающее код для замка. Коридор был совершенно пуст в обоих направлениях. Момент казался подходящим, и, не теряя ни секунды, Арлан решительно перекатился с тележки на пол.

Он все еще был слишком слаб для того, чтобы проделать это обычным путем, однако сейчас тело слушалось его уже лучше.

Возможно, подействовало введенное ему лекарство или просто прошло достаточно времени с момента появления его на станции. Он не знал, сколько именно. Часы на его руке остановились, как только включилось передаточное поле кабины.

Больше у него не возникало сомнений относительно того, куда он попал. «Сорок пять световых лет» — эти слова все еще отдавались в его мозгу похоронным звоном. Сама цифра говорила о том, что обратного пути домой нет и быть не может. И хотя Беатриса обещала, что через двадцать лет он сможет вернуться домой, больше он в это не верил. Ему нужно было приспосабливаться к новому миру, в который забросила его судьба. Он Должен был научиться выживать здесь, а для этого необходима информация и хотя бы минимальная свобода действий. Лежа неподвижной безвольной куклой, он не много узнает. Возможно, время в его судьбе играло решающую роль. Пока что, судя по ощущениям, ему не ввели никаких препаратов, с которыми не сумел бы справиться его организм. Он не собирался больше рисковать, полагаясь на доброжелательность этих хоть и похожих на людей, но совершенно чуждых ему существ.

Двери наконец распахнулись перед пустой тележкой. Арлан откатился за косяк так, чтобы его не было видно из комнаты, но сам успел в нее заглянуть, прежде чем двери захлопнулись полностью.

В этой комнате, к счастью для него, тоже не было людей. Похоже, их здесь вообще не слишком много. Одни автоматы. Это давало ему какое-то время, прежде чем его бегство будет обнаружено.

Силы возвращались к нему с каждой минутой, он сумел подняться на ноги и, придерживаясь за стену, медленно двинулся вдоль нее по коридору.

У него не было никакого определенного плана, ему лишь хотелось уйти от медицинского центра как можно дальше. Похоже, судьба, а может быть, слепой случай благоприятствовали ему.

Станция, по крайней мере в той ее части, где он теперь находился, была полностью автоматизирована, и находившиеся здесь автоматы были запрограммированы на узкий диапазон вполне определенных действий.

Двигавшегося мимо них человека они даже не замечали. Однако Арлан прекрасно понимал, что с каждой минутой времени у него остается все меньше.

Очень скоро управляющий центр этого учреждения получит сигнал о том, что пациент исчез. И потому он спешил, насколько ему позволяли силы.

Метров через десять внимание Арлана привлек свист какого-то механизма, раздавшийся из-за двери, мимо которой он проходил.

Звук показался ему знакомым, и он задержался, решив посмотреть, что же произойдет. Вскоре дверь распахнулась, и из нее выкатилась точно такая же тележка, какую он недавно покинул.

На ней лежало укрытое куском ткани тело, по форме напоминавшее человеческое. Не раздумывая ни секунды, Арлан сорвал ткань.

Перед ним лежал искромсанный хирургическими инструментами, обескровленный труп человека. Вскрытая грудная клетка и брюшная полость зияли ужасными пустыми ранами. Внутри не было ни одного органа.

Но глаза в глазницах остались, и именно они не оставили ни малейшего сомнения в том, что это именно человеческое тело. Арлан почувствовал, как дурнота подступает к горлу, и тут же заставил себя полностью мобилизоваться.

Ситуация, в которую он попал, вышла за пределы оговоренных в контракте правил. Теперь ему предстояло бороться за собственную жизнь, и он не собирался отдавать ее слишком дешево.

Дождавшись, когда в конце коридора вновь появилась пустая, измазанная кровью тележка, он последовал за ней до самого лифта, а как только двери распахнулись, проскользнул внутрь.

Его расчет был прост — использованные тележки должны проходить обработку и дезинфекцию — в этом автоматизированном мире подобные операции вряд ли проводятся вручную. Проследив за грязной тележкой, ему, возможно, удастся Найти место, где хозяева центра появляются достаточно редко…

К счастью для Арлана, несмотря на то что окружавшие его механизмы казались незнакомыми, все они были приспособлены для гуманоидов. Кроме того, он уже заметил, что в техническом отношении аниранская цивилизация имела общие истоки с земной. Это была одна из загадок, с которой он здесь столкнулся, но она давала ему дополнительный шанс. Если бы мир, в который он попал, был приспособлен для существ, совершенно отличных от людей, он не смог бы и шага ступить без посторонней помощи.

На панели внутри кабины лифта светился целый ряд огоньков, помеченных непонятными знаками. Пока лифт шел вниз, у него не было необходимости вмешиваться в управление, но он не сомневался, что в нужный момент сумеет остановить кабину.

Вскоре она остановилась сама. Двери распахнулись, и перед Арланом открылся ангар, заполненный различными механизмами, большинство из которых скорее всего предназначалось для передвижения.

Никакого обслуживающего персонала не было видно. Его расчет оправдался: он попал в нижние этажи гигантского здания, в его подсобный технический центр. Здесь располагались мастерские, склады и другие вспомогательные и ремонтные помещения. В этом месте легко спрятаться и, если повезет, можно найти что-нибудь полезное.

Выбравшись вслед за тележкой из лифта, Ар-лан пошел вдоль длинного ряда обтекаемых каплевидных аппаратов. Скорее всего они предназначались для полета в безвоздушном пространстве — у них не было крыльев, зато виднелись довольно большие отверстия реактивных двигателей. Часть аппаратов помещалась на движущейся дорожке транспортера, которая периодически включалась й перемещала длинную ленту этих аппаратов в недра огромного механизма.

С противоположной стороны этого механического монстра Арлан обнаружил такую же ленту, на которой стояли сверкавшие свежевымытыми поверхностями и, видимо, прошедшие техническое обслуживание аппараты. Вскоре он дошел до конца конвейера и стал пробираться сквозь ряды механизмов самого различного назначения, плотно стоявших у стены здания.

Он решил найти среди них машину с достаточно просторной кабиной, в которой можно было укрыться на случай, если в зале появятся аниранцы.

Вскоре ему попался подходящий, достаточно просторный каплевидный аппарат с откинутым колпаком кабины.

Аппарат стоял в стороне от остальных. Возможно, технический контроль обнаружил какие-то неполадки в его системах. Скорее всего этот аппарат не предполагали использовать в ближайшее время.

По мелким, незаметным непрофессиональному взгляду деталям Арлан сумел сделать подобный вывод почти безошибочно.

Пыль на поверхности корпуса свидетельствовала, что этот аппарат стоял здесь без движения Довольно давно. Похоже, Арлан нашел то, что ему было нужно.

Лестницы не оказалось, и, чтобы забраться в кабину, ему пришлось воспользоваться грудой пустых ящиков.

С трудом справившись с этой задачей, он наконец со вздохом облегчения опустился в кресло пилота.

Ракета (если, конечно, это была ракета) оказалась совсем крохотной, одноместной, и кабина была тесновата, несмотря на то что снаружи она выглядела просторной. Зато теперь его со всех сторон укрывали непрозрачные металлические стены, и у него наконец-то появился резерв времени для того, чтобы выработать план дальнейших действий, вместо того чтобы бесцельно метаться по коридорам незнакомого здания.

Впрочем, ничего стоящего в голову не приходило. Поддавшись импульсивному порыву, он совершил побег, совершенно к нему не подготовившись. Прежде всего ему катастрофически не хватало информации, он понимал, что в этом незнакомом месте без умения управлять местными механизмами его предприятие обречено на провал. Рано или поздно его поймают. Странно, что до сих пор в ангаре не появилась поисковая группа. Возможно, они не слишком интересуются его персоной или попросту уверены, что он никуда не денется.

Страшно хотелось пить. Жажда мучила его еще больше от сознания того, что где-то здесь, рядом, почти наверняка была вода. Возможно, даже в самой ракете. Если бы он знал значение светящихся символов на квадратиках сенсорных переключателей… Но любой эксперимент с незнакомым управлением мог закончиться катастрофой.

Включится линия связи или того хуже — двигатели. Нетрудно представить, к чему это приведет в закрытом помещении.

Так что же делать дальше? Время текло слишком медленно. Сейчас ему уже не казалось, что побег был единственным выходом из той ситуации, в которой он оказался.

Выпотрошенный труп, который он видел, мог быть результатом обычного патологоанатомического вскрытия. Во всех земных моргах проводят подобные вскрытия, чтобы установить причину смерти. Правда, здесь не морг… Но откуда ему знать причины, побудившие их заняться исследованием человеческих организмов? И почему он решил, что для этого они использовали живых людей? По сходной цене на Земле можно приобрести сколько угодно трупов, а доставить их сюда по их транспортным каналам не составит труда.

Раз уж они заинтересовались Землей и генетикой людей, они должны были проводить анатомические исследования.

«Им нужна только наша кровь…» — фраза засела в памяти как гвоздь. Однако ее произнес человек, знавший об этом месте гораздо меньше самого Арлана.

Неожиданно он понял, что подсознательно пытается убедить себя в том, что слишком поспешил с побегом, не собрав достаточной информации. На больничной койке, по крайней мере, была вода и пища…

— Ну уж нет! Обратно я не вернусь! Этого вы не дождетесь. Поищите для своих экспериментов другой подопытный экземпляр! — проговорил он вслух, желая как-то подбодрить себя. Но слова прозвучали глухо и невыразительно, а жажда мучила его все сильнее.

Какого черта они медлят, почему его никто не ищет?

Ему хотелось хоть какого-то действия, затянувшееся ожидание становилось невыносимым. В конце концов он решил, что пора выбираться из ракеты. Придется отыскать более подходящее место. Без воды он долго не протянет.

Но едва он принял это решение, едва дотронулся до стенной скобы, чтобы взобраться на кромку бота, как резкий посторонний звук заставил его замереть на месте.

В равномерный гул работавших в ангаре многочисленных механизмов ворвались звонкие металлические щелчки. И прежде чем он понял, что они означают, колпак кабины, в которой он сидел, скользнул вперед и захлопнулся, отрезая Арлану путь к отступлению.

ГЛАВА 9

Тележка, на которой стояла ракета, неожиданно двинулась вперед, словно ей, как и Арлану, надоело слишком долгое ожидание.

Внизу под днищем слышался гул работающих механизмов. Арлан попытался сдвинуть колпак кабины, но невидимые защелки держали крепко. Он по-прежнему не решался экспериментировать с управлением ракеты. Сначала нужно понять, что именно происходит, для чего это перемещение.

Вскоре тележка с ракетой приблизилась к пустому транспортеру. Длинные щупальца автоматического погрузчика на несколько секунд присосались к бортам и без видимого усилия перенесли ракету на транспортер. Тот сразу же включился, и невидимый поток энергии понес ракету вдоль ленты

Несколько раз Арлан замечал, как из боковых карманов стены, мимо которой шла лента транспортера, появлялись захваты скрытых там механизмов. Прямо на ходу они что-то делали с аппаратом, оказавшимся для Арлана ловушкой.

Он слышал звонкое клацанье зажимов, что-то скрипело, жужжало, но при этом ракета неудержимо продолжала двигаться вперед со скоростью пешехода.

Впереди показалось отверстие круглого туннеля, диаметр которого соответствовал корпусу летательного аппарата.

Перед этим туннелем лента транспортера заканчивалась.

Невидимые Арлану захваты в последний раз приподняли аппарат, направляя его в отверстие трубы. Позади с лязгом захлопнулась крышка люка, и Арлан оказался в полной темноте, если не считать слабого свечения приборных щитков в кабине.

Неожиданно корпус затрясся, между ним и стенами туннеля заплясали мощные электростатические разряды.

За какую-то секунду до того, как включились двигатели, Арлан догадался, что должно произойти, и успел застегнуть антиперегрузочные ремни, болтавшиеся вдоль кресла.

Почти сразу же раздался пронзительный вой электромагнитных генераторов, расположенных снаружи. Аппарат швырнуло вперед с неудержимой силой. Тьма мгновенно сменилась ослепительным светом. Однако в первые секунды Арлан ничего не видел, втиснутый в кресло чудовищной перегрузкой. Было, наверно, не меньше восьми g, он чувствовал, как наружу рвется беззвучный крик боли. Беззвучный, потому что ему не удавалось протолкнуть внутрь своих легких ни одного глотка воздуха.

Ему казалось, что, если этот безумный полет будет продолжаться еще секунду, сосуды у него в голове не выдержат. Но все кончилось так же внезапно, как началось. В полной тишине аппарат описывал в безвоздушном пространстве параболическую кривую, находясь в нескольких километрах над поверхностью планеты.

Рев двигателей смолк, и чудовищные перегрузки сменились невесомостью. Теперь снаряд двигался только по инерции, используя полученное в трубе ускорение.

Пейзаж поражал воображение. Далеко внизу, среди полупрозрачных скал, словно созданных из дымчатого хрусталя каким-то художником, расположилось огромное куполообразное здание. Ракета все еще удалялась от него, постепенно набирая высоту.

Во все стороны от этого здания раскинулся девственный пейзаж небольшой планеты, никогда не знавшей атмосферы. Скалы, незнакомые с эрозией, составляли хаотические, немыслимые на Земле нагромождения.

Но еще больше, чем поверхность планеты, поражало ее небо.

На аспидно-синем фоне горели миллиарды неизвестных Арлану звезд. Они выглядели намного крупнее, чем привычные земные звезды.

Казалось, ими заполнено все пространство вокруг ракеты.

Низко над горизонтом, нисколько не затеняя звезды, полыхало зеленоватое светило этого фантастического мира.

Ракета, достигнув высшей точки своей траектории, стала медленно разворачиваться носом к поверхности планеты.

Стал виден вспыхивавший ослепительными бликами отраженного света весь небольшой диск планеты.

Только сейчас Арлан понял, что это не самостоятельная планета, а спутник розоватого раскаленного гиганта, заполнившего половину горизонта.

Арлан находился где-то в центре Галактики, в сорока пяти световых годах от своего родного Солнца. Даже его свет затерялся среди ослепительных местных созвездий. Теперь, безоговорочно поверив этому, Арлан подумал, что его опасения и страхи слишком ничтожны по сравнению с царственным великолепием мира, в котором он очутился.

Цивилизация, способная мгновенно перемещаться в пространстве на такие расстояния, не станет вспарывать животы обитателям иных звездных систем. Подобный технический прогресс обязательно должен подразумевать высокие нравственные критерии общества, его породившего. В любом другом случае они бы никогда не достигли таких высот.

Слишком много примеров из истории земных цивилизаций говорило о том, что как только развитие науки и технологии входило в противоречие с моралью и нравственностью, цивилизации начинали медленно, но неизбежно уничтожать сами себя.

Чаще всего они сгорали в развязанных с соседями войнах, но путь к звездам в любом случае был им заказан.

Ракета, если только это была ракета, закончив разворот и постепенно увеличивая скорость, стремительно неслась вниз. Пора было включаться тормозным двигателям, однако ничего подобного не Происходило. Аппарат продолжал свободное падение к поверхности планеты.

Арлан вспомнил, что ничего похожего на двигатели в носовой части ракеты не было, да и кордовые во время старта не использовались. Ракета, или что там представлял собой этот аппарат, разгонялась внутри трубы магнитным полем, словно артиллерийский снаряд, а затем выстреливалась в безвоздушное пространство планеты. При небольшом местном тяготении подобным способом вполне можно было отправлять не слишком хрупкиегрузы на весьма значительные расстояния.

По мере того как транспортный снаряд, в котором он находился, все больше ускорял движение к поверхности планеты, Арлан чувствовал, что ледяной холодок страха, постепенно разрастаясь, грозит перейти в панику.

Он выругался и приказал себе успокоиться. Он сделал то, что должен был сделать, и теперь обязан с достоинством встретить конец своего вынужденного путешествия, каким бы он ни оказался.

Те, кто запустил этот транспортный снаряд, наверняка не рассчитывали, что внутри может оказаться человек. Об этом свидетельствовала бешеная, хотя и кратковременная перегрузка во время старта. Изменить что-либо теперь он все равно не мог. Оставалось лишь ждать, чем закончится его очередная попытка испытать судьбу.

Внизу, в глубоком ущелье, между сверкавшими хребтами скал появилось еще одно здание, как две капли воды похожее на то, из которого отправили ракету.

Нос ракеты, медленно, но неуклонно следуя за баллистической траекторией падения, разворачивался в сторону этого здания, и в конце концов оно оказалось в самом центре прозрачного колпака кабины.

Теперь Арлан совершенно точно узнал, что должны были чувствовать японские камикадзе, направлявшие свои самолеты на американские корабли во время второй (и, к счастью, последней) мировой войны.

Тормозные двигатели все еще не включились. Собственно, теперь было уже поздно. Катастрофа казалась совершенно неизбежной.

Неожиданно в самом центре купола разошлись в стороны сероватые лепестки диафрагмы, открывая узкое отверстие.

— Это невозможно! Невозможно попасть в такую крохотную мишень! Ракета обязательно промахнется! Но даже если произойдет чудо, как они сумеют погасить огромную скорость снаряда на крохотном отрезке внутреннего туннеля?!

Купол стремительно летел навстречу, и через секунду наступила полная темнота. Слышен был только визг силового поля, принявшего в свои объятия падавший снаряд.

Арлан почувствовал, как антиперегрузочные ремни врезаются ему в тело. Ощущение было не из приятных, но вполне терпимым. Перегрузка во время торможения оказалась намного меньше той, которую он испытал при старте.

Когда аппарат остановился на приемной площадке в конце тормозной трубы, Арлан понял, что здесь его уже ждут. Не было ни вооруженной охраны, ни санитаров.

У трапа стоял один-единственный человек в обтягивающем серебристом комбинезоне с двумя широкими шевронами на рукавах. На вид ему было лет сорок—сорок пять, виски уже серебрились, а сеточка морщин вокруг иронически прищуренных и вполне человеческих глаз говорила о том, что повидал он немало, а в данный момент не без иронии наблюдает за тем, как Арлан на подгибающихся ногах с трудом спускается по трапу.

— Вот что значит нарушать предписания медиков и все существующие полетные инструкции!

Впервые Арлан услышал здесь живую речь, без металлического голоса переводчика. Этот человек свободно говорил на интерлекте. Спустившись, Арлан протянул ему руку.

Незнакомец крепко пожал ее. Чувствовалось, что земные обычаи ему хорошо знакомы.

— Добро пожаловать, господин Заславский. Поздравляю с прибытием в «Д-корпус».

— А разве до этого, то первое здание…

— Контрольный пункт, центральная распределительная станция и медицинский центр. Как я понял, с медиками у вас отношения не сложились. Впрочем, я вас понимаю. Сам не слишком люблю медиков. Они считают, что все прочее человечество, не относящееся непосредственно к медицине, состоит из сплошных организмов, которые следует лечить, но с которыми не стоит терять времени на разговоры.

Арлан усмехнулся, новый знакомый определенно ему нравился.

— Ну что же, пойдемте ко мне, я введу вас в курс дела. Представляю, сколько у вас появилось вопросов с той минуты, как вы покинули Землю. Однако, если вы устали, можно отложить нашу беседу.

— Ну уж нет. Единственное, что мне действительно необходимо, так это стакан холодной воды и хорошая порция достоверной информации.

— Ну, это я сумею организовать.

Когда они очутились в кабинете лейтенанта Мерсона — именно так звали его нового знакомого, — Арлана поразила спартанская простота помещения. Вскоре он понял, что это сделано специально, чтобы произвести на землян нужное впечатление. Очевидно, и звание лейтенанта, и даже само имя Мерсон существовали лишь в этих стенах.

Арлан не осуждал за это психологов корпуса. Подобные простые приемы облегчали первый контакт, снимая с новичков излишнее эмоциональное напряжение.

— Это главное здание вашей конторы?

— Теперь уже и вашей тоже. Нет, это скорее приемный пункт.

— Мне показалось, людей здесь немного.

— Их у нас вообще немного. «Д-корпус» — элитное подразделение. Наша задача — разведка, сбор сведений и их обработка. Поэтому специалистов у нас мало, зато они самые лучшие.

— Вы хотите сказать, что полицейские функции в вашей стране выполняют другие военные подразделения?

— На Аниране вообще нет космической полиции в вашем понимании. В ней нет необходимости. Собственно, и наше подразделение было создано всего пять лет назад под давлением внешних обстоятельств.

— Я хотел бы подробнее узнать об этих обстоятельствах. Было обещано, что в случае моего согласия мне объяснят все, имеющее отношение к будущей работе. Мне пришлось отказаться от своего родного мира, чтобы очутиться здесь. Пришлось Даже убить человека, пытавшегося проникнуть в вашу земную контору.

Он тут же пожалел об этих сорвавшихся с губ словах. Наверно, говорить этого вообще не следовало. Сейчас он сам себе показался мальчишкой, выпрашивавшим какую-то подачку у взрослых. Или, По крайней мере, ожидавшим их одобрения. Если так пойдет и дальше, очень скоро он начнет относиться к аниранцам как к существам высшего порядка.

А Мерсон, несмотря на человеческие глаза, несомненно, был представителем иной гуманоидной расы. Об этом говорили десятки едва заметных, но все же существенных признаков. Непривычный оттенок волос, особый тембр голоса, резкий неприятный запах…

— Тот, кто на вас напал, не был человеком. Биоробот, управлявшийся извне. Вы тогда помогли нам предотвратить весьма серьезную неудачу. На многие годы мы рисковали потерять транспортный канал связи с вашей планетой, и вы сейчас не сидели бы здесь. У нас есть даже основания предполагать, что диверсия была предпринята специально с целью помешать вашей доставке на Аниран.

Арлан мрачно усмехнулся:

— Если я такая важная персона, вам тем более следует объяснить, чего вы от меня ждете.

— Именно это я и пытаюсь сделать. Если у вас хватит терпения не перебивать меня, возможно, вы кое-что поймете.

Арлану не понравилась нотка превосходства, прозвучавшая в этой фразе, и он дал себе слово не задавать новых вопросов без самой крайней необходимости.

— История человеческой цивилизации в том виде, в котором она известна вашей науке, — не соответствует действительности. На самом деле тысячелетия назад на Земле уже существовала технически развитая цивилизация. Пришло время, и ваши прямые потомки научились строить звездные корабли. Затем они начали расселяться в космосе. Это была первая волна переселенцев. За ней последовала вторая. Аниранцы произошли от этой второй волны. Шло время, оторванные от своего мира колонии начали развиваться собственными, непохожими друг на друга путями.

Постепенно они забыли о своей родной планете, а она забыла о них. Тысячелетия — это такая бездна времени, которую трудно представить человеческому воображению.

На Земле вспыхнула война, и до вас не дошло никаких остатков, никаких следов этой древней цивилизации, породившей звездную историю человечества.

Вы начали свое собственное развитие с нуля, с диких пещерных костров, и это случилось, увы, не в первый раз. Не в первый раз человечество спотыкалось, падало, поднималось с колен и начинало свой звездный путь заново.

У Арлана захватило дух от этой невообразимой картины. Подобные факты не укладывались в рамки земной науки, но именно они объясняли, почему аниранцы фактически не отличались от людей. Стиснув зубы, Арлан молчал. Ни одного вопроса не сорвалось с его губ, и Мерсон, усмехнувшись, продолжил свой рассказ:

— Расселение человечества в космосе продолжалось до тех пор, пока мы не столкнулись с фактором, приостановившим наше дальнейшее продвижение. Рано или поздно это должно было случиться — космос слишком необъятен, чтобы принадлежать одной-единственной расе.

— Вы хотите сказать, что встретились в космосе с иной цивилизацией? — не удержался Арлан.

Но Мерсон не заметил, что его вновь перебили.

— В том-то и дело, что мы до сих пор не знаем, с чем именно столкнулись. Известно только, что эта враждебная людям сила весьма могущественна. Мы не знаем, обладает ли она разумом, мы не знаем, какими средствами она располагает. По существу, мы не знаем о ней почти ничего. Попытки наших разведчиков проникнуть в зараженный район всегда заканчивались неудачей. Они попросту не возвращались и не успевали передать ни единого сообщения.

— Возможно, это была лишь самозащита от вашей экспансии…

— Нет. Это была именно агрессия. Агрессия, с нашей стороны ничем не спровоцированная. Первый очаг поражения возник внутри давно освоенной нами зоны космоса, он уничтожил одну из наших старых колоний и пополз дальше. Тогда погибли миллионы ни в чем не повинных людей. Что бы это ни было, оно пришло извне и никак не связано с нашим продвижением в космосе.

Арлан подумал, что Мерсону, возможно, неизвестны все факты. Один из исследовательских звездолетов аниранцев мог разбудить «нечто» или как-то помешать ему и спровоцировать ответный удар Но вслух он ничего этого не сказал, а лишь спросил:

— Вы предполагаете, что это может быть какая-то инфекция?

— Инфекция — вряд ли. Слишком агрессивно и целенаправленно она действует, уничтожая все наши расположенные поблизости колонии. Одну за другой… Погибают все новые тысячи людей — а мы по-прежнему ничего не знаем о нашем враге

В ответ на эти события нашим правительством было принято решение о создании специального корпуса с единственной задачей — выработать действенные средства борьбы против нашего космического противника.

ГЛАВА 10

Рассказ Мерсона произвел на Арлана двойственное впечатление. С одной стороны, его поразило, что нашелся достойный противник могущественной аниранской цивилизации, покорившей огромные межзвездные расстояния. С другой стороны, он не понимал, какое отношение все это может иметь к землянам и к нему лично. Для чего вообще могли понадобиться аниранцам жители отсталой планеты, едва начавшей осваивать ближайшее космическое пространство.

— А вы не пробовали полностью уничтожить очаги поражения? Разве у вас нет необходимых для этого средств?

Мерсон ответил не сразу. Было заметно, что его мысли витали далеко от этой комнаты. Когда он заговорил, его голос звучал глухо, словно это был другой человек.

— У нас есть такие средства. Но мы до сих пор не знаем, что именно происходит в наших бывших колониях, захваченных противником. Есть свидетельства, что колонисты до сих пор живы… Они не в состоянии связаться с нами, они прекратили всякую промышленную деятельность, но каким-то образом они живы…

Мы получили несколько фотографий с автоматических зондов, направленных в зону поражения. Прежде чем их системы полностью вышли из-под контроля, они успели передать несколько снимков. Эти фотографии… На них видны жалкие клочки посевов, отдельные, изолированные друг от друга хутора…

Арлана поразила откровенная боль, звучавшая в словах этого много повидавшего, сдержанного человека. Лишь теперь он понял, насколько отстраненно воспринимает его рассказ, словно читает книгу… Ее в любой момент можно отложить в сторону, а события, описанные там, не имеют к нему прямого отношения.

Арлану пришлось напомнить себе, что теперь все изменилось. Все, о чем рассказывал Мерсон, имеет к нему самое непосредственное отношение. Возможно, в самом ближайшем будущем ему придется побывать на одной из таких пораженных планет… Он подумал и о том, что одной из очередных целей космических захватчиков может стать его родная планета, и вновь не удержался от вопроса:

— С какой скоростью распространяется захват ваших колоний и где именно проходит его нынешняя граница?

— Пока что она далеко от наших основных центров. Скорость ее распространения весьма неравномерна. Иногда в течение нескольких лет не происходит никакого движения. Иногда в течение месяца перестают выходить на связь сразу несколько наших колоний. В одном из таких миров осталась моя жена, и я до сих пор не знаю, что с ней произошло!

С минуту Мерсон молчал, застывшим взглядом уставившись на скомканный листок бумаги, который неожиданно оказался в его руках.

— Наверно, со стороны трудно понять нашу нерешительность, но мы так и не смогли отдать приказ о тотальном уничтожении всего живого в пораженных зонах. Вместо этого было решено направить весь научный потенциал нашего корпуса на решение задачи проникновения внутрь пораженной зоны. Сначала мы попытались создать автоматы, защищенные от внешнего воздействия, — но из этого ничего не вышло. Каким-то образом сила, выводившая их из строя, проникала через любые преграды, пробивала любую защиту, которую могли предложить наши ученые.

Год назад совершенно случайно мы обнаружили невдалеке от Альдебарана погибшую спасательную шлюпку. Анализ орбиты, по которой она двигалась, привел к выводу, что этот аппарат стартовал из пораженной зоны. Пилот, израсходовав весь энергетический запас, не смог дотянуть до ближайшей нашей колонии. Он знал, что его ждет, когда стартовал в открытый космос на этом не приспособленном к долгим путешествиям корабле. Должна была быть очень серьезная причина, чтобы вот так, очертя голову, броситься навстречу собственной гибели…

Видимо, он не рассчитывал, что его найдут. На шлюпке не оказалось ни одной записи. Однако дело не в этом — дело в том, что этот человек, покинувший пораженную зону, в момент старта был жив и действовал вполне разумно.

Наши ученые потратили много месяцев на разрешение этой загадки. В конце концов было установлено, что генная структура этого человека слегка отличалась от структуры остальных людей. Мы выяснили все возможное об этом пилоте.

Подобная генная мутация могла возникнуть лишь при стечении совершенно исключительных обстоятельств. Все наши попытки вызвать ее искусственно окончились неудачей. В конце концов наши ученые установили, что пару столетий назад одной из аниранских экспедиций, в нарушение закона, была предпринята попытка проникнуть в карантинную зону Земли…

Мы избегаем контактов с цивилизациями, не достигшими определенного уровня развития. Как бы там ни было, но эта экспедиция, руководствуясь своими, неизвестными нам целями, тайно посетила Землю…

— И один из жителей Земли покинул свою планету, — произнес Арлан.

— Да, это был ваш предок. Впоследствии он поселился на Альдебаране. Как и зачем? Как ему удалось пройти карантинный контроль, как он получил необходимые для каждого колониста документы? Боюсь, мы этого никогда не узнаем.

— Мои соотечественники умеют устраивать свои дела — этого у них не отнимешь. В нашей семье сохранилось предание об этом событии. В нем сказано, что мой прапрадед заключил сделку с дьяволом и тот унес его на огненной колеснице. Вот почему я догадался…

Через неделю, когда все карантинные и эмиграционные формальности были закончены, Заславского отправили в Капулькар, столицу Анирана. Какие-то высокие чины из правительства желали с ним познакомиться, и он с нетерпением ожидал этого дня. Ему уже порядком надоела неопределенность его положения в корпусе.

До сих пор никто так и не ответил на его вопрос, чем он, собственно, будет здесь заниматься. Его включили в группу новобранцев, проходивших ознакомительный курс, но, поскольку никто не требовал от него обязательного посещения занятий, он присутствовал на них от случая к случаю. Как только все бюрократические формальности закончились, Мерсон вручил ему билет на станцию пространственного перемещения. От базы корпуса до аниранской столицы было (всего лишь!) несколько световых лет…

Была еще одна причина, по которой Арлан стремился как можно скорее очутиться в Капулькаре.

Принимая решение покинуть Землю, открывая дверь, ведущую в иные миры, он надеялся встретить там Беатрис. Ведь именно она привела его на эту дорогу. Он понимал, что вряд ли увидит ее сразу после прибытия. Беатрис служила в военизированной организации. Ее народ уже много лет вел борьбу с могущественным противником. Само их знакомство состоялось именно из-за этой войны… Но втайне он надеялся, что была и другая причина их ночной встречи, детали которой она каким-то образом сумела удалить из его памяти.

Путь в столицу лишний раз показал Арлану, гражданином какой могущественной, достигшей немыслимых высот технического прогресса цивилизации он стал.

Сам пространственный переход показался ему во второй раз слишком уж будничным. Небольшая таможня, проверка документов, а затем уже знакомая кабина с единственным креслом. Короткое затемнение сознания, после которого, расстегнув ремни, он очутился в новом мире…

Для начала его ждал здесь не слишком приятный сюрприз. У выхода из станции пространственного канала стоял лейтенант Мерсон со своей Штатной, не слишком веселой, словно приклеенной к лицу улыбочкой.

Арлан надеялся на самостоятельную прогулку по столице, и постоянное присутствие Мерсона начинало его раздражать.

— Вы же как будто остались на базе? Передумали или получен новый приказ?

— Не говорите ерунды. В любой столице, даже своего собственного мира, без знания языка вы немедленно заблудитесь. Здесь — тем более. Волей-неволей на первых порах мне придется вас сопровождать. Со временем, когда вы освоитесь и пройдете гипнокурс аниранского, вы сможете путешествовать самостоятельно.

С этим трудно было спорить, и Арлану пришлось согласиться с доводами Мерсона, хотя он подозревал, что начальство «Д-корпуса» попросту не желает терять из виду ценного новобранца.

Арлану совершенно не хотелось поддерживать разговор со своим сопровождающим, весьма смахивающим на конвоира, и едва они разместились в кабине общественного воздушного транспорта, как Арлан полностью переключил свое внимание на пейзаж незнакомого города, поражавшего своими размерами и непривычной архитектурой.

Тысячи проносившихся по воздуху аэробусов, шпили прекрасных полупрозрачных зданий, напоминавших своими внешними формами сверкающие скалы Лобиуса — спутника Анирана, на котором находилась передаточная пространственная станция, — все это поражало воображение человека, впервые попавшего в столицу.

Движение в этом огромном человеческом муравейнике регулировалось какими-то автоматическими устройствами: не видно было ни полиции, ни людей в армейской форме.

Единственным военным был его сопровождающий, и Арлан заметил, с каким любопытством смотрят на него случайные пассажиры — было видно, что к военной форме здесь не привыкли. Хотя, возможно, эти любопытные взгляды относились к нему самому. Его высокий рост, мускулистая сухопарая фигура, а главное — его необычные для аниранцев глаза, хоть и похожие на глаза Мерсона, замаскированные контактными линзами, явно привлекали внимание жителей столицы.

— Я снял вам номер в «Межзвездном», это лучший отель в Капулькаре.

— Разве мы собираемся здесь ночевать?

— В высоких инстанциях дела делаются медленно. Когда они будут готовы вас принять, я сразу же сообщу. Возможно, в столице нам придется провести несколько дней.

Единственное, что Арлану безусловно нравилось в поведении Мерсона, так это его умение разговаривать с ним на равных. В нем не чувствовалось излишнего высокомерия, хотя причины для этого были. Он сам сказал, что на Аниране землян считают отсталой расой. Ко всему прочему, он был лейтенантом корпуса, в который Арлана только что зачислили новобранцем.

Очевидно, его манеры — результат специальной психологической подготовки. Этот человек обладал странной особенностью все время меняться. Он то уходил в себя и тогда походил на выключенную механическую куклу, то становился преувеличенно любезен и предупредителен.

Когда аэротакси в конце концов опустилось на посадочную площадку отеля, Арлан сразу же понял, что цены здесь соответствуют обстановке. Их встречал робот-портье в позолоченной ливрее, а зимний сад на крыше отеля выглядел как сад Шехерезады.

Арлан не слишком хорошо представлял свое финансовое положение в этом мире и потому спросил:

— Кто за все это платит?

— Ваше пребывание до вызова к начальству оплатит корпус, а потом, если вы захотите здесь остаться, платить будете сами.

— Я могу обналичить свой земной банковский счет?

— Сомневаюсь, чтобы нашелся такой банк. Официально мы не поддерживаем с Землей никаких отношений.

— Тогда как же?

— Медицинский департамент назначил солидное вознаграждение за право исследования ваших генов, а если вы подпишете согласие на клонирование, то сумма будет удвоена.

— Клонирование? Для этого им понадобятся мои клетки?

— Они у них уже есть. Пока вы проходили карантин, медики взяли все полагающиеся стандартные образцы.

— Не уверен, что мне это нравится. Вряд ли я соглашусь на подобные эксперименты.

— И совершите ошибку. Они их все равно проведут. Только вы останетесь без денег.

— Разве у вас здесь не соблюдаются элементарные права человека?

— Перестаньте, Арлан! Вы же не наивный младенец. Ваши клетки представляют огромную ценность: наша цивилизация впервые за всю свою историю столкнулась с более сильным противником Неужели на нашем месте земные медики стали бы считаться с правами какого-то иномирянина? Речь идет о сохранении миллионов жизней!

— К тому же жизней аниранцев… — с горечью добавил Арлан, отметив про себя случайно вырвавшееся у Мерсона словечко «иномирянин». — Что же… Это звучит убедительно. Наверно, вы правы.

Гравитационный лифт остановился, и еще один позолоченный робот встретил их у самых дверей.

— Здесь вся прислуга — роботы?

— Почти вся. Только апартаменты высшей знати обслуживаются настоящими горничными, и то для этого понадобится специальный заказ, а счет составит астрономическую сумму. Наши женщины не любят работать в отелях.

Арлан усмехнулся про себя. Вряд ли земным женщинам было по вкусу работать в отелях — но у них не было выбора. Очевидно, здесь проблема безработицы не существовала.

Когда наконец они очутились в просторных апартаментах, Арлан не сразу оценил их достоинство Здесь не было бросавшейся в глаза роскоши. Все казалось предельно простым и функциональным. Лишь значительно позже ему стало ясно главное качество этого жилья. Вещи здесь умели предупреждать желания гостя. Они управлялись даже не голосом, а движением мысли…

Мерсон положил на стол небольшой предмет, похожий на блокнот или портсигар. Предмет выглядел совершенно монолитным. На нем не было заметно ни крышки, ни кнопок.

— Этот прибор называется «платом», что-то вроде вашей кредитной карточки. Здесь находится ваш гонорар, перечисленный медицинским центром. Вам достаточно взять прибор в руку и передать в любую кассу для расчета или вставить в специальный паз, если касса автоматическая. В прибор введены все необходимые параметры, в том числе и отпечатки ваших пальцев.

Это его не удивило.

— Сколько там?

— Около сотни кредантов.

— Что означает эта сумма? Что на нее можно купить?

— Да почти все, что пожелаете. Небольшой город или большой космический корабль. Спутник на орбите планеты грез. Двадцать лет дополнительной жизни. Мы еще успеем поговорить об этом подробней, а сейчас мне пора. Да и вы, наверно, устали. Дорога до столицы была неблизкой.

Мерсон повернулся, чтобы уйти, и уже у самой двери его задержал последний вопрос Арлана:

— Я могу уйти из гостиницы?

Мерсон, казалось, вполне искренне удивился и ответил, ни секунды не раздумывая. Обычно с такой скоростью выдают лишь заранее подготовленные ответы…

— Конечно. Вы уже стали полноправным гражданином Анирана. Но я бы не советовал с этим спешить. Вы новичок в нашем мире. Вы плохо знаете язык и совершенно не адаптированы к нашей цивилизации. Потерпите немного.

— Мне бы хотелось взглянуть на город без провожатых.

— Это у вас вряд ли получится. Вы слишком ценный экземпляр для нашего правительства. Мы не можем допустить никакого риска. Если вы выйдете из отеля, вас будет сопровождать охрана. Скорее всего вы ее не заметите. Но тем не менее она будет.

Мерсон уже стоял в коридоре, когда Арлан спросил, надеясь, что его голос звучит достаточно равнодушно:

— Зачем, собственно, нужен я сам, если для ваших целей достаточно нескольких образцов моих тканей?

— Эксперименты с клонированием, а тем более с генетикой, вещь достаточно ненадежная. Всегда предпочтительней иметь под рукой новые образцы. Да и задачи могут измениться. Вначале командование планировало отправить вас на Роканду, это одна из первых колоний, захваченных нашим космическим противником, но медицинский департамент противится этому. Я думаю, к моменту вашей встречи с руководством они окончательно решат, что для них предпочтительней в данный момент.

Когда дверь закрылась и Арлан остался один, он подвел невеселый итог.

За красивым внешним фасадом, за всеми этими разговорами о гражданстве и равенстве скрывался вполне очевидный и ординарный факт. Прежде всего он им нужен как материал для медицинских экспериментов, как источник ценного биологического сырья. И вновь, в который уж раз, в его памяти всплыла знакомая фраза того парня, что в последний момент сумел остановиться, не последовать в гостеприимно распахнутую дверь аниранской западни: «Им нужна только наша кровь…»

Первым делом, как всякий, попавший в ловушку зверь, Арлан почувствовал непреодолимое Желание бежать. Но в памяти слишком свежо было воспоминание о его предыдущем неудачном побеге. Они, наверное, смеялись над попавшим к ним дикарем, наблюдая со своих мониторов за его неуклюжими попытками освободиться.

На этот раз он будет осмотрительней. Он должен подготовиться. Найти какой-то выход из западни, в которой очутился. Важнее всего сейчас информация. Информация обо всем. Об этом народе, о его привычках, обычаях, о слабых местах аниранской цивилизации. Он был убежден, что идеального общества не бывает, здесь должны существовать свои изгои, и он найдет их. Он должен как можно больше узнать об этом городе. Теперь он понимал, что ему придется жить тут довольно долгое время.

А что касается охраны — ну что же, пусть это будет первым небольшим соревнованием. Сравнением возможностей. На Земле он неплохо умел уходить от «хвостов». Сейчас это умение ему пригодится.

ГЛАВА 11

Мерсон оказался прав, предупредив, что охранять его будут настоящие профессионалы. Наблюдения Арлан не заметил ни в самом отеле, ни после того, как поднялся на площадку аэротакси.

Он захватил с собой плат. Раз уж ему выдали местные деньги, он собирался научиться их использовать, и совсем не так, как предполагал Мерсон.

Площадка представляла собой огороженный круг метров десяти в диаметре, и едва он подошел к воротам, как откуда-то сверху, из неосвещенной зоны, опустился небольшой летательный аппарат.

Водителя внутри кабины не оказалось, что Арлана вполне устраивало. Всегда проще иметь дело с автоматом.

Больше всего он боялся сделать что-нибудь не так. От постоянного напряжения у него деревенели скулы. Собственно, эта поездка была всего лишь репетицией. Ему необходимо убедиться в том, что он сможет хотя бы передвигаться внутри города самостоятельно, не привлекая внимания окружающих. Он хотел определить реальную степень свободы, которой располагал.

В кабине аэротакси было прохладно. Свежий воздух, приправленный ароматом лаванды, подавался из невидимого воздуховода и надежно защищал пассажира от городского смога. Едва Арлан сел в глубокое кресло, как сразу же из спинки выскользнули ремни безопасности и защелкнулись у него на груди.

Больше ничего не происходило. По зеленоватому дисплею перед ним неторопливо проплывала череда каких-то знаков. Он ждал вопроса автопилота о предстоящем маршруте. Но ничего подобного не происходило.

Арлан подумал, что, не успев сделать и шага, вновь оказался пленником. Он не знал даже, как расстегнуть ремни и покинуть кабину.

В конце концов, поскольку в пределах досягаемости не было никаких рукояток или кнопок, он решил, что машина управляется голосом пассажира.

— Двигатель! — произнес он решительно.

— Анилон? — Слово было незнакомо, однако вопросительная интонация не вызывала сомнений. По крайней мере, он получил хоть какой-то ответ от этого чертова механизма.

— Анилон! — Он повторил незнакомое слово так, что его можно было принять за ругательство. Однако этого оказалось достаточно. Машина плавно, без всяких толчков, снялась с места, и через секунду он уже несся по воздуху между башнями небоскребов.

Машина летела слишком низко, и он не знал, как заставить ее набрать высоту. Движение на этом горизонте было чересчур плотным, но Арлану не оставалось ничего другого, как положиться на своего механического водителя.

Чувство беспомощности, которое он испытывал с того самого момента, как очнулся в медицинском центре, напоминало ему о себе на каждом шагу, во время любой попытки проявить самостоятельность. Он знал, что это будет продолжаться довольно долго, пока он не освоится с новыми для себя правилами чужого мира. Но он знал также и то, что если не будет стараться вырваться из этой западни, то может остаться в ней навсегда.

Колпак кабины был прозрачным со всех сторон, и Арлан несколько раз оборачивался, стараясь понять, следует ли за ним машина с охраной. Но в плотном потоке воздушного транспорта, окружавшем его, определить это оказалось совершенно невозможно. Аэробусы всех цветов и размеров мелькали мимо в разных направлениях, и оставалось только удивляться, что они не сталкивались друг с другом.

Оставив наконец бессмысленные поиски своего «хвоста», он откинулся на спинку кресла и попытался расслабиться.

Однако равномерный свист и гул транспортного потока, непрерывное мелькание летательных аппаратов, проносящихся мимо в нескольких сантиметрах от его машины, угрожая неминуемым столкновением, держали его в постоянном напряжении.

В конце концов он перестал обращать на это внимание и стал думать о том, что казалось ему в данный момент наиболее важным.

Незадолго до этой поездки он спросил у Мерсона, как о чем-то не имеющем особого значения, сможет ли он увидеть женщину, занимавшуюся его вербовкой на Земле.

Но то ли лейтенант действительно не знал, где она находится, то ли по каким-то своим соображениям руководство корпуса предпочитало изолировать новобранцев от любых неофициальных контактов.

Пожав плечами, Мерсон ответил, что оперативники корпуса, как правило, незнакомы между собой. Они узнают о существовании друг друга только во время очередной операции, если этого требуют интересы дела, и сразу же забывают об этом после ее окончания. Таков устав корпуса.

— Что же касается женщин, об этом можете не беспокоиться. Сейчас руководство работает над решением данной проблемы. Позже вам обо всем сообщат.

Тогда Арлан ничем не выдал своего удивления. Руководство корпуса волнуют его отношения с женщинами? Оно считает это «проблемой»? Здесь скрывалось слишком много непонятного, и Арлан совершенно резонно предположил, что Мерсон не станет открывать ему планы руководства. Несмотря на все дальнейшие расспросы, ему так и не Удалось узнать, что, собственно, он имел в виду.

От этих мыслей Арлана отвлек несущийся навстречу летательный аппарат, весь увешанный разноцветными мигалками.

Движение вокруг становилось все более плотным — видимо, его машина направлялась к центру города.

Без всякого перехода наступил вечер, и вокруг вспыхнули тысячи огней. Казалось, светились сами здания. Улицы, похожие на огненные реки, несли навстречу волны мягкого желтоватого света, отдельные пятнышки габаритных огней воздушного транспорта сливались в длинные разноцветные полосы. Иногда Арлану казалось, что он находится внутри огромной рождественской елки.

Неожиданно, без всякого предупреждения, его машина, не замедляя скорости, нырнула вниз. Столкновение с крышей ближайшего небоскреба казалось неизбежным. Но в последний момент скорость без заметного инерционного толчка была погашена, и машина мягко приземлилась на крышу здания.

Метрах в десяти над кабиной его аэротакси, то исчезая, то появляясь вновь, вспыхивало огромное неоновое слово «Анилон».

Арлан все еще не решил, стоит ли здесь выходить и разбираться, что же собой представляет этот «Анилон», когда механический голос робота, управлявшего его машиной, неожиданно произнес у него над самым ухом:

— В кафе на третьем этаже второго уровня вас ждут.

«Это еще что за номер? Кто может меня здесь ждать и как им удалось узнать, что я именно в этой машине? Выходит, моя попытка уйти от наблюдения провалилась?»

Разумеется, все так и должно было случиться. Наивно было полагать, что диспетчерский центр, управлявший движением этих летающих автоматов, не фиксировал все заказы…

— Кто меня ждет? Кто направил мне это сообщение?

В ответ слышалось лишь шипение помех. В конце концов, несколько раз повторив свой вопрос, он все же добился ответа:

— Информации нет. Запись уничтожена.

Это становилось все интереснее. Арлан решил, ч хо, даже если с ним просто играет в кошки-мышки местная служба безопасности, он обязан это проверить. И немножко им подыграть. Неплохо было бы сохранить в них уверенность в том, что они имеют дело с наивным, ни о чем не догадывающимся простачком.

Нерешенной, правда, оставалась проблема, как выбраться из кабины, но на этот раз все получилось само собой.

Едва он потянулся к колпаку, как ремни безопасности отстегнулись, крышка откинулась сама собой, и через минуту он уже стоял на ярко освещенной крыше здания.

Серебряный робот в ливрее с надписью «Анилон» направлялся к нему, утопая в мягкой ковровой дорожке. По всем признакам «Анилон» был еще одним дорогим отелем. Большое разнообразие для первого самостоятельного путешествия…

По крайней мере, он сумел прилететь хоть куда-то, не разбив по дороге машину.

Робот остановился от него на расстоянии шага и, вытянувшись, произнес:

— Добро пожаловать в «Анилон», сэр. Наш сервис оставит у вас приятное воспоминание. Могу я быть вам чем — то полезен?

— Да. Можешь. Мне нужно попасть в кафе второго уровня на третьем этаже. Проводи меня!

Это было правильным решением. По крайней мере, ему не придется задавать вопросов никому из постояльцев. Программы, заложенные в роботов, обязывали их беспрекословно повиноваться прямому приказу, исходящему от человека. Теперь Арлану оставалось лишь следовать за своим провожатым.

Они сменили два лифта и прошли через толпу народа в каком-то холле. Видимо, здесь что-то праздновали. За многочисленными красиво украшенными столами сидели и оживленно беседовали люди. Никто не обратил на Арлана ни малейшего внимания.

Очевидно, робот, провожавший нового постояльца, — явление слишком заурядное, чтобы вызвать интерес у окружающих. Арлан это запомнил, любая полезная информация имела для него большое значение.

Наконец они достигли открытой террасы. Бесшумно проносившийся мимо на расстоянии нескольких метров воздушный транспорт производил на новичка столь сильное впечатление, что Арлан на какое-то время отвлекся. Когда же он повернулся к своему провожатому, чтобы выяснить, кем было отправлено сообщение о встрече, робота рядом не оказалось.

Посчитав свое задание выполненным, он незаметно удалился, и Арлан вновь остался один в сверкающем, ревущем, незнакомом мире.

Кто-то ждал его на этой террасе. Кто-то, сумевший отправить ему послание через автомат случайно подвернувшегося такси… Первое пришедшее на ум объяснение выглядело нелепостью. Не станет служба безопасности играть с ним в игрушки, здесь что-то совсем другое…

В полумрак террасы уходил длинный ряд пустых столиков. Казалось, им нет конца. Терраса, по-видимому, опоясывала все здание. Арлан медленно шел вдоль нее, все еще надеясь, что его привел сюда не глупый розыгрыш парней из охраны.

На террасе было по-настоящему холодно, и, наверно, поэтому здесь не оказалось случайных посетителей. Порывы ветра, несущиеся вдоль улицы, то и дело приносили с собой мелкие капли начинавшегося дождя, и, хотя дождь не попадал на террасу, хватало одного ветра.

В центре каждого столика время от времени вспыхивали желтые неоновые огоньки, приглашая отсутствующих посетителей сделать заказ автоматическому повару. Но желающих почему-то не находилось…

Терраса наконец кончилась. Он был здесь совершенно один.

Стараясь справиться с неожиданно сильным разочарованием, Арлан сел за ближайший столик. Без всяких вопросов откуда-то из компьютерной глубины стола появился высокий бокал со светящейся голубоватой жидкостью. Очевидно, для этого не требовалось даже делать заказ. Не раздумывая, Арлан взял бокал и жадно отпил половину.

Жидкость оказалась холодной и приятной на вкус. На языке таяли нежные пузырьки, вкус напоминал сок экзотических фруктов.

Прямо напротив террасы, заполнив своей громадой всю ширину улицы, медленно двигалась круглая летающая платформа, на которой толпились люди. Он поймал на себе несколько заинтересованных взглядов. Видимо, его одинокая фигура на пустой, продуваемой ветром веранде привлекала внимание.

Он совсем было собрался уйти, когда услышал чьи-то быстрые шаги, и, прежде чем успел обернуться, прежде чем успел поверить, знакомый голос за его спиной произнес:

— Вот уж не думала, что у меня это получится и что вы действительно окажетесь здесь…

ГЛАВА 12

Секунду он еще сидел, стараясь справиться с волнением, стараясь скрыть от нее, как ждал этой встречи. Но ничего у него не получилось, потрясение оказалось слишком сильным.

Он неуклюже вскочил, едва не опрокинув стул, и растерялся, не зная, как себя вести, следует ли подать ей руку. И лишь через секунду вспомнил, что Беатрисе прекрасно знакомы все земные обычаи.

Сжалившись над ним, она наконец улыбнулась, сама протянула ему руку и села.

— А вы неплохо освоились на Аниране. Даже такси заказываете самостоятельно.

— Но почему? — Он все еще не мог справиться с волнением и не знал, как начать разговор.

— Почему я здесь? Я ведь обещала вам, что все объясню после подписания контракта.

— Да, и исчезли, не выполнив своего обещания. Оставили меня наедине со всеми проблемами. И потом… Вы не имели права так поступать со мной во время нашей последней встречи. Не имели права лишать меня памяти о нашем свидании.

Он почувствовал, как старая обида помогает ему справиться со слишком заметной растерянностью. Его лицо вновь приобрело свое обычное замкнутое и холодное выражение. Беатрис не обратила внимания на изменения в его настроении. Теперь уж она сама показалась Арлану подавленной и скованной. Во всяком случае, исчезло ощущение самоуверенной властности, всегда окружавшее эту женщину.

— Вы ничего не закажете для меня? — Он почувствовал в ней некоторую нерешительность, и э хо было совершенно необъяснимо. К тому же она игнорировала самый важный для него вопрос: зачем ей понадобилось экспериментировать с его памятью?

— Я не знаю, что вы любите, и не знаю, как сделать заказ. Несмотря на то что я случайно занял посланное вами аэротакси, я все еще чувствую себя на Аниране инопланетянином.

Он хотел пошутить, но шутки не получилось. Беатриса даже не улыбнулась. Похоже, ее мысли были заняты какой-то очень серьезной проблемой. Механически она набрала на панели столика неведомую ему комбинацию знаков, и перед ней появился бокал с таким же, как у него, напитком. Только цвет был другой.

— В нашу предыдущую встречу я пообещала вам еще одну вещь. Гораздо более важную. Я обещала, что игра будет честной.

— Да. Я помню об этом.

— Боюсь, честной игры не получится. У нашего начальства есть определенные планы вашего использования. Не знаю, понравится вам это или нет, пока что они все держат в тайне.

— Я это и сам почувствовал. Не понимаю только зачем. Ведь они и так получили от меня все, что хотели.

Видно было, что она все еще колеблется, не зная, стоит ли продолжать затеянный ею же разговор. И вдруг, без всякого перехода, сказала совсем о другом:

— Здесь слишком холодно.

До ее прихода он и сам об этом думал. Косые струи дождя не попадали на веранду, наталкиваясь на невидимую преграду, зато холодный ветер свободно разгуливал вдоль столиков. Арлан вдруг осознал, что после ее появления вообще забыл о том, где находится.

— Вы ведь сами выбрали это место, — напомнил он, словно хотел оправдаться.

— Да, конечно. Вы не будете против, если я приглашу вас к себе?

Конечно, он не был против, однако ее предложение прозвучало слишком неожиданно. Слишком невероятно, чтобы быть правдой. Они виделись всего третий раз. Знала ли она, что означает подобное приглашение в устах земной женщины? Наверняка знала… Он заметил легкий румянец на ее щеках и взгляд, упорно не отрывавшийся от бокала. Он хотел надеяться на то, что это было компенсацией за украденные воспоминания об их первом свидании.

С другой стороны, он прекрасно сознавал, что они находятся в особых условиях, что такое предложение могло быть продиктовано иными причинами и вспыхнувшая в нем надежда может оказаться совершенно необоснованной.

Даже на Земле случается, что за подобным приглашением не стоит ничего, кроме чашки кофе и светской беседы ради развития знакомства. Вот если бы она согласилась поехать к нему… Он вспомнил свой огромный безликий номер, наверняка нашпигованный следящей аппаратурой, золотого робота у двери, невидимую охрану…

Да, обстоятельства, вынудившие Беатрис пригласить его к себе, могли быть далеки от его предложений.

Кроме всего прочего, Арлану совсем не понравился ее тон. Она сказала последние слова резко, словно бросила ему в лицо ругательство. Что с ней происходит?

— Какбыть с охраной? Не сомневаюсь, что они не выпускали меня из виду ни на минуту и отправятся вслед за нами.

— Не имеет значения. — Пожалуй, это было самым странным из всего, что он услышал. Секунду он обдумывал ее ответ, затем спросил:

— Вы уверены, что хотите этого?

— Я всегда делаю только то, в чем совершенно уверена!

Тон по-прежнему оставался холодным, почти враждебным. Теперь она побледнела и смотрела ему прямо в глаза своим завораживающим, глубоким и холодным взглядом.

— Сомневаюсь, что вы хорошо знаете земных мужчин. Могу лишь сказать, что они не все похожи на диких зверей и не всегда набрасываются на пригласивших их к себе женщин. Даже в том случае, если женщины, сделавшие подобное приглашение, им очень нравятся.

Видимо, до нее не сразу дошел смысл его слишком витиеватой фразы. Но даже и потом, когда она поняла, что он имел в виду, ее глаза продолжали оставаться холодными.

— Я могу обещать, что не буду злоупотреблять вашим гостеприимством.

— Этого от вас не требуется. Пойдемте.

Она решительно поднялась и направилась к выходу. Он едва успевал за ней, стараясь понять, что же она имела в виду. Что значит это «не требуется»? Он видел только ее спину, не было возможности следить за ее настроением. Он мог догнать ее и спросить напрямую, разрешив таким образов свое недоумение, но ему не хотелось выглядеть в ее глазах полнейшим идиотом.

Все эти сложности возникли из-за того, что его не устраивала еще одна случайная встреча с этой женщиной, близость на один вечер, подвернувшаяся удача, которой еще совсем недавно он так обрадовался. Арлан и сам толком не понимал, что с ним происходит.

Они вышли из кафе и оказались в огромном гостиничном холле, где было полно народу. Беатриса продолжала быстро идти впереди, не оборачиваясь и не обращая на своего спутника ни малейшего внимания. Арлана удивила ее беспечность

Она вела себя так, словно не слышала его предупреждения об установленной за ним слежке или полностью игнорировала ее. Во всем ее поведении, в неожиданной смене настроений и в этой беспечности было нечто странное, нечто такое, что заставляло его все время искать объяснения ее поступкам, искать и не находить…

Они вошли в кабину центрального гостиничного лифта, такую огромную, что на ее круглой площадке могло свободно разместиться человек сорок. Сейчас здесь стояло не меньше десяти пассажиров. Двери мягко закрылись, и лифт, стремительно набирая скорость, понесся вверх. Он шел слишком долго. По расчетам Арлана, при такой скорости они давно должны были миновать крышу здания.

Вдруг стены кабины исчезли или просто стали прозрачными. От неожиданности он едва не вскрикнул. Платформа лифта летела над городом. Внизу под ними мелькали огни вечерних улиц. Беатрис стояла у самого края, прямо у ее ног разверзлась пропасть, расчерченная мелькающими огнями и несущимися навстречу световыми реками. Совершенно инстинктивно он схватил ее за руку и, лишь поймав на себе ее удивленный взгляд, отпустил холодную как лед, совершенно безжизненную ладонь.

Без всякого предупреждения, без толчка инерции платформа замерла в воздухе и резко пошла вниз. Арлан никак не мог привыкнуть к местным летательным аппаратам, скользившим по воздуху, точно во сне, игнорируя законы инерции и притяжения.

Они вновь оказались на крыше здания. Стены кабины снова появились, несколько человек вышли в открывшуюся дверь, на их место вошла целая компания оживленно разговаривавших молодых людей.

Девушки в открытых платьях смеялись нарочито громко. Непривычная косметика делала их лица похожими на маски арлекинов. Лишь сейчас Арлан обратил внимание, что Беатрис вообще не употребляла косметики.

Платье ее было наглухо закрытым, но казалось строгим лишь на первый взгляд. Ткань была слишком тонкой и мягкой, она так плотно облегала тело, что не скрывала никаких подробностей и представлялась всего лишь дополнительным слоем кожи. Арлан подумал, что под таким платьем невозможно носить белье — оно будет слишком заметно…

Лифт, отвлекая его от этих наблюдений, вновь снялся с места и понесся над городом. Казалось, этому затянувшемуся нереальному путешествию Не будет конца.

Он вновь и вновь задавал себе вопрос, почему она это сделала? Зачем нашла его, зачем назначила свидание? И каким образом ей вообще удалось провернуть всю эту сложную операцию с такси, звуковым посланием и свиданием в кафе? Он давно уже понял, что аниранские женщины не испытывают теплых чувств к гостям из других звездных колоний. Может, причиной тому была излишняя гордость за собственную цивилизацию, обогнавшую в развитии другие, или какие-то неизвестные ему традиции, замешанные на расовых предрассудках?

Как бы там ни было, он не ошибался. Ни один мужчина не ошибется, когда в ответ на свой оценивающий взгляд прочтет в глазах женщины холодное презрение.

Ему важно было уяснить причину, побудившую ее сделать это приглашение, до того как они очутятся в ее квартире. Он совершенно не представлял, как должен себя вести, оставшись с ней наедине. Если мелкие неловкости, которые он то к дело совершал из-за полного непонимания обстановки и традиций аниранского города, его мало трогали, то оказаться невоспитанным дикарем в глазах Беатрис ему совершенно не хотелось.

На третьей остановке воздушной платформы они наконец вышли. Арлан уже начал привыкать к тому, что крыши зданий использовались в этом городе вместо тротуаров, а внизу, на улицах, практически не было видно пешеходов.

Они спустились в другом лифте на шестой уровень. Арлан механически, в силу старых привычек, считал этажи. Он всегда предпочитал точно знать свое местонахождение на случай любых неожиданностей.

Беатрис открыла невидимый замок на двери, коснувшись ее поверхности ладонью, и посторонилась, пропуская его вперед.

Квартира оказалась большой, но совершенно безликой. Видимо, догадавшись о впечатлении, которое произвела на него гостиная, она сказала:

— Это стандартный блок. Он сдается любому приезжающему на заказанный заранее срок.

— А где находится ваш настоящий дом?

Она пожала плечами:

— У меня нет постоянного дома. Я живу там, где это требуется для дела.

Ни на минуту она не позволяла ему забыть о своей службе. Словно частые напоминания о ней доставляли ей какое-то болезненное удовольствие.

Арлан по-прежнему чувствовал себя скованно, так и не сумев понять, почему оказался в ее квартире.

— Выпьете что-нибудь?

Он согласно кивнул, лишь теперь сообразив, что квартира была не только неуютной, но еще и холодной. Рюмка старого доброго коньяка ему бы не помешала. Хотя, пожалуй, коньяка он здесь не увидит. В кафе ему удалось получить лишь странную жидкость, по цвету напоминавшую метиловый спирт.

— Бар! — произнесла она громким и четким голосом, каким здесь отдавали команды невидимым для глаз автоматам. В аниранской столице ими, похоже, был нашпигован каждый свободный метр пространства. Тотчас в углу комнаты вырос бутон огромного цветка. Его лепестки раскрылись, открывая зеркальные полки с напитками. Здесь был Даже земной коньяк. Он сразу же узнал знакомую этикетку. Заметив его удивление, она пояснила:

— Земные предметы считаются у нас контрабандой, но сотрудники корпуса не проходят таможенного контроля, так что пользуйтесь случаем, в другом месте вы его не увидите.

— Вам налить?

— Нет, я предпочитаю Регро.

Он не понял, что она имела в виду.

— Я приму ванну, у нас эта процедура называется по-другому, но суть та же. Включите температурный режим, здесь слишком холодно.

Если бы он знал, как это сделать! Окружающие слишком часто забывали о том, до какой степени он беспомощен в чужом для себя мире. Если бы сейчас у него появилась возможность еще раз все решить заново — он бы наверняка отказался от вербовки.

То, что он обнаружил за порогом двери, приведшей его в этот мир, оказалось слишком огромным и слишком холодным. Это относилось даже к Беатрис. Долгожданное свидание с ней заставило его испытать необъяснимое разочарование. Возможно, оттого, что до сих пор он не мог понять, была ли их встреча настоящим свиданием? Но если даже это так, он не испытывал по этому поводу никакой радости. Все произошло слишком уж просто, и ему казалось, что их встреча по каким-то неясным для него причинам связана с корпусом. И уж, во всяком случае, наверняка не является тайной для его руководства.

Если его догадка верна, тогда становится понятной нервозность Беатрис, ее неуверенность и подавленность.

Все время за его спиной велась непонятная возня, кто-то передвигал его, как фишку на игровой доске. Так будет продолжаться до тех пор, пока он Н е поймет правил этой тайной игры.

Обдумав все, он решил ничего не предпринимать, дать событиям развиваться естественным образом, полностью предоставив инициативу самой Беатрисе. Ему хотелось посмотреть, как далеко она сможет зайти в явно непривычной для себя роли коварной соблазнительницы.

Она появилась минут через пятнадцать в легком купальном халате, накинутом поверх неизменного вечернего платья, с которым она почему-то не пожелала расстаться даже после ванны. Он отметил ее новую прическу и успел почувствовать незнакомый соблазнительный аромат, прежде чем смысл заданного ею вопроса дошел до его сознания:

— Вы все еще здесь?

Он совершенно растерялся от этих слов.

— А где я должен быть?

Она молчала, стоя посреди комнаты. Кажется, он опять сморозил какую-то глупость.

— Простите меня, Беатрис, но я не понимаю… Вы хотели, чтобы я ушел?

— Нет.

— Тогда что же?

— Ничего. Я все время забываю, что правила поведения землян отличаются от наших.

— Может, вы сжалитесь над бедным дикарем и объясните, что вы имеете в виду?

Она молчала.

— Что я должен делать?

— Мне что, за руку вести вас к своей постели?!

В тоне ее ответа наконец-то прорвалась настоящая ярость, и он поразился силе этой долго сдерживаемой ярости.

— Сядьте, Беатрис!

Она не двинулась с места.

— У нас на Земле принято сначала поговорить.

— Я не обязана с вами разговаривать!

— Конечно, вы не обязаны. Значит, руководство корпуса знает о том, что я здесь?

— Какой вы догадливый!

— Я догадался только сейчас. Я знаю — это звучит глупо. Но это именно так. Наверно, мне очень хотелось увидеть вас, с той первой встречи я лишь об этом и мечтал, и вот теперь, когда это случилось, я словно ослеп. Я принимал желаемое за действительное. Я сейчас уйду, но сначала мы поговорим.

Наконец она сделала несколько шагов, отделявших ее от кресла, стоявшего напротив бара, и, запахнув поплотнее свой халатик, вновь села. Оттого, что из-под розовой ткани халата проглядывала не женская кожа, а странная, почти живая ткань ее вечернего платья, Беатрис выглядела еще соблазнительней. И он ничего не мог с этим поделать, не мог не замечать всех этих деталей, сводивших его с ума.

— Значит, вы ничего не знаете?

— Не знаю чего? — Бесконечные загадки, сопровождавшие почти каждую фразу, каждое ее движение, становились совершенно невыносимы.

— Не знаете, почему вы здесь?

— Я здесь потому, что вы меня пригласили, потому, что вы мне нравитесь! Потому, что я оказался на Аниране из-за вас! — Он почти кричал.

— Успокойтесь, Арлан. Я вам верю. Мне сказали, что вы предупреждены и что вы согласились. Разочарование оказалось для меня настолько сильным, что я забыла, как часто они используют ложь для того, чтобы манипулировать людьми. Сейчас я вам все объясню.

ГЛАВА 13

Беатрис долго молчала, то ли не зная, как начать этот нелегкий разговор, то ли обдумывая что-то. Из стоявшего рядом с ней бара, похожего на диковинный цветок, она извлекла две рюмки и наполнила их земным коньяком. Молча, без всякого тоста, не дожидаясь, пока Арлан поддержит ее, осушила свою до дна и только после этого начала наконец говорить:

— Первоначально предполагалось, что вас будут использовать в качестве наблюдателя на одной из захваченных планет. Именно для этого им понадобилась ваша уникальная устойчивость к «Д-из-лучениям». Аниранским ученым удалось установить, что именно это излучение подчиняет всех аниранцев в захваченных поселениях чужому разуму. Оно же препятствует отправке разведывательных кораблей и получению любой информации из утраченных нами областей космоса.

Но теперь, насколько мне известно, они передумали. Они не хотят рисковать. Слишком ценный биологический материал содержится в ваших генах. Ведь если вы погибнете во время разведывательной экспедиции, нет никакой гарантии, что им снова удастся найти человека с генной структурой, создающей врожденную устойчивость к «Д-излучению». Такие поиски на Земле ведутся, но пока они не принесли положительных результатов. Логика здесь присутствует. Что касается этики… Мне кажется, эта сторона вопроса никогда особенно не беспокоила моих соплеменников. Я достаточно Долгое время провела на других мирах, могу сравнивать и судить объективно.

Она говорила медленно, тщательно подбирая слова. Чувствовалось, что весь этот разговор для нее мучителен, но Арлан до сих пор не понимал причины и не знал, как ей помочь.

— Но ваши ученые уже получили нужный им для исследований биологический материал! Во время карантинного медицинского обследования они взяли образцы моих тканей, даже пункцию костного мозга!

— Этого недостаточно, Арлан, — тихо проговорила Беатрис, не глядя на него.

— Недостаточно? Недостаточно для чего? Что им еще нужно?!

— Они хотят, чтобы от вас на Аниране родились дети. Много детей…

— Послушайте, какого черта, мне сказали, что моего согласия не нужно даже на проведение клонирования с моими собственными тканями. Чего они еще хотят?

Он все еще не понимал, куда приведет их этот разговор.

— С клонированием у них вышла осечка. Ваши ткани, развиваясь вне организма, теряют тот главный наследственный признак, ради которого и была задумана вся операция по вашей вербовке и доставке на Аниран.

— То есть вы хотите сказать… — Он остановился, не зная, как сформулировать промелькнувшую мысль, чтобы не шокировать ее.

— Они хотят, чтобы вы спали с нашими женщинами. Не со всеми подряд, а лишь с теми, кто пройдет специальный медицинский контроль на совместимость и гены которых, соединившись с вашими, с наибольшей вероятностью…

— Вы хоть понимаете, что говорите? Я что, по их мнению, бык-производитель?!

— Ну, большинство мужчин не стали бы отказываться от подобного предложения. К тому же у лих существует немало способов заставить вас подчиниться решению руководства.

— Подождите… Так, значит, вы?… — Мелькнувшая догадка ошарашила его. — Вы прошли этот самый контроль?!

Она кивнула.

— Зачем же вы согласились?!

— Меня не очень-то спрашивали… Я родилась в этом мире и обязана подчиняться его законам. Есть еще одна причина… Я была уверена, что вы знаете.

— Так вот почему вы на меня смотрели как на преступника весь сегодняшний вечер. На моей планете подобное уже было. Считалось патриотическим долгом для женщины родить фюреру лишнего солдата. Они даже писали на плакатах что-то вроде «Мы принадлежим тебе».

— Кто такой, этот фюрер?

— Военный диктатор, развязавший вторую мировую войну. Сейчас о нем уже мало кто помнит.

В комнате стало еще холоднее. Правда, теперь Арлану казалось, что этот холод шел изнутри.

Он встал, поставил на столик стакан с недопитым коньяком и осмотрелся, словно хотел надолго запомнить эту комнату. Но здесь нечего было запоминать. Слишком уж она походила на вокзал. Даже мебель появлялась и исчезала по мере необходимости. Разве что этот цветок вместо бара и ее лицо. Лицо раненой птицы. Чего-то она недоговорила, или он чего-то не понял. Он чувствовал — что-то важное оставалось недосказанным. Но после всего происшедшего не мог злоупотреблять ее гостеприимством.

— Я, пожалуй, пойду.

Она молча встала и проводила его до двери прихожей. И лишь когда протянула руку к панели замка, он, словно протестуя против этого прощального жеста, ставившего последнюю точку на его несбывшейся мечте о настоящем человеческом свидании с этой женщиной, совершенно неожиданно для себя обнял ее…

Она стояла так близко… Он почувствовал, как она вздрогнула, но не отстранилась и продолжала стоять рядом с ним совершенно неподвижно.

Тогда в полумраке прихожей он нашел ее губы и поцеловал ее. Она не ответила на этот поцелуй и по-прежнему стояла, словно окаменев. Он взял ее руки, холодные как лед, и прижал к себе, пытаясь согреть.

— Я мечтал увидеть тебя снова с той самой минуты, когда ты приехала в мой старый заброшенный дом. Я люблю тебя, Беатрис.

Она ничего не ответила.

— Возможно, я не имею права этого говорить после всего, что случилось. Но я хочу, чтобы ты это знала…

— Я знаю, Арлан. Только поэтому я согласилась на нашу встречу. Я хотела быть первой…

— Других не будет. Этого у них не получится. Подопытной лошади им из меня не сделать.

— Еще как получится. Правда, на вашем земном языке животное, которое ты имеешь в виду, называется по-другому.

Он все еще не отпускал ее, и тогда она осторожно высвободилась из его объятий.

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

— Тебе придется остаться. Ты же знаешь, я получила приказ тебя соблазнить. До утра ты должен оставаться в моей квартире.

— Ваш корпус занимается организацией свиданий?

— Вместе со многими другими делами.

— По-моему, сводничество у твоего начальства получается лучше всего.

Наконец она улыбнулась, и он почувствовал, что ледяной мост, находившийся между ними весь этот вечер, дал первую трещину.

Ни о чем больше не спрашивая, он снова вошел вслед за ней в гостиную, догнал у самого бара и снова жадно поцеловал. И опять она на секунду замерла, а потом решительно отстранилась.

— Подожди. Ты слишком спешишь. Мне нужно привыкнуть.

Но было уже поздно. Слова потеряли для него всякое значение. Он сорвал с нее халат и отбросил его на кресло, а затем начал сдирать находившееся под ним вечернее платье. Он сдирал его медленно, по частям, как кожу. Материя липла к ее телу и легко, без всякого усилия, расползалась под его пальцами. На платье не было ни одной застежки. Видимо, оно специально предназначалось для такого вот одноразового использования. Под тонким слоем материи ничего больше не оказалось, его догадка об отсутствии белья подтвердилась.

Он не знал, где в этой квартире находится постель, да если бы и знал, без дополнительных расспросов не сумел бы выдернуть ее из потайной ниши. Ему пришлось осторожно уложить Беатрис на пол, благо пушистый ковер, покрытый мягким ворсом толщиной с ладонь, устилал весь пол.

Она не сопротивлялась, но и не отвечала на его ласки. Все его старания растопить ее холодность не имели успеха. Тогда он остановился и все начал сначала.

Через какое-то время он заметил, что ее губы наконец дрогнули и Беатрис впервые ответила на его поцелуй. Ответила так резко и страстно, что он сразу же понял, каких невероятных усилий стоила ей показная холодность.

Желая наказать ее за слишком долгое сопротивление, он не торопился с завершением и, в свою очередь, резко уменьшил, почти прекратил атаку.

Теперь они поменялись ролями. Она неистово, страстно целовала его, а он, неподвижно расслабившись, лежал рядом и улыбался в полумраке невидимой для нее улыбкой.

Ему было хорошо в обществе этой женщины. Хорошо, независимо от того, чем они занимались.

Лишь после того, как она приостановилась и спросила: «Что с тобой, я тебя чем-то обидела?» — он рассмеялся и снова начал ее целовать.

Когда все кончилось, когда прошел угар первой страсти, они долго молча лежали рядом, и он первый спросил о том, о чем в подобных случаях спрашивает женщина:

— Что с нами теперь будет, Беатрис?

— Меня повысят в звании за хорошо выполненное задание, а тебе организуют гарем из аниранок.

— А если серьезно?

Она встала, нашла на кресле свой купальный халат и, закутавшись в него, села к бару.

— Будешь что-нибудь пить?

— Сначала ответь.

— Я не знаю, Арлан. Серьезно, не знаю. Я все время ищу выход и не вижу его. Я вовлекла тебя во всю эту историю. Я чувствую себя обязанной помочь тебе, но ситуация находится целиком в руках командования корпуса. В нашем мире они обладают слишком большой властью.

— Так не бывает. Всегда есть какой-то выход. и что касается обязанностей, я оказался здесь по своей воле. Я хотел тебя, и я тебя получил. Это больше, чем то, на что я мог надеяться. Вот только…

— Что?

— Я никогда не соглашусь, чтобы нас разлучили. Тебе придется найти выход. Ты уверена, что у тебя в доме нет следящей аппаратуры? Мы можем говорить обо всем?

— Неужели ты думаешь, что я позволю им вторгаться в мою интимную жизнь? Здесь нет никакой аппаратуры.

— Почему ты в этом так уверена?

— Потому, что каждый офицер корпуса проходит специальное обучение, потому, что у меня есть приборы обнаружения, а главным образом потому, что моему начальству никогда не придет в голову, что наше свидание может стать чем-то большим, чем выполнение очередного задания. Ни одна аниранская женщина не воспринимает иномирян всерьез. Причиной тому традиции, воспитание, уверенность в собственном превосходстве. Мне пришлось провести на Земле не один год для того, чтобы избавиться от всей этой чепухи.

— Самое главное для меня сейчас — избавиться от корпуса. Я хочу, пусть даже временно, отделаться от постоянной слежки, от того, чтобы они старательно подстраивали каждый мой шаг. Я привык к самостоятельной работе и уверен: если у меня появится время для сбора информации, я сам Найду выход. Чем больше я буду узнавать, тем труднее будет им управлять моими действиями. Вполне возможно, что они поймали совсем не того зверя, на которого ставили капкан.

— Я это знаю. Они всегда недооценивали землян. Я действительно хочу помочь. Но не знаю как…

— Зато ты хорошо знаешь Аниран. Ты здесь родилась. Подумай хорошенько, вспомни — должно быть место, в котором человека трудно или вовсе невозможно найти. Если бы ты оказалась на Земле в моем положении, я бы обязательно нашел такое место!

— Не знаю…

Она вышла в ванную и через несколько минут вернулась в другом халате, немыслимо пушистом и совершенно скрывшем всю ее точеную фигуру.

Ее брови были сведены, а во взгляде он увидел не то сомнение, не то надежду… Во всяком случае, он прочел на ее лице ту самую глубокую работу мысли, которая никогда не может появиться после любовного свидания на лице земной женщины.

— Ты что-то нашла! Что-то вспомнила! Я прав?

— На Аниране есть лишь одно место, где тебя никто не будет искать. И нам необычайно повезло, что на следующей неделе начнется паломничество.

— Что же это за место?

— Храм Триединого.

— Что он собой представляет?

— Храм нашего древнего бога. Каждый год верующие устраивают туда паломничество. Храм расположен высоко в горах, и добираться туда приходится по пешеходной тропе. Паломники идут один за другим трое или четверо суток… Я не раз видела по вифону такую процессию. Каждый может присоединиться к ним и испытать свою судьбу.

— Испытать судьбу?

— Да, это испытание. Каждый год жрецы выбирают одного из паломников для беседы с Триединым. Они говорят, что этот выбор подсказывает им сам бог. Счастливцу предоставляется возможность побеседовать с богом один на один. Но я не думаю, что с тобой может произойти что-нибудь подобное. В конце концов, ты же не аниранец… Зато в течение двух недель, пока длятся торжества по случаю встречи с богом одного из паломников, никто не посмеет тебя беспокоить. Храм неприкосновенен для светских властей. До сих пор нашему начальству не удалось заслать туда ни одного шпиона.

За то время, пока ты будешь совершать паломничество, я постараюсь найти и подготовить для тебя все необходимое — документы, пластификат внешности, ну и все прочее… Паломничество начинается ровно через неделю, с восходом солнца. Ты можешь отправиться на место сбора прямо сейчас.

— Нет. Это не годится. Первое, что сделает руководство корпуса, как только станет известно, что я исчез из твоей квартиры, так это возьмется за тебя всерьез. Ты не должна иметь к этому отношения. Я вернусь в гостиницу, покажусь своей охране и уж потом займусь побегом. Ты подробно расскажешь мне, как добраться до места, в котором собираются паломники.

— Охрана тебя не выпустит.

— Ну, это уж моя забота…

ГЛАВА 14

Через два дня после свидания с Беатрис Арлану сообщили, что его переводят в новую резиденцию. Он ожидал этого, поскольку устраивать гарем в отеле вряд ли было удобно. Начальство, успокоенное его примерным поведением у Беатрис, решило, что теперь проблем с ним не будет. Для сопровождения Арлана к новому месту жительства выделили всего одного человека. Им оказался мрачноватый сержант с лицом, покрытым шелушащейся коростой — результат космического ожога.

Скорее всего этот опытный десантник расценивал предстоящее путешествие как отдых и Арлана вообще не принимал всерьез. В этом и была его главная ошибка.

Как только аэромобиль переключился в автоматический режим, его страж решил вздремнуть, справедливо полагая, что человеку, незнакомому с управлением военного аэромобиля, вряд ли придет в голову выкидывать фокусы во время полета. Однако сержант плохо знал землян и совершенно не представлял, чего можно ждать от Арлана.

В кабине, кроме них двоих, никого не было, и, едва охранник задремал, Арлан немедленно этим воспользовался.

Помня о том, что все аниранские машины снабжены несколькими блоками безопасности, Арлан решил устроить аварию. Он выдернул расположенную с его стороны панель автопилота и, запустив руку в образовавшееся отверстие, попытался разорвать ведущие к ней провода. Они оказались слишком прочными, зато ему удалось раздавить несколько хрупких кристаллов электронных устройств, расположенных на самой панели. Этого оказалось достаточно, чтобы машина, потеряв управление, резко пошла вниз.

Видимо, аварии здесь случались не часто, потому что охранник, проснувшись и схватившись за ручное управление, совершенно растерялся и с трудом выровнял машину.

Его проклятия и отборные ругательства мало помогали делу. Машина продолжала стремительно снижаться в районе какого-то городского парка. Блок безопасности в конце концов сработал, но было уже слишком поздно. Ветви мощного дерева встретили машину выше рассчитанной компьютером посадочной зоны.

Арлан почувствовал сильный удар, аэромобиль рвануло в сторону, затем повело вправо. Осколки пластикового колпака брызнули им в лицо, послышался отвратительный скрежет раздираемого металла, и остатки кабины заклинило в развилке дерева.

В нескольких сантиметрах от плеча Арлана острый обломок ветви прошил обшивку. И хотя падение наконец приостановилось, возникла новая опасность. После таких повреждений энергетический блок мог взорваться или загореться, нужно было как можно скорее покинуть машину. Отстегнуть заклинившиеся ремни оказалось совсем не простым делом, а когда Арлану все-таки удалось перебраться через борт искореженной кабины, сверху на него, вопя от ярости, словно курьерский поезд на всем ходу, обрушился охранник.

Его выбросило из кабины за несколько секунд до того, как разбитая машина окончательно остановилась, и, видимо, не удержавшись на ветках Дерева, охранник сорвался вниз.

Столкновение произошло метрах в двух от земли, и, обломив нижний ярус ветвей, оба рухнули на искореженные и горячие обломки аэромобиля.

В результате этого последнего падения острый кусок металла пропорол Арлану куртку и левый бок.

Боль хлестнула по нему, словно удар бича, и неожиданно для него самого вызвала почти неуправляемую вспышку ярости. Возможно, такая реакция была следствием накопившегося в нем протеста. Ему страшно надоело, что с ним обращаются как с человеком второго сорта.

Как бы там ни было, на какое-то время он полностью утратил контроль над собой, а когда красная пелена ярости прошла, окровавленный охранник с разбитым лицом и сломанной рукой неподвижно лежал у его ног. Несмотря на все усилия, Арлан не смог вспомнить, было ли это результатом падения или его собственных действий.

Только теперь он наконец осмотрелся и оценил последствия катастрофы.

Разбитая кабина все еще висела в ветвях дерева, обломки машины валялись в радиусе нескольких метров.

Несмотря на катастрофу, вокруг никого не было.

Авария произошла в середине дня, и шум от падения машины не мог не привлечь внимания. Но сегодня ему везло. Машина рухнула внутри какого-то частного владения с закрытым для посещений парком.

Снаружи уже доносились завывания полицейской сирены. Многое на Аниране было другим, только этот отвратительный вой оставался таким же, как на Земле.

Не теряя ни секунды, Арлан, используя густые заросли живой изгороди как укрытие, сумел проскользнуть на улицу за минуту до того, как в парке появился наряд полиции.

Ему еще раз повезло, потому что с противоположной стороны ограды протекал небольшой ручеек, позволивший немного привести себя в порядок и заняться раной. Она оказалась пустяковой. Перетянув ее обрывком рубашки, чтобы остановить кровотечение, он наскоро замаскировал прореху в куртке и умылся.

Полиция, видимо, решила, что в разбившемся аэромобиле был только один пилот, Арлана никто не преследовал. Он понимал, что это будет продолжаться недолго. Вскоре дежурный офицер свяжется с администрацией корпуса, которому принадлежала машина, и тогда его начнут искать. Но пока что он мог воспользоваться удачным стечением обстоятельств и результатом вовремя устроенной катастрофы.

Он приводил в порядок свой внешний вид, понимая, как много будет от него зависеть, пока над изгородью не мелькнул голубой силуэт санитарной машины. Теперь настало время убираться подальше от места аварии.

Ему удалось, не привлекая к себе внимания, смешаться с группой людей, стоявших на остановке городского аэробуса.

Дальнейшие его действия были точно рассчитаны, и благодаря помощи Беатрис, принимавшей участие в разработке плана побега, он сумел избежать грубых ошибок, хотя бы на первых порах. У Арлана имелась крупномасштабная схема городских кварталов с детально разработанным маршрутом и названиями всех пересадок.

Несколько часов, проведенных в языковом гипнозале корпуса, позволили ему довольно свободно читать по-анирански и понимать разговоры окружающих, хотя сам он говорил с таким акцентом, что старался во время всей поездки хранить молчание.

Несмотря на все эти сложности, через пару часов Арлан все-таки выбрался за пределы мегаполиса.

Наверняка была погоня. Наверняка полиция давно уже искала его по всему городу. Но они опоздали. Время было упущено, а предположить, что иноземец сумеет так быстро покинуть городские кварталы и направится именно к горе Фуриока, они не могли.

Между последней остановкой пригородного аэробуса и местом сбора паломников Арлану еще предстояло пройти пешком километра четыре. Это была самая опасная часть маршрута, поскольку одинокий пешеход неизбежно привлечет к себе внимание. Зато потом, если ему удастся незаметно затесаться в толпу паломников, он окажется в относительной безопасности.

Среди тех, кто собирался совершить восхождение на гору Фуриока, преобладали случайные люди, собравшиеся из разных мест страны. Большинство были незнакомы друг с другом. Да и сама традиционная одежда паломника, предусмотрительно запасенная Беатрис, — свободный желтый плащ с капюшоном, скрывавшим лицо, — как нельзя лучше подходила для маскировки. Жаль только, что этой одеждой нельзя было пользоваться, прежде чем он доберется до подножия горы.

Лишь на самой тропе паломник мог находиться в ритуальной одежде. У этих людей было множество правил, и малейшая ошибка могла провалить весь план. Если его разоблачат до того, как он попадет на территорию храма, — его передадут в руки полиции, а оттуда он неизбежно вновь окажется в «Д-корпусе». Зато, если ему удастся незамеченным добраться до храма, его шансы на благополучное завершение всего плана побега значительно увеличатся.

Даже если оперативники корпуса в конце концов определят его местонахождение, они не риск-н ут беспокоить паломников во время религиозного праздника.

Старая религия до сих пор пользовалась большим уважением среди аниранцев, несмотря на то что число истинно верующих в Триединого сокращалось с каждым годом.

Главную опасность представляла встреча со жрецами храма. Они беседовали отдельно с каждым паломником, а Беатрис ничего не знала о том, как проходят такие беседы.

Арлан понимал, что, как только он войдет в храм и откроет лицо, скрывать дальше свое иномирян-ское происхождение станет невозможно.

Беатрис сказала, что он может потребовать права убежища, которое дается всякому, кто переступил порог храма, — но она не знала, распространяется ли это правило на иномирян.

Возможно, жрецы не захотят пойти на серьезный конфликт со светскими властями.

Слишком много неясного, слишком много риска во всем затеянном им предприятии. Но выбора не было, и решение Арлана оставалось твердым. Подопытным кроликом для аниранских медиков он больше не станет.

Небольшое дачное поселение, расположенное сразу за остановкой аэробуса, Арлан миновал благополучно. Здесь преобладали маленькие, спрятанные за высокими живыми изгородями коттеджи, в которых после окончания рабочего дня аниранцы укрывались от городского шума и смога. Сейчас был полдень, и народу на улицах оказалось совсем немного. Только няни с детьми да редкие случайные прохожие.

Сразу за окраиной поселения начались невысокие холмы предгорья, поросшие дикими зарослями. Сельское хозяйство на Аниране было втиснуто в автоматизированные заводские корпуса. Благодаря гидропонике и биологической генетике площадей им требовалось немного. Поэтому большинство земель, пригодных для сельскохозяйственного использования, пустовало. За пределами городов простирались зоны дикой природы. Аниранцы не любили этих мест и мало ими интересовались.

Это было на руку Арлану, поскольку здесь вероятность встретить случайного прохожего уменьшалась. После недолгих поисков он обнаружил тропу, обозначенную на схеме и ведущую до самого места сбора паломников. Она пересекала гряды холмов почти по прямой, видно было, что за тропой ухаживали и часто ею пользовались.

Все колючие заросли с обеих сторон были тщательно подстрижены, чтобы ветки не мешали путнику. На этой прямой дорожке Арлан мог значительно ускорить темп ходьбы.

Задолго до заката он вышел на большую прогалину, по которой протекал бурный горный ручей. Теперь от шатров паломников его отделяло не более километра.

Он попытался отыскать в зарослях перед собой лагерь паломников, но заходящее солнце било прямо в глаза, и вся картина смазывалась от навернувшихся слез.

— Дерьмовое местечко! — неожиданно произнес хрипловатый голос за его спиной на аниранском.

Арлан скорее от неожиданности, чем по старой армейской привычке, мгновенно повернулся, приняв боевую стойку.

— Ну-ну, парень, не надо дергаться. Похоже, мы оба идем в одно место.

Человек, оказавшийся рядом с ним, выглядел невысоким, но в его слегка сгорбленной фигуре чувствовалась сила. Лицо неопределенного цвета, все покрытое сетью морщин, походило на сморщенную поверхность какого-то диковинного фрукта. И только глубоко запрятанные глаза смотрели зорко и молодо, не упуская ни одного движения Арлана.

Одежда незнакомца выглядела неряшливой и заношенной. Заляпанная пятнами жира, она давно нуждалась в стирке. За плечами у него болталась полупустая котомка, а в руке он сжимал толстую гладкую палку, способную одновременно выполнять роль посоха и дубины.

— Кто вы такой и почему идете за мной?

— За тобой? Ты что, парень, рехнулся или впрямь иномирянин? Здесь нет другой тропы.

— Но я не слышал, как вы… Впрочем, это не важно.

Арлан уже справился с шоком, вызванным совершенно неожиданным появлением аниранца. Никогда раньше он не позволял вот так неожиданно, вплотную, приблизиться к себе сзади. Этот человек обладал феноменальными способностями в Маскировке.

— Вы хотите сказать, что вы тоже паломник?

— Такой же, как и ты. Хватит валять дурочку. Нам обоим нужно одно и то же, поэтому не надо Меня бояться. Полиция за мной не идет, хотя была бы рада познакомиться поближе.

Наконец Арлан кое-что начал понимать.

— Убежище?

— Конечно. В это время здесь немало таких, как я. Бесплатная кормежка. Защита от полиции. Можно сказать, мы здесь проводим отпуск, почти как на «Веселом» астероиде, только баб недостает.

— Раз уж нам по пути, скажи, как тебя звать?

— Зови Сэмом. А можешь Мореным, как больше понравится.

— Буду звать Сэмом. А я Заславский.

— Это еще что за имечко? Неужто и вправду иномирянин?

— Он самый.

— То-то я смотрю, слова не по-нашему говоришь. Ну, мне до этого дела нет.

— Так что же мы стоим? Скоро стемнеет.

Сэм пощелкал языком и, прикрывшись ладонью от солнца, внимательно посмотрел на лагерь паломников.

— Туда до утра лучше не соваться. Сразу прищучат. Утром, когда они начнут бормотать и отбивать свои поклоны, — вот тогда самое время к ним заявиться. Нипочем не заметят.

— Тогда нам надо позаботиться о ночлеге.

— Ну, эта забота не по мне. Опасных зверей здесь нет. Можно спать под любым деревом.

Однако когда Арлан натаскал сухих веток, разжег костер и начал готовить похлебку из прихваченных с собой концентратов, его новый знакомый уже сидел рядом на поваленном дереве.

— Вообще-то пахнет неплохо…

Арлан щедро отлил половину котелка и поставил его рядом с Сэмом, но тот не шевельнулся и к еде не притронулся.

— Я во многих местах побывал, но таких, как ты, не встречал даже среди иномирян.

— Чем же это я такой особенный?

— Ты незлопамятный и справедливый. За дело, которое считаешь правым, будешь бороться до конца. Друзей в беде не бросаешь, способен ради любви кинуться очертя голову в чужой мир.

— И откуда же ты, Сэм, все это про меня знаешь?

— Знаю, Заславский, знаю… Я многое про тебя знаю, потому что никакой я не Сэм.

Вся эта речь в устах бродяги прозвучала настолько дико, что Арлан, ощутив холодок внезапного страха, весь подобрался и, стараясь не показывать этого, спросил самым небрежным тоном:

— Кто же ты тогда?

— Я тот, кто отбирает избранных для встречи с Триединым.

«Господи! Только сумасшедшего мне сейчас не хватает», — подумал Арлан, пытаясь сохранять серьезный вид, чтобы не обидеть человека, от которого в сложившейся ситуации он мог получить помощь.

— Я совсем не сумасшедший, Арлан, я просто очень старый, настолько старый, что от меня, в сущности, осталась одна видимость, образ, неспособный произвести в твоем времени никакого действия. Все, что у меня есть, — это информация, но как раз это, насколько я понимаю, тебя совершенно не интересует.

— Я просто тебе не верю!

— Конечно, ты мне не веришь! С чего бы ты это вдруг поверил случайному встречному, несущему подобную белиберду! — Сэм словно повторял вслух его мысли.

— Ты не выглядишь слишком старым, — сказал Арлан первое, что пришло ему в голову, только чтобы отвязаться от странного собеседника.

— Я могу выглядеть как угодно.

Неожиданно лицо Сэма смазалось, словно смотрело с телеэкрана, и начало меняться. Исчезли морщины, заострился подбородок, появились щегольские, молодцеватые усики. Теперь он был похож на молодого Мефистофеля из земного кинофильма.

Одежда тоже изменилась и стала выглядеть как земная. Появились опрятная джинсовая куртка и такие же брюки, котомка превратилась в аккуратный рюкзачок.

— Так тебе больше Нравится?

— Я незнаком с возможностями аниранской науки и не знаю, как тебе удался этот фокус. Впрочем, это неважно, мне хотелось бы знать, кто ты есть на самом деле и что тебе от меня нужно?

Сэм тяжело вздохнул:

— И вот так каждый раз, когда нужно передать важную информацию. Дай мне твою руку!

— Для чего она тебе понадобилась?

— Излишняя осторожность тоже вредна. Ты ведь не боишься меня? Тогда дай руку!

Рука Арлана прошла сквозь руку Сэма, не встретив ни малейшего сопротивления.

— Теперь ты убедился? Меня здесь нет. Все, что ты видишь, это плод твоей фантазии.

— Или хорошая голограмма.

— Пусть так, это неважно. Важно другое. Важно, чтобы ты серьезно отнесся к тому, что сейчас услышишь.

— Как я могу относиться серьезно к словам какого-то призрака?

— Вот это уже лучше. По крайней мере у тебя прорезалось чувство юмора.

— Это не юмор, Сэм. Скорее горечь. Я попал в мир, где меня все пытаются одурачить и где я чувствую себя годовалым ребенком. Здесь у меня нет друзей.

— А Беатриса?

— Беатриса другое дело. Но если ты хочешь, чтобы я тебе поверил, ты должен доказать, что не принадлежишь к моим врагам, устраивающим за мной охоту, как за диким зверем.

— Я не могу этого доказать. Как сказал один ваш политик, вера — это продукт интуиции. Или ты мне поверишь и в дальнейшем сможешь извлечь пользу от полученной информации, или нет, и тогда усилия лучших умов той цивилизации, в которой я родился, окажутся напрасны, а твой собственный мир станет добычей инопланетных захватчиков. В любом случае, выслушав меня, ты ничего не потеряешь.

— Ты, пожалуй, прав.

— Спасибо и на этом.

— Ну так я слушаю, слушаю, черт тебя подери!

Какое-то время Сэм молчал, словно собираясь с мыслями, и во время этой паузы взгляд Арлана случайно упал на его котелок. Уровень жидкости в нем не уменьшился ни на йоту, и почему-то этот незначительный факт показался Арлану важнее всего остального.

— Сотни тысяч лет назад по вашему летосчислению, когда на твоей планете еще только зарождалась первая цивилизация, о которой в вашей истории не сохранилось никаких упоминаний, в мой собственный мир пришло древнее зло.

Дарсаны боролись с ним, как умели. У нас были для этого необходимые средства. Но мы не смогли победить. В этой схватке никогда не бывает победителей. От моего народа мало что осталось. А зло…

Оно затаилось и стало ждать своего часа. Теперь этот час пробил, оно вернулось. Если его не остановить — оно будет уничтожать один мир за другим, превращая народы, живущие там, в своих рабов. Главное оружие этого космического агрессора — полное подчинение психики тех, кто пытается бросить ему вызов.

Мы знали, что вдалеком будущем, в другой цивилизации должен родиться человек, мозг которого сможет противостоять внешнему воздействию.

— «Д-поле». Аниранцы называют излучение, подчиняющее чужую психику, «Д-полем», — едва слышно произнес Арлан.

Под воздействием тишины, окружавшей их и нарушаемой лишь легким потрескиванием догорающего костра, или по какой-то другой неясной для него причине сомнения покинули его, и он весь обратился в слух.

— Пусть «Д-поле». Термины не имеют никакого значения. Важна лишь суть. Я должен был дождаться рождения человека, способного противостоять воздействию этого поля. Встретиться с ним, передать ему знания, без которых он не сможет попасть на Роканду и выжить там. Так уж получилось, что судьба выбрала тебя. Аниранцы собирались отправить тебя на Роканду, но передумали. Они полагают, что их жалкая наука способна повторить то, что дается человеку Триединым. И все-таки тебе необходимо попасть на Роканду. Сделай так, чтобы они изменили свое решение.

— Каким образом?

— В храме Триединого ты получишь необходимые знания и силу.

— Ну хорошо, предположим, я доберусь до Роканды. Что я там буду делать?

— Ты должен узнать, откуда пришло зло. Аниранский корабль совершил посадку в неизвестном месте и принес оттуда зло на Роканду. Возможно, сохранились какие-то записи о маршруте этого корабля… С тех пор прошло не так уж много времени.

— И что мне с ними делать?

— Ты должен найти это место. Логово зла находится где-то там.

— А если я его найду, что дальше?

— Ты должен его уничтожить.

— Как? Взорвать планету, на которой оно находится?

— Взрыв не поможет, ты лишь раздробишь его тело на тысячи кусков. Из каждого такого куска в будущем родится новое зло.

— Тогда что же я должен делать?

— Этого я не знаю… Вообще-то Эль-Грайона нельзя уничтожить.

— Послушай, Сэм, ты что, издеваешься надо мной? Зачем тогда понадобился этот дурацкий разговор?

— Какой-то способ все-таки существует. Моим народом было создано оружие, способное убить Эль-Грайона. Но оно действовало на небольшом расстоянии. Прежде чем кому-нибудь удавалось приблизиться на нужную дистанцию, он погибал. Многие пытались, но никто не вернулся. Возможно, тебе повезет больше, чем воинам моего народа…

Он замолчал ненадолго, словно собираясь с мыслями, и наконец с горечью произнес:

— Их было много, тех, кто отдал свою жизнь в этой битве. Позже их назвали Часовыми Вселенной, ведь они сражались не только за свою собственную планету.

— А как обстоит дело с оружием? Оно сохранилось?

— Не знаю. Слишком много времени прошло с тех пор. Древнее оружие навсегда утрачено. Создайте свое собственное, или Эль-Грайон вас всех превратит в рабов.

Фигура Сэма начала бледнеть, его силуэт становился все прозрачнее, сквозь него уже просвечивали кусты.

— Эй, подожди! А как же храм? Кто поверит в дурацкий рассказ какого-то иномирянина? Что я должен сказать жрецам?

Секунду силуэт Сэма колебался, словно на него налетел порыв внезапного ветра, потом его черты вновь обрели четкость.

— Спасибо, что напомнил про храм, я чуть не забыл. Ты должен передать Верховному жрецу всего лишь одну фразу: «Бельтрамон Ар».

— Что это означает?

— Это тайное слово древнего языка моего народа. Жрец поймет. Так называли каждого Часового…

Фигура Сэма вновь начала бледнеть.

— Я увижу тебя еще когда-нибудь?

— Не думаю. Я всего лишь запись. Считай, что пленка в аппарате кончилась и энергия тоже. Я и так ждал слишком долго. Теперь все будет зависеть от тебя самого.

Голос Сэма все больше слабел, становился похожим на едва различимый шорох листвы под случайным порывом ветра. Казалось, каждое слово теперь стоило ему огромных усилий.

— Да, и вот еще что… Не отказывайся, если жрецы предложат тебе умереть. Ты многое потеряешь.

— Странные у тебя шуточки, Сэм!

— Это не шутка… Это очень важно… Только так ты сможешь получить силу Триединого. А теперь прощай.

Первые лучи восходящего солнца неожиданно вырвались из-за края горной гряды.

Ствол дерева, на котором только что сидел его загадочный спутник, четко обозначился на фоне скалы, но Сэма там уже не было. Только легкий клочок тумана медленно плыл над ветвями, постепенно тая под солнечными лучами.

ГЛАВА 15

Сотни людей бродили по поляне, собирали свои нехитрые пожитки, тушили костры. Никто не обратил внимания на Арлана, когда он смешался с толпой паломников. Те, кто пришли первыми, уже занимали очередь перед началом тропы.

Прошло не меньше часа, прежде чем стоявшие перед Арланом люди растянулись по тропе в длинную цепочку с интервалами в несколько десятков метров. Этого требовали строгие правила. Нельзя было нарушать уединение и внутреннюю сосредоточенность людей, идущих на встречу со своим богом. Во время очистительного восхождения следовало соблюдать молчание и пост. Здесь Арлан мог избежать досадных ошибок и промахов, подстерегавших его в городе на каждом шагу и немедленно выдававших в нем иномирянина.

С момента наступления дня великого очищения паломники не подходили друг к другу ближе, чем позволял посох в вытянутой руке. Даже вечером, когда стемнело, они оставались в одиночестве, и каждый коротал ночь на том месте, где его застала темнота. Никто не разжигал костров, не готовил пищи — ничто не выдавало в ночных зарослях присутствия массы людей.

На Аниране давно истребили всех опасных зверей, и в ночном лесу людям ничто не угрожало, если не считать назойливых насекомых и огромных летучих мышей, питавшихся, как гласила легенда, кровью уснувших паломников. Спать во время великого очищения не полагалось. Суровая кара ждала того, кто нарушал священные правила. Арлан не верил подобным сказкам, но тем не менее не заснул до самого рассвета. Да и спать совершенно не хотелось. Ему было о чем подумать. Встреча с Сэмом не выходила из головы.

Кем бы тот ни был, набором энергетических волн или интерференцией силовых полей, в нем сохранилось что-то человеческое, нечто, вызывавшее одновременно жалость и уважение. Мир Сэма погиб, но он все еще хотел отомстить за его гибель, все еще продолжал бороться. Он передал Арлану эту тяжкую эстафету мести и горечи. Груз оказался не таким уж легким, не таким простым, как представлялось вначале. Чем больше он размышлял над полученным посланием, тем больше возникало вопросов. Особенно странным выглядело предложение Сэма не отказываться от смерти, которую ему могут предложить в конце этой тропы.

Ритуальная смерть? Только ли ритуальная? Или за этим скрывалась какая-то новая, неизвестная опасность?

Раздумывая о послании, Арлан долго не мог заснуть и задремал лишь под утро, прислонившись к стволу дерева, похожего на земной баобаб.

С первыми лучами солнца восхождение продолжилось. Вскоре из-за зубчатой вершины горы показалось главное строение храма Триединого, повисшее над пропастью. Арлана удивил внешний вид здания.

Земные храмы своими куполами стремились ввысь, к далекому небу. Этот же словно врос в землю, распластался на ней, притаился среди отрогов гор, стараясь слиться с ними, чтобы стать незаметнее.

Такая архитектура наверняка имела в своей основе какую-то историческую причину.

Здания часто хранили память о трагедиях, уже забытых людьми.

Второй день паломничества Арлана также прошел без происшествий, и он уже начал надеяться, что все закончится благополучно.

Его раздражало однообразное и слишком медленное продвижение к цели, которое он не мог ускорить. Не разрешалось обгонять впереди идущих, да и тропа не позволяла подобной вольности. Местами она становилась такой узкой, что на выдолбленном в скалах карнизе с трудом помещалась ступня.

Убаюкивающие однообразные движения в полном молчании, среди неторопливо бредущих людей, странным образом действовали на Арлана.

Цивилизация города, проблемы «Д-корпуса», его собственная перевернувшаяся жизнь — казалось, все это здесь потеряло значение.

Возможно, в этом виноват был воздух, наполненный испарениями почти невидимых полупрозрачных цветов. Они росли повсюду. Вначале Ар-лан ощущал их резкий аромат, потом постепенно привык к нему. Но, видимо, эти цветы росли здесь не случайно.

Их запах помогал расслабиться, и, возможно, ег о действие на психику было гораздо глубже, чем Арлан мог предположить.

Исчезла нервозность, досада на слишком медленное движение паломников, даже лицо Беатрис виделось сквозь дымку, словно сама его память перешла на замедленный, неспешный ритм работы.

К вечеру второго дня здание храма почти не приблизилось. Панорама ущелья, в котором оно располагалось, казалась неизменной, хотя Арлан знал, что это всего лишь обман зрения. Паломничество должно было продлиться ровно три дня, и завтра вечером он будет стоять перед воротами храма.

Как всегда в горах, темнота пришла неожиданно и резко, словно рухнула с небес на землю. Сразу же вспыхнули непривычные для его земного восприятия огромные звезды аниранского небосвода. Они светили так ярко, что тропу было видно на десятки метров в обе стороны.

Арлан выбрал для последней ночевки небольшую полянку, закутался поплотнее в толстый шерстяной балахон и устроился на стволе рухнувшего от бури дерева, ветки которого образовали настоящий шатер и защищали от резкого ночного ветра.

Лишь теперь он оценил все достоинства одежды, которую носили паломники. Днем она хорошо защищала от палящих лучей солнца, особенно коварных в разреженном горном воздухе, а сейчас надежно спасала его от холода.

Еще вчера ночью воздух не казался таким холодным, но за день они поднялись не меньше чем на тысячу метров, и здесь, в высокогорье, климат был уже иным.

Он пожалел, что нельзя развести костер, и тут же подумал, что тогда не смог бы любоваться ослепительным ночным небом. В городах люди лишены этого удовольствия. Многие правила, связанные с восхождением, казались непосвященному случайными, но чем дольше длилось восхождение, тем чаще Арлан убеждался, что в каждом из них заключен глубокий тайный смысл.

Чужие звезды заставили его глубоко задуматься о сложном переплетении собственной судьбы, занесшей его в этот мир, а еще он думал о том, сохранилась ли в безбрежных просторах космоса звезда, которая когда-то была родным домом Сэма… Что вообще осталось от его некогда могущественной цивилизации, кроме послания? Вряд ли он когда-нибудь это узнает. Пески времени безжалостно засыпают следы целых народов. Даже звезды рождаются и умирают, как люди…

Он так глубоко задумался, глядя в сверкающие огромные глаза звезд, что не сразу услышал шаги человека, идущего по тропе сверху.

Арлан мгновенно весь подобрался, готовый к любой неожиданности.

Паломники не ходят по ночам. Тем более они не станут поворачивать обратно, не дойдя до храма. Тогда кто же это?

Он знал, что его нельзя заметить среди густых ветвей дерева, и не шевелился, весь обратившись вслух.

Тропа в двадцати шагах от него хорошо просматривалась в свете звезд в обе стороны, другой Дороги по обрывистым склонам в этом месте не было. Значит, таинственный путник должен был с минуты на минуту появиться в его поле зрения.

Так и случилось. Человек шел по тропе, не скрываясь и не заботясь о том, что звук его шагов разносится в застывшем горном воздухе далеко вокруг.

В руках он держал какую-то сучковатую палку Или посох. На нем были пятнистые зеленые брюки военного образца и толстая куртка с многочисленными карманами. Таких курток не носят на Аниране. Одежда сразу же выдавала его принадлежность к Земле, наверняка это обстоятельство не было случайным, и оно еще больше насторожило Арлана.

Дойдя до места, где тропа скрывалась за обрывистым склоном, путник не пошел по ней дальше, а, не раздумывая, свернул к дереву, в ветвях которого скрывался Арлан.

Оружия у незнакомца не было видно — разве что посох. К тому же он один. Арлан знал, что легко может справиться с одним человеком в рукопашной схватке, даже если противник хорошо подготовлен, и потому, не двигаясь с места, ждал, чем закончится этот странный ночной визит. Он бы многое сейчас отдал, чтобы узнать, каким образом ночной гость догадался о его убежище.

Арлан сосредоточил все свое внимание на приближавшемся человеке, и это едва не стоило ему жизни. Его спасла сухая ветка, случайно попавшая под ноги второго, подкравшегося к нему справа человека.

Резкий треск, прозвучавший в застывшем ночном воздухе, заставил Арлана мгновенно оказаться на ногах. Сразу вслед за этим раздался свист стали, рассекавшей воздух, и глухой удар. В то место на стволе дерева, где он только что сидел, глубоко вонзилось широкое лезвие, внешне напоминавшее давно забытые секиры.

Сходство еще больше увеличилось, когда Арлан увидел рукоять боевого топора, не менее полутора метров длиной, которую держал в руках напавший на него человек.

Понадобилось несколько секунд, чтобы извлечь из ствола накрепко засевшее в дереве лезвие, и это обстоятельство вновь спасло Арлана, поскольку нападавших оказалось двое. Пока его противник возился со своей секирой, Арлан успел уклониться от удара копья второго нападавшего.

Третий человек, который свернул с тропы, нападать, похоже, не собирался. Он уже сделал все, что полагалось, — отвлек внимание Арлана от подкравшихся к нему убийц, — и теперь наблюдал за схваткой со стороны.

Оружие нападавших для ближнего рукопашного боя было не самым удачным. Очевидно, с ним собирались покончить одним ударом, однако теперь, лишившись фактора неожиданности, его противники оказались лицом к лицу с человеком, в совершенстве владевшим приемами рукопашного боя без оружия. Арлан знал, какая страшная сила может быть заключена в ребре ладони, и умел пользоваться ею сполна.

Вновь уклонившись от нападавшего, он резко ударил ладонью по древку копья перед самым наконечником и услышал сухой треск сломанного дерева. Наконечник отлетел в траву, а в руках его противника осталась обыкновенная палка.

К этому времени второй уже выдернул из ствола свою секиру и вновь бросился на Арлана.

Арлан знал, что в настоящем, не показном, бою очень трудно контролировать сразу двух противников, даже в том случае, когда один из них вооружен обыкновенной палкой.

Он тратил слишком много сил на прыжки, перевороты и уходы от ударов, не имея возможности ответить, поскольку нападавшие, используя свое Длинное оружие, держались за пределами досягаемости. Усталость уже давала о себе знать, дыхание стало прерывистым, а движения слегка замедленными. В неверном свете звезд легко было допустить ошибку. У него оставалось совсем немного сил. Пригнувшись, он бросился в яростную атаку, стараясь сократить дистанцию между собой и человеком с топором, чтобы попытаться вывести из боя самого опасного противника.

Ему это почти удалось. В ответ на его бросок противник обеими руками приподнял топор над головой, надеясь одним ударом покончить с Арланом, и на долю секунды оставил незащищенным свое горло — наиболее уязвимую часть в поединке с применением боевого искусства ляо-тан.

Арлан довел свой выпад до завершающего удара, но ощущение было таким, словно его ладонь со всего маху врезалась в автомобильную резиновую покрышку.

Он едва не вскрикнул от боли, но ни один мускул в лице его противника не дрогнул. Даже движение топора, направленного Арлану в грудь, не изменило своей траектории.

Арлану удалось уклониться буквально чудом, и теперь оставалось лишь спасаться бегством. Существо, стоявшее напротив, не знало, что такое боль, а чтобы вывести его из строя, нужно было оружие помощнее человеческой руки…

Арлан понял, что самым опасным будет момент выхода из боя, но выбора у него не осталось.

После очередного прыжка, когда между ним и нападавшими оказался ствол дерева, Арлан изо всех сил оттолкнулся от поверхности почвы, посылая свое тело назад.

Совсем рядом мелькнуло лезвие боевого топора, распоров его балахон, у него не хватило времени даже на то, чтобы сбросить сковывавшую движения одежду.

Прыжок назад почти всегда заканчивается падением, однако Арлану удалось удержаться на ногах — Не теряя ни секунды, до конца используя выбранные мгновения, он повернулся спиной к нагадавшим и бросился в лес.

Лицо мгновенно покрылось испариной, он почти физически ощущал, как вращающееся в воздухе лезвие настигает его незащищенную спину…

Но то ли убийца с топором не умел его метать, хо ли слишком дорожил своим оружием и не хотел рисковать — во всяком случае, броска не последовало. Вместо этого Арлан услышал за собой топот погони.

Едва он оказался под покровом леса, как темнота сомкнула вокруг него свои мягкие коварные лапы.

По старой военной привычке, располагаясь на ночлег в незнакомом месте, он произвел короткую рекогносцировку местности. И сейчас его фотографическая память подсказывала направление движения.

По топоту за своей спиной он знал, что преследователи находятся совсем рядом. Но бежать оставалось недолго — метров пять-десять. Вот и знакомая рытвина с белым валуном.

Через два шага он резко рванулся влево и, вцепившись в ствол дерева, чтобы погасить инерцию, неподвижно замер.

Дальше, у самого обрыва, начиналась коварная осыпь, незаметная в ночном свете звезд.

Его расчет оказался абсолютно точным. Бежавший за ним шаг в шаг человек с топором не успел остановиться. Ноги противника поехали по осыпи, он пошатнулся, упал и почти тут же сорвался с °брыва, не издав при этом ни единого звука.

Какое-то время спустя снизу донесся глухой Шмякающий звук, будто в пропасть упал мешок Картошки.

Второму преследователю, вооруженному обломком копья, повезло больше. Он успел остановиться в двух шагах от Арлана, перед самым обрывом Несколько секунд он стоял неподвижно, словно прислушиваясь к чему-то.

Затем швырнул сломанное древко в пропасть, повернулся и, не обращая на Арлана ни малейшего внимания, пошел обратно.

Арлан давно уже понял, что напали на него не люди, а те самые биологические живые машины, управляемые извне, с которыми он познакомился во время своего ночного визита на виллу «Аннушка».

Он не стал преследовать своего врага. Не было смысла рисковать. На него напали перед самым рассветом, теперь небо на востоке посветлело.

Больше ему ничто не угрожало. Среди бела дня его противники не рискнут повторить нападение, опасаясь привлечь к себе внимание паломников. Кто бы они ни были, они хотели остаться незамеченными не меньше самого Арлана…

Наверно, именно этим объяснялось отсутствие огнестрельного оружия во время ночного нападения. Любой энергетический разрядник, даже тот странный пистолет, что достался ему в качестве трофея, издавал при выстреле шум, достаточный, чтобы превратиться в горном воздухе в устрашающий грохот.

Горы не любят стрельбы…

ГЛАВА 16

Чем ближе подходил Арлан к зданию храма, тем меньше оно ему нравилось, и это впечатление лишь усиливалось по мере приближения. Храм выглядел слишком заземленным, слишком грубым и чересчур древним. Его построили не меньше тысячи лет тому назад. Если с момента основания религии Триединого прошла такая бездна времени, оставалось лишь удивляться, как ей удалось до сих пор сохранить свое влияние в аниранском обществе.

Замшелые камни ограды потрескались от времени. Арлан стоял рядом со стеной в цепочке одинаково одетых людей, ничем от них не отличаясь.

Очередь двигалась довольно быстро, примерно каждые пятнадцать минут калитка открывалась, и привратник впускал внутрь очередного паломника.

Не задавалось никаких вопросов, и, видимо, не требовалось никакого подтверждения праву войти внутрь.

Подошла его очередь, и Арлана впустили внутрь ограды.

Двор оказался совсем небольшим — каждый метр свободной площади на такой высоте отвоевывался у скал с огромным трудом. Он был вымощен грубо отесанными камнями. Здесь не росло ни единого деревца, ни одной травинки.

Вблизи храм выглядел еще более мрачно и напоминал какой-то мавзолей. Наверно, так оно и было — здесь похоронено прошлое аниранской цивилизации.

Привратник провел Арлана к боковому нефу. Небольшая дверца открылась, и он очутился внутри храма.

Один-единственный огромный зал занимал все внутреннее пространство приземистого строения. Возможно, в глубине находились другие помещения, но их не было видно из главного зала.

В центре возвышался не то алтарь, не то какая-то статуя. В полумраке трудно было рассмотреть очертания единственного находившегося здесь предмета.

Подойдя ближе, Арлан понял, что это все-таки алтарь. На его возвышенной части, в самом центре, находился единственный предмет — Золотая чаша.

Своим живым блеском золото словно бросало вызов окружавшему его мертвому камню.

Стоявший возле алтаря священник или, скорее, жрец обернулся, услышав шаги Арлана. На нем была малиновая туника без всяких украшений. Лицо суровое, властное. Глаза внимательно, наверно, с минуту изучали Арлана. В этом не было ничего удивительного. Войдя в храм и подчинившись требованию привратника, Арлан снял капюшон, и теперь любой мог признать в нем иномирянина. Наверняка они были здесь редкими гостями…

Наконец жрец сказал:

— Я знаю всех иномирян, принявших нашу веру. Вы к ним не принадлежите. Зачем вы здесь?

Арлану надоело скрываться, храм был единственным местом, где он мог найти защиту от аниранской администрации. Рано или поздно ему придется попросить убежища. Он решил сделать это прямо сейчас.

— Я плохо знаю аниранский. Я прибыл сюда из другого мира.

— Это я уже понял. Вы можете говорить на интерлекте — я его знаю. Так что же привело вас сюда? Как я понимаю, вера в Триединого не имеет к этому отношения?

Каждый раз, когда аниранец узнавал, что ему приходится иметь дело с иномирянином, в его голосе, во всей манере поведения появлялись презрительные нотки, и трудно было понять, чего здесь больше — остатков былого величия, когда аниран являлся центром огромной империи, или результата традиционного воспитания.

Со школьной скамьи детям вдалбливали в головы замшелые идеи о том, что аниранцы — особая раса, избранная Триединым для воплощения в жизнь его божественной воли.

Со временем влияние религии в обществе ослабло, веры в Триединого поубавилось, однако старые традиции умирали медленно.

Арлан невесело усмехнулся:

— Любой человек имеет право войти в ваш храм и попросить убежища, если его преследуют.

— Человек — да. Дело в том, что, когда принимался закон убежища, под словом «человек» понималось «аниранец». В то время мы просто не знали о существовании иных рас.

— Что ж, теперь вы о них знаете. Вам следует пересмотреть свои собственные правила, если вы с ними не согласны. Но мне кажется, Триединый придерживается на этот счет иного мнения. В моей религии принято считать, что все народы равны перед Богом, каким бы именем вы его ни называли.

— Вы, иномирянин, берете на себя смелость утверждать, что вам известно мнение Триединого? Убирайтесь отсюда!

— Я так не думаю, — медленно проговорил Арлан. — Вы совершаете грубую ошибку. Если я уйду, как вы сможете выбрать среди паломников того, кому предоставляется высочайшая честь беседовать с Триединым? Вдруг это я и есть? Вы обязаны Проверять всех претендентов.

— Стража! Выбросите отсюда этого наглеца!

Но помещение храма было слишком велико, и Арлан знал, что пройдет достаточно времени, прежде чем приказ жреца будет выполнен.

— Я не шучу, Вамахетон! — Арлан и сам не знал, почему с его губ сорвалось имя человека, которого он не знал, откуда возникло оно в его памяти. В одном он был уверен. Ошибки нет. Ни в этом имени, ни в тоне, которым оно произнесено.

— Если ты сейчас же не уберешься…

— Прежде чем уйти, я должен передать два слова вашему Верховному жрецу.

— Так передай их мне!

— Ты не поймешь, жрец. Эти слова возникли раньше, чем был построен ваш храм. Только Ара-датор знает священный язык древних.

Какое-то время жрец молчал, разглядывая чашу на алтаре, и в храме звучали лишь шаги приближавшихся стражей. Вамахетону никогда бы не удалось достичь высокого сана жреца, если бы он не умел подавлять собственные эмоции и быстро принимать правильные решения.

— Ты говоришь странные вещи, иномирянин, но я обязан доложить о тебе Арадатору, раз уж ты знаешь его имя. Иди за мной.

В одном из боковых нефов храма находилась узкая каменная лестница с выщербленными от времени ступенями. Один из стражей шел впереди, освещая путь чадящим факелом. Вскоре они оказались в нижних помещениях храма, расположенных внутри вырубленного в теле горы пространства.

Арлан подумал, какая титаническая работа была проделана для того, чтобы вытесать в граните бесконечную череду холлов, коридоров и залов. Внизу, под храмом, находился настоящий, скрытый от глаз посторонних дворец. Здесь, по-видимому, располагались все подсобные и жилые помещения.

Пройдя через длинную галерею, расположенную вдоль сплошной внешней стены, они очутились в роскошно убранной комнате, представлявшей собой нечто среднее между старинной библиотекой и современным кабинетом делового человека.

Здесь были полки со свитками рукописей, бумажные книги и стеллажи с кристаллоносителями компьютерной информации.

Небольшой плоский дисплей в центре стола наверняка был связан с внешней информационной сетью.

Окна отсутствовали. Свет шел сверху, от свободно плававшего под потолком светящегося шара. Арлан так и не смог определить, что он собой представляет — искусственный светильник, выполненный в виде воздушного шара, или неизвестный ему живой организм.

Человек за столом, одетый в просторную удобную хламиду, оторвался от свитка рукописи, которую читал, и пристально посмотрел в лицо Арлана.

Ничто не указывало на то, что это Верховный жрец храма. Не было никаких знаков отличия, никаких украшений в его простой, удобной для работы одежде. Разве что возраст и глаза человека, уверенного в собственной власти, говорили о том, что перед Арланом тот, кто может решить его судьбу.

Лицо Верховного жреца, в отличие от его коллеги, казалось совершенно непроницаемым. За этой бронзовой кожей лба, за тусклыми, ничего не выражающими глазами нельзя было прочитать ни одной мысли. Однако речь Арадатора, опровергая первое нелестное впечатление, сложившееся у Арлана, оказалась на редкость живой и эмоциональной.

— Садитесь, — пригласил он на интерлекте, указывая на удобное кресло, расположенное так, что горевший в глубине комнаты камин не обделял своим теплом ни посетителя, ни хозяина. — Оставьте нас одних.

— Но, ваша святость…

Арадатору не пришлось дважды повторять свое распоряжение, он лишь нахмурил брови и взглянул в сторону жреца, сопровождавшего Арлана от самого алтаря. Тот мгновенно исчез вместе со стражем, и они остались наедине. Видимо, Верховного жреца успели предупредить о появлении Арлана, потому что он сразу же перешел к делу:

— Расскажите мне подробно, откуда вы узнали о древнем языке?

— Разве вначале вы не хотите услышать самих слов послания?

— Это успеется. Важнее самого послания — источник вашей осведомленности.

Не видя причины что-нибудь утаивать, Арлан рассказал о встрече с Сэмом, не называя, впрочем, его имени. А в конце, дойдя в рассказе до места передачи послания, он произнес и сами эти странные слова: «Бельтрамон Ар».

Жрец долго молчал. Его глаза смотрели в пустоту, сквозь Арлана. Через время, показавшееся Арлану многими часами, жрец прошептал едва слышно:

— Часовые Вселенной… Тысячелетия о них ничего не было слышно. А сам посланник не появлялся так давно, что его существование стало легендой. Но ваш рассказ в точности совпадает с описанием «Того, кто выбирает», изложенным в этой рукописи. Она существует в единственном экземпляре, и вы не могли о ней знать.

В голосе жреца звучала некоторая растерянность, и Арлан хорошо его понимал. Он представил себе сцену, как какой-нибудь иностранец, вдруг явившись к владыке, заявит о том, что он только что беседовал с архангелом Гавриилом, и представит доказательства такой беседы.

— Скажите мне, как его звали. Вы ни разу не упомянули его имени. У него должно быть два имени.

— Да, и довольно странных… Одно из них Сэм — это имя свойственно представителям нации, живущей на моей планете. Второе показалось мне кличкой… Он сказал, что я могу называть его Мореным — кожа на его лице действительно напоминала кору мореного дуба.

— Вы поставили меня в очень затруднительное положение, — сказал жрец, помедлив. — До сих пор ни один иномирянин не удостаивался чести быть избранным для беседы с Триединым.

— Я ведь не добивался этой чести. Все, что мне было нужно, — это получить убежище в вашем храме.

— Вас преследуют?

— Мирские власти собираются использовать генотип моих клеток в своих экспериментах с клонированием. Я не давал своего согласия, но, похоже, меня и спрашивать не собирались.

— Мы не одобряем подобных экспериментов. Триединый запрещает изменять человеческую при-Роду.

— Я надеялся на вашу поддержку.

— Вопрос не в этом. Вы появились в неподходящее время. В государстве разгорается смута. По-Те ря внешних колоний и угроза непосредственно метрополии обострили ситуацию еще больше. Мы и до этого находились в сложных отношениях с мирскими властями, а сейчас, если я объявлю о появлении Истинно избранного…

— Вам необязательно это делать. Оставьте все, как есть. Чем меньше людей будут знать о моем появлении в храме, тем лучше и для меня, и для вас. Просто предоставьте мне убежище на пару месяцев.

— Нет. Этого недостаточно. Тайно или явно — в любом случае теперь только вы один имеете право на встречу с Триединым. Мы обязаны все подготовить и провести соответствующий обряд.

— Но для чего? Разве нельзя заменить меня любым из тех, кто так стремился попасть на эту церемонию?

— Это невозможно. Воля «Того, кто выбирает» для нас священна.

— А если я не соглашусь?

— Тогда вы должны будете немедленно покинуть храм. Но помните — обряд встречи с Триединым нужен прежде всего лично вам.

Арлан скептически поморщился.

— Вы кажетесь мне вполне здравомыслящим современным человеком. Забудьте на минуту о своем положении Верховного жреца и ответьте мне чисто по-человечески: зачем? Зачем мне это нужно?

— Вы не понимаете самой сути… После встречи с Триединым человек рождается заново. Он получает обновленное тело и укрепленную душу.

— Меня вполне устраивает моя душа в ее теперешнем виде.

— Возможно. Но раз уж вам передали послание… Вы ведь не все мне сказали, мне и не надо знать все, но раз он говорил с вами, значит, на вас возложено нечто большее, чем передача мне древних слов… Теперь я обязан подготовить вас к той миссии, которая вам предстоит. Отныне ваша судьба неразрывно связана с силами света. После встречи с Триединым, возможно, вы сами станете одним из Часовых, одним из тех, кто охраняет жизнь на всех мирах от рвущегося из космоса зла.

— Ну, знаете! Меня постоянно пытаются использовать для каких-то великих миссий, не спрашивая на то моего согласия!

— У каждого человека всегда есть выбор. Он есть и у вас. Вы можете покинуть храм и забыть обо всем. Или вы можете умереть, чтобы встретиться с Триединым, и возродиться заново.

— Сэм предупреждал, что вы предложите мне что-то подобное… А что, находятся ненормальные, которые соглашаются умереть ради встречи с Триединым?

— Ну, это не настоящая смерть. Вернее, не совсем настоящая. Умрет на какое-то время только ваше тело. Мозг останется бодрствовать. Освобожденный от шумовых сигналов внешнего мира и от управления органами собственного тела, он окажется способен к восприятию очень тонких сигналов, идущих к нам от разума, руководящего Вселенной.

Есть, правда, одна опасность… Далеко не каждый возвращается. Большинство избранных навсегда остаются в неведомых для нас глубинах космоса, и тогда их смерть становится необратимой. Именно поэтому обряду встречи предшествует длительная специальная подготовка кандидата.

— В чем она состоит?

— Это трудно объяснить словами. Вы должны будете постигнуть управление собственным разумом, научить его концентрироваться, чтобы он оставался единой системой даже во время сильных внешних воздействий. Мы постараемся укрепить вашу силу воли и ваши ментальные способности. В итоге вам предстоит серьезная психологическая подготовка, которая уже сама по себе изменит вашу личность, сделает ее сильнее…

Те, кому удалось пройти все ее этапы и вернуться, становились после этого великими учеными или государственными деятелями. Некоторые из них стали великими воинами, но каждый оставил заметный след в истории нашего народа. Вот почему даже сегодня, в век всеобщего неверия, находится немало людей, добивающихся чести быть избранными для встречи с Триединым.

— Но ведь только раз в тысячелетие избирается кандидат…

— Это верно лишь в вашем случае, когда человека избирает посланец самого Триединого. Такое в истории Анирана происходит первый раз, хотя в наших священных книгах и было предсказано это событие, к нему относятся как к мифу. В остальных случаях сами жрецы решают, кого следует готовить для встречи с Триединым. И этому предшествует огромная работа по отбору каждого кандидата.

— Который потом, как правило, не возвращается…

— Что делать. Великая цель требует великого риска.

Несколько минут они сидели молча. Только сейчас Арлан начал понимать, какое серьезное и рискованное решение он должен принять. Но, переступив порог пространственного канала, порвав со своим прежним миром, он не хотел чувствовать себя на Аниране постоянным изгнанником, человеком второго сорта.

Второй раз бросаться в ледяную прорубь кажется уже не так страшно… Да и послание древних, хотел он того или нет, лежало на нем тяжким грузом.

Древнее зло, проснувшееся в этом мире, перестало быть чем-то отстраненным, не имеющим к нему отношения. Теперь ему предстояло с этим жить.

Нападение на него по дороге к храму свидетельствовало о том, что его новые враги уже знали о его существовании и по какой-то причине не желали, чтобы он попал в храм… Однако он здесь, и ему предстоит сделать выбор…

Сэм говорил, что силу для борьбы с космическим злом можно получить лишь в храме Триединого…

ГЛАВА 17

Психологическая подготовка Арлана к обряду встречи с Триединым началась с довольно простого упражнения. К потолку его кельи прикрепили два небольших шара, размером с куриное яйцо. Они висели на длинных нитях и ничем не отличались друг от друга, за исключением того, что один шар с помощью скрытого от глаз механизма все время раскачивался наподобие маятника, а второй оставался неподвижным.

Задача Арлана состояла в том, чтобы усилием воли заставить второй шар сдвинуться с места. Это казалось совершенно невыполнимым. Изо дня в День он раскачивал проклятый шар в глубине собственного воображения — он видел его даже в темноте, по ночам, в своих снах. Но и во сне шар не желал двигаться, словно прикрепленный к потолку стальной несгибаемой балкой.

Жизнь его остановилась, подчинившись замедленному, неспешному ритму времени, царившему в здании храма. Завтрак, состоящий из небольшой чашки риса, целый день упражнений и сухая овсяная лепешка на ужин. Хорошо хоть заваренный на травах чай разрешалось пить в неограниченном количестве. После ужина встреча с учителем.

Арадатор сам выбрал ему в учителя Ошана, сухонького и невзрачного старика, который добросовестно выполнял порученные ему обязанности, но, как казалось Арлану, особого восторга от ежевечерних встреч со своим учеником не испытывал. В одну из таких встреч Арлан решился попросить Ошана сменить осточертевшее ему упражнение.

— Ты слишком нетерпелив. Как все новички, ты хочешь сразу добиться успеха. Забудь о времени, забудь о том, что ты оставил за порогом храма. Когда ты научишься не отвлекаться, когда твое сознание очистится от мусора — только тогда шар сдвинется с места.

Ошан, казалось, не имел ни возраста, ни эмоций. Видимо, его далекие предки на Земле были китайцами. Они оставили ему в наследство узкие глаза и способность полностью скрывать от окружающих свои чувства.

Арлан так и не сумел понять, как он отнесся к решению Верховного жреца, назначившего ему ученика. По крайней мере Ошан ни разу не показал, что принадлежность Арлана к другому миру имеет для него какое-то значение.

Однако это нисколько не облегчило Арлану установление человеческих контактов с его учителем. Даже на просьбу воспользоваться интеркомом Ошан ответил отказом, объяснив это тем, что любые контакты с внешним миром отвлекают от «работы».

«Работой» называли здесь бесконечные упражнения. Постепенно они заполнили все свободное время Арлана, все его мысли. Даже желание поговорить с Беатрис с каждым днем становилось все слабее. Тускнел и размывался в памяти ее образ… Все, что он оставил за порогом храма, приобретало нереальный оттенок сна. Собственно, вся его жизнь постепенно превращалась в сон.

В храме он вел замкнутый, изолированный от остальных священнослужителей образ жизни.

Хотя никто не запрещал ему покидать своей кельи, его попытки завести знакомства среди жрецов каждый раз наталкивались на стену отчуждения.

Попробовав однажды посетить общую трапезную, он сразу же понял, что совершил поступок, не вызывающий одобрения у окружающих. Все разговоры за столом мгновенно смолкли, едва он появился в зале.

Жрец, рядом с которым он попытался занять место, немедленно встал и пересел на противоположную сторону стола.

Ответом на все его вопросы оставалось глухое молчание. Он даже не знал, имеет ли право воспользоваться пищей, которую служки приносили в больших подносах. И хотя еда в общей трапезной была более обильной и разнообразной, чем та, которую приносили в его келью, Арлану пришлось отказаться от посещения общественных мест.

Казалось, время в конце концов остановилось вовсе.

Он все реже вспоминал Беатрис, все реже думал об оставленном за биллионами километров родном доме.

Все его сознание, все время и все мысли занял неподвижный маятник. И тогда это случилось.

Стояла темная ночь. Арлан ощущал ее даже сквозь сплошные каменные стены своей кельи, на которых не было и намека на окна. Ночью в храме царила та удивительная тишина, которая бывает только на заброшенных мертвых планетах. Прямо перед глазами Арлана высоко на стене горел светильник — он горел весь день и всю ночь, чтобы даже ночью, даже во сне, он не мог забыть о своих упражнениях.

Накануне вечером Ошан сказал:

— Ты слишком стараешься, этого не нужно делать. Твои чрезмерные усилия лишают тебя надежды на успех. Все должно произойти само собой. Ты должен хотеть этого, но нельзя отдавать себе осознанные приказы. Нельзя даже думать об этом. Ты должен отключить все посторонние мысли, ты должен остановить беспрерывную болтовню, которую день за днем воспроизводит твой разум. Ты не должен больше думать о маятнике — ты вообще ни о чем не должен думать во время упражнений. Ты должен видеть, как раскачивается маятник. Ты должен в это поверить.

Арлан без сна лежал на жестком ложе и смотрел в потолок. Сбоку, у самой стены, висел ненавистный маятник. Арлан видел его боковым зрением, но совершенно забыл о нем. Он забыл о себе, о том, зачем он здесь и кто он такой. Краешком сознания он понял, что впервые ему удалось остановить непрерывный хаотический поток мыслей в своей голове, рождавшихся независимо от его воли.

Сейчас он не думал ни о чем. Он ничего не хотел, ни о чем не вспоминал, ничего не воображал. Он не думал о маятнике, когда тот вдруг дрогнул и изменил свое положение.

Вместе с ним по стене прыгнула огромная тень, отметая всякие сомнения. Дыхание прервалось на секунду, потом Арлана прошиб холодный пот.

Маятник раскачивался все слабее и через несколько секунд остановился вовсе. Почти сразу же на Арлана навалилась страшная усталость, словно он только что приподнял с пола непомерный груз.

Неожиданно ему показалось, что стены его кельи сложены из глаз. Глаза наблюдали за ним из каждого уголка пространства. Они окружали его со всех сторон, они холодно и равнодушно изучали его, препарируя его мозг на отдельные составляющие. Они проникали все глубже в его сознание, добираясь до самой его сути, до той центральной, становой жилы, которая и составляла его индивидуальность.

Тогда он закричал. От боли и от страха безвозвратно потерять себя, пытаясь разорвать липкие путы, стянувшие его мозг.

В комнату почти сразу вбежал Ошан, словно он все эти дни спал за порогом его кельи. Возможно, так оно и было…

С появлением учителя леденящие глаза отступили, ослабили свою мертвую хватку и наконец исчезли вовсе.

Когда Арлан полностью пришел в себя, Ошан потребовал от него подробного отчета о том, что произошло, а выслушав, сразу же, несмотря на глубокую ночь, повел Арлана в покои Верховного Жреца.

Арадатор появился из алькова, едва они вошли в его покои. Верховного жреца уже предупредили о случившемся. То, что произошло с Арланом, видимо, имело огромное значение, хотя он сам все еще не понимал, почему его упражнения, приведшие в конце концов к какому-то результату, вызвали такой переполох.

— Теперь Темный Властелин знает о тебе. Это очень серьезно и очень опасно.

— Как он узнал обо мне?

— Твой мозг впервые вышел в ментальный космос. Эль-Грайон услышал твою мысль и сумел определить, где ты находишься.

— Значит, надо ждать беды… — сокрушенно прошептал Ошан.

— Зачем нужно было прилагать такие старания, чтобы разбудить мои ментальные возможности, если это способно вызвать несчастье?

— Потому что они приносят не только несчастья и еще не раз тебе пригодятся. Не обладая ими, нечего и думать вступать в противоборство с темными силами. Беда в том, что Темный Властелин обнаружил тебя слишком рано. До того, как ты научился закрывать свой мозг непроницаемым мысленным щитом. Ты научишься этому только после встречи с Триединым. А пока нам придется перевести тебя в самые нижние этажи храма.

— Для чего?

— Гора, в которой высечен храм, содержит металлическую руду, а она задерживает ментальное излучение. Там ты будешь в безопасности до тех пор, пока не научишься защищаться. Мне кажется, строители этого храма предусмотрели все, даже необходимость в такой защите.

— Вы знаете, кто построил храм?

— У нас сохранилисьстаринные рукописи и легенды, но сегодня мало кто им верит. В одной де них говорится, что храм был построен самим Триединым тысячи лет тому назад. Но, повторяю, это всего лишь легенда.

— Возможно, не только легенда… Сэм рассказал мне о древней цивилизации дарсанов. Мне кажется, именно она создала религию Триединого, а затем вступила в войну с Темным Властелином и проиграла. Теперь нам придется продолжить начатое ими.

— Беда в том, что мы еще не готовы. Эль-Грайон слишком быстро увеличивает свои силы, его слуги появляются повсюду.

— Мне уже пришлось столкнуться с ними, даже дважды.

— Я знаю об этом.

— Но что они такое? Внешне они похожи на людей.

— Когда-то они были людьми. Ему нужны наши тела. Это одна из причин, по которой мы потеряли Роканду. Тысячи человеческих душ были безвозвратно погублены, и тысячи новых рекрутов влились в его войско.

— Но как он это делает, как ему удается превратить человека в робота, лишенного воли и наделенного огромной силой?

— У темных есть тайны, о которых мы ничего не знаем. Возможно, после того, как ты побываешь на Роканде, завеса тайны немного приоткроется… Если мы узнаем, как он это делает, мы сможем разработать защиту или противоядие. Теперь ты понимаешь, насколько необходима твоя помощь. Ведь только ты один можешь проникнуть на Роканду и вернуться оттуда невредимым. Вот почему так важно защитить тебя сейчас, пока твой разум еще не может сам постоять за себя.

Келья, в которую Арлана перевели после этого разговора, выглядела совсем крошечной и располагалась в подвальных помещениях храма, в срединной части горы, там, где толщина породы была наибольшей.

Арлан и раньше ощущал себя пленником если не людей, то, по крайней мере, обстоятельств.

Теперь же в этой крохотной каморке, похожей на тюремную камеру, он почувствовал себя настоящим заключенным.

Сильнее всего его угнетала полная оторванность от внешнего мира. Даже сознание того, что Беатрис находится где-то недалеко — стоит ему по-настоящему захотеть, и он пробьется через все заслоны, чтобы увидеть ее, — даже сознание этого больше не утешало его.

ГЛАВА 18

И все-таки прошел почти месяц, прежде чем Арлан по-настоящему взбунтовался против своего заточения в храмовой келье. К тому времени предварительный цикл подготовки уже завершился, и Арлан должен был дать Верховному жрецу свое официальное согласие на обряд встречи с Триединым, слишком сильно смахивавший на жертвоприношение. Этой процедурой он и решил воспользоваться, заявив, что для принятия окончательного решения ему необходимо сменить обстановку и ненадолго покинуть храм.

— Это совершенно невозможно! — резко сказал Ошан, вставая со своего места. Впервые за все время знакомства с этим человеком Арлан заметил на его лице следы настоящего волнения.

Они втроем сидели в апартаментах Арадатора, и только Верховный жрец сохранял полную невозмутимость во время последовавшей эмоциональной вспышки.

— Очень даже возможно! Я не давал вам подписки о невыезде!

— Это еще что такое? — спросил Ошан, останавливаясь напротив Арлана.

— Это такая бумажка, которую преступник выдает властям моего мира, обязуясь не покидать определенной территории!

— Простите меня, ваша святость! — с горечью произнес Ошан, обращаясь к Верховному жрецу. — Я ничему не смог научить этого человека. Голова иномирянина устроена иначе. Мне не удалось пробиться сквозь заслоны эгоизма и пласты мусора, забившие эту голову.

— Твоей вины в этом нет, Ошан. Он еще не осознал, что больше не принадлежит себе. Понимание придет позже. Сейчас в нем преобладает влияние воспитания, полученного у себя на родине. Все, что в детские годы входит человеку в голову, остается там на всю жизнь — с этим очень трудно бороться, — тяжело вздохнул Арадатор.

— Послушайте, что вы надо мной причитаете, что такого особенного случится, если я на пару дней отлучусь?

— Если ты забыл о ментальной защите, которую дает тебе храм, то вспомни хотя бы последнюю ночь своего восхождения!

Ошан впервые упомянул о ночной стычке, и Арлан, который не счел нужным рассказывать ему об этом, воскликнул:

— Так вы знали об этом?!

— Конечно, я об этом знал! Какой же я учитель, если не буду знать, о чем думает мой ученик!

— Вы читаете все мои мысли?

— Разумеется, нет. Только те, что случайно вываливаются из тебя наружу, с тех пор как ты научился уходить в ментал.

— Тогда вы должны знать и то, что я действительно собираюсь на время покинуть храм и никто меня не остановит!

— А я и не сомневаюсь в этом. Я лишь боюсь, что ты не справишься с опасностями, которые ждут тебя за оградой храма. Ты не умеешь по-настоящему контролировать свои ментальные способности, вокруг тебя существует целое облако ментального мусора. Обрывки мыслей, желаний, неосуществленные намерения, туманные мечты. Любой, кто может проникать в ментал, обнаружит тебя сразу же, как только ты покинешь пределы храма!

— И все-таки нам придется его отпустить, — вмешался в их спор Арадатор. — Он слишком молод, он хочет встретиться с женщиной, ради которой оказался на Аниране, а решение о том, идти ли ему дальше по дороге света, может быть принято только добровольно и только им самим.

— Слишком большой риск! Мы потеряем его! Сколько столетий мы ждали прихода этого человека, а теперь мы его потеряем!

Арлана поразила глубина горечи, почти отчаяние, которые слышались в голосе Ошана. Он не собирался причинять учителю так много огорчений, но и отказываться от своего решения не хотел.

— Я справлюсь с этим и обязательно вернусь!

— Возможно, он прав. Возможно, необходимо еще одно испытание, — задумчиво произнес Арадатор. — Ведь если он не научится обороняться от слуг Темного Властелина здесь, на чужой для них территории, то что же он будет делать, когда окажется на Роканде?

Арадатор медленно поднялся из своего кресла. Он двигался так, словно каждое движение причиняло ему тщательно скрываемую боль.

Подойдя к стене, в нише которой находился небольшой алтарь, он сдвинул его в сторону и из тайника в основании достал небольшую золотую шкатулку.

— Это наша самая большая святыня. Талисман света.

Арадатор открыл шкатулку и достал из нее овальную вещицу, сделанную из матового белого металла, усыпанную крупными драгоценными камнями.

Камни, отшлифованные заподлицо с поверхностью и лишенные всяких граней, выглядели непривычно. Внутри их таился переливчатый живой огонь. Казалось, он теплится в глубине самого Талисмана и не зависит от наружного освещения. Это живое пламя то разгоралось, то почти угасало, сохраняя свой собственный, неповторимый ритм.

— Копия этой вещицы есть почти в каждом аниранском доме, но сам Талисман видели очень немногие. Он пришел к нам из глубины веков вместе со священной книгой Триединого, и в этой книге сказано, что в день, когда тьма будет готова поглотить нас, придет тот, кто осмелится бросить вызов темным силам. Теперь Талисман принадлежит тебе. Не расставайся с ним никогда. Талисман света обладает волшебной силой и способен защитить того, кто его носит.

— Что вы делаете, ваша святость?… — прошептал Ошан. — Он даже не прошел обряда встречи, мы можем потерять и его, и сам Талисман…

— Много ли будет пользы от Талисмана, если силы тьмы захватят Аниран? Вся наша надежда на этого человека. Если он не вернется… Ну что же, тогда мы достойно встретим предначертанное Триединым.

Арлан снова шел по тропе паломников — на этот раз вниз, прочь от давящей громады храма, назад к людям, к городу, к оставленной им далеко внизу нормальной жизни. У него было время обдумать все, что произошло в покоях Верховного жреца. Только сейчас он начинал по-настоящему понимать, какое значение придавали жрецы его миссии и какие могущественные силы хотят воспрепятствовать ее выполнению…

Покинув храм, пусть даже ненадолго, он совершал явную глупость и страшно рисковал. Что самое удивительное, он прекрасно понимал это и все-таки шел вниз. Он был молод, и он шел к женщине, встреча с которой значила для него сейчас больше всего на свете.

Он шел вперед, а под рубашкой, согревая его своим теплом, билось живое сердце величайшей аниранской святыни…

Осень на этой планете уже вступила в свои права, залив все вокруг неправдоподобным голубоватым цветом.

Листья на деревьях, готовясь к зиме, сворачивались в хрупкие, рассыпавшиеся под пальцами голубые трубочки. Трава тоже приобрела заметную голубизну.

На Земле осень золотая, немного печальная как прощание. Здесь она была холодной и совершенно чужой.

И только сердце Талисмана все время напоминало ему о том, что в глубине этой холодной планеты есть скрытое от постороннего глаза, не сразу заметное чужому, тепло…

До станции аэробусов он добрался без всяких приключений. Его устраивало, что большинство такси на стоянке были оборудованы автопилотом и не требовалось отвечать на вопросы водителя о предстоящем маршруте. Нужно было лишь набрать необходимую последовательность цифр.

Сбоку, на борту кабины, висела табличка с кодами различных станций. Он выбрал главный торговый центр — там больше всего народу, там легко остаться незамеченным, и там наверняка найдется вифон, чтобы позвонить Беатрис.

Через двадцать минут он уже набирал знакомый номер. Арлан несколько замешкался, перед тем как набрать две последние цифры. Что-то его остановило. Ощущение опасности? Нет, дело не в этом. Что-то было не так с самим номером. Он совершенно отчетливо увидел глаз, притаившийся на конце линии, ведущей к номеру Беатрис. Чужой, враждебный, ожидающий его вызова глаз… Ну конечно. Он должен был догадаться раньше. На вифоне Беатрис после его исчезновения установили подслушивающее устройство.

Он вышел из кабины вифона, так и не набрав две последние цифры, чувствуя, как холодный пот заливает лицо. Причина его волнения была не в том, что он только что благополучно избежал расставленной на него ловушки. Она была в другом… Откуда взялось предупреждение? Неужели так действует защита Талисмана? Или это был первый практический результат его долгих изнурительных упражнений? Выходит, ментальное поле способно предупредить его об опасности? Если это действительно так, то Ошан прав. Подготовка в храме делала его сильней, вот только обряд встречи с Триединым все еще вызывал некоторое сомнение.

Большинство избранных не вернулись… Риск был слишком велик. А он все еще не был до конца уверен в том, что готов посвятить борьбе с силами тьмы остаток своей жизни. Ошан готовил его к отказу от всего, что было для него дорого или таковым казалось…

Сейчас нужно было решить более насущную проблему — как связаться с Беатрис, не выдав своего появления в городе? Ему не хотелось, чтобы свора местных ученых вновь вцепилась в него своей железной хваткой.

В конце концов он решил отправить Беатрис записку по электронной почте. Текст нужно составить так, чтобы посторонний не мог догадаться о подлинном ее содержании. Он долго ломал голову над этой задачей, пока на дисплее вифора не появились следующие слова:

«Однажды в кафе вы назначили мне встречу. Я передал вам тогда ценные сведения. У меня есть для вас новая информация. Буду ждать там же, сегодня в шесть».

Ему понравилась собственная выдумка с информацией. У каждого агента «Д-корпуса» есть свои осведомители, и такая записка не должна вызвать подозрений. Беатрис наверняка догадается. Ведь это была ее идея — отправить ему послание через робота такси и назначить их первую на Аниране встречу в кафе. Никто, кроме нее, не знал, что кафе, где он собирался ее ждать, находилось в гостинице «Авалон».

Она появилась ровно в шесть. Арлан заметил ее еще издали, когда Беатрис проходила мимо стойки бара, но не встал ей навстречу, чтобы не привлекать излишнего внимания к своему столику. В кафе на этот раз было полно народа.

Она шла к нему медленно, словно преодолевала сопротивление встречного ветра, и по ее непроницаемому лицу он не мог решить, рада ли она их неожиданной встрече.

На ней был строгий рабочий костюм, который лишь подчеркивал изящество ее фигуры. И никакой косметики. Он уже знал, что это общепринятый стиль сотрудников «Д-корпуса». Беатрис была образцовой служащей. Он не видел ее почти месяц и сейчас невольно удивился тому, что не испытал при ее появлении той радости, которую ожидал.

Наверно, причиной была слишком долгая разлука или их первое свидание, слишком бурное и в то же время слишком деловое. Он до сих пор мучил себя вопросом о том, какую роль сыграл в поведении Беатрис приказ начальства провести с ним ночь…

Правда, была еще одна ночь, самая первая… Земная… И тогда к желанию Беатрис поцеловать его никакое начальство не имело отношения. Разве что тут сыграло роль чувство благодарности, а значит, сомнения оставались. В той первой близости он сомневался постоянно, даже в том, что она была вообще.

Беатрис подошла и села рядом. Он сразу же утонул в ее темном, ничего не выражающем взгляде.

— Тебя не было целый месяц. Паломничество давно закончилось. На этот раз по вифону ничего не объявили о новом избраннике. Что с тобой произошло? Где ты был все это время?

Он так и не смог определить, насколько для нее это важно. И что скрывалось за ее вопросами? Простое любопытство, привычка к сбору полезной информации или все-таки нечто большее?

— Видишь ли, избранником случайно оказался я…

— Это невозможно. Иномирян не избирают для встречи с Триединым.

— На этот раз решали не жрецы…

— Что ты имеешь в виду?

— Ты что-нибудь знаешь о Талисмане света? Она пожала плечами.

— Каждый ребенок о нем знает. Это все равно что крест в религии твоего народа.

Холодок в ее голосе все еще не исчезал. Беатриса, очевидно, считала, что он ее разыгрывает или что-то скрывает. Скорее всего она не поверила ни одному его слову. И тогда он медленно расстегнул куртку

Узор из драгоценных камней на его груди сверкнул неожиданной волной света, и Беатрис на мгновение словно окаменела.

— Ты хочешь сказать, что он настоящий?

Арлан увидел, что она смертельно побледнела. Он ожидал совершенно другой реакции, возможно, более бурной. Ведь для него обладание этой вещью граничило с чудом.

— По-твоему, это можно подделать?

— Застегни куртку!

Только сейчас он понял, как сильно она испугана, и не мог разобраться в причине. Он полагал, что Талисман на его груди может вызвать восторг, недоверие, протест — что угодно, только не испуг.

— Ты хоть понимаешь, что это значит?

— Что именно? Мой знак?

— Если ты пройдешь посвящение, ты уже не будешь рядовым членом нашего общества.

— Я им никогда и не был.

— Ты сможешь сам определять свою судьбу и судьбы многих других людей. Если ты захочешь, ты сможешь стать президентом или руководителем «Д-корпуса». Ты сможешь занять любое место в аниранском обществе, какое только сам пожелаешь. И никакого значения не будет иметь тот факт, что ты родился на другой планете — об этом просто все забудут.

— Так много мне не нужно. И мне говорили, что большинство кандидатов не возвращаются после посвящения. Очень может быть, что мне вообще больше ничего не понадобится.

— Я знаю об этом.

Неожиданно он почувствовал, что ее страх каким-то образом связан именно с этим. Неужели она боялась за него? Никогда так остро он не чувствовал состояния другого человека, словно смотрел на мир ее собственными глазами. Что-то с ним происходило… Внутри сознания проснулось незнакомое седьмое чувство и теперь смотрело на мир глазами других людей…

— Одна из причин, по которой мне необходимо было увидеть тебя, прежде чем дать согласие на посвящение, заключается в том, что шанс вернуться не так уж велик.

— Есть и другие причины? — Впервые с момента их встречи она попыталась улыбнуться, но улыбка Почти сразу же погасла. — Если хочешь поймать свою удачу, приходится рисковать. Это ведь ты говорил. Я знаю, что ты все уже решил и пришел ко мне, чтобы проститься.

— Ну, кое в чем ты не права. Я собираюсь вернуться. Ты знаешь хоть что-то об обряде встречи с Триединым? Жрецы ничего не хотят об этом говорить.

— Я мало что знаю. В храме умеют хранить секреты. Они дают избранному для встречи какой-то наркотик. После этого препарата тело на несколько дней полностью отключается. Пульс исчезает, дыхание прекращается. Наступает состояние клинической смерти. Что происходит с сознанием человека в этот момент, не знает никто, кроме самих испытуемых. Но те, кому удалось вернуться, хранят упорное молчание. Нет ни одного достоверного свидетельства. В точности известно лишь, что личность человека во время этой процедуры претерпевает глубокие изменения. Коэффициент умственного развития увеличивается в десятки раз. Возможно, после возвращения ты обо мне даже не вспомнишь… — произнесла она с неподдельной горечью, и он почувствовал волнение и одновременно радость оттого, что она боится его потерять. Впервые перед ним с лица этой женщины словно упало забрало.

— Что, изменяется даже память?

— Нет, память — основа личности, она остается прежней. Меняются лишь критерии оценок.

Она замолчала, и он тоже молчал, хотя знал, что она ждет от него возражений или хотя бы простого заверения в том, что он не забудет ее. Но он не любил красивых и пустых фраз и упорно молчал, понимая, что многое теряет от своего молчания. Женщинам нужны такие слова. Но он не находил их в себе. Слишком значительным было то, что ему предстояло, и слишком неопределенное будущее ждало его в конце пути. Он не хотел привязывать к себе женщину, которую любил, пустыми обещаниями. Если он. не вернется, она должна остаться свободной.

Кафе постепенно пустело. Поздний час. Пора уходить отсюда, а он все не мог решиться попросить ее, чтобы она пригласила его к себе.

После всего, что было между ними, ему казалось, что она должна это сделать сама. Но Беатрис молчала, и постепенно ее молчание становилось тяжелым и холодным, как глыба льда.

Он сам был виноват в этом, он обидел ее, не найдя нужных слов. Однако это была лишь верхняя часть айсберга, он неожиданно уловил обрывки ее мыслей. Она подумала о другом мужчине, о руководителе своего отдела, с которым, похоже, ее связывали не только служебные отношения…

Его новый дар нес внутри себя не одни лишь радостные открытия. Он начинал понимать, как не просто будет жить с этим и общаться с другими людьми, остро чувствуя любую недоговоренность, любую незначительную ложь… Наконец, пересилив себя, он сказал:

— У меня по-прежнему нет пристанища в этом городе, и тебе снова придется пригласить меня к себе.

— Это невозможно, Арлан. После твоего исчезновения они следят за каждым моим шагом.

Он едва сдержался, чтобы не спросить имя человека, которого так интересовали «шаги» Беатрис. И удивился тому, каким сильным оказалось разочарование. Он слишком долго думал об этой встрече, слишком часто представлял ее в своей одинокой келье.

Словно догадавшись, какую боль она причинила ему своим отказом, Беатрис сказала:

— Тебе придется придумать что-нибудь самому, если хочешь продолжить наше свидание… Ни одна гостиница в этом городе не подходит. И у меня нет друзей, которым я могла бы довериться до такой степени. Начальство подняло по тревоге весь корпус, тебя разыскивают повсюду. Везде разосланы твои фотографии, они есть в каждом отеле

— Бог с ним, с отелем, я тут заметил небольшую туристическую фирму около станции аэротакси. Они торгуют палатками, рюкзаками и всевозможным походным снаряжением. Если взять напрокат машину и комплект такого снаряжения, то в городе оставаться необязательно.

Она раздумывала над его предложением, наверно, с минуту. И, несмотря на все старания, он так и не понял о чем. Его дар периодически исчезал и появлялся снова. Он еще слишком плохо знал законы, управляющие ментальными способностями, и действовал чисто интуитивно. К примеру, совсем недавно он понял, что чем более явные старания прилагать, тем меньше шансов на успех.

И еще он знал, что, стараясь угадать ее мысли, нарушает этический запрет. Нельзя без согласия вторгаться в мозг другого человека, если это не враг. Он знал об этом запрете — но все происходило помимо его воли, на уровне подсознания.

Арлан еще слишком плохо умел управлять работой собственного мозга. Он начал понимать, что казавшиеся бессмысленными упражнения, которыми его заставляли заниматься в храме, на самом деле предназначены для того, чтобы научить его владеть силой, просыпавшейся в его сознании.

Наконец Беатрис сказала:

— Я не люблю выезжать за город. Там свои опасности. Но, похоже, у нас нет другого выхода.

Для лагеря Арлан выбрал место своего первого привала на тропе паломников. Здесь, ближе к храму, он чувствовал себя в большей безопасности. Местные жители избегали заходить в этот лес без особой нужды. Исключение составляли только паломники, но их время давно прошло.

Уже стемнело, когда он закончил устанавливать палатку. Как и Беатрис, ему не слишком нравилась полевая романтика, и он сожалел о том, что не может предложить ей ничего лучшего.

Когда солнце окончательно исчезло за скалами, вспыхнули крупные аниранские звезды и своим ледяным светом еще больше усилили ощущение холода. Время летних пикников давно прошло.

Арлан испытал чувство признательности к незнакомому аниранскому инженеру, создававшему эту универсальную палатку.

Ее надувные стены и пол хорошо защищали от холода, и, несмотря на небольшие размеры, внутри оказалось достаточно свободного пространства.

Беатрис вела себя отстраненно, точно извне наблюдала за ним и за собой одновременно, равнодушно следя за его усилиями по разбивке лагеря, и даже не предложила помощи. Иногда он ловил на себе ее изучающий взгляд, словно она видела его впервые.

— А что, земные женщины охотно соглашаются на такие походы?

Это был ее первый вопрос с момента прибытия.

— Не знаю. На Земле мне не приходилось прятаться. Там за мной не устраивали охоты.

— После встречи с Триединым на Аниране тоже никто не посмеет преследовать тебя. Кто вручил тебе Талисман? Сам Верховный жрец? — Арлан подтвердил это, и тогда она спросила, почти робко: — Можно мне подержать его?

— Мне запрещено снимать его, но если хочешь…

Он подошел к ней, сел рядом и, не снимая цепочки, протянул ей серебристый овал, в глубине которого полыхала разноцветная радуга.

Она осторожно приняла его в раскрытые ладони, и тотчас по ее лицу заструился переливчатый волшебный свет.

— Знаешь, я все время сомневалась в том, что он настоящий. Каждому избранному для обряда встречи вручают серебряную копию Талисмана. Но теперь я начинаю верить, что это он, хотя до сих пор не понимаю, как жрецы согласились с ним расстаться.

— Это далось им нелегко, но были серьезные причины… — Секунду он колебался, не зная, стоит ли ей рассказывать о своей встрече с Сэмом и поверит ли она ему. Уже и сам Талисман на его груди был слишком невероятен. В конце концов он решил, что не должен этого делать. Вместо новых слов он прижался к ее губам и почувствовал, как холодное облако, окружавшее их с первой минуты встречи, растворяется без остатка.

ГЛАВА 19

— Подожди минутку… — произнес Арлан, отстраняясь от нее и прислушиваясь. Нет, это был не звук… Крохотный мирок палатки, отделивший их от остального мира, создавал иллюзию безопасности, но он знал, что это ощущение обманчиво. Там, снаружи, был кто-то посторонний. Он едва успел расстегнуть полог, когда мощный энергетический заряд разворотил крышу палатки.

Возможно, их спасла темнота, и поэтому первый выстрел оказался недостаточно точным. Но Арлан сразу же понял, что их хотят убить и что на этот раз враги выбрали оружие более совершенное, чем секира и копье.

Теперь здесь не было паломников, они не боялись привлечь к себе внимание, и во второй раз стрелок не промахнется — вспыхнувшая ткань палатки давала достаточно света.

Арлан рванулся вперед, в спасительную темноту леса. По счастью, Беатрис не понадобилось ничего объяснять, она была опытным солдатом и не отставала от него ни на шаг.

Она не стала тратить время на одевание, лишь выхватила из груды сброшенной одежды свой бластер и теперь бежала рядом с Арланом. Он видел, как в темноте белеет ее обнаженное тело, и знал, что этого может оказаться достаточно для точного прицела невидимого им стрелка.

За мгновение до следующего выстрела он своим ментальным чувством ощутил, как палец его врага уперся в спусковую кнопку, и резким движением увлек Беатрис на землю, падая рядом с ней.

Огненный луч пронесся над самыми их головами, опалив волосы женщины. В нескольких метрах перед ними разорвался голубой шар и вспыхнул кустарник.

На какое-то время вспышка взрыва ослепила стрелка, и Арлан полностью использовал подаренные ему секунды.

Рванувшись в ту сторону, где заметил между скал углубление, достаточное, чтобы укрыть их обоих, он, не тратя время на ненужные объяснения, лишь показал ей ладонью, что нужно сделать, и она словно ящерица нырнула в узкую каменную расщелину.

Теперь они оказались в недосягаемости для прямого огня.

— Что дальше? — спросила Беатрис.

Он слышал, как сквозь стиснутые зубы женщины со свистом вырывается дыхание. В голосе Беатрис не чувствовалось страха, только гнев и азарт боя. Арлан знал, что с такой же легкостью, с какой она подчинилась его указаниям, Беатрис заставит их поменяться ролями, если заметит, что он совершил ошибку.

— Теперь он будет вынужден сменить позицию, но и мы не будем сидеть сложа руки.

— Сколько их?

— Трое. Один стрелок наверху утеса и еще двое внизу на тропе.

— Откуда ты знаешь?

— Я и сам толком не понимаю, но я их чувствую. Как ты думаешь, это могут быть агенты «Д-корпуса»? — Собственно, ответ он знал заранее…

— «Д-корпусу» не нужна твоя смерть. Эти люди пытаются нас убить.

— Да, это так. Дай мне твой бластер. Я заставлю их пожалеть об этом намерении.

Не возражая, она протянула ему свое оружие. Он хорошо понимал, как много значит для опытного бойца подобный жест. Случайно прикоснувшись в темноте к ее обнаженной коже, он почувствовал дрожь желания, даже сейчас, в этих обстоятельствах, несмотря ни на что, он хотел продолжить свидание, которое так подло прервали, в самый неподходящий момент. Словно прочитав его мысли, она сказала:

— Это не может быть никто из аниранцев. Наш кодекс чести не позволяет им нарушать уединение чужого свидания.

— Сейчас мы это проверим…

Линия прицела уперлась в чернильную темноту. Глазами, даже приблизительно, он не смог бы определить место, откуда по ним стреляли.

— Там ничего не видно…

— Я и не собираюсь на них смотреть.

Он закрыл глаза и постарался, отключившись от всего, сосредоточиться на злобной ауре ментального поля невидимого стрелка. В сознании возникло неясное, туманно светящееся пятно мишени и линия его прицела. Когда они совпали, Арлан нажал спуск и только после этого открыл глаза.

Звук выстрела напоминал свистящее щелканье бича. На вершине скалы расцвел огненный цветок разрыва, и секунду спустя до них донесся вопль смертельно раненного человека или животного…

— Ты в него попал! Это невозможно! Ты видишь в темноте?

— Я целился по его ментальному полю — это результат тренировок, которым подвергли меня жрецы. Они собирались сделать из меня настоящего воина, и кое-что у них начало получаться.

— Ты решил вернуться в храм, чтобы пройти обряд?

Вместо ответа он притянул ее к себе и стал жадно целовать. С трудом вывернувшись из его объятий, она прошептала:

— Арлан, опомнись — там же еще двое, они могут напасть в любую секунду.

— Они уходят. Они знают, что стрелок погиб и что их план сорвался. Они рассчитывали прежде всего на внезапность. Теперь мы одни.

Больше она не возражала. И холод ночного леса, и мокрая роса на траве перестали быть для них помехой.

Лишь утром, когда взошло солнце и от котелка, висевшего над костром, донесся аромат утреннего кофе, Арлан решил побольше разузнать о нападавших и осмотреть следы, оставленные ночным боем.

На вершине утеса, куда он стрелял, не оказалось ни трупа, ни следов крови — лишь опаленная листва и оплавленные камни свидетельствовали о том, что ночное происшествие ему не пригрезилось.

Вернувшись к костру и наблюдая за тем, как Беатрис хлопочет над «завтраком туриста с автоматическим разогревом», он какое-то время обдумывал то, что решил ей сказать.

— Пожалуй, для тебя будет лучше вернуться в город одной. Тем, кто находится рядом со мной, постоянно угрожает опасность. Я ее притягиваю, словно громоотвод.

— А ты?

— Я вернусь в храм.

— Значит, ты решился…

— Да, еще раньше, когда ты мне объяснила, что для аниранцев означает обряд встречи с Триединым, я решил пойти на это.

Случившееся ночью лишь укрепило мое решение. Мне кажется, встреча с Триединым — единственный способ завоевать себе право строить жизнь на вашей планете по собственному желанию. Если у меня получится… Если мне удастся выкарабкаться из всего этого и вернуться, ты подождешь меня?

Он пожалел было, что слова просьбы и одновременно признания сорвались с его губ, но тут же забыл об этом, увидев, какой радостью вспыхнуло лицо Беатрис. Ответила она не без лукавства, но и не пряча своих тигриных глаз:

— Если только ожидание не затянется слишком надолго.

— Я постараюсь, чтобы этого не случилось.

Обряд посвящения оказался долгим и мрачным. Жрецы заполнили почти весь главный зал храма, и, слушая их заунывное пение, Арлан решил, что их здесь слишком много. Для такого количества здоровых, полных сил мужчин можно придумать более полезное занятие.

Сам он, облаченный в сверкающий золотом нелепый балахон, стоял на возвышении возле алтаря рядом с Верховным жрецом, руководившим всей церемонией. Время от времени пение прекращалось и Арадатор задавал ему какие-то вопросы. Он отвечал, почти не задумываясь, не вникая в смысл.

Теперь для него было совсем просто отвечать именно то, что от него ожидал собеседник. Долгая подготовка к обряду не прошла бесследно, его телепатический дар окреп, и Арлан научился наконец скрывать его от окружающих. Даже Верховный жрец не знал, до какой степени обострились его ментальные способности.

Наконец пение прекратилось, и Арлан понял, что обряд приближается к своему завершению.

Верховный жрец снял с алтаря золотую чашу с таинственным напитком смерти и осторожно, чтобы не расплескать содержимое, медленно сошел с возвышения, держа перед собой чашу на вытянутых руках.

Арлан, повинуясь его приказу, встал рядом, по бокам появились двое факельщиков, и процессия медленно двинулась к дальнему нефу, где находилась лестница, ведущая в подземные этажи храма.

Жрецы длинной узкой колонной шли за ними. Теперь они затянули заунывный мотив без слов, еще больше усиливавший впечатление мрачности и безысходности, которыми так и веяло ото всей церемонии обряда.

Арлан хорошо понимал, какую цель преследовала вся эта мрачная церемония, предназначенная для того, чтобы лишний раз показать жалкому человеческому существу, на какой путь он дерзнул ступить, заставить его одуматься, отступить в последний момент. Одного его слова было бы достаточно, чтобы прервать обряд, но он знал, что не произнесет его никогда.

«Нет возврата из страны мертвых. Смертный, дерзнувший проникнуть в нее, останется там навсегда».

Заунывный мотив «Гимна мертвых» словно заранее захлопывал над ним каменную крышку саркофага.

Наконец долгий путь вниз был окончен. Они очутились в зале, о существовании которого Арлан не подозревал.

Огромное пустое помещение заполнилось жрецами. В центре находился единственный предмет — большой каменный саркофаг. Тот самый, в который ему предстояло лечь, чтобы умереть в этой жизни и навсегда остаться в холодном каменном ящике…

Четверо жрецов с трудом сняли крышку каменного гроба и отошли в сторону. Теперь между Арланом и разверзшимся чревом саркофага не было никого. Все молча ждали, в полной тишине. Никто не произносил ни слова, не торопил его, не отдавал никаких приказов или указаний.

Решение по-прежнему зависело только от него. Он все еще мог передумать. Никто бы не остановил его и даже не упрекнул. Разум подсказывал, что ему следует бежать отсюда без оглядки.

Вот только от себя самого не убежишь, и позор малодушия останется с ним на всю жизнь. Что он скажет Беатрис, как объяснит? Он нашел в безликой толпе жрецов ободряющий взгляд Ошана и сделал первый шаг к саркофагу. Потом еще один, и еще. «Что я делаю? — спросил он себя, остановившись у самого края каменного ящика. — Разве мне надоела жизнь?» Из саркофага тянуло ледяным холодом и тьмой. Свет факелов не проникал в глубину гроба. Пахло ладаном и крысами. Наверно, этот запах одинаков во всех склепах.

«Сколько времени мне придется лежать здесь? Неделю, месяц или вечность? Ошан сказал, что не-вернувшихся замуровывают в стену вместе с этим гробом. Для каждой встречи готовят новый саркофаг. Сколько их уже замуровано в стене, скольким удалось вернуться?»

Он так и не смог этого выяснить. У жрецов были свои секреты, раскрыть которые не могли даже его ментальные способности.

Беатрис говорила, что летописи хранят сведения о троих вернувшихся. Двое из них стали великими императорами древней истории Анирана, третий был президентом столетие назад. Но Арлан хорошо знал, как часто лгут исторические летописи, подправленные руками нечестных людей.

Теперь было поздно об этом думать. Он знал, что не изменит своего решения и не покажет им своего страха. Была одна вещь, которая укрепляла его в эту минуту.

Талисман света. Он остался с ним, и в этот трудный момент Арлан чувствовал под золотым саваном его живое тепло.

Сэм посоветовал ему, не без иронии, согласиться на предложение жрецов умереть. Сейчас, однако, ему было не до шуток. Стиснув зубы, Арлан сделал еще один шаг и оказался на каменной приступке перед саркофагом. Затем одним решительным движением он перебросил ноги через край.

Теперь он сидел внутри каменного ящика, и его голова едва возвышалась над краем. Внутри не было ничего. Ни подушки, ни клочка материи — он сидел на ледяной каменной плите. Как долго он сможет выдержать этот пронизывающий душу холод? Ведь ему придется остаться с ним один на один и после того, как крышка захлопнется…

Верховный жрец приблизился к Арлану и протянул золотую чашу с напитком смерти.

«Ты все еще можешь отказаться. Еще не поздно», — прошептал внутренний голос его сжавшегося от ужаса сознания.

«Тогда я останусь рабом на этой планете, — возразил он. — Вечным изгоем. Неужели такая жизнь лучше смерти?»

Он взял чашу и осушил ее до дна в несколько долгих глотков.

Напиток показался ему горячим, слегка горьковатым, отдававшим корицей и еще какими-то незнакомыми специями.

Арлан еще успел подумать, что у напитка довольно странный для яда вкус, но тут сознание его начало меркнуть. Темнота, вырвавшись из-за стены желтых огней факелов, упала на Арлана, словно каменная крышка саркофага.

Он очнулся внутри этой темноты. Мозг работал отчетливо, и он понял, что по-прежнему лежит внутри каменного гроба. Крышка была уже закрыта, и ни один звук не проникал снаружи.

Тело не повиновалось ему, возможно, у него вообще не было больше тела. Во всяком случае, он его не ощущал и не мог пошевелить даже пальцем. Для того чтобы понять, что крышка саркофага над ним захлопнулась, ему не нужны были никакие органы чувств.

Он просто знал, что она там, на своем месте. И не испытывал от этого знания ни малейшего страха. Любые эмоции умерли вместе с телом.

Вскоре темнота начала вращаться у него перед глазами, постепенно складываясь в какой-то мрачный вихрь.

Это стало возможным, потому что теперь она не была больше такой плотной и непроницаемой, как раньше. Внутри ее появились вращающиеся светлые полосы. Они вертелись все быстрее, вычерчивая огромную воронку, которая начала засасывать Арлана в свои глубины.

Казалось, он летит внутри этого темного вихря, уносящего его в неведомые глубины космоса. Вокруг стремительно мелькали незнакомые созвездия. Он понимал, что, с точки зрения нормальной логики, такая скорость движения невозможна, но в мире, в котором он очутился, нормальная логика отсутствовала.

Далеко в конце воронки появилось все увеличивавшееся пятно ослепительно синего света. Когда Арлан достиг этого светового дна, его сознание и память заполнились чужим сознанием.

Оно было настолько огромным и непостижимым для человеческой логики, что никогда позже он так и не смог словами описать свое состояние.

Одновременно он находился в разных точках пространства, в разные времена. Калейдоскоп непонятных для человеческого мозга картин обрушился на него со всех сторон, сменяя друг друга с невообразимой скоростью. Сколько это продолжалось, он не знал — время в этом мире не имело никакого значения.

Но в какой-то момент началось обратное движение. Позже он вспомнил, что этому предшествовало его четко сформулированное желание вернуться.

И когда обратное движение внутри темной воронки закончилось, он вновь оказался в саркофаге.

Стоило ему подумать о том, что крышку пора открывать, как она беззвучно сдвинулась с места. Появилась узкая щель, сквозь которую внутрь каменного гроба ворвался живой свет факелов.

И он услышал гимн. Это был гимн возвращения, гимн восторга и радости.

Крышку сняли, отставили в сторону, чьи-то заботливые руки помогли ему приподняться.

Когда он, опираясь на плечо Ошана, переступил край саркофага, жрецы, заполнявшие зал, упали ниц, продолжая держать над своими головами горящие факелы. Зал был наполнен морем чадящих желтых огней. Запах горящего льняного масла напоминал ему о том, что он все-таки остался жив.

— Ты помнишь что-нибудь? — громко спросил Ошан в самое его ухо, стараясь перекричать восторженный напев хора. Жрецы ухитрялись продолжать свой гимн даже лежа. Арлану еще трудно было говорить, губы не повиновались ему, и он просто отрицательно помотал головой.

— Никто ничего не помнит… Никто…

Увидев, как сильно разочарование Ошана, он прошептал:

— Одну картину я все же запомнил. Я помню город мертвых на проклятой планете.

— Это означает, что ты должен там побывать.

Гимн оборвался сразу же, как только Арлан сошел с возвышения. При полном молчании распростертых ниц присутствующих трое участников этой заключительной сцены спустились в зал. Даже Верховный жрец держался позади Арлана, склонив голову в полупоклоне.

Не сразу, постепенно Арлан начал понимать, что ему удалось вернуться в мир живых, что он прошел через испытание.

— Я свободен? Никто больше не сможет преследовать меня на Аниране? — спросил он Арадатора.

— Теперь ты сам будешь принимать решения, и люди последуют за тобой. Тебе нужно отдохнуть несколько дней, а потом ты сможешь покинуть храм. Темный Властелин больше не сможет причинить тебе зла, по крайней мере, на планетах, которые ему не принадлежат.

ГЛАВА 20

Неделя пролетела незаметно. Арлана перевели в старую келью, не в подземную камеру, где его прятали от Темного Властелина, а в ту, первую, в которой он начинал свой путь ученика.

Никто, кроме старого учителя, не общался с Арланом после его встречи с Триединым. Любой жрец или послушник, случайно встреченный им во время долгих прогулок по храму и его окрестностям, немедленно исчезал, согнувшись в полупоклоне. Если же он пытался к кому-то обратиться, люди падали ниц и лежали так молча до тех пор, пока он не уходил.

— Они боятся, — пояснил Ошан. — Никто не знает, какая сила скрыта внутри тебя. Ты и сам этого еще не знаешь.

— Но я ничего не чувствую, только голова болит по утрам, и я не могу вспомнить ни одного сна.

— Твой мозг не успел усвоить знания, полученные во время встречи с Триединым.

— Не было никакого Триединого. Был свет. Было какое-то гигантское информационное поле, охватившее всю Вселенную.

— Это и есть Триединый. Ты что же, думаешь, он похож на те картинки, которые рисуют в храмах для невежественных прихожан?

— Чего же боятся жрецы, разве я способен причинить им зло?

— В древних свитках описан случай, когда Избранный вернулся воином зла и принес неисчислимые бедствия в наш мир. Но гораздо большее бедствие возможно, если человек не знает, как управлять могуществом, полученным от бога. Любая непонятная сила вызывает страх.

— Да нет у меня никакого могущества! Я даже маятник качнуть не могу! Я пробовал!

Ошан усмехнулся.

— Эти детские упражнения тебе больше не нужны. Ты слишком спешишь. Должно пройти время. Наступит пора, и ты об этом узнаешь.

— Я могу покинуть храм?

— Ты можешь теперь делать все, что хочешь. Никто на Аниране не осмелится причинить тебе зло.

— Как руководство корпуса узнает о моей встрече с Триединым? Вы сообщали в информационные сети?

— Нет. Мы никогда этого не делаем. Настоящий избранник бога не нуждается в рекламе. Иди в мир и живи там. Вскоре ты поймешь, что у тебя нет больше необходимости в нашей защите. Но не забывай о мертвом городе. Это указание. Как только ты почувствуешь, что готов исполнить свою миссию, не теряй времени.

— Мне может понадобиться совет и помощь. Если я попрошу тебя пойти со мной, ты сможешь это сделать?

— Не сейчас. Позже, если ты призовешь меня, я исполню твою волю. Какое-то время ты должен пожить среди тех, кто ничего не знает ни о тебе, ни о твоей миссии. Я могу лишь помешать неосторожным словом. Никто не должен вмешиваться в твое становление. Пути Триединого неисповедимы для простых смертных.

Это и было его прощанием с храмом. Никого больше он не захотел видеть. Даже в глазах Верховного жреца мелькал при встрече затаенный страх. Похоже, один Ошан не изменил своего отношения к нему.

Утром следующего дня Арлан собрал свои нехитрые пожитки и покинул храм. Никто не вышел его проводить, никто не сказал прощальных слов. Сейчас он чувствовал себя еще более одиноким, Чем раньше. Возможно, Ошан прав. Возможно, внизу, среди обычных людей, он не будет испытывать постоянного отчуждения, но в глубине души он знал, что и там ничего не изменится…

Вскоре Арлан достиг места, где когда-то стояла палатка. Он почувствовал, как воспоминания нахлынули на него с неожиданной силой. После обряда встречи с Триединым он ни разу не вспомнил о Беатрис, но сейчас словно кто-то распахнул дверь в тот осенний вечер…

Местность труднобыло узнать. В горах выпал снег, и все-таки Арлан вспомнил знакомые очертания утеса, куда попал заряд бластера.

Он сел на поваленное дерево и прислушался. Лес словно притаился под снежным покровом, только потрескивали ветки от первого зимнего морозца. Но он слушал не звуки леса, он пытался разбудить в себе прежний, ментальный слух, позволявший ему определять приближение врага и ощущать присутствие лесных животных.

Сейчас он не слышал ничего, кроме свиста ветра. Он поежился, не столько от холода, сколько от ощущения незащищенности. Не ошибся ли учитель? Есть ли у него защита от могущественных врагов, совсем недавно пытавшихся его убить на этом самом месте?

Он не знал и перестал об этом думать.

С небольшой полянкой, лежавшей перед ним, были связаны и другие приятные воспоминания… Сколько же времени прошло с тех пор, как он простился с Беатрис?

Месяц на подготовку, две недели он провел в каменном саркофаге, хотя сам об этом не помнил, потом адаптация… Получалось два месяца — не такой уж большой срок. Она обещала ждать.

Он представил себе их скорую встречу. Если верить Ошану, больше ему не нужны меры предосторожности. Можно будет позвонить из ближайшего автомата на стоянке аэротакси. Он не разделял уверенности Ошана в полной своей безопасности, но учитель редко ошибался…

Через несколько часов на первом же полицейском посту ему представится возможность проверить, насколько это соответствует истине.

Круглая асфальтовая площадка аэротакси располагалась прямо на лесной поляне. Впрочем, это был не асфальт, а какая-то голубоватая пластмасса, летом почти сливавшаяся с травой, а сейчас резко выделявшаяся на белом снегу.

На площадке не было ни одной машины — оно и не удивительно. Время паломничества и лесных походов давно прошло. Ему придется вызывать аэротакси из города и ждать здесь не меньше получаса. Хорошо хоть на стоянке были небольшой навес, скамейка и автомат с горячими напитками.

Оказалось, что автомат выключен, но вифон работал нормально, и ему удалось сделать заказ. Во время этой процедуры пришлось назвать номер своего электронного кошелька.

Почти наверняка автоматы такси прослеживались полицией, и власти сразу же узнают о его появлении.

Если Ошан ошибся, вместо вызванного аэробуса через несколько минут тут будет полно полицейских машин.

Его худшие ожидания оправдались. Уже через пятнадцать минут в уши ударил оглушительный свист полицейских машин.

Хорошо хоть человеческое ухо не воспринимало половину той звуковой какофонии, которую они производили.

Арлан решил ничего не предпринимать. Раз уж Жрецы втравили его в эту историю, пусть сами и заботятся о том, чтобы их «Посвященный» не сидел в тюрьме. Впрочем, не тюрьма ему грозила, нечто гораздо худшее — медицинские лаборатории «Д-корпуса»…

И все-таки он не двинулся с места даже после того, как четверо одетых в знакомую форму «Д-корпуса» аниранцев с энергетическими хлыстами в руках оказались рядом с его скамейкой.

Направив на него оружие, все четверо держались на приличном расстоянии, дожидаясь, пока из приземлившейся машины не выйдет начальник наряда. Вскоре появился и их командир.

Он шел нарочито медленно, поигрывая своим хлыстом, и с его тонких губ не сходила презрительная усмешка, хорошо знакомая Арлану. Такой ухмылкой большинство аниранцев встречали выходцев из других миров. «Иномирянин» — это словечко прочно пристало к нему с того момента, как он попал на Аниран. Он продолжал сидеть неподвижно, всем своим видом стараясь показать, что не замечает полицейского наряда. Турист любуется зимней природой, не стоит его беспокоить.

— А ну встать, мразь! — рявкнул офицер, подходя к нему вплотную и приподнимая хлыст.

Что он почувствовал? Гнев? Может быть. Но, когда он ответил, в его голосе не слышалось ни гнева, ни иронии:

— Мне не хочется вставать, лейтенант. Может быть, вы присядете?

— Конечно, сэр. Как пожелаете, — неожиданно произнес офицер, опуская хлыст и присаживаясь рядом с Арланом.

С минуту они молча сидели рядом. Арлан, не понимая, что происходит, с недоумением смотрел на четверых полицейских, застывших перед ним как изваяния.

— Может, и вы опустите оружие?

Все четверо беспрекословно подчинились.

«Что, черт побери, означает странное поведение этих вояк?»

Мысли лихорадочно проносились в его голове. После появления нарядна должен был состояться арест. Но солдаты, пустыми глазами уставившись в пространство, неподвижно стояли напротив него, а их командир сидел рядом на скамейке, и ничего не происходило.

Постепенно для него начинала проясняться суть того легендарного могущества, которым обладали «Посвященные» после общения с Триединым. Однако он пока не знал, до каких пределов распространяется его влияние на окружающих, и решил немного поэкспериментировать.

— Вы должны доставить меня в контору?

— Нет, сэр, — ответил офицер. — Нам приказано отвести вас в лабораторию.

— Я отменяю этот приказ. Отвезите меня к вашему начальству. Лучше всего к самому полковнику Рикарскому.

— Слушаюсь, сэр!

Словно получив заряд необходимой энергии, за минуту до этого распоряжения похожий на безвольную куклу офицер вскочил и бросился к своему аэробусу.

В тесной кабине Арлан уселся рядом с водителем, оперативники разместились сзади, в помещении, предназначенном для арестованного.

Никто не произнес ни слова, и ничто не мешало ему думать. Его триумфальное появление в конторе «Д-корпуса» наверняка будет воспринято властями Анирана как вызов их могуществу.

Никто не захочет добровольно делиться властью и безоговорочно выполнять его приказы. Как только власти поймут, какую угрозу он представляет, они приложат все силы, чтобы от него избавиться.

Жаль, что он лишился такого подспорья, как интуитивное ощущение опасности. Но за все приходится платить. Видимо, его мозг не в состоянии справляться со многими задачами сразу, он слишком перегружен гигантским и еще не обработанным пластом информации, полученным во время посвящения.

Пока аэробус несся над кварталами столицы, Арлан обдумывал план дальнейших действий. Первое время ему следует весьма осторожно пользоваться своими новыми способностями. Он не знал, как долго действует его влияние на окружающих и что подумают о нем люди, попавшие под такое психологическое давление, после того как от него освободятся.

Насколько критична будет их оценка собственных поступков того периода, когда им пришлось выполнять посторонние приказы вопреки собственной воле?

Его необычный дар убеждения должен оставаться в глубочайшем секрете как можно дольше. Странно, что исторические предшественники нынешнего «Посвященного» выполняли свои миссии достаточно долго.

Наверно, они разработали какие-то методы защиты, но, к сожалению, он ничего об этом не знал.

Ему многое предстояло выяснить. Например, на всех ли людей без исключения распространяется его влияние? И если нет, то возможны весьма неприятные ситуации… Необходимо соблюдать чрезвычайную осторожность каждый раз, когда он будет использовать свой дар.

Он представил, что произойдет в кабинете Рикарского, если тот услышит от арестованного примерно следующую фразу:

«Господин полковник, не могли бы вы связаться с президентом? Мне необходим его указ о создании специального военного подразделения…»

Именно с этого следовало начинать, с создания собственного боевого отряда, подчиненного только ему. Такое подразделение, пусть даже немногочисленное, но состоящее из классных специалистов, защитит его от многих неожиданностей.

Он ни на минуту не забывал и о своей главной задаче. В ближайшее время ему придется организовать специальную экспедицию на Роканду и на какое-то время покинуть Аниран.

В столице необходимо оставить надежное прикрытие, иначе трудно будет вернуться…

У тех, кто захочет от него избавиться, появится для этого немало удобных способов. Корабль, который доставит их на Роканду, может неожиданно исчезнуть с орбиты, посадочный челнок никогда не прилетит за ними, и путь к возвращению будет отрезан…

Пространственные каналы в зоне пораженных планет давно не действовали. Их отключали задолго до того, как возникала непосредственная опасность захвата. Это делалось в попытке затруднить проникновение неизвестного противника на новые территории, хотя никто не знал, каким способом Темная Сила передвигается в космическом пространстве.

Резкий толчок приземлившейся машины вернул Арлана к действительности. Они уже находились на крыше главного здания «Д-корпуса».

Сразу же машину со всех сторон окружили роботы охраны, державшие в своих захватах мощные боевые сканеры, недвусмысленно направленные на них. Только сейчас Арлан сообразил, что во всех своих расчетах совершенно упустил из виду роботов. Уж они-то наверняка не станут подчиняться его приказам, и от них, в случае провала встречи с Рикарским, будет исходить главная опасность.

Он многое узнал о руководителе «Д-корпуса» от Беатрис, но не подозревал, что эти знания ему вскоре предстоит использовать. Все получилось слишком неожиданно, слишком спонтанно — но отступать сейчас было поздно. Он мог провалить весь свой план на самой первой стадии. Без специального приказа механическая охрана не пропустит их к полковнику. Это же совершенно очевидно. Вот только он понял это слишком поздно…

Они уже стояли на крыше, и сопровождавший его лейтенант что-то жалко лепетал по вифону внутренней связи, пытаясь объяснить свое странное поведение. За этим должен был последовать немедленный арест, но, видимо, необычный поступок лейтенанта, доставившего арестованного в его личную резиденцию, не на шутку заинтересовал руководителя «Д-корпуса».

Охрана расступилась, пропуская их к внутреннему лифту.

ГЛАВА 21

Кабинет Рикарского поражал обилием всевозможной техники. Здесь находилось по меньшей мере пятнадцать работающих дисплеев различных устройств. Оставалось лишь удивляться, как со всем этим хозяйством управлялся один человек.

Полковнику было лет пятьдесят, но седые виски не украшали его угрюмое худое лицо. Возможно, он красил волосы, желая оставаться привлекательным для женщин, но скорее даже время отступало перед волей этого человека, вот уже двадцать лет железной рукой управлявшего самым большим аниранским силовым объединением. Корпус фактически контролировал и полицию, и внешнюю разведку, и многие другие государственные институты Аниранского союза.

Не обращая на Арлана ни малейшего внимания, полковник сразу же обратился к начальнику патруля:

— Почему этот человек до сих пор не в наручниках и почему он доставлен в мою резиденцию, лейтенант?

— Я получил приказ, сэр…

— Какой приказ?

— Доставить арестованного в лабораторию номер восемь…

— Тогда почему же вы здесь?

— Он обратился ко мне с убедительной просьбой привести его лично к вам.

— С такой убедительной, что вы нарушили приказ?

— Да, сэр… Я не совсем понимаю, как это получилось.

— Хорошо, мы разберемся с этим позже. Ждите моего вызова в приемной.

Оставшись наедине с Арланом, полковник долго не сводил с него изучающего, тяжелого взгляда.

— Вы сами объясните, как вам это удалось, или вас придется отправить в подвал?

Полковник сцепил руки под подбородком, не сводя с Арлана взгляда своих ледяных аниранских глаз с вытянутыми нечеловеческими зрачками.

Арлан медлил, не рискуя испытывать на этом человеке свои новые способности. Внутренний голос подсказывал ему, что с Рикарским ничего не получится. С другой стороны, ему необходимо было выяснить пределы собственных возможностей. Он знал, что подобных психологических поединков предстоит достаточно. Это не последняя такая встреча, это всего лишь начало долгого пути, на котором ему придется иметь дело с людьми, наделенными большой властью и волей.

— Я жду ответа! — прервал его раздумья полковник.

— Мне нужно, чтобы вы мне поверили, — с упором на слове «поверили» начал Арлан. — Речь идет о деле чрезвычайной государственной важности. Мне необходимо побывать на Роканде. Вы наверняка уже знаете, что только я могу беспрепятственно там находиться…

— Мы нашли еще десять человек, обладающих такими же способностями. Теперь нам есть из кого выбирать. Можете не полагаться на свою уникальность. Но я спросил не об этом. Я спросил, как вам удалось заставить командира патруля исполнить столь необычную просьбу?

— Я пришел сюда потому, что прошел обряд встречи с Триединым. Ваши жрецы подготовили меня к походу на Роканду. Я прошу вашей помощи не для себя лично. Всему Аниранскому союзу нужна информация, что же на самом деле произошло на Роканде. Я мог бы добыть для вас эту информацию. Подписывая свой служебный контракт, я не знал, что из меня собираются сделать подопытное животное для биологических экспериментов ваших медиков!

Неожиданно для себя самого он выложил почти все свои козыри, хотя и не собирался этого делать. Он надеялся, что ему удастся увести полковника от опасного для себя вопроса, но ошибся.

— Прежде чем рассуждать на любую постороннюю тему, я хочу услышать ответ на вопрос: как вам удалось заставить лейтенанта отказаться от выполнения приказа? Каким образом вы смогли подчинить себе конвой?

— Я не подчинял себе конвой! Я лишь попросил лейтенанта доставить меня сюда.

— Выходит, вы не простой человек, Арлан Заславский. Ваши просьбы трудно не выполнить. Сейчас, например, меня просто распирает от желания поверить вам. Значит, вы его попросили, просто попросили?

— Именно так!

— Может, вы и меня попросите о чем-нибудь? Ну, хотя бы о том, чтобы я выпустил вас из этого здания целым и невредимым. Вы должны очень убедительно попросить меня об этом.

И он попытался. Попытался, хотя знал, что ментальные способности уменьшаются, если их вызывать усилием воли. Попытался еще раз, уже понимая, что первая осторожная попытка провалилась. Волю полковника ему не удалось сломить.

И он снова потерпел фиаско. Полковник разглядывал его, как разглядывают букашку, пришпиленную к поверхности стола. Минуту или две он, видимо, решал, что с ним делать дальше, и наконец спросил:

— У вас есть какое-нибудь доказательство, что вы прошли обряд встречи с Триединым?

Теперь Арлану не оставалось ничего другого, как использовать свой последний козырь.

Он извлек из-под одежды Талисман света и оставил его висеть снаружи, чувствуя себя немного глупо. Драгоценные камни потемнели, и яркий внутренний свет, исходящий от амулета, теперь исчез.

— Талисман похож на настоящий. Давайте-ка сюда, я должен рассмотреть его поближе.

— Этого я не могу сделать!

— Придется. Мои приказы следует выполнять беспрекословно.

Полковник нажал клавишу на одном из своих терминалов. Рядом с тем местом, где стоял Арлан, открылись скрытые в стене ниши, и два робота неожиданно оказались с обеих сторон от него.

Эти создания действовали стремительно и весьма эффективно. Очевидно, необходимая программа была заложена в них заранее, потому что полковнику не пришлось даже отдавать никакой дополнительной команды.

Прежде чем Арлан успел понять, что происходит, его руки были заведены назад, а стальные захваты приподняли его над полом, лишив малейшей возможности к сопротивлению.

Боевые роботы, похожие на металлические конусы, передвигались на четырех суставчатых лапах и обладали огромной силой и скоростью. Арлан только что получил возможность в этом убедиться.

Резкая боль в вывернутых плечевых суставах сделала его совершенно беспомощным. Но уже через минуту ему удалось с этим справиться, заблокировав болевые сигналы, идущие в мозг. Уроки Оша-на не прошли даром.

Роботы непонятным Арлану способом получали приказы от полковника, потому что один из них вырастил на своем теле дополнительную суставчатую руку и сорвал с Арлана Талисман света. Величайшая реликвия аниранской религии перешла в чужие руки. Едва успев покинуть пределы храма, Арлан уже ухитрился нарушить один из главных заветов Арадатора.

Роботы выволокли его из кабинета в боковую дверь, ведущую в специальный лифт, доставивший их прямо из кабинета руководителя «Д-корпуса» в подвальные этажи здания. Здесь проводились допросы и располагались камеры заключенных. Арлан хорошо знал, какими могут быть эти допросы…

Войдя в небольшую камеру, роботы грубо швырнули его на узкие стальные нары, застеленные жидким матрасом без одеяла и простыни. Не было даже подушки. Зато под потолком он сразу же обнаружил глазки следящих за ним видеодетекторов.

Можно было не сомневаться, что эта камера оборудована всеми необходимыми защитными и следящими механизмами, делавшими побег совершенно невозможным.

Арлан почувствовал, как темная волна отчаяния нахлынула на него. Он наделал слишком много ошибок, без всякой подготовки начал использовать дар управления людьми и сразу же натолкнулся на человека, воля которого успешно противостояла его воздействию. Теперь за это предстояла жестокая расплата. Он полностью оказался во власти полковника Рикарского, который сразу же сумел понять, какую опасность представляет собой Арлан.

Теперь его прежде всего лишат всякой возможности контактировать с другими людьми.

Никто в храме не знает, где он находится, и ждать Помощи от жрецов бесполезно. Положение казалось совершенно безнадежным.

Если Рикарский действительно догадался о его способностях, а судя по всему, так оно и было, он попытается избавиться от него как можно быстрее. Живым из этой камеры его не выпустят.

Разве это справедливо? Разве для того, чтобы все кончилось столь нелепо, он сумел вернуться из смертельных объятий Триединого?

Кому он адресовал свои вопросы? Может, самому Триединому? Почему-то вспомнилась притча о муравье, рассказанная Ошаном в период его начального ученичества.

Муравей жил в муравейнике, построенном под яблоней. Он честно выполнял все обязанности, возложенные на него общиной и с человеческой точки зрения мог бы считаться праведником. Он ничего не знал ни о яблоне, ни о том, кто ее посадил.

Он пас на листьях яблони стада тлей, молоко которых было необходимо для жизни его колонии. Но тли разрушали листья яблони, и это не нравилось садовнику, посадившему ее. В одно прекрасное утро гнездо муравья и он сам были уничтожены.

«Так почему же это произошло? — спрашивал его Ошан. — А главное, справедливо ли это по отношению к муравью и что такое справедливость вообще?» Мораль этой притчи заключалась в том, что пути Триединого неисповедимы для человека. Человек никогда не может знать всех причин, скрытых за внешними событиями его жизни, так же, как муравей не мог знать о садовнике.

Ну что же, если нельзя полагаться на божественную справедливость, то ему остается рассчитывать лишь на самого себя.

Арлан решил бороться за свою жизнь до конца. Прежде всего ему необходимы информация и время.

Последнее зависит не от него. Он не знает, сколько у него осталось времени и когда именно Рикарский решит, что сведения, которые он может получить от Арлана, не стоят риска, связанного с самим фактом пребывания на Аниране опасного для него человека.

Возможно, ему потребуется пара дней для того, чтобы проверить, действительно ли Арлан прошел обряд посвящения. Как только Рикарский в этом убедится, он его немедленно уничтожит. Слишком опасно держать под замком человека, перед которым преклоняется вся жреческая каста. Следовательно, нужно ориентироваться на два дня. Вряд ли у него будет больше.

Оставалась — информация. Он собирал ее весь первый день, отмечая все особенности своей камеры, наличие и места расположения следящих устройств, а также распорядок этой тайной подземной тюрьмы «Д-корпуса». В камере не было окон, и здесь никогда не выключали свет. О времени он мог догадываться лишь по визиту робота, приносящего пищу.

Даже в действиях этого робота соблюдалась максимальная осторожность.

Он не входил в камеру к заключенному, а просовывал сквозь небольшое оконце в стальной двери длинный запечатанный контейнер с горячей пищей.

Самую большую ошибку Арлан совершил, рассказав Рикарскому о Талисмане. В результате он лишился своей единственной защиты. Оставалась еще надежда на то, что Талисман в чужих руках не проявит своих волшебных особенностей и Рикарский примет его за обычную копию. Надежда эта была такой слабой, что он не стал даже обдумывать ее всерьез.

Вечером, закончив свои дневные наблюдения, он подвел первый безрадостный итог — бежать из этой камеры обычными способами невозможно.

Оставались только те, которым учил его Ошан. Первое правило воина гласило: «Воин не имеет права считать ситуацию безнадежной». Он всегда обязан бороться до самого конца, и, если смерть все же приходит, она приходит неожиданно. Для человека нет ничего страшнее пассивного ожидания собственной смерти.

Арлан вытянулся на своей жесткой койке и попытался сосредоточиться. Больше всего мешал бьющий в глаза свет. В конце концов он решил эту проблему, заклеив глаза толстым слоем хлебной мякоти.

Если бы ментальные способности, которые проявились у него до посвящения, остались в силе, он сумел бы, наверное, связаться с Ошаном. Хотя и в этом у него не было уверенности. Слишком велико расстояние, отделявшее его от храма. А толстые стальные стены камеры наверняка экранируют любую попытку ментального контакта. Казалось, Рикарский предусмотрел все.

Ночью ему снилась черная воронка, ведущая в вечность. Он падал вдоль ее вертящихся стен, изо всех сил стараясь приостановить это бесконечное падение, но все было тщетно.

И лишь утром, когда его разбудил звук откинувшейся металлической крышки пищевого приемника, падение прекратилось.

Робот принес завтрак. Возможно, это его последний завтрак, поскольку сегодня истекал им самим вычисленный срок оставшегося у него времени. Ему хотелось бы сейчас выпить холодного земного пива. Но пива здесь не было, не было и аниранского тоника. Приходилось довольствоваться безвкусными синтетическими белками, запивая их кружкой холодной воды.

Он с трудом проглатывал горьковатые куски пищи и думал, что в любом из них могла притаиться смертоносная крупинка яда.

Наверняка они это сделают тихо и благопристойно. Никакой крови, никаких криков жертвы. Нервно-паралитический газ, выпущенный в систему воздухоочистки, неожиданный разряд высокой энергии из стены или яд.

Времени у него почти не оставалось. В этом все дело. Рикарский не станет рисковать. Он понимает, что лишнее время для Арлана — это возможность воспользоваться любым обстоятельством, любым контактом со случайным посетителем.

Вероятно, Рикарский уже убедился, что его слова об обряде посвящения — не пустой блеф. Оставалась лишь небольшая надежда на Талисман света. Рикарский не станет уничтожать человека, пока в точности не установит, что побудило жрецов вручить Арлану свою самую драгоценную реликвию.

Арлан знал, что в научных лабораториях корпуса сидят настоящие специалисты, им не составит никакого труда отличить подлинный Талисман от его копии. Вопрос лишь в том, захочет ли Рикарский провести подобное исследование. Слишком трудно поверить, что жрецы могли добровольно расстаться со своей величайшей реликвией.

Если же они все же установят подлинность знака, тогда ему начнут задавать вопросы.

Много вопросов. И надо к ним подготовиться. Надо отвечать достаточно правдоподобно. Надо отвечать так, чтобы извлечь из предстоявшего до-Проса всю возможную выгоду…

Он стал думать над этой проблемой, учитывая каждую деталь, каждую мелочь, так, словно это уже произошло.

И когда он закончил, когда ответил на последний вопрос, заданный самому себе, в левой части стены, над самой его койкой, вспыхнул невидимый раньше экран дисплея.

ГЛАВА 22

Дисплей, вспыхнувший над койкой Арлана, слегка искажал краски, смещая спектр в зеленый диапазон, в остальном же голографическое изображение создавало полную иллюзию присутствия.

В стальной стене камеры словно вырезали окно, и из него зловеще глянули тигриные глаза Ри-карского. С минуту Арлан и Рикарский молча разглядывали друг друга.

— Каким образом он оказался у вас? — спросил наконец полковник, приподнимая над столом Талисман света так, чтобы он попал в поле обзора видеодатчика.

— Наверняка вы уже знаете, что это не муляж.

— Разумеется, я это знаю, иначе не разговаривал бы с вами. Так как же эта вещь оказалась у вас?

— Я ее не крал, полковник. Можно сказать, мне ее подарили.

— Кто вам ее «подарил»?

— Кажется, его звали Арадатор. Довольно внушительная персона. — Арлан не скрывал своего злорадства и не отказал себе в удовольствии слегка поиздеваться над озадаченным полковником, хотя и понимал, что теперь времени у него совсем не осталось.

— Они там все с ума посходили, в своем древнем храме! — произнес полковник, отключаясь. Теперь ему не придется решать головоломную задачу, как объяснить бесследное исчезновение Истинно Избранного, прошедшего ритуал встречи человека… И при этом сделать так, чтобы бесценная реликвия как можно дольше оставалась у него в руках.

Наживка была слишком жирной, чтобы такой честолюбивый человек, каким был полковник Ри-карский, не клюнул на нее.

Возможно, теперь у Арлана появится дополнительное время — задача была слишком сложна даже для Рикарского. Этот амулет, подлинный символ власти древних правителей, реликвия, исследовать которую управление «Д-корпуса» стремилось не первый год и всегда натыкалось на ожесточенное сопротивление жрецов, теперь сама упала в руки Рикарского, и соблазн был слишком велик, слишком высока ставка. Если полковник ошибется, у Арлана появится шанс вклиниться в борьбу двух могущественных сил Анирана. Кроме того, с каждым часом возрастала вероятность того, что жрецы сумеют обнаружить его местонахождение, и тогда полковнику придется туго. Арадатор, единственный из всех жителей Анирана, имел право появляться на приеме у президента без специального приглашения.

Важно предугадать следующий ход Рикарского и подготовиться к предстоящему поединку.

Хуже всего то, что он не может ни о чем договориться с полковником — не стоит даже пытаться. Единственный способ вырваться из застенков Рикарского и начать новый тур борьбы — найти Подходящего человека, подавить его волю и заставить подчиняться.

Сила воздействия внушения возрастала пропорционально расстоянию от объекта. Следовательно, человек должен находиться достаточно близко. Кроме всего прочего, у него должен быть электронный ключ сразу от нескольких дверей. Слишком много невероятных совпадений. Арлан почувствовал, как им вновь овладевает отчаяние.

Духота в камере стояла невыносимая, и он, забыв обо всех проблемах, мечтал о стакане холодного земного пива.

С минуту он забавлялся тем, что представлял себе несуществующий стакан во всех подробностях. Запотевшую поверхность толстого стекла. Пузырьки газов, пробивающие себе дорогу наружу сквозь слой янтарной жидкости, увенчанной белой пеной. Хорошее пиво всегда пенится… Не может не пениться… И у него горьковатый вкус…

Словно желая убедиться в этом, он протянул руку к несуществующему бокалу, взял его со столика, ощутил ладонью его вес и прохладу. Затем неторопливо отхлебнул напиток и лишь после этого от неожиданности уронил бокал на пол.

Секунду назад в его руках находился вполне реальный бокал… Бокал напитка, не существовавшего на Аниране…

Повторить условия удачного эксперимента оказалось непросто. Лишь с десятой попытки ему удалось вновь воссоздать на столике бокал с напитком, напоминавшим по вкусу верблюжью мочу. Но это было уже неважно. Никакого значения не имел вкус, потому что он только что обрел способность телепортировать предметы… Возможно даже, это была не телепортация. Он готов был поклясться, что в радиусе ближайшего десятка световых лет пива не существовало в природе. Тем не менее он совсем недавно попробовал этот желанный напиток, а значит, сумел получить его из воздуха усилием своей воли…

Полковник и его планы потеряли для Арлана всякое значение. Все его время уходило на опыты с трансформацией предметов. Через пару часов он установил, что для преобразования годится любая материя.

Единственным необходимым условием была масса исходного предмета, который он изменял. Она должна была соответствовать массе полученного в результате его усилий предмета.

Еще одно ограничение он осознал несколько позже. Слишком большие массы оказались непригодны для трансформации. Очевидно, существовал какой-то предел. Он мог трансформировать за один прием не более ста граммов материи. При этом ему ни разу не удалось создать хоть что-то полезное. Получались лишь грубые поделки, муляжи.

К вечеру он стал обладателем кучи ненужного хлама и тогда сообразил, что не знает, как объяснить появление в его камере этих странных предметов.

Неожиданная резкая боль в голове заставила его забыть обо всем. Ему едва удалось добраться до койки. Его охватила такая слабость, словно он только что бегом взобрался на гору.

Расход психической энергии оказался чрезмерно велик. Он так и не научился осторожности в своих ментальных экспериментах.

Примерно через час, когда боль несколько ослабла и к нему вернулась способность соображать, он попытался понять, откуда взялась гигантская кинетическая энергия, необходимая для преобразования материи? Ведь не из его же головы?

И вдруг он понял. Энергия была здесь, рядом, в каждом атоме, в каждой частице вещества. Его мозг произвел работу своеобразного переключателя, и на это ушли все его силы.

Прежде чем он окончательно пришел в себя, прежде чем успел подготовиться к следующей схватке с Рикарским, двери камеры распахнулись, и два робота грубо схватили его. Он даже не успел вскочить с койки.

Боевые роботы, модернизированные для охранной полицейской службы, действовали чрезвычайно эффективно. Их реакция намного превосходила человеческую, а сила и возможность действовать несколькими гибкими конечностями одновременно делали из них идеальных тюремщиков.

Арлан не знал, получали ли они команды извне или действовали по заранее заложенной в них программе. Одно было совершенно очевидно — у них имелись сложные индивидуальные устройства управления, позволяющие им мгновенно реагировать на изменяющуюся обстановку.

Рикарский сделал все, чтобы исключить возможность прямого контакта Арлана с персоналом «Д-корпуса». И в отличие от него избежал почти всех возможных ошибок.

Коридор, по которому Арлана волокли роботы, был пуст в обоих направлениях. Казалось, в этом здании никогда не было людей.

Расслабившись и внешне безвольно обвиснув в могучих стальных захватах, Арлан лихорадочно искал выхода, экономя силы для предстоящего поединка. Он не сомневался, что Рикарский продумал все и постарается избежать любого риска. Единственное, о чем полковник пока еще не имел информации, так это о его способности трансформировать материю. Ему необходимо найти способ использовать свое единственное преимущество.

Проблема состояла в том, как это сделать. Жалкими кусками стекла и пластика, которые ему удавалось получить, боевых роботов не одолеть. И он ничего не может сделать с самими роботами — слишком велика их масса…

Недолгий путь по коридору закончился, они оказались в просторной лаборатории, в которой Арлану еще не приходилось бывать. Как он и предполагал, обслуживающий персонал отсутствовал. Все механизмы и аппаратура работали автоматически.

Роботы защелкнули на его руках стальные захваты стоявшего на возвышении кресла. К этому креслу от различных устройств шли пучки проводов, световоды и трубки с какой-то жидкостью.

Когда стальные захваты обхватили ноги и голову, Арлан в полной мере ощутил собственное бессилие и почувствовал, как в глубине его существа зарождается страх, постепенно переходящий в панику, грозящую сломить его волю.

Он понял, что, если немедленно не справится с этим, Рикарскому не придется прилагать слишком много усилий, чтобы сломать его окончательно.

Фигура полковника между тем возникла на большом голографическом дисплее, заполнявшем часть стены напротив кресла, к которому приковали Арлана.

С двух сторон из спинки кресла появились стальные иглы. Арлан видел их увеличенное изображение на двух специальных экранах. Палачам, сконструировавшим кресло, нельзя было отказать в изобретательности. Жертва должна была видеть во всех деталях все, что с ней происходит. Полковник молча и с видимым интересом наблюдал за началом экзекуции.

Иглы, направляемые гибкими металлизированными трубками, развернулись и уперлись в болевые точки, расположенные под лопатками.

Арлан знал, что будет дальше, и заранее покрылся холодным потом.

Боль была еще сильнее, чем он ожидал, потому что между иглами был пропущен электроток высокого напряжения. Его сила была рассчитана так, чтобы человек не потерял сознания.

Боль оказалась настолько сильной, что на какое-то время нервная система полностью вышла из-под его контроля. Кажется, он закричал, потому что иглы дернулись и исчезли в спинке кресла, а Рикарский сказал:

— Вот видите. У меня есть возможность преодолеть порог болевой сопротивляемости любого организма. Даже вашего. Так что советую правдиво отвечать на мои вопросы. Это была всего лишь демонстрация возможностей аппаратуры. Сеанс может продолжаться несколько часов, и после него вы навсегда забудете о психологических фокусах с чужим сознанием.

— Подонок!

Полковник сделал вид, что не расслышал.

— Итак, начнем. Вопрос первый: как вы этого достигаете, каким образом вам удается воздействовать на чужую психику?

Арлан понимал, что если немедленно не найдет выхода, то не найдет его уже никогда. Он знал, что полковник сказал правду и что у него не хватит сил сопротивляться слишком долго. Вскоре его нервная система превратится в сплошной комок боли.

Если бы он мог добраться до электронных мозгов охранных роботов! Но он знал, что это невозможно. Его пси-поле воздействовало только на человеческий мозг.

Арлан лихорадочно искал выход и не ответил на вопрос полковника. Неожиданно первая волна боли подстегнула его сознание.

Конечно, он не может воздействовать на мозги этих проклятых электронных тварей! Зато может превратить стальные иглы, доставлявшие ему невыносимые мучения, в обыкновенные стекляшки!

Едва успев подумать об этом, он уже знал, что превращение произошло, потому что электроток, терзавший его тело, исчез. А это означало, что теперь он должен действовать стремительно, пока Рикарский не разобрался в том, что происходит.

Прежде всего захваты на его теле… Сталь ведь можно превратить в бумагу… Он рванулся и почувствовал, что свободен.

Один из роботов, тот, что стоял к нему ближе остальных, немедленно бросился на него. Но теперь Арлан знал, что делать.

На стальной шарообразной груди робота появилось прозрачное стеклянное окно.

Это нужно было, чтобы видеть внутренние кабели, снабжавшие энергией основные узлы робота. Теперь оставалось превратить в пластмассу внутренние жилы проводов.

Само воздействие заняло десятые доли секунды. Робот неожиданно споткнулся и рухнул на пол, так и не сумев преодолеть расстояние, отделявшее его от Арлана.

Второй робот стал поспешно отступать к двери — и Арлан переключил свое внимание на него.

Нижние манипуляторы, позволявшие роботу довольно быстро передвигаться, со звоном разлетелись на составные части. Экономя силы, Арлан превратил в стекло не сами манипуляторы, а лишь скреплявшие их шины. Но и этого оказалось вполне достаточно. Робот беспомощно рухнул на пол, потеряв способность двигаться. Однако его верхние манипуляторы все еще представляли потенциальную угрозу.

Через секунду и они отделились от туловища. Однако в то же мгновение Арлан ощутил импульс опасности и плашмя бросился на пол.

Этот бросок спас его, потому что скрытые в стене бластеры открыли огонь на поражение. Видимо, Рикарский наконец решил, что дальнейшие эксперименты с этим узником слишком рискованны. Но было поздно.

Лежа на полу, Арлан перевернулся на спину. Его глаза, обладающие невиданной доселе разрушительной силой, прошлись по щелям в стене, отыскивая стволы лазеров, и те замолчали навсегда, превратившись в порошок ржавого цвета.

Чего-то он не рассчитал, поскольку разрушение коснулось энергетического магазина одного из бластерных автоматов. Грохнул взрыв, и на стене сразу же образовалась глубокая прореха с загнутыми раскаленными до малинового жара краями.

Воздух в лаборатории наполнился удушливым дымом от горящей пластмассы. В общую сумятицу вмешались автоматические пожарные системы, выбросившие в лабораторию струи густой пены.

Изображение Рикарского на дисплее съежилось и исчезло. Но Арлан знал, что, если он немедленно не доберется до полковника, его жизнь не будет стоить ломаного гроша, потому что в руках Рикарского находилась могучая машина разрушения «Д-корпуса» и после всего происшедшего в лаборатории он запустит ее на полную катушку, не считаясь ни с какими последствиями.

ГЛАВА 23

Арлан бежал по коридору в непривычном, замедленном темпе. Его мотало из стороны в сторону. Очертания предметов двоились перед глазами. Энергия, которую ему пришлось израсходовать на схватку с роботами, оказалась непомерно высока, и порой ему казалось, что сил не осталось вовсе.

Коридор выглядел бесконечным. Лишь фотографическая память, обострившаяся после встречи с Триединым до неузнаваемости, не изменила ему. Он помнил каждый поворот, каждую дверь, мимо которой вела его охрана во время первого посещения Рикарского.

Лифт, конечно же, был выключен или не работал после того разгрома, который он устроил в лаборатории. Он и не надеялся на лифт. Это было бы слишком большой удачей. Теперь ему придется взбираться вверх по лестнице. Восемь этажей… Нет, сейчас эта задача ему явно не по плечу. Необходимо найти какой-то выход…

Он рванул на себя ближайшую дверь, ничем не отличавшуюся от десятка таких же, расположенных вдоль всего коридора.

Внутренний электронный замок оказался запертым, и ему вновь пришлось израсходовать частицу драгоценной энергии на уничтожение запорного механизма. Непонятно откуда, но он знал, что ему нужна именно эта дверь.

Разрушив замок, он оказался внутри большого помещения, не то ангара, не то какого-то склада. Это было удачей, потому что в подобных помещениях бывают дополнительные грузовые лифты. Он не сразу его нашел. Ему все время мешала земная память, услужливо подсовывавшая готовый образ зарешеченных кабин с огромными дверями-воротами. Однако здесь не было ничего подобного. Лента эскалатора уходила в никуда, обрываясь за блестящей полупрозрачной завесой, — это и был лифт.

Проходя сквозь завесу, Арлан почувствовал легкое покалывание электрических разрядов и очутился на открытой грузовой платформе, которая сразу же дрогнула и медленно оторвалась от пола — очевидно, вес его тела включил невидимый механизм. Не было никаких кнопок — вероятно, этот лифт управлялся прямо из помещения склада.

Как бы там ни было, но он шел вверх, постепенно набирая скорость. Потолок верхнего этажа стремительно приближался, и было мгновение, когда Арлан подумал, что сейчас его расплющит об него как муху.

Но платформа уже пронеслась сквозь очередную энергетическую завесу, и Арлану оставалось лишь считать пролеты.

Когда их число достигло шести, возникла новая проблема. Он не знал, как остановить лифт.

Арлан пронесся вверх лишних пять этажей, прежде чем проклятый механизм наконец остановился.

Ему пришлось утешаться мыслью, что вниз спускаться намного легче. За время подъема усталость несколько отступила, и теперь он лучше владел своим телом.

Выйдя из лифта, Арлан оказался в помещении верхнего склада, почти в точности повторявшем нижний. Разве что его размеры были немного меньше. Здесь на полках в образцовом порядке стояли пластиковые ящики с номерами и этикетками. Его знание аниранского улучшилось в храме настолько, что он мог, не задерживаясь, бегло просмотреть надписи: «боезапас», «энергетические батареи», «парализаторы», «бластеры»… Около этого ящика он остановился. Следовало позаботиться об оружии, раз уж представилась такая возможность. Это даст ему возможность сохранить силы и свою внутреннюю энергию на самый крайний случай. Но с этим типом бластеров ему не приходилось раньше иметь дела. Минуты две он потратил на изучение небольшого тупорылого предмета, пожалуй, слишком легкого для серьезного оружия. Управление огнем оказалось предельно простым, и он освоил его за несколько секунд. Проверил заряд в батарее и даже разнес на куски один из ящиков, предварительно убедившись, что в нем нет энергетического оружия.

Бластер стрелял сгустками энергии. При попадании в любое материальное препятствие происходил взрыв с кумулятивным эффектом, пробивающий любую броню. Арлан не знал, на сколько выстрелов рассчитана батарея, и потому на всякий случай прихватил пару запасных.

Он хорошо понимал, как много значит сейчас каждая секунда. Полковник был слишком серьезным противником.

Словно подтверждая справедливость его мыслей, в дверях ангара появилась четверка боевых роботов. Рикарский по-прежнему не хотел использовать против Арлана людей, и это было очень плохо, так как Заславский еще не успел восстановить запас своей ментальной энергии и мог сражаться с роботами лишь обычным оружием. Реакция этих автоматических устройств в десятки раз превышала человеческую. Они были слишком быстрыми, а их бластеры по мощности не уступали его собственному.

Он успел спрятаться за стойку с ящиками, однако это было небезопасно… Если в них хранились батареи для энергетического оружия — первое же попадание разнесет вдребезги весь ангар. Времени сменить позицию у него не осталось, роботы открыли беглый огонь по его укрытию. Ящики не взорвались — но это мало ему помогало, потому что после каждого попадания они разлетались на мелкие осколки и его защита становилась все тоньше.

Обогнув стойку с противоположной стороны, он сделал два выстрела и вернулся на прежнее место.

Прием сработал, на какое-то время роботы перенесли огонь туда, где он стоял секунду назад, и это позволило ему сделать первый прицельный выстрел.

После прямого попадания плазменного сгустка один из роботов развалился на две части. Теперь у Арлана оставалось лишь трое противников Однако и этого было вполне достаточно.

Огонь был слишком плотным, он едва успел отступить в глубь ангара, бегом преодолев несколько извилистых проходов между стеллажами. Теперь его отделяло от роботов гораздо большее расстояние. Они сразу же прекратили огонь и начали продвигаться к нему.

Аналитический блок этих аппаратов справлялся с менявшейся ситуацией гораздо лучше, чем он надеялся. Ему вновь пришлось прибегнуть к опасной уловке с отвлекающей стрельбой, и вновь этот фокус сработал. Теперь у него осталось всего двое преследователей.

Шансы почти уравнялись, он чувствовал, что времени прошло достаточно и теперь он сумеет уничтожить по крайней мере одного из них с помощью своего ментального оружия.

Каждая выигранная в этом бою секунда работала на него.

Используя свой предыдущий опыт, Арлан сумел нанести удар по управляющему центру робота с минимальной затратой энергии — однако и этого хватило для того, чтобы в глазах снова потемнело. На несколько секунд он потерял контроль над ситуацией. А когда вновь пришел в себя, последний робот был от него метрах в десяти, на линии прямого огня, и уже поднимал свой бластер…

В такие мгновения голова работает намного быстрей, время словно сжимается и начинает нестись с невероятной скоростью Арлан знал, что не успеет воспользоваться своим оружием для ответного выстрела. А даже если успеет, это уже не будет иметь никакого значения — видя перед собой цель, роботы не промахивались…

И тогда он сделал единственно возможное в его положении. Собрав в комок всю свою волю и остатки сил, он направил удар ослабленного ментального поля по одному-единственному крохотному контакту, соединявшему спусковое устройство направленного на него бластера с энергетическим разрядником. Бластер робота дал осечку, и Арлан сумел еще несколько мгновений удержать собственное сознание в рабочем состоянии Ровно столько, сколько было необходимо, чтобы приподнять свое оружие и произвести прицельный выстрел по последнему противнику. Затем почти сразу он потерял сознание.

Он вновь очнулся от грохота. Ощущение было такое, словно обломки скал, разлетаясь на сотни осколков, летели к нему со всех сторон.

Но это были не скалы. С потолка, усиленный десятками скрытых под панелями динамиков, гремел голос Рикарского:

— Заславский, слушайте меня внимательно, отвечать необязательно. Достаточно внимательно слушать.

Он и слушал. Ничего другого ему просто не оставалось. Сил не хватало даже на то, чтобы встать и выйти из этого помещения.

— Вы помните женщину по имени Беатриса Ланье?

Он почувствовал, как сердце сильно ударило два раза и стремительно понеслось куда-то вниз. Он летел в эту пропасть, но голос Рикарского настигал его и там, от него некуда было скрыться.

— Она ждет вас в комнате номер двенадцать на третьем уровне. Вы запомнили номер? Номер двенадцать. Она ждет вас с большим нетерпением. Хотите увидеть ее? Я вам сейчас покажу…

Он не хотел этого видеть и не мог не смотреть.

Беатрис сидела в кресле для пыток, из которого недавно выбрался он сам. Мелкие капельки пота блестели на ее лице, в глазах застыл ужас.

Голограмма передавала мельчайшие детали ее лица. Он знал, каково сидеть в этом кресле и видеть, как электроды медленно приближаются к твоей коже…

— Прекратите! Немедленно прекратите, вы, негодяй, способный воевать только с женщинами! Вы ответите за все, когда я до вас доберусь!

Угрозы — верный признак бессилия. Он знал об этом и все же выкрикивал их в пустое пространство.

— Конечно. Я с удовольствием с вами побеседую. Моим людям надоело за вами гоняться. Итак, комната номер двенадцать. У вас есть двадцать минут. Если через двадцать минут вас там не будет, мы начнем наши эксперименты вместе с демонстрацией по всем внутренним каналам. Вы сможете любоваться подробностями, где бы вы ни находились.

Он снова попал в ловушку. Только теперь из нее уж точно не было выхода. Он знал, что не позволит им издеваться над Беатрис. Значит, придется сдаться. В конце концов Рикарский перехитрил его.

Собственно, этим и должна была закончиться вся его эскапада. Бессмысленно в одиночку поднимать оружие на целую армию. Бессмысленно затевать силовые игры с людьми, умудренными опытом, всю жизнь проведшими в интригах и подлости.

Двенадцатая дверь на третьем уровне ничем не отличалась от остальных. С минуту он молча постоял перед ней, разглядывая пластиковую карточку с номером лаборатории, вплавленную в поверхность двери. Полковник рассчитал все. Времени, чтобы восстановить силы и подготовиться к новому ментальному поединку, ему не хватало.

В последний раз он взглянул в круглое равнодушное око часов, висящих в конце коридора. Минута. Оставалась всего минута. Он не хотел рисковать, не хотел, чтобы они причинили Беатрис ту страшную боль, которую совсем недавно испытал на себе, и потому решительно толкнул дверь.

В первую минуту ему показалось, что в просторном пустом кабинете никого нет. Затем он увидел Рикарского, сидящего в низком кресле за небольшим столом.

Только Рикарского. Только его одного. Не было боевых роботов, не было охраны. Это настолько поразило Арлана, что он растерялся, не зная, как вести себя в этой неожиданной ситуации, противоречившей всему, что он ожидал увидеть.

— Садитесь. Я решил, что нам стоит поговорить еще раз, пока вы не разнесли все здание.

Арлан молча сел, предоставляя полковнику возможность высказаться и еще не решив, что ему теперь делать. Броситься на Рикарского? Приподнять бластер и просто нажать на спуск? И хотя их разделяло не больше метра, он прекрасно понимал, что не успеет. За панелями стен невидимые и быстрые оптические датчики автоматов следят за каждым его движением.

— За время, прошедшее с нашей предыдущей встречи, я изучил все исторические рукописи и все прочие источники информации, относящиеся к пяти подлинным случаям возвращения на Аниран тех, кто встретился с Триединым. Ваши необычные способности подтверждают, что ваш случай шестой…

— До сих пор вы в этом сомневались?

— Я и сейчас сомневаюсь. Вы ведь для нас почти Мессия, если проводить аналогии с земной религией. Но сомнения сомнениями, а факты фактами… Во всех предыдущих случаях попытки ликвидировать подобных вам людей, избавиться от них любой ценой заканчивались весьма плачевно для тех, кто этим занимался. Я решил не повторять исторических ошибок и попробовать с вами договориться. Итак, чего вы хотите на самом деле? Прошлый раз вы говорили, что ваше единственное желание — организовать экспедицию на Роканду. Это действительно так?

— Что вы сделали с Беатрис Ланье? Где она?

Это был сейчас главный вопрос, и он знал, что ответ на него однозначно решит все дальнейшее.

Полковник поморщился.

— Далась вам эта женщина. Она, конечно, красива, но сейчас мы говорим о вещах более серьезных. С ней все в порядке, и, если мы договоримся, вы сможете забрать ее из корпуса.

— Я действительно собираюсь организовать экспедицию на Роканду. И меня совершенно не интересуют ваши аниранские дела. Во всяком случае, я не собираюсь в них вмешиваться до тех пор, пока мне не будут чинить препятствий.

— Почему вы не собираетесь вмешиваться в наши дела? Во всех предыдущих случаях вернувшиеся от Триединого занимались как раз тем, что полностью подчиняли себе существовавшую в то время государственную власть.

— Есть одно существенное отличие. Я не аниранец. И зло, появившееся на Роканде, угрожает моей собственной планете. Если мне удастся вернуться из этого пекла — у меня хватит дел на Земле.

— Что же, допустим, я вам поверю, но где гарантии, что вы не нарушите условий нашего договора, не передумаете в какой-то момент?

— Гарантий не будет ни у меня, ни у вас. У меня есть больше оснований спросить, для чего вы затеваете такую сложную комбинацию? И что, если вдруг, неожиданно вы решите от меня избавиться в тот момент, когда я меньше всего буду этого ожидать?

— Сколько времени вы собираетесь пробыть на Аниране? Какой срок необходим для подготовки вашей экспедиции?

— Я думаю, месяца будет достаточно.

— Вот вам и гарантия. Для меня гораздо проще и безопаснее подождать месяц. Конечно, мои люди будут наблюдать за каждым вашим шагом, и если через месяц вы не уберетесь с планеты…

Рикарский остановился, не договорив. Откровенная ненависть и чувство бессилия, которые он испытывал, становились слишком очевидны для его противника.

Было еще одно свидетельство полной капитуляции полковника. На краю стола на самом видном месте лежала небольшая коробка. Полковник открыл ее и пододвинул Арлану.

— Возьмите. У меня слишком много неприятностей из-за этой вещи.

Талисман света. Значит, все это время за стенами управления безопасности шла невидимая для Арлана работа. Арадатор и Ошан… Каким-то образом они узнали, что Талисман находится в чужих руках, и сделали все необходимое для его возвращения.

Возможно, эта работа стала одной из главных причин капитуляции полковника. Жреческая каста на Аниране обладала достаточной властью, чтобы оказать давление даже на президента, в прямом подчинении которого находились все силовые структуры планеты.

ГЛАВА 24

Здание, которое по распоряжению Рикарского выделили для подготовки экспедиции на Роканду, находилось на территории управления корпусом.

Ничего другого Арлан и не ждал. Он прекрасно понимал, что полковник не захочет выпускать его из поля зрения.

Подошел к концу его первый рабочий день в новой должности начальника специального подразделения.

Арлан весь день просидел в своем кабинете, расположенном на верхнем этаже выделенного ему здания. Сюда сходились все линии связи, и, пользуясь голографическими терминалами, он мог присутствовать одновременно в нескольких местах.

Беатрис, выполняя официально пока не закрепленную роль его личного секретаря, сидела в небольшой приемной перед кабинетом и освобождала его от всех второстепенных дел, звонков и посетителей.

Весь день он помнил о ее присутствии рядом, за стеной, хотя и не успел толком поговорить с ней после всех перемен, вихрем ворвавшихся в их жизнь.

Конечно, нужно было взять что-то вроде отпуска, хотя бы на несколько дней. Но не было у него лишнего времени. Работа лучшее лекарство. Им обоим надо было освоиться со своим новым положением, заново привыкнуть друг к другу.

Но вот прозвучал сигнал отбоя, здание замерло, словно затаилось в неожиданно наступившей тишине. Арлан выключил последний терминал и теперь неподвижно сидел за столом, не находя в себе сил встать, пересечь отделявшее его от Беатрис пространство, открыть дверь и сказать слова, которых он не знал…

Слишком все изменилось с их последней встречи.

— Ты подождешь меня? — спросил он ее, перед тем как уйти в храм и пересечь незримую черту, отделившую его теперь от всех остальных людей.

Сумеют ли они с этим справиться? Как сделать, чтобы его желания не довлели над ее психикой, не превратили его очаровательного друга, сражавшегося рядом с ним плечом к плечу в ночном лесу, в безвольную куклу, покорно исполняющую любое его желание?

Этого он боялся больше всего.

Дверь открылась бесшумно. Так работали все двери в этом здании. Их электронные замки не щелкали, а петли не скрипели.

Она стояла на пороге, словно так же, как и он, не могла найти в себе силы переступить его. Словно порог был незримой чертой, за которой начиналась другая жизнь…

Он заметил, что за время рабочего дня она успела привести себя в порядок. Видимо, даже приняла душ. Ее кожа блестела, а волосы, уложенные в незнакомую высокую прическу, изменили лицо настолько, что в первую минуту он ее не узнал.

Глаза стали спокойней, уверенней, и лишь глубоко внутри очень внимательный наблюдатель, хорошо знающий Беатрис, мог заметить страх. Затаенный, спрятанный, но от этого не ставший менее сильным.

Чего же она так боялась? Уж, наверно, не Рикарского…

Она не боялась его, даже когда от него зависела ее жизнь. Там, в кресле, она боялась боли — но не Рикарского… Чего же она боялась сейчас?

— С тобой все в порядке?

Вопрос вырвался сам собой. Он не собирался показывать ей, что понял ее состояние. Но она не расслышала его слов. Молча, пройдя через пространство слишком большого сейчас кабинета, она уселась на краешек стула, предназначенного для посетителей.

— Мы не виделись слишком долго… — Ее слова задели его, и, видимо, она почувствовала это, потому что сразу же поправилась: — Я не это имела в виду… Я ждала тебя, как обещала… Но за два месяца, пока тебя не было, слишком многое изменилось. Происходит что-то странное с моей страной, со мной, со всеми нами… За последнее время таких людей, как Рикарский, появилось слишком много. Они везде — в банках, в правительстве, на голографических станциях, в медицине — везде, где решаются судьбы людей.

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. Ведь Рикарский появился не вчера. Он и раньше руководил «Д-корпусом», еще до того, как мы встретились на Земле.

— Это так. Но он изменился, стал совершенно другим человеком — я его хорошо знала раньше, а сейчас просто не узнаю.

Арлан предпочел не уточнять, какой смысл заключался в словах «я его хорошо знала раньше…». Вместо этого он постарался успокоить ее и ответил как мог мягче:

— В каждом человеке скрывается до поры до времени темная область, о которой не знают окружающие. Обстоятельства сложились так, что ты лишь недавно узнала об этой стороне личности полковника.

Ты только что пережила сильный стресс. Сейчас твои оценки не могут быть объективны. Ты Должна успокоиться, прийти в себя, и тогда мы попробуем во всем разобраться.

— Боюсь, тогда уже будет слишком поздно. Нас уже пытались убить. Это повторится снова, гораздо более успешно.

— Ты считаешь, что к тому ночному происшествию имеет какое-то отношение полковник Рикарский?

— Может, не он сам, но кто-то из них.

— Как же ты их отличаешь от остальных людей? У тебя есть какой-то способ?

— Это довольно просто. Если для человека деньги и власть, которую они дают, ценнее человеческой жизни, значит, он один из тех, кем управляет Темный Властелин.

— Твоим методом нелегко пользоваться. Такой выбор возникает не так уж часто.

— Это верно. Именно поэтому их так долго не видно. Именно поэтому они не спеша проводят свою подготовку, а когда приходит срок, начинают исчезать люди… Тысячи людей.

— Ты хочешь сказать, что это происходит на Аниране?

— Пока ты был в храме, исчез профессор Ракимов. Он был профессором права и наиболее вероятным кандидатом на пост президента Аниранской республики. Он вышел из дома поздно вечером, и с тех пор его никто не видел. Последней была жена, ее и обвинили в том, что она причастна к его исчезновению.

Таких примеров за последний месяц множество. В официальных сообщениях появляются лишь фамилии известных людей, молчать о которых невозможно, но у меня есть доступ к секретной информации корпуса.

— Если это так, то это очень серьезно. Завтра я ознакомлюсь со всей информацией об этих исчезновениях.

— Ты думаешь, тебе позволят?

— У них не будет выбора. После свидания с Триединым у меня появились свои методы, против которых они бессильны.

— А Рикарский? Ему же удалось посадить тебя в тюрьму.

— Да, это так. Есть люди, психику которых я не могу подчинить своим мысленным приказам… — Он тут же пожалел о своем признании — но было уже поздно. Казалось, она приняла это как должное, видимо, ей и в голову не приходило принимать эти слова на свой счет. — Бывают досадные исключения…

— Может быть, все «они» исключение?

— Этого я пока не знаю. Но если ты права, мы должны максимально ускорить подготовку экспедиции на Роканду. Если у них будет достаточно власти, они воспрепятствуют ее отправке. Мне кажется, именно там находится ключ к их могуществу.

— Почему же тогда Рикарский хочет, чтобы ты скорее туда улетел?

— Возможно, он надеется, что там будет легче со мной справиться, возможно, ему необходимо как можно скорее выпроводить нас с Анирана. Я не знаю всех его планов.

— Почему ты выбрал для первой экспедиции именно Роканду? Есть же и другие захваченные колонии.

— На эту планету Зло пришло раньше всего, там могла сохраниться информация о первоисточнике, о той точке космоса, где оно обитало, до того как завладело вашими мирами. Мне нужна первопричина. Первоисточник этого Зла.

— Но там оно всего сильнее…

— Конечно. Но уничтожить надо именно первопричину, место, где оно родилось.

— На Аниране Зло с каждым днем становится все сильнее… Если бы ты помог, вместе мы могли бы это остановить.

— Может, и так, но тогда они просто обойдут стороной вашу планету и займутся другими мирами — моей Землей, например. Это не выход, Беатрис. С ними надо бороться там, откуда они приходят.

— Тебе не кажется, что наш разговор слишком деловой для первой встречи? Мы не виделись целую вечность…

Он потянулся к ней, попытался обнять, но она отстранилась.

— Я не это имела в виду, Арлан. Я должна привыкнуть. Слишком многое изменилось в тебе за эти месяцы. Я так рада, что ты вернулся, но сегодня… Прости, этот день… Столько всего случилось.

— Как хочешь! — Он сказал это достаточно резким тоном и тут же пожалел о собственной несдержанности. В конце концов, она была права. Его не было почти два месяца, он изменился настолько, что иногда сам с трудом себя узнавал. Нельзя же требовать от женщины, чтобы она сразу бросалась к нему в объятия! Или все-таки можно?

— Я хочу, чтобы ты была со мной, сейчас и здесь!

Позже, стараясь разобраться в событиях этого вечера, он так и не понял, что заставило его произнести эту фразу — уязвленное мужское самолюбие, обида или желание до конца выяснить их будущие взаимоотношения, поставить все точки над «i».

Он ведь знал, что она не сможет возразить, понимал, что поступает подло по отношению к Беатрис, но почему-то не сумел вовремя остановиться…

— А другие приказы будут? Ты забыл, что официальное распоряжение о моем переводе еще не подписано. Ты даже не мой начальник!

Лед в ее голосе, серьезность тона вначале подействовали на него как ушат холодной воды. И вдруг он понял, что больше всего на свете боялся, что она подчинится. Он все еще не верил.

— Ты ничего не чувствуешь? Ты не испытываешь непреодолимого желания выполнить мое требование?

— Что с тобой, Арлан? Ты в порядке? После возвращения из храма я с трудом тебя узнаю.

— Это совсем неудивительно. Там слегка подправили мою психику. После встречи с Триединым большинство людей на этой планете безоговорочно выполняют любое мое требование, любую просьбу, я ведь тебе уже говорил об этом!

— И ты хотел, чтобы я?… Ах ты, мерзавец!

Он почувствовал на своей щеке вспышку пощечины и радостно усмехнулся.

— Конечно, нет! Но я должен был проверить, я должен был знать наверняка, что даже ненароком, случайно, не сделаю этого с тобой. Давай забудем. Днем ты хотела показать мне здание, которое нам досталось, но времени не нашлось. День и в самом деле был не из легких. Может, нам сделать это сейчас?

— Подожди… Я не совсем понимаю, как же тогда Рикарский? Ты говорил, что он тоже не поддается твоему психологическому влиянию. Но почему?

— Он, как и ты, принадлежит к категории людей, на которых мои чары не действуют.

— Ты напрасно над этим шутишь. И много таких?

— Откуда мне знать? С охраной, во всяком случае, проблем не было. Чтобы это выяснить, нужно проводить специальные исследования.

— Должна быть какая-то причина… Возможно, наследственная. Мне бы хотелось в этом разобраться.

— Я иногда забываю, что ты еще и ученый. Что же, займись. Как только у нас появится свободное время, я полностью предоставлю себя для твоих экспериментов.

— Это очень серьезно, Арлан. Важно знать, какие люди и по какой причине могут стать твоими потенциальными врагами. В этой истории не все так просто, как кажется на первый взгляд. Рикарский каким-то образом связан с волной исчезновений людей и перестановок в правительстве. Возможно, эта ниточка тянется гораздо дальше.

— Я начинаю понимать, за что тебе платят в «Д-корпусе» такую высокую зарплату. Но мне еще не совсем понятно, какое отношение может иметь все это к тебе самой. Ведь и ты тоже…

— Вот с этого и следует начинать. Необходимо выяснить не только причину, по которой люди имеют возможность сопротивляться твоему психологическому воздействию, но и следствия… Знают ли они об этом сами? Или воздействие на психику возможно на уровне подсознания, так что жертвы даже не догадываются до тех пор, пока не наступит решающий момент. Мне кажется, сила, которой ты теперь обладаешь, сродни той, что использует Темный Властелин для манипулирования нашим обществом.

— От твоих догадок становится страшно жить.

— Что делать. Как ты сам только что сказал, я еще и ученый. Я привыкла анализировать и принимать реальность такой, какая она есть на самом деле.

Права была Беатрис или нет в определении характера той силы, которой он теперь располагал, — это уже не имело значения. Как только возобновился его контакт с окружающими, он в полной мере почувствовал, какой огромной властью обладает. И не мог не признать, что использование этой власти доставляло ему удовольствие.

Охрана, шпионы, обслуживающий персонал — все без исключения люди Рикарского один за другим переходили на его сторону.

Для этого не требовалось прилагать никаких усилий — достаточно было один раз доверительно побеседовать с человеком и высказать какую-нибудь пустяковую просьбу в форме обычной, ни к чему не обязывающей фразы вроде: «Я хочу, чтобы мы стали друзьями…»

Этого было достаточно в девяноста случаях из ста.

Все попытки полковника ограничить передвижения Арлана в пределах территории корпуса потерпели неудачу. Вскоре Арлан узнал, что Рикар-ский исчез, испарился и никто не знает, куда отбыл руководитель самого могущественного ведомства в стране, хозяином которого, по существу, стал теперь Арлан.

Он старался сохранить в тайне все те изменения, которые произошли с ним в храме Триединого, предпочитая нормальное общение с людьми, не искаженное ни страхом, ни религиозным почитанием. Но слухи ползли вслед за ним, куда бы он ни направлялся, и следствием этого стало ощущение полного одиночества, более полного, чем то, что он испытывал, находясь в камере Рикарского.

Разрушить это ощущение не смогла даже Беатрис.

С того момента, как он забрал ее из управления корпусом, она помогала ему как могла в организации нового подразделения.

Беатрис, прекрасно осведомленная обо всех делах «Д-корпуса», оказалась незаменимой помощницей при подборе кадров, выделении помещений и оборудования. Он доверил ей всю работу с администрацией, значительно уменьшив ту лавину дел, которая обрушилась на него сразу же, как только приказ полковника вступил в силу.

И лишь одно оставалось неизменным. После их последнего разговора прежней Беатрис, лежавшей с ним в палатке под пологом ночного леса, ему так и не удалось вернуть.

ГЛАВА 25

На следующий день Арлан потребовал от заместителя Рикарского предоставить в его распоряжение всех десятерых землян, завербованных «Д-корпусом» и обладавших таким же, как у него, врожденным иммунитетом к воздействию излучения.

Арлана сильно беспокоило исчезновение Рикарского, но у него не было времени, да и особой необходимости устраивать поиски до тех пор, пока Рикарский соблюдал достигнутое между ними соглашение и не мешал подготовке корабля. В конце концов работать с людьми, не задающими никаких вопросов и беспрекословно исполняющими любое его распоряжение, было гораздо удобнее, а главное, быстрее.

Уже через десять дней с момента образования его собственного специального подразделения в производственном ангаре, расположенном в подвале выделенного ему здания, стоял небольшой космический корабль, и работы по его переоборудованию для полета в район Роканды шли полным ходом.

Прежде всего пришлось заменить всю автоматику и перевести на ручное управление основные навигационные системы корабля. Пропавшие зонды и многолетние наблюдения доказали, что любая автоматика в этом районе ненадежна.

Арлан подозревал, что сложные электронные устройства переключались на внешнее управление и выходили из-под контроля, так же как и человеческая психика, хотя прямых доказательств этому у аниранских ученых до сих пор не было. Ни один автоматический разведчик из двух десятков, запущенных на бывшую аниранскую колонию, не только не вернулся, но и не передал ни одного стоящего сообщения.

За всеми делами, связанными с подготовкой корабля, Арлан ни на минуту не забывал о команде и подборе людей, с которыми ему придется отправиться на Роканду.

Пока шли работы по переоборудованию корабля, он решил не отрывать членов своей будущей команды от специальной программы подготовки, разработанной разведотделом «Д-корпуса».

Он лишь немного подкорректировал ее, выбросив всевозможную муштру, ненужные психотесты и биологические исследования, в которых был заинтересован Аниранский медицинский центр.

Зато специальная программа выживания в экстремальных условиях была значительно увеличена. Арлан дорожил каждым днем, который удавалось выкроить для обучения членов его будущего отряда этой нелегкой науке.

Ознакомившись с анкетами землян, он понял, что большинство из них были не готовы к предстоящей экспедиции. Критерием их отбора из миллионов жителей Земли являлся стойкий генетический иммунитет к «Д-излучению», во всем остальном выбор оказался совершенно случайным.

Среди них был председатель сельского кооператива, отставной генерал, торговец мелкооптовым товаром, какая-то дама, бывшая на Земле политическим деятелем. Придется с ней порядком повозиться, если он решит включить ее в состав экспедиции…

К сожалению, землян, обладавших иммунитетом, удалось найти совсем немного. Каждый из них ценился на вес золота.

После долгих раздумий Арлан все же решил отобрать из десяти человек только половину. Для экспедиции в экстремальную зону гораздо большее значение имел профессионализм участников, а не их численность.

Закончив предварительный отбор по анкетным данным, Арлан решил для встречи с членами будущей команды устроить небольшой банкет.

Эти люди еще ничего не знали о предстоящей миссии, и Арлан решил понаблюдать за ними в неофициальной обстановке, прежде чем принимать окончательное решение по каждому кандидату. Да и не мог он отказать себе в удовольствии провести вечер среди соотечественников. Не как их будущий начальник, а как один из них.

Он знал, что, как только будет объявлено, кто является их командиром, между ним, и подчиненными возникнет некая дистанция, некий невидимый барьер — особенно здесь, на Аниране, в обстановке вполне обоснованного недоверия к своим нанимателям.

Земляне с момента прибытия содержались отдельно друг от друга, и Арлан решил использовать это обстоятельство. Он вполне мог быть одним из них.

Он поручил Беатрис выступить на этом вечере в качестве официального аниранского представителя. Для этого ей понадобилось всего лишь снять глазные линзы, маскирующие ее тигриные глаза, и сменить одежду.

Без какого-то указания с его стороны с того момента, как он забрал ее из корпуса, она носила только земную одежду. Он попросил ее в течение предстоящего вечера не афишировать их знакомства и ничем не выделять его из остальных землян. Только в самом конце банкета все должны узнать о том, что он будет руководить экспедицией.

В небольшой зал, где стоял прекрасно сервированный стол с лучшими земными блюдами, всех пятерых предварительно отобранных Арланом землян охрана ввела одновременно с ним.

Люди, столпившись у дверей, с изумлением разглядывали друг друга. В первые минуты они даже не обратили внимания на сидевшую во главе стола Беатрис.

До сих пор Арлан знал каждого из этих людей только по стереофотографиям и анкетным данным. Теперь ему предстояло составить о них более важное личное впечатление.

— Кто бы мог подумать… Я был уверен, что я один попал в эту переделку, — пробормотал полковник Версон, высокий, явно молодящийся мужчина, седые виски которого говорили, однако, о том, что призывной возраст остался для него далеко позади. Арлан чувствовал, как сильно он взволнован, но на лице этого человека не дрогнул ни один мускул.

Зато молодая немка из Бремена не скрывала своих чувств. На глазах у нее появились слезы, и, ничуть не стесняясь, она обняла стоявшего рядом с ней китайца Ли Карта, а затем и всех остальных, включая Арлана.

Закончив с представлениями друг другу, все двинулись к столу, и лишь двое остались стоять у дверей. Индуска Сандри Лан и россиянин Степан Рудин. Единственный «полный» соотечественник Арлана.

Это понятие к трехтысячному году стало на Земле весьма расплывчатым. Исчезли границы между государствами, народы перемешались, и зачастую трудно было определить национальность землянина.

Но Арлан тщательно подготовился к встрече. Досье каждого из приглашенных на банкет занимало не меньше мегабайта информации на компьютерном сервере разведки «Д-корпуса». Там хранились сведения, которые, возможно, не знали о себе и они сами.

Сандри Лан и Рудин вместе учились в колледже второй ступени, у них был роман. Потом их пути надолго разошлись. Степан уехал в дальнюю памирскую экспедицию, а вернувшись, узнал, что Сандри вышла замуж за морского офицера.

Фактически аниранцы похитили Сандри, вырвав из семьи против ее воли, и она, единственная из всех, так и не согласилась подписать контракт. На Земле у нее остались муж и ребенок.

Арлан надеялся, что встреча с Рудиным поможет ей хоть немного заглушить горечь утраты.

Когда все начали рассаживаться, отыскивая на столе карточки со своими фамилиями, Арлан с удивлением обнаружил, что Беатриса нарушила заранее оговоренный порядок вечера.

Карточка Арлана оказалась рядом с хозяйкой. Он знал, что она никогда не сделала бы этого без серьезной причины. Но если она заговорит с ним, его надежды на неофициальное знакомство со своими соотечественниками окажутся утраченными.

Когда все шумно задвигали стульями и зазвенели столовыми приборами, рассаживаясь по своим местам, Арлан, улучив момент, тихо спросил по-анирански, не глядя в сторону Беатрис:

— Что-нибудь случилось?

— Мне только что удалось узнать, что среди них есть агент Рикарского.

— Этого нам только не хватало! Кто же он?!

— Не знаю. Кто-то из этих пятерых.

Оба говорили по-анирански, не раздвигая губ и старательно наполняя свои тарелки. Вряд ли даже сосед Беатрис слева, полковник Версон, мог заметить, что они обменялись короткими фразами. И все-таки Арлану показалось, что он бросил в их сторону насмешливый взгляд.

Несколько минут Арлан молчал, уткнувшись в свою тарелку и усваивая полученную информацию. Впервые за много дней он повстречался со своими соотечественниками. Он хорошо понимал жен-Щин, на глазах которых навернулись слезы, как только они узнали, что на Аниране есть и другие земляне. Арлан знал, каким может быть одиночество в чужом мире, за десятки световых лет от родной планеты.

И вот теперь этот радостный праздник встречи с соотечественниками был безнадежно испорчен.

Невидимый Рикарский нанес им свой первый удар. Теперь он должен будет подозревать каждого, ежеминутно ожидая какой-нибудь пакости. Если опознать и обезвредить шпионов-аниранцев не составило бы особого труда, теперь все было гораздо сложнее.

За несколько минут, пока земляне знакомились, стоя на пороге зала, Арлан успел понять, что его ментальное поле не оказывает на этих людей никакого воздействия. Возможно, это было связано с их нечувствительностью к «Д-полю». Ведь спектр излучений его собственного мозга состоял из тех же самых волн.

Наука слишком мало знала о «Д-волнах». Даже аниранская наука еще только приступала к их изучению. Его уникальные ментальные способности не помогут обнаружить шпиона среди них…

Беатрис редко ошибалась. Информация, полученная ею, почти всегда оказывалась правильной, и сейчас у него не было причин сомневаться, что и это ее сообщение соответствует действительности.

В любом случае, несмотря на то что Рикарскому удалось завербовать среди землян своего агента, Арлану предстоит работать именно с этими людьми — других не будет. Не один год потратили ани-ранцы на их поиски. Выбор оказался достаточно случаен — но и с этим придется смириться.

Службы «Д-корпуса» не плохо поработали за те два месяца, что они находились на Аниране, стараясь превратить этих мирных и таких разных людей в опытных солдат.

Что-то удалось, что-то нет. Но, главное, земляне толком не знали, для чего все это нужно. Когда они поймут, что от них зависит судьба родного мира, только тогда они станут настоящими солдатами — Арлан хорошо знал своих соотечественников.

Когда появлялся враг, угрожавший их дому, они умели становиться солдатами. А враг у них будет достойный.

Наливая бокал своего любимого тоника, похожего на земное вино, он думал о том, с каким могущественным противником им придется помериться силами. С противником, уничтожившим древнюю цивилизацию Сэма и играючи захватившим несколько миров, несмотря на все могущество Ани-ранского союза, на всю их технику и науку.

Что сможет сделать маленький отряд землян, если на Роканде все живые существа превращены в роботов? В таких, как те, что напали на него?

Аниранские ученые полагали, что с помощью «Д-излучения» можно полностью подчинить психику жителей любой планеты одному хозяину. Нет ничего страшнее армии, управляемой единой волей, армии, не знающей ни сомнений, ни страха.

Ей будут противостоять пять плохо обученных солдат, наугад вырванных слепым случаем из привычной жизни. А один из них к тому же будет выполнять свое собственное задание, о котором известно только Рикарскому…

Что они смогут сделать? И что он им скажет, когда наступит время первого откровенного разговора?

Он никогда не брал с собой на задание людей, которые плохо представляли, что ждет их на линии огня. Значит, придется рассказать все без утайки. Поймут ли они, как много зависит от предстоящей экспедиции?

Разве они виноваты в том, что генетическая рулетка выкинула именно их числа? Разве они хотели этого? И при чем здесь вина вообще?

Вот сейчас они веселятся, радуются вкусной еде и неожиданному общению с соотечественниками, но завтра… Завтра они, возможно, не вернутся обратно. Никто еще не возвращался с проклятых миров. Ни один аниранский разведчик.

Но кто-то должен выйти на передовой рубеж, кто-то должен выяснить, что собой представляет их таинственный враг. Случилось так, что жребий пал на них. В конце концов все они добровольцы. «Не все», — тут же поправился он.

Разные бывают добровольцы… Арлан хорошо знал, какими методами агенты «Д-корпуса» добиваются выполнения поставленной задачи. Шантаж, угрозы, подкуп… Они не гнушаются ничем. Человека выбрасывают на улицу, и, когда он находится на грани отчаяния, приходят «спасители». Одна из этих женщин попробовала отказаться, и все равно она здесь.

И все же… «Я скажу им, что под угрозой находится наш собственный мир, что мы должны хотя бы попытаться… Что, кроме нас, некому это сделать. Я объясню им все, и если они откажутся… Что ж, тогда я полечу один. В этой экспедиции должны участвовать только добровольцы».

К тому же неизвестно, что делать со шпионом… По крайней мере, он знает о его существовании, и это уже кое-что. Только здесь, на Аниране, он и его люди представляют для Рикарского реальную опасность.

Задача агента Рикарского, кроме сбора информации, скорее всего состоит в том, чтобы не допустить их возвращения на Аниран. Зная об этом, о ни смогут обезопасить себя от его действий.

Возможен и другой, более опасный вариант. Под личиной такого агента мог скрываться посланец тех самых сил, что уже дважды пытались его убить.

С помощью ментального поля или каким-то иным неизвестным ему способом они узнали, кто их главный враг. С того самого дня, когда он принял для себя бесповоротное решение лететь на Аниран, на него началась незримая охота. Пока что здесь, на Аниране, его враги не располагают достаточными силами и не могут нанести завершающего удара. Вероятно, они просто ждут, когда он окажется на их собственной территории, где разделаться с ним будет гораздо проще. Арлан серьезно отнесся к предупреждению Беатрис о том, что сам Рикарский может иметь непосредственное отношение к надвигавшемуся захвату Анирана. Личности, подобные ему, в любой момент готовы сменить хозяев.

Пока Арлан сидел, полностью погрузившись в свои мысли, разговоры за столом становились все громче, все непринужденнее.

Полковник, слева от Беатрис, что-то тихо говорил ей, пригнувшись к самому уху, и Арлан почувствовал неожиданный укол ревности.

А что будет, когда они улетят? Станет ли она снова ждать его возвращения? И что ему делать потом, если удастся вернуться? Останется ли он здесь, чтобы сражаться с людьми, подобным Рикарскому, или вернется на Землю? Согласится ли она уехать с ним или останется на Аниране?

Будущее выглядело совершенно туманным, и он перестал о нем думать. В конце концов, на этот вечер он поставил для себя совершенно иную задачу. Его внимание вновь вернулось к сидящим за столом людям. У него еще оставался резерв из пяти человек, и пока еще у него есть выбор, хотя и не слишком большой.

Он отобрал этих пятерых только потому, что они были моложе остальных и, следовательно, лучше приспособлены к тяжелым физическим нагрузкам и тяготам походной жизни.

Если пятеро землян, не вошедшие в его отряд, останутся на Аниране, то, как только его корабль стартует, ими снова займется медицинский департамент.

Нужно что-то сделать для них, возможно, вернуть обратно на Землю. Он решил, что сделает это завтра же, не откладывая. Но сегодня он еще может заменить одного из членов своей будущей команды. Знать бы только, кого именно следует заменить…

Справа от него сидел Ли Карт, известный на Земле ученый-физик. Хотя бы в этом им повезло Есть кому поручить исследование многочисленных загадок, связанных с захватом Роканды. Был среди землян и механик с большим практическим опытом, Степан Рудин. Конечно, аниранская техника отличалась от земной, но умелые руки необходимы при ремонте любой техники.

Ли Карт, не обращая на Арлана никакого внимания, полностью сосредоточился на соседке. Немка Сельма Штрауб была хороша собой и к тому же держалась совершенно непринужденно. Чувствовалось, что внимание мужчин для нее привычно и желанно

На Земле она успешно заправляла небольшой гостиницей. А судя по тому, что в свои двадцать пять лет так и не обзавелась семьей, кратковременные романы для нее дело обычное.

В экспедиции это может стать причиной многих неприятностей. Уже сейчас она завладела вниманием не одного Ли. Рядом с Сельмой сидел и Степан, отвернувшийся от своей соседки справа. Грустное лицо Сандри, единственной из женщин, предоставленной самой себе, заставило Арлана подумать о том, не изменить ли состав участников прямо сейчас.

Он тут же одернул себя. Хорош лишь тот командир, который не вмешивается в личную жизнь своих подчиненных. Его дело — искать шпиона, а не устраивать дела Сандри, какое бы глубокое сочувствие ни вызывала у него эта женщина.

ГЛАВА 26

Наконец вечер подошел к концу. Даже Джеймс Версон был вынужден отвлечься от Беатрис, после того как она, постучав по хрустальному бокалу, сделала объявление, представляющее Арлана как командира будущей экспедиции на Роканду. Только тут земляне поняли, для чего был организован сегодняшний торжественный ужин.

Представление звучало так, словно аниранцы случайно выбрали его из общей группы землян. Внимание всех присутствующих сразу же переключилось на Заславского.

Полковник, уставившись на Арлана своим гипнотизирующим, как у удава, взглядом, спросил:

— Можно узнать, каково ваше звание в табели о рангах Земного союза?

— В земных войсках мои успехи не слишком велики. — Арлан в тоне ответа не удержался от сарказма. — Я всего лишь лейтенант.

— Тогда не понимаю выбора вашего руководства, дорогая! Надеюсь, это не ваш собственный выбор?

Беатрис, усмехнувшись в ответ на нарочито фамильярное обращение полковника, пояснила:

— Лейтенант Арлан Заславский служил в земных войсках внешней безопасности. На рейсовом марсианском корабле он спас жизнь нескольким пассажирам, но поставил под угрозу репутацию сенатора Рыжлова. Те из вас, кто читал земные газеты этого периода, знают, что Заславский был разжалован несправедливо. Его земное звание фактически аннулировано. Зато Аниранский союз готов предложить ему любое звание, какое он сам для себя выберет.

Гробовое молчание, установившееся за столом после этого заявления, свидетельствовало о том, как сильно поражены присутствующие. Лишь полковник Джеймс Версон не потерял своего апломба.

— Вы так легко разбрасываетесь званиями?

— Совсем нет. Но иногда, за особые заслуги перед Анираном, у нас принято выдавать белую наградную карту, в которую кандидат имеет право вписать звание по своему выбору.

— Иными словами, эти люди автоматически становятся генералами или у вас есть более высокие чины?

— У нас нет даже генералов. Высший чин в нашей армии можно приравнять к вашему полковнику, но и этот чин выбирают совсем немногие. Поскольку присвоение подобного звания не дает никаких привилегий, зато налагает огромную ответственность.

— И что же нужно было сделать, чтобы получить подобную карту?

— Всего лишь умереть и суметь вернуться.

Арлан произнес эту фразу совсем тихо, и предназначена она была одной Беатрис. Но полковник, обладавший феноменальным слухом, все же услышал.

— Шутки здесь неуместны! Могу я узнать без излишнего словоблудства, какой чин выбрал себе наш уважаемый руководитель?

Поскольку Арлан не пожелал отреагировать на этот вопрос самоуверенного и нагловатого англичанина, за него ответила Беатрис:

— Заславский проставил в графе «звание» прочерк.

— И что это означает?

— Только одно. Он вообще отказался от званий.

— Значит, нами будет командовать рядовой?

Несмотря на то чтоАрлан не хотел объяснений, он понял — персонально Версону ему придется кое-что растолковать.

— Видите ли, полковник, в задании, которое нам предстоит выполнить, звания не имеют никакого значения. Мы будем действовать небольшой группой, полностью оторванной от базы и вообще от всякой цивилизации. В этих условиях только два понятия имеют смысл — командир и подчиненные. Так вот, я буду вашим командиром. — Арлан произнес эту фразу ровным спокойным тоном, но впервые за этот вечер вложил в нее всю свою ментальную силу, стараясь прорваться сквозь природный барьер, защищавший полковника.

Ему необходимо было проверить, сумеет ли он в случае необходимости влиять на этих людей, несмотря на их врожденную нечувствительность к ментальным излучениям.

В экстремальной ситуации на убеждения у него может не хватить времени, а из всей отобранной пятерки полковник выглядел наиболее крепким орешком. Арлан понимал, что полностью сквозь барьер ему не пробиться, но даже небольшое косвенное влияние могло оказаться чрезвычайно полезным.

Арлан так и не узнал, в какой степени ему удалось воздействовать на полковника, но что-то, несомненно, получилось. Потому что Версон неожиданно побледнел, поднялся со своего места и, сославшись на крепость местных напитков, удалился.

Банкет вскоре закончился. Все разошлись, тактично предоставив возможность своему новому командиру побеседовать с представительницей Аниранского союза. За столом остались только Арлан и Беатрис.

Беатрис, в своем аниранском мундире, без привычных контактных линз, вызывала у него двойственное чувство. С одной стороны, его уязвленное мужское самолюбие ни на минуту не позволяло забыть о том, что с момента возвращения из храма ему так и не удалось вернуть прежнюю, желанную для него близость. С другой стороны, сейчас Беатрис казалась ему совершенно непохожей на ту женщину из палатки в ночном лесу, которая, не остыв еще от его ласк, с оружием в руках отражала нападение их общих врагов. Видимо, его молчание слишком уж затянулось, потому что Беатрис наконец спросила:

— Тебя беспокоит полковник?

— Меня беспокоишь ты. Твой излишний интерес к этому нагловатому Версону меня совсем не радует.

— Но он же иномирянин! — Слово сорвалось непроизвольно и неожиданно для нее самой. Эта случайная фраза сразу же показала Арлану, до какой степени беспочвенна его ревность. Однако она заставила его вспомнить и о том, что это в полной степени относится и к нему самому. Почему-то сегодня ему не удавалось контролировать свои чувства. Они слишком явно отражались на его лице. Беатрис обезоруживающе улыбнулась и сказала:

— Прости… Я иногда забываю, что ты тоже не аниранец.

Она всегда умела легко и непринужденно уйти от его упреков. Вот и сейчас у него пропало желание продолжать неприятный разговор. Иногда Арлану казалось, что в присутствии этой женщины он сам становится объектом ментального воздействия. Не желая показывать своего очередного поражения в скрытой борьбе за лидерство, которое происходит между мужчиной и женщиной постоянно, едва только они окажутся в одной постели, он лишь буркнул, не глядя на нее:

— Что там, с этим агентом? Насколько я знаю, до сих пор вы не слишком доверяли землянам. Ты уверена, что Рикарский изменил общепринятым правилам?

— У него не было выбора. Ты можешь подчинить себе психику почти любого аниранца и сразу же установишь его настоящую роль. Другое дело земляне…

— Представляю, до какой степени Рикарскому хотелось найти среди аниранцев хотя бы одного человека, способного противостоять «Д-излучению», и отправить его с нами.

— Возможно, он все-таки его нашел.

— Что ты хочешь этим сказать?

Он чувствовал, как сильно взволнована Беатрис, и не понимал причины.

— Дело в том, что наши ученые разработали медикаментозное средство защиты от «Д-излучения». Оно небезопасно для нашего организма и еще не прошло клинических испытаний, но оно существует, а это означает, что тебе придется включить в свою экспедицию еще одного человека.

— Если бы такое средство существовало, вам бы не понадобились земляне. А о включении аниранца в состав нашей экспедиции не может быть и речи.

— Новое средство открыто совсем недавно. А что касается аниранца в твоей экспедиции — придется с этим смириться, потому что провести испытания химической защиты в полевых условиях поручено мне…

— Это слишком опасно! — Слово «слишком» явно выдало его беспокойство за нее, и он тут же поправился: — Ты хочешь сказать, что в моем согласии на твое участие в экспедиции нет необходимости?

— Иногда мне кажется, что в психике землян самолюбие занимает главное место.

— Мы называем это иначе — чувством собственного достоинства.

— Можешь не беспокоиться о своем достоинстве. Если ты откажешься включить меня в экспедицию, «Д-корпус» организует еще одну, специально, чтобы провести испытания нового препарата. Так что в любом случае на Роканде мы будем вместе.

— Дурацкая идея! Представляю себе экипаж корабля, полностью зависимый от приема неиспытанного химического препарата в условиях чужой враждебной планеты! Вы не протянете там и суток!

Она ушла, хлопнув дверью, а он не сделал попытки остановить ее.

В опустевшем зале появились роботы-уборщики, но Арлан все еще сидел на своем месте, не двигаясь.

«Неужели она не понимает, насколько это опасно? Неужели не понимает, что я не могу ее потерять, не могу рисковать ее жизнью?

Все она понимает… Это я не могу привыкнуть к этическим нормам другого мира. Здесь женщина не считается слабым существом. Оберегать ее, опекать — признак дурного тона. Немудрено, что она оскорбилась. К тому же Беатрис солдат, и, судя по тому, что я о ней знаю, — неплохой солдат…»

В результате и в этот вечер он вновь остался один. Идея пойти к ней прямо сейчас была тут же отвергнута. Нужно дать ей время успокоиться, спешить с таким важным разговором не стоит.

Он уже почти не сомневался, что ему придется включить Беатрис в экспедицию.

С каждым днем эта женщина занимала в его жизни все большее место, и он боялся, что во время экспедиции это обстоятельство может повлиять на него не лучшим образом.

В конце концов он признался себе, что слегка побаивается ее. Много было в ней непонятного, как и во всякой женщине, а Беатрис к тому же ни на минуту не позволяла ему забыть, что она уроженка иного мира.

Роботы, закончив уборку помещения, столпились вокруг его стула, ожидая, когда он освободит место. Арлан чувствовал плохо объяснимую брезгливую неприязнь к этим синтетическим существам, возможно, потому, что в них слишком мало осталось от механизмов.

Память о недавних стычках с охранными роботами накрепко засела в его подсознании. И сейчас уборщики напоминали ему притаившихся в засаде зверей, терпеливо дожидавшихся, когда он потеряет бдительность, совершит оплошность, сделает один неверный шаг… Не так уж трудно превратить рабочего робота в боевого. В этом бочкообразном туловище за несъемными металлическими щитками могли скрываться любые устройства.

Чтобы справиться с приступом излишней подозрительности, ему пришлось покинуть банкетный зал, хотя он собирался посидеть здесь в одиночестве и обдумать стремительно обрушившийся на него каскад событий последних дней, в которых просматривалась странная и пока непонятная логика.

Взять хоть эту историю со шпионом… Почему Беатрис не захотела подождать, пока закончится банкет, и спокойно поговорить с ним об этом наедине? И почему она сразу же после этого сообщила потрясающую новость о своем участии в экспедиции да еще заявила об этом так, словно вопрос уже решен?

Он начал сомневаться даже в том, существовал ли на самом деле этот пресловутый агент Рикарского. Не пыталось ли управление «Д-корпуса» подсунуть им фальшивую информацию?

Если они хотели таким образом ослабить его группу, заставить их следить друг за другом — они своего добились. Его ссора с Беатрис — явление того же порядка. Все, что затрудняет слаженную работу его отряда, на руку Рикарскому и тем, кто стоит за его спиной.

Арлан медленно шел в сторону информатория, все еще не решив, следует ли ему повернуть в знакомый коридор, в конце которого располагалась личная комната Беатрис.

Обслуживание здания, включая охрану, производилось роботами. В огромном наружном холле двенадцатого этажа не было ни одного аниранца. Рабочий день давно кончился, и, если бы не вездесущие роботы, он чувствовал бы себя здесь, как в маленькой земной крепости, заброшенной в глубины вражеской обороны.

Холл заканчивался открытой панорамой ночного города. Не было видно ни стены, ни окон. Казалось, пол и потолок этого зала висят на некотором расстоянии друг от друга в темном ночном воздухе.

Арлан знал, что стена существует, но ее сделали из чрезвычайно прочного и совершенно прозрачного материала, незаметного в вечернем освещении.

Он не мог принять эту непривычную для землянина архитектуру открытых пространств и чувствовал себя неуютно на заканчивавшихся обрывом в пропасть полах.

Хотя иногда, в такие дни, как сегодняшний, он начинал признавать, что в этом что-то есть.

Казалось, город всеми своими огнями летит ему навстречу, словно он находился в гигантской кабине космического корабля, идущего на посадку.

Он постоял здесь секунду и решительно повернул в сторону, противоположную коридору, ведущему к Беатрис.

Информаторий встретил Арлана потрескиванием и шорохами постоянно включенной аппаратуры. Здесь тоже не было обслуживающего персонала — одни автоматы. Арлан уселся в удобное кресло и часа два работал, изучая все имевшиеся в архивах данные о начале захвата Роканды, о потере связи с близлежащими колониями и обо всем, что с этим связано.

Сведения оказались настолько скудными, что он начал сомневаться в подлинности пароля, разрешавшего ему доступ к любой секретной информации. То ли пароль был фальшивый, то ли аниранской разведке и в самом деле ничего не известно о том, когда именно и каким кораблем было завезено на Роканду бедствие, которое он про себя называл космической чумой, поскольку до сих пор не мог установить, как же происходил захват планеты.

Возможно, он получал предварительно отфильтрованную информацию. Трудно было поверить, что разведка «Д-корпуса» именно в этом, наиболее важном вопросе работала из рук вон плохо. Не было никаких данных о первоначальном периоде захвата, о том, с чего все началось.

Невозможно поверить, что связь с многомиллионной колонией прервалась мгновенно. Какие-то сообщения со спутников или кораблей должны были поступать. Но в архивах он их не обнаружил.

Картина получалась пестрая. Как головоломка, в которой не хватало важных деталей, и потому сложить ее полностью никак не удавалось.

Опасения Беатрис по поводу того, что в управляющих центрах самого Анирана не все обстоит благополучно, получали все новые подтверждения «Надо отсюда убираться как можно скорее, пока Аниран не постигла судьба Роканды…» Если его интересовала первоначальная стадия захвата, то, возможно, сейчас он находится в самом центре этого события… Если захват произойдет до старта — их отсюда не выпустят.

Проработав часа два, Арлан решил, что на сегодня с него достаточно. Завтра предстоял не менее напряженный день.

Отключив рабочий терминал инфора, Арлан вновь вышел в холл двенадцатого этажа.

В этот поздний час здание казалось вымершим, и лишь город снаружи продолжал жить своей таинственной ночной жизнью.

Тысячи разноцветных огней текли по его улицам — картина бегущих огней притягивала и завораживала. Арлан вновь ненадолго задержался у невидимой наружной стены и в этот момент услышал шаги у себя за спиной.

— Простите, сэр, но мне необходимо с вами поговорить, — произнес невидимый в полумраке человек голосом полковника Версона.

ГЛАВА 27

На какое-то мгновение Арлан инстинктивно подобрался. Он не слышал, как этот человек подошел к нему почти вплотную. Раньше он не допускал подобных промахов.

Ничем не выдав своей настороженности, Арлан повернулся нарочито медленно и встал так, чтобы свет с улицы падал в лицо неожиданному визитеру.

— Если у вас есть необходимость в конфиденциальном разговоре, вы могли поговорить со мной После банкета, а не подкрадываться в темноте.

— Еще раз простите. Это старая десантная привычка — ходить бесшумно, да и полы здесь покрыты мягким материалом, скрадывающим шаги. Мне пришлось ждать, пока вы выйдете из зала, где полно роботов. Из-за них я и не мог с вами там говорить.

— Вы не любите роботов? — насмешливо спросил Арлан, все еще не понимая, куда клонит Вер-сон.

— В общем, я к ним безразличен, но не сомневаюсь, что внутри аниранских роботов скрыты подслушивающие устройства. Люди быстро привыкают к снующим повсюду механизмам и перестают их замечать. А я не могу допустить, чтобы наш разговор подслушали. После банкета вы перешли в информаторий, в котором тоже полно электроники. Мне снова пришлось ждать.

— У вас наверняка существует серьезная причина для таких предосторожностей. Мне не терпится о ней услышать.

Арлан согласился с логичностью доводов полковника, но по-прежнему не скрывал своей неприязни. Он не мог понять, зачем тому понадобилась эта конфиденциальная беседа после столь вызывающего поведения во время банкета.

— Так чем я могу быть вам полезен?

Его тон вряд ли показался Версону дружелюбным. И, чтобы не терять объективности в оценке собственных действий, Арлан тут же признался себе в том, что полковник вызывал в нем раздражение прежде всего своим показным бравым видом и излишним вниманием к Беатрис.

— Я хотел бы извиниться за свое поведение на вечере. Когда я вам все расскажу, вы поймете его причину.

— Я слушаю вас.

— За банкетным столом вы сидели недалеко от меня, у меня хороший слух, и, хотя я разобрал лишь часть ваших слов, я догадался, о чем вы говорили с аниранкой, заправлявшей на этом вечере.

Признание полковника удивило Арлана. Он убедился на собственном опыте, что изучить аниранский, даже с помощью гипнокурсов, за те два месяца, в течение которых десять земных новобранцев здесь находились, невозможно.

— Вы знаете аниранский?

— Я оказался на Аниране гораздо раньше остальных. Намного раньше и совсем по другому поводу. То, что у меня впоследствии обнаружили генетический иммунитет к «Д-излучению», — чистая случайность.

— Для чего вас завербовали?

— Они хотели подготовить из меня специального агента для последующего использования на Земле. Что касается подготовки, им это вполне удалось. У аниранцев неплохие инструкторы и хорошо разработанные методики адаптации для иномирян. А в остальном… Месяц назад мне было предложено войти в состав вашей группы. Меня перевели в одну из изолированных комнат в той части здания, где содержались недавно доставленные с Земли новички. Мое официальное досье было заменено, и меня ознакомили с новой легендой. Полковником я никогда не был.

— Зачем вы мне все это рассказываете?

— Потому что я и есть тот самый аниранский шпион, которого вы ищете.

— Это вполне возможно, но тогда я тем более не понимаю, почему вы решили раскрыться.

— Сейчас объясню. На Аниране земляне должны держаться вместе. Нас слишком мало, и, если мы начнем шпионить друг за другом, если будем работать на них — ничего хорошего из этого не получится.

— Но вы же согласились сотрудничать с ними и выполнять роль аниранского агента на Земле!

— Конечно. Это для меня был самый верный способ получить максимум информации обо всем, что замышляют аниранцы.

Затем, после небольшой паузы, он тихо сказал:

— Вендетта.

Это слово было старым секретным паролем, по которому сотрудники внешней безопасности Земли могли узнать друг друга при любых обстоятельствах.

— Пароль выведен из употребления несколько лет назад.

— Конечно, но это слово кое-что значило в то время, когда вы сами еще были сотрудником земной безопасности.

Сам по себе пароль, изъятый из обращения, мог использовать кто угодно. Но существовали сотни различных способов, чтобы убедиться, действительно ли этот человек работал в земной разведке.

Фамилия сержанта, ведущего картотеку в Петрограде… Цвет дверей компьютерного зала… Надпись, вырезанная ножом на коре дерева, растущего во внутреннем дворе управления.

Версон отвечал не сразу, иногда сбивался, как всякий специально не подготовленный к подобным расспросам человек, но минуты через две Арлан уже не сомневался в том, что «полковник» действительно работал в земной разведке. Хотя этого еще было недостаточно, чтобы ему доверять. Он мог быть двойным и даже тройным агентом.

Зато теперь по крайней мере отпала необходимость в проверке остальных участников будущей экспедиции.

— Ну хорошо, предположим, вы меня убедили. Однако я до сих пор не понимаю, зачем вы пошли на этот разговор и чего, собственно, хотите от меня. Я в службе земной безопасности давно не работаю.

— Прежде всего мне нужна дополнительная информация. Я плохо представляю наше будущее задание. Чего, собственно, хотят от нас аниранцы?

— Они хотят, чтобы мы высадились в захваченной зоне на Роканде и выяснили, что там происходит.

— Совсем просто… А вы догадываетесь, что там случилось?

— Я стараюсь не делать предположений, когда информации недостаточно. Это часто мешает правильному пониманию происходящего.

Он все еще говорил холодно, официальным тоном. Весь этот разговор не изменил его неприязненного отношения к Версону.

— Каким образом аниранцы определяют границы зоны, за которой влияние излучений становится опасным?

— Они довольно условны. В самом космосе вроде бы ничего не происходит. Старт космических кораблей с поверхности Роканды после ее захвата ни разу не зафиксирован. Зато любой аниранский аппарат, пересекая условную границу зоны, выходит из-под контроля.

— И никому не удалось пробиться?

— Никому. Мы будем первыми.

— Если долетим.

— Вот именно.

— Я понимаю, что вы, как командир группы, имеете право замены любого участника. Я решился на этот разговор только для того, чтобы вы понимали, насколько важно мое участие в этой экспедиции.

— Важно для кого?

— Для Земли, капитан Заславский. Для Земли… Вы уволились из разведки, но землянином вы тем не менее остались.

— Можно подумать, у вас есть канал связи с Землей!

— Конечно, у меня его нет. Но рано или поздно он появится. И независимо от этого обстоятельства в отличие от вас я из земной безопасности не увольнялся. Мне поручено узнать все, что возможно, об Аниранском союзе, раз уж он занимается вербовкой на Земле, и обо всех его космических делах. В особенности о колониях. Мы должны знать, не интересует ли их или их космических противников наша собственная планета как объект возможного захвата.

После этих слов Арлан почувствовал, что груз ответственности, который он добровольно взвалил на собственные плечи и в одиночку тащил на себе все эти долгие месяцы, неожиданно стал вдвое легче. У него появился если и не друг, то, по крайней мере, соратник, на которого он мог положиться.

«Северная звезда» — так Арлан назвал небольшой, но мощный звездолет, постепенно заполнявший своим корпусом весь нижний ангар.

Пока у этой бесформенной металлической конструкции было только имя — не лучше и не хуже других. Оно ему напоминало о родной планете, и, наверно, не ему одному. Люди из его отряда, проводившие на сборке весь свой рабочий день, с удовольствием повторяли имя будущего корабля.

Возможно, потому, что земляне не слишком доверяли аниранским роботам, а скорее всего потому, что каждый из них понимал — их жизнь будет зависеть от того, насколько тщательно и безошибочно проводится сборка всех узлов и агрегатов звездолета, — они трудились здесь не за страх, а за совесть.

Учитывая это обстоятельство, Арлан каждому из пятерых своих новых сотрудников выделил отдельный участок работ, освободив себе время для общего контроля за проектом.

Когда сборка будет закончена, ворота ангара придется снести, а восточную стену убрать. Это цена повышенной конспирации, на которой настояли сами аниранцы. Здесь собирался не обычный корабль…

Роботы трудились в ангаре и днем и ночью. Каждое утро Арлан сам обходил строительные леса, сверяя с проектом уже готовые секции. Он не слишком хорошо разбирался в устройстве аниранских космических кораблей, но отличить ручное управление от автоматического устройства он, конечно, мог, и ему постоянно приходилось бороться с аниранскими инженерами, руководившими сборкой.

Иногда это был пустяк вроде запорного электронного замка на двери, иногда нечто более серьезное. В своей повседневной работе аниранцы привыкли пользоваться стандартными заготовками, здесь же им постоянно приходилось искать новые решения.

Труднее всего работы продвигались в двигательном отсеке. Людям вход в активную зону плазменного реактора был заказан. Контроль и управление можно было осуществлять только на расстоянии, но Арлан категорически запретил использовать на корабле устройства сложнее обычного транзисторного триггера.

Никто не знал, на каком уровне сложности электронных устройств становился возможным перехват управления извне.

Арлан потребовал, чтобы сборка корабля велась параллельно с разработкой его проекта — это экономило массу времени, но порождало многочисленные проблемы. В конце концов с двигателем они зашли в тупик, из которого никто не знал, как выбраться.

Арлану пришлось согласиться на весьма сомнительный вариант со сбросом главного двигателя при подходе к Роканде.

Посадку придется осуществлять на вспомогательных ионных двигателях, не требующих для управления автоматических устройств, зато пожирающих огромное количество топлива.

И никто не знал, каким образом им удастся вернуться. Этот корабль становился билетом в один конец.

Конечно, существовало несколько теоретических вариантов возвращения. Например, они могли захватить рокандскую станцию телепортационной связи с Анираном. Такие станции раньше существовали во всех аниранских колониях, но они прекратили работу в самом начале захвата.

Никто толком не знал, что именно происходило с этими станциями в Проклятых мирах. Если на Роканде канал был разрушен, то возвращение этим путем вообще исключалось.

Оставался еще вариант вывода «Северной звезды» на орбиту спутника Роканды, где их будет ожидать транспорт с горючим. Но у Арлана были все основания сомневаться, что к моменту их возвращения с этим транспортом все будет благополучно. Слишком могущественные силы на Аниране были заинтересованы, чтобы они никогда не вернулись.

Арлан обсуждал проблему возвращения с Недаром — одним из трех аниранских инженеров-проектировщиков, руководивших сборкой корабля. Они стояли в одном из отсеков будущего корабля. Листы обшивки здесь были установлены не полностью, и снаружи просвечивали огни плазменной сварки.

Возможно, для того, чтобы защитить свои излишне чувствительные к свету глаза от огней сварки, аниранин носил темные очки. Но Арлан считал, что он делает это по другой причине. Недару приходилось довольно много общаться с членами будущей команды корабля, и ему не хотелось слишком выделяться в обществе землян. Арлан высоко ценил мягкую тактичность этого аниранина и его глубокие знания.

— Каждый раз, когда мне приходится вывихивать мозги, чтобы заменить очередное работоспособное устройство самоделкой на проволочных тягах, я думаю о том, каким образом они перехватывают управление?

— Кто именно? — не понял Арлан.

— Я имею в виду тех, кто захватил Роканду. Управляющая автоматическая система не способна принять, а тем более обработать поступающие из внешней среды сигналы. Взять под внешний контроль теоретически возможно лишь системы с Достаточно высоким уровнем интеллекта. Вы же требуете замены всех, даже простейших автоматических устройств. Я думаю, у вас есть определенные данные, заставляющие проводить подобные работы. Но мне по-прежнему непонятно, каким образом возможен перехват управления нашими автоматическими устройствами, кроме прямого подключения к их кабельным линиям.

— Все, что управляется электрическими импульсами, поступающими на внешние контакты, теоретически возможно взять под внешнее управление. Представьте себе поле, способное в нужный момент генерировать на наружных контактах автоматических устройств весь необходимый для их управления набор энергетических импульсов.

— Но послушайте, для этого нужно пропустить через кабели корабля достаточно сильный ток, независимый от его внутренних устройств! Это совершенно невозможно!

— Вовсе не обязательно. Вы забываете об индуктивных токах и токах Фуко, хаотично возникающих в любом проводнике, находящемся в сильном радиочастотном поле. Вполне возможно, кто-то научился управлять этими токами, и разгадку надо искать именно здесь. Но даже если я ошибаюсь — остается совершенно бесспорным факт: ни одно автоматическое устройство не вернулось с Роканды. Мне бы не хотелось рисковать ни своей жизнью, ни жизнью людей, которые со мной полетят. Так что давайте лучше решать головоломки здесь, на строительных лесах, а не в лесах Роканды.

ГЛАВА 28

На самой окраине Капулькара, далеко за кольцом жилых зон, начинался стандартный защитный лесопарк, состоящий из гигантских лишайников Элмоса. Только эти растения могли выстоять в отравленной промышленностью атмосфере городского мегаполиса. За зоной лесопарка находилась официально не существующая свалка мусора.

Именно здесь, в густом ядовитом тумане, в крохотных фанерных пещерках или упаковочных пластиковых ящиках жили отбросы аниранского общества. Те, кто принадлежал к его самой низшей социальной ступени.

Но даже здесь существовал определенный порядок, и среди жителей этого призрачного города соблюдалась строгая иерархия. Те, кто обладал достаточной физической силой или хорошо припрятанной суммой (как ни странно, здесь жили далеко не нищие люди), получал для разработки гораздо более выгодные участки и реальный шанс еще больше приумножить свое богатство.

Богатство — весьма относительное понятие. Для одних оно исчисляется в миллионах кредантов, живущим же на свалке было достаточно и сотен.

Даже улетев к звездам, даже построив здесь свои новые автоматизированные производства и мегаполисы, даже здесь человечество не смогло избавиться от своих извечных болячек — чрезмерной жадности и вопиющего неравноправия в распределении жизненных благ.

Какой долгий путь ему еще необходимо пройти, прежде чем бедность и болезни останутся в прошлом, говорил тот факт, что и на самом дне аниранского общества существовали свои парии, отвергнутые даже гильдией нищих. Они жили на окраине свалки, где нельзя было найти ни одной приличной упаковки пищевых концентратов с просроченным сроком хранения.

Здесь, в крохотной пластиковой пещерке, наспех сооруженной из обломка газопроводной трубы, сидели два странных существа, которых лишь весьма условно можно было отнести к человеческой расе.

Их мертвенно-бледная кожа местами шелушилась, а движения казались неестественно замедленными. Они никогда не разговаривали. Хотя именно в данный момент между ними осуществлялся весьма интенсивный обмен информацией. Он шел через канал информационного поля планеты, удаленной от Анирана на биллионы километров. А перевод этого необычного диалога на любой из известных человеческих языков выглядел бы примерно следующим образом:

— Как ты думаешь, Зар, долго еще нам придется сидеть на этом чертовом Аниране?

— Не слишком долго. Начала поступать информация о подготовке к завершающей стадии задания.

— Меня это не радует. Ведь после выполнения задания наши нынешние тела наверняка уничтожат.

— Конечно. Ну и что с того? Ты ведь совсем недавно потерял на Земле свое прошлое тело, а тебе уже выдали новое, стоит ли жалеть о таком пустяке?

— Процесс перехода для меня неприятен. Да и существование в информационной бестелесной среде дается нелегко. Там слишком скучная и однообразная обстановка.

— Что ты такое говоришь, Зар?

Если бы в процессе мыслительного обмена в ментальном поле существовали эмоции, то Зар услышал бы в голосе своего собеседника откровенный страх. Но эмоций здесь не существовало, и Зар ничего не заметил.

— Ты слишком недавно стал запасником, и твоя человеческая сущность не полностью прошла цикл очищения. Тебя могут подвергнуть ему вновь.

— Возможно. Мне уже все равно. Такая жизнь Н е по мне. Это жалкое тело, которым меня снабдили, не способно испытывать ни боли, ни голода. Я чувствую себя, как лягушка в стеклянной банке.

— Замолчи! Я не хочу вместе с тобой отправиться на прочистку. Нам пора заняться делом.

— И что это за дело?

— Аниранец Рикарский, действия которого мы должны контролировать, только что отправился на встречу с президентом.

— Ну и что с того?

— Он собирается просить поддержки космического флота для операции «Северная звезда», и нам приказано не допустить этого.

— Мы должны убрать полковника?

— Нет. Всего лишь остановить.

— Эти задания, которые сообщают только через твой канал, выглядят иногда совершенно абсурдными. Каким образом сможем мы остановить полковника, если его нельзя убивать?

— Ты бы лучше помолчал, Зар, и почаще вспоминал о том, что вся нынешняя операция стала необходимой лишь потому, что ты допустил ошибку.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Если бы на Земле ты вовремя уничтожил человека, который теперь будет руководить операцией «Северная звезда», нам бы здесь нечего было Делать.

— Ему тогда повезло больше, чем мне, такие вещи случаются. Ты лучше скажи, почему его до сих пор не уничтожили? Ведь с того случая прошло почти два месяца. И я не единственный, кому было поручено его ликвидировать.

— Это не нашего ума дело. Пора активизироваться для выполнения задания.

Кортеж из трех аэробилей следовал по улицам Капулькара, постепенно приближаясь к президентскому дворцу. Охрана, выполняя распоряжение Рикарского, значительно отстала, затерявшись в общем потоке машин, заполнивших в этот вечерний час сплошным свистящим потоком все нижние горизонты города.

Рикарский пожалел, что не воспользовался воздушной правительственной трассой, свободной от любого постороннего движения, но менять маршрут, после того как расчеты всех транспортных коридоров были закончены, занятие неблагодарное.

Он представил себе лицо диспетчера и те многочисленные действия, которые потребуется осуществить, чтобы создать окно в нескольких встречных потоках аэробилей.

Его тщательно разработанная конспирация полетит ко всем чертям. Подобными действиями он привлечет к своей особе внимание всех городских служб движения.

Ко всему прочему это было еще и опасно. Половина подобных экстренных переходов заканчивалась катастрофой.

И все же нужно было что-то предпринимать. Он знал, что президент никому не прощает опозданий. Аудиенции назначались с точностью до минуты, и любое опоздание наказывалось простым, но весьма эффективным способом. Аудиенция откладывалась, а дело, с которым приходил опоздавший чиновник, на этом заканчивалось, независимо от степени его важности.

Краткую аннотацию цели визита личный секретарь президента запрашивал накануне дня аудиенции, и Рикарский знал, что все его многочисленные уловки и интриги, непревзойденным мастером которых он был, в данном случае окажутся бесполезны. «Северная звезда» отправится на Роканду одна, без поддержки флота, а вся дорогостоящая затея с ее разведкой окажется под угрозой.

У него еще был небольшой резерв времени — минут десять—пятнадцать. Он приказал водителю увеличить скорость и включить полицейскую сигнализацию.

Полицейских машин в столице было вполне достаточно, и вряд ли эта мера могла привлечь к нему внимание. Но тем не менее ультразвуковой свист сигнала заставил его поежиться…

Вот уже второй месяц он жил на тайной конспиративной базе корпуса, находившейся на недавно открытой и не занесенной ни в один реестр планете.

Ему приходилось принимать столь неординарные меры безопасности, потому что он знал, с каким опасным противником имеет дело.

Заславский, этот проклятый иномирянин, заставил его, командующего элитным разведкорпусом, забиться в какую-то вонючую тайную нору! Он знал, что отомстит за это, неизбежно и жестоко, а потому терпеливо выжидал своего часа, как всегда, обуздав личные чувства и постаравшись извлечь из сложившейся ситуации максимальную выгоду

Получить информацию непосредственно с захваченных миров, узнать главную составляющую могущественной силы, надвигавшейся на границы федерации из глубин космоса, — да за одну такую возможность можно было до поры до времени потерпеть землянина. Главное — не попадаться ему на глаза, дождаться, когда дело будет сделано, информация передана, и сразу же после этого немедленно уничтожить.

Для того чтобы осуществить это безболезненным и наиболее эффективным способом, ему необходимо участие флота в предстоящей операции.

На улицах между тем творилось что-то совершенно непонятное. Плотность движения вокруг его машины с каждой минутой возрастала. Казалось, полицейская сирена, вместо того чтобы расчистить дорогу, притягивала к его маршруту дополнительные потоки транспорта.

В конце концов наметанный глаз полковника обнаружил в транспортном потоке желтый кар, в четвертый раз попадавший в его поле зрения. Совпадение? Четыре раза маршрут резко менялся, и каждый раз на новом направлении он видел этот кар.

Полковник не верил в подобные совпадения. Он вызвал по специальному, закрытому от прослушивания каналу одну из машин охраны и приказал задержать подозрительный кар.

Почти сразу же из бокового транспортного коридора вырвался вперед голубой «Сервал» и поравнялся с каром. Взвыл полицейский сигнал, приказав водителю немедленно остановиться.

Ослепительная вспышка бластерного выстрела сверкнула в ответ на это требование, и «Сервал» превратился в пылающий факел.

— Подстрели этого мерзавца! — приказал Рикарский водителю, решив, что в данной ситуации о конспирации можно больше не беспокоиться.

Бластерный выстрел при такой плотности движения означал смерть десятка ни в чем не повинных водителей, но Рикарского мало волновали подобные мелочи, когда дело касалось его личной безопасности.

Однако он почти сразу же отменил собственный приказ. Весь его многолетний опыт оперативного работника говорил о том, что на улице происходит что-то очень странное.

То, что случилось, не было просто выстрелом преступников по полицейской машине, попытавшейся их остановить.

Слишком много каров, словно подчиняясь неслышному приказу, неслись к месту аварии из всех горизонтов сразу, создавая невероятную сумятицу на нижних этажах. Пробки, которая должна была образоваться вокруг них через несколько секунд, хватило бы до конца дня.

— Уходим отсюда. Красный код дежурному диспетчеру движения. Прорывайся в верхние горизонты.

— Но, сэр, это же невозможно… Он не успеет ничего изменить!

— Делай, что тебе говорят! Это рокандцы.

— Но нам говорили, что они никогда… что они не могут появиться здесь…

— Ты хочешь это проверить?

Мотор наконец взвыл от форсажа, и машина, Делая немыслимые рывки из стороны в сторону, чтобы избежать столкновений, понеслась вверх по головокружительной спирали, ежесекундно уходя От грозящих ей отовсюду столкновений.

Рикарский умел подбирать людей и хорошо знал своего водителя. Он иногда был медлительным, позволял себе обдумывать и обсуждать приказы, но если уж начинал действовать, то действовал стремительно и безошибочно. В воздухе ему не было равных.

И все же, несмотря на успешный прорыв в верхние горизонты, на прием к президенту Рикарский опоздал на целых четыре минуты.

ГЛАВА 29

То, что Рикарскому, несмотря на опоздание, не было отказано в аудиенции у президента, само по себе являлось событием из ряда вон выходящим.

Позже, разобравшись в причинах столь необычного поступка президента, Рикарский удивился еще больше.

Оказалось, что этот старик, державший в своих руках управление огромной звездной империей, именуемой для благозвучия Федерацией свободных планет, был способен на обыкновенное человеческое любопытство.

Когда длительная церемония проверок и досмотров, обязательная даже для него, наконец закончилась, Рикарский очутился во внутреннем сферическом кабинете, стены и потолки которого плавно переходили друг в друга и были отлиты из рогосского кролита. Разработки этого драгоценного минерала, обнаруженного в одном-единственном месте, были полностью прекращены, как только закончилось создание сферического кабинета. Президент не пожелал, чтобы кто-нибудь, кроме него, мог любоваться красотой и совершенством камня, способного за день изменять миллионы оттенков своей окраски.

В глубине огромного сверкающего яйца, за плавающим в воздухе столом сидел старый больной человек. Казалось, жизнь в этом изможденном высохшем теле теплилась только благодаря усилиям медиков. Но Рикарский хорошо знал, что порой этот дряхлый лев способен пробуждаться и наносить неожиданные укусы своим противникам, которые, убаюканные многочисленными болезнями старца, позволяли себе иногда слишком вольные высказывания в его адрес.

Остановившись у порога и не переступая четко обозначенной черты для посетителей, Рикарский ждал, пока стол вместе с креслом президента приблизятся к нему настолько, что можно будет начинать разговор. А когда это после затянувшейся паузы наконец произошло, ему пришлось ждать еще не меньше минуты, прежде чем президент соизволил заговорить.

Рикарский знал, что люди, хотя бы раз нарушившие приемный этикет, никогда больше не появлялись в этом кабинете, сколь бы высокое положение они ни занимали.

Наконец сухие, как пергамент, губы старца разомкнулись.

— Ну-ка, Чарли, расскажи мне, что творится во вверенном тебе ведомстве?

На подобные вопросы президента следовало отвечать правду. Президент располагал своей собственной осведомительной службой, называвшейся корпусом его личной безопасности, и рано или поздно все, что он хотел узнать, докладывалось ему с Мельчайшими подробностями. К тому же в данном случае как раз правда могла помочь Рикарскому добиться от президента необходимой силовой поддержки задуманной им операции. Да и тащить одному, на собственных плечах риск возможного провала экспедиции на Роканду было ему не с руки.

Получив «добро» президента на поддержку флотом рейда «Северной звезды», он убивал сразу нескольких зайцев, и потому в этот раз Рикарский не стал откладывать про запас почти никакой информации…

Его рассказ, начатый с вербовки Арлана на Земле и последующего визита новобранца в храм Триединого, занял почти полчаса, и за все это время ни президент, ни дважды появлявшийся и тут же исчезавший по знаку старика его личный секретарь не остановили полковника.

Все назначенные для аудиенции сроки давно истекли, а Рикарский все еще стоял на пороге яйцевидного зала под портретом отца нации, рядом с земным позолоченным камином, представлявшим здесь, на Аниране, такую ценность, что антиквары вряд ли могли установить его подлинную стоимость.

Все, что мог себе позволить Рикарский, — время от времени переносить тяжесть с одной ноги на другую, чтобы смягчить боль в затекших мышцах.

Минут пять прошло с тех пор, как он закончил свой доклад, и теперь никак не мог понять, не задремал ли старец во время его речи. Казалось, плотно прикрытые веки президента подтверждали его догадку, и он с нетерпением ожидал очередного появления секретаря, чтобы прервать слишком затянувшуюся аудиенцию. Но неожиданно веки президента дрогнули, и из-под них сверкнул молниеносный взгляд, от которого мурашки прошли по спине полковника.

Старик думал, и не было проступка хуже, чем помешать ему в такую минуту.

Наконец под сводами президентского кабинета прозвучал первый вопрос старца, и по нему Рикарский понял, что ни одна мелочь из его рассказа не была упущена.

— В этой истории мне непонятна всего одна вещь. Почему он согласился улететь на Роканду? Если все, что ты мне о нем рассказал, соответствует истине, то, оставшись здесь, на Аниране, через год или два он добьется неограниченной власти, даже это кресло может поменять хозяина.

Президент постучал по подлокотнику своего знаменитого летающего кресла, давно ставшего историческим и сменившего на своем веку не так уж много хозяев.

— Так почему же он согласен улететь?

— Психология иномирян не всегда доступна нашему пониманию, ваше превосходительство. — Рикарский наконец решился высказать свое мнение. — Мне кажется, он считает, что после успешного завершения операции на Роканде он скорей достигнет своих целей здесь, на Аниране.

— Вот! В этом и скрыта истина. Я выделю вам эскадру крейсеров для сопровождения экспедиции. Надеюсь, они хорошо справятся со своей задачей. — Президент усмехнулся своей мрачной Мертвой улыбкой, тронувшей лишь уголки губ.

Рикарский прекрасно понял, что он имеет в виду уничтожение экспедиции вместе с землянином При первом удобном случае, например, при подходе к Роканде или перед самым возвращением. Множество кораблей уже погибло в этом районе, нетрудно будет спрятать концы этой темной истории от внимания аниранской общественности.

Момент был самым подходящим для того, чтобы добиться от старика большего, гораздо большего… Невысказанный приказ — воспрепятствовать возвращению «Северной звезды» — давал Рикарскому реальный шанс получить согласие на свою главную просьбу.

— Одной эскадры недостаточно, господин президент.

— Да? Это еще почему? Вполне достаточно даже одного крейсера.

— Дело в том, что в результате экспедиции «Северной звезды» у нас может появиться реальный шанс впервые за весь период захвата нанести противнику сокрушительный ответный удар.

— Объясните! — резко бросил президент, и по его тону Рикарский понял, что настала пора расстаться со своим последним козырем, с единственной информацией, которую до сих пор он так и не довел до сведения вышестоящих руководителей.

Это было опасно. Никто не мог предсказать реакцию президента на такоенарушение служебной дисциплины, как утаивание жизненно важной для государства информации. Но Рикарский привык рисковать, и он знал, что дальнейшее сокрытие этой информации чревато еще худшими последствиями.

В конце концов, в этом деле была его немалая заслуга. Он взвешивал все «за» и «против» не более секунды и наконец произнес:

— Химиками моего ведомства открыто средство временной биологической защиты от «Д-излучения». Оно еще не изучено как следует и не прошло проверки. На «Северной звезде» будет находиться наш агент со специальным заданием. Он должен будет испытать средство защиты в полевых условиях. Лабораторные установки не в состоянии имитировать «Д-поле» достаточной для испытаний мощности. Только когда агент попадет в активную зону Роканды, мы получим окончательный ответ на вопрос об эффективности препарата. Если ответ окажется положительным, мы сможем воспользоваться этим и в считанные часы после посадки «Северной звезды» нанести массированный удар нейтронными ракетами по Роканде. Экипажи наших кораблей во время этой атаки будут неуязвимы для полей противника.

— Почему я ничего не знаю о таком средстве?

— Прошла всего неделя с момента, когда нашим химикам удалось синтезировать препарат. Никто не знает, насколько эффективным будет его применение. Я снабжаю вас только проверенной информацией. Однако на этот раз промедление с ударом может иметь непоправимые последствия. И я вынужден просить вас санкционировать операцию с участием всего Южного флота.

— В чем причина такой поспешности?

— Если препарат окажется эффективным, нельзя давать противнику время разобраться в причинах неуязвимости наших людей. Если он поймет, в чем дело, то, возможно, найдет способ нейтрализовать нашу химическую защиту. Чтобы сбить с толку противника, я посылаю с экспедицией землян аниранца, замаскированного под человека. Он отправится вместе с группой генетически защищенных от излучения людей, и до момента отправки сообщения вряд ли кто-нибудь догадается, в чем здесь дело. Но после того как сообщение будет передано — для результативного удара у нас, возможно, останется совсем немного времени.

Президент раздумывал целую минуту. Рикарский все поставил на кон и знал, до какой степени рискует. Он чувствовал, как холодные капельки предательского пота стекают по его щекам, хотя в кабинете было прохладно.

— План неплохой, но каким образом вы собираетесь подвести наши корабли на дистанцию удара? Даже если команды окажутся неуязвимы, не станете же вы кормить все автоматические устройства кораблей своими таблетками?

— Мы создадим группу рейдеров. Достаточно десять кораблей оборудовать ручным управлением, аналогичным тому, какое сейчас устанавливается на «Северной звезде». Под защитой флота эти корабли будут ждать сообщения агента, на безопасном расстоянии от планеты, и как только оно придет…

— Достаточно. Я понял. Одобряю ваш план. Приказы флоту будут отданы. Уже завтра капитаны кораблей и командиры эскадр начнут подготовку к рейду. Желаю успеха, генерал.

Заметив удивление в глазах Рикарского, президент усмехнулся:

— Командовать такой операцией в чине полковника было бы неприлично. И отныне я ввожу в наших войсках новый чин, аналогичный земному. Вы будете первым аниранским генералом. Я сегодня же подпишу соответствующий указ.

Рано или поздно все кончается. Закончился и длительный период сборки корабля, его проверки и загрузки. Наступил последний вечер. Вечер прощания. На следующее утро «Северная звезда» должна была отправиться к Роканде.

Официальный прощальный ужин, который Арлан устроил для своей команды, закончился довольно рано. У всех в этот последний вечер в цивилизованном мире нашлись какие-то собственные личные дела, и лишь Арлан, оставшись в огромном пустом здании корпуса наедине с самим собой, лишний раз ощутил горечь потери.

Его отношения с Беатрис оставались в каком-то странном, полузамороженном состоянии. Возможно, виной этому была ссора, когда он отказал ей в праве участвовать в экспедиции. Приказ о ее зачислении в отряд был давно подписан, однако это почти ничего не изменило в их отношениях.

Так ли уж они были заняты все эти дни? Настолько, что не смогли или, вернее, не пожелали встретиться и откровенно поговорить? Он попытался однажды, но, наткнувшись на ее официальный холодный тон, на вежливый завуалированный отказ, надолго замкнулся в себе.

Для его уязвленного мужского самолюбия оказалось вполне достаточно одного такого отказа, чтобы надолго отбить желание повторить попытку. А потом время и напряженная работа затянули все, что произошло между ними, странной призрачной пеленой. Он хотел и не мог прорваться через эту почти мистическую преграду. Смесь самолюбия, гордости, обиды…

И вот теперь он один. И совершенно непонятно, во что выльются их странные взаимоотношения во время экспедиции. Он не знал даже, как вести себя с ней. Он не мог все время играть роль командира этой женщины, тем более на глазах у остальных членов экспедиции, он знал, как остро в напряженной полевой обстановке люди чувствуют любую фальшь.

Она не пожелала даже прийти на официальный прощальный банкет, хотя этим поступком наверняка испортила отношения со всеми землянами, которые у нее и без этого складывались не слишком удачно.

Правильно ли он поступил, согласившись на зачисление Беатрис в свой отряд? Ведь она заняла место другого полноценного бойца, на которого он мог бы положиться в трудной ситуации…

Впрочем, надо быть справедливым. Она ни разу не дала ему повода усомниться в своей профессиональной пригодности. Она была великолепным психологом и биологом. Она прекрасно знала аниранскую культуру. И она была отличным солдатом. И если уж быть до конца откровенным с собой, то беспокоила его не ее профессиональная пригодность, а лишь запутанный клубок недомолвок, взаимных обид и неоконченных ссор, который им придется взять с собой на Роканду.

Сейчас, спрашивая себя, почему это произошло, он вдруг понял, что должна была существовать еще какая-то неизвестная ему причина, которая заставила Беатрис все время поддерживать в общем-то случайную ссору. Даже обычные земные женщины всегда казались Арлану загадочными существами, а Беатрис — дочь другого мира. Психология, воспитание, правила морали — все здесь было не таким, как на его родной планете.

Он стоял на своем любимом месте у стеклянной стены и смотрел на сумасшедшие, вечно несущиеся куда-то огни города, когда вдруг услышал шелест шелковой материи и, удивленный этим неожиданным звуком, повернулся.

В двух шагах от него стояла аниранка, которую он знал так хорошо, что решился ради нее покинуть свой родной мир, и в то же время знал так плохо…

Беатрис улыбнулась, заметив его растерянность. Длинное вечернее платье с глубоким разрезом вдоль одной из ее точеных ног заканчивалось кружевной оторочкой у лифа.

Тонкие кружева не скрывали, а скорее подчеркивали совершенную форму ее груди. Выше сверкала нитка фиолетовых бриллиантов, стоимость которых он затруднялся определить.

— Ты опоздала, — сказал он как мог равнодушнее. — Все уже разошлись. Мне кажется, твое присутствие на этом ужине было крайне желательно.

— Я знаю, но у меня оставалось одно очень важное дело, которое я должна была закончить до нашего отлета.

— И что же это за дело?

Она продолжала молча улыбаться, наверное, с минуту, пока он не почувствовал, что ему вновь, в который уж раз в ее присутствии, начинает изменять его хваленая выдержка.

— Может, ты все же пригласишь меня к столу? Там, наверно, еще найдется бокал тоника?

— Конечно. Однако ты так и не ответила на мой вопрос.

— Тебе нравится мое платье?

— Беатрис, пожалуйста, не надо. Просто ответь.

— По-твоему, это просто, объяснить мужчине из другого мира то, что я могла бы объяснить только аниранке?

Она медленно пила тоник, задумчиво разглядывая его, словно видела впервые.

— Когда мы вернемся… если, конечно, вернемся, у меня будет ребенок.

— Ты хочешь сказать, что беременна?!

— Была беременна.

— Ты сделала аборт? Ты избавилась от ребенка, ты это хочешь сказать?!

Он совершенно забыл о ее словах, о том, что у нее будет ребенок, он не мог их понять. Он чувствовал, что его душит гнев. Она ничего не сказала ему, даже не намекнула, она решила все самостоятельно так, словно его это совершенно не касалось. Но, возможно, это был не его ребенок? Он понял, что окончательно запутался. Схватил бокал и молча проглотил хорошую порцию тоника. Глядя на его лицо, она решила, что объяснить все же придется.

— Видишь ли, Арлан, очень немногие аниранки самостоятельно рожают детей.

— Кто же, черт побери, за них это делает?

— Зародышевую клетку на ранней стадии беременности извлекают из тела матери и затем выращивают в идеальных условиях искусственной плаценты. Это совершенно безболезненная операция.

— Для тебя или для ребенка?

— Его еще нет, Арлан. Он родится только через пять месяцев.

— И у него никогда не будет матери?

— Никто не запрещает мне навещать его в интернате. Все родители так делают.

— Ты хочешь сказать, что ни дома, ни семьи у него тоже не будет?

— Обычаи и правила жизни на твоей планете отстали от нашего мира на многие сотни лет. Воспитание в семьях уродует психику ваших детей. Только в интернате, под наблюдением опытных педагогов, они могут стать достойными гражданами.

— Ты сама это придумала или цитируешь мне свод аниранских золотых правил?

— Арлан, ты все время забываешь, что находишься в другом мире, отличном от твоего.

— И в чужой огород со своими законами не ходят. Но если это мой ребенок, никто не сможет запретить мне позаботиться о нем, и никто не сумеет помешать, даже если очень захочет.

В его голосе зазвучал металл, но она в ответ лишь пожала плечами.

— Никто и не собирается тебе мешать, только мне почему-то трудно представить тебя в роли няньки, Избранный Триединым. Ты ведь, кажется, собирался посетить Проклятые миры? Это может занять много времени… Возможно, гораздо больше, чем ты предполагаешь сегодня.

— Ответь мне еще только на один вопрос. Мне кажется, ты скрывала свою беременность и теперь избавилась от ребенка с одной-единственной целью. Ты боялась, что это помешает твоему участию в экспедиции. Так почему же попасть на Роканду для тебя так важно?

— Я солдат, Арлан. Я привыкла выполнять приказы. Я должна испытать новое оружие, которое сделает аниранцев неуязвимыми в этой бесконечной и жестокой войне. И я хочу завоевать для нашего ребенка право жить без войны. Есть еще одна причина. Я хочу полететь туда вместе с тобой.

ГЛАВА 30

В холодный осенний день, когда ветер один за другим приносил с собой заряды дождя, а небо, затянутое серой пеленой облаков, опустилось До самых крыш городских небоскребов, «Северная звезда» стартовала с главного космодрома Капулькара.

Несколько секунд казалось, что кораблю никогда не удастся пробить бесконечные слои облаков, но планетарные двигатели отключились в расчетной точке орбиты, и из сопел кормовых дюз вырвалось яростное пламя, сжигающее под собой бесчисленные гряды туч.

Словно испугавшись этого рукотворного пожара, небо наконец расступилось, выпуская ракету в открытый космос.

Они прошли стратосферу, и теперь на экранах бортовых дисплеев медленно поворачивался зеленоватый шар Анирана.

Почти сразу же изображение планеты смазалось и задрожало от ряби помех. Корабли эскорта подошли слишком близко, и Арлану пришлось попросить штурманов ближайшей эскадры выдерживать безопасную дистанцию.

Он не был капитаном «Северной звезды» в полном смысле этого слова, поскольку не имел практики управления звездолетом, если не считать занятий на тренажерах. Пришлось согласиться на временное присутствие на корабле аниранского пилота. Аниранец должен был покинуть «Северную звезду» перед тем, как они войдут в зону действия «Д-поля».

Впрочем, пока работы у пилота было не слишком много. Лишенная всей автоматики, «Северная звезда» не могла сама, без посторонней помощи, разогнаться до скорости, необходимой при пространственном переходе, и была вынуждена плестись на буксире у кораблей эскорта.

Так будет продолжаться больше месяца. Медленный, постепенный разгон необходим, чтобы не повредить буксировочных тяг.

Перед самым стартом Арлан позвонил Арадатору и спросил, как ему поступить с Талисманом света. Он не хотел подвергать драгоценную аниранскую реликвию опасностям предстоящего похода. Но Арадатор сказал, что отныне Талисман всегда должен быть с ним, в особенности на Проклятых мирах, оберегая Избранного от Темных Сил.

Арлан не стал настаивать. За время, пока Талисман находился у него, он успел привыкнуть к этой вещи. Необъяснимая игра света в глубине плоских драгоценных камней притягивала и завораживала. Иногда вечерами, после трудного дня, он мог часами разглядывать эту необычную вещь, чувствуя, как игра волшебного света снимает усталость и приносит успокоение.

Начало похода получилось гораздо более эффектным, чем предполагал Арлан. Слишком много аниранских кораблей сопровождали их с момента старта.

Несмотря на его протесты, половина федерального флота аниранцев плелась вслед за ними, держась на самой границе действия радаров.

Арлан понимал, что за стартом такого количества боевых кораблей скрывается нечто гораздо большее, чем эскорт «Северной звезды» к месту назначения. Аниранцы наверняка планировали какую-то свою военную акцию, деталями которой забыли с ним поделиться.

Возможно, их действия связаны с испытанием химической защиты. Если он не ошибался в своем предположении, то, как только данные будут переданы, последует массированная бомбардировка Роканды кораблями аниранского флота. Такой бомбардировкой Рикарский мог решить сразу несколько проблем — избавиться от опасного врага в лице Арлана и вернуть Аниранской федерации потерянную планету.

Как только они подойдут к Роканде, необходимо сделать все, чтобы данные о результате испытаний не дошли до Рикарского, пока «Северная звезда» не закончит своих исследований и не покинет планету.

Полет проходил без всяких осложнений. Наконец шлюпка с аниранским пилотом отошла от корабля, а желтый шар Роканды засверкал прямо перед ними. Арлан распорядился прекратить радиосвязь с кораблями сопровождения. «Северная звезда» начала медленное сближение с планетой, используя ручное управление своими планетарными двигателями.

Казалось, они погружаются в темные глубины океанской бездны. Арлан чувствовал, как постепенно увеличивается напряжение «Д-поля». Ощущение было такое, словно он оглох. Исчезли привычные ментальные шумы, сопровождавшие его с того самого дня, как он покинул храм Триединого.

Неожиданно он ощутил тепло у себя на груди. Температура резко увеличивалась, грозя ожогом. Торопливо расстегнув куртку, он выхватил из-под одежды раскаленный Талисман света. Его камни пылали, а поверхность всегда холодного серебристого металла раскалилась.

Энергия внешних ментальных полей каким-то образом аккумулировалась внутри этой вещицы и превращалась в тепло. Не рискнув расстаться с ним, Арлан оставил Талисман снаружи. И хоть он по-прежнему чувствовал сильное тепло, защитная ткань костюма предотвращала ожог.

Сложнее всех возросшее напряжение внешних ментальных полей переносила Беатрис. Она была вынуждена увеличить дозу химической защиты, но, несмотря на это, страдала от сильнейших головных болей.

Если после посадки не произойдет улучшения, им придется положить ее в анабиозную ванну. Это было предусмотрено на тот случай, если защита окажется неэффективной.

Несмотря на ежеминутно возникающие сложности и мелкие аварии, корабль продолжал свое медленное неуклонное сближение с планетой. Они давно уже находились внутри опасной зоны излучений. Постепенно диск Роканды заполнил весь носовой экран, уже можно было различить отдельные горные цепи и коричневатые пятна пустынь. Лишь в зоне экватора на безжизненном фоне остальной планеты широкой зеленой полосой выделялся пояс тропических лесов.

Роканда страдала от недостатка влаги. Здесь почти не было открытых водоемов, и потому большую часть ее поверхности покрывали каменистые пустыни, лишенные растительности, хотя в экваториальной части постоянно дули насыщенные влагой и облаками ветры.

Суровое, безжизненное лицо планеты постепенно надвигалось на них из непроницаемой черноты космоса, заполняя собой весь горизонт и всю оставшуюся у них часть жизни. С момента захвата еще никому не удавалось так близко подойти к этой смертельно опасной планете.

Беатрис чувствовала, что боль в ее голове перешла тот предел, когда человек еще способен воспринимать окружающее. Казалось, голову сжали раскаленные щипцы и кто-то все сильнее давил на рукоять, причиняя ей невыносимые страдания. Ей хотелось крикнуть Арлану, чтобы он сделал что-нибудь: включил анабиоз или повернул обратно, — но даже на это у нее уже не осталось сил.

Корабль содрогался от рева посадочных двигателей, работавших в ручном режиме на форсаже. Переборки вибрировали, добавляя в какофонию звуков свою тоскливую ноту.

Кажется, в конце концов она закричала, но это уже ничего не смогло изменить — ее никто не услышал. В этот ответственный момент посадки каждый из членов их немногочисленной команды выполнял работу сразу нескольких человек.

Неожиданно боль потеряла для Беатрис всякое значение. Нет, она не исчезла, но сознание молодой женщины перешло тот пограничный рубеж, за которым внешние ощущения теряют свою остроту.

Это не было полной потерей сознания, мозг Беатрис перешел в какую-то пограничную, неизвестную психологам зону, на грани полного отключения рефлексов.

Защищаясь от непереносимого воздействия, ее организм словно окуклился, загнав все свои ощущения и восприятия глубоко внутрь.

В странной пустоте сознания, образовавшейся вокруг нее, мысли звучали неестественно громко. Ей даже показалось, что ее собственный внутренний голос больше не принадлежит ей. Кто-то чужой, далекий и суровый спрашивал Беатрис о чем-то чрезвычайно важном. Но смысл вопросов оставался ей непонятен, хотя в то же самое время другая часть ее сознания знала об этом все.

«Ты собираешься сделать это? Сейчас самое время… Позже, после посадки, такой возможности уже не представится… Они все заняты, все борются за выживание корабля, за собственное выживание…» Беатрис думала об Арлане и обо всех своих спутниках так, словно сама больше не разделяла их судьбу, словно ее не интересовало, что случится с кораблем и со всеми ними.

Сейчас имело значение лишь одно-единственное обстоятельство: спрятанный на корабле передатчик, о котором ничего не знал Арлан и о существовании которого до этого самого момента она тоже ничего не подозревала. Гипнотическое внушение, сделанное специалистами «Д-корпуса», оставило в ее памяти неизгладимый и незаметный до поры до времени след.

Ей нужно было всего лишь протянуть руку, нащупать за обшивкой бортовой панели маленькую коробочку и нажать кнопку.

Закодированный сигнал, прорвавшись сквозь обшивку корабля и атмосферу планеты, уйдет в космос. Получив сигнал, Рикарский узнает о том, что испытания препарата прошли успешно.

Она догадывалась, что вслед за этим должно последовать что-то страшное, что-то такое, что принесет гибель ей самой и единственному близкому ей человеку…

Она старалась не думать об Арлане, полностью сосредоточившись на своей боли и на том, что ей необходимо сделать.

Независимо от того, как она поступит, предательство произойдет. Если она отправит сигнал, то предаст Арлана, свое чувство к нему, своего ребенка, оставшегося на Аниране. Впрочем, нет, сына она предаст как раз в том случае, если не нажмет эту проклятую кнопку.

Как только он вырастет, он узнает, кем была его мать, не пожелавшая внести свою лепту в борьбу за свободу Анирана. Рикарский позаботится и об этом, и о том, чтобы ее малыш навсегда остался на задворках аниранского общества.

Одним из главных его жизненных правил было обязательное и неизбежное наказание предателей. Где бы они ни были, он всегда находил для этого способ…

Слишком поздно раздумывать, ничего уже не изменишь, и остается только отыскать этот проклятый ящичек за обшивкой и нажать кнопку, иначе боль вернется с новой, еще не испытанной силой…

Несмотря на силу гипнотического внушения, которым тайно от нее самой был обработан ее мозг, остатки здравого рассудка Беатрис продолжали бороться с обрушившимся на нее наваждением.

Она не могла не думать о том, что случится после отправки сигнала. Несмотря на тщательную конспирацию, которую соблюдал Рикарский, она догадалась, что произойдет… Недаром за ними увязался весь федеральный флот.

Ни автоматика, ни люди не способны подвести корабли на нужное для удара по планете расстояние. Но как только они получат ее сообщение, как только узнают, что химическая защита действует…

Сейчас еще слишком рано принимать решение. Прошло всего два часа с момента захода «Северной звезды» в зону действия поля. Ей напомнил об этом назойливый сигнал зуммера на ее наручных часах — пора было доставать вторую порцию таблеток.

Ей предстояло принять препарат еще четыре раза небольшими порциями, лишь после этого в крови должно образоваться устойчивое соединение, на протяжении длительного времени нейтрализующее негативное воздействие «Д-поля» на ее мозг. Она уже знала, что препарат действует успешно, хотя и старалась убедить себя в обратном.

После приема таблетки боль в ее голове не уменьшилась, но стала глуше, словно оставляя ей последнюю возможность подумать, прежде чем принять бесповоротное решение.

Она опустила правую руку и, нащупав в подлокотнике антиперегрузочного кресла нужную кнопку, превратила его в удобную лежанку. Теперь ее тело покоилось на мягкой горизонтальной плоскости, заполнив почти все свободное пространство крохотной каютки.

Сейчас она видела перед собой только белую поверхность потолка.

Это был интересный потолок. Интересный хотя бы потому, что вдоль угловых швов по его поверхности расположились прямые ряды заклепок. Их было ровно девяносто восемь. Пересчитав их в четвертый раз, она наконец решила, как поступить.

Больше всего Арлана беспокоило отсутствие какой бы то ни было активности со стороны противника. Роканда лежала под ними затаившаяся и молчаливая. На темной стороне планеты не было видно ни единой вспышки света. Казалось, там не осталось даже признаков жизни.

«Северная звезда» уже вошла в плотные слои атмосферы и завершала третий орбитальный виток, постепенно гася скорость и теряя высоту.

В кресле пилота, совсем недавно покинутом аниранцем, теперь сидел Версон, и Арлан слышал его Учащенное дыхание. На лице полковника выступили мелкие бисеринки пота. Системы охлаждения с трудом справлялись с увеличившейся температурой. Но Арлан знал, что причина нервозности Джеймса Версона совсем не в этом.

— Нет ничего хуже такого вот неопределенного ожидания, — наконец признался он. — Не понимаю, почему они до сих пор не стреляют?

— У них может не быть оружия. Мы слишком мало знаем о том, что собой представляют наши противники. Возможно, они считали, что поля вполне достаточно, чтобы взять под контроль любой корабль. Возможно, у них просто нет другого оружия, кроме самого поля.

Но, сказав это, он сразу же вспомнил стрельбу из бластеров в ночном лесу и свой трофейный пистолет, захваченный на Земле… У них было другое оружие…

— Где вы решили садиться?

— Колония аниранцев на Роканде просуществовала не так уж долго. Они успели построить всего один город и несколько небольших старательских поселков. Город расположен в районе высокогорного плато. Его уже видно. Хотя нет ни огней, ни признаков активной жизни. Плато связывало с нижними поселками несколько канатных трасс, похоже, они сохранились, хотя и бездействуют.

Если верить архивам, аниранцы боялись рокандских лесов и старались обеспечить максимальную изоляцию своих поселений. Прежде всего нам нужны космодром и городской архив. Только там могли сохраниться данные об экспедиции, предшествовавшей захвату. Садиться нужно на плато. Для того чтобы выяснить, что здесь произошло и остался ли в живых кто-нибудь из колонистов, нам придется начать исследования с города.

— Прошло почти двадцать лет с тех пор, как аниранская колония на Роканде прекратила свое существование. Но посмотрите на эти снимки! Можно подумать, что они до сих пор убирают улицы — нет никаких намеков на развалины.

— Я это заметил. С трудом верится, что колония мертва.

— А вдруг они до сих пор живы? Что, если их просто лишили средств космической связи?

— Заодно и транспорта. Видите — улицы города совершенно пусты.

От поверхности планеты их теперь отделяло не больше десяти километров. Арлан, предупредив экипаж об увеличении перегрузок, включил форсаж тормозных двигателей и резко повел корабль вниз, решив не тратить времени на четвертый, контрольный облет планеты. Занятия на тренажере не прошли даром. Ему удалось подчинить себе корабль.

Каменистая, усеянная неровными обломками поверхность горного плато, на котором лежал единственный город Роканды, понеслась им навстречу.

Жесткая рука перегрузок стиснула мышцы, вдавила людей в кресла и лишила их возможности разговаривать. До приземления оставались считанные минуты.

ГЛАВА 31

Они сели в нескольких километрах от городской окраины на небольшой ровной площадке, около которой торчала покосившаяся водонапорная башня. Посадка получилась жесткой, но все четыре амортизатора выдержали. Прочно вцепившись в грунт, они удержали корабль в вертикальном положении.

Поднятые тормозными двигателями тучи пыли какое-то время скрывали от них окружающий пейзаж. А когда пыль наконец рассеялась, глазам семерых космонавтов предстала безрадостная картина.

Коричневатое лавовое плато, усеянное крупными валунами, тянулось до городской стены, а слева, в сотне метров от корабля, заканчивалось глубоким обрывом.

Ни одного живого кустика травы, ни одного насекомого или птицы…

Раз за разом башенка, торчавшая на самом носу ракеты, пробегая по кругу, передавала в командную рубку одно и то же изображение. Казалось, планета замерла, притаилась в ожидании того момента, когда они решатся покинуть надежные стены своего корабля.

Они не торопились, ожидая результатов анализов наружного воздуха и почвы, хотя Арлан и понимал, как дорога сейчас каждая минута.

В любое мгновение противник мог начать атаку на преодолевший «Д-поле» корабль. В любое мгновение болтавшийся недалеко от Роканды флот аниранцев мог предпринять непредсказуемые действия, вплоть до мезонной бомбардировки планеты. Так что время сейчас ценилось на вес золота. Ощущение было такое, словно после посадки чья-то незримая рука запустила секундомер смертоносной бомбы и он начал отсчитывать последние оставшиеся у них секунды.

Но вот наконец результаты анализов были готовы. Состав атмосферы с момента захвата не изменился. Никаких ядовитых газов, никаких новых, вредоносных микроорганизмов — хоть в этом им повезло.

Была и еще одна хорошая новость. Давление «Д-поля» на поверхности планеты оказалось намного меньше, чем на границе ее стратосферы. Даже камни Талисмана остыли настолько, что он смог снова вернуть его на привычное место под курткой.

Беатрис постепенно приходила в себя после болевого шока, полученного во время спуска. Арлан ввел ей несколько кубиков транквилизатора, и она решительно заявила, что будет участвовать в первой вылазке наравне со всеми. Зная по опыту, что спорить с ней в таких случаях бесполезно, он решил сразу же согласиться. По крайней мере она все время будет у него на виду.

Вскоре шестеро десантников закончили проверку скафандров, разобрали оружие и столпились в переходном тамбуре, ожидая, пока компрессоры выровняют наружное давление.

Корабль — их последняя надежда на возвращение. Тоненькая ниточка, ведущая к дому… Если она оборвется — они навсегда останутся в этом мертвом мире. После нелегких раздумий Арлан решил, что может доверить важнейшую задачу по охране корабля во время их отсутствия только Джеймсу Версону. Без Версона весь его отряд, включая и его самого, состоял всего из шести человек.

Атмосфера Роканды, хоть и более разреженная, чем атмосфера Анирана, раньше была вполне пригодна для дыхания. Однако Арлан, соблюдая все меры предосторожности и не слишком доверяя результатам анализов, приказал, чтобы все пристегнули шлемы и герметизировали скафандры.

В архивах Анирана был описан случай, когда исследовательский звездолет попал в зону «полосатой атмосферы». Вокруг корабля сохранялся пригодный для дыхания воздух, но когда люди, положившись на результаты анализов, покинули корабль без скафандров, они очутились в облаке ядовитого газа.

Арлан старался предусмотреть все и не повторять старых ошибок.

Только убедившись в том, что его распоряжение выполнено, он повернул рычаг наружного люка.

В серых защитных комбинезонах все выглядели одинаково. Светофильтры на шлемах скрывали лица людей, и он не мог почувствовать их настроения. Давление «Д-поля» снаружи корабля, вопреки прогнозам, еще больше ослабло, хотя это и противоречило логике. Казалось, металл обшивки должен был экранировать их от излучений, но все получилось наоборот. Наука еще слишком мало знала о ментальных полях, и им оставалось лишь строить предположения. Возможно, металл, наоборот, притягивал к себе излучение, создавая внутри металлического кокона обшивки нечто вроде наведенного поля. Возможно, металл корпуса действовал как антенна или мембрана.

Освоившись, они медленно двинулись в сторону городской стены. Арлан никак не мог понять, для чего аниранцам понадобилось строить вокруг города стену — в их распоряжении были гораздо более мощные и современные средства защиты, но они предпочли стену, сложенную, очевидно, роботами из огромных каменных глыб, в изобилии усыпавших плато.

Сейчас они пробирались сквозь нагромождения этих глыб. Вокруг преобладали коричневые, серые и черные цвета безжизненного камня. Только ветер нес справа от них, там, где заканчивалась кромка плато и начинался почти километровый обрыв, длинные гряды облаков.

Постепенно стена приближалась, уже можно было различить за распахнутыми настежь воротами переплетения чистеньких улиц.

Перед самой посадкой Арлан долго изучал полученные с близкого расстояния снимки мертвого города и сравнивал их с архивным планом. В строении улиц мало что изменилось — кое-где появились развалины, отдельные дома исчезли, не оставив после себя ничего. Кое-где изменилась конфигурация некоторых улиц. Но в основном старый план оказался достаточно точным. Стоило Арлану на секунду прикрыть глаза, как память услужливо вызывала в сознании светлую нить маршрута, ведущую сквозь городской лабиринт.

Благодаря фотографическому свойству его зрительной памяти заблудиться они не могли и должны были потратить минимальное время на розыски городского архива. Арлан предполагал, что именно здесь наиболее велика вероятность обнаружения журналов старых космических экспедиций. И только если нужных записей в архиве не окажется, он собирался исследовать управление космодрома, расположенного гораздо дальше от места посадки «Северной звезды».

— Оружие без приказа не применять. При малейшей опасности возвращаемся на корабль. Запомните: наша единственная задача — разведка.

Никто ему не ответил. Вряд ли они нуждались в этом последнем напутствии. Но он знал, как важна в такой ситуации осторожность. И все время напоминал об этом не только всем остальным, но и себе самому.

Люди его отряда получили неплохую подготовку в «Д-корпусе», но у них нет опыта самостоятельных действий в сложных ситуациях, и уж тем более у них нет никакого боевого опыта. Даже его приказ надеть защитные костюмы вызвал целый взрыв недовольства. Выполнять приказы без возражений он так и не успел их научить, и пройдет еще немало времени, прежде чем они к этому привыкнут. Если, конечно, оно у них будет — это самое время.

Им пришлось выбрать пеший вариант для своей вылазки, поскольку ни одно аниранское транспортное средство не предусматривало ручного управления. Переделка заняла бы слишком много времени. Они взяли с собой специально подготовленный вертолет на ручном управлении, но его еще нужно было собрать.

Солнце перевалило середину небосклона и заметно клонилось к закату, когда они наконец достигли городской стены. До сих пор ничего не произошло, и это было странно, потому что кем бы ни были их противники — они свободно передвигались в космосе и не могли не заметить целого ани-ранского флота, вышедшего на тропу войны.

И уж, во всяком случае, они должны были обратить внимание на шумную посадку «Северной звезды».

Но, возможно, рокандцы любили поспать днем, или за двадцать лет полной изоляции они настолько отвыкли от космических кораблей, что теперь решили просто не обращать внимания на докучливых гостей.

Отряд подошел к воротам. Казалось, даже ветер, все время швырявший им в лицо пригоршни пыли, не смел нарушить городскую черту.

— Похоже на силовую защиту.

Шлемофоны искажали звук, и трудно было определить, кто говорил.

— Там нет защиты, — ответил Арлан. Он не стал уточнять, откуда ему это известно, поскольку и сам этого толком не знал. Не колеблясь, первым он переступил черту, обозначенную перед воротами валиком пыли. Ничего не произошло. Он уже стоял на городской улице.

Вокруг не было видно ни одной живой души. Он повернулся и внимательно осмотрел оставшийся за его спиной пылевой нанос. За пределами города пыль была, но дальше, на мостовой, она отсутствовала. Все выглядело так, будто кто-то старательно подмел улицу города и оставил сметенную пыль перед воротами. Однако ветер дул в сторону города и, врываясь в ворота, свободно продувал улицу. Но это был уже чистый ветер, непонятным образом очищенный от пыли.

— И все-таки это похоже на завесу. Я видела подобную защиту на Торидане, но там она не пропускала ничего.

Теперь он узнал голос Беатрис, предупредительным жестом она остановила всех остальных перед невидимой преградой.

— То, что она пропустила одного из нас, вовсе не значит, что остальные пройдут так же беспрепятственно.

Беатрис отыскала подходящий камень и швырнула его в пространство между ворот. Камень, не встретив никакого сопротивления, пролетел внутрь и, подпрыгивая, покатился по чисто выметенной мостовой, выложенной гравипластовыми плитами.

Все-таки там что-то было. Арлан чувствовал между створок присутствие непонятной энергии — но приборы молчали, и в конце концов он приказал всем остальным десантникам пересечь роковую черту, отделявшую город от пустыни.

Не произошло ровным счетом ничего, и теперь уже все шестеро космонавтов стояли на городской мостовой.

ГЛАВА 32

Место катастроф всегда притягивает внимание людей, завораживает, словно омут или край обрыва. Сознание того, что в этом городе не так давно жили миллионы людей, которые затем исчезли неведомо куда, оставив после себя пустые молчаливые дома с мертвыми глазницами окон, заставляло десантников замедлять шаг и пристально вглядываться в переулки, в распахнутые настежь двери подъездов.

Им все время казалось, что вот-вот из этих дверей покажется живое существо — кошка, собака или хотя бы крыса. Но постоянные спутники человека исчезли вместе с жителями.

Арлан запретил отходить в сторону от намеченного маршрута, и отряд компактной группой успешно продвигался в сторону информатория вот уже в течение часа.

Тишина стояла такая, словно этот город находился в безвоздушном пространстве. Только скрипели подошвы их ботинок да ветер, отфильтрованный от пыли, завывал между крыш. Иногда в стороне возникали посторонние звуки, но десантники очень скоро убедились, что все они связаны с ветром. Хлопали незапертые рамы окон, звенела сорванная черепица, шелестели иглы на рокандских деревьях, заботливо рассаженных вдоль улиц исчезнувшими горожанами.

Все время казалось, что стоит войти в подъезд очередного, возникшего на перекрестке здания, и тайна мертвого города будет раскрыта. Но Арлан знал, как обманчивы и бесперспективны подобные надежды. Если поддаться им, город затянет их в свои глубины, мертвые чрева домов, сменяя друг друга, проглотят и растворят крошечный отряд. А маятник проклятого хронометра будет неумолимо отсчитывать оставшиеся у них секунды.

Арлану стоило немалого труда пресекать любые попытки параллельно заняться исследованиями. Беатрис даже упрекнула его в бесчувственности и в том, что его не интересует причина гибели аниранской колонии лишь потому, что сам он не аниранец.

Он вытерпел и этот упрек. Время важнее всего — об этом он помнил постоянно и вел отряд вперед, только вперед, по светлой линии маршрута, проложенного в его памяти.

Наконец они оказались на городской площади. В центре ее, на белом постаменте, возвышалась статуя аниранского президента, восседавшего в глубоком кресле. Миновав статую, они оказались перед многоэтажным зданием городского управления и администрации бывшей колонии с широкой каменной лестницей.

Справа от здания управления, на углу площади, в точном соответствии с планом, Арлан сразу же заметил приземистое строение информатория — цель их сегодняшнего похода и первое помещение погибшей колонии, внутрь которого он разрешил войти.

Лифты, естественно, не работали. Света не было, а узкие окна, не приспособленные для освещения, оставляли большую часть здания в темноте. Им пришлось включить фонари и медленно продвигаться с этажа на этаж в поисках центрального хранилища информационных кристаллов.

Нижние этажи здания занимали просторные залы с терминалами и удобными рабочими столами.

Во всех аниранских городах были подобные общественные центры информации. Каждый житель мог бесплатно работать в таком зале, пользоваться книгами, инфоновостями и даже архивами, разумеется, в пределах материалов, разрешенных для свободного доступа.

Именно то, что здание это всегда было открыто для любого жителя рокандской колонии, и вызвало у Арлана повышенный интерес. Но и здесь они не нашли ничего, что дало хотя бы намек на судьбу посетителей этого некогда полного людей общественного дома.

Аппаратура, несмотря на то что прошло много лет с тех пор, как эти залы покинул последний пользователь, выглядела так, словно ее только что выключили.

Не было даже статической пыли, всегда покрывающей рабочие поверхности дисплеев. Их черные глаза смотрели на людей с немым укором, словно старались напомнить о трагедии, невольными свидетелями которой они стали.

Пытаясь сэкономить время на поисках, а может, отдавая дань необъяснимому чувству вины, не оставлявшему их с того самого момента, как они очутились в мертвом городе, Арлан попытался привести в рабочее состояние один из дисплеев.

С энергией особых проблем не возникло, поскольку все энергетические цепи в аниранских устройствах давно стандартизировали. Батарея от бластера годилась для того, чтобы насытить энергией целый дисплейный зал. Почти все устройства оказались работоспособны, но на экранах не появилось ничего, кроме снега.

Кто-то или что-то стерло все внутренние рабочие программы на этих машинах, и запустить их стало невозможно, хотя вся электроника работала исправно. Надежда Арлана с помощью устройств самого информатория узнать, где расположено центральное хранилище, не оправдалась.

Пришлось продолжать поиски вслепую. У них не было плана здания, и лишь часа через два в подвалах левого крыла удалось обнаружить на полках в беспорядке сваленные груды информационных кристаллов.

Впервые они столкнулись со следами какой-то разумной деятельности, свидетельствовавшей о том, что колонисты знали о надвигавшейся на них катастрофе.

Кто-то пытался упаковать и подготовить к эвакуации самое ценное — информацию. Но не слишком преуспел в этом.

Несколько разбитых пластиковых ящиков валялось у самого входа. Десятки уже упакованных и готовых к отправке стояли вдоль стены в неровном, наспех сложенном штабеле. Их так и не успели вывезти.

Минут через пятнадцать Ли Карт, специализировавшийся во время своего обучения в «Д-корпусе» на аниранской электронике, наладил переносной терминал. Теперь появилась возможность выяснить, что именно они нашли. После кропотливой многочасовой работы Арлану стало ясно — все их усилия оказались напрасны.

Самую важную часть записей куда-то эвакуировали или, что было вполне вероятным, уничтожили, чтобы не дать возможности получить доступ к Жизненно важной для аниранцев информации.

Однако Арлана интересовали на первый взгляд совершенно безобидные данные о рейсе исследовательского корабля в неизвестный район космоса. Обо всех подобных рейсах, произведенных накануне захвата.

Они-то как раз могли сохраниться, и теперь десантникам предстояли почти безнадежные поиски тайного хранилища информкристаллов в незнакомом городе.

Сразу же стало ясно, что без выяснения причин того, что здесь произошло, им не удастся продвинуться ни на шаг.

Задача казалась совершенно неразрешимой. Для того чтобы бегло исследовать территорию многомиллионного города силами отряда в семь человек, потребуется несколько лет.

Им оставалось надеяться на шальную удачу или на информаторий самого космодрома. Но Арлан знал, что по аниранским правилам отчеты о подобных исследовательских экспедициях всегда передавались в центральный информаторий, и потому не слишком рассчитывал на космодром.

После того как осмотр ближайших домов не принес ничего интересного, Арлан решил разделить свою поисковую группу на две части, чтобы осмотреть за оставшееся до темноты время возможно больший район.

К шести вечера по местному времени все должны были собраться в районе центральной площади. Город строили по единому плану, и заблудиться здесь было практически невозможно — все дороги вели к центральной площади. Кроме того, У каждого из них были компьютерные распечатки плана города.

Вместе с Арланом остались Рудин и Сандри Лан. При малейшей возможности Арлан старался объединить эту пару, словно в нем теплилась надежда склеить то, что разрушилосамо время и неподвластные ему обстоятельства чужих жизней.

Город молчал, они шагали по его пустынным улицам уже несколько часов, проходя дом за домом.

— Ты надеешься, кто-то остался в живых? Мы осмотрели уже десятки домов. Что мы, собственно, ищем?

Если бы он знал ответ на этот вопрос!

— Что-нибудь. Любой след. Любое указание. Нам надо понять, была ли начата эвакуация жителей перед захватом, и если да, то куда именно они эвакуировались.

— Но нет ничего, никаких подтверждений!

— Возможно, так. Но я видел мертвые города в Иране. Уже через пару лет их захватывала пустыня. Никакими фильтрами ее не остановишь. А здесь нет даже трещин на мостовых. В домах все выглядит так, словно жители оставили их неделю назад.

Слушая в своем шлемофоне переговоры Сандри и Степана, Арлан упорно хранил молчание. Несмотря на включенную рацию, шлем скафандра создавал иллюзию полной уединенности, отрезанности от окружающего. Его мозг лихорадочно перебирал гипотезы возникновения того невозможного мира, в котором они теперь оказались.

Ему не хотелось расставаться со своей внутренней сосредоточенностью, он знал, что она обычно предшествует догадке, которая потом, как правило, оказывается верной. Но неожиданно то, что он Услышал по рации, заставило его полностью переключить внимание на Степана:

— В одном доме пару часов назад, мне показалось, я видел нечто странное, нечто такое, что явно указывало на недавнее присутствие людей.

— Что именно? Ну, говори же! Сейчас может иметь значение любой пустяк!

— Меня поразил рисунок на стене. Синей краской были нарисованы волны, уходящие за горизонт. Это были скорее каракули, чертеж какого-то дебила, но тем не менее в линиях ощущалось движение. А там, где кончались волны, было нацарапано лицо… Нечеловеческое лицо…

— Что значит — нечеловеческое? Морда животного?

— Нет, это было все-таки лицо.

— Ты можешь говорить яснее?

— Возможно, это рисовал не человек, и именно поэтому мне показалось, что стену заляпал какой-то ненормальный. К тому же краска выглядела свежей, слишком свежей для двадцати лет.

До Арлана не сразу дошло значение сказанного Рудиным, и он переспросил:

— Что? Что ты сказал?

— Краска не успела высохнуть. Я провел по ней рукой, и она прилипла к пальцам.

Арлан остановился так резко, словно налетел на невидимое препятствие.

— Где этот дом?

— Я не помню… Все улицы похожи друг на друга, я не придал этому значения. А почему тебя это заинтересовало? Здесь достаточно сыро, краска могла раскиснуть от влаги.

— Покажи руки!

— Я вымыл перчатки.

— Дай я все-таки проверю, иногда остаются мельчайшие следы, которые можно обнаружить только с помощью приборов.

С минуту он изучал перчатки Рудина, затем тщательно протер их спиртом и вложил тампон в походный анализатор.

— Это не акварель. Это масляная краска, и она не могла раскиснуть от сырости. Тебе придется найти этот дом.

Поиски продолжались в течение всего оставшегося у них в резерве времени. Но солнце неумолимо приближалось к горизонту, и остальные члены группы давно ждали их в условленном месте.

Все оказалось бесполезным. Стандартные дома, одинаковые кварталы. Даже внутренняя обстановка квартир походила одна на другую как две капли воды.

— Пора идти к месту встречи. Впредь попрошу сразу же докладывать мне обо всем необычном, что вам удастся заметить. — Арлан не сумел сдержать разочарования в своем голосе, и Рудин ничего не ответил. Зато Сандри отреагировала сразу же:

— В таком случае вы должны определить, что именно следует считать необычным! Здесь все необычно! Сам этот город за двадцать лет должен был превратиться в развалины!

Не ответив, он повернулся и пошел к центральной городской площади. Груз, который он взвалил на себя, с каждым часом становился все тяжелее.

ГЛАВА 33

Наконец все снова собрались вместе. Люди устали. Арлан знал, что они к тому же голодны, и, прежде чем двинуться в обратный путь к кораблю, он объявил небольшой привал. Настало время подвести итоги этого длинного бестолкового дня. Шестеро десантников сидели за длинным столом в здании городского управления. Все это время автоматические анализаторы продолжали свою работу, неизменно подтверждая отсутствие в воздухе каких бы то ни было опасных бактерий или ядовитых газов, и теперь Арлан разрешил наконец снять шлемы.

Сандри быстро справилась со своими несложными обязанностями дежурного, раздав всем саморазогревающиеся брикеты с ужином. Подождав, пока люди утолят голод довольно безвкусной синтетической пищей, содержащей тем не менее все необходимые вещества и достаточное число калорий, Арлан спросил:

— Кто хочет высказаться? Прежде всего мне нужны результаты ваших наблюдений. Детали, поразившие вас. Гипотезы о причинах гибели колонии на Роканде мы будем делать позже, когда соберем достаточно фактов. Я попрошу всех быть предельно объективными и говорить по возможности кратко. До заката остается не больше часа, пора возвращаться на корабль.

Первым заговорил Ли Карт. Арлан ценил этого невысокого человека, отличавшегося завидной выносливостью и особой, скрупулезной наблюдательностью. На Земле он был крупным ученым-физиком и теперь выполнял роль научного консультанта по всем сложным вопросам.

— Я не уверен в гибели здешней колонии. Мы не обнаружили ни одного факта, подтверждающего эту гипотезу. Прежде всего нет трупов. Ни одного. Даже через двадцать лет кости должны были сохраниться.

— Живых рокандцев, однако, мы тоже не встретили, — возразил Рудин.

— И это самое странное. Потому что мы осмотрели значительную часть города. Здесь нет больших помещений, где могли бы укрываться сразу несколько миллионов человек, составлявших население колонии. К тому же их дома, комнаты, в которых они жили, вещи, которыми они пользовались, — все это выглядит так, словно хозяева ненадолго отлучились и сделали это совсем недавно.

— Но в городе нет энергии! — вновь возразил рудин. — Я осмотрел несколько энерговодов, все они обесточены. Нам не удалось найти энергостанцию. Она скорее всего была вынесена за пределы города. Общественный транспорт не работает, вода не подается, отопление не функционирует. Даже воздух внутри домов не очищается. Современный город не может жить без энергии. Я не верю в то, что его жители до сих пор живы и скрываются лишь потому, что мы здесь появились!

— Этого никто и не утверждает, но то, что здесь произошло, не обязательно должно означать поголовное истребление всех жителей колонии.

— Отсутствие трупов можно объяснить различными причинами…

— Например, какими? — хмуро спросил Арлан.

— Ну, я не знаю… Какие-то неизвестные животные, способные проглотить человека целиком, болезнь, при которой разрушаются костные ткани, наконец, по неизвестной нам причине они могли покинуть город.

— Болезнь — это вряд ли… — возразил Рудин. — Какие-то части трупов все равно останутся. Пластиковые протезы костей, к примеру… Что касается массового ухода жителей, то я в него не верю, потому что человек не покидает своего жилища, не захватив с собой каких-то вещей, хотя бы самых необходимых. Даже в случае внезапного бедствия, пожара или наводнения люди стремятся взять с собой предметы первой необходимости. Здесь все нетронуто, все выглядит так, словно хозяева вышли на несколько минут и вот-вот должны вернуться.

— А как насчет гипотезы массового насильственного переселения? Планета была захвачена неизвестной нам космической силой, после этого жителей могли репатриировать или использовать в качестве рабочей силы в местах, расположенных далеко от города.

— В это тоже трудно поверить, — упрямо тряхнул головой Рудин, словно отмахиваясь от гипотезы, предложенной Сельмой. — В этом случае здесь были бы следы борьбы. Вряд ли жители согласятся на такое переселение добровольно, как ягнята. Значит, должны остаться следы схватки и опять же трупы…

К тому же, если захватчики собирались использовать местных жителей для каких-то своих целей, они должны были позаботиться о поддержании их жизни. Трудно поверить, что они прибыли на Роканду с запасом необходимых вещей, медикаментов и продуктов, годных для проживавших здесь аниранцев. Значит, они должны были позволить пленникам взять все это с собой. Но городские запасы продовольствия не тронуты даже в домах, в холодильниках полно продуктов. Самое странное, что, несмотря на закончившиеся сроки хранения, все они абсолютно свежие. За двадцать лет продукты в холодильниках без энергии остались свежими! Может мне кто-нибудь разумно объяснить этот факт?!

— Тише! — неожиданно попросила Беатрис. — Там, снаружи, кто-то ходит…

Арлан знал, каким феноменальным слухом обладают аниранцы, и потому немедленно дал знак Степану и Ли подойти к двери.

Сказались долгие тренировки, предшествовавшие отлету, и ему не пришлось разъяснять приказ. Оба встали как нужно, по обеим сторонам от входа, не высовываясь наружу, лишь тихо щелкнули в их руках снятые с предохранителя бластеры.

Арлан бесшумной кошачьей походкой подошел к двери, одним толчком распахнул ее и сразу же отпрыгнул в сторону. Но эта предосторожность оказалась излишней — снаружи никого не было.

Они осмотрели весь двор вокруг дома и всю прилегающую улицу, но так и не нашли ничего подозрительного.

Между тем короткие рокандские сумерки уже полностью вступили в свои права, холодное зеленоватое солнце скрылось за линией горизонта, и сразу же ледяной ветер напомнил о том, что они находятся в высокогорье.

Пора было возвращаться. Несмотря на приборы ночного видения, двигаться в темноте по городским закоулкам было слишком рискованно.

Арлан ни на минуту не сомневался, что Беатрис не ошиблась. Далеко, на самом краешке своего внутреннего ментального слуха, он различил нечто постороннее, темный пульсирующий комок чужого сознания…

Они шли осторожно, проверяя каждый поворот, каждый закоулок. Опасность была совсем рядом. Она пряталась в черных тенях домов, в мертвых подъездах с распахнутыми настежь дверями.

Арлан, выслав вперед наиболее опытных бойцов, сам замыкал это крадущееся в потемках и слишком малочисленное воинство.

Они продвигались слишком медленно, а сумерки все сгущались. Казалось, город не желал выпускать их из своих мертвых лап.

Защитные планетарные костюмы делали людей похожими друг на друга, а шлемы скрывали лица. Едва они покинули помещение, Арлан заставил их вновь загерметизировать костюмы — это позволяло держать между членами группы постоянную радиосвязь. К тому же шлем, сделанный из прозрачной силиконовой брони, способен был защитить голову человека даже от прямого Попадания пули. Хотя более современное оружие — энергетический заряд бластера, к примеру, пробивал ее навылет. Тем не менее шлем создавал некую иллюзию защиты и позволял людям чувствовать себя увереннее.

У самых ворот, перед тем как покинуть город, Арлан вновь, в который раз за этот бесконечный вечер, пересчитал своих людей.

Одного не хватало. Пять минут назад все были на месте, сейчас же, у ворот, их было лишь пятеро… От недоброго предчувствия у Арлана перехватило дыхание.

— Всем снять шлемы!

Секунду они разглядывали друг друга, словно увидели впервые. Беатрис среди десантников не было.

— Ли Карт и Сельма идут на корабль. Ваша задача — как можно быстрее подготовить планолет к вылету. Если мы не вернемся до утра, с рассветом перегоните планолет на центральную площадь. Мы оставим там радиомаяк, чтобы вы могли легко найти место посадки.

— Командир, это безумие… Вас останется всего трое… Беатрис не могла случайно отстать или потеряться, мы бы услышали ее рацию. В городе кто-то есть… И этот «кто-то» может повторить нападение. Что нам делать, если вас не будет на площади?

— Возвращайтесь на корабль. Постарайтесь хотя бы выяснить, что собой представляют наши противники. Через трое суток, если мы не вернемся, можете стартовать. На орбите вас встретят. Флот с нетерпением ждет информации.

Не слушая возражений, он повторил приказ. Когда трое оставшихся космонавтов повернули обратно, к центру города, стало совсем темно.

— Как это могло произойти? — спросил Арлан, ни к кому персонально не обращаясь. — Как могло случиться, что она даже не вскрикнула, ведь рации были все время включены!

— Они работали с перебоями, командир. Они и сейчас работают с перебоями. Вот, пожалуйста, можете убедиться. Связи с кораблем нет.

В наушниках стояла густая, плотная тишина, такая же густая, как мрак, обрушившийся на город, сквозь который не пробивалось ни единого лучика света.

Они прикрепили шлемы к поясам и, обеими руками сжимая оружие, шли тесной группкой, чувствуя локти друг друга.

Арлан думал о том, что, несмотря на страх, который испытывал каждый из них, никто не возразил против возвращения в полный опасностей ночной город. Никто из тех, кого он выбрал для поиска Беатрис, не предложил подождать до утра…

«Со временем из них могли бы получиться неплохие солдаты, — печально подумал Арлан. — Вот только этого времени у них скорее всего не будет».

Он хорошо помнил то место, в двух кварталах от ворот, где он в последний раз пересчитал группу и убедился, что все участники похода на месте.

Беатрис исчезла за время короткого перехода между перекрестком, на котором они теперь стояли, и воротами. Он хорошо понимал, что это ровным счетом ничего не значит. Он шел последним, и вся группа на протяжении этих двухсот метров была у него перед глазами. Тем не менее Беатрис, не издав ни единого звука, исчезла, бесследно растворилась в этом проклятом городе!

Он приказал себе успокоиться и вновь проанализировал имевшиеся в его распоряжении факты.

Уйти из группы, никого не предупредив, мог только самоубийца. Значит, этот вариант отпадает. Каким-то образом Беатрис должны были силой увести в сторону от маршрута, по которому они шли к воротам. Во время движения всего несколько метров отделяло одного участника похода от другого. Даже в условиях плохой видимости, чтобы незаметно похитить человека при таких обстоятельствах, требовалось сделать его совсем невидимым, да и самих нападавших должно быть видно.

Возможно, так и произошло… Ведь Беатрис услышала чьи-то шаги еще в зале, когда они ужинали, а позже он сам почувствовал присутствие чужого разума — почувствовал, несмотря на давление внешнего ментального поля.

Он никак не мог избавиться от второстепенных деталей, заслонявших в его памяти какое-то важное обстоятельство…

Наверно, он надеялся на чудо, возвратившись на этот перекресток. Но чуда не произошло. И если Беатрис похитили, то, что бы собой ни представляли напавшие на нее существа, они не остались на месте. А раз они движутся, с каждой потерянной минутой зону поисков придется расширять все дальше.

Он взглянул на часы. С исчезновения Беатрис прошло уже около часа. Отряд дошел до здания городского управления и остановился у огромного, неестественно нависавшего над ними козырька второго этажа.

Уже ни на что не надеясь, они вновь осмотрели зал, который покинули час назад.

Аниранские очки ночного видения хоть и работали лучше аналогичных земных приборов, все же сужали сектора осмотра и искажали цветопередачу.

До сих пор, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, они обходились без фонарей, но теперь, в этой конечной точке маршрута терять уже было нечего, и Арлан включил ручной прожектор, осветив им зал и знакомый стол с пластиковым пакетом, в который Сандри аккуратно сложила остатки ужина и коробки из-под использованных концентратов.

Неожиданно лоскут на полу привлек их внимание. Это был обрывок серебристой ткани защитного костюма…

Чтобы вырвать из силиконового костюма подобный бесформенный кусок, требовалось усилие тонн в сорок.

Ни челюсти животного, ни один из известных им механизмов не мог произвести подобного действия, не задев человеческого тела. Но на полу не было следов крови.

Ни в этом, ни в двух соседних помещениях они не обнаружили больше ничего, никаких следов, никаких посторонних вещей. Время между тем неумолимо мчалось вперед, все дальше, отдаляя их от похитителей. Из этого зала они с равными шансами на успех могли продолжать поиски в любом направлении.

— Пора возвращаться, — Арлан наконец принял это неизбежное решение, словно поставил последнюю точку, забил последний гвоздь в крышку гроба Беатрис. — Без нашей помощи им вряд ли удастся собрать планолет до утра. С рассветом мы прочешем город и прилегающие окрестности.

— Как ты думаешь, — спросил Рудин, — зачем они вернулись в этот зал?

— Откуда мне знать? Я не специалист по негуманоидной логике.

— Ты уверен, что они не гуманоиды?

— Они не гуманоиды. И не аниранцы. Это что-то другое. И, мне кажется, мы скоро узнаем, что они собой представляют.

Он опять почувствовал на дне своего сознания присутствие той темной шевелящейся силы, что предшествовала исчезновению Беатрис.

ГЛАВА 34

На них напали перед самыми воротами. Что, собственно, произошло, навсегда осталось для Арлана загадкой. На мгновение он почувствовал, как чьи-то руки, похожие на стальные тиски, сдавили ему горло с такой силой, что он не мог произнести ни звука, а через секунду удар по голове лишил его сознания.

Когда он вновь пришел в себя, над Рокандой занимался серый рассвет. Солнце еще не взошло, но вокруг было уже достаточно светло. Внизу, в полуметре от его лица, равномерно и ритмично раскачивалась земля. Через какое-то достаточно долгое время он понял, что раскачивается не земля, а он сам.

Он лежал в сетке, сплетенной из сыромятных отвратительно пахнувших ремней. Эту сетку, надетую на длинную прочную жердь, несла пара неизвестных ему вьючных животных, похожих на помесь ящерицы с ослом.

Острая боль в предплечьях заставила его застонать. Руки, для пущей безопасности, оказались стянутыми у него за спиной. Лежа в сетке лицом вниз, он был совершенно беспомощным.

Он не мог даже повернуться, чтобы рассмотреть своих похитителей. Но они были совсем недалеко, потому что сзади доносилась негромкая речь, и, прислушавшись, он узнал несколько слов. Язык походил на сильно искаженный аниранский.

Колонисты? Значит, часть их все-таки уцелела? Но почему они напали на него? Ведь ни их корабль, ни одежда не отличались от аниранских. Стиснув зубы и не произнося ни слова, он рванулся, стараясь ослабить путы, но веревки только глубже врезались в тело.

— Смотри-ка, зашевелился, — сказал за его спиной хриплый каркающий голос.

— Может, он из грансов? Волосы больно светлые.

— Грансы в город не заходят. Грансы свое место берегут и с пурлами не связываются.

— Откуда же он тогда взялся, с неба, что ли, свалился?

— Может, и с неба. Раньше, до сотворения, они оттуда часто наведывались, да только теперь та дорожка закрыта.

— Ничего. Председатель быстро выяснит, кто он такой.

Голоса стихли. То ли тема была уже полностью исчерпана, то ли им надоело разговаривать. Изворачиваясь, как червяк в коконе, Арлан в конце концов сумел повернуться в своей сетке на бок. Теперь, по крайней мере, его взору открылась часть тропы. Она шла по самому краю горного уступа, все время снижаясь. Тут и там росли пока еще редкие кусты с закрученными спиралевидными листьями. Арлан вскоре понял, что караван спустился с плато и теперь растительность будет становиться все гуще, пока не превратится во влажный тропический лес.

Дорогу при таком суженном обзоре запоминать бесполезно. Разве что отдельные характерные детали, такие, как это сломанное дерево или камень в форме львиной головы…

Чтобы ослабить боль в стянутых веревкой кистях рук, Арлан постарался расслабиться. Постоянно давивший на него ментальный фон планеты теперь стал значительно слабее. Возможно, свою роль сыграли экранировавшие тропу стены ущелья, но скорее всего уровень «Д-поля» каким-то образом зависел от высоты. Чем ниже они спускались, тем слабее становилось излучение. Это было ценное наблюдение, поскольку оно подтверждало, что излучение шло сверху, из космоса, где на спутниках могли находиться ретрансляционные антенны.

Защитный комбинезон по-прежнему был на нем Возможно, похитители не сумели разобраться с застежками, а возможно, не захотели терять время на его одежду. Он почувствовал на груди прохладный камень Талисмана и подумал, что, как только ему развяжут руки на первом же привале, они поймут, как сильно ошиблись в выборе пленника. Если бы еще шлем с рацией остался…

Но нельзя желать слишком многого. Он и так был благодарен судьбе за то, что сохранил ясное сознание и всю свою силу. Могло быть гораздо хуже… А самое главное, теперь он знает, что случилось с Беатрис и где нужно ее искать.

Понять бы еще, для чего им понадобилось похищать людей, что они собираются делать с пленниками и что собой представляют сами похитители? Вскоре он должен получить ответы на эти вопросы.

Караван спускался все ниже, постепенно погружаясь в синий сумрак влажного тропического леса. Даже солнце, высоко взошедшее над горизонтом, не могло пробиться сквозь многоярусную завесу синеватой плотной листвы.

Формы стволов выглядели уродливо. Возможно, из-за своей непропорциональности. Стволы, как и ветви, состояли из двух частей разной толщины, завитых в тугую спираль.

На такой ствол легко будет взбираться, а деревья росли так плотно, что не составит особого труда передвигаться по верхним ярусам леса…

Он все время механически отмечал для себя все, что могло пригодиться в дальнейшем, после того как удастся совершить побег. Арлан ни на секунду не сомневался, что сумеет бежать при первом удобном случае.

Животные, несущие его сетку, время от времени кивали своими чешуйчатыми головами в такт ходьбы и косили в его сторону желтыми глазами. Иногда Арлану даже казалось, что на их мордах появлялись ехидные усмешки. Чего не привидится после четырех часов мучительного спуска! Каждое движение отдавалось в его перекрученных руках волнами боли.

Вьючных животных, как он понял из разговоров похитителей, звали лаламами, и они, по мнению своих хозяев, были хитры и коварны.

Несмотря на боль, Арлан ни на минуту не прекращал попыток ослабить ремни. Однако успехами похвастаться не мог. Сыромятные ремни упруги, как резина. Порой казалось, что ему удалось ослабить путы, но как только он позволял себе короткий отдых, веревка возвращалась в прежнее положение.

Во время очередного мучительного поединка с ремнями идущая слева от Арлана лалама неожиданно просунула свою узкую голову в ячейку сетки, и ее острые, обнаженные в знакомой усмешке зубы оказались в нескольких сантиметрах от его руки. Арлан весь сжался, ожидая укуса, и едва не закричал, чтобы привлечь внимание погонщика, но вовремя удержался, почувствовав отсутствие каких бы то ни было враждебных намерений в ментальном поле лаламы.

В момент опасности мгновенный ментальный контакт устанавливался самопроизвольно, независимо от его желания. И сохранялся, несмотря на давление внешнего поля. От его воздействия ментальные ощущения значительно ослабли, но не исчезли совсем, а по мере спуска давление поля все больше ослабевало.

Арлан понял, что у этого животного не было враждебных намерений, и не ошибся. Словно пожалев его, лалама неторопливо принялась жевать веревку на его руках.

Пораженный, Арлан старался понять, так ли уж инстинктивны и неосмысленны действия животного или оно действительно пытается помочь ему?

Казалось, это было совершенно нелепое предположение, но он сейчас отчаянно нуждался в помощи, а надежда, как известно, умирает последней.

Конечно, ничего, кроме общего лениво-дружелюбного фона, ему не удалось уловить в мозгу лаламы. Однако это не имело особого значения. Поскольку совместными усилиями им удалось настолько ослабить путы, что сбросить их уже не составляло никакого труда. Арлан не стал с этим торопиться, решив подождать более подходящего момента. Выбраться незаметно из сетки все равно было сейчас невозможно.

Вскоре объявили привал, и Арлан смог рассмотреть своих похитителей.

Их оказалось восемь человек. Одетые в грубую домотканую одежду, с куртками из сыромятной кожи, с допотопным оружием, состоявшим из стрел, копий и мечей, они выглядели настоящими дикарями.

Двадцать лет с момента захвата колонии казались слишком маленьким сроком для такого одичания. Но они, несомненно, принадлежали к аниранской расе. Причину столь быстрого одичания нужно было, видимо, искать в самом захвате, в том, что произошло на планете много лет назад.

Это открытие давало ему надежду установить с ними какой-то контакт, тем более что их язык был для него понятен. Он решил не торопиться сообщать им эту новость и сначала постараться узнать из их разговоров как можно больше.

Самой большой загадкой являлось для него то, каким образом им удалось выжить под постоянным гнетом «Д-поля», смертельного для любого аниранца

По приказанию старшего двое аборигенов стали развязывать веревки, скреплявшие по краям походную тюрьму Арлана.

Затем его усадили, прислонив спиной к дереву и даже не удосужившись проверить путы на руках. Сейчас он мог бы воспользоваться моментом и уйти. Он знал, что этим людям его не удержать. Их примитивное оружие не способно было пробить ткань защитного костюма. Но если он это сделает, то скорее всего потеряет единственную возможность узнать хоть что-нибудь о судьбе Беатрис.

А высоко над планетой Роканда, в миллионах километров от ее поверхности, новый командующий вторым аниранским флотом, бывший полковник, а ныне генерал Рикарский собрал экстренное совещание своего штаба.

— Мы не получили сообщения от своего агента, отправленного на Роканду. Возможно, он погиб. Возможно, условия прохождения для сигналов его передатчика оказались хуже, чем мы предполагали. В любом случае мы не можем уйти отсюда, не нанеся сокрушительного удара по врагу. Наш уход будет слишком похож на бегство, этим мы признаем свою полную беспомощность и спровоцируем наших противников на немедленный захват Анирана. Я принял решение начать бомбардировку Роканды.

Рикарский сидел во главе большого стола, спиной к иллюминатору флагманского корабля. Прямо перед ним, по обеим сторонам в довольно непринужденных позах расположились капитаны подчиненных ему крейсеров, однако последние слова Рикарского пронеслись над столом словно ледяной ветер.

Лица капитанов вытянулись, на них читалась растерянность, и лишь капитан флагмана, старейший из присутствовавших в кают-компании офицеров, нашел в себе мужество возразить Рикарскому. Слишком велик был страх остальных перед этим выскочкой, пользовавшимся фактически неограниченной властью и поддержкой самого президента.

— Но, сэр, отсутствие сигналов может означать гибель вашего агента от излучений «Д-поля». Нам придется послать к самой планете рейдеры, управляемые людьми. Автоматы там не выдерживают и двух минут. Людям тоже не удастся подвести корабли к планете на дистанцию, необходимую для бомбардировки. Они неизбежно погибнут по дороге.

— Конечно, гарантии сохранности их драгоценных жизней я дать не могу, — согласился Рикарский, выдавив из себя холодную улыбку. — Подобной гарантии и не может быть. Мы выполняем военную операцию, господин капитан первого ранга, прошу вас об этом не забывать! Риск во время таких операций неизбежен. Все пилоты рейдеров получат новое химическое средство защиты от «Д-излучений». Оно поможет им продержаться необходимое время.

Но седой низкорослый человек в потертом кителе, с тусклыми нашивками капитана первого ранга все еще не сдавался.

— Это средство не было испытано в полевых условиях. Вернее, было, если принять во внимание молчание вашего агента, но результат этих испытаний отрицательный. Еще ни один пилот не вернулся из зоны действия рокандского «Д-поля» живым. Мы не просто рискуем жизнью этих пилотов, мы посылаем их на верную гибель!

Не ожидавший такого противодействия, Рикарский чуть было не сорвался. Его голос буквально звенел от ярости, когда он, вскочив со своего места, заявил:

— Вот мы и проведем испытания, используя для этого ваших людей! Готовьте рейдеры! Это приказ!

Возмущенный ропот умудренных опытом капитанов уже не мог его остановить. Слишком хорошо Рикарский понимал, что от результатов похода на Роканду зависит вся его дальнейшая карьера, а возможно, и сама жизнь.

Спустя час сорок одноместных ракетных рейдеров, оснащенных ручным управлением и до отказа набитых нейтронными бомбами, покинули стартовые шлюзы своих кораблей-маток и двинулись к Роканде. Операция по уничтожению планеты началась.

ГЛАВА 35

Костер, сложенный из листьев местных растений, горел неестественно ярким, коптящим пламенем, ослепительным даже при дневном свете. Видимо, эти листья были обильно пропитаны эфирными маслами и почти не содержали воды.

Приятный аромат, напомнивший Арлану земную парфюмерную лавку, доносился до него от костра. Кроме того, аппетитно пахло хорошо прожаренное мясо, которое местный повар начал раздавать всем аборигенам. Арлану оставалось лишь надеяться, что про него не забудут.

Он все еще сидел молча и неподвижно, прислонившись к стволу дерева, стараясь не показать, что его руки больше не стягивала веревка.

Но вот наконец абориген, выполнявший обязанности повара, подошел к Арлану. Видимо, он собирался развязать или ослабить путы, чтобы дать пленнику возможность поесть.

На вертелах, которые повар держал в руках, еще оставалось несколько хороших кусков мяса.

Но этот человек был не только поваром. Одного взгляда оказалось ему достаточно, чтобы понять, что веревка больше не стягивает руки пленного.

На его крик подбежали еще двое воинов.

Один из них, в меховой шапке, с обветренным и словно выдубленным солнцем лицом, расстроился больше всех.

— Я вязал его веревку! Он не мог ее развязать! Никто не может развязать моих узлов!

— Успокойся, Лык, он ее не развязывал. На веревке следы зубов.

Это известие почему-то произвело большое впечатление на его стражей. Все трое сразу же попятились от Арлана, и никто из них не попытался вновь затянуть путы. Привлеченные криками, к ним подошли остальные члены отряда. Они стояли неподалеку, не приближаясь к Арлану, и разглядывали его так, словно он вдруг стал для них какой-то невиданной диковинкой.

Арлану удавалось улавливать лишь обрывки разговоров, хотя он и прислушивался изо всех сил, понимая, что речь идет о его дальнейшей судьбе.

— Что нам с ним теперь делать?

— Это будет решать председатель. Мы должны Доставить его в деревню. Председатель во всем разберется.

— Ты думаешь, ему помогли лаламы? — почему-то шепотом спросил Лык.

— Других зверей здесь нет.

— Но если ему помогли лаламы, это же… Это же значит…

— Замолчи, Лык! Он не должен этого слышать.

— Но трансы не понимают нашего языка.

— Лаламы не помогают грансам, мы не знаем, кто этот человек.

Они отошли. Арлан не двигался, ожидая продолжения событий. Минут через пять к нему вновь приблизился повар.

На почтительном расстоянии от Арлана он положил на большой кожистый лист несколько кусков мяса и поставил кружку с каким-то напитком. Потом, пользуясь длинной жердью, очень осторожно пододвинул пленнику свой импровизированный поднос.

Арлан, решив, что скрывать развязанные путы больше незачем, с жадностью принялся за еду. Он знал, что пища, пригодная для аниранцев, подойдет и ему.

Некоторое сомнение вызвал у него лишь напиток густого зеленоватого цвета. От него шел пряный аромат. Скорее всего это был сок местного растения. После некоторого колебания Арлан решил, что скрывать свое знание местного языка дальше нецелесообразно — это могло ему слишком дорого обойтись.

Общаясь со своими стражами, он получит гораздо больше столь необходимой ему сейчас информации. Избежать отравления соком неизвестного растения показалось ему гораздо более важным, чем продолжать игру в молчанку. Демонстративно понюхав кружку и всем своим видом выражая покорность судьбе, он спросил:

— Не могли бы вы дать мне обыкновенной воды?

— Нет, ладжей. Ты должен выпить священный сок Кафы.

— Почему ты называешь меня ладжеем?

— Потому, что лаламы помогают только ладжеям.

— Что это за напиток? Что бывает с теми, кто его выпьет?

— Он становится нашим, его принимают в общину.

— Вашим? А вы кто?

— Ладжей. Так нас называют.

— Тогда объясни мне сначала, кто такие ладжей?

— Ты в самом деле свалился с неба? Ты ничего не знаешь о ладжеях?

Услышав их разговор, к ним постепенно подошли остальные.

Теперь все они стояли рядом с Арланом тесным полукругом. Он понял, что от его ответа зависит очень многое. И еще одно он понял, совершенно неожиданно для себя. Несмотря на всю его сноровку и силу, несмотря на защитный костюм и спрятанный под ним Талисман света, несмотря на все это, ему не уйти от этих людей, если они сами не захотят его отпустить.

— Так ответь мне наконец, кто такие ладжей?

Ему надоело притворяться. Ему чертовски надоела вся тягостная неопределенность сегодняшнего дня, и он любой ценой решил добиться ясности хотя бы в одном вопросе. Чего бы это ни стоило, чем бы это ни обернулось для него.

— Я же тебе сказал, ладжей — это те, кому помогают лаламы.

— Очень понятно. Вам они помогают?

— Ты думаешь, на лаламах можно возить поклажу, если они этого не захотят?

Этого он не знал и, словно проверяя только что полученную информацию, внимательно посмотрел на животное, которое совсем недавно перегрызло его путы.

Оно стояло в стороне и равнодушно перемалывало на своих зубах пучок травы. Однако Арлан готов был поклясться, что глаз, обращенный в его сторону, в этот самый напряженный момент хитро подмигнул ему. И тут же, с невинным видом, лалама отвела свой взгляд.

Рейдеры не вернулись. Рикарский понял, что они не вернутся никогда, лишь через минуту после того, как погас последний экран связи.

Он чувствовал, как влажные липкие пальцы страха сдавливают его голову и ползут все ниже, к сердцу… Слишком хорошо он знал, что бывает с теми, кто не выполнил приказа президента.

«Генерал Рикарский… — с горечью подумал он, — командующий объединенным флотом федерации. Недолго мне пришлось пробыть в этой должности…» Но он еще не испил до конца чашу своего унижения.

Неожиданный сигнал боевой тревоги пронесся по всем отсекам флагманского корабля.

От Роканды к развернутой фаланге аниранского флота, находившегося за пределами зоны воздействия «Д-поля», стремительно приближалась длинная шеренга небольших кораблей.

— Они возвращаются! Возвращаются наши рейдеры! — Однако радость дежурного офицера, следившего за экранами носовых локаторов, оказалась преждевременной.

— Какова их скорость? — хрипло спросил Рикарский, первым заподозрив неладное.

— Сейчас, подождите… Этого не может быть!

— Ну так какая же?! — рявкнул Рикарский, теряя терпение.

— Полпарсека в секунду… Такой скорости не может быть у наших кораблей…

— Такой скорости не может быть ни у каких кораблей! Это рокандцы! Открыть заградительный огонь. Все батареи к бою!

Но было уже поздно. Крохотные кораблики, летящие с огромной скоростью, врезались в стройную шеренгу аниранского флота, мгновенно затормозились и смешались с аниранскими крейсерами.

После этого начался настоящий ад. Корабли, защищаясь от наседавших на них со всех сторон ос, открыли беспорядочный огонь из своих орудий сразу во все стороны. Лазерные батареи прошивали пространство синими спицами на многие километры вокруг. Ослепительные облака разрывов нейтронных снарядов заволокли весь строй аниранских кораблей.

Они стояли слишком близко друг к другу, и никто уже не слышал приказов.

Связь неожиданно прервалась. Наступила полная тишина в эфире, и в этой тишине бесшумные в космосе разрывы атомных снарядов казались еще ужаснее.

На четвертой минуте боя один из рокандских кораблей, идущий в лобовую атаку на флагманский крейсер Рикарского, не успел уклониться от столкновения и на всей своей огромной скорости врезался в носовую рубку крейсера.

В результате этого удара от стальной громадины крейсера должно было остаться лишь облако раскаленных газов.

Однако ничего не случилось. Не было даже вспышки. Даже толчка. Онемевшие от ужаса офицеры, секунду назад ожидавшие неминуемой смерти, теперь смотрели на Рикарского ничего не понимающими глазами.

— Прекратить огонь! Максимальная скорость на тяге! Курс двенадцать радиант сорок!

Рикарский отдал свой запоздавший приказ, пытаясь вывести флагман из-под беспорядочного обстрела своих собственных кораблей, но опоздал…

Два попадания в кормовой отсек лишили звездолет основной тяги. Потеряв возможность разогнаться до переходной скорости, они оказались отрезанными от дома.

Разобравшись наконец в происходившем, капитаны аниранских кораблей, не получившие никаких приказов, на свой страх и риск один за другим отдавали команды о прекращении огня.

Огненный ад кончился. Космос вокруг них был девственно чист, если не считать обгоревших обломков их собственных кораблей.

— Мы сражались с призраками, с фантомами, с зеркальным изображением наших собственных рейдеров! — В голосе Рикарского слышались почти рыдания. Но он жалел не тысячи погибших ни в чем не повинных людей, он оплакивал и проклинал только собственную судьбу.

— Но как же радары, сэр! Их экраны зафиксировали десятки вражеских кораблей.

— Они ничего не фиксировали. Экраны радаров видели люди. Это фантомы. Они были только в наших мозгах. Уходим отсюда. Эта проклятая планета убивает всех, кто к ней приближается, даже на расстоянии…

— Но наши рейдеры…

— Они наверняка давно погибли. И в любом случае это теперь неважно! Выполняйте приказ!

ГЛАВА 36

Лагур проснулся слишком рано. Солнце еще не взошло, хотя неестественный синеватый свет рассвета уже пробивался сквозь листья гролы, покрывавшие крышу его хижины.

Он лежал на неудобном жестком ложе. Все его тело затекло от холода, впрочем, не только тело… Мысли тоже вращались в непривычном замедленном темпе. Они были отрывочны, эпизодичны и почти не связаны друг с другом.

Ко всему прочему его все время подводила память. Он помнил, что сегодня двадцать третье апреля и что вчера тоже было двадцать третье апреля. Еще он помнил собственное имя: Л агур. Впрочем, в том, что это имя принадлежит именно ему, он почему-то сомневался.

Он знал, что должен встать и, несмотря на царящий в хижине утренний холод, собраться на охоту.

Голод уже безжалостно терзал его внутренности. Но он начисто забыл, как здесь охотятся, какое нужно для этого оружие, как выглядят животные, которых он должен использовать в качестве своей добычи. Он не знал даже, куда именно следует идти на охоту.

Голова болела так, словно ее зажали в гигантские тиски, и чем больше он пытался разобраться в своем положении, тем сильнее становилась боль.

Тогда он уцепился за самую простенькую мысль, только что мелькнувшую в его сознании.

Он подумал, как здесь охотятся, и это словечко «здесь» словно провело невидимую черту, отделившую его от наружного мира.

Возможно, он ему не принадлежит. Или принадлежит, но не полностью. Вставать все-таки придется… Лагур медленно приподнялся, затем сел и осмотрел свою хижину так, словно видел ее впервые. Ему подумалось, что это может соответствовать истине. Он не помнил ни этой циновки у двери, ни убогих непрочных стен, сплетенных из побегов незнакомых ему лиан.

В углу, над дверью, занавешенной еще одной циновкой, он заметил странное приспособление в виде согнутой в дугу палки, концы которой были связаны между собой длинной прочной жилой. Он понятия не имел, для чего может служить подобная штука. Возможно, это какой-то инструмент или оружие… Рядом из длинной узкой коробки торчали тонкие палочки с острыми наконечниками. Уж они-то наверняка могли служить оружием. Непонятно только, почему их так много.

Прежде чем окончательно расстаться с постелью, Лагур успел дважды пересчитать эти палочки, и ни разу в его памяти не мелькнуло ни одного знакомого слова. Он не знал, как называются эти штуки, и не помнил, для чего они служат.

Поднявшись наконец с койки, он стал натягивать меховую куртку и вдруг обнаружил под своей рубашкой непонятный плоский предмет. Он висел у него на шее на тонкой, но прочной цепочке. Лагур достал серебристый овал и зачарованно уставился на него. Он никогда не видел ничего подобного. Крупные прозрачные камни, отшлифованные заподлицо с поверхностью овала, казались окнами в неведомый сверкающий мир огня. Красные, голубые, зеленые… Каждый камень имел свой собственный цвет и свой собственный внутренний огонь. Чем дольше всматривался Лагур в переливы этих цветных огней, тем нереальней казался ему окружавший его внешний мир, а в памяти постепенно вставала туманная картина совершенно иного мира.

В том мире с ним происходили какие-то очень важные события, и в том мире время имело совершенно особую цену… Память возвращалась к нему отрывочными неясными эпизодами. Но теперь, по крайней мере, он понял причину, по которой память сыграла с ним такую подлую шутку.

Напротив своей койки, на деревянной грубо вытесанной скамейке, он обнаружил кувшин с растительным соком. Лагур с подозрением понюхал его и осторожно слизнул с ладони каплю.

Вкус жидкости показался ему знакомым, а этот запах… Он уже ощущал его однажды, и это было… Да, это было именно двадцать третьего апреля. Похоже, с той минуты, как он попробовал сок Кафы, время остановилось…

Странные мысли приходят к нему в голову только по утрам, на голодный желудок, и всегда сопровождаются сильными приступами боли. Он не знал, как от них избавиться. Наверно, самым простым способом было бы прекратить вспоминать и Думать вообще, но этого он не мог себе позволить. Краешком сознания, очищенного огнем Талисмана, Лагур понимал, что с ним произошло нечто Необычное и что, если он хочет выбраться из трясины полного отупения, он должен продолжать сопротивляться.

Для начала необходимо побороть неожиданный приступ жажды и неудержимое желание осушить кувшин до самого дна.

Выкопав в земляном полу хижины небольшую ямку, он вылил в нее содержимое кувшина и аккуратно заровнял поверхность. Сейчас, когда кувшин был пуст, жажда усилиласьеще больше. Если в течение дня ему не удастся найти воду, пригодную для питья, эта маленькая победа над собой превратится в поражение.

Прежде чем выйти из хижины, он тщательно спрятал огненную вещицу, согревавшую его своим внутренним теплом, под рубашку и разровнял куртку. Странно, что до сих пор у него не обнаружили и не отобрали эту замечательную вещь. Он не сомневался, что лишится ее, как только людям, поджидавшим его снаружи, станет известно о его сокровище.

Когда он выбрался из хижины, солнце уже встало над квадратной вершиной горы. Эта вершина, единственная прорвавшаяся к небу сквозь завесу тропического леса, упорно приковывала его внимание. Она была плоской и наверняка огромной. Он подумал, что там, наверху, дуют свежие ветры и уносят прочь гнусные запахи, которыми пропитался охотничий поселок.

Недалеко от его хижины, поджидая Лагура, стояли трое охотников, полностью снаряженные и готовые к походу. Он сразу же вспомнил их имена: Зак, Ригас и Телл. Возможно, он видит их не в первый раз, возможно, они уже ходили вместе на охоту… Возможно.

— Лаг! Ты опять забыл взять свой лук? — спросил Ригас, самый высокий из них и наверняка главный в этой группе. Но почему он назвал его Лагом? Ах да… Так они все делают. Длинные имена выговаривать слишком утомительно.

— Он опять все забыл! — хихикнул низенький и толстый Зак.

— Хватит! — сразу же оборвал его Ригас. — Он новичок. Научится. Ты сам был таким. Пойди принеси его лук!

— Куда мы пойдем сегодня? — спросил Лагур, и все уставились на него так, словно он сморозил какую-то глупость.

— Мы пойдем туда, куда скажет Ригас, — важно и значительно произнес худой, как тростинка, Телл.

— Мне хочется побывать на вершине горы. Что, если нам поохотиться сегодня там?

— Зачем тебе на гору, Лаг? Не нужно тебе на гору! — хихикнул Зак, уже успевший принести из хижины лук Лагура.

— Туда нет дороги. Никто не ходит через Черный лес к подножию горы. Мы пойдем на старые вырубки. К Желтому ручью приходят на водопой саландры. Сегодня мы будем охотиться на них, — закончил Ригас не допускающим возражений тоном, и Лагур сразу же понял, что спорить с ним бесполезно, а возражать опасно.

Самое лучшее — продемонстрировать полную покорность, иначе они догадаются о том, что он проделал со своим кувшином. Слова Ригаса о водопое вселили в него надежду утолить жажду, мучившую его все сильнее.

К его поясу привязали небольшой бурдючок с жидкостью, но Лагур не сомневался, что в нем бултыхается все тот же сок. «Наверняка в соке содержится какой-то наркотик», — подумал он, и это незнакомое ему раньше слово, неожиданно всплывшее в памяти, лишний раз показало, что действие наркотика начинает слабеть. Ему нужно быть очень осторожным, чтобы не выдать себя…

На краю поселка, без всякой загородки и привязей, свободно паслись несколько странных животных. Одно из них, заметив Лагура, сразу же поспешило к нему навстречу, радостно потряхивая своей отвратительной зубастой мордой, сплошь покрытой какими-то кожистыми наростами.

— Твоя лалама ждет тебя. Поприветствуй ее, но не задерживайся слишком долго. Солнце уже высоко, мы можем опоздать к утреннему водопою, — сказал Ригас.

Лагур, больше всего озабоченный тем, чтобы скрыть свое состояние, медленно направился навстречу животному. Лалама положила свою длинную, украшенную ужасной пастью голову ему на плечо. Странно, почему-то он не испытал ни страха, ни отвращения. Какое-то необъяснимое чувство дружелюбия исходило от животного и омывало его сознание чистой и ясной волной.

Они стояли рядом, наверно, с минуту. Лагур видел, что Ригас начинает терять терпение. Он уже совсем было собрался отойти от животного, когда услышал тоненький голосок, словно комар пищал у самого уха.

Сначала слова, произносимые этим голоском, показались ему совершенно неразборчивыми, но чем больше он вслушивался, тем больше слов становилось понятными.

— Иди с ними к водопою. Когда солнце зайдет за вершину горы, я помогу тебе бежать. Покажу дорогу. Будут заставлять пить сок Кафы — не делай этого.

— Кто ты? — прошептал Лагур беззвучно, одними губами. Но, видимо, его услышали, потому что пришел ответ, хотя по-прежнему звук этого голоса больше всего походил на комариный писк. Слова теперь звучали вполне отчетливо:

— Я лалама.

— Почему ты хочешь помочь мне?

— Потому, что только ты понимаешь наш язык. Не говори им об этом. Теперь иди. Они не должны догадаться.

Когда Лагур вернулся к поджидавшим его охотникам, Ригас долго с подозрением разглядывал его, словно увидел впервые.

— Почему тебя так любят лаламы?

— Они мне нравятся.

— Нравятся? Их можно почитать. За ними нужно ухаживать и всегда нужно благодарить за помощь. Но как может лалама нравиться?

— Лаг часто говорит непонятные вещи. Такой уж он нам достался. Наверно, у него все еще болит голова.

— У тебя болит голова, Лаг? — спросил Ригас, и Лагур сразу же услышал знакомый писк.

— Не говори ему правды, иначе он догадается, что ты не пил сока Кафы. Скажи, что голова болела утром, но, когда ты напился, боль прошла.

Лагур так и сделал. Это сообщение, видимо, успокоило Ригаса, потому что они наконец тронулись в путь.

Почти сразу же поселок скрылся из глаз в густых зарослях. Лес над их головами сомкнулся, исчезло небо, исчезла далекая вершина горы, все время притягивавшая к себе взгляд Лагура. Почва под Ногами начинала мягко пружинить, постепенно Превращаясь в болото. Они шли уже второй час, и с каждой минутой дурман в голове Лагура рассеивался все больше. Он уже вспомнил, что у него есть другое имя, то, которое ему дали в мире под названием Земля.

Он не смог вспомнить этого имени, но уже знал, что имя Лагур имеет отношение только к поселку охотников, в котором он находился не по своей воле.

Теперь он знал, что его желание во что бы то ни стало попасть на гору как-то связано с изменившей ему памятью. На горе находятся вещи, которые помогут ему вспомнить что-то очень важное.

Возможно, он вспомнил бы это важное прямо сейчас — но ему мешала головная боль, все время усиливавшаяся по мере того, как слабело действие наркотика.

Кроме боли, ему мешало сосредоточиться постоянное нытье Зака, который шел за ним след в след и ни на минуту не оставлял его в покое.

— Лаг! Почему ты не взял свою лаламу, раз ты ее так любишь! Почему я должен тащишь на себе тяжелый мешок?

— У тебя есть своя лалама. Ты мог взять ее с собой.

— У моей сегодня плохое настроение. Она с утра начала плеваться. Почему твоя лалама никогда не плюется?

— Потому что я кормлю ее три раза в день, потому что я не ленюсь лазить для нее на вершины деревьев за молодыми листьями гролы, потому что вечерами я вожу ее к водопою. Потому, что, если ты от меня сейчас же не отстанешь, я перережу тебе глотку.

Когда смысл последней фразы дошел наконец до Зака, он остановился как вкопанный.

— Что ты сказал, Лаг? Повтори, что ты сказал!

Лагур уже понял, что этой неосторожной фразой выдал себя и что действовать теперь надо немедленно, пока идущий впереди Ригас не заметил, что происходит. И хотя его мозг все еще не полностью освободился от дурмана, его тело и мышцы, его инстинкты опытного бойца — все это уже было в его распоряжении.

Лагур остановился, повернулся и бросился на Зака. Он испытал сильное и неожиданное для себя чувство удовлетворения, почти наслаждения, когда его рука одним стремительным движением сломала шею этому несчастному дураку.

Не издав ни единого звука, тот упал в траву. Капля крови показалась в углу его губ и медленно поползла по подбородку. В ушах Лагура все еще стоял отвратительный треск сломанных шейных позвонков, словно он расколол скорлупу ореха.

«Я не должен был этого делать. Что со мной происходит? Этот человек ни в чем не виноват… Он одурманен наркотиками так же, как и я…» Но дело было сделано, и теперь он должен позаботиться о том, чтобы остальные не узнали, что здесь произошло, или, по крайней мере, узнали не сразу.

Лагур оттащил труп Зака в сторону от тропы. К счастью для него, тропа все время виляла, меняя направление, и идущие впереди не могли ви-Деть, как он напал на Зака.

Прежде чем вернуться на тропу, Лагур достал из заплечного мешка Зака большой кусок солонины, а на дне его обнаружил флягу с хорошей свежей водой. Это означало, что его предположение о том, что Зак тоже одурманен наркотиками, скорее всего не соответствовало истине. Он был неплохим притворщиком, этот Зак.

Свежая вода из фляжки помогла Лагуру окончательно прийти в себя, даже головная боль отступила. Сняв с пояса Зака хороший стальной нож с широким лезвием, который тот демонстративно держал под рукой, отпуская в его адрес свои гнусные шуточки, Лагур вернулся на тропу.

Теперь у него был выбор. Он мог скрыться в зарослях, запутать след и попробовать самостоятельно отыскать дорогу к вершине горы. Но гораздо больше он узнает, если последует дальше вместе с отрядом, в котором теперь остался всего один серьезный противник. Времени у него, правда, будет немного. Исчезновение Зака обнаружится очень скоро.

Догнав идущих впереди него людей, Лагур попытался обогнать Телла, чтобы быть как можно ближе к Ригасу в тот момент, когда поднимется тревога. Это ему почти удалось.

Телл, молчаливый и угрюмый человек, вызывал у него жалость и симпатию. Почему-то Лагур не сомневался, что в рюкзаке ТеЛла нет фляжки с чистой водой.

Тропа была слишком узкой для того, чтобы на ней могли свободно разойтись два человека. Плотно переплетенные побеги колючих лиан спускались с деревьев по обе стороны узкого туннеля, прорубленного в зарослях топорами охотников. Тропу приходилось постоянно расчищать, потому что лианы росли слишком быстро. Их ветви напоминали Лагуру стальную колючую проволоку. Через каждый десяток сантиметров на ветке находился нарост в виде узла из толстой древесины, утыканный шипами с прочными колючками, длиной в пять—шесть сантиметров каждый.

Наступить на такой еж означало надолго потерять способность двигаться. Колючки легко пропарывали подошвы самодельных сыромятных сапог охотников.

Телл, не понимая, что происходит, уступил Лагуру дорогу, когда тот хлопнул его по плечу и попросил посторониться. Его спина находилась в нескольких сантиметрах от стены колючих зарослей, и Лагуру достаточно было бы одного движения, чтобы надолго вывести из строя второго охотника. Но он ничего не имел против Телла и знал, что в решительную минуту тот не встанет безоговорочно на сторону Ригаса.

Оставив без ответа вопрос Телла о том, куда девался Зак, Лагур рванулся вперед, преодолевая последние несколько метров, все еще отделявшие его от Ригаса.

Услышав шум, тот успел обернуться раньше, чем это расстояние сократилось на дистанцию, достаточную для нападения. Теперь они стояли лицом к лицу, и Ригасу потребовалось всего несколько секунд, чтобы разобраться в происходящем.

Он приподнял топор, которым расчищал заросли, и первым молча бросился на Лагура.

Помня о том, что за его спиной оставался еще один противник, хоть и не такой серьезный, как Ригас, но все же способный напасть, если ему прикажут, Лагур принял единственно правильное в этой ситуации решение.

Он упал на землю, под ноги атаковавшему его Ригасу. Топор, описав в воздухе дугу, просвистел высоко над ним, но сам Ригас, хоть и споткнулся, все же сумел удержать равновесие.

Однако Лагуру удалось добиться главного, ради чего он использовал этот рискованный прием.

Теперь оба охотника находились от него с одной стороны, а узкая тропа не позволяла им напасть одновременно.

Оттолкнувшись от земли обеими руками, Лагур мгновенно оказался на ногах. В руке у него был зажат трофейный нож — оружие гораздо более удобное в ближнем бою, чем топор. Однако в том узком коридоре, ограниченном с обеих сторон опасными колючками, подойти к своему противнику на нужную дистанцию не удавалось.

Топор, описывая круговые движения, находился в опасной близости от Лагура, и он понимал, что при малейшей ошибке это лезвие раскроит ему череп. Он чувствовал себя так, словно попал в узкое жерло огромной мясорубки, а вращающийся нож с каждой секундой приближался к нему все ближе.

Лагуру приходилось шаг за шагом пятиться назад, и это было очень опасно, потому что он не видел за собой пространства — времени оборачиваться не было.

Каждую секунду его нога могла попасть на колючку или угодить в яму. Позиция, в которую он сам себя поставил, была крайне невыгодной, и ему пришлось вновь пойти на весьма рискованный прием. Максимально сократив расстояние, Лагур без всякой подготовки снизу метнул нож в Ригаса, расставшись тем самым со своим единственным оружием.

К счастью, его рука сама помнила, как правильно бросить нож, чтобы его лезвие в нужный момент оказалось впереди рукоятки.

Последовал хлесткий удар. Нож глубоко засел в правом плече Ригаса. Тот закричал от боли и выронил топор.

Лагур все время помнил о том, что за спиной Ригаса остался еще один противник. Несмотря на взаимную симпатию, которую они с Теллом испытывали друг к другу, он ни на минуту не сомневался, что тот не оставит без внимания нападение на Ригаса.

Лагур был для него чужаком, а Ригас, в их охотничьей четверке, главным. Похоже, он был главным во всей деревне, если не считать председателя, которого Лагур ни разу не видел.

Помня об этом, Лагур сразу же рванулся вперед, как только исчезло лезвие топора, преграждавшее ему путь.

За то короткое время, которое понадобилось Лагуру, чтобы преодолеть отделявшие его от Ригаса несколько метров, тот еще не успел прийти в себя после удара ножом.

Нож, видимо, задел артерию, потому что по обеим сторонам лезвия из раны на плече кровь хлестала фонтанчиками. Уже вся куртка Ригаса была залита кровью, а вид собственной крови совершенно деморализовал его.

Лагур обхватил его за шею, одновременно проводя захват здоровой руки Ригаса, и, заведя ее за спину, оказался у него за спиной.

Теперь тело Ригаса прикрывало его от нападения, и Лагур сразу же увидел, что успел сделать это в самый последний момент.

Телл уже натягивал тетиву лука, направляя тяжелую стрелу в грудь Лагуру. Однако на лице у него появилась растерянность, как только они с Ригасом поменялись местами. Теперь он боялся задеть своего вожака. Хотя расстояние для точного выстрела было вполне подходящим.

— Прикажи Теллу опустить лук!

Ригас молчал, и Лагуру пришлось как следует его тряхнуть. Тот взвыл от боли, но по-прежнему не произнес ни слова.

— Если ты не прикажешь Теллу опустить лук, я перережу тебе еще одну артерию. Ты и так уже истекаешь коровью. Через несколько минут ты потеряешь сознание и уже никогда не вернешься в свою деревню, если я немедленно не наложу жгут на твою руку! Прикажи Теллу опустить лук!

На этот раз его доводы подействовали.

ГЛАВА 37

Всю ночь Версон, Ли Карт и Штрауб, не смыкая глаз, собирали планолет, выполняя распоряжение своего командира. К утру выяснилось, что машина не сможет взлететь. Кто-то еще на Аниране позаботился об этом. Топливные элементы оказались искусно сделанной фальшивкой, они сели после пробного запуска мотора, хотя во время проверки, перед стартом, приборы показывали их полную зарядку.

С аварийным комплектом получилось то же самое.

— Сколько времени ушло у вас на дорогу до городской площади? — спросил Версон, скептически осматривая бесполезную машину. В отсутствие Заславского он оставался за старшего, и сейчас ему предстояло принять первое самостоятельное решение.

— Около двух часов.

— Нам надо немного отдохнуть. Будем спать до рассвета, затем отправимся в город.

— Кто останется на корабле?

— Никого. Пойдем втроем. Нас слишком мало, чтобы разбивать отряд на группы. Или мы найдем их и все вместе улетим отсюда, или останемся здесь и будем искать, пока не узнаем, что с ними произошло. Ты настроил автомат приемника, Ли?

— Конечно. Если он поймает хоть что-то на их передающей частоте, автоматически включится сигнал тревоги.

— Тогда всем спать.

Когда хмурый жиденький рассвет еще только начал пробиваться сквозь густые облака тумана, несущие на плато бесконечные заряды дождя, они уже подходили к городской площади.

Здесь ничего не изменилось. Разве что не было обещанного Арланом радиомаяка. Не осталось вообще никаких следов их пребывания в городе. Даже пластиковый пакет с мусором, брошенный в пустом зале городской управы, где ужинал отряд перед исчезновением Беатрис, не удалось отыскать. Если бы Сельма сама не сидела за этим столом, она бы решила, что все происшедшее прошлым днем — хорошо поставленный розыгрыш.

Ни на что уже не надеясь, они начали осматривать дом за домом. В четвертом или пятом здании, похожем друг на друга, как близнецы, Сельма впервые обнаружила комнату, в которой вещи, собранные для дальней дороги, стояли в коридоре, словно в ожидании исчезнувших хозяев. Здесь были пластиковые емкости со свежей водой, запас концентратов, посуда, шерстяные одеяла, запасная обувь и теплое белье для ребенка. Пластиковый мишка сиротливо лежал на дне маленького рюкзачка. Сельма почувствовала, как боль чужой беды, наполнившая эту квартиру, проникла в ее душу.

— Эти люди знали, что их ждет. Они собирались покинуть город. Наверно, кому-то это удалось.

— Возможно, ты права. Нам придется расширить зону поисков. Внизу, под горой, если верить архивам, должны быть сельские хутора. Неплохо было бы выяснить, что с ними стало, но без пла-нолета спуск займет несколько дней… — Версон все еще надеялся, что каким-то чудом им удастся избежать похода в нижние леса.

Весь день они ходили из дома в дом тесной группой, не теряя из виду друг друга. Каждый из них по очереди исполнял роль часового. В его обязанности входило замыкать группу и держать оружие в постоянной боевой готовности, ни на секунду не выпуская из своего поля зрения остальных.

Версон тщательно рассчитал время и, едва солнце коснулось западной городской стены, дал команду возвращаться на корабль. Оставаться в городе с наступлением темноты после бесследного исчезновения четверых членов экспедиции было бы чистым безумием.

Следующие два дня прошли в таких же безрезультатных поисках внутри города. Версон все никак не мог решиться на многодневную экспедицию к подножию плато. Они боялись оставить корабль на произвол судьбы, в глубине души каждый из них был уверен, что, вернувшись из похода, они не найдут и этой крохотной частицы дома. Тогда даже надежда на возвращение будет утеряна, и они навсегда останутся на этой смертельно опасной планете.

К концу третьего дня, окончательно вымотанные после очередного безрезультатного похода, они вернулись на корабль. По очереди все приняли воздушный статический душ, поужинали осточертевшими концентратами и собрались в кают-компании для обсуждения планов поисков на следующий день.

— Третий день закончился, — произнесла Сельма, вопросительно глядя на Версона. — Тебе это ни о чем не говорит?

— А о чем это должно мне говорить?

— Командир сказал, что, если мы не найдем его в городе, через три дня мы должны стартовать.

— Вряд ли он мог знать, сколько времени понадобится на поиски. И потом… В тех войсках, где мне довелось служить на Земле, не принято бросать во вражеском тылу людей, с которыми пошел на задание.

— Но мы должны доставить информацию! Нас сюда послали за сбором информации! Я не собираюсь провести на этой чертовой планете весь остаток своих дней! Я хотела бы получить заработанные деньги и вернуться на Землю. Кроме того, хочу напомнить нашему многоуважаемому полковнику, что не все из присутствующих служили в каких-то там войсках!

— Но вы все подписали контракт и взяли на себя определенные обязательства.

— Ах, контракт… Попробовала бы я его не подписать! К тому же в контракте ничего не сказано о том, что я должна загнуться на этой планете!

Ли Карт во время спора упорно молчал, и Версон почувствовал, что теряет инициативу. Если эти двое объединятся против него, придется готовить корабль к старту…

— Послушай, Сельма, я ведь не собираюсь здесь оставаться. Как только закончим поиски…

— Когда? Когда именно мы их закончим? Ты что, всю планету собираешься обыскать? Так на это не хватит двух жизней! У тебя нет даже планолета!

Она говорила с ним почти грубо, и он знал причину… Не прошло и двух дней с тех пор, как исчез командир, а он уже успел побывать в ее каюте. При нем бы он не решился. Сельма не возражала против его визита, и он подозревал, что Ли посетил ее каюту еще раньше, чем он сам. Об этом Версон ничего не хотел знать, это его не касалось.

Никогда раньше он не позволял себе интимных отношений с сослуживцами, зная, сколько неприятностей несут с собой подобные связи. Но он слишком долго не видел женщин, а Штрауб, надо отдать ей должное, чертовски соблазнительна.

Слишком далеко от них остались придуманные людьми правила поведения, мораль и прочая чепуха, не имеющая здесь никакого значения. Разве что долг остался прежним, долг перед товарищами… Но ведь одно не мешает другому… Нет, конечно, вот только чертовски трудно поддерживать дисциплину и официальные отношения с женщиной, если ты по вечерам залезаешь к ней в постель…

— Ты, несомненно, права. И я не собираюсь силой держать вас здесь, если оба вы не согласны с моим решением. Но мы должны дать им хотя бы дополнительное время…

— Время для чего?

— Время, чтобы они могли вернуться! И чтобы, вернувшись, они не нашли вместо ракеты опдавленные камни от ее двигателей. Вы когда-нибудь представляли себя на их месте? Попробуйте представить!

После его слов все надолго замолчали, и наконец заговорил Ли:

— Я с тобой согласен. Но у нас должен быть твердый план. И какой-то конкретный срок… Мы ведь выполнили все, о чем просил командир…

— Не совсем, — неожиданно вступила в разговор Сельма. И полковник заметил на ее лице какое-то новое, не свойственное ей выражение, будто она действительно последовала его совету и впервые постаралась взглянуть на обстоятельства глазами других людей. — Не совсем… Он просил нас сделать еще одну вещь…

— О чем ты говоришь? — спросил Ли, не скрывая недовольства оттого, что его перебили в такой ответственный момент, когда он совсем было выдавил из полковника конкретную дату, срок, после которого можно было требовать старта на законных основаниях.

— Я говорю о том, что командир просил нас узнать, что здесь происходит. Командир говорил, что мы должны хотя бы увидеть наших врагов, чтобы люди знали, с кем они борются. Если мы не сделаем даже этого — тогда вся наша экспедиция потеряет смысл и все жертвы окажутся напрасными…

— Но ты сама только что настаивала на отлете! — возмутился Ли.

— Считай, что я передумала.

Поздно ночью, когда все они, недовольные друг другом, разошлись по своим каютам и забылись тяжелым сном, оглушительный свист сигнала тревоги потряс стены корабля. В радиорубку все трое вбежали одновременно. Сельма не успела накинуть даже халата и теперь, забыв о том, как она выглядит в своей прозрачной ночной рубашке, стояла рядом с ними, впившись взглядом в черный ящик прибора, настроенного на канал связи с исчезнувшими людьми.

— Ты бы хоть прикрылась… — Щелкая ручками переключателей, Версон успел сделать Сельме это замечание и услышал в ответ лишь короткое: «Обойдешься». — «Северная звезда» на связи, «Северная звезда» на связи… — произнес он в микрофон, почти ни на что не надеясь. Уже дважды автомат рации включался, реагируя на слишком сильные атмосферные помехи.

— Откройте входной люк. Здесь Сандри и Рудин.

Лишь после того, как оптические датчики подтвердили, что у трапа корабля действительно две человеческие фигуры, одетые в защитные скафандры, и все еще не веря самому себе, Версон включил гидравлический подъемник. Он едва сдержался, чтобы не приказать стоявшим снаружи людям снять шлемы. Именно этого требовала инструкция безопасности. Но он знал, что подобной педантичности ему никто не простит.

К счастью, это действительно были Сандри и Рудин, и, пока продолжались радостные возгласы, объятия и даже женские слезы, Версон стоял в стороне, дожидаясь своей очереди, чтобы поздравить товарищей с благополучным возвращением. Он думал о том, откуда в нем эта излишняя подозрительность. «Я ни на йоту не доверяю этой проклятой планете. Во всем, что здесь происходит, в ее мертвом, но чистеньком городе, в пропавших кораблях, в бесследно исчезающих людях — во всем скрыт какой-то обман…»

Когда с приветствиями было наконец покончено, он задал самый главный вопрос:

— Где командир? Что с вами произошло?

— На нас напали перед самыми воротами. Командир шел замыкающим, и, когда произошло нападение, мы не успели даже применить оружие. Все произошло слишком быстро. В темноте им удалось подкрасться к нам вплотную, их было слишком много…

— Я не понимаю, у вас же были приборы ночного видения.

— Приборы не фиксируют этих тварей. Возможно, у них есть какая-то защита от инфракрасного излучения или температура их тел не отличается от температуры окружающей среды.

— Так что же случилось с командиром?

— Мы не знаем… Мы надеялись, что он с вами… Когда произошло нападение, его уже не было. Минуту назад он говорил с нами, но в момент нападения сзади никого не оказалось.

— Что собой представляли нападавшие?

— Внешне они выглядят как люди, но двигаются медленно и странно, какими-то рывками, словно каждое движение у них разбито на десятки более мелких. Так двигаются роботы, если запустить их программу в замедленном режиме. Мы не слишком хорошо рассмотрели их в темноте. Их было десять или двадцать. Между собой они не разговаривали, не произнесли ни одного слова, хотя действовали довольно слаженно, словно подчиняясь какому-то плану или радиокомандам, которые мы не могли слышать. Связав, они потащили нас к северному склону…

— К северному? Там же нет дороги, нет спуска!

— Мы тоже так думали… Но на северном склоне сохранились остатки аниранской канатной дороги. Наши конвоиры крепили к ее мачтам длинные и очень прочные лианы и от мачты к мачте продолжали спуск. Не раз мы прощались с жизнью, не сомневаясь в том, что разобьемся, когда нас сбрасывали с отвесных обрывов. Но эти существа знали, что делают. К рассвету мы уже были у подножия плато. Внизу начинаются сплошные джунгли. Там другой климат, более жаркий и влажный.

— Вы заметили следы какой-нибудь разумной деятельности? Вырубки, поля?

— Мы мало что смогли рассмотреть. Внизу сплошное море зелени. Нет ни горизонта, ни перспективы. Только маленький клочок пространства вдоль тропы.

— Мне показалась несколько необычной сама тропа, — впервые в рассказ Степана вмешалась Сан-дри. — Она выглядит так, словно ее вырубают каким-то острым инструментом — топором или мачете. Следы срубов на растениях были совсем свежими.

— Я этого не заметил, — признался Степан. — Я думал лишь о том, как избавиться от сыромятных ремней, которыми связали наши руки. Но я так и не успел ничего сделать. Мы вышли на небольшую поляну, в конце которой начиналось болото. Это был вечер следующего после нашего похищения дня. За все время нам не дали ни глотка воды, ни крошки еды. Неприкосновенный запас в костюмах давно кончился, и нас обоих мучила сильная жажда. Я мог разговаривать с Сандри по своей рации, и наши конвоиры этого не замечали. Но мои попытки связаться с вами или с командиром ни к чему не привели. Видимо, радиоволны в уеловиях этой планеты способны преодолевать совсем небольшие расстояния.

На поляне около болота наши конвоиры собрались сделать первый привал или хотели устроиться на ночлег. Мы не заметили у них даже следов усталости. Они не кормили нас, но и сами ничего не ели. Возможно, они как раз собирались поужинать — этого мы так и не узнали.

Как только отряд остановился, а к этому моменту конвоиров осталось всего шестеро, другие еще раньше ушли по боковой тропе в другую сторону, на них напали…

— Кто? Кто на них напал?!

— Какие-то животные. Их было штук двадцать, размером с нашего осла, но более длинные и худые, с огромными, как у крокодила, пастями. Они рвали этими пастями наших конвоиров на куски, однако крови не было… Словно те были куклами или роботами… Даже с оторванными руками и ногами они продолжали сражаться так, словно не испытывали боли… Только когда им перекусывали горло, они неподвижно замирали. Минут через двадцать все было кончено, и мы решили, что теперь настала наша очередь. Мы с Сандри даже попрощались, когда к нам не спеша направилось несколько этих тварей.

Но их интересовали только наши ремни. Разорвав зубами путы, стягивавшие наши руки, они сразу же исчезли в зарослях. Мы остались на поляне, заполненной кусками разорванной человеческой плоти, совершенно одни…

— Вы хотите сказать, что ваши спасители не воспользовались своей добычей, не стали есть тела своих жертв?

— В этом нападении было слишком много странного, — задумчиво проговорила Сандри. — Эти животные действовали организованно и слаженно. Если бы не их ужасный вид и смертоносные пасти, можно было подумать, что они разумны. И эти ремни… Ведь они просто перегрызли их. Перегрызли так, словно хотели нас освободить, а потом сразу же скрылись в зарослях, оставив нас посреди ужасной груды разорванных тел.

— Вы не попытались установить, что собой представляли существа, пленившие вас, каково их анатомическое строение?

— Ты слишком многого от нас хочешь. Нет. Мы сразу же ушли. Нашли неподалеку от болота чистый ручей, напились, взяли запас воды и двинулись обратно к кораблю.

— Вы поступили неосмотрительно и упустили великолепную возможность выяснить, что собой представляют наши противники.

— Конечно. Жаль, что тебя самого не было на той поляне. К счастью, заблудиться в лесу невозможно — плато видно с вершины любого дерева. Больше ничего существенного с нами не произошло. Все остальное время заняла обратная дорога.

— Ну что же… — подвел итог услышанному Версон. — Теперь, по крайней мере, мы знаем, куда следует направить дальнейшие поиски.

ГЛАВА 38

Что такое человеческая память? Что это, хрупкая запись в сознании одного-единственного человеческого существа, исчезающая вместе с ним, или это нечто большее?

Ее так легко потерять… А когда с нею все в порядке, мы не ценим, мы даже не замечаем ее. Но без памяти человек перестает быть личностью. Он ест, пьет, у него может быть даже имя… Другое имя, не то, что дала ему мать при рождении, словно кличка животного…

Да разве только имя? Вся его жизнь, лишенная воспоминаний, лишенная прошлого и цели, ради которой он жил, ради которой очутился в этом мире, вся она становится подобна жизни животного, управляемая простейшими инстинктами, заботами о пище и о тепле…

Лагур думал об этом, наблюдая за пламенем костра. И еще он думал, что такие мысли слишком сложны для простого охотника… А также о том, что возникновение подобных мыслей — добрый знак. Его память, не подавляемая больше наркотиком, начала пробуждаться. Отдельные странные картины все время всплывали перед глазами.

Корабль, словно огненная птица, разрезает черноту неба кинжалами синего пламени.

Женщина с узкими зрачками глаз нежно касается своими руками его обнаженных плеч…

Он кого-то ищет в заброшенном и мертвом городе…

Дальше все пропадало. Исчезало, как фильм на экране, когда рвется пленка… Он знал, что должен помочь своей памяти соединить в одно целое обрывки этих картин. Он уже почти понял, что нужно для этого сделать. Оставалась самая малость. Последнее, завершающее движение.

Он почувствовал тепло у себя на груди и вспомнил, как называется вещь, от которой исходит это тепло. Талисман света… Она называется Талисман света.

Но Лагур по-прежнему не знал, откуда она у него. С ней было связано что-то очень важное. Не менее важное, чем странные глаза женщины, смотревшие на него из темноты его затуманенного сознания.

Это был его первый привал после побега, первый самостоятельный ночлег в лесу. Нет, он не расстался со своими спутниками. Телл и Ригас по-прежнему были с ним, только роли теперь переменились. Ригас, связанный, сидел под деревом. Лагур наложил ему жгут. Хотя поможет это ненадолго — рана была глубокая. Телла он хотел отпустить, но тот отказался возвращаться в поселок без Ригаса. И тащился вслед за ними. Возможно, лучше всего было бы отпустить их обоих, но, прежде чем это сделать, Лагур хотел кое-что выяснить, а Ригас упорно отказывался говорить. И только сейчас Лагур сообразил, как надо вести этот непростой разговор.

— Дай-ка мне твой сок Кафы, Ригас.

Эта, казалось бы, ерундовая просьба вызвала у Ригаса весьма бурную реакцию. Он вцепился в небольшой бурдюк, висевший у него на поясе, здоровой рукой и инстинктивно постарался как можно дальше отодвинуться от Лагура.

— Чего ты так боишься? Я ведь не собираюсь отбирать у тебя твой сок, только посмотрю, так ли он хорош, как мой.

— Кафа священна! Это мой сок! Его не смеет касаться никто!

— Ничего. Я посмею.

Несмотря на отчаянное сопротивление Ригаса, он отобрал у него бурдючок, развязал горловину, вылил на ладонь несколько капель зеленоватой жидкости, понюхал ее, а потом лизнул.

— Так я и думал. Обыкновенная подкрашенная вода. Хочешь попробовать, Телл? Хочешь знать, почему у вас у всех, кроме Ригаса, по утрам болит голова?

— Ты поплатишься за это, проклятый проходимец!

Но, несмотря на гневные протесты Ригаса, Телл заинтересовался происходящим. Он взял бурдюк Ригаса, отпил из него несколько долгих глотков, медленно смакуя жидкость. Потом опустил бурдюк и долго, пристально смотрел на Ригаса.

— Я возьму его бурдюк, а он пусть теперь пьет из моего. Так будет правильно?

— Так будет очень правильно!

Лагур еще утром у первого чистого ручья заменил содержимое своего бурдюка и сейчас боролся с отчаянным желанием схватить бурдюк Телла и выпить его до последней капли. Вместо этого он плотно приставил отверстие бурдюка к губам Ригаса и сжал мягкую емкость свободной рукой.

Струя остро пахнущей жидкости потекла по подбородку Ригаса. Тот так сильно сжал челюсти, стараясь не пропустить жидкость из бурдюка в свой желудок, что побелели скулы.

— Если ты не ответишь на мои вопросы, я все-таки заставлю тебя напиться этой гадости, — пообещал Лагур, достав свой нож и приставив холодное острое лезвие к губам Ригаса.

— Хорошо. Я отвечу, — наконец сдался Ригас, до этого молча переносивший все угрозы Лагура. И только тут Лагур по-настоящему осознал, насколько опасен для человека сок Кафы. Возможно, ему придется бороться с остатками этой гадости в своем организме еще не один день.

— Что ты хочешь знать?

— Откуда я пришел? Как я появился в твоем селении?

— Этого я не знаю. Тебя принесли лаламы. Нас всех приносят лаламы.

— Да. Конечно. Или ты мне ответишь правду, или тебе придется выпить весь бурдюк сока. Тебе решать.

Видимо, эта угроза преодолела последний порог сопротивляемости Ригаса.

— Но тебя действительно принесли лаламы! Правда, Лык говорит, что он поймал тебя ночью в городе. Но кто же верит Лыку?

— В каком таком городе? Что собой представляет этот город?

— Много хижин, мало людей. Он там, на горе, куда ты так хотел попасть…

И тогда словно яркая вспышка света соединила в сознании Лагура отдельные разрозненные картины. Город, исчезновение Беатрис, поиски, ночное нападение…

— Кого еще принесли лаламы в ваш поселок?

— Только тебя. Ты был один!

— Но вместе со мной в городе были другие люди! И до того, как на меня напали люди Лыка, они похитили женщину из нашего отряда. Где она?!

— Откуда мне знать? Мы не похищаем женщин! Нам не нужны женщины, у нас своих слишком много!

— Тогда кто?

— Возможно, пурлы, они специально охотятся за женщинами. В нашей деревне только за прошлый месяц они украли четверых.

— Кто такие эти пурлы и для чего им нужны чужие женщины?

— Пурлы живут с другой стороны горы. Они не охотники. Собирают корни, питаются травой, иногда ловят женщин…

— Ловят женщин? Для чего они их ловят?

— Они считают, что мясо женщин более нежное, чем мужское.

— Ты хочешь сказать, что они людоеды?

— По большим праздникам они едят чужих женщин, в остальные дни едят траву и корни.

— Телл, ты сможешь показать мне дорогу к месту, где живут пурлы?

— Тебе не нужен больше этот человек? — За все время допроса Телл не отводил глаз от Ригаса, он и сейчас смотрел на него. И никогда раньше на его бесстрастном, почти мертвом лице Арлан не замечал такой бури эмоций. Похоже, он даже не услышал его вопроса.

— Нет. Он мне больше не нужен. Пусть убирается ко всем чертям. Он все равно умрет от потери крови.

— Телл должен отвести этого человека к председателю. Председатель всем велел пить сок Ка-фы. А Ригас не пил. Он только следил, чтобы мы его пили, а сам не пил!

— Не волнуйся так. Все это делают. Все надсмотрщики и предатели лишь делают вид, что пьют яд вместе с остальными. На самом деле они пьют нашу кровь.

— Я не понимаю…

— Это неважно. Это я не тебе говорю. Так как же насчет дороги? Мне нужно найти женщину, которую у меня похитили.

— Тебя любят лаламы. Попроси их — лаламы знают дорогу. Я не могу. Мне нужно вести Ригаса к председателю.

Неделей раньше, когда отряд во главе с Арланом подошел почти к самым воротам, Беатрис почувствовала неожиданный рывок. Что-то зацепилось за ремни ее защитного костюма сзади и резким рывком приподняло над землей.

Прежде чем она успела понять, что происходит, прежде чем успела крикнуть, улица города, слабо освещенная нашлемными фонарями ее товарищей, оказалась далеко внизу.

Когда она опомнилась, было уже поздно звать на помощь. Маломощные рации их защитных костюмов пробивали плотную завесу помех всего на несколько метров.

Кажется, она все-таки закричала и беспомощно забарахталась в воздухе, словно рыба, выдернутая из воды. Но это уже не имело никакого значения. Панорама города под ней медленно поворачивалась и уходила в сторону.

Через несколько секунд ее окружила сплошная темнота, и она поняла, что находится уже за пределами плато, над черной пропастью тропического леса… До земли теперь было не меньше трехсот метров.

Приподняв руки над головой, она попыталась на ощупь определить, что ее держит в воздухе, и обнаружила на плечевых ремнях костяные крючья толщиной с моржовый бивень.

Она не слышала никакого постороннего шума, только унылый свист ветра. Беатрис не знала механизмов, которые могли бы передвигаться столь бесшумно. Любой двигатель, даже на антигравитационной подушке, издает характерные звуки разрядов, всегда сопровождающие работу статического поля.

Скорее всего ее схватила птица или какое-то летающее животное. В условиях пониженной гравитации Роканды вполне могли существовать летающие особи достаточно больших размеров, что, бы поднять в воздух человека. Правда, в архивах об этом не было ни слова, но планету начали исследовать не так уж давно. За двадцать лет после захвата здесь многое могло измениться.

Если догадка верна, то ее шансы на спасение значительно увеличивались.

Из-за того, что ремни костюма под мышками натянулись, приподняв плечи, она не могла добраться до пояса и достать оружие, да и стрелять сейчас, в полете, было бы чистым безумием. Но как только эта тварь приземлится, достаточно будет одного движения, чтобы выхватить бластер и расправиться с летающим хищником, напавшим на нее.

«Не такой уж это хищник…» — подумала Беатрис, когда внизу появилось кольцо огней. Ее похититель стал круто снижаться, явно планируя на этот круг. Вскоре огни превратились в большие костры, разложенные на поляне у самого подножия плато. Птицы не разжигают костров, и сердце Беатрис сжалось от недоброго предчувствия.

До земли все еще оставалось несколько метров, когда костяные захваты на ее плечах разжались и она камнем полетела вниз. Многодневные тренировки в академии «Д-корпуса» заставили ее автоматически сгруппироваться и принять удар о землю полусогнутыми ногами.

На ногах она не устояла, высота была слишком большой. Прежде чем Беатрис успела вскочить, на нее навалилась огромная, отвратительно пахнувшая туша какого-то дикаря. С нечеловеческой силой ей заломили руки, и, лежа лицом вниз, чувствуя, как рот заполняет жидкая грязь, она застонала не столько от боли, сколько от ярости и досады на то, что так и не успела выхватить оружие.

Жесткими, болезненно впившимися в кожу ремнями ей прочно связали руки за спиной.

Вокруг слышались радостные вопли танцующих у костров дикарей.

Пляски продолжались недолго. Очень скоро Беатрис приподняли, поставили на ноги и поволокли куда-то в глубь леса. К рассвету она оказалась в небольшом поселении, если можно назвать поселением десяток хижин, сложенных из необработанных стволов деревьев и прикрытых от постоянных здесь дождей листьями и шкурами животных. Архитектура этих строений производила странное впечатление. Хижины складывались наподобие шатров из вертикально поставленных деревьев. Наверху стволы сходились, образуя небольшой круг, из которого выходил дым от очага. Внизу круг бревен расширялся до нескольких метров, очерчивая жизненное пространство этих примитивных жилищ.

Глаза молодой женщины, прошедшей неплохую военную подготовку, автоматически отмечали детали, незаметные для нетренированного глаза: число и направление тропинок, расходящихся от поселения, отсутствие оград, количество вооруженных людей, замеченных ею в поселке, количество и качество находившегося у них оружия.

В военном смысле этот поселок не представлял никакой угрозы, если не считать таинственных ночных летунов.

Ее проволокли через все поселение, заканчивавшееся вырубкой, вклинившейся в девственные лесные заросли. В этом месте деревья росли так плотно, что образовали сплошную гладкую стену, к которой было пристроено некое подобие огромной деревянной клетки.

Отомкнув примитивный, но вполне надежный засов, дверцу открыли и грубо втолкнули ее внутрь, так и не развязав ей рук, уже совершенно онемевших от ремней.

Видимо, это строение было специально предназначено для содержания пленников, людей или животных — она так и не поняла. На полу стояла деревянная выдолбленная колода с водой, и для того, чтобы напиться, ей пришлось лечь на землю наподобие какого-то дикого зверя. К счастью, ее конвоиры, задвинув засов, потеряли к ней всякий интерес и разошлись по своим хижинам.

Часачерез два поселок начал просыпаться. Из хижин появились подростки, дети и несколько взрослых мужчин. Они, не обращая на Беатрис никакого внимания, занялись своими делами. Выделывали шкуры, носили в бурдюках воду, тащили сухие дрова из леса, собирали на поляне какие-то корни. Беатрис удивило, что во всех этих работах совершенно не участвуют женщины. Она не видела ни одной.

Несколько подростков подошли к клетке и стали рассматривать пленницу. Это было первое проявление интереса к ее особе. С удивлением она обнаружила, что может понимать их язык. Они говорили на сильно исковерканном и упрощенном наречии аниранского бытового языка.

— Смотри, Лагот, и эта тощая. Долго придется кормить.

— У нее одежда толстая, под ней ничего не видно. Снимут, тогда посмотрим.

— Развяжите, пожалуйста, мне руки! — попросила Беатрис. У нее не было больше сил терпеть боль от ремней. Вывернутые предплечья жгло невыносимым огнем.

— Лакост опять забыл снять ремни! Она же есть ничего не может. Пойди скажи Крапу.

Когда отправленный к неведомому Крапу подросток исчез в дальней, самой большой хижине, она спросила у двух оставшихся:

— Что со мной сделают? Зачем меня поймали?

Оба засмеялись, ничего на это не ответив. Через некоторое время она попыталась заговорить с ними снова, зайдя на этот раз с другого конца:

— Кто меня схватил на горе? Ваши люди умеют летать?

Они опять загоготали, и один из них указал пальцем куда-то вверх, на верхушку большого дерева, росшего неподалеку от ее клетки.

Она увидела среди ветвей нечто напоминавшее большой серый мешок высотой примерно в полтора человеческих роста.

Подросток вернулся с мужчиной, одетым в сыромятную кожаную куртку и такие же штаны. Он был высокий — не менее двух метров ростом — и широкий в плечах. Лицо его ничего не выражало, казалось, оно было прикрыто толстой жировой маской.

Мужчина открыл засов и, одним движением заставив Беатрис встать на колени, перерезал ремни. Боль в руках была такая невыносимая, что она не сумела воспользоваться благоприятным моментом и ничего не предприняла. Клетка снова захлопнулась. Подростки ушли. Никто больше не проявлял к ней ни малейшего интереса. Правда, часа через два один из них принес долбленое корытце, заполненное какой-то горячей отвратительно пахнувшей похлебкой, и просунул его между деревянных кольев, составлявших решетку ее клетки.

Несмотря на то что со вчерашнего вечера она ничего не ела, похлебка с плававшими в ней кусками корней и незнакомых плодов, обладавших резким неприятным запахом, показалась ей совершенно несъедобной, и она не притронулась к пище.

Ближе к полудню в центре поселения произошло какое-то движение. Из большой хижины, в которую ходил посыльный, показался еще один толстый мужчина, наверное, самый толстый из всего этого племени, состоящего из непропорционально сложенных людей высокого роста, чрезмерно отягощенных жировыми отложениями.

Судя по почтительному поведению остальных членов племени, это был какой-то вождь или шаман.

Ему услужливо поставили специальную скамью с широкой спинкой, и он неторопливо, с достоинством водрузил на нее свое неповоротливое толстое тело.

К этому времени боль от ремней в руках Беатрис несколько поутихла, и она с нетерпением ждала любого изменения в своем положении, решив, что на этот раз не упустит момента. Кто бы ни вошел к ней в клетку, ему придется об этом пожалеть.

Вскоре от собравшейся вокруг предводителя группы отделились двое и направились к ней. Мужчины этого племени казались ей совершенно одинаковыми. Так выглядят на первый взгляд для неискушенного человека эскимосы или негры. Но их внешность мало ее интересовала. Все ее внимание было сосредоточено на предстоявшей схватке. Она знала, что на этот раз заставит их пожалеть о том, что ее выбрали в качестве добычи.

Едва дверца клетки приоткрылась, как она бросилась вперед, словно пантера, и с лету нанесла удар ногой по толстой шее входившего в клетку человека.

Впечатление было такое, будто ее нога ударила в резиновую подушку. Удар не произвел на вошедшего ни малейшего впечатления. С неожиданным проворством он ухитрился захватить ногу Беатрис и дернуть ее на себя с такой силой, что она сразу же оказалась на земле.

Вдвоем с подоспевшим помощником они навалились на нее всем своим весом, так что она едва могла вздохнуть. Несмотря на жировые отложения, эти люди обладали чудовищной силой и, видимо, прекрасно знали, как обращаться со строптивыми пленниками.

Один из них держал сведенные за спиной руки Беатрис, словно в стальных захватах, а второй неторопливо и со знанием дела расстегивал магнитные застежки ее скафандра так умело, словно занимался этим ежедневно. Не прошло и пары минут, как с нее сорвали ее защитный костюм, оставив только нижнее белье, да и то ненадолго.

Заставив женщину встать на ноги, они привязали обе ее руки за спиной к длинной прочной жерди, а ноги обмотали у щиколоток ремнем таким образом, что она могла ходить только как стреноженная лошадь.

После этого, не проявляя ни малейшего интереса или каких бы то ни было мужских эмоций по отношению к пленнице, один из них достал нож и аккуратно разрезал все ее белье. Теперь она стояла перед ними совершенно обнаженная.

Аниранки никогда не стыдились своего тела и, если того требовали обстоятельства, появлялись на спортивных соревнованиях или на пляжах полностью обнаженными. Поэтому сейчас она не испытывала ни стыда, ни унижения. Гораздо больше ее волновало полное неведение. Она не знала, чего ждать от своих мучителей. Одно она поняла совершенно безошибочно, как это поняла бы на ее месте любая женщина. В поведении ее конвоиров не было даже намека на мужской интерес к ее обнаженному телу.

Не теряя ни одной лишней минуты, они взялись за концы привязанной к рукам Беатрис жерди и, вытащив ее из клетки, повели по направлению к центральной площадке поселка, где восседал предводитель этого странного сборища евнухов.

Когда ее проводили под деревом, росшим перед клеткой, серый комок в его ветвях шевельнулся. Теперь она смогла рассмотреть огромные кожистые крылья, плотно обернутые вокруг сидящего на дереве существа. Оно сидело, обхватив сук огромными толстыми когтями, показавшимися ночью костяными крючьями.

Когда Беатрис проводили под деревом, мешок из крыльев слегка раздвинулся, и из щели показалась голова с длинным клювом, усеянным острыми зубами. Глаз, обращенный в сторону Беатрис, моргнул, и голова тут же вернулась в свое надежное убежище

Вскоре Беатрис уже стояла в центре собравшейся на площади группы мужчин. Здесь их было человек пятнадцать, все без оружия. Лишь у некоторых с плеча свисало нечто похожее на волосяной аркан. Едва Беатрис ввели в круг, как все мужчины повернулись в ее сторону, с интересом ее разглядывая. Но интерес этот был совершенно особым…

Предводитель даже приподнялся со своего сиденья и, ощупав ее живот и ноги, сокрушенно покачал головой.

— Однако сильно худая. Много кормить придется. Неделю, однако, надо кормить. К празднику воды будет готова, я думаю.

От этих слов, от всего странного поведения мужчин, от их взглядов, оценивающих ее, словно свинью или корову перед убоем, она почувствовала такой ужас, что впервые с момента похищения дико закричала.

ГЛАВА 39

Арлан пожалел о том, что отпустил Телла и Ригаса, уже через пару часов.

Перед тем как уйти, Телл подробно рассказал ему о дороге в стойбище пурлов.

Казалось, совсем нетрудно обогнуть гору, вершина которой видна из любой точки джунглей.

Но неожиданно с плато спустился туман и заволок все своим белесым покрывалом. Лес вокруг Арлана сразу же стал похож на пропитанную водой губку.

Собственно, он не мог поступить иначе. Даже если бы он заставил Телла силой идти с собой, от него не было бы никакого проку. Одна обуза. Теперь ему приходилось рассчитывать только на себя, только на собственные силы, и опять у него в голове стучал этот проклятый метроном… Не было времени, чтобы подняться на плато за помощью и оружием.

У него был всего лишь нож и решимость спасти женщину, которая значила для него больше собственной жизни. Он вспомнил, как увидел ее впервые, как она сбросила туфли с налипшей грязью на пороге его дома…

Здесь другая грязь. Грязь этого непроходимого леса превратилась в его злейшего врага. Она пудовыми гирями цеплялась за ноги, стараясь прервать его и без того неуверенное движение вперед.

Легко было Теллу говорить: «Попроси лаламу показать дорогу…» Как будто он знал, как это сделать. Лалама заговорила с ним однажды. Но ему самому ни разу не удавалось ни позвать их, ни услышать их переговоры между собой. Он постарался вспомнить тот тоненький голосок, который звучал в его ментальном поле, — но ничего из этого не получилось.

Направление он давно уже потерял и подозревал, что бредет по кругу. Весь его опыт говорил, что надо остановиться, переждать, пока сойдет туман, не расходовать последние силы на борьбу с непроходимым лесом. Но он думал лишь о том, каково ей сейчас в руках этих зверей, отведавших человеческого мяса…

Он мог опоздать навсегда и не увидеть ее больше ни разу. Возможно, сейчас у него есть еще шанс. Если раз за разом переставлять ноги, не останавливаться, прорываться вперед, то, пока он еще делал это, пока еще шел, у него сохранялась надежда.

Похоже, даже время смешалось с болотом, грязью, туманом. Он не знал, сколько часов или суток прошло с начала этого кошмарного похода и когда именно на дне его отупевшего от усталости сознания прозвучал чей-то стон боли. Словно ребенок плакал в глубине непроходимого леса.

Арлан остановился и прислушался. Но туман впитывал в себя звуки, словно мокрая подушка, и не пропускал их наружу. В лесу стояла шуршащая тишина. Шуршащая, потому что капли непрекращавшегося дождя падали на листья деревьев. Кроме этих звуков, не было слышно ничего.

Вскоре он понял, что, пытаясь вызвать лаламу, услышал чью-то боль ментальным слухом. Источник этих звуков мог находиться от него с равной вероятностью за сто миль или за сотню шагов.

И все же, прервав свою бессмысленную изнурительную борьбу с лесом, он повернул в ту сторону, откуда, как ему казалось, исходили звуки.

Боль была где-то совсем рядом — в его сознании, и Арлан чувствовал, что должен помочь этому неведомому существу, где бы оно ни находилось.

Слишком много на этой планете боли и грязи. Он должен выяснить, откуда пришло Зло, он должен спасти женщину, которую любит. Он много чего должен… Но сейчас перед ним появилась задача, которую нужно решить. Конкретная, простая с виду задача. Кто-то слабый и беспомощный плакал, как ребенок, а он не мог вынести, когда рядом с ним плачут от боли дети.

Часа через полтора туман стал редеть. Не прекращавшийся ни на минуту плач стал как будто ближе.

Вскоре он наткнулся на узкую звериную тропу, проложенную в непроходимых зарослях, и пошел вдоль нее. Плач еще немного приблизился.

Тропа нырнула в узкий овраг, и там, где он кончался, на самом выходе, кто-то поставил хитрую, коварную и подлую ловушку. Кто бы ни шел вдоль тропы, он не мог свернуть с нее в сторону и не мог миновать западни.

В сетке, сплетенной из колючих лиан, билось чье-то беспомощное серенькое тельце. Плач шел именно отсюда. Теперь его можно было услышать и обычным слухом.

Подойдя вплотную, Арлан понял, что в ловушке находится не животное. В западне бился весь истерзанный шипами лиан детеныш лаламы…

Арлан достал нож и начал медленную осторожную работу по освобождению несчастного малыша. Лианы, твердые, как стальная проволока, поддавались с трудом. Он исколол себе все руки, прежде чем удалось проделать в сети отверстие, достаточное, чтобы освободить лаламенка. Но детеныш потерял слишком много крови и ослаб настолько, что не мог идти самостоятельно.

Со дна оврага ментальное излучение не могло пробиться сквозь сырой лес, оно распространялось лишь по дну. Родители не чувствовали призывов своего малыша. Арлан и сам услышал его случайно, только потому, что находился на дне низины, в которой образовался овраг.

Взвалив тяжелого лаламенка, размером с крупную овцу, на плечи, Арлан медленно, шатаясь, побрел вверх по склону. Нужно было выбраться из оврага и подняться как можно выше. Только тогда появится надежда, что родители услышат призыв своего малыша.

Наконец он нашел подходящее место и, положив лаламенка на вершине холма, стал перевязывать его самые глубокие раны, чтобы остановить кровотечение.

Лучше было бы ему убраться отсюда подобру-поздорову. Родители вполне могли подумать, что это его рук дело, и тогда ему несдобровать. Он вспомнил, с какой легкостью острые зубы лаламы перекусили кожаные ремни на его руках. Он знал, как сильно рискует, и все же оставался на месте, не находя в себе сил бросить лаламенка на произвол судьбы. В этом лесу водились хищники, и беспомощный детеныш мог стать их легкой добычей.

С виду детеныш лаламы напоминал хищного зверя. Это впечатление создавала длинная вытянутая пасть, усеянная острыми зубами, похожая на челюсти крокодила. Арлану приходилось все время напоминать себе, что это не животное, не дикий зверь.

Он впервые столкнулся с разумными существами, совершенно непохожими на людей, и привыкнуть к этому было совсем непросто.

Вскоре он понял, что не ошибся насчет хищников.

Подозрительный шорох раздался сначала справа, в низких зарослях подлеска, потом слева. Его окружали со всех сторон.

Арлан достал нож и приготовился отразить атаку, зная, что против такого количества хищников не выстоит и минуты. Вскоре кусты в двух метрах от него раздвинулись, и из листьев высунулась длинная узкая пасть.

Еще секунда, и прямо перед собой он увидел узкое стремительное тело крупного самца лаламы, готового к броску. Он не надеялся остановить его бросок, да и не хотел сражаться с этим существом.

Вместо этого он спрятал нож, отошел на пару шагов в сторону от детеныша и произнес про себя, не разжимая губ, как мог четче:

«Это сделал не я».

Неожиданно пришел ответ:

«Мы знаем».

После этого кусты задвигались сразу со всех сторон. Пять или шесть лалам, не обращая на Арлана никакого внимания, устремились к детенышу. Они остановились около него, и их шершавые языки начали зализывать раны на теле малыша.

Примерно через минуту Арлан почувствовал прикосновение такого же шершавого и влажного языка на своих израненных руках. Плач маленькой лаламы наконец прекратился.

Топот мягких лап катился по лесу, как неудержимый водяной вал. Только этот звук, перекрывавший все другие лесные звуки, был сейчас слышен. Самих животных не было видно, и, называя лалам «животными», Арлан знал, что грешит против истины.

Но их вид и их способ передвижения на четырех мягких лапах невольно вызывали в его мозгу знакомые земные ассоциации. Он знал, что для его новых друзей не было ничего обидного в этих ассоциациях. Они понимали его намного лучше, чем казалось вначале.

Они общались между собой на более глубоком, почти недоступном ему уровне подсознания. И когда обращались непосредственно к нему, им приходилось прилагать значительные усилия, чтобы пройти через языковой барьер и сделать свои мысли доступными для человека.

Несмотря на эти неудобства, Арлан знал, что теперь у него есть своя, пусть не слишком большая, но достаточно грозная армия. Не хотел бы он иметь своими врагами даже пару таких существ, а он вел с собой не меньше трех дюжин.

Лаламы всегда недолюбливали пурлов, однако до открытых стычек дело не доходило, потому что те избегали появляться на территориях, принадлежавших лаламам. Во всяком случае, до последнего времени.

Лаламы никогда не сражались. Раньше, до прихода чужих, у них не было врагов на этой планете, и они ничего не знали о военном искусстве, стратегии и тактике. Прочитав в его мыслях, что он считает себя «военным специалистом», они решили использовать его знания.

Их интересы совпали. Арлан хотел освободить от пурлов свою женщину, а ловушка, тайно поставленная на одной из лаламовых троп, в самом центре испокон веков принадлежавшей им территории, переполнила чашу их терпения.

Они пошли с ним, чтобы раз и навсегда покончить со своими коварными врагами, но спешили только потому, что чувствовали его страх и понимали его мысли.

— Нам придется идти еще быстрее, — сказал Шарктан, ускоряя бег, хотя это казалось уже невозможным.

Арлан кивнул, соглашаясь. Потом все-таки спросил:

— Сколько у нее может быть времени?

— День. Два. Не больше недели. Точно не знает никто. Это зависит от того, насколько она худая. И сколько времени осталось до их ближайшего праздника.

— Худая? — не понял Арлан.

— Да. Если она худая, ее будут кормить и ждать, пока она располнеет. Но не слишком долго. Если она не слишком худая — ее съедят сразу.

Арлан почувствовал, как эти слова обрушили на него волну страха. Он попытался вспомнить, как выглядит Беатрис с этой необычной точки зрения, и должен был признать, что не знает, худая она или нет.

Она была красивой, пропорционально сложенной женщиной. И он не допустит, чтобы она погибла подобным образом. Это было все, что он знал.

Он сидел на спине Шарктана, пригнувшись и вцепившись в костяные наросты, прикрывавшие верхнюю часть его спины.

Он понимал, какая огромная честь сидеть на спине одного из этих гордых существ, но он знал также, что сейчас, ввиду особых обстоятельств, это не имело никакого значения.

Все внимание Арлана сосредоточилось на том, чтобы не позволять слишком низко растущим веткам сбросить его со спины Шарктана, несущегося сквозь заросли, как стрела, выпущенная из огромного лука.

Когда разрабатывался план нападения на хорошо защищенное поселение пурлов, Шарктан вежливо спросил его мнение и выслушал его советы. Он вел себя так, словно именно Арлан командовал лесным воинством. Но сам Арлан знал, что это не так.

Лаламы были мирными существами и никогда не обижали соседей, но в то же время они обладали достаточной силой, чтобы в случае необходимости суметь постоять за себя. Вскоре ему предстояло убедиться в том, достаточно ли их силы, чтобы спасти Беатрис.

— Кого они так боятся? Для чего понастроили вокруг своих хижин ловушки и укрепления? Разве кто-то воюет с ними?

— Они боятся самих себя. Они боятся тех, кто по их вине превратился в обглоданные скелеты. У них слишком много врагов в нашем лесу.

Шарктан отвечал кратко. Одно, редко два слова. Арлану приходилось самому достраивать начатые им фразы.

Но, кажется, понимали они друг друга неплохо.

Первая схватка началась, когда до поселка оставалось несколько сотен метров. На открытой вырубке их поджидало человек двадцать пурлов с топорами и пиками в руках. С дикими криками они бросились навстречу катящейся серой волне лалам, и сразу же начался бой.

Длинные челюсти лалам работали как стальные капканы. С лязганьем они на мгновение смыкались на очередной жертве, и одного удара этих страшных челюстей было достаточно, чтобы рассечь тело нападавшего.

Кровь хлестала фонтанами из страшных ран. Среди пней валялись человеческие головы и руки.

Но и лаламам приходилось несладко. Хотя от большинства ударов их спасал костяной панцирь, прикрывавший спину, многие из лалам были уже ранены. Врагов оказалось слишком много. Из леса на помощь передовому отряду вывалилось еще несколько десятков пурлов, до этого сидевших в засаде.

Продвижение вперед замедлилось. Арлан знал, что, если они остановятся, им несдобровать. Длинные пики пурлов позволяли наносить удары, прежде чем до нападавших добирались страшные челюсти. К тому же у врагов было много коротких метательных копий, и они умело использовали их с дальнего расстояния. Как только какая-нибудь лалама вырывалась из общей свалки, на нее обрушивался целый град дротиков.

Вскоре Арлан понял, что их заманивают в ловушку. Вырубка впереди сужалась и упиралась в сплошную стену из колючих лиан, за которой наверняка прятались метатели. Перед этой стеной лаламы вынуждены будут остановиться и окажутся совершенно беспомощны перед копьями неприятеля.

Арлан быстро сообразил, что нужно сделать. Пока вал кровавой свалки не дошел до стены, он должен остановить продвижение лалам и самостоятельно попробовать проникнуть в поселение. Если использовать одежду пурлов, его невозможно будет отличить от врагов.

А если его план удастся, то, находясь в тылу у неприятеля, он отыщет дорогу в обход смертоносной ловушки или найдет способ ее разрушения. Во всяком случае, он должен попытаться.

В рукопашной схватке, без настоящего оружия, с одним ножом в руках пользы от него никакой.

Ему не нужно было ничего объяснять. Шарктан слышал все его мысли. Арлан змеей соскользнул с его спины и, сорвав одежду с убитого пурла, бросился в сторону. На всякий случай он четко передал Шарктану самое важное:

— Остановитесь и ждите. Вы не должны приближаться к стене на расстояние броска копья. Лучше всего отступить.

Не оглядываясь и не задерживаясь ни на секунду, чтобы проверить, выполняется ли его совет, он бежал к зарослям, перепрыгивая через пни и трупы. Рядом просвистело копье, от которого он успел увернуться в самый последний момент.

Наконец его прикрыли кусты, и по тому, что хлещущие колючие ветви начали бить по лицу, Арлан понял, что успешно добрался до леса.

Стена с засадой осталась от него справа, и он благополучно миновал заградительный отряд пурлов, рассыпанный в чаще. На него не обратили никакого внимания. Но лаламам тут не пройти, слишком густые заросли. Здесь у противников выгодная позиция…

Он бежал дальше, помня, что его мозг сейчас для Шарктана как открытая книга. Своими глазами он может показать ему силы врага и расставленные на лалам западни.

Заросли начали редеть и вскоре кончились совсем. Арлан выскочил на открытое пространство. До поселения пурлов оставалось несколько сотен метров, и его по-прежнему никто не пытался остановить.

Вскоре он уже бежал среди грубых деревянных шатров. Для первого визита он выбрал самую большую хижину в центре поселения. Дом вождя или какое-то общественное здание. Между хижинами никого не было видно.

Они не ждали нападения с этой стороны, не могли предположить, что кому-то удастся проникнуть в самое сердце их хорошо подготовленной к осаде крепости… Здесь они чувствовали себя в полной безопасности и не готовились к настоящей схватке.

Они привыкли вселять ужас во все живое в округе, они жили за стеной этого ужаса. Он защищал их лучше любых укреплений. До сегодняшнего дня у них не было настоящих противников.

До хижины, которую он наметил, оставалось всего несколько метров, когда из-за большой колоды неожиданно выскочил человек с топором в руках и попытался остановить Арлана.

По крайней мере охраняли хотя бы эту хижину, а это означало, что он правильно выбрал объект своей атаки. Если удастся захватить вождя племени, это значительно ослабит оборону пурлов, сломит их дух и поможет лаламам прорваться.

Арлан нырнул под мелькнувшее над головой лезвие и ударил вытянутым носком ноги в солнечное сплетение нападавшего. Носок ноги словно утонул в пуховой подушке.

Толстый слой жира не оказал никакого сопротивления удару. Человек взвыл от боли, выронил топор и упал.

Арлан не стал наносить второго удара — путь в хижину был свободен. Отбросив меховой полог, Арлан ворвался внутрь.

Высокий полный человек сидел в деревянном кресле перед грубым очагом, сложенным из валунов.

Он еще только начал поворачивать голову к тому углу, где, прислоненными к стене, стояли боевой топор и длинная пика. Но из кресла подняться так и не успел. Арлан был уже посреди хижины, и от того, что открылось его взгляду на противоположной стене хижины, сердце его заледенело.

Серебристый защитный костюм космонавта беспомощно висел на крюке, словно кукла, из которой выпустили воздух. Он узнал ее размер и знакомую вмятину на шлеме. Не обращая внимания на слишком медлительного противника, Арлан сорвал костюм со стен и только после этого повернулся к хозяину хижины.

Тот наконец-то выбрался из своего кресла и теперь нелепо стоял посреди помещения, не зная, что делать дальше. Арлан загораживал ему путь к оружию.

Под костюмом, на стене, висел на длинном ремне ее бластер.

— Где она?! — прорычал Арлан, срывая со стены оружие. — Тебе лучше вспомнить… Тебе лучше понять меня прямо сейчас, толстый ублюдок!

Угроза в его тоне была слишком явной, чтобы остаться непонятой. Хозяин хижины попятился к выходу и проблеял в ответ что-то нечленораздельное.

Арлан щелкнул предохранительным тумблером бластера, и волна жаркого пламени вспыхнула на полу хижины, в метре от его противника, отрезая путь к спасительному выходу.

— Что вы с ней сделали?!

Огненная молния, ударившая у ног вождя, произвела на него такое сильное впечатление, что неожиданно Арлан услышал ответ на исковерканном аниранском:

— Она жива, ее готовили к празднику Воды. Ты найдешь ее на конце поселка. За большим деревом стоит клетка. Ты не должен меня убивать! Я вождь! Я могу быть полезен, здесь все подчиняются мне.

Что-то Арлану не понравилось в его словах. Какая-то тайная коварная мысль мелькнула за этими заплывшими от жира глазками, но он не сумел ее понять, потому что разрывался между двух противоположных стремлений.

На краю поселка лаламы сражались за него, и каждую минуту кто-нибудь из них погибал…

Беатрис находилась здесь не один день, еще несколько минут ничего не изменят. Решение наконец было принято. Теперь, когда в руках у него появилось настоящее оружие, он мог изменить ход сражения в считанные секунды.

— Слушай меня внимательно, вождь! Я сейчас отлучусь ненадолго. Ты отвечаешь за ее жизнь. Охраняй ее, охраняй так, как не охранял еще никого. Если хоть один волос упадет с ее головы, я превращу тебя в живой костер. Ты все понял?

ГЛАВА 40

Грубая одежда из плохо обработанной шкуры, снятая с убитого пурла, сослужила Арлану хорошую службу, и он с ней не расставался. Шкура была достаточно большой, чтобы завернуться в нее почти полностью и скрыть под ней бластер.

Конечно, если он столкнется с одним из пурлов вплотную, его маскировка окажется бесполезной. Но издали, да еще в разгар боя, он не привлекал к себе внимания, потому что пурлы сражались с лаламами, а не с людьми.

Ему удалось беспрепятственно пройти все поселение в обратном направлении, к месту схватки, туда, где раздавались вопли атакующих пурлов и визг разъяренных лалам.

Похоже, лаламам так и не удалось вырваться из ловушки, в которую их заманили, и отойти на безопасное место.

Арлан не мог бежать, чтобы не привлечь к себе внимания часовых. В самом поселении их не было, зато за его границами, ближе к укреплению, на каждом шагу его могла поджидать засада.

Тут и там среди деревьев мелькали фигуры пурлов, оттаскивавших в сторону своих раненых или тащивших к стене камни, используемые в качестве метательных снарядов.

Теперь, когда у него в руках было настоящее оружие, Арлан не стал огибать укрепление и вновь пробираться через лесные заросли. Вместо этого он вышел в тыл основному отряду пурлов, оборонявших стену, перекрывавшую единственную дорогу, ведущую к их поселению.

Теперь Арлана отделяло от копьеметателей не больше сотни метров. Из-за высокой стены ему не было видно всей картины боя, зато расположение вражеских сил оказалось перед ним как на ладони.

Не меньше пятидесяти копьеметателей стояли на специальной насыпи, идущей вдоль всей стены и позволявшей им швырять копья на головы лаламам. Арлан знал, что сверху пробить панцирь лаламы довольно трудно, и, наверно, поэтому пурлы решили заменить копья тяжелыми камнями. Видимо, столь мудрая мысль только что пришла им в головы. Если бы пурлы успели обрушить эти булыжники на нападавших лалам, с теми было бы покончено за несколько минут.

Сотня или две пурлов подносили камни и следили за тем, чтобы около каждого метателя было достаточное количество этих смертоносных снарядов.

Еще один отряд пурлов с длинными пиками и топорами стоял с обеих сторон стены, выжидая подходящего момента, чтобы броситься в атаку. Очевидно, сражавшимся с противоположной стороны отрядам пурлов пока не удалось оттеснить лалам вплотную к стене, чтобы покончить с ними с помощью смертоносного каменного града.

Арлан выбрал удобное для стрельбы место, откуда его невозможно было заметить. Важно, чтобы после первых выстрелов его позицию не раскрыли. Тогда к результату обстрела добавится еще и паника. Тщательно замаскировавшись ветками и кусками дерна, он, отрегулировав заряд бластера на полную мощность, прицелился в нижнюю часть стены, в самом ее центре, и плавно нажал на спуск.

Полная мощность плазменного заряда бластера превосходила по разрушительной силе снаряд стодвадцатидвухмиллиметровой земной гаубицы.

В том месте, где вспыхнуло ослепительное голубое пламя энергетического взрыва, в воздух взметнулись стволы деревьев, слагавших основание стены, тучи земли и куски разорванных тел метателей камней. Однако стена была слишком толстой, и одного выстрела оказалось недостаточно, чтобы пробить ее насквозь.

Не жалея батареи, Арлан трижды повторил выстрел. Центральная часть стены рухнула, взметнув тучу пыли и дыма, исходившего от вспыхнувших обломков деревьев. Когда дым немного рассеялся, Арлан увидел, что в стене образовался пролом шириной в несколько метров. Теперь перед ним открылась вся картина боя.

Лаламы, зажатые со всех сторон вчетверо превосходящим их по численности отрядом пурлов, отчаянно оборонялись, собравшись в плотное кольцо и выставив во все стороны свое единственное оружие — длинные челюсти.

Однако пики нападавших пурлов были гораздо длиннее, и исход боя, пока не прозвучали первые разрывы, казался предрешенным.

Как только взрывная волна и туча обломков стены накрыла ближайших к ней пурлов, Арлан, нащупав в своем ментальном диапазоне разум Шарктана, передал четко, как только мог:

«Прорывайтесь к пролому. Не обращайте внимания на взрывы, я вас не задену!»

Собственно, сейчас это уже было необязательно. После того, как молнии, обладавшие страшной разрушительной силой, обрушились на стену, словно упав с небес, пурлов охватила паника.

Они бросали оружие и бежали к лесу. Те, кто стоял ближе к стене, мгновенно создали в проломе затор, стараясь вырваться с поля боя и давя друг друга. На эту беспорядочную орду сзади, словно демоны возмездия, нападали разъяренные лаламы.

Чтобы не видеть вновь возникшей кровавой мясорубки, Арлан покинул вершину холма, на котором была его огневая позиция. В хаосе, царившем вокруг, теперь никому уже не было до него дела.

Умом Арлан понимал, что с людоедами на Роканде следует покончить. Слишком велик был груз Зла, который планета тащила на себе, чтобы вынести еще и это.

Но одно дело — логика и совсем другое — непосредственное уничтожение сотен гуманоидов лишь потому, что он, вопреки всем этическим правилам, применил здесь оружие, незнакомое этой цивилизации. Да и не по своей вине стали они людоедами.

Хотя до сих пор он не понимал, как могла колония аниранцев всего лишь за двадцать лет так сильно измениться, чтобы породить орды дикарей, способных пожирать друг друга.

Трудно было представить себе, каким образом удалось лишить разума одновременно такое количество народа?

Умом он понимал, что не должен участвовать в местных конфликтах. Его главная задача — выяснить, откуда пришло космическое Зло. И каким образом оно подчиняет себе целые планеты. Пока что Арлан не слишком продвинулся в этом направлении.

Через полчаса битва была закончена. Оставшиеся в живых пурлы бежали к лесу. Их никто не преследовал, у победителей были более неотложные задачи. Арлан подумал, что с пурлами еще придется разбираться, чтобы не дать им возможности вновь приняться за старое, но сейчас и у него было гораздо более срочное дело.

В центре поселения, напротив шатра вождя, лаламы устроили нечто вроде лазарета. Сюда они привели своих раненых, а тех, кто не мог ходить самостоятельно, притащили на волокушах.

В другое время Арлану было бы интересно посмотреть, как лаламы управляются с хирургическими операциями, не имея рук, но сейчас он прошел мимо, не задерживаясь.

Внутри шатра никого не было. Вождь бежал вместе с остатками своего воинства, и сердце Арлана сжалось от недоброго предчувствия.

Они могли увести пленницу с собой, если не ради мести, то хотя бы в качестве продовольственного запаса.

— Если с ней что-нибудь случилось, я найду тебя, где бы ты ни был! — пробормотал Арлан, глядя на опустевшее кресло вождя. Потом он вспомнил, что вождь говорил что-то о клетке на противоположной стороне поселка.

Он бежал через поселение так, словно за ним гналась стая волков, провожаемый удивленными взглядами лалам.

За последним рядом хижин узкая тропинка спускалась со склона, и взору Арлана открылась вершина одиноко стоявшего дерева. Сразу за ним тропа заканчивалась, упираясь в сооружение, сделанное из целых необработанных стволов.

Беатрис он увидел, не успев добежать до дерева шагов пятнадцать.

Вслушиваясь в звуки боя, она стояла, вцепившись в стволы, образующие решетку. Он не сразу узнал ее в наряде из лохматой грязной шкуры и, наверно, поэтому продолжал бежать, несмотря на ее предупредительный крик.

Когда наконец его сознания коснулось ощущение опасности, было уже слишком поздно. К этому моменту он уже находился под деревом.

Он успел все-таки упасть на землю и лицом к лицу встретить несущуюся сверху смерть.

Он бы, наверное, успел даже выстрелить, но вовремя вспомнил, что поставил бластер на максимальную мощность. С такого небольшого расстояния взрыв заряда оказался бы смертельным для него самого.

Чтобы передвинуть регулятор вниз, на последнее деление шкалы, требовалось всего несколько кратких мгновений, но их у Арлана не было. Кривые когти летающего монстра сомкнулись на его теле.

Арлана в который уж раз за сегодняшний день вновь спасла пурловская шкура. Когти вцепились в нее и лишь скользнули по его ребрам, разрывая мышцы и кожу. Он вскрикнул от боли, когда рывок чудовищной силы приподнял его над землей.

Однако плохо выделанная кожа не выдержала нагрузки. Шкура лопнула в нескольких местах, и Арлан опять оказался на земле.

Когда монстр понял, что в когтях у него зажат лишь кусок старого меха, он вновь камнем упал вниз. Но теперь уже опоздал он. Арлан приподнял бластер и, поймав чудовище в перекрестье прицела, нажал спуск.

Даже для самой слабой мощности выстрела расстояние до цели оказалось слишком малым. Волна жара от взрыва вместе с брызгами крови и частями разорванной плоти чудовища ударила по Арлану, на какое-то время лишив его возможности двигаться.

Полностью он пришел в себя, лишь ощутив на лице капельки чьих-то горячих слез, и, открыв глаза, увидел перед собой перепачканное женское лицо, украшенное копной растрепанных волос.

Самым странным было то, что в этот момент ему показалось, будто прекрасней этой женщины, завернутой в грязную шкуру, он никого не встречал на всех планетах, где ему довелось побывать.

Это был первый нормальный рассвет на Роканде. Впервые над плато засияло солнце, не закрытое постоянными облаками или туманом. Второй час подряд не было всем осточертевшего, никогда не прекращавшегося здесь дождя.

И ночь, предшествовавшая этому солнечному рассвету, была первой, которую экипаж «Северной звезды» провел на корабле в полном составе.

Все они, включая командира и Беатрис, были живы, хотя с момента посадки прошло уже немало дней. Это обстоятельство казалось Версону еще более странным, чем солнечный рассвет на Ро-канде.

Он стоял у самого трапа без защитного костюма и шлема, нарушая тем самым все инструкции.

Горьковатый утренний воздух был насыщен запахом незнакомых горных трав и древесного дыма, исходившего от примитивного горна, который командир установил на ровной каменной площадке в двадцати метрах от корабля. С момента своего возвращения он успел соорудить там целую переносную мастерскую, никого не посвящая в свои замыслы. Больше всего впечатляли трехметровые кожаные крылья летающего монстра, похитившего Беатрис, которого местные племена вполне справедливо называли Ночным Ужасом.

По просьбе Арлана его новые и весьма странные друзья, похожие на помесь земного осла с крокодилом, доставили эти крылья снизу к самому перевалу, и сейчас командир занимался тем, что лично растягивал их на огромной деревянной раме для просушки, никому не доверяя этой ответственной работы.

Он почти полностью разобрал их планолет и использовал его детали для создания странной конструкции, состоявшей из ремней, пилотского кресла и шарнирных тяг. Если он прикрепит туда же крылья Ночного Ужаса, то получится весьма странный летательный аппарат, пригодный разве что для тренировки самоубийц.

Интересно, кому он собирался доверить его первые летные испытания?

Арлан отложил в сторону молоток и замер, уставившись в пространство ничего не видящим взглядом. Версон заметил, что после возвращения состояние непонятного ступора появлялось у Арлана все чаще. Он попытался как-то поговорить с ним об этом, предложив провести полное медицинское обследование его организма, подвергнувшегося серьезному стрессу во время пребывания в плену у местных дикарей Но Арлан лишь посмотрел на него своим новым отсутствующим взглядом и попросил не отвлекать его. Отвлекать от чего?

За последнюю неделю, с тех пор как Беатрис и Арлан вернулись из плена, жизнь на корабле приобрела не свойственный военным подразделениям оттенок неопределенности. Версон подозревал, что четкие задачи, поставленные перед ними аниранским правительством, полностью утрачены, а его собственное задание по сбору информации для земной разведки потеряло всякий смысл из-за утраты всех каналов связи.

Если так будет продолжаться дальше, то не понадобится слишком много времени, чтобы превратить их десантный отряд в новое племя местных дикарей.

Больше всего Версона раздражало отсутствие ясной перспективы и четкого плана. Даже о конкретных сроках возвращения больше не упоминалось Разумеется, объективные обстоятельства следовало учитывать. После того как их рация неожиданно приняла свой первый за все время пребывания на Роканде сигнал из космоса, стало ясно, что там произошло сражение, заставившее аниранский флот покинуть пределы Роканды. Фактически их бросили здесь на произвол судьбы

Но даже в этих обстоятельствах следовало выработать какой-то конкретный план действий. Отсутствие перспективы деморализовало людей, и Версон собирался откровенно поговорить обо всем с командиром.

Однако он уже не первый раз откладывал этот назревший разговор, понимая, что он может многое изменить и для него лично Пока что командир делал вид, что не замечает его неуставных отношений с Сельмой Штрауб Но в таком крошечном коллективе, замкнутом в маленькой скорлупке корабля, каждое движение соседа становится известно всем Затеяв с Арланом разговор начистоту, он рисковал выслушать немало неприятного для себя самого Правда, и командир не без греха…

С тех пор как вернулись Беатрис и Арлан, любой член экипажа мог заметить, как вспыхивают их глаза даже при случайной встрече. Видимо, их отношения имели более давнюю историю и начались задолго до экспедиции. Версон прекрасно понимал, что в основе их лежало нечто совершенно отличное от того, что связывало его с Седьмой. Все члены экипажа знали, что командир испытывает к аниранке глубокое сильное чувство, и старались беречь его, как берегут в оранжерее редкий цветок.

— Послушайте, Версон, перестаньте мучиться и помогите мне с этой распоркой. Ее нужно подержать, пока я закончу крепление.

Иногда Арлан позволял себе подобные странные замечания, словно тайные мысли окружающих не были для него секретом. И это делало предстоящий неизбежный разговор еще более сложным.

Заняв Версона бессмысленной, с его точки зрения, работой, Арлан закончил крепления распорки и уютно расположился на соседнем валуне, скептически осматривая творение собственных рук.

— Немного напоминает модернистскую скульптуру, особенно если включить в композицию вашу колоритную фигуру.

— Зачем вам этот аппарат?

— Если он полетит, мы получим транспортное средство и воздушного разведчика, способного исследовать большие территории.

— Ни один летательный аппарат не способен передвигаться без мотора!

— Ну отчего же? А планер? Не забывайте также о том, что притяжение Роканды на тридцать процентов ниже земного. Даже на Земле были попытки, и весьма успешные, создания летательных аппаратов на мышечной тяге. Здесь это должно получиться.

— Допустим, вы правы. Допустим, эта штука сможет летать. Зачем вам она? Зачем вообще нужна информация, которую никому нельзя передать?

— Чтобы ее использовать. Вы недооцениваете наши собственные силы. Мы единственные, кто может выжить в условиях этой планеты, сохранив при этом рассудок.

— Что именно вы еще хотите выяснить? Ведь за прошедшее с момента посадки время мы собрали достаточно информации.

— Она слишком ограничена и не отражает всей картины происходящего на Роканде. Мы познакомились скорее с последствиями произошедшей здесь катастрофы, а не с ее причинами. И меня очень беспокоит то обстоятельство, что нас оставили в покое. Пренебрежение противника означает, что мы не представляем для него реальной опасности.

— А похищение Беатрис? А нападение на вас?

— Это все может быть случайными действиями местных племен. Я не вижу здесь ни одной спланированной и направленной против нас операции. Кроме того, мы ни на шаг не продвинулись в поисках центра, из которого направляется захват планеты.

— Вы считаете, что захватом сознательно управляют даже сейчас, когда здесь все разрушено?

— Несомненно. Кто-то же постоянно снабжает энергией «Д-поле». Кто-то разгромил аниранский флот весьма эффективным способом и заставил его отступить.

— Вы считаете, что Генераторы «Д-поля» и управляющий центр находятся на самой планете? Ведь они могут располагаться и в космосе, на спутниках, например.

— Для того чтобы снабжать энергией генераторы такой мощности, нужны энергетические установки, которые вряд ли удастся разместить на спутниках. Там скорее всего расположены лишь антенны, принимающие энергию с поверхности планеты в виде узкого луча и преобразующие ее визлучение с широким радиусом охвата.

Есть и еще одно обстоятельство. Во время всех столкновений с нашими противниками мы имели дело только с исполнителями самого низкого ранга. С биороботами. С дикарями, лишенными разума. Мы ни разу не столкнулись с теми, кто стоит за всем этим. У сил, захвативших целую планету, должны быть менеджеры, должны быть управляющие и генералы. Мы даже не представляем себе, кем они могут быть. Мы ни разу их не видели.

— Как знать, — тихо проговорил Версон, — возможно, за это нам следует благодарить Бога или собственную судьбу.

ГЛАВА 41

Даже в экваториальном поясе Роканды, хоть и медленней, чем на Земле, происходила смена сезонов. Осень постепенно вступала в свои права Изменились направления господствующих ветров, и, хотя стало заметно холоднее, дожди перестали идти так часто, а солнце радовало космонавтов всю первую половину дня. Только к обеду появлялись низкие дождевые облака, но и они, как правило, к вечеру развеивались.

Погода имела теперь для Арлана большое значение. Особенно во всем, что касалось ветров. Дельтаплан был наконец полностью собран и даже опробован в небольших подлетах на привязи, позволивших проверить, насколько машина управляема в воздухе. Пока что она оправдывала его ожидания. Но окончательный ответ на этот вопрос можно было получить только в свободном полете.

На Земле он увлекался дельтапланеризмом и не мог тогда предположить, насколько бесценным окажется для него этот опыт. Основная проблема, которую необходимо решить в первом полете, — это проблема возвращения.

Он уже не сомневался, что созданный им аппарат удастся использовать в качестве планера. Для этого его достаточно сбросить с трехсотметрового обрыва. Но как вернуть машину обратно? Тащить ее в разобранном виде по горным тропам даже с помощью лалам достаточно сложно. К тому же разборка и сборка сложной конструкции сама по себе представляет непростую задачу.

Если он хочет использовать дельтаплан для ежедневных разведывательных полетов, он должен придумать, как возвращать его обратно на плато. В этом могли помочь пассаты — равномерные сильные ветры, постоянно дующие с восточной стороны.

Когда ветер налетал на препятствие в виде скальной стенки, воздушный поток устремлялся вверх. Если ему удастся вовремя поймать этот восходящий ток и рассчитать точку входа таким образом, чтобы машину не разбило о скалы, он сможет вернуться. Но Арлан прекрасно понимал, насколько рискован подобный маневр.

Если он ошибется, все триста метров, отделявшие вершину плато от его подножия, придется пролететь вниз без парашюта вместе с обломками машины.

Несмотря на сложность подготовки и все его опасения, настал день решительных испытаний. Труднее всего оказалось убедить Беатрис согласиться с его полетом. Она считала машину, собранную Арланом, совершенно ненадежной. А он еще ни словом не обмолвился, каким способом собирается вернуться.

Арлан готовился к полету очень тщательно. На тот случай, если придется делать вынужденную посадку в джунглях, он захватил с собой воду, неприкосновенный запас продовольствия, нож и бластер. Кроме того, он связался с Шарктаном и попросил его обследовать территорию возможной посадки. А также встретить его там в случае вынужденного приземления. С каждым разом сеансы ментальной связи с лаламами проходили все легче, и они все лучше понимали друг друга. Теперь в беседу можно было включать и такие отвлеченные для лалам понятия, как предстоящий полет.

Наконец все было готово.

Это был день, когда дул сильный и ровный восточный ветер, разогнавший дождевые облака. Аппарат поднесли к западному подветренному краю плато, закрепили за крючья, забитые в скалы, и пристегнули к дельтаплану стометровый буксировочный трос. Арлан сел на сиденье, защищенное лишь легкой каркасной рамой, и застегнул страховочные ремни.

Теперь оставалось лишь отпустить рычаг, удерживавший крепление дельтаплана. Как только он сделает это, давление ветра приподнимет машину над краем плато. Он уже неоднократно проделывал подъем на тросе и все же чувствовал, как учащенно бьется его сердце. Все, кроме Беатрис, вышли его провожать.

Она сказала, что не может на это смотреть. Арлан не сомневался, что в эту минуту Беатрис стоит у оптического перископа внутри корабля, и потому, прежде чем нажать на рычаг, улыбнулся ей и помахал рукой.

Как только разомкнулись крепления, аппарат рванулся вверх. Трос удерживал его на месте. Ар-лан дождался, пока под давлением ветра огромный воздушный змей наберет максимальную высоту. После этого он нажал второй рычаг и увидел под собой кольцо падавшего вниз освобожденного троса.

Плато сразу же отодвинулось от него, ветер относил машину хвостом вперед со скоростью шестьдесят километров в час. Как только скорость аппарата и воздушного потока уравнялись, началось медленное планирование со снижением.

Пора было разворачиваться. Он знал, что при таком ветре ему не удастся вернуться к плато до тех пор, пока дельтаплан не попадет в зону, где ветер отрезан стеной горного хребта.

Внизу расстилалось зеленое море тропических зарослей. Все внимание Арлана было поглощено управлением машины, и он не мог себе позволить заниматься разглядыванием пейзажей. За него эту работу проделывала оптика. Через каждую секунду он слышал треск затвора автоматической камеры, снимавшей панораму местности под ним с таким расчетом, чтобы снимки перекрывали друг друга на тот случай, если часть из них окажется неудачной.

Арлан плавно развернул дельтаплан носом к плато, которое все еще продолжало удаляться, хотя уже гораздо медленней.

Следовало увеличить угол снижения машины. Что он и сделал, выиграв в скорости за счет потери высоты. Наконец плато начало медленно приближаться. Он огибал его по широкой дуге не меньше километра в радиусе, рассчитывая в момент подхода оказаться с наветренной стороны и попытаться приподнять машину над скальной кромкой, воспользовавшись восходящим потоком. От одной мысли об этом акробатическом трюке по его спине пробегали мурашки.

Ему все же удалось обогнуть плато — запаса высоты оказалось достаточно для маневра. Теперь ветер нес его прямо на отвесную стену. Верхнюю кромку этой стены от него отделяло не меньше сотни метров, и казалось, никакая сила не способна забросить его на такую высоту.

Скала приближалась. Она была уже так близко, что он мог рассмотреть плоскости выветривания и клочки мха на совершенно отвесном граните.

Смертельный удар об эту преграду казался совершенно неизбежным, но Арлан знал, что ветер, встречаясь со скалой раньше его, создавал перед стеной подушку уплотненного воздуха. Весь его расчет строился на этой подушке. Если он неправильно вычислил скорость ветра и угол снижения, то врежется в скалу. Возникло неодолимое желание крепко зажмуриться и отпустить рычаги управления. Такое желание появляется иногда у неопытных водителей. Но все же он этого не сделал.

В метре от стены дельтаплан остановился на долю мгновения, затем задрал нос и понесся вверх. Арлан едва успел повернуть лонжероны, чтобы замедлить подъем. Он был уже над плато и вполне мог его проскочить.

Когда машина приземлилась в точке, из которой стартовала, восторгу команды не было предела. Непосвященному человеку трюк, который проделал Арлан с безмоторной машиной, казался каким-то чудом. Даже Беатрис не смогла выдержать характера и выбежала ему навстречу.

Арлан чувствовал себя настоящим героем, но, подавив вполне законный приступ самолюбования, достал из фотокамеры пленку и пошел в лабораторию.

На первой серии снимков, как и следовало ожидать, он не увидел ничего интересного. Радиус облета оказался слишком небольшим. Главной его задачей было испытать машину, и теперь Арлан приступил ко второй части своего плана по созданию мобильного воздушного разведчика.

Он отыскал в трюме корабля среди различного барахла, предназначенного для ремонта в полевых условиях всевозможной корабельной техники, небольшой, но достаточно мощный электродвигатель, весивший всего три килограмма. Аниранские двигатели не использовали обмоток и создавались на ином принципе. Проблему представлял лишь аккумулятор достаточной емкости. Он весил слишком много для такой легкой машины. Пришлось пойти на компромисс.

С небольшим аккумулятором приемлемого веса двигатель мог проработать всего минут тридцать. Этого было достаточно, чтобы один раз набрать нужную для возвращения высоту.

Но именно возвращение составляло главную проблему. Арлану вовсе не хотелось каждый раз повторять смертельно опасный трюк с набором высоты на ветровой подушке.

Теперь оставалось решить последнюю задачу. Ему нужен был пропеллер почти метрового радиуса. На корабле ничего похожего найти не удалось. Подобная техника устарела для аниранцев сотни лет назад. Пришлось вырезать пропеллер вручную из древесины местных растений, предварительно просушенной в высокочастотной печи.

На это ушло три дня. Но торопиться, после того как аниранский флот покинул небо Роканды, было уже некуда. Смертельный метроном, сопровождавший каждый их шаг на этой планете, наконец остановился.

Двигатель с пропеллером он установил за спинкой кресла — такое расположение винта требовало большего расхода энергии, зато не мешало обзору и помогало избежать поломок во время посадки.

После небольшого испытательного полета Ар-лан, убедившись в работоспособности двигателя, стал готовиться к своей первой дальней экспедиции.

Он знал, что может растянуть полученную при старте высоту, без учета аккумуляторного резерва двигателя, километров на двадцать, а то и больше, если удастся найти на трассе маршрута восходящие потоки воздуха. Такие потоки часто возникали над водной поверхностью и на открытых, хорошо прогретых пространствах. Арлан собирался на этот раз выжать из машины все, на что она была способна.

В архивных данных упоминался космодром рокандской колонии, но не было сказано ни слова о его местонахождении. Космодром был маленький и принадлежал какой-то частной компании, ведущей исследовательские работы по открытию планет, пригодных для заселения.

Основные транспортные и грузовые потоки, обеспечивавшие жизнеспособность колонии, шли по внепространственному каналу, который бездействовал с момента захвата. Даже станции канала им не удалось обнаружить в городе, что уж тут говорить о небольшом космодроме, расположенном в стороне от заселенной зоны.

За двадцать лет бездействия джунгли должны были полностью поглотить все сооружения, и обнаружить остатки космодрома — задача не из простых.

Но Арлану необходим был этот космодром — ведь именно отсюда должен был стартовать корабль, приведший за собой или принесший внутри себя космических захватчиков. Отчет об этом полете нужно было искать именно в информатории космодрома.

В день вылета ветер стал намного слабее, и это благоприятствовало запланированному Арланом полету на дальнюю дистанцию. Он собирался вернуться лишь к вечеру, использовав для своих исследований весь световой день. За последнее время полеты дельтаплана стали настолько привычны, что провожать его выходили лишь те, чья помощь была необходима при старте.

Беатрис перед отлетом он не увидел. После ночного дежурства она крепко спала в их общей каюте. В последнее время они перестали скрывать свои отношения. Арлан видел, с каким пониманием и тактом относятся люди к возникшему между ними чувству. В свою очередь, и он сам не вмешивался в личную жизнь членов своей команды.

Старт прошел без осложнений. В утренних лучах солнца раскинувшийся под ним пейзаж выглядел мирно и даже красиво. Ничто не напоминало о произошедшей здесь катастрофе.

Небольшие каменистые проплешины у подножия плато сменялись подлеском и чуть дальше переходили в густые тропические заросли, напоминавшие с высоты зеленое море, раскинувшееся до самого горизонта.

Пропеллер за спиной Арлана, посвистывая, вращался под напором встречного воздушного потока вместе с выключенным двигателем. Аппарат шел ровно, и Арлан экономно расходовал набранную при старте высоту, стремясь увести машину как можно дальше от плато.

Постепенно характер зарослей под ним менялся. Стали чаще встречаться болота, и вскоре он пролетел над большой рекой. В этих местах он еще не был и сразу же после пересечения границы исследованной зоны включил камеру. Казалось, все вокруг дышало миром и спокойствием. Полет проходил без всяких происшествий, но чувство тревоги не покидало Арлана в это мирное и тихое утро. К сожалению, дурные предчувствия редко обманывали его.

Над рекой он сделал несколько небольших кругов. Благодаря восходящему потоку воздуха ему удалось набрать лишних пятьсот метров высоты.

На противоположном от плато берегу реки деревья росли странно искореженными. Возможно, виной тому была болотистая почва, но Арлана интересовали не природные катаклизмы. Он искал следы человеческой деятельности. Однако поверхность планеты выглядела девственно нетронутой.

Арлан постепенно приближался к невысокому горному хребту водораздела. Тропический лес здесь значительно поредел, то и дело в нем встречались широкие километровые проплешины, заросшие кустарником и травой. Чувствовалось, что уже близко зона пустынь. Машина давно потеряла набранную над рекой высоту, а сама река скрылась в мареве нагретого воздуха.

Пора было возвращаться. Солнце заметно клонилось к западу, и Арлан чувствовал, как сильно устал. Постоянное напряжение, необходимость все время следить за малейшими изменениями в движениях воздушных масс здорово выматывали.

Он совсем было решил начать разворот на обратный курс, когда впереди, у подножия хребта, находившегося от него километрах в двадцати, на самом пределе четкой видимости что-то привлекло его внимание. Какой-то предмет, выделявшийся на общем фоне местности. Угол обзора изменился, и предмет, скрытый вершиной холма, исчез из поля зрения Арлана.

Какое-то время он раздумывал, стоит ли продолжать полет или все-таки развернуть машину обратно. За сегодняшний день он ошибался уже раза два. Необычная тень на земле, причудливо выветрившийся остаток скалы издали казались творениями человеческих рук, но, когда он приближался к ним, иллюзия исчезала.

Наверняка и эта решетчатая металлическая конструкция, утонувшая в мареве голубого тумана, окажется всего лишь странным переплетением ветвей. Может быть… Однако он напомнил себе простую истину — если заранее предполагать неудачу, ему ничего не найти. Чтобы привлечь везение на свою сторону, нужно в него верить, и, отметив азимут, он повел машину дальше.

Примерно через полчаса гряды холмов перед ним расступились, открывая ровный зеленый простор, напоминавший земную степь. Травы здесь были невысоки, а животных вообще не было видно. И это казалось странным, потому что лес, оставшийся на противоположной стороне реки, кишел живностью.

Стрелка компаса, зафиксировавшая направление азимута, указывала на ближайший холм, за которым скрылся заинтересовавший его предмет, и Арлан решил, что, если там не обнаружится ничего интересного, он повернет обратно.

Камера под его сиденьем продолжала стрекотать через равные промежутки времени, для анализа снимков, сделанных только за сегодняшний день, не хватит и недели. Когда вершина холма мелькнула под ним, открыв за собой все тот же пустынный пейзаж, Арлан решительно двинул рукоятку поворота влево. Машина начала описывать широкий круг, постепенно заваливаясь на левое крыло, и в этот момент из-за холма появилась летящая ему вдогонку черная точка.

Вначале он решил, что это птица. Хотя в архивах колонии не было упоминаний о птицах, он знал, что фауна Роканды не исследована полностью, к тому же она заметно изменилась с момента захвата. Аниранцы, к примеру, ничего не знали о существовании Ночного Ужаса.

Он не зря о нем вспомнил. Мягким изломом крыла существо напоминало полет летучей мыши. Вот только Ночной Ужас не выносил дневного света.

Если судить по скорости, то тварь, догонявшая его, больше всего походила на ракету класса «воздух — воздух».

Буквально через пару минут чудовищный монстр был уже настолько близко, что Арлан мог рассмотреть двадцатисантиметровые клыки, выступавшие из его пасти.

Это все-таки был Ночной Ужас, и выходило, что дневной свет ему не помеха. В конце концов, и в стойбище пурлов он напал на него именно днем.

Но одно дело — бой на земле и совсем другое — схватка в воздухе. Если монстр хоть чуть-чуть заденет его хрупкий аппарат, вернуться отсюда не удастся, даже если он сумеет благополучно приземлиться. Его отделяло от стоянки корабля почти сорок миль. Плюс река и джунгли, полные хищников.

Самым разумным в его положении было бы избежать драки. Но монстр явно преследовал его не из простого любопытства. Он искал добычу.

Можно было увеличить скорость, включив двигатель. Но, судя по времени, за которое Ночной Ужас его догнал, это не поможет. Зато запаса энергии в аккумуляторе, необходимой на тот случай, если придется поднимать машину с земли после вынужденной посадки, он лишится наверняка.

Придется самому начинать схватку. Кривые когти лап угрожающе зависли в нескольких метрах над крылом его аппарата. Если эта тварь спикирует…

Арлан не стал ждать нападения. Установив минимальную мощность огня и надеясь на то, что стрельба хотя бы отпугнет дьявольскую тварь, раза в полтора превосходившую в размахе крыльев его машину, он приподнял оружие и тщательно прицелился. Уловив момент, когда монстр оказался в самом центре перекрестья прицела, Арлан нажал на спуск. Ничего не произошло.

То есть бластер хлопнул, как ему и было положено. Энергетический заряд оставил в воздухе инверсионный след, на который монстр не обратил ни малейшего внимания.

Заряд взрывался, лишь встретившись с препятствием. Выходит, он промахнулся. В этом не было ничего удивительного, только в кино бравые солдаты сбивали самолеты одним выстрелом из винтовки. На самом деле попасть в летящий с большой скоростью предмет чрезвычайно трудно. Сложность попадания увеличивается в несколько раз, если и сам стрелок находится в воздухе… Не зря пулеметы на истребителях расходуют в одну секунду множество зарядов и буквально разрезают пулями металл.

Но такого пулемета у него не было, и оставалось лишь снова нажать на спуск. На этот раз расстояние между монстром и его машиной сократилось настолько, что промахнуться было почти невозможно. Арлан готов был поклясться, что попал, взрыва же по-прежнему не последовало.

Где-то далеко внизу на поверхности земли вновь сверкнула вспышка разрыва.

Но он видел, как инверсионный след заряда прошел через тело монстра!

Слегка обогнав его, Ночной Ужас замер в воздухе, а потом сместился на несколько метров назад. Это выглядело так, словно законы аэродинамики на него не распространялись.

— Что происходит, черт возьми? — пробормотал Арлан, опуская бластер: дальнейшая стрельба казалась бессмысленной.

— Рад, что ты это понял! — прозвучал в его голове хриплый надтреснутый голос. И хотя ментальные голоса лишены эмоциональной окраски, Арлану показалось, что он ощутил в голосе монстра ноту ехидной насмешки.

После этого Ночной Ужас отвесно спикировал на дельтаплан и уселся на носовых распорках, сложив крылья за спиной.

Даже если это чудовище обладало не слишком большим весом, дельтаплан обязан был отреагировать на новую нагрузку, к тому же приложенную к передней точке аппарата. Но машина, не заметив появления незваного гостя, продолжала свой ровный планирующий полет по прямой.

— Какого дьявола тебе нужно? — спросил Арлан, пристегивая бластер к поясу и изо всех сил стараясь не показать своей растерянности. Его положение усугублялось тем, что каждая его мысль наверняка становилась известна. Вот только кому? Во всяком случае, не этому монстру. Он уже понял, что перед ним всего лишь изображение. Что-то вроде куклы из аниранского голографического театра. Существо, которое говорило с ним сейчас, могло находиться за сотни миль отсюда.

Он не знал, насколько прозрачен его мозг для сканирующих щупалец чужого сознания, и постарался заблокировать внешнюю часть мозга, целиком сосредоточившись на управлении машиной.

— Ну так зачем ты здесь появился? — повторил он свой вопрос.

— Нужно поговорить. Ты понял, что не можешь причинить мне вреда?

— Допустим. Что тебе нужно?

— Вам разрешили сесть на планету и не трогали до сих пор. Надеюсь, вы это оценили. Вы прилетели сюда за информацией, и вам разрешили собрать ее.

— Какие вы тут, оказывается, добренькие.

Монстр сморщил свою чудовищную пасть в ужасной гримасе, всем видом выражая неудовольствие.

— Ты, наверно, кажешься себе очень умным. Доброта здесь ни при чем. Мы хотели, чтобы информация дошла до Анирана.

— Для чего?

— Они должны знать, что сопротивление бессмысленно и дорого им обойдется. Надеюсь, вы это уже поняли, и больше вам тут нечего делать. Лимит времени исчерпан. Вам пора убираться.

— А если мы этого не сделаем?

— Тогда вас уничтожат.

— Уж не ты ли?

— Хватит притворяться, Заславский! Ты прекрасно понял, что я лишь носитель сообщения. Что-то вроде вашего почтальона. Если вы немедленно покинете планету, вас беспрепятственно выпустят и разрешат вернуться на Аниран.

Арлан чувствовал, как в нем, несмотря на всю необычность этого разговора, начинал закипать гнев. Кто он такой, хозяин этого посланника, чтобы диктовать им свои условия так, словно они уже стали его пленными? Сражения еще не было.

Он сумел не показать своего гнева и даже выдавил вполне искреннюю улыбку.

— При всем желании мы не сможем немедленно покинуть планету.

— Почему же?

— У нас нет топлива. Его хватит только для выхода на орбиту спутника, где нас должен был поджидать аниранский транспортный корабль, который исчез вместе со всем аниранским флотом.

— Да, там произошла небольшая перестрелка. Это действительно проблема. У нас нет топлива для аниранских кораблей. Хотя где-то здесь должен быть их старый космодром. Возможно, вы найдете топливо там.

— Но для этого нужно время. И для того, чтобы найти космодром, и для загрузки корабля топливом.

— Космодром вы обнаружите на последних снимках, он отсюда совсем недалеко. Что касается времени… Мы можем предложить вам не больше двух недель. Да и то лишь в том случае, если вы дадите обещание не пересекать городской черты в течение этого срока.

— Я должен посоветоваться со своими товарищами.

— Видишь ли, Заславский, это не просьба и не переговоры. Скорее дружеское предупреждение. Если через две недели вы все еще будете на Роканде, вас уничтожат.

После этих слов он исчез мгновенно, словно кто-то выключил проектор.

ГЛАВА 42

Сразу после возвращения Арлан проанализировал последнюю серию снимков. Когда компьютерная интерполяция того района, где он встретился с Ужасом, была закончена, на одном из последних снимков отчетливо проступили очертания полуразрушенной локаторной вышки старого аниранского космодрома.

Вышка находилась слишком далеко от точки съемки, и никаких других деталей в покрытом зарослями пространстве рассмотреть не удалось. Но и вышки, упоминавшейся в космической лоции, было вполне достаточно. Он нашел космодром. Однако проблем от этого не уменьшилось. После ультиматума ситуация стала угрожающей.

Даже если в течение двух недель им удастся разыскать на космодроме горючее для своего корабля и работоспособный транспорт для его доставки на орбиту, это ничего не решало. Арлан знал, что не улетит с Роканды, пока не найдет отчета с координатами последней аниранской космической экспедиции.

Они могли находиться в архивах космодрома, но их там могло и не быть. В любом случае двух недель недостаточно для того, чтобы проводить исследования и одновременно подготовить корабль к старту.

У него было слишком мало людей и слишком мало времени. Необходимо принять решение, от которого зависела судьба каждого из них, и он не имел права принимать его в одиночку.

Арлан терпеть не мог официальных совещаний и потому изложил все последние новости во время обеда

Ежедневный совместный обед в кают-компании стал хорошей традицией. Как только мягкий перезвон корабельных часов, оповещавший о том, что наступило обеденное время, разносился по отсекам, все, кто был на корабле, спешили в кают-компанию.

Сразу после возвращения Арлан отменил ежедневные исследования городских кварталов, и в кают-компании собрался весь экипаж.

Когда он закончил рассказ о своем последнем полете, наступила долгая пауза. Им было о чем подумать.

Первым молчание нарушил Версон:

— Я не дипломат. Я всего лишь военный. Но даже мне известно, что противник предъявляет ультиматум лишь тогда, когда не уверен в превосходстве собственных сил.

— Или когда хочет избежать излишних потерь, — возразил ему Ли Карт. — Меня больше всего заинтересовало время ультиматума и предложенные в нем сроки. Почему именно сейчас понадобилось вступать с нами в переговоры и зачем потребовалось назначать такие жесткие сроки?

— Я тоже все время над этим думаю, — согласился с ним Арлан. — Тут скрыто что-то очень важное. Либо произошли какие-то внешние события, о которых мы ничего не знаем, либо мы сами, не подозревая об этом, в своих исследованиях подошли к опасному для наших противников рубежу. Возможно, запрет на продолжение наших исследований в городе имеет к этому непосредственное отношение. Пока я занимался полетами, у меня не было возможности следить за результатами Вам удалось обнаружить в городе что-нибудь новое, что-нибудь такое, что может представлять потенциальную опасность для наших врагов?

— Последние два дня исследованиями в городе руководила я, — сказала Беатрис. Это несколько удивило Арлана, потому что Беатрис всегда старалась оставаться в тени и никогда не брала на себя руководство какими бы то ни было операциями, с удивительным тактом стараясь не подчеркивать перед остальными членами команды свое особое положение и как аниранки, и как близкого командиру человека.

Должны были появиться серьезные причины, заставившие ее изменить этим правилам.

«Последние дни у меня совершенно не было времени следить за тем, что происходит на корабле, надо будет обо всем подробно расспросить Бет», — подумал он, но вслух спросил, словно ничего не заметив:

— Каков результат, что именно вы исследовали?

— Да все то же. Два жилых дома в центральных городских кварталах. Там нет ничего нового. Те же безликие одинаковые квартиры в стандартных блоках, наспех покинутые жителями. И еще торговый центр. Там тоже нет ничего интересного. Полки ломятся от товаров, хоть завтра начинай торговлю. В кассовых аппаратах сохранилась даже мелочь.

— А крупные купюры исчезли?

— Они вообще отсутствуют в аниранской торговле. Их давно заменили электронные средства платежа. Ну, что еще?… Под магазином складские помещения. Тоже ничего необычного. Стандартный набор потребительских товаров. Некоторые даже не распакованы. Есть и продовольственный склад. Холодильники, естественно, не работают, но большинство продуктов сохранилось благодаря стабильно низкой температуре.

— Откуда она взялась?

— Складские помещения расположены в глубоких подвалах. Настолько глубоких, что вначале мы не могли понять, зачем понадобилось прилагать столько усилий, но затем сообразили, что колонисты воспользовались какими-то старыми шахтами.

— Насколько старыми?

— Точный возраст этих выработок установить довольно сложно, поскольку от того времени, когда в них велись разработки, ничего не осталось. Но если верить радиоизотопному анализу отдельных кусков породы, то их возраст намного превосходит период создания аниранской колонии на этой планете.

— Это может быть интересно. Мне придется осмотреть эти подвалы.

— Я бы не советовал этого делать, — довольно категорично заявил Версон и, сразу же сообразив, что с его стороны не слишком вежливо перебивать командира, пояснил: — Этим мы нарушим одно из условий ультиматума и можем спровоцировать немедленную атаку на наш лагерь. К которой мы пока что совершенно не готовы.

За время его ежедневных отлучек тон Версона и манера держаться претерпели значительные изменения. Или он вспомнил свои старые военные привычки, или тешил себя надеждой, что более близкое знакомство с аниранкой позволит ему занять лидирующее положение в их группе. Даже обычное место Версона за столом переместилось. Теперь он сидел рядом с Беатрис. Конечно, все это мелочи, не имеющие значения, и все-таки надо будет выяснить, кто поручил Беатрис работы в городе? Была ли тут ее инициатива?

— Что же вы предлагаете? Рано или поздно, но столкновения нам не избежать, — сказал Арлан Версону, внимательно разглядывая его, словно видел впервые. Бывали моменты, когда он жалел, что защита землян от «Д-излучения» мешает ему проникать в их тайные мысли. Сейчас был как раз такой случай.

— Конечно, нам не удастся избежать столкновения! — заявил Версон. — Именно поэтому я предлагаю все наши силы в срочном порядке бросить на укрепление обороны. Раз уж вы нашли космодром, который нам не запрещено использовать для собственных нужд, там можно обнаружить много интересного, особенно если на его территории сохранились военные или хотя бы исследовательские аниранские корабли.

— Раньше они здесь были, — подтвердила Беатрис. — Но часть из них пыталась покинуть планету в самом начале катастрофы и была уничтожена. Я не знаю, какие из них сохранились.

— Версон прав. И его предложение вполне разумно, — неохотно признал Заславский. — Нашей первоочередной задачей на ближайшие дни станет космодром. Будем искать любое серьезное вооружение.

— Я не совсем представляю, с кем мы собираемся сражаться. Ведь не с призраками же? — спросил Ли Карт, адресуя свой вопрос почему-то Версону. Однако, поскольку тот молчал, отвечать все же пришлось Арлану:

— Это очень серьезная проблема. Мне кажется, что нашими противниками, так сказать в материальном плане, будут все те же бывшие колонисты, ныне превращенные в дикарей. Пурлы, возможно, ладжеи или какие-то другие, неизвестные нам племена, скорее всего с примитивным вооружением. Но гораздо большую опасность представляет та часть поселенцев, которую удалось превратить в биологических роботов. Они смогут использовать практически любое оружие. Ну и нельзя полностью сбрасывать со счетов так называемых «призраков». При всей их эфемерности в подходящих условиях они могут представлять весьма серьезную угрозу. Вы, Ли Карт, занимались на Земле оптическими разработками. Было бы интересно узнать ваше мнение насчет того, известны ли современной науке какие-нибудь методы разрушения голографических изображений?

— Пожалуй, только один. Уничтожение источника проекции. Если же говорить о самом изображении, то такие методы никем не разрабатывались, хотя теоретически можно допустить, что голограмму удастся подавить очень сильным источником стробоскопического излучения.

— Вам придется всерьез заняться этим вопросом. Нам нужно оружие против «призраков», чтобы в момент столкновения иметь возможность избавиться от них. Их психологическое давление на нас может иметь серьезные последствия.

— Мне кажется, в основе этих фантомов лежит вовсе не оптика.

— Что же тогда?

— Можно предположить, что под влиянием внешнего воздействия их проецирует наш собственный мозг. Возможно, в этом повинна часть спектра «Д-излучения», которая, несмотря на природный иммунитет, вероятно, оказывает косвенное влияние на человеческий мозг.

— Иными словами, они могут быть продуктом нашей собственной психики, разновидностью галлюцинаций?

— Совершенно верно.

— При первой же возможности мы это проверим. В области психического воздействия на человеческий мозг на Земле разработан богатейший арсенал средств. В том числе есть и способы защиты от такого воздействия. Какое-то время на нашей планете всерьез готовились к психологической войне, — пояснил Арлан Беатрис. — Если окажется, что эти фантомы имеют психогенный характер, мы найдем способ с ними бороться. Теперь давайте обсудим проблему, связанную с космодромом. Если мы обнаружим на нем что-то стоящее, придется перегнать туда корабль и переместить весь базовый лагерь.

— А что, если это ловушка? Ведь нам буквально поднесли этот космодром на блюдечке с голубой каемочкой, так, кажется, у вас на Земле называют неожиданные подарки? — Беатрис всегда гордилась своим глубоким знанием земных языков и при каждом удобном случае любила это подчеркнуть. Но в ее словах была большая доля истины. На космодроме их могут поджидать любые неожиданности.

Некоторое время он обдумывал эту проблему и в конце концов решил, что исследования космодрома избежать не удастся, слишком многое от него зависело.

— Завтра организуем экспедицию в район космодрома. Осмотр города временно прекратим. До тех пор, пока не установим в лагере защиту и не оборудуем здесь свои огневые позиции, — подвел итог обсуждению Заславский. Возражений больше не было. Все понимали, что на этот раз они получили приказ, который нужно выполнять.

За разработкой маршрута предстоящего похода к космодрому Арлан засиделся в штурманской рубке допоздна.

Когда в иллюминаторы, пробившись сквозь гряды облаков, заглянула зеленоватая рокандская луна, Арлан закончил работу над расшифровкой карт и открыл дверь своей новой каюты.

Уже вторую неделю он жил в каюте Беатрис и все никак не мог к этому привыкнуть. Сегодня он засиделся в штурманской рубке дольше обычного не потому, что в этом была какая-то особая необходимость. Ему хотелось выразить свое неудовольствие тем, что она, как ему показалось, небезразлична к усилившимся знакам внимания со стороны Версона.

И хотя Версон относился к Беатрис с подчеркнутым вниманием еще задолго до отлета с Анира-на, а убедившись в бесперспективности своих ухаживаний, нашел выход эмоциям в постели Сель-мы, это ничего не меняло.

Не меняло потому, что дело было совсем не в Версоне.

Свет в каюте не горел, и, осторожно прикрыв за собой дверь, Арлан остановился у входа. Лунный свет, проникая через иллюминатор, делал очертания предметов расплывчатыми, почти нереальными, словно все происходило во сне.

Беатрис не осталась в долгу и в ответ на его демонстративную задержку легла спать на верхней койке.

Он угадывал под плотно прилегавшей простыней очертания ее стройного тела и слышал ровное спокойное дыхание, хотя и догадывался, что она не спит. Но, возможно, он ошибался. Ревность — странное чувство. Она обостряет желание.

Стараясь не шуметь, он осторожно пересек каюту и, на ощупь найдя на стене нужную кнопку, получил в свое полное распоряжение нижнюю койку, на которой в обычные дни они с комфортом размещались вдвоем.

Он сбросил одежду в мусороприемник и совсем уж было собрался нырнуть под теплую простыню, когда услышал в темноте ее голос:

— Ты совершенно обо мне не думаешь. Целыми днями ты летаешь на своем самодельном корыте, а я должна ждать и надеяться, что ты вернешься. Иногда мне кажется, что сил уже нет, что сегодня ты уж точно не вернешься, и будущее представляется мне какой-то черной ямой. Сегодня я приготовила тебе небольшой подарок. Может быть, получив его, ты хоть что-то поймешь.

Он услышал шорох ее подушки над собой, и тонкая женская рука, серебрившаяся в лунном свете, Появилась перед ним. В ладони Беатрис была зажата небольшая темная коробочка.

— Что это?

— Передатчик прокола. Внутри специальная батарея, рассчитанная на один-единственный импульс. Я должна была дать сигнал сразу же, как только получу подтверждение, что препарат химической защиты действует.

— Ты не говорила мне об этом.

— Не говорила. Это было мое личное задание от руководства «Д-корпуса».

— И что же, ты выполнила его?

— Если бы я его выполнила, они бы начали атаку раньше, и тогда, возможно, сотни наших кораблей не нашли своей гибели в небе Роканды. Вина за это поражение полностью лежит на мне.

— Не говори глупостей! Если бы они начали атаку раньше, все получилось бы точно так же. Но даже если я не прав, если бы они добились успеха, ты хоть представляешь, что бы из этого получилось?

— Они бы уничтожили планету вместе с нами. Я привыкла рисковать собственной жизнью, но здесь был ты…

— Дело не в этом. Если бы их операция удалась, если бы они уничтожили Роканду — Зло пришло бы снова. Через какое-то время была бы захвачена другая планета. И так будет повторяться до тех пор, пока мы не найдем его источник, место, откуда оно приходит, его проклятое гнездо.

Он замолчал, потому что только сейчас до него дошел смысл ее последней фразы. Для любого аниранца, неважно, мужчина он или женщина, долг перед своим народом значил больше всего на свете. Но только что она ему призналась, что для нее теперь это не совсем так.

Он нашел в темноте ее руку и, не разжимая ладони, долго и нежно целовал ее, постепенно поднимаясь все выше, сначала до локтя, потом, отбросив простыню, он стал целовать ее плечи. Но, видимо, она неправильно поняла его ласку, потому что в ее голосе все еще звучала обида:

— Ты относишься ко мне, как будто я — Сельма Штрауб! Для тебя минутное удовольствие…

Он закрыл ей рот поцелуем, а когда наконец оторвался от ее губ, разговор, похоже, перестал ее интересовать. Но он все-таки сказал:

— Сельма — замечательная женщина. Если бы не она, все мужчины на этом корабле давно бы взбунтовались и набросились на тебя. Я ревную, потому что не представляю, как смог бы без тебя прожить хотя бы день. И, улетая на своем воздушном кораблике, я думаю о той минуте, когда вернусь и снова увижу тебя.

— Что с нами будет, Арлан? Я хочу сказать, что с нами будет, если мы победим? И куда нам теперь возвращаться? Я не смогу больше быть гражданкой Анирана.

— Если мы найдем и уничтожим источник Зла, нас встретят как победителей. Весь Аниран будет у твоих ног. Тогда мы заберем нашего сына и улетим на Землю. Если ты этого захочешь.

— Слишком много «если». Ты почаще обо мне вспоминай, пока это еще возможно.

Он постарался растопить горечь ее слов в новых поцелуях, но так и не понял, удалось ли это ему.

ГЛАВА 43

Место, где когда-то располагался космодром аниранской колонии, с высоты птичьего полета больше всего походило на старое лесное пожарище.

Арлан сделал над ним круг и не увидел с воздуха никаких деталей. Тропические джунгли напоминали плотно набитую подушку. Сквозь листву деревьев не пробивался ни один луч света. Разве что цвет листвы здесь несколько отличался, и можно было приблизительно определить границы посадочной зоны по желтоватому оттенку.

Метрах в двухстах от южной границы пятна, рядом с остатками локаторной вышки, Арлан выбрал пригодную для посадки открытую поляну и решительно направил свой дельтаплан вниз.

Впервые он садился не в лагере на плато, и у него не было полной уверенности в том, что с помощью слабенького двигателя вновь удастся поднять машину в воздух.

Но решение было принято еще вчера. Пятеро космонавтов, все, кроме Версона, захватив необходимое снаряжение, пробирались к космодрому. Им предстоял долгий и нелегкий путь. Никто не знал, за какое время отряду удастся преодолеть сорок километров диких джунглей. Несмотря на помощь лалам, это могло занять несколько дней.

Ему придется провести одному в совершенно не исследованной местности несколько ночей, и перспектива подобных ночевок вызывала тревожное чувство, несмотря на защитный костюм и бластер.

Он вспомнил, как их захватили в плен у городских ворот, не помогло и присутствие целого отряда. Эта планета была полна неприятных сюрпризов. Но слишком жесткий срок ультиматума заставлял его идти на риск. Сегодняшний полет, если все пройдет удачно, сэкономит им несколько суток.

К подходу отряда он должен закончить рекогносцировочные работы на космодроме и решить, куда в первую очередь направить усилия своих товарищей.

Машина шла вниз почти бесшумно. Арлан слышал негромкий свист ветра в пропеллере и шорохи листвы внизу. Земля была уже в нескольких метрах, дельтаплан миновал границу леса и еще круче пошел вниз.

Полянка была меньше, чем казалась сверху, и ему пришлось в спешном порядке гасить скорость, у самой земли задрав вверх нос машины. Дельтаплан остановился перед скалой. Еще десять—пятнадцать метров, и его полеты могли закончиться навсегда.

Арлан отстегнул ремни и какое-то время сидел, расслабившись, позволив себе полный отдых. Во всяком случае, так это выглядело со стороны.

Но в такие моменты его подсознание выполняло сложную работу. Ментальный слух обострялся и расширял границы восприятия окружающего иногда на несколько километров.

На этот раз он не услышал ничего подозрительного, никаких враждебно настроенных животных, во всяком случае, тех, чей мозг способен излучать ментальное поле.

Обычный слух, однако, сообщал ему, что в лесу не все обстоит так уж благополучно. Кто-то настырно стрекотал среди деревьев, словно огромный сверчок. Иногда эта тварь замолкала на пару минут и потом вновь заводила свою песню, похожую на звук электропилы.

На всякий случай Арлан проверил заряд бластера, прежде чем вылезти из кресла дельтаплана. Трава доставала ему до самых колен. Преодолевая ее сопротивление, он с трудом подтащил легкую машину к самой скале. Чтобы ее не унесло и не сломало ветром, пришлось забить несколько крюков и закрепить страховочные тросы.

Теперь наконец он мог заняться космодромом.

Вышка не представляла собой ничего интересного. Остатки решетчатой металлической конструкции стояли на голом холме. Арлан хотел взобраться на нее, чтобы еще раз осмотреться, прежде чем углубиться в лес, но оказалось, что изъеденные ржавчиной металлические перекладины не способны выдержать вес его тела.

Отойдя от вышки всего на сотню метров, он пересек узкую полосу поляны, на которую совершил посадку, и сразу же увяз в подлеске. Сами деревья не были слишком густыми и по своей структуре напоминали земные солончаковые растения. От толстого зеленого ствола во все стороны отходили каплеобразные метровые выросты. Каждый такой отросток, в свою очередь, заканчивался еще двумя. Так продолжалось до тех пор, пока отростки не начинали обламываться под собственной тяжестью и не падали наземлю. Тогда они пускали корни и давали начало новым деревьям.

Это был бы вполне приличный и удобный для исследований лес, если бы не засилье лиан. Десятки видов сапрофитных паразитов обвивали стволы деревьев и, наращивая на них свою собственную крону, тянулись к солнцу.

Внизу, у самых корней, растительности не было, но уже в метре над землей начиналась сплошная путаница колючих зарослей. Выяснив, что, согнувшись в три погибели, с тяжелым рюкзаком за спиной, далеко ему не уйти, Арлан вернулся на поляну и пошел вдоль нее, внимательно осматривая сплошную стену леса. Время от времени ему удавалось разглядеть пространство в глубине леса метров на сорок.

Он продвигался медленно, обливаясь потом. Из леса несло влажной жарой, с которой не мог справиться кондиционер его легкого защитного костюма. Спина болела от постоянных наклонов, а солнце уже перешло зенит.

Если так будет продолжаться, к вечеру он узнает не больше, чем до посадки. Нужно было что-то срочно придумать.

Вернувшись к дельтаплану, Арлан взобрался на скалу, в которую едва не врезался во время посадки. Сейчас, когда его внимание не отвлекалось на управление капризной машиной, он увидел много новых деталей, не замеченных раньше.

С северной стороны на поляну выходила просека. Возможно, это было русло высохшего ручья или звериная тропа. Углубившись в лес, она изменяла направление и шла в ту сторону, где на плане он отметил границы желтого пятна.

Он совсем уже собрался^спускаться, когда заметил, что сквозь густую траву около вышки местами проглядывает странная серая полоса. Свои исследования он начал именно с нее. Оказалось, что к вышке некогда вела дорожка, выложенная прочным серым пластеролом. Теперь пластерол, уступая напору травы, потрескался, плитки сошли со своих мест. Но остатки дорожки сохранились, и можно было без труда определить ее направление. С одной стороны дорожка заканчивалась почти у самой вышки. С этим все было понятно. Но противоположный ее конец упирался в глухую скалу. Дорожки не должны вести к скалам. Никто не будет строить специальную дорожку, пригодную для движения тяжелого транспорта, лишь для того, чтобы потом заняться альпинизмом.

Взглянув на солнце, он понял, что выяснение этой загадки придется отложить. У него осталось не более трех часов светлого времени, а он по-прежнему почти не продвинулся в своих исследованиях и даже не наметил подходящее для ночлега место.

Оставив в покое дорожку, Арлан пересек поляну, вышел к просеке и углубился в лес.

Лианы над его головой почти сразу сомкнулись в сплошную непроницаемую завесу, стало темно и сыро, как будто он погрузился в болото. Словно подтверждая эту мысль, почва под его ботинками превратилась в жидкий кисель.

Теперь стрекот неведомой пилы стал громче. Иногда звук стихал, и тогда из леса доносилось глухое мощное уханье, словно сотня филинов одновременно упражнялась в эстрадном искусстве.

Не задерживаясь из-за этих непонятных звуков, Арлан упрямо шел вперед, пока не достиг поворота просеки, отмеченного им с вершины скалы.

Сейчас она свернула к границе желтого пятна. Ему оставалось пройти до пятна не более ста метров, когда, нагнувшись в очередной раз для улучшения обзора, он заметил между деревьев нечто темное и весьма большое. Он мог рассмотреть лишь основание этого предмета, все, что располагалось выше одного метра, скрывали лианы, и даже приблизительно невозможно было определить, что же это такое.

Только подобравшись к таинственному предмету вплотную, Арлан увидел, что густая листва скрывает обшивку космического корабля.

За час работы ему удалось расчистить участок корпуса не более трех метров. Но и это позволило определить, что корабль относительно новый. На керамической обшивке не было заметно серьезных повреждений. Арлан расчистил несколько вплавленных в обшивку букв. Буквы были аниранские, но название корабля он так и не смог определить.

Оставив свою находку до прибытия отряда, Арлан стал пробиваться дальше внутрь пожелтевшего леса. Теперь уже не оставалось никаких сомнений, что здесь когда-то располагался космодром.

Болотистая почва под ногами стала тверже, а лесная растительность внутри километрового посадочного круга заметно поредела. Казалось, страх перед атомным пламенем, бушевавшим на этой площадке двадцать лет назад, заставлял съеживаться проклятые лианы даже сейчас.

Вскоре Арлан выбрался на небольшую прогалину, почти полностью свободную от растительности, в центре которой стоял еще один корабль.

Общие очертания корпуса свидетельствовали о том, что это военный фрегат. Его посадили здесь уже после катастрофы и гибели самого космодрома. Об этом свидетельствовали настежь распахнутые люки, транспортные лифты, опущенные лишь наполовину, и разбросанные вокруг корабля хорошо сохранившиеся предметы корабельного оборудования.

Через десяток метров Арлан наткнулся на первый человеческий скелет. По характерному строению верхней части позвоночника можно было определить, что скелет принадлежал аниранцу.

Трагедия произошла здесь всего несколько лет назад. Видимо, этот корабль пытался прорваться на давно захваченную планету. Возможно, экипаж возвращался из дальней экспедиции и ничего не знал о том, что от Роканды следует держаться подальше. Но скорее всего это был результат одной из многочисленных попыток аниранцев вернуть контроль над утраченной планетой.

На расстоянии менее парсека от поверхности Роканды автоматы корабля перестали подчиняться командам экипажа.

Сам же корабль, с перехваченным «Д-полем» управлением, медленно и плавно шел на посадку на этот заброшенный космодром. Он сел здесь так, словно ничего не случилось. Вот только разум всех членов его экипажа к этому моменту был уже полностью выжжен. Большинство из тех, кто находился на этом корабле, погибли во время спуска. Остальных постигла еще более страшная судьба, та же, что и других колонистов Роканды. Они пополнили ряды дикарей или превратились в зомби, подчиненных власти чужого интеллекта.

Распахнутые люки корабля одновременно притягивали и отталкивали Арлана. Он знал, что ожидавшие его внутри картины будет нелегко вынести, но с помощью оборудования и транспортных средств, которые, вероятно, уцелели на этом хорошо сохранившемся корабле, можно намного ускорить исследование космодрома.

Не было никаких шансов заставить работать корабельные лифты. Прежде нужно было попасть в управляющую рубку и запустить энергетический реактор, если, конечно, тот сохранил работоспособность и если в баках осталось топливо.

Ему пришлось взбираться к люку трюмного яруса по отвесной обшивке, как на скалу, используя альпинистское снаряжение. К счастью, заброшенная на пятиметровую высоту кошка прочно зацепилась за распахнутый люк, и спустя несколько минут он, воспользовавшись тросом, уже был внутри корабля.

Темнота и затхлый воздух поджидали его в узкой шахте коридора, ведущего на верхние ярусы. Аварийное освещение не работало. Вообще ничего не работало. И так будет продолжаться до тех пор, пока он не доберется до главной рубки и не запустит хотя бы один резервный генератор. Он не слишком разбирался в устройстве аниранских кораблей, но работы на верфях во время сборки «Северной звезды» кое-чему его научили.

Главную рубку он сумел найти, используя для освещения узкий и не слишком яркий луч своего нашлемного фонаря. Неожиданно дверь в нее оказалась запертой. Пришлось расстреливать электронный замок из бластера. После этого весь корабль провонял паленой резиной и пластмассой, зато дорога в рубку была наконец свободна.

Здесь находились четыре скелета аниранцев, так и не покинувших своих кресел. Эти люди боролись до самого конца. Он осторожно снял с пульта остатки кисти одного из них, нашел нужные надписи над управляющими тумблерами и начал их включать один за другим, строго следуя вывешенной здесь же инструкции. Раздражающая педантичность аниранцев на этот раз сослужила ему хорошую службу.

Он не слишком надеялся на то, что энергии в аварийных аккумуляторах окажется достаточно, чтобы запустить реактор. Свет не горел, и скорее всего энергии не было вообще. Но, к счастью, он ошибся. Видимо, где-то были повреждены энерговоды, но сами аккумуляторы сохранили работоспособность. Корпус корабля содрогнулся и мелко завибрировал, пока ротор стартового мотора генератора набирал обороты. Через пятнадцать минут один из вспомогательных реакторов корабля вошел в рабочий режим, и после этого в рубке вспыхнул свет. Аварийные энерговоды прокладывались отдельно от остальных, и, очевидно, энергетические цепи, питавшие освещение непосредственно от реактора, сохранились.

Заработал даже аварийный компьютер. Хотя главная автоматика корабля так и не включилась, Арлан сумел, не выходя из рубки управления, получить подробный отчет о состоянии основных агрегатов, вооружении и наличии топлива.

Последняя запись в электронном вахтенном журнале двухлетней давности гласила:

«Продолжаем снижение. У всех членов экипажа появились сильные головные боли. Отказал автопилот. Переключиться на ручное управление не удается. Вся автоматика вышла из строя…»

Фрегат «Спейс» был одним из тех кораблей, которые командование аниранского флота с маниакальным упорством один за другим посылало в район утраченной федерацией планеты. Ни один из них не вернулся и не передал никакого сообщения.

Впрочем, действия командования можно было понять. На Роканде осталось несколько миллионов аниранских поселенцев, о судьбе которых федерация ничего не знала.

Если не считать отказавшей автоматики, корабль был почти готов к полетам. На месте оказался даже планетарный транспортный бот, на что Арлан не смел даже надеяться. Это было самой важной его находкой. Если бот окажется в рабочем состоянии, их транспортные проблемы будут решены полностью.

Он взглянул на кварцевые корабельные часы, отсчитывавшие все эти два года время мертвого корабля. До захода солнца оставалось не больше часа. Проверив все отсеки с помощью инфракрасных датчиков, он убедился, что, кроме него, на корабле нет живых организмов, и лишь после этого направился в транспортный отсек.

Он решил остаться на корабле, если не удастся запустить двигатели транспортного бота до захода солнца. Хотя ночевать по соседству со скелетами было не слишком приятно — зато безопасно. Гораздо безопаснее, чем ночевка в открытом лагере на лесной поляне.

Но ему снова повезло. Бот оказался в рабочем состоянии, даже баки были полностью заправлены мезонным горючим. Оставалось открыть наружную дверь ангара и попробовать запустить двигатель.

Замок не поддавался. Он не хотел применять лазерный резак, чтобы не портить переборку. Этот корабль им еще пригодится. Он не знал, разрешат ли нынешние хозяева планеты вывести «Спейс» на орбиту или им придется прорываться с боем, но в любом случае стоило попробовать.

Теперь они располагали знаниями, которых не было у капитана «Спейса». Излучение, поражавшее человеческий мозг, было для них безвредно. Основной проблемой оставалась выходившая из-под контроля автоматика. Но опыт «Северной звезды» поможет им справиться и с этим.

Замок в конце концов удалось открыть из центральной рубки, предварительно прочитав инструкцию. Запустился и двигатель. Но когда бот, извергая хвост пламени из своих реактивных двигателей, с ревом покинул ангар корабля, стало уже совсем темно.

Тем не менее Арлан решил продолжать полет и попытаться разыскать лагерь своих товарищей, вынужденных заночевать в лесу по дороге к космодрому.

Скорее всего они застряли на переправе. Арлан надеялся, что с помощью инфракрасных искателей, прожекторов и навигационного оборудования бота он сумеет найти их даже ночью. И он не ошибся в своих предположениях.

Появление реактивного бота над лагерем, разбитым на берегу реки, произвело фурор. Опасаясь, что после всех сюрпризов, преподнесенных Рокандой, его могут встретить вместо салюта заградительным огнем, Арлан еще на подлете произвел прожектором заранее условленную серию световых вспышек. По этому сигналу они узнавали друг друга, ведя исследования в ночном городе.

Он опустился в сотне метров от палаток и, когда вылез из кабины, был вознагражден за все свои усилия искренним восторгом товарищей, которым осточертело плестись через лес, таща на себе тяжелое снаряжение.

Разве что на лалам его появление произвело крайне отрицательное впечатление. Увидев огнедышащего дракона, они попросту разбежались.

ГЛАВА 44

Утро следующего дня весь отряд встретил уже на космодроме. Теперь работы пошли значительно быстрей, и после обеда в базовый лагерь на плато был отправлен первый транспорт со снаряжением и оружием. Арлан вынашивал идею перегнать туда и сам «Спейс». Но с этим, учитывая непредсказуемую реакцию нынешних хозяев планеты, не следовало спешить.

Оружие они перевозили замаскированным, и такие же меры предосторожности применялись при оборудовании огневых точек вокруг лагеря. Никто не знал, достаточно ли эффективны аниранские методы маскировки на Роканде, но пока все было спокойно.

К концу первой недели установленного ультиматумом срока территория вокруг «Северной звезды» напоминала хорошо укрепленную крепость.

Создание оборонительных сооружений облегчало то, что на плато вела одна-единственная дорога, и теперь вся ее верхняя часть могла простреливаться огнем лазерных орудий.

Немало сил было потрачено и на устройство надежного воздушного прикрытия. Слишком свежо было воспоминание о Ночном Ужасе. И никто не представлял, какие еще монстры существуют в арсенале их противников. Наконец Арлан счел, что они готовы к отражению нападения и могут себе позволить нарушить условия ультиматума.

Ему не терпелось познакомиться с последней находкой Беатрис. Древние подвалы притягивали его как магнит, но прежде нужно было закончить подготовку корабля для вполне возможного аварийного старта.

На орбиту на всякий случай был выведен транспорт с горючим. Это не противоречило условиям ультиматума и не вызвало никакой реакции со стороны их противников. Если им придется покинуть планету на своем старом корабле, этот запас горючего позволит разогнать «Северную звезду» до переходной скорости.

Исследование территории космодрома в первом приблизительном варианте было закончено. Теперь они точно знали количество находившихся на нем кораблей. Была также учтена большая часть снаряжения, которое могло оказаться для них полезным.

Столь сжатые сроки работ стали возможны благодаря методике расчистки леса, предложенной Ли Картом. Он воспользовался характерным строением рокандских деревьев, сок которых на восемьдесят процентов состоял из легко воспламеняющихся эфирных масел.

Сначала Арлан не мог понять, каким образом такие растения сохранялись на протяжении десятков лет. Хотя гроз на Роканде, несмотря на частые дожди, практически не было, достаточно любой случайной искры, чтобы превратить дерево в пылающий костер. Однако огонь не распространялся за пределы одного-единственного дерева. Шатер из сырых негорючих лиан останавливал пожар. Каждое следующее дерево приходилось поджигать заново. Это было очень удобно, поскольку позволило им не перемещать оборудование в безопасную зону.

Когда дерево сгорало, на его месте оставалась груда обуглившихся и ничем не закрепленных лиан, которые питались за счет соков дерева и держались, впившись в его ствол специальными сосущими отростками.

После выжигания деревьев, заполонявших территорию космодрома, кучи обгоревших лиан сгребали к краям стартовой площадки, где в конце концов образовалась непроходимая колючая изгородь, надежно защищавшая место работ от непрошеных гостей из леса.

На стартовой площадке бывшего аниранского космодрома они обнаружили четыре корабля — два транспорта и два корвета одного класса. Они смогли полностью оснастить «Спейс» и подготовить его к полету, используя оборудование другого корабля такого же типа.

Кроме того, за пределами космодрома находился еще один корабль. Именно на него Арлан наткнулся в первый день после посадки на космодроме своего дельтаплана, когда не смог расчистить даже доску с названием.

Им оказался «Рисат», небольшой исследовательский звездолет третьего класса, не рассчитанный на проведение работ на поверхности планет. С помощью таких кораблей аниранцы вели разведку дальних районов космоса. Когда корабль класса «Рисата» находил новую пригодную для заселения планету, на нее отправлялась другая, хорошо оснащенная экспедиция.

Это означало, что на «Рисате» не было планетарного комплекса, столь необходимого им сейчас для возведения оборонительных сооружений на плато. Пришлось использовать ремонтных роботов с других кораблей, не предназначенных для подобных работ.

Зато «Рисат» во время своего последнего полета вполне мог наткнуться на планету, которую искал Арлан…

К сожалению, в отличие от корветов, исследовательский звездолет сохранился гораздо хуже. Он стоял здесь с самого начала захвата с открытыми люками вот уже более двадцати лет, и джунгли успели освоить его снаружи и изнутри. Все оборудование оказалось разрушенным. А от электроники, блоков памяти, корабельного журнала и прочих судовых документов не осталось даже следа. Арлан подозревал, что столь полное уничтожение не обошлось без постороннего вмешательства.

Об этом свидетельствовали следы взрывов и пожара в главной рубке «Рисата».

Теперь вся надежда была на информаторий самого космодрома.

Но, к их общему удивлению, когда территория космодрома была полностью очищена от зарослей, здесь так и не было обнаружено ни одного здания. Это казалось совершенно непонятным, поскольку они не смогли найти даже фундаментов былых строений. Ни один космодром не мог обходиться без навигационных вышек, маяков, заправочных и ремонтных комплексов.

Но здесь не было ничего, кроме посадочной площадки и остатков одной-единственной вышки, настолько старой, что даже следов энерговодов, подходивших к ней когда-то, обнаружить не удалось. С этой вышкой была связана другая, совершенно необъяснимая загадка разрушенной дорожки, упиравшейся в скалу. Арлан решил выделить для исследования вышки целый день из драгоценного лимита оставшегося у них времени.

Расположившись в сотне метров от того места, где дорожка бесследно исчезала в скале, он установил бластер на максимальную мощность и выстрелил в основание скалы, чуть выше того места, где заканчивалась дорожка.

Эффект от разрыва первого же заряда превзошел все ожидания. В скале открылся хорошо замаскированный под окружающую породу вход в туннель.

Есть камни, в которых поселяется сама древность. Стенам туннеля было не меньше тысячи лет.

Анализатор отказался установить точную дату создания этой выработки.

Туннель шел в глубь скалы, абсолютно ровный, высотой в два человеческих роста и шириной в три с четвертью метра. Сводчатый потолок и совершенно ровный гладкий пол уходили в неведомое так далеко, как только могли пробиться лучи их нашлемных фонарей.

Беатрис, Ли Карт, Версон — все, кто был свободен от первоочередных работ и дежурства в лагере, участвовали в исследовании этой древней загадки.

— На стенах нет следов инструментов. Такое впечатление, словно проходку осуществляли с помощью высокой температуры.

— При какой температуре плавится базальт?

— Что-то около тысячи градусов по Цельсию.

— При таких температурах для проходческой машины потребуется слишком мощная тепловая защита, а у аниранцев таких машин нет. — Беатрис остановилась, детально исследуя участок стены. — Поверхность этой штольни напоминает мне ту, что мы обнаружили в подвалах супермаркета. Если это не те же самые выработки, то, по крайней мере, они проходились одним и тем же способом.

— Слишком большое расстояние. Почти сорок километров до плато. Вряд ли они соединяются, хотя мы знаем слишком мало о тех, кто плавил эти базальтовые скалы, словно восковые муляжи. — Сказав это, Арлан невольно вспомнил Сэма. Хотя не было прямых доказательств, что здесь побывали именно дарсаны, других цивилизаций, способных проделать такую работу, не знали ни аниранские, ни земные ученые. Было и еще одно указание на то, что здесь поработали дарсаны.

Под сводами этих древних скал давление внешнего «Д-поля» уменьшилось до неуловимо малых размеров, и интуиция Арлана, освобожденная от негативного воздействия, необычайно обострилась. Он словно чувствовал запах древности, исходивший от стен штольни.

Враг, захвативший Роканду, был не менее древним, чем цивилизация Сэма. Об этом предупреждал его Сэм во время их единственной встречи. Он ничего не говорил о том, какие планеты тысячи лет назад принадлежали его народу. Однако была какая-то причина того, что первый захват произошел именно на Роканде.

На Земле победители любили водружать знамена и строить памятники на развалинах вражеских укреплений. Наверно, природа тщеславия одинакова во всех мирах.

— Аниранские колонисты давно знали о туннелях, я читала о них в отчетах. Но никому еще не удавалось обнаружить ни одного предмета, относящегося к периоду древней цивилизации, построившей их.

Арлан подумал, что Беатрис не совсем права в своем категоричном суждении. Если такие находки и были сделаны — их наверняка засекретили. А с одной из них он, кажется, был знаком достаточно хорошо…

Под нагрудной застежкой его защитного комбинезона пульсировало живое тепло, в том месте, где висел Талисман света. Он ощутил это тепло, едва только вошел в туннель, и теперь очень медленно и постепенно оно усиливалось.

Через двести метров туннель резко повернул вправо, почти на девяносто градусов, и сразу же уперся в глухую стену.

— Ну вот, кажется, пришли, — недовольно пробормотал Ли Карт. — Стоило огород городить.

— Не торопись с выводами. Туннель не должен заканчиваться глухой стеной, он куда-то ведет. Мы уже видели одну такую стену на входе, — возразил Степан.

Он оказался прав. Преграду в конце туннеля возвели относительно недавно, и она оказалась такой же непрочной, как и стена у входа. Когда ее разрушили, открылась целая система подземных залов, забитых оборудованием космодрома, навигационными системами и различными вспомогательными машинами.

К сожалению, в самом дальнем зале когда-то стояли цистерны с горючим, и здесь двадцать лет назад произошла катастрофа.

Пожар, возникнув в этом зале, захватил и все остальные. От оборудования почти ничего не осталось.

— Какой идиот догадался хранить топливо рядом с остальным оборудованием? — спросил Степан, с недоумением обводя лучом своего прожектора следы старого пожарища.

— Не суди их слишком строго, — вступилась за своих соплеменников Беатрис. — Мы не знаем всего, что здесь произошло. Но, видимо, космодром, расположенный в стороне от города, стал последним очагом сопротивления. Последней их надеждой связаться с домом. Здесь у них было какое-то время… Возможно, они надеялись создать под землей тайную базу, чтобы позже иметь возможность поднять в космос уцелевшие корабли.

— Ты права, Бет. Думаю, так все и было. Но тогда именно здесь следует искать информационные записи.

— Вряд ли они уцелели в таком пожаре. Ты представляешь, какая была температура в этих пещерах, когда полыхнуло мезонное топливо? Посмотри, даже скалы оплавились!

Беатрис поддержал Степан, который всячески давал понять, что ему не нравится это мрачное мертвое помещение:

— Как вы себе представляете эти поиски, командир? Здесь только на нижнем ярусе не меньше ста квадратных метров площадей забито сгоревшим хламом. Да нам десяти лет не хватит, чтобы разобраться с этим барахлом.

— Наружные стены возводились для маскировки. Их строили уже после пожара, иначе они бы расплавились в первую очередь. Здесь может быть и какой-то тайник, также построенный после.

— Как мы его найдем? Даже если простукивать только стены, на это уйдет не меньше месяца!

— Не надо их простукивать. Возьмите на корабле ультразвуковой искатель и начинайте прямо отсюда. Тайник должен быть где-то рядом со второй маскировочной стеной. С этой минуты здесь постоянно будут работать два человека. Старшим я назначаю Рудина, напарника подберете себе сами.

— Но, командир! У меня достаточно неоконченной работы снаружи, зачем вы загоняете меня в подземелье?

— Потому что каждый из нас выполняет ту работу, в которой он является специалистом.

— Вы хотите сказать, что я являюсь специалистом по поисковым работам с ультразвуковым искателем?

— Нет, конечно. Но вы единственный из нас, кто ухитрился во время обучения в корпусе не получить ни одной полезной ориентировки. Поэтому я и стараюсь поручать вам работы, не требующие специальных знаний.

Рудин, конечно, обиделся. Но Арлан считал, что членов отряда, начинающих на людях обсуждать целесообразность его приказов, следует тактично поставить на место.

Поиски информационных записей он считал самой важной из всех работ, которые они проводили. А Рудина, при всей его ершистости, отличало чувство ответственности во всем, что ему поручалось, и если уж он брался за дело, то всегда доводил его до конца.

— Кого вы возьмете себе в напарники?

— Сандри, если вы не возражаете…

Наконец-то он это сказал. Сандри была одной из причин, по которой Арлан выбрал именно Степана. За последнюю неделю он стал замечать, что ледок между этими двумя неравнодушными друг к другу людьми начал давать первые трещины. И когда появлялась возможность, он всегда старался сделать так, чтобы они могли подольше оставаться наедине друг с другом.

Вскоре начнется бой, и он не знал, все ли они останутся живы после неравной схватки. Но это случится лишь завтра…

Понимая, что это «завтра» наступит уже через несколько дней, люди выкладывались полностью.

В конце тяжелого рабочего дня, когда все падали от усталости, они любили возвращаться в свой новый дом. После суровой спартанской обстановки «Северной звезды», где каждый метр свободного пространства был на строжайшем учете, просторные помещения «Спейса» казались им царскими палатами.

К этому времени корабль полностью привели в порядок. По просьбе Беатрис останки членов экипажа похоронили на ближайшем холме со всеми полагавшимися аниранскими почестями.

Хорошей традицией стал вечерний ужин в кают-компании. Ли Карту удалось даже наладить робота-менеджера, и хотя Арлан относился к нему с подозрением, по просьбе Беатрис он не стал его обесточивать, как всю прочую корабельную автоматику, способную под воздействием «Д-поля» к неожиданным самостоятельным действиям.

Арлан прекрасно понимал, что на современном корабле невозможно полностью отказаться от автоматических устройств. Для этого его нужно полностью переделать в заводских условиях, как в свое время поступили с «Северной звездой».

Из-за оставшейся автоматики корабль представлял собой постоянную потенциальную опасность. Их оставили в покое лишь до начала схватки. В том, что рано или поздно она состоится, ни у кого не было сомнений. Скорее всего противник решил, что именно на этом корабле они собираются покинуть планету, и не хотел мешать им раньше времени, пока корабль не вышел на орбиту.

В конце концов Арлан пришел к выводу, что без особого риска до конца ультимативного срока они могли себе позволить на «Спейсе» комфорт, которого были так долго лишены.

Автоматический повар готовил для каждого изысканные блюда по принятым накануне индивидуальным заказам. А менеджер в золоченой ливрее со строгим серебряного цвета лицом лично подносил их к столу.

Беатрис считала единственным просчетом конструкторов, создавших этого робота, отсутствие у него подобострастной улыбки.

Пойдя на уступки экипажу в мелочах, в главном Арлан оставался непреклонен. Не считаясь с затраченным на это временем, все, что было возможно, в управляющей рубке давно перевели на ручной режим.

Но даже эти мелкие уступки могли обернуться трагедией, если их невидимые противники нанесут неожиданный удар раньше срока. Слишком хорошо Арлан помнил, на что способны роботы, подчиненные чужой злой воле. Да разве только роботы? Любой автомат, включившись в неподходящее время, мог стать причиной катастрофы.

Но без этого корабля им не обойтись хотя бы потому, что только на «Спейсе» были генераторы пространственного перехода, способные доставить их в любую точку Галактики.

С каждым днем корабль нравился им все больше, и они готовы были пойти на любой риск, лишь бы не расставаться с ним. В космическом пространстве над Рокандой больше не было аниранского флота, они должны были рассчитывать только на себя.

До конца назначенного в ультиматуме срока остался ровно один день, когда Арлан приказал сворачивать все работы и начинать эвакуацию лагеря. Он собирался отправить всех людей на плато в транспортном боте и вдвоем с Версоном попытаться перегнать туда же «Спейс»

Как всегда, не обошлось без ссоры с Беатрис, потребовавшей участия в полете. Задуманная им операция была слишком рискованна Как только их противники разберутся, для чего им понадобился «Спейс», на них обрушится вся их мощь.

Он был вынужден официальным тоном потребовать от Беатрис подчиниться приказу и покинуть корабль вместе со всеми. Это сократило время на уговоры, зато вечером обещало обернуться дополнительными проблемами.

До отправки бота оставалось не больше часа, когда выяснилось, что Степан и Сандри все еще продолжают работать в подземных галереях космодрома.

Ссора с Беатрис и нарушение его приказа Степаном, которому он еще прошлым вечером приказал свернуть работы и готовиться к отлету вместе со всеми, окончательно вывели Арлана из равновесия.

Отложив все дела, он сам отправился за Рудиным, чтобы сказать ему все, что он думал по поводу его поведения.

Светлые пятна рабочих фонарей Рудина и Сандри он заметил издалека. Подойдя вплотную и не разобравшись еще в том, что происходит, Арлан произнес недовольным тоном:

— Из-за вас я вынужден задержать отправку бота на целый час! Какого черта вы тут делаете?!

— Думаю, оно того стоит, командир, — спокойно ответил Степан своим неторопливым, чуть окающим говорком.

Он отодвинулся в сторону, демонстрируя Заславскому метровый карман, вырубленный в твердой породе. Тысячи искрящихся от света информационных кристаллов лежали, сваленные в кучу, словно зерна пшеницы после обмолота. Арлан почувствовал, что у него перехватило дыхание. Но не от радости, скорее от разочарования… Степан между тем продолжил:

— Пустоту мы еще вчера обнаружили и побоялись взрывать, чтобы не повредить кристаллы, на тот случай, если они здесь окажутся. А порода тут на редкость прочная, ручную проходку вчера закончить не успели, сегодня хотели сделать сюрприз.

— Сюрприз получился. Не было ни упаковок, ни каталога, ни номеров?

— Все так и лежало. Мы только что закончили расчистку ниши.

— Чем они там думали, эти аниранцы…

— А в чем дело, командир?

— Ты хоть знаешь, сколько информации содержится в одном кристалле?

— Откуда мне знать. На земных компьютерах информацию записывают на ДВД-дисках, с ними мне приходилось иметь дело, но здесь иной принцип.

— На один такой кристалл можно записать пять или шесть сотен десятислойных дисков ДВД.

— Шесть сотен?!

— Да. Это десятки тысяч томов. Несколько центральных публичных библиотек со всем содержимым.

— Не могу в это поверить. Кристалл размером с пшеничное зерно содержит столько информации?

— Она записана на молекулярном уровне. Здесь может быть все, что угодно. Объемные голографические фильмы, отчеты и базы данных, энциклопедии и подшивки старых газет, колониальные архивы и переписка чиновников, классическая литература нескольких планет и рабочие чертежи фабрик.

— Но тогда это означает, что за всю оставшуюся жизнь мы не сумеем разобраться в этой груде теперь уже никому не нужных сведений?!

— Ну, не совсем так… Может быть, нам повезет и мы довольно скоро наткнемся на интересную информацию. Может, среди кристаллов есть электронные каталоги хотя бы отдельных разделов. И если сами кристаллы пронумерованы… В любом случае спасибо. — Арлан наконец справился с охватившим его разочарованием. В конце концов, не Рудин оборудовал этот тайник, он лишь добросовестно выполнил порученную работу.

— Здесь, возможно, есть самое главное. Описание того, как происходил захват. И если нам удастся вырваться с Роканды, все аниранские институты займутся изучением добытой вами информации Так что собирайте все до единого кристаллы, тщательно упаковывайте их и делайте это побыстрее. Вы должны успеть отвезти их на плато до наступления темноты. Завтра кончается срок ультиматума. И это наша самая ценная находка.

— А вы? Разве вы не полетите с нами?

— Мы с Версоном поведем «Спейс» и попробуем приземлиться на плато.

— Они вам этого не позволят!

— Может быть… Там посмотрим. А пока собирайте кристаллы.

ГЛАВА 45

В четыре часа пополудни 23 января 2021 года по земному летосчислению стартовая платформа мертвого космодрома на Роканде содрогнулась от рева мезонного пламени. Четыре пылающих лезвия ударили в ее поверхность.

Сорокаметровая стальная колонна корвета «Спейс» качнулась, теряя связь с поверхностью, и медленно, словно нехотя, начала подниматься.

— Пятьдесят метров. Семьдесят. Сто. Скорость двадцать. Прошли зону неустойчивости. — Голос Версона, вслух считывавшего Арлану показания приборов, от волнения казался хриплым. В нормальных условиях этим кораблем должны были управлять не меньше пяти человек, но в рубке их было только двое. На всем корабле, кроме них, никого не осталось. Транспортный бот с остальными членами команды давно ушел на плато.

На космодроме, который выделялся теперь под ними черными пятнами пожарищ, не было дока, и они не могли проверить на стендах работоспособность отдельных агрегатов корабля.

Никто не смог бы предсказать, чем закончится этот безумный старт. Но пока что корабль продолжал набирать высоту, словно понимая, что от него сейчас зависит не только судьба собственного экипажа.

С самого начала вся экспедиция на Роканду была похожа на жест отчаяния. Надеяться они могли только на самих себя. Из-за смертоносного для аниранцев излучения они не могли взять с собой никаких специалистов.

Арлан старался не думать, что произойдет, если они ошиблись, отключая сложнейшие электронные устройства, управлявшие кораблем до перевода его основных навигационных агрегатов на ручное управление.

Каждую минуту он ждал какой-нибудь пакости. Но пока все шло гладко. Слишком гладко… Внизу под ними сверкнула серебристая лента реки. Высота все еще была небольшой, но корпус корабля уже слегка наклонился, смещая вектор движения в сторону плато.

Для того чтобы удержать в вертикальном положении тысячетонную махину корабля, необходима была виртуозная ловкость пилотов и опыт вождения, которого у них не было. Зато у Арлана была интуиция, острое чувство опасности и память. В памяти, правда, произошли некоторые изменения, еще неясные ему самому. Они отложились где-то глубоко в подсознании во время ритуала встречи с Триединым. Но управление таким сложным кораблем на восемьдесят процентов осуществлялось именно подсознанием. Времени на то, чтобы обдумывать, какой тумблер повернуть, просто не оставалось. Скорее всего Арлана выручало именно это.

Он не решился вести корабль на малой высоте скользящим полетом, поддерживая в равновесии его неустойчивую махину. Вместо этого, не считаясь с огромными расходами топлива, Арлан продолжал набирать высоту, описывая крутую параболу, в конце которой корабль должен был оказаться над плато. Их старту до сих пор никто не противодействовал, наверно, оттого, что начальная часть траектории корабля выглядела так, словно они собирались покидать планету.

Через две с половиной минуты Арлан, неожиданно для Версона, полностью отключил ходовые двигатели. Несколько секунд корабль еще продолжал двигаться по инерции, стремительно теряя свою скорость, слишком незначительную для свободного полета.

— Двести… Сто… Пятьдесят… Ноль! Мы начинаем падать! Что происходит? Что с двигателями?!

— Посмотри вниз.

— Мы над плато. Но корабль падает!

— Конечно, он падает. Только кормой вниз. Ты когда-нибудь выполнял затяжные прыжки с парашютом?

— Ты хочешь сказать, над самой поверхностью?…

— Именно. Я рассчитываю на то, что наши враги поймут смысл этого маневра слишком поздно и ничего не успеют предпринять.

— А если ты опоздаешь с включением главного двигателя и скорость падения не удастся погасить?

— Тогда мы разобьемся. Но в любом случае сейчас мы это узнаем.

Земля стремительно неслась на них, с каждой секундой ускоряя свое движение. Ходовые двигатели, только что включенные Арланом на полную мощность, ничего не изменили, разве что добавили рева и грохота вибрации, сотрясавшей переборки.

— Мы падаем!

— Нет времени на панику. Возьми себя в руки. Какая мощность на оси?

— Восемьдесят процентов!

— Нужна вся мощность.

— Реактор не успел прогреться. С момента старта прошло всего пять минут!

Им обоим казалось, что прошла целая вечность, и лишь в последние секунды, когда началось свободное падение, время словно рванулось вперед.

— Справа от себя, за соседним пультом переведи красный тумблер до отказа вниз. Только плавно!

Арлан не видел показаний всех приборов, а то, что они могли сделать, управляя кораблем вдвоем, делалось слишком медленно.

Наконец включились вспомогательные двигатели. Несмотря на предупреждение, Версон слишком резко рванул рукоятку регулировки мощности двигателей, и корабль содрогнулся так, словно ударился о скалы. Скорость падения резко уменьшилась, но она все еще была слишком велика, а до поверхности оставались считанные метры.

— Нас атакуют! Шесть аппаратов, похожих на универсальные истребители. Радиант…

— Включи защитное поле по всему периметру.

В считанные секунды, оставшиеся до приземления, он не мог себе позволить отвлекаться на отражение атаки, хотя и знал, что защитное поле, рассредоточенное по всему периметру, не выдержит прямого попадания.

В самый последний момент ему пришлось корректировать место посадки, чтобы не задеть огнем тормозных дюз свой собственный лагерь.

На земле под ними бушевал огненный смерч. Вал пыли, дыма и осколков камней катился во все стороны от стального колосса, сжимавшего под своей кормой огненные пружины реактивных струй.

Наконец прозвенел один-единственный оглушительный удар, когда амортизационные опоры коснулись поверхности плато. Двигатели сразу же отключились. Корабль покачнулся. Несколько секунд казалось, что опоры не выдержат. Нагрузка по оси корабля все больше смещалась вправо. Арлан выстрелил правым двигателем один-единственный раз.

Корабль качнулся в противоположную сторону, однако на этот раз амплитуда смещения была значительно меньше.

Неожиданная и потому пронзительная тишина обрушилась на них, поглотив какофонию рева и грохота посадки.

— Хороший корабль, — неожиданно спокойным голосом подвел итоги этой сумасшедшей эскапады Версон.

— Куда девались истребители?

— Их отогнали огнем лазерных пушек с земли.

Минуты текли одна за другой. Наконец Арлан щелкнул тумблером, включавшим наружные динамики, и произнес в микрофон:

— Всем оставаться на боевых постах!

Его слова с рокотом пронеслись над лагерем, как отголосок артиллерийского залпа. Прошло пять минут, десять. Экраны радаров были девственно чисты.

— Чего мы ждем? — не выдержал Версон.

— Я не знаю. Чего-нибудь. Какого-нибудь продолжения. Одними истребителями они не ограничатся.

И снова минуты выстраивались в ряд друг за другом, сопровождаемые нестерпимо громким метрономом корабельных часов.

Скрипнула дверь у них за спиной. И голос робота-метрдотеля произнес:

— Соку не желаете, господа? У вас тут довольно жарко…

Прежде чем Версон успел ответить, бластер Заславского выплюнул в робота энергетический заряд, и их обдало дождем позолоченных осколков и волной жара.

— Зачем ты это сделал?

— Роботы этого класса не способны к проявлению инициативы. Я не слышал, чтобы ты заказывал ему сок.

— Я ничего не заказывал, но он же… Хороший был робот…

— Был. Пока его не переключили на внешнее управление. Вот тебе и продолжение… Но робот погиб не зря. Благодаря ему я кое-что понял. Когда мы готовили к полету «Северную звезду», мы отключили полностью всю автоматику. В результате лишились пространственных двигателей. Однако этого можно было не делать. Влиянию «Д-поля» поддаются только высокоинтеллектуальные кибернетические системы, такие, как центральный компьютер корабля или мозг этого робота. Их не так уж много на звездолете. Без них мы вполне обойдемся во время старта, а когда пройдем опасную зону, все вернем на свои места…

— Ты хочешь сказать, что мы сможем вернуться? Вернуться на этом корабле? — По тону Версона Арлан понял, что тот давно утратил надежду, давно смирился с тем, что на этой планете останутся их могилы.

— Я в этом не сомневаюсь. Нас только что пытались уничтожить. Конечно, они применили пока еще не весь свой арсенал, не все, на что способны. Но и мы недооценивали свои силы. Им можно противостоять. Для физического воздействия на этой чужой для них планете им нужны чьи-то руки, мозги или, на худой конец, высокоинтеллектуальные автоматы. Непосредственно сами они могут производить лишь фантомы.

— И разрушать человеческий разум…

— Не всякий. Я думаю, одной из причин ультиматума было то, что мне удалось наладить контакт с лаламами. В отличие от аниранцев, лаламы не подвержены воздействию «Д-поля», как и у некоторых людей, у всех лалам природный иммунитет к его воздействию. Кроме того, лаламы — аборигены. Они жили здесь сотни лет. Они прекрасно знают планету. И наш союз с ними может иметь для захватчиков самые неприятные последствия. Вот почему они занервничали, вот почему появился ультиматум с требованием покинуть планету в кратчайшие сроки.

— Ты думаешь, они нас отпустят?

— Конечно, нет. Они попробуют нас уничтожить. Вопрос лишь в том, удастся ли им это.

После того как в течение двух часов атака не повторилась, он приказал снять все посты, кроме тогоединственного, который своим лазерным орудием простреливал дорогу, ведущую на плато.

«Всем, кроме дежурного у лазерной пушки, собраться в кают-компании „Спейса“, — прозвучал приказ Арлана, означавший конец боевой тревоги.

Он не хотел отдавать распоряжений ни по рации, ни по внутренней корабельной связи. Возможно, противник без затруднений мог прослушивать все их разговоры даже здесь, в кают-компании. Он этого не исключал и потому говорил кратко, лишь самое необходимое:

— Все материалы, самое ценное оборудование и вещи скрытно, под видом продовольственного запаса, погрузить на «Спейс». Лагерь не должен выглядеть опустошенным, но мы тем не менее должны быть готовы к немедленному старту. Мы нашли архив, и теперь у нас осталось последнее дело на Роканде. Беатрис покажет мне подвалы, которые она обнаружила под торговым центром. Если там нет ничего ценного и мы не найдем больше никаких тайников, сразу же стартуем.

— Но своим походом в город вы нарушите основное условие ультиматума.

— Именно поэтому мы туда и пойдем. Чтобы показать, как мы относимся к их ультиматуму.

— А если после вашего ухода начнется атака?

— Отразите ее. — Заславский пожал плечами, словно поручал им простейшее дело. — У нас теперь есть боевой корабль и оборудованные огневые позиции. У них — дикари и остатки аниран-ской техники. Я думаю, вы справитесь.

После того как удалась операция по перегону звездолета, у Арлана появилась странная уверенность в том, что теперь у них все получится и любое задуманное дело завершится удачно. Он понимал, что такая эйфория опасна, но ничего не мог с собой поделать. Слишком долго они чувствовали себя на этой планете беспомощными и жалкими, слишком часто их загоняли в угол.

Одна лишь Беатрис одобряла его решение предпринять последнюю вылазку в город. Он видел это по вытянувшимся лицам товарищей, по тревожным взглядам, которыми они обменивались.

— Если через два часа вы не вернетесь, я сам возглавлю поисковый отряд, — заявил Версон.

— Нет, — отрезал Арлан. — Если через два часа мы не вернемся, вы будете ждать еще четыре, отражая любые атаки на корабль. Ровно в двадцать три ноль-ноль вы стартуете, выйдете в космос и начнете прорыв к Анирану. Информация, которую мы здесь добыли, может оказаться бесценной. Неважно, кто ее получит — Земля или Аниран, не думайте об этом. Аниранцы сильнее, у них больше шансов противостоять захвату, и, помогая им, вы прежде всего поможете Земле.

Он чувствовал, что говорит не совсем то, что нужно говорить в таких случаях. Он словно прощался с ними, а этого ни в коем случае не должен делать десантник, уходящий на опасное задание. Версон не сдержался и сокрушенно покачал головой:

— Мы не сможем улететь без вас.

— Это приказ. Вам придется его выполнить.

Проходя через невидимый барьер городских ворот, перед которым останавливалась пыль пустыни, Арлан всегда испытывал странное чувство, словно город, лежащий перед ним, всего лишь театральная декорация, скрывающая за внешним фасадом некую иную, непонятную и едва уловимую суть.

Такое чувство можно испытать именно в театре. Если пьеса хороша, зрители в какой-то момент перестают замечать внешние атрибуты сцены и переносятся в созданный актерами мир.

Здесь было что-то похожее. За внешним привычным городским пейзажем скрывалось лицо совсем иного города. Древность притаилась между его камней. И причина этого ощущения не имела отношения к аниранской колонии, построенной всего лет сорок назад.

Лишь теперь, после того как Беатрис нашла в подвалах города следы цивилизации дарсанов, он начал догадываться, в чем дело.

С того самого момента, как они оказались в городе, Арлан ожидал атаки или хотя бы попытки их остановить. Но все было тихо. Мертвый город загадочно молчал, словно печаль тех, кто ушел отсюда навсегда, застыла в его кварталах.

Беатрис шла рядом, плечом к плечу. За непрозрачным светофильтром шлема он не мог видеть ее лица, но догадывался, какие чувства она испытывала. У них обоих с городом были связаны не лучшие воспоминания.

Вот наконец и центральная площадь. Здание городской администрации осталось позади. Они свернули в небольшой проулок и, миновав его, оказались на бывшей торговой площади, застроенной магазинами. Их витрины, разложив на полках свои никому теперь не нужные товары, выглядели почти оскорбительно. Словно души тех, кому должны были принадлежать эти вещи, с бессильным сожалением взирали на них сквозь мертвое равнодушее стекла.

— Это здесь, — сказала Беатрис, показывая на большое здание главного колониального супермаркета. С того момента, как они попали в город, это были первые произнесенные ею слова.

Он хорошо понимал ее состояние, потому что и сам чувствовал себя так, будто шел по кладбищу. Даже манекены в витринах вызывали неприятные чувства и казались забальзамированными мумиями. А их шаги в пустых огромных залах, предназначенных для тысяч посетителей, раздавались слишком гулко, слишком одиноко.

Они миновали четыре пролета подземных этажей здания, прежде чем очутились у запертой двери с надписью: «Только для служебного пользования. Посторонним вход воспрещен». И пока Беатрис возилась с замком, который сама же и повесила на этой двери неизвестно для чего, он думал, насколько оправдан риск этого похода.

Складские помещения магазина не вызвали у Арлана ни малейшего интереса, и они постарались миновать их как можно быстрее. В конце склада была еще одна небольшая дверь.

— Здесь что-то вроде кладовки. Теперь она пуста. С первого взгляда ничего интересного, но ее стены… Впрочем, посмотри сам.

Она распахнула последнюю дверь, за которой открылся небольшой отрезок уже знакомого ему туннеля с отполированными высокой температурой стенами. Всего метров десять отделяло их от противоположной глухой стены. Но прежде чем они переступили порог кладовой, за спиной Арлана раздался шепот:

— Не ходи туда!

Очевидно, Беатрис тоже услышала отчетливо прозвучавший в шлемофонах шепот, потому что она обернулась одновременно с ним.

— Кто здесь?

В глубине склада между полками возникло едва уловимое движение, словно гигантская тень медленно двигалась им навстречу. Стало холодно. Оба почувствовали внутри подвала движение ледяного ветра. Хотя откуда здесь взяться ветру?

— Кто здесь? — повторил Арлан свой бессмысленный вопрос. — Это ты, Сэм?

Он и сам не знал, почему назвал его имя, но невидимый собеседник сразу же воспользовался подсказкой:

— Да. Это я, Сэм. Уходи из подвала, иначе погибнешь.

— Сэм не станет прятаться по темным углам. Выходи, чтобы я тебя видел.

Молчание. Ни звука, ни шороха. Постояв с минуту неподвижно, они наконец вновь повернулись к двери, и сразу же за их спинами громкий незнакомый голос отчетливо произнес:

— Вот идиоты!

Яркие лучи нашлемных фонарей стремительно обежали пространство позади. Никого не было. Даже крыс и мышей, неизбежных спутников продовольственных складов. Гладкие чистые полки, ровные ряды ящиков. Разве что вот этот, ближайший к ним вызывал определенные сомнения…

Он слегка раскачивался из стороны в сторону. Затем его углы неожиданно втянулись внутрь, и ящик стал похож на бесформенную подушку или кусок пластилина. Чьи-то невидимые руки меняли его форму. Вот появились уши, длинный крючковатый нос, в глубоких глазницах, спрятанные под нависшими дугами, вспыхнули два красных глаза.

Огромная безобразная голова лежала теперь на месте ящика, уставившись на них своими мертвыми красными глазами. Отвратительные толстые губы шевелились, словно силились выплюнуть некое слово, прочно застрявшее между ними.

Наконец, скривив свой отвратительный, растянутый почти на полметра рот, морда плюнула в их сторону зеленоватой слизью.

Плевок не долетел до ноги Арлана нескольких сантиметров и зашипел на полу, как соляная кислота.

Бластер в руках Беатрис рявкнул, и энергетический заряд, пролетев сквозь морду, взорвался, ударившись о стену. Взрыв обдал их раскаленными брызгами, отлетевшими от защитных костюмов.

— Бесполезно в нее стрелять. Это фантом. На самом деле там ничего нет. Не обращай внимания. Пойдем.

— Вы же погибнете, дурачки, ну куда вы лезете? Во что вмешиваетесь?

Он даже не обернулся, и только Беатрис решительно захлопнула дверь у себя за спиной, чтобы избавиться от настырной морды.

Теперь они стояли в небольшом отрезке туннеля с овальным потолком. Стена, которой он заканчивался, казалась такой же прочной и гладкой, как и боковые стены.

Под курткой, в том месте, где висел Талисман света, Арлан почувствовал легкое, живое тепло.

— Туннель должен продолжаться. Он куда-то ведет, — сказал Арлан, разглядывая стену, преградившую им путь.

Тепло под его курткой пульсировало, как большое сердце, и становилось почти нестерпимым. В конце концов он вынужден был извлечь Талисман из-под одежды. Камни ярко светились. Зеленые, синие, фиолетовые цвета, смешавшись, упали на преграду впереди, образуя калейдоскоп пятен.

И едва это произошло, как стена стала прозрачной, а минуту спустя исчезла вовсе.

Теперь они очутились в начале длинного туннеля, ведущего в неизвестность.

Оба одновременно, не сговариваясь, шагнули сквозь неощутимый барьер исчезнувшей стены. И медленно, словно во сне, двинулись вперед. Сознание человека замирает, когда случается нечто подобное. Наверно, такое же чувство испытал тот, кто впервые вступил в гробницу Тутанхамона и увидел то, что было скрыто от человеческих глаз тысячелетней завесой времени.

Шагов через двести туннель кончился, и они оказались внутри низкого квадратного помещения с нависавшим над головой потолком.

В центре, на небольшом возвышении, находилась статуя человека. Не совсем обычная статуя, поскольку она выглядела совершенно прозрачной, как кусок стекла или льда. И, наверно, поэтому внимание прежде всего привлекала не сама статуя, а корона на ее голове.

Корона не была прозрачной. Напротив. Она казалась единственным реальным предметом. Вся из белого металла, похожего на тот, из которого был сделан Талисман света, она слегка мерцала, голубоватыми отблесками освещая пространство вокруг себя.

В передней части короны, под тремя зубцами, выделялись три огромных рубина величиной с голубиное яйцо. В отличие от камней Талисмана эти были совершенно безжизненными и тусклыми и, возможно, поэтому казались пятнами застывшей крови.

— Корона дарсанских королей… — прошептала Беатрис едва слышно.

— Откуда ты знаешь?

— В священных книгах Триединого о ней есть легенда. Когда-то эту корону носил сам Триединый. Но потом на Роканде родился его человеческий сын, и он подарил ему свою божественную корону. С этого момента она стала переходить из рода в род, пока не исчезла вместе с дарсанами и не превратилась в легенду. Я все еще не могу поверить, что вижу ее…

Арлан приблизился к возвышению.

Теперь его внимание сосредоточилось лишь на лице сидящего на троне мужчины.

Оно было властным и спокойным, и, несмотря на тысячелетия и сотни световых лет, разделявших их цивилизации, это было все-таки человеческое лицо.

— Скорее всего дарсаны были нашими и вашими общими предками. Слишком много общего…

Арлан нажал затвор автоматической фотокамеры, скрытой в поясе его скафандра. Вспышка, показавшаяся в темноте ослепительной, произвела некий странный звуковой эффект, словно лопнул воздушный шарик.

И сразу же вслед за этим статуя исчезла, превратившись в горстку серебристой пыли. Какое-то время казалось, что корона висит в воздухе, ничем не поддерживаемая. Видимо, для них на мгновение замерло само время, потому что в следующую секунду с печальным звоном корона упала на каменное возвышение, где еще недавно сидела мумия последнего короля дарсанов…

ГЛАВА 46

Яростная атака на плато началась сразу же, как только фигурки Беатрис и Арлана исчезли с оптических экранов локаторов, скрытые городской стеной. Первым противника обнаружил Рудин, дежуривший у лазерного орудия. Из лесу вывалилась целая орда разнообразных монстров и начала карабкаться вверх по узкой горной дороге. Это была бы безнадежная затея, если бы атаку снизу сразу же не поддержали с воздуха.

Небо на востоке потемнело от армады истребителей, летевших ровным строем и не обращавших никакого внимания на заградительный огонь корабельных орудий.

На этот раз удачно расположенная батарея спаренных лазерных установок, огнем которой управлял Рудин, не могла поддержать корабль. У него было достаточно собственных целей.

Задолго до начала атаки Версон изучил все особенности аниранских универсальных истребителей, способных вести бой как в космосе, так и в атмосфере. Они базировались на кораблях-матках и были вооружены небольшими по размеру, но весьма эффективными ракетами, которые в случае одновременного попадания могли пробить даже столь мощное защитное поле, каким обладал «Спейс».

К несчастью, Версон не мог использовать свои ракеты-перехватчики. При скоростях полета свыше тысячи километров в час и небольшой дистанции до цели только центральный компьютер, отключенный еще до перегона корабля на плато, был в состоянии рассчитать их траектории.

Собственных машин у нападавших не было, они использовали лишь захваченную аниранскую технику. Именно поэтому количество истребителей противника вызывало возмущение Версона. Он чувствовал себя так, словно участвовал в какой-то странной игре, в которой противник то и дело нарушает заранее установленные правила.

— Откуда у них столько истребителей?! На Роканде не было достаточного для их базирования количества кораблей!

Его вопрос остался без ответа, поскольку в рубке он сидел один.

Ли Карт, Сандри и Штрауб находились в бортовых ячейках и вели огонь вручную из мощных бластерных установок, выпускавших целые серии энергетических зарядов. Толку от этого было мало, зато грохота и световых эффектов хватало.

Лишь через несколько минут после начала атаки Версон заметил, что цепочки бластерных зарядов время от времени проходят сквозь вражеские машины, не причиняя им ни малейшего вреда.

Однако их атаковали не только фантомы. Всплески расхода энергии на индикаторах мощности показывали, с каким напряжением работали защитные поля корабля.

Версон понял, что в этот раз противник впервые применил смешанную атаку. В стае фантомов пряталось несколько настоящих истребителей, обнаружить и поразить которые из-за обилия ложных целей было практически невозможно.

Несмотря на то что корабль содрогался от вибрации защитных полей и грохота собственных орудий, все происходящее снаружи из рубки воспринималось несколько нереально. Действия Версона сводились к своевременной переброске мощностей в системе защитных полей и к общей координации заградительного огня по линиям связи.

Иногда Версону даже казалось, что он сидит за пультом большого компьютерного автомата, а все происходящее — не более чем игра. Вот только ставкой в ней была его собственная жизнь и жизнь его товарищей.

Истребители вертелись вокруг плато, все время меняя скорость и расстояние до корабля, чтобы сбить прицел заградительного огня.

Неожиданно колосс звездолета пошатнулся от страшного удара. Весь кокон защитных полей полыхнул ослепительным светом. Индикаторы резервных генераторов сразу влетели в красную зону. Еще одно такое попадание, и их защиту расколют как орех.

Версон на ощупь нашел на пульте переключатель селектора и, не отрывая взгляда от атакующих истребителей, вызвал Ли Карта.

— Ли! Что с твоим стробоскопом? С тем самым, который командир поручил разработать против фантомов?

— Он в экспериментальной стадии. Испытания и настройка еще не проводились.

— По-моему, самое время этим заняться.

— Радиус действия стробоскопа не больше пятисот метров.

— Сейчас и этого достаточно.

— Но мне придется оставить свой пост!

— Вот и оставь! Что толку палить по призракам!

Минуты через две вспыхнули мощные бортовые прожекторы «Спейса». Энергия для них теперь подавалась через специальный модулятор, собранный Ли Картом. Частота световых вспышек все время менялась. Вначале показалось, что истребители остановились в воздухе. Потом большая часть машин на мгновение исчезла и сразу же появилась вновь. Но и этого было достаточно, чтобы запомнить, где находятся настоящие истребители.

— Сельма и Сандри! Стреляйте только по тем машинам, которые не исчезают в свете наших прожекторов.

Кажется, они его поняли, потому что буквально через секунду на месте одного из истребителей расцвела огненная вспышка разрыва.

Теперь Версону удавалось точнее перебрасывать мощности защитных полей, предупреждая атаки противника, и огонь истребителей потерял былую эффективность.

Вскоре загорелась еще одна машина. Взрывом зацепило ее стабилизатор, и, вращаясь, подбитый истребитель исчез за кромкой плато.

После этого все истребители резко ушли вверх и в стороны. Небо над ними очистилось. Локаторы подтвердили, что противник покидает поле боя.

Только теперь Версон смог выяснить, как обстоят дела на земле. Не доверяя радиосвязи, они заранее протянули к капониру лазерных пушек специальный бронированный кабель, и сейчас Версон видел лицо Степана на своем мониторе.

— Что там у тебя?

— Мне пришлось отключить орудия, чтобы избежать перегрева кристаллов. Противник отходит к лесу. Вся нижняя часть дороги завалена трупами.

— Атака на дороге была всего лишь отвлекающим маневром, они чуть не прорвали защиту «Спей-са». Но теперь и у нас все спокойно. Будем ждать. Нападение может повториться.

Но вместо противника Версон увидел на экране командира и Бет, неторопливо, словно на прогулке, идущих от городских ворот к кораблю.

В любую минуту ожидая повторной атаки, он открыл входной люк лишь тогда, когда они подошли к самому трапу.

Заплечный рюкзак Заславского стал заметно больше, и Версон не удержался от вопроса:

— Вам удалось что-то найти?

— Удалось. Покажем, как только прорвемся, — ответил Арлан.

«Если прорвемся…» — добавил он про себя.

— Отдайте приказ готовиться к старту. Лазерную установку и все ненужное оборудование надо оставить. Стартуем через тридцать минут.

Настоящая атака началась, когда они прошли атмосферу. Все, что было до этого, казалось теперь Версону легкой разминкой или, скорее, разведкой боем.

Правда, сейчас в рубке снова сидели два человека, но это не облегчало дела, поскольку одному из них приходилось вручную управлять движением корабля.

На границе стратосферы, в верхнем фокусе параболической стартовой траектории корабля, преграждая выход в открытой космос, их ждало не меньше сорока легких космических фрегатов и около десятка кораблей тяжелого класса.

Точное количество неприятеля было трудно установить, поскольку состав вражеской эскадры все время менялся. Уже только по этому признаку стало ясно, что места многих кораблей занимают фантомы. Но сколько их? И где они находятся?

Учитывая опыт предыдущей атаки, противник держался в отдалении, и он наверняка откроет огонь, прежде чем они подойдут на дистанцию действия стробоскопа.

Заславский сдвинул рукоятку мощности главных ходовых двигателей далеко в желтый сектор, увеличив ускорение до семи g. Это был предел. Даже и такое ускорение без специальной тренировки могло вызвать потерю сознания у большинства членов его крохотного экипажа. Тем не менее в сложившейся ситуации он не видел иного выхода, как только идти в лобовую атаку. Для того чтобы маневрировать и пытаться уйти от противника, необходима большая высота и большая скорость.

Лицо сидевшего рядом Версона непривычно исказилось. Отвисли щеки, голова вдавилась в подушку антиперегрузочного устройства, а в уголке рта появилась капелька крови. Арлан чувствовал себя не лучше и думал о том, каково сейчас Беатрис, вынужденной бороться, кроме перегрузок, еще и с увеличившимся на высоте излучением «Д-поля». Он знал, что его мощность будет нарастать до тех пор, пока они не минуют орбиты рокандских спутников, и лишь после этого оно начнет уменьшаться и постепенно сойдет на нет где-то на расстоянии полутора парсеков от планеты. Только тогда можно будет воспользоваться автоматикой корабля и всей его силой…

Но пока они выйдут из зоны действия поля, их успеют уничтожить не один раз при таком превосходстве сил. Арлан старался не отвлекаться, старался думать лишь о первоочередных простейших задачах. В конце концов, любая даже самая сложная задача разбивается на десятки простейших. Если, не останавливаясь, решать их одну за другой, то в конце пути окажешься там, куда стремился.

Космический бой скоротечен по самой своей природе. Особенно встречный. Особенно если нестись на прорыв в лобовую атаку, все время наращивая скорость.

Заславский знал, что в этой ситуации у противника времени хватит на один, максимум на два залпа. Если число настоящих кораблей перед ними окажется больше десяти — этого будет вполне достаточно, чтобы от них осталось облако раскаленных газов.

Если же нет, тогда у них есть шанс. Арлан приготовил небольшой сюрприз. В любом случае противнику придется заплатить за уничтожение «Спей-са» немалую цену. Жаль только, что она неравноценна… На кораблях противника не было ни одного живого существа. Ими управляли только автоматы, взятые под контроль внешним «Д-полем».

В этом было главное преимущество противника, но в этом же была и его слабость, поскольку корабли при таком управлении реагировали на изменение ситуации гораздо медленнее, чем управляемые человеком.

— Мы чересчур быстро наращиваем скорость! — прохрипел Версон, с трудом разжимая сдавленные перегрузкой челюсти. — Их слишком много на оси траектории. Мы можем столкнуться.

Ответить у Арлана не хватило сил. Свинцовый обруч перегрузок сдавил голову, не хватало воздуха, не было сил раздвинуть легкие и сделать вздох. Вместо ответа он промычал что-то нечленораздельное и повернул один из четырех красных тумблеров на своем пульте. Этот жест был красноречивей любого ответа.

Одна из четырех имевшихся на борту «Спейса» мезонных ракет покинула свои аппарели и понеслась впереди корабля, обгоняя его и постепенно увеличивая скорость.

— Слишком близкая дистанция. Нас самих заденет, — вновь прохрипел Версон, расширившимися глазами следивший за действиями Заславского. Он хорошо знал, какая дьявольская мощь вырвалась сейчас на волю. Такими ракетами ани-ранцы уничтожали целые планеты… На этот раз Арлан ответил:

— Защита выдержит.

Он не услышал своего голоса. Возможно, слова так и не были произнесены.

Огненный мячик ракеты на экране радаров приблизился к россыпи неприятельских кораблей. Радары, как и глаза следивших за экранами людей, не отличали реальных кораблей от фантомов. Но теперь это потеряло решающее значение.

Как только ракета оказалась в середине строя вражеской эскадры, Арлан нажал кнопку дистанционного взрывателя.

Прямо перед ними, на расстоянии десяти километров, вспыхнуло ослепительно синее солнце. Корабль летел непосредственно в центр этого рукотворного атомного светила. Но прежде чем они погрузились в его огненную пучину, по кораблю ударила взрывная волна.

Переборки, стальные стрингеры, стол управления и вся рубка затряслись в какой-то дьявольской пляске. Казалось, вырваться из этого ада живым не сможет никто. Но это было лишь начало. Температура за бортом подскочила до тысячи градусов. Все генераторы «Спейса» работали на пределе своих возможностей, однако мощностей для защиты все равно не хватало. Из показаний приборов Арлан знал, что от звездного жара уже начала плавиться наружная обшивка крейсера.

Еще десять—пятнадцать секунд такого полета, и раскаленная радиоактивная плазма ворвется внутрь отсеков корабля. Системы охлаждения выли от перегрузок, вопль сирен радиоактивной опасности дополнял чудовищную какофонию звуков, обрушившуюся на людей.

Неожиданно все кончилось. Свет в рубке погас, сирены смолкли. Тьма и тишина, еще более страшные, чем все, что было перед этим, сдавили людей сильнее любых перегрузок, от которых в это страшное мгновение не осталось и следа.

— Мы в аду? — спросил Версон.

— Возможно. Но даже в аду должен быть свет.

— Двигатели отключились.

— Я знаю. Вся энергия генераторов ушла на защиту.

— Мы уже прошли через это?

— Если ты имеешь в виду взрыв, то мы давно вышли из его зоны. Скорость корабля к моменту отключения двигателей составляла не меньше тысячи километров в минуту.

— Почему не работает аварийное освещение?

— Видимо, повреждения оказались сильнее, чем я предполагал.

— Но какой-то генератор работает, иначе мы бы уже задохнулись.

— Ты прав. Зато нет ни одного ремонтного робота, и даже поврежденные энерговоды нам придется восстанавливать вручную.

— А если атака повторится?

— Эскадра, преграждавшая нам путь, превратилась в радиоактивную пыль вместе со всеми фантомами. Прежде чем они успеют подвести следующую, мы уже выйдем за пределы «Д-поля».

— Ты считаешь, что за его пределами они не смогут нас преследовать?

— Аниранцы давно установили, что корабли противника управляются «Д-полем» и могут двигаться только в пределах зоны его воздействия.

Когда основные агрегаты корабля были возвращены в рабочий режим, когда вновь зажглись экраны его глаз, вокруг них остались только звезды. Ни одной планеты не было видно. Даже желтое пятнышко Роканды выглядело отсюда далекой звездой. А огненная купель, через которую пронесся корабль, казалась сейчас дурным сном.

ГЛАВА 47

Им потребовалось две недели, чтобы привести корабль в порядок, залечить ушибы и раны. После этого Арлан решил подождать еще неделю, чтобы люди пришли в себя от бешеного ритма последнего месяца на Роканде, от схваток и опасностей. Он ждал, пока тишина и спокойствие космоса пропитают их души насквозь. И наконец решил, что они готовы к принятию решения, определявшего всю их дальнейшую судьбу.

Вместе с Беатрис они подготовили кают-компанию к торжественному ужину, обстановка которого напоминала их прощальный ужин на Аниране. Даже зажгли свечи и расставили на столе бокалы с любимым всеми аниранским тоником.

Беатрис надела свое земное платье. Впервые за весь поход он вновь увидел ее во всем блеске ослепительной красоты. За покровом рабочей одежды, за защитной тканью скафандра, за темным светофильтром шлема он начал забывать, как прекрасна эта женщина. И вот теперь она вновь напомнила ему об этом.

Закончив приготовления, они сели рядом во главе стола, ожидая прихода остальных. Они хотели сделать этот ужин сюрпризом и объявили о нем по корабельному интеркому, только когда все было готово.

Был и еще один сюрприз, самый главный.

Напротив Беатрис стояла пластмассовая коробка с короной дарсанских королей. До сего дня они хранили свою находку в тайне. Рассказать о ней походя, в сутолоке рабочих дней, казалось им почти кощунством. Есть вещи, которые не вписываются в будничную рутину повседневности. Эта корона, пришедшая к ним из необозримых далей Вселенной, была одной из таких вещей.

Каждый раз, когда дверь кают-компании открывалась и входил кто-нибудь из членов экипажа, Арлан не мог сдержать довольной улыбки. Так сильно было чувство потрясения, появлявшееся на лицах его друзей, так разителен был контраст этого стола со всем, что окружало их на Роканде. Если он хотел подвести некую незримую черту между их прошлой жизнью и тем, что их ожидало в будущем, — то ему это удалось вполне.

Наконец затихли восхищенные возгласы, недоуменные вопросы и шутки, все расселись по своим местам, не в силах отвести взоров от странной коробки, занимавшей центральную часть стола. Даже Версону ничего не было известно о ее содержимом. И вот теперь, дождавшись, когда ожидание необычного достигло своей кульминации, Арлан сказал:

— Сегодня мы хотим представить вам наш главный приз, наш главный трофей, ради которого стоило лететь на Роканду и пройти через все, что нас там ожидало.

После этих слов Беатрис сняла крышку с коробки, и долгое молчание свидетельствовало о том, что они все еще не понимают, что собой представлял этот обруч из серебристого металла с тремя красными пятнами крупных камней. Арлан не торопился включать нормальное освещение, не торопился ничего объяснять. Наконец Беатрис сжалилась над их недоумением.

— Это корона бога.

— Корона кого? — не понял Ли Карт.

— Корона, которая принадлежала Триединому. Позже ее носили дарсанские короли…

— Кто такие дарсаны?

— Дарсаны — древняя раса, основавшая религию аниранцев. Некогда они создали могучую межзвездную цивилизацию и погибли, столкнувшись с тем самым космическим Злом, которое угрожает нам сегодня. От них не сохранилось ничего, кроме легенд, туннелей на Роканде и двух предметов, дошедших до наших дней. Один из них — эта корона.

— А второй?

— Второй — священная реликвия аниранцев, Талисман света, они подарили мне его в храме Триединого после моей смерти.

— После смерти?

— У них есть такой ритуал. Чтобы встретиться с богом, надо умереть. Мне пришлось это сделать, и в награду я получил Талисман света.

Впервые Арлан снял его с себя и положил рядом с короной. Вначале камни Талисмана вспыхнули ярче, но затем их огни потускнели и стали почти незаметны, словно корона впитывала в себя даже свет. Беатрис поежилась, за столом стало заметно холоднее.

— Из чего она сделана? Что собой представляют ее камни?

— Я этого не знаю. Никто не знает. В таблице Менделеева, во всей нашей Вселенной нет аналогов элементов, из которых она состоит.

— Можно ее посмотреть поближе? — спросила Сандри. Похоже, корона произвела наиболее сильное впечатление именно на нее.

— Конечно. Только будьте осторожны. Ее поверхность почти на тридцать градусов холоднее окружающей среды. Когда прикасаешься к ней впервые, кажется, что взялся за раскаленное на морозе железо.

— Зажгите, пожалуйста, верхний свет.

Арлан не хотел открывать сразу все достоинства своей находки, но отказать Сандри не мог. Он сразу же понял, что ею движет не простое любопытство. Когда включились верхние плафоны, корона, украшенная по своей внешней поверхности алмазными гранями насечки, вспыхнула всеми цветами радуги. Вокруг нее в воздухе возник цветной ореол, напоминающий нимб. Но даже этот эффект, вызвавший всеобщий вздох восторга, казалось, не произвел на Сандри никакого впечатления.

Она осторожно передвинула корону вместе с коробкой к себе и, не прикасаясь к ней, только время от времени поворачивая коробку, внимательно осмотрела со всех сторон.

— На Земле одно время я занималась прикладным искусством. У меня на родине широко распространены ремесла, создающие недорогие украшения для женщин. Эти ремесла не относят даже к разряду ювелирного дела. Но законы гармонии, пропорциональности и эстетики одинаковы в любой отрасли искусства. Мне кажется, в этой короне есть какая-то неправильность…

— Что ты имеешь в виду?

— Видите эти зубцы в передней части? Собственно, они и придают этому предмету вид короны. Мне кажется, они не составляют с основой одного целого. То есть я хочу сказать, что они приделаны позже. И хотя шва не видно, по их положению, по небольшому смещению относительно друг друга можно определить, что их приделывали словно бы наспех, в то время как все остальное изготовлено великим мастером, который не мог допустить подобной небрежности в своей работе.

— Но ведь эту вещь делали не люди. Строение тела у них может быть совершенно другим, а понятия об эстетике тем более.

— Конечно, я это понимаю. И все-таки законы красоты одинаковы для всей Вселенной. Вот посмотрите на эти четыре кольца. Они располагаются с наружной стороны задней части короны. Для чего они? Когда корона надета на голову, их просто не видно. На внутренней поверхности этих колец есть зеленые камни. По одному камню на каждое кольцо. Для того чтобы их увидеть, надо смотреть на корону сверху вот под таким углом. Когда корона надета, их невозможно заметить. Но ведь драгоценные камни в любом ювелирном изделии служат для его украшения. Они всегда выносятся в центр оправы, на видное место. Оправа потому и называется оправой, что должна выделять главную часть изделия, подчеркивать красоту камней. Здесь этого нет. Хотя передние красные камни вделаны так, как положено. Мне кажется, этот предмет может иметь совершенно другое назначение. Почему, собственно, вы решили, что это корона? Кто-нибудь надевал ее на себя?

Недоуменное молчание было ей ответом.

— Вот видите, даже мой вопрос кажется вам кощунственным. Но ведь это наше, чисто человеческое свойство — превращать отдельные предметы в фетиши. И оно очень часто мешает нам видеть мир таким, каков он есть. Мне кажется, что эта штуковина может быть опасна. Обращайтесь с ней осторожней.

Она отодвинула от себя коробку подальше к центру стола и поежилась, словно холод, исходящий от реликвии, только теперь добрался до нее.

— Что вы с ней собираетесь делать?

— Хороший вопрос… Я и сам толком не знаю. Наверно, подарим жрецам из храма Триединого. Они отдали мне свою единственную самую дорогую реликвию. Надо им как-то компенсировать эту потерю. В частном владении она не может находиться, слишком велика ее цена…

— Цена? — с удивлением спросила Беатрис. — Ты хочешь сказать, что ее стоимость можно как-то измерить?

— Я не это имел в виду. Цена необязательно должна означать денежные единицы.

— Ну а все-таки, сколько она может стоить? — спросил Ли Карт, прищурившись и разглядывая корону так, словно она была неким экзотическим блюдом, поданным к обеду.

— Да нет у нее цены. Никто ее не сможет определить.

Версон, весь вечер хранивший задумчивое молчание, теперь впервые нарушил его и сказал, словно подводил итог каким-то своим раздумьям:

— Раз командир решил подарить корону жрецам Анирана, значит, конечной точкой нашего маршрута будет Капулькар, я правильно понял?

— В общем, да, а что, на этот счет есть другие мнения?

— Есть. Нас, по существу, бросили на Роканде. Этим аниранцы сами разорвали заключенные с нами контракты и освободили нас от всех обязательств перед ними. Нашим находкам нет цены. Особенно важна информационная библиотека. За эти две недели я посмотрел кое-что. Там несколько огромных библиотек, описание новых технологий, конструкторские чертежи межзвездных кораблей, научные журналы за десятилетия, аниранские справочники, энциклопедии… Вы хоть представляете, какую ценность может все это иметь для нашей родной планеты? Как ускорится технический прогресс, если эти данные попадут земным ученым?

— С этим я согласен. Но есть целый ряд обстоятельств, заставляющий нас лететь именно на Аниран. Прежде всего сама информация. Без помощи аниранских институтов на разбор этой груды разрозненных сведений уйдет не один год. Ты уверен, что захватчики не заинтересуются Землей? И что тогда станет со всеми нашими ценностями? Во-вторых, если мы прилетим на этом корабле на Землю, нас не отпустят обратно в космос. Корабль разберут по винтику. Земное правительство засекретит все наши находки!

— Зачем тебе обратно в космос?

— Затем, что мы не сделали самого главного. Не нашли планеты, с которой пришли захватчики. Не обнаружили их логова. И если среди найденных кристаллов есть координаты нужного нам места, на Аниране помогут его обнаружить и не станут возражать против рейда к этой планете. Вот почему нам необходим Аниран. Если удастся покончить с захватчиками, обезопасить от них нашу собственную планету — вот тогда никто не сможет нам помешать подарить Земле любые сведения. Да и вернемся мы после этого не беглецами, захватившими чужой корабль, а полноправными представителями аниранской цивилизации.

— Предположим, тебе удастся обнаружить координаты этой чертовой планеты, что ты с ней собираешься делать?

— У нас осталось три мезонные ракеты. С их помощью можно взорвать любую планету.

— У аниранцев эти ракеты были давным-давно, и они не смогли взорвать даже Роканду.

— Они не могли подойти к цели на нужную дистанцию. Только мы можем это сделать. Только на нас заградительное «Д-поле» не оказывает своего смертоносного воздействия. Есть еще одна причина, по которой мы не можем лететь на Землю, пока не уничтожена эта мразь. Они могут следить за нашим кораблем. Я не знаю, каким образом, я не знаю даже, способны ли они это делать. Но такая опасность существует. Аниранские ученые уверены, что захват произошел после рейда одного из их кораблей к некой неизвестной планете. Теперь захватчики могут прийти вслед за нами прямо отсюда, с Роканды.

— А на Аниран мы можем лететь? — спросила Беатрис, и он увидел, как сильно она побледнела.

— Аниранские корабли много раз посещали Роканду. Целый флот совсем недавно побывал в ее районе. Захватчикам давным-давно известны координаты Анирана.

— Почему же его не захватили до сих пор?

— Я не знаю. Неизвестно, сколько времени требуется для подготовки захвата. Возможно, по каким-то причинам Аниран им не нужен или они боятся связываться с аниранской метрополией. Не все факты нам известны. И пока они этого не сделали, мы должны предотвратить захват новых планет. Любых планет, заселенных человеческой расой! — сказал он специально для Беатрис.

Аниран появился на их экранах спустя месяц после начала стартового разгона и включения пространственных двигателей. Заславский приказал остановить корабль на безопасном расстоянии от планеты и выслать разведочный зонд. Он не знал, было это предчувствием или предвидением. Скорее последнее… Слишком много фактов свидетельствовало о том, что Анирану угрожает судьба Роканды.

Зонд не вернулся.

Данные, полученные после запусков еще трех зондов, свидетельствовали о том, что все передающие станции планеты молчат. Не отвечал ни один радиолокационный буй. Ночная сторона планеты выглядела так, словно там никогда не было развитой цивилизации. На ее поверхности не светилось ни одного огня. На расстоянии полупарсека от планеты связь с высланными зондами обрывалась навсегда…

Он боялся рассказать об этом Беатрис. Но не было возможности слишком долго скрывать страшную новость.

Неподвижный и безжизненный, «Спейс» с заглушёнными двигателями висел в пространстве как призрак. Казалось, ощущение катастрофы, обрушившейся на них, медленно просачивалось сквозь стены. Он не знал, когда именно Беатрис догадалась о происшедшем, но на третий день она сказала:

— Я хочу спуститься. Подготовь шлюпку.

— Это невозможно, Бет. Теперь они знают о нас все. Они ждут от нас именно этого. Я не сомневаюсь, что Аниран подготовлен к нашему возвращению… Это их подарок за наш успешный прорыв с Роканды. Я все время боялся, что случится именно это…

— Я надеюсь, ты помнишь о том, что там наш сын?

— Его уже нет, Бет. Никого уже нет… А те, кто еще остался… Их судьба страшней, чем у мертвых.

Тогда она ничего ему не ответила. И ни одного слова больше он не услышал от нее в течение долгих дней с момента этого разговора.

Ночами он не мог спать. Ему все время казалось, что, несмотря на все запреты и предосторожности, она вернется в свой погибший дом.

Он не знал, что теперь делать дальше. Им некуда было лететь. Временами он думал, что самым простым выходом было бы взорвать корабль. Когда отчаяние полностью подавляло его волю, он шел в кают-компанию и в кабине инфора вставлял в машину первый попавшийся информационный кристалл, в безумной надежде случайно наткнуться на нужную информацию.

Однажды глубокой ночью он обнаружил, что кожух машины разогрет, и понял, что не одинок в своих ночных поисках.

Иногда на экране инфора возникали картины последних дней рокандской колонии. Картины гибели и разрушений. Толпы обезумевших людей, спускавшихся с плато в дикие тропические леса. Непонятное второе солнце, взошедшее на горизонте рядом с обычным. Его цвет был алым как кровь.

Он понимал, что, если не найдет выхода, рано или поздно экипаж потребует вернуться к Земле. И знал, что не допустит этого…

Бывали случаи, когда он ненадолго засыпал прямо перед экраном инфора, и тогда ему снился сон. Всегда один и тот же. Огромная прозрачная статуя дарсанца с короной на голове. Ледяная улыбка играла на ее неподвижных устах. Словно статуя насмехалась над тщетностью его усилий, словно хотела сказать, что он дерзнул поднять руку на силу, превратившую в пыль не одну могущественную цивилизацию.

В последний раз ему приснился гигантский скелет с дарсанской короной. Корона была надета на голый череп вверх ногами, и ее зубцы прикрывали черные провалы глазниц. Проснувшись, Заславский подумал, что начинает сходить с ума, и понял, что если немедленно не уничтожит корабль, то позже у него может не хватить сил сделать это.

Он выключил дисплей, за которым только что дремал, и взглянул на корабельные часы. Они показывали три часа ночи.

Арлан, не торопясь, прошел к лифту. Корабль, погруженный в свою собственную искусственную ночь, спал. Светились лишь зеленые плафоны ночного освещения. Никто больше не нес вахт на борту, и никто не мог ему помешать.

В машинном отделении пахло крысиным пометом и разогретым металлом. Кожух запасного реактора излучал приятное тепло. Этот агрегат никогда не отключался полностью, и его проще всего было перевести в аварийный режим. Заславский долго переключал тумблеры на пульте, а когда почти закончил свою страшную работу, кто-то довольно хихикнул за его спиной. Арлан обернулся. На соседнем агрегате лежала знакомая серая подушка той самой морды, которую он видел перед находкой статуи дарсанца.

Морда задвигалась, устраиваясь поудобнее, и подмигнула ему.

На этот раз ее толстые отвратительные губы не бросались плевками. Губы складывались в довольную ухмылку…

— Кто я такой, чтобы распоряжаться чужими судьбами? — спросил он себя. — Кто дал мне подобное право?

Морда задергалась, всем своим видом выражая неудовольствие. Морде хотелось увидеть завершающее действие и вспышку пожирающего их жизни атомного пламени. Арлан не собирался доставлять ей подобного удовольствия. И если ему так уж было необходимо покончить с собой, для этого существовал более достойный способ, не затрагивавший ничьих жизней, кроме его собственной.

Он вновь перевел реактор в рабочее состояние и поднялся в свою каюту. На верхней койке спала женщина,которую он любил и которую только что собирался убить вместе с собой и со всеми остальными людьми, доверившими ему свою судьбу.

В небольшом электронном сейфе в углу каюты хранилась дарсанская корона. Арлан открыл сейф и извлек корону из упаковочной коробки. Руки примерзали к металлу, но сейчас это не имело ни малейшего значения. Ему гораздо больше мешал сосредоточиться световой ореол, полыхавший над короной. Он представил, как холодные клинки этого призрачного пламени вонзятся в его мозг, и содрогнулся.

— Скелет с короной на голове? Ну что же, будет вам скелет… По крайней мере я узнаю, что скрывается за снами, приведшими меня на грань безумия!

ГЛАВА 48

Он летел в ледяной нирване космоса бесконечную череду лет. Перед ним на расстоянии нескольких метров находился чужой корабль. Арлан знал, что попал сюда лишь для того, чтобы наблюдать за его последним полетом. Он не чувствовал собственного тела, он вообще ничего не чувствовал. Ему оставили только глаза, чтобы он видел корабль. При желании он мог изменять угол зрения и даже без труда проходить сквозь обшивку, внутрь корабля.

Приборов не было. Внутри вообще не было ничего знакомого. Казалось, стены корабля сделаны из серого камня и покрыты странными наростами. Но все это не имело ни малейшего значения, потому что пилот уже видел цель своего смертельного полета…

Длинные ряды цифр вспыхивали и гасли над диском враждебной планеты, на которой гнездилось Зло… Непонятные чужие цифры, чужой язык… Но в храме Триединого с ним говорили на этом языке, и язык древнего бога стал понятен ему. Надо было запомнить всего четыре цифры, ради которых он и очутился здесь. Четыре цифры пространственных координат цели, включая координату времени. Что означала эта координата, Арлан не знал, хотя и запомнил ее название.

Пилоту оставалось преодолеть всего две сотни лигов, чтобы поразить цель наверняка, но невыносимая боль все сильнее раскаленным обручем сдавливала его голову… И Арлан чувствовал эту боль вместе с ним.

Когда боль стала совсем невыносимой, Арлан отделился от корабля и неподвижно повис в космосе. Он мог себе это позволить, потому что был всего лишь зрителем. Но тот, кто сидел за штурвалом, не был зрителем. И корабль продолжал неотвратимое движение к собственной гибели.

В последнюю секунду, прежде чем сверкнула вспышка взрыва, Арлан увидел лицо человека, сидевшего за штурвалом корабля. Знакомое лицо, черты которого запечатлелись в дарсанской статуе.

На голове пилота сверкал ослепительным светом раскаленный обруч короны. И что-то странное было в ней, что-то такое, что заставило Арлана вскрикнуть от ужаса, прежде чем облако раскаленных газов скрыло картину гибели корабля, а может быть, и его собственной гибели…

Через какое-то неопределенно долгое время он вновь оказался в своей каюте.

Перед ним стояла Беатрис. Он увидел на нежной коже ее рук следы морозного ожога. Корона, сорванная с его головы, валялась на полу.

— Я думала, ты умер, — сказала Беатрис, и это были ее первые слова с тех пор, как он не позволил ей улететь на Аниран. — Я думала, теперь я смогу вернуться домой. — Ее голос был совершенно бесцветен, в нем не чувствовалось даже разочарования — только равнодушная усталость и боль.

— Больше я не стану препятствовать тебе. Ты можешь лететь, если хочешь. Но ты всегда была солдатом, Бет. Эта корона хранит в себе координаты цели. Координаты места, где находятся те, кто уничтожил Аниран. Теперь мы сможем отомстить за нашего сына или хотя бы умереть в бою так, как положено солдатам. Ты поможешь мне?

После долгого-долгого молчания она кивнула.

Координаты отпечатались в памяти Арлана так четко, словно их оттиснуло раскаленное клише. Четыре цифры, четыре огненные цифры… Но если с тремя из них все было ясно, то понимание четвертой пришло далеко не сразу. Земная система пространственных координат знала всего три измерения. Аниранская система, хотя и несколько усложненная, в принципе не отличалась от земной. Она предполагала мгновенный слепок застывшего неподвижного пространства. Но космос никогда не был неподвижным. Смещались планеты, звезды и целые галактики совершали свой бесконечный бег во Вселенной. Для того чтобы отыскать в пространстве реальный объект, приходилось вводить бесконечную череду поправок в его координаты.

Дарсаны, видимо, знали положение каждого космического тела относительно центра Вселенной в любой момент времени. Это и позволило им создать четвертую координату — координату времени. Оставалось определить лишь точку отсчета. Место центра Вселенной. И это оказалось самым трудным, потому что эта точка должна была всегда оставаться неподвижной. Вокруг нее вращались звезды, планеты, пульсары и целые галактики. Но земная наука не знала такого центра. Движение объектов в космосе, при их неисчислимом множестве, воспринималось хаотично. В конце концов по предложению Ли Карта они взяли за точку отсчета Землю и попытались вычислить местоположение Анирана в дарсанской системе координат.

Вопреки ожиданиям, результаты получились настолько точными, что, не поверив себе, Арлан проделал все расчеты еще раз, и, когда вновь преобразовал результат на язык цифр, понятных корабельному компьютеру, он уже догадался, что за теоретически неподвижную точку центра можно взять любую точку Вселенной. Внутри самой дарсанской системы отсчета был заложен математический механизм, позволявший безошибочно определить положение любого космического объекта в заданный момент времени. Теперь они могли лететь туда, куда звали их огненные цифры…

Месяц понадобился на разгон, два дня на пространственный переход и еще месяц на торможение. Когда выход в обычное пространство наконец завершился, они оказались в той части галактики, о которой в аниранской лоции не было сказано ни слова.

Корабль вынырнул в одном из краевых разреженных рукавов галактической спирали, за которым простирались необъятные дали пустого пространства, отделявшие одну галактику от другой. Вблизи не было знакомых созвездий, лишь в огромном отдалении виднелось смутное пятно центральной части галактики да впереди по курсу корабля находился какой-то светящийся объект. Их отделяло от него слишком большое расстояние, и невозможно было определить, что он собой представляет: угасающую звезду или тело гигантской огненной планеты.

Вскоре приборы определили, что масса этого объекта слишком незначительна даже для того, чтобы быть планетой, и его свечение становилось все более необъяснимым. Корабль, потеряв большую часть своей скорости, медленно приближался к неизвестному объекту, до которого все еще оставалось несколько парсеков, когда специальный локатор, определявший наличие в космосе «Д-полей», включил сирену.

— Похоже, мы его нашли… — пробормотал Версон, несший вместе с Заславским бессменную вахту в рубке.

— Еще слишком далеко. На таком расстоянии приборы не могут уловить даже очень мощное излучение… — Несколько минут Арлан обшаривал лучом локатора весь космос вокруг, стараясь отыскать невидимые объекты, но ничего не нашел.

— Придется посылать к нему зонд. Ближе подходить опасно. Мы не знаем, на что способна эта штука.

— Ты уверен, это именно то, что мы ищем?

— Во всяком случае, это то самое место, на которое указывают дарсанские координаты.

— У нас осталось совсем мало зондов, и они нам еще понадобятся. Если мы потеряем связь, с такого расстояния мы не сможем понять, что произошло с аппаратом.

— Хорошо, давай подойдем немного ближе. Не включай двигателей, будем использовать еще не погашенную скорость.

— Это займет не меньше недели.

— Нам некуда спешить. Я не хочу раньше времени привлекать к кораблю внимание. Мне кажется, он может уловить любую вибрацию в космосе, любой посторонний звук или отблеск света.

— Ты говоришь так, словно знаешь, что там, впереди.

— Возможно… Если сомневаешься — попробуй надеть корону. Тогда и ты будешь знать.

— Нет уж, спасибо. Я лучше поверю тебе на слово.

Огненный паук висел в пространстве. По крайней мере так выглядело это образование на их экранах, после того как «Спейс» приблизился к нему на расстояние в двенадцать миллионов километров.

Впрочем, если судить о картине в целом, эта штука еще больше напоминала светящегося морского ежа, протянувшего свои ядовитые колючки одновременно во все стороны пространства.

Тело «паука» или «ежа» казалось шарообразным и неровным, оно слегка пульсировало и было покрыто чем-то напоминавшим раскаленную до вишневого свечения лягушачью икру. В самой толстой части диаметр объекта составлял около десяти километров. Больше всего поражали огненные нити паутины или лучи, протянутые в пространство в разные стороны и уходящие от основного тела на тысячи километров. Постепенно они становились невидимы в оптическом диапазоне, однако они не исчезали, а шли дальше, в глубины Вселенной.

Когда приборы проанализировали энергетический спектр этих лучей, стало ясно, что они собой представляют. Энерговоды невообразимой мощности направляли по своим каналам чудовищную эманацию «Д-поля». Их было ровно сто пятнадцать, и как только компьютер проанализировал радиант направления каждого луча, стало окончательно ясно, что все они ведут к захваченным и порабощенным планетам. Каждой такой планете соответствовал свой собственный луч. Они обнаружили лучи, уходящие в сторону Анирана и Роканды. Зная точное направление на эти планеты, ошибиться было невозможно. Перед ними пульсировало и билось страшное сердце того кошмарного мира, с которым они познакомились на Роканде, который совсем недавно обрушился на Ани-ран и который, возможно, уже подползал к Земле.

Человеческое воображение было бессильно даже представить гигантские мощности, потребовавшиеся для создания подобных энерговодов и передачи по ним энергии на десятки световых лет. Рядом с этим космическим монстром звездолет казался песчинкой, ничтожной букашкой, возомнившей себя способной укусить великана.

Лучи все время слегка смещались, повторяя движение захваченных в их фокус планет, ни на секунду не выпуская их из зоны своего воздействия.

Если судить только по размерам и массе, огненный «еж» больше всего напоминал астероид. Но этот «астероид» был способен с легкостью изменить собственную орбиту. Они убедились в этом на вторые сутки сближения.

— Мне кажется, уже можно запускать зонд, — напомнил Версон, удивляясь странной нерешительности Заславского. — Нам нужно знать его возможности, прежде чем подойдем вплотную.

Арлан не мог отделаться от ощущения того, что малейшее движение, выдающее их присутствие в пространстве, может закончиться катастрофой. Миллионной доли тех мощностей, которые уходили на излучение, было бы достаточно, чтобы пробить их защиту и превратить корабль в молекулярное облако газов. Но и ждать становилось опасно. С каждой минутой, с каждым часом расстояние между ними и огненным монстром сокращалось. Наконец Арлан принял решение:

— Нужно установить аппаратуру зонда на одной из мезонных ракет. Ли Карт, ты сможешь подключить взрыватель таким образом, чтобы ракета взорвалась в тот момент, когда ее бортовой передатчик перестанет излучать сигнал?

— С некоторой долей риска это возможно.

— В чем риск?

— Если передатчик перестанет излучать сигнал в непосредственной близости от корабля, мы взорвемся вместе с ракетой.

— Ну что же… По крайней мере это не рискованней всего остального. Только сделать взрыватель необходимо без применения интеллектуальных управляющих схем.

— Достаточно обыкновенного реле и датчика радиоизлучений.

— В таком случае давайте готовить наш подарок.

Через два часа ракета была готова. Все собрались в рубке, и Заславский не стал возражать против этого. Боевые дежурства потеряли всякий смысл. Он не сомневался, что, если по ним нанесут удар, отразить его будет невозможно. Скорее всего у них в резерве была одна-единственная попытка. Все понимали это и хотели быть вместе перед лицом того, что их ожидало.

Арлан положил руку на пусковой тумблер ракеты, но, прежде чем нажать его, обернулся, словно ища поддержку на лицах своих друзей, а может, просто прощаясь с ними. У него было такое ощущение, словно он приставил пистолет к собственному виску и положил палец на спусковой крючок.

Никто не произнес ни слова. Все понимали, что отступать теперь слишком поздно, что они зашли слишком далеко и у них не осталось иного выбора, как только попытаться первыми нанести удар. Напряжение «Д-поля» возрастало с каждой минутой полета, с каждой сотней километров, приближавшей их к полыхающей огненной бездне.

Задержав дыхание, словно собираясь прыгнуть в ледяную воду, Заславский осторожно повернул тумблер. В тишине, царившей в рубке, щелчок реле прозвучал как пистолетный выстрел. Почти сразу же корабль затрясся от рева стартовых двигателей ракеты, крышка левого торпедного отсека отошла в сторону, и хищное тело мезонного снаряда понеслось к цели.

На экране протянулся длинный огненный хвост, сопровождавший ракету, и Версон начал никому не нужный отсчет.

— Две секунды. Скорость плюс двести. Ускорение нормальное. Радиант триста двадцать, наведение соответствует цели.

Десять секунд. Ускорение нормальное. Скорость три тысячи. Радиант соответствует.

Двадцать секунд. Прошла зону безопасности. Ускорение нормальное.

— Достаточно.

Тишина, последовавшая вслед за распоряжением Заславского прекратить отсчет, казалась ненастоящей. Может, потому, что на небольшом верхнем экране, транслировавшем панораму цели с камеры самой ракеты, огненный пульсирующий комок несся прямо на них, увеличиваясь с каждой секундой.

— Двадцать секунд до контакта. — Версон по привычке вновь начал отсчет. — Дистанционный взрыватель не сработал.

— Пять. Четыре. Три. Две. Ноль. Контактный взрыватель не сработал. Связь прервана.

Как будто они не видели этого сами. Погас верхний экран ракеты, а вслед за ним и все остальные. Поблекли контрольные огни на пульте, и вместо нормального освещения зажглись тусклые аварийные плафоны.

— Что происходит?

— Заглохли все реакторы корабля. Подача энергии прекращена на все системы.

— Ли, спустись в машинный отсек. Посмотри, что случилось с реакторами.

Ли Карт вернулся через несколько минут.

— Прекратились все реакции ядерного синтеза. Структура внешнего поля такова, что в нем не происходит даже ядерного распада. Реакторы запустить невозможно. Мне удалось подключить резервные аккумуляторы к носовому локатору. По крайней мере мы сможем его видеть.

Теперь они стали совершенно беспомощны. Не работали боевые и защитные системы корабля. Мертвый и безжизненный «Спейс», захваченный гравитационным полем огненного чудовища, стремительно несся к последней точке своего маршрута.

— Сколько времени осталось до столкновения?

— Сорок минут.

— Почему он нас не уничтожит?

— Зачем? Мы и так никуда не денемся. Возможно, ему любопытно наблюдать за нами. Возможно, он считает, что уничтожить нас было бы слишком просто, и то, что ожидает нас там, может оказаться значительно хуже смерти…

Бесформенный огненный ком на единственном оставшемся у них экране пульсировал, постепенно меняя форму. Что-то знакомое проступало в его очертаниях… Вот появился острый подбородок, очертились скулы, высветилась линия плотно сжатого рта, крючковатый нос, и пустые заполненные алым пламенем глазницы, обращенные к ним, дополнили картину.

— Я не хочу умирать… — прошептала Сандри.

— Перестань. — Рука Беатрис легла на ее плечо. — Он слышит нас. Он впитывает каждый наш стон. Не доставляй ему удовольствия. Мы знали, на что шли.

В жизни некоторых людей иногда появляется одна-единственная секунда, ради которой они жили. Никто не знает, как и почему она приходит. Мысль, освободившись от всего постороннего, превращается в стальной клинок. Память извлекает из своих глубин недоступные ранее образы, соединяет вместе несоединимое, разрывает привычные стереотипы…

Такая секунда наступила для Арлана. Он не слышал слов прощания своих друзей. Он думал об энергии, о той самой энергии, что лишила его корабль жизненной силы. И о том, что на корабле все-таки есть энергия, неподвластная космическому монстру. Он знал, где именно она находится. Он не хотел об этом думать, потому что сразу же перед глазами вставала картина скелета с глазницами, закрытыми треугольными пластинами белого металла.

Он видел эти пластины на глазах пилота дарсанского корабля. Он знал, что нужно сделать, вот только губы почему-то отказывались повиноваться, и слова застревали в горле. Наконец он все-таки произнес эти три слова:

— Бет, принеси корону.

— Нет.

Он не стал повторять. Он лишь повернулся и посмотрел на нее.

Когда корона очутилась в его руках, он не почувствовал даже холода. Он вообще ничего не чувствовал, словно внутри его уже остановились биологические часы. Ореол холодного разноцветного пламени полыхал у него в руках, будто он держал маленькую радугу.

Неторопливо и обстоятельно, как делал все, Арлан перевернул корону лучами вниз, вставил пальцы в расположенные сзади отверстия и надел ее на себя.

Теперь корона превратилась в шлем, и забрало ее зубцов закрыло его лицо. В отличие от предыдущего раза, в первое мгновение Арлан ничего не почувствовал. Он думал о том, что две узкие прорези в зубцах, расположенные напротив его глаз, предназначены для прицела.

Теперь ему не нужен был экран локатора. Он видел цель сквозь обшивку корабля так, словно очутился в открытом пространстве космоса. Все постороннее исчезло. Осталось только огненное лицо напротив и узкие щели прицела. Еще не время… Нужно подождать, пока исчезнет второй силуэт, пока два лица перед ним сольются в одно. В эти мгновения он знал и понимал все, чего не понимал раньше.

Он знал, почему дарсанский корабль тысячи лет назад так и не нанес своего завершающего удара. Пилот погиб под непомерным грузом «Д-поля», прежде чем вышел на нужную дистанцию. Сейчас он чувствовал, как плотные потоки чужого воздействия обтекают его разум, не в силах пробраться сквозь подаренную природой биологическую защиту.

Два изображения перед ним слились в одно. И в это последнее мгновение, перед тем как его пальцы вдавили глубоко внутрь колец четыре зеленых камня, он увидел, как огненное лицо заколебалось, словно только сейчас смысл происходящего стал ясен зверю.

Приоткрылась в беззвучном вопле огненная пасть, зашевелились иглы энергетических столбов, со всех сторон устремляясь к кораблю. А из пасти прямо на них вырвался огненный протуберанец. Но было уже слишком поздно.

Мечты Арлана. Его разум. Его ненависть, боль и любовь. Все, что составляло сущность его души, усиленное в миллионы раз, превратилось в одну-единственную молнию, беспрепятственно миновавшую переборки «Спейса» и устремившуюся к цели.

Молния прошила огонь протуберанца, превратив его в холодный газ, и ударила в самое сердце монстра, в то место, где хранились запасы энергии. Взрыва не произошло, потому что начался холодный распад материи. Рвались молекулярные связи, разлетались разбитые вдребезги электронные оболочки атомов.

Когда корабль, чей штурвал сжимали руки его погибшего командира, достиг поверхности астероида, там уже не было ничего, кроме молекулярной пыли.

ЭПИЛОГ

«Спейс» шел к Земле. Он нес с собой знания двух великих цивилизаций и аниранские технологии, воплощенные в его машинах. Он нес с собой тело человека, чьим именем назовут планеты, открытые через столетия после его гибели.

Он нес с собой для землян начало новой эры. Эры покорения далеких звезд.

Примечания

1

Дайка — геологическая структура.

(обратно)

Оглавление

ЧУЖАЯ ПЛАНЕТА Роман

  ЧАСТЬ I

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

    ГЛАВА 7

    ГЛАВА 8

    ГЛАВА 9

    ГЛАВА 10

    ГЛАВА 11

  ЧАСТЬ II

    ГЛАВА 12

    ГЛАВА 13

    ГЛАВА 14

    ГЛАВА 15

    ГЛАВА 16

    ГЛАВА 17

    ГЛАВА 18

    ГЛАВА 19

    ГЛАВА 20

    ГЛАВА 21

    ГЛАВА 22

    ГЛАВА 23

    ГЛАВА 24

    ГЛАВА 25

    ГЛАВА 26

    ГЛАВА 27

    ГЛАВА 28

    ГЛАВА 29

    ГЛАВА 30

    ГЛАВА 31

  ЧАСТЬ III

    ГЛАВА 32

    ГЛАВА 33

    ГЛАВА 34

    ГЛАВА 35

    ГЛАВА 36

    ГЛАВА 37

    ГЛАВА 38

    ГЛАВА 39

ЧАСОВЫЕ ВСЕЛЕННОЙ Роман

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ГЛАВА 34

  ГЛАВА 35

  ГЛАВА 36

  ГЛАВА 37

  ГЛАВА 38

  ГЛАВА 39

  ГЛАВА 40

  ГЛАВА 41

  ГЛАВА 42

  ГЛАВА 43

  ГЛАВА 44

  ГЛАВА 45

  ГЛАВА 46

  ГЛАВА 47

  ГЛАВА 48

  ЭПИЛОГ

*** Примечания ***