Карнавал теней (СИ) [Наталия Георгиевна Осояну] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Наталия Осояну


КАРНАВАЛ ТЕНЕЙ


1 . Паутина и Бабочка

П рошло три века с тех пор, как Астен Кеор заключи л мирный договор с Повелителем т еней , положив начало новой эпохе . Неоспорим тот факт, что Договор Кеора для человечества оказался не менее важным , чем сама Скрижаль и значального п ламени , поск ольку его подписание завершило изнурительную в ойну с т енями , длившуюся более двух тысяч лет. Договор также позволил сторонам, ранее не испытывавшим желания преодолеть взаимную враждеб ность, лучше узнать друг друга и понять, что в нашем мире найдётся место для всех . Недаром с имволом примирения был избран к арнавал , стирающий границы между людьми, тенями и хаотидами .

Л . Катро, «К 300-летию подписания Договора Астена Кеора»

«Таррский курьер», 2 8 оттобера 24 8 1 г. после с.и.п.


Часы на башне Южного речного вокзала пробили полночь, знаменуя начало трехдневного безумия под названием Таррский Карнавал теней. Почти одновременно с карнавалом на припозднившийся с репетицией «Цирк скитальцев» обрушилась катастрофа в чёрном трико.

Катастрофа двигалась по мерцающей паутине легко и изящно. Чёрный хвост вилял из стороны в сторону, словно живой, когда она поворачивала голову; чёрно-белые узоры превращали сосредоточенное лицо в красивую, загадочную маску; трико обтягивало худощавую фигуру, за которую любая паутинная танцовщица отдала бы свою последнюю тень без особых раздумий. Перелёты и пируэты катастрофа выполняла с поразительной простотой и непринуждённостью, доступной лишь чистым душам. Не было ничего удивительного в том, что Джоссеф Арлин, суровый патрон «Цирка скитальцев», лишь через несколько минут пришел в себя настолько, чтобы прервать генеральную репетицию номера «Пауки и бабочки».

- Стоп, забери меня Привратник!

Пыхтя и топая, Арлин выбежал на арену и трижды хлопнул в ладоши. Паутинные танцоры немедленно замерли и с любопытством, ощутимым даже на расстоянии, уставились на своего грузного, седоволосого хозяина.

- Ты откуда взялась?!

Незнакомка в центре паутины дерзко вздёрнула подбородок и не ответила. «По Закону карнавала…» - начал кто-то, но на него шикнули. Воцарилась тишина – такая, что можно было услышать, как шуршат крысы в подвале и шипит пар в органной комнате, которую цирковые техники уже начали готовить к завтрашнему представлению.

- Будь вежливой, дорогуша, если хочешь, чтобы и я вёл себя соответствующим образом, - голос Арлина был хорошо слышен и на последнем ряду, и под самым куполом – другими достоинствами маленький Цирк-у-реки, расположенный на южной окраине Тарры, похвастаться не мог. Арлин сложил руки на груди, выпятил и без того внушительный живот, зная, что это придаёт ему грозный вид, но усилия были напрасны – незнакомка не испугалась. – Назови какое-нибудь имя, чтобы я мог как-то к тебе обращаться. Или вариант «Эй, ты!» тебе больше по нраву?

- Бабочка, - проговорила карнавальная беглянка после паузы. – Зовите меня так.

Кто-то хихикнул.

- Хорошо, что не Паучиха, - с саркастичной ухмылкой заметила красивая рыжеволосая танцовщица, тряхнув головой и бросив на чёрно-белую незнакомку неприязненный взгляд.

Джоссеф Арлин кивнул, тщательно пряча нарастающую злость.

- По закону Карнавала теней я должен без промедления принять всякого циркача, который ко мне придёт и покажет, на что способен. Карнавал, к моему величайшему сожалению, пять минут как начался, поэтому я тебя приму, но всё-таки хотелось бы узнать, кто ты такая. Сними маску. Представься. Иначе я вызову цирполов и они…

- Они ничего ей не сделают, - донеслось сверху, но на этот раз заговорила не Бабочка. – Корпорация чтит Закон карнавала, хоть он и неписаный, и вы это знаете не хуже меня, патрон.

Джоссеф Арлин сжал кулаки. Если бы Рейне Сарро, ведущий танцор, произнёс те же самые слова, стоя на арене, он точно схлопотал бы по физиономии. Но Красавчик был наверху – сидел на одном из узловых перекрестков паутины и болтал ногами, словно озорной мальчишка.

- Завтра в восемь часов вечера мы даём первое представление, - сказал Арлин, стараясь говорить спокойно и уверенно, хотя внутри у него всё кипело и бурлило от ярости. – Ты сейчас впервые танцевала вместе с моими людьми на этой паутине. На паутине, забери меня Привратник! Чтобы к ней привыкнуть, даже опытному танцору нужна не одна неделя!! Я похож на идиота, который может выпустить неподготовленного артиста на манеж и испортить номер?!

- Я подготовлена… не хуже остальных, – ещё одна многозначительная пауза не ускользнула от внимания невольных зрителей. Рыжеволосая танцовщица – её звали Лерона – опять сердито тряхнула кудрявой шевелюрой и посмотрела на Рейне Сарро, словно ожидая увидеть на его лице неодобрение и гнев, однако тот даже не взглянул в её сторону. – Ваш главный номер не так уж труден. Если, конечно, вы не собираетесь завтра добавить в него полёт крылатки.

Кто-то среди акробатов снова хихикнул; красавица Лерона фыркнула – «Ещё чего!» - а Рейне озадаченно почесал нос и вновь посмотрел на Бабочку – на этот раз в его взгляде, кроме простого любопытства, мелькнула тень профессионального интереса. Полёт крылатки был сложнейшим трюком, осилить его могли весьма немногие паутинные танцоры. Ещё полёт крылатки входил в так называемую «королевскую десятку» и за его троекратное безупречное исполнение во время Карнавала теней полагалась нешуточная награда – пятьсот золотых кинов, целое состояние…

И это о нём Бабочка говорила с такой поразительной небрежностью?!

- Полёт крылатки… - повторил Джоссеф Арлин, ощущая странную дрожь во всём теле. Звонкий голос Бабочки вдруг показался ему смутно знакомым, как и её жесты… повадки… интонации. Где же он мог повстречать её?.. – Скажи прямо, чего ты хочешь?

- До первого промаха, - отрывисто проговорила Бабочка. – Одна ошибка – я ухожу. Без промедления. Без претензий. Но если… если до завершения Карнавала вы не сумеете ни к чему придраться, господин Арлин…

- Удивительная смесь робости и нахальства, - проворчал Джоссеф Арлин. – И откуда ты такая взялась? Хорошо, хорошо. Выхода у меня нет… - Он вздохнул. – Если и впрямь всё произойдёт именно так, как ты говоришь, я поступлю, как положено.

- Как именно? – поинтересовался Рейне Сарро. – Для порядка, патрон. Скажите это вслух, при свидетелях.

- Я сообщу Корпорации, что принимаю тебя согласно Закону карнавала, - сквозь зубы проговорил хозяин «Цирка скитальцев». Бабочка опять вздёрнула подбородок – следовало полагать, таков был знак её согласия. Джоссеф Арлин провёл ладонью по лицу, стирая внезапно выступившие капли пота: - Значит так, бездельники! На сегодня всё, но завтра в девять часов утра я жду вас всех на этом месте – мы будем снова отрабатывать номер, чтобы не опозориться на вечернем представлении! Можете сказать спасибо, э-э, Бабочке – за это, а также за предстоящий визит цирполов, которые вытрясут из нас душу, засунут её обратно и снова вытрясут!!!

Возможно, кто-то и впрямь собирался поговорить с новенькой, узнать, что привело её в «Цирк скитальцев», однако стоило танцорам отвлечься на несколько секунд, внимая Джоссефу Арлину, как Бабочки и след простыл – она исчезла столь же незаметно, как и появилась.


2 . Ночные развлечения паутинного танцора

Тарра – столица Таррийской империи. [ ] Первое поселение на восточном берегу реки Маронны появилось в 138 году после с.и.п. На протяжении 23 веков город неоднократно перестраивался и постоянно рос во всех направлениях – вширь, вглубь и в иное пространство (см. Серебряное око, Завиток , Проклятый квартал ) . В настоящее время к территории Таррского муниципалитета относится не только надземная часть города, разделённая на 21 округ, но и обширные подзем елья , где на протяжении многих лет находят убежище маринэ-нелегалы , называющие себя «ныряльщиками», и хаотиды, скрывающиеся от железных псов из Тёмной стаи (см. Лабиринт Тарры , Маринэ-нелегалы (Тарра), Борьба с преступностью в Тарре , Тёмная стая, Ду ргей н Дорха ). По некоторым данным , в Тарре существует более двух тысяч потайных ходов, посредством которых можно попасть в подземный город, полный опасностей и чудес.

Великая Таррийская Энциклопедия, том XXXVII

Издатель: Фонд Блейза Корды ( при участии семейства Гарда , Гестия ) ,

Тарра, 2451 г. после с.и.п.


«Лунный дом» - самая дешевая гостиница в Речном округе, где труппа «Цирка скитальцев» останавливалась всякий раз, приезжая в столицу Таррийской империи на Карнавал теней – даже через час после репетиции продолжал гудеть, словно растревоженный улей. Обрывки чужих разговоров легко просачивались сквозь тонкие стены.

«Кто она? Кто-нибудь может мне объяснить, кто она такая?»

«Не «кварта», точно. «Терция». А то и выше…»

Бум. Бум!

«Говорят, Рилги «Звёздные крылья» отменили – может быть, из-за неё?»

«Вы заметили, как она доверяется воздуху? Нет, вы точно видели?»

«Я и не понял сразу, что рядом со мной танцует не Лерона, а кто-то другой. У меня такое чувство, что я с ней работаю уже не первый год!»

Бум. Бум. Бу-бу-бум! Бум.

«Да кто же она, чтобы мне стукнуться лбом об Порог?!..»

«Арлин не зря разозлился. Мы же «кварта», мы бродяги, маленькие рыбки в большом море, нам нельзя высовываться – можно угодить прямиком в чью-то пасть. Ждите беды, братья, ждите беды…»

Бум.

Рейне Сарро тяжело вздохнул и накрыл голову подушкой. К голосам акробат успел привыкнуть – потоки слов скользили мимо, не тревожа его чуткие уши, - но приглушенные удары, доносившиеся откуда-то снизу, всякий раз заставляли вздрагивать. Спать в такой обстановке было невозможно, а ведь завтра им предстояло начать работу ещё до полудня, чтобы с десяток раз повторить главный номер – по частям и целиком, подстроившись под новенькую, будь она неладна. Отдых был ему сейчас нужнее, чем вода.

Не прошло и минуты, как в дверь комнаты кто-то деликатно постучался. Рейне плотнее прижал подушку к ушам, словно это могло прогнать незваного гостя. Стук повторился – на этот раз громче, настойчивей.

- Открой, - донесся из-за двери тихий хриплый голос. – Быстрее!

- Убирайся, Цыплёнок, - буркнул акробат из-под подушки. – Я сплю.

Бум. Бум-бум-бум. Бум.

- Рейне, это важно! Ты нужен патрону!

- Передай, что я послал его в задницу инэрского дьявола и пожелал счастливого пути.

Бум.

- Рейне, дурень тугоухий, он тебя не звал! Но ты ему нужен– понятно?

Подушка свалилась на пол. Акробат медленно сел, тряхнул головой – погруженная в сумерки комната поплыла перед его глазами, в затылке появилась пульсирующая боль. Он мрачно улыбнулся и провёл кончиком языка по пересохшим губам. На полу плясали пять теней – лишь одна из них, настоящая, появилась благодаря свету уличного фонаря, проникавшему сквозь мутное оконное стекло. Впрочем, на тени ему было плевать, а вот на подступающую жажду– совсем наоборот.

Вожделенный отдых откладывался до лучших времён.

Шельми Цыплёнок, лучший клоун «Цирка скитальцев», был хаотидом. По уставу ОЦК, Объединённой Цирковой Корпорации, патрону «кварты» разрешалось нанимать только людей, не тронутых зловещим дыханием хаотики, поэтому, когда цирполы приходили с инспекцией, Шельми надевал просторную рубашку, втирал в густую шевелюру пару пригоршней пудры и старался держаться в тени. Иногда его всё же замечали, и Джоссеф Арлин, насупившись и глотая ругательства, переходил на язык, понятный всем инспекторам без перевода – лез в карман за бумажником.

«Ну и грим! – удивлялись зрители. – Эти перья прямо как настоящие!»

«Почему бы тебе не перейти в другой цирк, в «терцию» или «секунду»? - спросил как-то раз Рейне. Шельми бросил на него долгий задумчивый взгляд и ничего не ответил, только пожал узкими плечами. Акробат ощутил себя мерзавцем, но всё-таки продолжил: - Ты хороший клоун, от твоих выкрутасов зал смеётся так, что стены дрожат. Зачем тебе мучиться, прятаться от цирполов? Не лучше ли…» Шельми резким взмахом руки прервал его словоизлияния и коротко бросил: «Не лучше». Больше они об этом не говорили.

Сейчас на Шельми из одежды были только широкие парусиновые штаны, подвязанные верёвкой. Оперенье на его спине, плечах и груди поблёскивало в тусклом свете газовых ламп, освещавших коридор; золотые искры играли в тёмно-русых волосах. Рейне, мучимый жаждой, старался лишний раз в его сторону не смотреть, но всё-таки видел краем глаза, что у маленького клоуна три тени. Одна из них всё время норовила оторваться от пола. Расспрашивать людей о тенях было очень неприлично, и всё же паутинному танцору иногда хотелось нарушить приличия…

Скрипнула дверь. Повеяло жасминовыми духами и плохо скрываемой яростью.

- Рейне, - сказала Лерона, хмуря изящные брови и поправляя сползающий с плеча халат, желтый с чёрными узорами. Сразу восемь бессловесных призраков танцевали возле её босых ступней. – Я жду тебя уже час. Ты…

- Мы идём к патрону, - заявил Цыплёнок, глядя на стройную красавицу-акробатку снизу вверх. Перебивать Лерону мог далеко не всякий, но хаотиду позволялось и большее. – Ты, наверное, уже слышишь? Он опять заигрался со своими ножиками.

Бум!

- О-о, - только и проговорила Лерона, выходя в коридор. Её аристократически-бледное лицо приобрело обеспокоенное выражение, все обиды на Рейне забылись. Циркачи артистично изображали ненависть к хозяину, когда тот был трезв и в здравом уме, но самозабвенно жалели, стоило ему в очередной раз «заиграться». Мало кто из них мог признать, что в чувствах к патрону наличествовало нечто родственное. А родителей, как известно, не выбирают.

Рейне был старшим и любимым сыном, со всеми вытекающими последствиями.

В тесном номере пахло сыростью; северную стену покрывали зелёновато-чёрные разводы от наскоро сведённой плесени, хорошо заметные даже в полумраке. Джоссеф Арлин мог бы поселиться в южном крыле «Лунного дома», где условия были лучше, однако он предпочитал жить рядом со своими циркачами. Причина, по которой он никогда не требовал для себя меблированных апартаментов с красивыми обоями или, не дай Безграничность, гобеленами на стенах, была проста: патрон «Цирка скитальцев» не хотел, чтобы ещё кто-то узнал о том, что временами он сходит с ума.

Рейне вошел без стука, аккуратно закрыл дверь – по ту сторону остались Шельми, Лерона, перепуганная секретарша Марика Карат, которой сегодня довелось увидеть своего шефа в невменяемом состоянии впервые за те несколько месяцев, что она работала в «Цирке скитальцев», и ещё несколько цирковых – и даже не шелохнулся, когда короткий метательный нож просвистел мимо его правой щеки и вонзился в обшарпанную деревянную панель на стене. Бум!Звук, не дававший ему спать, рождался именно здесь, в комнате патрона. Джоссеф Арлин в расстегнутой рубашке сидел за колченогим столом у окна – по стёклу, едва пропускавшему свет уличных фонарей, ползал огромный ночной мотылёк – и отрешенно глядел на полупустую бутылку с зелёной этикеткой, по форме напоминающей лист плюща. «Болотный дурман», зелье хаотидов из Лабиринта Тарры. Ещё одна бутылка «Дурмана», пустая, валялась под столом, и Арлин босыми пальцами правой ноги катал её туда-сюда. Правой рукой – из-под расстёгнутого манжета выглядывал край постыдной татуировки, о существовании которой знал только Рейне – он подпирал массивный подбородок, а в пальцах левой вертел сразу два метательных ножа.

Рейне скрестил руки на груди и замер в ожидании, по привычке удивившись тому, что патрон во время Карнавала оставался единственным человеком в «Цирке скитальцев», у которого не появлялось ни одной лишней тени. Обсуждать отсутствие теней также считалось неприличным, и ему ничего не оставалось делать, кроме как умерить своё любопытство.

Бум. Бум.

- Пить хочешь? – равнодушно спросил Арлин, словно и не заметив, что брошенные им ножи проделали две прорехи на рубашке паутинного танцора, не оцарапав при этом тело. Он был превосходным метателем, но предпочитал заниматься этим делом по ночам, в одиночестве, после бутылки-другой, и за робкий вопрос «А почему вы не пойдёте на арену?» мог отвесить тяжелую оплеуху любому, даже женщине. – У тебя така-а-ая перекошенная рожа… Жажда, ага. Присоединяйся, не робей. Мне терять нечего, я конченый человек, а вот ты завтра должен быть в форме.

У Рейне мгновенно пересохло в горле.

- Нет, - тихо сказал он. – Спасибо.

- Ну и дурак. – Джоссеф Арлин откинулся на спинку стула, и тот пронзительно заскрипел. Левая рука патрона продолжала играть с очередным ножиком, а его глаза заволокло дымкой. – Свалишься с паутины – и конец. Ни моря внутри, ни цирка снаружи. – Он икнул и спросил, перепрыгнув с одной темы на другую, как танцор прыгает по тросам паутины: - Как она тебе?

Рейне вздохнул, собираясь с мыслями. Пять минут, может, десять – и Арлин либо завалится спать, поддавшись «Дурману», либо впадёт в неистовство. Пока оставалось лишь поговорить по душам. За неимением лучшей темы, можно было говорить о Бабочке.

Бабочка ему понравилась – лёгкая, быстрая, ловкая, - но что-то в её поведении настораживало, и сложный грим был ни при чём. Задумай Рейне воспользоваться Законом Карнавала, он сам первым делом позаботился бы о том, чтобы спрятать лицо и замести все следы. Нет, его смущало что-то другое – только вот, он едва ли мог понять, что именно.

- Она хороша. Похожа на Крылатую Виллу из труппы Рилги, но двигается увереннее. «Пауки и бабочки» - самый подходящий номер для неё, если вы и впрямь хотите знать моё мнение. Публике понравится.

- Пу-у-ублике… - протянул Арлин. – А карнавальным псам?

Рейне пожал плечами.

Когда лет тридцать назад Корпорация объявила о создании специальной цирковой полиции, предполагалось, что та будет следить за строгим соблюдением Закона карнавала и Кодекса ОЦК – за тем, чтобы никто из патронов или циркачей не осмеливался нарушать правила. По своей ли воле артист переходит из одного цирка в другой? Не подстроено ли это, чтобы за счёт скандала привлечь к себе внимание и заполучить больше посетителей? Нет ли сговора между конкурентами? Цирполы гордо именовали себя «стражами карнавала», но простые циркачи их давным-давно окрестили «карнавальными псами».

- Ты мне в-вот ещё что ск-кажи, - продолжал тем временем Арлин. Язык у него начал заплетаться. – Почему она выбрала нас, а не кого-нибудь другого?

Это был хороший вопрос. «Цирк скитальцев» в реестре Корпорации значился под номером 88 и относился к категории «кварта». Бродяги, цирковое дно. Единственной вещью, отличавшей «Цирк скитальцев» от большинства других трупп того же ранга, был номер «Пауки и бабочки», но этого было недостаточно, чтобы из мелкой рыбёшки с незавидной участью превратиться в нечто большее. Так почему же Бабочка пришла к ним?..

Рейне задумчиво посмотрел на захмелевшего патрона и понял, что очередной приступ безумия настиг Джоссефа Арлина вовсе не случайно. Всякий раз, приезжая в столицу на Карнавал теней, он превращался из человека с тяжёлым характером в деспотичного, совершенно невыносимого хама, который вместо того, чтобы отыскать в Корпорации друзей – или хотя бы попытаться сделать это! – ругался со всеми подряд, пьянствовал и усердно портил стены своими метательными ножами.

А теперь он боялся, и Рейне чувствовал, что испугала грозного патрона не Бабочка, а то, что могло последовать за её появлением. Здесь крылась какая-то тайна, о которой паутинный танцор не имел понятия.

- Может, мы просто лучше всех? – сказал он и тотчас же понял, что шутка не удалась.

- Чего?! – взревел Арлин и приподнялся, упираясь руками в край стола. – Уж не из-за тебя ли мы лучше всех, лживая тварь? Ты, отрыжка инэрского дьявола! Я тебе сейчас покажу-у-у…

Что именно патрон собирался показать, осталось тайной, потому что его глаза вдруг закатились, а грузное тело повалилось на пол.

- Повезло, - пробормотал Рейне. – Спокойной ночи, старый трус.

Он разложил метательные ножи по гнёздам перевязи и спрятал её под шкаф – просто так, чтобы Арлин завтра утром помучился, разыскивая любимую игрушку. Потом, пыхтя и ругаясь, танцор перетащил своего тирана и мучителя на кровать, укрыл одеялом, щёлкнул по носу и, выйдя в коридор, бодрым голосом объявил собравшимся у двери циркачам:

- Патрон отдыхает, а я иду туда, куда он меня послал!

… - Куда он пошел? – спросила Лерона, проводив Рейне растерянным взглядом.

- В задницу инэрского дьявола, куда ж ещё, - ухмыльнулся Шельми. – Других адресов наш дражайший Джоссеф Арлин отродясь не знавал…

На городские улицы давно опустилась темнота, и погода стремительно портилась – моросящий дождь перешел в снег, лужи подёрнулись ледком, мостовая сделалась скользкой. Рейне шёл вперёд, ничего не замечая; он как будто боялся опоздать. Снежинки, падая на его высокий лоб, превращались в капли воды, которая с шипением испарялась. Если бы кто-то коснулся руки Рейне, он почувствовал бы исходящее от сухой, шершавой кожи тепло – почти горячечный жар.

Через четверть часа танцор оказался возле непримечательного двухэтажного дома с заколоченными окнами и облезлыми стенами. Зажатый между двумя соседями – столь же невзрачными на вид, но всё-таки обитаемыми, - он казался невидимым. Рейне остановился, огляделся по сторонам, щурясь на свет газовых фонарей, и подошел к двери, сопровождаемый пятью молчаливыми тенями.

Дверь отворилась, не скрипнув.

Если бы кто-то вошел в дом следом за Рейне Сарро, он увидел бы пустую прихожую; гостиную, где возле давно погасшего камина стояло ветхое кресло-качалка, а на окнах висели ободранные тёмные шторы; ведущую на второй этаж сломанную лестницу. Этот кто-то понял бы, что в доме никого нет. Вряд ли он обратил бы внимание на тихий, затухающий шум где-то внизу, под полом…

3 . Первый день Карнавала

Итак, сегодня н ачинается Карнавал теней – мы ждали его весь год! Однако этой осенью праздник омрачён трагедией в Морских землях , случившейся в последний день се птем б ра . Море трясение и последовавшая за ним дикая волна, почти стёрши е с лица земли несколько рыбацких городков и блистательную с толицу Гестии, Гаренту, повлекли за собой гибель десяти тысяч человек. Наш гестийский корреспондент сообщает, что восстановительные работы в Гаренте ведутся полным ходом, несмотря на ужасающие погодные условия, но дело осложняется тем, что на протяжении последних двухсот лет городом руководили Хранители семейство Гарда, из старшей ветви которого остались в ж ивых лишь двое малолетних детей , мальчик и девочка. Об их судьбе ничего не известно . Возникает вопрос: почему бездействует канцлер Корда ? Обычный человек не оставил бы в беде сына и дочь своего старинного друга, но Блейз Корд а, как и все высокие маринэ, не испытывает человеческих чувств…

«О чём говорит Та р ра?»

«Таррское Зерцало» , 29 оттобера 2481 г. после с.и.п.


Джоссеф Арлин проснулся, когда газетчик за окном завопил: «Новости! Свежие новости! Куда подевались гестийские дети?» и от всей души пожелал маленькому недоумку отправиться прямым ходом в Инэр, дабы пополнить своей никчемной тушкой меню тамошних монстров. Голова у патрона «Цирка скитальцев» болела так, словно тысяча маленьких молоточков колотила по черепу изнутри.

Сны, навеянные «Болотным дурманом», были тревожны. Он всю ночь бродил по «Зеркальному лабиринту Рилги», тщетно пытаясь разыскать некую давно потерянную вещь – очень важную вещь, обладание которой могло изменить всю его жизнь и даже стереть те страницы прошлого, которые заслуживали быть стёртыми и забытыми. Однако искомое всё время ускользало из рук, в лабиринте становилось всё темней, а отражения вели себя совсем не так, как полагается истинным порождениям зазеркальной реальности – они скалились, корчили рожи, хрюкали и квакали…

За дверью, в коридоре гостиницы, кто-то тяжело вздохнул.

Арлин с трудом сел, застегнул рубашку и угрюмым взором обвёл беспорядок в комнате. Он не помнил, что именно говорил и делал перед тем, как уснул, но догадывался, что в постель его уложил Рейне Сарро, а Марика и ещё кто-нибудь из труппы – возможно, Шельми, Карраль или Лерона – в это время трусливо ждали. Мерзавцы в совершенстве изучили сложный трюк под названием «Свали на друга опасное дело» и при случае не стеснялись его показывать.

А вот вчерашние события в цирке, наоборот, он хотел бы немедленно забыть.

- Марика! Хватит ошиваться под дверью. Я слышу, как ты сопишь, деточка.

Несмазанные петли скрипнули. Осторожно, по-кошачьи, Марика Карат вошла в номер, сжимая в руках потёртую кожаную папку, словно намереваясь в случае чего закрыться ею, как щитом. Круглые синие глаза за толстыми стёклами очков глядели с опаской.

Арлин покачал головой. Того и гляди, ему опять придётся подыскивать новую помощницу, а в сложившихся обстоятельствах подобное было бы огромной глупостью. Она привыкла к иному обращению – что ж, он пока ещё не забыл, как разговаривают друг с другом обычные люди.

- Госпожа Карат, вы меня оскорбляете своим перепуганным видом. Я сейчас трезв и совершенно безопасен, а мои ножи Красавчик куда-то спрятал или вовсе унёс с собой. Я безопасен, ещё раз говорю! Сотрите уже это кошмарное выражение с вашего милого лица… вот так, хорошо. Как обстоят дела?

- Н-не очень хорошо, - сказала Марика Карат, открывая папку и поправляя сползающие на кончик носа очки. Когда речь заходила о делах, к ней возвращалась уверенность в себе. – Четверть зала. Я хотела бы надеяться, что сегодня зазывалы продадут ещё некоторое количество билетов, но, как показывает опыт прошлых лет – тот опыт, который очевиден мне по записям моего предшественника, - шансы весьма невелики.

Четверть зала. Среди молоточков, поселившихся в голове Арлина, вдруг объявилась настоящая кувалда. Мучительно хмуря брови, он отвернулся к окну, чтобы не видеть проблесков сочувствия и жалости на лице своей помощницы. С каждым годом, с каждым Карнавалом ему становилось всё сложнее не показывать окружающим своё отчаяние.

Четверть зала. Всё хуже и хуже…

- Мы сможем рассчитаться за аренду цирка, если завтра и послезавтра выручка будет столь же смехотворной?

- За аренду – безусловно, сможем, - без промедления ответила Марика, и Арлин понял, что она уже успела обдумать эту проблему. И не только эту. – А вот с Таррской лигой цирковых поставщиков вы в прошлый раз не рассчитались, и она занесла «Цирк скитальцев» в чёрный список. Кое-что мне удалось закупить на рынке, но, боюсь, посетители будут недовольны.

«Чтоб они все там лопнули от жадности, в этой Лиге…»

- Ладно, моя дорогая, - сказал Арлин, изобразив на усталом и опухшем лице некое подобие улыбки. – Поговорим об этом позже. Я голоден, как зверь! И мне нужно быть в Речном к десяти… то есть, к девяти утра, чтобы разобраться с этой новенькой, как её, Бабочкой. Может, Безграничность окажет мне милость и нахалка поймёт, что нельзя так поступать со старым человеком.

- Вы не старый! – Марика отрицательно замотала головой и тут же покраснела. – Ой… я хотела сказать, что тоже надеюсь… может, она передумает… может, это вообще была шутка…

Арлин отеческим жестом похлопал девушку по плечу, и они пошли завтракать.

Окажись Бабочка и впрямь чьей-то шуткой, Джоссеф Арлин счёл бы себя счастливейшим человеком на свете. За сорок с лишним лет он успел побывать во множестве передряг, однако ни одна из прошлых неприятностей не могла сравниться с той мучительной проверкой, которая ожидала цирк, чем-то привлекший «карнавального беглеца», особенно если дело было в Тарре, а беглец удостоил своим вниманием чужую, пришлую труппу, да ещё и «кварту». Патрону такого цирка стоило приготовиться к тому, что ему всё припомнят и не простят ни одной маленькой вольности, ни одного неучтённого билета, ни одной тайны. Что уж говорить о хаотиде, работающем без разрешения, или о «ныряльщике» на паутине…

Но Бабочка была настоящей. Когда паутинные танцоры вышли на манеж Цирка-у-реки, новенькая уже поджидала их там. Вблизи она казалась маленькой и хрупкой – такой, что у Арлина невольно зачесались кулаки. Схватить, придушить, сломать эту тонкую шею. Он знал, что не сделает этого – он не сошел с ума, - но желание было очень сильным, почти нестерпимым.

Зелёные глаза на размалёванном чёрно-белом лице вызывающе сверкали.

- За работу, бездельники, - хмуро и устало бросил Арлин, усаживаясь на барьер, ограждающий арену. – Живо!

Пока акробаты ловко и быстро карабкались по верёвочным лестницам, он смотрел на них и размышлял. Накануне Бабочка исчезла так же незаметно, как пришла; сегодня объявилась на манеже раньше всех. Вчерашнее ошеломляюще-безукоризненное выполнение трюков означало, что номер ей хорошо знаком.

Выходит, она видела их предыдущие тренировки?..

- По моей команде! – раздался сверху голос Рейне. – Начали!

Шесть пауков, шесть бабочек; первые ловят, вторые убегают. Всё просто. Кувырки, прыжки, полёты над бездной складываются в чарующий узор танца, от которого невозможно оторвать глаз. Арлин гордился, что когда-то давно придумал этот номер, но он вряд ли кому-нибудь признался бы в том, что и сейчас, двадцать лет спустя, «Пауки и бабочки» вызывали в его душе не просто восхищение, а безудержный, почти детский восторг. Особенно сильным этот восторг бывал в тех случаях, когда номер исполнялся безупречно – вот как сегодня.

Они танцевали на паутине, как будто были рождены для такого танца.

- Быстрее! – рявкнул Арлин. – Что вы ползаете там, как земляные черви? Даже уличные воришки сумеют кувыркаться лучше, если только мне удастся их загнать на паутину! Быстрее, хаотику на ваши головы!

Они повиновались, словно были частями механизма, скорость работы которого зависела только от воли хозяина. Казалось невероятным, что люди способны на такое. Но это его люди, с внезапно проснувшейся гордостью подумал патрон «Цирка скитальцев», и они способны на многое…

- Какие хрупкие, - произнёс чей-то приятный голос. – Словно мотыльки.

Арлин резко обернулся.

В третьем ряду сидела женщина в сером переливчатом платье и шляпке с густой и длинной вуалью, тоже серого цвета. Взгляд её невидимых глаз был устремлён на Джоссефа Арлина. Руки, затянутые в перчатки, сжимали чёрную сумочку. На правом запястье красовался грубый браслет из тёмного металла, до странности похожий на часть тюремных кандалов.

Он никогда раньше эту женщину не встречал, но знал, кто она такая.

- Приветствую, госпожа Феррио. Это большая честь…

- Не надо церемоний. – Элена Феррио, звезда цирка «Семь сестёр», известная под сценическим именем Королева Мотыльков, изящно взмахнула левой рукой. – Я наслышана о вас, Джоссеф Арлин. «Невезучий Джосси» - так вас называют в Корпорации. Слыхали?

Арлин хмыкнул.

- Я удивлён, что в Корпорации обо мне вообще знают.

- Если слухи правдивы, то вы зря удивляетесь.

- Какие слухи?

- Говорят… - Она выдержала эффектную паузу. – Говорят, будто у вас есть смертельный враг в цирковой полиции, и что вашей вражде много лет. Что такое, господин Арлин? Вы побледнели.

Где-то наверху Рейне Сарро продолжал выкрикивать команды своим паутинным танцорам; номер шел без сучка и задоринки, как и следовало ожидать. Патрон «Цирка скитальцев» вытер пот со лба и спросил очень тихим голосом:

- Что привело вас сюда, несравненная госпожа?

Королева Мотыльков подняла голову, и Арлин почувствовалеё мимолётную улыбку.

- Я пришла, чтобы посмотреть на чудо, - сказала Элена Феррио. – Другого шанса у меня не будет, по вечерам я занята. Вы тоже удивлены её умениями, признайтесь! Хотя, я чувствую, она вам неприятна?

- Да, - честно ответил Джоссеф Арлин. – Я надеялся, что она сегодня не придёт. Что передумает. Что сломает ногу или упадёт в Маронну. Теперь я вижу, что она не зря пришла… что она и впрямь хороша. Но это ведь не главное.

- Не главное, - повторила Феррио. – Господин Арлин, вы ведь в курсе, какое у паутинных танцоров главное правило?

- Конечно, я в курсе. «Доверься воздуху».

Ещё танцоры говорили, что паутина не принимает грешников, какими бы те ни были искусными, потому что груз грехов и теней слишком велик и опасен. Правда или нет, но паутинные акробаты – те немногие, кому был присущ здравый смысл, - совершив из-за минутной слабости или по воле случая какой-нибудь серьезный проступок, предпочитали изменить профессию.

- Именно так. Я хотела сказать, господин Арлин, что вам бы тоже не помешало довериться воздуху. Потому что в самом скором времени… - Элена Феррио вновь выдержала паузу, отрепетированную, должно быть, за долгие годы выступлений на манеже «Семи сестёр». – В самом скором времени вас ожидает испытание.

Она встала, не дожидаясь ответа.

- Всего хорошего. Не провожайте меня, любуйтесь вашими прелестными созданиями. Вечером они будут выступать для всех, а сейчас вы единственный зритель – должно быть, это воодушевляет.

Ошеломлённый, онемевший от растерянности Джоссеф Арлин кивком головы попрощался с удивительной гостьей и повернулся к арене, где «Пауки и бабочки» близились к завершению. Королева Мотыльков ушла бесшумно – не зашуршало платье, не стукнули каблучки, не скрипнула деревянная ступенька. Во всей Тарре не было сильней гипнотизёра, чем эта загадочная дама, чьё лицо без вуали видели только два человека – Кай Морено, патрон «Семи сестёр» и Тор Баррум, бессменный председатель Совета патронов, глава Объединенной цирковой корпорации.

И эта дама предсказала ему испытание…

- Продолжайте без меня! – крикнул Арлин и не узнал собственный голос. – Рейне, ты отвечаешь за вечернее представление головой! А я… если что, я буду в органной комнате…

Он не договорил, но все поняли: в органной комнате, с бутылкой «Дурмана».

4 . О чём молчала Марика Карат

Безграничность милостива к маринэ – мы открываем в себе внутреннее море в те моменты, когда находимся в одиночестве, и по этой причине первая волна хаотики, как правило, обрушивается на что-то неодушевлённое. Будучи ребёнком, я изводил своих родителей шалостями, и однажды они заперли меня на чердаке. Был хмурый осенний день, из маленького окна я видел косые струи дождя, заливающие крыши окрестных домов. Я скучал и предавался тоскливым размышлениям о разных вещах – мне хотелось оказаться кем-то другим, не сыном университетского библиотекаря и учительницы рисования, а, к примеру, единственным наследником какого-нибудь инэрского князя, властелина маленькой страны чудес . Я понимал, что фантазиям не суждено сбыться, и очень грустил.

А потом пришло море.

Не буду описывать, как это произошло: мои собратья всё знают, а читатели, не знакомые с Высоким искусством, не смогут понять, что именно изменилось во мне, в какой бездне я растворился , закрыв глаза. Но зато я могу признаться в том, что рыбный дождь, перепугавший всю округу и вошедший в историю под названием «Довиррское чудо», целиком и полностью на моей совести.

С того памятного дня прошло много лет. Я свыкся с благословением и проклятием маринэ, я научился ценить горьк и й вкус морской воды, потому что лишь этот вкус позволяет мне жить среди людей, не опасаясь убить или изувечить кого-то в тот момент, когда моя природа вновь возьмёт верх. Однако даже сейчас, в весьма преклонном возрасте, добившись немалых успехов в области Высокого искусства и написав о нём полтора десятка книг, я по-прежнему ничего не знаю о хаотике – о той силе, что меняет не только человеческие тела, но и сами основы бытия…

Л. Ормига, «Хаотика – вопросов больше, чем ответов»

Введение к труду «Две тысячи лет Высокого и сскуства»

Издатели: Таррский университет, Школа Адара, Фонд Блейза Корды

Тарра, 2451 г . после с.и.п.


Рейне чувствовал себя бодрым и полным сил, как будто ему не пришлось здорово попотеть на утренней репетиции. Ловя на себе завистливые взгляды усталых товарищей, он направился в гримёрную, чтобы переодеться, и у самой двери обнаружил сюрприз.

В коридоре, прислонившись к стене, стояла Бабочка.

- Мне нужен костюм, - сказала она без лишних церемоний.

- А при чём здесь я? – искренне удивился Рейне.

- Ну как же, - сквозь густой грим сверкнула улыбка, в голосе появились ироничные нотки. – Ведь, если верить господину Арлину, это твоя голова, а не чья-то ещё, полетит с плеч, если вечернее представление сорвётся. Так что мне нужен костюм.

«Пауки» во время номера были одеты в чёрное; трико «Бабочек» поражали зрителей разноцветьем и блеском. Да, карнавальная беглянка была права – следовало как можно быстрее подобрать одежду, которая позволила бы ей не выделяться среди остальных паутинных танцовщиц.

И раз уж Арлин назначил его ответственным…

Рейне с тяжелым вздохом махнул рукой и повернулся к лестнице, ведущей на третий этаж, где располагались подсобные помещения, в числе которых была и костюмерная. Краем глаза он видел, что идущая за ним Бабочка совсем не проявляет любопытства.

- Ты здесь не впервые?

Цирк-у-реки в разное время года арендовали и другие труппы, так что Рейне задал вопрос не из пустого любопытства. Если бы удалось выяснить, что загадочная незнакомка, скрывающая своё настоящее имя, как-то связана с другим цирком, её тайну можно было бы разгадать.

- Впервые, - коротко ответила девушка.

- А по виду не скажешь.

- По твоему виду тоже не скажешь, что ты такой хороший танцор.

От неожиданности он резко остановился, повернулся к своей спутнице.

- Это почему же?

- Ты слишком самовлюблённый, - сказала она, глядя на него снизу вверх. – Никого не видишь вокруг, кроме себя. Мне говорили, таких паутина не любит. И не держит. Но, выходит, мои учителя кое в чём ошибались.

- Не стоит верить каждому слову учителя, даже если тот великий мудрец.

- Вот я и говорю, - на размалёванном чёрно-белом лице опять мелькнула улыбка. – Ты очень, очень самовлюблённый паутинный танцор.

Рейне скрипнул зубами и отправился дальше.

То и дело им навстречу попадались цирковые и шарахались в стороны, видя перекошенное от гнева лицо акробата. Бабочка шествовала за ним, по-королевски выпрямив спину, и не обращала внимания на суету, шепоты, косые взгляды. Рейне мысленно ругал себя за неосмотрительность – мог же он переложить опекунство надкарнавальной беглянкой на чужие плечи! – и почти желал, чтобы по пути ему повстречалась Лерона. Тогда он смог бы просто бросить безымянную нахалку и уйти, а вечер – что ж, до вечера ещё много времени, и она вполне могла бы найти себе другую жертву.

Наконец, они добрались до нужной двери.

- Костюмерная здесь! – провозгласил Рейне с язвительной галантностью. – Удачи!

- Спасибо, - негромко проговорила Бабочка и протянула руку, чтобы постучаться. Рейне вдруг показалось, что ирония в её голосе уступила место робости. Эта секундная слабость подействовала на его гнев, словно ведро воды, вылитое на костёр. Он моргнул, наблюдая за движениями Бабочки – они стали вдруг скованными, словно она чего-то испугалась.

Кто-то за его спиной кашлянул в кулак.

- Трива там нет, если вы его ищете, - раздался тихий голос. – Видимо, он опять заперся в чулане, наедине с бутылкой «Рианнского особого». Что вполне объяснимо – он же гестиец, а в Гестии сейчас очень плохи дела после этого ужасного моретрясения. Я не могу его винить за такое нарушение дисциплины, хотя…

- Бабочка, это Марика Карат, помощница патрона, - Рейне прервал тираду Марики; от того, как витиевато она временами изъяснялась, у него начинали болеть зубы. – Марика, это наша новенькая, карнавальная беглянка, ты о ней уже слышала.

- Конечно, - Марика смущённо улыбнулась, поправила очки. – Кто же не слышал. Рада знакомству. Патрон послал меня пересчитать костюмы и кое-что проверить в бумагах на тот случай, если из Корпорации пришлют инспекторов… - Она смущённо замолчала, вспомнив, должно быть, что причина проверки сейчас стоит перед ней собственной персоной. – А что вы тут делаете?

- Мы хотели подобрать для Бабочки костюм, - сказал Рейне и удивился тому, как легко и непринуждённо прозвучала полуправда. «Мы хотели». – И, ты знаешь, мы это сделаем, хоть Трива тут и нет. Не будем ему мешать. Оплакивать родной город, покинутый тридцать лет назад – это ведь очень, очень важное занятие…

Бабочка бросила на него странный взгляд, но ничего не сказала. Он вдруг заметил то, что раньше ускользало от внимания: в её тёмные волосы над правым ухом была вплетена гестийская кисточка – забавное украшение из ниток семи цветов и семи разноцветных бусин. Кисточки всегда были популярны среди жительниц Тарры, однако в облике Бабочки и впрямь ощущалось что-то гестийское – все Дети побережья были худощавыми, стройными, низкорослыми – и Рейне почувствовал себя неуютно.

Что ж, раз он взялся за это дело, надо довести его до конца.

- Марика, у тебя не найдётся чего-нибудь длинного и острого?

Секретарша послушно вытащила из причёски длинную шпильку.

- Дамы! – провозгласил Рейне голосом Хозяина арены. – Подходите ближе! Только сегодня и только сейчас – смертельный номер в исполнении двух паутинных танцоров и одного секретаря!

Он склонился над замком, сунул в скважину кончик шпильки и принялся вращать её туда-сюда, изображая взлом. Бабочка фыркнула и отвернулась, Марика обеспокоенно нахмурила брови. Через несколько секунд, убедившись, что обе девушки смотрят в другую сторону, Рейне вытащил шпильку, накрыл замочную скважину ладонью и зажмурился.

в тёмной бархатной глубине шевельнулось многоногое создание; оно немало времени провело в засаде, поджидая добычу, и теперь добыча подплыла достаточно близко, её можно было схватить, крепко сжать, подтянуть к себе…

Раздался громкий щелчок.

- Ловкость рук, - сказал он, возвращая Марике шпильку, – и больше ничего!

В костюмерной пахло пылью, лавандой, «Рианнским особым» и застарелым потом. Источник последнего запаха обнаружить удалось без особых усилий – этот источник храпел так громко, что оставалось лишь удивиться тому, как же они не услышали его ещё в коридоре.

- Заперся в чулане, говоришь? – задумчиво спросил Рейне, легонько пнув спящего на полу Трива в бок. Костюмер и ухом не повёл. – Зачем ему чулан? Там тесно и душно, там крысы по углам шебаршатся. Ладно, я, пожалуй, останусь здесь, пока не найдётся подходящий наряд для вечера, а то он проснётся, и будут неприятности.

Бабочка равнодушно пожала плечами; Марика вздохнула с облегчением.

Рейне и сам успокоился – ему хотелось остаться, но нужен был повод, и можно было благодарить Безграничность за то, что повод нашелся сам собой. Он вдруг понял, что совершенно забыл, куда собирался идти до того момента, пока в коридоре перед ним не появилась Бабочка. Кажется, он с кем-то хотел встретиться… уж не с Лероной ли? Да, точно. Он хмыкнул. Рыжая бестия определенно захочет разорвать его на части, а это значит, что их примирение будет фееричным, сладостным и утомительным. Да, да – ради такой сцены стоило рискнуть здоровьем и что-нибудь натворить, как-то её обидеть, потому что Лерона лучше всего на свете умела две вещи – обижаться и прощать.

- Вон в тех сундуках, - сказал он, сообразив, что Бабочка ждёт инструкций, - лежат костюмы, пошитые специально для «Пауков и бабочек». Выбери себе трико по размеру, а я подожду здесь. Примерить можешь в углу, за шкафом, только не споткнись об бутылки. За неделю, думаю, Трив сложил там штук десять, если не больше.

Она молча кивнула и направилась к сундукам.

Рейне уселся на колченогий табурет возле тюфяка, на котором сном праведника спал пьяный костюмер, и почувствовал на себе взгляд Марики – вместо того, чтобы приниматься за переучёт, она стояла и пристально смотрела на него.

- Что такое?

- Рейне, - Марика сняла очки. - Скажи, что ты думаешь о маринэ?

Он насторожился. Такой вопрос из уст новенькой, не проработавшей в «Цирке скитальцев» и года, звучал очень подозрительно. Как-то вдруг вспомнилось, что она пришла к Джоссефу Арлину в тот же день, когда тот дал в газету объявление о поиске помощницы, секретаря и счетовода в одном лице, и сказала, что согласна на любые условия…

Но если её настоящим нанимателем была Тёмная стая, лгать не стоило.

- Если честно, - вполголоса проговорил паутинный танцор, - я считаю всех высоких маринэ, во главе с Блейзом Кордой, настоящими чудовищами. Те из них, кто пьет морскую воду, превращаются в бесчувственных, хладнокровных нелюдей, а те, кому закон не писан… что ж, они просто мерзавцы. Вот, к примеру, история с гестийскими сиротами, о которой все таррские газеты пишут – известно, что покойный Тео Гарда дважды спасал жизнь нашему дражайшему канцлеру, и что же? Его сын и дочь после катастрофы исчезли, как в воду канули. Попали, наверное, в какой-нибудь сиротский приют. А Корда молчит, ему всё равно. Он чудовище, вот и все дела.

Марика покачала головой.

- Не ожидала, что ты так их ненавидишь. Что ж… выходит, тебе можно доверять.

- Ничуть! – Рейне рассмеялся. – Я не тот, за кого себя выдаю.

- Я серьёзно!

- Раз так, подумай сама – можно ли мне доверять?

- На паутине танцуют только чистые души, - сказала она с необыкновенно серьезным видом. – Так говорят. Ты лучший среди танцоров – значит, ты по-настоящему хороший человек, и доверять тебе можно.

Рейне посмотрел на Марику так, словно впервые её увидел. В каком-то смысле он действительно посмотрел на неё в первый раз: секретарша Арлина, скромная и работящая девушка, умудрялась казаться незаметной, почти невидимой. Работать с бумагами «Цирка скитальцев» ей было определённо приятнее, чем с людьми. И вот сейчас она хотела поделиться с ним тайной…

- Говори, я слушаю.

- Когда мне было пять с половиной лет, - сказала Марика, глядя на какое-то пятно на стене, - рядом с домом моих родителей поселился один весьма загадочный господин. Он вёл затворнический образ жизни, ни с кем из соседей не общался, даже не здоровался. Мои братья – двойняшки, старше меня на два года – просто заболели этим человеком, принялись за ним наблюдать. Отчего-то они вбили себе в голову, что наш сосед – хаотид, и решили во что бы то ни стало выяснить, как именно его изменила хаотика, какие способности он приобрёл. Такая вот у них была игра в расследование.

Рейне почувствовал внезапный озноб. У него на глазах тень Марики разделилась на три полупрозрачных силуэта, два из которых сначала взялись за руки, а потом прижались друг к другу, как могли бы прижаться испуганные дети.

- Это длилось два с лишним месяца, - продолжала Марика, ничего не замечая. Где-то в дальнем конце комнаты Бабочка вынырнула из сундука, держа в руках разноцветное трико, и принялась его придирчиво разглядывать. – А потом случилась трагедия. Как-то ночью из окон его дома повалил дым. Потушить огонь удалось лишь общими усилиями всех соседей, но к тому моменту половина комнат выгорела дотла, и никто из спасшихся слуг не мог объяснить, где хозяин. Мои родители в числе прочих взрослых вошли в этот проклятый дом, осмотрели его от подвала до чердака, и как раз на чердаке обнаружили… обнаружили… - Она судорожно вздохнула. – То, чего не представляли себе даже в самых страшных кошмарах.

- Марика…

Она отмахнулась.

- Там были дети. В клетках. Много детей. Поросшие шерстью, с копытами и свиными рылами, с лишними руками и ногами, с глазами на лбу, с лицами на затылке. Шельми был бы среди них везунчиком… красавцем. Мои братья, которым следовало находиться в своих постелях, тоже были там. Они…

- Марика, не надо.

Она замолчала. Две лишние тени задрожали и исчезли. Рейне сделал над собой усилие, протянул руку и легонько погладил её по плечу. История, только что вырвавшаяся на волю, была столь кошмарна, что он не хотел знать её окончание; ещё он малодушно радовался тому, что ужас, отразившийся на его лице, она совершенно точно истолкует по-своему. Был ли это грех? Если да, то сегодняшнее вечернее выступление могло стать последним в его жизни.

- Этого «ныряльщика» так и не нашли, - тихонько проговорила девушка. – Ты знаешь, я тебе сейчас скажу то, чего не говорила ни одному человеку. Его преступление… Хаотика, которую он выпустил с помощью проклятого Высокого искусства… Она повлияла и на меня тоже, хотя я в ту ночь не покидала своей спальни. Или, может, он изменил меня раньше, а я не почувствовала.

- Ты хочешь сказать, что…

- Что я хаотид, - она вздохнула. – Я такая же, как Шельми. Только он другой снаружи, а я – внутри. Моя способность состоит в том, что я чувствую хаотику – мне становится очень-очень холодно, как будто кто-то прикладывает лёд к моей спине. Мне удалось это скрыть от всех, но сейчас, наверное, молчать нельзя.

Марика многозначительно посмотрела в ту сторону, куда удалилась Бабочка.

Мысли Рейне понеслись, словно табун лошадей. Бабочка – хаотид? Такой, что может выступать на манеже, а не только развлекать публику в зверинце? Тогда её способности неудивительны. Значит, они ошиблись, предполагая, что она сбежала из цирка третьей категории. Значит, она из «секунды».

- Ты уверена?

- Наполовину. – Марика пожала плечами, виновато улыбнулась. – Я знаю, что нельзя быть хаотидом наполовину, но именно это говорят мои чувства – иногда она кажется мне человеком, а иногда… не совсем человеком.

Внезапно хлопнул ставень. Рейне сорвался с места и за одну секунду оказался в другом конце комнаты – там, где должна была находиться Бабочка… и где её не оказалось. За окном хмурилось пасмурное небо, на фоне которого таяло слово, выведенное тонким пальцем по запотевшему от дыхания стеклу: «Спасибо».

5 . Журналистка

Соперничество между ведущими газетами Тарры носит не менее ожесточённый характер, чем со перничество между её же цирками в ранге «прима» . Можно долго перечислять только подтверждённые и документированные случаи , когда интересы газет сталкивались, приводя к серьёзным последствиям – временами забавным, а временами довольно драматичным. Ещё свежа в памят и горожан история о Пятидесяти а л ых р озах: чтобы выследить таинственного обожателя Малышки Лив, репортёры «Утреннего вестника» и «Таррского курьера» наняли целую орду частных сыщиков, превративших жизнь цирковой звезды в кошмар. Что интересно, самый толковый материал в конечном итоге был напечатан в «Таррском зерцале», и это подводит нас к весьма несложному умозаключению: какие бы средства ни использовались газетчиками, сенсация получается только у тех из них, кто обладает чутьём.

А. Наваро, « Таррская журналистика: слухи и факты »

Тарра, 249 0 г. от с.и.п.


Алия Наваро, будучи самым молодым репортёром в «Утреннем вестнике», да ещё и особой женского пола в придачу, ни на секунду не сомневалась в том, что о хорошей теме для заметки в одном из «карнавальных» номеров ежедневной газеты ей не стоит даже мечтать. Будь она сотрудницей какого-то более прогрессивного издания – «Таррского зерцала», к примеру, или «Таррского курьера», - всё могло бы сложиться иначе, но Эдин Комо, главный редактор «Утреннего вестника», излишней прогрессивностьювзглядов не отличался.

Однако он сумел её удивить, распределяя обязательные редакционные задания.

- Что?! – завопила Алия, позабыв о хороших манерах, когда мальчишка-курьер передал ей поручение шефа. Коллеги-репортёры, занятые подготовкой материалов, от неожиданности чуть не попадали со стульев – хоть в редакции и бывало тихо лишь глубокой ночью, всё-таки в полный голос никто, как правило, не кричал. – Он отправляет меня в Речной округ? С каких пор цирк Речного округа что-то значит в этом городе?!

Курьер виновато развёл руками.

Алия рявкнула:

- Я никуда не пойду!

- Госпожа Наваро, милочка, - старший клерк, как раз проходивший мимо, счёл необходимым вмешаться, – вы не можете просто так отказаться от задания. Я понимаю, ваш опыт работы в «Утреннем вестнике» невелик, однако вы же рассчитываете постигать тайны профессии и далее? В таком случае, вы должны были обратить внимание на то, что господин Комо не даёт хороших рекомендательных писем сотрудникам, склонным… э-э… бунтовать.

« …а вы ещё и женщина», - повисли в воздухе слова, которые он не сказал.

Алия обиженно прикусила губу. Она не бунтовала – она возмущалась, потому что Эдин Комо, возненавидевший её с первого дня работы в «Вестнике», наконец-то разродился страшной и по-настоящему неожиданной местью. Он бы хотел вообще отправить строптивую подчинённую куда-нибудь за город, писать обзоры происшествий на просёлочных дорогах, но в таком случае Алия обязательно черкнула бы письмецо в Женскую журналистскую ассоциацию. Сейчас, однако, она не могла никому жаловаться, потому что формально все условия трудового договора были соблюдены – ей поручили выполнить некую работу, работа была в пределах Тарры и для её успешного завершения не требовалось ни особых знаний, ни усилий, на которые особа женского пола была бы неспособна в силу причин объективного свойства. Тот факт, что результат работы был не более интересен, чем стенгазета пятилетней давности, доказать она не могла.

- Я тебе завидую, - Проныра Морли, один из фотографов «Вестника», некстати оказавшийся в редакции, отсалютовал ей полупустым стаканом с тёмно-коричневой бурдой, ничуть не похожей на чай. – Мы будем потеть и напрягаться, пытаясь хоть что-то любопытное отыскать для газеты, а ты отд охнёшь!

И, словно по команде, все расхохотались.

«Ничего-ничего, - подумала Алия, красная, словно мак. – Я вам ещё покажу!..»

До начала восьмичасового представления оставалось чуть больше сорока минут, когда Алия Наваро, обиженная на целый свет, подошла к кассе Цирка-у-реки, где её встретила жалкая очередь из пяти человек. Все пятеро, судя по одежде, были жителями пригородов. Вздохнув, Алия пристроилась в хвосте и стала глазеть по сторонам.

Всё в этом районе города казалось девушке унылым и тусклым. Если бы кто-то попросил её описать Речной округ одним словом, то это было бы слово «заурядный». Даже Закоулки, при всей своей опасности, неустанно радовали журналистскую братию ужасающими преступлениями, душераздирающими историями, нескончаемыми драмами, из которых получались отличные статьи. Алия втайне мечтала, что когда-нибудь её пошлют в Закоулки, проводить журналистское расследование… убийства? Подпольных цирковых представлений? Да чего угодно! Она не боялась «ныряльщиков» и плевать хотела на всё остальное. А в Речном округе никогда и ничего не происходило; жизнь здесь текла почти незаметно, очень спокойно и размеренно. От этой размеренности, от этого спокойствия, Алии хотелось кричать, но она знала, что порядочные девушки – хоть и избравшие журналистскую профессию – так себя не ведут.

- Вам один билет? – из окошечка кассы на Алию взглянули обведённые чёрным и красным печальные глаза. Всё понятно, кто-то из клоунов продаёт билеты, потому что держать отдельного кассира этому нищему «Цирку скитальцев» невыгодно. – Вы без спутника?

«Стояла бы я в очереди, будь у меня спутник», - мысленно съязвила Алия, но вслух ничего не сказала, только кивнула.

- Двенадцать ренсов.

- Так дёшево? – удивление Алии оказалось слишком сильным, чтобы сдержаться и в этот раз. – В «Лазурной спирали» самый дешевый билет стоит тридцать четыре ренса. Я уж молчу про «Семь сестёр»…

- И правильно, - клоун вздохнул. – Я тоже промолчу про «Семь сестёр».

Стиснув зубы, Алия вытряхнула из кошелька всю мелочь, взяла билет и направилась в сторону главной Двери. В большом и просторном холле цирка собралось не больше сотни посетителей; лица у всех были унылыми, а руки – пустыми, поскольку традиционных карнавальных угощений здесь почему-то не продавали. Лишь у некоторых детей в руках были кулёчки с конфетами и яблоки, купленные, должно быть, где-то по соседству.

- Эдин Комо, - Алия Наваро разозлилась до такой степени, что заговорила вслух, пусть и едва слышным шепотом, - да обратишься ты в козла в Новом мире, когда придёт твой черёд встретиться с Безграничностью! Клянусь своей последней тенью!

До представления оставалось полчаса.

« В самом большом городе Таррийской империи найдётся развлечение для каждого. Если вы желаете испытать острые ощущения, то отправляйтесь в Закоулки – говорят, там каждую ночь циркачи -изгнанники устраивают подпольные представления, жестокие дуэли, а во время Карнавала творятся и вовсе немыслимые вещи. Если вы – почтенный гражданин, чья репутация и семейная жизнь безупречны и незапятнанны, то «Лазурная спираль» - именно то, что вам надо. Для тех, в ком бушует дух сладострастия, свои двери открывают «Семь сестёр» - недаром их особые представления начинаются в полночь!..»

- Слишком длинно, - пробормотала Алия и укусила кончик карандаша.

«В самом большом городе Таррийской империи найдётся развлечение для каждого, но далеко не каждый желает развлекаться. Есть среди наших с вами соседей те, для кого цирк – не средство подойти так близко к Безграничности, как это может сделать простой смертный, но просто скоротать вечер, думая при этом о чём-то приземлённом. Эти люди выбирают для себя особые места – такие, например, как Цирк-у-реки …»

Она подняла глаза от блокнота, моргнула и вдруг подумала, что такая статья будет нечестной по отношению к посетителям Цирка-у-реки – ведь они пришли сюда из-за множества причин, в числе которых не было выдуманных Алией «нежелания развлекаться» и «неспособности приблизиться к Безграничности». Написанное показалось ей чушью, и в результате страница была вырвана и выброшена, но хорошие идеи в тщательно причёсанную голову девушки-репортёра так и не пришли.

«В самом большом городе Таррийской империи найдётся развлечение для каждого…»

- Прошу прощения.

Алия Наваро подняла голову и встретилась взглядом с молодой женщиной примерно тех же лет, что и она сама. На незнакомке было скромное чёрное платье с кружевным воротничком и чуть потрёпанными кружевными манжетами; её тёмно-русые волосы были собраны в тяжёлый узел на затылке; бледное треугольное личико пряталось за огромными очками, сползающими на кончик носа.

- Прошу прощения, вы сотрудник газеты… э-э… какой-то из городских газет?

- «Утренний курьер», - Алия спрыгнула с подоконника, где минут пятнадцать назад устроилась в ожидании начала представления, рассчитывая сэкономить время и написать статью заранее. – Меня зовут Алия Наваро.

- О-о, это вы писали о махинациях с билетами на «Таррский речной экспресс»? – спросила девушка в очках, робко улыбнувшись, и Алия, пряча удивление, кивнула. Она не ожидала встретить здесь человека, которому её имя было бы знакомо. – Я Марика Карат, секретарь Джоссефа Арлина, патрона. Вы бы не хотели поговорить с ним? С кем-то из наших артистов?

«Унылые артисты унылого цирка, - думала Алия, пока Марика Карат восторженно перечисляла, с кем бы она могла встретиться после представления. – Что может быть лучше для унылой статьи?» Однако она всё же была вынуждена признать, что это было лучше, чем ничего, и обрадованная Марика Карат тотчас же схватила её руку и затрясла с преувеличенной, как показалось Алии, доброжелательностью. Обсудив все тонкости предстоящих интервью, девушки расстались – пришла пора Алии Наваро занять своё место в зале.

Музыкальное вступление оставило Алию полностью равнодушной, поскольку паромарический орган Цирка-у-реки был устаревшей модели и к тому же, судя по неустанному шипению, находился в далеко не блестящем состоянии. Потом в клубах белого дыма возник Хозяин арены – стройный юноша в чёрно-белой одежде. Громким, но невыразительным голосом он принялся вещать что-то о Безграничности, и Алия через несколько секунд опознала речь Привратника «Семи сестёр», которую тот произносил на открытии Карнавального трёхдневья пять лет назад. Она тогда впервые попала в цирк, была вне себя от счастья и потому до сих пор помнила каждую деталь, каждое слово, каждую интонацию.

Убожество, какое же вокруг неё сейчас было убожество…

Откинувшись на жесткую спинку зрительской скамьи, Алия посмотрела на своих соседей, убедилась, что они полностью поглощены представлением, закрыла глаза и стала мечтать о том времени, когда у неё получится перейти на работу в другую газету. Может быть, даже в «Таррский курьер». Периодически она открывала глаза и делала пометки в блокноте, один раз даже заинтересовалась номером коротышки-клоуна в костюме из птичьих перьев, но в целом ничто в мире не могло бы заставить её изменить своё мнение о «Цирке скитальцев».

Когда музыка вдруг стихла, и по залу прокатилось восхищённое «Ох!», Алия как раз сочиняла убийственную фразу, которая могла бы стать достойным завершением статьи. Внезапное изменение обстановки на арене подействовало на её эфемерные мысли, словно появление акулы на косяк трески – одна секунда, и всё исчезло. Сердито фыркнув, Алия Наваро подняла голову, твёрдо решив для себя, что даже если сейчас случится чудо и артисты этого посмешища продемонстрируют экстраординарные способности, она напишет так, что об убожестве «Цирка скитальцев» услышит каждый житель Тарры.

Однако зрелище, открывшееся её глазам, по-настоящему завораживало.

Высоко над ареной, на тонкой и почти невидимой паутине, двенадцать фигур застыли в немыслимых позах, наводящих на мысли о насекомых, о птицах, о хаотидах, но не о людях. Музыка заиграла вновь, и орган по-прежнему шипел, но теперь это шипение казалось частью хитроумного замысла, потому что более подходящего инструмента для создания зловещей атмосферы трудно было себе представить. Фигуры пришли в движение. Шестеро в разноцветных трико двигались изящно и нежно, словно бабочки; вторая шестёрка заставляла думать о сгустках тьмы, о порождениях зла. Сердце Алии Наваро забилось чаще, она затаила дыхание. Прямо у неё на глазах происходило чудо, рождался номер, поставить который на своей сцене не погнушался бы ни один столичный цирк высшей категории. И где же она его увидела – в Речном округе, в царстве уныния и серости… Алия простила бы Эдину Комо все его грехи, если бы ей хватило сейчас самообладания, чтобы собраться и осознать происходящее. Но она была очарована и ни о чём не думала – просто смотрела.

Они двигались так, словно в их телах не было костей; они летали с лёгкостью птиц; они как будто не замечали пустоты под ногами. «Паутина принимает только безгрешных» - Алия хорошо знала эту цирковую поговорку. Сейчас она была готова поверить в истинность этих слов.

Номер завершился эффектным «падением» чёрных пауков; они канули в дым, клубившийся над ареной, и скрылись из вида. Бабочки, взмахнув на прощание руками-крыльями, одна за другой стали исчезать, подпрыгивая и хватаясь за свисающие с потолка тросы. Вот их осталось пять… три… одна…

Одна.

Музыка стихла. Алия почувствовала внезапный озноб.

Тонкая фигура в самом центре паутины раскинула руки, словно собираясь взлететь, и зал перестал дышать. Акробатка согнула правую ногу в колене, оттолкнулась – от воздуха? – и с необыкновенным изяществом, словно фигурка в механических часах, словно падающее с ветки клёна крылатое семечко, повернулась вокруг своей оси. Раз, другой, третий! Она вращалась, удерживая равновесие каким-то магическим способом, и Алии показалось, что это цирк вращается вокруг неё, цирк вместе со всем остальным миром. Ничего прекраснее этого одинокого кружения без страховки над бездной она не видела за всю свою жизнь. Что-то подсказывало – и не увидит. Невольно у неё на глазах выступили слёзы.

Зал взорвался аплодисментами, такими оглушительными, словно свидетелями представления были не сто с небольшим человек, а тысяча, две, три – столько, сколько приходило обычно в «Танцующие звёзды» или «Лазурную спираль». Алия вскочила вместе со всеми, сунув блокнот подмышку, захлопала; в её голове уже складывались первые фразы новой, правильной статьи о сегодняшнем удивительном происшествии; она не чуяла под собою ног и казалась самой себе невесомой, словно за её спиной выросли крылья.

Завтра. Завтра вся Тарра узнает! Её статья докажет, что это не слухи и не преувеличение, её статья вознесёт никому доселе неизвестный «Цирк скитальцев» и безымянную паутинную танцовщицу так высоко, как никто в Тарре не поднимался вот уже много лет. Алия Наваро впервые в жизни чувствовала власть слова – и свою власть над словом.

А ещё она понимала, что все слова были прахом и шелухой по сравнению с тем, что ей довелось увидеть и почувствовать этим вечером, и знала, что каждый из присутствующих в зале тоже это понимает.

6 . Добрый друг и старый враг

Объединённая Цирковая Корпорация (ОЦК) – организация, учреждённая в 2398 году после с.и.п. Является четвёртой попыткой положить конец так называемым малым цирковым войнам с помощью создания единого управляющего центра . Деятельность ОЦК направлена на разрешение вопросов и проблем, касающихся исключительно цирковых работников, владельцев цирков и патронов цирковых трупп. Для достижения указанных целей был основан ряд управляющих и контролирующих органов (см. Совет Патронов, Цирковая Ассамблея, Судебная Коллегия ОЦК, Цирковая Полиция). Основополагающим документом ОЦК считается Цирковой Устав, однако, ввиду многовековой истории таррийских цирков, не меньшую важность представляет неписаный свод правил, называемый Законом Карнавала.

Великая Таррийская Энциклопедия, том XXXIX

Издатель: Фонд Блейза Корды (при участии семейства Гарда, Гестия),

Тарра, 2451 год после с.и.п.


Джоссеф Арлин стоял посреди манежа и смотрел на паутину, запрокинув голову. Он старательно делал вид, что не замечает человека, который не ушел вместе со всеми остальными зрителями. Руки у патрона «Цирка скитальцев» дрожали, поэтому он спрятал их за спиной.

Гость не выдержал первым.

- Приветствую, Джос, - сказал он чуть-чуть насмешливо, с наигранным добросердечием, и поднялся, чтобы спуститься на арену. – Сколько лет, сколько зим! Ходят слухи, у тебя в труппе пополнение?

- Да, - ответил Арлин, поворачиваясь. – Слухи.

Они не разговаривали много лет, хотя часто встречались, когда «Цирк скитальцев» приезжал в Тарру. Сили Лаббер выглядел так отлично: высокий, худощавый – Арлин невольно втянул живот, изрядно увеличившийся за прошедшие годы, - одетый в строгий тёмно-серый костюм, украшенный немного легкомысленным алым шейным платком. Его красивое лицо выражало вежливость, соответствующую моменту, но глаза смотрели холодно и безжалостно. Сили Лаббер, старший инспектор Таррской цирковой полиции – воплощённый закон карнавала. По крайней мере, на ближайшие несколько дней.

За его спиной маячила воплощённая тень – тёмная полупрозрачная фигура, то расплывчатая, словно облако тумана, то вполне чёткая. Молодая девушка с длинными волосами, высокая и миловидная, но в очень скромном и старомодном платье; должно быть, гувернантка или продавщица из какого-нибудь маленького магазинчика. Она смотрела на Лаббера влюблённым взглядом, ничего вокруг не замечала и, судя по всему, должна была растаять не раньше чем через три-четыре дня.

Арлин широким жестом обвёл арену.

- Будь как дома, Сили! Извини, выпить не предлагаю – ты ведь всё равно откажешься, «Болотный дурман» тебе не по нраву… да и не по статусу. Присядем? Поговорим? Или отбросим церемонии, и ты сразу скажешь, зачем пришел?

- Так и сделаем, – с леденящей душу улыбкой проговорил Лаббер. – Кто она?

- По Закону карнавала я обязан принять всякого циркача, который попросит убежища, - заученной скороговоркой сказал Джоссеф Арлин и посмотрел наверх. На паутине, как и следовало ожидать, никого не было. Неожиданно он почувствовал облегчение с лёгкой примесью злорадства – неизвестно, какой инэрский дьявол помогал Бабочке, но помогал он ей вовремя. – Однако я не должен выяснять, кто такой этот циркач и откуда явился.

- Мило, - улыбка Лаббера превратилась в оскал. – Ты принял в труппу неизвестную девицу, сбежавшую от кого-то из твоих конкурентов. Это… хм… дурно пахнет, не находишь?

Арлин покачал головой и сложил руки на груди.

- А если она хаотид? – спросил Лаббер.

- Не моё дело, - отмахнулся Арлин. – Пусть псы… те, которые из Тёмной стаи… пусть они разбираются.

По холёной физиономии инспектора пробежала тень, и патрон «Цирка скитальцев» понял, что заигрался. Сравнение с безмозглыми тварями, полулюдьми из тайной полиции высокого маринэ Дургейна Дорхи, было весьма серьёзным оскорблением, за которое гордый Сили Лаббер не мог не отомстить.

Как будто мало было других поводов…

- Мой долг – следить за соблюдением закона, - холодно произнёс Лаббер, будто забивая гвозди словами. Те же самые слова он произнёс много лет назад, начиная своё выступление перед судебной коллегией Корпорации. « Мой долг – следить за соблюдением закона, поэтому я не могу молчать о том, что сделал мой друг Джоссеф, я расскажу всё, без утайки…» – Тебя вызывают в ОЦК. Завтра… в десять часов. Ты не должен опаздывать. Если не хочешь, чтобы тебе испортили этот Карнавал и всю оставшуюся жизнь, рекомендую вести себя смирно.

Арлин с неохотой кивнул.

Лаббер, повернувшись на каблуках, удалился, и тень последовала за ним.

- Сюда, патрон, - негромко позвали сверху. Это был голос Рейне. – Я вам кое-что покажу.

Подняться на паутину можно было двумя способами, один предназначался для акробатов, а другой – для техников, которые натягивали и проверяли её перед каждым выступлением. Топая по боковой лестнице, Арлин слышал за стеной гул, мерный перестук и жужжание – там работали паромарические машины. Они очищали воздух, обеспечивали тепло, свет и акустику, с их помощью команда техников поднимала и опускала декорации. Конечно, без сучка и задоринки всё это происходило только в Центре, но и здесь, в Речном округе, даже захудалый цирк обеспечивал всё необходимое для работы машин, поскольку иначе ему грозило закрытие.

«А всё-таки мои дела не так уж плохи, - подумал Арлин, с пыхтением преодолевая ступеньку за ступенькой. – Я смог снять цирк на время карнавала, и техников подобрал сноровистых. Если бы ещё понять, как увеличить прибыль…»

Он выбрался на технический балкон – один из двенадцати, соединённых узенькой галереей, не заметной снизу, - и перевёл дух. Рейне стоял на ближайшем узловом пересечении и терпеливо ждал, пока патрон придёт в себя. Сам Красавчик выглядел сегодня намного лучше, чем вчера, и казался свежим, полным сил, словно не отработал сложнейший номер всего лишь полчаса назад.

- Всё-таки у тебя была жажда, - укоризненно сказал Арлин. – Я всё понял правильно… уф-ф-ф… В следующий раз, будь любезен, не делай из меня дурака, говори сразу, что тебе надо отлучиться в свои подземе…

- Хорошо, хорошо, - перебил акробат, бросив взгляд вниз, на арену. Там было пусто. «Акустика», - запоздало вспомнил Арлин. Проклятая лестница совершенно выбила его из привычной колеи. – Посмотрите-ка наверх, патрон. Вы что-нибудь видите?

Арлин послушно поднял голову.

Тросы, лебёдки, загадочного вида механизмы – части тех самых паромарических машин, - свёрнутые в рулоны разноцветные занавесы, какие-то решетки. Купол закрывал мар, называвшийся «пелена» - ещё одна неотъемлемая часть цирка, всецело зависевшая от машин; с арены, равно как и с любого из зрительских мест, он казался тёмно-синим ночным небом. Но здесь «пелена» не действовала, поэтому сущность купола открывалась во всей своей неприглядной практичности.

Тросы, лебёдки…

И небольшие окна, сквозь которые были видны звёзды.

- Когда всё закончилось, Бабочка подпрыгнула, схватилась за трос и была такова, - сказал Рейне. – Вот как она сюда попадает – через крышу. Никаких сторожей, никаких дверей. Соседние здания расположены близко – для того, кто не боится высоты, конечно.

- Эти окна можно как-то закрыть? – с надеждой спросил Джоссеф.

Акробат пожал плечами.

- Я не техник. Наверное, можно. Честно говоря, её прыжок очень впечатляет – мне такое не по силам. Думаю, Бабочка продемонстрировала нам едва ли пятую часть своих истинных способностей. Она действительно… слишком хороша для нас.

Джоссеф втянул воздух сквозь мучительно стиснутые зубы. Мерзавка сбежала из «терции»… или из «секунды». Последнее означало такие проблемы, по сравнению с которыми визит цирпола – даже Лаббера! – покажется детской забавой. Закон карнавала, будь он проклят. Все дороги, лежавшие перед Джоссефом Арлином, патроном «Цирка скитальцев», медленно и безжалостно сплетались в один не особенно широкий путь, ведущий прямо в бездну за последней Дверью.

- Я прикажу техникам закрыть эти проклятые окна, - сказал он, и не узнал собственный голос, потускневший, словно запыленное грязное стекло. – Чтобы она не смогла попасть на завтрашнее представление. Но если не получится, или если они откажутся, надо будет прогнать её до прихода Лаббера. Он имеет право начать официальное расследование только после того, как схватит и допросит её, узнает, кто она такая и откуда. Иначе её как бы не существует. Может быть, тебе придётся её… поторопить.

Рейне кивнул.

- Сумеешь?

- Что-нибудь придумаю.

- Хорошо. – Арлин чуть помедлил. – И ещё кое-что. Я хочу, чтобы завтра ты вместе со мной и Марикой поехал в Корпорацию. Будешь там держать ухо востро – понял?

Рейне снова кивнул, и Арлин, удовлетворённый, отправился вниз – спускаться по крутой узкой лестнице было ненамного проще, чем подниматься. Патрон не увидел, как его акробат посмотрел вверх, подобрался, словно собираясь прыгнуть, а потом вдруг расслабился и покачал головой.

Выражение лица у Рейне при этом было озадаченное.

7 . Веселись до того, как откроется последняя дверь

§132. Ранги цирковых трупп

1. Ранг цирковой труппы определяет её права и обязанности по отношению к руководству ОЦК.

2. Ранг цирковой труппы устанавливается Советом Патронов ОЦК при выдаче лицензии и может быть изменён по заявке ѕ членов труппы и/или по результатам очередной либо внеочередной инспекции, осуществлённой контрольным органом ОЦК.

3. Ранг цирковой труппы заносится в Реестр ОЦК. Свидетельство, удостоверяющее номер, под которым труппа значится в Реестре, выдаётся патрону вместе с лицензией.

4. Существуют следующие ранги цирковых трупп:

4.1. П рима (деятельность без ограничений , см. Приложение 13 );

4.2. С екунда (ограничения территориального характера , см. Приложение 14 );

4.3. Т ерция (ограничения территориального характера и ограничения по содержанию хаотидов , см. Приложение 15 );

4.4. К варта (ограничения территориального характера, ограничения по содержанию хаотидов, дополнительные ограничения , см. Приложение 16 ).

Устав Объединённой Цирковой Корпорации

9-е издание, исправленное и дополненное

Тарра, 2478 г. после с.и.п.


В семь часов утра они втроём – Арлин, Марика и Рейне – стояли на пристани, поджидая пароход, который должен был отвезти их в центр Тарры. Маронна катила серые воды с величавой небрежностью, дул холодный западный ветер, однако небо оставалось чистым, и день обещал быть не таким хмурым и пасмурным, как предыдущий.

- Мы успеем? – опасливо спросила Марика. Она прижимала к груди толстую кожаную папку с бумагами по делам цирка. Рейне сомневался, что эти документы им сегодня понадобятся. – В котором часу мы должны там быть?

- В десять, - буркнул Арлин. – Успеем, если только в Маронне не завелось какое-нибудь подводное чудовище, питающееся пароходами на завтрак.

Рейне вздохнул.

- И зачем только вы меня с собой взяли, патрон?

Арлин бросил на него неприязненный взгляд исподлобья, но ничего не сказал.

Пароход подошел, шлёпая лопастями винта по свинцово-серой воде, и собравшиеся на пристани люди оживились. Это были, в основном, младшие клерки, секретари, курьеры и прочие мелкие сошки, которым хватило удачи найти хорошо оплачиваемую работу в центре города, и чей труд не прекращался даже на время праздника. Именно их лица Рейне видел вчера в толпе зрителей. Что ж, подумал он с внезапным удовлетворением, те, кому довелось попасть на представление «Цирка скитальцев», никогда уже не станут прежними.

Марика опасливо посмотрела на него, словно прочитала мысли.

Вчера они решили не рассказывать Арлину о том, что Бабочка, по всей видимости, хаотид. В период Карнавала патрон был нужен цирку трезвым, а осознание того, что он теперь триждынарушил одно из самых важных требований Корпорации, отклонился от уставных обязанностей собственного цирка, могло лишь спровоцировать Джоссефа Арлина на весьма продолжительную беседу с бутылкой «Болотного дурмана». Внешность Бабочки – по крайней мере, в той степени, в какой её можно было рассмотреть – не позволяла другим прийти к тому же выводу, который подсказали Марике её способности. Им казалось, что внезапное открытие не влечёт за собой ничего такого страшного.

Однако это было до представления, во время которого случился полёт крылатки

Рейне вспомнил, как это было. Отточенные движения Бабочки показались ему нечеловечески прекрасными; в ту секунду, когда она оказалась стоящей на одной ноге под куполом цирка, он готов был отдать что угодно, чтобы этот короткий миг длился вечно. Отчасти его желание сбылось – ведь полёт крылатки длился всего несколько секунд, однако, если верить субъективным ощущениям, время растянулось и превратило короткий, быстрый трюк в нечто большее, в нечто долгое… и запоминающееся. Воистину, чудо, что он не отвернулся, не отвлёкся, не моргнул. Он бы никогда себе этого не простил.

Но, выходит, она сумела это сделать, потому что не была человеком?..

Рейне тряхнул головой.

Не стоило об этом думать сейчас, перед визитом в Корпорацию. И без хаотидского ясновидения можно было предсказать, что из них там вытрясут душу в попытке выяснить, кто такая Бабочка и не подстроено ли всё случившееся, чтобы вынудить Совет патронов присвоить «Цирку скитальцев» более высокий номер в реестре, чем жалкий 88-ой. Легко отвечать на провокационные вопросы, когда твоя совесть чиста.Но Шельми? Но Марика? Но многие, многие мелочи, накопившиеся за долгие годы работы? И, в конце концов, достаточно было самого Рейне, чтобы «Цирк скитальцев» прекратил своё существование навсегда, а Джоссеф Арлин закончил дни где-нибудь на Дальнем Севере, среди каторжников, осуждённых за пособничество «ныряльщикам».

Сутулый старик в чёрной с голубым униформе «Речного пароходства Тарры», пропускавший людей по одному после того, как каждый показывал ему билет, вдруг застыл, внимательно глядя на Джоссефа Арлина. Его бледные губы шевельнулись, покрасневшие от речного ветра глаза сощурились – он как будто хотел что-то сказать, но передумал. Взмах рукой – и движение очереди возобновилось. Арлин невозмутимо прошествовал на палубу, но Рейне почувствовал, что произошло нечто интересное. Ему не пришлось долго сгорать от любопытства.

- Надо же, - негромко сказал Арлин через несколько минут, когда пароход отошел от пристани. Они втроём стояли у леера и смотрели на удаляющийся Южный вокзал. – Пять лет прошло, а он меня всё ещё помнит. Просто удивительно.

- Кто помнит? – изумилась Марика.

- Старик у трапа, - сказал Рейне и жадно уставился на патрона. Пять лет назад его в труппе ещё не было – значит, он что-то пропустил. – Почему?

Арлин вздохнул, провёл ладонью по волосам.

- Он был на борту рейсового пароходика в ту ночь, когда я… - он вздохнул, недоверчиво покачал головой, словно спрашивая себя: «И что же, я в самом деле собираюсь это сказать?» - В ту ночь, когда я напился и упал за борт.

- Упал? – переспросила ошеломлённая Марика. Её брови взмыли вверх, а очки, наоборот, поехали вниз и чуть не свалились на палубу. – Как это?!

- Упал, - повторил Арлин. – Меня заметили и вытащили из воды.

Марика и Рейне переглянулись. «Почему?» - хотелось бы спросить обоим, но оба почувствовали, что лучше молчать. Патрон не смотрел в их сторону, однако удаляющийся берег тоже не привлекал его внимания. Казалось, пребывая рядом с ними, он одновременно находился где-то ещё.

Так, в молчании, они прибыли в Центр Тарры.

На Лазурной набережной было многолюдно – неудивительно для девяти утра, да ещё и в карнавальные дни. В отличие от Речного округа, где размеренная унылая жизнь круглый год текла по одному и тому же руслу, где совершенно не чувствовался Карнавал, здесь неподготовленный человек мог ослепнуть и оглохнуть от ярких цветов и громкой музыки. Уличные клоуны, разодетые в пух и прах, цеплялись к прохожим и, если их прогоняли, пристраивались за спиной, словно тени, шли за несчастной жертвой, в точности повторяя каждоё её движение. Артисты разыгрывали сценки прямо на мостовой, собирая толпы зрителей. Кукольники демонстрировали чудеса паромарической механики, ловкость рук и высший класс чревовещания. На углу Ювелирной улицы и Набережной Рейне увидел клетку с инэрским кейтом – чёрный зверь ходил из угла в угол с таким усердием, словно надеялся протереть дырку в полу и сбежать. На клетке красовалась пёстрая вывеска: «Чудо-зверинец Идэна Наро – приходите к нам, чтобы попасть в Инэр, не покидая города!»

- Изверги, - пробормотала Марика, остановившись возле клетки. – Ему здесь плохо.

Рейне хмыкнул.

- Ты уверена, что он ни с кем контракта не подписывал?

Арлин не остановился, даже головы не повернул, чтобы посмотреть на редкого зверя, и его спутники вынуждены были ускорить шаг, чтобы нагнать патрона. Здание Корпорации приближалось, и с каждой секундой им становилось всё более не по себе, хотя причина у каждого была особенная.

- Здесь, - сказал Арлин, когда они наконец-то подошли к месту назначения, - я должен вас кое о чём попросить. Если во время собрания вы услышите про меня некую… новость… да, шокирующую новость… то постарайтесь сделать вид, что она вам уже давно известна и не представляет собой ничего особенного. Сможете? Для меня это важно.

- Без проблем, патрон, - тотчас же откликнулся Рейне. Для него это было нетрудно, хотя он с трудом мог представить себе, что такого шокирующегомогли сообщить о прошлом Джоссефа Арлина его начальники из Корпорации.

- Я постараюсь, - смущённо проговорила Марика. – Но…

- Никаких «но», - отрезал Арлин. – Я потом всё объясню.

Вот так дела! Рейне присвистнул, покачал головой, но ничего не сказал и послушно двинулся следом за патроном и Марикой. Они поднялись по красивой широкой лестнице к входу, над которым была выгравирована в камне надпись: « Веселись до того, как откроется последняя дверь».

В холле Корпорации царил прохладный полумрак. Путь вошедшим преграждала узорчатая кованая решетка, за которой виднелся письменный стол, заваленный бумагами. Лысый клерк что-то усердно в этих бумагах искал и посетителей заметил не сразу – точнее, сделал вид, что не заметил.

- Доброе утро, - поздоровался Арлин безжизненным голосом. – Нам назначено.

- Кто вы? – буркнул клерк, не поднимая головы.

- Джоссеф Арлин. «Цирк скитальцев». Со мной секретарь и паутинный танцор.

Клерк бросил на них хмурый взгляд сквозь очки с толстыми стёклами, вытащил из стопки бумаг какой-то листок с печатью и погрузился в чтение, как будто был совершенно один. Рейне услышал вздох Марики и, взяв её за руку, легонько сжал. Она была хорошим секретарём и счетоводом, но гораздо увереннее чувствовала себя наедине с документами, чем лицом к лицу с тем, что составляло один из главных пороков Корпорации – бюрократией. Он по собственному опыту знал, что с того момента, как ты переступил здешний порог, всё вокруг будет действовать так, чтобы подавить всякое проявление бунтарского духа и свободной воли, чтобы обеспечить боссам Корпорации лёгкую бескровную победу даже в мелком и неважном сражении.

Прошло три минуты – Рейне следил за движением стрелок на больших часах, висевших на противоположной стене, - и клерк наконец-то соизволил вспомнить об их существовании. Он издал душераздирающий вздох, поднялся и похромал к решетке, на ходу перебирая ключи. Хотя Рейне и решил для себя, что будет сохранять спокойствие, его сердце забилось чаще. Их ждали. К их приходу подготовились. Они и впрямь знали что-то про Арлина – что-то, чего не знали члены труппы и Марика. Ещё, возможно, они знали, кто такая Бабочка.

«Вот попали так попали, - подумал танцор. – Мы словно кейты в клетке».

- Третий этаж, - сказал клерк. – Направо, потом два раза налево. Вас ждут в Малом зале собраний – уже давным-давно все собрались. Советую поторопиться.

- Встреча была назначена на десять часов, - не удержался Рейне, увидев, что Арлин побелел и потерял дар речи. – Сейчас без двадцати. Мы пришли раньше, чем следует – и вы говорите, что нас давным-давно ждут?

- У меня написано – девять пятнадцать, - невозмутимо ответил клерк.

Рейне посмотрел на Арлина. Патрон вжал голову в плечи. Выходит, тот человек, что передал ему вчера приказ явиться в Корпорацию, солгал насчёт времени. Зачем? Чувствуя, как внутри начинает разгораться яростный пожар, Рейне дёрнул плечом и пошел вперёд. По мраморной лестнице они быстро поднялись на третий этаж, преодолели все повороты, о которых говорил клерк, и оказались у входа в Малый зал собраний.

Двери отворились перед ними, стоило лишь подойти.

Стены в Малом зале были украшены мозаикой, изображавшей знаменитых циркачей – они всегда казались Рейне героями сказок и легенд, а не людьми. Лариния Хаст и её дрессированные кейты… Трай Марранто, основатель известнейшей цирковой династии, угасшей полвека назад… Ардион Огненный ветер, которого многие считали хаотидом, потому что не могли поверить в то, что человек может укротить пламя… Невесомая Луссиэйн или просто Лус – величайшая танцовщица из всех, что когда-то ступали на паутину…

За большим овальным столом сидели шестеро.

- Наконец-то! – провозгласил высокий, круглолицый и грузный мужчина в тёмно-синем элегантном костюме, привстав, чтобы встретить новоприбывших неким подобием вежливости. Это был Председатель– Тор Баррум, глава Объединенной цирковой корпорации, один из самых влиятельных людей в Тарре и, отчасти, за её пределами. Вереница теней толпилась позади него – целая армия безликих призраков, при одном взгляде на которую бросало в дрожь. – Мы устали ждать, Арлин! Что вас задержало?

- Опоздали на пароход, - негромко ответил Джоссеф Арлин, не поднимая глаз.

- О, да, - с насмешкой произнёс человек, в котором Рейне узнал вчерашнего гостя, инспектора цирковой полиции Сили Лаббера. – Надо быть внимательнее, если не хотите неприятностей.

- Учту на будущее, - буркнул Арлин и с усилием выпрямился.

Они стояли – никто не предложил им присесть, да свободных мест за столом и не было – перед Советом патронов, о котором втайне говорили, что власти у него больше, чем у Парламента и Совета Министров Тарры. Присутствовали не все, но патроны передавали друг другу голоса, и потому Тор Баррум, Кай Морено, Реми Кабин и Лай-Лило могли вчетвером принимать любые решения. Кроме них и Лаббера, который не был членом Совета, за столом сидела женщина в сером платье и серой шляпке с густой вуалью. Она была молчалива и неподвижна, словно статуя.

Рейне взял Марику за руку и легонько сжал; она сжала его пальцы в ответ.

- В газетах пишут, - сказал Председатель, положив руку на раскрытый номер «Утреннего курьера», - что в «Цирке скитальцев» произошло нечто интересное.

Марика судорожно вздохнула. Арлин не шелохнулся.

- Это очень редкий случай, - продолжил Председатель с лёгкой улыбкой. – Никто не пользовался Законом карнавала вот уже тридцать с лишним лет. Попытки были, но мы всякий раз обнаруживали, что за ними крылось мошенничество. Наши правила, наша иерархия, Кодекс – всё это кажется слишком сложным, и есть немало патронов, которые хотели бы прославить свои цирки если не за счёт мастерства, то хотя бы за счёт скандала. Вы относитесь к их числу, господин Арлин?

- Вы же знаете, что нет, - хриплым голосом ответил патрон «Цирка скитальцев».

- Хорошо. – Председатель сплёл пальцы в замок и оглядел присутствующих. – Что скажете, господа? Предоставим нашему гостю возможность объясниться, а потом перейдём к вопросам? Или же сначала попробуем добиться ответов?

- У нас не так много свободного времени, - сказал светловолосый юноша, у которого за стёклами очков сверкали нечеловечески большие и яркие разноцветные глаза – зелёный левый и синий правый. Лай-Лило был уроженцем Инэра; у него, как и у женщины в сером, не было теней. – А позиция Арлина представляется мне ясной и без того, чтобы её выслушивать. Давайте начнём с вопросов.

«Точнее, с допроса», - подумал Рейне. Инэрец взглянул на него, приподняв бровь.

- Так и сделаем. - Председатель кивнул. – Я начну. Джоссеф Арлин, скажите собранию, что вы знаете об особе, которая называет себя Бабочкой?

- Ничего, - ответил Арлин. – Она пришла позавчера ночью…

- Пришла? – перебил Лаббер, жадно подавшись вперёд. – Пришла?

- Появилась на паутине, - исправился Арлин. – Во время репетиции.

- В котором часу?

- Через минуту после полуночи.

- Да неужели?

- Есть свидетели, - пробормотал Арлин. – Вся танцевальная группа. Они видели её и слышали бой часов.

- Какое удивительное совпадение! – воскликнул Лаббер тоном, который яснее ясного говорил – ну вот, я же предупреждал, я же говорил, что всё подстроено… - И никто не знал о том, что она появится! Как тонко всё спланировано!

- Я ничего не планировал, - сказал Арлин очень тихо. Лаббер приложил ладонь к уху, наигранно прищурился. – Я ничего не планировал! – выкрикнул Арлин дрожащим голосом.

Председатель поднял руку, призывая к порядку.

- Джоссеф, вы же понимаете, что мы не можем доверять каждому вашему слову? По причине, которая хорошо известна и вам, и господину Лабберу, и всем присутствующим – по крайней мере, нам, членам Совета?

«Вот оно, - подумал Рейне, - вот то, чего он боится».

Арлин кивнул, униженный и полностью павший духом.

- Хорошо, - сказал Председатель. – Господин Сарро, вы были знакомы с особой, называющей себя Бабочкой, до нынешнего Карнавала?

Рейне выпрямил спину.

- Нет, я её не знал и не знаю. Я никогда не видел её без грима.

- И вы не знаете о ней ничего такого, что следовало бы сообщить Совету?

- Нет, не знаю.

Кай Морено хмыкнул и коснулся браслета на правой руке – грубого кольца из тёмного металла, похожего на часть кандалов. В тот же миг женщина в сером подняла голову и негромко сказала:

- Это ложь.

Наступила тишина. Рейне почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом. Если сейчас он не придумает, что сказать, им конец – им всем, всему «Цирку скитальцев». Главное, чтобы они не поняли, что Марика тоже знает нечто важное, главное, чтобы они не напоролись на тайну, которую можнораскрыть прямо сейчас…

- Я знаю, - сказал он очень медленно, взвешивая каждое слово, - что она танцовщица высочайшего класса и, следовательно, до Карнавала работала в «секунде». Я знаю, что ни один из ныне здравствующих танцоров, включая и меня, не сумел бы показать «полёт крылатки», следовательно, её способности уникальны. Что же касается её личных качеств, её прошлого… - он сделал паузу. – Я лишь могу предположить, что она гестийка.

- Вот как? – на лице Председателя отразился неподдельный интерес. – Почему же?

- По двум причинам, - сказал Рейне, стараясь даже краем глаза не смотреть ни на Арлина, ни на Марику. – Во-первых, я неоднократно слышал от своих учителей, что умения гестийцев превосходят все возможные и невозможные достижения циркачей, в чьих жилах течёт кровь любого из народов Таррии. Во-вторых, она носит гестийскую кисточку.

Женщина в сером кивнула, и Рейне постарался не думать, что это означало.

- Кисточка… - задумчиво проговорил Председатель. – Любопытно. Вы что скажете, господа?

- Это очень интересно, - сказал Лай-Лило, хищно улыбаясь. – С учётом того, что гестийцы, при всех своих неоспоримых умениях, не выступают в цирке, потому что им этого не позволяет Морской завет. С учётом того, что кисточка ещё не говорит о принадлежности к гестийскому народу. С учётом того, что мы ничего не знаем об этой Бабочке…

- Морской завет немного стоит после катастрофы, что случилась в Гестии, - возразил Реми Кабин, патрон «Танцующих звёзд», до сих пор хранивший молчание. – Да, я полагаю, она может быть из Детей побережья – это многое объясняет.

- Но позвольте! – возмутился Лаббер. – Вам не кажется, что в этой истории мы не можем верить домыслам? Нам нужны факты и только факты!

Они заспорили, а Рейне повернулся к патрону, гадая, заметил ли тот, какую важную тайну мимоходом выдал разноглазый инэрец Лай-Лило. « Мы ничего не знаем об этой Бабочке». Они тоже ничего не знали! Он покачал головой, с трудом пряча восхищение. Обмануть один цирк, одного патрона было нетрудно. Обмануть Корпорацию, столкнувшись с нею лицом к лицу – ох, о таком он даже мечтать не смел. Он, столько лет упражнявшийся в сокрытии очевидных вещей, достигший в этой области головокружительных успехов…

Джоссеф Арлин отрешенно глядел перед собой, и лицо у него было совершенно серое – лицо смертельно испуганного человека или беспробудного пьяницы.

- Хорошо, - сказал Председатель. – Всё это не снимает нашего главного вопроса: как быть, если она повторит свой трюк сегодня и, тем более, завтра? Как быть, если понадобится отдать ей королевскую награду?

Рейне скрипнул зубами.

- Почему бы и не отдать? – дерзко спросил он. – Почему не отдать, если она этой награды заслуживает?

Во второй раз за это утро все взгляды обратились на него – оценивающие, возмущённые, опасные, насмешливые. Он даже чувствовал взгляд дамы в сером и дрожал от этого взгляда. Эти люди были предсказуемы до боли, и оставалось лишь винить себя за тупость. Он должен был сразу догадаться, что главной проблемой были деньги. Главной проблемой всегда были деньги. А «Цирк скитальцев» во главе с Джоссефом Арлином случайно оказался инструментом в руках человека, который собирался отнять эти самые деньги у Корпорации. И, поскольку достать этого человека Совет патронов не мог, ему оставалось лишь разобраться с инструментом.

Или разобратьэтот инструмент, пока ещё не поздно.

Председатель поднялся.

- Джоссеф Арлин! – объявил он торжественно и зловеще. – Настоящим объявляю начало процедуры внутреннего расследования в отношении принадлежащего вам «Цирка скитальцев». В связи с поступившей к нам информацией о серьезных нарушениях, есть основания предполагать, что по результатам проверки деятельность вашего цирка будет приостановлена или прекращена. С настоящего момента вы обязаны во всём подчиняться ответственному за проверку инспектору, отвечать на любые его вопросы, предоставлять любую информацию и доступ в любые помещения. Всё понятно?

Арлин кивнул.

- Ответственным инспектором назначается… - председатель обвёл взглядом собравшихся и, выдержав эффектную паузу, произнёс имя, от которого Рейне вздрогнул, как от пощёчины: - Сили Лаббер. На этом всё, господа. Приятного Карнавала!

8 . Как падающий лист…

В первый раз я попал в цирк, когда мне исполнилось тринадцать . Ещё до моего рождения м ои родители прожили несколько лет в страшной бедности, и, боясь вновь попасть в бедственное положение, каждую монету откладывали на чёрный день. В доме были запрещены любые развлечения, любые излишества. Между тем, с годами д ела отца постепенно шли в гору, и о днажды они с матерью поняли, что призрак нищеты больше не вернётся к нашему порогу.

«Завтра, - сказал отец, вручая мне десять ренсов, - ты можешь пойти в цирк».

И я пошел.

До сих пор в моей памяти хранятся все детали того давнего представления. Мне посчастливилось увидеть «Аллегорию» на пике славы. Звёзды, чьи имена навеки вписаны в Золотой Реестр, были в тот вечер на манеже – Каменный Кулак Циррус, Повелитель Ножей Альбус Марранто, Танцующая-в-Тумане… Я смотрел на них и чувствовал, как что-то меняется в моей душе.

Из цирка я вышел другим человеком.

Т. Баррум, «Моя жизнь в цирке : 55 лет на арене ». 10-е издание.

Издатель: Печатный дом ОЦК

2480 г. после с.и.п.


Ко второму выступлению Бабочки Джоссеф Арлин подготовился как следует: посадил в органную комнату смышлёного техника, вручил ему карты с записью музыкального номера и к началу «Пауков и бабочек» уже стоял за кулисами, наблюдая за происходящим сквозь узкую щель в занавесе. В зале почти не осталось свободных мест. Марика успела доложить ему, что билеты на завтрашнее, последнее представление полностью раскуплены, и что их почтили присутствием семь репортёров из разных газет, несколько высокопоставленных чиновников и сам Тор Баррум, Председатель ОЦК.

То, чего он не смог добиться за тридцать лет, Бабочка сделала за один вечер.

Цирполов в Цирке-у-реки было не меньше, чем циркачей. Люди Сили Лаббера бродили по коридорам, совали носы во все помещения, задавали множество опасных вопросов. Если бы кто-то на самом деле знал о Бабочке больше остальных, «карнавальные псы» обязательно бы это разнюхали, но вся труппа «Цирка скитальцев» была в этом смысле одинаково невежественна. Впрочем, нет – Рейне и Марика кое-что скрывали, однако у этих двоих были неплохие способы защиты от шпионов.

Арлин попытался понять, что сделает Лаббер. Ему нужно поймать Бабочку; он расспросил цирковых и должен понять, как это понял вчера Рейне, что она попадает внутрь через крышу. Короткий разговор с главным механиком позволил Арлину убедиться в справедливости своей догадки: да, сказал тот, господин Лаббер приказал послать на крышу людей, которые должны во время номера «Пауки и бабочки» закрыть технические окна. Нет, не до начала номера, а после. Да, отказать инспектору цирковой полиции невозможно. Разумеется, господин Арлин всё поймёт и простит…

Корпорация в лице Сили Лаббера намеревалась убить одним выстрелом двух зайцев: полюбоваться на выступление Бабочки, а потом схватить её. Всё было очень, очень просто. И никто не посягнёт на «королевскую награду», потому что третьего полёта крылатки не будет.

Номер начался.

Арлин смотрел на танцоров и думал о том далёком дне, когда его жизнь круто переменилась, о друге, который предал его, о безвозвратно потерянных годах. Запретные воспоминания окутали его предгрозовым влажным воздухом – стало трудно дышать, сердце колотилось, выпрыгивая из груди. Что-то важное и страшное приближалось с каждой секундой, и спрятаться он не мог.

Вот она раскинула руки и закружилась…

Арлин закрыл глаза, но тонкая фигура «крылатки» не исчезла, а продолжала вращаться над пустотой. Он почувствовал, как страх, стыд и отчаяние, терзавшие его все эти годы, постепенно растворяются и исчезают. Лаббер своего не упустит – он когда-то обещал уничтожить его, отправить в Безграничность. И поделом, он заслужил. Но хорошо, что за свою никчёмную жизнь он помог явиться на свет чему-то прекрасному, пусть даже у этого прекрасного нет имени, одно лишь прозвище.

Номер завершился грандиозным аккордом, завершился слишком быстро.

Сейчас, понял он, произойдёт самое главное. Бабочка приблизится к своей тайной двери и поймёт, что та заперта; в поисках выхода она проникнет в технические помещения цирка и попытается тенью проскользнуть в служебные коридоры. Что она будет искать? Одну из трёх «чёрных дверей». Кого она там увидит? Людей Сири Лаббера. Или даже самого Лаббера.

Ох, Безграничность, как же всё запуталось…

- Патрон, вы видели? – Рейне Сарро прошмыгнул в щель, возле которой устроился Джоссеф Арлин. Глаза у танцора горели от мальчишеского восторга. Он и впрямь был мальчишкой – он совсем забыл, что сильные мира сего не прощают обид. – Вы видели? Она сегодня ещё прекраснее, чем вчера!

Арлин схватил Рейне за руку.

- Слушай меня внимательно, - сказал он. – Лаббер приказал закрыть все окна. Она не сможет уйти через крышу. Ты должен встретить её возле женской гримёрки – там, где есть дверь, ведущая в технические помещения – и спрятать у себя. Или вывести из цирка. Я не знаю, как, но…

9 . Ничего невозможного

Для чего человек идёт в цирк?

Чтобы отдохнуть и развлечься.

Чтобы посмотреть, как другие рискуют своими жизнями.

Чтобы заглянуть в глубины своей души и встретить там незнакомца.

Впрочем, там можно увидеть и пустоту.

М. Д. Арлин, «Дни и ночи в цирке» , 1-ое издание

Издатель: Печатный дом «Сумрак и К о »,

2499 г. после с.и.п.


- …Ты должен что-нибудь сделать, - сказал Арлин с таким лицом, какого Рейне ещё ни разу у него не видел. – Ты должен ей помочь.

Паутинный танцор как будто бы проснулся, вспомнил всё, что случилось утром, и ринулся по коридору к лестнице, чтобы скорее попасть к той двери, о которой говорил Арлин. Не было времени, чтобы подумать, как именно он сумеет выполнить просьбу патрона; не было времени, чтобы осознать, насколько всё происходящее опасно и как легко ему будет выдать себя. Он просто бежал, и даже кого-то по пути толкнул, и даже не заметил, что этим «кем-то» была Лерона.

Бабочку он нашел именно там, где предсказывал Арлин.

Она стояла у двери, растерянная и хрупкая. Быть может, она просчитывала возможность спрятаться в одной из многочисленных кладовок; Рейне знал, что это не привело бы к успеху, но ей-то не были известны подробности происходящего. Вряд ли она понимала, что цирполы способны перевернуть весь цирк с ног на голову, причём не единожды. Когда «карнавальным псам» что-то было необходимо, от них не могла ускользнуть даже мышь.

- Идём! – он схватил её за руку и потащил за собой, не обращая внимания на сопротивление. Только захлопнув дверь своей гримёрки, которая находилась недалеко, он повернулся к Бабочке и сказал: - Тебе нужно быстро и тайком отсюда выйти.

- Согласна, - ответила она. Глаза на чёрно-белом загримированном лице светились. – Но каким образом?

- Да, каким образом? – сказал знакомый голос, и с подоконника спрыгнул Шельми Цыплёнок. Он сидел там, закутавшись в занавеску, как делал уже не раз. Они его не заметили – просто не могли заметить.

Увидев их лица, хаотид поднял руки.

- Я никому не скажу! – проговорил он громким шепотом, с наигранным испугом.

Бабочка фыркнула; Рейне вздохнул и усилием воли заставил себя успокоиться. Из труппы «Цирка скитальцев» Шельми меньше всех подходил на роль предателя, пособника цирполов – по вполне понятным причинам. А ещё у него был острый ум, который не помешал бы им в этой ситуации.

- Что ты предлагаешь, Цыплёнок?

Хаотид картинным жестом обхватил подбородок пальцами правой руки, нахмурил брови – и через две секунды выдал решение проблемы, до которого Рейне ни за что бы не додумался и за полчаса.

- Цирполы кого будут искать? – спросил он, и тут же сам ответил: - Девушку в трико паутинной танцовщицы, с чёрно-белым гримом на лице, одинокую и испуганную. А если они увидят даму в платье, с уложенными волосами, с сумочкой, и эта дама пройдёт мимо них спокойно, как будто бы её совершенно не волнуют посторонние в цирке?

- Ох… - сказала Бабочка, и хотя выражение её лица было трудно разглядеть, Рейне сразу понял, что она испугалась. – Нет, я на это не пойду.

Ещё десять минут ушли на то, чтобы объяснить ей, что другого выхода нет, что нужно попытаться. Рейне размахивал руками, словно мельница, показывая все входы и выходы Цирка-у-реки, объясняя, что ими воспользоваться нельзя, потому что там давно уже стоят люди Сили Лаббера; он вспомнил всё, что только знал о Речном цирке и говорил так убедительно, что передумал бы даже камень. Но Бабочка всё-таки оставалась непреклонной, и неизвестно, сколько бы ещё он с ней спорил, если бы в дверь не постучали.

- Рейне, открой, это Марика!

Помощница Арлина, взволнованная и покрасневшая от быстрого бега, ворвалась в гирмёрку Рейне, словно ураган, и сообщила ужасные новости: в служебных коридорах Речного цирка сейчас было столько цирполов, что вполне можно было решить, будто их согнали сюда со всего города. «Карнавальные псы» обшаривали каждый закуток, возле каждого окна выставляли стражу, и очень, очень скоро должны были подобраться к убежищу Бабочки.

- Нам надо поторопиться, - сказал Шельми без тени шутовства.

Рейне посмотрел на Бабочку. Потом – на Марику.

- Дорогая, - сказал он ласково. – Тебя-то мы и ждали.

Они шли по коридорам, спускались и поднимались по лестницам, с каждым шагом приближаясь к заветной цели – к выходу. Бабочка шла впереди, Рейне и Шельми – чуть позади, на тот случай, если понадобится кого-то отвлечь; они делали вид, что не знают друг друга.

Труднее всего было не сорваться, не побежать.

Она выскользнула из гримёрки Рейне, низко опустив голову и отвернув лицо; если он что-то и успел разглядеть, то лишь изящно изогнутую бровь, щёку, кончик носа. Мало, чтобы узнать человека при следующей встрече. Те, кто шел навстречу, были счастливее – они видели её целиком, но не понимали, кого видят перед собой, и потому не обращали внимания.

Ещё немного, ещё совсем немного…

Рейне остановился, словно громом пораженный.

У главного входа стояли двое – Джоссеф Арлин и Сили Лаббер; за спиной цирпола танцевали под неслышную музыку три безликие тени – три молодые женщины. У одной из них на шее висела петля.

Как будто во сне или в бреду, Рейне смотрел, как Бабочка приближается к человеку, который перевернул весь Речной цирк и перевернул бы весь город, чтобы её найти. Лаббер окинул её внимательным взглядом, взмахнул рукой. Рейне стоял слишком далеко, чтобы услышать его голос, однако было нетрудно прочесть по губам: «Кто такая?» Они это предусмотрели. Если от страха у Бабочки не отшибло память, она должна была сказать, что принесла для Марики Карат счёт от конторы по найму, которая собирала для «Цирка скитальцев» бригаду механиков. «Почему сейчас?» - спросил Лаббер. Это тоже был несложный вопрос – потому что утром Марики не было на месте, а непосредственно перед представлением она оказалась занята…

Цирпол кивнул и отвернулся.

Только теперь Рейне посмотрел на Арлина – уж он то понимал, что незнакомка в платье Марики никакая не посыльная! Лицо патрона показалось паутинному танцору ужасно бледным, а глаза – какими-то чужими, словно стеклянными. Когда Бабочка скрылась за дверью, Арлин перевёл взгляд на Рейне и Шельми и еле заметно кивнул. Это тоже было весьма странно – никогда раньше Джоссеф Арлин не считал возможным кого-то за что-то благодарить.

Через полтора часа, уладив все дела и незаметно ускользнув из Цирка-у-реки, Рейне вернулся в «Лунный дом». Запершись в своей комнате, он лёг, не раздеваясь, на постель, и стал размышлять.

Карнавальная ночь – время безудержного веселья, танцев и смелых объятий, хмельных развлечений, о которых на следующее утро мало кому удаётся вспомнить. Тени, люди, хаотиды – сегодня все в масках, все одинаковы. Ещё два дня назад Рейне точно знал, чем будет заниматься, когда Тарру окутает темнота, но теперь его терзали сомнения.

Он сунул руку в карман и вытащил гестийскую кисточку.

Бабочка сняла её, когда причёсывалась, и оставила на столике, у зеркала. «Я не видела её лица, - виновато сказала Марика, когда Рейне принёс ей платье, позаимствованное у Трива, в костюмерной. – Было темно, я сняла очки…» Он лишь улыбнулся и кивнул, скрывая разочарование. «Ты вернёшь ей это? Впрочем, я говорю глупости – она ведь не вернётся, после того, что сегодня произошло».

Не вернётся…

Маленькое украшение жгло ему пальцы. Существовал опасный, но действенный способ, позволяющий отыскать хозяина потерянной вещи, известный только маринэ и ныряльщикам. Сейчас, не откладывая ни на миг, он должен был решиться – и всё для себя решить.

- Конечно, - сказал Рейне вслух. – Я ей верну эту штуку, Марика, не сомневайся.

В ярком свете звёзд Цирк-у-реки выглядел покинутым и одиноким. Рейне быстро и тихо, чтобы не привлечь внимание ночного сторожа, прошмыгнул к одной из служебных дверей, открыл её ключом, ещё в прошлом году позаимствованным из кармана Джоссефа Арлина, и погрузился в сумрак, окутавший цирковые коридоры. Через несколько минут, стоя посреди пустой арены, он закрыл глаза, поднёс ко рту ладони, сложенные ковшиком, как будто бы в них была вода, сделал большой глоток…

…И оказался на берегу.

Его босые ноги утопали в белом песке, который после сырости и холода Тарры приятно удивлял теплом. В ясном небе парили чайки; солнце щедро заливало округу золотистым светом. Волны, тихонько шурша, накатывали одна за другой. Море смотрело тысячей глаз, смотрело и слушало.

Рейне любил своё море. Он знал по рассказам товарищей по несчастью , что не всем выпадает возможность любоваться красивым пейзажем. Многие, утоляя жажду, попадали в жуткие места, где не хотелось задерживаться надолго. А Рейне, будь это возможным, остался бы тут навсегда.

Жажда пришла к нему в десять лет. Сухим ветром пустыни повеяло в лицо, в горле пересохло, губы потрескались и распухли. Он пил и не мог напиться – вода уходила из него, как из треснувшего кувшина, и с каждым часом страдания становились всё невыносимее. Последняя д верь уже приоткрылась, когда ещё один глоток воды вдруг перенёс его сюда.

Здесь время текло по-другому. Сиди на берегу хоть день напролёт – обратно вернёшься в то же самое мгновение, когда утолил жажду. Окружающие и не заметят, что ты успел побывать где-то ещё. Однако сейчас Рейне торопился – ему нужно было найти одну из тех вещей, которые маринэ могли уносить с собой в реальный мир.

Он вошел в воду по колено и остановился.

Далеко-далеко от берега, посреди ослепительной лазури волн, появился треугольный плавник. Поначалу маленький и почти незаметный, он стремительно приближался, увеличиваясь в размерах, и , в конце концов , оказался гигантским – в два с половиной раза выше самого Рейне. Приблизившись, насколько это позволяла глубина, тварь ненадолго вынырнула – над поверхностью воды мелькнула тупая морда с маленькими глазами и полуоткрытой пастью, усеянной острейшими зубами, - а потом заложила крутой вираж и направилась в открытое море.

Рейне удовлетворённо вздохнул – он получил то, что хотел.

Пора возвращаться .

Темнота арены теперь была прозрачна и подвластна Рейне Сарро – паутинному танцору, маринэ, ныряльщику. Бросив короткий взгляд наверх, он увидел паутину, непривычно пустую, и всё, что обычно пряталось под пеленой. Ещё он увидел тонкий светящийся шлейф, похожий на рассыпанную в воздухе серебристую пыльцу. Шлейф тянулся к кисточке, спрятанной в его кармане, а что было там, где он заканчивался, предстояло выяснить, поэтому Рейне, не теряя ни секунды, ринулся прочь с Арены, прочь из Цирка-у-реки, словно одержимый. Хищная тварьв его теле больше всего любила кровавые следы, потому что вечно была голодна, однако умелый ныряльщик знал, как заставить её идти по другому следу.

По безлюдным улицам Речного округа Рейне добрался до набережной и не удивился, когда перед ним оказалась пристань. Выходит, Бабочка добиралась в Цирк-у-реки по воде. Последний пароход как раз принимал пассажиров, и паутинный танцор прошмыгнул на борт последним, сунув контроллёру несколько монет вместо билета и одарив бедолагу желтоглазым взглядом твари, от которого даже у смельчаков порою исчезал дар речи. Устроившись на корме, Рейне закрыл глаза и шумно втянул воздух ноздрями. След был едва уловим, но всё-таки ощущался. «Терпение, - приказал он твари. – Мы на правильном пути».

Однако путешествие по Маронне оказалось длиннее, чем рассчитывал паутинный танцор. Пароход подходил к пристани четыре раза, но существо-из-моря, живущее в его теле, отказывалось сходить на берег. Они плыли всё дальше и дальше, пока, наконец, не добрались до последней станции – и только там след вновь стал чётким.

- Закоулки, - пробормотал Рейне. – Так я и думал.

Тварьнетерпеливо ударила хвостом по воде.

В том, что дурная слава здешних мест возникла неспроста, он убедился очень скоро.

- Эй, парень! – крикнул кто-то за спиной. – Огоньку не найдётся?

Голос был нахальный. Обострённым чутьём твариРейне уловил запах опасности.

Позади него стояли трое, и их намерения были ясны.

- Огонька нет, - сказал акробат, поворачиваясь. – Но имеется кое-что другое.

Когда он выпустил хаотический мар, двое неудавшихся грабителей оказались облеплены с ног до головы водорослями; стоило одному из них пошевелиться, как выяснилось, что в водоросли превратилась и вся его одежда. Третий, намеревавшийся огреть жертву дубинкой, на вид не пострадал, однако лицо у него сделалось мертвенно-бледным. Когда он открыл рот, между губами появилось что-то склизкое, отвратительное – и спустя секунду на землю шлёпнулась небольшая медуза.

С воплями «Маринэ!» троица бросилась наутёк, а Рейне вернулся к своему неоконченному делу. След сделался таким сильным, что тварьбыло всё труднее удерживать в повиновении. Он свернул в переулок, повинуясь следу и твари; здесь было ещё темней, чем на улице, да к тому же грязно. Высокие – пять, а то и шесть этажей – дома вздымались по обеим сторонам брусчатой мостовой, словно суровые северные горы. В некотором отдалении виднелась освещённая одиноким слабым фонарём дверь под выцветшей вывеской, на которой с трудом можно было разобрать слова: «Место под солнцем». Трактир? Гостиница? В названии было что-то зловещее.

И след уводил туда.

Рейне вернулся к входу в переулок, закрыл глаза, чуть отпустил поводок твари– ошибки быть не могло, след уводил за дверь странного «Места под солнцем», Бабочка сейчас была там, чутьё морского создания позволяло даже определить, что она бывала здесь неоднократно – вчерашний и позавчерашний следы ещё не совсем выветрились. Помянув инэрского дьявола, Рейне отпустил тварьна волю – она исчезла, оставив после себя чувство безмерной усталости. Он преодолел весь город в погоне за зыбкой тенью. И что же теперь? Собравшись с духом, Рейне отряхнул с куртки пыль, пригладил волосы и решительным шагом направился к загадочному дому.

Не успел он поднять руку, чтобы постучаться, как дверь распахнулась сама.

- А-а-а! – радостно заорал незнакомый мужчина, хватая Рейне за руку и затаскивая внутрь. – Наконец-то вы пришли, господин инспектор! Я уже думал, опять про нас забыли, и придётся ждать до конца карнавала, но вы всё-таки пришли! Это меня очень, очень радует!!!

Ошеломлённый Рейне не сопротивлялся незнакомцу, от которого сильно пахло спиртным. На вид ему было лет шестьдесят; седой, с намечающейся лысиной на затылке, довольно-таки плотного телосложения, в потрёпанной одежде и с грязно-белой тряпкой на плече – приглядевшись, Рейне опознал в ней полотенце. Место, в котором он оказался, и впрямь напоминало третьесортную гостиницу; бар на первом этаже, два ряда столов, лестница, ведущая наверх… но здесь не было ни одного клиента. Ещё одной странностью был запах.

Запах роз и пыли.

- Я сто раз писал Кейлерсу о том, что у нас заканчиваются деньги, - тараторил между тем седой незнакомец. – Уже две… нет, три недели мы живём, можно сказать, из милости мамаши Аннель! Она каждый день посылает нам мальчишек с корзинами, в которых лежит наворованная ими снедь! Брать не хочется, а что делать?! В кладовых у нас всё чёрствое и червивое, вот в чём дело-то!!

Имя «Кейлерс» было смутно знакомо Рейне, однако он не мог сосредоточиться, чтобы вспомнить – седой без остановки жужжал у него над ухом, словно взбесившаяся пчела. Чем бы ни являлось это заведение, дела его были из рук вон плохи, однако от Рейне определённо ждали помощи – и это было хуже всего, потому что он понятия не имел, как отвечать на многочисленные вопросы седого и о какой «инспекции» тот без устали твердит.

- Так, постойте-ка! – вскричал он, почувствовав, как в затылке начинает пульсировать боль. – Расскажите мне всё с самого начала, чтобы я мог… э-э… доложить Кейлерсу как положено.

- Но я писал! – возмутился седой. – Я же обо всём писал!

- А вы представьте себе, почтеннейший, что ваши письма по дороге затерялись, - парировал Рейне. – Такое, знаете ли, бывает. И, кстати говоря, не мешало бы вам представиться.

- Я Миррон Клей, - пробормотал седой со странной обидой в голосе. – Здешний… ну, можно сказать, директор. Эх… ладно, давайте-ка я и впрямь всё расскажу и покажу. Идёмте со мной.

- Куда?

- Сначала в кладовую, - вздохнул Клей. – А потом в мою каморку. Я вам покажу все бумаги, и вы сможете убедиться, что всё обстоит именно так, как я говорю.

В кладовой пахло гнилью. При свете фонаря, Рейне осмотрел несколько шкафов, старательно заглядывая на каждую полку и в каждый ящик, и всё время ощущая пристальный взгляд Миррона Клея. Старик не распознал обмана, однако он чего-то ждал – и никак не мог дождаться.

Жестяные коробки из-под дешевого печенья, наполненные червивыми сухарями, мешки с гнилой мукой, сушеная слива, несъедобная на вид и пахнущая как отрава, слипшаяся соль, цветом напоминающая булыжную мостовую…

- Не вижу здесь ничего съедобного, - сказал Рейне, стряхивая пыль с рукава. Вдруг ему в голову пришла мысль, которой он поспешил поделиться с Мирроном: - Кстати, а мешки с мукой ведь полные. Вы её плохо хранили, почтеннейший Клей?

Старик вздрогнул и очень сказал с обидой:

- Она такой была с самого начала.

Рейне почему-то стало стыдно, и он поспешил выйти из кладовой. Клей последовал за ним, взмахнул рукой, указывая дорогу к «своей каморке», и уже там – в узком закутке между двумя стеллажами, чьи полки трещали под грузом древних конторских книг – они продолжили разговор. Точнее, счетовод начал свой рассказ с самого начала, как его просил Рейне.

- Я принял дела «Места под солнцем» тридцать один год назад, - начал он, и Рейне сделал для себя два вывода: Клей был на самом деле гораздо старше, чем казалось, и его рассказ, судя по вступлению, могзатянуться на несколько часов. Но отступать было некуда. – Тогда репутация у Закоулков была получше, чем сейчас, хотя всё равно они считались глухой и опасной окраиной. Просто воздух тут свежей, чем на восточном берегу Маронны, а с пятого этажа открывается неплохой вид – там раньше была общая гостиная, до того, как крыша обвалилась после Стеклянного урагана.

Выходило, что «Место под солнцем» жило без крыши и без гостиной почти пять лет.

- Так вот, у этого места были и плюсы, и минусы. Но в те времена всё-таки многое было по-другому. О нас не забывали так надолго, как сейчас. И мука всегда была хорошая. Раз в два-три месяца Совет присылал кого-нибудь с инспекцией, и если обнаруживались проблемы…

За спиной Рейне скрипнула дверь, и кто-то деликатно кашлянул, привлекая к себе внимание. Клей, подслеповато моргнув, спросил с лёгким раздражением:

- Что случилось, Молли? Опять Циррус капризничает?

- Да, Миррон, - раздалось в ответ. Услышав знакомый голос, Рейне быстро обернулся и едва не упал со стула. – Знаю, у тебя гость, но я не могу с ним справиться. Поможешь или ты… - тут она узнала «гостя», но всё-таки договорила: - Очень занят?

- Нет, мы просто разговариваем, - сказал Рейне, не дожидаясь, пока Клей ответит. Это было очень невежливо, но он просто не мог допустить, чтобы танцовщица ушла, исчезла, как тень. – Я хочу помочь. Разрешаете?

- Разрешаю, - чуть слышно проговорила Бабочка. – Идёмте со мной.

Узнать её можно было только по голосу.

Пока они поднимались по лестнице, Рейне искоса разглядывал Бабочку, стараясь, чтобы Клей ничего не заметил. Она выглядела совершенно не такой, как он себе представлял, и даже казалась меньше ростом. Щуплая, бледная, невзрачная серая мышь в мешковатом платье и волосами, спрятанными под платком. Такая пройдёт мимо – её не просто не запомнишь, её не заметишь…

Но голос не обманывал.

Озадаченный и встревоженный, Рейне проследовал за Бабочкой – точнее, Молли, нужно было привыкать к её настоящему имени – и Мирроном Клеем на четвёртый этаж. Полутёмный коридор был узок и пуст; можно было разглядеть очертания дверей, которые располагались почти вплотную друг к другу. Рейне догадывался, что за каждой дверью прячется даже не комната, а самая настоящая клетушка, по сравнению с которой заставленный шкафами кабинет Клея покажется бальной залой. Он по-прежнему не понимал, где находится.

- Здесь, - сказала Бабочка-Молли, подойдя к одной из дверей. – Прошу.

Как-то само собой получилось, что Рейне вошел первым.

Комната, как он и ожидал, оказалась очень маленькой – раскинув руки, можно было кончиками пальцев коснуться обеих стен. Слева стояла узенькая кушетка, другой мебели не было, если не считать две книжные полки и некое подобие табуретки, слишком хлипкое даже для веса какой-нибудь тени. Единственное окно было распахнуто, на подоконнике стояла свеча, а рядом с ней сидел очень худой старик в ночной рубашке. Сидел он ногами наружу, на самом краю, и Рейне озадаченно нахмурился – выходит, это у них называется «капризничать»?..

- Убирайся прочь, - скрипуче проговорил старик, не оборачиваясь. – Я предупредил, Молли. Не хочу больше тебя видеть здесь. И слышать тоже не хочу.

- Это не Молли, - сказал Рейне. – Можно мне войти?

Худые плечи дёрнулись, седоволосая голова опустилась вперёд, но Циррус не издал ни звука. Рейне счёл молчание знаком согласия и, осторожно пробравшись мимо кушетки, приблизился к подоконнику. Он чувствовал спиной пронзительные взгляды Молли и Миррона. Они ждали и надеялись. Хотел бы он поменяться местами с кем-то из них, но было поздновато сожалеть о случившемся.

Чуть помедлив, он поставил свечу на пол и уселся рядом с Циррусом.

- Я тебя видел, - сказал старик через несколько минут тягостного молчания. – Ты трусил вдоль по улице, словно гончий пёс, а потом вдруг свернул в переулок и остановился перед нашей дверью. – Рейне запоздало подумал, что с высоты четвёртого этажа и впрямь открывается прекрасный вид. – Кто ты такой?

Человеку, которого одно движение отделяет от встречи с Привратником, не стоит лгать.

- Я искал Молли.

- А-а… - Циррус негромко рассмеялся. – И ты её нашел. Значит, ты из наших. Ты акробат, судя по всему, я бы даже сказал, танцор. Из какого цирка?

- «Цирк скитальцев», - честно ответил Рейне и осторожно повернул голову, чтобы рассмотреть Цирруса получше, не опасаясь спровоцировать его на прыжок из окна. Старику было на вид не меньше восьмидесяти лет – древняя развалина… - и он казался полупрозрачным. Белые волосы, похожие на пух, тонкая кожа с синими венами, дряблые обвисшие щёки. В вырезе ночной рубашки виднелась часть тёмно-синей татуировки; когда Циррус поднял правую руку, чтобы вытереть нос, Рейне увидел, что и предплечье у него разрисовано – цветы, змеи, глаза.

«Значит, ты из наших».

Рейне вспомнил, кто такой Кейлерс, о котором упомянул Клей.

Тарвин Кейлерс, казначей Объединённой цирковой корпорации.

- А как называется ваш цирк, досточтимый Циррус?

- «Аллегория», - ровным голосом ответил старик. – Я там был силачом.

Это было столь же невероятно, как если бы Мирон вдруг предъявил медальон Тёмной стаи. Рейне открыл от изумления рот. Этот хрупкий старик, похожий на одуванчик, был когда-то силачом? Гнул подковы двумя пальцами, разбивал лбом каменные плиты, подымал десять девушек одной рукой?!..

- Я тебя не разыгрываю, - сказал Циррус, ухмыльнувшись. – Это правда. Мой номер был гвоздём программы, я жонглировал гирями и завязывал стальные пруты двойным морским узлом. Что, не верится?

«Нет, не верится», - хотел сказать Рейне, но почти одновременно произошли несколько событий: раздраженный его недоверчивостью Циррус поднял руку, должно быть, намереваясь показать бицепс – точнее, то, что от него пока ещё оставалось; старый подоконник крякнул и осел под весом двух людей, перекосившись влево и вниз; Циррус, растерянно моргая, начал сползать наружу…

В следующее мгновение Рейне стоял, хватаясь одной рукой за верхнюю часть ставня, а другой – удерживая за воротник ночной рубашки Цирруса, наполовину вывалившегося из окна. Старик не шевелился, словно тряпичная кукла или перепуганный котёнок. Он оказался неожиданно тяжёлым, и Рейне вдруг воочию представил себе, как ветхая ткань рвётся, оставляя в его пальцах бесполезный лоскут, а тело незадачливого обитателя «Места под солнцем» летит вниз и разбивается о камни мостовой.

К счастью, ошеломленные случившимся Миррон и Молли быстро пришли в себя и, кинувшись к Циррусу, втащили его обратно в комнату. Рейне перевёл дух, спрыгнул на пол и, не удержавшись, выругался.

Миррон, на секунду отвлекшись от Цирруса, которого они вдвоём с Молли пытались уложить в кровать, бросил на самозваного «инспектора» строгий взгляд.

- Юноша, - сказал он ледяным голосом, - соблаговолите подождать меня в коридоре? У нас тут, как вы уже поняли, не карнавал – у нас всё очень, очень серьёзно…

Гостиная на верхнем этаже, заброшенная и погруженная во мрак, выглядела впечатляюще. Лишь попав сюда, Рейне понял, что за странные узоры привиделись ему на фасаде дома: это была постройка в стиле «Старых королей», популярном лет сто назад; «Старые короли» предполагали нечто вроде зимнего сада на крыше, под стеклянным куполом, и именно такой сад некогда служил обитателям «Места под солнцем» гостиной. Наверное, здесь было много зелени, и в полдень солнечные лучи согревали воздух, к вящей радости стариков вроде Цирруса. Но потом случился Стеклянный ураган, и сказке пришел конец.

Он осторожно пробрался сквозь залежи разнообразного мусора, в большинстве случаев вздымавшиеся много выше человеческого роста, и, выйдя на более-менее чистое место, поднял голову. Сквозь дыры, оставшиеся на месте больших окон, ярко светили звёзды. Чтобы отремонтировать такую крышу, требовалось столько денег, сколько «Цирк скитальцев» собирал за три сезона; дело было не в дороговизне строительных материалов, а в том, что даже в Тарре оставалось мало умельцев, смыслящих в стиле «Старых королей», и они высоко оценивали свои услуги.

Летучая мышь влетела сквозь одно из отверстий в крыше и, сделав пару кругов, повисла в воздухе вниз головой, сложив крылья. Рейне удивлённо моргнул и пригляделся: высоко над его головой были натянуты несколько тросов, на одном из которых и устроилась мышь. В темноте они не были видны. Заинтригованный, он обошел «гостиную», тщательно разглядывая каждый угол, и, в конце концов, обнаружил искомое – верёвочную лестницу. Не медля ни секунды, он взобрался по ней на маленький выступ, к которому крепился один из тросов самодельной паутины, и почти сделал первый шаг, когда знакомый голос сказал:

- Осторожнее, ты не в цирке.

Он словно протрезвел и посмотрел вниз.

Обычно паутина располагалась почти в два раза выше. Танцоры считались элитой среди акробатов, но ни для кого не было секретом, что их также частенько называли сумасшедшими, поскольку только безумцы соглашались работать на такой высоте, без малейшего намёка на страховку. «Смерть Танцора» - падение с паутины, быстрый, безболезненный и верный способ расстаться с жизнью. Рейне чётко осознавал, что именно так он может закончить свои дни.

Здесь же высота была явно недостаточной для того, чтобы погибнуть сразу. Однако дело было не в высоте, а в мусоре, заполнявшем помещение; в полумраке он казался бесформенным и обманчиво безопасным, лишь внимательный взгляд видел посреди гор хлама острые углы, похожие на лезвия осколки стекла, длинные и кривые, какие-то металлические прутья и доски, усеянные ржавыми гвоздями. Рваные грязные раны, множественные переломы, многодневная агония. Определенно, в этом месте не стоило рассчитывать на быструю смерть от падения.

Внизу мелькнула тень, и через несколько секунд у другого конца паутинного троса появилась Бабочка-Молли. Она ступила на паутину без боязни и пошла к Рейне легко и непринуждённо, раскинув руки, как будто бы в том, что она делала, вовсе не было никакой опасности. Он наблюдал, невольно затаив дыхание, и расслабился только когда она шагнула на выступ. Им пришлось прижаться друг к другу – для двоих здесь явно не хватало, - а потом они молча спустились по лестнице на пол, к подножию мусорных гор.

- Выходит, здесь ты училась, - сказал он, начиная прозревать.

Она молча кивнула, глядя куда-то в сторону.

- Я не представляю себе, кто мог согласиться тебя учить.

Она рассмеялась – Рейне впервые услышал её смех, и ему понравилось – и кивком головы указала вниз. Не на захламленную гостиную, а… на то, что располагалось этажом ниже?

- В «Месте под солнцем», - сказала она, и в темноте её голос звучал, словно музыка, - почти три десятка учителей, которые с радостью передадут свою науку кому угодно. Они готовы работать днём и ночью, они знают столько, что тебе и не снилось, но у них есть одна проблема – нет учеников, которые желали бы услышать всё, что им скажут.

Рейне спросил, заранее зная ответ:

- И всё-таки один ученик нашелся?

Чуть помедлив, Бабочка начала рассказывать.

…Полтора века назад, когда Закоулки ещё не считались окраиной Тарры, «Место под солнцем» было хорошей гостиницей, в которой любил подолгу жить человек, занимавший в те годы пост председателя Корпорации. Однажды он явился к хозяину гостиницы и предложил её выкупить; сумма, названная им, была не из тех, от которых можно отказываться.

«Место под солнцем» перестроили и превратили в Цирковой дом, предназначенный для отдыха людей, занимающих важные должности в иерархии Корпорации – членов Совета патронов, их родственников и друзей. Расположенные неподалёку, за городом, озёра с целебной водой придавали репутации «Места под солнцем» необыкновенный лоск. Золотая эпоха казалась вечной, и никто на тот момент не догадывался, что продлится она всего-то пару десятков лет.

Смерть покровителя и владельца «Места под солнцем» была началом конца. Он не оставил наследников; в его завещании, написанном заранее, гостиница не была упомянута, поэтому её собственником стала Корпорация. На некоторое время положение «Места под солнцем» упрочилось, однако мир не стоял на месте – Тарра неуклонно росла, в основном захватывая всё новые и новые земли на востоке, тогда как западные и северо-западные кварталы неуклонно приходили в запустение и попадали во власть тёмных личностей, которые только радовались тому, что у полиции и Тёмной стаи прибавилось дел в других местах. Последним ударом стало происшествие, косвенным образом связанное с Большой ошибкой Маринэ: после землетрясения, устроенного одним нерадивым учеником Школы Адара, целебные ручьи иссякли, и Закоулки вместе с «Местом под солнцем» утратили последнюю привлекательность. Район столь стремительно потерял остатки былой роскоши, что даже недвижимость здесь упала в цене – пошлина, которую предстояло заплатить в казну за удачную сделку, троекратно превышала сумму сделки, на которую мог бы рассчитывать самый удачливый продавец.

Некоторое время «Место под солнцем» стояло заброшенным, а потом кому-то пришла в голову мысль сделать из него богадельню для циркачей, которые не удосужились обзавестись семьями и к преклонным годам оказались обузой для Корпорации, по контракту осуществлявшей над ними «опеку и попечительство» до самой смерти.

Дальнейшее было известно Рейне из рассказа Миррона – отсутствие денег, стеклянный ураган, воровская патронша, подсылающая своих подопечных с корзинами, заполненными ворованной снедью… На самом деле, стариков подкармливали многие здешние обитатели, не утратившие остатки человечности. Здорового и сильного горожанина они могли, не задумываясь, разорвать на части, но немощные циркачи вызывали у них жалость.

Иногда в «Место под солнцем» оказывались и не циркачи.

Иногда они даже задерживались здесь надолго.

- …Если ты хочешь знать, кто я такая, - сказала Бабочка, - ответ будет прост – никто. Родителей не знаю, что было со мной до пятнадцати лет, не помню. Точнее, это Миррон считает, что мне было пятнадцать лет, когда он меня нашел. Говорит, я лежала у воды, на берегу Маронны, в камышах, полумёртвая.

- А что он там искал, у воды?

- Он одно время подрабатывал на пароходах, билетёром. «Месту под солнцем» нужны были деньги, знаешь ли. Он и его друзья выходили меня и оставили при себе. Я здесь уже пять лет. А дальнейшее тебе вряд ли будет интересно. Важен результат – его стоит подождать до конца Карнавала теней.

- Они научили тебя танцевать на паутине.

- Верно подмечено. Я и раньше кое-что умела, но они сделали меня такой, какая я сейчас.

- Но зачем ты… - Рейне покачал головой, не веря, что на самом деле узнал правду о загадочной новенькой, переполошившей половину цирковой корпорации, - зачем ты устроила всё это? Чего ты пытаешься добиться? Карнавал закончится, и твой обман будет раскрыт – при условии, конечно, что ты не совершишь какую-нибудь ошибку до того, как тебе придётся снять маску…

О том, какая это могла быть ошибка, ему не хотелось даже думать.

- Посмотри вокруг и подумай. Чуда ждать не надо – надо делать чудеса.

- Ремонт. - Он вздохнул. – Деньги. Королевская награда. Я должен был сразу понять.

- Деньги… - Она виновато развела руками. – Сейчас им могу помочь только я.

- Молли! – раздался снизу голос Миррона. – Где ты, Молли? Я без тебя не справлюсь…


10 . Патрон и секретарша

Братья и сёстры!

Наступает день, когда при вид е приоткрытой двери мы впервые испытываем священный трепет. Мы смотрим на дверь – за ней может крыться что угодно. Неизвестность с той стороны манит и зовёт, её голос мы слышим даже во сне, и безукоризненные часы, которые каждый из нас носит в своей душе, отсчитывают сначала дни, а потом – часы и секунды. Отсчитывают время, которое нам осталось.

Вы уже задумались о том, что там, за Дверью?

Вы уже чувствуете взгляд Привратника?

Мы поможем вам, братья и сёстры! Обращайтесь в любое время суток!

Тарра, ул. Часовщиков, дом 34.

(Орден служителей Привратника признан соответствующим Догматам Изначального Пламени согласно решению Священной коллегии от 17 августа 2479 г.)

Листовка Ордена служителей Привратника

Отпечатано в Тарре, издатель неизвестен.

Тираж 50 000 экз.


Утром, постучавшись в дверь гостиничного номера, Марика Карат тотчас же услышала бодрый голос патрона:

- Входите, не заперто!

Джоссеф Арлин – одетый, трезвый – сидел за столом и что-то писал. Видеть его таким было непривычно, и она, остановившись сразу за порогом, чуть не забыла, что пришла сообщить приятную новость, которая, впрочем, была вполне ожидаема с учётом событий последних двух дней.

- Как ты себя чувствуешь, дорогая? – заботливо спросил Арлин. – Вчерашнее приключение, должно быть, тебя изрядно взволновало. Должен сказать, что Рейне бы не справился без твоей помощи.

Марика покраснела.

- Скорее, без помощи моего платья.

- Да-да, - Арлин улыбнулся. – Полагаю, мы заработали достаточно, чтобы я смог… э-э… возместить ущерб?

Она растерянно посмотрела на патрона, не веря своим глазам. Получалось, что вчерашнее сбивчивое объяснение Рейне было правдой – спасение Бабочки было не его собственной идеей, а выполнением просьбы Арлина. Или не просьбы, а приказа? Она поняла, что вот-вот запутается окончательно, и решила сообщить шефу новость, ради которой и пришла.

- Мы продали все билеты на сегодняшнее представление. Все до единого!

Арлин снова улыбнулся и кивнул, продолжая писать.

- Мало того, - продолжила Марика. – Цирковой сторож клянётся, что ещё засветло видел возле ворот железных псов – они что-то разнюхивали. У нас будут высокие гости. Может, даже кто-то из Совета Министров.

О таких гостях цирк «кварта» мог только мечтать.

- Это хорошо, - пробормотал Арлин, и Марика ощутила болезненный укол – она ждала более явственного проявления чувств. - Скажи, как ты думаешь, сегодня вечером Бабочка опять покажет класс?

- А она придёт?

- Конечно.

- После того, что было вчера?

Арлин кивнул.

- Даже не сомневайся.

- Господин Арлин, я должна признаться кое в чём…

- Джоссеф.

- Что?

- Зови меня Джоссеф. И я знаю, что ты хочешь сказать… видишь ли, когда кто-то лежит с закрытыми глазами и храпит, это ещё не значит, что он спит… вы и Рейне повели себя как дети. Хорошо, что Трив пришел ко мне, а не к кому-то другому. Ты ошибаешься, думая, что Бабочка хаотид.

- Джоссеф… господин Арлин, я… - Марика почувствовала, как от стыда её уши, щёки и шея делаются пунцовыми. – Это непростительная ошибка с моей стороны, я теперь должна…

- Уйти? Вот ещё! Не говори глупостей. – Арлин махнул рукой, сложил написанное так, чтобы текста не было видно. – Подпиши-ка вот здесь. Отлично. Мы все рождены в цирке и чувствуем, на что способны люди, пришедшие извне… и я точно знаю, что ты способна на многое, здесь твоё место. И, если уж на то пошло, глупо уходить с представления, не дождавшись главного номера. Сегодня Бабочка довершит свой план и получит право на королевскую награду. А теперь подумай… что предпримет Корпорация?

И действительно – Марика совсем забыла о том, что руководство ОЦК вовсе не рвётся отдать изрядную сумму денег какой-то безымянной выскочке, явившейся неизвестно откуда. Что предпримет Корпорация? Вчера их документы начали проверять, но было слишком мало времени, чтобы обнаружить какие-то серьезные недочёты и закрыть цирк, запретить вечернее представление. Они не могли остановить Бабочку по закону. Но кто мог помешать им совершить нечто противозаконное?..

- Я не знаю… - начала Марика и вдруг, охнув, прикрыла рот ладонью. – Шельми?!

Арлин поднялся. В полном противоречии с ситуацией, на его лице играла довольная улыбка. Марика вновь подумала, что таким уверенным в себе она его ещё ни разу не видела.

- Да, моя дорогая, Шельми – наше самое уязвимое место. Поэтому я ещё засветло всё ему объяснил и отослал из города. Сейчас он должен быть уже далеко отсюда. Конечно, ничто не помешает цирполам восстановить правду по свидетельским показаниям, но, опять же, они не сумеют этого сделать сегодня.

Марика нашла в себе силы улыбнуться.

- Жаль, что он не будет выступать, - сказала она. – Но его безопасность важнее.

- И наша безопасность тоже! – уточнил Арлин и выставил локоть, предлагая взять его под руку. – Идёмте, моя милая госпожа Карат, нас ждёт сегодня много интересного!

К Речному цирку они шли пешком, не торопясь. Окружающие, должно быть, принимали их за отца и дочь. Марика слушала, как Арлин болтает о пустяках, кивала невпопад, и ей всё время казалось, что он хочет сказать что-то очень-очень важное, но никак не соберётся с духом.

Момент истины настал, когда они остановились у ворот Цирка-у-реки.

- Марика, - проговорил Джоссеф Арлин, испытующе глядя ей прямо в глаза. – Ты самый лучший секретарь и помощник, который был у меня за все сорок пять лет, что я работаю в цирке.

- Сорок пять? – она изумлённо подняла брови. – Но…

Ей было доподлинно известно, что Джоссеф Арлин пришел в цирк в возрасте тридцати двух лет – довольно поздно, хотя всякое случалось – и постепенно продвигался по «цирковой лестнице», подымая своих «Скитальцев» всё выше и выше. В прошлом году ему исполнилось шестьдесят, и в труппе тайком поговаривали, что если бы патрон был лет на десять моложе и хоть немного уверенней в себе, им удалось бы со временем перейти из «кварты» в «терцию».

Сроки не сходились – двадцать восемь лет, пусть тридцать, но никак не сорок пять! Хотя, конечно, оставался ещё вопрос, что делал Арлин до тридцати лет и где он научился так хорошо метать ножи. И почему при столь высококлассной технике он никогда не выступал на манеже?..

- Я родом из цирковой семьи Марранто, - сказал Арлин так просто, как мог бы сказать: «Сегодня хорошая погода». Марика во второй раз за утро в ужасе прикрыла рот ладонью и не смогла произнести ни слова. Марранто? Блистательные Марранто?!.. – Я впервые вышел на манеж в пятнадцать лет… с ножами, да, ты правильно поняла. А когда мне было двадцать, из-за меня погиб человек.

На глазах Марики выступили слёзы.

- Я был виноват, - медленно проговорил Арлин, глядя на неё, наблюдая за её эмоциями. – Я напился с друзьями перед самым началом представления, и моя рука потеряла твёрдость. Моя ассистентка в тот день заболела, её подменяла другая девушка. Я промахнулся. Нож, который должен был скользнуть мимо её шеи, сместился всего на волос, но этого оказалось достаточно, чтобы она истекла кровью.

- И вы… - еле-еле слышно прошептала Марика, - десять лет…

- Каменоломни Кирриата, - Арлин расстегнул правый манжет, чуть подвернул рукав и показал ей край тёмно-синей татуировки – пересекающиеся линии образовывали странный, отталкивающий узор. – До сих пор это видел только Рейне, но он молчит, потому что сам не без греха. Я честно отработал свой долг перед законом. С совестью сложнее.

Марика на секунду закрыла глаза. Что изменилось в её отношениях с патроном? Ничего. И всё. Ум подсказывал, что ей следует хорошенько всё обдумать и начать подыскивать себе другое место работы. Но она знала – сердцем, быть может, - что никогда такого не сделает.

Она спросила, запинаясь от смущения:

- З-зачем вы мне всё это рассказали?

- Затем, - Арлин вытащил из кармана конверт с бумагами, которые она подписала полчаса назад, не читая, – чтобы ты не удивилась, когда настанет момент обнародовать вот это. И чтобы ты знала, что подписала сей важный документ в качестве свидетеля.

Он открыл конверт, чуть выдвинул содержимое – ровно настолько, чтобы Марика смогла прочитать заголовок «важного документа», который оказался очень прост: «З а в е щ а н и е».


11 . Предательство

Истоки циркового искусства теряются во мгле веков, поэтому нет ничего удивительного в том, что в цирковой среде устные обычаи имеют большую силу, чем законы, кодексы и иные писаные правила. Однако нельзя не отметить, что паутинные танцоры выделяются на общем фоне: у этих отважных людей, танцующих над бездной, имеются свои, особенные традиции и обыкновения. Так, в частности, они верят в то, что «паутина держит только тех, кто без греха». По этой причине паутинных танцоров связывают необыкновенно плотные узы дружбы и любви, впечатляющее родство душ, которое позволяет каждому отдельно взятому танцору доверять остальным, как самому себе.

Т. Баррум, «Моя жизнь в цирке: 55 лет на арене». 10-е издание.

Издатель: Печатный дом ОЦК

год 2480 после с.и.п.


Знак лабиринта Рейне увидел случайно – рисунок мелом на стене почти смыло дождём, и человек, не имеющий понятия о том, что означала перечёркнутая двумя волнистыми линиями спираль, его ни за что бы не заметил. Уходить в подземелье во второй раз за два дня не было нужды – он полностью утолил жажду, - но его всё-таки тянуло туда, как тянет домой после долгого путешествия в чужих краях.

Рейне свернул в переулок, прошел вдоль стены, заросшей плющом, и там, где заросли были гуще, нашел едва заметную дверь – обшарпанную, с ржавым замком. Чтобы войти, ему пришлось согнуться чуть ли не пополам. За дверью был погружённый во мрак короткий коридор, заканчивавшийся лестницей, круто уходящей вниз. Через три пролёта кирпичные стены исчезли, уступив место дикому камню – начался Лабиринт Тарры.

Паутинный танцор шел, больше полагаясь на чутьё, чем на зрение или слух. Лестница то и дело поворачивала, ступени скрипели под ногами, а над головой что-то шуршало, шипело, пищало. Наконец, снизу стали доноситься другие звуки – стук, треск, голоса, гудение машин… даже смех и еле слышная песня. Рейне показалось, что он узнаёт мотив. Пахнуло едой, и он вдруг понял, что проголодался.

Очередная ступенька оказалась мягкой, словно живой, и танцор торопливо отпрыгнул назад. Шебаршащиеся на потолке туннеля создания захихикали. Кто-то очень большой вздохнул – шумно, печально. Рейне несколько раз моргнул – без толку, окружавший его мрак остался непроницаемым – и, приложив правую руку к груди, поклонился темноте.

- Доброй ночи, - сказал он с искренней учтивостью. – Я вас не вижу, но вы видите меня. Позвольте пройти? Мне нужно туда… в Лабиринт…

- Ты уже в лабиринте, - ответила темнота густым басом, от которого по коже танцора пробежали мурашки. – И, по-моему, ты заблудился.

- Нет, что вы! Хотя я действительно попал сюда впервые, заблудиться я не могу, даже если очень захочу.

Темнота недоверчиво фыркнула и заворочалась. Рейне почувствовал лёгкое прикосновение – что-то погладило его по лбу, что-то непохожее на руку, лапу, щупальце или иную известную ему конечность. Он предпочёл не думать о том, что это было.

- А-а… - в голосе невидимого хаотида появились нотки горечи. – Ты маринэ.

Рейне решил, что умнее всего будет промолчать.

- Я тебя пропущу, - сказал невидимка после долгой и неприятной паузы, - но сначала ты расскажешь мне, что видел там. Наверху. В городе.

- Ну, я могу долго рассказывать, - Рейне нахмурился. – Что именно тебя интересует?

- Всё.

- Но…

- Рассказывай.

Танцор сокрушено вздохнул и присел на ступеньку. Вокруг него по-прежнему было темно. Здесь, в Лабиринте Тарры, нужно было соблюдать осторожность, потому что хаотидов под землёй пряталось гораздо больше, чем ныряльщиков, и иногда эти самые ныряльщики исчезали, словно их и не было. Но загадочное существо пока что было настроено дружелюбно, по меркам Лабиринта. Оно просто хотело… поговорить.

- Я приехал в город совсем недавно, - начал Рейне. – Приехал с цирком.

И, слово за слово, он рассказал хаотиду всё, что произошло за последние два дня. Тот слушал молча, лишь иногда вздыхал. Должно быть, по этой лестнице нечасто ходили люди, и ему было очень одиноко.

«Интересно, - подумал Рейне, - как он выглядит?»

- И что же ты будешь делать завтра?

- То же, что всегда. Выступать. Танцевать на паутине.

- А она… твоя Молли? Что будет с ней после того, как закончится Карнавал теней?

- Послушай, - не сдержался танцор. – Разве это тебя касается?

Хаотид не ответил. Через несколько секунд перед лицом Рейне загорелся маленький огонёк, от которого куда-то наверх тянулась тонкая светящаяся нить. Следом за первым огоньком появился второй… пятый… десятый… Рейне быстро потерял счёт, а вскоре потерял и дар речи.

Прямо над его головой, на каменном потолке туннеля, располагалось самое странное создание из всех возможных. В недрах его студенистого, медузоподобного тела вспыхивали и гасли огни; добрая сотня светящихся отростков колыхалась вокруг, как будто повинуясь невидимому, неощутимому течению. Зрелище было отвратительным и, в то же время, красивым.

- Не касается, - пробасил хаотид. – С тех пор, как я стал таким из-за того, что кто-то открыл в себе море, меня вообще ничего не касается. Но ты слепой крысёныш, не иначе, если считаешь, что всё может закончиться просто и легко.

- А что может случиться? – растерянно воскликнул Рейне. – Скажи, если знаешь!

- Не касается, - повторил хаотид, будто сломанная механическая кукла, и его светящиеся конечности стали гаснуть одна за другой. Темнота вновь окружила паутинного танцора, и теперь она показалась ему холодной, пугающей. – Не касается…

Рейне остался в одиночестве. Подавленный и сбитый с толку, он добрался до конца лестницы и очутился в просторнейшем зале, где полным ходом шел праздник – узники Лабиринта по-своему отмечали Карнавал теней. Его узнали, схватили за руки, повели танцевать, и вскоре странная встреча забылась, как будто её и не было.

Если бы Рейне Сарро был обычным человеком, бессонная карнавальная ночь измотала бы его до состояния морской губки, однако Рейне был ныряльщиком. Когда рассвело, он добрался до гостиницы, переоделся и умылся, после чего отправился в Цирк-у-реки, где и стал невольным свидетелем того, как отряд цирполов взял под стражу Джоссефа Арлина, невзирая на возмущённые угрозы Марики Карат нанять адвоката и взыскать с них ущерб.

- Что происходит? – спросил Рейне как можно более сурово, и взял Марику за руку – она уже готова была наброситься на цирполов с кулаками. Вокруг довольно быстро собиралась толпа из цирковых и зевак.

- Расследование показало, что вы нарушили устав Корпорации, - высокий хмурый цирпол протянул Рейне лист с печатью и подписью. – В вашем цирке обнаружен хаотид. Он арестован при попытке сбежать из города. Мы приостанавливаем лицензию, выданную Джоссефу Арлину, до выяснения всех обстоятельств.

Рейне моргнул.

…в глубине, в темноте, большая чёрная рыба открыла пасть; тонкий отросток на её верхней челюсти начал светиться – словно бледная звёздочка зажглась в кромешном мраке, - и маленькие, беззащитные живые существа, забыв про опасность, потянулись к этому свету…

- Давайте-ка обсудим это дело в кабинете патрона, наверху, - сказал он льстивым голосом. – Вы же всё равно кого-то ждёте? Господина Лаббера, я так понимаю? Так пройдёмте же со мной и подождём его вместе…

Цирполы не стали возражать – трудно возражать маринэ, который выпустил на волю удильщика. Большой компанией они поднялись на второй этаж, где располагался кабинет патрона, и цирк вокруг них всё больше приходил в смятение. По пути Рейне успел шепнуть Марике, которая героически сдерживалась, чтобы не заплакать: «Передай всем, что представление будет, пусть не теряют самообладания. Я что-нибудь придумаю». Девушка кивнула и исчезла.

Арлин шел спокойно, с достоинством, как будто у него на руках не было наручников. Рейне лихорадочно соображал – что же делать? С приостановленной лицензией они не имеют права давать представление, не имеют права арендовать цирк, вообще ничего не могут делать. План Бабочки сорвётся, она не сможет исполнить свою мечту, и он… и он больше никогда её не увидит.

Рейне закрыл дверь, попросил всех присесть и предложил выпить. Цирполы отказались. Они чувствовали себя не в своей тарелке и не понимали, зачем согласились войти в здание цирка – здравый смысл подсказывал, что это была ошибка. Рейне посмотрел на часы – было без четверти десять – и задался вопросом, когда же здесь появится старший инспектор?..

Лаббер появился через двадцать минут.

- Что вы себе позволяете! – рявкнул он, влетев в кабинет без стука. – Как понимать случившееся? Почему арестованный до сих пор здесь?

- Господин Лаббер, мы ждали вас… - попробовал оправдаться цирпол.

- Это твоих рук дело? – Лаббер повернулся к Арлину, который очень спокойно посмотрел на него снизу вверх и пожал плечами. – Тогда чьих?

- Моих, - сказал Рейне. – Я пригласил почтенных господ подняться сюда, и они согласились.

Лаббер скривил в усмешке тонкие губы, взгляд его исполнился безграничного презрения, но потом в этом взгляде мелькнула насмешка.

- О, я понял, кажется. Вы хотите разделить лавры с подругой?

- Подругой? – Рейне впервые за всё утро испугался, потому что подумал о Бабочке. – О чём вы говорите?

- О вашей даме сердца, - Лаббер прошагал к двери, распахнул её. – Той самой, которая нам рассказала, что в «Цирке скитальцев» прячется хаотид. Входите, дорогая.

Взяв его протянутую руку, через порог шагнула Лерона.

1 2 . Преступление и наказание

Сложнее всего сделать первый шаг.

По паутине, нарисованной на полу, пройдёт любой. Дети иногда так играют, воображая себя танцорами – прыгают с линии на линию, даже пытаются выполнять несложные трюки. Но что произойдёт, если нарисованную паутину мы оторвём от основы и поднимем в воздух, хотя бы на пару локтей?

Желающих пройтись по ней будет намного меньше.

Что уж говорить о настоящей паутине…

Но, по сути дела, что меняется? Те же правила: наступай только на линии, и всё будет в полном порядке. Однако люди больше не видят линий, они видят лишь пустоту между ними.

Иногда мне кажется, что весь смысл танца на паутине – в пустоте.

И – осмелюсь повторить ещё раз – сложнее всего сделать первый шаг.

М. Д. Арлин, «Дни и ночи в цирке», 1-ое издание

Издатель: Печатный дом «Сумрак и К о »,

год 2499 после с.и.п.


Мальчишка честно старался что-то придумать, но даже маринэ в сложившейся ситуации был беспомощен, словно котёнок. Он онемел от растерянности и горечи, от боли. Арлин видел его желание помочь и был благодарен. Однако пока что всё шло именно так, как спланировал Лаббер.

Лерона, бледная и красивая, смотрела на ведущего танцора взглядом победительницы.

- Девочка моя, - сказал Арлин. – Ты понимаешь, что ты натворила?

Паутина принимала только безгрешных. Глупое суеверие, но танцоры предпочитали не рисковать. И если о каких-то вещах ещё можно было спорить, грешные они или нет, то поступок Лероны ни у кого не вызвал бы сомнения.

Пусть и совершенное из мести, предательство всегда остаётся предательством.

- Конечно, понимаю, Джоссеф, - ответила девушка, печально улыбнувшись. – Мне очень жаль, что так вышло. Если бы я могла как-то наказать одного Рейне, то я бы наказала. Но судьба не оставила мне иного выхода.

Арлин покачал головой.

- Ты будешь тосковать по паутине. По цирку. Поверь, я знаю, о чём говорю.

Лерона ничего не сказала и подошла к Рейне – так, словно собиралась его поцеловать на прощание. Танцор посмотрел на неё взглядом, от которого камень мог бы превратиться в пыль и пепел, но решимость его бывшей возлюбленной была твёрже камня. Арлин не видел её лица, но понял – почувствовал! – что Лерона солгала ему. Она ни о чём не жалела.

Ей ещё предстояло в этом раскаяться…

Тень Лероны вдруг задрожала, налилась чернотой, раздвоилась. В кабинете стало очень холодно. Спустя миг рядом с бывшей паутинной танцовщицей стояла точная копия Рейне – хмурое лицо, убийственный взгляд, судорожно сжатые кулаки. Настоящий танцор, увидев своего двойника, растерянно отступил на шаг, но Лерона уже его не замечала. Она смотрела на тень, и её молчание было очень красноречивым.

А потом она повернулась и гордо ушла, сопровождаемая безмолвным спутником.

- Что ж, - сказал довольный Лаббер. – Теперь перейдем к самому главному. Джос, ты ведь знаешь, о чём я.

- Не знаю, - спрятав усмешку, ответил Арлин. – Ты с Корпорацией? Или сам с собой? Потому что интересы у вас разные.

Лаббер хмыкнул.

- Допустим, сам с собой.

- Тогда ты поторопился, - сказал Арлин. – Да, я покрывал Шельми, это нарушение устава. Однако ты давно читал этот устав? Вижу, что давно. А я вот потратил на это интереснейшее занятие всю ночь… Там есть некоторые любопытные уточнения касательно санкций… Словом, ты не можешь приостановить мою лицензию на этом основании. Ты можешь наказывать лично меня и Шельми. Больше никого. Иначе мой преемник на должности патрона вправе взыскать с коллегии цирполов ущерб.

- Какой ещё ущерб?!

- Деньги за билеты. Если ты не в курсе, сегодня в зале не будет ни одного пустого места. Это в том случае, разумеется, если ты не станешь рисковать своим местом и добрым именем и позволишь представлению состояться. Всё зависит от тебя.

- Ты блефуешь.

- Логично было ожидать, что ты сочтёшь сказанное блефом.

- Это не может быть правдой!

- Тогда забирай лицензию и проверь сам. Надеюсь, у тебя достаточно средств, чтобы возместить ущерб, нанесённый «Цирку скитальцев» как подразделению Корпорации?

Лаббер молчал, и Арлин, чувствуя, что одержал маленькую победу, продолжил:

- Если же ты выступаешь от имени корпорации, то я тем более не знаю, чего ждать. Ведь их наверняка разрывают два противоречивых желания – не отдавать деньги незнакомке… и познакомиться, привлечь её на свою сторону, заполучить сильнейшего игрока, который может обеспечить победу в войне цирков, идущей не в Тарре – во всей империи! Вот тут-то мне приходится отступить. Я не знаю и даже не догадываюсь, какое из двух желаний сильнее.

- Первое, - сказал Лаббер.

- Жадность победила… - Арлин вздохнул. – Она всегда побеждает. Чего же мы ждём? Забирайте меня, забирайте лицензию – Рейне позови Марику, у неё ключи от сейфа…

Но звать никого не пришлось – дверь отворилась, вошла Марика, прямая и бледная.

- У меня послание, господин инспектор, - сказала секретарша. – От Бабочки.

В руке у неё был листок бумаги, который она с почтением вручила Сили Лабберу.

1 3 . Доверься воздуху

Хозяин арены – фигура очень странная.

Нельзя сказать, что его заслуги не оценивают по достоинству. Как раз наоборот, удачное вступление способно до некоторой степени замаскировать недостатки режиссуры, неподходящую музыку, неправильный порядок номеров, потому что зрители будут настроены на нужный лад. Если же хозяин арены отнесётся к своим обязанностям недостаточно усердно, то кое-кто может покинуть зрительный зал слишком быстро.

Хозяин арены, таким образом, ключевое звено в представлении.

Но способны ли зрители понять, какой груз он на самом деле несёт на своих плечах?

М. Д. Арлин, «Дни и ночи в цирке», 1-ое издание

Издатель: Печатный дом «Сумрак и К о »,

год 2499 после с.и.п.


На этот раз Алия Наваро сама искала Марику Карат в толпе, и почти отчаялась найти, как вдруг столкнулась с ней лицом к лицу. Секретарь была печальна, бледна, и сразу даже не поняла, что Алия от неё хочет.

- Интервью! – в третий раз повторила Алия. – Вы обещали!

- А-а, конечно… - Марика затрясла головой. – Идёмте со мной.

Они прошли за кулисы. Алия, которой накануне едва удалось перемолвиться парой слов с несколькими артистами «Цирка скитальцев»,страстно желала поговорить с кем-то по-настоящему важным – с Бабочкой, с Джоссефом Арлином или, на худой конец, с кем-то из паутинных танцоров. Она пыталась всё решить сама, однако по какой-то непонятной причине её, равно как и остальных журналистов, обходили стороной. С каждой секундой атмосфера накалялась, и явные признаки того, что на представление должна была прибыть какая-то важная персона, лишь подливали масла в огонь.

Но теперь Алия ликовала – её пустили за кулисы, в святая святых! Она шла следом за Марикой Карат, внимательно глядела по сторонам и запоминала всё, что видела и слышала. Её третья статья о «Цирке скитальцев» должна была получиться лучше двух предыдущих. Такой шанс нельзя было упускать.

- Марика! – откуда ни возьмись рядом с ними оказался коротышка – тот самый клоун, чьё выступление Алия заметила в первый день, - и схватил секретаршу Арлина за рукав. – Марика, что случилось? Арлин договорился с псами, чтобы меня отпустили, но я ничего не понимаю! Где Бабочка? Она что, будет выступать сегодня?!

- Не кричи, Шельми, - сказала Марика. – Да, ты правильно понял, она будет выступать. Она пообещала Лабберу, что… э-э… не станет требовать от Корпорации то, что ей положено.

- Чушь какая-то, – растерянно проговорил Шельми. – Марика, ты понимаешь, что это невозможно? Она ведь пришла сюда не ради нас, не ради того, чтобы остаться в «кварте»! Ей награда нужна, а не что-то другое!

Марика вздохнула, а потом нахмурилась и испытующе посмотрела на журналистку:

- Госпожа Наваро, как давно вы слышали о том, чтобы кто-то получал награду за трюк из королевской десятки?

- Как давно… - Алия задумалась. – Ох, по-моему, такого не происходило уже лет десять. Мой дядя рассказывал о Танцующей-в-тумане и об инэрском туманном призраке, которого она вывела на арену «Лазурной спирали»… Да, пожалуй, это и был последний случай, когда кому-то вручалась королевская награда.

- Это было девятнадцать лет назад, - сказали из-за спины. Алия повернулась и увидела высокого юношу в чёрном трико паутинного танцора, «паука» из главного номера сегодняшней программы «Цирка скитальцев». Его тёмные волосы были зачёсаны назад, красивое лицо выражало, как показалось Алии, тревогу.

- Сегодня вечером это может произойти опять, - чуть помедлив, продолжила Марика. – Но Бабочка не получит заслуженной награды, потому что в Корпорации есть люди, которые в этом не заинтересованы… и которые предприняли всё возможное, чтобы заставить её отказаться от денег. От большей их части.

« В Объединенной цирковой корпорации, куда простым зрителям вроде нас с вами закрыт доступ, происходят очень интересные и странные вещи. Из источника, заслуживающего доверия, нам стало известно, что…»

Рука Алии потянулась к блокноту.

- Кажется, - сказала она, чувствуя взгляды Марики, Шельми и Рейне Сарро, - вам придётся оставить меня за кулисами немного дольше, чем это позволено правилами цирка, потому что я хочу написать о том, что здесь происходит… и у меня такое чувство, что никто из вас не станет возражать.

Смотреть на арену из-за кулис было не очень удобно, однако Алию это не беспокоило – она дрожала в предвкушении «Пауков и бабочек», она уже сочиняла свою грандиозную статью о Корпорации и то и дело задавала бледной от волнения Марике Карат вопросы, на которые та не всегда могла ответить.

Первый сюрприз случился задолго до «Пауков и бабочек», в самом начале представления. Заиграл старый орган, и в клубах белого дыма показался Хозяин Арены – грузный пожилой мужчина с внушительным животом, одетый в совершенно заурядный тёмно-коричневый костюм. Он стоял, опираясь на витой посох циркового привратника, и смотрел на зрителей. Алия краем глаза увидела, как Марика Карат в ужасе прикрывает рот ладонью.

- В Безграничности всему найдётся место, - сказал Джоссеф Арлин, и его голос был хорошо слышен и на последнем ряду, и под самым куполом. – Мы живём в мире, заполненном страданиями, предательством, ложью, корыстью и прочей мерзостью. Но посреди этой самой мерзости попадаются любовь, преданность, доброта… Надо лишь знать, как они выглядят, чтобы не перепутать и не ошибиться. И ещё надо помнить, что Безграничность всегда может преподнести нам чудо. Так смотрите же на чудеса! Только сегодня и только у нас вы увидите то, чего ни разу не видели! Вы будете смеяться и плакать, а потом, когда всё закончится, вы поймёте, что стали другими, потому что Безграничность коснулась вас! Смотрите, и не говорите, что не видели!

Представление началось.

В третий раз за три дня Алия видела «Пауков и бабочек», и теперь номер казался ей гипнотически-прекрасным. Ко всему прочему, она начала различать танцоров и приблизилась к пониманию того, почему Рейне Сарро считался среди них лучшим… и почему Бабочка его превосходила. Её движения были легки, её ноги ступали изящно и безошибочно, а её глаза как будто не видели разверзшуюся внизу пропасть.

Алия заметила, что узор танца складывается так, что Рейне и Бабочка всё время оказываются рядом, и что ему очень трудно её отпускать. Так трудно, что ей даже стало страшно, не испортит ли он танец.

И вот, в самом конце номера, настал важнейший момент.

Бабочка, одна на паутине, раскинула руки.

Полёт крылатки в этот раз был ещё на треть дольше, чем в прошлый раз. Сила земного тяготения не действовала на танцовщицу, кем бы она ни являлась, и с каждым её движением Алия – как и все собравшиеся – чувствовала, как что-то меняется в её душе. Она запомнила сказанное Марикой. Она напишет об этом, обязательно напишет. Но потом, не сейчас.

Блистательный трюк завершился овациями. Бабочка поклонилась публике – она не делала этого в прошлый раз, она исчезала, словно тень, словно призрак – и было видно, что от перенесённого напряжения – или от чего-то другого? – она чуть пошатывается. Алия краем глаза заметила, что один из пауков на арене обеспокоенно заметался, словно почувствовав что-то нехорошее, и ей тоже сделалось нехорошо.

Она посмотрела наверх и увидела, что Бабочка падает.

1 4 . Маски сброшены

В день испытания он пришел на берег,

поклонился судьям,

поприветствовал своего противника

и выпил море, как обещал –

всё, до последней капли.

Из рассказов о Блейзе Корд е


Рейне и не думал, что это так просто – забыть о долгих годах, на протяжении которых он тщательно скрывал свою сущность, прятался не только от тёмной стаи, от циркачей, от друзей, но и от самого себя. Забыть об опасности, о непременном Королевском суде, сигиле, каторге – что ещё ждало ныряльщика?

Забыть о себе.

Он вскинул руку за миг до того, как она начала падать, и выпустил мар, которым редко пользовался – многоногое, многорукое создание, обитавшее в глубинах моря, пришло на помощь охотно, протянуло длинные щупальца, и миг спустя пришло понимание – он не вытянет. Слишком высоко, слишком далеко, слишком быстро. Всё зря. Он не пожалел ни о чём, лишь стиснул зубы и влил в мар всю свою силу, всю воду своего моря, всё, что только смог.

« Чуда ждать не надо – надо делать чудеса».

И спустя ещё один миг он вдруг с удивлением понял, что она перестала падать, потому что из разных углов зала вдруг потянулись новые и новые нити, видимые лишь маринэ. Он скорее почувствовал, чем увидел, тех людей, которые ему помогали, и даже сумел этому удивиться.

Элегантный красавец в чёрном, тридцати с небольшим лет, с невообразимо холодным, словно лёд, лицом. Он часто появлялся в газетах, не узнать его было нельзя.

Седоволосый мужчина в тёмно-синем дорогом костюме; шейный платок украшен брошью с огромным сапфиром. Спокойный, властный, привыкший повелевать. Его лицо было незнакомо Рейне, и всё же он без труда понял, как зовут этого маринэ.

Двое детей, мальчик и девочка, одетые роскошно, точно две дорогие куклы. Девочка была слаба, но очень старалась, а вот мальчик – мальчик был так силён, что Рейне мог бы даже испугаться, не будь все его чувства поглощены той женщиной, что падала с паутины – медленно, медленно, словно осенний лист тихим безветренным днём, словно семечко-крылатка…

Он подхватил её на руки и прижал к груди. Никогда, больше никогда, слышишь? Зелёные глаза безмолвно спросили: зачем? Это не имело никакого значения. Да, он сошел с ума, он выдал себя, но пока ты жив, есть способы и пути, есть выходы из любых ситуаций, главное – жить.

Главное – жить.

Их затопило море аплодисментов, какого ещё не видели стены Цирка-у-реки, потому что зрители понятия не имели о том, что только что произошло у них на глазах, они думали, что всё так и задумано, они не догадывались, что это ещё не финал карнавала, это лишь его преддверие.

- Представление нужно завершить, - негромко сказала Молли, и они, взявшись за руки, поклонились. Людское море бушевало вокруг них, но те, кто помог Рейне, стояли неподвижно, будто утёсы. Их можно было узнать – да, теперь их можно было узнать, но какое это имело значение?..

Под музыку циркового органа зрители покинули зал.

Но не все.

Тишина, повисшая над ареной Цирка-у-реки, была такая, что слышно было, как шуршат в подвале крысы, как переговариваются на улице последние восторженные зрители, как равнодушно текут к Изумрудному морю воды Маронны.

Молли и Рейне стояли посреди арены. Из-за кулис выбежал Джоссеф Арлин, за ним показалась Марика в сопровождении Алии Наваро; юркой мышью проскользнул Шельми. Больше никто из цирковых не появился, и Рейне понимал, чьи люди сейчас удерживают его друзей. Он огляделся и увидел Сили Лаббера - злой и чуть-чуть растерянный цирпол держался рядом с Председателем, который лучше владел собой и сохранял невозмутимость в присутствии двух самых влиятельных жителей Тарры – Дургейна Дорхи, хозяина Тёмной стаи, и Блейза Корды, канцлера.

Никто не осмеливался говорить, пока молчал Корда. А он как будто находил некое извращенное удовольствие в молчании и смотрел на остальных со спокойным выражением лица, иссеченного морщинами, похожими на шрамы. Дорха, красавец в чёрном, тоже наблюдал за собравшимися, особенно за Рейне; на его лице играла еле заметная улыбка – такая слабая, что любой бы подумал: «Показалось». Но Рейне её чувствовал, это была улыбка хищника, который загнал добычу в угол.

- Я полагаю, - сказал Корда, - что на наших глазах произошло нечто, требующее награды. Таков Законе карнавала, я прав, господин Баррум?

- Всё верно, ваше величество, - спокойным голосом проговорил Председатель. – Троекратное исполнение полёта крылатки, одного из трюков так называемой «королевской десятки», во время Карнавала теней – это повод для награды. Однако следует кое-что уточнить.

- Уточняйте, - разрешил Блейз Корда.

- Здесь? – изумился Председатель. – Сейчас?

- А почему бы и нет? – на суровом лице Корды появилась улыбка, столь редкая для маринэ его уровня, что впору было зааплодировать. – Мы ждём.

Мальчик и девочка, стоявшие рядом с ним, следили за происходящим с необыкновенным интересом.

- Хорошо… - Председатель выпрямился, напустил на себя торжественный вид. – Вопрос, в самом деле, простой… Особа, называющая себя Бабочкой, претендует на королевскую награду, однако Закон карнавала гласит, что для этого мы должны знать её имя. Мы его не знаем, и это позволяет…

- Молли, - сказала Бабочка. – Так меня зовут.

- Молли… - повторил Председатель. – А дальше как?

- Никак. У таких, как я, есть только имена и прозвища.

- А есть ли у тебя лицензия? – вкрадчивым голосом спросил Сили Лаббер. – Потому что, если её нет, вступает в действие прецедент, согласно которому пятеро циркачей должны за тебя поручиться.

- Это совершенно лишнее, - сказал Арлин, и все взгляды обратились на него. – Лицензия у неё есть. Просто она забыла об этом.

- Но позвольте! – хохотнул Лаббер. – Как же такое может быть?

- Я сейчас всё объясню, - сказал Арлин. – Только, прошу прощения, осталась одна формальность. Рейне, подпиши, пожалуйста, эту бумагу.

Марика подошла к Рейне Сарро с конвертом в руках и остановилась, когда он красноречиво посмотрел на свои пустые ладони – чем подписывать? От неловкости их спасла Алия Наваро, которая подошла к Рейне и протянула ему короткий карандаш.

Рейне подмахнул документ, и только потом увидел, что написано в заголовке.

- Молли-Бабочка, - сказал Арлин. – Точнее, Молли Даэсса – так тебя на самом деле звали… зовут. Настоящий документ – моё завещание, которое подтверждает две вещи. Во-первых, - он глубоко вздохнул, словно собираясь нырнуть в ледяную воду. – Ты воплощенная Последняя тень. Во-вторых, я признаю тебя своей.

И стало темно.

1 5 . Седьмой нож

Классификация Теней :

Тени первого порядка – сущности, проявление которых приводит к раздваиванию (размножению) истинной тени человека; лишены сознания и дара речи; срок жизни от нескольких секунд до 2-3 недель; абсолютно безвредны.

Тени второго порядка – эфемерные призраки, повторяющие одну-две фразы; лишены сознания, не способны общаться; срок жизни составляет около 2-3 минут; безвредны.

Тени третьего порядка – призраки, в полной мере наделённые индивидуальностью и свободой воли, но не способные воздействовать на материальную реальность; могут причинить вред при условии чужой помощи; срок жизни около 1 -2 недель; условно опасны .

Тени четвертого порядка с первого взгляда неотличимы от людей, но на самом деле обладают каким-либо физическим изъяном (лишние пальцы на руках и ногах, неестественный цвет глаз или волос, нарушения внутренних органов и пр.); ср ок жизни – до 1 месяца; опасны .

Тени пятого порядка неотличимы от людей. Срок жизни зависит от возраста и физического состояния прообраза. Представляют существенную опасность для того, кто их породил , ввиду непреодолимого стремления изменить прошлое и, в зависимости от обстоятельств, восстановить справедливость .

Великая Таррийская Энциклопедия, том XXXVII

Издатель: Фонд Блейза Корды (при участии семейства Гарда, Гестия),

Тарра, 2451 год после с.и.п.


Я признаю тебя своей .

На арене «Аллегории» смертельный номер – Джоссеф Марранто, молодой, но очень успешный метатель ножей, подвергает риску жизнь своей ассистентки, которая бесстрашно смотрит на лезвия, летящие в лицо. Она не боится, потому что знает – Джоссеф родился с ножом в руке, и он не промахнётся, даже если будет спать, даже если будет мертвецки пьян, даже если будет смотреть в другую сторону…

Она не боится.

- Зачем ты это сделал?

- Потому что так надо.

- Зачем ты это сделал?!

- Потому что ты – моё отражение, моя совесть, моя память.

- Зачем…

- Тсс. Молчи. Ты ведь этого хотела на самом деле .

На арене «Аллегории» смертельный номер – Джоссеф Марранто, по странному стечению обстоятельств, пьян. Нет-нет, не мертвецки, не до дрожи в руках, он просто пропустил в обед пару стаканчиков с друзьями, Сили Лаббером, клерком из Корпорации, и Кайли Арлин, наездницей. А потом, кажется, он ещё немного выпил, оставшись в одиночестве в своей гримёрке. Но это не имеет значения, потому что Джоссеф родился с ножом в руке, и он не промахнётся, не промахнётся, не промахнётся…

- Как же ты нашла меня?

- Я просто чувствовала, что мне нужно было попасть именно сюда. Я не знала, почему я выбрала тебя! Я не хотела! Прости меня, прости меня, пожалуйста…

- Не нужно извинений, девочка моя. Трудно быть орудием в руках судьбы. Я тебе сочувствую, а ты должна мне завидовать. Я скоро буду свободен.

- Останови это. Прошу тебя.

- Нет, Молли. Ты должна это увидеть. Своими глазами.

На арене «Аллегории»…

Пряный запах опилок бьет в ноздри. Ты привыкла работать наверху, на паутине, ты постоянно забываешь, что этот запах для многих связан с цирком так же неразрывно, как для тебя – пустота под ногами и свобода в теле. Сегодня особый день – сегодня ты согласилась занять чужое место, подменить заболевшую подругу. Ты не боишься – потому что он меток, этот Красавчик Джос, двадцатилетняя звезда, которой прочат великое будущее. Вы почти не знакомы, но – кто знает? Может быть, после сегодняшнего вечера он обратит на тебя внимание. Может, что-то из этого и выйдет.

Вот только надо дожить.

- Что ты чувствуешь?

- Страх.

- А мне стало легче.

- Почему же?

- Ты скоро поймешь сама.

Надо дожить. Ты без страха смотришь на человека с завязанными глазами, который достаёт из перевязи на груди нож, примеряется, прицеливается – и бросает его. Острое лезвие вонзается в деревянный щит, к которому ты привязана, и ты слышишь его затухающее гудение возле своего левого уха. Ничего ужасного не произошло. Публика восторженно ревёт и просит повторения. Оно будет, но теперь ты можешь даже улыбнуться.

Второй, третий, четвертый ножи летят туда, куда их направляют.

Пятый.

Шестой.

Седьмой – и вдруг всё странным образом меняется. К деревянному щиту привязано чьё-то тело, чьё-то рыхлое, обрюзгшее тело, испорченное годами неумеренного употребления «болотного зелья» и дешевых сигарет, а в лице, хоть оно и серое, некрасивое, едва угадываются знакомые благородные черты… И ты летишь прямиком к шее этого человека, не понимая, как могло получиться, что ты-жертва, ты-нож, а он был метателем – и стал мишенью. Так надо?..

- Так надо.

- Н ет!

Снова ты – мишень, а нож застыл в воздухе. На лице метателя – ужас, но он ничего не может сделать, он словно муха, попавшая в смолу. Пятно на твоей шее чешется, набухает кровью, оно вот-вот прорвётся, и ты умрёшь – кто-то должен сейчас умереть, а ты уже один раз умерла, не многовато ли? Чего же ты хочешь, почему ты медлишь?

Седьмой нож становится ближе.

Лица зрителей пылают восторгом, ещё через секунду восторг сменится ужасом, а они об этом даже не подозревают, но номер – твой и Джоссефа – в середине представления, поэтому кровь вытрут, опилки заменят, и всё это время будет играть музыка, потому что представление не останавливается, никогда не останавливается. Лица сидящих в первом ряду тебе знакомы! Красивый юноша в чёрном трико паутинного танцора; растерянная и испуганная девушка в очках, рядом с ней – ещё одна с журналистским блокнотом; маленький хаотид, покрытый золотыми перьями, похожий на испуганную птицу; худощавый пожилой мужчина, обнимающий двоих детей, мальчика и девочку; и ещё один – тот, которого ты забыла и который забыл тебя…

Нож приближается.

Он попадёт в цель. Он попадёт точно в цель – в место на щите, чуть ниже твоего левого уха, близко к шее, но всё-таки далеко. Он не заденет тебя, даже не поцарапает.

Так почему же ты боишься?

- Потому что я убил тебя в тот вечер, Молли.

- НЕТ!!!

Почему ты боишься? Почему ты не можешь стоять спокойно? Уж не потому ли, что тебе неудобно и больно, ведь твоя спина – сплошной синяк, и кожа саднит так, что невозможно прикоснуться, ты потому и согласилась подменить подругу на щите, что тебе нельзя сегодня подниматься на паутину, ты сорвешься и упадёшь, ты умрешь, а ты не хочешь умирать, так ведь, Молли?

Ты должна жить, чтобы…

Ты должна жить, чтобы придумать способ отомстить человеку, который за час до начала представления прижал тебя к стене коридора возле гримёрки и, дыша в лицо алкоголем, попытался поцеловать, тогда как его свободная рука уже шарила по твоей груди и ниже, ниже. Ты плюнула ему в глаза, и тогда он взял тебя за шею, точно куклу – с паутинными танцовщицами такой фокус проделать нетрудно, они ведь все худые и хрупкие, - и ударил о стену. Раз, другой, третий.

Вот он, сидит в первом ряду, нервно поправляет алый шейный платок.

Он вспомнил.

А сейчас – седьмой нож.

- Прости меня, пожалуйста.

Седьмой нож, который попадает туда, куда должен был попасть.

1 6 . Место под солнцем

Последняя тень тень человека, возникш ая за некоторое время до момента его смерти. Последняя тень обладает совершенно самостоятельной индивидуальностью и , как правило, не помнит ничего о жизни своего прообраза; все действия тени со стороны кажутся случайными, хотя на самом деле ею управляет судьба и вся её недолгая жизнь направлена на то, чтобы отомстить обидчику или убийце, после чего тень исчезает . С уществует поверье, согласно которому последняя тень, отказавшаяся от мести, ст ановится настоящим человеком и проживает вторую жизнь.

Великая Таррийская Энциклопедия, том XXXVI

Издатель: Фонд Блейза Корды (при участии семейства Гарда, Гестия),

Тарра, 2451 год после с.и.п.


Она ждала, хотя и не признавалась себе в этом. Она ждала, и он пришел.

Три дня не прошли даром. Крыша «Места под солнцем» всё ещё щеголяла огромными дырами, выглядевшими кошмарно в свете дня, но хлам с верхнего этажа уже вынесли, и даже несведущий человек понял бы, что тут готовятся к основательному ремонту. Можно было вообразить, как красиво будет здесь, когда всё закончится. Растения в кадках, удобные скамейки, солнечный свет, падающий сквозь крышу – всё, что нужно для комфорта, особенно если кроме этого комфорта уже ничего не осталось в жизни, да и сколько той жизни…

Молли стояла у стены – в том месте, где раньше была лестница, по которой она поднималась на паутину, - и смотрела на своего гостя, не в силах сказать ни слова. Он выглядел усталым, даже измождённым, как будто не спал всё время, что они провели врозь, но это было не главное.

На его потрёпанной куртке красовался знак – серебряное око маринэ.

- Ох, Безграничность, - сказала Молли. – Что с тобой произошло?

Рейне Сарро криво улыбнулся.

- Мне дали второй шанс.

Ей понадобился день, чтобы понять, почему Рейне бесследно исчез, почему глаза Марики наполняются слезами, когда звучит его имя, почему паутинные танцоры выглядят так, словно только что вернулись с похорон , а Шельми ходит мрачнее тучи и почти ни с кем не разговаривает . Она ощутила себя в центре чёрного вихря, на маленьком островке тишины посреди бурлящей стихии. Более безумного поступка для ныряльщика, чем обращение к Высокому искусству на глазах у хозяина Тёмной стаи, нельзя было придумать. И Рейне этот поступок совершил – ради неё.

- И что теперь будет?

- То же самое, что и у всех маринэ, - ответил Рейне, пожав плечами. – Морская вода. Никакой хаотики. Можно ни от кого не прятаться, просто жить, изучать Высокое искусство…

Он замолчал, но Молли знала, что осталось недосказанным: цирк и паутина теперь были для него под запретом. Устав Объединенной цирковой корпорации строго запрещал маринэ участвовать в представлениях. Трюк, с помощью которого была спасена падающая с паутины танцовщица, оказался его последним выступлением в «Цирке скитальцев».

Но хуже всего была морская вода.

- Когда меня сегодня в последний раз привели к Дорхе, - сказал Рейне, глядя себе под ноги, - он сказал, что Блейз Корда решил подарить новую жизнь самоотверженному маринэ-нелегалу. Хотел бы я знать, почему он это сделал – из-за того, что Алия написала о нас статью, которую прочитал весь город, или из-за того, что он и впрямь способен испытывать человеческие чувства.

- Прости меня, – тихонько попросила Молли и отвернулась. Ей показалось, что стоит закрыть глаза, и весь мир исчезнет, погрузится в океан боли. Она, только она была виновата в случившемся. Он никогда бы не выдал себя, если б не пришлось кого-то спасать. – Прости меня, пожалуйста.

- Бабочка…

Он подошел, осторожно обнял её, вдохнул запах её волос.

- Ты ни в чём не виновата, глупая. Я много лет всех обманывал – всех, кроме Арлина, - но это не могло длиться вечно. Это лучший финал, чем если бы я нырнулво время выступления и кого-то накрыло бы хаотикой. Всё правильно, Молли, всё так, как должно быть.

- Как же ты проживёшь без цирка? И как цирк проживёт без тебя?

Рейне негромко рассмеялся.

- Представление продолжится, потому что так заведено. Однако оно может и завершиться, если ты не пойдёшь сейчас со мной к Арлину и не скажешь, что по-прежнему хочешь работать в «Цирке скитальцев».

- Но зачем? Я ведь не человек, - горько сказала она. – Я тень человека, который давно умер и превратился в прах.

- А я – маринэ, - отозвался Рейне. – Не боишься?

- Я чуть не убила твоего патрона, - она взглянула на него снизу вверх. – Я чуть не уничтожила ваш цирк.

- Так ведь Арлин не умер… никто не умер, хотя у господина Лаббера случился небольшой сердечный приступ. Да и цирк ещё жив. От тебя зависит, будет ли он жить дальше.

- Что ты имеешь в виду?

Рейне достал из кармана завещание Арлина.

- У него нет детей, его жена давно умерла. По закону в таких случаях наследует признанная тень… неважно, чья. Он это знал – он думал, что умрёт, - и, чтобы не было никаких вопросов, всё написал прямым текстом. Подписи двоих свидетелей имеются. Когда-нибудь этот документ вступит в силу. Ты ведь понимаешь, что до этого момента тебе нужно многое успеть?

Молли смотрела на сложенные вчетверо листы бумаги и дрожала.

- Рейне…

- Постой, помолчи, - он поднял руку в упреждающем жесте. – Я хочу сказать, что ты можешь сейчас всё забыть, остаться здесь, продолжать ухаживать за своими друзьями, пока перед ними не откроется последняя дверь. Это естественно – после всего, что с тобой случилось. Можешь считать меня бесчувственным маринэ, если хочешь, я не знаю, может быть, я и впрямь становлюсь им. Или стану. В самом скором времени. В любом случае, я не смогу помогать Арлину, как делал это раньше, а Марика – хм, у неё совсем другие таланты. Кто-то должен занять моё место.

- Ты справишься?

- У меня есть выбор?

- А я? – тихонько спросила Молли. – Кто займёт твоё место рядом со мной?

- На освобождение этого места, - серьёзно произнёс Рейне, - я бы не рассчитывал.

Она шагнула к нему в объятия, и больше не было сказано ни слова.

Серый мотылёк незамеченным выпорхнул сквозь дыру в крыше; он торопился сообщить той, которая его послала, о том, что законы Безграничности вновь сработали так, как и следовало ожидать – стоило одной истории закончиться, как тотчас же началась другая.