Кто ответит? [Андрей Алексеевич Молчанов] (fb2) читать постранично

Андрей Алексеевич Молчанов Кто ответит?

Эту могилу он уже видел. Стандартную, ничем не примечательную: черный мраморный обелиск с выпуклым овалом фотографии, имя, даты рождения смерти, у подножия надгробия — фиолетово-блекло понурые анютины глазки.

Здесь он оказался случайно. Таксист, попутно решив заправиться, свернул с магистрали к колонке. Дорога шла в объезд кладбища и, глядя на рябившую оконце дощатую ограду, он, преодолевая внутреннее сопротивление, попросил остановить машину. В конце концов торопиться было некуда. До отправления поезда еще оставался час, томиться в зале ожидания, в толкучке и суетном гомоне спешащих людей, не хотелось, и провести это время можно было здесь, на кладбище. Ибо единственное, что связывало его с городом, был именно этот черный стандартный обелиск, на котором высечена его, Ярославцева, фамилия…

Впервые он увидел могилу несколько лет назад, когда проходил мимо, но с тех пор стал видеть сны — тяжелые, страшные… Порою боялся уснуть, удерживая себя на зыбкой, качающейся грани дремы. Только бы вовремя очнуться. Не сорваться туда, где поджидает прошлое…

Накрапывал дождь — редкий, он, казалось, висел в воздухе — тяжелом и горько-пряном от первых запахов осени. Сентябрьский, еще не промозглый дождь. От поникшей листвы кладбищенской сирени уже веяло холодком; сумерки были черны, и случайный ветерок вороват и остр.

Он ступил на тропинку, и уже направился к могиле, но раздумал, свернул к выходу.

Он заметил их.

Непонятно, что делали в поздний час девочка и женщина на кладбище, у этой могилы.

Он знал когда-то и женщину, склонившуюся над увядающими цветочками, и девочку, стоявшую рядом, жавшуюся в тонком плащике. Поспешно уходя, расслышал голос девочки — родной до боли:

— Мама, смотри, как он похож на папу…

— Танечка, не говори глупостей…

— Ну, мам… Пойдем в машину. Дядя Толя ругаться будет. Поздно ведь… Вторая серия скоро начнется, а ему еще в гараж заезжать, не успеем… Весной приедем, все здесь уберем. Темно же, мам…

Он ускорил шаг. Взглянул на часы. До отправления поезда оставалось сорок минут. Как раз, чтобы успеть приехать на вокзал автобусом. Такси решил не брать. Денег было мало, а еще предстояли дорожные траты.

В серой «Волге», одиноко торчавшей возле кладбищенских ворот, томился, очевидно, «дядя Толя». Не без труда он припомнил этого человека: то ли из внешней торговли, то ли из Министерства иностранных дел… Основательный, неглупый чиновник. Вероника выбрала надежный вариант.

Подумал с досадой: я допустил ошибку. Мертвым нельзя приходить к живым. И теперь я понял, почему нельзя — больно, и все места заняты… навсегда!

ИЗ ЖИЗНИ АЛЕКСЕЯ МОНИНА

Тетка была сварливой, толстой, от нее вечно пахло прокисшим борщом, рыбой и хозяйственным мылом. Соседки по большому пустынному двору — общему на три мазанки — дружно переругивались с ней по всякому поводу. Впрочем, едва ли не полгорода открыто враждовали с этой издерганной, крикливой женщиной. А она, взвинченная бесконечными стычками, вымотанная стиркой, возней с чахлым огородом, срывала все на нем, на мальчишке.

— У, поганец! — теребила в бессильной ненависти его выгоревшие на южном солнце вихры распаренными, в морщинах пальцами. — Всю жизнь сломал! Ты да мать твоя, гадина, из-за нее все! За что только крест тащу!

Он не хныкал, не огрызался, терпеливо, не по-детски, пережидая ее истерику.

Собственно, ребенком он себя и не помнил. Всегда был взрослым, потому что детство пришлось на войну.

Отец — рабочий в порту, погиб при первой же бомбежке, оставив в его сознании ощущение чего-то сильного и надежного. А мать вспоминалась, только когда смотрел на фото, которое тетка прятала в комоде. Миловидная, волосы, уложенные «корзиночкой», тихая, застенчивая улыбка… А после всплывали ее слова — далекие, как бы приснившиеся: «Лешенька, сынок, если увидишь дядю Павла… Передай: мама наказывала отдать куклу…» И отчетливо виделось последнее из того дня: ситцевая занавесочка, опасливо отодвинутая рукой матери, напряженное лицо, а там, за окном, — пятнистый кузов машины, из которого ловко выпрыгивали большие, сильные солдаты с окаменевшими лицами…

С треском ударили в дверь.

Мать вывела его через черный ход.

— К тете беги. Быстро, Леша…

И все. Мамы не стало. Он прибежал к тете, расплакался. Картавя слова, рассказал о страшной машине и заснул в слезах. А когда проснулся, уже была другая жизнь. Без мамы.

Однажды вскользь тетка буркнула: дескать, мать была связана с партизанами, после ее ареста пошли провалы и… кто знает, не повинна ли в них она? Но толком никто ничего не знал. Однако слушок креп, и, взрослея, Алексей все отчетливее ощущал отчуждение взрослых и сверстников. Друзей у него не водилось. Мальчишки, наслушавшись всякой разности от взрослых, сторонились его, хотя и не задирали, побаивались. В драке он был беспощаден и к себе, и к обидчикам: шел напролом — до конца и