Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
Никита Ненашенский, молодой безработный программист, уволенный за отсутствия в голове прогресса, просыпался в ужасном настроении. Даже днём, во время нудной подработки по вбиванию текстов классиков в школьные базы упрощённых программ, он не чувствовал себя так гадко, как в эту ночь. Заботясь о будущем поколении и улучшая процесс восприятия текста, он машинально выбрасывал из великих творений предложения, абзацы, а иногда даже целые страницы. Сканер имелся в наличии, но постоянно барахлил, и Никита целыми днями, будто композитор Стравинский стучал по клавишам.
«Главное не терять смысл», — размышлял Никита.
Но смысл терялся, правда, ненадолго из его личной жизни. От него, случайно забрав последние наличные, оставив лишь короткую записку «извини», ушла любимая девушка Лёля. У Лёли была страсть к «одноруким бандитам», но битва за прибыль почти всегда заканчивалась, не в пользу хрупкой девушки. Проигравшись в пух и прах, через день, максимум через три, Лёля возвращалась и просила прощение.
В отсутствии Лёли, находясь в скверном положении обманутого лузера, в порыве мести, а может быть, для поднятия духа он в одном значимом трагичном томе изменил конец на хеппи-энд. Вот тогда-то всё и началось.
Ночью, во время сна, к нему без приглашения пришли. Обиженный писатель, сотрясая воздух угрожающим тоном, пробасил:
«Что ж ты, сукин сын, сделал?! Я, ваше всё, а ты меня редактировать вздумал! На вилы тебя поддеть надо!»
Когда угрозы писателя вышли за рамки приличия, Никита взял себя в руки и проснулся. Но отдохнуть и хорошо выспаться не удалось, да и фраза «на вилы тебя поддеть надо» засела словно заноза. Как ни старался Никита вытряхнуть её из головы, всё было тщетно.
Передвинув стрелки будильника на сутки вперёд, пятницу поменяв на субботу, Никита почувствовал себя немного лучше. Тем более в субботу должна вернуться и попросить прощенье Лёля.
«Опять будет хохотать», — подумал Никита.
(Чем больше проигрывала Лёля денег, тем больше она хохотала).
Прося прощенье за очередной проигрыш, Лёля, естественно, хохотала, и слушать её без слёз Никита просто не мог, поэтому, как только хохот достигал запредельной октавы, программист весь в слезах бедную Лёлю прощал.
В дверь позвонили.
Это была ни его возлюбленная. Имея маленький детский рост, Лёля не дотягивалась до звонка и обычно стучала.
Лёгкими шажками, словно говоря непрошеным гостям: зачем же звонить? Ведь меня для вас нет. Никита прижался к входной двери и глянул в «глазок». Последнее время «глазок» мучился катарактой, и Никита смог увидеть за дверью лишь расплывчатый, обтекаемый силуэт.
Когда прозвенел третий звонок, и действие само собою началось. И на вопрос: быть или не быть? Никиту уже никто не спрашивал. Программист-неудачник был вынужден распахнуть дверь.
Подозрительно щурясь, вошёл сержант в новом костюме от фирмы «Адидас», с пришитыми на скорую руку (тремя) лычками. Он двигался угловато и не совсем уверенно, так как звание получил намедни.
— Никита Ненашенский? — показывая удостоверение, брезгливо спросил сержант.
— Да, но…
— Лёля Ненашенская вам кем приходится?
— А в чём собственно дело?
— Дело в том, что она обвиняется в крупной растрате бюджетных средств, в финансировании одноруких бандитов и в агитации.
— Послушайте серж… — растирая от волнения потные ладони, сказал Никита.
— Серж? Нет, нет! — Свыкаясь с обстановкой парировал сержант. — Фамильярности я от вас не потерплю, господином можете меня не называть, а вот сержантом с большой буквы обязаны.
— Хорошо господин Сержант.
— Так-то лучше… Так кто она вам: жена, любовница, сестра?
— Я не смогу ответить пока с ней не переговорю. Вы её арестовали?
— К сожалению нет. Однорукие бандиты оказали сумасшедшее сопротивление. А когда к нам подоспело подкрепление, эти отморозки взяли её в заложники. Скажите: вы смогли бы уговорить их сдаться? Жизненно важно избежать кровопролития. Между прочим, это и в ваших интересах. Это ведь вы вовлекли её в эти банды, давали денег, советовали на кого ставить.
— Да, нет… Я…
— Вы! — Сержант ткнул пальцем в Никиту. — Вы, за всё ответите! Зачем вы правили труды незабвенных классиков, тем самым, вводя в заблуждение молодёжь? А-а-а?!
— Это ошибка…
— Ошибка?! А это что такое? — Сержант подбежал к мусорной корзине и вытащил скомканные листы. Это не ошибка, это доказательство вашей вины!
— М-м-м…
— Что вы мычите как телёнок? Хотите сказать, что вам это подбросили? Чьи это труды? — разглаживая скомканные листы, спросил Сержант. — Что-то почерк незнакомый. А-а-а?
— Писателя Г., — Никита с потухшим взглядом присел на диван. — Что теперь с нами будет?
— От пяти до десяти… — продолжая читать, сказал Сержант.
— Но послушайте! На той неделе я работал в секретном архиве и мне попался на глаза приказ. Что этого Г. назначили в «классики» волевым решением. И ещё была приписка: «внедрить в массы миллионные тиражи». А что касается Лёли, я всё сделаю, чтобы её спасти.
— Ух, ты зараза…
Сержант отбросил в сторону листы, которые читал, будто обжёгся ими. Его уверенное лицо мгновенно прокисло.
— Дайте воды! — приказал Сержант.
Никита откупорил бутылку с минералкой и, плеснув жидкость в стакан, придвинул к Сержанту. Мелкие пузырьки, почувствовав свободу, кинулись врассыпную: сначала на стол, затем под него. Всё произошло настолько быстро, что Сержант успел лишь промокнуть ладонь в остатке убегающей воды и смочить пересохшие губы.
— Я узнал этого Г., ещё в школе меня выворачивало наизнанку, когда я его читал. Редкая муть.
Никита не возражал.
— Но всё равно, — немного приходя в себя, сказал Сержант. — Искажать классика вы не имели право.
— Хорошо, я всё исправлю, — поднимая рукопись, сказал Никита. — А что касается Лёли, я люблю её, Сержант! Очень люблю! Без неё мне не жить!
— У вас есть её фото?
— Да.
— Дайте.
Пока Никита ходил за альбомом Сержант мельком взглянул на наручные часы.
— Вот, — передавая альбом, сказал Никита. — Здесь она вся.
Сержант открыл альбом и вскрикнул:
— Ой! Это же она! Скорей! Бежим! — включая секундомер, крикнул Сержант — Штурм назначен на обеденный перерыв, а до него ещё полчаса. Успеем!
— Кто она?! — бросаясь вдогонку за Сержантом, успел крикнуть Никита.
* * *
Никита и Сержант бежали по городу. Круглая дата писателя Г., по счастливой случайности, совпала с красным числом выходного дня. Повсюду висели картины, на которых классик в косоворотке с вилами на плече декламировал цитаты из своих лучших творений. Оркестры трубили звуки на любой вкус, у передвижных киосков раздавали бумажные цветы и цветные воздушные шарики, ряженые артисты, подглядывая в шпаргалки, читали творения юбиляра. Аборигены и их семьи с утра заполонили улицы, переулки и тупики. Суетно нагуливая аппетит, многие надеялись поучаствовать, «на халяву», в меню праздничного банкета. Что он состоится ни у кого не вызывало сомнения.
Едва успевая за Сержантом и боясь потеряться, Никита ухватился за полу его куртки. Блюститель порядка, пропуская крики возмущённых мимо ушей, протыкал толпу, словно шар боулинга. Будто кегли падали люди, одни поднимались, другие так и оставались лежать с деревянными лицами, так как были в стельку пьяны.
Когда Никита услышал знакомый бас, у него закружилась голова.
— Ты что, сукин сын, не видишь куда бежишь?! На вилы тебя поддеть надо!
— Сержант, это он!! — завопил Никита.
— Кто он?!
— Г…
— Брось вилы, писатель, — уходя от колющего удара, выкрикнул Сержант. — Холодное оружие всё-таки.
Рядом в десяти шагах, левее бегунов, стоял ещё один вилоносец и после громких дифирамбов самому себе пил разливное пиво.
— Сержант, смотри ещё один! — крикнул Никита.
— И тоже с вилами! — разбивая очередную толпу, поддакнул Сержант. — Нужно потом у него спросить, зачем он писал такие мутные романы?
* * *
Казино, где Лёля сидела в заложницах, был взят в плотное кольцо вооружёнными людьми. Тучный мужчина в штатском, по всей вероятности, переодетый командир, так как давал уставные команды и имел грозный вид, чеканя шаг, ходил перед строем спецназа. У спецназовцев было скверное настроение: во-первых, их лишили обеда, во-вторых, выходного дня, а в-третьих, дубовые одежды не пропускали воздух. Солнце разогрело город до невыносимой жары. В пятый раз, повторив одну и ту же команду: «Всем ясно», командир впился в черные маски специальных солдат. Получив от них, в десятый раз, утвердительный ответ: «Ясно всем», он уже хотел скомандовать:
«На старт! Внимание! Марш!»
Как внезапно перед ним вырос знакомый нам Сержант.
— Стойте! — тяжело дыша, выпалил Сержант.
— В чём дело Сержант?! — рявкнул командир.
— Там, — Сержант указал на казино, — моя дочь!!
— Что?! — вспылил стоящий рядом Никита. — И ты Молчал!
— Это ещё кто?
— Это её, надеюсь, муж. — Сержант вытер со лба пот. — Отмените операцию.
— Это исключено! — поворачиваясь к ним спиной и поднимая вверх руку, бросил командир. — На старт! Внимание! М-м-м…
Внезапно площадь, словно высохшее озеро, со всех прилегающих улиц наполнилась народным гуляньем. Толпа голосила:
— Да здравствует писатель Г.! Организаторам банкета, ура! Литературу по доступным ценам в массы!
Кто-то завопил:
— У-у-у, душегубы!
В ответ командир, будто туча, разрядился зигзагом молнии:
— Марш!!!
Первая людская волна накрыла спецназ, вторая — красного как рак командира. Он несколько раз пытался вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха, но круговорот тел увлёк его на дно стучащих каблуков. Один из них, извращённо тонкий, принадлежащий, по-видимому, острой на язык даме, потому что это она кричала: «Душегубы», оказался между толстых ляжек командира.
— Отставить!!! — что есть мочи завопил он.
Услышав любимую команду, несмотря на сильное давление толпы, специальные солдаты организованным строем рванули в столовую кушать. Сержант, а за ним Никита ринулись в образовавшейся коридор и через мгновение оказались у главного входа в казино, двери которого были как нестранно нараспашку.
Первый, кто попался им на пути, был, естественно, однорукий бандит, возможно главарь, так как занимал практически весь проход. Но его вид не вызывал опасение, скорее наоборот. Он находился в ужасном, полуобморочном состоянии, в глазах застыла пустота. Кто-то в прямом смысле раздел его и, возможно, отнял деньги. Дальше, хуже. Кровавый закат навылет прошил глухую темноту игрового зала, где в отвратительных позах валялись однорукие и безрукие бандиты, потрошённые самым немыслимым образом.
В конце зала, на вершине огромной горы из бумажных купюр, словно скалолазка, покорившая самую невозможную высоту, сидела счастливая Лёля.
— Лёля! Дочка! — позвал Сержант.
Никита стоял в стороне.
— Отец! — скатываясь с горы, закричала Лёля. — Откуда ты взялся!
— После того, как ты убежала в город, я был вынужден пойти в сержанты, чтобы отыскать тебя.
— Познакомься, — сказала Лёля. — Это Никита — мой муж.
— Да мы, собственно, знакомы.
Никита подошёл и взял Лёлю на руки.
— Ха-ха-ха! — рассмеялась она.
— Что, опять продула?!
— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! — продолжала смеяться Лёля.
P.S
До конца уходящего и до начала следующего дня осталось лишь несколько несказанных фраз.
— Хорошо провели время, — опираясь на вилы, сказал первый писатель.
— Народная любовь дорогого стоит, — мечтательно улыбаясь, вставил второй писатель.
Третий писатель одобрительно кивнул взглядом сильно пьяного человека.
28.07.08
Последние комментарии
6 часов 1 минута назад
6 часов 5 минут назад
6 часов 17 минут назад
6 часов 18 минут назад
6 часов 33 минут назад
6 часов 49 минут назад