Брачные узы (СИ) [Юлия Исаева] (fb2) читать постранично

Юлия Исаева Брачные узы

Глава первая: Бал

Юная София рэи'Бри^[1] выросла по-настоящему красивой девушкой, но не имела от того никакой пользы. Её душа, помещенная в хрупкое, словно кукольное тело, ощущалась отдельно от него, и это несоответствие служило причиной многих переживаний. Упругие светлые почти белые кудри, почти прозрачные, но не пустые, а восхитительно глубокие серые глаза, тонкое личико с изящными чертами, мраморная кожа, чуть тронутая румянцем на щеках и скулах, высокая шея, узкие покатые плечики, аккуратная грудь, осиная талия, ещё не оформившиеся до конца, но уже приметные, бедра, стройные ножки с тонкими щиколотками и маленьким детским размером стопы составляли резкое противоречие с живым, пытливым умом, непреодолимой прямотой и взрослой непоколебимостью взглядов. Вот и теперь, в день примерки нового платья, София хмурилась, придирчиво изучая свое отражение в высоком фамильном зеркале.

— Мари! Почему вместо стойки — вырез и рукава позволяют разглядеть локти? — возмутилась юная илле^[2], обращаясь к пожилой швее. Та лишь сокрушенно качала головой, не зная, что возразить на упреки господской дочки, — Я не могу явиться на бал в таком… открытом наряде.

— Но, илле, вы так красивы! К чему надевать строгие платья? Тем более на праздник! — не выдержала женщина, закончив с подолом и поднимаясь с колен.

— Моё положение требует проявлять сдержанность и такт, а ваше — покорность, — спокойно заметила София, разглаживая несуществующие складки на мягкой поверхности верхней юбки, — Переделайте.

— Но её светлость настаивала на этом покрое, — робко возразила крайне взволнованная Мария.

— Мари, ну, в самом деле, разве ей его носить? — раздраженно поинтересовалась София, — Моя мама вольна хотеть, чего угодно, я же требую закрыть всё, кроме лица и ладоней.

— Как скажете, ваша светлость.

— Вот и славно! — София тут же оживилась и принялась расписывать Марии, какой высоты должна быть стойка, и чем следует украсить её резной край. В остальном платье смотрелось волшебно, даже сама его владелица не могла не отметить, как прекрасно сочетаются ткань и кружева, как точен силуэт, как послушны легкие юбки, и как насыщенный цвет спелого баклажана выгодно оттеняет волосы и глаза, делая их выразительнее и ярче.

Когда платье было тщательно осмотрено, а необходимые изменения обговорены с точностью до нитки, в комнату юной рэи'Бри вошла её светлость Лайна рэи'Бри, урожденная рэи'Каври — худая слабая женщина сорока девяти лет, сохранившая лишь тень былой красоты. Четыре беременности, две дочери и один уцелевший сын плохо сказались не только на её внешности, но и на здоровье. Мать Софии надорвала сердце и имела повышенную чувствительность к погоде, из-за чего нередко страдала мигренями и отсутствием аппетита.

При виде дочери черты лица её светлости разгладились, и сквозь них будто по волшебству проступила прежняя прелесть. Илле Лайна сделалась почти точной копией собственной дочери, лишь взгляд полный материнской любви выделял её на фоне совсем ещё неопытной Софии.

— Мамочка! — поприветствовала София, не рискуя пошевелиться, чтобы не сбить булавки.

— Софи, ты прелестна, и вырез то, что надо! — одобрила её светлость, с удовольствием разглядывая дочь.

— Вот уж нет, — тут же возразила девушка, спрятав приветливую улыбку.

— Как же нет, если да, — настойчиво повторила Лайна и обошла дочь кругом, желая лучше рассмотреть все детали наряда, — У тебя такая красивая шея. И руки под стать. К чему это безумное стремление скрыться с глаз? На тебе из тебя и так только и остается, что непослушание и упрямство.

— Характер никакое платье не исправит, — справедливо заметила Софи, глядя на мать через отражение в зеркале. Женщина пощупала ткань, погладила кружево и удовлетворенно похлопала по плечу стоящую в стороне Марию.

— И всё же, так лучше, — задумчиво призналась её светлость, встретившись взглядом с отражением серых глаз своей дочери.

— У нас совершенно разные вкусы, — заключила София, не желая пререкаться. Мать всегда вызывала в ней смешанные чувства: нежность, протест и трогательную жалость к стареющей женщине, находящей скучным всё, кроме забот собственных детей. Иногда внимание её светлости становилось невыносимым, тогда София предпочитала избегать частых встреч и долгих разговоров, чтобы не дай бог не взволновать и не обидеть впечатлительную Лайну.

— Я пришла предупредить, что сегодня к ужину мы с его светлостью ожидаем важных гостей, — легко меняя тему, призналась Лайна, помогая дочери справиться с лентами корсета.

— Мне следует ждать от тебя наставлений? — предположила София сквозь усмешку.

— Мари, помоги илле раздеться и запомни — шить по тем эскизам, что выбрали мы с Глорией, — проигнорировав заданный Софией вопрос, велела её