После потопа [Андрей Иванович Колганов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Андрей Иванович Колганов ПОСЛЕ ПОТОПА

Книга первая. Выжившие

Предисловие автора

События, изображенные в этой книге, находятся в весьма странном отношении к действительности. Ясно, что они не происходят сейчас. Более того, как может сообразить сам читатель, опираясь на даты и обстоятельства, упоминаемые в тексте, эти события никак не могли произойти в прошлом, и, скорее всего, не смогут произойти в будущем. Слишком уж много допущений, и притом довольно-таки произвольных, вводится мною, чтобы мотивировать действие романа.

Однако мною руководило интуитивное убеждение, что все-таки я рисовал не совсем выдуманную картину. Кто знает, что может случиться — или уже случилось — со всеми нами? И хотя все, что произойдет, произойдет иначе, чем в тексте, и люди, с которыми это произойдет, будут другими, о романе можно сказать словами, употребляемыми обычно по другому поводу, но применимыми (с соответствующей поправкой) и в данном случае: «в каждой шутке есть доля шутки».

Итак, действующие лица романа целиком взяты из жизни, хотя и не совпадают с реально существующими людьми. Любое несходство полностью лежит на совести автора.

Место действия романа не вымышлено, хотя в него и внесены разного рода изменения по сравнению с реальной территорией. Например, «пятьсот двадцатый» завод действительно существует, но расположен в другом месте, и рядом с ним (да и вообще в этом городе) нет и не было «завода тонкой химической технологии». Те, кто узнает описанные в романе места, сами смогут судить о внесенных мною изменениях. Для остальных же читателей это не имеет вовсе никакого значения.

Некоторые события, изображенные и упоминаемые в романе, возможно, имели, имеют, или будут иметь место в действительности, хотя и в виде, и в сроки, весьма отличные от представленных в романе.

Именно реальная возможность событий, в чем-то существенном (хотя и не в деталях) подобных изображенным мною, и пробудила мой собственный интерес к созданию литературного образа как этих событий, так и участвующих в них лиц. Я намеренно отказался от попытки дать возможно более точную реконструкцию вероятного будущего. Такая попытка, даже если верить в собственную гениальность, заведомо во многом будет отклоняться от реального развития событий. Поэтому я и позволил себе задать ряд обстоятельств произвольно. Однако уже в рамках своего авторского произвола я постарался далее следовать логике обстоятельств и характеров. Насколько мне это удалось — судить вам.

Пролог

Виктор Калашников, специалист по промышленной социологии, оказался в Городе не в самое удачное время — в конце марта. Погода была сырая и промозглая, столбик термометра устойчиво держался немного выше нуля. В отличие от Москвы, снег уже явно начал сходить, хотя повсюду еще можно было увидеть грязно-серые слежавшиеся сугробы.

Еще месяц назад Виктор и не предполагал, что окажется в Городе по какой-либо иной причине, кроме летнего отпуска. Родители его уже покинули этот мир, а почти со всеми школьными друзьями, остававшимися в Городе, он давно не поддерживал никаких контактов. Однако каждым летом он регулярно появлялся в Городе, чтобы провести отпуск на расположенных неподалеку не слишком дорогих (но, к его сожалению, дорожающих год от года) балтийских курортах.

На этот раз, однако, дело обстояло иначе. Завод радиолокационного оборудования, давно уже превратившийся в АО с красиво-бессмысленным названием (и выпускающий уже в основном не это оборудование), но больше известный среди старого поколения горожан под своим прежним именем, как «пятьсот двадцатый», пригласил его в числе группы московских специалистов для разработки системы управления персоналом. Хотя предложение было довольно выгодным, да к тому же на заводе начальником экспериментального цеха работал его приятель еще со школьных лет, Юрка Сухоцкий, Виктор ехал туда без особого энтузиазма — на западных рубежах было неспокойно. Беспокойство подогревалось тем, что Город находился в небольшом анклаве, окруженном со всех сторон не очень-то дружественными государствами.

За несколько дней пребывания в Городе чувство беспокойства только усилилось. Это не было какое-то интуитивное предчувствие — обстановка накалялась на глазах. Уже в поезде, идущем на Запад, Виктор валяясь на верхней полке купе, от нечего делать слушал радио — взятые им в дорогу два детектива были уже давно прочитаны: Международные сообщения внушали тревогу…


«…Согласно официальной информации Правительства Украины, вчера вечером у подъезда собственного дома был застрелен начальник Киевского управления внутренних дел. После вчерашнего неудачного покушения на заместителя министра национальной обороны, это уже второй за последние дни серьезный террористический акт, ответственность за который взял на себя Корпус сичевых стрельцов, известный своими тесными связями с ОУН-УПА.

Канцелярия Президента Украины опубликовала заявление с решительным осуждением прокоммунистических сил, начавших в ряде областей страны формирование незаконных вооруженных отрядов.

В тот же день Коммунистическая партия Украины и Народно-социалистическая партия Украины выступили с опровержением, согласно которому отряды Добровольного резерва национальной армии, во-первых, не являются вооруженными формированиями, во-вторых, не подчиняются каким бы то ни было партийным органам, а находятся под контролем местных военных комиссариатов.

В Харькове толпой демонстрантов под красными знаменами было разгромлено и подожжено помещение местного отделения ОУН-УПА. Силам охраны порядка и пожарным удалось оттеснить демонстрантов от здания лишь после упорных столкновений, длившихся около часа.

В Львове опубликовано обращение Национального Правительства Украины в Галиции, в котором сообщается, что ситуация во Львове полностью находится под контролем Национального правительства. Национальное правительство призвало „всех соотечественников на Украине и за рубежом, и всех друзей украинского народа поддержать справедливую борьбу украинцев против национал-предателей, узурпировавших власть в Киеве, и пытающихся вновь надеть на народ Украины москальское ярмо, скинутое героической борьбой более двух десятилетий назад“.

По сообщениям иностранных информационных агентств, на Западной Украине продолжаются нападения отрядов УПА и Корпуса сичевых стрельцов на расположения частей национальной армии Украины и попытки захвата тяжелого вооружения. В некоторых случаях нападающие не получают никакого отпора. В ряде мест происходят вооруженные столкновения между военнослужащими, ориентирующимися на Львовское и на Киевское правительства. На окраине Львова, в районе аэропорта, где скопилось несколько тысяч противников Национального правительства в Галиции, все еще слышна интенсивная стрельба из стрелкового оружия…»


Когда Виктор начал добросовестно отрабатывать контракт на «пятьсот двадцатом», сообщения сделались еще тревожнее. Вооруженные столкновения распространились почти на всю Западную, а частично и на Центральную Украину. В Венгрию, Словакию, Белоруссию и Польшу потянулись беженцы. Галицийское правительство обвинило Россию и Беларусь в стремлении к ползучей оккупации Украины и во вмешательстве в вооруженную борьбу на Украине на стороне своих киевских ставленников.

26 марта на территорию Украины были по просьбе Киевского правительства и по решению ООН введены миротворческие силы. Костяк этих сил составили части НАТО. Почти сразу отношения между Киевом и командованием миротворцев стали напряженными и портились день ото дня. Протест Киевского правительства против предвзятого комплектования миротворческого контингента не возымел действия. Немного погодя начали происходит инциденты с применением оружия между войсками НАТО и частями, верными Киеву. Национальное правительство обвинило ряд членов НАТО в открытой военной поддержке галицийских сепаратистов. Правительство России выступило с предупреждением против попыток нарушения суверенитета и территориальной целостности Украины…

В России был проведен частичный призыв резервистов, а приятелю Калашникова Юрке Сухоцкому было поручено привести в полный порядок заводское противорадиационное убежище.

Глава 1. Закупорены

6 апреля было ветрено и сыро. Резкие порывы западного ветра хлестали прохожих мелкой водяной пылью. Впрочем, ни Виктора, ни его друга это не волновало. Юрий уже который день почти безвылазно сидел в убежище, стараясь привести его в полное соответствие с инструкциями, оставшимися еще с советского времени, с грифом уже давно не существовавшего штаба Гражданской обороны Города. Убежище сохранилось еще со времен второй мировой войны. Добротная немецкая железобетонная постройка была где-то лет 30–40 назад (еще в советское время) превращена в показательный объект, для чего подремонтирована, в ней была восстановлена электропроводка, установлены новые герметичные стальные двери на входе, смонтированы фильтро-вентиляционная установка и резервный электрогенератор с ножным приводом.

Юрий отчасти был рад представившейся возможности безвылазно сидеть на работе. Можно было, во всяком случае, немного отдохнуть от вечного нытья жены, от ее постоянных требований добыть деньги на покупку то того, то другого, от ее постоянных перебранок с его отцом. Но вот отец его беспокоил. Здоровье у него было уже неважное, и Юрию не хотелось оставлять его на попечение жены — любая их ссора могла привести к скачку давления, к сердечному приступу, да мало ли что еще могло случиться. Однако в любом случае никто не интересовался его желаниями, и убежище надо было приводить в достойный вид.

Проявляя свои природные изворотливость, изобретательность и нахрапистость, Сухоцкий раздобыл 420 матрацев, получил двух плотников для ремонта подгнивших трехъярусных нар, выбил деньги для закупки штатного резерва воды и пищи. В коридорах убежища к концу третьих суток работ громоздились сотни пластмассовых десятилитровых канистр с питьевой водой, четыре спешно вычищенные стальные емкости по 6 тысяч литров заполнялись водой для санитарно-гигиенических нужд из водопровода.

Виктор, из-за объявленного на заводе режима расконсервации мобилизационных мощностей оказался, как и вся команда московских специалистов, не у дел. Чтобы не болтаться бестолку, он решил хоть чем-нибудь подсобить своему другу, и теперь был, что называется, «на подхвате». После нескольких дней беготни со всякими срочными поручениями Сухоцкого, Виктор с сегодняшнего дня принялся за починку умывальников и туалетов, пребывавших в весьма плачевном состоянии. И если заменой проржавевших труб занималась бригада слесарей с завода, то на долю Виктора выпала установка новых раковин и «елочек» на умывальники и новой арматуры на сливные бачки.

Между тем сообщения, поступавшие по телевизору, установленному в маленькой комнатушке с табличкой «Комендант убежища», становились не просто тревожными — угрожающими. На границе Украины и Белоруссии начались стычки, в водоворот которых постепенно втягивались не только отряды УПА и белорусской погранохраны, но и Национальная армии Украины, НАТОвские «миротворцы», Белорусская армия… Правительство России выступило с заявлением, что оно, верное союзническим обязательствам перед Беларусью, будет рассматривать любой акт агрессии против нее как нападение на собственную территорию.


Теперь уже вряд ли историки докопаются до того, кто отдал первый приказ о применении оружия по территориям, еще не затронутым конфликтом. Но как бы то ни было, капитан крейсера УРО, входившего в группу американских кораблей, недавно занявших позиции у побережья польского Поморья, получил соответствующий приказ, и сейчас вводил в систему управления ракетным огнем коды допуска…


Вахтер убежища, которого все звали «дядя Вася», хотя по жизни был он Николаем Васильевичем, громко крикнул откуда-то из глубины коридора:

«Эй, комендант! По твою душу пришли!»

По Юркину душу явилась целая толпа — по распоряжению Областного управления по чрезвычайным ситуациям школам было предписано ознакомить учащихся с устройством убежищ и правилами их использования. Во вполне привычной в таком деле неразберихе у входа в убежище столкнулись сразу две большие группы из разных школ, в каждой почти по две сотни человек из классов с десятого по пятый.

Юрка не стал долго разбираться, кто что напутал и почему, а решил разом избавиться от этой толпы экскурсантов, быстренько проведя через убежище всех скопом. Виктор отложил веник, которым подметал с пола умывальной всякий мелкий мусор, оставшийся после ремонта, и пошел подсобить другу.

Школьники шумной массой затекли под плоские железобетонные перекрытия убежища. Сухоцкий, пытаясь перекричать шум, начал объяснять, обращаясь не столько к подросткам, сколько к сопровождающим их учителям, устройство и назначение герметичных дверей. Затем он показал им нары, запасы воды и продовольствия, кратко объяснил, как надо пользоваться ФВУ — фильтро-вентиляционной установкой. Разновозрастная галдящая толпа проходила мимо отдельной комнатки, где была установлена ФВУ. Ребята и девчонки вытягивали шеи, пытаясь из-за спин своих товарищей разглядеть толстый цилиндр, выкрашенный защитной краской, с нанесенной черными буквами и цифрами непонятной маркировкой. Самых смелых, тянувшихся потрогать всякие рукоятки и переключатели, Юре приходилось то и дело осаживать.


В это время оперативно-тактическая ракета с ядерной боеголовкой, пущенная с американского крейсера, стоявшего в Гданьской бухте, уже выжгла горючее стартовых ускорителей и летела за счет тяги маршевого двигателя.

Радиотехнические службы ПВО засекли ракету уже через несколько минут после пуска. Было еще не слишком поздно, чтобы зенитные средства могли сбить ее — ракете оставалось несколько десятков секунд полета до цели. Однако средства радиоэлектронного подавления, примененные американцами, делали это проблематичным. На экранах радаров мерцало множество слабо различимых отметок. Тем не менее с установки С-300У был произведен пуск одной зенитной ракеты. Она взорвалась в воздухе недалеко от цели. Но все же недостаточно близко — американская ракета продолжала полет…


От самого выхода из убежища, там, где находилась конторка дяди Васи, снова послышался его зычный голос:

— «Господа учителя! Прошу расписаться в журнале, что ознакомительное занятие со школьниками проведено. За каждый класс, пожалуйста!»

Учителя, также торопившиеся побыстрее развязаться с этим делом, гурьбой поспешили к выходу, обгоняя и оттесняя школьников.


Все, что оставалось российским службам ПВО, так это включить собственные средства радиоэлектронной борьбы. Но что они могли сделать ракете с автономной системой наведения! Однако в инерциальной системе управления полетом ракеты начались сбои — параметры работы гироскопа фиксировались с нарастающей ошибкой. Виной тому был маленький осколок, все же достигший цели и повредивший один из внутренних кабелей. Ракета стала фатально отклоняться от заданного курса.

Ракета пошла по все более крутой траектории снижения и все дальше отклонялась к юго-востоку. Ошибка в наведении на крупный аэродромный комплекс Водопьяново, расположенный к северу от города, уже составила около семи километров…


Юрий, которому после нескольких громких окриков удалось придержать толпу школьников, чтобы дать учителям пройти, направился вслед за ними, дабы завершить все формальности. Виктор напряженно следил за ребятней, разбредшейся по коридорам, не без оснований опасаясь, как бы они не залезли в какой-нибудь агрегат, или, того хуже, в электрораспределительный щит.


Головная часть ракеты не врезалась в землю. Когда радиовысотомер зафиксировал, что до поверхности осталось 400 метров, он привел в действие неконтактный взрыватель. Ядерный заряд сработал на заданной высоте, и над городом, юго-восточнее железнодорожного вокзала, вспыхнул огненный шар, быстро превращавшийся в грибовидное облако. Ударная волна ломала стены зданий, поднимала пыль и мусор, и в считанные мгновения домчалась до «пятьсот двадцатого»…


Сухоцкий уже видел прямо впереди по коридору ведущие к выходу ступени, бледно освещенные дневным светом, падающим на них из распахнутой выходной двери, когда вдруг явственно вздрогнула земля, с потолка посыпалась пыль и ему почудился отдаленный гул. Взявшись за ручку стальной двери, одной из тех, что разгораживала убежище на герметичные отсеки, он замер — под потолком мигнули тусклые лампочки, раз, другой, и он очутился в полной темноте, если не считать бледного отсвета, все также падающего на ступени из открытой входной двери впереди. После мгновения полной тишины позади него возник и стал нарастать ропот сотен детских голосов, почти тут же прорезанный девчачьим визгом.


По пути к «пятьсот двадцатому» ударная волна разрушительным вихрем прошлась по территории Завода тонкой химической технологии, расположенного забор в забор к «пятьсот двадцатому». Высоченная стальная реакторная колонна покачнулась, накренилась, и всей своей многосоттонной массой рухнула на оплывшие земляные валы, под которыми скрывалось противорадиационное укрытие.


Мощный удар сотряс все убежище. В рассеянном дневном свете, пробивавшемся впереди, перед Юрием предстала картина, показавшаяся ему нереальной. Железобетонные плиты потолка просели вниз, разошлись, обнажая лохмотья арматуры, и со свода посыпался водопад земли и обломков. Слабый свет впереди померк и Юрий оказался на этот раз уже в полной темноте. После секундного оцепенения он рванул дверь, захлопывая ее, и, пошарив по двери руками, нащупал и с силой повернул один за другим оба запорных рычага.

Ропот за спиной перерос в крики и плач. Сухоцкий повернулся и пошел навстречу этому плачу. Впереди мелькнул слабый лучик света. Это Виктор сумел как-то отыскать в кромешной тьме электрический фонарь. Уже раздавался его повелительный голос:

«Вот ты, ты, ты и ты! За мной, к ФВУ!»

Через несколько минут, не обращая внимание на хныкающих девчонок, бестолково мечущихся подростков, и кого-то из учителей, пытавшихся лезть к нему с расспросами, Юрий с Виктором, мобилизовав парней постарше, наладили работу ФВУ и резервного генератора. Под потолком — сначала совсем тускло, а потом немного поярче — засветились лампочки. Это несколько успокоило школьников.

Юрий постарался собраться с мыслями. «Что это было? Бомбежка?» — подумал он сначала. Но потом сообразил: «Я ведь слышал только один взрыв. Что-то рвануло на химзаводе? Или… Неужели ядерный?» Он быстро прошел в свою комендантскую комнату. Ток, даваемый генератором, заставлял светиться экран маленького старого переносного телевизора, но изображения не было. Его друг Виктор, стоя лицом к телевизору, лихорадочно тыкал кнопки переключения программ пульта дистанционного управления. Ничего! Везде мелькает какая-то пестрая муть. Но вот, кажется, замелькало что-то, похожее на расплывчатое изображение. Приглядевшись, Виктор вроде бы узнал заставку местного канала.

Здесь, в убежище, им было неизвестно, что ударная волна ядерного взрыва опрокинула ретрансляционную вышку в центре города, но здание местной телестудии и передающие телевизионные антенны, расположенные в северной части города, не пострадали. Взрывом сорвало приемную антенну, к которой был подключен их телевизор, но обрывка кабеля, который остался снаружи, было достаточно, чтобы принимать звук и смутное изображение.

Мелькавшая на экране заставка остановилась. За спиной Сухоцкого постепенно собиралась плотная толпа. В маленькую комнатку, кроме них с Виктором, набились старичок учитель, молоденькая учительница и школьники из тех, что побойчее. Все собравшиеся с нарастающим напряжением рассматривали заставку, несколько голосов наперебой выкрикивали — «а на других каналах что?», «включите нормальную программу!» и прочее в том же духе, пока Сухоцкий не огрызнулся в сердцах: «Нету других каналов! Пусто там! Один этот…»

За его спиной несколько человек пытались куда-то дозвониться по мобильным телефонам, и некоторым это удалось. Сразу несколько голосов наперебой сообщали — видимо, родителям, — что их засыпало в убежище.

Наконец, после долгого мучительного ожидания заставка сменилась силуэтом диктора, и на говоривших по мобильникам тут же зашикали, призывая их к тишине.

«Мы прерываем наши передачи, чтобы передать экстренное сообщение» — начал диктор. Голос едва прорывался через хрипы помех и Виктор немного добавил громкость. — «Судя по многочисленным звонкам, поступающим к нам в студию, в районе южнее Германского моста, близ новой автострады произошел мощный взрыв. Говорят о значительных разрушениях в юго-восточной и южной частях города. Наши попытки связаться с официальными властями безуспешны. В мэрии неофициально подтвердили, что они наблюдали из своего здания яркую вспышку и грибовидное облако, что в окнах здания мэрии, выходящих на стройку перед кинотеатром, выбиты стекла, а на самой стройке рухнул подъемный кран. Мы просим граждан ни в коем случае не приближаться к очагу взрыва и не пытаться проникнуть в район разрушений».

Диктор замолчал, резко развернулся в сторону. В кадре мелькнули чья-то голова, плечо и рука, вроде бы, как можно было догадаться по весьма смутному изображению, положившая на стол перед диктором какие-то бумаги. Диктор взял их в руки, коротко пробежал глазами и продолжил:

«Вот сейчас к нам поступил звонок, что милиция начинает выставлять оцепление вокруг пострадавших районов. Здание вокзала устояло, хотя с него сорвана крыша и выбиты окна со всех сторон здания. Стальные перекрытия над путями заметно деформированы, но не рухнули. В порту рухнуло несколько кранов, однако о значительных разрушениях не сообщается».

На экране перед столом диктора снова мелькнула какая-то фигура. Диктор, сделав паузу, поднес к глазам листок бумаги и прочел вслух:

«Вот еще одно сообщение — южнее вокзала отмечены многочисленные пожары, значительно разрушены и горят здания троллейбусного и трамвайного депо. Очевидцы говорят, что дальше на юг видна сплошная стена огня. Издали в той стороне наблюдается гигантский столб дыма.

На этом мы заканчиваем экстренный выпуск. Наши корреспонденты и операторы направляются в центральную часть города. Мы постараемся получить официальную информацию от властей города как можно скорее. Следующий наш экстренный выпуск смотрите в эфире примерно через полчаса».

Все слушали это сообщение, не произнося ни слова. Первой нарушила молчание молоденькая учительница:

"Господи, да что же это! Как же я домой-то попаду? У меня же еще контрольные к завтрашнему дню не проверены!" — воскликнула она в сердцах.

"Ядерный взрыв над городом не может быть случайным. Очень бы хотелось ошибиться, но, боюсь, это война" — глухо отозвался Виктор.

"Как ядерный?! Почему?" — в голосе учительницы сквозил неподдельный испуг.

"Я не знаю другого оружия, которое способно причинить столь сильные разрушения" — вклинился в разговор Сухоцкий. — "Надо быть готовыми к худшему. Плюс для нас в том, что мы в убежище и можем продержаться здесь некоторое время, пока не спадет радиация на поверхности".

* * *
Прошло уже два года, как пять ядерных держав осуществили договоренность о ликвидации своих стратегических ядерных сил и принудили другие страны к ядерному разоружению и ликвидации своей ядерной промышленности (что потребовало всего двух военных операций…). Однако далеко еще не завершилась ликвидация ядерного оружия оперативно-тактического назначения с мощностью ядерных зарядов до 5 килотонн. И уж подавно это не означало еще полного избавления от стратегического оружия массового поражения. Воспользовавшись тем, что некоторые мусульманские страны с экстремистскими режимами после ряда малоудачных попыток все-таки стали развертывать массовое производство химического оружия, США заявили о временной приостановке участия в конвенции о полном запрещении и уничтожении химического оружия. На стратегических ракетах, которые еще не были полностью демонтированы, стали устанавливаться кассетные боеголовки, снаряженные газами типа Vx и Vz. Значительная часть демонтированных ядерных зарядов на оперативно-тактических ракетах также была заменена на химические боеголовки. Разворачивался новый виток гонки химических вооружений…

* * *
Оставив у телевизора в ожидании новых сообщений дежурить одну из девочек, Юрий поспешил разобраться в обстановке в убежище. Для начала он сел составлять перепись присутствующих. В убежище очутились 354 школьника от 11 до 17 лет, учитель математики, Роман Никанорович, 58 лет, и учительница биологии, Елизавета Ахметовна, 27 лет. Остальные учителя оказались отрезаны завалом, когда они собрались у выхода в конторке дяди Васи. Ну что ж, убежище было рассчитано на 420 человек. Есть нормативный запас воды и пищи на 2 недели. Можно отсидеться, пока не откопают выход.

При помощи учителей Виктор с Юрием установили дежурства у ФВУ и у генератора, на кухне, назначили ответственных за нормирование выдачи воды и продуктов, распределили школьников по спальным местам, установили порядок пользования туалетами и умывальнями. Каждому был роздан санитарный комплект — маленький кусочек мыла, паршивенькая зубная щетка, тюбик пасты, упаковка бумажных платочков и синтетическая салфетка вместо полотенца.

Юрий озаботился тем, чтобы подобрать каждому противогаз. Маленьких размеров не хватало. К счастью, часть противогазов оказалась комплектами нового милицейского образца, состоящими лишь из фильтра, установленного на лицевой маске, крепящейся к голове эластичными ремешками. Школьникам из младших классов удалось кое-как подогнать эти противогазы. На каждой противогазной сумке была написана фамилия нового владельца.

За всеми этими хлопотами подошел вечер. Из сообщений телевидения стало ясно, что война действительно идет. До закупоренных в убежище стали доноситься неясные глухие удары. "А вот это уже бомбежка", — подумал Виктор и посмотрел на своего друга.

"Бомбят", — утвердительно кивнул тот.

Дни шли за днями. На третий день разом исчезла мобильная связь. Затем прекратило свои передачи местное телевидение, вероятно, из-за бомбежек, разбивших оборудование. Лишь два маленьких радиоприемника, используя, как антенну, выпускную вентиляционную трубу, доносили еще какую-то информацию. Вокруг города полукольцом шли бои. С юга рвались польские войска, на западном побережье высадились американские морские пехотинцы, а вслед за ними — немецкая мотопехота. Население эвакуировалось по остававшемуся еще свободным коридору на восток и северо-восток. Война полыхала и в Беларуси, и на Украине. После ударов крылатыми ракетами авиация противника бомбила территорию Европейской России.

Однажды, еще до того, как замолчало телевидение, дежурившие у фильтро-вентиляционной установки заслышали мерные гулкие удары по трубе ФВУ. Виктор, находившийся неподалеку, был привлечен возгласами ребят, крутивших педали привода установки. Поняв, в чем дело, он сам стал размеренно стучать по трубе. После этого до них через вентиляционную шахту донесся едва различимый голос:

"Эй! Есть кто живой?"

С большим трудом, надрывая глотку и повторяя фразы по несколько раз, удалось объясниться. Наверху просили подождать с недельку, пока до них дойдет очередь. Из-за эвакуации не хватает людей, из-за бомбежек появились завалы, не успевают разгребать.

Школьники оживленно обсуждали все поступавшие снаружи новости, особенно азартно споря о развитии боевых действий. Сообщение об объявлении мобилизации резервистов их напрямую не касалось, но тем не менее они успели быстренько разделиться на тех, кто не скрывал удовлетворения тем фактом, что война пока обходит их стороной, и тех, кто рвался повоевать, и рассматривал свое закупоренное положение как досадную помеху для геройских подвигов. Среди старшеклассников таких, впрочем, было меньшинство.

Чтобы ожидание вызволения из засыпанного убежища не было столь тягостным и школьники не маялись от безделья, Виктор, Юрий и оба учителя организовали занятия. Биология, физика, химия, математика, начальная военная подготовка, история и литература — вот и весь перечень предметов. Но как бы то ни было, а настроение в убежище было довольно мрачным. Бывало, кто-нибудь из детей помладше начинал плакать по ночам, звать маму. И тогда взрослым приходилось их долго и терпеливо успокаивать.

Но проблемы доставляли не только малыши. Ребята постарше, мучаясь вынужденным пребыванием взаперти, пытались изобрести разные способы, чтобы скоротать время. Самыми невинными из этих способов были азартные игры. Стали проявляться вспышки практически немотивированной агрессивности, ссоры и драки по ничтожнейшим поводам, особенно между ребятами из разных школ. Юрий и Виктор вместе с Романом Никаноровичем пытались гасить эти вспышки в зародыше, не дать им разрастись в неуправляемые конфликты, в разделение старших школьников на непримиримые враждующие группировки, уже не поддающиеся никакому контролю.

Как-то раз Юрий, проходя по дальнему отсеку убежища, заметил в темном тупичке тлеющий огонек и почуял запах табачного дыма. Он немедленно направился туда. Приблизившись, он увидел сутулую спину Романа Никаноровича и услышал его слегка повышенный голос:

"А ну, прекратите курение! Сдайте сигареты, зажигалки, спички! Вы что, не поняли еще, чем это грозит? Если пожар, мы все тут обречены!".

"Ишь, раскудахтался, Никанорыч", — процедили из темноты. Судя по фамильярному обращению, это были парни из его школы. — "А если не сдадим, ты нас в угол поставишь?". Раздалось несколько сдавленных смешков.

Глаза постепенно привыкли к сумраку и Сухоцкий различил черты лица нескольких парней, стоявших с сигаретами в зубах.

"Сигареты, зажигалки сюда. Живо!" — вклинился в разговор Юрий. — "Я ведь вас долго уговаривать не стану" — добавил он с нажимом.

"Вот и не уговаривай. А еще лучше — вали отсюда!" — угрожающе прошипела самая рослая фигура. — "Можно ведь и подпортить тебе кое-что!" — В полумраке тускло блеснуло лезвие небольшого ножа.

"Леонид! Опомнись!" — воскликнул Роман Никанорович.

"Заткни пасть, плешь очкастая!" — почти ласково ответил Леонид.

"Отдай нож!" — учитель протянул руку. Парень судорожным движением чиркнул перед собой лезвием ножа и на кисти Романа Никаноровича появилась узенькая кровавая полоска.

Юрий, больше не задумываясь, резким заученным движением ударил наглеца ногой в пах и, как только он непроизвольно пригнулся, добавил кулаком под ухо. Тело грузно шлепнулось на бетонные плиты. Юрий отшвырнул ногой ножичек к дальней стене и лишь затем поднял его.

"Всем выйти на свет. Сдать сигареты, зажигалки, спички" — спокойно напомнил Сухоцкий. Из темноты потянулись понурые фигуры. Один, два, три… Четвертым, шипя сквозь зубы, немного погодя показался главный герой.

"Ладно, начальничек, твой верх" — процедил он. — "Но запомни, жизнь, она и наоборот повернуться может", — добавил он уже издали, обернувшись через плечо.

"Твой номер шестой", — в тон ему презрительно бросил Юрий, — "ты, Лёнечка, и с седой бородой сявкой останешься. Тебе лучше бы меня больше не злить. Время сейчас военное, так что научись подчиняться, пока жареный петух в темя не клюнул".

Тревожная атмосфера давила все сильнее. Вот уже перестали ловиться передачи гражданских радиостанций, и лишь едва уловимые сквозь шипение и треск переговоры войсковых УКВ-станций позволяли догадаться, что машина войны продолжает крутиться. Однако еще через несколько дней перестали ловиться и они. То ли в обоих приемниках окончательно сели батареи, то ли боевые действия в этом районе прекратились. Но даже в последнем случае радиомолчание не могло быть полным.

В день, когда замолкли все радиопередачи, Калашников стал чувствовать удушье. Астмой он отродясь не страдал. "Что-то случилось на ФВУ?" — сразу подумал он. — "Или в системе выпуска что-то испортилось?".

Подойдя к помещению фильтро-вентиляционной установки, он увидел, что ребята старательно крутят ручку. Тогда он взобрался на нары и поднес ладонь к решетке в вентиляционном коробе. Воздух исправно поступал. Поднеся листок бумаги к отверстию выпускной системы, он убедился, что и та работает. Может, он просто себя неважно чувствует?

"Слышь, Юрка, что-то мне душно как-то кажется", — осторожно заметил он своему другу.

"Странно, и у меня какое-то удушье. Будто легкие какой-то пленкой изнутри покрыты. Вроде как воздух в легкие набирается, а кислород в организм не поступает" — озабочено произнес Сухоцкий. И вдруг он вскочил и бросился к ФВУ.

"Прекратить работу!" — закричал он издали. — "Немедленно! Закрыть заслонку воздухозаборной трубы!".

"Ты что?" — удивился Виктор.

"Береженого бог бережет" — ответил Юра. — "Черт его знает, а вдруг наверху пустили какую-нибудь дрянь нервно-паралитического типа. Они как раз вызывают угнетение дыхания. Если так, то надо выждать, пока концентрация спадет, и подкачивать воздух только тогда, когда будет совсем невмоготу. У нас поглотители углекислоты есть?"

"Была вроде одна укладка" — неуверенно промямлил Виктор.

"Разыщи и разложи поглотители по всем коридорам" — повелительно сказал Сухоцкий.

Отрезанные в подземелье терялись в догадках о происходящем наверху, а надежды на избавление извне таяли с каждым днем. Было решено сократить выдачу продуктов и рацион воды — с трех литров в сутки до двух. Затем паек пришлось урезать еще раз. Атмосфера в убежище становилась все более напряженной. Однажды несколько парней-старшеклассников подошли в комнатку коменданта убежища к Сухоцкому.

"Поговорить надо" — произнес один из них, выделявшийся давно уже утратившей всякий вид, но довольно дорогой и изначально, вероятно, белой рубашкой, галстуком и пиджаком под "фирмача". Он старался держаться солидно, но в голосе его улавливались нотки неуверенности.

"Говори", — отозвался Юрий, продолжая перелистывать тетрадь учета продовольствия. Виктор стоял рядом с ним, опершись одной рукой о спинку стула и выжидательно смотрел на вошедших.

"Мы решили сами пробиваться через завал" — несколько более уверенно заявил этот фирменно прикинутый парень.

"Плохо решили" — спокойно ответил Юрий, не поднимая головы.

"Ждать тут больше нечего. Жратва кончается, вода кончается. Что наверху — никто не знает. Успеть бы ноги унести, а то, пока будем сидеть, тут камня на камне могут не оставить", — все больше разгорячаясь, говорил "фирмач".

"Вы все из одной школы?" — таким же спокойным тоном, как и Сухоцкий, спросил их Виктор.

"Мы все из 47-й, а Санек — из 2-й" — пояснил другой парень, в простеньком свитере и неприметных джинсах, в которых Сухоцкий признал модели одного из самых шикарных городских бутиков. Тот, кого он назвал "Санек", стоял чуть в стороне. Его одежда была несколько в ином стиле — тоже дорогой, но спортивный костюм, а поверх него — простенькая ветровка. Впрочем, тем, что называется спортивной внешностью, он не отличался — сухощавый, невысокий, без обычной при таком костюме короткой стрижки.

"Отлично!" — Юрий оторвал глаза от тетради и пристально взглянул на ребят. — "Так вот, объясните своим друзьям, что затея ваша никуда не годится. Очень похоже, что Город подвергся химической атаке. Надо выждать дней 15–20, пока не произойдет полное самопроизвольное разложение отравляющих веществ и естественная дегазация территории. До этого высовываться на поверхность опасно. Другие разъяснения требуются?"

"Нет", — угрюмо покачал головой Санек из 2-й школы.

Успокоить рвущихся наружу оказалось сравнительно просто. Хуже обстояло дело с теми, кто поверил в свое право помыкать другими. Здесь, в замкнутом пространстве, где вся жизнь была на виду, они не очень-то могли разойтись. Но сокращение пайков подтолкнуло их к действиям. Как-то две девочки из седьмого класса тайком пожаловались Виктору, что некоторые парни покрепче отбирают паек у младших школьников, сопротивляющихся бьют и угрозами заставляют их молчать. Виктор с Юрием решили специально понаблюдать за распределением воды и продуктов.

Выдача шла чинно-благородно. Все получали по норме, все отмечалось в книге. Виктор собрался уже было успокоиться, решив, что рассказанный ему случай был досадным исключением, как вдруг Юрий придержал его за рукав и поднес палец к губам. Калашников недоуменно посмотрел на друга, но потом и до его слуха достигли тихие, но возбужденные голоса, доносившиеся из-за поворота. Они оба медленно двинулись в ту сторону.

В неярком свете лампы перед ними предстали двое высоких широкоплечих старшеклассников, отжимавших к стене троих ребят помладше.

"Должок надо вернуть" — зловещим голосом повторил дважды один из верзил. Младшие, глядя со страхом, отступили к стене, сжимая в руках паек и пластмассовые стаканчики с водой.

"Эй, Ленька, отстань от ребятишек!" — Громкий выкрик принадлежал появившейся из глубины коридора высокой девушке с широкой и крепкой спортивной фигурой.

Подал свой голос и Сухоцкий:

"Леонид, тебе что, мало было один раз наподдать? Опять нарываешься?"

"Да пошел ты!.." — Леонид сплюнул сквозь зубы, однако повернулся и медленно зашагал прочь. За ним неуверенной походкой последовал его приятель, все своим видом стараясь показать, что он тут вообще не причем. Проходя мимо девушки, Леонид тихо, но отчетливо прошипел:

"А ты Надька, сука, дождешься".

Не успели Юрий и Виктор как-то отреагировать на эти слова, как девушка, которую Леонид назвал Надькой, резко ударила оскорбителя всем корпусом в бок, смачно припечатав того к шершавой бетонной стене. Затем она зацепила его за ногу и толкнула в спину. Ленька удержался на ногах, но, чтобы не упасть, вынужден был пролететь вперед, быстро-быстро перебирая ногами.

"Отловлю и выебу!" — злобно выкрикнул он уже издали.

"Как же! Тебе же нечем!" — язвительно отозвалась девчонка.

Так прошли еще две томительные недели.

Наконец Юрий решился. Собрав утром, сразу после подъема, всех остальных имеющихся взрослых в своей комнатке, он сказал:

"Запас воды в цистернах полностью исчерпан. У нас осталось менее полутора сотен десятилитровых канистр. Даже по нашим урезанным нормам этого хватит на три дня, если растягивать — на четыре. Есть по полбанки мясных консервов и по пачке сушеных хлебцев на человека, чуть-чуть сгущенки. Все, здесь нам ждать больше нечего".

"Но мы не знаем, что на поверхности! Вдруг там радиация?" — испугано вскинулась Лиза (как все привыкли называть Елизавету Ахметовну).

"Да, не знаем", — мрачно подтвердил Сухоцкий. — "Поэтому я и предпочитал сидеть до последнего здесь. Но дальше оттягивать решение невозможно — иначе мы погибнем тут от голода и жажды. Придется пробиваться".

"Будем пробиваться" — со вздохом резюмировал общее мнение Роман Никанорович.

Было решено идти не через завал, — его протяженность могла быть довольно большой, — а пробить стенку вентиляционной шахты и выбираться через вентиляционный оголовок. Имеющиеся лом и кирка были пущены в ход посменно. Каждые десять минут за инструмент брались новые руки, и брешь в стене росла на глазах. Хотя твердый бетон крошился медленно, еще труднее ломалась железная арматура, но дело продвигалось. Работа осложнялась тем, что трудиться на всякий случай приходилось в противогазах. Так или иначе, через два часа был пробит выход в вентиляционную шахту, куда, слегка пригнувшись, мог войти взрослый человек.

К счастью, почти все скобы в стенках вентиляционного колодца оказались на месте, и Виктор осторожно, стараясь не ударить обо что-нибудь приборы радиационной и химической разведки, болтавшиеся у него на шее, стал карабкаться по скобам наверх. Везение продолжалось — вентиляционный оголовок не был завален обломками рухнувших зданий. Виктор прислонился плечом к защитной решетке, вытащил из-за ремня джинсов кирку и, отжав ею решетку, выдавил ее наружу.

Глава 2. Исход

Прокачав специальным насосом воздух через имевшиеся у него ампулы с различной маркировкой, Виктор установил, что присутствия известных отравляющих веществ в воздухе не наблюдается. Хуже было с радиоактивным загрязнением местности. Приборы показывали радиационный фон, многократно превышавший нормальный. Однако, прикинул Виктор, час-другой при таком уровне радиационного фона можно было провести и на этой территории без особых опасений за последствия. Час-другой… Это означало, что у них будет время только на то, чтобы уйти как можно дальше от очага поражения.

Исход продолжался довольно долго. К тому моменту, когда, шурша легкими пластиковыми защитными накидками, все, наконец, выбрались на поверхность, солнце уже стояло высоко в небе, перевалив за полдень. Несмотря на то, что блеклый, расплывчатый диск солнца был едва различим сквозь мутную пелену облаков, ребятишки прикрывали ладонями стекла противогазных масок, щурясь от непривычно яркого света.

"Ну что, теперь можно по домам-то, а?" — с тоскливой надеждой глухо промычал кто-то из школьников из-под противогазной маски.

"Отставить по домам!" — резко выкрикнул Сухоцкий, на несколько секунд приподняв свой противогаз, чтобы его услышали все. — "Сначала надо выйти из зоны радиоактивного заражения. Потом разберемся, можно ли по домам", — добавил он, уже спокойнее.

Была проведена перекличка по списку, построение в колонну по четыре, и Сухоцкий двинул колонну на северо-запад, в направлении центра, потому что там были ближайшие доступные мосты через Реку. Затем он намеревался повернуть на Российский проспект. Каждый из старшеклассников тащил канистру с водой, в противогазные сумки и школьные рюкзачки были разложены остатки запаса сухарей, мясныхконсервов, сгущенки…

Здание заводоуправления провожало их пустыми глазницами выбитых окон. У некоторых цехов были разрушены конструкции крыш. Огромная реакторная колонна лежала поперек заводского двора, снеся своей тяжестью кусок железобетонного забора и подмяв какие-то агрегаты на территории завода тонких химических технологий.

Территория завода поразила их своей безлюдностью. Вокруг стояла зловещая тишина, и, выходя за распахнутые настежь заводские ворота (вахтера на КПП тоже не было), Виктор подсознательно стал готовиться к чему-то нехорошему.

В городе разрушения были не столь значительны, как он опасался, слыша в убежище глухо доносившиеся с поверхности звуки бомбежки. Гораздо хуже было другое — то там, то здесь на пустынных, совершенно безлюдных улицах валялись разлагающиеся трупы, распространявшие под теплым солнцем удушливый, тошнотворный сладковатый запах, проникавший, казалось, даже под противогаз. И нигде ни одной живой души!

Трупы лежали на мостовых, в дверях подъездов, в автомобилях, лишь изредка встречавшихся на пути. Большинство из попавшихся на глаза машин было разбито, врезавшись в стены зданий, в заборы или в деревья.

Гнетущее, нереальное впечатление производило в начале мая множество пожухлой и свернувшейся листвы на деревьях, а частью — на земле под ними. Глядя на нее, Виктор довольно быстро догадался, что опасения Сухоцкого оказались не напрасны — по Городу были применены отравляющие вещества.

То же самое понял и Юрий. Тоска по жене и отцу, грызшая его все время вынужденного заточения в убежище, обернулась острой болью — где они? Погибли? Успели эвакуироваться? Попади под бомбежку? Или уцелели?

Дети были подавлены открывшимся зрелищем гораздо больше взрослых. Среди младших уже слышались всхлипывания. Но и Виктору Калашникову, и Юрию Сухоцкому, и Роману Никаноровичу, и Лизе сейчас было не до утешений.

Они лишь понукали отстающих — "Скорее! Скорее!" — да тревожно поглядывали на шкалы приборов. Примерно за час безостановочного движения колонна миновала центр Города, перейдя по мостам через оба рукава Реки, и свернула направо, на Российский проспект. Затем они повернули налево и, оставив по правую руку массивные серые корпуса областной клинической больницы, а по левую — красивые крепостные ворота, вышли за линию старинных крепостных валов. Виктор не раз бывал здесь прежде, но все равно с любопытством поглядывал на заросшую деревьями высокую массивную земляную насыпь, облицованную спереди многослойной кладкой из бордово-бурого закаленного кирпича, совсем потемневшего от времени, и на поблескивающий в глубокой тени тоненький ручеек в полуоплывшем рву перед валом.

Уровень радиоактивного фона в этих местах был уже заметно ниже. Но они столь же быстро продолжали идти на север по старым кварталам Города, среди небольших двух-, трех- и четырехэтажных домов, обсаженных толстенными каштанами и липами. Виктор лишь меньше стал обращать внимания на темп движения, а начал внимательнее оглядываться по сторонам.

Вот разбитая витрина продовольственного магазина. На полках — пусто. Лишь валяется среди битого стекла раздавленная пачка печенья.

Вот армейский грузовик, притертый к стене. Труп шофера навалился на руль. На голове — противогаз. Рядом с грузовиком — еще два трупа в общевойсковой форме, тоже в противогазах. Что-то показалось в них Виктору странным. Преодолевая брезгливость, он уставился на них, стараясь понять, что же его обеспокоило. Трупы были в бронежилетах, но без оружия. На них не было даже поясных ремней. На трупе с офицерскими погонами не было ни пистолетной кобуры, ни планшета. Все трупы носили явные следы разложения.

Через четверть часа Виктор увидел лежащие рядом три трупа в противогазах, в морской форме, с повязками патруля. Все трое — без оружия, правда, с поясными ремнями. Но магазинные и гранатные подсумки пусты, пуста и пистолетная кобура у офицера.

Вблизи пакгаузов у железнодорожного переезда Виктор увидел то, что не только встревожило его, но и заставило подозвать Юрия.

"Видишь?" — просто спросил он.

Сухоцкий кивнул. Труп крепко сложенного парня в кожаной куртке, без противогаза, лежал лицом вниз. На спине его куртки виднелось несколько пулевых пробоин. Под трупом — большое пятно едва подсохшей крови.

Труп, в отличие ото всех, встреченных до этого, был явно свежим. На этот раз рядом с ним валялось и оружие — старая немецкая автоматическая винтовка G-3, еще, правда не снятая полностью с вооружения армии ФРГ. Она была без магазина. Юрий наклонился, подхватил винтовку, дернул затворную рукоять — и на асфальт выскочил стандартный натовский патрон калибра 5.56. Юрка снова наклонился, поднял патрон, сдул с него пыль, и, оттянув затворную раму, загнал его обратно в казенник. Закинув винтовку за плечо, он, не говоря ни слова, двинулся дальше, заняв позицию в хвосте колонны.

Дети заметно устали, а многие из тех, кто помладше, то и дело начинали хныкать. Многие начали тайком отсоединять противогазные трубки от фильтров, чтобы дышать было посвободнее. Роман Никанорович уже несколько раз обращался к Виктору:

"Не пора ли устроить привал, а? Дети же… Им тяжело". — Его голос глухо доносился из-под противогазной маски.

Виктор отрицательно мотал головой:

"Нельзя садиться на землю. Радиоактивная пыль. А стоя не отдохнешь".

Колонна проходила мимо последнего на окраине микрорайона из стандартных многоквартирных домов. Впереди виднелись лишь особнячки старой немецкой постройки и отдельные коттеджи, выросшие лет десять-пятнадцать назад, во время строительной горячки.

Вот и последняя девятиэтажка. А за углом — две фигуры в кожаных куртках, с автоматами Калашникова наперевес.

"Стоять!" — громкий властный голос того, что повыше, не заглушенный противогазом, слышен всей колонне. — "Это что еще за демонстрация жертв Чернобыля?" — произнес он фразу, непонятную для большинства школьников, родившихся уже через много лет после Чернобыльской катастрофы. — "А ну, снять противогазы!"

Никто не спешил выполнить команду, и тогда высокий крикнул громче и злее:

"Я сказал — снять, мать вашу…" — и в подкрепление своих слов пустил над головами короткую очередь из автомата.

Дети стали поспешно стягивать противогазы, с удовольствием вдыхая воздух, который больше не надо было прокачивать через фильтр усилием собственных легких. Однако к удовольствию примешивался страх — люди с автоматами не внушали добрых предчувствий.

Юрий, остававшийся в хвосте колонны, пригнулся, и, прячась за спинами, осторожно шмыгнул в проулок между домами. Тревожно оглядываясь, он быстрым шагом направился по двору в сторону перекрестка, на котором стояли двое в коже.

Тем временем низенький автоматчик, оглядев ряды молча стоящих школьников, широко улыбнулся:

"Глянь-ка, Серый, сколько телок!" — С этими словами он подошел к одной из школьниц и ловким движением цапнул ее за грудь левой рукой. Девчонка взвизгнула и попробовала отшатнуться, но короткий сунул ствол автомата ей под подбородок и угрожающе зашипел:

"Только попробуй, дернись!"

Роман Никанорович импульсивно бросился вперед и с криком — "Как вы смеете! Хам! Прекратите немедленно!" — толкнул не ожидавшего такого напора автоматчика в плечо обеими руками. Дальнейшее превратилось в калейдоскоп мгновенно сменявших друг друга событий.

Виктор тоже рванулся было вперед, но высокий упер ствол автомата прямо ему грудь, вынуждая остановиться.

Коротенький отступил от толчка на шаг назад, запнулся и упал.

Юрий вынырнул из-за угла, залег за кустами в палисаднике перед домом и вскинул винтовку.

Короткий, не вставая с асфальта, матернулся сквозь зубы, и выпустил навскидку длинную очередь из автомата. Несколько пуль ударили Романа Никаноровича в грудь и он рухнул лицом вперед.

Юрий поймал короткого в прицел и плавно нажал на спуск, ухитрившись не промазать и всадить ему единственную пулю куда-то в левый бок.

Высокий непроизвольно дернул головой на выстрел, ствол его автомата качнулся в сторону от Виктора, и тот, не упустив момента, вцепился обеими руками в автомат. Они стали вырывать друг у друга оружие и, потеряв равновесие, покатились по мостовой.

Юрий в несколько прыжков преодолел расстояние до места схватки, и, улучив мгновение, когда высокий оказался сверху, пытаясь придавить автоматом горло своему противнику, с размаху обрушил ему на голову винтовку, затем еще и еще раз. Высокий как-то весь обмяк и повалился набок.

"Быстрее!" — негромко, но твердо командовал Юрий. — "Затащите трупы в ближайший подъезд, чтобы их не было видно с улицы!" — Несколько парней постарше, повинуясь его жесту, бросились выполнять приказ. Юрий помог Виктору подняться, и, прежде чем ребята уволокли трупы, снял с обоих бандитов ремни с подсумками. В одном из них лежали два снаряженных магазина, в другом — один. У высокого на поясе, кроме того, висел штык-нож от автомата.

"Быстрее!" — Юрий взял за плечо Лизу, всхлипывающую, склонившись на коленях, над Романом Никаноровичем. — "Мы должны спрятать и его. Неизвестно, сколько тут бандитов, и как близко. Чем позже они догадаются, что случилось, тем больше наши шансы спастись. Вперед!".

Подгоняемые его словами, школьники и всхлипывающая Лиза вяло, будто нехотя, двинулись по дороге. Юрий и Виктор с автоматами наизготовку расположились в голове и в хвосте колонны, напряженно оглядываясь вокруг и прислушиваясь к каждому шороху. Но пока все было спокойно. Колонна вышла из города и двигалась по пустынному шоссе. Узкая асфальтированная дорога была обсажена по обочинам толстенными старыми деревьями, на которых были заметны полосы, некогда нанесенные белой краской, а теперь посеревшие и наполовину осыпавшиеся. Кое-где обочины были свободны на протяжении нескольких десятков метров — старые деревья, отжившие свой век, умерли, а новые подсадки прижились лишь кое-где, торча на обочинах чахлыми прутиками.

Еще через сорок минут, когда стало ясно, что кое-кто из ребят и девчонок действительно уже не может идти без привала, Юрий, заметив пересекающий загородное шоссе дренажный канал, по которому довольно быстро струилась прозрачная вода, скомандовал:

"Привал! Проводим дезактивацию! Накидки и противогазные маски прополоскать в ручье! Обувь не мочить — другой у нас нет, и когда будет, неизвестно, — а только протереть мокрой травой! Начинают пятые классы, за ними шестые, и так далее. Елизавета Ахметовна и Виктор Васильевич проверят, правильно ли вы делаете дезактивацию".

Пятиклассники, еще не закончил Юрий говорить, устремились шумной ватагой к воде, весьма прытко, несмотря на усталость.

"Стой!" — заорал Юрий. — "Что, позабыли все уроки по начальной военной подготовке? А ну, в колонну по четыре — становись!". Ребята нехотя выполнили построение.

"На дистанцию пять шагов — разомкнись! Подходим к воде по очереди, строго по четыре человека! Когда первая четверка отходит, приступает следующая. Накидками ни в коем случае не трясти, снимать аккуратно. Кто прошел дезактивацию, переходит на другую сторону канала и там чистит обувь. Затем собираетесь дальше по ходу движения, в пятидесяти метрах от канала. Приступить!".

Несмотря на относительный порядок, который поддерживался во время дезактивации, шума и гама было достаточно. Еще хуже стало, когда помывка уже подходила к концу. На травке у шоссе, за каналом, где расселись ребятишки, просушивая свои накидки и противогазы, послышались всхлипывания.

"Я домой хочу, к маме", — размазывая по лицу сопли и слезы, то и дело повторяла одна из пятиклассниц, усевшись на траву. Ее примеру были готовы вот-вот последовать и другие. Елизавета Ахметовна безуспешно пыталась успокоить ее, но было видно, что и она не очень-то далека от того, чтобы расплакаться. Калашникову пришлось принять свои меры.

"Прошу внимания!" — громко заявил он. — "Это касается всех! Для тех из вас, кто еще не разобрался в обстановке, могу сообщить следующее. Как уже точно установлено, город подвергся массированному химическому нападению. Уцелевшее население эвакуировано. В Городе повышенный радиоактивный фон и остаточное заражение местности продуктами разложения отравляющих веществ". — Сухоцкий говорил языком, к которому привык, не задумавшись над тем, чтобы сделать поправку на детей от двенадцати до семнадцати лет.

"В Городе бродят шайки бандитов. Поэтому мы вынуждены покинуть Город. Где теперь ваши родители, целы ли ваши дома — никто не знает. Сначала нужно связаться с представителями власти или военного командования, и только тогда можно будет заняться поисками родителей. А пока нам всем надо привыкнуть и научиться жить самостоятельно. Точнее говоря — нам предстоит выжить самостоятельно. И кто хочет выжить, тот должен научиться этому. А будем живы — разыщем и родителей".

Закончив свою речь на патетических нотах, Виктор перевел дух. К нему подошел паренек в спортивном костюме и легкой ветровке, в котором Виктор уловил что-то смутно знакомое. "Санек из 2-й школы" — всплыл у него в памяти разговор в убежище с группой ребят, предложивших разобрать завал и выбираться наружу.

"Александр Овечкин", — представился паренек. — "2-я школа, десятый "А"" — добавил он и с ходу предложил:

"Давайте займем один из старых фортов вокруг Города. Ну хоть ближайший, № 6. Там и отсидимся — крепость классная, от бандитов не будет проблем отбиться, да и места всем хватит. Приведем в порядок и заживем…" — он вопросительно посмотрел на Калашникова.

"Плохо подумал", — отозвался Виктор. — "Ну посуди сам. Во-первых, мы там окажемся, как в ловушке. Выход ведь там один? Один. Стоит снайперу засесть в кустах — и все, мы заперты. Как тогда пищу добывать будем? Во-вторых", — продолжал Виктор, — "тебе известно, есть ли там водоснабжение? Откуда будем брать питьевую воду? Изо рва? Так опять же под пулю снайпера можно угодить. В-третьих, как это ты собираешься обустроиться? Ты представляешь себе, как наладить там освещение, канализацию, отопление, как осушить грунтовые воды, которыми залиты нижние уровни? А сколько потребуется одних кроватей, матрацев, постельного белья? Ну что, еще перечислять, или хватит?"

Овечкин потупился и долго стоял молча, затем произнес угрюмо — "убедили…", — повернулся и побрел в сторону.

Калашников осмотрелся вокруг в поисках друга. В это время Юрий с насыпи шоссе непрерывно оглядывал окрестности. Никого. Никакого движения. Впрочем, высоко в небе кружил ястреб, а вдали в поле мелькнула рыжая лиса. Вокруг то и дело порхали всякие мелкие птахи, вроде трясогузок. Но не было ни людей, ни машин.

Машины в избытке обнаружились немного времени спустя, когда колонна вновь двинулась в путь на север. Перед этим, на привале, Лиза задала Юрию, которого безоговорочно признавала за старшего, простой вопрос:

"А куда мы идем?".

Юрий и сам не знал точного ответа.

"Нам надо уйти подальше от зоны радиационного заражения — с ветром может принести радиоактивную пыль. Нам надо уйти подальше от бандитов. А их гнездо наверняка у Города, если не в самом Городе, ведь только там есть что грабить — склады, квартиры и так далее. Нам надо найти место, где бы отсидеться, разобраться в обстановке, в общем — выжить. И лучше это сделать подальше от мест боев — там тоже могло быть применено ядерное оружие".

Виктор, молча кивая в ответ на аргументы своего друга, заметил, дождавшись конца его монолога:

"Мы как раз движемся по шоссе на Зеленодольск. Городок хороший, курортный, чистенький. Может, там и остановимся?".

Юрий не стал возражать:

"Придем, оглядимся, как и что. Может, в нем и останемся".

На том и порешили.

Когда колонна достигла небольшого поселка у пересечения шоссе с рокадной дорогой, где возвышался старый обшарпанный указатель "свх. Заря 7 км", перед всеми открылось зрелище жестокого сражения, шедшего здесь не так давно. Полуразбитые и сгоревшие дома, расщепленные и поваленные деревья, перепаханные танковыми гусеницами огороды, воронки от снарядов. И повсюду — подбитая и сожженная бронетехника. И трупы.

Выносить запах тления без противогазов было очень трудно, и колонна безо всякой команды резко ускорила движение, стремясь миновать неприятное место. Многие морщились, зажимали носы. Виктор с беспокойством поглядел на приборы радиационной разведки — нет, ничего, почти нормальный фон.

На поле битвы перемешались в хаосе наши приземистые, со скошенным под острым углом носом БМП-2, и немецкие боевые машины пехоты "Мардер" — повыше, более тупорылые, с небольшой башенкой. Виднелось и несколько подбитых танков "Леопард-2А". Они шли с юго-запада, и здесь, у перекрестка дорог, натолкнулись на заслон.

"Я насчитал одиннадцать подбитых бээмпэшек. Похоже, здесь полегло примерно две наших мотострелковых роты" — заметил Юрий.

"Похоже, тут побывали до нас" — не совсем впопад отозвался Виктор. — "Ни у наших, ни у немцев нет оружия".

Юрий огляделся. На восток от дороги, куда, судя по всему, устремились вражеские войска, обойдя и смяв две роты, так и не успевшие толком занять позиции, немцы попали в огневой мешок. Десятка два танков и бронемашин застыли в поле. Не особенно им помогла и авиационная поддержка — вдалеке, ближе к пологому холму, поросшему лесом, вздымали к небу искореженные лопасти винтов несколько американских вертолетов огневой поддержки АН-64 "Апач", а у самой дороги валялись обломки двух немецких ВО-105 и чернел такими же, как у "Апачей", странными для воздушной машины, угловатыми, как будто рублеными плоскостями, один наш Ка-50 "Черная Акула". Среди "Апачей" застыли две наших БМП-3 со 100-мм пушкой и танк с незнакомым силуэтом. Совершенно плоская башня, толстенный кожух на пушке…

"Смотри-ка, это, похоже, и есть Т-95! — воскликнул Виктор, и пояснил — "Новейший танк Омского завода".

"Танк — это хорошо. Нам бы вот несколько автоматов…" — задумчиво протянул Юрий. Между тем рядом с убитыми не было заметно стрелкового оружия.

"Может, из бээмпэшек оружие не вытащили?" — предположил Виктор.

"Это идея. Надо посмотреть".

Юрий повернулся к шагавшим школьникам, поднял руку и скомандовал "Стой!". Затем он подошел к группе старшеклассников и спросил:

"Найдется несколько добровольцев? Нужно обшарить подбитые БМП. Кто не побоится близко общаться с трупами?"

После короткого замешательства вызвалось пятеро ребят ("ни одного знакомого заводилы" — мысленно отметил Юрий) и две девчонки (а вот среди них Юрий узнал одну — ту, что столкнулась в убежище с подлецом, отбиравшим пайки у малышей. Вроде бы тот назвал ее Надькой).

"Остальным — продолжать движение! Лиза, остановитесь и подождете нас, когда вся колонна выйдет из поселка, чтобы не дышать этой вонью. А вы, великолепная семерка, за мной!".

Несколько осмотренных БМП стояли с задраенными люками. Юрий не представлял, как проникнуть внутрь. У одной бээмпэшки были раскрыты двери десантного отделения. Лежавшие внутри три трупа — водитель, стрелок и командир — оказались без оружия. Наконец, у восьмой из осмотренных машин оказался открыт люк водителя. Его труп лежал на броне, наполовину высунувшись из люка. Кобура у него на поясе была закрыта, но пуста.

Сцепив зубы, Юрий потянул труп за комбинезон, освобождая доступ к люку. Затем он натянул еще влажный противогаз на лицо и, вскочив на броню, протиснулся в открытый люк. Стараясь не смотреть на тронутые тлением лица погибших, и сдерживая позывы рвоты, он расстегнул пояс на командире машины, — пистолет был на месте, — стащил с него планшет, затем повернулся к башенному стрелку. У того оружия не оказалось. Зато в десантном отделении обнаружилось шесть трупов, и все с оружием. Превозмогая тошноту, Юрий пополз прямо по ним к дверям десантного отделения.

Открутив запорное устройство, он распахнул обе толстенные выпуклые бронированные двери в корме.

"Принимайте!" — глухо бросил Юрий сквозь противогазную маску. Добыча составила четыре автомата АКМ-74, ручной пулемет, и противотанковый гранатомет РПГ-16 при четырех гранатах. При содействии одной из девчонок, оказавшейся самой не брезгливой из всех, Юрий снял с убитых ремни с подсумками, флягами, саперными лопатками, и вещмешки. По некотором размышлении саперные лопатки Юрий велел бросить. А вот вещмешки ему понравились — нести в руках канистры с водой было тяжело, да и противогазные сумки, набитые продуктами, резали плечи.

Мародеры, побывавшие на поле сражения, распотрошили немало вещмешков погибших — видимо, в поисках сухого пайка — и множество этих мешков валялось рядом с трупами. По приказу Юрия ребята собрали несколько десятков таких мешков и взяли с собой.

Когда Юрий привел свою семерку добровольцев, нагруженную оружием, боеприпасами и вещмешками, к месту привала, оказалось, что не только им пришла в голову мысль обследовать поле сражения. Среди толпы ребятишек стояла группа старшеклассников, самодовольно принимавшая то восторженное любопытство, которое было написано на лицах ребят, столпившихся вокруг. Рядом с ними стоял Виктор, держа автомат за пистолетную рукоять стволом вверх. Приблизившись, Юрий увидал, что трое ребят держат в руках оружие. У одного была винтовка G-3, у другого — пистолет-пулемет МР, у третьего, в котором Сухоцкий узнал шпанистого заводилу, запомнившегося после стычки из-за курения в убежище, — пистолет "Вальтер".

Между Виктором и шпаненком (Юрий вспомнил его имя — Леонид) шел диалог в довольно напряженных тонах:

"Мы не у тебя эти игрушки брали, значит, и отдавать тебе не будем" резко выкрикнул Ленька.

"Хочешь или не хочешь, а придется" — спокойно отозвался Виктор.

"Ты нас, что ли, заставишь?" — ехидно спросил Ленька, поигрывая "Вальтером".

"Если так не отдашь, придется заставить".

"Слышите, пацаны, какой базар катит!" — воскликнул Ленька, и, направив пистолет на Виктора, зло выдохнул:

"Брось ствол! А то мозги вышибу!"

Виктор замер в нерешительности. Ленька радостно ухмыльнулся:

"Что, в штаны наложил? Бросай автомат, а то отшлепаю!" — вокруг послышались смешки, приятели Леньки громко загоготали в пять глоток.

И только тут Леонид увидел подошедшего Сухоцкого. А мгновение спустя он заметил и глядящий прямо на него черный зрачок автоматного ствола.

"Базарите?" — со зловещим любопытством поинтересовался Юрий.

"Думаешь, стволом обзавелся, и стал сильнее всех?" — не собирался отступать Ленька. — "Стволы и у нас имеются. Так что лучше разойдемся мирно. Вы нас не трогаете, мы, так и быть, вас не тронем".

"А теперь послушайте, что скажу я. Область на военном положении. Взять в руки оружие вы можете на одном-единственном условии — с этой минуты вы считаетесь на действительной военной службе и принимаете на себя все обязательства, из этого вытекающие. В противном случае вы превращаетесь в бандитов. И по законам военного времени разговор с вами может быть только один: если сдадите оружие — под суд, не захотите — пуля в лоб".

"Ах, пуля!?" — вскричал Ленька с внезапно исказившимся лицом и вскинул "Вальтер".

Сухоцкий не мог заставить себя выстрелить в мальчишку. Он упал на одно колено и, прижав к телу автомат, бросился на землю и перекатился в сторону, стремясь избежать пули, если Ленька по глупости слишком сильно надавит на спусковой крючок. Это его и спасло.

Первая пуля прошипела у него над головой, вторая взметнула пыль и комочки сухой земли в примятой траве, там, откуда он только что перекатился.

Кто-то из мальчишек, пришедших с ним, сорвав автомат с плеча, тщетно пытался передернуть затвор, в то время как автомат стоял на предохранителе. Другой, подогадливее, возился с переводчиком, пытаясь поставить его на автоматический огонь. Виктор оказался проворнее всех. Он сделал резкий выпад своим автоматом, как будто наносил колющий удар штыком, и концом ствола с силой двинул Леньку в голову. Тот пошатнулся, выронил пистолет, ноги его подогнулись, и он рухнул на колени, схватившись за голову обеими руками. Между пальцев его показалась кровь.

"Что это… Что это…" — громким шепотом повторял он, едва заметно покачиваясь.

Юрий поднялся и вместе с Виктором подскочил к мальчишке. Тот замер, слова перестали срываться с его языка. Медленно-медленно, с усилием, Ленька встал, пошатнулся, выпрямился, еще раз пошатнулся, и упал навзничь.

"Пульса нет…" — растерянно произнес Виктор, безуспешно пытаясь нащупать биение жилки на шее, над ключичной ямкой, и на запястье. Вдруг Виктор вскочил, и, отбежав на несколько шагов в сторону, согнулся в три погибели. Его безудержно рвало.

Сухоцкий подошел к двум парням, еще сжимавшим в руках автоматическую винтовку и пистолет-пулемет, и, ни слова не говоря, резко вырвал оружие у них из рук. Приблизившись к одному из старых деревьев, обрамлявших шоссе, он с размаху несколько раз саданул винтовку, а затем и МР о ствол. Затем повернулся к притихшим школьникам и громко произнес:

"То, что я сказал о действительной военной службе, касается всех". — Он посмотрел в сторону семерки, принесшей оружие, и скомандовал:

"Отделение, стройся! Положить вещмешки!"…

Дорога шла по слегка всхолмленной равнине, среди полей и лесов, рощ и перелесков. Однако усталость и подавленное настроение (что было не удивительно при зрелище стольких смертей и страха за жизнь близких, да и за собственную жизнь) не давали возможности наслаждаться окружающими пейзажами. В нескольких поселках, которые миновали за день, не было видно ни души. Люди или бежали, или погибли, или попрятались. А скорее всего — и то, и другое, и третье. Но разыскивать уцелевших было пока не ко времени.

К Зеленодольску подошли уже в сумерках, пройдя за день больше 25 км. Юрий задумался — где разместить столько людей на ночевку? Виктор ломал голову над той же проблемой. Лиза, узнав об их раздумьях, промолвила:

"Тут же пансионатов полно, и летних лагерей…"

"А вот туда идти не следует. Вообще в город лучше не соваться без разведки. Кто знает, на кого там можно нарваться" — охладил ее Виктор.

"Да, нам бы пристроиться где-нибудь на окраине, где меньше вероятность быть обнаруженными", — поддержал его Сухоцкий.

"Впрочем", — заметил Виктор, — "если на окраине найдется какой-нибудь подходящий пансионат, то почему бы его и не использовать?".

"Ага!" — обрадовался Юрий. — "Вот у шоссе, что идет вдоль моря на запад, как раз есть парочка таких пансионатов на отшибе. Надо будет туда заглянуть".

Поскольку выйти на западное шоссе можно было только через город, а туда углубляться не хотелось, Юрий повернул колонну с шоссе на проселочек, ведший к железной дороге. Рельсы также тянулись к Зеленодольску, где магистраль оканчивалась тупиком у железнодорожной станции, стоящей всего метрах в трехстах от берега моря. Но не доходя городка, пути разветвлялись, и налево сворачивала ветка, которая шла вдоль моря, ко множеству прибрежных городков и поселков. По этой ветке и направилась колонна, выйдя на западную окраину города по железнодорожному полотну.

Призывы соблюдать тишину, чтобы не нарваться на возможные неприятности, несколько умерили шум, производимый школьниками, но все же и Юрий, и Виктор испытывали серьезное беспокойство. Удача, однако, сопутствовала им. Железнодорожные пути вскоре отделились от города довольно плотной полосой деревьев и кустарников. Виктор даже не сразу заметил, что они уже вышли за пределы города, и по правую руку осталось лишь поле, пересеченное лентой шоссе, обрывающегося здесь, и переходящего в грунтовку.

Скомандовав остановку, Сухоцкий указал новое направление, и колонна покинула насыпь железной дороги, прямо через поле выйдя на грунтовку, шедшую совсем невдалеке от невысоких приморских дюн. На окраину городка вошли с запада. Здесь, у самого моря, расположились низенькие корпуса летнего детского лагеря, который иногда по старой привычке называли "пионерским". Через дорогу от него виднелся и какой-то пансионат.

Юрий выбирал недолго. Хотя пансионат был, конечно, комфортабельнее, но явно мог предоставить ночлег самое большее половине нуждающихся, а в лагере можно было разместить всех. С шоссе свернули налево, в калитку детского лагеря, поскольку ворота были заперты. Лагерь, по весеннему времени, оказался еще не подготовлен к летнему сезону. Окна и двери были заколочены. Пришлось отдирать доски штыками — отделению автоматчиков досталось как следует поработать, не только отдирая доски от дверей, но и взламывая запертые двери. Большинство кроватей было сложено в штабеля в разобранном виде. Матрацев и вовсе не было видно. Правда, вскоре их удалось обнаружить в одном из бараков, использовавшихся под склад. Они было малость отсыревшими, но выбирать не приходилось.

Сборка кроватей, растаскивание матрацев по корпусам, распределение помещений между классами и между мальчишками и девчонками заняли немало времени и сопровождались весьма сильным шумом и гамом. Образовалась большая очередь к туалетам, тоже производившая немалый шум. Юрий надеялся лишь на одно — шум, производимый большой толпой, должен скорее отпугнуть, чем привлечь любопытных. И действительно, вокруг по-прежнему было совершенно пустынно.

Юрий, Виктор и Лиза прилагали немалые усилия, чтобы, наконец, закончить размещение ребят и дать всем возможность отдохнуть. Вооруженное отделение они расставили по периметру лагеря, что привело к непредвиденному конфликту. Группка старшеклассников, несмотря на категорический запрет покидать территорию лагеря, решила пройти к берегу моря. За общим шумом Виктор не сразу различил возбужденные голоса, доносившиеся со стороны берега. Когда же он обратил внимание на перебранку и направился в ту сторону, все уже произошло. Буквально в десятке шагов впереди него громыхнул выстрел, сумерки разрезала яркая вспышка, и срывающийся мальчишеский голос закричал:

"Ложись, суки! Лицом вниз, руки за голову! Кто шевельнется, схлопочет пулю!".

Приблизившись, Виктор увидел лежащих на песке троих ребят и двух девчонок. Над ними стоял парнишка с автоматом, направленным на лежащих. Один из лежавших, заслышав шаги, приподнял голову.

"Не шевелиться, я сказал!" — С этим выкриком автоматчик подскочил к поднявшему голову и пнул его ногой в бок…

Когда все обитатели лагеря собрались на линейке, где было построено и все отделение с оружием, Виктор заговорил:

"У нас случилось ЧП. Столкнулись между собой наши товарищи. Одни, наделенные оружием и властью, которое это оружие дает, другие — безоружные. И обе стороны повели себя глупо. Я хочу, чтобы вы все затвердили урок, который следует извлечь из этой стычки обеим ее сторонам", — Виктор повернулся в сторону отделения.

"Оружие дано вам только для того, чтобы защищать своих товарищей и мирных жителей вообще. Только для этого. И совершенно недопустимо пользоваться оружием, чтобы унижать безоружных, куражится над ними, демонстрируя свою власть. Еще один подобный случай — и виновник лишится права носить оружие навсегда. Сегодня же я ограничусь отстранением его от военной службы на две недели. Рядовой Сергей Мильченко, сдайте автомат, боеприпасы и амуницию".

Даже в сумерках было заметно, что лицо Сергея покрылось красными пятнами. Он молча отдал оружие подошедшему Сухоцкому. Виктор заговорил вновь:

"А теперь я обращаюсь к вам, к большинству, которое пока не имеет оружия. Запомните, наконец, то, что мы уже повторяли неоднократно — область на военном положении. Мои слова и слова Юрия Сухоцкого для вас не рекомендация, а приказ. Если дан приказ не покидать территории лагеря, значит, он должен быть выполнен. И я не осуждаю Сережу Мильченко за то, что следуя приказу, он применил оружие. Он не имел права издеваться над безоружными, и за это наказан. Но учтите — если ваша дурная голова толкнет кого-нибудь на выходки, влекущие опасность для остальных, то оружие может быть применено и на поражение. Вот так". — Виктор замолчал и оглядел притихших ребят. Теперь заговорил Сухоцкий:

"Десятиклассники! Назовите мне одного человека из вас, кто занимался бы стрельбой и имел хорошие результаты" — В ответ раздались нестройные голоса:

"Овечка! Санька Овечкин!.. У него разряд!.."

"Из чего стрелял?"

"Из пистолета" — ответил Овечкин.

"Рядовой Овечкин! Два шага вперед, шагом марш!" Юрий повернулся к Калашникову и негромко бросил:

"Виктор, передай ему свой "Макар"".

Когда ПМ вместе с ремнем, кобурой и запасным магазином перешел в руки Саши Овечкина, Юрий скомандовал:

"Рядовой Овечкин! Встаньте в строй отделения!" — И, обращаясь к остальным, снова задал вопрос:

"А из винтовки или автомата кто-нибудь из вас серьезно стрелял?"

"Пяльцин стрелял!" — выкрикнул кто-то.

"Чего — Пяльцин…" — недовольно буркнул невысокий вихрастый парнишка. — "Не стрелял я из винтовки".

"Сам же рассказывал!" — не унимались одноклассники.

"Так то ж не из винтовки…"

"А из чего?" — поинтересовался Сухоцкий.

"Из ружья. Дед на охоту брал".

"И какие результаты?"

"Так я ж не в тире стрелял. Сколько очков выбил бы, не знаю. Бывало, попадал, бывало, и мазал".

"А в кого стрелял?" — продолжал допытывать Юрий.

"Птицу брали. Корншнепа. Сам я только три штуки добыл" — честно объяснял Пяльцин.

"А много раз ходил с ружьем?"

"Один. Прошлым летом".

"И сразу три штуки добыл? Бери автомат" — вынес заключение Юрий.

Когда все разошлись спать, Юрий оставил под командой Виктора гранатометчика и девчонку с ручным пулеметом. Пулеметчицей стала Надя Бесланова, помогавшая Юрию добыть оружие из подбитой БМП, и не убоявшаяся трупов. Будучи не самой рослой для своего вида спорта — она занималась баскетболом, — Надя оказалась физически сильнее большинства своих сверстников.

Овечкин с пистолетом Макарова был выставлен в качестве наблюдателя, спрятавшись в кустах у шоссе близ ограды пансионата. Сам же Сухоцкий с четырьмя парнями, вооруженными автоматами, отправился на разведку.

Первые склады, которые почти в полной темноте обнаружили и исследовали разведчики, оказались вскрыты и пусты. Столь же пустынны были полки разграбленных магазинов. Впрочем, в одном из них обнаружились распотрошенные упаковки мыла, зубной пасты и каких-то чистящих средств; в другом — несколько десятков рулонов обоев. Но мыло и обои их сейчас не интересовали. Стараясь перемещаться по городским окраинам, разведчики натолкнулись еще на одну группу сарайчиков, используемых под склады. Они тоже были вскрыты, но в темноте за распахнутыми створками дверей смутно виднелись какие-то ящики.

Сухоцкий, оставив одного автоматчика снаружи, завел всех остальных на склад, прикрыл за собой двери, и только тогда включил единственный имевшийся у них фонарик. Так, что же это за ящики?

В сарайчике стояло несколько посудомоечных машин фирмы BOSH, несколько коробок с фенами, коробки с электрическими консервовскрывателями. Нашлось и продовольствие — коробки с приправами фирмы Knorr. Склад был довольно основательно опустошен. Видимо, местные жители забрали все самое, с их точки зрения, ценное, решив пока не возиться с остальным.

Местные жители? Юрий засомневался в этом, увидев пулевые пробоины на коробках и ощутив россыпь автоматных гильз под ногами. Впрочем, бандиты могли быть и из местных, — подумалось ему. Тем хуже. Тогда придется уходить отсюда сразу же, как рассветет.

Выйдя со склада, Юрий осмотрел другие сараи. Они были или пусты, или хранили остатки товаров вроде кафельной плитки или унитазов. Последней очередь дошла до маленького невзрачного сарайчика, обнаруженного притулившимся в самом укромном углу. Но он тоже был вскрыт. У самого входа громоздились под потолок штабелями рулоны медной кровельной ленты, пластмассовые трубы, алюминиевый уголок. Какая досада!

От отчаяния, что продовольствие так и не найдено, Юрий решил проверить сарайчик до конца, и по его команде ребята стали расшвыривать стройматериалы. Их упорство было вознаграждено. Вскоре за рулонами меди показались какие-то коробки. Печенье. За неимением лучшего сойдет и это.

За коробками печенья обнаружились коробки с шоколадными конфетами, с консервированной кукурузой, растворимым кофе, плитками шоколада, макаронами, с минеральной водой. Последнее обрадовало Юрия больше всего. У них к ужину остался только НЗ — по полстакана питьевой воды на брата.

"Пяльцин!" — вполголоса позвал Юрий.

"Что — Пяльцин?" — буркнул тот, подходя поближе.

"Тебя как зовут-то?"

"Меня? Генкой" — по-прежнему с оттенком недовольства ответил Пяльцин.

"Вот что, Геннадий. Давай-ка скоренько обратно в лагерь и передай Калашникову, чтобы прислал сюда всех ребят девятых-десятых классов с вещмешками".

В лагере Юрий поделился своими сомнениями с Калашниковым и с Елизаветой Ахметовной.

"Здесь неплохо, но лучше бы найти местечко поглуше и потише" — резюмировал он. — "Нет гарантий, что здесь не крутятся вооруженные мародеры, а то и организованные бандитские группы".

"Тогда у нас только один путь" — отозвался Виктор. — "Вообще-то глухих мест есть немало в лесах на севере и на юго-востоке области. А тут укромное место можно найти только на полуострове".

"Полуостров большой…" — протянул Юрий. Сама идея, похоже, у него возражений не вызывала.

"Чем дальше, тем лучше" — ответил Калашников.

"А ты что думаешь, Лиза?" — обратился к ней Юрий.

"Там хорошо. И вряд ли там были бои. Местность, скорее всего, не заражена" — стала размышлять она вслух.

"Значит, идем. До Соснового?" — уточнил Юрий.

"Лучше до Рыбаково. Сосновое слишком близко" — возразил Виктор.

"Так до Рыбаково почти сорок километров!" — всплеснула руками Лиза.

"Да… Два четырехчасовых перехода. С учетом привалов — двенадцать часов. Если выйдем в восемь, придем еще не в темноте" — прикинул Сухоцкий.

"Э-э, погоди! Ты на кого это рассчитываешь?" — перебил его Виктор. — "Думаешь, двенадцатилетние пацаны и девчонки после сегодняшнего перехода одолеют такой путь!?"

Юрий замялся.

"Пожалуй, ты прав, придется разбивать переход на два дня. Ночевку-то где делать будем? В лесу?"

"Почему в лесу?" — отозвался Калашников. — "За Сосновым еще какие-то турбазы есть. И одна довольно большая. Это, правда, не совсем середина маршрута, но, по-моему, сойдет".

На том и порешили.

Рано утром колонна вышла в путь. Обогнув большую часть города по южным окраинам, колонна ступила на шоссе, тянущееся по узкому длинному полуострову.


Когда-то, миллионы лет назад, здесь не было никакого полуострова. Лишь два или три небольших островка лежали между крайними точками мелководного залива. Сотни тысяч лет господствующее здесь морское течение, размывая берега южнее будущего полуострова, несло песок вдоль побережья, расширяя отмели, образуя новые, откладывая песок у островов. Прошли еще сотни тысяч лет, и мели поднялись над водой, образуя узкие песчаные острова. Затем песчаные острова мало-помалу соединялись друг с другом и с длинными песчаными косами, намытыми у старых островов…

Так медленно вырастал полуостров. Песок постепенно зарастал — сначала песколюбивой травой, семена которой ветер и вода приносили с прибрежных дюн на материке, затем, когда корни травы укрепили песок, на нем смог расти кой-какой кустарник. Потом на медленно-медленно нараставшей почве укоренились первые деревья…


Теперь колонна двигалась по полуострову, через негустой сосновый лес, нередко перемежаемый разнообразными лиственными деревьями, зарослями кустарников (бузины, орешника, барбариса, красной смородины…) и рощами черноольховника.

В километре от окраины Зеленодольска миновали шлагбаум с будочкой. Когда-то здесь был пост пограничников, охранявших не столько границу, сколько заповедный режим полуострова. Сегодня здесь было пусто, и лишь большие щиты с правилами посещения полуострова, и тарифами на въезд людей и пропуск автотранспорта, свидетельствовали о происходившем здесь не так давно интенсивном движении. Осиротевший шлагбаум исправно перегораживал дорогу, и его пришлось поднимать, чтобы пропустить колонну.

Пусто было и в поселке Сосновое, перед которым организовали большой привал. После обеда сухим пайком и часового отдыха школьники, притихнув, шагали мимо пустынных улочек, домов с закрытыми ставнями, мимо расположенных среди соснового леса нескольких пансионатов и детского лагеря. Когда миновали Сосновое, слева от дороги потянулась близкая полоса песчаных приморских дюн, местами заросших травой, и канадской горной сосной, а местами почти голых, сиявших сквозь редколесье светло-желтыми пятнами песка, подсвеченного дневным солнцем. Незакрепленные пески под влиянием ветра и ног многочисленных туристов, еще недавно во всю топтавших их, медленно смещались в сторону от моря, сантиметр за сантиметром засыпая лесную поросль…

Последний пансионат "Песчаное" показался уже в трех с лишком километрах за Сосновым, на 14-м километре шоссе, в сосновом редколесье у видневшегося невдалеке берега залива. Там остановились на ночевку. Ребята быстро развели костры, воспользовавшись открытыми очагами, устроенными рядом с летними домиками турбазы, вскипятили воду, сварили суп из макарон с остатками тушенки. Запас воды заметно убавился, но брать воду из местного колодца все же не решились. Всякое могло быть.

Быстро взломав двери легких фанерных домиков турбазы, разместились на ночлег. Спали прямо на металлических панцирных сетках кроватей, потому что здесь в большинстве домиков ни матрацев, ни тем более постельных принадлежностей разыскать не удалось. Кое-где они все же были, потому что ряд домиков турбазы, снабженных системой отопления, использовался и зимой.

Утром, после ночевки, организовали горячий завтрак. Выведя колонну снова на шоссе, Юрий объявил:

"Почти 16 километров пути позади. Нам предстоит пройти еще 22 километра. Сейчас — четверть одиннадцатого. В пути будет еще один большой привал и две коротких остановки. Так что рассчитывайте свои силы на долгий путь. Вперед!"

На всем дальнейшем пути не было ни одного поселения. Лишь несколько домиков орнитологической станции Академии наук расположились на 27-м километре, но их не было видно с шоссе. Немного не доходя до этого места, Юрий остановил колонну для второго привала. Здесь полуостров был заметно шире, чем уСоснового. По обе стороны шоссе в слабой туманной дымке, сквозь которую упорно пробивалось майское солнце, тянулись гряды невысоких дюн, сплошь поросших жесткой травой, местами — каким-то кустарником, отдельными сизыми кустиками чертополоха. У самого шоссе по левую руку шла полоса редких сосен, выросших под постоянным напором морских ветров и потому заметно клонившихся на северо-восток. Примерно в полукилометре вперед и назад, насколько было видно, открытое пространство дюн, поросших травой, по левую сторону шоссе замыкалось стеной леса, а справой стороны, со стороны залива, дюны были повыше и далеко, насколько хватало глаз, тянулись безлесными, а местами и вовсе лишенными растительности.

Время близилось к двум пополудни. Когда школьники поднялись после привала и стали строиться в колонну, стало очевидно, что все, особенно младшие, измотаны тремя днями непривычно долгих для них пеших переходов. Сухоцкому пришлось снизить темп и устраивать небольшие привалы едва ли не каждые полчаса. После каждой такой остановки ребят удавалось поднять со все большим и большим трудом. Кое-кто из малышей начал откровенно хныкать. Многие сбили и натерли ноги, и теперь едва ковыляли, кривясь от боли.

И все же колонна продвигалась вперед. Около семи вечера справа по ходу движения показалось большое озеро (единственное настоящее озеро на полуострове) с заболоченными берегами, поросшими тростником. Большие стаи птиц, встревоженные появлением людей, с шумом и кликами поднимались в воздух.

Меньше, чем через полчаса, слева у самой дороги стали видны домики лесничества. И опять никого, никакого движения, никаких признаков присутствия человека. Когда миновали лесничество, колонна вышла к развилке шоссе. "Наконец-то!" — вздохнул про себя Виктор и свернул по дороге направо. За деревьями блеснула зеркальная гладь маленького круглого то ли озерка, то ли прудика, слева виднелось розоватое новенькое здание маленькой двухэтажной гостиницы с огороженным пространством пустующей автостоянки, а впереди уже выглядывали из-за зелени фруктовых садов темно-красные черепичные крыши поселка Рыбаково.

Юрий покинул хвост колонны и подбежал к Виктору, шагавшему впереди всех.

"Где будем размещаться на ночлег?"

"Лучше где-нибудь всем вместе" — проговорил Виктор. — "Но тут все домики маленькие. Даже в гостиничку эту и четверть не впихнем. Впрочем, ближе к заливу тут, помнится, должна была быть парочка многоквартирных трехэтажек".

"Да", — подтвердил Юрий, — "туда и пойдем. Все там могут и не поместиться, но там рядом еще два многоквартирных дома старой постройки. Должны как-нибудь утесниться".

Школьники, теперь уже больше похожие не на колонну, а просто на толпу, поплелись по главной улице, оставив по левую руку футбольное поле, клуб, правление рыболовецкой артели, магазин, столовую и автобусную остановку, а по правую — цепочку домов с кафе и торговыми точками.

Пусто. Ни души.

Но вот, наконец, свернув направо и пройдя мимо старой, немецкой постройки, церкви из темно-красного кирпича, подошли к цели своего движения — двум трехэтажным домам-коробочкам. Подъезды заколочены, квартиры заперты. И опять ни души. В квартирах — следы поспешного отъезда. Беспорядок, части вещей нет. Где-то постели застланы, со всеми постельными принадлежностями, а где-то нет даже матрацев.

В каждом доме было по четыре подъезда, по двенадцать квартир в каждом подъезде. Итого девяносто шесть квартир. Если считать по четыре человека на квартиру — должны поместиться. На деле, однако, оказалось иначе — в домах были квартиры и однокомнатные, и двухкомнатные, в которых оказалось всего по два-три спальных места. Поэтому человек тридцать пришлось разместить в старом двухэтажном кирпичном доме через дорогу, в котором было всего восемь квартир, но зато довольно больших. Юрий, Виктор и Лиза решили расположиться там же.

Остановившись перед домом, Лиза долго смотрела на север, потом неуверенно проговорила:

"Вроде, там дымок вьется… Или только кажется?"

Виктор тоже стал вглядываться в указанном направлении. Да, вроде над лесом вьется дымок. Или нет?

"А что там может быть?" — заинтересовалась Лиза.

"В той стороне? Там большой радиолокационный пост", — напряг память Виктор. — "А еще казармы погранзаставы".

"Есть дымок или нет, а проверить надо" — вмешался в разговор Сухоцкий. — "Я пойду один. Толпой идти ни к чему".

"Толпой — ни к чему. Но вот еще одного человека надо взять, чтобы мог известить нас, если что случится", — возразил Виктор.

Юрий согласно кивнул и оглянулся на тянувшуюся за ними группу школьников.

"Сергей! Мильченко!" — негромко позвал он. Сергей подошел, глядя исподлобья.

"Пойдем с тобой в разведку" — пояснил Сухоцкий.

"А оружие?" — несколько оживившись, спросил Мильченко с надеждой в голосе.

"Оружие не потребуется. Твоя задача — держаться за мной в отдалении, как бы следить за мной. Следить так, чтобы никто, если появится, тебя не обнаружил. Ты — моя страховка. Если я попаду в переплет, ты должен будешь не затевать сражение за мое вызволение, а быстренько и незаметно смыться и предупредить наших. Все понятно?"

"Понятно" — кивнул Сережа.

"Сумеешь справиться?"

"Постараюсь".

"Ты уж постарайся. Не хотелось бы, чтобы наших тут захватили врасплох".

Мильченко еще раз кивнул. Юрий тронул его за плечо и они пошли в сторону предполагаемого дымка.

"Давай, потихонечку наращивай дистанцию. Запомни, тебя не должны обнаружить", — бросил через плечо Юрий.

Сухоцкий решил в первую очередь обследовать казармы пограничников. По весьма банальной причине: они были ближе всего — буквально метрах в трехстах за последним домом — недавно выстроенным маленьким пансионатом — на северной окраине поселка.

Памятуя приказ, Сережа не пошел за Сухоцким по дороге, а углубился в лес, стараясь прятаться в кустарнике и за деревьями, не выпуская из виду "дядю Юру". И увидел, как на обочину дороги, за спиной Сухоцкого, бесшумно выскользнул из леса человек в пятнистом комбинезоне, с автоматом, и вполголоса скомандовал:

"Стой! Руки вверх!"

Юрий послушно выполнил команду.

"Медленно, за ремень, одной рукой сними автомат с плеча и разожми руку!"

Автомат упал в дорожную пыль.

"Теперь пять шагов вперед — шагом марш! И не оборачиваться! Только шевельнешься — стреляю!" — все также негромко командовал пятнистый.

Юрий послушно выполнил и эту команду. Человек в комбинезоне подошел к брошенному оружию, закинул автомат Сухоцкого себе за спину и, немножко не по-уставному сформулировав команду, бросил:

"А теперь — шагом марш вперед!"

Двое потопали по дороге. Сережка подождал немного, и осторожными перебежками, не выходя из леса, двинулся за ними, чтобы окончательно не потерять Юрия из виду. И внезапно замер, а потом отпрянул за ствол сосны — шагах в десяти от него лежал автоматчик в таком же пятнистом комбинезоне и в теплой пятнистой куртке с серым меховым воротником. Он лежал лицом в сторону дороги, и именно это позволило Сережке остаться незамеченным. Автоматчик, вероятно, услыхал его шаги, и, приподняв голову, поводил ею из стороны в сторону. Но, не заметив ничего подозрительного, снова занял прежнюю позицию.

Мильченко с громко бьющимся сердцем подождал несколько минут. Чуть успокоившись, он с утроенной осторожностью потихонечку стал уходить с опасного места. И лишь метров через двести он несколько ускорил шаг, а еще через сотню шагов перестал идти крадучись, выскочил на дорогу и припустил во весь дух в поселок, туда, где расположились его товарищи.

Через несколько минут, он, тяжело дыша, прерывающимся голосом уже докладывал Виктору:

"Дядю Юру… схватили!"

"Кто, где?" — спокойным голосом спросил Виктор.

"Там, по пути к погранцам… В пятнистом комбинезоне… с автоматом".

"Как ты думаешь, это бандиты?"

Сергей задумался, заодно успокаивая дыхание.

"Не знаю… Вроде не похоже…"

"Так "не знаю" или "не похоже"? И почему "не похоже"?" — продолжал допытываться Виктор.

"Говорил он вроде так… по-военному. Команды словно как по уставу…"

"Так бандит тоже очень может быть из военных" — заметил Калашников.

"Может быть… Но этот больше на солдата похож…"

"Почему?" — упорствовал Виктор.

"Ну… Не знаю…" — протянул Сергей, а потом все же пояснил — "Не матерился… Не пытался ударить…"

Виктор не сдержал мелькнувшей на его лице усмешки. Мильченко заметил ее и непроизвольно покраснел. Посмотрев на Сергея, Виктор бросил:

"Ладно. Что было, то прошло. Хорошо, что сам теперь понял разницу между солдатом и бандитом. Однако ясности все-таки мало". — Он покачал головой. — "Придется всех с оружием вывести на посты, а я с парой человек выдвинусь поближе к тому месту. Ты — с нами. Покажешь, как и что".

Не доходя метров двести до предполагаемого поста, Юрий велел остановиться.

"Пока засядем тихонечко в кустах и понаблюдаем полчасика. А потом решим, что дальше делать" — произнес он шепотом.

Пока Мильченко добирался до своих, Юрий под конвоем шествовал на заставу. Когда впереди показалось здание казармы и встреченный ими паренек, повинуясь словам конвоира — "Цыганков, живо за капитаном!" — бегом умчался в здание, Сухоцкий наполовину успокоился. Это все меньше походило на бандитское гнездо.

Вскоре появился и офицер в таком же маскировочном комбинезоне, с четырьмя тускло зеленевшими звездочками на погончиках.

"Товарищ капитан, разрешите доложить!"

"Докладывайте!"

"Младший сержант Воеводин. Находился на посту скрытого наблюдения. Конвоирую задержанного. Шел по дороге в сторону нашего расположения, вооружен автоматом. Мною задержан и обезоружен. Сопротивления не оказал".

"Кто такой?" — спросил молоденький рослый капитан, обращаясь к Сухоцкому.

"Капитан запаса Юрий Сухоцкий, начальник цеха и комендант убежища "пятьсот двадцатого" завода в Городе. Сопровождаю группу школьников в количестве 353 человек, при них, кроме меня, еще трое, — нет, теперь уже двое — взрослых. Приняли решение покинуть Город и временно обосноваться здесь, в Рыбаково, в связи с радиоактивным заражением местности и проявлениями вооруженного бандитизма. Для самообороны располагаем шестью автоматами, ручным пулеметом, гранатометом, двумя пистолетами. Боеприпасов мало. Продовольствия почти нет — едва хватит на завтра". — С этими словами Юрий вынул из нагрудного кармана коричневой вельветовой рубашки свои документы и протянул их капитану. Пока офицер рассматривал их, Сухоцкий заметил:

"А младший сержант молодец. Чисто меня взял. Только упустил две вещи. Первая — не засек нашего наблюдателя. Так что группа уже оповещена о моем задержании и где-нибудь через полчаса они начнут проявлять беспокойство. Вторая — пару раз при конвоировании опасно сокращал дистанцию. Вот как сейчас. Так что могла получиться вот такая штука…" — и с этими словами Юрий сделал резкий кувырок назад и подкатом сбил своего конвоира с ног, жестко блокировав ему шею его же собственным автоматом. Не задерживаясь, он тут же вскочил и коротко бросил раздосадованному Воеводину:

"Хочешь выжить — учти на будущее".

Судя по виду младшего сержанта, сейчас он был готов поступить с задержанным совсем не по уставу. Лишь присутствие капитана, никак не высказавшего какого-либо недовольства поступком Сухоцкого, сдерживало его. Почувствовав настроение Воеводина, Юрий сказал примирительно:

"Ты уж извини, браток. Конечно, приятного мало. Но сам себе ответь: что лучше — получить такой вот неприятный урок, или получить пулю в лоб от задержанного? А ведь у другого могли оказаться совсем не такие мирные намерения".

Капитан прервал молчание и коротко произнес:

"Гражданин Сухоцкий прав. Тебе, Воеводин, повезло, что не нарвался на литовского рейнджера или на какого-нибудь еще бандита".

"Надеюсь, автомат мне вернете?" — спросил капитана Юрий.

"Штатским оружие не положено" — отпарировал капитан. Воеводин при этих словах слегка повеселел.

"Хорошо", — примирительно произнес Сухоцкий, — "тогда хотя бы выделите мне человек тридцать для охраны наших ребятишек".

"Что?" — изумился капитан.

"В районе Города бандгруппы численностью до роты", — спокойно сблефовал Юрий, — "у Зеленодольска — до взвода, так что меньшим числом не обойтись, если сюда вдруг нагрянет хотя бы часть".

Капитан задумался.

"Ладно, отдайте ему автомат, Воеводин". Младший сержант нехотя передал автомат Юрию.

"Спасибо", — ответил тот, обращаясь к Воеводину. — "И не злись. Нам теперь друг за друга держаться нужно. Слишком мало нас осталось. А вот мрази всякой всплыло на поверхность, боюсь, предостаточно. Как всегда в трудные времена". — И продолжил, обращаясь уже к капитану:

"Ну, может, хоть продовольствием поможете?"

"Сами на голодном пайке" — покачал головой капитан.

"А грузовик у вас найдется? Тогда мы самостоятельно продовольствием попытаемся разжиться".

"Грузовик самим нужен. Да и горючего у нас в обрез — только для бэтээра" — снова отказал капитан.

"Да поймите, будет грузовик, мы себе не только продовольствие добудем, но и сумеем вооружить старшеклассников. Если вас беспокоит формальный статус — считайте их ротой народного ополчения в вашем оперативном подчинении. Какая никакая, а вам подмога".

"Все понимаю, но…" — капитан дернул щекой и, понизив голос, произнес — "поговорим об этом лучше у меня в штабе".

Сухоцкий прошел за капитаном в штабную комнатку. Капитан предложил ему сесть и сказал:

"Давайте знакомиться. Меня зовут Зият Айтуллин".

"Ну, мое имя вы уже знаете — Юрий Сухоцкий" — и Юрий пожал протянутую ему руку.

"Поймите", — сразу же заговорил Зият, — "я тут в тисках. Литовцы уже прощупывали границу, и не только на моем участке — хотят, сволочи, поживиться российской землей. А у меня погранотряд почти весь был отправлен на фронт, и что с ним сталось — неизвестно. У меня тут всего два неполных взвода да один старенький БТР-70. В Приморском у меня пост на шоссе да первый эшелон. Тут — второй". — Капитан на несколько мгновений ушел куда-то в собственные невеселые мысли, потом словно спохватился и с жаром продолжил:

"Ты что же, думаешь, совсем без защиты вас оставим? Детей никто не бросит просто так, бандитам на растерзание. Но пойми, неоткуда мне для вас постоянную охрану выделить, физически неоткуда — все люди расписаны, дежурят сверх нормативов, и то некомплект. He могу я вам дать ни людей, ни оружия, ни бензина, ни продовольствия".

Капитан помолчал немного, потом, будто решив что-то для себя, произнес:

"Снабжения нет, и когда будет — неизвестно. Скоро у нас не будет даже хлеба — остатки муки доскребаем. Картошки, да и та наполовину гнилая, хватит хорошо если на неделю. Ни сливочного масла, ни маргарина, ни мяса — электричество отключилось, поэтому холодильники мы вынуждены были разгрузить и все испортилось, что не съели или не сварили. А потому, что горючки нет!" — капитан чуть не сорвался на крик, потом взял себя в руки. — "Не то что для дизель-генератора не можем солярки дать, для последнего БТР пара бочек осталась — и все! Связи нет — радиостанцию погранотряда разбило во время бомбежки, а моя ротная только Литву берет, да погранзаставу в Народном. Там едва ли не хуже, чем у меня. А границу держать надо!".

"А радиолокационный пост?" — поинтересовался Юрий.

"В первый же день войны накрыли их авиацией. Противорадиолокационные ракеты, затем бомбы. Разнесли вчистую. В доме семей комсостава — он как раз не пострадал — такой вой стоял, забыть невозможно…"

"Понимаю" — вздохнул Сухоцкий. — "Тогда, выходит, это мы должны вам помочь. Завтра же отправлю вооруженную группу на материк. Будем искать исправные машины, собирать оружие, боеприпасы, продовольствие, топливо. Решено". — С этими словами он встал и, протянув руку капитану, сказал:

"Пора. Ребята волнуются. Да и подготовиться к завтрашнему походу надо, пока еще не глубокая ночь. Да, еще один вопрос. Жители в Рыбакове еще остались?"

"Все уехали. Кто с артелью эвакуировался, кто самостоятельно. И семьи комсостава тоже. Ни один не остался. Правда, мои ребятки поговаривают, что в лесничестве кто-то еще есть".

Виктор, уже обдумывающий, как им идти выручать товарища, искренне обрадовался, увидев идущего по дороге Юрия.

"Ну что там?" — сразу затормошил он Сухоцкого.

"Два взвода погранцов. Локаторщиков всех побили еще в первый день войны. Помощи они нам оказать не могут. Сами едва держат границу. Продовольствия и у них негусто — подвоза-то нет", — кратко резюмировал Юрий итоги встречи.

"Самим, значит, пропитание добывать придется…" — со вздохом произнес Калашников.

"Да, Витя. Придется. И займусь я этим не откладывая, завтра с утра. Беру пятерых ребят покрепче — и на материк".

"Слушай", — озабоченно проговорил Виктор, — "но ведь на всю ораву продуктов притащить, это же целый грузовик нужен!"

"Вот с поисков целого грузовика и начнем. У вас немного жратвы есть, воду лучше всего брать в колодце на площади перед правлением. Сутки-двое продержитесь".

Глава 3. Коммуна

Отбор в экспедицию за продовольствием происходил просто. Заглядывая в квартиры, где расположились старшеклассники, Сухоцкий спрашивал:

"Кто из вас способен отремонтировать грузовик?"

Таких не нашлось, но двое ребят заявили, что кое-какой опыт в ремонте легковушек у них имеется. Кроме них, Сухоцкий взял с собой Сережу Мильченко и двоих автоматчиков из "ополчения". С ночи собрали вещмешки, уложили в них воду и продукты. Юрий проверил, у всех ли в порядке ноги после двух больших переходов, годится ли для дальней дороги обувь, и отправил спать.

С рассветом, перекусив на сухомятку, вышли из поселка на шоссе и повернули на юг. По полуострову шли безо всяких приключений. Ребята наперебой обсуждали, что случилось со страной.

"Как вы думаете, наши победили?" — спросил Юрия один из ребят.

"Не уверен…" — задумчиво протянул тот.

"Конечно, победили!" — заявил Генка Пяльцин.

"Точно!" — поддержал его Мильченко. — "Если бы не так, по всей области натовские оккупационные войска торчали бы!"

Сухоцкий покачал головой:

"Что-то не видно ни наших войск, ни оккупантов. Одни трупы. Похоже, вничью сыграли, а точнее, доигрались. Применили отравляющие вещества по самое не хочу. И вот — ни победителей, ни побежденных".

Ребята примолкли на какое-то время, обдумывая сказанное. Затем Генка встрепенулся:

"Это что же, мы да пограничники тут одни остались? А остальных всех…" — он не договорил, но и так была ясно, что он имел в виду.

"Не может быть, чтобы всех!" — горячо возразил кто-то из тех, что плелись сзади. — "Если мы уцелели, могли ведь и еще уцелеть".

"Уцелели, уцелели. Например, те бандиты в Городе" — поддакнул Сухоцкий. Но его слова не очень-то успокоили ребят, вспомнивших стычку, в которой погиб Роман Никанорович.

"Так что ж делать-то?" — воскликнул Сережка Мильченко. — "А вдруг бандиты и сюда припрутся?"

"Так затем я вас и потащил в этот поход" — стал втолковывать им Юрий. — "Первым делом надо оружие раздобыть, чтоб нас голыми руками не взяли. Второе дело — найти продукты, чтобы с голоду не передохнуть. Никто нас кормить не будет, все самим придется добывать".

За разговорами не заметили, как бежало время. Где-то, не доходя 20-го километра шоссе, сделали привал и перекусили — опять на сухомятку. Отдохнув маленько, двинулись дальше. Ребята по-прежнему болтали о том, о сем. Думали, как жить дальше. Глазели по сторонам. Сухоцкий рассказывал о природе полуострова. Намечали и дальнейший маршрут.

"Как вы думаете, где можно найти исправные грузовики?"

"Там, где боев не было" — сказал Саша Овечкин, поправляя на себе пояс с "Макаровым" в кобуре.

"Где боев не было, оттуда грузовики либо ушли во время эвакуации, либо на них уже наложили лапу те, кто остался" — возразил Сухоцкий.

"Тогда, наоборот, надо искать там, где применили отравляющие вещества. Люди погибли, а грузовики остались" — предположил Сережка Мильченко, в который раз поправляя лямки тяжелого вещмешка, в котором лежала десятилитровая канистра с водой.

"Мысль интересная. Знать бы только, где это место" — покачал головой Юрий. — "В Город нам пока дороги нет. Похоже, там развелось немало весьма опасных двуногих. А вот где еще было применено химическое оружие?"

"Вероятнее всего, по расположению войск. По крупным группировкам. По аэродромам, базам…" — заметил молчавший до того Генка Пяльцин.

"И это дельная мысль. Придется нам пошарить по ближайшим расположениям воинских частей" — поддержал его Юрий.

Но до воинских частей еще было далеко. Порядком утомившись, путники приплелись к окраинам Зеленодольска около семи вечера.

"Дальше пока не пойдем — силы на завтра пригодятся. Заночуем здесь. От добра добра не ищут — займем тот же лагерь" — решил Сухоцкий. Но когда они подошли к запущенному парку на окраине городка, и были уже видны первые крыши городских строений, где-то впереди ударила гулкая дробь короткой автоматной очереди. Потом хлопнул одиночный выстрел. А потом заговорили наперебой сразу два или три ствола. Стреляли где-то в центре города.

"Быстро, бегом, уходим налево, вон туда, вдоль забора радиостанции!" негромко скомандовал Юрий и сам бросился вперед. Вскоре высокий кирпичный забор, возвышающиеся за ним два старых казарменного типа корпуса, и две стальные мачты с натянутыми между ними антеннами, остались позади. Бегом выскочив за окраину городка, расположились в густом кустарнике отдышаться. Выстрелы между тем прекратились.

"Ну, что делать будем?" — спросил притихших ребят Сухоцкий.

"Да, в Зеленодольск теперь лучше не ходить…" — протянул Сережа Мильченко. Саша Овечкин согласно закивал головой.

"Надо оглядеться сначала" — бросил Генка Пяльцин.

"Сергей! Ты у нас самый шустрый. Выгляни-ка из кустов — что вокруг делается?" — приказал Юрий.

Мильченко скрылся среди кустарника и минут через десять снова появился на маленькой поляночке, окруженной высокими кустами бузины.

"Вокруг — тишина. Никого не видно" — просто доложил он.

"А интересное что-нибудь в пределах видимости есть?" — спросил Юрий.

Сережа пожал плечами:

"В сторону Зеленодольска — радиостанция. Ну, мы как раз мимо нее пробегали. На юг идет шоссе к Городу. А восточнее дороги — садовые участки. Вот и все. Ничего интересного".

"Как это — ничего интересного? А садовые участки? Там ведь домики есть, и наверняка пустые — можно заночевать!" — возразил Юрий и скомандовал — "Подъем!".

Взломав дверь одного из домиков (в уже взломанные заглядывать не стали, резонно рассудив, что там нечего делать после мародеров), смотревшегося покрупнее и покомфортабельнее остальных, устроились на ночлег. Ночевали спокойно. Сменявшиеся каждые два часа часовые прилежно клевали носами, но, несмотря на это, никто не собирался нападать на них врасплох. В доме нашлась газобалонная плитка, так что и вечером, и утром приготовили горячую пищу — китайскую лапшу из десятка маленьких пакетиков, что нашлись тут же в доме.

Когда вся команда поела, Сухоцкий распорядился:

"Идем дальше на восток. Тут, совсем рядом, должна быть какая-то береговая служба морячков. База снабжения, что ли. Вот там и пошарим".

База отыскалась меньше, чем в часе пути. Но она была пуста, как гнилой орех. Все было вывезено. Лишь два остова раскулаченных автомобилей сиротливо торчали во дворе, да валялись пустые картонные коробки, обломки ящиков и прочий мусор. Двери стационарных складских помещений были распахнуты и по ним гулял свежий майский ветерок.

"Ну, а теперь куда?" — нетерпеливо спросил Мильченко.

"Ближайшая известная мне часть — в Ольховке" — ответил Юрий. — "Если и там неудача, пойдем в Колосовец или в Ярославское".

До Ольховки ходу хорошим размашистым шагом было больше двух с половиной часов (если идти прямо по шоссе). Близился полдень, солнце стало припекать, и Юрий, как и остальные, вынужден был снять куртку и завязать ее рукавами вокруг пояса. Уже на подходе к Ольховке, когда экспедиция собиралась свернуть с шоссе и выйти лесом к полотну железной дороги, чтобы достичь поселка по кратчайшему пути, стали заметны следы жаркого боя. На большом поле стояли, прямо и накренившись, и лежали на боку толстые туши американских транспортных вертолетов "Чинук". Дальше к лесу, за которым скрывалась Ольховка, виднелись обломки нескольких угловатых вертолетов огневой поддержки "Апач" и "Ирокез".

У самой железной дороги валялись два разбитых автомобиля "Хаммер" с установками ПТУР, а среди обломков вертолетов — несколько сгоревших и искореженных до неузнаваемости легких бронетранспортеров. Трупов на поле тоже хватало. На опушке леса застыли несколько наших колесных БТР-80 и пара БМП-1. Сгоревшая БМП-2 стояла, уткнувшись носом в железнодорожную насыпь. Среди разбитых вертолетов, ближе к лесу, чернели сгоревшие Т-80. Один, два… шесть… девять. С другой стороны насыпи были видны два наших тяжелых самоходных орудия.


Юрий не знал, разумеется, что здесь американская аэромобильная дивизия намеревалась нанести удар во фланг и тыл нашей группировке, остановившей немецкую мотопехоту. Чтобы парировать этот удар, командование бросило сюда несколько сводных бригад, составленных из набранных с бору по сосенке отдельных подразделений, из береговых служб флота, батальонов аэродромного обслуживания, радиотехнических войск, курсантов инженерного училища и бог знает кого еще, кто оказался под рукой в тот момент. Первым вышел на опушку батальон Московско-Минской мотострелковой дивизии, когда американцы еще не закончили высадку. Его растрепали за полчаса, а потом еще полчаса добивали остатки. Но за это время удалось перебросить с южного направления поближе к месту боя шесть армейских установок залпового огня "Ураган" и они, заняв позиции где-то восточнее Города, ударили километров с двадцати, накрыв место высадки огненным смерчем. А затем с трех сторон подоспели сводные бригады, и закрутилась смертельная карусель…


Здесь, на этом обширном кладбище, конечно, не было исправных грузовиков. Когда, примерно через два километра пути сквозь лес, впереди показались ворота воинской части, было уже ясно, что шансов найти тут исправную технику очень мало. Казармы носили явные следы то ли обстрела, то ли бомбежки.

Поразительно, но в артиллерийском парке Юрий увидел четыре, накрытых маскировочной сетью и вполне целых на вид 152-мм гаубицы, сиявших ровной не поврежденной краской, и с аккуратно подведенными белым цветом колесами — хоть сейчас на парад. Гаражные боксы тоже в значительной части уцелели, но вот они-то как раз были пусты. Лишь корпус БТР со снятой башней и без колес лежал в дальнем конце двора между боксами. При дальнейшем осмотре нашлись и два грузовика — правда, сожженные дотла. И лишь когда, обойдя все строения военного городка, экспедиция вновь вышла к артиллерийскому парку, но уже с другой стороны, все увидели рядом с высоким массивным дубом четыре стареньких ЗИЛ-130 в армейской маскировочной раскраске. Один из них стоял неподалеку от воронки, приняв в себя изрядную порцию осколков. Шины спущены, стекла выбиты, брезентовый тент — в лохмотьях, капот испещрен рваными отверстиями…

Однако остальные три машины, вокруг которых лежало несколько трупов в полевой форме, выглядели не поврежденными. Одна из них оказалась целой только на первый взгляд. Юрий обратил внимание на странно вывернутое переднее колесо. Подойдя поближе, он убедился, что подвеска безнадежно разворочена. Остальные же две машины удалось завести. Аккумуляторы не сели, бензин в баках был. Сухоцкий предусмотрительно приказал слить оставшийся в неисправных машинах бензин в баки целых машин, а что не поместилось — в канистры, обнаруженные в кузове одной из них.

Хотя переднее левое колесо одной из исправных машин оказалось пробито осколками, а боковое стекло разбито, примерно за два часа удалось справиться и с этой проблемой, отыскав в одном из грузовиков домкрат и гаечные ключи и переставив целое колесо с неисправного грузовика — чтобы не жертвовать запаской, лежавшей в кузове.

Распределив ребят между двумя машинами, Юрий скомандовал:

"В Колосовец!"

В Колосовце располагалось обширное авиационно-техническое хозяйство. Там, вероятно, могло найтись немало горючего, а может быть, и продовольствия. Но первой находкой на территории Колосовецкого военного городка, не так уж сильно разрушенного бомбами или снарядами, а ставшего жертвой химической войны, была практически не пострадавшая оружейная комната караульной роты. И даже, как положено, при ней имелся часовой. Только он был уже давно и безнадежно мертв.

Взломав дверь оружейной комнаты, в ней обнаружили лежавшего на полу мертвого дежурного. В отличие от часового, он успел надеть противогаз, но его (как и многих других) это не спасло — Vx действовал и через поверхность кожи.

Металлические оружейные шкафы были сделаны на совесть и взломать их было делом проблематичным. Сухоцкий задумался на мгновение и подошел к столу дежурного. Ни на столе, ни в ящиках ключей не было. Юрий тяжело вздохнул и наклонился к телу мертвого сержанта. Ключи лежали под трупом.

Но как везти автоматы, пулеметы, пистолеты? Ну, положим, пистолеты хранились в ящиках. В них и погрузили. Патронным цинкам никакая упаковка была не нужна. А остальное? Грузить навалом? Или прямо в шкафах? Нет, больно тяжелы, да и слишком много места займут…

Проблема разрешилась, когда обследовали каптерку старшины. Там нашлось немало обмундирования — гимнастерок, комбинезонов, плащ-палаток и тому подобного, как нового, так и б/у. Оружие стали заворачивать в гимнастерки и так грузить в кузов.

Следующим объектом внимания стала столовая. При ней обнаружился склад с картошкой, крупой, мукой, сахаром, какими-то консервами без этикеток. Юрий пришел прямо-таки в восторг от всего этого богатства. Но Генка Пяльцин среди общего веселья вдруг помрачнел.

"А их можно брать?" — спросил он настороженно. — "Ну, я имею в виду крупу, муку, сахар… Ведь тут отравляющие вещества применили. Консервам-то ничего, а остальное? В пищу-то, небось, опасно все это употреблять, а?"

"Законное беспокойство", — заметил Сухоцкий, не отрывая жадного взгляда от штабеля мешков с сахаром. — "Однако… Недели три ведь уже прошло, так? Максимум еще неделю нужно выждать, и произойдет практически полная естественная дегазация. Вся эта химия довольно нестойкая, разлагается быстро. Уже через три-четыре дня прямой угрозы для жизни уже нет, хотя остаются еще продукты распада…" — он замолк буквально на секунду и тут же решительно заключил: "Так что будем брать!"

Грузили до изнеможения, пока не забили машины выше бортов. Здесь же, в столовой, устроились и на обед. К счастью, трупов на кухне не было. Аппетит был нешуточный — ели последний раз около восьми утра, а сейчас время близилось к пяти пополудни. Да и измотались изрядно — слов нет.

Следующая находка потрясла Юрия своей неправдоподобностью. В машинном парке, когда были взломаны запертые боксы из числа уцелевших от обстрела, в них оказались целехонькие БТР-80. В парке нашлось и несколько бочек с соляркой для заправки. Юрий буквально локти кусал — только он, да еще двое ребят умели водить машины. А так хотелось забрать все! Два бэтээра взяли на прицеп к грузовикам, третий Юрий повел сам. В каждом грузовике разместились по двое ребят, а рядом с Юрием уселся Сергей Мильченко. Когда они уже тронулись с места, Юрий сообразил:

"Патроны! Патроны к крупнокалиберному пулемету!"

Но уже не было ни времени, ни сил затевать поиски патронов для КПВТ, установленного в башнях бронетранспортеров. Караван выехал на шоссе и взял курс на Зеленодольск. Через город ехали, не таясь — ни один бандит с автоматом не сунется против брони. Правда, бандит может быть и с гранатометом, но вряд ли их тут ждут специально — вроде бы заранее никого не оповещали.

Уже спускались сумерки, а последние лучи красноватого закатного солнца время от времени пробивались сквозь частокол сосен, мелькавших по бокам дороги, когда Юрий, завидев знакомое озеро, вдруг свернул направо, на едва приметный проселок, огибающий озеро вдоль берега залива.

"Куда это мы?" — удивился Сережка.

"Не хочу зря пугать погранцов нашей могучей техникой. Могут, не разобравшись, вообразить черт знает что", — пояснил Сухоцкий. Бэтээры вообще оставили в роще на подходе к Рыбаково, опасаясь, что наблюдатели пограничников могут засечь их при въезде в поселок.

Когда несколько вооруженных ребят во главе с Виктором подскочили к грузовикам, подъехавшим к трехэтажкам, где разместились школьники, Сухоцкому показалось, будто у тех в руках несколько больше автоматов, чем было в момент их расставания. Но сейчас разбираться было некогда.

"Живо, поднимай всех и разгружайте грузовик с оружием. Быстрее! Неизвестно, как на это посмотрят погранцы — могут ведь сами на все лапу наложить. Тут у меня стволы на целую роту!"

"А продукты?" — обеспокоено спросил Виктор.

"Картошка, крупа, мука… полный грузовик. Да пошевеливайтесь же, пока сюда наряд не заявился!"

Наряд действительно заявился, но оружие уже успели занести в большой старый дом из красного кирпича, где оно было под присмотром и Юрия, и Виктора. Юрий радостно сообщил прибывшему во главе наряда сержанту, что теперь они готовы поделиться с пограничниками продуктами, и что надеются в скором времени раздобыть для них и горючее. Наряду в знак дружеских чувств был вручен вещмешок с десятью килограммами сахарного песка, насыпанного в пластмассовое ведерко.

"Надеюсь, скоро наскребем что-нибудь посолиднее" — сказал Юрий на прощание гонцам от соседей-пограничников. — "Тогда и вам побольше подбросим. И еще: нельзя ли от вас сюда нитку полевого телефона протянуть? Чтобы не бегать по любому делу туда-сюда?".

После ухода наряда выяснилось, что Виктор тоже зря времени не терял. Сначала организовали учет "личного состава" — сделали пофамильную перепись, кто в каком доме и в какой квартире разместился. Затем за прошедшие двое суток было проведено обследование всего поселка. Выяснили, сколько и каких имеется незанятых домов и квартир, пригодных для жилья. В некоторых домах были обнаружены небольшие запасы уже плохонькой прошлогодней картошки, банки с домашними соленьями. Виктор выделил группу ребят, которые под руководством Елизаветы Ахметовны собрали в оставленных домах все лекарства и рассортировали их. Вторым делом этой группы было составление описи садов и огородов, с указанием, какие фруктовые и плодово-ягодные насаждения там имеются, что посажено на огородах. Была проверена поселковая водопроводная система, которая показалась исправной. Насосы, однако, не работали — не было электричества.

В гараже рыболовецкой артели грузовиков не оказалось. Там стоял лишь старый-престарый неисправный автомобиль-цистерна для горючего, и такой же старый, но, как оказалось, работоспособный автокран. Вот с горючим оказалось совсем плохо — лишь самая малость на донышке бака. Ценным приобретением оказались несколько станков в мастерских при гараже, и множество различных инструментов. Но, чтобы запустить станки, опять-таки было нужно электричество.

У причала на заливе стояли рыболовные боты и лодки. Но ни на одной лодке не было мотора, а все боты были с явно неисправными двигателями. Некоторые, к тому же, имели течи — трюмы были залиты водой. Два подвесных мотора отыскались в хозяйственных сараях местных жителей, но их еще надо было проверить на исправность. Итак, у новых поселенцев появился и водный транспорт.

На другой день (в это время экспедиция Сухоцкого как раз обследовала Ольховку и Колосовец), Виктор возглавил вылазку на большую, покрытую лесом дюну, возвышавшуюся на берегу залива в километре с небольшим от поселка. Расчищенная верхушка этой дюны служила для размещения антенн радиолокационного поста. Теперь здесь обнаружились лишь искореженные обломки металлических конструкций, да разбитые остатки каких-то железобетонных сооружений. Среди руин не было видно трупов — тогда, в первые дни войны, всех обнаруженных успели захоронить. Однако, разобрав поддающиеся их усилиям обломки, ребята проникли в полуразрушенное помещение и наткнулись там сразу на три не обнаруженных ранее трупа. При них оказались два автомата (один, впрочем, был безнадежно покореженный, а у другого был смят магазин) и один пистолет Стечкина. Вот почему Юрий при встрече насчитал в руках у ребят больше автоматов, чем он оставил перед уходом в свою экспедицию.

В тот же день неподалеку от поселка ребята разглядели нескольких коров, пасущихся в поле. Их удалось, хотя и не без труда, завести в поселок. В конце концов они сами разошлись по нескольким хлевам. Коров тоже вручили заботам команды, возглавляемой Елизаветой Ахметовной.

Когда совсем стемнело, отправились за бэтээрами, и перегнали их из рощи к своим домам. Старшеклассники, как и пацаны помладше, с восторгом смотрели на новое приобретение. Их облазали со всех сторон, а выставленные на ночь часовые устроились под прикрытием их брони.

На следующий день отправили гонца к капитану Айтуллину с извещением, что для формирования ополчения раздобыто кое-какое стрелковое оружие, и что после обеда начнутся учебные стрельбы. Гонцу было велено передать капитану, что пограничники тоже получат часть найденного оружия.

Юрий с Виктором, найдя некоторое количество досок и разыскав среди прочего инструмента пилы, стамески, молотки и гвозди, приступили к оборудованию в обширном подвале своего дома оружейной комнаты. Дело было не сложное, и вскоре после обеда стойки для оружия были готовы. А в пять часов, построив всех школьников в поле, почти что под окнами занимаемых ими домов, друзья объявили о формировании из девятых-десятых классов роты народного ополчения. Было проведено торжественное вручение оружия. В толстую тетрадь напротив фамилии каждого бойца записывался номер врученного ему ствола, и ставилась личная подпись. Затем школьники, произведенные в ополченцы, повторяли слова воинской присяги.

Сразу после этого состоялись учебные стрельбы на импровизированном полигоне, сооруженном у берега залива, на краю обширного сенокосного луга, тянувшегося от окраины Рыбаково чуть ли не до самого Птичьего озера. У пограничников имелось свое стрельбище, но в Приморском, куда надо было топать больше восьми километров. Поэтому мишени сделали наспех, при помощи фломастеров и картонных ящиков. Результаты стрельб, конечно, были неважные. Очень немногие (среди них Саша Овечкин, Геннадий Пяльцин, и неожиданно — Надя Бесланова, до того не занимавшаяся стрельбой) показали сносные результаты.

Вечером стали готовится к новому выезду. Продовольствие оставалось по-прежнему проблемой № 1 — привезенного могло хватить на пару недель, а дальше? Другой проблемой было горючее. Из-за его нехватки во вторую экспедицию пошли только две машины — грузовик и БТР. Хотя бронемашина была фактически безоружна, не имея боеприпасов, Юрий решил, что броня, хотя бы и противопульная, не помешает.

Наученный опытом первой вылазки, он отобрал с собой одиннадцать человек, из которых семеро умели худо-бедно водить машину. Среди не умевших были ветераны первого похода — Сергей Мильченко и Гена Пяльцин (Саша Овечкин машину водить умел). К ветеранам на этот раз присоединилась пулеметчица Надя Бесланова. Но теперь, вместо бывшего у нее раньше ручного пулемета, она везла с собой более тяжелый и мощный ПК, гордо заняв в бронемашине командирское место, впереди, рядом с водителем.

До Колосовца домчались без приключений. Обширный военный городок был далеко не полностью обследован во время первой вылазки, и новые находки превзошли предыдущие. Был найден большой склад с продовольствием, серьезно пострадавший от бомбежки, но, к счастью, не сгоревший. Рядом с найденными в прошлый раз бронемашинами в закрытых боксах обнаружилось несколько довольно стареньких, но в приличном состоянии, трехосных ЗИЛ-131.

Большой склад боеприпасов встретил их воронками, закопченными руинами стен и кирпичных заборов, донышками снарядных гильз с латунными лохмотьями по краям. Однако среди этого хаоса и разрушения попадались кое-где и разбитые, но не взорвавшиеся снарядные укупорки, почти целые цинки с патронами, не полностью поврежденные ящики с противотанковыми кумулятивными гранатами. Увидев 152-мм снаряды, Юрий вспомнил о гаубицах, виденных в Ольховке, и приказал:

"Наш ЗИЛ-130 бросаем здесь и берем шесть ЗИЛ-131. Они вместительнее".

"Почему шесть, а не семь? Нас ведь, водителей, семеро!" поинтересовался кто-то из ребят, с гордостью напирая на слова — "нас, водителей".

"Потому что надо не перебивать, а слушать приказ" — строго отпарировал Сухоцкий. — "Седьмой из вас, водителей" — иронично передразнил он — "будет вести БТР. Еще семь бэтээров возьмем на прицеп. А теперь — четыре грузовика загружаем продовольствием, остальные — боеприпасами. Тщательно отбираем все, что уцелело".

Во время обеда, когда немного схлынула горячка поисков и физическая усталость от погрузки, Юрий сообразил, что семи машинам не хватит имевшегося в их ЗИЛе и в БТР горючего. Местный склад ГСМ смог порадовать их только емкостями, деформированными от пламени, почерневшими, местами — с рыжеватыми пятнами ржавчины, и выжженной землей вокруг. Тогда он решился рискнуть: разделив имеющийся бензин понемножку между грузовиками, Юрий приказал двигаться в Ярославское, где располагалась огромная топливная база морской авиации.

Пошарив среди гаражей и в боксах, нашли необходимое количество тросов, с грехом пополам сообразили сцепки. На небольшой скорости импровизированные "автопоезда" поползли к Ярославскому.

Вся база целиком являла собой страшную картину следов колоссального пожара. Колонна автомобилей ехала через обширное пространство почерневшей земли, издававшей запах нефтяной копоти. Здесь вряд ли уцелела хоть капля бензина, керосина или солярки. Проехав через эту мертвую зону, миновали искореженную пожаром нефтеналивную эстакаду и выехали к отводной ветке железной дороги. Здесь перед ними предстало несколько железнодорожныхцистерн, до которых каким-то чудом не добралось пламя, и которых миновали бомбы и снаряды. Есть солярка! Но это — для движков БТР. А грузовики?

Ответ нашелся за обширными складами полевых трубопроводов. Там виднелся небольшой гараж, перед которым стояло четыре большегрузных автомобиля-тягача с огромными цистернами. Два оказались исправными и в одном из них обнаружилось тонн пять бензина. Другой был пустым и в него перекачали солярку из одной из цистерн — благо, что автоцистерны были оборудованы собственными насосами для перекачки топлива. Пришлось пожертвовать двумя бронемашинами, бросив их здесь, и пересадить водителей на автоцистерны, прицепив к ним по одному ЗИЛ-131 с полезным грузом. В таком необычном виде колонна тронулась в обратный путь: четыре грузовика тащили на прицепе бронемашины, две автоцистерны тащили на прицепе грузовики, и один БТР сопровождения шел без прицепа.

Несмотря на пониженную скорость и осторожность, один из ребят, управлявших бензовозами, не сумел вписаться в поворот. Автоцистерна съехала задними колесами в кювет и лишь чудом выровнялась. Прицепленный же к ней грузовик опрокинулся набок и вывалил в канаву все содержимое кузова. Хорошо хоть, сцепка была не жесткая, и свалившийся грузовик не увлек за собой и бензовоз.

Сухоцкий размышлял не долго. Он решил не тратить времени на то, чтобы поставить ЗиЛ-131 на колеса и вновь загрузить в него рассыпавшееся продовольствие. Часть мешков — те, что остались целы — быстренько покидали в другие грузовики и БТР. Остальное просто бросили, рассчитывая на то, что вряд ли кто-нибудь натолкнется на эти залежи до завтрашнего утра.

На место аварии подъехали назавтра пораньше утром, зацепили грузовик тросами и перевернули его в нормальное положение. Продовольствие, на которое так никто и не успел покуситься, кроме некоторого количества ворон, тщательно собрали. За этот и последующие несколько дней продовольственные склады в Колосовце были опустошены полностью, все уцелевшие боеприпасы подобраны, в Рыбаково были доставлены еще четыре бронемашины и вывезена солярка из еще одной цистерны в Ярославском.

На лице у Калашникова, встретившего машины, Юрий заметил выражение неприкрытой озабоченности.

"Что-то случилось?" — встревожился Сухоцкий.

"Ничего серьезного", — скривился Виктор. — "Но я думал, это быстро пройдет…"

"Да в чем дело?"

Калашников опять скривился.

"Ну чисто как дети", — пробурчал он. — "Приходится, как в армии: стрельбы закончили — оружие под замок. Караульных по десять раз инструктируешь, каждые полчаса бегаешь проверять, а они все равно…"

"Да говори ты толком!" — взвился и так намаявшийся за день Юрка.

"Разве не ясно? Того и жди — перестреляют друг друга, лопухи. Играют с оружием, как в детсаду! В карауле спят! Пароль, отзыв — как будто не для них по десять раз повторялось! После караула оружие не сдают, если сам не отберешь. Несколько раз пальбу открывали. Я командую тревогу, поднимаю дежурный взвод в ружье, а это, оказывается, так, — развлекались. Говоришь им, что каждый патрон на счету, — как об стенку горох. Ну не знаю я, что делать!" — Калашников всплеснул руками и замолчал, насупившись и ковыряя пыль на дороге носком кроссовки.

Сухоцкий долго не раздумывал:

"При первом нарушении — лишать права на ношение оружия. Подействует! Вон у Мильченко мы оружие отобрали — быстро проняло. Сейчас вполне приличный боец".

"Так у половины придется отобрать!"

"Вот и отбери. Не церемонься ты, Витька! И про каждого на построении объяви — за что лишен и на какой срок". — Лицо Сухоцкого было жестким. — "Дисциплину надо установить. Без нее мы ни на что не годны. Если придется столкнуться с профессионалами, да хоть и с обычными бандитами, нас разнесут в пух и прах. Ребят положим, сами погибнем и никого не защитим. Так и объясни".

"Похоже, ты прав", — вздохнул Калашников. — "Не хотелось бы их так, мордой об стол, да видно, иначе не выйдет".

Действительно, пример нескольких ополченцев, лишенных оружия, о чем было прилюдно объявлено на общем построении, отрезвляюще подействовал на многих других. Но полностью переломить ситуацию не удавалось. Число отстраненных от несения воинской службы понемногу все же росло. Разумеется, таких не брали в поисковые группы, запрещался им и выход за территорию поселка.

Но эти неурядицы не могли повлиять на работу поисковой группы Сухоцкого. Вывоз горючего был продолжен и на следующей неделе. Тогда же перегнали из Ярославского и два оставленных там бэтээра, а грузовики, загрузив их поношенным обмундированием с полупустого вещевого склада, Юрий отрядил за гаубицами в Ольховку. Он решил не портить отношений с пограничниками — из двенадцати БТР-80, скрепя сердце, первые шесть штук он торжественно передал Зияту Айтуллину. Ему же он преподнес и гаубицы вместе с семью десятками снарядов.

"Поставите их на дюне Фей у Приморского — и никакая литва по шоссе не пройдет" — сказал Юрий капитану, демонстрируя ему гаубичную батарею. "Вот грузовики мы пока отдать не можем — очень нужны для заготовки продовольствия".

"Что мехтяги нет — плохо. И боеприпасов — кот наплакал. Еще откуда-то надо расчеты для них выкроить, а людей и так не хватает", — ворчал капитан. — "Да и где я артиллеристов возьму?"

"Да уж прямой наводкой-то лупить — любой справится!" — возразил Юрий.

"Из гаубиц? Прямой наводкой?" — Зият скептически покачал головой, потом криво усмехнулся. — "Ладно, хоть какая польза будет. Спасибо и на этом. Дареному коню, как говорится…" — и Зият крепко пожал Сухоцкому руку.

Следующую вылазку решили предпринять в городок, получивший некогда название Комсомольский курорт, да так и не переименованный. В свое время там была расположена масса как армейских, так и флотских вспомогательных подразделений. Может быть, там тоже удастся разыскать что-нибудь полезное?

Городок оказался весьма основательно разрушен. Особенно сильно пострадал район небольшого порта, где некогда стояли рыболовецкие суда, да два-три сторожевика пограничной охраны. Теперь это был хаос развалин, руин пирсов и причалов. В воде виднелись корпуса затонувших судов. Территория практически всех военных частей была заброшена задолго до войны. Немногое же оставшееся либо было опустошено до налетов и обстрелов, либо угодило под бомбы, ракеты и снаряды противника. Однако во дворе наполовину разграбленного магазина на окраине городка отыскался практически целый склад, полный не до конца растащенного разнообразного продовольствия, в основном импортного.

Все шесть грузовиков были поставлены под погрузку. Восемнадцать человек Юрий отрядил на работу.

"Автоматы оставить при себе!" — скомандовал он, озираясь по сторонам. Вся команда бойко таскала коробки, мешки и ящики по длинному складу к распахнутым дверям, к которым подогнали грузовики. Постепенно разгоряченные ребята один за другим снимали с себя автоматы и ставили их к стенам склада, к створкам распахнутых дверей, к колесам грузовиков. Снял с себя автомат и Сухоцкий, положив его на сиденье в кабину грузовика.

Надя Бесланова, вылезшая было из БТР, чтобы принять участие в работе, обиженно поджав губы, полезла обратно, после того, как Юрий непререкаемым тоном заявил:

"Боец Бесланова! Займите свой пост!". — Он решил, что такое объяснение, почему он не хочет позволить ей наравне со всеми таскать тяжелые мешки, будет убедительнее любого другого.

Погрузка шла нелегко, но довольно споро. И вдруг вблизи явственно послышался шум автомобильного мотора. Ребята насторожились, замерли. Во двор уже въезжал немного пошарпанный полноприводной "Опель-Фронтера". "Опель" притормозил и все разглядели в нем нескольких вооруженных людей — стволы торчали прямо в окна. Сухоцкий метнулся к кабине грузовика за автоматом, но из окон "Опеля" уже затрещали автоматные очереди. Юрий рыбкой бросился на землю и перекатился под колеса грузовика. Все — кто раньше, кто позже — попадали на землю, повинуясь истошному крику Юрия "Ложись!". Почти одновременно гулко застучал пулемет Нади Беслановой из маленького окошка на лбу БТР.

"Опель" рванул с места, вильнул, выписал замысловатую кривую и ткнулся в стену здания, стоявшего неподалеку от склада. Из легковушки выскочил только один человек и бросил бежать в проход между строениями. Сухоцкий только еще вытягивал автомат из кабины, когда Саша Овечкин, не расстававшийся со своим пистолетом, как был, лежа, выхватил его из кобуры, подпер правую руку левой, повел стволом и нажал на спуск. Потом еще раз и еще. Убегавший как будто споткнулся, остановился, сделал неуверенный шаг и медленно повалился лицом вперед.

Сухоцкий собирался было спросить, — "Все целы?" — но слова замерли у него на языке, когда он увидел неподвижно лежащего парнишку, чья камуфляжная куртка была продырявлена пулями и пыльная земля под которым быстро пропитывалась кровью. Еще один паренек сидел на земле, кривясь от боли и судорожно сжимал пальцами, между которыми обильно сочилась кровь, свое левое плечо.

Юрий мысленно выругался — похоже, у них не было никаких перевязочных средств. К счастью, Сережка Мильченко догадался заглянуть внутрь "Опеля" и обнаружил за задним стеклом стандартную автомобильную аптечку. Раненому быстро продезинфицировали рану и перетянули бинтом.

Когда из "Опеля" доставали аптечку, из кабины автомобиля послышался стон. Сухоцкий подскочил к легковушке. Одно из тел, засыпанное мелкой стеклянной крошкой, зашевелилось. Человек в кожаной куртке (хотя сейчас, в самом конце мая, носить ее было уже, пожалуй, жарковато) приподнял голову и задвигал веками. Юрий упер ствол автомата ему под подбородок:

"Зачем стреляли? Откуда взялись?"

Бандит некоторое время, моргая, смотрел на Сухоцкого, затем спросил в ответ:

"Сами-то от кого работаете?"

"От себя" — бросил Юрий.

"А мы не от себя. Ты запомни, отморозок, тут тебе шарить никто не позволит. Мы тут от Коменданта работаем. И за ребят тебе крутая разборка будет".

"Что еще за Комендант?" — искренне удивился Сухоцкий.

"Комендант Земландского особого района!" — гордо выпалил бандит, держась рукой за залитый кровью затылок — видимо, получил касательное ранение головы. — "Он теперь в Городе главный. И не только в Городе. Ты дождешься, он кинет сюда сотню стволов на броне, и тогда ты пожалеешь, что родился на свет!".

"Что за базар!" — пренебрежительно произнес Юрий. — "Понадобится, я сам ему стрелку забью. Где он сидит-то?"

"В Городе, где же. Только не надо его искать. Для здоровья вредно…"

"А вот я сейчас нажму на спуск и отучу тебя навсегда думать о чужом здоровье" — с неподдельной злостью сказал Юрий и сильнее надавил стволом автомата под подбородок бандита. — "Говори, где твой Комендант? Кто он такой?"

"Э, не дави! Не дави, сука, больно!" — зашипел бандит и вдруг выхватил из-за пояса пистолет, до того прикрытый полой куртки, одновременно резко отводя голову вбок. Но Сухоцкий успел ударить по пистолету коленом, и, не столько намеренно, сколько потеряв равновесие и уже падая, отшатнулся вправо. Одновременно грохнул пистолетный выстрел, но пуля ушла в сторону — лишь в лицо Сухоцкому пахнуло пороховой гарью. Окончательно утратив равновесие, Юрий упал, но тут же нажал на курок, поводя стволом автомата снизу вверх. Очередь почти вся прошла мимо, но две пули — одна в шею, другая в грудь чуть выше сердца — все же достали бандита. Он вывалился из машины прямо на Юрия, заливая его хлынувшей изо рта кровью. Сухоцкий оттолкнул тяжелый труп и тут же поднялся на ноги.

Когда отряд вернулся в Рыбаково, было объявлено общее построение.

"Сегодня в схватке с бандитами погиб наш товарищ и получил ранение еще один", — говорил Юрий, все еще в куртке с едва засохшими пятнами крови, стоя перед притихшими школьниками. — "Нападавшие уничтожены все. Но я не могу снять с себя вины за то, что допустил внезапное нападение. Что говорить — все мы сплоховали, оставили оружие, не организовали как следуют охрану. Виною всему — наше разгильдяйство. Не сплоховал из нас только один человек — Надя Бесланова. Только благодаря ей мы стоим тут перед вами. Она не покинула свой пост и встретила бандитов как полагается. Надя дала нам время опомниться, что позволило неплохо показать себя и Саше Овечкину. Он четко снял пытавшегося сбежать бандита. От лица всех нас, оставшихся в живых, объявляю им благодарность".

Сухоцкий подошел к Овечкину и крепко пожал ему руку. Затем он пожал руку Наде Беслановой, не выдержал, обнял ее и робко поцеловал в щеку. Надя слегка порозовела, но старалась не обнаруживать смущения.

"Отныне", — продолжил Юрий свою речь — "мы должны покончить со всяким разгильдяйством, с любыми нарушениями дисциплины. Трагический исход нашей сегодняшней поездки показал, что мы не имеем права давать себе какие-либо поблажки. И их больше не будет! Кто не захочет этого осознать, может прямо сейчас сдать оружие", — повысил голос Сухоцкий.

"Будем принимать меры предосторожности, как на передовой", — продолжал он уже более спокойным деловым тоном. — "Вокруг поселка будем выставлять караулы. При выезде — будем выставлять вооруженные посты и наблюдателей. Военную подготовку будем проводить усиленными темпами. И еще. Пора бы нам перейти от походного порядка к оседлому, организовать нашу жизнь на постоянной основе. Слово моему товарищу Виктору Калашникову".

Виктор, волнуясь, вышел вперед:

"Друзья! Мы находимся в чрезвычайном положении. Мы — немногие из уцелевших. Нам нужна высочайшая степень сплоченности и организованности ради выживания. Необходимость заставляет нас жестко рационировать потребление, и вводить всеобщую трудовую и воинскую повинность. Поэтому единственной подходящей формой нашей дальнейшей жизни тут я вижу самоуправляющуюся трудовую коммуну…"

"Зачем нам опять эти коммунячьи штучки? Напробовались уже, хватит!" — раздался громкий голос из рядов старшеклассников.

Калашников пожал плечами:

"Не нравится вам европейское слово коммуна, можно называться своим — община. Не в этом ведь дело, и не коммунячьих штучках, как кто-то из вас изволил выразиться. Просто-напросто при жестком недостатке средств к существованию и при сильной внешней угрозе нет другого выхода, как строить свою жизнь на общинных коллективистских началах, на вынужденно уравнительном распределении, на сплоченности и солидарности.

Продуктов мало — придется делить поровну, иначе не выжить.

Продуктов мало — значит трудиться, чтобы их раздобыть, должны все.

Нам угрожают бандиты — значит воинская обязанность тоже ложится на всех.

Нас самих не так уж и много — значит, нам вдвойне ценен каждый человек, и в трудную минуту каждый должен подставить другому плечо.

Кто-нибудь с этим не согласен?" — Виктор обвел глазами притихшие ряды школьников.

На этот раз возражений не последовало.

"Тогда предлагаю избрать Совет Рыбаковской коммуны в количестве девяти человек. Оптимальное число для коллегиального органа — шесть-семь человек, но с учетом того, что обязательно будут отсутствующие, увеличим это число до девяти"…

К вечеру коммуна Рыбаково уже имела Совет из девяти человек, куда вошли все трое взрослых, а в числе избранных школьников оказались Надя Бесланова и Саша Овечкин. Сережка Мильченко, хотя и назывался среди кандидатов, в Совет не попал.

"Ты что, и вправду расстроен?" — спросил его после выборов Сухоцкий.

Сергей отрицательно помотал головой, но его физиономия свидетельствовала об обратном.

"Брось! Я тебе прямо скажу — напрасно ты в Совет рвался. Оно, конечно, почетно, и работа интересная, но не твое это дело. У тебя, вроде, неплохие способности к разведке. Так и стань разведчиком. Там, где призвание, вот там будет и почет. Понял?"

Мильченко поспешно закивал.

"Вижу, что не понял", — вздохнул Юрий, — "но, надеюсь, скоро сам признаешь, что я прав".

Первым делом Совета стало составление подробного реестра, в который были занесены все возможные сведения о родных и близких рыбаковских коммунаров. Отрезанные от родителей, от семей, от друзей, школьники очень тяжело переживали отсутствие всякой возможности не то чтобы связаться с родителями, а даже получить хоть какую-то надежду разыскать их. Особенно тяжело это переживали те, кто помладше. Совет объявил: рано или поздно связь с Большой Землей (теперь так называли Россию, очутившись на изолированном от нее островке) будет установлена. К этому моменту надо иметь полные сведения обо всех, кого коммунары хотят разыскать.

К сожалению, далеко не все смогли дать такие полные сведения. Если домашних адресов не забыл никто, то случаи, когда не знали или забыли дату (а иногда и год) рождения родителей, или их отчество, бывали нередки. Тогда пытались восполнить пробел, задавая наводящие вопросы, типа — а как звали твоего дедушку? Но и это не всегда помогало. Тем не менее постепенно в Совете накапливалась пухлая папка с листочками, исписанными разнообразными почерками. Лежал там и листок с именами жены и отца Юрия Сухоцкого…

Последующие недели не принесли никаких чрезвычайных происшествий. Неподалеку от Зеленодольска было обнаружено и за четыре дня перегнано в Рыбаково небольшое стадо коров и овец. Был продолжен вывоз остатков горючего с базы в Ярославском. Было найдено в уцелевших поселках несколько десятков жителей. Выяснилось, что и в Зеленодольске осталось несколько сотен человек. Бандиты туда захаживали, но постоянной базы у них там, к счастью, не было. Жители говорили, что наезжают они на машинах из Города и из Ясногорска — самого шикарного курорта в области, тоже, видимо, не затронутого войной.

Время от времени попадался какой-нибудь не разграбленный склад, или магазин, или дом, откуда найденное добро перевозилось в Рыбаково, благо, что пустовавшие склады рыболовецкой артели еще не были забиты.

Но одновременно с пополнением складов появились и проблемы. Сухоцкий и Калашников стали замечать, что не всё, прибывавшее с экспедициями, попадало на склады. Кое-что ребята прихватывали с собой. Среди девчонок развернулся стихийный обмен модными тряпками и косметикой, среди ребят в ходу были дорогие часы, немецкие и испанские ножи. В коммуне появилось несколько аудио- и видеоплееров, начался обмен дисками. Предметом обмена стали и батарейки к этой технике.

Особенно настораживал тот факт, что в погоне за этими вещичками некоторые школьники стали жертвовать своими продовольственными пайками. А тут еще до Юрия краем уха дошел слух, что четверо или пятеро старшеклассников утаили трофейные пистолеты и теперь щеголяют среди сверстников личным оружием.

На очередном построении Виктор Калашников объявил:

"Мы не можем мириться с тем, что коммуна превращается в бандитский притон!"

По рядам рыбаковских коммунаров прошел шум.

"Что, не нравится?" — Ребята никогда раньше не видели Калашникова таким злым, с таким жестким, мрачным взглядом исподлобья. — "Кое-кто из нас стал обычным мародером, охотящимся за всякими шмотками ради личной наживы. А их товарищи, падкие на эти шмотки, поддерживают таких мародеров. Хуже того, начали уже обзаводиться собственным оружием. Не хватает еще, чтобы мы с вами раскололись на враждующие банды!"

Виктор судорожно вздохнул:

"Короче. Все, поступающее в коммуну из экспедиций, поступает в общий фонд. Попытки присвоить что-либо из общего фонда будем расценивать как воровство у своих товарищей. Неуставное вооружение сдать сегодня до полудня. Кто сдаст добровольно — предлагаю от наказания освободить. Кто не сдаст в срок — месячное лишение права носить оружия и права выезда. Ставлю на голосование общего собрания коммуны".

Подавляющим большинством голосов предложения были приняты. Кроме того, Сухоцкий издал собственный приказ по роте народного ополчения:

"…За последнее время отмечаются случаи присвоения отдельными бойцами роты народного ополчения трофейного вооружения, добываемого во время поисковых экспедиций. Довожу до сведения бойцов, что никем не отменены нормы ранее изданных приказов, согласно которым:

— хранение и ношение нештатного оружия категорически запрещается, поскольку является преступным деянием;

— утаивание оружия и боеприпасов, найденных в поисковых экспедициях, приравнивается к воинскому преступлению.

Те, кто нарушат положения этого приказа, после вступления его в силу будут нести ответственность по всей строгости законов военного времени.


Командир роты народного ополчения

Рыбаковской коммуны,

капитан запаса Ю.Сухоцкий"

Однако, вопреки надеждам Калашникова, добровольно оружие так никто и не сдал. Не возымела действие и его угроза насчет воровства. Все больше коммунаров втягивалось в круговорот меновой торговли "престижными" вещами.

И Виктор, и Юрий были в некоторой растерянности. Происходящее таило в себе угрозу сплоченности коммуны, и действительно могло привести к ее распаду на соперничающие группировки, каждая из которых стремилась бы перетянуть куцее одеяло на себя. Но как поставить всему этому заслон? Никто из коммунаров не торопился доносить на нарушителей недавно принятого большинством голосов решения, да Сухоцкий с Калашниковым на это и не рассчитывали — доносительство на своих товарищей выглядело в их глазах не меньшим злом, тоже способным посеять свои ядовитые всходы.

Дело решил случай. Однажды ночью в дверь квартиры, которую занимали Юрий с Виктором, кто-то отчаянно забарабанил. Юрий, сумевший спросонок все же с первого раза попасть в камуфляжные штаны, подскочил к двери и распахнул ее (как и большинство других дверей в Рыбаково, она не запиралась — не от кого, ключей к дверям не было, да и замки сломаны). Чуть слышно щелкнул выключатель карманного фонарика и в пятне света показалась стоящая на пороге девчонка лет двенадцати-тринадцати, в кроссовках на босу ногу и в камуфляжной куртке прямо поверх ночной рубашки. Юрий никак не мог припомнить ее имени. Глаза ее, прищурившиеся от внезапного света, бьющего в лицо, глядели с нешуточным испугом:

"Там!" — выдохнула она, — "Драка! Парни перепились!". — Девчонка несколько раз судорожно вздохнула, пытаясь успокоить дыхание. Руки ее непроизвольно комкали на груди не застегнутую камуфляжную куртку. — "Дядя Юра! У них ножи! И пистолеты! Они к себе Юльку затащили!" — с отчаянием в голосе выкрикнула она.

"Говори толком! Где?" — перебил ее поднявшийся с кровати Виктор, торопливо натягивая кроссовки (тоже прямо на босу ногу), и нашаривая в полумраке на спинке стула свою камуфляжную куртку.

"Там, во втором корпусе! Первый подъезд, первый этаж… квартира… квартира три… кажется", — девчонка стала запинаться от неуверенности.

"Ладно, там покажешь", — бросил Сухоцкий, подхватывая автомат и крикнув уже с лестничной площадки — "Витька, поднимай дежурное отделение — и за нами!"

Когда Юрий подбежал ко второму по счету от центра поселка многоквартирному дому (который уже привыкли именовать не по его почтовому адресу, а просто — второй корпус), из ближайшего подъезда отчетливо донесся хлопок выстрела, затем второй, третий… Сухоцкий стремглав влетел в подъезд, когда чей-то пистолет жахнул еще раз. Моментально сориентировавшись, он с силой саданул в дверь ногой так, что она с грохотом врезалась в стену прихожей, и бросился в квартиру, выпуская веером длинную очередь в потолок и истошно вопя:

"Всем на пол! Ложись! Всех перестреляю, гады!"

Прямо перед ним, укрываясь за креслом, на одном колене стоял паренек с пистолетом в руке. Видимо, плохо соображая, что происходит, он не стал валиться на пол, а повернулся к Сухоцкому, направляя него пистолет. Сухоцкий резким ударом приклада выбил у него оружие, и тут же ударом ноги швырнул его на пол. Уловив краем глаза шевеление в соседней комнате, он стремительно повел стволом автомата в ту сторону:

"Лежать! Пристрелю! Оружие — на середину комнаты!" — и благоразумно отступил немного назад, в прихожую, чтобы не нарваться на пулю какого-нибудь перепившегося придурка.

На лестничной площадке раздался топот множества ног. Это подоспел Калашников с дежурным отделением.

В квартире оказался один труп, двое тяжело раненых — один в бессознательном состоянии, другой держался за живот окровавленными пальцами и тихо скулил, — и двое живых, один из них с касательным огнестрельным ранением плеча. Там же обнаружилась и полумертвая от страха девчонка со здоровенным фингалом под глазом и в разорванной почти до пояса ночной рубашке.

Немедленно проведенное расследование установило, что в этой квартире уже не первый раз устраиваются попойки. Вообще-то Юрий во время своих экспедиций за продуктами всегда приказывал уничтожать найденные запасы спиртного. Но и до него доходили слухи, что алкогольные напитки все же попадают в коммуну. Видимо, кое-кто из бойцов все же ухитрялся утаивать во время рейдов по одной-две бутылочки и притаскивать их с собой в Рыбаково. Больше того, юные дельцы уже успели сколотить запасец в несколько десятков бутылок и как раз сегодня ночью обмывали сделку с подобными же пройдохами, обменяв часть спиртного на шоколад, фруктовые и рыбные консервы, и швейцарские часы.

Выпитое ударило в голову, парни решили развлечься на всю катушку и вломились в соседнюю квартиру, вытащив прямо из постели несчастную Юльку, сопротивление которой утихомирили ударом кулака в лицо и несколькими крепкими тычками пистолетом под ребра. Но вот тут у гуляк и вышла незадача. Они никак не могли решить, кому начинать первому, а брошенный жребий вызвал обоюдные обвинения в жульничестве, тем более что обе стороны и без того терзались взаимными подозрениями в стремлении надуть друг друга при совершении нынешней сделки. После обоюдных оскорблений один из парней схватился за нож и пошло-поехало…

К утру скончался, так и не придя в сознание, один из тяжело раненых. Другой по-прежнему был в сознании, но Сухоцкий, который кое-что знал о ранениях в живот, догадывался — дела парня плохи, если не безнадежны. Оба погибших и один из взятых под стражу, как припомнил Сухоцкий, были из компании приснопамятного Леньки — того, что был убит в первый день после их выхода из убежища, и как раз из-за попытки завладеть оружием.

Утром было объявлено общее собрание коммуны. Большинство собравшихся на футбольном поле уже так или иначе было в курсе случившегося. На середине поля стояли члены Совета коммуны и приведенные под конвоем двое участников ночной драки.

"Что же это получается, товарищи мои?" — с горечью обратился Сухоцкий к стоявшим вокруг ребятам и девчонкам. — "Какую-то неделю назад вы чуть ли не все дружно проголосовали и за сдачу нештатного оружия, и за обращение всего добытого в поисковых экспедициях, без исключения, в общий фонд. Так или не так?"

Строй коммунаров ответил смущенным молчанием.

"Молчите?" — Юрий сделал короткую паузу. — "И правильно делаете. Нечего вам сказать! Вы не выполнили собственное решение. И вот итог: пьянка, попытка изнасилования, поножовщина и перестрелка. Двое убитых, один при смерти. Что делать будем, а, коммунары?" — и он обернулся на двоих подконвойных, стоящих с опущенными головами.

Раздался нестройный шум голосов:

"Лишить права на ношение оружия!"

Другие возражали: "Это за убийство-то? Маловато будет!"

"Изгнание!" — крикнул кто-то.

"К стенке!" — настаивали другие.

Сухоцкий покачал головой и поднял руку ладонью вперед, призывая к тишине.

"Не о том я вас спрашиваю. С этими-то все ясно… Как дальше жить думаете? Что сделать, чтобы вырезать эту язву? Чтобы пьяные подонки не лезли на девчонок и не палили из пистолетов по живым людям?"

"А что ясно-то?" — выкрикнули из толпы. — "С этими что делать будем?"

"С этими?" — Сухоцкий помедлил, потом жестко произнес, чеканя рубленые фразы — "По законам военного времени. За нарушение прямого приказа командира и за убийство. К высшей мере. Привести в исполнение немедленно". — Он сдернул с плеча автомат и кивком головы указал конвойным — "Вон к тем деревьям".

"А голосовать?" — раздалось сразу несколько голосов.

Сухоцкий, не останавливаясь, обернулся на голоса:

"Пока я командую ротой ополчения, мои приказы не будут предметом ни голосования, ни дискуссий" — негромким спокойным голом промолвил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Строй коммунаров расступился и двоих приговоренных конвойные подтащили к одному из больших дубов, росших вдоль края футбольного поля. Юрий стиснул зубы. Ему было мучительно жаль этих двоих недоумков. Но если посеянная ими зараза даст ростки… Об этом было страшно и подумать.

Конвоиры между тем отошли на несколько шагов в сторону от дуба. Один из двоих парней — тот самый, что был из бывшей Ленькиной компании — вдруг в два прыжка отскочил от дуба, приблизился к конвоирам, ударил не ожидавшего нападения парня ногой в пах и сорвал с его плеча автомат, судорожно рванув рукоятку затвора.

"Всем стоять! Положить оружие! А не то как сейчас полосну по строю!" — визгливо завопил он.

Сухоцкий первым аккуратно опустил автомат на вытоптанную траву. Его примеру последовали трое конвоиров.

Вооружившийся парень осторожно нагнулся, подхватил с земли ближайший к нему автомат и бросил его своему подельнику. Затравлено озираясь, они попятились за деревья, потом по очереди перемахнули невысокий забор, окружавший футбольное поле, а затем юркнули в калитку одного из множества пустующих домов и скрылись на заднем дворе.

Сухоцкий уже подхватил свой автомат и стремглав кинулся вдогонку. Следом за ним сорвались с места двое сохранивших оружие конвоиров. Юрий не стал соваться в калитку, а с ходу перевалился через забор и обогнул дом, за которым скрылись беглецы, с другой стороны. Те как раз выскочили за забор, выходивший к берегу залива. Жиденький плетень едва доходил до уровня груди, и Сухоцкий не стал бежать дальше. Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы успокоить дыхание, он опустил ствол автомата на ветку яблони и прицелился. Метров 50 или чуть больше… Короткая очередь — и одного из беглецов как-то странно повело в сторону, потом он запнулся и упал. Другой обернулся и вскинул автомат, без счету расходуя патроны. Недалеко от Юрия вжикнуло несколько пуль, задевая о ветви деревьев. Он вновь прицелился, и тут заговорили автоматы двух конвойных, как раз в этот момент выскочивших на задний двор.

Не обращая на это внимание, Юрий тщательно выровнял прицел. Дробь четырех автоматных стволов слилась в сплошной оглушительный треск, а затем все разом смолкло. Юрий подскочил поближе. Двое конвойных уже стояли над убитым, который получил две или три пули в левое легкое, и теперь лежал лицом вниз, а вокруг его головы на пыльной песчаной тропинке расплывалось большое кровавое пятно. Второй лежал немного поодаль. Он получил пулю пониже правой лопатки, и похоже, сумел как-то проползти несколько шагов. Даже сейчас его левая рука судорожно цеплялась за высокую пожухлую траву, которой порос берег залива, и слегка подергивалась в последних конвульсивных попытках подтянуть тело еще чуть-чуть вперед. Сухоцкий скрипнул зубами, скривился и выстрелил ему в затылок, оборвав мучения.

Глянув на конвойных, Юрий заметил, что правый рукав рубахи одного из них медленно пропитывается кровью.

"Зацепило?" — спросил он.

"Где?" — сначала не понял паренек, а потом схватился здоровой рукой за раненое место, болезненно сморщился и прошипел — "у-у, египетская сила…". Потом справился с собой и сквозь сцепленные зубы процедил — "Кажись, касательное".

На задний двор тем временем выскочило несколько человек с автоматами во главе с Виктором Калашниковым. Сухоцкий скомандовал:

"Ты давай-ка со своей рукой шагом марш в медпункт к Елизавете Ахметовне, а вы" — он обернулся ко вновь прибывшим, — "унесите и заройте трупы".

Настроение как у Сухоцкого, так и у Калашникова было отвратительное. Шутка ли — пришлось застрелить двоих своих бойцов. Еще двое поубивали друг друга ночью, и один при смерти. Никакой войны, никаких бандитов, и в одни сутки сразу такие человеческие жертвы! Сухоцкого едва ли не трясло от пережитого, и речь перед коммунарами, вновь выстроившимися на футбольном поле, держал Виктор.

"Стыдно! Стыдно, друзья! Что, так и будем губить друг друга в пьяной поножовщине и перестрелках из-за водки и девочек? Вот лишим мы сейчас мужскую половину права ношения оружия, а девчонкам выдадим его для постоянного ношения с правом расстрела на месте любой пьяной морды, что вы тогда запоете?" — с плохо сдерживаемой яростью вопрошал Калашников

По рядам прошел громкий ропот.

"Что, не нравится?" — язвительно заметил Виктор. — "Тогда сами поддерживайте дисциплину, черт вас возьми! Мы с вами все вместе несем ответственность за дела коммуны. Пьянство, хулиганские выходки, воровство из фондов коммуны пресекайте сами, не ждите, что капитан Сухоцкий или я будем делать за вас всю грязную работу, а вы крутить носами и презирать нас за это. И запомните — я словами не бросаюсь. Не сумеете своими силами навести порядок, я таки исполню свою угрозу!"

Он помолчал немного, успокаиваясь, и уже более мягким тоном продолжил:

"А что касается часов, аудио-видео, духов, косметики и всяких модных тряпок — никто же у вас этого не отнимает. Все равно ведь все, что мы привозим, достанется вам, никуда не денется. Но разве правильно, когда все это достается тому, кто первым хапнул или изловчился утаить от товарищей, а не тем, кто больше для товарищей сделал, кто больше поработал для нашей коммуны? Что же мы, ловкачам и пронырам будем потворствовать? Или лучше все же вознаграждать достойных?" — Калашников оглядел притихшие ряды коммунаров.

"А кто вознаграждать-то будет? Кто достойных будет назначать?" — загалдели из строя.

"А решать это будете вы сами" — подвел черту Виктор. — "Кого сочтете достойным, тому и будете вручать вещи из наградного фонда, куда будет поступать все, что не зачисляется в фонд первоочередных потребностей. И делить на эти фонды тоже будете вы. Как решите, так и будет. В общем, жизнь у нас пойдет так, как вы сами ее устроите. Устроите пьяный бардак — винить будет некого, кроме самих себя".

Одна из экспедиций Сухоцкого принесла большую удачу — целенький передвижной армейский дизель-генератор. Теперь появилась возможность дать поселку электрическое освещение, запустить в работу холодильники и прочую бытовую технику, пустить насосы водопроводной сети, включить станки… Но первоначальные планы пришлось сильно урезать — пока не хватало горючего. Оно было нужнее для другого, в том числе и для долгосрочного решения проблем с продовольствием.

Виктору удалось договориться с несколькими десятками семей в Зеленодольське, и кое с кем в селениях неподалеку от него, что они организуют крестьянский кооператив. Группа ребят под командой Виктора собрала из разных мест трактора и сельхозмашины, запас семян, немного горючего и раздала это крестьянам

Но в июне бандиты вновь наведались в Зеленодольск — на этот раз большой группой. Множество семей пострадало от рук бандитов. Хотя у большинства было припасено кое-какое оружие, бандиты быстро подавили сопротивление. Среди жителей были убитые, изнасилованные и избитые до полусмерти. И тогда было решено разместить в Зеленодольске усиленный взвод народного ополчения, а заодно устроить там перевалочную базу. Тридцать два человека во главе с Юрием Сухоцким и две бронемашины были отправлены в Зеленодольск.

Глава 4. Первый Зеленодольский бой

Колонна из двух БТР-80 и шести грузовиков прибыла в Зеленодольск в середине июня. Разместились в старинных казармах радиостанции. Сразу же было организовано вооруженное патрулирование городка и выставлены посты на его окраинах. Небольшое количество портативных радиостанций, подобранных в местах боев и в отделении милиции в Комсомольском курорте, ставшем вместе с городком жертвой газовой атаки, позволяло поддерживать связь с патрулями и с группами, выезжавшими на поиски все дальше от Зеленодольска.

Не прошло и двух недель, как с одного из постов поступило тревожное сообщение:

"Говорит Мильченко. Мое место — Ястребки 2-е. Наблюдаю на южной окраине поселка Пуликово скопление легковых автомобилей. Слышны выстрелы".

Дежурный по взводу немедленно связался с Сухоцким, находившимся на выезде.

"Передайте Сергею — ничего не предпринимать! Я с ребятами возвращаюсь и подойду к Пуликово с юга. Вы немедленно собирайте всех, кто в пределах досягаемости, берите БТР и не позднее, чем через 15 минут, выезжайте в Пуликово. Попытайтесь отогнать их пулеметным огнем с дистанции не ближе 800 метров! В ближний бой не ввязываться!" — инструктировал дежурного встревоженный Юрий.

Минут через 30–35 один из бэтээров взвода, немилосердно пыля по пpoселку, уже миновал участки садового кооператива Ястребки 2-е и вышел на окраину полностью опустевшей во время войны деревеньки Михайлово. Отсюда были ясно видны восемь легковушек и один грузовик, стоявшие на дороге при въезде в Пуликово и несколько фигур рядом с ними.

Еще через несколько минут к БТР подскочил Сережка Мильченко.

"Что там было?" — спросил Саша Овечкин, дежуривший по взводу.

"Постреляли немного. Сейчас тихо" — ответил Сергей.

В артиллерийскую панораму, снятую с разбитого орудия, и использовавшуюся Овечкиным вместо бинокля, которого ему пока раздобыть не удалось, были видны какие-то перемещения, мелькание между деревьями. Но вот на дороге рядом с машинами показались люди, гнавшие двух телят и нескольких овец. Когда животные поравнялись с грузовиком, раздались короткие очереди.

"Вот мародеры!" — в сердцах воскликнул Мильченко.

По команде Овечкина с башни бэтээра застучал крупнокалиберный пулемет. Вторя ему, с крыши дома, где успел устроиться один из бойцов, ударил ручной пулемет. Мильченко вскинул бинокль. Вот, вроде бы, от одной из машин брызнули стекла, сверкнувшие на солнце. Со стороны поселка застрекотали автоматы, не очень громко. Дистанция была без малого километр. Из автоматов их не достанут. Снова застучал башенный пулемет БТР.

Машины загудели, сквозь скупые автоматные очереди послышался шум заведенных моторов. Шесть легковушек тронулись с места и вышли на шоссе, набирая скорость. Грузовик и еще две машины остались на месте.

"Все на броню — и вперед!" — закричал дежурный.

БТР понесся по полю, забившихся в его стальное нутро ополченцев швыряло и подбрасывало. Когда достигли Пуликово, машины бандитов уже скрылись за поворотом. Водитель вдавил педаль газа до упора, стрелка спидометра доползла до 95 км/час, и больше скорость не прибавлялась.

Лишь на прямом участке дороги далеко впереди мелькнули цветные пятна легковушек, но пущенная вдогонку очередь ушла впустую — машины тут же скрылись из вида. Шансы настичь бандитов становились совсем призрачными, когда впереди послышался тяжелый стук крупнокалиберного пулемета. Через пару минут стали видны три машины, остановившиеся на шоссе, еще одна — застрявшая в кювете, и два "внедорожника", пытающиеся уйти полем. В купах деревьев и кустов, тянувшихся слева от дороги, мелькали темные фигурки и потрескивали автоматные очереди.

БТР, стрелявший впереди, замолчал, а "внедорожники", подпрыгивая и поднимая пыль, мчались по кочкам. БТР, нагонявший бандитов сзади, затормозил, развернул башню и ударил длинной очередью. Один из внедорожников затрясло под мощными ударами пуль калибра 14,5 мм, развернуло боком, затем перевернуло… и тут стук башенного пулемета оборвался.

"Все. Патроны кончились" — услышал полуоглохший от грохота Сережка Мильченко.

Один автомобиль так и ушел — автоматные и пулеметные очереди не смогли настичь его. Скрылись и несколько бандитов, рассеявшихся в придорожных кустах. Столкнув с шоссе подбитые автомашины, оба БТР с ополченцами отправились обратно в Зеленодольск.

Удачно пресеченная бандитская вылазка внушала надежду, что теперь они станут поосторожнее, и не будут тревожить окрестности Зеленодольска. Между тем в Рыбаково разворачивалась сельскохозяйственная страда.

Единственный колесный трактор таскал за собой навесную косилку, которая упорно ломалась едва ли не каждые полдня, и с таким же упорством возвращалась в строй усилиями ребят, не вылезавших из мастерских. Немало травы было скошено и вручную. Елизавета Ахметовна, ставшая главным агрономом и зоотехником (а также и врачом), контролировала сушку сена и закладку его на сеновалы. Ей помогали по три-четыре пограничника, присылаемых каждый день капитаном Айтуллиным. Иногда на покос выходил и сам Зият.

Лиза, стараясь ни в чем не отставать от других, тоже наловчилась махать косой. Но никому в этом деле было не угнаться за капитаном Айтуллиным.

Когда пришла пора стоговать просушенное в валках сено, капитан снова появился на обширном поле возле Рыбаково. Он ловко орудовал вилами, подавая пример ребятам. Его обнаженный мускулистый торс блестел от пота в лучах июльского солнца. Виктор, тоже время от времени выходивший на покос, невольно завидовал его атлетическому сложению.

Лиза, облаченная в пропитанную потом грязно-белую футболку и наскоро переделанные из камуфляжных штанов шорты, остановилась, переводя дыхание, размазала тыльной стороной ладони струившийся по лицу пот, и вздохнула глубоко:

"Эх, всю жизнь бы так работать — горя не знать!"

"Так за чем же дело стало?" — поинтересовался Зият.

"Так война…" — глухо отозвалась Лиза. — "Как подумаю о том, что сталось с прежними жителями Рыбаково, да вспомню о десятках тысяч трупов, лежащих по всей области…"

"Погибших жаль, конечно. Этого горя нам не избыть. Но кто остался в живых — должен жить. Больше скажу — должен радоваться жизни. Иного ответа той напасти, что на нас свалилась, нам не найти". — Капитан Айтуллин внимательно посмотрел Лизе в глаза и после минутной паузы продолжил — "Так что, давайте, Елизавета Ахметовна, метать сено, и радоваться, что у нас с вами есть такая возможность".

Несмотря на неплохой укос, стадо коров в Рыбаково было невелико и свежее молоко в поселке оставалосьделикатесом. Общий надой не превышал 150 литров в день. Для коммуны этого было явно мало, и поэтому каждая найденная во время вылазок бесхозная корова тут же попадала под плотную опеку и перегонялась в Рыбаково. Постепенно росло стадо, росли и надои, все еще не достигавшие, однако, и одного литра на человека.

Под руководством Лизы ребята работали на огородах и во фруктовых садах, сортировали доставленные из экспедиций медикаменты, занимались сбором ягод и грибов. Но все это пока не решало проблем с продовольствием всерьез и надолго. Запасы муки были большими, но хватит ли их до следующего урожая? Виктор, ведавший экономикой коммуны, испытывал большие сомнения. Да и какова будет судьба будущего урожая?

Это был не праздный вопрос. В этом году сев был сорван войной. Правда, на части полей взошли озимые, на других — "дичком" выросло кое-что от прошлогодних посевов, но кто и чем будет все это убирать, и кому достанется будущий урожай? Маленьким кучкам крестьян-фермеров все еще угрожали бандитские налеты. Здесь же коренилась и проблема снабжения мясом. У коммуны мясного скота практически не было — лишь несколько свиней. Крестьяне и стихийно сложившиеся маленькие кооперативы подобрали довольно много брошенного скота. Но бандиты постоянно убивали скот ради свежего мяса. Охранять же все стада и всех сельских жителей в Зеленодольском районе рыбаковская рота ополченцев была не в состоянии.

Виктор и Юрий были поэтому озабочены разработкой плана, который позволил бы ликвидировать хотя бы главное бандитское гнездо. Но сначала надо было бы выяснить, где это гнездо находится, и каковы силы бандитов.

Однажды ночью Юрий, спавший вместе со всеми в казармах радиостанции на окраине Зеленодольска, был разбужен дробью автоматных очередей, доносившихся с противоположной окраины города. Затем загрохотали выстрелы в другом месте. Один из ночных патрулей вышел на связь, и портативная рация сквозь шум и треск донесла грохот автоматов и торопливо выкрикиваемые слова:

"Бандиты! На нескольких грузовиках!"

Пока ребята в полной темноте вскакивали с кроватей и натягивали камуфляжную форму, разбирали автоматы из стойки, по окнам плеснули очереди из автоматов и пулеметов.

"К машинам!" — крикнул Сухоцкий и сам первый бросился во двор. Но туда, с ходу протаранив ворота, уже ворвался грузовик с бандитами. Они поливали автоматным огнем весь двор вокруг себя, швыряли ручные гранаты по окнам и дверям казармы. Через пару минут казарма оказалась в кольце. Плотный огонь бандитов позволял отвечать лишь редкими скупыми очередями сквозь разбитые оконные проемы, и, пользуясь этим, бандиты время от времени кидали в окна казармы гранаты и бутылки с бензином. К счастью, не все они попадали в цель, но на первом этаже стал разгораться пожар, вызванный брошенными бандитами бутылками.

Во дворе уже горел один из бэтээров. Ополченцы сумели своим ответным огнем заставить бандитов, ворвавшихся во двор, спрятаться за грузовик, и тем самым помешали им поджечь остальные автомашины и второй БТР, стоявшие в углу двора. Однако ничего большего добиться не получилось. Положение ухудшалось с каждой минутой. Хотя ворваться в здание бандитам не удавалось, непрерывный обстрел и начавшийся пожар грозили превратить прочное кирпичное здание в ловушку. А что, если бандиты решаться подскочить поближе, и будут закидывать гранаты внутрь прямо через подоконники?

Сухоцкий понял, что надо выбираться наружу. Выбегать на простреливаемый двор не хотелось. Но Юрий все же решился. С сожалением оставив автомат в казарме (но что поделаешь — он не настолько супермен, чтобы совершать акробатические этюды с автоматом!), он нырнул в дверной проем, перекатился по земле, со страхом ожидая автоматных пуль, готовых впиться в его тело. Однако пули, с шорохом и визгом рикошетившие от земли и от брони, миновали его. Захлопнув за собой люк бэтээра, у самых колес которого догорала лужица бензина от бутылки, которой так и не суждено было его поджечь, Юрий почувствовал себя увереннее. Включенные фары осветили двор, крупнокалиберный пулемет гулко застучал, бросая на броню горячие гильзы.

Грузовик бандитов взвыл мотором, но уйти от пуль не успел. Бандиты, стараясь оставить между собой и бэтээром Сухоцкого подбитый грузовик, поспешно отступили обратно за ворота, а Юрий, скатившись из башни на место водителя, вывел вслед за ними и БТР. Остановившись, он снова метнулся в башню и, вращая ее в разные стороны, ударил из пулемета вдоль стен, опоясывавших казармы. Бандиты отхлынули, не прекращая обстрел здания. Однако, похоже, запас патронов и гранат у них был не бесконечным. Стрельба понемногу становилась все менее и менее интенсивной. В нее врывались очереди, раздававшиеся в отдалении от казармы. Это, вероятно, вели бой ребята из трех патрульных групп, дежуривших ночью по окраинам Зеленодольска.

Вскоре стрельба по казарме и вовсе прекратилась. Бандитам не улыбалось вести бой под перекрестным огнем, тем более, что они не знали точно, какие силы могут зайти им в спину, пока они связаны боем у казарм. Всего через несколько минут издалека послышался удаляющийся гул автомобильных моторов. Остававшиеся на ногах бойцы спешно вытаскивали раненых из задымленной казармы на свежий воздух. Несколько человек пытались бороться с пожаром. Когда к ним присоединились и все остальные, вытаскивавшие раненых, огонь удалось кое-как притушить.

Отходя, бандиты увезли своих убитых и раненых. Только два трупа остались лежать во дворе, да еще один обнаружился под утро у стены, опоясывавшей казармы. Взвод потерял четверых ополченцев убитыми, девять человек было серьезно ранено. К утру один из тяжелораненых скончался. Следующей ночью умер еще один.

Известие о ночном бое и о понесенных потерях потрясло коммуну. Когда единственный чудом не сожженный в ночном бою грузовик Зеленодольского взвода доставил в Рыбаково шестерых погибших и пятерых раненых (двое других, отделавшиеся касательными ранениями, остались во взводе), лица встречавших были мрачны. Настроение было подавленное. Лиза и с нею еще несколько девушек, не сдерживаясь, плакали навзрыд.

У погибших были друзья. Были девушки, которые гуляли с ними по окрестным лесам и дюнам, глядя на них влюбленными глазами, и не забыли еще жадных поцелуев и горячих объятий. И вот — нет друзей, нет больше возлюбленных…

Виктор чувствовал, насколько упало настроение в коммуне. Слова утешения здесь были не к месту. Помочь, если не преодолеть боль утраты, то хотя бы заглушить ее, сохранить хоть кусочек надежды на будущее, могли только дела.

Нельзя было недооценивать угрозы, исходящей от бандитского гнезда. И чтобы предупредить новые потери, Виктор в спешном порядке принялся укреплять оборону Рыбаково. По его настоянию Совет коммуны проголосовал за введение военного положения. Военная подготовка стала занимать больше времени. Все младшие школьники стали проходить начальное военное обучение: овладевали первичными навыками стрельбы, маскировки, наблюдения, передвижения под огнем, обучались действиям в случае нападения бандитов. Вокруг поселка начали отрываться траншеи, оборудовались пулеметные позиции, щели для укрытия.

После долгих колебаний Виктор провел в Совете коммуны решение о призыве под ружье ребят и девчонок из седьмых и восьмых классов. Однако он не рискнул создать из них отдельные подразделения, а распределил их небольшими группами по уже сколоченным взводам старшеклассников.

Эти заботы немного встряхнули коммуну, настроили ее обитателей на воинственный, а потому и несколько более бодрый лад (что было совсем нетрудно, имея дело с подростками). Виктор понимал, однако, что этого мало. И он отправился к Юрию в Зеленодольск.

БТР, на котором ехал Калашников, остановился перед новым шлагбаумом из массивного бревна, сооруженным на старом КПП пограничников при въезде на полуостров.

"Кто такие?" — раздался голос из придорожных кустов.

"Старший лейтенант Калашников к капитану Юрию Сухоцкому!" громко крикнул Виктор через слегка приподнятый бронещиток переднего смотрового стекла.

Из кустов выпрыгнул парнишка в камуфляжном комбинезоне и стал поднимать шлагбаум. У ворот бывшей радиостанции сцена повторилась. Поздоровавшись и обнявшись с Сухоцким, Виктор заметил:

"Охранение у тебя работает".

"Да", — кивнул друг, но лицо его не выражало удовлетворения. "Работает. А толку-то? Мы же не знаем… Вдруг бандиты заявятся на бронемашинах, да в количестве двух сотен"… — У Сухоцкого занозой в памяти сидела угроза застреленного им бандюка из Комсомольского курорта, ссылавшегося на таинственного Коменданта. — "Что тогда даст охранение? Может, успеем удрать — вот и все".

"Ты прав!" — воскликнул Калашников. — "Надо усилить оборону!"

"Чем?" — устало спросил Юрий.

"Я пришлю тебе еще один взвод из Рыбаково — полный штат, двадцать восемь человек, — и пригоню все наши бэтээры…"

"А сами с чем останетесь?"

"Вот об этом я и приехал поговорить" — серьезно сказал Виктор. — "Мы вооружили всех, кому исполнилось четырнадцать лет. Готовим полевые фортификации. Но этого мало. Нужно тяжелое вооружение. Нужно добыть противотанковые средства — а вдруг и правда у бандитов есть бронемашины? Нужны еще боеприпасы. Нужны каски и бронежилеты. Да и продовольствия не так уж и много…" — перечислял Калашников. — "Здесь тоже надо создать взводные опорные пункты за пределами казарм, чтобы не быть запертыми тут в случае серьезного боя. Боевое охранение надо отодвинуть от Зеленодольска на расстояние, какое берут наши УКВ-радиостанции"…

"Так это почти к самому Городу!" — возразил Сухоцкий.

"Ну, к самому Городу, пожалуй, не надо…" — согласился Виктор. — "А вот организовать разведку, разузнать, где окопался этот самый Комендант, и какие у него силы, не мешало бы".

Когда Калашников стал обговаривать с членами совета Коммуны переброску дополнительного взвода в Зеленодольск, он неожиданно натолкнулся на возражения.

"Нам и так не хватает времени на сельхозработы!" — горячилась Елизавета Ахметовна. — "Только что мобилизация седьмых и восьмых классов отняла у нас 472 человеко-часа в день на военную подготовку. А ведь обязательная военная подготовка и дежурства старшеклассников уже забрали примерно столько же. Нет, даже больше! Ведь один взвод постоянно торчит в Зеленодольске и вообще ни в каких хозяйственных работах не участвует!"

"Взвод в Зеленодольске не торчит, как вы изволите выражаться. Две недели не прошло, как они в бою с бандитами потеряли шесть человек. Да еще раненые. Там их осталось-то всего 21 боец. А ну, как снова банда?" — от волнения переходя с Лизой на "вы", вскинулся Виктор.

"Кто у нас за экономику отвечает? Ты или я?" — не сдавалась Лиза. — "Конечно, от бандитов защита нужна, кто же спорит. Но ты сам посчитай: на сады и огороды люди нужны каждый день. На свиноферму и молочную ферму — тоже. На сбор грибов и ягод — опять людей дай. На устройство и обслуживание грибоварки — тоже. Затем на разборку и сортировку того, что притаскивают выездные команды — не меньше десяти человек на полный день требуется. А еще ремонтные мастерские. А еще бригада плотников. А еще рыболовецкая бригада. А ремонт водопровода? А заготовка кормов?.." — она в сердцах махнула рукой.

"Все так, все так!" — согласно закивал головой Калашников. — "Но сколько точно нужно человеко-часов на каждое из этих дел?"

"Кто у нас за экономику отвечает? Я или ты?" — повторила вой вопрос Елизавета Ахметовна. — "Вот и занялся бы точным учетом рабочего времени".

"И займусь!" — ответил Виктор. — "Все учтем. Ничего не поделаешь, придется все точно учесть и все, без чего можно обойтись — безжалостно урезать. Ведь если не дадим достаточно сил против бандитов, все наши дела прахом пойдут!"

Так в Рыбаковской Коммуне было положено начало учету рабочего времени и учету распределения людей по различным видам работ.

Совет Коммуны дал согласие на посылку подкреплений в Зеленодольск только тогда, когда Калашников представил точные расчеты распределения рабочего времени Коммуны. Кроме того, Совет обязал его навести порядок в учете материальных ресурсов. Все они были разделены на два фонда: внутренний и обменный. Последний предназначался в основном для снабжения окрестных фермеров в обмен на продовольствие. Оба этих фонда, в свою очередь, были поделены на три части — производственную, потребительскую и военную. Внутренний потребительский фонд, как это уже было решено ранее, делился на базовый и премиальный.

Лишь справившись с этими поручениями, Калашников смог сформировать взвод (но неполный — он получил всего 22 человека вместо 28) для поддержки Зеленодольского гарнизона.

Через два дня, когда Виктор прибыл в Зеленодольск с четырьмя БТР-80 и взводом старшеклассников, Юрий сдал ему командование и снова, как месяц назад, отправился с небольшой поисковой группой за вооружением.

Виктор, не откладывая, занялся организацией наблюдательных постов в радиусе 10–15 километров от Зеленодольска по линии Комсомольский курорт — Ярославское — Колосовец — Ольховка — берег залива. Был введен порядок, согласно которому в гарнизоне круглосуточно дежурила тревожная группа, находившаяся в одном из БТР в полном снаряжении. Остальные весь день были заняты рытьем окопов и ходов сообщения.

В это время Юрий с небольшой группой ребят продолжал интенсивные поиски дополнительного тяжелого вооружения. Заодно подбирались боеприпасы в местах боев, собиралось стрелковое оружие — не только наше, но и иностранное. В брошенных поселках перерывались дома в поисках продовольствия. Но тяжелого вооружения не было. Точнее, его было сколько угодно — танки, самоходки, буксируемая артиллерия, боевые машины пехоты, даже самолеты и вертолеты. Но все это — в виде разбитого, сожженного и искореженного металлолома.

Лишь к концу июля группе Сухоцкого повезло. Пробираясь в своих отчаянных поисках все дальше на восток, они натолкнулись на танкоремонтную базу. Видно по всему, она попала под удар химического оружия. Ни воронок, ни сожженных машин. Только разложившиеся трупы, на уцелевшей одежде которых не было следов огнестрельных ранений.

Исправных танков там не нашлось, — только подбитые и полуразобранные броневые чудища. Зато нашлись две ремонтно-эвакуационных машины. Перед этим в одном из поселков на брошенной стройке отыскался мощный новенький шведский подъемный кран с телескопической стрелой. Теперь Юрий знал, как обзавестись тяжелым оружием. Пусть они не слишком сведущи в ремонте бронетехники. Но даже с их познаниями и навыками они смогут из трех-четырех разбитых однотипных машин собрать одну исправную (как оказалось впоследствии, он был прав, хотя и недооценил сложность задачи…).

И вот в Рыбаково потянулись, натужно ревя моторами, тяжелые трайлеры с неисправными танками и бронемашинами. Три недели непрерывно шли эти перевозки. Защитники Зеленодольска, через который проходили эти караваны, провожали их взглядами, исполненными надежды. Даже если их и не удастся восстановить, — рассуждал Сухоцкий, и мысли его разделяли многие, — можно использовать те из них, у кого действуют пушки и пулеметы, в обороне поселка, превратив в неподвижные огневые точки.

Вскоре в Рыбаково на специально выделенной площадке собралась внушительная коллекция подбитой бронетехники. Одиннадцать танков Т-90 и Т-80, а так же один Т-95. Юрий не смог отказать себе в удовольствии заполучить эту машину, виденную им еще в первый день исхода из Города, хотя других таких машин нигде не было обнаружено и, следовательно, запчасти взять было неоткуда. К его радости, выяснилось, что машина практически цела, если не считать перебитых траков на одной из гусениц, которые, как оказалось, были такими же, что и на Т-90. Хуже было с боеприпасами: к 140 мм пушке этой машины снаряды было взять негде — можно было рассчитывать только на те 16 штук, что остались в укладке.

Четыре самоходных орудия калибром 152-мм и пять — калибром 122-мм. Восемь боевых машины пехоты — 3 БМП-1, 4 БМП-2 и 1 БМП-3. Из 12 подобранных колесных БТР четыре были оставлены на обороне Зеленодольска, закопанные по башни в песок во взводных опорных пунктах. Там же разместили одну подбитую БМП-2. Оснастили Зеленодольский гарнизон также и касками, и бронежилетами, снятыми с убитых солдат.

Параллельно на местах боев все подбитые машины обшаривались в поисках боеприпасов. И все равно их было маловато. Вдосталь набралось только мин к шести 120-мм минометам.

На площадке день-деньской кипели ремонтные работы. Из двух-трех разбитых однотипных машин пытались собрать одну целую. "Раскулаченные" в ходе ремонта машины, если они обладали исправным вооружением, закапывали в землю по периметру поселка, там, где возводились полевые фортификационные сооружения. Несколько таких машин передали пограничникам. Совсем ни на что не годные поврежденные бронированные корпуса устанавливались в качестве бронеколпаков. Могли они послужить и ложными целями для противника.

Непрерывный изматывающий труд позволял надеяться, что коммуна не окажется беззащитной.

А между тем жизнь в коммуне шла своим чередом. Продолжались походы за грибами и ягодами, но теперь было введено правило, предписывающее выходить за пределы поселка только с ведома Совета коммуны, и только группами не менее шести человек с автоматическим оружием. Однако, как строго ни пытались следить за соблюдением этого правила, влюбленные парочки то и дело нарушали его. Лиза устала разбирать дела парней и девчонок, своими безвестными отлучками нервировавшими Совет. Лишить их права ношения оружия? Но если они попрутся в лес с голыми руками, может быть еще хуже…

Однажды, после тяжелого разговора с очередной такой парочкой, Лиза решила немного пройтись и, погрузившись в свои невеселые думы, вышла на окраину поселка.

"Елизавета Ахметовна!" — от этого оклика она очнулась и подняла голову. Навстречу ей, похрустывая сапогами по шлаку, которым была присыпана проселочная дорога, шел капитан Айтуллин. — "Что-то вы сегодня опять невесело смотрите" — озабоченно произнес Зият.

"Господи, да тут не знаешь, что и делать!" — воскликнула Лиза и торопливо, сбивчиво поведала капитану о своих проблемах.

Выслушав ее, капитан покачал головой:

"Боюсь, мне нечего вам посоветовать. С ними, с влюбленными этими, ничего не поделаешь — запрещай не запрещай, наказывай не наказывай, а бегать в лес все равно будут, пока холода не придут. Ну не в тюрьму же их сажать за это!"

"Да бог с ними!" — отозвалась Лиза. — "Я же не о нравственности пекусь, как будто делать мне больше нечего" — она передернула плечом. — "Страшно же за них, дурачков! А ну, как на бандитов напорются, что тогда?"

"Пусть с оружием ходят. У вас же достаточно оружия?"

"Оружие-то они берут…" — протянула Лиза.

"Прекрасно!" — отозвался капитан. — "Тогда посылайте всех замеченных в таких отлучках парами в охранение — пусть перекроют полуостров постами километрах в трех-четырех перед поселком". — И Зият широко улыбнулся.

Лиза звонко рассмеялась:

"А что, это мысль! Я сегодня же поставлю этот вопрос на Совете". Капитан, по-прежнему улыбаясь, посмотрел на нее долгим пристальным взглядом, а затем внезапно посерьезнел:

"Кстати, Лиза, а почему вы сами без оружия?" Она заметно смутилась и принялась оправдываться:

"У меня есть автомат, но не хочется его все время таскать за собой… Да и к тому же, Зият, я ведь не вышла еще за пределы поселка!"

Капитан нахмурился и пробормотал:

"Плохо… А как ты управляешься с автоматом?" Лиза опять смутилась:

"Вообще-то, я была пару раз на стрельбище…"

"А результаты?"

"Не очень…"

Зият решительно сказал:

"Так дело не пойдет! Не хочешь таскать за собой автомат — носи пистолет. Но без оружия не выходи!" — Он покачал головой и добавил — "Я бы отдал тебе свой, но Макаров не слишком надежен, да и тяжеловат. У вас, я слышал, свезено немало трофейного оружия?"

"Да, кое-что есть", — подтвердила Лиза.

"Тогда пойдем", — сказал капитан, и, видя, что Лиза мнется в нерешительности, добавил настойчивее, — "Пойдем, пойдем! Выберем тебе что-нибудь подходящее".

В обширном подвале старого трехэтажного дома из темно-красного кирпича, превращенном в арсенал и цейхгауз, лежала груда неразобранного трофейного оружия. Из нее капитан Айтуллин извлек небольшой "Walter PP" в кобуре, среди коробок с боеприпасами и просто кучек патронов отыскал полсотни подходящих, и, наконец, среди вороха амуниции раскопал явно не армейский, но зато широкий и мягкий кожаный пояс.

Лиза смущенно возразила:

"А нельзя ли носить его как-нибудь так… в сумочке, скажем…"

"В чем дело?" — удивился Зият.

"Ну… не хочется таскать его на виду… Все с автоматами, а буду с пистолетом… Вроде как начальник или командир какой, что ли… Неудобно!" — пояснила Лиза.

Капитан молча вернулся к куче амуниции и еще минут десять старательно перебирал ее, затем извлек оттуда какое-то странное переплетение ремешков.

"Снимай камуфляж!" — коротко бросил он.

"Зачем?" — спросила Лиза, но тем не менее, не дожидаясь ответа, стала стаскивать пятнистую хлопчатобумажную куртку.

"А затем", — пояснил Зият, — "что будешь таскать пистолет в наплечной кобуре под курткой, коли уж ты такая щепетильная".

Зият стал прилаживать кобуру прямо на застиранную футболку, при этом то и дело касаясь ее груди. Лиза, слегка раскрасневшаяся, стояла не шелохнувшись, молча.

Спокойно закончив дело, капитан вынул из армейской поясной кобуры "Вальтер", запасную обойму к нему, и засунул их в наплечную кобуру Лизы. Затем он насыпал патроны в карманы камуфляжной куртки и подал ее Лизе.

"Завтра пойдем на стрельбище, тренироваться" — решительно заявил он.

"Но у меня весь день расписан…

"Когда подъем?" — не очень вежливо перебил ее капитан.

"В семь", — ответила Лиза.

"Тогда ровно в 6.00 жду тебя на вашем стрельбище. С оружием. И не опаздывать!"

Не дожидаясь ответа, Зият взял ее за руку, тихо произнес, — "мне пора", и, резко повернувшись, зашагал к казармам.

Лизе ужасно не хотелось подниматься к шести утра. Но ей не хотелось и обмануть ожидания капитана. Проклиная свою уступчивость и нерешительность, — "надо было сразу наотрез отказаться!" — она встала, умылась холодной водой, оделась, кое-как нацепила кобуру с "Вальтером", сыпанула в карман куртки горсть патронов, и пошла полем к заливу.

Капитан Айтуллин был уже там. На фоне прибрежных камышей Лиза не сразу заметила его стройную, подтянутую фигуру. Против обыкновения, он был одет не в камуфляж, а в полевую офицерскую форму — в фуражке, в полушерстяной гимнастерке с портупеей, в узких галифе и в надраенных сапогах.

"Здравия желаю!" — он лихо козырнул Лизе и широко, по-доброму улыбнулся. — "Начнем. Покажи-ка, умеешь ли ты заряжать пистолет?"

Так потянулись занятия Лизы с капитаном. Упорный Зият не отставал, заставляя Лизу изо дня в день отрабатывать чистку и смазку пистолета, стрельбу по мишени — сначала стоя, потом лежа, с колена, затем навскидку… Отобранные им патроны быстро истощились. Он договорился с Виктором Калашниковым и довольно быстро набрал еще несколько десятков из привезенных с полей сражений трофеев. В августе Лиза обнаружила, несмотря на стойкую нелюбовь к занятиям рано по утру, что ей нравится уверенно всаживать пули в мишень. И еще она созналась сама себе, что ей нравится, когда Зият подает ей руку, помогая подняться с травы после выполнения упражнений, когда похлопывает ее по плечу после удачных выстрелов, и когда прижимается к ней, поправляя руки, держащие "Вальтер"…

Сухоцкий между тем продолжал заваливать коммуну все новыми образцами оружия и снаряжения. Появились в достатке батарейки и аккумуляторы для радиостанций и приборов ночного видения, и несколько новых раций. Добавилось касок и бронежилетов. Появились два автобуса и несколько легковушек армейских и гражданских, в основном — повышенной проходимости. Отыскали его ребята и несколько винтовок с оптическим прицелом, а также кучу всяких трофейных образцов — пистолетов, автоматических винтовок, пистолетов-пулеметов… Но к трофейному оружию недоставало патронов, и его не выдавали бойцам (лишь офицеры да Лиза получили трофейные пистолеты).

Проблемой по-прежнему оставалось горючее. Хотя запас его возрос, неясно было, как его пополнить в дальнейшем, когда все емкости будут в конце концов опустошены. Поэтому группа Сухоцкого продолжала искать топливо. С этой целью они двинулись из района Колосовца, уже обысканного вдоль и поперек, ближе к Водопьянову, где была огромная авиационная база.

Подъезжая к окраине расположения авиабазы, Юрий отдал приказ укрыть БТР в кустах неподалеку и выслать разведку в трех направлениях. Город был совсем рядом и осторожность не помешает… Осторожность не помешала, но и не очень-то помогла. Через несколько минут застрекотал автомат одного из ребят, высланных на разведку, и тут же затрещали автоматные очереди со всех сторон.

Все же их не застали врасплох, и не уложили всех разом несколькими пулеметными очередями или связкой гранат. Но бандиты, похоже, заметили их издали и поджидали здесь. Они сразу ринулись в атаку, передвигаясь короткими перебежками и ловко стреляя на ходу. Конечно, БТР ополченцев тут же стал огрызаться из своего крупнокалиберного, но мало что можно было сделать в ситуации, когда бой превратился в суматошную круговерть.

Сухоцкий, оценив обстановку, крикнул:

"Всем отходить! Самостоятельно! Никого не ждать!".

Это были совсем не те бандиты, что нападали на Зеленодольск и его окрестности. Юрий заметил всего две или три кожаных куртки. Остальные были в одинаковом пестро-сером камуфляже и Юрию даже показалось, что черная нашивка на рукаве несет на себе желтые буквы ОМОН. Да и действовали эти бойцы гораздо более сноровисто. Они смело порывались вступить в рукопашную, стараясь, видимо, взять нескольких из ребят Юрия в плен.

Юрий бешено крутился в гуще схватки, стреляя в разные стороны из пистолета и изо всех сил стараясь помешать отсечь кого-нибудь из своих ополченцев от отряда — в рукопашной они не имели бы шансов против этих матерых мужиков. Наконец, основная группа ополченцев отхлынула к бронемашине, под защиту ее крупнокалиберного пулемета. Откуда-то справа, от длинной прогалины меж кустов, где открывался вид на широкое аэродромное поле, лупил длинными очередями ПК Нади Беслановой, отсекая наседавших бандитов от отходящих ребят. Сухоцкий быстро перезарядил обойму.

Юрий снова заорал:

"Все, кто успеет — в БТР! Не ждите никого! Отходите, мать вашу…!" — и Сухоцкий завернул длинное ругательство, первый раз нарушая данное себе еще в убежище слово. Сунув пистолет за пояс, Юрий подхватил с земли свой собственный автомат, брошенный в начале схватки.

Ребята, повинуясь свирепым интонациям его голоса и несколько ошарашенные вырвавшейся у командира забористой матерщиной, кинулись к БТР, скрытому кустами, запрыгивали на броню и исчезали в люках. Вовремя. Бандиты, убедившись, что добыча сильно огрызается и пытается ускользнуть, пустили в ход гранаты.

Бросив взгляд направо, Юрий увидел, как Надя Бесланова, лежа, лупит из пулемета по бандитам, рассыпая очередь веером. И тут рядом с ней шлепнулось яйцевидное тело ручной гранаты. Надя мгновенно прильнула к земле, бросив голову на сомкнутые руки. Грохнул взрыв, заслонив Надю от Сухоцкого… Не рассуждая, он кинулся в ту сторону.

БТР взревел мотором, покидая место схватки. Коротко грохотнул последний раз крупнокалиберный, проглотив остаток ленты. Набирая скорость, БТР запрыгал по кочковатому полю, выезжая на бетонку, и помчался по Ясногорскому шоссе, а затем свернул к Зеленодольску. Отъехав на приличное расстояние, ребята услыхали громыхнувший в стороне боя оглушительный взрыв…

Через полчаса Виктор в Зеленодольське уже знал о случившемся.

"А что с командиром? Где Сухоцкий?" — допытывался он.

Ребята смущенно отводили взгляды. Наконец Саша Овечкин пробормотал:

"Он приказал отходить, не дожидаясь его. Даже матом запулил…"

"А вы и послушались!" — раздраженно бросил Калашников.

"Но он же командир. Это же приказ…" — оправдывались ребята.

К ночи в Зеленодольск пришли еще трое девчонок из группы Сухоцкого. Они смогли скрыться от бандитов в роще, густо заросшей кустарником, и потом долго пробирались, озираясь, и дергаясь от каждого шороха, окольными путями к Зеленодольску. Но и они ничего существенного не могли добавить к сказанному.

"Он, кажется, был с самого правого краю, когда БТР отъехал…" — вспоминала одна из них.

"Нет, крайней справа была Надька. Он же к ней побежал…" — уточнила другая, с удивлением глядя на подругу — как это, мол, можно не замечать таких очевидных вещей?

Кроме Сухоцкого и Беслановой, недосчитались еще четверых бойцов. Где они? Убиты? Ранены? Попали в плен?

Сразу же несколько ополченцев предложили немедленно послать отряд на поиски оставшихся. Но Виктор, после некоторого раздумья, отрицательно покачал головой:

"Нет. Если кто-то был ранен и не мог двигаться, то наверняка схвачен бандитами. Если они могли двигаться, то смогли уйти… или погибли в бою".

"Тогда надо узнать, куда их увели, и пойти на выручку!" — выкрикнул Сергей Мильченко.

"И как это узнать?"

"Послать разведку!"

"Чтобы с нею случилось тоже, что с остальными? Как я понял, это не просто бандиты. Это военные, хорошо подготовленные, с боевым опытом. Нет! Я сказал — нет! И не настаивайте!"

"Так что же делать?" — зашумело сразу несколько голосов.

"Завтра с рассветом пошлем большую поисковую группу к месту боя. Обыщем прилегающие рощи, кусты и перелески. Если кто-то из раненых сумел там скрыться и отлеживается, не в силах идти дальше, то мы их найдем. Все. Больше мы ничего не можем сделать".

Три бронемашины и тридцать бойцов в четыре утра вышли на поиски. К концу дня они возвратились в Зеленодольск. Никого и ничего. Ни бандитов, ни ополченцев. Лишь на месте боя обнаружили троих убитых ребят и шесть бандитских трупов (из них два, неподалеку от внушительных размеров свежей воронки, были превращены чуть ли не в лохмотья). Нашелся и пулемет Нади Беслановой с расколотым мощным взрывом прикладом. Все убитые ополченцы были полураздеты. Бандиты также забрали у них один автомат и все запасные магазины.

Где же остальные? Неужели три человека, и среди них капитан Сухоцкий, захвачены бандитами?

На следующее утро из Зеленодольска исчез Мильченко и одна из ротных радиостанций. Оставленная Сергеем записка гласила: "Ушел за капитаном Сухоцким".

Глава 5. Надя и Юра

Сухоцкий в несколько прыжков достиг неподвижно лежащего тела Нади Беслановой, перекатился через голову, и, поднявшись, с колена ударил короткими очередями по подбегавшим бандитам.

Их оказалось всего четверо. Еще двое были ранены во время скоротечного суматошного боя. Надо же, всего лишь четверка бандитов обратила в бегство полтора десятка парней, имевших за спиной БТР!

Юрий сквозь зубы пробормотал грязное ругательство и навскидку пустил еще очередь. Передний бандит быстро упал в траву и перекатился в сторону, ответив Сухоцкому одиночным выстрелом из автомата. В руке его тут же мелькнул магазин. Сухоцкий медленно повел стволом, выровнял прицел, нажал на спуск. Автомат выплюнул три пули и умолк. Бандит, роняя из рук магазин, рухнул ничком в траву.

Теперь Юрий резко повалился на бок и перекатился в сторону, уходя от автоматных очередей. Где-то краем сознания Сухоцкий уловил рокот мотора БТР. Последний раз коротко прогрохотал его пулемет, взбив фонтанчики песчаной почвы рядом с бандитами. Один из них со стоном скрючился на земле, обхватив обеими руками коленную чашечку.


В сознании Юрия на какое-то мгновение мелькнули тщательно подавляемые воспоминания. Высокие горы. Слепящее солнце. Пограничная горная речка, обмелевшая от летнего зноя, и тихо шелестящая между камней. И он сам, стоящий за дувалом разрушенного кишлака, и зачем-то сжимающий в левой руке пустой магазин от автомата, а в правой — пистолет с последней обоймой…


Несмотря на ранение, бандит с поврежденным коленом, непрерывно шипя что-то сквозь стиснутые зубы, пришел в себя и грамотно прижимал Сухоцкого к земле короткими очередями. Двое других перебежками подобрались к закрывшей их от Юрия куче алюминиевых обломков, бывших когда-то бомбардировщиком-ракетоносцем средней дальности. Теперь им оставался только один хороший бросок, — шагов двадцать-двадцать пять, — чтобы достать Сухоцкого.

Юрий выхватил из подсумка "лимонку" и, не поднимаясь с земли, швырнул ее в гору алюминиевого хлама. Стараясь вжаться в песчаную почву в ложбинке за еле заметным бугорком, он со страхом ожидал ливня осколков — у "лимонки" они разлетались метров на полтораста, а то и больше. Однако выбора не оставалось…

Страшный грохот больно ударил по ушам, а вспышка, казалось, ослепила глаза, закрытые сложенными руками. По телу двинула мощная ударная волна, в него впились осколки, что-то тяжелое крепко шмякнуло по каске и по плечу, сверху посыпались камни, песок и рваные куски дюраля.

Сухоцкий осторожно приподнял голову. Кажется, жив. Прямо перед ним лежал пулемет с помятыми сошками и расщепленным деревянным прикладом — это он двинул Юрия по каске. Шагах в двадцати виднелась большущая воронка, над которой еще висел дымок. В воздух стоял знакомый запах сгоревшей взрывчатки. Неужели разбитый самолет скрывал неразорвавшуюся бомбу или ракету? Двух бандитов, прятавшихся за обломками самолета, как и большинства самих обломков, не было видно. Раненый в колено бандит лежал на том же месте, что и до взрыва, но на спине, весь окровавленный, и выл нечеловеческим голосом.

Юрий попробовал привстать, и тут же ощутил сильную давящую боль в голове, и несколько саднящих ран на ногах и на плечах. Оглядев себя, он увидел, что одежда во многих местах разорвана и пропитывается кровью. Однако, несмотря на боль, он смог встать — вроде бы никаких серьезных ранений нет. Лишь рваные поверхностные раны, нанесенные мелкими обрывками дюралевого листа.

Страшный непрерывный вой раненого бандита драл и без того натянутые нервы. Юрий, сдерживая подступившую тошноту и головокружение, прошел полтора десятка шагов, потом еще несколько, стараясь не сосредоточивать взгляд на развороченном боку бандита, где торчали белые осколки костей и внутренности. Вытащив из-за пояса пистолет, он прицелился и дважды выстрелил. Обе пули вошли в левую половину груди, и вой оборвался.

Вернувшись на место, Юрий, пошатываясь, опустился на колени и наклонился над телом Нади, осыпанным песком, пылью и мелкими камушками. Камуфляж во многих местах порван, на ткани расплылись кровавые пятна. Кровь постепенно пропитывала и слой пыли, покрывавший ее одежду. Сухоцкий машинально стряхнул песок и с трудом, стискивая зубы от сильнее навалившейся головной боли, перевернул ее на спину. Раздался тихий стон.

Юрий затравленно оглянулся. А вдруг здесь, или где-нибудь совсем поблизости, есть еще бандиты? Недолго думая, он взвалил безвольное, отяжелевшее тело Нади на плечи и зашагал к ближайшим зарослям бузины, ивняка и черноольховника, стараясь идти возможно быстрее, но плавно, без рывков и толчков.

Это оказалось гораздо тяжелее, чем ему представлялось сначала. Едва скрывшись в зарослях, и осторожно опустив тело Нади на землю, он обессилено рухнул рядом. Отдышавшись, сбросил с себя каску, бронежилет, камуфляжную гимнастерку. Да, ничего серьезного. Но рана на левом плече продолжала довольно сильно кровоточить. Сухоцкий перетянул ее бинтом, протер и остальные повреждения на коже антисептической салфеткой из индивидуального пакета, подтянул камуфляжные штаны, застегнул ремень, снова засунул за него пистолет и наклонился над Надей.

Стащив с нее каску, бронежилет и камуфляжную форму, он тщательно обследовал ее раны. Одна из них, на правом боку, начинавшаяся у подмышки, где у бронежилета была широкая пройма, внушила ему серьезные опасения. Рваные и перекрученные куски дюраля вошли здесь в тело, и, двигаясь по касательной, забились дальше под бронежилет. Юрий промыл все раны водой из фляжки, обработал тампоном, пропитанным антисептиком, и вплотную занялся рваной раной на боку. Вопреки первым опасениям, она была неглубокой, но очень обширной, и опасной сильным кровотечением. Юрий разрезал штыком порванную, когда-то белую, а теперь почти всю красную от крови футболку, отбросил ее в сторону, и стал бинтовать рану. Бинт из индивидуального пакета мгновенно насквозь пропитался кровью.

Сухоцкий стиснул зубы, встал, выдернул пистолет из-за пояса и вышел из ольховника. Осторожно озираясь, он вернулся к месту боя, подобрал свой автомат, вытащил магазин с патронами из подсумка одного из убитых ребят. Осмотревшись, он разыскал всего троих убитых ополченцев. Забрав у них четыре рожка с патронами, и еще один автомат, он вытащил все индивидуальные пакеты, а затем, подумав, стащил с одного из них камуфляжную куртку.

Вернувшись к Наде, лежавшей без движения, с закрытыми глазами, он наклонился и, увидев слегка вздрагивающую жилку на шее, торопливо сменил мокрую от крови повязку, и наложил новую, давящую, использовав два антисептических тампона, два бинта, и ее куртку, разрезанную штыком на полосы.

Когда он окончательно затягивал узел на повязке, Надя снова тихо застонала. Ресницы ее задрожали.

"Надя! Бесланова!" — громким шепотом позвал Юрий. — "Это я, капитан Сухоцкий. Ты меня слышишь?"

Ресницы снова задрожали, веки немного приоткрылись, а губы девушки, зашевелившись, пробормотали что-то едва слышимое.

"Надя! Очнись!" — чуть громче позвал Юрий.

Ресницы опять дрогнули и распахнулись. Темные глаза ожили, взгляд постепенно остановился на лице Юрия.

"Ты можешь говорить?" — допытывался Юрий. Надя вновь зашевелила губами:

"Где… ребята?… Отбились?…" — еле уловил Сухоцкий слабый голос.

"Отбились, отбились!" — поспешил успокоить ее Юрий.

Надя попробовала приподнять голову, и Юрий торопливо подложил под нее свою неловко скомканную камуфляжную куртку. Ее взгляд скользнул по собственному телу. Обнаженная грудь, спущенные до самых ботинок камуфляжные штаны, сбившиеся трусики, грязные, в пятнах крови…

Закусив губу, Надя попробовала шевельнуть руками. Со стоном ей удалось приподнять левую руку и в несколько движений пододвинуть ее к груди, чтобы полуприкрыть ее.

Юрий понял, что убеждать ее лежать спокойно и не обращать ни на что внимания будет непросто. Он быстро проговорил:

"Лежи тихо! Сейчас поправлю штаны и принесу тебе новую куртку! Не шевелись!"

Кое-как подтянув и застегнув ей штаны, Юрий снова поплелся к убитым и вернулся с двумя камуфляжными куртками и двумя майками. Накрыв Надю куртками, как одеялом, он сел рядом с ней.

"Пока лежи. Рана немного затянется, тогда попробуем уйти отсюда". Вскоре Надя снова впала в забытье. Несмотря на тень, было жарко. Юрий тоже стал задремывать, но два гулко ударивших выстрела моментально стряхнули с него сон. Подхватив автомат, он стал острожно пробираться к выходу из кустов. Послышались отдаленные человеческие голоса:

"Обоих пришлось добить. Не жильцы''.

"Какие суки все это наделали?"

"Лысый, прежде чем я его маслятами угостил, успел сказать — человек пятнадцать, на броне, в армейском камуфляже, салаги, с одним офицером".

"Смотри, какая воронка! Да, горячо тут было".

Сухоцкий чуть раздвинул ветки. Говоривших было двое. В сотне метров за ними Юрий заметил автомобиль. Видно, задремав, он не уловил шум мотора.

Стрелять или не обнаруживать себя? Стрелять! Надо захватить автомобиль!

Подумав, Юрий поставил переводчик автомата на одиночный огонь. Двое были одеты в такой же серо-пестрый камуфляж, что и напавшие на них бандиты. Затаив дыхание, Юрий ждал. Вот расстояние между ними сократилось шагов до тридцати. Он аккуратно выцелил одного из бандитов, но тут они шагнули за высокие кусты, росшие плотной кучкой посреди открытой поляны. Юрий дернул щекой, но продолжал терпеливо ждать.

Вот бандиты вновь показались из-за кустов. Юрий поправил прицел.

"А-а-а-а!" — истошный крик, донесшийся откуда-то слева, заставил Сухоцкого вздрогнуть и резко повернуть голову.

Там, вдоль опушки рощицы, кто-то бежал в противоположную от Юрия сторону, закрыв голову обеими руками, и громко вопя на ходу. Кто-то из своих: одет в камуфляж, в бронежилете, но без оружия и без каски. Вот бегущий выскочил из тени, и по коротким соломенным косичкам Сухоцкий узнал Таню Гаврилину, девчонку из своего отряда.

Бандиты уже бежали ей наперерез. Юрий торопливо прицелился и выпустил короткую очередь. Мимо. Снова поймав бандитов в прицел, он бессильно застонал и опустил ствол автомата — бандиты были на одной линии с бегущей Таней. Один из бандитов плюхнулся на землю и ответил Сухоцкому короткой очередью, а другой в несколько прыжков настиг девушку и сбил ее на землю.

Теперь бандиты стали перебегать к своей машине, стараясь не подпустить к ней своего неожиданного противника. Пока один прижимал Юрия, лупя по кустам длинными очередями, другой, прикрываясь девчонкой, как щитом, бежал к машине. Потом роли менялись. Бандиты быстро продвигались к своей цели.

Юрий, пытаясь достать автоматчика, не защищенного пленницей, бил прицельно короткими очередями, перебегая в кустах поближе к машине. Но его противники стреляли на удивление метко, а передвигались прытко, ловко меняя позиции, так что Сухоцкий явно проигрывал состязание в скорости.

Вот они уже запрыгнули в автомобиль. Несколько мгновений Юрий колебался, не решаясь стрелять по машине, где находилась Таня. Затем, представив, какая участь уготована ей в бандитском плену, он торопливо выпустил вслед набиравшей скорость машине длинную очередь. Было видно, как брызнули осколки стекла, но машина продолжала ехать. Юрий прицелился тщательнее, нажал на спуск…

Автомат молчал. Юрий рванул из подсумка запасной магазин, отсоединил пустой, стукнула защелка. Ствол поднялся и тут же опустился. Юрий с силой ударил кулаком по земле — автомобиль ушел за деревья.

Теперь его противником становилось время. Даже чувство вины за Таню Гаврилину,схваченную бандитами, отступило на второй план. До Города здесь семь-восемь километров. На машине — от силы минут пятнадцать, а то и десять. Самое большее через полчаса здесь будут бандиты.

Сухоцкий бросился в кусты, надел на себя одну из двух камуфляжных курток, осторожно вдел левую руку Нади в рукав другой и застегнул три нижних пуговицы. Подобрав все обрывки бинтов, камуфляжа, Надиной футболки, тампоны, оба бронежилета и каски, он скрутил все это в подобие большого свертка, подхватил его, отнес к воронке, и, бросив на самое дно, тщательно засыпал песком. Вернувшись, он бросил взгляд на пустую фляжку, валявшуюся рядом с Надей, подавил тяжелый вздох и бросился бегом на поляну у шоссе. Сняв фляги с убитых, он быстро прицепил их к себе на пояс и бегом вернулся обратно.

Подхватив девушку, он поставил ее на ноги и перекинул левую руку себе на плечи. Надя застонала, потом вскрикнула, удержавшись, однако, на ногах.

"Потерпи!" — умоляюще прошептал Юрий сквозь стиснутые зубы и двинулся сквозь заросли.

Мысли его прыгали как в лихорадке.

Куда идти? На Ясногорское шоссе и потом — к повороту на Зеленодольск?

Но именно в том направлении и будут искать бандиты… Тогда в противоположную сторону! Нет, нельзя. Этот путь ведет к Городу, прямо в лапы к бандитам…

Юрий повернул на северо-запад, держа направление на лес, тянувшийся западнее Колосовца. Сначала он шел вдоль железной дороги, скрываясь в неширокой — метров пятьдесят — полосе леса, росшего у полотна. Затем начались открытые места, перемежаемые небольшими рощицами, купами деревьев и кустов. Надя с трудом переставляла ноги, ее пошатывало, и она время от времени тихонько стонала сквозь стиснутые зубы. Юрий плюнул на маскировку и вышел на внутриаэродромную бетонку. Идти стало полегче, но вскоре бетонка кончилась и снова потянулась пересеченная местность.

Теперь он вынужден был то и дело останавливаться, чтобы дать Наде передохнуть. Каждая такая остановка причиняла Наде дополнительные страдания — ведь он вынужден был то помогать ей осторожно опускаться на землю, то вновь поднимать; перекидывая левую руку себе на плечи. Большая рана на правом боку из-за этого продолжала кровоточить. Наконец, когда они вступили в полосу леса и перебрались через расположенный там овраг (к счастью, с довольно сглаженными временем склонами), Надя уже вовсе не держалась на ногах и уже открыто жаловалась на головную боль и тошноту. Сухоцкий вынужден был сделать большой привал, тем более, что к этому моменту, пройдя с многочисленными остановками около шести километров, он и сам совершенно выбился из сил.

Далеко впереди, за полями и перелесками, среди больших старых каштанов и фруктовых садов, на фоне леса, тянувшегося вдали сплошной зеленой стеной, виднелись первые домики Колосовца. Но до них было еще километра три, не меньше. И все это открытое пространство. Тем более, что Сухоцкий побаивался идти в поселок. А если там кто-то есть? Да и бандитам вполне может прийти в голову мысль обыскать дома.

Влево и вправо от домиков тянулся лес. С правой стороны за ним скрывалось озеро, неподалеку от которого было расположение авиационно-технической части. И туда вело шоссе. Однако Сухоцкий твердо решил не выходить на эту дорогу, чтобы не столкнуться с бандитами. А левее, где на запад и на север от поселка тянулся сырой, подтопленный лес, бандиты вряд ли будут их искать. Вот куда надо попасть. Но всё равно придется идти по открытому полю.

Размышления Юрия прервал тихий стон. Полежав несколько минут на траве в теньке, Надя стала приходить в себя.

"Пить…" — прохрипели ее растрескавшиеся губы.

Напоив девушку, Сухоцкий полежал еще минут пять, затем с усилием поднялся, взвалил Надю на плечи, и пошел по кратчайшему пути через поле к лесу. Идти было тяжело. Усталость, уже порядком накопившаяся за предыдущий переход, все сильнее наваливалась на него. Немилосердно жгло солнце, ноги цеплялись за кочковатую поверхность поля, ремень с запасными магазинами и тремя флягами с водой врезался в тело, два автомата, висевших на шее, болтались и больно били по животу. Веса их он не чувствовал, потому что на плечах лежала Надя.

Не меньше, чем усталость, на него наваливался страх. В любой момент могли появиться бандиты, а они с Надей, здесь, в открытом поле, представляют собой отличную мишень.

Достигнув дренажного канала, пересекавшего поле, он упал в изнеможении. Через минуту Юрий сполз по склону канала к самой воде и стянул Надю за собой. У воды было немного прохладнее, да и обнаружить их здесь будет потруднее.

Через полчаса Сухоцкий стал заставлять себя встать и продолжить путь. Но это ему не очень-то удавалось. Лишь после десятиминутной внутренней борьбы Юрий, стискивая зубы, встал на ноги, вновь взвалил Надю на плечи и двинулся по заросшему проселку вдоль канала.

Вскоре канал обступили деревья и кустарник. Проселок вывел их на дамбу, подпиравшую средних размеров пруд. Оттуда было уже не более километра до спасительного леса.

Последние отрезки пути к лесу превратились в настоящий кошмар. Юрий едва переставлял ноги. Он уже не имел представления, сколько прошло времени. Если бы Надя не стонала время от времени, он рухнул бы на землю без движения. Но и при этом Сухоцкий раз шесть или семь останавливался передохнуть, лишь последними остатками воли заставляя себя двигаться дальше.

Войдя в лес, Юрий сделал всего два-три шага в тени деревьев. Опустив Надю, насколько мог, осторожно, на землю, Сухоцкий, совершенно обессиленный, рухнул с нею рядом.

Уже смеркалось, когда Юрий приобрел способность двигаться, сосредоточено размышлять, ощущать голод и насквозь пропитавшийся потом камуфляж, обращать внимание на укусы комаров.

Первой его мыслью было: что с Надей? В каком она состоянии?

"Надя!" — тихонько позвал он. — "Надя! Бесланова!" — добавил он громче, не услышав ответа.

"А?" — отозвался слабый, слегка хриплый голос. И тут же, почти без паузы, — "Пить!"

В предпоследней фляге еще оставалась вода. Надя приподнялась на локте левой руки, правой, сморщившись от боли, взяла флягу и судорожными, неровными глотками осушила ее.

Следующие мысли Юрия были: здесь оставаться нельзя. Самая опушка. Их могут легко обнаружить. Надо уходить вглубь леса.

"Сможешь идти?" — спросил он Надю с надеждой.

"Попробую…" — неуверенно пролепетала она. Сухоцкий с сомнением покачал головой:

"Ну, давай попробуем".

Юрий опустился на одно колено рядом с девушкой:

"Обхвати-ка меня за шею, и постарайся встать".

Стиснув зубы, Надя попыталась привстать. Юрий, поднимаясь с колена, старался ее поддержать. Попытка удалась. Надя, вися на Сухоцком, все же держалась на ногах. Однако сделав два-три робких шага, она остановилась.

"Что, совсем не можешь идти?" — забеспокоился Юрий.

"Могу… Только голова… кружится. И мутит меня… чего-то" — с короткими выдохами произносила Надя.

Юрий помог ей опуститься на землю.

"Вот что: придется тебе потерпеть. Я тебя смогу пронести еще с полкилометра вглубь леса. Здесь оставаться нельзя — могут легко найти".

Повесив на себя оба автомата, Юрий снова помог девушке встать, аккуратно подставил под ее тело свои плечи и, распрямившись, зашагал вглубь леса. По пути кое-где попадались полурасклеванные, полуобглоданные трупы животных. Сухоцкий видел останки двух косуль, зайца, ежей, каких-то птиц… Волна отравляющих веществ, обрушившаяся более двух месяцев назад на воинские части в районе Колосовца, докатилась и сюда — до расположения военных было не больше полутора-двух километров.

Сил у Юрия хватило даже больше, чем на полкилометра. Сухоцкий шагал минут пятнадцать, показавшихся ему самое меньшее часом.

"Все, больше не могу", — захрипел он, останавливаясь. Опустив Надю на ноги, он помог ей лечь.

"Ну, как ты?"

"Бок — ничего… Терпеть можно… Голова вот… Хуже. И болит, и кружится…" — выдавливала из себя слова порциями Надя.

Сухоцкий чувствовал, что сегодня он больше никуда не пойдет. Не было сил, да и начинало темнеть. Закатное солнце только что перестало раскрашивать стволы редких в этом лесу сосен в розоватый цвет. Лес наполнился глубокими тенями, гудением комаров. Стала ощущаться сырость и прохлада.

Внезапно Юрий понял, что здесь ночевать невозможно. Здесь, в сыром лесу, рядом с озерками и болотинами, раненая Надя может не выдержать. Ей непременно станет хуже. Значит, опять надо вставать и идти. Идти, пока они не достигнут возвышенного песчаного места. Сколько же это? — пытался прикинуть Юрий. Пять километров? Семь? В любом случае — не меньше часа ходу без груза. А с Надей на плечах — все два, если не три. Однако сил уже нет. Совершенно. Но все равно надо идти. Даже и в полной темноте.

Уже через полчаса Юрий понял, что затеял безнадежное предприятие. Несмотря на частые передышки, его мотало из стороны в сторону, глаза заливал соленый пот, впереди почти ничего не было видно и он уже не единожды спотыкался, рискуя полететь кувырком и уронить свою ношу. Судьба, однако, была к нему благосклонной.

Впереди, среди деревьев, стало как будто немного светлее. Юрий, собрав последние остатки сил, поплелся туда. Шаг, еще шаг, еще… Остановка. Нет, только не вставать совсем, не снимать Надю с плеч, иначе он уже сможет двинуться дальше! Еще шаг…

Деревья расступились и в сгустившихся вечерних сумерках Юрий уперся в какую-то канаву. С трудом подняв глаза, он понял, что вышел к полотну железной дороги. Откуда здесь ветка? Сухоцкий не помнил, чтобы в этих местах проходил путь. Хотя, кажется, где-то неподалеку здесь были торфяные разработки. В этом месте пути раздваивались, образуя разъезд.

В темноте виднелся штабель шпал, несколько десятков аккуратно уложенных рельсовых плетей. На путях сиротливо стояли две пустых платформы без бортов. А что это? Дом! Домик обходчика! Или стрелочника. Там, за насыпью, всего метрах в двухстах.

Силы как будто вернулись к Юрию и он принялся штурмовать насыпь — подвиг, на который всего мгновение назад он считал себя абсолютно неспособным. Насыпь уходила из под ног, Юрия предательски шатало, но вот он наконец вылез на шпалы и двинулся к домику.

Стекла целы. Дверь заперта. Опустив Надю на землю, он расковырял замок штыком. Руки его тряслись, штык вырывался из ослабевших пальцев, но, дав себе десятиминутную передышку, он все-таки немного успокоил трясущиеся руки и дверь, наконец, распахнулась.

Так, это прихожая, и одновременно — кухонька. А эта дверь куда? В комнату.

В почти полном мраке, царящем внутри дома, Сухоцкий едва разглядел спартанскую обстановку небольшой комнатки. Стол, два стула, еще один — у кровати. Кровать с матрацем, ватным одеялом и покрывалом, но без постельного белья. Платяной шкаф, буфет, и какие-то полки.

Юрий втащил Надю в комнату и положил ее на кровать. Пошатываясь и еле держась на ногах, он отправился обследовать дом. Сначала — кухня. Вот холодильник. Открыв дверцу, Юрий по хлынувшему оттуда запаху сразу понял, что из хранившихся в холодильнике продуктов воспользоваться ничем не удастся. Однако для дальнейших поисков нужен был свет. И одновременно свет представлял для них смертельную опасность. Напрягая зрение, он отыскал на кухонном столике спички. На вешалке в прихожей висели старый и грязный прорезиненный плащ и ватник, которые Сухоцкий использовал для светомаскировки, занавесив ими оба окна. Затем он зажег спичку.

Ага, есть и свеча. Со свечой в руке он стал методически обследовать кухонное помещение. Пустовато. Есть электроплитка, но какой в ней толк? Продуктов не видно. Только в двух тарелках на столике — сгнившие до черноты остатки какой-то еды. Под столиком… Под столиком — керосинка. Покачав ее, Юрий услышал, что внутри что-то плещется. Керосин, значит, есть…

Вода. Есть ли вода? Есть два ведра. Одно — пустое. Из второго ударила вонь зеленоватой болотной жижи. Наверное, эта водичка здесь месяца два простояла, если не все три. Да-а-а, воду надо где-то добывать. Все, больше ничего. А, вот еще дверь! Что за ней?

А за ней оказался туалет. Вместо широкой доски с вырезанной в ней дырой, и ведром под этой дырой, до сих пор весьма обычных в такого рода местах, Сухоцкий увидел то, чего, честно говоря, совсем не ожидал здесь увидеть — довольно еще чистенький голландский переносной туалет. Он тут же им и воспользовался. Оказалось, что даже смывной реагент еще не израсходован.

Со свечой в руках Юрий все же решил сунуться в холодильник. Вонь от сгнивших продуктов не помешала ему бросить взгляд внутрь и его любопытство было вознаграждено — внизу в дверце лежали коробочки и пузыречки с лекарствами, среди которых были видны зеленка и антибиотики.

Прежде, чем открыть дверь в комнату, Юрий взял руки в спички и погасил свечу. В комнате он первым делом вытащил из-под Нади покрывало и занавесил окно, а лишь затем зажег свечу. Обследование буфета в комнате принесло некоторые открытия. Во-первых, нашелся пакет с рисом, которого еще оставалось с пол килограмма. Во-вторых, пластмассовая мисочка с польским суповым концентратом. В третьих, наполовину опорожненная бутылка водки (он сразу же заставил Надю хлебнуть глоток). Там же нашлось блюдечко с крупной солью и почти полная сахарница.

Так, пища, худо-бедно, но есть. Теперь вода. Ведь где-то брали здесь воду?

Юрий расстегнул кобуру, снял пистолет с предохранителя, взял в левую руку пустое ведро и вышел за порог. Тишина. Осторожно ступая, он двинулся вокруг дома. Ага, вот и колодец, всего шагах в двадцати, у кромки леса.

Колодезный ворот душераздирающе скрипел, цепь оглушительно грохотала. Эти звуки были для Юрия громче канонады. Он затравленно озирался, пугаясь каждой почудившейся в темноте тени. Однако никто не появился, никого не заинтересовали звуки на заброшенном разъезде. Подхватив ведро, полное воды, Сухоцкий благополучно вернулся в домик.

Надя, отведя глаза в сторону, вдруг тихо спросила:

"А где здесь туалет?"

"В доме" — ответил Юрий. — "Хватайся за мою шею, помогу подняться". И он подхватил ее с кровати, ощутив телом прикосновение ее упругой груди.

Вскоре на кухне весело загудела керосинка, подогревая кастрюльку с водой. Залив кипятком суповой концентрат, он первым делом накормил Надю, а затем доел остатки.

"Хлеба, извини, нет" — с сожалением развел он руками. Впрочем, куриная лапша оказалась довольно сытной. Жаль, что ее было мало.

Поев, Сухоцкий при свете свечи принялся за перевязку. Сняв с Нади, несмотря на ее вялые протесты, камуфляжную куртку, Юрий стал отмачивать теплой водой бинты на ране. Надя, стыдливо пряча глаза, прикрывала руками грудь.

Состояние раны было неважным. Обработав края раны зеленкой и протерев рану водкой, он использовал последний индивидуальный пакет и несколько найденных в домике чистых тряпок для перевязки. Затем он дал Наде сразу две капсулы ципрофлоксацина.

Закончив перевязку самой опасной раны, он обработал другие повреждения. Расшнуровав ботинки и стащив с Нади штаны, он закрыл ее одеялом. В шкафу нашлась старенькая мужская рубашка из протертой до дыр фланели. Надев ее на Надю, он занялся своими ранами. Левое плечо выглядело не лучшим образом и Сухоцкий тоже принял антибиотик.

Потушив свечу, он свалил на полу в кучу найденную в доме одежду, лег сверху, накрылся покрывалом, снятым с окна, положил рядом автомат и пистолет, и почти сразу уснул.

Утром его разбудили прямые солнечные лучи, бившие в окно сквозь тоненькую ситцевую занавеску. На часах было уже начало десятого. С большим трудом Сухоцкий заставил себя встать, сдерживая крепкие выражения, вызванные болью в спине и пояснице, натруженных за вчерашний день, и тихо, стараясь не шуметь, занялся приготовлением завтрака — рисовой каши с сахаром и с солью, но на воде. Каша получилась не очень-то вкусная, но в общем съедобная. Надя не стала привередничать и съела примерно половину приготовленной порции. Остальное быстренько уплел Юрий.

Теперь надо было решать, что делать дальше. Надя чувствовала себя немного повеселее и даже порывалась выступить в путь, на Зеленодольск.

"Не торопись!" — остудил ее пыл Сухоцкий. — "Боюсь, ты еще не можешь идти самостоятельно. Во всяком случае, далеко не уйдешь. Нести тебя на себе — может открыться рана. Выход один — ждать".

"Сколько же ждать?" — упавшим голосом спросила девушка.

"К сожалению, долго ждать мы не можем. Тебе бы полежать денька два-три. Но здесь мы сильно рискуем нарваться на бандитов. Кроме того, у нас нет продуктов. Один день мы сможем питаться рисовой кашей — хватит примерно еще на две тарелки на брата. А на завтра у нас уже нет ничего. Поэтому сегодня ты лежишь, не вставая, а потом придется идти".

Весь день Сухоцкий патрулировал окрестности домика, чтобы никто не смог подобраться к ним внезапно. Лишь изредка он заглядывал к Наде, чтобы подбодрить ее несколькими словами. Несколько старых журналов и книжек, подобранных в доме, помогали ей коротать время.

Похоже, никого не интересовала богом забытая железнодорожная ветка. Ночь тоже прошла спокойно. На следующее утро они выступили в поход…


…Сергей Мильченко упрямо шагал по шоссе в предрассветных сумерках. Он не боялся быть обнаруженным — в тишине легко услышать мотор автомашины. Вряд ли бандиты устроили загодя засаду у самого Зеленодольска… Хотя…

Сергей свернул на проселок. Бандиты бандитами, но и встреча с собственным постом наблюдателей не входила в его расчеты.

С каждым пройденным километром рация за его плечами и автомат на плече становились все тяжелее. Но Мильченко все шагал и шагал, безостановочно, пока не прошло два часа. Теперь привал. Пятнадцать минут. И снова вперед.

Через пять с половиной часов Мильченко достиг окрестностей Водопьянова. Вот она, отходящая от основного шоссе бетонка, с травой, торчащей между щелями плит. Вот и воронка от взрыва. Тела погибших ребят увезли вчера. Вот здесь лежал пулемет Надьки Беслановой. Вокруг — гильзы от патронов образца 1908 года. А это? Это — автоматные. И пустой магазин. Ого! Рядом с воронкой — пистолетная гильза. И еще одна. Пистолет был только у Сухоцкого. Значит, здесь он отстреливался…

Мильченко стал осматривать все окрестные кусты. Ничего. И здесь ничего. А это что? Каска! О, еще и автомат!

Сергей подобрал автомат, взглянул на номер и нацарапал его на прикладе своего автомата, глубоко вдавливая штык в дерево. Потом можно будет узнать, чей это. Ничего больше не найдя, Сережка вернулся к воронке. Странная какая-то. Дно очень плоское. Песок осыпался? Вроде вчера она выглядела так же. Или нет?

Мильченко спрыгнул на дно ямы, вырытой взрывом, пнул песок носком кроссовки, раз, другой. Потом ковырнул глубже, еще и еще, упал на колени и стал разгребать песок руками.

Найденное озадачило его. Два бронежилета, две каски, обрывки каких-то тряпок — все в крови, окровавленные бинты и пустая фляжка. Чьи? Кто был ранен? Зачем все это закопано здесь?

Значит, раненые были. И это не бандиты — чего им закапывать? Наши прятались, боялись, что эти гады на след выйдут. Значит, где-то неподалеку перевязывались. Надо искать!

Первой находкой была россыпь гильз и автоматный магазин в кустах, на самой опушке зарослей. Мильченко стал шарить среди ольховника и бузины, отходя все дальше от места находки. Ничего. Но вот, кажется, трава примята. Да, здорово примята. И, кажется, кровь на траве — трава побурела. Сухоцкий ранен? Куда же он делся? Эх, собаку бы сюда, розыскную… Или хотя бы Генку Пяльцина — он охотился, мало-мальски в следах должен разбираться.

Сережка вздохнул, покачал головой. Ничего не поделаешь, надо как-то самому. А если его уже бандиты нашли? Если нашли — пиши пропало. А если он не захвачен? Тогда выберется… Он же ранен! Вдруг лежит где-нибудь…

Мильченко терялся в хаосе мыслей. Потом, наконец, пришел к решению. Если командир где-то прячется, одному ему искать бессмысленно. Не найти. И потом — командир выкарабкается. Не может не выкарабкаться. А вот если они Сухоцкого взяли, надо его выручать. Но для этого надо разыскать, наконец, это бандитское гнездо. И Сергей сел на место, достал рацию из вещмешка, включил питание.

"Здесь Мильченко. Мое место — северная окраина Водопьяновского аэродрома…"

"Ты чего сбежал, дурила! Мы тут…" Сережка перебил дежурного:

"Ругаться потом будешь! Записывай! На месте боя найден автомат N… Проверьте, скорее всего, это Таньки Гаврилиной. В воронке обнаружены две каски и два бронежилета, засыпанные песком, и окровавленные бинты. Обнаружил свежие следы крови и автоматные гильзы в зарослях севернее места боя. Связь кончаю".

Иссиня-черные тучи, наползавшие с запада, окончательно закрыли солнце. Вместе с резкими порывами ветра, поднявшими пыль и мелкий мусор, на лицо упали первые тяжелые капли дождя. Мильченко поспешно свернул рацию, тщательно запаковал ее в вещмешок и стал пробираться через рощицы и прогалины, обходя Водопьяновский аэродром с запада. Вскоре он был насквозь мокрым — ливень припустил не на шутку. Но, утирая рукавом струящуюся по лицу воду, Сергей упрямо шагал и шагал к намеченной цели. Он шел к Городу…


…Юрий наметил себе маршрут движения: лес западнее Колосовца (где они примерно и находились) — западнее Ярославского — и резкий поворот направо, через поля и рощи, прямиком на Ястребки — Зеленодольск. Это был изрядный крюк, но Юрий опасался двигаться напрямик, полагая, что лучше потерпеть трудности долгого пути, нежели нарваться на обозленных бандитов. Шли они с Надей медленно, часто останавливаясь на привал. Из продуктов у них были с собой только немного сахара, три фляги с кипяченой водой и грамм 150 водки в четвертой фляге.

Часа через два после полудня, когда до Ярославского оставалось совсем немного, с неба хлынули потоки дождя. Сначала Юрий пытался укрыться с Надей под большой разлапистой елью, но ливень припустил настолько сильно, что вскоре и ель не спасала. Они снова двинулись вперед.

Насквозь промокшая одежда, вода, хлюпающая в ботинках, порывы не холодного, но сильного ветра — все это заставляло Юрия с тревогой задумываться о том, как раненая Надя перенесет такой поход. Да и собственное здоровье тоже беспокоило. Схватить ангину, бронхит или воспаление легких совсем не улыбалось. Несмотря даже на то, что с собой у них было немного антибиотиков.

Юрий решил поворачивать прямо на Ярославское. В конце концов там сохранились какие-нибудь помещения, хотя бы остатки гаражей, где можно отсидеться от дождя, и кое-как подсушить одежду.

Небо было по-прежнему затянуто низко летящими облаками, и потому смеркаться стало необычно рано. Юрий начал понимать, что он неточно определил направление. Давно пора было выйти к Ярославскому, но лес все тянулся и тянулся. Правда, он стал более редким, стали попадаться большие прогалины, а затем лес и вовсе распался на отдельные рощицы и перелески. Похоже, что вместо того, чтобы пересечь лес с запада на восток и выйти к Ясногорскому шоссе, на котором стояло Ярославское, Юрий с Надей направились вдоль шоссе и протопали через весь лес с юга на север.

На обширной поляне за косой завесой дождя Юрий различил очертания некоего странного сооружения с пятнистой маскировочной раскраской. Подойдя поближе, он увидел, что это корпус разбившегося транспортного самолета. Он не очень-то разбирался в марках транспортных самолетов. Одно было ясно — это не наш самолет. Размером он был немного побольше американского С-130, но именно немного. Одно из его крыльев, зацепившееся при посадке за дерево, было почти оторвано от фюзеляжа. Шасси не было выпущено — самолет садился на брюхо. Когда они подошли вплотную, стало понятно, что самолет поврежден довольно сильно. Носом он тоже угодил в группу деревьев, которые и заставили его застыть на этом месте.

Сумерки становились все гуще. Юрий решил остановиться и воспользоваться корпусом самолета для ночевки. До ночи было еще далеко, но Надя совершенно выбилась из сил. Да и от дождя надо было укрыться и попытаться как-то просушить одежду.

В корпусе самолета, куда они проникли через немного вывороченный при посадке задний грузовой люк, было весьма темно, но зато сухо. Из двух машин, находившиеся внутри фюзеляжа, одна при падении самолета сорвалась с креплений и натворила дел. Пробираясь в потемках через фюзеляж, они то и дело натыкались на какие-то разбитые ящики, покореженные дюралевые листы корпуса, сломанные стойки и ребра жесткости, спутавшиеся крепежные фалы. Наконец, Юрий пробрался в кабину. Там, в одном из пилотских кресел, находился полуразложившийся труп в комбинезоне. Осветив спичкой кабину, Юрий успел разглядеть рядом с креслом пакет в целой упаковке.

Что это? Оказалось — часть летного пайка. Шоколад, некая питательная смесь в виде толстой плитки, тюбик с концентрированным соком черной смородины, печенье, пакетик с орехами и сухофруктами, зубочистки, освежающая салфетка…

Плюнув на опасность, Сухоцкий развел внутри фюзеляжа костерок из обломков ящиков. Кое-как, при свете подожженной обертки пакета, расчистив участок на полу, чтобы не подпалить ненароком что-нибудь легкогорючее или взрывоопасное, Юрий, настругав щепочек, лучин побольше, и сложив сверху несколько крупных обломков досок, запалил огонек. Дрова занялись, и вскоре по стенкам фюзеляжа заплясали отблески пламени и причудливые тени.

"Давай-ка, Надя, будем сушить одежду. Болеть нам вовсе ни к чему". — С этими словами Юрий снял ботинки, камуфляж, майку, оставшись в одних трусах. Отжав одежду, он подтащил поближе к костру полуразбитый ящик и разложил на нем для просушки и одежду, и ботинки.

Оглянувшись на Надю, сидевшую у костра без движения, Юрий жестко произнес:

"Это не совет. Это приказ. Хочешь выжить — суши одежду. Стесняться будешь, когда выкарабкаемся из этой передряги". — И добавил — "Смотри, отжимай как следует. Или нет, давай лучше я. Тебе еще ни к чему напрягаться".

Понукаемая Юрием, Надя нехотя стащила с себя одежду, также оставшись в конце концов в одних трусиках, и отдала ему. Дрожа от холода, она присела на корточки, обхватив голые плечи руками. Сухоцкий пошарил в темноте неподалеку от костерка и нашел большое брезентовое полотнище. Подстелив его на дощатый настил, он усадил на полотнище Надю и завернул ее в брезент.

"Так теплее?" — участливо спросил он.

"Не очень…" — откликнулась девушка.

Пламя костра постепенно стало все же немножко согревать. От сырой одежды начал подниматься пар.

"Послушай, Юра" — вдруг заговорила Надя. — "А что стало с нашими ребятами?"

Сухоцкий не обратил внимания на необычную фамильярность обращения.

"Большинство успело уйти" — ответил он.

"Большинство? Значит, не все?" — встревожилась Надя.

"Не все", — подтвердил Юрий. — "Трое погибло". — Он не стал говорить о Тане Гаврилиной, судьба которой занозой сидела у него в памяти, не давая совести покоя. Не сказал он и о тех троих, что не успели вскочить в БТР и пробирались в Зеленодольск сами — по той простой причине, что он об этом и сам ничего не знал.

"А почему ты не ушел со всеми?" — снова задала вопрос Надя.

"Я командир. Я отвечаю за каждого из вас. Не мог же я тебя бросить", — пожал плечами Сухоцкий.

"Значит, ты остался из-за меня?" — допытывалась девушка.

"Да", — коротко ответил Юрий, и тут же счел нужным добавить, — "но я остался бы ради любого своего бойца".

Этот ответ не очень-то обрадовал Надю и она умолкла. Они сидели в тишине. Фюзеляж наполнился дымом, евшим глаза и затруднявшим дыхание. Однако стало заметно теплее, да и дым от горевшего дерева немного отбивал трупной смрад. Возможно, в самолете, помимо трупа в пилотской кабине, который Юрий, кривясь от отвращения, выкинул через бортовой люк, были и еще трупы, не замеченные в темноте.

Через несколько минут девушка снова нарушила молчание:

"А ты знаешь, как выбраться отсюда?"

"Завтра", — односложно ответил Юрий.

"Что — завтра?" — не поняла девушка.

"Завтра я буду знать, как отсюда выбираться", — пояснил Юрий. — "А сейчас нам выбираться ни к чему. Лучше сидеть здесь".

Сухоцкий встал, перевернул сохнущую одежду, пошевелил костерок и добавил в него обломков досок. Пламя вспыхнуло веселей.

"Ботинки плохо сохнут" — озабоченно промолвил Юрий, опускаясь на место. И, повернувшись к Наде, протянул ей половину бортпайка пилота. — "На, подкрепись пока".

Жевали молча, затем лизнули немного концентрированного сока из тубы и запили все это водой из фляги. Затем Надя снова заговорила:

"А мне почему-то не хочется торопиться в Зеленодольск".

Юрий насторожился.

"Если бы можно было остаться в том домике, я бы, ей-богу, не отказалась там пожить еще немного" — продолжала Надя.

"Ага, вдвоем" — стараясь не казаться чрезмерно язвительным, как бы поддакнул ей Сухоцкий.

"Ага", — ответила Надя, вроде бы не обращая внимания на язвительные нотки, сквозившие в голосе Юрия. — "Разве плохо?"

"Конечно, неплохо" — тем же тоном продолжал Сухоцкий. — "Ты себе лежишь, я о тебе забочусь, кормлю-пою, одеваю-раздеваю, в туалет на руках ношу…"

"А как же еще?" — уже довольно игриво произнесла Надя. — "Так и должно быть. Я же все-таки девушка, а ты — мужчина. Ты и должен обо мне заботиться".

"Я и забочусь" — сухо отпарировал Юрий. — "А вообще-то — пустой разговор. Мы должны быть в Зеленодольске как можно скорее. Ты уже большая девочка, должна понимать сама".

"Я понимаю" — обиженно протянула Надя. — "Но так хочется…" — она не договорила и умолкла.

"Мне тоже хочется", — неожиданно для себя самого произнес Юрий, и тут же оборвал сам себя, — "но сейчас не время и не место".

Сухоцкий еще раз поправил теплую, но все еще немного влажную одежду, сел на место и продолжил попеременно напрягать и расслаблять мышцы — занятие утомительное, но позволяющее держать тело в разогретом состоянии.

"Если бы не война, мы бы никогда не встретились…" — задумчиво протянула Надя и спросила, повернувшись к Сухоцкому — "а что ты будешь делать, когда война кончится?"

Сухоцкий долго молчал, потом медленно проговорил:

"Боюсь, наша война будет тянуться очень долго. Очень. И вряд ли разумно строить планы на послевоенное время".

"Так что, мы обречены? Мы все время будем воевать? Все время драться с бандитами? И ничего хорошего больше нас впереди не ждет?" — в потоке вопросов явно слышалось разочарование.

"Да, впереди многие годы войны" — еще раз подтвердил Юрий. — "Но это вовсе не значит, что впереди у нас нет больше ничего, кроме схваток с бандитами. Забот хватит и помимо стрельбы, погонь, засад и прочего в том же духе. Другое дело, что заниматься всякими мирными обязанностями придется, не выпуская хотя бы из одной руки автомата" — пояснил он свою мысль.

"Ну тогда — что бы ты хотел делать, помимо войны?" — не отставала Надя.

"Помимо войны? О, дел нам всем хватит. Выше крыши. Людей осталось чуть, горстка. А надо как-то восстанавливать жизнь, чтобы не откатиться в дикость, в каменный век. Дел-то хватит. Хватит ли у нас сил? Вот что меня беспокоит…" — говорил Юрий.

"Да, людей совсем мало осталось", — согласилась Надя. — "Будет ли когда-нибудь их снова столько, сколько было до войны?"

"А это и от вас зависит", — чуть усмехнулся Сухоцкий.

"От кого — от нас?" — спросила Надя, уже начиная понимать, что имел в виду Юрий.

"От вас, от женщин. Сколько сможете родить, да выкормить, столько и будет народу".

"Ага!" — вскинулась Надя. — "Мы, значит, должны рожать, да выкармливать, а остальное, выходит, уже не наше дело?"

"Я так не думаю" — серьезно произнес Юрий. — "Для роста населения, может быть, так и было бы лучше. Но так не выйдет. Женщин нельзя отстранить от прочих дел, иначе не получится удержать хоть что-нибудь от нашей прежней цивилизации. Мне не хотелось бы жить в патриархальном обществе. И мне не хотелось бы, чтобы мои дети жили в таком обществе".

"А у тебя есть дети?" — заинтересованно спросила Надя.

"Нет" — ответил Сухоцкий. — "И при нынешних обстоятельствах можно было бы даже сказать — к счастью".

"Что же, теперь тебе совсем не хочется иметь детей?" — продолжала допытываться Надя.

"По-моему, только что кто-то другой весьма неодобрительно смотрел на перспективу деторождения", — попробовал отшутиться Юрий. — "Так что даже если бы я и хотел…"

Это была неудачная фраза. Сухоцкий скоро понял это. Но сейчас он встал, проверил одежду и удовлетворенно пробормотал:

"Ну вот, все сухое, все тепленькое…" — И уже громче добавил — "Можно одеваться. Только, прежде чем облачаться в сухое, давай-ка я разотру тебя водочкой. Спиртом бы лучше, но чем богаты…"

Сухоцкий, не обращая внимание на вялое сопротивление Нади, вытащил ее из брезента, в который она куталась, заставил лечь на живот и с усилием стал растирать водкой. Затем он перевернул ее на спину, опять не обращая внимания на протесты, и растер водкой грудь. Тут же натянув на нее фланелевую рубаху, подобранную накануне в домике, камуфляжные штаны и гимнастерку, носки, он снова завернул ее в брезент.

"Ботинки еще не просохли" — с сожалением констатировал он.

Затем Сухоцкий оделся сам. Подумав несколько секунд, он все-таки натянул ботинки и затоптал костер. Отдельные угольки и края досок настила, в котором прогорела внушительная дыра, продолжали тлеть. Выламывая доски штыком, Юрий отделил те из них, которые занялись, и выкинул их через выбитый иллюминатор в темноту. Еще раз притоптав угли, он снял ботинки, и лег рядом с Надей, укрывшись тем же брезентом. Девушка тут же подвинулась к нему почти вплотную, полушутливо-полусерьезно заметив:

"Если только что ты собирался постараться насчет восстановления численности населения, то сейчас ты, похоже, уже побаиваешься, что я вздумаю саботировать это важнейшее начинание. Но ты ведь командир, и если…"

"Помолчи!" — с некоторым раздражением оборвал ее Юрий. — "Сейчас у нас одна задача — выспаться и не простудиться! Так что — спокойной ночи. А о детях подумаем потом".

Все смолкло, и только дождевые капли стучали по дюралевой обшивке самолета. Юрий весьма скептически воспринял последнюю фразу, полупроизнесенную Надей. Ничего серьезного — так, глупая игра слов. Он же видел, как она при каждом случае стыдливо прикрывала свою обнаженную грудь. Либо одно, либо другое… А грудь у нее довольно крупная, несмотря на развитую мускулатуру спортсменки. И фигура не мужеподобная, как обычно бывает у баскетболисток, а очень даже женственная, с отчетливой талией и широкими крутыми бедрами…

Сухоцкий поймал себя на том, что думает совсем не о том, о чем следует. Но он так и не решил, о чем следует думать, потому что быстро провалился в сон.

Утро было солнечным. Правда, тучи то и дело набегали на солнце, но это были уже не низкие темные дождевые тучи, а скорее большие белые облака, проносящиеся высоко в небе. Первым делом Юрий попробовал ботинки. Черт, так до конца и не просохли. Слишком уж высокая влажность воздуха. Однако делать нечего — он обулся и стал осматривать внутренность фюзеляжа.

Куча разбитых, полуразбитых и целых укладок для снарядов и других боеприпасов. Немецкая колесная разведывательная бронемашина "Лукс", сорвавшаяся с креплений и повредившая корпус самолета. Два трупа, придавленных бронемашиной. Ближе к хвостовому грузовому люку — самоходная установка для крупнокалиберного миномета на шасси мерседесовского грузовика повышенной проходимости "Унимог". Миномет для него лежал отдельно, оказавшись при ударе под шасси "Лукса" и намертво застряв там. Видимо, из-за меньшей массы грузовика крепления выдержали и он остался на своем месте.

Сухоцкий забрался в кабину, осмотрелся. Рука потянулась к "бардачку", отщелкнула крышку. Большой прозрачный пакет с какими-то бумагами, похоже — с технической документацией, регистрационными документами или чем-то в этом роде. Внутри этого пакета — другой, темный, поменьше размером. Юрий повертел уже надорванный пластиковый пакет и вытряхнул на ладонь этот темный пакетик. Когда он вытащил его и проверил содержимое, на ладони оказались ключи. Несколько удивленный, Юрий машинально пожал плечами, вставил ключ в замок зажигания и повернул. Мотор коротко вжикнул и затем тихо и мерно заурчал. Юрий бросил взгляд на приборный щиток. Бензин в норме, масло в норме, вода в норме.

"Надя!" — крикнул Сухоцкий, высунувшись из кабины. — "Надя! Пора вставать!"

"Где ты?" — послышался сонный голосок девушки.

"Да здесь, ближе к хвосту. Пробирайся сюда!"

Через несколько минут Юрий увидел Надю, двигающуюся вдоль борта, лавируя между обломками снарядных укладок и рассыпавшимися снарядами. Когда она приблизилась к кабине грузовика, Юрий нажал на педаль газа и мотор сразу заурчал громче.

"Работает…" — пробормотала Надя. — "Ну и что?"

"А то, что мы поедем домой с комфортом" — гордясь собой, заявил капитан запаса, командир взвода ополченцев Юрий Сухоцкий.

Но обещание насчет езды с комфортом оказалось несколько преждевременным. Не меньше часа ушло у Юрия на то, чтобы расстроповать машину, орудуя штыком. Передохнув, он принялся за грузовой люк, призванный служить и въездной аппарелью. Тем временем Надя по его приказу развела на прежнем месте костерок и принялась досушивать влажные ботинки.

Грузовой люк был частично выворочен из корпуса и деформирован, открывая широкую, больше метра, косую щель, через которую Надя с Юрием и забрались вчера в фюзеляж. Но открыть этот люк оказалось далеко не просто. Шарниры, на которых он должен был опускаться, также были деформированы и напрочь заклинены.

Сухоцкий, после неудачных попыток заставить люк приоткрыться, ударяя в него всем телом, изменил тактику. Он начал штыком, как зубилом, рубить дюраль. Часа через два крепление одного из шарниров, держащих люк, было перерублено. Но руки у Юрия были уже все в крови, штык выскальзывал из дрожащих пальцев. После некоторого раздумья Юрий отправился за своим автоматом, но на ходу передумал, стащив с одного из трупов в самолете коротенький пистолет-пулемет МР. Несколькими очередями в упор крепление шарнира было превращен в лохмотья. Через четверть часа ударами штыка остатки крепления были перерублены и грузовой люк со скрежетом пополз вниз, но все-таки не раскрылся до конца. Юрий прыгнул на крышку люка. Тот жалобно заскрипел и опустился почти горизонтально, все же немного не дойдя до земли.

"Ладно", — буркнул Юрий под нос, — "наедем грузовичком — раскроется как миленький". — И уже громко добавил — "Надя! Тащи ботинки! Выезжаем".

Действительно, под весом грузовика люк отжался до самой земли и они благополучно выехали на поляну. Но с обещанным комфортом было сложнее. Грузовик ехал по неровной поляне, потом выбрался на кочковатый луг. В кабине довольно сильно качало и потряхивало. Юрий пытался выдерживать направление примерно на север — северо-восток. Наконец, впереди показался проселок. Ехать стало немного повеселее. Затем проселок перешел в плотно укатанную дорогу с гравийным покрытием и "Унимог" покатил по ней уже довольно плавно. Не прошло и четверти часа, как вдали стали видны опоры контактной сети Ясногорской ветки железной дороги.

"Ну вот, теперь не заблудимся" — произнес Юрий с видимым облегчением. Они пересекли железнодорожное полотно по необорудованному переезду и выехали на Ясногорское шоссе, взяв направление на север. Вскоре у развилки показался дорожный знак "Рюриково". Так значит, они теперь значительно севернее Ярославского. Рюриково считалось "ничейной зоной". Ни Рыбаковская коммуна, ни Ясногорские братки не имели достаточных сил, чтобы установить контроль за этим поселком.

Юрий плюнул на конспирацию, направив "Унимог" по шоссе прямо через Рюриково, оставив по левую руку большой пруд в низине, смотревшийся довольно живописно с холма, на котором расположились домики поселка. Миновав старую разрушенную немецкую кирху, Юрий повернул направо, на Зеленодольск.

Достигнув развилки Зеленодольск-Ястребки, он решил не въезжать в Зеленодольск по шоссе, чтобы не вызвать ненароком стычки с находившимся там постом, который мог достаточно нервно отреагировать на невесть откуда взявшуюся чужую машину. Свернув налево на Ястребки и миновав садовые участки, они пересекли железную дорогу и поехали по песчаному проселку вдоль моря, через лесочек, мимо невысоких дюн, зарослей крапивы, малины и ежевики. Когда грузовик выкатился из леса на край широкого поля, за которым уже были видны крыши домов Зеленодольска, Сухоцкий вдруг притормозил, завел грузовик за кусты, остановил машину и повернул ключ в замке зажигания. Мотор умолк.

"Ты чего?" — не поняла Надя.

"А ну как ребята засекут незнакомый военный грузовик, решат, что это очередная бандитская вылазка, да шарахнут по нам из башенного пулемета?" ответил вопросом Сухоцкий, открывая дверцу и спрыгивая на песчаный проселок.

Надя молча открыла дверцу со своей стороны и осторожно вылезла из кабины.

К счастью, никому в голову не взбрела мысль стрелять без предупреждения по двум фигурам в камуфляже. Пост ополченцев поднял тревогу, и вдоль моря помчалась группа на бэтээре. Завидев бронированную машину, Сухоцкий остановился, аккуратно снял автомат с плеча и положил его на землю, приказав Наде сделать тоже самое. Стоя с поднятыми руками, он, улыбаясь, поджидал шестерых ополченцев, охватывавших их полукольцом, держа автоматы наизготовку.

"Да это же командир!" — истошно заорал один из них, опуская автомат и бросаясь навстречу Сухоцкому.

"Тише вы, черти!" — отпрянул Юрий от раскрытых объятий. — "У меня левое плечо ранено! И не трожьте Надю, у нее на боку раны еще похлеще моих!"

После первых приветствий Юрий заметил:

"Ребятки, домой бы поскорее. Жрать охота — мочи нет… И неплохо бы наш грузовичок забрать".

"Какой?" — удивились ребята. Хотя пост в Ястребках засек незнакомый грузовик, едущий к Зеленодольску, эти ребята были из внутреннего патруля, и, в отличие от внешних постов, еще не успели узнать новость.

"Да тот, на котором мы приехали" — пояснил командир. — "Хороший грузовичок, Унимог называется, фирмы Мерседес-Бенц. Во-о-о-н он у дюночек стоит, зелененький такой". — И Юрий показал через плечо.

В город возвращались колонной — впереди шел БТР-80, а за ним — трофейный "Унимог"…


…Сергей уже четвертый час сидел в кустах у большой шоссейной развязки типа "клеверныйлист" на окраине Города. Двигаться дальше не было никакой возможности — вверху, по насыпи шоссейной дороги и по путепроводу ходили взад-вперед двое часовых, под путепроводом торчал еще пост, а пространство вокруг было совершенно открытым. Неужели придется дожидаться темноты?

Сергею не хотелось прерывать свой разведывательный рейд. Хотя он уже получил по рации сообщение о благополучном возвращении Сухоцкого и Беслановой, ему казалось, что он подобрался практически вплотную к бандитскому гнезду, и удача вот-вот упадет ему в руки.

На четвертый час тягостного ожидания на шоссе показалась легковушка, шедшая со стороны Ясногорска. Немного не доезжая моста, легковушка съехала на обочину и остановилась неподалеку от кустов, в которых прятался Мильченко. Из нее вылезли три мужика с автоматами — один в серо-пестром камуфляже, другой в кожаной куртке — ("носят, как униформу, что зимой, что летом" — неодобрительно подумал Мильченко), а третий — в фирменном спортивном костюме. Они уселись на траве всего шагах в пяти от Сергея и начали разговор, поминутно матерясь при этом.

Крепкий, коренастый, в сером камуфляже с надписью ОМОН на рукаве, сначала молчал. Говорить начал верзила в коже, с мощной шеей:

"Как докладывать будем? Так мол и так, ни хрена мы не нашли… За такое по головке не погладят. Скажут — упустили, суки. А где их в лесах найдешь? Тут дивизия нужна, чтобы все прочесать! А у меня народу всего полтора десятка".

"Взводный верно говорит!" — вступил в разговор мужичок пониже и пополнее, но тоже довольно крепкий, — тот, что был в спортивном костюме. "Ну какая тут наша вина? Так надо и доложить Коменданту: ушли, мол, в леса, а там их не достать".

"Какой он тебе комендант!" — оборвал его верзила, названный "взводным". — "Не вздумай при нем так сказать! Надо обязательно полностью: комендант особого Земландского района. А если к нему будешь обращаться, то для тебя он — господин полковник".

"Как же, полковник!" — усмехнулся серо-пестрый с тремя лычками на погончике. — "Вы что, разве не знаете? Он ведь всего лишь майор. Где ж ему было полковника получить, если он всего-навсего замкомандира областного ОМОНА был, да и то без году неделя! А теперь он как банкир жирует. Раньше он в этом поселке и не бывал, разве что случилось доставить кого из шишек для дачи свидетельских показаний…"

"Тихо, братва!" — вдруг насторожился "взводный". — "За такой базар нас по головке не погладят. А мнится мне, тут кто-то в кустах сидит. Ну-ка, Кузя, проверь по быстрому!".

"Спортсмен" Кузя нехотя встал, положил палец на спусковой крючок автомата и полез в кусты — прямо туда, где сидел Мильченко. Сергею ничего не оставалось, как влепить ему короткую очередь в упор и тут же полоснуть по двум его корешам. Серо-пестрый успел откатиться в сторону, но Мильченко достал его следующей очередью, не дав вскинуть автомат. Вскочив на ноги, он опрометью бросился к машине с распахнутыми дверцами.

Двигатель работал на холостом ходу. Сергей сбросил ручной тормоз, врубил вторую передачу и, не захлопывая дверцы, рванул с места, разворачивая машину в противоположную Городу сторону. С моста с некоторым запозданием ударили автоматные очереди. Не обращая на них внимания, Мильченко жал на газ, затем врубил третью скорость, потом четвертую. Машина все быстрее летела по шоссе.

Сзади заговорили уже четыре автоматных ствола. Когда Сергей уже подумал, что пронесло, его посыпало стеклянной крошкой, машина внезапно завиляла и ему с огромным трудом удалось удержать ее от падения в кювет. Проскочив еще метров двести, Мильченко вынужден был затормозить — резина была продырявлена и автомобиль сел на колесные диски.

Теперь надо было уносить ноги. Впрочем, несмотря на спешку, он успел выхватить с заднего сиденья большую красивую дорожную сумку и нацепить себе на шею шикарный цейссовский бинокль, найденный там же, в машине. Автоматы все еще стучали позади, но теперь это был уже неприцельный огонь. Вряд ли в него попадут с семисот метров. Тем не менее Сергей, пригнувшись, нырнул в кювет, а потом коротким броском перебежал к лесополосе, тянувшейся вдоль дороги. Только здесь он почувствовал жгучую боль над левой ключицей. Стараясь не обращать на нее внимания, он взял ноги в руки и размашисто побежал прочь от места перестрелки.

Лишь через двадцать минут он дал себе передышку и осмотрел свои трофеи. В сумке оказалась немецкая рация, прибор ночного видения, запасные батарейки и аккумуляторы, пистолет Walter PPK и две коробки патронов. Кровь постепенно пропитывала камуфляж, расплываясь на плече большим пятном. Мильченко сдернул куртку, — сквозная рана, пуля прошла над ключицей, — и наспех перевязал себя.

В десять часов вечера, когда Сергей подходил к Зеленодольску, было уже почти темно. Сумки у него на плече не было.

Встретили Сережу не очень ласково. Патруль препроводил его к дежурному по Зеленодольскому гарнизону. Дежурный вызвал Виктора Калашникова.

Тот, впрочем, не стал читать длинных нотаций о необходимости дисциплины и о благотворности подчинения приказам, а сразу предложил:

"Ну, рассказывай".

Мильченко кратко изложил свои приключения, напирая на то, что логово бандитов, по всей видимости, недалеко от шоссейной развязки при пересечении кольцевой дороги и Ясногорского шоссе — недаром же там держат усиленный пост. Да и сведения о личности пресловутого Коменданта он считал не лишними.

"Эх, Сергей", — вздохнул Калашников, выслушав его рассказ, — "что командира бросился выручать — молодец. И что сведения добыл — тоже хорошо. Но когда же ты научишься приказы выполнять?"

Сережка молчал, потупившись.

"Тут в Совете уж чуть ли не головы твоей требуют", — продолжал Виктор. — "Я-то понимаю, что тебя в разведку тянет, и что это дело у тебя получается. Но если и дальше будешь как анархист себя вести, кончится тем, что всех против себя восстановишь. И кому от этого будет лучше?" — Калашников махнул рукой и замолчал.

Заседание Совета коммуны было весьма бурным.

"Если вслед за Сережкой еще и другие начнут выкидывать такие фокусы, то вся дисциплина полетит к черту! Вспомните, какой у нас, извините за выражение, бардак был в первое время. Еле справились. И что, теперь по новой начинать? А без дисциплины нам грош цена как воинской единице!" — кипятился Генка Пяльцин. — "Видать, не зря его лишали права ношения оружия. Только вот слишком быстро вернули. Надо его на полгода отправить в Рыбаково и использовать только на хозработах! Прошу поставить на голосование!"

"Лишать права ношения оружия — это не дело!" — возражал Калашников. — "В условиях войны нельзя оставлять своего товарища безоружным! Кроме того, он ведь на самом деле неплохой разведчик. Даже и на этот раз кое-какие сведения он добыл".

В конце концов Совет принял компромиссное решение: права ношения оружия у Мильченко не отбирать, но отправить его в Рыбаково и использовать в течении полугода только на хозяйственных работах в пределах поселка и ближних окрестностей.

Глава 6. Меж двух огней

Капитан Айтуллин выглядел весьма озабоченным. Впервые Юрий увидел, что капитан пограничников не просто озабочен, а заметно расстроен, подавлен, угнетен.

Его телефонный звонок сорвал Сухоцкого с ремонтной площадки, где как раз шла замена двигателя у одного из танков. Чертыхаясь про себя, Юрий наскоро вытер руки ветошью, вскочил на легковой УАЗик и поехал к казармам пограничников.

Зият крепко пожал Сухоцкому руку и сразу приступил к делу:

"Пришла радиограмма от соседей, с заставы в Народном". - (Народный был довольно крупным городом, стоявшим на границе с Литвой, проходившей по Большой Реке, километрах в сорока от впадения реки в залив). — "Литовские рейнджеры, воспользовавшись возвращением нескольких тысяч беженцев с литовской стороны, переоделись в штатское, просочились на нашу сторону и внезапно атаковали погранпосты. По мосту подошла бронетехника, с реки их поддержала пушка сторожевика. Наши понесли большие потери, город в руках Литвы".

"Будем идти на выручку?" — сразу спросил Сухоцкий.

"Не горячись" — остановил его Зият. — "Дело даже не в том, что сил у нас маловато. Если с умом, то могли бы и малыми силами справиться. Беда в том, что литва может и здесь такую же пакость учинить. А потому напоминаю тебе твои же слова — ополченцы у меня в оперативном подчинении. Смотри сюда!" — и капитан Айтуллин развернул на столе карту.

"Приморское стоит в стороне от шоссе, километрах в полутора, на самом берегу залива. От границы до поворота на Приморское — меньше пяти километров. Скорее всего, литва постарается выскочить к перекрестку, оседлать его, отсечь и блокировать взвод в Приморском". — Айтуллин посмотрел на Юрия, как бы прикидывая, хорошо ли тот усваивает его сообщение. — "Но дальше дело для них становится сложнее. Рыбаково стоит почти на самом шоссе. Не разбив наши силы здесь, они не смогут продвинуться дальше, и даже не могут спокойно себя чувствовать у Приморского. Значит, основной удар будет нанесен по нам. Не исключена и атака с залива. Поэтому приказываю…" — Зият снова внимательно посмотрел на Сухоцкого и лишь после этого продолжил:

"Первое. Удвоить ночные караулы. На телефоне иметь постоянного ночного дежурного. Постоянно поддерживать радиосвязь на указанной частоте.

Второе. Выделить наиболее подготовленных ополченцев в группу численностью до роты с приданной бронетехникой для выдвижения по сигналу тревоги вот в этот район…" — капитан обвел на карте карандашом овал, протянувшийся от поворота на Приморское в сторону моря. — "Ваша задача — воспрепятствовать прорыву противника на Рыбаково в обход шоссе со стороны моря. Ваш правый сосед занимает позиции на дюне Фей. Обратите внимание на выделенный им сектор обстрела, и не суйтесь вперед, чтобы ненароком не попасть под огонь своих.

В случае, если противник упредит вас, и уже начнет продвижение в сторону Рыбаково, занимаете позиции в районе: западная окраина Рыбаково — казармы погранзаставы. Мы займем позиции севернее, в районе Радарная дюна — Старый аэродром. Задача — воспрепятствовать дальнейшему продвижению противника, не допустив в тоже время нанесения им значительного ущерба нашим силам. В противном случае сдерживать литву будет уже некому.

Третье. Обеспечить артиллерийскую поддержку обороны батареей 120-мм минометов, и всей подвижной и стационарной бронетехникой, имеющей исправные артиллерийские системы. Выделить не менее двух стволов крупного калибра для отражения возможной атаки со стороны залива, а также держать в резерве взвод для проведения, в случае необходимости, противодесантной операции.

Четвертое. В качестве главной задачи боя, решение которой обеспечит восстановление стабильности границы, считать уничтожение бронетехники и артиллерийских систем противника.

Вопросы имеются?"

Сухоцкий покачал головой.

"Вопросов много. Во-первых, у нас практически нет противотанкового вооружения. Гранатометов, правда, целых пять штук, но гранат к ним есть всего лишь восемь — вот и все…"

"Ой, не надо хитрить!" — прервал его Зият. — "А танки, самоходки, БМП?"

"Из них нет ни одной исправной машины. Те два БТР, что успели исправить — отправили в Зеленодольск, на замену вышедших из строя. Если литва полезет прямо на поселок, тогда, может быть, они и скажут свое слово. А если нет?" — возразил ему Юрий.

"Что ж, из этого и будем исходить" — спокойно заключил Зият.

"Во-вторых", — продолжал Юрий, — "надо договорится о порядке поддержания связи в ходе боя и о сигналах".

"Это верно" — согласился капитан пограничников. — "Для начала определим частоты радиосвязи…" — И они углубились в технические детали.

Лишь примерно через час совещание подошло к концу. Но капитан Айтуллин не спешил прощаться.

"Раз уж мы собрались поговорить, есть у меня еще одно дело, не совсем по военной части" — проговорил он, несколько смущаясь.

"Что за дело?" — отозвался Сухоцкий.

"Да понимаешь, проблемы у меня появились, с дисциплиной. И без тебя в них не разобраться".

"Чем же я могу помочь?" — заинтересовался Юрий. Капитан еще более смутился:

"Тут такое дело… В общем, стали мои ребята слишком уж часто бегать в самоволку. И, ясное дело, бегают они к вам, в Рыбаково… Ну сам понимаешь, молодо-зелено, шуры-муры…"

Юрий понимающе закивал головой. На самом деле эта проблема не была для него чем-то неожиданным. Уже давненько замечалось, что старшеклассницы из Рыбаковской коммуны не обходят своим вниманием парней-пограничников из отряда капитана Айтуллина. Девчонки питали к ним гораздо более горячие симпатии, чем к своим одноклассникам. Ни Сухоцкий, ни Калашников, ни Лиза не видели в этом чего-то из ряда вон выходящего, или требующего принятия каких-то мер. Тем более, что стычек между погранцами и ополченцами на почве ревности пока не было. Но Зият со своей стороны смотрел на это дело иначе: его беспокоила дисциплина в погранотряде.

Юрий подумал немного и спросил:

"А кто бегает-то? Деды или салаги?"

"Деды. Разве они салаг на этот лужок пустят попастись!"

"Слушай, а насчет дембеля твои деды не заговаривают?"

"Был один такой…" — голос Зията сразу стал жестким.

"Был?" — переспросил Юрий.

"Был".

"И где же он?"

"По законам военного времени. При попытке оставить часть с оружием…" — капитан не договорил, но Сухоцкий понял его прекрасно и без дальнейших пояснений.

"Раз деды на дембель не рвутся, да и не известно, есть ли им куда и к кому рваться, то проще всего, по моему разумению, женить их. Сразу и остепенятся".

"Женить?" — по удивленному возгласу капитана пограничников было видно, что эта мысль не приходила ему в голову. — "Женить…" — повторил он задумчиво. — "Так у нас тут власти законной нету, не говоря уже о ЗАГСе или Дворце бракосочетаний".

"Мы тут теперь сами власть" — убежденно заметил Юрий. — "Проведем выборы, будет и законная власть. А Дворец бракосочетаний… Это дело наживное. Сделаем в клубе капитальный ремонт, будет лучше, чем в Городе".

"Погоди. Дело ведь не только в том, чтобы невеста была в фате, а жених — при галстуке, и не в том, чтобы они в книге расписались, кольцами обменялись, да выслушали марш Мендельсона" — затараторил Айтуллин. — "Им жилье нужно…"

"Так жилья теперь полно!"

"Дети пойдут…" — как будто не слыша возражения Сухоцкого, продолжал капитан. — "А у нас хотя бы одна акушерка есть? А врач-педиатр?"

"Вот это уже серьезный разговор. О враче надо подумать. Но есть он у нас или нет, а процесс мы с тобой не остановим. Да и не следует, по-моему" — заключил Юрий. — "Лучше бы ты им давал официальные увольнения в Рыбаково, а уж тогда с самовольщиков спускал три шкуры".

Сведения об агрессивных действиях ближайших соседей заставили еще более ускорить работы по подготовке оборонительного пояса вокруг Рыбаково. Сухоцкий не вылезал из мастерских и с ремонтной площадки. Обеспокоенный недостатком противотанковых средств, он посадил целое отделение на разборку кучи разнообразного оружия, свезенного с полей сражений, но до сих пор неразобранного. В результате этой работы обнаружилось несколько немецких гранатометов "Панцерфауст", две более мощные системы "Милан", но, увы, — без боеприпасов. Нашлись две отечественных пусковых установки управляемых противотанковых ракет "Фагот", и боеприпасы к ним, — но сами пусковые установки были в разбитом состоянии. Единственной стоящей находкой оказались четыре ручных одноразовых контейнерных пусковых установки противотанковых гранат "Муха".

Калашников, вызванный на сутки из Зеленодольска, провел рекогносцировку на местности, а потом небольшими группами отправлял своих командиров взводов и отделений знакомиться с районом возможных боевых действий по защите границы. Эти занятия проводились ими совместно с младшими командирами из Рыбаковского гарнизона. Не только на окраинах поселка, но и на близлежащих дюнах, и у перекрестка шоссе близ Приморского стали скрытно возводиться огневые точки, отрываться окопы и укрытия.

Виктор Калашников почти не покидал Зеленодольска, время от времени выезжая с тревожной группой пресекать бандитские вылазки. Но стычек практически не было. Бандиты, уже осведомленные о присутствии в Зеленодольске хорошо вооруженного отряда, делали быстрые налеты на крестьянские хозяйства, забирали продукты, забивали животных, иногда уводили с собой молодых девушек, и поспешно уходили. Бывало, Калашникову с ребятами удавалось вспугнуть бандитов до того, как они успевали серьезно пограбить, а бывало, бандиты с добычей уходили еще до прибытия тревожной группы.

Калашникову доводилось заниматься не только погоней за бандитами. В Зеленодольске на основе мастерских автохозяйства был создан пункт по ремонту сельхозтехники. Несколько тракторов, навесных косилок, сеялок, плугов и борон было приведено в действующее состояние и передано крестьянским обществам под долю в будущем урожае. На тех же условиях поставлялись керосин, солярка, сахар, соль… Но за этими товарами охотились и бандиты, нередко лишая фермеров приобретенного ими под залог урожая добра. Приходилось Калашникову считаться и с этим, составляя акты о бандитских грабежах и помогая людям из небольшого страхового запаса.

Между тем настала пора уборочной. Если сенокос нисколько не волновал бандитов, то вот предстоящая уборка зерна, картошки и свеклы могла привлечь их внимание. Свекла и зерно были хорошим сырьем для самогона. Кроме того, близ Города под надзором бандитов действовало несколько небольших частных свиноферм, которые бандитская верхушка обложила тяжелой данью, но почла за благо не разорять дотла, а даже подкидывать им кое-что из захваченного — главным образом, корма, чтобы в предвидении зимы иметь более-менее надежный источник снабжения мясом. Да запасы муки в их распоряжении были не бесконечны, так что их следовало бы пополнить, разжившись зерном.

Нападения бандитов участились. Виктор создал вторую тревожную группу, и обе они все время были на колесах, кидаясь то в одно место, то в другое. Крестьянам-фермерам были розданы УКВ-радиостанции, сеть наблюдателей расширена так, чтобы держать под контролем все основные дороги. Это дало свои плоды. Нередко тревожные группы настигали бандитские шайки и наносили им серьезный урон. В двух случаях налетчики были уничтожены полностью. Однако ни разу бандитов не удавалось захватить в плен. Трижды в руки группы Калашникова попадали тяжело раненые, но все они скончались, так и не успев рассказать что-либо вразумительное.

Эти успехи, имели, однако, и оборотную сторону — резко возрос расход горючего и боеприпасов. В поисках новых источников их пополнения Виктор решил организовать дальнюю вылазку в восточном направлении. Покинув Зеленодольск, он взял в одну из двух лодок с подвесным мотором команду из четырех человек. Мильченко, несмотря на его горячие просьбы, пришлось оставить в Рыбаково — запрет Совета коммуны действовал неукоснительно.

Мотор, после нескольких неудачных попыток, все же завелся, и лодка пошла к восточному берегу залива. К вечеру следующего дня наблюдатели издалека заслышали стрекот лодочного мотора и разглядели медленно приближающуюся черную точку. Разведгруппа вернулась, и не одна. Вместе с ребятами в лодке сидел щеголеватый невысокий мужчина в летном комбинезоне и кожаной куртке.

Через четверть часа летчик уже сидел в комнате Совета коммуны. Не прошло и нескольких минут, как в комнату вбежал Сухоцкий, в грязном рабочем комбинезоне, с почерневшими от работы с металлом руками.

"Командир отдельной роты народного ополчения капитан запаса Юрий Сухоцкий", — отрекомендовался он.

"Командир экипажа штурмового вертолета Ка-52 старший лейтенант Аркадий Веленько" — представился в ответ щеголеватый летчик.

"Чтобы не было недоразумений", — сразу предупредил Сухоцкий, — "здесь не я представляю высшую военную власть. Старший воинский начальник здесь — командир отряда пограничников капитан Зият Айтуллин. Наша рота ополченцев подчинена ему в оперативном отношении. Однако", — добавил он многозначительно, — "я командую самым крупным и хорошо вооруженным подразделением. Кроме того, в моем непосредственном распоряжении находятся ремонтные мастерские и значительные запасы горючего".

"Ну что ж", — ответил Аркадий, — "значит предстоит побеседовать и с погранцами. Нам пригодится любая помощь".

"А в чем конкретно вы нуждаетесь?"

"Во многом. Наш полевой аэродром фактически полностью уничтожен. Есть только три экипажа, приземлившиеся после налета противника. Машины сильно повреждены. Правда, из остатков разбитой техники удалось наколупать кой-каких запчастей, так что взлететь, наверное, сможем. Но авиационного керосина нет почти ни капли — все сожжено. Среди обломков машин и пункта управления отыскали немалое число не полностью сгоревших ящиков с летными пайками. Вот так и кукуем уже больше четырех месяцев на остатках бортпайков".

"А вы не пытались найти с кем-нибудь связь?" — поинтересовался Юрий.

"Пытались. Но пограничники у Большой Реки только подкинули нам немного продуктов, а большим помочь были не в силах. Горючки для вертолета у них не было, а недавно их самих литовцы растрепали в пух".

"А южнее не ходили?"

"Встречали только штатских. Кое-кто есть в селах да на хуторах. Они предупредили — тут, в ваших краях, банды орудуют".

"Да", — подтвердил Сухоцкий, — "стычки у нас были. Крестьян они пытаются данью обложить, да и вообще безобразничают".

"Ну вот. Так что нам сидеть в одиночестве не с руки, да и продукты на исходе. Хотелось бы сюда перебазироваться, так нет горючки".

Юрий покачал головой.

"Авиационного топлива и у нас нет — ни к чему было. Но вот пошарить кое-где можем. В Ярославском, скажем, или у Водопьянова. Мы там, вообще-то, солярку да бензин уже прибрали к рукам. А вот авиационный керосин, может, еще и сыщется. Автоцистерны у нас есть. Так что возьмем БТР, наливник, да и двинем на поиски. С вашим участием, если желаете".

"Другого не остается. Вот посоветуюсь с ребятами — и тогда снова к вам. На поиски".

"Чем сможем — постараемся помочь. Договоритесь с капитаном Айтуллиным о связи. У них есть радиостанция помощнее".

Попрощавшись с Сухоцким, летчик в сопровождении Виктора отправился наносить визит пограничникам. Переночевав в коммуне, он с раннего утра поспешил обратно, к своим товарищам. Калашников с лодкой вернулся в Рыбаково, намереваясь на следующий день уехать в Зеленодольск, чтобы опять гоняться за бандитами. Весь вечер он вместе с Юрием копался в мастерских, пытаясь вернуть к жизни разбитую бронетехнику, и лишь поздно вечером, когда был отключен движок, снабжавший поселок электричеством, завалился спать.

…Грохот автоматных и пулеметных очередей явственно доносился со стороны границы. Полевой телефон, соединяющий с заставой, мертво молчал. Но рация исправно запищала. Когда Сухоцкий, разбуженный выстрелами, прибежал в дежурную комнату и схватил рацию, Капитан Айтуллин сообщил:

"Литва атаковала наши посты у Приморского. Наши казармы тоже обстреляны. По шоссе выдвигается их бронегруппа — пока насчитали три танка и до семи бронемашин при поддержке примерно двух сотен пехоты. По Приморскому бьют минометы.

Приказываю: выдвинуть роту ополчения к перекрестку дорог у Приморского. Ваша позиция — с морской стороны от шоссе, включая перекресток. Я занимаю позиции в дюнах со стороны залива. Задача — сковать противника боем, по возможности выбить его бронесредства. Все ясно?"

"Так точно. Значит, как договорились" — ответил Виктор.

"Как договорились" — подтвердил капитан. — "Связь кончаю".

Понадобилось не меньше получаса, чтобы три взвода, поднятые по тревоге, разобрали оружие и боеприпасы и заняли свои места в бронетранспортерах. Здесь, в Рыбаково, после передачи всех исправных бронемашин Зеленодольскому гарнизону, успели отремонтировать и ввести в строй лишь два БТР-70 и четыре БТР-80, да одну БМП-3. По штатам этого было маловато на три взвода, но достаточно, чтобы разместить в бронемашинах весь личный состав. Набивались плотно, потому что два БТР остались в распоряжении резервного взвода на охране поселка.

Хуже было с остальной бронетехникой. Калашников, после многочисленных попыток отремонтировать танки и самоходки, убедился, что им не хватает технических знаний. Лишь после того, как после настойчивых поисков в развалинах военных городков были обнаружены несколько потрепанных руководств по эксплуатации танков, появилась надежда, что проблема будет все-таки решена…

Во время движения бронемашин по шоссе из леса ударил громкий хлопок гранатомета, сопровождаемый яркой вспышкой. Огненный хвост противотанковой гранаты чиркнул в нескольких сантиметрах над броней одного из БТР. В сторону выстрела загрохотали с бортов БТР автоматные и пулеметные очереди. Предрассветный сумрак не давал возможности разглядеть стрелка и вести прицельный огонь, но, напуганный плотностью огня, тот предпочел больше не высовываться…

Литовцы уже прочно оседлали перекресток. Их танки били с места по дюне Фей, а пехотинцы, поддерживаемые огнем с бронемашин, разворачивались для атаки Приморского. Неприятным сюрпризом для них оказалось наличие у пограничников шести БТР-80, которые открыли огонь с вершины дюны Рыжей, севернее дороги на Приморское, и с дюны Фей, возвышавшейся южнее дороги. Затем с дюны Фей ударила гаубичная батарея. Еще через четверть часа со стороны Рыбаково начала работу батарея 120-мм минометов. Огонь велся весьма неточно, однако сильно подействовал на нервы нападавшим. Они остановились и уже не помышляли об атаке.

Прошло еще около четверти часа, прежде чем командование литовской войсковой группы решило нанести удар в обход позиций на дюне Фей. С литовской стороны подтянулись еще два танка, и в сопровождении шести бронетранспортеров двинулись через лес, минуя шоссе со стороны моря. Здесь их ждал еще один сюрприз — ополченцы из Рыбаковской коммуны.

Расстреляв из двух РПГ шесть гранат, ополченцы подбили один из танков. Бронетранспортерам литовцев пришлось еще хуже. Крупнокалиберные пулеметы БТР-80 быстро выводили их из строя, и они становились легкой добычей гранатометчиков, израсходовавших все четыре "Мухи" не совсем впустую.

"Вот идиоты!" — заметил сквозь зубы Сухоцкий, стараясь поймать в прицел 100-мм пушки БМП-3 приближающийся танк литовцев. — "НАТОвцы сбросили им это утильсырье, а они решили на нем воевать. Это же консервная банка, а не бронемашина!" — Юрий имел в виду не танки, а дряхлые М-113, напоминавшие большие коробки, при поддержке которых литовцы пошли в атаку. Из шести машин горели или были подбиты уже четыре. Ополченцы потеряли пока только два БТР, разбитых из танковых пушек, оттянув остальные поглубже в лес.

Литовский танк в оптике БМП-3 вдруг стал подаваться назад.

"Неужели отходят?" — удивился Сухоцкий.

Литовцы действительно отходили. Не выдержав сильного минометно-артиллерийского огня (не очень-то прицельного, но весьма впечатляющего), и понеся потери в бронетехнике, они стали откатываться назад. На решение литовцев отступить подействовала и неожиданно большая — значительно превышавшая их разведданные — численность войск и военной техники, которые ввел в бой их противник.

На перекрестке дымились два танка, подбитые пограничниками, в лесу стоял еще один, который подбили ополченцы. Бронемашин противника было разбито и сожжено девять штук. На шоссе были видны несколько воронок от гаубичных снарядов и минометных мин, рядом с которыми лежали трупы в литовской форме.

"Думаю, теперь они больше не сунутся" — сказал Сухоцкий, пожимая руку капитану Айтуллину.

"Хорошо бы, если так", — произнес капитан, — "а то у нас гаубичные снаряды вышли полностью".

"Могу подарить четыре штуки" — пошутил Юрий.

Неудача отрезвила соседей надолго. Во всяком случае, на полуострове они больше не пытались атаковать пограничные посты. Потери и пограничников, и ополченцев были небольшими, но болезненными — ведь их численность и так была невелика. Вдобавок еще во время боя из поселка испарился Сергей Мильченко. Он пропал, и вместе с ним исчез его автомат.

В районе Зеленодольска продолжались изнурительные рейды на пресечение бандитских налетов. Крестьяне переносили напасть довольно стойко, а вот некоторые жители Зеленодольска, напуганные активностью бандитов, решили переселиться подальше от налетчиков, поближе к пограничникам.

Они избрали местом жительства не совершенно пустое Приморское — Литва была под боком, и не Рыбаково, а брошенные дома семей комсостава локаторщиков, стоявшие неподалеку от казарм пограничников.

В коммуне помогли новым поселенцам с обзаведением и с перевозкой имущества. В этой помощи было не только чисто человеческое участие, но и немалый практический резон — среди переселенцев были врач и медсестра-акушерка, а также опытный автомеханик.

В начале сентября Сухоцкий снова сменил Виктора в Зеленодольском гарнизоне, а Виктор занялся вылазками для сбора продуктов и боеприпасов. Он оказался удачливым — одна из первых же дальних экспедиций на восток принесла огромную добычу. Внешне эта добыча выглядела весьма непрезентабельно — два огромных кирпичных сарая с облупившейся штукатуркой и давно не чиненой крышей, обнесенные ржавой колючей проволокой на покосившихся столбах. Но под этой крышей оказался склад старых моделей оружия, давно снятого с вооружения, и боеприпасов к нему.

Там были старые, очень (и не очень) изношенные автоматы АК-47 калибра 7.62, ручные пулеметы Дегтярева РПД, устаревшие, но совершенно нетронутые станковые противотанковые гранатометы СПГ в заводской упаковке, старые ручные противотанковые гранатометы РПГ-2 и немного более новые РПГ-7, а также хранившиеся с незапамятных времен и каким-то чудом не полностью разворованные в смутные 90-е годы пистолеты ТТ… И самое главное — в соседнем сарае стояли штабелями ящики боеприпасов ко всем этим полумузейным образцам.

Забрать все за раз было решительно невозможно. Виктор тяжело вздохнул и распорядился:

"Берем все противотанковое вооружение и боеприпасы. Для начала грузим двенадцать СПГ, тридцать два РПГ-7 и комплект боеприпасов к ним — не меньше восьми гранат на ствол. Найдется больше — возьмем больше. Остальное потом".

Грузили долго — ящики были тяжеленные. Управились лишь поздно к вечеру, и решили заночевать на месте. Колонна машин, сопровождаемая бронетранспортером, прошла через Зеленодольск лишь на следующий день.

"Как только разберем ящики, сразу отряжу вам партию противотанковых средств" — пообещал Виктор другу во время короткой остановки в Зеленодольске. Известие о находке большого количества противотанкового оружия весьма обрадовало Сухоцкого. Такого оружия очень недоставало. Вот уже два раза его тревожная группа, выезжая по сигналу о налете, натыкалась на ответный огонь бандитских БТР, а один из его бэтээров сгорел, получив в борт противотанковую кумулятивную гранату из ручного гранатомета. Хорошо, что бойцы уже успели покинуть машину, и в ней погибли лишь водитель и башенный стрелок.

Теперь можно было надеяться дать бандитам соответствующий отпор. Но радость Сухоцкого была недолгой. Следующей же ночью он был разбужен писком рации:

"Здесь Мильченко. Мое место — Колосовец. По Ясногорскому шоссе прошла колонна и свернула на Зеленодольск, не доезжая Колосовца. Минут через двадцать выйдут на вас. Очень громкий рев моторов. Я боюсь, там не только грузовики".

Юрий, крикнув — "в ружье!" — вскочил с кровати и кинулся к оружейной стойке. Когда бойцы заняли позиции в траншеях, стали слышны автоматные очереди, доносившиеися с окраины Зеленодольска. Однако на этот раз ополченцы успели полностью занять окопы вокруг казарм и неподвижные огневые точки на основе подбитых БТР, пулеметчики расположились на крыше, все пять исправных бэтээров выскочили за ворота. Бой на этот раз разворачивался по всем правилам, но… Но и на этот раз неудачно для ополченцев.

Бандитов было много — никак не меньше полутора сотен. Их поддерживали шесть бронемашин. Тем не менее огонь ополченцев и особенно девяти крупнокалиберных пулеметов заставил бандитов залечь. Попытки обтечь опорный пункт ополченцев с флангов были пресечены плотным огнем. Однако почти сразу же из-за перелесков на окраине городка раздались артиллерийские залпы и вокруг радиостанции встали темные кусты разрывов. Сначала артобстрел велся довольно беспорядочно, но вот стали случаться и попадания. Еще через четверть часа на поле боя появились два танка и открыли огонь прямой наводкой. Бандиты приободрились и снова полезли вперед.

Вскоре прямым попаданием танковых снарядов была уничтожена вкопанная в песчаный грунт БМП-2 — единственное их серьезное оружие против бронетехники — и два вкопанных в землю БТР. Выстрелом из танка был разбит один из подвижных бэтээров, а из ручных гранатометов были подожжены бандитами еще две исправных бронемашины. Теперь, несмотря на довольно еще частый огонь ополченцев, бандиты приободрились и уверенно охватывали бойцов Сухоцкого полукольцом, явно намереваясь замкнуть окружение. Потери росли.

Конечно, и в этом положении, несмотря даже на танки, можно было продержаться еще с полчаса, а то и час, в зависимости от настойчивости нападающих. Но Сухоцкий не мог себе позволить потерять большую часть ребят.

"Отходим! Передай по цепи — отходим!" — скрипнув зубами, скомандовал Юрий, сплюнув песок изо рта. Он поднялся, низко пригнувшись, быстрым движением отряхнул песок и пыль с камуфляжа.

"Короткими перебежками! Держаться ближе к заливу!" — крикнул он на ходу, упал и перекатился в сторону. Бойцы стали отходить назад, огрызаясь короткими автоматными очередями. С патронами было уже не густо.

С крыши радиостанции, расковырянной снарядами танков и очередями тяжелых пулеметов, уже не было слышно стрельбы. Юрий увидел, как из ворот выскочила Надя Бесланова и, двигаясь зигзагом, как он учил, перебежала дорогу, плюхнувшись в придорожную канаву. Пулемет в ее руках мерно застучал.

Бой постепенно смещался в плотные заросли ивняка, орешника и ольховника, тянувшиеся вдоль шоссе. Еще одна бронемашина была разбита выстрелом танковой пушки вблизи КПП. Единственный оставшийся БТР быстро отходил по шоссе, оторвавшись от линии боя метров на 800, и лишь изредка погромыхивая крупнокалиберным пулеметом. Танки бандитов уже не рвались вперед — видно, бандиты берегли их для будущих боев.

"Не двинутся ли они прямо на Рыбаково?" — тревожно думал Сухоцкий, залегший рядом с Надей, лупя одиночными выстрелами по силуэтам, мелькавшим впереди в чаще кустарника. Бой постепенно распадался на отдельные перестрелки и как-то сам собой угасал.

Лишь через два с лишним часа в Сосновом удалось постепенно собрать остатки взвода. Ребята выходили к бэтээру, поставленному Сухоцким прямо на шоссе. Многие из них были ранены, иных тащили на себе товарищи.

"Будем держать оборону здесь" — просто сказал Юрий. Неожиданно ему возразил Генка Пяльцин:

"Против танков много не навоюешь. А у нас все гранатометы остались в Рыбаково, да и те уже без гранат!"

"Можно заминировать шоссе…" — протянул кто-то из ребят.

"Можно", — отозвался Овечкин, — "да только вот чем?".

Сухоцкому и самому становилось ясно, что удержать Сосновое после потери многих бойцов и четырех бронемашин из пяти, да еще и против танков — дело, скорее всего, безнадежное. Однако он стал возражать:

"Бандиты могут быть здесь в любой момент — я удивляюсь, что их до сих пор еще нет. Если мы их не задержим, они прорвутся по шоссе на Рыбаково и будут там самое большее через час. В любом случае их нужно задержать. Ротная радиостанция, по которой мы держали связь, погребена под обломками в казарме. Наши УКВ-рации отсюда не достают до Рыбаково и мы не можем предупредить коммуну. Один выход — послать БТР вперед, чтобы они связались на полпути с нашими, а мы постараемся сковать бандитов боем".

"Да они проскочат мимо нас за считанные минуты!" — выкрикнули из группы бойцов, сидевшей кружком у придорожной канавы.

"Командир дело говорит!" — повысил голос Пяльцин. — "Хоть и нечем танки остановить, а придумать что-то надо. Нельзя же, чтобы они ребятам как снег на голову свалились!".

Саша Овечкин предложил:

"Соорудим баррикаду. Хоть символическую. Танки встанут, сразу ее таранить не будут, подумают — вдруг заминировано?"

"А дальше-то что? Проверят они ее и снова вперед покатят…" — раздался скептический голос.

"Так надо баррикаду под обстрелом держать, чтоб сразу не проверили!" — отпарировал Саша.

"Точно!" — вступил в разговор Пяльцин. — "А остальным занять позицию вдоль дороги метрах в пятистах перед баррикадой и обстрелять бандитов. Когда в танках услышат перестрелку за спиной, повернут и поедут обратно. Еще минут двадцать выиграем".

Сухоцкий не стал долго размышлять. Пятнадцать человек занялись строительством баррикады, пятеро пошли устраивать засаду у шоссе, БТР укатил в сторону Рыбаково.

Ребята энергично стаскивали на шоссе всякий хлам, обнаруженный во дворах и на приусадебных участках — доски, бревна, ящики, металлические и пластмассовые бочки, лестницы, скамейки… К тому моменту, как гул танковых моторов стал явственно приближаться, баррикада все же осталась чисто символической. Но большего от нее и не требовалось.

Когда головной танк стал подъезжать к баррикаде, у всех в уме вертелся только один немой вопрос: "Остановятся, или протаранят с ходу?"

Танк, почти не сбавляя хода, уже подошел к баррикаде на какие-нибудь два десятка метров, как вдруг позади на шоссе грохнула ручная граната, затем еще одна, и коротко простучали автоматы. Танк резко тормознул, скрежеща гусеницами по асфальту. На башне задвигался командирский перископ. Башенный люк приоткрылся и оттуда осторожно выглянула голова.

Ребята, предупрежденные Сухоцким, не стреляли. Человек, приободренный тишиной, вылез на броню, спрыгнул на асфальт, и, осторожно приблизившись к баррикаде, начал осматривать ее. Второй танк в это время, оставляя на асфальте белесые следы траков, разворачивался в обратную сторону, и, взревев двигателем и выпустив из моторного люка облачко выхлопных газов, умчался в сторону перестрелки, где уже вовсю грохотали автоматы и пулеметы бандитов.

Три автомата ударили почти одновременно. Бандит у баррикады присел, пригнул голову, и бросился к спасительной броне. Ребята стреляли неважно, и только на самой башне пули, наконец, настигли бандита. В ответ на выстрелы ополченцев застучал башенный пулемет. Но ребят среди густой зелени садов было практически не видно, и хобот танковой пушки впустую шарил вокруг, отыскивая цели.

Сухоцкий, рванув чеку единственной противотанковой гранаты, швырнул ее, примериваясь к жалюзи моторного отсека. Граната полетела вперед, с хлопком раскрыла стабилизирующий парашютик, стукнулась о башню, отскочила, и уже в воздухе с оглушительным грохотом взорвалась, не причинив танку существенного вреда — только осколком подрезало антенну радиостанции. В ответ танк наобум выпустил снаряд примерно в ту сторону, откуда вылетела граната. Сухоцкого обдало волной горячего воздуха, комьями земли и кусочками сосновой коры. Танк, урча мотором, стал медленно откатываться назад.

Однако и ополченцам теперь уже ничего не оставалось, как только отходить. Стрельба позади у шоссе стихала — видимо, посланная туда группа, повинуясь приказу Сухоцкого, уже отошла, и пальба велась только бандитами, по инерции.

Примерно через полчаса посланный вперед БТР вернулся. Вокруг него снова стали собираться ребята. Сухоцкий встревожено пересчитывал оставшихся бойцов: тридцать два человека… из них почти половина ранены… девять человек лежат, сами передвигаться не могут… А где Надя? Где Надя?… А, вот она, в полусотне шагов позади, залегла в кювете со своим пулеметом, в котором торчит огрызок ленты патронов на тридцать… Значит, десятерых не хватает…

Высунувшийся из люка башенный стрелок отрапортовал:

"Наших предупредили! Готовятся…"

"Кто это там?" — вдруг воскликнул один из бойцов, показывая на дюны с морской стороны полуострова.

Там действительно двигался какой-то человек. Короткими, но быстрыми перебежками он приближался к бронемашине.

Несколько ополченцев подняли автоматы…

"Да это же Сережка! Мильченко!" — закричал Генка Пяльцин.

"А вот бросить его здесь, чтобы не убегал самовольно!" — заворчал кто-то. Но Сережка уже подбежал к БТР и карабкался на броню.

Каким-то чудом запихнув в машину человек двадцать пять раненых и уцелевших бойцов, которым приходилось сидеть буквально друг на друге, и рассадив тех, кому внутри не хватило места, сверху на броне, Сухоцкий сам кое-как устроился на башне рядом с тремя другими ополчёнцами и крикнул:

"Вперед!"

Вовремя. Сзади на шоссе, пока еще невидимые, снова заурчали танковые моторы. БТР, надсадно воя движком, оторвался от них ненадолго. Когда бронемашина на полном ходу влетела в Рыбаково, шум танковых моторов уже доносился от Птичьего озера. Но танки там так и остановились. Атаки на Рыбаково не последовало. Бандиты не решились атаковать поселок, не зная системы его обороны. Впрочем, кое-что им было известно…


…"Комендант" разложил на траве карту и хлопнул по ней ладонью:

"У нас есть две возможности для атаки — либо со стороны шоссе, либо вдоль залива. Атака со стороны шоссе хороша тем, что позволяет подойти к поселку вплотную и сразу же ворваться в него. Но бой придется вести среди садов и домов. Ближний бой. Придется прогрызать оборону по всей длине вытянутого поселка. Как бы не растерять там бронетехнику.

Если же атаковать вдоль залива, то мы можем развернуть там наши силы, танки и бэтээры вывести на прямую наводку и расстрелять их огневые точки. Но если не удастся подавить их тяжелую технику и пулеметы, то придется преодолевать большое поле под огнем.

Как поступим?"

"Комендант" повернул круглую коротко стриженую голову на мощной шее к сидевшему рядом с ним на земле такому же крепышу в серо-пестром камуфляже. Тот едва уловимо пожал плечом:

"Правильнее было бы подавить огнем их оборону, подприкрытием огневой подготовки подойти ползком и перебежками к окраине поселка и атаковать. Но мы не знаем, сколько у них там оборудованных огневых точек, сколько артиллерийских стволов, сколько противотанковых средств, да и где они расположены… В этой ситуации стоило бы сначала вскрыть оборону огневым налетом и атакой небольших групп, а затем уже принимать решение. В любом случае я бы посоветовал послать две надежных группы, чтобы они скрытно просочились в расположение противника: первая — через камыши на берегу залива на юго-восточную окраину поселка, вторая — через лес на северо-западную окраину".


"Комендант" был уверен в успехе. При атаке на Зеленодольск он не показал всех своих сил. Кроме полутора сотен стволов, взявших Зеленодольск, четырех танков и шести бронемашин, у него в резерве было еще больше полусотни бойцов, два танка и две БМП-2 с автоматическими пушками калибра 25 мм.

Из показаний захваченной в августе девчонки было известно, что противотанковых средств в Рыбаково почти нет. Правда, тревожила возможность использования в системе обороны в качестве неподвижных огневых точек неисправных танков и бронемашин, которые в последнее время стали свозить в Рыбаково. Поэтому "Комендант" решил последовать совету своего начальника разведки — вскрыть систему обороны демонстративной атакой, и скрытно проникнуть в поселок двумя небольшими хорошо подготовленными группами.

Победа здесь была ему очень нужна. Наличие крупного вооруженного отряда, неоднократно нападавшего на подчиненные ему боевые группы, подрывало его авторитет. А ведь он так успешно начал борьбу за полный контроль над областью!

Уже в мае, когда будущие Рыбаковские коммунары еще сидели в убежище, "Комендант" сделал первый важный шаг — подчинил своему контролю уцелевших бойцов ОМОНА. Он сразу понял, какие возможности открывает неожиданный поворот в войне. Правда, некоторые зануды подняли вонь насчет законности, порядка, долга, присяги… Командир отряда даже распорядился отстранить его от должности. Жаль его, неплохой был, в сущности, мужик. Хорошо, что свои, надежные, верные ребята не сплоховали. Самых крикливых переселили на полметра под землю, а остальные поняли, кто теперь хозяин положения.

Весь май, июнь и июль "Комендант" дрался за подчинение ему местного населения и всяких мелких вооруженных и просто бандитских групп вокруг Города. В итоге у него сложился большой отряд, — не менее 250 стволов, — который именовался "отдельным батальоном", и дислоцировался в самом Городе. Да кроме того, шесть довольно крупных групп, именовавшихся "взводами", подчинялись ему в окрестных населенных пунктах — и это не считая совсем мелких шаек, признававших его главенство.

Заноза в Зеленодольске и в Рыбаково была ему вовсе ни к чему. Его замыслы полностью подчинить себе всю западную часть области, а затем распространить власть на юг и на восток, требовали покончить с этой независимой военной силой, не желавшей считаться с его главенством.

Уже примерно на четверти территории области все знали, что хозяин здесь теперь он, величающий себя — Комендант Земландского особого района. Для братвы из "отдельного батальона" он был Полковником. Превращение майора Галаньбы в полковника произошло просто: когда над ним больше не осталось никаких начальников, он прицепил еще две звездочки к погонам. "Полковник Галаньба" звучало, согласитесь, гораздо солиднее, чем майор…


В Рыбаковской коммуне лихорадочно готовились к отпору. Всех малолеток эвакуировали в казармы к пограничникам. Из домиков лесничества, несмотря на его протесты, патруль ополченцев увел старенького лесника, — единственного из тех, кто отказался в свое время эвакуироваться вместе со всеми жителями Рыбаково. Бойцам раздали противотанковые средства и весь вечер Юрий с Виктором гоняли будущих гранатометчиков и расчеты СПГ, спешно обучая их основам обращения с этим оружием.

План боя был предложен простой. На огонь до последней возможности не отвечать, вести наблюдение, засекать позиции артиллерии и расположение бронесредств. Когда противник пойдет в атаку, вести огонь первоначально только из стрелкового оружия и минометов на поражение его живой силы. Бронесредства начать уничтожать с коротких дистанций.

И Виктора, и Юрия беспокоили подступы к поселку со стороны шоссе. Оттуда было легко подобраться прямо к домам через лес незамеченными и коротким броском преодолеть линию обороны, прорвавшись внутрь поселка. Виктор предложил создать резервную бронегруппу и расположить ее в центре Рыбаково, в районе между клубом и правлением рыболовецкой артели. Западную окраину поселка отделяло от клуба обширное незастроенное пространство с большим футбольным полем. И пересекая его, противник будет как на ладони…

В окопы были немедленно посланы дежурные отделения от каждого из четырех стрелковых взводов. Позади линии траншей разворачивались расчеты станковых противотанковых гранатометов. В неподвижных огневых точках, в качестве которых использовались неисправные бронесредства, заняли позиции стрелки. На случай ночной атаки готовились осветительные ракеты…

Около 23 часов со стороны поля ударили артиллерийские залпы. Два танка бандитов, маневрируя, вели огонь по поселку. К ним присоединились три или четыре бронемашины, поливавшие Рыбаково из крупнокалиберных пулеметов.

Ополченцы, подчиняясь строгим приказам и настойчивым напоминаниям Сухоцкого, не отвечали. Замеченные почти в полной темноте перебежки небольших групп противника были встречены дежурными отделениями огнем пулеметов и автоматов. Пулеметный огонь открыли и из четырех корпусов наполовину разобранных бронированных машин, расположенных без маскировки на линии траншей.

Через полчаса перестрелка стала стихать и вскоре вовсе прекратилась.

Однако в три часа ночи по поселку ударили из шести танковых стволов, поддержанных крупнокалиберными пулеметами бронетранспортеров. Через некоторое время целесообразность приказа "на огонь не отвечать" стала сомнительной для самого Сухоцкого. Снаряды рвались и рвались среди строений, некоторые уже угодили в дома. Были уничтожены две неподвижные огневые точки в корпусах неисправных бронемашин.

Первой ответный огонь по опушке леса открыла минометная батарея. Затем по приказу Юрия заработали оставшиеся неподвижные огневые очки с крупнокалиберными пулеметами. Юрий занял место в башне недавно отремонтированного танка Т-95. Инфракрасный перископ показывал размытые контуры лесной опушки, более светлые пятна бронемашин, яркие вспышки выстрелов. Вскоре на лугу стало заметно передвижение людей. Сухоцкий внимательно следил за полем боя. Вот бандиты перебежками подобрались метров на 800. Вот на 600…

Юрий нажал кнопку ларингофона:

"Внимание! Я — Беркут! Командиры стрелковых взводов, слушай приказ: Пустить осветительные ракеты! Огонь изо всех видов стрелкового оружия! Гранатометы использовать только против бронесредств! Я- Беркут! Лисам, Медведям и Кабанам! Огонь только по бронесредствам!"

"Лисы", "Медведи" и "Кабаны" были позывные БМП, танков и самоходок.

Через несколько минут над полем разлился мертвенно-яркий свет осветительных ракет. Траншеи полыхнули вспышками автоматных выстрелов. Застучали пулеметы всех бронемашин, кроме группы резерва. Бандиты, ошеломленные мощным противодействием, залегли.

Бой развивался, как на учении. Но именно в этот момент все пошло наперекосяк. Вдруг вспыхнула ожесточенная перестрелка в глубине левого фланга обороны. Сухоцкий безуспешно пытался добиться отчета об обстановке. Лишь через четверть часа стало ясно, что группа в 15–20 бандитов, пройдя в зарослях по берегу залива, проникла в поселок. Три ополченца, оставленных на охране складов в подвалах мощного кирпичного здания старого пансионата, стоявшего на отшибе близ берега, заметили бандитов, поскольку пансионат был окружен открытым пространством, и открыли огонь. К ним на выручку Юрий приказал послать два отделения, сняв их из траншей.

Звуки перестрелки вскоре донеслись и с западной, и северо-западной окраин поселка. Запищала рация — капитан Айтуллин сообщил, что около полутора десятков бандитов пытались просочиться через лес на северную окраину поселка и наткнулись на пограничный пост. Сейчас в лесу идет бой.

На поле раздался рев танковых моторов — четыре танка двинулись в атаку. За ними бежали бандиты, а метрах в ста у них за спиной — точно по уставу — двигалась линия из шести БТР, громыхая крупнокалиберными пулеметами.

"Получи, фашист, гранату!" — всплыла вдруг в сознании Сухоцкого эта старая, неизвестно откуда взявшаяся в его памяти фраза.

"Я — Беркут! Лисам, Медведям и Кабанам! Слушай приказ! Огонь! Шершни! Огонь! Уничтожить бронетехнику бандитов!"

"Шершни" был позывной расчетов станковых противотанковых гранатометов. Шесть человек одновременно потянули рукоятки затворов, другие шесть сняли колпачки с противотанковых гранат и в стволы СПГ, представлявших из себя настоящие безоткатные орудия, легли смертоносные реактивные снаряды…

В бронированных скорлупах танков и самоходок также лязгали затворы, снаряды со стуком входили в казенники, глаза наводчиков прижимались к окулярам, окантованным мягкой резиной…

Четыре исправных и два неисправных танка, две исправных и две неисправных самоходки, одна неисправная и три исправных БМП открыли огонь. Четырнадцать артиллерийских стволов ударили почти слитно. Через поле полетели шесть огненно-хвостатых комет — это дала первый залп батарея СПГ.

Первый результат, однако, был плачевным — ни одного попадания, во всяком случае, результативного. Впрочем, минут через десять отчаянной пальбы загорелся первый танк атакующих, уже подошедший вплотную к траншеям, а сразу вслед за ним — второй. У ополченцев тоже были потери: горела одна исправная бронемашина, были разбиты все неподвижные огневые точки, сделанные из неисправных БТР, была подбита одна неподвижная 122-мм самоходка.

Остальные танки противника к этому моменту приблизились к окопам ближе, чем на двести метров, и тогда заговорили ручные гранатометы. Вспыхнула одна бронемашина бандитов. Третий танк был подбит, когда он начал крутиться на месте, заваливая траншею. Сначала противотанковая граната угодила ему в гусеницу, затем очередь из автоматической пушки БМП-2 ударила в башню, и, конечно, не пробила ее, но экипаж временно оглох от грохота и ослеп от окалины, летящей с внутренней поверхности башни. Танк затих. Еще один выстрел из СПГ почти в упор окончательно превратил его в дымящийся металлолом.

Последний танк дал задний ход, и, увеличивая скорость, помчался обратно. За ним смогли последовать лишь две из шести бронемашин, но только одна успела достичь леса, а все остальные застыли там и сям посреди поля.

Однако радоваться еще было рано. Перестрелка вокруг старого пансионата продолжалась. Бандиты рассредоточились по кустам и по садам вокруг домиков, и выкурить их с этих позиций было сложно. Ожесточенная стрельба вдруг вспыхнула на западной окраине — два танка противника, и две БМП-2 прорвались в поселок со стороны шоссе. Одна из боевых машин была подожжена из гранатомета, но остальные расстреливали поселок и позиции коммунаров прямой наводкой.

Резервная бронегруппа Виктора Калашникова самостоятельно встретила огнем прорвавшихся бандитов. К резерву присоединился Сухоцкий на Т-95. Бандитская пехота откатилась на окраину, под защиту садов и кирпичных домов, откуда, однако, по ним били автоматы ополченцев. Вскоре и один из бандитских танков горел чадным костром, а его башня валялась рядом: выстрел мощной пушки Т-95 вызвал детонацию снарядов внутри корпуса. Другой танк бандитов успел подбить танк резервной бронегруппы, но сам получил в корму две противотанковые гранаты — одну из СПГ, другую из ручного гранатомета, — и тоже задымил. Последняя бандитская БМП была расстреляна в упор оставшимся танком резерва, которым командовал Виктор.

Бандиты начали общий отход.

Ополченцы не преследовали их. Сухоцкий решил не подвергать риску ночного боя в лесу своих бойцов, и так уже понесших чувствительные потери. Однако желание добить бандитов было очень сильным.

"Пойми!" — горячился Виктор. — "Если их не добить сейчас, они оправятся, и это обойдется нам гораздо большей кровью, чем преследование!"

После недолгого спора Сухоцкий разрешил, наконец, отправку двух лодок с подвесными моторами, на которых пошли группы, вооруженные РПГ и СПГ, чтобы устроить засаду на шоссе, перехватив бандитов. Юрий втайне надеялся, что бандиты рванут назад на максимальной скорости, опередят моторные лодки, и перехват — а значит, и новый бой, — не состоится.

Еще задолго до окончания спора, — и даже еще до его начала, — из поселка исчез Мильченко. Сережа осторожно пробирался с гранатометом в сторону моря, а потом побежал по просеке вдоль шоссе. Запыхаясь, он вбежал на невысокую длинную дюну у самой дороги. Вовремя. Уже показался последний уцелевший танк бандитов. Сергей целился очень тщательно.

Грохот и вспышка выстрела вызвали бешенную пальбу в направлении предполагаемого стрелка. Но Мильченко успел скатиться с гребня и пробрался к шоссе в другом месте — в болотистом распадке между двумя дюнами. Оттуда он успел разглядеть на шоссе горящий танк, лезущих на покинутую им дюну бандитов, и полоснул длинной очередью по кабине и кузову проезжавшего мимо грузовика. Результаты он не стал подсчитывать, проворно ретировавшись в чащу леса.

Возможно, именно эта небольшая заминка позволила ополченцам, высадившимся на берег залива в районе орнитологической станции, выйти к шоссе раньше бандитов. Впрочем, несколько их легковых автомобилей уже проскочили это место. Но бронемашина и грузовик попали под огонь гранатометов. Вместе с ними заговорили автоматы и четыре пулеметных ствола, на шоссе полетели ручные гранаты.

Через пятнадцать минут ополченцы побежали обратно к лодкам. Отход произошел без потерь.

Однако все это сражение за Рыбаково стоило коммуне дорого. Шестнадцать человек было убито, около четырех десятков ранено. Бандиты потеряли больше — вокруг поселка было собрано и зарыто двадцать восемь трупов. Еще одиннадцать трупов насчитали у шоссе ополченцы, прочесывавшие полуостров от Рыбаково до самого Зеленодольска. Сколько бандитов было серьезно ранено, оставалось неизвестным.

На какое-то время наступила передышка. Ополченцы не предпринимали экспедиций далеко за пределы Зеленодольска, бандиты не беспокоили его окрестности. Первая большая вылазка произошла по просьбе летчиков.

Через два дня после боя на связь с пограничниками вышел Аркадий Веленько. Он просил прислать за ним моторку. Через день его привезли в Рыбаково.

"Ребята согласны. Мы перебазируемся к вам, на вертолетную площадку у залива. Дело за керосином" — коротко доложил он.

Вместе с большой колонной — один наливник, БТР-80 и БМП-2 с группой охраны — Аркадий пошел на поиски моторного топлива в Ярославское. Однако поиски были безуспешны. В уцелевших емкостях авиационного керосина не было. Идти в Водопьяново Сухоцкий отказался наотрез.

"Там совсем рядом — бандиты. Не стоит нарываться, они сейчас злы, как черти, после того, как мы им наподдали".

Старший лейтенант Веленько помрачнел.

"Но ведь есть еще аэродромы!" — воскликнул он. — "И даже ближе, чем Водопьяновская авиабаза — Смеляково, Днепровка…"

"Мы точно не знаем, что там делается. Вслепую не поедем. Сначала надо послать разведку. Да и на первый взгляд — там все сожжено", — возразил Юрий.

Веленько еще больше помрачнел.

"Да не расстраивайся!" — пытался приободрить его Сухоцкий. "Разузнаем, что там и как, может и отыщем для вас горючее".

"Не хотел зря вас беспокоить", — тихо произнес Аркадий, качнув головой, — "но нам надо поторопиться. На днях к нам наведывалась шайка. Всего три человека, и мы их шуганули. Но у нас одни пистолеты! Да бандиты что, это еще не самое страшное. Погранцы с Большой Реки сообщили — литовские рейнджеры предпринимают рейды от Народного на юг группами до взвода".

Сухоцкий тоже помрачнел и задумался.

"Послушай, Юра" — тронула его за плечо Надя Бесланова, сидевшая на жесткой скамье бэтээра рядом с ним. — "А помнишь тот самолет, где мы костер разводили…"

"Ну и что?" — не очень ласково ответил Сухоцкий.

"Он ведь не сгорел…"

"Слушай, а ведь точно!" — с энтузиазмом воскликнул Юрий. — "Вполне может быть, что там что-то и осталось!"

…Колонна свернула на север. Не доезжая Ястребков, повернули на запад. Поблуждав полчаса по проселкам, кое-как отыскали памятные места. Но тяжелый наливник не смог преодолеть колдобины на сыром поле. Пришлось заводить трос, цеплять автоцистерну к БМП и таким способом вытаскивать ее.

Юрий, глядя на возню вокруг наливника, тихо сказал стоявшей рядом с ним Наде:

"Я ведь просил тебя… Я просил! Что это за обращение, ополченец Бесланова? "Послушай, Юра…" Наедине, да хоть даже и на людях, можешь называть меня как угодно, мне наплевать. Хоть пупсиком зови! Но когда мы на боевом задании, я для тебя "гражданин капитан". И только так. Запомни, пожалуйста!"

"Слушаюсь, гражданин капитан!" — с преувеличенной серьезностью ответила Надя. И добавила извиняющимся тоном — "Не обижайся… Я не нарочно, честное слово…" — она мимолетно прижалась к нему плечом и быстро отстранилась.

Только ближе к вечеру колонна достигла разбившегося транспортника. Аркадий, недолго полазив по обломкам, отыскал клапаны топливных емкостей. Но — новая проблема — рукав автоцистерны не стыковался с клапанами топливных баков иностранного самолета. Кое-как прижав рукав к клапану, замотав стык тряпками и проливая множество топлива на землю, все же удалось откачать немало авиационного керосина.

"На перелет вполне хватит" — констатировал старший лейтенант Веленько, — "а там посмотрим".

В дальний путь от Зеленодольска наливник ушел утром следующего дня, в сопровождении тех же двух бронемашин. А вечером, при свете закатного солнца, над заливом раздалось мерное гудение авиационных моторов и показалась мало кем виденная машина — разведывательно-противолодочный экраноплан морской авиации. Он приводнился у причалов поселка. Немного погодя над заливом расплылся стрекочущий звук летящих вертолетов. На вертолетную площадку у старого пансионата близ залива сел обтекаемый, подобный самолету, но угольно-черного цвета штурмовой Ка-52 "Аллигатор" и транспортно-боевой Ми-26М.

Это было последнее крупное событие осени. Наступала зимняя передышка. Закончилась уборка картошки и других корнеплодов. Сразу по ее окончании, в конце сентября, начались занятия в школе. Начались заботы по засыпке всего собранного на хранение, по заготовке дров на зиму, по инвентаризации сваленной на складе в кучу зимней одежды, по утеплению домов и водопровода, по ремонту котельной в поселке, по зимней консервации техники…

И в Рыбаково, и у пограничников были только остатки прошлогодних запасов угля. Некоторое количество угля отыскалось на железнодорожной станции в Зеленодольске, совсем чуть-чуть наскребли в Комсомольском курорте. Зеленодольский уголь подрастащили местные жители. Но грузовиков у них не было и уголь они возили к себе в дома в багажниках и прицепах легковушек. В коммуне не было самосвала, и для перевозки угля были приспособлены бортовые машины, в кузова которых автокраном ставили загруженные углем металлические емкости из-под строительного раствора.

Однако собранного угля не хватало. Поэтому заготовка дров шла полным ходом. В лесу, под руководством старенького лесника, собирали не вывезенные остатки прежних санитарных вырубок, и производили новые. Прямо на месте срубленные деревья распиливали на дрова и грузили на автомашины.

Юрий Сухоцкий с увлечением работал двуручной пилой. Октябрьская погода стояла уже довольно прохладная, но ясная и не дождливая. Работалось на свежем воздухе легко, тем более, что за другую ручку двуручной пилы держалась Надя Бесланова, с улыбкой на лице не сводившая глаз со своего командира.

Из поселка привезли горячий обед и Юрий скомандовал часовой перерыв. Поели быстро, с аппетитом. Оставшиеся полчаса Юра с Надей бродили по сосновому лесу, кое-где расцвеченному золотистыми листьями кленов и рябин, и слегка подернутыми желтизной дубовыми листьями. Они подошли к авандюне — непрерывной гряде низких дюн, тянувшейся вдоль моря. Здесь явственно чувствовалась близость большой воды, — хотя ветра почти не было, тянуло сыроватой свежестью. Взобравшись на гребень дюны, они пошли вдоль берега, разглядывая волнующуюся серо-зеленоватую поверхность моря и слушая негромкое мерное шипение прибоя.

Гуляли молча. Лишь к концу перерыва, когда уже пора было возвращаться и вновь приступать к работе, Юрий вполголоса промолвил:

"А все-таки, несмотря ни на что, жизнь хороша…"

Надя подошла сзади, прижалась к его спине, и четко, раздельно произнесла:

"Я люблю тебя, Юра".

Сухоцкий обернулся и взял Надю обеими руками за плечи:

"Я же говорил: у меня пока нет ответа. Не торопи".

"Сколько же мне ждать?" — нетерпеливо воскликнула Надя. В голосе ее чувствовалась обида.

"Если ты хочешь получить ответ сейчас, — можешь услышать то, что тебе не понравится", — сказал Юрий.

"А потом будет другой ответ?" — резко спросила Надя, вскинув голову.

"Я просил — не торопи!" — тоже вскинулся Юрий. — "Ты же не хочешь, чтобы я тебе врал?"

"А может, и хочу…" — тихо пробормотала девушка.

"Ну, хорошо! Если ты хочешь знать правду, то соперниц здесь у тебя нет. Довольна? Но пойми ты — я слишком серьезно все это воспринимаю", — горячо говорил Сухоцкий, машинально вертя на пальце обручальное кольцо. — "Я старомодный человек, я так воспитан, я таким вырос, не могу ничего поделать! Меня уже не изменишь. Ну не в силах я переступить через это! И другого ответа у меня нет. Будет — я скажу. Когда будет — я не знаю".

Надя ничего не сказала в ответ, круто повернулась и заспешила к месту работы. Сухоцкий пошел за ней — надо было заканчивать распилку и погрузку дров.

В общем, забот хватало. Хлопоты шли не только в Рыбаково, но и в Зеленодольске. Помогали кое-чем и окрестным сельским обществам и отдельным крестьянам-фермерам. Некоторые из них провели сев озимых — им надо было помочь с горючим и с ремонтом техники. Бандиты почти не проявляли себя. Но редкие налеты небольших шаек все же случались, и тревожная группа в Зеленодольске не сидела совсем уж без работы. Наступала зима…

Глава 7. Железная дорога

Наступил март. Снег еще лежал повсюду, а временами начинались вьюги, подобные февральским. Заготовленные дрова были сожжены полностью, остатки угля догорали в печах. Где взять топливо? — этот вопрос не давал покоя многим, и в первую очередь — Виктору с Юрием.

"Я не хотел раньше говорить", — промолвил Калашников после очередного обсуждения на Совете коммуны, когда выяснилось, что топлива хватит едва на двое суток, — "но, похоже, у нас осталась только одна возможность поддержать отопление в поселке".

"Какая? Жечь солярку?" — раздраженно спросил Юрий. — "А что делать со всеми нашими грузовиками и бронетехникой? А движки?"

"Так что, лучше замерзнуть?" — возразила Лиза.

"Погоди, Лиза" — прервал ее Виктор. — "Я не о солярке говорил. Я имел в виду уголь".

"Какой уголь?" — нетерпеливо перебил Сухоцкий. — "Где его взять?"

"А взять его можно только в одном месте — в порту, в Городе".

Все замолчали.

"Да-а-а, в порту угля должно быть навалом. Сотни тонн!" — воскликнул Юрий. — "Но как его оттуда забрать? Два самосвала, положим, мы раздобыли. Но их еще нужно отремонтировать. И потом, идти в Город — значит нарваться на бандитов. Это что же, каждый рейс за углем превращать в сражение?"

"У меня другой план" — ответил Виктор. И он изложил свой план:

"Одну разведгруппу мы посылаем в порт. Безопаснее всего подкинуть группу на восточную окраину Города и затем пройти через район радиоактивного заражения — разумеется, соблюдая все меры предосторожности. Задача этой группы — найти уголь, найти угольные вагоны, разыскать в порту или у Центрального вокзала тепловозы, и проверить состояние железнодорожных путей от угольных складов и состояние моста через Реку. Кроме того — и это самая сложная часть задачи — надо проверить состояние пути от моста до поселка Суворовка включительно, не нарвавшись, желательно, на бандитов. Эту часть проверки поэтому лучше проводить в промежутке с трех до шести утра".

Калашников перевел дыхание и продолжил:

"Эта группа должна оценить состояние пути, необходимый объем ремонта и потребность в материалах и инструменте. Нужно также сообщить, есть ли погрузочные средства, исправны ли тепловозы и т. д. Для этого нужен специалист-железнодорожник. В Зеленодольске, как я выяснил, живет пенсионер Федор Лукьянович, бывший помощник машиниста. Нужно его убедить пойти с нами.

Вторая группа пойдет на ремонтной мотодрезине — а на станции в Зеленодольске есть одна исправная — и проверит состояние пути от Зеленодольска до Суворовки.

Отремонтировав путь и введя в строй тепловозы, мы сможем вывезти сотни тонн угля за один раз!"

Такая авантюра увлекла многих, но вызвала и осторожный скепсис.

В ответ на все возражения Калашников отвечал:

"Неужели такое количество угля вы оставите бандитам? Или вы предпочитаете валить здоровый лес на полуострове? Тогда через пару лет здесь придут в движение пески!"

Виктор сам пошел с первой разведгруппой. Бронемашина и небольшой автобус отправились в обход обычных дорог на Город, забирая далеко на восток. Вторая группа — всего три человека — пошла на ремонтной дрезине. Параллельно с ней по шоссе к Городу пошел БТР, чтобы по первому сигналу броситься на выручку.

БТР и автобус заехали в лесок на восточной окраине Города. Дальше группа Калашникова двинулась пешком. Снежный покров снижал риск контакта с зараженной радиацией почвой. Шли по занесенным снегом железнодорожным путям. Вопреки тому, что видел здесь Виктор год назад, запасные пути были пусты. Все пассажирские вагоны ушли на восток во время массовой эвакуации жителей. Ушла и значительная часть товарняка. Попадались вагоны для перевозки сыпучих грузов, открытые платформы и даже одна секция вагонов-холодильников. Чем ближе к вокзалу, тем больше было следов разрушений, особенно к югу от железной дороги.

Сам вокзал почти не был разрушен, если не считать разломанной крыши, выбитых стекол и деформированных перекрытий над путями.

"Холодно" — пожаловалась одна из девушек, подтягивая на полушубке ремень с подсумком. — "Может, остановимся, зайдем в вокзал, погреемся немного?"

"Ага", — бросил Виктор, не останавливаясь, — "костерок разведем, шашлычок пожарим… Вам что, пострелять не терпится? Ведь тут же бандиты сбегутся!"

Вечерние сумерки уже сильно сгустились, когда с высокой насыпи за решетчатыми фермами путепроводов показались силуэты портовых кранов, черные на темно-синем небе. В порту не было ни единого огонька и от этого картина казалось жуткой, неправдоподобной.

Вошли на территорию порта около восьми вечера, уже в полной темноте. Первым делом отыскали какое-то строение с полуподвальными помещениями, взломали дверь и залезли внутрь. Калашников придирчиво проверил, не будет ли виден огонек костра снаружи. В качестве топлива использовали мебель.

"Костер поддерживает дежурный. Меняемся каждый час. Спим до трех часов, затем выходим на разведку" — распорядился Виктор.

Хотя темнота стояла изрядная, а все были сонные и злые от недосыпания, угольный причал отыскали быстро. Там же нашлось и восемь угольных вагонов. Стоял и маневровый тепловоз. Рядом на путях стоял еще один.

Пожилой железнодорожник, пришедший вместе с разведгруппой, обследовал оба.

"Как ни странно, но запустить их, наверное, удастся" — заключил он. Но никаких погрузочных средств, кроме огромного грейферного крана, с которым никто не умел управляться, поблизости не отыскалось.

Несколько человек во главе с Виктором отделились от остальной разведгруппы и еще в половине четвертого отправились по железнодорожной насыпи к мосту и дальше на Суворовку. Шли молча, озираясь по сторонам. На подходе к мосту через замерзшую реку их встретил хвост большого состава из почерневших, с рыжими пятнами ржавчины, деформированных от жаркого пламени цистерн. Такие же цистерны загромождали пути на мосту. Но беглый осмотр показал, что, несмотря на многочисленные следы осколков, конструкции моста и само железнодорожное полотно уцелели.

"Здесь будет много работы" — тихо, почти шепотом произнес Виктор. — "Придется как-то тащить сюда наш подъемный кран".

Разведчики прошли по короткому закопченному (еще с тех времен, когда здесь ходили паровозы) туннелю под площадью Трех маршалов, и вышли к Пригородному вокзалу. Здесь рельсовый путь также не был поврежден, и лишь рядом с насыпью виднелись присыпанные снегом воронки, но три опоры контактной сети, рухнувшие во время бомбежки, лежали поперек рельсов. Дальше, до самой Суворовки, путь был свободен и не разрушен. Но на станции Суворовка на путях валялись конструкции развалившегося пешеходного моста, часть путей была засыпана обломками разрушенного цеха строительного оборудования, стоявшего у самой станции. На двух ветках из трех, проходивших через станцию, путь был изъеден оспинами воронок, в которых из-под снега виднелись искривленные концы рельс и расщепленные взрывами шпалы.

Несмотря на то, что ополченцы, ходившие к Суворовке, вернулись в порт только около восьми утра, их обратный путь прошел без приключений.

Группа, вышедшая в разведку на мотодрезине, также нашла большую часть пути вполне исправной. Только около Ольховки на путях валялись обломки вертолета и стояла сгоревшая самоходка, а на самой станции мощными взрывами были разбиты платформа и станционное здание, да так, что обломки кирпича, груды земли и стволы рухнувших деревьев частично засыпали пути.

Сухоцкий не очень-то полагался на результаты этой разведки — во всяком случае, на скорые результаты. Поддерживать тепло в домах нужно было сейчас, а остатки санитарных вырубок уже были ими основательно подчищены едва ли не по всему полуострову. Поэтому несколько грузовиков с ополченцами пошли в Зеленодольск и под охраной двух БТР проследовали к большому лесу, примыкавшему с запада к Ольховке. Дрова было решено взять там.

Вылазка оказалось довольно удачной. Когда вернувшиеся разведгруппы доложили об объеме работ, необходимых для проводки состава с углем, Сухоцкий несколько воспрянул духом, но и на следующий день отправился заготавливать дрова к Ольховке. Разведчики между тем рыскали вокруг Зеленодольска в поисках погрузочных средств: экскаватора, автогрейдера или чего-либо подобного.

В лесу лежал толстый слой рыхлого мартовского снега. Солнце светило ярко, и хотя стоял морозец около пяти градусов, работа и солнышко весьма сильно разогревали дровосеков. Около полудня в отдалении послышался стук автоматных очередей.

"Неужели опять банда?" — тревожно подумал Юрий. От дежурного БТР бежал паренек:

"Бандиты в Карачаровском! Снова крестьян потрошат!"

Сухоцкий отрывисто подал команду:

"Дежурная группа! По местам! Оба БТР направить в Карачаровское! Работы прекратить, выставить шесть постов по два человека на расстоянии ста метров от места работ!" — и сам вскочил в ближайший БТР.

Через несколько минут бронемашины ушли. Четверть часа прошло в тревожном ожидании. Затем вдали послышался рокочущий звук крупнокалиберных пулеметов, часто застучали автоматные очереди. После нескольких минут перестрелки все стихло, потом раздалось несколько одиночных очередей. И снова стало тихо.

Когда оба БТР вернулись, Сухоцкий выглядел раздосадованным.

"Пугануть-то мы их пуганули" — отвечал он на расспросы ребят, остававшихся у россыпей бревен, — "да многие ушли лесом".

Работы было возобновились, но вот на шоссе издалека заслышался гул мотора. Вскоре подошла машина с горячим обедом из Зеленодольска. Все стали стекаться к кухне, началась обычная обеденная суета.

Когда большинство уже расселось на бревнах с мисками в руках, из леса вышло несколько ополченцев с автоматами за плечами. Сухоцкий внимательно посмотрел на них, и вдруг подскочил, как ужаленный:

"Кто разрешил снять посты?"

Никто не успел ответить. Из лесной чащи ударили автоматные очереди. Те, у кого в руках было оружие, открыли ответный огонь. Двое ребят остались лежать на снегу, окрашивая его кровью. Сухоцкий быстро собрал вокруг себя полтора десятка ополченцев и бросился с ними в лес, на преследование.

Следы были отчетливо видны на снегу. Через минуту-другую стали заметны и темные силуэты, перебежками двигавшиеся между деревьями. Вскоре в лесу снова застучали автоматы. По команде Юрия ополченцы стали охватывать нескольких бандитов широким полукольцом. Те, отстреливаясь, сохраняли высокий темп, старясь оторваться от своих преследователей.

Лес заметно редел, впереди показались просветы.

"Теперь, на открытом месте, им не уйти" — подумал Сухоцкий. И ошибся.

Когда, выйдя на лесную опушку, Юрий увидел насыпь шоссе, он ничего не успел подумать. Последний из бандитов перебежал через дорогу, и со стороны насыпи по ополченцам дружно ударили четыре автомата и пулемет. Ребята и девчонки вынуждены были залечь.

Оказавшись на крайнем правом фланге, Юрий несколькими короткими перебежками ушел еще дальше вправо, а потом стремительным рывком пересек шоссе, скатившись в придорожный кювет с той же стороны, что и бандиты. Мгновение спустя в кювете приземлилась Надя Бесланова с неизменным пулеметом.

Сухоцкий уже бил с колена — длинной очередью по бандитам, не ожидавшим нападения с фланга и с запозданием среагировавшим на его бросок. Но вот его автомат замолк. Рука скользнула к подсумку за магазином. Где подсумок?!

Юрий бросился в преследование в одном свитере, а теплый бушлат вместе с ремнем и подсумком с запасными магазинами остался у штабелей дров. Патронов под рукой больше не было. Трое бандитов вскинули стволы, Сухоцкий кувырнулся в сторону, пытаясь уйти от пуль — и тут же в лицо бандитам хлестнула гулкая очередь из ПК. Надя Бесланова била из пулемета с рук непрерывной очередью, заставив бандитов на несколько секунд вжаться в землю.

Но вот и ее ПК глотнул последний кусок ленты… Бандиты — теперь их оставалось двое — приподнялись и вскинули автоматы. У Сухоцкого в руках тускло блеснул вороненый ствол "Вальтера". Не вставая, он выстрелил несколько раз подряд и один из бандитов, прижимая руки к животу, упал лицом в снег. Автомат второго выплюнул короткую очередь, правую руку Юрию ожгло огнем. Бандит отшвырнул в сторону пустой магазин и выхватил из подсумка другой. Сцепив зубы, Сухоцкий попытался направить ствол на бандита — и не смог.

Помощь подоспела вовремя. Надя Бесланова, орудуя своим пулеметом как дубиной, обрушила его на бандита. Однако тот ловким подкатом ушел ей в ноги. Сцепившись, они скатились в кювет. На насыпь шоссе уже взбежали ополченцы, но стрелять было невозможно. Сухоцкий перехватил пистолет левой рукой и, пошатываясь, подбежал к барахтающимся в глубоком снегу противникам.

Бандит быстро оказался сверху, в руке его сверкнул нож. Юрий, не раздумывая, выстрелил бандиту в бок. Тот издал хриплое рычание, рука его дрогнула… Юрий нажал на спуск еще раз, но выстрела не последовало. Затвор пистолета встал на задержку — в магазине кончились патроны. Юрий выронил пистолет, левой рукой вцепился бандиту в плечо, рывком отбрасывая его от Нади.

Бандит упал на спину в снег. Юрий, не удержавшись на ногах, упал сверху, отчаянно пытаясь не обращать внимание на боль в правой руке и, действуя одной левой, блокировать руку с ножом. Лезвие пропороло ему раненое правое плечо, потом полоснуло поперек груди… В страхе он отшатнулся и тут, улучив момент, Надя Бесланова все-таки обрушила пулемет на голову бандита. Сухоцкий с трудом сел и посмотрел снизу вверх на свою спасительницу. Левая рука и бок девушки были в крови.

"Ты ранена?" — обеспокоено воскликнул Юрий.

"Так, порез", — стараясь казаться беспечной, ответила Надя, садясь на снег рядом с ним.

Четверо ополченцев отправились по собственным следам назад, за машиной. Остальные, опасаясь, что в лесу могут скрываться и другие бандиты, остались вместе с ранеными. Ранены были не только Юрий с Надей. Пули зацепили еще двоих ополченцев, а один был ранен смертельно. Пуля со смещенным центром тяжести прошла через печень, правое легкое и повредила позвоночник.

Надя привалилась головой к плечу Юрия и тихонько, так, чтобы не слышал никто вокруг, прошептала:

"Хочешь — не хочешь, а куда ты, туда и я…"

Наступившая как-то вдруг весна сняла остроту проблемы с нехваткой топлива. Но группы разведчиков продолжали поиски погрузочной техники — Виктор так и не отказался от мысли взять уголь в порту. Рельсы и шпалы для починки пути они уже разыскали. На ветке, ведущей к Народному, был найден подъемный кран на железнодорожной платформе, так что теперь можно было приступать к разборке завалов на путях.

Запасы бензина и солярки в Рыбаково заметно уменьшились — началась посевная, и горючее потребовалось крестьянским кооперативам и фермерам-хуторянам. Мастерские в Зеленодольске не простаивали — шел ремонт сельхозтехники, починка инвентаря. Рыбаковцы помогали сельским обществам налаживать работу маслобоек, стерилизаторов молока, больших холодильных установок, коптилен и прочего оборудования, собранного во время экспедиций по разным селам и городкам. В Зеленодольске начались работы по монтажу мукомольного цеха, вывезенного из поселка Красноармейск, восточнее Города, где стоял большой зерновой элеватор.

Бандиты беспокоили селян довольно редко. Мартовская стычка у Карачаровского и Ольховки была самым крупным столкновением с бандитами за всю зиму и весну. Но в мае вылазки бандитов участились.

Такое развитие событий имело простое основание. После разгрома под Рыбаково авторитет "Коменданта", едва унесшего оттуда ноги, сильно пошатнулся. Многие местные шайки перестали признавать его главенство, платить дань, а несколько из них, объединившись, стали предпринимать налеты на Город с целью грабежа еще не до конца вычищенных людьми "Коменданта" складов и магазинов, а также и брошенных жилых домов. Несколько месяцев ушло на то, чтобы приструнить зарвавшихся шестерок, разыскать бронетехнику взамен потерянной в боях, и разобраться с чересчур много возомнившими о себе мелкими шайками.

Теперь, в мае, "Комендант" почувствовал себя в силах ответить на постоянную угрозу с севера. Наученный горьким опытом, он не собирался больше идти на штурм поселений, где базировались его главные противники. Он решил использовать только тактику засад, внезапных налетов, диверсий, выстрелов из-за угла.

В отношении крестьян эта тактика иногда приносила плоды, да и то не всегда — прижимистые селяне научились глубоко запрятывать свое добро, да нередко отвечали выстрелами. Так что бывало, приходилось сматываться, так и не получив желаемого. Что же касается организованной военной силы, называющей себя "ополченцами", то она почти не понесла урона. И "Комендант" решил устроить несколько засад под Зеленодольском, чтобы перехватить тревожные группы, выезжающие по сигналам о нападении бандитов…

Сухоцкий был крайне встревожен. Он был обеспокоен уже тогда, когда почти одновременно поступило сразу три сигнала о бандитских налетах. И эта тревога многократно усугубилась, когда две из трех тревожных групп были обстреляны из засад в нескольких километрах от Зеленодольска и понесли потери, а третья группа была практически разгромлена внезапным нападением. Семь человек было убито и две бронемашины потеряно за один день!

Поисковая группа Калашникова также наскочила на засаду, но упредила бандитов в открытии огня. Его ребята имели только двоих раненых.

Тревожило то, что новая тактика бандитов — перехватывать тревожные группы, нападая из засад, — оказалось успешной. Сухоцкий не знал, что можно противопоставить этому приему. Посылать впереди дозор и боевое охранение, как положено по уставу? Но где взять столько людей?

Помог другу Витька Калашников:

"Бандиты имеют то преимущество, что точно знают, откуда поедут тревожные группы и куда. Значит, они могут разместить засаду на пути их движения. Куда поедут тревожные группы, решают сами бандиты — ведь они же и совершают налеты. А вот откуда мы поедем… Исходный пункт мы можем изменить".

"Перебазироваться в другой город?" — не совсем понимая мысль друга, спросил Юрий.

"Нет, зачем? Нужно заранее, ночью, или даже накануне с вечера, выводить все тревожные группы из Зеленодольска и размещать их где бог на душу положит командиру. А связь они должны держать только на прием. Тебе они будут сообщать приблизительный район ожидания, чтобы ты знал, какую группу куда ближе адресовать. Вот и все" — заключил Виктор.

"Здорово! Так мы их и вправду оставим с носом!" — обрадовался Сухоцкий.

"Погоди-ка!" — прервал его Виктор. — "У меня еще одна мысль появилась. В ответ на эту тактику бандиты могут начать размещать засады на самых подступах к тому месту, где они устраивают налет. Поэтому дозор впереди группы высылать все же придется — но только для обследования мест, пригодных для засады в непосредственной близости от того пункта, где хозяйничают бандиты. Да, и еще одно. Надо собрать группу ребят из самых ловких и отчаянных и поставить им задачу свободного поиска — искать и уничтожать бандитские засады вокруг Зеленодольска".

"Это дело" — согласился Юра. — "Но опять придется брать дополнительных ополченцев из Рыбаково".

"Придется. Но немного — человек десять, самое большее — пятнадцать". Однако взять пришлось гораздо больше.

В один из майских дней рация опять принесла сразу три сигнала тревоги из разных мест. Тревожные группы ушли на задания из разных разных районов ожидания, благополучно избежав возможных засад под Зеленодольском. И в этот момент рация снова запищала:

"Здесь Мильченко. Мое место — Колосовец. Только что наЗеленодольск прошла колонна из пяти БТР, трех БМП-2 и двух грузовиков с бандитами. Связь кончаю".

Сухоцкому сразу стало ясно — пользуясь отсутствием большей части сил, вызванных на отражение бандитских вылазок, "Комендант" хочет устроить погром в Зеленодольске, а потом, возможно, и встретить возвращающиеся тревожные группы.

Сухоцкий немедленно запросил срочную помощь из Рыбаково, а затем вышел на связь со всеми тремя тревожными группами и с постами в окрестностях Зеленодольска. Потом он вывел из казарм остававшиеся в его распоряжении одиннадцать человек, разбил их на три группы и поставил задание:

"Ваша задача та же, что я только что дал патрулям — себя не обнаруживать до последнего, а при обнаружении бандитов предпринимать короткий огневой контакт и сразу же отрываться. Главное — первый же выстрел из гранатомета должен идти в цель!"

Налет на Зеленодольск не задался с самого начала. Головная БМП, въехав на узкие улицы Зеленодольска, получила противотанковую гранату под башню. То здесь, то там вспыхивали короткие перестрелки. Из любого двора, с любой крыши, из-за любого куста могла раздаться автоматная очередь или вылететь противотанковая граната. Бой приобрел хаотический характер, распавшись на множество не связанных между собой стычек. Засады, оставленные на въезде в городок, тоже подверглись нападению, обнаружили себя, и сами, в свою очередь, попали под огонь возвращавшихся с заданий групп ополченцев. Тревожные группы оседлали основные дороги, выходящие из Зеленодольска, и держали их под обстрелом.

Видя такой оборот событий, "Комендант" решил идти на прорыв. И вовремя — со стороны Рыбаково подходили три танка и четыре боевых машины на подмогу Зеленодольскому гарнизону. Бандиты сбили заслон ополченцев на главном шоссе, потеряв при этом вторую БМП, и оторвались от преследования, оставив в Зеленодольске и на его окраинах два горящих БТР, один грузовик и девять убитых, не считая почти полностью погибших экипажей подбитых боевых машин. У ополченцев только три человека было убито, хотя они и потеряли два БТР.

Конец мая ознаменовался еще одним успехом — был найден, наконец, запас авиационного керосина. Одна железнодорожная цистерна — правда, всего с полутора тоннами горючего — все же отыскалась в Ярославском. (Ранее ее просто сочли пустой и не потрудились проверить как следует). А вот на Водопьяновском аэродроме склад горючего выгорел дотла. Однако в гаражных боксах и рядом с ними обнаружилось шесть десятитонных наливников. В их цистернах были остатки горючего, которого в общей сложности набралось еще девять тонн.

"Мало", — сокрушенно качал головой старший лейтенант Веленько. — "Мало! Но летать можно".

Буквально через день авиационные дела получили совершенно неожиданное продолжение. Высоко в синем майском небе рыбаковцы заметили самолет, напоминавший турбовинтовую машину дальней радиолокационной разведки типа Ту-224. Он шел на высоте километров восемь-десять, немного южнее полуострова. Командир экипажа экраноплана опрометью бросился в кабину своего летательного аппарата и включил рацию.

"Самолет с Большой Земли!" — возбужденно докладывал он потом Калашникову и капитану Айтуллину. — "Из Москвы то есть. Просят принять полномочного комиссара. Я просил неделю на подготовку аэродрома в Смеляково. Получил частоту, позывные и время для связи".

Немедленно в Смеляково начались строительные работы. Взлетно-посадочная полоса и рулежные дорожки расчищались от обломков самолетов. Все склады в Зеленодольске и окрестностях были еще раз прочесаны в поисках цемента. Срочно засыпались песком и щебнем и заливались бетонным раствором воронки на взлетно-посадочной полосе. В полуразрушенном здании аэропорта в пункте управления полетами было приведено в порядок несколько помещений, где развернули радиостанцию. На аэродром была пригнана одна из двух имевшихся передвижных армейских электростанций и частично приведена в порядок уцелевшая часть системы приводных и сигнальных огней.

Через неделю из Москвы было получено подтверждение.

Большая серебристая птица с плоским грибом радиолокационной антенны над фюзеляжем покатилась, вздрагивая и подпрыгивая на выбоинах и неровностях, по только что отремонтированной полосе.

По трапу сошел крупный коренастый офицер в ладно пригнанной полевой форме и с полковничьими погонами. Его сопровождало несколько вооруженных людей, несших ящики с каким-то оборудованием.

Зият Айтуллин взял под козырек.

"Чрезвычайный Комиссар Правительства России полковник Заварзин" — представился офицер, козырнув Айтуллину в ответ.

"Офицер группы связи майор Левицкий" — произнес молодой стройный офицер, выступивший из-за спины полковника.

"Командир Приморского погранотряда Западного особого пограничного округа капитан Айтуллин!" — отрапортовал Зият.

"Командир отдельной роты ополчения капитан запаса Сухоцкий!" — представился Юрий. — "Мой заместитель, старший лейтенант запаса Калашников" — представил он своего товарища.

"Старший временной сводной авиагруппы, командир экипажа разведывательно-противолодочного экраноплана "Буря" майор Астраханцев" — представился миниатюрный подтянутый офицер в летной куртке. Взаимные представления были закончены.

"Должен еще раз напомнить, что дозаправку самолета мы произвести не можем. Имеем только резерв топлива на случай боевых действий" — заметил майор Астраханцев. — "Охрана аэродрома обеспечена. Люди капитана Сухоцкого (он не сказал — капитана запаса) мною проинструктированы. Для охраны привлечены двадцать два человека личного состава при четырех БТР, усиленные самоходным орудием. Имеются гранатометы и приборы ночного видения".

Колонна из двух БТР и двух БМП-3 помчалась по шоссе к Зеленодольску и дальше — на Рыбаково.

Вечером в здании правления рыболовецкой артели состоялось совещание. "Приморский погранотряд и находящаяся в его оперативном подчинении отдельная рота ополчения полностью контролируют территорию полуострова, а также город Зеленодольск и его окрестности в радиусе примерно 15 километров". — Так начал свой доклад капитан Айтуллин.

"Погранотряд имеет два неполных взвода, штатную бронетехнику, сверхштатную гаубичную батарею. Рота ополчения имеет четыре взвода, сформирована из учащихся старших классов, эвакуированных из Города. Ополченцы прошли начальное военное обучение, приняли присягу, имеют боевой опыт и хорошо вооружены. Помимо штатного вооружения, имеется исправных шесть танков и два самоходных орудия, батарея 120-мм минометов и две батареи 90-мм безоткатных орудий.

В начале сентября с территории Литвы было совершено вторжение на нашу территорию группой регулярных войск численностью свыше двухсот человек при четырех танках и двенадцати БТР, поддержанных двумя минометными батареями с литовской стороны. Противник вклинился на нашу территорию на глубину до шести километров, но совместными действиями погранотряда и ополченцев был остановлен и отброшен за линию границы. Противник оставил на нашей стороне три подбитых танка типа Т-72М и девять бронемашин: две — типа БТР-80 и семь — типа М-113.

Через две недели Зеленодольск, а затем и Рыбаково подверглись нападению крупной бандитской группировки так называемого "Коменданта", базирующейся в Городе. Бандиты были разгромлены и понесли серьезные потери, однако к настоящему моменту их группировка в значительной мере восстановила боеспособность.

Согласно имеющимся данным, территория области в настоящее время контролируется следующими силами:

Восточный участок южной границы и прилегающие к нему районы — отрядами пограничников.

Восточные районы области — сводными отрядами воинских частей. В этом районе наиболее многочисленно уцелевшее население, значительную часть которого составляют эвакуированные из Города.

Восточный участок северной границы контролируется отрядами пограничников.

Территория Города и районы северо-западнее, севернее и северо-восточнее его — крупной бандитской группировкой, возглавляемой бывшим замкомандира областного отряда ОМОН майором Галаньбой, именующим себя ныне "полковником" и "Комендантом Земландского особого района". Банда ведет борьбу за подчинение ей мелких бандитских шаек. Восточнее Города положение контролируют местные полубандитские группы, о положении южнее и западнее Города достоверных сведений нет".

"Что значит — полубандитские?" — прервал капитана полковник Заварзин.

"По происхождению это нечто вроде отрядов самообороны. Но порядка и дисциплины у них нет и ведут они себя по отношению к жителям далеко не лучшим образом" — пояснил Зият.

"Самое неприятное известие заключается в том", — закончил свой отчет капитан, — "что город Народный захвачен литовцами".

"Да, нам это известно. Литовцы заняли ряд приграничных районов, уверяя, что они не преследуют цели территориальных приобретений, а лишь стремятся оказать поддержку мирным жителям в установлении законности и порядка в данных местностях" — заметил полковник.

В ответ на доклад капитана Айтуллина полковник Заварзин сообщил о положении на Большой Земле.

"Потери очень велики" — негромко говорил он. — "К счастью, в ряде мест удалось избежать сильных разрушений и полной утраты управляемости. Системы ПВО и ПРО сумели частично перехватить ракеты с отравляющими веществами. В Москве и ряде крупных городов некоторые районы почти не пострадали. Значительные территории в сельской местности вообще не подверглись нападению. В Сибири и на Дальнем Востоке из-за дувших в апреле ураганных ветров применение химического оружия привело в ряде регионов лишь к сравнительно небольшим потерям. Однако в Европейской части дезорганизация управления, общественной жизни и экономики оказалась весьма значительной".

"Можете ли вы нам помочь военной силой?" — спросил капитан Айтуллин.

"К сожалению, нет" — ответил Заварзин. — "Мы вовлечены во множество местных и пограничных конфликтов. Целостность страны едва удерживается".

"Есть ли возможность выяснить судьбу наших родных и близких, которым, возможно, удалось эвакуироваться на восток?" — задал вопрос Юрий Сухоцкий.

"Да, Красный Крест в Москве этим занимается. Там концентрируются заявки по розыску пропавших из местных отделений и сопоставляются. Так что шансы есть".

"Тогда, если вы не возражаете, мы подготовим список жителей контролируемого нами района и список запросов на розыск родных и близких. Но, боюсь, до завтра, до вашего отъезда мы не успеем его закончить".

"Это не беда" — успокоил полковник. — "Я оставляю вам систему спутниковой связи. Через нее можно будет передать компьютерные файлы с необходимой информацией и получить ответ. Моя группа связи во главе с майором Левицким установит аппаратуру и проинструктирует ваших связистов".

Когда делегация из Москвы отбыла обратно, оставив капитану Айтуллину, помимо спутниковой системы связи, бумагу на бланке и с печатями Правительства, согласно которой капитан назначался временным представителем Правительственного комиссара в области, дела в коммуне снова потянулись своим чередом. При очередной вылазке в Город разведчики Калашникова нашли, наконец, два экскаватора и сумели привести их в порядок. Виктор поставил вопрос о проведении операции по восстановлению рельсового пути.

"Операция должна носить по возможности внезапный характер. Для этого мною уже предприняты следующие шаги.

Первое — Федор Лукьянович, наш железнодорожник, обучил, насколько это возможно, четырех человек управлению тепловозом.

Второе — ночью, скрытно, при помощи газосварки разрезаны сгоревшие железнодорожные цистерны на мосту через Реку. Осталось их убрать с путей.

Третье. Расчищены пути в районе Ольховки. Подготовлены запасы рельсов, шпал, костылей и щебня для ремонта путей в Суворовке. Все это погружено на мотодрезину и четыре платформы в Зеленодольске.

Четвертое. Произведено частичное формирование составов в порту. Туда скрытно пригнаны два экскаватора" — сообщил он.

"План действий предлагаю следующий.

Группа ремонтников с мотодрезиной и железнодорожным краном к четырем часам утра прибывает в Суворовку и начинает ремонтные работы. Достаточно расчистить и восстановить одну ветку. Затем они же расчищают завалы у Пригородного вокзала, и далее — на мосту.

Одновременно в порт через Город с восточного направления прибывает наливник с дизтопливом и тяжелый автокран.

Перед рассветом же начинается погрузка угля в порту. Как только мост будет расчищен, из порта выходят два состава — один с углем и пустыми платформами, второй — с вагонами, загруженными товарами с портовых складов".

"А зачем нам пустые платформы?" — поинтересовалась Елизавета Ахметовна.

"Мы сделаем бронепоезд. Поставим на них неисправные боевые машины и получим мощную ударную силу!" — пояснил Виктор, гордый своей придумкой.

"Хочу сразу подчеркнуть, что уже в Суворовке ремонтники могут быть обнаружены бандитами. Поэтому нужно выделить сильную группу прикрытия, которая не дала бы бандитам приблизиться к району ремонтных работ, а в крайнем случае — связала бы силы бандитов боем, не дав им перерезать железную дорогу. Тоже самое относится и к району порта. Мы уже дважды только чудом избежали столкновения с орудующими там мародерами. Поэтому чем раньше мы приступим к операции, тем успешнее она пройдет".

Добро было получено.

…Грохот от ударов молота по костылям, заколачиваемым в шпалы, разносился в предрассветной тишине далеко вокруг и казался громче артиллерийских залпов. Посты, выставленные вокруг станции в Суворовке, напряженно всматривались в полумрак. Однако пока было спокойно.

Лишь когда ремонтный поезд двинулся к Пригородному вокзалу, у железной дороги мелькнуло несколько теней.

Было уже около девяти утра, когда железнодорожный кран подцепил первую обгоревшую цистерну и сбросил ее под откос. Уж этот-то грохот наверняка должен был привлечь внимание бандитов. И действительно, через полчаса на автомобильном мосту через Реку показалась легковушка. Она затормозила посреди моста и почти сразу две снайперских винтовки открыли по ней огонь. Конечно, никто из "снайперов"-ополченцев не попал в машину с первого выстрела. Но очередная пуля разбила в машине стекло и та быстренько рванула с места.

Ремонтная команда занервничала. Следующие полчаса прошли под знаком нарастающего напряжения. Но вот последняя цистерна отброшена с пути. Начало двенадцатого. Бандитов нет. Однако со стороны порта доносятся звуки автоматных очередей. Неужели группа Калашникова напоролась на бандитов? Только что они приняли сигнал — "путь свободен" — и сообщили, что у них все в порядке…

Через пятнадцать минут томительного ожидания автоматные очереди стихли. Еще через несколько минут, когда напряжение достигло предела, послышался давно никем не слышанный звук двигателя маневрового тепловоза и один из ополченцев, не сдерживаясь, заорал во всю глотку — "Едут!"

Калашников скупо объяснил перестрелку в порту:

"Ничего серьезного! Пришлось пугануть пяток мародеров. Уж больно оказались настырные…"

Составы пошли через Город. На крышах вагонов, на кучах угля, на контрольных площадках лежали ополченцы, сжимая в руках оружие. На Федора Лукьяновича, самолично ведшего головной состав, почти насильно напялили каску и тяжелый бронежилет. По бокам его встали ополченцы. Параллельно по улицам Города ехала бронегруппа, готовая при первом сигнале опасности прийти на помощь товарищам. Под ее охраной возвращались автоцистерна, заправлявшая топливом тепловозы, и автокран.

Только в районе ботанического сада с поездов заметили несколько человек с оружием, стоявших на путепроводе над путями. Но те были так удивлены зрелищем движущихся железнодорожных составов, что даже не решились сделать ни единого выстрела, предпочтя поскорее скрыться за застывшим на трамвайных путях красно-желтым вагончиком.

Составы небыстро катились по рельсам, погромыхивая на стыках. Тепловозы натужно гудели дизелями, выбрасывая в свежий июньский воздух противный сизый дымок. И эти звуки, и запах напоминали ополченцам что-то забытое, ушедшее, — неужели всего год назад? — казалось, в полное небытие. Теперь это ушедшее возвращалось. Может быть, вернется и еще что-нибудь?…

Меньше, чем через час, составы прибыли в Зеленодольск. Гарнизон был уже предупрежден по радио. Вокруг станции была выставлена охрана. На платформах и на небольшой площади перед вокзалом, окруженной старыми липами и каштанами, теснились сотни местных жителей, сбежавшихся встречать первый за год с лишним поезд, пришедший в городок. Головной тепловоз издал протяжный гудок и остановился перед выходной стрелкой. Ее перевели вручную и состав с углем медленно въехал на грузовой путь, дальний от станционного здания. Второй состав пришел к первой платформе.

"Раздача продуктов питания и одежды будет производиться завтра в здании вокзала! Просьба сегодня, примерно через час, подойти и проверить, включены ли вы в списки! " — громко объявил Калашников с тепловоза, стараясь перекричать гомон возбужденной толпы.

К Сухоцкому подошел Генка Пяльцин:

"Гражданин капитан, разрешите обратиться? Можно, я отправлю свободных от дежурства ребят и девчонок своего взвода к морю — им бы грязюку смыть, после погрузки, по такой жаре очень неприятно…"

"Шагай", — бросил Юрий, — "под твою ответственность".

И веселая ватага побежала прямо на пляж — смывать угольную пыль. Благо, что по прямой до набережной было не больше трехсот шагов. Сухоцкий проводил их глазами и молча покачал головой — ну что за разгильдяйство! Даже никакого подобия строя.

Ополченцев с восхищением сопровождали несколько ребятишек — жителей Зеленодольска. Ребята и девчонки на ходу скидывали измазанные углем и бог знает чем еще камуфляжные гимнастерки и сбегали к воде, присаживаясь на песок, чтобы расшнуровать тяжелые армейские ботинки. Вскоре у полуразрушенной штормами набережной уже слышались веселые крики и девчоночий визг. Июньская водичка была еще довольно холодной, поэтому даже самые смелые лишь вскакивали туда с разбегу на несколько секунд и тут же вылетали обратно на теплый, прогретый солнцем песок. Другие плескались по щиколотку в воде у самой кромки прибоя, набирая пригоршнями воду и со смехом поливая друг друга.

Сухоцкий, самолично расставив посты вокруг станции и складов, выставив охрану у каждого тепловоза, тоже направился к пляжу. Удача удачей, а мало ли кто мог подкрасться незамеченным вдоль береговых дюн. Ребятишки вон как разошлись, аж здесь слышно. Небось, позабыли про все, им бы лишь повеселиться…

Однако, к неожиданной радости Юрия, на уцелевшей бетонной лестнице с серьезными лицами стояли двое ополченцев с автоматами наизготовку, внимательно поглядывая по сторонам, а особенно вдоль пляжа, в обе стороны — и в сторону Ястребков, и в сторону Сосновки. Один из них даже прижимал к глазам окуляры полевого бинокля. Рядом с часовыми, прислоненные к бетонным плитам, стояли автоматы и пулеметы купальщиков.

"Молодец Пяльцин", — подумал Сухоцкий, — "все-таки о главном не забывает. Может, и выйдет из него толковый командир".

А Зеленодольск на глазах превращался в шумную перевалочную базу. Автокран снял с платформ оба экскаватора и те занялись разгрузкой угля. Часть его оставили в Зеленодольске, часть самосвалами перебрасывали в Рыбаково и Приморское. Три рейса с углем самосвал совершил в Пуликово, еще четыре — в другие поселки. Из вагонов второго состава выгружали ящики и коробки с продовольствием, обувью, одеждой. Их сортировали, составляли опись, и рассредоточивали по двум складам вблизи станции. Из Рыбаково в Зеленодольск за два дня перевезли две подбитые самоходки, один подбитый танк, две подбитых БМП и три БТР, поставленные на охрану железнодорожной станции.

Как оказалось, мера эта была не лишней. Бандиты, узнав, что из Города в Зеленодольск прошли два поезда, взорвали через день на всякий случай железнодорожный путь в районе Карачаровского и Ольховки. Еще через день они устроили налет на Зеленодольскую железнодорожную станцию, намереваясь не только сорвать возможность железнодорожного сообщения между Зеленодольском и Городом, но и разграбить прибывшие грузы. Охрана станции, на которую была брошена большая часть сил Зеленодольского гарнизона, имела категорический приказ — ни в коем случае не допустить повреждения тепловозов.

Ополченцы встретили бандитов огнем такой интенсивности, что атака сорвалась, едва начавшись. Не ожидавшие напороться здесь на артиллерию, угрожавшую уничтожить их машины и бронетехнику, бандиты поспешно отступили, успев, впрочем, взорвать выходную стрелку. В этом бою принял крещение небольшой отряд самообороны, составленный из жителей Зеленодольска.

Однако эта вылазка имела последствия, знай бандиты о которых, вряд ли бы они предприняли свой налет. Совет коммуны решил: бандитское гнездо в Городе должно быть уничтожено. Без промедления.

Глава 8. Разгром

В конце июня в Зеленодольском районе прошли выборы. Права, полученные капитаном Айтуллиным, как представителем правительственного комиссара, позволили назначить выборы, издать временное положение о их проведении, сформировать избирательную комиссию, определить избирательные участки. Самым трудным делом было составление полных списков избирателей в сельской местности. Однако и эта задача была решена. Выборы состоялись. Теперь в Зеленодольске заседал районный Совет, в Рыбаково был сформирован поселковый, а в Пуликово — межпоселковый Совет. Около тридцати человек были избраны советниками.

Только после этого капитан Айтуллин дал, наконец, согласие регистрировать браки на территории, где были созданы новые органы власти. В Зеленодольске особых проблем в этом смысле не накопилось, а вот в Рыбаково собрались сыграть сразу больше десятка свадеб.

В ходе избирательной кампании при помощи пограничников-связистов была проведена работа по восстановлению телефонной связи и теперь жители Приморского, Рыбаково, Зеленодольска и Пуликово могли пользоваться телефоном. Но параллельно с этими мирными хлопотами шла напряженная подготовка к военным действиям.

Была расширена география поисков оружия и боеприпасов. Вокруг аэродромов в Смеляково, заброшенного аэродрома в Днепровке, и даже в Водопьянове обшарили каждый метр. Осматривали сбитые вертолеты в местах боев. Вскоре обе винтокрылые машины были снабжены необходимым количеством боеприпасов — снарядами для автоматических пушек, бомбами, управляемыми противотанковыми ракетами, кассетами с неуправляемыми ракетами. По настоянию летчиков были разысканы и привезены в Рыбаково на охрану вертолетной площадки четыре подбитых, но боеспособных самоходных зенитных установки.

Пополнился и арсенал роты ополченцев. Еще несколько единиц бронетехники было отремонтировано и введено в строй. Понемножку восполнялись запасы снарядов, гранат, патронов.

Сложнее обстояло дело с разведкой. До сих пор место дислокации банды "Коменданта" было известно лишь приблизительно — северная окраина Города неподалеку от Ясногорского шоссе. Этот район довольно надежно прикрывали посты бандитов, и проникнуть за их кольцо никак не удавалось. Даже Сергей Мильченко пока не имел успеха. И однажды, раздосадованный неудачами, он собрал сухой паек, откопал свою захоронку с прибором ночного видения, рацией, биноклем и пистолетом, и опять самовольно ушел в поиск.

Лишь на третью ночь ползания на брюхе по кустам около Ясногорского шоссе ему удалось проскользнуть мимо бандитских патрулей. Около старинного форта, построенного еще в конце XIX века, небольшая роща разрослась в непролазные заросли деревьев и кустарников. Именно там, нацепив на голову шлем с инфракрасным биноклем, двигаясь ползком и замирая при каждом шорохе, он пробрался ночью на полтора километра за линию патрулей.

Держась западнее Ясногорского шоссе, он потихоньку подбирался к старым казармам радиотехнических частей. Впереди уже показалось антенное поле, когда Сергей снова заслышал шаги патрулей. Здесь они сновали даже чаще, чем у кольцевого шоссе. Мильченко вынужден был неподвижно лежать в кустах. До утра ему удалось продвинуться лишь на несколько десятков метров, к Ясногорскому шоссе.

С рассветом положение Сережки еще более ухудшилось. Пришлось замереть и не шевелиться. Шел час, другой, третий… При всем неудобстве своего положения он не видел возможности сменить пункт наблюдения. Ему уже было ясно, что место, наконец, найдено — в сотне метров по другую сторону шоссе начинался большой элитный коттеджный поселок, застроенный дорогими двух-, трех-, а подчас и четырехэтажными домами. Территория поселка была окружена мощной оградой из чугунной решетки на массивных кирпичных столбах. И здесь, вне всяких сомнений, было логово бандитов.

Между домами и за оградой сновали вооруженные люди, одетые кто в камуфляж разнообразных типов и расцветок, кто — несмотря на теплую погоду — в легкие кожаные куртки, а кто и в спортивные костюмы. Время от времени с территории поселка выезжали легковые машины. У въездных ворот ощетинился крупнокалиберным пулеметом БТР-70.

Мильченко пролежал на одном месте целый день. Справлять естественные надобности ему пришлось под себя, но он узнал главное — бандиты занимают коттеджи и один из корпусов казарм, видневшихся поблизости. Удалось также установить, где расположены посты, с какой периодичностью и по каким маршрутам передвигаются часовые. Однако его наблюдательный пункт не давал возможности найти ответ на вопросы: как организована оборона поселка? где размещена бронетехника и огневые точки? где находятся склады с вооружением и боеприпасами?

С наступлением темноты Сергей осторожно выбрался из кустов и стал отходить от элитного поселка в западном направлении. Там, в одном из дочиста разграбленных домиков на окраине, он устроился на ночевку. Последующие два дня Мильченко потратил на то, чтобы отыскать высокую точку, с которой территория поселка хорошо просматривалась бы. Несмотря на все старания, такой точки не нашлось — поблизости от поселка холмов или возвышенностей не было, а единственными более или менее высокими зданиями были казармы, где тоже хозяйничали бандиты. Однако на третий день он сделал неожиданное открытие.

Блуждая по окрестностям бандитского гнезда, Сережка снова вышел к старинному форту. Его стены из темного кирпича местами были разрушены и заплыли землей, но в основном устояли перед напором времени и проносившихся над этими местами войн. Перекрытия форта несли на себе толстый слой почвы, на которой вырос настоящий густой лес. Ров вокруг форта был на треть заполнен прозрачной водой, в которой отражались его отвесные берега, сложенные из крупного дикого камня.

Вдруг совсем неподалеку раздались шумные голоса, напомнившие Сергею веселые компании, выезжавшие некогда на лоно природы. Мильченко осторожно двинулся вокруг форта, стараясь не покидать окружавших его зарослей. Через несколько минут перед его глазами предстала как раз такая веселая компания, о которой он только что вспоминал. Несколько молодых мужчин и женщин расположились на берегу рва в том месте, где его каменная облицовка была разрушена и спускалась к воде широкой пологой насыпью. Трое или четверо плескались в прозрачной воде, еще столько же загорали на берегу, причем большинство — нагишом. Рядом с ними стояли три легковых автомобиля, к распахнутым дверцам и колесам которых были прислонены автоматы.

Сергей обратил внимание на светловолосую коротко стриженную девушку в купальнике, лежавшую рядом с голым крепышом лет тридцати пяти. Чем-то неуловимым она показалась ему знакомой. Мильченко аккуратно устроился в кустах лежа, подстелил под себя ветровку, извлек цейссовский бинокль, навел на резкость и стал ждать. Вот девушка повернулась к нему лицом и Сережка непроизвольно опустил бинокль, протер глаза, и снова напряженно уставился на светловолосую.


Больше сомнений у него не было. Хотя она похорошела, сменила косички на короткую стрижку, открывающую шею, и, оставаясь стройной, немного раздалась в бедрах и в груди, сомнений действительно не оставалось — это была Таня Гаврилина.

Сама же Таня Гаврилина старалась не вспоминать свою прошлую жизнь. А в особенности она не хотела вспоминать тот день, когда ее схватили у Водопьяновского аэродрома. Однако ночные кошмары нередко напоминали ей об этом.

Один из захвативших ее бандитов был начальником разведки у "Коменданта". Доставив ее к своему главарю, он сначала молча наблюдал, как его босс, наставив на девчонку пистолет, повторял:

"Хочешь жить — говори! А не то получишь пулю в лоб!" Начальник разведки, бывший в прошлой жизни всего-навсего старшим прапорщиком Львом Панасенко, разглядывал девчонку. Худенькая, стоит, кусает губы, глаза потемнели от злости. Молчит, не произносит ни слова.

Льву Панасенко девчонка даже приглянулась. Жалко, придется, видно, вырывать у нее показания с мясом. "А хорошо было бы завести себе такую", — подумалось ему. Шлюхи из клуба порядком потрепаны, а их продажные ласки надоели…

Лев медленно поднялся из кресла и, лениво подойдя к "Коменданту", шепнул ему на ухо:

"Слышь, полковник, отдай мне девчонку в личное пользование, а я тебе предоставлю ее показания на блюдечке".

"Комендант" пожал плечами и ответил:

"Получишь от нее информацию — и забирай". Лев крепко взял девчонку за локоть:

"Пошли!" — и спросил между прочим — "Тебя как зовут-то?"

"Таня…" — пролепетала девчонка.

Выйдя вместе с ней на крыльцо и еще крепче ухватив ее за локоть, Панасенко громко крикнул:

"Братва! Слухай сюды!"

Вокруг крыльца собралось человек пятнадцать бандитов.

"Братва! Вот эта сучонка", — он вытолкнул Таню перед собой — "шастала с автоматом вместе с такими же падлами у Водопьянова, где они положили шестерых наших ребят! Что бы вы решили с ней сделать, ежели бы я кинул вам ее с крыльца?"

От выкриков, раздавшихся из глоток бандитов, у Тани подкосились ноги и все поплыло перед глазами. Один предлагал трахать ее, пока матка не вывернется наизнанку. Другой добавил, что после этого надо нарезать ей из спины ремней. Нет, пусть сначала отсосет у всей братвы спермы не меньше ведра, заявил третий.

"Ша!" — подняв руку, рыкнул Панасенко. — "Не лютуйте. Дадим девочке шанс исправиться. Мы сейчас пройдем к полковнику и побеседуем. И ежели нам беседа понравится, мы ее помилуем. Ну, а ежели нет, — то отдам ее вам, как обещал".

Лев повернулся и затащил совершенно ошалевшую от страха Таню обратно в коттедж.

"Все поняла?" — встряхнул он ее, вернувшись в комнату к "Коменданту". — "Нам, Танечка, долго возиться некогда. Выбирай — или ты все рассказываешь, и тогда будешь за мной, как за каменной стеной. Или я тебя сейчас же выбрасываю на крыльцо братве. А они сейчас шибко злые, после того, как ваши хлопцев положили, и лютовать будут, прости Господи, как черти…" — Панасенко уставился девчонке прямо в глаза и четко, раздельно произнес — "Времени на размышление у тебя нет. Будешь говорить или пойдешь на крыльцо? Да или нет?" — с этими словами он отвесил ей хлесткую пощечину и рванул за ворот белой футболки, видневшейся между распахнутыми отворотами камуфляжной гимнастерки с наполовину оторванными пуговицами. Оставшиеся пуговицы брызнули в стороны, затрещал трикотаж.

Губы у Тани затряслись, она всхлипнула, прижала обеими руками к груди лоскуты разорванной почти до пояса футболки и дрожащим, прерывающимся голосом выдавила из себя:

"Б-буду.

Панасенко резким, отрывистым голосом начал задавать вопросы, а Таня, размазывая одной рукой по лицу слезы и сопли, а другую прижимая к груди, отвечала, время от времени захлебываясь рыданиями…

Лев сдержал свое слово. После допроса он вышел из коттеджа Галаньбы и заявил братве:

"Девчонка дала показания. Теперь она моя. Кто ее хоть пальцем тронет — лучше пусть сначала застрелится".

Отведя ее в свой собственный коттедж, Лев приказал:

"Иди в подвал, подбери себе там одежонку поприличней вместо этого тряпья, прими ванну, сообрази что-нибудь на кухне, да пойди выспись как следует".

Коттеджи в этом поселке ничего не потеряли из своих удобств. Водоснабжение было автономное, из артезианских скважин. Электричеством их снабжала захваченная передвижная армейская электростанция. Запасы газа в баллонах тоже пока имелись. Таня начала жить в коттедже Льва Панасенко. На вторую ночь, когда девчонка немного успокоилась, и перестала то и дело беспричинно всхлипывать, Лев сделал ее женщиной.

В эту ночь он был трезв, хотя в Таню влил почти бутылку шампанского, и она испытала не слишком большое отвращение. Через несколько недель она привыкла к исполнению этой обязанности, а затем перестала находить ее неприятной и даже стала ощущать некоторое удовольствие. Бандиты, не желая связываться с крутым на расправу начальником разведки, обходили ее стороной, и только спьяну кто-нибудь бросал на нее завистливые взгляды, и отпускал смачные комментарии в ее адрес.

Таня даже по-своему привязалась к Панасенко. В конце концов, он не отдал ее на расправу, и даже не превратил в одну из тех несчастных, что обслуживали так называемый клуб, а в сущности — бордель. Лишь несколько бандитов из самой верхушки имели более или менее постоянных подруг, и очень немногие — постоянных любовниц (или наложниц) на стороне, среди редких уцелевших жительниц городских кварталов. Другие довольствовались платными услугами клубных барышень, или случайными удовольствиями во время налетов.

Таня привела в порядок коттедж Панасенко, обеспечила ему чистоту, уют, довольно приличную домашнюю пищу. Начальник разведки оценил это. Он был вполне доволен своим приобретением, выказывая все большее расположение к своей наложнице. Таня, чувствуя его поддержку, приобретала растущую уверенность в себе. Вскоре она имела довольно большую свободу передвижения. Через два месяца Лев подарил ей маленький никелированный пистолет, и теперь она уже не чувствовала себя беззащитной, разгуливая среди бандитов.

Панасенко не лишил ее своего покровительства и после чувствительного разгрома под Рыбаково, когда даже Галаньба стал брюзжать насчет того, что "эта девка ввела нас в заблуждение". Таня выдержала косые взгляды, и вскоре авторитет начальника разведки снова надежно прикрыл ее от любых поползновений.

Однако все хорошее имеет свойство кончаться. Панасенко с беспокойством наблюдал, каким ударам подвергается авторитет "Коменданта" после каждой военной неудачи. Что же будет, если главенство "полковника" Галаньбы рухнет? И Лев решил укрепить свои собственные связи с главарями местных шаек и командирами отрядов "отдельного батальона" Галаньбы.

Материально бандитские главари были обеспечены вполне достаточно. Но послевоенное время лишило их многих привычных развлечений. Рестораны, ночные клубы, дансинги, варьете, стриптиз-бары, казино — все это осталось в прошлом. Только в Городе еще функционировал клуб, где все это можно было испытать на всю катушку. И Панасенко стал приглашать местных авторитетов позабавиться в клубе. А на закуску решил предложить им свеженькое тело.

…После ночи, когда Лев первый раз угрозами подложил ее под одного из главарей местных шаек, Таня чувствовала себя вымазанной с головы до ног в какой-то мерзкой грязи, от которой невозможно отмыться. Вера в своего покровителя, за которую она цеплялась, оказавшись в логове бандитов, растаяла, расползлась по швам, улетучилась, как сигаретный дымок. Когда же Панасенко принудил ее лечь еще под одного мужика, в душе Тани затвердело желание мести.

В жаркий июльский день было приятно поплескаться в прохладной прозрачной воде во рву старинного форта, среди колышущихся водорослей. Но приятные минуты моментально превратились в собственную противоположность, когда Таня села в машину рядом с Панасенко после купания. Поворачивая ключ в замке зажигания, он властно произнес:

"Сегодня вечером ко мне в гости приедет Санька Хват из Ясногорска. Долго же я его зазывал! Так ты уж будь добра, обойдись с ним поласковей, и на этот раз — без долгих напоминаний. Усекла?"

Таня молча кивнула, прикусив губы, а рука ее скользнула к ремню на кремовых шортах из тончайшей лайки — там, в небольшой кобуре, покоился ее пистолет. Закусив губы до боли, она резким движением руки вскинула ствол, одновременно большим пальцем приподнимая флажок предохранителя.

И тут Лев Панасенко совершил последнюю в своей жизни ошибку — вместо того, чтобы коротким ударом в зубы выбить из девчонки всякую мысль о покушении на него, он, увидя черный зрачок пистолета, машинально потянулся к наплечной кобуре за своим Стечкиным.

Никелированный ствол калибра 6,5 мм с негромким хлопком выплюнул, маленькую пулю, которая впилась начальнику разведки в правое плечо. Немеющей рукой он все же дотянулся до пистолета и ухватил рукоять. Второй выстрел. Пуля, пройдя по касательной, ожгла грудь. С трудом ворочая рукой, Панасенко выдернул Стечкин из кобуры и развернул ствол в сторону ошалевшей девчонки. Третий выстрел. Пуля вошла ему под ухо, гася сознание. Он еще успел нажать на спусковой крючок, но оружие тут же стало вываливаться из слабеющих пальцев.

Жаркое пламя выстрела и пороховая гарь плеснули Тане, казалось, прямо в лицо. Она невольно зажмурила глаза. Сзади нее осыпалось мелкими кусочками стекло в окне автомобиля. Девушка приоткрыла веки. Кажется, она цела. Лев полулежал на сиденье, завалившись между рулем и дверцей автомобиля. Из-под уха у него слабенькой струйкой текла кровь. Таня выронила пистолет и тоненько закричала…


Сергей Мильченко на этот раз занял позицию у дорожки, по которой автомобили бандитов подъезжали сюда и по которой возвращались после купания. Вдруг ему повезет и Таня Гаврилина со своим спутником будут возвращаться последними. Тогда можно попробовать перехватить ее…

Однако Танька и сопровождавший ее крепыш сели в свою машину первыми. И тут Мильченко не поверил своим глазам. Гаврилина резко дернула в машине рукой, что-то блеснуло — и раздались негромкие, но отчетливые хлопки выстрелов. Один, другой, третий. Третий слился с грохотом бандитского ствола. Полетели брызги стекла. Танька завизжала, но, похоже, пострадала не она — она продолжала сидеть в кабине, а крепыш завалился в сторону.

Дальше Сережка действовал, не раздумывая. Выскочив из кустов, плюнув на оставшиеся там ветровку, бинокль, прибор ночного видения и вещмешок с сухим пайком, он опустился на колено, вскинул автомат и полоснул длинной очередью по кучке людей, расположившихся у двух других автомобилей шагах в пятнадцати. Некоторые из них уже развернулись на звук пистолетных выстрелов и потянулись за оружием. Мильченко выпустил еще одну длинную очередь, стараясь не столько попасть в бандитов, сколько угодить по радиаторам и колесам автомашин.

Затем Сережка в два прыжка достиг машины, где сидела Гаврилина, подскочил к дверце водителя, распахнул ее и рывком выдернул мертвое тело из кабины. Ноги еще оставались лежать на подножке, и Мильченко пришлось наклониться, чтобы сбросить их. На глаза ему попался Стечкин, валявшийся на полу салона. Сережка подхватил его и с возможной быстротой опустошил магазин, осаживая четверых бандитов, уже вскинувших было автоматы. Бандиты поспешно залегли за машинами. Мильченко добавил еще одну длинную очередь из автомата, зацепив, наконец, кого-то из них.

Впрыгнув за руль, он ощутил тихое урчание мотора и рванул машину с места. Танька уже не визжала, но продолжала сидеть в полном оцепенении. Машина понеслась к Ясногорскому шоссе, подпрыгивая на расшатанных плитах пешеходной аллейки, и скрылась от бандитов за кустами. Вслед неприцельно ударили запоздалые автоматные очереди.

Скрежеща тормозами и оставляя на бетоне черные следы резины, машина вывернула на магистраль и стала набирать скорость. Впереди, у пересечения с кольцевым шоссе, надо было проскочить бандитский пост.

Сережка коротко бросил:

"Таня! Тебя пропустят?"

"Попробую…" после нескольких секунд молчания пробормотала она.

"Подними пистолет и будь готова палить, как сумасшедшая!" — приказал Мильченко, кивком указывая на смертоносную никелированную игрушку, валявшуюся на полу. Таня послушно наклонилась, подняла пистолет и сунула его в расстегнутую кобуру. Сергей сдернул предохранитель своего Вальтера и сунул его стволом в свой высокий шнурованный ботинок. Подозрительной в глазах бандитов армейской камуфляжной формы на нем не было — уходя в разведку, он заменил форму на темно-зеленую шелковую рубашку и черные джинсы, чтобы хотя бы издали бандиты могли принять его за своего.

Внутренне похолодев от страха, Сережка, после нескольких мгновений колебаний, все же притормозил у поста под путепроводом.

"Срочно!" — выкрикнула Танька. — "Лев посылает в Ясногорск! Тут разборка случилась. Срочно! Каждая секунда на счету".

"А чего это Лев вместо себя девку посылает? И кто это с тобой? Я его не знаю!" — недоверчиво спросил старший караула.

"За девку ответишь, козел!" — зашипела Танька. — "Выстрелы слышал? Лев ранен! Понял? А этот — наш человек у Ясногорских. Надо успеть! Понял?"

Старший караула ничего не понял, но перспектива разбираться со Львом Панасенко ему не улыбалась, и он, чуть помедлив, отступил в сторону и махнул рукой:

"Проезжай…"

Машина проворно взяла с места. Мильченко лихорадочно переключал передачи. "Даймлер", тихо, без натуги, гудя мотором, быстро набирал скорость. Путепровод уже почти скрылся из виду, и лишь тогда сзади ударила одиночная автоматная очередь. Еще через несколько секунд позади вспыхнула суматошная пальба.

"Поздно спохватились!" — злорадно промолвил Сергей, когда "Даймлер" проскочил еще две сотни метров и окончательно скрылся из сектора обстрела. "Даймлер" мягко шел по пустому шоссе. Стрелка спидометра уже миновала 120 км и ползла дальше. Когда она заплясала у отметки 160, Сережка почувствовал противный холодок в спине. Его нога на педали газа окончательно замерла, когда спидометр показывал180.

Набегающий воздух с неумолчным громким шумом врывался в разбитое пулей окно, пульсирующими толчками бросаясь в лицо пассажирам. За окном деревья вдоль шоссе сливались в сплошной темный забор с грязно-белой полосой.

"Кого это ты шлепнула?" — спросил Сергей.

"Панасенко. Начальник разведки" — сухо бросила Гаврилина.

"Ну ты даешь, Танька!" — Сережка покачал головой.

Дальше ехали молча. Слегка притормаживая на поворотах, Мильченко гнал машину к Зеленодольску, тревожно думая о том, не бросились ли бандиты в погоню на каком-нибудь "Феррари" или "Ламборгини", и не мчится ли кто-нибудь у них на хвосте, выжимая 250 км в час (и он не был так уж неправ в своих опасениях — просто погоня началась слишком поздно). Но зеркало заднего вида неизменно свидетельствовало — в переделах обзора позади на шоссе никого нет.

Патрульные ополченцы на въезде в Зеленодольск с удивлением разглядывали Сережку Мильченко, восседавшего за рулем шикарного темно-вишневого "Даймлера", слегка подпорченного тремя пулевыми пробоинами в заднем крыле. С еще большим удивлением они смотрели на сидевшую рядом с ним коротко стриженую девчонку с гордым, отрешенным взглядом, одетую совершенно необычно для рыбаковских коммунаров — в шелковую светло-кремовую коротенькую блузку без рукавов, не закрывавшую живот, в кремовые лайковые шорты и в кремовые атласные туфельки без каблуков. Однако их пропустили в город без расспросов.

"Ты сможешь нам помочь?" — обратился Сергей к своей спутнице, когда они миновали пост ополченцев.

"Чем?" — бесцветным голосом откликнулась Таня.

"Нужна подробная схема расположения бандитов. Где у них что — где бронетехника, где склады, где огневые точки…"

"Кое-что я, наверное, вспомню", — тем же бесцветным голосом ответила девушка.

"Все, что ты вспомнишь, может пригодиться". — Мильченко поколебался, но все же добавил — "С этим змеиным гнездом будем кончать!"

В штабе Зеленодольского гарнизона, который все также размещался в казармах радиостанции, Сергея и Таню встретил Сухоцкий.

"А, блудный сын явился!" — с улыбкой заметил Юрий, увидав на пороге Мильченко. — "А это кто с тобой?" — Юрий помедлил, всматриваясь. — "Неужели Таня? Гаврилина? Живая, чертяка!" — и он бросился к ней, стиснув в объятиях. "А я уж думал, что с тобой приключилось! Небось, не сладко пришлось?"

Таня молча кивнула. После минутного колебания она через силу выдавила:

"А вы знаете, что я… Что я всех вас предала?"

Мильченко покосился на нее:

"Это, конечно, ты зря сделала…"

"Погоди, Сергей!" — оборвал его Калашников, сидевший у стола перед разложенными картами. — "Ты сам за себя можешь поручиться, что если тебе, извини за грубость, яйца начнут откручивать, ты все не выложишь — и что знаешь, и чего не знаешь?"

Сергей замялся, не зная, как возразить.

"Вот то-то же", — заметил Виктор. — "Так что погоди других осуждать".

"А может, оно отчасти и к лучшему было" — сказал Сухоцкий. — "Таня о системе обороны Рыбаково почти ничего не знала. И на нее-то бандиты и напоролись".

"Как же они тебя после этого на части не порвали?" — поинтересовался Сережка, подозрительно прищурившись.

"Так и не порвали" — с вызовом ответила Танька. — "Я ведь за начальником разведки у них числилась".

"В каком это качестве?" — не унимался Мильченко.

"В качестве подстилки!" — с еще большим вызовом заявила девушка.

"А что это за человек — их начальник разведки?" — поинтересовался Сухоцкий.

"Был" — заметил Сергей. — "Она ему пулю в голову вогнала, у меня на глазах".

"Молодец!" — воскликнул Виктор.

"Это Серега молодец. Он меня оттуда вытащил. Я-то застрелиться хотела" — тихо проговорила Таня.

Сухоцкий вдруг помрачнел, поморщился, как от зубной боли, но очень мягким тоном произнес:

"Я вас оставлю пока. Вы тут без меня постарайтесь разобраться со схемой обороны. Помоги нам, Таня, пожалуйста" — и он быстро вышел за дверь.

"Что с ним?" — встревожился Сергей.

"Понимаешь, вчера с Большой Земли передали, — во второй раз уже, — что у Красного Креста никаких данных о его семье нет. И о его розыске никто запросов не подавал. Значит, либо они погибли, либо его не ищут. Сам понимаешь…" — со вздохом развел руками Калашников.

У него самого не было никаких надежд. Его никто не должен был искать. Родители у него уже умерли, а возлюбленная Виктора погибла в Адриатическом море во время Балканского инцидента за полгода до войны. Она вступила в схватку с итальянскими боевыми пловцами, высадившимися на эсминец "Ловкий", где проводились испытания усовершенствованного боевого радара…

Последней операцией перед атакой на логово бандитов была установка бронетехники на железнодорожные платформы. Перед этим ремонтная бригада вышла на проверку и починку пути. Но они чинили не поврежденную бандитами Зеленодольскую ветку. Ремонтировался путь на линии Зеленодольск — Комсомольский Курорт, и Ясногорская ветка на отрезке Комсомольский Курорт — Город. Рухнувшие на полотно опоры контактной сети у Водопьяново и у самого Города было решено убирать прямо в ходе операции.

Не рассчитывая на возможность скрытно снять часовых вокруг логова бандитов, Сухоцкий с Калашниковым решили строить внезапность операции на другом. Заранее, с вечера, расчеты СПГ и минометчики были доставлены в исходные районы автомашинами и дальше начали выдвижение пешком, таща свое вооружение на собственных плечах. Бронетехника осталась в выжидательных районах, ожидая сигнала. Штурмовые группы с вечера заняли позиции поблизости от линии постов и патрулей бандитов, тщательно соблюдая маскировку.

В 02:15, на четверть часа позже расчетного времени, ото всех подразделений был получен сигнал готовности.

"Атака! Атака! Атака!" — трижды прозвучало в эфире открытым текстом.

Штурмовые группы, снабженные инфракрасными ночными прицелами, открыли шквальный огонь с коротких дистанций по постам и патрулям. Тут же на боевые позиции бегом стали выдвигаться гранатометчики, таща на себе свои безоткатные орудия. Они заняли позиции на путепроводе над Ясногорским шоссе и в рощице у казарм радиотехнических частей, перекрыв Ясногорское шоссе с другой стороны коттеджного поселка. Штурмовая группа ворвалась на территорию казарм. Вспыхнула перестрелка.

Разбуженные выстрелами бандиты вскакивали, хватались за оружие. Но по поселку уже била батарея 120-мм минометов. Уже мчались со всех сторон, ревя двигателями, бронированные машины. Уже разворачивалась на позиции установка залпового огня "Смерч", раздобытая поисковой группой Калашникова буквально накануне операции.

Через несколько минут коттеджи оказались в переплетении трасс крупнокалиберных пулеметов. По ним били танки, самоходки, автоматические пушки БМП — и били они не по площадям, а по стоянкам бронетехники и по складам боеприпасов. Мильченко, засевший с рацией в одной из казарм под самым боком у бандитов, корректировал огонь. Продолжали рваться мины 120-мм минометов. С воем пронеслись по ночному небу огромные огненные кометы системы залпового огня "Смерч". На территории бандитского логова поднялась сплошная стена разрывов.

Многие бандиты бросились прочь из коттеджей. Но над полем боя повисли осветительные ракеты и отовсюду бандитов встречали пулеметные и автоматные очереди штурмовых групп. Два бандитских танка и несколько бронемашин пытались огрызаться огнем, но тем вернее они попадали под прицел ополченцев.

И это было еще не все. На железной дороге, проходившей в восьмистах метрах от поселка, послышался перестук колес, и показался необычный состав. Ведомые двумя маневровыми тепловозами, медленно катились платформы с установленными на них тремя "Тунгусками", тремя БМП-2, одной БМП-3 и четырьмя БТР. Все стволы дружно обрушили свой огонь на бандитов.

"Комендант" понял — надо собрать все силы в кулак и прорываться на северо-запад. Там есть верные люди. Конечно, все не прорвутся, но главное — уйти самому.

Один танк, одна БМП-2, два БТР и несколько легковушек выскочили из ворот и выехали на Ясногорское шоссе, поворачивая на север. Сухоцкий, сидя в танке "Черный Беркут", стоящем примерно в километре от Ясногорского шоссе на высокой насыпи кольцевой дороги близ путепровода через железную дорогу, вовремя заметил изменение ситуации. В эфире прозвучало:

"Оса-1, Оса-2! Ваша цель — колонна бронетехники на Ясногорском шоссе севернее поселка!"

В серых сумерках вертолеты мелькнули над полем боя, как призраки. После первого же захода на шоссе горел танк, подбитый управляемой ракетой, и несколько легковушек, попавших под залп неуправляемых ракет. Вторым заходом была подбита БМП. Вертушки пошли на третий заход. Батарея СПГ, установленная на путепроводе, тоже открыла огонь, и первым же залпом подожгла БТР. Другой БТР был вдребезги разбит снарядом "Черного Беркута". Колонна противника за несколько минут превратилась в пылающее скопище железных гробов. В суматохе никто не обратил особого внимания на одинокий "Хаммер", рванувший через поле в обход эстакады. Несколько очередей, пущенных ему вдогонку, не достигли цели.

Сухоцкий вышел в эфир:

"Я — Беркут! Штаб, ответьте! Виктор, быстро узнай у Тани, кто из бандитов ездит на "Хаммере" с защитной раскраской?"

В наушниках раздался голосок Гаврилиной:

""Хаммер"? Это такой зеленый, пятнистый, очень широкий?"

"Да, да!" — крикнул Юрий.

"Это "Коменданта" машина…"

Юрий, сдержав эмоции, выпрыгнул из танка и побежал вниз по насыпи. Там, у разбитых машин, уже стояли ополченцы.

"Хоть одна целая легковушка есть?" — крикнул на бегу Сухоцкий.

"Нет" — бросил кто-то.

"Да вон "Опель-Омега" вроде целый" — возразил другой ополченец.

У "Опеля" были выбиты не только боковые стекла, но и ветровое, однако он не был продырявлен, словно сито, или подожжен, как другие автомашины. Сухоцкий рванул дверцу, вышвырнул из машины труп, развалившийся на переднем сиденье рядом с водительским местом, прыгнул за руль. Ключ зажигания был на месте. После поворота ключа двигатель зачихал, раз, другой, потом мотор все же завелся. И в этот момент на сиденье рядом с Юрием плюхнулась совершенно запыхавшаяся Надя Бесланова со своим неизменным пулеметом.

"Ты как здесь оказалась?" — задал риторический вопрос Юрий, трогая машину с места.

"Я же говорила: куда ты, туда и я" — ответила Надя, все еще тяжело дыша.

Сухоцкий выжимал из старенького "Опеля" почти все, что было возможно. Стрелка спидометра колебалась около 140 км/час. Мотор натужно выл, воздух, с громким шумом пролетая сквозь разбитые оконные проемы, тяжело бил в лицо.

Юрий сначала хотел послать за "Комендантом" вертушки, но потом передумал — завидев вертушки, тот бросит машину и уйдет в лес. А его нельзя упустить. Сухоцкий гнал и гнал машину по Ясногорскому шоссе, но "Хаммера" нигде не было видно. Он уже начал терять надежду, как вдруг, уже за Ярославским, Надя неуверенно произнесла что-то, что Сухоцкий совсем не расслышал, затем повторила, стараясь перекричать шум набегающего потока воздуха:

"Кажется, впереди мелькнула какая-то машина"

Через несколько минут и Юрий стал замечать впереди какое-то мелькание среди деревьев, которыми было обсажено шоссе. Лишь когда они выехали на прямой отрезок дороги на подходе к Ясногорску, "Хаммер" впереди стал ясно различим.

Надя поставила сошки пулемета на приборную панель, привстала в кресле, пружиня на полусогнутых ногах и щурясь от бьющего в глаза воздуха. Пулемет загрохотал, жуя ленту с патронами и отплевываясь стреляными гильзами.

Галаньба сразу оценил опасность. На шоссе он как на ладони. Но вот — везение не оставляет его — поворот на Комсомольский Курорт. Визжа тормозами, "Хаммер" рванулся резко вправо, выйдя из-под обстрела…

Виктор Калашников, выйдя из штабной бронемашины, молча смотрел на пожар, полыхавший в бандитском гнезде. Рядом с ним встала Таня Гаврилина.

"Ну вот, все и кончилось", — произнес он, осторожно погладив Таню по волосам.

Девушка неожиданно для него шарахнулась в сторону.

"Что с тобой?" — удивился Калашников.

"Ты забыл? Я же предательница, подстилка бандитская…" — глядя на него в упор, произнесла Таня.

"А по-моему, ты славная девчонка!" — возразил Виктор, обнимая ее за плечи.

Танька вся напряглась у него в руках и сказала понимающим тоном:

"Ясно, полагаешь, тебе я тоже в подстилки сгожусь".

Теперь уже Виктор шарахнулся от нее, но потом снова схватил за плечи, разворачивая лицом к себе:

"Посмотри на меня! Ну! Я что, напоминаю тебе Льва Панасенко? Много общего?"

Таня смотрела на него, судорожно сглатывая комок в горле, потом опустила голову и тихо пробормотала:

"Нет. Извини…"

Плечи ее вздрогнули. Калашников, повинуясь безотчетному порыву, привлек Таню к себе, а она всхлипывала, уткнувшись лицом ему в грудь…

…Сухоцкий не собирался прекращать погоню. "Опель" полетел к Комсомольскому Курорту вслед за "Хаммером". И вот опять застучал пулемет. Однако "Хаммер" оставался невредим. Галаньба достиг перекрестка и собирался уйти влево, к Комсомольскому Курорту, но поперек шоссе лежало старое подгнившее дерево, рухнувшее во время весенних штормов. "Хаммер" помчался прямо на Пуликово.

Галаньба понимал, что гонка заводит его все дальше от своих и все ближе к вотчине его врагов. Не доезжая Пуликово, он, все на той же скорости, крутанул руль влево, и, перепрыгнув через кювет, помчался по полю.

"Вам такой фокус не под силу" — злорадно подумал он.

"Тормози!" — отчаянно заорала Надя.

Юрий машинально вжал педаль тормоза в пол. "Опель" клюнул носом и с противным визгом и скрежетом заскреб колесами по шоссе, разворачиваясь боком. Едва он замер, Надя выскочила из машины, поставила сошки пулемета на горячий капот, тщательно прицелилась и выпустила короткую очередь. "Хаммер" продолжал мчаться по полю, подпрыгивая на кочках. Несколько раз пулемет сглатывал очередную порцию ленты. Никакого результата. Но вот движения "Хаммера" как будто замедлились, его стало сильно водить из стороны в сторону.

"Есть!" — возбужденно закричал Сухоцкий. — "Попала!"

"Хаммер" дернулся еще несколько раз и замер. От него отделилась небольшая фигурка и бросилась бежать через поле. Юрий и Надя немедленно бросились вдогонку. Юрий проклинал себя, что не сбросил бронежилет. Но возиться с застежками было уже некогда.

Галаньба бежал мерной поступью, тяжело, но ритмично дыша.

"Взять меня хотите? Не выйдет!" — думал он. — "Полагаете, я к своим пробираться буду, на Ясногорск? А я вас обману, заверну на Ястребки!". — Галаньба достиг насыпи железной дороги, шедшей здесь неподалеку от моря, и перемахнув ее, свернул направо, скрытый от преследователей защитной лесополосой.

"Сейчас они тоже подбегут к железной дороге, выскочат на насыпь. Тут я их и встречу" — решил Галаньба. Он залег в кювете, разглядывая насыпь через прицел своего автомата. Когда Юрий взбежал на насыпь, Галаньба плавно повел стволом, поправляя прицел, и нажал на спуск. Лучше бы он этого не делал.

Сухоцкий был уверен, что они упустили "Коменданта". В этих лесополосах вдоль железной дороги он мог уйти в любую сторону, достигнуть леса или рощицы — и тогда ищи его! Однако автоматная очередь, ударившая в титановые пластины его бронежилета, показала, что майор Галаньба прячется недалеко.

Надя, увидев, что автоматная очередь швырнула Юрия с насыпи, на секунду прижалась к откосу, а потом в два прыжка перемахнула через полотно, скатившись в кювет с противоположной стороны. Запоздалая очередь Галаньбы не зацепила ее.

"Жив" — процедил сквозь стиснутые зубы Сухоцкий, увидев помертвевшее Надино лицо. — "И даже не ранен. Хотя по жилету двинуло больно".

Надя вползла по откосу наверх, установила пулемет, и полоснула примерно в ту сторону, где краем глаза засекла дымок автоматных выстрелов. Галаньба не ответил. Юрий, сцепив зубы, вскочил и рванулся через лесополосу. Галаньба бежал через поле в сторону моря.

Теперь Юрий и Надя бежали почти параллельно "Коменданту".

"Нельзя допустить его к прибрежным зарослям" — выкрикнул Юрий сквозь хриплое дыхание. — "Надо отсечь его от берега!"

Галаньба увидел, что преследователи, отжимая его слева, выводят его на небольшой пустынный участок прибрежных дюн, где некуда будет скрыться.

"Ну что же", — подумал "Комендант" — "пусть оттирают меня направо. А я возьму вправо еще дальше и выйду как раз на хороший лесок".

Галаньба не бывал в этих местах и не знал, что перед "хорошим леском" лежит небольшое заболоченное озерцо, образованное разлившимся перед дюнами дренажным каналом. Утонуть в нем было мудрено, а вот завязнуть — проще простого. Видя рядом с голыми песчаными дюнами участок тростниковых зарослей, Галаньба решил взять еще правее — через обычное, как ему казалось, поле, поросшее обычной травой. В этом и была его ошибка. Идя через тростниковые заросли, он оказался бы по грудь в воде, но на твердом дне, и через пять минут уже вышел бы на сухой берег. А так он шел прямиком в вязкую грязь болота.

Когда Галаньба стал проваливаться в мокрую землю по щиколотку, он забеспокоился. Когда он провалился по колено, с хлюпаньем выдавливая воду из проседавшего под ногами дерна, он встревожился. Но все его броски вправо или влево приводили к тому, что он проваливался еще глубже. Завязнув выше колен так, что вода подступала ему почти по пояс, он злобно выматерился.

"Врешь", — зашипел он под нос, — "Галаньбу голыми руками не возьмешь!" — и он, барахтаясь в липкой грязи, стал ползком выбираться на поверхность, чуть ли не по уши в воде, пытаясь развернуться лицом к преследователям.

"На четвереньки!" — прикрикнула Надя. Юрий медлил, и тогда она заорала с неслыханной свирепостью, — "На четвереньки! Уйдет же!"

Юрий плюхнулся ладонями и коленями в грязь. Надя водрузила сошки своего пулемета ему на спину и замерла, успокаивая дыхание. Когда "Комендант", все-таки развернувшись в пол-оборота, и почти вылезши из грязи, вскинул автомат, ловя своих врагов в прицел, в грудь и левую руку ему впилась пулеметная очередь. Кевларовый бронежилет не выдержал удара мощных остроконечных патронов образца 1908 года, которыми был снаряжен ПК…

Надя тяжело опустилась прямо на сырую грязную траву, сочившуюся водой.

"Вот и все", — выдохнула она.

Сухоцкий неловко поднялся с четверенек и взглянул в ту сторону, где среди болотной травы темным пятном виднелся "Комендант".

"Сдается мне, что не все", — пробормотал он себе под нос. — "Кажется, он шевелится. А ну, как мы его не добили? Дождется нашего ухода, выберется, залижет раны, и примется за старое. Нет уж, кончать, так наверняка!" — и он стал подниматься.

Надя опередила его. Вскочив с земли, она подхватила пулемет, и держа его за ствольную рукоятку, пошла вперед, все глубже проваливаясь в болотистую землю. Вот до "полковника" Галаньбы осталось меньше двадцати шагов. Юрий нагнал ее в тот момент, когда окровавленный "Комендант", снова погрузившийся в болотную жижу почти до пояса, медленно поднял безжизненно запрокинутую назад голову и правой рукой откинул от себя автомат.

"Сдаюсь!" — прохрипел он. И тут же его правая рука скользнула к ремню и вскинула пистолетный ствол.

Сухоцкий выскочил вперед и всем телом толкнул Надю на землю — ведь на ней не было бронежилета, она сбросила его во время погони! По его бронежилету подряд ударили два или три пистолетных выстрела, отдаваясь сильнейшей болью в ребрах. Юрий покатился по земле, вытаскивая "Вальтер" из поясной кобуры. Скрежеща зубами от боли, он поднялся на колено, и стал посылать в "Коменданта" пулю за пулей. После четвертого выстрела лицо Галаньбы окрасилось кровью. Юрий, не сводя с него пистолета, встал, непроизвольно застонав, и сделал несколько шагов в его сторону. Теперь было видно, что пуля вошла "Коменданту" в голову над левой бровью, и вниз на лицо ползла темная струйка крови. Голова майора Галаньбы опять была безжизненно запрокинута, рот полуоткрыт. Юрий присмотрелся. Дыхания не заметно. Однако он поднял пистолет, тщательно прицелился, и всадил пулю под запрокинутый подбородок.

Сухоцкий обернулся к Наде. Та приподнялась на локтях, глядя на него.

"Цела?" — спросил Юрий.

"Цела", — кивнула Надя.

Ноги Сухоцкого тем временем постепенно увязли глубже, чем по колено. Он лег плашмя на болотистую землю, залитую водой, и стал с трудом отползать подальше от этого места. Девушка протянула ему ствол пулемета, еще горячий, но уже не обжигающий, и Юрий с усилием вытянул ноги из болота. Выбравшись на относительно сухое место, они обессилено распростерлись на траве.

…Колонна ополченцев, возвращающихся из боя, входила в Зеленодольск. Лиза, увидев среди встречающих группу пограничников во главе с Зиятом Айтуллиным, крепче ухватила автомат за цевье и спрыгнула с брони на землю. Капитан Айтуллин сразу бросился к ней.

"Лиза… Лиза… Лизанька…" — повторял Зият, не решаясь дотронуться до нее. Потом он вдруг набрал полную грудь воздуха и хорошо поставленным громким голосом произнес:

"Елизавета Ахметовна, выходите за меня замуж!"

Лиза устало улыбнулась:

"А я-то думаю, ну когда же он, наконец, решится! Думала, не дождусь уж. У-у-у, глупыш ты мой!" — и с этими словами она схватила капитана обеими руками за голову и принялась осыпать его лицо поцелуями…

…Усталость навалилась тяжелым камнем, не давая пошевелиться. Сухоцкому, кроме того, каждое движение причиняло боль. Ни вонючая грязь болота, облепившая их, ни насквозь пропитавшиеся потом гимнастерки, — ничто не могло сейчас заставить Надю и Юру сделать хоть малейшее движение. Так они лежали около часа, не разговаривая, а только смотря на ярко-синее небо и слепящее июльское солнце. Несмотря на утро, солнце припекало все сильнее. Наконец, Надя нарушила молчание и заговорила:

"Какие же мы грязные… Пойдем, что ли, к морю, ополоснемся?" — и она стала медленно подниматься.

Юрий нехотя последовал за ней, снова ощущая утихшую было боль в теле под бронежилетом. Тяжело ступая по сыпучему песку, они перевалили через дюны и спустились к воде. На берегу он попросил Надю:

"Помоги снять броню, что-то я с трудом шевелю руками".

Когда бронежилет был сброшен, Юрий увидел, что автоматные пули пробили пластины из титанового сплава, но их острые концы деформировались и кевларовая оболочка смогла задержать их, как она задерживала тупоконечные пистолетные пули. Морщась и закусывая губы, Сухоцкий стащил с себя майку. Грудь и левый бок были в сплошных синевато-багровых кровоподтеках. Он сел на песок, переводя дыхание.

Руки его были в засохшей грязи. Камуфляжные штаны, целиком промокшие, выше колен тоже были заляпаны толстым слоем вонючей болотной грязи, в ботинках хлюпала противная жижа. С трудом согнувшись, он принялся расшнуровывать ботинки. Надя тем временем уже полоскала свою одежду в полосе прибоя. На себе она не оставила ничего. Прополоскав, отжав, и разложив одежду на песке, Надя сама бултыхнулась в воду, окунулась пару раз, но вскоре выскочила на берег. Подбежав к Юрию в чем мать родила, она воскликнула:

"Прохладьненько! Но бодрит!" — и добавила — "Пошел бы ты тоже ополоснулся, да одежду простирал. А я пока покараулю".

Сухоцкий сунул пистолет в каску — единственный не перемазанный грязью предмет его гардероба — стащил с себя брюки, немного подумав, снял и трусы, и пошел полоскать одежду в море. По пути Юрка заметил близ линии прибоя несколько золотисто-медовых полупрозрачных камушков. Янтарь! Когда-то в этих местах едва ли не за каждым кустом торчал автомобиль с пляжными завсегдатаями. Масса народу вываливала на пляж и из обеих Ястребков. Так что на каждую крупинку янтаря была масса желающих, и каждый выброшенный из моря янтарный камушек тут же подбирался. А теперь на берегу не было ни одного человеческого следа, и янтарь валялся свободно, никому не нужный.

Вздохнув, Юрий не стал наклоняться за янтарем — каждое лишнее движение отзывалось болью в левом боку. Закусив губы, он все же вынужден был согнуться, чтобы прополоскать вымазанную в болотной грязи одежду. Закончив с одеждой, он окунулся сам. Холодная балтийская вода чуточку умерила боль, и он действительно почувствовал себя немного взбодрившимся.

Выйдя из воды, он широко улыбнулся — настолько неправдоподобно выглядела здесь фигура обнаженной молодой девушки, расхаживающей по песку с пулеметом наперевес. "Как обложка какого-нибудь дурного фантастического боевика, ей-богу" — подумалось ему.

Довольно сильный северный ветерок делал пребывание на берегу весьма зябким и Надя предложила:

"Хватай одежду, пошли в дюнки, погреемся на солнышке. Там меньше дует".

Дюны, действительно, хорошо прикрывали от ветра. Вскоре Сухоцкий согрелся и лежал в блаженном полузабытьи. Одежде, которую они развесили на воткнутых в песок палках, предстояло сохнуть еще довольно долго. И Юрий лежал, не обращая внимания ни на что вокруг, даже на голубовато-сизую траву-песколюб, колеблющуюся от ветерка и покалывающую его тело своими засохшими острыми кончиками. Однако вот что-то заставило его вздрогнуть. Это обнаженное Надино плечо коснулось его плеча. Прохладные нежные пальчики девушки легко пробежались по его бедру и его пронзило, как будто электрическим током.

Сухоцкий приоткрыл веки и повернул голову. В ответ на его движение Надя повернулась к нему, облокотившись на руку. Ее широко раскрытые темные глаза были полны слез.

"Чурбан бесчувственный" — заговорила она, странно растягивая слова. "Я лежу тут рядом с ним, а он даже голову не повернет! Ох, дура я, дура! Другие девчонки давно все с парнями, а мне чурка с глазами досталась…" — и тут она сорвалась на крик:

"Зачем ты меня от пуль закрывал? Зачем? Чтобы потом издеваться? Что я теперь? "Ополченец Бесланова"? А на все остальное тебе наплевать!" — и она завыла, сев на песке и судорожным движением вонзая ногти в ладони.

"Прекрати истерику!" — резко сказал Юрий, хватая ее за плечо. Она вырвалась, отворачиваясь. Тогда Юрий обхватил ее обеими руками вокруг плеч, напрягая мышцы, стиснул хватку, чувствуя, как это напряжение болью отдается в его теле, и, глядя ей прямо в глаза, тихо и раздельно произнес:

"Прекрати истерику".

Надя продолжала плакать. Она уже не кричала, но всю ее сотрясали судорожные рыдания. Сухоцкий попытался ее уговаривать негромким ласковым голосом:

"Не надо плакать, Надя. Ты такая крепкая девчонка, и такая умная, и такая красивая. Ну плюнь ты на меня, видно, так мне на роду написано. Вижу я все, вижу как ты маешься. И хочется тебя как-то приласкать, да пойми же — не могу я через себя переступить. Просто физически не могу". — Он продолжал говорить, все так же глядя Наде в глаза, полные слез. Объятия его ослабли и расцепились, он оперся на локоть, другой рукой поглаживая девушку по голове. Его пальцы смахнули слезы с Надиных щек. — "Ну вот, поплакала, и хватит. Ты молодец, Надя. Я знаю, я бы пропал без тебя. И никуда бы я от тебя не делся… Да не нужен мне никто, пойми. Сложись все по-другому…" — Юрий вздохнул. "Лучше тебя я ведь никого не встретил. Но не могу!" — с тоской произнес он последнюю фразу, и вдруг ощутил, что слова его оказались уже не вполне правдивы. Они лежали друг рядом с другом, чуть соприкасаясь телами, и Надя, похоже, тоже ощутила это.

"А все-таки ты чурбан бесчувственный", — повторила она, уже беззлобно, одновременно улыбаясь и сглатывая слезы. — "Ложись на спину, тебе больно" она мягко надавила ему на плечо ладонью.

Юрий опустился спиной на песок. Вяло мелькнула мысль, что в таком положении надо бы прикрыться от девушки руками, а Надя тем временем склонилась над ним, задевая его тело кончиками своих крупных, но еще сохранивших некоторую девическую заостренность грудей.

"Никуда ты теперь от меня не денешься…" — снова улыбнулась она, и, видя его попытку приподняться и отодвинуться, снова мягко нажала ладонью на его тело, повторив, — "Лежи! Тебе же больно. Я сама справлюсь". — Она привстала, и Юрий ощутил, как колени девушки мягко сжали его талию с двух сторон. Тело, подвергшееся долгому воздержанию, окончательно отказалось ему повиноваться. Руки, вопреки его воле, как будто сами по себе поднялись неуверенным дрожащим движением, и осторожно легли Наде на грудь…

…Надя, выходя из моря, стиснула бедра и поморщилась.

"Не очень больно?" — участливо спросил Юрий, обнимая ее одной рукой за плечи.

"Ерунда!" — тряхнула мокрыми волосами Надя, положив голову ему на плечо. Неожиданно для Юрия она оказалась довольно стойкой девственницей, и хотя она сама приложила основные усилия, чтобы избавиться от последней преграды своей невинности, он теперь был обеспокоен — а как Надя будет воспринимать его после этого болезненного для нее, во всех смыслах, события?

Воздух над дюнами уже как следует прогрелся. Обсохнув сам, Юрий пощупал свою одежду. Майка, носки, трусы уже высохли, камуфляж был еще влажным в швах, а ботинки оставались изнутри заметно сырыми. Тем не менее Юрий начал одеваться.

Отвернувшись к морю, он ждал, пока Надя приведет себя в порядок.

Юрий не стал натягивать майку и гимнастерку. Одной рукой подцепив оставшуюся одежду, каску и бронежилет, другой рукой он подхватил Надин пулемет.

"Нет уж", — сказал он в ответ на ее протестующее движение, — "должен ведь я как-то начать за тобой ухаживать?"

Надя мимолетно улыбнулась, подобрала с песка несколько ярко-розовых, источавших приятный аромат цветков шиповника, которые Юрий успел положить ей на грудь, когда она лежала, медленно возвращая себе восприятие окружающего мира. Один из цветков она пристроила себе в волосы, затем встала, закинула за плечо камуфляжную гимнастерку и побрела вслед за Виктором через поле.

"Опель" с выбитыми стеклами по-прежнему стоял на том же месте, где они его оставили. Из близлежащих селений никто благоразумно не решился интересоваться причиной и результатами перестрелки, несомненно, слышной далеко вокруг. Сухоцкий бросил свое имущество и пулемет на заднее сиденье, галантно стряхнул осколки стекла с переднего и широким жестом распахнул перед Надей дверцу:

"Прошу!" — и спросил, как будто спохватившись, — "Да, мы ведь с тобой так и не успели обсудить, куда же мы отправимся в свадебное путешествие?"

Надя устало покачала головой:

"Домой".

"В Рыбаково?" — переспросил Сухоцкий.

"Да, к тебе домой, в Рыбаково".

Юрий внезапно для себя самого резко обернулся к Наде, и, выкрикнув, "Я люблю тебя, Надька! Люблю, понимаешь?" — впился в ее губы долгим жадным поцелуем. Когда он закончился, Надя пристально посмотрела на Сухоцкого. По щекам ее текли слезы, но лицо и глаза улыбались.

"Ты же… Ты же первый раз меня поцеловал! Обычно ведь начинают с поцелуев", — прошептала девушка, — "а у тебя все наоборот". Надины руки захлестнулись вокруг его шеи.

"Мой! Никому не отдам!" — твердо заявила она.

Книга вторая. Обычная жизнь

Пролог

Из записных книжек Виктора Калашникова:


"Почему-то недавно вспомнилось, как после уничтожения банды Коменданта мы хоронили четверых погибших в том бою. Тогда на братском кладбище в Рыбаково насчитывалась 61 могила. И все погибли в бою или от ран. Потом, к счастью, нам не пришлось столько воевать. Но все-таки сейчас, когда я оглядываюсь на прошедшие семь лет, я вижу, как много ребят мы потеряли. Из трех с половиной сотен первых Рыбаковских коммунаров, пришедших с нами из Города, сейчас осталось всего сто девяносто восемь человек. Из старших возрастов большинство полегло в боях.

Теперь военные мускулы коммуны ослабли. Мы должны кормить почти шесть сотен малышей. Все силы тратим на производство нефтепродуктов, чтобы обменивать на продовольствие, да кое-как подлатываем рассыпающиеся машины. На охрану территории людей едва хватает. Впрочем, после того, как мы разделались с Комендантом, крупные банды нам уже не докучали. Но мелких стычек хватало. Теперь у нас почти что мир. Они не трогают нашу территорию, мы не лезем к ним. Да и тронуть нас мудрено. Все же у нас танки, самолеты и вертолеты. Мы тогда вовремя спохватились и смогли собрать по полям сражений в радиусе полусотни километров вокруг Города практически все мало-мальски пригодное для восстановления тяжелое вооружение, так что после нас остался только металлолом или стрелковые мелочи. Ни одна банда с тех пор не может потягаться с нами в технической оснащенности. Да что банда! Мы и с армией северного нашего соседа готовы побороться: кто — кого…

…Мы надеялись, что Большая Земля нам поможет. Но там и до сих пор дела идут наперекосяк. На третьем году обосновалось было в Городе представительство Правительства. Из Питера несколько раз пришли танкеры с горючим и суда с кой-какими товарами. А теперь это представительство занято только тем, что охраняет само себя, да несколько кварталов Города поблизости — вот и вся от него польза. Да и что они могут сделать, если в России, что ни год, то какой-нибудь вооруженный конфликт.

Была у меня надежда, что державы, оставшиеся в стороне от конфликта, — скандинавы, Австралия, Новая Зеландия, Япония — чем-нибудь, да помогут. Пусть на кабальных условиях, но помогут. Не тут-то было.

Упадок мировой торговли погрузил эти страны в кризис. У нас под боком, в Прибалтике, дело дошло до настоящей гражданской войны. А на Востоке вспыхнула Вторая Великая Тихоокеанская война между Китаем и японо-австралийской коалицией, которая теперь уже распалась…

Теперь им самим бы кто помог. А мы тут перебиваемся, как сможем. Несмотря на все напасти, налаживается кое-какая торговлишка — с поляками, с литовцами, иной раз от шведов кое-что доходит. Обмениваемся продовольствием, вторсырьем, наша коммуна торгует нефтепродуктами. Банда, засевшая в Ясногорске, контролирует добычу янтаря и приторговывает им. В общем, жизнь как-то идет…"

Калашников захлопнул тетрадь со своим дневником и некоторое время сидел неподвижно, глядя в окно, на зеленые сосны, шумевшие под ветром, да на серое апрельское небо. Погода для этого сезона стояла прохладная, из затянувшей весь горизонт пелены туч то и дело начинал капать мелкий дождик. В дверь постучали.

"Не заперто!" — машинально бросил он, погруженный в свои мысли.

"Дежурный по гарнизону капитан Пяльцин! Товарищ майор, разрешите доложить?"

Виктор повернул голову к вошедшему. У дверей стоял Генка Пяльцин, один из немногих уцелевших рыбаковских коммунаров-старшеклассников. Теперь он, конечно, давно уже вышел из школьного возраста, был женат, имел четверых детей и командовал отдельным бронетанковым батальоном, дислоцировавшимся в Зеленодольске, в котором была сосредоточена половина имевшихся у рыбаковцев видов бронетехники. В составе батальона была рота боевых машин пехоты, рота танков и ремонтно-эвакуационный взвод. Колесные бронетранспортеры входили в состав двух пехотных рот, а самоходные артиллерийские установки вместе с четырьмя реактивными установками залпового огня и двумя минометными батареями образовывали артиллерийский батальон. Экипажи и расчеты всех этих видов тяжелого вооружения поглотили людские ресурсы коммуны и на собственно пехоту осталось совсем немного людей. Да еще десятка два ребят, после потерь, понесенных людьми из погранотряда Айтуллина в боях у Народного, пришлось отдать в пограничники… Виктор вздохнул.

На Генке красовалась полевая камуфляжная форма с капитанскими погонами. За короткий период более или менее регулярных связей с Большой Землей воинские единицы рыбаковских ополченцев получили официальный статус, а их командиры были аттестованы на офицерские звания. Сам Калашников был теперь майором, а их сосед — пограничник Зият Айтуллин поднялся до полковника, будучи утвержден в должности командира Северо-Западной Земландской сводной территориальной дивизии (куда входила и Рыбаковская сводная бригада, как она теперь именовалась). Айтуллин оставался также и представителем Верховного комиссара Федерального правительства в области.

Кроме Айтуллина, подобным статусом обладали командир Восточной Земландской сводной территориальной дивизии и командир Южной отдельной сводной территориальной бригады. Во всех этих воинских единицах существовали (или были созданы заново) крупные пограничные отряды. Однако даже вместе с батальоном охраны Верховного комиссара, дислоцировавшимся в северных районах Города, они полностью контролировали в общей сложности едва ли треть территории области. Bпрочем, крупные бандформирования были рассеяны, и вылазки вооруженных групп с сопредельных территорий также пресекались.

Последней крупной стычкой была попытка прорыва на территорию области с юга, из Польши. Тогда только соединенными силами Южной дивизии (понесшей основные потери и превратившейся после этого в бригаду), Восточной дивизии и подкреплений белорусских союзников, ударивших нападавшим во фланг и тыл, удалось отразить вторжение. Рыбаковская бригада тоже участвовала в этих боях, но только своей авиационной группой (к двум вертолетам и экраноплану морской разведки добавилось еще два мощных Су-37 и три легких гражданских самолета разных типов, переделанных в штурмовики).

Надо сказать, что и на долю Северо-Западной дивизии тоже выпали нелегкие испытания, когда она своими силами нанесла удар по литовцам, оккупировавшим Народный. Успех был достигнут за счет внезапности удара. Казармы литовцев ночью были скрытно окружены и на них обрушился шквал огня. Их подкрепления не смогли преодолеть Большую Реку, еще на подходах к мосту попав под удар артиллерийской засады. У причала был захвачен сторожевик (один из шести, составлявших костяк ВМС Литвы), а другой потоплен огнем безоткатных орудий. Это был чувствительный удар, на который литовцы ответили длительным артиллерийским обстрелом Народного. Но сил на вторую оккупацию у них уже не нашлось — в стране шла вялотекущая гражданская война.

Пяльцин тогда командовал танковой ротой, которую использовали в той же роли, что и самоходки — чтобы растрепать в пух и прах резервный батальон литовцев на том берегу. Литовцы, конечно, пытались отвечать, но Сухоцкий настолько удачно руководил боем, заставляя танки и самоходки бить только с закрытых позиций и постоянно менять расположение, четко корректируя их огонь с новых позиций, что потерь артиллерийская группа не имела.

Воспоминания неясной чередой промелькнули в сознании Виктора, он тряхнул головой, отгоняя видения прошлого, и произнес:

"Слушаю".

"Состав с нефтью благополучно прибыл из Залесья в Город. Оттуда только что получена радиограмма".

"Происшествия были?"

"В одном месте восстанавливали поврежденный путь. Но нападения не произошло".

"Пронесло, значит, на этот раз", — задумчиво пробормотал под нос Калашников. — "А как у нас с полевыми работами? Я имею в виду, с поставками горючего для крестьян и кооперативов, и с организацией охраны на это время?"

Пяльцин бодро отрапортовал:

"График поставки горючего составлен, наливники выделены, группы охраны сформированы и проинструктированы, боевые машины из состава моего батальона для дежурства назначены".

Калашников покачал головой, в которой поблескивало немало седых прядей:

"Смотрите… А то будет как в прошлом году, когда в Пуликово увели у нас из-под носа две цистерны с соляркой!"

Пяльцин промолчал, считая ниже своего достоинства пускаться в оправдания, затем промолвил:

"Есть еще новости. Мильченко передал. По его информации, какие-то катера, — предположительно, литовские, — несколько раз крутились по ночам у буровой платформы, правда, на почтительном расстоянии. Вообще, он полагает, что литва активизировала разведку вдоль морского побережья".

"Плохо!" — отрывисто бросил Виктор, сразу посерьезнев. — "Из-за посевной мы вряд ли сможем усилить патрулирование берега. А если с севера и вправду готовят какую-нибудь пакость? В лоб они уже не полезут — ученые. Да и сил у них сейчас не густо. Пакость же какую-нибудь сотворить исподтишка — с них станется". Он дернул щекой и сказал:

"На буровой ведь у нас два крупнокалиберных пулемета?"

"Один, но в бронированной башне от БТР".

"Надо бы поставить еще один. Да подкинуть им туда гранатомет — и не разовый, а РПГ-16 или РПГ-29. Распорядись немедленно. И еще — все-таки оторви от себя еще троих бойцов и поставь там круглосуточное наблюдение на опорах у самой воды".

Уже через два дня информация Сергея подтвердилась. Целая флотилия катеров, поддерживаемая сторожевиком, в предрассветных сумерках, с моторами, работающими тихонько, на пониженных оборотах, пыталась подобраться к буровой. Часовой вовремя поднял тревогу. Началась суматошная пальба, и литовские катера, уже не скрываясь, рванулись на полном ходу к буровой. Однако когда крупнокалиберные пулеметы разнесли в щепки один из катеров и серьезно повредили несколько других, когда сумерки прорезал огненный след противотанковой ракеты (впрочем, не поразившей никакой цели), литовцы почли за благо отойти. Ретировалась и черная надувная лодка с подвесным мотором, с которой трое аквалангистов уже собрались было подобраться к опорам, чтобы заминировать их.

Напоследок сторожевик стал обстреливать буровую из 57-мм пушки, успев нанести ей порядочный ущерб. Однако вскоре сторожевик (гордо именовавшийся в литовском флоте фрегатом) вынужден был больше заботиться о собственном спасении, нежели об атаке на буровую. Поднятый по тревоге экраноплан выскочил на несколько секунд из-за береговых дюн, обстрелял самое мощное судно литовцев и тут же скрылся. На этом сражение по существу закончилось. Очередь из авиационной пушки повредила управление, и сторожевик вынесло на мель. Узнав об этом, Калашников поднял последний имевшийся у него в Зеленодольске резерв — два отделения пехотинцев — и через 2 часа сторожевик, оказавшийся под прицелом самоходки пограничников, был брошен командой и занят пехотинцами, подобравшимися к нему на шлюпке.

Над морем вставало солнце, окрашивая песок пляжа и дюны в розоватые тона. День обещал быть солнечным и теплым.

Глава 1. Побег в неизвестность

…Сельцо наше, Прямоторовка, лежит километрах в 8 от моря, как раз на пути между Ясногорском и янтарным карьером. Нельзя сказать, что с этим делом нам шибко повезло. Ясногорские бандиты, забравшие под себя янтарный карьер, нередко заглядывали к нам в Прямоторовку по пути из Ясногорска в поселок Солнечный Камень и обратно. Не то, чтобы это сильно увеличивало наши тяготы, вроде всяких поборов (хотя, конечно, бандиты, проезжая, что-нибудь да прихватывали сверх обычной дани). Просто от бандитов только и жди какого-нибудь непотребства. Да и неудобств лишних хватало.

Особенно не повезло охотникам нашим. Охотой в здешних лесах можно было немало добавить к пропитанию — дичи хватало. После того, как край обезлюдел, живности расплодилось в достатке. Да бандиты строго-настрого запретили деревенским иметь огнестрельное оружие. Кто жил от них подальше, рисковали нарушать запрет. А прямоторовским приходилось держать ухо востро. У кого находили ружьишко — беда. Хорошо, просто изобьют до полусмерти. А то пристрелят под горячую руку, да семью разорят! Так за последние годы двое селян расстались с жизнью. Ну, правда, один сам был виноват. Он вместо ружьишка на охоту с автоматом ходил.

Так что охотились теперь прямоторовские только со всякими допотопными самострелами, да капканы ставили. А ружьишки (у многих ведь они были, прежде-то за них не взыскивали) кто выбросил от греха, а кто схоронил подальше да понадежнее. И то сказать, патроны-то к ружьям достать сделалось и вовсе невозможно. Те, что жили у границы, иной раз ухитрялись выменять толику боеприпасов у контрабандистов — польских ли, литовских ли. Да в Зеленодольском районе у тамошних крестьян по немалой цене можно было чуток прикупить — ну, так за теми была немалая воинская сила, что и говорить. Можно свои патрончики и продать повыгоднее… Прямоторовским же опять не повезло — к ним контрабандисты не захаживали, а в Зеленодольский район пробираться — можно и голову сложить. Не жаловали Ясногорские-то тех, кто от них в другие края податься захотел.

В тот майский день на Прямоторовку накатила новая напасть. Заявились в село трое бандитов, да на легковом автомобиле. Последние годы прямоторовские наши изредка видели только грузовики, на которых приезжали Ясногорские. Тут же и слепому было видно — не простая братва заявилась, раз у них резина целая и чистый бензин есть, чтобы на "Опеле" разъезжать!

И потянуло эту троицу на баб. Надо же такому случиться, что нарвались они на дочку старосты, Петровича. А у того немецкая винтовка была припрятана. Ну, и не стерпел мужик. Ухлопал враз тех двоих, что его дочку прямо у калитки поймали да разложили. А третий мигом протрезвел, в машину чисто угорь нырнул — и ходу. Тут Василий Коменский, пришлый, что после войны из города пришел, тоже из хаты выскочил, да начал по "Опелю" из ружья палить. Да только пустое! Ушел тот, на "Опеле". После этого все и началось…


Василий Коменский залез в подпол и стал лихорадочно выгружать оттуда всякие мешочки да свертки. Настя и ее мать взирали на него с недоумением.

"Чего смотрите!" — с досадой воскликнул Василий. — "Все, конец. Теперь бандиты всех нас со света сживут! Только я за дешево жизнь свою не отдам. А вы уходите! Немедленно, пока не поздно!"

"Никуда я не уйду" — тихо, но твердо сказала мать. — "Если и помирать, то все равно вместе. А ты, Настя, в любом случае уходи. Убить тебя, может, и не убьют, да как бы не пожалеть потом об этом… Бандиты — они есть бандиты… Измываться будут".

"Нет, и я с папой!" — воскликнула Настя, уцепившись за мамину руку.

"Уходи" — устало произнес отец. — "Я бы и сам ушел, да куда с моей ногой. Да и надоело от этой мрази прятаться. А ты уходи. Тебе жить надо".

Насте стало не по себе от той безнадежной тоски, которая явно сквозила в словах отца. Но тут он быстро переменился, стал деловитым и торопливым.

"Я их встречу с ружьем. И другие мужики, кто вместе с Петровичем пойдет, тоже. Остальным одна дорога — бежать, если они на милость бандитскую не рассчитывают. А эти гады, чую, злы сейчас без меры. Так что переодевайся, мать тебе провиант в дорогу насобирает, — и в путь. Пойдешь на Восток, может, повезет тебе, доберешься до Зеленодольска. Там тоже вооруженной рукой правят, но, слыхивал я, без такого разбою, что у нас творится. Пойдешь лесом, Ясногорск обходи как можно дальше. Пробираться будешь рано утром и в вечерних сумерках. Тогда в лесу на бандитов не наткнешься. Ночью спи, днем отсиживайся", — скороговоркой объяснял отец.

"Карту я тебе дам. Пойдешь без оружия, с одним ножом. Если на кого нарвешься, то увидят ствол — пристрелят сразу ("хорошо, если пристрелят" — подумал про себя Василий, — "а то еще и надругаются, если разглядят, что девчонка"). После Комсомольского Курорта можешь выходить к берегу. Там все равно леса жиденькие, все больше поля. Но и там идти только по утрам и поздно вечером. И вот что — ты в Зеленодольск пока не заходи. Заправляют там всем из Рыбаково, что на полуострове. Давай прямо туда. Лучше уж прямо с главарями дело иметь, чем с мелкой сошкой".

Настя подобрала выброшенный отцом из подпола почти новый камуфляж и начала переодеваться, поминутно всхлипывая и шмыгая носом. Мать кинулась на кухню, собирать снедь. Вскоре вещмешок с сухарями, куском копченой свинины, двухлитровой пластмассовой бутылкой парного молока был готов. Отец добавил туда банку мясной тушенки, невесть как сохранившуюся за семь лет, нацепил Насте на пояс кожаный ремень, на котором болтались ножны с десантным ножом.

"Ну, с богом", — сказала мать, опускаясь на грубо сколоченный табурет, и утирая рукавом глаза.

Настя всхлипнула громче, и тут с околицы послышался шум мотора.

"Беги!" — крикнул отец, хватая Настю за плечо. — "Через огороды — к лесу! И не останавливайся! Не вздумай сюда возвращаться! Нас больше нет — поняла? Хочешь, чтоб мы умерли спокойно — останься жива! Делай, как я сказал!" — он торопливо поцеловал дочку и вытолкнул ее в дверь, с силой хлопнув ладонью по спине.

Настя бежала к лесу, всхлипывая, и постоянно оглядываясь. Минут через десять за ее спиной хлопнул выстрел, затем еще один, затем раздался треск автоматной очереди. В деревне, как казалось девочке, разворачивалось целое сражение, хотя на стороне селян били по бандитам шесть ружей, одна автоматическая винтовка, да еще четверо рискнули выйти против вооруженного автоматами врага с самострелами.

Селяне прозевали момент, когда машины с бандитами подъезжали к Прямоторовке. Однако на улочках села грузовик попал под обстрел и был подбит. Было убито и ранено несколько бандитов, которые, не ожидая вооруженного отпора, спокойно сидели в кузове. Однако на каждое ружье ответили по меньшей мере два автоматных ствола. Бандиты взяли под прицел хаты, из которых отстреливались поселяне. А затем по окрестностям разнесся звук, которого уже много лет не слышали в этих местах — загрохотал крупнокалиберный пулемет, установленный на бронетранспортере. Тугой, гулкий звук ударил в уши, отдавался эхом от близкого леса. Настя упала и в страхе прижалась к земле.

Лишь через четверть часа, когда стрельба стала заметно реже, а грохот пулемета прекратился, она нашла в себе силы поднять голову и оглянуться. Над селом поднимался дым от четырех или пяти огромных костров. И одним из этих костров был ее дом. Настя зарыдала, не вставая с земли, ее кулачки бессильно стучали по сухой прошлогодней траве. Потом она встала и сделала шаг в сторону горевшего дома, затем еще один…

Над головой ее взвизгнула пуля. Девочка затравленно оглянулась на звук одиночного выстрела, и увидела вдали, метрах в пятистах, силуэт человека с автоматом у изгороди их участка. Он был хорошо виден на фоне пылавшего дома. Настя несколько секунд смотрела туда, потом бросилась бежать к деревьям, до которых оставалось десятка два шагов. Сзади грохнул второй выстрел, и пуля взвизгнула уже почти над самым ухом. Настя бросилась наземь, затем вскочила, и через несколько мгновений уже петляла между сосенками, скрывшими ее от обстрела.

Настя долго и безутешно плакала, сидя на еще не просохшей лесной земле. Затем она приподнялась, скинула с плеч вещмешок, и, порывшись в нем, отыскала и развернула карту. Вскоре она уже вышла к какому-то едва заметному заросшему проселку и двинулась примерно на восток. Местами приходилось продираться через сплошные заросли кустов, практически перекрывавших лесные просеки, а один раз она вышла к довольно хорошо сохранившемуся асфальтированному шоссе, быстренько пересекла его, и снова скрылась в лесу.

К концу дня Настя подошла к небольшой речушке, вдоль которой тянулся заброшенный, но некогда хорошо укатанный и даже сохранивший местами следы щебеночного покрытия проселок. Судя по карте, и речка, и дорога выводили прямо к Ясногорску. Настя явно забрала слишком близко к городку, где обосновались бандиты. Девочке вовсе не улыбалось попасть туда. Она отыскала поваленное дерево, переброшенное через ручей, и перебравшись через широкую болотистую пойму, стала выбираться на крутой склон холма, поросшего сосняком. На березовом подросте, местами покрывавшем склон, только-только начали разворачиваться первые листочки.

Там, на этом холме, девочка и заночевала, натаскав сухих листьев и веток, достав из вещмешка толстый свитер домашней вязки, который она натянула под камуфляжную куртку, и положив вещмешок под голову. Спала она плохо — и от холода, и от преследовавших ее ночных кошмаров. Ей все время снились то отец с матерью, запертые в горящем доме, то бандиты, от которых она безуспешно пытается скрыться.

За второй день она приблизилась к Комсомольскому курорту, обогнула его с юга, ориентируясь на старый маяк, изредка выглядывавший из-за леса на побережье восточнее поселка, и стала сворачивать к морю. Пока на ее пути не встретилось ни души. Лишь по дороге к морю ей попался заброшенный хуторок, где она и решилась заночевать. В полузавалившемся колодце ей удалось набрать довольно сносной воды в пустую бутылку из-под молока и поужинать сухарями и кусочком копченой свинины, запивая все это сырой водой.

Ночью ей снова вспоминался отец. Тогда ей только исполнилось семь лет, и она заканчивала первый класс. Над городом страшно грохнуло, взрослые сразу стали озабоченными и неприветливыми. Отец спешно велел собираться, и они на следующее утро поехали на машине к знакомым, в Прямотровку — "подальше от радиации" — повторял тогда отец.

Войну Настя не помнила. Да и не задела она те лесные места, где стояло село. Отзвуки сражений слышались вокруг: южнее, ближе к Городу, севернее, где стоял вертолетный полк, восточнее, где были радиолокационные посты, и западнее, у самого побережья.

Потом отец хаживал в те места, и кое-что из его рассказов она запомнила. В тех походах отец и нарвался на противопехотную мину. Он успел заметить проволочную растяжку, когда уже зацепил ее ногой. Осколки впились в левую ногу, а один раздробил колено. На счастье отца, с ним было еще двое прямоторовских мужиков. Кое-как они доволокли его до дому. Местный фельдшер извлек осколки. Ногу удалось сохранить, но она не гнулась и причиняла боль при ходьбе.

Своей школы в Прямотровке не было, та, что в Солнечном Камне, закрылась. Да вскоре стало и не до школьных занятий. Отец сам учил Настю школьным предметам, по старым учебникам, что отыскались у прямоторовских ребятишек…

Так, за воспоминаниями, Настя, наконец, уснула. Проснувшись рано поутру, Настя вышла на берег и двинулась в путь вдоль моря. Сначала идти было нелегко — берег был завален большими валунами, и перебираться с одного на другой было не просто. Девочка боялась поскользнуться и сломать ногу — помощи тут ждать было не от кого. Но вскоре между валунами стали попадаться ровные песчаные участки, а затем берег и вовсе стал целиком песчаным. Справа от нее возвышался крутой обрыв, поросший деревьями и густым кустарником. Там, меньше, чем в полутора километрах от этого обрыва, судя по карте, должен был быть поселок Пуликово.

Девочка все шла и шла, пока стрелки на отцовских часах не приблизились к восьми. В это время все крестьяне были уже давно на ногах, и хотя на морском берегу делать им было, в общем, нечего, Настя побоялась оставаться на совершенно открытом пространстве и, забравшись по крутому откосу (который стал уже заметно пониже) наверх, устроилась там в прибрежных зарослях на отдых. Где-то впереди должен был быть поселок Ястребки 2-е, а за ним — и 1-е. Так было написано на карте рукой отца.

Эти поселки Настя миновала поздно вечером, также по берегу моря. Не доходя до Зеленодольска, она устроилась ночевать в прибрежном лесу. Рано поутру, погрызя сухарей — на этот раз всухомятку, поскольку пригодной для питья воды найти не удалось — она собралась в дорогу. Но когда первые лучи предрассветного, еще невидимого солнца позолотили небо, она разглядела далеко впереди, на полосе песчаного пляжа, сразу три человеческих фигурки — и, не раздумывая, бросилась в прибрежные дюны.

Зеленодольск тоже пришлось обходить ночью. Она благополучно пробралась вдоль местами подмытой морем и обрушившейся бетонной набережной, над которой мрачным силуэтом возвышалось чудом еще державшаяся причудливая бетонная коробка на осевших и покосившихся бетонных колоннах (когда-то это был ресторан, смотревший широкими окнами на море). Настя миновала целую на вид погранвышку, и, осторожно приблизившись к сильно разрушенному домику пограничного поста, решила остановиться там на ночевку. Впереди, до Рыбаково, предстояло миновать только один населенный пункт — Сосновое.

Мимо Соснового Надя шла на утренней заре. И хотя домики поселка выходили чуть ли не к самому морю, не было видно ни души. Поселок выглядел явно заброшенным. Лишь у пирса, рядом с высоченным маяком, были привязаны три лодки. "Вряд ли они тут болтаются с самой войны", — поежившись от нехороших предчувствий, подумала Настя, и ускорила шаг. Быстро ступать по песку было весьма нелегко, и она вскоре не на шутку разогрелась. Однако, вопреки опасениям, ей так никто и не встретился.

За Сосновым Настя не сразу почувствовала себя свободнее, и зашагала, озираясь поминутно на домики, остававшиеся за спиной. Минут через пять она устроилась на отдых, забравшись в ложбинку между дюнами, защищавшую от прохладного утреннего ветерка, и сама не заметила, как уснула. Проснувшись, она обнаружила, что уже около одиннадцати часов. Майское солнце в ясном небе начинало уже чувствительно пригревать прикрытую от ветра песчаную ложбинку. Настя, прежде, чем двинуться в путь, сняла с себя камуфляжную куртку и затолкала ее в вещмешок, оставшись лишь в плотной армейской рубахе защитного цвета, под которую была надета трикотажная футболка.

Еще через пять минут она расстегнула ворот и закатала рукава, а потом подошла к кромке воды — ополоснуть лицо. Умывшись, прополоскав рот и даже сделав несколько глотков солоноватой балтийской воды (поскольку пресной у нее с собой уже не было), она собралась снова тронуться в путь, ведь дорога предстояла неблизкая. И вдруг она обнаружила, что в нескольких шагах от нее стоит человек, одетый лишь в шорты, перешитые из камуфляжной формы, и пристально ее разглядывает.

"Эй, парень, откуда ты? Кто такой?" — повелительно спросил человек. Настин камуфляж и армейское кепи, под которое были заправлены ее косички, вводили его в заблуждение. Человек не держал в руках оружия. За спиной или на поясе у него тоже ничего не было. Настя решилась. Выхватив нож, и уперши его рукоятью в правое бедро, как показывал отец, она медленно двинулась на человека. — "С дороги!" — грозно зашипела она сквозь зубы, стараясь изобразить на лице возможно более зверское выражение.

Приблизившись к противнику, Настя бросилась вперед. Человек неуловимым движением ушел в сторону и оказался у нее за спиной. Девочка почувствовала, что обе ее руки блокированы мощным захватом, и попыталась вырваться из этого захвата, резко ударив каблуком тяжелого ботинка по голени мужчины, а когда это не помогло, с силой двинула ему по босым пальцам. Тот шумно и резко выдохнул, потерял равновесие, они оба свалились на песок, но своих объятий мужчина не разжал, стараясь вывернуть ей плечи назад.

Настя извивалась, стараясь ухватить своего противника зубами за руку, и одновременно пыталась дотянуться до него ножом, который она все еще сжимала в блокированной руке. Мужчине это, похоже, надоело, и он резко усилил захват. Настя ощутила боль в ребрах и плечевых суставах, у нее потемнело в глазах…

Но тут захват неожиданно ослабел.

"Ты что, девчонка?" — почему-то шепотом спросил мужчина.

Отрицать это было глупо и Настя мотнула головой вместе с косичками (кепи свалилось в пылу борьбы, что ее и выдало):

"Ну и что? Пусти!"

"Я тебя отпущу, а ты меня ножичком… Зачем на людей с ножом-то кидаешься, а?"

"Не стой на пути!" — досадливо воскликнула Настя.

"Да я тебя, вроде, и не держал. Куда шла-то?"

"Куда, куда… Не твое дело!"

Мужчина усмехнулся:

"Да уж. В том направлении ведь некуда идти, кроме как в Рыбаково".

"А хоть бы и так!"

Тарахтенье лодочных моторов прервало занимательный диалог. Мужчина прислушался на минуту, а затем бросил себе под нос:

"Это наши, сосновские, на рыбалку собрались. Поздновато что-то". Потом он замолчал, повертел головой и неуверенно пробормотал:

"Что-то не то… Это не от пирса… Это с севера… Часом не литва ли?"

Он вдруг расцепил объятия, вскочил и потянул растерявшуюся девочку за рукав:

"В дюны, быстро! Сейчас тут пальба начнется!"

Девочка, подчиняясь повелительным интонациям в его голосе, последовала за ним. В дюнах обнаружилась кучка одежды и покоившийся на ней автомат, который мужчина тут же подхватил.

"Скатывайся вниз, за дюну, и не поднимай головы!" — махнул он рукой, плюхнувшись на песок и выползая на гребень дюны. — "Это литовские рейнджеры, устраивают набег за бензином, а заодно и за угрем копченым. Они никого не щадят!"

Мужчина метнул взгляд влево. Так и есть, рейнджеры повторяют ту же тактику, что принесла им успех прошлый раз. Несколько катеров идут прямо к пирсу, чтобы оттуда пулеметным огнем загнать рыбаков в дома. Из каменных домов можно довольно долго отстреливаться. Но вторая группа литовцев высаживается, немного не доходя поселка, и через дюны собирается пройти им в тыл, чтобы подавить очаги сопротивления связками гранат и огнем из противотанковых гранатометов. И тогда можно будет спокойно опустошить склады и коптильни, и с добычей уйти восвояси.

Через минуту его автомат застучал короткими очередями — как раз по той группе, что должна была пойти в обход. С моря загрохотали ответные очереди. На Настю сверху посыпались срезанные пулями обломки веток. Только тут она заметила, что все еще держит нож в руке, и торопливо сунула его обратно в ножны на поясе.

Минут через пять застучали очереди и со стороны Соснового. Бывший противник Насти сменил магазин и продолжал стрельбу короткими, скупыми очередями. Но вот вдали ударил необычайно громкий выстрел и тут же оглушительно громыхнуло у Насти над самой головой. Она инстинктивно вжалась в песок, едва успев зажмурить глаза. Когда звон в ушах поутих, она, почти не поднимая головы, стала старательно счищать налипший песок с лица, одновременно прислушиваясь.

Автомат встреченного ею мужчины молчал. Девочка осторожно подняла голову. Мужчина, лежа ничком, медленно сползал по песку вниз.

Настя подскочила к нему. Голова мужчины была в крови. Он глухо простонал сквозь зубы:

"Зацепило…"

У Соснового продолжалась перестрелка.

"Надо уходить…" — все так же сквозь зубы простонал мужчина. — "Могут сюда нагрянуть… А я почти все патроны расстрелял…" — Он сделал попытку встать, довольно уверенно оперся на руки, приподнялся, но его тут же шатнуло в сторону и он повалился на бок.

Настя закинула его левую руку себе на шею (в правой он сжимал автомат, пытаясь опираться им на песок) и стала поднимать. Мужчина с некоторым усилием встал. Настя почувствовала, что при каждом движении его качает из стороны в сторону, да так, что она сама едва удерживалась, чтобы не упасть вместе с ним.

"Одежду забыл!" — воскликнула она, обернувшись на камуфляж, зеленовато-пестрой кучкой брошенный на песке.

"Брось!" — процедил мужчина. — "Ноги надо уносить".

Надя не стала возражать, но несколько раз оглянулась на оставленную одежду. Как это так? В Прямоторовке она привыкла беречь каждую тряпочку (ни новой одежды, ни тканей достать было почти невозможно — только через десятые руки, у контрабандистов, за непомерную плату), а тут почти новую форму бросать?

Мужчина, по-прежнему шипя от боли сквозь сжатые зубы, и болезненно жмурясь, указывал дорогу. Кровь заливала ему лицо, ветки царапали по обнаженному телу, но он не обращал на это внимания, с трудом переставляя непослушные, заплетающиеся ноги. Спустившись с дюн, они попали в сосновое редколесье и идти стало немного легче. Тем не менее, когда они достигли шоссе, шедшего вдоль всего полуострова, Настя уже взмокла от напряжения. С большим трудом перебравшись через придорожные кюветы, они вновь стали углубляться в лес. Но этот был уже преимущественно лиственный, заполненный высоким кустарником и густым подростом.

Мужчина направлял ее, ориентируясь по каким-то ему известным приметам. Шли они чуть ли не напролом. Но вот кустарник расступился и снова началось сосновое редколесье. Вскоре Настя увидела асфальтированную дорожку, а затем и неприметный одноэтажный серый кирпичный домик, архитектурой своей напоминавший большой сарай.

"Ну вот, недолго осталось…" — прошептал мужчина.

Настя подтащила его к крыльцу.

"Ключ… в шортах… в правом кармане" — голос мужчины явно слабел.

Настя пошарила рукой в шортах. Ключ действительно оказался там, прикрепленный цепочкой к поясу шортов. Кое-как девочка вставила ключ в замочную скважину и открыла дверь.

"Вперед и направо… кухня… там… аптечка" — мужчина едва шевелил губами. Настя почувствовала как обмякло и внезапно потяжелело его тело. Ей стоило большого труда в несколько приемов доволочь мужчину до небольшого диванчика на кухне и кое-как пристроить его там.

После нескольких минут поисков аптечка отыскалась. Настя обнаружила там перекись водорода и бинты. Там же нашлись и ножницы. После нескольких секунд раздумий девочка стала выстригать волосы вокруг раны на голове, а затем, прикусив нижнюю губу, полила на рану перекисью водорода, и стала неумело бинтовать, приговаривая:

"Потерпи… Ну, потерпи, пожалуйста!"

Но мужчина лишь глухо стонал, почти не шевелясь и не открывая глаз. "Может, ему водки дать?" — подумала Настя, вспомнив, как мать вливала полстакана водки в раненого отца, находившегося в беспамятстве, когда его принесли из леса мужики, как она с усилием расцепляла его судорожно сжатые зубы.

Оглядевшись вокруг, она увидела холодильник, который издавал едва слышное мерное урчание.

"Работает!" — удивилась Настя. И лишь затем до нее дошло — "Значит, тут и электричество есть! Не врали, стало быть, про Зеленодольских-то…"

Но размышлять было некогда. Она распахнула дверцу холодильника, ярко осветившегося изнутри, и окинув взглядом полки, заполненные продуктами, увидала в дверце бутылку с прозрачной жидкостью и недвусмысленной надписью на этикетке. Схватив с кухонного столика рюмку из прозрачного стекла на изящной длинной ножке, она, торопливыми пальцами кое-как отвинтила пробку и плеснула в рюмку прозрачную жидкость. Принюхавшись, Настя окончательно удостоверилась — "водка!"

Голова мужчины завалилась вбок, и сам он медленно сползал набок по спинке диванчика. Настя подхватила голову и сунула рюмку к стиснутым зубам:

"Пей! Ну пей же!" — чуть не плача, прикрикнула она. Мужчина, видимо, еще не полностью утратил сознание. Челюсти его чуть разжались, и Настя, проливая половину жидкости ему на подбородок и на грудь, другую половину все же залила в рот. Мужчина закашлялся и с трудом разлепил закрытые глаза. Кашлянув еще несколько раз, он просипел:

"Погоди… Оставь… Не трогай… Посижу пока…" Затем, сделав несколько глубоких вздохов, он снова произнес прерывистым, но уже не таким сиплым голосом:

"Сейчас знобить начнет… Принеси одеяла… из комнаты".

Настя выглянула из кухни в коридор. Хм, из комнаты… Да тут их вон сколько! Заглянув в несколько дверей, она, наконец, увидела большущую кровать с двумя одеялами, и неловко схватив их в охапку, потащила на кухню.

С помощью Насти мужчина осторожно изменил свое положение с сидячего на лежачее. Настя навалила на него сверху одеяла и лишь потом сообразила — "подушка же нужна!"

Она кинулась обратно в спальню и принесла большую белую подушку, пристроив ее под голову мужчины, который снова стал впадать в полузабытье.

"Автомат!" — вдруг выкрикнул мужчина, резко оторвав голову от подушки, а потом со стоном опустившись обратно. — "Где автомат?"

Настя пошарила глазами по кухне, затем выглянула в коридор. Оружие лежало там, у самой входной двери. Настя осторожно взяла автомат за ремень и принесла его на кухню. Мужчина прошептал:

"Стрелять умеешь?"

"Нет", — растеряно промолвила Настя.

Но мужчина никак не отреагировал. Он опять впал в забытье.

Настя просидела рядом с ним до позднего вечера. Изредка мужчина приходил в себя, и в один из таких моментов он попросил Настю достать из аптечки упаковки с одноразовым шприцем и иглами, ампулы с надписью "Цофатомин" и "Тримекаин". Непослушными руками он развел лекарство и вколол сам себе в бедро.

Лишь когда за окном стало совсем темно, Настя почувствовала голод. Она почему-то не решилась зажечь какой-нибудь свет. Почти на ощупь она обнаружила на кухне в полотняном мешочке несколько больших ломтей довольно свежего серого хлеба. В холодильнике, который, по счастью, был с подсветкой, она разыскала половинку поджаренной дикой утки и две вареных картофелины. Какие-то консервы и продукты в заграничных упаковках девочка трогать побоялась. Утолив голод, она решила устроиться на ночь тут же, на кухне, подле раненого. Отыскав на вешалке в коридоре две куртки и ватник, она свалила их на половик у диванчика и, свернув из одной куртки нечто вроде подушки, улеглась на ватник, прикрывшись второй курткой, как одеялом.

Спать таким образом было не очень-то удобно, но уж не хуже, чем прежде в лесах. Настя то и дело просыпалась, чтобы проверить, что с мужчиной, который стонал и ворочался на диване. Под утро Настя забылась глубоким сном, но проснулась довольно рано. Косые лучи восходящего солнца били в кухонное окно. Девочка встала и осмотрелась на кухне.

Газовая плита. Раковина и кран. Как в городском доме. Неужели все это работает? Она повернула кран газовой плиты и услышала тихое шипение и слабые щелчки. Настя тут же судорожным движением закрыла кран снова, хотя по краям конфорки уже заплясало голубоватое пламя. Через несколько секунд, решившись, она снова открыла кран. Снова раздалось шипение, щелчки, и девочка заметила маленькую искру, мелькнувшую у конфорки. И тут же вокруг нее образовалась голубая корона пламени. Настя взялась за чайник. Он был наполовину заполнен водой и девочка сунула его на зажженную конфорку.

Через несколько минут чайник весело загудел. Настя оглянулась на диванчик. Мужчина полусидел, опираясь локтями на подушку, и смотрел на нее открытыми глазами.

"Выкарабкался", — хрипловато пояснил он. — "Рана, в общем-то, пустячная. Контузило слегка, да крови много потерял. Теперь быстро оправлюсь". Помолчав немного, он спросил:

"Как тебя зовут, спасительница?"

"Настя", — откликнулась девочка.

"А меня — Сергей. Сержант разведвзвода первого батальона Рыбаковской сводной бригады в отставке Сергей Мильченко", — лихо отрапортовал он.

"А почему в отставке?" — не удержалась и полюбопытствовала Настя.

"Долгая история. Я теперь как бы вольный стрелок. Ты-то как здесь очутилась?".

Девочка на мгновение закусила губы, потом нехотя проговорила:

"Я из Прямоторовки…"

"Это что за Прямоторовка? Это аж за Ясногорском, что ли?"

"Ну да… Бандиты дом пожгли, папка с мамкой там остались… Он отстреливался…" — сбивчиво пробормотала она.

"Что ж им неймется до сих пор!" — в сердцах воскликнул Сергей. — "Надоело воевать, мочи нет…" — устало добавил он. — "Сколько народу полегло за эти годы". — Он машинально попытался покачать головой, но поморщился и замер, стиснув зубы.

"Что делать собираешься?" — чуть погодя, спросил Сергей.

"Не знаю. Когда бандиты нагрянули, отец сказал — беги в Рыбаково". — Девочка посмотрела на Сергея, как бы ища у него совета.

"Верно сказал", — ответил тот. — "В других местах похуже будет. У нас все-таки закон и твердая власть. Вот только проводить я тебя не смогу".

"Сама дойду!" — беспечно дернула плечом Настя.

"Есть проблемы…" — протянул Сергей. — "Первое дело, опять рейнджеры могут налететь с литовской стороны. От них уйти мудрено, это тебе не бандиты, эти пострашнее будут. Они мин в лесу понаставили. Зверья от этих мин погибло много. Если же на них самих нарваться, то уж лучше сразу на мину наступить.

А другое дело — не очень-то в Рыбаково нынче чужаков жалуют. Полтора года назад вот так пришел пацан пятнадцатилетний. Оказалось — от Ясногорской братвы. Он пытался вертолеты взорвать, да столкнулся с Сухоцким. Майор его остановил, но и сам на пулю нарвался. Еле выжил, теперь хромает сильно, рука левая едва двигается, и совсем ослаб. Так что на чужих теперь сильно косятся…"

Настю, конечно, совсем не обрадовал этот рассказ. Кто такой Сухоцкий, она не знала, но вдруг ее вовсе в Рыбаково откажутся принять? Что тогда? Куда податься?

"Ты что пригорюнилась?" — спросил Сергей. — "Тебя ведь отсюда никто не гонит. Живи пока. Еды хватит, места — тоже. От бандитов при случае отобьемся — не впервой".

При последних словах девочка несколько скептически посмотрела на полулежащего взрослого мужчину с головой, перевязанной окровавленными бинтами.

"Обижать не буду", — хмыкнул Сергей, по-своему истолковав ее взгляд. — "Стрелять научу… А для начала, — вон дверь в чуланчик, возьми-ка там тряпочек да очисти автомат от песка. Сейчас я тебе покажу, как он разбирается".

Глава 2. Почем нынче соль?

Юрий Сухоцкий не сидел в кресле, а приседал рядом с ним, держась за спинку правой рукой и закусив губы. На лбу у него выступили капельки пота. Когда телефон, стоявший на столе, настойчиво зазвонил, Юрий выпрямился, морщась от боли, и протянул руку к телефону, пытаясь успокоить тяжелое дыхание.

Звонил Мильченко. Его номер был зарегистрирован четыре года назад довольно странным образом: Мильченко вызвал связистов из Зеленодольска и показал им телефон, установленный на сосне близ шоссе. Конечно, когда телефон был подключен, от этой сосны был протянут кабель еще куда-то (скорее всего — недалеко), но никто точно не знал — куда именно, и где же Мильченко на самом деле пользуется телефоном. Впрочем, никто не знал и того, где же Сережка сейчас живет.

"Слушаю", — выдохнул Сухоцкий.

"У меня, как всегда, для вас дополнительные хлопоты. Хотел вас еще неделю назад потревожить, но меня маленько зацепило при стычке с литвой. Они опять за рыбкой и бензином в Сосновое наведывались"

"Мне известно" — нетерпеливо перебил его Сухоцкий.

"Ну вот, — не обращая внимания на реплику, продолжал Сергей, — на этот раз их, правда, шуганули, и шуганули крепко. Надеюсь, больше не полезут".

"Так, а в чем же тогда хлопоты?" — поинтересовался Юрий.

"А хлопоты в том, что перед самым боем натолкнулся я на девчонку четырнадцати лет. Зовут Настя, и притопала она аж из Прямоторовки. Отца и мать у нее убили бандиты…"

"Прямоторовки?" — перебил Сережку Сухоцкий. — "Это что, на Ясногорской территории? Опять?" — он не пояснил своего вопроса, но в голосе его ясно слышались недовольные нотки.

Мильченко прекрасно понимал, в чем дело, но отступать не собирался.

"Когда меня взрывом гранаты по голове шарахнуло, эта девчонка меня на себе из боя вытащила, пока литва меня не добила. Так что я ей жизнью обязан", — повысив голос, произнес он. — "И кроме того, не надо думать, что я только из-за этого размяк. Ты меня недооцениваешь. Я тут только что нанес визит в Прямоторовку. Все совпадает".

"Что совпадает?" — по-прежнему недовольным тоном буркнул Сухоцкий.

"Она в самом деле из Прямоторовки. В самом деле Настя Коменская. Ее отец и мать на самом деле сгорели в доме, подожженном бандитами во время перестрелки", — подчеркнуто суховато отрапортовал Мильченко.

Сухоцкий вздохнул.

"Пойми меня, Сережка, я же не та пуганая ворона, что каждого куста боится. Я же не за себя беспокоюсь. Если ее в коммуну принимать, надо же быть уверенным… Но тебе я вполне в этом вопросе доверяю. Приводи ее в Зеленодольск, в Совет, я сегодня буду здесь до конца дня".

Мильченко оглянулся на Настю, с нетерпением ожидавшую окончания разговора, и бросил: "Собирайся!"

А что ей было собираться? Свитер да смена белья в вещмешке. Через несколько минут Сергей вывел из гаража маленький двухместный автомобильчик, усадил в него Настю, а еще через пятнадцать минут они уже притормозили у заставы перед въездом в Зеленодольск. Впервые за последние семь лет девочка проехалась в автомобиле, попала пусть и в небольшой, но в город. Машина катилась по асфальтированным и по мощеным улицам между рядами каменных домов, и остановилась у здания, над крыльцом которого развевался трехцветный российский флаг.

"Здравствуй, Сергей!" — окликнул его с крыльца молоденький часовой с автоматом, с любопытством разглядывая выходящую из машины Настю. — "Проходи, майор тебя ждет".

Так началась для Насти новая жизнь.

Она стала учиться в Зеленодольской школе. Проверив ее знания, учителя определили ее в пятый класс, поставив перед ней задачу — за год не только овладеть программой пятого класса, но и подготовиться сдать экзамены экстерном за шестой, чтобы сократить разрыв со своими сверстниками. А по окончании седьмого ей предстояло сдавать экстерном за восьмой.

В Рыбаково она так и не попала. Теперь там из первого состава коммуны жило не больше полусотни человек, еще десятка три пришлых, да сотни две ребятишек. В поселке оставались лишь детский комбинат, куда входили ясли, детсад и школа, рыболовецкая бригада, полевая и животноводческая бригада, бригада лесхоза, бригада нефтяников, обслуживавшая единственную буровую в двенадцати милях от побережья, ремонтные мастерские — и все. Из взрослых состояла группа самообороны — небольшой резерв пограничников полковника Айтуллина. Отряд пограничников, развернутый до двух рот за счет регулярных пополнений призывниками, превратился в профессиональный воинский контингент. Это была большая сила — ведь ядро ее составляли около пятидесяти тридцатилетних, еще довольно молодых, но уже матерых обстрелянных мужиков, вооруженных до зубов.

Большая же часть коммунаров перебралась в Зеленодольск. В городке были сконцентрированы основные воинские силы ополченцев, помимо школы, действовали филиалы университета и технического училища, офицерские курсы, исследовательская лаборатория, работал нефтеперегонный завод, ремонтно- механический завод, автохозяйство, цех по производству стройматериалов, мясоперерабатывающий цех, маслобойка…

Немалое число коммунаров обосновалось и в Городе. Они, вместе с несколькими тысячами беженцев, вернувшихся с востока области, восстановили часть городских предприятий, электростанцию, ввели в строй небольшой кусочек портового хозяйства, обеспечивали железнодорожное движение на юг — к полякам, на север — к Зеленодольску, и на восток — до самой литовской границы. Калашников к этому времени оставил военную службу и преподавал в университете, объединявшем в себе медицинский, педагогический, гуманитарный и политехнический факультеты, готовившие для области специалистов — учителей, врачей, экономистов, инженеров.

Рота коммунаров составляла не главную воинскую силу в Городе. Однако все признавали их авторитет и все отряды ополченцев в Городе подчинялись командованию Северо-Западной сводной Земландской территориальной дивизии. Только батальон охраны представительства Федерального правительства был особняком.

Авторитет коммунаров объяснялся достаточно прозаично. В их руках были ресурсы нефтепродуктов, что заставляло считаться с ними не только местных лидеров, но и соседних поляков, и литовцев, покупавших у них бензин, керосин и солярку. У литовцев было немного своей нефти, и свои нефтеперерабатывающие мощности, но после того, как почти совсем прервались поставки сырой нефти из России, и сгорел нефтеперерабатывающий завод в Мажейкяй, им явно не хватало. Кроме того, Северо-Западная дивизия — люди Айтуллина и ополченцы, костяк которых составляли ветераны Рыбаковской коммуны — была самой хорошо вооруженной, обученной и дисциплинированной воинской силой на добрые полторы сотни километров вокруг.

Однако Настя узнала обо всем этом далеко не сразу. В школе она стала специализироваться по биологии, а в старших классах получила широкую специализацию "медсестра-ветеринар-агроном". Военную подготовку она получила по двум специальностям — "санинструктор" и "снайпер". Летняя практика проходила у нее в кооперативе недалеко от Зеленодольска — в поселке Ястребки-I. Лишь в последнем классе ей довелось побывать в Городе проездом. Ее и еще двух школьников отправили в мае вместе со старым ветеринаром к пограничному пункту на железной дороге у польской границы — принимать партию свиней, купленных в Польше в обмен на бензин.

Пассажирский поезд до города ходил только дважды в неделю — по вторникам и пятницам, отправляясь в 9 часов утра. Поэтому отправились на грузовом. Настя быстро позавтракала в столовой вместе с несколькими подругами по интернату, где жило примерно три десятка детей — сирот и еще несколько ребятишек, родители которых временно работали вне Зеленодольска — в Городе и на нефтепромыслах. Когда она подошла к старенькому зданию железнодорожного вокзала, из-за которого виднелся хвост состава, готового к отправлению, ее окликнул рослый, плечистый и светловолосый парень с изящными чертами лица:

"Эй, Настюха! Мы уже здесь! Поторапливайся!"

Настя ускорила шаг, и, подойдя к ожидавшей ее небольшой группе, остановилась и вежливо поздоровалась:

"Доброе утро!" — и добавила, поглядев в глаза высокому парню, окликнувшему ее, — "Здравствуй, Николай".

Настю нисколько не смущал тот факт, что предстоит возиться со свиньями. К крестьянской работе она давно уже привыкла. Да и не свиньи ее больше всего занимали в этой поездке. С ней вместе ехал Николай Мурзин — одноклассник и предмет ее тайных воздыханий. Впрочем, она не особенно скрывала своего отношения к нему, и Колька воспринимал это вполне благосклонно. Хотя он, крепкий парень с красивой фигурой, имевший начальные военные специальности "разведчик" и "артиллерист-заряжающий", не был обойден благосклонностью девчонок, Настя не без оснований рассчитывала на его ответное внимание.

Пока поезд из нескольких вагонов во главе с маневровым тепловозом тащился около часа от Зеленодольска до Города, Настя, развалившись рядом с Николаем на мешках с зерном, с любопытством глядела через полуоткрытую грузовую дверь на пробегавший мимо пейзаж. Когда поезд подошел к Ольховке, показались развалины станционного здания и множество обгоревших стволов деревьев, часть из которых была в беспорядке повалена и переломана. Былое пепелище уже покрылось травой, а между черных стволов поднимался молодой подрост.

Они быстро миновали этот участок, и неясные грустные мысли, мелькнувшие было у Насти в голове, быстро рассеялись. Она так и не промолвила вслух ни слова. Колькины руки обнимали ее за плечи, губы то и дело касались шеи. Большего себе он, в присутствии еще двух человек, находившихся в вагоне, не позволял.

На полуразрушенном Южном вокзале они задержались. Поезд к польской границе шел отсюда только на следующий день. Железнодорожники поместили их в своем доме, стоявшем неподалеку от порта, примерно в километре от вокзала. Дома рядом с вокзалом хранили на себе следы старых разрушений, и восстанавливать их так, чтобы они стали пригодны для жилья, было бы хлопотно. А это дом стоял в ложбинке недалеко от реки и был в довольно приличном состоянии. Там было много пустых квартир, и вся ветеринарная команда, забравшись пешком на шестой этаж, заняла две двухкомнатные квартиры.

В кранах была вода — правда, только холодная, которая подавалась из большущего бака, установленного на крыше. Но можно было сообразить и горячую. На кухнях были установлены шедевры конструкторской мысли инженеров Города — угольно-дровяные печи, обеспечивавшие одновременно приготовление пищи, нагрев воды, а зимой — еще и водяное отопление. Дым выводился по металлическому коробчатому дымоходу, обшитому асбест-цементными плитами, в большую кирпичную дымовую трубу, пристроенную недавно к зданию. Проблема была лишь в том, чтобы поднять вручную уголь из подвала на шестой этаж.

Как-то так само собой получилось, что старый ветеринар Матвей Сергеевич и самый младший в их команде — восьмиклассник Ленька, заняли одну из квартир, а Настя с Николаем — другую. Вскоре Колька притащил из подвала два ведра угля и дрова на растопку и уже через полтора часа Настя с удовольствием плескалась в горячей ванне. Затем ванну занял Колька.

Они поужинали вместе захваченными с собой из Зеленодольска продуктами, а потом молча смотрели из окна, как падают последние отблески закатного солнца на Реку, на высокий готический собор на острове, и на стоящие у берегов суда — когда-то сиявшие белоснежными надстройками, а сейчас там и сям тронутые обширными пятнами ржавчины…

Когда Колька принялся целовать ее, а потом понес на руках на единственную в квартире большую двуспальную кровать, Настя почти не упиралась. Утром, увидев ее сияющую физиономию с синеватыми тенями под глазами, Матвей Сергеевич только едва заметно качнул головой, да неопределенно хмыкнул в усы, отводя глаза в сторону.

Состав, который они встречали на границе, состоял в основном из вагонов с углем, и тащил его старенький паровоз. Лишь один вагон был крытым и там были нагружены всякиетюки и ящики, и отгорожен загон, где теснились, суетились, пихались, похрюкивали и повизгивали десятка три подсвинков.

Все животные оказались здоровыми. Матвей Сергеевич подписал таможенные документы и они вместе с составом, устроившись на тюках в единственном крытом вагоне, рядом с подсвинками, тронулись в обратный путь. На этот раз им предстояло задержаться в Городе на несколько дней. Настя с Матвеем Сергеевичем должна была обеспечить ветеринарную инспекцию нескольких расположенных на окраинах Города и восточнее него животноводческих ферм, поставлявших часть своей продукции в Зеленодольский район, да еще и проконсультировать крестьян-единоличников. Николай же на это время оставался в Городе. В его обязанности входила приемка ремонтировавшегося здесь, в депо, маневрового тепловоза для обслуживания ветки на Комсомольский Курорт.

Настя, после первой ночи, проведенной вдвоем с Колей, целую неделю так и не имела возможности остаться с ним наедине. Лишь на четвертый день она с Матвеем Сергеевичем ненадолго заскочила в Город. Отправившись пообедать в столовую железнодорожников при вокзале, она с замиранием сердца обнаружила там Николая. Но тут же ее радость потускнела. Взгляды и улыбки, которыми обменивался ее возлюбленный с раздатчицей, стройной, но довольно мясистой девицей лет двадцати — двадцати двух, показались ей достаточно двусмысленными, или, точнее, недвусмысленными. Заметив Настю, Николай искренне ей обрадовался и бросился навстречу, крепко стиснув ее в объятиях и поцеловав. Ласковые слова так и слетали с его языка, одно за другим:

"Настена, солнышко! Как же я тебя заждался! Без тебя все тут скучно, дни тянутся, как резина. Дай-ка я на тебя насмотрюсь… Какая ты стала румяная, на сельских-то харчах. Прямо кровь с молоком. Так и хочется укусить!" — он шутливо потянулся к ее щеке зубами.

Вроде бы реального повода для расстройства не было, но настроение у Насти не поднималось. Узнав, что она тут же должна снова отправиться в поездку на фермы, Николай как-то потускнел. Выходя из столовой, Настя обернулась. И снова девушке почудилась сальная улыбка, адресованная нежданной сопернице.

Лишь через восемь дней Настя, наконец, возвращалась в Город, чтобы на следующее утро отправиться обратно в Зеленодольск. К дому, где они квартировали, подъехали лишь поздно вечером — газогенераторный грузовичок чихал и пыхтел, пару раз по пути заглох, и никак не желал тянуть быстрее, чем километров сорок в час. Шофер всю дорогу бубнил себе под нос, жалуясь на нехватку запчастей, на то, что резина вот-вот полетит, и латать ее уже больше невозможно, а новой взять неоткуда… Подъехав к дому, грузовик чуть не зацепил жиденькую мачту воздушного кабеля, по которому в дом подавалось электричество.

Шофер, высадив их, развернул грузовик, негромко чертыхаясь, и укатил восвояси. Матвей Сергеевич прошел к себе в квартиру, а Настя потянула дверь той, которую она занимала вдвоем с Николаем. Замки в дверях давно бездействовали из-за отсутствия ключей, а кое-где были просто вырваны с мясом. Настя прошла в темный коридор, подумав, что Колька, вероятно, давно лег спать.

Но уже в коридоре ей послышалось из спальни шумное частое дыхание. Еще не успев осознать до конца, что происходит, она распахнула ведущую в спальню дверь. Там, в полумраке, она разглядела сплетающиеся на широкой кровати два обнаженных тела, движущиеся в едином ритме. Колькину голову с золотистыми кудрями она не могла спутать ни с чьей иной…

Настя не помнила, как вылетела из подъезда. Ноги сами понесли ее по пустынным улицам. Она бродила безо всякой цели долго. Настя не отдавала себе отчета — сколько. Слезы непрестанно текли по ее щекам, и она уже почти перестала размазывать их судорожно сжатыми кулачками. Ей и раньше не давала покоя чересчур вольная манера поведения Николая, который, не таясь, оказывал знаки внимания всем знакомым и незнакомым девушкам. Настя в общем-то подозревала, что Николай — не самый надежный кандидат в верные мужья. Но вот так, всего через какую-то неделю после того, как она отдала ему свою девственность… Время шло, а обида продолжала душить ее с прежней силой.

"Стой! Кто идет?"

Настя не сразу среагировала на этот оклик.

"Стой, стрелять буду!" — следующий окрик был громче и злее.

Девушка машинально замедлила шаги и остановилась. Происходящее доходило до нее как будто как сквозь сон.

"Кто такая? Документы!" — к ней приблизилась пара патрульных. Увидев, что перед ними плачущая девчонка, они чуть смягчились.

Настя непослушными руками извлекла командировочное предписание.

"Так", — глубокомысленно изрек старший, внимательно изучив бумагу, и тут же спросил — "А тут тебе что понадобилось? Да еще среди ночи?"

Настя огляделась вокруг. Неподалеку в темноте мрачной глыбой возвышалось старое административное здание, которое занимало представительство Федерального Правительства. Перед входом горел единственный на всю округу фонарь, слегка подсвечивающий лениво обвисший трехцветный флаг.

"Ничего не понадобилось…" — пролепетала девушка.

"Тогда и нечего по улицам шастать!" — по-прежнему сурово заявил старший. — "Где остановилась?"

"В общежитии железнодорожников".

"Так какого же ты… В общем, давай топай туда, и по ночам больше не шляйся!" — подытожил патрульный.

Настя не стала вступать в пререкания. Она молча кивнула, повернула назад, в том направлении, откуда пришла, и торопливо зашагала прочь. Однако, не зная Города, не помня улиц, по которым она брела в темноте, не замечая ничего вокруг, она лишь продолжала плутать без толку и цели. Уже под утро, уставшая и продрогшая, она уселась на лавочку в каком-то большом сквере и задремала, поеживаясь в полусне от холода, и то и дело просыпаясь.

Утреннее солнце разбудило ее, но у Насти не хватало ни сил, ни решимости, чтобы встать и уйти. Вскоре мимо нее на занятия прошла небольшая группа студентов (остальные попадали в учебные аудитории прямо из общежития, расположенного в том же здании). Какой-то уже немолодой человек обратил внимание на ее осунувшееся, опухшее от слез лицо. Он присел на лавочку рядом с ней и участливо спросил:

"Девушка, что с вами? Могу ли я вам чем-нибудь помочь?"

Настя отрицательно помотала головой и непроизвольно всхлипнула.

"И долго ты здесь сидишь?" — поинтересовался мужчина.

Настя не ответила, шмыгая носом, и пытаясь носовым платком как-то привести лицо в порядок.

"Вот что", — решительно сказал мужчина, — "пойдем со мной в университет, я тебя напою горячим кофе, придешь в себя, и все расскажешь". — Он взял вяло упиравшуюся девушку за плечо и повел за собой. — "Как хоть тебя зовут, можешь сказать? Вот меня зовут Виктор Калашников. А к тебе как обращаться?"

"Настя" — еле слышно сказала девушка.

В то время, когда Калашников разбирался с Настей, Сергей Мильченко уже давно покинул окрестности Города. Его заинтересовали странные слухи, распространившиеся в Зеленодольском районе. С востока области вдруг перестала поступать соль, и пошли разговоры, что всю соль теперь везут в Польшу. В экономическом управлении Зеленодольского Совета не знали ничего наверняка. Из телефонного разговора со знакомым офицером из командования Восточной дивизии удалось уяснить лишь то, что "в тех местах беспорядки", и заверения в том, что порядок на соляных копях будет скоро восстановлен.

Столь скупая и неопределенная информация озадачила Мильченко. И, плюнув на свое прежнее занятие, — осторожный отстрел по одному Ясногорских бандитов, — он отправился на восток. Мильченко решил передвигаться не таясь, под видом торговца свинцовым ломом, добытым из старых автомобильных аккумуляторов. Свинец пользовался спросом для зарядов к ружьям, разбитые машины с негодными аккумуляторами еще можно было отыскать кое-где в глухих уголках области, и потому его путешествие не должно было вызвать сомнений.

Ехал Сергей, конечно, не без оружия — с охотничьим гладкоствольным полуавтоматом, на который у него имелось разрешение, выписанное честь по чести комендатурой Города. Да и сам он представлялся городским жителем, и в справке городской комендатуры был обозначен адрес дома, который он действительно обжил несколько недель назад, чтобы иметь в Городе базу на случай вылазок на восток. Та, что была у него на северном полуострове, да и другие, располагались далековато от восточных и центральных районов области.

В заплечном мешке армейского образца лежало у него килограммов двадцать свинцового лома — и в кустарно изготовленных слитках, и просто выломанного из старых аккумуляторов. Машину, он, разумеется, брать не стал — подобрать более или менее исправную машину было еще можно, но откуда это у простого торговца могут быть средства на бензин да на резину? Мильченко отправился в путь на поезде, шедшем от Города на восток до литовской границы. Железнодорожные пути в районе Каунасского узла, разрушенного ядерным ударом западных союзников, еще не были восстановлены после Последней войны, и сквозное движение в Белоруссию, и дальше, на Большую землю, не было открыто.

Первые неожиданности начались уже в пути. В Новогвардейске, когда поезд остановился на станции, в вагон зашел вооруженный патруль. По три человека с автоматами наизготовку заняли позиции у обоих выходов, еще трое прошли вглубь вагона и один из них объявил:

"В связи с созданием особой Центральной экономической зоны введена таможенная пошлина за проезд по территории зоны. Пошлина уплачивается в порядке компенсации за обслуживание железнодорожного сообщения и охрану железнодорожных путей, пассажиров и грузов".

Поскольку нормального денежного обращения на территории области не было, не могло быть и денежных ставок пошлины. Проще говоря, патрули отбирали у проезжающих некую произвольную долю их имущества, а взамен выдавали коряво сработанную расписку, правда, на бланке и с печатью. Хотя у многих пассажиров было оружие, и в крепких выражениях по адресу сборщиков пошлин недостатка не было, никто не решился оказать сопротивление.

Патрульные лишь усмехались в ответ на брань, и миролюбиво замечали время от времени — "мы люди подневольные, что нам прикажут, то мы и выполняем". Вещмешок Сергея похудел примерно на полтора-два килограмма свинца. Это, конечно, был грабеж, но грабеж в меру. Из-за такого никто не стал бы затевать боевые действия или вовсе отказываться от поездок по железной дороге.

В поезде много говорили о новых порядках, что завели в Центральной территориальной дивизии. Довелось услышать Сергею кое-что и о соляных копях. Однако ясности это почти не внесло. Можно было лишь догадаться, что теперь поселок у копей не подчиняется командованию Восточных, и соль они оттуда больше получить не могут.

Доехав до Беляховска, Сергей сошел и стал узнавать на привокзальной площади, как ему отыскать попутный транспорт до соляных копей. Один из водителей грузовиков, стоявших неподалеку от почти совершенно разрушенного здания вокзала, охотно откликнулся на вопрос Сергея, как доехать до поселка, близ которого добывают соль:

"Знаю я туда дорогу. Ездил. Только теперь туда без толку соваться".

"Так соль позарез нужна!" — воскликнул Мильченко. — "Я не обижу, ей-богу, не обижу".

"Эх, сынок", — вздохнул немолодой водитель, — "я же тебе человеческим языком толкую — поедешь по шерсть, а вернешься стриженый. Бандиты нынче там".

"А хоть бы и бандиты", — не унимался Мильченко, — "соль- то все равно нужна. Не съедают же они всю ее сами! Хоть по какой цене, а может, и выменяю что-нибудь".

"А вот не выменяешь", — назидательно промолвил пожилой шофер, — "они, сказывают, всю эту соль, что добудут, вывозят куда-то".

"Куда же?"

"Чего не знаю, того не знаю. Врать не буду".

На том разговор и закончился. Пришлось Мильченко искать постоялый двор. Лишь через пару дней удалось ему устроиться на подводу, что шла в деревеньку, расположенную не слишком далеко от соляных разработок. Прибыв на место, он, однако, тут же покинул деревеньку, и углубился в лес, где, внимательно оглядевшись по сторонам, достал тщательно спрятанную карту. Этой картой — снятой на цветном ксероксе копией карты Генерального Штаба — Мильченко очень дорожил. Да и не пристало простому торговцу таскать с собой такие подозрительные предметы.

Ориентируясь по карте, Мильченко к вечеру вышел к нужному ему поселку. Там уже погасли огни, было тихо, и лишь время от времени перелаивались собаки. Сергей забрался поглубже в молодые сосновые заросли недалеко от опушки ближнего леса, снял с плеч притороченный поверх вещмешка спальный мешок, наломал и нагреб в одну кучу соснового лапника — благо, погода стояла не дождливая, — и устроился на этой лежанке, упаковавшись в спальник.

Утром Мильченко мысленно поздравил себя с тем, что не решился на ночь глядя переться в поселок. Вид у поселка был угрожающий. Вокруг него вилась колючая проволока в три кола, а кое-где виднелись неплохо замаскированные дерево-земляные огневые точки. На улицах поселка и при въезде в него заметны были вооруженные патрули.

Сергей устроился на опушке поудобнее, вооружился небольшим, но мощным биноклем, и приступил к наблюдению. К середине дня его старания были вознаграждены. Сразу после полудня ворота в высоком заборе, ограждавшем строения соляных разработок, открылись, и оттуда выехали несколько грузовиков. Они пропылили по проселку не так далеко от Сергея, и тот сумел разглядеть, что головная и замыкающие машины везут в кузове не менее, чем по десятку вооруженных людей, а остальные грузовики везут мешки — вероятно, с солью.

Нового оказалось не так много. Соль действительно вывозят, и вывозят под охраной. Ни в том, ни в другом, не было ничего необычного. Необычное состояло в том, что Восточные потеряли над солью контроль, и теперь ее вывозит и охраняет кто-то другой. Кто? Бандиты? Но что это за банда, что сумела потеснить Восточную дивизию? И куда теперь девается добытая соль?

Мильченко, передвигаясь поначалу лесом, вышел на проселок, ведущий в юго-западном направлении, и отправился по следу автомобильных шин. Несмотря на сухую майскую погоду, земля на дороге еще не совсем просохла, и рисунок протекторов отпечатывался на ней местами весьма отчетливо.

"Куда они могут везти соль? Вряд ли дальше, чем за сотню километров. Самое большое — за сто пятьдесят. Ну в крайнем случае — за двести. Вполне можно выследить их и без собственного транспорта", — рассуждал про себя Мильченко. Однако его замыслы вскоре были существенно поколеблены. Километров через десять грузовики свернули с проселка на асфальтированное шоссе, и теперь их маршрут уже нельзя было проследить прежним способом — по отпечаткам покрышек.

Однако Сергей не собирался сдаваться. Выменяв в близлежащей деревне кой-какие продукты (заодно и его свинцовый груз похудел), он устроил наблюдательный пункт у ближайшей развилки. На следующий день колонна грузовиков с солью проследовала по шоссе мимо него, никуда не сворачивая. Сергей встал и отправился вслед за ними. Время от времени выставленные на перекрестках посты проверяли у него документы и содержимое вещмешка. Понять, кому подчиняются эти посты, было трудно — все были одинаково вооружены и одеты в обычную камуфляжную форму без знаков различий. Одно пока было ясно — это не Восточные, у которых знаки различия на обмундировании были бы обязательно. А это значило, что грузовики удаляются все дальше от зоны, контролируемой Восточными, и углубляются в сектор, где хозяйничают Центральные.

"Неужто Центральные решились оттяпать соляные копи у Восточных?" — подумал Мильченко. — "Ведь за такие дела Восточные могут и за оружие взяться".

На следующий день эти опасения получили наглядное подтверждение. В середине дня, когда Сергей размашистым шагом двигался по шоссе, окруженному со всех сторон смешанным лесом, позади него послышалась стрельба. Судя по едва доносившимся звукам, бой шел примерно в десятке километров. Одиночные выстрелы перемежались короткими очередями из автоматического оружия. Сергей на всякий случай подался на обочину и встал за одну из старых могучих лип, которыми еще с немецких времен было обсажено шоссе.

"Патроны жгут — не жалеют" — автоматически отметил про себя Мильченко, прислушиваясь к звукам перестрелки. В эти звуки через какое время ворвалась гулкая дробь крупнокалиберного пулемета, но после того, как вдали несколько раз крепко громыхнуло, пулемет замолк. — "Никак гранатометы бьют?" — подивился Мильченко. — "И кто же в кого? И чья взяла?". Но вопросы пока оставались без ответов.

Вскоре мимо него к месту стычки пронеслись два грузовика с вооруженными людьми, а впереди них — БТР-70. Еще часа через полтора его догнала колонна. Три изрешеченных пулями грузовика с грузом соли тащились на буксире за другими, уцелевшими, а замыкал колонну тот самый бронетранспортер… Центральные, хотя и сильно потрепанные, все же взяли верх.

Через несколько дней Мильченко окончательно разобрался, куда шли транспорты с солью. Они миновали зону, которую и ранее контролировали Центральные, и повернули по шоссе на юг. Шоссе проходило мимо деревни, на окраине которой стоял пост. Сергей в который раз предъявил вещи и документы.

Двое патрульных заинтересовали Сергея. Прежние, — люди опытные, и действовавшие четко, — были одеты в камуфляжную форму. Эти же были одеты во что попало. Старший (не по возрасту, а по манере держаться) был одет в темно-зеленую куртку из плотной и крепкой синтетической ткани и линялые серые джинсы. Второй был также облачен в куртку, вроде ветровки, из тонкой хлопчатой ткани, сильно потрепанную, неопределенно-коричневатого цвета, из-под которой виднелся свитер крупной вязки, и в старые армейские галифе, давным-давно, уже задолго до Последней войны, не употреблявшиеся в войсках. "Откуда только он такое старье выкопал?" — мелькнула у Сергея мысль.

Однако, несмотря на подобный наряд, действовали они даже более сноровисто, чем патрули на шоссе. Те исполняли военную рутину. Эти вели себя так, будто в любой момент ждали выстрела в упор. Старший вышел к обочине с автоматом наизготовку, не спуская с проверяемого цепкого взгляда, а его напарник, тоже вооруженный автоматом Калашникова, занял позицию немного поодаль, за сосной, четко взяв Сергея на мушку. Стояли они так, чтобы в случае чего не перекрыть друг другу линию огня.

Несмотря на то, что и у этих вояк знаков различия не было, дисциплина у них у всех была крепкая. Никто еще не попытался отобрать у Мильченко его ружье, никто не покушался на груз свинца. Старший поста, плечистый высокий мужчина с пышными усами, выглядевший немного постарше Сергея, вернул ему документы и произнес:

"Ну, ступай с богом".

Сергей уже который раз слышал от таких патрульных упоминания о боге, замечал, что кое-кто из них крестился. Это его заинтересовало, и он, не слишком задумываясь над возможными последствиями, бросил:

"Бог-то бог, да сам не будь плох".

"Оно верно", — сурово заметил старший, — "да все ж и о боге забывать не след. Ведь все беды наши оттого, что бога в душе позабыли!"

Звучало это, на первый взгляд, довольно искренне. И тут Мильченко решился:

"А не найдется, милый человек, у тебя места в хате, чтобы путнику переночевать?"

"Отчего не найтись", — медленно, почти нараспев, произнес старший. — "Отчего не найтись", — повторил он, — "вот сменюсь через час, и провожу тебя до хаты. А покуда — вон, лавочка, посиди, передохни. Издалека, небось, идешь?"

"Издалека", — вздохнул Мильченко, присаживаясь на лавку, — "от самого Беляховска. И все пешком".

"А как торговля?"

"Пустое!" — махнул рукой Сергей. — "Сменял вот только свинец на продукты, чтобы самому не оголодать. А настоящей торговли нету".

"А на что же ты, Сергей, к примеру, для настоящей торговли свой свинец сменять хотел?" — не отставал старший.

"Да как звать-то тебя?" — перебил его Мильченко.

"Моя вина, не представился, как положено", — ответил старший. — "Зовут меня Егор Никитович, ратник сельского ополчения".

"Менять свинец мне заказано только на соль. А ее-то и нет ни у кого. В Беляховске раньше всегда можно было разжиться — и там нету!"

"Верно", — степенно кивнул Егор Никитович, — "теперь соль велено только на богоугодные дела пускать".

"И что это за дела?" — полюбопытствовал Мильченко.

"А про то старшие знают. Нынче соль строго по норме выдают. А остальное, значит, на важные дела надобно" — назидательно сказал старший. Его напарник за все время этого разговора не проронил ни слова.

Когда Егора Никитовича с напарником сменила другая пара патрульных, Сергей отправился с ним в хату. Войдя в рубленный бревенчатый дом, он осмотрелся, заметил в углу иконы, и, вспомнив, как Егор поминал бога, сам неспешно перекрестился на образа и поклонился в сторону красного угла, а потом — хозяину.

"Желаю здравствовать сему дому, и хозяину, и домочадцам его" — произнес Мильченко.

"Благодарствую", — ответил хозяин, и, не удержавшись, сказал полувопросительно-полуутвердительно, — "а ты, вижу, бога все же не забыл".

"Чего греха таить", — вздохнул Сергей, — "не очень-то я раньше о боге вспоминал. А все же без веры люди ведь хуже зверья становятся".

"Это ты точно сказал", — закивал головой хозяин, — "хуже зверья. Столько мерзостей творят — тьфу, сказать противно. Истреблять таких надо без жалости".

Сергей на короткое мгновение прищурился, но моментально овладел собой.

"Да, некоторых бы отправить куда следует, за грехи свои расплачиваться полной мерой, глядишь, тут и дышать полегче станет", — не очень определенно поддакнул он.

"Вот и преподобный наш, отец Афанасий из Славьгорода, так говорит. Очистить, говорит, надо землю от бесов в людском облике, чтобы люду православному легче жилось. Воздаяние, говорит, нам за то, что уклонились от путей Господа нашего. А потому исправить надо грехи, нами содеянные, вернуться к богу, а с упорствующими — не церемониться".

"Куда уж дальше-то церемониться", — снова поддакнул Сергей.

"За верой нашей — сила", — разгорячился Егор, — "и мы нехристям покажем. Никто судьбы своей не избегнет, нечестивцы. Но мы не крови жаждем", — спохватился он, — "кто покается, да веру не на словах только примет, к Господу и к правде его лицо свое обратит, — тех мы примем, как братьев своих. И воцарится тогда повсюду божья благодать".

Не отрываясь от разговора, Егор скинул куртку, сапоги, подошел к небольшому деревянному шкафчику, и открыл его ключом. Сергей увидел в шкафу ружейную стойку на три гнезда. Два гнезда были пустыми, а в одном стояла охотничья двустволка. Пока хозяин аккуратно ставил в стойку свой автомат, предварительно отомкнув от него магазин, да отсоединял от пояса подсумок и ножны со штык-ножом, Сергей успел рассмотреть внутренность шкафчика получше. На полочке над стойкой виднелась коробка охотничьих патронов без верхней крышки. "Штук двадцать", — прикинул про себя Сергей. Рядом лежали два запасных магазина к АК, подсумок, и стояли четыре коробки патронов к автомату.

Сергей был поражен. Оружие сейчас имели почти все. Но обычно у деревенских жителей автоматы были редкостью. Чаще встречались охотничьи винтовки или гладкоствольные ружья. За десяток с лишним лет, прошедших с окончания Последней войны, запасы патронов поистаяли, новых поступлений было мало, да и любая власть (а особенно бандиты, верховодившие во многих местностях) не жаловала владельцев мощного автоматического оружия, нередко конфискуя его. Иной раз автомат мог стоить его владельцу и головы. Впрочем, Калашниковых, как самой распространенной модели, на руках было все же немало, но вот патроны… Полтора-два десятка патронов были нормой, владелец полного запасного рожка мог считать себя богачом. А тут, у какого-то, судя по всему, простого ополченца, — четыре коробки! Откуда такое богатство?

Тем временем хозяйка проворно накрыла на стол нехитрую снедь и, не произнося ни слова, удалилась в соседнюю комнату. Егор Никитович перекрестил стол и вымолвил:

"Благослови, Господи, нашу трапезу".

Сергей перекрестился одновременно с хозяином и принялся за еду.

Утром их разговор имел продолжение.

"Смотрю я на тебя", — говорил хозяин, поливая на дворе Сергея, обнаженного до пояса, холодной водичкой из ведра, — "мужик ты вроде крепкий, да и не бестолковый. Чего же ты эту беспутную торгашескую жизнь-то ведешь? Осел бы на земле. Дело это святое, и порядку у земли больше. Жизнь тут открытая, честная…"

"Так ведь кормлюсь я с торговли", — оправдывающимся тоном откликнулся Сергей, принимая из рук Егора Никитовича полотенце. После секундного молчания, утерев лицо, он добавил — "Земля что. Земли много — бери да работай. Да только одному с пустого места землю поднимать — пуп надорвешь. А в деревнях не очень-то охотно чужаков принимают".

"А ты к нам иди", — предложил Егор. — "У нас крепких ребят, вроде тебя, привечают. Нам такие нужны, что бога еще не забыли".

Сергей закончил вытираться и пристально посмотрел на хозяина. Тот слегка улыбнулся, с хитринкой прищурив глаза:

"Я смотрю, ты с ружьецом ходишь…"

"Без ружья в нашем деле никак", — спокойно заметил Сергей.

"И хорошо им владеешь?" — продолжал Егор.

"При нужде справлюсь. Патроны-то зря палить никак нельзя", — ответил Мильченко.

"Вот я и говорю — иди к нам", — настойчиво произнес Егор Никитович.

"К вам… Это подумать надо. Так вот все бросить — и к вам? Серьезные дела с кондачка не решают", — покачал головой Сергей и спросил — "Вот ежели, к примеру, я у вас в деревне решу осесть, какую мне тут жизнь надобно вести будет, а?"

"Какую жизнь?" — повторил его вопрос хозяин. — "Да самую обыкновенную, по-христиански жить будешь. Приходи перво-наперво к нашему приходскому старосте, — да я сам тебя к нему сведу. Землю тебе дадим, хату пустую найдем, женим тебя, чтоб все по-людски было, а потом и новую хату срубить можно". — Помолчав немного, он добавил — "Само собой, в ратники определим. Дела у нас для ратников много. Ну и, понятно, проверить тебя надобно будет — каков ты в деле, и правда ли ты за веру нашу православную до конца пойдешь. Сам понимаешь, нам ошибиться нельзя".

"Эх, Егор Никитович!" — в сердцах воскликнул Сергей. — "Надоело мне перекати-полем жить. Ни кола, ни двора, ни жены… Вот вернусь в Город, с долгами рассчитаюсь, да махну пожалуй, к тебе. Уж больно душевный ты человек!" — И добавил уже более жестким, суровым тоном — "А коли до дела дойдет, буду не хуже прочих".

Расстались они лучшими друзьями. Сергей направился по шоссе обратно на север, к железной дороге. Но, когда деревня скрылась из виду, он свернул на проселок в лес, и, сделав изрядную петлю, обогнул деревню и через три часа уже шагал по дороге к польской границе, размышляя о ратнике Егоре с его нарочитым богопочитанием и с подделывающемся под старину говором, об отце Афанасии из Славьгорода, с его чересчур уж зажигательными проповедями (если верить словам Егора Никитовича)…

"В Славьгороде обязательно надо будет побывать, обязательно. С отцом Афанасием познакомиться. Но прежде надо проследить до конца маршрут соли. Маршрут идет на юг, и скорее всего, везут ее к полякам, только вот пока неясно — на что же ее меняют. Видно очень им нужно это что-то, если ввели жесткое нормирование. Похоже, дела тут какие-то нечистые" — думал по пути Сергей. — "А если дела нечистые, то близко меня не подпустят. Вокруг наверняка охрану выставят", — додумал свою мысль Сергей и свернул с шоссе в лес. Отыскав полузаросшую просеку, идущую параллельно шоссе, он двинулся по ней, внимательно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь.

И все же он почти проглядел засаду. К его счастью, на вторые сутки своего пути на юг он вовремя заметил впереди себя одинокого путника. Время от времени его спина с ярко-синим рюкзаком за плечами мелькала среди кустов и молодого подроста шагах в ста впереди. Мильченко не хотел случайных встреч и увеличил дистанцию, зашагав помедленнее. Так прошло около часа, как вдруг до ушей Сергея донесся отдаленный, тихий, но отчетливый окрик "Стой!".

Сергей замер, затем тихо опустился на землю и медленно- медленно стал перебираться на четвереньках с просеки поглубже в лес. — "Если тут в лесу выставлены посты, значит, впереди что-то любопытное. Если они не хотят туда никого подпустить, значит туда мне и нужно!" — подумал он.

После долгих блужданий по лесу Сергей убедился, что охрана не выставлена вокруг какого-нибудь места. Это был, скорее, заслон, перекрывавший путь к польской границе. Лишь одно смущало Сергея — ведь группировка Центральных, как он знал, не контролировала ни одного участка на польской границе. Однако новый конвой грузовиков с грузом соли, прошедший по шоссе на юг, заставлял думать, что речь все же идет об обмене с поляками.

Мильченко удвоил осторожность. И не напрасно. Еще один заслон, скрытно расположившийся в лесу, он обнаружил в последний момент. К счастью, он увидел двоих парней в камуфляже раньше, чем они его. Сергей замер и плавным, но быстрым движением опустился на землю. Один из парней осторожно повернулся в сторону насторожившего его шороха, однако высокие стебли прошлогодней пожухлой пижмы, густо росшей на просеке, да ветки кустов помешали ему разглядеть Мильченко.

Сергей лихорадочно обдумывал ситуацию. Малейшее движение могло выдать его, а устраивать тут стрельбу в его планы не входило. Сидеть неподвижно? Но сколько времени? До темноты?..

Сидеть пришлось именно до темноты. Четыре часа Сергей лежал неподвижно, и лишь уверившись в том, что дозорные уже ничего разглядеть не смогут, — а приборов ночного видения он у них не заметил, — он медленно-медленно пополз в обход. Когда ночь стала сменяться серыми предрассветными сумерками, Сергей почувствовал, что лес кончается. Он уже не полз, а двигался короткими перебежками от дерева к дереву, от одной группы кустов к другой. Здесь, вблизи опушки, ему почудились неясные человеческие голоса.

Впереди, возможно, замаячила цель его путешествия. В просвет между кустами ему открылись обычные длинные бараки армейских складов, обнесенные двумя рядами колючей проволоки. Между этими рядами время от времени прохаживались часовые. Судя по той тщательности, с которой прикрывались подступы к этому объекту ("а может, и не к этому?" — скептически возразил сам себе Мильченко — "может, это не тот, что мне нужен, а тот где-то поблизости?"), на опушке тоже могли быть выставлены секреты. Чтобы не нарваться на один из них, Сергей решил не менять пункта наблюдения. Мощности его бинокля хватало на то, чтобы достаточно хорошо разглядеть территорию складов.

Ждать пришлось долго. Сергей внимательно сверился с картой — судя по всему, он находился у самой границы, а эти склады, вероятно, когда-то принадлежали пограничникам. — "Но эти места и сейчас контролирует Южный погранотряд! Значит, контролировал… Еще одна новость. Если все это — дело рук Центральных, они заварили очень скверную кашу" — думал Сергей. Только часа через два после полудня послышался шум машин, а затем показались и сами грузовики, подошедшие со стороны границы. Это были шесть больших трейлеров.

Все они были поданы задними бортами к складам. Двери складов отворились и на пять трейлеров начали грузить мешки. "Соль?" — Сергей все еще не был уверен. А шестой… А с шестого, напротив, стали разгружать какие-то ящики и заносить в двери склада. Вокруг трейлера и склада было выставлено вооруженное оцепление.

Мильченко подкрутил наводку бинокля на резкость, чтобы получше разглядеть, что же именно привезли поляки в обмен на соль. Видно было не идеально, но достаточно хорошо, чтобы узнать разгружаемые ящики. Это были стандартные армейские металлические патронные короба. А кроме них, с трейлера сгружали продолговатые предметы, в которых Сергей опознал укупорки выстрелов к ручному противотанковому гранатомету.

"Все, здесь больше делать нечего", — Мильченко спрятал бинокль и осторожно двинулся в обратный путь. Надо было обязательно дойти. Все увиденное и услышанное могло означать только одно — Центральные готовились воевать.

* * *
"…Оставьте меня в покое!.. Нет, мне никто не может помочь!.. Как он мог! Как он только мог!.." — Настя снова уткнулась носом в подушку, судорожно вцепившись в нее пальцами. Плечи ее вздрагивали от рыданий. Калашников терпеливо ждал, пока девчонка успокоится.

Виктору Калашникову пришлось потратить целый день, пока, наконец, через упорное молчание, через слезы и сопли, через бессвязные выкрики, он все же сумел кое-как добраться до сути дела. Немалых трудов стоило и накормить девчонку. Но все-таки ему удалось понять, кто она такая, догадаться, что ее гложет обида на своего парня — чем-то он ее здорово достал (Калашников так и не смог уяснить до конца — чем), и, главное, узнать, где она в Городе остановилась и кто у них старший. Когда под вечер измученная Настя заснула, Виктор отправился к Матвею Сергеевичу.

Там ему удалось понять чуть побольше в этом деле. Матвей Сергеевич места себе не находил после исчезновения Насти Коменской, и сумел выпытать кое-что у ее соседа по комнате, буквально приперев его к стенке. Николай, после недомолвок и запирательств, все же нехотя предположил, что Настя могла застать его с другой девушкой (не уточняя при этом — в каком виде).

Узнав от Калашникова, что с Настей в общем все в порядке, Матвей Сергеевич вздохнул с облегчением. Но перед ним встала новая проблема — Настя категорически отказывалась возвращаться с ними в Зеленодольск, чтобы не сталкиваться больше с Николаем. Виктору пришлось взять эту заботу на себя.

Калашников собирался в Зеленодольск, чтобы проверить подготовку к весенней сессии в тамошнем филиале университета, и решил прихватить с собой Настю. Он созвонился с Зеленодольском, начав прямо со своего друга Сухоцкого, объяснил тому ситуацию, и рассказал о своем решении. Юрий в ответ рассказал ему кое-что о Насте. Виктор вновь попытался вывести девушку из состояния тупого безразличия.

"Пойми", — убеждал он ее, — "подлецов в нашей жизни еще хватает. И что же, при каждом столкновении с такими надо из-за них ломать себе жизнь? Тебе же надо сдать выпускные экзамены, закончить образование!"

"Не хочу… Ничего не хочу…" — упрямо бубнила под нос Настя.

"А я хочу?!" — почти закричал в ответ Калашников. — "Ты что себе воображаешь, я тут десять лет надрываюсь, сначала под пулями, потом недорослям науки преподаваючи, — и все ради удовольствия, наконец, Анастасии Коменской сопли вытирать, объясняя ей по программе для дошкольников, что такое хорошо и что такое плохо! Всю жизнь мечтал!"

"Вот и оставь меня в покое", — продолжала бубнить упертая девчонка.

"Не дождешься", — с едва уловимым оттенком злорадства произнес Виктор. — "Если хочешь баклуши бить, от экзаменов отлынивая, придется тебе круглые сутки слушать мои нравоучения".

Настя вскочила с дивана и направилась к выходу. Калашников загородил ей дорогу.

"Силой будете держать, да? Все равно убегу!" — теперь уже в ее голосе звучал надрыв.

"Хорошо", — вдруг неожиданно легко согласился Виктор. — "Давай так: ты сейчас сядешь на диван и выслушаешь меня еще в течение пяти минут. Если после этого ты захочешь уйти — удерживать не буду. Договорились?"

Настя, поколебавшись, вернулась обратно на диван.

"Итак, тебя предал человек, которому ты хотела верить. Так?"

Настя кивнула чуть заметным движением головы.

"А теперь ты собираешься поступать так же, как он. Только он предал тебя одну, ты же собираешься предать многих".

"Неправда!" — воскликнула Настя. — "Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое!"

"Просто!.." — хмыкнул Виктор. — "Просто оставили в покое… Так ты это представляешь. Хорошо… Но ведь Николай тоже не собирался тебя предавать. Он тоже просто захотел весело провести время".

"Это совсем другое дело!" — запальчиво возразила девушка. — "Он же знал, что делает, что это значит для меня…"

"А ты не знаешь, что значит твое желание?" — иронически прищурился Калашников. — "Какие мы наивные! Ладно, объясню. Десятки учителей работали больше трех лет, чтобы выучить тебя чему-то. Многие десятки людей работали, чтобы кормить-поить, обувать-одевать тебя. Они надеялись, что все это не напрасно. И тут оказывается, что нашей Насте на них наплевать. Наплевать на Матвея Сергеевича, который сутки себе места не находил. Наплевать на меня. Она их, видите ли, об этом не просила. И они все могут со своими надеждами валить в трубу, потому что Насте Коменской так захотелось… Может быть, я сказал неправду? Тогда возражай!"

Настя сидела слегка пристыженная, понимая, что Калашников, во всяком случае, говорит искренне. Однако упрямство и самолюбие не позволяли ей признать себя виноватой.

"Да, вы все обо мне заботились, учили, воспитывали. Все верно. Но что же поделать? Значит, не получилось из меня то, что вам нужно. И никто тут не виноват", — продолжала упрямиться она.

"Никто не хотел делать из тебя что-то. Нам всем хотелось бы лишь одного — чтобы ты стала взрослой, способной отвечать за свои поступки, и способной питать хотя бы толику уважения к людям, которые тебя окружают. Не больше. Нам вовсе не нужны от тебя слезы благодарности или признания в неоплатном долге пред нами. Достаточно и того, чтобы ты походя не перечеркивала сделанное другими из-за мелочного каприза", — мягко сказал Калашников.

"Мелочного каприза?!" — щеки девушки вспыхнули, она была готова вскочить с дивана.

"Да", — веско произнес Виктор. — "Чужое горе никто не измерит. И нет в медицине надежных лекарств от душевной раны. А вот отказываться от экзаменов — это мелочный каприз. Или не так?"

Настя сидела на диване молча, ничего не отвечая. Лишь на следующий день, уже в автомобиле, следовавшем в Зеленодольск, она спросила Калашникова:

"А если бы я вчера наотрез отказалась вас слушать, что бы вы тогда сделали?"

"Вызвал бы патруль и сдал бы тебя под трибунал за попытку дезертирства", — спокойно ответил Виктор.

"Нет, серьезно?" — не унималась Настя.

"А я и говорю серьезно. С шестнадцати лет ты военнообязанная. Область по-прежнему на военном положении. Так что с дезертирами церемониться не приходится. Или ты думаешь, с тобой будут до сорока лет только в игрушки играть?" — столь же спокойно пояснил Виктор.

Настя умолкла, слегка ошарашенная этими словами.

* * *
В Славьгороде Мильченко столкнулся с вещью, с которой доселе был знаком лишь по книгам. В центре города, на площади, шумел многолюдный митинг. Командующий Центральной территориальной дивизией выступал перед огромной — едва ли не в тысячу человек — толпой.

"…И что мы видим вокруг себя? Разорение, хаос, бандитизм. Область разорвана на соперничающие между собой военные клики, которые не способны навести порядок даже на той территории, которую они, якобы, контролируют! Да и чем они лучше бандитов? Те же поборы с населения, особенно с крестьян. Тот же произвол, опирающийся на вооруженные шайки. Тот же упадок нравов, разрушение семьи, безнадзорные дети, которых запихивают с глаз долой в приюты.

А в довершение всего землица, с которой мы все кормимся, да нужный инвентарь, расхватаны всякими пришлыми городскими людьми. Они ж и не знают толком, что значит земля-кормилица! Нет, надобно землю в настоящие руки отдать, нашим справным мужикам! Верно я говорю?" — оратор сделал картинную паузу, явно ожидая одобрения толпы.

И толпа не обманула его ожиданий:

"Верно!" — пронеслось над площадью. — "Мужикам землю, а не баламутам всяким!".

"Мы пришлым да городским вовсе не враги. Все ведь люди. Да тут и средь нас немало городских. И с земли никого сгонять не собираемся. Но на земле работать должен природный землероб, а не случайный человек кое-как ковыряться. А коли ты из города хочешь на землю сесть, — милости просим! Но сначала будь добр, поклонись мужику, честь по чести, пройди ученичество, потрудись в работниках у настоящего крестьянина. Верно?" — снова обратился командующий к толпе.

"Верна-а-а!" — с еще большим энтузиазмом всколыхнулась толпа. — "Пущай в работничках походют!" — заливисто выкрикнул молодой голос, перекрывая гомон толпы.

Невысокий подтянутый человек лет сорока пяти в полувоенном костюме без знаков различия сделал короткую паузу, переводя дух.

"Тимофей Алексеевич Боковлев, бывший капитан медицинской службы, ныне командующий Центральной территориальной дивизией. Фактически признан Федеральным правительством, но в должности и в звании официально не утвержден. Тем не менее именует себя генералом", — вспомнил Мильченко.

"Так что же, братья? Будем терпеть все это, ожидая, что само образуется? Или будем надеяться, что главы военных клик вдруг образумятся? Хватит!" — он рубанул ладонью воздух. — "Десять лет ждали. Хватит!"

"Хва-а-атит!" — дружно подхватила толпа.

"Не крови мы хотим, не войны!" — громко взывал оратор. — "Одного мы лишь желаем — защитить таких же работников-землепашцев, как мы, тех, кто хочет жить с нами по нашей правде, от беззаконников, которые присвоили себе право на поборы и угнетение, которые захватывают да раздают пришлым неумехам землицу нашу родную. Сплотимся же, православные, и постоим за свою правду, за себя и за други своя!"

С митинга Сергей отправился в Новый храм, где ожидалась проповедь отца Афанасия. То, что он услышал там, его не удивило. После всего испытанного за последние дни он был уже готов к чему-то подобному.

Отец Афанасий был еще молодой, примерно тридцатилетний человек, стройный, высокий, с роскошной черной шевелюрой и бородой, с густым глубоким голосом.

"О милосердии я взываю", — начал он свою проповедь. — "Будь каждый милосерд к страждущим, к чадам господним, к заблудшим овцам из стада его. Просвети их! Огради их от соблазна и искуса!"

Голос отца Афанасия зазвучал громче и в нем зазвенел металл:

"Чада господни брошены ныне на растление безбожникам. Церкви в упадке. Семья в небрежении, разврат же процветает. Пост и молитва забыты.

Кто же сеет неверие, кто толкает к небрежению святой церковью? Чужаки пришлые, без роду без племени, да гордецы городские, что мнят себя умнее всех прочих. Одни мирские соблазны у них на уме. Спасение души отринуто, и взяли верх плотские страсти. Однако же без спасения души нет и плотского спасения, и кто погубит душу свою, тотсам погибнет, а кто встанет на путь истинной веры, обретет спасение".

Голос становился все крепче, и звучал уже не с драматическим надрывом, но грозно.

"Вкруг нас множатся страдания людские. И что же? Не помощь мы видим от сильных мира сего, а гонения. Люд православный, в ком не затухла божья искра, кто вспомнил о вере нашей, ждет участь первых мучеников христианских. Их не допускают прислониться к божьей церкви, не дают соединиться с общинами православных единоверцев".

Отец Афанасий перевел дух. Голос его зазвенел с новой силой.

"Что остается нам? Вспомним слова Христовы — "не мир я вам принес, но меч". Мы меча сами не поднимем. Но кто поднимает руку на братьев наших, пусть запомнит — каждый из нас готов стать клинком в деснице господней!

Чада мои возлюбленные! Коли позовет нас труба архангельская, встанем все, как один, под стягом брата Тимофея, и сокрушим безбожников!"

Несмотря на некоторую туманность рассуждений и "брата (или генерала) Тимофея", и отца Афанасия, Сергей догадывался, какова подоплека этих речей. Центральные начали потихоньку отщипывать кусочки территории, контролируемой другими, и стремятся соблазнить собственное население перспективой прихватить побольше плодородной земли да заиметь работничков. Заодно, для верности, под эту ползучую экспансию подводится религиозная подкладка.

Уже захвачены у Восточной территориальной дивизии соляные копи. Уже захвачен у Южного погранотряда участок у польской границы. Продолжается захват хуторов и деревень, лежащих вокруг территории Центральных. И чтобы закрепить эти захваты, сколачиваются отряды, пропитываемые религиозным фанатизмом, и накапливаются боеприпасы. Сергей почувствовал, как в области снова запахло войной.

Глава 3. Пятерка

В Зеленодольске Калашников провел две недели, натаскивая Настю перед экзаменами. Он был озабочен главным образом тем, чтобы загрузить ее как следует, чтобы девушка не слишком отвлекалась на собственные горести. Опасался он и возможных ее встреч с Николаем, которые вполне могли снова выбить Настю из колеи. Вопреки его опасениям, Настя дошла до экзаменов без происшествий. Да и сами экзамены она с грехом пополам сдала. Виктор вздохнул было с облегчением.

Но уже на следующий день, когда Настя в компании одноклассников решила отметить торжественное событие, нехорошие предчувствия Калашникова сбылись. В компании оказался Николай.

Едва войдя в дом, где происходила вечеринка, и выйдя из прихожей в гостиную, Настя заметила, что среди гостей мелькнуло знакомое лицо. Увидев Николая, девушка замерла. Сердце екнуло, и забилось чаще. Она покачнулась, прислонившись к дверному косяку, горло ее перехватило спазмом. Николай заметил направленный на него взгляд и поднял глаза. Веселая улыбка, с которой он обнимал за плечи сидящую рядом девчонку, сползла с его лица, сменившись тревожным выражением, как только он узнал Настю.

Настю уже не терзало былое сожаление, что такой видный парень, к которому льнуло ее сердце, оказался для нее потерян. Теперь она ясно видела, что от него и не приходилось ожидать какого-либо чувства верности. Но обида, нанесенная тем майским вечером в Городе, вспыхнула с новой силой. Затянувшаяся было душевная рана вновь открылась.

Через несколько мгновений, вновь обретя дыхание, Настя, ни на кого не глядя, оттолкнулась от косяка и пошла к выходу, не обращая внимания на недоуменные возгласы подруг. Кто-то из них пытался догнать ее и остановить, но она лишь молча вырвала руку и выскочила за дверь. Нет, она не отправилась бродить бесцельно по Зеленодольску и проливать безутешные слезы. Глаза ее были сухими. Но когда Калашников увидел ее, вернувшуюся домой гораздо раньше, чем он ожидал, он на мгновение прикусил губы.

Настей овладело безразличие. Она не отмалчивалась, не упрямилась, не рыдала и не закатывала истерик. Но на его вопросы она отвечала односложно, слова слетали с ее губ с каким-то механическим, безжизненным выражением, а на лице была написана лишь тупая покорность судьбе — и ничего более. Виктор испугался.

Психиатр Зеленодольской клиники, которого Калашников пригласил к себе будто бы как знакомого на чай, высказал после своего визита простое и достаточно категорическое суждение:

"Не сумеете встряхнуть, разовьется аутизм. Она замкнется, перестанет реагировать на окружающее. Тогда прогноз будет паршивый. Очень паршивый".

Калашников в отчаянии бросился к своему лучшему другу, Юрке Сухоцкому.

Юрий велел ему немедленно приходить в Совет, сразу же после его телефонного звонка, едва услышал его взволнованный голос. Калашников кратко обрисовал ситуацию. Сухоцкий вздохнул:

"Понимаешь, дело-то ей найти — не фокус. И загрузить ее можно выше головы. Да вот встряхнет ли это ее? Так и будет тянуть лямку, ни на что не реагируя, ни во что особо не вникая… А Надька моя с детским домом и так зашивается, ее уже ни на какие больше подвиги подписать невозможно. Может, Таню Гаврилину побеспокоишь?"

Калашников нервно мотнул головой:

"Сколько раз тебе говорить — нет у меня с нею связи. Как она год назад с Мильченко ушла, так и пропала. Сережку расспрашивать бессмысленно. Он говорит только — она в Городе, жива, здорова, детей воспитывает. Ну и что мне с его слов — я и сам почти все время в Городе!" — Виктор подавил вздох, нервно сжимая пальцы. — "Допросить бы его с пристрастием, да как его за хобот-то взять?"

Виктор замолчал на несколько секунд, потом рубанул воздух ладонью:

"Что толку рассуждать — если бы, да кабы. Ты же знаешь, она и раньше не особенно-то ко мне прислушивалась. Родила мне троих, а даже в дом ко мне не захотела перебираться. Надо нам тут, на месте, решение искать. Пропадет же девчонка!"

"Ладно, я тебе из рукава решение не выну", — немного раздраженно ответил Сухоцкий. — "Буду думать. И ты думай, с людьми поговори".

"Поговорю…" — вздохнул Виктор и встал с места, понимая, что разговор окончен.

После ухода Калашникова Юрий несколько минут нервно покусал губы, но ничего подходящего в голову так и не приходило, и он засел за текущие дела. Рабочий день уже подходил к концу, когда вдруг зазвонил телефон внутренней спецсвязи.

"Откуда бы это?", — тревожно подумал Юрий. — "Если из штаба… Не стряслось ли что опять с литовцами? Или нападение на нефтепромыслы?"

Подняв трубку, он сразу узнал голос Сергея Мильченко.

"Привет, Юрий! У меня важные новости".

"Выкладывай!" — все еще обеспокоенный, бросил Сухоцкий. Сережка редко приносил приятные известия.

"Я тут совершил интересное турне по области. Все соль пытался купить".

"И как, купил?" — чуть насмешливо спросил Юрий.

"Нет. Нету нигде соли. Даже в Беляховске нет".

"И это все новости?" — несколько успокоившись, спросил Сухоцкий.

"Нет, это вообще не новости. Подлые дела творятся на Восточной магистрали. Этот хмырь, командир Центральных, подбирает всю тамошнюю братву под себя. Они прочесывают окрестности, подбирают все остатки оружия. К ним перебегают люди из Восточной дивизии и Южной бригады. Вся центральная часть области уже под контролем этой группировки. Они отбили соляные месторождения у Восточных, — вот почему соли нет, — стали взимать пошлину за проезд по железной дороге, захватили кусок южной границы и там во всю торгуют с Польшей — запасают боеприпасы. Мелкие бандгруппы стали подозрительно часто крутиться вокруг нефтяных вышек в Залесье. Их разведка несколько раз наведывалась в Город".

"И что ты предлагаешь? Опять воевать?" — в сердцах бросил Юрий.

"Я не предлагаю. Четыре дня назад они совершили налет на стоянку бронетехники Южной бригады. Две бронемашины увели, остальные пожгли с обеих сторон в ходе боя. В тот же день они подбили из засады танк Восточной дивизии. А позавчера я собственными глазами видел группу с гранатометом в засаде у шоссе близ Ольховки. Я их спугнул, но сам едва ноги унес".

Сухоцкий коротко выматерился, потом буркнул — "извини, это к тебе не относится".

"Я не предлагаю воевать", — повторил Мильченко. — "Но чтобы нас не втянули в новую войну в очень невыгодных для нас условиях, надо, во-первых, всю тяжелую технику и авиацию взять под усиленную охрану. Эта новая группировка — буду называть ее для краткости по-прежнему — Центральная — явно стремится сначала выбить у своих противников тяжелое оружие. Бронетехники у них самих маловато, вот и стремятся уравнять шансы. Но одной охраной тут не обойтись. Надо им хвост маленько прищемить, чтобы не лезли".

"Так это все равно война!" — раздраженно выпалил Сухоцкий.

"Это смотря как к делу подойти. Если ты мне дашь пяток ребят, я их одену в обычный камуфляж без знаков различия, поднатаскаю, и мы осторожненько будем Центральных пощипывать, чтобы им стало не до походов на Город или на Залесские нефтепромыслы. Будем выбивать главарей, нападать на склады боеприпасов, вообще устроим им веселую жизнь". — Быстро, на одном дыхании проговорив все это, Мильченко замолчал.

Юрий тоже молчал некоторое время, обдумывая сказанное. "Ладно", — сказал он наконец, — "трех, ну, может, четырех человек я, пожалуй, дам. Может, из этой затеи что и выйдет".

"Ребят подбери не самых хилых, но не из разведки. Чтобы не было разговоров — куда это, мол, разведчиков послали, то да се… Жду их второго июня близ станции у Комсомольского курорта, у известных тебе складов, там, где, помнишь, на первом году нас твоя Надька с пулеметом здорово выручила. Дашь им задание — скажем, обследование западной оконечности Земландского полуострова для уточнения карты радиационного загрязнения". — Сережкин голос в телефонной трубке на мгновение замер. — "О нашем разговоре — больше никому ни слова. Даже Калашникову. Об активизации Центральных — предупреди, а о моем плане, пожалуйста, молчок. По телефону больше связываться не будем. Со старшим группы передай, когда и на какой волне ваша радиостанция будет меня слушать. Связь кончаю".

"Да, а откуда же ты звонишь? Это же спецсвязь!" — спохватился Сухоцкий.

"Много будешь знать — скоро состаришься!" — весело ввернул Сережка и в трубке зазвучали короткие гудки.

Сергей уже не был уверен в надежности телефонной связи. Поэтому говорил он с Сухоцким из подвала здания Зеленодольского Совета, подключившись к линии спецсвязи напрямую.

"Если у Ольховки уже была засада, то действовать придется немедленно". — Теперь Юрий уже сам схватился за телефон спецсвязи, соединяясь со штабом дивизии. Нужно было переходить на усиленный режим охраны.

Людей Сережке Сухоцкий решил подобрать сам, чтобы не было лишних разговоров. Но кого послать? Все специалисты на счету. Офицеров и действующий резерв ополченцев использовать невозможно — там вообще людей катастрофически не хватает, да и слишком очевидно. Придется посылать мальчишек первого призыва, только с начальной подготовкой.

"О! Коменская!" — вдруг мелькнуло у Юрия в голове. — "У Мильченко она про все забудет. Этот сорванец им такую жизнь устроит — мало не покажется. Тем более, что им, похоже, под пули лезть придется. Там будет не до несчастной любви".

Сухоцкий крутанулся на кресле и потянулся к компьютеру. Несколько щелчков мышкой, мелькание цветных таблиц, и вот:

"Коменская Анастасия… Год рождения… Место рождения… Коммунарка с… года… Гражданская специальность — биолог (медсестра-агроном-ветеринар)… Начальная военная подготовка — санинструктор, снайпер…"

"Годится", — решил Сухоцкий. — "Санинструктор им не помешает. И для прикрытия подходит, и вообще". — Юрий снова снял телефонную трубку и позвонил Калашникову.

"Виктор?" — его голос был сух и официален.

"Это ты, Юрка?", — несколько удивленно переспросил Калашников.

"Здесь Сухоцкий", — так же сухо отозвался Юрий. — "Передай бойцу допризывного резерва Анастасии Коменской, что штаб территориальной дивизии приказывает ей явиться завтра в 8.00 в комендатуру Зеленодольского гарнизона для получения мобилизационного предписания".

"Вас понял", — по прежнему удивленно отозвался Калашников. — "Но… ведь для нее срок призыва будет только осенью?"

"Тебе могу сказать — обстановка накаляется, и мы потихоньку, скрытно вынуждены начинать досрочный призыв. Решение будет принято не сегодня-завтра. Для нее же будет лучше, если все будет официально и безо всяких предварительных разъяснений", — несколько мягче добавил Сухоцкий. — "До свидания, Виктор".

В 8.00 Настя, еще немного сонная, но уже приобретшая способность соображать, стояла рядом с тремя незнакомыми молодыми парнями перед дверью комендатуры. Через минуту к дверям подошел Сухоцкий в полевой офицерской форме и, бросив часовому — "это ко мне" — провел всю четверку в здание. Там, в кабинете военного комиссара Зеленодольского района, он объявил им:

"Сегодня будет подготовлен и подписан приказ военкома о досрочном призыве вас на действительную военную службу. Однако проходить ее вы будете не в нашем гарнизоне, не в погранотряде и не в ополчении Города. У нас остро не хватает людей, а необходимость заставляет провести детальную разведку радиационной обстановки западнее Города. Для этой цели мы формируем отдельную группу. С завтрашнего дня вы поступите в распоряжение старшего группы, вашего командира.

Приказываю: сегодня до 14.00 подготовить одежду, смену белья, обувь и предметы личной гигиены для работы в полевых условиях. В 14.00 явиться сюда же, для получения карт, сухого пайка, личного оружия и для краткого инструктажа. О приказе не болтать! Вопросы есть? Вопросов нет. Свободны до 14.00".

Настроение Насти вовсе не изменилось после получения этого приказа. Она приплелась домой и бесцветным голосом спросила Калашникова: "Вы не поможете мне собраться?"

"Куда?" — удивился Виктор. После телефонного звонка Сухоцкого он понемножку начал догадывался, что затеял его друг, но весьма приблизительно, еще не представляя себе деталей.

"Для работы в полевых условиях", — так же, без интонаций, пояснила Настя. — "Смена белья, одежда, обувь. Паек дадут".

"Так", — быстро произнес Виктор, — "а что, форму вам не выдадут?"

"Не знаю", — равнодушно пожала плечами девушка, — "приказано одеваться в свое".

"Тогда берешь свою плотную хлопчатобумажную куртку, джинсы, кроссовки на ноги и одну пару на смену, фланелевую рубашку, две футболки. Смену белья сама сообразишь". — Он подумал немного и добавил — "Паек пайком, а возьми-ка ты с собой шоколад и глюкозу с аскорбинкой. Я тебе соберу пакетик".

В 14.00 четверка снова собралась перед зданием комендатуры. Все трое ребят дружно бросали на девушку быстрые взгляды, что ее, впрочем, никак не волновало, даже не раздражало. Глядят? Ну и пусть глядят.

Из дверей выглянул какой-то офицер в лейтенантских погонах и жестом пригласил их внутрь. На этот раз разговор состоялся в каптерке.

Лейтенант проверил содержимое их вещмешков:

"Имя? Фамилия?"

"Боец Галактионов! Алексей…"

"Вот что Алексей, — вторая куртка и мясная тушенка, тем более, что в стеклянной банке, — лишнее. Оставить здесь. Ясно?"

"Ясно… Так точно!" — поправился высокий, немного грузноватый Галактионов, тряхнув пшеничным чубом.

"Так… Сойдет… А что здесь?"

"Шоколад и глюкоза", — равнодушно бросила Настя.

"Имя? Фамилия?"

"Боец Коменская. Анастасия", — так же равнодушно ответила девушка.

"Годится, Анастасия", — слегка передразнивая ее равнодушный тон, заключил лейтенант.

Следующим был рюкзак крепко сбитого паренька с грубоватым лицом.

"Так… Здесь порядок. Имя? Фамилия?"

"Боец Виталий Захария!" — четко отрапортовал паренек.

Лейтенант только кивнул в ответ.

"Следующий!.. А это что тут у нас? Одеколон? Лишнее. Два свитера? Лишнее. Носовые платки? Да вы куда собрались? Имя? Фамилия?"

Невысокий щуплый паренек густо покраснел, косясь на кучу вещей, которую лейтенант выгреб из его рюкзака:

"Таланкин… Боец Таланкин Константин. Это мне все мама положила!" — произнес он извиняющимся, чуть не плачущим голосом.

Лейтенант осмотрел его критическим взглядом с головы до ног и заявил:

"Что маму слушаетесь — хорошо. Но с сегодняшнего дня извольте привыкать к самостоятельной жизни, обо всем думать самому, за все отвечать самому и за маму не прятаться! Ясно?"

"Так точно!" — выдохнул Таланкин.

"Теперь получите личное оружие. Воевать вам в проекте не намечается, поэтому оружие только для самозащиты. Боец Галактионов!"

"Я!" — чуть замешкавшись, откликнулся Алексей.

"Вы у нас стрелок-гранатометчик. Ну, гранатомет вам ни к чему, а автомат мы вам дадим. Получите, проверьте номер и распишитесь. Вот ремень, подсумок, три снаряженных магазина".

"Боец Коменская!"

"Я!"

"Вы у нас санинструктор-снайпер. Снайперская винтовка там опять же ни к чему. Держите пистолет Стечкина и к нему два снаряженных магазина. И ремень с кобурой. Вот еще вам сумка с медицинской укладкой. Проверьте номер и распишитесь в журнале выдачи. Проверьте укладку сумки и также распишитесь".

"Боец Захария!"

"Я!"

"Так, вы у нас механик-водитель и радист. Вам тоже пистолет Стечкина, два снаряженных магазина и ремень с кобурой. Плюс к тому УКВ-радиостанция. Радиус действия — 40 км. К ней один запасной аккумулятор. Сверьте номера и распишитесь".

"Боец Таланкин!"

"Я!"

"А-а-а, так это вы у нас дозиметрист. Тогда получайте: пистолет Макарова, две запасные обоймы, ремень с кобурой, радиометр-рентгенметр, запасные аккумуляторы к нему, командирский планшет, журнал наблюдений, комплект карт, цветные карандаши "Тактика". Все проверьте и распишитесь".

Затем лейтенант открыл какую-то коробку и полез в нее рукой:

"Каждому получить еще и индивидуальный медицинский пакет с противорадиационными средствами. За пакет распишитесь вот тут".

Когда последняя подпись была поставлена, лейтенант объявил:

"Сухпаек получите в соседней комнате. Да, боец Таланкин, сегодня же карты радиационной обстановки поднять — слегка оттушевать лесные массивы, водоемы и реки, показать цветом источники, обозначить названия населенных пунктов. Карта Генштаба у вас в комплекте есть, возьмете все сведения оттуда. Завтра всем явиться к 6.30 на платформу железнодорожной станции. Вольно, исполняйте!"

Вечером, в доме у Калашникова, Настя окончательно укладывала свой нехитрый багаж перед сном. Когда она положила рядом со своей кроватью ремень с кобурой, в которой лежал только что полученный пистолет, в ее глазах что-то мелькнуло. Она опустилась на колени, вытащила из-под кровати небольшой чемодан, раскрыла его, и, недолго порывшись в нем, извлекла на свет брезентовый ремень, к которому были подвешены кожаные ножны с десантным ножом. Через несколько минут эти ножны вместе с ножом перекочевали на ремень с кобурой.

Виктор смотрел на это с некоторым удивлением. Настина история в подробностях была ему неизвестна. Хотя девушка и рассказывала ему, что она пришла в коммуну из Прямоторовки, где ее родителей убили бандиты, присутствие десантного ножа в личных вещах совсем еще молодой девушки было довольно необычным. Однако Калашников быстро сообразил, что с этим ножом связаны какие-то давние воспоминания, и даже обрадовался, что в его подопечной проявились хоть какие-нибудь чувства, кроме пугающего его тупого безразличия, из которого она так и не выходила последние двое суток.

На следующее утро в 6.30 Настя исправно явилась на платформу у железнодорожной станции. Там уже стоял Виталий Захария, нисколько, казалось, не смущенный ни ранним утром (заставлявшим Настю то и дело позевывать и сонно щуриться), ни утренней прохладой (заставлявшей Настю, которой было лень доставать куртку из рюкзака, то и дело поеживаться). Виталий, не стесняясь, в упор разглядывал Настю, которая игнорировала столь пристальное внимание и лишь время от времени косилась на него с ироничным прищуром. Через несколько минут подошел Галактионов, а сразу вслед за ним, запыхавшись, прибежал Таланкин.

Юрий Сухоцкий появился неожиданно. Никто не видел, как он подошел. Лишь Настя почему-то вдруг оглянулась и увидела Сухоцкого, который стоял в двух шагах у них за спиной.

"Боец Галактионов! Боец Таланкин! Каждому — по выговору за опоздание".

"Есть выговор…" — смущенно пробормотал Алексей.

"Есть выговор…" — как эхо, повторил за ним Костя Таланкин.

"Времени на торжественное принятие присяги перед строем у нас нет" — продолжал подполковник. Он достал несколько листков бумаги и раздал их новобранцам. — "Повторяйте за мной…"

Когда фраза за фразой присяга была произнесена, Сухоцкий вытащил авторучку:

"Каждый поставьте под текстом присяги фамилию, дату, и подпись".

Уладив формальности с присягой, подполковник произнес:

"Получите свои военные билеты и командировочные предписания" — и он достал из командирского планшета пачку документов. Когда бумаги были вручены, он добавил — "Старшим группы до прибытия под начало вашего командира назначается боец Захария".

"Есть!" — ответил Виталий.

"Вручаю вам конверты № 1 и № 2. Конверт № 1 вскроете по прибытии в Комсомольский. Конверт № 2 вручите нераспечатанным вашему командиру".

"А кто будет наш командир?" — спросил Захария.

"Тот, кто встретит вас в пункте, указанном в конверте № 1", — пояснил Сухоцкий. — "Ровно в 7.00 вас заберет мотодрезина и доставит в Комсомольский. До подхода дрезины старшему группы еще раз проверить одежду, оружие и снаряжение бойцов. Выполняйте!"

Виталий придирчиво осмотрел обувь, ремни, оружие, содержимое вещмешков и рюкзаков, заставил подтянуть ремни и подогнать лямки. Затем обратился к Сухоцкому, вытянувшись перед ним по стойке "смирно":

"Товарищ подполковник, разрешите доложить?"

"Докладывайте".

"Оружие и снаряжение в порядке. Группа к выходу на задание готова. Докладывает старший группы боец Захария".

"Хорошо", — кивнул Сухоцкий. — "Боец Коменская!"

"Я", — Настя повернулась к подполковнику.

"Правила дезактивации помните? Схемы применения противорадиационных препаратов помните?"

"Так точно, помню".

"Поверю вам на слово. Учтите, там можно нарваться на сильно зараженные участки. Так что от вас будет зависеть здоровье, а не исключено, что и жизнь ваших товарищей. Может быть, даже больше, чем от автомата Алексея", — Сухоцкий чуть улыбнулся.

"Я постараюсь", — не по уставному ответила Настя.

"Вольно", — Юрий махнул рукой. — "Боец Захария! Когда встретите командира, передашь по рации сигнал — тройка, тройка, тройка. Рация уже настроена на нужную волну. Дальнейшая связь — только по приказу командира. Ясно?"

"Так точно", — отозвался Захария.

"Тогда — до свидания и счастливого пути!". — Сухоцкий козырнул, повернулся кругом и зашагал прочь от станции. Его мысли были не столь бодрыми, как его слова. Все-таки он посылал этих необстрелянных птенцов совсем не на прогулку и даже не на учения…

Дрезина подошла в назначенное время. Ее вел неразговорчивый пожилой железнодорожник в старой камуфляжной форме, места перепачканной машинным маслом. Он неодобрительно косился на компанию совсем еще сопливых, с его точки зрения, ребятишек, уже получивших в руки оружие.

Дорога на Комсомольский всем ребятам была знакома. Доводилось по ней ездить и Насте. Но ни один из них еще не доезжал до самого Комсомольского. Если по пути до Пуликово все в основном клевали носом и лишь изредка посматривали сонными глазами по сторонам, то проехав этот поселок, сразу оживились и стали внимательнее рассматривать окружающий пейзаж.

Железная дорога сначала шла полем, затем нырнула в лесок, где пересекла глубокий, заросший черной ольхой овраг, на дне которого тек ручей. Затем дорога снова пошла среди лугов, перемежающихся рощами. Справа по ходу мотодрезины вдали за деревьями мелькнула верхушка маяка, что стоял у Комсомольского, но почти сразу же после этого дорога вновь пошла лесом, и маяк скрылся из виду. Вдоль полотна почти непрерывно тянулись заросли дикой малины и ежевики.

Вскоре слева показались заброшенные, частью почти целые, частью ободранные окрестными жителями домики на бывших садовых участках, оплывшие валы — остатки старинного немецкого стрельбища, а потом стала видна и железнодорожная ветка, подходящая к Комсомольскому от Города. Впереди уже виднелись дома, здание станции, платформы и станционные склады. Дрезина замедлила ход и остановилась, не доезжая станционного здания, близ которого стояло несколько телег с впряженными в них лошадьми и одна тележка на пневматическом ходу, запряженная здоровенным битюгом с густой длинной гривой.

Высадившись на платформу, ребята наперебой поблагодарили молчаливого железнодорожника, который буркнул что-то в ответ, и столпились вокруг Виталия.

"Витька, не тяни!" — не выдержал Галактионов.

"Чего — не тяни?" — переспросил тот.

"Да вскрывай конверт-то!" — Алексей нервно переминался с ноги на ногу и теребил правой рукой ремень автомата, закинутого за спину.

"Не дергайся. Никуда этот конверт от вас не денется", — с этими словами Захария нарочито медленно вытащил конверт из- за пазухи и так же неторопливо вскрыл его.

В конверте на листе бумаге была грязноватая ксерокопия карты Комсомольского, на которой красным карандашом был обозначен маршрут, а в углу листа — более подробная схема каких-то строений, возле одного из которых был поставлен карандашом красный крестик.

Ребята несколько минут разглядывали карту, тесно сгрудившись вокруг нее и чуть не отпихивая друг друга плечами. Затем Захария не очень уверенно произнес:

"Ну, вроде бы все ясно…" — и, перейдя на более уверенный и властный тон, — "Слушай мою команду! В колонну по одному, по росту, становись!".

Суетясь и толкаясь, Настя, Алексей и Костя разобрались по росту.

"За мной, шагом — марш!" — и глянув с досадой, как ребята безбожно путают ногу, упавшим голосом бросил — "не в ногу!.."

И четверка пошла по улицам Комсомольского. Едва они отошли метров сто от станции, имевшей мало-мальски обжитой вид, как им стали попадаться свидетельства запустения и разорения. Недалеко от станции чернели развалины сожженного нефтехранилища, ржавели покореженные емкости из-под горюче-смазочных материалов. Дальше шли дома, имевшие совершенно заброшенный вид — выбитые окна, заросли бурьяна вокруг, непомерно разросшийся кустарник под окнами, вылезающий на дорожки, едва угадывающиеся в густой траве.

Поворот на шоссе, указанный на карте, было мудрено пропустить — шоссе было неширокое, но добротное, обсаженное по обеим сторонам старыми массивными деревьями. Такими были в этих местах большинство шоссе, построенных еще при немцах. Ребята вслед за Виталием свернули направо и двинулись по шоссе. Вдоль этой дороги тянулись какие-то здания, видно, некогда принадлежавшие воинским частям. Здесь печать запустения была еще более отчетливой. За заборами торчали полуразрушенные бараки с сохранившимися кое-где остатками крыши, с пустыми глазницами окон. Рядом с ними, усугубляя зрелище развала, торчали местами посреди бурьяна и кустарника остовы и отдельные узлы каких-то машин.

Затем строения стали реже, дорога пошла среди травянистых пригорков, на которых кое-где росли высокие и толстые старые деревья, пересекла вившийся между ними небольшой ручеек. Наконец, невдалеке от шоссе показалось и место, обозначенное на карте как конечный пункт их маршрута. Немного на взгорочке стояло здание, когда-то бывшее магазином — на нем даже сохранилась вывеска. А за ним торчало здание склада.

Ориентируясь по схеме, нарисованной в углу карты, Захария повел ребят во двор магазина.

"Вроде бы здесь…" — неуверенно произнес он, оглядываясь. Вокруг никого не было.

"Дай-ка карту, Сусанин!" — и Галактионов нетерпеливо рванул карту у него из рук. Посмотрев на нее с минуту, он таким же неуверенным голосом подтвердил:

"Да, должно быть, здесь…"

Ребята еще поозирались по сторонам, но вокруг было тихо и пустынно.

"Ну, старшой, что делать-то будем?" — спросил Алексей Галактионов.

В этот момент позади них раздался тихий свист, но когда они резко обернулись на звук, то поначалу никого не увидели. Лишь когда свист повторился, уже заметно громче, Настя обратила внимание на крышу склада. Послышался мягкий стук и ребята обнаружили шагах в четырех от себя, почти у самой стены склада, только что спрыгнувшего прямо с крыши высокого крепкого мужчину не старше тридцати лет, в легкой куртке из плащевой ткани и в серых джинсах, с небольшим рюкзачком за спиной. Оружия, во всяком случае, на виду, у него не было.

"Ну, здорово, воинство! Кто здесь старший?"

Настя во все глаза смотрела на этого человека, с которым судьба ее столкнула более трех лет назад. Но вспыхнувший было в ее глазах интерес быстро погас.

"Старший группы боец Захария!" — отрапортовал Виталий. — "Приказано вручить вам" — и он протянул незнакомцу конверт № 2.

Тот взял конверт, опустил его в карман, не распечатывая, и проговорил четко и раздельно:

"Я — сержант Сергей Мильченко. Принимаю вашу группу под свое командование" — и затем уже раскованнее, нараспев произнес — "Да-а, первый блин явно комом. А если бы на крыше сидел совсем не тот, кого вы ждали? Вы даже на свист меня не сразу обнаружили!"

Ребята пристыжено молчали.

"Ладно, ладно, не падайте духом. Дело поправимое — всему научитесь. Ну, а теперь посмотрим, что там пишет Сухоцкий?" — и с этими словами Мильченко извлек и надорвал конверт из плотной коричневой бумаги.

"На самом деле тут большая часть предназначена вам, а не мне. Приказом по Северо-Западной территориальной дивизии создается отдельная боевая группа в составе… Ну, состав вы и так знаете. Командиром назначаюсь я. Боевую задачу также получите от меня".

"У нас задание — радиационная разведка!", — с некоторым вызовом выпалил Костя Таланкин. Мильченко поднял на него глаза и некоторое время молча сверлил его тяжелым, исподлобья, взглядом.

"Во-первых", — разомкнул он наконец губы, — "при обращении к старшему по званию нужно сначала испросить разрешения, назвав себя по званию и по фамилии. Во-вторых, при обращении нужно указывать воинского звание того, к кому обращаетесь".

Таланкин смущенно молчал, потом промямлил — "Виноват, гражданин сержант".

"В-третьих, у вас имеется письменный приказ?"

"Нет", — ответил за всех Захария, — "у нас есть только командировочные предписания".

"И что там сказано?"

Виталий развернул предписание:

"…Командируется для действий в составе отдельной группы для выполнения заданий командования".

"Так", — подытожил Сергей, — "у вас письменного приказа нет. А у меня есть. Прошу личный состав ознакомиться".

Все потянулись к бумаге, которую сержант Мильченко достал из конверта у них на глазах. Там действительно стояла печать штаба Северо-Западной территориальной дивизии и подпись подполковника Сухоцкого. После пунктов, оповещавших о формировании отдельной боевой группы, о ее составе, о назначении сержанта Мильченко их командиром, шел туманный и в тоже время недвусмысленный пункт:

"Боевые задачи группы определяются ее командиром, который подчиняется непосредственно начальнику штаба дивизии и подотчетен только ему".

"Вот так!" — Мильченко вынул приказ у них из рук, щелкнул невесть откуда взявшейся зажигалкой, — "а кто-то, кажется, хотел покуситься на полномочия начальника штаба подполковника Сухоцкого и потребовать у меня отчета?".

Приказ ярко вспыхнул и быстро догорел дотла. Сергей растер пепел носком ботинка по земле.

"У кого радиостанция?"

"У меня", — сделал шаг вперед Виталий.

"Так чего же ты ждешь? Три тройки в штаб!"

Захария слегка покраснел, выдернул маленький передатчик из чехла на поясе, включил питание, отщелкнул панельку микрофона… Когда в головном телефоне раздался голос дежурного по штабу, Захария четко, раздельно произнес — "Тройка, тройка, тройка" — и когда дежурный в ответ произнес — "принято" — выключил рацию и вновь спрятал ее в чехол.

"В одну шеренгу — становись!"

Ребята подравнялись по росту. Захария теперь оказался предпоследним, между Настей и Костей Таланкиным. Сержант устроил перекличку, чтобы уяснить, кто есть кто, а затем зычным голосом произнес:

"Слушай мою команду! За мной, по одному, интервал — четыре шага, бего-о-ом — марш!"

И Мильченко побежал легким, пружинистым шагом. Четверка потянулась за ним. Ребята быстро вошли в ритм бега. Вскоре они уже пересекли железнодорожные пути Зеленодольской ветки и начали углубляться по едва заметному, сильно заросшему проселку в лес, держась южного направления

Не прошло и четверти часа, а бежать уже стало тяжело. Алексей Галактионов откровенно сдавал, едва держался и Костя, Настя ухитрялась поддерживать заданный ритм на последних остатках самолюбия…

"Ша-гом!" — вдруг скомандовал сержант, когда Алексея повело из стороны в сторону и он замедлил бег, хватаясь рукой за горло, и пригибаясь, а Таланкин уже ухитрился отстать на добрые два десятка метров. Настя тоже была уже готова остановиться и упасть на землю.

Тяжело дыша, четверка поплелась за свои командиром, пытаясь успокоить дыхание, и совладать с сердцем, выскакивающим из груди. Так, шагом, они протопали еще с полчаса, постепенно успокаиваясь и приходя в норму.

"Бего-о-м, марш!"

На этот раз бойцы начали выбывать из строя уже минут через шесть-семь.

Мильченко обернулся, покачал головой и крикнул:

"Шагом! Шагом, доблестное воинство…"

Минут десять шли молча. Также внезапно, как он отдавал команды переходить на бег и на шаг, сержант скомандовал:

"Привал!"

Усевшись на обочинке лесного проселка, сбросив с ног кроссовки, и растянувшись на траве, бойцы отдыхали. Дав им немного поваляться в полном безделье, Сергей бросил:

"Слушайте сюда".

Ребята стали нехотя приподниматься и поворачивать головы в его сторону.

"Я немного введу вас в курс дела. Радиационной разведкой мы, конечно, заниматься будем и вполне всерьез. А еще мы будем разведывать возможные запасы оружия и боеприпасов в прежде необследованных западных районах. Но и это не главная наша задача. Главная будет посложнее. И нам предстоит прежде всего как следует подготовиться к ее выполнению. А сейчас вы очевидным образом не готовы".

"А что за задача?" — поинтересовался Таланкин.

"Задача будет вам поставлена не раньше, чем вы будете готовы к ее выполнению", — отрезал Мильченко. — "Или когда обстоятельства вынудят", — произнес он уже тише, почти что себе под нос. — "Времени на подготовку у нас не более двух месяцев. А может, и того не будет. Так что не обижайтесь — гонять буду и в хвост, и в гриву".

После короткого привала Сергей снова поднял свою группу:

"В колонну по одному — становись! За мной — шагом марш!"

И они все четверо снова двинулись за сержантом. Когда прошло минут пятнадцать, Мильченко обернулся и крикнул:

"Бегом марш!"

На этот раз он задал менее изнуряющий темп, бежал легко, почти трусцой. Ребята опять смогли продержаться не более четверти часа. Галактионов бежал, спотыкаясь, его шатало из стороны в сторону. Таланкин все чаще стал переходить с бега на шаг и все больше и больше и отставал.

Сержант бегом переместился в хвост колонны и подхватил Костю под руку:

"Бежать! Бежать, я сказал!" — он силой потащил Таланкина вперед, заставляя того принимать темп бега. Затем подошла очередь Галактионова.

На какое-то время эти усилия возымели действие и бег продолжался еще три-четыре минуты. Когда Настя почувствовала, что окончательно сдает, что ее легкие разрывает, словно когтями, что рот полон противной липкой слюны, которую она не успевает сплевывать, а ноги перестают повиноваться, она услышала долгожданное — "Ша-гом!"

Теперь четверка не шла, а плелась, кое-как переставляя ноги.

"Подтянуться!" — прикрикнул Мильченко. — "Держать интервал, равнение в затылок!"

С грехом пополам четверка подравнялась и пошла более или менее нормальным шагом.

Ребята уже не глазели по сторонам. Дорога шла то лесом, то краем поля, то взбиралась на холмы, то спускалась в лощину.

То вдали, то поблизости время от времени показывались домики близлежащих селений, иногда вполне обжитые, а чаще заброшенные.

Время пешего перехода тянулось, казалось, бесконечно. Солнце уже давно стояло высоко в небе и довольно чувствительно грело, несмотря на прохладный ветерок. Рюкзаки за спиной налились тяжестью, а их лямки немилосердно оттягивали плечи. Поясные ремни со всем, что на них навешано, больно врезались в тело. Четверка, разгоряченная бегом и длинным пешим переходом, начала расстегивать воротники рубах, закатывать рукава. Это, однако, мало помогало. Алексей Галактионов то и дело перебрасывал автомат с одного плеча на другое. Костя Таланкин и вовсе решил стащить с себя рубашку.

Это поползновение Мильченко пресек в зародыше:

"Боец Таланкин! Отставить!" — грозно прикрикнул он и добавил — "Не хватало мне еще хворых-простуженных. Нам болеть нельзя, нам надо задание выполнять!"

Хотя у каждого на запястье были часы, ребята потеряли счет времени. Они не знали, куда они идут, и насколько далека цель их передвижения. Сергей Мильченко, однако, время от времени поглядывал на часы и, наконец, объявил:

"Полдень уже миновал. Большой привал на обед!"

Все повалились на траву буквально там, где стояли. Однако сержант не дал им разлеживаться:

"Э-э, так не пойдет!" — твердо заявил он. — "Прежде всего надо уйти с дороги и найти поляночку, недоступную для наблюдения с проселка. Боец Захария!"

"Я!" — отозвался Виталий, с видимым усилием вставая.

"Быстренько отыщи подходящую полянку для привала".

Захария, сбросив с плеч вещмешок, поплелся выполнять приказание. Меньше, чем через пять минут он вернулся.

"Есть поляночка. Совсем рядом".

Поляночка оказалась вполне ничего. С десяток шагов в поперечнике, она была с трех сторон окружена молодой сосновой порослью метра полтора высотой и практически недоступна для наблюдения с дороги.

"Так, Виталий. Бери Алексея и Костю, заготовьте сушняк для костра, вырубите стоечки и перекладину для котелка. У вас, я вижу, котелков нет?"

"Так точно, нет", — подтвердил Захария.

"Ложек с собой тоже нет?"

"Нет".

"Тогда воспользуемся моим котелком, а ложки… Боец Коменская!"

"Я!" — отозвалась Настя.

"Пойдем, Настя, я покажу, где набрать воды, а сам тем временем придумаю что-нибудь насчет ложек".

Примерно в полусотне шагов от места привала за деревьями блеснула гладь озерка.

"Ну-ка, Настя, сообрази — где мы находимся?"

Настя напрягла память и стала рассуждать вслух:

"Двигались мы… примерно на юг… значит, в сторону Города. Прошли километров пятнадцать-двадцать, во всяком случае, не больше. Озера в этих местах… да это же… наверное…" — она замялась в нерешительности, боясь со своим ответом попасть впросак, — "Колосовецкие пруды?"

"Точно. А который из них?" — снова задал вопрос Сергей.

Настя помнила по карте, что самый большой, нижний пруд, лежал западнее железной дороги, а между железной и шоссейной дорогами находился верхний пруд, чуть поменьше. Они, кажется, все время держались восточнее железной дороги… Нет, постойте… Вроде бы недавно они пересекли железку, а потом и шоссе… Нет, нет! Железку не пересекали. Только шоссе.

"Верхний!" — выпалила Настя.

"Молодец", — похвалил Мильченко, затем вытянулся и официальным тоном произнес — "От лица службы выношу благодарность за хорошие навыки ориентирования на местности!"

"Служу Родине, гражданин сержант!" — также вытянувшись по стойке "смирно" ответила Настя.

"Давно мы с тобой не виделись", — заметил Сергей. — "Уже тому больше трех лет, как ты меня из дюн на себе вытаскивала? Да, здорово ты подросла…"

"Ну, так уж и на себе", — слегка смутилась Настя. — "Вы тогда своими ногами шли. А я все гадала — узнал или не узнал? Я- то вас сразу признала, как только на крыше увидала".

"Я тоже, как вашу четверку увидел, сразу смотрю — знакомое лицо. Подошли поближе — ба, что за встреча! Да это же Настюха!" — Мильченко широко улыбнулся, затем сразу посерьезнел, — "Ну ладно, с воспоминаниями пока закончили. Нужно притащить воду. В самом озере лучше не бери, тут должен быть ручеек, в него впадающий, — зачерпнешь оттуда". — И Сергей протянул ей свой котелок.

Пока Настя носила воду, Мильченко отстегнул от пояса топорик, срубил небольшую осинку, сделал два кротких обрубка и расщепил каждый из них вдоль пополам. С этими заготовками он вернулся на полянку и там принялся торопливыми сноровистыми движениями вырезать из них ложки.

Тем временем котелок с водой был уже подвешен над весело гудящим костерком.

"Ребята!" — поднял голову сержант, — "там, на берегу озерка, вроде щавель растет. Наберите-ка для заправки супа несколько пучочков. Настя покажет, где".

Когда вода закипела, Сергей заправил варево щавелем, добавил немножко соли, а затем принялся достругивать ложки. Некоторое время спустя он засыпал туда имевшуюся у него с собой домашнюю лапшу и спросил:

"Тушенка имеется?"

"Так точно!" — опять за всех ответил Виталий.

"Нужно вывалить в супчик одну баночку. Будет сразу и первое, и второе".

Когда суп был готов, Сергей вручил каждому по деревянной ложке, а Насте отдал свою, алюминиевую — "Хлебайте!"

После обеда, когда костер был погашен, а котелок вычищен и вымыт, ребята растянулись на траве.

"На отдых еще двадцать минут", — объявил сержант, — "и в путь". Затем он спросил:

"Всем, наверное, хочется узнать, куда и зачем мы идем?"

"Хочется! Конечно, хочется!" — не по уставному, наперебой загалдели ребята.

"Объясняю ближайшую задачу. Мы идем на тренировочную базу, расположенную западнее города. И всем, конечно, хочется знать, почему не едем по железной дороге, а отправились на своих двоих?"

Все дружно подтвердили, — "да, интересно было бы узнать, зачем мы этот кросс бежали".

"Ну, положим, не бежали, а бежим", — уточнил Сергей. — "А причин две. Первая и главная — на базу нам лучше попасть без посторонних глаз. Хотя специально скрывать наше пребывание там мы не будем, все же лучше, чтобы об этом знали поменьше. Вторая причина — времени на тренировки нам итак не хватает. Поэтому считайте, что мы их уже начали. На этом пока все".

Второй привал Мильченко, вопреки ожиданиям ребят, организовал в деревне. Часов около семи вечера, когда солнце уже стало прятаться за макушки деревьев, а тени заметно вытянулись, вся пятерка вошла по уже пыльному проселку в деревню. Сергей подошел к одному из домов и, когда на лай цепного кобеля из дома выглянул хозяин, спросил запросто:

"Здорово, хозяин! Не накормишь ребяток? Нас тут пятеро", — и добавил, — "Солью заплачу".

"И вам желаю здравствовать!" — лицо хозяина, до того суровое и неприступное, при упоминании о соли значительно смягчились. — "Ступайте в хату!"

Пока хозяйка хлопотала у плиты, Мильченко, как старший, вел беседу с хозяином. Для начала сошлись, что весь ужин обойдется им в стакан соли. К слову сказать, у Мильченко с собой больше и не было. Затем, видя, что хозяин не слишком удовлетворен состоявшимся торгом, Сергей извлек на свет пачку чая и промолвил:

"А это прими от нас в подарок".

Глаза хозяина блеснули. С чаем давно уже было куда хуже, чем с солью. Чай доходил только контрабандой, очень редко, и неимоверно дорогой.

"Благодарствую", — степенно ответил он, не удержался, понюхал пачку, глубоко вздохнул и тут же убрал пачку в шкафчик под ключ. — "Сами-то откуда будете?" — наконец полюбопытствовал он, возвращаясь к гостям.

"Посланы из Зеленодольска. Имеем задание провести проверку радиационной обстановки в окрестностях Города" — охотно ответил Сергей.

Хозяин понимающе кивнул:

"И как, велико ли здесь радиоактивное заражение?"

"Здесь-то?" — сержант улыбнулся. — "Костя, продемонстрируй!"

Таланкин принялся расстегивать футляр хитрого прибора.

"Да чего же ты в хате-то? Давай во двор хоть выйдем!" — предложил Мильченко.

Гурьбой вывалились на двор. Таланкин посмотрел на стрелку, слегка подрагивающую на шкале, и сказал:

"13 микрорентген в час. Даже ниже среднего естественного фона по области. Хорошее место, чистое".

"Ну вот, хозяин", — похлопал мужика по плечу Мильченко, — "можешь ни о чем не беспокоиться. До вас эта зараза не достала".

На ужин хозяин выставил каждому по миске вареной картошки и по хорошему шматку сала.

Когда вся пятерка поела, Мильченко скомандовал:

"Подъем! На выход!" — И, поклонившись хозяину и хозяйке, пояснил:

"Нам еще до Города добраться".

"Добрый путь!" — напутствовал их хозяин от своей калитки.

Сергей вывел пятерку на шоссе и некоторое время они шагали по асфальту. Но когда вдали, на фоне предзакатного неба, уже отчетливо обрисовались фабричные трубы и радиомачты, Сергей снова свернул направо, на проселок. К цели своего путешествия группа подошла уже в сумерках. Солнце село, и темнота быстро опускалась на лес. Миновав полуразрушенную металлическую ограду с косо висящими половинками решетчатых ворот, Мильченко подвел пятерку к мосту, переброшенному через ров с чернеющей в поздних сумерках водой. Надо рвом мрачно стояли приземистые стены из темного кирпича, буквально вросшие в холм, покрытый кустарником и деревьями. Стены были прорезаны узкими черными щелями бойниц.

"Вот в этом форте будет теперь наша тренировочная база", — пояснил Мильченко.

Ребята повалились на железные койки в комнате, освещенной лишь одной свечой, с окном, плотно занавешенным шторой. На койках были матрацы, и тонкие шерстяные одеяла. На матрацах были свежие простыни, а на одеялах пододеяльники. Подушки были заправлены в наволочки. Мильченко успел подготовиться к приему гостей.

Наутро, когда Мильченко поднял свою группу в 6.30, новое место обитания не показалось ребятам таким мрачным, как накануне. Светило утреннее солнце, зелень была яркой, вода во рву блестела. После утренней зарядки умылись, приготовили еду, позавтракали, вымыли посуду и отправились на тренировки.

Мильченко получил "свой" форт четыре года назад, оборудованным в расчете на пребывание по меньшей мере взвода бойцов — какое-то время тут размещался склад вооружения и боеприпасов гарнизона Города. Здесь был душ на двенадцать рожков, столько же умывальников, кухня с двумя плитами, туалет. Везде было смонтировано новое оборудование и сантехника. Отремонтированная часть казармы состояла из четырех комнат на восемь человек каждая. В результате Насте досталась отдельная комната. Но удобства недолго занимали ребят. Тренировки сразу же отодвинули все остальное на задний план.

Сергей гонял свою группу с утра до вечера. Они бежали трехкилометровый кросс к старому немецкому стрельбищу и там тратили патроны в количествах, которые по опыту их начальной военной подготовки представлялись немыслимо расточительными. Первые дни ребята, едва отдышавшись после кросса, и держа оружие непослушными руками, которые буквально ходили ходуном, не могли попасть даже в мишень, не то что в "десятку". После стрельб еще кросс — уже на шесть километров — и после него занятия рукопашным боем. Стоить ли говорить, что в первые две недели тренировок никто из юных бойцов так и не смог одолеть шестикилометровую дистанцию, не переходя время от времени на шаг.

После обеда некоторое время занимались чисткой оружия, изучением различных образцов вооружений и боевой техники. Затем снова выходили из форта, занимались ориентированием на местности, закрепляли навыки рукопашного боя, проводили тактические занятия. Иногда сержант позволял им поплавать в прозрачной воде рва, опоясывавшего форт — но тоже не просто так. Отрабатывались навыки плавания под водой, на скорость, метание ножа из воды. Ближе к вечеру возвращались, готовили ужин, после ужина мыли посуду и после короткой прогулки вокруг форта ложились спать. Раз в неделю перед ужином разогревали воду и в две смены принимали душ — сначала Настя, потом все остальные.

Время от времени Мильченко выводил их к какой-нибудь деревне и там, у всех на виду, они занимались проверкой радиационной обстановки. Так прошел месяц.

Нельзя сказать, что за этот месяц Настя воспрянула духом. Но она и не замкнулась в себе, не отгородилась от остальных стеной отчуждения. Высокие нагрузки, сосредоточенность на тренировках сделали свое дело — прошлые горести, обиды и душевные раны понемногу затягивались, ныли все реже и не так болезненно. Хотя все изрядно уставали, Настя нередко ловила на себе изучающие взгляды ребят. Виталий частенько пытался с ней заговорить, пуская в ход галантные комплименты. Пару раз его примеру пытался последовать и Галактионов. Но девушка оставалась равнодушна к этим попыткам, разбивавшимся об стену ее холодности.

Сержант же, казалось, вовсе не обращал на Настю никакого внимания. Точнее сказать, внимание его было достаточно пристальным, но касалось оно только тренировок и мелочей быта. Сергей опекал Настю, пожалуй, даже плотнее, чем прочих, но никаких проявлений его мужского интереса к ней при этом не чувствовалось.

Мильченко понемногу прощупывал сильные и слабые стороны ребят, старался разобраться в их характерах и судьбах. Вечерами их беседы нередко затягивались довольно надолго. И в результате не только Сергей лучше узнавал свою группу, но и сами ребята постепенно знакомились друг с другом.

Витька Захария был родом из Зеленодольска. После войны его семья перебралась в близлежащие Ястребки и занялась крестьянским трудом. Многие из крестьянских ребятишек в эти годы вовсе не посещали школу, но родители Виктора, как люди по происхождению городские, отправили его учиться, как только на второй год после войны Рыбаковская коммуна открыла в Зеленодольске школу. Витька ежедневно совершал почти полуторачасовые пешие переходы из поселка в школу, а затем обратно. И это при том, что от крестьянских трудов его тоже никто не освобождал. Неудивительно, что эта жизнь закалила его и выковала самостоятельный характер.

И Таланкин, и Галактионов были беженцами. Таланкин жил в Народном, во время войны и послевоенного лихолетья потерял почти всех близких, кроме матери и младшей сестренки. Отец Таланкина погиб в стычке с бандитами на третьем послевоенном году. После временного захвата Народного литовцами его семья перебралась в Зеленодольск. Работы хватало, и Костя жил так же, как и прочие его сверстники — учился в школе, получал профессионально-техническую подготовку, проходил трудовую практику, начальное военное обучение.

Алексей Галактионов был родом и вовсе не из здешних мест. Родители его имели маленькую торговую фирму и оказались в начале войны в Городе по своим коммерческим делам, прихватив с собой маленького Алешку. Война заставила их двинуться на восток, но, как и множество других беженцев, они попали под ракетно-бомбовые удары, наносившиеся по транспортным магистралям, и, чудом уцелев, попытались пробраться в незатронутую войной Литву. До Литвы они не дошли, а после долгих скитаний и попыток прижиться в разных селах, в конце концов осели в Зеленодольске.

Настя долго отмалчивалась, но потом в довольно скупых словах все же поведала о том, что привело ее из Ушакове в Зеленодольск.

Рассказывал о себе и сержант. Хотя история Рыбаковской коммуны была ребятам в общих чертах известна, рассказы Сергея были захватывающе интересны. Он знал множество интересного про смертельную борьбу коммунаров с огромной бандой Коменданта, некогда целиком захватившей Город и державшей в страхе половину области, про схватки с литовцами, про сражение Восточной дивизии на польской границе. Особенно внимательно слушали ребята его рассказы о недавних разведывательных рейдах на крайний восток и запад области…

Тем временем Мильченко менял содержание тренировок. Они стали обучаться вождению автомобиля, минно-подрывному делу, отрабатывали разведку объектов, внезапные нападения и отход, действия из засад, учились нести боевое охранение…

Сергей разбивал их на пары — одна изображала охранение, другая — диверсантов, и они старались перехитрить друг друга. Потом роли менялись.

Насте пришлось вспомнить свою вторую военную специальность. Сергей постоянно следил за тем, как она совершенствует свои навыки в снайперской стрельбе. Иногда ей часами приходилось лежать в каком-нибудь болотце, среди комаров, ожидая, когда Сергей на мгновение покажет мишень, которую надо поразить с первого выстрела. Особенно тяжело оказалось учиться вести снайперскую стрельбу не из винтовки Драгунова, а из тяжеленного и здоровенного противотанкового ружья, весившего без малого семнадцать килограмм, и дававшего такую отдачу, что, казалось, вывихнется плечо.

"Ничего", — подбадривал ее сержант, — "зато пулю из этой штуки ни один бронежилет не удержит. А новых крупнокалиберных снайперок у нас нет".

Время от времени Мильченко выводил группу далеко на запад, где действительно встречались зоны сильного радиоактивного загрязнения. Там они проводили детальные замеры уровней радиации и подробно наносили обстановку на карты. Сводная карта уровней радиоактивного заражения Земланда становилась все точнее и точнее.

Это были места самых жарких боев Последней войны, и, поскольку большинство охотников до сих пор отпугивал высокий уровень радиационного загрязнения, здесь можно было неплохо пополнить запасы вооружения, боеприпасов, амуниции. Однако такая работа требовала больших физических усилий — летом в защитном комплекте и так было нелегко провести хотя бы час, а ведь приходилось собирать оружие, заниматься его дезактивацией, затем тащить его на себе, проводить дезактивацию своих защитных костюмов и одежды…

Сергей регулярно слушал радиосообщения Сухоцкого из штаба. Сам он на передачу не выходил, лишь изредка развертывая рацию где-нибудь подальше от "своего" форта и передавая в эфир — "тройка, тройка, тройка" — сигнал, что все в порядке. Но девятнадцатого июля обычные, в меру тревожные, в меру спокойные сводки из штаба Северо-Западной дивизии сменились категорическим приказом Сухоцкого:

"Приступай немедленно!"

"Что случилось?" — заволновался Мильченко, впервые переключив рацию на передачу.

"Две наших деревни перешли под контроль Центральных. Позавчера подбит из засады патрульный БТР, двое наших погибло. Сегодня утром внезапным налетом захвачен и разграблен склад боеприпасов на северо-восточной оконечности Города. Один часовой убит, двое тяжело ранены".

"А нефтепромыслы?"

"К счастью, нам удалось перехватить вооруженный отряд неизвестной принадлежности на подступах к Залесью. Позавчера был бой, потери примерно равные".

"То есть вы их не разбили?"

"Не разбили. Нет ни одного пленного".

"Понял. Приступаю. Связь кончаю".

Глава 4. Первый бой

БТР-80, шурша колесами по асфальту, быстро бежал вдоль портовых сооружений на Запад. Позади остался суматошный день сбора, проверки, подгонки и погрузки амуниции, боеприпасов, снаряжения, продуктов. Теперь на город упали густые сумерки. Впереди, по правую руку, еще догорала красивая малиновая полоска июльского заката, отороченная желто- оранжевым, затем каким-то неуловимым зеленоватым цветом, быстро переходившим в густо-синий и затем — в темно-лиловый бархат, уже ночной, на котором начали проступать первые блестки звезд.

Сержант сам сидел за рулем, остальные расположились на жестких скамеечках десантного отделения. Через окошки впереди толком мало что можно было разглядеть. Гораздо лучше было видно, если прижаться глазом к бойнице, но оттуда вид открывался только сбоку, да и сидеть в таком положении было неудобно — и шея затекала, и нет-нет, да стукнешься лицом о броню.

Вот бронемашина уже выскочила за пределы Города. Порт закончился, слева за Рекой еще можно было разглядеть силуэты громоздких корпусов судоремонтного завода. Вдруг БТР притормозил и свернул налево, съезжая с шоссе и пересекая прибрежный пустырь.

"Куда это мы, а, Витек?" — почему-то шепотом спросил Алексей Галактионов.

"Я знаю не больше твоего", — так же шепотом ответил Захария, — "вот, к реке свернули".

"А зачем?"

Никто не успел отреагировать на этот вопрос. Машину чувствительно тряхнуло, и она, с ходу снеся обветшавший, но все еще довольно прочный дощатый забор, покатилась к самой воде. Ребята ухватились кто за что, чтобы удержать равновесие. Захария вцепился Насте в плечо, а другая его рука как бы невзначай легла ей на грудь. Девушка резким движением сбросила руку, одновременно выкручивая ее за кисть. Виталий непроизвольно издал короткий приглушенный стон.

"Я тебя случайно не зашибла, Витенька?" — участливо спросила Настя.

Захария недовольно хмыкнул, но промолчал. В этот момент БТР плюхнулся в воду и легонько закачался на едва заметной речной волне. Под днищем его что-то загудело, и он медленно поплыл, рассекая воду своим тупорылым корпусом.

"Куда это мы поплыли?" — на этот раз вопрос вырвался у Кости.

"Скажут", — вставил Захария армейское словечко нарочито мрачным голосом.

Бронемашина долго пересекала реку, под ногами у ребят уже набралось на два пальца воды, но вот эта переправа закончилась, и БТР, задрав нос, начал выбираться на противоположный берег. С этой стороны забора не было и ломать его не пришлось. После долгого пути по кочковатому заболоченному пустырю, машина вышла на асфальтированную дорогу, оставив позади, по левую руку, высокие стены цехов бездействующего судоремонтного завода, использовавшегося разве что как склад металлолома, да и то изредка.

Скорость заметно возросла. БТР снова шел по шоссе, удаляясь от реки, но уже на другом берегу и в противоположном направлении — на юго-восток. Теперь уже всем стало ясно, что Сергей решил сделать большой крюк, чтобы обогнуть Город с запада и выбраться на его дальнюю южную окраину, не проезжая через городские кварталы и не огибая город с севера и востока. Пока бронемашина шла через безлюдные, совершенно не населенные места.

Дальнейший путь было очень трудно определить. В ночной тьме, не подсвечивая дорогу даже подфарниками, сержант, нацепив на голову прибор ночного видения, вел БТР какими-то глухими проселками. Вроде бы общее направление держалось на юг, а там — кто разберет? Дорога не раз делала повороты, и ребята быстро потеряли ориентировку.

Машина остановилась лишь тогда, когда лес вокруг начал уже отчетливо проступать в довольно светлых предрассветных сумерках, а ребята совершенно осоловели от долгой ночной тряски по дорогам и недосыпания.

"К машине!" — раздалась громкая команда Сергея. Бойцы повыпрыгивали из люков на броню, и с брони прыгали на землю. Когда все четверо выстроились у машины в одну шеренгу, Мильченко начал говорить:

"Сегодня мы приступаем к выполнению задания, к которому я вас готовил почти два месяца. Теперь я могу сообщить вам многое.

Первое. Не признанное Федеральным правительством вооруженное формирование, именующее себя Центральной территориальной дивизией, от позиции более или менее соблюдаемого нейтралитета в отношениях с военно-административными единицами на территории области, перешло к агрессивным действиям. Командование Центральных объединяет вокруг себя мелкие бандгруппы, подкупает и перетягивает на свою сторону отдельные подразделения законных вооруженных сил, перехватывает дороги, захватывает поселения и предприятия. Назревает крупномасштабный военный конфликт.

В последние дни обстановка резко обострилась. После серии нападений на склады вооружения и парки бронетехники на территориях, контролируемых Восточной дивизией и Южной бригадой, Центральные совершили ряд налетов на патрули нашей дивизии и попытались совершить нападение на Залесские нефтепромыслы, которое было с большим трудом отражено.

Нашим товарищам угрожает возможность быть втянутыми в затяжные и интенсивные боевые действия. Наша задача — сорвать планы Центральных путем дезорганизации их тыла, и не допустить их перехода к серьезным агрессивным действиям против Северо-Западной территориальной дивизии".

Сергей оглядел притихших, посерьезневших ребят и продолжил:

"Мой первый приказ: военные билеты и командировочные предписания — уничтожить. Ни при каких обстоятельствах противник не должен обнаружить ни малейшей связи между нами и Зеленодольском".

Мильченко вырезал ножом кусок дерна, сложил в получившейся ямке все документы боевой группы, разорвал и поджег их, а когда маленький костерок догорел, растер пепел и вновь пристроил на место дерн.

"Следующий приказ — выгрузить из машины все снаряжение, и после этого замаскировать БТР".

На выполнение этой задачи потребовалось значительно больше времени. Когда снаряжение грудой ящиков, коробок, мешков и мешочков, зачехленных стволов разного вида и назначения высилось рядом с БТР, сержант отобрал несколько ящиков и упаковок, кивнул на них троим парням и приказал:

"Забираем все это и идем делать захоронку. А ты", — он повернулся к Насте — "хватай свою СВД и карауль тут".

Лишь примерно через полтора часа все четверо вернулись обратно. Мильченко осторожно выглянул на прогалину, за которой виднелся из-за кустов уголок бронетранспортера. Никого. Он поднял руку, останавливая троицу, шедшую за ним, снял с плеча автомат, аккуратно щелкнул переводчиком, снимая его с предохранителя, и медленно-медленно двинулся к бронемашине, — не прямо, а огибая прогалину по широкой дуге. Никого. Ни звука, ни шороха.

Когда Сергей уже подошел почти вплотную к БТР, за его спиной раздался звонкий девичий голосок:

"Товарищ сержант!"

Мильченко сначала заученным движением крутанулся вокруг своей оси, разворачивая ствол автомата в сторону источника звука, одновременно приседая, перенося тяжесть тела на отставленную ногу и уводя корпус в сторону, и лишь затем медленно выпрямился, опустил немного автомат и со вздохом сказал:

"Не шути больше так, Коменская!"

Настя спрыгнула с ветки дерева метрах в двух с половиной над землей, закинула свою самозарядную снайперскую винтовку за спину. Губы ее были обиженно поджаты.

"Товарищ сержант! Дозор ведь надо было нести скрытно…"

Мильченко слегка кивнул:

"Это верно. Мой промах. Надо было самому тебя окликнуть. На будущее всем нам наука". — Помолчав немного, он произнес — "Ну что, бойцы, понесли следующую партию груза".

Сделав две захоронки в радиусе около километра от бронетранспортера, и наскоро позавтракав, пятерка двинулась в путь ("на восток" — прикинула Настя), навьюченная, как верблюды, оставшимся снаряжением. Шли долго и тяжело, пока, наконец, далеко за полдень не остановились на обеденный привал. Но и после этого привала пришлось протопать еще почти с десяток километров, пока Мильченко не приказал устроить последний тайник.

С собой взяли не так много (хотя в итоге получился приличный груз) — сухой паек на две недели, патроны, гранаты, взрывчатку, оружие, санитарные пакеты, легкие куртки и непромокаемые спальные мешки. На каждом были надеты тяжелые бронежилеты (титановые пластины и слой кевлара), а у пояса пристегнуты стальные каски.

Настя повесила на плечо свою СВД, к которой Сергей дал немецкий оптический прицел и прибор ночного видения. Скептически посмотрев на десантный нож, висевший у нее на поясе, он пробормотал:

"Ножом ты, вроде, научилась работать… Но все равно, тут мужская рука нужна. Лучше возьми-ка вот этот", — и он протянул Насте узкий обоюдоострый клинок, напоминающий стилет. В основе своей это был обычный офицерский кортик Златоустовского завода. Но Сергей сам заточил его, перековал ему гарду и вместо неудобной граненой пластмассовой рукояти сделал витую ручку из кожаного шнура. Когда Настя стала примеряться, как же прикрепить ножны этого кортика к ремню, Сергей пояснил:

"Крепи не на пояс, а на внешнюю поверхность левого предплечья. Рукоятью в сторону кисти. Эластичным трубчатым бинтом. Под камуфляжную рубаху. Ножны не бери, а чтобы не поранить руку — вот, подложи обрезок офицерского ремня". — И, когда она последовала его совету, заметил:

"А нож тоже у себя оставь. Пригодится. Стилетом же сучья резать не будешь… да и мало ли что".

На спине Алексея Галактионова красовался тяжелый гранатомет РПГ-16 и укладка на четыре противотанковых гранаты, а на поясе — пистолет Стечкина. Костя Таланкин был вооружен АК-74С, и, кроме того, нес груз взрывчатки. Витя тащил на себе пулемет ПК и три коробки со снаряженными патронными лентами.

У самого сержанта в руке оказался странный автомат, которого Настя, да и никто из ее товарищей, раньше не видели. Довольно длинный и относительно тонкий ствол (не толще, чем у "Калашникова") не вязался с толстенным коробчатым магазином и довольно массивными деталями казенной части. Заметив недоуменный взгляд Насти и любопытствующие взоры парней, Сергей пояснил:

"Автоматическая винтовка "Шило" под усиленный подкалиберный игольчатый патрон. Хорошо дырявит бронежилеты с близкой дистанции. А с дальней, если потребуется, их Настя будет дырявить из своего ружьеца, которое мы тут только что схоронили".

Кроме винтовки, Сергей имел мощную радиостанцию, какие-то приборы наблюдения и пистолет Вальтер Р-38.

Перед тем, как тронуться в путь, Сергей достал из планшета и развернул на примятой траве карту.

"Смотрите сюда. Ставлю первую боевую задачу. Вот здесь", — он ткнул в карту кончиком карандаша, — "находится крупная перевалочная база боеприпасов Центральных. Наша задача:

Первое. Скрытно, — а не так, как до сих пор шли, — выйти к складу. Предупреждаю, у склада, помимо сильной охраны, еще и двойное кольцо выдвинутых постов. Затем надо разведать расположение и систему охраны объектов, составить план действий и обеспечить ликвидацию складов. Желательно сделать это во время выгрузки, чтобы напугать поставщиков".

"А кто поставщики?" — спросил Костя.

"Поляки", — коротко ответил Сергей.

* * *
Для Сухоцкого настали тяжелые времена. Он целыми днями напряженно думал, как растянуть свои малые воинские силы для охраны множества объектов, оказавшихся под угрозой вылазок Центральных, как обезопасить поселения, находившиеся в зоне ответственности Северо-Западной дивизии, от проникновения засылаемых Центральными агентов, угрозами и посулами подбивавших людей перейти под руку Тимофея Боковлева. А тут появилась новая забота — беженцы из Литвы.

Столкновения на литовской стороне между сторонниками нескольких политических клик, боровшихся за власть, сильно ослабили северного соседа, когда-то, в результате Последней войны, внезапно превратившегося в грозную силу. Теперь там стало едва ли не хуже, чем в области сразу после войны. Мелкие бандитские группы и более крупные отряды, претендовавшие на то, чтобы зваться законной властью, кто безудержно, кто с оглядкой, но обирали население. Рейнджеры, еще пару лет назад беспокоившие дерзкими налетами, были втянуты в эту междоусобицу. Даже погранохрана осталась у литовцев лишь кое-где, да и то — так, для видимости.

Казалось бы, тому, что угроза литовских притязаний отошла в сторону, хотя бы на время, можно было только радоваться. Но вместо регулярной армии, которая, будучи пару раз крепко битой, запомнила урок, появилось множество мелких бандитских шаек, отличавшихся тем, что у них был притуплен даже инстинкт самосохранения. Они проникали в область вслед за беженцами и доставляли немало неприятностей.

На полуострове пограничники Айтуллина крепко держали кордон, да там осталась и маленькая литовская застава. А вот в районе Народного дела обстояли куда хуже. И по уцелевшему мосту через Большую реку, и на лодках в Народный потянулись беженцы. И среди них, маскируясь под спасающихся от невзгод мирных литовцев, проникали бандиты, тут же приступавшие к исполнению своего ремесла — грабежам да разбоям.

В один из приездов Виктора Калашникова в Зеленодольск Юрий пожаловался другу на новую напасть. Совет Виктора оказался неожиданно кстати:

"Нет достаточных сил?" — переспросил он. — "А ты перейми у бандитов их тактику".

"Как это?" — не сразу понял Сухоцкий.

"А так. Создай пару-тройку маленьких групп, замаскируй их под литовских поселян. Пусть садятся бандитам на хвост, выслеживают их и уничтожают на литовской территории. Если найдутся добровольцы, можешь заслать в Литву вооруженных беженцев с той же целью. Они знают свои места, людей, могут помочь".

Юрий чуть не хлопнул себя по лбу с досады. Как же это он сразу не сообразил! Ведь своими же руками не так давно собрал подобную же группу для Мильченко!

Жену Сухоцкого, Надежду Бесланову, беспокоили другие заботы. В ее детском доме прибавилось сирот, пришедших с беженцами. И хотя прибавление было небольшое, но постоянное. Каждые две-три недели в списках детдома прибавлялась строчка, а то и больше. К счастью, помещений хватало, да и с продовольствием дело обстояло довольно сносно. А вот людей не хватало. Каждая пара и рабочих, и солдатских рук была на счету.

Тем не менее, несмотря на эти заботы, жизнь продолжалась. И не такая уж плохая жизнь. На крестьянских и кооперативных полях созревал урожай, университет принял новых студентов, школы готовились к очередному учебному году, в Городе заработал секретный цех по переработке золотосодержащего лома, и были добыты первые 800 граммов этого металла. А в порту уже снаряжалось судно для броска в Швецию — только оттуда можно было получать электронные компоненты для компьютеров и приборов, и только в обмен на золото и серебро. Конечно, шведы приняли бы и лом цветных металлов — меди, олова, цинка — но их и самим крайне не хватало.

Сухоцкий остро чувствовал свою ответственность за судьбу этого островка более или менее налаженной жизни — одного из немногих после Последней войны. Весь мир куда-то сдвинулся за прошедшие годы, и радио время от времени доносило тревожные вести с других уголков планеты. Почти всюду — кризисы, конфликты, распад государств, бандитизм, эпидемии, голод… То же самое, что творится у соседей, в Литве и Польше. То же самое, что творится за пределами зоны ответственности Северо- Западной дивизии и здесь, на этом клочке российской земли.

Поэтому разговор Юрия Сухоцкого с Виктором Калашниковым касался не только беженцев и бандитов.

"Ты думай, как хочешь", — убеждал Виктор своего друга, — "а я убежден, что другим путем этих проблем нам не решить. Да, сил мало, да, людей не хватает катастрофически, да, еще один военный конфликт нам совсем ни к чему. Но нет другого решения — или область будет объединена под единой властью, и все ее жители будут действовать заодно, и все наши ресурсы — и военные, и экономические, — будут объединены в один кулак, — или все, что достигнуто, истает в бесплодных междоусобицах".

"Тебе хорошо планы строить!" — горячился от сознания собственного бессилия Юрий. — "Тут не знаешь, как от Боковлевских наскоков отбиться, а тебе область подавай! Что мне, объявить всеобщую мобилизацию, поднять все четыре тысячи боеспособного населения и двинуть в завоевательный поход? Ты представляешь, с чем мы после такого похода останемся?!" — он едва не схватил Виктора за грудки.

"Остынь, подполковник!" — полушутя бросил Калашников. — "Никаких походов! Конечно, сначала надо с Центральными разобраться. А вот потом по всей территории области надо провести выборы, избрать законные органы власти и уж тогда эту власть осуществлять последовательно и настойчиво".

"Кто же нам даст эти всеобщие выборы провести? Хотя бы в том же Ясногорске? Тамошняя братва, что ли?" — Сухоцкий дернул плечом. — "А если Восточная дивизия откажется?"

"Начнем с получения санкции Федерального правительства. Или их представители тут только для декорации сидят? Пора бы их на что-нибудь путное приспособить", — ответил Виктор.

"Говоришь ты красиво". - не уступал Юрий, — "но сначала надо, действительно, Боковлева укоротить. Тогда можно и опять на эту тему побеседовать. Только, боюсь, и тогда будет не ко времени, и не по силам". — Сухоцкий помолчал немного. Молчал и Виктор Калашников.

"Ладно", — вновь заговорил Юрий — "мне сейчас надо кем-то охрану Залесских нефтепромыслов усилить. Эх, людей не хватает!" — Он ударил ладонью себя по колену. — "Вот, наскреб полтора десятка человек, два прибора ночного видения. Пришлось с аэродрома в Днепровке отделение взять. А что делать?"

Калашников немного помедлил, потом подал совет:

"Попробуй перехватить пути отхода налетчиков".

Сухоцкий вспылил в ответ:

"Думаешь, я сам не догадался? Говорят же тебе русским языком: нет у меня людей, чтобы и промыслы охранять, и засады на путях отхода ставить!" — Досадливо махнув рукой, он надолго замолчал…

* * *
Восемнадцать километров, оставшихся пятерке до цели, преодолевали почти полные сутки. Сержант вел их странными зигзагами, ежечасно, а то и чаще, останавливался и шнырял вокруг, только после этого разрешая возобновить движение. Ночевали в лесу, не разводя костра и регулярно сменяя часовых. То ли удвоенная осторожность Мильченко, то ли везение сыграли в этом свою роль, но вся пятерка уже на следующий день видела с опушки леса в ярких золотистых лучах послеполуденного солнца ту же группу кирпичных сараев за колючей проволокой, которую рассматривал Сергей почти три месяца назад.

Впереди, шагах в пятидесяти, время от времени парами проходили патрули.

"Нам еще повезло", — еле слышно прошептал Мильченко, "что у них собаки только на территории складов. Если бы патрули разгуливали с собаками, нас бы уже засекли".

Патруль обходил склады по внешнему периметру примерно раз в полчаса. Внутри, вдоль колючей проволоки, часовые располагались по одному через каждые сто метров. По одному часовому было выставлено и у дверей складов. Кроме того, три человека дежурили в КПП у ворот, и дежурная смена охраны располагалась в небольшом домике метрах в 30–40 от КПП.

Когда на землю опустились ночные сумерки, Сергей сказал:

"Ловить нам тут больше нечего. Как только мы попадем за проволоку, а то и раньше, собаки поднимут лай. Еще через две- три секунды нас обнаружат часовые. Поэтому действовать будем не столько скрытно, сколько дерзко. Приказываю:

Как только начнется разгрузка машин с боеприпасами, выжидаем подходящий интервал между проходами патруля и где можно — перебежками, а где нельзя — ползком, но максимально быстро, выдвигаемся к проволоке. Захария и Таланкин режут проволоку штык-ножами. За минуту до этого я и Коменская снимаем ближайших часовых, а Галактионов берет под прицел домик охраны. В течение этой минуты, конечно, поднимется стрельба. Не обращая на нее внимания, проходим на территорию складов и занимаем позиции для боя. Утром укажу прямо на местности, где чья позиция.

Задачи боя — Захария прижимает и отсекает своим пулеметом дежурную смену караула. Галактионов должен расстрелять из гранатомета склад с боеприпасами, открытый для погрузки, а после этого — подошедшую машину с боеприпасами. Коменская прикрывает меня и Таланкина. Да, Настя, не забудь утром снять ночной прицел с винтовки. Мы с Костей пробиваемся к ближайшим складам и минируем их. Как только мы отходим от складов, начинают отход все остальные. Мы с Таланкиным — в арьергарде, Коменская нас прикрывает издали, Галактионов и Захария обеспечивают прорыв через внешнее кольцо охраны. Но пулеметные патроны при отходе зря не жечь — у нас их негусто, а каждый раз путешествовать к тайникам мы не можем.

Если потеряем друг друга при отходе — контрольное место встречи — здесь". — Он ткнул пальцем в точку на карте. — "Вот, где отмечен родник".

Сержанта очень волновал исход предстоящего боя. Как сработают его ребята в своем первом настоящем деле? Не оплошают ли? Впрочем, в том, что хотя бы в чем-нибудь, да оплошают, он был уверен. Но вот как им удастся преодолеть самый сложный барьер — начать убивать людей, которые, в общем-то, им лично ничего плохого не сделали, и о которых им трудно думать как о ненавистных врагах, подлежащих беспощадному уничтожению? Не дрогнет ли рука? А ведь в бою это может означать смерть, и смерть, быть может, не одного человека…

Сержант не зря отказался от надежды на внезапность. С самого начала эта внезапность была утеряна. Когда до проволоки осталось еще метров пятнадцать, их заметил часовой, видневшийся под дощатым грибком по правую руку. Он сначала наблюдал за подозрительным шевелением травы, а затем сорвал ремень автомата с плеча. Часовой не слишком торопился стрелять, пытаясь надежно поймать нарушителя в прорезь прицела. И все же Мильченко едва успел опередить его автоматную очередь. Одиночный хлопок — и игольчатая пуля пробила кевларовый бронежилет, камуфляж, и порвала аорту.

"Вперед!" — уже не скрываясь, заорал Сергей. — "Перебежкой — к проволоке! Коменская, не упусти часовых!"

Настя, опершись на локти, стала лихорадочно ловить в оптический прицел пост охраны с левой стороны. Но перед глазами почему-то поплыли неясные зеленоватые силуэты.

"Черт! Забыла снять ночной прицел!" — Настя лихорадочными, суетливыми движениями стала отмыкать прибор ночного видения и кое-как затолкала его в специальный подсумок на поясе. Тем временем застучали короткие автоматные очереди, и над их головами с противным свистящим шорохом пролетели пули. Заработал пулемет Захарии, за ним ударил автомат Таланкина.

Настя, наконец, снова вскинула снайперскую винтовку. Но ближайшие двое часовых уже были скошены огнем ее товарищей. Сергей и Костя прекратили стрельбу и уже резали проволоку. Захария длинными очередями лупил по домику охраны, не давая никому высунуться. Однако издали к месту перестрелки уже бежали часовые с других постов. Коменская поймала одного из них в оптику, плавно совместила светящиеся точки коллиматорного прицела и нажала на спуск. Винтовка дернулась; изображение в прицеле лихорадочно заметалось. Когда же она восстановила равновесие ствола, часовые по прежнему короткими рывками спешили к месту схватки. Их число не уменьшилось.

"Слишком резко рвешь за спуск!" — крикнул, на мгновение обернувшись к ней, сержант. — "Задержи дыхание и тяни с усилием, но плавно!"

Настя постаралась сосредоточиться и на этот раз сделать все так, как ее учили. Вот опять светящиеся точки совместились на силуэте человека с автоматом, прижавшегося к стене склада. Ее палец на спусковом крючке начал движение и тут пуля с тупым звяканьем задела по краю ее стальной каски. Девушка вздрогнула и пуля из ее винтовки снова прошла мимо.

Лишь третьим выстрелом она сумела поразить цель.

Тем временем Таланкин уже сменил рожок.

Продвинувшись вперед, за проход в колючей проволоке, всего на десяток шагов, он отстреливался, вжавшись в землю и почти не поднимая головы. Мильченко опередил его всего на три-четыре шага. Он беспрерывно перекатывался с места на место после каждого одиночного выстрела. До ребят донесся его крик:

"Меняйте позиции, вашу мать! Подстрелят!"

Вместо того, чтобы последовать его совету, Настя вдруг неожиданно для самой себя поднялась на колено, хладнокровно прицелилась и уложила на землю еще одного охранника. Буквально через минуту еще один неосторожно поднявший голову стрелок получил от нее пулю в лоб. И тут ее саму с силой ударило в грудь, опрокидывая на землю.

Витька, лежавший поблизости, не отрываясь от своего пулемета, окликнул ее:

"Настя! Жива?"

"Жива…" с натугой просипела Настя, прикусив губу от боли. Но, похоже, бронежилет выдержал, хотя снаружи явственно были видны два входных отверстия.

Бой продолжался. Насте удалось снять еще одного автоматчика. Теперь по ним вел огонь всего один, да еще стреляло трое или четверо издали, откуда-то со стороны КПП. Алексей и Костя рывком продвинулись вперед, вслед за сержантом. Через минуту первый раз заговорил гранатомет Галактионова.

С оглушительным грохотом и яркой вспышкой граната вылетела из ствола, и мелькнув огненным хвостом, впилась в один из грузовиков, стоявший у открытого склада. Еще раз грохотнуло, мелькнуло пламя и в воздух поднялась туча белой пыли.

"Не в соль стреляй, мазила! В боеприпасы!" — заорал, надрывая горло, Сергей.

Выпустив две гранаты почти что впустую, Алексей все же всадил третью в стену того самого склада с боеприпасами, куда их сгружали с польского грузовика. Внутри шумно ухнуло, у сарая подпрыгнула крыша и из под нее рванулись в разные стороны дымные струи, подсвеченные изнутри тусклым пламенем. Еще до этого сержант и Таланкин сумели прикрепить по заряду взрывчатки у вентиляционных окошек двух других кирпичных бараков.

"Отбой!" — крикнул Мильченко. — "Отходим, как договорились!"

Настя перебежками стала двигаться к опушке, после каждого броска оборачиваясь и посылая одну или две пули по преследователям. Костя, Алеша и сержант постепенно догоняли ее. За их спинами рвались патроны, гранаты и снаряды, разнося стены кирпичных складских сараев. Осколки то и дело взвизгивали в воздухе над их головами.

Галактионов вскоре вырвался вперед и, как и было приказано перед боем, пошел вместе с Витькой, следя за тем, чтобы группа не нарвалась на посты внешнего оцепления. Когда Настя уже достигла опушки, а Таланкину и Сергею оставалось до нее метров двадцать, воздух угрожающе загудел у них над головами, а слева, со стороны дороги, ведущей к складам, раздался гулкий солидный стук крупнокалиберного пулемета. Это бил по налетчикам подошедший БТР Центральных, дежуривший на шоссе, на посту у самой границы.

Ребята, вжавшись в землю, отчаянно работали локтями и коленями, пытаясь быстрее доползти до спасительных кустов. Но им наперерез уже бежал десяток автоматчиков.

"Настя! Уходи немедленно!" — прокричал Сергей, и, видя, что она не двигается, снова закричал, — "Уходи, зараза! Выполняй приказ!"

Настя вскинула винтовку, почти не целясь, трижды выстрелила в приближавшихся врагов, опустошив магазин своей СВД, вскочила и бросилась в частый лесной подрост.

Автоматчики залегли на короткое время, беспорядочно стреляя ей вслед, но ее уже не было видно.

Пробежав по лесу со всей возможной прытью минут десять, Настя притормозила и, немного отдышавшись от быстрого бега, попыталась сориентироваться — как же выйти к точке встречи? Она стала медленно осматривать лежащую вокруг местность, двигаясь зигзагами. И вдруг за ее спиной раздался резкий окрик:

"Стоять! Не оборачиваться! Брось оружие! Руки вверх!"

Настино сердце чуть не остановилось, ноги стали ватными, спина покрылась липким холодным потом. Она сделалась противной самой себе, ощутив, как по ноге сбегает теплая струйка. Рука, державшая СВД, разжалась, и винтовка упала на траву.

"Дура! Слепая! Трусиха!" — обзывала Настя саму себя, слыша, как сзади чуть слышно зашуршали кусты и легкими шагами через небольшую прогалину в лесу к ней кто-то приближается. Когда ей в спину уперся ствол, она вздрогнула.

"Теперь тихо, без резких движений и прочих глупостей расстегни ремень и брось его на землю!"

Настя подчинилась. Непослушные пальцы долго возились с пряжкой, но вот ремень вместе с подсумками, флягой, котелком и десантным ножом упал в редкую траву. Неизвестный подцепил его ногой — девушка краем глаза заметила мелькнувший носок то ли сапога, то ли ботинка, — и отшвырнул его в сторону. И в тот же момент кусты у прогалины почти что прямо перед ней раздвинулись и она увидела сержанта.

Тут же ее за шею обхватила крепкая мужская рука, к спине прижалось чье-то тело, а на плечо лег ствол автомата, почти касаясь ее щеки.

"Стоять! Бросьте оружие!"

Рядом с сержантом появился Костя. Вид у него был совершенно обалдевший. К счастью, незнакомец не открывал огонь, надеясь, видимо, взять всех троих живьем. Настины руки, до того поднятые вверх, опустились, но нападавший не обратил на это внимания, — его взгляд был сосредоточен на двоих противниках, не спешивших разоружаться.

Вдруг сзади раздались еще шаги, они приблизились и уже другой голос крикнул:

"Бросить оружие! Ну! Что было сказано? Через пять секунд открою огонь!"

"Второй! Ребята же пропадут из-за меня!" — огнем обожгла девушку мысль. Надо было действовать. Но как?.. Кортик! Подарок сержанта!

Настя медленным движением сунула пальцы правой руки в левый рукав камуфляжной рубахи (оторванная в горячке боя

пуговица позволяла манжету широко распахнуться), неловкими пальцами нащупала вытяжную петлю, потянула, затем резко рванула кортик наружу, на ходу перехватываярукоять всей ладонью, и ударила узким клинком позади себя, стараясь угодить в живот.

Ей повезло. На нападавшем был короткий бронежилет, не закрывавший живот полностью, и ей посчастливилось направить клинок под нижний край бронежилета. Мужчина охнул, захват его резко ослабел, и Настя рванулась на свободу, одновременно выкручивая клинок из его тела и отскакивая в сторону.

И тут же коротко грохотнула автоматическая винтовка сержанта. Второй противник, которого не заслоняла Настя, получил две пули в грудь, странно жалобно вскрикнул, пошатнулся и мешком осел на землю. Больше выстрелов не было. Настя обернулась. Схвативший ее мужчина в камуфляжной форме и бронежилете, но без каски, стоял, полусогнувшись и прижимая левую руку к низу живота. Между пальцами левой руки виднелось немного крови. Ствол автомата, сжатого его судорожно сведенными пальцами правой руки опустился, но тут же стал выравниваться. И тогда ударил одиночный выстрел у нее из-за спины. Мужчина вздрогнул, покачнулся и рухнул лицом вниз.

Настя медленно отвела взгляд от убитого, потом посмотрела на стилет в своей руке. По лезвию была размазана чужая кровь. Девушка разжала пальцы, отдергивая руку в сторону, оружие скользнуло вниз и клинок немного под углом беззвучно вошел в мягкую лесную землю. Настя резко согнулась и судорожно прижала обе руки к животу.

"Ты что, Настюха?" — воскликнул Костя. — "Что с тобой? Ты ранена?"

Тело Насти дернули отчаянные спазмы, поднимавшиеся из глубины живота. Рот ее раскрылся, издал сиплый, клокочущий звук, и содержимое ее желудка рванулось наружу. Спазмы сотрясли ее еще, и еще, и еще раз…

"Оставь", — устало бросил Мильченко, придерживая кинувшегося было к Насте Таланкина.

"Так ей же плохо!" — воскликнул Костя.

"Оставь", — еще раз повторил Сергей. — "Первый убитый недешево обходится".

"Первый?" — несколько удивленно переспросил Костя. — "Но я же сам видел, она не меньше троих уложила…"

"А ты пробовал человека вот так, ножом, собственной рукой?" — Таланкин промолчал в ответ. — "Вот то-то", — покачал головой Сергей.

К их счастью, эти двое оказались единственным постом из внешнего оцепления, встреченным во время отхода. Через два часа вся пятерка собралась у родника.

Первым делом Мильченко спросил:

"Ранений нет? Попадания в бронежилеты были?"

У Насти и у Алексея оказалось по несколько попаданий в бронежилеты. У Кости, кроме того, оказалась легко задета правая рука. Лишь Захария не имел ни царапины, только на каске у него появилось две внушительных вмятины.

Сержант приказал снять бронежилеты и камуфляжную форму. Сквозных пробоин не было ни одной, но попавшие пули и осколки оставили после себя обширные кровоподтеки. Насте пришлось сделать перевязку Косте Таланкину, а остальным, включая и себя, сделать компрессы от ушибов. Пока, полураздетая, она занималась собой, ей не раз приходилось замечать пристальный глаз Витьки Захария, уставившийся на ее временами почти совсем обнажавшуюся грудь. Она не стала смущаться, прикрываться, или протестовать, а лишь пару раз ответила ему злым прищуром исподлобья.

Впрочем, и другие ребята тоже не оставляли ее своим вниманием. Костя Таланкин смущенно отводил глаза в сторону, всякий раз, когда она замечала его неподвижный, остановившийся взгляд, направленный на нее. Галактионов же лишь изредка скашивал глаза в ее сторону, но и его взгляд был достаточно недвусмысленным. Как и раньше, это ее мало трогало.

Не заметила она лишь мимолетного взгляда сержанта, умело спрятанного за полуприкрытыми веками. Не могла она и прочесть его мысли, хотя мысли остальных достаточно ясно читались Настей по их лицам. А в мыслях была немалая досада из-за того, что вся троица парней так откровенно пялится на Настю.

"Выписка из протокола №…

заседания Высшего экономического Совета

Северо-Западного округа


СЛУШАЛИ: об утверждении директора восстановительных работ на Целлюлозно-бумажном комбинате № 3.

ПОСТАНОВИЛИ: назначить директором восстановительных работ на Целлюлозно-бумажном комбинате № 3 Андриевского Николая Алексеевича.


Исполнительный секретарь Высшего экономического Совета (подпись)"


"Выписка из протокола №…

заседания Объединенного Исполкома районных Советов

Северо-Западного округа


СЛУШАЛИ: об утверждении главного редактора окружной газеты "Балтийский Вестник"

ВЫСТУПИЛИ: 1. Член Объединенного Исполкома, представитель Зеленодольского районного Исполкома, Начальник штаба Северо-Западной сводной территориальной дивизии подполковник Ю.Сухоцкий с предложением назначить главным редактором "Балтийского Вестника" Наталию Львовну Шварцман. Выступающий охарактеризовал Н.Шварцман как способную журналистку, имеющую опыт выпуска газеты Зеленодольского филиала Университета и работы главным редактором газеты "Зеленодольская правда".

2. Член Объединенного Исполкома, представитель Городского Исполкома, ректор Университета Слободзейский Анатолий Устинович выступил с поддержкой предыдущего предложения, заявив, что знает рекомендуемую не только как способного журналиста и опытного руководителя, но и как искреннего, честного человека.

ПОСТАНОВИЛИ: утвердить главным редактором окружной газеты "Балтийский Вестник" Наталию Львовну Шварцман.

ГОЛОСОВАЛИ: из 16 присутствовавших членов объединенного Исполкома подано голосов "за" — 14, "против" — нет, "воздержались" — 2.


Секретарь Объединенного Исполкома (подпись)


Из Областного государственного архива

"Все мы, — я не исключаю и себя, — показали очень плохую работу. Очень плохую", — повторил Мильченко глуховатым голосом, не скрывая досады. — "Дали себя обнаружить — раз. Медленно резали проволоку, и медленно выдвигались к складам — два. Пулеметных патронов сожжено чересчур много. Снайпер наш стрелял очень ненадежно. Гранатометчик — тоже: из трех противотанковых гранат только одна достигла цели. Взаимодействие — ни к черту. Потеряли друг друга, едва не оставили Настю в лапах охраны…" — сержант тяжело вздохнул. — "В общем, в следующий раз будем планировать операции гораздо тщательнее, будем обсасывать каждую деталь. Пока мы все живы лишь благодаря невероятному везению".

Цветник — Канарейке

Подтверждаю исполнение первого. Потерь нет, эффективность — 0,3. Сообщите заключение по текстам.


Канарейка — Цветнику

Тексты подтверждаю. Начинайте распространять немедленно.


Канарейка — Старцу

Начинаем работу по согласованным текстам. Приступай к операции "Еретик".


Сухоцкий — Мильченко

Нефтепромыслы под угрозой. Залесская ветка перехвачена.


Из архива

Главного управления тайных операций

Федеральной секретной службы

Когда сержант свернул радиостанцию, вся пятерка представляла собой довольно жалкое зрелище. Перебинтованные там и сям, без бронежилетов и касок, неимоверно уставшие после отпустившего их, наконец, напряжения первого боя, они вповалку лежали на лесной подстилке, а рядом с ними как попало было брошено их оружие. Лишь Захария время от времени приподнимал голову и напряженно поглядывал по сторонам.

"Ну-ну", — укоризненно покачал головой Сергей, — "нельзя так расслабляться, бойцы". — И, помедлив несколько секунд, негромко крикнул:

"Подъем! В ружье! Бегом — марш!"

Стряхивая с себя оцепенение, ребята торопливо похватали гимнастерки, каски, оружие, кривясь от боли, стали натягивать на плечи лямки рюкзаков.

"А куда бежать-то?" — недовольно проскрипел Галактионов.

"Отставить!" — махнул рукой Мильченко. — "Даю вам пять минут, чтобы привести в порядок обмундирование, подогнать оружие и снаряжение!"

"Злой ты, сержант" — усталым голосом бросил Костя Таланкин. — "Ну зачем ты так?"

"А мне добрым быть нельзя", — немного раздраженно отозвался Сергей. — "Я вас пожалею, так противник не пожалеет. Отсюда уходить надо. И срочно. То что вы устали, что у вас всякие царапины, что масса переживаний — за это вам противник поблажек не даст. Ясно?"

Ответом ему было угрюмое молчание.

"А коли ясно, то за мной, бегом — марш!"

Уже на бегу Настя, приблизившись к сержанту, полушепотом произнесла:

"И все же ты зря с ребятами так. Мог бы сначала все объяснить, а не орать сразу — в ружье!"

"Разговорчики, боец Коменская!" — раздраженно отмахнулся Мильченко, ритмично дыша на бегу.

"Ну сам посмотри, чудак!", — не унималась Настя. — "Один Витька кое-как еще тянет, а остальные вот-вот в сосны лбами начнут втыкаться".

"Ша-гом!" — скомандовал Сергей и тут же отрезал — "Боец Коменская, за неуставное обращение к командиру — выговор и наряд вне очереди!"

"Есть выговор и наряд вне очереди!"

"Да чего ты к ней привязался?" — сурово вымолвил Виталий. — "Не над кем больше власть показать?"

"Кто-то собрался мою власть оспаривать?" — нехорошим голосом тихо спросил Мильченко. Захария промолчал. — "Нет?" — Все продолжали молчать. — "Так вот запомни, Витек. Будете меня слушаться не за страх, а за совесть — тогда, может быть, кто-нибудь из нас и вылезет живым из этого переплета. Не будете — передохнем все безо всякой пользы для дела. Кто этого до сих пор еще не усвоил, может катиться на все четыре стороны. Бегом — марш!"

И пятерка потрусила вслед за своим командиром.

Глава 5. Операция "Еретик"

"Так, ребятки, слушайте новый боевой приказ", — произнес Мильченко, выключив рацию, сняв с головы наушники и наматывая на них соединительный провод. — "Придется пройти километров тридцать на восток вдоль польской границы. Идти надо скрытно — встречи с Центральными, да и с бойцами Южной бригады в наши планы не входят. Когда придем на место, поставлю задачу. Все ясно?"

"Так точно!" — немедленно отозвался Виталий. "Пока ясно…" — протянул вслед за ним Таланкин.

"А раз ясно, тогда аккуратненько ликвидируем следы нашего пребывания здесь, затем ноги в руки — и в путь!"

Тридцать километров пятерка преодолела меньше, чем за двое суток. Шли лесами, старательно обходя стороной деревни и хутора, не приближаясь и к проселкам. Обходили на всякий случай даже явно брошенные дома и селения. Питались всухомятку. Лишь один раз, в глухой чаще развели жиденький костерок и похлебали горячий супчик из концентрата. На ночевку расположились в спальных мешках на подстилке из веток и травы. Погода стояла пасмурная, но без дождей. Было не очень жарко, хотя с вечера забираться в спальный мешок не хотелось — тепла хватало и так. К утру, однако, становилось довольно прохладно и рассвет все встроили уже тщательно упакованными.

Во время переходов шли почти все время молча, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. Даже на привалах, утомленные переходом, болтали довольно скупо. Лишь вечером, перед сном, разговоры затянулись надолго.

"Чего это мы все по лесам крутимся?" — бурчал Захария. — "Надо бы рвануть прямо на Славьгород, да и хлопнуть Боковлева. И все дела!"

"Прыткий какой", — с ехидцей отзывался Таланкин. — "Прямо на Славьгород… Хлопнуть Боковлева…" — Костя хмыкнул, по лицу его блуждала полуулыбка. — "Мы вон сунулись на склад, и то едва ноги унесли. Боковлева-то, небось, почище охраняют — просто так не подступишься!" — Было заметно, что Костя недолюбливает Захарию, отчасти завидуя его силе, сноровке, самоуверенности, а отчасти будучи уязвлен едва уловимым, но все же пробивающимся наружу оттенком презрительной снисходительности, с которой Витек общался со своими менее сильными и нахальными товарищами.

"Подобраться к Боковлеву можно", — задумчиво проговорил сержант. — "Но вы, ребята, не обижайтесь, я вам прямо скажу — идти сейчас на охоту за Боковлевым с такими орлами, как вы, я уж точно не стану. Малость пообтешетесь, пообстреляетесь — тогда, может быть, и вернемся к этому разговору".

Бойцы замолчали. Мильченко понаблюдал некоторое время за едва тлеющими угольками костра.

"Товарищ сержант", — вдруг тихонько окликнула его Настя, — "а вы все так и живете один?"

Сергей внутренне напрягся. Не рассказывать же при всей группе историю своих запутанных отношений с Танькой Гаврилиной, подругой его командира?

"Так и живу один", — скупо ответил он.

Видя его нежелание идти на откровенность, Настя умолкла.

На второй день, когда солнце уже начало постепенно клониться к закату, то и дело прорываясь сквозь поредевшие тучи и бросая свои золотистые лучи на зеленый лес, шедший впереди Алексей Галактионов остановился и поднял левую руку. Мильченко медленно приблизился к нему. Настя вытянула шею и посмотрела вперед, по ходу движения. А, кажется, ясно. Там, между деревьями и кустами едва заметной строчкой тянулась колючая проволока.

Впереди оказалось проволочное заграждение в два кола, старое, с проржавевшей проволокой на полусгнивших кольях.

"Запретная зона", — пояснил сержант. И добавил — "Была когда-то. Сюда нам и надо. Проволоку не резать, не дергать, найти более-менее свободный проход. Таланкин — вправо, Захария — влево!"

Через несколько минут был найден участок с повалившимися колами и пятерка проследовала дальше. Не прошло и получаса, как группа уперлась в густые заросли кустов и, осторожно раздвигая ветви, с трудом продиралась вслед за Сергеем, теперь шедшим во главе пятерки. И вот уже он встал на месте и поднял руку. Это опять оказалась проволока.

Однако на этот раз проволока была уже почти совершенно съедена ржавчиной — до такой степени, что распалась на отдельные, не связанные между собой кусочки, среди которых едва ли отыскался бы хоть один длиннее трех метров. И висела эта проволока не на колах, а на когда-то светло-серых, но побуревших от времени бетонных столбиках, испещренных многочисленными трещинами и сколами, местами разбитых, с торчащей ржавой арматурой, поваленных или совсем вывороченных из земли.

"Теперь близко", — тихо выдохнул Сергей.

Целью их путешествия оказался странный холмик. Из земли, покрытой прелой листвой, сквозь которую пробивались

многочисленные побеги самой разнообразной зеленой растительности, торчали обломки массивных железобетонных плит. Здесь бетон имел скорее не бурый, а темно-серый оттенок.

"Стой! Снять вещмешки! Оружие в руку!" — скомандовал Мильченко. "Я иду первым, Захария — замыкающим". — И с этими словами Сергей лег на землю у самых бетонных обломков, перевернулся на спину, ухватился за торчащую арматуру руками и стал подтягивать свое тело в дыру между обломками.

Когда сержант совсем скрылся в этой дыре, за ним последовал Костя Таланкин. Из дыры послышался шум, затем голос Мильченко произнес:

"Прыгай прямо вниз! Я подсвечу фонариком".

Когда Настя передала пролезшему внутрь Галактионову вещмешки и снаряжение, а затем проделала тот же путь, она очутилась на бетонном полу, покрытом небольшими обломками разных размеров и мелкой бетонной крошкой. В желтоватом пятне света, образованным ручным фонариком, перед ней виднелся темный прямоугольник стальной двери, покрытой шершавым слоем ржавчины. Когда Виталий последним приземлился на пол рядом с ребятами, Сергей Мильченко шагнул вперед. В руке его мелькнул ключ, который с удивительно мягким звуком повернулся в замочной скважине. Сергей распахнул дверь:

"Прошу!" — и он сделал галантный приглашающий жест с полупоклоном.

За дверью оказались ступени вниз, затем еще одна такая же дверь. За ней — голые бетонные стены, такие же пол и потолок коридора, уходящего куда-то во тьму. Мильченко пошарил рукой по стене, повернул какой-то выключатель и под потолком зажглись три продолговатые лампы в металлической обрешетке. Дальний конец коридора по-прежнему был погружен во тьму.

У одной из стен стали видны какие-то ящики, коробки и… Настя совсем не ожидала увидеть такие вещи здесь. На двух больших ящиках армейской зеленоватой раскраски у самой стены блистал полированной цветной пластмассой довольно мощный копировальный аппарат. Рядом с ним на подобном же нагромождении ящиков возвышался небольшой компьютер.

"Алексей, Виталий, Костя!" — торопливо произнес Мильченко. — "Пошарьте вон там, в дальних ящиках. Там должно хватить, чтобы довести количество боеприпасов до носимого комплекта. Действуйте!"

Он обернулся к Насте:

"А ты, Коменская, пока я тут буду возиться, разыщи-ка мне коробки с бумагой".

Сергей принялся подсоединять куда-то провода, затем подтащил ящик и уселся на него перед компьютером. Экран засветился. Пальцы сержанта забегали по клавиатуре.

Тем временем Настя, согнувшись, пыталась разобраться в хаотическом нагромождении самых разных предметов, пока, наконец, не обнаружила среди этих упаковок, ящиков, коробок и мешков несколько коробок с бумагой.

"Сколько бумаги нужно?" — спросила она, разгибаясь.

"А сколько есть?" — отозвался Мильченко.

Настя окинула свою находку взглядом:

"Тут три коробки".

"Полных?"

"Нет".

"А пачек тогда сколько?"

"Десять… нет, одиннадцать пачек… по пятьсот листов".

"Так", — протянул Сергей, — "это если по половинке, то получится. А одиннадцать тысяч. Это даже много. Ксерокс на первых тысячах сдохнет. Тащи пять пачек сюда, а там посмотрим".

Мильченко поставил Настю у копировального аппарата и показал, как загружать бумагу:

"Твое дело — следить, чтобы бумага не кончилась. Как первая кассета опустеет, машина перейдет на вторую. А ты тем временем в первую кассету заправишь бумагу. Поняла?"

"Так точно!" — ответила Настя.

И машина с гудением начала выплевывать лист за листом.

Когда трое ребят разобрались с боеприпасами, они подошли к сержанту.

"Товарищ сержант", — отрапортовал Захария, "боеприпасы к автомату, пулемету, гранатомету, винтовке СВД, а также ручные гранаты подобрали до нормы".

"Отлично", — бросил Мильченко, не отрывая взгляда от копировального аппарата. — "А теперь доставайте ножички и разрезайте листовки пополам. Видите, тут на одном листе два текста?"

Ксерокс начал капризничать уже после первой тысячи. Когда счет подошел к двум, машина окончательно выдохлась и встала. Никакие попытки Мильченко заставить ее нормально работать успеха не принесли.

"Ладно", — махнул он рукой, — "до завтра отдохнет, глядишь, снова заработает. Лишь бы порошка хватило. Заночуем здесь. Первые два часа наверху караулит Галактионов, за ним — Таланкин, потом я и Захария".

Мильченко прошел с фонариком вглубь коридора и быстро вернулся, держа в руке ручной пулемет Калашникова с примкнутым коробчатым магазином на сорок патронов.

"Держи, Алексей. А то с пистолетом в случае чего не много навоюешь. Пристрелян он, боюсь, неважно, но пугануть из него можно как следует. Среди обломков дота позицию не занимай, возьми немного в сторону".

Ребята постелили на голый бетонный пол листы картона от пустых коробок и расположились на них в своих спальных мешках. Было тепло и немного душно, поэтому в спальные мешки залезли, сняв верхнюю одежду. Кровоподтеки от ударов пуль, попавших в бронежилет, еще побаливали, и Настя долго не могла найти удобной позы. Но усталость взяла свое и вскоре она крепко уснула.

Ночь прошла спокойно. Никого не интересовал затерянный в лесу совершенно разбитый и заплывший землей дот времен второй мировой войны. Наутро, как и надеялся

Мильченко. копировальный аппарат снова заработал. Но его хватило только на тысячу с небольшим листов, после чего на панели управления замигал оранжевый индикатор "add toner".

"Порошок кончился", — меланхолически констатировал Мильченко и отключил машину.

Еще почти два часа ушло на то, чтобы аккуратно разрезать пополам уже отпечатанные листовки. Пока Настя вместе со всеми орудовала своим остро отточенным десантным ножом, она успела едва ли не наизусть выучить короткий текст листовки:

"Соотечественники! Православные!

Безрассудные вожди и ложные пастыри увлекают вас на путь, где вас и ваши семьи не ждет ничего, кроме войны и разорения.

Не верьте, когда в слепой гордыне вам говорят, что вокруг вас — одно греховодничество и нечестие. Другие греховны ровно настолько же, насколько и вы сами.

Не верьте, что иные власти терзают люд свой всяческими утеснениями и поборами. Бывали мы в иных землях, и поборов там не боле, чем у нас. Спросите лучше, куда соль подевалась? А мы ответим — ее меняют у поляков на боевые припасы.

Так что же, говорят нам, что к богу надобно вернуться, а сами патроны копят? О благодати говорят, а сами норовят под себя новые селенья подмять! Лоб же из-за них под пули опять мы подставляй? Нет, не желаем мы таких поводырей. Ответ наш один — долой!

Вольные люди"

Когда работа над листовками была закончена, Сергей сказал:

"Теперь начинается самое трудное. Надо проникнуть в Славьгород и Красногвардейск, в крупные селения, и распространить там листовки. Не плохо бы и в поезда кое-что подбросить. Для этого надо обзавестись какой-нибудь одежонкой, не так похожей на форму регулярных войск, как у нас. Да и документы надо раздобыть соответствующие, лучше — подлинные, выданные командованием Центральных".

Он помолчал немного, оглядел ребят, ждущих продолжения, и уже более жестким голосом раздельно произнес:

"Первое. Сегодня выходим в направлении на Славьгород. По пути организуем нападение на патрули Центральных — по меньшей мере на два. Наша задача — не убивать, поскольку толку в этом никакого нет, а обзавестись документами и одеждой, соответствующей тому, что они обычно носят.

Второе. В лесу под Славьгородом устраиваем временную базу и оттуда группами по два-три человека совершаем вылазки с целью распространения листовок. Конкретные задачи буду ставить на месте".

Этой осенью были впервые заключены контракты с литовскими крестьянами на поставку продовольствия в обмен на топливо. С поляками такие контракты заключались уже в течении двух последних лет. Литовцы обзавелись красивыми бумагами с печатями и подписями, на которых значилось:

Топливный сертификат №……………….


Настоящим удостоверяется, что Паулюс Нормантас (Paulus Normantas) имеет право на получение 200 (двухсот) литров дизельного топлива с Зеленодольского районного склада ГСМ № 2 на основании договора контрактации посевов № ___.


Начальник

Управления снабжения аграрного комплекса

Северо-Западного округа (подпись)

Что касается поляков, то с их крестьянскими ассоциациями и с сельскими общинами в преддверии уборочной страды были заключены еще и договора о ремонте и обслуживании сельскохозяйственной техники. Продовольствие было нужно позарез — взрослых рабочих рук не хватало.

Тем важнее было не допустить бандитских вылазок против нефтепромыслов в Залесье и в тоже время не дать разгореться в области пламени большой войны…

Нападения на патрули оказались проще, чем Насте представлялось. Пока патрульные проверяли документы у Сергея Мильченко, в открытую шедшего по шоссе, остальная группа скрытно окружала патруль, Сергей внезапно блокировал ближнего к нему патрульного, прикрываясь им от напарника, из- за кустов и деревьев выскакивали четверо вооруженных людей в касках…

Патрульные сдавались, практически не пытаясь оказать сопротивления.

Однако две первые удачи, видимо, создали у ребят ложное впечатление легкости. С следующим патрулем все получилось гораздо хуже.

Для начала оказалось, что патруль состоял не из двух, а из трех человек. Больше того, подойдя вплотную, Мильченко заметил у одного из патрульных, похоже, старшего, портативную рацию. Он решил не рисковать и, выждав, когда группа приблизится, подал условный знак отмены операции, громко произнеся:

"Вообще-то, надо сказать, я тороплюсь".

И тут, к его ужасу, из ближайших кустов вылез Галактионов с пистолетом Стечкина в руках, а из противоположного кювета поднялся Таланкин с автоматом. Старший развернул ствол в сторону Кости, заполошно крикнув — "Огонь!"

Сержант бросился на ближайшего патрульного, сбив его с ног, и сам нырнул вслед за ним в кювет, выхватывая из-за пояса "Вальтер" и стреляя в старшего. То ли он не попал, то ли пулю задержал бронежилет, но старший не упал, а пригнулся и тоже нырнул в кювет.

Затрещал автомат оставшегося на ногах патрульного, захлопал "Стечкин" Алексея, грохотнул короткой очередью автомат Кости Таланкина. Зашевелился патрульный рядом с Мильченко, оправляясь от удара, отправившего его на землю. Раздумывать было некогда. Сергей всадил ему пулю в голову, а следующим выстрелом снова попытался достать старшего, уже громко бубнившего что-то в рацию. Опять неудача. Он, похоже, уловил движение руки с пистолетом и резво перекатился в сторону. Однако рука Мильченко последовала за ним и с четвертого или пятого выстрела старший, уже вскинувший автоматный ствол, уткнулся носом в землю.

Раздался тугой хлопок СВД, сразу вслед за ним — длинная пулеметная очередь, и последний патрульный, вертевшийся волчком на шоссе, посылая короткие автоматные очереди в разные стороны, остановился и медленно завалился набок. Над шоссе и над лесом повисла тишина.

Мильченко вскочил на ноги, тревожно озираясь.

"Все целы?"

Костя Таланкин стоял на обочине и потирал рукой грудь, глядя прямо перед собой. По лицу его текла кровь. На дорогу выскочили Настя и Витя. — "Ну, хоть эти целы!" — подумал Сергей и поглядел в другую сторону. Там, у самых кустов, лежал на спине Галактионов.

"Жив?" — воскликнул Мильченко с надеждой.

"Жив…" — просипел Алексей сквозь закушенные губы, медленно приподымаясь на локте правой руки, все еще сжимая "Стечкин". Левый рукав его камуфляжной рубахи обильно пропитывался кровью.

Таланкин отделался легко — два новых кровоподтека на груди под бронежилетом и слегка задетая пулей щека. Алексею досталось больше. Его бронежилет принял целую очередь. Три пули настолько глубоко пробили пластины из титанового сплава, что прорвали слой кевлара и вонзились сантиметра на полтора в тело. А в левое плечо он получил одно сквозное пулевое ранение и одно — касательное.

"Настя, быстро! Перевязку, антисептику, антибиотики!" — воскликнул Сергей.

"Сама знаю!" — беззлобно огрызнулась Настя, уже вспарывая Алексею рукав своим десантным ножом.

"Быстрее! Уходить надо! Этот успел по рации что-то передать!" — не унимался сержант.

"А если он идти не сможет?" — недовольно отозвалась Настя, бинтуя Лешке руку.

"Не сможет — на себе понесем", — уже спокойнее ответил Мильченко. — "Уходить все равно надо".

Когда Настя закончила перевязку, сержант скомандовал:

"Костя, бери гранатомет, Витек — вещмешок, а я возьму укладку с гранатами. Настя, помоги Лехе идти, если что, и давайте в лес. Неровен час — нагрянут по нашу душу".

Шли долго и медленно. Приходилось часто останавливаться, давая раненному Алексею передышку. Он не жаловался, а только шумно сопел носом. Однако из сил он выбивался довольно быстро, его начинало пошатывать, ноги заплетались. К вечеру Алексею стало хуже. Поднялась температура, передвигался он уже с большим трудом.

"Наше счастье, что нету у них таких сил — лес прочесывать", — качал головой Мильченко. — "Тогда не уйти бы нам. А теперь можно тут передохнуть. Караулить, впрочем, надо в оба глаза. Совсем ни к чему в нашем положении на патруль нарываться. Если выйдут на нас патрули Центральных — класть на месте без разговоров".

Класть, однако, никого не пришлось. Через три дня напряженного ожидания Галактионову стало получше и пятерка потихоньку возобновила движение к Славьгороду. Не доходя города километров семь-восемь, стали на привал в красивом лиственном лесу.

"Здесь и будет наш временный лагерь", — объявил Сергей. — "Выходить с листовками будем парами: один распространяет, второй прикрывает. Алексей пока будет охранять лагерь. Вылазки делаем днем. Ночью, — что в деревнях, что в Славьгороде, — сразу собаки лай поднимут".

"А как же мы днем листовки раздавать будем? Или расклеивать? Ночью собаки, а днем-то нас любой засечет за этим делом!" — недоумевал Костя Таланкин.

"Если бы мы были уверены, что население нас поддерживает, ночью бы было в самый раз. Собаки что! Ведь не на каждом же у них углу патрули?" — заметил Алексей, левая рука которого все еще покоилась на перевязи.

"Да", — кивнул Мильченко, — "но только тут можно легко нарваться на какого-нибудь фанатика из ополченцев — они себя ратниками кличут. Так что придется выходить днем. А чтобы не нарваться, мы листовочки наши ни клеить, ни раздавать не будем".

"А как же тогда?" — не унимался Таланкин.

"Очень просто. Берем картонную трубку от малой дымовой шашки, скручиваем листовки трубочкой и засовываем туда. С одного конца прилаживаем вышибной заряд. Между листовками и зарядом надо засунуть пыж — кружок, вырезанный из картона. Укрепляем трубочку в удобном месте, ставим взрыватель с замедлением минут на десять-пятнадцать, и сматываемся. Вот и все. Единственная трудность — не нарваться на патруль до того, как работа сделана. Ясно?"

"Так точно, ясно", — отозвался Таланкин. Остальные молча кивнули.

"А раз ясно, сейчас я покажу, как эту штуку мастерить, потом раздам каждому по пять трубок — и за работу".

…Надежда Бесланова (носившая теперь фамилию Сухоцкая) стояла на крыльце Зеленодольского детского дома. Через ее руки прошли многие ребятишки, в лихую годину Последней войны и послевоенных неурядиц потерявшие своих родителей. Иные из них уже стали взрослыми и даже обзавелись собственными детьми. Но хотя война минула более десяти лет назад, она расшатала жизнь настолько сильно, что поднятые ею волны хаоса с каждым годом вздымались все выше и выше, угрожая захлестнуть с таким трудом отвоеванные людьми островки мирной жизни.

Вот и сегодня поток беженцев из охваченной мятежами, бессмысленным противоборством претендентов на власть и обычным бандитизмом Литвы принес в Зеленодольск еще двоих сирот. Их привезли ополченцы из Народного — там, несмотря на численность населения, раза в четыре превышающую число жителей Зеленодольска, возможности детского дома были исчерпаны. В Народном хватало пустующих домов, но не хватало людей, согласных на эту работу. Почему же хватало их в Зеленодольске?

Надежда знала ответ.

Сегодня, придя в здание Зеленодольского районного Совета, она зашла в отдел народного образования, поздоровалась с дежурным и взяла трубку телефона.

"Дежурный офицер младший лейтенант Тацинский слушает!"

"Вы не могли бы пригласить к телефону Елизавету Ахметовну?"

Надежда подождала немного, пока в трубке не послышался голос жены полковника Айтуллина.

"Лиза? Это Надя Сухоцкая. У нас тут проблемы… В общем, надо созывать заседание женской секции Совета Коммуны. Оповести наших в Приморском и в Рыбаково, а я соберу Городских и здешних".

Да, коммунары давно уже разъехались из Рыбаково кто куда, но коммуна продолжала существовать. И количество ее членов не уменьшилось. Хотя в самом Рыбаково их осталось всего лишь несколько десятков, но в Зеленодольске и окрестностях было не менее четырех сотен, да в Городе около семисот человек. Были коммунары и в деревнях, и даже в Народном была ячейка коммуны (по традиции именовавшейся Рыбаковской) в полсотни человек. Коммунары не скрывали своей организации, и большинство жителей Северо-Западного округа знало о ее существовании, хотя не все толком могли объяснить, что из себя представляет Рыбаковская коммуна.

Через три дня в Зеленодольске собрались четырнадцать женщин.

"Подруги! Сестры! Скажу вам честно — даже десять лет назад, когда я с пулеметом в руках дралась против банды Коменданта, засевшей в Городе, мне не было так тяжело". — Так начала свое выступление Надя Сухоцкая. — "Тогда мы верили, что вот еще одно, последнее усилие — и справедливость восторжествует, и наладится мирная жизнь. Теперь у меня нет такой уверенности. Нет, наши собственные дела наладились. Но не все зависит от нас. Вокруг все шатается. Спокойствия и порядка гораздо меньше, чем его было до войны".

Она подавила охватившее ее волнение и стала говорить немного менее запальчиво, но все так же энергично.

"Область все еще раздирается на куски всякими авантюристами. У южного и северного соседа господствует бандитский произвол. Ну ладно, Польша. По ней каток войны прошелся не меньше, чем по нам. Но Литва почти не пострадала — и вот, там полыхает пламя братоубийственных стычек, которым нет конца". — Надежда Сухоцкая остановилась, перевела дыхание, и, собравшись с мыслями, перешла к главному.

"Вот вы, небось, думаете, я сейчас начну жаловаться — дескать, неурядицы вокруг, беженцев полно, сирот прибывает, не справляемся, помогите нашему детскому дому. Так? Верно, помощь нужна. Но не это главное, ради чего я вас всех собрала. Я ведь не только директор детского дома, я еще и постоянный член Совета Коммуны. И я хочу сказать следующее — пока принципы, на которых построена наша коммуна, не станут достоянием всех вокруг нас, толку не будет. А будет толк только тогда, когда и остальные смогут опереться на те же устои, которые придают стойкость нам".

Елизавета Айтуллина бросила с места:

"Я обеими руками была бы за! Но как ты этого можешь достичь?"

"Я вижу только один путь — создавать ячейки коммуны за пределами округа. Это путь медленный и трудный, но единственно надежный…"

После долго и бурного заседания Надя пришла домой поздно. На этот раз, вопреки обыкновению, Юрий уже ждал ее дома. Правда, сам он вернулся из штаба лишь незадолго до нее и сейчас замедленными движениями, как будто нехотя, расстегивал портупею.

Поцеловав мужа, Надежда протянула ему листок бумаги:

"Ознакомься".

"Что это?"

"Женская секция выносит вопрос на Совет Коммуны".

Сухоцкий внимательно прочел резолюцию женской секции, промычал что-то, потом расцепил зубы и промолвил, обращаясь к жене по девичьей фамилии:

"Ну, ты даешь, Бесланова!"

Он помолчал немного, потом добавил:

"Вы как будто сговорились… С неделю назад и Калашников меня донимал похожей утопией. Всеобщие выборы, объединение области, то да се…"

"Выборы?" — Надежда вскинула брови. — "Пожалуй… Но не раньше, чем влияние нашей коммуны распространится по всей области, и всем станет ясна наша правда. Тогда и на выборы можно идти, и область объединить". Она замолчала и больше не возвращалась к этой теме.

Утром из детского дома она позвонила в Город.

"Университет? Деканат гуманитарного факультета, пожалуйста". Когда ее соединили, она попросила:

"Пригласите Виктора Калашникова"…

…Тимофей Боковлев был обеспокоен. Вроде бы все было послушно его генеральской воле. Он — командир дивизии Центральных, и с этим все вынуждены считаться, даже Федеральное правительство. И до сих пор все шло, как намечалось. За этот год захвачены соляные копи, склады на южной границе, у соседей выбито немало боеприпасов и шесть единиц бронетехники, да на шесть деревень приросла сфера контроля Центральной дивизии. Но вот появились шероховатости.

Вроде и невелики проблемы. Что к Северо-Западным будет подступиться тяжело, он и так знал. Первые налеты были не очень удачны? Ну и что же, зато прощупывается их оборона. Силы у них немалые, но не бесконечные же! Все же одну из их деревень удалось подмять под себя, хотя из другой пришлось уйти. И склад боеприпасов в Городе хотя и не захватили, а все же поковыряли серьезно.

И все бы это было ничего, да появились откуда-то заботы на своей собственной территории. Склады на южной границе атаковал большой, вооруженный до зубов диверсионный отряд неизвестной принадлежности. Три складских барака взлетели на воздух. Четыре нападения на патрули за две недели. А теперь еще эти листовки! Вместе с ними объявились и запрещенные к распространению "Городская газета" и "Балтийский вестник", которые раньше привозили с запада. Тоже та еще зараза.

Самое паршивое, что распространителей поймать не удалось. Они придумали какую-то дьявольскую штуку: она взрывалась, и нате — все вокруг засыпано листовками. Лишь один раз патрули углядели какого-то подозрительного типа,

который что-то прилаживал у забора в Красногвардейске. Они конечно, закричали — "стой, руки вверх". Тип задал деру, патрульные — за ним. Стрельнули пару раз вдогонку, а им из проулка — автоматная очередь в упор. Так и ушли, гадюки…

Отец Афанасий был обеспокоен не менее. Неприятные вести приносили приходские старосты. Народ распустился. Казалось было, что вот, утверждается вера, и все смотрят пастырю своему в рот, ловят каждое его слово. Нет, находятся дерзкие, говорят, можно и без священников веру блюсти. А один заявил, что бога в душе своей надо сперва искать, а потом уж в храме. Да и тех, кто к вере так и не обратился, немало еще, ох, немало.

Но все то заботы обычные. Теперь же с иной заботой хлопоты прибавились. Пророчица некая объявилась. И поначалу вовсе не чувствовал отец Афанасий беспокойства. Ну ходит блажная бабенка по деревням, и проповедует. В проповедях тех ничего страшного не углядывалось — да примерно те же слова, что сам отец Афанасий провозглашал с амвона не раз. Милосердным, дескать, надо быть, от страстей плотских бежать, веру блюсти, братьям свои единоверным воспомоществовать всячески. И привечали ее в деревнях. Церквы-то, почитай, только в Славьгороде да в Красногвардейске. А бабенка, видать, божье слово душевно выговаривала.

Да, но вот только с недавних пор странное стали доносить. Что бабенка эта, прозывавшаяся пророчицей Татианой, нехорошее стала проповедовать. Что пастыри наши больше не о спасении души заблудших заботятся, а о том, как паству стричь. Что начальники над народом о мире да милосердии говорят, а сами камень за пазухой носят, и ради корысти своей готовы народ свой в бедствия ввергнуть. И что вовсе уж скверно, нашлись у нее подражатели, иные из которых завели крамольные, еретические речи. Самозванцы, дескать, нами правят, а пастыри самозваные священства не достойны, да и с богом без посредства попа говорить можно, ибо бог в душе, а не в обрядах. И прочее в том же духе.

Потеребил отец Афанасий свою роскошную курчавую, черную, как смоль, бороду, да и решил сходить на поклон к наибольшему человеку, к Тимофею Алексеевичу Боковлеву.

Боковлев принял священника сразу. Выслушав его жалобы, он помолчал минуту, потом покачал головой:

"Чует мое сердце, кто-то воду мутит с дальним прицелом. Нападения, листовки эти, да еще твоя пророчица. Бьюсь об заклад, этим всем один кукловод движет. А пророчица твоя, сдается, это пока единственная ниточка к тому кукловоду. Так что спасибо, отец, за рассказ. Надо будет эту блаженную Татиану тихонечко, без шума, взять, да и тряхнуть как следует. Глядишь, из нее что интересное и посыплется".

"Хорошо бы!" — горячо поддержал его отец Афанасий. — "А то эта блажная народ смущает, против властей восстанавливает".

"Только вот поймать ее как? Есть у нее постоянное пристанище?"

Отец Афанасий развел руками:

"Ничего о сем не слышал. Как люди мои говорят, сегодня она там, завтра здесь. В городах ни разу не объявлялась, все по деревням".

"Так как же ловить?" — недовольно дернул щекой Боковлев. — "Пока в одну деревню людей пошлешь, глядь — а она уж в следующей".

"А я тебе, сынок ("сынок" был старше "отца" едва ли не в полтора раза), списочек дам", — ласково пообещал Афанасий.

"Какой еще списочек?" — буркнул предводитель Центральных.

"А старосты приходские точно доносят, в каком селении та пророчица побывала, да какого числа. На карту поглядеть, и видно будет, в какие деревни она может направиться, а куда стопы не повернет, ибо уже побывала там днями. По одному и тому же месту ходить она не будет — незачем, да и подаяние скуднее".

"Ясно", — бросил командующий дивизией, — "тащи свой списочек".

"А он у меня как раз с собой. Не угодно ли взглянуть?"

Засады были посланы в несколько деревень с наказом — брать живьем и по возможности без шума, не на глазах у деревенских…

"…О любви к ближнему проповедуют, а сами оружье копят, и в одних супротив других злобу исподволь возбуждают" — пророчица печально покачала головой. — "А в чем перед Господом вина тех же чад Господних, что под другим начальством живут? И за то на них с мечом идти?" — она вопросительно поглядела на слушателей. — "Какая же в том справедливость, скажите по совести? Разве ж мало нынче сирот, чтобы еще новых плодить, да души христианские губить?"

Бабы сочувственно заохали и закивали головами, мужики молча поджали губы.

"Против соблазнов греховных нас наставляют, а кто в Славьгороде бывает, может поглядеть, какие хоромы себе обустроил батюшка наш Афанасий, да какую жизнь он там ведет" — продолжала Татьяна. — "Матушки у него нет, а посчитать, сколько баб у него в дому перебывало, да и не по одной зараз, — пальцев на руках не хватит. Срам один. В грехе живет, а еще пастырем зовется!"

Помолчав, один из мужиков помоложе спросил:

"А чего нового на свете слыхать?" — Седобородый старик осуждающе посмотрел на молодого и прыткого, но смолчал.

"Хорошего-то мало слышно", — горестно ответила Татьяна. — "Вона, в Озерках, что к северу, схоронили троих молодых мужиков. Сказывают, послали их с большим отрядом в чужую землю, против Зеленодольских. Ну, и поубивали народу с обеих сторон. А толку в том что? Только похороны по деревням. Опять в семьях работников не досчитаются…" — она горестно всплеснула руками.

Бабысобрали пророчице в дорогу нехитрую снедь. Завязав ее узелком, поклонившись миру, перекрестившись да пробормотав слова благословения (разобрать можно было только "да пребудете с миром…"), пророчица вздохнула и промолвила:

"Хорошо тут у вас, можно сказать — истинная благодать, да пора мне уже в иные селения, к иным людям слово божие нести. Прощайте на том", — и она повернулась и споро двинулась по пыльному проселку под палящим августовским солнцем. Легкий ветерок изредка колебал подол ее длинного темного платья, да концы белого платка, повязанного на голове.

"Идет!" — громко прошептал один из тройки патрульных, сидевших в засаде среди молодого елового подлеска у самой дороги. Он оторвал от глаз бинокль и добавил:

"В точности она — как староста по рации описал".

"Будем брать", — веско сказал крепко сколоченный мужик в камуфляже, сидевший на траве, держа автомат между колен. — "Ты", — он ткнул пальцем в наблюдателя, — "остановишь ее. Сразу укладывай носом в землю и тщательно обыскивай. Даром что баба, и что блажная. Приказ от самого генерала идет. Сказано было, баба эта не простая, с двойным дном. Лопухнешься, а ну как у нее за пазухой между сисек ствол припрятан?" — он строго погрозил пальцем улыбнувшемуся было молодому патрульному.

"Ты заляжешь в кювете с автоматом наизготовку. Да не лежи у него за спиной, а зайди сбоку, чтобы он тебе эту бабу не заслонял. Будешь, значит, напарника страховать. Коли эта баба бежать вздумает, или за оружие схватится, бей по ногам. Не вздумай на поражение стрелять, яйца откручу — медленно- медленно! Приказ — только живьем. Понял?" — и он снова погрозил молодому, на этот раз кулаком. — "Я же прикрою вас из ельничка. Маловероятно, но вдруг ее тоже кто-то со стороны страхует?"

"Правильно, старшой!" — одобрил его рослый и плечистый молодой человек в щеголеватой летней курточке из тонкой шелковой ткани и джинсах, сидевший на маленьком пеньке чуть поодаль, свободно свесив с колен руку с длинноствольным пистолетом "Доретта". — "А я с другой стороны за этим присмотрю".

Татьяна миновала огороды и поля за околицей, приблизилась лесная опушка и вот уже дорога нырнула в лес. Увидев впереди на дороге человека в камуфляже с автоматом, она не удивилась — патруль. Потом в ее сознании шевельнулось сомнение: второй раз она уже на этой дороге и раньше поста здесь не было. Впрочем, мало ли по какой причине решили поставить? Но все же… Где второй патрульный? — Мысли ее закрутились все быстрее и быстрее.

А-а, вон чуть поблескивает на солнце грязно-зеленая каска и виднеется вороненый ствол автомата на фоне пожухлой желтовато-зеленой травы на обочине. Залег в кювете. К чему бы это? Предосторожность в ответ на участившиеся нападения? Может быть… Но и самой надо быть настороже.

Когда до патрульного осталось шагов пять, он направил на нее ствол автомата и резко скомандовал:

"Стой! А ну, носом в землю!"

Теперь стало ясно — это по ее душу. Она вовсе не желала смерти парням, которые, собственно, и не собирались ее убивать. Но попасть в плен, на допрос? Она живо вспомнила события десятилетней давности, "полковника" Галаньбу, прапорщика Панасенко и толпу братков… А вдруг она снова не выдержит и предаст своих друзей? Не-е-т, что угодно, только не плен! Стрелять, царапаться, грызть зубами — только не плен!

Ее мысли понеслись вскачь в бешенном темпе.

Если дернуться резко, то, конечно, один выстрел она выиграет. Но сразу же полоснет тот, из кювета. Татьяна опустила узелок со снедью, бросила посох и медленно, будто недоумевая, опустилась на землю, лицом вниз, пробормотав растерянно:

"Ты что это, сынок?.."

"Руки в стороны!" — прикрикнул патрульный, заходя сзади и приблизившись на два шага.

Татьяна еще не успела лечь, стоя на коленях, полупригнувшись к земле. Патрульный не ожидал столь внезапного рывка. Перед его глазами мелькнуло темное пятно платья, раздался негромкий хлопок, мало похожий на выстрел.

Что-то остро кольнуло его в грудь под бронежилетом и свет потух в его глазах.

Второй патрульный дернул стволом автомата, ловя в прицел внезапно ушедший в сторону силуэт женщины, а когда увидел взметнувшуюся руку с пистолетом, нажал на спуск. Прогрохотала короткая неприцельная очередь, но стрелок не успел поправить прицел.

"Гюрза" в руке Татьяны еще дважды плюнула едва заметным дымком и в каске второго патрульного образовалась аккуратная дырочка. Все? Таня с усилием сдержала порыв вскочить и бежать с этого места как можно дальше. Вдруг есть еще кто-то, кого она пока не разглядела?

Она слегка приподнялась и тут же, как будто в ответ на ее мысли, из молодого ельничка у дороги ударила дробь автоматной очереди. Пули прошли, казалось, впритирку над ее головой. Она вжалась в дорожную пыль, разворачиваясь в сторону выстрелов. Над ельничком плыл сизый дым. Автомат коротко тявкнул еще раз, взбив фонтанчики совсем рядом с ее головой и грубый голос крикнул:

"Брось пушку! А то следующей очередью разнесу башку!"

Татьяна тут же трижды выстрелила на голос. Тишина. Ни ответных выстрелов, ни окриков. Татьяна рискнула и чуть приподнялась. Ничего. И тут молодой голос за ее спиной почти ласково произнес:

"А пушку все-таки брось".

И она почувствовала, как к ее затылку прижался ствол. "Черт! Прости, господи…" — машинально подумала Татьяна. — "Как же я шагов не услыхала, глухая тетеря!" — Делать нечего, она разжала пальцы и пистолет упал в дорожную пыль. Тут же тупой удар по затылку воспламенил в ее глазах яркие цветные пятна…

Когда Татьяна вновь ощутила ноющую боль в голове, а сквозь с трудом разомкнутые веки в глаза хлынул болезненно- яркий свет, имевший како-то странный оттенок, и перед глазами возникло расплывающееся и колеблющееся изображение реального мира, тот же молодой голос поинтересовался:

"Ну что, оклемалась, пророчица? Вставай, убогая, пойдем к машине, прокатимся. Тут недалеко".

Татьяна не собиралась торопить события, стараясь, насколько это возможно, прийти в себя и обрести способность соображать и действовать. Раздраженный ее медлительностью, молодой здоровяк ухватил ее сильными пальцами за плечи и рывком поставил на ноги. Она покачнулась — больше для виду, чем от сильного головокружения — но все же удержала

равновесие. Так, руки скованы за спиной, на запястьях — стальные браслеты, но ноги свободны. Ноги — тоже оружие. Этот молодой нахал еще пожалеет, что не подумал об этом.

Через несколько минут впереди, в сосновом редколесье, показался небольшой открытый "джип". Таня пошатнулась, запнулась о сосновый корень, и упала на землю, неловко поворачиваясь на спину, шагах в полутора от большой сосны.

Молодчик, шедший сзади нее, несколько раздраженно облегчил душу матерком и наклонился, чтобы уже испытанным способом вновь поставить ее на ноги. Это была грубая ошибка, и теперь Татьяна смогла ею воспользоваться.

Удар сомкнутыми ногами в живот бросил молодчика спиной о сосновый ствол. Он (молодчик, конечно, а не ствол) был достаточно крепок и уже немало бит, чтобы не потерять сознание от такого удара и даже довольно быстро восстановить равновесие. Однако этих мгновений хватило Татьяне, чтобы одним резким рывком, выгибая тело на мостик, вскочить на ноги, и ровно на те же мгновения задержалось движение его руки с пистолетом. Когда ствол "Доретты" снова глянул на Таню, а палец потянул за спусковой крючок, она уже нанесла по оружию резкий, сильный и точный удар ногой.

Пистолет выстрелил, Татьяне ожгло болью левый бок, но она лишь хрипло простонала сквозь стиснутые зубы и вложила всю свою силу, всю свою боль, весь свой страх и всю свою ненависть в новый удар ногой. Он пришелся молодчику в пах.

Тупая, но мощная и "всепоглощающая боль заставила рослого крепыша непроизвольно чуть пригнуться и следующий удар носком жесткого остроносого дамского полуботинка под ухо погасил его сознание. Он уже не почувствовал, как еще один такой же удар в височный шов погасил его сознание почти окончательно. Не желая рисковать, Татьяна опустилась на колени, отчаянно изгибаясь, кое-как подхватила упавшую на землю "Доретту" скованными сзади дрожащими руками, и, сумев дотянуться стволом до головы своего недавнего конвоира, нажала на спуск…

"Упокоился раб божий", — еле слышно прошептала она, и лишь после этого подтянула к груди согнутые в коленях ноги, до боли выгнула назад спину и продела ноги сквозь скованные руки. Теперь руки в наручниках оказались впереди, а не за спиной. Нашарив в сумочке на поясе убитого ключ от наручников, она, все также дрожащими от навалившейся усталости руками, после долгих безуспешных попыток все же сумела разомкнуть браслеты. Ключи от машины тоже нашлись у молодого человека. "Ну что же, спасибо за "джип" и за "Доретту". Конечно, моя "Гюрза" с глушителем была получше, но не возвращаться же…"

И сразу же у Тани мелькнула другая мысль — нет, именно возвращаться. "Гюрза" с глушителем на месте расправы с патрулем достаточно много скажет командованию Центральных о том, с противником какого рода они столкнулись. Нет, лучше заставлять их мучиться догадками, не зная, какая из них ближе к истине, как можно дольше. Татьяна оторвала подол своего платья, туго перетянула рану под левой грудью, изо всех сил стараясь не обращать внимания на все усиливающуюся боль, остро колющую в ребрах при каждом вдохе, и на кровь, быстро пропитывающую платье. Она лишь набросила сверху куртку, снятую с убитого. Затем Таня рванула с места "джип" и почти сразу крутанула руль влево, направляя машину к месту первой схватки.

Таня не знала, что старший патруля успел сообщить по рации, что пророчица обнаружена и они приступают к задержанию, что к месту засады уже выехала конвойная группа. Они разминулись меньше, чем на минуту. Конвойные со своей машины еще успели поглядеть на едущий навстречу "джип", увидеть за рулем молодого паренька в персикового цвета шелковой курточке и зеленой стальной каске, у них еще успели в голове шевельнуться неясные подозрения, которые почти сразу же получили подкрепление, когда они заметили двоих убитых патрульных на дороге и в кювете. Но было уже поздно. Бешено мчавшийся джип было не догнать на стареньком изношенном грузовике. Поднятая "джипом" пыль медленно оседала на придорожные деревья и кусты.

Старец — Канарейке (копия — Цветнику)

Операция "Еретик" прервана попыткой захвата службой безопасности Центральных. Расконспирации не произошло. Жду дальнейших распоряжений.


Цветник — Канарейке

Операция "Еретик" прекращена. Потерь нет. Жду ваших указаний по Старцу


Канарейка — Старцу

Поступаете в распоряжение Цветника


Канарейка — Цветнику

Используйте Старца по своему усмотрению. Ваше направление — Север.


Цветник — Старцу

Встреча на пятом маяке плюс восемь. Ничего не предпринимать.


Сухоцкий — Мильченко

Кольцо вокруг нефтепромыслов сжимается. Не можем восстановить движение по Залесской ветке. Почему нет сообщений?


Из архива

Главного управления тайных операций

Федеральной секретной службы

Глава 6. Прелестная купальщица за работой

Татьяна не долго гнала "джип" по лесному проселку. Она понимала, что встреча с ближайшим патрулем, снабженным рацией, может окончиться для нее плохо. Хотя за поясом у нее торчала "Гюрза", способная продырявить бронежилет, а на сиденье валялся автомат с двумя запасными рожками, и без боя она сдаваться не собиралась, ее ведь могли подстрелить и неожиданным огнем из засады. Однако и "джип" бросать не хотелось. В голове шумело, боль в боку, подстегиваемая каждой рытвиной, донимала все сильнее, по лицу струился пот… И в таком состоянии тащиться пешком до ближайшего тайника, где найдется, чем обработать рану?

Она попыталась сообразить, как можно подобраться возможно ближе к тайнику, не выезжая на крупные магистрали, где торчали посты Центральных. Вроде можно, но надо дважды пересечь шоссе. Рискнуть? Она решила рискнуть. Татьяна не знала о том, что отдан приказ выставить посты на всех дорогах, где она может появиться. На ее счастье, она продолжала гнать на предельной скорости, сцепив зубы и постанывая от боли, и благодаря этому подъехала к перекрестку раньше, чем та машина, которая подвозила патрульных. Кольцо оцепления сомкнулось уже за ее спиной…

"…Тихо!" — строго приказал Сергей, выводя пятерку к опушке леса. — "Здесь уже близко, могут услышать. И не высовываться! Отсюда — только по-пластунски".

Когда Сергей глянул в бинокль на поселок рядом с соляными копями, то особых изменений он не заметил. Та же колючая проволока, те же дерево-земляные пулеметные гнезда, тот же КПП у ворот на въезде. Только вот еще добавился пост на шоссе примерно в километре от КПП.

"А если и здесь — наружное кольцо? И посты — не только на шоссе, но и в лесу?" — подумал он. Да, с этой возможностью надо считаться.

"Наша задача", — тихо произнес он, обращаясь к остальной группе, — "установить время выхода конвоя и его состав. Штурмовать укрепленный поселок мы не будем. Наша цель — конвой. И брать его будем при выезде на шоссе. Там — кратчайший путь к территории Восточных. Туда и будем отходить после операции".

Расстелив карту, Мильченко водил по ней карандашом:

"У самого поселка нападать глупо. Конвой тут же получит подкрепления. У выезда на шоссе — пост, но не простой, а сдвоенный — шесть человек. К тому же там у них хорошо оборудованное пулеметное гнездо, окопчик, а в лесу еще и БТР стоит. Без шума с ними не разобраться, а шум перед нападением на конвой нам ни к чему. Поэтому местом операции выбираю бывший хутор Калинковичи — вот здесь. Перед хутором дорога уходит в лощинку между двумя холмами, почти безлесными, на одном из которых стоит хутор. Ну, там уже хутора нет — так, обглоданный домишко и сарай рядом".

Сергей аккуратно сложил карту в планшет и оглядел ребят:

"Вопросы есть?"

"На месте разберемся", — деловито промолвил Виталий Захария.

"Правильно. Сейчас выйдем на место и там все организуем".

На месте Сергей сразу облюбовал холм напротив хутора. Хорошее место — полно кустов, к холму примыкает лес. А за хутором — поле, уйти некуда. Да и слишком очевидно — позицию в доме занимать.

"Так, хлопцы", — сказал Сергей, взобравшись на вершину холма, — "теперь дело ясное. Бить супостата будем отсюда". Поглядев на часы, он добавил — "До подхода конвоя остается еще часа полтора. Успеем". — И он принялся отдавать распоряжения.

"Для начала возьмите каждый рацию с головными телефонами", — и он достал из своего вещмешка маленькие наушнички и первым нацепил их Таланкину, сидевшему на траве рядом с ним. Ближе к середине августа снова стало жарко, и Костя Таланкин выглядел довольно смешно в большом бронежилете, надетом прямо на майку. Теперь к этому виду добавились еще наушники. От левого наушника к уголку рта отходила тоненькая дужка микрофона. Мильченко вспомнилось его довоенное детство, парни и девчонки, ходившие с похожими наушниками плееров, только без микрофонов.

"Командовать буду через эти штуки, открытым текстом. Вряд ли нас кто будет подслушивать, а даже если и так — это не имеет значения. По сигналу "отбой" все уходим за гребень холма — и дальше в лес. Я отхожу последним. На случай непредвиденных обстоятельств точка сбора — триангуляционная вышка! Вон она над лесом торчит", — и он показал рукой на восток, где тянулась волнистая поверхность лесного моря.

"Мы с Таланкиным сейчас пойдем заряды ставить для головной бронемашины. Аккурат там, где дорога снова в лес втягивается, мы им поперек шоссе деревце положим. Твоя задача, Алексей, самая сложная. Как рука-то, не подведет?" — он испытующе поглядел на Галактионова.

"Не должна", — мотнул головой тот, и в доказательство несколько раз сжал и разжал левую кисть.

"Смотри! Задача у тебя и вправду сложная. Когда будет остановлена головная машина, ты должен всадить гранату в замыкающий БТР — и сразу меняй позицию. По обратному скату холма быстренько перейдешь к голове колонны и выведешь из строя головной БТР. А то он со своим пулеметом житья нам не даст. Понял?"

"Так точно", — отозвался Алексей. — "Разрешите позиции присмотреть?"

"Шагай. Да смотри, чтобы с первой позиции надежный отход был за гребень холма. Не дай бог, вылезешь на открытое место на переднем скате. Могут и подстрелить", — предупредил его сержант и обратился к Вите:

"Твоя задача, Захария, не менее сложная. Как только рванет перед головным БТР, сразу, длинными очередями, выводи из строя замыкающий грузовик, бей по двигателю, и сразу — по кузову, пока они оттуда не повыпрыгивали. Затем берись за следующий. По тебе, конечно, тут же начнут садить изо всех стволов, включая крупный калибр. Поэтому выбери себе несколько позиций и меняй их почаще. Выбирай места так, чтобы с позиции на позицию можно было перебираться скрытно".

"Ясно. Разрешите выполнять?"

"Выполняй".

Затем Сергей повернулся к девушке:

"Теперь о твоей роли в этом деле. Когда ребята займутся головным БТР и замыкающими машинами, ты возьми на прицел тех, кто сидит в кабинах остальных грузовиков. Когда их выбьешь — работай по обстоятельствам. Особое внимание — тем, кто пытается командовать, или сильно мешает огнем. Себе тоже подбери запасную позицию, а лучше парочку — не надо давать им пристреляться".

"Поняла", — кивнула Настя.

В 12.20 на дороге послышалось урчание моторов. Через минуту-другую стала видна пыль, поднятая колонной. Еще через несколько минут колонна втянулась в лощину между холмами.

Грохот взрыва был не слишком сильным. Перед головным бронетранспортером накренилась и рухнула зеленой кроной на дорогу большая сосна. Почти сразу после этого где-то в хвосте колонны раздался гораздо более громкий и гулкий выстрел гранатомета. Бой начался.

Настя услышала в наушниках голос Мильченко:

"Алексей, торопись! Эта сволочь так и лупит без остановки из башенного!"

Действительно, головной БТР бил длинными очередями с короткими интервалами по гребню холма. В интервалах же, когда грохот крупнокалиберного пулемета на несколько секунд стихал, бывали слышны менее громкие очереди пулемета Захарии. Витек, то и дело меняя позиции, методически расстреливал сгрудившиеся в лощине грузовики.

Настя тоже не теряла времени даром. Аккуратно ловя в оптику своего СВД очередную цель, она плавно нажимала на спуск. После выстрела она перекатывалась в сторону и переползала к другому кусту. Вокруг все грохотало, пули с противным звуком проносились рядом, то и дело задевая ветки кустов.

Гулко грохнул второй выстрел из гранатомета, затем третий. Стук башенного пулемета оборвался. Но пальбы все равно хватало. Краем глаза Настя заметила Сергея, который бил короткими очередями из ручного пулемета, захваченного им с собой с последней базы. Его автоматическая винтовка была приторочена у него за спиной.

Магазин СВД опустел как-то внезапно. Настя забыла про подсчет патронов, и вместо очередного выстрела затвор сухо щелкнул. Быстрым движением руки размазав по лицу пот, заливавший глаза, она сменила магазин и снова вскинула винтовку.

Охрана соляного конвоя, понеся заметные потери, тем не менее, вовсе не считала бой проигранным. Из-за подбитых грузовиков и дымившихся бронемашин били их автоматы и пулеметы, стараясь прижать нападавших к земле, а часть бойцов короткими перебежками уже выбралась на склон холма. Они упорно ползли по нему вверх, прячась между кустами, стремясь сблизиться с противником, и, по крайней мере, заставить его уйти с гребня, лишив выгодных позиций и возможности обстреливать конвой.

"Настя!" — раздался в наушниках голос сержанта. — "Твоя цель — пулеметчики! Алексей! Выходи из боя!"

Настя почти сразу сообразила, почему Галактионову дан такой приказ — гранаты он ведь расстрелял, а из пистолета Стечкина на такой дистанции много не навоюешь. Она привычным движением нашаривала оптикой вражеского пулеметчика. Вот он…

Через несколько минут в наушниках зазвучал громкий голос:

"Отбой! Отходим в такой последовательности — Настя, Костя, затем я, затем Витек. Виталий, отходишь — плюс пять минут. Я прикрою. Пока прижимай пулеметом тех, кто лезет на холм".

Настя нырнула "рыбкой" из-за куста, служившего ей укрытием, к другому кусту, перекатилась по земле, затем переползла через гребень холма и перебежками двинулась к лесу. Оказавшись среди деревьев, она негромко позвала:

"Алексей! Леха!"

"Тут я", — почти сразу откликнулся Галактионов шагов с десяти. Через минуту-другую, тяжело дыша, на опушку влетел Таланкин.

"Настя! Ты где?" — встревожено крикнул он, шаря глазами по сторонам.

"Да не кричи ты так!" — недовольно отозвалась Настя. Костя глянул на нее глазами побитой собаки. Девушке на несколько мгновений даже стало жаль его.

Шли минуты, но ни сержанта, ни Витька все не было.

Никто из них не знал, что в составе конвоя находилось отделение службы безопасности Центральной дивизии, присланное из Славьгорода. И когда колонна была остановлена и обстреляна, а охрана завязала бой, все шесть бойцов этого отделения ползком и перебежками отдалились от колонны и стали по широкой дуге обходить холм, где засели нападавшие.

Когда Мильченко уже собирался вслед за Костей перевалить за гребень холма, он уловил с правой стороны у подножия едва заметное движение в траве. Насторожившись, он прижался к земле. Так и есть — в траве кто-то двигался. И не только у подножия — чей-то силуэт мелькнул недалеко от кустов, за которыми бил короткими очередями пулемет Виталия.

Все три магазина ручного пулемета, с которым Сергей вступил в этот бой, были уже пусты. Он стащил со спины свою автоматическую винтовку "Шило" и стремительным броском перебрался поближе к Виталию. Его бросок встретила короткая автоматная очередь шагов с тридцати, но, кажется, ни одна пуля его не зацепила. Он же заметил бледные вспышки выстрелов, вскочил на колено и, поймав взглядом вороненый ствол автомата противника, вскинул винтовку и трижды нажал на спуск, сразу же перекатившись в сторону.

"Витек! Противник сзади — справа!" — закричал он.

В ответ ему уже грохотали сразу три или четыре автоматных ствола. Били скорее на звук, нежели прицельно, и также на звук ответил им длинной очередью пулемет Захарии.

"Витек, за гребень! Не давай им приблизиться к лесу!" — снова закричал сержант, посылая пулю за пулей на звук выстрелов и на шевеление в кустах. Здесь кусты росли так густо, что трудно было обнаружить своего противника визуально.

Витек, слава богу, был еще цел. Заученным прыжком и последовавшим кувырком через голову, не выпуская из рук пулемета, он преодолел дистанцию, отделявшую его от гребня холма, и тут же короткой перебежкой ушел за обратный скат. Почти сразу его пулемет вновь загрохотал длинной очередью.

Настя вместе с Алексеем и Костей выскочила к самым крайним соснам, пытаясь разглядеть, что же творится на холме. Но вот показался Захария со своим пулеметом. Он залег и стал методически бить вдоль склона, съедая остатки пулеметной ленты. Вслед за ним через гребень холма перевалил и сержант. И он тоже, встав на колено, открыл огонь вдоль склона в правую сторону. Лишь тогда ребята заметили неясное движение среди кустов и в траве на склоне. Настя первой вскинула свою винтовку. Оптика позволяла лучше присмотреться к неясному движению в кустах. Ага, вот, кажется, один… Точно, виден край каски и чернеет сквозь зелень вороненый ствол автомата. Так, подведем перекрестье пониже каски, повыше автомата — и, задержав дыхание, плавно тянем за спусковой крючок…

С трех выстрелов Настя уложила по меньшей мере одного из числа новых игроков, так неожиданно появившихся на сцене. Но в этот момент через гребень холма перескочили трое или четверо бойцов из охраны конвоя, убедившихся, что никто больше не поливает их сверху свинцом. Таланкин опомнился и полоснул по гребню автоматной очередью.

"Захария, дуй к лесу! Тут больше искать нечего!" — крикнул Сергей. Ему приходилось вертеться во все стороны, посылая в наседавшего противника пулю за пулей. Короткими зигзагами между кустов он начал смещаться вслед за Витькой к лесу, не переставая время от времени огрызаться выстрелами.

"Бегом!" — зазвучало у всех в наушниках. — "Захария впереди, я замыкающий. Вперед!"

Как ни велико было желание командира спецотделения выполнить приказ самого Тимофея Боковлева — в случае нападения на соляной конвой вцепиться в диверсионно-террористическую группу и не отпускать ее, вязать боем до подхода подмоги, — он не спешил соваться в лес. Троих своих людей он уже потерял. Если бы не тяжелый бронежилет, то и самого бы уже вытаскивали из боя. Охраны конвоя осталась едва ли половина, и в лес их явно не заманишь. Пока были под огнем, отбивались довольно храбро, и даже лезли вперед. Но в лес, самим себя под пули подставлять?..

Конечно, сообщение по рации они дали. Диверсанты явно уходили к зоне контроля Восточных, держа путь на восток, почти прямо на Беляховск. Но до этой зоны — еще километров семь, а там посты. Пусть их там и перехватывают…

Мильченко, однако, не повел группу на восток. Едва он убедился, что противник, углубившись в лес шагов на двадцать, и маленько постреляв им вслед для успокоения совести, от преследования все же воздержался, как им был отдан приказ повернуть.

"Короткая остановка!" — крикнул он. — "Настя, перевяжи мне правую руку. Зацепило сильно… И Витьку перевяжи. У него весь рукав в крови".

Настя наспех замотала раны бинтами. У Захарии ранение было сквозное, у сержанта пуля засела неглубоко под кожей. Но возиться с ней было некогда.

"Поворачиваем на на юго-запад и бегом — марш!" — скомандовал Сергей.

Там, конечно, тоже были посты и патрули, но все же ждали их в этом направлении гораздо меньше. Пока Центральные, спешно перебрасывая подкрепления, пытались замкнуть довольно жиденькое кольцо вокруг предполагаемого местонахождения группы, пятерка уже миновала главное шоссе, не столкнувшись с патрулями, и продолжала углубляться в леса, уходя все дальше к польской границе и одновременно смещаясь к западу.

Ни "дивизия", насчитывавшая едва ли больше тысячи бойцов, ни сельские ратники, которых было еще меньше, не смогли бы эффективно прочесать эти леса. Так что Настя имела возможность обработать раны получше и удалить пулю сержанту, просто взрезав ланцетом кожу.

Пятерка благополучно вышла к своим захоронкам и пополнила боеприпасы и снаряжение. Консервы и сухой паек уже порядком поднадоели, но на этой территории соваться в деревни было опасно. Как следует нагрузившись и боеприпасами, и оружием, и продуктами, и еще всякой всячиной, практически без передышки они двинулись на север.

На это раз перед ними стояла более сложная задача. Надо было пересечь Реку, протекавшую по области с востока на запад и делившую ее территорию почти ровно пополам. Единственный на многие километры вокруг шоссейный мост через Реку у Беляховска был им как раз по пути, но находился в зоне контроля Центральных и тщательно охранялся.

"Чтобы форсировать реку, нам нужен грузовик. Вообще любой автомобиль или даже тележка на пневматических шинах", — заявил Мильченко на привале, когда до Реки оставалось не более пяти километров.

"Я понимаю, что на БТР можно переплыть реку. Но на грузовике?" — Захария скептически пожал плечами.

"Не на грузовике, а на надутых автомобильных камерах!" — пояснил сержант. — "Для этого надо подстеречь автомобиль, подбить его из засады, не продырявив колеса, отвести его поглубже в лес и быстренько размонтировать шины. Все ясно?"

"Вот теперь ясно", — ответил Виктор.

"На всякий случай засаду устроим поближе к Реке, но достаточно далеко от моста, чтобы не всполошить тамошнюю охрану стрельбой. Да и переправляться в виду моста нам не следует — легко заметить".

Одиночный автомобиль ждали полдня. За это время мимо них однажды проехала крестьянская повозка на пневматических шинах, но на нее Мильченко решил не нападать. Наконец, показался грузовик, который развозил смену караульных на посты вдоль шоссе. В его кузове сидело шесть человек с оружием.

Испытанным приемом поперек дороги взрывом уложили большую сосну, и грузовик поневоле затормозил. Винтовки сержанта и Насти ударили по кабине, автомат Кости и пулемет Виктора — по кузову. Буквально за две минуты все было кончено.

Выбросив трупы из кабины и из кузова, пятерка устроилась в грузовике. Мотор завелся, и машина свернула на ближайший лесной проселок. Но вот с колесами пришлось повозиться. Набор инструментов в грузовике оказался далеко не комплектным. Домкрата не было. Тем не менее и эта задача была решена — грузовик спустили в небольшой овражек и он опрокинулся набок. Это позволило размонтировать два колеса (одно из них сдвоенное). К счастью, в кабине нашелся насос, что позволило выпустить из автомобильных камер воздух и нести их по лесу в сложенном виде.

"Бензин из грузовика слить, автоматы привести в негодность, патроны забрать", — скомандовал Мильченко напоследок, и пятерка двинулась к Реке.

Около девяти вечера солнце уже склонялось к закату, но сержант медлил. Камеры были вновь надуты, на них сверху постелены ветки и переправляемый груз, места для переправы выбраны. Сергей выжидал того момента, когда будет еще достаточно светло, чтобы легко ориентироваться при переправе, но в тоже время и достаточно темно, чтобы их сложнее было обнаружить. Патрули были лишь на дорогах и на мосту, а случайных прохожих в такое время суток ожидать не приходилось. Впрочем, мог объявиться какой-нибудь местный житель на лодке, решивший порыбачить на вечерней зорьке. Но от всех случайностей застраховаться невозможно.

Когда на северо-западе малиновая закатная полоса уже совсем потускнела, а лес перестал отбрасывать длинные черные тени и целиком погрузился в послезакатные сумерки, сержант произнес одно слово — "пошли!"

Настя подошла к своей автомобильной камере, лежавшей у самой кромки берега шагах в пятнадцати от остальных и, прячась за прибрежными зарослями ивняка, быстро разделась, свернула одежду в узел, положила ее на свой груз, сверху пристроила снайперскую винтовку. С большим облегчением она положила туда же тяжеленное противотанковое ружье, с которым она уже порядком намаялась за время пешего перехода. Поеживаясь от вечерней прохлады, она зашла в еще довольно теплую воду, осторожно стащила за собой покрышку и, оттолкнувшись ногами от дна, поплыла.

Сержант переправлялся в паре с Лехой, Витек — с Костей.

Настя медленно продвигалась вперед. Течение потихоньку сносило ее камеру влево, значительно сильнее, чем остальные, которые плыли, подгоняемые усилиями сразу двух пловцов.

Витя негромко, но властно шепнул Таланкину:

"Берем левее".

"Зачем?" — не понял тот.

"Там вылезать будет лучше" — объяснил Захария.

Их камера ткнулась в берег почти одновременно с Настиной, метрах в пяти справа от нее. Костя, вылезши на берег, повернул голову налево и сразу увидел, как белеет сквозь ветви ивняка обнаженное тело Насти, вытаскивающей свою камеру на берег. Он безотчетно сделал шаг в ту сторону, затем еще один и еще, стараясь, однако, не вылезать из-за прикрытия ветвей.

В конце концов его отделяли от девушки едва ли два шага. Настя, почувствовав чей-то пристальный взгляд, обернулась, и увидела Таланкина, почти уже не скрытого прибрежными кустами. Он смотрел на нее неподвижным взглядом, тяжело дыша полуоткрытым ртом. Настю это раздосадовало и развеселило одновременно. Она выпрямилась и также уставилась на него в упор, нисколько не прикрывая своей наготы.

"Ну что, боец, первый раз бабу голую увидел?" — насмешливо спросила она его.

Костя внезапно покраснел, и в тот же момент его крепко ухватила за плечо рука Виктора.

"А ну, пошел отсюда! Нашел себе, понимаешь, развлечение", — и с этими словами Захария сильно шлепнул его ладонью по голой спине. Костя промолчал, лишь судорожно облизнув губы, повернулся и скрылся в ивняке.

Теперь уже Виктор, улыбаясь, разглядывал в упор обнаженную Настю, небольшими медленными шагами приближаясь к ней. Та в ответ с вызовом глядела ему прямо в глаза, не отступая. "Красивая ты девчонка", — тихонько проговорил Витек, затем остановился, прислушался, коротко хмыкнул и повернул обратно, к своим вещам. Сзади ясно слышались чьи-то шаги. Настя на всякий случай подхватила СВД.

"Всем быстро одеться, собрать груз, камеры продырявить, выпустить воздух и забросить подальше в реку. Точка сбора — пятнадцать метров выше по реке", — отрывисто скомандовал Мильченко, уже одетый в футболку и камуфляжные штаны, но еще босиком. Сержант, посмотрев на голую спину удаляющегося Виктора, едва заметно дёрнул щекой-, быстро скользнул взглядом по застывшей в неподвижности Насте, бросил — "выполняйте, Коменская" — повернулся и исчез в ивняке.

"Распоряжение

полномочного Представителя

Федерального правительства России

№ ___ 202…г.


…3. В связи с проявлениями вооруженного бандитизма в Северо-Западном округе временно прекратить рейсы гражданской авиации между аэропортом Смеляково и аэропортом Шереметьево.

4. Объединенному Исполкому районных Советов Северо- Западного округа организовать регулярное (не реже одного раза в месяц) морское сообщение между Городом и С.-Петербургом.

5. Командованию (полковник З.Айтуллин) обеспечить охрану кораблей, совершающих рейсы по маршруту Город — С.-Петербург…

(копия)


Приказ №_

командующего Северо-Западной сводной территориальной дивизией


В соответствии с распоряжением полномочного Представителя Федерального правительства России № от ____ 202… г.

приказываю:

1. Командиру Городского сводного батальона народного ополчения выделить для охраны корабля, совершающего рейсы по маршруту Город — С.-Петербург, следующие силы и средства:

стрелков со штатным вооружением и боеприпасами — 12

гранатометчиков со штатным вооружением и боеприпасами — 2 расчета

операторов переносного зенитного ракетного комплекса со штатным вооружением и боеприпасами — 2 расчета

стрелков башенного пулемета БТР-60 — 4

боеприпасы к башенному пулемету БТР-60 — 2 боекомплекта

2. Командиру бронетанкового батальона Земландской сводной территориальной бригады выделить со склада две исправные башни от БТР-60 с установленными в них крупнокалиберными пулеметами.

3. Начальнику ремонтно-эвакуационной службы дивизии обеспечить по согласованию с начальником судоремонтного цеха установку двух башен от БТР-60 на корабле, выделенном для совершения рейсов по маршруту Город — С.-Петербург.


Командующий

Северо-Западной сводной

территориальной дивизией

полковник

З.Айтуллин

Представитель Федерального правительства в области настаивал на организации рейса корабля на Большую Землю не только потому, что это давало дополнительные возможности для товарообмена с Большой Землей. В условиях прекращения авиационного сообщения с Земландом морской путь, в случае чего, мог служить и для эвакуации представительства…

* * *
От реки шли на северо-запад чуть больше суток, а на весь путь ушло на этот раз почти четыре дня.

Когда шедший впереди сержант остановился и произнес — "ну, вот мы и прибыли", — Настя, утомленная переходом, автоматически сбросила с себя здоровенный рюкзак, скинула с плеч покоившееся там на свернутой куртке тяжеленное противотанковое ружье, порядком измотавшее ее за эти дни. Однако, приученная к дисциплине, она не опустилась тут же в изнеможении на землю, как это сделал остановившийся прямо перед ней Алексей.

Она окинула взглядом небольшую лесную полянку, на которую они вышли, и замерла в изумлении. На пенечке, подстелив что-то под себя — то ли курточку, то ли пиджачок, сидела блондинка с вьющимися волосами до плеч, одетая в светло-голубую полупрозрачную блузку с короткими рукавами и коротенькую гофрированную синюю юбочку, и с олимпийским спокойствием полировала себе ногти крохотной пилочкой.

Мильченко подошел к ней, разводя руки в стороны. Блондинка коротко бросила, — "Привет, Серега!", — и добавила, не отрывая взгляда от своих пальцев — "Не вздумай лапать. У меня бок еще не зажил".

"А что случилось?" — встревожился Мильченко.

"Так", — кокетливо пожала плечиком блондинка, — "не сошлись во мнениях с одним молодым человеком. Он меня хотел к Тимофею Алексеевичу пригласить, но не очень-то вежливо".

"Да говори толком, Танька!" — досадливо воскликнул Сергей. — "Рана серьезная?"

"Да ну", — она тряхнула своими тщательно вымытыми волосами — "касательное ранение грудной клетки. Пуля прошла навылет. Слегка ребра зацепило", — тем же весело-небрежным тоном продолжила блондинка. — "Одним словом, парень оказался лопух, хотя и надоедливый".

"И что ты с ним сделала?" — несколько успокоившись, поинтересовался сержант.

"Дала по яйцам", — без тени смущения пояснила блондинка, — "а потом из его же "Доретты" продырявила ему башку. Вот", — и в руке у блондинки оказался странный длинноствольный пистолет. Настя могла побиться об заклад, что молодая женщина ниоткуда его не вытаскивала. Он как бы сам собой вдруг прыгнул ей в руку.

"Ладно, кончай баловать!" — Сергей снова посерьезнел. — "Твои перехваты Канарейка расшифровала. Работы нам будет — выше головы".

"А что там было-то?", — полюбопытствовала блондинка, которую сержант назвал Таней.

"В основном мусор", — махнул рукой Мильченко, — "но есть сообщения и как будто прямо для нас. Во-первых, в направлении Залесска Центральные подтягивают бронетехнику. Надо бы с ней разобраться. Во-вторых, через шесть дней куда-то сюда, предположительно — в отряд, который действует на Залесском направлении, прибудет высокое начальство. Надо готовить встречу".

"Маршрут известен?" — быстро спросила Таня, с надеждой глядя на Мильченко.

"Нет", — вздохнул тот, — "да и не поедет Боковлев по магистральному шоссе после всего нашего шума. Окольными путями отправится. Придется выследить здешний отряд Центральных и ждать там".

"Это же самоубийство!" — потеряв свое наигранное спокойствие и веселость, выкрикнула Таня. — "Ты знаешь, сколько сил у них в отряде?"

"Нет. Наши данными не располагают. Но не меньше полусотни".

"Полусотни…" — криво усмехнулась Татьяна. — "Только за последние два дня по шоссе на Залесск проследовали около шестидесяти бойцов, пять бронетранспортеров, одна БМП и два танка. Да еще на грузовиках что-то везли, помимо боеприпасов. Не то минометы, не то безоткатные орудия, не то еще что".

Мильченко снова вздохнул. Центральные сосредоточили здесь едва ли не главные свои бронесилы. Да, напасть на колонну с охраной человек двадцать-двадцать пять, у которых два БТР были самым грозным оружием, они смогли. Но и то ведь — растрепали, но не уничтожили, сами едва ноги унесли. А тут? Тут не один к пяти будет, а хорошо, если один к двадцати. Да еще брони сколько… Положат удачно один снаряд — и, считай, группы нет. Но он не стал делиться своими невеселыми мыслями, а спросил:

"Куда шли, не установила?"

"Одно могу сказать — Кирсановку они миновали и прошли по шоссе дальше" на север, — ответила Таня.

"Ладно", — вдруг встрепенулся Сергей, — "о делах потом. Сначала мы тут лагерь разобьем, устроимся, а потом и делами займемся. Да, разреши тебе представить…" — и он познакомил ее с каждым бойцом своей группы.

Настя осторожно пожала маленькую ручку с тоненькими пальцами, ответившую ей неожиданной железной хваткой, глянула в спокойные глаза Тани и широко улыбнулась, изо всех сил стараясь не уступить этому прямо-таки нечеловечески мощному пожатию. Таня улыбнулась в ответ и разжала свои тиски.

"А ты ничего", — весело промолвила она, — "держишься…"

Лишь на третий день лихорадочных поисков Сергей Мильченко натолкнулся на расположение отряда Центральных. Это было нечто среднее между полевым лагерем и хорошо оборудованным батальонным опорным пунктом. Центральные использовали старые каменные дома брошенного селения, окопав их до самых окон, заложив оконные проемы мешками с песком и превратив дома в мощные огневые точки. Вокруг было

отрыто множество окопов, ходов сообщения, оборудованы позиции для минометов, окопы для бронетехники, блиндажи, пулеметные гнезда…

Но людей там оказалось немного — гораздо меньше, чем ожидалось. Причина этого стала ясна на следующий день. Мильченко еще с вечера организовал непрерывное наблюдение за отрядом. Наблюдательные посты заняли все подходы к этому опорному пункту. Ночью слышались звуки отдаленной перестрелки. А под утро к опорному пункту подошли две довольно большие пешие колонны. В каждой из них можно было заметить немало наспех перевязанных раненых со свежими пятнами крови, расплывающимися на бинтах. Нескольких человек несли на импровизированных носилках из жердей, покрытых камуфляжными куртками. Да, вместе с ними отряд как раз насчитывал около сотни человек.

Под вечер, во временном лагере группы, который оказался расположен примерно в трех-четырех километрах от отряда Центральных, прямо на бережке маленького лесного озерка, которых было немало в этих местах, Мильченко сообщил о своем решении:

"Другого шанса у нас может и не быть. Поэтому непременно следует атаковать кортеж Боковлева сразу при подъезде к расположению отряда. Это должен быть молниеносный иэффективный огневой налет. По исполнении акции — сразу отходим, иначе нам не вырваться. Слишком уж их тут много".

"Да, но мы не знаем, откуда именно он подъедет!" — немедленно возразила Таня Гаврилина. — "Если же на каждом проселке ставить наблюдателей, то некому будет осуществлять сам налет".

"Придется рисковать и ставить засаду при самом въезде в опорный пункт Центральных", — заявил Сергей.

"Но там же по меньшей мере три въезда! На каждый по два человека — этого явно мало", — не унималась Татьяна.

"Ну, северный можно исключить…" — неуверенно протянул Сергей.

"Это с какой же стати? Может, он именно его и выберет, чтобы нас запутать?" — агрессивно возражала Гаврилина.

"Я бы предложил поступить иначе", — вдруг вмешался в разговор Захария. — "Я бы дождался, когда он приедет, когда соберет командиров, и тогда — накрыл бы всех сразу!"

"Заманчивая идея", — довольно ехидно заметила Гаврилина, — "был бы у нас взвод самоходок, не было бы ничего проще".

Неожиданно для самой себя Настя в том же тоне заметила:

"Ага, они бы своим грохотом распугали бы всех за полкилометра, и не в кого было бы стрелять".

"Куда ни кинь, все клин", — меланхолически резюмировал Таланкин.

"Постойте, не суетитесь", — снова заговорил Мильченко, — "пожалуй, Захария прав, — это единственный способ. Дождаться, когда он соберет совещание, — ведь какое-нибудь совещание он должен же собрать! — и ударить".

"Чем ударить-то?" — вскинулась Гаврилина.

"У нас одна возможность — использовать снайпера". — Сержант выразительно посмотрел на Настю.

"Нас близко не подпустят к отряду!" — продолжала настаивать Гаврилина.

"Если удастся подойти на полкилометра — можно стрелять", — промолвил Мильченко. — "А сегодня я подобрался ближе".

"Наверняка, если прибудет Боковлев, они выставят вокруг своего расположения дополнительные посты, и выдвинут их достаточно далеко. Безопасностью у него не круглые дураки занимаются". — Гаврилина не желала сдаваться.

"А мы все-таки попробуем", — жестко ответил Мильченко, и стал ставить задачу, давая понять, что дебаты закончены. — "С завтрашнего утра занимаем позиции по периметру опорного пункта Центральных. Настя, как только приедет Боковлев, и попадет в поле зрения твоего прицела — стреляй. Если соберет совещание — тем лучше. Не соберет — снимай одного. Работать будешь не с СВД, а с противотанковым ружьем — у него дальность прямого выстрела больше. Сейчас же проверь оптику. Даю тебе два выстрела, после чего мы начинаем работать изо всех стволов. Работаем максимум три минуты, после чего отходим в лагерь. Здесь будет место сбора. Запасная точка встречи — здесь". — Мильченко показал на карту. — "Это заброшенное лесничество в шестнадцати километрах от главной железной дороги".

Сергей свернул карту, пробормотал, — "ну, с этим пока все", — встал и скомандовал:

"Галактионов — в караул, остальным даю полчаса, чтобы искупаться, сменить одежду и приготовить все к завтрашнему делу".

Гаврилина отправилась купаться вместе с Настей, разделась, но в воду далеко не заходила — ее тело под грудью было перебинтовано, и с левого бока на повязке виднелись засохшие бурые пятна крови. Слегка ополоснувшись, она вылезла на берег, вытерлась и оделась.

"Я поброжу тут немного, а ты пока купайся", — бросила Таня и медленно пошла вдоль берега.

Неподалеку слышался шум и плеск, который производили купающиеся ребята. Настя, отплыв подальше и перевернувшись на спину, увидела, как они ныряют с берега в воду шагах в двадцати от нее. Она развернулась, поплыла обратно к тому месту, где оставила вещи, и, нащупав ногой дно, стала выбираться на берег. Вдруг почти прямо за ее спиной громко плеснула вода.

Настя обернулась как раз в тот момент, когда Витька, вынырнув рядом с ней из воды, бросился мимо нее к берегу, с шумом расплескивая воду. Выскочив на бережок, он подбежал к ее одежде и остановился, повернувшись навстречу Насте и глядя на нее в упор чуть насмешливым взглядом. Та решила игнорировать эту наглую выходку и направилась прямиком к своей одежде.

"Отойди!" — коротко бросила она Витьке, нахально стоявшему у нее на пути.

"Да куда ты торопишься?" — удивился он. — "Кроме того, так тебе гораздо больше идет", — он сделал рукой неопределенный жест и вдруг неожиданным движением схватил ее за оба запястья. Она рванулась, но безуспешно — хватка его была очень сильной.

"Тише, тише, не рвись!" — громко зашептал Витек. — "Не бойся, не обижу. Вот увидишь". — Он пытался справиться с ее сопротивлением и притянуть поближе к себе.

Настя не желала кричать и звать на помощь. Молча она продолжала попытки вывернуться из мощного захвата Виктора. Однако они ни к чему не привели. Тогда Настя ослабила сопротивление, неожиданно улыбнулась, нарочито обмякла, позволила Витьку прижать ее к своему телу и резким ударом всадила колено ему в пах.

Захария издал короткий сдавленный стон, непроизвольно согнулся, но не расцепил своей хватки. Однако теперь Насте удалось резким рывком выкрутиться из слегка ослабевшего захвата. Его охватила слепая ярость, он разогнулся и бросился на девушку, тут же получив короткий встречный удар в нос. Это не успокоило его, но слегка отрезвило. Витек остановился, встал в боевую стойку и неожиданно ловко нырнул прямо на кучку Настиной одежды. Перекатившись в сторону, он снова вскочил на ноги, но теперь в его руке блеснул Настин десантный нож.

Неизвестно, чем кончилось бы дело, но тут Настя сделала круглые глаза, уставившись на какую-то точку у него за спиной, и коротко выпалила — "сзади!".

"Врешь, меня на дешевку не купишь", — усмехнулся Захария и медленно двинулся на Настю, оттесняя ее к кустам. Внезапная резкая боль пронзила его правую руку от локтя до запястья, рука онемела и едва удержала нож. Он стремительно развернулся в сторону нового противника. Перед ним, нехорошо улыбаясь, стояла Таня Гаврилина. Не успела еще его рука приобрести прежнюю чувствительность, как она ударом ноги вышибла нож из онемевших пальцев.

"Ну, петушок, иди сюда!" — ласково позвала она. Краем глаза Захария уловил, что Настя идет с ним на сближение. Вздохнув с досадой, он снова развернулся, в два прыжка достиг берега и столкнулся лицом к лицу с сержантом, стоящим в воде по пояс.

"Решил развлечься?" — голос Сергея был спокоен.

"Не твое дело!" — грубо выкрикнул Витька и, подняв тучу брызг, нырнул вбок, вдоль берега, обходя сержанта.

"С вами все в порядке?" — спросил Мильченко, обращаясь к Тане и лишь мимолетно скользнув взглядом по обнаженной Насте.

"В порядке, в порядке! Плыви, соколик, не засматривайся!" — ответила ему Таня и махнула рукой. Сергей, не говоря больше ни слова, оттолкнулся и поплыл к середине озерка.

"Каков нахал!" — покачала головой Таня. — "Тут дамы не одетые, а он прется себе, как ни в чем не бывало! Никакого воспитания".

"Ты о ком это?" — заинтересовалась Настя, откладывая в сторону полотенце и натягивая на себя футболку.

"Как о ком?" — удивилась в ответ Таня. — "О нахале этом, о Сережке".

"А-а. Я думала, ты про Витьку".

"Про него что говорить! Тут все ясно. Музейный экспонат — реликтовый образец пещерного человека. Их таких дурь только тяжелыми предметами выбить можно", — заключила Гаврилина.

Настя немного странно посмотрела на нее, но не стала ничего говорить, хотя ее так и подмывало ляпнуть несколько слов поперек. Она вовремя сообразила, что между этой женщиной и Сергеем лежат какие-то давние, непонятные и неизвестные ей отношения. Но все же она была не согласна с Татьяной. Никакой Мильченко не нахал. Если другие ребята то и дело при случае откровенно пялились на нее, а то и пытались заигрывать — особенно Витька, который так и пер напролом, — то сержант вел себя очень корректно. Даже слишком корректно.

Как будто перед ним не вполне симпатичная молодая девчонка, а пустое место. Боевая функция…

С шести часов утра группа Мильченко стала выходить на позиции. Сержант указал каждому его сектор, а конкретную позицию они выбирали самостоятельно. Однако с Настей сержант отправился сам.

Рев двигателей раздался около полудня. На опушку, там, где из леса выходил один из проселков, на полном ходу выскочила боевая машина пехоты, за ней — юркий открытый "джип", следом — еще одна БМП. Не сбавляя скорости, они пронеслись к опорному пункту Центральных. Настя хорошо видела, как бээмпэшки прикрыли "джип" своими бортами, как из люков десантного отделения выскочила вооруженная охрана в черной форме, и Боковлев, которого она знала только по устным описаниям сержанта, лишь на мгновение мелькнув между своими людьми, скрылся в одном из домиков опорного пункта.

Ночная темнота уже опускалась на лес, а Боковлев так и не показался. Мильченко, используя те же радиостанции с маленькими наушниками, что и при атаке на соляной конвой, скомандовал "отбой".

Когда вся группа, с большими предосторожностями пробиравшаяся по лесу, собралась в лагере, было уже начало двенадцатого. Сергей тихо произнес:

"Меняем замысел. Нападаем через час. Все берут приборы ночного видения, и по моему сигналу атакуем опорный пункт с пяти сторон. Задачи будут такие", — и он принялся перечислять:

"Таня, пойдешь со своими двумя пистолетами. Наденешь черные колготки и черный свитер. Твоя задача — пробраться как можно ближе к дому, где сейчас Боковлев, и приблизиться к нему на дистанцию огня из "Гюрзы". Маловероятно, но в панике все может быть.

Я и Алексей идем с разных направлений с гранатометами. Наша задача — обстрелять тот же самый домик, чтобы выкурить оттуда Боковлева.

Захария идет со своим пулеметом, Костя возьмет мой ручной. Ваша задача — стрелять и попадать. Больше ничего.

У Насти задача прежняя".

Настя, сидя на большой разлапистой сосне, стоявшей на опушке, глядела в ночной прицел, установленный на противотанковом ружье, и различала лишь неясные зеленоватые силуэты и ослепительно-зеленые вспышки выстрелов. — "Как же я узнаю Боковлева?" — с тревогой подумала она. Однако это оказалось не самым сложным.

Это была страшная ночь. В опорном пункте грохотал бой. Нападение было неожиданным. Враг появился в ночи, невидимый, неуловимый — только вспышки выстрелов отмечали его присутствие. Но, несмотря на безлунную ночь, эти выстрелы удивительно точно ложились в цель.

Издали бой был даже в чем-то красив. Пунктиры трассирующих пуль и огоньки, плясавшие у дульных срезов оружия, веселым фейерверком расцветили опорный пункт. Однако искры этого фейерверка жалили смертельно. Центральные были напуганы, но не растеряны, и не ударились в панику. Они быстро сообразили, что нападающих немного, и старались отвечать на каждую вспышку выстрела плотным огнем, искупавшим невозможность точного прицеливания.

В ночной прицел было видно, как у дверей домика появилось сразу несколько человек Издалека можно было догадаться, что они образовали кольцо, внутри которого — только один человек. Тот самый.

Настя упорно пыталась поймать его в тонкое перекрестье зеленоватых штрихов. Нет, только голова изредка мелькает между голов охраны. Ну, что ж… Вот он, момент! Приклад с кожаной подушечкой с силой ударил в плечо, зеленоватый силуэт головы в прицеле резко дернулся и пропал, ушел куда-то вниз. Теперь — уносить ноги.

"Всем — отбой!" — крикнула Настя в микрофон, отсоединила прицел от ружья, убрала прицел в подсумок, а ружье сбросила вниз, тут же скользнув вдоль ствола за ним следом.

"Всем — отходить!" — продублировал ее слова Сергей. — "Алексей! Оставшиеся гранаты — по бронецелям!"

В опорном пункте взревел мотор БМП и гусеничная машина, раскачиваясь и подпрыгивая на неровностях почвы, выскочила на открытое пространство, и, не разбирая дороги, на скорости почти в 70 км/час рванула к лесу. Через десяток-другой секунд она скрылась за черной стеной деревьев.

Другой повезло меньше. Огненно-хвостатый след гранаты прочертил ночную тьму, и впился в башню боевой машины. Когда перестрелка затихла, в опорном пункте тремя кострами горели подожженные бронемашины и танк.

В лагере собрались все. Как ни удивительно, никто не был даже сколько-нибудь серьезно ранен. Только Таня Гаврилина появилась с залитым кровью лицом, но и то пояснила — "разодрала лоб об сук, когда бежала".

Главный вопрос был — решена ли задача?

Настя отвечала неуверенно:

"Вроде бы попала…"

"Что значит — вроде бы?" — недовольно переспросил Сергей.

"Я выстрелила — он упал. Больше я его не видела", — стараясь сдержать эмоции, сухо доложила Настя.

В разговор вмешалась Таня Гаврилина:

"Я тоже видела. Там было шагов пятнадцать. Мне удалось снять двоих из его охраны, но самого было никак не достать. Пуля ударила в голову, он упал, охрана его подхватила, засунула в БМП — и ходу. Вот и все", — она пожала плечом.

"Ладно. Подробности узнаем потом. А сейчас надо сматываться", — подвел итог обсуждению Сергей.

Не мешкая, двинулись на юг. Мильченко поторапливал группу:

"После такого дела нам на хвост постараются сесть обязательно. Всех поднимут. А если у них розыскные собаки есть…" — он про себя чертыхнулся. Не подумал он об этом. Нет ничего, чтобы сбить собак со следа.

Однако досталось им не от собак.

Глава 7. Пятерки больше нет

Сергей Мильченко еще не знал, что по их следу идет небольшой, но хорошо подготовленный отряд. Его командир был достаточно опытен, чтобы и без помощи розыскных собак обнаружить след шести человек в лесу. Поначалу, когда Сергей держал высокий темп движения, преследователи никак не могли их настичь. Но направление движения группы Мильченко уже было известно в штабе Центральных. И на вероятном направлении их отхода выставлялись многочисленные посты и засады.

Обнаружить преследователей Сергею помог случай.

Подойдя к реке, они натолкнулись на рыбачью лодку и успели переправиться до того, как к берегу подошли их преследователи. И снова начался изнуряющий пеший марш, прерванный лишь на короткую, около шести часов, ночевку. В предрассветном тумане группа начала бросок через обширную, заболоченную пустошь, кое-где покрытую кустарником, на ней встречались небольшими группы ивовых деревьев, обычно росших по краям небольших болотцев или окружавших маленькие озерца. Сергей то и дело поторапливал своих бойцов, тревожно оглядываясь по сторонам. Но вот, наконец, проделав полуторакилометровый путь по открытому пространству, группа достигла опушки леса.

Сержант решил дать своим людям отдых, а заодно и осмотреться. Туман над пустошью уже расползался, и восходящее солнце начало золотить верхушки деревьев далекого, но с каждой минутой все лучше различимого леса, из которого они недавно вышли. Все было спокойно.

Когда группа, подстегнутая приказом Сергея, была готова вновь двинуться в путь, он в последний раз окинул взглядом пустошь. Стоп! Кажется, что-то блеснуло на солнце… Или показалось?

Сергей поднял свой цейссовский бинокль и стал внимательно разглядывать противоположную опушку. О, черт! Наблюдатель! Сколько же их там? Двое? Да, видно двоих. А скольких не видно?

Как будто для того, чтобы ответить на сомнения Сергея, на опушке стали появляться подсвеченные утренним солнцем фигурки. Четыре… Семь… Одиннадцать человек шли через пустошь, вытянувшись в колонну по одному и сохраняя дистанцию не меньше пяти метров друг от друга.

"К бою!" — отдал приказ сержант. За ними охотятся? Ну что же, охотники сами могут превратиться в дичь.

Однако командир преследователей был не прост. Не дойдя метров восемьсот до опушки, колонна стала перестраиваться в стрелковую цепь. И эта цепь растягивалась все больше и больше, и вот уже интервалы в цепи достигли едва ли не двух десятков шагов.

Неудобно, конечно. Но все равно внезапное открытие огня дает преимущество. — "Стрелять только по моей команде!" — негромко приказал Мильченко, указав каждому бойцу конкретную цель. Ну, вот сейчас они подойдут поближе…

Преследователи внезапно залегли и начали передвигаться вперед короткими перебежками. Сергей сдержал подступившую злость. — "Отходим!" — коротко бросил он. — "Бегом — марш!"

Изнуряющий бег закончился короткой передышкой, когда группа достигла другого края леса. Здесь Сергей развернул рацию, чтобы сообщить о своем положении.

Цветник — Канарейке

Операция "Центральный-1" осуществлена. Результат неопределенный. Потерь нет. Противник ведет непрерывное преследование. Отхожу на юго-запад.


Канарейка — Цветнику

"Центральный-1" тяжело ранен. Уводите группу, сохраняйте людей. Помощь могу оказать только за пределами Центральной зоны.


Канарейка — Цветнику для Старца

(Текст не расшифрован. Вероятно, личный шифр Канарейки).


Из архива

Главного управления тайных операций

Федеральной секретной службы

Свернув радиостанцию, Мильченко скомандовал подъем, и все шестеро осторожно стали выдвигаться на опушку. Снова предстоял бросок через открытое пространство. Но не успел отряд выйти с опушки, как среди деревьев хлопнул одиночный выстрел, затем загрохотала автоматная очередь, а потом началась беспорядочная суматошная круговерть, где было неясно, кто в кого стреляет, где свои, а где чужие…

Таня Гаврилина заметила противника на несколько мгновений позже, чем он ее, но успела выстрелить первой. Именно этот выстрел разорвал лесную тишину, и гулкое эхо очередей и одиночных выстрелов пошло гулять по опушке.

Настя била из своей СВД навскидку, плюнув на оптический прицел. Она услыхала громкий крик Мильченко:

"Отходим вдоль опушки на запад!"

Минут через десять все шестеро сбились довольно плотной группой и, продолжая отстреливаться, перебежками смещались все дальше к западу. Однако противник не желал упускать добычу. Боевики Центральных пытались зайти со стороны леса, чтобы выдавить группу на открытое пространство. В довершение всего послышался гул мотора и к опушке подошел БТР, а вдалеке показался еще один.

Огненной кометой мелькнула реактивная противотанковая граната, и тяжелый стук крупнокалиберного башенного пулемета оборвался.

"Молодец Лешка!" — успела подумать Настя, лихорадочно меняя магазин.

Но вот подошел поближе второй БТР и снова раздался стук крупнокалиберного пулемета. На мгновение скосив глаза в сторону, Настя увидела, как Галактионов с колена прицеливается в надвигающуюся машину из своего гранатомета. И тут длинная очередь башенного пулемета настигла его, развернула боком и швырнула наземь. Было видно, что его тело разорвано пулями чуть ли не пополам.

При виде этого зрелища Настя замерла на мгновение. Из оцепенения ее вывел истошный крик Сергея:

"Отходим! За мной, бегом — марш!"

В сердце Мильченко впервые шевельнулся страх. Группа могла погибнуть у него на глазах. В рядах молодых ребят, ответственность за жизнь которых он взял на себя, образовалась первая брешь. Первый погибший. И кто знает, сколько еще отпущено остальным? А главное, Сергея охватил страх за одну, вполне определенную, конкретную жизнь. Не за свою.

Через четверть часа изнурительного бега стрельба позади них отдалилась, а еще через четверть часа и вовсе смолкла.

"Кажется, оторвались", — мелькнуло у Насти в голове. Беспорядочно шатаясь от усталости и дыша с надсадным хрипом, она механически переставляла ноги. Но бегом это уже нельзя было назвать. И все-таки на этот раз они действительно оторвались. Теперь, после гибели Галактионова, их снова было пятеро.

Шли почти без привалов, жевали сухой паек на ходу, запивая водой из фляг. Развести костер было невозможно — с неба непрерывно капал противный мелкий дождь, все в лесу отсырело, да и останавливаться надолго было нельзя.

Мильченко, скрепя сердце, жестким голосом подгонял валившихся с ног бойцов:

"Мы должны успеть взять патроны из тайника. Иначе в следующей же стычке расстреляем остаток боеприпасов. Надо успеть туда раньше Центральных, иначе нас возьмут голыми руками!"

Настя, не чувствуя под собой ног, плелась в колонне сразу следом за Таней Гаврилиной. Та тоже тащилась из последних сил, ее заметно пошатывало, она то и дело останавливалась на мгновение, будто натыкаясь на невидимое препятствие, а затем, с видимым усилием делая шаг вперед, продолжала свой путь. Ребятам было не легче. Даже всегда демонстрировавший завидную выносливость и упорство Витька Захария, казалось, израсходовал весь свой запас прочности. Он шагал по-прежнему ритмично, не останавливаясь, не спотыкаясь, не пошатываясь из стороны в сторону, как Костя или Алексей. Но если бы кто- нибудь заглянул ему в лицо, то убедился бы, что это дается Виктору последним усилием воли.

И они успели. Штыками взрыли промокшую от дождей мягкую землю, извлекли наружу коробки с патронами, упаковки с сухим пайком, лекарства. Разрытый тайник по приказу Мильченко замаскировали опавшими листьями и ветками. На исходе августа в лесу было уже немало пожелтевшей листвы, местами покрывавшей землю пока еще редким, не сплошным ковром.

На коротком привале Сергей сразу же заставил Таню принять антибиотики.

"У тебя явно поднимается температура", — заметил он, — "а у нас впереди очень трудные дни. Потребуются все наши силы для того, чтобы благополучно оторваться и выйти к своим".

Гаврилина покорно проглотила таблетки, нехотя пожевала шоколад.

"Всем — получить у меня и принять экстракт лимонника", — громко произнес Сергей. — "Это вас немного взбодрит. Нам надо сделать еще один бросок, до нашего БТРа. А там поедем с ветерком".

И группа, все пятеро уцелевших, снова двинулась в путь, топая кроссовками по раскисшей земле. Шли, сторонясь дорог и даже заброшенных проселков. Мильченко специально выбирал места поглуше. Но вот сплошная полоса леса закончилась, и вновь было необходимо форсировать открытые пространства. Хуже того, здесь совсем неподалеку были и населенные места. Однако им в любую минуту могли вновь вцепиться в хвост. Нельзя было даже ждать темноты. Надо было спешить.

Сержант глубоко вздохнул несколько раз, успокаивая часто забившееся сердце и заговорил негромким голосом:

"Форсируем поля прямо сейчас. Передвигаться будем перебежками, по одному. Первым пойдет Захария, затем Таланкин, за ним — Гаврилина, за ней — Коменская. Я — замыкающий. Перебегать будем от одного укрытия к другому. Непрерывно вести наблюдение. Всем надеть наушники, включить портативные рации. Готовы? Витя, вперед!"

Один за другим ребята перебегали к расположенной неподалеку группе кустов. Настя тем временем медленно осматривала поле через оптический прицел своей винтовки.

"Гражданин сержант!" — от волнения воскликнула она совсем по-уставному. — "Там, вдали, справа, — кони". — И добавила встревожено — "Кажется, на них кто-то едет".

Сергей тут же навел в эту сторону бинокль.

"Всем внимание!" — тихонько сказал Мильченко в микрофон. — "Справа виден конный патруль! Ускорить движение!" — И еще тише, отведя микрофон в сторону и прикрывая его рукой:

"Настюха, милая, пошла!"

Сержант перебежал последним. К этому времени Виктор успел продвинуться вперед на несколько перебежек и был уже посреди поля. За ним по очереди подтягивались остальные. Так, еще одна перебежка. Мильченко благополучно шлепнулся на землю рядом с Настей.

"Давай, родная, давай, не задерживайся!"

Настя вскочила и в несколько прыжков достигла заплывшей и заросшей травой канавки, пересекавшей поле. И тут Сергей увидел выезжающий из-за группы деревьев, слева, всего в двух сотнях шагов, еще один конный патруль, насчитывающий шесть всадников.

"К бою!" — закричал он, уже не сдерживая голос. — "Слева, двести, группа всадников! Огонь!" — И он сам вскинул свою винтовку.

К счастью, спеша замкнуть кольцо, противник все же не успел перебросить сюда другие силы, кроме двух конных разъездов. Пулемет Захарии быстро уравнял шансы, превратив почти всех конных в пеших, а кое-кого уложив в траву навсегда. Под грохот автоматных очередей пятерка рывками смещалась все ближе к черневшему впереди еловому лесу, пока, наконец, вся целиком не втянулась под его мрачные своды.

Свой последний выстрел Настя сделала уже из глубины леса, послав пулю в слишком ретивого преследователя, ясно очерченный силуэт которого показался в просвете между деревьями. Однако их ждало разочарование. Ельник стал редеть, и быстро перешел в опушку, заполненную низкорослым еловым, сосновым и осиновым подростом. Опушка переходила в болотистое поле, на дальнем конце которого виднелись заросли тростника и высилось несколько голых древесных стволов.

Мильченко остановился в нерешительности, достал из планшета карту, развернул… Через несколько секунд он воскликнул:

"Надо взять левее! Пошли!"

Свернув влево, группа вышла на поле, узкой полосой уходящее на юго-восток. Прямо перед ними поле чуть поднималось едва заметным пологим бугорком, а затем плавно понижалось к востоку.

Настя вдруг остановилась, вскинув руку:

"Стой!" — крикнула она.

"В чем дело?"

"Кажется, я слышу шум моторов".

"Все равно, вперед, к лесу!"

Они прошли еще несколько десятков шагов, поднимаясь на вершину плоского бугорка. Теперь шум моторов слышался уже отчетливо. Но напрягать слух не было никакой необходимости — от леса, пересекая поле наискось, двигалась стрелковая цепь, позади которой, легонько переваливаясь на кочках, ползли три бронетранспортера.

"Назад!" — заорал сержант. — "Бегом!".

Им снова пришлось скрываться в том ельнике, из которого они совсем недавно вышли, и вкладывать последние силы в отчаянный марш-бросок. Пущенные им вдогонку с большой дистанции несколько пулеметных и автоматных очередей не причинили никому вреда. Но путь на юг, к их бронетранспортеру, опять был отрезан.

Видя, что южное направление для них закрыто, Сергей решил повернуть на северо-запад, и прорываться прямо к Городу. Им везло — в них ни разу не удалось вцепиться крупным силам Центральных. Но в стычках с патрулями таяли боеприпасы, пополнить которые было неоткуда. Хуже того — при попытке очередной раз выйти на связь Сергей обнаружил, что в последней стычке радиостанция в его заплечном мешке безнадежно разбита пулями. Теперь уже не приходилось надеяться на то, что им навстречу из Города вышлют отряд на помощь.

За неполную неделю скитаний под дождем двое уже довольно серьезно простудились — Таня и Костя явно температурили. Группа вот уже которые сутки шла по лесам, не имея возможности обсушиться и обогреться, приготовить горячую пищу. Ребята обросли щетиной, одежда обтрепалась и была вся вывожена в грязи.

Мильченко матерился про себя. Прорваться к своему загодя укрытому и замаскированному БТРу так и не удалось. А как было бы хорошо рвануть отсюда с ветерком на броне!.. Топай вот теперь на своих двоих.

Когда до Города оставалось около пятнадцати километров, Сергей малость приободрился.

"Осталось немного!" — бросил он через плечо своим товарищам. "Еще километр — и выходим к мосту, на шоссе. Там уже начинается наша зона. Место там открытое, и чтобы напоследок не рисковать, дождемся темноты, наденем приборы ночного видения — и вперед".

Но они не вышли к мосту. Когда все пятеро выдвинулись с опушки и пошли по влажному от ночной сентябрьской росы лугу, внезапно в темноте, со стороны насыпи шоссе, заплясали яркие вспышки и раздался характерный грохот очередей из нескольких стволов автоматического оружия.

"К опушке!" — заорал Мильченко.

Но вдоль опушки, с восточной стороны, наперерез им шла еще одна группа. Оставался единственный путь — обратно вглубь леса, на юг. Снова, огрызаясь короткими очередями и одиночными выстрелами, группа отрывалась от своих преследователей, не давая пощады своим натруженным ногам, сердцу и легким.

Еще одна попытка пробиться к Городу, на этот раз к южным предместьям, закончилась также, как и предыдущая.

К концу следующего дня Тане стало совсем плохо. На очередном коротком привале она приблизилась к Мильченко и зашептала ему на самое ухо:

"Сережка… Я больше не могу идти. Бросьте меня, я как-нибудь сама выберусь. А вы давайте вперед, к Городу".

"Что за глупости!" — возмущенно зашипел Сергей. — "Будем выбираться вместе!"

"Нет. Я на вас повисну, как гиря. Без меня вам будет легче. А мне одной тоже будет легче спрятаться от патрулей и выбраться к Городу. А иначе мне проще просто застрелиться, чтобы вас не связывать. Понял?" — голос Тани был слабым, но решительным.

"Дура!" — не сдержался Сергей.

"Сержант Мильченко!" — голос Тани Гаврилиной внезапно окреп. — "Приказываю вашей группе следовать далее самостоятельно!"

"Слушаюсь, гражданин лейтенант", — нехотя пробормотал Сергей.

"Бойцам скажешь — у меня свое задание. И не дуйся ты так, глупыш. Удачи тебе!", — уже мягче бросила Гаврилина и одним касанием поцеловала его растрепанные вихры на макушке.

Когда через четверть часа группа скрылась в лесных сумерках, чтобы снова совершить попытку прорыва кольца, которое явно сжималось, Таня с трудом встала и побрела в сторону Города напрямик. Из оружия у нее с собой осталась одна "Гюрза", в обойме которой было всего четыре патрона. Автомат, рюкзак с остатками сухого пайка и сменой белья она бросила, две ручные гранаты и один рожок с десятком автоматных патронов отдала Сергею.

Вскоре Таня вышла на просеку, затем просека привела ее к полю. Было еще довольно темно, но вдали ясно различалась цепочка деревьев, тянувшихся по обочинам шоссе. Выйдя на поле, Таня довольно быстро натолкнулась на дренажную канаву. После секундного раздумья она спрыгнула в нее и побрела вперед по колено в воде.

Берега дренажной канавы местами поросли кустарником, который позволял ей значительную часть пути оставаться недоступной для наблюдения. Меньше, чем через час, она достигла шоссе. Собравшись с силами, она поползла к высокой насыпи, выползла на обочину, и, чуть успокоив тяжелое дыхание, перекатилась к противоположной стороне дороги. Сердце ее бешено колотилось, и каждый его удар отдавался болью в висках и в затылке. Боль ударяла в затылок и при каждом резком движении. Горло саднило, в груди что-то хрипело и хлюпало, мешая дыханию.

По другую сторону шоссе тянулись группы деревьев, кусты, а дальше к западу шли небольшие участки леса. Таня встала на ноги и снова двинулась по направлению к Городу. Вскоре лес стал погуще, скрывая ее от постороннего взгляда.

Таня брела в темноте, почти не разбирая дороги, то и дело цепляясь за низкие сучья и ветки, спотыкаясь о коряги и узловатые корни, выпиравшие из земли. Несколько раз беспорядочные блуждания выводили ее совсем близко к шоссе, и тогда она снова подавалась вглубь леса.

В очередной раз, когда ноги вынесли ее к шоссе, она услыхала шепот. Остановившись, она стала прислушиваться.

"Да не пойдут они по шоссе!" — тихо уверял чей-то хрипловатый, видно, прокуренный, баритон.

"Тихо ты!" — цыкнул на него густой, солидный бас. — "По шоссе-то, скорее всего, не должны бы. А если вздумают пересечь, зайдя с юга? Не то еще вздумают по нахалке прямо по дороге прорваться, рассудив, что мы от них такого не ждем? Так что смотри в оба. Да назад поглядывай, как бы от Города какие гости не наведались! Мы же, считай, почти в их угодья влезли".

Таня, стараясь двигаться как можно тише, стала обходить пост, забирая все дальше в лес. Дождя не было уже почти целый день, но в лесу по-прежнему было сыро. Можно было поскользнуться на каких-нибудь мокрых сучьях. Ее пошатывало, она уже потеряла ориентировку и не могла сказать, в какую сторону двигается. Лицо и все тело ее горели, было жарко, становилось все труднее и труднее дышать. Она то и дело останавливалась, чтобы передохнуть.

Сколько прошло времени — она не знала. Машинально она переставляла ноги, хотя ей нестерпимо хотелось прилечь на мокрую холодную землю и забыться. Все чаще она натыкалась на деревья, все чаще падала, споткнувшись или поскользнувшись, и со все большими усилиями поднималась и снова шла вперед. Ей мерещились какие-то звуки, какое-то движение в лесу. Когда она останавливалась, осматривалась и прислушивалась, наваждение исчезало и она продолжала движение.

В очередной раз налетев лицом на низкую ветку, она поморгала глазами. Стало как будто светлее. Начинались предрассветные сумерки. Таня разглядела перед собой ровный ряд крупных деревьев.

"Шоссе?" — подумала она, — "Я снова вышла к шоссе?"

Вдруг между темными столами деревьев ее глаза уловили движение каких-то зыбких теней.

"Пост!" — мелькнула мысль в ее сдавленной болью голове. — "Я сделала крюк и снова наткнулась на пост. Или мне опять кажется?"

Но нет, тени мелькали все ближе, и все отчетливее доносились их голоса. Вспыхнул луч мощного фонаря, заплясал рядом с ней и уперся прямо ей в лицо. Неуклюже плюхнувшись на землю, Таня закусила губы от ломящей боли в голове, и рванула из кобуры "Гюрзу".

Поймав в прорезь едва видимого в густых сумерках прицела яркое пятно фонаря, и стараясь унять дрожь в непослушных руках, она нажала на спуск. Выстрел! Фонарь продолжал шарить рядом с ней. Мимо!..

Осталось три патрона. Но враги уже совсем близко, они что-то кричат. Нет, она им в руки не дастся! Таня еще сильнее закусила губы и постаралась не целиться тщательнее, а бить навскидку, на этот раз в приближающиеся темные силуэты.

Загрохотали выстрелы. Она резко переводила пистолет на очередного противника, оказавшегося в поле зрения. Второй! Третий!.. Или четвертый?..

Нет, живой она им в руки не дастся. Что угодно, только не плен! Таня прижала пистолет к виску и нажала на спуск…

"Я думаю, вы не хотите, чтобы ваше общество стало замкнутым кружком специалистов для решения узкопрофессиональных вопросов. Здесь уже говорилось о том, что общество одной из своих важнейших задач считает пропаганду биологических знаний, с тем, чтобы привлечь как можно больше способных талантливых молодых людей к делу развития биологической науки. Как же этого достичь?

Хочу предложить вам путь медленный, трудоемкий, но, как мне представляется, единственно надежный. Общество должно взвалить на себя заботу о пропаганде прикладных биологических знаний, позаботиться о ликвидации биологической безграмотности, действуя рука об руку с нашими санитарными и агрономическими службами. И вот когда до всех окрестных жителей не только дойдет ваше слово, но когда ими будет почувствована и конкретная польза от ваших занятий биологией, вот тогда желающих посвятить себя этому делу вы найдете достаточно.

Когда каждый крестьянин будет хоть немножко агрономом, каждый горожанин — фельдшером или санитарным врачом, тогда престиж биологической науки будет стоять высоко.

Сейчас, в условиях острой нехватки людских ресурсов, надо продолжить взятый нами курс на отказ от узкой специализации, и на овладение по меньшей мере одной-двумя смежными, а может быть, и не смежными профессиями. Для учащейся молодежи этот принцип уже проводится в жизнь. Биологическое общество могло бы внести вклад в расширение профессионального кругозора взрослых специалистов.

И, наконец, о науке. Пока мы не можем выделять средства местного самоуправления на чисто теоретические изыскания, на фундаментальные научные исследования. Но это вовсе не значит, что от них надо отказаться. Наоборот — прерванная Последней войной преемственность в развитии фундаментальной науки должна всеми силами восстанавливаться. И Биологическое общество может сыграть здесь не последнюю роль…"


Из стенограммы выступления

Виктора Калашникова

на Учредительном собрании

Земландского Биологического общества

Еще через четверо суток блужданий по лесам группа, уменьшившаяся до четырех человек, вышла к берегу залива.

Определившись по карте, Сергей сказал:

"Дело плохо. Боюсь, они специально нас загоняли сюда, чтобы прижать к берегу и уничтожить. Остается один выход — найти плавсредства и уйти от них по заливу".

Судьба, казалось, наконец смилостивилась над ними. К вечеру они обнаружили небольшое поселение на берегу и разглядели несколько лодок, вытащенных на песчаный берег.

"Как стемнеет, тихонечко берем лодку, отходим от берега подальше и идем на север. За ночь должны успеть догрести до Города", — решил Мильченко.

Поднявшийся к ночи ветер и дождь сделали их задачу более легкой. Никто не помешал группе спустить лодку на воду, провести ее через полосу прибоя и вывести в залив. Таланкин и Захария первыми сели на весла и лодка медленно пошла на север.

Ветер и дождь становились все сильнее и сильнее. Порывы ветра, налетавшего северо-востока, бросали им в лицо водяные брызги. Вскоре все в лодке вымокли до нитки. А ветер все крепчал. Он мешал продвигаться вперед, да к тому же все время норовил снести лодку к юго-западу. Мильченко то и дело посматривал на светящийся компас и тихонько чертыхался сквозь зубы.

На веслах стали меняться чаще — главным образом, чтобы погреться. Да и Таланкин явно сдавал — дыхание его было хриплым, лоб — горячим, и вскоре он уже не выдерживал на веслах более десяти минут.

Никто, кроме сержанта, не следил за тем, сколько прошло времени. Ночь все никак не кончалась, но вот, вроде бы, непроглядная чернота стала сменяться предрассветной серостью. И тут раздался возглас Насти Коменской:

"Земля! Впереди по курсу — земля!"

Дождь к этому времени почти совсем затих и сквозь серую мглу, вглядевшись, Настя уже смогла различить неясную темную полоску. Через несколько минут Сергей буркнул:

"Да, земля. Это Травяные острова".

Вскоре лодка подошла к одному из этих островов.

Плоские, почти совершенно лишенные деревьев и кустов, покрытые лишь высокой густой травой, они были делом рук человеческих. Еще в Первую мировую войну в тяжелейших условиях, в голоде, холоде и сырости их построили русские военнопленные. Острова почти непрерывной цепью тянулись вдоль канала, прорытого по дну мелководного залива от самого Города до военно-морской базы и крепости, прикрывавших выход из залива в море. Раньше этот искусственный фарватер, позволявший крупным судам заходить в Город, страдал от постоянных песчаных заносов. Чтобы защитить русло морского канала, и были построены искусственные острова. В годы Второй мировой войны немцы расположили на них орудия береговой артиллерии, приспособленные для кругового обстрела. Но их погибель пришла не с моря.

"Высаживаемся здесь!" — скомандовал сержант. — "Передохнем малость — и по прямому пути в Город. Тут уже не заблудимся".

На ровной площадке рыжела ржавчиной какая-то странная боевая машина. Рядом с нею в траве можно было различить желтоватые черепа и крупные кости разрозненных скелетов.

"Это зенитный комплекс Тунгуска-М" — пояснил Захария. — "У нас в Днепровке и в Смеляково такие стоят, на охране аэродромов".

"Тут, вроде, на аэродром не похоже", — заметила Настя, оглядываясь по сторонам. Невдалеке виднелось еще два похожих силуэта, задравших в небо свои скорострельные автоматические пушки.

Пройдя несколько десятков шагов, группа поняла, что же охраняли эти зенитки. Из земли выступал невысокий, в половину человеческого роста, холмик. В его склон были врезаны бетонные ступеньки, ведущие вглубь, в облицованный бетоном узкий проход.

Бетон казался старым, побуревшим, изъеденным временем.

"Похоже, еще немецкая постройка", — покачал головой Сергей.

Но дверь, которую они разглядели в глубине, была явно более современной. Они почти не заржавела, и лишь чуть скрипнула, открываясь, когда Мильченко потянул ручку на себя.

За дверью оказался совершенно пустой бетонный коридор, заканчивающийся через два десятка шагов такой же дверью. Пустоту коридора нарушал лишь довольно целый скелет, лежавший на полу.

Вторая дверь не желала поддаваться также легко, как и первая. Судя по всему, она была заперта. Внимательно осмотрев ее, Мильченко покачал головой:

"Да-а, пулеметом ее, пожалуй, не вскроешь…".

Настя перебила его:

"Слушай, командир, надо бы костерок развести. Неровен час, все воспаление легких подхватим. На такой сырости это очень даже просто. Вон как Костю развезло".

Мильченко тут же возразил:

" Ага, и по дымочку Центральные нас тут же засекут! Кроме того, из чего ты собираешься костерок разводить? Тут дров поблизости не видно, а если и найдутся, то совсем сырые".

Таня собиралась сказать ему что-то в ответ, как вдруг закрыла рот и прислушалась. В тишине над заливом явственно разносилось тарахтение подвесных лодочных моторов. Безо всякой команды все высыпали наружу. Три лодки, шедшие вдоль островов, вырисовывались в серой туманной мгле.

"Ложись!" — громко зашипел Сергей. — "Может быть, они нашу посудину не заметят. Но если подойдут к острову, Витя, берешь самую дальнюю, Костя — ту, что поближе, а мы с Настей — ту, что пристанет к берегу. Сколько у кого патронов?

Первым откликнулся Захария:

"Штук семьдесят осталось, не больше".

За ним подал голос Таланкин:

"Почти полный рожок. Пяти или шести не хватает".

Настя виновато буркнула:

"А у меня всего две штуки".

"Витя!" — позвал Мильченко. — "Твои ей как раз подойдут. Уступи девушке хотя бы пяток патронов".

Захария молча перекатился поближе и начал выдергивать патроны из пулеметной ленты, передавая их Насте. Когда она набила полный магазин, Сергей скомандовал:

"Хватит! А теперь потихоньку расползайтесь в стороны".

Вскоре стало очевидно, что одна из лодок явно намеревается пристать. Это была настоящая шлюпка с подвесным мотором в которой, как и в двух других, сидело восемь вооруженных человек.

"Огонь по моей команде!" — стараясь понизить голос до шепота, произнес Сергей.

Когда шлюпка ткнулась носом в берег, сержант поправил прицел и выстрелил. Вслед за ним грохнул выстрелзаранее прицелившейся Коменской и тут же загрохотали стволы остальных двух ребят. Подвесные моторы шлюпок взревели, наращивая обороты, и понеслись к островку.

Из первой лодки успели выскочить на берег и залечь в высокой траве пятеро. Огонь из Витькиного пулемета повредил двигатель другой лодки, она застопорила ход, и теперь Витька, тщательно прицеливаясь, расстреливал ее короткими, по 5–7 патронов, очередями.

Таланкин стрелял не столь успешно. Кого-то он, наверное, зацепил, но лодка полным ходом подскочила к островку, и из нее выскочили на берег шесть человек. Еще один остался в шлюпке, устроившись за здоровенной шестиствольной авиационной пушкой, установленной на кустарно сработанном треножнике. Эта 20-мм автоматическая пушка начала выплевывать из себя совсем короткие очереди, которых, однако, было достаточно для того, чтобы буквально выкашивать траву там, куда они попадали.

"Отвечать одиночными!" — закричал Мильченко.,

Патроны у всех были на исходе. У Виктора из пулемета торчал огрызок ленты едва ли с десятком патронов. Настя стреляла скупо — пока она израсходовала всего четыре патрона и три из них легли точно в цель. Таланкин вообще не стрелял — у него еще оставалось почти пол-рожка и он берег патроны, не видя как следует противника, залегшего, как и они сами, в высокой траве.

"Отходим вглубь острова!" — снова крикнул Сергей. Может быть, удастся найти более выгодную позицию и преследователи, которых осталось уже ровно десять, побоятся идти на сближение? Да и от огня автоматической пушки лучше бы уйти подальше.

Пока Захария и Таланкин перебегали все дальше от берега, Настя и Сергей скупыми одиночными выстрелами сдерживали тех, кто пытался приподняться из травы, чтобы повернее прицелиться. Затем и они стали по очереди перебегать вслед за остальными, прикрывая друг друга.

Бросившись в траву рядом с сержантом, Настя, еще не успев перевести дух, показала ему рукой куда-то в глубину острова.

"Ты что?"

"Там… там… какие-то… сооружения", — наконец вытолкнула из себя слова Настя.

Мильченко осторожно, почти не приподнимая головы, вгляделся. Да, у самой земли видна какая-то тонкая бетонная полоска, а за ней — холмик, вроде того, в котором они обнаружили ход под землю. В любом случае, за бетоном укрытие понадежней, чем за травой.

"Внимание всем! Перебежкой — за мной!" — и Сергей в несколько прыжков достиг бетонного края.

Это оказалось странное сооружение — вроде бетонной сковородки правильной круглой формы, метров десять в диаметре, — обнесенное бетонной стенкой около метра высотой. За эту стенку один за другим попрыгала вся четверка. В середине сковородки находилось также круглое бетонное возвышение со вделанными в него массивными металлическими деталями, изъеденными коррозией. Бетон был старый, видимо, как и все сооружения здесь, относящийся к периоду Второй мировой войны. Думать над назначением этого сооружения было некогда. Главное, что с его противоположной стороны зиял черным зевом вход, ведший куда-то вниз.

Мильченко, пригибаясь, перебежал к этому входу. Так и есть — вниз ведут ступеньки, а на дверном проеме вовсе нет никакой двери — только остатки металлических навесов торчат из бетона.

"Внимание! Ко мне — перебежкой по одному! Я прикрываю!"

Сергей спустился по ступенькам и встал на колено, так, что наружу торчала только голова в каске и ствол его автоматической винтовки. Ребята быстро пересекали открытое пространство и скатывались по ступенькам вниз. Когда осталось совершить перебежку только одному Таланкину, по периметру бетонной сковороды внезапно возникло из травы сразу четыре или пять фигур с автоматами.

Стволы загрохотали одновременно. Сергей сделал навскидку два выстрела, а Костя, крутясь на одном месте, веером рассыпал очередь вокруг себя. И в этот момент на бетон шлепнулись два зеленоватых яйцевидных металлических предмета.

"Ложись! Гранаты!"

Костя успел шлепнуться на бетон за мгновение до того, как почти слитно громыхнуло два взрыва. Мильченко тоже едва успел нагнуть голову. Осколки с визгом срикошетировали от бетона где-то совсем рядом с ним.

Подняв глаза, Сергей заметил фигуру с автоматом на самом краю "сковороды", вскинул свою винтовку, и в тоже мгновение очередь с противоположной стороны ударила в Таланкина, как раз пытавшегося в этот момент подняться.

"Может быть, бронежилет выдержал?" — мелькнула надежда у Сергея. Он поймал взглядом новую цель, рывком переместил ствол оружия, и в этот момент едва не оглушила очередь. Грохот был страшный, вся бетонная сковорода заполнилась визгом рикошетов — бандиты успели притащить из лодки авиационную пушку. Тело Кости неестественно затряслось под градом 20-мм снарядов.

Мильченко дважды выстрелил, расходуя последние патроны. Стрелок, наводивший авиационную пушку, упал лицом вниз. Сергей бросил свою винтовку и побежал в бетонный тоннель, перепрыгивая через ступеньки.

"Это я, Мильченко!" — крикнул он, опасаясь, как бы кто из ребят не нажал с испугу на спуск. Через десяток метров тоннель свернул. И вовремя. За спиной дважды грохнули взрывы ручных гранат.

Сергей резко затормозил, прижался спиной к углу бетонного коридора и достал из подсумка единственную имевшуюся у него ручную гранату.

"Подойдешь к углу — вперед не суйся! Сначала гранатой" — донесся до него близкий шепот.

"Правильно!", — отметил про себя Мильченко, взял гранату левой рукой, выдернул чеку, затем правой вытащил "Вальтер", и, катанув гранату по полу за угол, дважды выстрелил в ту сторону из пистолета, чтобы заглушить звук, издаваемый металлическим корпусом гранаты, перекатывающейся по бетону. Через три секунды за углом рвануло.

Сергей не стал дожидаться результатов, а побежал дальше вглубь коридора. Метров через тридцать коридор сделал еще один поворот, в глаза ему бросился рассеянный дневной свет, а на этом свету — темные силуэты.

"Ребята! Не стреляйте!" — еще раз крикнул он. — И, приблизившись, добавил упавшим голосом — "Костя убит".

В этот момент у него за спиной раздался оглушительный взрыв и в спину ему ударила воздушная волна.

"Это не ручная граната. Это из противотанкового гранатомета саданули!" — решил Сергей.

"Все наверх! Занимаем оборону. Я держу выход из подземелья". — Отдав приказ, сержант подумал — "У меня семь патронов в пистолете, у Насти пяток в винтовке, у Витьки — едва ли десяток в пулемете. А сколько осталось преследователей? Наверное, семеро, в лучшем случае — шестеро". — И он еще раз подтвердил свой прежний приказ — "Стрелять только одиночными!"

Лишь произнеся эти слова, он сообразил, насколько глупо они звучат. У него самого и у Насти оружие и так бьет одиночными. А бить одиночными из пулемета…

Не успев додумать эту мысль, он услышал автоматную очередь, затем еще одну. И тут же в звук автоматной пальбы ворвался другой звук — густой, рокочущий звук вертолета. Подняв голову, Мильченко увидел совсем близко зеленую винтокрылую машину со знакомым бортовым номером. Она медленно опускалась на землю, воздушный поток от винта разгонял волны по колеблющейся под этим потоком высокой траве. И вот уже из дверного проема выпрыгивают в травяные волны солдаты с автоматами, в одинаковой камуфляжной форме с погонами…

"Не дайте им уйти!" — заорал Сергей во всю мощь своих легких, стараясь перекричать шум вертолетного мотора, когда цепь солдат подошла поближе. — "У них авиационная пушка!"

Настя лишь мельком глянула на вертолет и снова прижалась к окуляру оптического прицела. Вот они, гады, бегут назад, к шлюпкам. Поймав в прицел спину одного из бегущих, она плавно потянула за спуск. Фигура в оптическом прицеле качнулась в сторону и пропала.

"Все, Настя", — Сергей тихонько положил ей руку на плечо. — "Для нас этот бой окончен".

Он встал и вытянулся перед подошедшим к ним офицером:

"Гражданин подполковник! Разрешите доложить!"

"Вольно, сержант. Докладывайте".

"Докладывает сержант Мильченко. Группой под моим командованием за период конец июля — август совершены три диверсии в расположении противника, ряд мелких нападений на патрули, отпечатано и распространено более трех тысяч листовок. Потери — двое убитых. Лейтенант Гаврилина покинула группу четыре дня назад, отдав нам приказ действовать самостоятельно, и о ее местонахождении в данный момент сведений не имею". — Затем Сергей вздохнул и промолвил, мотнув головой, — "Плохой из меня вышел командир. Не уберег ребят. И задание не выполнил".

"Это ты зря", — ровным голосом ответил Сухоцкий, — "ясно же было, что без потерь такое дело не обойдется. Да, кстати, Гаврилину мы нашли".

"Как она?" — немного оживился Сергей.

"Жива. Правда, подобрали мы ее в бреду, почти в беспамятстве. Она даже стреляла в нас, а потом сама пыталась застрелиться. К счастью, магазин у ее "Гюрзы" был уже пуст. Да и наших она зацепила только одного, в руку".

"Слава богу", — вздохнул сержант.

"И задание свое вы, думаю, выполнили. Налеты на нашу территорию за последние две недели практически прекратились", — добавил Сухоцкий.

"Жаль, Тимофея Боковлева мы так и не достали", — все еще продолжал сокрушаться Мильченко.

"Ну это как сказать", — улыбнулся Юрий. — "По донесениям наших агентов, у него страшно изуродовано лицо — раздроблена скула, кости носа, исковеркана верхняя челюсть. И правой рукой он теперь практически не владеет".

"Так он после этого совсем на нас разъярится!" — возразил Мильченко. — "Боюсь, как бы он теперь напролом не пошел. Так что пока с ним не рассчитаюсь окончательно, спокойно спать не буду".

И тут в разговор вмешалась Настя, до того стоявшая чуть поодаль:

"Это мой промах. Мне и исправлять".

Мильченко ничего не ответил на это, а лишь коротко промолвил:

"Надо найти Таланкина".

Они двинулись вслед за наступающей цепью автоматчиков. Таланкин лежал лицом вниз на бетонной сковороде, но не там, где его настигли пули. Кровавый след на бетоне показывал, что он каким-то непостижимым образом сумел проползти пять или шесть.

Сергей и Настя первыми подскочили к нему. Мильченко осторожно перевернул Костю на спину. В него попал только один 20-мм снаряд, но огромная рваная дыра его бронежилете ясно говорила о том, что жизни в этом теле быть не может. Однако веки Кости затрепетали и чуть приоткрылись, а губы, на которых пузырилась розовая пена, еле слышно прошептали:

"На… стень… ка…"

Умирающий, казалось, только и ждал этого момента, чтобы израсходовать свои последние силы на ее имя и затихнуть навсегда. Первый раз за последние три месяца Настя заплакала.

Глава 8. Беглец

Мильченко, доставив двух своих уцелевших бойцов в госпиталь, сам отправился вместе с Сухоцким в штаб гарнизона. Вызывающая активность Центральных уже ни для кого не была секретом. Их боевики стали часто проникать к окраинам Города, нередкими стали и их рейды в сельскую местность. О боевых столкновениях в Залесье тоже знали все.

"Судя по тому, что мы знаем, у Центральных две основных цели. Первая — Залесские нефтепромыслы и нефтеперегонный завод под Зеленодольском. Вторая — материальные ресурсы Города. Пока они применяют тактику рейдов и налетов. Но в любой момент они могут навалиться большими силами и постараться отгрызть и удержать какой-нибудь солидный кусок", — говорил Юрий Сухоцкий собравшимся офицерам ополченцев и командирам отрядов городской самообороны.

"Ну, на Город они вряд ли полезут", — заметил офицер с погонами старшего лейтенанта, командир роты ополченцев (он был из числа рыбаковских коммунаров). — "Для обороны Города мы можем выставить в общей сложности четыре роты с тяжелым вооружением. А в случае прямой агрессии можно рассчитывать и на батальон федералов".

"Думаю, если их непосредственно не зацепят, они вряд ли станут встревать в то, что считают нашими внутренними разборками", — покачал головой Сухоцкий. — "Однако Город, действительно, крепкий орешек. Чтобы его штурмовать, им придется бросить сюда всю свою дивизию. А Боковлев не пойдет на это, пока не будет уверен в успехе. Что ему может дать такую уверенность?" — Юрий сделал паузу и оглядел присутствующих, затем продолжил:

"Здесь для Центральных возможны два варианта. Первый — они постараются нанести удары по нашим аэродромам и уничтожить авиацию, а также выбить у нас заранее, при помощи диверсий, как можно больше тяжелого вооружения. Второй — обзавестись немалым количеством собственного тяжелого оружия и в особенности эффективными противотанковыми и зенитными средствами. Один вариант, конечно, не исключает другой".

Старший лейтенант недовольно поджал губы:

"Это значит, что мы можем принимать лишь пассивные меры охраны нашей боевой техники, а инициатива будет принадлежать Центральным! И рано или поздно они все равно сумеют учинить нам какую-нибудь пакость, или соберут достаточно сил и средств, чтобы обеспечить себе перевес. Надо их упредить, перехватить инициативу! Иначе мы заранее обрекаем себя на риск поражения".

"Вы правы. Но следует хорошо продумать характер упреждающих мер. Ведь начинать полномасштабную превентивную войну для нас крайне нежелательно. Поэтому надо быть весьма осмотрительными. В одном могу вас уверить — я немедленно обсужу возможность активного противодействия Центральным с полковником Айтуллиным. Самостоятельно же пока попрошу вас ничего не предпринимать". — И подполковник Сухоцкий обвел присутствующих внимательным взглядом.

На крыльце Мильченко обратился к Сухоцкому:

"Гражданин подполковник, не сможете подбросить меня до госпиталя?"

"Садись!" — Юрий кивнул на БТР, оборудованный как командно-штабная машина.

Внутри у них состоялся краткий обмен мнениями:

"Как ни крути, а мне надо доделать начатое", — твердо произнес сержант.

"У тебя осталось всего два человека, да и те измотаны до предела

"Должны справиться. Надо, в конце концов, пресечь вылазки на Зеленодольском и Залесском направлениях. Да и с этим гадом Боковлевым надо рассчитаться".

"Такими силами не потянешь. А людей я тебе больше не дам".

"Сказал — обойдусь, значит — обойдусь", — отрезал Сергей. — "Беру три дня на отдых, а на четвертый выхожу в район севернее Красногвардейска и начну свободную охоту. Буду отлавливать и уничтожать небольшие группы, рвать связь, нападать на склады, перемещаясь по большой территории. Им будет не до рейдов в нашу зону!"

"Смотри. Ты командир, тебе решать".

"Я решил".

На восьмой день после этого разговора командование Центральных было встревожено радиосообщениями о некоем сумасшедшем бронетранспортере, который мчался в ночи через их территорию от польской границы и по пути расстреливал все встреченные посты. Бронемашина мчалась по шоссе и, судя по направлению, следовала прямо к мосту через Реку. На подходах к мосту утром была выставлена засада с несколькими гранатометами. Но сумасшедший бронетранспортер все не показывался, хотя с последнего разгромленного им поста, находившегося километрах в десяти не доезжая моста, уже минут сорок назад передали, что они обстреляны с неизвестной бронемашины, прошедшей мимо них на большой скорости, и что из шестерых караульных три человека у них убиты, а двое ранены.

Внезапно позади засады, где-то в районе Реки, послышался гулкий стук крупнокалиберного пулемета. Оказалось, что этот самый бронетранспортер свернул с шоссе, вышел к Реке метрах в восьмистах ниже моста и стал переправляться, открыв по мосту огонь прямо с реки. Был выведен из строя грузовик, остановившийся перед КПП, разбит джип охраны, сильно повреждено караульное помещение, несколько человек, успевших спрятаться за мощные стальные опоры моста, были все же ранены рикошетами.

Усиленные поиски лишь на следующее утро привели к тому, что примерно километрах в двадцати северо-западнее моста злополучный БТР был обнаружен. Но когда к нему прицепили мощный трехосный грузовик, чтобы отбуксировать в расположение Северного территориального батальона, раздался сильнейший взрыв. В результате четыре человека было убито, еще пятеро получили ожоги и ранения разной степени тяжести, а грузовик и БТР превратились в груды обгорелого металлолома…

Сергей Мильченко понимал, что настойчивые попытки его группы, уходя от преследования, прорваться к Городу, не могли не навести командование Центральных на вполне определенные подозрения относительно принадлежности этой группы. Именно поэтому он избрал столь странный маршрут движения к цели. Следовало хоть на время сбить противника с толку. Кроме того, ему хотелось забросить к предполагаемому месту действий как можно больше грузов — оружия, снаряжения, боеприпасов.

И теперь, навьюченные сверх всякой меры, трое бойцов упорно шли в направлении Залесья. Первую захоронку сделали километрах в десяти от брошенного БТР. Затем заложили еще два тайника. К этому моменту бойцы и сам сержант совершенно выбились из сил.

Когда маленькая группа замаскировала последний тайник и удалилась от него примерно на часовой переход, солнце стояло еще высоко в небе. Но Мильченко остановил группу, скомандовав:

"Привал! Отдыхаем до утра".

Все, не исключая и Сергея, повалились на землю, едва сбросив с себя навьюченный груз и оружие. Только к вечеру, когда в лесу легли густые черные тени, а золотистые лучи солнца лишь местами поблескивали, пробиваясь сквозь густые кроны деревьев, уже местами тронутые желтым, Мильченко решил, что полностью расслабляться все же нельзя. Надо до темноты заняться хотя бы ужином. А то шагали весь день без обеда, и живот подводит…

"Подъем!" — негромко крикнул он. — "Витя — за дровами, и костер за тобой. Настя, принеси воду и займись продуктами. А я посмотрю, что тут вокруг делается".

Сергей не слишком беспокоился о том, что костер их выдаст. Выяснять, чей костер дымит в лесу, попрется, пожалуй, только специальная поисковая группа, посланная по их душу. Да и то — не на ночь глядя.

Мильченко вернулся к месту привала как раз в тот момент, когда Виктор свалил в кучу принесенный сушняк и стал обустраивать место для костра. Осмотром сержант остался доволен. Хороший лесок, не очень густой, но вокруг, под деревьями, множество молодых сосенок, которые удачно прикрывают их от случайного взгляда. Да и сухо здесь, что нечасто бывает в тутошних лесах. Еще два-три километра к северу, и таких сухих мест, пожалуй, больше и не сыскать.

Настя почуяла его приближение довольно издалека.

"Кто идет?" — раздался ее негромкий оклик.

"Мильченко. А что у нас планируется на ужин?" — сразу обратился он к Насте.

"Как обычно. Суп из концентрата. Правда, на сегодня еще копченая грудинка осталась на второе. Мы ее с вермишелью сделаем. И чаек заварим", — пояснила Настя.

"Добро". — Сергей повернулся к костру, который уже начал заниматься. На двух рогатинах покоилась перекладина, на которой были подвешены два котелка с водой.

"Так, и здесь порядок", — бросил Мильченко, более всего довольный тем, что в его отсутствие Витька не попытался опять проверить Настю на прочность.

После ужина Сергей приказал переместиться хотя бы метров на двести в сторону от кострища. Если даже в лес кто и сунется, то не выйдет на них сразу, а отыщет сначала остатки костра. Будет время приготовиться к встрече гостей…

Устроившись на новом месте, Сергей достал свою карту и сказал:

"Слушайте задачу на завтра. Здесь", — он ткнул в карту карандашом, — "примерно полтора километра севернее Кирсановки, находится опорный пункт Центральных. Ну, мы уже там побывали, так что места вам знакомые. Наша задача — разведать маршруты движения отрядов противника, совершающих рейды на нашу территорию, и перехватывать их непременно до выхода в зону ответственности Северо-Западной дивизии. Уничтожить мы такие отряды, конечно, не сможем, но вот нанести им урон, демаскировать, сообщить о направлении выдвижения своим и, таким образом, лишить их рейд внезапности — вполне посильные для нас задачи. Поэтому приказываю:

Завтра подъем в 5.00. К 6.30 мы должны выйти к опорному пункту Центральных и занять позиции для наблюдения. Где именно — определим на месте. Завтрашний день целиком отводится под наблюдение. Каждый действует самостоятельно. С собой берем только суточный паек, бинокли и автоматы для самообороны. Остальное маскируем наоставляем здесь. Каждый берет рацию, но на связь выходить только в экстренных случаях. Все ясно?"

"Так точно", — почти хором ответили Витя и Настя.

"Тогда — отбой. Всем спать".

"…И вот, мы видим как та же самая зараза поднимает голову в Смоленской области. Все громче и громче с высоких трибун, даже в самой областной администрации, раздаются голоса, что Смоленск без Москвы проживет, что незачем отдавать Москве доходы от торговли с Литвой, Белоруссией, Украиной. Уже выставляются на дорогах незаконные региональные таможенные посты, исправно собирающие дань с торговцев и вообще всех проезжающих. Уже поговаривают о введении в обращение собственной валюты — "смоленского петушка"…

Но особенно тревожными стали сведения о разбухании численности вооруженных отрядов так называемой самообороны, формально подчиненных местным властям, а фактически слушающихся лишь собственных командиров, о возведении вдоль границ области опорных пунктов, о росте бандитизма, порожденного бесконтрольным расползанием оружия. Только-только был наведен относительный порядок в этом деле, и вот опять не редкостью стали автоматные очереди по вечерам, как в первые годы после войны.

Настораживает и то, что внутренние конфликты в администрации кое-кто склонен рассматривать под углом противостояния "местных патриотов" и "московских ставленников", что вовлеченные в конфликты чиновники и бизнесмены начинают говорить языком угроз и недвусмысленно бряцать оружием.

Неужели послевоенные междоусобицы ничему не научили? Неужели Федеральный центр опять будут провоцировать на применение силы?…"


Передовая статья

из еженедельника

"Федеральный Вестник"

Тимофей Боковлев был вне себя от злости. Сначала его молодцы опозорились, упустив террористов, нанесших ему жестокую рану. А ведь на поиск и захват были брошены лучшие силы! Несколько раз террористам вцеплялись в хвост, но каждый раз они уходили. Все, что группа захвата смогла предъявить в свое оправдание — один убитый боевик. Кто он такой, кем и откуда прислан — так и осталось загадкой. Когда же на заливе пропала поисковая группа на трех шлюпках, многое стало яснее. Не иначе, как террористов прислали из Города и они получили оттуда подкрепление.

Ну что же, они поплатятся. Не сразу, но поплатятся. Не такой дурак Боковлев, чтобы самому, очертя голову, соваться в петлю. О, он устроит в Городе большой погром! Но не сразу, не сразу. Сначала будет создан перевес сил…

А вот с этим никак не получалось. После разгрома приграничного склада' надолго застопорилась торговля с поляками. Потом эти рейды террористов. Из-за погони за ними пришлось прервать операции на Залесском направлении. Теперь вот операции возобновились — и сразу пошли неприятные известия. Трижды неизвестные совершали налеты на отряды, выходившие на задания.

Действовали сначала одинаково. Нападение из засады небольшими силами (если отбросить в докладах явные преувеличения, боевиков было примерно шесть-семь человек — поменьше, чем предыдущая группа), короткий огневой контакт и стремительный отход. Потери бывали не слишком велики — несколько убитых и раненых. Но каждый из подвергшихся нападению отрядов натыкался затем, вблизи Залесских нефтепромыслов, на подготовленную встречу. Это подтверждало худшие опасения Боковлева. Боевики — не группа местных бандитов и мятежников и даже не просто отряд Северо-Западной дивизии. Это специально подготовленная разведывательно- диверсионная группа. И как бы не та же самая, что напала на него?!

Ну что ж, он найдет, чем ответить. Нет, не в Залесье. Он поднимет целый полк (полками в дивизии Боковлева гордо именовались отряды самое большое в две с половиной сотни человек), усилит его бронетехникой и совершит внезапный для всех налет на аэродром в Смеляково и сожжет всю их авиацию. Как ни велика там охрана, а отбиться от полка им не удастся! Это война? Ну и пусть! Без авиации шансы по меньшей мере уравниваются. Но сначала он все же должен выследить и ликвидировать эту занозу. А для это надо вывести в рейд группу- ловушку…

Мильченко — Сухоцкому


В опорный пункт Центральных прибыло еще четыре единицы бронетехники и пополнение численностью до взвода. Рейды на Залесские нефтепромыслы прекращены. Замечена разведка в западном — юго-западном направлении. Предполагаю перенацеливание на другой объект, возможно — аэродром Смеляково. Рекомендую временно перебазировать авиацию в Днепровку.


Из архива

Главного управления тайных операций

Федеральной секретной службы

Лихорадочно обдумывая сложившуюся ситуацию, Сергей так и не мог прийти к какому-либо решению. Четыре раза они нападали на отряды противника, и предупреждали своих о готовящемся налете. Но что делать теперь? Рейды небольшими группами противник прекратил. А у него как раз теперь доведена до ума хорошая заготовка… Но Центральные теперь стали осторожны — явно готовят какую-то широкомасштабную пакость. Как ее предупредить?

Ребята день и ночь ведут наблюдение за опорным пунктом. Напасть на него? Ну, подобьют они две или три бронемашины, или даже танк, выведут из строя десяток-полтора врагов. Остановит ли это Боковлева? Уничтожить склад боеприпасов? А что это за склад, так, — одни слезы. Наблюдение установило, что практически весь боезапас загружен в имеющиеся здесь три танка и пять боевых машин пехоты. Бойцы тоже носят с собой по три- четыре автоматных рожка. Даже если уничтожить склад, это не помешает рейду.

Сжечь запасы горючего? Но заправки в боевых машинах вполне хватит на рейд. Туда и обратно — не более сорока километров. Однако… Если противник действительно планирует удар по Смеляково, то это — война. Айтуллин ни за что не оставит такое без ответа. А раз начнутся боевые действия, танки не обойдутся одной заправкой. Боеприпасы Центральные могут оперативно перебросить из Красногвардейска или из Славьгорода. А вот с бензином и соляркой у них туго. Легально они ничего от нас не получали, только через третьи руки. Резервы у них, конечно есть, но они не решатся начать, пока эти резервы не будут доставлены… Значит, решено. Ударим по складу горючего.

Пока Мильченко обдумывал этот замысел, в наушнике тоненько запищал Настин голосок:

"Из лагеря в направлении Залесска вышла колонна".

Сергей со всей возможной быстротой помчался к лагерю. Когда он уже почти достиг его, микрофон снова ожил. Настя доложила:

"Колонна миновала мой НП. Движутся по дороге № 4".

В ответ сержант негромко бросил в микрофон:

"Всем внимание! Марш-бросок до второго, нет, отменяется, — до третьего основного рубежа на дороге № 4. Готовность — 25 минут".

Он подбежал к тщательно замаскированному тайнику, извлек из него вещмешок, пристроил его за спину, потуже подтянув лямки, и побежал ровным широким шагом. Тяжелый груз мешал бежать, и Мильченко пришел к рубежу последним. Хорошо, что он заранее позаботился разметить на карте все возможные маршруты движения противника и рубежи засад на этих путях. Были обозначены и точки сбора, так что искать друг друга не пришлось.

Задыхаясь от быстрого бега, Мильченко выпалил:

"Скорее… развешивайте гостинцы у дороги… да получше маскируйте в кронах… чтобы провода не торчали".

Виктор с Настей принялись устраивать на сучьях деревьев "гостинцы", как назвал их сержант. Это были обычные мешочки с кусками пластиковой взрывчатки, на которую несколькими слоями была насыпана мелкая речная галька и каждый слой обмотан бинтами. Во взрывчатку были воткнуты электродетонаторы с подсоединенными проводами.

"От одного заряда до другого оставляйте метров 10–15!" — крикнул Мильченко, чуть отдышавшись.

Ребята развесили все восемь принесенных Сергеем "гостинцев", а он закрепил провода на стволах деревьев так, чтобы они не бросались в глаза. Осень еще была ранняя, и хотя на земле лежало уже немало золотистой, красноватой и просто пожухлой листвы, но и кроны деревьев были все еще довольно пышными.

"По местам! К бою!"

И вовремя. Не прошло и трех-четырех минут, как уже стал слышен шум приближающейся колонны противника. В этом случае Мильченко решил избрать несколько необычную тактику. Он расположил своих бойцов прямо в кюветах, метрах в тридцати дальше по ходу колонны от того места, где были установлены заряды. Он приказал сразу после их подрыва открывать интенсивный огонь вдоль дороги.

На этот раз Настя была вооружена ручным пулеметом, Захария — все тем же своим ПК, более мощным, чем ручной пулемет Калашникова, а у сержанта был тяжеленный автоматический гранатомет "Пламя", стрелявший крупнокалиберными патронами осколочного действия.

Сначала все шло так, как и задумал Мильченко. Когда колонна человек в двадцать пять — тридцать поравнялась с развешенными на деревьях "гостинцами", Мильченко резко повернул ручку подрывной машинки и дорога скрылась в дыму разрывов и поднятой ими мелкой дорожной пыли.

Тут же длиной очередью ударил Настин РПК.

"Рано", — подумал сержант, — "еще и не видно-то как следует".

Но в то же мгновение он сообразил, что Настя ведет огонь не вдоль дороги, а в сторону, в направлении соснового редколесья. Там, всего шагах в двадцати, мелькнули между деревьев несколько фигур. Сергей тут же скосил глаза в противоположную сторону.

"Справа!" — предостерегающе крикнул он, но Захария уже развернул свой тяжелый пулемет и секунду-другую спустя патронная лента, извиваясь, быстро поползла в казенник, а пулемет стал отплевываться гильзами.

Похоже, их брали в клещи. Надо было отходить, но прежде, чем скомандовать отход, сержант прицелился, и его "Пламя" минуты две вело беседу частыми громкими хлопками, посылая один за другим увесистые осколочные снарядики в сторону едва оправившегося после взрыва отряда противника. Затем он все же крикнул:

"Отбой! Первым отхожу я, Витя прикрывает! Уходим влево!"

Слева огонь противника был послабее, и Мильченко, послав туда несколько выстрелов из "Пламени", нырнул в придорожные кусты. Вскоре Настя присоединилась к нему. Она продолжала сдерживать короткими очередями левую группу преследователей, а Мильченко прикрывал огнем Виктора, пока тот перебегал проселок.

Маленькая группа соединилась, и огрызаясь огнем в разные стороны, стала вдоль дороги отходить на северо-восток — в единственном направлении, еще не перекрытом противником. Они еще не знали, что атакованная ими колонна вся целиком нацелена на поиск и уничтожение их самих, что механизированная группа усиленного полка Центральных уже двинулась на предельной скорости на Смеляково, получив сообщение, что диверсанты противника скованы боем.

Однако и противник многого не знал. Он не знал, в частности, что Сухоцкий поверил доводам Мильченко, и вот уже почти неделю держал возле Смеляково в засаде целый батальон, поснимав людей отовсюду, откуда смог, стянув в окрестности аэродрома почти всю артиллерию, и перебазировав большую часть авиации в Днепровку, а оба вертолета перекинув на секретную запасную площадку…

Стремительными перебежками тройка уходила на север, но преследовали не собирались отставать. Уже все трое были ранены — Захария и Настя легко, а у Мильченко было прострелено правое плечо, и "Пламя" пришлось отдать Виктору, а затем вовсе бросить, когда была израсходована последняя граната к нему. Сергей мог лишь отстреливаться из пистолета левой рукой. Чувствовал он себя паршиво, и оттого был необычно злым. Он замирал в лесных зарослях, подпускал противника поближе, и лупил из "Вальтера" на шорох, на малейшее шевеление в кустах.

Они не замечали, сколько времени продолжалась эта изнурительная гонка. Пока им удавалось только одно — не дать преследователям взять себя в кольцо, и не дать им насесть себе на хвост одновременно всеми силами, что сделало бы огневое превосходство противника чересчур уж большим. Но вот к северо-западу вдруг загрохотало, застучало, заухало, а потом и завыло на страшные голоса.

"Пулеметы, минометы, самоходки… а вот и "Градом" плеснуло" — определил для себя Мильченко. Теперь они уходили краем леса, изо всех сил стараясь не дать преследователям вытолкнуть себя на обширный луг. Над лесом вдали уже стали подниматься клубы черного дыма.

"Черт, неужели все-таки на Смеляково напали?" — воскликнул Витек, отрываясь на мгновение от своего пулемета.

"Нет", тут же отозвался Сергей, — "до Смеляково километров десять, а то и двадцать. А это горит в пяти-шести, не дальше.

"Похоже, наши их на подступах встретили", — поддержала его Настя. Однако их собственное положение становилось все сложнее. Настю зацепило уже второй раз, — и на этот раз, к счастью, по касательной, но потеря крови не придавала ей бодрости. Мильченко чувствовал себя все хуже и хуже. Вдобавок в последней обойме его пистолета оставалось всего три или четыре патрона, у Виктора из его ПК торчал жалкий огрызок ленты на три десятка патронов, а Настя уже бросила свой РПК и теперь маялась от досады, переживая свою никчемность.

Из этих переживаний ее вывел негромкий шепоток сержанта:

"Мнится мне, что уже с полчаса, как по нас бьет всего четыре ствола", — и, тяжело вздохнув, добавил, — "попробовала бы ты, Настюха, зайти к ним в тыл, уравнять шансы…"

Настя с готовностью подчинилась, лишь бы не болтаться без дела под пулями.

Боец Центральных, стоявший на одном колене за большой ольхой, был очень хорошо виден. Плавным, неторопливым, скользящим шагом Настя приближалась к нему сзади. Вряд ли автоматчик услышал что-то, скорее, почувствовал присутствие за спиной, и, когда до него оставаясь два-три шага, начал оборачиваться. Девушка, не раздумывая, отчаянно нырнула вперед, не дав ему окончательно развернуться, и кубарем покатилась вместе с ним по траве. Удар кортика распорол ему левую руку, от локтя до плеча, но не лишил способности сопротивляться. Он пытался зажать руку с кортиком, нанесшую ему удар, и на какое-то время это ему удалось.

Настя оказалась с ним лицом к лицу. Чисто рефлекторно она впилась ему зубами в щеку и резким движением сумела высвободить руку. Последовала серия не очень сильных, но резких ударов, пришедшихся противнику в бедро и в пах. Автоматчик взвыл, выплевывая отборную матерщину, и тут Настя нанесла ему два удара уже более осмысленно, в низ живота, с поворотом, как учил ее Мильченко. Противник обмяк и отвалился в сторону. Сдерживая тошноту, Настя вытерла кортик о сырую траву, сунула его в ножны, закрепленные на предплечье, подхватила автомат убитого, деловито проверила магазин. Примерно половина. Оба магазина в подсумке оказались пусты, однако нашлась одна граната.

Почти тут же она пошла в дело. Ориентируясь на скупые очереди другого автоматчика, Настя подобралась поближе и метров с десяти довольно точно уложила гранату ему под ноги. Счет не только сравнялся — теперь их было трое против двоих. Правда, к Центральным могли подойти и подкрепления, а вот им помощи ждать было пока неоткуда. Вероятно, так же рассуждали и двое бойцов Центральных, оставшиеся в живых. Но они решили не ждать этих подкреплений, а, оценив неблагоприятное соотношение сил, присоединиться к своим сами, спешно покинув место перестрелки.

Теперь тройка имела возможность оторваться от преследования и уйти на свою территорию. Но Мильченко решил иначе.

"Десять минут на то, чтобы подобрать боеприпасы, какие найдем, и — на восток!" — скомандовал он.

Еле волоча ноги, группа двинулась на восток. На троих имелось два АКМ (по десятку патронов на каждый) и "Вальтер" сержанта с последним патроном в стволе. Грязные бинты, пропитанные кровью, украшали всех троих.

"Наша задача", — сипловато пояснил Мильченко, с усилием делая очередной шаг, — "выйти к нашей старой захоронке под Славьгородом. Там лекарства и оружие. Тогда мы сможем снова действовать".

Этот марш на Славьгород длился целых одиннадцать дней. Страшно хотелось есть. Остатки сухого пайка, бывшего у них с собой, прикончили быстро. Один раз Захария подстрелил утку и ее зажарили в перьях. Другой раз набрели на какой-то заброшенный хутор и выкопали пару десятков меленьких выродившихся картофелин, которые испекли в золе. Ночевали на земле, накидав подстилку из соснового лапника и пожухлой травы на почву, согретую костром. Несмотря на конец сентября, было еще довольно тепло, и ночи обходились без заморозков.

До захоронки добрались вконец измученные, последние четыре дня подкрепляя свои силы только малюсенькими кусочками седого от древности шоколада. Три дня восстанавливали силы и подлечивали раны. Им и на этот раз повезло — все ранения были касательными, а у Мильченко — сквозное, и хирургического вмешательства не требовалось. Однако и ждать, пока раны окончательно затянутся, Сергей не захотел.

"Их надо остановить. Желательно — навсегда", — жестко сказал он, хотя никто и не возражал.

Бензохранилище на окраине Славьгорода было устроено основательно. Никаких тебе огромных цилиндрических цистерн, возвышающихся друг подле друга. Масса небольших емкостей и просто бочек, прикопанных землей. Вокруг — два ряда колючей проволоки, посты охраны через каждые пятьдесят метров, да постоянно шныряющие вокруг патрули.

"Выстрелом из гранатомета этот склад не сожжешь. Даже если заложить несколько зарядов — и то будет мало толку", — подытожил Мильченко результаты разведки.

"Тут нужна установка залпового огня или хотя бы минометная батарея", — вздохнул Витек.

"Н-е-ет", — протянул сержант, — "конечно, "Градом" этот склад можно здорово расковырять, но все равно — весь не сожжешь!"

"Напалмовые бомбы", — вдруг прервала молчание Настя.

Сергей взглянул на нее с некоторым удивлением.

"Это дело", — согласился он. — "Но авиации у нас в подчинении нет. Ни Айтуллин, ни Сухоцкий не позволят поднять авиацию. И они правы — если будет сделан авианалет, Боковлев тут же бросит свои орды на Северо-Западный округ. Вместе с ратниками это больше полутора тысяч штыков. Мы им, конечно, свернем шею. Но вы представляете, сколько крови прольется?". — Немного помолчав, он добавил, — "Да я и не помню, чтобы у нас на складах напалмовые бомбы водились…"

"Тогда надо заложить взрывчатку к каждой емкости", — не унималась Настя.

"Ты что?" — Захария даже привстал и покрутил пальцем у виска. — "Там же сотни три емкостей! Устанешь их все минировать. Да и кто тебе даст?"

"А может, и дадут…" — вдруг задумчиво произнес сержант…

"Нет, без начальника склада ни капли топлива отпустить не могу!" — торопливо кричал на бегу полноватый низкорослый человек, одетый в странную помесь камуфляжа и парадного офицерского мундира. Он подскочил к посту, охранявшему главный въезд на склады, и, продолжая отчаянно жестикулировать, повторил, — "без начальника складов не могу! Начальник в Славьгороде, до вечера не вернется".

"А на хрен нам твоя горючка", — развязно произнес крепкий молодой мужик, по виду — старший, спрыгивая на землю с подножки грузовика, — "у нас приказ — расставить у каждой емкости таблички. Ну, там, вместимость, наличие на данный момент, дата заполнения, подпись…".

Он ухватился за борт грузовика, поставил ногу на колесо, подтянулся и достал из кузова табличку, укрепленную на массивной металлической трубе.

"Вот, полюбуйтесь. Имею инструкции — снабдить каждую емкость табличкой и объявить вам под роспись, чтобы данные заполнялись ежедневно, дважды — перед началом рабочего дня и в конце. Велено навести порядок. Говорят, скоро Сам с инспекцией собирается нагрянуть" — он заговорщически понизил голос почти до шепота.

Мильченко с тревогой наблюдал, как полноватый разглядывает приказ, сработанный сержантом по образцу требования на выдачу горючего, которое нашлось в бензовозе, перехваченном вчера группой на дороге к складу. Однако все обошлось. Полноватый вздохнул, пробормотал под нос, — "только начальства нам тут и не хватало", — и еще с одним вздохом вернул приказ Сергею.

"Часа за четыре, думаю, управимся", — бросил Мильченко. — "Прикажи, чтобы пропустили машину, — не таскать же нам три сотни этих шестов с табличками на себе!"

Пока все трое усердно забивали металлические трубы с прикрепленными к ним табличками вплотную к емкостям с горючим, их не покидало чувство тревоги. У каждого с собой было лишь по пистолету, спрятанному под одеждой, и если бы их самозванство было вдруг разоблачено, им пришлось бы туго. Так что пот со лба они то и дело утирали не только от усердной работы.

Наконец, уже далеко за полдень, работа была закончена.

"Эй, хозяин, распишись вот тут, что работа выполнена!" — окликнул Мильченко полноватого. И, получив долгожданную подпись, скомандовал своей группе — "По местам!"

Отъехав всего километра три от складов, сержант вдруг остановил машину.

"Ты чего?" — встревоженно спросил Захария, только-только вздохнувший с облегчением по завершении опасной миссии.

"У нас в трубах пластиковая взрывчатка и химические взрыватели с замедлением примерно на восемь часов. Прошло только часов пять с половиной — шесть. А ну как, хватившись подбитого нами бензовоза, решат проверить, все ли в порядке на складах? А ну, как вернется начальник, узнает про таблички, да запросит по телефону Славьгород, от греха подальше? Рации у них там вроде не видно, но чем черт не шутит…"

Мильченко снова завел мотор и стал осторожно съезжать на заросший лесной проселок.

"В общем, так. Первым делом рвем связь, и ставим засаду на шоссе. Два часа надо продержаться — чтобы никто лишний не попал туда и не поднял тревогу".

Тем временем начальник складов, который был вовсе не в Славьгороде, а у знакомой бабы в соседней деревне, ужевернулся на вверенный ему пост и вовсю распекал своего заместителя, одновременно раздавая направо и налево строгие распоряжения. "Ох, неспроста связь прервалась, чует мое сердце, — неспроста!" — выкрикивал он с истеричными нотками в голосе. — "И таблички эти… Вы, дурни, уши развесили, а молодцы эти часа четыре тут шастали по всему складу из конца в конец, все разглядывали…" — Начальник повернулся к своему заместителю:

"Ты, чудило на букву "эм", что ж ты до простой вещи своим чугунком не доварил — снять трубочку и позвонить по начальству? Так мол и так, действительно ли вы присылали таких-то и таких-то… А ну, как это разведгруппа? А вслед за ней нагрянут гости посерьезнее? Ты что, не слыхал, как у нас теперь диверсанты орудуют?" — голос начальника перешел почти на визг. Достаточно испугав самого себя, он прокашлялся, стараясь вернуть себе внезапно севший голос, и сипло выкрикнул:

"Начальник караула! Немедленно поднять в ружье всех, кто есть в наличии, занять оборону согласно боевому расписанию, выслать патрули на удаление до полукилометра! Быстро!"

Мильченко встревоженно поглядывал на часы. До взрывов оставалось минут десять. Впрочем, точность химического взрывателя была не столь велика, чтобы можно было рассчитывать время срабатывания до минуты.

"Надеюсь, что эти молодцы, сообразив, что именно у них взрывается, не кинутся героически выдергивать трубы с табличками из земли…" — пробормотал Мильченко сквозь зубы.

Первый взрыв негромко хлопнул в отдалении через шесть минут. Через полминуты раздался следующий. А потом с неровными интервалами в несколько секунд зазвучал почти непрерывный треск.

"Как на праздничном фейерверке", — подумал Мильченко. Его команде такие сравнения в голову не приходили. За свои пять-шесть лет довоенной жизни они не успели побывать на фейерверках, а потом настали времена, когда празднества остались лишь воспоминанием прошлого, — для тех, конечно, у кого такие воспоминания были.

В Славьгороде было объявлено военное положение. Тимофей Боковлев не без оснований полагал, что профессионально проведенная диверсия на бензохранилище — лишь прелюдия к решительным действиям против его зоны. Он был взбешен, уязвлен, испуган… Но на совещании своего штаба он выглядел спокойным, хотя, приглядевшись, можно было заметить, что его прямо-таки душит злоба.

"Центральные показали нам свои зубы. Сначала засада под Смеляково, теперь бензохранилище. Зубы у них острые. Теперь нам против их танков и авиации выставить нечего. Накопить запас горючего, необходимый для серьезных боевых действий, мы сможем не скоро" — говорил Боковлев, изредка подергивая своей изуродованной щекой.

"Зубы у них острые", — повторил он, и продолжил, слегка повысив голос. — "Но ничего, мы у них прыти поубавим. Горькая правда в том, что открытого сражения нам против них не выиграть. А вот измотать их мы можем". — Тимофей еще повысил голос, и в нем явственно зазвучал властный металл:

"С завтрашнего дня половину наличных сил делим на группы в пять-семь человек и ставим им задачу — проникать в Северо-Западный округ, где только смогут, и сеять там разрушения и смерть. Кого встретят — убивать. Резать связь, поджигать дома, посевы, леса, склады, резать и угонять скот, отравлять колодцы, — уничтожать все, до чего только можно дотянуться. Пусть попробуют остановить одновременно пятьдесят отрядов!"

Злорадная усмешка исказила и без того страшное после тяжелого ранения лицо Боковлева.

"Сокращение контингента в своей зоне компенсируем за счет призыва ратников", — произнес он уже спокойнее. — "У меня все. Приступайте к выполнению немедленно".

Тимофей вышел на крыльцо штаба в плотном кольце охраны, вдохнул прохладный сыроватый осенний воздух, щелкнул крышкой золотого портсигара, достал оттуда сигарету "Данхилл" — страшную редкость, призрачное воспоминание о довоенных временах, — и с наслаждением затянулся терпким дымом, глядя на багровые отблески заката на темнеющих облаках. Это была его последняя затяжка. Бронебойная пуля калибра 14,5 мм с металлокерамическим сердечником вошла ему в середину лба, и вышла через затылок, пробив стальную дверь штаба позади Боковлева. Вслед за ней на дверь фонтаном хлынули осколки черепной коробки и кровавые ошметки. Одновременно заговорили два пулемета Калашникова, сметая свинцовым ливнем тех, кто сгрудился на крыльце.

Через минуту над Славьгородом повисла тяжелая тишина. Она почти тут же взорвалась треском автоматных очередей, хлопками пистолетных выстрелов. Многочисленная охрана, которая далеко не вся полегла под внезапным огневым налетом, открыла беспорядочную стрельбу. Но покушавшиеся уже покинули свои позиции. Короткое замешательство позволило им уйти достаточно далеко, захватить грузовик, и, выжимая из латанного-перелатанного дизельного мотора все возможное, мчаться по шоссе на восток.

"Лишь бы не полетели покрышки", — преследовала Мильченко неотвязная мысль. И они таки полетели. Но лишь тогда, когда их отделяло от Славьгорода уже около сорока километров и даже с исправным автомобилем ехать дальше, чтобы на ближайшем посту нарваться на выстрел из гранатомета, стало слишком рискованно. Последний пост, который они проскочили, встретил их заполошным автоматным огнем, и продырявленные покрышки быстро превратились в лохмотья, а грузовик завилял по шоссе, сев на диски и скрежеща ими по асфальтовым выбоинам. Затем вслед им полетела ручная граната.

Два пулемета группы быстро охладили пыл патруля. Однако все трое опять были ранены. И на этот раз их везение кончилось. Витьке Захарии пуля вошла в миллиметре края бронежилета под левую ключицу, и он не мог пошевелить немеющей левой рукой. Любая попытка сделать малейшее движение отдавалась страшной болью в плечевом суставе. Самое страшное было в том, что самостоятельно извлечь засевшую неизвестно где пулю они не могли.

Сержант получил касательное ранение головы, у него была прострелена левая кисть, а осколок гранаты оставил рваную рану на наружной поверхности правого бедра. Каждая рана сама по себе была не слишком опасна, но Мильченко с каждой минутой терял все больше крови.

Насте повезло больше других. У нее были лишь небольшие осколочные ранения левого плеча, да взрыв гранаты заставил ее неловко слететь с подножки грузовика: она зацепилась ногой, и с размаху приложилась спиной и затылком об асфальт. Ее тошнило, и немилосердно кружилась голова.

"Ничего, уйдем", — простонал сквозь зубы Захария, тряхнув чернявой головой без каски. — "В ноги никто не ранен. Уйдем".

Конечно, они попытались уйти. Их настигли уже километров через пять. Подпустив группу преследователей поближе, троица открыла внезапный огонь почти в упор. Самонадеянность преследователей обошлась им дорого. А Мильченко получил возможность еще два часа брести со своими людьми по лесу, уходя на северо-восток, подальше от сел, опорных пунктов, гарнизонов и патрулей. И подальше от своих, от медицинской помощи.

Через два часа Захария, шедший в молчании, сцепив зубы, вдруг коротко сказал, как плюнул:

"Похоже, скоро сдохну".

"Рано умирать собрался", — попробовал урезонить его сержант.

"Нет, я не о том. Силы на исходе. А концы я раньше, чем через сутки, не отдам" — процедил, не расцепляя зубов, Витька.

Настя молчала. Она просто уже не воспринимала ничего вокруг, и, отчаянно борясь с одолевавшими ее тошнотой и головокружением, была полностью сосредоточена на том, чтобы передвинуть ногу и сделать еще шаг. А потом суметь передвинуть другую и сделать еще один…

"Человек" — вдруг тупо пробормотала она.

"Какой человек?" — всполошился сержант, оглядываясь на нее.

"Тут лежит".

Сергей подскочил к ней, нащупывая рукой рубчатую рукоять "Вальтера".

Перед Настей на самом деле лежал человек. Изможденный вид, смуглое лицо, заросшее щетиной, сильно потрепанная одежда, почти что лохмотья. А на одежде — несколько больших пятен свежезапекшейся крови.

Веки лежащего затрепетали и приоткрылись.

"А… Нашли все-таки", — еле слышно прошептал он, с трудом шевеля губами. — "Так пристрелите сразу, чего там… Все меньше мучиться".

"Мы не люди Боковлева" — резко отозвался Сергей. — "Мы из Рыбаковской коммуны".

И Настя, и Захария с удивлением уставились на сержанта. Потом Настя еще раз посмотрела на лежащего человека, присела рядом с ним и распорола штанину, пропитанную полузасохшей кровью. Нога, в которой виднелось по меньшей мере три входных пулевых отверстия, распухла, и приобрела багрово- синий оттенок. Настя положила руку на лоб раненного. У него был сильный жар.

"Что с ним, Коменская?" — тревожно спросил Мильченко. Настя подняла на него взгляд, закусила губу и едва заметно покачала головой. Сержант все понял.

"Я из лагеря…" — прошептал умирающий.

"Из какого лагеря?" — удивился Сергей.

"Тут, недалеко… был лагерь беженцев Восточного округа… Я работал на биостанции Академии Наук… Там еще были… Из Атлантического института… и другие…" — он замолчал, собираясь с последними силами, и зашептал снова.

"Центральные… захватили лагерь… вместе с соляными копями… до них тут километра два. И сделали, как фашисты… концлагерь… настоящий. Всех отправили на соляные копи… Я вот бежать пытался… Лучше так, чем в лагере гнить… Там наших… еще человек двести осталось… недолго осталось…"

Губы его остановились, а глаза так и остались открытыми, неподвижно глядя в серое октябрьское небо.

"Ученых — на соляные копи?", — Настя прикусила губу, потом отпустила ее. "Точно, как фашисты!".

"Готовьтесь, ребята", — негромко произнес Мильченко после недолго молчания, обдумав что-то и приняв решение. — "Идем в последний бой. Все равно, — еще час ходу и нас можно будет брать голыми руками. А тут… Есть шанс. Может, не напрасно ляжем. Хоть кого-нибудь, да освободим".

"Ты что, на соляные копи решил напасть?" — спросил Захария. "Как это там? Безумству храбрых поем мы песню, так, что ли? Да там же гарнизон в полсотни человек, не считая внутренней охраны!"

"Мы не знаем расположения постов, огневых точек, казарм. Мы не знаем, где лагерь" — поддержала Витьку Коменская. — "И разведать уже не успеем".

"Под забором соляных копей нас искать не будут. По крайней мере, ближайшие полсуток — точно. А мы именно там и засядем. До темноты как раз успеем оглядеться", — возразил Мильченко.

"Командуй, сержант", — чуть поджала губы Настя. — "Помирать, так с музыкой". — Но смотрела она невесело.

Мильченко на этот раз пришлось работать одному. И он сработал как надо — без единого звука. Когда все трое караульных на главных воротах замолкли навсегда, Мильченко крадучись приблизился к БТРу, стоявшему у ворот, рывком распахнул люк, и оглушил сонного механика-водителя.

"Захария!" — громким шепотом позвал он. — "Давай, подсажу! Лезь на броню. Я — в башню, Настя — за водителя. Коменская, заводи мотор, и полным ходом — к казарме караульной роты. Витек, не давай им высунуться, поливай из ПК, хоть как-нибудь, одной рукой, а я буду лупить из башенного. Подъедем поближе, я добавлю "Шмелем". Потом — к лагерю…"

…Остатки караульной роты бестолково расходовали патроны в ночную темноту, когда БТР, обстреляв охрану, смял ограждение из колючей проволоки. Из бараков выглянуло несколько любопытных голов.

"Кто умеет обращаться с оружием?" — громко воскликнул Мильченко. К бронемашине потянулись люди, — кто медленно, с опаской, а кто — почти бегом. Мильченко бросил первым подбежавшим три автомата.

"Ваша задача — захватить грузовики и погрузиться в них. Человек по тридцать в них влезет. Еще десятка полтора мы можем взять в БТР. Кто не влезет — придется пешком. Курс — на северо-запад, к Залесским нефтепромыслам. Здесь километров девяносто по прямой. Торопитесь!".

Бронемашина и три автоматных ствола, которые получили лагерники, огрызались несколько минут, пока толпа людей, еще плохо понимавших происходящее, гроздьями облепляла грузовики. Охрана превосходила их численно, однако, ошарашенная дерзким нападением, не решалась подняться в атаку. Тем не менее во время погрузки пострадало немало людей, попавших под автоматные очереди, время от времени прошивавшие борта грузовиков.

Но вот они тронулись с места и пошли вслед за БТР к северным воротам. Очереди башенного пулемета БТР разогнали троих караульных и все шесть грузовиков беспрепятственно выехали на дорогу. БТР пристроился в хвост колонны и вся она, набирая скорость, двинулась на северо-запад.

Разъяренные бойцы Центральных, горящие желанием отомстить за своего командира, и за безнаказанные диверсии, настигали колонну на нескольких легковых машинах. Захария обнаружил преследователей, когда, клюя носом, едва не слетел с брони, встрепенулся, приподнял голову, и в предрассветном сумраке увидал в полукилометре позади себя на шоссе, делавшем здесь плавный поворот вдоль опушки леса, кавалькаду из семи или восьми легковушек.

"Коменская, стой!" — истошно завопил он. — "Все из машины! Сейчас они по нас из гранатометов ударят!"

БТР резко затормозил. Люди неуклюже выбирались из машины, а со стороны легковушек уже затрещали первые неприцельные автоматные очереди. Мильченко ответил из башенного, явно зацепив одну из легковушек, которую повело в кювет и опрокинуло на бок. Затем подобная же участь постигла и другую. Но остальные подскочили уже метров на двести, и огненный хвост противотанковой гранаты прочертил воздух, скользнув в нескольких сантиметрах над башней бронетранспортера.

Сергей выскочил на броню и кубарем скатился на землю. Вовремя. Следующая граната превратила БТР в чадный костер.

"Огонь по машинам!" — закричал сержант. — "Надо выбить машины, чтобы они не смогли преследовать грузовики!"

Два пулемета упорно стучали короткими очередями, стараясь вывести из строя оставшиеся легковушки. Тем временем Центральные перебежками подтягивались все ближе, а их огонь становился все точнее и настойчивее. А на шоссе, натужно воя изношенными моторами, показались два грузовика.

Захария, собрав последние остатки своей воли и упрямства, пытался не потерять сознание. Его пулемет какое-то время продолжал огрызаться, заглатывая остатки ленты, а затем замолчал. Вместе с последним патроном силы оставили Витьку, и он провалился в горячечное полузабытье. Через минуту замолчал и пулемет сержанта. Настя, выставив руку с пистолетом Стечкина, ждала, когда Центральные подойдут поближе. Достал свой "Вальтер" и Сергей.

"Что делать будем, Сережа, милый?" — пересохшим от страха ртом прошептала девушка, пододвигаясь поближе к Мильченко. Тот не успел ответить. Противотанковая граната, сверкнув огненным хвостом, рванула совсем рядом, и сержант едва успел накрыть Настю собой. В спину ему ударили взрывная волна, осколки, комья земли. Бронежилет выдержал, но незащищенные конечности и шея приняли в себя несколько мелких кусочков металла. Тело пронзила боль, и, уже теряя сознание, он услышал череду близких разрывов.

"Накрыли…" — мелькнул в угасающем сознании слабый проблеск мысли, и Мильченко провалился в темноту. Лишь боль осталась с ним, свидетельствуя, что тело еще живет.

"Сережа! Не умирай, Сережа!" — отбросив пистолет в сторону и вцепившись в сержанта обеими руками, Настя истошно кричала, не обращая внимания на грохот боя, визг пуль и осколков. Она не замечала ни вертолетов, засыпавших шоссе неуправляемыми ракетами, ни сожженных ими автомашин, ни десанта автоматчиков, двинувшихся добивать разгромленного противника.

Старец — Канарейке


Группа совершила нападение на соляные копи. Освобождено около двухсот человек заключенных с принудительных работ. На захваченных грузовиках и БТР они движутся в сторону Залесска. Центральные организовали преследование. Группа выполняет роль арьергарда и не может оторваться. У них недостаток вооружения и боеприпасов. Все трое серьезно ранены. Нужна немедленная помощь, иначе гибель группы неизбежна.

(открытый текст)


Из архива

Федеральной службы безопасности

Энергично подталкивая в спину автоматчика с санитарной сумкой через плечо, к ним бегом приближалась Таня Гаврилина, то и дело поправляя сбивающиеся на бегу лямки заплечного мешка с радиостанцией. Санитар опустился на колени рядом с Настей и поднес к носу Мильченко откупоренный пузырек с нашатырем. Веки Сергея чуть затрепетали, потом шевельнулись губы.

"Сереженька!" — снова вскрикнула Настя и прильнула к его губам.

"Приподними ему голову!" — жестко приказала Гаврилина. — "Сама санинструктор, должна соображать!".

Настя послушно исполнила приказание. Веки сержанта снова задергались и, наконец, приоткрылись.

"Ты что это учудил, сержант?" — строго спросила Гаврилина. — "Решил геройски голову сложить? Кой черт тебя на штурм соляных копей потянуло?"

"Там… люди…" — еле слышно зашевил губами Мильченко.

"Понятно, что люди, а не ежики!" — хмыкнула Таня. — "Я едва успела подмогу запросить. А ты хорош — все в группе ранены, оружия и боеприпасов — кот наплакал, радиостанцию угробил, и на тебе — пошел на штурм! Ладно, Калашников сообразил, что за вами догляд нужен, и послал меня. А не то…" — Татьяна умолкла, осторожными движениями расстегивая на Сергее бронежилет.

Рядом уже укладывали на носилки хрипло дышавшего в беспамятстве Захарию.

Эпилог

Вот так группа Мильченко закончила свой последний рейд. Из первоначального состава группы уцелели лишь двое. Если бы я не послал для подстраховки Старца, дело могло бы кончиться и вовсе печально. Но главное было сделано. Машина захватов, запущенная Боковлевым, рассыпалась.

В бывшие владения Тимофея Боковлева тут же вцепились Восточная дивизия и Южная бригада. Однако наша Северо-Западная дивизия успела раньше. Славьгород и Красногвардейск оказались под нашим контролем в тот же день. Впрочем, Восточные и Южные тоже заняли приличные куски территории, вернув свои прежние потери и прихватив кое-что в придачу. Эти территориальные изменения были зафиксированы договором о военно-административном делении области.

Было согласовано решение об амнистии всем бойцам Центральной дивизии и ратникам. Более того, было объявлено, что они могут поступать на военную службу и в ополчение без ограничений. Тем самым удалось свести к минимуму число тех, кто после краха имперских замыслов Боковлева занялся вульгарным бандитизмом.

Одним из важнейших решений, принятых после этих событий, было соглашение о проведении выборов на всей территории области и о восстановлении в Городе областных органов гражданской власти. Военная же по-прежнему оставалось разделенной между соответствующими командованиями, считавшимися в прямом подчинении федеральным военным властям.

Северо-Западный округ, сумевший сосредоточить у себя основные кадры специалистов и образовательные учреждения, выразил готовность поделиться ими со всеми остальными округами. А вместе с нашими специалистами в округа пришли и ячейки Рыбаковской коммуны. Вторые выборы в областное народное собрание показали, что коммунарам население доверило сорок три места из ста двадцати. От Северо-Западного округа две трети избранных были членами коммуны.

Больше того. Через несколько лет первые наши ячейки появились в Литве и Польше…

Мильченко с Настей перебрался сначала в Народный, а затем, с группой литовских беженцев, перешел в Литву и осел в Клайпеде. Я долго поддерживал с ним связь, пока не началась вторая Прибалтийская гражданская война. Мильченко возглавил один из батальонов Клайпедской самообороны, а затем сведения перестали поступать. Лишь через восемнадцать лет я узнал, что Мильченко с боями прошел до самого Таллина, а оттуда каким-то образом перебрался в Швецию. Об этом стало известно только тогда, когда от него из Швеции поступил большой груз комплектующих к электронному оборудованию и партия дизельных двигателей.

Сейчас Мильченко живет с Настей под Зеленодольском со своими двумя детьми — при их бурной жизни больше они завести не смогли. Ребятишки их уже давно взрослые…

Я часто наведываюсь со своими детьми в Гдыню, в столицу Польской Республики Северного Поморья. Там могила их матери, Тани Гаврилиной. Старец погиб совершенно нелепо Задание было уже выполнено, когда во время шторма она бросилась спасать тонущего ребенка и не выплыла. Лет ей тогда было уже немало, видимо, сердце подвело.

Вчера в Областном Народном собрании бурно дебатировался вопрос об отправке добровольческого полка на Большую Землю. Большинством голосов предложение было отклонено. А дела там паршивые. Федеральная власть разваливается. Но своим полком мы положение не исправим, зря только людей положим. Я побывал там недавно. Федеральная власть пытается удержать положение силой, но это не лучшая политика…


Из дневника Виктора Калашникова (копия)

Архив Федеральной службы безопасности

Молодой человек в изящном штатском костюме захлопнул архивную папку и посмотрел на пожилого человека с полковничьими погонами, сидевшего по другую сторону стола.

"Откуда у вас этот дневник?" — немного удивленно спросил он.

"Калашников передал нам весь архив организации "Птичье озеро" вместе с архивом Земландского управления Федеральной службы безопасности. А вместе с архивом и свой дневник", — пояснил пожилой полковник.

"Птичье озеро?" — молодой недоуменно приподнял брови.

"Да, Витя, так называлась разведывательная организация, основанная твоим дедом, пока на Земланде не было создано официальных структур службы безопасности и разведки". — Полковник говорил монотонно, как терпеливый учитель, объясняющий не очень способному ученику что-то совсем тривиальное. — "Твой дед сделался настоящим профессионалом в этом деле. Мы до сих пор…" — тут полковник осекся и улыбнулся с заговорщическим видом.

"Мне ваши секреты ни к чему", — улыбнулся в ответ молодой человек. — "Я не разведчик, и даже не журналист. Я всего лишь историк".

"Ну, историки тоже порой бывают весьма любопытными…" — пробурчал полковник. "Так я могу использовать этот дневник?"

"Можете, можете…" — так же недовольно пробурчал пожилой. — "Мы снимем вам копию. Но не советую вам тащить его с собой. На любой границе могут возникнуть вопросы, а вслед за ними — и неприятности".

"Я лечу самолетом" — возразил молодой.

"Вот как? Но ведь регулярного сообщения давно уже нет! Или вы пристроились к военным?" — поинтересовался полковник.

"Не совсем так", — улыбнулся молодой человек. — "Это, скорее, военные пристроились ко мне".

"Как это?" — полковник совершенно искренне удивился.

"Да вы же знаете!", — немного снисходительным тоном бросил молодой. — "У нас же обязательное совмещение профессий. Я ведь не только историк. Я еще и пилот. Это я вел самолет, доставивший сюда делегацию Балтийского Союза".

"Ладно", — промолвил полковник, поднимаясь из-за стола, — "сейчас я сниму вам копию дневника".

"А могу я попросить вас еще об одной услуге?"

"Это о какой?" — пожилой полковник остановился в дверях и обернулся.

"Вы часом не знаете, купила ли Аннушка масло?"

Столь странный вопрос нисколько не смутил полковника.

"Не только купила, но уже и разлила", — не промедлив ни секунды, ответил он.

© 2011


Оглавление

  • Книга первая. Выжившие
  •   Предисловие автора
  •   Пролог
  •   Глава 1. Закупорены
  •   Глава 2. Исход
  •   Глава 3. Коммуна
  •   Глава 4. Первый Зеленодольский бой
  •   Глава 5. Надя и Юра
  •   Глава 6. Меж двух огней
  •   Глава 7. Железная дорога
  •   Глава 8. Разгром
  • Книга вторая. Обычная жизнь
  •   Пролог
  •   Глава 1. Побег в неизвестность
  •   Глава 2. Почем нынче соль?
  •   Глава 3. Пятерка
  •   Глава 4. Первый бой
  •   Глава 5. Операция "Еретик"
  •   Глава 6. Прелестная купальщица за работой
  •   Глава 7. Пятерки больше нет
  •   Глава 8. Беглец
  •   Эпилог