Горячие дозы (сборник) [Лоуренс Гоуф] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Лоуренс Гоуф
Смерть на рыболовном крючке
Моей матери посвящаю
Смерть лошади – жизнь ворона. Ньюфаундлендская поговорка
Глава 1
Звонок, которого Мэнни ждал чуть ли не всю свою сознательную жизнь, раздался во вторник утром. Мэнни как раз завтракал, читая спортивный раздел в «Утреннем листке», и так испугался, когда зазвонил телефон, что уронил ложку и расплескал молоко с размокшими кукурузными хлопьями на свой шелковый халат, расшитый ярко–красными драконами. Правый карман халата оттягивал складной итальянский нож. Ножи Мэнни собирал. У него была целая коллекция. С одними он никогда не расставался, другие использовал по мере надобности. Звонок оказался из Лос–Анджелеса и был оплачен абонентом. Наверняка Дональд Дак, отличнейший парень, подумал Мэнни, даже не спросив, кто на проводе. Но почему у него такой голос: пьяный, грубый, почти агрессивный? – Дональд, в чем дело? После некоторого молчания раздался плевок и наконец ответ: – Это Деффи, ослиная задница! – Что за выражение? Услышь тебя Уолт, перевернулся бы в гробу. – К черту Уолта! Снова молчание. А Мэнни как назло оставил сигареты на кухне – из–за слабых легких он старался пореже курить. Между тем в трубке без конца звучали помехи – то свист, то стоны. Минуты тянулись мучительно медленно. Мэнни достал из кармана нож, нажал кнопку на рукоятке и, когда выскочило лезвие, теряя терпение, стал срезать тонкие полоски пластика с телефонного шнура. – Ты еще там, Деффи? – Да, да! А что, ты занят? – Смотря что ты имеешь в виду. – Брось свои штучки, плевать я на них хотел. У нас еще есть шампанское? – раздраженно крикнул он кому–то. Мэнни услышал бульканье наливаемой в бокал жидкости и голос Феликса Ньютона: – Лей до краев, – а потом: – Благодарю, бэби, ты прелесть. – По какому поводу пьете? – поинтересовался Мэнни. – Может быть, ты уже закончил Школу Уток Берлица? – Весь день я к этому готовился, но проклятое горло опять подвело. И все–таки я кое–чего достиг, какой–то прогресс на лицо. Но тут в мою жизнь вторгаешься ты. Господи! Любой может изображать этого гребаного Дональда. – Будь ты на семнадцать сотен миль ближе, поплакал бы у меня на плече. – Послушай, может, купить тебе черный в белую клетку костюм, широченный, чтобы болтался, и красный пластиковый нос? Вот смеху–то будет! Надеюсь, ты меня понял? – Конечно, – смягчился Мэнни. Потом что–то забарабанило, и Мэнни представил себе, как Феликс постукивает короткими толстыми пальцами по белой металлической крышке стола во внутреннем дворике своего дома на берегу океана, на самом юге Лагуна–Бич, и как на его шее устрашающе вздуваются вены, когда он поворачивается, чтобы посмотреть на кого–то, проходящего мимо. Мэнни никогда не был в том доме, но ощущение было такое, что он его уже видел. – Мэнни, у меня к тебе просьба, потому и звоню. – Что за просьба? – Тут кое–кого надо убрать. Мэнни шумно сглотнул. – Ты еще жив и не в обмороке? – Стоит ли говорить об этом по телефону? – Конечно, почему нет? – А ты не боишься, что нас могут подслушать? – Кто, например? – Боже мой, мало ли кто, откуда мне знать? – За мной ничего особенного не водится, ты вообще никому не нужен, – насмешливо бросил Феликс. – Ох, и труслив же ты. Как заяц. Второго такого не сыщешь. Подожди минутку, я сейчас, – понизил он голос. Мэнни услышал, как стукнула трубка о стол и следом раздался шепот. Потом захихикала женщина, закричал Феликс, кто–то громко расхохотался, хохот перешел в истерический крик, что–то грохнуло. И снова тишина. – Ну не молчи ты, – попросил Феликс. – Говори что–нибудь, хоть о погоде. Какая она там, в Канаде? – Не знаю. – Мэнни еще не выходил из дома после того, как поднялся с постели, и спросил: – Ты что, проверяешь меня? – У нас, например, сейчас под девяносто градусов по Фаренгейту, с моря дует приятный бриз. Смога нет. Небо такое голубое, что и вообразить невозможно. – Феликс прокашлялся и восстановил дыхание. – Вылетай в ближайшие дни. Думаю, тебе здесь понравится, честное слово, понравится. – Что ж, колоссально, – сказал Мэнни. – Только не забывай, что есть трое парней, о которых ты должен позаботиться. И это главное. Три тысячи долларов за каждого плюс расходы, идет? – Теперь это стоит пять. – Отбой, – ответил Феликс. – Понял? Так может, все–таки сделаешь дело, возьмешь денежки и слиняешь? – Американские? – Что? – Я спрашиваю, деньги американские? – Неужели канадские, это дерьмо? – Надеюсь, нет. – Но все должно быть сделано тихо, без шума. Помогать тебе будет Юниор. – Не надо, – быстро ответил Мэнни. – Обязательно надо! Во всяком случае, он выйдет с тобой на связь. Так что ты жди. Есть у тебя карандаш и бумага? – Минутку, – сказал Мэнни. Рядом лежали блокнот и ручка «бик», но Феликс этого не видел, и Мэнни позволил себе пойти на кухню и закурить сигарету, после чего вернулся к телефону. – Валяй, говори! – Записывай имена, – сказал Феликс. – На это, надеюсь, твоей эрудиции хватит. Только смотри, не наделай ошибок, дело важное. – О'кей, – сказал Мэнни, попробовал, пишет ли ручка, и, морщась от напряжения, стал старательно выводить буквы. Подождав немного, чтобы Мэнни успел написать, Феликс положил трубку.Глава 2
Будильник югославского производства был ярко–красного цвета с большим круглым эмалевым циферблатом. Цифры – римские, жирные, черные. Наверху – два блестящих колокольчика, наклоненных друг к другу. Между колокольчиками – молоточек из бронзы. Будильник звонил так громко, что его невозможно было не услышать. Детектив Уиллоус открыл глаза и увидел, что часы на ночном столике дрожат и вибрируют, будто живые, потянулся и нажал на кнопку звонка. Сразу воцарилась тишина. Была пятница, пять часов утра. Так начался трехдневный уик–энд, которого детектив не без труда добился у инспектора Бредли. Уиллоус принял душ, быстро побрился и стал одеваться. Он сделал тосты, выпил две чашки кофе, а что осталось в кофейнике – вылил в термос и в шесть пятнадцать был уже на западном шоссе Аппа–Левелс. Ванкувер остался позади и внизу, под ним. Справа ограда из апельсиновых деревьев заслоняла коричневые скалы. Слева в лучах утреннего солнца, словно покрытый фольгой, ослепительно блестел океан. В Хорсшу–Бей шоссе в двадцати милях от города резко сужалось. Уиллоус вел свой «олдсмобил» со скоростью сорока миль в час, стараясь не пересечь желтую полосу, несмотря на бесконечные повороты и тупики. Та часть шоссе, по которой двигался Уиллоус, была почти пустой, большинство народа ехало в город. Селение Хоув–Саунд было первым населенным пунктом. Оно раскинулось среди гор, как бы в их тени, рядом с темно–зеленым, с рассеянными то тут, то там серовато–голубыми островами, океаном. Уиллоус наслаждался красотами природы. Это был единственный за месяц его свободный день, и он старался расслабиться. В сорока милях от Ванкувера на его пути встретился небольшой городок Сквемиш. Океан здесь был ярко–желтого цвета, и от него исходил неприятный запах тухлых яиц: соседние бумажные фабрики сбрасывали в его воды тонны отходов. Правительство не препятствовало этому. Уиллоус закрыл окно и не опускал его до тех пор, пока отравленная часть океана не осталась далеко позади. Он проехал более получаса и затем, резко тормознув, повернул от шоссе вниз, на покрытую гравием дорогу, обсаженную деревьями. Дорога казалась плотно утрамбованной, и тем не менее на ней повсюду встречались выбоины и вмятины. Примерно за пятьдесят миль до шоссе дорога резко повернула налево. Немного в стороне от поворота Уиллоус увидел выкрашенную в белый цвет сторожку с крышей, обшитой вагонкой. Съехав на обочину, Уиллоус выключил мотор и вышел из машины. Сторож появился не сразу, видно, ждал, пока уляжется пыль. В это время двери сторожки оставались раскрытыми, и Уиллоус услышал знакомую мелодию, но дверь вскоре захлопнулась, и сторож направился к машине. Ему, казалось, немногим больше пятидесяти. Темные волосы, тяжелый подбородок, нездоровый цвет лица. Одет он был в поношенную зеленую униформу, перепоясанную ремнем. На груди – какой–то незнакомый знак. В руках – форменная фуражка с какой–то тоже непонятной эмблемой. Подходя к машине, сторож надел фуражку, надвинув ее на лоб. Пока он шел, Уиллоус заметил, что его левая нога не сгибается в колене и ступня слегка развернута внутрь. Сторож остановился возле заднего бампера. Легко провел мозолистой рукой по пологому металлическому скату. Большим пальцем стер пыль с тонкого рубиново–красного стекла задней лампы и, застенчиво улыбнувшись, спросил: – Ей не менее сорока трех? – Почти, – ответил Уиллоус. – Вот я и смотрю, оригинальная окраска и двигатель большой, надежный. – Верно. – Скорость, если не секрет? – Громадная, – ответил уклончиво Уиллоус. Сторож еще раз улыбнулся, показав при этом зубы, и лицо его слегка перекосилось. Уиллоус увидел, что щека сторожа от виска до подбородка перечеркнута шрамом. – Давным–давно, когда ваш автомобиль только появился, – заговорил сторож, – цена газа была около десяти центов за галлон. Не так ли? Но с тех пор времена сильно изменились. – Да, пожалуй, – согласился Уиллоус. Сторож обошел машину и заглянул в заднее стекло. Увидев высокие болотные сапоги Уиллоуса и темный лакированный ремень с чехлом для удочек, старик поинтересовался: – Собираетесь порыбачить? Уиллоус кивнул. – Думаю попытаться. Пройдусь по нескольким небольшим речонкам. – Да, на больших реках в это время года не разгуляешься. – Знаю. – Надолго задержитесь? – Хотелось бы выехать обратно в воскресенье в полдень, – сказал Уиллоус, еле сдерживая раздражение: он не любил расспросов. – Уже наметили маршрут? – Направляюсь туда, где есть рыба. – И где, вы думаете, она может быть? Сторож усмехнулся, довольный своей шуткой. Он все еще, близоруко щурясь, оглядывал внутренность салона. – Смотрю, у вас обивка новая? – Поменял этой весной. – И дорого стоило? – Вас устроит, если скажу, что достаточно дорого? Ну да оставим это. Сторож кивнул и сразу отошел от машины. Уиллоус заподозрил, что он лишь делал вид, что оглядывает машину, а на самом деле рассматривал его самого. Видно, нагляделся телефильмов об уловках полисменов и грабителей, решил он. – Вы уже бывали в наших местах? – Нет, по крайнем мере в течение двух лет не был. – За это время тут мало что изменилось, такая же дикая местность, как и была. А люди по–прежнему пропадают. И все так же не просто и опасно разыскивать их. Но все же кое–кого находят. Уиллоус сдержанно улыбнулся. – Благодарю за предупреждение. – И еще остерегайтесь проклятых лесовозов. Вес каждого из них не менее десяти тонн. И потому им трудно сразу остановиться, даже если захотят. – Запомню. Сторож смахнул пыль с другого крыла машины и отошел от «олдсмобила». – Да, еще одно, – сказал он. – Что такое? – коротко спросил Уиллоус. – И все–таки, несмотря ни на что, думаю, вы получите удовольствие. Слышите? Настала очередь Уиллоуса улыбнуться. Сторож подождал, пока «олдсмобил» не выехал на дорогу, и только после этого повернулся и решительно отворил дверь сторожки. Первое, что он сделал, – это лизнул огрызок карандаша, лежавший на столе, и записал в журнал дату и точное время прибытия машины Уиллоуса, затем год ее выпуска и номер. Записал он и намерение Уиллоуса вернуться не позже следующего воскресенья. После этого закрыл журнал, снял фуражку, бросив ее на стол, опустился лежавшую на стуле пухлую подушку, которую сшила для него жена, и усилил громкость приемника. Уиллоус ехал осторожно, со скоростью, не превышающей двадцати миль в час. По обе стороны дороги деревья и подлесок были аккуратно подстрижены. Кому–то, видимо, показалось, подумал Уиллоус, что он таким образом уменьшает возможность пожара. За пределами этой придорожной зеленой подстриженной полосы подрастали елочки и кедры. Вдали виднелись участки свежевспаханной земли. Уиллоус в поисках подходящего места не раз останавливал машину на обочине дороги и выходил из нее. Мечта о реке, кишащей рыбой, постепенно теряла реальность. Время перевалило за полдень, когда он наконец в какой–то речонке заметил рыбу, напоминавшую форель. Он, тут же затормозив, убрал «олдсмобил» с дороги, заглушил мотор и, достав карту, нашел голубую тоненькую линию реки, на берегу которой оказался. Естественно, точно определить не только длину, но и глубину по карте было нелегко. Но главное – речка, о которой он мечтал, существовала и была рядом. Уиллоус сложил карту, засунув ее в отделение для перчаток, открыл дверцу и вышел из машины. Река оказалась небольшой – около двадцати футов в длину и, возможно, около трех в глубину. Течение в пределах восьмидесяти – ста галлонов в минуту. Дно реки было каменистым, но вода прозрачная, свободная от водорослей. Впрочем, вдали заросли прибрежных кустов склонялись к реке, сужая ее и без того узкое русло. Издали она казалась тонкой серебристой движущейся лентой, которая терялась где–то за стволами деревьев. Много ниже по дороге прополз огромный грохочущий грузовик, оставив после себя клубящийся шлейф пыли. К счастью, это было далеко. А здесь Уиллоусу все нравилось. Он торопливо поменял кроссовки на болотные сапоги, надел специальную «рыбацкую» рубашку, сложил в рюкзак и набросил на плечо чехол с удочкой, запер машину и направился в сторону леса. Сапоги от трения друг о друга поскрипывали, к тому же они были тяжелы и громоздки, но он по опыту знал, не будь их, от ледяной горной воды ноги его мгновенно онемели бы. В этот знойный полдень, если бы не бормотание реки да жалобное попискивание москитов, лес казался бы безмолвным. Уиллоус почти час шел вверх по течению реки. Поначалу он двигался медленно, а попривыкнув, зашагал все быстрее и быстрее. Остановившись у небольшого ключа, чтобы напиться, он заметил на отмели у края воды кошачьи следы. Внимательно изучив их, решил, что следы принадлежат рыси, и к тому же совсем свежие. Вокруг в беспорядке разбросаны перья. Подняв одно серо–коричневое перышко, Уиллоус определил, что оно с грудки гривистой куропатки. Он огляделся вокруг, отыскивая хоть одну косточку с крылышка птицы или ее лапку, но куропатка, по–видимому, была так молода и вкусна, что рысь проглотила ее целиком. Уиллоус выпустил из рук перо. Оно легло на воду, и его тут же унесло течение. Уиллоус склонился к реке, зачерпнул горсть, освежил лицо, шею и зашагал дальше. Городская жизнь, которой он совсем недавно жил сам и которую оставил позади, показалась ему вдруг необыкновенно далекой. Словно город, кишевший ворами и убийцами, на время прекратил для него свое существование.Глава 3
Мэнни Кацу было всего тридцать два года, но выглядел он намного старше. Худощавое лицо с множеством глубоких морщин, редкие волосы, желтоватая кожа с крупными порами. По утрам в ванной комнате, глядя на себя, беззащитного, в зеркало, он грустно думал, что с каждым днем становится все менее похожим на фотографию, украшавшую его автомобильные права. Пытаясь хоть как–то скрыть свою полноту и изъяны внешности, Мэнни расходовал массу денег на сшитые по заказу костюмы и потому выглядел элегантным сорокалетним, несколько преждевременно облысевшим человеком. Но только не сегодня. Нынешним вечером Мэнни был одет в бесформенный желтовато–зеленый костюм с чернильным пятном под карманом, готовую рубашку из легкой тайваньской синтетики и галстук, почти такой же ширины, как его объемистая грудная клетка. Пара истоптанных коричневых башмаков завершала туалет. Ботинки были на два размера меньше, чем полагалось, и потому нестерпимо жали, и это неудобство он воспринимал как истинное наказание. Когда он шел по Дэви–стрит, стараясь не обращать внимания на боль в ногах, солнце почти опустилось в океан. Несколько москитов словно ястребы спикировали на голову Мэнни. Мэнни взглянул на часы. Было двадцать минут десятого. Он с удовлетворением отметил, что точно соблюдает график. Прихрамывая, он подошел к ресторану. Это трехэтажное здание было создано из нескольких блоков, великолепно вписавшихся в архитектуру городского квартала. Перед фасадом находился широкий газон, аккуратно разрезанный пополам дорогой, обложенной с двух сторон розовым кирпичом. Позади ресторана на аллее стоял блестящий черный фургон «Эконолайн». Фургон был припаркован у большого мусорного контейнера «Смитрайт», наполненного до краев дорогими отходами. Мэнни прислонился к «Смитрайту», чтобы дать передышку ногам. Ботинки буквально убивали его. Боль, причиняемую ими, было трудно переносить. Он твердо решил купить новую пару обуви, которая будет по крайней мере на два размера больше. Лучше уж набить просторные ботинки старыми газетами, чем терпеть такую боль, на которую он сегодня обрек себя. Он взглянул на часы, отвернув рукав своего желто–зеленого пиджака. Было двадцать пять минут десятого. Быстро темнело. Мэнни осторожно огляделся, в надежде, что темная аллея по–прежнему безлюдна. Вынув нож из плотного кожаного чехольчика, он направился к фургону. Походка его была неторопливой, спина прямой. Он выглядел спокойным и решительным. И если бы не нож, Мэнни выглядел бы не просто безобидным, а маленьким и беззащитным. Нож, длиной в восемь дюймов с плоской ручкой и изогнутым лезвием из высококачественной стали, был предназначен для разрезания свинцовых полосок. Мэнни провел более полудня, правя лезвие на точильном камне, и сделал это так тщательно, что оно могло разрезать без усилий любую небольшую кость. На этот раз он, правда, воспользовался не лезвием, а ручкой ножа, чтобы проделать отверстие в ветровом стекле фургона. Когда в отверстие стало возможно просунуть руку, он дотянулся до замка. И в этот момент дверь ресторана, слегка дрогнув, открылась. Луч продымленного насквозь желтого света достиг фургона. Мэнни, согнувшись, замер. До него донесся стук кастрюль и аппетитный запах жареного мяса. Неожиданно какой–то темный силуэт заполнил дверной проем. В руках незнакомца была сигарета, которая, описав дугу, подобно трассирующей пуле упала на асфальт, рассыпая вокруг фейерверк искр. И дверь захлопнулась. Мэнни перевел дыхание. Его сердце снова забилось ровно. Он открыл дверь фургона, спрятал нож обратно в чехол, забрался внутрь машины и лег на спину у педалей управления. Голова его оказалась на красном пушистом ковре, покрывавшем коробку передач. Достав из кармана магнитный карманный фонарь, он прикрепил его к рулю так, что свет упал на путаницу ярко окрашенных проводов, спрятанных за приборной доской. Мэнни не был электриком, но ему не раз приходилось возиться с различными приборами, и потому он уверенно зачистил полдюйма, а может и больше, защитной пластиковой оболочки, которая покрывала провода зажигания, а затем начал экспериментировать с проводами. Дважды возникало короткое замыкание, за которым следовали короткие вспышки огня, неприятный запах и поток искр. Но в конце концов большой восьмицилиндровый двигатель повернулся и заработал. Мэнни нажал на педаль газа. Двигатель взвыл, и фургон вздрогнул. Убедившись, что крокодиловые зажимы надежны, он занял наконец сиденье водителя. Оглядевшись, Мэнни увидел, что аллея по–прежнему пустынна. Никто, как видно, не обратил на фургон никакого внимания. Свидетелями его действий были, кроме самого Мэнни, лишь мухи. Он опустил боковые стекла и, сбросив ботинки, забросил их за спину. Сюрприз! – пол, стены и даже потолок фургона оказались покрыты тем же, чем и коробка передач: кричаще красным плюшем. Плюшем был обит даже маленький бар–холодильник, стоявший в дальнем углу машины. Над холодильником была хромированная полка, на которой стояли два бокала. Напротив, на стальном кронштейне, подвешен к потолку маленький цветной телевизор. Оставшееся пространство занято низкой кроватью с зеркальной передней спинкой, подушками в виде сердца и покрывалом из какого–то серебристого материала. Настоящий бордель на колесах! Мэнни, закрыв глаза, включил магнитофон, и тотчас поток сладкой музыки обрушился на него из нескольких замаскированных динамиков. Убавив громкость, он освободил аварийный тормоз и включил передачу. В Джервисе его остановил красный свет. Фургон находился на расстоянии всего одного квартала от пересечения двух улиц – Дэви и Бут. Через ветровое стекло ему хорошо были видны пустые в этот час телефонные кабины. Из внутреннего нагрудного кармана пиджака Мэнни вынул сигару в алюминиевой трубке. Сигара стоила целых три доллара, впрочем, их заплатил Феликс Ньютон. Мэнни никогда не был заядлым курильщиком, но ему всегда нравились бессмысленные поступки. Может, это и было одной из причин его удач. Он вытащил сигару из трубки, отрезал конец и поднес к нему зажигалку. В это время цвет светофора изменился, и фургон беспрепятственно миновал перекресток. Достигнув угла, Мэнни замедлил ход и, подъехав к краю тротуара, остановился. Здесь вокруг телефонных кабин околачивалось с полдюжины мальчишек. Большинство из них – подростки. И тут Мэнни заметил мальчика, которого искал. Они посмотрели друг на друга, и Мэнни заметил, что мальчик замер. Мэнни, вынув сигару изо рта, широко улыбнулся. Мальчик хитренько ухмыльнулся в ответ и поднял брови. Он был хорошо сложен. Глаза – темно–зеленые, манящие. Когда он улыбнулся, Мэнни увидел два ряда великолепных белых зубов. Мэнни слегка кивнул головой, и мальчик уверенно направился к фургону, держа руки в карманах плотно облегавших бедра белых полотняных брюк. Мэнни позволил мальчугану подойти достаточно близко, дотронулся до него и тут же оттолкнул. Мальчик вынул руки из карманов. Выражение, появившееся на его лице, выразило обиду, будто его наказали ни за что. Мэнни двинул фургон, наблюдая, как мальчик стал уменьшаться, а затем и совсем пропал в темной глубине зеркала заднего обзора. Он проехал квартала два вниз по Дэви, повернул налево и, припарковавшись перед бакалейной лавкой, вышел из фургона. Стояла непроглядная мгла. Слышен был лишь писк москитов, кружащихся в воздухе, но увидеть их уже не было возможности.Глава 4
Джек Уиллоус двигался вдоль реки против течения несколько часов, но так и не встретил по–настоящему рыбного места. После полудня он начал уставать и вдруг подумал, не потерял ли он зря время. Но уже через несколько минут вышел на широкий, хорошо расчищенный участок леса. Солнечный свет ослепил его, заставив зажмуриться. Он оказался в нижней, самой широкой части заводи, которая была примерно шестидесяти футов длиной и тридцати шириной. Справа раскинулся луг, напоминавший вытянутый овал с выгоревшей травой, пересыпанной мелкими маргаритками. Джек сбросил рюкзак и, вынув банку «Блэк Лэйбл», опустил пиво в холодную воду, ввинтив банку в золотой песок, чтобы не унесло течением. Вернувшись на берег, он сел на камень, сбросил болотные сапоги и снял влажные носки. Вытянув ноги, огляделся вокруг. Вдали, с одной стороны заводи был крутой обрыв, на вершине которого теснились развесистые кедры. Передняя часть обрыва была покрыта ярко–зеленым пушистым мхом, сверкающим на солнце, и несколькими случайно возникшими на склоне меч–папоротниками. Уиллоус выжал носки и положил их на гальку подсушить, завернул твидовые брюки, подошел к краю воды и поболтал в ней ногой, проверяя температуру. Потом медленно вошел в заводь. Казавшаяся неподвижной вода напоминала увеличительное стекло, сквозь нее Уиллоусу хорошо были видны песчаные водовороты вокруг ступней. Стоя в воде, он увидел примерно в шестидесяти футах от себя отвесную скалу, напротив большой, как дом, валун, похожий на половинку яйца. В узком ущелье между скалой и яйцеподобным камнем стремнина шумно пенилась, будто кипела. Ниже, в узком проливе заводи, вода была настолько глубока, что казалась черной. Он нагнулся, сложил ковшиком руки и, зачерпнув воды, напился. Утолив жажду, медленно вышел из воды и, собрав свои вещи, направился к лугу с пожелтевшей травой, пересыпанной нежными маргаритками. За полчаса он разбил на лугу палатку, выкопал яму для костра и собрал достаточное количество хвороста, чтобы огонь не затух до утра. Закончив работу, достал из воды банку «Блэк Лэйбл», вынул из пакета сыр, черный хлеб и свежие фрукты. Когда с едой было покончено, он лег на траву, положил под голову рюкзак и поставил на грудь холодное пиво, которое балансировало при каждом вдохе. Цветы вокруг, на фоне безупречно голубого неба, мягко покачивались. Он глотнул последний раз пива и закрыл глаза. Земля показалась мягкой, как перина, и его накрыл сон. Спал он несколько часов. Разбудил его дятел, стучавший по большому пню, стоявшему на краю луга. Он поднялся и, широко раскинув руки, потянулся. Птица, почувствовав движение, ворча, переместилась на самую дальнюю сторону широкого пня и, пока он возился, разводя огонь, продолжала слегка постукивать. Когда огонь разгорелся настолько, что перестал искрить, Уиллоус взял котелок, пошел к краю заводи и наполнил его до краев холодной чистой водой. И, хотя стояли ранние сумерки, он заметил тройку форелей. Одна из них промышляла как раз выше порогов, а две другие находились ниже по течению. Он наблюдал за рыбами несколько минут, затем отнес кофейник к огню и поставил на переносную решетку. Котелок имел старомодную форму и был покрыт темно–голубой эмалью с кремовыми крапинками. Уиллоус хранил этот котелок с юности. Эта была его бесценная собственность, одна из тех вещей, которые с течением времени не только не становились старыми и бесполезными, а наоборот, почему–то казались все более необходимыми. Сидя на корточках, он достал из кожаного чехла удилище Харди и осторожно установил его. Катушка, снабженная старой шелковой леской и тридцатью ярдами нейлонового шнура, тоже была от Харди. Приведя в порядок снасти, Джек снова надел носки, болотные сапоги и пошел к самой крутой части заводи, внимательно осматриваясь. Стоя по колено в воде, Уиллоус увидел четырех утонувших ос, продержавшихся на поверхности лишь несколько минут. Теперь он знал, что если рыба и не прикормлена, то, по крайней мере, познакомилась с определенным меню. Он открыл алюминиевую коробку для приманки и выбрал «Вестерн Би» – «Западную пчелку» – на крючке под номером восемь. Приманка, напоминавшая осу, была достаточно яркой. Тело искусственной осы было сделано из чередующихся ободков оранжевой и черной синели с прямыми, расправленными крыльями натурального рыже–коричневого цвета. Уиллоус прикрепил приманку так, чтобы она держалась на воде. Уверенный в том, что удилище пристроено правильно, Уиллоус поднялся вверх по течению. Дымка раннего летнего вечера размывала четкость контуров окружающих предметов. Идти навстречу обманчивому сумеречному свету было рискованно, и Уиллоус медленно двигался по заводи, пока не погрузился в воду до бедер. Позади него берег, заросший травой и низкорослым кустарником дикой ламинарии, круто поднимался вверх. В этом ограниченном пространстве Уиллоусу надо было добраться до форели. Он раскрутил и забросил удочку. Сорок футов лески, выпрямившись в воздухе, зависли на некоторое время, но вскоре опустились. «Пчелка» легко упал на воду неподалеку от Уиллоуса. Бросок был закончен. Уиллоус опустил удилище. Форель продвигалась в темноте, подобно светящейся молнии, ударяясь об обманчивый узел из пера, нити и острой стали. Уиллоус сделал подсечку. Удочка согнулась, леска натянулась, разбрасывая вокруг мелкие брызги, которые блестели в воздухе подобно мельчайшим алмазным частицам. Рыба подпрыгнула. Уиллоус опустил конец удочки, пытаясь держать леску ненатянутой. Рыба прыгнула снова, изгибаясь и переворачиваясь подобно куску ожившего неона. Затем ушла на дно заводи, чтобы отдохнуть и набраться сил. Уиллоус ударил по толстому концу удочки ребром ладони. Рыба быстро всплыла и устремилась к нему. Он увидел черно–оранжевую приманку в углу ее рта, но рыба, сверкнув чешуей, помчалась вверх по течению, доплыла до упавшего кедра в начале заводи и исчезла. Он осторожно вышел из воды и вернулся на берег. Леска плыла вниз по течению, постепенно раскручиваясь. Теперь он смог почувствовать вес форели. Но кроме форели за ней тянулось еще что–то, тугое и неподатливое. Намереваясь вытянуть это «что–то», Уиллоус постепенно увеличивал натяжение лески. И вдруг человеческая рука с широко расставленными, распухшими пальцами медленно поднялась из воды и тут же плюхнулась обратно. Уиллоус стоял остолбенев, не веря собственным глазам. Скорее всего это было только причудливое сплетение ветвей и ничего более. Но едва он поднял удочку, как рука появилась снова – отекшая и неправдоподобно белая, – и удочка сломалась. Уиллоус медленно смотал леску. Рука осталась на дальней стороне заводи, у крутого обрыва. Чтобы добраться до нее, он должен был подняться вверх по течению, за пороги, найти переход через них и вернуться обратно. Он оставил удочку на берегу и начал подниматься вверх, шурша сапогами по гравию. В начале заводи ему предстояло войти в лес, чтобы обойти гигантский овальный камень, пройти густой кустарник и перешагнуть через упавшие деревья… Вернувшись к реке, он удачно воспользовался естественным мостом из двух вырванных с корнем пихт, которые перегораживали заводь. Деревья лежали параллельно, и щель между стволами была заполнена песком, галькой и небольшими, плотно спрессованными камнями. При других обстоятельствах Уиллоус остановился бы, чтоб получше рассмотреть этот естественный мосток, но перед его глазами неотступно стояла мертвая рука, поднимающаяся из воды и падающая с тихим всплеском. Расставив для равновесия руки, он пересек заводь, вскарабкался на скалистый заросший склон, на корточках съехал к его основанию и наткнулся на труп. Девушка была обнажена. Она лежала на спине, и только лицо ее было в воде. Длинные белокурые волосы медленно струились по плечам и небольшим грудям. Ее тело так безобразно распухло, что имело вид надутой резины. На третьем пальце левой руки поблескивало золотое колечко с бриллиантом. На верхней части руки синело пятно. Наклонившись, Уиллоус понял, что это была татуировка. Левая ступня девушки выступала над поверхностью воды, и часть большого пальца была обглодана. Теперь Уиллоус понял, откуда взялись утонувшие осы. Ледяная вода между тем попала в его болотные сапоги и добралась до ног. С сильно бьющимся сердцем он осторожно вышел из воды. Пороги и отвесные стены скал, словно сговорившись, мешали ему вытащить тело. Он собрался было броситься за помощью, но вскоре понял, что именно это и невозможно сделать до утра. Постоянно спотыкаясь в сгущающихся сумерках, он отправился обратно на луг. Еще недавно пылавший костер превратился в груду раскаленных углей. Эмалированный котелок, над которым витали клубы пара, шумел и свистел на решетке. Уиллоус толкнул его ногой изо всех сил, и он, кувыркаясь, покатился по траве и склонившим головки цветам. Уиллоус подложил в костер кленовых чурок и разворошил горячую золу. Горсть искр тут же вспыхнула. Палатка, освещенная разгоравшимся пламенем, казалась в темноте голубым треугольником. Он копался в рюкзаке в поисках фляги с виски «Катти Сарк», нашел ее и, отвинтив металлическую крышку, сделал несколько глотков. Ночное небо было до предела напичкано звездами. Где–то в темноте разбуженная сова издавала монотонно низкие и одновременно свистящие ноты. Поднявшийся над заводью туман безмолвно плыл, укрывая луг. И река, словно пьяница, бессвязно бормотала что–то непонятное. Уиллоус с огорчением вспомнил форель, которую пришлось бросить, темную воду, омывающую ее серебристую чешую, и труп погибшей девушки… Он еще глотнул виски, думая о том, сколько времени она могла пролежать в воде и каким образом погибла. И впервые пожалел, что оставил свой револьвер в багажнике «олдсмобила». Снова где–то ухнула сова. Похолодало, и Уиллоус подбросил в огонь еще одну чурку…Глава 5
Боковым зрением мальчик заметил прерывистый ярко–оранжевый сигнал поворота и оглянулся, едва «Эконолайн» остановился у края тротуара. Фургон появился с неожиданной стороны. Изобразив полное безразличие, он сделал попытку отойти в сторону, но в этот момент водитель улыбнулся и помахал рукой, подзывая его. Мальчик заколебался. Он не любил фургонов, да и житейская мудрость подсказывала держаться от них подальше. Особенно неприятно оказаться позади фургона: возникает ощущение полной беззащитности. Но на этот раз дела его шли не блестяще, нужны были деньги, очень нужны. И потому, пытаясь скрыть беспокойство, он пересек улицу и направился к сверкающей машине. Человек, сидевший в ней, оперся локтем на раму, глядя на подходившего мальчика, и, когда он подошел, открыл дверцу. Первое, что увидел мальчик, заглянув в машину, – несколько ярких обложек развлекательных журналов. Когда его глаза привыкли к полутьме салона, он заметил повсюду нелепый красный плюш и зеркальную спинку кровати. Мэнни вынул сигару изо рта. – Привет, – сказал он. – Меня зовут Шанс, и я настроен заняться любовью. – Он похлопал по сиденью рядом с собой. – Забирайся сюда, приятель, и давай поговорим. Мальчик пристально посмотрел на Мэнни, как бы оценивая его. Перед ним был сорокалетний мужчина ростом примерно в пять футов с небольшим и с двадцатью фунтами лишнего веса. Лицо вялое, землистого цвета, с водянистыми голубыми глазами. Редкие волосы зачесаны с трогательной надеждой скрыть лысину. Большой нос. Маленький рот. Руки, неспокойно лежавшие на руле, были мягкими и белыми, как руки женщины. Мальчик, уцепившись за дверь, забрался наконец в фургон. Мэнни тут же рванул машину так резко, что мальчик, чтобы сохранить равновесие, схватился за приборный щиток. Фургон между тем с каждой минутой увеличивал скорость. Мальчик уже на ходу захлопнул дверь фургона. Мэнни протянул к нему ладонь, в которой лежала купюра, сложенная в такой маленький квадратик, что невозможно было разобрать ее достоинство. – Это сотня, – сказал Мэнни. В голосе его было что–то, что заставило мальчика поверить. Инстинктивно, не задумываясь, он схватил маленький квадратик, как форель хватает наживку в горной заводи, открытой Уиллоусом. Мэнни взмахнул пустой алюминиевой трубкой. – Хочешь сигару, малыш? Мальчик отрицательно качнул головой. Его мысли были слишком заняты деньгами. Маленький квадратик был так туго свернут, что он боялся, разворачивая, порвать его. Сжав губы, он потянул за хрустящие ровные края. Не доезжая до Броутона, Мэнни резко свернул налево, не притормозив и не дав сигнала поворота, просто перерезал перекресток по диагонали, как бы не заметив двух рядов движущихся машин. Фургон занесло на повороте, и передняя машина из крайнего ряда включила фары, осветив фургон. Мэнни искоса посмотрел на нее, выругался, но ноги с педали не снял. Вскоре они миновали перекресток и устремились в Броутон, где по обе стороны дороги плотно стояли припаркованные машины. – Куда мы едем? – спросил мальчик, напряженный как стрела. – Мы почти приехали, – ответил Мэнни. Он быстро взглянул в зеркальце заднего обзора. Никто их не преследовал. Слегка нажав на тормоза, он повернул по узкой дороге вправо вниз. Мальчик нахмурился. Он был готов что–то сказать, когда внезапно бумажка начала разворачиваться в полутьме, медленно раскрываясь, словно цветок, распускающий лепестки. Это действительно была сотня. Первый трехзначный заработок! Он положил купюру на колено и попытался разгладить морщины на лице Роберта Бордена, изображенного на купюре. В это время еще один фургон запрыгал по узкой дороге. Свет фар заметался в ночи. Мэнни перешел на вторую передачу, и они, повернув на круто уходящую вниз асфальтовую дорогу, подъехали к автостоянке, расположенной у стены многоэтажного дома. Свет флюоресцентных ламп отражался в эмали капота и прозрачном ветровом стекле. Мэнни затормозил и осторожно, как уж, протиснулся в щель, образовавшуюся между бетонной стеной и забором автостоянки. Переведя фургон в нейтральное положение и дернув аварийный тормоз, он повернулся и, неожиданно просунув руку между сиденьем и белыми брюками мальчика, схватил его за ягодицы и сильно сжал. Мальчик выгнул спину, пытаясь освободиться от цепких рук, и пронзительно вскрикнул. – Тише, – предостерегающе зашипел Мэнни. – Скажите, что я должен сделать, – спросил в страхе мальчик. Мэнни взглянул на него с любопытством. – А что тебе хотелось бы сделать? – Все, что вы захотите… Мэнни сам лгал достаточно часто и потому легко мог распознать правду, когда приходилось ее слышать. Он понимал, что «Эконолайн» стал в этот час чем–то вроде исповедальни. Он играл роль священника, а мальчик – кающегося грешника, готового искупить недостатки своего характера, испорченного генами и приправленного долей невезения. Он смотрел на мальчика, оценивая его незащищенность и силу его страха. Пепел от сигары упал на разноцветный галстук. Мэнни сжал мальчугана еще сильнее и продолжал сжимать, пока тот окончательно не понял, кто здесь хозяин. После этого он отпустил его, сказав: – Перебирайся назад, малыш. Мальчик кивнул и поднялся с места. Увидев, что он оказался в узком проходе между сиденьями, Мэнни всадил нож ему в поясницу. Сила удара и небольшой вес швырнули мальчугана на пол около кровати. Он открыл было рот, чтобы крикнуть, но помешал Мэнни, набросившийся на него сверху. И все же он почувствовал, как потные пальцы толстяка вцепились в его волосы, ткнув лицом в серебристое покрывало. Он ощутил во рту вкус металла и собственной солоноватой крови. Мэнни попытался вытащить нож из спины, но тот так прочно застрял, что он стал варварски крутить его. Мальчик при этом извивался и корчился от боли. Наконец нож выпал. И сразу кровь фонтаном хлынула из раны. Мэнни снова попытался воткнуть нож в спину своей жертвы, но попал в кость. Мальчик, собравшись с силами, лягнул убийцу. Зеркальная спинка кровати при этом разлетелась, обдав нападающего и жертву дождем серебристого стекла. Но несмотря на это, Мэнни продолжал бить ножом измученное тело снова и снова, бормоча что–то непонятное себе под нос. От обилия крови даже воздух, казалось, стал красным. Наконец Мэнни почувствовал усталость. Но и это не остановило его. К счастью, мальчик в конце концов издал горловой режущий ухо звук и окончательно обмяк. Утомленный, Мэнни прислонился к стенке, обитой красным плюшем. Дыхание его было частым, поверхностным и неровным. Он задыхался, чувствуя головокружение и неустойчивость, как после тяжелой тренировки. Выронив из рук окровавленный нож, он закрыл глаза. Когда сердце успокоилось настолько, что можно было различить отдельные удары, он вытер кровь со стекла своих часов и увидел, что с тех пор, как он присвоил фургон, прошло чуть больше двадцати минут. Он вернулся на водительское место и над перчаточным отделением нашел полную коробку салфеток «Клинекс». Крышка коробки была украшена изображением различных животных. Мэнни пришлось использовать, наверное, более сотни салфеток, чтобы стереть кровь с рук и лица. Затем он стащил пиджак. Весь перед рубашки оказался залит кровью. Он снял ее и, развернув фургон задом, покинул стоянку. Пока он гнал, его руки словно приросли к рулю. Крови не было, но руки были мокрыми. На этот раз от пота. В ушах раздавался слабый потрескивающий звук, напоминавший доносившийся издалека смех. Мэнни слушал несколько мгновений, а затем сам рассмеялся. Слезы текли по его щекам, но он хохотал. Хохотал так громко, что сам испугался своего смеха. Но прекратить смеяться не смог…Глава 6
Эдди Оруэлл добрался до дверей квартиры Клер Паркер только к половине девятого. Паркер жила на четвертом этаже старого, некогда перестроенного викторианского дома. Оруэлл рывком открыл дверь парадного и начал подниматься по лестнице, покрытой ковром, прыгая через две–три ступени. Револьвер при этом в его заплечной кобуре болтался, ударяя его. В дверях он задержался, чтобы прослушать пульс, который равнялся ста двадцати ударам в минуту. Впрочем, Оруэлл был уверен, что быстрый подъем по лестнице тут ни при чем. Просто он был возбужден. Поправив темно–голубой галстук, он провел рукой по своим коротко остриженным волосам и постучал в дверь своим огромным, размером с большой кокосовый орех, кулаком. Паркер тотчас открыла. На ее ногах были туфли с пятнадцатисантиметровыми шпильками, плиссированная черная юбка и белая блузка с высоким воротником. На каблуках она была на дюйм выше него, что, впрочем, никакого значения не имело. В этом строгом наряде она мало походила на его страстную подружку. Но он все же улыбнулся ей, считая, что она во всех нарядах выглядит прекрасно. Он подавил желание взять ее за руки, зарыться в ее блестящие черные волосы, клюнуть в мочку маленькое, совершенной формы ухо и подождать, что она будет делать дальше… Паркер поняла выражение его глаз. Ей оно было хорошо знакомо. Она понимала, что оно означает, и точно знала, как с этим быть. – Я проработала сегодня весь свой ленч, Эдди, – сказала она. – И не была дома до семи. Я умираю с голоду, и мысльо той минуте, когда мы опомнимся и обнаружим, что вышли за рамки, не сможет сделать меня сейчас ни мягче, ни теплее. – Нет проблем, – твердо сказал Оруэлл, – дело прежде всего, верно? – Что ты этим хотел сказать? Оруэлл пожал плечами и усмехнулся своей пиратской усмешкой, сознавая, что его большие ровные зубы кажутся особенно белыми на его загорелом лице. Он стоял прислонившись к стене, сжимая в объятиях Клер. Это было их третье свидание почти за две недели. С самого начала их отношений Оруэллу не был предложен ключ, и он так и не решился его попросить. …Ресторан, который выбрал Оруэлл, был расположен на станции Фергюсон у парка Стенли. Когда он сказал Паркер, куда они пойдут, ему показалось, что недовольство мелькнуло в ее шоколадно–коричневых глазах. Но он был не до конца в этом уверен, а она не возразила, и потому он решил повторить свое предложение. Парк Стенли – это тысяча акров распространенной в стране растительности, – по форме он напоминал слона, был расположен на западном конце города и с трех сторон окружен Тихим океаном. Ресторан этот славился хорошей кухней и восхитительным видом на окрестности. Не случайно Оруэлл заказал столик у окна. По всем стандартам это было очень дорогое заведение. Но Оруэлл хотел сделать Клер маленький сюрприз и, настроившись на это, готов был заплатить любую цену за вечер, который оба смогли бы потом вспоминать всю жизнь. Он не стал спорить с Паркер, когда она предложила взять ее «фольксваген», оставив его ржавый «форд» у дома, тем более что у него были проблемы с машиной – она время от времени глохла. Он не торопился с починкой, так как собирался купить новый автомобиль. Паркер вела машину быстро и точно. Они добрались до ресторана на десять минут раньше намеченного времени и припарковались в нескольких сотнях футов от входа. Оруэлл заметил, что Паркер, выходя из машины, не заперла ее. Он совсем было собрался сказать ей о растущем уровне преступности, но почему–то удержался, зная, что Клер не терпит замечаний. Ничто не должно было испортить этот вечер. Он просто не мог представить, чтобы что–то случилось. Вероятно, потому, что ресторан стоял вблизи парка, в нем не было бара. Метрдотель встретил их так тепло, будто они были старыми его друзьями. Он тут же провел их по сводчатому коридору с филигранной штукатуркой в зал, расположенный под огромным куполом, напоминающим форму перевернутой рюмки с отбитой ножкой. Воздух в зале был теплый, насыщенный влагой. Каждый из тридцати столиков был окружен миниатюрными зарослями экзотических растений. Свет приглушен. Где–то слева от Оруэлла находились клетки с капризно и достаточно надоедливо кричавшими птицами. Впрочем, сам–то Оруэлл знал, что никаких птиц не было. Когда несколько дней назад он был в этом ресторане, ему сказали, что птичьи голоса записаны на пленку. Паркер и Оруэлл проследовали за метрдотелем по узкой извилистой дорожке, выложенной белым камнем. Вокруг таинственно мерцали свечи, подчеркивая глубину окружающего мрака. Это было поистине сказочное место. Когда Оруэлл уже начал сомневаться, удачен ли его выбор, они добрались наконец до своего столика, и тотчас его тревоги и сомнения исчезли. Из окна был виден океан. Дюжина фрахтовщиков покачивалась на багровой воде. Несколько парусников трепетали на порывистом ветру, склоняясь то в одну, то в другую сторону. Глубоководный буксир тянул огромную пирамиду опилок к линии горизонта, озаренного яркими лучами заходящего солнца. – Прекрасный вид! – восхищенно сказал Оруэлл. – Благодарю вас, – ответил метрдотель. – Конечно, если тебе по сердцу фотографии на почтовых открытках, – заметила Паркер. Оруэлл нахмурился. Метрдотель, положив меню и карту вин на столик, пододвинув плетеный стул Паркер, почему–то с любопытством глядя на ее шею, спросил, интересует ли их аперитив. – Шампанского! – решительно сказал Оруэлл. – Вы предпочитаете отечественное или импортное, сэр? – Французское. – У нас есть «Шарль Хейдспек», мадемуазель. Оруэлл прервал его движением руки. – Сперва принесите нам любое самое дорогое. – Да, сэр. – И проследите, чтобы напиток был достаточно холодным. Обязательно положите в ведерко побольше льда. – Непременно. Паркер наклонилась к Оруэллу, положив локти на стол. Она до сих пор не понимала, почему решила пойти с ним. Скорее всего, чтобы забыть о краткой встрече с Джеком Уиллоусом. Ей показалось, что Оруэлл достаточно надежен, хотя и не очень ей нравился. Кроме того, она слышала, что у него были серьезные отношения с Джудит Ландстром, которую он вроде бы планировал бросить, но так ли это? Она улыбнулась ему и спросила: – Что случилось, Эдди? – Ничего, – ответил Оруэлл, почему–то излишне громко, – скажи мне, как твоя работа? – Давай не будем сегодня говорить о делах, хорошо? – Прекрасно! Прекрасно, как все, что ты говоришь. – Оруэлл, как бы сдаваясь, поднял обе руки, невольно демонстрируя опухшую ладонь с грубыми мозолями, заработанными в течение бесконечных часов, проведенных в спортзале Голда за накачиванием мышц. – И пожалуйста, не увиливай от ответа: в честь чего шампанское? – Поверь, никакой особой причины нет. Клер подозрительно посмотрела на него, но ничего не сказала. Оруэлл, играя серебряным прибором, нервно улыбнулся. Вытер взмокшие от волнения руки плотной белой накрахмаленной льняной салфеткой, поправил узел галстука и нахмурился. Паркер откинулась на стуле, подняла голову. Трепетный, колеблющийся свет дюжины горящих свечей отражался в выпуклом стекле потолка, напоминая далекие звезды. Она еще больше откинула голову, чтобы определить среди множества свечей ту, что стояла на их столе. Пальмовый лист слегка коснулся ее уха. Она, протянув назад руку, оторвала его от ствола. Оруэлл притворился, что ничего не заметил. Опустив глаза, он вроде бы прилежно изучал меню. Официант в белом воротничке наконец принес шампанское в серебряном ведерке со льдом и два бокала, напоминавшие формой тюльпаны, поставил бокалы и ведерко на стол, снял фольгу с горлышка бутылки, ловко открутил проволоку и, помедлив, помог выскочить пробке. Оруэлл внимательно наблюдал за этими действиями, стараясь запомнить каждое движение специалиста. Из горлышка вышел легкий дымок, как после выстрела. Официант положил пробку на стол перед Оруэллом и налил немного шампанского в его бокал. Оруэлл пригубил. Шампанское было такое холодное, что у него заныли зубы. Но он одобрительно кивнул официанту, который, указывая на меню, спросил: – Вы готовы к заказу, сэр? – Нет, пока не совсем. – Я никогда раньше не бывала здесь, – сказала Паркер. – А что вы сами могли бы нам порекомендовать? Официант явно заколебался, задумавшись. – Фазаны очень хороши сегодня, – наконец сказал он. – Тогда я возьму фазана, – улыбнувшись, ответила Паркер. Официант кивнул Оруэллу, и при этом на его шее блеснули несколько золотых цепочек. – Два фазана, – сказал Оруэлл и взял винную карту. – С фазанами хорошо идет «Пуилли Фюссе», – посоветовал официант, заговорщически подмигнув Паркер. Оруэлл этого не заметил, изучая винную карту. В конце концов он нашел вино, рекомендуемое официантом, в самом конце меню. Бутылка стоила сорок два с половиной доллара. Он закусил губу в раздумье. – Пусть будет «Пуилли Фюссе», – прервала молчание Паркер. Официант ушел. Оруэлл поднял оторванный лист, подержал его над свечой, лист сразу скорчился. Оруэлл наблюдал, как лист морщился и чернел от жара. Когда же начал дымиться, он небрежно бросил его на пол. – Что–нибудь не так? – спросила Паркер. – Нет, конечно же, нет. – Тебя ничто не беспокоит? – Все в порядке, все просто отлично. Паркер осушила свой бокал и потянулась к бутылке. – Дай мне, – сказал Оруэлл. Паркер схватила тяжелую бутылку обеими руками и вытащила ее из ведерка. Вода с бутылки закапала на скатерть. Она, наполнив свой бокал, передала бутылку Оруэллу и, когда он наполнил свой, опустила ее обратно в ведерко. Он наблюдал, как она взяла свой бокал, как осторожно поднесла его к губам. С удивлением он взглянул на ее тонкую шею и в сотый раз сказал себе, что она самая красивая женщина из тех, кого он когда–либо видел, и что ему невозможно дальше жить без нее. Паркер перехватила его взгляд, и он зарделся, как мальчишка на первом свидании. Пока они расправлялись со своими птицами, солнце окончательно скрылось за горизонтом. И океан сразу потемнел. От фазанов ничего не осталось, кроме позвоночника, нескольких обглоданных ребрышек и подливки. Шампанское давно кончилось, и они заканчивали вторую бутылку вина. Паркер стала пить медленнее, зато Оруэлл перехватил инициативу. Он окончательно расслабился. Смотрел сквозь бокал на пляшущий огонь свечи, поворачивая его то одним, то другим боком и восхищаясь четкими отпечатками своих пальцев на стекле. Струйка вина потекла по его подбородку. Он стал вытирать ее салфеткой, и тут его внимание привлек кусочек фазаньего мяса, приставший к салфетке. Он взял его в рот, пожевал и запил вином. Паркер улыбнулась. – Ты еще голоден, Эдди? Оруэлл отрицательно покачал головой. – Нет, просто чертовски нервничаю. – Хочешь чего–нибудь на десерт? – Я сыт, а ты? – Хорошо бы выпить кофе. – Если сможешь найти нашего официанта, – сказал Оруэлл, – думаю, его смена закончилась час назад. В следующий раз, когда мы сюда придем, давай возьмем с собой сигнальный пистолет. – Он взял бутылку и выцедил последние капли вина в бокал Паркер. – Хочешь меня напоить? – По–моему, как раз наоборот, – сказал Оруэлл. Выражение лица Паркер заставило его торопливо добавить: – Шучу, шучу. Он поднял свой бокал, но увидев, что тот пуст, поставил его обратно на стол. Паркер посмотрела на часы. – Это был приятный вечер, Эдди, но у меня был тяжелый день и завтра будет не легче. – Я думал, у тебя завтра выходной, – сказал Оруэлл. – Я сама так думала… – Слушай, мне надо тебе кое–что сказать. Паркер и Оруэлл произнесли эту фразу одновременно, будто хорошо отрепетировали сцену. Они с подозрением взглянули друг на друга. Паркер опомнилась первой. – Давай говори ты, Эдди. – Первое слово даме. – Не глупи! Оруэлл ждал в течение всего ужина момента, чтобы сделать свой ход. И теперь он наконец может его сделать. Его пальцы осторожно скользнули в карман пиджака, нащупали маленькую серебряную коробочку. Стоило нажать кнопку, и крышка бы открылась, явив ограненную поверхность бриллианта стоимостью в тысячу восемьсот пятьдесят долларов. Клубные долги, некоторые другие расходы и, наконец, это кольцо полностью истощили его карточку «Америкэн экспресс». Когда Паркер спросила его: «Все ли в порядке?» – он ответил «да», но это не было правдой. Правда была в том, что он собирался сделать ей предложение, едва только по бокалам было разлито шампанское, но чертов официант все время крутился неподалеку. Потом помешала еда: трудно говорить с набитым ртом. Он и сам не понимал, почему так долго и много ел. И вот теперь ужин окончен. Они собрались уходить. Он все провалил. Не смог набраться мужества попросить руки единственной женщины, которую действительно любил. Подавленный, он с силой закрыл коробочку, лежащую в кармане, и, при этом прищемив палец, негромко вскрикнул не столько от боли, сколько от неожиданности. – Что случилось? – спросила она. В этот момент к ним с озабоченным видом спешил официант. Оруэлл свирепо посмотрел на него и с вызовом бросил на стол будто перчатку свою кредитную карточку. На улице было свежо и приятно, особенно после тяжелой атмосферы ресторана. С океана дул прохладный бриз, слышался шорох перебираемых ветром листьев. Высоко над ними в ночном небе мерцали настоящие живые звезды. Оруэлл вдохнул полной грудью и медленно выдохнул. Они с Паркер медленно шли через открытую лужайку к ее машине. – Много кораблей вышло сегодня в море, – сказал Оруэлл и небрежно, по–хозяйски обвел рукой темные океанские воды с множеством сверкающих огней. – Это все фрахтовщики, – сказала Паркер. После паузы Оруэлл предложил: – Давай–ка их сосчитаем. – Зачем? – Не знаю, просто так. Неожиданно в его глазах все начало двоиться. Полбутылки шампанского и большая часть двух бутылок вина еще не совсем лишили его способности думать. – Один, – начал считать он, прищурив левый глаз, – два, три… Все вокруг него, казалось, дрожало и прыгало, горизонт наклонялся, и даже положение кораблей менялось. Где–то справа стояло буксирное судно, и монотонный шум его мощных двигателей вызывал у него убийственную головную боль. Когда они почти подошли к автомобилю, Паркер сказала: – Ты уже кончил считать? – Почти, – ответил Оруэлл и осторожно спросил: – А ты? Сколько у тебя получилось? – Одиннадцать, – сказала Паркер. – У меня тоже. Теперь они вплотную подошли к автомобилю. Паркер полезла в сумочку за ключами и со звоном уронила их на асфальт. Оруэлл встал на колени и, подняв ключи, неожиданно потерял равновесие. С трудом поднявшись, он передал ей ключи. Слева, почти вплотную к «фольксвагену» был небрежно припаркован «корвет». Оруэлл с трудом приоткрыл дверь автомобиля настолько, чтобы можно было войти в него. Паркер вставила ключ зажигания. Ее черная юбка неожиданно приподнялась, обнажив стройные ноги. Оруэлл решил сделать вид, что ничего не заметил. Он предпочел думать о том, как они вернутся в его квартиру и все обсудят за стаканчиком спиртного. Он зажжет светильники, разольет по стаканам крепкий бренди, включит музыку… Паркер наконец завела машину и, направив «фольксваген» к повороту, мягко выжала сцепление. Она крутила руль обеими руками, стараясь обойти «корвет». Оруэлл не удержался: он склонился к Паркер и, положив руку на ее бедро, уткнулся носом в шею, пытаясь попасть языком ей в ухо. – Оставь, Эдди, – сказала Паркер, отталкивая его. Послышался громкий лязг металла, ударившегося о металл, и звон разбитого стекла. «Фольксваген» резко остановился и, накренившись в сторону, слегка подпрыгнув на рессорах, замер. – Хорошо проехались, – сказала Паркер. – Просто здорово! – Слушай, – сказал Оруэлл. – Я не виноват. Не я был за рулем. Паркер переключила передачу на первую скорость, нажала на газ. Разбитое стекло захрустело под колесами на мостовой. Она выключила двигатель и, нагнувшись в сторону Оруэлла, открыла отделение для перчаток, где лежал карманный фонарь. Он был размером с ее мизинец, батарейка была довольно слабая, но он работал. Она вышла, чтобы оценить обстановку. Машина, в которую она врезалась, была припаркована с ее стороны. Это был черный фургон «Эконолайн», передний бампер которого выглядел так, будто в него попали мячом от кегельбана. Паркер дернула дверь. Она оказалась не заперта. Открыв дверь, она присела на ближайшее сиденье, направив желтый луч фонарика на рулевую стойку в поисках документов. Стеклянные диски на приборном щитке блеснули, как зеркала. Луч фонарика двинулся дальше. Паркер заметила клубок спутанных проводов и крокодиловые зажимы, свисающие с руля. Увидела мятый пиджак. И среди его темно–зеленых складок различила блестящую полоску металла, похожего на ствол ружья. При ближайшем рассмотрении это оказался пустой алюминиевый футляр от сигары. Слабеющий луч, переместившись вниз, наткнулся на целый ворох бумажных салфеток в темно–красных пятнах. Позади послышался шум. Она обернулась и увидела Оруэлла, выбирающегося из «фолькса». – Оставайся на месте, Эдди. Не подходи ни на шаг! – Почему? – спросил Оруэлл. – Что случилось? Нагнувшись, Паркер направила луч внутрь фургона, заметила страницы развлекательных журналов, затем окостеневшие, скрюченные пальцы окровавленной руки, которые, казалось, зашевелились, пытаясь спрятаться от неровного света фонарика. Увидела разбитую кровать, клочья поролона, торчащие из разорванного матраца, и рядом гладкое белое лицо. Остекленевшие глаза, широко раскрытый рот, который, казалось, еще кричал. Красно–черная рубашка, в которой дыр, казалось, больше, чем в доске для криббиджа. Паркер была настолько потрясена, что начала машинально считать раны. Мимо стремительно пронеслась какая–то машина, в ней звучала громкая музыка. Это внезапное вторжение нормальной жизни заставило Клер задуматься. Она выключила фонарик, выхватила из сумочки «смит–и–вессон», выскочила из фургона, стараясь ничего не трогать, и крикнула: – Хорошо, Эдди, поехали. – Что? – спросил Оруэлл пьяным голосом. Он постепенно трезвел, но все еще был далек от нормального состояния. Паркер схватила его за руку и потащила прочь от места преступления к ярким огням ресторана. Паркер работала в отделе расследования преступлений Ванкувера. Расследование убийств входило в ее обязанности. Таща ничего не понимающего Оруэлла через лужайку, она думала о том, что нужно первым делом позвонить коллеге Джеку Уиллоусу. Но тут же вспомнила, что Уиллоус уехал на рыбалку и приедет в город не раньше чем через два дня…Глава 7
Мэнни переключал воду до тех пор, пока она не стала обжигающе горячей. Он встал под эту жаркую струю и захлопнул стеклянную дверь ванной. Вода барабанила по его черепу, лилась по лицу, заливала глаза. Плечи и спина покраснели. Во рту почему–то возник вкус соли, напомнивший о недавней поездке к океану. Между пляжем и стоянкой, куда он загнал фургон, находилась узкая зеленая зона. Добравшись до нее, Мэнни разделся и, оставшись в плавках, скатал в грязный узел свою дешевую одежду и забросил его на ветки какого–то дерева. Затем по песчаному пляжу он побрел вниз к заливу и вошел в воду. Отойдя от берега футов на пятьдесят, он остановился и огляделся. Небо, как обычно, было Полно звезд. «Тинкер Бэлл» зашел в порт с опозданием. По воде до его ушей доносился чей–то шепот и мягкий смех. Мэнни почувствовал даже запах дыма и сосисок, донесшийся с пляжа. А потом он поплыл, рассчитывая выйти на берег на расстоянии не менее двух сотен ярдов от места, где вошел в воду. Обогнув дамбу Английского залива, он наконец выбрался на сушу. На мужчину в плавках никто не обратил внимания – здесь это была обычная форма одежды. Его полотенце, брюки из рубчатого плиса, кожаные сандалии и летняя рубашка «лакост» лежали там, где он их оставил. Бумажник и автомобильные ключи были зарыты в прибрежном песке. Он их отрыл и, собрав все свое имущество, прошел в большую бетонную раздевалку и оделся. Плавки были еще мокры; выжав и завернув их в полотенце, он вышел в город. Его встретило жужжание мягких резиновых колес по асфальту, звуки далекой музыки. Мэнни видел, как мимо пронеслась на роликовых коньках девушка в купальнике с красными и белыми диагональными полосами. На ее тонкой талии висел портативный приемник. Волосы были скручены в две тугие косы, торчащие на голове как антенны. Девушка напоминала подвижной шест, окрашенный в красно–белый цвет. Мэнни немного понаблюдал за ней в темноте. Убийство всегда возбуждало его похоть. Почему так происходило? Он не мог объяснить. Бетонная лестница вела на улицу. Он ступил на нее. Шлепанье сандалий будто аплодировало каждому его шагу. …Попав домой, Мэнни прошел в ванную. Он отрегулировал температуру воды, растер бледно–зеленую полоску шампуня по черепу, смыл, еще раз растер, выдавил и снова смыл. Достал специальную щеточку, чтобы вычистить из–под ногтей черные полукружья засохшей крови. Убедившись, что со следами недавнего путешествия покончено, Мэнни выключил душ. Открыл матовую стеклянную дверь, надел китайский шелковый халат с золотистыми драконами. Вытер лицо и подсушил феном редкие волосы. Когда волосы высохли, он подошел к зеркалу. В его бледно–голубых глазах не было ни тени вины. Улыбка дружелюбная и непринужденная, как всегда. Удовлетворенный своим внешним видом, он пошел на кухню и достал из холодильника «Молсон Лайт». Он пил пиво прямо из банки, стоя перед открытым холодильником, расставив для устойчивости ноги и закинув назад голову. Хильда должна была услышать его или хотя бы заметить свет на кухне. Так, в общем–то, и случилось. Она примчалась, как только вошла с заднего двора. Мэнни сделал еще глоток пива, подошел к раковине и с шумом открыл жестяную банку эрзац–тунца. Размешал вилкой содержимое в кошачьей миске и поставил миску на пол. Хильда замурлыкала, едва подойдя к еде. Он пил пиво и наблюдал, как кошка ест. Это было забавно, но запах искусственной ярко–розовой пищи возбудил его собственный аппетит настолько, что у него в конце концов потекли слюнки. На буфете лежал свежий каравай. В холодильнике Мэнни нашел кусок чеддера, майонез, замороженный салат–латук, пачку несоленого масла, душистые пикули, плавающие в банке с мутной жидкостью. Действуя быстро и умело, он сделал себе двойной сандвич в четыре дюйма толщиной. И уже открыл было рот, чтобы откусить первый лакомый кусок, как зазвонил телефон. Он ждал и боялся этого звонка. Подойдя к телефону, он собрался поднять трубку, но вовремя остановился. Он считал себя самостоятельным человеком, а раз так – спешить не следует. Он помедлил, откусил большой кусок сандвича, запил его пивом и вынул вторую пивную банку из холодильника. Только когда звонок раздался в девятый раз, он снял трубку и сказал: «Слушаю». – Что–то ты сегодня припозднился… Считаешь, есть повод для праздника? Голос был грубым и жестким, с явным южнокалифорнийским акцентом. Мэнни снова почувствовал, как катят волны, обрушиваясь на пляж, и услышал, как скрежещут береговые камни. Он плотнее прижал трубку к уху и ничего не ответил. Когда Феликс Ньютон говорил, все обычно только слушали. Исключений не делалось даже для буйных и тронутых, вроде Мэнни. Либо ты слушал и выполнял, либо исчезал из поля зрения босса без каких–либо объяснений. – Ты слушаешь меня? – спросил Феликс. – Это был уик–энд, вот и все. – У тебя кто–то есть? – Только Хильда. – И что же случилось? Ты купил ей мышь и вы втроем пляшете? – Да, – сказал Мэнни, – примерно так. – Или, может быть, вы вдвоем с треском открываете блок из шести банок и смотрите телевизор? – Нет, с тех пор как Барни Миллер ушел в отставку. – Ты хочешь сказать, что пропустил сегодняшние вечерние новости? – И что это за новости? – Кто–то прирезал мальчишку и бросил тело в парке. – В каком? – В парке Стенли. – Прекрасный парк, – сказал Мэнни. – Если мне суждено нечто похожее, я бы хотел, чтобы меня бросили именно там. Затем последовала долгая пауза. Наконец Феликс сказал: – Я постараюсь запомнить это, Мэнни. – Да, да. Не забудь, Феликс. Феликс Ньютон засмеялся, издав звук, похожий на рокот лавины угля, скатывающейся по длинному крутому скату вниз. – Ты забавный малый, Мэнни. Но не думаешь ли ты, что мы должны видеть несколько больше и смотреть дальше других? – Верные слова. – Может, на этой неделе ты сможешь уделить, мне несколько часов своего времени? – Да, конечно. – В общем, как–нибудь втисни меня в список твоих дел. – Вы в городе? – Мы сможем встретиться хотя бы во время позднего завтрака, хорошо? – Прекрасно. – Я пришлю к тебе Юниора в его новой машине, не возражаешь? – Если это не слишком хлопотно. – Оденься для белого вина, – ты знаешь, что я имею в виду? – Что? – спросил Мэнни, нахмурясь. Вместо ответа Феликс Ньютон повесил трубку. Одни мужчины едят сырых устриц, другие употребляют истолченные лосиные рога или пополняют жизненную энергию еще каким–то известным им способом. Самые сладострастные, долгое время работавшие с Мэнни, были особенно опасны, но не для него самого. Лишь один Феликс Ньютон приводил его в содрогание. Долгая многозначительная зловещая пауза, последовавшая после замечания о том, что и ему, Мэнни, хотелось бы быть брошенным в парке, тоже не из приятных. Ходили упорные слухи, что какой–то малый, который особенно досаждал последнее время Феликсу, был перемолот, словно… Мэнни прикончил вторую банку пива и большую часть третьей, после чего достал из бумажника кредитную карточку «Виза» и набрал номер деловой части города. На звонок ответила женщина с утрированным французским акцентом. Мэнни сообщил ей номер карточки и срок ее действия. Пока он говорил, откуда–то издали доносился негромкий стук компьютерной клавиатуры. Женщина осведомилась, живет ли он по–прежнему по указанному в карточке адресу. Он ответил дословно: «А почему бы и нет, если друг прекрасно ужился с соседями и заимел наконец «стелющийся газон». Это была завуалированная просьба о запрещенном развлечении. Действительно, ему хотелось сегодня чего–нибудь особенного. Например, японку. Предпочтительно старше двадцати лет. И хорошо бы, чтоб она недавно прибыла в страну и не знала ни слова по–английски. Естественно, девушка должна быть покорной, страстной и проявлять интерес к западному образу жизни… Есть проблемы? Проблем не было, подтвердила женщина в телефонную трубку. Персональный файл Мэнни высветился на янтарном экране компьютера через несколько секунд после того, как он начал считывать номер своей кредитной карточки. Он славился не только щедрыми чаевыми. Он был еще и мягким, пушистым котом в мешке, лишенным воображения и приятным. Не случайно все девицы благоволили к нему.Глава 8
Внутренняя сторона грузового отсека вертолета Сикорского С–76 была из некрашеного металла. Изогнутые стены и низкие потолки тоже были металлическими, как и тонкая, тускло светящаяся обшивка двери. Даже перфорированное одноместное сиденье, на котором устроился Джек Уиллоус, было металлическим. Он пристегнулся к выступающему шпангоуту, когда вертолет опустился, и склон горы то надвигался на них, то удалялся. Джек сидел сзади немного левее пилота, прислонившись спиной к заклепанной переборке. Место Росситера было рядом с пилотом. Второй полицейский по имени Дики сидел прямо напротив Уиллоуса. Они находились так близко друг к другу, что их колени соприкасались. Все молчали. Было слишком шумно от валов турбины Эллисона, основного и хвостового роторов и разного хлама, прыгавшего в конце грузового отсека. Чего там только не валялось! И куски железа, и множество разного инструмента, разной формы и непонятного назначения, множество стальных болтов и даже электродвигатель, снятый со сломанной машины. Здесь стояла окрашенная в красный цвет пятигаллоновая канистра бензина и большая цепная пила «Хускварна», которую Дики выпросил у молодого полицейского из управления. Все это лязгало, гремело, звенело, не давая возможности произнести и слова. Но хоть все молчали, Уиллоусу тем не менее показалось, что между Дики и Росситером пробежала черная кошка. Пилот предложил инспектору посмотреть вниз. Уиллоус повернулся, насколько позволял привязной ремень, к окну и через грязный плексиглас увидел серебряную ленту реки и голубой прямоугольник своей палатки. Туча накрыла один край луга, как раз тот, где Уиллоус видел дятла. Жалобный визг двигателей усилился. Они облетали луг по широкому овалу. Уиллоус почувствовал тошноту, едва они потеряли высоту: море и голубое небо, скалы, травы и белая пена прибоя – все смешалось в его глазах. Пилот вел машину осторожно, на совсем небольшой высоте. Уиллоус видел, как меч–папоротники на отвесной скале беспокойно качнулись под ними, будто пытаясь убежать от ветра и шума. Машина явно пошла на снижение. Последовал один небольшой удар, за ним другой – сильнее, и они наконец приземлились. Палатку Уиллоуса надуло, как воздушный шар, маргаритки полегли от возникшего ветра, словно склоняясь перед силой. Пепел от потухшего костра тоже разлетелся в разные стороны. Уиллоус зажмурился. Пронзительный жалобный визг в его ушах постепенно куда–то из них уходил. Он огляделся вокруг, и ему на какое–то мгновение показалось, что все это он видит впервые. Росситер отстегнул ремень безопасности, выпрыгнул из вертолета и пошел по лугу к заводи. Дики сунул запальную свечу в задний карман джинсов, поднял канистру бензина и пилу. Он был ростом, возможно, всего на дюйм ниже шести футов, но почему–то казался меньше. У него были аккуратная стрижка, близко посаженные глаза и большой нос с широкими ноздрями. Он был блондином, но его щетинистые топорщившиеся усы имели рыжеватый оттенок. Не очень стройный, но достаточно сильный, он, согнувшись в дверном проеме, повернулся к Уиллоусу и сказал: – Возьмите носилки. – И вышел через парашютный люк, будто они все еще были на высоте тысячи футов. Усмехаясь, Уиллоус сложил раскладные носилки и последовал за Дики. Росситер остановился на низкой отмели, заросшей кустарником, который доставил Уиллоусу в свое время так много хлопот, не обращая внимания на подошедших Уиллоуса и Дики. Пристально глядя на воду, он отломил небольшую веточку и начал сдирать с нее кору. Уиллоус посмотрел на пляж, туда, где накануне было множество небольших луж, до краев наполненных водой. Ему показалось, что и тут все изменилось. Возможно, яркий дневной свет и присутствие других людей сделали и луг и речку намного меньше, чем они показались ему накануне. Он видел, как ловко Дики отвинтил запальную свечу от пилы, критическим взглядом проверил зазор, прошелся ногтем большого пальца по искровому наконечнику, затем, ввернув свечу на место, укрепил ее быстрым поворотом ключа. Он проверил также уровень масла и только после этого вытер руки о джинсы. Уиллоус понял, что он принадлежит к людям, любящим заниматься ремонтом. Эта, казалось бы, привлекательная черта должна была сделать Дики более симпатичным Уиллоусу, но этого почему–то не произошло. Дики отрегулировал дроссель и дернул шнур стартера. Двигатель моментально завелся. Он поддал газу и выключил его. – Кто–то должен пойти вверх по течению, перейти на другую сторону и освободить тело, – сказал Дики. – Вы собираетесь сами пойти туда? – спросил Росситер. – Да, конечно, – Но если вы считаете, что лучше пойти мне, я готов. – Нет, – сказал Дики, – я пойду сам. Росситер улыбнулся. – Уверен: вы обязательно найдете все, что ищете! Дики поднялся, держа в руке ключ, и, сунув его в задний карман, взял пилу. – Как далеко до поворота? – спросил он Уиллоуса. Уиллоус, показав на валун в форме яйца, ответил: – С другой стороны той скалы. Дики кивнул и, повернувшись спиной к Уиллоусу и Росситеру, побрел вдоль берега, через кустарник. Росситер, задумчиво вертя в руках веточку, спросил: – Вы, вероятно, удивляетесь, почему мы так «хорошо» сработались? Уиллоус пожал плечами. – Во вторник ночью, – продолжал Росситер, – это было на прошлой неделе, мы схватили местного парнишку. Он вломился на склад скобяных изделий и отключил сигнализацию. Мы гнались за ним, но он забежал в переулок и пытался удрать от нас через забор. Мы крикнули, чтобы он остановился, но он продолжал карабкаться на забор. Когда он оказался наверху, Дики выстрелил ему в бедро. Росситер взглянул на очищенный конец веточки, выплюнув кусочки коры, снова заговорил: – Понимаете, мы оба хорошо знали, кто этот мальчишка, и должны были просто подождать, пока он перемахнет через забор, а потом поехать в дом его родителей и там взять его. – А Дики, что же, не мог подождать? – Он из тех, которые всегда торопятся. Понимаете, что я имею в виду? – Росситер зло посмотрел в сторону удалявшегося Дики и добавил: – Пожалуй, я перейду вброд заводь и поймаю тело, когда оно поплывет вниз по течению. Хотите помочь мне? – Послушать вас, все так просто покажется… – Что ж, будем считать, что так оно и есть. – Я вернусь через несколько минут, – сказал Уиллоус, – позовите меня, если понадобится помощь. И он пошел обратно мимо вертолета, подошел к палатке, свернул ее, поискал и нашел измазанный соевым маслом кофейный котелок. Собрав все вещи, отнес их в вертолет. Пилот сидел в тени машины, прислонившись спиной к стойке. Между его вытянутыми ногами лежали две пустые банки кока–колы, третья стояла у него на коленях. Когда на край банки, из которой он пил, села муха, он не сделал даже попытки отогнать ее. Уиллоус расшнуровал ботинки, надел сапоги, вернулся к реке и нашел Росситера. Он сидел на корточках у края воды в жокейских шортах. Дики ухитрился занять место на дальней стороне заводи неподалеку от водопада. Уиллоус видел, как он опустил пилу на землю, наклонился над ней и тут же резко выпрямился. В небо поднялось облачко густого синего дыма. Секундой позже Уиллоус услышал неприятный скрежет мотора… Уиллоус вошел в реку. Росситер, следовавший за ним, выругался, почувствовав первое прикосновение ледяной воды. Дики в это время опустил конец пилы в воду. Пенящийся белый столб воды накрыл его, залив грудь и лицо. Он отпрянул, а затем снова наклонился вперед. Мимо Уиллоуса поплыли опилки и небольшие кусочки желтого, свежесрезанного дерева. Дики еще сильнее надавил на пилу. Уиллоус видел, как он опрокинулся, а затем исчез под кипящей водой. – Боже мой! – воскликнул Росситер. Белая голова Дики то появлялась на поверхности воды, то погружалась в нее снова. Прошла целая минута, прежде чем он вынырнул снова, только на двадцать футов ниже по течению. Его рот был широко открыт, глаза вытаращены. Лицо в багровых пятнах. Он плыл кашляя и отплевываясь. Когда Дики подплыл ближе, Уиллоус увидел, что труп девушки он тянет за собой. Дики барахтался, пытаясь держать голову на поверхности. Он побледнел и покрылся гусиной кожей. Взгляд его выражал отчаяние. Уиллоус, стоявший по пояс в воде, схватил его за грудь и очень удивился, увидев, что Дики так и не выпустил из руки пилы. Он начал медленно вытаскивать товарища из воды. Стальное лезвие пилы громко стучало по камням. Зубы Дики стучали не менее громко, он дрожал. – Вы в порядке? – спросил наконец Уиллоус, наклоняясь к нему. Дики, казалось, не слышал вопроса. Он смотрел в сторону Росситера. Уиллоус, выйдя из воды, развернул складные носилки. Росситер в это время занялся телом девушки. Оно было закоченевшим, неуклюжим и холодным, как кусок льда. Наконец он схватил ее под мышки, пытаясь оттащить подальше от воды. Ее пятки оставляли параллельные бороздки на песке. – Помогите положить ее на носилки, – обратился Росситер к Уиллоусу, понимая, что на Дики рассчитывать нечего. Уиллоус схватил девушку за лодыжки. Ее тело оказалось тяжелее, чем он ожидал. Вместе с Росситером они опустили его на носилки. Высоко, на уровне предплечья у девушки была татуировка: грязновато–голубое пятно. – Что за черт! – сказал Росситер. Уиллоус встал на колени, чтобы закрыть глаза утопленнице и разглядеть наконец это таинственное пятно, расползшееся на распухшей коже. – Смурф, – сказал он. – Что? – Смурф. Такое маленькое существо, герой мультиков. Вы что же, не смотрите телевизор по утрам в воскресенье? – Нет, предпочитаю поспать. Уиллоус разглядывал девушку. Она была очень хорошенькой. Смутившись, он отвернулся. Коротко остриженные волосы Дики словно прилипли к голове. Он поигрывал усами. Вода капала с его рубашки и голубых джинсов. Он наклонился и ударил ребром руки по пиле. – Надо разобрать это отъявленное дерьмо до каркаса, – сказал он, – вымыть все детали в бензине, протереть промасленной тряпкой, заменить прокладку и обмотку. – Жизнь чертовски трудна, – философски заметил Росситер, надевая брюки, – но смерть неизмеримо хуже. Дики проигнорировал эти слова. Он поковырял носком ботинка гальку и протянул дрожащую руку в сторону утопленницы. – Это Наоми Листер, – сказал он. – У ее отца бензоколонка «Шеврон», та, что находится внизу, на шоссе. А она покинула город менее года назад, уехала в Ванкувер. – Не думаю, чтобы я ее когда–нибудь видел, – ответил Росситер. Уиллоус бросил на Росситера вопросительный взгляд. – Я здесь всего шесть месяцев, – объяснил Росситер и спросил Дики: – Чем девушка занималась в городе? – Откуда я знаю? – ответил Дики. Он неуверенно поднялся на ноги, сделал несколько шагов в сторону, и его стошнило. Уиллоус пристально посмотрел на реку, на белую пенистую воду и огромную черную глыбу яйцеобразного валуна, а потом перевел взгляд на Росситера. Росситер кивнул ему. Оба подумали, что девушка, вероятно, разделась, собираясь купаться. Значит, одежда должна была находиться где–то поблизости. – Мы с Джеком хотим немного прогуляться, – сказал Росситер Дики. Дики издал какой–то не очень одобрительный звук. В полумиле вверх по течению реки друзья наткнулись на заросшую просеку и старый разрушенный мост, сложенный из кедровых бревен. Заброшенная дорога была пошире, чем пространство между двумя колеями, оставившими след в траве. Видны были остатки ступенек и кем–то разрыхленная земля. Уиллоус нашел на земле следы нефти и несколько небольших шариков твердой смазки. Аккуратно сложенная одежда Наоми лежала у моста. Сначала Уиллоус заметил ярко–оранжевую футболку, затем белые шорты и белые носки, лежащие поверх кроссовок. Росситер взял в руки одежду. Белые трусики, расшитые маленькими красными земляничками, легко упали на траву. Росситер поднял их и, обыскав карманы белых шорт, нашел три двадцатидолларовые банкноты, лежащие в автомобильных правах, и небольшую черно–белую фотографию. На фотографии был изображен мальчик лет тринадцати – четырнадцати. Его глаза были тускло–серыми, зато зубы – большие и белые – резко выделялись. Росситер указательным пальцем сбросил пластиковую обертку с автомобильных прав. – Дики был прав, – сказал он, – это действительно Наоми Листер. Росситер протянул права Уиллоусу. Сомнений не было! Это та самая девушка, которую он нашел в реке. Права были выданы ей двумя месяцами раньше, в день ее шестнадцатилетия. Получив их, она имела право водить автомобиль с автоматической передачей при одном условии – наличии корректирующих линз. – Вы заметили, что она носила обручальное кольцо? – спросил Росситер. – Да, я видел его. – Как думаете, что случилось с ней тут? Преступление на почве страсти или что–то иное? – Могу предположить, что она и некто, кто привез ее сюда, пошли купаться. Она ударилась головой о булыжник, а он, перепугавшись, уехал, но возможно, что отправился по каким–то делам неподалеку, не предполагая, что она попала в беду. – Если она была с женихом и смерть была случайной, он не мог не сообщить об ее исчезновении. Уиллоус показал на небольшую черно–белую фотографию. – Хорошо бы узнать, кто этот парень… – Мне кажется, он снимался в одной из автоматических фотографий. – Возможно, ее родители смогут помочь нам. – Вы хотели бы в этом участвовать? – Не очень, – сказал Уиллоус, возвращая права Росситеру. Росситер положил права, деньги и фотографию в карман рубашки. – Нам пора вернуться, – сказал он. – Тем более что мы и так задержали пилота, а он получает почасовую плату.Глава 9
В Ванкуверском международном аэропорту Юниор купил дешевое виски. Самолет был почти пуст. Юниор сел на место, находившееся над самым крылом, с которого нельзя было видеть землю. Самолет сел в Лос–Анджелесе в час ночи. Юниору потребовалось более двух часов, чтобы попасть к особняку Феликса. А к тому времени, когда он добрался до постели, было почти четыре часа. Но ровно в пять Феликс и Миша вытащили его из нее, торопясь успеть на самый последний челночный рейс, который, как потом выяснилось, отменили. Узнав об этом, Юниор что–то пробормотал насчет возвращения в постель, но Феликс не позволил этого. Они втроем прободрствовали всю ночь, покуривая и попивая. У Феликса к утру открылось второе дыхание, и он захотел легко позавтракать на берегу. Миша пошла на кухню приготовить еду. Феликс «пробежался» по переключателю каналов, чтобы посмотреть, что показывают, а затем с помощью дистанционного управления выключил телевизор. Юниор развалился на диване, полузакрыв глаза. Феликс подошел, сел рядом с ним и потрепал его по коленке. – Хорошо, что ты вернулся, малыш. Юниор зевнул. – Это была долгая ночь, да? – Да. – Попозже, когда немного отдохнешь, ты должен будешь рассказать, как все прошло. Договорились? – Отлично, – сказал Юниор и закрыл глаза. Феликс сидел на краешке дивана, ласково глядя на Юниора, до тех пор, пока в комнату не вернулась Миша. Она несла плетеную корзину, неуклюже держа ее обеими руками. Пошатываясь, прошла через комнату и уронила корзину на колени Юниора. Тот недовольно заворчал. Даже на вид корзина казалась нелегкой, а на самом деле оказалась еще тяжелее. Позавтракав, они вышли из дому, пересекли двор, прошли мимо шестидесятифутового бассейна и спустились по лужайке вниз, к океану. Несколько узких деревянных ступеней и толстые деревянные перила на обветшалых столбах помогли им перебраться через зыбучие пески. Феликс завернул на кухню и, не глядя, взял из холодильника пару бутылок пива «Кирин», которое они пили не переставая, пока, спотыкаясь, брели вдоль берега по воде в сторону Сан–Диего. Веселясь как дети, они пытались увернуться от свиста, грохота и пены накатывающего на берег прибоя. Юниор не сводил глаз с маленьких, резко очерченных грудей Миши, подпрыгивающих под тонкой майкой. Неожиданно Феликс споткнулся и плюхнулся на берег, и его старое морщинистое лицо мгновенно превратилось в маску, покрытую белым морским песком. Юниор тут же плеснул на негоокеанской воды, которой наполнил шляпу. А Миша шутя вылила оставшееся в бутылке пиво на них обоих. Феликс в ответ хохотал, пытаясь шлепнуть Мишу по заднице, но, не догнав ее, снова упал в песок. Но тут же отряхнулся и, обняв девушку, пошагал вперед. Сгорбившись, Юниор брел за ними. Казалось, Миша наполнила корзину свинцом. Кроме того, его кольт «магнум» с нарезным прочищенным девятидюймовым стволом терся о бедро, раздражая кожу и заставляя передвигаться, загребая ногами песок, словно краб. Чувствуя, что со стороны выглядит смешно, в надежде увидеть хотя бы облачко, Феликс то и дело косился на оранжевый солнечный шар солнца, балансировавший на краю горизонта. Хотя он и вырос в Южной Калифорнии, никогда не мог приспособиться к ее климату. Интересно, подумал он, какая погода сейчас в Ванкувере? Неужели идет дождь? Пройдя немного вперед, Феликс решил отдохнуть. Когда Юниор догнал его, он сказал: «Это самое хорошее место, которое только может быть. Да и пора поесть». Миша сняла с корзины украшенное бахромой клетчатое покрывало, а Юниор помог расстелить его на песке. В корзине оказалась дюжина высоких коричневых бутылок пива «Кирин», жареный цыпленок, хлеб из непросеянной муки в форме подковы из европейской пекарни в Лагуна–Бич, толстая хрустальная чаша, полная вишневого цвета томатов, длинный английский огурец и полновесные серебряные приборы на шестерых, хранившиеся в шкатулке из красного дерева. Неудивительно, что спина Юниора ныла от тяжести. Он сел рядом с Феликсом, отвернувшись от океана, и, сбросив туфли, шумно зевнул. Миша разделила цыпленка на три части, разрезала на аккуратные ломтики булку. Феликс открыл три бутылки пива. Он и Миша начали есть, при этом Феликс чавкал и пыхтел как свинья. Юниор не был голоден, но съел три холодных ростбифа, потом начал демонстрировать, как тонко он может нарезать огурец. Нож был острый, но и рука достаточно тверда. Кружочки, тонкие, как папиросная бумага, и прозрачные, как стекло, падали один за другим на тарелку. Миша и Феликс увлеченно наблюдали за ним. И вдруг, на секунду отвлекшись, он порезал большой палец. Выступила кровь. Юниор начал сосать рану. Когда кровотечение наконец остановилось, он увидел, что Миша заснула, приоткрыв рот, а Феликс невидяще, пристально, как загипнотизированный, смотрит на океан. Юниор хлебнул пива, наблюдая, как грудь спящей Миши то поднималась, то опускалась. – Не правда ли, мила? – спросил Феликс. Юниор кивнул. – Как порез? – Просто царапина. – Давай посмотрим. Юниор покорно протянул руку. Феликс схватил большой палец и сжал его. Появился один ярко–красный шарик. Феликс глубокомысленно кивнул и отпустил руку. – У меня кровь быстро сворачивается, – гордо сказал Юниор. Феликс, с крылышком цыпленка в руках, кивнул в сторону Миши. – Ее дедушка и бабушка погибли от атомной бомбы, – сказал он. – Что ты сказал? – Я говорю: ее дедушка и бабушка погибли. Вторая мировая война. Атомная бомба. – И потому вы теперь не даете покоя оставшимся в живых? – усмехнулся Юниор. Феликс, словно не слыша, продолжал: – Нагасаки и Хиросима. Бум! Пум! Мы испарили их, Юниор. Ничего не осталось, кроме теней на стенах. – Я к этому не причастен. Меня тогда еще на свете не было. – Я прекрасно знаю, сколько тебе лет, – сказал Феликс. – Знаю и сколько мне… Он опустил пальцы в песок. Песок оказался прохладным, пальцам стало приятно, и он зарыл их поглубже. – Расскажи, что случилось вчера вечером, – попросил он. Юниор пожал плечами. – Ничего особенного. Он взял фургон, о котором я ему говорил, забрал мальчишку и отвез его на стоянку, что у жилого дома. Раскрошил его и бросил вместе с фургоном в парке. – В каком парке? – В парке Стенли. Знаешь, второй пляж? Феликс утвердительно кивнул. – Что было после этого? – Он побил меня. – Ты видел, как произошло убийство? – Нет. Ты ж не велел подходить слишком близко. – Разве? – Прежде чем забрать мальчишку, он остановился у бакалейной лавки и что–то купил. – Что? – Не знаю. Возможно, туалетную бумагу. – Ты не очень высокого мнения о Мэнни? – Нет. Совсем нет. Если тебе необходим кто–то, кто мог бы принести газеты из почтового ящика, он подходит… Феликс прикончил пиво и отбросил пустую бутылку. Она пронеслась по песку, закрутилась и наконец остановилась в пятидесяти футах от воды. – Ты можешь попасть отсюда в цель? – С легкостью, – сказал Юниор. Феликс снял широкополую шляпу и энергично почесал коричневые пятна на лбу, в том месте, где должны были быть волосы. – Выходит, один убит, а двое ушли. Я все же думаю дать Мэнни работу, а затем ликвидировать его. – Меня это устраивает. – Все это время ты будешь следить за ним. Если же он начнет выходить за рамки, дернешь запал. – Благодарю, – сказал Юниор. – В том случае, конечно, – добавил Феликс с деланной улыбкой, – если уверен, что сможешь взять парня сам. Юниор второпях рванул рубашку, чтобы достать кольт. Немного замешкавшись из–за длинного ствола, он взвел курок, нажал на спусковой крючок. «Магнум» выстрелил, как пушка, и фонтан песка поднялся правее бутылки. – Черт! – воскликнул Юниор и взвел курок для второго выстрела. Миша вскрикнула и вскочила, оказавшись справа от линии огня. – Вставай и продолжай сиять! – сказал Феликс весело.Глава 10
Пилот держал двигатель работающим и под нагрузкой. Уиллоус толкнул скользящую дверь, открыл ее и быстро спрыгнул, сразу попав в вихрь пыли, смешанной с липкими камешками. Над ним, рассекая воздух, вращались и грохотали лопасти. И Уиллоус невольно согнулся, когда бежал к своему «олдсмобилу». Он был на полпути к машине, когда вертолет взлетел, оставляя позади глухой шум. Приятно было вернуться на землю. Резкий спуск неожиданно вызвал у него клаустрофобию, хотя в ушах его все еще раздавался плеск речной воды, под носилками, которые покачивались, отчего труп казался дрожащим, будто девушка была живой, трепещущей от страха… Уиллоус открыл багажник. Его служебный револьвер лежал в том же месте, где он его оставил, – под запасной шиной. Он был завернут в чистую, белую ткань. Убрав снасти в багажник, Уиллоус закрыл его, сел в автомобиль и включил двигатель. Ветровое стекло, как и весь автомобиль, было покрыто толстым слоем пыли. Он включил щетки, и они очистили стекло настолько, что стало возможно вести машину. Дорога была пустынной. Он развернулся, нажал на газ, переключившись на вторую передачу. Пыль разлеталась с крашеного металлического капота. Машина набирала скорость. Когда ветер сдул часть пыли с автомобиля, Уиллоус опустил боковое стекло и потянулся через сиденье, чтобы открыть и второе окно. Впереди, освещенная солнцем, блестела дорога. Знакомый сторож бросил взгляд на Уиллоуса, когда он проезжал мимо, и его усталое лицо выразило удивление. Уиллоус на ходу посигналил ему. После того как он воспользовался телефоном охраны, чтобы вызвать ККП, у сторожа было, помнится, множество вопросов. Уиллоус и тогда неохотно отвечал на них, а теперь и подавно не имел намерения даже слушать. За полчаса он добрался до Сквемиша. Свернул с шоссе и подъехал к станции «Шеврон», которая, как сказал Дики, принадлежала и обслуживалась отцом Наоми Листер. Офис был хорошо освещен, но колонки были темные, а станция заперта. Порывистый ветер, дувший с юга, был несильным, но вполне достаточным, чтобы разогнать резкий запах, доносившийся от окружающих город фабрик. Местные жители, возможно, привыкли к нему, даже перестали замечать, как перестали замечать и многие другие неприятные вещи. Сквемиш был небольшим городком, сохранившим приметы старины, и по–видимому, не собирался меняться. Уиллоус повернул налево, проехал полквартала и припарковался у местного отделения полиции – опрятного одноэтажного лимонного цвета кирпичного строения, которое было окружено кустами белых, голубых и розовых гортензий. Росситер и Дики уже ждали его на улице, прохаживаясь около голубого с белым патрульного «крайслера», с красными и синими мигалками. «Крайслер» удивительно органично вписывался в окружающий пейзаж. Уиллоус опустил стекла и запер автомобиль. Росситер тотчас шагнул ему навстречу и широко улыбнулся. – Приветствую вас в нашем прекрасном городе, – сказал он. Уиллоус кивнул. Дики распахнул заднюю дверцу «крайслера». Уиллоус сел в автомобиль. Дики захлопнул дверную защелку резче, чем было необходимо. В автомобиле слегка пахло блевотиной, мочой, пивом и резко – промышленными очистителями. Дики сидел за рулем, Росситер – на месте пассажира. Оба были в форме. Дики переложил пистолет в карман рубашки. С места, где сидел Уиллоус, была хорошо видна выступившая от раздражения красная сыпь под его коротко остриженными волосами. Подняв глаза, Уиллоус увидел, что Дики наблюдает за ним в широкое зеркало заднего обзора. – Мне хотелось порасспросить вас кое о чем, – сказал Дики. – И прежде всего – какого черта вы здесь делаете? – Он же специально приглашенный детектив, – сказал Росситер. – Ради Бога, сколько раз можно тебе повторять это? Уиллоус увидел, как кожа на шее Дики побагровела. – Это же он нашел тело девушки, – сказал Росситер. – И если бы ты был ее отцом, разве тебе не захотелось поговорить с человеком, обнаружившим труп дочери? – Только не вмешивайтесь, пожалуйста, – сказал резко Дики, по–прежнему глядя в зеркало. – Во что? – спросил Росситер. – Разговор ведь идет не о криминальном расследовании, а об обыкновенных человеческих чувствах. – Мы все равно не узнаем, что случилось с девушкой, пока не проведем вскрытие, – сказал Дики, – не будем забывать об этом, хорошо? Росситер полуобернулся к Уиллоусу. – Вы должны понять, – сказал он, – что живем мы в сравнительно тихом месте, где главное дело полицейского – поймать какого–нибудь пьяного лесоруба, который пытался проехать на своем пикапе через ельник. А тут мой друг вдруг почувствовал, что бывают дела посерьезнее, на которых можно даже прославиться. К тому же он голоден. – Сволочь! – сказал Дики. Росситер усмехнулся. – Я восхищаюсь человеком, который может не только понять, но и оценить собеседника, использовав минимум слов. – Да замолчишь ли ты наконец, черт возьми! – прорычал Дики. Дом Листера находился неподалеку, но поездка к нему показалась Уиллоусу нестерпимо долгой. Он устал. Прошло ведь более двадцати четырех часов с тех пор, как он не ел ничего горячего. И мечтал о душе. Это совсем нелегко – присутствовать при словесном поединке двух полицейских, готовых живьем проглотить друг друга. Единственная надежда, что у Листера он не задержится, после чего сможет вернуться в город к собственным проблемам. Полутораэтажный деревянный и достаточно обветшалый фасад дома Листера был частично отделен от улицы тремя искривленными яблоневыми деревьями с ветвями, сгибающимися под тяжестью переспелых плодов. Дики припарковал «крайслер» у обочины грунтовой дороги, вышел из машины и направился к дому. Росситер и Уиллоус шли за ним по бетонной дорожке, петлявшей среди деревьев. Уиллоус заметил, что дом давно нуждается в новой крыше и что окна его грязноваты. Трое мужчин едва успели подняться на верхнюю ступеньку крыльца, когда стеклянная дверь распахнулась и на крыльцо вышел сам Листер. Телефонный звонок застал его за обедом. Он догадывался, что полицейские пришли к нему по поводу дочери, но не знал, что это за повод. Росситер открыл Уиллоусу заднюю дверь. Дики уже отходил от машины. Они обогнули вагон станции «Детсан», на боку которого был краской нарисован знак «Шеврон», и пошли вниз по бетонной дорожке, бестолково петлявшей среди деревьев. Уиллоус заметил, что дом нуждается в новой крыше и что окна были грязные. Дики и Росситер поднялись по ступенькам крыльца, Уиллоус последовал за ними. Уиллоус определил, что Листеру около пятидесяти. Худой, с шапкой всклоченных белых волос, курносым носом, на котором сидели старомодные очки в железной оправе в стиле Нормана Рокуэлла, хозяин дома был одет в клетчатую рубашку коричневых оттенков, чистый белый халат и стоптанные кожаные шлепанцы. Под глазами обвислая морщинистая кожа. Он внимательно посмотрел на Дики, перевел взгляд на Росситера и Уиллоуса и снова на Росситера. – Что случилось? – спросил он. – Что Наоми натворила на этот раз? Росситер прокашлялся. – Она перестала считаться со мной и слушаться с той минуты, как умерла ее мать, – продолжал Листер тонким извиняющимся голосом. Он снова взглянул на Уиллоуса и отвернулся. – Можем ли мы пройти на минуту в дом? – спросил Дики. – Конечно, – ответил Листер. Он сорвал сухой лист с растущей в горшке бегонии и, сжав его, растер между пальцев. Потом тщательно вытер руки о халат, после чего провел гостей в дом. Гостиная, темная и теплая, была набита мебелью. Создавалось такое впечатление, что Листер, задумав заменить старые вещи новыми, вдруг понял, что у него не хватит духу расстаться со старьем. В середине одной из стен был камин, на верхней доске которого стояли вазы с пластиковыми листьями, небольшие керамические фигурки животных. Скорее всего, подумал Уиллоус, это дело рук жены Листера, создавшей своеобразную керамическую композицию. Дики подвинул Листеру стул. – Не хотите ли присесть, Билл? Листер пожал худыми, костлявыми плечами. Его светло–карие глаза остановились на фигуре распятого Христа в три фута высотой, вырезанного из желтого кедра. Широкий лоб, выступающие скулы, большой нос. Уиллоус решил, что автор, возможно, был индейцем из племени хайда. Ибо Христос не томился на кресте, а спокойно, хотя и гневно, смотрел в небо. – В самом деле, я думаю, вам лучше бы присесть, – настаивал Дики. – Хорошо, – согласился наконец Листер и опустился на один из стульев перед камином. – Скажите же наконец, что случилось? – взмолился он. – С ней произошло что–нибудь ужасное? Да?… – Она мертва, – произнес Дики. – Видимо, утонула. Говоря это, он не сводил пристального тяжелого взгляда с Листера, наблюдая за его реакцией. Уиллоус наконец понял, за что Росситер не любил его: этот человек, будучи полицейским, не знал полутонов. – Должен сказать вам, – вдруг произнес Листер, – что ничуть не удивлен. – Почему? – резко спросил Дики. Но Листер, казалось, не слышал его. Он не отрываясь смотрел на керамического кролика, сгорбившегося на каминной доске. Плечи его на глазах сникли. – Мы нашли ее, – сказал Дики, – в одной из маленьких горных речек. Не исключено, что она пошла купаться и, возможно, ударилась головой о камень. Дики ждал ответа, но его не последовало. Он взглянул на Росситера. – Поблизости от места, где мы ее нашли, – добавил Росситер, – были обнаружены отпечатки шин какой–то машины. Как вы думаете, кто мог привезти ее туда? – Не знаю, – ответил Листер еле слышно. Он все еще смотрел на кролика. – Не было ли у нее друга? – спросил Дики. – Любой тип в брюках, – Листер безнадежно махнул рукой, – мог быть одним из ее друзей. – Вы разрешите осмотреть ее комнату? – спросил Уиллоус. – Зачем? – Может, это поможет хоть что–то понять. Листер прошел вперед и, войдя, будто с удивлением оглядел комнату дочери, казалось, не совсем понимая, где находится. Неожиданно он улыбнулся Уиллоусу. – Вы хотели бы меня о чем–то спросить? – догадался Уиллоус. – Что вы делали в горах? – Рыбачил. – И случайно наткнулись на нее, не так ли? – Почти что так. Дики расстегнул нагрудный карман рубашки, вынул несколько маленьких черно–белых фотографий улыбавшегося мальчика со светлыми глазами. – Вы видели этого парня прежде, Билл? Дики подержал фотографию перед самым носом Листера. Листер взглянул на нее и отрицательно покачал головой. – Кто он? – Мы не знаем. А вы уверены, что не встречались с ним? – Уверен. – Когда Наоми жила здесь с вами, не было ли рядом с ней кого–нибудь, кто имел машину? Возможно, джип? – Самые разные ублюдки ездили к ней на всех видах транспорта, от бульдозеров до мотоциклов с колясками. – Понятно, – сказал Листер. Он засунул руки в карманы, но тут же вытащил их, пересек комнату по диагонали и подошел к открытой двери, ведущей в темный коридор. Дики и Росситер последовали за ним. – Я буду на крыльце, – предупредил Уиллоус Росситера, когда тот проходил мимо. Росситер кивнул. Лицо его было мрачным. Уиллоус вышел из дома, сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Позади него миниатюрный гидравлический прибор закрыл с шипением сетчатую дверную перегородку. Подойдя к бегонии, не думая о том, что делает, он машинально оторвал засохшие листья. Через несколько минут Росситер тоже вышел на крыльцо и присоединился к Уиллоусу. – Пора убираться к чертям, – сказал он. – А Дики? – Я оставлю машину в отделении. Это всего в двух кварталах отсюда. Дойдет и пешком. – Вы успели переодеться в машине? – Нет, а что? – Можете принять душ и переодеться у меня. У нас с вами одинаковый размер. А потом вы, я и Кэти можем пойти куда–нибудь перекусить. Возьмем немного пива и приятно проведем время. – Благодарю, но мне хотелось бы вернуться в город. – Когда вы ели в последний раз, Джек? Держу пари, что до того, как нашли девушку. – Вы правы. Уиллоус вдруг представил долгую поездку в темноте и свою пустую квартиру, ожидавшую его. – Что ж, раз вы обещаете приятный обед, едем. – Прекрасно, – сказал Росситер и направился к машине. Косые лучи заходящего солнца удлинили тени фруктовых деревьев. Стремительно наступали сумерки, и Уиллоус остро чувствовал это.Глава 11
Мэнни нажал кнопку обратной перемотки. Видеомагнитофон «Хитачи» гудел и щелкал. Лента перематывалась с правой бобины на левую. Он включил телевизор. Раздался потрескивающий звук, напоминавший шипение сала на сковороде. Он убавил звук. Всю эту музыку он слышал и раньше. Магнитофон снова щелкнул. Лента была полностью перемотана. Мэнни нажал кнопку «пуск». На экране появилось лицо молодой женщины с огромными карими глазами, копной каштановых волос и блестящими красными губами. Мэнни наблюдал за движениями губ, когда она читала гранки какой–то статьи, лежащей перед ней. Камера надвигалась на женщину. Но вот она закончила выступление. Затем на экране возник объемный шарик, покрытый серебром, превратившийся в радиатор фургона «Эконолайн». Камера, медленно двигаясь, демонстрировала светящийся черный бок фургона, который стоял там же, где Мэнни оставил его, только теперь он был огорожен яркой желтой пластиковой лентой и охранялся четырьмя полицейскими. Камера показала и худощавую женщину в фирменных очках со стрижкой «паж», одетую в пеструю серую блузу и темно–серую юбку. С моря дул ветер, и она, держа в одной руке микрофон, другой придерживала юбку. Когда же собралась заговорить, порыв ветра разметал ее волосы. Она отбросила их свободной рукой, при этом ее юбка приподнялась. Женщина смущенно улыбнулась. А Мэнни улыбнулся ей, узнав в женщине знакомую актрису. Камера надвинулась на женщину. Ее рот заполнил экран. Шлеп, шлеп, шлеп. Камера отодвинулась. Инспектор Гомер Бредли стоял слева от женщины. Детектив Оруэлл справа. Шлеп, шлеп, шлеп. Мэнни ударил по кнопке перемотки. Машина загудела, зажужжала и щелкнула. Он снова нажал кнопку «пуск». Камера снова надвигалась на фургон. Под мощными кварцевыми телевизионными лампами «Эконолайн» сверкал хромом. Мэнни представил оператора, держащего камеру на вытянутых руках над головой. Затем он оказался внутри фургона. Серебряные осколки разбитого зеркала. Черные лужицы крови на кровати. Мэнни снова пережил те мгновения, когда случайно увидел себя в зеркале заднего обзора. Руки, нож, зубы мелькнули в красном тумане. Мальчик извивался под ним, как червяк, скользкий как рыба. Потом пронзительный треск разрезаемого костюма. Глухой стук стали по кости. Запечатленный в его мозгу образ был представлен мерцающим изображением на экране. Прошлое поглотило настоящее. Мальчик хрипел, кричал, потом задохнулся и обмяк. Мысленно Мэнни нажал «стоп». Перемотка. Пауза. А мальчик умирал снова, снова и снова.Глава 12
Дом Росситера находился в трех милях от города и в полумиле от шоссе, в самой середине расчищенного участка леса, окруженного смесью лиственных, еловых и кедровых деревьев. Дом был небольшой, несколько больше коттеджа, имел слегка наклонную крышу и широкое крыльцо. Двери и наличники были выкрашены в веселый оранжевый цвет. Не успел Уиллоус выйти из машины, как дверь открылась и на крыльцо вышла стройная женщина в серой футболке и белых шортах. – Кэти, – сказал Росситер, – это Джек Уиллоус. Джек, знакомьтесь с моей единственной настоящей любовью. Кэти улыбнулась. У нее были длинные черные волосы, живые зеленые глаза и кожа, которую чаще можно увидеть в рекламе мыла, чем в реальной жизни. Уиллоус улыбнулся в ответ. Зеленые глаза на мгновенье остановились на нем, откровенно оценивая. Затем Кэти отвернулась и повела их в прохладу дома. Когда глаза .Уиллоуса привыкли к полутьме, он обнаружил, что находится в гостиной. Узорчатый ковер. Сосновый паркет, натертый воском, блестел, отражая большой каменный камин. Он прошел за Росситером и Кэти еще через одну комнату мимо продавленного дивана, пары обтрепанных кресел и кофейного столика, погребенного под грудами журналов «Нэйшнл джиографик». Росситер, извинившись, нырнул в открытую дверь единственной в доме спальни. Уиллоус заметил, что постель была застелена, а на бюро стояла ваза с желтыми цветами. Он почувствовал короткий, но острый приступ тоски по дому. Ванная комната находилась в задней части дома и была отделена от кухни узким коридором. Кэти протянула Уиллоусу стопку полотенец. – У вас есть всего десять минут, – сказала она, – потом вода кончится. Уиллоус поблагодарил, протиснулся в крохотную ванную и закрыл за собой дверь. Старомодная раковина с тумбочкой, сборный душ из пластмассовых трубок и плетеная корзина для грязного белья. Вот и вся обстановка ванной. Уиллоус стоял на небольшом кусочке свободного пола. Пристроив полотенце на краю раковины, он разделся, встал в ванну и включил душ. Вода обтекала его ноги. Услышав, что дверь распахнулась, он рывком задернул занавеску. – Одежда, – сказал Росситер и быстро закрыл за собой дверь. На полочке возле душа оказался кусок мыла и тюбик шампуня. Уиллоус помыл голову и густо намылился. К тому времени, когда он уже ополоснулся, вода в душе сделалась холодной. Он завернул краны и отодвинул занавеску. На корзине для белья Росситер оставил для него светло–голубую рубашку, линялые джинсы и трусы в запечатанном пластиковом пакете. Уиллоус насухо вытерся, оделся и босиком прошлепал на кухню. Росситер сидел за столом и чистил картофель. На столе перед ним стояла открытая бутылка пива. Ножом он указал на бутылку, а потом на холодильник. – Возьмите себе. – Спасибо. – Уиллоус открыл холодильник и достал бутылку светлого пива. – Вы не против, если мы поедим дома, а не пойдем в город? – спросил Росситер. – Нет, конечно, нет. Чем могу помочь? – Не знаю, по–моему, ничем. Может, у Кэти есть какие–нибудь мысли на этот счет. Уиллоус вытащил стул и сел за стол. Он откинулся на стул и начал потягивать пиво, глядя, как Росситер режет картофель. Дверь кухни открылась, и вошла Кэти. В руках у нее была куча овощей. Она быстро взглянула на Уиллоуса и сказала: – У вас усталый вид. Почему бы вам не полежать до обеда в гостиной? Уиллоус заколебался. – Или вы предпочитаете чистить картофель? – спросил Росситер. – Это было бы правильнее, – сказал Уиллоус, – но я все же займу кушетку. Он лежа прикончил банку пива и прочитал большую часть статьи о судьбе слонов в Кении, когда в гостиную вошла Кэти. – Обед на столе, – сказала она, поклонившись. …Они пили терпкое итальянское красное вино и заедали картофелем, жаренным в масле, зеленым салатом и толстым бифштексом. Мясо было темное, гранулированное. Это не говядина. Уиллоус с полным ртом поднял удивленный взгляд от тарелки. Росситер словно ждал этого вопросительного взгляда. Он поднял руки над головой и, изобразив оленьи рога, усмехаясь, посмотрел в окно, в сторону гор. На десерт был домашний черничный пирог и ванильное сливочное мороженое, которое они запивали кофе из глиняных кружек. Когда кофейник опустел, Росситер достал вторую бутылку вина. Захватив вино и рюмки в гостиную, Кэти поставила на проигрыватель фортепьянный концерт Моцарта. Поговорили о музыке, а затем Уиллоус рассказал, что узнал о судьбе слонов в Кении. Беседа текла неторопливо, с паузами, которые не казались ни вынужденными, ни неловкими. Наконец Росситер завел разговор о Дики, ранившем безоружного парнишку. Уиллоус растерялся, не зная, что сказать. Хотя на стороне Дики был закон, морально он был, конечно, не прав. Но что он мог посоветовать Росситеру? Закрыть глаза на произошедшее или уйти в отставку в знак протеста. – А вам приходилось в кого–нибудь стрелять? – спросил Росситер. После вина он произносил слова не достаточно четко. И Уиллоус понял, что тот опьянел. – Раза два. – А я не знаю, способен ли на такое, – сказал Росситер. – Это звучит, наверное, странно, но я действительно не знаю. – Иногда наступает такой момент, когда нет времени раздумывать над этим. Срабатывает мгновенная защитная реакция. – А если вы, совершив ошибку, нападете на того, кто этого не ожидал? Тогда что? Вы не станете беспокоиться об этом человеке? Уиллоус вежливо улыбнулся. – Нет, я обычно беспокоюсь о другом. Уровень вина в бутылке медленно опускался, окна темнели. Уиллоус широко зевнул и извинился. Кэти вышла из комнаты и вернулась с подушкой и простынями, завернутыми в шерстяное одеяло. Росситер нетвердо встал на ноги и, пожелав всем доброй ночи, покинул комнату. Кэти нагнулась и неожиданно поцеловала Уиллоуса в щеку. Оставшись один, Уиллоус устроил себе постель на диване. Потом выключил свет и разделся. Он слышал, как из кухни доносился звон моющихся тарелок и громкий шепот Кэти, которая, как понял Уиллоус, считала, что Росситер не должен был спрашивать у него, стрелял ли он когда–нибудь. Уиллоус, внутренне не согласившись с ней, закрыл глаза и сразу погрузился в глубокий, без каких бы то ни было видений сон. Проспал он двенадцать часов, а когда проснулся, дом был пуст. На кухонном столе лежала записка, сообщавшая, что Кэти уехала за покупками в Сквемиш, а Росситер ушел на дежурство. Одежда Уиллоуса висела на веревке для белья. Он оторвал кусочек от газеты и, написав на нем слова благодарности, вышел на задний двор и торопливо оделся. Он не хотел признаться даже себе, но по некоторым причинам ему хотелось уйти прежде, чем вернется Кэти. В город он приехал во второй половине дня. Воздух в квартире был застоявшимся. Он отпер и отодвинул стеклянную дверь, ведущую на маленький балкончик. С океана дул прохладный бриз, донося запах рыбы, чипсов и подсолнечного масла. Он вышел на кухню и поставил кипятить воду для кофе. На буфете лежала буханка нарезанного, довольно безвкусного хлеба, впрочем, в сезон и он на прилавках не задерживался. Уиллоус осмотрел холодильник, нашел брикетик сыра и дюжину яиц и не смог вспомнить, когда купил яйца, но сыр выглядел нормально. В холодильнике обнаружился еще и маргарин, и можно было сделать сандвич. Вскоре засвистел чайник. Уиллоус выключил газ и залил кипящей водой кофе. Чувствовал он себя не лучшим образом. И хотя это противоречило здравому смыслу, пошел в спальню и позвонил жене. Телефон прозвонил уже девять раз, никто не ответил, но Уиллоус продолжал слушать гудки, представляя, как жена в саду срезает цветы старыми ножницами для воскресного стола. Это всегда делала ее мать, и теперь это превратилось в ритуал, к которому Шейла пыталась приучить и детей. Что же, подумал он, это создавало ощущение продолжения жизни. Когда жена наконец ответила, чувствовалось, что она бежала, бросив большие ножницы и собрав в охапку белые гвоздики. Он сказал: – Привет. Возникла пауза. – Джек, это ты? Я думала, ты не вернешься до завтра. Ты в порядке? – Я решил вернуться пораньше. Вот и все. – Опять пауза. – Как ты, Шейла? – Я – прекрасно! Просто прекрасно. – А Энни и Шон? – Нормально. Слушай, ты уверен, что с тобой все в порядке? – Абсолютно. Как никогда. Скажи мне, Шейла, ты была в саду? – Нет, почему ты так решил? – Ты раздражена и задыхаешься, вот почему. Шейла засмеялась. Немного застенчиво, как отметил Уиллоус. – Я была в кабинете. Делаю перед телевизором приседания, мечтаю переплюнуть Джейн Фонду, можешь себе представить? – Что же в этом удивительного? – сказал Уиллоус. – Как рыбалка? – Не так хороша, как хотелось бы. – Работа? – Всегда одинаковая. Ничего не меняется. – Что заставило его сказать это? Потом они немного поговорили о саде, ежегодном засилии сорных трав. Уиллоус был готов попрощаться, когда Шейла напомнила ему, что дети планировали провести следующий уик–энд с ним. – Это осталось в силе? – спросила она. Он заверил, что да, конечно. Она сказала, чтобы он заботился о себе, и принялась рассказывать какую–то историю, будто давала ему понять, что у нее было сколько угодно времени для разговора. Но Уиллоус, дождавшись паузы, сказал: «До свидания» – и осторожно повесил трубку. В комнате стало очень тихо. Он понял, что во время его отсутствия сигнализация была отключена. Устанавливая ее с помощью часов, он плотно завел часовую пружину. Зазвонил телефон. Звук оказался неестественно громким и пронзительным. Уиллоус поднял трубку, предполагая, что Шейла хотела еще что–нибудь сказать ему. – Я думала, ты вернешься только завтра, – в трубке раздался голос Клер Паркер. – Тогда почему звонишь сегодня? – Интуиция. Что ты думаешь об этом? Ведь и в самом деле она постоянно живет в нас. – Как пищеварение. – Тебя интересует случай убийства, которое несколько отличается от обычного? – Где ты сейчас? – На Мэйн–стрит. Через полчаса у меня встреча с Бредли. – Увидимся там, – сказал Уиллоус. Паркер повесила трубку. Уиллоус сел на край кровати с молчавшим телефоном в руках. Он никогда не пропускал уик–эндов с Энни и Шоном. Почему Шейла нашла нужным контролировать его планы? Возможно, потому, что одновременно строила свои? Не то чтобы это было его делом, но почему она вдруг почувствовала себя вынужденной заняться аэробикой по методу Джейн Фонды? Почему именно теперь она захотела быть в форме? Уиллоус почувствовал внезапный укол ревности, острый спазм страха.Глава 13
Юниор бесцельно слонялся по большому дому, засунув руки в карманы. Когда врубил свет, понял, что голоден, и последовал по следу запахов на кухню. Худой парнишка, один из родственников Миши, в костюме для кунг–фу, нагнулся над печкой. Невозможно было сказать, сколько ему лет, – да это и не имело значения. Он большой деревянной ложкой мешал бесцветную смесь из лапши и небольших кусочков волокнистого мяса в кастрюле из нержавеющей стали. Юниор, заглядывая из–за плеча парнишки в кастрюлю, решил, что пища пахла лучше, чем выглядела. Отойдя от печи, Юниор рывком открыл дверь холодильника. Удача! Там была большая миска сандвичей с крабами, которые остались от завтрака, и открытая бутылка «Роберта Мондави». Юниор вытащил пробку зубами. Сандвичи были крошечными, без корочек и странной формы. Он съел шесть из них, запивая каждый глотком вина. Никого не было ни в рабочем кабинете, ни в гостиной, ни в столовой. Никого не было и в уборной. Никого на теннисном корте и в шестифутовом бассейне. Юниор вышел на переднюю террасу. Почесал свой загорелый нос, взглянул на океан и поднялся по лестнице на верхний этаж. Он был в белых кожаных босоножках, мешковатых белых шортах и рубашке, разрисованной пальмовыми деревьями и ручными гранатами, которые легко было принять за ананасы. Босоножки на толстой подошве не производили шума, но Феликса насторожил щелчок задвижки, и его слезящиеся глаза были повернуты к двери. – Как дела, Феликс? – усмехнулся, входя, Юниор. – Надеюсь, я никого не разбудил? Феликс вытер слюну с подбородка. Он зевнул, и сон сразу пропал. Юниор наблюдал, как тот собирался сесть, но не попытался помочь так как костлявые руки и ослабевшее тело Феликса утонули в горе подушек. Зубные протезы Феликса лежали в стакане, стоявшем на ночном столике. Он пролил немного воды, когда вставлял их и доставал из стакана. Когда зубы были прочно поставлены на место, он подарил Юниору слюнявую улыбку. – Рад видеть тебя, приятель. – Не думаю, что заслужил столь приветливую встречу, – сказал Юниор, закрывая за собой дверь. – Тихо! – прошипела Миша. Юниор посмотрел на нее так, будто она была косточкой, застрявшей между двумя передними зубами. Она лежала на противоположной стороне огромной тахты и смотрела японский фильм на экране, свисавшем с потолка. На голове у нее были наушники «Сони», а руки обнимали спящую рядом девушку. Юниор не мог видеть ее лица. И потому не мог с уверенностью сказать, что знал ее. – Прямая передача из Осаки, – пояснил Феликс, показывая на экран морщинистой рукой. – На крыше я поставил одну из больших антенн. Он замолчал на минуту, тяжело задумавшись, и затем в сердцах пнул подушку. – Эта чертова штука имеет название, но я не могу его вспомнить. – Дерьмовая передача, – сказал Юниор. – Я принимаю любую дрянь, поступающую со всего земного шара через спутники. Американские, французские, русские, немецкие. Есть и итальянские. – Он ухмыльнулся. – Могу смотреть вестерны с Клинтом Иствудом весь день, чувствую, что мне это нравится. – Классно. – И все игры, какие только можно себе представить. Не только бейсбол, хоккей, футбол и все, подобные им. Ты когда–нибудь слышал о джаи алаи? – Ты забыл упомянуть еще игру в кегли на лужайке, – сказал Юниор. Он выпил немного «Роберта Мондави», вытер рот тыльной стороной руки и спросил: – Кто эта девушка? Феликс пожал плечами. Простыни, сбившись вокруг талии девушки, открыли бедра. Кожа ее была достаточно темной, и Юниор предположил, что она была из числа многочисленной родни Миши или, может, одной из ее подруг. Феликс вдруг совсем сдернул простыню, и Юниор увидел крошечный белый треугольник незагоревшего тела. На каком пляже, подумал он, загорала эта девушка и в каком месте Калифорнии позволено ходить в таких крошечных бикини? Он сглотнул слюну. – Нравится? – спросил Феликс. Он взял девушку за гладкие коричневые плечи и повернул на спину. У нее были маленькие груди и большие соски. Глаза закрыты, а губы изогнуты в пренебрежительной улыбке. Он наблюдал, как Феликс скользил своей старой рукой по ее гладкому плоскому животу и исследовал пупок концом мизинца; когда он сильно надавил на него, ресницы девушки дрогнули, она пробормотала что–то хрипло и невнятно, пытаясь повернуться на бок. – Она надеется на твою сообразительность, – перевел Феликс. Девушка захрапела. Феликс, схватив ее за нос, закрыл ноздри. Не просыпаясь, она слабо шлепнула его по рукам. Юниор не отрываясь наблюдал за покачиванием ее грудей. – Ты знаешь, что случилось после обеда? – спросил Феликс. – Я перестроил свой маршрут. Двинем–ка в прекрасный канадский город Ванкувер. И еще новость. Оказывается, девочка по имени Наоми Листер утопилась в какой–то горной речке в шести милях от города. – Кроме шуток? – спросил Юниор скучающим голосом. – Так какое теперь у тебя мнение о Мэнни Каце, а? – Я получил полную коробку шариков с его именем на каждом и большие пули, которые, разлетаясь, разрывают плоть на кусочки, они гораздо больше, чем лепешки гамбургера. Феликс усмехнулся. – Хорошо сказано! – Мне хотелось бы ткнуть кольтом ему в глаз и нажать на спусковой крючок. – Ты классный парень, Юниор. Я вот что тебе скажу: продуй сначала его дерьмовую голову. Феликс похлопал по кровати. – Тебе необходимо выпустить пар, – посоветовал он. – Почему бы тебе не присоединиться к нам? Юниор прикончил остатки вина. Оно было теплым, с каким–то фруктовым привкусом. – Сколько ей лет? – Сладкие шестнадцать. – Черт возьми! – Нет, это действительно так. Она показывала Мише свои автомобильные права. Она сама из Игнасио. – Где расположена база воздушных сил? – Ее отец живет в Германии. Он из тех, кто нажимает кнопку. Добился одного из самых больших реактивных «першингов». – Будем надеяться, что он не сойдет с ума и не направит на нас их безумную дьявольскую мощь. Феликс снисходительно улыбнулся. Впервые Юниор, нервничая, пошутил, и они оба знали об этом. Он снова похлопал по кровати. – Почему бы тебе не раздеться и не поздороваться с нашей новой подружкой? – улыбнулся он. – Я думаю, ты найдешь, что знакомство это достаточно приятно. – Если она поймет, что происходит. – Выбери лучше меня, – сказала Миша. Юниор понял, что одно кино закончилось и начинается другое. Он взглянул на Феликса, который пристально, немигающе смотрел на него своими ничего не выражающими, темными, блестящими глазами ящерицы. Юниор опустил пустую бутылку на ковер, снял рубашку, вытянул ремень и расстегнул на шортах «молнию». Малютка из Игнасио проснулась, и они трое наблюдали за ней. Он сбросил босоножки. Но все еще медлил. – Не беспокойся, – сказал Феликс. – Я только наблюдателем. – Где я уже слышал прежде эти слова? Феликс закатил глаза. Юниор позволил шортам сползти. Его пенис был вялым, в складках, зато яички в полном порядке. Он двинулся вперед к кровати и растянулся во весь рост на девушке из Игнасио, целуя ее в губы. Но в его ушах звучал говорок Миши. Она шептала что–то ему на японском языке. – Не видел ли я тебя где–то раньше? – сказал Юниор девушке. Миша хихикала, закрыв рот руками. – Мы нашли ее в Лос–Анджелесе, – сказал Феликс. – Она работала в одной из этих липких вегетарианских забегаловок, недалеко от Ла–Сиенга. – Кроме шуток? – спросил Юниор. – Это довольно забавно. – Он поцеловал девушку снова, осторожно укусив ее нижнюю губу. Она тихо застонала, но он не мог бы сказать почему. Юниор приподнял голову, чтобы увидеть Феликса, следившего за ним через толстые широкоугольные линзы. Вспомнился его гнев, когда в первый раз подобное случилось на его глазах, и его совет: «Если хочешь выглядеть хорошо в постели, малыш, никогда не переставай улыбаться».Глава 14
Офис инспектора Бредли находился на третьем этаже центрального полицейского управления на Мэйн, 312. Комната была небольшая, заставленная мебелью. Здесь стоял стол из вишневого дерева, на котором лежало несколько свинцово–серых карточек, черное откидное кожаное кресло и три полированных стула. Стол и кресло принадлежали персонально Бредли, по его должности и званию. В комнате было одно окно, с рамами, закрашенными так, что их нельзя было открыть. Выходило окно на север, ближе к внутренней гавани и голубоватому массиву гор. Открывшийся вид очень напоминал почтовую открытку. Бредли отвернулся и осторожно опустился в кресло, прижав руки к слегка выступающему животу. Над ним на тонких цепях свисали четыре неоновые трубки. В их схеме были, видимо, допущены какие–то просчеты, может, плохой контакт, но только светильники эти издавали постоянно жужжащий звук такой силы, что Бредли не мог его переносить, особенно когда чувствовал себя перегруженным или утомленным. Шум беспокоил его и сейчас. Чтобы отвлечься, он достал сигару. Паркер и Уиллоус сидели перед ним на двух полированных стульях. Зажав в пальцах сигару, Бредли спросил Уиллоуса: – Ты читал отчет следователя, Джек? – Да, читал. – Тогда мне не следует объяснять, почему я выгляжу таким несчастным? Уиллоус промолчал, тем более что Бредли, по его мнению, выглядел таким как всегда, не более и не менее мрачным. Бредли выудил из кармана пиджака большую деревянную коробку кухонных спичек. Щелкнул по ней ногтем большого пальца. – Посмотрите, что мы получили, – сказал он. – Бордель на колесах, временное соединение с крокодиловыми зажимами, прикрепленное к рулю, часы «Таймекс» с разбитым стеклом и стрелками, остановившимися, по–видимому, во время убийства. Сзади была кровать, и на кровати мальчик с множеством ран, одетый, как одеваются обычно мальчики для развлечений. И при нем никаких документов. Бредли пожевал сигару. – Под трупом мы нашли несколько кусочков кожи и чек. За исключением ножа, торчавшего из спины жертвы, никаких других вещественных доказательств. Клер и Ферли Спирс пытались выяснить, откуда взялись развлекательные журналы, ведь Спирс слег, и непонятно, что с ним случилось. – Ветряная оспа, – сказала Паркер. Бредли, не обратив внимания на ее слова, ослепительно улыбнулся Уиллоусу. – Как отпуск? – Замечательно, – ответил Уиллоус без энтузиазма. – Все, Джек, отпуск твой кончился. Когда Паркер и Уиллоус вышли и дверь кабинета, качнувшись, закрылась за ними, Бредли снова чиркнул спичкой и на этот раз поднес пламя к сигаре. Когда сигара разгорелась, он задул спичку и бросил ее в металлическую корзину для мусора, стоявшую позади стола. Сигарный дым поднимался вверх к жужжащим светильникам. Он открыл верхний ящик стола, чтобы достать баночку саспирином. Бредли вечно терял аспирин, наверное, так же часто, как многие теряли шариковые ручки. И на этот раз в ящике его не оказалось. Как ни странно, таблеток никогда не было там, где он их оставлял. Никогда. Расстроенный, он задвинул ящик. Но понять причину отсутствия аспирина не мог. Как будто у этой чертовой баночки были ноги.Глава 15
Этот феномен был известен всем паталогоанатомам под названием «гравитационное стекание». Иными словами, это синяки, или трупные пятна, проступающие на необработанном трупе вследствие медленного стекания крови в нижние части тела. Когда работник морга открыл ящик из нержавеющей стали, содержавший останки неопознанного мальчика, которого Паркер обнаружила в задней части угнанного фургона «Эконолайн», Уиллоус сразу заметил, что на нем почти не было трупных пятен. В этом не было ничего удивительного. Из семидесяти двух ножевых ран, которые были нанесены жертве, три задели основные артерии, и умирающий мальчик был почти лишен крови. Уиллоус наклонился, стянул бледно–голубую прорезиненную простыню, которая покрывала тело, и обнажил сделанный работником морга V–образный надрез на предплечье. За первые несколько часов после смерти человека температура его тела падает примерно на три градуса в час. Затем постепенно скорость тепловых потерь замедляется до одного градуса. Мальчик мертв более тридцати шести часов, и потому его труп был таким холодным, будто бы выдержан в морге, где постоянная температура – тридцать восемь градусов по Фаренгейту. Уиллоус, разглядывая надрез, сделанный в морге, обнаружил немного ниже крошечный голубой полукруг. – Надеешься найти что–нибудь особенное? – спросила Паркер. – Да. Ты знаешь, что такое Смурф? Паркер кивнула и улыбнулась. – Маленький герой мультфильмов ярко–голубого цвета. – Ты его поклонница? – Иногда по субботам я хожу завтракать к моей сестре. Пока она готовит оладьи, я смотрю с ее маленькой дочкой по телевизору фильмы со Смурфом. Уиллоус еще раз нагнулся, чтобы заглянуть в лицо мальчика. Глаза у него оказались светло–зеленые. Он оттянул верхнюю губу, открыв крупные белые зубы, которые уже видел однажды на черно–белой фотографии, найденной в шортах Наоми Листер. Прорезиненная простыня издала слабый шелестящий звук, когда он набрасывал ее обратно на тело мальчика. Сначала она, правда, надулась подобно парусу, а затем мягко окутала тело. – Ты достаточно хорошо знаешь Эдди Оруэлла? – неожиданно спросила Паркер. – Да, я провел с ним некоторое время. – В пятницу ночью мы с Эдди были в парке в этом ресторане. Понимаешь, о чем я говорю? – Нет, – ответил Уиллоус, – не уверен. – Так вот, когда я врезалась в этот фургон, выезжая с места парковки, – Паркер сделала паузу, – знаешь, что я подумала, когда увидела там мальчишку? – Нет, а что? – Решила, что это шутка, вернее, глупая шалость, придуманная Эдди Оруэллом с его глупыми дружками из порочных побуждений. Может, они заплатили мальчишке несколько долларов и, отбив горло у бутылки с кетчупом, полили им вокруг, а сами затаились в кустах, чтобы посмеяться надо мной. Уиллоус, слушая Паркер, продолжал осматриваться вокруг и вдруг обнаружил большой коричневый бумажный пакет. Открыл его, перевернул вверх дном и вытряхнул содержимое – очки, носки, рубашку бананового цвета и белые льняные брюки. Хлопья спекшейся крови упали на прорезиненную простыню, когда он разбирал одежду. Затем, вытащив ручку и записную книжку, записал размеры одежды и марки. – Но, – продолжала между тем Паркер, – вскоре я поняла, вокруг никакой не кетчуп, а настоящая кровь, рядом мертвый мальчишка, которому не было еще и тринадцати. Уиллоус сунул одежду обратно в сумку и положил в ящик на нейлоновых роликах. – Парень потратил все свои последние деньги на наш ужин, – сказала Паркер, – и за это получил еще и взбучку. Уиллоус улыбнулся. – Иногда, когда Шон падал, – сказал он, – и ушибался, я сердился на него за его беззаботность. Но настоящая причина моего раздражения заключалась в том, что моему сыну было больно, а я ничем не мог ему помочь. А ты что же, все еще сердишься на Эдди? – Нет, конечно, но теперь не успокоюсь, пока не смогу пригвоздить ублюдка, который убил мальчишку. – А заодно и подругу этого мальчишки, – добавил Уиллоус. Паркер удивленно уставилась на него. – Пойдем выпьем кофе, Клер, – сказал Уиллоус, – и я все объясню тебе. У Дэнни на Баррэд улыбающийся официант, с круглым лицом, усеянным бледно–оранжевыми веснушками, провел их в кабинет подковообразной формы, расположенный у окна. Уиллоус заказал кофе и пончики с джемом. Паркер подумала и попросила еще и чая с лимоном. По залитой солнцем улице мимо проехал туристский автобус, прибывший из Лондона. Он был большой, красный, как пожарная машина, двухэтажный. Паркер искоса смотрела на солнечные зайчики, прыгавшие по блестящим окнам автобуса. Люди, сидевшие в автобусе, поглядывали на нее с интересом. Она подавила в себе желание помахать путешественникам, так как знала, что Уиллоус не одобрит подобного игривого жеста. Официант вернулся с чайником. Паркер кивком поблагодарила его. Она любила чай горячий и крепкий. Выудив из чашки ломтик лимона, она с удовольствием съела его. – Витамин С, – сказала она Уиллоусу, который наблюдал за ней. Уиллоус налил сливки в кофе. С помощью ножа и вилки разрезал пончики. Именно так поступал детектив Норм Барроуз. Первый раз увидав, что Барроуз ест пончики с джемом, пользуясь ножом и вилкой, Уиллоус подумал, что он пытается продемонстрировать хорошие манеры. Но как выяснилось, Барроуз ничего не демонстрировал, а просто поступал так, как привык с детства. Закончив еду, Уиллоус знаком попросил у официанта еще кофе, прикоснулся к губам бумажной салфеткой, потом скатал ее в шарик и только после этого рассказал Паркер об утонувшей девушке, голубой татуировке на ее руке и трех двадцатидолларовых банкнотах, обернутых вокруг черно–белой фотографии мальчика, лежавшего теперь в морге. – А что думает по этому поводу местная полиция? – спросила Паркер, когда Уиллоус закончил. – Смерть от несчастного случая. Наоми Листер пошла купаться, ударилась головой о камень и утонула. Удобная и простая мысль. Ни беспорядка от нее, ни суеты. – Они что же, думают, что она была там, в горах, одна? Но ведь с ней был друг, верно? – Это лишь предположение. На тарелке Паркер еще оставались два толстых ломтика лимона. Она взяла еще один, откусила и жевала медленно, смакуя. Проглотив лимон, она сказала: – Думаешь, что ее кто–то утопил, а затем поехал в город и убил мальчика? – Нет, – сказал Уиллоус, – этого я не думаю. Паркер помолчала и затем спросила: – У нее действительно был друг? Во всяком случае полиция, по–видимому, ищет кого–то конкретного? – Ее отец сказал, что она готова была пойти с любым. Но ни одного настоящего парня у нее вроде не было. Он также упомянул, что она жила здесь, в Ванкувере, целый год или около того. – И что она здесь делала, он знал? – Нет. – Уиллоус вилкой счистил джем с тарелки. – Но что бы она ни делала, почему–то имела кучу денег. – Проституция, – сказала Паркер твердо. – Если мы порасспрашиваем прохожих на улице, то обязательно найдем ее друзей. – Это было бы прекрасно, – ответил Уиллоус. – Честно говоря, мне бы хотелось поскорее развязаться с этим делом. – Он подозвал официанта и попросил телефонную книгу. – А мне еще кипятку, пожалуйста, – сказала Паркер, – и еще два ломтика лимона. Официант вернулся с телефонной книгой, кофейником, наполненным свежим кофе, и большим лимоном на блюдце. Он поставил лимон перед Паркер и налил кофе Уиллоусу. Уиллоус добавил в кофе сливки. Паркер взяла лимон, и, пока Уиллоус листал страницы телефонной книги, давила и мяла его. – Что ты ищешь? – наконец спросила она. Указательный палец Уиллоуса двигался по страницам книги сверху вниз. Наконец он вырвал одну страницу, сложил ее и, спрятав в карман, захлопнул телефонную книгу. – Во всем городе есть только три кабинета, где делают татуировку, – сказал он. – Два из них находятся на Хастингс, третий – в шестисотом квартале Дэви. Паркер кивнула. Большинство «мальчиков для развлечений» слонялись, как известно, по центру города, на Дэви. Хотя ни Клер, ни Уиллоус не особенно верили в удачу, они не могли не почувствовать некоторого оптимизма. – Я позвоню в департамент в Сквемиш и передам им по проводам фотографию татуировки Смурфа, которая была обнаружена на руке Наоми Листер, – сказал Уиллоус. – Не уверена, что это поможет нам, – ответила Паркер. – Думаю, в этих кабинетах татуировки не регистрируют посетителей. Заходит кто хочет и платит наличными за услуги. – Наверное, ты права, – признал Уиллоус. – Но проверка ведь не займет много времени. – И еще кое–что, связанное с улицей. Мы передадим по телеграфу снимки, сделанные в морге. Мертвые проститутка и мальчик для развлечений должны помочь выявить виновных. Уиллоус взглянул на часы. Улица еще не начала пробуждаться. Паркер, читая его мысли, спросила: – Что ты сейчас собираешься делать, есть какие–нибудь планы? – Пока что планирую купить несколько жевательных резинок, – сказал Уиллоус. Он протянул руку за счетом. – Я угощаю, Клер. Паркер поблагодарила без особого энтузиазма, про себя решив, что в следующий раз обязательно заплатит по счету сама. В пяти кварталах между Броутоном и Баррэд было восемь бакалейных магазинов, один супермаркет и дюжина ночных клубов, секс–магазинов и закусочных. Семь из восьми магазинов торговали журналами, которые были обнаружены в фургоне. Уиллоус и Паркер спустились по одной стороне Дэви и вернулись по другой, покупая в каждой бакалее по одной упаковке жвачки без сахара, требуя от продавцов квитанцию об оплате. Квитанция из шестого по счету магазина, который они посетили, соответствовала ксерокопии той что была найдена в фургоне. Квитанция была оттиснута на кусочке тонкой белой бумаги, размером два на два с половиной дюйма. Сверху были четыре короткие вертикальные полоски. За полосками шли звездочки, за которыми следовали цена жвачки, заглавная буква «А» и знак «плюс». Строчкой ниже повторялись звездочки и цена, но на этот раз за ценой следовала заглавная буква «Т», четырехзначный номер и, наконец, дата. Девушка за прилавком была китаянкой. Она выглядела испуганной и смущенной. Паркер успокаивающе улыбнулась девушке, представилась, затем представила Уиллоуса и заодно спросила, как зовут саму девушку. – Черил, – ответила девушка, не спуская глаз с полицейского значка Уиллоуса. – В прошлую пятницу, – сказала Паркер, – кто–то заходил сюда и купил четыре развлекательных журнала. – Она назвала журналы. – Вы помните эту покупку? – Извините, нет, – ответила девушка, покачав головой. – Хвостик ее волос дрогнул. – Как этот человек выглядел? – спросила она. – И кто он – мужчина или женщина? – Мы не знаем, – ответил Уиллоус. – Скорее всего мужчина, но мы в этом не уверены. – В какое время он заходил? – Скорее всего вечером. А что, разве это имеет значение? – Мы открываемся в десять утра и не закрываемся до полуночи. – Она помолчала, размышляя, затем сказала: – Думаю, было бы лучше, если б вы поговорили с моей бабушкой. – Она заперла кассу и опустила ключ в карман. – Я пойду посмотрю, проснулась ли она, и сразу же вернусь, хорошо? – Конечно, – согласилась Паркер. – Жвачка? – спросил Уиллоус, протягивая ей пачку. Паркер отрицательно покачала головой. Уиллоус снял обертку с трех розовых полосок и положил их в рот, сосредоточенно пожевывая. – Вкус так же хорош, как и звуки, которые ты издаешь? – спросила, улыбаясь, Паркер. И в это время появилась бабушка. Она была одета в бесформенное черное хлопковое платье и черные парусиновые кроссовки. Ее волосы на затылке были стянуты в пучок, кожа гладкая и туго натянута, только около рта и глаз сборились мелкие морщинки. Уиллоус не мог сказать, сколько ей лет, но был уверен, что она была намного старше всех, кого ему приходилось встречать. Он представил себя и Паркер, показав свой значок. Старушка внимательно его осмотрела, кивнула и улыбнулась быстрой застенчивой улыбкой, обнажив множество золотых коронок. Черил вынесла складной стул и помогла бабушке сесть, поддерживая ее. – Она очень плохо говорит по–английски, – сказала Черил, – я буду переводить, если позволите. – Прежде всего спросите ее, помнит ли она человека, которому продала журналы, – сказал Уиллоус. – Да, я уже сделала это. Она сказала, что помнит и очень хорошо. – Может ли она описать покупателя? – Это был мужчина, – ответила Черил. И, повернувшись к бабушке, проговорила что–то скороговоркой на мандаринском наречии, полном согласных. Старая женщина собиралась ответить, когда два малыша – мальчик с сестрой, которую он тащил за собою, – оба с грязными ручонками, полными мелких монет, подошли к прилавку купить виноградный коктейль. Пока совершалась продажа, расследование приостановилось. Уиллоус помог сбить слабые коктейли для ребят, глядя на смесь с подозрением и беспокойством. Когда дети ушли, бабушка вернулась к разговору. Она говорила несколько минут, часто останавливаясь, чтобы восстановить дыхание и подумать. Когда она наконец закончила свой рассказ, девушка задала ей еще несколько вопросов, а затем повернулась к Уиллоусу и Паркер. – Она думает, что мужчина, который вас интересует, пришел в магазин через несколько минут после девяти. Она говорит, что он был не очень высокий, возможно, пяти футов с небольшим. Четыре больших золотых кольца были у него на правой руке и три таких же кольца на левой. У него очень светлые, водянистые голубые глаза. Такое впечатление, что он либо собирался или только кончил плакать. И в то же время он не казался печальным. Наоборот, веселым. – Может ли ваша бабушка сказать нам, во что он был одет? – Темно–зеленые брюки. Без пиджака. Белая рубашка, очень мятая, которая требовала глажки. И яркий галстук. Красный, голубой, оранжевый… – Она заметила и обувь? – На нем не было туфель. Он был босиком и ходил прихрамывая. Уиллоус оторвался от записной книжки, переспросив: – Он хромал? Она в этом уверена? Быстрый обмен фразами по–китайски. – У него, видимо, болела правая нога. Пока Черил говорила, бабушка недовольно смотрела на Уиллоуса. Уиллоус выдавил улыбку. – Спасибо, – сказал он и сделал запись в книжке. – Вы сказали, что он был не очень высокий. А скажите, он был толстый, тонкий?… – Моя бабушка сказала, у него были очень узкие плечи, широкие бедра, короткие и толстые ноги. Он выглядел как груша, балансировавшая на двух сосисках. Уиллоус улыбнулся. Глаза старой дамы светились умом. Он заподозрил, что она владела английским гораздо лучше, чем думала внучка. – Как он расплатился за журналы? – Двумя новыми двадцатидолларовыми банкнотами. – Может, эти банкноты еще в кассе? Девушка покачала головой. – Мы подсчитываем деньги ночью, как только закрываемся. И все банкноты больше десяти отправляем в банк. Уиллоус задал еще несколько вопросов: – Имел ли человек видимые шрамы? Говорил ли с акцентом? Было ли что–нибудь необычное в его манере держаться? Он и не предполагал, что они смогут получить так много сведений от старой женщины. Спросил девушку, можно ли воспользоваться телефоном, чтобы вызвать полицейского художника. Пока Паркер набирала номер, Уиллоус обратился к девушке: – Ваша бабушка поразила меня. Она что же, так хорошо помнит всех покупателей? – Бабушка испугалась этого человека, – сказала Черил после еще одной короткой беседы на мандаринском наречии. – Почему? – Он стащил упаковку мятных таблеток. И она испугалась, что он может попытаться ограбить кассу. – Почему же она не вызвала полицию? – Он не заметил, что она видела, как он брал таблетки. А она, взяв с него деньги и за украденные таблетки, успокоилась. Бабушка наблюдала, как Паркер набирает номер, и Уиллоус готов был поклясться, что она запомнила его. Такая удивительная наблюдательность встречалась не часто, ну, может, одна на миллион. До сих пор удача, казалось, сопутствовала им.Глава 16
Рано утром следующего дня худой парень, которого Юниор впервые увидел на кухне, готовил сервировочный столик для завтрака. Миша пыталась помочь ему, а потом села между Юниором и Феликсом. У Миши на тарелке лежали несколько небольших розовых кусочков свежей рыбы и темно–зеленые листья растения, которого Юниор никогда прежде не видел. Он решил, что если ему предложат его попробовать, то он отдает их девушке из Игнасио. Худой парень не отрывал взгляда от женщин. Он смотрел на них, даже когда разливал кофе в тонкие белые фарфоровые, почти прозрачные китайские чашки. Юниор выпил немного кофе и откусил кусочек торта. Ему предлагали рубленое мясо с хлебом из непросеянной муки, бекон и яичницу–болтушку с белым вином, посыпанную красным стручковым перцем, но храп Феликса лишил его аппетита. – Если ты не будешь есть бекон, я могу его взять? – спросила малютка из Игнасио. – Конечно, – сказал Юниор. Плечо девушки коснулось его, когда она наклонилась, чтобы проткнуть вилкой кусочки бекона. Юниор, скользнув руками под простыню, погладил ее бедро. – Что бы сказал твой отец, если бы увидел нас сейчас? – поинтересовался он. – Мой отец в Германии. – Да, я знаю. Пальцы Юниора перебрались в гущу ее пушистых волос. – Но все–таки, что бы он сказал, а? Девушка засмеялась. – Он пришел бы в ужас. Именно в ужас! – Объясни, почему ему доверили управлять «першингом–2»? Он из тех, кто готов нажать кнопку, верно? Иначе почему? – Я плохо разбираюсь в политике, – сказала девушка. – Я люблю тебя такой, какая ты есть, – сказал Юниор. Он поднял серебряный кофейник и налил себе вторую чашку кофе. – Наслаждаетесь завтраком? – спросил, очнувшись от сна, Феликс. Юниор смог только кивнуть, так как рот его был полон горячего кофе. – Это замечательно. Но чем бы ты ни занимался, тебе не избежать полета. – Какого полета? – На СР–412 из Лос–Анджелесского аэропорта, – сказал Феликс. – Надо быстро собраться, чтобы попасть на место за пару часов. – Но куда я полечу, скажи, ради Христа? – Хочу, чтобы ты посетил мой дом, – ухмыльнулся Феликс. – Зачем? – Снимешь покрывала с мебели. Откроешь окна и впустишь свежего воздуха. Зальешь воду в бассейн. Заполнишь холодильник запасами еды и выпивки, поставишь пару ведер мороженого в морозильник. – Он снова улыбнулся. – Да ты и сам знаешь, что делать. Ты же занимался этим не раз. – Два часа! – воскликнул Юниор. – Но я никак не смогу за это время сделать все, что ты перечислил. – Когда закончишь приводить дом в порядок, вызови Мэнни Каца. Встретив его, скажи, что он получит конверт. – Какой конверт? – Он под твоей тарелкой. – Феликс печально покачал головой. – Что с тобой? У тебя астигматизм? – Со зрением у меня все в порядке, – ответил Юниор, мрачно взглянув на тарелку остывающей пищи. Миша поняла, что Юниор обижен. Она игриво погрозила Феликсу пальцем. И чтобы ободрить Юниора, сжала его руку и предложила кусочек свежей рыбы. – Грубый маленький ублюдок, – сказал Феликс, когда Юниор вышел из комнаты. …Юниор получил место у окна, единственное оставшееся в кассе место. Обычно салон первого класса был пуст, но на этот раз почему–то был заполнен молодыми людьми в тройках и смеющимися женщинами, одетыми в белые блузы и бледно–голубые плиссированные юбки. Юниор остановил проходившую мимо стюардессу, спросив, что происходит. Ближайший к нему пассажир оказался знаменитым телевизионным евангелистом, а кроме него – певцы, писатели, танцоры и другие популярные личности. – Когда откроется бар, – спросил Юниор, – смогу я получить двойной «Чивас» со льдом? – Несомненно, – ответила стюардесса. – Как долго вы намерены оставаться в салоне? – Не долго, – ответила стюардесса и устало улыбнулась. – Предпочитаете подушку или журналы? – Ни то, ни другое, – ответил Юниор. – Хочу выпить. Настроение у него было далеко не жизнерадостное. Женщина в простой белой блузке и бледно–голубой юбке сидела в кресле рядом с Юниором. Не дождавшись красного сигнала, она пристегнула ремень безопасности. Юниор выглянул в окно. В стекле отразилась улыбающаяся соседка по креслу. Приглядевшись, он увидел стоявший на соседней взлетной полосе «Боинг» – 747 японской авиакомпании. Юниор сосчитал отверстия форсунок с тем же ощущением страха и ужаса, которые он пережил однажды, пересчитывая отверстия в потолке кабинета зубного врача, к которому попал впервые. Закончив один раз считать отверстия, он пересчитал их снова, чтобы быть уверенным, что не ошибся. Женщина все еще наблюдала за ним, улыбаясь. Он ощущал запах ее духов и чувствовал тепло, исходившее от нее. – Я никогда прежде не летала, – сказала она. – Это мой первый полет. – О, неужели? – ответил Юниор. – Как интересно! – Немного волнуюсь, – сказала женщина. – Но кто бы не волновался на моем месте? Юниор посмотрел на нее взглядом, которым смотрел на удава в зоопарке в Сан–Диего. – Вы верите в Бога? – вдруг спросила женщина. – Если хотите, я покажу вам, во что я верю, – сказал Юниор. Он открыл крокодиловый бумажник и, взмахнув перед лицом платиновой кредитной карточкой, сказал: – Удобная штука! – В деньгах – все истоки зла, – строго сказала женщина. Говорила она скучно, монотонно, словно читала молитву. – Чепуха! – сказал Юниор. – Блеск монет решает все проблемы! Полчаса спустя они взлетели. К тому времени, когда самолет достиг предельной высоты, Юниор выпил три двойных порции виски. На маленьком экране, вмонтированном в спинку переднего кресла, шел кинофильм с Чарльзом Бронсоном. Юниор вызвал стюардессу с зелеными глазами и ярко–красными ногтями и, крепко держа ее за руку, заказал еще две унции скотча и пару наушников. Стюардесса кивнула, энергично пытаясь высвободить свою руку. Юниор удобнее устроился на сиденье. Позади него проповедница тихо читала Библию. Волна гнева и негодования накатывалась на него каждый раз, когда она переворачивала страницу. Но не это было главным. Раса, вероисповедание и цвет кожи – для него ничего не значили. Свобода во всем – вот главное! И пусть сливки поднимаются наверх! Он выпил еще немного скотча и вытер подбородок тыльной стороной ладони. Глаза Бронсона на экране сузились, а через минуту его изображение на экране с большими хромированными автоматами в каждой руке затуманилось. Юниор заморгал, пытаясь сосредоточиться. Звуки выстрелов все еще раздавались в его затуманенной голове, о чем–то кричала в фильме девушка. И ему захотелось, чтобы легкомысленная девчонка из Игнасио села ему на колени. Тогда все было бы прекрасно.Глава 17
Констебль Кристофер Ламберт расстегнул на рубашке пуговку и почесал грудь – его рубашку в автоматической стирке явно перекрахмалили. Раздраженно он распределил револьверы на бедре. Два часа пополудни и восемьдесят четыре градуса в тени. Ни ветерка. Поток движения вдоль Джорджия–стрит в обоих направлениях едва ощутим. Ламберт зевал. Выхлопные газы досаждали ему. Он чувствовал, что отравлен ядовитой окисью углерода, жарой и скукой. Женщина в тонком полупрозрачном белом летнем платье прошла мимо по тротуару, но он едва обратил на нее внимание. – Ей хорошо, – сказал, глядя вслед женщине, констебль Пол Фэрт. Ламберт пожал плечами. Он был измучен жарой. – Жара допекла тебя? – спросил Фэрт. – Я что, жаловался? – Но у тебя сыпь. – Это от рубахи, в ней слишком много крахмала. Они приближались к перекрестку Джорджия и Денман. Светофор стал желтым. Побитый фургон «фольксваген» ехал за ними по наружной полосе. Фэрт сосредоточенно ловил окружающие звуки, одновременно внимательно следя за светофором, и едва тот переключился на зеленый, убрал ногу с тормоза и нажал на газ. Автомобиль рванулся вперед. «Фольксваген» предупредительно прогудел. Ему явно был нужен новый глушитель. И в это мгновение желтое пятно выстрела пронеслось перед «аспеном». Фэрт нажал на тормоза. Ламберт скользнул по сиденью, ударившись коленом о металлический край компьютера. Слова проклятий утонули в визге шин по асфальту. – Сволочь, проехала светофор! – сказал Фэрт. Ламберт тер колено и, не отрывая глаз, следил через окно, как водитель желтого «корвета» пытался сохранить управление маленьким автомобилем. Через минуту «корвет» промчался вниз по Джорджии к парку Стенли, проскользнув в небольшую щель, образовавшуюся в плотном потоке машин. Ламберт наклонился вперед, включив сирену и мигалку. «Корвет» занесло, когда он круто срезал три полосы, чтобы повернуть на однополосную дорогу, которая шла вокруг парка. – Ты знаешь, какая разница между «корветом» и кактусом? – спросил Ламберт. Фэрт не ответил, сосредоточившись на управлении машиной. – У кактуса шипы снаружи, – сказал Ламберт. Фэрт свернул в парк. Они проскочили мимо бледно–коричневого склада, наклонных крыш Ванкуверского королевского яхт–клуба и сотен пришвартованных парусных судов с мягко качающимся лесом мачт. За сотню ярдов перед ними «корвет» вдруг сделал лихой разворот и остановился. Водитель был еще в машине, когда они поравнялись с ним. Сирена «аспена» стонала и визжала, мигалки тяжело вращались и вспыхивали. Ламберт подъехал и выключил сирену. Он и Фэрт вышли из своего служебного автомобиля и подошли к «корвету». Водитель откинулся назад на сиденье, заложив руки за голову. Его лицо скрывали большие зеркальные солнечные очки. На нем была пара мини–наушников. Фэрт потянул штепсель, голова мужчины дернулась, и солнечные лучи вспыхнули в серебряных линзах очков. – Не будете ли вы добры выйти из автомобиля, сэр, – сказал Ламберт. – Да, конечно. – Мужчина неловко выбрался из «корвета». Он улыбнулся и сказал: – Эй, я Лэрри Снэп. Есть проблема? – Могу я посмотреть ваши водительские права? Снэп передал права. – Гонки на черный пояс? – спросил он. – Вам что–нибудь это говорит? – Вы проехали на красный свет там, на пересечении Денман и Джорджии, – сказал Ламберт. – Я?! – А почему же, вы думаете, мы гнались за вами? – Гнались за мной? – Лэрри Снэп удивился, перевел взгляд с Фэрта на Ламберта и обратно, будто подозревая, что они шутят. – Вы не слышали сирену? – Я был в наушниках. Прослушивал пленку. И уже получил много предупреждений, – просительно сказал он. – Еще один прокол окончательно лишит меня прав. Фэрт раскрыл записную книжку и достал ручку. – Сойдемся на нескольких талонах Спрингстин? В книжке Фэрта оставалось пять талонов. Это было вполне приемлемо. Лэрри Снэп поднял руки. – Если я не могу управлять машиной, черт возьми, может, я смогу объяснить причину штрафа за мою маленькую птичку? – пошутил он. – Всего хорошего. – Фэрт повернулся к нему спиной. – А вам, парни, дважды всего хорошего, – сказал Лэрри Снэп. По–видимому, он хотел сказать, что они не должны держать на него зла. Теперь, когда они оказались в парке, у Фэрта и Ламберта не стало выбора, и они медленно проехали мимо арки Ламбермана и бассейна Парк–Боард, который был полон песка и мусора. С дороги открывался широкий вид на горы северного побережья и внутреннюю часть гавани. Ламберт увидел, как по дороге движется автобус, подобно ярко–оранжевому морскому жуку, и показал на него Фэрту. Затем они пересекли виадук, откуда хорошо был виден мост Львиные ворота. Здесь под сенью деревьев было прохладно, тем более что со стороны океана дул легкий бриз. Ламберт взглянул на часы. При той скорости, с которой они ехали, вернуться на Мэйн, 312 удастся лишь к концу смены. Они медленно миновали поворот на второй пляж и модный ресторан со стеклянным куполом. – Ты когда–нибудь обедал здесь? – спросил Фэрт. – Никогда. – Я слышал, что кухня тут хорошая, но обслуживание паршивое. – Он замолчал, задумавшись. – А может, это мне говорили о другом ресторане, не помню. Девушка в желтом бикини выбежала из редкой полосы деревьев, которая отделяла дорогу от стены набережной и океана. Ламберт подумал, что желтый цвет как нельзя лучше подходит для солнечного дня. Девушка помахала ему. Удивленный, он приподнялся на сиденье и помахал в ответ. Девушка закричала и побежала за автомобилем. Фэрт выехал на боковую дорогу. – Ты что, всех здесь знаешь? – спросил он, смотря в зеркало заднего вида. – Пока нет, – ответил он, – но думаю, должен узнать, во всяком случае ту, в которую уже успел влюбиться. Девушка, тяжело дыша, поравнялась с машиной. Ей было лет девятнадцать. Кожа у нее была золотисто–коричневой, на носу – небольшая россыпь веснушек. Ламберт заглянул в ее темно–зеленые глаза, и то, что он увидел в них, заставило его понять: это не флирт. Для остановки машины у нее были достаточно веские причины. Он открыл дверь и вышел из «аспена».Глава 18
Эдди Оруэлл и Джудит Ландстром сидели бок о бок на матово–черных мягких стульях в вегетарианском баре спортзала, принадлежавшего Оруэллу. Перед Эдди выстроились три высоких стакана тепловатой воды и один маленький с морковным соком. На полированной деревянной стойке рядом с соком стоял бумажный стаканчик, в котором лежала его дневная доза витаминов. Оруэлл взял стаканчик и слегка потряс им. Витамины зашуршали на дне стаканчика. Он высыпал содержимое в ладонь и начал глотать таблетки одну за другой, запивая их водой. Джудит неторопливо потягивала молоко, наблюдая за ним. Оруэлл только что закончил выжимание штанги, набрав две тонны. Кровь стучала у него в висках. Кровь судорожно бежала по напряженному телу. Джудит видела круглые мышцы, проступавшие сквозь спортивный костюм, чувствовала запах его разгоряченного тела. Запах был приятный. Ощущала его нервозность и возбуждение. Уже месяц они не встречались. Джудит очень скучала по Оруэллу. Но гордость не позволяла ей первой подать голос. Теперь наконец Оруэлл сам позвонил ей. У обоих обеденный перерыв. Джудит была в летней форме: белая блузка, синяя юбка и белые босоножки на низком каблуке. Синяя кожаная сумочка лежала рядом, на стуле. В баре кроме них и бармена, поглощенного чтением спортивного журнала, никого не было. Оруэлл наконец проглотил все свои витамины и, сжав бумажный стаканчик, смял его. Выпил еще немного воды и шумно сглотнул. Он никогда не умел извиняться, хотя чувствовал себя неловким и скучным. Тишина, повисшая меж ними, казалось, обрела вес. И Джудит решила, что пора приступать к делу. – Сегодня утром… – начала она. – Да? – Оруэлл внимательно посмотрел на нее. – Работа на бензоколонке, оказывается, тоже опасна, хотя все сначала и было очень мило. Оруэлл нахмурился, осушил третий стакан тепловатой воды, вытер пот с лица пушистым серым рукавом, сказал: – Это был «транс–ам». Черный, с солнечной крышей и тонированным ветровым стеклом. А впереди на его капоте большой орел. Джудит кивнула. Как большинство полицейских, Эдди знал марки всех машин. – И счетчик был на нуле? – Нет. Он припарковался у пожарного крана. Оруэлл стал еще более хмурым. – Не разрешай им этого делать. В стакан с морковным соком была воткнута веточка сельдерея. Он отщипывал от нее по одному листочку. – Я выписывала квитанцию, когда появился этот парень, – пояснила Джудит. – Высокий, лет под тридцать, хорошо сложен. Он присел на бампер, скрестил руки на груди и уставился на меня. – Он ничего не говорил, просто сидел и смотрел? – Показывал мне свою волосатую грудь. И все свои золотые цепочки. Я закончила выписывать квитанцию и подошла к машине, чтобы сунуть ее под щетки. Вот тогда–то он скатился с капота и протянул руку. Я подала ему квитанцию. «Ты знаешь, что я сейчас с этим сделаю?» – спросил он довольно приятным голосом и, как мне показалось, шутливо. Я покачала головой, стараясь быть осторожной и не вступать в разговор. Джудит улыбнулась при воспоминании об этом. – Через три секунды, – продолжала она, – он сложил из квитанции симпатичного маленького дракончика с лапами, крыльями, длинным изогнутым хвостом и всем, что полагается иметь дракончику. – Лучше бы он так же быстро платил штрафы, – сказал Эдди. – У меня создалось впечатление, что этого–то он как раз делать и не будет. – Они слизнула каплю молока с верхней губы. В конце концов, то, что произошло с квитанцией после того, как она вручила водителю, ее не касалось. Оруэлл посмотрел на часы над баром. Через двадцать минут он должен встретиться с Ферли Спирсом, но, видимо, придется опоздать. И возможно, намного, раз Джудит в хорошем настроении. Он взял стакан с морковным соком, выпил его до дна и скорчил гримасу. – В чем дело? – спросила Джудит. – Очень противный напиток. Впрочем, он всегда противный, наверное, такой, каким и должен быть. – Зачем же ты его пьешь? – Потому что он полезный. – Полезней, чем сырая морковь? – Сырая морковь? А ты знаешь, сколько надо моркови, чтобы получить один стакан сока? – спросил Оруэлл. – Нет, – ответила Джудит. – А ты? Она была такой милой, когда сидела вот так на высоком табурете, сжав колени, положив локти на стойку и слегка наклонившись к нему. При этом сохраняла серьезность и сосредоточенность. Прядь светлых волос упала на щеку. Джудит тратила много денег на свои туалеты, но Оруэлл считал, что больше всего ей идет форма. Он повернулся к ней с глазами, полными любви, но она сказала: – Пора, Эдди. Надо возвращаться на работу. Оруэлл начал было придумывать причины, которые могли помешать ей вернуться вовремя, но тут же решил, что ее следовало отпустить. Одно из качеств, которое он любил в Джудит, было то, что она, как и он, добросовестно относилась к своему делу. – А как насчет обеда? – спросил Эдди. – Не знаю, ты однажды обидел меня, и я не хочу, чтобы это повторилось. – Не повторится, обещаю. – Хорошо, я подумаю. Позвони около шести. – Отлично, – сказал Оруэлл, не скрывая своего разочарования. Джудит приникла к нему, поцеловала в теплую мокрую соленую щеку, соскользнула со своего табурета и направилась к двери, покачивая бедрами немного сильнее, чем обычно, зная, что он на нее смотрит. У двери она остановилась, обернулась и сказала: – Можешь не звонить. Почему бы тебе просто не зайти, Эдди? – Я могу принести пару бифштексов, – сказал Оруэлл, – и бутылочку хорошего вина. Джудит отрицательно покачала головой. – Нет, Эдди. Лучше пойдем куда–нибудь. Только уж, пожалуйста, не в «Макдоналдс». Дверь за ней захлопнулась, но все равно Оруэлл был на седьмом небе от счастья. Он подозвал официанта и заказал еще один стакан морковного сока.Глава 19
Пытаясь рассмотреть ноги юной брюнетки, которая была занята, очевидно, бесполезными поисками его машины, Феликс Ньютон прижался животом к стойке фирмы «Герц» в международном аэропорту в Сиэтле. На девушку приятно было смотреть. У нее были потрясающие ноги. Да и сама она выглядела шикарно: в элегантном облегающем пиджаке со значком компании над нагрудным карманом. Но созерцание девушки не надолго отвлекло Феликса. Он терял терпение в ожидании, когда на экране компьютера появится название машины, которую он заказал в Лос–Анджелесском аэропорту. Его заказ, – а заказал он бежевый «каприз», – видимо, затерялся где–то глубоко в электронных недрах компьютера. Он ждал уже десять минут. Его все еще немного подташнивало после полета. Может, от высоты, а может, и от холодной еды, которую подавали на ленч. Феликс сказал Юниору, чтобы тот не беспокоился и не встречал его, надеясь все же, что мальчишка должен появиться, несмотря ни на что. Но этого не случилось, и он чувствовал себя одиноким, поджидая Мишу, которая стояла в очереди за багажом – шестью чемоданами из свиной кожи. Феликс подарил ей эти чемоданы в последний день ее рождения. И это оказалось большой ошибкой: внешне красивые, они были чертовски тяжелыми. И тем не менее Миша с ними не расставалась. – Я не могу предоставить вам бежевый «каприз», – сказала наконец брюнетка, – но есть красный, заправленный горючим и готовый к поездке. У нее на груди была именная карточка – небольшой прямоугольник из черного пластика с белой надписью. Но она прицепила эту карточку так неудобно, что Феликс не смог прочитать написанное там. Она улыбнулась. – Так подойдет вам красный, мистер Ньютон? – Очень сожалею, – сказал Феликс, – но машина должна быть бежевой, коричневой или темно–синей. Разве я не говорил, что меня устроят только неяркие цвета? Продолжая улыбаться, девушка отошла от него и продолжила нажимать на клавиши компьютера. Феликс вздохнул. На стойке с пластиковым покрытием он выстукивал краем кредитной карточки мелодию, называемую нетерпением. И больше всего его интересовало, все ли из порученного успел сделать Юниор по уборке и чистке дома, его британской собственности. Отогнув рукав пиджака и обнажив множество коричневых пятнышек разной величины, Феликс посмотрел на часы и положил на стойку кредитную карточку. Девушка снова ударила по клавиатуре. Глядя на нее немного сбоку, он вдруг подумал, что ему уже приходилось встречаться с нею. На вид ей было лет тридцать с небольшим. И если он имел с ней дело, это произошло не менее чем десять, а то и больше лет назад. И по–видимому, она выступала тогда не в главной роли, иначе он бы помнил ее имя. Несмотря на солидный возраст, память у него была отменная. Но он был уверен: что–то знакомое проглядывало в линии ее шеи и форме рта. Феликс придумал способ узнать ее имя. Он отошел от компьютера, вломился в маленькую боковую игровую комнату и запел, приплясывая: Тебе хотелось быть актрисой, Но ты стремишься стать звездой… Но быть приятно героиней, Когда по сердцу сам герой… – Какой у вас удивительный голос, – сказала девушка. – Горячий поцелуй вам за него. Ноги Феликса будто приросли к полу, он опустил руки и сказал: – Я не знаю вашего имени: не смог разобрать на карточке. Девушка тут же сняла пластиковый прямоугольник и пристегнула его по–другому. Имя ее оказалось Ширли. – А как насчет «форда» кремового цвета? – спросила она. – Лучше бы подождать мою секретаршу, – сказал Феликс. – Она гораздо быстрее принимает решения. Это последняя модель? Ширли кивнула. – Вы хотели бы посмотреть ее? – спросила она. – А пепельница там чистая? – Абсолютно. – Если пепельница не будет безупречна, получу ли я в виде компенсации бесплатно шариковую ручку, или очки, или что–нибудь другое, что может пригодиться? – Я могу дать вам бесплатно ручку прямо сейчас, если хотите. – Значит, вы допускаете, что пепельница может быть грязной? – Нет, мистер Ньютон. Я только сказала, что если вам нужна свободная ручка, я буду счастлива дать ее вам. – Вы думаете, если я возьму ручку, то это поможет вам навязать мне и дурного цвета машину? Ширли снова улыбнулась. – У меня крупные дела с вашей фирмой, – сказал Феликс. – Но сегодня впервые они подводят меня. Я рекомендовал вас моим друзьям долгие годы, а теперь что прикажете сказать им, а? – Скажите, что получили ценную ручку, – ответила, улыбаясь, Ширли. Она заложила в компьютер форму стандартного контракта и начала печатать. – Какую страховку вам предоставить? – Максимальную, – сказал Феликс. – Мне нравится рисковать, иначе не будешь готов к победе. Феликс не мог не заметить, что Ширли не приняла всерьез его слов. Что еще можно ожидать от глупого старого пердуна… И он вдруг почувствовал, как устал. Песня и танец забрали сил больше, чем он предполагал. Конечно, он устал и в дороге – Миша была отвратительным водителем, но он собирался и дальше позволить ей управлять «фордом». Сам же он нуждался в отдыхе. Тем более что в Ванкувере его ждала масса дел. Феликс подписал форму аренды «Герца» и воткнул ручку Ширли в ее карман. Хромированный зажим хорошо смотрелся на темно–голубой ткани ее костюма. Он протянул руку за ключами и, когда Ширли вручала их ему, ухитрился слегка пожать кончики ее пальцев.Глава 20
Порыв летнего ветра наконец сдул рубашку Мэнни Каца и его двадцатидолларовый пиджак с дерева, на которое он их забросил в ночь убийства. По радиовызову Фэрта появились одна машина из второго отряда и две незарегистрированных: лабораторный фургон криминалистов и «крайслер кордоба» Гомера Бредли цвета белой кости. У Бредли было с полдюжины человек в униформе, занимавшихся поисками улик, но все, что они смогли найти на сей раз, это несколько пустых пивных бутылок и старый корпус холодильного бара. Бредли разговаривал с девушкой в желтом бикини в то время, как два его детектива по убийствам – Уиллоус и Паркер – наблюдали, как Мэл Даттон фотографирует место преступления. За долгие годы работы у Даттона выработался собственный стиль. Его аппарат жужжал и щелкал непрерывно. Каждый предмет он снимал несколько раз и в различных ракурсах. Ослепительный свет вспышки исследовал все складки и изгибы дешевого костюма, тонкой белой рубашки и галстука невероятно яркой расцветки. Из кармана пиджака торчали очки встальной оправе. Когда Даттон понял, что сделал достаточно снимков, он отошел на несколько шагов назад и переключился на стотридцатипятимиллиметровый телефотообъектив. Он согнулся и начал фотографировать миниатюрные туфли Мэнни, которые, зацепившись шнурками, тоже висели на какой–то ветке. – Придется принести лестницу с крючками, – сказал Уиллоус. Паркер согласно кивнула, наблюдая за Крисом Ламбертом, который, спускаясь с дерева на землю, порвал брюки. – Ты хочешь, чтобы я сделала вызов? – Нет, еще нет. Мы должны подождать, пока закончит Голдстайн. Джерри Голдстайн, сотрудник отдела судебной медицины, любимец департамента, был высоким худым мужчиной с вьющимися белокурыми волосами и очками в роговой оправе, которые постоянно сползали с его носа. Он скромно отошел в сторону, пока Даттон делал свою работу. Теперь, когда Даттон закончил, Голдстайн встал на колени, чтобы открыть видавший виды старый алюминиевый чемодан, и вынул из него инструменты для снятия отпечатков. Сначала он, осмотрев очки, положил их в пластиковый мешочек на «молнии», где хранились улики, и спрятал мешочек в углу чемодана. Затем занялся пластиковыми пуговицами. Судебный опыт приучил его к тому, что ни одним отпечатком нельзя пренебрегать. Тем более что никогда не бываешь уверен, какая из улик будет в конце концов принята. Концом ручки «бик» Голдстайн тщательно исследовал жесткие складки костюма. Засохшая кровь хлопьями слетала с ткани. Осмотрев карманы, он обнаружил обыкновенный мусор, две монеты по десять центов, четверть американского доллара, неполный пакетик мятных таблеток и стодолларовую банкноту, тоже пропитанную кровью. Бросив этот мусор, монеты и таблетки в несколько мешочков для улик, Голдстайн помахал рукой Уиллоусу и Паркер. – Добыли что–нибудь для нас, Джерри? – спросил Уиллоус. – Посмотрите на это, – ответил Голдстайн, протягивая купюру в сто долларов. В нескольких местах банкноты бумага была хрустящей и новой. Уиллоус едва мог разглядеть множество пересекающихся линий, тонких рубцов и углублений там, где банкнота была сложена в несколько раз. – Чертовски большая сумма, – сказал Голдстайн. – Но она, должно быть, стала хорошей приманкой. – Хотелось бы знать, – сказал Уиллоус, – почему убийца оставил в машине стодолларовую банкноту? – И еще сорок четыре цента и множество упаковок «Кертса», – добавил Голдстайн шутливо. Девушка в бикини наблюдала за ним. Он улыбнулся ей, и она отвернулась. – Вы уже свободны? – спросил Бредли, выглядывая из–за плеча девушки. – Да, сейчас пока все, – ответил Голдстайн. Расследование представляло интерес только потому, что это было место, где отдельные кусочки и обрывки головоломки собирались вместе. Это была кропотливая лабораторная работа, которая всегда привлекала его, так как, делая ее, шаг за шагом продвигаясь вперед, он все кусочки собирал вместе, и они помогали решить главную задачу. Положив стодолларовую банкноту в отдельный пакетик, Голдстайн запер свой блестящий чемодан. Девушка снова посмотрела на него. – Что бы вы ни нашли, – сказал Уиллоус тихо, – я буду признателен, если вы прежде всего все это покажете мне. – Конечно, – согласился Голдстайн, – нет проблем. Бредли закончил разговор с девушкой в бикини, поймал взгляд Уиллоуса и движением руки дал ему понять, что пора отправляться к пляжу. Уиллоус кивнул. – Ждите меня в машине, – сказал он Паркер. – Что он хочет? – поинтересовалась она, взглянув на Уиллоуса. – Не имею представления, но если пойму, то сразу дам тебе знать. Уиллоус спустился следом за начальником с откоса, подметки его скользили по коварному ковру из увядших еловых игл. В то время, когда он вышел из–за деревьев, Бредли пересек узкую полосу асфальта, окружавшую парк, и очутился на нагретом солнцем граните набережной. Шестимильная стенка из камня, построенная владельцем лодочной стоянки, носящим имя Джеймс Каннинхем, отделяла набережную от пляжа, раскинувшегося вокруг площади, где обычно проходили ежегодные состязания в беге. Уиллоус знал об этих соревнованиях, так как в них участвовала не только его жена, но и двое его детей. Бредли достал сигару, зажег ее и быстро взглянул на Уиллоуса, который стоял рядом, а затем повернулся, чтобы как следует рассмотреть пляж. – Прекрасный день, не правда ли? – Пока, – уклончиво ответил Уиллоус. Бредли понимающе усмехнулся, выдыхая клубы дыма. Носы грузовых судов, стоящих на рейде в наружной гавани, были обращены к пляжу, что свидетельствовало о том, что прилив заканчивается. Уиллоус заинтересовался этим явлением, но в этот момент его внимание отвлекли три мальчика, гонявшие вдоль берега цветной мяч. – Твои соображения? – спросил Бредли, поглаживая гранитный парапет. – Располагайся поудобнее. Уиллоус отодвинулся на несколько футов от дыма его сигары и присел на парапет, но, по–видимому, не очень удобно, так как ноги его не доставали до земли. В этой части парка между океаном и парапетом проходила широкая полоса песка. Стена была сравнительно невысокой. Преследуемый двумя друзьями, один мальчик бежал по пляжу с мячом в руках. – Убийца, должно быть, заранее планировал украсть фургон «Эконолайн», – высказал предположение Уиллоус. – Иначе не стал бы запасаться крокодиловыми зажимами, которые использовал для соединения проклятого двигателя. – О чем это свидетельствует? – О том, что это было умышленное убийство. Убийство первой степени. За него полагается двадцать пять лет, если мы, конечно, схватим его. – Несомненно, схватим, обещаю тебе! Уиллоус постучал каблуками по гранитной стенке. – Думаю, он убил мальчика и, бросив фургон, прошел мимо того места, где играют сейчас эти три мальчугана, а дальше, чтобы не оставлять следов, поплыл. – Тайный побег. Да еще в обнаженном виде, – усмехнулся Бредли. – Мне нравятся твои соображения, Джек. Ты потянул за тонкую ниточку, которая поможет развязать все, что завязано. – Думаю, можно предположить, что под костюмом у него были плавки. Вы обратили внимание на его одежду, Гомер? Бредли выплюнул табак. – Меня отвлекла девушка в бикини. Так какой, говоришь, была, его одежда? – Дешевая, старая и свободная. Сбросив ее, он вошел в океан, отмыл кровь и, проплыв несколько сотен ярдов вдоль берега, ушел. Никто, естественно, на берегу не обратил внимания на человека в плавках. – А что было после его купания, как думаешь? – Он взял одежду, которая ждала его где–то на пляже или в припаркованном автомобиле, вытерся, переоделся и уехал. – Есть надежда отыскать этого человека? – Надеемся схватить его сразу, инспектор. – О, это было бы прекрасно! Бредли, услышав шуршание роликовых коньков по асфальту, оглянулся и увидел, как загорелая девушка в красно–белом полосатом купальнике промчалась мимо. Девушка была худой как шест, а ее волосы были заплетены в жесткие косы, которые торчали на голове как антенны. Бредли, взглянув на нее, не мог удержаться от улыбки. К его удивлению, она оглянулась и улыбнулась в ответ, так ласково, как ему уже давно никто не улыбался. Он был настолько ошеломлен, что чуть не выронил сигару. – Мы с Паркер спускались в морг и осмотрели тело, – сказал Уиллоус. – Обнаружили семьдесят с лишним колотых ран, инспектор. Убийца почему–то был в таком неистовстве, что, по–видимому, уже ничего не соображал. – Почему? – Думаю, поначалу ему казалось, что он спланировал все тщательно и хладнокровно. Затем все начало рушиться. Зачем было покупать журналы поблизости от того места, где он захватил мальчика? Зачем украл упаковку мятных таблеток, когда вполне мог купить их? Да, я не сказал, что мы получили очень точное описание внешности убийцы. Единственное, чему нет объяснения: почему он так рисковал? – Парни, подобные ему, всегда выбирают риск. Именно поэтому им порой и удается избежать наказания. Уиллоус дотянулся ногой до земли и снял один башмак из грубой кожи. Внимательно взглянув на него, он заметил, что ботинок износился и каблуки сильно сбиты. Мысль о том, что он понемногу начинает опускаться, огорчила его. Сигара Бредли наконец погасла. Он с удовольствием вздохнул и сказал: – Так что у тебя еще, Джек? – Почти наверняка парень, который убил мальчика, убил и ту девушку, которую я нашел в реке выше Сквемиша, – сказал Уиллоус. Бредли раскрыл рот от удивления. День был полон сюрпризов. Уиллоус рассказал Бредли о моментальной фотографии, которую они с Росситером нашли в шортах Наоми Листер, о голубом изображении Смурфа на ее руке и о такой же татуировке на руке мальчика, лежащего в морге. Бредли внимательно слушал, не говоря ни слова. Он снова зажег сигару, которая, пока говорил Уиллоус, успела разгореться и снова погаснуть, впрочем, он этого не заметил. Когда рассказ был окончен, Бредли сказал: – Я хочу, чтобы ты вызвал Сквемиш. Попроси управление полиции, пусть передадут изображение девушки и все, что еще было получено. – Я уже сделал это, – сказал Уиллоус. – Думаю, сейчас все лежит на вашем столе. – Мы обязательно должны распутать это дело, – сказал Бредли. Он недовольно посмотрел на гавань, будто вид ее раздражал его. Уиллоус снял другой ботинок и оба носка. Засунув носки в ботинки и закатав брюки, он спрыгнул с парапета на пляж. Песок был горячий. – Итак, – сказал Джек, – мы ищем вспыльчивого толстого лысого парня, который вышел из океана где–то между этим местом и Английским заливом, после захода солнца и одиннадцатью часами: именно в это время мне позвонила Паркер. Как вы оцениваете наши шансы, инспектор? – Возможно, Голдстайн придет с какими–нибудь новыми подробностями. Уиллоус нагнулся и поднял осколок стекла, который был наполовину засыпан песком. – Возможно, вы сможете попросить Ферли Спирса показать мне, если он сможет, отпечатки пальцев на оружии. – Да, конечно. Есть что–нибудь еще? – Отец Наоми Листер сказал, что она жила в городе в течение целого года, или около того. Мы с Паркер попытаемся найти ее друзей. – Прекрасно, – одобрил Бредли. – Мы думаем, что нам следует сосредоточиться на тех фактах, о которых я вам рассказал. Временно исключив все остальное, – осторожно сказал Уиллоус. – Все, что ты предлагаешь, мне нравится, Джек. Уиллоус поднял другой кусочек стекла и понял, что оба куска были от бутылки кока–колы. Вдали три мальчика продолжали гонять яркий цветной мяч. Их высокие голоса были совсем детскими. Когда они оказались ближе, Уиллоус заметил, что самый старший из трех одного возраста с его сыном. У мальчика было такое же гибкое, крепкое тело и не всегда координированные движения. Волосы были русыми, хотя и темнее, чем у Шона. Уиллоусу захотелось узнать, какой цвет глаз у мальчика. У его сына были темно–голубые глаза, как у Шейлы. а ему, особенно после развода, почему–то хотелось, чтобы дети были больше похожи на него. Он сложил два разбитых кусочка вместе, пытаясь понять, соединимы ли они друг с другом. Повсюду было слишком много следов современного варварства. Бутылки стоили десять центов в лавке на каждом углу, но даже если б они стоили доллар, вероятно, не было бы никакой разницы. Пляж был полон битого стекла. И ему подумалось, что мир, который унаследует его сын, быстро меняется не в лучшую сторону.Глава 21
Что–то медленно опускалось позади него. Мэнни повернулся на бок. И снова почувствовал какое–то неуловимое движение. Он ощупал диван и проснулся. Глаза неожиданно открылись. Он сел, тяжело дыша. Телефонный звонок вдруг заполнил дом. Он посмотрел на циферблат часов. Было два часа ночи. Перед ним на кофейном столике лежала пустая винная бутылка, рядом с ней стояла картонная коробка, полная куриных костей и застывшего жира. Он зажмурился. По телевидению шел старый черно–белый фильм, звук был выключен. Он испортил воздух и почесал живот. Кроме жокейских шорт и носков, на нем не было ничего. Телефон продолжал звонить. Он встал, чтобы ответить. – Ты что же, спишь весь день и всю ночь? – спросил Юниор. Юниор, по–видимому, пребывал в игривом настроении, голос его был беспечным и задиристым. Где–то в глубине трубки фоном звучала гитара. Звук был одинокий и унылый, напоминавший вой крупного москита. Но Мэнни не воспринимал окружающее. – Алло! – снова сказал Юниор веселым голосом. – Есть у тебя кто–нибудь? – Отвяжись! – отрезал Мэнни и положил трубку. Двигаясь очень быстро, он прошел по темному коридору в спальню и, осторожно высунувшись в окно, оглядел улицу. Черный «транс–ам» Юниора стоял перед его домом. Габаритные огни ритмично пульсировали, и их яркий свет окрашивал асфальт и соседнюю машину. Через тонированные окна он не мог видеть, что происходит в машине. Но тормозные огни продолжали мигать. Они то вспыхивали ярко, то гасли, то вспыхивали снова. Юниор нажимал педаль в такт передаваемой музыке. Мэнни расстроился от возникшего ощущения, что «транс–ам» способен проглотить его целиком, выплюнув лишь кости. Юниор скорее всего гонял большой восьмицилиндровый двигатель, отчего оконные переплеты вибрировали. Мэнни, почувствовав дрожь от прикосновения к холодному стеклу, поспешно вернулся к телефону. Теперь он чувствовал себя куда более испуганным, чем ему могло присниться. – Я вернулся, – сказал он в трубку. Страх сделал его агрессивным. – Чего, черт возьми, ты хочешь от меня в это время ночи? – Чашку горячего шоколада и круглую булочку из отрубей, – ответил мягко Юниор. – Ты знаешь этот город лучше кого бы то ни было, и потому я хочу, чтобы ты вышел и показал мне окрестности. – Но сейчас же глубокая ночь! – Так ты хочешь, чтобы я подвел свои часы? Мэнни сунул руку в шорты и почесал пальцем волосы на животе, пытаясь придумать что–нибудь остроумное, когда Юниор добавил: – Кроме того, я должен передать тебе важную записку от Феликса. – Дай мне пару минут, чтобы одеться, – сдался Мэнни. – И не забудь почистить зубы, – добавил Юниор. Мэнни повесил трубку, но музыка продолжала звучать. Юниор, должно быть, включил радио или магнитофон. Оркестр звучал раздражающе громко, будто расположился прямо за окном спальни Мэнни. Одежда Мэнни была разбросана по гостиной. Он выключил телевизор и оделся. Если от него и пахло чем–либо, то это был запах жареного цыпленка, которого он съел вечером. Что в том плохого? Они вошли к Бино. Мэнни не пил какао с тех пор, как был ребенком, давно не видел он и круглых булочек из отрубей, а увидев, решил, что они, должно быть, самые крупные в городе. – Вы – большая мама булочек, – сказал Юниор официантке и наклонился, схватившись за край стола, чтобы, сохранив равновесие, было удобнее таращиться на ее ноги. – Мне нравятся не только булочки, но и твои лодыжки тоже. Официантка улыбнулась и отошла. Юниор схватил нож и разрезал булочку пополам. Булочка была такой горячей, что из нее шел пар. Юниор, подхватив на кончик ножа взбитое масло из маленькой бумажной чашки, намазал его на булочку. – Моя мать всегда говорила, что, если у девушки стройные лодыжки, можно быть уверенным, что у нее хорошая фигура. Почему–то только она не рассказала, что существует много интересных способов понять, как устроена женщина. Понимаешь, что я имею в виду? – Конечно, – ответил Мэнни. Он потягивал из стакана двухпроцентное молоко. Оно было такое холодное, что было больно глотать. Но он все же проглотил. Юниор, надорвав пластиковую коробочку малинового джема. попытался намазать ее содержимое на булочку, которая неожиданно распалась. Он, торопясь, проглотил джем, запив его молоком. Мэнни сделал еще один глоток молока из своего стакана. Левую руку он держал под столом, не отрывая пальцев от ручки своего итальянского автоматического ножа. Подняв глаза, он увидел, что Юниор наблюдает за ним. Крепкие его челюсти поднимались и опускались по мере того, как он уничтожал куски булочки. Он ухмыльнулся Мэнни. – Девушка, которую ты искал, Керли… так, кажется, ее зовут? – Что с ней? – Она живет где–то в пригороде с парнем по имени Уолтер. – Я не знаю никакого Уолтера, – ответил Мэнни. – И я тоже. – Юниор показал на стакан молока, стоявший перед Мэнни. – Ты собираешься допить это или как? – Оно очень холодное. Жду, когда согреется. – Почему ты сразу не заказал теплого молока? – Ты говорил, что привез записку для меня? – Мне нравятся заводные, – сказал Юниор. Он слизнул крошки с верхней губы, открыл нагрудный карман и передал Мэнни запечатанный тускло–желтый конверт, сильно попахивавший одеколоном. Мэнни пытался ногтем надорвать конверт. Юниор сделал протестующий жест. – Не здесь, пожалуйста. Дай мне возможность сказать «нет», когда Феликс спросит, был ли я рядом, когда ты заглянул внутрь конверта. – Юниор подмигнул Мэнни. – Феликс любит, когда я держу дистанцию и не лезу в его дела, – объяснил он. Мэнни задумчиво кивнул, подумав, насколько рискованно сейчас зайти в уборную. И тут же решил, что это лучшее, что он может предпринять. Если Юниор что–то задумал, это был самый подходящий способ скрыться. – Я вернусь через минуту, – сказал Мэнни. Юниор помахал ему ножом, измазанным джемом. – Не спеши, насладись моментом. Мэнни вошел в кабину и вскрыл конверт. Внутри лежало приглашение на воскресный поздний завтрак на ранчо Феликса Ньютона. Дальше следовала инструкция, как одеться «для белого вина». Что это значило, он не знал. Не знал он и где находится дом Феликса. В письме адреса не было. Наверняка не было его и в телефонной книге. Придется спрашивать у Юниора. Он разорвал конверт на мелкие кусочки и бросил в унитаз. Когда он вернулся к столу, стакан молока исчез, а с ним и Юниор. Но на столе лежала банкнота. Мэнни отдал ее официантке с привлекательными лодыжками. Денег, чтобы доехать до дома, у него было достаточно.Глава 22
Офис Джерри Голдстайна был пыльным стеклянным боксом в дальнем конце лаборатории криминалистики. Столом ему служила стальная плита, оклеенная неопределенного цвета бумагой, чем–то напоминающая деревянную облицовку. Голдстайн сидел за столом в капитанском кресле, удобно расположившись на мягкой расшитой подушке. Кресло было на колесиках. Оно ежеминутно скрипело, когда он наклонялся, чтобы взять кипу розовых извещений, засунутых под диск телефона. Когда Уиллоус и Паркер вошли, он улыбнулся Паркер и сказал: – Займусь вами через секунду. Простите. Уиллоус взглянул на часы. Он легко позавтракал полчаса назад. Стакан молока, тушеный тунец, шинкованная капуста. Но его слегка мутило: что–то, видно, съел испорченное, скорее всего это был тунец. Он погладил живот и сел в складное металлическое кресло, окрашенное в ярко–оранжевый цвет. Не потому ли, мелькнуло в голове, чтобы соответствовать волосам Голдстайна. Паркер прошла к книжной полке за столом хозяина. На верху полки стояла банка мутного формальдегида. Она вглядывалась в этикетку, приклеенную к банке, но слова так выцвели, что едва просматривались. Она взяла банку, наклонила ее, и тут же тусклый серый ком прижался к стеклу банки и отплыл на середину. Нечто похожее на цветную капусту или связку грибов, соединенных одним стеблем. Пока Паркер вертела банку, Голдстайн тасовал кипу розовых извещений, откладывая те, которые требовали немедленного рассмотрения. Как обычно, он выглядел так, будто только что сошел с обложки модного журнала. Сегодня на нем была светло–серая охотничья куртка с узкими лацканами и накладными карманами, угольного цвета широкие брюки, хрустящая от крахмала белая рубашка с пуговицами стального цвета и блестящий черный кожаный галстук. Верхняя пуговица воротничка была расстегнута, и галстук ослаблен. Все это придавало Голдстайну некую небрежную элегантность. В департаменте он был известен своей коллекцией кожаных галстуков, которые у него были разной ширины и разнообразных расцветок. Он придавал серьезное значение своему внешнему виду, считая, что в какой–то мере выполняет роль визитной карточки. Скрепив наконец кипу розовых извещений, он взглянул на Паркер, которая все еще всматривалась в темную глубину банки. – Вы что же, никогда раньше не видели человеческого мозга? Паркер осторожно поставила банку на полку и присела. – С чего вы хотели бы начать? – спросил Голдстайн у Джека Уиллоуса. – С оружия. На столе Голдстайна находилась коробка для обуви, когда–то наверное, в ней, лежала пара башмаков. Голдстайн, сняв крышку, перевернул коробку, вывалив ее содержимое на стол. Осторожно взял в руки нож. На кривом лезвии было несколько небольших меток и зазубрин, испачканных кровью. Кровь была группы «А», резус положительный, и принадлежала мальчишке, лежащему в морге. Голдстайн подкинул нож и тут же поймал его. Оружие было как раз для его руки – подходящего веса и формы. Он взглянул на Уиллоуса, почувствовав его растущее напряжение. – Необычная конструкция, Джек, – сказал он. – Никогда прежде не видел подобной. Не очень удобен для резания и рубки. Но очевидно, ему предначертано другое назначение. Не находите? – Да, очевидно, так. – Но как вы думаете, каково назначение этого инструмента? – спросил Голдстайн и тут же добавил: – Это инструмент для резания свинца. – Резания свинца? – удивилась Паркер. Голдстайн повернулся к Уиллоусу. – В столице есть несколько дюжин поставщиков подобных инструментов. Но его можно заказать и через любой из журналов «Сделай сам». Очень нужный предмет этот нож. Особенно если собираетесь работать с витражным стеклом. – Где он сделан? – В Западной Германии. Это углеродная сталь очень высокого качества. Цена на нее около тридцати долларов, если хотите точнее, могу проверить по своей картотеке. – Есть что–нибудь еще? – спросил Уиллоус. – На ноже? Нет, ничего. Уиллоус достал записную книжку и черную ручку «унибол» и что–то записал, используя собственный индивидуальный способ стенографии. Заметки его всегда были аккуратны и лаконичны. – А что вы скажете об одежде, которую нашли на дереве? Голдстайн пренебрежительно пожал плечами. – Этот малый не затратил много денег на свой гардероб. – Он усмехнулся, показывая крупные белые зубы. – Его одежда была такой дешевой, что на ней даже отсутствовали этикетки. – И метки сухой чистки? – Когда такая одежда, о которой мы говорим, пачкается, ее выбрасывают. – Хорошо, Джерри. Что у вас еще есть для меня? – Ботинки были седьмого размера, у рубашки рукава тридцать три, шея шестнадцать. Брюки тридцать шесть дюймов в поясе и двадцать шесть дюймов в длину. В общем, мужчина маленький и толстый. Уиллоус снова сделал запись. – Я осмотрел ботинки внутри, – сказал Голдстайн. Уиллоус перестал писать и с удивлением взглянул на него. – И знаете, что я нашел? – Что же? – Пятна. От лопнувших волдырей. – Выходит, он носил ботинки, которые ему были малы. Вы это хотите сказать? – Возможно. – Старушка в бакалее, – напомнила Паркер, – сказала, что он прихрамывал. Уиллоус кивнул, вспоминая. – Вы могли бы определить группу крови по волдырям, Джерри? – спросил Уиллоус. – Мы как раз работаем над этим. Надеюсь, результаты будут после полудня. Голдстайн откинулся в кресле. Скрипнули колесики. Он сомкнул пальцы над головой и посмотрел в потолок. Круглые линзы его очков поблескивали, и потому невозможно было сказать – открыты или закрыты его глаза. – Отпечатки пальцев, – сказал он, помолчав. – Вы уже знаете, мы нашли их на пуговицах пиджака, на пакете «Кертса» и на паре найденных монет в кармане брюк. Однако ничего такого, что стоило бы пропустить через компьютер, не оказалось. И почти ничего, что можно было бы представить в суд. – Что скажете о журналах и трубке для сигар? – На трубке мы нашли отпечатки указательного и большого пальцев. Но они могли принадлежать и человеку, который продавал сигары. – Вы выяснили марку сигар? – спросила Паркер. – Сигар? Паркер кивнула. Голдстайн взглянул на Уиллоуса. Оба знали то, чего не знала менее опытная Паркер: сигара не являлась уликой. – А что вы скажете о голубой метке на плече жертвы? – спросил Уиллоус. – Вы были правы, это чернила татуировки. Я звонил в Сквемиш. Патологоанатом отправил на анализ образцы ткани той девушки, которую вы нашли в реке. – Наоми Листер. – Уиллоус распрямился. – Вся кровь в фургоне «Эконолайн» была группы «А», резус положительный? – До последней капли. – Что еще вы нашли в фургоне? – Несколько волосков, которые не принадлежали жертве. Больше ничего. Машина была в безупречном состоянии. Можно сказать, вымыта и вычищена. – А соединительные провода под передним щитком? Скажете что–нибудь о них? – Право, нет, Джек. Пайка была достаточно небрежной, в общем, кустарная работа. А провода и крокодилы можно купить. Они всюду продаются. Уиллоус сделал еще несколько записей. – Одного не могу понять: почему он оставил в машине стодолларовую банкноту? Кто же бросается такими деньгами? Либо деньги были оставлены случайно в горячке, либо… – Уиллоусу вдруг пришла в голову неожиданная мысль. – А не фальшивая ли эта банкнота? – спросил он. – Нет, самая настоящая. А ваш следующий вопрос: откуда все перегибы и складки на новой банкноте, верно? – Так точно, Джерри. – Мэл Даттон сделал несколько моментальных черно–белых снимков. Они показали, что деньги были в обращении. – Просто отлично, Джерри! Голдстайн скромно пожал плечами. – Единственное, что я точно знаю о деньгах, это то, что у меня никогда не было их в достаточном количестве. – Достаньте, пожалуйста, комплект снимков Даттона и для нас, – попросил Уиллоус. Голдстайн бросил ему через стол конверт размером восемь на десять дюймов. Уиллоус развязал тонкую красную тесемку, которой был перевязан конверт, и достал несколько отпечатков. Сфотографированная стодолларовая банкнота представляла собой беспорядочную сеть пересечений белых линий на сером фоне. Купюру трудно было узнать. Даже скучное лицо Роберта Бордена, изображенное на ней, состарилось на тысячу лет. – Мне нравятся загадки, – сказал Голдстайн. – Так как у меня была пара долларовых банкнот в бумажнике, я подумал: почему бы не провести и с ними подобное испытание? – А где оригинал? – спросила Паркер. Голдстайн порылся в кармане для ключей и, открыв выдвижной ящик стола, вытащил пластиковый мешочек для улик. Голдстайн потряс его, и хлопья высохшей крови подобно черному снегу легли на бумагу. Уиллоус подошел к столу и протянул руку. Голдстайн протянул мешочек Уиллоусу. – Но увы, Джек, денег в нем нет. Уиллоус улыбнулся. – Неудачная шутка, Джерри, но, несмотря на это, я приглашаю всю бригаду в «Макдоналдс» на завтрак. – Он опустил конверт в нагрудный карман и направился к двери. – Совсем было забыл, – сказал Голдстайн Паркер. – В следующее воскресенье четвертый ежегодный турнир по крокету в парке Тетлоу. Хотите пойти? Паркер колебалась. – Будет приятная компания, – сказал Голдстайн. – Собирается много холостых мужчин. И все, что требуется, это надеть белые костюмы и принести пару бутылок приличного вина. О еде, кстати, есть кому позаботиться. Холодный ростбиф и прочая ерунда. – А в какое время? – спросила Паркер. – Начнем ровно в два часа. – И вы придете в белом кожаном галстуке? – Скорее всего, – ответил Голдстайн. – У вас действительно есть такой, да? – Конечно. Паркер улыбнулась. – Не легкомысленно ли выглядит это? – Что? – нахмурился Голдстайн. – Вы считаете, что я из тех мальчишек, которые носят легкомысленные галстуки? – Определенно, – улыбнулась Паркер.Глава 23
Зазвонил телефон. Уиллоус выпрямился в своем кресле и, подавляя зевоту, поднял трубку. Это был Пэт Росситер, вызвавший его из Сквемиша. – Что с татуировкой, Джек? Уиллоус рассказал Росситеру о клинообразном куске кожи, вырезанном из предплечья мертвого мальчика. В том же месте была татуировка и у Наоми Листер. – И чем вы это объясняете? – Думаю, мальчик и Наоми Листер делали татуировку одновременно. А что она означала?… – Подождите минуту. Я хотел спросить о снимке, который мы нашли в шортах девочки. Почему убийца оставил его на месте преступления? – По–видимому, допустил ошибку или просто забыл о нем. – Не думаю, Джек. Следователь считает, что смерть наступила в результате несчастного случая. Так что обвинение не будет возбуждено. – Росситер замолчал. Уиллоус удивился, хотя и предполагал, что так оно и будет, но ничего не сказал. – Вода в ее легких речная, не из ванной Альфреда Хичкока. Синяки и ссадины полностью соответствуют типу ударов, которые она могла получить, дрейфуя вниз по реке. И еще… вы слушаете? – Да, конечно. – Уиллоус почувствовал раздражение от бессмысленного разговора, но голос его, как всегда, был ровным и спокойным. – В отчете патологоанатома отмечено, что уровень моноокиси углерода в крови равен пятнадцати с лишним процентам. – Уиллоус услышал, как Росситер глубоко вздохнул, прошелестел перевернутой страницей. – Вы знаете так же, как и я, – продолжал Росситер, – что основной симптом отравления моноокисью углерода – ослабление способности реально мыслить. Наоми, без сомнения, не отдавала отчета в том, что делала. Уиллоус задумался, вспомнив заброшенную лесную дорогу, пятна свежей смазки на траве, разрыхленную землю и следы от колес какой–то машины. Он знал, что при движении в горах легко повредить выхлопную трубу, отсюда и повышенная опасность отравления окисью углерода… – Хорошо бы узнать, – сказал он, – кто привез ее в горы. И где был этот человек, когда она решила пойти купаться. – Вероятно, ушел куда–нибудь в лес, – предположил Росситер, – покуривал соломку, потягивал пиво, а может, просто дремал под деревом. – Обнаружены у нее следы алкоголя или других наркотиков? – Никаких. – А симптомы того, что она занималась сексом? – Нет, ничего подобного не было обнаружено. – Тогда что же ее тайного спутника так обеспокоило? Худышка ныряльщица и малолетний преступник – подумаешь, какое дело! – Может, он был женат. – Или профессиональный убийца. – Будем надеяться, что это не так, – сказал Росситер. По тону его голоса можно было догадаться, что сам–то он не верит в подобную возможность. И Уиллоус вдруг понял, что Росситер позвонил вовсе не потому, что он просил его об этом, а просто хотел проинформировать, что департамент Сквемиша ККП закрыл дело Наоми Листер. Уиллоус поблагодарил Росситера за помощь, резко оборвав его на полуслове и повесив трубку, открыл свою записную книжку и аккуратно изложил в ней суть недавней беседы. И все же тот факт, что в крови Наоми Листер был высокий уровень окиси углерода, обеспокоил его. …Когда Уиллоус вернулся, Клер Паркер прогуливалась по комнате, занимаемой отделением полиции. Она подошла к охладителю воды и налила себе стакан. Закончив пить, Паркер вылила последние несколько капель воды из бумажного стакана, перевернув его вверх дном, поставила на голову и прошлась, покачивая бедрами. Уиллоус улыбнулся, и Клер, сделав реверанс, поставила стакан на место. Уиллоус, заперев стодолларовую банкноту в нижний ящик стола, собрался на дежурство.Глава 24
Мэнни жил на Тридцатой Восточной в тени парка королевы Елизаветы. Его выцветший одинокий дом находился неподалеку от стадиона Нэт Бейли, где жили в основном канадцы. Когда на стадионе проходили игры, Мэнни мог слышать шум и возгласы любителей спорта даже при закрытых окнах. Юниор проехал со скоростью пять миль в час мимо пустого стадиона и повернул налево. Выхлопы черного «транс–ама» мягко лопались позади него. Было воскресное утро, половина одиннадцатого. Он прибыл чуть раньше, чем предполагал. Улица перед домом была пустынной. Ни автомобилей, ни детей, никого. Юниор слегка нажал на тормоза, й передние колеса ударились о край тротуара. Автомобиль вздрогнул. Юниор въехал на тротуар и уперся в высокую деревянную ограду. Доски затрещали и раскололись, лишь одна, неожиданно оторвавшись от других, попала в соседний двор. Юниор нажал на газ. Большой восьмицилиндровый двигатель взвыл. Колеса с мощными шинами «транс–ама» примяли траву, вывернув ком земли, раскидав гальку и мелкие камни по дороге. Юниор ощутил запах жженой резины. Затем автомобиль подпрыгнул, рванулся и тут же был отброшен назад. Обеими руками поворачивая руль, Юниор ухитрился выровнять машину прежде, чем она ударилась о стену дома. «Транс–ам» замер. Колени Юниора стукнулись о рулевую стойку так сильно, что у него потекли слезы. Двигатель выключился. Ругаясь, Юниор потянулся за кольтом «магнум» в перчаточное отделение, но вместо этого, почувствовав, что сильно устал, упал на руль и закрыл глаза. Мэнни вышел на террасу в халате из искусственного шелка и с чашкой рисовых чипсов в левой руке. Он увидел черный «транс–ам», нелепо приткнувшийся у стены дома, построенного его отцом, дыру в ограде и разрушенный газон. Выронив чашку с едой, Мэнни сбежал вниз и, перепрыгнув через газон, рванул дверь «транс–ама», содрав ноготь с большого пальца. В этот момент Юниор открыл глаза. Через тонированное стекло лениво покосился на Мэнни, затем протянул руку и нажал хромированную кнопку. Окно опустилось. Мэнни сунул голову внутрь машины и спросил: – Что ты, дерьмо, делаешь у моего дома? – Тук, тук, – ответил Юниор. – Ты тупой дурак! Юниор похлопал по соседнему сиденью. – Давай прыгай сюда. Пришло время главного удара. Мэнни сосал поврежденный палец, ощущая соленый вкус крови. – Почему ты приехал так рано? – спросил он. – Садись, – сказал Юниор и повернул ключ зажигания. Двигатель громыхнул, издав горловой ворчащий звук, который Юниору почему–то нравился. – Дай мне минуту. Надо же одеться, хорошо? – Прекрасно! – Ты уберешься от моего дома, или я проколю твои паршивые шины. – Не забудь проверить плиту и выключить утюг, – ласково сказал Юниор в ответ. Он нажал кнопку, и быстро поднимающаяся стенка из тонированного стекла заставила Мэнни убрать голову из автомобиля. Губы Мэнни шевелились, но Юниор уже не мог его слышать. Забыв на время о Мэнни, он взял лист розовой бумаги под перчаточным отделением. Длинные прямые пальцы Юниора не были так подвижны, как у Миши, и сложить енота было для него совсем не просто. Но он упорно мял и гнул жесткий бумажный квадрат. Постепенно бумага принимала форму маленького животного, но Юниор продолжал работать, стараясь, как учила его Миша, не останавливаться, пока работа не будет закончена. Мэнни с треском ударил костяшками пальцев по стеклу, но Юниор не отреагировал. В конце концов, когда енот был готов, он бросил его на передний щиток и разблокировал дверь. Мэнни проскользнул в машину. Он переоделся в пшеничного цвета куртку поверх темно–зеленой рубахи. Его светло–зеленые брюки поддерживались белым кожаным ремнем с большой латунной пряжкой, которая хорошо сочеталась с застежками на белых кожаных ботинках. Полированная латунь блестела так же, как семь золотых колец, которые Мэнни всегда носил, – три на левой и четыре на правой руке. – Прекрасная экипировка, – одобрил, оглядев его, Юниор. Мэнни кивнул, принимая похвалу как должное. Он закрыл дверь автомобиля, сел, расправил брюки и потянул ремень безопасности. – Ты покупал ботинки и ремень одновременно? – спросил Юниор. – Да. – А что это за маленькие красные треугольники на твоей рубашке? – Наконечники стрел. Мэнни смахнул щелчком пылинки с отворота куртки и пристально посмотрел в ветровое стекло, в то время как Юниор, дав задний ход, снова проехал по газону, пробив еще одну дыру в ограде. Юниор взглянул на Мэнни, ухмыляясь, но тот промолчал, сделав вид, что ничего не заметил. На самом же деле не просто заметил, но и затаил обиду, решив, что рано или поздно время Юниора придет. И тотчас роли переменятся. Мэнни будет лихо резать шины Юниора и в конце концов заткнет его проклятый рот. Юниор поехал вниз по Мэйн и затем вдоль Хастингс, мимо монументальных зданий и ярких светофоров. Был второй день объединенных выставки и ярмарки, и потому вдоль улиц сновали полицейские с металлическими коробками, управлявшими работой светофоров. Боковые улицы и перекрестки были полны народа. Юниор разглядывал женщин, останавливая взгляд на тех частях их тел, которые интересовали его больше других, и с трудом пробирался вперед мимо разваливающегося громоздкого стадиона Эмпайр, памятников в бронзе, преодолевая милю за четыре минуты. Наконец Юниор повернул на Кессиар. Когда они добрались до Второго Узкого моста, двигаться стало легче. Слева стояли громоздкие элеваторы. На причалах аккуратно сложены лесоматериалы и конусы ярко–желтой серы – главного предмета торговли, которая велась в гавани. Едва они достигли вершины моста, Юниор нажал кнопку, открыв солнечную крышу. Внезапный ветер ударил Мэнни, растрепав его заботливо уложенные волосы. Он невольно поднял руки, прикрывая прическу. Юниор засмеялся. – Не беспокойся о волосах. Растрепанные они выглядят куда естественнее. – Мне следовало бы надеть костюм, – сказал Мэнни. – Зачем? Ты идешь на поздний завтрак, а не на какие–то чертовы похороны. – Ты–то ведь надел? – Это потому, что я работаю, глупый. Юниор быстро взглянул в зеркало заднего обзора и сменил полосу. «Транс–ам» резко вильнул. Перила моста просвистели совсем рядом, но Юниор не дрогнул. – На самом–то деле, – сказал он, – если я был на твоем месте, то постарался потерять галстук. – Что плохого ты нашел в моем галстуке? – Феликс и Миша – калифорнийцы, Мэнни. Ты собираешься завтракать с ними во внутреннем дворике за бассейном. В заднем дворике, понимаешь? Это значит, они намерены надеть на себя старое японское белье с надписями, которых никто прочитать не сможет. Мэнни попытался было дать понять Юниору, что его невозможно заставить надеть что попало, но галстук все–таки снял. – Кроме того, – сказал Юниор, – советую тебе избегать зеленого. – Почему? – Потому что это не твой цвет, Мэнни. Зеленый цвет делает тебя похожим на мертвеца. Мэнни резко повернулся. – Ты хочешь сказать, что мне что–то угрожает? Юниор промычал в ответ что–то маловразумительное. «Транс–ам» запрыгал, едва кончился мост, но ненадолго, лишь до того момента, как бетонная дорога сменилась асфальтированной. Теперь они ехали по шоссе, двигаясь на запад со скоростью восемьдесят миль в час. Мэнни задумчиво смотрел на разноцветный бумажный зоопарк, заполнивший верхнюю часть ветрового стекла. Подвешенные за ниточку миниатюрные бумажные животные танцевали на своих крошечных ножках, приводимые в движение встречным ветром. Эта своеобразная выставка напомнила Мэнни о японской психотерапии. Ему понравились и крокодилы и аисты. Но самое большое количество бумажных поделок было свалено в кучу на заднем сиденье. Потянувшись, он выбрал нескольких слонов. Они отличались от тех, что висели, только тем, что были двухцветными – желтыми и зелеными. Мэнни сразу понял, что они были сделаны из квитанций, выдаваемых водителям машин при парковке. – Хороши, правда? – спросил Юниор. – Отличные, – сказал Мэнни. Юниор был облачен в темный костюм, белую рубашку и черный галстук–бабочку. Пара блестящих белых босоножек завершала его туалет. Он выглядел как уставший носильщик на похоронах Вуди Аллена [1]. Но Вуди не сделал ничего, что раздражало бы Феликса Ньютона, а Мэнни сделал, и немало. В то время, когда черный светящийся нос «транс–ама» повернул на дорогу, ведущую к дому Феликса, грушеподобное тело Мэнни стало влажным от страха. Зачем он попал в эту компанию? И как собирается выбраться из нее?Глава 25
Пока Юниор отпирал высокую парадную дверь блестящим тяжелым латунным ключом, Мэнни стоял рядом в позе ученика продавца пылесосов. Когда Юниор вел Мэнни мимо широкой винтовой лестницы вниз по длинному коридору с блестящим паркетным полом, тот остановился и вытащил розу из изящной вазы, стоявшей в центре элегантного инкрустированного столика с гнутыми ножками. Юниор видел, как Мэнни сунул розу за лацкан куртки, и, усмехнувшись, покачал головой. Наконец они спустились в обширную гостиную, пол которой был покрыт большим и очень дорогим персидским ковром, прекрасно сочетавшимся с антикварной мебелью. Здесь, на овальном кофейном столике у камина, выложенного красным кирпичом, стоял огромный телевизор «Сильвания». Перед камином стояло еще и показавшееся Мэнни хрупким кресло «Куин Энн». Столовая находилась тремя ступеньками выше. Посредине стоял накрытый на двенадцать персон стол, уставленный сверкающими серебряными приборами и хрустальными вазами со свежесрезанными цветами. Стена позади стола была стеклянной, с раздвижными дверями. За ней во дворике в тени большого розово–белого полосатого зонта, раскрытого над столом, он увидел сидевших с бокалами в руках Феликса Ньютона и Мишу. Они пили белое вино со льдом. Ни она, ни Феликс не заметили появления Мэнни. – Садись, – сказал, обращаясь к гостю, Юниор. Мэнни посмотрел на него, не совсем уверенный, что понял его правильно. Но Юниор, державший в руке какой–то небольшой черный треугольный предмет,указал на кресло «Куин Энн». И Мэнни медленно, не без опаски опустился в него. – Не двигайся, – приказал Юниор. – Оставайся там, где находишься. – Со мной все в порядке, – растерянно сказал Мэнни. Ему показалось, что черным предметом в руке Юниора был чехол с револьвером, возможно, автоматическим. На всякий случай он скрестил ноги так, что нож для метания, хранившийся на его лодыжке, был теперь в дюйме от руки. Всего доля секунды отделяла его от сердца Юниора. Но вот Юниор медленно прошел по ковру и поднялся в столовую. Мэнни увидел отраженными в серебре волнистые частички его фигуры, как будто он совершал плавание по столу. Он вышел в задний дворик, наклонился над круглым металлическим столом, так что верхняя часть его тела оказалась в тени. Мэнни видел, как он положил небольшой черный треугольник перед Феликсом Ньютоном, и тот, повернувшись в кресле, взглянул на Мэнни, стараясь не встречаться с ним глазами. Он что–то сказал Мише – она улыбнулась, – затем поднял черный предмет и направил его в сторону Мэнни, нажав какую–то кнопку. Мгновенно телеэкран заполнило изображение женского лица. Губы женщины двигались, но слов не было слышно. Она улыбнулась, лицо ее расплылось, растворившись в розовом овале, на фоне которого возникла реклама хорошо известного предмета женской гигиены. Мэнни наконец заметил спутанный клубок проводов, тянувшихся позади телевизора к видеоустройству, стоявшему на ковре под кофейным столиком. Он выпрямился и изменил положение ног. Прокашлялся, уверенный, что знает, каков будет следующий кадр. И он действительно увидел радиатор фургона «Эконолайн». Затем появилась худая женщина в фирменных очках со стрижкой «паж». И наконец возникла сцена, которую Мэнни никогда не забыть. Камера надвигалась на фургон, фактически въехав внутрь… Красная густая шевелюра. Осколки зеркала в кварцевых лучах, лужи крови. Следы зубов на спинке сиденья старого автомобиля. И по–прежнему ни звука. Юниор сказал что–то Феликсу, и тот нажал кнопку «пауза». За ней «перемотка», бледно–зеленое пятно и, наконец, «стоп». В течение этого времени Мэнни дали возможность прослушать рекламу женской гигиены от начала до конца, перед тем как снова на экране возникли эпизоды драмы, произошедшей в парке. Феликс регулировал громкость, увеличивая ее до тех пор, пока дикторы не начали так громко и быстро говорить, что голоса их полностью утратили четкость. Мэнни не смог бы ничего понять, если б не слышал всего этого прежде. Действительно, Феликс показывал ему эту ленту в третий раз. И прокрутил еще и в четвертый, но в замедленном темпе. Голоса казались настолько приглушенными, будто звучали из–под воды. Но Мэнни угадывал все вопросы почти безошибочно. Феликс, дав ему возможность промокнуть испарину гигиенической салфеткой в последний раз, убрал изображение. Мэнни еще какое–то время пристально смотрел на пустой экран, затем перевел взгляд на выбеленный солнцем задний дворик. Юниор стоял в открытых дверях, ведущих во дворик, делая какие–то непонятные движения рукой. Его другая рука висела, оттянутая револьвером «магнум» с нарезным прочищенным девятидюймовым стволом. Мэнни поднялся. – Где здесь у вас ванная? – спросил он. Юниор показал.Глава 26
Уиллоус встал на изготовку: прижался щекой к полированному деревянному ложу ружья, старательно прицелился и нажал на спуск. Духовое ружье грохнуло. Вода запенилась вокруг одной из металлических уток, которая, получив удар, перевернулась на бок и быстро исчезла под слегка заволновавшейся водой. Покончив с уткой, Уиллоус начал производить одиночные выстрелы, целясь в ржавые мишени, изображавшие различных движущихся металлических птиц. Восьмилетний Шон смеялся, восхищаясь мастерством отца. Энни же смотрела в сторону, не делая попыток скрыть неодобрение. Ей было одиннадцать, и она превратилась в типичную маменькину дочку, усвоившую все уроки матери. Но тем не менее Уиллоус всякий раз удивлялся, как много изобретательности проявила Шейла, чтобы объяснить детям и оправдать его неожиданный уход из дому… Наконец отец отложил отстрелявшее духовое ружье на прилавок. – Что дальше, Энни? Какие пожелания? Девочка равнодушно пожала плечами. – Практически никаких, – сказала она. – А как ты посмотришь на то, что мы позвоним в общество по спасению животных? – спросил он. – Как это? Уиллоус улыбнулся. – Это общество по предупреждению жестокости к оловянным животным. – Он взглянул на дочь, подмигнув ей. Энни засмеялась, ее плохое настроение как рукой сняло. – Может, лучше пойдем кататься на роликовых санях? Уиллоус сделал вид, что испугался. – А помните, – спросил Шон, – вы обещали взять меня на автодром. Помните? Уиллоус кивнул. – Автодром находится в миле отсюда, – подхватила Энни и тут же нахмурилась. – В чем дело? – поинтересовался отец. – Вы боитесь роликовых саней? – Ничуть, – с обидой, что его заподозрили в трусости, ответил Шон. – Но папа обещал автодром. – А почему бы нам не пойти сначала на роликовые сани, так как это ближе, а потом уже на автодром. Хорошо? – Согласен, – сказал Шон. Энни завела глаза, как взрослая, пытаясь таким образом выразить недовольство братом. Держась за руки, они втроем медленно пробирались сквозь толпы гуляющих. Худой парень, одетый в выцветшую черную свободную рубашку и джинсы, поддерживаемые на бедрах длинной цепью от мотоцикла, опустил металлическую решетку безопасности и хлопнул, чтобы убедиться, что она встала на место. Он улыбнулся Уиллоусу. – Получите лучшие места в санях. Уиллоус удивленно посмотрел на него, но парень, снова улыбнувшись, предложил пройти. Он с ребятами устроился в первом ряду ведущих саней. Перед ними – лишь след узкой колеи да двойные обручи полированной стали, которые тревожно поднимались к ярко–голубому небу. Было так тесно, что его колени касались металлической переборки. Он переменил положение, безуспешно пытаясь найти более удобное место для ног. Сани неожиданно накренились вперед. Он, подбадривая, обнял детей. Шон, правда, попытался отодвинуться на дюйм или два, стремясь утвердить свою независимость. Они медленно поднимались вверх. И с каждой минутой угол подъема становился все круче. Достигнув вершины, прежде чем спуститься, сани заколебались. Уиллоус всматривался в раскинувшийся внизу и разрушающийся корпус здания, некогда построенного в стиле ампир. Четверть века назад он выиграл здесь ярко–красную ленту, заняв третье место на лыжных сборах в высшей школе. Его время было четыре минуты тридцать секунд. К сожалению, недостаточное для того, чтобы его бюст был отлит в бронзе. Он улыбнулся, вспоминая вялые аплодисменты, когда он поднимался на пьедестал почета. – О чем ты думаешь, папа? – спросила Энни. – О растраченной зря юности, – ответил Уиллоус. У него не было времени объяснять, так как неожиданно они помчались вниз, раскачиваясь из стороны в сторону. Колеса грохотали, новое платье Энни раздувалось, волосы путались от ветра. Они спустились в долину. Уиллоус почувствовал сильное давление решетки безопасности. Где–то позади него вскрикнула какая–то девочка. Затем их вытолкнуло снова наверх и понесло к горизонту, заполненному металлическими мостами. Уиллоус попытался закрыть глаза, но от этого почувствовал себя только хуже. На самой вершине колея резко повернула влево. Тупой нос саней, казалось, повис в пустоте, и на какую–то долю секунды Уиллоус подумал, что они вот–вот рухнут. Он смутно понимал, что Энни, глядя на него, пытается обрести уверенность, и потому старался улыбаться. Затем их снова рвануло из стороны в сторону. Шон поднял руки вверх, и ветер надул рукава его рубашки. Уиллоус непроизвольно прижал сына к себе, ощущая его хрупкие косточки. Сани снова куда–то нырнули и помчались на этот раз гораздо быстрее. Некоторые пассажиры, не выдержав темпа, кричали. Он не мог бы с уверенностью сказать, веселятся они или пребывают в страхе. Он твердо знал только то, что чувствовал сам. Поездка в санях продолжалась несколько минут, но когда она закончилась, Уиллоус почувствовал, что получил больше, чем заплатил. – Теперь мы можем пойти на автодром? – спросил Шон. Уиллоус взглянул на часы – половина третьего. С утра он легко позавтракал, второго завтрака вообще не было, и он почувствовал, что голоден. – Давайте сначала поедим чего–нибудь, – предложил он. – Можно взять пиццу? – спросил Шон. – Конечно. – И кока–колу? – Все, что хотите. – Что ж, я не возражаю присесть где–нибудь на пару минут, – согласился сын. Уиллоус поддержал это заявление. С тех пор как они пришли на ярмарку, ими было пережито множество впечатлений. Они познакомились с несколькими выставками, посмеялись над каждым искаженным изображением в зале кривых зеркал, визжали от страха и наслаждения в Туннеле Судьбы, не считая времени, потраченного на стояние в очередях. Иными словами, бесконечно длинные периоды вынужденного безделья чередовались с моментами радостного возбуждения. Не существует на свете детей, которые бы не жаловались. Но кажется, его сын и дочь воспринимали паузы как подарок, а что касается самого Уиллоуса, то он был доволен тем, что находится рядом с ними, принимая участие в небольших радостях и огорчениях, которые подарил им этот день. В одном из множества выносных ресторанчиков, рассеянных по ярмарке, Уиллоус заказал греческий салат и ананасовую пиццу. Подавала еду женщина лет пятидесяти, у которой, казалось, под выцветшим лимонно–зеленым рабочим халатиком никакой другой одежды не было. – От этих печей такая жара, – сказала она, уловив его удивленный взгляд. – Хотите что–нибудь выпить? – Большой кофе и две маленьких кока–колы. Женщина достала из–под прилавка маленькую, заранее сложенную картонную коробку без крышки и указательным пальцем вставила боковые защелки. Уиллоус наблюдал, как она заполняет коробку кусками пиццы, салатом и безалкогольными напитками. На прилавке лежала стопка бумажных салфеток. Он взял себе три. Женщина послюнявила огрызок карандаша и, набросав несколько цифр на обрывке газеты, сообщила: – С вас семь пятьдесят. Уиллоус протянул десятидолларовую банкноту и положил в карман сдачу. Энни и Шон заняли ближайший стол. Он сел рядом и разделил еду на троих. – Ты взял какие–нибудь соломинки? – спросил Шон. – Здесь их нет. – А ты спрашивал? – Нет, но я видел. – Мама всегда дает нам соломинки… – Нет, не всегда, – сказала Энни, быстро придвигаясь к отцу. Уиллоус медленно ел нарезанную ломтиками пиццу. На вкус она была даже хуже, чем на вид. Он подцепил пластмассовой вилкой немного салата. – Ты можешь взять и мой тоже, если хочешь, – сказал Шон, слизывая томатный соус со своих растопыренных пальцев. – Невкусно, – сказала Энни, отставляя тарелку. – Могу я получить на десерт сахарную вату? – хитренько улыбнулся Шон. – Конечно, только если съешь немного салата. Уиллоус отставил в сторону пустую картонную коробку, сделанную просто, но элегантно. Энни придвинулась поближе к отцу. – Можно тебя спросить кое о чем, папа? – Что за вопрос, душенька, конечно! – Почему ты ушел из дома? Хотя Уиллоус и предполагал, что подобный разговор может случиться в любое время, вопрос все равно оказался для него неожиданным. Он посмотрел через стол на сына. Мальчик играл вилкой, стараясь расширить расстояние между ее пластмассовыми зубьями. – Ты разве не говорила об этом с мамой? – осторожно посмотрел на дочь Уиллоус. Энни кивнула. – И что она сказала? – Что ты отдаешь так много времени работе, что его не хватает для семьи. Но это несправедливо, и она не собирается больше терпеть это. Ничего нового, в общем–то, он не услышал. Уиллоус отрывал кусочки бумажной салфетки, комкал их и бросал в кофейную чашку. Он занимался этим, ожидая, чтобы дочь выговорилась. Это была хитрость полицейского, так называемый способ затягивания паузы и снятия напряжения. Он не раз применял этот способ на допросах. Очередным щелчком он отправил еще один бумажный шарик в кофейную чашку. Ему не пришло в голову, что его восьмилетний сын безмолвно принимает участие в этом разговоре. Энни сделала глубокий вдох и снова заговорила: – Я сказала маме, что хотела бы видеть тебя хоть изредка. Это ведь лучше, чем не видеть совсем. И что я очень скучаю по тебе. Уиллоус вместо ответа протянул руки, и дочь бросилась в его объятия, глаза ее были полны слез. – Когда–нибудь ты все же придешь домой, папа? – Я очень надеюсь на это, Энни. Уиллоус проглотил ком, остро почувствовав вкус горя. – Я ведь тоже скучаю, и ты это знаешь. Скучаю по всем вам, очень сильно скучаю. Но именно теперь вашей маме нужно некоторое время побыть одной. – Почему? Уиллоус вручил Энни оборванный остаток салфетки. – Потому что она должна подумать обо всем и решить, чего она хочет, – ответил он. Он взял салфетку из беспокойных рук Энни и нежно осушил ее слезы. – Я должен дать ей столько времени, сколько она захочет, душенька. Это пока нелегко тебе объяснить, но это так. – Взрослые выдумки! – решительно сказала Энни. – Возможно, – ответил Уиллоус, не зная, что сказать, чтобы девочке было понятно. Вилка сломалась с сухим треском. Кусочки белого пластика рассыпались по столу подобно разлетевшимся костям небольшого животного. – Извини, – сказал с мрачным видом Шон. Пытаясь разрядить обстановку, Уиллоус щелчком отбросил от себя кусочки пластика обратно к сыну. И поднялся. – Пойдемте отсюда, хорошо? Давайте уткнемся в сахарную вату, а потом возьмем несколько рулей и лягнем осла. – Лягнем кого? – спросила Энни с удивлением. – Это – жаргон «Формулы один», – сказал Уиллоус. – Профессиональный жаргон автодрома. – Согласна, если ты приглашаешь меня. – Лягнем осла! – радостно выкрикнул Шон. Женщина в лимонных одеждах быстро вытерла прилавок влажной тряпкой. Уиллоус приветственно помахал ей, и она улыбнулась в ответ, тоже махнув рукой. Уиллоус прикоснулся к банту дочки. – Позволь мне, – сказал он, – приподнести тебе букет сахарной ваты. Энни, подумав, спросила: – Розовой или голубой? – Как скажешь, конечно. – Розовой!Глава 27
Мэнни показали на единственное место у стола на заднем дворике, которое не было защищено полосатым зонтом. Он сел. Хрупкий металлический стул скрипнул под его тяжестью. Феликс был в бейсбольной кепке «Калифорнийских ангелов» [2], дешевых резиновых сандалетах, мешковатых белых брюках и рубашке, разрисованной фруктами. Миша сидела слева от Феликса. На ней были необычные летние очки с зеркальными линзами и розовато–лиловое бикини. Юниор принес из дома огромную стеклянную чашу, наполненную овощной смесью. – Ты читал Стейнбека? – спросил Феликс Мэнни. – Кого? – А какого ты мнения о пленке? Мэнни, не зная, что сказать, пожал плечами. – Девяносто секунд, – сказал многозначительно Феликс. – Что? Миша повернулась, наклонив голову набок, солнечные лучи потянулись от ее очков к глазам Мэнни. Он перевел взгляд на розовый, по форме напоминающий сердце бассейн, который занимал большую часть двора. – Я сказал «девяносто секунд», имея в виду, что именно столько времени заняла в восьмичасовых новостях передача о твоей маленькой проделке, – объяснил наконец Феликс. – Юниор сам оборудовал «Эконолайн». До него это был дерьмовый бордель на колесах, привлекавший внимание только своей яркостью. – Как видишь, станция получила полицейское сообщение очень быстро, – сказал Феликс. – Видимо, так, – неуверенно заметил Мэнни. – Ты сам звонил им? – Кому, полицейским? – Нет, Мэнни. Работникам телевидения. – Иисус! Нет, конечно, нет! Утреннее солнце озарило череп Мэнни. Он вытер пот со лба. Феликс Ньютон снова пристально посмотрел на него своими темными, казавшимися особенно яркими на изрезанном морщинами лице глазами. – Все готово, – сообщил Юниор. Миша взглянула на него. Ее маленький ротик раздраженно скривился. Она отошла от стола и перешла к раме с решеткой для жарки мяса. Мэнни услышал сначала стук о металл и затем резкое шипение. Аппетитный запах поджариваемого мяса смешался с резким запахом хлорки, который тянулся от бассейна. Юниор в результате топтался вокруг стола, не решаясь сесть на освободившееся кресло Миши. – Я должен кое–что сказать Мэнни наедине, – обратился к нему Феликс, – пойди проплыви несколько кругов. – Хорошо, – легко согласился Юниор. Он расстегнул пиджак, достал револьвер «магнум» и, опустив его на стол рядом с бокалом Феликса, отправился к бассейну. Миша в это время разбивала над сковородой яйца, но увидев, что Юниор подошел к бассейну, остановилась, глядя на него. Юниор покачивался, стоя на краю бассейна, руки его вращались, помогая ему сохранить равновесие и не упасть в воду. – Он же в трехсотдолларовой куртке, – усмехнулся Феликс и крикнул: – Сними куртку, болван! И заодно избавься от туфель. Одетый ты выглядишь как трахнутый осьминог. Мэнни потянулся через стол и налил себе бокал белого вина. Юниор между тем быстро разделся, снял носки, босоножки и вылез из брюк. Мэнни увидел, как Юниор загорел. Даже зад у него был такой же коричневый, как и все остальное. Что они там в Калифорнии, подумал он, все время ходили нагишом? Сильное мускулистое тело пловца изогнулось, и он тут же исчез под розовой поверхностью воды. Мэнни успел сосчитать до ста пятидесяти, когда Юниор наконец всплыл и перевернулся на спину, как тюлень. Он плавал в середине сердечка, закрыв глаза. Его пенис и яички медленно покачивались из стороны в сторону. Феликс достал из кармана рубашки пачку «Кэмела», вытряхнул одну сигарету и прикурил. – Говорили, что тот мальчик выглядел, будто побывал в зубах у акулы, – сказал он. – Это было достаточно глупо… А Наоми Листер, надо сказать, была очень мила. Какой–то полицейский выудил ее из воды там, в горах. Вот чертовщина, верно? Двоих убрали, один ушел. Это по моим расчетам. – Легким движением мизинца он стряхнул пепел с сигареты. – Хочешь знать, зачем все это? – Вообще–то нет, – ответил Мэнни. – Юниор подобрал четверых парней с Дэви–стрит. Привез их сюда на вечеринку. Ты знаешь, чем это могло обернуться? – Феликс смотрел на него, выжидая. – Конечно, – сказал Мэнни, хотя и не понимал, о чем шла речь. Феликс молчал, пока Миша ставила тарелки на стол – полупрозрачный белый фарфор с золотым орнаментом. Омлет с одной стороны, салат – с другой. Феликс ткнул в кусочек помидора, насаживая его на вилку «Арт Деко». – Я задушил одного из тех парней, – продолжил Феликс. – И Юниор снял это на видеопленку. По крайней мере он, глупое дерьмо, думает, что снял. Но когда уцелевшие ушли, оказалось, что пленка ушла вместе с ними. – Они что же, пытаются связаться с вами? – Сначала мы свяжемся с ними. – Феликс нахмурился. – Можешь представить, что я чувствовал в связи с убийством этого бедного мальчишки, когда наконец достаточно отрезвел, чтобы проконтролировать свои действия? Зная его приятелей, мы собираемся убрать тоже и их, иначе можно влипнуть в дрянную историю. Рот Феликса какое–то время был занят едой, и он надолго замолчал. – Юниор, – наконец заговорил он, – проверил квартиру Стива и Наоми. – Там никого, кроме компании тараканов. Поэтому он и повел свой дерьмовый «транс–ам» в Сквемиш и бросился в дом ее отца, но там тоже ничего обнаружить не удалось. Мэнни пожал плечами. Он занимался омлетом, выискивая и раскладывая кусочки грибов по ободку тарелки. – Неплохой способ немного остудить омлет, – сказал он. – Возможно. Но что ты думаешь о главном? Феликс ожесточенно вонзил вилку в другой кусочек помидора. Томатный сок, смешанный со сметаной, стекал по его подбородку. Он вытер губы тыльной стороной ладони и тут же облизал ее. – Керли, – сказал он строго, – живет с парнем по имени Уолтер. Худой такой, маленький парнишка. – А что он делает? – Торгует крадеными вещами. Главным образом старыми. Не беспокойся о нем, он никогда не получит клиентуры. Мэнни осушил свой бокал. Феликс налил ему снова, выразительно указав пустой бутылкой на город и океан, сверкающий вдали. – Красиво, правда? – И правда красиво, – согласился Мэнни. – Хотя Лагуна–Бич и лучше. Там круглый год погода подобная этой. Но где еще можно подстрелить кита с собственной террасы? Феликс наклонился через стол и мягко похлопал Мэнни по плечу. – Юниор добыл их адрес, – сказал он и, прикоснувшись к кольцам Мэнни, спросил: – Сколько в твоем барахле, каратов десять? – Он улыбнулся. – Мои люди имеют до восемнадцати каратов, Мэнни. Если хочешь подняться повыше, сообрази, как это сделать. Мэнни, пристально посмотрев на Феликса, понял, что он не обманывает. – После того как я выполню работу Юниора, – сказал он, – что случится с самим Юниором? – Отдам его тебе, парнишка. – Я мечтаю и еще об одной вещи, – добавил Мэнни. Слова вырвались неожиданно. До этого он и не думал ни о чем подобном. – Это оружие? – спросил Феликс. Он взглянул вниз на огромный хромированный кольт, лежащий около его тарелки. – Нет, – ответил Мэнни. – Парик. Парик из настоящих волос. Длинных и густых. Он давно мечтал о волосах, которые мог бы носить не только под дождем, но и во время любого дерьмового урагана. Он представил себя в Лагуна–Бич, представил пенящиеся у колен волны и пару длинноногих калифорнийских блондинок, увивающихся вокруг него. Его волосы растрепаны береговым бризом, а загар получше, чем у Юниора. Все это могло бы с ним случиться. Знал, что могло. Но чтобы это произошло, он должен сделать то, о чем просит Феликс. При условии, что это произойдет быстро и удачно.Глава 28
Мяч был ярко–зеленый с двумя блестящими белыми полосами. Он лежал в углублении между корнями каштана. Ворота находились на расстоянии двадцати футов друг от друга в местах, едва видимых за зелеными стволами зарослей ползучего клена. Оруэлл пристально смотрел на мяч, рассчитывая свои действия. Он мог задержать его, упав под мяч, мог попытаться послать его достаточно высоко. А может, лучше всего, ударив по мячу, послать его вперед, оставив партнеру Бриннеру следующий легкий удар. Первые два удара были явно невозможны. Третий противоречил его натуре. И он пока что бесцельно катал мяч, затягивая время. – Ударь так, чтобы мяч отлетел на пять или десять футов, – сказал Бриннер, свирепо посмотрев на Оруэлла. – Не могу. – Почему? У Бриннера были очень темные глаза, лохматая черная борода и неприятная привычка покусывать кончики усов. – Это слишком легко, – сказал Оруэлл. – Черт трахнутый, – тихо прошептал Бриннер. Оруэлл его услышал. – Мы же можем выиграть, понимаешь? Подумай, целый мешок мрамора! Главное, что от тебя требуется, это вертеться винтом. Оруэлл сделал несколько умелых ударов. Он менял положение ежеминутно – отступал и наступал, ударяя мяч со всей силой и уверенностью, на которые только был способен. Мяч с глухим звуком ударился о каштан и отскочил под неожиданным углом, едва не задев жену Джерри Голдстайна. – Вперед! – завопил Оруэлл. Раздался хохот. Бриннер покусывал свой ус. Оруэлл наблюдал за девушкой с короткими рыжими волосами, которая, ударив по мячу, послала его прямо в ворота, чтобы снова занять в исходную позицию. – Дерьмо! – рассердился Бриннер. – Я хочу пить, – сказал Оруэлл. – Можно ли попросить что–нибудь выпить? – Только не приходи ко мне хныкать, когда твои почки откажут. Они играли второй и последний раунд матча. Из шестнадцати игроков на поле осталось только восемь: четыре команды по двое. Оруэлла не устраивал ничейный результат. Но Бриннер был плохим помощником. У Оруэлла вообще сложилось впечатление, что парня давно пора поместить в некое заведение с железными решетками на окнах. Закончив игру, он подошел к Джудит, которая сидела на солнце в плетеном алюминиевом садовом кресле. На ней была широкополая белая шляпа с алой лентой и тонкое светлое платье, которое она подняла до бедер, чтобы немного загореть. Оруэлл сел рядом на холодильник «Колемена». Она подарила ему свою улыбку. – Замечательный удар, Эдди, – сказала она. – Если бы ты вложил в него побольше силы, то мог бы убить противника. – Тактика испуга, только и всего. Стоит покалечить одного из них, как остальные быстро сдаются. У Джудит на коленях была бутылка дешевого белого вина. Оруэлл наблюдал, как она неумело обращается с навинчивающимся колпачком. В конце концов он вернул колпачок на место, затем протянул руку, и она передала ему бутылку. Он сделал глоток. Вино было тепловатым и малоприятным. – Бриннер продолжает делать свои невероятно подлые удары. Но я перестал быть дураком. Пытаюсь выкручиваться из тех положений, в которые он меня загоняет. Как нам удалось добиться успеха в первом раунде, я, наверное, так никогда и не пойму. – А что тут понимать? Все выигрывали и проигрывали, думая лишь о хорошей выпивке, – сказала Джудит. Кресло заскрипело, когда она нагнулась, чтобы взять бутылку. – Бриннер так же нелеп, как проклятый волдырь на ноге. Если бы я был способен бросать начатое, я бы это сделал и был, безусловно, прав, но, к сожалению, я не способен на предательство. – Ну при чем здесь предательство? Всегда можно бросить то, что тебя не интересует, Эдди. Оруэлл сжал руку Джудит. – Мне хотелось бы перестать быть холостяком, – помолчав, сказал он. – Почему бы нам не пожениться? – Кому? – переспросила Джудит, отступая. – Да нам же, нам с тобой, пойми ты это, ради Христа! Оруэлл встал на колени, достал из кармана брюк маленькую серебряную коробочку и щелкнул крышкой, открывая ее. Бриллиант в полкарата заиграл на солнце вспышками красного, зеленого, голубого… – Скажи «нет»! – крикнул кто–то из–за деревьев, и оттуда снова послышался взрыв смеха. Оруэлл покраснел, протягивая кольцо Джудит. – Скажи «да», – попросил он. – Ну пожалуйста, скажи «да». Джудит примерила кольцо. Оно удивительно подходило к ее руке, но она тут же сняла его с пальца и положила обратно в коробочку. – Ты – второй мужчина на этой неделе, который просит меня выйти за него замуж, – сказала она. Оруэлл удивленно уставился на нее. – Я? – Да, ты. Я установила нарушение парковки, и какой–то парень сделал мне предложение в тот момент, когда я подсовывала квитанцию на его ветровое стекло под «дворники». Сказал, что ждал меня все утро. – И он предложил тебе выйти за него замуж? Джудит кивнула. Она опять сделала большой глоток вина, держа бутылку обеими руками, а окончив пить, поставила бутылку на траву и повернула немного кресло. Оруэлл подумал было, что она пытается сесть к нему лицом, но вскоре понял, что девушка просто хотела оказаться на солнце. – А еще сказал, что, если б мы были женаты, он мог бы порвать квитанцию – жена ведь не смогла бы свидетельствовать против мужа в суде. Джудит снова подняла бутылку и еще немного выпила. – Обманщик, гениальный комедиант, – пробормотала она. – Что ты сказала? – Знаешь, что случилось потом? – Нет, конечно, а что же все–таки случилось? – Он схватил квитанцию и соорудил из нее маленького бумажного слоника. С туловищем и большими ушами, которые оттопыривались, короткими толстыми ногами и всем остальным. – Выходит, превратил квитанцию в слоника? – Ты бы видел его руки, Эдди. Как они ловко двигались! Джудит взглянула на него, будто ждала, что он должен сказать что–то и в самом деле очень важное. Но он вдруг воскликнул: – Эй, подожди минуту! Это был тот парень, которому мы выдали квитанцию на прошлой неделе, верно? – Верно, Эдди. – Черный «транс–ам». Мы еще говорили о нем в соковом баре клуба? – Оруэлл нахмурился. – И этот парень сказал, что ждал тебя? – Он так сказал. – Что еще он говорил? – Он предложил, если я, конечно, захочу, прокатиться на автомобиле, – сказала Джудит. Она не стала говорить Оруэллу, что Юниор не только предложил ей направиться к «Хайят Ридженси», но и принялся обсуждать, что собирается сделать с ней, как только они приедут… – Я сказала, чтобы он немедленно забыл о своем предложении, потому что оно меня не интересует. Тогда он прыгнул в большой черный автомобиль с тонированными стеклами и уехал. – И конечно, жег резину? – Все время, пока катил в низ квартала. – Панк. Думаешь, есть шанс, что он может вернуться? – Откуда я знаю, – сказала Джудит, не выказывая особого беспокойства, и полезла в сумку за тюбиком кокосового масла. Оруэлл не отрывал глаз от гладкой коричневой кожи на ее бедрах. – Что он может знать о нас? – Ты имеешь в виду себя и ту маленькую приятную брюнетку – детектива по имени Клер Паркер? – не выдержала Джудит. Оруэлл покраснел. – Откуда ты узнала о ней? – Пустяки, Эдди. – Я встречался с ней всего пару раз, – пытался оправдаться он. – Три раза, – сказала Джудит. – Ты встречался с ней три раза за две недели. В последний раз вы были в дорогом ресторане в парке. – Это Кернс сказал тебе? – Не вини товарища за собственные ошибки, Эдди. – Это был импульс, вот и все. Я имею в виду, что не просил ее выйти за меня замуж. Кто–то похлопал его по плечу. Это был Бриннер, его темные глаза сверкали. – Вы что же, собираетесь пожениться? – Сомневаюсь, – сказала Джудит, растирая кокосовым маслом ноги. – Я еще должна подумать, – добавила она. – Это изумительный бриллиант, но я никогда не считала себя человеком, которого можно купить. – Всего вам хорошего, – сказал Бриннер. Оруэлл поднялся. На коленях его белых брюк темнели зеленые пятна. Он вертел крокетный молоток в руках и смотрел на уходящего Бриннера, плешивая голова которого напоминала мяч.Глава 29
Уиллоус, позаимствовав у дежурного сержанта ручку «бик», отметил выезд со стоянки шоколадно–коричневого «форда–фейрлейна» без опознавательных знаков. Убедившись в исправности сигнализации, он выехал со стоянки направившись к Кордове. Проехав квартала три, он повернул направо, на Джексон, сделал левый поворот на Прайор и поехал по бетонному шоссе к виадуку Дансмуира. Почти прямо перед ним возвышался над городом стеклянный купол крыши стадиона. Справа было здание «Ванкувер сан». Наступала ночь понедельника. Было начало одиннадцатого. Температура воздуха приближалась к восьмидесяти. С океана дул легкий бриз, и воздух пропитался йодом. Движение на трассе умеренное. В деловой части, неподалеку от виадука, Уиллоус переждал красный свет и повернул на Хоув–стрит – одну из основных артерий, которая опоясывала финансовый район города. Проехав один квартал вниз по Хоув, он остановился перед еще одним светофором. Пока сидел в бездействующем «форде», ожидая, когда светофор загорится зеленым светом, его неожиданно охватило ощущение отчаяния. Так много времени прошло с того момента, как были обнаружены тела Наоми Листер и ее так до сих пор и неопознанного дружка. А между тем статистикой установлено, что основное количество убийств раскрывается в первые несколько дней расследования или не раскрывается вообще. На углу Робсон и Дэви сидела Клер Паркер, попивая виноградный сок из вощеного картонного пакета. Уиллоус подвел «фейрлейн» к остановке, и Паркер сразу открыла дверь. – Покатаемся, коллега! – сказала она. Уиллоус сидел не двигаясь. На Клер была темно–голубая юбка, со вкусом подобранный к ней жакет и кремовая блузка с глубоким вырезом. Клер допила свой сок, открыла окно и бросила пакет в мусорный ящик. Уиллоус все еще не трогался. Она повернулась к нему. – Что случилось, Джек? – Ничего. Просто любовался твоим нарядом. Приятный костюм. Стараешься выглядеть как серьезный адвокат? Паркер пожала плечами. – Эдди Оруэлл пригласил меня сегодня на обед. – Повезло! – Ты когда–нибудь забирался на вершину «Сиэрс Билдинг», этой перевернутой башни? Уиллоус отрицательно покачал головой. – Нет, не припомню, чтобы бывал там. – Оттуда очень приятный вид, – сказала Паркер, подражая интонации Оруэлла. – Могу себе представить… – Эдди, не считая еды, интересовался водопроводом. Почему трубки не скручиваются? И куда все идет, когда промывают туалет? Паркер наклонила зеркало заднего обзора в свою сторону, внимательно всматриваясь в собственное отражение. – Скажи, Джек, ты не думаешь, что я слишком стара для Эдди? – Каждый старше двенадцати лет стар для Эдди. Уиллоус вернул зеркало на прежнее место и нажал на газ. – Он что же, отказался от тебя? – Я слишком свободная женщина, – ответила Паркер. – Без комплексов. Уиллоус слушал Клер не очень внимательно, сосредоточив мысли на том, что «фейрлейн», во–первых, сжигал слишком много масла, во–вторых, автоматическая передача не была отрегулирована и, в–третьих, скользили обода. Он ехал вниз по сто двадцатому кварталу Дэви, между Бьют и Джервис. Именно там обычно торчали мальчики для развлечений, а перекрестки были заполнены группами проституток. В то время, когда они ехали на запад, вниз к Английскому заливу, женщины постепенно исчезали, уступая место мальчикам, которые не отрываясь смотрели на «фейрлейн». Четыре двери и шины с черными ободами свидетельствовали, что перед ними полицейская машина. Миновав Джервис, Уиллоус подъехал к следующему пожарному крану. Все это время машина для чистки улиц сгребала в кучу мусор. Огромные щетки вращались, и струи воды смывали скопления грязи в сточные канавки. Уиллоус выключил двигатель, поднял окно и ждал, пока большая белая машина проедет мимо, затем открыл дверь и вышел из автомобиля. Мокрый и горячий асфальт отражал огни реклам – розовые, зеленые, голубые. – Ты готов? – спросила Паркер, тоже выскочив на тротуар. Уиллоус сунул руку под куртку, проверяя, на месте ли кобура с оружием. Он запер дверной замок, затем взглянул на свое отражение в стекле автомобиля. Убедившись, что его куртка сидит как следует и оружия совсем не видно, он успокоился. Так два детектива – мужчина и женщина – начали свое патрулирование. Паркер шла рядом с Уиллоусом медленной развинченной походкой. Перед государственным винным магазином на Олберни стояли две женщины. В Канаде заниматься проституцией не считается зазорным, но при этом приставать к прохожим строго запрещено. Уиллоус видел, что обе женщины вели себя достаточно вызывающе – не смущаясь, демонстрировали бедра, раскрашенные рты и пышные груди, призывно улыбаясь проходящим мужчинам. Одна из них заметила детективов, когда они находились примерно в тридцати футах от нее. Она что–то сказала подруге, и они быстро побежали вниз по улице, пытаясь скрыться в одном из переулков. – Стойте! – крикнул им вслед Уиллоус. Растерянно посмотрев друг на друга, женщины остановились. – На этот раз нам помогли шпильки, – сказала Паркер, – если б они были без каблуков, наверняка убежали бы. Женщины повернулись к приближающимся полицейским. С первого взгляда Уиллоус принял их за сестер–близнецов, одетых в розовые платья с оборками из облегающего просвечивающего голубого нейлона, усеянного крошечными серебряными звездочками. Волосы у обеих были пострижены коротко и не очень аккуратно. Обе – крашеные блондинки, у обеих глубоко запавшие глаза с голубыми тенями, сильно нарумянены щеки, кроваво–красные, блестящие губы. Но приглядевшись, Уиллоус изумился: женщины напомнили ему двух клоунов Ширли Темпл, персонажей, придуманных сумасшедшим ученым для ночного кино. Одна из подруг вопросительно глядела на полицейского сквозь полуприкрытые веки: если он пришел для беседы, то сам должен и начать ее. Уиллоус достал из кармана рубашки моментальный снимок Наоми Листер и, повернув его к свету, который лился из окна винного магазина, спросил: – Знает ли кто–нибудь из вас эту девушку? Женщины с любопытством подвинулись ближе. И тут Уиллоус наконец увидел, что они не только не сестры, но вообще не похожи, просто одинаково одеты. Обе примерно одного возраста – чуть больше двадцати. Та, что стояла справа от него, была пухленькая, почти круглолицая. Ногти коротко подстрижены. У ее компаньонки небольшой шрам на шее, доходящий до мочки уха. Корни волос – черные. Положив руку на плечо Уиллоусу, женщина спросила: – Что вы хотите от нее? Что она сделала? – Ничего, – ответил Уиллоус. – Вы очень точно объяснили, почему вас интересует эта девушка. – А как ее зовут? – спросила пухленькая, обратившись к Паркер. – Наоми Листер. – Я не так давно видела ее в этих местах. Примерно две или три недели назад, а возможно, и месяц. Она что же, попала в беду? А может, ее разыскивают родители? Паркер вопросительно взглянула на Уиллоуса. Он одобрительно кивнул. – Она в морге, – ответила Паркер, – она мертва. Женщина с крашеными волосами пошарила в сумке, достала мятую пачку «Вирджинии Слимс» и закурила, выпуская дым в пролетающие мимо автомобили. – Вы приезжая? – спросил Уиллоус. – Почему вы об этом спрашиваете? – Сигареты… – Не очень убедительная улика, но не унывайте, у вас есть шансы стать со временем настоящим детективом. – И все–таки – Сиэтл? – продолжал насмешливо Уиллоус. – Портленд. – А что случилось с Наоми? – спросила пухленькая, ей очень хотелось переменить тему разговора, но Уиллоус этого не понял. Ему казалось, что его вопрос о месте жительства одной из женщин свидетельствует о его интересе к ней и, значит, может помочь ей разговориться. – Кто–то убил ее, – сказал он, доставая из кармана снимок мальчика из морга. Пухленькая женщина взглянула на снимок и кивнула. – Его фотография была в газетах, верно? – Вы знаете его? – Нет, правда нет. – Она помолчала, потом спросила: – А что вы собираетесь делать с моей сестрой, вышвырнуть ее под зад через границу или что? – Это зависит от вас, – сказал Уиллоус. Женщина из Портленда щелчком отправила сигарету в мусорный ящик. – Поговори с ним, Ширли, – сказала она, – и давай Бог отсюда ноги. – Я видела их, – сказала пухленькая женщина, обращаясь к Паркер. – Что, обоих? Наоми и мальчика? – Да. Они ведь жили вместе. Прошел даже слух, что они собираются пожениться. – Она криво улыбнулась. – Знаю, знаю, что им было немного больше десяти. – Подождите минутку, – сказал Уиллоус, – мне показалось, что парень был достаточно беспутный. – Только потому, что делал свой маленький бизнес? Не будь так наивен, красавчик. Он только и думал, как бы заработать, и в этом вся его вина. – Бетс, жми на газ, – сказала та, что приехала из Портленда. – Как звали парня? – спросила Паркер. Пухленькая отрицательно качнула головой. – А может, вы знаете кого–нибудь, кто был знаком с ним? – упорствовала Паркер. – Я не общаюсь с юнцами. Почему бы вам не поговорить с ребятами его возраста? – Неплохая идея, – одобрил Уиллоус. Он протянул женщине свою визитную карточку. На ней было напечатано его имя, номера телефонов – офиса и домашний. Домашний номер был замазан и под ним – номер его новой квартиры. – Если услышите что–нибудь, дайте мне знать, хорошо? – Конечно, – сказала женщина из Портленда, уже поворачиваясь, чтобы уйти. – А почему у вас нет карточки? – спросила пухленькая у Паркер. – Моя карточка у него, – улыбнулась Паркер. – Это важнее. Женщина засмеялась. Ее передние зубы были в губной помаде. И Паркер почему–то пришла в голову мысль о вампирах. – Доброго вам вечера, – сказала она, обращаясь к пухленькой. Женщина приложила пальцы к губам, словно послала воздушный поцелуй, и поспешила за своей подругой, стуча каблучками. – Думаю, ты ей понравилась, – сказал Уиллоус. – И готов поэтому обвинить ее? – спросила Паркер. Они остановились, глядя в глаза друг другу. Уиллоус моргнул первым. В два часа ночи решили сделать перерыв и пошли к ближайшему круглосуточному ресторану, чтобы размять уставшие ноги и перекусить немного. Уиллоус принес большой бокал двухпроцентного молока, наполнив второй бокал водой и колотым льдом. Паркер заказала гамбургер и чайник чая. Она взяла несколько приборов из пластмассового ящика для самообслуживания, и они, выбрав стол около окна, сели. Ресторан был с воздушным кондиционированием. Уиллоус чувствовал, как его вспотевшая спина охлаждается. Два часа ночи, а все еще около семидесяти пяти. Он пил маленькими глотками, запивая молоко ледяной водой, потом вытер лоб бумажной салфеткой и бросил ее на стол. Паркер все это время попивала свой чай. – Такое впечатление, что никто не знает наших ребят, – сказала Паркер. – Все слышали о мальчике для развлечений, но никто с ним не общался. Уиллоус неопределенно кивнул, ему не хотелось говорить об этом. Его легкие были забиты выхлопными газами. Он чувствовал себя усталым и грязным. Ему необходим был душ, пара рюмок «Катти Сарк» и сон. Но вместо этого он пил молоко. – Как крокет? – спросил он. – Ты хорошо провела время? – Я случайно попала натурнир. По системе обслуживания вызвали номер Паркер. Она поднялась из–за стола и пошла получить свой заказ. Оставшись один, Уиллоус обратил внимание на парня в пуловере с вырезом и бабочкой–галстуком в горошек, который развлекал свою подружку, постукивая костяшками пальцев по столу. Уиллоус зевнул и опять подумал, что ему нужно было бы лечь, вытянуться и погрузиться в глубокий, без сновидений сон. Паркер вернулась к столу, неся поднос с огромным гамбургером и порцией французского жаркого, вторым чайником чая и тарелкой. Показывая на пустую тарелку, она спросила: – Хочешь немного жаркого? – Благодарю. Думаю, что обойдусь молоком. – Когда в последний раз ты прилично ел? – спросила Паркер. – Будь добр, положи немного углеводов в свой желудок. – Ты говоришь совсем как моя бабушка. Паркер улыбнулась, разрезала пополам гамбургер и часть жаркого положила на пустую тарелку. – Только не говори, что я выгляжу как твоя бабушка. Жаркое было горячим, хрустящим и вкусным. Чтобы продлить удовольствие, он ел его маленькими кусочками. Паркер подала ему еще бутылку кетчупа. – Ты похудел, – сказала она. – Тебе следовало бы начать заботиться о себе. – Хорошо, – согласился Уиллоус. Он вонзил зубы в гамбургер и жевал его с притворным энтузиазмом. Когда тарелка Паркер опустела, она откинулась на спинку стула, налила себе еще чашку чая, спросила: – Эдди Оруэлл говорил тебе о турнире? Уиллоус затронул тему турнира только потому, что пытался избежать разговора о расследовании. Чувствовал, если начнут говорить о деле, один из них немедленно скажет, что они пока что никуда не продвинулись и зря потеряли массу времени. – Нет, – ответил он на вопрос Паркер. – Эдди ничего не говорил мне о турнире. Да, честно говоря, я его и не видел уже около недели. – А мне он рассказывал о нем, – сказала Паркер. – Да, кстати, когда он переставал рассказывать о водопроводе, то говорил только о своей подружке Джудит Ландстром. Ты когда–нибудь встречался с ней? – Однажды. – Что она собой представляет? – Натуральная блондинка. Но она не из тех девушек, у которых можно спросить дорогу в библиотеку. – Эдди сделал ей предложение. Она ответила, что подумает. Ещ она сказала ему, что он второй мужчина, который предложил ей руку и сердце. Уиллоус съел еще немного французского жаркого. Ему вдруг захотелось поговорить о женитьбе Эдди, и Паркер, будто угадав его желание, продолжала: – На прошлой неделе Джудит вручила одному парню парковочную квитанцию. В пятницу парень напросился еще на одну. Он включил счетчик и ждал в кустах, когда она подойдет и оставит квитанцию на ветровом стекле. Сказал, что она мила и что он хотел бы пригласить ее на ленч. – Эдди расстроился, узнав об этом? – Его почему–то обеспокоило, что парень, взяв квитанцию, сложил из нее слоника. А из первой – которую она. дала ему раньше – сделал бумажного дракона. – Оригами, – сказал Уиллоус. – Верно, оригами. – Паркер наклонилась через стол, пристально и выжидательно глядя на Уиллоуса. – Откуда ты знаешь? – Я ничего не знаю, – ответил он. – А в чем, собственно, дело? – В ту ночь, когда я нашла тело в фургоне, – сказала Паркер, – мимо проехала машина, черный автомобиль с широкими задними лампами, маленьким спойлером и мощным выхлопом. Помню, я тогда спросила Эдди: «А не мог ли это быть «транс–ам»? Он ответил утвердительно. Уиллоус уже знал это. Но Паркер наверняка решила, что существовала некая связь между бумажными животными и странными сгибами на окровавленной стодолларовой банкноте, которую они нашли. Это была ненадежная улика, но других пока не существовало. – Это твоя идея или Эдди? – Эдди, – ответила Паркер. – Он заинтересовался случаем потому, что находился поблизости, когда я нашла тело. Думаю, что он знает и еще кое–что. – Джудит не говорила Эдди, как выглядел тот парень? – Нет. Да Эдди, видимо, и не спрашивал. – Почему бы нам не позвонить ей и не задать такой вопрос? Паркер посмотрела на часы. Было без двадцати три. – У тебя есть ее номер? – спросил Уиллоус. – Конечно, нет. – Тогда позвони Эдди. – Не хочу. Лучше сделай это ты. Уиллоус встал и поискал в карманах четверть доллара. Платный телефон стоял неподалеку. Пока Уиллоус прислушивался к гудкам, настойчиво набирая телефон Оруэлла, он снова остановил взгляд на парне с галстуком–бабочкой в горошек. Парень уронил монету и нагнулся под столом, чтобы найти ее. Уиллоус заметил, что при этом он заглянул под юбку подружки. Ощущая себя старым и одиноким, Уиллоус взглянул в окно на пустынные ярко освещенные улицы. И ему снова не захотелось возвращаться сегодня в свою квартиру. Пойти к Клер? Однажды он попытался сделать это. Но ни тогда, ни сейчас эта идея не казалась ему привлекательной.Глава 30
Уолтер, торговец краденым, держал свою ветхую лавочку на Лоувер–Лонсдейл – двухэтажное строение, с осыпающейся серой штукатуркой и ложным фронтоном времен двадцатых годов. Юниор говорил, что сам Уолтер обитает на верхнем этаже, превращенном в трехспальную квартиру. Проверив окна, Мэнни увидел, что они окружены проводами. Входная дверь была на стальных болтах. Он обошел дом. С противоположной фасаду стороны обнаружил дверь без ручки. Толкнул ее. Дверь оказалась прочной, как кирпичная стена. Неподалеку с ближней стороны дома находилось только одно окно. Оно было треугольным. Высота около фута, ширина – два. Пошарив вокруг, Мэнни отыскал наконец ящик для мусора. Перенес ящик к дому и, перевернув, взобрался на него. Теперь его плечи оказались на уровне подоконника. Он вытер жирную сажу со стекла и тщательно обследовал окно, которое тоже опутывали серебряные ленты проводов безопасности. Это его не испугало. Мэнни достал восьмидюймовый складной нож с костяной ручкой, вырезанной из ребра анаконды, и, держась за подоконник, начал работу. На всякий случай он захватил с собой еще пару ножей – они были в ножнах, прикрепленных ремнями к лодыжкам. Шпаклевка оказалась старой, хрупкой и легко отставала от рамы. Через полчаса он постучал по стеклу, и оно упало в его подставленные руки. Около фута толстых электрических проводов тянулось от серебряной ленты к схемной коробке, привинченной к внутренней стене дома. Куски освобожденной шпаклевки упали с подоконника, ударяясь о перевернутый мусорный ящик. Мэнни, пережидая, затаил дыхание. Тишина. Наконец он оттолкнулся от ящика, перелез через окно и оказался внутри дома. Спрыгнув на пол, не удержал равновесия, но, ухитрившись, согнулся, не снимая пальцев с рукоятки складного ножа, и не упал. В комнате было темно, только через окно лился тусклый свет. Когда глаза Мэнни привыкли к полумраку, он увидел, что помещение крохотное, не более десяти футов, и большая часть пола уставлена большими вскрытыми деревянными ящиками. Упаковочная стружка валялась тут же рядом, и в ящиках поблескивали металлические детали. Обойдя ящики, Мэнни подошел к двери, на которой был установлен замок Грентема, такой же, как и на входной двери. На этот раз ему повезло: петли находились в комнате. Понадобилось всего две минуты, чтобы найти лом, которым вскрывали ящики, и еще минут пять, чтобы открыть дверь. Неожиданно он услышал странный звук, идущий откуда–то сверху. Звук не повторился, и после тридцатисекундного ожидания он вернулся к работе. Открыв дверь, Мэнни оказался позади прилавка. Распиленная бейсбольная бита лежала на полке под открытым кассовым аппаратом, который был пуст, если не считать жалкой горстки мелких монет. Не стоит рисковать жизнью из–за такого ничтожного количества, подумал Мэнни. Однако бита может пригодиться. Мэнни поднял ее и обнаружил, что рукоятка обмотана изоляционной лентой. Он взмахнул битой в темноте. Слева шли ступеньки. Он взбирался по ним, держась за стенку: перила показались ему недостаточно надежными при его весе. Поднявшись, он оказался у выхода. Едва Мэнни взялся за ручку, как дверь распахнулась, и он услышал глухое, зловещее рычание. Огромная собака отделилась от стены и мягко двинулась к нему, рассыпая по полу легкие удары когтей. – Хорошая собака, – едва слышно прошептал он. Доберман оскалил зубы, и Мэнни невольно подумал, что темное мускулистое тело собаки – это большой механизм, созданный специально, чтобы наброситься на него и привести в движение страшные оскаленные челюсти. Согнувшись от страха, он отступил назад. Собака кинулась следом и, прыгнув на него, рвалась вонзить клыки в шею. Мэнни развернулся и тяжелой частью биты ударил собаку между ушами. Клыки добермана сомкнулись со звуком, похожим на стук разбивающейся фаянсовой посуды. Мэнни почувствовал на щеке зловонное дыхание и едва выдержал вес зверя, когда тот скользнул по его груди. Затем сел верхом на него, взмахнул битой еще дважды и встал на колени, чтобы положить ладонь на то место, где у собаки находилось сердце. Ни намека на биение, но он все же нанес еще один удар – на всякий случай, для спокойствия, – и вышел, закрыв за собой дверь. На уровне глаз в двери виднелся глазок, и, заглянув в него, он увидел как бы издалека неясные, неподвижные очертания мертвого добермана. В конце коридора, где он оказался, обнаружилась еще одна дверь, через которую предстояло пройти. Остановившись перед ней, Мэнни крикнул: – Гав! Гав! Ответа не последовало. Он залаял громче. Попробовал даже рычать. Потом поцарапал основание двери складным ножом и залаял еще громче. Наконец дверь распахнулась. За ней стоял некий увалень, заросший жесткими черными волосами, и, моргая, с недоумением смотрел на Мэнни. Кроме жокейских шорт, на мужчине не было ничего, а в правой его руке было зажато ружье. Не раздумывая, Мэнни пнул ногой увальня в пах и ударил по голове битой. Потолок сразу же украсили кроваво–красные пятна. Мужчина упал, неловко подвернув под себя ноги. Толкнув дверь, Мэнни тут же закрыл ее за собой и задвинул болт. В комнате, где он оказался, было светло. Он миновал арочный проем и оказался в кухне. Свет, как он понял, шел из открытого холодильника. Уолтер, торговец краденым, в светло–желтой пижаме с вертикальными зелеными полосами, стоял перед его дверцей с куриной ножкой в одной руке и неоткрытой банкой пива в другой. Его взгляд сразу упал на складной нож Мэнни, и, видимо, инстинктивно он выставил перед собой ножку вареной курицы, будто она была способна защитить его. – Чего тебе надо? – спросил он и крикнул: – Алвин! – Твой Алвин надолго задремал, – известил его Мэнни и добавил: – И Броусер дремлет тоже. – Он двинулся на Уолтера. – А теперь твоя очередь. – Проклятье! – крикнул торговец и бросил в Мэнни банку пива. Банка ударила его по скуле, он уронил биту, продолжая двигаться вперед. Полуослепленный болью, он сделал пробный удар ножом, но лишь оставил неровную линию на эмалированной двери холодильника. Куриная ножка едва отскочила от его плеча, как Уолтер ударил его по голове пятифунтовым пакетом мороженого горошка. Пакет лопнул, содержимое рассыпалось, и Мэнни, наступив на горошек и поскользнувшись, осел на линолеум. А Уолтер продолжал бросать в него содержимое холодильника – мороженые овощи, алюминиевый лоток с кубиками льда, молочные пакеты, остатки курицы, яйца, йогурт, кофе, банки пива, кусок бекона, лимонный пирог, который угодил Мэнни прямо в лицо. За этим последовали кочан салата, пластиковый пакет томатов, длинный английский огурец, вялый пучок сельдерея, пучок редиса, сморщенное яблоко. За несколько коротких секунд Уолтер опустошил морозильник и нижнюю камеру, но всему приходит конец, и припасы в холодильнике кончились. Мэнни поднялся на ноги и смахнул с лица остатки пирога. Но тут Уолтер внезапно ударил его бутылкой белого вина, которую не сразу обнаружил на холодильнике. Бутылка попала в локоть левой руки Мэнни, и, вскрикнув, он нанес Уолтеру ответный удар ножом. Уолтер отскочил в сторону, и тут Мэнни неожиданно понял, что все, чего хочет Уолтер, это уйти, и потому разрешил ему подойти к двери. Когда поверивший в спасение Уолтер оказался в дверном проеме, Мэнни молча посмотрел на него. Но уже через минуту Уолтер увидел, как поднимается рука Мэнни, и тотчас почувствовал удар в шею над ключицей. Он еще попытался наклонить голову, но его подбородок уткнулся в короткое лезвие ножа. Затихая, он упал на бок, уронив разбитую бутылку. Мэнни открыл дверь холодильника, чтобы осветить тело Уолтера, и, спотыкаясь, побрел по дому, везде включая свет. В конце концов он нашел ванную. Отвернул кран холодной воды, вынул куски стекла из руки, завязал рану давящей повязкой, которую нашел в аптечке. Там же он взял упаковку из пяти таблеток аспирина и несколько маленьких красных пилюль, которые съел, надеясь, что они помогут унять боль. Никогда до сих пор никто не швырял в него содержимое бакалейной лавки. Сев на край ванны, он почувствовал настоящую усталость, свесил голову набок и ожидал, когда пилюли окажут свое действие. Кровь сочилась через давящую повязку. Она текла по руке, окрашивая пальцы и медленно капая на пол. Через некоторое время Мэнни показалось, что ему стало легче. Он прошел, пошатываясь, обратно через все комнаты, дойдя до холла, схватил окоченевшего добермана за ухо и, затащив в комнату, пнул закрытую им же самим дверь. Рука горела. Прижимая ее к груди, он пересек гостиную и сел на диван в ожидании Керли. За минутами потянулись часы. Мэнни дремал, просыпался и снова засыпал. Но вот он услышал, как около дома, на улице, остановился автомобиль. Хлопнула дверца. Он выглянул в окно и увидел пустое такси, через минуту на крыше его загорелся огонек, и машина исчезла. Он вернулся к мертвому человеку в шортах, встал на колени рядом с ним, поднял его левую руку и посмотрел на часы. Было несколько минут пятого. Мэнни опустил руку, вынул из ножен складной нож и встал за дверью. Через несколько минут должна появиться Керли. Главное не прикончить ее, пока она не передаст ему видеокассету с вечеринкой у Феликса Ньютона. Он представлял, как будет рассматривать эту пленку, попивая холодное пиво с чипсами. Если понравится то, что он увидит, возможно, он сделает копию. Конечно, в том случае, если Феликс, вместо того чтобы стереть Мэнни с лица земли, заплатит ему десять тысяч долларов. Наконец в холле раздался стук каблучков Керли. Подождав минуту, а возможно, и две, он, потеряв терпение, опустил задвижку и рывком распахнул дверь. Там, где лежал доберман, образовалось болото крови и фекалий. Запах был ужасным. Керли поднималась по лестнице. Он пошел за ней со страхом и замиранием сердца, перескакивая через две или три ступеньки, спотыкаясь в темноте.Глава 31
В Ванкувере работает десять женщин–контролеров, патрулирующих центр делового города. Обычно каждая женщина выписывает владельцам автомобилей ежедневно от пятидесяти до восьмидесяти квитанций. За неделю это составляет примерно четыре тысячи. Компьютерные записи, как правило, сохраняются, а неоплаченные квитанции вместе с предупреждением о вызове в полицейское управление рассылаются нарушителям по почте. Все копии квитанций хранятся в городской картотеке лицензий. По прошествии четырех лет неоплаченные квитанции регистрируются как непогашенный долг. Уиллоус и Паркер с помощью трех младших клерков меньше чем через час обнаружили копию квитанции, которую Джудит Ландстром прикрепила к ветровому стеклу черного «транс–ама», который был зарегистрирован на имя американской гражданки Миши Йокотэ, проживающей в Лагуна–Бич, Калифорния, Гринбриар–Лейн, 616, вблизи муниципалитета Западного Ванкувера. – Дадим запрос сначала в Лагуна–Бич, – пошутила Паркер. Уиллоус улыбнулся и продолжил чтение. Согласно телексу, Миша Йокотэ – незамужняя двадцати восьми лет. Имела черные волосы и карие глаза. Рост пять футов, вес – сто четыре. Мисс Йокотэ особых примет не имела, зато имела права на вождение автомобиля с корректирующими линзами, ее водительские права выданы в июне 1982 года и были чистыми: ни проколов, ни предупреждений. – Хотелось бы знать, кто это прокатился на автомобиле Миши, – сказала Паркер. – Давай навестим Бредли, – предложил Уиллоус. – Если мы собираемся установить адрес в Вест–Вэне, он должен помочь нам. – Прикинемся полицейскими из Вест–Вэна? Уиллоус хмуро кивнул. Ему приходилось работать с полицейскими Вест–Вэна и прежде; и он знал, что они больше заинтересованы в раскручивании собственных дел, чем в помощи двум отчаянным сыщикам из большого города. И все же, сложив телекс пополам, он спрятал его в бумажник. …Бредли подвинул карту района на письменном столе, как мужскую рубашку на гладильной доске, выравнивая морщины ладонью. Нашел Гринбриар–Лейн сначала по индексу, затем отыскал и по координатам на карте. – Приятное соседство. – Мы постараемся действовать тихо, не вызывая возмущения окружающих, – пообещал Уиллоус. – Вы уже говорили с полицейскими Вест–Вэна? – Мы подумали, что должны прежде обратиться к вам. – Премного благодарен, Джек. Сколько команд вам нужно? – Мы можем обойтись и тремя. – Если так, – Бредли посмотрел на карту, пепел упал с его сигареты, закрыв несколько масштабных миль береговой зоны Западного Ванкувера, – можете взять Ферли Спирса. Я попытаюсь передать вам еще Ральфа Кернса и Эдди Оруэлла. Тем более что Оруэлл мечтает перевестись к нам. Кстати, и посмотрим, как он работает. Бредли вежливо улыбнулся Паркер. – Послушайте! – крикнул он, услышав телефонный звонок. Уиллоус поднял трубку. Это был Пэт Росситер из полицейского отделения в Сквемише. – Этим утром Билл Листер, отец Наоми, покончил жизнь самоубийством, – сообщил Росситер без каких бы то ни было предисловий. Уиллоус был потрясен. – Его заправочная станция открывается в семь, – продолжал Росситер. – Механик нашел его в одном из отсеков обслуживания в автомобиле. Он протянул шланг от выхлопной трубы через заднее стекло и отравился газом. Росситер замолчал. – Вы слушаете, Джек? – Да. Что у вас еще? – Он написал предсмертную записку с признанием, что сам убил свою дочь. Уиллоус подумал об увлечении покойного резьбой по дереву: Христос на кресте с искаженным гневом лицом. – Записка от руки, – сказал Росситер. – Нет сомнения в ее подлинности. Листер поднялся в горы на четырехколесном джипе с новой системой выхлопной трубы. Уиллоус кивнул головой. Он вспомнил о пятне свежей смазки, которое обнаружил на траве у реки, и следах отравления окисью углерода в крови Наоми Листер. – Имя владельца джипа Билл Листер. Мы проверили рабочие записи. Автомобиль был оставлен на станции тринадцатого августа и взят через три дня. Владелец поехал в Сиэтл на уикэнд со своей подружкой. – Вы говорили с ним? – С обоими. Парень планировал записывать свои расходы. У него сохранились все расписки. Девушка подтверждает его показания. Они чисты, об этом не беспокойтесь. – Почему Листер убил свою дочь? Было какое–нибудь объяснение в записке? – Девочка была блудница и грешница. – Росситер театрально вздохнул. – Почему мы не подумали об этом в первую очередь, Джек? Тогда можно было бы объяснить этот проклятый случай в тот же день, когда вы нашли тело. – Скажите, – спросил Уиллоус, – упоминал ли Листер какие–нибудь другие имена? – Вы думаете, что он мог порезать и мальчика в фургоне? – Возможно. – Раскрытие вашего случая за вами, не так ли? – вежливо вопросом на вопрос ответил Росситер. – Передайте привет Кэти. – Уиллоус повесил трубку. – Что он тебе сказал? – спросила Паркер. Уиллоус рассказал о самоубийстве Листера и записке, которую тот оставил. – Раз это человек, который работает на станции обслуживания, – сказала Паркер задумчиво, – он должен знать, как паяются провода в автомобиле или фургоне «Эконолайн». – Она нахмурилась. – А возможно. Листер думал, что мальчик не подходил его дочери, он ведь тянул ее в грязный бизнес. – Может быть, – согласился Уиллоус. – Но следует помнить, что Биллу Листеру было около пятидесяти, он так и выглядел, а мужчине, которого мы ищем, около тридцати. – Это по словам старой китаянки, с которой мы говорили. Но ей, должно быть, восемьдесят. И кто знает, что видят ее глаза. Уиллоус кивнул, хотя и понимал, что должен был подумать об этом раньше. Старая дама поразила его, а если действительно она ошиблась? – Ты скажешь об этом Бредли? – спросила Паркер. – А как ты думаешь? – Я думаю, что мы должны передать Спирсу и Оруэллу первую смену. Мы же сменим их после обеда. А до того понаблюдаем за «транс–амом». Перед большим домом в стиле тюдор, стоявшим через дорогу от Г–образного ранчо Миши Йокотэ, была надпись «Продается» . Эдди Оруэлл припарковал полицейский автомобиль без опознавательных знаков на дороге, которая была скрыта от улицы густой изгородью из карликовых кедров. Ферли Спирс расстегнул ремень, вышел из автомобиля, подошел к дому, прижал лицо к окну и вернулся, усмехаясь: – Пусто. Ни мебели, ни людей. – Отлично, – сказал Оруэлл, протягивая руку за цейсовским биноклем, лежавшим на сиденье позади него. Ранчо было белым с темно–зелеными разводами. Его окружало около ста пятидесяти футов палисадника и полого спускающийся газон. Дорога поворачивала налево от дома и упиралась в пристроенный двойной гараж. Дверь гаража была опущена не целиком, и с помощью бинокля Спирс увидел номерной знак стоящего там автомобиля. Номер совпадал с номером на парковочной квитанции, выданной Джудит Ландстром. Спирс закурил сигарету. Оруэлл укоризненно взглянул на него, но ничего не сказал. Оруэлл был полицейским, работающим по расследованию убийств, и потому хорошо знал, как вести себя. Оруэлл, отыскав просвет между деревьями, внимательно рассматривал в бинокль фасад дома. Плотные занавески на окнах свидетельствовали либо о потребности уединиться, либо о желании спрятаться от жарких лучей послеполуденного солнца. Ферли Спирс, погасив сигарету и закурив другую, смотрел на город, лежащий на расстоянии десяти или более миль и теряющийся в серой знойной дымке. – Хотел бы я знать, – сказал он, – дорого ли тут стоит жизнь. – Дорого, – ответил Оруэлл. – Видимо, так… Спирс бросил окурок на асфальт и придавил его каблуком. У Оруэлла был настоящий талант говорить лаконично. Может, это и кстати: надо экономить силы – после полудня предстояла трудная работа. Неподалеку от передней двери торчал садовый кран. Спирс встал на колени и отвернул его. Кран издал булькающий звук, и одна–единственная капля теплой воды упала в его сложенные ладони. Он закрутил кран. Курение иссушило его, но у него был беспокойный характер, и он не мог не курить. Спирс взглянул на Оруэлла: у них на двоих оказался один бинокль, но ему стало ясно, что Оруэлл его не отдаст. Спирс вернулся к автомобилю, сел и закурил третью сигарету. Потом все же решил развеять скуку короткой прогулкой. Заметив, что позади ранчо на расстоянии около ста футов была почти отвесная скала, покрытая густым кустарником, он решил, что смог бы подняться туда и получить возможность осмотреть обнесенный высокой оградой двор и частично внутренность дома. – Даже опасность упасть и сломать себе шею не остановит тебя? – спросил Оруэлл, когда Спирс рассказал ему о своем намерении, но запрещать ничего не стал. …Спирс поднимался на Гринбриар–Лейн, пока не потерял из вида ранчо. Затем он пересек чей–то двор и прошел мимо сломанного забора, огораживающего склон горы. Через несколько минут, запыхавшись, тяжело дыша, остановился и ослабил галстук. В воздухе пахло резиной. Насекомые надоедливо жужжали. Спирс осмотрелся. Кроме него вокруг – ни души. Он расстегнул «молнию» и помочился у ограды из кедра, целясь в муравья, но не попал. Закончив, снова начал подниматься на холм, карабкаясь медленно, но упорно. Через десять минут после того, как оставил Оруэлла, Спирс почувствовал, что избавился от скуки. Взобравшись наконец на заросшую кустарником вершину, он, посмотрев вниз, увидел бассейн в форме сердца, загорелых мужчину и женщину, занимавшихся любовью в самом центре кафельного дворика. Женщина лежала на спине, Спирсу хорошо было видно ее лицо. Она оказалась японкой. – Благодарю за встречу, мисс Йокотэ, – прошептал он. В доме заверещал телефон. Мужчина продолжал лежать. Руки женщины скользили по его спине. Потом она схватила его за ягодицы и сильно сжала. Мужчина начал двигаться быстрее. Телефон звенел не переставая. Пот выступил на спине мужчины. Через некоторое время он перекатился через тело женщины на горячий кафель дворика. У него еще продолжалась эрекция. И в этот миг Спирс увидел, что мужчина не японец, просто очень хорошо загорел. Телефон по–прежнему трещал не умолкая. Миша наконец легко вскочила на ноги и скользнула в дом. Действительно, у нее нет особых примет, подумал Спирс. Прекрасные ноги, изящная фигура. Телефон вдруг перестал звонить. Мышцы болели. Ферли передвинулся, и горсть гальки с грохотом посыпалась по склону, упав на узкую полосу газона между скалой и бассейном. Миша вышла из дома и сказала: – Это Феликс. Он хочет поговорить с тобой. Юниор кивнул, почесался и пошел в дом. Спирс наблюдал, как Миша прошла по краю бассейна, забралась на трамплин для прыжков в воду и проверила его упругость. Она стояла в профиль, совершенно неподвижно, как будто прислушиваясь к чему–то. Спирс разглядывал ее. Она согнула колени, попрыгала на доске и, набрав необходимую высоту, бросилась в розовую воду. Ноги Спирса задели еще несколько более крупных, чем в первый раз, камней. Он был слишком увлечен наблюдением за Мишей, чтобы заметить это.Глава 32
Юниор тоже наблюдал за Мишей, держа в руке телефонную трубку. – Эй, Феликс! Что случилось? – спросил он. – Это ты скажи мне, в чем дело, – огрызнулся Феликс. Юниора удивило раздражение Феликса. Ведь он слышал, что Миша ответила ему тем нежным, ленивым и расслабленным голосом, которым разговаривала обычно. – Я–то хорошо, – сказал он. – Встал около десяти, проплыл несколько кругов и слегка позавтракал. Потом час, а может, и дольше чистил автомобиль. Наконец, принял душ и посмотрел по телевизору часть старой картины Джона Уэйна. Феликс тяжело дышал. – Это все, Юниор, или ты оставил лучшую часть информации на потом? – Думаю, что смогу покосить траву после обеда, если немного посвежеет. – В общем, ведешь вполне спокойную жизнь? А как Миша? – Она в порядке. – Голос у нее был немного хриплым, может, простудилась? – Нет, с ней все в порядке. – Мне не нравится, – сказал Феликс, – что Мэнни до сих пор не позвонил. – Я ездил к нему пару раз прошлой ночью, – сказал Юниор. – Его автомобиль стоял у дома, но света в квартире не было. – Чувствую, что–то пошло не так. – Почему, черт возьми? Ты всегда нанимаешь парня, не советуясь. – Я обязан его отцу за покровительство. – Да? – Это случилось много лет назад, Юниор. Еще до твоего появления на свет. Юниор снова повернулся так, что ему был виден бассейн. Миша прыгала на трамплине вверх и вниз. Она, увидев, что он смотрит на нее, приветственно помахала рукой. – Ты хочешь, чтобы я поехал к нему? – Я не знаю, чего хочу. – Он тяжело вздохнул. – Посадишь Мишу на следующий самолет, хорошо? Скажи ей, что я скучаю по ней, и спроси, чего она хочет. Только упакуй ее вещи как следует и отправь. – Все, что скажешь, Феликс. – Что касается Мэнни, может быть, и стоит подъехать к нему… – Он не собирался звонить, – твердо сказал Юниор. – А если он обложился? И он, должно быть, действительно обложился, иначе позвонил бы. – Ты так думаешь? – Ставлю на пари свою жизнь против его. – Не говори так, – быстро сказал Феликс. – Это ж несчастье. – Я знаю этого парня, – сказал Юниор. – Он согласен провести следующие шесть месяцев, сидя безвыходно в своем обеспеченном продуктами маленьком доме, надеясь, что мы забудем о нем. Но мы не можем позволить себе этого! – Не думаю, – медленно ответил Феликс. – И вовсе не хочу этого, но ты прав. Он становится помехой. Юниор почувствовал странную дрожь. У него закружилась голова. – Будь осторожен, – сказал Феликс. – Когда покончишь с ним, удостоверься, что он не оставил адвокату любовной записки, запрятанной в коробку для сигар, ты понимаешь, что я имею в виду? – Конечно, – ответил Юниор. – Надеюсь, что это так, – сказал Феликс. Он повесил трубку, не попрощавшись, но Юниор на этот раз не обиделся. Это было в порядке вещей. Он тоже положил трубку и снова вышел к солнцу и теплу. Медленно прошел через дворик, оттолкнулся ногами и, нырнув, достал дно, а потом вынырнул в другом конце бассейна. Миша сидела на доске, окунув ноги с накрашенными ногтями в воду. Она улыбнулась ему и спросила: – Чего хотел Феликс? – Хотел, чтобы я думал за него. – О чем? – О Мэнни Каце. – В самом деле? И что же ты решил? – По–моему, самое время сказать ему до свидания. – Неудивительно, что ты выглядишь таким раздосадованным, – пошутила Миша. Юниор поднял руки и столкнул ее. Пронзительно крича и хихикая, она упала в воду. – Я печален оттого, что ты не пришла, – сказал он, приблизившись к ней. – Я никогда этого не делаю, – сказала она. – И никогда не сделаю. – Но почему? – Потому что не люблю давать повод для укоров. Юниору хотелось, чтобы она попыталась объяснить ему мотивы своего поведения, хотя он и сомневался, что когда–нибудь поймет ее. Миша, почувствовав, что он собирается учинить ей допрос, обняла его загорелыми руками и поцеловала в губы. Юниор отодвинулся. – Феликс хочет, – сказал он, – чтобы ты ближайшим рейсом вылетела из города. Миша поцеловала его снова. Ее губы слабо пахли хлоркой. Прощальный поцелуй, подумал Юниор.Глава 33
Юниор сел в автомобиль и захлопнул дверцу. Вставил ключ в зажигание и повернул его так, что на переднем щитке зажглись фосфоресцентная и зеленая лампочки. Кварцевые часы показывали без пятнадцати десять. Пять часов назад он отвез Мишу в аэропорт и еще чувствовал мускусный запах ее духов. Всю дорогу она обращалась с ним как с нанятым таксистом. Молча вышла из автомобиля и пошла к аэровокзалу, покачивая бедрами. Не помахала ни разу, даже не обернулась, чтобы бросить ему последний томный взгляд. Ну и черт с ней! Юниор нажал оранжевую кнопку дистанционного управления, положил блок дистанционного управления в отделение для перчаток, где уже лежал кольт, завел двигатель и медленно поехал по дороге. Город спокойно лежал под ним. Море огней придавало небу блеклый, как брюхо мертвой рыбы, цвет. Однако у Юниора не было времени смотреть по сторонам. Он вел машину уверенно и мастерски, следя за асфальтом и глядя только на стрелку спидометра. На Саутбороу он сделал левый поворот без сигнала и срезал угол, оставив черные следы шин на дороге. Было безумием ехать так неосторожно, тем более готовясь к убийству и храня в автомобиле противозаконное оружие. Но Юниор был в плохом настроении с тех пор, как решил разделаться с Мэнни и знал, что должен брать его наверняка. …Почему Феликс хотел, чтобы Миша вернулась в Калифорнию? Что за спешка? Наверняка в этом сыграло роль его собачье чутье. А может, и что–то другое витало в воздухе, чего Юниор не почувствовал? Нет, скорее всего Феликс, проснувшись, однажды обнаружил, что в постели рядом никого нет. Он был одинок, вот и все. Если б его что–нибудь серьезно беспокоило, Юниор первый узнал бы об этом. По крайней мере, именно так он и подумал, свернув с Тейлор–Уэй к мосту Львиные ворота. В середине моста, застряв в потоке машин, он переключил свои мысли на борьбу с Мэнни. Поставить машину необходимо прямо перед домом, решил он, тогда парню не придет в голову, что Юниор охотится за ним. Можно бы, конечно, использовать и автомобильный телефон, но что сказать? Что Феликс беспокоится и хочет знать, что, черт возьми, он собирается делать дальше? Позаботился ли он о Керли, захватил ли видеопленку? Короче, забросав его вопросами, вывести из равновесия. Нет, к черту все эти подходы. Держаться надо просто. Остановиться и подойти прямо к дому, войти внутрь. А что потом? Достать кольт и наставить прямо на него. Не разговаривать, не умничать, не дурачиться. Мэнни быстр как змея и, как фокусник, ловко обращается со своими ножами. Нельзя дать ему ни секунды на размышления. Просто ткнуть дулом в живот и выстрелить, сделав из него несколько низкосортных гамбургеров. Юниор улыбнулся, представив взгляд водянисто–голубых глаз Мэнни и мысленно наблюдая за его падением. Попав в приличный поток машин, он вставил пленку Лайонела Ричи в магнитофон. Увеличил громкость и откинулся на сиденье. Зеркало заднего обзора все еще сверкало огнями. В их ослепительном свете у него не было возможности увидеть шоколадно–коричневый «форд–фейрлейн», следовавший за ним.Глава 34
Было без двух минут десять, когда Уиллоус услышал слабое гудение мотора и увидел, как вспыхнули задние огни «транс–ама». Он тут же подбежал к «фейрлейну». Стартер заскрипел, Паркер с придыханием что–то тихо говорила, поворачивая ключ. Он прыгнул в автомобиль, захлопнул дверной замок. Двигатель чихнул, задрожал и заработал. Они съехали с дороги и направились вниз по Гринбриар. Двумя кварталами ниже тормозные огни «транс–ама» исчезли за углом. Паркер включила фары. – Он повернул налево, – сказал Уиллоус и пристегнул ремень безопасности. – Куда бы он ни направлялся, он, несомненно, спешит. – Не потерять бы его. – Ты сам хочешь вести? – спросила Паркер. – Нет, ты хорошо с этим справляешься. – Благодарю. Близко расположенные глаза собаки, стоявшей у дороги, светились ярко–красным цветом. Это была немецкая овчарка с рыжевато–коричневым отливом. Когда Паркер была еще ребенком, у нее была овчарка. Собака эта по имени Шеба укусила продавца молока, когда он накричал на ее мать за просроченный счет. С тех пор они покупали молочные продукты в другом месте. – Ты видела его? – спросил Уиллоус. Паркер покачала головой. – Нет. Темно, к тому же у «транс–ама» тонированные окна. Шоссе Саутбороу. Огромные пространства вычищенных газонов, поросших кустами, поглощающими запах хлора, испускаемый огромными олимпийскими бассейнами. Уиллоус и Паркер следовали за Юниором по мосту Львиные ворота, мимо парка Стенли и лагуны Потерь с ее ярко подсвеченным фонтаном. Они оставались на хвосте Юниора все время, пока он проезжал через центр делового города. Было без двадцати пяти одиннадцать. Юниор делал в среднем около сорока миль в час, а на некоторых участках семьдесят и даже восемьдесят. В общем, гнал как сумасшедший. Сначала они подумали, что он торопится, почувствовав преследование, но вскоре поняли, что эта безрассудная и непринужденная езда вошла у него в привычку. Но вот «транс–ам» повернул налево на Тринадцатую Восточную. Улица была ровной, узкой, окруженной с обеих сторон скромными одноэтажными оштукатуренными домами. Стадион Нэт Бейли находился менее чем в квартале от нее. Там шла игра в бейсбол, и все соседние улицы были загромождены автомобилями. Паркер слегка нажала На тормоз. «Фейрлейн» медленно пополз через перекресток. – Если я буду слишком близко, – сказала она, – он засечет нас, а если остановлюсь слишком далеко, можем потерять его. – Используй проход, – подсказал Уиллоус. Паркер свернула на грунтовую дорогу и выключила фары. Автомобиль Юниора прыгал от одной рытвины до другой, минуя разрушающиеся гаражи и горы гниющих тюфяков. – Он тормозит! – воскликнула Паркер. Уиллоус кивнул. Просветы между домами давали ему возможность следить за продвижением «транс–ама», так как он ехал параллельно. – Остановился! – Сделаем круг и выедем прямо на него, – успокоил ее Уиллоус. Он взял микрофон «Филипс» и вызвал Мэйн, 312, для поддержки. Проехав через рытвины к дальнему концу квартала, Паркер свернула влево на Джеймс–стрит и затем еще раз налево на Тринадцатую. «Транс–ам» остановился перед небольшим коричневым домом с неряшливым передним двором и поваленным белым забором. Паркер подождала, пока они оказались в пятидесяти футах от него, и затем зажгла фары, освещая внутренность «транс–ама». У Юниора был включен воздушный конденсатор. Мощная струя воздуха, поступающая через передний щиток, заставляла беспорядочную кучу бумажных животных бешено вибрировать. Юниор, заметив это, прикрыл фигурки рукой. И в это время автомобиль, медленно движущийся навстречу, въехал в запрещенную зону и ослепил его фарами. Он сразу решил, что это Мэнни, который ждал его. Трусливый сукин сын, подумал он, собирается напасть на него. Он щелчком открыл отделение для перчаток и схватил большой кольт «магнум». Паркер остановила «фейрлейн» в тридцати футах от «транс–ама». Уиллоус увидел, что дверь «транс–ама» распахнулась и из автомобиля выскочил мужчина. Он был не менее шести футов роста, мускулистый, крепко сбитый, но совсем не похожий на человека, которого описала пожилая китаянка из бакалейной лавки. Он сразу же схватился за микрофон, чтобы отменить поддержку. Юниор в это время взвел курок кольта и спокойно направил его в лоб Паркер. Оружие дало отдачу в руку, и заднее окно «фейрлейна» разлетелось вдребезги. Обе дверцы машины распахнулись. Юниор сделал второй выстрел. Но как, черт возьми, он мог скорректировать свои действия, когда не знал, куда полетели его проклятые пули? Ночная стрельба – черт возьми… Он должен был предусмотреть это, захватив трассирующие пули. Уиллоус в ответ выстрелил три раза так быстро, как только мог, не теряя ни секунды на прицеливание, просто отвечая на огонь. Все его выстрелы попали в радиатор «транс–ама». Треугольный кусочек меди прошел через топливную трубу в дюйме от насоса. Высокооктановый бензин, рванув через блок двигателя, просочился к трубопроводу. Паркер выскочила из «фейрлейна», используя как прикрытие открытую дверцу машины. – Полиция! – крикнула она. – Брось оружие и подними руки за голову! Юниор прицелился в дверь автомобиля и дважды выстрелил. Ветровое стекло «фейрлейна» покрылось трещинами. Он снова взвел курок и только тут заметил второго полицейского. Бензин, пролившийся на трубопровод, наконец вспыхнул. Над капотом «транс–ама» стремительно взмыл вверх столб дыма и пламени. Паркер, лежащая на животе на дороге, прицелилась и выстрелила. Пуля отбросила Юниора к автомобилю. Рукав его рубашки загорелся. На груди появилась кровь. Он уронил кольт, упал на колени и почувствовал запах горящих волос. В этот момент Уиллоус увидел человека, одетого в рыжевато–коричневые брюки и светло–зеленую или светло–голубую рубашку для поло, который стоял на крыльце дома, окруженного разрушенной оградой. Уиллоус никогда не встречал этого мужчину прежде, но тотчас узнал его. Он бросился через дорогу к боковой стене, Мэнни побежал туда же. Уиллоус оглянулся: Паркер осторожно приближалась к Юниору, держа в левой руке огнетушитель, а в правой револьвер. Юниор, вопя, катался по асфальту. Уиллоус побежал за Мэнни, который, нырнув в темноту, направился к стадиону. Добежав до конца дорожки, он по диагонали кинулся через Онтарио к автостоянке позади стадиона. Его первой мыслью было проскользнуть внутрь, купить горячие сосиски, бумажный стаканчик пива и смешаться с болельщиками и гуляющими. Но, едва приблизившись к пустым турникетам, он понял, что ярко освещенный стадион может оказаться ловушкой. И тогда, петляя, он пробежал через ряды припаркованных автомобилей, прячась в их тени, собираясь добраться до центра поля, откуда легко, перейдя Мидлотиан–авеню, попасть в парк королевы Елизаветы. Парк занимал около половины сотни акров и по форме напоминал огромное ухо. Там много открытых травянистых лужаек, прямых дорог и главное – много естественных укрытий: Пересеченная местность, упавшие деревья, густые заросли кустарника. Мэнни наклонился и встал на колени в тени ржавого вагона на станции «Бьюик», тяжело дыша; боль в боку была горячей и резкой. Отдохнув немного, он встал и, пригнувшись, решил оглянуться. В двух сотнях футов на крыше платформы пикапа стоял полицейский. Мэнни пригнулся еще ниже. Сердце его, казалось, ударялось о ребра. Он понимал, что получит двадцать пять лет за мальчишку и еще четверть века за гориллу в жокейских шортах, который пытался убить его содержимым своего холодильника. Мэнни знал, что ему едва ли удастся избежать наказания. И все–таки стремительно побежал к забору. Гравий громко хрустел под его ногами. Выли сирены. Опасность окружила его плотным кольцом. Если он собирается выпутаться из этого ужасающе опасного положения, в которое Юниор поставил его, он должен двигаться быстро и, главное, не допускать ошибок. Стоя на крыше пикапа, Уиллоус видел, что Мэнни, выскочив из своего укрытия, бросился бежать через тридцатифутовый открытый участок. Его удлиненная тень в конце концов затерялась в более глубокой тени, отбрасываемой ограждением стадиона. И все же Уиллоус понимал: Мэнни совершил ошибку, направившись к парку. Но при его ограниченных возможностях это был не такой уж плохой выбор. Уиллоус спрыгнул с платформы и медленно побежал мимо пустых автомобилей, знакомясь на ходу с территорией парка. Слева от него было открытое пологое травянистое поле, справа – узкая полоса густого кустарника, которая, извиваясь, спускалась с холма кнескольким небольшим водоемам и к заросшим травой и кустарником участкам. Парк раскинулся на склоне огромного холма. На вершине его находился куполообразный древесный питомник и, если он не ошибается, небольшой овраг около пятидесяти футов глубиной, дно которого поросло травой и цветами. Уиллоус заметил, как Мэнни неожиданно рванул из своего укрытия через дорогу. Сначала он бежал посередине открытой зоны, а затем, резко повернув направо, нырнул в полосу кустарника, направляясь к водоемам. Он побежал через Мидлотиан–авеню, вверх по склону. Трава была тяжелой от росы, и потому легко было увидеть, где Мэнни повернул направо. Но вместо того, чтобы следовать за ним, Уиллоус побежал вверх по склону параллельно густой полосе кустарника. Как он и предполагал, кустарник привел его к неглубокому оврагу. Уиллоус обошел его и не стал маскироваться. Увидит его Мэнни или нет – это был вопрос времени и удачи. И он продолжал подниматься по склону, шагая так быстро, как только мог, не нарушая дыхания. Мэнни прислонился к низкорослому вишневому дереву, растущему на берегу небольшого водоема. Его ноги дрожали от усталости. Легкие готовы были разорваться. Слишком много ночей провел он перед телевизором, попивая пиво и закусывая. Давно пора было купить тренажер, начать подниматься пораньше, пробегать несколько кругов по окрестностям, вместо того чтобы принимать гранулы. Автомобиль медленно проехал мимо, осветив черную поверхность воды и часть поляны, заросшей травой. Мэнни понял, что сделал ошибку, оказавшись на открытом месте. Еще один автомобиль проехал мимо. Мэнни не знал, можно ли его увидеть из машины. Но на всякий случай побежал обратно к оврагу, вскарабкался наверх, поскользнулся и упал, ушибив колено. Дно оврага было засорено тонкими и острыми кусочками разрушенного глинистого сланца. Каждый шаг вызывал небольшие осыпи. Он встал на колени и снял ботинки. Сразу стало легче. В носках он мог двигаться в темноте совсем бесшумно: тень среди теней. Уиллоус, заняв место на верху холма, мог видеть мерцающие огни кареты «Скорой помощи», пожарных машин и патрульных автомобилей. Там внизу, на дороге, было множество людей, но никто из них не думал прийти ему на помощь. Помочь ему могла только Клер Паркер, но он был уверен, что она не видела, как он бросился в погоню за Мэнни. Он смотрел, был ли там внизу автомобиль полицейского отряда с собаками, который Паркер собиралась вызвать. Вместо лая собак он вдруг услышал свистящий звук вспугнутой птицы. …Склоны оврага становились все более пологими и неожиданно совсем выровнялись. Мэнни вдруг обнаружил, что стоит на узкой тропинке, которая бежала по склону холма вверх, к смутно видневшемуся древесному питомнику. Слева от него стояли тощие деревца, справа навалена груда камней. Он пошел вверх по тропинке и вдруг услышал, как какой–то камень ни с того ни с сего сдвинулся с места. – Полиция, – одновременно с этим тихо сказал Уиллоус. – Поднять руки и не двигаться! – Что? – робко спросил Мэнни. По тому, как уверенно держался этот парень, Мэнни понял, что тот вооружен. Любой бы понял: ситуация безвыходная, но не Мэнни: рядом был полицейский – цель, о которой можно только мечтать. Уиллоус между тем подвинулся ближе, наставив на Мэнни пистолет. – Полиция, – повторил он. – Положи руки за голову. Выполняй приказ! – Хорошо, – покорно сказал Мэнни. – Все, что скажете. Он поднял руки, и тут же язык пламени взвился над ним. Ослепленный вспышкой, он почувствовал обжигающее тепло. Но в тот же момент раздался резкий звук выстрела. Он прозвучал так громко, что у него заныли уши. Неужели проклятый полицейский сделал предупредительный выстрел? Он отскочил назад и, потеряв равновесие, свалился в овраг, пролетев несколько футов. Лежа неподвижно на твердом ложе из камней, он закричал, ничего не слыша и не видя. Попытался разобраться в том, что случилось, но на этот раз воображение отказало ему. Он не чувствовал боли, только тишину вокруг. Но через какое–то время, начав ощущать удары собственного сердца, сосредоточился на этих влажных толчках. По мере того как он слушал свой пульс, сердечный ритм ускорялся, шумы усилились, пока все его тело не содрогнулось. Затем все сразу оборвалось… Вскоре узкий луч пятиэлементной лампы–вспышки заиграл на желтых зубах, искаженных чертах, глазах, которые казались черными. Паркер опустилась рядом с Уиллоусом, легко прикоснулась к его плечу. – Ты в порядке, Джек? – Лучше, чем он. Паркер снова направила луч света на светло–зеленую рубашку для поло. – Посмотри на его руки, – сказал Уиллоус. Паркер направила луч света на отброшенную правую руку с четырьмя тяжелыми золотыми кольцами, в которых отразился свет фонарика. – Я думал, у него в руках нож, – сказал Уиллоус. – А оказывается, все, что у него было, – это драгоценности. – Может быть, так, а может быть, и нет, – быстро ответила Паркер. – Если у него был нож, он мог уронить его, когда ты выстрелил. Мог он уронить его и пятьюдесятью футами ниже холма. Она сжала руку Уиллоуса. – Возьмем собак, несколько фонарей, металлические детекторы и осмотрим окрестности, хорошо? Уиллоус встал, убрал в кобуру револьвер. – Нет, я иду домой, Клер. – Но инспектор Бредли хотел поговорить с тобой. – Пусть подождет. – Во всяком случае, – сказала Паркер, – я собираюсь в деловую часть города, почему бы нам не проехаться вместе? – Я не собираюсь в деловую часть, – сказал Уиллоус. – Я собираюсь домой. К жене и детям. Если Шейле это не понравится, она может отправляться в мою проклятую квартиру. Гора была окружена полицейскими. Как только Уиллоус ушел, Паркер обыскали труп. В заднем кармане рыжевато–коричневых брюк обнаружила прямую бритву. Паркер щелчком обнажила лезвие. Она замкнула безжизненные пальцы Мэнни вокруг костяной ручки и потом выбила бритву из его руки и в темноте услышала, как она легко и быстро пронеслась вниз по глинистому сланцу. Со стадиона Нэт Бейли слышался рев толпы. Крошечный белый мяч, взвившийся высоко в воздухе, был подсвечен блеском светильников. Паркер остановилась на мгновенье, задумавшись о том, что она сделала. Мэнни Кац исчез как плохой сон.Глава 35
Старый человек время от времени любил выпить пива. В этом не было ничего удивительного. Миша, понимая это, хоть и думала об экономии, притащила домой ящик «Лабатт–классик». В Южной Калифорнии подобная покупка была бы слишком накладной. Феликс сидел и пил пиво прямо из бутылки, критически посматривая на Мишу, которая смотрела на экран у телевизора, пытаясь настроить его на прием из космоса Си–би–си Ванкувера. Феликс не говорил ни слова, пока она неумело крутила регулятор, но Миша чувствовала его раздраженное нетерпеливое дыхание и мысленно видела его глаза – глаза ящерицы. В конце концов на двадцативосьмидюймовом экране «Сони» появилась женщина с густыми золотистыми волосами и яркими губами. – Вот это то, что нужно, – сказал наконец Феликс. – Не переключай больше. Миша повернулась и преданно улыбнулась ему. Феликс пил весь вечер: вино за обедом, затем несколько небольших стаканчиков «Гленливита», потом пиво. Он был не просто пьян, но еще нервозен и раздражен. С каждым часом все больше и больше гневался на Юниора. Миша тоже сердилась на него. Парень должен был позвонить, как только покончит с Мэнни Кацем. Предполагалось, что он позвонит Феликсу, если ему будет грозить хоть малейшая опасность. Ведь совсем не просто замахнуться на профессионального убийцу. – Живей садись рядом, – вдруг крикнул Феликс девушке, резко хлопнув ладонью по дивану. Несколько минут они смотрели детские рыболовные состязания в Фолс–Крик. Только начинающие ходить малыши гордо показывали крошечных мертвых рыбок, которых им удалось выудить из озера. Феликс продолжал пить свое пиво, держа Мишу за руку. Она могла чувствовать, как его цепкие ногти врезаются в ее кожу. Женщина с золотистыми волосами снова вернулась на экран. На этот раз она выглядела куда серьезней. Миша почувствовала беду. И тут же увидела в кадре себя, стоящую у обгоревшего корпуса автомобиля. Огонь ничего не пощадил, кроме корпуса, двигателя, рамы и нескольких кусков металла. – Что, черт возьми, все это значит? – закричал Феликс. Затем камера, показав улицы, круто поднялась вверх. В кадре появился черный объект, оказавшийся сморщенным капотом «транс–ама». Феликс узнал его по нарисованному на нем большому ширококрылому золотому орлу. – О мой Бог! – простонал он. В кадре быстро промелькнули двое одетых в белое медиков с носилками «Скорой помощи». Мигали красная и синяя лампы. В информации упоминалось имя Мэнни Каца. У Феликса так сильно билось сердце, что он с трудом разбирал слова диктора. На экране появился госпиталь и полицейский, сидящий на деревянном стуле в конце ярко освещенного коридора с голыми стенами и блестящим, покрытым линолеумом полом. Феликс вскочил с дивана, подошел к телевизору и усилил звук. Он понял, что его сын Юниор Ньютон находится в палате интенсивной терапии с пулевой раной в груди и ожогами второй и третьей степени. Состояние критическое. Феликс швырнул бутылку «Лабатт–классик» в телевизионный экран. Отскочив от толстого стекла, она упала на ковер, выплевывая пену. Феликс оттолкнул бутылку и вышел на террасу, оставив дверь открытой. Пляж был пуст, по нему гулял лишь береговой ветер, да уныло шумел океан. Мише из комнаты был слышен шум волн и шуршание перекатываемых прибоем камней. Она подошла к двери и увидела в дальнем конце террасы Феликса, согнувшегося в плетеном кресле, его грудь судорожно поднималась и опускалась, яростные слезы горя текли по побледневшим щекам. Почувствовав ее присутствие, он поднял лицо и взглянул на нее налитыми кровью глазами. – Я хочу вернуть моего мальчика, – сказал он охрипшим от отчаяния голосом. – Меня не заботит цена, только бы спасти его. – Да, – сказала Миша. – Жди меня наверху, – бросил Феликс. Кивнув, Миша быстро прошла обратно в дом. Зная хорошо Феликса, она никогда даже не видела, чтобы он так бурно проявлял свои чувства, кроме, пожалуй, гнева. Теперь, видя его раздавленным горем, она испугалась. Человек, подобный Феликсу, однажды почувствовав бессилие, непременно решит, что пришла пора применить силу. Миша остановилась, чтобы поднять бутылку пива, которую Феликс бросил в телевизор. Когда ее пальцы прикоснулись к кривой поверхности стекла, она подумала, что, если Юниор пытался покончить с полицейским, он наверняка понимал, что подозревается в деле об убийстве. К счастью, он был иностранцем, а значит, его могли под залог отпустить из госпиталя. Миша пыталась представить сумму залога: сто тысяч долларов или полмиллиона, кто знает? В лень, когда Феликс купил дом в Лагуна–Бич, Юниор пошутил, что Феликсу нужно много спален, потому что иначе ему негде будет держать свои деньги: тюфяки для этой цели – лучшее Место. Это было, конечно, преувеличением, но деньги у старика бесспорно были, и он стремился держать их в купюрах. Чем больше она думала об этом, тем больше убеждалась, что он должен и ей дать денег, чтобы привести в порядок канарские корты. Чемодан, набитый мелкими банкнотами, который она видела, возможно, всего лишь недельная его прибыль. Женщина могла поехать в любое место в мире. Имея сто тысяч долларов, она могла бы отправиться в любое место земного шара, даже в Японию, если б захотела. Миша заставила себя успокоиться и, отогнав грезы, обратиться к реальности. Она снова прислушивалась к волнам и шуршанию камней на берегу, думая о своем. Она знала, что кредитные чеки Феликс не жаловал. По его мнению, кусочки бумаги немногого стоили, если на них не было запечатлено лицо президента. Она подумала о Японии. В Токио или в любом другом большом городе этой страны было множество возможностей для женщины с ее разнообразными склонностями и необычными талантами. Можно было бы изменить внешность, хотя бы отрастить длинные, до бедер волосы, одеться в костюм предков, научиться снова думать и говорить на языке своего детства. Феликс, конечно, очень энергичен, но как может разумный человек довериться женщине, которую практически никогда не знал и которая в любом случае, особенно теперь, для него перестала существовать? Миша хихикнула, закрыв лицо руками, наслаждаясь прикосновением прохладных пальцев к коже. На террасе, освещенной оранжевым светом фонарей, Феликс, сгорбившись, по–прежнему сидел в плетеном кресле, вглядываясь в ночную темноту и белую как мел линию прибоя. Он уже выплакал все слезы. Впереди было множество забот, о которых следовало серьезно подумать. Что он и делал.Горячие дозы
Моему отцу…
Глава 1
Гэри Силк проигрывал уже восемь очков и был вне себя от злости, потому что терял присутствие духа и ломал ритм. Все его расчеты времени пошли к черту. Он был недоволен собой и тем, как играл в сквош на этом паршивом корте, огороженном стенками со всех сторон, стараясь что–то противопоставить коротким, точным ударам платного профессионального партнера. Он понимал, что все делает неправильно. Вместо того, чтобы гоняться за этим чертовым мячом, ему надо было обрабатывать площадку, но он потерял контроль и ничего не мог с собой поделать. Он увидел, как мяч ударился в противоположную стенку корта всего на одну восьмую дюйма от линии и отскочил под прямым углом. Гэри видел перед собой мускулистую спину своего противника и не смог сразу среагировать на этот удар, будто из него выпустили весь воздух. Теперь Гэри проигрывал уже девять очков. Изогнувшись, он все–таки сумел достать этот мяч. Ему уже тридцать семь, но он в прекрасной форме. А почему бы и нет? Он играет в сквош три раза в неделю. А через день надевает стодолларовые кроссовки «Найк» и пробегает не менее десяти миль по спидометру своего серебристого «Мерседеса–560 SL» с откидным верхом, который в сотне футов за ним ведет Фрэнк, держа в одной руке руль, а в другой автомат. Кроме этого, разве он не проводит ежедневно по меньшей мере час в гимнастическом зале, работая с универсальным тренажером, о котором продавец сказал, что точно такой же есть у Клинта Иствуда. Гэри вытер нарукавником пот со лба и подбросил свою ракетку. Партнер в углу корта замер и уставился на него голубыми глазами, в которых угадывалось некоторое беспокойство: не слишком ли далеко он зашел. Гэри широко улыбнулся, и партнер немного успокоился, плечи его опустились. Гэри всех очаровывал, когда был в хорошем настроении. Люди говорили, что при желании он мог бы очаровать и злого добермана. Так оно, пожалуй, и было. Он пошел по площадке. Полированный пол скрипел под его спортивными туфлями. Партнер стоял, разглядывая струны своей ракетки. Гэри был уже на середине площадки, когда заметил Фрэнка, который сидел на скамейке за стеклянной стенкой, отделяющей корт от мест для зрителей. Что здесь понадобилось Фрэнку? Он, кажется, не интересовался спортом и, уж во всяком случае, знал, что работа наемного партнера как раз и заключалась в том, чтобы выбить лишнее дерьмо из него, Гэри, и, теоретически, поднять класс его игры. Фрэнк был достаточно умен, чтобы не околачиваться здесь и не глазеть, как его хозяину приходится крутиться. Было ясно, что у Фрэнка какие–то новости, может быть плохие. Гэри бросил мяч партнеру со словами: – Ну пока все. Будем считать, что сыграли вничью, о'кей? – Само собой, мистер Силк! – Тот улыбнулся широкой улыбкой. Зубы у парня были такие белые и блестящие, будто за ними горела стоваттная лампочка. Гэри быстро прошел через небольшую квадратную дверь в задней стенке корта и, нагнувшись, вышел в раздевалку. Фрэнк уже спешил к нему навстречу, спускаясь по ступенькам. Он выглядел озабоченным, отчего казалось, что его глаза были расположены ближе один к другому, чем обычно. – Ну что там? – спросил Гэри. Фрэнк указал глазами на партнера, который тоже спустился в раздевалку. Гэри вытерся белым пушистым полотенцем с его инициалами, написанными яркими красными буквами, потом бросил полотенце Фрэнку. – Дай ему полсотни. Партнер пробормотал что–то в знак благодарности. Пятьдесят долларов в час за то, в чем он был силен и что умел хорошо делать, были просто подарком. Эти полсотни достались так легко, и вообще жизнь прекрасна. Фрэнк достал из бумажника три хрустящих двадцатки. – Есть десятка? – спросил он. Партнер озабоченно стал искать сдачу в своем бумажнике и по карманам. – Ничего нет! Он полез в свою ярко–красную адидасовскую спортивную сумку и начал рыться среди мятых полотенец и спортивной формы. Фрэнк молчал и ждал, видя, что парень явно тянет время. Наконец тот застегнул «молнию» своей сумки с грязной спортивной формой, посмотрел на Гэри, пожал плечами и улыбнулся. – Ты так разоришь меня, – сказал Гэри Фрэнку. – Мы и играли–то всего полчаса. Может быть, пятьдесят слишком много, хватит и двадцати? Гэри выждал, будто давал партнеру время, чтобы немного помучиться. – Ну так и быть, парень ехал сюда на этом несчастном велосипеде. И разве он не был готов к игре и плохо делал свою работу? – Благодарю вас, мистер Силк, – получая деньги, сказал юноша. Гэри кивнул. В последние пять лет его рефлексы притупились. В свое время он страдал тяжелым кожным заболеванием оттого, что слишком много времени проводил под солнцем, а зимой – под искусственным освещением. Вот так… У него не было ни образования, ни протекции, и он счастлив был бы в те далекие времена получить любую работу, хоть мойщика посуды. – В следующую пятницу, в то же время? – Партнер наконец справился со своей сумкой и с вымученной улыбкой засовывал деньги в кармашек своих шорт. – Может быть, – ответил неопределенно Гэри. – Я не буду в городе в пятницу. Может быть, у меня получится долгий уикэнд, пока не знаю. Майами, а может быть, Вегас. – Он пожал плечами. – Давай оставим все как есть, планируй быть здесь, но будь готов к тому, что меня не будет. О'кей? – Конечно, – с готовностью отозвался тот. Гэри все пытался припомнить его имя. Питер скорее всего. На лице молодого человека промелькнуло разочарование. А Гэри почувствовал себя лучше, вроде бы более уравновешенным, будто выиграл несколько последних очков. Он любил держать людей вокруг себя в состоянии некоторой напряженности, это вошло в привычку и теперь получалось как бы само собой. Он не думал об этом и искренне верил, что если у вас хорошие привычки, то можно наслаждаться жизнью. А если ты развил в себе дурные привычки, то все пропало. Хотя все и не так просто. Здесь, как и всюду, была своя хитрость. Потому что хорошие привычки вовсе не гарантируют умение распорядиться оставшимися днями своей жизни – дерьмо возникает, когда меньше всего его ждешь, и тут уж надо действовать в темпе и безошибочно. – Вы не будете возражать, если я быстро приму душ? – спросил партнер. Гэри посмотрел на Фрэнка. На его лице он прочитал несогласие. Парень снова застегнул «молнию» своей сумки, которую начал было расстегивать. Фрэнк показал ему на дверь. – Ну какого черта еще там? – сердито спросил Гэри, когда они с Фрэнком уже шли по застекленной галерее, которая соединяла корты для сквоша и спортивные площадки с главным домом. Фрэнк откашлялся. Он, со своим ростом в шесть футов и два дюйма и весом сто семьдесят фунтов, был твердым как кирпич. Гэри Силк значительно уступал ему: пять футов и шесть дюймов роста – даже в ярко–красных ковбойских сапогах на высоких каблуках из шкуры игуаны, а весил он, может быть, сто сорок фунтов вместе с костюмом–тройкой, шелковым носовым платком, полными карманами мелочи и двумя заряженными револьверами «магнум». Гэри приятно было думать о себе, что он чем–то напоминал знаменитого теннисиста Джона Макинроя. У него было такое же ладное тело, неяркие, без блеска глаза, и он так же с неистовым упорством стремился к цели. Разница заключалась в том, что Макинрой бил по теннисным мячам, а Гэри – по людям. Он и выбил из Фрэнка все, что у того было своего, и Фрэнк чувствовал себя теперь достаточно спокойно, не заботясь о том, что думают обо всем этом люди. Гэри подошел и постучал плоской стороной ракетки по голове Фрэнка, как бы делая ему массаж и приглаживая волосы. – Ну давай, выкладывай, – повторил в нетерпении вопрос Гэри. – Что там еще стряслось? – Пэт Нэш и Оскар Пил только что появились здесь, – ответил Фрэнк. – Припарковались на улице у ворот, напротив дома, и прошли сюда. – А что же собаки? – Их отправили к ветеринару. – Ах да, верно. – Гэри нахмурился, припоминая. Он был строг с животными – они приходят, работают и исчезают. – Ты оставил кого–нибудь с нашими гостями, чтобы они не сперли серебряные вещи? Фрэнк кивнул, избегая взгляда Гэри. Гэри снова постучал ракеткой по голове Фрэнка, на этот раз сильнее. Струны издали почти музыкальный звук. – Какого черта они там делают, Фрэнк? – Не знаю. – Они хоть чистые? – Ни единого пятнышка. – На какой машине они приехали? – Не знаю. Как я вам сказал, они оставили машину у главных ворот. Они вышли на дорожку. Фрэнк забежал вперед и открыл перед Гэри стальную дверь, облицованную дубом. Они вошли в маленькую прихожую, а через нее в большую кухню, сверкающую белой плиткой, всю в меди и хроме. За их перемещениями следила телекамера с широкоугольным объективом и устройство, фиксирующее при помощи инфракрасных лучей все, что движется. Когда они прошли через двойные качающиеся двери в холл, разделявший дом на две части, их перехватила другая телекамера. Здесь стоял шестифутовый кактус в большом керамическом горшке. Гэри остановился, чтобы проверить в нем землю. Она была суха и правильно обработана. – Где они, в гостиной? Фрэнк отрицательно покачал головой. – В кабинете. Я зажег камин. Гэри кивнул. – Ты хороший хозяин, Фрэнк. Просто парень первый сорт.Глава 2
Детектив Джек Уиллоус сидел на краю кровати, держа телефон на коленях. Он сделал междугородний вызов, набрал четыре–ноль–шесть, код Торонто, а потом номер телефона своего тестя. Телефон дал два сигнала, а потом включился автоответчик. Ему было предложено оставить сообщение. Но Уиллоус не воспользовался этой возможностью, а положил трубку и направился в маленькую кухню, чтобы снова наполнить свой стакан.Глава 3
Стены коридора были отделаны панелями из темного дуба, а пол был покрыт тоже дубовыми досками, как палуба. Скрытые светильники освещали четыре портрета, которые в свое время Гэри заказал фотохудожнику Чику Райсу. Когда Гэри был пьян или чуть навеселе, он спрашивал Фрэнка, что он думает об этих фотографиях. Фрэнк всегда говорил ему, что находит их ужасными, но это было неправдой. Скорее своеобразной ложью. На самом деле Фрэнк считал, что эти портреты просто фантастичны и сенсационны. Гэри был похож на себя, и в то же время фотографии льстили ему, представляя его в более выгодном свете. Но Фрэнк не мог понять, как этого вообще можно добиться: на портретах был реальный Гэри – злое, мстительное существо с тридцатидолларовой прической и ухоженным лицом. Фрэнк был уверен, что Гэри не догадывается, насколько правдивы эти фотопортреты, сделанные Чиком Райсом. Если бы Гэри понял это, портреты полетели бы в камин, а Фрэнку пришлось бы пару дней убеждать Гэри^ что прихлопнуть этого фотографа–художника – не самая лучшая идея. При входе в холл большие стеклянные панели с каждой стороны двери отражали сверкающие огни люстр. Гэри на мгновение задержался у небольшой ниши перед изогнутой лестницей, ведущей наверх. Украшением ниши служила копия стола времен королевы Анны, здесь стоял старинный телефон и медный горшок на трех ножках в виде сжатых кулаков. В горшке рос кактус, расцветавший красными цветами на Рождество. Гэри вообще питал слабость к кактусам, эти колючие растения были понаставлены по всему дому, и Фрэнк часто напарывался на них. Тут же, на стене висело овальное зеркало. Гэри погляделся в него, осматривая себя. Он снял с головы ленту с бело–голубыми диагональными полосами, которую надевал, когда играл в сквош. От эластичной ткани на лбу остались красные полосы. Он потер их руками, но они не исчезали. Тогда он снова надел пеструю ленту на голову и слегка улыбнулся, найдя, что похож на пирата. Может быть, это не так уж и плохо. – Я похож на пирата, Фрэнк? – Ясное дело, Гэри. Гэри рассмеялся, рассматривая в зеркало свои зубы. Они поднялись по лестнице и прошли по коридору мимо ряда закрытых дверей. В доме было чуть менее десяти тысяч квадратных футов площади. На втором этаже было шесть спален, пять ванных комнат и кабинет. Кабинет в дальнем конце коридора Гэри любил больше других комнат, потому что его окна выходили на заднюю часть участка, где расположены бассейн, корты для тенниса и сквоша, оранжерея и огород. Фрэнк отворил дверь, и они вошли в кабинет. Потом Фрэнк закрыл дверь и привалился к ней спиной. Пэт Нэш и Оскар Пил стояли перед горящим камином на покрытом плиткой полу. Оба были раздеты догола. Пил прикрывался руками, а Нэш грел руки над пламенем камина. Тело Нэша было сплошь покрыто волосами. Он смотрел на Гэри как дикое животное, которое только учится стоять на задних лапах. Тело Пила, напротив, было почти лишено растительности, не считая жидких усов и светлых зачесанных назад волос на голове. Едва Гэри вошел в комнату, оба тут же повернулись к нему. Нэш приветствовал его, положив руки на бедра. Пил держал рот закрытым, что, очевидно, было ему явно на пользу. Пил внимательно посмотрел на Пэта Нэша, будто видел его впервые. – Что у вас там, в машине? – спросил Гэри у Нэша. – И почему вы оставили ее на улице? – Там ничего нет, мистер Силк. – То есть как это? – В автомобиле, я говорю, ничего нет. Там очень жарко. – Здесь тоже жарко, – сделал открытие Оскар Пил. Он облизал губы и немного отодвинулся от камина, переступая босыми ногами по плиткам, уложенным перед ним. – Стань обратно туда, где ты был, – приказал ему Фрэнк. – Так моя задница поджарится, – пожаловался Пил. Но тут же сделал то, что ему было велено. – Мы потеряли груз, – доложил Нэш. – Не может быть?! – Так случилось, – подтвердил Пил. Гэри сделал по направлению к нему три быстрых шага по красному с голубым и золотом дорогому ковру и ударил его ребром ракетки. Голова Пила запрокинулась назад. Он завизжал от боли. Чуть пониже левого глаза потекла струйка крови. Он было поднял руку, чтобы потрогать рану, но Гэри быстро развернулся и ударил его снова. Ракетка из графитового пластика со свистом рассекла воздух. Когда ракетка угодила ему в переносицу, Пил заорал. – Ну что, больно? – поинтересовался Гэри. Пил застонал и опустился на одно колено. – Поднимайся, – скомандовал ему Фрэнк. Пил заставил себя сделать это. Кровь лилась из сломанного носа на бесценный ковер шестнадцатого века. Он прижал руку к носу и, совершенно скованный страхом, стоял неподвижно. Гэри ткнул его в пах рукояткой ракетки и медленно покачал головой. – А что, когда тебе захочется, ты смазываешь эту штуку, да? Фрэнк хихикнул. – А ведь забавно, Фрэнк? – На самом деле забавно. – А что, смог бы я вести жесткий допрос? – Да, пожалуй, – согласился Фрэнк. Гэри сделал вид, что хочет нанести еще один удар ракеткой. Потом подошел к бару, открыл холодильник и достал банку пива. Он порядком вымотался, а перспектива лишиться груза героина стоимостью в восемьдесят миллионов долларов хоть кого выведет из состояния равновесия. Он сорвал крышку с пива, бросил ее в Оскара Пила и посмотрел на Пэта Нэша. – Прежде чем я прикончу тебя, хочу дать тебе шанс. Рассказывай, что там произошло. Нэш взглянул на Оскара Пила, у которого обе руки были перепачканы кровью. Гэри отпил немного пива. Он не спускал глаз с Фрэнка, чтобы убедиться, что он внимательно слушает. У Гэри было словно предчувствие, что прежде чем пройдет будущая ночь, кто–то расстанется с жизнью. Так как он считал себя справедливым боссом, то хотел тут же убедиться, что поступит по справедливости. – Какого хрена ты еще ждешь? – заорал он на Нэша. Тот вздрогнул. – Поначалу все шло гладко. Мы отошли от судна точно в одиннадцать, без проблем. Гэри кивнул. Героин, или смэк, или Белая Леди, называй как угодно. Этот товар пришел на японском судне, груженном новенькими сверкающими автомобилями. Это был испытанный путь, они и раньше использовали его и не сталкивались с проблемами. – Стоял страшный туман, – продолжал Нэш, – Такой густой, что нельзя было рассмотреть даже нос этой сраной лодки. Мы вошли в Английский залив, миновали пост береговой охраны и скользнули под мост. Мы видели огни и больше ничего. Шли очень тихо. У моста канал становится уже. Пришлось прибавить обороты двигателя, потому что там сильное течение. – Течение там очень сильное, – вставил Пил. Он склонил голову набок, и нос его был полон запекшейся крови. Гэри с трудом его понимал. Он посмотрел на Фрэнка, который тут же рявкнул: – Заткни свой вонючий рот, Оскар! – Мы опасались береговой охраны, – продолжал Нэш. – Но нас засекли городские полицейские. Мы не слышали их моторов и даже не видели их, пока они вдруг не оказались прямо перед нами. Шли прямо на нас, вы понимаете? Тип на мостике орал что–то в мегафон, но мы не могли разобрать ни одного слова. – Двадцать килограммов девяностопроцентной концентрации, – воскликнул Силк. – Не вздумай только сказать, что вы выкинули этот груз! – Да, мы выкинули героин за борт, – признался Пэт Нэш. Гэри сделал усилие, чтобы сдержаться. Он отошел к окну и посмотрел на залитый светом задний двор, на огород, защищенный сеткой от птиц. – Почему же вы не смылись? Надо же соображать! Ведь было темно. Если вы не видели их, то как они могли видеть вас? Никто не произнес ни слова. – Так значит, мои восемьдесят миллионов долларов лежат на дне залива, это вы мне хотите сказать? – А может быть, они распродали весь груз по мелочевке? – предположил Фрэнк. Гэри игнорировал его замечание. – Груз был в пластиковом мешке для мусора, – продолжал информировать Нэш. – Темно–зеленого цвета и запечатан такой лентой, которую используют при ремонте трубопроводов. – Трубопроводов? Что за чушь! О чем это ты мне толкуешь? – Этот мешок теперь уже где–то далеко, – сказал Нэш. – Отлив скорее всего теперь вынесет его из гавани. – Восемьдесят миллионов баксов. И что же теперь я должен делать? Забрать их оттуда с вашего позволения? Фрэнк рассмеялся. Гэри косо посмотрел на него. Фрэнк замолчал, внимательно изучая пламя в газовом камине. – Ну, накрыли бы они нас с этим проклятым мешком, – низким спокойным голосом сказал Нэш. – Каждый освободился бы от такого груза. Двадцать килограммов! О Боже! Нас засадили бы на всю жизнь. Гэри усмехнулся. – И это было бы справедливо, как я полагаю. Что же случилось после того, как вы утопили мой героин? – Да ничего, – ответил Пэт Нэш. – Полицейские тут же ушли. Похоже, что они окликнули нас, потому что у нас не было ходовых огней. – А кто же именно из вас двоих, подонки, схватил мой мешок и выкинул его за борт? Наступила пауза, общее молчание, было слышно только, как капли крови со смачным звуком падают из носа Оскара Пила на плитки Пола перед камином. И тогда Пэт Нэш решился: – Это я. Это было мое решение. Гэри приказал: – Ну вы, оба, одевайтесь. Пока они натягивали одежду, Гэри подошел к бару и достал еще банку пива. Пэт Нэш был в черных кожаных сапогах до колен, темно–зеленых вельветовых брюках и черной кожаной куртке. Оскар Пил был в менее традиционной одежде – джинсы, толстая, белая с зеленым, рабочая рубаха, желтый плащ и темные спортивные брюки. – Забери их обоих туда, на берег, – сказал Гэри Фрэнку. Он указал на Пэта Нэша. – Найди укромное местечко, Пэта надо прикончить и оставить там. – А с этим что делать? – Фрэнк указал дулом своего кольта на Оскара Пила. – Вот он–то и должен прикончить Пэта, а потом найти мой героин, – улыбнулся Гэри. – Ты согласен, Оскар? – Мы с Пэтом работаем вместе уже много лет, мистер Силк. Он мне стал прямо как брат. Я и женат на его двоюродной сестре. – Ну тогда прикончи их обоих, – изменил решение Пэт. Фрэнк кивнул, сделав движение кольтом. – А ну, шевелитесь, ребята! – Тебе нужен еще кто–нибудь? Дать тебе кого–нибудь в помощь? – сказал Гэри. Фрэнк посмотрел на Гэри. Уже три года он работает у него, но так и не научился разбирать, когда Гэри серьезен, а когда шутит. – Все будет о'кей, – заверил Фрэнк. Гэри согласно пожал плечами. – Но я женатый человек, – взмолился Оскар Пил. – У меня жена, хороший дом… Силк повернулся к Пэту Нэшу. – Ну а ты? У тебя есть кто–нибудь? Нэш отрицательно покачал головой. Силк посмотрел на Оскара Пила. – Ну, выбирай. Ты прикончишь Пэта, или Фрэнк пристрелит вас обоих. В жесте отчаяния Оскар Пил заломил свои окровавленные руки, и из его горла вырвался неопределенный звук. – Что? – переспросил Гэри. Пил утвердительно затряс головой. – Это означает согласие? Оскар пробормотал что–то. – Громче! – приказал Гэри. – Да, – прошептал Оскар Пил. Гэри постукал его ракеткой. – Так ты пристрелишь этого гада? – Да, – ответил Оскар немного громче. Он вытер верхнюю губу, и из носа снова пошла кровь. – Прямо сейчас, сию минуту? – Глаза Гэри стали яркими и влажными. Оскар уставился на ковер. – Никому не двигаться! – скомандовал Гэри. Он поспешно вышел из кабинета, оставив дверь открытой. Фрэнк не отводил своего кольта от Нэша и Пила. Газовое пламя лизало в камине керамические поленья. Они все слышали, как Гэри вышел в холл, беззаботно насвистывая. Через минуту он вернулся с небольшим автоматическим пистолетом двадцать пятого калибра модели «старт». Передернул затвор. Все молча смотрели на него. Все, что оставалось сделать, это нажать на спусковой крючок. Вынув магазин с патронами, Гэри передал оружие Оскару Пилу. – Не спускай с него глаз, Фрэнк! – Будьте спокойны! Фрэнк зашел Пилу и Нэшу за спину и внезапно сильно ударил Нэша в висок. Нэш упал на колени. Фрэнк схватил его за волосы и поднял. – Ну, давай, Оскар! – У тебя один выстрел. Сделай его точно и с близкого расстояния. Лучше засунь дуло ему прямо в ухо. – Гэри хлопнул в ладоши. – Бабах! И ты его прихлопнул! Видишь, как все просто? Пэт Нэш застонал. Глаза его забегали. Оскар Пил подошел ближе, мысленно уговаривая себя, что он на пять лет моложе Пэта, что женат и у него дети, а так как Нэш курит две пачки в день, то он все равно когда–нибудь да умрет от рака. И Пил, наоборот, делает ему добро, освобождая от мучений. Но все эти самоуговоры были напрасны. Его мысли путались. Взяв маленький пистолет обеими руками, он приставил его к затылку Пэта Нэша, к тому месту, где волосы образовывали маленькое завихрение. – Прости меня, – прошептал Оскар. – Ну давай, без трепотни, – торопил Гэри и стучал его по спине. – Будьте вы оба прокляты. – Голос Нэша прерывался. Оскар нажал на спусковой крючок. Пистолет щелкнул бойком, но выстрела не последовало, потому что там не было патрона. Гэри потянулся через плечо Пила и отобрал у него пистолет. – И ты можешь застрелить почти своего брата? Ты, мерзавец! Гэри начал лупить Пила ребром своей ракетки. Пил, отступая, споткнулся и начал падать на спину. Ища опоры, он рукой смахнул с каминной полки добрые полдюжины призов. Гэри завопил от ярости. Схватив ракетку двумя руками, он начал с новой силой бить Пила, приговаривая: – А ну–ка, собери их все, собери! Пил ползал по полу. Гэри непрерывно бил его, пока он не собрал все призы и не поставил их на место. У Пила снова пошла кровь носом, и он весь перемазался в ней. Кровь попала и на виски, и за уши, и на шею. Гэри оттолкнул его, потом подошел к Пэту Нэшу, став на колени так, что их головы оказались на одном уровне. Он вернул в прежнее положение затвор пистолета, вставил магазин с патронами и сунул оружие Нэшу под кожаную куртку. Кожа при этом слегка заскрипела. – Теперь твоя очередь, – сказал Гэри. – Твоя очередь, если ты сам того захочешь. Оскар плакал, прислонившись к стене. Гэри сделал знак Фрэнку, и тот помог Нэшу подняться. Гэри подошел и потрепал Нэша по щеке. – Скажу тебе то же самое. Или ты его убьешь, или мы убираем вас обоих. И у тебя три дня, чтобы вернуть мой товар, или Фрэнк придет за тобой. Убьет тебя, понял? Нэш кивнул. Оскар все еще плакал, и, судя по тому, как он это делал, он так и не сможет остановиться. – Я пойду приму душ, а потом лягу в постель и посмотрю телевизор, – сказал Гэри Фрэнку. – Дай мне знать, когда вернешься, о'кей? Иначе я буду беспокоиться всю ночь. – О'кей, – ответил Фрэнк. Оскар начал что–то кричать Гэри Силку, но трудно было понять, что он хотел сказать. Это было похоже на то, как говорят дети. Совсем невнятно. Что этому парню было необходимо, так это переводчик. И еще кто–то, кто вытирал бы ему нос. Гэри передал Фрэнку рулон широкой липкой ленты. Фрэнк схватил Пила за волосы и заклеил этой лентой его рот. Пил продолжал рыдать, захлебываясь в крови. А Пэт Нэш теперь выглядел совсем другим. Гэри мысленно восхищался им, когда тот стоял здесь тихо, будто вспоминая все, что здесь произошло. А ведь был момент, когда Гэри подумал, что неплохо было бы убрать и Нэша тоже. Но бизнес есть бизнес, так принято говорить. Вот если он вернет героин обратно, ну, тогда можно будет подумать, что с ним делать. Теперь все зависело от Пэта Нэша.Глава 4
У констеблей Криса Ламберта и Пола Фэрта выдалась хорошая смена. Был конец августа, и погода стояла такая, что грех желать лучшей – голубые небеса и легкий ветерок. Было еще рано, начало восьмого. Температура уже поднялась до семидесяти по Фаренгейту, движения на улицах почти не было, воздух был чист и свеж. Смена шла к концу, а им так и не пришлось заниматься ни пьяными, ни проститутками, ни лунатиками. На заднем сиденье патрульного автомобиля было полно жратвы. И они могли без помех обсуждать бейсбольные дела вообще и шансы команды «Блю Джейс» в частности. Так или иначе, это была чудесная смена. Только вот разгорелся спор, где им позавтракать. – Я бы съел гамбургеры у Макнагетта. – Никто не ест гамбургеры на завтрак, Ламберт. – Я ем. С соусом. Тяжелая кожаная сумка для наручников за спиной мешала ему. Иногда он действительно верил, что полицейская униформа, такая тяжелая и с таким неудобным оснащением, придумана специально, чтобы улучшать осанку. Он сел попрямее. – Давай перекусим «У Хуаниты». – Но они откроются только в одиннадцать. – Для нас откроют. Фэрт сделал гримасу. – Да брось ты! Какой это завтрак? В кафе «У Хуаниты» подавали острую мексиканскую и калифорнийскую еду. Ламберт был известен своим неумеренным аппетитом и способностью есть все, что угодно, а у Фэрта был слабый желудок. – Ну давай бросим жребий, пусть решит леди Удача. Фэрт подозрительно взглянул на Ламберта. – Моя монета или твоя? – Все равно. Фэрт порылся в карманах, нашел монету в четверть доллара и положил ее на ноготь большого пальца. – Скажешь, когда монета будет в воздухе. – Давай! Фэрт подбросил монету. Она ударилась в обивку потолка и упала на пол кабины. – Решка, – посмотрев, сказал Ламберт. Фэрт забрал монету и нахмурился. «У Хуаниты» Фэрт не мог заставить себя съесть ничего, кроме нескольких чипсов и салата. Но тем больше доставалось Ламберту, который быстро набивал живот, запивал еду минеральной водой «Перрье» и мечтал только об одном: быть детективом, чтобы можно было пить пиво на службе и никто бы об этом не знал. Ламберт осмотрелся вокруг, разглядывая интерьер кафе. На стене было изображено огромное ярко–желтое солнце. А рядом нарисован бледно–голубой месяц, а вокруг были разбросаны звезды из блестящей бумаги. Повсюду группками были расставлены фигурки из папье–маше с розовыми лицами и черными глазками. Они казались смешными, но что–то человеческое в них было. И Ламберт восхищался искусством художников. Он помахал рукой владельцу кафе, темному, грузному человеку с усами, похожими на крылья, и всегда улыбающимися глазами. – Сколько мы должны, приятель? Хозяин сделал протестующий жест. – Ничего, ни единого песо. Ваш приход – подарок для меня. – Для кафе, вы имеете в виду? – Ламберт нахмурился. – Нет, так не пойдет. Мы обязаны рассчитаться. – Правильно, – согласился Фэрт. Ламберт посмотрел на него. Фэрт же глядел куда–то в сторону. Ламберт достал бумажник, открыл его и с удивлением стал рассматривать его содержимое. – Эх, а я–то думал, что у меня в запасе двадцатка. Не возражаешь, если я заскочу к тебе в следующий раз, друг? Фэрт отпер бело–голубой патрульный автомобиль, уселся и отворил Ламберту дверцу изнутри. Тот уселся и начал ковырять в зубах зубочисткой с запахом мяты. – Зачем ты это делаешь? – Хочу, чтобы зубы были в порядке. – Нет, я имею в виду совсем другое. Этот самый хозяин «Хуаниты», или как она там называется, никогда не получал от тебя ни монеты даже и в четверть доллара, ни песо, ни даже паршивогоавтобусного билета, и вы оба об этом знаете. – Мексиканцы очень вежливые люди, – засмеялся Ламберт. – Надо уважать их привычки. – Он выплюнул в окно кусочек зеленого перца, громко рыгнул, и весь его вид выражал удовольствие. Фэрт вел патрульную машину на восток от Робсон, мимо шикарных магазинов и салонов мужской одежды, бесчисленного множества национальных ресторанов и маленьких кафе, где продают сладости. Мимо галереи искусств, Дворца правосудия и Робсон–сквер. Доехав до Гренвилл, он повернул направо. Было без четверти восемь. Солнце уже поднялось и палило жарче, уличное движение становилось более напряженным. Ламберт поднял стекло, спасаясь от дизельных выхлопов. Они повернули направо по Дэви, а потом налево, выехали на внутреннюю полосу движения и направились по Хоув–стрит к Гренвилл–Бридж, мосту, соединяющему южные районы с центром города. Ламберт попытался рыгнуть еще раз. Он поправил ремень безопасности, сильно давивший на его живот. Сказывалась обильная еда, да еще две порции бобов и зеленый перец, который они подают бесплатно, чтобы посетители пили больше пива. А он осушил три больших бутылки воды «Перрье» и теперь чувствовал себя, будто проглотил айсберг, достаточно большой, чтобы утопить «Титаник». Фэрт повернул налево к Бич. Теперь они ехали под мостом в глубокой тени, между рядами массивных бетонных опор. Фэрт медленно повернул направо, по направлению к воде. – Куда мы едем? – спросил Ламберт. – Никуда конкретно. – Почему бы нам тогда не вернуться снова на солнце и не погреться, если уж мы можем себе это позволить? Машину тряхнуло на выбоине, и Ламберт еще раз громко рыгнул, не скрывая удовольствия. – Единственно умная вещь, которую ты сказал за все утро, – прокомментировал Фэрт. Ламберт пропустил замечание коллеги мимо ушей. И тут оба увидели, что у самой воды стоит врезавшийся в последнюю опору моста голубой «понтиак». Фэрт резко вывернул руль. Под шинами патрульной машины зашуршали куски металла и осколки стекла. Задняя дверь разбитого «понтиака» со стороны водителя была открыта. Фэрт остановился сбоку и немного сзади. Выключил мотор. В сотне футов над ними был слышен шум движения по мосту. Фэрт вышел из машины и осмотрелся. В сложных переплетениях стальных балок, поддерживающих мост, галдели тысячи и тысячи крикливых японских скворцов. В сороковых годах несколько сотен этих птиц завезли сюда для борьбы с какими–то насекомыми. Птицы оказались в состоянии пережить сравнительно теплые городские зимы, и хотя специальные бригады с пескоструйными аппаратами каждую весну разоряли их гнезда, птицы продолжали размножаться. – Ну, ты идешь? – спросил Фэрт у Ламберта, захлопывая дверцу. Крыша «понтиака» и асфальт вокруг были покрыты чем–то, что напоминало мазки бело–желтой краски. Он надел фуражку. Пусть лучше все это летит на нее, чем на голову. «Понтиак» был большой, модель конца шестидесятых. Ключ зажигания был в гнезде, и тут же на хромированном кольце размером с наручник было нанизано еще не менее дюжины других. Фэрт попытался открыть переднюю дверь со стороны водителя. – Не трогай ее, – посоветовал Ламберт. Фэрт посмотрел на него поверх крыши машины. Ламберт стоял у открытой задней двери, держа руку на пистолете. – А это что такое? – спросил Фэрт. Что–то влажное и липкое расплылось на крыше «понтиака». Он отшатнулся. – Взгляни–ка! Фэрт обошел машину. Под ногами хрустело битое стекло. Он наклонился и заглянул внутрь машины. В нос ударил запах крови. Приглядевшись к полутьме, он обнаружил, что кровь повсюду – на приборной доске, рулевом колесе и даже на ветровом стекле. Он быстро вернулся к машине и по радио доложил о предполагаемом убийстве. Потом открыл ящичек для перчаток и поискал таблетки, нейтрализующие кислотность, которые он оставил там после предыдущего дежурства. Исчезли! Фэрт в сердцах захлопнул дверцу. Боже, полицейские – тоже шайка воров!Глава 5
Когда зазвонил телефон, Джек Уиллоус допивал вторую кружку кофе и заканчивал просматривать утренний выпуск «Нью–Йорк таймс». Он перевернул страницу, и крошки хлеба ссыпались с нее на колени. Телефон продолжал звонить. Джек изучал фотографии. Звонки прекратились. Уиллоус взял свою большую кофейную кружку, на ней была изображена рыжая кошка, пышный хвост которой обвивался вокруг ручки. Большие зеленые глаза животного уставились на мышиный выводок. Телефон снова зазвонил. И гораздо громче, чем в первый раз, отметил Уиллоус, отпив еще глоток кофе. Поставив кружку на стол, он поднялся и прошел в спальню. – Уиллоус. – Ты мне нужен, – сказала Клер Паркер, – Можешь сейчас же подъехать и встретиться со мной? Уиллоус услышал в трубке звуки автомобильных сигналов и по характерному фону понял, что с ним говорят из автомобиля. – А где ты? – Северная оконечность моста Гренвилл, у самой воды. – Двадцать минут, – ответил Уиллоус. – Как раз хватит времени, чтобы переодеться во что–то более удобное, – сказала Паркер. Звуки автомобильных сигналов сначала стали более громкими, а потом стихли. У конца моста Гренвилл был разворот, за которым располагалась автомобильная стоянка, окруженная оградой из цепей с открытыми воротами. На стоянке было с полдюжины машин. Крутой узкий проезд вел вниз на другую автостоянку. Стоянки были разделены откосом высотой в четыре фута, поросшим травой и кустарником. От стоянки направо шла гравийная дорога, а налево – асфальтированная. Уиллоус свернул налево и спустился к нижней стоянке, расположенной прямо над пристанью, которая была пуста, если не считать нескольких больших моторных лодок, стоящих в своих блоках. Стоянку окружало ограждение из цепей, а через открытые ворота можно было пройти в кофейню и на набережную. Уиллоус остановил свой «олдсмобил» прямо под знаком, запрещающим стоянку, опустил солнцезащитный щиток, чтобы был заметен знак полицейского автомобиля, вышел, аккуратно закрыл и запер дверцу. Нижняя стоянка напоминала перевернутую букву «Т», а конец этой буквы упирался в огромные бетонные колонны, которые поддерживали проезжую часть моста в ста или более футах над головой. Уиллоус прошел вдоль ржавого забора. Бетонный барьер высотой по колено, устроенный по периметру автостоянки, не дал голубому «понтиаку» свалиться в воду. Уиллоус услышал птичий щебет. Он посмотрел наверх и нахмурился. На стоянке сейчас было три автомобиля: патрульная машина, «понтиак», а за одной из опор стоял старый коричневый «олдсмобил». Это была четырехдверная модель, и шина правого заднего колеса была спущена. Когда Уиллоус подошел поближе, то увидел, что автомобиль сплошь покрыт птичьим пометом и кусочками непереваренных красных ягод. На машине отсутствовали номера. Птичий помет основательно заляпал ветровое стекло. «Понтиак», врезавшись в один из блоков бетонного барьера, сдвинул его с места. Как будто кто–то старался пробиться через этот барьер и въехать в воду. Не хватило малого. «Понтиак» балансировал, его передние колеса нависли над водой. Будь чуть больше разгон, он проломил бы барьер и сгинул в пучине. Уиллоус посмотрел на воду. Там плавала радужная пленка. Ветер подгонял коричневую пену. Уиллоус достал из кармана блестящую монетку и бросил ее в воду. Видимость пять или шесть футов. Он прикинул, какая здесь может быть глубина. Если бы автомобиль пошел ко дну, могли бы его когда–нибудь найти? Послышался скрип гравия, он обернулся и увидел Клер Паркер, которая шла к нему и улыбалась. Джек кивнул, но ничего не сказал. – Доброе утро, Джек! Надеюсь, я не вытащила тебя из постели? – А что, я выгляжу так, будто только что из–под одеяла? – Откуда я знаю? – сказала Паркер. Она жестом указала на «понтиак». – Пока ты сладко дремал, здесь убили человека. Уиллоус посмотрел на автомобиль. – Я так думаю, – сказала она и добавила в раздумье: – А тела нет. Деревянные барьеры и ярко–желтые ленты держали в отдалении толпу рабочих с прилегающей строительной площадки и людей, которые работали в доках или жили в ближних домах. Уиллоус оглянулся, ища глазами Мэла Даттона, и увидел, что тот уже расположился на откосе и приготовился к съемкам. Уиллоус отодвинул барьер и перешагнул желтую ленту, придержав ее, чтобы дать пройти Паркер. Они подошли к «понтиаку». Уиллоус засунул конец галстука в нагрудный карман пиджака, чтобы не испачкать, и, нагнувшись, заглянул в салон автомобиля. Было много крови на переднем сиденье, кровь на руле и приборной доске, она разбрызгалась по радиоприемнику и стеклам приборов. Красные капли и что–то похожее на кости или хрящи прилипли к ветровому стеклу. Много крови было на дверце и на полу. Было похоже, что здесь стреляли. Все признаки сходились. Но ничего нельзя было сказать определенно. Ножи у них тоже в ходу. Если поранить главную артерию, эффект будет примерно такой же. – А кто владелец автомобиля? Паркер держала в руках записную книжку. – В полиции сообщили, что машина зарегистрирована на имя Бэрри Уллиса Кроуфорда. Мистеру Кроуфорду двадцать восемь лет, и его адрес два–ноль–девять, пять–два–шесть Восточная Восьмая авеню. – Ну и?… – спросил Уиллоус. – А в этот момент и в течение последних шести месяцев он живет на пять–семь–ноль–ноль Ройал–Оук, в прекрасном пригороде Бернби. Уиллоус понимающе кивнул. Это был адрес регионального исправительного центра, а попросту – тюрьмы. Все внутри «понтиака» озарилось холодным белым светом. Это Мэл Даттон вел съемку. Улыбнувшись, он еще раз нажал на спуск электронной вспышки своего «Полароида» с постоянным фокусом, и вспышка снова сработала. – Подожди немного, Мэл. – Уиллоус еще раз осмотрел салон автомобиля. Он увидел клочок волос и белые осколки костей на внутренней стороне дверцы. И еще что–то блеснуло под педалью газа – под краем коврика была латунная трубочка. Он нагнулся. Трубочка оказалась гильзой от патрона двадцать пятого калибра. Профессионалы любят пользоваться автоматическим оружием небольшого калибра со специальными пулями. Трех–четырех выстрелов в голову вполне достаточно. Выходных отверстий не бывает, а мозги жертвы превращаются в пудинг. Уиллоус снова осмотрел следы крови на дверце, осколки костей, пряди волос и кусочки тканей. Нашлись еще две стреляные гильзы за спинкой переднего сиденья. Обе калибра сорок пять. Мэл Даттон отложил свой «Полароид» и достал «Никон». – Улыбнись, скажи «чииз», – проговорил он и, быстро нагнувшись, сфотографировал Уиллоуса, который смотрел на него. Уиллоус сложил гильзы в пластиковый мешочек и подошел посмотреть, что обнаружила Паркер и что там у нее в мешочках, разложенных на капоте машины. Всего их было три. В первом были кусочки свинцового сплава от пули, во втором – черная кожаная перчатка. В третьем было немного зеленого вещества, по виду напоминавшего шпинат. – Водоросли, – сказала Паркер. – Во всяком случае, они так пахнут. Перчатка и пуля были на земле с той стороны машины. Даттон уже сфотографировал их. На Клер Паркер были простая белая блуза и темно–синий костюм в полоску. Волосы были распущены, глаза казались темнее обычного. Уиллоус подумал, что Клер вполне могла бы сойти за банковскую служащую, если бы не такие красивые ноги. Он положил мешочки с вещественными доказательствами на капот и немного отошел, чтобы осмотреть передок машины. Фара разбита. Бампер проломил защитную решетку, пробит радиатор, и на асфальте лужа воды. «Понтиак», очевидно, двигался со скоростью пятнадцать – двадцать миль в час, когда налетел на этот бетонный барьер. Уиллоус пытался представить, как это все могло произойти. Жертва схватилась за рулевое колесо?… А может быть, стрельба была случайной, автомат выстрелил, когда «понтиак» врезался в бетонный блок. Скорее всего сначала стрельба, а уж потом убийца попытался сбросить «понтиак» в воду. Когда это не вышло, он вытащил тело из автомобиля и бросил в воду, надеясь, что его унесет в море. Уиллоус наступил на исковерканный передний бампер и попробовал покачать машину ногой. Металл произвел скрежещущий звук. Следы вели от передней двери к воде через площадку, покрытую гравием, и были неглубоки, но четко различимы. Однако тот, кто тащил тело, не оставил отпечатков пальцев или еще каких–нибудь видимых следов. Можно лишь надеяться, что идентификационная группа что–нибудь обнаружит. Паркер стояла близко к Уиллоусу. Он ощущал запах ее духов. Она перехватила его взгляд и улыбнулась. Уиллоус ответ глаза. Гавань отделялась от океана бетонным молом. У дальнего конца пирса были деревянные плавающие причалы. С другой стороны причалов – открытая вода, а потом пристань примерно на тридцать моторных и парусных лодок. Уиллоус попытался разглядеть хоть какие–то признаки жизни, но лодки казались заброшенными. Он подумал, что на некоторых из них просто могли жить люди. И теперь кто–то из них на работе. Придется их найти и опросить. Под мостом плыл буксир, он вел баржу без каких–либо опознавательных знаков, не считая восьмизначного номера. Что везла эта баржа? Из рубки буксира вышел мужчина в джинсах и ветровке. Уиллоус подавил импульсивное желание помахать ему: а вдруг он не ответит? Волна, поднятая буксиром, заставила закачаться парусники. Он услышал вполне мелодичный звон причальных цепей и увидел, как стали раскачиваться мачты. Там, на той стороне, справа, были Гренвилл–Айленд и Маркет. Слева высились громадные бетонные башни заводов «Лафаргцемент». Еще одно подходящее местечко, чтобы упрятать тело. Лужи крови в автомобиле стали почти совсем черными. Двигатель совсем остыл. Уиллоус повернулся к Паркер. – Ну, какие соображения? – Тебе надо бы сходить к парикмахеру. Уиллоус был в свежей белой рубашке, коричневых брюках и белых теннисных туфлях от Стена Смита. Его волосы и впрямь были длинноваты. – Мне кажется, это делает меня немного похожим на артиста, – ответил он. – На артиста? – Ну, то есть не на совсем ординарного человека, – пояснил он. – О–о! – удивилась Клер. Она наблюдала, как несется поток воды под мостом, поверхность которого казалось гладкой как лед и отливала зеленым. – Бэрри Кроуфорд. Надо проверить, действительно ли такой существует. – Да, и я так думаю. Уиллоус повернулся и пошел через стоянку. – Куда ты? – спросила Паркер. – Никуда определенно. – Я исследовала тут каждый квадратный дюйм, – сказала Паркер. – Разметила целую сетку и просмотрела ее с парнями из патрульной машины. Ничего. Уиллоус кивнул, но не остановился. Руки в задних карманах брюк, голова наклонена. Он насвистывал старую песню битлов. И вдруг его свист умолк. Он вынул руки из карманов и посмотрел на Клер Паркер. – А это что такое? Клер поспешила подойти. В твердой почве зияла круглая дыра, будто кто–то убрал кусочек утрамбованной почвы размером с пачку сигарет. – Пригласи–ка Даттона сделать несколько снимков, Клер. – Конечно, – согласилась Паркер. Она пошла к «понтиаку». Подъехал автомобиль одной из местных радиостанций. С минуты на минуту должны были появиться и автобусы главных телекомпаний. Паркер вдруг вспомнила, как ее интервьюировали в первый раз. Она потом видела себя в одиннадцатичасовом выпуске новостей, а ее мать даже сделала видеозапись. Но за известность всегда надо платить – половина соседей перестала разговаривать с ней, потому что Клер отказалась зарегистрировать их парковочные билеты. А другие уже не были так приветливы с ней, потому что узнали, что она служит в полиции. Уиллоус закончил осмотр. Он подошел к Мэлу Даттону, сказал несколько слов, потом вернулся и похлопал по багажнику «понтиака». – Смотрели, что там? Паркер почувствовала, что краснеет. Боже, она должна была это знать. Что за день сегодня!… Уиллоус взял ломик в патрульном автомобиле, подсунул тонкий конец под крышку багажника, надавил, но ломик спружинил, вырвался и ударился о задний бампер. Уиллоус выругался и пососал сустав пальца. Подошел патрульный полицейский Ламберт. В первую очередь бросались в глаза его веснушки и большие белые зубы. Ламберт был единственным полицейским в отряде, который мог руками передвинуть патрульную машину. Может быть, он и заинтересовался ситуацией потому, что был признанным специалистом по нанесению увечий автомобилям. – Вам нужен помощник? Уиллоус молча передал ему ломик. Ламберт вставил его куда следует и поднатужился. Крышка багажника подскочила. Уиллоус позволил Ламберту испачкать руки, вытаскивая из багажника запасные колеса. Под ними лежали домкрат, разводной ключ и тросы. – Все как у людей, – не сдержался Ламберт. Уиллоус чуть двинул бровью. – Ничего неожиданного, – сказал Ламберт, с восхищением глядя на ноги Клер Паркер. На автобусе приехала телевизионная команда и начала разгружать оборудование. – Сделайте одолжение, – попросил Уиллоус Ламберта, – пусть они снимут несколько кадров живой толпы. Ламберт поспешил через стоянку к автобусу TV. Здесь слишком велико пространство, которое надо обследовать, думал он по дороге. Оружие еще могло быть где–то вблизи, но жертву скорее всего уже вынесло из гавани, ветер и течение сделали свое дело и отнесли ее не менее чем на двадцать миль в открытое море. Еще одно нераскрытое преступление, вот чего не хватало городу. Прозвучал сигнал, и толпа газетных репортеров, сотрудников малых телевизионных станций и техников расступилась, чтобы пропустить грузовик–тягач, который, описав широкую дугу, со скрипом прошел по гравию. Когда бригада следователей закончит работу, разбитый автомобиль будет отбуксирован в полицейский участок для более тщательного обследования. Уиллоус намеревался серьезно предупредить этих ребят в криминалистической лаборатории, Джерри Голдстайна и его близорукую команду, о важности этого дела. Он смотрел, как водитель грузовика выходит из кабины. Потом спросил Клер: – Ты голодна? – Зависит от того, кто угощает, – ответила Клер. Водитель тягача был в куртке, перемазанной маслом, черной рубашке без рукавов и бейсбольном кепи команды «Янки». Лицо его давно нуждалось в бритье. Сигара у него в зубах была такого же цвета, как грязь под ногтями. – О'кей, думаю, самое время чего–нибудь перехватить, – улыбнулся Уиллоус. – Я не отказалась бы от кофе, – сказала Паркер. На восточной стороне стояло отделенное от дороги цепным забором маленькое деревянное сооружение, похожее на передвижной дом. Уиллоус провел туда Клер Паркер по узкому бетонному тротуару мимо карликовых кедров в деревянных бочках. Он толкнул дверь, и они вошли. Внутри пол был покрыт натертым линолеумом и блестел. Ярко–зеленые металлические столы и блестящие металлические стулья были расставлены вдоль окон, обращенных к гавани. Здесь же стояли пятигаллонные алюминиевые бочонки из–под немецкого пива или маринадов. Теперь в них зеленела томатная рассада. Уиллоус посмотрел на меню, написанное мелом на доске. К столу подошла женщина хрупкого телосложения, маленькая и аккуратная. Казалось, ее кожа слегка припудрена возрастом. В черных волосах заметно просвечивала седина. Ни косметики, ни драгоценностей, если не считать нескольких обручальных колец на пальцах правой руки. Уиллоус, посмотрев на эти драгоценности, вспомнил Мэнни Каца, наемного убийцу, у которого была фатальная страсть к драгоценностям. Уиллоус застрелил Каца чуть больше года назад и до сих пор не мог отделаться от этого воспоминания. Он прокашлялся и улыбнулся. – Все еще подаете завтраки? – Подаем целый день. – Дайте мне все, что у вас есть на завтрак, и еще яйца. – Тосты? Уиллоус кивнул. – Кофе? – Будьте добры, и кофе. Женщина повернулась к Клер Паркер. – Только кофе, – попросила Паркер. – Я возьму у него несколько тостов. – Земляничный джем пойдет? – Прекрасно. Снаружи были видны желтые сходни, ведущие на деревянный причал. Надпись у прохода говорила о том, что сюда приходит «Аквабус», небольшой паром, который совершает короткие рейсы через пролив. Солнечные блики плясали на волнах. Женщина принесла кофе, и Уиллоус снова увидел ее кольца: золото и лучики от бриллиантов. Перед его внутренним взором снова возник Мэнни Кац. Он вспомнил, как вспышка выстрела осветила тогда лицо Мэнни оранжевым светом, а его глаза и после смерти остались широко открытыми от шока. Руки Уиллоуса дрожали, когда он открывал пластиковую упаковку сливок, чтобы налить их в кофе. Его ложечка беспорядочно стукалась о края чашечки. Паркер посмотрела на него. Их взгляды встретились. Смущенная, она отвела взгляд, полный понимания и симпатии. Уиллоус отпил немного кофе и облизнул губы. Женщина принесла завтрак на большой овальной тарелке. Яйца были сварены, как он любил, и все сделано по–домашнему. Уиллоус снова посмотрел на ее руку с кольцами. Никаких галлюцинаций. Паркер мазала джем на кусочки поджаренного хлеба. Уиллоус уже съел яйца, бекон и большую часть картофеля, когда женщина принесла кофе и сливки для Клер. Потом она подошла к окну и посмотрела на автостоянку. Уиллоус спросил ее: – Вы знаете, что там стряслось? – Нет, не знаю. Думаю, что кто–то попал в аварию. – Она улыбнулась Клер. – Вы, кажется, приехали на этом маленьком пароме? Паркер отрицательно покачала головой. – До которого часа вы работаете? – поинтересовался Уиллоус. – Мы закрываемся в четыре. – Женщина посмотрела на часы, будто желая подтвердить сказанное. – Но это вроде бы рано для закрытия? – Но мы открываемся в восемь. А я вообще здесь с шести тридцати. Получается довольно длинный день, мистер. – Вы владелица ресторана? – Похоже, что так. – Есть у вас кто–нибудь в штате? – А что, хотите сделать какое–то предложение? Уиллоус улыбнулся. – Скажите, не было ли здесь автомобиля, когда вы вчера закрывались? – Нет, не заметила. – Вы уверены в этом? – Абсолютно. – Она внимательно посмотрела на Уиллоуса. – А вы кто, коп, извините, полицейский? – А он был здесь, когда вы пришли на работу утром? – не заметил он ее вопроса. – Да, был. – Вы сказали, что приходите около шести тридцати? – Точнее – шести двадцати. Уиллоус сверил свои часы с теми, что висели над дверью, ведущей в кухню. – Есть здесь еще кто–нибудь? – Ни души. – А не знаете, живет ли кто–нибудь в тех лодках? – спросила Паркер. Наступила заминка, после которой женщина ответила: – Я об этом ничего не знаю. Уиллоус и Паркер обменялись быстрым взглядом. – Скажите мне ваше имя, будьте добры, – попросил Уиллоус. – Эдна. Эдна Вайнберг. – Там в машине кровь, – глядя на хозяйку, проговорила Паркер. Уиллоус нахмурился, но Клер не обратила на это внимания. – Мы думаем, что здесь в кого–то стреляли, и скорее всего это убийство. – Проверьте «Норвич», – сказала женщина. – Или «Ля Палому» на дальнем причале, только не говорите, что это я послала вас. Уиллоус добрался до последнего тоста. Паркер, кажется, тоже нацелилась на него. – В следующий раз, – с серьезным видом пошутил Уиллоус, – будешь завтракать отдельно. Паркер слизала с пальцев остатки джема и улыбнулась. Правил хорошего тона для девушек она не желала придерживаться. Это был приятный завтрак. Может быть, в конце концов, и день будет не таким уж плохим.Глава 6
Алан Патерсон был из тех, кому нравится тратить деньги, покупать хорошие вещи, любоваться на них и думать: это мое, я владею этим. Ему было сорок два года. Последние десять лет он жил в большом шикарном доме в престижном районе Западного Ванкувера, который назывался Колфилд Коув. В доме пять спален, четыре ванных, которые были поистине произведением искусства. Кухня, которую его жена никак не могла оборудовать по своему вкусу. Двор за домом утыкан скалами, там даже шумел небольшой водопад, несущий свои воды по гранитным валунам. Рос папоротник и вечнозеленые кусты. Из комнат открывался вид на океан, простиравшийся до самого горизонта. Шестидесятитысячный автомобиль «порше–каррера» Алана стоял в отапливаемом гараже, пристроенном к дому, рядом с тридцатитысячным «вольво–турбо» его жены, на котором она отвозила троих детей по утрам в школу. И еще они владели небольшой яхтой «Кэл–29», стоящей в городе у отеля «Бей–Шор». Алан почти не пользовался яхтой, но очень любил поговорить о ней, доверительно положив руку на плечо собеседника и глядя ему в глаза. Он считал, что просто грешно жить у воды и не выходить в море. На яхте он держал короткоствольный пистолет двадцать второго калибра. Это оружие с ящиком патронов ему подарил несколько лет назад бизнесмен из Техаса, который не знал, что нельзя перевозить оружие через границу или просто игнорировал это правило. Алан пострелял как–то по пустым пивным банкам, а потом вроде бы даже не вспоминал об оружии, потеряв к нему всякий интерес. До этого дня. До настоящего момента. Сейчас он подумывал, не сесть ли ему в «порше», не отъехать ли за город и не пустить ли там себе пулю в лоб из этого пистолета, чтобы окончательно вышибить свои дурацкие мозги. Патерсон владел компанией по разработке компьютерного программного обеспечения. У него в деловой части города был офис в пять тысяч квадратных футов и дюжина сотрудников. Его годовой доход составлял около шести миллионов долларов. Но конкуренция на рынке обострилась, повысился ссудный процент, и его банкир, человек с большим опытом, почуял запах крови. Выплаты за автомобиль и по закладным съедали Патерсона заживо, и вот уже несколько его главных кредиторов перестали отвечать по телефону. Полгода назад он еще владел делом, которое, казалось, никогда не перестанет расти. Теперь он оказался лицом к лицу с банкротством и до сих пор не понимал, как все это могло случиться. Сегодня понедельник, семь утра. Он сказал Лилиан, что ему надо рано на работу, и это была правда. Но когда он столкнулся с ужасной действительностью, двадцать минут глотал выхлопные газы, когда переезжал мост и пробирался через толпу в парке и на Джорджия–стрит с максимальной скоростью десять миль в час, все предстало перед Ним в другом свете. И в довершение всего ему предстоял длинный день в умирающем офисе. Он расстроился и решил прогуляться по пляжу, чтобы привести в порядок свои мысли. Весь уик–энд было солнечно и тепло, но за ночь погода изменилась, с запада подул холодный ветер и принес прохладу, запахи океана, низкие темные облака и моросящий дождь. Пляж был серый и пустой. Картина, нагоняющая тоску. И какого черта его сюда понесло? Он взглянул через плечо туда, где на откосе над пляжем оставил свой «порше». Изумительное чудо техники. Но за него надо выплачивать тысячу долларов в месяц. Он задолжал уже за два месяца. Теперь со дня на день банк может предъявить иск, а это обойдется еще в десять тысяч долларов. Еще хуже, они могут продать машину снова дилеру за тридцать тысяч, и ему придется пользоваться автобусом, и это после такой машины! Еще двадцать тысяч коту под хвост, а кредит, считай, весь полетел к черту. Он подкидывал в руках камушки и подумывал о том, не бросить ли их в океан и потом прыгнуть вслед за ними. Блестящая, конечно, идея, если принять во внимание, что у него ничего нет на счету и совсем нет наличных… И где, между прочим, Лилиан возьмет деньги на его похороны?… Он сидел на бревне у края воды. Потом встал и пошел вдоль берега. Прилив был в самой высокой фазе. Он нагнулся, поднял камень величиной с кулак и бросил так далеко, как мог. Был виден всплеск, а потом вода сомкнулась, и нельзя было угадать место, куда упал камень. Он подобрал другой, подбросил его и поймал. Когда он был ребенком, отец говорил ему, что есть два рода камней – плоские и круглые. Плоские похожи на монету, и, когда бросаешь их, они отскакивают от воды, пока не потеряют инерцию. Совсем другое – круглые камни. Когда бросаешь такой в воду, раздается характерное «буль»… Всю жизнь он считал, что сам он подобен плоскому камню, рожденному прыгать по поверхности. А теперь, похоже, ему придется пойти на дно, не оставив и следа после себя. Он отвернулся от своего «порше» цвета сливы и пошел дальше вдоль пляжа по линии прилива. Даже сквозь шум прибоя и стоя спиной к мосту он слышал отголоски уличного движения: шуршание шин, рокот, завывание моторов и сигналов. Он видел маленькие автомобили с маленькими людьми, они гнали свои машины вперед, веря, что сегодняшний день будет как вчера, а завтрашний – как сегодня, и что жизнь так и будет катиться, все вперед и вперед. Волна залила ботинок. Он попятился от воды, песок и гравий зашуршали у него под ногами. Чайка спикировала на что–то, наполовину скрытое в песке. Когда он подошел ближе, птица захлопала крыльями и отлетела, изучая его своими глазами–бусинками. Он шел по берегу, стараясь сконцентрироваться на своих проблемах и найти какое–то решение. Но почему–то не мог думать о делах. В голову лезли пустяки, вроде красивых интерьеров его дома, машины, стереосистемы… В глазах стояла отделанная дубом столовая. Рефрижератор, который, если нажать кнопку, выдает холодную воду и кубики льда. Потом мысли его обратились к детям. К образованию, которое он обязан дать им. Но все летит к чертям. Он владел всем, а теперь должен со всем этим распрощаться. А что станет с его семьей? Все ее члены целиком зависят от него. Боже, эти подонки сдерут с руки Лилиан даже ее часы «Ролекс»! С них станется… Поглощенный своими мыслями, Патерсон едва не наткнулся на двух мальчишек. Одному из них было лет десять, второму двенадцать – тринадцать. Оба одеты в спортивные туфли и джинсы, в одинаковые белые рубашки с яркими изображениями пальм. Братья. Мальчики тихо сидели на корточках. И вдруг Патерсон увидел у них блестящий мешок для мусора. В его боку была дыра, и мальчики достали оттуда другой пластиковый мешочек, поменьше, размером с сумочку. Ребята вскрыли его, и там оказалось много маленьких прозрачных пакетиков, наполненных каким–то белым порошком, напоминающим сахар. Они открыли один из маленьких пакетиков, старший высыпал его содержимое на песок, размешивая палочкой. Шум волн заглушил шаги Патерсона, а может быть, мальчики так увлеклись своей игрой, что не заметили, как он подошел. Он был уже в нескольких футах, когда один из них, тот, что был с мешком, посмотрел вверх и испугался. Патерсон склонился над ребятами, невольно демонстрируя каждый дюйм своего роста и каждый фунт веса. Сердце беспокойно запрыгало у него в груди, он уже выработал линию поведения и знал, как все сделает. – Полиция, – представился он. – Вы хоть понимаете, что делаете? – Мы ничего такого не делаем… Младший поднялся. Старший бросил мешочек на песок и вытирал руки, белые от пудры. – Вы знаете, что это за вещество? – Кокаин? – Сахар для глазури, – грустно пошутил Патерсон. – Пробовали на вкус? Мальчики дружно замотали головами. – Вы знаете, что такое полицейское наблюдение? – Ну конечно. – Так вот оно и идет. Это наблюдение. А вы, дети, его провалили! – Патерсон посмотрел на часы. – Ваши родители знают, что вы гуляете здесь сами по себе? Десятилетний мальчик готов был расплакаться. – Мы решили, что это почта, – сказал старший. – Хочу думать, что это так и есть. Потому что если бы вы сделали то, что задумали, то сорвали бы наблюдение и у меня пошел бы к чертям целый день работы. – Патерсон взял маленькие пакетики, положил их в большой мешок, стряхнув рукой с них песок. Он холодно взглянул на мальчиков и, взяв мешок, направился через пляж к автомобилю. Мешок был тяжелый, по меньшей мере пятнадцать, а то и двадцать килограммов. По дороге он размышлял, что это за белый порошок в нем. Возможно, мальчишка прав и это кокаин? Но как узнать? Как–то на вечеринке он поднялся в ванную комнату и застал там двух секретарш и молодого программиста Рибиеро. Они стояли, нагнувшись над журналом, лежащем на раковине под зеркалом. На журнале виднелись какие–то полосы. Рибиеро казался смущенным, но оправился и предложил Алану тоже понюхать. Алан тогда отказался. Но он и раньше, до этого случая, слышал, что эта штука сначала придает силы, а потом забирает последний их остаток. Что она вливает энергию, а потом требует двойного ее возврата. А еще что эта штука очень дорогая, щекочет нос и вызывает коронарные заболевания… Сзади раздалось прерывистое дыхание. Бежал парень лет двадцати в красном свитере, шортах и новеньких кроссовках. А что, если этот мешок действительно под наблюдением? Алан сразу почувствовал предательскую слабость. Бегун посмотрел на него, вроде бы немного сбавил скорость, а потом снова набрал ее. Почему он тогда не принял предложения Рибиеро и не втянул в себя через ноздрю этот порошок? Сейчас бы он знал, что это такое. Он открыл «порше» и бросил мешок на заднее сиденье. Выруливая со стоянки, бросил взгляд на пляж. Мальчишки следили за ним, а один, чтобы лучше видеть, залез на бревно. Алан забеспокоился, что они прочтут его регистрационный номер. Но нет, вряд ли – слишком велико расстояние. Он немного прибавил газу и, когда проезжал мимо муниципального полицейского участка, ощутил внезапный холодок в низу живота. Этим маленьким стервецам вовсе не нужно запоминать его номер. А марка машины – «порше» – накрепко застряла у них в голове, даже цвет не имел особого значения, будь она сливового, розовато–лилового или хоть пурпурного цвета. Уэст–Вэн – небольшая община. И если копы возьмутся за дело со всем рвением, они отыщут его примерно через час. Поэтому все, что сейчас нужно, это скрыться как можно скорее. Упрятать мешок в безопасное место. Дом отпадал. То же самое и офис. Остается яхта «Кэл–29», пришвартованная у угольной гавани. Если копы выследят его, он скажет, что пацаны насмотрелись телевидения. Прежде всего, он не мог выдавать себя за полицейского. И порошок был желтого цвета, и расфасован не в пакетики, а в пластиковые бутылочки. Он скажет, что забрал мешок у мальчиков, потому что это могло оказаться опасными индустриальными отходами. Что он с ним сделал? Выкинул в люк канализации. В какой? Нет, не помнит. И что они увидят, если нагрянут к нему? Солидного гражданина, его жену, трех детей и собаку. И не добермана или какого–нибудь там питбуля, а игрушечного маленького пуделя, которого стригут два раза в месяц, тридцать баксов за визит, и который носит этот проклятый ошейник с искусственными бриллиантами. Боже, и он такой чистенький… Кроме всего прочего, он платит в год пять тысяч муниципальных налогов. Если уж и это не удержит их рвения и не заставит держаться их в рамках, тогда неизвестно, что им нужно. Поэтому если дети и расскажут мамочке о человеке на пляже, и она не поленится позвонить в полицию, и копы раскачаются, что они смогут ему сделать? Вряд ли что–нибудь серьезное. Он медленно ехал, не думая особенно о том, куда направляется, и, автоматически реагируя на уличное движение, включился в поток машин на мосту, который вел в город. Потом, обернувшись назад, он скинул мешок на пол, чтобы его труднее было заметить. Выехав на улицу Джорджия, он повернул налево к отелю «Бей–Шор». Припарковал машину, выключил мотор, вышел и внимательно огляделся. Там, у воды, двигались какие–то люди, но он никого из них не знал. Схватил мешок, обернул его пиджаком, запер машину и быстро пошел через автостоянку к причалам, где в алюминиевом боксе стояла яхта «Кэл–29». Здесь, на яхте, была по крайней мере дюжина мест, где можно запрятать кокаин, если это и на самом деле кокаин. Он бросил мешок на переднюю палубу, схватился за стойку и спрыгнул на яхту. Она едва заметно качнулась на воде. Отпереть дверь из красного дерева с жалюзи не потребовало много времени. Он не пользовался яхтой с самого начала июля. Внутри, пробиваясь через овальные иллюминаторы, разливался неяркий свет. Воздух в салоне был спертым. Положив мешок на откидной столик, Алан нашел пепельницу, закурил сигарету и стал вынимать из мешка маленькие пакеты. Всего он насчитал их восемьдесят. На весах для взвешивания рыбы определил вес каждого, получилось около полуфунта. Он отыскал вскрытый мешочек, сунул туда палец и, облизав его, попробовал порошок на вкус. Может быть, ему и не суждено превратиться в круглый камень. Младший из братьев втыкал палочку в песок. Он выждал, пока Патерсон сел в свой «порше», и потом сказал: – Копы не ездят на таких машинах. – Это «порше», – ответил брат. – «Порше–каррера». – Он наверняка наврал нам. – Может быть, он хотел нас напугать? – Ты думаешь, он и вправду коп? – А разве он не выглядит как коп, а? Младший кивнул. – Да все взрослые выглядят как копы, когда немного сходят с ума. Он поковырял в песке палочкой. – А что, если этот порошок и в самом деле наркотик? Мы, наверное, должны рассказать маме, когда она придет с работы. – А ты помнишь, где мы с тобой должны были быть? В парке! – Как мы могли оказаться там, когда он открывается только в половине десятого? – Если он и вправду коп, как он мог заиметь такой шикарный спортивный автомобиль? – Зато у всех торговцев наркотиками дорогие автомобили. – Это только в телепередачах, – резонно заметил младший. – Какая разница? – ответил двенадцатилетний. Но в то же время он должен был признаться себе, что его младший брат мог оказаться прав.Глава 7
Офис инспектора Гомера Бредли находился на третьем этаже в здании на Мэйн–стрит, 312. В кабинете стояли большой стол вишневого дерева, кожаное и два деревянных кресла попроще, да еще пара шкафов для бумаг с тремя выдвижными ящиками. Пол был покрыт серым линолеумом, а стены и потолок были светло–коричневого цвета. В офисе было только одно окно, небольшое, но зато из него открывался чудесный вид на крыши прилегающих зданий. А в ясные дни Бредли мог видеть сверкающее море в гавани и далекие зеленые массивы гор. Он допил чашку кофе, хорошо сдобренного бренди, вытер рот платком и достал мятную таблетку, чтобы освежить дыхание. Никто не говорил ему, что пить на службе нехорошо. А может быть, он простудился?… Кроме того, алкоголь хорошо прочищает мозговые извилины. Он понюхал опустошенную чашку и уловил еле ощутимый запах бренди. Выдвинув ящик стола, он засунул туда чашку, рядом со специальным полицейским «смит–и–вессоном». И почти тут же раздался деликатный стук в дверь. Он слегка сжал ствол и барабан револьвера. На ощупь металл был холодным и чуть влажным. Он поспешно задвинул ящик. Дверь кабинета распахнулась. Клер Паркер была в темно–зеленом костюме и блузке кремового цвета. Уиллоус – во всем черном, брюки, такая же рубашка с яркими красными пуговицами, прогулочные туфли фирмы «Рибок». Уиллоус выглядел так, будто только что удачно пошутил, а Паркер, казалось, с трудом справляется с собой, чтобы не рассмеяться. Бредли разжевал и проглотил мятную таблетку. Какого черта эти двое так развеселились? Может быть, узнали о его простуде и развивающейся привычке выпивать по утрам? Но он тут же отбросил эти мысли. Если бы даже, войдя к нему в кабинет, Уиллоус нашел его в чем мать родила или мертвецки пьяным, то все равно никто не узнал бы этого. – Привет, ребята! Бредли проглотил вторую мятную таблетку. Он указал вошедшим на деревянные кресла напротив стола. – Присаживайтесь и устраивайтесь поудобнее. Уиллоус продолжал стоять. – Вы хотели нас видеть? Весь вид Уиллоуса свидетельствовал о том, что он перегружен работой и спешит и у него нет времени на болтовню. Бредли был задет и решил поставить его на место. – Да, хотел. Да и кто откажется увидеться с вами! – Он подмигнул Паркер. – Прекрасная блузка. Новая? Паркер кивнула, но ничего не сказала. Она работает у Бредли уже два года и коллекционирует его высказывания. – Очень красивая! А мог я видеть этот костюм раньше? – Не думаю, инспектор, – ответила она и улыбнулась одной из лучших своих улыбок. Он потянулся через стол к кедровому резному ящику для сигар, который преподнесла ему жена в виде прощального подарка, когда их развод был завершен. Она так и не поняла, что половина удовольствия, которое он получал от курения, заключалась в ее постоянных просьбах прекратить его. Он открыл крышку, выбрал сигару, отрезал кончик и зажег ее большой кухонной спичкой. Уиллоус, бросивший курить, разглядывал потолок. – Наверное, стоит кучу денег? – продолжал допрос Бредли. Он подождал немного, но, видя, что Клер не отвечает, наклонился над полированной поверхностью стола. – Я имею в виду ваш новый костюм. – Это подарок. – Не морочьте мне голову. – Подарок моей матери. Бредли выпустил струю дыма в покрытый трещинами и подтеками потолок. Дым заклубился вокруг зудящих ламп дневного света. – А не будете ли вы любезны сказать, по какому поводу сделан этот подарок? – В день моего рождения. Уиллоус и Бредли встретили эту новость с удовольствием и даже с некоторым оттенком удивления. – Ваш день рождения! Но это же прекрасно! – Посмеиваясь, Бредли выдвинул ящик стола и вытащил оттуда лежащие на бумажном блюде три сдобных булки, украшенных разноцветной глазурью. В каждую была воткнута свеча. Он достал спичку, зажег их, а потом запел: «Happy Birthday», с днем рождения! Уиллоус не пел, и Бредли, не отрываясь, смотрел на него, пока он не присоединился. – Высказывайте свои желания! – сказал Бредли. Паркер надула щеки и погасила свечи. Она отломила себе кусок сдобной булочки. Бредли достал блок из шести бутылок холодной кока–колы и раздал бумажные салфетки с нарисованным на нихдракончиком из мультфильмов. – Ну, как выглядят эти цифры: три и ноль? – Ужасно! – Может быть, это поможет? Бредли передал Паркер маленькую прямоугольную коробочку, завернутую в блестящую бумагу и перевязанную золотистой ленточкой с узором. Щеки Паркер заметно порозовели. – В таком возрасте, – удивился Бредли, – вы все еще краснеете, как дитя! Паркер возилась с ленточкой, развязывая узелок. Потом скатала упаковочную бумагу в шарик и бросила его в корзинку для ненужных бумаг. Она держала голубую коробочку из магазина Биркса в обеих руках и улыбалась Бредли. – А что там? – А еще называетесь детективом! Бредли стряхнул пепел с сигары, промахнувшись мимо пепельницы на целый дюйм. Паркер открыла коробочку. На белой парчовой подкладке лежали серьги в виде роз: золотые листики и рубиновые цветы. – Чудная вещь! Когда буду их надевать, всегда стану вспоминать вас. Теперь пришла очередь Бредли покраснеть. Он выдохнул сигарный дым. – Автомобиль под мостом. Узнали что–нибудь новое? Уиллоус проглотил кусок сдобной булки и запил кока–колой. – То, что мы смогли раздобыть, вызывает немало вопросов. Но главное, мы не нашли тело! – Надеюсь все же, что где–нибудь оно есть. – Картина преступления такова, – сказала Паркер. – Похоже, жертва находилась на переднем сиденье, а в него дважды стрелял тот, кто сидел рядом. И еще кто–то сзади. Применено автоматическое оружие. Бредли кивнул, стряхивая крошки с коленей. – Мы нашли три стреляных гильзы, – продолжал Уиллоус. – По некоторым предварительным данным, по следу от бойка и царапинам от экстрактора на гильзе, можно предположить, что стреляли из небольшого автоматического пистолета двадцать пятого калибра модели «Стар». – И очень много крови, – добавила Паркер. – Просто классические образцы фрагментов костей и вещества мозга. Эксперт полагает, что осколки костей принадлежат черепу человека, а образцы тканей, взятых с места преступления, свидетельствуют о том, что смерть была мгновенной. – Имя жертвы? – Неизвестно, – ответила Паркер. – В данный момент, – добавил Уиллоус. Бредли выпустил большой клуб дыма. – Отпечатки пальцев? – Ни одного. Автомобиль тщательно протерт. – Значит, так. Вы докладываете, что кто–то застрелен, но не знаете, кто именно. Нет ни жертвы, ни версии. – Но мы полицейские, – возразил Уиллоус. – И нас учили все тщательно проверять. Бредли округлил глаза. – Постой, Джек! Были ли там следы борьбы? На самом деле стрельба была под мостом или тело привезли откуда–то? – Автомобиль был неуправляем. Ветровое стекло разбито, к чертям. И вокруг много осколков стекла. Там шла явная борьба, это точно. Мне кажется, что стрельба была именно там, где мы нашли машину. – Установили границы времени? – Мы опросили всех соседей, – сказала Паркер. – Узнали не много. Там вокруг лишь маленькие предприятия да строительные площадки. В десять вечера в пятницу автомобиля там еще не было. Никто не заметил его и в субботу, кроме миссис Вайнберг. – А кто это? – Владелица ресторанчика в доках. Хорошая женщина. Толковая. Точная в выражениях. Умеет подмечать небольшие подробности. Только одно плохо – она не видела происшедшего. – Естественно. Кто–нибудь еще? – Две возможности, – ответил Уиллоус. – Автостоянка видна с причала парома «Аквабус». И человек, который работал на пароме в воскресенье утром, прямо после окончания смены ушел. У нас есть его адрес, но нет номера телефона. – Полагаете, он мог что–нибудь видеть? – Возможно. Мы проинформируем вас. – Дальше? – Под мостом стоит брошенный «олдсмобил». На нем нет дисков, шины спущены, и весь он покрыт птичьим дерьмом. На заднем сиденье лежал старый спальный мешок, газеты. – Предполагаете, что кто–то использовал машину для ночлега? Уиллоус утвердительно кивнул. – Тот парень с парома… «олдсмобил», кто занимается этим? – Мы вдвоем. – Ты и твоя молоденькая партнерша? Уиллоус снова кивнул. – Возьмите кого–нибудь еще, – сказал Бредли. – Ферли Спирса, например. – У него грипп. Жена сказала, что он скорее всего будет отсутствовать неделю. Бредли внимательно изучал свою сигару. Он заключил с собой тайный договор, что во имя сохранения своего завидного здоровья не будет докуривать трех дюймов до конца, и теперь как раз наступил этот момент. Он уже потянулся, чтобы положить сигару в пепельницу, но не удержался и затянулся еще раз. – Ну а как насчет Эдди Оруэлла? – А что он может? – Берите его, Джек. Все, что от него требуется, это постучать в несколько дверей и задать простые вопросы. – И запомнить ответы. Бредли выпустил дым через ноздри. – Ваш следующий ход? – Хотим пройтись вокруг и спросить людей. Может быть, нам повезет. – Будете тралить залив? – В три часа дня сегодня, когда начнется отлив. – У тебя дел выше головы, Джек, и ты не можешь раздвоиться, чтобы поспеть всюду. Поручим водителя парома Оруэллу. Уиллоус направился к двери. – Ну а что ты думаешь по поводу булочек? – спросил его Бредли, когда он был уже у дверей. Уиллоус остановился, держась за дверную ручку и как бы раздумывая. Наконец ответил: – Мне кажется, они сыроваты, не пропечены! – Сделано все по инструкции! Все выдержано! Тут не может быть ошибки! Уиллоус нашел деревянный ящик, подтащил его к бетонной опоре моста, взобрался на него и, вытащив перочинный нож, начал счищать что–то на высоте примерно десяти футов. Высоко над ним щебетала невидимая стая скворцов. – Что ты там нашел? – спросила Клер Паркер. – Кусочки свинца. Наверное, от пули, которая прошла через ветровое стекло. Уиллоус закончил работу, произнес что–то нечленораздельное и направился к строительной площадке. Клер выждала, пока он скрылся, и сама влезла на ящик, чтобы исследовать свежие царапины на бетоне, а потом направилась к брошенному «олдсмобилу» и открыла его дверцу. Окна были закрыты изнутри кусками пенопласта, изоляционного материала, украденного на строительной площадке. Такие же куски лежали под старым спальным мешком. Уиллоус был прав – автомобиль кто–то использовал для ночлега. Клер представила себе, сколько часов напряженной работы мысли провел Уиллоус дома в пятницу, чтобы определить стратегию дальнейшего расследования. Клер услышала шаги, обернулась и увидела Уиллоуса. Захлопнув дверь «олдсмобила», она спросила: – Есть что–нибудь? Уиллоус отрицательно покачал головой. – Я надеялся, что бригадир или кто–то из рабочих подряжались поработать в прошлый уик–энд. Но напрасно. Паркер указала на след от пули. – Я должна была увидеть это вчера. Уиллоус пожал плечами. – Было другое освещение. – Он поставил ногу на бампер «олдсмобила». – Есть кто–нибудь дома? – В данный момент никого. Уиллоус не удивился. Бродяга мог уходить на рассвете, а возвращаться уже после наступления темноты. Ему приходится быть осторожным, потому что, если его заметит кто–нибудь из людей, живущих поблизости, или даже рабочие со строительной площадки, автомобиль немедленно отбуксируют отсюда. Он посмотрел на часы. – Можно уже пойти поработать в том доме. – О'кей, – ответила Паркер. Это был девятиэтажный блочный дом с покатой крышей из гофрированного металла, покрашенной аквамариновой краской. На фасаде здания были застекленные балконы, обращенные к океану. Уиллоус прикинул и решил, что с балконов можно видеть нижнюю автостоянку. В доме восемнадцать квартир, по две на каждом этаже. Уиллоус вызвал консьержа, плотного высокого лысеющего мужчину с покатыми плечами, и они вошли в вестибюль. У него был явный восточноевропейский акцент. – Кого вы хотите видеть на этот раз? – поинтересовался он у Уиллоуса, явно игнорируя Паркер. Уиллоус вопросительно повернулся к девушке. – Тех, с кем не поговорили вчера, – сказала Клер. – Миссис Ливингстон нет дома. Да она ничего и не видела. Очень сожалеет, но ничем не может вам помочь. – Мы попробуем повидаться с ней завтра утром, – пообещала Паркер. – Или вечером, если это удобнее. – Она ничего не видела, – повторил консьерж, обращаясь к Уиллоусу. – Она смотрела телевизор и рано легла спать. – Это она вам так сказала, – ответил тот. – Посмотрим, что она скажет нам. Квартира консьержа, подсобные помещения и хорошо обставленный холл находились в цокольном этаже. Детективы уже опросили жильцов второго и третьего этажей. Они подошли к лифту, и Уиллоус нажал кнопку вызова. Двери немедленно отворились. Они вошли в лифт, консьерж сделал попытку последовать за ними. – Подождите здесь, – попросил его Уиллоус. Консьерж застыл в недоумении. Двери лифта закрылись. Владелицей квартиры 437 была миссис Сьюзен Тайлер. Миссис Тайлер уже ждала их за дверью своей квартиры. Она была в розовато–лиловой гофрированной юбке, белой блузке и домашних туфлях из овечьей шерсти. Ее серебристые волосы были коротко острижены, только слева пикантно вилась одна прядка. Она носила массивное золотое ожерелье, несколько обручальных и других колец, тяжелые золотые серьги и золотую цепь на лодыжке. – Как вы считаете, сколько мне лет? – опередила она их вопросы. Уиллоус повернулся к Паркер и вопросительно поднял брови. – Я с вами говорю, молодой человек! – Детектив Уиллоус. А это – детектив Паркер. Мы расследуем обстоятельства стрельбы в прошлую пятницу на автостоянке под мостом на Гренвилл–стрит. – Да, я знаю! Ужас, просто ужас. Джордж рассказывал мне об этом. И вы тоже не выглядите удивленными. Но и я тоже. Этот человек разносит сплетни, и я не хочу делиться с ним своими секретами. Уиллоус вежливо кивнул. Речь шла о консьерже. Сьюзен Тайлер открыла дверь немного пошире. Зазвенело золото. – Почему бы вам не войти? Мы можем присесть и поговорить, нам будет вполне удобно. За дверью был большой холл, зеркальная дверь в туалет слева, а направо шел широкий коридор, который, как догадывался Уиллоус, вел в спальню. Квартира была довольно большой – консьерж Джордж говорил им, что, если не говорить об апартаментах наверху, каждая квартира состояла из двух спален и гостиной и имела площадь чуть менее трех тысяч квадратных футов. Детективы прошли за миссис Тайлер по белому плюшевому ковру в гостиную. Уиллоус ожидал увидеть антикварную мебель, но оказалось, что квартира обставлена современной удобной, дорогой мебелью. Паркер подошла к стеклянной двери балкона, взялась за ручку и задержалась. – Проходите, милая, чувствуйте себя как дома. Клер отодвинула раздвижную дверь и вышла на балкон. Миссис Тайлер жестом предложила Уиллоусу место на софе и сама села рядом. – Ну, – спросила она, – о чем мы поговорим? – Нам надо поговорить насчет стрельбы на автостоянке. – О нет, поговорим лучше о чем–нибудь другом. Она подвинулась поближе к Уиллоусу и потрепала его по руке. Ее длинные острые ногти, окрашенные в черный цвет, чувствовались даже сквозь ткань пиджака. – Уж если вы детектив, вы должны очень хорошо уметь угадывать, сколько кому лет. Я думаю, что это входит в вашу подготовку. Так сколько вы дадите мне? – Шестьдесят семь, – уверенно произнес Уиллоус. – Вполне удачная догадка, молодой человек. Достаточно близкая к истине, чтобы казаться искренней, и достаточно далекая от лести. На самом деле мне семьдесят два. – Удивительно, – изобразил на лице восторженное недоумение Уиллоус. – Так вы слышали, как стреляли? – Нет, боюсь, что нет. – А может быть, вы что–то видели, свет фар, людей на берегу?… – Нет, к сожалению, ничего. Как только становится темно, я опускаю шторы. В окнах двойные стекла, и шторы достаточно плотные, чтобы защититься от шума с моста. А шум от движения бывает очень сильным, вы сами знаете. И, кроме всего прочего, я не люблю, когда ко мне кто–то заглядывает с улицы, вторгаясь в мою личную жизнь. Балконная дверь снова отворилась, и Паркер вошла в комнату. Она закрыла за собой дверь и энергично потерла руки одна о другую. – Холодно, верно? – спросила миссис Тайлер. – Да еще ветер с моря несет прохладу. Мой муж купил эту квартиру за шесть месяцев до смерти, и его душе теперь не найти успокоения. Она хороша только летом, а в остальное время года здесь холодно и сыро и ничего хорошего. И на балкон выйти невозможно из–за постоянного шума на мосту. Уиллоус поднялся. Он достал визитную карточку из бумажника. – Не хотите ли остаться и выпить чашечку чая? – предложила миссис Тайлер. – Или кофе, если хотите. – С удовольствием, но нам сейчас некогда, – ответила за обоих Паркер. – Я выходила утром и купила кислые булочки из отрубей. Очень свежие и вкусные. Поставлю в микроволновую печь, и через минуту они будут готовы. – Кофе и булочки – это просто чудесно! – восхитился Уиллоус, старательно избегая взгляда Клер. – Вот и отлично, устраивайтесь поудобнее, а я сейчас приготовлю кофе. Паркер сидела на стуле с откидывающейся спинкой в дальнем углу комнаты, рядом с телевизором. – Что ты так на меня смотришь? – прошептал через всю комнату с улыбкой Уиллоус. – Уже без двадцати два. И если ты где–то перекусила, это не означает, что я тоже сыт. С кухни раздался пронзительный шум кофемолки, и Клер поняла, что путь к отступлению отрезан. Они покинули этот дом десять минут четвертого. Из шестнадцати квартир, которые они обошли, жильцы оказались только в пяти. Семерых они опросили еще вчера, в воскресенье вечером. Значит, они были только в двенадцати квартирах и в остальные еще надо сходить. Но Уиллоус был почему–то уверен, что едва ли кто–нибудь из них провел чудный субботний вечер, глядя не отрываясь в окно на неосвещенную автостоянку. Может быть, Эдди Оруэллу повезет больше. А может, тот бродяга, который ночует в заброшенном автомобиле, что–нибудь видел? Первый ныряльщик пошел в воду двадцать минут четвертого. Последний вышел из воды десять минут седьмого. У него на конце желтой нейлоновой веревки что–то было. Детективы топтались на берегу, глядя, как на палубу катера береговой охраны ложатся кольца этой веревки. Поверхность воды покрылась пузырьками и белой пеной. Уиллоусу достаточно было одного мгновенья, чтобы понять, что блестящий черный предмет на конце веревки – просто старая покрышка. Ему потребовалось еще время, чтобы осознать, что булькающий звук над водой был смехом. Уиллоус показал ныряльщикам средний палец. Потом оглянулся и с облегчением увидел, что миссис Тайлер не смотрит в окно и не видит сейчас его.Глава 8
Клиент оказался капризным. Патерсон условился встретиться с ним ровно в час в японском ресторане на улице Баррард. Он заказал отдельный кабинет размером десять на десять футов с традиционными бумажными стенами и деревянным полом. Там стоял низкий стол со специальными углублениями под ним, чтобы длинноногим европейцам было удобно сидеть. Еда была не только красиво сервированной, но и очень вкусной. Но Патерсон был настолько поглощен своими мыслями, что едва ли понимал, что он ел. Зато клиент, жующий сырую рыбу, говорил с энтузиазмом, не заботясь о том, понимает ли его Патерсон. Утром этого дня Патерсон виделся со своим программистом Джерри Рибиеро, который постоянно испытывал жажду. Он показал Рибиеро мешочек, в который положил столовую ложку белого порошка. Рибиеро взял мешочек, прикинул на руке его вес и, подняв, посмотрел на свет, который проникал в голубоватые стекла кабинета. – А вы случайно не с проволокой, Ал? – Что? – изумился тот. – Я имею в виду электронное подслушивающее устройство, ясно? – О Боже, Джерри! – Смотрите мне в глаза, Ал. Распространители наркотиков не любят шутить. Вы что, работаете на них? – Разве я похож на такого? – Вполне похожи. Впрочем, этим бизнесом может заниматься любой, сразу и не определишь. Рибиеро достал пачку сигарет и щелкнул зеленой пластиковой зажигалкой. – А где вы взяли это, Ал? – Нашел. – Вам повезло! – Рибиеро продолжал щелкать зажигалкой, прикрывая рукой пламя. – Это было у школьного товарища моего сына. Он снял пиджак и повесил его на перила, а пакетик вывалился из кармана. Все очень просто. Рибиеро улыбнулся, продолжая щелкать зажигалкой. – И вы ему сказали, что конфискуете это вещество, так, что ли? – Я вообще ничего не сказал. Когда они поднялись в комнату Джеми, я просто положил мешочек в карман. – Кто может упрекнуть вас, при сегодняшних ценах! – Я ничего не собираюсь делать с этим, Джерри. Мне только надо подтверждение, что это кокаин. Программист возился с мешочком, стараясь открыть его. – Вы сказали, что это вам не нужно. Если вы получите мое заключение как профессионала, смогу я взять себе весь пакетик? – А почему нет? – Вам бы иметь пышную белую бороду, Ал, большие черные сапоги и красный бархатный костюм. – Пакетик открылся. – У вас тут пятнадцать или двадцать граммов, друг вашего сына наверняка распространитель наркотиков. На вашем месте я заставил бы сына пописать в бутылочку и отнес мочу на анализ. – Он в порядке. – Хорошо, если так. Рибиеро сунул палец в пакетик, облизал его и нахмурился. – Что–нибудь не так? Рибиеро поднял палец к носу и понюхал. Потом полизал и посмотрел на Патерсона. – Ну что? – Это не кокаин, а треклятый героин. – Героин? – Смэк. Эйч. Белая Леди. Джанк. Называйте как хотите, это ничего не изменит. Я–то знаю, у меня были тяжелые пять лет. Патерсон не знал, что сказать. – Вы уверены, Джерри? – Как–то раз я попробовал его. Еще в шестидесятых годах. Помните это время, Ал? Иисусе, в те времена я испробовал все эти проклятые вещи. У меня в холодильнике была большая молочная бутылка, полная пилюль. Пейоти… такой наркотик из кактуса. Мой друг, Росс Вентурино, распространял наркотики. Он сам почти все время был под их действием, но справлялся и со специальными поручениями. Как–то раз хозяин дал ему пару доз, и мы решили попробовать. Я–то только попробовал, но Росс был немного больше сумасшедший. Он вкатил себе дозу в ту большую вену, знаете, что проходит с внутренней стороны локтя. Он сказал, что это было самое приятное ощущение в его жизни. Лучше, чем секс. Когда пришел в себя, вкатил себе еще одну дозу. – Рибиеро закрыл пластиковый пакетик, положил его на стол и подтолкнул. – Сам по себе наркотик вас не отравит. Он чистый. Но только до тех пор, когда вам не повезет и вы не примете слишком большую дозу. Ведь каждый из нас рано или поздно умрет. Доведете себя до смерти потому, что в первую очередь будете доставать то, чем уколоться, а не то, что требуется для поддержания жизни. Или упадете из окна, пытаясь проникнуть в чужую квартиру. Или вас убьет другой наркоман. А от иглы шприца легко подхватить гепатит или даже СПИД. Или схватите горячую дозу и сгорите до смерти. – А что такое горячая доза? – спросил Патерсон. – Это значит колоться неподготовленным, неразбавленным наркотиком. Когда вы втянетесь в это дело, у вас будет миллион способов уйти из этого мира. Патерсон взял пакетик и положил его в карман. – Поговорите со своим парнем, Ал. Но на вашем месте я сообщил бы копам. – Благодарю за помощь, Джерри. Патерсон вздрогнул, когда на его плечо легла чья–то рука. Он резко обернулся. Это была всего–навсего официантка. Она смотрела ему в глаза, несколько отступив, чтобы сохранить дистанцию. – Она хочет узнать, все ли у нас в порядке с едой, – пояснил клиент. Ал покачал головой. – Нет, нет, все в порядке, просто вы меня вконец заговорили и я совсем забыл о ней. Клиент улыбнулся. Патерсон взял стакан и отпил пива. Оно было теплым и выдохшимся. Он украдкой посмотрел на часы. Четверть третьего. А клиент все говорил и говорил, но его тарелка все–таки опустела. А тарелка Патерсона была все еще полна. – Хотите еще что–нибудь выпить? – спросила девушка. – Я не отказался бы от еще одного пива, – признался клиент. – Принесите два, – автоматически попросил Патерсон, а потом, сообразив, добавил: – И, пожалуйста, дайте счет. – Вы заняты во второй половине дня? – Клиент явно не торопился. Патерсон проигнорировал оттенок упрека в его голосе. – У меня все расписано по минутам. Бог мой, иногда кажется, занят выше головы, а дел не убывает и с каждым днем становится все больше и больше. Он вернулся в офис, когда стрелка часов приближалась к трем, и теперь окончательно решил, что надо предпринять. Он попросил своего секретаря, Кэти, вызвать по телефону его жену Лилиан. Жена сказала, что пришло заказное письмо из банка, и спрашивала, должна ли она вскрыть его. Он сказал, чтобы она не трогала это проклятое письмо, а потом, скрестив пальцы, соврал, что дела требуют его срочного выезда в Торонто, где он пробудет дня три, и что в настоящий момент он уже на пути в аэропорт. Кэти, очевидно, слышала весь разговор через открытую дверь, потому что, едва он вышел из кабинета, спросила, не вызвать ли такси. – Я поеду на «порше». – Вы что, собираетесь оставить ваш новый прекрасный автомобиль на открытой стоянке на целых три дня? – Мой рейс меньше чем через час. У меня нет времени ждать такси. – Ну а угонщики машин? А вандализм? Как с этим? – Кэти широко улыбнулась ему. – А если дождь? Патерсон быстро надел пальто и схватил портфель. – Счастливой поездки! – успела крикнуть ему Кэти, когда он был уже за дверью. Патерсон подъехал на «порше» к ближайшему отделению своего банка и по карточке «Виза» получил тысячу долларов наличными. Из банка он направился прямо на пристань, где стояла его яхта «Кэл–29», взял там мешочек героина в полфунта весом, пистолет и с полсотни патронов. Пистолет был все еще в заводской упаковке, чтобы уберечь его от сырого морского воздуха. Когда он извлекал обойму и заряжал ее, пистолет показался ему холодным и липким. Теперь, заряженный, он стал гораздо тяжелее. Патерсон поднял правую руку, зафиксировал положение локтя и прицелился в бортовой иллюминатор, по размерам напоминавший голову человека. Патерсон старался представить себе, как он спустит курок и убьет кого–то. Нет! Невозможно!… Но тогда на кой черт брать оружие? Он было положил его обратно в коробку, а потом, сам не понимая зачем, все–таки сунул оружие в портфель. Выходя, он сделал перочинным ножом несколько царапин на полированной поверхности двери у замка, будто кто–то пытался взломать его. Управляющего пристанью в офисе не оказалось. Патерсон написал записку, в которой говорил, что кто–то пытался проникнуть на его яхту, и просил присмотреть за ней. Сложив записку вдвое, он сунул ее за наборный диск телефона. Вернувшись к «порше», он положил пистолет и патроны в багажник и поехал в ту часть города, которая называлась Гэзтаун. Гэзтаун располагался к северу от центра города. Этот район был зажат железнодорожными путями, которые шли параллельно линии берега. Это был один из старейших районов Ванкувера и был назван так в честь речного капитана Гэззи Джека, горького пьяницы, который первым начал розничную торговлю, открыв «Глоуб–салун». Во время великой депрессии Гэзтаун пришел в упадок. К шестидесятым годам он превратился в совершенно заброшенный уголок города. В семидесятых город разработал план восстановления района – предполагалось привести в порядок улицы и тротуары, почистить фасады домов, установить освещение и сделать его привлекательным для туристов. Патерсон оставил «порше» на стоянке. Запер машину, включил противоугонную систему, спустился на улицу, прошел по Хастингс–стрит, а потом на восток, где и нашел подходящий отель. Этот отель «Вэнс» предлагал комнаты на сутки или на месяц. Обшарпанная деревянная дверь вела на крутую, слабоосвещенную лестницу. Вестибюля не существовало вообще. Патерсон медленно поднялся по ступеням. На лестничной площадке обнаружилась еще одна дверь, затянутая проволочной сеткой. Эта дверь была заперта. Он похлопал ладонью по сетке. Раздался характерный звук. Кто–то закричал, чтобы перестали стучать. Патерсон не менее громко ответил, что ему нужна комната. Послышалось жужжание, и замок щелкнул. Он плечом растворил дверь, и она тотчас же захлопнулась за ним. Налево шел длинный коридор с другой лестницей в конце, а справа небольшая комнатка, и за ней еще коридор. Морщась от света, он подошел к маленькой комнате. На него уставился мужчина, сидящий на простом деревянном стуле. Он был до изнеможения худ, бледен и одет в кожаный пиджак и линялые джинсы. Рубашка отсутствовала. У него было узкое длинное лицо и маленькие темные глазки. Черные блестящие волосы зачесаны с высокого лба назад. Он был небрит. В левом ухе сверкал маленький бриллиант. Когда он поднял руку, чтобы поправить волосы, Патерсон увидел, что его ногти, покрытые бледно–голубым лаком, длинны и остры. – У тебя ордер на обыск, дорогой? – встретил он гостя таким вопросом. – Нет, зато у меня двадцать долларов. Мужчина привстал. Его костлявые локти уперлись в стойку. Он наклонился вперед и смотрел выразительными, насмешливыми глазами. – Значит, ты не коп, красавчик? Патерсон ощутил неприятный запах, идущий от этого человека, – смесь ароматов масла для волос, крема, дезодоранта и отвратительной вони немытого тела. Патерсон положил на стойку двадцать долларов. – Есть комната, приятель? Мужчина молча разглядывал галстук Патерсона, его рубашку и пятисотдолларовый костюм. Он поднялся на цыпочки и навалился на стойку, чтобы с деланным восхищением рассмотреть складку на брюках и сверкающие ботинки. Закончив осмотр, он, не мигая, уставился в глаза Патерсону, будто оценивая и взвешивая его, стараясь понять, чего он хочет. Наконец, пожав плечами, сказал: – Комната десять баксов за ночь. За вашу двадцатку – две ночи. Залог за ключ – пять долларов. – Чудесно! – согласился Патерсон. – Заполните регистрационную книгу. Патерсон записал каракулями имя Джерри Рибиеро. Двадцатка исчезла. Вместо нее был выложен ключ от комнаты. – Будете уходить, ключ от комнаты оставляйте мне или тому, кто будет за стойкой. Забирать его с собой из гостиницы нельзя, понятно? И запомните, потеряете его – можете распроститься со своим залогом. На ключе стоял номер 318. Мужчина показал пальцем через плечо, и его голубые ногти заблестели под светом. – Комната в дальнем конце коридора. Никакой громкой музыки и компаний после десяти вечера. Никакого алкоголя или наркотиков. Нарушишь правила – и мы вышибем твою задницу на улицу, – сообщил безапелляционно этот тип, переходя на грубый тон. Патерсон взял ключ и направился от стойки по коридору. Но тут же остановился, будто что–то вспомнив, и спросил: – Можете достать мне женщину, приятель? – Что я, по–твоему, сводник? – Пожалуй, так оно и есть. – Дай–ка посмотреть на твой бумажник. Открой его, нет ли там значка. Патерсон открыл бумажник из кожи аллигатора и показал ему. Он был не толще кредитной карточки. – Сколько женщин ты хочешь, приятель? – Трех! – Да? В самом деле? Ничего себе! И на какое время они тебе нужны? На пару минут? На час? На весь остаток жизни? – На час, может быть, немного меньше. – Будет стоить шестьдесят за штуку! – Он посмотрел на кейс Патерсона. – Но стоимость возрастет, если это связано с истязаниями или еще каким–нибудь дерьмом. – Пятьдесят, – не согласился Патерсон, сказав это со всей твердостью и убедительностью, на какие был способен. Мужчина фыркнул, закусив губу. – Я не имею представления, какую игру вы там затеваете, дорогой. Но ровно через полчаса вы получите игроков для вашей команды. Пол в комнате 318 был покрыт растрескавшимся линолеумом. С потолка свисала голая маломощная электрическая лампочка. Из мебели там были узкая кровать и запыленное бюро. Наискосок от единственного окна в углу приткнулась раковина с трещинами. Из окна открывался вид на проезд с тремя мусорными ящиками, переполненными гниющими отбросами. Патерсон вынул из портфеля пистолет. Он проверил предохранитель, сунул оружие в карман пиджака и опустился на кровать. Теперь ему оставалось только ждать.Глава 9
Гэри Силк, развалясь на кожаном диване, смотрел по большому телевизору бейсбольный матч. Его голова покоилась на коленях Саманты. Девушке было двадцать лет, она родилась двадцать третьего декабря под знаком Козерога. Гэри говорил, что это очень плохо, когда день рождения почти совпадает с Рождеством. Саманта всегда отвечала улыбкой, стараясь показать, что считает его очень проницательным. Когда–то, увидя ее, он спросил, в котором часу она заканчивает работу, и она ответила: – Сию же минуту. Он помнил, что она тут же сняла фартучек и попросила подождать, пока возьмет свою сумочку. То есть бросила работу ради него, вот так… До знакомства с ним она стояла за прилавком в большом торговом центре «Оранж Джулиус» возле парка королевы Елизаветы. Она была очень молода. Вообще–то Гэри предпочитал женщин чуть постарше, и не потому, что с возрастом они делаются разумнее, а потому, что годы стирают острые углы и делают женщин более уравновешенными и послушными. Но молодость несомненно имеет свои преимущества. И еще одно нравилось Гэри в Саманте – она была настоящим спортивным болельщиком: любила, слизывая соль с краев своего стакана, наблюдать за здоровенными черными парнями, которые, поправляя форму и выходя на место бьющего игрока, делали для разминки пробные взмахи битой. Гэри нередко подшучивал на этот счет ночами, делая вид, что равнодушен к сексуальным штучкам, которые она вытворяла. Но на самом деле ее манера говорить, сам тон и слова, которые она употребляла, просто переворачивали его, заставляя кипеть в жилах кровь. Гэри усмехнулся в свой стакан. Он не позволит ей вернуться обратно за прилавок «Оранж Джулиус», это уж точно. Он протянул руку и провел пальцами по изгибам ее тела, от светлых шелковых волос до плеч и дальше, по груди и бедрам. У него возник план. После пятой или шестой подачи мяча он возьмет ее на руки и отнесет через холл в спальню. К этому моменту она выпьет не менее трех стаканов. Интересно, вспомнит ли она, что ему нравится, если будет в стельку пьяной. Они пропустят часть игры, но Фрэнк запишет все на видео. Он уже делал так. «Голубые сойки» играли против «Калифорнийских ангелов». Гэри смотрел, как Джесси Барфилд отбил мяч высоко вверх, к самым прожекторам, через ограду, к тридцатому ряду. Были зачтены две пробежки. И это было все. «Сойки» вели со счетом три–ноль и раздолбали «Ангелов» в пух и прах. Гэри дотронулся до бедра Саманты и вспомнил, как бегал сегодня утром. Фрэнк, как всегда, следовал за ним в «мерседесе», на этот раз под слишком громкие звуки фортепьянного концерта Моцарта, потому что еще не знал, как управляться с новым проигрывателем компакт–дисков и боялся его трогать, чтобы не повредить там что–нибудь. Гэри никогда не завтракал, но зато тщательно продумывал, что будет есть на ленч и за обедом, увязывая это с тем, сколько времени он проводил на корте для игры в сквош со своим наемным партнером–профессионалом. Подсчитав затраченные и полученные калории, он шлепнул Саманту и попросил ее оторвать зад от дивана и принести из бара бутылку пива, – Хочешь одну, Фрэнк, пока она на ногах? – Да, спасибо. Саманта принесла бутылку Гэри, он открыл ее и бросил пробку в камин. Потом кивнул головой в сторону Фрэнка, и она прошла через комнату, чтобы передать бутылку и ему. – Благодарю, Гэри, – сказал Фрэнк. – На здоровье, Фрэнк, – ответил Гэри. Гэри отпил пива и похлопал по дивану. Саманта посмотрела на него и села рядом. Он обнял ее, притянул к себе ее голову и поцеловал. Она закончила первый за вечер стакан. На верхней губе застыли крупинки соли. Он высунул язык и слизал их. Саманта закричала: – Это колоссально! Она оттолкнула его, и он рассмеялся, чуть не пролив пиво. Он снова выпрямился и обнял ее. Они еще посмотрели, как «Сойки» выиграли другую пару очков. Его рука проскользнула ей под юбку. – Хорошая игра, Фрэнк! Но Фрэнк ничего не ответил. Он не отрываясь смотрел на экран, держа на бедре непочатую бутылку пива. У Гэри было такое чувство, будто Фрэнк был за миллион миль отсюда. Фрэнк был отличным телохранителем. Гэри удивлялся, о чем еще кроме игры можно думать в этот момент. А Фрэнк вспоминал ту ночь с пятницы на субботу. Из головы не выходили Оскар Пил и Пэт Нэш. Фрэнк заставил Нэша вести «понтиак» из города к мосту. Оскар сидел на переднем сиденье рядом с Нэшем. Фрэнк прикидывал, не засунуть ли тело Оскара потом в багажник, но эта идея показалась ему глупой. Что–то в этом роде проделал однажды Тони Кэртис в гангстерском фильме, там еще Мэрилин Монро крутилась и кричала на втором плане. Фрэнк бросил быстрый взгляд исподтишка на эту дурочку блондинку из магазина «Оранж Джулиус». Несомненно, Гэри увлекся игрой с ней. А когда дело касается женщин, он становится совершенно непредсказуем. Поездка по городу сошла нормально, если не считать того, что Нэш нервничал и от этого туго соображал. Фрэнк все время подсказывал ему, когда надо ехать быстрее или медленнее, и не давал останавливаться перед зеленым сигналом. Движение было интенсивным, но ничего серьезного не произошло. Ничего, что могло бы вызвать беспокойство. Фрэнку приходилось убивать и прежде. Он знал, что из–за недостатка воображения большинству людей смерть не представляется реальным делом, пока они не столкнутся с ней вплотную. Но в последний момент – и Фрэнк не понимал, почему так получается, – у жертв наблюдалось два типа поведения – одни из них впадали в сонливость, другие, наоборот, начинали неистовствовать. Когда они свернули с набережной к мосту Гренвилл, Фрэнк приготовился. Фары машины были включены. Нэш сбавил скорость. Фрэнк приказал взять влево. Они выехали на гравийную дорогу, попали в выбоину, и автомобиль сильно тряхнуло, потом качнуло. Фрэнк чуть не нажал спусковой крючок прямо тут, но что–то подсказывало ему, что Нэш неправильно поймет, и он стал ожидать, когда «понтиак» тряхнет снова. Дорога Поворачивала направо. Слева было заграждение из цепей вокруг места, где стояли лодки и находилось низкое темное здание. Нигде не было видно огней, разве что едва брезжил свет на пристани и на некоторых лодках. Фрэнк подумал, что там может кто–нибудь жить. Темнела вода. Наконец он чуть подался вперед и сказал: – Вот там, Пэт. Нэш начал делать поворот, но Оскар резко наклонился, схватился за руль и нажал на педаль газа. Гравий полетел каскадом из–под задних колес, и «понтиак» рванулся к пристани. Фрэнк тоже схватился за баранку. Оскар пытался ударить его кулаком в глаз. Проклятый «понтиак» летел, все набирая скорость. Оскар явно все понял и решил, что если ему суждено умереть, то все они в этой машине должны отправиться на тот свет вместе с ним. Фрэнк потянулся к ключу зажигания, пытаясь остановить двигатель. Оскар ударил его в шею. Фрэнк кончил возню и приступил к действиям. Он выхватил свой кольт сорок пятого калибра и направил его Оскару в затылок. Вспышка выстрела осветила салон. Звук от выстрела был ужасающим. Щеки Оскара надулись. Из ноздрей пошла розовая пена. Фрэнк выстрелил не совсем точно. Ветровое стекло покрылось паутиной трещин. Оскар схватился за кольт, стараясь отвести его дуло от себя. Фрэнк дернулся назад и выпустил пулю в крышу салона. Оскар норовил вцепиться ему в лицо. Фрэнк оторвал от себя его руки и пытался прицелиться, чтобы выстрелить еще раз. «Понтиак», резко сбавив скорость, клюнул носом. Это Нэш нажал на тормоз. Слава Богу, подумал Фрэнк. И тут же, через долю секунды, автомобиль врезался в бетонный барьер. Фрэнка выкинуло из сиденья, и он головой ударился о боковое стекло. Стекло разлетелось. Он опрокинулся назад, на свое место. Кто–то вопил. Голос был знакомый. Автомобиль застыл в необычном положении, задрав нос. Передок навис над водой, левая фара светила в небеса. Фрэнк увидел себя в зеркале заднего вида и поспешил закрыть рот. Вопли тут же прекратились. Лицо Оскара было в крови, но он был еще жив и в сознании. Он отчаянно пытался выбраться из машины, но не мог сообразить, что для этого надо открыть дверцу. – Ну, давай! – сказал Фрэнк. Он передал Нэшу маленький автоматический пистолет двадцать пятого калибра и одновременно навел на него кольт. Нэш посмотрел на него взглядом, которого Фрэнк никогда у него не видел, – взглядом, полным горя и гнева и в то же время совсем безнадежным. Он повернулся на сиденье и вставил дуло пистолета в.ухо Оскара. Но не выстрелил. Оскар дернул головой. Его руки пытались сорвать ленту, которой был заклеен рот. Пэт Нэш что–то задумал. Он прижал короткий ствол пистолета к пухлому бедру Оскара. Оскар ударил его кулаком в рот. И здесь оружие выстрелило. Оскар начал прыгать вверх и вниз, будто сидел на самом большом гвозде в мире. Нэш не мог понять, ранен ли Оскар. А тот бил плечом в дверь машины, но она не открывалась. – Стой, черт тебя возьми! – Фрэнк пытался схватить Оскара, но тот уворачивался и корчился, да еще было темно, и сделать это было трудно. Фрэнк совершил быстрый выпад, и в его руках оказалась пригоршня волос. Что–то металлическое блеснуло в руке Оскара. Ручка от дверцы. Оскар упал на пол машины и попытался там спрятаться. Фрэнк заскрежетал зубами и выстрелил ему в зад. Черт знает что! Оскар залез еще глубже. Фрэнк потянулся вниз, схватил Оскара за джинсы и попробовал вытянуть его. Сбоку возникла какая–то возня. Нэш ударил его в ухо пистолетом, и Фрэнк очутился как бы в Лас–Вегасе: яркие огни запрыгали перед глазами. Он зарычал и замотал головой. Помогло. Его зрение восстановилось. Он ударил Нэша кольтом, и тот свалился. У Фрэнка сильно билось сердце, словно стараясь выбраться из ребер, в горле пересохло, он дышал с трудом. Он поймал на прицел Оскара Пила и выстрелил раз, другой, третий. В свете вспышек понял, что последние два были лишними: Оскар был готов. Нэш застонал. Фрэнк оттолкнул его, открыл заднюю дверцу машины, вышел и огляделся. Никого кругом. Тогда он подналег на переднюю дверцу, открыл ее и вытащил тело Оскара. Нэш сам вывалился из машины, ударившись головой о гравий. Фрэнк оттащил тело Оскара от машины, обошел ее и посмотрел на воду. Здесь, под опорой, было что–то вроде заводи. Течения почти не было. Неподходящее место, чтобы сбросить тело. Он пересек стоянку по диагонали и прошел к воде мимо загаженного птицами старого автомобиля. Прямо под ним, в пяти или шести футах, была узкая протока. Он вернулся, схватил Оскара за одежду и подтащил к протоке как можно ближе. На досках оставались капли крови. Ну и что?… Потом Фрэнк рывком поднял тело Оскара. Тот выглядел как человек, собирающийся нырнуть, но не умеющий это делать. И вот тело рухнуло в воду. Прощальный всплеск пены – и кончено. Фрэнк наступил на что–то в темноте. На досках лежал бумажник Оскара. Нэш вынул оттуда деньги, а бумажник бросил в воду. Посмотрел вниз, стараясь разглядеть тело в ярко–желтом плаще, который надо было бы снять, чтобы его было труднее обнаружить в воде. Фрэнк почувствовал кровь на руках, липкую и теплую. Присев, он помыл руки и ополоснул лицо. От соленой воды защипало в глазах. Когда Фрэнк вернулся к автомобилю, Пэт Нэш сидел на заднем бампере, опустив голову на руки, как человек, у машины которого спустило колесо, ждущий, что вот–вот кто–то появится и поможет ему. – Где оружие? – спросил его Фрэнк. Нэш показал пистолет. – Брось его туда. Нэш встал и, словно пьяный, заковылял к воде, упал. Фрэнк подошел к нему. Нэш поднялся, сделал несколько шагов вперед и неловко взмахнул рукой. Фрэнк услышал всплеск. Потом Фрэнк начал протирать автомобиль специально взятой для этого тряпкой, стирая отпечатки пальцев всюду, где они могли остаться. – Помочь? Фрэнк отрицательно покачал головой. Еще отец учил его: если хочешь, чтобы дело было сделано хорошо, сделай его сам. Закончив работу, он сунул тряпку в задний карман и направился к Бич–авеню. – Куда это, к чертям, ты идешь? – прерывающимся голосом спросил Нэш. – Выпить что–нибудь, – ответил Фрэнк. Фрэнк слышал шаги сзади, но не дал себе труда оглянуться. Когда они подходили к Бич–авеню, Нэш шел уже рядом. Фрэнк остановился под уличным фонарем. На желтом плаще Оскара было много крови, но и на куртке Нэша тоже что–то могло быть. Нужно было избавиться от нее. Он приказал Нэшу вынуть все из карманов и снять куртку. – О Боже, Фрэнк! Она стоила мне триста пятьдесят баксов, и ведь она совсем новая. – Расскажи об этом Гэри. Может быть, он купит тебе другую. Нэш снял куртку и передал ее Фрэнку, который бросил ее на тротуар и затолкал под припаркованный автомобиль. Они подошли к клубу на Ричардс–стрит. Фрэнк был знаком со швейцаром. Они прошли и заняли столик около бара. Играл оркестр из трех человек. Люди танцевали. Фрэнк расстегнул было куртку, но вспомнил, что у него пистолет, и снова застегнул ее. С усмешкой спросил Нэша: – Знаешь, что такое «Питер Пэн»? Нэш молча покачал головой. – Это коктейль, – объяснил ему Фрэнк. – Две части горького пива, три четверти унции апельсинового сока, сухой вермут и джин. Все сбивается со льдом и наливается в стакан. – Он поднялся. – Закажи мне порцию, я сейчас вернусь. – Хорошо. Фрэнк отошел от столика и смешался с толпой. В этот субботний вечер клуб был забит до отказа, и вокруг была толкотня. Фрэнк направился к туалету, а потом обошел его, чтобынезаметно понаблюдать за Нэшем. Ему хотелось посмотреть, как будет Нэш вести себя, когда останется один. По залу шла официантка, хорошенькая маленькая штучка. Нэш выставил ногу и остановил ее. Она осуждающе посмотрела на него. Фрэнк видел, как шевелились губы Нэша, когда он делал заказ – пиво для себя и «Питер Пэн» для него. Официантка удалилась, а Нэш, закурив сигарету и опершись локтями на стол, начал разглядывать женщин. Фрэнку казалось, что Нэшу сейчас не до любовных утех, хотя, может быть, он на самом деле гораздо крепче, чем можно было подумать. Фрэнк подождал еще несколько минут, зашел в туалет, потом вернулся к столу. Снял куртку и повесил ее на спинку стула. Нэш заметил, что кольта у него уже не было. – Ты что, спустил его в туалет? Фрэнк улыбнулся. У него было широкое лицо и неожиданно теплая, полная затаенного юмора улыбка. Он кивнул на пачку импортных сигарет. – Не возражаешь? – Пожалуйста! Фрэнк взял из пачки сигарету, оторвал фильтр и закурил. – Я решил, что ты прикончишь меня там, – робко сказал Нэш. Фрэнк взглянул поверх его плеча и приложил палец к губам. Нэш обернулся. Официантка поставила коктейль «Питер Пэн» перед Нэшем, а тот подвинул его Фрэнку. Она была немного удивлена, но не подала вида. Нэш покраснел, а Фрэнк засмеялся. Девушка дала Нэшу пиво и стакан и положила перед ним счет. Фрэнк бросил на стол купюру в двадцать долларов и поднял стакан. – За Оскара. Тем более он платит. Нэш выпил половину своего пива прямо из горлышка бутылки. Фрэнк наклонился над столом и положил руку на руку Нэша. – Оскар должен был уйти. У него не было другого выбора, и у меня тоже. Понимаешь, что я тебе говорю? – Понимаю. – Парень провинился и должен был за это заплатить такой ценой. Ну, ушел и ладно. Гэри не такой человек, чтобы позволять отрывать от себя такие куски. Фрэнк убрал свою руку с руки Нэша, поднял свой стакан и, рассматривая его на свет, сказал: – Пойми меня правильно. Я не шучу. Как я понимаю, ты хочешь знать правду. Так вот, Гэри – это первоклассная сволочь. Нэш смотрел на него озадаченно, держа в руках пиво. Было ясно, что он не понимает, зачем Фрэнк говорит ему все это. Фрэнк ответил на невысказанный вопрос: – Почему я пытаюсь растолковать тебе это, а не гоню прочь? Потому что это моя работа и я должен ее выполнять. Все очень просто. Прекрасно, было написано на лице Нэша, но зачем мне все это объяснять? А ты поворочай мозгами, если они у тебя есть, думал Фрэнк. Вслух же он сказал: – Три дня, такой срок дал тебе Гэри? Нэш кивнул. Фрэнк вытер губы бумажной салфеткой, скатал ее в шарик и бросил на пол. – Держи со мной связь, о'кей? – О'кей. – А если тебе повезет, кому позвонишь? – Сразу же позвоню Гэри. Фрэнк достал еще одну сигарету и проделал то же самое с фильтром. Закурил. Наклонившись над столом с сигаретой в углу рта, немигающим взглядом уставился в лицо Нэша и сказал, разгоняя дым: – Не звони Гэри. Позвони мне. Нэш допил свое пиво. Он весь горел – пиво совсем не помогало ему. Оглядываясь вокруг, он думал, куда это, к чертям, запропастилась официантка. И очень беспокоился о том, что ему сказал Фрэнк, думая, правильно ли он его понял. У оркестрантов кончился перерыв, и они заиграли снова, и музыка вырывалась из динамиков, особенно сильны были басы, заставлявшие вибрировать даже пол. Фрэнк жестом заказал новую порцию выпивки. И продолжал говорить, не спуская глаз с Нэша, но таким тихим голосом, что заведомо знал, что Нэш ни слова не расслышит из того, что он сказал. Нэш беспрерывно кивал, изо всех сил стараясь казаться сговорчивым. Его голова поднималась и опускалась, и это напомнило Фрэнку игрушечных собачек, которых пожилые люди любят выставлять за задними стеклами своих автомобилей. Примерно через десять минут Нэш извинился и пошел в туалет. А Фрэнк допил остатки «Питера Пэна» и бросил на стол еще несколько банкнот Оскара. Ночь будет длинной. Он встал, отошел от стола и направился через толпу к дверям. – …Что, не понравилось пиво? – послышался знакомый голос совсем рядом с ним. Фрэнк испуганно открыл глаза. Над ним стоял Гэри, который выглядел чуть подвыпившим. – Задремал немного, – признался Фрэнк. – Наверное, от тепла. – Мы с Самантой собираемся немного помять простыни, – поделился планами Гэри. – И не вернемся, когда «Сойки» выйдут на ударную позицию. Запиши все это на видео. Фрэнк кивнул. Гэри утащил свою новую подружку из кабинета. Она чему–то радовалась, смеялась и хихикала. Но Фрэнк по опыту знал, что это не продлится слишком долго. Гэри оставил дверь открытой. Его спальня была в конце коридора. Он и ту дверь тоже оставляет открытой, чтобы Фрэнк слышал все звуки, которые он будет производить. А после он устроит настоящий допрос, задаст тысячу вопросов. И Фрэнк должен будет отвечать. Да еще так, будто это ему интересно. Гэри был извращенцем. Временами Фрэнку было так стыдно работать на него, что он думал: все, больше не выдержит. Но если он уйдет, Гэри убьет его. Поэтому существовал только один выход. Рано или поздно Гэри провалится. Если Нэшу повезет и он найдет пропавший героин, Фрэнк позволит ему убрать Гэри. У Нэша был серьезный мотив – месть. Он будет счастлив сделать это. А потом Фрэнк уберет Нэша. Ну а потом вышибет на тротуар эту хорошенькую задницу из магазина «Оранж Джулиус» вместе с коллекцией кактусов. Вот это и будет счастливым концом для разнообразия.Глава 10
Клер жила на Одиннадцатой Западной улице. Уиллоус подъехал к обочине напротив дома. Он тут же заметил движение в холле. Клер, в джинсах, коротких кожаных сапожках и черной шелковой куртке, вышла из подъезда и поспешила к машине. Уиллоус улыбнулся ей. – В чем дело? – спросила Паркер. – Ты одета как вор–взломщик. – Они носят кроссовки. Потому что им надо передвигаться бесшумно. Уиллоус включил передачу, посмотрел в боковое зеркало и отъехал от края тротуара. – Как там в суде? – Отвратительно. Этот тип нанял хорошего адвоката, и такого дорогого: он носит костюм из четырех предметов. Они говорили о мужчине из Калифорнии, который совершил преступление, ввязавшись в перестрелку с Паркер. Он получил рану и провел несколько месяцев в госпитале. Теперь заключен в тюрьму в ожидании суда и подал апелляцию о выпуске его на поруки. – И он скорее всего получит разрешение. Они собираются выпустить этого подонка и убийцу. Уиллоус замотал головой, не соглашаясь. – Его не отпустят на поруки и не дадут ему возможность обратиться в суд. Он же стрелял в полицейского, Боже! – Адвокат ссылается на смягчающие обстоятельства. Наш автомобиль не имел полицейских знаков. Было темно. Освещение плохое. И еще, и еще… А кроме того, это его первое преступление. До этого он был чист. К тому же он член правления солидного предприятия и может стать его владельцем. Уважаемый гражданин». – Но мы показали ему свои значки, – возразил Уиллоус. – А он вытащил свою пушку и открыл стрельбу. Нет, он не выйдет на поруки. Вот когда отсидит, пусть становится уважаемым гражданином. – Мне хотелось, чтобы ты оказался прав, – сказала Паркер, – но у меня большие подозрения, что будет не так. – Подозрение… что это, плохое расположение духа? – Ставлю пять долларов, что этого юнца отпустят на поруки. – Мне нужны деньги, – ответил Уиллоус. – Поэтому я беру их. Они ехали по эстакаде моста Баррард, и перед ними сверкали огни города. Уиллоус переехал на внутреннюю полосу, повернул направо, на Бич, проехал пару кварталов и снова повернул. Строительная площадка была пуста. Они проехали на нижнюю автостоянку. В жилом доме светилось несколько окон, но в квартире миссис Тайлер они были темными. Уиллоус остановился примерно в двадцати футах от брошенной машины. Он включил дальний свет, и искривленная тень от автомобиля появилась на бетонных опорах моста. Он заглушил мотор, но оставил гореть фары. Потом достал из ящичка для перчаток переносной полицейский фонарь и вышел из машины. В старом автомобиле не было заметно никакого движения. Он попробовал открыть дверь. Она оказалась запертой. Он направил луч фонаря в салон, но слой птичьего помета был так толст, что сквозь стекла ничего нельзя было рассмотреть. Он постучал по стеклу обратной стороной фонаря. – Полиция! Откройте! Воздух был холодным и влажным. Уиллоус снова постучал фонарем, но теперь решительнее. Никакого ответа. Зашел спереди, поставил ногу на передний бампер и раскачал машину. В машине возникла какая–то возня. Боковое стекло опустилось на два дюйма. Оттуда выглянул черный глаз. Паркер держала в руках полицейский значок так, чтобы свет от фар автомобиля Уиллоуса падал на него. Стекло опустилось еще на дюйм. Послышался голос: – Что вам надо? Это было сказано на таком странном диалекте, что трудно было понять. Паркер произнесла очень медленно: – Трое суток назад, ночью, вы слышали очень громкий звук? – Да. – Но я не слышу вас, – пожаловалась Паркер. – И не понимаю, что вы говорите. Стекло опустилось еще на несколько дюймов. Чистый ночной воздух около машины наполнился вдруг вонью немытого тела, пота, отчаяния и страха. Паркер поняла, что имеет дело с женщиной, очень пожилой, если судить по внешнему виду. Уиллоус, стоявший рядом с Клер, осветил фонариком лицо этой женщины. На него смотрели глаза, пораженные катарактой. Женщина притронулась к ушам и улыбнулась беззубой улыбкой. – Да, – повторила она. Паркер кивнула. Она открыла сумочку и достала одну из своих карточек и пятидолларовую банкноту. Просунула карточку и деньги сквозь приоткрытое окно. Стекло снова поднялось. Уиллоус молчал, но Паркер точно знала, что он думает. – Этот юнец выигрывает дело о взятии на поруки, а ты тут проигрываешь свое пари, – сказала она. Они вернулись к «олдсмобилу». Уиллоус выключил свет. В темноте они прошли по диагонали через гравийную площадку к воде. – Что ты думаешь по этому поводу? – спросила Паркер. – О чем ты? – Должны мы вызвать машину «Скорой помощи»? – Я бы не стал. Она выглядит вполне нормальной. И на вид достаточно здоровой. – От нее ужасно пахнет. – Пахло бы и от тебя, если бы ты жила среди мусорных баков и никогда не принимала ванны. – А что у нее с глазами? – Не так уж и плохо. Она не схватила бы твои деньги, если бы не видела их. Уиллоус провел лучом фонаря по яхтам, причаленным у ресторана. – Мы можем сказать полицейским, чтобы они понаблюдали за ней, тогда ты будешь чувствовать себя гораздо лучше. Они прошли через проход в цепном заборе и направились по узкому тротуару. Уиллоус посветил фонарем на окна ресторана. На стойке кассы сидела черная кошка. Ее глаза блеснули ярким огнем. В конце прохода ворота были не заперты. Паркер ощущала под тонкими подошвами своих сапог металлическую сетку. В темноте можно было различить плавучий причал. С обеих сторон плескалась темная вода. Уиллоус вел Паркер к одной из яхт. Она была не менее тридцати футов длиной и покрашена в белый цвет. Под мелодичный звон причальных цепей, так отличающийся от шума движения на мосту, они прошли к корме яхты. Уиллоус поднялся на борт первым и помог войти Паркер. На яхте было темно, но когда Паркер поднесла руку к отверстию вентилятора, оттуда пахнуло теплым воздухом. Уиллоус отыскал люк. Он не был заперт. Уиллоус открыл его, наклонился и заглянул вниз. В мерцающем свете полудюжины свечей на диванчике лежали голые мужчина и женщина. Снаружи света не было видно, потому что иллюминаторы были закрыты изнутри толстой черной бумагой. Мужчине было явно за пятьдесят, он был с брюшком и седоват. Его подруга – гораздо моложе, блондинка лет двадцати. Мужчина в бешенстве заорал на них: – Проваливайте отсюда! Уиллоус тем не менее спустился в небольшую каюту. Здесь была небольшая печка из нержавеющей стали, прикрепленная к балке карданным подвесом. От нее веяло жаром. Паркер вошла следом. Печка злорадно шипела. Мужчина пытался натянуть на себя и подругу спальный мешок, хотя, казалось, девушка вовсе не стеснялась своей наготы. – Это ваша яхта? – спросил Уиллоус. – Убирайтесь отсюда к чертям! – снова закричал мужчина. Его ноги высунулись из–под спального мешка. Он попытался их поджать. Ему давно бы следовало постричь ногти, подумал Уиллоус и достал полицейский значок. Воцарилось продолжительное молчание, подчеркиваемое шипением печки. – Это яхта моего друга, – наконец объяснил мужчина. – Как его имя? – Роуленд. Оливер Роуленд. – Друзья называют его Ролли, – сказала девушка. Она села, и спальный мешок сполз с нее. – А ваше имя? – спросил Уиллоус у мужчины. – Уэйн Кларк. Я имею право пользоваться яхтой. Это деловое соглашение. У меня есть ключ, показать? – А как вас зовут? – обратился Уиллоус к девушке. – Уэнди Льюис. – Сколько вам лет, мисс Льюис? – Двадцать три. Уэйн Кларк сделал вид, что удивлен. Уиллоус не поверил этому. – Могу ли я видеть какой–нибудь документ, удостоверяющий вашу личность? Одежда Уэнди Льюис бесформенной кучкой валялась тут же на полу. Она нашла свою сумочку и протянула Уиллоусу водительское удостоверение. Он посмотрел удостоверение и вернул его, а потом обернулся к Кларку и посмотрел на пальцы его руки. Уэйну Кларку было пятьдесят три. О его семейном положении в водительских правах ничего не говорилось, но на третьем пальце левой руки блестело золотое кольцо. – Были ли вы здесь на яхте в пятницу ночью? – спросил Уиллоус. – Нет. – Вы уверены? – Абсолютно. – Он врет, – сказала Уэнди Льюис. Кларк посмотрел на нее. Когда Уиллоус присел на край диванчика, пламя свечи затрепетало. – Провели здесь ночь? Девушка покачала головой. Потом поправила волосы. Интересно, у нее естественные груди или это имплантант? Уиллоусу пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжать: – Когда вы приехали? – В начале девятого. – В автомобиле? Она согласно кивнула. – Чей был автомобиль? – Мой, – ответила Уэнди Льюис. – На чем вы обычно ездите, Уэйн? – На «кадди». – Где вы оставили его? Кларк взмахнул рукой и ударился о балку. Очевидно, он привык к экспансивным жестам. – Там есть одно местечко за рестораном. Оно, правда, частное, но у меня есть ключ. Кларк пососал ушибленное место. – Бедняжка, – пожалела его Уэнди Льюис и улыбнулась Уиллоусу. Уиллоус обследовал бумагу, которой были закрыты иллюминаторы. – В пятницу окна были закрыты так же? – Ну да. – Вы сказали, что приехали в восемь. А во сколько точно уехали? – Около десяти. – А точнее, около часу ночи, – поправила девушка. – Мы слышали, как приехал автомобиль, как он разбился, и потом были выстрелы. – Сколько выстрелов вы слышали? – спросил Уиллоус. – Два, – ответила девушка, – или, может быть, три. – Видели что–нибудь? – Нет, – ответил Уэйн Кларк. – Вы слышали, как разбился автомобиль, а потом выстрелы, и не поинтересовались, в чем дело? – Он спрятал голову в спальный мешок, – пояснила девушка. – Как та большая птица, которая не умеет летать, фламинго, кажется… нет, страус. – Ну а вы, что сделали вы? – Вышла из яхты, чтобы посмотреть. – Совсем голая, – вставил Кларк. – Даже без шляпы. Уиллоус достал блокнот и ручку. – Их было двое. Сначала они стояли у багажника машины сзади. Один обошел автомобиль, а другой упал на колени, потом поднялся, и они ушли прочь от машины. – Как они выглядели? – Было темно, и расстояние большое. Трудно рассмотреть. – Какими они вам показались: высокими, низкими… – Большими, оба были большими. – Плотного сложения, худые… – Среднего сложения, кажется, но не худые. – Во что одеты? – Не знаю. Не могу вспомнить… Я же сказала, было темно. – Тот, который обошел автомобиль сзади, куда пошел? – К дальнему концу автостоянки, где новый жилой дом. – А что второй мужчина? – спросила Паркер. – Сначала он остался там, где был, у автомобиля. – Вот его–то вы и могли лучше рассмотреть, – подсказала Паркер. – Не можете вы вспомнить ну хотя бы цвет и длину его волос? Уэнди Льюис покачала головой. – Нет, не могу. – Но вы рассмотрели, что оба были мужчины, – сказал Уиллоус. – Полагаю, что это были мужчины, – пожала плечами Льюис. – Но я не смогу присягнуть на суде, если это то, что вам нужно. – А мог кто–нибудь из них видеть вас? – Никоим образом. – Вы уверены? – Готова поставить свою жизнь, – сказала девушка, нервно хихикнув. – Мистер Кларк, мне нужны ваши телефоны, домашний и офиса. – Постойте, если это… Уиллоус посмотрел на него. – Мы позвоним вам домой, ответит ваша жена, и, вы полагаете, мы повесим трубку, да? Уэйн Кларк зарабатывал тем, что ремонтировал пишущие машинки. Он работал в деловой части города, а жил в районе Керрисдейл. Уиллоус сделал пометку, чтобы не забыть записать номер автомобиля, на котором они приехали, на тот случай, если он говорит неправду. Уэнди была безработной. Уиллоус взял и ее адрес и номер телефона. – Сделайте одолжение, – попросила она, когда он убрал в карман блокнот и ручку. – Передайте мне мои трусики. – Обойдетесь, – сказал Уиллоус, уходя. Паркер улыбалась, стоя на палубе яхты и наблюдая, как Уиллоус шел к автостоянке. Он остановился на том месте, где разбился автомобиль, и пытался в темноте увидеть Клер. Она была в черном, но под светом контрольной лампочки на переходе он рассмотрел бледный овал ее лица и руки. У него было преимущество перед убийцами: он знал, что Паркер стоит там, и специально всматривался в том направлении… Но с другой стороны, Уэнди Льюис блондинка со светлой кожей, да к тому же еще она была голой. Он снова двинулся к яхте, чтобы все же посоветовать Кларку и Льюис подыскать себе другое любовное гнездышко. Уже в автомобиле, когда они выезжали из–под нависающей громады моста, Паркер спросила Уиллоуса, найдется ли у него время, чтобы заехать куда–нибудь и чего–нибудь глотнуть. – Конечно, – не совсем уверенно ответил Уиллоус. – Ну ладно, тогда забудь об этом, отложим до следующего раза. – Может быть, к Фредди? – спросил Уиллоус. – Ну, это другое дело. Уиллоус и Фредди впервые встретились при грустных обстоятельствах. Рука Фредди попала в смеситель, и ему оторвало три пальца по самые суставы. Много позже он признался Уиллоусу, какой ужас испытал, когда через стеклянную стенку смесителя увидел, как его содержимое окрасилось сначала в ярко–красный, а потом в розовый цвет и кусочки сырого мяса закрутились внутри. Теперь, годы спустя, обрубки пальцев, покрытые рубцами, побелели словно лед. Потеря пальцев, сильно повлияв на Фредди, сделала его тихим и спокойным. Полгода спустя он женился на своей деловой партнерше, барменше Салли. В церкви был момент замешательства, когда Салли была вынуждена надеть обручальное кольцо на большой палец левой руки Фредди. Фредди женат уже два года, но все еще посматривал на других женщин. Паркер была первым номером в его списке. Он засек ее, как только она вошла в дверь, и тут же подскочил к ней с бутылкой виски «Катти Сарк», потому что знал, что Клер не из тех женщин, которые любят пить в одиночку. Он уверен, что с нею Уиллоус. И оказался прав. Уиллоус кивнул Фредди, проходя вдоль бара, и показал два пальца, сделав рукой вращательное движение. Это означало двойные порции. Фредди принес им бокалы в кабину дальнего конца бара и сказал: – Мы получили отличные цыплячьи крылышки. Интересуетесь? – Я – пас. Фредди покачал головой и, уставившись в пол, сказал: – Что за неделя, брат! Уиллоус отпил немного. Фредди повернулся к Паркер. – Что за неделя! – повторил он. – Какие проблемы? – спросила Паркер. Уиллоус внимательно посмотрел на нее. – Салли любит читать в постели. Обычно это журнал или просто газета. А с воскресенья она таскает в сумке Британскую энциклопедию. И я не имею в виду один какой–нибудь том. Я говорю о всей энциклопедии, черт бы ее побрал… – Стоп, – попросил Уиллоус. – Вы поняли, в чем проблема? Уиллоус кивнул. – Неплохая шутка, верно? – Просто умрешь со смеху, Фредди. – Смеетесь, а мне хоть плачь, ей–богу! – А я не поняла, в чем тут дело, – призналась Паркер. – Попросите его объяснить вам, – сказал Фредди, делая большим пальцем жест в сторону Уиллоуса. Паркер сказала: – Тут ребята в обиде, говорят, вы разбавляете водой напитки. – Не водой, а слезами! – ответил Фредди, быстро вытер стол и удалился. – Ты получила данные по «понтиаку»? – Джерри Голдстайн нездоров. Нам придется докапываться до всего самим. Уиллоус открыл было рот, чтобы сказать что–то, но промолчал. – Ну, – сказала Паркер, – не вини меня. Уиллоус отпил немного виски. – Утром это в первую очередь появится на твоем столе. Они обещали. Ручаюсь, что они все сделают. – Я звонил домой Джерри и просил его связаться со своими людьми, подкрутить их. Паркер пригубила виски и поставила бокал на стол. – Оруэлл говорил с парнем, который работает на этом пароме «Аквабус». Его зовут Стив Бромлей. Он ничего не видел, не слышал и даже не знал об убийстве, пока Оруэлл не сказал ему. – Почему он ушел с работы? – Из–за разногласий с хозяином. – Эдди поверил ему? – Каждому слову. – Паркер покрутила лед в своем бокале. – Скажи мне одну вещь, Джек. Уиллоус ждал. Паркер сделала хороший глоток виски. – Как у тебя дела с женой? Уиллоус откинулся на стуле. – Думаю, что о'кей. – О'кей? – переспросила Паркер. – Ну, не так уж плохо. – Она все еще в Торонто? – Да. Паркер протянула руку через стол. Коснулась пальцами ладони Уиллоуса. Он осушил свой бокал и, не глядя на нее, спросил: – Хочешь еще выпить? – Только не здесь. Уиллоус потянулся за своей курткой. – У меня, – сказала Паркер. – Это ближе. – И чище, держу пари. – Думаю, что да, – сказала Паркер.Глава 11
В дверь постучали. Патерсон вынул пистолет и держал его, прижав к бедру, опущенным вниз. Он сел на кровати. Пружины скрипнули. Он чувствовал себя смешным, как в старинной мелодраме черно–белого кино. Потом снова сунул пистолет в карман пиджака и спросил: – Кто там? – Обслуживание комнат, друг. Наверное, тот самый ночной клерк, неаккуратный и ироничный. Патерсон живо представил его себе, как он стоит там, за дверью, прислонившись к стене с засунутыми за пояс джинсов пальцами. – Ну, входите! Дверь растворилась, и в комнату как тень проскользнул совсем другой персонаж. С кожей цвета дымчатого стекла, гладкой и глянцевой. Около шести футов роста и очень худой. В темно–синем поплиновом халате, черных кожаных перчатках, узких черных брюках и начищенных черных патентованных ботинках не более чем восьмого размера. Воротник халата был поднят, а пояс затянут. Парень выглядел театрально и немного глуповато, но очень угрожающе. Патерсон встал с кровати, стараясь не думать о том, как бы он выглядел сам, если бы пистолет был еще у него в руке. Следом за парнем в комнату вошла белая женщина в джинсовом жакете, узкой желтой юбке и в нейлоновых чулках с рисунком в сетку. Ее волосы были ярко–оранжевыми, а отдельные пряди – зелеными. Она взглянула на Патерсона и отвела взгляд, не проявив особого интереса. Мужчина танцующей походкой пересек комнату и остановился в ногах кровати. – Закрой дверь, Мойра! Женщина закрыла дверь. Патерсон все еще стоял у кровати, не совсем понимая, как он должен себя вести, и решил предоставить первый ход своднику. Как бы читая его мысли, мужчина показал пальцем в перчатке на него. – Расслабься, детка. Я агент Мойры, ее менеджер. Мое имя Ренделл. – И посмотрел на оттопыренный карман Патерсона. – Носите тяжелые предметы, детка? – Я сказал ночному клерку, что мне нужны три женщины. – Но Пит не очень силен в счете. Вы коп? Патерсон отрицательно покачал головой. – Не смеши меня, детка. Скажи прямо. Тогда я не буду беспокоиться о том, что меня накроют или сделают еще какую–нибудь гадость. – Я не коп. – Ну ладно, тогда мы поговорим. – Ренделл засунул палец в ухо, покрутил им и внимательно изучил то, что оказалось у него под ногтем. – Три женщины сразу, ого! Он придвинулся немного поближе. – Скажи хотя бы, возраст имеет значение? – Не очень. – Цвет? Патерсон пожал плечами. – Почему я спрашиваю, сказать по правде, ты выглядишь так, что едва ли справишься и с одной из моих сладких леди, не то что с тремя. – Я хочу побеседовать с наркоманкой. – С кем? С наркоманкой? Это зачем же? – Я пишу статью в журнал. – Так ты паршивый писателишка? – Да. Ренделл уставился на него холодными глазами, которые блестели, как и его патентованные ботинки. – Так дело не пойдет, парень. Почему я должен подставлять своих людей? – Да нет, дело обстоит совсем не так. – Патерсон беспокоился, не выглядит ли он слишком испуганным, и хотел было сесть, но вид Ренделла был такой, что этого, очевидно, не стоило делать. – Врешь, детка. У тебя в нет даже ручки, зато в кармане целая базука. Патерсон колебался. Потом вытащил пистолет, держа его за ствол левой рукой. Мойра издала неясный звук, предупреждающий об опасности. – Заткни свой поганый рот, – приказал Ренделл, даже не дав себе труда обернуться к ней. Потом снова обратился к Патерсону: – Эта штука двадцать восьмого калибра? – Да. – А есть глушитель для нее? – Короткий ствол, – пояснил Патерсон. – Для стрельбы по целям. Большой вес уменьшает отдачу. Ренделл потер порез от бритвы на шее, и тот снова начал кровоточить. Он слизал с пальца кровь. – Вы что, собираетесь написать обо мне? – Что?! – Ну ладно, – хихикнул Ренделл. – Что вы на самом деле хотите, приятель? Сами–то вы знаете? – Я хочу продать героин. – Продать или купить? – Продать. – О каком количестве идет речь? – Двадцать кило, – ответил Патерсон. – Чуть больше сорока четырех фунтов. – Я знаю, сколько это стоит, черт возьми! – Ренделл не спускал глаз с пистолета в руке Патерсона. – Вы морочите мне голову, дружок? – Нет, конечно, нет. Ренделл кивнул. Он слышал, что Гэри Силк потерял героин, но не мог предположить, что так много. – Он у вас с собой? – Сожалею, Ренделл. Ренделл осклабился, обнажив мелкие зубы с застрявшими между ними кусочками жевательной резинки. – И где вы все это запрятали, друг? – Товар стоит миллионы долларов. У вас есть наличные, чтобы купить ответ на вопрос? – Скажите мне, детка, когда вы начинали сегодняшний день, не забыли зарядить пистолет? – Не забыл. Хотите одну пулю, Ренди? Ренделл выставил вперед ладони, как бы защищаясь. – Может быть, позже. Надо хотя бы попробовать товар. – В ванной комнате в конце коридора. На полу за туалетом. – Все продумал, верно? – Но вам это дело не поднять, Ренди. Попробуйте сделать, что сможете. Может быть, кто–нибудь из ваших знакомых заинтересуется? Я буду в отеле «Санрайз» до закрытия бара. – «Санрайз». – Только один вечер. Потом уеду. – Пойди приведи Уолта, – приказал Ренделл. Мойра поморщилась. – Он в этой чертовой машине. Давай пошевеливайся. Мойра вышла, и ее каблуки застучали по линолеуму. – Подождите минуту, – попросил Патерсон. Ренделл подошел к двери, закрыл ее и привалился к ней спиной, скрестив руки на груди. – Теперь тихо! И не делайте глупостей, – посоветовал Ренделл. Патерсон направил пистолет в лицо Ренделла и приказал: – Отойди, к чертям, от двери! – Или ты разнесешь мне голову? – спросил Ренделл, спокойно залез в карман, достал пачку сигарет «Вирджиния Слимс» и протянул ее Патерсону. – Курите? Патерсон попытался сделать движение по направлению к окну. Ноги, будто деревянные, совсем не слушались его. – Ну, что я сказал! – закричал Ренделл. Патерсон попытался открыть окно, но рама была наглухо забита гвоздями. Тогда он стал разбивать стекло рукояткой пистолета. – Не серди меня, детка, а то я потеряю терпение. И на самом деле получится что–то плохое. Патерсон продолжал разбивать стекло. Ренделл выхватил нож с выкидным лезвием и открыл его. – Назад, детка! Патерсон локтем старался выбить остатки стекла. Он согнулся, пытаясь выставить наружу левую ногу и нижнюю часть тела. Ренделл зажег сигарету и направился к нему, неожиданно проворно двигаясь. И тут прогремел выстрел. Ренделл остановился. Сигарета выпала из его рта. Он поднял полу своего туго подпоясанного халата и потрогал кровавую дыру в мясистой части бедра повыше колена. – Ты ранил меня, красавчик! И испортил мои брюки! – Боже! – взмолился Патерсон. – Это случайно! Ренделл бросился на него. Патерсон трижды нажал на спусковой крючок и только после этого восстановил контроль над собой. Ренделл катался по полу, сжимая руками колено. В коридоре послышались крики. Патерсон сунул пистолет в карман и протиснулся в окно. Из пореза на большом пальце текла кровь. Он начал спускаться по пожарной лестнице вниз, к темному входу в аллею. Стоны Ренделла больше не были слышны. От рамы летели деревянные щепки. Кто–то высунулся из окна, перекрыв свет, идущий из комнаты. Нога Патерсона соскользнула с одного из металлических прутьев лестницы. Он почувствовал острую боль. Ржавая металлическая лестница затряслась. Он взглянул вверх и увидел двух ублюдков, которые спускались вслед за ним. Пожарная лестница заканчивалась, не доходя примерно десяти футов до земли. Складная секция лестницы не открывалась. Прямо под лестницей стояла тележка. Он отпустил руки и упал коленями на дно тележки, а потом спрыгнул на асфальт. Тележка была небольшая, Патерсон толкнул ее, и она покатилась в сторону проулка. Аллея имела форму буквы «Т». До Хастингс–стрит было менее ста футов. Он бросился бежать. В начале аллеи стояла машина. Ее фары зажглись и ослепили его. Он нырнул налево, в темноту. Послышался шум мотора и скрип тормозов. Аллея озарилась светом. Из–за угла выбежал мужчина, что–то крича и указывая куда–то вытянутой правой рукой. Примерно в пятидесяти футах впереди по аллее стоял отдельный домик, зажатый между бесформенными кирпичными строениями с плоскими крышами. Патерсон выскочил на задний двор, пробежал позади старого пикапа и взлетел по деревянной лестнице ко входу в домик. Дверь была заперта. Он слышал шаги позади себя. И тут вдруг увидел узкую лестницу, по которой стал немедленно взбираться. Под самым фронтоном оказалась маленькая дверца, совсем как в сказке «Алиса в стране чудес». Но и она была заперта. Лучи от фонарей поднимались все выше. Тогда он поставил ногу на ручку маленькой двери и вылез на крутую крышу. Дранка кровли посыпалась вниз. – Взять этого подонка! – послышалась команда Ренделла. Патерсон почувствовал некоторое облегчение: он–то думал, что убил его. Согнувшись, он сполз по крыше до того места, где мог перепрыгнуть промежуток между домами шириной в один фут. Луч фонаря метался в воздухе, будто отмечали иллюминацией какой–то праздник. Патерсон пробежал по плоской, покрытой смолой и песком крыше соседнего здания к дальнему его концу. Он выглянул из–за края фронтона и увидел стоящий внизу черный «линкольн». Огней на нем не было, но мотор работал. Патерсон двинулся назад по плоской крыше. Примерно на половине длины дома около него в нескольких дюймах от стены стоял телефонный столб. Но спуститься по нему было невозможно из–за путаницы проводов. Но рядом оказалась водосточная труба из черного пластика. Она крепилась к стене металлическими держателями и казалась достаточно прочной. Патерсон немного поколебался, а потом все–таки перекинул ноги через парапет и начал спускаться по трубе. Его брюки за что–то зацепились. Это низ трубы был обернут колючей проволокой. Он освободил брюки. Потом спрыгнул. Боль от удара сотрясла его тело. Голова дернулась вперед и ударилась о колено. На губах появился вкус крови. Задние сигнальные огни «линкольна» мигали красным светом. Патерсон бросился бежать, и его тень на проезжей части то отставала, то обгоняла его, когда он оказывался под светом уличного фонаря. Добежав до поперечной улицы Кордова, обнаружил, что здания складов и учреждений по обеим сторонам улицы темны и пустынны. Слева был жилой дом. Быстро перебежав освещенную улицу, обнаружил, что дверь была закрыта. У двери висел список жильцов. Нажал на маленькие черные кнопки вызова. Никакого ответа. Патерсон повернулся и снова побежал по улице Кордова. В дальнем ее конце показался «линкольн», выехавший из аллеи. Он бежал, слыша за спиной шорох шин автомобиля, а потом свернул налево, за дома. Споткнулся о пустую смятую банку из–под лизола. Гремя, она покатилась по дороге. В глубине памяти возникло воспоминание о том, что спившиеся алкоголики мешают лизол с кока–колой, пьют эту смесь и часто умирают. За блоком жилых домов зеленел газон, обнесенный белым металлическим забором. Перелез через него. Отблески света образовывали на траве огромные вопросительные знаки. Задыхаясь, он побежал к другому, чуть меньшему блоку жилых домов. Наружная лестница с ограждением вела на верхние этажи. За спиной у него послышались радостные возгласы. Обернувшись, он увидел, что «линкольн» подъезжает задним ходом. Двое уже лезли через ворота, а третий, согнувшись, подкрадывался со стороны аллеи. Послышался звук, будто кто–то сплюнул. Пуля попала в один из фонарей и пролетела жужжа, как механический москит. Ужас сковал его движения. Еще одна пуля ударила в стену здания. Тогда Патерсон подумал, что стреляют ему по ногам, хотя не очень был уверен в этом. Один из мужчин спрыгнул с забора и побежал к нему по пологой дуге, чтобы не оказаться на линии огня. Патерсон побежал вверх по лестнице так быстро, как только мог. Его руки тряслись, грудь горела. Споткнувшись, упал и снова поднялся. Добежал до лестничной площадки и дернул за ручку стеклянной двери. Заперта. По холлу с другой стороны к двери приближался мужчина. Патерсон постучал, оставляя на стекле следы крови. Мужчина остановился перед дверью и достал ключ. Когда дверь приоткрылась и через нее проник свет, стало видно, что мужчина держал в руках портативный проигрыватель с наушниками. Мужчина, испугавшись, быстро закрыл дверь и исчез в квартире, словно растворился. Патерсон слышал, как его преследователи поднимались по лестнице, сокращая разрыв. Осталось одно – броситься наверх по лестнице к следующей площадке. Это еще два этажа, но дальше бежать некуда, его непременно схватят. Подбежав к двери и схватившись за металлическую ручку, он увидел, что дверь не заперта, а только притворена. Распахнул ее, вбежал внутрь и захлопнул за собой. Раздался щелчок спасительного автоматического замка. Бросился вперед по коридору, оставляя за собой кровавый след. Отыскал лестницу. Наверху и позади слышались крики и удары по стеклу. Скатился вниз по этой лестнице, перепрыгивая через две и даже три ступени. Потерял равновесие, непроизвольно вытянул руки вперед, оставляя на стене кровавые отпечатки пальцев. Через несколько мгновений достиг первого этажа. Главный вход был в двадцати футах по коридору. Подбежал к двери и выглянул наружу. «Линкольн» мог поджидать его где угодно. Патерсон отворил дверь и вышел. Лунный свет отражался на рельсах железной дороги, и на расстоянии был слышен шум дизельного двигателя. Прижимая пораненную руку, сбежал по бетонным ступеням на улицу и пересек ее возле белого здания ресторана. Слева от ресторана высился распределительный ящик с надписью «ОПАСНО. ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ» . Вскочив на ящик, он перелез через сетчатый забор, отделяющий железнодорожные пути от улицы, и побежал к приземистому двухэтажному зданию. С улицы послышались крики. «Линкольн» описал полудугу, его фары вырвали из тьмы часть пространства. Патерсон, согнувшись, бежал вдоль забора, спотыкался, падал на колени, снова поднимался. Промчался мимо здания с вывеской «ПОРТОВАЯ КАНАДСКАЯ ПОЛИЦИЯ» , пересек подъездную дорогу и спустился по заросшему травой откосу. Попал в Крэб–парк, единственный прилегающий к воде парк в Ист–Сайде. В квартале позади него преследующий его «линкольн» уже поднимался на крутой мост, который шел от Мэйн–стрит над путями параллельно гавани. А Патерсон спускался по откосу к самой воде. Он слышал голоса, но не мог определить, откуда они раздаются, считая, что после того, как пересек дорогу, бежал по прямой линии. Но оказывается, отклонился влево. Перед ним простиралась низкая темная равнина. Пробежал еще несколько ярдов. Камни под ногами издавали звук, похожий на скрежет зубов. И вдруг новое препятствие: пруд, окруженный камышом. Оглянувшись, он увидел на фоне огней порта силуэты трех бегущих мужчин. Пригнулся. Луч фонаря шарил понизу, мельтешась из стороны в сторону. Сердце замерло. Они легко найдут его по следам на влажной траве. Осторожно осмотрелся. После напряженного бега казалось, что между ребрами воткнуты иголки. Поморгал и вытер глаза тыльной стороной ладони. Гавань была слева. Но там его наверняка схватят. И он решил пойти на запад вдоль берега. Глубоко вздохнул, поднялся и побежал. На другом конце пруда была стоянка машин размером с городской квартал. Он пересек бесчисленные белые разметочные линии – его шаги громко отдавались в тишине, потом перепрыгнул канаву, за которой был грязный участок. В сотне ярдов впереди был виден сетчатый забор и два столба, белый и оранжевый, со светильниками. Грязь чавкала под ботинками, он уже еле держался на ногах. Где–то внизу раздался звук работающего дизеля. Патерсон побежал снова. Справа на воде показались красный и зеленый ходовые огни парома, который курсировал между старой гаванью, где сейчас он, Патерсон, и Гренвиллом в северной части Ванкувера. А сзади снова возникли оранжевые вспышки фонаря и чавкающие звуки. Подбежав к забору, начал карабкаться по сетке. Ботинки были скользкими от грязи. Он сумел перенести ногу через верх забора, и здесь что–то укололо его в колено. Перевалился через забор, грохнулся оземь и закричал от боли. Перекатившись по земле, вскочил на ноги и снова побежал через другую площадку, покрытую грязью, спасая свою жизнь. Причал парома отгораживал забор из гофрированного железа, в котором были две стеклянные двери и на каждой надпись «ТОЛЬКО ЗАПАСНОЙ ВЫХОД. ВХОДА НЕТ» . Патерсон изо всех сил ударил по стеклянной панели. Стекло разлетелось вдребезги. Прошел сквозь дверь. Люди, стоящие на эскалаторе, который соединял пристань со станцией железной дороги, смотрели с молчаливым неодобрением. Он понял, что это пассажиры с парома, и побежал к причалу. Паром стоит здесь всего несколько минут. Если не успеет на него, больше ему деться некуда. Когда бежал по наклонной рампе, ощутил запах океана и дизельных выхлопов. Входные двери парома были еще открыты. Ему оставалось всего несколько шагов, когда двери начали закрываться. Он закричал. Толстый парень в джинсах, белой тенниске и черной кожаной куртке выставил ногу, обутую в сапог. Сверкающие стеклянные двери натолкнулись на сапог и снова раздвинулись. Патерсон взбежал по металлическим сходням. Парень, подстриженный под Джеймса Дина, дружелюбно улыбнулся. Двери закрылись. Патерсон опустился на сиденье из серого фибергласа. – Ну, чего вы? – сказал парень. Патерсон поднял голову. Там на причале он увидел двоих мужчин. Один пытался раздвинуть двери, и лицо его было искажено от усилий, а костяшки пальцев побелели. Его компаньон держал черный пистолет. Он указывал на Патерсона, энергично жестикулировал свободной рукой, призывая его встать и подойти к ним. Заработали машины. Гидравлические подъемники начали поднимать сходни, ставя их в вертикальное положение. Тем двоим пришлось спрыгнуть обратно на пристань. Тот, который был с оружием, упал на колени, схватившись за своего товарища. Вскочив, он побежал по причалу рядом с отходящим паромом. Патерсон был как замороженный. Он так и не шевельнулся, пока человек с пистолетом сопровождал паром до самого конца причальной стенки. Паром вышел на открытую воду и стал набирать скорость. Человек с пистолетом демонстративно прицелился в Патерсона, а потом улыбнулся и помахал рукой. На пароме было около дюжины пассажиров. Казалось, никто из них ничего не заметил. – Как долго идет паром на ту сторону? – спросил, немного оправившись, Патерсон. – У них был пистолет! – сказал толстый парень и хихикнул. Патерсон схватил его за кожаный рукав. – Сколько времени надо, чтобы перебраться на ту сторону, Джимми? – Не знаю. Десять, может быть, пятнадцать минут. Патерсон кивнул и отошел. На какое–то время он был в безопасности.Глава 12
Джерри Голдстайну было уже под сорок, но его светлые кудрявые волосы и не думали выпадать. Сложен он был как мальчик из хора, и его жизнерадостная улыбкаобнажала белые сверкающие зубы. Он чем–то напоминал Пола Ньюмена. Сходство со знаменитым американским актером усиливалось из–за ярко–голубых глаз, но, по секрету, – у него это были цветные контактные линзы. Правда, он не дальтоник, как Ньюмен. Сегодня, впервые за время своей работы, он был без контактных линз. Эффект оказался почти катастрофическим. Живая сверкающая синева летнего неба сменилась цветом застиранных джинсов. Прошла всего ночь, а его глаза утратили блеск и жизнерадостность. Уиллоус, опершись на стол в пыльном стеклянном офисе Голдстайна, в дальнем конце лаборатории криминалистики, спросил напрямик: – Вы что, потеряли линзы, Джерри? Голдстайн заерзал на стуле. Он внимательно посмотрел на свои ногти, побарабанил костяшками пальцев по стальной поверхности стола. Наконец ответил: – Я решил их не носить. – Почему же? – поинтересовалась Паркер. – Слишком опасно. – Ну да, я где–то читал, что эти контактные линзы напали на человека, – пошутил Уиллоус. – А вы знаете, сколько раз в день в среднем мигает человек? – спросил Голдстайн. – Тысячи. И каждый раз, когда вы мигаете, контактная линза смещается по поверхности глаза. Знаете, на сколько она сместится за день? Уиллоус и Паркер обменялись взглядами. Уиллоус видел, что Клер с трудом удерживается от смеха. – Думаю, линза сместится намного, – сказал Уиллоус. – На длину футбольного поля, – быстро уточнил Голдстайн. – Более чем на сто ярдов. Постоянно двигаясь туда и сюда. Туда и сюда. Об этом стоит подумать. А что получается, когда поверхности трутся? Для наглядности он соединил свои ладони и крепко потер ими, металлический браслет его часов заблестел в свете флюоресцентных ламп. – Тепло? – предположила Паркер. Голдстайн улыбнулся. Клер покраснела. – Трение, Клер. А когда твердый пластик трется о такое нежное вещество, как роговица глаза, то… Вы носили когда–нибудь линзы? – Нет, – ответила Паркер. – И ваши глаза от природы такие темные? Паркер кивнула. Голдстайн смотрел на нее, как бы не зная, верить сказанному или нет. Вместо линз он надел очки в черной тяжелой пластмассовой оправе со стеклами толстыми, как экран телевизора. Казалось, этим очкам лет двадцать. Он снял их и протер стекла. На переносице и щеках остались красные следы. У него на полке в банке с какой–то жидкостью хранилось мозговое вещество известного убийцы. Паркер где–то читала, будто мозг всех существ, включая человека, имеет одинаковый энергетический рейтинг – около ста пятидесяти калорий на унцию. Почему ей на ум пришла именно эта бесполезная вещь, а, скажем, не ее почтовый индекс? – Что нового для нас по поводу стрельбы у моста Гренвилл? – вспомнила она. Голдстайн надел наконец, к собственной радости, очки и посмотрел в лежащую перед ним желтую разлинованную бумажку. – Думаю, что мало можно сделать, пока не найдено тело. – Мы ищем, – сказал Уиллоус. – В «понтиаке» только один тип крови, – сказал Голдстайн. – Резус положительный. Мозговое вещество человеческое, и осколки черепа, по всей видимости, тоже. Он немного помолчал. – Относительно последнего я не совсем уверен. Парень из антропологической лаборатории, Уотерс, согласился посмотреть. Если все так, как я думаю, то вы имеете дело с убийством. Никто не выдержит такого ранения. – Мы с самого начала предполагали, что здесь что–то посерьезнее, чем кровотечение из носа, – сказал Уиллоус. Голдстайн кивнул. – Там были еще волосы. Некоторые с корнями. Судя по ним, жертвой был европеец, определенно – мужчина. – Можете назвать возраст, ну хоть приблизительно? – спросила Паркер. – По тому материалу, который у нас есть, не могу. Если бы побольше костей, кусочек черепа или спинного мозга, я мог бы сказать более определенно. – Отпечатки пальцев? – Никаких. Машина была протерта чище, чем… – Он взглянул на Паркер и быстро отвел взгляд. – Что еще? – спросил Уиллоус. – Мне кажется, Джек, надо прежде всего найти тело. Тогда многое станет ясным. Судя по всему, стрельба велась в упор. На теле можно найти следы пороха, смазки ствола и другое. Голдстайн перелистал страницы в записной книжке и поправил очки. – Теперь вы собираетесь спросить меня насчет стреляных гильз двадцать пятого и сорок пятого калибра, которые вы там нашли, верно? – Ну и что с ними? – так и сделал Уиллоус. – Как вы и предполагали, оружие автоматическое. «Стар» и кольт. И ничего кроме этого. – На гильзах нет отпечатков? – Они чистые. – Даже частичных? Их тоже стерли? – Думаю, что да. Голдстайн снял очки и воззрился на стекла. – Проблема? – Я носил эти очки еще на подготовительных курсах медицинского колледжа. Они уже никуда не годятся, а новые получу только после обеда. – Он снова водрузил очки на нос и заметил: – Я слышал, вы нашли свидетеля. Уиллоус поднял бровь. – Бездомную леди, которая живет в заброшенном автомобиле, – уточнил Голдстайн. – Она глухая, Джерри, и наполовину слепая, и она не видела, что произошло. – А может быть, все–таки что–то и видела? – Вы знаете то, чего не знаю я? – Да нет, просто думаю, что вы могли бы взяться за нее пожестче, и только. Может быть, привести ее в порядок, дать ей провести пару ночей в другом месте. – Голдстайн улыбнулся. – Отбуксировать ее подвижной домик. Поскрести ее немного. Может, что–нибудь и узнаете. – Я уже занимался такими людьми, – сказал Уиллоус. – Все, чего можно добиться от них, это слезы. – Ну, смотрите, ваше дело. – Вот это верно! – Паркер взглянула на Голдстайна: что за человек, просто червяк в яблоке… – Я только хотел помочь вам и все. Но у меня нет данных. Нет ни жертвы, ни подозреваемого. А вы сунули мне пучок волос и осколки костей и ждете какого–то чуда. Так я вам скажу: я не гадалка. – Спасибо за помощь, – сказал Уиллоус. Голдстайн резко захлопнул за ними дверь. Стекла задребезжали, но выдержали. – Что это с ним? – спросила Клер. – У него жена беременна, – объяснил Уиллоус. – Получили анализ. Возможна двойня. – В самом деле? – Они собирались этим летом поехать в Европу. Путешествие жизни. Годы копили деньги. – И теперь все пропало? Уиллоус кивнул. – Бедный парень, – вздохнула Паркер. Уиллоус удивленно взглянул на нее. – Почему ты его так жалеешь? – Мне кажется, он не испытывает приятного волнения от предстоящего отцовства. – Сколько ему лет. что–нибудь около тридцати пяти? – Тридцать девять, – уточнила она. – К тому времени, когда детей можно будет брать с собой в путешествие, ему будет далеко за сорок. Может быть, тогда у них не путешествие станет очередной главной целью, а если они и поедут куда–нибудь, то дети их все равно свяжут! – Ты говоришь так, будто все это хорошо знаешь. – Когда родители брали меня и сестру в Европу, – сказала Паркер, – мы думали, что умрем там со скуки. Уиллоус взглянул на часы. – Как насчет ленча? – Я не голодна. – Вот и отлично. Не так дорого обойдется. Они прошли по Мэйн–стрит, повернули направо и миновали телефонную будку, по чьей–то прихоти оформленную в виде китайской пагоды. – «Зеленый дракон» подойдет? – Подойдет. Они прошли рядом по тротуару мимо салонов готового платья, ювелирных магазинов и нескольких ресторанов. В витринах красовались зажаренные утки. Их лоснящиеся коричневые тушки раздражали санитарных инспекторов города, не устающих предупреждать о возможных пищевых отравлениях. Но никто еще, кажется, ни разу не отравился. Уиллоус толкнул стеклянную дверь ресторана и придержал ее для Паркер. Официант проводил их в кабину, бросил на стол меню и пытался удалиться. Но Уиллоус, севший лицом ко входу, его задержал. – Цыплята для двоих. Диетическая кока–кола. Рис, сваренный на пару. – Принести палочки для еды? – Да, пожалуйста. – Почему тебе так нравится этот ресторан? – спросила Паркер. – Трудно объяснить. Клер посмотрела вокруг. Стены тускло–зеленые, линолеум на полу так истерт, что не поймешь, какого он был цвета. Потолок желтый как желчь, и, хотя сейчас август, с него свисают – уже или еще – рождественские побрякушки. Официант вернулся с палочками, банками кока–колы и соломинками для питья. – Мне стакан, будьте добры, – попросила Клер. Она повернулась к Уиллоусу. – Тебе нужен стакан, Джек? Уиллоус не ответил, занятый своими мыслями. Было ли там двое убийц? Или оружие двадцать пятого калибра принадлежало жертве? Может быть, он стрелял в порядке самообороны и ранил того человека, у которого был сорок пятый калибр? Голдстайн прав. Нужно тело. Пока не будет тела, он ничего не сможет сделать.Глава 13
– Расскажи, что случилось, Ренди. – Я уже говорил Фрэнку. Он вам не передал? Гэри спросил: – Откуда у тебя эти порезы? – Брился. – Какой бритвой ты бреешься? – Не знаю, как называется. Такая, которыми бреются два–три раза, а потом выкидывают. Гэри кивнул и выжидающе смотрел на него. – Такие ярко–оранжевые. Запакованные в пластик по четыре штуки. Можно купить всюду… В магазине на углу… – Он подыскивал нужное слово и нашел его наконец: – Одноразовые. – Кровь идет. Ты знал, что у тебя идет кровь, Ренди? – Иногда я обрезаюсь. Случается. Но это меня не беспокоит. Я, бывает, даже не замечаю, что порезался. – А чем ты останавливаешь кровь, туалетной бумагой? – Клинексом, – ответил Ренделл таким тоном, как будто Гэри обидел его. – Когда ты последний делал это? – Что это? – Ну, когда ты брился? – Сегодня утром, около десяти. – И кровь все еще идет? Что за проблема, не можешь ее остановить? Гэри глядел на Ренделла Демойна, а потом отвел взгляд и стал смотреть на языки газового пламени, бьющиеся в камине. Там адское пекло. Может быть, сказать Фрэнку, чтобы он засунул туда эту лысую голову, чтобы привести его в чувство? – Фрэнк? – Да, Гэри? – Ладно, ничего! – Гэри отхлебнул пива. Рядом, сидя на софе, Саманта чистила апельсин. Она разделила его на дольки и теперь ногтем большого пальца отделяла белую кожицу. – Фрэнк? – Да, Гэри? – Как называется вот это белое, что она отковыривает? – Не знаю, – сказал Фрэнк. Гэри наблюдал, как она взяла в рот большую дольку апельсина и надкусила ее. Струйка холодного и липкого сока брызнула на руку Гэри. – Эй, детка, я уже принимал душ! Саманта наклонилась к нему, взяла его руку, поднесла к губам и начисто облизала. Гэри и на самом деле очень любил ощущать на своей коже ее язык, влажный и трепетный, и ему нравилось, когда она облизывала его руку, прилизывая жесткие волосы на запястье. Гэри быстро взглянул на Фрэнка, но тот внимательно изучал потолок. Теперь Гэри переключил внимание на Ренделла, который занимался немного торговлей наркотиками, немного больше сводничеством, а вообще–то был круглым дураком. – Правильно, Ренди. Ты рассказал Фрэнку, а он доложил мне. Но теперь я хочу слышать все это из твоих сладких уст. А потом я расскажу все Фрэнку. Так и будем говорить по очереди. Понял? – Да, мистер Силк! – Ренделл прокашлялся и отпил джина с тоником. Гэри видел, что он смущен и нуждается в толчке. – Итак, тебе позвонил ночной клерк из отеля. А что было потом? – Я пришел в этот номер и увидел там типа, который сказал, что ему нужны три женщины сразу. Для разговора. Сказал мне, что он писатель и пишет статью о наркоманах. Я спросил, чего он на самом деле хочет. Он ответил, что хочет продать какое–то количество смэка, то есть героина, и образец спрятан в конце коридора в… – Постой–ка минуту. А девки зачем? – Трудно понять, – сказал Ренделл. – По–моему, он считает, что большинство проституток наркоманки, и хотел как–то это связать. – Идиот сраный. Что было дальше? – Он сказал мне, что спрятал образец в конце коридора в туалете. Около пол–унции. Я послал свою женщину Мойру за ней. Вы когда–нибудь видели Мойру? Гэри отрицательно покачал головой. – Когда она ушла, этот тип стал нервничать. Прошло минуты две, и он захотел прогуляться. – А ты пытался остановить его. И он выстрелил в тебя. – В ногу, мистер Силк. Два раза. – Ренделл потрогал забинтованное колено. – А ты упорный парень, Ренделл! – Гэри покачал головой с деланным восхищением. Фрэнк уже рассказывал ему об этих ранах. Стреляли из пистолета двадцать второго калибра. Первую рану Ренделл получил в мягкую часть бедра. Навылет, чисто и не тяжело. Вторая пуля ободрала колено, он потерял кусочек кожи, и все. На Гэри это не произвело особого впечатления. Он сам не был ранен ни разу и с трудом представлял себе все это. Фрэнка, напротив, ранили дважды, первый раз в спину, а второй – в грудь. И оба раза из оружия большого калибра. Первый раз стрелял дурачок, которого Фрэнк до этого никогда в глаза не видел. Они повздорили за игрой в покер, когда Фрэнк выиграл тысячу. Гэри заметил эти белые шрамы, когда они были в бане. А вторая рана из полицейского пистолета тридцать восьмого калибра была опасней, было задето легкое. Фрэнк не хотел об этом рассказывать, но Гэри его заставил. Теперь Гэри смотрел на этого хвастуна Ренделла Демойна. Гнусный тип. Это похоже на то, как в хорошем ресторане рука вдруг нащупывает жвачку, приклеенную снизу к столу. – А что было потом, после того, как он стрелял в тебя? – Этот тип выскочил в окно и стал спускаться по пожарной лестнице. Мои ребята пошли за ним. Я быстро осмотрел комнату и слинял оттуда. – А ты не подумал, что неплохо было бы остаться там, на случай, если он вдруг вернется? – Я же сказал, что был ранен. Залил кровью всю эту чертову комнату. – И до сих пор она идет, – сказал Гэри и подмигнул Фрэнку. Ренделл отхлебнул джина и бросил быстрый взгляд на подружку Гэри, стройную блондинку в облегающем свитере и с красивыми губами. Ее звали Саманта, но Гэри называл ее Сэм. Зачем Гэри переиначил ее имя так, что оно звучит как мужское? Очень странно. – Пистолет делает много шума, даже если он небольшого калибра, мистер Силк. Я боялся, что это привлечет копов. – О'кей, ты ушел из отеля. Что было потом? – Я пошел к себе. – А где это, Ренделл? – Чайна–Крик. У меня квартира в жилом доме. Две спальни и кабинет. На последнем этаже, никто не ходит над головой. Тихо. – И, ручаюсь, кабельное телевидение. Ренделл нерешительно кивнул. Фрэнк тихо фыркнул от смеха. – И ты пошел домой и смотрел старый фильм Боггарта, так? – Нет, я смотрел, как Мойра готовила дозу. – Попробовать бесплатный образец товара этого доброго дяди? – Ну да. – А ты не подумал, что это могла быть пудра для кексов, сахар для глазури или еще что–нибудь. Щелок, например. – Мойра попробовала на вкус. И сказала, что товар хороший. – Да, держу пари, что она так сказала. Саманта разломила дольку апельсина и поводила ею по тыльной стороне ладони и пальцам Гэри. Потом начала языком лизать его руку. Он отодвинулся и сказал: – Дай мне десять минут. Иди прими душ. – О'кей, – сказала Саманта. Гэри проследил за ней глазами, а потом снова обернулся к этому идиоту. – Так значит, Мойра укололась и умерла? – Верно, – сказал Ренделл. – Она умерла, наверное, минут через пять. Я нашел ее в ванной комнате, она сидела на унитазе. Там мало места между унитазом и ванной. Она сидела с широко открытыми глазами, опершись на стену, и смотрела на светильник. – Ты хочешь сказать, она умерла от передозировки? – Горячая доза. Наркотик не был разбавлен. Был чистым, как горный снег. – Ренделл посмотрел на Гэри. – Она широко улыбалась. Я думаю, она умерла счастливой. – Это облегчает дело. – Мы долго были вместе, я и Мойра. Я собирался жениться на ней. – А что с тем типом, который ранил тебя? – Мы потеряли его из виду внизу, на берегу. – У него был автомобиль? – Нет, он был на ногах. – Но у твоих людей был автомобиль, разве нет? – Гэри улыбнулся. – Такой опытный человек, как ты, Ренделл! Надеюсь, ты не отправил их в погоню на сраном автобусе? – У меня было четверо, мистер Силк. Трое пешком и один в моем «линкольне». Парни лазали через заборы, забегали в здания и выныривали из них. Там много складов и всякого другого дерьма. И было темно. – Но скажи мне, что вы чуть–чуть его не поймали. Что вы были уже близко. – А мы действительно были близко, – признался Ренделл. Он допил свой джин с тоником и уставился на пустой стакан. Гэри промолчал. Фрэнк смотрел равнодушно. Ренделл покрутил стакан и пососал кусочек льда. – Сказать тебе правду, Ренделл, я немного расстроен. – Очень сожалею, мистер Силк. Но я делал все, что мог. – Твои сожаления не помогают делу. Верно, Фрэнк? – Абсолютно верно. – Если распродать этот товар на улице, можно взять восемьдесят миллионов долларов, – сказал Гэри. Он подошел к бару, достал из морозильника банку пива, перелил его в чистый стакан, отпил немного, наблюдая за искрящимися пузырьками, и добавил: – Фрэнк, принеси карманный фонарь. Фрэнк вышел из комнаты, оставив дверь открытой. Ренделл слышал его удаляющиеся по коридору шаги, твердые и размеренные. Он прикинул, что рост Фрэнка никак не меньше шести футов и шести дюймов, а вес – фунтов триста. Ренделл слышал, что Фрэнк убрал для Гэри не менее пяти человек, в том числе двенадцатилетнего мальчишку, которому не повезло и он оказался в неподходящем месте в неподходящее время. Ренделл видел об этом передачу по телевидению в программе о борьбе с преступностью. Мальчишка шел своим обычным маршрутом, продавая газеты. Это было сразу же после Рождества, и в шесть утра было еще темно. А Фрэнк как раз выходил из квартиры, где он убил человека, музыканта, игравшего на саксофоне–теноре. Музыкант как раз принимал душ. Встретив мальчика с холщовой сумкой газет, он задушил его лямкой от этой же сумки. Награда за поимку убийцы составляла тридцать тысяч долларов. Но Фрэнк работал на Гэри, и какой смысл имело становиться богатым, если вы окажетесь слишком мертвым, чтобы воспользоваться этими деньгами? Ренделл посасывал кубик льда и, глядя на ковер, соображал, зачем это Гэри Силку понадобился фонарь. Он поднял взгляд, увидел, что Гэри в упор смотрит на него. И снова уставился на ковер. – Расскажи мне о Мойре, – потребовал Силк. – Что, например? – Как ты познакомился с ней? – Не помню! – Ренделл потер подбородок, внимательно изучая свои ногти. – В клубе. – Она была за стойкой, да? Ренделл наморщил лоб, вспоминая, и покачал головой. – Нет, не за стойкой. Это было у Люси, вы знаете, где это? – Там, где–то за Геро? Ренделл кивнул. – Она сидела за столом с моим знакомым парнем. Я подошел и представился. Потом мы подружились. Дальше – больше, вы знаете, как это бывает. – В то время она уже баловалась наркотиками? – Очень немного. Пара доз в день. – И ты привел ее к себе и начал с ней… Ренделл невольно улыбнулся, вспоминая, что они вытворяли. – Чем она занималась тогда? – Работала на радио. В приемной. Сидела за столом при входе, печатала на машинке, отвечала на телефонные звонки и занималась всякой ерундой. – Всякой ерундой, – повторил Гэри. – Когда вы стали жить вместе? – С той ночи, когда она впервые пришла ко мне, она осталась. Был конец месяца, ей надо было платить за квартиру. Я ей сказал, чтобы она забыла об этом. Она так и бросила там все – одежду, продукты в холодильнике, драгоценности. Я дал ей денег, чтобы она купила все взамен того, что оставила там. С работы она ушла. – Ты купил ей новую одежду и вытолкнул на панель? – Ей самой это очень нравилось, поверьте мне. Она скучала, сидя дома. И потом, мне очень дорого стоили эти дозы, которые она себе всаживала. В кабинете было тепло, но Ренделл тянул руки к огню. – И кроме того, она прекрасно умела делать это самое дело. Вела себя при этом очень естественно. Почему же не воспользоваться этим качеством? – И ты продолжал спать с ней? – Ну да, конечно. – А ты не боялся… заразиться? – Она была очень осторожна. Всячески предохранялась, вы понимаете, что я имею в виду? За все то время, что я с ней был, самой серьезной болезнью у нее была простуда. – И ты верил ей? – Верил? – В постели. Ренделл нахмурил брови. – Когда ты занимался с ней любовью, – пояснил Гэри, – ты верил, что она на самом деле испытывает наслаждение, когда показывает это? Или ты сомневался и думал, что она и с тобой притворяется, как с клиентами? – Ей никогда не приходилось притворяться, – сказал Ренделл. Он задумался на момент, стараясь вспомнить в точности, как она выглядела. Оранжевые волосы с зелеными прядями. Или с голубыми? Маленький, с булавочную головку бриллиант, который она любила носить в носу. Он даже удивился тому, как нелегко ему было мысленно воссоздать ее образ. – Я же сказал вам, что она вела себя очень естественно и могла быть похожей на кого угодно, хоть на такую даму, как Завьера Холландер, хоть на мать Терезу. – Жаль, что я не был с ней знаком, – сказал Гэри. – Кстати, что вы сделали с телом? Ренделл не был готов к этому вопросу. Тело Мойры так и оставалось у него в квартире, в ванной комнате. Он пожал плечами. – Пока ничего. Гэри подошел к книжному шкафу, взял оттуда тонкий том, открыл его и достал небольшую карту. – Ты когда–нибудь видел это? – Что это такое? – План города и пригородов. Можно найти место, где удобнее всего закопать тело. – Вот как? – заинтересовался Ренделл. Он поставил пустой стакан на ковер возле стула и наклонился вперед. – Лучше всего в парке Стенли, – посоветовал Гэри. – Вполне подходит. А второе, тоже популярное место, это в северном направлении, парк Маунт–Сеймур. Далековато, но место того стоит. Был там когда–нибудь? – Нет, скорее всего не был, – сознался Ренделл. Он услышал шаги в коридоре. Вошел Фрэнк в кожаной куртке с цигейковым воротником. В правой руке у него был большой фонарь на пять элементов. – Почему так долго? – спросил Гэри. – Надо было покормить кошек. – Фрэнк подмигнул Ренделлу. – Когда эти маленькие пушистые шарики трутся о мои ноги, я не могу сопротивляться. Просто таю как масло. – Надеюсь, ты не скормил им цыплят, которые лежат на дне морозильника? – Я дал им кошачью еду, – ответил Фрэнк, – каждой по банке «Мисс Мяу» и чашечку молока. – Дал бы им лучше воду. – Для вас тоже лучше вода. Но каждый раз, когда я вас вижу, вы пьете пиво. – Пиво для меня как электролит для аккумулятора. При такой физической нагрузке, как у меня, надо менять электролит. Без этого просто нельзя. Фрэнк кивнул в знак согласия, а сам при этом думал: при чем здесь электролит? И что это Гэри думает о себе, что он – электрическая лампочка? Гэри сложил план, засунул его между последней страницей и обложкой и поставил книгу на место. – Батареи о'кей? Вместо ответа Фрэнк включил фонарь и направил луч света на Гэри, заставив его поморщиться. – Ну, отправились, – распорядился Гэри. Они спустились по лестнице и прошли через громадную сверкающую кухню, совершенно лишенную жизни, если только не считать четверки сиамских кошек и приглушенного бульканья машины для мытья посуды. Вышли наружу из задней двери. Был теплый августовский вечер. Темное небо затянуто облаками. Справа от них был просторный двор, мощенный кирпичом и окаймленный яблонями и сливовыми деревьями, слева – застекленная галерея, ведущая к спортивным площадкам и кортам для игры в сквош. Фрэнк вел их по дорожке из розового кирпича, мимо небольшого рыбного пруда, к дальнему концу заднего двора. – Куда мы идем? – забеспокоился Ренделл. Вместо ответа Фрэнк толкнул его в спину, заставив споткнуться. Участок был около ста пятидесяти футов шириной и почти четыреста футов длиной – чуть меньше трех четвертей акра. С домом и надворными постройками он оценивался в пару миллионов долларов. Агенты по продаже недвижимости непрерывно стучались в двери. Гэри приглашал их выпить водки и мартини, даже если они приходили в десять утра. До сих пор ни один из них ничего не добился. Хотя как знать. В конце двора была узкая немощеная дорожка, отделенная рядом шестифутовых кедров. Здесь было темно, сюда не достигал свет уличных фонарей. Луч фонаря прошелся по забору, а потом остановился на чем–то, что напоминало огород, где правильными рядами росли низкие зеленые растения. – Сейчас покажем тебе что–то, – пообещал Гэри. Фрэнк схватил Ренделла за руку. А Гэри взял какую–то палку или даже вилы. Лицо Ренделла сразу стало влажным и липким. В ухо ему залетел комар. Он шлепнул себя по щеке. Фрэнк свел его с дорожки, и они пошли по мягкой сырой земле. Ренделл чувствовал ее запах. Споткнувшись, он чуть не упал. – Дай фонарь, – сказал Гэри. Луч пошарил по грядкам и остановился на большой тыкве с оранжевыми и желтыми полосами. – Это и есть моя детка? – спросил Гэри. Фрэнк нагнулся, расчистил землю и нащупал прямоугольную табличку, привязанную к стеблю растения коричневым шпагатом. – Номер шестнадцать? – Да, она самая. Гэри потрепал Ренделла по плечу. – Посмотри, какая большая. Думаешь, это простая тыква? А может быть, это что–то совсем другое? Он посветил на тыкву, а потом направил луч прямо в лицо Ренделлу. – А я–то думал, что они растут на деревьях, – признался Ренделл. – Вот здесь Фрэнк тебя и похоронит, – показал рукой Гэри. – Корни обволокут твои косточки, и никто никогда не найдет тебя. Он воткнул вилы в землю и снова вытащил их. Комки влажной черной земли налипли на зубцы. Гэри ткнул Ренделла в живот. Тот не знал, что ему говорить и что делать, чувствуя, как влага проникает сквозь тонкие подошвы его стодолларовых итальянских туфель. – Не выпускай из виду этого продавца героина, – приказал Гэри. Он отбросил вилы, вернул Фрэнку фонарь и направился обратно к дому. Фрэнк провел Ренделла к задним воротам, открыл их, и тот, сопровождаемый лучом фонаря, вышел на дорогу. Ворота захлопнулись. Ренделл оставил машину у главных ворот, и теперь ему надо было идти до нее более полумили. Было совсем темно. Отсутствовало уличное освещение, не было ни луны, ни даже звезд. Он двинулся в путь. Когда Фрэнк вернулся в кухню, Гэри копался у холодильника, перебирая замороженных цыплят. Потом поднял глаза и сказал, жуя: – Я что–то хотел спросить у тебя, Фрэнк. – Что же? – Когда здесь были Оскар Пил и Пэт Нэш, ты помнишь, как Пил сбросил с каминной полки мои спортивные призы и один из них сломался? – Конечно, помню. Как можно забыть? – Так вот, пропало основание от сломанного приза. Ты не знаешь, где оно, не видел? Фрэнк отрицательно покачал головой. – Это так важно, Гэри? – Возможно, его выкинула горничная. Закажи новое основание, укрепи приз, и пусть на нем напишут: «Первое место. Одиночный мужской разряд. Межгородской чемпионат по сквошу, 1988 год». – Помнится, у вас было третье место в том году. – Сделай так, о'кей? – Как скажете, Гэри. Гэри встал и вышел из кухни. Он так и оставил дверцу холодильника открытой, просто не побеспокоился закрыть. Там, где он ел, на полированном полу остались кусочки мяса и желтого жира. Фрэнк закрыл холодильник, собрал объедки и отдал их кошкам. Лето почти прошло. Надвигалась зима. Но Фрэнк знал, что, пока он с Гэри, дни, как всегда, останутся длинными.Глава 14
Паром резко замедлил ход, винты взбили пену, и палуба под ногами Патерсона завибрировала. Единственное, о чем он мог думать в течение этого двенадцатиминутного рейса, что у мужчины, в которого он стрелял, наверняка есть дружки и они могли поджидать его на этой стороне. Он беспокойно вглядывался в красные огни флюоресцентных ламп. На том берегу виднелись три человеческие фигуры: двух мужчин и женщины, ожидавших парома. Мужчинам было что–то под тридцать, они были в джинсах и черных кожаных куртках. Под огнями их лица выглядели ненатурально бледными, а глаза темными и пустыми. Паром был устроен так, что пассажиры садились с правого борта, а выходили с левого. Система была полностью автоматизирована, персонала мало, но все работало очень эффективно. Двери с электронным управлением открывались в конце рейса. Патерсон направился к выходу в носовой части. Никто не обращал на него внимания. Он смешался с остальными пассажирами. Автоматические двери раздвинулись. Он вышел на причал и пошел к улице, то и дело оборачиваясь и оглядываясь. Над причалом нависала громадная эстакада, поддерживаемая опорами из грубого бетона. Под нею была заляпанная маслом асфальтированная площадка, на которой останавливались муниципальные автобусы, курсирующие между пристанью парома и Норт–Шор. У автобуса стоял водитель в униформе и курил сигарету. Патерсон спросил у него, где ближайшая стоянка такси. Водитель бросил сигарету, раздавил ее подошвой и показал пальцем через плечо на машину, стоявшую у тротуара. Прежде чем Патерсон мог что–то сказать, он сел на свое место и дверь со свистом сжатого воздуха закрылась. Такси был «кадиллак» темно–синего цвета, последняя модель. Таксист – итальянец средних лет, лысый, с пучками седых волос над ушами, в темно–синем пиджаке, мятой рубашке и галстуке с диагональными рядами серебристых свинок. В салоне было чисто и пахло мятой. Таксист молча разглядывал его в зеркало заднего вида. Патерсон показал двадцатидолларовую банкноту. – Можете рекомендовать мне отель? – «Вандейм» – неплохой отель. Дороговат, но стоит того. – Поехали! «Вандейм» оказался бетонным небоскребом с номерами стоимостью от шестидесяти долларов. Патерсон с помощью карточки «Виза» заплатил за ночь вперед. Мальчик–посыльный, с носом как у Боба Хоупа и в черных глянцевитых брюках, провел его в лифт, а затем в номер на пятом этаже. Он передал ключ Патерсону, подошел к окну и поднял шторы, открыв непрезентабельный вид на Марин–Драйв – бесконечный ряд газовых заправочных колонок самообслуживания, стоянок подержанных автомобилей и закусочных, где подают цыплят и пиццу. На ветру трепетали яркие флаги. Ряды неоновых огней уходили вдаль. Мальчик–посыльный включил и выключил телевизор. Он показал Патерсону ванну, но, к сожалению, не объяснил, как спускать воду в туалете. Потом потоптался у дверей. Патерсон дал ему доллар и закрыл за ним дверь. Комната была тихая, если не считать отдаленного шума уличного движения. Он включил телевизор и стал невольным зрителем старого сериала с участием Мэри Тайлер. Он уменьшил громкость. Весь героин остался на яхте, а он взял только один из полуфунтовых мешочков, чтобы доказать, если потребуется, серьезность своих намерений. Героин в дорогом кейсе из свиной кожи был оставлен в камере хранения отеля. На кейсе была маленькая латунная пластинка с его инициалами. Сначала он не мог успокоиться, потом пришел в себя. Он думал о деньгах и старался забыть о боли и страданиях, которые приносит героин. Но вот он уже стрелял в человека так же спокойно, как его жена управляется с микроволновой печью. Этот тип был сутенером и еще Бог знает кем, но что из этого? Он мог убить его, Патерсона. А что, если вернуться на пристань, где стоит его яхта, и Выбросить весь героин в океан? Что тогда? Стоимость героина взлетит, как ракета в небо, а наркоманы останутся. Ничего не изменится. Он прежде всего ответствен за свою жену и детей. Семья зависит от него, это главное. Ему надо поддержать уровень их жизни. И этот распроклятый «порше» цвета сливы тоже надо сохранить. На экране телевизора развивалась интрига, и Патерсон выключил звук, поднял трубку и вызвал службу сервиса. Заказал гамбургер, жаркое, кофе и два двойных виски. Что ему было надо, так это горячий душ, хорошая выпивка и крепкий сон. Время выгнать адреналин из организма и очистить мысли. Он пытался восстановить в памяти и связать воедино все, что произошло. Иисусе, были такие моменты, которые могли явиться только в ночном кошмаре. Он никак не мог поверить, что это именно он стрелял в того подонка, наводил на него пистолет и два или три раза нажимал на спусковой крючок. А когда он спешил по сходням парома, он готов был стрелять в каждого, кто преградит ему дорогу. И надо найти лучший способ вести свое дело. Но в одном он уверен: уже поздно давать задний ход.Глава 15
Телефон на столе Эдди Оруэлла прозвонил дважды. Оруэлл выжидал, держа наготове руку, похожую на жирную бабочку. Он пожал плечами и вернулся к своей бумажной работе. Телефон зазвонил снова, и Эдди схватил трубку. – О, Джудит, я пытался созвониться с тобой целое ут… – Его мясистое лицо покраснело. – Извините, я думал… Да, конечно. Я взял карандаш, говорите! Оруэлл прижал трубку к уху, чтобы лучше слышать, нацарапал адрес на листке блокнота, произнес слова благодарности, попрощался, подождал, когда на том конце линии положат трубку, вырвал листок из блокнота, сложил его вдвое, положил в карман рубашки и отодвинул стул от стола. Потом встал, убедился, что листок не выпадет из кармана, прошел через комнату и присел на стол Клер Паркер. На Оруэлле была голубая рубашка с короткими рукавами. Его бицепсы играли и напрягались. Паркер нажимала кнопки маленького калькулятора, подсчитывая размер месячного взноса за новую «хонду–сивик». Она безразлично посмотрела на Оруэлла. – Что ты делаешь? – спросил Оруэлл. – Свое дело, – ответила Паркер. – Почему бы и тебе не заняться своим? – Ох, – вздохнул Эдди. Его голова дернулась, будто от удара. Он бросил на Паркер хитрый взгляд и потер подбородок. Паркер явно игнорировала его. – Где Джек? – У Бредли. Оруэлл повернулся к двери инспектора. – Почему же не слышно криков? – Потому что оба – вполне разумные люди, Эдди, а такие не считают необходимым кричать друг на друга, чтобы решить какой–нибудь вопрос. – Тогда ясно. – Эдди указал большим пальцем на калькулятор. – Подсчитываешь налоги? – Да нет, моя машина сжигает масло, нужен новый двигатель. – «Фолькс»? – Оруэлл изобразил сочувствие. – Я думаю, эти машины вообще сошли. Помнишь картину Вуди Аллена, когда он смывался от копов и нашел в пещере старый автомобиль? Он был весь покрыт паутиной. Стоял там две сотни лет. Он повернул ключ, и мотор сразу завелся. Помнишь эту картину? Паркер кивнула. – А когда он захотел избавиться от нее, то сбросил со скалы в море или еще куда–то, короче, в воду. Так эта штука не хотела тонуть. – Ты что–то хотел, Эдди? – Публика в кино смеялась до упаду, когда Вуди завел этот автомобиль, – продолжал Эдди. – Но только не я, разумеется. За двести лет у «фольксвагена» или у любой другой машины аккумуляторы будут разряжены, я гарантирую. – Новая машина обойдется мне почти в тысячу долларов, – сообщила Паркер. – У него есть и серьезные вещи. Ты видела «Любовь и смерть»? – Но за обивку берут отдельно, и… – продолжала Паркер. Оруэлл, не слушая ее, вытащил листок из кармана рубашки и сморщился, будто ему было трудно расшифровать свою собственную запись. – Отель «Вэнс», знаешь его? – А что такое? – спросила Паркер. – Только что оттуда звонил клерк. У них там труп. В постели. Комната три–восемнадцать. Дверь в кабинет инспектора Бредли отворилась, из нее вышел Уиллоус и направился к ним. Оруэлл слез со стола Паркер. – Я остался один в том деле, которое вы мне поручили. Я подумал, может быть, мы поработаем вместе? – Ты что, шутишь, Эдди? Уиллоус кивнул Оруэллу. – Бредли хочет видеть тебя, Эдди! – Зачем? – Он сам тебе скажет. Оруэлл протянул листок из блокнота. – Только что был телефонный звонок. Убийство. – Отель «Вэнс», – добавила Паркер, – комната три–восемнадцать. Уиллоус выхватил листок из рук Оруэлла. Тот таким же способом вернул его себе. – Когда звонили? – Несколько минут назад. – Пару дней назад оттуда же был вызов по поводу стрельбы, – вспомнила Паркер. – Детективы нашли только следы крови, и все. – Думаете, здесь есть какая–то связь? – спросил Оруэлл. Уиллоус указал на калькулятор. – Что, проблемы? – Я пытаюсь определить, – ответила Паркер, – получу ли я нового партнера. Уиллоус на долю секунды поверил, что она говорит серьезно. Полицейский в форме стоял на улице у входа в отель «Вэнс», другой на лестничной площадке, еще двое топтались в номере. Клерк из отеля маялся в проходе с таким видом, будто ожидал очереди в ванную комнату. Ему на вид было двадцать восемь или двадцать девять лет, он казался очень худым при росте в пять футов и шесть дюймов. В черном кожаном жилете поверх черной же рубашки и в черных джинсах, он носил в ухе маленький бриллиант. Он стоял в развязной позе. – Кто–нибудь вызвал техников и медицинского эксперта? Один из полисменов кивнул. – Минут десять – пятнадцать назад. Клерк провел пальцами по волосам. Его ногти были окрашены в бледно–голубой цвет. – Ваше имя? – спросил его Уиллоус. – Пит Блаттнер. – Когда вы обнаружили тело, Пит? – С полчаса назад. Я сразу же позвонил в полицию по номеру девять–одиннадцать. У нас строгие правила. – Вы трогали что–нибудь? – Нет, конечно. Я знаю, что нельзя. – Вы смотрели ее карманы? – Если ее обчистили, это не моя вина, инспектор! – Кто–нибудь еще находился в комнате, из тех. кого вы знаете? Блаттнер немного поколебался, а потом сказал: – Ну да. Конечно, был. – Кто? – спросила Паркер. – Человек, который снимает эту комнату. Он мне и сказал про эту даму первый. – А как его имя? – Не имею понятия. Можно посмотреть книгу регистрации. – Он все еще в отеле? – спросила Клер. Пит Блаттнер показал большим пальцем через плечо и заодно поправил подтяжки. – Он там, через коридор, в комнате три–пятнадцать. Как только обнаружил тело, сразу пришел в регистратуру. С отвращением на лице. Потребовал другую комнату или деньги обратно. – Вполне резонно, – согласился более высокий из двух копов. – Я так понимаю, она мертва, – сказал Блаттнер. Он поднялся на цыпочки, стараясь заглянуть через плечо Паркер на тело, распростертое на кровати. Но Паркер оказалась слишком высока, и ему не удалось посмотреть. Он отошел, все еще сомневаясь. спросил: – Она мертва, так ведь? – Когда снята комната? – Позапрошлым вечером. Тут была стрельба два дня назад. Комната была опечатана полицейской лентой… Уиллоус кивнул. Группа расследования опечатывает помещения и держит их так, пока не будет сделан анализ крови. – Кто снял комнату после того, как ленту убрали? – Я знал, что вы спросите, поэтому специально посмотрел книгу. Человек по имени Смит. Мистер Джон Смит. – Был мистер Смит с кем–нибудь? – Нет, он был совсем один. Для двоих цена выше. Мы не разрешаем принимать гостей раньше десяти утра и позже десяти вечера. – Когда мистер Смит освободил, комнату? – Сейчас скажу… до одиннадцати утра сегодня. У нас контрольное время – одиннадцать. Никаких задержек. Дирекция строго придерживается этого правила. Если кто–нибудь задерживается, я имею распоряжение использовать свои ключи и вышибить его на улицу. – Я попытаюсь запомнить это, – пообещал Уиллоус. Блаттнер рассмеялся. Он сплюнул табак прямо на пол и извинился: – О, простите. Не хотел портить вам место преступления. – А как выглядит этот мистер Смит? – спросила Паркер. – Опишите нам его, – попросил Уиллоус. И Блаттнер подробно описал внешность Ренделла Демойна. Уиллоус все это подробно занес в свой блокнот, а потом взял у Блаттнера его полное имя и адрес. – Мы еще поговорим с вами, – сказал он. – Не покидайте город в ближайшее время, хорошо? – О'кей, только обратитесь прежде всего на биржу труда. Дело идет к тому, что меня вышибут отсюда. В номере не было ванной комнаты. Уиллоус понимал, что общая ванная в конце коридора тоже является частью места преступления. Одного копа в форме он послал охранять ванную комнату, другому приказал следить за вторым свидетелем, жильцом комнаты три–пятнадцать. На лице неподвижно лежащей на кровати девушки странно блестели большие темные очки в пластиковой оправе. На ней была простая белая блуза, гофрированная черная юбка и черные же туфли на высоком каблуке. Не было ни колготок, ни чулок. Волосы мандаринового цвета с зелеными прядями обрамляли бледное лицо. Никакой косметики, даже губной помады. Левую ноздрю украшал маленький бриллиант. Если бы не цвет волос и бриллиант, девушка вполне сошла бы за служащую банка или адвокатской конторы. Уиллоус придвинулся поближе к кровати и осмотрел сжатые кулаки мертвой девушки, пытаясь найти оружие защиты или маленький пузырек с ядом или наркотиком. Ничего! Шею обвивала тонкая золотая цепочка с прямоугольным кулоном, на котором прописными буквами было выгравировано имя «Мойра». На пальцах – никаких следов колец. Одежда чистая и недавно отглаженная. Никаких следов крови, никаких пятен. – Она словно только что из химчистки, – пошутил тот коп, что был повыше. Когда сняли очки, обнаружили, что правый глаз открыт, он был зеленым с неподвижной, суженной точкой зрачка. – Что–тонеобычное, – констатировала Паркер. – Один открыт, другой закрыт… – Открыто–закрытый случай, – продолжал отпускать свои мрачные шутки коп. – И почему я не послал вас стоять в коридоре вместо вашего напарника? – Ты когда–нибудь видел такое? – удивлялась Паркер. – Никогда. – Подмигивает нам, будто все это – обычная шутка. Как ты думаешь, с какой целью ее здесь оставили? – Не будем опережать события и делать поспешные выводы, – призвал Уиллоус. В комнату уже входил медицинский эксперт Бейли Роуленд. Детективы называли его «Попейя» из–за пенсне, которое он надевал, когда работал. Попейя, кивнув Уиллоусу и Паркер, подошел к кровати. Уиллоус спросил у болтливого копа: – Вы умеете фиксировать время? Коп утвердительно кивнул. Уиллоус поручил ему сделать письменный отчет обо всех, кто приходил на место преступления. С указанием точного времени. Попейя достал термометр, который вставляется в прямую кишку, поднял манжету и посмотрел на часы. – Фотограф собирается сегодня сюда? – Ждем с минуты на минуту, – ответила Паркер. Работа медицинского эксперта состояла в том, чтобы установить возможную причину смерти, а если есть повреждения, то определить, когда они получены, до или после смерти. Он должен также определить приблизительное время смерти, что устанавливается по температуре, цвету, степени окоченения тела и другим признакам. Но медицинский эксперт не может приступить к работе, пока место преступления не будет тщательно описано и сфотографировано. Описать место преступления не составляло для Уиллоуса большого труда. Комната имела прямоугольную форму, примерно десять на двенадцать футов. В углу слева от двери находилась раковина с краном холодной воды. Из мебели – только кровать и старое, растрескавшееся бюро, обшитое фанерой «под дуб». Он сделал эскизный набросок этого бюро, а потом и кровати с трупом. Тело девушки было уложено очень аккуратно. Ее положение чем–то напоминало позу спящего ребенка. Уиллоус в своем блокноте зафиксировал и положение единственного в комнате окна. Особенность состояла в том, что из него нельзя было заглянуть в комнату снаружи. Попейя уже в сотый раз смотрел на часы, когда в комнату влетел Мэл Даттон. Поздоровался, извинился за задержку и улыбнулся Клер. Даттон был низенький и лысый. Он достиг такого возраста, когда обмен веществ замедляется и человек начинает набирать вес. По этой причине ему приходилось часто менять одежду, и в конце концов он оказался одетым слишком хорошо для копа. Сегодня на нем был жемчужно–серый костюм, ковбойские сапоги с серебряными носами и каблуками в четыре дюйма высотой. Благодаря таким каблукам его глаза находились на одном уровне с глазами Паркер. Даттон навел видоискатель. – Не можете ли чуть подвинуться, док? – Раздался характерный звук спускаемого затвора. Даттон легко передвигался по комнате, словно танцуя. – Можно, я отодвину занавеску? – попросил он разрешения у Паркер. – Оставь занавеску в покое, – не позволил ему Уиллоус. – Но со светом будет лучше, – недоумевал Даттон, – можно будет обойтись без вспышки. Можно сделать интересные снимки. – Может быть, позже, – пообещал Уиллоус. Даттон – холостяк. У него масса свободного времени, и его хобби – фотография. Уиллоус как–то побывал у него дома. Даттон из ванной комнаты сделал фотолабораторию, все свободные деньги использовал для приобретения фотоаппаратуры и выписывал чуть ли не все журналы по фотографии. Участвовал во всех конкурсах. Фотография – единственное, что его интересовало и о чем он мог говорить. Теперь Даттон перешел на «Полароид». Вальсируя по комнате, принимая странные позы, то сгибаясь, то разгибаясь, он израсходовал две упаковки пленок: цветную и черно–белую. Когда все снимки были готовы, он собрал их и пропустил сквозь пальцы, словно колоду карт. – Кончили? – Как вы считаете? – спросила Паркер. – А занавески, без них… – Может быть, в следующий раз… – Да, кстати, Мэл, мне потребуется пачка неиспользованной пленки для «Полароида», – сказал Уиллоус. – Зачем? – На мясистом лице Даттона промелькнуло смущение и подозрительность. – Официальная полицейская необходимость, – ответил Уиллоус, улыбаясь. Даттон неохотно дал пленку и направился к двери. – Я пришлю вам отснятую тридцатипятимиллиметровую пленку, как только она будет проявлена. – Чем скорее, тем лучше, – поторопил Уиллоус. – Могу я наконец начать работу? – спросил медэксперт Попейя. – Давайте все–таки подождем техническую группу. Я хочу, чтобы они кое–где сделали напыление, а вдруг где–нибудь на ее коже мы найдем отпечатки пальцев мистера Смита? – Так вот зачем вам нужна пленка? Уиллоус кивнул. Попейя взглянул на свои массивные золотые часы, которые, кроме всего прочего, показывали и фазы луны. Очень удобно, если хочешь стать оборотнем, а в обычной жизни – чтобы знать, когда удобнее сходить с ума. – Четверть второго, – провозгласил Попейя. – Неудивительно, что я проголодался. Здесь поблизости не найдется приличного ресторана? – Кафе «Ред Хок», – ответила Паркер. – Полквартала по этой же стороне улицы. У них большая неоновая вывеска, нависающая над тротуаром. Невозможно не найти. – Мне нужно всего полчаса, – сказал Попейя. – Если понадоблюсь раньше – дайте знать. Уиллоус кивнул. Он решил посмотреть под кроватью и опустился на четвереньки. И нашел шприц с поршнем в нижнем положении, пустую ампулу и стреляную гильзу, двадцать второго или двадцать пятого калибра. Он старался вспомнить, делал ли Даттон снимки под кроватью. Похоже, делал. Он отметил положение этих предметов на своей схеме, взял два мешочка для вещественных доказательств и положил в один из них шприц, а в другой – стреляную гильзу. Все–таки это двадцать второй калибр, а не двадцать пятый. Это ясно. Коп у дверей отметил в своем блокноте время прибытия техника – час двадцать семь минут. Его звали Тим Фишер, он был в грязноватой спортивной куртке, таких же брюках и в тяжелых желтых ботинках с резиновыми каблуками. – Ну, и что у вас, Джек? Уиллоус пожал плечами. – Не много. Шприц и стреляная гильза под кроватью. – Стреляла или застрелена, – объявил Фишер. – Мне это все равно, потому что она мертва. – В конце коридора общая ванная комната, – показал кивком головы Уиллоус. – Там, наверное, масса отпечатков, но вдруг… Фишер кивнул. Ему приходилось бывать здесь и раньше. – Она не снимала комнату, – пояснил Уиллоус. – В регистрационной книге отметился некто Смит. Она могла умереть где–то еще, а потом ее подкинули сюда. Попробуйте отыскать скрытые следы на теле. – Хорошо, – ответил Фишер. – Мэл Даттон дал мне пачку пленки для «Полароида», если понадобится, возьмите ее. Фишер отрицательно покачал головой. – У меня есть карточки Кромкота. Используйте эту пленку для себя, если надо кого–нибудь снять, жену, детей… Уиллоус бросил на Фишера недовольный взгляд, но тот не обратил на это внимания. Паркер невольно сделала шаг к Уиллоусу. Он строго посмотрел на нее. Она осталась на месте. Фишер поставил кейс на пол и открыл его. Карточки Кромкота напоминали обычную фотобумагу. Чтобы снять невидимые отпечатки с человеческого тела, карточку плотно прижимают к нему примерно на три секунды. Потом ее снимают и посыпают черным порошком. Получается зеркальный отпечаток, и его можно обработать в лаборатории. Фишер использовал четырнадцать карточек размером пять на семь дюймов. Он исследовал шею мертвой девушки, кожу за ушами и запястья рук. Поскольку существовало предположение, что тело волокли или несли откуда–то, он исследовал пятки и кожу на коленях. Поднял юбку. Трусиков не было. Он поставил карточки на бедра. Снял их, посыпал черным порошком и положил в специальный конверт. Закончив работу, он взглянул на Уиллоуса и пожал плечами. – Проверьте еще кровать и подоконник, – попросил Уиллоус. – Мы передадим ее медицинскому эксперту, и, когда снимем блузку, надо будет проверить еще кожу рук и вокруг грудей. – Как скажете, – ответил Фишер без энтузиазма. Скрытые отпечатки на живом теле сохраняются в течение примерно девяноста минут. А для трупа это время зависит от многих причин, прежде всего от атмосферных условий и состояния кожного покрова. Фишер только начинал пользоваться этими новыми карточками и поэтому, естественно, не очень доверял им. Но он делал свою работу и должен был выполнять требования Уиллоуса. Уиллоус приказал копу, стоящему у дверей, пойти в «Ред Хок» и вызвать медицинского эксперта. Нигде, ни на кровати, ни на подоконнике, ни на бюро, ни на выключателе и стене вокруг него, не было найдено скрытых отпечатков. Правда, на дверной ручке обнаружили отпечаток ладони и пальцев, в том числе большого. Уиллоус был уверен, что эти отпечатки ничего не дадут и наверняка принадлежат обитателю комнаты номер три–пятнадцать. Фишер вышел в коридор и направился в ванную комнату. Покрыв порошком дверь и дверную ручку, он увидел там массу отпечатков в несколько слоев. Здесь были только раковина и унитаз и ничего больше. Фишер покрыл порошком внутреннюю сторону двери, выключатель и стену вокруг него. Потом перешел к раковине и, надев резиновые перчатки, исследовал потрескавшуюся пластиковую крышку унитаза, водяной бачок и ручку для спуска воды. Когда он закончил, у него оказалось более сотни отпечатков, из которых полезными могли быть не более двадцати. Из–за того, что всегда существовала опасность испортить отпечаток при попытке обработать его, он сделал несколько снимков при помощи «Полароида» с постоянным фокусом. Он уже заканчивал съемку, когда появился Уиллоус. – Давайте завершим проверку с карточками Кромкота. – А что, медэксперт уже все сделал? Уиллоус не видел особой необходимости сообщать Фишеру, что полисмен, которого он послал в кафе «Ред Хок», нашел Попейю скорчившимся на полу, в слезах и рвоте, с признаками острого пищевого отравления. И что теперь ему в больнице Святого Павла промывают желудок. Резервный медицинский эксперт уже выехал, но едва ли появится раньше, чем через час. Пока он доберется сюда, скрытые следы на плечах и груди могут исчезнуть. Это был длинный день. И многое надо было еще сделать, прежде чем он кончится.Глава 16
Фрэнк был на полпути к столику, когда в зале возник официант. – Что есть выпить? – «Миллер Лайт»… «Лаббатс»… – Официант наморщил лоб, вспоминая. – Мы получили еще это, как его… – Принесешь мне «Лаббатс». Пинту. А какая в баре водка? – «Дабл Краун». – Принеси «Сигрэмс». – Хорошо, «Сигрэмс». Фрэнк улыбнулся и отпустил официанта. Тот был в принятой здесь униформе: большой белой шляпе, черных брюках и белой рубашке. На ней появились темные пятна в том месте, где ее схватил Фрэнк. Смена началась всего десять минут назад, но когда официант подошел к бару, он выглядел усталым, словно проделал длинный путь. – Боже, – ухмыльнулся Пэт Нэш. – Как ты его! – А что? – Ты видел его лицо? Будто он сел на один из кактусов Гэри. Фрэнк безразлично пожал плечами. По своему жизненному опыту он знал, что иногда бывает совсем не лишне припугнуть человека. Он посмотрел через стол на Нэша, который пил пиво из бутылки с длинным горлом. Это внушило Фрэнку некоторое беспокойство, ведь пивная бутылка в руках Нэша куда более грозное и удобное оружие, чем стакан. Задумал что–то этот Нэш или просто осторожничает? Ведь Оскара Пила убил он, Фрэнк, а тот был дальним родственником Нэша. Он наклонился над столом, вперил взгляд в Нэша и спросил: – Что ты думаешь о покойном Оскаре? Нэш, не колеблясь, ответил: – Он был подонок. Сказать правду, Трейси без него будет лучше, чем с ним. Подошел официант с большим стаканом водки и пинтой пива, его десятигаллонная шляпа заслонила весь стол. Фрэнк отпил на дюйм пива, потом вылил туда водку и проглотил все разом, облизав губы и помахав рукой над столом. – Принеси нам все это еще раз да прихвати полдюжины яиц и подсоленных крендельков. Официант показал пальцем через плечо в глубину зала. – Крендельки там, в автомате, где столы для пула. Нужна мелочь? – Нет, – ответил Фрэнк. – Сам принесешь. Фрэнк выждал, когда официант повернулся спиной, и показал Нэшу свое новое оружие. Это был опытный образец «магнума» «Орел пустыни» 44–го калибра – полуавтомата со стволом длиной четырнадцать дюймов. Почти два фута длины вместе с самодельным глушителем, который он покрасил в черный цвет. Приделать к ней колеса – так эта проклятая штука будет такая же большая, как танк. Фрэнк полагал, что этот глушитель выдержит не более пяти или десяти выстрелов. Он опустил оружие под стол и, держа его между расставленными ногами, упер ствол во внутреннюю часть бедра Нэша. Глаза Нэша едва не вылезли из орбит, а Фрэнк спокойно сказал: – Гэри разочаровался в тебе, Пэт. Он выждет время и уберет тебя. Нэшу захотелось поглядеть, не смотрит ли кто–нибудь на них. Но он боялся отвести глаза от Фрэнка, думая, что тот в любой момент может нажать на спусковой крючок, выпустит в него обойму, а потом спокойно выпьет пива и только после этого удалится. – Хочешь знать, что сказал Гэри, дословно? – ухмыльнулся Фрэнк. – «Успокой этого подонка». Понимай как знаешь, правда? Нэш глотнул пива и с грохотом поставил бутылку на стол. Нет, он просто так не сдастся. – Уничтожить меня, да? – Убить. – А ты уверен, Фрэнк? А может, ты его неправильно понял? А если он просто был в плохом настроении? Или рот у него был забит крекерами и теплым молоком, а ты его не расслышал? Фрэнк откинул голову и уставился в потолок. Его зубы были похожи на куски рафинада, они были ненатурально белыми и квадратными. – Ну, и что ты собираешься делать? – спросил Нэш. Он снова поднес бутылку к губам, и Фрэнк напрягся, но тот только отхлебнул пива. Фрэнк нажал под столом на оружие, все глубже втыкая конец глушителя в мягкое бедро Нэша. – Я в точности выполню то, что мне прикажут, несмотря на то, что думаю иначе. На этот раз я сделаю это. Пэт Нэш откинулся на спинку стула и ждал. Он не был до конца уверен, но все–таки ему казалось, что Фрэнк с ним шутит. Подбежал официант и принес еще пива, яиц и крендельков. Нэш посмотрел на его ноги: этот недотепа носил шпоры, большие, как колпаки от колес «понтиака», в котором они убили Оскара. Боже, куда подевались старые добрые времена, когда в бар ходили, чтобы напиться! Официант поставил выпивку, яйца и крендельки Фрэнку, а уж потом – пиво Нэшу. Фрэнк кинул ему двадцатку и знаком показал, что сдачи не надо. Сорит деньгами, подумал Нэш. – А вообще–то, – продолжал Фрэнк, – мне понравилось, как ты себя вел в ту ночь, когда мы кончали Оскара. И я подумал: зачем губить талант? С другой стороны, Гэри любит добиваться своего. Я как–то наблюдал, как он целых три часа ждал женщину под проливным дождем на стоянке, где супермаркет. Он дождался ее и последовал за ней, когда она поехала домой. Она была на страшно дорогой машине. Совершенно новый «БМВ–325». Гэри вылил на эту машину пять галлонов дизельного топлива и поджег моей зажигалкой «зиппо», которую я, кстати, так и не получил назад. – Фрэнк отправлял яйца в рот целиком, делал два жевательных движения и глотал. – У меня эта зажигалка была восемь лет. Достал ее в Новом Орлеане. Она была так стара, что у нее стерся весь хром покрытия. Знаешь, как трудно не потерять «зиппо»? Вечно с этими зажигалками что–то происходит. Они исчезают, и все тут. Фрэнк съел еще одно яйцо. Нэш изучал пузырьки, поднимающиеся в его пиве. – Гэри сжег этот «БМВ» дотла. Потом пришел домой, до трех ночи смотрел телевидение, а затем позвонил ей. Сказал, что если она еще раз выкинет что–либо подобное, он прокрадется в ее дом, впрыснет стрихнин в каждый кусок мяса в холодильнике и отравит всю ее семью. Сметет их всех с лица земли. И собаку тоже, если она у нее есть. И знаешь что? Он не бросает слов на ветер, дурачок. Нэш потянулся через стол, взял запечатанный пакет с крендельками и вскрыл его. – А зачем ты мне все это говоришь? – В отеле «Вэнс» стреляли в одного типа, Ренделла Демойна. Знал такого? – Думаю, что нет, – ответил Нэш. – Тот, кто стрелял, говорил, что нашел двадцать кило героина и хотел за него наличные. Ренди захотел получить все, но ему забили это в задницу. Он проговорился Гэри, и тот хочет подстроить встречу, забрать свой товар и оторвать тому наглецу голову. – Ты хочешь, чтобы я стрелял? – спросил Нэш и покопался в пакете с крендельками, чтобы скрыть облегчение. – Совершенно верно, только когда будешь делать это, уберешь заодно и Гэри. – Фрэнк сделал паузу, чтобы дать Нэшу время осмыслить сказанное. – Тогда мы с тобой все поделим. Мне восемьдесят процентов, а тебе – двадцать. Ну как? Нэш кивнул, а сам думал, как бы ему захватить все. Можно выкинуть такую штуку: убрав Гэри, тут же прикончить Фрэнка, который совсем не похож на человека, способного с кем–то делиться. Ну, ладно. Его стиль состоит в том, чтобы делать каждый раз только один шаг, медленно и осторожно. Нэш взял еще кренделек. Фрэнк улыбнулся. Нэш жевал, глотал, улыбался в ответ. Фрэнк протянул руку, схватил третье яйцо и тоже засунул целиком в рот. Его щеки раздулись. Он выпил пива, проглотил. Рыгнул. Взял еще яйцо и широко повел рукой над столом. – Давай не стесняйся. – Спасибо за все, Фрэнк! – Нэш наблюдал, как работали челюсти Фрэнка. Глоток. Еще полный рот пива. Пятое яйцо. Нэш попивал свое пиво и старался, чтобы его лицо ничего не выражало. Но это было страшная картина, просто жутко было смотреть, как Фрэнк обжирается. Будто приговоренный к смерти уничтожает свой последний в этом мире обед. Глядя, как Фрэнк рвет и пережевывает пищу своими искусственными зубами, Нэш думал, что сумеет опередить его и вытрясти из него душу, пусть только Фрэнк уберет наставленное на него оружие.Глава 17
Был отлив, и вода, подгоняемая бризом с берега, стремительно уходила. Уиллоус стоял спиной к ветру с засунутыми в карманы руками. Паркер и сержант из морского отряда полиции Кэртис стояли в двадцати футах от него. Уиллоус слышал, как сержант убеждал Паркер не ехать с ними. – Вы что, никогда не видели утопленника, да? – Пока нет, – ответила Паркер. У Кэртиса были густые черные, зачесанные назад волосы и ухоженные усы цвета соли с перцем. Его темные глаза излучали спокойствие. – Это не очень приятное зрелище, юная леди. Паркер была выше его по званию и тщательно подбирала слова: – Это моя работа, и я хотела бы сама разобраться. Меня специально учили, сержант. Поэтому не будем этого обсуждать. Кэртис посмотрел на Уиллоуса, который упорно их не замечал. – Ваш начальник не протестует. Тело нашли в Фолс–Крик на Гренвилл–Айленде. На этом острове раньше была промышленная зона, а теперь там располагались вперемешку парки, рестораны, дорогие магазины и театры. Тело, застрявшее в сваях, обнаружил мужчина, ловивший крабов. Он нашел в себе силы вызвать полицию. Вот Уиллоус, Паркер и Кэртис и ожидали на базе морской полиции катера, который должен был отвезти их туда. Паркер подошла к Уиллоусу. Ветер развевал ее волосы. – Этот сержант так настойчив… Уиллоус улыбнулся. – Он и мне говорил нечто подобное, когда мы впервые встретились. – И называл тебя юной леди? – Молодым человеком! И я тогда был именно таким, хочешь верь, хочешь нет. – Уиллоус поднял воротник куртки. – Кэртис здесь служит давно, Клер. Я тоже дал бы тебе такой совет, как он, и тебе следовало бы его принять. Они услышали низкий звук двигателя, а потом появился катер, идущий со скоростью пять узлов, чтобы не поднимать волну. Паркер даже отодвинулась от края, когда констебль, стоящий у штурвала, лихо развернул катер в дюйме от причала. – Хороший катер, правда? – сказал Кэртис. – Два двигателя по четыреста сорок лошадиных сил, максимальная скорость около тридцати пяти узлов. Но сегодня она не понадобится. Кэртис взошел на борт первым и предложил Паркер руку. Но она сделала вид, что не заметила этого. Кэртис подмигнул Уиллоусу. В экипаже катера было двое констеблей, оба в темно–синих нейлоновых куртках, форменных брюках и бейсбольных кепи. На рукавах эмблемы с изображением морского конька. Констеблей звали Холлис и Лейтон. – Отходим, – скомандовал Кэртис. – Двадцать минут одиннадцатого. – Внизу вам будет удобнее, – предложил Лейтон. Они прошли мимо королевского яхт–клуба и островов, где раньше были кладбища индейцев, а теперь располагались морские учреждения. Кэртис раздал бумажные пакетики, в которых были затычки для ушей. Их используют, когда обороты превышают две сотни в минуту. Таковы правила. Катер, взревев, рванулся в море. Затычки для ушей были из мягкого пористого материала. Кэртис размял массу руками, придав ей форму шарика, вставил в уши. Паркер повторила точь–в–точь то, что сделал Кэртис. Уиллоус смотрел на грузовое судно, шедшее из Владивостока. На молу черные бакланы чистили перья. Пролетела стая большеголовых уток, которых здесь называли «убийцами китов». По правому борту на высоте не более ста футов пролетел гидросамолет с ярко–желтыми крыльями. Он пошел на посадку в южной части гавани, где находился терминал. Кастер обогнул мыс с бронзовой статуей Гарри Джерома и пушкой, при помощи которой раньше подавали рыбакам в Английском заливе сигнал об окончании дня. Однажды какой–то шутник зарядил ее булыжником размером с шар для боулинга, и этот камень пробил дыру в плавучей заправочной станции компании «Шелл». – Какая у нас скорость? – спросил Уиллоус у Лейтона. Ему приходилось кричать из–за этих ушных затычек. – Около двадцати пяти узлов. Мы можем идти быстрее, но на коротких отрезках. Слишком большая нагрузка на двигатели. Слева остался Броктон–Пойнт, излюбленное место парковки нежных парочек. Дорожка вдоль набережной была заполнена велосипедистами, бегунами и просто гуляющими людьми. Поверхность воды блистала под солнцем. Теперь ветер дул прямо в лицо. Прошли под мостом Лайонс–Бридж, автомобили, грузовики и автобусы на нем снизу казались не более игрушечных. Радиосвязь с берегом поддерживалась при помощи рации и полицейской системы связи «Моторола», работающей в специальном диапазоне частот. Уиллоус отметил также, что на катере есть кроме этого также мобильная радиодиспетчерская система, передающая информацию на небольшой телевизионный экран. Эти данные не могли перехватить радио–и телерепортеры, хотя Уиллоус знал, что телеоператоры были уже на месте. И если там картина будет достаточно отвратительная, то она появится уже в шестичасовых новостях. За Спениш–Бенкс было видно множество парусов. Сержант поднял бинокль и прокомментировал: – Яхтсмены из разных клубов. Ходят по восьмерке. Паркер думала о стройных красивых яхтах, бороздивших поверхность воды. И не могла не думать о теле, найденном там, внизу. Над кленами Вениер–парк поднялась стая ворон. Обороты двигателя были сбавлены, и нос катера немного опустился. Кэртис вынул заглушки из ушей. Стал слышен гул уличного движения. Паркер вышла на палубу. Мимо прошел морской буксир. Моряк с него помахал рукой, но никто ему не ответил. Волна от буксира заставила покачнуться катер, и Уиллоус был вынужден схватиться за спинку кресла Кэртиса. Холлис развернул катер к пристани, которую использовали главным образом маленькие паромы с электрическими двигателями, которые делали прогулочные рейсы. Констебль Лейтон вышел на палубу для швартовки. – Поможете мне с носилками? – спросил Кэртис. Уиллоус прошел с ним на нос катера. Носилки были около шести футов длиной. Собственно, это была проволочная сетка на раме из полудюймовых труб и на ней настил со специальными планками, чтобы ноги трупа лежали раскинутыми. – Чувствуете запах? Уиллоус втянул носом воздух. – Последний утопленник был у нас месяца два назад, поэтому, думаю, запах выветрился. Но, поверьте, это самая страшная вонь на свете. Проникает в волосы и одежду. Все хорошо, пока мы не вытащим его из воды. – Кэртис откинул крышку белого ящика и достал пару хирургических масок. – Вы справитесь с носилками, Джек? – Разумеется. Уиллоус перегнулся через фибергласовый борт и ощутил медленное движение катера и прохладу воды. Сержант надел хирургические перчатки, а сверху натянул еще одни из толстой черной резины. Перчатки и маски были необходимы в целях предосторожности: мало ли чем болел тот, кого нашли в воде… Да кроме того, всегда существовала угроза СПИДа. Они пришвартовали корму катера к западной оконечности пристани, а нос – к одной из свай. Их уже ждала машина для доставки трупов, патрульный автомобиль и двое полицейских в форме, чтобы удерживать толпу на расстоянии. Мужчина, который нашел труп, тоже был здесь, чтобы указать им место. Кэртис спросил у этого мужчины его имя, адрес и номер телефона, дал ему свою карточку и показал, где ему надо находиться. Пусть этот ловец крабов увидит то, что они сейчас достанут из воды, надо думать уже о предстоящем судебном процессе. Уиллоус смотрел на воду. Он беспокоился о Паркер, которая стояла рядом, опершись на перила. – Ну, что там? – спросил Кэртис у Лейтона. – Ой, сержант, хотите, чтобы я достал это? – Да, но только целиком. Лейтон опустил в воду алюминиевый шест с острым концом, используя сваи как опору для него. Он пытался отодвинуть тело от свай, но течение прибивало его обратно. Уиллоус мог разглядеть в воде только неясный силуэт. Лейтон перехватил руками алюминиевый шест, сделал еще попытку, и шест изогнулся дугой. – Плащ за что–то зацепился, – досадовал Лейтон, орудуя шестом. Паркер услышала скрип резины: Холлис надевал хирургические перчатки. – Зацепил! – В голосе Лейтона зазвучала нотка триумфа, будто он поймал необыкновенно большую рыбу. Тело медленно поднималось. Уиллоус держал носилки. – Переверни его! Утопленник был в джинсах и ярко–желтом плаще. Лейтон и Холлис подвели сетку. Горло утопленника казалось разорванным, но Уиллоус знал, что эти ткани разлагаются в первую очередь, поэтому ничего определенного сейчас сказать нельзя. Позади с шумом захлопнулась дверь в рубку. Уиллоус поискал глазами Паркер, но не увидел ее. Кэртис начал фотографировать. И Уиллоус вспомнил его слова: тело воняло так, как не пахнет ничто на земле. Когда труп поместили на носилки, Уиллоус увидел, что его рот был заклеен липкой лентой, которая в воде потеряла клейкость и немного отстала. Он посмотрел вдаль. До места, где был найден залитый кровью «понтиак» и следы на гравии, ведущие к воде, отсюда было примерно с четверть мили. Он прикидывал, как скоро он может оказаться в офисе и написать рапорт. Теперь у Голдстайна есть и волосы и кровь. А может быть, и пуля двадцать пятого калибра сидит где–то в этом теле. Вот бы сопоставить ее с найденной стреляной гильзой… Паркер снова вышла на палубу. Она посмотрела на тело, а потом вдаль на то самое место, где стоял «понтиак». – Думаешь, есть какая–то связь? – Было бы неплохо, – ответил Уиллоус. Кэртис и Лейтон – оба в перчатках и масках – склонились к сетке и развернули желтый из прорезиненного брезента мешок для трупов. Кэртис задержал дыхание и схватил тело ниже подмышек. Что–то беспокоило Паркер, но она никак не могла понять, что именно. Она подняла взгляд наверх, к непрерывному потоку движения машин, шум которого казался ей погребальным. – Ты в порядке? Паркер кивнула, хотя не слишком уверенно. Воздух был чист и прозрачен, ярко голубело безоблачное небо. Так вот что ее беспокоило!… Погода выдалась не такая. В такой день непременно должен идти дождь.Глава 18
Городской морг помещался на Кордова–стрит. Это было красивое здание с фасадом из оранжевого кирпича и правильными рядами арочных окон. Главный вход, которым пользовались живые, был окрашен в красный цвет. Паркер толкнула дверь и отошла в сторону, пропуская Уиллоуса. – Благодарю, – сказал он. – Не стоит благодарности. Они поднялись на третий этаж и прошли по длинному, широкому и ярко освещенному коридору. Теперь дверь открыл уже Уиллоус. Они вошли в операционную, где вдоль стен, от пола до потолка, тянулись охлаждаемые стеллажи из нержавеющей стали. Посередине зала, под светильниками из специального стекла, стояли два оцинкованных стола, каждый длиной в семь футов и шириной в тридцать шесть дюймов. На ближайшем столе уже кто–то лежал. Уиллоус подошел и приподнял простыню. Это была девушка с яркими голубыми глазами и выбритым участком черепа. Патологоанатом Брамс, коротенький, темноволосый, повернулся от раковины, где мыл руки. – Вы себе представить не можете, что произошло с этой девушкой. – Тогда не стоит и говорить об этом, – сказала Паркер. Уиллоус снова закрыл тело и обвел взором стеллажи из нержавеющей стали. – А где мой утопленник? Брамс взял с полки стеллажа несколько бумажных полотенец. – Мы сделали предварительный анализ. Кончили часа два назад. – Он вытер руки и бросил полотенца в корзину под раковиной. – Заключение будет у вас на столе завтра утром. А сейчас хотите узнать главное? – Да, пожалуйста. Уиллоус достал блокнот, раскрыл чистую страницу, попытался записать дату и обнаружил, что в ручке кончились чернила. Паркер порылась в сумочке и дала ему шариковую ручку. Брамс откашлялся. – В жертву стреляли четыре раза, минимум из двух типов оружия. Он был ранен в бедро, в заднюю часть и дважды в голову. Оба выстрела в голову сделаны в левый висок и вышли у правого уха. Пуля от выстрела, направленного в зад, прошла под острым углом в бедро и застряла в коленном суставе. Эта пуля и та, что попала в бедро, извлечены и отправлены в лабораторию. Пуля из бедра – малого калибра. А та, что я извлек из коленного сустава, от пистолета сорок пятого калибра, может быть «магнум». – Он попал в воду мертвым? – Бесспорно. Чтобы убить человека, хватило бы и одного из этих двух ранений. – В каком состоянии пули? – Та, что попала в бедро, в отличном. Вторая сильно деформировалась, но мне кажется, вы сами можете разобраться. А оружие отыскали? – Пока нет, – ответил Уиллоус. – Это тот случай со стрельбой, что произошел в прошлый уик–энд под мостом Гренвилл? Уиллоус кивнул. – Нашли что–нибудь в машине? – Дырку от пули в крыше. – Волосы заметно обожжены. Отмечен иссушающий эффект. И еще мы фиксируем точечный эффект. – Брамс взглянул на Паркер, неуверенный, что она понимает, о чем идет речь. – Точечный или пунктирный эффект возникает, когда стреляют в упор и на коже жертвы остаются следы пороха и металлических частиц. Уиллоус перестал писать и оторвал взгляд от блокнота. – Что еще? – Тело в хорошем состоянии. На глубине пяти или шести футов температура воды практически не меняется, она достаточно холодная. – Алкоголь? – Процент алкоголя в крови ноль пять, то есть он выпил немного, но был трезв. – Отпечатки пальцев? Брамс пожал плечами. – Левая рука в плохом состоянии. Кто–то из морских обитателей отъел от нее немного. Правая рука лучше, большая часть кожи сохранилась, хотя поверхность покрыта морщинами. – Он улыбнулся. – Если бы вы провели пару дней, отмокая в ванной, вы поняли бы, о чем я говорю. – Такая у меня работа, ничем нельзя пренебрегать. Брамс сказал: – Чтобы получить отпечатки, мы иногда делаем так: перевязываем основание большого или другого пальца и впрыскиваем шприцем воду. Как бы наполняем его. Приходилось видеть такое? Уиллоус отрицательно покачал головой. – Тут уже были ваши люди. Они брали отпечатки. Сандерс и Мэл Даттон. Этот установил светильники и снял пару кассет. – А когда это было? – Час назад или даже меньше, – сказал Брамс. – И еще одно: нёбо и язык искалечены, будто он жевал что–то металлическое или его били. – Нашли причину? Брамс покачал головой. – Рот был заклеен лентой, но в воде она ослабла. На обратном пути Паркер сделала глубокий вдох. Смесь выхлопных газов и пыли казалась озоном по сравнению с холодным и сырым воздухом морга. Даттон в офисе оставил записку. У них с Сандерсом возникли затруднения, и они взяли снимки, чтобы обработать их на более совершенном оборудовании в объединенной лаборатории на Седьмой Западной улице. Уиллоус позвонил туда. Сандерс был и уже ушел. Он попробовал дозвониться Мэлу Даттону. Неудачно. В комнату вошли Эдди Оруэлл и Ферли Спирс, который держал платок у носа. Оруэлл пил диетическую пепси. Спирс чихнул и высморкался. Оруэлл увидел Паркер и тут же подсел к ней на стол. – Я слышал, вы нашли жертву той стрельбы у моста Гренвилл? Паркер подняла трубку телефона и стала набирать номер. Ферли Спирс снова чихнул. Оруэлл отпил пепси и показал большим пальцем на Спирса. – Парень ждет, когда станет заразным, тогда он вернется на работу. Паркер посмотрела на Оруэлла так, будто он был чем–то неприятным, что она обнаружила плавающим в своем стакане. Он смял пустую банку из–под пепси и направился к своему столу в дальнем конце комнаты. Спирс сказал ему что–то. Он с опаской посмотрел на Уиллоуса, как бы опасаясь, что тот может услышать. Через несколько минут Оруэлл и Спирс снова подошли к Паркер. – Что, Эдди? – Мэл сказал, что из тела жертвы извлечены две пули и одна из них сорок пятого калибра. Там, в комнате для допросов, сидит какой–то бухгалтер. Его задержали двадцать минут назад. Был звонок из ресторана «Уайт–Спот», что на Джорджии. Этот тип открыл свой кейс, а официантка заметила там оружие. – Джек, – позвала Паркер. Уиллоус поднял голову, оторвав взгляд от бумаг на столе. – Тут задержали человека, у него кольт сорок пятого калибра из нержавеющей стали, – сказал Оруэлл. – Дело в том, что он утверждает, будто нашел оружие в мусорном баке возле ночного клуба на улице Ричарде. – Когда? – Поздно вечером в прошлую субботу, – ответил Оруэлл. – Думаю, здесь может быть связь с вашим делом. Будешь с ним говорить? – Где кольт? – В лаборатории. – Отлично, Эдди. На столе Уиллоуса зазвонил телефон. Это был Мэл Даттон. Он сказал, что утопленник идентифицирован. Его имя Оскар Пил. Есть адрес. – Бог благословит тебя! – сказал Уиллоус. – Пошли, – обратился он к Паркер. – А что делать с бухгалтером? – Не отпускай его пока, Эдди. Оруэлл подождал, пока детективы выйдут, потом сказал: – Выходит, мы будем держать здесь этого человека? – Может быть, мы должны объяснить ему, в чем дело, – сказал Спирс и чихнул несколько раз с небольшими промежутками. – А может быть, Уиллоус просто пошутил? – Да что тут смешного. – Оруэлл поморщился. – Да все, – ответил Спирс, которому казалось, что теперь ему будут отпущены все грехи.Глава 19
Главное отделение городской публичной библиотеки располагалось на углу улиц Робсон и Баррард, в деловой части города. Это было пятиэтажное здание из бетонных панелей с широкими стеклами из чуть зеленоватого стекла. Патерсон знал, что ему было нужно найти, но вовсе не представлял, как он это сделает. Пройдя мимо невооруженного охранника в аккуратной серой униформе, открыл дверь и подошел к стойке с надписью «Информация». Полная блондинка с вьющимися волосами, внимательно выслушав его, направила в социологический отдел. Специалистом по социологии оказался высокий худощавый мужчина лет тридцати пяти в очках с тонкой золотой оправой, одетый в рубашку желто–лимонного цвета, тщательно выглаженные коричневые брюки, в коричневом же галстуке с изображением золотых лошадей. – У вас найдутся подборки материалов по наркотикам? Библиотекарь утвердительно кивнул, и прядь волос упала ему на лоб. Казалось, он вовсе не удивился подобной просьбе. – Есть что–нибудь о героине? – Есть. Но вы должны предъявить библиотечный билет или два каких–нибудь других документа. У Патерсона не было библиотечного билета, и он достал водительские права и карточку «Виза». Библиотекарь скрылся за металлическими стеллажами и вскоре появился с желто–коричневой папкой в руках, на которой было написано крупными буквами: «Для справок, отдела социологии ВПБ. Из отдела не выносить» . Патерсон взял папку и сел за стол рядом. В папке были подобраны вырезки из газет размером от половины газетной полосы и даже больше до мелких заметок. На каждой вырезке стоял красный штамп, где были указаны источник и дата. Патерсон заметил, что все вырезки были свежими. Наверное, более старые хранились в других папках. Если будет нужно, он обратится к библиотекарю и попытается выжать из него все, что ему надо. Он придвинул кресло к столу и приступил к работе. Прошло более часа, прежде чем он нашел то, что искал. В заметке из газеты «Ванкувер сан» говорилось, что окружной суд признал невиновным человека по имени Гэри Силк, которого обвиняли в перевозке наркотиков. Наркотиком был героин, а количество достаточно большое, более двух килограммов. Силка судили второй раз и тоже оправдали. Здесь же была его фотография на ступенях здания суда в окружении адвокатов. Он улыбался в объектив, как будто ему было безразлично, получит он пятнадцать лет, которые ему грозили, или нет. В конце заметки было сказано, что он живет в районе Пойнт–Грей в доме стоимостью миллион долларов на Драммонд–Драйв. Патерсон просмотрел другие вырезки. И нашел еще с полдюжины заметок о Гэри Силке, но все они касались событий его жизни еще до этого суда. Патерсон выписал в блокнот имя Силка и его адрес. Потом, улучив момент, сунул вырезку с фотографией в нагрудный карман рубашки. Положив папку на стойку, Патерсон забрал свое водительское удостоверение и вышел на улицу к телефонам–автоматам. В телефонной книге имя Гэри Силка ни по одному из адресов не упоминалось. Он опустил четверть доллара и пытался получить информацию в справочной. Не повезло. Он возвратился к дежурной в библиотеке, и та посоветовала ему посмотреть городской справочник, где все адреса и улицы расположены в алфавитном порядке как для восточной, так и для западной части города. Патерсон отыскал Драммонд–Драйв. И там не нашел нужной фамилии, хотя по этой улице было указано девять номеров телефона, а против них стояло «свободен» или «нет данных». Он выписал эти номера и еще раз проверил их, чтобы не было ошибки. Что же дальше? Он окунулся в уличную суету квартала Робсон, часто называемого Робсонштрассе, потому что в этнической смеси здесь преобладали выходцы из Германии. Раньше улица была красивой и приветливой и служила излюбленным местом для прогулок. Но потом нахлынули предприниматели, рента удвоилась и утроилась, построили много новых домов. Магазины, ранее торговавшие баварскими колбасами, перешли к новым владельцам и теперь заполнились итальянскими кожаными изделиями. Улица приходила в упадок. Наступало время ленча, и на тротуарах возникла суета. Раньше Патерсон никогда не чувствовал здесь себя посторонним, а теперь у него возникло именно такое ощущение. Он увидел передвижной деревянный лоток с горячими сосисками. Колеса были непропорционально большие, отчего продавец напоминал рикшу. Патерсон попросил сосиски и кофе. – Сливки и сахар? – Только сливки. – Два доллара двадцать пять центов. Он дал пятерку и, не считая, сунул сдачу в карман. Покончив с едой, он слизал остатки горчицы с пальцев. Он поехал в Сити–Холл. Шаги Патерсона гулко отдавались на каменном полу центрального фойе. Он явился в час ленча, и за стендом никого не было. У телефона с кнопочным набором лежала записка: «За информацией, пожалуйста, обращайтесь к городскому клерку, третий этаж, или по телефону 7276». Патерсон поднял трубку, набрал указанный номер и объяснил свою проблему женщине, взявшей трубку. Она посоветовала ему обратиться в Налоговый департамент. Когда он спросил, как туда пройти, женщина сказала, чтобы он обернулся. – Видите табличку с надписью? – Благодарю вас. Дверь Налогового департамента была в конце фойе, не далее чем в тридцати футах от него. Департамент занимал большую комнату. Патерсон задержался в дверях, пытаясь понять, к кому обратиться, а затем направился к ближайшему из двух окошек. За окном сидела женщина. Когда он подошел, женщина подняла голову и улыбнулась. – Чем могу быть вам полезна? Патерсон в общих чертах объяснил, что он хотел бы узнать. Женщина указала в другой конец комнаты тонким золотым карандашиком. – Видите нашу сотрудницу в белом платье? Патерсон кивнул. – Это миссис Норквист. Она может помочь вам. – Благодарю вас. У миссис Норквист были большие красивые очки с красноватыми линзами и зеленые пластиковые серьги в виде бумеранга. Вскоре выяснилось, что его просьба не была такой уж необычной. Она провела его к столу, стоящему посередине комнаты. На столе лежали две большие книги с перечнем улиц и адресами. – Инструкция на обороте обложки. Патерсон отодвинул стул. – Я хочу найти Драммонд–Драйв. – Следуйте инструкции и не ошибетесь. – Она ободряюще улыбнулась, блестя стеклами очков. Патерсон отыскал в перечне улиц Драммонд–Драйв. Там значилось тридцать шесть адресов, каждому из которых соответствовал одиннадцатизначный координационныйномер. Он выбрал из них те девять адресов, которые выписал из городского справочника. Каждый адрес имел свой одиннадцатизначный координационный номер. По этому номеру можно было отыскать микрофильм с необходимыми данными. Патерсон подошел к прибору для чтения микрофильмов и начал их просматривать в том порядке, в котором выписал адреса. Первое владение принадлежало человеку по имени Джейсон Уильяме и оценивалось для взимания налогов в один миллион сорок тысяч долларов. Похоже, Гэри Силк живет в приличном окружении, подумал он. Патерсон перешел к следующему номеру. Это было владение за номером 4644 по Драммонд–Драйв, принадлежащее Генриетте Портер и оцениваемое немногим более полумиллиона. Патерсон прошел уже восемь адресов, а имени Гэри Силка все еще не попадалось. Девятое и последнее владение, 1715 по Драммонд–Драйв, принадлежало компании «Мади инвестмент корпорейшн», 4411–1900 Вест–Хастингс. Над адресом на микрофильме стояла пометка «Bulk mail» [3]. Патерсон обратился к миссис Норквист, и та объяснила: пометка означает, что компания платит налоги с пяти или шести владений в городе и вся документация, связанная с налогами, должна адресоваться на Хастингс–стрит. Он вернулся к прибору для чтения микрофильмов и выключил его. На память пришел эпизод из детства. Родители каждое лето посылали его на пару недель на Ванкувер–Айленд, где в коттедже на берегу жила его тетушка Нелл. В отлив они ходили на отмели и короткими лопатами выкапывали моллюсков. Тетушка Нелл любила говорить, что на обед ему достанется то, что останется в корзинке после того, как он высыплет оттуда весь песок… Гэри Силк жил на Драммонд–Драйв, но это нигде не было зафиксировано. Получалось, что компания «Мади инвестмент корпорейшн» и была прикрытием Гэри Силка. В фойе было несколько телефонов–автоматов. Патерсон вошел в одну из кабин и пролистал телефонную книгу. Никаких упоминаний о «Мади инвестмент». На желтых страницах книги было много названий фирм. Ничего похожего. Он опустил в телефон монету в двадцать пять центов, набрал номер справочной службы, дал оператору полное название компании и ее адрес и попросил самые последние данные. Информация уже не была неожиданной для него. Не приходилось сомневаться, что это фальшивая компания, не имеющая ничего, кроме бланка. А на Хастингс–стрит скорее всего находится адвокатская контора. Тупик. Мало иметь собственную компанию, надо еще знать правила игры. Патерсон вернулся в офис Налогового департамента, отыскал миссис Норквист, сказал ей, что она очень помогла ему, и попросил визитную карточку на случай, если ему и впредь что–нибудь понадобится. Она была польщена. Карточка была белой, с четким текстом, выполненным красивыми черными буквами: «П. Норквист. Налоговый департамент. Ванкувер» . П. Норквист. Отлично. Поблагодарив ее еще раз за помощь, он спрятал карточку в карман. На улице было тихо и тепло, над городом плыли перистые облака. Он поспешил вниз по гранитным ступеням к своему «порше». Когда отпирал машину, на часах городской ратуши было двенадцать сорок семь. Он поехал в город и по пути сделал короткую остановку у писчебумажного магазина, где купил черный блокнот и недорогой кейс с кодовым замком. В пять минут третьего он открывал дверь красного дерева адвокатской конторы «Морган, Кестлер и Брук» по Вест–Хастингс–стрит, 1900. Офис оказался меньше, чем можно было ожидать по солидной двери. Здесь стояли два кожаных кресла для ожидающих клиентов, кофейный столик со стопкой старых журналов и пепельницей, которую давно следовало бы почистить, и стол секретаря без самого секретаря. Около пишущей машинки лежала стопка глянцевых карточек с черным текстом. Действуя интуитивно, Патерсон взял несколько штук и положил в карман. Патерсон провел пальцем по клавиатуре машинки. Пыль на клавишах превратилась в грязь, и он понял, что вспотел. – Чем могу быть полезен? – Вы Морган, Кестлер или Брук? – Я Энтони Морган. Патерсон открыл блокнот. – Я хотел бы посмотреть протоколы заседаний правления компании «Мади инвестмент корпорейшн». – Извините, я не понял, что вы хотите? Адвокат – не более пяти футов роста и очень худой. В темно–синем костюме–тройке и бледно–голубой рубашке с пестрым шелковым галстуком. У него были короткие волосы, и он носил затемненные очки. Патерсон сунул вспотевшие руки в карманы. – Мое имя Норквист. Я из Налогового департамента. И он передал адвокату карточку, полученную от миссис Норквист. – Если у вас есть к нам вопросы, мистер Норквист, вы могли бы позвонить заранее и назначить встречу. Патерсон еще раз провел пальцем по клавиатуре пишущей машинки и показал палец Моргану. – Мы звонили много раз. Пленка на вашем автоответчике скоро совсем износится. Да, у меня есть вопросы. Владение на Драммонд–Драйв 1715, зарегистрированное на компанию «Мади инвестмент корпорейшн», используется как жилой дом. Это грубое нарушение городских законов. Морган углом карточки Норквист прочищал щелочку между передними зубами. – А вы говорили с кем–нибудь в том доме? – вкрадчиво спросил он. Правила позволяли этому Норквисту или любому другому ознакомиться с книгой протоколов компании. Адвокат мог потянуть день или два, но в этом случае рисковал получить формальный запрос, а это означало, что его могут призвать к ответу за нарушение закона. Второе соображение адвоката состояло в том, что с такими занудами бюрократами, как этот Норквист, полезно иметь хорошие отношения. – Моя секретарша уехала до конца дня. Кто–то заболел в ее семье. Боюсь, мне потребуется несколько минут, чтобы найти эту папку. Почему бы вам не устроиться поудобнее? Патерсон посмотрел на часы, сел в кресло для клиентов и взял в руки прошлогодний номер журнала. Он представил себе, как Морган сейчас звонит настоящей Норквист по телефону, указанном на визитной карточке. Норквист отвечает, и Морган убеждается, что говорит с настоящей Норквист, после чего секунд десять размышляет, звать копов или нет. Вот Морган набирает номер полиции 911… Дверь открылась. Морган вошел с толстой голубой папкой и передал ее Патерсону. Книга протоколов должна содержать списки акционеров, членов правления и директоров. В данном случае было ясно, что все капиталы компании принадлежат одному человеку, а именно Гэри Силку. Закрывая папку, Патерсон заметил на внутренней стороне обложки номер телефона. Первые три цифры были 224. Это был район Пойнт–Грей. Он запомнил номер целиком, с треском захлопнул папку и бросил ее на стол. Энтони Морган наклонился над столом отсутствующей секретарши и раскуривал кубинскую сигару. Он взглянул на Патерсона и удивленно спросил: – Что? Вы уже закончили? – Закончу в следующий раз. – Что вы еще хотите? – Номер домашнего телефона мистера Силка. Адвокат колебался. – Я не уверен, что мистер Силк в городе… – Он порылся в нагрудном кармане пиджака. – Вас можно застать по этому телефону? – Он щелкнул пальцем по визитной карточке Норквист. – Не думаю, – ответил Патерсон и выхватил у него карточку.Глава 20
По адресу 3207 Брок, который Мэл Даттон дал Уиллоусу, оказался дом типа бунгало, крытый разноцветной дранкой. Лужайка перед домом заросла, а дорожка, ведущая к дому, была неровной. Женщина, открывшая дверь, была в зеленых брюках, белой блузе и в свободных домашних тапочках. Ей было около семидесяти. Серебристые волосы собраны сзади в пучок, губы чуть подкрашены. Лицо оживляли умные голубые глаза. – Если вы по религиозным делам, то напрасно, я ими не интересуюсь. Паркер подумала: уж не мать ли это Оскара Пила? Она показала женщине полицейский значок. – Полиция? Женщина положила руку на сердце и отступила в спасительное пространство дома. – Мы хотели бы поговорить с миссис Пил, – сказала Паркер. – О чем же? Паркер взглянула на Уиллоуса. – Приватное дело. Женщина кивнула, и на ее лице можно было увидеть облегчение. – Бедное дитя, она говорила мне, что ее муж исчез. – Так она дома? – спросил Уиллоус. – Думаю, что да. – Мы хотели бы поговорить с ней, если вы не возражаете. – Идите по дорожке, там увидите дверь. Если она сразу не ответит, стучите сильнее. Она любит сериалы, а телевизор у нее в спальне. – Женщина улыбнулась Паркер. – Вы ужасно напугали меня. Мэр Кемпбелл и городской совет привязались к нам по поводу дома, это просто ужасно. Налоги на собственность такие большие, а у меня только пенсия. Если мне их не снизят, я лишусь дома. Уиллоус уже спускался по ступеням. – Я просто не понимаю, что происходит, – продолжала женщина. – Мой муж построил этот дом, здесь тепло и уютно, и я недорого беру. Миссис Пил просто не представляет, куда она денется с ребенком… – Женщина нахмурилась. – Вы не скажете ей, что говорили со мной? – Конечно, нет, – заверила Паркер. – Не скажем ни слова, обещаю. Дверь с другой стороны дома была выкрашена в яркий веселый желтый цвет. Дверной молоток здесь был в виде дятла: красные тельце и хвост, черный клюв и голубые глаза. В доме работал телевизор. – Это сериал – «Игра времени», – сказала Паркер. – Смотрите его? – Нет. – Очень захватывающий, – сказала Паркер. – Это вариант пьесы об эпидемии чумы в средние века. Она взяла деревянного дятла за хвост и постучала в кружок из черной ольхи, приделанный к двери. Удары прозвучали не громче, чем стук карандаша о крышку письменного стола. Казалось, птичка выполняет скорее декоративные функции. «Второй рыцарь!» – вопил телевизор. Уиллоус постучал в дверь кулаком. Внутри зазвонил телефон. Телевизор умолк. – Ну–ка, еще, – сказала Паркер. Уиллоус постучал снова. Никакого ответа. Он чуть отступил и ударил в дверь ногой, оставив след на желтой поверхности. Наконец послышалось: – Кто там? – Полиция, – ответил Уиллоус. – Проваливайте! – Это насчет Оскара, – спокойно пояснила Паркер. Уиллоус подивился тому, как она умеет форсировать голос, не сбиваясь на крик. Послышался звук вынимаемого запорного болта. Дверь открылась на три дюйма и оказалась запертой еще и на цепочку, которая сгодилась бы и в качестве якорной цепи. – Покажите ваши карточки! Уиллоус открыл бумажник. Паркер начала рыться в сумочке. Они предъявили золотые значки детективов, цепь загрохотала, и дверь открылась. – Входите. Здесь беспорядок, но мне так нравится. Потолки были низкие, около семи футов. Пылающая печь обогревала одновременно гостиную и кухню. Дверь вела, как догадывался Уиллоус, в спальню и ванную комнату. Было тепло, но воздух тяжелый, сухой и спертый. Был слышен телевизор. Трубка была снята с телефона. На плите громоздились грязные кастрюли и попахивало подгорелым мясом. – Так в чем же дело? Жена Пила была крашеной блондинкой. Волосы коротко острижены с боков, а спереди взбиты. Не более пяти футов роста и ста фунтов веса, определила Паркер. На ней был красный свитер с пуговицами, джинсы, перетянутые на узкой талии ковбойским поясом с серебряным набором, и черные кожаные сапоги до колен. Уиллоус дал бы ей по виду восемнадцать или девятнадцать лет. Паркер показала на телефонную трубку, болтающуюся на шнуре. – О, конечно. – Миссис Пил взяла трубку и сказала в нее: – Тут ко мне только что пришли. Позвоню через несколько минут. – И повесила ее, не ожидая ответа. – Мы по поводу вашего мужа, – осторожно начала Паркер. – Не угодно ли присесть на минутку? – Что, Оскар мертв? – вдруг выпалила миссис Пил. Паркер кивнула. Вдова посмотрела на нее, а потом на Уиллоуса, как бы ожидая подтверждения. Тот поморгал, сдвинулся в сторону и снял пиджак. – Мы бы хотели, чтобы вы поехали с нами в морг и опознали его, – сказал он и добавил: – Но это Оскар, вне всяких сомнений. За дверью, которая, по всей видимости, вела в спальню, раздался глухой звук падения какого–то предмета и тут же заплакал ребенок. – О Боже! Подождите минутку, пожалуйста. Вдова Пила толчком открыла дверь и, войдя в спальню, закрыла ее за собой. Плач усилился. Дверь снова открылась, и она вошла с ребенком, завернутым в голубое одеяло, села на продавленную софу, подняла свитер и дала ребенку грудь, одновременно соскребывая какие–то коричневые пятна с деревянных подлокотников софы. – Вы расскажете мне, что с ним произошло, или предоставите мне догадываться об этом? – Он убит выстрелом в голову, – сказал Уиллоус. – Кто–то расправился с ним. Мы думаем, что вы поможете нам выяснить, кто это сделал. – Не имею понятия, поверьте мне. Оскара все любили. С ним было легко! – Она пустила струйку дыма в потолок. – Сказать по правде, я сомневаюсь, чтобы у него были враги. Если его застрелили, то по ошибке, не иначе, или просто обознались. – Вы уверены в этом? – Нет, но я не удивлена. Паркер села на софу. Похоже, мать и ребенок не обращали на Уиллоуса никакого внимания. – Чудная девочка, – сказала Клер. – Как ее зовут? – Ребекка. Ребенок получил другую грудь. Уиллоус перехватил взгляд женщины. Безутешная вдова подарила ему улыбку. – Так как ваш муж убит четырьмя выстрелами с короткого расстояния, – сказала Паркер, – то я серьезно сомневаюсь, что тут была ошибка. – Клер повысила голос, и на этот раз в самом деле могло показаться, что она кричит, хотя она и не думала это делать. – Вы слушаете меня, юная леди? Пепел на сигарете вдовы достиг дюйма длины и наконец упал на ковер. – Вы знали, в какую неприятность попал Оскар с наркотиками: кто–то, кому… – Оскар не занимался наркотиками, – перебила вдова. – Кто–то, кому он задолжал деньги… Другая женщина. – Он был хорошим мужем. Не любил уходить, ему нравилось быть дома с ребенком. – Тогда почему же вы не хотите нам помочь? – Потому что боюсь, что со мной сделают то же, что с Оскаром. – Вам кто–нибудь угрожал? – Уолт. Паркер придвинулась к ней поближе. Она рискнула обнять молодую женщину за плечи и ощутила запахи лака для волос, духов, дезодоранта, лака для ногтей и застоявшегося пива. Она спросила: – Кто такой Уолт? – Знакомый. Предупредил, что, если я сделаю хоть небольшую ошибку, он захватит Ребекку. Уиллоус огляделся. Это была тесная и запущенная квартирка, посуда не мыта, пепельницы переполнены, пластиковые мешки с отбросами не вынесены, а так и стоят, прислоненные к двери. Он потянул носом, прикидывая, где стоит корзина с грязными пеленками и как долго эта вдова Пил не пользовалась стиральной машиной. – Если вы что–то решите… – Паркер передала ей свою карточку. Дверь закрылась не сразу. Запорный болт с шумом упал на пол. Они услышали грохот цепи. Уиллоус еще потоптался на ступенях, ожидая, пока снова зазвучит телевизор: «Второй рыцарь, говорят, вы честолюбивы и хотите принять участие…» Было слышно, как снова заплакал ребенок. – Ну и что ты думаешь? – спросила Паркер, когда они сели в машину. – Заметила, как там жарко? Она в свитере, и рукава спущены. Ты слышала, как плакал ребенок. Видела ее манеру курить сигарету. – Думаешь, она наркоманка? – Мне кажется, да. – Витает в небесах, – сказала Паркер, – и не хочет спускаться на землю. Оскар наверняка был распространителем наркотиков. – Так и было, – сказал Уиллоус, трогая автомобиль с места и пристегивая ремень безопасности. – Ты не взял ее в морг для опознания из–за того, что она под действием наркотика? – Не будем спешить, – ответил Уиллоус. – Пусть его приведут в порядок после вскрытия, чтобы он выглядел более прилично. – Как ты думаешь, она уже знала, что ее муж убит? – Не удивлюсь, если и знала. Об этом можно судить по ее реакции. То есть реакции вообще никакой не было. У Паркер мелькнула ужасная мысль. – А что с бэби, с Ребеккой? – Если эта Трейси Пил наркоманка и кормит ребенка грудью, значит, и ребенок наркоман. – Бэби–наркоман! – Я думаю о другом: кто снабжает мать? – Может быть, Уолт расскажет? – Как раз об этом я и подумала. – Уверен, что ты так и подумала, – ответил Уиллоус. – Но сказал–то первым я. Пэт Нэш обождал, пока хлопнет дверь, сосчитал до десяти и снова включил громкость телевизора на полную мощность. Трейси вошла в комнату. Пэт улыбнулся ей. Она классно выглядела с ребенком на руках. – Что они хотели? – спросил он. – Узнать, кто убил Оскара Пила. Хотели, чтобы я им помогла. – Что ты им ответила? – Ничего, ни одного паршивого слова. Нэш растянулся на кровати. – Она собирается выбрать первого рыцаря, – сказал он, глядя на экран. – Этого пижона. – А может быть, она хочет его. – Ну, не говори так грязно. Ребенок заснул. Трейси положила его в коляску. – Думаешь, они ничего не знают? – Когда–нибудь, может быть, узнают. – Там было двое детективов. Мужчина и женщина. – Да? – Женщина очень хорошенькая. В темно–синем костюме. Волосы черные как вороново крыло и блестящие. – А я всегда любил блондинок, – сказал Пэт Нэш и похлопал ладонью по постели. – Давай–ка сюда свою попочку! – Когда ты так говоришь, я не могу сопротивляться. Нэш сел, подтянул колени и оперся спиной о стену. – Мы оба нервничаем. Еще пара дней, и все будет кончено. – Сколько денег мы получим? Как сказал тебе этот Фрэнк? Какая наша доля? – Двадцать процентов от миллиона. Двести тысяч. – А ты ему веришь? – Больше, чем он может верить мне. Трейси посмотрела на спящего ребенка. – Это уйма денег. – Не очень много, бэби. – Что ты имеешь в виду? Нэш схватил ее за руку и притянул на кровать. Достал сигарету из кармашка ее свитера и закурил. – Фрэнк хочет, чтобы я убрал Гэри. А я думаю: раз уж я берусь за дело, почему не убрать их обоих? И забрать все деньги. Целый миллион. Ведь Фрэнк убил Оскара. И совершенно хладнокровно. Трейси Пил наклонилась над Оскаром и положила руки ему на грудь. – Поцелуй меня, – попросила она. Под тонкой тканью рубашки она ощущала волосы на его груди, жесткие и вьющиеся. У Оскара почти не было волос. Даже на ногах и под мышками они были еле различимы. Это было единственное, что ей не нравилось в Оскаре. Целуя Нэша, она думала о том, что эти копы придут снова и потащат ее в морг, чтобы она увидела, что осталось от единственного человека, которого она любила.Глава 21
Телефон зажурчал. Звук был приятным, как щебет грудного ребенка. Гэри не шевельнулся. Он продолжал смотреть бейсбол по телевидению. Фрэнк вскочил с ковра, прошел к бару и снял трубку. – Да, кто это? Он держал трубку прижатой к уху, хмурился, но не произносил ни слова. Фрэнк, Гэри и Саманта смотрели по телевизору встречу между «Нью–Йорк янки» и «Окленд атлетик». Только что кто–то из них выиграл очко, но Гэри просмотрел момент. Уже кончается седьмая подача, а этот Билли Мартин, тренер «Янки», не может наладить игру. Боже, что это за игра! В рекламной паузе эффектная блондинка, в красивом вечернем платье, с бриллиантовыми серьгами, пыталась продать «форд». А может быть, «шевроле». Фрэнк так и не произнес ни слова. Гэри отпил пива. Щелкнул пальцами, поднял брови и посмотрел на Фрэнка, как бы спрашивая, кто там звонит. Фрэнк вроде бы не обратил на это внимания и продолжал слушать. Он только согласно кивал, будто человек на том конце линии мог видеть, как он соглашается. – Какого черта там, Фрэнк? – У Гэри хватило терпения всего секунд на тридцать. Фрэнк прикрыл рукой трубку. – Этот парень говорит, что он нашел нечто ценное, то, что вы, наверно, потеряли. Утверждает, что в прошлый уик–энд нашел выброшенный на берег пластиковый мешок. Хочет знать, будет ли вознаграждение. Гэри толкнул Саманту в бок. Когда она обернулась, он сказал: – Ну–ка, исчезни, крошка! – Куда, Гэри? – Попробуй на кухню. – И что я там должна делать? – Почисти плиту, – улыбнулся Гэри. – Языком. – Ладно, ладно, я пошла! – Саманта встала. – Только зачем так грубо? – Ну что за разговоры! – Гэри свернул номер «Таймс» и хлопнул ее по заду, как щенка, который осмеливается огрызаться. Он проследил взглядом, как она шла через комнату и исчезла в дверях. Жаль, конечно, но он терял к ней интерес. Фрэнк положил трубку. Посмотрел на Гэри и пожал плечами. – Мне что, надо догадываться? Ты что, Марсель Марсо? – Что? – переспросил Фрэнк, не поняв. – Я спрашиваю: кто это звонил? – Он не назвал своего имени, Гэри. Сказал только то, о чем я уже говорил: вы что–то потеряли, а он нашел. И сколько мы ему заплатим, если он нам это вернет. – Ты узнал голос? Может быть, это тот гаденыш Ренделл Демойн? – Не знаю, кто это. Но думаю, что не Ренди. Парень сказал, что хочет встретиться. – Вот это чудесно! – На Десятой авеню, в китайском ресторане «Вон Тон». – Фрэнк посмотрел на часы. – Вы должны быть там через десять минут. – О'кей, поехали! – Только вы, Гэри. Гэри Силк пожевал нижнюю губу и спросил: – Какая там ближайшая поперечная улица? – Тримбл. – О'кей. Я высажу тебя за два квартала до Десятой авеню. Остаток пути пробежишь, это всего две–три минуты. Когда войдешь в ресторан, сядешь как можно ближе ко мне. – А если не будет свободных мест? Это очень популярный ресторан, Гэри. – Тогда стой и жди, делая вид, что ты обычный посетитель. – Но я не люблю китайской кухни, вы же знаете. – О Боже! – взмолился Гэри. – Ладно, я пошутил, – обиделся Фрэнк. В гараже Фрэнк делал вид, что никак не может найти ключи от «кадиллака», чтобы досадить Гэри, который в нетерпении неприятно щелкал языком. Фрэнк положил этому конец, уронив на ногу Гэри свой тяжелый пистолет «Орел пустыни», сорок четвертого калибра. Пистолет был такой, что из него можно было убить динозавра, и весил столько, что Гэри запрыгал на одной ноге. – Ну ты, болван! – Извините, – сказал Фрэнк. Фрэнк погнал «кадиллак» на угол Восьмой авеню и Тримбл через парк. Там была церковь. Если Бог и был дома, то он не зажигал огня. Фрэнк остановил машину, вышел из–за руля и ступил на тротуар. – Возьмете мой пистолет, Гэри? – Ты за кого меня принимаешь? – Он захлопнул дверь, и машина рванулась через перекресток. – Это означает отказ? – проговорил Фрэнк. Он побежал. На перекрестке вспыхнули тормозные сигналы «кадиллака», когда Гэри повернул налево на Десятую авеню. Войдя в ресторан, Фрэнк сразу увидел Гэри. Вернее, не самого Гэри, а его затылок и волосы, которые он смазывал гелем или чем–то еще, чтобы они хорошо лежали и блестели. Он сидел за столиком на двоих в глубине ресторана у самого холодильника. Фрэнк сел у стойки бара, остановил пробегающего официанта и заказал кофе. – Хотите печенья, очень хорошего? – Нет, только кофе, – отказался Фрэнк. Он уже где–то видел этого официанта, но не в ресторане, и никак не мог вспомнить, где это было. Может быть, коп. Но по тому, как он вел себя, этого не скажешь. Он сидел примерно в десяти футах от столика, где был Гэри. Тот ковырял вилкой в тарелочке с китайским кушаньем. В ресторане было шумно, и Фрэнк не мог расслышать их разговора. Казалось, что больше говорит человек, сидящий с Гэри за столом, и он же, видимо, звонил по телефону. Фрэнк отпил кофе и как бы случайно посмотрел в их направлении. Тому человеку было под пятьдесят. Он был одет в коричневую спортивную куртку и брюки. По виду он мог быть кем угодно – копом, бизнесменом, продавцом наркотиков. Пилотом вертолета. Отставным священником… Кем угодно. Мужчина поднял глаза и встретился взглядом с Фрэнком, который тут же отвел взор и уставился в телевизор, висящий на стене. Шел конец девятой подачи, и счет был семь – шесть в пользу «Янки». Фрэнк еще раз посмотрел на того человека. Тот не спускал с него глаз. Фрэнк занялся своим кофе. Что–то было во взгляде незнакомца. Похоже, смотря на Фрэнка, он о чем–то догадывался. – Вам понравился кофе? – Это был официант. Фрэнк все–таки вспомнил, где его видел. Или, по крайней мере, похожего на него человека. Это артист, который играл роль друга Джека Лорда в старом телевизионном сериале «Гаваи Пять–О». – Хороший кофе, – ответил Фрэнк. – Хотите еще сливок? – Нет, все о'кей. – Если вам не понравился кофе, я не возьму с вас ничего, ни пенни. О'кей? – О'кей. Официант поднял брови и посмотрел через плечо Фрэнка. Тот повернулся на своем стуле и увидел, что к ним шел Гэри. Руки в карманах, изо рта торчит зубочистка. Стол, за которым они сидели, был пуст. – Где этот тип? – спросил Фрэнк. Гэри ответил: – Не строй озабоченное лицо. – Он передал Фрэнку коричневый бумажный пакет весом примерно в полфунта. – Что это? – Образец его товара. На первый случай пять лет тюрьмы. – Или полфунта соды. – Может быть, – сказал Гэри. – Но не думаю. Фрэнк бросил доллар на стойку, и они направились к выходу. – Нам бы схватить его, – сказал Фрэнк. – И тогда мы легли бы спать счастливые. – Или получили бы пулю в колено, как Ренделл Демойн. Гэри подождал, пока Фрэнк откроет ему дверь, и вышел на тротуар. – У него был пистолет? – Автоматический. Двадцать второго калибра. Сунул мне его в живот, когда я садился за стол. И все время, пока мы говорили, так и держал его направленным на меня. – Откуда у него двадцать кило? – Нашел на берегу. Хочет пятьсот тысяч. Завтра придет совершить обмен. На широком лице Фрэнка отразилось недоверие. – Он что, согласился прийти к нам? – Вот именно! – Один? И думает, что вы добрый дядя, который отдаст ему наличными? – У него есть друг. И запись разговора в ресторане. Если он не выходит через две минуты, друг звонит в полицию. Все им рассказывает и передает ленту с записью. – Гэри пожал плечами. Все это было непривычным для него. – Он чертов бизнесмен, Фрэнк. Его цена слишком низка, чтобы торговаться, и он это знает. Но в городе большой спрос, и я могу поднять цену, чтобы компенсировать этот расход. – Хорошая мысль. А вы и в самом деле пойдете на этот обмен? – Я в уик–энд оставил полмиллиона в Лас–Вегасе. Этот парень поступает разумно, и я легко иду на это. – Полмиллиона, – сказал Фрэнк. Он полагал, что будет вдвое больше. А с другой стороны, при такой сумме не придется делиться с Нэшем, и это хорошо. – Ну, а ты что бы сделал? – Сказал бы ему, что он продешевил. Можно было запросить больше. Гэри рассмеялся и хлопнул Фрэнка по спине с такой силой, что тот был вынужден сделать шаг вперед. Они прошли по Десятой авеню к автомобилю. Фрэнк развернулся, и они поехали на Драммонд–Драйв. Саманту они застали в кухне стоявшей у автоматической соковыжималки. Она бросала в нее флоридские апельсины и выпускала сок в высокие бокалы для хайбола, полные ледяных кубиков. Она смешивала коктейль так же быстро, как и уничтожала его. – Сделай три, – сказал ей Гэри. Он наклонился над ней, поднял ее волосы, обнажив шею, и ударил по ней достаточно сильно, чтобы она заплакала. – Эй, ну что я тебе сделала? – Да от тебя можно ожидать чего угодно! Его рука скользнула по груди Саманты, и он подмигнул Фрэнку. Тот демонстративно смотрел в сторону. Саманта продолжала класть апельсины в соковыжималку. Гэри выждал несколько секунд, принимая решение, вытянул руку из–под свитера Саманты и указал на холодильник. – Я едва тронул эту китайскую еду в ресторане. Они завернули мне кое–что с собой. Положили в ихнюю коробку из вощеной бумаги с проволочной ручкой. Хочешь чего–нибудь поесть, Фрэнк? Бургер, например, с ветчиной, сыром и жареными овощами? – Слишком поздно, я пойду спать. – Да? – Боюсь расстройства желудка. – Дерьмо! – Гэри сунул Фрэнку двухфунтовый пакет сырых гамбургеров. – Займись–ка готовкой, дорогой. Он подошел к Саманте и взъерошил ее волосы. – Хочешь бургер, золотко? – Нет, спасибо, Гэри. Гэри произвел шипящий звук, как неповоротливая змея на дороге, по которой быстро мчались машины. – Сделай три штуки, Фрэнк. Фрэнк наклонился над шкафчиком, как неопытная горничная, которая отыскивает запропастившуюся сковородку. Он кивнул, но ничего не сказал и старался выбрать такое положение, чтобы Гэри не мог видеть его глаза. Потому что, если бы Гэри прочитал его мысли, он, Фрэнк, немедленно вылетел бы в дверь. А Фрэнк не хотел раскрываться раньше времени. Гэри быстр и ловок. Недаром же он пробегает все эти мили. Да и время еще не пришло. Вот завтра вечером он позаботится о Нэше, да и о любом, кто окажется поблизости. Захватит героин и деньги, а потом уберет и Гэри. Застигнет его врасплох. Убьет жестоко, но быстро. Да, жестоко. Но быстро. Они сели за кухонный стол и стали есть гамбургеры и чипсы и пить то, что, по смутному представлению Саманты, было коктейлем «Том Коллинз». Мясо было пережарено, и в коктейле слишком много джина, но Гэри сконцентрировал все внимание на манерах Саманты. – Эй, детка! Это тебе стол или еще что–нибудь? Фрэнк! – Да, Гэри. – Она ест как птица, не находишь? Фрэнк выжидал. – Ест как паршивый пеликан! – Гэри рассмеялся, и смех его был похож на звук закрываемой крышки мусоропровода. К подбородку прилип кусочек гамбургера. Он вытерся рукавом. – Ты знаешь, Фрэнк, что надо делать, когда кто–нибудь давится слишком большим куском мяса? Фрэнк покачал головой. От этого коктейля у него разболелась голова, череп словно разваливался. Он встал и пошел к холодильнику. Гэри, ткнув Саманту в бок, заставил ее вскрикнуть. – Это что, твоя последняя летняя еда? Ты сейчас нажрешься до отвала, а потом залезешь под стол и впадешь в зимнюю спячку прямо до весны, да? Он подмигнул Фрэнку, но тот предпочел не заметить и занялся пивом. Он все это уже не раз видел. Сначала Гэри изощрялся словесно, а потом, если считал, что его не понимали, переходил к кулакам. А Саманта как ни в чем не бывало ела свой бургер. Когда Гэри все наконец съел и выпил, рыгнул и утратил критический настрой, он вспомнил о делах. – Надо раздобыть кого–то, кто понимает толк в этих вещах. – Лучше всего химика, – вы думаете, он хочет надуть нас? – Зачем ему рисковать? С другой стороны, почему мы должны беспокоиться? Позвони Ренделлу, пусть пришлет кого–нибудь. – Когда? – Завтра вечером. Гэри поглаживал руку Саманты, перебирая пальцами, как большой паук, и оставляя следы на ее теле. – Скажи Ренди, чтобы был точно в десять вечера. – Может быть, – осторожно подсказал Фрэнк, – неплохо, чтобы пришел и Пэт Нэш? – Зачем? Фрэнк потер подбородок. – Нэш в долгу перед вами. Будет столько всяких людей. Может быть, он нам пригодится. Гэри задумался. – Ты что, опасаешься Ренди, что ли? – И этого бизнесмена. Мы не знаем, кто он такой, совсем ничего не знаем о нем. Вы сказали, у него оружие. А если он пустит его в ход? Гэри откинулся на спинку стула. Один из сиамских котов хотел было войти на кухню, но, увидав Гэри, поспешил обратно. – О'кей, – решил Гэри. – Позвони Нэшу тоже. – Пойду где–нибудь выпью пива. И позвоню Ренделлу с таксофона. Гэри кивнул. Его ногти впились в кожу Саманты, и весь он покрылся испариной. Фрэнк встал, похлопал себя по бокам, порылся в карманах и нахмурился. – Ну, что еще? – спросил Гэри. – Надо же позвонить, а у меня нет мелочи. Можете одолжить четвертак? Гэри протянул руку, схватил сумочку Саманты, открыл застежку – «молиию» и, порывшись, нашел требуемое. Фрэнк вел «кадиллак» Гэри вниз по Десятой авеню, потом повернул направо, на Данбар. На углу Данбар и Тринадцатой улицы рядом были пивная и магазины, где торговали вином и сыром. Фрэнк зашел в пивную, заказал пинту пива и закуску, выпил полпинты и посмотрел на часы над баром. Пять минут двенадцатого. Сверил свои. Около двери был таксофон. В баре было шумно, и к звукам телевизора присоединялись еще и звуки песни, которую пела пожилая пара, сидящая в углу, на языке, которого Фрэнк ни разу не слышал. Может быть, это был шотландский, потому что оба они, он и она, были в юбках. Он позвонил, и в трубке послышался визгливый голос, похожий на дребезжание. Фрэнк сказал: – Мне надо поговорить с Ренделлом. – А кто это? – Скажите ему, что это Фрэнк. – Какой такой Фрэнк? – Фрэнк Ллойд Райт. Девушка на том конце линии захихикала. – Ага, мистер Райт, я знала, что рано или поздно вы появитесь. Фрэнк вернулся к своему столу, допил пинту и просигналил официантке, чтобы она повторила заказ. Потом подошел к телефону. Ренделл уже ожидал, бормоча извинения. – Что за девка там у тебя? – спросил Фрэнк. – Не знаю. Зашла вот. Девочка для приемов. Понимаете, что я имею в виду? – Не имею понятия. – ответил Фрэнк. Он слышал в трубке голос Майкла Джексона и гул барабанов. Ну и вкус! – Выключи это дерьмо! – сказал он. Музыка немедленно прекратилась. У Ренделла там, наверное, дистанционное управление. – Что случилось, Ренделл? – Ничего. – Гэри хочет компанию. – Легче легкого, – сказал Ренделл. – Вы имеете в виду настоящих женщин, взрослых? А то я слышал, что он любит шарить по фруктовым барам и кафе–мороженым. Ищет молоденьких козочек. – Да нет, это бизнес. Ты помнишь парня в отеле? – Если я встречу его, когда гуляю со своим доберманом, у собаки будет хорошая пожива. – У кого? – У моей собаки, у Тайсона. Я ее назвал по имени боксера. – Какой еще боксер? Уж не хочешь ли ты сказать, что он доберман? – Я хочу сказать… – Ренделл замялся. – Это же не вы стреляли мне в ногу? – Можешь заключать пари, что это – единственное место в мире, в которое я не стрелял. – Справившись со смехом, Фрэнк пояснил: – Мы только что виделись с человеком, который пальнул в тебя. Типичный бизнесмен, вполне приличный на вид. Передал нам обратно немного нашего товара. Гэри хочет сделать пробу, на самом ли деле этот порошок имеет такой же настоящий вкус, как и вид. – У меня есть знакомый химик, – сказал Ренделл. – Дайте ему пару доз, и он поработает для вас. – Притащи женщину. Гэри хочет посмотреть на нее после того, как ей вкатят дозу. – Мне не очень нравится эта идея, – ответил Ренделл. – Моя девушка Мойра так и стоит у меня перед глазами. Вы понимаете, что я имею в виду? Ну уж нет, я не хочу потерять еще одну. Фрэнк сделал паузу. Примерно через десять секунд Ренделл сам спросил: – А когда вам понадобится? – Точно в десять вечера. – Но уже одиннадцатый час! – Завтра, Ренделл. Есть время все организовать. Или я доложу Гэри, что ты не можешь сделать это? – Мы будем там, – сказал Ренделл. Фрэнк положил трубку, а потом позвонил на квартиру какой–то девчонки по номеру, который дал ему Нэш. Ответил женский голос. Фрэнк попросил Нэша. Она спросила, кто звонит. Он не ответил. В трубке послышался звенящий звук. Был слышен плач ребенка. Наконец Нэш ответил. Фрэнк назвал ему место и время, повесил трубку и вернулся к столу. На его пиве еще держалась пена. Было двадцать минут одиннадцатого. Гэри будет орать, куда это он запропастился. Ну, погоди, сраный Гэри! Этот «кадиллак» был модели «V–6», и ускорение у него не больше, чем у простой тачки, но он выжмет из него все и доедет до Драммонд–Драйв менее чем за десять минут, если повезет со светофорами. Если приедет позже, можно будет соврать, что линия была долго занята. Он запрокинул голову, допивая свою пинту пива, и поймал взгляд официантки. Да, многовато он пьет для человека, который делает свою лучшую работу только трезвым. Напрасно он пытался уговорить себя, будто ему надо было только протолкнуть пивом этот проклятый гамбургер, который заставил его съесть Гэри. Это было совсем не так, и он все понимал. Правда была в том, что Гэри приучил его пить. Правда была еще и в том, что Фрэнк умел ждать своего часа.Глава 22
Телефон коротко звякнул, включился автоответчик. – Вы здесь, Паркер? – Это был сержант Кэртис из морского отряда. Было всего несколько минут восьмого. Паркер, стоя у кофеварки, с нетерпением ждала, когда кофе пройдет через фильтр. Она смотрела на автоответчик, где медленно вращалась кассета. После паузы голос Кэртиса произнес: – Я пытался связаться с Джеком, но он не ответил. Поджаренный хлеб выскочил из тостера, и Клер достала масло. – Я вам звоню вот почему, – звучал голос Кэртиса на кассете. – Служба доставки только что вернула мешок, в котором перевозили тело Оскара Пила. Не знаю, известно ли вам, но при возврате мешков они обязательно их чистят. Клер налила кофе в две чашки и добавила сливок из черно–белого молочника в виде коровы. Автоответчик продолжал: – Я приказал Лейтону доставить мешок на катер. И он в нем нашел кое–что весьма интересное. Клер ждала, застыв с ножом над остывающим тостом. – Позвоните нам, – сказал Кэртис и повесил трубку. В мешке для перевозки трупов Лейтон обнаружил прямоугольный брусок полированного металла размером три на пять дюймов и толщиной в полдюйма. На нем была выгравирована надпись: «3–е место – мужской одиночный разряд – межгородской чемпионат по сквошу – 1988». – Это подставка от спортивного приза, – уверенно сказал Кэртис. – Вы играете в сквош? – спросил Уиллоус. – Нет. – А знаете кого–нибудь, кто играет? – Никого. Уиллоус посмотрел на Лейтона. Тот ухмыльнулся и сказал: – Когда я ощущаю потребность в физических упражнениях, я беру свою собаку и гуляю с ней до конца квартала. – Надо сходить в редакции дневных газет, – сказала Паркер. – К спортивным обозревателям. Уиллоус тут же начал звонить в редакции двух главных городских газет. Но ни одна из них не имела понятия об этом турнире. Обе газеты размещались в одном здании. Уиллоус спросил, может ли он попасть в архив, чтобы посмотреть старые номера. Ему ответили, что можно, за тридцать долларов в час. Да еще нужно разрешение главного библиотекаря, который сейчас в отпуске до конца следующей недели. Уиллоус опустил трубку и повернулся к Кэртису. – Есть телефонная книга? Кэртис выдвинул ящик стола, достал книгу и передал ее Уиллоусу. Тот нашел телефоны оздоровительных клубов и выбрал те, где были корты для игры в сквош. Набрал один номер. – Атлетический клуб, чем могу быть вам полезной? – ответила женщина. – Это детектив Джек Уиллоус. Могу я поговорить с вашим тренером по сквошу? – С Джеем? Последовала пауза. – Мне надо задать ему несколько вопросов. О местных турнирах. – Джей переехал сюда из Торонто несколько месяцев назад. Я не думаю… – Скажите ему, что мне надо поговорить с ним, будьте добры. – Его нет. Он приступает к работе в четыре. – Дайте мне его домашний телефон. – Один момент, пожалуйста. Уиллоус услышал шуршание бумаги. Трубку положили на стол. Он позвонил в другой клуб. Тренера оттуда отпустили: мало заявок. Уиллоус объяснил проблему. Ему дали еще один номер, назвали имя. Он позвонил: занято. Подождав, позвонил еще раз. После пяти сигналов там подняли трубку, и мальчишеский голос ответил: – Корты для сквоша клуба университета Британской Колумбии. – Я хотел бы поговорить с Ричем Вудвордом, – назвав себя, сказал Уиллоус. – Его здесь нет. – А не знаете, где я могу его найти? – Он в гимнастическом зале. Попробуйте позвонить в комнату для взвешивания. А может быть, он в бассейне. – Там есть телефон? – Что вы имеете в виду? – Есть телефоны в гимнастическом зале и бассейне? – О да, конечно. Подождите минуту. Уиллоусу дали два номера. Рича Вудворда не было в комнате для взвешивания. И из бассейна он только что ушел. – Вы не знаете, где я мог бы найти его? – Скорее всего на кортах для сквоша. Дать номер? Когда Уиллоус позвонил, ему ответил уже другой мальчик. Уиллоус снова назвал себя и сообщил, что ему известно, что Вудворд на пути к кортам. Не будет ли молодой человек так любезен сказать ему, что он, Уиллоус, хочет поговорить с ним и будет там в течение часа. – Нет проблем. У него два сорокапятиминутных заказа. Он взял корт на полтора часа, насколько я знаю. Это обычная его работа, шесть дней в неделю. Он играет до… Дайте мне посмотреть… Двенадцати тридцати. После этого он… Уиллоус повесил трубку. Паркер и Кэртис безучастно смотрели в окно. Уиллоус взял мешочек для вещественных доказательств, сунул его в карман пиджака и направился к двери. – …Заходите к нам, – сказал Кэртис, – мы работаем до полуночи и будем рады взять вас с собой в рейд. Гавань красива при свете звезд. – Буду иметь в виду, – ответила Паркер. Сквозь открытую дверь она увидела, что Уиллоус уже на полпути к своему автомобилю, и поспешила за ним. Уиллоус проехал через центр и выехал на набережную, где стояла каменная статуя, наверное, похожая на оригинал, но портившая, по его мнению, вид набережной. Машина проскочила через мост Баррард–стрит и выбралась на дорогу к общежитиям студентов университета. – Ты еще помнишь эту дорогу? – спросила Паркер. – Не очень… Почти двадцать лет назад Уиллоус окончил этот университет. А несколько курсов по криминалистике он прослушал в другом университете. Он притормозил, чтобы пропустить толпустудентов в голубых джинсах. Неужели и он был таким же молодым и беспечным? – Удалось хоть побывать у Фреди Вуда? – Это в театре? – Да. – Нет, в театр не ходил уже много лет. Уиллоус круто повернул вправо и вдруг понял, что попал на тупиковую улицу. Тогда ему пришлось развернуться назад. На перекрестке появился патрульный автомобиль Канадской Королевской конной полиции. Такие машины курсировали по району общежитий и прилегающим к ним улицам. – Почему ты не спросишь у них, как ехать? – сказала Паркер, глядя на патрульную машину. – Мы сами найдем. – Ты давно не видел полицейского из конной полиции, Пэта Росситера? – Он уже не работает. Служит в частном сыскном агентстве. – Ты поддерживаешь с ним связь? – Звонил как–то раза два, месяца два назад. Просил помочь в кое–каких делах. Они проехали мимо книжного магазина. Уиллоус выехал на следующий перекресток и сделал левый поворот на желтый. На него с интересом посмотрела девушка в короткой черной юбке и ковбойских сапогах. Ее приятель что–то сказал и рассмеялся. Уиллоус посмотрел в зеркало заднего вида. Патрульная машина шла за ними и сигналила фарами. Уиллоус остановился у тротуара, вышел и быстро направился к патрульному автомобилю. Полицейскому было лет двадцать. Он посмотрел на Уиллоуса и открыл дверцу своей машины. Уиллоус посторонился. – Скажите, как доехать до кортов для сквоша? – спросил у него Уиллоус. Полицейский раскрыл свой блокнот. – А могу я видеть ваши водительские права? – Конечно, – ответил Уиллоус. Полицейский увидел золотой значок детектива и наклонился, чтобы рассмотреть его поближе. – Корты для сквоша… – напомнил Уиллоус. – Через милю, может, чуть дальше будет Т–образный перекресток. Спортивный комплекс с левой стороны, да вы увидите сами. Полицейский снял фуражку и бросил ее на заднее сиденье. – В следующий раз, будьте добры, думайте, прежде чем поворачивать без сигнала, и, кроме того, посматривайте в зеркало заднего вида. О'кей? – Благодарю за помощь. В спортивном комплексе университета было четыре корта для игры в сквош и два – для рекетбола. Парень за столом сказал, что Рич Вудворт на корте номер шесть. Уиллоус спросил, как туда пройти. Парень улыбнулся, закрыл кассу и провел их по бетонированной дорожке к белой двери, а потом по лестнице наверх на галерею для зрителей. Несколько рядов деревянных скамей были отделены от корта металлической сеткой. Уиллоус объяснил: – Мы хотим поговорить с ним, а не смотреть на игру. – Он не любит прерывать игру. Не станет говорить с вами, пока не закончит. Все равно вы к нему не попадете, дверь запирается изнутри. – Который из них Вудворд? – Тот, у которого нарукавники. Мяч ударился о заднюю стенку, потом в левую и покатился. Вудворд атаковал, применив задний смэш. Мяч ударился о заднюю стенку в дюйме над контрольной линией и медленно покатился по полированному деревянному полу. Уиллоус заложил два пальца в рот и пронзительно свистнул. Вудворд посмотрел вверх. Уиллоус показал ему свой значок. Вудворд показал ракеткой на большие электрические часы на стене. Он сунул ракетку под мышку, поднял кулаки и трижды распрямил и сжал пальцы. – У него еще тридцать минут игры, – перевел парень. Площадку окружала крепкая сетка. Уиллоус намекнул, что если бы у него был нож или хотя бы ножницы, то он… – Последнее дело заполучить недружелюбно настроенного свидетеля, – сказала Паркер и, повернувшись к провожатому, спросила: – Есть здесь ресторан? – Я покажу вам. В спортивном комплексе были не только корты, но и хоккейная площадка. Рядом с ней был ресторан с быстрой подачей блюд и баром. На тонком ковре стояли столики. Девушка в джинсах и свитере принесла меню. Паркер заказала салат и чай, а Уиллоус чизбургер и пиво. На хоккейной площадке катались на коньках десятка три ребят со своими матерями. Некоторые только учились кататься, держась за стулья на полозьях. Уиллоусу было приятно вспомнить себя в детстве. Как он падал, каким твердым казался лед и как стыдно было падать. – Ты катаешься? – Нет, играл в хоккей, когда мне было десять лет, в детской лиге. – А когда решил стать копом, а не высокооплачиваемым профессиональным игроком? – Примерно тогда, когда отцу надоело вставать ни свет ни заря, чтобы отвозить меня на площадку. Уиллоус улыбнулся. Паркер подумала, что у него слишком хорошая улыбка для копа. Она смотрела на девочку в бело–розовом костюме, которая выписывала восьмерки на льду, а потом подняла руки вверх и быстро закружилась. Девушка в джинсах принесла еду. Уиллоус попробовал свой чизбургер. Отпил пива. Пиво было хорошее и холодное. Еда часто разочаровывает, подумал он, улыбаясь, но выпивка – всегда удовольствие. На будущее он так и решил – больше пить и меньше есть. – Что тебя так забавляет? – Жизнь. Как салат? – Бывало и хуже. Только не припомню когда. Уиллоус выпил еще пива, с удовольствием прислушиваясь к веселым крикам детей и скрежету лезвий коньков по льду. Посмотрел на часы. Время Вудворда кончилось. Он удивлялся, как это всегда получается, только начинаешь от чего–то получать удовольствие, как приходится все бросать и приступать к работе. Детективы прошли в раздевалку. Вудворд уже был там, с рубашкой в руках и полотенцем на шее. Это был мускулистый парень с короткими темными волосами и блестящими темно–карими глазами. Он бросил короткий взгляд на Клер, и Уиллоус понял, что лучше, если вопросы будет задавать она. Паркер представилась и приступила к делу. – Рич, вы помните, кто занял третье место в мужском разряде межгородских соревнований по сквошу в 1988 году? – Вы это что, серьезно? – Вполне серьезно. Мы расследуем убийство. Нам сказали, что вы могли бы нам помочь. Вудворд вытер полотенцем пот со лба и пригладил волосы рукой. – Если вы спрашиваете, кто выиграл… – Кто выиграл? – настойчиво спросила Паркер. – Я, – ответил Вудворд и улыбнулся, – Вторым был профессионал с острова, Чарли Ренкин. А третьим… Паркер открыла блокнот и держала ручку наготове. – Его имя Силк. Гэри Силк. Неутомимый игрок. Дрянной характер. Похож на Макинроя, только уменьшенного. Плохой при победе и просто ужасный при проигрыше. И такой он всегда, и на площадке, и вне ее. – Гэри Силк, – повторила Паркер, записывая имя. Вудворд кивнул. – Да, верно. А что он натворил? – Вы можете описать его? Вудворд нахмурился. – Я только что это сделал. – Тогда скажем так. – ответила Паркер, – можете ли описать Джона Макинроя? Вудворд начал поправлять манжеты на кистях рук, чтобы скрыть смущение. Уиллоус сказал: – Я думаю, мы получили то, зачем приезжали. Спасибо, Рич. – Ну, всегда рад помочь. Уже когда шли через стоянку к машине, Паркер заметила: – Вот теперь я знаю, почему ты бросил играть в хоккей. Не хотел превращаться во второстепенного игрока. – И не превратился, как видишь. Все–таки в департаменте полиции я не на последних ролях.Глава 23
– Джек, вы получили ордер? – Час назад. Инспектор Бредли кивнул. Прошедший день был ясным и солнечным. Дневной свет был так ослепителен, что не пришлось включать проклятые флюоресцентные светильники, которые жужжат и свистят, как тесто в бадье, отвлекают и мешают сосредоточиться на делах. Был уже восьмой час, небо начало темнеть, и стены офиса окрасил закат. Бредли устроился поудобнее в кресле и попыхивал сигарой. Вдруг заурчало в желудке. Он был голоден, но за последнее время его отношение к еде сильно изменилось. Приготовление пищи как–то сразу превратилось в неприятную обязанность, и ничто не действовало на него столь удручающе, как вид кухонной раковины, забитой грязной посудой. У него появилась привычка питаться где–то вне дома. Чаще всего он садился за стойкой, а не в кабинете ресторана, так как в этом случае проще завести какой–нибудь доверительный разговор. Он наклонился и стряхнул пепел в корзину для мусора. Кресло жалобно скрипнуло. Он спросил: – Когда собираетесь накрыть это место? – В одиннадцать. – Кто задействован? – Эдди Оруэлл, Дэн Оикава. У нас десять патрульных автомобилей, пятнадцать полицейских в форме и два подразделения со служебными собаками. – Думаю, более чем достаточно. – Но там и территория более трех четвертей акра, – заметил Уиллоус. Вечерние тени сгустились, и стекла офиса окрасились в пурпурный цвет. Бредли впервые ощутил, что он вдвое старше Клер Паркер. Через три дня ему исполнится шестьдесят. – Может быть, я тоже поеду с вами, – сказал он неожиданно. – Просто так, прогуляться. Уиллоус взглянул на Бредли. – Надеюсь, вы не будете возражать. – Конечно, нет, – ответила за Уиллоуса Паркер.Глава 24
На улице Бланк и бульваре Чанселлор был разворот, используемый автобусами университета Британской Колумбии, которые шли к Десятой авеню. Вокруг стояли тридцатифутовые кедры. Тут же ожидали десять патрульных машин и один закрытый фургон. Уиллоус держал план операции в секрете, даже от команды участников. А план был достаточно прост. Дом Гэри Силка имел два входа, парадный и задний. Был вход на восточной стороне, который вел в цокольный этаж. Единственный выход из дома на корты для сквоша был через застекленную галерею. Уиллоус собирался поставить четверых полицейских у передней двери, троих у задней и двух у входа в цокольный этаж. Группы из трех полицейских плюс констебль с собакой должны находиться перед домом и позади него, у садовых ворот. Уиллоус и Паркер берут с собой четверых и входят в дом. Один из детективов, Оикава, вооружен винтовкой. Уиллоус еще раз проверил все и убедился, что переносные радиотелефоны «уоки–токи» в порядке и настроены на одну частоту. – О'кей. Можем отправляться. Колонна машин выехала на автобусный разворот. Дом Гэри Силка с видом на океан был в полумиле отсюда. Машины будут там через несколько минут. Дом Гэри Силка на южной стороне улицы был окружен подстриженной изгородью из самшита. С обеих сторон от чугунных ворот высились гранитные столбы с натянутой на них сеткой. Ворота управлялись электроникой. Но не было нужды нажимать большую желтую кнопку: ворота были открыты. – Похоже, нас ожидают, – сказала Паркер. – Будем надеяться, что нет. – Уиллоус опустил стекло машины. Они ехали по дорожке к дому, и звук гальки под колесами казался чересчур громким. Дорожка вилась между купами невысоких, искривленных деревьев. Низкие светильники, похожие на грибы, были расставлены без системы и освещали низ стволов деревьев. Дом располагался в сотне футов от улицы. Все окна дома светились. Входная дверь была распахнута, и свет из нее лился на наружные ступени. Три машины остановились на подъездной дорожке. Уиллоус выключил двигатель. Сзади захлопали дверцы машин. Было слышно, как Оикава проверял действие затвора винтовки. Слышались приглушенные голоса. Люди веером разбегались по двору, и темнота тотчас поглощала их. Паркер держала в руке пистолет. Уиллоус двинулся к дому. Поднялся на просторную террасу. Увидел два больших горшка, в которых рос плющ. Здесь стояли белые стулья и раскачивалась белая скамья, подвешенная к потолку на цепях. На ней лежала девушка, казалось, она спала. Паркер подошла и взглянула. Глаза девушки были раскрыты, зрачки расширены. Она была в темно–коричневых брюках и блузе с оранжевой отделкой. – Как ваше имя? – спросила Паркер. – Саманта. – С вами все в порядке? – Не знаю. Спросите у Гэри. Голос у девушки был тихим, и говорила она невнятно. Повернувшись на спину, закрыла глаза и тут же начала похрапывать. – Думаю, ее надо забрать отсюда, – сказал Оикава. Уиллоус приказал полицейскому в форме, который стоял у лестницы: – Отведите ее в патрульную машину и убедитесь, что за ней там последят. Оикава, Паркер и трое полицейских в форме прошли за Уиллоусом в холл размером, пожалуй, во всю квартиру Паркер. Здесь в керамической вазе рос огромный кактус. Стоял стол с телефоном и висели студийные фотопортреты: Гэри Силк с ракеткой для сквоша и ворохом призов. Прямо перед ними была изогнутая лестница на второй этаж. Сверху доносились взрывы хохота. Уиллоус приказал трем полицейским проверить первый этаж. А сам с Паркером и Оикавой пошел наверх. На лестничной площадке их приветствовали распростертые лапы другого кактуса. Гэри, Фрэнк, Пэт Нэш, Ренделл, одетый в розовый кожаный пиджак, и его подружка Джинджер курили и смотрели по большому пятидесятидвухдюймовому телевизору записанный на видео прошлогодний матч по боулингу из серии «Супербол». Окна из дорогого свинцового стекла, выходящие во двор, были распахнуты, но, несмотря на это, воздух в комнате был спертым, и в нем ощущался запах марихуаны. Мяч был принят, и началась жестокая схватка в середине поля. – Ого! – воскликнул Ренделл. – Но это же контактный вид спорта, – сказал Гэри. Он потрепал Джинджер по бедру, дружески потискал его, но этот процесс затянулся. Джинджер посмотрела на Ренделла, но тот был достаточно умен, чтобы сконцентрировать свое внимание на боулинге. Фрэнк подмигнул Нэшу, и тот устремил взор в пространство. Пистолет тридцать восьмого калибра явно мешал ему, упираясь в живот. Ему давно надо было выйти, его мочевой пузырь готов был взорваться. Он скрестил ноги и сжал их. Но выходить не мог, он уже раз делал это под предлогом, что ему нужно в туалет, а сам в это время быстро осмотрел спальню Гэри. Фрэнк первым увидел в дверях Уиллоуса и Паркер. Он посмотрел на дуло пистолета в ее руках, потом на золотой значок детектива. Фрэнк поставил пиво на столик розового дерева и издал предостерегающий звук. – Какого черта, что там, Фрэнк? – спросил Гэри. Фрэнк медленно поднялся, держа руки отведенными от боков, и выключил телевизор. Гэри закричал: – Черт возьми, Фрэнк, что ты делаешь? Фрэнк указал большим пальцем себе за спину. Глаза Гэри расширились. Он стал приподниматься, думая о том, что рядом с ним на софе стоит мешок, набитый мелкими купюрами со странными номерами серий на сумму тысяча пятьсот долларов. Он положил руку на этот мешок. Японец–коп держал его на прицеле винтовки. Гэри спросил: – У вас есть ордер? Паркер до этого не встречала человека, который мог бы одновременно говорить и презрительно улыбаться. Она показала ордер Гэри. Тот тщательно изучил его. Дата и адрес были правильными. Но конец документа ему не понравился. Леди–коп забрала документ обратно. Он засунул руки в карманы и сказал: – Я знаю свои права и хочу позвонить по телефону. У задней стенки комнаты был газовый камин. На каминной полке стояли спортивные трофеи, маленькие, безликие хромированные фигурки с поднятыми ракетками. Уиллоус подошел и начал их рассматривать. Это были призы, завоеванные на соревнованиях в последние три года. У Гэри было три вторых и два третьих места и ни одного первого. На дальнем конце полки, почти незаметно среди других, стояла фигурка с отломанными ногами. Уиллоус достал из кармана мешочек для вещественных доказательств. – Это что вы там делаете? – закричал Гэри и повернулся к Фрэнку. – Что он там делает, а, Фрэнк? Уиллоус положил фигурку в пакетик. – Почему вы берете это? – спросил Гэри. – Фрэнк, дай мне телефон! – Вы сможете позвонить, когда мы приедем в город, – сказал Уиллоус. – Куда в город? Поедем к моему адвокату! Его офис ближе. Уиллоус узнал Фрэнка по фотографиям, но тип в розовом кожаном пиджаке был совсем ему незнаком. – Ваше имя? – Ренделл. – Полностью? – Ренделл Демойн. – У вас есть какие–нибудь документы с вашей фотографией, мистер Демойн? У Ренделла были с собой водительские права штата Вашингтон. И не только они: были права штатов Миннесота, Айова и Орегон и местные права тоже, выданные на имя Ричарда Кларка. У Ренделла была и карточка «Виза» тоже на имя Кларка. Он дал карточку, зная, что им не всегда верят. А Уиллоус сразу же понял, почему ему не дали права, где была фотография. На фотографии у такого рода людей часто бывает изображение другого человека. Уиллоус переключил внимание на Нэша. Нэш посмотрел на Оикаву и его винтовку и заложил руки за голову, сплетя пальцы. От этого его хлопчатобумажная ветровка задралась, и показалась рукоятка пистолета. Винтовка немедленно изменила положение и была направлена прямо ему в живот. – Не стреляйте! Оикава сказал: – Стой спокойно, парень! Уиллоус подошел к Нэшу, вытащил у него пистолет, завел руки за спину, надел наручники и извлек из кобуры, прикрепленной к ноге, еще один пистолет сорок пятого калибра. Фрэнк постарался не выглядеть удивленным. Уиллоус сунул пистолет к себе в карман. Бумажник Нэша был в кармане его пиджака, там же было несколько сотен в двадцатидолларовых банкнотах, толстая пачка лотерейных билетов, но ничего такого, что удостоверяло бы его личность. Девушка не спускала глаз с Ренделла. Было нетрудно определить характер их взаимоотношений, но Уиллоуса интересовало, зачем такому крутому парню, как Гэри, понадобился этот сводник и его тридцатидолларовая девица. Он взял в руки пластиковый мешочек с марихуаной. – Это принадлежит вам, Гэри? – Нет! – Гэри указал на Ренделла Демойна. – Спросите лучше его. – Обратитесь к леди, – посоветовал Ренделл. Девушка широко улыбнулась ему. Уиллоус почувствовал позади себя движение. Вошли полицейские в форме. – Здесь они все, – сказал один из них, по имени Кейнс. – Больше в доме никого нет. – Поищите здесь, – приказал Уиллоус. – Посмотрим, что мы найдем. Гэри Силк ухмыльнулся. – Вы мне кого–то напоминаете, – сказал Кейнс. – Этого нахального парня, теннисиста. – Он повернулся к Уиллоусу. – Не помню его имени, но вы, наверное, понимаете, кого я имею в виду, он еще рекламирует по телевидению бритвенные лезвия. – Джон Макинрой, – подсказал Уиллоус. – Верно, – обрадовался Кейнс. Он вдруг понял, почему люди становятся детективами и могут позволить себе носить хорошую одежду. – Только Макинрой чуть повыше, – сказал Фрэнк. – И покрасивее. Гэри Силк оттолкнул софу, в два прыжка пересек комнату и нырнул в открытое окно на задний двор. Оикава вскинул винтовку, но не успел выстрелить, и Гэри мгновенно исчез в темноте. – Иисусе! – вскричал Кейнс. Паркер подскочила к окну и выглянула наружу. Она увидела следы на траве, ведущие к заднему забору, и услышала низкое и угрожающее рычание полицейской собаки. Оикава широко повел стволом винтовки. Фрэнк, Ренделл и девушка застыли неподвижно, словно фигурки призов на каминной полке. Уиллоус выбежал из кабинета, Паркер последовала за ним. Собака с рваной раной в груди лежала около пруда с рыбками. А Гэри запутался в сетке, которую Фрэнк растягивал, чтобы уберечь огород от птиц. – Ну, я прямо как фермер Макгрегор, а вы как Питер–кролик, – пошутил Уиллоус. Оружие, из которого был убит Оскар, нашли там, где Пэт Нэш спрятал его, – под огромной подушкой на водяной кровати Гэри специального изготовления. У кровати было зеркальное изголовье, на котором располагались жемчужные кнопки управления, которые могли заставить кровать вибрировать, поворачиваться и наклоняться под разными углами, компенсируя реальные и воображаемые сексуальные недостатки Гэри. Фрэнк, Пэт Нэш, Ренделл Демойн и девушка Джинджер были отведены вниз в гостиную. Ренделл рассказал, как подкинул в комнату три–восемнадцать шприц и стреляную гильзу двадцать второго калибра, которую он подобрал в ту ночь, когда в него стреляли, и почему он решил положить тело Мойры в отеле «Вэнс», вместо того чтобы завернуть его в ковер и выбросить где–нибудь в парке. Когда стало ясно, что Ренделл говорил это только для того, чтобы выведать, кто в него стрелял, Уиллоус прервал его монолог и показал Гэри Силку оружие, которым было совершено убийство. Казалось, что Гэри Силк не воспринял слова Уиллоуса всерьез, когда тот сказал ему, где было найдено оружие. – Кого, черт побери, вы собираетесь обмануть? – кричал он. Потом посмотрел на Пэта Нэша, все понял, покраснел в приливе гнева, а потом побледнел. – Ты подставляешь меня, мерзавец! – Откуда это могло взяться, черт побери? – воскликнул Фрэнк, глядя на оружие. Пэт Нэш придвинулся ближе и сказал ему, что в ночь убийства он сделал вид, что споткнулся, подобрал с земли камень и бросил его в океан, а пистолет сунул к себе в карман. Фрэнк криво ухмыльнулся. Жизнь, сколь долго вы бы ни жили, подбрасывает порой сюрпризы. Уиллоус был уверен, что следы на пуле, извлеченной из тела Оскара Пила, совпадут с нарезкой ствола этого пистолета. У него еще не было мотивов, но он был уверен, что их наберется больше чем достаточно для предъявления обвинения. Тогда он обвинил Гэри в организации убийства и перечислил ему его права. Потом спросил, понял ли он, что ему было сказано. – Ты, дерьмо! – последовал разъяренный ответ. Услышав это, Уиллоус сделал вывод, что Гэри все понял. На Драммонд–Драйв не было тротуаров. Вместо них тянулись ухоженные бульвары. Патерсон припарковал свой «порше» под уличным фонарем и, взяв мешок, медленно пошел к чугунным воротам. Гравий на дорожке поскрипывал под его ногами. Сердце прямо–таки вырывалось из груди. Небо было чистым, с океана дул прохладный бриз, а он потел, дыхание сбивалось, будто он не сидел за рулем, а бежал сюда всю дорогу от города. Он прошел половину пути по дороге к дому, когда заметил припаркованные перед фасадом патрульные машины. В нерешительности замедлил шаг, и в этот момент сзади из кустов вышел коп в форме. Коп прошелся лучом фонаря по фигуре Патерсона вверх и вниз, потом остановился на его лице. – В чем дело, офицер? – спросил Патерсон. Вместо ответа полицейский спросил его, кто он такой и что ему здесь нужно. Патерсона осенило, и он сказал: – Мое имя Энтони Морган. Я адвокат мистера Силка. Патерсон снял с правой руки водительскую перчатку свиной кожи и полез за бумажником. Он передал полицейскому карточку, которую взял со стола в офисе Моргана. Коп долго изучал карточку, а потом что–то сказал по портативной радиостанции. Последовала продолжительная пауза, после которой он получил указание. – Вам нельзя пройти в дом. Если хотите видеть его, придется ждать. Патерсон кивнул, но потом, прокашлявшись, сказал: – Эй, разве не видно, что я спешу? Он протянул руку. Коп вернул ему карточку. Патерсон повернулся и на непослушных ногах пошел от дома. Миновал большие чугунные ворота. Достиг дороги, сделал еще несколько шагов и подошел к почтовому ящику. Героин стоимостью восемьдесят миллионов долларов и пистолет двадцать второго калибра, гильзу от которого Джек Уиллоус нашел возле мертвого тела в отеле «Вэнс», с глухим стуком упали на землю. Патерсон быстро сел в «порше» и завел мотор. Было самое время отправиться в долгий путь домой. Спустя четверть часа Уиллоус и Паркер в сопровождении дюжины полицейских вели Гэри Силка и его людей к патрульным автомобилям. Они были уже на наружной лестнице, когда Уиллоус заметил Трейси Пил, идущую к ним через газон. В темноте сначала он принял ее за девушку, которую они нашли спящей на веранде, когда входили в дом. Пэт Нэш оцепенел и остановился как вкопанный. Когда Трейси спросила его, куда он пойдет сегодня вечером, он оказался таким дураком, что сказал ей! Коп, идущий за ним, споткнулся, потом крепко схватил его за руку и толкнул вперед. Трейси пересекла подъездную дорогу, где стояли патрульные машины и «кадиллак» Гэри, и открыла свою сумочку. Уиллоус увидел в ее руке пистолет, закричал, чтобы предупредить ее, и выхватил свой револьвер. Оторванная от пиджака пуговица тихо покатилась вниз по ступеням. Трейси была совсем близко, не более чем в дюжине шагов. Пэт Нэш ударил Гэри ногой, столкнув его вниз по ступеням. Трейси Пил выстрелила в первый раз. Грязно–оранжевое пламя вырвалось из дула пистолета сорок пятого калибра, который принадлежал ее покойному мужу. Отдача чуть не заставила ее выронить оружие. Фрэнк застонал, схватился за живот и опустился на одно колено. – Не его! – закричал Нэш. Его руки были скованы наручниками за спиной, и он подбородком указывал на Гэри, еще не понимая, в кого она стреляла первым выстрелом. Один из копов побежал вниз по ступеням, прямо на линию огня. Он кричал ей, но все, что она могла слышать, это гром своего выстрела и глухие удары собственного сердца. Вторая пуля врезалась в каменную стену. Уиллоус прицелился в нее. Он еще никогда не стрелял в женщин. До нее было около десяти футов. Время будто остановилось. Он вспомнил ее на диване, с ребенком на руках, припавшим к ее груди. Ствол пистолета сорок пятого калибра повернулся в его сторону. Она не смотрела на него и, может быть, вовсе не видела его. Уиллоус понял, что она хотела убить Гэри. Время снова ускорилось. Уиллоус закричал. Выстрел пистолета сорок пятого калибра прогремел прямо перед его лицом, она стреляла в Гэри, но промахнулась. Тогда Уиллоус выстрелил Трейси Пил прямо в грудь. Паркер, стоящая рядом с Уиллоусом так близко, что они касались друг друга, тоже выстрелила дважды. Трейси Пил пошатнулась. Уиллоус не мог заставить себя выстрелить еще раз. Оикава вышел вперед. Паркер выстрелила в третий раз. Трейси Пил, получив четыре пули, упала на колени. Но, падая, она успела нажать спусковой крючок еще раз. Гэри Силк стоял пораженный, глядя, как копы раз за разом стреляют в девушку, которая хотела его убить. Он видел все, но последняя пуля, которую выпустила Трейси Пил, уже падая, достала его. Кровь хлынула из ушей, ноздрей и рта. Он вытянул правую руку и упал на гранитные ступени. Во всяком случае, теория Гэри об огнестрельных ранах подтвердилась. В некоторых случаях получить пулю не означало быть просто раненным. Оикава первым подскочил к Трейси Пил и выхватил из ее рук пистолет. Фрэнк сидел на ступенях, скрестив ноги и сжимая живот. Кровь сочилась сквозь пальцы. Сиамская кошка лизала ему лицо. У него был такой вид, будто он сейчас расплачется. Пэт Нэш смотрел в пустоту. Он понимал, что Гэри получил пулю в голову и теперь уже мертв. Почему он, падая, протянул правую руку, будто для рукопожатия? Если Гэри направился прямо в ад, то успел ли он туда прежде, чем его тело упало на землю? Не протянул ли он руку, чтобы поздороваться с Оскаром Пилом? Нэш видел, как Уиллоус делает Трейси искусственное дыхание по системе рот в рот. Гэри Силк лежал на боку. Пуля попала ему в лоб над правым глазом. Кровь стекала по ступеням. Нэш ботинком размазал ее по шикарным белым брюкам Гэри. Но этого ему показалось мало. Он толкнул Гэри ногой, и тот покатился в куст азалии. Ветви закачались, и с них осыпался рой красных лепестков. Лысый человек, делавший съемку, что–то закричал ему. Кошка, облизывавшая лицо Фрэнку, встрепенулась и исчезла в доме. Кто–то толкнул Нэша в спину, он споткнулся, потом восстановил равновесие и начал спускаться. Трейси смотрела в темный купол неба, ее лицо, насколько он мог видеть, было бледным. Он прокричал ей, чтобы она держалась. Коп, который держал Нэша за наручники, сказал: – Ну ты, дерьмо, заткнись! Разбудишь соседей. Нэш осклабился. Трейси крепкая девочка, он был уверен, что она выживет. Фрэнк убил ее мужа по приказу Гэри. Она найдет себе классного адвоката, и если жюри присяжных будет состоять из мужчин, она получит восемнадцать месяцев, максимум два года. Коп подтолкнул его в полицейский фургон. Он опустился на металлическую скамью, дверь с грохотом закрылась, сталь прогремела о сталь, и он погрузился в темноту. Патрульный автомобиль отъехал от дома, давая дорогу машине «Скорой помощи». Паркер увела Уиллоуса от Трейси. Один из ассистентов «Скорой помощи» наложил на ее лицо кислородную маску. Расстегнул блузку. Она получила четыре раны, и каждая могла оказаться смертельной. Он проверил ее пульс. Едва ли случится чудо. А на просторном заднем сиденье черного «олдсмобила» образца 1943 года инспектор Гомер Бредли с ненужным уже револьвером в руках, закрыв усталые глаза, мечтал о ясных весенних днях.Глава 25
Вечер вторника, шестого сентября. Джек Уиллоус сидел скрестив ноги на полу в своей гостиной и разбирал лежащую перед ним на старой газете катушку от удочки. Он сматывал леску, и она ложилась на ковер кругами. Айзек Уолтон использовал леску из сплетенного конского волоса, преимущественно из хвостов жеребцов. К концу восемнадцатого века леску начали делать из шелка, пропитанного маслом в слабом вакууме, и, чтобы получить совершенную поверхность, прогревали при ста пятидесяти градусах по Фаренгейту в течение десяти часов. Сейчас леску делают из синтетических волокон с пластиковым покрытием и приспособленной к соленой воде. Уиллоус планировал пару дней половить рыбу в устье рек на побережье. Зазвучал вызов домофона. Он отпил виски и продолжал чистить и смазывать катушку. Зуммер прозвучал снова. Он поднялся и подошел к микрофону. Клер! Он просигналил ей, отпер входную дверь и вернулся к катушке и виски. Несколько мгновений спустя он услышал звук лифта, рокот его дверей и шаги Клер в коридоре. На ней были черные брюки, белая блузка, поверх которой был надет черный жилет. Она повернулась, словно в пируэте, и спросила: – Ну как, идет мне? – Очень. – А тебе не кажется, что брюки чересчур в обтяжку? – Может быть, немного. – Благодарю. Он продолжал разбирать катушку. Клер нагнулась над ним. Он ощутил пьянящий запах духов. А она уловила запах виски. Он соединил половинки катушки и повернул ручку. Зазвучала трещотка. Клер села на ковер рядом с ним. Их колени соприкоснулись, и она слегка отодвинулась. – Ты умеешь угадывать, о чем я думаю? – Почти никогда. – Я верю, что у каждого из нас есть что–то, чего никто и никогда не должен касаться. И когда доходит до этого, все мы и каждый в отдельности чувствуем себя очень одинокими. Бывают времена, когда я переживаю это очень тяжело. Ты понимаешь, о чем я говорю, Джек? Уиллоус не поднимал головы, чтобы не встретиться с ней глазами. – Я звонила тебе целую неделю, – сказала Клер. – Оставила дюжину записок. В понедельник утром тебя не было на службе. Бредли сказал, что ты звонил и сообщил, что болен. Она выждала момент и шла теперь напрямик. – Она звонила тебе? – Кто? – Шейла, – сказала Паркер, – твоя проклятая жена, о ком же еще, по–твоему, я могу говорить? – Нет, еще не звонила. – Сегодня шестое сентября, Джек. Начало занятий в школе, и твои дети уже в Торонто. Если бы она собиралась тебе позвонить, она бы это уже сделала. Уиллоус начал наматывать леску на катушку. Он делал это медленно, чтобы витки не спутались. Трещотка издавала редкие щелчки. – Что–нибудь планируешь на вечер? – Ничего определенного. Паркер встала и направилась в ванную комнату. Дверь она оставила открытой. Послышались звуки открываемого душа. Потом Уиллоус услышал мягкие шаги ее босых ног, когда она проходила в спальню. Он положил катушку в кожаный чехол. Пружины кровати скрипнули. На кухне включился холодильник. И когда закончился цикл и его шум умолк, в квартире воцарились мертвая тишина и покой. Она лежала ничком, но когда Уиллоус вошел, повернулась на бок, лицом к нему. Он опустился на колени возле кровати. Она потянулась к нему, обняла за шею и притянула к себе. Его пальцы оставляли созвездия маленьких следов на ее прекрасно очерченном бедре. Ее кожа была гладкой, упругой и прохладной. Он провел рукой по всему ее телу, и это было долгое путешествие. Он целовал ее брови, переносицу, уши, щеки, шею. Он чувствовал биение ее пульса. Образ его детей, играющих и работающих, смеющихся и плачущих, пронесся над ним и исчез. Глаза Клер были темными и влажными. Он нежно поцеловал ее в губы и в первый раз за очень долгое время потерял власть над собой. …При первых лучах зари Клер сделала Уиллоусу подарок – это была маленькая коробочка, обернутая золотой бумагой и перевязанная ленточкой с бантом. – Что это такое? – Открой. Уиллоус долго возился с лентой и, потеряв терпение, разорвал ее. Это была алюминиевая коробочка фирмы «Ричард Уитли» с искусственными мушками для рыбной ловли. Он открыл крышку и увидел шесть маленьких отделений, каждое размером в квадратный дюйм с отдельной прозрачной крышкой. Если нажать на рычажок, крышка поднималась. В коробке было две дюжины сухих мушек. – Очень романтично! – Вот и прекрасно! Ты же очень романтичный человек. – Кто подбирал образцы? – Помогал продавец. Уиллоус захлопнул коробку. – Спасибо, Клер! Паркер улыбнулась. Вот и в метели показалась радуга. Сердце ее радостно забилось.Тяжкие преступления
Посвящается В. и Б.
Мороз был сорок! Город был как ночью… Леонид Мартынов. «Мороз»
Последние комментарии
7 часов 35 минут назад
1 день 56 минут назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад