Пират [Гарольд Роббинс] (fb2) читать онлайн

Гарольд Роббинс Пират

ПРОЛОГ 1933

Восьмой день бесновалась песчаная буря. Такой бури еще не бывало даже на памяти старого караванщика Мустафы, а он-таки был старик, в то время как остальные в этом караване были мальчишки.

Заслонив лицо гутрой — традиционным арабским головным убором — он с трудом продвигался к палатке хозяина каравана Фуада, то и дело останавливаясь, чтобы всмотреться через узкую щелочку в песчаную мглу и убедиться, что он не сбился с пути и его не увело от крохотного укрытия оазиса в дикие вихри песков безбрежной пустыни. Всякий раз при остановке песок рвал его лицо залпами ружейной дроби. Прежде чем войти в маленькую палатку, он напряг все силы и попытался прокашляться. Но в горле першила лишь зернистая сухость песка.

Фуад взглянул на караванщика. Он сидел на стуле перед столиком, на котором моргала керосиновая лампа, выдергивая тени из тьмы. Молчал и думал. Он был великан, и говорение было не по его части.

Мустафа выпрямился во весь свой полутораметровый рост, он так всегда делал, обращаясь к хозяину каравана.

— У Бога песок в глазах, — сказал он. — Он ослеп, коли потерял нас из виду.

Фуад хмыкнул.

— Дурень, — сказал он. — Раз мы совершили хадж, сходили в Мекку, ты думаешь, Он отвернет от нас свой взгляд на пути к дому?

— В воздухе смерть, — упрямо сказал Мустафа. — Даже верблюды это чувствуют. Такими беспокойными они никогда не были.

— Замотай им головы одеялами, — ответил Фуад. — Если им ничего не будет видно, они станут смотреть свои верблюжьи сны.

— Я так и сделал, — сказал Мустафа. — Но они их сбросили. Я уже потерял в песке два одеяла.

— Дай им немного гашиша, пусть жуют, — добавил Фуад. — Не так, чтобы взбесились, а так, чтобы только их успокоить.

— Они получили такую порцию, что два дня не проснутся.

Хозяин каравана посмотрел на него.

— Ну и пусть. Мы никуда не спешим.

Коротышка не двигался с места.

— Все же это дурное предзнаменование. А как на это господин посмотрит?

— Он хороший человек, — ответил Фуад. — Он не привередлив. К тому же занят только своей женой и его молельный коврик всегда постелен в сторону Мекки.

Караванщик причмокнул губами.

— Думаешь, их молитвы дойдут до Бога, если они совершили паломничество?

Фуад выразительно посмотрел на него.

— Все в руках Аллаха. Но ее срок уже близко. Скоро узнаем.

— Сын, — сказал Мустафа. — Я молю Аллаха послать им сына. Три дочери — бремя достаточное. Даже для такого хорошего человека, как он.

— Сын, — повторил Фуад. — Аллах милосерден… — Он поднялся со стула, возвысясь над коротышкой. — А теперь, ишак, — вдруг взревел он, — ступай к своим верблюдам, не то я зарою твои старые кости в их навозе!

Большая палатка в центре оазиса стояла среди четырех гигантских пальм и ярко освещалась изнутри электролампами в углах главной выгородки. Из-за одной занавески слышался негромкий звук электрогенератора, работающего на бензине. Из-за другой доносился приторный запах жарящегося на мангале мяса.

Двенадцатый раз за тот день доктор Самир Аль Фей поднял занавеску и подошел к внешней стенке палатки, устремив взгляд в бурю.

Песок прорывался сквозь узенькую щель, стегая его по глазам; он не мог разглядеть ни верхушки деревьев в пятнадцати футах над палаткой, ни края оазиса, где бушующий песок сплошной стеной полз в небо. Он прикрыл пологом щель и, протирая рукой глаза, вернулся в главную выгородку палатки. Его ноги в мягких туфлях бесшумно погружались в пушистый ковер, устилавший песчаный пол.

Набила, жена, взглянула на него.

— Не лучше? — спросила она тихо.

Он покачал головой.

— Не лучше.

— Когда, ты думаешь, это прекратится? — спросила она, тяжело вздохнув.

— Не знаю. Во всяком случае, пока не чувствуется, чтобы стихало.

— Ты огорчен? — голос ее был ласков. Он подошел к ней.

— Нет.

— Ты бы не отправился в хадж, если бы я не настаивала.

— Я ходил в Мекку не ради твоей прихоти. Мы сделали это ради нашей любви.

— Но ты же не верил, что паломничество в Мекку что-нибудь изменит, — сказала она. — Ты говорил, что пол ребенка определяется при его зачатии.

— Это говорил во мне врач, — сказал он. — Но кроме того, я правоверный.

— А если родится девочка?

Он не ответил.

— Ты со мной разведешься или возьмешь вторую жену, как желает принц, твой дядя.

Он взял ее руку.

— Глупая ты, Набила.

Она глянула на него снизу, тень делала ее глаза еще темней.

— Срок почти наступил, и страх во мне растет.

— Бояться нечего, — сказал он утешительно. — К тому же у тебя будет сын. Разве я тебе не говорил, что сердечко у него бьется, как у мальчика?

— Самир, Самир, — прошептала она. — Ты наговоришь чего угодно, лишь бы меня успокоить.

Он поднес ее руку к губам.

— Я тебя люблю, Набила. Я не хочу другой жены, другой женщины. Если на этот раз не мальчик, значит, родится в следующий.

— Для меня следующего раза не будет, — проговорила она грустно и серьезно. — Твой отец дал слово принцу.

— Мы уедем за границу. Можем поехать жить в Англию. Я там учился, у меня есть там друзья.

— Нет, Самир. Твое место дома. Ты нужен нашему народу. Ты ученый и уже во многом помог людям. Кто мог раньше подумать, что генератор, который ты привез из Англии, чтобы освещать свою операционную, послужит основой электрокомпании, которая дает свет всей нашей стране.

— И делает нашу семью еще богаче, — добавил он. — Умножает богатство, в котором мы не нуждаемся, поскольку и так владеем всем.

— Но ведь у нас только ты способен понять, что богатство должно служить всем, а не только избранным. Нет, Самир, тебе нельзя отсюда уезжать. Ты нужен нашему народу. — Он молчал. — Обещай мне, Самир, — она заглянула ему в глаза. — Если это будет девочка, ты дашь мне умереть. Я не могу помыслить о жизни без тебя.

— Буря, — сказал он. — Должно быть, виновата буря. Нет другого объяснения бредовым мыслям, что у тебя в голове.

Она опустила глаза под его взглядом.

— Нет, дело не в буре, — прошептала она. — Схватки уже начались.

— Ты уверена? — спросил он.

По его расчетам это было недели на три раньше срока.

— Я родила троих детей, — сказала она спокойно. — И я знаю. Первая была около трех часов назад, последняя только что, когда ты отходил посмотреть на погоду.

Мустафа спал, с головой укрывшись от бури тремя одеялами, согретый теплом верблюдов с каждого боку. Ему снился рай, наполненный золотистым светом солнца, и обольстительные гурии, тоже золотистые, с пышными грудями, округлыми животами и ягодицами. Это были красивые сны от гашиша, которого он отведал лишь самую малость, чтобы не впасть в глубокое забытье, остальную же порцию отдал верблюдам, и тем самым не отправил их разгуливать по райским кущам без своего заботливого пригляда. И Мустафа, и животные наслаждались сейчас грезами.

Над ними бушевала буря, и песок засыпал одеяла, потом изменивший направление ветер сдувал его. На краю рая верблюд дернулся, и внезапный холод обдал старые кости Мустафы. Он инстинктивно подался ближе к теплому животному, но верблюд отодвинулся подальше. Подтыкая вокруг себя одеяла, он придвинулся к другому верблюду. Но и тот отодвинулся, и теперь холод атаковал Мустафу с обеих сторон. Он начал медленно просыпаться.

Верблюды лениво, неохотно поднимались. Как всегда, когда нервничали, они тут же стали испражняться. Брызги, попадавшие на одеяло, заставили Мустафу окончательно проснуться. Сердито браня тех, кто вырвал его из сказочного сна, он отполз подальше от горячей с кислым запахом струи.

Стоя на четвереньках, он выглядывал из-под одеял. Внезапно дыхание застыло у него в горле. Из песчаной стены возник человек верхом на осле. Позади был еще один осел, седло на нем было свободно. Всадник повернулся к Мустафе.

А потом!.. Потом Мустафа испустил вопль ужаса. Человек был о двух головах! Два белых лица принадлежали одному телу. Своим жутким свирепым взглядом они пригвоздили Мустафу к земле.

Но Мустафа все-таки вскочил, как ошпаренный. Не замечая стегавшего по лицу песка, он побежал к палатке хозяина каравана.

— Эй-иии! Эй-иии! Это ангел смерти за нами пришел!

Фуад вышел из своей палатки, словно раскат грома, схватил Мустафу великанскими ручищами, поднял в воздух, будто младенца, и зверски тряс его.

— Заткнись! — гремел хозяин каравана. — Мало нашему господину мороки с женой, так ему еще надо, чтобы ты с перекуру нес всякую чепуху!

— Ангел смерти! Я видел его! — У Мустафы стучали от ужаса зубы. Он показал рукой. — Гляди, вон там! Около верблюдов!

На крики сбежались еще несколько человек. Они все глазели в указанном Мустафой направлении. Стон ужаса вырвался у людей, когда из мглы слепящего песка показались два ослика: на первом осле восседал двуглавый человек.

Почти так же быстро, как появились, люди исчезли, каждый спрятался в своем укрытии, оставив Мустафу трепыхаться в руках Фуада. Машинально Фуад ослабил руки, державшие караванщика; маленький человечек выскользнул из них и нырнул в палатку, предоставив Фуаду встретиться с ангелом смерти один на один.

Почти парализованный, Фуад смотрел, как подошли и остановились подле него ослы. Всадник человеческим голосом промолвил:

— Ас-салам-алейкум!

— Алейкум-ас-салам! — машинально отозвался Фуад.

— Прошу, помогите мне, — сказал всадник. — Мы несколько дней блуждали в буре, и моя жена нездорова, того гляди родит.

Медленно, осторожно всадник начал спешиваться. И тут Фуад увидел, что одеяло всадника укрывало двоих. Он быстро шагнул вперед.

— Так, — тихо проговорил он. — Давайте я вам помогу.

Из темноты появился Самир, одетый в плотный бежевый халат.

— Что случилось? — спросил он.

Фуад повернулся к нему, на руках у него, как перышко, лежала женщина.

— Эти путники, господин, заблудились в буре.

Мужчина стоял, устало опираясь на своего осла.

— Не знаю, сколько дней мы проплутали… — Он начал бессильно сползать наземь.

Самир поддержал его под руку.

— Обопрись на меня…

Мужчина посмотрел с благодарностью.

— Моя жена… — промолвил он шепотом, — она больна. Без воды.

— С ней будет все в порядке, — подбодрил Самир. Он посмотрел на хозяина каравана. — Отнеси ее в мою палатку.

— Ослы… — проговорил человек.

— О них тоже позаботятся, — сказал Самир. — Добро пожаловать в мой дом.

Лицо путника было иссечено песком и кровоточило, губы распухли и покрылись волдырями. Руки в рубцах и шрамах полностью скрывали маленькую чайную чашку, которую он сейчас держал. Ростом он превосходил Самира, в нем было почти шесть футов, у него был крупный нос и прикрытые распухшими веками проницательные голубые глаза. Он не сводил их с Самира, и вот доктор выпрямился над койкой, на которой лежала жена путника.

Самир не знал, что сказать. Женщина умирала. Организм был почти полностью обезвожен, еле прощупывалась ниточка пульса, давление крови было опасно низким.

— Сколько дней вы провели в этой буре?

Мужчина посмотрел на него. Покачал головой.

— Не знаю. Это казалось вечностью.

— Плохи ее дела, — сказал Самир.

Человек помолчал. Он глядел в свою чашку. Губы его шевелились, но до слуха Самира не долетало ни звука. Но все-таки он расслышал молящий голос.

— Ты доктор?

Самир кивнул.

— Она будет жить?

— Не знаю, — ответил Самир.

— Моя жена хотела, чтобы наш ребенок родился на Святой земле, — сказал человек. — Но англичане не дали бы нам визы. Вот мы и подумали, если пересечь пустыню, мы могли бы проникнуть в страну с тыла.

— Как это? На паре ослов?! — В голосе Самира послышалось недоверие. — Вам же надо еще пройти шестьсот миль по пустыне.

— Налетела буря, и мы потеряли свои припасы, — добавил человек. — Это был сплошной кошмар.

Самир снова склонился над женщиной. Он хлопнул в ладоши, и в комнату вошла Аида, служанка жены.

— Приготовь сладкой воды, — сказал он. Когда служанка вышла, он вновь обратился к человеку. — Попытайтесь заставить ее проглотить немного питья.

Человек кивнул. Какое-то время сидел молча, затем заговорил:

— Вы, конечно, уже поняли, что мы евреи?

— Да.

— И все-таки хотите помочь нам?

— Мы все путешествуем по одному морю, — отозвался Самир. — А вы отказались бы мне помочь, окажись я в вашем положении?

Незнакомец покачал головой.

— Нет. Как бы я мог, будучи человеком?

— Стало быть, так оно и есть. — Самир улыбнулся и протянул руку. — Самир Аль Фей.

Человек пожал руку и назвался:

— Исайя Бен Эзра.

Аида принесла блюдце и ложку и подала хозяину.

— Принеси чистую салфетку, — распорядился Самир.

Он присел рядом с койкой, взял из рук Аиды салфетку, смочил ее в теплой воде и прижал к губам женщины.

— Смотрите, как это делается, — сказал он Бен Эзре. — Вы должны легонько разомкнуть ей губы и выжимать капли ей в рот. Это единственное, что я могу предложить вместо внутривенного вливания глюкозы. Только делайте очень медленно, чтобы она не поперхнулась.

— Я понял, — сказал Бен Эзра.

— Теперь я должен позаботиться о собственной жене.

Бен Эзра вопросительно взглянул на него.

— Мы добираемся домой после паломничества в Мекку, и буря застигла нас здесь. Хотели, чтобы наш ребенок родился дома, но теперь это, очевидно, не получится. Роды у нее начались на три недели раньше. — Самир молитвенно поднял руки. — Неисповедимы пути Аллаха. Если б мы не отправились в Мекку просить Его послать нам сына, если бы вы не захотели родить ребенка вашего на Святой земле, мы никогда бы не повстречались.

— Я благодарен Господу за то, что вы оказались здесь, — сказал Бен Эзра. — Да пошлет он вам сына за ваши молитвы.

— Благодарю, — ответил Самир. — Да сохранит Аллах вам жену и дитя.

Он ушел в закуток, выгороженный занавесками, разделявшими палатку как бы на отдельные комнаты, а Бен Эзра вернулся к своей жене и стал прижимать смоченную водой ткань к ее губам.

В предрассветный час песчаная буря достигла своего пика. За полотном палатки ветер гудел словно эхо далекой канонады, и песок бил в палатку, словно каменный град с разгневанных небес. И тогда Набила разразилась криком боли и ужаса.

— Ребенок во мне мертвый! Я больше не слышу его жизни и движения!

— Тише… — мягко сказал Самир. — Все в порядке.

Набила протянула руку к его руке. В ее голосе слышалось отчаяние.

— Самир, пожалуйста. Не забудь о своем обещании. Дай мне умереть.

Он смотрел на нее, слезы туманили его взгляд.

— Я люблю тебя, Набила. Ты будешь жить, чтобы дать мне сына…

Он действовал быстро, настолько быстро, что она не почувствовала, как игла нащупала ее вену… только сладкий обрыв боли, когда подействовал морфий.

Он устало выпрямился. Свыше двух часов он не мог прослушать стетоскопом пульс плода. Боли у Набилы все это время усиливались, но схватки были очень слабые.

— Аида, — сказал он старой служанке. — Позови сюда хозяина каравана, мне понадобится его помощь, когда я буду извлекать ребенка. Но вели ему как следует помыться перед тем, как войти в палатку.

Женщина кивнула и выбежала за занавеску. Самир начал быстро раскладывать инструменты на чистую белую салфетку рядом с кроватью.

Неожиданно Набила вздрогнула, не приходя в сознание. Началось сильное кровотечение. Самир видел: здесь какое-то серьезное осложнение — Набила истекала кровью. Ее тело натужно пыталось исторгнуть из себя плод. Но Самиру никак не удавалось нащупать голову ребенка… Он быстро понял в чем помеха: послед закупорил выход из матки.

Кровавое пятно на простынях быстро ширилось, и Самир, борясь с нарастающим страхом, торопливо делал необходимое.

Рукой он расширил шейку матки настолько, чтобы можно было извлечь послед. Затем порвал околоплодный пузырь и вытянул плод вон из ее тела. Быстро отрезал пуповину, повернулся к Набиле… и испустил вздох облегчения — кровотечение прекратилось. Теперь он впервые посмотрел на ребенка.

Это была девочка, мертвая девочка. Он знал это, даже не притрагиваясь к ней. Слезы навернулись ему на глаза, когда он обернулся и посмотрел на лежащую Набилу. Теперь она никогда не родит ему мальчика. И вообще не родит. Он проследит за тем, чтобы она никогда больше не забеременела — угроза для ее жизни была бы слишком велика. Он почувствовал, как на него наваливается отчаянье. Возможно, она были права. Смерть могла быть предпочтительней.

— Доктор!

В проеме, отодвинув занавеску, стоял Бен Эзра. Самир невидяще смотрел на еврея, глаза были затуманены. Он не мог говорить.

— Моя жена, доктор! — В голосе Бен Эзры слышался испуг. — Она перестала дышать!

Повинуясь рефлексу, Самир схватил свою медицинскую сумку. Еще раз глянул на Набилу. Морфий хорошо сделал свое дело: она спала. Он быстро перешел в соседнюю выгородку, опустился на колени рядом с женщиной, пытаясь услышать через стетоскоп биение ее сердца. Ни звука.

Он быстро приготовил шприц с адреналином и вкатил его прямо и сердце женщины. С усилием раскрыл ей рот и попытался вдохнуть воздух ей в легкие, но все было бесполезно… И он повернулся к мужу роженицы.

— Я сожалею, — сказал он.

Бен Эзра уставился на него.

— Она не может быть мертва, — возразил он. — Я видел, у нее двигался живот.

Самир посмотрел на женщину: Бен Эзра был прав. Живот ее, казалось, тужится.

— Ребенок! — воскликнул Самир.

Мгновенно раскрыл сумку и достал скальпель.

— Что ты делаешь? — жестко спросил Бен Эзра.

— Ребенок, — пояснил Самир. — Еще не поздно спасти ребенка.

У Самира не было времени раздевать роженицу. Он быстро разрезал на ней одежду, обнажил живот, синеватый и вздутый.

— Теперь зажмурься, не смотри, — приказал Самир.

Бен Эзра поступил как ему было сказано. Самир быстро сделал разрез. Тонкая кожа с хрустом разошлась под ножом. Самир вскрыл брюшную полость, и в следующий миг ребенок был у него в руках. Быстро перерезал и перевязал пуповину. Пара шлепков, и громкий здоровый крик новорожденного огласил палатку.

Самир посмотрел на путника.

— У тебя сын, — сказал он.

Бен Эзра уставился на Самира. Странным было выражение его лица. Он молчал.

— У тебя сын, — повторил Самир.

Глаза Бен Эзры наполнились слезами.

— Что мне делать с сыном? — спросил он. — Без женщины, и впереди шестьсот миль пустыни, которые надо пройти. Ребенок умрет.

— Мы дадим тебе провизию, — сказал Самир.

Еврей покачал головой.

— Без толку… Я и так скрываюсь от полиции. Мне нечего предложить ребенку.

Самир хранил молчание по-прежнему с младенцем на руках.

Бен Эзра смотрел на него.

— А как твой новорожденный? — спросил он.

— Мертвый, — ответил Самир просто. — Похоже, Аллах в мудрости своей почел за благо оставить наши молитвы без ответа.

— Это был сын? — спросил еврей.

— Девочка.

Бен Эзра посмотрел на него.

— Быть может, Аллах мудрее нас обоих, и по этой причине Он свел нас вместе в пустыне.

— Не понимаю, — сказал Самир.

— Если бы не ты, мой ребенок погиб бы вместе с матерью. Ты в большей степени его отец, чем я.

— Ты сошел с ума, — прошептал Самир.

— Нет, — голос Бен Эзры, казалось, окреп. — Со мной он умрет. И бремя заботы о нем может с успехом привести и к моей смерти тоже. Но Аллах услышал твою мольбу о сыне. С тобой мальчик вырастет в безопасности и здоровым, в этом я не сомневаюсь.

Самир посмотрел еврею в глаза.

— Но он станет мусульманином, не иудеем.

Бен Эзра выдержал взгляд.

— Это имеет серьезное значение? — спросил он. — Разве ты не сказал, что мы плывем по одному морю?

Самир взглянул на крошечное тельце новорожденного у себя на руках. Вдруг его душу наполнило чувство любви, какой он не испытывал никогда раньше. Верно, что Аллах выбрал свой способ отозваться на их молитвы.

— Мы не должны терять времени, — сказал он. — Пойдем со мной.

Самир принес младенца в свое отделение палатки, где лежала без сознания Набила.

— Возьми другого младенца…

Бен Эзра поднял тело мертвой девочки и вышел за занавеску. Самир положил мальчика на стол и завернул в чистую белую простыню. Он как раз успел закончить, когда пошли Аида с Фуадом.

Он глянул на женщину.

— Обмой моего сына, — попросил он.

Женщина посмотрела ему в глаза, ее губы зашевелились:

— Хвала Аллаху…

— Хвалу вознесем на утренней молитве, — торопливо бросил Самир. Обернулся к хозяину каравана. — Пойдем со мной, — приказал ему, уходя за занавеску.

Так же внезапно, как налетела, унялась песчаная буря. День занимался яркий и тихий. Двое мужчин стояли возле двух могил там, где кончался оазис и начиналась пустыня. Подле Бен Эзры ожидали два его осла, на одном был навьючен груз — вода и провиант, на другом — старое потертое кожаное седло. Бен Эзра и Самир неловко переглянулись. Что тут сказать?.. Нечего.

Исайя Бен Эзра подал руку.

Самир молча сжал ее. В этом рукопожатии было тепло, незримые узы навсегда связали их. Спустя мгновение руки расцепились. Бен Эзра забрался в седло.

— Хатрак! — сказал печально.

Самир посмотрел на него. Правой рукой он сделал традиционный прощальный жест — прикоснулся поочередно к своим губам, лбу и, наконец, к сердцу.

— Ас-салам-алейкум. Ступай с миром.

Бен Эзра помолчал. Поглядел еще раз на могилы, на Самира. Глаза обоих мужчин наполнились слезами.

— Алейхем шолом, — сказал он и повернул осла, чтобы продолжить путь через пустыню.

Какое-то время Самир не двигался и глядел ему вслед, затем медленно пошел к палатке. У входа стояла Аида, ее голос был взволнован:

— Госпожа просыпается!

— Ты ей сказала? — спросил Самир.

Служанка покачала головой.

Доктор прошел за занавеску и поднял новорожденного. Он стоял рядом с женой, когда она открыла глаза. Улыбаясь смотрел на нее.

— Самир… — прошептала она. — Прости меня…

— Тебе не за что просить прощения, — ласково сказал он, отдавая ей в руки младенца. — Аллах услышал наши молитвы. У нас есть сын.

Набила долго смотрела на новорожденного, потом перевела взгляд на мужа. Глаза у нее были влажные.

— Я видела страшный сон, — проговорила она почти шепотом. — Мне приснилось, будто наше дитя умерло.

— Это был сон, Набила, — сказал он. — Всего-навсего сон.

Набила снова посмотрела на ребенка, ее пальцы отвели белую ткань от крошечного личика.

— Красивый, — сказала она. Затем на ее лице возник испуг. Она смотрела на мужа. — Самир! — воскликнула она. — У нашего сына голубые глаза!

Он расхохотался.

— О женщина, женщина… Ты что, не знала? У всех новорожденных голубые глаза.

Но Аллах действительно сотворил чудо. Потому что Бейдр Самир Аль Фей вырос с темно-синими, почти фиолетовыми глазами цвета ночного неба над пустыней.

КНИГА ПЕРВАЯ Конец весны 1973

Глава 1

В шуме колючих водяных струй, бивших ему прямо в темя, утонул рев четырех мощных авиационных двигателей. Пар начал заволакивать стены душевой кабины. Бейдр быстро намылился, смыл душистую пену и переключил воду с горячей на холодную. Усталость сняло как рукой, и он окончательно проснулся. Завернул кран и вышел из душевой.

Как обычно, Джабир стоял наготове с тяжелым махровым халатом и банными полотенцами. Он набросил полотенца на тело своего хозяина.

— Добрый вечер, господин, — тихо приветствовал он по-арабски.

— Добрый вечер, друг, — сказал Бейдр, энергично растираясь. — Который час?

Джабир глянул на «Сейко» — подарок хозяина.

— Девятнадцать часов пятнадцать минут по французскому времени, — сообщил он гордо. — Господину удалось хорошо отдохнуть?

— Да, спасибо, — Бейдр бросил полотенца и скользнул и подставленный ему халат. — Где мы сейчас?

— Над Ламаншем, — ответил Джабир. — Капитан просил сказать, что в Ницце будем в двадцать сорок.

— Прекрасно, — откликнулся Бейдр.

Джабир придерживал дверь маленького туалета открытой, когда Бейдр проходил в свой салон. Хотя салон был просторен, занимая почти треть палубы «Боинга-707», воздух все же был несвежий, насыщенный острым ароматом наркотиков.

Бейдр помедлил секунду. Ему не претили эти запахи, пока курил гашиш или амил-нитрат сам, но после они были ему неприятны.

— Тут воняет, — заметил он. — Очень плохо, что нельзя открыть окна и проветрить. На высоте тридцати тысяч футов это было бы опрометчиво.

Джабир не улыбнулся.

— Да, господин. — Он быстро прошел по салону, открывая рожки вентиляции, затем опрыскал помещение дезодорантом. Вернулся к Бейдру. — Господин решил, какой костюм он наденет?

— Еще нет, — ответил Бейдр.

Он окинул взглядом громадную, королевских размеров кровать, занимавшую чуть не половину салона. Две девушки лежали в обнимку, их нагие тела лоснились в мягком золотистом освещении. Для них мир не существовал.

Память Бейдра оживила в подробностях то, что произошло здесь некоторое время тому назад.

…Он стоял перед постелью, наблюдая, как они занимаются любовью. Голова той, что сверху, была между ног у подружки, языком она с порочной алчностью ласкала самое чувствительное — клитор… потом вдруг они обе перекатились, попеременно оказываясь одна на другой, и сдвоенные полулуния незагоревших ягодиц призывно забелели под его взглядом. Он почувствовал, как пульсирующее возбуждение пронизало его, он увидел свой отвердевший поднявшийся фаллос. Быстрым движением схватил со стола ампулы с амилом, опустился на колени возле той, что была сверху, уперся фаллосом в ее заднюю расщелину. Сильной рукой подхватив девушку под живот, крепко прижал к себе… Рука двигалась ниже, покуда не нащупала заветный бугорок. Язык второй девушки, ласкавшей клитор, коснулся кончиков его пальцев… Он жадно рванул верхнюю на себя и мощным движением глубоко вошел ей в зад.

Девушка на мгновение застыла от неожиданности атаки, широко разинула рот, готовая завизжать… На ее вдохе он разломил у нее под носом две ампулы с амилом. И тогда вместо визга она впала в бешеный спазм непрекращающегося оргазма. Секундой позже он сломал ампулу для себя и тоже взорвался оргазмом, который, как ему показалось, был бесконечным. Салон завертелся вокруг него, и Бейдр соскользнул во тьму… Его следующим сознательным актом было пробуждение — и он перебрался под душ…

И вот он стоял у постели и опять смотрел на них. Но на этот раз не чувствовал ничего. Все прошло. Они были использованы, в том и состояла их функция. Они скрасили скуку долгого полета из Лос-Анджелеса. Сейчас он даже не мог вспомнить их имена. Он отвернулся и пошел к двери салона. У двери обернулся к Джабиру.

— Разбуди и вели им одеться, — сказал он и закрыл за собой дверь.

По узкому коридору он прошел мимо двух гостевых кабин в главный салон. В переднем конце салона, в офисе, его администратор Дик Кэридж сидел за письменным столом рядом с телефоном и телексом. Молодой юрист, как всегда, был в официальном костюме: белая сорочка, темный пиджак и брюки. Бейдр не мог припомнить случай, чтобы на Кэридже не было пиджака.

Администратор встал.

— Добрый вечер, шеф, — пресным тоном поздоровался он. — Хорошо отдохнули?

— Да, спасибо, — сказал Бейдр. — А ты?

Молодой юрист ответил легкой гримаской, это был максимум экспрессии, которую он мог себе позволить.

— Никак не могу привыкнуть спать в самолете.

— Привыкнешь, — улыбнулся Бейдр. — Не надо только спешить.

Кэридж не улыбнулся.

— Если не привык за два года, то, боюсь, не привыкну никогда.

Бейдр нажал кнопку вызова обслуги.

— Что новенького?

— Тишина и покой, — ответил Кэридж. — Вы же знаете — уикенд.

Бейдр кивнул. Была суббота. Он не ожидал никаких деловых акций. Когда они вылетали из Лос-Анджелеса, был час дня.

Из кухонного отсека вышел шеф-стюард Рауль.

— Слушаю вас, сэр!

— Кофе, — сказал Бейдр. — Кофе по-американски. — Его желудок недолюбливал крепкий фильтрованный кофе, который имел обыкновение подавать стюард. Он опять обратился к Кэриджу: — Ты с яхтой связался?

Кэридж утвердительно кивнул.

— Я говорил с капитаном Петерсеном. Он все подготовил к вечернему приему гостей. «Ролс-ройс» и «Сан Марко» будут ждать у аэропорта. Если море будет спокойное, он сказал, «Сан Марко» доставит вас в Канны за двадцать минут. Автомобильная поездка займет более часа из-за потока машин на фестиваль.

Вернулся стюард с кофе. Пока он наливал в чашку, Бейдр зажег сигарету. Попробовал кофе.

— Не желаете ли что-нибудь съесть? — спросил стюард.

— Пока нет, спасибо, — отказался Бейдр. Повернулся к Дику. — Моя жена на яхте?

— Капитан сказал, она была на вилле. Но прилетел из Парижа Юсеф, и он уже на борту. Просил передать вам, что на вечер пригласил нечто умопомрачительно талантливое.

Бейдр кивнул. Юсеф Зиад был шефом его парижского бюро. У Бейдра было по офису в каждой стране. А в них — яркие, обаятельные, образованные молодые люди, любившие делать деньги и карьеру. Главной их функцией было отыскивать хорошеньких девиц и украшать ими приемы, которые устраивал Бейдр для успеха своего бизнеса.

— Вызови к телефону миссис Аль Фей, — распорядился он, смакуя ароматный кофе.

Рауль снова наполнил его чашку. Бейдр молча потягивал кофе. Вскоре послышался зуммер телефона. Он взял трубку.

Докладывал Кэридж:

— Миссис Аль Фей отсутствует. Я разговаривал с ее секретарем, та сообщила мне, что мадам пошла на просмотр фильма и сказала, что прибудет на яхту сама, после последнего сеанса.

— Благодарю, — сказал Бейдр и положил трубку.

Он не был удивлен: не ожидал застать Джордану дома — ни в дни кинофестиваля, ни в другие, когда бывали какие-либо события. Она всегда должна была присутствовать там, где что-то происходит. В первый момент он почувствовал раздражение, но вскоре оно прошло. Впрочем, именно живость, подвижность и привлекали в ней в первую очередь. Она была американка, не арабка. Американские девушки не домоседки. Однажды он попытался объяснить это своей матери, но по-настоящему она так и не поняла. До сих пор огорчалась, что он не женился на арабской девушке после развода с первой женой.

Опять зазвонил телефон. Он поднял трубку. Вызывал пилот, капитан Эндрью Хайэтт.

— С вашего разрешения, сэр, — сказал пилот, — я бы хотел, чтобы самолет обслужила «Эр Франс», если пробудем в Ницце достаточно долго.

Бейдр улыбнулся. Это была деликатная форма выяснения вопроса, сколько времени на земле капитан может дать своему экипажу.

— Думаю, что можем планировать время здесь до среды. Тебе хватит, Энди?

— Да, сэр.

— Полет был хорош, Энди. Благодарю.

— Спасибо, сэр. — В голосе пилота слышалось полное удовлетворение результатом разговора.

Бейдр вызвал по внутренней связи Кэриджа.

— Закажи экипажу места в «Негреско» до вторника.

— Слушаюсь, сэр. — Кэридж поколебался. — А как с девочками, мы пригласим их на прием?

— Нет, — отрезал Бейдр. — Юсеф по этой части уже распорядился.

— Что будем с ними делать?

— Устройте их в «Негреско», с экипажем, — сказал он. — Выдайте каждой по пятьсот долларов и обратный билет до Лос-Анджелеса.

Он положил трубку и уставился в иллюминатор. Почти совсем с темнело и далеко внизу под ними начинали светиться огоньки французских деревень. Он стал гадать, чем сейчас занята Джордана. Прошел почти месяце тех пор, как он видел ее с детьми и Бейруте. Они условились встретиться в его день рождения на юге Франции. Он думал о бриллиантовом колье от Ван Клеефа и пытался угадать, понравится ли оно ей. На этот счет у него не было никакой уверенности. Теперь на всех были только линялые джинсы да фальшивая бижутерия. Все было ненастоящим, даже об их чувствах друг к другу можно было сказать то же самое.

Джордана проснулась, встала и направилась в ванную, на ходу подхватывая одежду.

— Почему вдруг такая спешка, дорогая? — послышался на кровати мужской голос.

Они помедлила и двери ванной комнаты и оглянулась.

— Прилетает муж, — сказала она. — И на яхте я должна быть вовремя, чтобы успеть переодеться к вечеру.

— А может, его самолет опоздает, — предположил хрипловатый голос.

Самолет Бейдра никогда не опаздывает. Она вошла в ванную, затворила за собой дверь. Наклонилась над бидэ, регулируя кранами температуру воды и делая ее такой, как любила. Достала из сумочки пластиковый футляр со своим личным мылом и, расположившись над бидэ, стала мыться. «Иногда у меня нет ни малейшей охоты мыться, — думала она. — Знал бы он, когда старался»…

Она посмеялась про себя. Мужчины настолько захвачены бывают мыслью о своей неотразимости, непобедимости своего копья, что не могут себе представить, как это женщина, в которую они проникли, не будет испытывать оргазм за оргазмом… Она могла по пальцам пересчитать случаи, когда по-настоящему кончала. Но в одном она была твердо уверена. Если бы дело дошло до учреждения академической Премии за умение вызывать оргазм у мужчины, она получала бы ее ежегодно.

Она выключила воду, поднялась и начала вытираться под рыкающее бульканье воды в стоке.

Биде во французских отелях всегда издавали одинаковые звуки, будь то в Париже, Каннах или в провинции. Глак, глак, пауза, глак, глак, глак. Теперь, отбросив полотенце, она смочила пальцы духами и легонько втерла их в шелковистый лобок. Затем быстро оделась и вышла из ванной.

Мужчина сидел голый на кровати и забавлялся своим опять поднявшимся копьем.

— Взгляни-ка, дорогая, что тут у нас произошло.

— Вам — гудбай, — сказала она.

— А, может… — предложил он.

Она отрицательно покачала головой.

— Прости, милый. Убегаю, некогда.

— А может, попозже, на приеме? Мы могли бы найти укромный уголок, вдали от толпы.

— Ты не пойдешь на прием, — сказала она твердо.

— Но, дорогая, — запротестовал он. — Отчего же? Я ведь провел с тобой на яхте целую неделю.

— Именно поэтому, — отрезала она. — Бейдр не дурак.

— И когда же мы увидимся? — спросил он.

Его копье начало опускаться.

Она пожала плечами.

— Не знаю даже… — Раскрыла сумочку и подошла к постели с маленьким конвертом, в котором лежали стофранковые банкноты. Бросила конверт на простыню рядом с мужчиной. — Этого хватит оплатить твои счета в отеле, — сказала она. — И еще останется на то время, пока подыщешь себе другой вариант.

В голосе мужчины послышалась обида:

— Дорогая, неужели ты думаешь, все было только ради денег?

Она рассмеялась.

— Надеюсь, нет.

— Я никогда не найду другой женщины, как ты, — сказал он с грустью.

— Оглянись вокруг, — усмехнулась она. — Нас такое множество. И если тебе нужны рекомендации, скажи им, что я дала тебе высшую оценку.

Ее уже не было в номере, когда он сообразил, что ответить. Она стояла в холле, ожидая лифт, и взглянула на часы. Было без четверти восемь. Ей как раз хватит времени добраться до яхты и принять горячий душ, перед тем как переодеться к вечеру.

Глава 2

Юсеф заметил «ролс-ройс» — белый кабриолет Джорданы, припаркованный перед отелем «Карлтон», когда выходил из такси. Он поискал ее взглядом, пока расплачивался с таксистом, но увидел только ее шофера Ги, болтавшего с другими шоферами. Юсеф направился в вестибюль отеля.

Ото был день накануне официального открытия кинофестиваля, и большая часть рекламы, эмблем, плакатов уже красовалась на столбах и на стендах — это у более мелких кинопрокатных фирм. Ом задержался на миг — взглянуть на все это оформление.

Особенно выделялся гигантский транспарант, на весь вестибюль: АЛЕКСАНДР ЗАЛКИНД ПРЕДСТАВЛЯЕТ «ТРИ МУШКЕТЕРА». Юсеф медленно просматривал список аккредитаций: Майкл Йорк, Оливер Рид, Ричард Чемберлен, Рокуэл Уэлш, Чарлтон Хестон, Фэй Данауэй. Да, это был слет всех звезд. Даже на него, любителя кинематографа с детских лет, это производило впечатление. Он направился к стойке администратора.

Коротышка Эли, дежуривший сегодня, улыбнулся, слегка поклонился.

— Месье Зиад, как приятно снова видеть вас здесь.

Юсеф улыбнулся в ответ.

— Бывать здесь — всегда удовольствие, Эли.

— Чем могу быть нам полезен, месье Зиад?

— Я должен встретиться с мистером Винсентом, — объяснил Юсеф. — Он здесь?

— Он ждет вас в малом баре, — сообщил Эли.

— Благодарю, — сказал Юсеф. Он повернулся было идти, но потом, словно вспомнив о чем-то, добавил: — Кстати, им не видали мадам Аль Фей?

Без малейшего колебания Эли отрицательно покачал головой.

— Нет, не видел. Желаете, чтобы я пригласил ее?

— Да нет, пустяки…

Юсеф повернулся и пошел к малому бару, расположенному неподалеку от лифтов.

Эли взял телефонную трубку с аппарата, стоявшего позади него на конторке, и шепотом назвал номер. Оператор в опускающемся лифте ответил. Через мгновенье он положил трубку и повернулся к Джордане.

— Месье Эли спрашивает, не желает ли мадам спуститься на лифте со стороны Рю де Канада. Он послал человека, чтобы проводить вас.

Джордана посмотрела на лифтера. Его лицо ничего не выражало, лифт уже останавливался. Она кивнула.

— Благодарю!

Она вышла из кабины и двинулась по коридору. Эли, верный своему слову, уже прислал человека, и тот ждал ее в маленьком старомодном лифте, которым в особых случаях еще пользовались в этой части отеля.

Из отеля она вышла через «Карлтон Бар» на террасу, а с нее на подъездную дорожку, ведущую к главному входу в отель. Ги, ее шофер, увидев хозяйку, подскочил к дверце «ролс-ройса». Она заглянула в вестибюль, перед тем как сойти вниз. Сквозь толпившуюся у стойки публику она поймала взгляд Эли. В знак благодарности кивнула ему. Не изменяя выражения лица, он слегка наклонил голову.

Ги придерживал открытую дверцу, пока Джордана усаживалась. Она не знала, по какой причине Эли вывел ее кружным путем, но достаточно было самого факта. Эли был, наверно, мудрейшим человеком на всей Ривьере. И, наверно, никто не умел так держать язык за зубами.

Малый бар был полон, столик Майкла Винсента располагался на отлете, между стойкой и входом. Майкл вскочил навстречу Юсефу и протянул руку.

Юсеф пожал ее.

— Простите за опоздание. Движение на Круазетт — просто какой-то кошмар.

— Ерунда, — ответил Майкл. Странно было слышать тихий голосок от верзилы ростом шесть футов и четыре дюйма. Он жестом показал на молоденьких женщин, сидевших за его столиком: — Как видите, я проводил время наиприятнейшим образом.

Юсеф улыбнулся. Он знал девочек. Они были частью группы, что он притащил сюда из Парижа.

— Сюзанн, Моник, — пробормотал он садясь.

Девочки почти сразу упорхнули. Они понимали сигналы.

Это была деловая встреча. Им пора было идти в свои комнаты и приготовиться к вечернему приему.

Официант примчался с бутылкой «Дом Периньон» и показал ее Юсефу, ожидая одобрения. Юсеф кивнул. Официант откупорил и предложил ему бокал на пробу. И на этот раз Юсеф кивком выразил одобрение; официант посмотрел на Майкла Винсента.

— Я потружусь над виски, — сказал режиссер-продюсер.

Официант налил шампанское Юсефу и удалился. Юсеф поднял бокал.

— Я полагаю, вы достаточно хорошо здесь устроены?

Верзила расплылся в улыбке:

— Лучшие комнаты в этом отеле, и вы еще спрашиваете, доволен ли я? Единственно, что мне хотелось бы узнать, как это вы ухитрились их заказать. Две недели назад я звонил — не было ни одной свободной комнаты во всем городе на время фестиваля. Вы же позвонили за день, и как по волшебству — есть комната.

Юсеф таинственно улыбался.

— Скажем прямо, кое-каким влиянием мы располагаем.

— Выпьем за это, — предложил американец.

Он проглотил виски и подал знак, чтобы принесли еще.

— Мистер Аль Фей просил выразить вам признательность за ваши хлопоты. Он ожидает важных результатов от вашей встречи.

— Я тоже, — откликнулся Винсент. — Даже не верится… Мне понадобилось больше пяти лет, чтобы собрать средства на съёмку «Ганди», а вы приходите ко мне с десятью миллионами долларов и спрашиваете, заинтересован ли я в работе над фильмом о жизни Магомета.

— Меня это не удивляет, — сказал Юсеф. — Перестанет удивлять и вас, когда вы повидаетесь с мистером Аль Феем. Он человек огромной интуиции. Он знает ваши картины о великих философах — Моисее, Иисусе Христе и Ганди, и что может быть естественнее, как не обращение к вам, человеку, которому по плечу воссоздать в фильме эту грандиозную историю.

Режиссер кивнул.

— Будут большие проблемы…

— Конечно, — согласился Юсеф. — Они всегда были и есть…

Винсент нахмурился.

— Будет трудно получить релиз. В кинобизнесе много евреев.

Юсеф улыбался.

— Об этом мы станем беспокоиться, когда придет время… — сказал он мягко. — Не исключено, что мистер Аль Фей купит одну из крупных компаний и станет прокатывать фильм сам.

Винсент сделал еще глоток виски.

— Должно быть, он вполне серьезный малый, этот ваш мистер Аль Фей.

— Мы думаем, что так оно и есть, — спокойно отозвался Юсеф.

Он глядел на кинодельца и думал, сохранилось бы такое впечатление у этого человека, знай он, как тщательно его изучали, прежде чем выбор Бейдра пал на него. Все, чем занимался Винсент со времени своего детства, заключалось в досье на столе у Бейдра. Не было ни одного элемента личной жизни этого мужчины, который не был бы известен. Его девушки, его женщины, что и как он пил, даже членство в тайном обществе Джона Бёрча и в некоторых иных антисемитских группах, — все было отражено в досье. Вплоть до анализа причин, почему он был персона нон грата в киноиндустрии. Антисемитизм трудно было прятать в столь чувствительном деле, как кинобизнес. С тех пор когда был сделан «Ганди», прошло пять лет, и картина все еще не была допущена к показу в западном мире. И с тех пор ни один из проектов этого человека не был реализован. Последние несколько лет он держался благодаря приятелям и обещаниям. И бутылке виски.

Юсеф не стал ему говорить, что Бейдр подкатывался ко многим, прежде чем обратился к нему. Но все отвергали это предложение не потому, что Пророк не был бы хорошим героем для кинофильма, но они считали: назначение картины в настоящее время — скорее пропагандистское, нежели философское и просветительское. Все это понимали — и боялись евреев; евреи главенствовали в бизнесе, и они боялись настроить их против себя.

Юсеф взглянул на часы и встал.

— Прошу извинить, но я должен уйти. Есть кое-какие важные дела.

Винсент посмотрел на него.

— Да, конечно, я понимаю. Спасибо, что навестили.

— Был весьма рад… Яхта взаливе, напротив отеля. Начиная с десяти тридцати в конце Карлтон-пирса ожидает флотилия моторок для перевозки на борт яхты. Милости просим в любое время после десяти тридцати.

Подошел официант с чеком. Юсеф подписывал его, когда Винсент встал из-за стола. Мужчины на прощанье обменялись рукопожатием, и Юсеф покинул бар.

Он заметил, что машины Джорданы уже не было, когда он вышел из отеля. Взглянул на «пьяже», украшавшие его запястье: несколько минут девятого. Спустился по лестнице и свернул к отелю «Мартинэ». Любопытные уже собирались. В течение нескольких недель здесь предстоит ежевечернее безумное столпотворение — люди понаехали отовсюду поглазеть на знаменитостей и кинозвезд. Он быстро прошел через толпу, не глядя по сторонам. Можно было выкроить еще часок до возвращения на яхту и встречи с Бейдром.

В вестибюле «Мартинэ» народу было поменьше, чем в «Карлтоне». Он прошел прямо к лифту и поднялся на верхний этаж. Из лифта прошел до конца коридора в уютный пентхауз. Нажал кнопку. Внутри послышался мягкий звон. Он подождал секунду и позвонил еще раз.

За дверью раздался сиплый голос:

— Qui est la?^[1]

Раздался звук отодвигаемой цепочки, затем дверь распахнулась, представив взору высокого молодого блондина. Он посмотрел на Юсефа довольно злобно.

— Ты опоздал, — упрекнул он. — Говорил, будешь здесь еще час назад.

— Я же предупредил: у меня дела, — объяснил Юсеф, проходя за ним в комнату. — Ведь знаешь: я должен зарабатывать на жизнь.

— Все ты врешь! — Голос молодого человека был злой, он громко хлопнул дверью. — Ты был с Патриком!

— Я тебе сказал: Патрик в Париже, — оправдывался Юсеф. — Я совсем не хочу, чтобы он приезжал сюда.

— Он здесь, — сухо сообщил молодой блондин. — Я видел его в самолете сегодня днем. Он был с англичанином, владельцем универсального магазина.

Юсеф молчал, подавляя нараставшее чувство гнева. Он категорически приказал Патрику сидеть в отеле и не высовывать оттуда носа до завтра.

— Вот же сука! — выругался он. — Я ему покажу!..

Он прошел через комнату к столу со встроенным баром. Там была начатая бутылка «Дом Периньон» в ведерке со льдом. Он налил бокал себе и повернулся к молодому человеку:

— Выпьешь шампанского, мой милый?

— Нет, — капризно отказался молодой человек.

— Брось, Жак. Ну не будь же таким! Ты ведь знаешь, что я запланировал для тебя.

Впервые после прихода Юсефа Жак посмотрел на него.

— Когда я должен с ней встретиться?

— Сегодня вечером. На яхте, — объяснил Юсеф. — Я все устроил.

— Я пойду с тобой? — спросил Жак.

Юсеф покачал головой.

— Нет. Мы с тобой даже не знакомы. Если она заподозрит, что мы дружим, у тебя не будет никаких шансов. Я пристроил тебя в свиту принцессы Мары. Хозяйке тебя представит она.

— Почему вдруг Мара? — запротестовал Жак. — Ты же знаешь, я ее терпеть не могу.

— Потому что она будет делать то, что скажу я, — ответил сухо Юсеф. — Она найдет момент, чтобы отвести Джордану в сторонку и рассказать, какой ты потрясающий в постели и что за колоссальные у тебя причиндалы.

Жак посмотрел на него недоверчиво.

— И это заставит леди влюбиться в меня?

— Нет, — ответил Юсеф. — Это ваше дело. На то Джордана и американка, чтобы на нее произвела впечатление рекомендация такой опытной женщины, как принцесса Мара. А кроме того, Джордана большая любительница хороших елдаков.

Молодой человек прошел к бару и налил себе бокал шампанского.

— Буду надеяться, что ты во всем прав, — сказал он и сделал глоток. — Но что, если есть еще кто-то, кем она интересуется?

— Был, — сказал Юсеф. — Я слышал об этом от команды яхты. Но я же знаю Джордану: она от него отделалась, чтобы не иметь сложностей, когда муж поблизости.

— А что, если я ей не понравлюсь?

Юсеф улыбнулся и поставил свой бокал. Подошел к молодому человеку и потянул за кушак, стягивавший полы купального халата. Халат раскрылся. Юсеф взял фаллос молодого блондина в руку, легонько сжал, а когда тот возбудился, взвесил его на ладони.

— Очень недурные дюймы, — проворковал он. — Как ей устоять и не прийти в восторг? Немыслимо!

Глава 3

Телетайп застучал, как только самолет остановился у западного края летного поля, неподалеку от складов. Дик Кэридж отстегнулся, встал и прошел к аппарату. Подождал, покуда телетайп умолк, затем оторвал ленту с депешей, сел к столу и раскрыл шифровальную книгу, которая была всегда при нем.

Бейдр поглядел на него и пошел обратно к тем двум девчонкам. Они отстегнули ремни и подымались с кресел. Он остановился рядом с ними и улыбнулся.

— Надеюсь, вы получите колоссальное удовольствие, побывав на Ривьере.

Блондинка улыбнулась ему в ответ.

— Ой, мы так волнуемся! Мы первый раз здесь. Единственно, что нас огорчает, это что мы не увидимся с вами.

Ом повел рукой.

— Бизнес. Всегда бизнес… — Он думал о депеше. Что-то важное, раз телетайп ожил в уикенд. — Но если вам что-то потребуется, звоните Кэриджу, он все уладит.

— Хорошо, мы позвоним, — сказала темненькая. Она корректно протянула руку: — Спасибо вам большое за приятное путешествие.

Блондинка рассмеялась.

— Да уж, действительно, путешествие!

Бейдр засмеялся вместе с ней.

— Спасибо вам за компанию.

К ним приближался Рауль.

— Машина ожидает леди у ворот!

Бейдр проводил взглядом девушек, направившихся за стюардом к выходу, и затем повернулся к Кэриджу. Вскоре молодой человек закончил расшифровку телекса. Оторвал листок от блокнота и вручил Бейдру.

ОДИН МИЛЛИОН ФУНТОВ СТЕРЛИНГОВ ДЕПОНИРОВАН ВАШ СЧЕТ БАНК ДЕ СИРИ ЖЕНЕВА СООТВЕТСТВИИ СОГЛАШЕНИЕМ. СВЯЖИТЕСЬ АЛИ ЯСФИР МИРАМАРОМ ОТЕЛЬ КАНН ДЛЯ УТОЧНЕНИЯ ДЕТАЛЕЙ.

(подпись) АБУ СААД.

Бейдр бесстрастно проглядел телекс, затем старательно разорвал листок на мелкие клочки. Кэридж сделал то же самое с телетайпной лентой и рваные бумажки сложил в конверт. Вернулся к письменному столу и достал из-под него нечто похожее на мусорную коробку с крышкой, в которой имелась щель. Он открыл устройство, опустил туда конверт с обрывками и нажал маленькую кнопку сбоку. Кнопка вспыхнула ярко-красным светом, затем померкла. Он открыл контейнер и заглянул внутрь. От бумаги остался лишь серый сморщенный пепел. Он вернулся к Бейдру.

— Когда вам будет угодно увидеть мистера Ясфира? — спросил Кэридж.

— Вечером. Пригласи его на прием.

Кэридж пошел к своему столу. Бейдр откинулся на спинку кресла и стал думать. Всякий раз получалось одно и то же. Как бы тщательно он ни планировал свой отпуск, всегда что-нибудь да мешало. Но это дело было важное, и необходимо им заняться. Абу Саад был финансовым агентом «Аль-Ихва» — «Братства», одной из более мощных дочерних группировок федаинов, и денежные суммы, которыми он ворочал, были просто астрономические. Перечисления поступали от правителей богатых нефтью княжеств и королевств, таких как Кувейт, Дубай и Саудовская Аравия, весьма озабоченных тем, чтобы их имидж в мусульманском мире сохранялся безупречным. И с типичными для Ближнего Востока предосторожностями часть денег откладывалась для инвестирования и сбережения на тот случай, если движение потерпит неудачу. Пожалуй, не более пятидесяти процентов полученных сумм расходовались на борьбу за освобождение.

Бейдр тихо вздохнул. Неисповедимы пути Аллаха. Свобода всегда была иллюзорной мечтой арабского мира, но, наверно, было на роду написано так этому и оставаться навеки — мечтой. Конечно же, Он благоволил счастливцам, подобным ему, Бейдру, но зато прочим оставалось лишь скудное существование и борьба. Райские же врата были распахнуты настежь для всех, кто верует: когда-нибудь они приблизятся к этим вратам. Быть может.

Он встал и подошел к письменному столу.

— Достань из сейфа колье, — сказал он Кэриджу. Опустил в карман пиджака обтянутый бархатом футляр и направился к выходу из самолета. Оглянулся на Кэриджа:

— Я увижусь с тобой на борту яхты в одиннадцать.

— Да, сэр.

Джабир ожидал его у трапа внизу.

— Машина ждет и отвезет господина к катеру.

Большой черный «кадиллак» стоял на поле у самолета.

Рядом с автомобилем стояли Рауль и человек в форме французской таможенной службы. Таможенник в полуприветствии коснулся фуражки.

— Месье имеет что-либо для декларации? — спросил он по-французски.

Бейдр мотнул головой.

— Нет.

Чиновник улыбнулся.

— Мерси, месье.

Бейдр сел в машину. Джабир закрыл за ним дверцу и занял место рядом с водителем. Заработал мотор, машина круто развернулась и рванула к западной части летного поля.

«Сан-Марко» стоял пришвартованный к старому обветшавшему причалу. Два матроса и старший офицер с яхты ожидали его. Офицер отдал Бейдру честь:

— Добро пожаловать к нам, мистер Аль Фей!

Бейдр улыбнулся.

— Спасибо, Джон.

Матрос подал ему руку, и Бейдр оперся на нее, ступая на борт быстроходного катера. За ним последовал Джабир, затем матросы. Бейдр прошел вперед и занял место у штурвала. Офицер подал ему желтую ветровку и кепи.

— У меня тут мокровато, сэр. Сегодня малость дует, и беби мечет приличные брызги.

Бейдр молча расставил руки, матрос натянул на него ветровку. Следом Джабир взял и надел куртку, то же самое сделали и матросы. Бейдр положил руку на штурвал и нажал кнопку стартера. Двигатель ожил и ревом разорвал ночь. Бейдр посмотрел через плечо.

— Отдать концы!

Матрос сбросил швартов. Канат змеисто соскользнул с кнехта, и матрос оттолкнул лодку от причала.

— Все чисто, сэр! — доложил он, выпрямляясь и укладывая канат в бухту.

Бейдр отпустил сцепление, и большой быстроходный катер малым ходом пошел вперед. Бейдр плавно нажал на акселератор и направил катер в море: он легко, без усилий скользил по воде. Бейдр опустился на сиденье и пристегнулся ремнем безопасности.

— Пристегнитесь, — сказал он. — Сейчас дам ему жару!

Позади него послышалось движение, потом голос офицера перекрыл рокот двигателя:

— Все готово, сэр!

Бейдр дал полный газ. Катер, казалось, весь вылез из воды в могучем рывке вперед, и веер водяных брызг от форштевня образовал над их головами сверкающую арку. Ветер хлестнул его по лицу, перехватило дыхание, и он обнажил зубы в напряженной гримасе. Взгляд на спидометр — скорость достигла почти сорока узлов. Он с трудом сдерживал желание захохотать, когда, слегка тронув штурвал, направил катер к Каннам. Сила трехсот двадцати лошадей, послушная кончикам его пальцев, и ветер и вода, стегавшие его лицо… Восторг! В некотором роде это было получше секса.

В апартаментах Али Ясфира зазвонил телефон. Коротконогий толстый ливанец заковылял вразвалку к телефону и взял трубку.

— Ясфир слушает.

В ухо ему прохрустел голос американца. Он немного послушал, кивнул.

— Да, конечно. С превеликим удовольствием. Буду ждать встречи с его превосходительством. — Он положил трубку и уковылял обратно к своим приятелям.

— Заметано! — объявил он с удовлетворением. — Вечером мы встречаемся на яхте.

— Это хорошо для вас, — сказал стройный темный француз, сидевший на кушетке. — Но это не решает нашу проблему.

— Пьер прав, — заметил американец в пестрой спортивной рубашке. — В моих американских контактах проблемы посерьезней.

Али Ясфир повернулся к нему.

— Мы все понимаем и делаем все, что в наших силах, чтобы устранить их.

— Вы совсем не торопитесь, — продолжал американец. — Мы собираемся делать бизнес с другими.

— Вот черт! — бросил Пьер. — И это когда он наладил переработку.

— И нет недостатка в сырье, — добавил Али. — Фермеры справились. Урожай хороший. И снабжение заводов идет без помех. Мне сдается, Тони, что угроза развала гнездится в вашей системе поставок. Две последние основные партии товара, отправленные морем из Франции, были перехвачены в Соединенных Штатах.

Выражение лица американца стало жестким.

— Навели отсюда. Иначе федеральные ищейки никогда не вышли бы на них. Нам теперь надо искать другой маршрут в страну.

— Из Южной Америки, — предложил француз.

— Без толку, — мрачно отозвался Тони. — Последний раз мы так и сделали — и все равно засекли. Если начнется и здесь — мы пропали.

Али посмотрел на француза.

— Наводка была со стороны вашей организации.

— Не может этого быть, — возразил француз. — Всякий, кто работает на нас, проверен и перепроверен.

— У нас может не быть выбора, — заметил Али. — Мы не в состоянии продолжать финансировать ваши операции, если нет возможности доводить товар до рынка.

Француз молча думал.

— Давайте не будем торопиться, — наконец сказал он. — Мы на этой неделе отправляем груз морем. Посмотрим, что из этого получится.

Али Ясфир взглянул на американца. Американец кивнул. Али снова обратился к французу.

— Договорились, Пьер. Мы подождем и поглядим.

После ухода француза Тони посмотрел на Али.

— Что вы об этом скажете?

Али повел плечами.

— Кто ж его знает, что тут можно сказать?

— Возможно, он отшивает нас от дела, — сказал Тони. — Материал продолжает поступать на Западное побережье. Мы выплачиваем премии тамошней шпане, чтобы остаться в бизнесе.

— Товар идет из Индокитая? — спросил Али.

— И он дешевле нашего, — кивнул Тони.

Али покачал головой.

— Оно и понятно. Наши цены тоже были бы ниже, если бы нас финансировало ЦРУ.

— Это только часть проблемы, — сказал Тони. — Теперь ходовой товар в Штатах — кока. А это наше слабое место.

— Мы ищем подходы к этому делу, — сказал Али. — У меня есть кое-какие контакты в Боготе, собираюсь на той педеле слетать лично.

— Ребята будут рады этой новости. Нам бы лучше делать бизнес с вами, чем искать новых партнеров.

Али встал. Совещание было окончено.

— Мы намерены долго работать вместе.

Он проводил американца до двери. Они обменялись рукопожатием.

— Встречаемся в Нью-Йорке в начале следующего месяца, договорились?

— Надеюсь, к тому времени дела выправятся.

— Уверен, что так оно и будет, — согласился Али.

Он закрыл дверь за американцем, запер на ключ и поставил на цепочку. От двери прошел прямо в ванную, где с отвращением долго мыл руки. Затем подошел к спальне и тихонько постучался.

Дверь открылась, там стояла молоденькая девушка. Ее оливковая кожа, темные глаза и длинные черные волосы затмевали ее модные, плотно облегающие джинсы «Сан-Тропез» и рубашку.

— Кончилось совещание? — спросила она.

Он утвердительно кивнул.

— Не хочешь ли выпить холодненького?

— «Кока» у тебя есть?

— Наверняка… — Он пошел в кухню и принес из холодильника кока-колу. Наполнил стакан и подал ей.

Она стала с жадностью пить.

— Когда мы снимаемся отсюда?

— Завтра улетаем в Бейрут, — ответил Али. — Но возможна задержка.

Она вопросительно посмотрела на него.

Али выдержал ее взгляд.

— Сегодня вечером у меня встреча с твоим отцом.

В ее глазах отразилось крайнее удивление.

— Ты не намерен выдать меня? — Она поставила свой стакан. — Мне обещано, что он не узнает. Иначе я не бросила бы школу в Швейцарии.

— Это не имеет к тебе никакого отношения, — заверил Али. — Твой отец ничего не подозревает. У нас есть к нему важное дело.

— Что за дело? — В ее голосе слышалось подозрение.

— Многие капиталовложения твоего отца имеют для нас большое значение. Он вхож в некоторые сферы, куда нам без него доступа нет. Он также может закупать материалы и товары, какие нам не продадут.

— Ему известно, что все это для дела?

— Да.

Странное выражение промелькнуло на ее лице.

— Он — сочувствующий, — быстро добавил Али.

— Я ему не доверяю! — взвилась девушка. — Мой отец не сочувствует никому и ничему, кроме денег и власти. Страдания людей и справедливость для него — ноль!

— Твой отец араб, — сказал Али жестко.

— Нет! Он больше западник, чем араб. Иначе он не развелся бы с моей матерью, чтобы жениться на той женщине. Так же и с его бизнесом. Сколько времени он бывает со своим народом и в своей стране? Две недели в году? Я бы не удивилась, узнав, что он ведет дела с Израилем. Многие его друзья на Западе — евреи.

— Твой отец сделал много полезного для нашего дела. — Али понял, что заступается за человека, которого ни разу не видел. — В нашем деле победа не может быть одержана одними солдатами.

— В нашем деле победу могут одержать те, кто готов пролить за нее кровь и пожертвовать жизнью, а не такие, как мой отец, кто думает только о барышах!.. — Закипая от гнева, она убежала в ванную и захлопнула за собой дверь.

Он постучался в ванную.

— Лейла, — проговорил он мягко. — Может быть, заказать обед?

Из-за двери донесся ее голос:

— Уходи. Оставь меня в покое. Я не голодна!

Через дверную панель глухо слышались рыдания.

Он постоял в нерешительности, затем пошел в свою спальню переодеваться к ужину. Молодые напичканы идеалами. Все для них либо белое, либо черное. И никаких оттенков между. Это и хорошо и плохо.

Но судить — не его дело. На одних идеалах далеко не уедешь. Молодые не знают, что всегда нужны деньги, чтобы дело двигалось. Деньги на униформу, на продовольствие, на покупку всякого оружия и на инструкторов. Современные военные действия стоят дорого, даже если это — партизанская война. Тут-то и была причина, потому-то и затратили уйму времени, чтобы напичкать девушку соответствующими идеями. Использовали ее ненависть к отцу, покуда она не дозрела до того, чтобы физически связать себя с федаинами. И возились с ней не ради того, что она сможет делать сама. Много было других девушек, способных выполнить задания не хуже.

Но ни у кого из них не было такого отца, одного из самых богатых людей в мире. Али невольно вздохнул. Послезавтра ее переправят в учебный лагерь в горах Ливана. Если она будет находиться там, под их контролем, то, быть может, Бейдр Аль Фей станет более сговорчивым в отношении планов, которые он отверг. Дочь будет эффективней, чем револьвер, приставленный к его затылку.

Глава 4

— Штаты на проводе, мистер Кэридж, — по-английски доложила телефонистка в отеле.

— Благодарю, — сказал Дик. После серии подвываний и щелчков послышался голос. — Алло! — произнес в трубку Дик. — Снова щелчки, затем телефонный писк. — Алло, алло, — кричал он. Неожиданно линия очистилась, и он услыхал голос своей жены. — Алло, Марджери?

— Ричард? — она вроде бы сомневалась.

— Конечно, я — Ричард, — бросил он резко, с непонятным раздражением. — Кто, по-твоему, это мог еще быть?

— Тебя очень плохо слышно, — сказала она.

— Я далеко. Я в Каннах.

— Что там делаешь? — спросила она. — Я думала, ты работаешь.

— Господи, Марджери! Конечно же, я работаю. Я же говорил тебе, шеф собирается провести здесь уикенд. У его жены день рождения.

— Чей день рождения?..

— Его жены!! — кричал он. — Оставь про это, Марджери. Как мальчишки?

— С ними все в порядке, — сказала она. — Тимми только простудился. Сегодня я не пустила его в школу. Ты когда собираешься домой?

— Не знаю. У шефа много работы.

— Но ты же говорил, на этот раз уедешь всего на три недели.

— Куча дел набралась. Не моя вина.

— Мы больше бывали вместе, когда ты работал в «Арамко». По крайней мере, хоть ночевал всегда дома.

— Но и денег зарабатывал намного меньше, — парировал он. — Двенадцать тысяч в год — вместо сорока.

— Но я скучаю по тебе…

— В ее голосе слышались слезы.

Он смягчился.

— Я тоже по тебе скучаю, дорогая. И по ребятам.

— Ричард!

— Да, дорогая?

— С тобой все в порядке?

— Да, все отлично, — заверил он.

— Я все время волнуюсь за тебя. Мне кажется, ты без конца летаешь, не живешь на одном месте достаточно долго, чтобы как следует отдохнуть.

— Я научился спать в самолете, — соврал он. — Чувствую себя превосходно. — Свободной рукой он дотянулся до сигареты и зажег ее. — В любом случае мы пробудем здесь до среды. И потом я смогу быстренько прилететь.

— Я рада, — сказала она. — Ты прилетишь скоро?

— Как только смогу.

— Я люблю тебя, Ричард.

— Я люблю тебя, — отозвался он. — И мальчишек за меня крепко поцелуй.

— Поцелую, — сказала она. — Гуд бай!

— Гуд бай, дорогая.

Он положил трубку на аппарат и сделал долгую, глубокую затяжку. Оглядел свой гостиничный номер. Он показался странно пустым и каким-то стерильным. Номера в гостиницах во всем мире похожи один на другой. Как будто специально спроектированы так, чтобы вы чувствовали себя не в своей тарелке.

Ему хотелось немножко быть Бейдром. Тот был в своей тарелке в любом месте. Неуют обстановки не оказывал на него ни малейшего влияния. Разумеется, в большинстве столиц и крупных городах мира у него были собственные дома или апартаменты. Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Париж, Лондон, Женева, Бейрут, Тегеран. Но даже когда случалось жить в гостинице, он умел сразу привнести в помещение свой собственный стиль.

Возможно, этому способствовал тот факт, что почти всю жизнь он прожил за границей. Когда был мальчиком, отец отправил его в школу в Англии, затем в американский колледж; сперва это была Гарвардская Школа Бизнеса, затем Стенфорд. Как ни странно, его образ жизни был запланирован до его рождения. Первый племянник правящего эмира и единственный потомок мужского пола в семье, — естественно, он был тем, кому перейдет по наследству все состояние. С разработкой нефтяных месторождений деньги потекли в сундуки семьи. И все капиталовложения были поручены Бейдру, потому что Запад не пользовался у них доверием. Ведь помимо основных различий в философии и религии, была еще и долгая история колониального гнета. Богатый уже к началу своей деятельности в бизнесе, Бейдр стал еще богаче. На одном посредничестве его доходы достигли пяти миллионов долларов в год, к тому же он контролировал Международный инвестиционный фонд, составлявший свыше пятисот миллионов долларов. И самым удивительным было то, что он управлял своим бизнесом без централизованной организации. В каждой стране имелась небольшая группа служащих, подчиненных непосредственно ему. В конечном счете, все решении он принимал единолично. Он был единственным, кто знал что, где и как происходит.

Теперь Дик начинал понемногу чувствовать весь спектр операций, и все же каждый день приносил какие-то неожиданности в этом гигантском бизнесе. То, что Бейдр мог быть втянут в «Аль-Ихва», впервые он сообразил, когда ему попалась на глаза телеграмма, подписанная Абу Саадом, представителем финансистов этой организации. Он всегда считал, что Бейдр, будучи по натуре консерватором, неодобрительно относится к тактике федаинов, полагая их методы борьбы приносящими делу арабов скорее урон, чем успех. Однако оказалось, что шеф имеет с ними деловые связи. Кэридж был достаточно умен, чтобы догадаться: у Бейдра есть свои резоны. Происходили какие-то вещи, о которых знал только сам Бейдр. Он, Кэридж, мог только гадать, что это могло быть. Настанет должный момент, и он узнает. Когда сочтет нужным Бейдр.

Кэридж взглянул на свои часы. Было почти десять. Пора одеваться и двигать на яхту. Бейдр любил, чтобы он был поблизости, когда делались какие-то дела.

Бейдр остановился перед дверью, соединяющей их каюты. Постоял в задумчивости, затем вернулся к своему туалетному столику и взял бархатный футляр. Его домашние туфли беззвучно утопали в мягком ковре. Единственным звуком был легкий шорох его джеллабийи из тончайшего хлопкового полотна, когда он прошел в ее каюту.

Внутри было темно, не считая света из открытой двери. Ее свернувшееся калачиком тело угадывалось под простыней. Он тихо притворил за собой дверь, подошел к постели и сел. Она не пошевелилась.

— Джордана, — позвал он.

Признаков, говорящих, что она его услышала, не было.

— Ты не спишь? — шепотом спросил он.

Ответа не последовало. Он наклонился и положил футляр на подушку рядом с ее головой, затем поднялся и пошел к двери. Когда взялся за ручку, внезапно зажегся свет. Он заморгал и обернулся.

Она сидела на постели, ее длинные белокурые волосы рассыпались по белым плечам и стекали на полные груди с розовыми сосками. Она молчала.

— Я решил, ты спишь.

— Я спала, — отозвалась она. — Как долетел?

— Хорошо.

— Мальчики обрадуются тебе, — сказала она. — Ты сможешь побыть с ними на этот раз?

— Я рассчитываю остаться здесь до среды, — сказал он. — Возможно, завтра все вместе махнем на Капри и проведем там несколько дней.

— Они будут рады… — Она откинула простыню и встала с постели. Ее халат лежал на кресле, она взяла его. В зеркале на стене каюты она заметила, что он наблюдает за ней. — Мне надо одеться к вечеру, — сказала она, поворачиваясь к нему и одновременно набрасывая халат. Он промолчал. — Пора бы и тебе одеваться.

— Да, да, — согласился он.

Он посмотрел, как она вошла в ванную и закрыла за собой дверь, затем обернулся и взглянул на постель. Черный бархатный футляр по-прежнему лежал на подушке. Она его даже не заметила.

Он подошел к постели и забрал подарок, затем не торопясь вернулся в свою каюту. Нажал кнопку — вызвал Джабира.

Джабир возник мгновенно, как по волшебству.

— Слушаю господина?

Бейдр протянул ему футляр.

— Отдай капитану, пусть запрет в свой сейф. Утром заберем.

— Слушаюсь, господин, — ответил Джабир, опуская футляр в карман. — Я приготовил господину на вечер синий чесучовый смокинг. Пойдет?

Бейдр кивнул.

— Прекрасно.

— Спасибо, — сказал Джабир и с поклоном вышел из каюты.

Бейдр смотрел на дверь, закрывшуюся за слугой. Как это так? Не заметить футляр у себя на подушке рядом с головой? Она так решила — не заметить.

Он встал и вернулся в ее каюту. Она сидела за туалетным столиком и смотрелась в зеркало. Увидела его отражение и обернулась.

Открытой ладонью он смачно влепил ей пощечину. Она слетела со стула, при этом смахнув со столика почти все, что на нем было: духи, пузырьки, баночки с кремом… смотрела на него широко раскрытыми глазами, скорей удивленная, чем испуганная… Тронула вспыхнувшую щеку и, казалось, на ощупь ощутила отпечаток его руки. Она не пыталась подняться с пола.

— Это было глупо с твоей стороны, — сказала она почти безразлично. — Теперь я не смогу присутствовать на собственном дне рождения.

— Сможешь, — сказал он. — Даже если б тебе пришлось надеть чадру, как это делают все порядочные мусульманки.

Она проводила его взглядом, когда он шел к двери. Он остановился и взглянул на нее.

— Поздравляю с днем рождения, — сказал он и закрыл за собой дверь.

Дик стоял возле бара и смотрел на своего шефа. Бейдр в окружении нескольких человек разговаривал с Юсефом, тот, очевидно, рассказывал одну из своих бесконечных историй, а Бейдр слушал в своей спокойной внимательной манере.

Дик взглянул на часы. Половина первого. Если Бейдр и был обеспокоен отсутствием Джорданы, то не показывал своего беспокойства.

Из динамиков над тентом верхней палубы разносилась музыка. Несколько пар танцевали, по очереди попадая в яркие лучи света и снова скрываясь в полумраке ночи. Другие пары расположились на банкетках вдоль поручней и за маленькими столиками для коктейля вокруг танцевального паркета. Буфет был устроен на главной палубе, ниже, но Бейдр еще не подал сигнал к началу угощения.

К Дику подошел Али Ясфир. Лицо толстого ливанца лоснилось от пота, несмотря на вечернюю прохладу.

— Красивый корабль, — сказал он. — Сколько будет от носа до кормы?

— Сто восемьдесят футов, — ответил Дик.

Ясфир кивнул.

— Он кажется больше… — Бросил через палубу взгляд на Бейдра. — Наш хозяин, кажется, всем доволен, а?

Кэридж улыбнулся.

— Он всегда доволен. Я не знаю другого человека, который мог бы так же совмещать бизнес с развлечениями.

— Развлечения явно на первом месте… — В голосе Ясфира слышалось легкое неодобрение.

Кэридж был холодно вежлив.

— Сегодня прежде всего день рождения мадам, и он не рассчитывает в этой поездке заниматься бизнесом.

Ясфир проглотил упрек.

— Я еще не видел леди.

Кэридж позволил себе улыбнуться.

— Это ее день рождения, и вы знаете, что такое женщины. Очевидно, она планирует гранд антрэ^[2].

Ясфир церемонно поклонился.

— Западные женщины очень сильно отличаются от арабских. Они пользуются свободами, о которых наши женщины не смеют мечтать. Моя жена… — Его голос оборвался, когда он глянул на трап, ведущий с нижней палубы.

Кэридж посмотрел туда же. Джордана как раз совершала свой выход. Все разговоры сразу пошли на убыль и смолкли. Только веселая музыка гремела над головами, но и она вдруг резко переменилась, стала тягуче напряженным «мисирлоу».

Облако света, казалось, окутывало Джордану, двигавшуюся к центру танцевального паркета. Она была в костюме восточной танцовщицы. Ажурный золотой лиф обтягивал грудь, нагой живот внизу был перехвачен державшейся на бедрах украшенной драгоценностями лентой, с которой свисали разноцветные полосы шифона, образуя как бы юбку. На голове сверкала диадема, длинные светлые волосы ниспадали на плечи; шелковая вуаль — «платок молчания» — скрывала ее лицо, и видны были только ее соблазняющие глаза. Она подняла руки над головой и на мгновение застыла в этой позе.

Кэридж заметил, как ошалело уставился на нее ливанец. Джордана никогда не выглядела такой красивой. Каждая линия ее восхитительного тела была доступна взгляду. Медленно Джордана начала покачиваться в такт музыке.

Сперва принял ритм бубен в ее руках, отзываясь все громче и отчетливей под ударами ее пальцев. Она начала свой танец. Кэридж немало повидал исполнительниц танца живота в свое время. Он принадлежал к семье выходцев с Ближнего Востока и знал этот танец с детства. Но ему не доводилось видеть столь впечатляющего исполнения.

Это была вершина сексуальности. Каждое ее движение приводило на память многих женщин, которых он познал; все они были сконцентрированы в эротизме ее танца. Он заставил себя отвести глаза от Джорданы и окинул взглядом окружающую публику.

Все — и мужчины и женщины — воспринимали танец одинаково. Их страсть выявлялась по тому, как они смотрели на ее телодвижения, которые становились все более завлекающими и темпераментными: действо близилось к концу. Все — за исключением Бейдра.

Он стоял, молчаливо следя за каждым ее движением, но лицо его оставалось бесстрастным, взгляд — отрешенным. И это выражение не изменилось, даже когда она приблизилась к нему и, преклонив колена, делала классические приглашающие движения. Музыка взвилась до кульминации, и она пала на колени перед ним, касаясь лбом его ног.

Выждав паузу, Бейдр наклонился над ней, взял ее руку в свою, поднял ее на ноги. На мгновение воцарилась тишина, затем прокатился шквал аплодисментов. Крики «браво!» вперемешку с арабским «ахоанти!». Джордана же стояла неподвижно. Аплодисменты не прекращались, и тогда Бейдр повернулся к гостям, поднял руку, желая утихомирить их. Восторженная овация мало-помалу улеглась.

— От имени моей жены и моего собственного я благодарю всех за то, что посетили нас по такому радостному поводу.

Аплодисменты разразились с новой силой, и все кричали «хэппи бёрсдей!»^[3]. Он переждал, покуда все снова не успокоились.

— Больше мне сказать вам нечего, кроме как сообщить, что ужин вас ждет.

Не выпуская руки Джорданы, он подвел ее к трапу, и они начали спускаться в кают-компанию. И снова гомон разговоров заполнил ночную тишину над морем, и все последовали за ними.

Глава 5

У буфетной стойки гостям прислуживал стюард в форме. Стол был уставлен всевозможными закусками — ростбиф, ветчина, индейка и гигантский омар, выловленный в Средиземном море в тот же день. Центральную часть буфета занимала огромная рыбина, вырезанная изо льда, на ней была установлена хрустальная чаша с пятью килограммами зернистой белужьей икры.

Многие столы и банкетки были уже заняты проголодавшимися гостями, когда Кэридж увидел, как Бейдр, извинившись, прошел к дверям салона. Он кивком головы показал Кэриджу на Ясфира, все еще стоявшего в очереди к буфету. Бейдр скрылся в салоне.

Кэридж подошел к ливанцу.

— Мистер Аль Фей к вашим услугам и ждет вас.

Ясфир посмотрел на буфетный стол, потом на Кэриджа.

В желудке у маленького толстяка при виде яств мучительно сосало и урчало. Он уже хотел было поставить пустую тарелку, которую держал в руках.

Дик взял у него тарелку.

— Я велю стюарду принести вам ужин.

— Благодарю вас, — сказал Али.

Дик передал тарелку стюарду, распорядился подать еду мистеру Ясфиру в кабинет шефа и вернулся.

— Попрошу вас пройти со мной.

Ясфир проследовал за Диком через салон в коридор, который вел в личные каюты. У двери красного дерева Дик остановился и постучал.

Изнутри послышался голос Бейдра:

— Войдите.

Кэридж открыл дверь и пропустил Ясфира в кабинет, сам же входить не стал.

— Будут еще какие-либо указания, сэр? — спросил он.

— Включите ваш мультитон, — сказал Бейдр. — Позднее вы можете мне понадобиться.

— Да, сэр, — ответил Кэридж. В эту минуту появился стюард с ужином для Ясфира. — Поставьте вон туда, указал он.

Когда стюард вышел, Дик закрыл дверь. Когда он шел по коридору, до его слуха донесся щелчок запираемого замка.

— Прошу извинить меня за неудобство, — сказал Бейдр.

Ливанец уже сидел и ел.

— Никаких проблем… — отозвался он, проглотив ложку икры и перед тем, как уплести следующую. Черная крошка прилипла возле уголка его рта, и он аккуратно снял ее салфеткой.

Бейдр подошел к небольшому письменному столу и достал из среднего ящика папку. Положил ее на стол рядом с тарелкой Ясфира.

— По договоренности с вашими принципалами, — начал он, — я подготовил портфель инвестиций, включающий контрольный пакет и недвижимость, которые по нашим консервативным оценкам будут приносить двенадцать процентов годовых в течение более чем десяти лет. Сюда и ходит шестипроцентный прирост и столько же в дивидендах на текущие счета. Это значит, что в конце десятилетнего периода мы заработаем более сорока процентов, или десять миллионов фунтов стерлингов, в то время как наш основной капитал удвоится.

— Это прекрасно, — сказал Ясфир, расправляясь с куском цыпленка.

— Все, что мне требуется, для того чтобы запустить наш план в работу, это одобрение ваших принципалов, — продолжал Бейдр.

Ясфир и пальцем не пошевелил, чтобы ознакомиться с содержанием папки. Он положил цыплячью косточку на тарелку и причмокнул губами, деликатно показывая тем самым, какое удовольствие ему доставила еда.

— Могу ли я помыть руки? — спросил он.

Бейдр кивнул. Он провел ливанца в маленькую уборную рядом с кабинетом. Когда толстячок вернулся, Бейдр сидел за своим столом. Ливанец оставил папку на столе рядом с тарелкой и сел в кресло напротив. Бейдр вежливо выжидал, когда тот заговорит.

— Человек предполагает, Бог располагает, — сказал Ясфир. Бейдр хранил молчание. — Обстоятельства вынуждают нас переменить намерения, — продолжал Ясфир. — Боюсь, мы не сможем пойти на инвестиции по этому плану. — Лицо Бейдра было непроницаемо. Он молчал. — Видите ли, наши фонды отягощены другими обязательствами, пояснил ливанец.

— Я понимаю, — спокойно ответил Бейдр. — Я распоряжусь, чтобы вам немедленно возвратили десять миллионов фунтов.

— В этом нет необходимости, — быстро сказал Ясфир. — Я не вижу причин, которые могли бы вам помешать провернуть для нас это дело. Разумеется, за наши обычные комиссионные.

Бейдр молча кивнул.

— Как вам известно, Израиль с каждым днем набирает силы. И его гнет становится все более нестерпимым. Непрерывно увеличиваются страдания нашего народа под его господством. Народ взывает о помощи к братьям своим. Времени остается все меньше. Скоро мы должны будем прийти в движение — или же все будет потеряно навсегда. — Ливанец сделал паузу, чтобы перевести дыхание. — Мы вступили в некоторые отношения с «Сосьете Аноним Матерьель Милитэр», с тем чтобы получить от них различные поставки на сумму шесть миллионов фунтов. Мы вам доверяем и потому договорились, что вы могли бы стать нашим полномочным торговым агентом. За это мы готовы платить вам ваши обычные десять процентов комиссионных сверх ваших затрат. — Бейдр хранил молчание. — Баланс в три миллиона четыреста тысяч фунтов позволил отложить нам миллион фунтов для инвестирования в колумбийское сельское хозяйство. Разумеется, в кофейные плантации.

— Разумеется, — сказал Бейдр. Но оба поняли, что ему все хорошо известно. — Остается два миллиона триста.

Ясфир улыбался: толстяк явно был доволен. Он знал, что, если деньги помещены на счет Бейдра, проблем с обеспечением его помощи не будет. Величина его богатства не имела значения, он всегда хотел больше.

— У нас нет планов в отношении баланса, — сказал он. — Мы полагали, что, возможно, вы подготовите портфель на ту сумму, и мы передали бы вам список некоторых номерных счетов в Швейцарии и на Багамах, на которые могли бы быть сделаны перечисления.

— Понимаю, — кивнул Бейдр.

— Разумеется, вы также получите свои десять процентов комиссионных на тот баланс, — быстро добавил Ясфир. — Это значит, что вы получите почти миллион фунтов только за то, что проведете деньги через свой счет.

Бейдр посмотрел на него и опустил взгляд. Да, в этом была слабость арабского мира. Коррупция, подкуп и взятки стали почти неотъемлемой частью их коммерческой деятельности. Из десяти миллионов фунтов стерлингов только шесть миллионов предполагалось употребить с пользой для народа страны. Да и эта сумма была под большим вопросом. Народ нуждался в продовольствии и образовании, не в оружии. И люди вовсе не испытывали потребности за свой счет обогащать своих лидеров.

Бейдр взглянул на ливанца.

— Нет.

Ясфир разинул рот от удивления.

— Нет?!

Бейдр встал со своего кресла. Посмотрел на толстяка.

— Деньги будут возвращены утром в понедельник, как только откроется банк, — сказал он. — Вы передадите своим людям мое сожаление по поводу того, что не имею возможности быть им полезен. Но, увы, я не гожусь для функционирования в операциях подобного сорта. Я не сомневаюсь, что они найдут кого-то более подходящего для таких дел.

— Сказано, что о принятом наспех решении часто приходится сожалеть потом, — заметил толстяк.

— Сказано также, — назидательно процитировал Бейдр, — что честный живет без поводов для сожаления.

Он нажал кнопку в электронных часах на столе и направился к двери.

— Господин Аль Фей, — позвал Ясфир.

Бейдр оглянулся.

— Да?

— Еще до начала зимы начнется война, — ливанец впервые заговорил на арабском. — Когда она кончится, мы будем контролировать весь Ближний Восток. Израиль перестанет существовать, потому что мы поставим этот мир на колени. Старые порядки меняются — из народа исходит новая сила. Если вы сейчас присоединитесь к нам, вы будете в числе победителей. — Бейдр оставил тираду ливанца без ответа. — Пески пустыни станут красными от крови наших врагов, — добавил Ясфир.

— И от нашей собственной, — уточнил Бейдр. — А когда война закончится, ничего не изменится. Несколько сот ярдов в одну сторону, несколько сот в другую. Мы всего лишь пешки в руках великих держав. Россия и Америка не допустят победы ни той, ни другой стороны.

— Они будут вынуждены выслушать нас, — возразил Ясфир. — Мы контролируем их снабжение нефтью. И если мы перекроем нефть, они приползут на коленях.

— Россия сама богата нефтью. Ну а Штаты дотянут до определенной точки, — добавил Бейдр. — Затем они вместе поставят на колени нас.

В дверь постучали. Бейдр повернул ключ и открыл ее.

— Пожалуйста, проводи мистера Ясфира к гостям, — сказал Бейдр Кэриджу. Затем снова повернулся к ливанцу. — Если тебе что-нибудь требуется, чтобы сделать твое пребывание у нас более приятным, мы к твоим услугам.

Ясфир смотрел на него в упор. Горечь разочарования комом вставала у него в горле. Но он заставил себя улыбнуться. Дело быстро приняло бы другой оборот, если бы Бейдр узнал, что его дочь заодно с ними.

— Хатрак, — сказал он. — С твоего разрешения!

— Ступай с миром, — произнес формальное напутствие Бейдр по-арабски.

Он закрыл за ним дверь, подошел к столу и взял папку. Посмотрел на нее, затем кинул в корзину для бумаг.

Это был лишь предлог, Чтобы впутать его. Они никогда и не собирались действовать по плану этого портфеля. Теперь он твердо знал это. Знал он и то, что они просто так не отвяжутся. Они не успокоятся до тех пор, пока не опустят мир до своего уровня. А если не удастся, разрушат его.

Внезапно ощутив усталость, он подошел к своему столу, сел, закрыл глаза. Он видел ласковые глаза своего отца, взгляд открытый — и проникающий до самой души… Это была сцена из далекого детства. Тогда ему было не более десяти лет от роду. Ребята играли в войну, и он колотил своего товарища кривой деревянной саблей, вопя что было мочи: «Умри, неверный, умри! Во имя Пророка умри!»

Он почувствовал, как сабля была выхвачена из рук. Обернулся и, к своему удивлению, увидел отца. Его товарищ хныкал и утирал слезы.

«Почему ты остановил меня? — спросил он сердито. — Ахмед был у нас евреем».

Отец опустился на колени так, чтобы их лица были на одном уровне.

«Ты богохульствовал, — сказал он мягко. — Ты произнес имя Пророка, чтобы оправдать свои собственные поступки, мой мальчик».

«Нет, неправда, — возразил он. — Я защищал Пророка».

Отец покачал головой.

«Ты забываешь, сын мой, что Пророк, которого ты пытаешься защитить через насилие, известен также как Посланец мира».

Это было тридцать лет назад, а сейчас другие, более близкие события толпились, прокладывая путь в его память.

Глава 6

Взлетная полоса словно бы дрожала и струилась в полуденном зное. Двухмоторный ДС-3 облетел аэродром по кромке пустыни, заходя на посадку. Бейдр возвращался домой на каникулы. Он посмотрел вниз через иллюминатор, когда услышал щелчок вставшего в рабочее положение шасси. В дальнем конце поля у полосы стояли несколько мерных «кадиллаков»; за ними в тени пальм расположились несколько верблюдов и их погонщики. Свиристящий шум опущенных закрылков дал знать, что самолет пошел на посадку.

Бейдр оглядел весь салон. Стюардесса уже сидела на своем месте, пристегнутая ремнем безопасности. Напротив него Джабир тоже был пристегнут. Защелкнул свой ремень и Бейдр. Самолет плавно проваливался к пустыне.

Мимо иллюминатора проносился песок, и казалось, что пилот решил сажать машину прямо на зыбкий грунт пустыни. Затем под ними помчалась бетонная дорожка, и самолет затрясло, когда колеса коснулись полосы. Мгновением позже пилот ударил по тормозам, и Бейдр почувствовал, как всем весом навалился на ремни. Потом напор как-то сразу ослабел, и самолет плавно подкатил к концу посадочной полосы. Шум двигателей затих, и стюардесса, встав со своего кресла, прошла к нему в салон.

Белобрысая американка изобразила на лице стандартную улыбку, которую стюардессы вырабатывают как будто специально, независимо от того, на какой линии они служат. Тот факт, что это был личный самолет его собственного отца, похоже, не имел для нее ни малейшего значения.

— Надеюсь, вы довольны полетом, мистер Аль Фей?

Он кивнул.

— Все было прекрасно, благодарю.

— Дали хорошее время, — добавила стюардесса. — Всего восемьдесят семь минут от Бейрута.

— Да, время очень хорошее, — согласился Бейдр.

Самолет остановился. Через иллюминаторы он увидел, как лимузины стили продвигаться ближе к самолету. Из первой машины высадилась группа мужчин в полувоенной форме. Каждый был вооружен автоматом, и они бегом заняли свои места по боевому расписанию вокруг самолета. Дверцы второго автомобиля оставались закрыты. Из-за темных солнечных очков Бейдр не мог разглядеть, кто сидел внутри. Четверо рабочих подкатили к самолету трап.

Бейдр потянул за пряжку и встал с кресла, направился к выходу. Джабир загородил ему путь, вытянув вперед руку.

— Не будет ли угодно господину минутку подождать.

Бейдр кивнул и пропустил к двери слугу. Второй пилот вышел из кабины и со стюардессой встал возле выхода. Они не сделали ни одного движения, чтобы открыть дверь. Джабир расстегнул свой пиджак из-под рукава вытащил крупнокалиберный автоматический «люгер». Снял с предохранителя и держал пистолет наготове.

В дверь раздался стук. Раз, два, три. Второй пилот поднял руку. Он смотрел на Джабира.

— Раз, два, — сказал слуга. — Они должны ответить: раз, два, три, четыре. Если по-другому — мы взлетаем.

Пилот кивнул. Кулаком стукнул в дверь: раз, два.

Ответ последовал незамедлительно и был верным. Пилот повернул задвижку и распахнул дверь. Два телохранителя с пистолетами уже стояли на верхней площадке трапа, и еще двое были внизу.

Бейдр шагнул было к выходу, но Джабир опять преградил рукой путь.

— С вашего разрешения, господин.

Он вышел на трап и обменялся скороговоркой по-арабски с одним из телохранителей, затем обернулся к Бейдру и пригласил выйти.

Бейдр сделал шаг в палящий белый зной пустыни, щурясь от яркого света. Он стал спускаться по трапу, и в этот момент открылась дверца второго «кадиллака», показался его отец.

Отец вышел вперед перед охраной и медленно пошел навстречу Бейдру. На нем было традиционное мягкое одеяние шейха пустыни, голова и шея были защищены от горячих солнечных лучей гутрой. Бейдр быстро направился к отцу, взял протянутую ему руку, прижал к своим губам в традиционном жесте уважения.

Самир приподнял голову сына. Долгим взглядом вгляделся в его лицо, лицо молодого еще человека, затем подался вперед, чтобы обнять и поцеловать в обе щеки.

— Маргаб! Добро пожаловать домой, сын мой.

— Йа халабик! Я счастлив быть дома, отец мой.

Бейдр выпрямился. Он был на голову выше отца.

Самир посмотрел на него снизу вверх.

— Ты вырос, сын мой, — сказал он гордо. — Ты стал мужчиной.

Бейдр улыбнулся.

— Идет тысяча девятьсот пятьдесят первый год, отец. На всю жизнь никто не может остаться мальчиком.

Самир кивнул в знак согласия.

— Мы гордимся тобой, сын мой. Мы гордимся твоими успехами в американской школе, гордимся тем, что ты был принят в Гарвардский университет.

— Мои помыслы заняты только тем, как доставить радость и гордость моим родителям, — сказал Бейдр. Он посмотрел на автомобили. — Как поживают мои дорогие мама и сестры?

Самир улыбнулся.

— Они здоровы. Ты скоро их увидишь. Твоя мать ждет тебя с нетерпением домой, а вечером к обеду приедут твои сестры с мужьями.

Если Бейдр и был огорчен их отсутствием среди встречающих на аэродроме, то прекрасно знал, что не следует этого показывать. Тут не Америка, где он прожил последние пять лет. Арабские женщины не появляются на публике, по крайней мере, это относится к женщинам, принадлежащим к знати.

— Буду ждать встречи с ними, — сказал он.

Отец взял его под руку.

— Пойдем в машину. Там нам будет прохладней. Это последняя модель, с кондиционером для такой невыносимой жары.

— Спасибо, отец.

Бейдр учтиво подождал, пока отец устроится на сиденье, затем сел сам.

Телохранитель с автоматом быстро подбежал к машине и закрыл за ним дверцу, затем сел на переднее сиденье к шоферу. Остальные охранники набились в передний лимузин.

Когда машины тронулись, Бейдр увидел погонщиков, подгонявших вьючных верблюдов к самолету для погрузки багажа и припасов. Машина выехала с аэродрома и свернула на бетонное шоссе, уходившее в горы, до которых было несколько миль. Бронированный «лендровер» с пулеметом пристроился позади них.

Бейдр посмотрел на отца.

— Война окончилась столько лет назад, я думал, охрана больше не нужна.

— В горах нее еще много бандитов.

— Бандитов?

— Да, — подтвердил отец. — Тех, что проникают через наши границы, чтобы грабить, насиловать и убивать. Некоторые считают, что это израильские партизаны.

— Но тут поблизости ведь нет границы с Израилем, — заметил Бейдр.

— Верно, — согласился старший Аль Фей, — но они могут быть агентами у них на службе. Мы не можем себе позволить ослабить бдительность.

— Вас когда-нибудь тревожили эти бандиты? — спросил обеспокоенно Бейдр.

— Нет. Нам посчастливилось. Но мы слышали от других, кто пострадал, — улыбнулся Самир. — Но давай лучше поговорим о более приятных вещах. Ты слышал, что твоя старшая сестра ожидает ребенка через неделю-другую?..

Автомобили начали подниматься в гору. Через несколько минут Бейдр увидел за обочиной дороги первые намеки на зелень. Кактусы уступали место горной сосне, затем появились цветы, бугенвиллеи и зеленая трава. Отец его протянул руку и нажал кнопку стеклоподъемника, чтобы раскрыть окна. Свежий душистый воздух хлынул внутрь, вытесняя прохладный, но застоялый автомобильный дух.

Отец глубоко вздохнул.

— Много всего наизобретал человек, но ничто не способно повторить аромат горного воздуха.

Бейдр кивнул. Они быстро поднимались к вершине горы. Их дом был на другом склоне, смотревшем на море. Он пытался представить, такой ли он, каким он его запомнил.

Дом предстал взору сразу после перевала. Бейдр увидел из машины белые крыши здания. Оно было выше того, запомнившегося. Вокруг добавилось еще несколько строений. В дальнем конце имения был построен плавательный бассейн, тоже смотревший на море. Было и кое-что еще, чего он не видел раньше. Вокруг всего комплекса возвели высокую стену, над ней с интервалом метров в пятьдесят возвышались сторожевые будки и в каждой — охранник с пулеметом.

Главный дом был скрыт деревьями. Бейдр повернулся к отцу с вопросом:

— У всех дома так огорожены?

Отец утвердительно кивнул.

— У некоторых охраны даже больше. У принца в его летней резиденции более ста человек.

Бейдр не стал комментировать. Что-то не так, если люди вынуждены добровольно превращаться в узников, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Автомобиль свернул с шоссе на подъездную дорогу, ведущую к дому. Миновали деревья, отгораживавшие дом от дороги, и подъехали к огромным железным воротам в стене. Приводимые в движение бесшумными электромоторами, ворота стали раздвигаться, и машины не останавливаясь въехали внутрь и застыли перед огромным белым домом, пройдя еще четверть мили. Слуга подбежал распахнуть дверцу машины. Отец вышел первым, Бейдр за ним.

Его взгляд скользнул вверх по мраморным ступеням, что вели к раскрытым дверям. В их проеме появилась женщина с открытым лицом, но в головном платке и длинном белом тобе.

— Мама! — крикнул он, взбежав по ступеням и заключая женщину в объятия.

Набила смотрела на сына, слезы блестели в уголках ее миндалевидных глаз.

— Прости меня, сын мой, — шептала она. — Но я больше не могла ждать, мне надо было увидеть тебя.

Поскольку это не был формальный прием и присутствовали только члены семьи, то они сидели за столом все вместе. На официальных приемах мужчины обедали в одиночестве, женщины ели после или вообще не ели.

Бейдр поглядел в конец стола на своих сестер. Фатима, старше него на три года, круглолицая, с отягощенным беременностью телом, улыбалась, гордая тем, что сидит рядом с мужем.

— Мальчик у меня будет, — сказала она. — В семье Салаха родятся только мальчики, и все так говорят, что я выгляжу точь-в-точь, как мать Салаха, когда она его носила.

Ее отец засмеялся.

— Бабушкины сказки! Не больно-то научно, но пока мы не найдем другой способ, более точный, я готов обходиться и этим.

— Дам вам первого внука, — сказала Фатима не без ехидства, глядя на Навал, свою сестру, которая недавно родила девочку.

Навал промолчала. Ее муж Омар, врач, служивший к больнице своего тестя, тоже не отреагировал.

— Мальчик или девочка, — заметил Бейдр, — на все есть воля Аллаха.

С этим все были согласны. Самир встал.

— У западних людей есть обычай, — сказал он. — Для наслаждения послеобеденной сигарой мужчины удаляются отдохнуть и другую комнату. По-моему, это очень недурно придумано, — с этими словами он направился в кабинет. За ним последовали Бейдр и оба зятя.

Слуга распахнул перед ними дверь и, впустив, закрыл за ними. Самир открыл ящик сигар, стоявший на его письменном столе. Достал сигару, с удовольствием понюхал ее.

— Гавана. Мне их прислали из Лондона.

Он протянул открытый ящик мужчинам. Салах с Омаром взяли по одной, а Бейдр покачал головой. Он достал из кармана пачку американских сигарет.

— Я предпочитаю это.

Самир улыбнулся.

— Даже твой арабский язык с американским акцентом.

— Не стоит преувеличивать, — сказал Бейдр.

Зажег сигарету и подождал, пока остальные раскурят свои сигары.

— Что ты о них думаешь? — полюбопытствовал Самир. — Я имею в виду американцев.

— В каком смысле? — переспросил Бейдр.

— Они почти все евреи, — объявил Салах.

Бейдр повернулся к нему.

— Неправда. По отношению ко всему населению евреев у них очень мало.

— Я бывал в Нью-Йорке, — стоял на своем Салах, — город кишит евреями. Они заправляют всем. Правительством, банками.

Бейдр посмотрел на свояка. Это был коренастый, полноватый молодой человек, чей отец нажил состояние на ростовщичестве и теперь владел одним из крупнейших банков Бейрута.

— Значит, вы ведете дела с еврейскими банками? — спросил он.

Ужас отразился на лице Салаха.

— Нет, конечно, — парировал он сухо. — Мы имеем дело лишь с самыми крупными банками — Американским, Первым Национальным и Чейзбанком.

— Они разве не еврейские? — удивленно осведомился Бейдр.

Боковым зрением он видел, что отец улыбается.

— Нет, — мрачно ответил Салах. — Однако это не значит, что не стали бы, будь у них возможность.

— Но Америка все же — произраильская, — заметил Самир.

Бейдр кивнул.

— Верно.

— А почему так?

— Вам надо попытаться понять ментальность американцев. Они питают сочувствие к слабому. Израиль с большим успехом играл на этом — сперва против британцев, теперь против нас.

— Как мы можем это изменить?

— Очень просто, — сказал Бейдр. — Нужно лишь оставить Израиль в покое. Это ведь всего лишь узкая полоска земли посреди наших стран, не более чем блоха на спине слона. Какое зло могут они нам причинить?

— Они не останутся навсегда блохой, — возразил Салах. — Беженцы со всех концов Европы едут туда тысячами. Самые подонки. Они не будут довольны тем, что у них есть. Еврей всегда хочет все.

— Нам это пока не известно, — добавил Бейдр. — Возможно, если бы мы отнеслись к ним по-братски и работали бы с ними вместе на благо наших стран, помогали, а не противостояли им, то и узнали бы о них кое-что другое. В древности говорили, что могучий меч может свалить дуб одним ударом, но не может рассечь плавающий в воздухе шелковый шарф.

— Боюсь, теперь уже поздно говорить об этом, — сказал Салах. — Крики наших братьев, стонущих под их игом, раздирают наши души.

Бейдр поежился.

— Америка об этом не знает. Она знает лишь то, что малый народ, крохотный народ в миллион человек живет посреди враждебного ему мира, который превышает его числом в сто раз.

Самир согласно покивал.

— Много есть такого, над чем следует подумать. Проблема очень сложная.

— Да не сложная она! — резко возразил Салах. — Попомните мои слова, со временем все вы увидите, что я был прав. И тогда мы объединимся, чтобы уничтожить их.

Самир посмотрел на другого своего зятя.

— А что ты об этом думаешь, Омар?

Молодой врач смущенно закашлялся. Он был неимоверно застенчив.

— Я не политик, — сказал он. — Потому я в самом деле не задумываюсь над этими вещами. В университетах Англии и Франции, где я учился, было много профессоров евреев. Они были хорошие врачи и хорошие учителя.

— Я того же мнения, — согласился Самир. Он посмотрел на Бейдра. — Надеюсь, на завтра у тебя нет никаких планов?

— Я дома, — ответил Вейдр. — Какие еще планы могут у меня быть?

— Хорошо, — сказал Самир. — Потому что завтра мы идем на обед к Его превосходительству принцу Фейяду. Он желает отпраздновать твое восемнадцатилетие.

Бейдр был озадачен. После его дня рождения прошло несколько месяцев.

— Его превосходительство здесь?

— Нет, — сказал Самир. — Он в Алайхе. Отдыхает в окружении своей семьи и свиты. На завтра мы приглашены к нему туда.

Бейдр достаточно хорошо знал причину, даже не задавая вопросов. Придет время, и отец сам все ему скажет.

— Я с удовольствием, отец.

— Вот и отлично, — улыбнулся Самир. — А теперь, может быть, вернемся к твоим сестрам и матери? Они жаждут услышать твои рассказы об Америке.

Глава 7

Алейх представлял собой горную деревушку в тридцати милях от Бейрута. Здесь не было ни промышленности, ни торговли, ни земледелия. Ее существование оправдывалось единственным предназначением: удовольствия. По обе стороны главной улицы, проходившей через центр деревни, тянулись рестораны и кафе, приманкой в которых служили восточные танцовщицы и певцы со всего Ближнего Востока. Западных туристов здесь недолюбливали, и тут их видели редко, а то и вовсе не видели. Развлекались здесь богатые шейхи, принцы и бизнесмены, приезжавшие сюда покутить и отдохнуть от строгих моральных догм и скуки их собственного мира.

Здесь они могли предаваться всему, чего не могли себе позволить дома. Они могли пить ликеры и вкушать деликатесы, для них запретные по суровым законам ислама. И наиболее важным было, пожалуй, то, что здесь они гостевали инкогнито. Не имело значения, насколько хорошо мог знать один посетитель другого, он никогда его не узнавал и не заговаривал без приглашения.

Шел одиннадцатый час вечера, когда лимузин Самира остановился перед самым большим и богатым кафе на этой улице. Соответственно своему положению, принц Фейяд снял на ночь все заведение целиком. Было бы ниже его достоинства позволить его гостям смешаться со случайными посетителями. Он был абсолютным монархом на участке суши размером в тысячу квадратных миль, граничившем с четырьмя государствами — Ираком, Саудовской Аравией, Сирией и Иорданией. То, что его владения вклинивались в каждую из этих стран, было не важно, потому что благодаря этому каждый мог без помех проникать на любую территорию и преспокойно стряпать всякие козни и создавать проблемы для соседей. Бабка Бейдра приходилась теткой принцу Фейяду по отцу, и на правах кузенов королевской семьи Аль Феи были вторым по знатности семейством.

Отцу Бейдра принц Фейяд отдал во владение все коммунальные службы страны. Самир владел электрическими и телефонными компаниями, но и он же построил школы и больницы, в которых могли бесплатно учиться и лечиться нее, кто желал. Аль Фейи изначально были богаты, а с привилегиями разбогатели еще больше, не затрачивая особых усилий.

Большой печалью всего семейства было то, что принц не имел наследников мужского пола, кому мог бы передать бразды правления. Он неоднократно женился и неизменно исполнял свои супружеские обязанности, но поскольку очередная жена оказывалась бессильна произвести на свет требуемого наследника, он разводился с ней. Теперь же, будучи шести десятков лет от роду, он решил, что если воля Аллаха такова, что не иметь ему прямого наследника, то он примет меры, дабы наследником его обеспечил кузен.

Именно ради этого восемнадцать лет тому назад Самир совершил хадж в Мекку. Его молитвы были услышаны, и ответом на них было рождение Бейдра. Но, несмотря на свое обещание, Фейяд все еще не узаконил мальчика как своего наследника. Вместо этого он настоял на том, чтобы Бейдр получил образование и воспитание на Западе, жил там и изучал западный мир. Во многих отношениях Самир был рад этому. Его сын, пойдя по стопам отца, станет доктором, и они будут работать бок о бок.

Но у принца были на этот счет свои соображения. Хватало других юношей, кто мог бы стать врачом. Бейдр должен был получить образование в более важной области — в коммерции, финансах. Только проникнув во все тонкости капитализма, можно сделать страну, то есть его самого с домочадцами, еще богаче и могущественней. Как всякий араб, он относился с недоверием к людям Запада, с которыми имел деловые связи: он чувствовал, что те считают его в каком-то смысле ниже себя, почти ребенком, по причине его необразованности. Вот он и решил, что Бейдр не поедет в Англию, чтобы пойти по стопам отца, а отправится в Америку, где профессии бизнесмена пользовалась почетом и уважением.

Самир с гордостью взирал на своего сына, когда тот вылезал из «кадиллака». Одет он был в традиционный арабский наряд — джелабийю, на шею ему ниспадала гутра, халат прилегал к высокой и статной фигуре. Он был красив собой, ничего не скажешь. Крепкий подбородок, крупный нос и темно-синие глубоко посаженные глаза над высокими скулами и оливкового оттенка щеками давали представление о силе и характере молодого человека. Принц должен остаться довольным. Быть может, теперь он введет Бейдра в престолонаследие.

В душе он каялся перед Аллахом за свои земные надежды и греховные притязания. Не чудом ли было то, что он послал ему тогда в пустыне сына. Он должен быть счастлив одним этим — ведь воля Аллаха свершилась.

Он подал знак Бейдру, поднимавшемуся вслед за ним по ступеням в кафе. Мажордом принца стоял при дверях с двумя вооруженными охранниками. Он узнал Самира. Поклонился в традиционном приветствии.

— Ас-салам алейкум.

— Алейкум ас-салам, — отозвался Самир.

— Его превосходительство ожидает прибытия своего любимого кузена с большим воодушевлением, — церемонно сказал мажордом. — Он приказал проводить вас к нему сразу же, как приедете. Он у себя в апартаментах наверху.

Они проследовали за мажордомом через безлюдное кафе к лестнице в задней части здания. В кафе царили тишина и спокойствие. Обычно занятые официанты стояли кучками и сплетничали, поблизости от эстрады сидели курили и болтали музыканты. Ни певцов, ни танцовщиц нигде не было видно. Ничего не могло начаться без сигнала принца.

Апартаменты над кафе резервировались только для очень знатных клиентов и их гостей, тех, кого ночные увеселения чрезмерно утомили, чтобы проделать обратный путь домой, или для тех, кто желал остаться и продлить удовольствие; у администрации были для этого дополнительные возможности. Мажордом остановился перед дверью и постучал.

— Кто там? — ответил голос мальчика.

— Доктор Аль Фей с сыном явились лицезреть Его превосходительство, — ответил мажордом.

В дверях показался мальчуган в шелковой рубашке и брючках. Глаза его были грубо подведены, щеки нарумянены и длинные ногти на пальцах покрыты лаком.

— Пызалуста, войдите, — прошепелявил он по-английски.

Бейдр с отцом вошли в комнату. Легкий сладковатый запах гашиша висел в воздухе. Комната была пуста.

— Пзалыста, сазитесь, — сказал мальчик, показывая на софу и кресла.

Он ушел в другую комнату.

Бейдр и отец молча переглянулись.

Вернулся мальчик.

— Его плевасхадителсва сейсяс выйдет к вам. Я сем-нибудь могу помось вам? Сласти? Мозет, прохлодительное? У нас есть английский виски, если хосисе.

Самир покачал головой.

— Спасибо, ничего не надо.

Дверь вновь отворилась, и вошел Фейяд. Он был в своем полном королевском одеянии, голова покрыта белым муслином. Подошел к кузену.

Самир и Бейдр поднялись и склонились в традиционном почтительном поклоне перед своим монархом. Фейяд улыбался.

— Разве так встречаются кузены, которые давно не виделись? — Он возложил руки Самиру на плечи и расцеловал его в обе щеки, затем с улыбкой повернулся к Бейдру. — И это — тот маленький мальчик, плакавший, когда его отправляли в школу?

Бейдр почувствовал, как краска заливает его лицо.

— Это было давно, Ваше превосходительство.

— Не очень-то давно, — возразил принц и засмеялся. — По-моему, тебе тогда было лет шесть.

— Ему уже восемнадцать, — гордо сказал Самир. — И он взрослый человек, хвала Аллаху.

— Аль-хамду ли-ллах, — эхом отозвался принц. Он взглянул на Бейдра, который был на голову выше любого из них. — А он высок, сын твой. Выше любого, кого я помню из вашей семьи.

— Это все питание, Ваше превосходительство, — объяснил Самир. — Еда в Америке богата витаминами и минералами. Все младшее поколение вырастает выше своих родителей.

— Эких чудес вы, ученые, не напридумываете, — сказал принц, поглаживая бороду.

— Чудеса творит Аллах, — продолжил Самир. — Мы только инструмент в его руках.

Принц кивнул в знак полного согласия.

— У нас с тобой, кузен, много есть о чем поговорить, — сказал он. — Но это мы можем отложить на утро. Сегодня мы должны наслаждаться нашим воссоединением и обществом друг друга… — Он хлопнул и ладоши. — Я заказал для вас комнаты, чтобы вы могли освежиться после путешествия. В полночь мы соберемся внизу, в кафе, где нам приготовлено торжество.

Самир почтительно поклонился.

— Мы бесконечно благодарны за ваше радушное гостеприимство.

Вновь появился мальчик.

— Проводи моих кузенов в их апартаменты, — повелел принц.

Мальчик поклонился.

— Рад старасса, Вассе превсхдительссво.

Комната Бейдра была отделена от комнаты Самира большой гостиной. Он оставил отца и прошел в свою спальню, роскошно обставленную и отделанную дорогими шелками и сатином. Кушетки были завалены бархатными подушками. Не успел он осмотреться, как в дверь послышался легкий стук.

— Войдите! — крикнул он.

В комнату вошла молоденькая горничная. Почтительно склонила голову.

— Могу ли я услужить господину? — тихо спросила она, потупив глаза.

— Вроде бы мне ничего не надо.

— Не могу ли я приготовить господину теплую ванну, чтобы он мог смыть дорожную усталость? — предложила она участливо.

— Было бы очень недурно…

Бейдр задумчиво поглядел ей вслед. Теперь он почувствовал, что он — дома. Сервис не тот, что в Америке.

Кафе наполняли звуки канунов и барабанов. На небольшой эстраде извивалась танцовщица, ее пестрые шали кружили вокруг нее, блестевший металлом лиф рассыпал искры света. За столом в форме подковы расположились гости принца и сосредоточенно наблюдали за танцем.

Сам принц восседал в центре стола. Самир — на почетном месте справа. Бейдр — по левую сторону. Позади принца на небольших табуретах сидели несколько мальчиков, размалеванных точно так же, как тот, что приветствовал их в апартаментах принца. Сзади них стоял мажордом, надзиравший за официантами и другой обслугой. Подле каждого гостя стояло по бутылке шампанского в ведерке со льдом, и бокалы были неизменно наполнены. Стол был уставлен изысканными закусками и местными деликатесами. Гости ели руками, и слуга деликатно вытирал им пальцы теплой влажной салфеткой после каждого отправленного в рот куска. Около двери и у стены стояла дюжина личных телохранителей Фейяда, не сводивших взгляда с принца.

Музыка достигла крещендо, и в финале танцовщица рухнула на колени. Принц зааплодировал первым. По его жесту официанты выхватили из ведерок шампанское и, опустившись перед эстрадой на колени, поочередно салютовали, откупоривая бутылки над головой танцовщицы. Принц лениво взял из лежавшей перед ним кучи один банкнот и, скомкав, кинул перед девушкой на эстраду.

Грациозным движением танцовщица подняла с пола деньги и положила за пояс под пупком. Она еще раз поклонилась и, соблазнительно улыбаясь и оставаясь лицом к публике, покинула сцену.

Принц подал знак мажордому и пошептал ему на ухо. Тот повернулся и сделал жест мальчикам позади принца, потом подал знак оркестру играть.

При первых же звуках музыки на эстраду вышли четыре девушки и начали свой танец. Освещение постепенно меркло, покуда в зале почти совсем не стемнело и остались лишь небольшие синие блики на танцовщицах. По мере нарастания ритма музыки прожектор то терял танцующую, то выхватывал ее снова из темноты в еще более экстатическом движении… Танец длился более пятнадцати минут, и когда он закончился, девушки в полном изнеможении повалились на пол и сцена окончательно погрузилась в темноту.

Некоторое время держалась тишина, затем впервые принц стал хлопать с большим энтузиазмом. Постепенно вернулось освещение. Распростертые на полу танцовщицы начали подниматься. Бейдр смотрел на все это как зачарованный. На эстраде были уже не те девушки, что начинали танец. На их местах теперь оказались мальчики, что сидели за спиной принца.

На этот раз принц не утруждал себя комканьем банкнотов. Он кидал деньги на эстраду горстями под хлопки открываемых бутылок шампанского. Таких денег средний рабочий не зарабатывал и за год.

Принц смотрел на Бейдра и говорил по-французски:

— Хорошо… великолепно… разве нет?

Бейдр встретил его взгляд. Глаза принца были зорки и придирчиво оценивающи.

— Да. — Он мгновение колебался. — Педерасты?

Принц утвердительно кивнул.

— Нравятся? Выберите себе по вкусу.

Бейдр продолжал смотреть в глаза пожилого человека. Покачал головой.

— Спасибо, нет. Это не для меня. Я предпочитаю женщин и к тому же красивых.

Принц захохотал и повернулся к Самиру.

— Твой сын молодчина, и у него здоровый вкус, — сказал он. — Он тоже как настоящий американец.

Самир поглядел на сына и горделиво улыбнулся. Бейдр догадывался, что успешно прошел первый тест у принца.

Было пять часов утра. В горах занималась заря, когда Бейдр пожелал отцу спокойной ночи и пошел в спальню. Шторы были опущены, и в комнате было темно. Он стал нащупывать выключатель.

Чья-то рука задержала его руку. Женский голос был тих, и в нем слышался легкий египетский акцент.

— Мы зажжем свечи, Ваше превосходительство.

От нее пахнуло слабым запахом мускуса, когда она отошла от Бейдра. Он спокойно стоял в темноте, стараясь разглядеть женщину, но ему это не удалось, пока не вспыхнула спичка. Темные, с тяжелыми ресницами глаза улыбнулись ему, и женщина занялась свечами.

Комната осветилась мягким желтоватым светом. В женщине он узнал одну из танцовщиц, выступавших вечером. Единственной поменявшейся деталью ее наряда был лифчик. Ее груди больше не были скрыты серебряными пластинами.

Теперь их покрывал тончайший шелковый газ, сквозь который отчетливо виднелись темные ореолы вокруг сосков. Она опять улыбнулась ему.

— Я приготовила теплую ванну, на тот случай, если ваше превосходительство чувствует утомление.

Он не ответил.

Она хлопнула в ладоши. Еще две женщины возникли из углов комнаты, где они стояли в тени. На них одежд было еще меньше, чем на первой. Лишь тончайшие вуали покрывали их груди и, струясь вокруг живота и бедер, ниспадали к ногам. Двигаясь к Бейдру, они прошли перед подсвечником, и свет нарисовал их нагие формы и лишенные растительности лобки. Только лица их были скрыты традиционными для мусульманок вуалями.

Первая женщина опять хлопнула в ладоши, и тогда еще одна явилась из дальнего угла комнаты. Она включила проигрыватель, и бархатные звуки музыки разлились по комнате. Она начала ритмично покачиваться.

Две женщины взяли его за руки и подвели к кровати. Их прикосновения были легки и быстры, когда они раздевали его. Он по-прежнему безмолвствовал.

Первая женщина зажгла сигарету и подала ему. Он затянулся. Слегка сладковатый, пряный аромат гашиша поплыл ему в нос, и он почувствовал нежный прилив тепла. Сделал еще одну глубокую затяжку и отдал сигарету.

Он посмотрел на девушку.

— Как тебя зовут?

— Надия, ваше превосходительство, — сказала она, сопровождая слова поклоном.

Он улыбнулся ей, чувствуя, как в нем возникает сексуальное возбуждение. Вытянулся на постели.

— Мы должны искупаться? — спросил он.

Женщина засмеялась.

— Как вашему превосходительству угодно.

Он посмотрел на них. Он ощущал гашиш у себя в членах.

Поглядел вниз на свой фаллос, длинный, твердый и изогнутый, плотно прилегающий к животу, затем снова на первую женщину.

— Я желаю вас всех, — сказал он.

Глава 8

Он проснулся от льющегося в комнату света, и Джабир стоял рядом с постелью с чашкой дымящегося турецкого кофе. Он сделал глоток. Кофе был обжигающе горяч.

— Который час? — спросил он.

— Скоро полдень, господин, — ответил слуга.

Он огляделся. Не мог вспомнить, когда ушли девушки. Единственно, что осталось от них в памяти, — комок их извивающихся тел и тепло. Он лежал на боку. Одна из девушек намазала ему все тело маслом, и они вместе вылизывали его, их языки были повсюду: на анусе, на крайней плоти, на фаллосе, на сосках, животе, и это длилось до тех пор, пока ощущения не достигли предела упоения, и тогда сок брызнул из него финальным изнуряющим гейзером. И он провалился и небытие.

Он сделал еще глоток жгучего кофе и потряс головой.

— Отец проснулся?

— Да, господин. Он у принца. Ожидают вас к завтраку.

Еще глоток кофе, и он встал.

— Передай им, что я ополоснусь в душе и приду.

Он попеременно пускал то холодную, то горячую, то снова холодную воду. Через минуту он вполне взбодрился. Быстро провел рукой по подбородку и решил, что побриться сможет и позже. Когда он вышел из ванной, Джабир уже приготовил для него рубашку и брюки.

Принц и отец Бейдра все еще сидели за столом, когда он вошел в их комнату. Мажордом как раз убирал со стола тарелки после завтрака.

Бейдр поцеловал отца, затем руку принцу. По жесту эмира он покорно сел.

— Ты что-нибудь съешь? — вежливо спросил принц.

— Спасибо, нет, — сказал Бейдр.

Было бы неучтиво с его стороны есть, когда они с завтраком покончили.

— Тогда чашку кофе, — предложил принц.

— Благодарю вас, — кивнул Бейдр.

Мажордом поспешно исполнил пожелание. Бейдр попробовал кофе. Крепкий и сладкий. Он спокойно, почтительно выжидал. Несмотря на то, что шторы были задернуты и солнечный свет не проникал в комнату, принц не снимал темных очков, за которыми было невозможно увидеть его глаза. Он ждал, пока Бейдр поставит на стол свою чашку.

— Мы с твоим отцом обсуждали твое будущее.

Бейдр на это отреагировал легким наклоном головы.

— Я ваш слуга.

Принц улыбнулся.

— Прежде всего, ты мой племянник, моя кровь.

Бейдр молчал. Ему и не надлежало высказываться.

— Мир быстро меняется, — сказал принц. — Много воды утекло с тех пор, как ты родился. Соответственно и нашим планам следует меняться.

Он резко хлопнул в ладоши.

Мажордом выскользнул из комнаты, тихо притворив за собой дверь. Они остались в комнате одни.

Принц выдержал небольшую паузу. Голос его упал почти до шепота:

— Ты знаешь, ведь я всегда смотрел на тебя, как на своего наследника, и верил, что когда-нибудь ты займешь мое место правителя страны.

Бейдр взглянул на отца. Лицо Самира ровным счетом ничего не выражало. Он снова повернулся к принцу.

— Но времена меняются, — сказал эмир. — Есть другие, более важные дела, стоящие перед нами. По всему Ближнему Востоку будущее из-под песков пустыни поднимается к нам и сулит такие богатства, каких мы не видывали никогда. Источник этого богатства — нефть. Кровь, дающая жизнь современному производству индустриализированного западного мира. И наша маленькая страна лежит над гигантским месторождением нефти. Такого моря нефти мир еще не знал.

Он выдержал паузу, желая передохнуть, поднес к губам чашку кофе, сделал крохотный глоток горячего сладкого ароматного напитка.

— В минувшем месяце я заключил контракты с несколькими американскими и крупнейшими европейскими компаниями на разработку этих запасов. За право на разведку они готовы заплатить нам десять миллионов долларов. Если нефть будет найдена, они будут платить дополнительные суммы за каждую действующую скважину и налог за нефть, которую будут экспортировать. Они еще берут обязательство построить нефтеперегонные заводы и помочь в развитии страны. Все это сулит огромные барыши, но я как-то не чувствую себя спокойно.

— Я не все понимаю, — сказал Бейдр.

Но он понимал. Именно по этой причине его и послали изучать, как ведут дела на Западе.

— А я думаю, ты понимаешь, — лукаво возразил эмир. — Но дай мне изложить, как понимаю дело я. Хотя мир и отверг капитализм и колониализм как образ жизни, существуют и другие пути порабощения страны, ее народа. Скажем, сделать ее экономически зависимой. Я не намерен позволить Западу проделать это с нами, но я согласен позволить им оплачивать наш прогресс.

Бейдр кивнул. Он начинал чувствовать, что по-новому уважает принца. За всеми странностями и спецификой его повадок и натуры проглядывал человек мыслящий.

— Чем могу быть полезен я? — спросил он. — Я весь в вашем распоряжении.

Принц посмотрел на Самира и одобрительно покивал. Самир улыбнулся. Принц снова обратился к Бейдру:

— У меня для тебя есть более важная роль, нежели стать моим преемником. Мне нужен человек, который сможет войти в мир Запада и распорядиться богатствами, что они скупо нам отдают, и употребить их так, как это делают на Западе, чтобы они принесли еще большие богатства. И если ты возьмешься за выполнение такой задачи — к чему тебя готовили и будут обучать еще, я обещаю, что твой первый сын станет моим наследником и следующим принцем этой благословенной земли.

— Мне не требуются заверения принца, которому я служу, — сказал Бейдр. — Я буду счастлив исполнить все ваши пожелания.

Эмир встал и обнял Бейдра.

— Мой собственный сын не смог бы сделать для меня большего.

— Благодарен Вашему превосходительству за оказанное мне доверие. Единственно, о чем я стану молить Аллаха, это чтобы Он умудрил меня быть достойным поставленной передо мной задачи.

— Все будет по воле Аллаха, — сказал принц. Он вернулся и сел на свое место. — Ты опять поедешь в Америку на учебу. Только теперь твоим образованием будут руководить люди, рекомендованные мне американскими нефтяными компаниями. Ты не будешь проходить обычный курс. Твое образование будет специализированным и завершится за три года.

Бейдр кивнул.

— Я понимаю.

— И теперь надо уладить еще одно дело. Важное дело, — сказал принц. — Дело с твоей женитьбой.

Бейдр посмотрел на него удивленно. Этого он сейчас никак не ожидал.

— С моей женитьбой?

Принц улыбнулся.

— Ты не должен удивляться. Из донесения, которое я получил по поводу минувшей ночи, следует, что ты способен обеспечить меня многими сыновьями.

Бейдр хранил молчание.

— Мы с твоим отцом обсудили все очень внимательно и после долгих размышлений подобрали тебе невесту, которой ты будешь очень гордиться. Она молода и красива и происходит из лучших семей в Ливане. Ее имя Мариам Риад, дочь Мохаммеда Риада, знаменитого банкира.

— Я знаю эту девушку, — торопливо добавил его отец. — Она в самом деле очень хороша собой. И очень религиозна.

Бейдр поглядел на отца.

— Сколько ей лет?

— Шестнадцать, — ответил Самир. — Она хоть и не бывала за границей, но очень образованная. Сейчас она посещает колледж Американских девушек в Бейруте.

— Шестнадцать лет — мало для замужества, — сказал Бейдр растерянно.

Эмир расхохотался.

— Я сделал мудрый выбор. Это в Америке, наверно, девица в шестнадцать лет молода. В наших странах она зрелая в самый раз.

На обратном пути в Бейрут Бейдр сидел в машине, погруженный в свои мысли. Он молчал, покуда машина не въехала в городское предместье и Самир не обратился к нему с вопросом:

— Что с тобой, сын?

— Ничего, отец.

— Ты расстроен тем, что не стал наследником принца?

— Нет.

— Тогда это раздумья о неожиданно свалившейся на тебя свадьбе?

Бейдр заколебался.

— Я ведь даже не знаком с девушкой. Никогда о ней ничего не слышал до сегодняшнего дня.

Самир посмотрел на него.

— Сдается мне, я тебя понимаю. Тебя удивляет то, что мы заводим всю эту канитель с получением западного образования, а затем сами же возвращаем на старую колею, устраивая твою свадьбу. Верно я говорю?

— Да, пожалуй. В Америке, по крайней мере, ты сперва какое-то время встречаешься с девушкой и узнаешь, нравитесь ли вы друг другу.

— Здесь это происходит таким же путем, сын мой, — спокойно сказал Самир. — Но мы ведь не простолюдины. На нас лежит ответственность, которая простирается за пределы наших личных чувств.

— А вы с мамой были знакомы до того, как поженились. Практически, рядом выросли.

Самир улыбался.

— Это верно. Но наш брак был предрешен, когда мы были еще детьми. Мы каким-то образом знали об этом, и это нас еще больше сближало.

— Ты женился бы на ком-то еще, если брак был уже сговорен? Принимая во внимание твои чувства к маме?

Самир задумался, потом кивнул утвердительно.

— Да. Мне это могло быть не по душе, но у меня не было бы выбора. Человек обязан делать то, что он обязан сделать. На то воля Аллаха.

Бейдр посмотрел на отца и вздохнул. Воля Аллаха. Она покрывала все. Мнение самого человека мало что значило.

— Я бы хотел встретиться с девушкой, — сказал он.

— Все уже устроено, — ответил Самир. — Ее семью пригласили к нам в горы на уикенд. Послезавтра они приедут.

Неожиданная мысль промелькнула в мозгу Бейдра:

— Тебе это было известно давно?

— Недавно, — ответил отец. — О своем решении принц сообщил мне только на прошлой неделе.

— Мама знает?

— Да.

— Она одобряет?

— Женитьбу? Да.

— Похоже, ты заколебался, — заметил Бейдр.

— У твоей матери были грандиозные мечты, связанные с твоим престолонаследием. — Самир засмеялся. — Женщины не всегда бывают практичны.

— А ты, отец? Ты тоже был разочарован?

Самир посмотрел сыну в глаза.

— Нет… — Он вновь вернулся мысленно в ту ночь, когда был рожден его сын. — Ты всегда был и будешь для меня моим принцем.

Глава 9

Мариам Риад, как большинство ливанских девушек, была невысокого роста, не более пяти футов, с темными крупными глазами. Черноволосая, она носила высокую, по последней парижской моде прическу, чтобы казаться выше. Ее смуглая кожа имела бледно-оливковый оттенок, и была заметна ее склонность к полноте, с которой она вела перманентную борьбу посредством различных диет, приводивших в отчаяние ее родителей, предпочитавших традиционную для арабских женщин округлость форм. Она бойко разговаривала по-французски и довольно неловко по-английски, с отвращением посещала колледж Американских девушек и считала своим долгом регулярно донимать родителей упреками за то, что она не поехала учиться во французскую или швейцарскую школу, где учились дети из других богатых домов.

На эти ее претензии у папаши Риада был один ответ: девушкам образование ни к чему, поскольку они должны заниматься домом и рожать детей. С горечью Мариам смотрела, как ее братья уезжают на учебу, а она оставалась дома, лишенная даже той свободы, какой пользовались многие из ее друзей-школьников. Сразу после занятий она была обязана вернуться домой; ей не разрешали отправляться на свидания, из дома она могла выходить лишь с согласия отца и то под присмотром гувернантки.

В лимузине, когда ехали в гости к Аль Феям, отец смотрел на нее с удовлетворением.

— Теперь, дочь моя, — сказал он в своей тяжеловесной манере, — ты, очевидно, понимаешь, отчего твои родители так присматривали за тобой. Очевидно, теперь ты сможешь оценить нас больше.

Мариам отвернулась от окна.

— Да, отец, — сказала она покорно.

— Ты думаешь, тебя выбрал бы для этой партии принц самолично, если бы ты училась за границей? — спросил он, и сам же ответил: — Ни за что! Принц желал, чтобы невеста была настоящая арабка, а не испорченная иностранным влиянием вертихвостка.

Девушка взглянула на мать, та молчала. Ее мать никогда не раскрывала рта, если поблизости был отец.

— Да, отец, — снова согласилась она.

— Теперь я хочу напомнить о манерах, — сказал папаша Риад. — Главное, будь респектабельна, скромна. Я не желаю никаких фривольностей, которых ты набралась у своих подружек из колледжа.

— Да, отец, — скучно повторила она в третий раз.

— Эта свадьба будет самая важная в стране, — добавил отец. — Все знают о том, что твой первый сын станет престолонаследником.

Краем глаза она взглянула на отца.

— А что если у меня будут одни девочки?

Ее отец был шокирован таким предположением.

— У тебя будут сыновья! — вскричал он уверенно, как бы гарантируя своими словами непременный успех. — Ты меня слышишь? У тебя будут сыновья!

— Если этого пожелает Аллах, — сказала Мариам, улыбаясь про себя.

— Да свершится воля Его, — машинально произнесла ее мать, до этого всю дорогу молчавшая.

— Такова воля Аллаха, — убежденно изрек отец. — Иначе почему бы он устроил эту свадьбу?

На Мариам произвело весьма сильное впечатление то, чтопредстало ее взору, когда автомобиль въехал в ворота обширного имения. Она знала, что такое богатство, но это!.. По сравнению с Самиром, ее отец, один из богатейших людей Бейрута, был просто человеком приличного достатка. Этакая уйма слуг и охранников! Это был словно другой, сказочный мир.

В честь события семейство было одето соответственно традициям, но в их кофрах имелись туалеты, сшитые по последней парижской моде, в которые они облачатся вечером, к ужину.

— Поправь чадру, — сказала ее мать, когда машина остановилась и слуга направился открыть дверцы.

Мариам быстрым движением опустила чадру, скрыв лицо и оставив видимыми только глаза. Она увидела, как по ступеням сходят вниз доктор Аль Фей и в полушаге за ним — Бейдр. Дыханье перехватило у нее в груди. Оба мужчины были тоже в традиционных одеждах; в осанке ее жениха было нечто от пустыни. Так мог выглядеть только настоящий шейх.

Из машины вышел отец. Самир двинулся к нему навстречу, раскрыв руки для объятия.

— Ахлан фикум!

Мужчины обнялись, обмениваясь двукратным поцелуем.

Самир представил сына. Бейдр жестом изобразил покорную почтительность, приветствуя своего будущего тестя. Затем подал на западный манер руку.

После обмена рукопожатиями они вернулись к автомобилю. Вылезла из машины госпожа Риад, и ее приветствовал Самир. Тут же выпорхнула и Мариам. Ее отец подал ей руку и подвел к доктору.

— Ты помнишь доктора Аль Фея?

Она взглянула вверх, затем потупила взор, как полагалось воспитанной девушке. Кивнула и почтительно поклонилась в пояс.

Самир взял ее за руку.

— Дитя мое, — сказал он. — Рад приветствовать тебя. Да будет наш дом навсегда твоим домом.

— Благодарю вас, — чуть слышно промолвила она. — Да будет Аллах милостив.

Самир жестом подозвал Бейдра. Благопристойно потупив глаза, она видела лишь носки его туфель под ниспадающей джалабийей.

— Мариам, — сказал Самир. — Разреши представить моего сына Бейдра, твоего будущего мужа.

Прежде чем поднять глаза, она поклонилась, затем подняла голову. В первый момент она была обескуражена — никто ей не говорил, что у него синие глаза. Сердце ее заколотилось, и она почувствовала, как под чадрой краска приливает к ее щекам. Было столько всего, о чем она не слышала в разговорах о нем… Он был такой высокий. И такой красивый. Глаза ее опустились, и она едва расслышала обращенные к ней слова приветствия — так гулко отдавались в ушах удары ее сердца. Впервые в жизни она почувствовала благодарность к своим родителям за то, что они не отправили ее учиться за границу. Она уже была безнадежно влюблена.

Ужин был чисто формальным обрядом. Самир вызвал из своего бейрутского дома шеф-повара француза, который все и приготовил в лучшем виде. Вместо обычного ливанского меззеха на закуску был паштет из гусиной печенки с трюфелями и зернистая икра из Ирана. Привычные мулукхиех, кролик с рисом, главным блюдом был петух в вине и жаркое из баранины, но десерт был типичным — баклава в более чем двадцати ее медовых вариациях.

Шампанское подавалось на протяжении всей трапезы — единственное исключение из мусульманских правил. Женщины в длинных парижских платьях и мужчины в смокингах вели светскую беседу, обычную при знакомстве домами.

Поскольку ужин близился к концу, господин Риад встал.

— Если мне будет позволено, — начал он в своей чрезвычайно важной манере, — я предложу тост в честь нашего досточтимого хозяина, благородного доктора Аль Фея. Да ниспошлет Аллах ему и всей семье свои милости! — Он поднял бокал и отпил глоток шампанского. — И еще один тост, — быстро добавил он, не ставя бокал на стол улыбнулся Бейдру: — За моего будущего зятя, которого я уже мыслю своим сыном, и за мою дочь. Да благословит Аллах их союз многими сыновьями.

Мариам почувствовала, что краснеет от теплого и доброго смеха за столом. Взглянуть на Бейдра, сидевшего напротив, она не посмела. Ее отец заговорил снова:

— И хотя вопрос о приданом никогда не возникал между нашими семьями, я не хотел бы обойти стороной этот древний и почитаемый обычай. Ибо как еще может родитель выразить свои чувства к дочери и уважение к ее будущему мужу?

Самир протестующе поднялся.

— Нет, Мохаммед, твоя дочь и есть твой самый щедрый дар, твое ценнейшее сокровище.

— Дорогой мой доктор, — улыбнулся банкир, пропуская без внимания возражение Самира. — Неужели ты лишишь меня этого скромного удовольствия?

— Разумеется, нет.

Самир сел на место.

— Сын мой, — сказал Риад, обращаясь к Бейдру, — в день нашей свадьбы в моем банке в Бейруте будет открыт счет на твое имя на миллион ливанских фунтов. Этот капитал твой, поступай с ним по своему усмотрению.

Бейдр взглянул через стол на Мариам, прежде чем встать и поблагодарить тестя. Лицо ее вспыхнуло, она не отрывала глаз от стола. Он повернулся к банкиру.

— Мой досточтимый отец, — заговорил он медленно, — да будет Аллах свидетелем вашей щедрости и доброты. И единственное, о чем я могу просить еще, — не откажите своим мудрым советом наставить меня, как наилучшим образом воспользоваться вашим огромным даром.

— Не откажу, — быстро отозвался Мохаммед.

Он был доволен. Все шло по его плану. Он был уверен, что этот счет будет лишь началом бизнеса, который свяжет его банк с семьей Аль Фея.

Встал Самир: званый ужин завершился. Он посмотрел на Бейдра:

— Было бы замечательно, если бы ты показал невесте сад, — сказал он, — а мы пройдем в библиотеку и отдохнем.

Бейдр кивнул, обошел стол и придержал стул Мариам, пока она вставала. Он улыбнулся ей.

— Похоже, они не прочь отделаться от нас.

Девушка кивнула. Он взял ее под руку, и они направились к двери сада.

Когда они проходили в сад, госпожа Риад повернулась к Набиле.

— Разве ж они не прекрасная пара?

Они дошли до бассейна в дальнем конце сада, прежде чем кто-то из них нарушил молчание. Потом вдруг оба заговорили почти одновременно.

Мариам тотчас осеклась.

— Простите меня…

— Вина моя, — быстро выручил ее Бейдр. — Что ты хотела сказать?

— Ничего важного. А что хотели сказать вы?

Оба рассмеялись, каждый был чуть смущен перед другим.

— Мне интересно узнать, что ты чувствуешь. Я имею в виду — в отношении нашего брака? — Она потупила глаза и молчала. — Тебе не обязательно отвечать на этот вопрос, — быстро сказал он. — Это не честно с моей стороны. У тебя, наверно, не было другого выбора, да?

Она подняла взор.

— А у вас?

Теперь была его очередь промолчать. Он пошарил в кармане и достал пачку сигарет.

— Курите?

Мариам отрицательно покачала головой.

Он закурил, глубоко затянулся один раз. Медленно выпустил дым.

— Верно, это старомодно?

— Да.

— В Америке я почти забыл, как это все делается у нас.

— Мне всегда хотелось поехать за границу, — сказала она. — Но отец не разрешал. Вам там нравится?

— Да, — ответил он. — Люди там проще. По большей части, точно знаешь, что они думают.

Она колебалась.

— У вас там была девушка?

— Такой, чтоб единственная, — нет. Но было много свиданий. А у тебя?

— У меня очень строгий отец. Мне очень мало что дозволяли. Когда я захотела пойти в колледж, был большой скандал дома.

Они опять замолчали. Он смотрел на тлеющий кончик сигареты. На этот раз первой заговорила она:

— У вас синие глаза…

— Да, — согласился он. — Отец говорит, что это восходит ко временам Священных войн. С тех пор синие глаза нет-нет да появляются в нашем роду.

Она отвернулась и стала смотреть на море.

— Должно быть, вы очень разочарованы во мне после западных девушек, которых вы знали.

Голос ее был очень тих.

— Неправда, — быстро отозвался он. — Я никогда не принимал их всерьез. Они совершенные пустышки. Не то что наши.

— Зато очень красивые… Высокие…

— Мариам, — сказал он.

Она повернулась к нему.

— Ты тоже очень красива.

— Я?! — переспросила она. — Вы на самом деле так думаете?

— Я так думаю… — Он взял ее под руку. — Тебе по-прежнему хочется за границу?

— Да.

Он улыбнулся.

— Значит, медовый месяц мы проведем в Европе.

Так они и поступили. Поженившись в конце июля, август они провели в путешествии по континенту. В сентябре, когда Бейдр привез Мариам обратно в Бейрут, а сам уехал в Америку продолжать учение, она была уже беременна.

Глава 10

Продолжение танцев состоялось на верхней палубе, куда гости постепенно стягивались после ужина. Бейдр по обыкновению исчез, как только было подано угощение. Это была его манера устраивать свои свидания; уйти, пока все заняты едой, а когда с ней покончено, вновь присоединиться к гостям. Таким образом его отсутствие могло остаться никем не замеченным.

Джордана села за стол так, чтобы уловить момент, когда он вновь появится в салоне. Бейдр продолжал оставаться загадкой для Джорданы, несмотря на девять лет замужества. Не удавалось ей понять его до конца. Временами казалось, он просто забывает о ее существовании, а то вдруг ни с того ни с сего так подловит, что страшно делается: наверняка он знает о ней все, до последней мелочи.

Как сегодня… Она видела футляр от Ван Клеефа на подушке, но почему-то в ней взыграл дух противоречия, и она решила не принять подарка. Может быть, потому, что он не мог свои приходы и уходы искупать другим подарком… Его виной нельзя было воспользоваться, чтобы успешно манипулировать им, как это бывало с американскими мужчинами, которых она знала. Он был таким, каким он был от природы, и никто не смог бы его переделать. Его реакции были прямолинейны и непосредственны. Из тьмы его нутра подчас подавал свой голос дикий зверь.

Но что ее удивило, так это ее собственная реакция. В его грубой выходке было даже что-то успокоительное… как если бы она была ребенком, провоцирующим родителя на экзекуцию как доказательство его любви. Выплыли на поверхность ее собственные провинности, и она начала обдумывать способы вернуть его расположение.

Не успела хлопнуть за ним дверь, как Джордана поднялась и посмотрела на себя в зеркало. Отпечаток его руки на щеке стал еще ярче. Она нажала кнопку вызова своего секретаря и попросила ее принести пакетик льда, после чего заперлась в каюте и больше часа студила щеку, пока припухлость не исчезла.

Затем занялась выбором костюма. Она будет изображать жену-мусульманку, если это то, чего ему хотелось. Жена, гурия, рабыня… Не это ли сулил им Аллах, когда они вступили в райские врата?

Она поднесла бокал шампанского к губам, наблюдая за дверями салона. Бейдр еще не выходил.

— Джордана, дорогая, — слащавый голос ворковал ей прямо в ухо. — Твой танец был просто обворожителен.

Она повернула голову, узнав говорившую.

— Мара, — сказала она, подставляя щеку для традиционного поцелуйчика, — ты сама доброта!

— Нет, дорогуша, — быстро возразила принцесса. — Это святая правда. Я в жизни не видала ничего более эротичного. Будь я мужчина, я прямо там изнасиловала бы тебя. — Она рассмеялась и добавила: — Кстати, я могла бы и сейчас это сделать.

Джордана посмеялась вместе с ней.

— Это самый большой из всех комплиментов, Мара.

Принцесса еще ниже склонилась к уху Джорданы:

— То, что ты выделывала, было просто неправдоподобно! Ты обратила внимание на молодого человека, которого я привела с собой? Он просто сходил с ума. Я думала, на нем лопнут брюки.

Джордана посмотрела на нее. Такая восторженность была не типична для Мары.

— Ты не слишком ли преувеличиваешь, дорогая?

— Ни капли. Он сгорает от желания познакомиться с тобой. Есть у тебя минутка?

Через плечо Мары Джордана заметила Кэриджа, выходящего из салона с господином Ясфиром.

— Не сейчас, — ответила она. — Бейдр скоро должен выйти.

Ясфир направлялся прямиком к ней.

— Мадам Аль Фей! — Он поклонился.

— Да, мистер Ясфир, — сухо отозвалась она.

— Я желаю выразить свою благодарность за изумительный вечер и извиниться за то, что вынужден вас так скоро покинуть. К сожалению, дела на берегу торопят меня.

Она подала ему руку.

— Я тоже искренне сожалею. — Он поцеловал ей руку. — Быть может, в следующий раз мы будем иметь возможность познакомиться лучше, — сказала она.

— Буду надеяться, — сказал он. — Бон суар^[4], мадам.

Когда Ясфир спускался с палубы на трап, чтобы попасть на катер, который доставит его на берег, она увидала, как Кэридж подходит к Юсефу. Юсеф и американский кинорежиссер Майкл Винсент проследовали за Кэриджем в салон и далее по коридору, ведущему в кабинет Бейдра.

— Еще одна встреча? — спросила Мара.

Джордана молча повела плечами и подняла свой бокал. Принцесса уселась на соседнее кресло.

— Один из моих мужей походил на него. Не помню который. Вечно деловые встречи. Такая скукотища! Я развелась с ним.

Джордана улыбнулась.

— У Бейдра много всяких недостатков, но с ним уж не соскучишься, можешь быть уверена.

— Наверно. Но, согласись, некоторые мужья не представляют себе, что на свете существует кое-что помимо бизнеса.

Джордана промолчала. Она потягивала шампанское.

— Давай, дорогуша, — настаивала принцесса, — познакомься с моим кавалером. Его это осчастливит, и, возможно, позабавит на несколько минут тебя.

— Где он?

— Вон там. Высокий блондин, стоит около лестницы.

Джордана глянула на него.

— Выглядит молодо.

Принцесса рассмеялась.

— Он и есть молодой, дорогая. Ему двадцать пять, и стоит, как у быка. Я не знала другого такого мужчины со времен Руби, когда тот был еще в самом соку.

— Жиголо? — поинтересовалась Джордана.

— Ну конечно, дорогая, — подтвердила догадку Мара. — Разве не все юные красавцы таковы? Зато это делает жизнь проще. Когда они тебе надоедают, дашь несколько франков и — проваливай за дверь. Никаких сложностей.

— Уже надоел? Потому ты и сдаешь его?

Мара засмеялась.

— Нет, дорогая. Причина в том, что он довел меня до изнурения. Меня на него не хватает. Его здоровенное распрекрасное копье торчит непрестанно, а я уже не так молода, как была. Я выдохлась.

— Ты хоть честно призналась?

В голосе Мары прозвучала обида.

— Я всегда честна. Теперь-то ты с ним познакомишься?

Джордана бросила взгляд в салон. Кэридж возвращался один. Юсеф и Винсент остались у Бейдра. Она повела плечами.

— Ол райт, — сказала она. — Веди его сюда.

Бейдр предложил Винсенту его излюбленный скоч и содовую и жестом пригласил сесть. Юсеф деликатно пристроился в углу кабинета, Бейдр сел напротив американца.

— Я долгое время был поклонником ваших работ, мистер Винсент, — начал Бейдр.

— Благодарю, мистер Аль Фей. Я искренне польщен.

— И надеюсь, что не я один, — добавил Бейдр: он решил сразу взять быка за рога. К тому же перед ним был американец, и незачем было ходить вокруг да около. — Вот почему я и решил спросить, не заинтересует ли вас работа над фильмом, в основу которого будет положена история жизни Пророка. Вы никогда не думали насчет этого?

Режиссер потянулся к своей бутылке.

— Если говорить честно, мистер Аль Фей, то никогда.

— Есть ли для этого какая-то конкретная причина, мистер Винсент?

Винсент покачал головой.

— Как-то мне раньше не приходило на ум. Может, оттого, что мы, американцы, очень мало знаем о жизни Магомета.

— Но есть более четырехсот миллионов человек, которые знают, — сказал Бейдр.

Винсент кивнул.

— Теперь и я это знаю. Мистер Зиад очень старательно мне все объяснил. Также он дал мне несколько жизнеописаний Пророка, и я должен признаться, что идея меня захватила по-настоящему.

— Как по-вашему, получится из этого фильм?

— Думаю, да. Очень хороший фильм.

— Который сможет иметь успех на Западе? Фильм, который поможет западному миру понять, что наша цивилизация основана на морали, очень близкой к их собственной?

— Успех? Не знаю. Будут проблемы с прокатом, — ответил режиссер. — Что касается понимания, то я полагаю будет. Разумеется, при условии, если фильм выйдет на широкий экран.

Бейдр кивнул.

— Я все понимаю. Но, думаю, это возможно. Что мы должны предпринять в первую очередь, чтобы фильм был сделан как можно скорее?

— Все картины начинаются со сценария.

— Вы писали сценарии для других своих фильмов. Взялись бы написать и для этого тоже?

— Взялся бы, если б имел достаточно знаний, но, боюсь, у меня их недостает.

— Если вы получите необходимую помощь, тогда смогли бы решиться?

— Если бы имел уверенность в том, что по написании сценария картину будут снимать.

— А если я дам гарантию, что фильм будут снимать?

Винсент посмотрел на Бейдра и глубоко вздохнул. Если он скажет да, а картину снимать раздумают, ему придет конец в индустрии кино. Евреи проследят за этим. А если будет удачно снята, станут ее прокатывать в своих кинотеатрах. Им все равно, о чем картина, если она приносит в кассу бешеные деньги.

— Я — из дорогих, — сказал Винсент. — Я обхожусь не дешево. Учтите!

— Мне это известно, мистер Винсент. Гонорар в миллион долларов и участие в доходах от картины не будет слишком мало?..

Музыка, лившаяся из динамиков, была медленной и романтичной, и площадка была заполнена танцующими, когда Жак забрал у нее бокал с шампанским, поставил на стол и повел ее танцевать. Он улыбался.

— Я долго выжидал подходящую музыку, чтобы пригласить вас на танец.

Джордана чувствовала в голове шумок от шампанского, она тоже улыбнулась ему.

— Это прекрасно.

Он привлек ее к себе вплотную.

— Вы, американка! «Это прекрасно» — все, что вы можете сказать?

Она взглянула ему в лицо.

— Американка? Я не американка. Разве вы не видите по моему наряду?

— Не разговаривайте, — сказал он. — Танцуйте — и все… — Легким и ласковым прикосновением руки он заставил ее склонить голову ему на плечо, а другой рукой, лежавшей у нее чуть ниже пояса, крепко прижал ее бедра к себе. Движения его были очень медленны в тягучем ритме музыки, он давал ей ощутить его крепнущую эрекцию.

Чуть погодя Жак взглянул на нее. Глаза у нее были закрыты. Свою руку, в которой лежала ее рука, он опустил вниз… и они постепенно смещались к дальнему краю борта, туда, где никто не мог заметить, чем они займутся… и там наконец, взяв ее руку, он стал гладить ее пальцами свой твердый, как камень, фаллос.

— У меня брюки на пуговицах, — шепотом сообщил он. — Не на молнии. Расстегни!

Она посмотрела вверх на него широко раскрытыми испуганными глазами.

— Сумасшедший! — прошептала она. — Люди же смотрят! Ты решил погубить меня?

— Никто ничего не увидит, — горячо зашептал он. — Мы стоим к ним спиной. Пока ты танцевала, я дважды кончил. Сейчас я хочу, чтобы ты прикоснулась к нему!

Продолжая смотреть ему в глаза, она нащупала пуговицы и расстегнула. Трусов он не носил, и его фаллос буквально выпрыгнул ей в руку. Он прижал ее голову к своей груди так, чтобы она могла взглянуть вниз.

— Ну же!.. — нетерпеливо потребовал он.

Ее кулачок обхватил не более трети длины его ствола. Джордана видела в тусклом свете блестевшую головку, ритмично выпрыгивающую из крайней плоти. Она почувствовала на ладони влагу.

— Сильней! — скомандовал он.

Теперь она не слышала музыки. Единственным ритмом был ритм ее руки: вперед-назад, вперед-назад по его стволу.

Он весь содрогался и все теснее жался к ней. На лице его изобразилась гримаса.

Впившись взглядом, она углядела струйки семени, выстрелившие из его вздрагивающего фаллоса. И все было кончено. Она посмотрела вверх, на его лицо.

— Спасибо, — сказал он, улыбаясь. Из нагрудного кармана он вынул носовой платок. — Вытри руки.

Она взяла платок и украдкою вытерла себе ладонь, затем хотела вернуть ему…

Он покачал головой.

— Оботри мне тоже.

Она вытерла, и фаллос юркнул в брюки.

— Платок можешь выбросить, — сказал он.

Платок полетел в море, когда они двинулись от поручней фальшборта в толчею танцующих.

— Мы должны с тобой встретиться, — шепотом проговорил он. — Как тебе позвонить?

— Мне звонить нельзя. Позвоню сама.

— Я в «Мартинэ». Ты позвонишь? Даешь слово!

Она кивнула. Музыка кончилась как раз, когда она увидело Бейдра в сопровождении Юсефа и американского режиссера, поднявшихся по трапу из салона.

— Мой муж, — шепнула Джордана.

Она стала отодвигаться от Жака, но он удержал ее за руку.

— Завтра? — шепнул он.

— Да!

Она вырвала у него свою руку и направилась к Бейдру. Лицо ее пылало, и она чувствовала себя так, словно выкурила дозу гашиша.

— Дорогой! — воскликнула она. — Какой чудный прием и мой день! Как мне благодарить тебя?

Глава 11

Время было за полночь, и Лейле уже надоело торчать у себя в номере. Она стояла у окна и смотрела на набережную Круазетт. Толпы народа слонялись туда-сюда в теплой ночи. Рекламные щиты в свете прожекторов сообщали о кинофильмах, которые должны были демонстрироваться на предстоящем фестивале, и сам воздух в городе был напоен ощущением праздника, веселья, яркого света.

Лейла отвернулась от окна. Хватит! Она сыта по горло. Они должна выйти на улицу или спятит окончательно. Она взяла свою джинсовую куртку, ключ и вышла в холл. Пока ждала лифт, надела куртку, и когда выходила из здания, то мало чем отличались от других молоденьких женщин, гулявших в модных джинсах и рубашках.

Она посмотрела и сторону «Карлтона», купила мороженое на углу Рю дю Канада, затем перешла через улицу на морскую сторону, где публики шаталось поменьше. Напротив «Карлтона» она уселась на бетонную оградку, отделявшую эспланаду, и смотрела на входивших и выходивших из отеля.

Покончила с мороженым, доев сладкий конус почти до самого острия и дочиста облизала пальцы. Услышала шум мотора и обернулась посмотреть.

Большой катер «рива» степенно втягивался в гавань «Карлтона». На борту не было никого, кроме двух матросов и форме — белых спортивных рубашках с короткими рукавами и полотняных брюках. Один спрыгнул на причал и набросил швартов на небольшой кнехт. В следующий момент второй матрос оказался на причале рядом с первым. Закурили и стали лениво переговариваться.

Она смотрела мимо катера. Яхта ее отца стояла на якоре в нескольких сотнях метров от берега; огни на верхней палубе яркими бликами отражались в черной воде. К берегу плыли звуки негромкой музыки. Она достала сигарету и закурила. Оглянулась на отель.

Там ничего не происходило. Она сидела, вяло покуривая свою сигарету. Небольшой автомобильчик, кативший по Круазетт, замедлил ход и остановился напротив Лейлы. Шофер опустил стекло, что-то крикнул ей.

Она не расслышала его слов, но знала, что ему надо. Презрительно тряхнула головой, встала и повернулась к нему спиной. Автомобильчик погудел в ответ и укатил, скрежеща передачами.

От скуки Лейла сбежала по ступеням на берег и вышла на мол. Матросы насторожились было, но когда увидели ее, снова расслабились и продолжали курить, поглядывая на одинокую девушку.

Она вызывающе посмотрела на них, остановившись на верхней части пирса.

— Бон суар^[5],— бросил ей матрос, что был повыше ростом.

— Бон суар, — отозвалась Лейла.

Она разглядывала «рива». Это был открытый катер, оборудованный радиотелефоном и стереодекой. Она не сомневалась в том, что это судно тоже принадлежало ее отцу. Он обожал современную американскую технику.

— Плохо дело с бизнесом, мадам? — развязно спросил по-французски матрос, который был пониже.

Она пропустила реплику мимо ушей.

Который повыше засмеялся.

— Давай к нам, — сказал он. — Мы тебе кинем по десять франков за «палочку».

Она посмотрела на него в упор.

— Вот как? — спросила она насмешливо, с жестом в сторону яхты. — Девочки оттуда вам не по карману?

Высокий матрос не смутился.

— По двадцать франков с каждого. Наша высшая ставка.

Лейла улыбнулась ему.

— Я отпущу вам задаром, если свозите меня туда.

Матросы переглянулись, потом посмотрели на нее.

— Мы этого не можем, — сказал высокий.

— Боитесь потерять работу? — подтрунила она. — А что там происходит? Что-то очень важное?

— День рождения жены нашего патрона, шейха Аль Феи, — пояснил тот, что пониже.

Поддразнивая ребят, она расстегнула пуговки своей куртки и дала ей распахнуться. Обеими руками приподняла свои увесистые груди так, чтобы парни могли их видеть.

— Regardez ces tétons^[6],— сказала она. — Не желаете ли одну из этих красавиц подержать у себя во рту?

Они покачали головами почти с грустью.

— Двадцать пять франков, — в заключение сказал высокий.

— Миль пардон, — сказала она. Быстро застегнулась, неторопливо пошла обратно. — Какой имели шанс, мальчики.

— Завтра! — крикнул ей вдогонку высокий. — Приходи в старый порт. Покатаем!

— Завтра меня здесь не будет.

— Постой! — окликнул короткий. Он о чем-то быстро переговорил с товарищем, затем снова к ней: — О’кей! Туда, один раз вокруг яхты и — назад. Договорились?

— Пойдет.

Она перелезла через ограждение мола, а рослый спрыгнул в катер. Взревел мотор. Второй матрос подал ей руку, чтобы помочь перешагнуть через борт. Она обошлась без его помощи, прошла на корму и села.

Короткий снял канат с кнехта и соскочил в уже двинувшийся катер. Повернулся к ней.

— Пройди лучше вперед. На корме ты вся промокнешь.

Она улыбнулись.

— Чепуха, — сказала она. — Я люблю воду.

«Рива» набрал скорость. Матрос подошел и сел рядом. Потянулся к ней и расстегнул две пуговицы на ее куртке. Грубая лапа сгребла ее грудь.

— Сэ мапифик, — проговорил он. — Обалдеть!

— Да не торопись же ты! — сказала она. — У нас масса времени впереди.

Он нагнулся и жадным ртом припал к ее соску. Его зубы больно вдавились в кожу. Она оттолкнула его.

— Подожди, — сказала она сердито. — Потом.

Он уставился на нее и покраснел.

Она тепло улыбнулась.

— Я тебя не надую, не волнуйся. — Сняла куртку и отдала ему. — Можешь держать как залог.

Матрос с дурацким видом стоял с курткой в руках и смотрел на нее.

— Разыгрываешь нас?

Прежде чем она успела ответить, прозуммерил радиотелефон. Высокий матрос взял трубку. Злой голос что-то прохрипел. Высокий положил трубку и оглянулся на них, широкой дугой разворачивая катер.

— Мы должны вернуться к причалу, — сказал он. — Капитан развонялся. Там люди ждут, чтобы мы перевезли их срочно на яхту.

— Суки! — ругнулся второй. Он отдал ей куртку. — Оденься быстренько.

— Говорил же тебе, не надо с ней связываться.

— Дерьмо! — бросил товарищ.

Молча Лейла застегнула куртку. Посмотрела на пирс, где стояли несколько человек в изысканных вечерних туалетах. Матрос выключил двигатель, и катер по инерции подвалил к причалу.

Второй матрос лихо выскочил на берег с канатом в руках и закрепил его на кнехте. Матрос-механик остался на борту.

Ожидающими были две дамы и двое мужчин. Они с любопытством посмотрели на Лейлу, когда та выходила на пирс, но промолчали. Она поднялась на верхнюю часть пирса и не спешила уходить. Малорослый матрос с преувеличенной галантностью помогал дамам спуститься в «рива». Вдруг перевел взгляд на нее.

— Сэ ля ви! — крикнула Лейла ему с улыбкой.

Мужчины были уже на катере, и он малым ходом стал отваливать от пирса. Второй матрос спрыгнул с причала и опять повернулся к Лейле. Рассмеялся и воздел к ней руки, в типично галльском жесте изображая свою полную беспомощность.

Лейла направилась по пирсу к набережной, там он внезапно и возник, выйдя из тени пляжной кабинки.

— Что с тобой случилось? Ты с ума сошла! — накинулся он с места в карьер. — Ты могла завалить все дело!

Она опешила.

— Я даже не заметила, как ты вернулся с яхты.

— Когда пришел в отель и не нашел тебя в номере, — сказал Али Ясфир, — я чуть с ума не сошел. Ты же знала, что нельзя выходить из комнаты!

— Мне стало скучно.

— Вон оно что — ей стало скучно! — повторил он с издевкой. — И потому срочно понадобилось пойти покататься на лодке собственного отца?

— А почему бы и нет? Разве у меня нет на это права? В конце концов, я дочь Бейдра Аль Фея.

Было около четырех часов утра. Последние гости садились ни катер, чтобы отправиться на берег. Джордана прощалась с принцессой Марой и Жаком. Юсеф подошел к Бейдру, в одиночестве стоявшему в сторонке.

— Девочек оставить? — спросил он, показывая жестом на двух актрисок рядом с Винсентом.

Бейдр отрицательно покачал головой.

— Мне оставаться здесь?

— Нет. Я найду тебя в отеле утром.

— О’кей, — улыбнулся Юсеф. — Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Бейдра на палубе уже не было, когда Джордана отошла от трапа. Она медленно направилась в салон.

Подошел стюард.

— Могу ли что-нибудь предложить мадам?

— Спасибо, ничего не надо, — сказала она. — Кстати, вы не видели мистера Аль Фея?

— Наверно, он прошел в свою каюту, мадам.

Она пошла по коридору в свою каюту. У кровати горел ночник, ночная сорочка и халат были уже приготовлены. Она медленно раздевалась. И тут вдруг почувствовала полное изнеможение. Опять начала побаливать щека. Она пошла в ванную, открыла шкафчик с лекарствами и достала пузырек перкодана. Проглотила две желтых таблетки. Посмотрелась в черкало. Подумала, надо бы снять косметику, но сил на это не хватило.

Вернулась в спальню, надела сорочку. Устало улеглась в постель, выключила ночник.

Свет пробивался через щель под его дверью. Видно, он еще не спал. Джордана закрыла глаза, когда боль начала стихать. Она почти уснула, но вдруг отворилась его дверь. Открыла глаза внезапно.

Он стоял у порога, еще в вечернем костюме. Долго молчал, потом сказал:

— Я хочу, чтобы завтра дети были здесь, на борту, к девяти часам утра.

— Хорошо, Бейдр, — согласилась она. — Я об этом позабочусь. Это будет замечательно. Мы очень давно не проводили время с детьми.

Его голос был холоден и бесстрастен.

— То, о чем я прощу, относится только к детям. Ты можешь быть свободна. — Она молчала. — Я их верну в воскресенье.

— Ты разве успеешь сходить на Капри и вернуться к воскресенью?

— Мы не пойдем на Капри. Я должен быть в понедельник утром в Женеве. Мы сходим до Сен-Тропеза и на Поркероль.

Дверь за ним закрылась, и в каюте вновь стало темно. Она посмотрела на светящиеся цифры электронных часов на столике рядом. Был шестой час.

Она потянулась за сигаретой, закурила. Спать уже некогда, если она к девяти должна доставить детей на яхту. Она нехотя включила ночник над головой и нажала кнопку вызова горничной.

Пора было одеваться и ехать на виллу. К семи дети проснутся. Поспать она сможет после того, как их увезут.

Глава 12

Майкл Винсент вошел в ресторацию отеля. От бессонной ночи глаза его были воспалены, лицо осунулось и вид был похмельный. Он угрюмо щурился от яркого утреннего света, высматривая Юсефа. Обнаружил его за столиком у окна. Юсеф был свежевыбрит. Взгляд ничем не замутнен. На скатерти родом с кофе лежал бинокль. Юсеф улыбнулся.

— Доброе утро!

— Доброе, — буркнул Винсент и сел. Подслеповато моргал и никак не мог проморгаться. — Как это вам удается? Вы легли спать не раньше шести. А сейчас всего девять тридцать, и вы вызвали меня на встречу.

— Когда шеф близко — никто не спит, — сообщил Юсеф. Он взял бинокль и протянул его режиссеру. — Полюбуйтесь сами. Вон он, уже на водных лыжах.

Винсент прижал к глазам окуляры, навел на резкость, увидел яхту. Поймал в поле зрения «рива», когда тот несся по бухте. Позади катера на буксире скользил Бейдр; одной рукой он держался за фал, другой придерживал сидевшего у него на плечах сынишку.

— Кто этот мальчик? — спросил Винсент.

— Младший сын шефа, Самир, — ответил Юсеф. — Ему четыре года, а имя дали в честь деда. Старший сын, принц Мухаммад, на лыжах позади отца. Ему десять.

Винсент, державший в поле зрения Бейдра, не заметил вторую моторку. Он перевел взгляд и увидел мальчика. В свои десять лет тот был миниатюрной копией отца — стройный и мускулистый, и тоже держался за фал одной рукой.

— Принц Мухаммад? — переспросил он Юсефа. — Разве Бейдр…

— Нет, — сразу перебил его Юсеф. — Бейдр первый племянник принца Фейяда, царствующего принца. Поскольку у него нет потомка мужского пола, он назначил наследником трона сына Бейдра.

— Изумительно, — сказал Винсент. Он положил бинокль, поскольку к столу подошел официант. — Это не слишком рано для «блади Мэри»?

— Здесь все и в любое время! — улыбнулся Юсеф. — «Блади Мэри»!

Официант кивнул и скрылся. Юсеф наклонился к режиссеру:

— Приношу извинения за столь раннее беспокойство, но шеф меня вызвал, и я должен улететь с ним на несколько дней, потому и решил, что для нас важно оформить наш бизнес.

— Я считал, что мы обо всем уже договорились вчера вечером, — сказал Винсент.

Официант принес коктейль. Юсеф обождал, покуда тот уйдет и Винсент сделает первый глоток.

— Почти обо всем, — поправил он мягко. — Кроме агентских комиссионных.

— У меня нет агента, — быстро ответил Винсент. — Я всегда сам веду свои дела.

— На этот раз он у тебя есть, — сказал Юсеф. — Видишь ли, ото вопрос обычая. А наш народ чрезвычайно привержен обычаям.

Винсента покоробило от беспардонности принятого у арабов обращения на «ты». До него начало доходить, куда клонит Юсеф, но ему хотелось, чтобы тот высказал все без обиняков.

— И кто же мой агент?

— Твой наибольший почитатель, — учтивейше сообщил Юсеф. — Человек, порекомендовавший тебя для этой работы. Я.

Винсент помолчал, сделал еще глоток коктейля. В голове у него начало проясняться.

— Обычные десять процентов? — спросил он.

Не переставая улыбаться, Юсеф покачал головой.

— Это обычно — на Западе. По нашим обычаям — тридцать процентов.

— Тридцать?! — Винсент был шокирован. — Это что-то неслыханное для комиссионных.

— Это вполне справедливо, если учесть твой гонорар за этот фильм. Миллион долларов — вот это действительно неслыханный гонорар. Насколько мне известно, это впятеро больше того, что ты получил за свою последнюю работу. И тебе не видать бы такого заказа, не знай я, что это давнишняя мечта Бейдра — картина о жизни Пророка, и что он обязательно с моей подачи сделает тебе такое предложение, которое наверняка привлечет твой интерес.

Винсент изучал выражение лица Юсефа. Араб продолжал улыбаться, но за улыбкой в его глазах пряталась серьезность.

— Пятнадцать процентов, — объявил режиссер.

— У меня большие затраты, — пожаловался Юсеф, — растопырив руки в протестующем жесте. — Но ты мой друг. Я не стану торговаться. Двадцать пять!

— Какие еще затраты? — полюбопытствовал Винсент. — Я полагал, вы работаете на Бейдра. Разве он мало вам платит?

— Вполне достаточно для хорошего существования. Но человек обязан думать о будущем. У меня на иждивении большая семья и я должен кое-что откладывать.

Винсент нервно шарил по карманам в поисках сигарет. Юсеф предупредил его желание: со щелчком раскрыл золотой портсигар и протянул режиссеру.

— Красивый портсигар, — заметил Винсент, не торопясь беря сигарету.

Юсеф улыбнулся. Положил дорогую вещицу на стол перед режиссером.

— Он твой.

Винсент удивленно посмотрел на него. Он абсолютно не понимал этого человека.

— Это же настоящее золото! Вы не можете отдать мне его вот так, запросто.

— Отчего же? Он тебя восхитил.

— И все же это еще не повод, — упирался Винсент.

— У вас свои обычаи, у нас свои. Для нас сделать подарок — святое дело.

Винсент, сдаваясь, качал головой.

— О’кей. Двадцать процентов.

Юсеф улыбнулся и подал руку:

— Договорились.

Они обменялись рукопожатием. Винсент взял в рот сигарету, Юсеф зажег ее золотой дюпоновской зажигалкой. Винсент затянулся, затем рассмеялся.

— Не осмелюсь восхищаться вашей зажигалкой, не то вы и ее мне отдадите.

Юсеф улыбался:

— Ты быстро усваиваешь обычаи.

— Это мой долг, — сказал Винсент, — если собираюсь снимать эту картину.

— Очень верно, — серьезно заметил Юсеф. — На картине мы будем работать в тесном контакте, и когда настанет время, и надеюсь, смогу показать тебе, как мы оба сможем заработать немалые деньги.

Винсент отпил глоток своего виски с томатным соком.

— Каким образом? — спросил он.

— Деньги, которые они станут запрашивать с тебя за услуги и материалы, будут гораздо больше тех, что они запросят с меня, — пояснил Юсеф. — Вместе мы смогли бы сэкономить для шефа крупные суммы и в то же время выгадать кое-что для себя за наше усердие.

— Я буду помнить об этом, — сказал Винсент. — Наверно, мне придется не раз обратиться к вам.

— Всегда к твоим услугам.

Винсент посмотрел через стол.

— Когда, по-вашему, контракт будет готов к подписанию?

— В течение недели. Бумаги подготавливаются в Лос-Анджелесе и будут сюда переданы по телексу, как только их окончательно оформят.

— Почему в Лос-Анджелесе? Разве нет хороших адвокатов в Париже?

— Конечно, есть, но ты должен понять шефа. Он всегда и во всем требует самое лучшее. А лучшие юристы по кино — в Голливуде. — Он взглянул на часы: — Мне пора идти. Опаздываю. Шеф хочет, чтобы я собрал девочек и привез на яхту.

Винсент поднялся вместе с ним. Он был озадачен.

— Девочек? А миссис Аль Фей не станет возражать?

— Миссис Аль Фей решила остаться на вилле, чтобы дать возможность шефу провести побольше времени с сыновьями.

На прощание они пожали друг другу руки, и Юсеф пошел в вестибюль. Винсент снова опустился на свой стул. Очень много неясного в этих людях, многое предстояло ему изучить. Они были далеко не так просты, как казались при первом знакомстве. Подошел официант, и Винсент заказал еще один «Блади Мэри». Тоже не плохое начало дня.

Актрисы и Патрик со своим багажом ожидали в вестибюле, когда Юсеф выйдет из ресторана. Он попросил Эли приказать багажному носильщику перетащить вещи на пирс и погрузить их на «рива».

— Вы ступайте на катер, — сказал он им. — Я подойду через минуту. Мне надо еще сделать один звонок.

Он поднялся на площадку с телефонами и набрал номер Жака в «Мартинэ». В трубке раздалось десять гудков, прежде чем сонный голос ответил.

— C’est moi, Юсеф, — сказал он. — Я не разбудил?

— Да, — голос Жака был груб.

— Шеф просил меня пойти с ним на яхте на несколько дней, и я сейчас отчаливаю. Хотел узнать, как у тебя с ней будет дальше?

— Очевидно, она позвонит мне.

— Думаешь, позвонит?

— Не знаю. Без уговоров вложил в ручку и вытрухала как миленькая.

— Значит, позвонит, — удовлетворенно заключил Юсеф. — Первый шаг к тому, чтобы вложить между ног, это вложить ей в руку.

— Когда ты вернешься? — спросил Жак.

— В воскресенье вечером. Шеф ночью улетит в Женеву. И если она к тому времени не объявится, я дам обед для американского режиссера и ты с ней встретишься.

— Тогда больше не надо свиданий с принцессой Марой? — спросил Жак. — Мне уже осточертела эта баба.

— Да, да! На этот раз ты придешь один.

Юсеф вышел из телефонной будки и дал телефонистке несколько франков на чай. Полез в карман за портсигаром, но вспомнил, что подарил его. Выругался про себя, потом улыбнулся и все улыбался, пока не вышел на улицу. Это была недурная сделка. Портсигар за триста долларов дал ему последние пять процентов. А пятьдесят тысяч долларов — не повод для шуток.

Лейла стояла у окна и смотрела на море, когда Али Ясфир вошел в ее номер.

— Ты собралась? — спросил он.

— Да, — ответила она, не оборачиваясь. — Отцовская яхта уходит.

Он подошел и тоже посмотрел в окно. Яхта уходила с разворотом в море по направлению к Эстерелю. Море и небо синевой дополняли друг друга, и вовсю сияло солнце.

— Сегодня будет жарко, — заметил он.

Она не повернула головы:

— Он катался на водных лыжах с сыновьями.

— Твои братья?

В ее голосе слышна была горечь:

— Они мне не братья! Они — его сыновья. — Она отошла от окна. — Когда-нибудь он это узнает.

Али Ясфир молча наблюдал, как Лейла прошлась по комнате и села в кресло у кровати. Закурила. Она себе даже не представляла, до какой степени была во всем дочерью своего отца. Это стройное, крепкое тело было иных линий, нежели у ее матери. Та, как большинство арабских женщин, рано располнела.

— Помню, когда я была маленькая, он брал нас с сестрой кататься с ним на водных лыжах. Он был очень добрый, и это бывало так весело. После развода с матерью все кончилось. Он ни разу даже не навестил нас. Бросил, как старые ботинки.

Вопреки самому себе Али стал защищать Бейдра:

— Твоему отцу были нужны сыновья. А твоя мать больше не могла рожать детей.

В голосе Лейлы было презрение:

— Вы мужчины все одинаковые. Быть может, когда-нибудь узнаете, что мы созданы вовсе не для того, чтобы вам угождать. Даже сейчас женщины дают для Дела больше, чем большинство мужчин.

Он не был настроен с ней спорить. Да и его дело состояло по в этом. Его дело состояло в том, чтобы доставить ее в Бейрут, а затем переправить в горы, в учебный лагерь. А там уж она могла спорить с кем угодно и о чем угодно. Он нажал кнопку вызова портье.

— На чем летим? — спросила она.

— До Рима на «Эр Франс», дальше на МЕА в Бейрут.

— Ну и скучища, — сказала она. Поднялась и опять подошла к окну поглазеть на море. — Интересно, что подумал бы мой отец, знай он, что я была здесь?

Глава 13

Бейдр посмотрел на часы:

— До открытия нью-йоркской биржи еще пять часов, — сказал он.

— И потому у нас не так много времени, чтобы рефинансировать десять миллионов фунтов стерлингов, месье Аль Фей, — сказал мосье Брун, швейцарский банкир. — И слишком поздно, чтобы отозвать распоряжение на покупку.

Джон Стерлинг-Джонс, его британский компаньон, кивнул в знак согласия.

— Это будет совершенно невозможно. Я полагаю, вы пересмотрите свою позицию, мистер Аль Фей.

Дик Кэридж не сводил глаз со своего шефа, находясь в дальнем углу комнаты. Ни один мускул не дрогнул на лице Бейдра, хоть он и знал, к чему клонит британский банкир. Проще всего было снять трубку телефона и дать знать Абу Сааду, что он может начинать действовать в соответствии с их новым предложением. Но пойди он на это, он неминуемо попадет к ним в зависимость. А он был далек от мысли довести дело до такого. После стольких-то лет, потраченных на построение своей независимости… Ни ккому теперь он не попадет в кабалу. Даже к самому принцу, его суверену.

— Моя позиция остается прежней, мистер Стерлинг-Джонс, — спокойно сказал Бейдр. — Я не намерен вступать в этот бизнес, торговлю оружием. Если бы у меня были такие планы, я этим давно бы занялся.

Англичанин ничего не ответил.

Бейдр повернулся к швейцарцу:

— На что я могу рассчитывать у вас?

Швейцарец взглянул в свои бумаги:

— Кредитный баланс наличными у вас имеется в размере пяти миллионов фунтов, месье Аль Фей.

— А заемный кредит?

— В нынешних обстоятельствах? — пожелал уточнить швейцарец.

Бейдр кивнул.

— Нет ничего, — сказал швейцарец. — Если только вы не измените свою позицию. Тогда, разумеется, вы сможете получить любую сумму.

Бейдр улыбался. Все банкиры одинаковы.

— Если бы я это сделал, мне не понадобились бы ваши деньги, месье Брун. — Он полез в карман и достал чековую книжку. — Вы не одолжите мне перо?

— С удовольствием, месье Аль Фей!

Бейдр положил книжку на угол стола и быстро выписал чек. Вырвал чек из книжки и придвинул вместе с авторучкой к банкиру.

Банкир взял в руки чек.

— Месье Аль Фей, — проговорил он удивленно, — если мы оплатим этот чек на пять миллионов фунтов, этим будет исчерпан ваш текущий счет.

Бейдр встал.

— Вы правы, месье Брун. И закройте его. Надеюсь, копию трансфера в мой банк в Нью-Йорке я получу у себя в отеле в течение часа. — Он направился к двери. — Вы также получите инструкции касательно счетов других членов правления — в первой же половине дня. Я рассчитываю, что вы будете столь же внимательны при закрытии счетов, как были при их открытии.

— Месье Аль Фей, — голос банкира поднялся до фальцета, — никто никогда не изымал из банка в один день сорок миллионов фунтов!

— Вот, нашелся и такой человек, — ответил Бейдр с улыбкой, затем подал знак Кэриджу, и они вместе покинули кабинет.

Через операционный зал банка они двинулись к выходу.

Почти у наружной двери их догнал Стерлинг-Джонс:

— Мистер Аль Фей!

Бейдр оглянулся.

— Да, мистер Стерлинг-Джонс?

Почти заикаясь от волнения и одышки, англичанин выпалил:

— Месье Брун и я, мы пересмотрели нашу позицию. Что за банкиры мы были бы, если не предоставили заем в пять миллионов фунтов!

— Десять миллионов. Я не вижу резона, с какой стати я должен пользоваться хоть какими-то своими деньгами.

Англичанин молча поглядел на него, затем кивнул:

— Десять миллионов фунтов.

— Прекрасно, мистер Стерлинг-Джонс! — Он повернулся к Дику. — Ты вернешься обратно с мистером Стерлинг-Джонсом и заберешь чек, который я только что вручил им. Я отправляюсь на собрание «Арамко», ты найдешь меня там.

— Да, сэр.

Бейдр дружески кивнул банкиру и, не сказав ни слова ни прощанье, вышел на улицу, где его ожидал лимузин. Шофер выскочил из машины, подбежал и распахнул перед ним дверцу.

Бейдр опустился на широкое удобное сиденье с глубоким и вдохом облегчения. Банкиры не знали, что все это был блеф с его стороны. Не было у него возможности трогать счета его компаньонов без предварительного согласия владельцев. Но чек на пять миллионов фунтов заставил их об этом забыть.

Он закурил. К завтрашнему дню все это утратит свое значение. «Чейз Манхэттен» в Нью-Йорке даст ему семьдесят процентов рыночной стоимости акций как залог. Он это возвратит швейцарскому банку, потому что индексы прибылей нью-йоркского банка были гораздо ниже. Это поставит его под сомнение не более, чем на три миллиона фунтов, их он сможет покрыть в случае необходимости средствами со своего счета.

И в целом, все прошло не плохо. Пожалуй, ему было за что благодарить Али Ясфира. Из-за того что они отказали ему в своей поддержке, он выскочил в держатели контрольного пакета акций небольшого банка в Ла Джолла в Калифорнии, страховой компании почтовых отправлений в Ричмонде, в Вирджинии, и кредитно-финансовой компании с сорока отделениями во Флориде. Только эти три компании владели имуществом стоимостью свыше шестидесяти миллионов долларов, из них не менее двадцати миллионов были наличные деньги, с годовым доходом в десять миллионов долларов после уплаты налогов.

Вдруг он передумал и решил не ходить на собрание «Арамко». Там фактически нечего было сейчас делать. Квоты на производство и сбыт еще в стадии утверждения. И он велел шоферу ехать обратно в отель «Президент Вильсон», где он держал за собой двухкомнатный номер.

Он взял трубку и вызвал «Арамко», извинился за невозможность присутствовать на собрании, что выяснилось в последнюю минуту, и попросил, чтобы Кэриджа отправили к нему в отель, как только тот появится. Затем он вызвал в аэропорту своего пилота и попросил его приготовиться к вылету в Штаты немедленно.

Он пошел в спальню, снял пиджак и растянулся на кровати. Джабир явился почти в тот же миг из своей комнатки, расположенной рядом с покоями Бейдра.

— Господину угодно принять ванну?

— Спасибо, нет. Просто хочу полежать и подумать.

— Слушаюсь, господин. — Джабир повернулся, чтобы уйти.

Бейдр позвал его.

— А где девчонка?

Он едва не забыл, что привел рыжеволосую француженку-актрису Сюзанн, которую в Канне ему представил Юсеф.

— Она пошла по магазинам, господин, — ответил Джабир. — Она сказала, что скоро вернется.

— Хорошо. Проследи, чтобы меня никто не беспокоил в течение хотя бы часа.

— Слушаюсь, господин. Задернуть шторы?

— Неплохая мысль.

Когда слуга вышел, Бейдр закрыл глаза. Впереди было столько дел и столько всего надо было обдумать, а так мало оставалось времени. Он не мог себе представить, что лишь вчера катался со своими мальчишками на водных лыжах.

Он провел с ними весь день. Они рыскали по пляжам в поисках раковин, брали на прокат ялики в Сен-Тропезе, плавали под водой с дыхательной трубкой у Поркероля, устроили пикник на острове Левант. Вечером после ужина смотрели диснеевские мультики, которые он держал в фильмотеке на яхте специально для ребят. Имелись там и другие фильмы, но те были не для детей.

Чувство неосознанной тревоги нахлынуло на него только к вечеру в воскресенье, когда они шли назад в Канны. Сидели в салоне и смотрели «Белоснежку и семь гномов». Он поглядывал на восторженные мордашки сыновей и вдруг подал знак стюарду, исполнявшему роль киномеханика. Картина остановилась, зажегся свет.

Мальчики смотрели на него.

— Еще же рано спать, папа! — сказал Мухаммад.

— Да, конечно, — ответил он по-арабски. — Просто я подумал, что мы были весь день так заняты развлечениями, что у нас не осталось времени поговорить.

— О’кей, папа, — согласился сын. — О чем мы будем говорить?

Бейдр посмотрел на него: Мухаммад ответил ему по-английски.

— Я думаю, мы будем разговаривать по-арабски, — сказал он сыну, ласково улыбаясь.

На лице мальчика промелькнуло выражение неловкости, но он кивнул.

— Хорошо, баба, — ответил он по-арабски.

Бейдр повернулся к младшему:

— А как ты себя чувствуешь, Самир?

Маленький кивнул молча.

— Вы оба изучаете Коран? — Оба дружно кивнули. — Уже дошли до «Пророческих откровений»? — Они и на этот раз отделались кивком. — Что вы уже выучили? — наседал он с расспросами.

— Я выучил, что есть только один Бог, — ответил старший неуверенно, — и что Мухаммад пророк его.

По ответу мальчика Бейдр понял, что тот все забыл, чему учился. Он обратился к Самиру:

— А что, дружок, выучил ты?

— То же самое, — быстро ответил малыш по-английски.

— По-моему, мы собирались поговорить по-арабски, — напомнил он совсем не строго.

Маленький отпел глаза в сторону:

— Это трудно, папа.

Бейдр замолчал.

Во взгляде Самира засквозило беспокойство.

— Ты на меня не сердишься, папа? — спросил он. — Я знаюю французские слова — la même chose.

— Я не сержусь на тебя, Самир, — сказал он ласково. — Это очень хорошо.

Маленький заулыбался.

— А можно тогда мы будем смотреть кино?

Он подал знак стюарду. Свет в салоне погас, и изображение вернулось на экран. Вскоре они вновь ушли в мир приключений Белоснежки. Но в глазах Мухаммада стояли слезы.

Бейдр протянул руку и привлек мальчика к себе.

— Что случилось, сын мой? — спросил он по-арабски.

Мальчик взглянул на него в упор, и слезы покатились по его щекам. Он пытался сдерживать рыдания.

Бейдр почувствовал себя беспомощным.

— Говори, сынок.

— Я так плохо разговариваю, отец, — сказал мальчик по-арабски с сильным английским акцентом. — Я чувствую, что тебе за меня стыдно.

— Мне никогда не будет стыдно за тебя, сын мой, — ответил Бейдр, прижимая к себе мальчика. — Я очень горжусь тобой.

Сквозь слезы мелькнул проблеск улыбки.

— Это правда, отец?

— Правда, сын мой. А теперь смотри кино.

После того как дети ушли спать, он еще долго сидел в потемневшем салоне. Юсеф вошел с двумя француженками и включил свет прежде, чем заметил Бейдра.

— Простите, шеф, — извинился Юсеф. — Я не знал, что вы здесь.

— Все в порядке, — сказал Бейдр, вставая. — Я как раз шел к себе в каюту переодеться. — Вдруг его поразила неожиданная мысль. — Ты был здесь, когда Джордана с детьми приехала из Бейрута? — спросил он по-арабски.

— Я сопровождал их через таможню.

— Учитель арабского был с ними?

Юсеф на мгновение задумался.

— Скорей всего, нет. Одна няня.

— Странно, почему Джордана не взяла его с собой.

— Понятия не имею, шеф. Она ничего мне не говорила. — Лицо Бейдра было бесстрастно. — Ну и потом Джордана мало имела возможности разговаривать со мной. Здесь так много вечеров, приемов…

— Это верно. Напомни мне завтра утром дать телеграмму в Бейрут. Хочу, чтобы отец с первым же самолетом прислал воспитателя.

— Слушаюсь, шеф.

Бейдр направился к себе в каюту.

— «Мускарден» — подходящее место для ужина в десять в Сен-Тро? — спросил Юсеф.

— «Мускарден» — отлично. — Бейдр прошел по коридору в свою каюту. Пусть этим занимается Юсеф. «Мускарден» был лучший ресторан в Сен-Тропезе, а Юсефу всегда подавай самое лучшее, не иначе.

Бейдр позвонил Джордане из аэропорта перед самым отлетом в Женеву.

— Что получилось с арабом-воспитателем? — спросил не здороваясь. — Я полагал, что он прилетит с вами вместе.

— Он захворал и не оставалось времени нанять другого.

— Не оставалось времени? — переспросил Бейдр язвительно. — Ты могла позвонить моему отцу. Он нашел бы человека и сразу прислал его.

— Я не думала, что это так важно. Да и потом у них ведь сейчас каникулы. Им не обязательно учиться.

Голос его заледенел от злости:

— Не так важно?! Что дает тебе право решать, что важно, и что — нет? Ты себе отдаешь отчет в том, что Мухаммаду предстоит стать правителем четырех миллионов арабов, а он не в состоянии разговаривать на их и своем родном языке?!

Она молчала.

— Я вижу, что предоставил тебе слишком много свободы, — сказал он. — Я отправил отцу телеграмму с просьбой прислать воспитателя, а когда они нагонят пропущенное, я отправлю их жить в дом моих родителей. Быть может, там они получат должное воспитание.

Некоторое время она молчала. Когда заговорила, в голосе ее были боль и обида:

— А я? — спросила она. — Что ты запланировал для меня, дорогой?

— Ровным счетом ничего, — бросил он. — Можешь заниматься всем, что взбредет в твою башку. Когда ты мне понадобишься, я дам тебе знать.

Глава 14

Джордана была пьяна. Пьянее, чем когда-либо в жизни. Это была та высшая степень опьянения, какая наступает только после глубокой депрессии; степень, позволявшая ей как бы отделиться от своего тела и видеть себя со стороны. Она была весела, обаятельна, остроумна и блистательна — все одновременно.

…Весь день после утреннего звонка Бейдра она была в глубокой прострации. Два существа, которых она по-настоящему любила в жизни, это были ее сыновья. Когда-то ей казалось, что так же она любит Бейдра. Но сейчас ей были непонятны ее чувства к нему. Быть может, причина была в том, что она не знала о его чувствах к ней.

Впервые она была обрадована, получив приглашение Юсефа. Ей не нравился Юсеф, но точно так же никогда ей не нравился никто из постоянных приживал и временных сводников, суетившихся около Бейдра. Ей всегда была непонятна привычка Бейдра окружать себя мужчинами такого сорта, когда он имел возможность заполучить любую женщину по своему желанию, для этого было достаточно щелкнуть пальцами. Он до сих пор оставался самым привлекательным и волнующим мужчиной из всех, кого она встречала в своей жизни.

Когда Юсеф рассказал, что собирается дать небольшой ужин в честь Майкла Винсента, режиссера, которому предстояло снимать фильм Бейдра «Посланец», она согласилась, что с ее стороны это был бы милый жест — сыграть роль хозяйки. В особенности, когда Юсеф намекнул, что Бейдр был бы весьма доволен таким ее предложением.

«Небольшой ужин» Юсефа был накрыт на двенадцать персон в «Ля Бон Оберж» — ресторане на полпути между Каннами и Ниццей. Как хозяйка, она восседала во главе стола с Винсентом, почетным гостем, — американец по правую руку от нее. Юсеф сидел по левую. Поскольку Бейдр отсутствовал, место в конце стола многозначительно пустовало. Посреди стола между двумя хорошенькими девицами сидел Жак, белобрысый жиголо, которого ей представила принцесса Мара на приеме вдень ее рождения. Без всякого интереса, но все-таки она подумала: кто это с ним сидит?

Заказанный Юсефом ужин был выше всяких похвал. И «Дом Периньон» лилось неиссякаемым потоком. По первому же глотку она поняла, что сегодня шампанское на нее подействует. Но на сей раз это ее не тревожило. Майкл Винсент был обаятельный человек, хотя пил только шотландские виски, к тому же он был американец, с кем можно было перекинуться рискованной шуткой, смысл которой никто за столом толком бы не понял.

Посередине ужина она поняла, что Жак постоянно держит ее под наблюдением. Всякий раз, когда ее взгляд пробегал вдоль стола, она видела его внимательные глаза. Но расстояние было слишком велико для того, чтобы между ними завязался разговор.

После ужина Юсеф предложил всем пойти в дискотеку и продолжить вечер. К этому времени она была уже достаточно на взводе, и потому идея нашла у нее горячую поддержку. Она любила танцевать.

Они еще не пробыли и часа в «Уиски», когда она, подняв взгляд, увидала стоявшего перед ней Жака.

Он поклонился почти официально:

— Могу я пригласить вас на этот танец?

Она слушала музыку, отдаваясь жесткому ритму «Роллинг Стоунз». Посмотрела на Винсента:

— Извините…

Он кивнул и стал разговаривать с Юсефом, сидевшим по другую от него сторону. Она танцевала, еще не выйдя на паркет.

Жак повернулся к ней лицом и повел. Сперва она восприняла его манеру критически. Рок и в самом деле был не в духе француза. Его движения в танце были напряженно скованными. Ему бы лучше постоять с краю, если он намерен продолжать все эти бальные па. Но вскоре она позабыла о нем, растворившись в собственном танце.

Его голос возник над звуками музыки:

— Вы обещали мне позвонить.

Она взглянула на него удивленно:

— Обещала?

— Да.

— Что-то не помню, — сказала она.

И это было сказано честно.

— Врете, — сказал он тоном обвинения.

Не говоря ни слова, она резко повернулась, чтобы уйти. Он поймал ее за руку, потянул назад.

— Простите меня, — сказал он искренне. — Пожалуйста, танцуйте со мной.

Она посмотрела на него, затем позволила отвести себя обратно на паркет. Кончился рок, пошла музыка кантри. Он обнял ее и крепко прижал к себе.

— Последние три дня я не мог ни есть, ни спать, — умоляюще сказал он.

Она была равнодушна:

— Мне не нужен жиголо.

— Я знаю это лучше, чем кто-либо еще, — сказал он. — Кто-нибудь другой, такой же красивый, как вы… Я хочу вас только для себя.

Она скептически взглянула ему в глаза. В нее вдавилась его упругим твердость.

— Чувствуете, как я хочу вас?

Ее глаза закрылись, голова опустилась на его плечо. Она позволила себе удовольствие ощущать этот напряг. Хмель в ее голове начал розоветь. Может, он говорил правду?..

Если она чего и не заметила, так это улыбку, которой француз обменялся с Юсефом.

Грубая ткань ее мешковатой гимнастерки и брюк до боли натирала кожу, когда она шла с пятью другими новенькими к командиру части. Грубые кожаные ботинки гулко бухали по дощатому полу барака. Желтый свет керосиновых ламп слабо освещал комнату.

Военачальница сидела за столом в дальнем конце комнаты, по бокам от нее сидели два бойца в форме. Она изучала лежавшую перед ней бумагу и не поднимала головы, пока они не приблизились на половину расстояния от двери до стола.

— Внимание! — рявкнул их сержант.

— Ан-наср! Победа! — проорали они, как были обучены в первую же ночь по прибытии в учебный лагерь несколько дней тому назад.

Лейла почувствовала, как натянулся на ее груди лиф, когда она рывком расправила плечи. Лиф тоже был из грубой бязи. Она смотрела прямо перед собой.

Военачальница неторопливо встала: Лейла увидела, что у нее на погонах полковничьи знаки различия. Молча оглядела новоприбывших, затем резко, на удивление сильным голосом выкрикнула:

— Ибдах аль-аду!

— Смерть врагам! — рявкнули они в ответ.

Она кивнула, слабая улыбка одобрения мелькнула на ее чувственных губах.

— Вольно! — скомандовала она обычным голосом.

Слышен был хруст и шорох грубой ткани, когда женщина принимала более расслабленную осанку. Она обошла стол и встала перед ними:

— От имени Братства палестинских борцов за свободу я приветствую ваше вступление на путь нашей священной борьбы. Борьбы за освобождение наших народов из-под ига Израиля и империалистического рабства. Я знаю, каждая из вас пожертвовала многим, чтобы прийти сюда. Вы покинули тех, кого любите, возможно, подвергли себя остракизму со стороны ваших соседей, но я вам могу пообещать одно: в конце нашей борьбы всех ожидает свобода, какой не знал никто из нас!

И во имя нее ваша борьба только начинается. Вас призовут к еще большим жертвам. Быть может, вам предстоит отдать свою честь, даже свою жизнь для завоевания свободы, к которой мы стремимся. И мы победим!

Здесь вас научат многому. Владеть оружием. Пистолетами. Винтовками. Ножами. Как делать бомбы. Маленькие и большие. Как убивать голыми руками. Как драться. Все это надо для того, чтобы вы наравне с нашими мужчинами смогли сбросить сионистских захватчиков обратно в море и возвратить землю ее законному владельцу, нашему народу!

Вы, каждая из вас, уже принесли священную присягу верности нашему делу. И с этого момента вы должны забыть ваши настоящие имена и никогда их не употреблять в этом лагере. Вы будете откликаться только на присвоенное вам имя, и если случится непредвиденное и вы попадете в плен, вы не выдадите имен ваших товарищей. С этого момента ваша верность принадлежит вашему делу и вашим братьям по оружию!

Военачальница сделала короткую паузу. Женщины безмолвно и восторженно внимали.

— Последующие три месяца будут самыми трудными и жизни любой из вас. Зато в конце учебы вы сможете пойти дальше и занять место в ряду таких, как Фатмах Берноуи, Мириам Шахкашир, Аида Исса и Лейла Халед, а также других женщин, проявивших себя как равные среди наших братьев по борьбе. — Она снова обошла стол и заняла свою позицию между двумя бойцами. — Желаю вам успеха!

— Внимание! — гаркнул сержант.

— Ан-наср, — гаркнули они в ответ, мужественно выпячивая груди.

— Ибдах аль-аду! — крикнула военачальница.

— Ибдах аль-аду! — прокричали они в ответ.

Командир отдала честь:

— Р-разойдись!

Они сбились в кучку и пошли за сержантом в ночную темень.

— Отправляйтесь в свою казарму, девочки, — сухо сказал сержант. — Ваш день начинается завтра в пять утра.

Он повернулся и пошел в мужской сектор лагеря, а они отправились в свой небольшой барак. Лейла пошла в ногу с молодой женщиной, чья койка была рядом с ее.

— Правда, наш офицер — замечательная женщина? — спросила Лейла. — Я впервые в жизни почувствовала, что мни жизнь имеет какой-то смысл.

Соседка удивленно посмотрела на нее, как на инопланетное существо:

— Я рада, что ты такое почувствовала, — сказала она скучным голосом. — Я пришла сюда только ради того, чтобы быть рядом с моим парнем. Но мне не удалось нигде быть к нему поближе, а меня прямо распирает от желания… Я бы не удивилась, если бы оказалась в твоей койке ночью и полизала твою киску.

На высоте тридцати пяти тысяч футов над Атлантическим океаном в темно-синем, начиненном звездами небе Бейдр спал в своем самолете, состязаясь со временем на пути в Нью-Йорк. Вдруг он проснулся, сам не понимая отчего, и сел на постели. Глаза его были влажны от слез.

Он смахнул их рукой и потянулся за сигаретой. Наверно, приснился дурной сон… Но внутри у него гнездилось предчувствие какой-то беды, странное такое предощущение, тяжестью лежавшее на сердце.

Девушка рядом с ним встрепенулась.

— Q’est-ce que c’est, cheri?^[7] — сонно спросила она.

— Rien, — сказал он. — Dors.^[8]

Она молчала, и немного погодя мерный гул двигателей вновь нагнал на него сон. Он погасил сигарету и опять уснул.

В другом месте Июнь, 1973.

К административному зданию подкатил черный «кадиллак» и из него вышли трое мужчин — двое в штатском, третий — полковник армии США. Они пошли вверх по ступеням, ведущим к входу в здание. Израильские солдаты — часовые у входа — взяли оружие «на караул». Полковник отдал честь, и трое мужчин вошли в здание.

Старший сержант штабной службы, дежуривший у конторки, встал со своего места салютуя. Полковник ответил на приветствие. Сержант улыбнулся:

— Вы знаете, как пройти, полковник? — это было скорей утверждение нежели вопрос.

Полковник, отвечая улыбкой на улыбку, кивнул:

— Я тут уже бывал, сержант. — Он обернулся к своим спутникам: — Пожалуйста, теперь за мной…

Он повел их по коридору к лифту и нажал кнопку вызова. Дверь бесшумно отворилась, они вошли в кабину. Нажал кнопку на панели, кабина пошла вниз. Шестью этажами ниже, в подземелье кабина остановилась, дверцы раздвинулись.

Полковник подвел их еще к одному посту дежурного, где за столом сидел другой старший сержант штаба. На этот раз сержант не встал. Он посмотрел на них, затем на список на столе:

— Не назовете ли себя, джентльмены?

Полковник заговорил первым:

— Алфред Уэйгрин, полковник, армия Соединенных Штатов Америки.

Штатский в пиджаке, застегнутом на все пуговицы:

— Роберт Харрис, Соединенные Штаты, Государственный Департамент.

Человек в мятом спортивном пиджаке:

— Сэм Смит, Американская Пламбинг Сэпплай Компани.

Сержант не удержался от улыбки по поводу абсурдного наименования для прикрытия агента ЦРУ. Он вычеркнул имена из списка и вручил каждому желтую пластиковую карточку идентификации, которые они сразу же прикололи к лацканам. Сержант нажал кнопку сигнала на пульте, и в двери справа возник капрал.

— Проводи джентльменов в конференц-зал А.

Конференц-зал А располагался в конце длинного серого узкого коридора, у входа стояли двое часовых и еще один сержант за столом. Капрал остановился перед столом дежурного, пока сержант проверял их карточки, затем нажал кнопку электронного устройства, открывшего дверь. Прибывшие вошли в помещение, и дверь за ними автоматически закрылась.

В комнате уже находились девять человек, только двое из них были в форме израильской армии: бригадный генерал и полковник. Бригадир вышел вперед, протягивая руку:

— Рад тебя видеть, Алфред.

— Рад тебя видеть, Лев. Познакомься, пожалуйста, с Бобом Харрисом из Штатов и с Сэмом Смитом. Джентльмены, генерал Эшнев.

Они обменялись рукопожатиями. Генерал представил их остальным, затем жестом показал на большой круглый стол и дальнем конце конференц-зала.

— Надеюсь, вы отыщете свои кресла, джентльмены.

Напечатанные именные таблички указывали, кому где сесть. Когда все они сели, свободным оставалось только одно место у стола. Оно находилось слева от израильского генерала и, поскольку он был старшим из присутствовавших офицеров, получалось, что место принадлежало кому-то старше него по званию. Американцы с любопытством посмотрели на табличку с именем и переглянулись.

Генерал Эшнев перехватил их взгляды:

— Прошу извинить за задержку, но я проинформирован, что генерал Бен Эзра на пути сюда. Он попал в пробку на дороге и должен прибыть с минуты на минуту.

— Бен Эзра? — шепнул Харрис полковнику. — Никогда о нем не слышал.

Полковник улыбнулся.

— Боюсь, он действовал намного раньше вас, Боб. Лев Пустыни — личность почти легендарная. Честно говоря, я полагал, что его давно нет в живых.

Генерал Эшнев расслышал конец реплики:

— Это не ваш ли Макартур сказал однажды: «Старые солдаты не умирают, они уходят в прошлое»? Бен Эзра доказывает, что это утверждение далеко от истины. Он не желает ни умирать, ни уходить в прошлое.

— Теперь ему должен идти восьмой десяток, — сказан человек ЦРУ. — По нашим последним сведениям, он после войны шестьдесят седьмого года вернулся обратно в свой кибуц и словно испарился.

— Ему семьдесят четыре, — уточнил израильтянин. — Что же касается кибуца, то нам неоткуда получать сведения о том, подолгу ли он там бывает. Он заколдовал весь кибуц. Даже дети не скажут о нем ни слова. Мы никогда не знаем, там он или нет.

— Мне кажется, если вас интересует его мнение, вам следовало бы перехватить его в Тель-Авиве, — посоветовал Харрис.

— Это могло бы выйти боком, — ответил Эшнев с улыбкой. — Лев Пустыни никогда не отличался тактом. Похоже, ваш президент до сих пор не забыл его комментарии, когда Эйзенхауэр приостановил англо-французский захват Суэцкого канала в пятьдесят шестом. Ведь это он спланировал для англичан эту операцию.

— Впервые слышу, — признался Харрис. — Но не пойму, с какой стати сердиться президенту? Тогда он президентом не был.

— Он был вице-президентом, а о Бен Эзре много говорили по поводу поддержки им кое-каких арабских политиков, которых он считал способными повлиять на решение Эйзенхауэра. Бен Эзра зашел так далеко, что даже просил англичан передать Эйзенхауэру, чтобы он больше занимался своими делами, и я боюсь, что его язык был не слишком дипломатическим. После этого конфуза у Бен Гуриона не было выбора; ему оставалось только принять отставку Льва Пустыни. Вот тогда он и ушел жить в кибуц на Синае.

— Вы сказали, он выдвинулся в шестьдесят седьмом? — спросил Харрис.

— Да. Но не официально. И это обернулось еще одним конфузом. Он хотел, чтобы мы шли без остановки до Каира и разбили противника наголову. Говорил, что его собственная разведка может доказать: если мы этого не сделаем, придется начинать все с самого начала на протяжении семи лет.

— А почему он считает свои источники более достоверными, чем наши? — поинтересовался человек ЦРУ.

— Его мать была арабка, а есть люди, которые считают, что он больше араб, чем еврей. Во всяком случае, он там живет среди тысяч и, как ни странно, люди, похоже, доверяют ему и идут к нему за справедливостью. Арабы зовут его «Имам» — святой человек, книжник, тот, кто живет по совести, верен принципам. Он пересекает границы безнаказанно и в одиночку.

— Был он женат? — спросил Харрис.

— Дважды, — ответил генерал Эшнев. — Первый раз — в молодости. Его первая жена умерла родами. Ребенок тоже погиб. Это произошло в пустыне, когда они пытались проскользнуть через британские позиции в Палестину. Второй раз, когда вышел в отставку. Он женился на арабской девушке, и, насколько мне известно, она живете с ним в кибуце. Детей у них нет.

— Означает ли его приход сюда, что вы ожидаете неприятности? — спросил полковник Уэйгрин.

Израильтянин пожал плечами:

— Мы, евреи, всегда ожидаем неприятности. В особенности, когда происходят вещи, которых мы не понимаем.

— Какие именно? — спросил Харрис.

— По этой причине мы и собрались здесь, — уклончиво ответил Эшнев. — Давайте дождемся Бен Эзру. Он объявился после двухмесячного молчания и созвал это совещание.

В голосе Харриса прозвучало некоторое пренебрежение:

— И старик провернул это вот так запросто?

— Да не совсем запросто. Сперва ему надо было убедить Даяна в том, что у него есть достаточно серьезный повод. Даяну пришлось идти на поклон к премьер-министру. Это ведь она дала согласие на сегодняшнюю встречу.

— Вы не думаете, что, проявив подобную настойчивость, он мог хотя бы явиться вовремя, — заметил Харрис.

— Он старый человек, — примирительно заговорил Эшнев. — И он упорно пользуется своей собственной машиной, стареньким «фольксвагеном», который на ходу рассыпается. Если бы я не замолвил слово, уверен, что его здесь не пустили даже на паркинг. — Телефон перед ним запищал. Он взял трубку, выслушал, положил на место. — Джентльмены, генерал прибыл.

Электронная дверь беззвучно раскрылась, и все дружно повернулись туда. Стоявший у входа человек был высокого роста, более шести футов, и одет в пропыленный, иссеченный песком бедуинский бурнус. Седые волосы и густая борода, морщинистое, черненное солнцем лицо делали его более похожим на араба, чем на еврея. Единственно, его поразительные, темно-синие глаза отрицали арабское происхождение. Походка его была тверда и горделива, когда он подходил к генералу Эшневу. Голос сухой и жесткий, словно бы источенный временем и песком пустыни.

— Лев! — произнес он, протягивая руку.

— Генерал! — отозвался Лев Эшнев вставая. Они пожали друг другу руки. — Джентльмены, разрешите представить вам генерала Бен Эзру. — Затем он поочередно представил всех генералу, начав справа от старика.

Бен Эзра каждому смотрел прямо в глаза и повторял свое имя. Когда с представлением было покончено, все сели на свои места.

Эшнев повернулся к старику:

— Это ваше совещание, генерал.

— Благодарю. — Старик говорил по-английски без акцента. — Я полагаю, вас всех поставили в известность об усилении египтян на линии Суэцкого канала и сирийцев на Голанских Высотах. И также я полагаю, вам известно о новых поставках вооружения, более крупных, чем когда-либо ранее, из России и Китая. Я полагаю, вы понимаете, что если поставки будут продолжаться в тех же размерах, вскоре будет достигнут военный паритет, и ударный потенциал их сил, вероятно, превзойдет наш за очень короткое время.

— Это верно, — сказал генерал Эшнев. — Нам все это известно.

— Я уверен, что вы также знаете о мощном пополнении северо-корейских летчиков на истребителях и бомбардировщиках.

— Да, — сказал Эшнев. — Но мы также знаем о мощной критике, которой подвергается Садат со стороны умеренных политических кругов страны по поводу влияния на него русских.

Бен Эзра кивнул:

— Но мы не можем допустить, чтобы это убаюкало нас до ложного ощущения безопасности. Они впервые создают боеспособную военную машину. А такие вещи не делаются без намерения ее использовать.

— Да, — сказал Эшнев. — Но пройдет не менее полутора лет, прежде чем они будут готовы.

— Нет, — возразил Бен Эзра. — Они уже готовы. Они могут нанести удар в любой момент.

— Так чего же они выжидают? — тон Эшнева был вежливым, но в нем присутствовала нотка нетерпения. — До сих пор вы не сообщили нам ничего такого, чего бы мы не знали.

Бен Эзра оставался невозмутим.

— На сей раз мы не можем дать оценку их намерениям в чисто военном плане. Другие факторы помимо военных играют роль в их замыслах. Они проникают в западный мир через капиталовложения. Вдобавок используют нефтедобывающие страны как силу, которую можно применить для ослабления поддержки, получаемой нами от технологических стран. Удар они нанесут не раньше, чем осуществятся эти их планы.

— Вы располагаете специальной информацией на этот счет? — спросил Эшнев.

— Нет. Я располагаю лишь теми сведениями, что собрал сам за время моих скитаний. В Синае ходят слухи о том, что федайны усиливают нажим на умеренных. Они выбирают для себя объекты среди арабов — хотят заставить богатых нефтедобытчиков сотрудничать с ними.

— Конкретные данные по этому вопросу?

Старик покачал головой.

— Вот потому я и просил устроить это совещание. — Он посмотрел через стол на американцев. — Я думал, что наши деловые друзья кое-что знают об этом нажиме.

Харрис посмотрел на своих компаньонов:

— Я бы и рад знать, — сказал он. — Но нам действительно ничего не известно.

Лицо Бен Эзры было непроницаемо:

— Вы из госдепартамента?

Харрис кивнул утвердительно.

— Тогда можно понять, — сказал Бен Эзра. Он посмотрел в упор на человека ЦРУ. — Ну, а вам как?

Смиту стало не по себе:

— Нам известны их планы в экономике.

— Вот как?!

— Но мы не можем увязать их между собой, — сказал Смит. — Похоже на то, что экономическим наступлением заправляет один человек, личный представитель принца Фейяда, Бейдр Аль Фей. Но создастся впечатление, что он совершенно ни от кого независим. Его знают, как консерватора и сторонника сближения с Израилем. Не потому, что вы, евреи, ему нравитесь, а потому что он полагает, это ведет к экономическому решению и пойдет на пользу всему Ближнему Востоку. Но у нас нет уверенности в достоверности такой информации. Нам не удалось в должной мере проникнуть в его организацию.

Эшнев посмотрел на него:

— Вам не удалось?!

Американец покачал головой:

— Нет.

Эшнев улыбнулся с оттенком триумфа:

— Тогда, быть может, мы придем на помощь. У нас есть там свой человек.

На какой-то момент за круглым столом воцарилось полное молчание. Нарушил его Бен Эзра.

— Вот как? — спросил он недоверчиво.

Голос Эшнева был спокоен:

— В данный момент главный интерес Аль Фея — кинофильм на основе жизнеописания Магомета, картина будет называться «Посланец». Нам также известно, что он отклонил предложение «Аль-Ихва» совершить для них кое-какие закупки.

Бен Эзра посмотрел на него:

— Али Ясфир был связан с этим предложением?

Настала очередь Эшнева удивиться:

— Каким образом это стало вам известно?

— Да никаким, — сказал старик. — Но Ясфир только что объявился в одном из учебных лагерей «Аль-Ихва» в Ливане с тем, кого они назвали самым важным рекрутом, которого им когда-либо удавалось залучить. Дочерью самого богатого в арабском мире человека. У этого человека есть дочь?

— У него две дочери, — сообщил Эшнев. — Одна замужем и живет в Бейруте вместе с матерью, бывшей женой Аль Фея. Младшая учится в школе в Швейцарии.

— Вы в этом уверены? — спросил Бен Эзра.

— Мы не слышали опровержений, — ответил Эшнев. — Но мы довольно легко можем все это проверить.

— Есть у него другие дети?

— Да. Двое сыновей от его нынешней жены, она американка. Старшему теперь десять; принц Фейяд назначил его престолонаследником.

— Значит, если девчонка в их руках, они могут иметь ключ и к Аль Фею, — сказал Бен Эзра.

— Вероятно.

— Я посмотрю, что можно будет выведать на Синае, — заключил Бен Эзра. — А вы используйте ваши источники.

— Так мы и будем поступать, — отозвался Эшнев.

— Договорились, — добавил Смит.

— И все-таки для нас остается невыясненным важный вопрос, — продолжил Эшнев. — Когда, по-вашему, они смогут начать наступление?

Бен Эзра взглянул на него и твердо сказал:

— Сразу после праздника Рамадана.

Эшнев не смог сдержать возмущение, прозвучавшее в его голосе:

— Это же рядом с праздниками Рош-Гашана и Иом-Кипур. Они не посмеют! Уважение к законам Моисея остается важной частью их религии тоже.

Бен Эзра встал.

— Но не столь важной, как для нашей.

Эшнев взглянул на него:

— Если они придут, мы будем готовы к отпору.

— Я на это надеюсь, — сказал старик. — Но есть варианты и получше.

— Превентивный удар? — уточнил Эшнев и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Вы же знаете, мы не сможем. Этого не допустят наши союзники.

Бен Эзра посмотрел на него, потом на американцев:

— Как знать. Если поймут, что без нас они потеряют свою силу на Ближнем Востоке… Шестой флот ведь не может пройти пустыню и оккупировать нефтеносные районы.

— Государственный департамент уверен, что в обозримом будущем наступление арабов невозможно, — твердо заявил Харрис.

Бен Эзра улыбнулся. Посмотрел на человека ЦРУ.

— Вы придерживаетесь такого же мнения?

Смит не ответил. В его амплуа не входило делать официальные заявления.

Бен Эзра обратился к американскому военному:

— Закончена установка на Суэцком канале и Голанских Высотах новейших русских ракет типа «Земля-Воздух». Я видел их собственными глазами. Вы согласны, что момент атаки настает, когда ваша собственная оборона наготове?

Уэйгрин согласно кивнул:

— Полагаю, что так оно и есть.

Бен Эзра окинул взглядом сидящих за столом:

— Так вот: они готовы. — Он сделал небольшую паузу. — Все, за чем теперь дело стало, — это занять боевые порядки.

— Каким образом мы узнаем об их готовности? — спросил Эшнев.

— Мы не узнаем, — пожал плечами старик. — Пока они не нанесут удар. Пока…

— Пока что?

Старик как будто задумался о чем-то своем. Казалось, воспоминания унесли его далеко отсюда… потом взгляд снова прояснился.

— Вам это может показаться чудачеством, но в моих стариковских костях есть предчувствие, что ответ мы можем найти в Аль Фее. Ветры, что дуют над пустыней, больше не зарождаются на Востоке — они прилетают с Запада. Арабские шейхи пробудились от спячки и осознали силу своего богатства. Настает конец русскому влиянию. Они не видят своего будущего в коммунизме. И контроль над Ближним Востоком — это только начало. Если они по-умному вложат свои капиталы, они вскоре смогут взять в свои руки контроль над всем миром, не сделав ни единого выстрела.

Он еще раз обвел взглядом молчаливо сидевших за столом.

— Мне очень не хотелось бы вас огорчать, джентльмены, но факт остается фактом: Исламу стало не до нас, это только вопрос самолюбия. Они должны одержать хоть какую угодно малую победу, хоть как-то вернуть достоинство. Большой удар будет нанесен, когда сражения закончатся. — Он обратился к американцам: — Мы нуждаемся в вашей помощи. Сейчас. Потом вы будете нуждаться в нашей.

Харрис был вежлив, но не без сарказма в голосе:

— Что наводит вас на такую мысль?

— А то, что мы более чем кто-либо в мире понимаем их, — сказал старик, и черты его лица приобрели вид хищный, как у ястреба. — А еще потому, что в действительности реальный объект их удара вы, а не мы.

И вновь воцарилась тишина. Наконец Эшнев заговорил:

— Вы будете продолжать делиться добытой вами информацией?

Старик кивнул утвердительно:

— Разумеется. В свою очередь, был бы благодарен вам за то же самое.

— Что смогу, то сделаю, — ответил Эшнев.

— Я хотел бы получить полное досье на Аль Фея. Всю его жизнь. Все — как личное, так и бизнес. Хочу иметь о нем полную информацию.

Эшнев обвел взглядом присутствующих. Возражений не последовало. Он кивнул.

— Вы получите все это незамедлительно.

— Вы передадите мое мнение премьер-министру? — спросил Бен Эзра.

— Обязательно.

— А также передайте ей от меня поцелуй, — сказал Бен Эзра с улыбкой. — Я полагаю, она сможет им воспользоваться.

Вокруг стола послышались деликатные смешки. Зазвонил телефон, и Эшнев снял трубку. Кого-то внимательно выслушал и положил ее на аппарат.

— Еще один хайджекинг, — сказал он. — Угнали самолет «Люфтганзы». Сейчас он на пути в Бейрут.

Бен Эзра горестно покачал головой:

— Как это все печально, как глупо. — Он смотрел на американцев. — Весь результат исчерпывается заголовками. И пока мы убиваемся по поводу этого сообщения, — спокойно, из-под самого нашего носа, незаметно для всех, они угоняют мир.

КНИГА ВТОРАЯ Конец лета 1973

Глава 1

Юсеф вошел в ресторан «Таити Пляж» через вход с улицы. Он был здесь белой вороной в своем темном костюме, белой сорочке и галстуке, когда проходил между полуголыми мужчинами и женщинами к выходу на пляж. Он зажмурился от яркого солнца, снова выйдя на воздух. Щурясь, оглядел столики. Вскоре заметил его: тот сидел возле бара под тентом, со стороны пляжа. Увлеченно о чем-то говорил с молодым, приличного вида чернокожим человеком.

Жак поднял глаза, когда на него упала тень Юсефа.

— Юсеф, — произнес он с ударением на последнем слоге, вставая. — Какая приятная неожиданность! Мы тебя не ожидали.

Юсеф воздержался от ответной улыбки.

— Я и вижу, — сухо заметил он. — Скажи своему птит ами^[9], чтобы линял отсюда.

По лицу Жака пробежала злобная тень.

— По какому праву ты…

Юсеф не дал ему договорить.

— Я тебя купил, сука ты! — рявкнул он. — А теперь вели ему линять — или выкину тебя обратно на парижскую помойку, где подобрал! Где тебя трахали туристы за десять франков!

Чернокожий встал, поигрывая мускулами и сжав кулаки.

— Жак, может, мне вышвырнуть его отсюда?

Юсеф уставился на Жака. Жак на миг потупил глаза.

— Пожалуй, ты лучше уйди, Жерар… — Он не взглянул на черного.

Рот Жерара скривился в презрительной гримасе.

— Poule^[10]! — бросил он небрежно Жаку и отвернулся от обоих. Плюхнулся на песок в нескольких футах от них и прикрыл глаза рукой от солнца, словно бы ему ни до кого не было дела.

Подошел официант, когда Юсеф сел на стул, освободившийся после ухода черного.

— Слушаю, месье?

— Кока. И много льда. — Он повернулся к Жаку, который тоже сел на свое место. — Где она?

Жак не поднимал головы:

— А черт ее знает, — ответил он недовольным голосом. — Я торчу тут почти два часа.

— А тебе следовало бы знать! — закипал Юсеф. — За что, по-твоему, я плачу тебе такие деньги? Чтобы ты тут коноёбился с негритятами на пляже?

Официант поставил на стол кока-колу и ушел. Юсеф взял фужер и стал жадно пить.

— Прошлую ночь ты был с ней? — спросил он.

— Да.

— Снимки сделал?

— А как? — ответил вопросом на вопрос Жак. — Она ни разу не вошла в квартиру. Она оставила меня в дискотеке в три часа и сказала, чтобы я пришел на пляж сегодня в полдень.

— Ты всю ночь барахтался с этим черным?

— А что я должен был делать? — занял оборону Жак. — Беречь себя для нее?

Юсеф полез во внутренний карманпиджака, достал золотой портсигар и осторожно вынул сигарету. Постучал ею о крышку портсигара.

— Не такой уж ты красавец, — сказал он, беря губами сигарету и прикуривая. — И вовсе даже не красавец.

Жак смотрел на него.

— Как я могу ее снять, если она даже не вошла в квартиру? Ни под каким видом. Мы с ней этим занимаемся там, где выберет место она, — поверх плеча Юсефа он смотрел на море, — О, вот она как раз идет.

Юсеф повернулся посмотреть. Катер Бейдра, великолепный «Сан-Марко» шел курсом к берегу. Юсеф сунул руку и карман и бросил на стол перед Жаком ключи:

— Я снял для тебя апартамент в «Библо». Все снаряжение находится там. Комната оборудована подслушкой, и фотограф будет в соседней комнате ждать, когда ты его впустишь. Ты приведешь ее туда. Как? Дело твое. Меня это совершенно не касается, но она должна там быть. У тебя есть только эта ночь.

Жак уставился на него.

— Чего ради вдруг такая спешка?

— У меня в кармане телеграмма от ее мужа. Завтра днем она улетает в Калифорнию.

— А что если она не захочет остаться? Что я должен в таком случае делать, треснуть ее по башке? Если будет так, как прошлой ночью, она смотается в три часа утра, вернется на «Сан-Марко» и уйдет в Канны.

Юсеф встал и посмотрел на Жака:

— Я прослежу, чтобы на яхте был неисправен двигатель. Остальное лежит на тебе. — Он глянул через его плечо в море. «Сан-Марко» полным ходом шел к мелководью, у берега. — Ступай в воду, любовничек, — сказал он с издевкой, — и помоги леди сойти на берег.

Жак молча встал и направился на пляж. Юсеф некоторое время понаблюдал за Жаком, затем повернулся и опять прошел через ресторан на улицу, где стоял его автомобиль.

Он сел в машину, вставил ключ в зажигание. Если бы Джордана не испытывала к нему неприязни, тогда не понадобилась бы вся эта затея. Но он знал, сколько раз она пыталась настроить Бейдра против него, потому что ее злили их отношения. К тому же он был всего-навсего служащим, а она была женой босса. Если бы дело дошло до открытого конфликта, то не приходилось сомневаться, кто выйдет победителем. Она возьмет верх по всем статьям. Но если Жак преуспеет этой ночью, то этого никогда не случится. Угроза предъявить Бейдру доказательства ее неверности была бы действенным средством заставить ее ходить по струнке. Юсеф знал, что лучший союзник — это поверженный враг.

Джордана открыла глаза в тот момент, когда рев моторов стих до оборотов холостого хода. Она взглянула на часы. Сорок минут назад они вышли из Канн. По шоссе с его сумасшедшим движением поездка заняла бы полтора часа. Морем было не только быстрее, но и спокойней — волны совсем не было — и весь путь она проспала.

Она села, протянула руку за своим лифчиком-бикини и рубашкой. Взглянула на свое тело. Груди покрывал ровный золотисто-орехово-коричневый загар, соски были цвета спелой сливы вместо обычного красновато-розового. Она осталась довольна собой. Груди все еще хранили упругость. Она пока не начала увядать, как многие женщины в ее возрасте.

Инстинктивно бросила взгляд через плечо, посмотреть, не глядят ли на нее матросы, сидевшие на переднем сиденье у штурвала. Их взгляды были сосредоточенно отведены в сторону, но она-то знала, что они наблюдали за ней через зеркало заднего вида, установленное на ветровом стекле перед ними. Улыбнулась про себя. Чтобы их поддразнить, она руками приподняла груди таким образом, что соски напряглись. Затем застегнула лифчик.

Мимо прошлепал водный велосипед с двумя обнаженными «топлесс» девушками. Они посмотрели на «Сан-Марио» (ценой в семьдесят тысяч долларов) с откровенной надеждой и любопытством. Снова она про себя улыбнулись, наблюдая разочарование на их лицах, когда они увидели, что Джордана была единственным пассажиром. Они были столь непосредственны в своем поиске приключений! Педальник медленно отвалил в сторону.

— Хэлло! — послышалось с другой стороны катера.

Она обернулась. Жак подошел на ялике с подвесным мотором. Его русые волосы выгорели на летнем солнце, делая загар еще более темным за счет усилившегося контраста. Она молча помахала ему.

— Я приплыл, чтобы отвезти тебя на берег, — крикнул он. — Знаю, как ты не любишь мочить ноги.

— Ладно, пересяду к тебе, — согласилась она. Повернулась к матросам: — Ждите меня тут, — сказала она им по-французски. — Я вам позвоню, когда буду готова в путь.

— Уи, мадам, — отозвался матрос-рулевой.

Второй прошел на корму, чтобы помочь Джордане перелезть через борт. Она отдала ему большую пляжную сумку, которую всегда носила с собой. В ней лежали туфли, платье для вечера, радиотелефон для связи с катером и, конечно же, косметика, сигареты, деньги и кредитная карточка.

Матрос перегнулся через борт и подтянул ялик вплотную к катеру. Кинул сумку Жаку, затем поддержал за руку Джордану, когда она перешагивала в лодку. Как только она опустились на банку, матрос отпихнул ялик.

Джордана села лицом к корме, Жак — за румпель подвесного мотора.

— Извини за опоздание, — сказала она.

— Все в порядке, ерунда, — улыбнулся он. — Выспалась?

— Отлично. А ты?

Он сделал кислую гримасу:

— Не то чтобы очень. Я был слишком — как ты говоришь — расстроен.

Она посмотрела на него. Она решительно не могла его понять. Мара назвала его жиголо, но всякий раз, когда она давала ему деньги, он отказывался их брать, и вид у него бывал обиженный. Он говорил, что это не бизнес: он в нее влюблен. Но тут тоже не все сходилось. Он снимал дорогой помер в «Мирамаре» на самой Круазетт в Каннах, нанял новехонький «ситроен СМ» и, казалось, всегда был при деньгах. Он никогда не позволял ей брать чек, как это делали многие другие жиголо и не жиголо. Несколько раз она замечала, как он поглядывал на мальчиков, но никогда не предпринимал открытых действий, если она бывала поблизости. Твердо она была уверена в одном: он был «би» и, что возможно, настоящим его любовником был человек, пославший его на лето на Лазурный берег. Но это обстоятельство ее не волновало. Она давным-давно пришла к выводу, что из бисексуалов получались лучшие любовники.

— И это при всех возможностях, которые были доступны в той дискотеке? — рассмеялась она. — Я никогда бы не подумала, что у тебя могут быть какие-то проблемы.

«У меня их не было», — мысленно сказал он себе, думая о ночи с Жераром. Он почувствовал, как в нем нарастает возбуждение, когда он вообразил возвышавшегося над ним черного парня, и то, как тот сдвигал крайнюю плоть на своем гигантском черном «болте», обнажая багровую вздувшуюся головку. Ему вспомнилось, как он по-женски ёрзал на спине и задирал ноги, а потом острейшие содрогания крупного фаллоса, грубо пробивающего путь в его анус. Он по-женски подвывал, а потом и по-настоящему взвыл от охватившего его оргазма, и сперма впрыснулась между их плотно сжатых животов.

— Смотри, — сказал он вслух, вызволяя свой поднявшийся фаллос из-под плавок. — Полюбуйся, что ты со мной делаешь? Как только вижу тебя! Прошлой ночью мне пришлось трижды себя облегчить.

Она рассмеялась.

— Тебе никто не говорил, что это вредно? Если будешь злоупотреблять, ты можешь перестать расти.

Он не засмеялся.

— Когда ты проведешь со мной целую ночь? Пусть только один раз, но чтобы мы занимались любовью, и я не думал о том, что один твой глаз всегда на часах. Так, чтобы мы могли до конца насладиться друг другом.

Она опять рассмеялась.

— Ты чересчур жаден. Забываешь, что я замужняя женщина, у которой есть обязанности. Я должна ночевать всегда дома, чтобы видеть моих детей, когда просыпаюсь утром.

— Что ужасного случится, если один раз ты их не увидишь? — Он капризно надулся.

— А то, что я пренебрегла бы одной из своих обязанностей, исполнения которых требует мой муж, — сказала она. — И это то, на что я не пойду.

— Да твоего мужа все это не волнует. Иначе он хотя бы раз приехал за эти три месяца повидаться с тобой и с детьми, — возразил Жак.

Ее голос был холоден:

— Что делает или чего не делает мой муж — не твоего ума дело.

Он понял, что малость зарвался.

— Но я люблю тебя. Я просто схожу с ума от желания.

Она медленно кивнула, расслабляясь.

— Тогда веди себя соответственно перспективам, — сказала она. — И если ты намерен продолжать забавляться со своей игрушкой, то лучше разверни лодку носом в море раньше, чем мы врежемся в берег.

— Если поверну, возьмешь в рот?

— Нет, — сказала она резко. — Я больше настроена на стакан холодного белого вина.

…Она дошла до кондиции. «Папагайо» был набит битком. Стробосвет, как стоп-кадр в кинофильме, бил по глазам, тяжелое громыханье рок-группы терзало слух. Она сделала еще глоток вина и посмотрела на сидящих за столом. Их было четырнадцать человек, все они старались перекричать друг друга в страстном желании быть услышанными в шумной кутерьме дискотеки.

Жак болтал с англичанкой, сидевшей справа от него. Англичанка, киноактриса, только что закончившая съемки и картине с Петером Селлерсом, была из компании парижан, прикативших сюда на уикенд. Джордана начала собирать эту публику сегодня днем на пляже. Пополнила группу в ресторане «Ласкаль», где они пили коктейли и обедали. Около полуночи все перебрались в дискотеку.

Поводом для собирания публики послужило то, что Жак стал ее раздражать. Похоже, он был чересчур уверен в себе. В некотором смысле он походил на женщину, но главное отличие было и его предположении, что мир вращается на его болте. Ей стало с ним скучно, но вокруг выбирать было не из кого, если не считать случайно встреченных мужчин. Только скука заставила ее выкурить джойнт. Вообще-то она не курила на публике. Но когда англичанка в дамском туалете предложила ей сделать затяжку, она не отказалась.

После этого вечер вдруг очень пришелся ей по душе. Казалось, она никогда в жизни столько не хохотала. Каждый был ошеломительно обаятелен и остроумен. Теперь ей дико захотелось танцевать, но все были слишком заняты разговорами.

Она встала из-за стола и пошла на танц-паркет одна. Протолкавшись в толпу танцующих, начала танцевать без партнера. Вся отдалась музыке, упиваясь счастьем от того, что она на юге Франции, где никто не сочтет странным желание мужчины или женщины потанцевать соло. Она зажмурилась от удовольствия.

Когда открыла глаза, перед ней танцевал рослый, приличного вида молодой темнокожий мужчина. Он поймал ее взгляд, но они не заговорили. Она заметила его еще раньше в тот день на пляже; позднее он тоже был в баре «Ласкаль» на коктейле; теперь он был здесь. Она видела его за столиком неподалеку от своего.

Он фантастически прекрасно двигался, его тело буквально переливалось мускулами под рубашкой, расстегнутой до низу и завязанной узлом над черными джинсами, в которые он, казалось, был влит. Она начала двигаться в такт с ним.

Чуть погодя она заговорила:

— Вы ведь американец, верно?

У него был говор южанина.

— Как вы узнали?

— Вы танцуете не так, как француз. Они дергаются вверх-вниз на английский манер прыг-скок.

Он рассмеялся:

— Никогда об этом не задумывался.

— Вы откуда?

— Страна крекера. Джорджия.

— Никогда там не бывала.

— Ничего не потеряли, — заметил он. — Мне тут больше нравится. Мы никогда там у нас не смогли бы так.

— По-прежнему?

— По-прежнему, — подтвердил он. — Они не изменятся никогда.

Она молчала.

— Меня зовут Жерар, — представился он по-французски.

Безукоризненный парижский выговор, без тени акцента, удивил Джордану.

— Вы хорошо говорите по-французски.

— Так и должно быть, — сказал он. — Мои предки послали меня сюда учиться восьмилетним. Я вернулся, когда убили моего отца — тогда мне было шестнадцать, но я был не в состоянии этого осмыслить. Отправился обратно в Париж, как только заработал на дорогу.

Она знала, сколько стоит обучение во Франции, и это было не дешево. Его семья должна была иметь приличные доходы.

— А чем занимался ваш отец?

Голос его был ровным:

— Он промышлял сводничеством. Совался в истории без разбору. Но он был черным, а фраерам это не нравилось, они и порезали его в глухом переулке, а свалили на проходившего мимо ниггера. Ниггера они повесили, и все было шито-крыто.

— Извините.

Он пожал плечами.

— Отец всегда говорил, ему от них не уйти, достанут. Он не жаловался. Он хорошо пожил.

Музыка оборвалась, и группа спустилась с эстрады. Через усилитель запустили пластинку слоу.

— Приятно с вами поговорить, — сказала она, направляясь к своему столу.

Он придержал ее за локоть:

— Вам не надо возвращаться туда.

Она промолчала.

— Вы с виду заводная… но там грязная шпана, зря вы с ними…

— Что вы имеете в виду? — спросила она.

— Действие. Это я от отца перенял. Я тоже заводной парень. Вы почему не встретили меня там, на улице? — Она опять промолчала. — Я видел, как вы ели их глазами, — сказал он. — Вас та кодла заводит… — Он вдруг улыбнулся. — А раньше у вас это бывало с черным мужчиной?

— Нет, — ответила она.

У нее никогда не было негра.

— Я лучше, чем они сами про себя говорят, — сказал он.

Она взглянула на стол. Жак по-прежнему болтал с англичанкой. Наверно, даже не заметил, что ее нет за столом. Они повернулась к Жерару.

— О’кей, — сказала она. — Но у нас будет всего около часа времени. После этого я должна буду уйти.

— Часа хватит, — рассмеялся он. — За час я сгоняю с вами на Луну и обратно.

Глава 2

Когда она вышла, он стоял напротив дискотеки на набережной и смотрел, как уличные художники собирают и уносят на ночь свое имущество. Он обернулся на стук ее высоких каблучков по тротуару.

— Уходили без помех? — поинтересовался он.

— Да, — ответила она, — я сказала, что иду в туалет.

Он осклабился.

— Пешочком не возражаете? Мое пристанище подальше, на этой же улице, за «Ле Гориль».

— Это единственный способ улететь, — согласилась она, подстраивая свой шаг с ним в ногу.

Несмотря на поздний час, на улицах было полно гуляющих. Это было для них привычным и главным развлечением — глазеть друг на друга и на красавицы-яхты, пришвартованные вдоль набережной. Для многих это было единственным доступным удовольствием, после того как расплатились за снятые по безбожным ценам комнаты и еду. Французы не проявляли милосердия к туристам любой национальности, даже к соотечественникам.

Они пошли вверх по улице мимо «Ле Гориль» с его запахом яичницы и жареного картофеля, дальше по узенькому тротуару, круто в гору. В середине квартала он остановился перед дверьми старого дома с лавчонкой на первом этаже. Отпер дверь старинным большим ключом и нажал изнутри кнопку, включив свет в передней.

— Нам на два пролета выше.

Она кивнула и последовала за ним вверх по старой деревянной лестнице. Квартира была на площадке второго этажа. Замок на его двери был более современным. Он открыл дверь и придержал ее, пропуская Джордану.

В комнате было темно. Дверь позади нее закрылась, и она услыхала щелчок выключателя. Комнату залил мягкий красноватый свет от двух ламп на дальней стене по обе стороны кровати. Она с любопытством оглядывала комнату.

Мебель была дешевая и потертая, такой французы обставляют пристанища курортников. В углу — раковина, и под ней бидэ на вертушке. Уборная находилась за узенькой дверью. Здесь не было ни душа, ни ванной, ни кухни, только плитка на комоде рядом со шкафом.

Он перехватил ее взгляд.

— Не бог весть что, — сказал он, — но все-таки дом.

Она засмеялась.

— Я видывала и похуже. Вам повезло еще, что клозет не внизу в передней.

Он подошел к комоду и выдвинул ящик. Достал оттуда и зажег джойнт. Приторно-едкий запах марихуаны ударил ей в нос, когда он поднес ей сигарету.

— Выпить у меня нечего.

— Все прекрасно, — сказала она, затягиваясь марихуаной. — Это хорошая травка.

Он улыбнулся:

— Дружок притащил прямо из Стамбула. Он мне еще дал отменного кока. Пробовали?

— Случалось, — сказала она, возвращая джойнт.

Она смотрела, как он затягивается сигаретой. Поставила свою сумку и двинулась к нему. Она ощутила легкий звон в голове и влагу у себя между ног. Это была действительно хорошая травка, если хватило одной затяжки для такого эффекта. Она потянула за узел его рубашки.

— Мы будем разговаривать или трахаться? — спросила она. — У меня всего час времени.

Неторопливым движением он положил джойнт на пепельницу и стянул вниз с ее плеч полупрозрачную блузку, обнажая ее груди. Он взял их обе в руки и стал сжимать соски между большими и указательными пальцами до тех пор, пока ее не пронзила боль.

— Сука ты белая, — проговорил он, улыбаясь.

Ее улыбка была столь же злорадной, сколь и его.

— Ниггер!

Его руки придавили ее к полу на колени перед ним.

— Ты подучись сперва просить, если охота заполучить его в свою горячую маленькую кисяру.

Она развязала его рубашку, потянула вниз застежку молнии на джинсах. Трусов на нем не было, и его фаллос выскочил на свободу, как только она спустила с него джинсы. Положила руку на горячий вал и потянула к своему рту.

Его рука удержала ее лицо на расстоянии:

— Проси! — жестко потребовал он.

Она жалобно взглянула вверх на него:

— Ну, пожалуйста, — шепнула она.

Он с улыбкой ослабил свои руки, позволив ей взять его в рот, а сам дотянулся до ящика комода и достал оттуда пузырек с кокаином. К пробке была приделана маленькая ложечка на цепочке. Он умело зачерпнул нужное количество порошка и вдохнул в каждую ноздрю. Поглядел на нее.

— Теперь твоя очередь, — сказал он.

— Я и так счастлива, — сказала она, целуя его и облизывая тестикулы. — Мне не надо.

Он потянул ее за волосы, запрокидывая голову назад:

— Сука белая! — Поставил ее на ноги, зачерпнул порошка и поднес к ее носу: — Делай, как тебе говорят. Втягивай!

Она потянула носом, и порошок всосался в ноздрю. В ту же секунду он зачерпнул еще дозу и поднес ложечку к другой ноздре. На этот раз она вдохнула без лишних слов. Почти сразу ощутила в носу легкое онемение, затем порошок словно порох взорвался в ее гениталиях.

— Боже! — воскликнула она. — Жуть! Я кончила, только вдохнув это.

Он засмеялся.

— Ни хрена ты еще не знаешь, беби. Я тебе покажу кое-какие штуковины, которым научил меня папаша.

В следующий момент они уже голые были на кровати, и она хохотала. Ей никогда не было так хорошо. Он набрал еще дозу порошка и втер его себе в десны, заставив ее сделать то же самое. Затем стал лизать ей соски, пока они не намокли от его языка; припудрил их слегка порошком и принялся обрабатывать ртом и пальцами.

Она никогда не ощущала, чтобы они так увеличились и затвердели. Еще немного и она почувствовала, что грудь у нее вот-вот взорвется от неимоверного наслаждения. Она застонала, извиваясь всем телом.

— Бери меня, — истово прохрипела она. — Делай…

— Еще рано, — усмехнулся он. — Мы только начинаем. — Он загнул ей ноги назад и напудрил коком клитор, потом положил голову между ее ног.

Через мгновение она завыла и завизжала так, как никогда еще не визжала и не выла. Каждый оргазм, казалось, уносил ее все выше и выше на неизведанные доселе высоты сладострастия. Она потянулась вниз к его фаллосу и, найдя его, изогнулась в три погибели, чтобы только взять его в рот. Стала жадно сосать. Ей хотелось проглотить его весь живьем, удушить им себя до смерти, этим громадным и упоительным инструментом.

Неожиданно он отстранил ее. Она уставилась на него в недоумении, почти не в силах дышать. Он стоял на коленях у нее между ног, его фаллос навис над нею. Он взял пузырек и запудрил блестящую влажную головку так, что она побелела, как от сахарной пудры. Потом широко раздвинул ей ноги и медленно вошел в нее.

Дыхание у нее сперло. Словно он достал до легких, распирая все внутри. На мгновение ее охватил страх, что не сможет принять его. Но потом он весь вошел внутрь и на миг стал недвижим. Легкое покалывание стало проникать ей в живот. Он начал тихо двигаться, сперва очень осторожно, длинными ровными качками, затем стал постепенно ускорять темп, покуда не начал вколачивать в нее член, будто сваю.

Она слышала себя где-то вдалеке, взвизгивающую от каждого очередного оргазма, раздиравшего ее надвое. Так она еще никогда не кончала. Никогда. Она, всегда считавшая, что такое половое возбуждение бывает только в разговорах или в книгах. Своего рода игра, назначением которой было скрыть свои чувства. И если даже это было правдой, то она чувствовала, что это нечто лежавшее за пределами ее способности ощущать. Для нее секс был ее триумфом над мужчиной; какое бы то ни было удовлетворение бывало лишь от случая к случаю. Но тут было нечто совсем иное. Сейчас ее употребляли, ее удовлетворяли, она отдавала, она брала, ее до отказа заполняли наслаждением.

Наконец она была исчерпана до дна.

— Стоп! — закричала она. — Умоляю, стоп!

Его тело опустилось на нее; внутри нее он оставался тверд. Она смотрела на него. В тусклом красном свете тонкая пленка пота покрывала его лицо, и грудь отливала медью. Белозубо сверкала улыбка.

— Как себя чувствуете, белая леди? Нормально?

Она слегка кивнула.

— Ты кончил?

— Нет, — сказал он. — Это единственное, чего папаша мне не объяснил. Сделай так, чтобы леди была счастлива, и этого вполне с тебя хватит, так он говорил.

Она долго смотрела на него, затем вдруг ни с того ни с сего заплакала.

Он посмотрел, потом ни слова не говоря встал с постели и подошел к раковине. Наклонился, развернул бидэ из-под раковины и включил воду. Выпрямился и сказал:

— Надо дать ей побольше стечь, если хочешь, чтобы пошла горячая вода.

Открыл шкафчик над раковиной, достал полотенце и губку и повесил их на водопроводной трубе. Попробовал пальцем воду.

— Для тебя все готово, — сказал он. Она молча посмотрела на него. — Ты же говорила, у тебя всего час времени, верно?

Она кивнула, садясь:

— Не знаю, смогу ли теперь идти.

Он улыбнулся:

— Все обойдется, когда начнешь шевелить ногами.

Она встала с кровати. Он был прав. После первого шага силы вернулись. Она присела над бидэ и подмылась. Теплая вода освежала. Потом стала одеваться, а он занялся своей гигиеной.

— Все-таки жаль, что ты не кончил, — сказала она.

— Все в порядке, — сказал он. — Я пообещал свозить тебя на Луну и хотел, чтобы все получила ты.

— Да уж. Я получила… — сказала она. — Не забуду до самой смерти.

Он поколебался, думая о чем-то.

— Может, мы еще разок как-нибудь встретимся?

— Может быть, — сказала она. Одевшись, взяла свою сумку и достала деньги. Несколько крупных банкнот протянула ему. — Надеюсь, ты не станешь возражать.

Он взял деньги.

— Найду им применение. Но ты вовсе не обязана была это делать.

— Я не дала тебе много другого, — сказала она.

— Ты дала мне много, леди, — возразил он. — Ты оставила всех своих друзей, чтобы пойти со мной. Это тоже кое-что.

В тоне его голоса было что-то трогательное.

— Ты разве меня знаешь?

Он отрицательно покачал головой:

— Нет.

— А почему же ты меня спрашивал?..

— Я видел тебя на пляже, — сказал он. — После того как тот человек послал Жака тебя встретить.

— Ты знаком с Жаком?

— Да, — сказал он. — Прошлую ночь я провел с ним.

Она помолчала.

— А Жак… что?

Он кивнул:

— Ему больше нравится быть девочкой.

— А тебе?

— Я люблю трахать, — сказал он. — Не упущу возможности воткнуть, если есть во что.

— Ты знаешь человека, говорившего с Жаком?

— Раньше никогда его не видел. Он брюнет и говорил по-французски с арабским акцентом. Я слышал, как он велел Жаку что-то сделать с вечера, потому что вы улетаете завтра в Калифорнию, и еще, мол, Жаку нечего беспокоиться: он все так устроит, что «Сан-Марко» не сможет отвезти тебя назад в Канны.

Внезапно все эти факты в ее голове связались. Юсеф был единственным человеком, знавшим о ее завтрашнем отлете. Он прибыл из Парижа уладить все дела с билетами для ее отлета по указанию Бейдра.

Раньше она уже слышала о какой-то связи Юсефа с принцессой Марой. И Мара же подсунула ей Жака. Единственно, чего она не понимала — это в чем была выгода для Юсефа. Если только он не замышлял что-то против нее вместе с Бейдром.

Незнакомое чувство страха охватило ее. Юсеф всегда недолюбливал ее, но этого было недостаточно для объяснения его теперешних козней. Что же делать? Единственное, в чем она не сомневалась, это в том, что на виллу ей лучше всего вернуться сразу отсюда. Но это было не простой проблемой. Такси в Сен-Тропезе после полуночи не было. И она отпустила на ночь своего шофера Ги.

Она посмотрела на Жерара.

— У тебя есть машина?

— Нету.

— Вот черт! — На ее лице промелькнула тень тревоги.

— У меня есть моцик, — предложил он. — Я тебя отвезу, если согласна ехать на заднем седле.

— Ты прелесть, — сказала она, неожиданно улыбнувшись. Она обняла его с внезапным чувством облегчения и поцеловала в щеку. — Это будет отличный номер!

Он опустил ее руки, вдруг засмущавшись:

— Не говори гоп, леди. Туда надо еще доехать.

Глава 3

Прошло около двух часов после того, как они взлетели и Париже. Стюардессы готовились подать ленч. Джордана оглянулась на Юсефа.

— Я теперь, пожалуй, вздремну.

Юсеф отстегнулся и встал.

— Пойду скажу им, чтобы они приготовили ваши сиденья. — Он взглянул на Дайяну, секретаря Джорданы. Она подремывала в кресле у иллюминатора рядом с ним, недопитый стакан стоял на подносе перед ней.

Он направился к старшему стюарду, стоявшему около кухонного отсека.

— Мадам Аль Фей желает отдохнуть.

— Но мы как раз собираемся подавать завтрак, — напомнил стюард.

— Она не голодна.

— Уи, месье, — быстро согласился стюард.

Он ушел за шторку, отделявшую салон первого класса от «экономического».

Юсеф повернулся и стал смотреть на Джордану. Глаза ее были полностью скрыты большими темными очками, однако на ее лице не было ни единого следа от бессонной ночи накануне. Она просматривала журнал «Эр Франс», лежавший у нее на коленях, изредка отпивая по глотку из стоявшего перед ней стакана белого вина.

Он подавил желание зевнуть. Он был изможден полностью. Не спал с четырех утра, с того момента, когда Жак позвонил ему из Сен-Тропеза, чтобы сообщить об ее исчезновении.

…«Сан-Марко» так и стоял в гавани, а она как сквозь землю провалилась. Жак обошел все рестораны и дискотеки, которые еще были открыты.

Юсеф положил трубку вне себя от злости.

Он был бессилен что-либо предпринять. Он мог только ждать. До тех пор, пока не настанет время ехать за ней на виллу утром и везти в аэропорт. Снова заснуть он не смог. Все деньги, что он истратил на Жака, вее планы — все пошло прахом. Даже распоряжение механику гаража «Ситроен» забрать у Жака «СМ» не принесло ему в то утро чувства удовлетворения.

Приехав на виллу около девяти, он застал Джордану за завтраком. Она ни словом не обмолвилась о вечере и не сказала, как возвратилась домой. Случайно он узнал от охранника виллы, что она приехала из Канн на такси около пяти часов утра.

По пути в аэропорт, в машине, он рассказал о предстоящем рейсе. У них были четыре последних места в салоне первого класса. Два спереди — для нее. Он и секретарь займут места сзади. Он также резервировал еще три места в экономклассе с тем, чтобы она могла прилечь, на случай если ей захочется спать. Особые распоряжения были отданы в отношении ее багажа. Он будет находиться в салоне, с тем чтобы ей не ожидать в Лос-Анджелесе. Их будет встречать специальный офицер таможни США. Все это позволит им быстро перебраться на вертолет, который доставит их на Ранчо дель Соль. Расчетное время прилета вертолета ВВС 003 было 16.00 по лос-анджелесскому времени. Обед на Ранчо дель Соль заказан на 20.00. Если все состоится по расписанию, у нее хватит времени переодеться.

Подошел стюард:

— Для мадам все готово.

— Благодарю, — сказал Юсеф и пошел на свое место. — Все о’кей, — сообщил он Джордане.

Она тоже встала. Открыла сумочку и достала коробочку с лекарствами, взяла из нее две пилюли. Быстро проглотила, запив глотком вина:

— Это чтобы наверняка заснуть.

— Конечно.

— Пожалуйста, разбудите меня не позже чем за полтора часа перед посадкой.

— Я позабочусь об этом, — ответил Юсеф. — Желаю хорошо отдохнуть.

Она на мгновение задержала на нем взгляд:

— Благодарю.

Он подождал, пока она скрылась за занавеской, и сел в свое кресло. Дайяна рядом с ним пошевелилась, но глаз не открыла. Он взглянул на часы и посмотрел на иллюминатор. Впереди предстояло еще одиннадцать часов полета. На сей раз он не стал подавлять зевоту. Закрыл глаза в надежде подремать.

«Эр Франс» делала все как надо. Временные шторки, вроде тех, которыми отгораживают места второго экипажа на сверхдальних беспосадочных рейсах, были подвешены вокруг ее кресел; бленды на иллюминаторах задраены, и было темно, когда Джордана вытянулась и укрылась одеялом, в спокойном ожидании, когда подействует снотворное.

Она начала чувствовать болезненную реакцию своего тела на передряги минувшей ночи. Она все еще ощущала тряску и подскоки мотоцикла на неровностях дороги, когда они мчались в предрассветных сумерках к Каннам. Она велела Жерару остановиться у вокзала в центре города. Там всегда бывали таксомоторы.

Предложила ему еще денег, но он не взял:

— Вы мне уже дали достаточно, — сказал он вежливо.

— Спасибо, — сказала она.

Он включил передачу:

— Найдите меня, когда вернетесь в Сен-Тро.

— Найду. И еще раз спасибо.

Он забрал у нее каску и приторочил к заднему седлу.

— Гуд бай! — он шумно газанул и помчался.

Она видела, как он свернул за угол по направлению к морю, затем подошла к первому же такси в очереди и села в машину.

В начале шестого было совсем светло, когда она вошла в свою спальню на вилле. Ее чемоданы, аккуратно уложенные, но еще открытые на тот случай, если она захотела бы положить что-то еще в последний момент, стояли у стены. На ночном столике под лампой лежала записка ее секретаря. Она взяла ее. Немногословно. Обычный стиль Дайяны:

«Отъезд — 9.00

Отъезд Ницца — Париж — 10.00

Отлет Париж — Лос-Анджелес — 12.00

Расчетное время прилета — 16.00. Время местное».

Она еще раз поглядела на часы. Если завтракать вместе с мальчиками в семь утра, то не было смысла ложиться в постель. С большим успехом она сможет поспать в самолете.

Она пошла в ванную, открыла аптечку и взяла патрончик с таблетками. Забросила в рот дексамил и проглотила с глотком воды. Это поможет ей продержаться на ногах по крайней мере до отлета из Парижа.

Медленно она начала раздеваться. Посмотрела на себя голую в большом зеркале, встроенном в стену в ее туалете. На ее грудях были слабые синяки в тех местах, где их сжимал Жерар, но в полумраке они будут незаметны, а днем их легко замаскировать косметикой. Ее живот бы еще достаточно плоским, и не было избыточной полноты на ее бедрах и ягодицах. Она провела рукой по светловолосому треугольнику. Легкие мурашки пробежали по телу, стоило ей вспомнить, как этот черный взял ее. Никогда не подумала бы, что может кончить столько раз подряд. Она вернулась к аптечке и достала пакет массенгила. Надо проспринцеваться, это успокоит раздражение, которое она все еще чувствовала.

Пока она разводила препарат, другая мысль обожгла ее мозг. А вдруг у негра была венерическая болезнь? Возможность подцепить всегда есть. В особенности от «би», о чем она знала. Она где-то читала, что среди гомосексуалистов наибольший процент венерических больных. Снова полезла в медицинский шкафчик. На этот раз проглотила две таблетки пенициллина. Положила пузырек в свою сумку, с тем чтобы не забывать принимать в течение нескольких дней.

Дексамил начинал действовать, и она, закончив гигиенические процедуры, шагнула под душ. Горячая-холодная, горячая-холодная, горячая-холодная — три раза, как ее научил Бейдр. Когда вышла из-под душа, она чувствовала себя такой свежей, будто проспала целую ночь.

Села за туалетный столик и начала медленно накладывать макияж. Потом не спеша оделась и спустилась вниз в столовую, присоединиться за завтраком к детям.

Они были удивлены, увидев ее. Она не имела обыкновения завтракать вместе с ними. Вместо этого они сами приходили к ней в комнату, когда она просыпалась, обычно это бывало к ленчу.

— Куда ты, мамочка? — спросил Мухаммад.

— Я собралась встречать папу в Калифорнии.

Личико его просветлело:

— И мы тоже с тобой?

— Нет, милый. Это такое короткое, недолгое путешествие. Через несколько дней я вернусь.

Он был явно расстроен.

— А папа тоже прилетит с тобой?

— Не знаю, — сказала она.

И это была правда. Она не знала. Бейдр просил только о встрече с ним. Он ничего не сказал о дальнейших своих намерениях.

— Я надеюсь, он тоже приедет, — сказал Самир.

— Я тоже надеюсь, — сказала она.

— Я хочу, чтобы он послушал, как мы хорошо говорим по-арабски, — сказал младший.

— Ты ему расскажешь, мама? — спросил Мухаммад.

— Расскажу. Папа будет очень рад вашим успехам.

Оба мальчика заулыбались.

— Еще скажи ему, что мы очень скучаем, — сказал Мухаммад.

— Скажу.

Самир посмотрел на мать.

— А почему наш папа не приходит домой, как другие папы? У моих товарищей папы приходят каждый вечер. Он нас не любит?

— Папа любит вас обоих. Но папа очень занят. Он должен очень много работать. Он хочет приходить домой и видеть вас, но не может.

— Я хочу, чтобы он приходил домой, как другие папы, — сказал Самир.

— Что вы собираетесь сегодня делать? — спросила Джордана, чтобы переменить тему.

Мухаммад оживился:

— Няня устраивает нам пикник.

— Вот будет веселье!

— Да, конечно, — согласился он. — Но еще веселей, когда папа берет нас кататься на водных лыжах.

Она смотрела на своих сыновей. На их серьезных лицах и в больших темных глазах было что-то такое, от чего у нее слегка защемило сердце. Во многом они были как бы миниатюрным слепком своего отца, и ей подчас казалось, что она очень мало может сделать для них. Мальчикам необходимо моделировать себя по своему отцу. Она сомневалась, чтобы это сознавал Бейдр. Иной раз она сомневалась, имеет ли для Бейдра значение хоть что-нибудь, кроме его бизнеса.

В комнату вошла няня.

— Пора на урок верховой езды, — сказала она с сухим шотландским выговором. — Учитель пришел.

Оба братца выскочили из-за стола и с радостными воплями помчались к двери.

— Минуточку, дети! — крикнула им вдогонку няня. — Вы ничего не забыли?

Мальчики переглянулись, затем со сконфуженными лицами вернулись к матери. Подставили свои щеки для поцелуя.

— А я что-то придумал, — сказал Самир, глядя на нее.

Она посмотрела на сынишку, невольная улыбка осветила ее лицо. Она знала, что сейчас последует.

— И что же?

— Когда ты вернешься, ты нам сделаешь сюрприз, — сказал он серьезно. — Правда, я хорошо придумал?

— Ты прекрасно придумал. Что за сюрприз у тебя на уме?

Он наклонился и прошептал братишке на ухо. Мухаммад кивнул.

— Ты видала бейсбольные картузы, такие, как носит папа, когда на лодке? — спросил он.

Она кивнула.

— Ты можешь нам привезти такие?

— Я постараюсь.

— Спасибо, мамочка! — хором поблагодарили они. Она еще раз поцеловала детей, и они без оглядки убежали. Она села на минутку к столу, потом встала и пошла обратно в свою комнату. В девять часов, когда Юсеф приехал за ней, она была готова к отъезду.

Гул турбодвигателей и снотворное давали себя знать. Пока не уснула, она стала размышлять о Юсефе. Что же он такое затевал? Действовал ли по собственной инициативе или же исполнял инструкции Бейдра? Странным было почти трехмесячное отсутствие Бейдра. Они ни разу не разлучались на такой долгий срок. И не другая женщина была тому причиной. С этой стороны она его прекрасно знала. Она знала о Бейдре и его женщинах задолго до того, как они поженились. Так же, как знал он о ее преходящих увлечениях.

Ни она, ни он не желали знать подробности романов другого. Очевидно, на этот раз причина была глубже и намного серьезней. Но она никогда этого не узнает, если только он не скажет ей сам.

Несмотря на то, что во многих смыслах он был вестернизирован, а она приняла мусульманство, их все же разделяла тысячелетняя разница философий. Конечно, Пророк даровал женщинам немало прав, однако до подлинного равноправия было еще далеко. В действительности все их права сводились к одному: ублажению мужчины.

Это и было единственным ясным пунктом их взаимоотношений. Она это знала, и он это знал. Ей не принадлежало по сути дела ничего. Он своей волей был вправе отнять у нее да же детей.

От одной этой мысли ее бросило в озноб. Нет! Он не мог пойти на это! Он еще нуждался в ней. Как, например, сейчас. Захотел же он, чтобы в западном мире она была рядом с ним, и его не воспринимали слишком чужим.

С этой мыслью Джордана уснула.

Глава 4

Полуденное солнце фильтровалось сквозь деревья и проникало в лоджию, рисуя причудливые узоры на розовой скатерти в Поло Ландж отеля «Беверли Хилл». Бейдр сидел в тени одной из ниш, защищенной от солнца. Напротив него сидели Кэридж и два японца. Бейдр наблюдал, как они завершали свой ленч.

Их ножи и вилки были аккуратнейшим образом на европейский манер сложены параллельно на тарелках, дабы свидетельствовать, что с едой они покончили.

— Кофе? — спросил он.

Японцы утвердительно кивнули. Он подал знак официанту и потребовал четыре кофе. Предложил им сигареты, но они отказались. Бейдр закурил сам и продолжал смотреть на них из своей ниши.

Старший японец сказал что-то по-японски своему младшему коллеге. Младший перегнулся через стол к Бейдру.

— Мистер Хоккайдо спрашивает, нашлось ли у вас время рассмотреть наши предложения?

Бейдр обратился к младшему, хотя прекрасно знал, что Хоккайдо понимает каждое слово.

— Да, я их обдумал.

— Ну и?.. — не смог сдержать свое нетерпение младший.

Бейдр успел заметить короткую вспышку недовольства на лице старого японца.

— Так не пойдет, — объявил он. — Трансакция запланирована чрезвычайно односторонне.

— Не понимаю, — ответил молодой. — Мы приготовились к постройке десяти танкеров по предложенной вами цене. Все, о чем мы просим, это чтобы для финансирования вы использовали наши банки.

— Я полагаю, вы просто не поняли, — спокойно пояснил Бейдр. — Вы толкуете о разовой сделке, я же заинтересован в создании консорциума. Я не вижу смысла в нашем соперничестве друг с другом в приобретении определенного имущества. Все, чего мы добьемся, — лишь взвинтим цены, которые, в конечном счете, сами же будем платить. Возьмите, к примеру, сделку по Ранчо дель Соль. Одна из ваших групп только что купила этот объект.

— Это была другая группа, не наша, — быстро уточнил молодой. — Но я не знал, что вы были заинтересованы в этой сделке.

— Нет, не был, — сказал Бейдр. — Но в этом районе имеется другое большое предприятие, в котором заинтересованы мы и ваша группа тоже. Конечный результат таков: первоначальная стоимость удвоилась, и кто бы из нас ни заполучил дело, он уже прогорел на старте.

— Вы действуете через ваш банк в Ла Джолла? — спросил молодой.

Молодой повернулся к Хоккайдо и быстро заговорил с ним по-японски. Хоккайдо внимательно слушал, то и дело кивая, затем ответил. Молодой вновь повернулся к Бейдру:

— Мистер Хоккайдо глубоко сожалеет о том, что мы оказались соперниками в отношении данного имущества, но обращает ваше внимание на то, что переговоры по данной сделке начались до того, как мы вступили в контакт друг с другом.

— Я тоже об этом сожалею. Поэтому я к вам и пришел. Наладить отношения. Мы с вами не нуждаемся в деньгах друг друга. Каждый из нас имеет своих больше чем достаточно. Но если мы работаем вместе, то, возможно, будем взаимно полезны в других делах. Вот почему я говорю с вами о постройке для нас танкеров.

— Но вы даже в этом создаете трудности, — напомнил молодой. — Мы для вас построим десять танкеров, которые вам нужны, но где нам взять для вас десять танкеров немедленно? Готовых для продажи нет ни одного.

— Это мне известно, но на ваших судоходных линиях их больше сотни. Для вас ничего не стоит передать их нашей компании, каждый будет принадлежать нам на пятьдесят процентов. Таким образом, вы фактически не понесете потерь в прибылях от них.

— Мы теряем пятьдесят процентов дохода, который они приносят, — возразил молодой. — И мы не видим, чем возместить эти убытки.

— Пятьюдесятью процентами доходов от дополнительных танкеров, что строятся у вас сейчас. Это далеко не пустяк, об этом стоит подумать, — сказал Бейдр. — И пятьдесят процентов ваших иностранных инвестиций, которые я же и вложу, будут наверняка благосклонно восприняты вашим правительством.

— У вас нет затруднений с получением одобрения наших иностранных инвестиций, — сообщил молодой.

— Обстановка в мире меняется, — доброжелательно напомнил Бейдр. — Рецессия в западном мире может изменить ваш положительный баланс платежей.

— В настоящее время ничего подобного на горизонте не заметно, — возразил молодой.

— Кто его знает. Изменение положения с энергопоставками могло бы повергнуть мировую технократию в катастрофический шок. И тогда перед вами встанут две проблемы. Первая — нехватка контрагентов; вторая — неспособность удержать достигнутый уровень производства.

Молодой человек вновь обратился к Хоккайдо. Старик внимательно слушал и одобрительно кивал. Затем повернулся к Бейдру и заговорил по-английски:

— Если мы принимаем ваше предложение, вы будете возить на этих танкерах нефть в Японию?

Бейдр утвердительно кивнул.

— Эксклюзивно?

И снова Бейдр кивнул.

— Какое количество нефти вы смогли бы гарантировать? — спросил Хоккайдо.

— Это будет зависеть только от того, сколько разрешит мое правительство. Я полагаю, что с учетом всей обстановки взаимовыгодное соглашение вполне достижимо.

— Вы смогли бы обеспечить для нашей страны статус наибольшего благоприятствования?

— Это в моих силах.

Хоккайдо помолчал, затем высказался конкретно и прямо:

— Итак, мистер Аль Фей, если вернуться к сути вами сказанного, мы отдаем вам пять кораблей за полцены и строим еще пять за ваши деньги, и тогда вы будете согласны использовать эти танкеры для транспортировки в нашу странузакупленной у вас нефти. — Бейдр хранил молчание. Лицо его было абсолютно бесстрастно. Вдруг японец заулыбался: — Теперь мне понятно, почему вас прозвали Пиратом. Да вы же настоящий самурай. Однако я должен буду обсудить все эти дела с моими партнерами в Японии.

— Разумеется.

— Вы смогли бы прибыть в Токио, если мы решим начать действовать?

— Да.

Японцы встали. Бейдр тоже поднялся. Господин Хоккайдо поклонился и подал руку.

— Благодарю вас за чрезвычайно приятный и информативный ленч, мистер Аль Фей.

Бейдр пожал ему руку.

— Благодарю вас за потраченное время и терпение.

Когда японцы ушли, Кэридж подал знак, чтобы принесли чек.

— Понять не могу, чего они еще жалуются, — смеясь сказал он. — Мы платим за ленч. — Он подписал чек и добавил: — Майкл Винсент ожидает вас в бунгало.

— О’кей. В котором часу прилетает Джордана?

— Расчетное время прилета — шестнадцать часов, — ответил Дик. — Я перед ленчем как раз навел справки. Опоздание минут пятнадцать. Из отеля мы должны выехать не позже чем в пятнадцать тридцать.

Они прошли через затемненный Поло Ландж и снова вышли на солнце, чтобы дальше по тропинке дойти до их бунгало. Шаги гулко отдавались на дорожке из розового цемента.

— Ты все проверил насчет Ранчо дель Соль? — спросил Бейдр.

Кэридж кивнул:

— Все подготовлено. Мы взяли для вас дом недалеко от главного здания, выходящий окнами на площадку для гольфа. Банковские все занесены в списки клуба. Ужин будет в отдельном зале, после коктейля. Это даст всем возможность предварительно познакомиться.

— Отказов не было?

— Нет. Будут все как один. Вы для них так же интересны, как и они для вас.

Бейдр усмехнулся.

— Интересно, что они подумали бы, явись я перед ними в традиционном национальном костюме?

Кэридж засмеялся вместе с ним.

— Не иначе, укакались бы. Я уже слышал разговоры, будто бы вы настоящий дикарь. Вся эта публика — жуткие снобы. Все они англосаксы и протестанты. Ни одного еврея, ни католика, ни иностранца.

— Тогда им понравится Джордана, — сказал Бейдр. — Это уж точно. Она родилась и выросла в Калифорнии.

— Да, вы правы, — согласился Кэридж.

— И все-таки будет не просто. Я заметил, что они работают в новом бизнесе без большого энтузиазма, и мы потеряли несколько важных клиентов с тех пор, как банк перешел к нам.

— Согласно их рапортам, в этом повинны лос-анджелесские банки, контролируемые евреями.

— Это слишком простое объяснение. У меня всегда вызывают подозрение все их доводы, рассчитанные на то, что я их приму. Они угробили дело со «Стар Ранч» и позволили японцам поставить нас в глупейшую ситуацию.

— Они сказали, что японцы действовали через банки Лос-Анджелеса.

— Сработано плохо. Они там были с самого начала. Мы должны были успеть все завершить раньше, чем слух об этом дойдет до Лос-Анджелеса. Теперь надо будет мотаться и Токио и обратно.

Они подошли к бунгало. Кэридж отпер дверь. Прохладная полутемная комната с кондиционированным воздухом после добела раскаленного солнца освежала.

Винсент встал. Перед ним на столике для коктейля стоял неизменный стакан виски.

— Рад вас видеть, Бейдр.

— Я тоже всегда рад тебя видеть, друг мой.

Они пожали друг другу руки, и Бейдр, обойдя вокруг небольшого стола, сел на диван.

— Как подвигается сценарий?

— Вот именно потому я и хотел с вами повидаться. Сперва я подумал, что все будет легко. Вот так. Как было с моими фильмами о Моисее и Христе: там всегда находились какие-нибудь чудеса и было чем заполнить визуальный ряд и возбудить зрителя. Скажем, расступилось Красное море… воскресение, вознесение. Но тут нет ничего похожего. Ваш Пророк не сотворил ни одного чуда. Он был обыкновенный человек и только.

Бейдр рассмеялся:

— Это верно. Человек и только. Как все мы. Ни больше ни меньше. Тебя это огорчает?

— В кинематографическом смысле слова — да.

— Мне казалось, это сделает послание Пророка еще более убедительным и драматичным. То, что человек, подобный любому из нас, должен был донести до нас откровения Аллаха. А как насчет показа преследований его арабами-язычниками, надругательств евреев и христиан, изгнания и бегства в Медину? А борьба за возврат в Мекку? Да здесь драматизма с лихвой хватит на несколько фильмов.

— Для мусульманского мира, может, и хватит, но я очень сомневаюсь, что западный мир воспримет с восторгом идею своего злодейства и враждебности. Ты же говорил о своем намерении показывать эту картину повсеместно, разве не так?

— Так.

— Вот в этом и состоит наша проблема, — сказал Винсент. Он поднял стакан и осушил его. — Нам надо постараться ее разрешить до начала работы над сценарием.

Бейдр молчал. Истина Корана самоочевидна — почему же всегда возникают эти проблемы? Верующие христиане даже слышать не желают… Если бы лишь однажды они открыли ум и сердце для послания Пророка, свет истина озарил бы их. Он смотрел в задумчивости на режиссера.

— Если я правильно помню твою версию фильма о Христе, он был распят римлянами, а не евреями, это так?

Винсент кивнул утвердительно.

— В этом нет противоречия фактам? — спросил Бейдр. — В действительности разве не евреи приговорили Христа к распятию?

— Существуют разные версии, — сказал Винсент. — Потому что Христос сам был евреем и его предал Иуда, один из его апостолов, тоже еврей, а поскольку Его ненавидели раввины-ортодоксы за то, что он угрожал их власти, многие считают, что это евреи подстрекали римлян распять его.

— Но язычники-римляне в фильме были выведены злодеями, так или нет?

— Так.

— Тогда мы имеем ответ, — заключил Бейдр. — Мы выстроим нашу картину на конфликте между Пророком и курайшитами, приведшем к его бегству в Медину. Войны, которые вел Пророк, в действительности были не с евреями; они к тому времени уже усвоили принципы единобожия, — но с тремя крупными арабскими племенами многобожцев. Это они изгнали его из Мекки, а не евреи.

Винсент уставился на него:

— Помнится, я читал об этом, но никогда не задумывался о таком подходе к теме. Мне как-то казалось, что арабы всегда были с ним.

— Но не в начале, — пояснил Бейдр. — Племя курайшитов — это были арабы-язычники и многобожцы, именно к ним Магомет в первую очередь обратил свое учение, наставляя их на праведный путь — к Аллаху, а не к евреям и христианам. Это курайшитов он впервые назвал «неверными».

— Я попытаюсь подойти с этой стороны, — сказал Винсент. Он вновь налил себе виски и посмотрел через стол на Бейдра. — А вам не кажется целесообразным подключиться ко мне и работать над сценарием вместе?

Бейдр рассмеялся.

— Я бизнесмен, а не писатель. Писать я предоставляю тебе.

— Но вы знаете историю вопроса лучше, чем кто-либо из встреченных мной.

— Перечитай Коран. И, быть может, тогда ты увидишь то, что вижу я. — Он встал. — Попозже приедет Юсеф, и мы встретимся все вместе после уикенда. А сейчас, с твоего разрешения, я поеду в аэропорт встретить жену.

Винсент тоже поднялся.

— Я вас, конечно, не стану задерживать. Но я рад, что мы с вами смогли поговорить. Думаю, вы мне задали правильное направление. Сразу же приступлю к работе с новым подходом к теме.

Они обменялись рукопожатием, и Винсент покинул бунгало. Бейдр сказал Кэриджу:

— Что думаешь ты на сей счет?

— Если вы, шеф, позволите мне сказать откровенно, то, на мой взгляд, вам следует расплатиться с ним и забыть обо всей этой истории. Единственное, что вы будете иметь от этого фильма с гарантией, это — убытки.

— Коран учит: у человека есть много способов совершать добрые дела не только ради прибыли, но и во имя добра.

— Наверно, вы правы, но я все-таки проявил бы максимум осторожности, прежде чем приступать к работе над картиной.

— Странный ты молодой человек. Ты хоть изредка думаешь о чем-нибудь, кроме долларов и центов?

Кэридж пристально посмотрел на Бейдра:

— Да. Но не на работе. Я полагаю, вы меня наняли не за мое прекраснодушие.

— Конечно, конечно, — согласился он. — И тем не менее существуют вещи поважнее, чем деньги.

— Не мне решать такие вопросы, — сказал Дик. — Тем более, если речь идет о ваших деньгах. — Он начал складывать бумаги в свой атташе-кейс. — Моя работа состоит в том, чтобы поставить вас в известность о всех сторонах риска. Остальное — дело ваше.

— А ты считаешь, эта картина — дело рискованное?

— Очень.

Бейдр задумался.

— Я буду иметь это в виду, прежде чем мы приступим к делу. Мы к этому вернемся, когда будет готов сценарий и составлена финансовая смета.

— Слушаюсь, сэр.

Бейдр направился к двери своей спальни.

— Благодарю тебя, Дик, — сказал он спокойно. — Я не хочу, чтобы у тебя возникло впечатление, что я не ценю того, что ты стараешься для меня делать.

Дик вспыхнул. Бейдр совсем не часто делал ему комплименты.

— Вы не должны благодарить меня, шеф.

Бейдр улыбнулся.

— Я приму душ и через несколько минут буду готов. Пусть подадут машину прямо к бунгало.

— Будет сделано, шеф.

Кэридж был на телефоне раньше, чем Бейдр закрыл за собой дверь спальни.

Глава 5

Как всегда, самолет из Парижа запаздывал на целый час. Бейдр про себя клял авиакомпанию. Все они были одинаковые. Никогда не давали своевременную информацию о прилете, а когда сообщали, то было уже поздно думать, на что потратить время, оставалось только сидеть и ждать в аэропорту прибытия.

Зазвонил телефон в комнате для ОВП — Очень Важных Персон, и дежурная сняла трубку. Она некоторое время слушала, затем повернулась к ним.

— Ноль ноль третий заходит на посадку. Через несколько минут он будет у ворот.

Бейдр встал. Дежурная подошла к ним.

— Мистер Хансен встретит вас у ворот и сопроводит миссис Аль Фей, пока все будет оформлено.

— Благодарю, — сказал Бейдр.

В зоне прилета толпилась публика. Мистер Хансен, кряжистый мужчина в униформе «Эр Франс», вышел их встретить. Он их быстро провел через запретную зону таможенного досмотра. К ним присоединился иммиграционный офицер в униформе, и они входили в накопитель для прилетевших пассажиров одновременно с Джорданой.

Бейдр с удовлетворением отметил про себя, что сегодня на ней нет ни обычных джинсов-варенок, ни прозрачной блузки, в которых она привыкла щеголять на юге Франции. По этой части у Джорданы был отменный инстинкт и вкус. Она была одета по моде молодой жены-калифорнийки. Все от Диора, но скромно: шляпа с широкими мягкими полями и минимум косметики точно соответствовали вкусам здешнего общества, в которое они намеревались войти. Он двинулся к ней навстречу.

Она подставила щеку для поцелуя.

— Ты выглядишь очень мило, — сказал он.

— Спасибо, — улыбнулась она.

— Долетела хорошо?

— Весь полет спала. Они для меня устроили целое купе.

— Отлично. Нас ожидает довольно напряженная программа.

Юсеф, в темном костюме и слегка встрепанный, показался сзади с секретарем Джорданы. Бейдр поздоровался с ним за руку.

Служащий «Эр Франс» взял у них паспорта для оформления. Бейдр отвел Джордану в сторонку от толпы, чтобы поговорить наедине.

— Я очень сожалею, что так и не смог за все лето вернуться к вам, — сказал он.

— Мы тоже. В особенности дети. Они дали мне послание для тебя.

— Да что ты?!

— Они хотели тебе сказать, что у них большие успехи в арабском. Чтобы тебе не было стыдно за них.

— Правда?

— Думаю, да. Они стараются говорить только по-арабски со всеми, независимо от того, понимают их или нет.

Он расплылся в довольной улыбке.

— Я рад… — Их глаза встретились. — А ты? Чем занималась ты все это время?

— Да так, ничего особенного. Все как обычно.

— Выглядишь прекрасно.

Она не ответила на комплимент.

— Много было приемов в этом сезоне?

— Там всегда приемы.

— Ничего волнующего?

— Ничегошеньки. — Она посмотрела на него. — Ты похудел. Прямо отощал на вид.

— Буду есть побольше, — сказал он. — Если бы пришлось вернуться на Ближний Восток в таком виде, была бы трагедия. Они могли бы подумать, что для меня настали тяжелые времена.

Она улыбалась. Знала, что он имеет в виду. Арабы по сей день судили об успехах мужчины по объему его живота. Дородный мужчина всегда заслуживал более высокой оценки, нежели худощавый.

— Ешь хлеб и картошку, — сказала она. — И побольше баранины.

Он расхохотался. Она знала его западные вкусы. Он терпеть не мог мучнистую и жирную пищу, предпочитая всему бифштексы.

— Буду иметь это в виду.

К ним вышел Хансен.

— Все в полном порядке, — сообщил он. — На летном поле вас ждет машина, чтобы отвезти на вертолетную площадку.

— В таком случае, пошли, — распорядился Бейдр. Он подал знак Юсефу, который направлялся к ним. — Винсент в отеле «Биверли Хилл», — сказал ему Бейдр. — Уикенд проведи вместе с ним и постарайся узнать точно, в какой стадии наши дела. Я с тобой свяжусь в понедельник.

Юсеф постарался скрыть свое разочарование. Он очень уж не любил отсутствовать там, где могло происходить что-то важное.

— Вы думаете, с Винсентом могут быть какие-то проблемы?

— Не знаю, но, на мой взгляд, за три месяца он должен был хотя бы начать работать.

— Предоставьте это мне, шеф, — доверительно сказал Юсеф. — Я ему задам жару.

— Нам туда лету с полчаса, — сообщил пилот вертолета, когда они поднялись.

— Как одеваться к вечеру? — спросила Джордана. — Сколько у нас есть времени?

Бейдр поглядел на часы.

— Коктейль в восемь, ужин в девять. Черный галстук.

Джордана посмотрела на него. Она знала его нелюбовь к вечерним туалетам.

— Ты решил выдать по всей форме.

— Да, — сказал он. — Хочу произвести на них хорошее впечатление. Мне кажется, они меня недолюбливают за то, что я приобрел банк.

— Уверена, что это у них пройдет, как только познакомятся с тобой.

— Надеюсь, — сказал Бейдр серьезно. — Но не уверен. У них там чрезвычайно развита клановость.

— Пройдет, пройдет. Я эту публику знаю очень хорошо. Экспатриантка из Пасадены. Но они ничем не отличаются от других. Встречают по деньгам.

Гигантский букет алых роз, преподнесенный Джордане президентом банка Джозефом И. Хатчинсоном и его супругой Долли, когда они прибыли, доказывал хотя бы отчасти ее правоту.

Негромкий стук в дверь, и приглушенным голосом Джабир объявил:

— Господин, время девятнадцать пятнадцать.

— Благодарю тебя, — отозвался Бейдр. Он встал из-за маленького столика, за которым сидел и читал банковские отчеты. У него еще есть время принять душ, перед тем как облачиться в смокинг. Он быстро разделся и пошел в ванную, которая разделяла спальни его и Джорданы.

Он открыл дверь в тот момент, когда она, блестевшая от воды, поднималась из благоухающей ванны. Он застыл на месте.

— Извини, — машинально произнес он. — Я не знал, что ты еще здесь.

— Все в порядке, — сказала она с легкой иронией в голосе. — Извиняться нет надобности.

Он промолчал.

Она потянулась за полотенцем и стала в него заворачиваться. Он протянул руку и остановил ее. Она вопросительно посмотрела на него.

— Я почти забыл, как ты красива, — сказал он.

Он медленно забрал у нее полотенце, выпустил из рук. Оно упало. Пальцы его проскользили по линии от ее щеки, через вспыхнувший твердеющий сосок, через крошечное углубление на животе к мягкой припухлости лобка.

— Как это красиво, — шепотом проговорил он. Она стояла неподвижно. — Взгляни на меня! — сказал он с неожиданной настойчивостью в голосе. — Она подняла голову и посмотрела ему в лицо. В глазах у него была печаль. — Джордана!

— Да?

— Джордана, что с нами произошло? Почему мы стали чужими?

Глаза ее вдруг стали наполняться слезами.

— Не знаю, — прошептала она.

Он обнял ее и прижал ее голову к своему плечу.

— Вокруг столько всяких несуразностей, — сказал он. — Просто не знаю, с чего начать их исправлять.

Ей хотелось поговорить с ним, но она не могла найти нужных слов. Они были пришельцы из разных миров. В его мире женщина была ничто, мужчина — все. Скажи она ему, что у нее те же самые сексуальные потребности, что и у него, те же самые сексуальные и социальные стимулы, он воспринял бы это как покушение на его мужское превосходство. И подумал бы, что она не является достойной женой. А ведь именно эти потребности свели их вместе в самом начале.

Она прижалась лицом к его щеке, безмолвно плача.

Он ласково гладил ее по голове.

— Я скучал по тебе, — сказал он. Приподнял за подбородок ее голову и посмотрел в глаза. — Ты такая у меня… единственная.

«Тогда почему же ты не живешь дома? Почему с другими?..» — подумала она про себя.

Он словно прочитал ее мысли.

— Они ничего не значат для меня, — сказал он. — Они на миг и — забыты.

Она продолжала молчать.

— А у тебя с этим так же? — спросил он.

Она посмотрела ему в глаза. Он знал. Он всегда обо всем знал. И тем не менее никогда не заговаривал об этом. Она утвердительно кивнула.

На миг его губы плотно сжались. Потом он вздохнул.

— Человек вступает в свой рай или ад здесь же, еще на земле. Как я вступил в свой.

— Ты сердишься на меня? — еле слышно спросила она.

— Разве есть у меня право? — спросил он. — Суд будет, когда мы встанем перед Аллахом и книга наших судеб будет прочтена. Груз моих собственных грехов достаточно велик для меня. И ты тоже далеко не безгрешна. У меня же только одно требование к тебе.

— Какое же?

— Чтобы у тебя этого не было с евреем, — сказал он. — На всех прочих я посмотрю сквозь пальцы, так же, как ты.

Взгляд ее упал.

— Прочие должны быть обязательно?

— За тебя я ответить не могу, — сказал он. — Я мужчина.

Ей сказать на это было нечего.

Он опять приподнял ее голову и поцеловал.

— Я люблю тебя, Джордана!

Она ощутила, как вливается в нее его тепло, когда прильнула к нему. Его сила крепла на ее животе. Ее рука опустилась, чтобы найти его фаллос. Он был тверд и влажен в ее ладони.

— Бейдр… — плакала она. — Бейдр.

Он долгим взглядом смотрел в ее глаза… потом поднял ее под руки перед собой. Ее ноги машинально раскрылись и сомкнулись у него на талии, затем он медленно опустил ее… Она охнула, ощутив его внутри себя. Словно в нее вонзили горячий стальной стержень и попали прямо в сердце. Стоя, он начал плавно двигаться в ней.

Жар охватил ее всю, и она была уже не в силах себя сдерживать. Как обезьянка, прильнув к нему, она начала судорожно дергаться на нем, оргазм следовал за оргазмом, сотрясая ее всю. Мысли вихрем кружились у нее в голове…

Все было не так. Это было не то, что ей надо. Это не было то наказание, какого она для себя искала.

Она раскрыла глаза и безумным прищуренным взглядом посмотрела на него.

— Мучь меня… — простонала она.

— Что?!.

— Мучь! Причини боль! Прошу тебя… Как в прошлый раз. И будет мне поделом. Я не заслужила лучшего.

Он на мгновение застыл, потом медленно поставил ее на пол и убрал ее руки, обнимавшие его. Голос его внезапно стал ледяным:

— Тебе пора одеваться. Так будет лучше, иначе мы опоздаем на прием.

Он резко повернулся и ушел к себе. Чуть погодя ее начало трясти. Она подняла полотенце, бранясь про себя. Ничего-то не могла она сделать по-людски.

Глава 6

Жар белого сверкающего солнца, казалось, отскакивал от корявых скал и песков пустыни, простиравшейся перед ними. Редкий колючий кустарник устало ник на горячем ветерке. Далекий говор пулемета замер где-то впереди.

Лейла неподвижно лежала в неглубоком окопчике. Она чувствовала, как у нее под мышками, между грудями и между ног мокро от пота. Осторожно перекатилась на спину. Облегченно вздохнула. Боль в груди от упора в твердый грунт прошла. Сощурив глаза, она смотрела в небо и прикидывала, до каких пор обязана здесь лежать. Наемник-сириец, их старший на полевых занятиях, приказал ей не двигаться, покуда не подтянутся к ней остальные бойцы взвода. Она покосилась на свой массивный мужской хронометр на руке. Они должны были быть здесь, по крайней мере, минут десять назад.

Стоически она заставила себя ждать. Быть может, это была всего лишь учебная вылазка, но пулями они стреляли настоящими, и одна женщина уже была убита и три других — ранены. После того учебного занятия по лагерю пошла мрачная шутка: чьи заслуги по ликвидации федаинов будут больше — их собственные или израильтян?

Ей захотелось курить, но она не пошевелилась. Дымок в прозрачном воздухе может навлечь неприятельский огонь. Позади окопчика послышался шорох.

Она тихо перекатилась обратно на живот и повернулась, чтобы встретить опасность, одновременно подтянула к себе винтовку. Она приподнялась к брустверу и уже было высунула голову, но тяжелая рука треснула ее по каске и нахлобучила на уши. Сквозь боль она расслышала грубый голос выругавшего ее сирийца:

— Дура набитая! Говорили тебе, не высовывай голову. Я мог ухлопать тебя за сто ярдов отсюда.

Он соскочил к ней в окопчик, тяжело дыша. Он был коренаст и неуклюж, ему не хватало ни дыхания, ни терпения.

— Что там происходит? — спросил он.

— Откуда мне знать, черт возьми? — сердито ответила она вопросом на вопрос. — Ты приказал мне не высовывать головы.

— Но тебя назначили в головной дозор.

— Ты же объяснил мне, как выполнить то и другое, — сказала она с издевкой, — узнать, что там происходит, не высовывая головы из окопа.

Он молчал. Не говоря ни слова, достал пачку сигарет и протянул ей. Она взяла одну, он дал ей огня и закурил сам.

— Я думала, нам курить нельзя, — сказала она.

— Да мать бы их так! Мне уже осточертело играть в их дурацкие игры.

— Взвод когда подойдет?

— Не раньше, чем стемнеет. Мы решили, для них будет опасно двигаться раньше.

— Тогда зачем же ты сюда приволокся?

Он смотрел на нее, в темных его глазах был блуд.

— Должен же был кто-то тебе сказать об изменении в наших планах.

Она недоверчиво посмотрела на него. Ведь мог послать кого-нибудь еще, он был не обязан делать это лично. Но она знала в чем дело. До сих пор она оставалась единственной женщиной в их взводе, которую он не имел.

Это ее не слишком беспокоило. Она с ним справится, если будет надо. Или захочется. Все тут делалось слишком запросто. Все традиционные табу мусульман бесследно сгинули. Им было сказано, что в борьбе за свободу долг женщины ублажать мужчин. В новом, свободном обществе никто не покажет на них пальцем. Это был просто еще один способ участия женщин в общей борьбе за победу Дела.

Он снял флягу с ремня и отвинтил крышку. Запрокинул голову и дал воде свободно потечь ему в глотку, затем передал флягу ей. Она вылила несколько капель себе на ладонь и смочила лицо.

— Жарко, клянусь Аллахом, — сказал он.

Она кивнула, возвращая ему флягу.

— Ты счастливчик, — сказала она. — Я тут проторчала уже два часа. Тебе до темноты остается меньше.

Она опять перекатилась на спину и надвинула козырек каски на глаза от солнца. Могла хотя бы поудобней устроиться, пока ждала. Вскоре почувствовала на себе его взгляд. Сквозь прищур век она видела, как он не отрывая глаз смотрит на нее. Мысленным взором увидела темные пятна пота на своей хлопчатобумажной форме под мышками, на талии и на штанах, где они раздваивались. Это было, как если бы она сама пометила на теле свои интимные места.

— Попробую малость вздремнуть, — сказала она. — Эта жарища меня доконала.

Он не ответил. Она взглянула в небо. Оно было того оттенка синевы, что всегда заставляла думать о близком конце лета. Странно. До сих пор она всегда ассоциировала это с концом летних каникул и возвращением в школу. Ярко вспыхнуло воспоминание. День был такой же, как сейчас, под таким же синим небом, когда мать сообщила ей, что ее отец собирается разводиться. Из-за той американской сучки. И из-за выкидыша, который сделал ее бесплодной, неспособной родить ему сына.

Лейла играла на пляже со старшей сестрой. Вдруг появилась их экономка Фарида. Она казалась страшно взволнованной.

— Быстро ступайте домой, — сказала она. — Ваш отец собрался уходить и хочет с вами попрощаться.

— Хорошо, — сказала Лейла. — Мы только переоденем купальники.

— Нет-нет, — резко возразила Фарида. — На это нет времени, ступайте в мокрых. Отец торопится.

Она повернулась и быстро заковыляла к дому. Они побежали за ней.

— Я думала, папа немного побудет с нами, — сказала Амал. — Почему он уходит?

— Откуда мне знать, я всего-навсего служанка. Мне не полагается задавать вопросы господам.

Девочки переглянулись. Фариде дело было до всего, и она знала все. И если она сказала «не знаю», это означало, что она не желает, чтобы знали они.

Она остановилась перед боковым входом в дом.

— Оботрите ноги от песка, — скомандовала Фарида. — Отец ждет вас в передней гостиной.

Они наскоро обтерли ноги и пробежали сквозь комнаты.

Отец ждал их около парадной двери. Джабир уже укладывал в машину чемоданы.

Отец повернулся к ним и неожиданно улыбнулся. Но в глазах у него была какая-то странная, темная грусть. Он опустился на одно колено, чтобы обнять их, когда они подбежали.

— Я рад, что вы поспели вовремя, — сказал он. — Боялся, что уеду, так и не попрощавшись с вами.

— Куда ты уезжаешь, папа? — спросила Лейла.

— Я должен вернуться в Америку по очень важному делу.

— А я думала, ты останешься, — сказала Амал.

— Не могу никак.

— Но ты же обещал покатать нас на водных лыжах, — сказала Лейла.

— Мне очень жаль… — Ей показалось, что он поперхнулся, и глаза у него вдруг повлажнели. Он прижал дочек к себе. — Вы будете умницы и всегда слушайтесь мамочку.

Что-то было не так. Сестры могли это чувствовать, но не знали, что это.

— А когда вернешься, покатаешь нас на водных лыжах? — спросила Лейла.

Отец ей не ответил. Вместо ответа крепко прижал их к себе. Потом вдруг сразу отпустил и встал. Лейла поглядела на него, задрав голову, думая при этом, какой же он красивый. Ни у кого не было такого отца, как у них.

Позади него в дверях появился Джабир.

— Времени совсем не осталось, господин. Мы должны торопиться, чтобы успеть на самолет.

Бейдр наклонился и расцеловал их, сперва Амал, потом Лейлу.

— Я надеюсь на вас обеих, девочки, что вы позаботитесь о маме и будете послушными.

Они молча покивали головками. Бейдр направился к двери, они за ним вслед. Он уже спустился на половину лестницы, когда Лейла окликнула его:

— Папа! Ты уезжаешь надолго?

Казалось, он на миг заколебался, но тут же сел в машину, дверца за ним захлопнулась, а он так и не ответил. Сестры посмотрели, как отъехала от дома машина и укатила по шоссе. Они вернулись в дом.

Фарида ждала их.

— Мама у себя? — спросила Амал.

— Да, — ответила Фарида. — Она сейчас отдыхает. Ей нездоровится, просила ее не беспокоить.

— А к обеду она спустится? — спросила Лейла.

— Думаю, нет. А теперь, девочки, в ванную, и смойте с себя весь песок. Придет мама или нет, но я хочу, чтобы за столом вы сидели чистые и свеженькие.

Лишь поздно вечером они узнали, что произошло. После обеда пришли родители их мамы, и когда бабушка увидела их, она расплакалась. Взволнованно прижала их к своему объемистому животу.

— Бедные мои сиротки, — плакала она. — Что вы теперь будете делать?

Дедушка Риад сразу рассердился:

— Замолчи, женщина! — громогласно потребовал он. — Что ты задумала? Перепугать детей до смерти?

Амал тотчас заревела.

— Папин самолет разбился! — завопила она.

— Вот видишь! — В дедушкином голосе был слышен упрек. — Что я сказал? — Он оттолкнул жену и сгреб старшую внучку в свои объятия. — Ничего с вашим папой не случилось. С ним все в порядке.

— А нана сказала, мы сиротки.

— Вы не сиротки, — возразил дед. — У вас есть и папа и мама. И мы.

Лейла смотрела на бабушку. Густая краска с глаз растеклась по лицу старой дамы.

— А почему же нана плачет?

Дед почувствовал себя неловко.

— Она расстроена, потому что уехал ваш папа. Потому и плачет.

Лейла пожала плечами.

— Ну и что же. Папа всегда уезжает. Но это ничего. Он вернется.

Дедушка Риад поглядел на нее. Он молчал. В гостиную пошла Фарида.

— Где твоя хозяйка? — спросил он.

— Она у себя, — ответила Фарида. Посмотрела на детей. — Пора спать, девочки.

— Это верно, — быстро поддержал ее дед Риад. — Ступайте спать. Мы с вами побудем завтра.

— Ты возьмешь нас на пляж? — спросила Лейла.

— Возьму. А сейчас слушайтесь Фариду. Марш в постель!

Когда они шли вверх по лестнице, Лейла слышала, как дедушка сказал:

— Пойди передай своей хозяйке, что мы ждем ее в гостиной.

У Фариды голос был недовольный:

— Хозяйка очень расстроена. Она не спустится.

Дедушкин голос стал жестким:

— Она спустится. Передай, что я сказал — это очень важно.

Позднее, когда они были уже в постели, слышали громкие голоса взрослых внизу. Они вылезли из своих кроватей и приоткрыли дверь. Голос матери был пронзительный и злой:

— Я отдала ему свою жизнь! — причитала она. — И вот она какая, его благодарность за все! Бросить меня из-за белобрысой американской сучки, которая принесла ему ублюдка-сына!

Голос деда был намного тише и спокойней, но и его они слышали:

— У него не было выбора. Это был приказ принца.

— Ты его защищаешь! — тоном обвинения сказала их мать. — Вопреки голосу своей крови и плоти ты защищаешь кривду. Все, что вас интересует, это ваш банк и ваши деньги. С тех пор как у вас появились их депозиты, вам безразлично все, что происходит со мной!

— И что же с тобой происходит, женщина? — гремел голос деда. — Может, тебе чего-нибудь не хватает? Тебя бросили миллионершей. Он не забрал у тебя детей, как мог бы сделать по закону. Он дал тебе имущество и дома, здесь и в Бейруте, и отдельно деньги на дочерей. Чего еще можешь ты требовать?

— Разве я виновата, что не родила ему сына? — рыдала Мариам. — Почему всегда во всем виновата женщина? Разве не вынашивала я ему детей, не была ему верной женой, хотя знала, что он таскается по всему миру со шлюхами? Перед Аллахом, кто из нас жил по совести? Конечно же, это была я, а не он.

— На то воля Аллаха, что муж должен иметь сына, — сказал Риад. — А раз ты не смогла его дать, то у него было не только право, но и долг обзавестись наследником.

Голос Мариам сделался тише, но в нем осталась жуткая надсада:

— Быть может, это воля Аллаха, но он все равно когда-нибудь за это поплатится. Его дочери узнают о его предательстве, и он в их глазах будет полным ничтожеством. Он никогда их больше не увидит.

Затем голоса совсем стихли, и девочки ничего уже снизу не слышали. Тихонько притворили дверь и вернулись в постели. Все это было очень странно, и они ничего не поняли.

На следующий день на пляже Лейла вдруг посмотрела на деда, сидевшего на кресле под зонтом за чтением газеты.

— А если папочка хотел сына, — сказала она, — почему же он мне не сказал? Я была бы рада быть мальчиком.

Дедушка Риад отложил газету.

— Это не так просто, малышка.

— А то, что говорила мама, — правда? Мы его больше никогда не увидим?

Дед ответил не сразу, долго молчал.

— Ваша мама была очень сердита. Пройдет время, и она подобреет.

Но она так и не подобрела. Шло время, девочки росли — и выросли, постепенно переняли у матери отношение к их отцу. И поскольку отец не предпринимал попыток навести мост через разделившую их пропасть, они окончательно уверились в правоте матери.

В воздухе становилось прохладней, по мере того как солнце начало спускаться и летняя синь гаснуть и густеть, обращаясь в темноту. Лейла повернулась на бок и посмотрела на сирийца.

— Сколько еще ждать?

— С полчаса, — сказал он с улыбкой. — Для нас времени хватит… — Он потянулся к ней.

Она резко отодвинулась:

— Не надо!

Он недоуменно уставился на нее:

— Что с тобой? Ты что, лесбиянка?

— Нет, — спокойно сказала она.

— Тогда не будь такой старомодной. Для чего, по-твоему, они дают вам, девчонкам, эти пилюли?

Она смотрела на него. В ее голосе слышалось презрение. Все мужчины были одинаковы.

— Для моей защиты, не для твоего удобства.

Он изобразил на лице то, что по его мнению должно било выглядеть как победительная улыбка:

— Тогда давай, — сказал он, снова протягивая к ней руку. — Может, я научу тебя получать от этого удовольствие.

Ее движение было быстрым; винтовка уперлась ему в живот.

— Я сомневаюсь, — сказала она спокойно. — Ты еще можешь научить меня пользоваться этим ружьем, а трахать я и без тебя умею.

Он взглянул сперва на винтовку, потом на ее лицо. Натуральный смешок забулькал у него в горле.

— Я ни минуты в этом и не сомневался, — сказал он быстро. — Я просто беспокоился, как бы ты не потеряла навыки.

Глава 7

Извиваясь ужом, Лейла ползла по голому каменисто-песчаному плато, пока не достигла трехрядного заграждения из колючей проволоки. Она замерла, жадно ловя ртом воздух и стараясь поскорей отдышаться. Потом обернулась и стала всматриваться в бледно освещенное луной пространство позади. Соад, рослая крупнотелая египтянка, и Аида из Ливана ползли вслед за ней.

— Где Хамид? — спросила она.

— А черт его знает, — отозвалась египтянка. — Я считала, что он где-то недалеко впереди нас.

— Джамила рассадила коленку о камень, — сказала Аида. — Я видела, как он ей перевязывал ногу.

— Это было час тому назад, — ехидно уточнила Соад. — Сейчас он, наверно, добрался ей повыше коленки.

— Что будем делать? — спросила Лейла. — Нужны большие кусачки, чтобы пролезть через эту проволоку.

— Я думала, у Фатимы есть, — сказала Аида.

— Скажи по цепочке, чтобы передали сюда, — сказала Лейла.

Распоряжение быстро от женщины к женщине побежало по всей веренице. Через минуту-другую тем же путем достигли Лейлы мощные кусачки.

— Ты ими когда-нибудь работала? — поинтересовалась Соад, вручая инструмент.

— Нет, — сказала Лейла. — А ты?

Соад отрицательно помотала головой.

— Это, должно быть, не так уж трудно. Я видела, как это делал в прошлый раз Хамид.

Она взяла увесистый инструмент с длинными рукоятями, подползла под проволоку и перевернулась на спину. Медленно подняла кусачки над головой. На блестящих лезвиях сверкнул отблеск луны. Это длилось долю секунды, но тут же застрочил пулемет впереди, и над головами женщин просвистели пули.

— А-ччерт! — воскликнула досадливо Лейла, пытаясь вдавить тело в земную твердь. Она не осмеливалась пошевелить головой, чтобы оглянуться на остальных. — Где вы там? — тихо позвала она.

— Здесь мы, здесь, — отозвалась Соад. — Лежим, как мышки, и не шевелимся.

— Надо срочно двигать отсюда, — сказала Лейла. — Нас засекли.

— Сама двигай! Я даже шага не сделаю, пока пулемет не заткнется.

— Когда ползем, мы в безопасности: они ведут огонь в трех футах над нашими головами.

— Они арабы, — презрительно сказала Соад. — А я даже не слыхала, чтоб хоть один араб мог стрелять уверенно. Я остаюсь здесь.

— Я ползу дальше. Торчите тут хоть всю ночь, если вам так хочется.

Она осторожно перевернулась на живот и поползла вдоль заграждения. Чуть погодя услыхала позади себя шорох и шуршание. Оглянулась. Остальные женщины последовали за ней.

Спустя почти полчаса она остановилась. Пулемет все еще постреливал, но пуль слышно не было. Значит, сюда уже не долетали.

На этот раз она рисковать не стала. Вымазала грязью кусачки, чтобы не блестели при лунном свете. Снова перекатилась на спину и наложила кусачки на проволоку. Она оказалась крепче, чем можно было подумать, и щелчок в тишине был довольно громким, но, кажется, никто его не услышал. За несколько минут она простригла проход в первом ряду. Поползла к следующему. Еще два, и они преодолеют заграждение.

Несмотря на ночной холодок, она вспотела. Принялась старательно проделывать проход во втором ряду. Тут проволока была двойная, и теперь времени потребовалось минут двадцать. Последний ряд был затянут тройной проволокой, и на него ушло минут сорок.

Она лежала на спине, с трудом переводя дыхание, руки и плечи болели от напряжения. Посмотрела на Соад.

— Остановимся, когда дойдем до белых отметок. До них отсюда будет метров двести. И тогда мы выйдем на свободное пространство.

— Ладно, — отозвалась Соад.

— Помни — голову высоко не поднимать, — строго наказала Лейла.

Она опять перекатилась на живот и поползла вперед. Две сотни метров на животе показались ей тысячей миль.

Наконец она увидела белые колышки, торчавшие из земли в нескольких метрах впереди. В тот же момент донеслись и голоса — мужские голоса.

Лейла подняла вверх руку ладонью назад — знак остальным замереть и — ни звука. Если бы их засекли сейчас, был бы большой срам. Все они вжались в грунт.

Голоса доносились слева. В свете луны она разглядела троих солдат Один из них зажигал сигарету, двое других сидели у пулемета. Огненную дугу прочертила в воздухе брошенная солдатом спичка, упав почти рядом с головой Лейлы.

— Проститутки все еще там, — громко сказал солдат с сигаретой.

Один из солдат встал, энергично махая руками, чтобы согреться.

— Хамиду охота разогреть их замерзшие мохнатки.

Солдат с сигаретой заржал.

— Мог бы и мне выделить штук несколько. Я показал бы, как их растапливать.

— От Хамида дождешься, — сказал сидевший. — Он с ними как султан в гареме.

Послышался тихий зуммер. Солдат с сигаретой взял трубку радиотелефона. Лейле не было слышно, что он говорил в трубку, но зато слышала, что он говорил своим товарищам, когда положил ее.

— Это был первый пост. Они засекли их, но потом потеряли. Они думают, что девки могут двигаться в нашу сторону.

— Чушь, — сказал один из них. — Я при такой луне вижу за полмили. Никого там нету.

— Все равно гляди в оба. Не к лицу нам, если пара девчонок сделает из нас ослиные жопы.

Лейла злорадно усмехнулась. Именно это они и собирались сотворить. Она обернулась назад и тронула Соад за плечо. Сказала, почти беззвучно шевеля губами:

— Слыхала?

Соад кивнула, остальные девушки жестом дали понять, что они все слышали.

Лейла молча сделала в воздухе округлое движение рукой. Они поняли. Поползут широкой дугой, охватывая огневую точку с тыла. Медленно, затаив дыхание, они начали продвигаться.

Маневр занял почти час времени; когда они оказались далеко за рубежом, отмеченным белыми колышками, и точно позади пулемета, Лейла подала сигнал атаки.

С боевым кличем женщины вскочили на ноги и напали на пост. Ругаясь, солдаты повернулись к ним и оказались перед дулами наведенных на них винтовок.

— Вы у нас в плену! — крикнула Лейла.

Капрал заулыбался.

— Похоже, да, — признался он.

Лейла узнала в нем солдата, который курил. Она не смогла скрыть торжествующую нотку в голосе:

— Может, вы теперь перемените свое мнение о женщинах-бойцах?

Капрал кивнул:

— Все может быть.

— Теперь что делать? — спросила Соад.

— Не знаю, — сказала Лейла. — Я думаю, нам надо доложить о том, что мы их взяли. — Она повернулась к капралу. — Дайте-ка мне вашу рацию!

Он протянул ей радиотелефон, продолжая улыбаться.

— Можно вопросик?

— Пожалуйста… — Тон у Лейлы был вполне деловой.

— Мы ваши пленники, верно? — Лейла кивнула. — Почему бы вам не изнасиловать нас, прежде чем докладывать начальству? Мы обещаем не жаловаться.

Женщины захихикали. Лейла разозлилась. Арабы среди мужчин были распоследними шовинистами. Она нажала на рации кнопку вызова. Но прежде чем ей ответили, к ним неторопливо подошли Хамид с Джамилой. Этак невзначай, как если бы встретились на прогулке в парке.

— Где вас, чертей, носило? — закричала она на Хамида.

— Мы ползли сразу за вами.

— Отчего вы не помогли нам?

Он пожал плечами:

— А зачем? Вы все делали правильно.

Она посмотрела на Джамилу. На лице толстушки-палестинки было полное довольство, и Лейла знала, по какой причине. Она повернулась к Хамиду.

— А как вы прошли через проволочные заграждения?

— Запросто. — Физиономия его расплылась в широкой улыбке. — Мы вырыли небольшую траншейку и профакали себе дорогу под проволокой.

Лейла сколько могла выдерживала строгую мину на лице, потом расхохоталась. У наемника-сирийца была странная манера острить, но он был забавный тип. Она вернула ему рацию.

— На, докладывай о нас, — сказала она. — Может, выпросишь для нас грузовик. Думаю, нам всем пора помыться горячей водой.

Пар подымался над душевыми при казармах. Плеск воды мешался с голосами моющихся женщин.

Душевые имели каждая по три рожка и были рассчитаны на совместное использование — четыре человека на кабину. Поскольку было всего две кабины, то там всегда была очередь из ожидающих душ женщин. Лейла любила пропустить всех и остаться последней, чтобы мыться не торопясь. Она прислонилась к окну, курила и слушала женскую болтовню.

Прошло почти три месяца, как она прибыла в лагерь, и все это время ее муштровали от зари и до темна. Если на ее теле где и был жирок, то давно его и след простыл. Теперь она стала поджарая, мышцы на животе и боках окрепли, груди словно два яблока. Ее блестящие волосы, которые по приезде коротко подстригли для удобства, теперь падали ей на плечи.

Каждое утро у них было два часа занятий культуризмом и еще строевая подготовка перед завтраком. После завтрака занятия по изучению оружия и уходу за ним. Также они овладевали техникой изготовления гранат, пластиковых бомб и взрывающихся писем, практикой применения транзисторных таймер-детонаторов. После обеда — техника и тактика рукопашного боя без оружия и с оружием. К концу дня время отводилось на политические занятия. Натаскивание на идеологические догматы было важной частью их подготовки, потому что предполагалось: каждая из них станет проводником идей нового порядка в арабском мире.

Позднее политические лекции уступили место занятиям по военной тактике, технике инфильтрации и саботажу, партизанским методам ведения войны и подрывной деятельности.

Последний месяц у них были военно-полевые занятия. Все, чему они обучались, должно было найти применение на этих занятиях. Постепенно Лейла почувствовала, как она грубеет. Все меньше и меньше думала она о себе как о женщине. Цель, к которой она себя готовила, полностью завладела ею и превратилась в образ ее жизни. Это через нее и таких, как она, придет новый мир. Ей вспомнилась ее прошлая жизнь, ее матьи сестра. Они жили в Бейруте, все еще в том, старом мире — ее сестра с никудышной семейкой и социальными проблемами; ее мать, до сих пор страдающая и безутешная, негодующая и обиженная на то, как она была отброшена их отцом на обочину жизни, но и ничего не предпринимающая, чтобы что-то изменить в своем положении. Она зажмурилась, восстанавливая в памяти тот день на юге Франции, перед тем как ее привезли сюда. Она думала о своем отце и его сыновьях, гоняющих на водных лыжах перед отелем «Карлтон». Ее отец нисколько не изменился с тех пор, как она видела его последний раз почти девять лет тому назад. Он был все так же высок и красив, преисполнен жизнелюбия и физической силы. Если б он только мог понять, если б только знал, как много он может сделать для освобождения арабов от империализма Израиля и Америки. Если б он только знал про нужду, про страдания, про гнет, под которыми томятся его братья, он бы не стоял в стороне и не потворствовал империалистам. Но это все лишь мечтания… Конечно же все он знал. Обязан был знать.

Просто ему все это было безразлично. Богат он был от рождения, и единственным его интересом было умножение этого богатства. Он любил роскошь и власть. И самое страшное было в том, что он такой был не один. Шейхи, принцы и короли, банкиры и богачи были все одинаковы. Арабы и не арабы. Они заботились только о себе. Если от них что-то и перепадало в виде благ для страны, то это происходило лишь от случая к случаю, как побочный эффект их усилий. В каждой арабской стране были миллионы крестьян, живших на грани голода, в то время как их правители разъезжали в шикарных «кадиллаках» с кондиционерами, летали в личных реактивных самолетах, владели домами и дворцами, раскиданными по всеми миру, и при этом они произносили помпезные речи о свободе собственного народа.

В конце концов это должно было прийти. Война была не только против иноземцев — это был лишь первый шаг. Вторым шагом и, по-видимому, более тяжелым будет война против их доморощенных угнетателей — людей, подобных ее отцу, людей, которые отбирали все и не делились ничем.

Душ освободился, и Лейла перебросила через перегородку свое большое махровое полотенце и ступила под струи душа. Горячая вода облила ее словно успокоительный бальзам. Она чувствовала, как расслабляется мускулатура. Неспешно принялась намыливать себя, прикосновения пальцев к коже доставляли ей чувственное удовольствие. В этом смысле она была похожа на своего отца. Снова она представила его на водных лыжах, мускулы напряжены усилием буксировки, все его существо наслаждается физической силой и мастерством равновесия.

Она взбивала мыльную пену на мягком лобке, покуда черные кудряшки не оказались сплошь покрыты белым кружевом. Затем она выпятила вперед бедра, и душ отвесно падал ей прямо туда. Истома и тепло наполнили ее изнутри. Нежно, почти машинально она поглаживала себя. Оргазм и видение отца на лыжах с выпяченными вперед бедрами возникли почти одновременно — к ее удивлению. Прежде чем она осознала это, еще один оргазм сотряс ее тело. Это был для нее шок… сменили его гнев и отвращение к себе. Ей была тошнотворна даже мысль об этом… Она резко закрутила горячую воду и подставила себя под ледяную струю, покуда не посинела вся от холода. Затем вышла из кабины завернувшись в полотенце.

Это была какая-то жуть… Ничего подобного ей раньше не приходило в голову. Видимо, это у нее в крови… Столько раз ей говорила об этом мать. Она была, как ее отец. Им управляло его тело: его похоть и аппетиты были вечно ненасытны. Мать рассказывала им кое-что про его похождения. Он не был тем человеком, который может довольствоваться одной добропорядочной женщиной. Дурная кровь, сказала мать, как бы предупреждая ее.

Она насухо вытерлась и, завернувшись в полотенце, пошла в казарму.

Соад — ее койка стояла рядом — была почти одета.

— Ты что делаешь вечером?

Лейла взяла халат.

— Ничего не делаю. Хотела полежать с книгой.

Соад принялась красить губы.

— У меня свидание с Абдуллой и с его дружком. Почему бы тебе не пойти с нами?

— Я что-то не в настроении.

Соад поглядела на нее.

— Пойдем. Тебе надо немного развлечься.

Лейла не ответила. Она помнила Соад в первый день здесь. Она сюда пришла, чтобы быть рядом со своим парнем, и говорила всем и каждому о том, как ей не терпится поскорей с ним встретиться. Но когда он здесь так и не появился, она не была огорчена. Она очень серьезно относилась к феминизму: женщины в армии пользовались равноправием с мужчинами, и к настоящему моменту она перетрахалась со всем лагерем — и нимало не переживала сей факт. «Здесь не то, что в Каире», — сказала она, вульгарно расхохотавшись.

— Послушай, — серьезно повторила Соад. — Если пойдешь с нами, я тебе отдам Абдуллу. Он самый лучший мужик в лагере. Для подруги не пожалею.

Лейла посмотрела на нее.

— У меня на это свой взгляд.

— Для кого ты ее бережешь? — спросила Соад. — Если тебе самой неохота, то не забывай, что это входит в наши обязанности. Помнишь, командир нам так и сказала: мы обязаны ублажать наших мужчин. Вот я, например, даже не знаю лучшего сочетания долга и удовольствия одновременно.

Лейла засмеялась. У Соад одно на уме.

— Ты меня поражаешь, — сказала она. — Но ни один из этих мужчин не вызывает во мне симпатии.

— В этом никогда не разберешься, пока не попробуешь, — возразила Соад. — Мужчины просто удивляют. Самые сильные любовники иной раз выглядят замухрышками.

Лейла покачала головой.

На лице Соад появилось недоумение:

— Ты невинная?

Лейла улыбнулась.

— Нет.

— Тогда ты влюблена!

— Нет.

Соад сдалась.

— Тогда просто не понимаю тебя.

Соад никогда не была ближе к истине, чем сказав это. Но как было заставить эту легкомысленную женщину понять, что для нее, для Лейлы, существуют более важные вещи, чем секс?

Глава 8

Через десять минут после побудки дверь в казарму неожиданно распахнулась, и Хамид проорал с порога:

— Внимание!

Мгновенный переполох, и все женщины, кто в чем был, заняли, как положено, места перед своими койками.

Хамид сделал шаг назад и пропустил вперед военачальницу. Ее зоркие темные глаза мгновенно обозрели все помещение, затем она прошла в середину его. Разумеется, не все женщины были одеты, но это нисколько не смущало.

Она собралась с мыслями и заговорила. Голос был четкий и лишен эмоций:

— Сегодня настал ваш последний день. Ваше обучение завершено. Мы свое дело сделали. Лагерь закрывается, и все вы получите назначения на дальнейшую службу.

Она сделала небольшую паузу. Новость женщин не взволновала, и они продолжали смотреть на своего командира.

— Я горжусь вами, — продолжала она. — Всеми. Кое-кто смотрел на нас с недоверием и скептически. Они говорили, что из женщин, в особенности из арабских женщин, хорошие солдаты не получатся, что они годны лишь для того, чтобы готовить пищу, наводить в доме порядок и ухаживать за детьми. Мы доказали, что эти люди ошибались. Вы члены «Аль-Ихва». Вы равноправны со всеми мужчинами в нашей армии. Вы прошли то же обучение, что и они, и все умеете делать не хуже любого из них.

Женщины по-прежнему слушали молча. Она высокопарно продолжала:

— У вас будет ровно один час упаковать личные вещи и приготовиться к отъезду. С каждой из вас я поговорю лично и вручу назначение. Это назначение, повторю еще раз, не может вами обсуждаться между собой. Оно только ваше и является в высшей степени секретным. Всякое обсуждение вашего индивидуального назначения будет считаться изменой и караться смертью — потому что малейшая ошибка в оценке человека, которому вы доверились, может стоить жизни многим вашим товарищам.

Она направилась к двери, затем снова повернулась к ним лицом:

— Ан-наср! Я приветствую вас. Да хранит вас Аллах! — ее рука вздернулась в приветствии.

— Ан-наср! — прокричали они в ответ, и ответили таким же салютом. — Идбах ал-аду!

Сразу в казарме стало шумно, как только дверь закрылась за ней.

— Это неспроста. Должно случиться что-то важное.

— На целый месяц раньше срока, про который говорили.

— Что-то случилось.

Лейла не принимала участия в пересудах. Она открыла свой шкафчик и выложила из него одежду, в которой приехала в лагерь. Молча сложила свою форму и прочие вещи в стопку на койке. Даже лифчики, трусики, туфли, ботинки и чулки — все было аккуратно сложено.

Она открыла небольшой чемодан, что привезла с собой. Достала из него синие джинсы, купленные во Франции как раз перед отъездом сюда, и надела их. Вот когда она поняла, как изменилось ее тело. Джинсы, бывшие в обтяжку, теперь болтались на ней. Даже рубашка была просторна, и она закатала рукава — они вроде бы даже стали длинней. Завязала рубашку узлом на поясе и надела мягкие сандалии. Уложила расческу, щетку и косметику, затем тщательно проверила шкафчик. Он оказался пуст, и Лейла осторожно захлопнула его.

Села на койку и закурила. Другие женщины рассуждали, что взять с собой, что оставить. Соад посмотрела на нее:

— Ты надела свою одежду?

Лейла кивнула.

— Начальница сказала — личные вещи. Это все, что у меня есть личного.

— А как же форма? — спросил кто-то еще.

— Если они хотят, чтобы мы ее забрали, им надо было так и сказать.

— Я думаю, Лейла права, — сказала Соад. Она повернулась к своему шкафчику. — Я, пожалуй, с удовольствием надену свое ради перемены. — Через минуту она заахала: — Ничего же не годится! Все велико!

Лейла рассмеялась.

— Это не так уж плохо. — Она загасила сигарету. — Представь, зато какое удовольствие ты получишь от новых вещей, когда обзаведешься ими.

Когда она выходила из казармы, солнце как раз вставало из-за гор. Утренний воздух был чист и прозрачен. Она несколько раз глубоко вздохнула.

— Готова? — раздался позади нее голос Хамида.

Она обернулась. Он стоял прислонясь к стене, с неизменной сигаретой во рту.

— Готова, как была всегда готова, — ответила она.

Он пристально посмотрел на нее.

— Ты не такая, как другие, ты это знаешь.

На это она ничего не сказала.

— Тебе не надо было этим заниматься. Ты богатая. Ты могла иметь все, что тебе захочется. — В глазах сирийца было уважение.

— Ты так думаешь? Откуда тебе знать, что я хочу?

— Ты же не веришь всей этой пустопорожней болтовне? — усмехнулся он. — Я прошел три войны. Всякий раз бывало одно и то же. Лозунги, стрельба, угрозы, обещания отомстить. А когда начинали свистеть пули, все на этом кончалось. Они поворачивались и разбегались. Только политики без устали идут в наступление.

— Быть может, когда-нибудь будет по-другому, — сказала Лейла.

Он выудил еще одну сигарету из кармана и прикурил ее от предыдущей.

— Как по-твоему, что будет, если мы отвоюем обратно Палестину?

— Народ получит свободу, — сказала она.

— Будет свободен от чего? Свободен подыхать с голоду, как все мы? При всех деньгах, которые текут в арабские страны, народ по-прежнему голодает.

— И это тоже должно быть изменено.

— Ты думаешь, Гуссейн, нефтяной шейх, да тот же твой отец с его принцем — захотят добровольно поделиться с народом тем, что имеют? По крайней мере сейчас они должны что-то предпринять. А если мы победим и давление на них прекратится, что тогда? Кто заставит их делиться? Да никто! Они только будут богатеть все больше и больше.

— Это будет зависеть от народа, как их заставить перемениться.

Хамид горестно засмеялся:

— К сожалению, вижу, что на этом моя работа закончена. Здесь было не плохо. Теперь надо найти другую.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она. — Они тебе не дали другое назначение?

— Назначение? — он рассмеялся. — Я профессионал. Мне заплатили. Тысячу ливанских фунтов за эту работенку. Другого места я не знаю, где мог бы зашибить такую деньгу. За полтора фунта в месяц надо горбатиться до полного усеру… Я предпочитаю «Братство». Оно платит лучше. Похоже, у них всегда водятся денежки, чтобы сорить ими.

— Ты не веришь в наше Дело? — спросила она.

— Конечно, верю, — сказал он. — Я только не верю нашим предводителям. Слишком уж их много, и каждый занят набиванием собственного кармана, стараясь выбиться наверх в этой собачьей грызне.

— Не могут они все быть такими.

Он улыбнулся, глядя на нее.

— Ты еще молода. Потом узнаешь.

— Скажи, что произошло? Почему вдруг все планы переменились?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Приказ пришел ночью, и командир была удивлена не меньше нас с тобой. Она всю ночь не спала, готовила материалы.

— Она исключительная женщина, верно?

Хамид кивнул.

— Может, будь она мужчиной, у меня бы осталось больше веры в наших вождей. — Он взглянул на нее заговорщицки. — А ты знаешь, за тобой должок?

— За мной — тебе? — удивилась она. — Какой же?

Он жестом показал на казарму за его спиной.

— В этом взводе четырнадцать девочек. Ты единственная, кого я не трахнул.

Она засмеялась.

— Ты уж извини.

— Вот именно, — сказал он полусерьезно. — Тринадцать — несчастливое число. Может случиться что-то очень плохое.

— Я не думаю… — Она улыбнулась. — Отнесись к этому иначе: надо же иметь что-то в перспективе.

Он ухмыльнулся.

— Давай пари. Если мы когда-нибудь встретимся снова — не важно где, — мы это сделаем.

Она протянула руку.

— Договорились.

Пожали друг другу руки. Он заглянул ей в глаза.

— Знаешь, а для девчонки ты не плохой солдат.

— Спасибо.

Он посмотрел на часы.

— Как по-твоему, они готовы?

— Должно быть, — сказала она. — Им особенно долго собирать нечего.

Он бросил сигарету и открыл дверь в казарму.

— Порядок, девочки! — рявкнул он зычным командирским голосом. — Выходи строиться!

Только через два часа без малого их вызвали в штаб. Пока они ожидали, лагерь демонтировался у них на глазах. Все имущество — от кроватей до вооружения и амуниции — выносили из помещений и грузили на машины. Лагерь приобретал вид города-призрака. Через раскрытые двери и окна ветер приносил песчаные вихри из пустыни, норовившие освоить эту территорию.

Женщины стояли у штаба, наблюдая, как нагруженные машины одна за другой покидали лагерь. Здание штаба было последним, подлежавшим демонтажу. Когда их вызвали, оттуда как раз выносили мебель.

По алфавиту Лейлу вызвали первой. Она закрыла за собой дверь, подошла к столу начальницы и лихо отдала честь.

— Докладывает Аль Фей! — Хотя в джинсах это выглядело не совсем так, как если бы она была в форме.

Военачальница устало ответила на ее приветствие.

— Вольно… Ан-наср… — сказала она. Взглянула на листок, лежавший перед ней. — Аль Фей, это ваше имя?

— Да, мадам. — Впервые Лейла подумала о ней, как о женщине. Начальница смертельно устала.

— Вам надлежит вернуться в дом своей матери в Бейрут, — сказала она. — Там с вами вступят в контакт и сообщат о новом назначении.

— И это все, ма’ам? Больше ничего?

— На этот раз все. Но вы не беспокойтесь. Мы вам дадим знать о себе.

— А как я об этом узнаю? Есть какой-нибудь пароль или кличка, чтобы я была уверена…

Военачальница перебила ее.

— Когда придет вызов, вы об этом узнаете, — сказала она. — На данный момент вашим заданием является прибытие домой и ожидание дальнейших распоряжений. Вы не должны вступать ни в какие политические группировки или даже приближаться к ним, независимо от того, симпатизируют они нашему Делу или нет. Вы будете вести свою обычную жизнь, поддерживать нормальные отношения в социальных рамках вашей семьи. Вам все понятно?

— Да, ма’ам.

Начальница коротко взглянула на нее. Кажется, она хотела добавить что-то еще, но передумала.

— Желаю успеха, — сказала она. — Свободны.

Лейла отдала честь, лихо крутанулась через левое плечо и вышла из кабинета. Она прошла через приемную. Другие женщины проводили ее любопытными взглядами, но она не проронила ни слова.

У входа стоял грузовик. Хамид жестом показал на машину.

— Ваш лимузин подан.

Лейла кивнула, молча залезла в кузов и села на скамью. Меньше чем за полчаса все места были заняты.

Они все были теперь по-особому молчаливы. Неожиданно все оказались чужими друг дружке, связанные приказом, опасаясь нечаянно сболтнуть лишнее.

Первой нарушила напряженное молчание Соад.

— А знаете, — начала она на своем грубоватом египетском говоре, — я уже начинаю скучать по этому месту. Здесь было не так уж плохо, и тут я потрахалась как никогда раньше.

Всем стало весело от ее признания, и завязалась обычная общая болтовня. Было столько всякой всячины, о которой сейчас вспоминалось, и можно было всласть позубоскалить — всякие происшествия, ошибки и даже немалые трудности. Прошло еще полчаса, а грузовик все не трогался.

— Чего мы дожидаемся? — спросил кто-то у Хамида.

— Начальницу, — ответил он. — Вот-вот должна выйти.

Он был прав. В следующий момент она появилась в двери барака. Все сразу замолкли и уставились на нее.

Они впервые увидели ее не в униформе. На ней был кургузый шерстяной костюмчик из Франции. Жакет был слишком короток, юбка чересчур длинна. Швы ее чулок шли винтом, и в туфлях на каблуках она передвигалась с большим для себя неудобством. Ее былой командирский вид бесследно улетучился. Даже лицо как-то обрюзгло, исчезло всегдашнее выражение уверенности.

Будь она малость потолще, ничуть не отличалась бы от моей мамы, подумалось Лейле. Или от любой другой женщины в нашей семье.

Хамид распахнул дверцу, и начальница заняла место в кабине рядом с водителем. Хамид обежал вокруг и через задний борт вскарабкался к женщинам.

— Порядок! — крикнул он водителю.

Выносили остатки мебели, когда они выезжали на дорогу и пристраивались к колонне грузовиков. Потом подъехал последний, посигналил гудком. Головная машина тронулась, за ней вытянулась вся колонна и направилась по шоссе в сторону побережья.

На повороте они бросили прощальный взгляд на бывший лагерь, и дорога начала огибать гору с юга. Она была такая же, как вчера, пустынная и заброшенная. Женщины опять приумолкли. Не слышно было шуток. Все углубились в свои собственные раздумья.

Они были в пути меньше часа, когда услыхали взрыв где-то в районе их лагеря. В следующий момент над ними раздался вой реактивных двигателей, и самолет сбросил бомбы на передние машины. Грузовик в голове колонны был объят пламенем.

Хамид встал у заднего борта и высунулся из-под тента:

— Израильские истребители! — крикнул он шоферу. — Съезжай с дороги!

Но в реве самолетов и грохоте разрывов шофер не расслышал его слов. Вместо этого нажал на газ — и врезался в передний грузовик. В то же мгновенье еще один истребитель-бомбардировщик низко пронесся над колонной.

Часто засвистели пули. Еще один грузовик был подожжен и взорвался. Женщины с визгом кинулись к заднему борту и стали выпрыгивать из кузова.

— Ложись! — заорал Хамид. — Скатывайся в кювет!

Лейла действовала машинально. Спрыгнув наземь, упала и перекатилась к обочине, в придорожную канаву, пряча голову.

Следующий истребитель зашел на колонну. Лейла увидела огненные хвосты выпущенных ракет. В клуб дыма взрывались один за другим грузовики.

— Почему мы по ним не стреляем? — услышала она чей-то голос.

— Из чего стрелять? — кричал кто-то. — Все винтовки в одном грузовике!

Рядом с Лейлой примостилась в канаве какая-то женщина. Лейла слышала ее рыдания. Она не подняла головы посмотреть — еще один истребитель атаковал колонну.

На этот раз снаряд попал в машину их взвода. Грузовик взорвался, душераздирающие крики женщин резали уши. Вокруг падали куски искореженного металла и человеческих тел.

Она силилась как можно глубже вдавиться в вонючее дно канавы. Как-то надо было спастись от смерти, которую швыряли в них с неба летучие монстры.

Опять раздался рев истребителей, визг ракет и грохот разрывов. А потом так же внезапно, как налетели, взмыв в синее поднебесье и блеснув голубыми звездами на фюзеляжах, самолеты унеслись на запад.

На короткое время воцарилась тишина, потом воздух начали раздирать крики боли и мук. Стоны и вопли, мольбы о помощи. Лейла медленно подняла голову над канавой.

На дороге зашевелились еще несколько человек. Она обернулась посмотреть, кто была спрыгнувшая к ней в кювет женщина.

— Соад, — шепнула она. — Как ты? Жива?..

Египтянка с трудом повернула к ней голову.

— Кажется, я ранена, — проговорила она необычным для нее слабым голосом.

— Давай помогу, — сказала Лейла, придвигаясь к ней.

— Спасибо, — шепнула Соад.

Она попыталась приподнять голову, но тут же уронила ее. Кровь хлынула у нее изо рта и из носа, растекаясь по земле, затем глаза ее изумленно расширились.

Лейла не могла отвести взгляд. Впервые в жизни она видела, как умирает человек. Соад мертва! Лейлу обдало холодом. Она принудила себя отвернуться и встать.

Она вылезла из канавы. Шоссе и земля вокруг были покрыты обломками. Перед ней лежала оторванная рука. На пальце искрилось бриллиантом кольцо. Перешагнув через руку, она машинально направилась к грузовику их взвода, вернее к тому, что от него осталось, — искореженное железо и изуродованные человеческие тела вокруг. Она тупо посмотрела на все это, потом подошла к кабине. Труп начальницы лежал на трупе шофера, юбка скрученно обтянула толстые бедра.

Краем глаза Лейла уловила движение сбоку от себя. Солдат, присев на корточки перед той же оторванной рукой, стягивал с пальца кольцо. Сняв, он отбросил руку, внимательно рассмотрел бриллиант и спрятал в карман. Почувствовав на себе ее взгляд, поднял глаза на Лейлу.

Она молчала.

Солдат глупо ухмыльнулся.

— Мертвым ничего не нужно, — сказал он и пошел за грузовик.

К горлу подступила тошнота, она согнулась в три погибели, и ее вырвало на дорогу. Она почувствовала, что теряет сознание, зашаталась, но тут чья-то сильная рука обняла ее за плечи.

— Спокойно, — сказал Хамид.

Она чувствовала в себе пустоту, слабость, и ее трясло. Она уткнулась лицом в его плечо.

— За что!.. — плакала она. — Мы же ничего им не сделали.

— Война, — сказал Хамид.

Она посмотрела на него. На щеке была кровь.

— Начальство знало, что будет налет, потому и снялись как по тревоге.

Хамид ничего на это не ответил.

— Это же глупость — в таком случае… — сказала она возмущенно. — Гнать машины по шоссе одной колонной. Предоставить им такую мишень… — Хамид равнодушно посмотрел на нее. — Для чего нас обучали? Чтобы перебить, как овец?

— Да ничего особенного и не случилось, если сегодня вечером послушаем наше радио, — откликнулся он. — Думаю, сообщат, что мы героически сбили по меньшей мере шесть израильских самолетов.

— Что за чушь ты городишь? — спросила она в недоумении. — Ты что, спятил? Мы не сделали ни одного выстрела.

Его голос был спокоен.

— Вот именно. И я про то. Но есть сто миллионов арабов, которые здесь не были и ничего не видели.

— Евреи!.. Они же звери. Мы были беззащитны, и все-таки они налетели.

— Вчера мы одержали большую победу, если верить нашему радио, — сказал он. — В Тель-Авиве взорвали школьный автобус, убито тридцать детей. Я думаю, они нам сегодня показали, что им это не понравилось.

— Правильно считает наше «Братство», — сказала она. — Единственный способ остановить их — это их уничтожить.

Он молча посмотрел на нее, затем полез в карман, достал сигарету и закурил. Выпустил дым через нос.

— Пошли отсюда, малышка, нечего тут делать, а впереди у нас длинная дорога.

— Мы могли бы остаться и помочь им похоронить убитых.

Он показал рукой через плечо. Она обернулась и увидела мужчин, шарящих среди останков.

— Сейчас они заняты другим делом. Потом они будут драться между собой за трофеи. А потом ты останешься единственной, за кого они будут драться. Кроме тебя, не осталось ни одной живой женщины.

Она безмолвно смотрела на него.

— Не думаю, что твое желание ублажить товарищей предполагает человек двадцать или тридцать сразу.

— А откуда ты знаешь, что потом они не погонятся за нами?

Он быстро нагнулся и поднял что-то с земли, лежавшее около него. Теперь только она увидела, что при нем был автомат, потом увидела и пистолет на поясе.

— Ты готовился к этому?

Он пожал плечами:

— Я же сказал тебе, что я профессионал. У меня он лежал в машине под скамейкой, и я прихватил его перед тем как выскочить из кузова. А кроме того, у меня было предчувствие. Разве я тебе не сказал, что тринадцать — несчастливое число?

Глава 9

Бейдр посмотрел на Джордану. Он был доволен. Он принял правильное решение. Джордана была как раз тем противовесом, в котором он так нуждался. Сейчас она прощалась с Хатчинсонами. Она произвела хорошее впечатление на жен, и можно было не сомневаться, что это изменит отношение к нему со стороны банковских служащих. Теперь они становились его командой…

Конечно, его предложение участвовать в прибылях весьма ему помогло. Пятнадцать процентов дохода, распределяемого в виде дивидендов на акции служащих, были для них отнюдь не лишними. Есть одно качество, общее для всех, — жадность.

К нему подошел Джо Хатчинсон.

— Я рад предоставленной возможности собраться всем вместе, — произнес он дружелюбно на своем калифорнийском говоре. — Это здорово, когда человек, с которым ты работаешь, мыслит так же, как ты сам.

— Я тоже рад этому, друг мой, — сказал Бейдр.

— Девочки славно поладили между собой, — добавил Хатчинсон, оглядываясь на свою жену. — Ваша маленькая леди пригласила Долли навестить ее будущим летом на юге Франции.

— Прекрасно, — улыбнулся Бейдр. — Вы тоже приезжайте. Недурно развлечемся.

Калифорниец подмигнул и усмехнулся.

— Я наслышан об этих французских девчонках, — сказал он. — Это правда, что на пляжах они ходят без лифчиков?

— Некоторые, не все.

— Готов побиться об заклад, я там побываю. В войну я в Европе не был. Только в Северной Африке немного поболтался в зенитчиках, и единственные девочки, которых видел, это были слащавые проститутки. Ни один уважающий себя мужчина к ним не прикасался. Все они были либо трипперные, либо за углом стоял ее ниггер с ножом, чтобы погнаться за тобой.

Совершенно очевидно, Хатчинсон не представлял себе, что говорит сейчас об арабских странах. У него в голове не возникало ассоциации между туземцами Северной Африки и человеком, с которым он откровенничает.

— Война — время тяжелое, — сказал Бейдр.

— Ваша семья принимала в ней участие?

— Не совсем. Страна наша маленькая и, наверно, никто всерьез не думал сражаться из-за нее. — Он не стал упоминать о том, что принц Фейяд заключил соглашение с Германией: если Германия победит, то группа Фейяда возглавит всю нефтяную промышленность на Ближнем Востоке.

— Как по-вашему, — спросил Хатчинсон, — будет еще одна война на Ближнем Востоке?

Бейдр пристально посмотрел ему в глаза:

— Ваши предположения столь же близки к истине, как и мои.

— Да-a, если что и случится, — сказал Хатчинсон, — я думаю, вы всыплете им как надо. Настанет время, когда надо будет кому-нибудь приструнить этих евреев.

— У нас не очень много клиентов евреев? — спросил Бейдр.

— Нет, сэр, — заверил Хатчинсон. — Мы не очень-то их жалуем, вот поэтому.

— А вы не думаете, что поэтому мы и профукали дело с Ранчо дель Соль? — спросил Бейдр. — Потому что разработки вели там несколько евреев?

— Должно быть, это и есть причина, — быстро согласился Хатчинсон. — Они хотели вести бизнес с еврейскими банками в Лос-Анджелесе.

— Я полюбопытствовал. Кто-то сказал мне, что нас перешибли. В Лос-Анджелесе им дали ссуду под основной капитал, а мы запросили на полтора пункта больше.

— Евреи нарочно это сделали, чтобы подставить нам подножку, — сказал Хатчинсон.

— В следующий раз вы подставите им. Я хочу, чтобы наш банк был конкурентным. Это единственный способ привлекать крупных дельцов.

— Даже если они евреи?

Голос Бейдра поскучнел:

— Не смущайтесь. Мы с вами говорим о долларах. О долларах Соединенных Штатов. Эта сделка могла принести нам доход в два миллиона долларов на основной капитал за три года. Если бы мы уступили полтора пункта, это все-таки дало бы нам полтора миллиона. Мне совсем не нравится, когда такие деньги уплывают.

— Но ведь евреи все равно сбили бы нам цену. В любом случае.

— Возможно, — сказал Бейдр. — Но мы могли бы запомнить отныне и навсегда, что мы будем заимодавцами равных возможностей.

— О’кей, — сказал Хатчинсон. — Вы босс.

— Кстати, цифра, которую вы назвали по «Лейжер Сити», остается в силе?

— Да, двенадцать миллионов долларов. Япошки ее вздули.

— Сделайте заявку по этой цене.

— Но постойте… У нас же нет в настоящий момент такой суммы, — запротестовал Хатчинсон.

— Я вам сказал — сделать заявку, а не покупать. Полагаю, к концу недели мы, возможно, будем иметь партнера.

— Заявка обойдется нам в десять процентов, в миллион двести тысяч. Если партнера не окажется, мы потеряем их. Таким образом, уйдут наши доходы за год. Ревизорам это может не понравиться.

— Я рискну. В наихудшем варианте я вложу свои деньги.

Если бы все сработало как задумано, то ни он, ни банк не потратили бы ни одного цента. Шесть миллионов вложили бы японцы, а вторые шесть пришли бы из его ближневосточной группы через нью-йоркский банк. Он имел бы эти деньги тремя путями. Банк получал бы проценты на ссуду и собственные средства, он же мог бы получать проценты за свои акции в японском консорциуме и еще у него были собственные средства в ближневосточной группе. Деньги, похоже, обладали прелюбопытнейшим свойством подпитывать самих себя и расти.

Наконец Хатчинсоны ушли. Джордана вернулась в комнату и в изнеможении опустилась в кресло.

— Иезус, — проговорила она. — Я просто не верю.

Бейдр улыбнулся.

— Во что ты не веришь?

— Что на свете еще живут такие люди. Я думала, их уже нет. Помню их по своему детству.

— Ты со временем убедишься, что люди в своей сути не меняются.

— Думаю, ты не прав. Ты изменился. Я изменилась.

Глаза их встретились.

— И вовсе не обязательно к лучшему, а?

— Зависит от того, как на это посмотреть. Я не думаю, что когда-нибудь могла бы вернуться к своей прежней жизни. Да и ты тоже не смог бы вернуться домой и остаться там насовсем.

Он молчал. В чем-то она была права. Он ни за что не смог бы жить жизнью, какой жил его отец. Слишком много всего происходило в мире.

— Покурить бы, — сказала она, взглянув на него. — У Джабира наймется тот его персональный гаш?

— Наверняка, — сказал Бейдр и хлопнул в ладоши.

Джабир возник из смежной комнаты.

— Слушаю господина?

Бейдр быстро что-то сказал ему по-арабски. Через мгновение Джабир появился с серебряным портсигаром и раскрыл его перед Джорданой. Сигареты были красиво набиты, с корковыми мундштучками. Она осторожно взяла одну. Затем он повернулся к Бейдру и предложил ему. Взял одну и Бейдр. Джабир положил портсигар на кофейный столик перед Джорданой, чиркнул спичкой и дал ей прикурить. Пламя он поднес так, что оно коснулось лишь самого кончила, и жар не попал внутрь сигареты. Точно таким же способом он зажег и сигарету Бейдра.

— Спасибо, — сказала Джордана.

Джабир отозвался «саламом» и жестом покорности.

— Благодарю госпожу за честь. — Он тихо вышел из комнаты.

Джордана глубоко затянулась. Она почувствовала успокаивающий эффект.

— Какая прелесть, — сказала она. — По-моему, Джабир делает их лучше всех.

— Его выращивают родственники Джабира на небольшой ферме неподалеку от места, где родился мой отец. Арабы называет это материалом, из которого сделаны грезы.

— Они правы, — рассмеялась Джордана. — Ты знаешь, я уже готова. Ни малейшей усталости.

— И у меня тоже. — Бейдр сел напротив нее, положил свою сигарету на пепельницу и, наклонясь вперед, взял ее за руку. — Чем бы тебе хотелось заняться?

Внезапно глаза ее наполнились слезами.

— Мне хочется вернуться назад, — печально сказала она. — Назад в то время, когда мы познакомились, и начать все сначала.

Он помолчал, потом сказал:

— Я бы тоже хотел. Но, увы, это не в наших силах.

Она смотрела на него, слезы катились по ее щекам.

Уткнулась лицом в его руки.

— Бейдр, Бейдр, — плакала она. — Что с нами произошло? Что поломалось? Мы были так влюблены тогда!

Он привлек ее голову к своей груди и печально смотрел куда-то в пространство.

— Я и сам не знаю, — сказал он и вспомнил, как она была хороша, когда он впервые увидел ее.

Запомнился холодно-белый слепящий свет, отраженный от снега и белых строений, окружавших инаугурационные трибуны. Это был январь 1961 года. Величайшая страна мира праздновала вступление в должность своего нового президента — Джона Ф. Кеннеди.

Шесть месяцев назад никто на Ближнем Востоке не знал даже имени этого молодого человека. Затем он неожиданно стал кандидатом от демократов, и на письменный стол Бейдра легла телеграмма от принца: «Какова политика Кеннеди на Ближнем Востоке?»

Ответ был краток: «Произраильская. Пожалуй, это все».

Телефонный звонок на следующий день был столь же краток. Звонил принц. Лично.

— Изыщи возможность вложить миллион долларов в избирательную кампанию Никсона, — распорядился принц.

— Это будет не просто, — ответил тогда Бейдр. — В Соединенных Штатах действуют особые правила финансовой поддержки избирательных кампаний.

Принц хитровато усмехнулся.

— Политики везде одинаковы. Я уверен, ты найдешь способ. Господин Никсон и господин Эйзенхауэр были очень добры к нам, когда в пятьдесят шестом англичане и французы пытались завладеть Суэцким каналом. Мы должны показать им, что мы хотя бы благодарны.

— Я поработаю над этой проблемой, — ответил Бейдр. — Но я бы предложил сделать символический вклад в кампанию Кеннеди, по таким же соображениям.

— Зачем же? — спросил принц. — Ты думаешь, у него есть шанс?

— Не по результатам опросов, но Америка есть Америка. Никогда нельзя знать заранее.

— Предоставляю это тебе, — ответил принц. — Я начинаю думать, ты стал больше американцем, чем арабом.

Бейдр рассмеялся.

— Американцы так не думают.

— Как поживает твоя жена с дочками? — поинтересовался принц.

— У них все хорошо, — ответил он. — Вчера вечером разговаривал с ними. Они в Бейруте.

— Тебе надо было бы побывать дома, — сказал принц. — Я все жду, когда будет обещанный тобой наследник. Мне не хотелось бы ждать его слишком долго. С годами я не становлюсь моложе.

— Да сохранит вас Аллах, — пожелал Бейдр. — Вы будете жить вечно.

— Хочу надеяться — в раю… — В телефоне послышался тихий смешок принца. — Но не на этой земле.

Бейдр в задумчивости положил трубку. Принц никогда ничего не говорил просто так. Интересно, знал ли он, что Мариам больше не сможет иметь детей после рождения второй дочери? Но если он знал об этом, то не стал бы напоминать о наследнике.

Тогда он стал бы настаивать на разводе Бейдра и новой женитьбе. По мусульманским законам бесплодие было достаточным основанием для развода. Но Бейдру не хотелось. Не то чтобы он любил Мариам. Любви между ними не было никогда, и чем дольше они состояли в браке, тем меньше между ними было общего. Она была слишком провинциальна; ей в самом деле не нравились ни Европа, ни Америка. Она бывала по-настоящему счастлива только в своем привычном окружении, в понятном ей мире. В этом и состояла, по мнению Бейдра, суть проблемы. Слишком много в ней было арабского. И сама мысль о том, чтобы еще раз жениться на арабке, ничуть ему не улыбалась.

Быть может, принц был прав. Быть может, он чересчур американизировался. Потому что он действительно предпочитал западных женщин своим, арабским. Западные женщины были полны жизни, имели вид, стиль, свободу, которых у арабских женщин не было и в помине…

Бейдр нашел способ, как поддержать финансами избирательную кампанию. Причем, обоих кандидатов. У него было достаточно друзей среди бизнесменов в обеих партиях. Символические капиталовложения сработали, и принц получил приглашение от инаугурационного комитета. Сославшись на нездоровье, принц назначил Бейдра своим специальным представителем на церемонии инаугурации.

Бейдр находился в секторе, резервированном для представителей иностранных государств, совсем недалеко от президента. Ему было неуютно в зимнюю стужу, несмотря на нижнее белье с подогревом под его фрачным костюмом с жемчужно-серым жилетом и брюками. Цилиндр, надвинутый пониже, чтобы невзначай не сдуло ветром, не очень-то грел его голову.

Он огляделся по сторонам. Некоторые дипломаты и их жены оказались явно лучше подготовлены, чем он. Они были старше и, наверное, присутствовали на инаугурации не впервые. Он заметил, как они потягивают горячительное из небольших серебряных фляжек; не мало было гостей и с термосами.

Посмотрел на часы; четверть первого. Опаздывали с началом церемонии, которая была назначена на полдень. Полез в карман за темными очками: глаза устали жмуриться от солнца и яркого снега, но передумал. Ни на ком не было темных очков. На трибунах стало заметно оживление. Раздались аплодисменты, и он еще раз огляделся вокруг. Новоизбранный президент поднимался на платформу.

В нем было что-то очень юное и хрупкое, когда он твердым широким шагом шел вперед, и ветер лохматил ему волосы. Казалось, он не замечал холода. Он был единственным на платформе без пальто и шляпы.

Вслед за ним вышел вперед священник и прочитал молитву по случаю вступления на пост. Голос его был напевно-монотонным, как у всех священников независимо от вероисповедания, но молодой президент стоял спокойно, руки по швам, голова почтительно склонена. Аллах не стал бы требовать столь длинной молитвы в такую стужу, подумалось Бейдру.

Когда священнослужитель завершил обряд, вперед провели другого человека. Он был стар и сед, и лицо его, казалось, было высечено из того же гранита, что и здание позади него. Бейдр услышал перешептывание вокруг себя. Человек этот был Роберт Фрост, один из крупнейших поэтов Америки.

Старик начал речь; на морозе пар клубами вылетал изо рта. Бейдр не мог разобрать, о чем он толкует. Вскоре он умолк. Похоже, что-то сбилось в ходе церемониала.

Вперед вышел еще один человек и стал держать шляпу перед пюпитром. Очевидно, солнце слепило старика, и он не мог прочитать написанное на листке, лежавшем перед ним. По трибунам снова пробежал шепоток. Человек, загородивший шляпой солнце, был Линдон Джонсон, будущий вице-президент. Старик что-то проговорил, новый вице-президент отступил на шаг, и старик начал читать поэму наизусть. Голос его разносила система громкоговорителей, но Бейдр перестал слушать. Примерно в третьем ряду позади президента он заметил на платформе девушку.

Она показалась ему высокой, но было трудно судить о ее росте. Платформа была значительно приподнята, чтобы все могли быть видны и, в свою очередь, могли видеть всех. Она стояла с непокрытой головой, волосы совсем светлые, прямые и длинные, обрамляли золотисто-загорелое лицо. Высокие скулы, ярко-синие глаза, выразительный, почти квадратный подбородок. Рот был слегка приоткрыт — она с большим вниманием слушала поэта — и виднелись ровные белые зубы. Когда поэт дочитал стихи до конца, она горячо ему зааплодировала, она улыбалась, смеялась… Сам не зная почему, Бейдр решил, что девушка из Калифорнии.

Затем президента привели к присяге. Похоже, до окончания церемонии было еще далеко; президент повернулся к пюпитру и стал произносить инаугурационную речь. Бейдр внимательно слушал.

Была в этой речи строка, заставившая Бейдра подумать, уж не читал ли президент Коран. Она могла быть взята и из Святого Писания. «Почтение не признак слабости, а искренность всегда подлежит проверке».

Когда президент закончил речь, Бейдр поискал глазами девушку, но не нашел. Он попытался обнаружить ее в толпе, покидавшей платформу, но ее нигде не было видно.

Однако ее лицо стояло у него перед глазами в течение всего того дня, пока он отдыхал в своих апартаментах в отеле. Он просмотрел несколько повторов телерепортажа об инаугурации в надежде хоть мельком увидеть ее еще раз, но камера всякий раз брала не тот ракурс.

Оставался последний шанс. На письменном столе перед Бейдром лежали несколько пригласительных билетов — на четыре инаугурационных бала, и на всех было обещано присутствие президента. Он подумал, что на одном из балов она обязательно появится. Но на котором?

Ответ был прост. Он сходит на все четыре. Если президент мог себе это позволить, сможет и он.

Глава 10

Бейдр решил, что на каждом балу пробудет не более часа. Все они мало чем отличались друг от друга. То же столпотворение, тот же шум, трезвые, пьяные, танцующие, болтающие между собой или бесцельно расхаживающие с места на место люди. Единственным общим признаком было то, что все они — демократы, счастливые тем, что над ними засияло солнце после восьми лет мрака. Вскоре у Бейдра сложилось мнение, что в стране вообще не осталось ни одного республиканца.

На первый бал он приехал тотчас после того, как президент отбыл на следующий. Внимательно он просмотрел весь зал. Раньше он даже представить себе не мог, до чего много в Вашингтоне блондинок, но той, кого он искал, не было. Он прошел в бар и попросил бокал шампанского.

К нему подошел незнакомый человек и взял его за локоть.

— Вы его видели? — возбужденно спросил он.

— Кого? — спросил Бейдр.

— Президента, кого же еще! — ответил явно огорченный человек. — О ком еще мог бы я вас спросить?

Бейдр улыбнулся.

— Да, я его видел.

— Потрясающий, верно?

Человек улыбнулся и отошел не дожидаясь ответа.

Бейдр поставил свое шампанское и решил пойти на следующий бал. К счастью, это было неподалеку. И вновь к приходу Бейдра президент уже отбыл. Бейдр бегло оглядел публику и, убедившись, что девушки нет и здесь, не стал тратить время даже на шампанское.

На третий бал он попал как раз посреди танца. Публика толпилась по периферии зала, норовя что-то увидеть и толпе танцующих.

Бейдр протолкался вперед, тронул незнакомого мужчину за плечо.

— Что тут происходит?

— Вон там президент танцует с какой-то девушкой, — отозвался человек, не оборачиваясь.

В дальнем конце зала то и дело вспыхивали блицы фотографов. Бейдр решил посмотреть, что там. Пока он проталкивался, услышал неодобрительнуюреплику какой-то дамы:

— Отчего же он не танцует с Джеки?

Ее муж бросил в ответ:

— Он вынужден идти на такие номера, Мэри. Это политика!

— Но почему же это обязательно должна быть хорошенькая девушка? — тут же парировала жена. — Я не замечала, чтобы он танцевал с кем-либо из нас, кто отдал столько сил на его избирательную кампанию.

Бейдр добрался до края танц-паркета. Фотографы и кинооператоры карабкались друг на друга, чтобы запечатлеть президента. Бейдра прижали было к колонне, но удалось оттолкнуться и проскользнуть дальше.

Вокруг президента и его партнерши было совсем небольшое свободное пространство. Остальные танцующие практически стояли на месте, только шаркали для виду взад-вперед, почти не передвигаясь, не сводя глаз с президента. Бейдр тоже уставился на пару. Президент танцевал с его девушкой!

Он ощутил тошноватое чувство досады. По тому, как они смеялись, можно было догадаться, что они хорошо знакомы. Надежда на то, что удастся встретить общего знакомого, кто смог бы ее представить Бейдру, рухнула. К тому же он кое-что слышал о президенте. И было похоже, что тот ведет себя с дамами вполне достойно и по-мужски.

Пока он смотрел на них, музыка кончилась, и толпа народу немедленно окружила пару. Фотографы трудились в поте лица, сверкали блицы, президент с улыбкой что-то говорил девушке. Она ответила кивком, и тогда президент оставил ее и направился дальше. Толпа последовала за ним, и девушка почти сразу оказалась в одиночестве.

Бейдр глубоко вздохнул и подошел к ней.

— Мисс?

Вблизи она была даже красивей, чем когда он видел ее на расстоянии.

— Да? — вежливо отозвалась она.

Голос у нее был неожиданно низкий, а интонации характерные для жителей Запада.

— Что вы почувствовали, танцуя с президентом Соединенных Штатов?

— Странный вопрос.

— Как вас зовут?

— Вы что — репортер?

— Нет, — ответил он. — Вы хорошо знакомы с президентом?

— Вы задаете слишком много вопросов, если вы не репортер.

Он улыбнулся.

— Да, пожалуй, вы правы. Но просто я не могу придумать ничего лучше, чтобы помешать вам сразу же уйти.

Теперь она первый раз посмотрела на него в упор.

— А я — могу, — сказала она. — Почему бы вам не пригласить меня танцевать?

Глава 11

Джордана Мейсон, так звали девушку, родилась и выросла в Сан-Франциско. Бейдр угадал: она была калифорнийка. Ее родители развелись, когда она была еще ребенком. С тех пор отец и мать вступили в новые браки, но отношения между ними сохранились хорошие, и Джордана, живя с матерью, не была лишена отца. Ей было девятнадцать, она училась на первом курсе в Беркли и являлась одним из организаторов движения «Студенты в поддержку Кеннеди», что и послужило причиной ее приглашения на инаугурацию.

Она привлекла внимание кандидата на встречах с избирателями в Сан-Франциско; газетчики весьма способствовали, сделав массу снимков на встречах со студентами, — и он пообещал ей в случае победы прислать приглашение на церемонию.

Она не была настолько наивна, чтобы поверить его обещанию. Джордана не сомневалась, что его голова занята более серьезными вещами. И в одно прекрасное утро, обнаружив в почте приглашение, была весьма удивлена.

— Разве это не замечательно, мама? — В радостном волнении потрясала она конвертом.

Мать не разделяла восторга дочери. Все семейство принадлежало к заядлым республиканцам.

— Я полагаю, они хоть предоставят тебе провожатую, — сказала мама.

— Мама, — возразила Джордана. — На дворе год шестидесятый, а не тысяча девятисотый. Я взрослая девушка. И могу сама о себе позаботиться.

— Я в этом не сомневаюсь, дорогая, — ласково сказала мать. — Но обеспечили они тебя пристойным местом, где остановиться, или нет? И кто оплатит твой билет на самолет?

— Предполагается, что все эти заботы и расходы я могу взять на себя сама. Приглашение только на инаугурацию. И в нем сказано, что место мне предоставят на президентской трибуне.

— Мне все-таки это не очень нравится, — поморщилась мать. — Думаю, тебе надо еще поговорить с отцом.

Она позвонила отцу в офис. Он проявил энтузиазма не больше, чем ее мать, однако понимал, какое это имеет значение для девушки. Предупредил ее по части мужской репутации Кеннеди, хоть и знал, что она способна сама постоять за себя. К тому же теперь, когда человек стал президентом, он безусловно изменит свое поведение. Отец согласился купить авиабилеты, но хотел, чтобы она еще раз все обсудила с матерью, может, у той есть друзья, у кого Джордана смогла бы остановиться. Вашингтонские отели — гнусные притоны, кишащие южанами всех сортов и черными политиканами, а также иностранцами, которые только и норовят что-либо провернуть. В конце концов они обнаружили, что все их друзья — добропорядочные республиканцы, и Джордане лучше остановиться в отеле и не давать друзьям повода для огорчений оттого, что в их семействе оказался перебежчик в другой лагерь.

Все это стало известно Бейдру во время первого танца. После того как музыка доиграла, он повел ее в поисках уединенного свободного столика, где они могли бы посидеть и поговорить. Официанты сновали и суетились в диком темпе, пытаясь выполнить заказы, сыпавшиеся на них со всех сторон.

Бейдр решил проблему просто. Он перехватил взгляд метрдотеля и помахал ему рукой, в которой виднелась десятидолларовая бумажка. Спустя пару минут на столике у них появилась бутылка «Дом Периньон».

— Это дорогое шампанское, — заметила Джордана. — Вы уверены, что можете себе такое позволить?

— Думаю, что да, — ответил он сдержанно. Поднял бокал. — За самую красивую девушку в Вашингтоне!

— Откуда вам знать? — засмеялась она. — Вы же всех не видели.

— Я видел достаточно.

Она сделала глоток вина.

— Изумительно. Говорят, калифорнийские шампанские вина не уступают французским, но до этого им далеко.

— Калифорнийские шампанские весьма недурны.

— Могу поспорить, вы ни разу их не пробовали!

Он засмеялся.

— Я учился в Гарварде, потом несколько лет провел в Стэнфорде.

— Чем вы занимаетесь?

— Бизнесом.

Она взглянула на него с сомнением.

— Для бизнесмена вы слишком молоды.

— Возраст в наши дни не так уж важен, — сказал он. — Кеннеди всего сорок три, и он уже президент.

— Вам нет сорока трех. Сколько вам лет?

— Не так уж мало, — сказал он уклончиво, наполняя бокалы. — Когда вы собираетесь возвращаться домой?

— Завтра утром.

— Не надо. Теперь, когда после стольких треволнений я все-таки нашел вас, вы не можете исчезнуть так скоро.

Она засмеялась.

— Я должна быть в понедельник на занятиях… — На лице у нее появилось выражение недоумения. — Что вы имеете в виду под треволнениями из-за меня?

— Я увидел вас сегодня утром на церемонии инаугурации и не мог выбросить вас из головы. И я решил сходить на все четыре бала, чтобы встретить вас. Я был уверен, что на одном из них увижу вас.

— Честно?

Он молча кивнул.

Она посмотрела в свой бокал.

— Мне необходимо вернуться.

— Но не завтра, — сказал он. — Впереди еще целый уикенд, до того как вам надо быть дома.

— Я здесь мерзну. В жизни не была на таком холоде. У меня нет одежды для такой зимы.

— Этой беде легко помочь. Мы можем сегодня вечером улететь в Акапулько. Там тепло.

— Есть такой поздний авиарейс? — спросила она.

— Рейсы есть всегда.

— С ума сойти! — улыбнулась она. — Но как я могу быть уверена, что сумею связаться с Сан-Франциско. Вы же знаете, что такое эти мексиканские авиалинии.

— Связь я вам гарантирую, — заверил он. — Что вы на это скажете?

Она скептически посмотрела на него.

— Даже не знаю. Я как-то не уверена…

— В чем?

— Почему вы все это делаете. Вы даже не знаете меня.

— Это один из способов лучше узнать вас.

Она выдержала его взгляд.

— Какой вам от этого прок?

— Удовольствие от вашего общества.

— И только-то? Больше ничего?

— Разве этого мало? — Он засмеялся. — Я не сексуальный маньяк, если это то, о чем вы думаете. У вас нет ни малейшей причины для опасений.

— Но я даже не знаю вашего имени.

— Это мы можем уладить. — Он достал из бумажника визитную карточку и дал ей.

Она посмотрела на нее.

— Бейдр Аль Фей ДЕБАИ Инк., 70 Уолл Стрит, Нью-Йорк, — прочитала она вслух. — ДЕБАИ — это что такое?

— Это название моей компании, — сказал он. — Департамент Ближневосточной Ассоциации Инвеститоров.

— Вы не американец?

— Нет. А вы подумали, американец?

— Я подумала, что вы еврей.

— Почему?

— Не знаю. Наверно, по вашему виду.

— Многие ошибаются, — сказал он, не придавая этому значения. — Я араб. — Она умолкла. Еще раз посмотрела на его карточку. — Что-нибудь не так? — быстро спросил он.

— Нет. Я просто думаю, вот и все. — Она посмотрела на него. — Я никогда ничего подобного не делала.

— Для всего наступает первый раз.

— Могу я еще подумать над этим и дать ответ утром?

— Конечно можете, но было бы непростительно упустить целый день солнца.

Она вновь заколебалась.

— Вы действительно только это имеете в виду? Это не налагает на меня никаких обязательств?

— Абсолютно никаких.

Она поднесла бокал к губам и осушила его.

— Мой номер в этом отеле, наверху. Я поднимусь и сложу вещи. Через пятнадцать минут буду готова.

— Отлично, — сказал он, подзывая официанта с чеком. — За это время я успею сделать несколько телефонных звонков и распорядиться насчет самолета. Мои вещи мы захватим по пути в аэропорт.

Опять пошел снег, лимузин не спеша продвигался в направлении аэропорта. Джабир сидел молча на своем месте рядом с шофером и курил сигарету.

— Я надеюсь, мы не опоздаем на самолет, — сказала она.

— Нет, нет, — успокоил ее Бейдр.

— Вы не думаете, что погода может помешать отлету?

— Я улетал в погоду и похуже.

Аэровокзал был практически безлюден, когда они шли по нему. Джабир и шофер несли за ними чемоданы.

— Совсем не видно пассажиров, — опять забеспокоилась она, когда они подошли к выходу на посадку. — Вы уверены, что есть еще самолет?

— Самолет есть… — Он улыбнулся.

Они уже поднимались по трапу, чтобы войти в «Лир Джет», а она все еще не понимала, что они полетят на частном самолете. Она задержалась на верхней ступеньке и посмотрела на него.

Он подбадривающе кивнул.

Стюард ожидал их за дверью.

— Добрый вечер, мадам. Добрый вечер, мистер Аль Фей. — Он повернулся к Джордане. — Удобно ли мадам?

— Благодарю вас, очень.

— Спасибо, мадам, — сказал он и отошел.

Бейдр сел рядом и тоже пристегнулся. Через минуту стюард вернулся с бутылкой «Дом Периньон» и двумя бокалами и опять удалился.

Бейдр поднял бокал.

— Приветствую вас на борту «Звезды Востока».

— Вы не сказали мне, что полетим на вашем самолете.

— Вы не спросили меня. Вы только поинтересовались, будет ли рейс.

Она отпила шампанское.

— Это хорошо. Вы знаете, что девушка могла клюнуть на такую приманку.

— Могу подумать и о худшем, — улыбнулся Бейдр.

Самолет начал выруливать на взлетную полосу. Она машинально потянулась к его руке.

— Я всегда нервничаю на взлете.

Он улыбнулся, слегка придерживая ее за руку.

— Можете нисколько не волноваться. У меня в экипаже два прекрасных пилота.

Она поглядела в иллюминатор, за стеклом валил снег.

— Но ведь они ничего не видят.

— А им и не надо, — успокоил Бейдр. — Все видит радар и другие приборы.

Взревели турбины, в следующий момент машина уже была в воздухе. Когда они поднялись над снегом и облаками, а над ними сверкало звездами ночное небо, она повернула голову и увидела, что ее рука все еще лежит в его руке.

— Вы странный человек, — тихо проговорила она. — Вы часто устраиваете такие затеи?

— Нет, — сказал он. — Для меня это тоже впервые.

Она молчала, сделала еще глоток вина.

— А почему именно со мной? — спросила она.

Глаза его были такие же синие, как ночное небо за бортом.

— Думаю, что влюбился в вас с первого взгляда.

К ним опять подошел стюард, наполнил бокалы и вновь ушел. Она отпила вина и вдруг рассмеялась. Она увидела у него на лице выражение озадаченности.

— У меня мелькнула жутко забавная мысль, — сказала она.

— Поделитесь.

— Во всех фильмах о Востоке я видела, как шейх появляется на белом скакуне из пустыни, подхватывает девушку и галопом уносится в ночь. Разве, в каком-то смысле, вы делаете не то же самое?

— Хотел бы надеяться, — улыбнулся он. — Знаете, я намерен жениться на вас…

Глава 12

Им предстояло прожить вместе три года до того, как они поженились. Произошло это только после рождения их первенца, Мухаммада.

Три года они были неразлучны. В какой город мира он ни отправлялся, она была с ним. Кроме случаев, когда он возвращался к себе на Ближний Восток. Туда она его не сопровождала.

— Покуда мы не поженимся, — говорила она. — Я не желаю, чтобы ко мне относились, как к наложнице.

— Можем пожениться, — говорил он. — По мусульманским законам мне можно иметь четырех жен.

— Замечательно! Женись еще на трех арабках.

— Дело не в этом, Джордана. Я не желаю жениться больше ни на ком. Я хочу жениться на тебе.

— Тогда сперва разведись.

— Нет.

— Ну почему? Ты ее не любишь. Никогда с ней не видишься. А развод для мусульманина — дело простое. Ты же сам говорил.

— Мы вступили в брак по велению принца. Я должен буду просить его соизволения на развод, и он его не даст, чтобы я не женился на неверной.

— Бейдр, я люблю тебя, — сказала она. — И хочу быть твоей женой. Тебе понятно? Я так воспитана. В одном браке одна жена.

— Да это вовсе не столь важно, — улыбнулся он. — Это просто твой взгляд на вещи.

— Ну и пусть, — упрямилась она. — Это мой взгляд на эти вещи. И не намерена его менять.

Он не ответил. Он и в самом деле не беспокоился по поводу женитьбы. Не потому что у него бывали другие женщины. Их было очень мало с тех пор, как он сошелся с ней. И это случалось лишь в тех редких случаях, когда они бывали врозь. Когда были вместе, он никогда не испытывал потребности в другой женщине.

Сперва ее родители были в ужасе от ее поступка. Так было, пока Бейдр не открыл солидные брокерские счета совместно с ее отчимом. После этого они стали встречаться, иногда даже вместе обедали, когда бывали в Сан-Франциско. Но обеды бывали всегда сугубо личным и домашним делом. Никому не хотелось пускаться в объяснения по поводу того, что Джордана живет во грехе и к тому же с арабом.

Бейдр купил виллу на юге Франции, и они старались летом как можно больше времени проводить там. Джордана охотно учила французский язык и весьма преуспела в нем. Ривьера ей нравилась. Там было шумно и весело, туда люди приезжали наслаждаться жизнью. Никто не лез в чужую личную жизнь. Если, конечно, у вас были деньги, чтобы оградить себя от вмешательства.

Зимовали они в Нью-Йорке, каникулы же проводили в Акапулько, где он купил дом, в котором они провели свой первый уикенд. Изредка они ходили покататься на лыжах, но он не любил холод, и ей редко удавалось уговорить его на такую вылазку. Каждые три месяца Бейдр на две недели приезжал домой. Когда он бывал и отлучке, Джордана навещала своих в Сан-Франциско. Но всякий раз, когда кончались эти две недели, она вылетала к нему туда, где он вел свои дела: в Нью-Йорк, или в Лондон, или в Париж, или в Женеву.

Только один единственный раз, когда он пришел и свою нью-йоркскую квартиру, она не встретила его.

— Ты знаешь, где мадам? — спросил он у слуги, принявшего у него шляпу и пальто у двери.

— Нет, сэр. Насколько мне известно, мадам еще в Сан-Франциско.

Он прождал ее возвращения целый день, наконец после обеда, вечером позвонил в дом ее матери в Сан-Франциско. На звонок ответила Джордана.

— Дорогая, я уже начал волноваться, — сказал он. — Когда ты приезжаешь?

— Не приеду, — послышался усталый голос.

— Что ты хочешь этим сказать? — В его голос вползла тревога.

— То, что я сказала. Мне двадцать один год, и я должна чем-то в жизни заняться. Я не вернусь.

— Но я люблю тебя!

— Этого недостаточно, — сказала она. — Я устала от неопределенности. Я считаю, что два года такой жизни хватит с лихвой для любой девушки. За это время я повзрослела.

— Появился другой?

— Нет. Ты прекрасно это знаешь. После тебя не было никого.

— Тогда в чем же дело?

— Ты можешь поверить, что я устала от жизни, которой мы живем? Устала играть роль миссис Аль Фей, не будучи ею… — Она заплакала.

— Джордана…

— Не пытайся меня отговаривать, Бейдр. Я не арабская женщина, которых ты знаешь. Я просто не могу на это согласиться. У меня есть своя голова на плечах.

— Я не собираюсь тебя отговаривать. Только хочу, чтобы ты как следует это обдумала.

— Я уже все обдумала, Бейдр. Я не вернусь.

В нем закипел гнев.

— Тогда не воображай, что я буду за тобой бегать, — сказал он. — Я однажды это уже делал.

— Прощай, Бейдр.

Телефон отозвался гудками тревоги. Он посмотрел на него, потом яростно опустил трубку. Несколько минут стоял, вперив взор в пространство, затем взял телефон и позвонил еще раз.

Ответила ее мать.

— Извините, могу ли я поговорить с Джорданой?

— Она ушла к себе наверх. Пойду позову ее.

Бейдр ждал. Со второго этажа вернулась мать.

— Она сказала, что не будет с вами разговаривать.

— Миссис Мейсон, я не понимаю, что происходит. Что с ней случилось?

— Все вполне нормально, Бейдр, — сказала она спокойно. — Беременные девушки всегда капризничают.

— Беременна?! — вскричал он. — Она беременна?!

— Ну да, — ответила миссис Мейсон. — Разве она вам не сказала?

Семью месяцами позже он стоял возле ее больничной койки. У нее на руках лежал его сын.

— Он прямо твоя копия, — сказала она смущенно. — Те же синие глаза.

Он вспомнил, как отец однажды сказал ему: «У всех новорожденных глаза синие».

— Мы назовем его Мухаммадом…

— Джоном, — сказала она. — В честь моего деда.

— Мухаммадом, — повторил он. — В честь Пророка. — Он посмотрел на нее. — Теперь ты выйдешь за меня?

Она выдержала его взгляд.

— Ты сперва получишь развод.

— Моя единственная жена не может быть неправоверной. Ты примешь веру.

— Да, — согласилась она.

Он взял младенца и крепко прижал к себе. Новорожденный заплакал. Он взглянул на Джордану с горделивой улыбкой отца.

— Наш сын будет принцем, — сказал он.

Старый принц взглянул на Бейдра, когда тот входил в комнату. Сделал жест рукой, и мальчик, сидевший у его ног, встал и вышел из комнаты.

— Как поживаешь, сын мой? — спросил старик.

— Я пришел сообщить вашему высочеству о престолонаследнике, — сказал Бейдр. — У меня сын. С вашего соизволения нареку его Мухаммадом.

Старик хитро на него посмотрел.

— Ребенок от неправоверной сожительницы не может претендовать на трон Пророка.

— Я женюсь на этой женщине, — сказал Бейдр.

— Она примет нашу веру?

— Уже приняла. И уже знает Святой Коран лучше меня.

— В таком случае, получай мое благословение на брак с этой женщиной.

— Буду просить ваше высочество еще об одной милости.

— О какой же? Говори.

— Неприлично, чтобы наследник трона происходил от второй жены в доме. Прошу вашего соизволения на развод с первой.

— Для этого должны быть основания, — сказал принц. — Коран запрещает развод по причине тщеславия или каприза.

— Основания есть, — ответил Бейдр. — Моя первая жена стала бесплодна после рождения последнего ребенка.

— Я слышал подобные разговоры. Это правда?

— Да, Ваше Высочество.

Принц вздохнул.

— Тогда за разрешением задержки не будет. Но все должно быть справедливо и соответствовать Священной Книге.

— Все будет более чем справедливо.

— Когда ты женишься на этой женщине, я хотел бы увидеть ее и твоего сына. Приведешь их ко мне.

— Все будет сделано как вам угодно, Ваше Высочество.

— На все воля Аллаха, — сказал старик. — Когда твоему сыну исполнится десять лет, он будет провозглашен моим престолонаследником. — Он наклонился вперед и протянул руку Бейдру для поцелуя. — Ступай теперь с миром, сын мой.

На их свадьбе Джордана порадовала и удивила его и его родителей тем, что говорила с ними по-арабски. Не ставя его в известность, она нанимала учителей и прошла интенсивный курс языка, так что теперь хорошо разговаривала — и при том с очаровательным американским акцентом, делавшим ее речь почти музыкальной. Бейдр помнил, как были изумлены его сестры и мать ее волосами, как они прикасались к ним, чуть ли не ласкали, восторгаясь их мягкостью и золотистостью. Он также помнил, как был горд его отец, когда держал на руках своего первого внука. «Мой маленький принц», — нежно сказал тогда Самир.

После свадьбы они совершили паломничество в Мекку, но не на верблюдах через пустыню, как его отец и мать в свое время, а на «Лир Джете», проделавшем этот путь за считанные часы. Вместе они стояли на застывшей в тишине и покое площади в белых джелабийях, так же, как другие паломники, и когда воззвал к молитве муэдзин, каждый пал ниц перед Каабой, святилищем Аллаха.

Позднее, в самолете, когда они летели с визитом к принцу, он обратился к ней по-арабски:

— Теперь ты истинная мусульманка.

— Я стала ею с той минуты, как встретила тебя, — сказала она. — Я просто не знала об этом.

Он взял ее за руку:

— Я люблю тебя, жена моя.

По арабской традиции она поднесла его руку к своим губам и поцеловала ее:

— И я люблю тебя, господин мой.

— Коли вашему сыну суждено стать моим наследником, — сказал старый принц, — вы будете жить вблизи моего дома, чтобы я мог видеть, как он растет и преуспевает.

Бейдр заметил испуг, промелькнувший в ее глазах над чадрой, прикрывавшей нижнюю часть лица: она носила чадру, появляясь на людях. Он слегка покачал головой, давая понять, чтобы она не вздумала возразить.

— Вы станете жить в доме, — продолжал принц, — в пределах ограды моего дворца, под охраной от злых сил.

— Но как же моя работа, Ваше Высочество? — мягко запротестовал Бейдр. — Большую часть времени она вынуждает меня отсутствовать в доме.

Принц улыбнулся.

— В таком случае, будешь все устраивать так, чтобы чаще бывать дома. Нехорошо мужчине подолгу оставаться вне семьи.

В ту ночь в их покоях Джордана сказала ему:

— Он не может требовать то, о чем говорит. Я здесь сойду с ума от безделья.

— Это все ненадолго. Мы поживем тут для его утешения, а потом я скажу ему, что ты нужна мне как помощница в работе, и он примирится.

— Я не стану здесь жить! — воскликнула она. — Я не арабка, которой можно приказать, как рабыне!

Его голос стал холодным. Это была совсем незнакомая сторона натуры Бейдра.

— Ты жена мусульманина, и ты будешь делать то, что тебе скажут!

Быть может, именно тогда что-то начало меняться в их отношениях. Бейдр сдержал свое слово. Но прошло шесть месяцев, прежде чем он смог убедить принца в том, что они должны будут создать свой дом в другом месте. За это время и возникла трещина. В них обоих.

Между ними и их любовью возник незримый барьер, и как ни старались, они не могли его сломать.

Глава 13

Джордана не могла уснуть. Ее широко раскрытые глаза вперились в темноту; она прислушивалась к его ровному глубокому дыханию у другого края кровати королевских размеров. Ничто не изменилось. Даже Джабирово «сырье для грез» не могло их теперь соединить.

До свадьбы их секс бывал теплым и преисполненным милых нежностей, невзирая на то, что в нем присутствовали некоторые любовные акты, которые ему претили. Он целовал ей груди и живот, но не предавался с ней оральному сексу. Много раз она пыталась вовлечь его в эту игру. И хотя он сладко млел, когда она брала в рот, он никогда не позволял ей занять позицию, в которой она контролировала бы движения. Не облекая в слова свое мнение, он давал ей понять, что то, к чему она хочет его склонить, ниже его мужского достоинства. Мужчина никогда не должен быть в подчиненном положении по отношению к женщине. Ни в каком варианте.

В общем-то это не имело значения. Он был хороший любовник. Но она заметила перемену вскоре после свадьбы. Секс стал почти формальностью. Он входил без всякой подготовки и быстро заканчивал. Поначалу она объясняла это перегруженностью работой. Принц возлагал на него все больше и больше обязанностей. Его бизнес распространялся на все большее число стран западного мира, и все возрастала сложность его организации. Постепенно Бейдр создал вокруг себя команду молодых финансистов, которые подобно ему были людьми с Ближнего Востока, но переняли методы Запада. Члены этой его команды оседали в офисах в тех странах, которые были им ближе и более знакомы, и их задачей являлось повседневное ведение дел с его капиталовложениями. Бейдр же путешествовал от конторы к конторе, самолично принимал окончательные и важнейшие решения и координировал разрозненные усилия в многоприбыльное целое.

Все это требовало в еще большей мере спрессовывать его время, и потому «Лир Джет» сперва уступил место «Мистери-20», затем «Супер Каравелле» и наконец «Боингу-707 Интерконтиненталь». Теперь Бейдр мог покрывать огромные расстояния без необходимости совершать промежуточные посадки, но при этом его путешествия все больше отдаляли их друг от друга. Всегда получалось так, что он должен был присутствовать где-то в другом месте, по другому срочному делу, которое мог решить только он. Их летние каникулы на юге Франции отошли на задний план, а современная яхта, которую они купили для собственного обоюдного удовольствия, редко покидала гавань.

Вскоре после рождения Самира, их второго сына, занятия любовью вообще, казалось, полностью отпали. А однажды ночью, когда она в отчаянье потянулась к нему, он взял ее руку и положил между ними на одеяло. Голос его был холоден:

— Неприлично жене вести себя так несдержанно.

Ошарашенная таким одергиванием, она заплакала, потом разозлилась. Зажгла свет, села на кровати и взяла сигарету. Прикурила и сделала глубокую затяжку, пытаясь взять себя в руки.

— В чем дело, Бейдр? Я что, больше ничего не значу для тебя? Как понимать прикажешь?

Он притворился спящим.

— У тебя завелся кто-то еще?

Он открыл глаза и пристально посмотрел на нее.

— Нет.

— Тогда в чем дело?

Он помолчал, затем встал с кровати.

— Я устал. И хочу спать.

Она посмотрела на него в упор.

— А вот я хочу трахаться! — Она чуть не визжала. — И что же в этом дурного?

— Достаточно, что ты ведешь себя как потаскуха, — сказал он. — И вовсе не обязательно выражаться так же.

— Тебе ли не знать! — подхватила она ядовито. — Ты проводишь с ними немало времени!

Лицо его потемнело от злости.

— Что я делаю, тебя не касается.

— Я твоя жена, а ты месяцами не бываешь со мной. Что ты имеешь в виду, говоря «это тебя не касается»?

— Долг жены преклоняться перед волей мужа.

— Женясь на мне, ты не делал из меня гражданки второго сорта. У меня тоже есть права и потребности.

— Ты забыла о том, что записано, — сказал он. — Ты есть моя жена, моя собственность, и ты располагаешь лишь теми правами и потребностями, которые я тебе разрешу иметь.

Она уставилась на него.

— Тогда прошу дать мне развод. Я не стану жить так.

— Я отказываю тебе в просьбе. Ты будешь жить так, как прикажу тебе я.

— Нынче не средневековье. И мы не на Ближнем Востоке, где ты можешь запереть меня в гареме. Завтра и уеду домой и подам на развод.

Его взгляд был ледяным.

— Если ты так сделаешь, — сказал он спокойно, — ты никогда больше не увидишь своих детей. Ты знаешь, у меня есть для этого власть.

Это был удар!

— Нет! Ты не можешь пойти на такое!

— Могу и пойду, — сказал он негромко, но твердо.

Слезы наполнили ее глаза, и она не смогла произнести ни слова.

Он молча посмотрел на нее, а когда заговорил, в его голосе не было и тени сострадания.

— Развода не будет. Ставка слишком велика. Я не допущу, чтобы вступление моего сына на престол было сорвано скандалом. Тем более что мне пришлось пойти на такие жертвы ради достижения этой цели.

Она была удивлена услышанным.

— На какие же это жертвы ты пошел?

— Я поступился своей гордостью и просил разрешения на брак с неверной, невзирая на все предостережения совета, удерживавшего меня от этого поступка. Но я хотел, чтобы мой сын унаследовал трон. Это было ему обещано.

— Но я ведь приняла веру, разве это не так?

— Устами, но не сердцем. Если б ты приняла ее воистину, ты знала бы свое положение и не задавала мне вопросов о моих поступках.

Она в отчаянье закрыла лицо руками.

— О Боже! — воскликнула она рыдая.

— Какого бога ты призываешь? — спросил он жестко. — Своего или моего?

Она опустила руки и посмотрела на него.

— Нет Бога кроме Аллаха…

— Произнеси всю фразу.

Она помолчала, затем опустила взор:

— …и Магомет пророк его, — прошептала она.

Он глубоко вздохнул и направился к двери.

— Запомни это.

— Бейдр, — остановил его голос жены. — Что ты хочешь, чтобы я сделала?

Он строго посмотрел на нее.

— Я предоставляю тебе полную свободу действий, покуда мы остаемся в браке, но два ограничения есть. Первое — это соблюдать приличия. Ты не должна делать ничего такого, что могло бы обесчестить наш дом. Для общества наш брак должен оставаться таким, каким был всегда.

— А второе?

— Никаких евреев. Этого я не потерплю.

Она помолчала, потом кивнула.

— Будет по-твоему.

Он перешел в другую комнату, не закрыв за собой дверь. Чуть погодя возвратился. В руке у него была маленькая коробочка желтого металла. Он закрыл за собой дверь, подошел к кровати и посмотрел на Джордану. Открыл коробочку и положил на ночной столик рядом с кроватью. Она увидела ампулы в желтой упаковке.

— Ты ведь знаешь, я не люблю амил-нитрит…

— Меня не интересует, что ты любишь и чего ты не любишь, — сказал он резко. — Ты ведешь себя и разговариваешь как потаскуха — и обращаться с тобой надо соответственно.

Он расстегнул пижаму и скинул ее, затем потянул за шнурок штанов. Штаны упали на пол, и он переступил через них.

— Снимай свою сорочку! — скомандовал он.

Она не шевельнулась.

Он быстро нагнулся и сорвал с нее ночную сорочку. Груди ее свободно трепыхнулись, он взял одну в руку.

— Ты этого хотела?

Она молчала.

Он сжал крепче. Она невольно охнула от боли. Взглянула ему в глаза, затем ее взгляд соскользнул на его руку: он подносил к ее рту свой быстро твердеющий фаллос.

— Ты вот этого хотела?

— Бейдр! — закричала она.

Он воткнул ей в рот — она, давясь, закашляла. Голос его был насмешлив.

— Разве тебе хотелось не этого? Неверная шлюха! — Он отвел ее лицо назад и заглянул ей в глаза. — Может, тебе больше понравится вот это?

Он кинул ее навзничь на кровать и глубоко вошел в нее тремя пальцами. Это было мгновенно и неожиданно, и ее пронзила боль, стон слетел с ее губ. Он двигал пальцами вперед и назад, а свободной рукой взял ампулу из коробочки.

Она почувствовала взрыв в мозгу, когда он поднес ампулу к ее носу. Ей показалось, будто сердце в груди у нее лопнуло, и наперекор себе она почувствовала, как оргазм начал сотрясать ее тело.

Он резко убрал из нее руку и перевернул ее животом вниз.

— Поднимайся, сука неверная! — приказал он.

Она не двигалась.

Ладонью он сильно шлепнул ее по ягодицам. Она взвизгнула. Снова и снова его рука хлестала ее плоть. Она начала извиваться и стонать. «Безумие! Я сошла с ума, — думала она. — Это не может мне нравиться…» — но ей стал доставлять удовольствие жар, растекавшийся по ее членам.

— Встань, как собака, женщина! — приказал он.

— Да, да… — простонала она, сдвигая себя назад, становясь на колени, высоко приподняв зад. Груди ее касались постели, когда она приподнялась на локти. Она почувствовала, как он пристраивается к ней сзади, и оглянулась.

— Не смотри на меня, сука неверная! — вскричал он, грубо отворачивая за волосы ее голову.

Трепет, ощущавшийся внутри, быстро распространялся по телу, даже колени ее тряслись. Однажды ей довелось увидеть, как дрожит кобыла в ожидании жеребца, готового вскочить на нее. Теперь она точно знала, что тогда чувствовало животное. Она вспомнила жеребца с его гигантским красным пружинистым елдаком, загнанным в кобылу, и как та рухнула на колени от бешеного натиска самца.

Он опять потянул ее за волосы, запрокинул ей голову и под носом у нее разломил еще одну ампулу. Оргазм возобновился.

Она слышала, как хрустнула еще одна капсула, но на этот раз она предназначалась не ей, а ему. Она почувствовала его твердость, круто входящую в нее, и резкий толчок его тела в ягодицы.

Она взвизгнула от боли и мощи оргазма, как только он начал делать сильные посылы вглубь… А потом, как та лошадь, она была сбита с локтей.

После она лежала тихо-тихо на своей половине кровати, боль и дрожь мало-помалу оставляли ее тело. Он тоже молчал. Ни слова, ни жеста. Чужие и посторонние. Двое чужих.

Спустя какое-то время он заговорил. Голос был спокойный и ровный, как если бы между ними ничего не произошло:

— Ну, а теперь, женщина, ты осознала свое положение?

Она почувствовала, как слезы наворачиваются ей на глаза.

— Да, — слабо прошептала она.

Вот так с тех пор оно и пошло. Секс перестал быть актом любви, он не был даже актом жестокости. Это бывало откровенное утверждение его власти над ней.

Позднее, тем же летом у нее появился первый любовник. А потом это стало обычным делом. Но лишь с очень немногими она испытывала удовлетворение. Однако что-то от этого она все-таки получала. Правда это была или ложь, чувствовали они или нет, платила она им или не платила — все они дарили ей любовь.

А это было нечто такое, чего Бейдр никогда не делал.

Глава 14

Ее разбудило жужжанье электробритвы. Джордана перекатилась по кровати. Через открытую дверь в ванную она увидела его перед зеркалом с обвязанным вокруг бедер полотенцем. На его лице было знакомое выражение сосредоточенности. Процесс бритья, казалось, поглотил его полностью.

Она села в постели и взяла сигарету. Странный это был уикенд. Странный, потому что в нем были моменты, когда казалось, что они приближались к некогда существовавшей между ними близости. Но всякий раз он или она что-то предпринимали, чтобы разрушить это ощущение.

Дважды за тот уикенд они занимались любовью. В первый раз она разрушила все своим требованием причинить ей боль.

— Сделай мне больно, — сказала она, а сказав, сразу почувствовала, что он отключился.

Второй раз был накануне ночью, после того как они выкурили сигарету Джабира. Она была уже готова. Гашиш расслабил ее, и она почувствовала себя легко и свободно. Ей хотелось отдаться красиво и просто, и больше ничего. Она хотела, чтобы он был таким, как при их первой встрече.

Но все было абсолютно иначе. Он взял ее грубо и прямо. Трижды он вошел и вышел, на четвертый разрядился. Удивленная его поспешностью, она смотрела на его лицо. Оно было бесстрастным, как если бы с ним ничего не произошло. Ни радости, ни удовольствия она не заметила.

В следующий момент он оставил ее, отодвинулся на свою половину и заснул. Она долго лежала без сна и вспоминала, как он впервые взял ее без любви и заставил почувствовать, что она была для него не более чем удобным приспособлением для личной гигиены. Он недвусмысленно дал ей понять, как это будет впредь, и так оно и было с того уикенда по сей день.

После первой неудачи она надеялась, что будет продолжение, будет новая попытка достичь взаимности. Этому не суждено было произойти. То, чего он в начале уикенда вроде бы искал у нее, завершилось. И она сомневалась, будет ли у нее когда-нибудь другой шанс.

Он вышел из ванной, мокрый после душа, и посмотрел на нее.

— Утром мы вылетаем в Лос-Анджелес, — сказал он буднично. — Что ты собираешься после этого делать?

Он держал себя с ней так, будто они были чужие.

— Очень была рада тебя видеть. Буду рада встретиться еще раз.

На его лице промелькнуло удивление.

— Как ты сказала?

— Да так. Я ничего не собираюсь делать.

— А во Францию не вернешься?

— А ты? — спросила она. — Было бы неплохо тебе повидаться с детьми. Ты не показывался все лето, и они скучают по тебе.

— Не могу, — сказал он мягко. — Как раз сейчас у меня уйма дел. Я планирую побыть с ними осенью в Бейруте. Пробуду там самое малое шесть недель.

— Несколько дней имели бы для них большое значение.

В его голосе послышалось раздражение:

— Я же сказал, мне теперь некогда. — Он подошел к комоду и достал сорочку. — Я должен незамедлительно вылететь в Японию.

— Я никогда не была в Японии. Говорят, это изумительно.

Он застегивал сорочку.

— Токио — сумасшедший дом, — сказал он тоном безразличия. — Жуткое движение на улицах, и повсюду толпы народа, просто дышать нечем.

Она поняла. Он не желает брать ее с собой. Там она ему ни к чему.

— Я думаю, что смогу провести несколько дней в Лос-Анджелесе. Повидаюсь с друзьями, а потом, возможно, съезжу в Сан-Франциско навестить своих.

Он надел брюки.

— Недурная идея. Но рассчитай так, чтобы во Франции быть к началу следующей недели. Я не хочу, чтобы мальчики подолгу оставались одни.

— Я все так и сделаю, — сказала она.

При четырех слугах, двух телохранителях и няньке дети, строго говоря, были не одни.

Зазвонил телефон, Бейдр поднял трубку. Послушал, удовлетворенно кивнул.

— Хорошо, Дик. Звони в самолет и скажи им, что вылетаем сразу, как только я доберусь до лос-анджелесского аэропорта. — Он положил трубку. — Я улетаю в Токио сегодня. Ты можешь пользоваться моим бунгало в отеле, если тебе угодно.

— Очень мило с твоей стороны.

— Юсеф в отеле, он встречается там с Винсентом. Если тебе что-нибудь понадобится, можешь позвонить ему.

— Благодарю.

Он надел туфли и направился к двери.

— Как ты думаешь, сколько тебе понадобится времени, чтобы ты была готова тронуться отсюда?

— Немного.

Он кивнул и вышел из комнаты. Некоторое время она сидела неподвижно. Затем погасила сигарету и встала с кровати. Она стояла перед зеркалом, сбросив на пол сорочку, смотрела на свое нагое тело.

Физически она была все такая же. Быть может, ее груди стали чуть полнее после рождения детей, но были упруги, и тонус мышц ее тела был такой же, как в юности. Ей следовало быть довольной собой. Но она не была довольна. Избыток материального благополучия и сопутствующего ему комфорта не доставляли удовлетворения жизнью. Для этого недостаточно стоять на обочине жизни в ожидании, когда тебя употребят.

В спальне Юсефа зазвонил телефон. Он не двигался, надеясь, что аппарат умолкнет. Он был в полном изнеможении. Молодой американец, встреченный им в кафе «Афтер Дарк» вчера вечером, загонял его вконец. Тот был ненасытен. Когда сам уже еле двигался, Юсеф дал ему пятьдесят долларов и выставил за дверь.

Парень поглядел на банкнот, затем на него.

— Позвонить?

— Меня здесь не будет. Утром я уезжаю.

— Я бы с удовольствием встретился с тобой.

Юсеф прекрасно знал, о какой встрече тот мечтает. Еще с одним пятидесятидолларовым билетом.

— Я дам тебе знать, когда опять буду в городе.

— У меня нету телефона, но можешь оставить записку для меня у бармена.

— О’кей, — сказал Юсеф.

Парень ушел, и Юсеф уснул мертвым сном. Теперь этот проклятый телефон трезвонил не переставая. Если бы Бейдр был еще в городе, Юсеф вскочил бы и взял трубку, но Бейдр вчера вечером улетел в Японию.

Телефон в спальне умолк, но зазвонил в гостиной. Юсеф положил вторую подушку себе на ухо и попытался снова уснуть, но вскоре опять зазвонил аппарат в спальне.

Бранясь на чем свет стоит, Юсеф потянулся за трубкой.

— Алло, — хрипло отозвался он.

Говорили по-французски, но с сильным арабским акцентом:

— Месье Зиад?

Юсеф машинально ответил по-арабски:

— Да.

Голос переключился на их родной язык:

— Мы с вами лично не встречались, но разговаривали по телефону. И мы с вами были вместе на борту яхты Аль Фея на вечере в честь дня рождения госпожи Аль Фей. Меня зовут Али Ясфир.

— Алан ва Салан, — сказал Юсеф, теперь окончательно проснувшись. Он знал об Али Ясфире.

— Алан фик, — формально отозвался Ясфир.

— Если ты сможешь уделить мне время, я охотно бы с тобой увиделся по обоюдовыгодному для нас делу.

— Где ты находишься?

— Здесь, в Лос-Анджелесе. Не встретиться ли нам за ленчем?

— Где тебе будет угодно.

— В час дня. В Поло Ландж, здесь же, в отеле.

Он положил трубку. Ему был известен результат последней встречи Ясфира с Аль Феем. Он был уверен: Ясфиру известно, что он, Юсеф, обо всем осведомлен. Тем не менее у Ясфира было что-то весьма важное на уме, раз он искал с ним контакта. Ясфир имел обыкновение абсолютно точно выходить на цель.

Юсеф снова потянулся к телефону.

— Доброе утро, мистер Зиад, — весело ответил оператор телефонной станции.

— Вы не соедините меня с номером мистера Винсента?

Быть одновременно на двух ленчах — задача невыполнимая. Винсенту придется потерпеть.

В соответствии с обычаем арабов, Али Ясфир не приступал к делу, покуда перед ними не стояло кофе.

— Я так понимаю: ваша импортная компания начинает большие поставки товаров в Соединенные Штаты.

Юсеф утвердительно закивал.

— Все именно так. Просто изумляешься, когда узнаешь, до чего же много мы производим на Ближнем Востоке разных товаров, которые охотно покупают в Америке.

— Я также понимаю, что именно на тебе лежит обязанность обнаруживать на Ближнем Востоке маленькие фабрики, чья продукция, по вашему мнению, найдет сбыт в Америке?

Юсеф опять кивнул утвердительно.

— Я тоже представляю производителей, которые имеют желание доставлять морским путем свою продукцию в Соединенные Штаты. В настоящее время мы имеем дело с европейскими экспортерами, и у нас с ними возникает много проблем.

Юсеф хранил молчание. Он знал, что это за проблемы. Слишком много грузов было перехвачено Федеральным Бюро по борьбе с наркотиками. На Ближнем Востоке ходили слухи о том, что многие важные лица разочарованы в деятельности Ясфира.

— Как я понимаю, вы значительную часть своих операций перенаправили в Южную Америку, — сказал он.

— Именно так, — согласилсяЯсфир. — Но это часть нашей программы по расширению и экспансии. Потребность в других наших изделиях как всегда очень велика.

— Я был бы рад оказать вам содействие, — мягко сказал Юсеф. — Но господин Аль Фей уже сформировал нашу политику, и я сомневаюсь, что он по моему совету переменит что-либо в своих намерениях.

— Я уверен, что господин Аль Фей не утруждает себя подробным перечнем всех товаров, которые вы импортируете. Я уверен, что эти детали целиком находятся в твоем более чем квалифицированном ведении.

Это было истинной правдой. Бейдр не обязан был знать. На тысячи долларов разных мелочей переправлялось на судах Аль Фея, о чем он и понятия не имел.

— С тобой могут быть заключены крайне прибыльные соглашения, если мы найдем способ сработаться, — улыбнулся Али Ясфир. — Тебе ведь известны доходы, которые приносят наши поставки. Иной раз бывает и по миллиону долларов за один транспорт, занимающий места не более, чем ящик с куклами из Египта. Ты можешь рассчитывать на десять процентов комиссионных за свои добрые услуги. И никакого риска.

Юсеф посмотрел на него. Это были большие деньги. Он неохотно покачал головой. Ему было тошно думать о том, что эти деньги пройдут мимо него. Но, несмотря на заверения Ясфира, дело было крайне рискованное. Раньше или позже произойдет утечка информации. И тогда всему крышка.

— Весьма сожалею, — сказал он. — В настоящее время мы не располагаем возможностями. Наши операции только начинаются. Возможно, в будущем, когда мы станем сильней и лучше снаряжены…

Али Ясфир кивнул в знак полного понимания. Он был удовлетворен. Рано или поздно Юсеф согласится. Дальнейшее было лишь вопросом ставок. Они будут подниматься до тех пор, пока он не сможет устоять.

— Ты подумай. Мы снова поговорим об этом, когда ты вернешься в Париж.

— Да, — согласился Юсеф. — Возможно, к тому времени произойдут перемены в ситуации.

Али Ясфир взял чашку с кофе.

— Господин Аль Фей летит в Японию?

Юсеф кивнул. Он не представлял себе, что они так пристально следят за передвижениями Бейдра.

— Его переговоры с японцами были очень результативными, — сказал Али Ясфир.

— Мне очень мало известно об этом, — торопливо бросил Юсеф.

Ясфир улыбнулся.

— Несомненно, гораздо важнее, чем тот маленький бизнес, о котором мы с тобой говорили, было бы сотрудничество с Аль Феем. Он пользуется у нас высочайшим уважением.

— У всех, — добавил Юсеф.

— И тем не менее мы чувствуем, что он мог бы иметь гораздо большее значение в нашем деле, — сказал Ясфир. — Если бы он проявил больше решительности, то, возможно, это положительно повлияло бы на других лиц, которые подобно ему придерживаются более консервативных взглядов.

Юсеф промолчал. Ясфир был прав. Это было несравненно важней, чем транспортировка наркотиков.

— Если ты найдешь способ повлиять на него в смысле поддержки нашего дела, — сказал Ясфир, — ты сможешь остаток своих дней провести в роскоши и Аллах ниспошлет на тебя свою благодать и благословение за помощь, которую вы окажете Его угнетенным народам.

— Господин Аль Фей не из тех, на кого легко повлиять.

— Он гуманен, — уточнил Ясфир. — Способ можно найти. Рано или поздно.

Юсеф попросил чек и подписал его. По пути в Поло Ландж они столкнулись с Джорданой.

— Я полагала, что мистер Винсент на ленче с вами, — сказала она, — и как раз собиралась подойти к вам и сказать ему, что буду рада присутствовать на вечернем приеме.

— Я передам ему, — ответил Юсеф. — Возможно, мы пойдем вместе.

Она заметила стоявшего неподалеку Али Ясфира. Тот поклонился.

— Мадам Аль Фей, весьма рад встретить вас еще раз.

Юсеф успел заметить озадаченный вид Джорданы.

— Вы ведь помните господина Ясфира, — быстро вмешался он. — Он был на вечере в вашу честь, на яхте.

— Помню, конечно, — сказала она. — Как поживаете, мистер Ясфир?

Он поклонился еще раз.

— Спасибо, прекрасно. А вы стали еще красивей, чем мне запомнились. Однако прошу прощения, я опаздываю, меня ждут.

Она посмотрела, как он торопливо сбежал в вестибюль, затем вновь обратилась к Юсефу.

— Надеюсь, у Бейдра нет никаких дел с этим человеком, — сказала она.

Юсеф был удивлен. Он впервые услышал ее высказывание о ком-то из деловых партнеров Аль Фея.

— Не думаю, — ответил он. Но его любопытство взяло верх. — Почему вы так сказали?

Взгляд ее был непроницаем.

— Даже не знаю. Быть может, женская интуиция. Но чувствую, в нем таится какая-то опасность.

Глава 15

Джордана обвела взглядом просторную затемненную гостиную и потянулась к своему бокалу вина. Другие гости сидели на кушетках и креслах вдоль стен комнаты, поглощенные действием на большом киноэкране в дальнем конце комнаты. Это не была веселая голливудская вечеринка, на что рассчитывала Джордана. Все, что тут происходило, было довольно чопорно и скучно.

Она посмотрела в противоположный экрану конец гостиной: там у бара, в одиночестве, спиной к экрану сидел хозяин. Было такое впечатление, что едва начался кинофильм, как он сразу же утратил интерес к своим гостям. Быть может, это было то, что иногда называют привилегией «звезды».

Рик Салливэн был кинозвездой в течение многих лет в так называемом большом кинематографе. Картины с его участием снимал С. В. Де Миль и, гораздо реже, Майкл Винсент, но они давно вышли из моды. Когда-то Салливэн сыграл заглавную роль в фильме Винсента о Моисее, и это обстоятельство послужило поводом для нынешнего вечера. В Голливуде прошел слушок о том, что Майкл вот-вот приступит к съемкам еще одной киноэпопеи, и Салливэн почел за благо таким способом напомнить режиссеру о том, что он, Салливэн, в пределах досягаемости.

Не то чтобы он испытывал нужду в деньгах или жаждал поработать. Последние пять лет он снимался в чрезвычайно удачном и популярном сериале на телевидении. Но телевидение было все же не кино.

Он не любил больших приемов, поэтому в списке его гостей никогда не числилось более шестнадцати человек. Разумеется, тут был его агент и те, кто создавал ему рекламу и популярность, а также ведущие обозреватели голливудской прессы. В числе других гостей были общие с Винсентом друзья и сам Винсент, несколько актеров и актрис, из тех, что были для него безопасны как для звезды вечера.

Салливэн отвернулся от бара и обратил внимание на скучающий вид Джорданы, с каким она поглядывала на экран. Он представлял ее себе совсем не такой.

Почему-то он думал, что она гораздо старше. По-видимому, оттого, что, по его представлению, человек столь богатый, как ее муж, должен быть уже в годах. Он бегло осмотрел гостиную в поисках джентльмена по имени Зиад, который пришел с ними. Тот сидел рядом с Винсентом на большом диване. Сперва Салливэн подумал, что это мог быть любовник Джорданы, но потом отбросил эту мысль. Мужчина был явный гомосек. Его ролью был надзор.

Обед проходил весьма приятно, разговоры велись непринужденно и были исполнены взаимной лести. Все обожали всех — типичный застольный голливудский треп. Под конец угощения Салливэн объявил, что достал копию великого фильма Майкла Винсента и готов показать его. Майкл был счастлив, и гости тоже выглядели осчастливленными, когда переходили в гостиную занять места перед экраном.

Рик взял свой стакан, подошел к Джордане и сел на соседний с ней стул. Он взглянул на экран, но тотчас отвернулся. Это был один из начальных эпизодов, где молодой Моисей впервые сталкивается с фараоном. Фильм был сделан почти двадцать лет назад, и он терпеть не мог картины, где снимался еще молодым человеком. Они слишком прямо напоминали о его возрасте.

Он видел, как она посматривает на него, и грустно улыбнулся.

— Не люблю смотреть на себя. По-моему, это верх тщеславия или чего-то еще в этом роде… Вас картина тоже не особенно интересует?

— Я уже видела ее, — честно призналась Джордана. — Но и тогда она была не из тех, что отвечают моим вкусам.

Он рассмеялся.

— А какие картины вы любите?

Она на минуту задумалась.

— Современные. Фильмы, которые снимают теперь.

— Вы не имеете в виду ИКС-фильмы?

— Я их никогда не видела.

Он посмотрел на нее пристальней.

— А не хотите ли посмотреть?

Она опустила взгляд.

— Может быть… Но я ни за что не вошла бы ни в одно из этих гнусных заведений.

— В этом нет надобности. Я могу устроить вам просмотр.

— Возможно, это не лишено интереса. Когда вы смогли бы?

— А что если прямо сейчас? — предложил он. Заметил удивление у нее на лице, когда она пробежала глазами по гостиной. — Разумеется, в другой комнате.

— А как же остальные?

— Они не заметят нашего отсутствия. Этот фильм будет идти еще два с половиной часа. Мы вернемся раньше.

Никто даже не взглянул, когда они выходили из комнаты. Она последовала за ним в холл и дальше в его комнаты. Он прикрыл за собой дверь.

— Надеюсь, вы не станете возражать, если мы будем смотреть ленту в моей спальне?

— Да нет, конечно, — согласилась она. — Но я не вижу экрана.

Он рассмеялся, нажимая кнопку на стене. Послышалось жужжанье механизма, и с потолка перед изножьем кровати опустилась платформа.

На платформе стоял большой телевизор, немного наклоненный вниз.

— У меня фильмы переведены на видео, — сказал он. — Единственное неудобство состоит в том, что вам придется смотреть картину, расположившись на кровати.

— Кровать не выглядит слишком неудобной.

— Мне надо будет только зарядить кассету в плейер. Я через минуту вернусь.

— О’кей.

Он направился к двери, остановился и показал рукой на ночной столик.

— В серебряном портсигаре сигареты с наилучшей колумбийской травкой; розовый флакончик с золотой ложечкой рядом содержит лучший в городе кокаин.

— Прелестно, — улыбнулась она. — Тогда могу ли я попросить вас захватить на обратном пути бутылку холодного белого вина. Допы всегда меня обезвоживают.

Когда он вернулся, она лежала нагая на постели, с сигаретой. Фильм уже пошел.

Он быстро разделся и сел рядом с ней на кровать. Взял флакончик с кокаином и ложечку.

— Как насчет этого? Это штука здорово отшибает рассудок.

— Звучит неплохо…

Он взял по доброй понюшке в каждую ноздрю, затем предложил ложечку ей. Заметил, как заблестели у нее глаза, когда наркотик достал ее.

— Ну как оно? — поинтересовался Рик.

— Лучше некуда! — Она протянула к нему руку. — Вы — грандиозный мужчина.

— Я привык думать так, покуда не увидал на экране вон того человечишку. Вот он действительно грандиозен!

Она захихикала.

— Не верю. Он, должно быть, урод… — Она зачарованно смотрела на экран. — О нет! — воскликнула она. — Эта девочка не может принять его в рот весь… не иначе как кинотрюк!

— Никакой не трюк, — откликнулся он. — С тех пор как вышел этот фильм, она сделала состояние, обучая леди с Биверли Хиллз, как это надо делать. Она говорит, вся штука тут состоит в том, чтобы полностью расслабить глотку.

Она наклонилась над ним, нежно облизывая его язычком.

— Я была бы счастлива, если бы смогла взять хоть половину вашего…

Он расхохотался, и она вопросительно посмотрела на него.

— Вы знаете, когда я впервые вас увидел, я подумал, вы очень моральная леди.

— Я и есть очень моральная леди, — с напускной серьезностью возразила она. — До сих пор не видала ни одного порнофильма… — С этими словами она опустилась на него.

— Замечательно, — сказал он, глядя на нее и в то же время протягивая руку к потайной кнопке пуска скрытой видеокамеры. Он ей не объяснил, что единственные фильмы с его участием, которые доставляли ему удовольствие при просмотре, это были съемки в постели, сделанные скрытой камерой. — Красота, да и только!

Вскоре Юсеф почувствовал утомление. Казалось, этому фильму не будет конца. От скуки обвел взглядом комнату. И сразу забыл про кино. Джорданы не было! Хозяин тоже исчез. Юсеф разозлился на себя. Он прозевал их уход.

Он встал. На него смотрел Винсент.

— Я пройду в ванную, — шепотом объяснил он свое намерение и тихо, на цыпочках вышел из комнаты в коридор и там остановился.

Дом был большой. Они могли быть в любой из полудюжины комнат. Он заглянул в кабинет, в столовую, в малую столовую, во внутренний дворик, но их и след простыл.

В раздражении он пошел в ванную и умыл лицо и руки холодной водой. Глупец! Он должен был догадаться, что она непременно с ним улизнет. Салливэн был видный, привлекательный мужчина и, что важнее всего, — кинозвезда. Не чета тем жиголо, что подворачивались ей на Ривьере.

Он вышел из ванной, прошел через холл к общей комнате. Тут ему послышалось жужжанье какого-то механизма, доносившееся из-за закрытой двери. Он постоял, думая, что это мог быть кондиционер. Американцы имели обыкновение устанавливать такое оборудование в кабинетах и прочих небольших помещениях. Но потом услышал шумок, похожий на голоса из репродуктора. Он нажал ручку двери. Не поддалась. Дверь была заперта.

Он быстро оглянулся — нет ли кого в коридоре. Юсеф освоил множество разных фокусов с замками, включая пользование пластиковыми кредитными карточками.

В следующий момент дверь была открыта, и Юсеф удивленно уставился на маленький монитор видеокамеры. Звук был еле слышен, но цветная картинка была четкая и яркая. Джордана лежала голая на спине, с искаженным от страсти лицом. Лицо приходилось точно напротив объектива камеры, а ноги крепко обхватывали талию мужчины, который дергался на ней, как на необъезженном мустанге. Тихое эхо ее стона отозвалось в динамике в момент, когда мужчина излился в ее лоно. Затем он медленно отвалился на бок и вышел из нее, мокрый и уже обмякающий. Повернулся к Джордане, блаженно улыбаясь, в то время как его рука скользнула за кровать… Юсефу хватило времени, чтобы узнать в мужчине хозяина дома, прежде чем экран почернел.

В первый момент он был ошарашен, затем приступил к делу. Он знал, как пользоваться видеокамерой. Точно такая же система была установлена у Бейдра на яхте, но там был только плейер, без записи на пленку. Юсеф нажал клавишу, освобождавшую кассету, и вынул ее из камеры. Спрятав ее под пиджаком, вышел в коридор. Притворил дверь и услышал щелчок замка.

Через холл прошел в прихожую. Слуга, сидевший у входной двери, встал и открыл ее перед Юсефом.

— Джентльмен уходит совсем?

— Нет. Просто захотелось глотнуть свежего воздуха.

— Это прекрасно, сэр, — сказал слуга, прикрывая за ним дверь.

Юсеф направился к машине. Шофер вышел навстречу.

— Мой атташе-кейс в багажнике? — спросил Юсеф.

— Да, сэр. — Шофер сходил к багажнику и принес кейс Юсефу. Тот быстро сунул туда кассету и запер. Вернул кейс шоферу.

— Напомни мне забрать его, когда вернемся в отель.

— Слушаюсь, сэр.

Юсеф посмотрел, как шофер уложил кейс в багажник, затем возвратился в дом. Сердце громко бухало у него в груди. Это было куда как больше, чем он смел надеяться. Теперь оставалось только решить, в какой момент пустить компромат в ход с наибольшим эффектом.

Он проскользнул на свое место рядом с Винсентом и стал смотреть на экран. Винсент повернулся к нему и проговорил шепотом:

— Рик фантастически сыграл Моисея, вам не кажется?

— Да, — согласился Юсеф. — Как вы догадались, что он подойдет на эту роль?

Винсент повернулся к нему, улыбаясь.

— Я никогда не ошибаюсь, — сказал он. — Салливэн раньше был Соломоном и поменял имя, когда стал сниматься в кино. Разве мог Соломон быть плох в роли Моисея?

Юсеф посмотрел на экран. Да, конечно. Он удивился, как сам этого не заметил. У мужчины было типичное лицо еврея.

Послышался звук шагов. Вернулись Джордана и Рик. Уголком глаза он наблюдал, как они подошли к бару и там сели. Он видел, как Рик взглянул через плечо на экран и что-то сказал ей. Она засмеялась и подняла бокал вина, поставленный перед ней барменом.

Юсеф про себя злорадно усмехнулся. «Смейся, смейся, сука! — мстительно подумал он. — Вот так. Смейся, жидовская подстилка!»

Теперь он знал точно, что будет делать с видеозаписью. Бейдр будет чрезвычайно ему благодарен за заботу о чести его имени. Ведь он скроет от мира, как жена Бейдра изменила ему с евреем.

Глава 16

Лейла с укором посмотрела на свою мать.

— Я же сколько раз говорила тебе, мама! Хамид мне просто друг, вот и все. У меня нет на него серьезных видов. Замуж за него не собираюсь. Он друг и только.

Мариам тяжко вздохнула.

— Не понимаю, что с тобой творится. Он же обыкновенный сириец, даже не из хорошей семьи. Не представляю, что ты в нем нашла.

Лейла закурила.

— Должна же я с кем-то разговаривать.

— Есть много хороших мальчиков, с кем ты могла бы поговорить. Отец сказал, фабрикант Фоаз подъезжал к нему. У него сын жених и тобой интересуется.

— Кто?! — насмешливо спросила Лейла. — Фоаз или его сын?

— Не воображай о себе слишком много. Дедушка желает тебе только добра.

— Такого же добра, что он устроил тебе? — спросила Лейла с намеком.

— Это была не его вина. Никто из нас тогда не знал, что за тип твой отец. Мы все делали правильно. Никто не может указать на нас пальцем.

— А я не видела никого, кто показывал бы пальцем на моего отца, — возразила Лейла. — Никому нет дела до твоих поступков, пока у тебя много денег.

Мариам раздраженно мотнула головой.

— Вот об этом я всегда и говорю. Ты вся в отца, у тебя ни чуточки нет от меня. Ты видишь все только таким, каким хочешь видеть ты. Я никогда не разрешила бы тебе уехать в школу в Швейцарию. Единственное, чему вас там научили, — это возражать матери. Твоя сестра себе этого не позволяет.

— Моя сестра глупая! — бросила Лейла зло. — У нее на уме только дом, дети и ее проблемы с челядью.

— Все это и должно заботить женщину, — подтвердила Мариам. — А что, по-твоему, еще?

Лейла жестом показала на окно.

— Там, между прочим, есть еще целый мир, мать. Ты разве не видишь? Слишком много лет мы жили под гнетом, наш народ жил в рабстве и терпел издевательства. Наши братья стонут под игом евреев в Палестине. А ты спрашиваешь, «что есть еще».

— Этими проблемами должны заниматься и решать их — мужчины. Мы же должны делать свои дела.

— Что толку… — бросила Лейла с негодованием. Она направилась к двери. — Я пошла.

— Куда ты? Опять на свидание со своим Хамидом?

— Нет. Просто пойду выйду. Только и всего.

— Что тебе вдруг приспичило? Скоро обед.

— Я не голодна. Не ждите меня.

Мариам посмотрела, как закрылась дверь за дочерью. Несколькими минутами позже она услышала, как от их дома отъехала машина. Она встала и подошла к окну как раз в тот момент, когда маленький мерседес-кабриолет выезжал на улицу.

Лейла в самом деле была такая же, как ее отец. Никто не мог с ней разговаривать. Вспомнилось, как месяц назад она объявилась у дверей дома вместе со своим сирийским дружком Хамидом. Они оба были такие оборванные и грязные, что прислуга, работавшая здесь недавно, не хотела пускать их в дом. Под конец служанка нехотя позвала хозяйку.

Мариам была шокирована видом своей дочери. Кожа у нее потемнела и обветрилась, будто она провела много дней на солнце в пустыне, и на ее теле не осталось ни одной выпуклости. Она была худая и плоская, как мальчишка.

— Что случилось? — завопила Мариам.

— Ничего, мать, — спокойно ответила Лейла.

— Но ты взгляни на себя, на кого ты похожа! Как будто ты месяцами не мылась.

— Со мной все в порядке, мать, — упрямо повторила Лейла.

— Откуда ты явилась? Я думала, ты еще в школе.

— Домой мы добирались на попутных, автостопом.

— С какой стати? Все, что тебе надо было сделать, это позвонить домой. Мы купили бы тебе билет.

— Если бы я хотела получить билет, позвонила бы. Но я хотела приехать таким способом.

Тут наконец Мариам обратила внимание на стоявшего за порогом Хамида. Она посмотрела на него, потом на дочь.

— Это мой друг Хамид, — сказала Лейла. — Он сириец.

Хамид сделал шаг вперед. Коснулся пальцем Своего лба.

— Ташаррафна.

— Хасали шараф… — машинально откликнулась Мариам. И не добавила полностью всех положенных для приветствия слов.

— Я познакомилась с Хамидом по дороге, — объявила Лейла. — Он направляется к себе домой в Дамаск.

Мариам оставила это уточнение без внимания.

— Он был очень добр ко мне, — добавила Лейла. — Если бы не он, у меня могли быть неприятности.

Мариам обратилась к сирийцу.

— Входи, — пригласила она. — И располагайся у нас в доме.

Хамид опять поклонился.

— Благодарю вас, госпожа, но у меня есть друзья. Я могу остановиться у них.

Мариам не возражала. Парень показался ей грубым и простым. Впрочем, все сирийцы были такие.

— Я рад, что ты дома, — сказал он Лейле. — Теперь я должен идти.

Лейла подала ему руку.

— Ты дашь о себе знать, перед тем как уедешь из Бейрута?

Он кивнул, и они обменялись рукопожатием. Несмотря на внешнюю сухость их взаимоотношений, Мариам уловила симпатию между ними.

— Я тебе позвоню, — сказал он.

Но это было почти месяц тому назад, а он так и не покинул Бейрут. Чем он занимался, Мариам не знала. Но знала, что Лейла почти ежедневно встречается с ним в «Фенисия Отель». Об этом ей сообщили друзья, видевшие, как они сидели в кофейне и пили кока-колу.

Она запарковала машину на улице и вошла в кофейню через боковой вход. Она не любила ходить через вычурно оформленный вестибюль с неизменной толпой разодетых американских и европейских туристов. Он сидел в одиночестве за своим излюбленным столиком в углу у окна. Стакан кока-колы с ломтиком лимона как всегда стоял перед ним. Официантка, не дожидаясь заказа, принесла ей тоже стакан кока-колы.

Он подождал, пока уйдет подавальщица.

— Завтра я уезжаю, — сказал он.

Она смотрела на него. На лице его не было никаких эмоций.

— Домой?

— Вполне можно бы… Здесь все тихо, а я получил письмо от двоюродной сестренки. Пишет, что могу устроиться сержантом в армию — контракт, жалованье. Они набирают ветеранов с опытом.

— Ничего не понимаю. От них ни слуху ни духу, а прошел почти месяц. Может, они думают, что я погибла вместе с остальными?

— Они знают, что ты здесь. Я им сказал, когда ходил за последней получкой.

— Почему же они не призывают меня? Я прямо с ума схожу от ожидания. Мать все время так и норовит подловить меня на чем-нибудь.

— У них другое на уме. Ходят разговоры о том, что «Братство» хотело, чтобы твой отец взял на себя управление их иностранными инвестициями.

— Я знаю. Он им отказал. Это произошло перед тем, как я уехала из Франции. — Она потягивала через соломинку свой напиток. — Они совсем не соображают. Мой отец и пальцем не пошевелит, чтобы для кого-то, кроме себя самого, что-то сделать.

— Они опять нацелились на него. Очевидно, считают его очень важной персоной.

— Желаю им успеха! Есть только один способ заставить его прийти им на помощь. Под дулом пистолета.

— Почему ты так говоришь?

— Я знаю своего отца. Он по-прежнему думает, что деньги способны исправить все и всему помочь.

— В любом случае, я завтра уезжаю. Работенка в армии все же лучше, чем ничего.

— Возможно, я пойду к ним и поговорю. Я прошла все эти тренировки не для того, чтобы сидеть здесь под крылышком у мамаши.

— Не делай этого, — быстро сказал он. — Тебе было приказано ждать до тех пор, пока с тобой не вступят в контакт.

Она посмотрела на него.

— Тебе очень нужно уехать?

— Я должен что-то делать. У меня почти кончились деньги.

— У меня есть деньги.

— Нет.

Она молчала, глядя в свой стакан, потом перевела взгляд на него.

— Я надеялась, нас пошлют на задание вместе.

— Я не тот тип, — объяснил он. — На задание они, скорей, пошлют студентиков. На них люди меньше обращают внимания.

— Ты же не старый. Ты еще вполне можешь сойти за студента, — сказала она торопливо.

— Возможно, — усмехнулся он. — В темноте.

— Если вернешься в сирийскую армию, они никогда тебя не отпустят.

— Может, я и не захочу. По тому, как наращиваем силу мы, как готовится Египет, есть большой шанс, что скоро начнутся какие-то события. И если будет война — я смогу стать офицером.

— Это то, чего ты хочешь?

— Просто хочу сделать большие деньги, — улыбнулся он. — Как твой отец.

— Не смей говорить о нем! — бросила она, внезапно.

— Ты видала сегодняшние газеты?

— Нет.

— А надо бы посмотреть. Быть может, тогда ты поняла бы, почему говорят о твоем отце.

— Что он сделал?

— Он заключил с Японией самый большой договор на постройку нефтеналивных танкеров. Он купил десять судов, и еще двадцать они строят для него. Все как один — супертанкеры. Это будет самая большая в мире арабская пароходная линия.

— Хвала Аллаху, — саркастически заметила она. — Насколько это увеличит его богатства?

— По крайней мере, он что-то делает. Какой же смысл давать грекам и всем прочим монополизировать использование наших портов для их судоходства.

— Как это может помочь палестинцам?

Он замкнулся.

— Извини меня, — быстро сказала она. — Я вовсе не хотела с тобой ссориться. Просто от безделья я стала немного вздорной.

— Ничего страшного.

Она посмотрела на него.

— Ты хочешь, чтобы я поехала к тебе сейчас?

— О’кей, — сказал он, затем улыбнулся. — А как насчет того, чтобы сперва пойти в кино? В Дамаске можно увидеть фильмы не новее, чем десятилетней давности.

Бейдр поставил свою чашечку, почувствовав в голове легкий шумок от теплой сакэ. Почти в тот же момент, когда чашечка коснулась стола, сидевшая позади него на коленях гейша наполнила эту крохотную чашечку. Бейдр смотрел на нее. Пить он не привык. Изредка бокал шампанского, но не более. И хотя он выпил всего три таких маленьких чашечки, они уже давали себя знать.

— Достаточно, — сказал он приподымаясь. Вставая, почувствовал легкое головокружение. Стоило ему чуть вытянуть руку, и гейша тотчас подоспела помочь ему. Он улыбнулся ей. — Спать, — сказал Бейдр.

Он сложил руки ладонями вместе и прижал к одному уху, закрыв глаза.

— Хай! Хай! Спать!

Он кивнул.

Поддерживая одной рукой его за локоть, другой она отодвинула ширму, разделявшую комнаты. Ввела его в спальню и задвинула за собой ширму. Кровать была очень низкая, едва возвышалась над полом, и, садясь, он чуть не опрокинулся. Он подумал, что это выглядело очень забавно, и засмеялся. Она смеялась вместе с ним.

— Я чуть не упал.

— Хай, хай, — сказала она, протянула руку и развязала кушак, стягивавший на нем халат. Мягким движением она спустила халат с плеч Бейдра, и он повалился на спину.

— Устал, — пробормотал он в подушку. Повернулся и лег на живот, лицом вниз.

Словно издалека доносился до него шорох ее кимоно. Он уловил тонкий аромат пудры, легким облачком осевшей на его коже.

Ее руки казались легкими перышками, когда они нежно гладили ему спину, ее пальцы пробегали по позвоночнику от шеи до копчика. Потом она принялась умащивать его тело слегка подогретым маслом. Он блаженно вздыхал.

Ее руки опустились ниже и нежно разминали мышцы и похлопывали по ягодицам, затем он почувствовал, как она медленно раздвигает их и пробует осторожно ввести в середину палец. Она нащупала и помассировала круговыми движениями простату.

Почти сквозь сон он почувствовал, как твердеет член, и стал поворачиваться на бок. Ласково, но твердо она удерживала его. Ее другая рука, увлажненная теплым маслом, пришла в движение на его фаллосе.

Он попробовал двигаться вместе с ней, но не мог. Потом понял, что в комнате не одна гейша, а две. Вторая женщина подошла с другой стороны кровати и опустилась перед ним на колени. Теперь вместо двух рук стало четыре. На нем не осталось места, которого бы они не коснулись, не погладили, не обласкали, и все это одновременно.

Давление на простату и тестикулы, ускоряющиеся движения руки на фаллосе стали невыносимы, он почувствовал, как его сводит в три погибели. Стон исторгся из его горла. Он открыл глаза.

Миниатюрная японка в кимоно мило улыбалась ему. Затем она раскрыла рот и нежно окружила им головку фаллоса. Произошел взрыв, и на миг он ощутил себя на грани смерти, когда струя семени вырвалась из него. И так взрыв за взрывом, пока он не был полностью иссушен, и все, что от него осталось, была мягкая, приятная пустота.

Он продолжал смотреть на миниатюрную гейшу, когда та вставала и молча удалялась. Он ощутил другие руки, обернувшие его мягкой простыней. Он закрыл глаза и пропылился в бездонный сон без сновидений.

Когда проснулся, ему показалось, что проспал он всего несколько минут. Но было светло, день был в разгаре, и Джабир стоял над ним.

— Извините за беспокойство, господин, — сказал он, — но эта телеграмма только что получена, и мистер Кэридж говорит, она очень важная.

Он медленно сел и взял желтый листок. Телеграмма была простая, но ее содержание могло быть понятно только принцу и ему.

ДАТА ОБЪЯВЛЕНИЯ ТВОЕГО СЫНА МОИМ НАСЛЕДНИКОМ УСТАНОВЛЕНА. ПРОШУ НЕМЕДЛЕННО ПРИБЫТЬ ДЛЯ ЗАВЕРШЕНИЯ ВСЕХ ФОРМАЛЬНОСТЕЙ.

(подпись) ФЕЙЯД, ПРИНЦ.

Теперь он окончательно проснулся. Сын тут был ни при чем. Они давно условились с принцем о том, что будет означать такая телеграмма.

Война. Война с Израилем. Время взять реванш за поражение в 1967 году подступило вплотную. Или же они так считали.

Чувство досады овладело им.

Это произошло слишком скоро. Излишне скоро. Быть может, они и одержат сперва второстепенную победу, но израильтяне гораздо опытней. Если война продлится дольше недели, это будет еще одно поражение арабов.

Даже принц соглашался с ним на этот счет. Но надо было много всего сделать. Если в мире будет создано мнение, что они объединились, то, возможно, они смогут одержать победу и покрупней. Не на поле брани, где люди умирают, но в банках и домах, где люди живут.

В другом месте Октябрь, 1973

Пыльный, серо-коричневый фольксваген, облезлый от солнца, песка и ветра за долгие годы странствий в пустыне, чихая и кашляя, не доехал несколько метров до паркинга. Часовые с любопытством наблюдали, как из машины вылез в таком же пропыленном бедуинском бурнусе старик и направился к задку машины. Задрал крышку и безнадежно уставился на мотор.

Подошел один из часовых.

— Что случилось, старый?

— Я бы и сам хотел знать. Даже верблюду бывает нужна вода, а эта тварь, я тебе скажу! Есть что-то безбожное в твари, которой никогда не нужна вода. Будь эта верблюд, я знал бы, что делать.

Молодой солдат засмеялся.

— А что бы ты сделал, будь это верблюд?

— Я дал бы ему попить. Если после этого он не стал бы работать, дал бы ему пинка под зад.

— А почему б тебе не попробовать сейчас? — предложил солдат.

— Я уже пробовал. Не помогает. Ни черта ей не помогает.

Старик продолжал пялиться на мотор, а солдат заглянул в машину. Интерьер ее был столь же обшарпанный, как и экстерьер. Обивка изодрана в клочья, на приборах лежал толстый слой пыли. Солдат дотянулся до панели, стер пыль с бензоуказателя, выпрямился и повернулся к старику.

— У тебя бензин кончился.

— Я в этом не понимаю. Никогда этого раньше не случалось.

— Это случилось теперь, — сказал солдат с оттенком превосходства в голосе.

Старик пожал плечами.

— Вот и чудесно, я рад, что ничего серьезного. А то испугался, не околела ли бедняга совсем. — Он двинулся к воротам. — Отпихните ее в сторонку, — крикнул он через плечо. — Я пришлю, чтобы заправили бак.

— Постой-ка! — Часовой подбежал и загородил дорогу. — Туда без пропуска нельзя. Это зона строгой охраны.

— У меня есть пропуск, — сказал старик, протягивая ему что-то.

Солнце сверкнуло на блестящей пластмассовой карточке.

Солдат взял карточку, поглядел и вытянулся.

— Извините, генерал, — сказал он, отдавая честь.

Бен Эзра ответил на приветствие.

— Все в порядке, солдат. Вольно.

Солдат расслабился.

— Вы знаете, как пройти? — спросил он почтительна.

— Знаю, знаю, — улыбнулся Бен Эзра. Он протянул руку. — Может, вернешь мой пропуск?

— Слушаюсь, господин генерал, — быстро исправил оплошность часовой. — А насчет машины не беспокойтесь. Мы о ней позаботимся.

Генерал улыбнулся:

— Благодарю. — Он повернулся и пошел, его бурнус мягко помахивал в такт шагам.

— Кто это был? — поинтересовался второй часовой.

Солдат почтительно приглушил голос:

— Генерал Бен Эзра.

— Лев Пустыни?! — В голосе второго солдата послышалась нотка недоверия. Он посмотрел вслед старику. — Я думал, он давно умер.

— Да нет, — сказал первый солдат. — Давай-ка помоги мне с машиной генерала.

В конференц-зале за круглым столом сидело всего пять человек. Три американца, что присутствовали на первом совещании, Бен Эзра и генерал Эшнев.

— Прошу меня извинить, господа, что нас собралось так мало, — обратился к присутствующим Эшнев. — Но все остальные на фронте.

— Нет нужды приносить извинения, — сказал Уэйгрин. — Мы все понимаем. — Он улыбнулся. — Кстати, вас можно поздравить. Ваши парни отлично себя показали, окружив Третью армию египтян.

Эшнев мрачновато кивнул.

— Вы предвкушаете победу… Мы же совсем еще не уверены.

— Вы уже победили, — уверенно сказал американский полковник.

— И мы все еще нуждаемся в помощи, — сказал Эшнев. — Большой помощи. Мы слишком дорого заплатили, дав им напасть внезапно.

— Кто бы мог подумать, что они предпримут атаку на праздник Иом Кипур? — заметил представитель госдепартамента Хэррис.

Голос Бен Эзры был деловит.

— Подумал — я. Кажется, я достаточно ясно все изложил на предыдущем совещании.

— Это же была дикая мысль, — стоял на своем Хэррис.

— Пусть дикая, но все же мысль, — философски замерил Бен Эзра. — Однако вы все равно не собирались ничего предпринимать, верно?

Хэррис промолчал.

— Скажите мне, — тоном доверительности заговорил старый генерал. — Вы по начальству докладывали или нет?

Хэррис кивнул.

— Конечно!

Бен Эзра посмотрел на него. Печально покачал головой.

— Всей этой трагедии можно было избежать.

— Не вижу, каким образом, — возразил Хэррис.

— Нам следовало поступить так, как мы сделали в прошлый раз. Война была бы уже закончена.

— И мировое общественное мнение было бы против вас, — не уступал Хэррис.

— Очень много пользы нам сейчас от мирового общественного мнения, — парировал Бен Эзра. — Что-то не вижу ни одной армии, выступившей нам на помощь.

— Сейчас это не имеет отношения к делу. Мы собрались не ради дискуссий, генерал. Мы здесь ждем вашей оценки ситуации в данный момент.

— С тем, чтобы проигнорировать эту оценку так же, как вы сделали в прошлый раз, — продолжил Бен Эзра с откровенным сарказмом. В глазах Эшнева он заметил обиду и виновато добавил: — Прости, дружище. Я забыл, что для тебя все еще горше, чем для меня.

Эшнев промолчал.

Бен Эзра посмотрел через стол на американцев.

— Тоскливо жить на старости лет, — сказал он.

За столом все молчали.

— Не откажите в любезности, господа, ответить на один мой вопрос, — снова заговорил Бен Эзра. — Скажите, для чего вы собрались на это совещание? Ведь вам должно быть так же очевидно, как и мне, что ничего из совещания не получится, ничто не может быть изменено, ничего не может быть сделано.

— Это не верно, генерал Бен Эзра, — быстро возразил полковник Уэйгрин. — Мы питаем высочайшее уважение к вашему мнению и идеям.

Бен Эзра улыбался.

— А я — к вашим. Если б я еще мог их понимать… Я так до сих пор и не могу уразуметь — то ли вы нас любите, то ли ненавидите.

Эшнев еще раз попытался вернуть совещание в прежнюю колею.

— Вы получили досье на Аль Фея?

— Да, — ответил Бен Эзра.

— Какие сделали из него выводы?

— Если бы арабы отличались смекалкой, они распустили бы свои армии, подыскали еще троих, как он, и завоевали бы мир без единого выстрела.

— Каким образом можно это сделать? — спросил Хэррис удивленно.

Бен Эзра позволил себе улыбнуться.

— Довольно просто. Они купили бы весь мир.

Никто не засмеялся.

— Война уже проиграна, вы это знаете, — сказал старик.

— Что вы хотите сказать? — спросил Уэйгрин. — Она еще не кончена. Израильтяне продвигаются в Египет и Сирию. Садат уже заговорил о мире. Он знает, когда он продулся.

— Он знает, когда он победил, — сухо поправил Бен Эзра. — Единственное, что он хотел сделать, это восстановить гордость арабов. Он этого добился. Арабские солдаты сражались храбро. Их честь была восстановлена. Это и было то, что ему требовалось… Мы могли бы эту войну выиграть, но все зависит от того, сколько вы нам дадите на это времени.

— Я не совсем понял смысл, — сказал Хэррис.

— Нам требуется еще две недели, — пояснил Бен Эзра. — Египет уже не имеет значения. Мы должны обойти Каир, частично оккупировать Ливию и взять Сирию. Если мы это сделаем, мы переломим хребет угрозе нефтяной блокады; если же нет, тогда наша изоляция будет лишь вопросом времени.

— Что требуется от нас в смысле предоставления вам времени? — спросил Хэррис. — Россия готова выступить с требованием прекращения огня.

Бен Эзра посмотрел на него.

— Нельзя же быть таким глупым. — Он грустно покачал головой. — А где была Россия, когда успех был на стороне арабов? Пытались защитить нас требованием прекращения огня? Нет! Они помалкивали, покуда не наступил перелом в ходе сражений. А теперь они хотят прекращением огня закрепить их успехи. Арабы получили в свое распоряжение оружие сильнее любого другого, оружие, о котором только могли мечтать — эмбарго на нефть. Оно может остановить Запад надежней и скорей, чем атомная бомба.

Если под нашим контролем окажутся нефтепромыслы Ливии и нефтепроводы Сирии, затея с эмбарго лопнет. Если бы потребовалось, мы смогли бы снабжать нефтью весь мир. Иран прочно стоит в западном лагере, Иордания переметнулась бы в два счета, и угроза миновала бы…

Если же мы не сделаем этого, вся мировая экономика может покатиться кувырком. Арабы расколют мир. В трещину сразу же вскочит Франция и развалит европейскую антанту. Япония будет вынуждена подлаживаться к арабам, потому что восемьдесят процентов нефти получает от них. И мало-помалу арабы отвратят от нас все страны мирового сообщества. И я не могу их винить за это, потому что собственное спасение для них так же важно, как наше для нас.

— Если вы перенесете войну в Ливию и Сирию, Россия может пойти на интервенцию, — заметил Хэррис.

— Сомневаюсь, — возразил Бен Эзра. — Конфронтации они боятся не меньше вашего.

— Это — ваше мнение, — холодно поправил Хэррис.

— Верно, — отозвался старик. — Так вот: если бы ваш мистер Киссинджер малость потянул время, мы смогли бы завершить дело.

Хэррис посмотрел на Эшнева.

— К счастью, это не политика вашего правительства.

Эшнев неохотно кивнул.

— Что верно, то верно.

Хэррис снова обратился к Бен Эзре.

— Идея соглашения о прекращении огня через два дня принадлежит мистеру Киссинджеру.

— Мои поздравления мистеру Киссинджеру, — язвительно откликнулся Бен Эзра. — Он вполне может прослыть Невилем Чемберленом семидесятых.

— Я полагаю, эта дискуссия выходит за рамки повестки дня данного совещания, — жестко сказал Хэррис. — И должна бы проходить на более высоком уровне. В данный момент нас больше интересует, что мы можем предпринять в отношении Аль Фея.

— Я не думаю, — ответил ему Бен Эзра, — что у нас есть иные возможности воздействия на него, кроме как молиться, чтобы он продолжал противостоять нажиму со стороны левых и придерживался, насколько сможет, среднего курса. Разумеется, он не заинтересован в том, чтобы свои богатства и власть поставить на службу народным массам в большей мере, нежели любой из богатых шейхов. Но все они идут по чрезвычайно узкой тропе. Сколь долго они на ней удержатся, можно только гадать. — Он обратился к Эшневу: — Вы располагаете дополнительной информацией о нем после начала войны?

— Сведений очень мало, — ответил Эшнев. — Плохо обстоят дела со связью. Аль Фей перед началом конфликта был отозван домой, где и продолжает находиться по сей день. Нам известно, что он намерен возглавить объединенный комитет по инвестициям всех нефтепроизводящих стран, но переговоры, непосредственно относящиеся к нефтяной политике, должны состояться в объединенном комитете министров иностранных дел этих стран. Они продолжают относиться с большой осторожностью к отделению вопросов экспорта нефти как политического инструмента от использования денег, получаемых ими от торговли ею. На уровне внутриполитическом они упор делают не на прибылях от нефти, а на новой тактике: «Нефть за справедливость».

— Как по-вашему, он может иметь какое-то влияние на нефтяную политику? — спросил Хэррис.

— Поначалу — очень небольшое, — сказал Эшнев. — Потом, в дальнейшем оно увеличится, когда они обнаружат, что ослабление или крах мировой экономики приведут только к потере их собственных капиталовложений. Я полагаю, что Аль Фей с его принцем разобрались в перспективе событий, и как раз это явилось причиной того, что он возглавил упомянутый комитет, а вовсе не его личные политические амбиции. Благодаря своей репутации человека, стоящего вне политики, он будет находиться в благоприятной позиции при ведении переговоров с любой стороной.

— Где находится его семья? — спросил Бен Эзра.

— Его жена с сыновьями все еще в Бейруте, — ответил Эшнев. — Так же, как его бывшая жена и дочь.

— Та, что училась в Швейцарии? — полюбопытствовал старик.

— Да, — ответил Эшнев.

— Уже нет, — впервые подал голос человек ЦРУ. — Младшая дочь, Лейла, три дня назад улетела в Рим. С ней еще одна девушка и молодой человек.

— Как вы об этом узнали? — удивился Эшнев.

— Благодаря этому молодому человеку, — ответил Смит. — Мы давно держим его под наблюдением. Был замешан в переправе наркотиков во Вьетнаме и недавно перебрался на Ближний Восток… — Он достал сигарету. — У него были связи с мафией, но недавно он стал работать на Али Ясфира.

— А какая тут связь с дочерью Аль Фея? — спросил старик.

— Мы сейчас устанавливаем, — сказал Смит. — Кое-что мне уже известно. Прошлой весной она бросила школу и отправилась в учебный лагерь партизан. По какой-то причине после окончания военной подготовки она провела лето дома. Затем этот человек вышел с ней на связь, и меньше чем через неделю они снялись.

— А наша агентурная разведка имеет об этом информацию? — спросил Эшнев.

— Да. Я передал ее в тот же день, как получил.

— Она все еще в Риме? — спросил Эшнев.

— Не знаю, — ответил Смит. — Они расстались в аэропорту. Девушка уехала на одном такси, юноша на другом. Мой человек мог последовать лишь за одной машиной. Он продолжил наблюдение за мужчиной.

— Он в Риме? — спросил Эшнев.

— Да. В морге. Его убили через два часа по прибытии. Полиция считает, что с ним свела счеты банда. Возможно, так и есть. Мафия не любит, когда ее солдаты переметываются к конкурентам.

— Мы должны найти девочку, — сказал старик.

— Я дам задание нашим людям, — сообщил Эшнев. Он встал. — Я полагаю, господа, на этом мы можем закончить. Есть еще вопросы для обсуждения?

Американцы переглянулись. Совещание было окончено. Все встали и на прощание пожали друг другу руки. Полковник Уэйгрин и Хэррис были с Бен Эзрой холодно вежливы, но Смит держался иначе.

— А вы знаете, генерал, — заметил он немного гнусаво, — как уроженец Среднего Запада, — вы абсолютно правы. Я хотел бы, чтобы побольше наших людей послушали вас.

— Благодарю, мистер Смит. Мне тоже хотелось бы этого.

— Вот вам моя карточка, — сказал человек ЦРУ. — Позвоните, если вам вдруг понадобится моя помощь.

— Еще раз благодарю.

Американцы вышли из комнаты, и два израильтянина переглянулись.

— Что ты обо всем этом думаешь, Исайя? — спросил Эшнев.

Старик пожал плечами.

— Лев, ты говоришь на идиш?

— Нет, — сказал Эшнев. — Я сабр. Никогда не учил идиш.

— У них есть поговорка, — сказал старик. — Я думаю, ее занесли много лет назад из Польши или из России во время погромов: «Швер цу захн а ид».

— А что это значит? — спросил Эшнев.

Старик грустно улыбнулся.

— Тяжко быть евреем, — перевел он.

КНИГА ТРЕТЬЯ Конец осени 1973

Глава 1

Дик Кэридж тихо постучался в дверь спальни. Донесся приглушенный голос Бейдра:

— Войдите.

Дик открыл дверь и на миг был ослеплен. Шторы были раздвинуты, и комнату затопило утреннее швейцарское солнце. Бейдр сидел спиной к окну за маленьким письменным столом. Против света лицо его казалось совсем темным. Он поднял глаза на Кэриджа.

— Что скажешь?

— Французы здесь, шеф.

Бейдр посмотрел на часы.

— Рано они на ногах.

— Боятся рисковать, — улыбнулся Кэридж. — Не хотят, чтобы кто-то до них побывал у нас.

Бейдр посмеялся.

— Мне это нравится во французах. Ты можешь быть уверен — они никому не окажут чести своим доверием, кроме самих себя.

— Что им сказать?

— Вели подождать. — Он дал Кэриджу несколько бумаг. — Что тебе известно по поводу вот этого?

Кэридж взял донесение и пробежал глазами. Сверху на листке крупным шрифтом значилось: АРАБСКИЕ КУКЛЫ Лтд. Внутри папки были подборки документов на морскую транспортировку грузов. На каждом счете стоял штамп «Оплачено». Кэридж посмотрел на Бейдра.

— Не более того, что известно вам, и еще то, что все счета оплачены в срок.

Бейдр забрал папку.

— Вот именно. Весьма нехарактерно. Ты знаешь хоть одного ливанца, который своевременно оплачивает счета?

— Не понимаю. Они хорошие клиенты. Разве есть у нас повод для недовольства ими?

— Дело в другом, — сказал Бейдр. — Они выплачивают премии за срочность доставки. Какая, черт возьми, может быть нужда в срочной перевозке кукол? Настолько срочной, что они готовы доплачивать премиальные за эту срочность? И это тоже не соответствует их характеру. Ливанцы ни за что не станут платить премии, даже если от этого зависит их жизнь.

— Близится Рождество. Возможно, они хотят заблаговременно завести на склады товар, в данном случае — куклы.

— Это могло бы быть так, если бы они отправляли грузы теперь. Но они же начали еще в сентябре. — Бейдр передал папку Кэриджу. — Дай мне справку по компании.

— Слушаюсь, шеф. Что-нибудь еще?

Бейдр отрицательно качнул головой.

— Дай французам кофе. Через несколько минут я выйду к ним.

Когда дверь за Кэриджем закрылась, Бейдр встал, открыл створки и вышел на террасу. В утренней прозрачности воздуха уже чувствовалось приближение швейцарской зимы. Сделав глубокий вдох, Бейдр с наслаждением ощутил прохладную свежесть.

Вдали четко проступали сине-зеленые горы, снег уже одел их вершины. Бейдр посмотрел вниз на просыпающийся город. На улицах раскручивалась обычная деловая жизнь.

Женева. Она была средоточием всего: денег, власти, дипломатии, торговли. Вот место, где могла бы быть выиграна война, а не на полях сражений на Ближнем Востоке. Банки и биржи этого старинного швейцарского города создавали иллюзию парения над дрязгами и баталиями, однако они же норовили извлечь прибыль из любой перемены направления ветра, независимо от того, в какую сторону он теперь дует.

Бейдр вернулся в комнату и посмотрел вокруг. Скромный номер в отеле снимался на весь год и был предназначен для редких и случайных наездов. А сейчас Бейдр задумался. В будущем году ему предстояло проводить здесь гораздо больше времени. Этот апартамент слишком скромен: недостаточно представителен для тех приемов, которые ему предстояло здесь устраивать.

Чем больше он думал над этим, тем больше утверждался в новой мысли. Постоянная база не простаивала бы здесь зря. Кроме того, всегда было приятно провести зимний сезон в Швейцарии. Между Сент-Морицем и Гштадом соберется весь мир. И он не сомневался, что Джордана будет в восторге от его планов. Приемы, светская жизнь, зимний спорт!

Нужно позвонить ей и сообщить о своем решении. А также дать указание Кэриджу сообщить брокеру по недвижимости о намерении приобрести квартиру в Женеве и виллу в Гштаде. Он был уверен, что все будет быстро улажено. Деньги имели чудесное свойство убыстрять дела.

Он подошел к зеркалу и посмотрел на себя. В белой рубашке и темных брюках он выглядел, скорей, европейцем, а не арабом. Зашел в гардеробную и вышел оттуда с халатом на руке. Быстро надел темно-коричневый мишлах и черно-белую гутру, покрывало которой ниспадало на плечи. Снова посмотрелся в зеркало. На этот раз удовлетворенно кивнул себе. Теперь он выглядел настоящим арабом. Улыбнулся и направился к двери. Национальный облик давал некоторые преимущества. В особенности когда приходилось вести дела с французами: те испытывали чувство превосходства по отношению к любому человеку на земле.

— Мы страна маленькая, месье Дюшамп, — сказал Бейдр по-французски, — полностью блокированная на суше, и никаких выходов к морю, кроме как через проявляющих сочувствие соседей, и потому вы можете прекрасно понять суть наших проблем. Вода. У нас есть нефть и нет воды. Я много раз слышал, как мой принц говорил, что охотно поменял бы свои бессчетные нефтяные скважины на скважины, которые качали бы ему воду. Наша страна расцвела бы, будь у нее вода.

Дюшамп взглянул на своего коллегу и понимающе закивал.

— Месье Аль Фей, Франция всегда была среди самых первых стран в мире, кому были понятны трудности народов Ближнего Востока и их стремление к самоопределению и свободе. Мы публично осуждали эксплуатацию ваших ресурсов и поддерживали вас, зачастую в ущерб нашим отношениям с великими державами и наперекор нашему общественному мнению. Вы же, надеюсь, помните, как мы отказали Израилю в поставке им пятидесяти реактивных истребителей «Мираж» в шестьдесят седьмом году, в том, первом конфликте?

— Я помню. — Он не стал добавлять, что также помнил, как Франция не только отказала Израилю в поставках истребителей, но и отказалась вернуть этой стране сто миллионов долларов, которые были собраны на приобретение самолетов. Однако от колкости не удержался:

— С тех пор, как вы столь щедро одарили свободой Алжир, вы стоите в авангарде тех, кто признает великие принципы самоопределения арабов.

По лицу француза пробежала тень неловкости.

— Франция готова к исполнению любых заказов от арабских стран. Наши заводы работают на полную мощность: производят самолеты, автомобили, танки, почти все, в чем нуждается арабский мир для демонстрации своей способности постоять за себя.

Бейдр вежливо улыбнулся.

— Я счастлив. Безусловно, я передам все это в соответствующий комитет. Как вам известно, военными вопросами я не занимаюсь. Абсолютно! Моя деятельность — в сфере промышленного производства. Если вы обладаете машиной, которая может производить воду, я проявил бы к ней величайший интерес.

— Имеются заводы — производители воды, но, увы, они тоже требуют воду для запуска в эксплуатацию.

Бейдр позволил себе изобразить наивность:

— Да что вы говорите!

— Это — ядерные опреснители морской воды. Они дороги, но они вырабатывают воду. К несчастью, ваша страна лишена морского побережья.

— Это верно, но мы имеем соглашения с нашими соседями — Сирией, Ираком, Иорданией, Саудовской Аравией — развивать производство пресной воды для наших общих потребностей.

— Вы представляете эти страны тоже? — лукаво спросил француз.

— Впервые арабский мир проявил единство в этой области. Сообща мы будем развивать наш промышленный и сельскохозяйственный потенциал. Мы, например, заключили соглашение с итальянским «Фиатом» на производство модификации автомобиля этой марки. Заводы будут построены в нескольких наших странах, с тем чтобы создать дополнительные рабочие места.

— Весьма похвально, — сухо сказал француз.

— Разумеется, производство этих машин обойдется нам несколько дороже, чем если бы мы их импортировали. Но поскольку идея самостоятельности прельщает нас больше, чем прибыли, мы считаем, что игра стоит свеч. Мы также ведем переговоры в других областях, таких, как производство бытовой техники и телевизоров. Приходится только удивляться тому, сколько может сделать человек, имея желание трудиться.

— По-вашему, насколько вам обойдется дороже производить эти вещи, чем если бы вы их покупали? — спросил Дюшамп.

Бейдр пожал плечами.

— На пятьдесят процентов, на сто… Какое это имеет значение? У нас есть деньги. Мы можем себе это позволить.

Француз молча задумался. Когда заговорил, в нем уже не было той самоуверенности, с какой он начинал разговор:

— Мы тоже заинтересованы в содействии вашей индустриализации. Я уверен, мы сможем найти много разных взаимовыгодных проектов. Наше промышленное производство самое высокоразвитое в мире.

— Рад слышать. Меня весьма интересуют ваши планы и части ядерного опреснения морской воды. Эта область, безусловно, заслуживает интенсивного изучения, и она одна из тех, в которых мы наверняка смогли бы работать имеете.

— Это, пожалуй, самый дорогостоящий проект из всех, — быстро заметил Дюшамп.

— Как я уже сказал, о деньгах вопрос не стоит. В моем маленьком государстве ежедневный доход, приносимый нефтью, превышает миллион долларов. Если вы помножите его на остальные государства арабского мира, сумма вырастет до астрономических размеров.

— Франция не из бедных. У нас есть столько долларов, сколько нам требуется. И даже более того.

— Мне это известно, но существуют разные источники информации, и поскольку я не связан с политическими сферами, мои рекомендации могут быть восприняты благоприятно при выработке окончательных решений.

Француз пристально посмотрел на него. Они оба понимали, о чем говорил Бейдр. В этой торговле главным аргументом была нефть, а не деньги, когда речь шла о сотрудничестве.

— Месье Аль Фей, — сказал француз. — Не могу вам выразить, как я рад, что мы с вами нашли область, в которой сможем сотрудничать. Можете быть уверены, что в самом скором времени я к вам вернусь с несколькими очень конкретными предложениями.

Бейдр поднялся.

— Буду ожидать вашего возвращения с огромным нетерпением и надеждой. — Француз тоже встал. Бейдр церемонно поклонился, сделав традиционный для араба прощальный жест: — Ступайте с миром!

Как только французы удалились, тут же вошел Кэридж.

— Они тут все на подхвате, — сказал он. — Малый вариант ООН — немцы, итальянцы, румыны, норвежцы.

— Быстро молва разнеслась, а?

Кэридж покачал головой.

— Они все приехали накануне. Сбежались, как кобели вокруг суки на течке.

Бейдр засмеялся.

— Лучше позвони в банк и узнай, не могут ли они нам выделить взаимообразно пару секретарей. Затем составь распорядок приема. Мы должны будем повидаться с ними со всеми.

— Зачем? Среди них очень мало таких, у кого есть что-то для нас.

— Я знаю, но это не имеет значения. Сейчас они все в шоке по поводу эмбарго. Они до сих пор не могут в это поверить. Когда до них дойдет, они будут в панике и в ярости. Одна из наших обязанностей — сохранить среди них как можно больше друзей.

— Вы правы, шеф. — Кэридж направился к двери.

Бейдр остановил его:

— Дик, вызови к телефону миссис Аль Фей. Она в Бейруте, в доме моего отца.

— Слушаюсь. — Дверь за ним закрылась, а чуть погодя раздался телефонный звонок. Швейцарская телефонная служба гордилась своей оперативностью. Джордана была на проводе.

— Как дети? — спросил он.

Голос у Джорданы был скучный.

— Прекрасно.

— Школа им нравится?

— Не знаю, нравится или нет, но ходят.

— Ты очень занята?

Короткое молчание.

— Смеешься что ли? Я в Бейруте. Мне здесь абсолютно нечем заняться.

— Тогда, может быть, согласишься приехать сюда и помочь мне? Я решил купить дом в Женеве и виллу в Гштаде; но я буду слишком занят, чтобы всем этим заниматься.

— Бейдр, ты это серьезно?

— А что? Дела идут так, что в недалеком будущем мы будем проводить здесь большую часть времени. Приедешь?

Она рассмеялась.

— Прилечу ближайшим самолетом!

— Отлично! — Он улыбнулся в телефон. — Дай нам знать, каким рейсом, и я пришлю за тобой в аэропорт Джабира.

Как только он положил трубку, в комнату вошел Кэридж. Выражение его лица было странное.

— Там пришла девушка, хочет вас видеть.

Внезапно Бейдр почувствовал раздражение.

— Тебе следует знать, Дик, — сказал он резко. — У меня слишком много дел, чтобы меня сегодня отрывали от них девчонки! Отправь ее.

— Один раз я уже так сделал, — сообщил Дик. — Но она через несколько минут вернулась с Джабиром. Тот сказал, что вы захотели бы ее видеть.

Бейдру это показалось любопытным. Как правило, Джабир не проявлял участия к женщинам.

— Кто она?

— Не знаю, сэр. Ни она сама, ни Джабир не назвали ее имени. Сказали, что хотят сделать вам сюрприз.

Бейдр на миг задумался. Должно быть, что-то важное. Джабиру играть в такие игры не полагалось.

— О’кей, приму ее, — заключил он. — Но только на минуту. И передай Джабиру, что я делаю это лишь из уважения к нему, и не желаю, чтобы подобные шутки повторялись.

— Слушаюсь, сэр.

Бейдр подошел к буфету и налил себе чашку кофе. Понес ее на письменный стол. Услышал позади себя открывающуюся дверь и обернулся.

Юная женщина с почти застенчивым видом стояла в дверях. Бейдр посмотрел на нее. Что-то в ней показалось ему знакомым. Она была красива, ее лицо своей формой напоминало сердце, темно-синие глаза, блестящие черные полосы закрывали ее плечи. На ней была рубашка и синие джинсы — так в большинстве своем одевалась в те дни вся молодежь; если судить по тому, что было видно, фигурка у нее была хорошая. Он заметил легкий страх в ее взгляде и неуверенность. И вдруг все сфокусировалось в одной точке.

— Лейла! — воскликнул он.

Сквозь испуг проглянула неуверенная улыбка.

— Хэлло, отец, — сказала она негромко.

Он подошел и обнял дочь.

Глава 2

— Мне почти девятнадцать, отец, а в школе я этого совсем не чувствую, — сказала она. — Столько всего важного происходит на свете, и я хочу быть частью этого.

Он улыбнулся. В ней было так много того, что ему напоминало о себе самом. То же нетерпение. То же любопытство и желание соучастия.

— Скажи точнее — что именно ты хочешь делать?

— Сама не знаю. Знаю только то, чего делать не хочу. Не хочу быть, как моя сестра. Не хочу, чтобы брак и семья стали единственной целью моей жизни. Я уверена, что можно найти дело мне по силам.

— Ты с матерью говорила?

— Ты же знаешь мать. Она не понимает. Она считает, что я должна делать именно то, что я назвала и чего делать не желаю. Дед даже подыскал мне кого-то в женихи.

Бейдра это приятно забавляло.

— Твой дед не меняется. Я полагаю, жених богатый человек из очень хорошей семьи?

— Конечно, — засмеялась она. — Дедушка Риад всегда был большой мастер выбирать.

Бейдра это тоже рассмешило.

— Я должен бы и сам помнить… но если серьезно, то, конечно, есть много дел, занятие которыми тебе по плечу. Например, учительство. Нам требуется как можно больше учителей.

— Ты имеешь в виду общепринятые дамские профессии… — ей не удавалось затушевать нотки презрения в голосе. — Этого я тоже не хочу. Я не хочу делать то, что женщинам разрешалось делать на протяжении многих поколений. Я хочу участвовать в чем-то, что реально продвигает нас вперед. В моем случае, я хочу делать то, что делаешь ты, помогая нам войти в мир и заставить этот мир принять нас не на его, а на наших условиях.

— Не так-то это просто. Известно ли тебе, сколько на свете людей, до сих пор считающих, что мы — народ примитивный?

— Да, известно, — быстро подтвердила она. — И вот это я и хочу изменить. Теперь, когда мы выиграли войну, у нас есть шанс заставить мир признать, что мы ничуть не хуже их.

— Ты веришь в то, что мы выиграли войну?

— Я знаю, что это так. Если бы нас не вынудили пойти на перемирие, мы могли бы разгромить израильскую армию раз и навсегда. Они двигались прямиком в западню, приготовленную для них в Сирии и в Египте.

Бейдр смотрел на нее. Скольких вещей она еще не знала. Это была стандартная линия панарабской пропаганды, старательно проводимая в народных массах. Его неизменно поражало, что большинство арабов верило в это. То, что Израиль отрезал Третью египетскую армию и за несколько дней мог оккупировать и Каир, и Дамаск, казалось, никогда не дойдет до их сознания.

— Я все-таки не возьму в толк, что ты хочешь делать?

— Есть у меня одна идея.

— Выкладывай.

— Я могла бы работать для тебя, — она посмотрела ему в глаза.

Она была так напориста, что он не улыбнулся.

— И что ты стала бы делать? — мягко спросил он.

— Мать всегда говорила, что мне надо было родиться мальчиком, что я вся в тебя, — сказала она серьезно. — Я могла бы стать твоей помощницей.

— Боюсь, что нет, — сказал он ласково. — Все мои помощники имеют специальное образование, для того чтобы занимать этот пост. Их работа по большей части носит характер сугубо технический и специальный.

— Я не хочу сказать, что готова прямо сейчас, — торопливо поправилась она. — Я могла бы начать клерком или, быть может, секретарем, пока наберусь опыта.

— Ты знаешь стенографию и машинопись? — спросил он.

— Печатать на машинке немного умею.

Он помолчал в задумчивости, покачал головой.

— Боюсь, ничего не выйдет. Даже на эту должность нам нужны люди, владеющие ремеслом.

— Я могу вести прием посетителей. Я готова начать с чего угодно.

— Ты моя дочь. Как бы, по-твоему, это выглядело?

— Не обязательно всем об этом знать. Мы могли бы держать это в секрете.

— Нет. Так не пойдет. В моем бизнесе секретов нет.

Она была разочарована.

— Я не вернусь в школу. Ненавижу ее!

— Ну и не надо. У меня есть другая идея.

Она посмотрела на него с надеждой.

— Если твои намерения серьезны, я могу устроить тебя в университет в Штатах, где ты могла бы овладеть основами менеджмента бизнеса. Через несколько лет твои знания могли бы стать достаточными, чтобы занять подходящую должность в организации.

— На это уйдут годы, — сказала она нетерпеливо. — А что если сразу теперь? Пока я закончу школу, все уже будет сделано без меня.

Он рассмеялся.

— Я так не думаю. Дел больше, чем на обе наши с тобой жизни.

— А могу я ходить в школу здесь же? — спросила она. — Тогда я смогла бы после уроков работать и одновременно учиться.

— Это не одно и то же. Все, чему они смогут тебя обучить, — это стенография, машинопись и, может быть, еще простейшая бухгалтерия.

— Этого хватило бы для начала, а потом, если увижу, что гожусь для этого дела, то смогла бы поехать учиться в Штаты.

— Мне надо подумать.

— Тут и думать нечего, — решительно сказала она. — Я слышала, как твой человек звонил в банк насчет секретарей. Пока вы их дождетесь, я могла бы отвечать на телефонные звонки и вести прием посетителей. Я очень здорово могу по телефону. Ну правда же!

Ему стало неудержимо смешно.

— Ты очень решительна, моя юная леди.

Она встретила его взгляд.

— Ты даже не знаешь, до какой степени.

— Я начинаю улавливать смысл твоей затеи. — Он тихо усмехнулся, потом улыбка исчезла с его лица. — Знаешь, мне надо будет насчет этого переговорить с твоей матерью.

— Зачем? Ты никогда с ней не говорил обо мне.

— Это она тебе сказала?

— Да. — Взгляд ее на миг опустился, затем она посмотрела на него в упор. — Почему ты ни разу не захотел повидать нас, после того как ушел?

Бейдр выдержал ее взгляд.

— Это тебе сказала твоя мать?

Она кивнула.

Бейдр молчал. Не было смысла рассказывать ей, сколько раз он просил свидания с ней, просил прислать ее к нему погостить, и на все это Мариам отвечала отказом, заявляла, что не желает больше говорить с ним. Лейла знала лишь одно: отец их бросил, и так все и должно оставаться. Он набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул.

— Да нет, все это неправда, — сказал он спокойно.

Она промолчала.

Он чувствовал, что она не верит.

— Но теперь это не имеет значения, — сказал он мягко. — Вот ты передо мной, и я вижу тебя.

Она кивнула, но промолчала.

— Скажи мне… — чувствуя неловкость, начал он. — А как поживает твоя сестра?

— Прекрасно. Она замужем. Я не очень-то в курсе… У нас мало общего. Они очень светские. Да, кстати, Амал подозревает, что она беременна.

Он улыбнулся.

— Ты хочешь сказать, что я становлюсь дедом?

— Это вполне возможно.

Он тихонько присвистнул.

— Очень по-американски, — мгновенно прореагировала она.

— Что именно?

— Да твой свист этот. Что он означает?

Он засмеялся.

— Мне надо, на многое настроиться. Во-первых, осознать, что я отец двадцатилетней барышни, а тут еще и то, что я без пяти минут дед.

Лейла засмеялась.

— Не бери в голову. Амал каждый месяц делает предположения — не беременна ли она. Может быть, и на этот раз то же самое.

— А ты знаешь, что у тебя два брата?

— Знаю. Мухаммад и Самир.

— Знаешь их имена?

— Не велик секрет. Газеты постоянно пишут о вас. И снимки печатают.

— Они хорошие мальчишки. Тебе они понравятся.

— Я хотела бы повидать их.

— Тебе это предстоит. В скором времени. — Он поднялся. — Где ты остановилась?

— У подружки. Ее семья живет в Женеве.

— Она швейцарка?

— Да.

— Ты предпочла бы остаться у них или, может, переедешь ко мне сюда?

— Как тебе угодно, — сказала она, отводя взгляд в сторону.

— Тогда дуй за вещами, — весело скомандовал он. — Успеешь вернуться к ужину?

Она подняла голову. Глаза улыбались.

— Думаю, что успею.

— О’кей, тогда не теряй времени, отправляйся. Мне надо работать.

Она встала со стула и небрежно обняла его.

— Спасибо, отец.

— Не благодари меня. — Он осторожно поцеловал ее в макушку. — В конце концов я ведь тебе отец, не так ли?

Она стояла в дверях кафе и пробегала взглядом по столикам. Зал был почти пустой. Несколько посетителей сидели за своим утренним кофе перед тем, как отправиться на службу. Лейла посмотрела на часы. Одиннадцать. Они должны подойти с минуты на минуту. Она прошла к столику и села.

Он принес фужер кока-колы с лимоном и ушел. Она закурила, отпила глоток напитка. Сладко. Не такой сладкий, как кока-кола в Ливане, но слаще, чем французский, хотя и подан был по-французски. Сверху плавал кусочек льда, слишком маленький, чтобы охладить питье, если только не ждать, пока растает до конца.

В дверях появились два молодых человека и девушка. Они были одеты почти так же, как она, — джинсы, рубашка, куртка. Лейла помахала им, они подошли к ее столику и сели. Подбежал официант. Через мгновение принес им кофе и удалился.

Они смотрели на нее выжидательно. Она молча смотрела на них. Наконец положила свою сигарету и подняла два пальца в форме латинской буквы «V» — «виктория», победа.

Все трое расплылись в улыбках.

— Прошло нормально? — спросила девушка на сомнительном английском.

— Отлично.

— Он ни о чем не расспрашивал?

— Ни о чем важном. Обычные отцовские вопросы, — ответила она. Осклабилась: — «Знаешь, я должен поговорить насчет этого с твоей матерью», — спародировала она отца.

На лице девушки появилась озабоченность.

— А что, если он так и сделает?

— Не сделает, — сказала она уверенно. — Я знаю мою мать. Она не разговаривала с ним десять лет, не станет и теперь.

— Ты собираешься поступить к нему на службу? — спросил один из молодых людей.

— На укороченный рабочий день. Он считает, что мне надо походить сперва в бизнес-скул, набраться ума-разума. После этого я смогу выдержать нормальную нагрузку.

— И ты хочешь пойти в школу бизнеса? — поинтересовалась девушка.

— Обязательно. Если б отказалась, он мог заподозрить… И потом — это совсем ненадолго.

— Как он выглядит? — спросила девушка.

Она посмотрела на нее так, словно видит впервые.

— Ты о моем отце?

— О ком же еще я могу спрашивать? Он такой, как в рассказах, которые мы читали о нем? Ты же помнишь: сердцеед, перед которым не может устоять ни одна женщина, и все такое прочее…

Взгляд Лейлы стал задумчивым.

— Пожалуй, да, — неуверенно сказала она. — Но я не вижу его таким.

— А каким ты его видишь?

В голосе Лейлы послышалась горечь:

— Когда смотрю на него, то вижу все то, против чего мы боремся. Деньги, власть, превосходство. Тип личности, целиком замкнутой на себя. Он не мог бы думать о борьбе нашего народа меньше, чем он думает. У него на уме только прибыли, которые он может на ней сделать.

— Ты действительно веришь в то, что говоришь?

— Если бы не верила, — сухо и твердо ответила Лейла, — я не была бы здесь ради того, на что дала согласие.

Глава 3

Первая мысль, мелькнувшая в мозгу Лейлы, когда Джордана вошла в комнату, это — до чего же она красива! Высокая, светлые, цвета меда волосы, блестящий калифорнийский загар, длинные стройные ноги. Она была воплощением того, чем никогда не может быть арабская женщина. На какой-то миг она поняла, почему ее отец поступил так, как он поступил.

Затем взбурлили застарелая горечь и враждебность, и она сделала усилие над собой, чтобы не выдать в своем взгляде эти чувства, когда Джордана направилась к ней.

— Это Лейла, — гордо объявил Бейдр.

Взгляд Джорданы был ясен и прям, улыбка натуральна и тепла. Она протянула руку:

— Я так рада наконец видеть тебя. Твой отец часто говорил о тебе.

Лейла взяла ее руку. Пожатие Джорданы было таким же теплым, как ее приветствие.

— Я тоже рада тебя видеть, — скованно отозвалась Лейла.

— Бейдр, твой отец, говорит, что ты собираешься пожить у нас.

— Если не помешаю.

— Ты не можешь помешать, — заверила ее Джордана. — А я — так просто в восторге! Теперь у меня хоть будет с кем поговорить, когда его нет. Он большой путешественник.

— Я знаю, — сказала Лейла. Она поглядела на отца. — Извините меня. Я немного устала. Ничего, если вместо ужина я сразу отправлюсь спать?

— Я не возражаю, — ответила Джордана.

— Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Когда дверь за ней закрылась, Бейдр повернулся к Джордане:

— Что ты скажешь?

— Скажу, что я ей не понравилась.

— С чего ты взяла? — В его голосе послышалось удивление. — Она тебя совсем не знает.

— Твоя дочь ревнива.

— Глупости, — сказал он с раздражением. — С какой стати она должна ревновать? Я же предложил ей остаться, разве не так?

Джордана посмотрела на него. Существовали вещи, не доступные для мужского понимания. Зато она помнила, как было уязвлено ее чувство собственности по отношению к отцу, когда она увидела его с новой женой в первый раз.

— Это несущественно… — сказала она. — Я рада за тебя. — Он промолчал. — Она очень хорошенькая девочка.

— Да.

— Что заставило ее так неожиданно бросить школу?

— Недовольна сознанием, что жизнь проходит мимо. — Усмехнулся. — В ее-то девятнадцать…

— Это не смешно, — сказала Джордана. — Я могу ее понять.

— Ты?! — Он был удивлен. — Тогда, может быть, объяснишь, почему после стольких лет она вдруг захотела меня видеть?

— А почему бы ей не захотеть? Ты ее отец. У девочек очень своеобразный взгляд на отцов.

Он помолчал.

— Я должен позвонить ее матери и сообщить ей.

— А мне кажется, ты вовсе не должен этого делать. Ее мать все и так знает.

— Почему ты так думаешь?

— Твой отец сказал мне, что почти все лето Лейла жила у матери, и что она уехала из Бейрута несколько недель назад. Ее мать должна была знать, куда отправилась дочь.

Бейдр задумался. Это было странно. Лейла заставила его поверить в то, что приехала из школы. Она ни словом не обмолвилась о том, что была дома. Он был удивлен этим умолчанием, но решил Джордане ничего не говорить.

— Я думаю, надо будет позвонить моему отцу, — сказал он. — Пусть он поговорит с матерью.

Джордана улыбнулась. В некоторых отношениях он был до чрезвычайности прост. Ему не хотелось разговаривать с бывшей женой.

— Мальчики спрашивали, смогут ли они приехать, когда у нас будет дом. Они никогда еще не играли в снежки.

Бейдр рассмеялся.

— Ты скажи, что они могут приехать с первым снегом.

Дик Кэридж откинулся на спинку стула и снял очки. Взял кусочек замши из коробки на письменном столе, отвернулся от яркого света настольной лампы и стал медленно протирать линзы. За окном лениво плавали крупные белые хлопья.

Они прожили в Швейцарии почти месяц до того, как пошел снег, и Бейдр, верный своему слову, в тот же день самолетом доставил сюда сыновей. Теперь вся семья была на уикенде в Гштаде. Он же остался в Женеве — разобраться с горой накопившихся бумаг. В то утро Бейдр позвонил ему в очень хорошем настроении. Мальчишки были вне себя от радости.

Кэридж улыбнулся. Все отцы похожи независимо от положения в обществе. У Бейдра были к своим мальчикам примерно те же чувства, что и у него, Дика Кэриджа, к своим. Он опять придвинулся к столу и стал смотреть на фото жены с сыновьями. Снимок, сделанный в их саду в Калифорнии, вдруг заставил его очень сильно ощутить одиночество. До чего же далеко они были от Швейцарии, от этого снега.

Он услышал, как щелкнул замок наружной двери приемной перед кабинетом, который они с Бейдром использовали как офис в большом женевском доме. Он взглянул на часы. Шел третий час ночи. Слышалось шарканье туфель на жесткой подошве по мраморному полу прихожей. Вне всякого сомнения, шаги были женскими. Должно быть, Лейла. Из всей семьи лишь она не поехала в Гштад. Сослалась на какие-то спецзанятия в школе по субботам, но туда даже не поехала. Вместо этого она почти до полудня оставалась у себя в комнате, потом куда-то ушла и не возвращалась до этой минуты.

Что-то странное есть в ее поведении, подумалось ему. Несмотря на ее улыбчивость и желание сотрудничать, он угадывал в ней некоторую отчужденность, сдержанную расчетливость. Иной раз он улавливал в ее взгляде неприязнь, особенно по отношению к Джордане, хотя Лейла всячески старалась это скрыть.

Шаги приблизились к лестнице и стали подниматься наверх, затем остановились. В следующий момент внутренняя ручка осторожно пошевелилась.

— Войдите! — крикнул он.

Дверь распахнулась, в ней стояла Лейла в своих неизменных голубых джинсах. Иногда он даже сомневался, есть ли у нее другая одежда.

— Я не хочу вас беспокоить. Просто увидела свет под дверью.

— Все нормально. Вы ничуть не мешаете. Я как раз сделал паузу.

Она вошла в комнату, и он заметил таявшие на ее волосах снежинки.

— Так и сидите, не вставая со вчерашнего утра, как отец уехал?

Он улыбнулся.

— Это единственная возможность ликвидировать все хвосты в наших бумажных делах. Когда он здесь, у меня на это практически не остается времени.

— Вы никогда не бываете в отпуске?

— Ну как же! Вот несколько месяцев назад были в Калифорнии, так я целую неделю провел с семьей.

— И это все? — удивилась она. — Вы себя даже уикенда лишили?

— А зачем мне? — спросил он в свою очередь. — Нет ничего такого, на что мне хотелось бы потратить время.

— Вы могли бы пойти в ресторан поужинать. Сходить в кино.

— Я не люблю заниматься этим в одиночку. Предпочитаю поработать.

— Почему обязательно в одиночку? В Женеве масса девочек, готовых пойти на свидание.

Он рассмеялся.

— Девочек полно повсюду. Но вы забываете, что я женатый человек.

— Мой отец тоже женатый, но это его не останавливает, — сказала она.

Он прикинул, что она может знать.

— Есть вещи, которые ваш отец должен делать, хочет он или не хочет.

— Ах вот оно что? Да, я слышала немало разных историй про него…

Кэридж промолчал.

— Я и про Джордану слышала… — В ее глазах был вызов. — У нее это тоже бизнес?

Он холодно встретил ее взгляд.

— Разумеется, нет недостатка в любителях сплетен. Большинство из них даже не знает, о чем болтает. Я усвоил одно: наибольшую пользу в делах я могу принести вашему отцу, занимаясь своими собственными делами и не вмешиваясь туда, куда не надо.

Она засмеялась.

— Теперь понятно, почему вы пользуетесь у отца таким доверием. Вы свято храните верность ему.

— Он мой работодатель, — сказал Дик без выражения. — И я его глубоко уважаю.

— А он вам нравится? — спросила она тоном осуждения.

— Да.

— Даже если не дает вам выходных?

— Я добровольно пошел на это, — сообщил он равнодушно. — Если бы это меня не устраивало, я поступил бы иначе.

Она обошла угол стола и взглянула на кучу бумаг.

— Деньги скрашивают многое, не так ли? — Это было утверждение, не вопрос. — Вы такой же раб системы, как и все.

— Единственный путь получше обеспечить свою жизнь, — ответил он по-арабски, — это иметь богатого отца.

Он заметил короткую вспышку злости в ее глазах, и он знал, что угодил ей в нерв.

— У меня нету… — начала она, но овладела собой и осеклась.

— У вас нет — чего? — мягко спросил он.

На смену гневу быстро пришел самоконтроль. Она улыбнулась.

— Ничего. Где вы научились так хорошо говорить по-арабски?

— Дома.

Это ее удивило.

— Я думала, вы американец.

— А я и есть, — улыбнулся он. — Но мои родители выходцы из Иордании. Их фамилия Хурейджи. Мой отец поменял ее на Кэридж до моего рождения, когда открыл свой первый ресторан. Он решил, что американцам будет легче произносить Кэридж Хауз, чем Хурейджи Хауз.

— Они живы?

— Нет.

— Им хотелось когда-нибудь вернуться на родину?

— Да.

— Может, и хорошо, что не вернулись, — быстро проговорила она. — По крайней мере, до тех пор, пока у них на пороге стояли евреи.

Он молча смотрел на нее. В действительности трагедия состояла в том, что они вернулись. Возможно, если б они этого не сделали, то и по сей день были бы живы.

Она восприняла его молчание как знак согласия.

— Так будет не всегда. Скоро мы избавимся от евреев. Нам чуть было не удалось в этот раз, но нас предали.

— Кто?

— Да кое-кто из наших же. Люди, которые думают только о собственном кармане, о своей власти. Если б они нас не остановили, мы сбросили бы евреев в море.

— Мне все-таки непонятно, кто эти люди?

— Вы еще узнаете, — сказала она заговорщицки. — И довольно скоро. — Она улыбнулась и переменила тему разговора: — Вы не возражаете, если я сварю кофе?

— Это очень любезно с вашей стороны. Но я не хотел бы затруднять вас.

— Никакого труда. А потом, я и сама выпила бы чашку. Американский или по-турецки?

— По-турецки, — сказал он, хотя и предпочитал по-американски.

— Хорошо, — сказала она, направляясь к двери. — Я скоро.

Он смотрел на дверь, закрывшуюся за Лейлой. Странная она все же. Хорошо бы понять, что у нее на уме. Он равнодушно взял очередную папку из вороха на столе. Это была докладная, которую запросил Бейдр на компанию «Арабские куклы, Лтд.». Взор его затуманился, и он положил папку обратно на стол. Он устал куда больше, чем ему казалось. «Арабские куклы, Лтд.» могли подождать.

Прошло почти пятнадцать минут, пока она принесла кофе. Когда он ее увидел, он чуть не разинул рот от удивления. У нее было во что одеться. Вместо привычных джинсов на ней был белый кафтан с золотой отделкой по краям, на редких пуговках. Вспышки золотистого загара в прогалах между соседними пуговицами говорили о том, что под кафтаном на теле ничего не было.

Серебряный поднос с кофе она поставила на столик перед диваном. Светлый пар куделью поднимался над чашечками, когда она медленно разливала кофе. Подняла на него глаза.

— Вы вполне могли бы пересесть из-за своего стола ради чашки кофе, — сказала она. — Обещаю не выдавать вас отцу.

Он улыбнулся и встал:

— Мне тоже кажется — вам можно верить.

— Правильно.

Он сел на диван рядом с ней. Она взяла чашку и осторожно подала ему.

— Попробуйте.

Он послушно отпил глоток. От сладости чуть не поперхнулся. Он привык пить кофе без сахара.

— Достаточно сладко?

— Отлично, — соврал он, не моргнув глазом.

Довольная, она улыбнулась.

— Я люблю кофе сладкий до приторности.

— Очень вкусно.

— Вы курите? — спросила она, отпив кофе.

— Сигареты у меня на столе, — ответил он и шевельнулся, собираясь встать.

Ее рука остановила его.

— Я не эти имела в виду.

— О да, — сказал он, глядя на нее. — Изредка. Но не во время работы.

Она открыла серебряную коробочку, лежавшую на подносе рядом с кофейником.

— Вам не кажется, что на сегодня вы уже достаточно наработались?

Он поглядел на ее аккуратно свернутые джойнты.

— Это мне дал Джабир, — сказала она. — У него самый лучший в мире гашиш. Он крутит джойнты специально для моего отца.

— Я знаю, — сказал Кэридж.

Она взяла джойнт и чиркнула спичку. Пламя осветило ее на миг, пока горела сера, затем она поднесла его к сигарете. Сделав несколько затяжек, протянула курево ему.

Он смотрел на сигарету, но не пошевелился.

— Берите же. Расслабьтесь немного. Работа никуда не убежит, она и утром будет тут.

— Ну ладно уж, — согласился он со скрипом. Взял у нее сигарету и затянулся. Сделав еще несколько затяжек, отдал ей обратно. — Да, неплохо…

— Вот так-то лучше, — сказала она, снова затягиваясь джойнтом. Она улыбалась. — Знаете, вы впервые делаетесь похожим на человека.

Он взял от нее сигарету и полыхал дымком. В голове у него возникло тихое жужжанье.

— А обычно я какой?

Она откинулась на спинку дивана.

— Обычно — очень серьезный. Все время страшно деловитый. На лице никакого выражения. Вы очень редко улыбаетесь. Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Я себе этого даже не представлял.

— Большинство людей понятия не имеют, как они выглядят. — Она смотрела на него. — Знаете, без этих очков вы были бы даже довольно красивы. — Она дотянулась и сняла очки. — Ступайте к зеркалу и полюбуйтесь сами.

— Зачем? Я и так знаю, как я выгляжу. Я бреюсь каждое утро.

Она расхохоталась.

— Эт-то презабавно!

— В самом деле?

Она кивнула.

— Знаете, а вы не так уж плохи для американца. Мне обычно американцы не нравятся. Но вы, похоже, другой. Может оттого, что ваши родители были арабы.

Он молчал.

Тоже молча она разглядывала его и вдруг поцеловала в губы. Он был застигнут врасплох, но сохранил полное спокойствие.

Она отклонилась назад и посмотрела ему в глаза.

— В чем дело? Вам не понравилось?

— Да нет, дело не в этом, — проговорил он смущаясь. — Ну и потом — я женатый человек.

— Знаю! Но ваша жена на другом конце земли.

— Это что-нибудь меняет?

— А как по-вашему?

Он не нашелся что ответить. Вместо этого взял сигарету и сделал еще затяжку. Жужжанье внезапно прекратилось, оставив в голове невероятную ясность. Он ощутил, как обострились все его чувства. Усталости как не бывало.

— Скажите, чего вы в действительности хотите от меня?

Она не стушевалась под его взглядом.

— Я хочу знать все, что имеет отношение к бизнесу моего отца. И потом, вы можете мне помочь в учебе.

— Я сделал бы это и так, вам не обязательно для этого спать со мной. — Он не стал объяснять, что Бейдр дал ему указание подогревать ее интерес к бизнесу.

— Да! Но это я хочу с вами спать!

Он было потянулся к ней, но она остановила его:

— Не торопитесь. Время есть.

Он смотрел, как она встала, подошла к письменному столу и выключила свет. Казалось, будто она не ходит, а плавает. Она медленно обошла комнату, выключив все лампы кроме одной в дальнем углу. Затем вернулась к дивану и, стоя перед Диком, медленно расстегнула переднюю застежку своего кафтана, высвободила плечи, и он кольцом упал вокруг ее ног.

Дик протянул к ней руки, и она пришла в них. Он почти грубо прижался ртом к ее рту.

— Не так пылко… — прошептала она. — Вы же еще не разделись… — Она принялась расстегивать пуговицы его сорочки. — Расслабьтесь. Дайте я сама вас раздену.

Потом, когда она стонала под ним, и он восторгался упругостью ее юного тела, когда почувствовал силу сомкнутых на его спине ног, подталкивавших его, она вдруг начала еле слышно то ли хныкать, то ли приговаривать.

Он заставил свой мозг проясниться настолько, чтобы разобрать слова этого тихого бормотания. Это было одно, без конца повторявшееся слово, в то время как спазмы оргазма овладевали ею:

— Папа!.. Папа!.. Папа!..

Глава 4

Невзирая на холодную и дождливую ноябрьскую промозглость, накрывшую Париж унылым серым покровом, Юсеф чувствовал себя хорошо, шествуя вверх по авеню Джорджа Пятого, огибая Фуке и входя в свой офис на Елисейских Полях. Он вошел в тесный французский лифт, задвинул створку и нажал кнопку последнего этажа. Железная клетка медленно поползла к крыше здания.

Он улыбался, думая о своем новом маленьком дружке, мальчике греке, стройном и юном, с черными кудрями, обрамлявшими лицо, инеобыкновенно крупными темными глазами. Мальчик был в него влюблен. Юсеф был в этом уверен. Это должен был быть реальнейший вариант. Когда он предложил ему деньги, мальчик был обижен, глаза наполнились слезами. Мальчик улыбнулся лучезарной улыбкой, когда ему было обещано свидание на следующий вечер.

Железная клетка скрипнула, замерев на нужном этаже. Он вышел из лифта и тщательно притворил решетчатую створку. В истинно французском стиле, дверь офиса была из дерева, ее украшало начертанное на большой панели черными буквами название компании: ДЕБАИ (ФРАНЦИЯ) С.А.

Его секретарша, она же заведующая приемной, выглянула из двери и улыбнулась.

— Бонжур, месье Зиад.

— Бонжур, Маргерит, — ответил он, проходя мимо нее в свой кабинет.

Закрыл за собой дверь, снял плащ и подошел к окну. Несмотря на дождь, на Елисейских Полях как всегда было полно разного люда.

Дверь позади него открылась, и он протянул назад руку с плащом, не оборачиваясь.

— Новостей никаких? — спросил он, когда женщина забирала у него плащ.

— В аппарате был телекс из Женевы, когда я пришла утром.

— Где он?

— В папке на вашем столе. Я положила его сверху на другие бумаги.

Он раскрыл папку, взял желтый бланк телекса и быстро пробежал глазами:

ЗИАД. ПРИОСТАНОВИ ПРОЕКТ ФИЛЬМА И НЕМЕДЛЕННО ЗАСТОПОРЬ КОНТРАКТ С ВИНСЕНТОМ. ТАКЖЕ ОТКАЖИ В ДАЛЬНЕЙШИХ МОРСКИХ ПЕРЕВОЗКАХ АРАБСКИМ КУКЛАМ ДО ДАЛЬНЕЙШИХ РАСПОРЯЖЕНИЙ. КОМПАНИЯ ПОД СЛЕДСТВИЕМ. СРОЧНО СООБЩИ ОБ УСЛОВИЯХ РАЗРЫВА С ВИНСЕНТОМ. ПРИВЕТ. АЛЬ ФЕЙ.

Он почувствовал, как боль свела ему кишки. Упал в кресло, пот проступил на лбу. В мозгу замелькала бешеная круговерть мыслей. Что-то стряслось! Каким-то образом его разоблачили. Он почувствовал подступавшую к глотке тошноту и быстро прошел в ванную. Налил из графина стакан воды и медленно выпил. Почувствовал себя лучше. Перечитал телекс. Желудок начал успокаиваться. Может, все было не так страшно, как показалось сперва. Его подкосило ощущение собственной вины и страх. У Бейдра могла быть тысяча самых разных поводов для неожиданного решения, совсем не тех, что повергли его, Юсефа, в панический испуг.

Сейчас необходимо сохранять спокойствие, чтобы иметь возможность все обдумать и расшифровать истинные мотивы действий Бейдра. Тогда он сообразил бы, что следует предпринять. Юсеф закурил и положил телекс на стол текстом вниз. Сейчас он должен был исполнять приказания, которые получил. Он поднял телефонную трубку.

— Найдите и соедините меня с Майклом Винсентом, — сказал он секретарше.

— Уи, месье Зиад, — ответила Маргерит. — Вы желаете с ним говорить?

— Не сию секунду. Сперва мне нужен разговор с месье Ясфиром. Вы его тоже разыщите.

Он положил трубку и начал размышлять. Ему перевели четыреста тысяч долларов для Винсента, но он передал режиссеру пока лишь половину. И раздумывал, как бы ему ограничиться приблизительной этой суммой. Значит, потерять компания могла только выплаченные деньги. В любом случае на Бейдра это произведет должное впечатление. На душе у Юсефа стало чуть полегче. Может, все еще не так мрачно, как показалось вначале.

Телефон на столе зажужжал. Это была Маргерит:

— Месье Ясфир на линии.

— Он где?

— В Женеве.

Юсеф ткнул кнопку и заговорил по-арабски, чтобы не поняли, если кто и подслушивает.

— Я получил распоряжение застопорить морские перевозки для «Арабских кукол». У тебя есть какие-либо соображения насчет причины?

Голос Ясфира был спокоен.

— Нет. Они не сообщают, в чем дело?

— Нет, конечно. Все, что они сообщили, — компания под следствием. — Ясфир молчал. — Мне придется дать телеграмму в наш офис в Бейруте, — сказал Юсеф.

— Нет, — категорически возразил Ясфир. — Мы отправляем грузы по утвержденному графику дважды в неделю до Рождества. Для нас это самый важный сезон в году.

— Я ничего не могу поделать, — сказал Юсеф. — Если я не подчинюсь, я потеряю работу.

— Это твоя проблема, друг мой. Если те грузы не будут отправлены, мои компаньоны потеряют больше двадцати миллионов долларов. А это, скорей всего, не входит в их планы.

— Ничего не могу поделать, — повторил Юсеф. — Я тоже не люблю терять свои комиссионные. Но я на службе и должен делать свое дело.

— Ты упускаешь из виду важное различие, — уточнил Ясфир. — Быть безработным, но живым, или оставаться на работе, но — мертвым.

Связь внезапно прервалась. Французский оператор возник быстро.

— Вы уже закончили, месье?

Юсеф сидел, тупо уставясь на аппарат.

— Н-да, — ответил он.

В кишках снова заныло, и на лбу выступил пот. Он опустил голову на руки. Думать, думать, думать. Он должен был найти способ заставить Бейдра изменить решение.

Снова телефонный звонок. Взял трубку. Голос секретарши был раздражающе бодреньким. Просто удивительно, что французы всякий удачный междугородный вызов считают своей личной заслугой.

— Месье Винсент как раз вылетел из Лондона в Париж, — сообщила она. — Его ожидают в отеле «Георг Пятый» в час дня.

— Напишите ему, что я встречусь с ним за ленчем. Это очень важно. — Он положил было трубку, но тут же опять поднял: — Принесите две таблетки аспирина. И вызовите месье Кэриджа в Женеве.

Аспирин помог слабо. К тому же еще линия связи с Женевой была перегружена. Юсеф посмотрел на часы.

Начало двенадцатого. Вообще-то он был человек непьющий, но на этот раз пришлось сделать исключение.

Он встал и вышел в приемную.

— Я скоро вернусь, — сказал он секретарше.

Маргерит была озадачена.

— Как вы себя чувствуете? — озабоченно поинтересовалась она.

— Прекрасно, — бросил Юсеф.

Он вышел в холл и влез в железную клетку, медленно потащившуюся с ним на первый этаж. Вышел из парадного и направился налево по Фуке.

Зашел в бар. Бармен возник мгновенно.

— Бонжур, месье Зиад. Чем могу служить?

— Ты способен успокоить мой нервный желудок?

Бармен посмотрел на него.

— Алка-Зельцер. Я считаю его весьма эффективным.

— Нет. — Юсеф был грубоват. — Что-нибудь покрепче, и поскорей.

— Ферне-Бранка, месье, — быстро подсказал бармен. — Это старое средство, но пока самое лучшее.

— Пойдет. Сделай двойную.

— Двойную, месье?! — с удивлением посмотрел на него бармен.

— Да. И поскорей.

Юсеф начинал злиться. Для чего все эти сложности?

— Конечно, месье! — Бармен повернулся и взял бутылку. В следующий момент старинная рюмка с темно-коричневым ликером стояла перед Юсефом. — По-моему, это уже чересчур, месье. Пейте, но помаленьку.

Юсеф посмотрел на него с нескрываемым презрением. Французы всегда настаивают на том, что вы обязаны слушаться их советов. Он взял рюмку и залпом осушил ее… обмер и стоял парализованный, пока кошмарного вкуса ликер прожигал себе путь сквозь его глотку и пищевод. Затем, хлопнув себя по губам ладонью, он повернулся и взбежал по лестнице в туалет.

Майкл Винсент открыл дверь, впуская Юсефа, и вальяжно подал ему руку, широко улыбнулся.

— У меня хорошие новости, — сообщил он. — Я дописал первый вариант сценария.

Юсеф посмотрел на него без выражения.

— У нас возникли проблемы, которые мы должны обсудить, друг мой.

Винсент насторожился. Он знал, что на языке кинобизнеса слово «проблемы» было стопроцентно роковым. Но знал он и то, что не следует реагировать сразу же.

— Нет таких проблем, которые не имели бы своего решения.

Юсеф поглядел на американца. Впервые с момента их знакомства он видел этого человека совершенно трезвым. Почему режиссер должен был оказаться таким именно сейчас? Он всегда чувствовал себя намного лучше, имея дело с Винсентом, когда тот бывал под хмельком.

— Я позволил себе заказать внизу ленч, — сказал он.

Винсент улыбался.

— Отлично. Умираю от голода. Еще ни кусочка во рту не было.

— Что бы вы хотели выпить? — спросил Юсеф, после того как их посадили за столик.

Винсент отрицательно покачал головой.

— Никогда не пью на пустой желудок.

Юсеф повернулся к метрдотелю.

— Мы посмотрим меню.

— Есть отличная отварная лососина, месье Зиад, — предложил тот.

Юсеф не придавал значения еде.

— Звучит аппетитно. — Он посмотрел на американца. — Ну как?

— Для моего уха тоже звучит не плохо.

Юсеф выругался про себя. Режиссер был неуязвимо мил. Вся надежда была на то, что он захочет выпить.

— Бутылку мутраше, — заказал Юсеф. Авось хорошее белое вино поможет.

Метрдотель с поклоном удалился. Мужчины помолчали. Винсент заговорил первым:

— Вы что-то сказали насчет проблем?

— Да, — ответил Юсеф. Он поглядел на Майкла и решил действовать в лоб, хоть это и было абсолютно чуждо его натуре. — Сегодня утром я получил инструкции приостановить наш проект.

Ни один мускул не дрогнул на лице Винсента. Затем легкий вздох слетел с его губ.

— Я предполагал, нечто подобное могло произойти. Все шло неправдоподобно хорошо и гладко.

— Вы не удивлены?

Режиссер покачал головой.

— Нет. С тех пор, как прочитал в голливудской прессе несколько недель назад о том, что к съемкам картины о Пророке другая компания готова приступить следующей весной в Марокко.

Юсеф почувствовал мгновенное облегчение. Так вот она, причина телекса! По крайней мере не оттого, что его заподозрили в махинациях.

— Да, — сказал он, сохраняя выражение бесстрастности на лице.

— Не надо так скисать, — подбодрил Винсент. — Если бы вы покрутились в кинобизнесе столько, сколько я, вы бы навидались вещей и пострашнее.

— Да, все это так, — согласился Юсеф, — но имеется неприятная сторона и в нашем с вами деле. Меня просили обусловить расторжение нашего контракта.

Винсент насторожился.

— А тут нечего обусловливать. Мой контракт ясен и тверд. Я получаю миллион долларов независимо от того, снимут фильм или нет.

— Я так не думаю. Как я это понимаю, половина вашего гонорара должна быть уплачена только во время съемок. Если мы не начнем производство, то и выплата не будет иметь места. Кроме того, миллион этот включает двести тысяч на расходы, связанные с прокатом картины. Если нет фильма, то и нет надобности платить эти деньги.

— Я прочитал контракт по-другому. И полагаю, что могу форсировать выплату мне гонорара в полном объеме.

— Каким образом? — спросил Юсеф уныло. — Если вы внимательно прочтете контракт, вы обнаружите, что соглашением управляет юрисдикция Ливана, и все споры решаются в судах Ливана. Вы думаете, будучи иностранцем, имеете какой-то шанс противостоять Аль Фею? Вы не получите ничего. Мало того, вы даже не найдете адвоката, который взялся бы вести ваше дело против нас.

Винсент молчал. Это был один из пунктов договора, который ему не нравился. И они настояли на включении этого пункта. Теперь он узнал почему.

Юсеф почувствовал себя в большей безопасности.

— Суд не место для друзей, — сказал он. — Было бы гораздо приятней выработать условия расторжения контракта. Мир тесен. Вы никогда не знаете, в какой момент мы можем понадобиться друг другу в будущем.

— Что же вы предлагаете?

— Вы уже получили двести тысяч. Выплата еще ста тысяч исчерпает наши обязательства по сценарию. Я предлагаю этим и ограничиться.

Винсент хранил молчание.

— И я откажусь от своих комиссионных, — быстро добавил Юсеф. — Я считаю это справедливым, поскольку проект в целом не прошел. Таким образом, все деньги будут ваши.

— А как же быть с моими расходами? — спросил режиссер. — Сто тысяч должны быть уплачены во время написания сценария.

Юсеф на минуту задумался. То, что сказал американец, было правдой. К тому же он имел деньги, чтобы расплатиться с ним, так что никаких проблем не было. И притом Бейдр знал, что деньги уже потрачены. Однако он не мог подавить свою природную жадность.

— Если мы оплатим расходы, то я буду настаивать на моих комиссионных.

Винсент прикинул в уме. Триста тысяч долларов чистыми — или четыреста тысяч, но из них долой двадцать процентов. Разница всего в двадцать тысяч долларов, но это лучше, чем ничего. Он вдруг засмеялся.

— Согласен, — сказал он. — При одном условии.

— Каком же? — осторожно поинтересовался Юсеф.

— Вы приложите максимум усилий, чтобы пристроить меня на другую картину.

Юсеф с облегчением улыбнулся.

— Мы это сделаем в любом случае, — сказал он.

Пришел официант с вином, открыл щеголеватым движением бутылку и налил немного Юсефу на пробу.

— Tres beau, — сказал Юсеф. — Отлично. — Жестом он предложил налить Винсенту.

Винсент поднял руку.

— Я передумал, — сказал он. — Принесите мне двойной шотландский «На скалах».

Глава 5

Али Ясфир вошел в кафе напротив отеля «Президент Вильсон» в Женеве. Посмотрел на часы. Было почти шесть, и кафе было полно конторских служащих, которые зашли опрокинуть рюмочку, перед тем как покинуть деловую часть города и разойтись по своим домам на окраинах. Он отыскал свободный столик в дальнем конце зала у стены, заказал кофе и приготовился ждать. Она сказала ему, что ей навряд ли удастся прийти намного раньше шести. Он раскрыл парижский выпуск «Геральд Трибюн».

Газета была полна описаний паники в Соединенных Штатах в связи с эмбарго на нефть. Поначалу страна была в состоянии шока. Люди не могли Поверить в то, что это действительно произошло с ними. Затем до них дошло — и начались всевозможные маневры для увеличения поставок. В глубине души Али Ясфир был доволен. Тут возможности американцев были весьма ограничены. К зиме они всерьез почувствуют, что это значит. А к весне поймут, что им надо минимум лет пять для восстановления собственной нефтедобычи, которую они запустили ввиду дешевизны импортной нефти, и тогда они будут стоять на коленях и просить пощады.

Все это при условии, что арабам удастся сохранить единство. Броня их уже начала давать трещины. Ходили слухи о том, что зафрахтованные для Америки нефтеналивные танкеры шастали по Оманскому заливу с нефтью не только из Ирана, но из Объединенных Арабских Эмиратов, Кувейта и даже из Саудовской Аравии. Он ни на минуту не сомневался, что слухи эти были обоснованными. Все эти страны были привязаны к Америке не только из симпатии, но по прямому расчету. Всем правили деньги. Капиталовложения из этих стран в американскую экономику были столь велики, что арабы не смели слишком задирать нос из страха потерять все свои инвестиции. Тот факт, что их собственные интересы преграждали путь к достижению полной свободы для арабского мира, ровным счетом ничего не означал для кучки избранных, стоящих у власти в этих странах. Нынешний кризис был для них еще одним средством приумножить свои богатства и власть. Это были люди типа Аль Фея, и он, возможно, наихудший из них, от кого надо было бы очиститься раньше, чем арабы смогут занять свое законное место под солнцем. То, что они отвалили движению, было сущим пустяком по сравнению с их собственными прибылями.

Пророк сказала: «Ожидай Судного дня». Но они не были готовы к столь долгому ожиданию. Уже были разработаны планы, как повернуть власть этих людей против них самих. Скоро это начнется, и они почувствуют гнев народа, который они предали.

Али Ясфир приступил ко второй чашке кофе, когда молодая женщина вошла и стала перед ним. Он жестом показал ей на стул напротив.

Она села, подошел официант.

— Кока-кола авек ситрон, — заказала она. Когда официант ушел, она посмотрела на Али Ясфира. — Извини, я опоздала, но мне было трудно удрать.

— Я не стал бы тебя беспокоить, не будь это так важно.

— Понимаю. — Подошел официант с напитком для нее и вновь ушел. — Что происходит? — спросила она.

— Много разного, — сказал он с тяжким вздохом. — Наверно, самое плохое состоит в том, что эмбарго под угрозой срыва.

Она молча отпила глоток из своего бокала, не отрывая взгляда от лица Ясфира.

— Соединенные Штаты производят сильнейшее давление на таких людей, как твой отец. Они грозят конфискацией их инвестиций в Штатах.

— Я ничего подобного не заметила. А я в офисе бываю ежедневно. Прочитываю почти каждую бумажку их тех, что приходят.

— Американцы не так глупы. Существуют вещи, которые никогда не доверяют бумаге. Но угроза от этого не меньше. И твой отец поддается ей.

— Каким образом? Мой отец не имеет никаких дел с нефтяными поставками.

— Но он имеет большое влияние в Совете. Рано или поздно они станут послушны ему и таким, как он.

Она зажгла сигарету и глубоко затянулась.

— То, что нам кажется, почти не бывает таким в действительности. Ты согласен со мной?

Али Ясфир кивнул.

— Нам, возможно, придется перейти к действиям раньше, чем мы предполагали. — Дым медленно и свободно плыл у нее изо рта. — Ты не передумала? — спросил он резко. — Ты еще верна прежним убеждениям?

— Я не передумала. Разве я могу? Я слишком хорошо помню злодейство, совершенное над нами израильскими истребителями. Я вижу перед собой мертвые тела и лица моих друзей. Я видела ничем не спровоцированную жестокость израильтян. Я не передумаю до тех пор, пока все они не будут перебиты.

Он с облегчением вздохнул.

— А я боялся, что твой любовник-американец мог повлиять на твои убеждения.

Она посмотрела на него в упор.

— Он мне не любовник, — отрезала она холодно. — Я использую его, чтобы иметь представление о бизнесе моего отца.

— Тогда тебе известно о распоряжении прекратить морские перевозки грузов компании «Арабские куклы».

— Да.

— Причину ты знаешь?

— Не уверена, но предполагаю, что они подозревают Зиада в финансовых махинациях с их деньгами. Сейчас они расследуют дело и хотят докопаться до истины.

— Для нас очень важно, чтобы эти перевозки продолжались. Это наш главный источник поступления американских долларов. Как ты думаешь, твоего влияния на американского друга будет достаточно, чтобы он аннулировал это распоряжение?

— Не знаю, — сказала она неуверенно. — Он получил инструкцию моего отца прекратить перевозки. — Она посмотрела на Ясфира. — А что, если напрямую поговорю с отцом?

— Нет. Твой отец ничего не знает об этих перевозках. Если бы знал, он наверняка бы их не допустил. Он еще раньше нам отказал.

— Тогда не знаю, что я могу сделать.

— Попытайся уговорить американца доложить твоему отцу, что с перевозками нет никаких проблем и что Зиад не наживается на этих операциях.

— Это на самом деле так?

— Да нет, конечно, — ответил он, слегка раздражаясь. — Не будь так наивна. Неужели ты думаешь, что такую свинью, как Зиад, можно было заставить сотрудничать с нами иначе, чем за взятки? Ты могла бы сказать твоему другу, будто случайно узнала, что «Арабские куклы» принадлежат твоим друзьям, и ты не хотела бы видеть их уныние.

— Думаешь, он поверит?

— Как знать? Тебе видней, насколько велика твоя власть над ним.

Легкая улыбка обозначилась на ее губах.

— Он мог бы это сделать. Мы бывали вместе не меньше как раза по четыре на дню, пока отец был в Гштаде. Он же сумасшедший. Не оставляет меня в покое ни на миг.

— Если так, то у тебя не будет с ним никаких затруднений.

— Но вдруг он откажется?

— Ты можешь припугнуть его тем, что расскажешь отцу о ваших отношениях. — Ясфир увидел, что она шокирована, и быстро добавил: — Но это средство на крайний случай. Пока что только спроси его — и ничего больше. Мы встретимся завтра в это же время, и ты мне расскажешь.

— Есть что-нибудь еще?

— Пока нет.

— Как долго я должна оставаться здесь? — спросила она. — Не для того же я провела столько времени в учебном лагере, чтобы работать секретаршей. Когда мне дадут возможность сделать что-нибудь серьезное?

— Ты как раз и выполняешь очень важные для нас задания. Но, возможно, другие дела наступят гораздо раньше, чем ты думаешь.

Кэридж посмотрел на часы, как только специальный рассыльный из консульства вышел за дверь. Семь часов. Он выдвинул ящик стола и достал особый ключ для вскрытия спецсумки. Должно быть, в ней что-то очень важное, если переслано с последним авиарейсом из Бейрута дипломатической почтой.

В сумке находилась обыкновенная папка с листком бумаги. На папке заглавными буквами красного цвета напечатано: СЕКРЕТНОЕ ДОНЕСЕНИЕ — АРАБСКИЕ КУКЛЫ.

Взял листок из папки и стал быстро читать. Текст был лаконичен, все по существу. «Арабские куклы» — прикрытие наркосиндиката. Среди зарегистрированных владельцев значился американский мафиози, француз-корсиканец, известный как оператор-технолог лаборатории по производству героина, и два ливанца, один из них имел широкие связи с производителями мака в Ливане и Турции, другой — банкир, представлявший различные группы федаинов во многих их финансовых трансакциях.

Теперь становился понятен смысл премий, которые они выплачивали. Они нашли легального судовладельца, который транспортировал для них наркотики в Соединенные Штаты: ДЕБАИ не только обеспечивала их транспортом, но и, будучи лицензированным брокером таможни США, брала на себя беспошлинную доставку грузов непосредственно клиенту в Нью-Йорке. Поскольку товарополучатель в Нью-Йорке был хорошо известный в Америке оптовый импортер игрушек, он не сомневался в том, что они наладили соответствующую обработку грузов в Штатах.

Кэридж взял трубку и заказал разговор с менеджером конторы ДЕБАИ в Бейруте. Ему требовалось выяснить еще одно обстоятельство этого дела.

Менеджер-директор самолично ответил на вызов, заикаясь от гордости, что сподобился чести говорить с административным помощником самого Аль Фея. Ему впервые выпало разговаривать с кем-то старше Юсефа по положению в иерархии. Он был в высшей степени благорасположения и желания быть полезным.

Нет, лично он про «Арабские куклы» ничего не знал, кроме того, что они были всегда любезны и своевременно оплачивали счета. Он желал, чтобы все его клиенты были столь аккуратны, но, увы, сами знаете, какие они на самом деле.

Дик ему посочувствовал, сказав, что мистер Аль Фей в курсе всех его проблем и принимает их близко к сердцу. Затем поинтересовался, как они получили счет — кто из их агентов подсуетился?

Директор был весьма огорчен. К несчастью, никто из его людей не оказался достаточно предусмотрительным, чтобы удостовериться в его физическом наличии. Директор был вынужден полностью передоверить все господину Зиаду, который и оформил сделку в Париже. Все, что от них требовалось, — это обслуживать счет. И они принимали все специальные меры, чтобы клиент был обслужен самым наилучшим образом. Такие хорошие счета подворачивались далеко не часто.

Дик поблагодарил и положил трубку. Он задумался, насколько Юсеф был в курсе фактического содержания транспортируемых грузов. Ему было трудно допустить, что Юсеф мог осмелиться действовать наперекор политике Бейдра. В особенности после инцидента с Али Ясфиром в Каннах прошлым летом он прекрасно знал, что Бейдр наотрез отказался служить крышей для нелегальных действий федаинов — вне зависимости от уровня их мотивировок. И все же один способ завершить это дело был.

Кто-то должен был добраться до Юсефа. Кэридж подумал, насколько хорошо Юсеф знал Али Ясфира. Он пытался вспомнить, видел ли он их вдвоем в Каннах, однако все, что ему удалось восстановить в памяти, это как он попросил Юсефа передать Ясфиру приглашение Бейдра на парадный прием на борту яхты.

Он запер папку в сейф, и тут вернулась Лейла. Он взглянул на нее, продолжая думать о том же и еще о том, что первым делом с утра надо будет позвонить Бейдру.

— Что случилось? — быстро спросила Лейла. — У тебя страшно серьезный вид.

— Подумать есть о чем, и немало… — Он заставил себя улыбнуться. — Как поживают твои друзья?

— Глупые девчонки. — Она тоже улыбнулась. — В школе они мне казались вполне на уровне, а сейчас я, по-моему, переросла их. Они ни о чем не могут говорить, кроме как о мальчишках.

Он рассмеялся.

— По-моему, это вполне нормально.

— Они тоже так считают.

— А о чем думаешь ты?

Она подошла к его письменному столу и наклонилась над Диком, почти коснувшись его лица своим.

— Потрахаться с тобой, — сказала она.

Глава 6

Бейдр в отменном расположении духа подошел к телефону.

— Доброе утро, Дик.

— Доброе, шеф. Как там у вас?

— Превосходно. И мальчишкам очень нравится. Тебе надо их видеть, когда они на лыжах. Прямо-таки молодцы.

— Прекрасно, — сказал Дик. — Мне надо бы поговорить с вами по делу. Шифратор у вас включен?

— Нет. Перезвони через десять минут по другому номеру. За это время я его подключу.

Дик положил трубку и проверил, подключен ли к линии его собственный шифратор. Перекинул тумблер включателя, и загорелась красная контрольная лампочка. Работает. Выключил. Шифратор был специально изготовлен для них, чтобы даже при случайном соединении с посторонним абонентом последний ничего не услышал, кроме нечленораздельного бормотания.

Он мысленно вернулся ко вчерашнему вечеру. Дело с «Арабскими куклами» с каждой минутой выглядело все непонятней. Возникло новое осложнение. Неожиданный интерес к делу проявила вдруг Лейла.

Она подвела его к теме издалека, в типично арабской манере. Они лежали нагишом в постели и покуривали джойнт после любовного акта. Он пребывал в туманном кайфе.

— Навряд ли мы сможем вот так встречаться с тобой после возвращения отца, — сказала она.

— Что-нибудь придумаем.

— Ты будешь страшно занят. Когда он на месте, у тебя не остается ни минуты для себя.

Он промолчал.

— Иногда мне кажется, ты в еще большей степени раб, чем Джабир.

— По-моему, ты сильно преувеличиваешь.

— Я бы не сказала… — Ее глаза стали наполняться слезами.

— Э, ну-ка перестань!.. — он придвинулся к ней ближе.

Она припала головой к его груди.

— Прости меня, — прошептала она. — Я начинаю к тебе привыкать, начинаю видеть в тебе изумительнейшего человека.

— Да ты и сама изумительная.

— Я должна сделать тебе признание.

— Не надо признаний…

Но она продолжала:

— Ты первый настоящий мужчина из всех, с кем я встречалась. Все они были мальчиками, не более. Я никогда с ними не чувствовала того, что чувствую с тобой. — Он промолчал. — А у тебя тоже так? Со своей женой ты чувствуешь то же самое, что и со мной?

Он подумал о своей жене и сыновьях, которые были от него в шести тысячах миль, и ощутил угрызения совести.

— Это нечестно, — упрекнул он Лейлу.

— Прости, я — дурочка, и только. Больше не буду задавать глупых вопросов. Дай потянуть… — Она взяла у него джойнт.

Он наблюдал, как она затягивается сладким душистым дымом. Сделав несколько затяжек, она вернула ему сигаретку. Он положил ее на пепельницу. Затем повернул Лейлу на спину и стал медленно опускаться на нее.

Она испустила тихий стон, когда его лицо оказалось у нее между ног.

— О, благословен Аллах, как же я это люблю! — Она приподняла его голову, чтобы заглянуть в глаза. — А знаешь что? Ты первый мужчина, который мне ликарит!

Он сделал удивленный вид.

— Никто из моих мальчишек не мог этого. Но все они были арабы, — сказала она. — Арабские парни паршивые любовники. Все они думают только о собственном удовольствии. Скажи, все американцы это делают?

— Понятия не имею.

— А ты любишь, когда я тебе?

Он кивнул.

— Тогда давай, — предложила она. Потянулась к его фаллосу, лизнула и сжала головку губами. Поиграв так, подняла голову и посмотрела на него: — Какой он у тебя красивый! Толстенький, прямо прелесть. Очень американский. — Он захохотал. — Не смейся, я говорю серьезно, — сказала она почти обиженно. — У всех арабских ребят, которых я знала, были длинные и тощие.

Он не стал ей говорить, что причина тут могла быть в их юности — просто не всё у них достигло взрослых размеров.

— А ты знала только арабских мальчиков?

— Нет, однажды у меня был французик. Он был темнокожий и такой юркий, что мне ни разу не удалось рассмотреть его. — Она поглядела на Дика. — Знаешь, я буду очень скучать по твоему американскому… — А потом вдруг рассмеялась. — У меня возникла сумасшедшая идея. В одном журнале мне попалось объявление: «Продаются надувные куклы в натуральную величину». Что если бы мне сделали твою копию? В таком виде я могла бы держать тебя в своей комнате, и если не будет возможности быть с тобой живым, я взяла и надула бы куклу. Правда, здорово?

— С ума сойти! — Он засмеялся.

— Могу поспорить, мои друзья в «Арабских куклах» сделали бы мне такую, — сказала она.

В мозгу у него громко и отчетливо прозвенел тревожный колокольчик.

— Я не думаю, чтобы они занимались изделиями такого сорта.

— Для меня — сделают! Отец Эссама Мафрада — владелец компании, а он близкий друг отца моей матери.

Мафрад был ливанский банкир, представлявший «Аль-Ихва», и можно было не сомневаться, что ее дед знал его. Ливанские банкиры были тесно переплетены между собой различными связями. Но после ее следующего вопроса он отказался от мысли, что тут могло быть чисто случайное совпадение. Она приподнялась с таким видом, будто мысль только что пришла ей в голову, и спросила:

— Отец больше не хочет заниматься, транспортировкой грузов для этой компании? — Он кивнул. — Не может этого быть! Они же наши большие друзья. Их это страшно огорчит.

— Так скажи отцу. Я уверен, узнав об этом, он изменит свое решение.

— Я не могу. Ты же знаешь моего отца. Он терпеть не может, когда другие ему говорят, что делать, чего не делать. — Он молчал. — Ты мог бы что-нибудь предпринять. Мог бы сам уладить это дело с транспортировкой.

— А как быть с твоим отцом? Если он об этом узнает, мне не поздоровится.

— Он никогда и не должен об этом узнать. Не показывай ему донесение, и все. У него в голове столько всяких дел, что он никогда об этом даже не подумает.

— Я не могу этого сделать.

— Почему? Ты же этим окажешь ему услугу. Наши семьи дружат много лет, и ты убережешь его от многих неловкостей.

— Это не входит в мою компетенцию. Я не имею права.

— Тогда сделай это для меня. А если отец узнает, ты можешь сказать, что это я попросила тебя. Просто хотела избежать трений между нашими семьями.

— Ты уж меня извини, — сказал он твердо.

Она сразу разозлилась. Резко слезла с кровати и встала над ним.

— Ты поступаешь со мной, как с последней дурочкой! — разбушевалась она. — Я гожусь, чтобы меня оттрахать, но если дело касается чего-то еще, меня выбрасывают из головы!

— Ну погоди же, — заговорил он примирительно. — Ничего подобного у меня и в мыслях нету. Я очень уважаю твое мнение. Я не сомневаюсь, что ты права, но ты просишь меня сделать то, чего я не имею права делать. Но что-нибудь я предприму. Завтра я скажу ему о твоих соображениях, и уверен, что он возобновит транспортировку.

— Я не нуждаюсь в твоих услугах! — фыркнула она. — Я не желаю, чтобы ты хоть что-нибудь говорил отцу, понятно тебе? Ни слова!

— Хорошо, не буду, если ты этого хочешь.

— Да. Хочу! Если я захочу ему что-то сказать, то сделаю это сама!

— О’кей, о’кей!

Она схватила со стула свой халат и пошла к двери, потом обернулась.

— Вы все дрожите перед моим отцом, а я — нет. И когда-нибудь все вы это увидите!

Он долго сидел на кровати, выкуривая сигарету за сигаретой. Это серьезней, чем просто совпадение. Даже с учетом того, что семейство Риадов и Мафрадов были в большой дружбе, ее горячее участие в этом деле при нынешних специфических обстоятельствах настораживало изобилием совпадений.

Он размышлял, следует ли ему обо всем доложить Бейдру, но решил этого не делать. Это только обнаружило бы их отношения и означало конец его службы. При всей либеральности взглядов Бейдра на многие вещи, он все-таки был ее отцом.

Скорей всего к утру она утихомирится. Тем временем он решил проделать одну процедуру.

Несмотря на поздний час, он взял с ночного столика приватный телефон, включил антиподслушиватель, благодаря которому никто в доме не мог услышать разговор по параллельному аппарату. Набрал номер частного детектива, услугами которого компания неоднократно пользовалась.

После того как он положил трубку, переговорив с нужным ему человеком, он почувствовал себя лучше. С этого момента, куда бы Лейла ни направилась из дома, она будет под наблюдением. К концу недели он получит полное представление о том, с кем она повидалась, и о каждом из ее женевских друзей. Быть может, когда все это сложится вместе, ему удастся обнаружить какой-то смысл в ее поведении.

Еще не было восьми, когда он вошел в офис, зная, что не застанет там никого и сможет поговорить с Бейдром во время завтрака. Шифратор, очевидно, уже подключен. Он набрал номер.

Ответил сам Бейдр.

— Дик?

— Да.

— Включай свой.

Он услышал на линии шум и нажал кнопку шифратора. Шум резко оборвался.

— Теперь все в порядке?

— Отлично, — сказал Бейдр. — Так в чем дело?

Дик Кэридж был краток:

— «Арабские куклы» — крыша. Боюсь, мы возим для них наркотики… — Он сжато рассказал обо всем, что ему стало известно.

Бейдр заговорил не сразу.

— Как мы в это влезли? Это дело обтяпали в Бейруте?

— Нет, в Париже. Мне сообщили, что контракт пришел лично от Юсефа.

— Я этого боялся. Я слышал, что у него была встреча с Али Ясфиром, но никак не думал, что у Юсефа хватит пороху пойти на подобные штуки самостоятельно. Должно быть, в ход были пущены большие деньги, раз он поддался.

Кэридж был удивлен:

— Вы знали о контактах между ними?

— Да, но я полагал, у Юсефа это просто был способ поддерживать связь. Я допустил явную ошибку. Я утвердил все его побочные мелкие сделки. Они были более или менее обычные. Но тут кроется что-то другое.

— Что нам следует предпринять в данной ситуации?

— А нам делать нечего. Мы не можем взять и вскрыть все это, потому что история грозит обернуться для нас ящиком Пандоры. Одно слово — и мы потеряем брокерство на таможне США, равно как и морские транспортные привилегии. Мы должны с этим делом разобраться внутри. Первое, что надо сделать, это вызвать сюда Юсефа. Необходимо выяснить, насколько глубоко мы увязли.

— Вы приедете сюда для встречи с ним? — спросил Дик.

— Нет. Женева битком набита любопытными. Будет лучше, если ты предложишь ему навестить меня в Гштаде.

— О’кей. Вы хотите, чтобы я приехал тоже?

— Думаю, тебе лучше оставаться на месте. Чем меньше людей он увидит вокруг, тем лучше.

В голове у Дика промелькнула еще одна мысль.

— До моего слуха дошел случайный разговор о том, что Мафрад и Риад чуть ли не компаньоны, так они близки. Вы не думаете, что в это дело вовлечен ваш бывший тесть?

— Исключено! — Реакция Бейдра была убедительна. — Риад — старомодный консерватор. Он и близко не подойдет к такой проститутке, как Мафрад, будь тот хоть с головы до пят в золоте.

— Просто я подумал, вы должны знать… — сказал Дик.

Ему снова пришла на ум Лейла. Слова готовы были сорваться у него с языка, но он передумал. С этим можно повременить до конца недели, когда он будет знать больше. Он положил трубку и некоторое время сидел в задумчивости. Если между семействами связи нет, для чего же она, говоря об этом деле, напирала на якобы существующую дружбу? Пока ничего осмысленного не вырисовывалось.

Открылась дверь, и вошла его секретарша. Женщин застыла от изумления.

— Мистер Кэридж, — сказала она по-английски со швейцарским акцентом, — вы рано пришли.

— Да. Мне надо было сделать с утра несколько важных звонков.

— Не хотите ли кофе?

— Сделайте одолжение. И захватите сюда ваш журнал. Я хочу послать в Париж телекс Зиаду.

Когда она вернулась с журналом регистрации, он успел передумать и вместо телекса решил позвонить по телефону. Вызов Бейдра в этом случае мог бы прозвучать не столь официально и настораживающе, как холодный телекс. Он потягивал свой кофе, когда по телефону ответил Юсеф.

— Шеф просил позвонить вам и передать его приглашение, если у вас найдется время навестить его в Гштаде.

В голосе Юсефа послышалась тревога:

— Что-нибудь важное?

Дик засмеялся.

— Не думаю. Между нами говоря, я полагаю, ему просто наскучило изображать отца семейства. Быть может, он просто подыскивает удобный повод выбраться оттуда.

Дик уловил, как отлегло на душе у Юсефа.

— У меня есть подходящая для такого случая новость, — совсем другим тоном сообщил Юсеф. — Винсент согласился на расторжение контракта с нами без каких-либо выплат ему помимо того, что уже заплачено. Я могу передать, что шефу надо будет прибыть для подписания бумаг.

— Это будет ему приятно, — согласился Кэридж.

Почувствовав, что атмосфера доверительности создана, Юсеф ввел в нее нотку товарищества:

— А что там за интерес у шефа к «Арабским куклам»?

Дик придал своему голосу ту же тональность:

— Честно говоря, даже не знаю. Он ничего мне не сказал. Но вы знаете его так же хорошо, как и я. Его интересует любое новое дело, если только вокруг него пахнет деньгами. Может, он хочет войти в него.

— Если судить по тому, что я слышал, это мелочь. Не думаю, что там что-нибудь найдется по его размаху.

— Если всплывет что-нибудь новенькое, пока вы там, — сказал Дик как бы между прочим, — у вас будет возможность рассказать ему.

— Недурная идея. — Дик почти услышал, как завертелись в мозгу у человека колесики. — Мне тут надо еще кое-что уточнить. Передайте шефу, я подскочу сегодня же к вечеру.

— Я ему скажу. — На этом Дик закончил разговор и положил трубку.

В кабинет вошла секретарша с еще одним кофейником на подносе.

— Там мисс Аль Фей, — сообщила она, ставя поднос на письменный стол. — Спрашивает, не могли бы вы уделить ей несколько минут утром?

— Скажите, пусть войдет.

У Лейлы, должно быть, что-то серьезное на уме, размышлял он, наливая кофе. Обычно она не приходит в офис так рано.

Сегодня она выглядела особенно юной. Он не видел ее такой. Она застенчиво переминалась с ноги на ногу перед его столом. Девочка да и только.

— Я надеюсь, не помешаю вам… — проговорила она тихонько. — Я не займу у вас много времени.

— Да полно тебе! Кофе хочешь?

— Спасибо, нет. Я пришла специально, чтобы извиниться за вчерашнюю выходку.

— Забудь про это. Я уже забыл.

— Нет, нет, я серьезно, — настаивала она. — Вчера я вела себя как испорченная девчонка. Я не имела права просить вас о таких вещах и не хочу, чтобы это изменило что-то между нами.

— Не изменит.

— Честно?

— Честно, — заверил он.

Он заметил ее облегчение и странный огонек торжества, мелькнувший в ее глазах.

— Можно прийти к вам вечером? — спросила она робко.

— Я был бы очень огорчен, если бы ты не пришла.

— Я обещала друзьям поужинать с ними. Постараюсь отделаться от них как можно раньше.

— Буду ждать.

Она обошла вокруг стола, взяла его руку и прижала к своей груди.

— Даже не знаю, смогу ли дождаться вечера…

Зазвонил телефон. Он убрал руку с ее груди и потянулся к аппарату.

— Боюсь, моя юная леди, — сказал он с напускной строгостью, — мы с вами оба будем вынуждены дожидаться. — Он снял трубку. — Одну минутку, — сказал он. Затем, прикрыв рукой микрофон, взглянул на нее. — Видишь, мне надо работать.

Она чмокнула его в губы и пошла к двери. На полпути, как бы спохватившись, обернулась:

— Кстати, ты не собираешься рассказывать что-нибудь моему отцу, а?

— Нет, — ответил он, все еще прикрывая микрофон.

— Прекрасно! — Она улыбнулась и послала ему воздушный поцелуй. — До вечера!

Он удерживал улыбку на губах, пока не закрылась дверь за девушкой; но как только она вышла, лицо его приняло взволнованное выражение: он нутром своим почувствовал, что дела принимают очень скверный оборот.

Глава 7

Бейдр снял телефонную трубку. Тон у Юсефа был приподнятый:

— Я прибыл и сейчас в гостинице. Привез из Парижа кое-что очень важное! Ты не хочешь приехать, и мы поужинали бы вместе?

— Пожалуй, я не смогу.

— Шеф, ты же меня знаешь! Если я говорю «кое-что очень важное», это что-то стоящее. Тело у нее такое!.. Ты глазам не поверишь, и она прямо-таки ненормальная, абсолютно ненормальная! Тебе и не додуматься до такого, чего она с удовольствием вытворяет.

— Поставь ее на лед. Пригодится в другой раз. К нам на ужин сегодня должны прийти гости.

— Тогда, может, завтра?

— Тоже отпадает. На завтра у меня назначено несколько встреч дома.

— Тогда, может, мне к тебе? — предложил Юсеф. — Завтра на ленч?

— Весь день расписан. Надо сегодня вечером.

— Сегодня?! — В голосе Юсефа послышалось беспокойство.

— Да. Мои гости разъедутся до полуночи. Буду тебя ждать где-нибудь около половины первого ночи.

— Нет, ты в самом деле не хочешь подскочить сюда? — сделал еще одну попытку Юсеф. — Девочка будет очень огорчена. Я ей рассказал, какой ты колоссальный парень.

— Купи ей что-нибудь в ювелирном киоске в отеле и вручи с моими комплиментами, скажи, что я огорчен не меньше.

— О’кей, шеф. Значит, вечером увидимся. Двенадцать тридцать, так?

— Так, — подтвердил Бейдр и положил трубку.

Он продолжал сидеть в полумраку библиотеки, когда в комнату вошла Джордана.

— Мальчики собираются идти спать, — сказала она. — Спрашивают, придешь ли ты пожелать им спокойной ночи.

— Конечно, — ответил он, вставая.

Он пошел вместе с ней, но Джордана вдруг остановила его за руку.

— Что-нибудь случилось? — спросила она, глядя на него в упор.

— Почему ты спрашиваешь?

— У тебя взволнованный вид. Кто звонил?

— Юсеф. Он собирается заглянуть ко мне, когда разъедутся гости.

— Вот как?..

— Он приедет один. Нам надо обсудить очень важное дело. — Она молчала. — Ты его недолюбливаешь, да?

— Он никогда мне не нравился. Тебе это известно. Он такой же, как все мужчины в твоем окружении. Парят, как хищные стервятники, в надежде спикировать на какую-нибудь падаль. А тем временем они присасываются к тебе, как к какому-то идолу. Один такой попадался мне на глаза дважды. Раз на яхте, раз — в Калифорнии после твоего отъезда. Али Ясфир. Он той же породы.

— А я не знал, что он был в Калифорнии, — заметил Бейдр.

— Был. Я его видела, когда заходила в Поло Ландж перед отъездом. Он там встречался с Юсефом. Отвратные типы! Не хотела бы встретиться ни с одним из них в темном переулке. — Бейдр смотрел на жену. Странно, что она объединила их вместе. Ей известно больше, чем он думал. — Поднимись наверх, — сказала Джордана. — Мальчики ждут, а времени до приезда гостей осталось немного, надо еще переодеться.

— О’кей.

— Бейдр!.. — Он снова обернулся. — Спасибо тебе.

— За что?

— Я никогда не видела ребят такими счастливыми. Ты знаешь, что за последние две недели ты провел с ними больше времени, чем за последние три года? Они любят, когда отец рядом. И я тоже.

— Я тоже это любил.

— Я надеюсь, у нас будет этого больше. — Она положила руку ему на плечо. — Давно уже не было у нас так. — Он не шелохнулся. — А как думаешь ты? — спросила она.

— Поживем — увидим. Вечно эта уйма дел…

Ее рука упала с его плеча. Она постаралась, чтобы на лице ничего не отразилось.

— Лучше поторопись, — повторила она, отворачиваясь от него. — Мне еще надо напоследок дать указания насчет ужина.

Он посмотрел, как она шла по комнате к двери, ведущей в большую гостиную. Затем стал подниматься по лестнице в спальню мальчиков.

Ребята сидели на своих кроватях в ожидании отца. Он заговорил по-арабски:

— Как день прошел, весело?

Отвечали хором, одними и теми же словами:

— Да, отец.

— Мать сказала, вы хотели меня видеть.

Братья переглянулись.

— Ты у него спроси, — сказал Мухаммад.

— Нет, — возразил Самир. — Спроси у него ты. Ты же старше.

Бейдра это смешило.

— Давайте, спрашивайте кто-нибудь, потому что я должен идти одеваться.

— Ну, спрашивай же! — подзуживал Самир братца.

Мухаммад посмотрел на отца. Глаза большие, серьезные.

— Нам здесь нравится, отец.

— Я рад.

Мухаммад поглядел на Самира в поисках поддержки.

— Мне тоже, — подтвердил Самир тоненьким голоском. Посмотрел на брата на другой кровати: — Теперь ты можешь спросить у него.

Мухаммад набрал воздуху в легкие:

— Нам хочется здесь жить, отец. С тобой вместе.

— А как же Бейрут?

— Нам там не нравится, отец, — выпалил Мухаммад. — Там нечего делать. Там снега нету, и вообще ничего.

— А как же быть со школой?

— Арабский у нас уже хорошо, отец, — быстренько сказал Самир. — А ты не мог бы — мы думали… — Голос его сник. Он в испуге посмотрел на Мухаммада.

— Мы хотим сказать… — подхватил Мухаммад. — Не мог бы ты для нас перенести школу сюда? Тогда у нас был бы снег, и мы ходили бы в школу.

Бейдр засмеялся.

— Не так-то это легко.

— Почему? — удивился Самир.

— Да просто невозможно взять школу и переставить на другое место. А что делать остальным ученикам? Выходит, они останутся без школы?

— Их можно взять тоже, — рассудил Мухаммад. — Могу поспорить, им здесь больше понравится.

— Няня говорит, ты можешь сделать все, что ни захочешь, — объяснил Самир.

Бейдр улыбнулся.

— Н-да… к сожалению, она ошибается. Есть вещи, которые не могу сделать даже я. И это — одна из них.

Ребята расстроились.

— Но я расскажу вам про один свой план, — добавил он в утешение.

— Какой, говори! — нетерпеливо потребовал Мухаммад.

— Месяца через два у вас будут еще одни каникулы. Я опять привезу вас сюда.

— Но снег может растаять, — забеспокоился Самир.

— Он еще полежит. Обещаю вам это. — Бейдр опустился на колено и по очереди поцеловал обоих сыновей. — А теперь — спать. Я поговорю с инструктором по лыжам. Быть может, завтра он позволит нам попробовать съехать по северному склону.

— Где катаются большие ребята?.. — возбужденно переспросил Мухаммад.

— Да, но вы должны дать мне слово быть очень осторожными.

— Мы будем осторожны, отец, — дуэтом отозвались мальчики.

— Ну и — спокойной ночи.

— Спокойной ночи, отец, — ответили оба.

Он направился к двери.

— Отец! — позвал Мухаммад.

— Да?

— Мы забыли поблагодарить тебя. Спасибо, отец!

На какой-то миг он остановился.

— Да хранит вас Аллах, сыны мои. Доброй вам ночи.

Джордана в холле ожидала, когда он выйдет из детской спальни.

— Заснули?

Он улыбнулся.

— Я только что уложил их. Тебе известно, о чем они собирались просить меня?

— Нет. Они своих секретов мне не выдают, если это не что-то очень важное.

Он пошел коридором в свои комнаты. Она шла рядом.

— Ребята сказали, что им хочется жить здесь. Они не хотят возвращаться в Бейрут. — Джордана молчала. — Они даже просили, чтобы я перенес сюда их школу вместе с учениками… — он засмеялся. — Никогда не знаешь, какая нелепость взбредет мальчишкам в головы.

— Не такая уж нелепость, — возразила она. — Особенно если задуматься, о чем они по сути просят.

— Так о чем же?

Она посмотрела ему в глаза.

— Они тебя любят, — сказала она. — Ты их отец, и ничто не может тебя заменить. Они хотят жить вместе с тобой.

— Ты когда-нибудь объясняла им, что у меня очень много дел? Конечно, надо суметь объяснить так, чтобы дети это поняли.

— Не так это легко, как тебе кажется, — ответила она. — Как объяснить ребенку, что солнце в небе, дающее всему жизнь, есть нечто такое, чего мы не можем иметь каждый день?

Глава 8

Несмотря на холод, лицо Юсефа покрывала испарина, когда он втащил свой тяжеленный чемодан по лесенке, ведущей к вилле. Джабир открыл дверь.

— Ахлан, — сказал он.

— Ахлан фики, — ответил Юсеф, проходя в прихожую и ставя на пол чемодан. Он выпрямился. — Можно он тут постоит, пока я вернусь?

— Сделай одолжение, — ответил Джабир. — Господин ожидает тебя в библиотеке. Разреши проводить.

Юсеф скинул пальто и отдал Джабиру, затем последовал за ним через большой холл к тяжелой деревянной двустворчатой двери. Джабир негромко постучал.

— Войди, — отозвался Бейдр.

Джабир распахнул перед Юсефом дверь, дал ему войти и закрыл. Юсеф огляделся в библиотеке. Это была просторная старомодная комната с книжными полками от пола до потолка. Бейдр восседал за письменным столом, спиной к застекленной двери в сад. Красивая лампа под абажуром на столе Бейдра была единственным источником света и оставляла его лицо в тени. Он не встал навстречу Юсефу, когда тот подходил к столу.

— Красивая вилла, — сказал Юсеф. — Но другого я и не ожидал увидеть.

— Да, удобная.

— Тебе надо было предупредить о дороге сюда, наверх, — улыбнулся Юсеф. — Местами она сплошь обледенела. Особенно на поворотах, со стороны обрыва.

— Я как-то не подумал, — ответил Бейдр тоном извинения. — Забыл, что по ночам дорога иногда обмерзает. Надо было выслать вниз шофера навстречу.

— Ерунда. Со мной все в порядке. — Юсеф опустился в кресло напротив стола. — Очень жаль, что ты не смог приехать в отель сегодня. Девочка была страшно разочарована.

— Побрякушка не помогла унять ее страдания?

— Купил ей золотой «пьяже». Вроде бы помогло.

Бейдр посмотрел на него. Этого типа не обвинишь в переизбытке воображения. Ну что еще мог он купить в Швейцарии девушке в подарок, кроме часов? Лицо Юсефа блестело от пота.

— Можно тебе предложить чашку кофе? Или выпить холодненького? Может, шампанского?

— А еще что-то осталось? — Юсеф засмеялся с некоторой излишней поспешностью.

Бейдр потянул за шнурок звонка позади себя. Джабир открыл дверь.

— Бутылку шампанского для господина Зиада.

— Дик тебе рассказал, как я все уладил с Майклом Винсентом? — спросил Юсеф, когда Джабир пошел за вином.

— Да. Как тебе удалось заставить его отпустить нас так просто?

— Это было не легко. Но в конце концов я ему доказал, что ему невыгодно таскать нас по судам. Что мы будем его годами мурыжить, и в конце концов ему придется истратить на тяжбу все, что он получил от нас авансом в счет гонорара. Потом я пообещал, что мы пристроим его на другую картину, а если у нас в будущем возникнет надобность, мы снова прибегнем к его услугам.

— Сработано прекрасно, — заключил Бейдр.

Джабир вернулся с бутылкой «Дом Периньон» в ведерке со льдом и двумя фужерами на серебряном подносе.

— Я рад, что ты доволен, — сказал Юсеф, наблюдая, как Джабир мастерски откупоривает бутылку и наполняет бокалы. Слуга вышел из комнаты, и Юсеф поднял бокал. Посмотрел на Бейдра. — А ты?

Бейдр отрицательно покачал головой.

— Я должен рано быть на ногах. Обещал ребятам пойти с ними с утра на лыжах.

— Тогда — твое здоровье. — Юсеф осушил фужер единым духом и тут же вновь его наполнил. — Я и не представлял, что так хочется пить.

Второй бокал Юсеф пил спокойней. Он откинулся на спинку кресла, почувствовал себя вольготней. Следующая реплика Бейдра положила конец этому состоянию.

— Рассказывай про «Арабские куклы».

Юсеф почувствовал, как его снова прошиб пот.

— А что тут рассказывать? Они хорошие клиенты. А больше я фактически ничего о них не знаю.

Бейдр испытующе посмотрел на него.

— На тебя не похоже. Обычно о людях, с которыми у тебя бизнес, ты знаешь все. Это всегда было одним из наших главных правил.

— Они не такой уж крупный клиент. Я не видел особого смысла глубоко вникать в них. Партии товаров небольшие, но платили они очень хорошо.

— Премии, — уточнил Бейдр. — Разве этого было недостаточно, чтобы разбудить твое любопытство?

— Нет, у меня голова была занята более важными делами.

— Тебе не показалось необычным то, что они заключили с тобой контракт не в нашем офисе в Бейруте, а в Париже?

— Я подумал, тут просто совпадение, — быстро ответил Юсеф. — Я встретил этого американца в баре «Георга Пятого», и он сказал мне о проблемах, возникших у него с организацией импорта кукол в Соединенные Штаты; я посоветовал ему войти в контакт с нашим офисом в Бейруте. Сказал, что, возможно, мы смогли бы ему помочь.

— По сведениям из бейрутского офиса, они действовали на основе контракта на перевозки, который прислал ты. Они никогда не контактировали ни с кем из компании «Арабские куклы».

Юсеф почувствовал, как у него взмокло под мышками.

— Это возможно… Я мог оставить указания моему секретарю провести все как надо. Как я уже сказал, я не считал это дело достаточно крупным, чтобы всерьез им заниматься.

— Ты лжешь, — спокойно объявил Бейдр.

Юсеф был ошарашен.

— Что?.. Что?.. — заикался он, как будто не понял.

— Я сказал «ты лжешь», — повторил Бейдр. — Теперь мы об этой компании знаем все. Ты поставил нас в положение контрабандистов, доставляющих в Соединенные Штаты наркотики. Из-за этого мы теперь можем потерять все, что заработали за эти годы. Теперь я хочу знать всю правду. — Бейдр наблюдал, как Юсеф полез за сигаретой и зажег ее трясущимися пальцами. — Скажи мне, — продолжал он мягко, — сколько тебе дал Али Ясфир за оформление этих перевозок?

Юсеф скис у него на глазах. Теперь его голос дрожал так же, как его пальцы.

— Он заставил меня сделать это, господин, — плакал Юсеф. — Он меня силой втянул в это дело. Я пошел на это только ради того, чтобы защитить тебя!

— Защитить меня? — холодно переспросил Бейдр.

— У него были снимки, господин. Он угрожал распространить их по всему миру.

— Да кто поверит этим снимкам? В особенности когда они из такого источника. Почему сразу не явился ко мне?

— Я не хотел причинять тебе боль, господин. Это были снимки твоей жены. — Глаза Юсефа были полны натуральных слез.

— Они при тебе?

— Да, господин, — голос Юсефа был приглушен. — В чемодане, который я оставил в холле внизу. Я надеялся, что до этого не дойдет.

— Давай их сюда, — спокойно сказал Бейдр.

Юсеф почти бегом бросился из комнаты и моментально вернулся, таща чемодан. Бейдр молча наблюдал, как он раскрывал чемодан и доставал из него портативный видеоплейер и маленький телевизор. Он быстро соединил оба аппарата. Огляделся в поисках штепсельной розетки. Одна была возле письменного стола. Включил в нее провод и поставил кассету в плейер.

Заколебался, глядя на Бейдра.

— Мне все-таки кажется, тебе не надо бы смотреть это, господин.

Бейдр не сдержался и рявкнул:

— Включай!

Юсеф нажал клавишу, яркий свет залил пустой экран. Слышался тихий шум перемотки. Затем на экране появились расплывчатые образы в цвете. Юсеф подстроил четкость, и изображение стало резким.

Джордана и мужчина лежали на спине в постели, камера, очевидно, располагалась над ними. Оба были голые, курили, передавая друг другу одну сигарету и одновременно наблюдая за чем-то вне поля зрения камеры. На мгновение экран опустел, затем картинка восстановилась уже со звуком их голосов из динамика. Джордана занимала позицию наверху мужчины. «Как красиво», — произнес мужчина, глядя на нее.

Бейдр не проронил ни слова, пока кассета не закончилась и не опустел экран. После этого потянулся через стол и выключил телевизор. Лицо его было непроницаемо.

— Я встречал этого человека раньше. Кто он?

— Американский киноактер, — ответил Юсеф. — Рик Салливэн. Его настоящее имя Израэл Соломон.

— Еврей?

Юсеф кивнул.

— Это вторая причина, по которой я не хотел, чтобы снимки были показаны.

На лице Бейдра по-прежнему не было никаких эмоций.

— Когда это происходило?

— На вечере в доме у актера в Калифорнии после твоего отлета в Токио.

— Ясфир был на этом вечере?

— Нет.

— Ты был?

— Да. С Майклом Винсентом и твоей женой. Но я ушел рано, голова разболелась.

— Как эта кассета попала к Ясфиру?

— Я не знаю, он мне не сказал.

— Еще копии есть?

Юсеф сделал глубокий вдох. Если Бейдр поверит в то, что он сейчас скажет, он еще мог бы спастись.

— Он сказал, что есть, и он обнародует, если будут застопорены перевозки.

— Эту он дал тебе для чего?

Юсеф замялся.

— Не знаю…

— Он не говорил, что, если возникнут какие-то проблемы, ты должен будешь прокрутить мне эту пленку?

— Нет, господин, ты должен мне поверить, — искренне сказал Юсеф. — Одна лишь мысль, что ты подумаешь, будто я обманул тебя, заставила меня открыть это перед тобой. — Он бросился на колени перед Бейдром, затем схватил и стал покрывать поцелуями его руку. — Клянусь жизнью отца, я скорей умер бы, чем обманул тебя!

Он зарыдал.

Бейдр молча смотрел на него. Когда заговорил, голос его был резок:

— Возьми себя в руки, ты же мужчина. Не хнычь, как женщина.

Юсеф поднялся с пола, слезы катились по его щекам.

— Я должен услышать слова прощения из твоих уст, господин, — плакал он.

— Я тебя прощаю, — с трудом проговорил Бейдр. Он встал и жестом показал на дверь. — Там ванная. Умойся. Не гоже в таком виде появляться перед слугами.

— Благодарю тебя, господин! — выпалил Юсеф с жаром, снова схватив руку Бейдра и целуя ее. — Теперь, когда снято бремя с моей души, свет вновь вернется в мою жизнь.

Бейдр видел, как Юсеф вошел в ванную. Закрыл за ним дверь кабинета. Он не поверил ни одному его слову. Ни у кого, кроме Юсефа, не было этой видеозаписи. Если Ясфир не появлялся на том вечере, запись никоим образом не могла попасть к нему. Он тихо прошел через комнату и открыл дверь в холл.

Джабир сидел на скамеечке в ожидании. Он встал при появлении Бейдра. Бейдр пересек холл и подошел к нему.

— Слушаю господина?

Голос Бейдра был спокоен:

— Этот кусок верблюжьего дерьма принес великое бесчестье нашей фамилии. — Взгляд Джабира стал ледяным, кожа на скулах натянулась. Он молчал. — В одной миле отсюда на дороге есть крутой поворот, там, где скалистый обрыв метров на двести вниз. Очень это скверно, но его машину должно занести на обледенелом асфальте и сбросить с дороги.

Джабир кивнул. Глухим клекотом в глотке прозвучал его голос:

— Это будет трагедия, господин.

Бейдр воротился в библиотеку. Чуть позже он услышал за окном шум автомобильного мотора. Через щелку между шторами он увидел, как «лендровер» Джабира ушел вниз по подъездной дороге. Он вернулся к своему письменному столу и устало сел.

Из ванной вышел Юсеф. Он более или менее пришел в себя. Присутствие духа отразилось даже в тоне его голоса:

— Что мы будем с этим делать, шеф?

— Мне требуется время все обдумать, прежде чем я смогу принять решение. На сегодня мы сделали все, что могли.

— Я тоже так думаю, — неуверенно сказал Юсеф.

— Теперь, пожалуй, пора отдыхать. Тебе лучше всего вернуться в отель.

Юсеф посмотрел на видеоплейер.

— Ты не возражаешь, если я это сохраню для тебя?

— Нет, оставь здесь, — сказал Бейдр и встал. — Я провожу тебя. Слуги уже легли спать.

Мощный «лендровер» с выключенными фарами навалился на него сзади и чуть сбоку, неудержимо сталкивая взятый напрокат «опелек» к обрыву. Когда Юсеф в ужасе оглянулся и увидел сгорбившегося над рулем Джабира, он вспомнил одну-единственную мысль, о которой никогда не должен был забывать. Мысль вернулась к нему аккурат в тот момент, когда его машина, прорвав служившую ограждением проволоку на краю скалы, сорвалась с нее. Он так и не услышал крик ужаса, вырвавшийся из его горла, потому что провалился в беспамятство, но мысль еще жгла его мозг.

Джабир никогда не спал, если бодрствовал Бейдр.

Глава 9

Бейдр сидел в одиночестве за утренним кофе, читая парижский выпуск «Геральд Трибюн», когда в комнату вошел чопорный дворецкий-англичанин. Он слегка покашлял, и Бейдр удостоил его взглядом.

В корректном тоне слуги слышалась нотка неодобрения:

— Там джентльмены из полиции хотели бы повидаться с вашим высочеством.

Бейдр посмотрел на него. Сколько бы он ни объяснял этому дворецкому, что не обладает титулом, дающим право на такую форму обращения, как «высочество», тот наотрез отказывался употреблять иную форму. Последний его хозяин был претендентом на трон Испании, и потому «высочество» казалось дворецкому неизмеримо ниже, чем «величество».

— Проводи их в библиотеку, — сказал Бейдр. — Я сейчас выйду к ним.

— Слушаюсь, ваше высочество.

Дворецкий вышел из комнаты, его прямая спина и квадратные плечи каким-то образом хранили в себе легчайшее неодобрение.

Бейдр медленно сложил газету и аккуратно положил на стол. Допил кофе, затем встал и направился в библиотеку.

Там было двое полицейских, один в униформе и один в штатском.

Штатский поклонился. Он говорил по-английски.

— Мистер Аль Фей?

Бейдр ответил утвердительным кивком.

Полисмен поклонился еще раз.

— Разрешите представиться. Я инспектор Фролих, а это мой коллега сержант Вернер.

— Чем могу быть полезен джентльменам?

— Во-первых, прошу нас извинить за то, что мы помешали вам завтракать, и я боюсь, что принес вам довольно неприятное известие. Вам знаком мистер Юсеф Зиад?

— Да. Он директор-управляющий в моем парижском бюро. Мы с ним здесь беседовали вчера вечером. Почему вы о нем спрашиваете? У него какие-нибудь неприятности?

— Нет у него, мистер Аль Фей, никаких неприятностей. Он мертв, — сказал инспектор.

— Мертв?! — Бейдр изобразил изумление. — Что случилось?

— По-видимому, он не справился с управлением, и автомобиль слетел с дороги. Машина сорвалась в пропасть глубиной около двухсот метров.

Бейдр посмотрел на инспектора, затем обошел вокруг стола и сел на свое место. Лицо его помрачнело.

— Извините, джентльмены, но это просто невероятно. Мистер Зиад мой давний и опытнейший сотрудник.

— Мы понимаем, сэр, — вежливо проговорил инспектор. — Но мы должны задать вам несколько рутинных вопросов и постараемся быть кратки насколько возможно. — Он вынул из кармана небольшой блокнот и раскрыл его. — Вы сказали, что виделись с мистером Зиадом вчера вечером. В котором часу он приехал сюда?

— Около половины первого.

— Была какая-либо особо важная причина для поездки в столь поздний час?

— Надо было обсудить весьма важное дело. Но, к сожалению, у моей жены и у меня вечером ужинали гости, что препятствовало нашей встрече с ним в более подходящее время.

— И в котором часу приблизительно он убыл?

— Около двух, я полагаю.

— Мистер Зиад пил у вас?

— Очень немного.

— Не могли бы вы выразиться точнее?

— Мы выпили бутылку «Дом Периньон». Собственно, выпил ее почти всю он. Но это не должно было на нем отразиться. Мистер Зиад пил это шампанское постоянно. Его любимое вино.

— У него был хороший вкус, — заметил инспектор. Он посмотрел на сержанта. Они поняли друг друга без слов. Инспектор закрыл свой блокнот и обратился опять к Бейдру: — Полагаю, этими вопросами мы можем ограничиться, мистер Аль Фей, — объявил он с удовлетворением в голосе. — Благодарю вас за помощь.

Бейдр встал.

— Мне надо будет отдать распоряжения в отношении похорон. Его тело нужно отправить самолетом домой. Где оно теперь?

— В полицейском морге. — Это были первые слова, произнесенные сержантом. — То, что от него осталось.

— Так ужасно?

Инспектор печально покачал головой.

— Мы собрали останки, которые удалось найти. Личность установили по документам в бумажнике и паспорту. Машина разлетелась на тысячу кусков. Очень плохо, когда люди не понимают, что значит самое малое количество алкоголя на обледенелой дороге ночью.

Бейдр присел на минутку после ухода полицейских, потом взял телефон и вызвал Дика в Женеве.

— Перезвони мне через шифратор, — сказал Бейдр, когда Дик ответил. Чуть позже зазвонил второй телефон, и он поднял трубку. Жужжанье прекратилось почти сразу же, как он поднес трубку к уху.

— Дик?

— Да.

Тон Бейдра выражал безразличие:

— Только что ушла полиция. Юсеф ночью сорвался на вираже в пропасть и погиб.

— Боже мой! Как это произошло?

— Дорога обледенела, и полиция считает, что он малость перебрал. Он был в весьма удрученном состоянии, когда уходил от меня; выпил почти целую бутылку шампанского.

Дик заговорил не сразу.

— Вы узнали у него что-нибудь в отношении «Арабских кукол»?

— Он утверждал, что в это дело его вовлек Али Ясфир.

— Значит, мы были правы. Он признался, что ему заплатили?

— Нет. Клялся, что никаких денег от них не получал.

— Я в это не верю.

— Теперь это не имеет значения, верно? Он мертв, и делу конец.

— Так ли? — усомнился Дик. — Нам не известно, что теперь предпримет Ясфир.

— Он очень мало что может сделать. Он знает, что нас ему не вовлечь.

— Я надеюсь. Но в чем можно быть уверенным, когда имеешь дело с таким негодяем? Неизвестно, что он может выкинуть в следующий момент.

— Придет время — и с ним разберемся, — сказал Бейдр спокойно. — Как раз теперь у нас есть несколько незавершенных операций. Я мог бы на следующей неделе отправить тебя в парижский офис наладить дело, пока мы подыщем ему замену.

— Правильно.

— Тем временем поставь в известность о случившемся его семью и офис в Париже. А также распорядись, чтобы похоронщики забрали останки из полицейского морга в Гштаде и отправили морем к нему домой.

— Я все сделаю.

— Экипажу самолета подготовиться стартовать в Бейрут в пятницу. Джордана с детьми полетит домой.

— Это не получается на неделю раньше, чем планировалось, шеф?

Голос Бейдра сразу стал резким:

— Сделай, как я сказал. Я полагаю, будет лучше отправить их домой. — Он в сердцах брякнул трубку на аппарат.

Поглядел на видеоплейер. Рывком встал, подошел к двери и запер ее. Затем достал из кармана ключик, отпер средний ящик стола и достал оттуда кассету. Вложил в плейер и нажал клавишу.

На пустом экране через несколько секунд появилась картинка и пошел звук. Он сидел почти в забытьи пока прокручивалась перед ним видеозапись. Там все было так, как бывало и с ним. Красота ее тела, пресыщенно-вялые чувственные движения, слова, меленькие животные вскрики, затем взрывающиеся до визга в оргазме. Все было тут, но на этот раз было не для него. Было для другого мужчины. Еврея.

Экран стал черным как раз в тот момент, когда боль достигла пика. Он в ярости ударил кулаком по стоп-клавише, едва не расколов аппарат. Вытянул перед собой руки и уставился на трясущиеся пальцы. Сжал в кулаки и принялся колотить ими по столу. Он бухал ими в унисон глухо и жалко срывавшимся с губ проклятиям. «Гадина! Гадина! Гадина!» — твердил он и стучал до тех пор, пока не заболели набрякшие руки.

Он снова поглядел на руки, потом на плейер.

— Джордана! — закричал он, будто она сидела внутри аппарата. — И из-за этого я стал убийцей?

Экран не ответил ему. Он был пуст. Бейдр уткнулся лицом в стол и заплакал, как не Плакал с детства. Ему вспомнилась молитва, которую не вспоминал тоже с детства:

Благость молитвы затопила его. Слезы унялись, и он ощутил, как мука и боль покидают его. Слишком быстро мы забываем мудрость Аллаха, мудрость, раскрытую Пророком. И слишком быстро мы забываем о законах Аллаха, раскрытых Пророком, данных людям, чтобы жить по ним.

И все потому, что он слишком долго старался жить по законам неверных, но они писаны не для него. Отныне он станет жить, как ему надлежало. По единственно верным законам. По законам Аллаха.

Джордана вошла в библиотеку. Голос ее дрожал.

— Я только что услышала о Юсефе, — сказала она. — В голове не укладывается…

— Он был дерьмо, — холодно перебил Бейдр. — Но теперь он стоит перед троном Судии и должен будет сам ответить за свои грехи. И даже Всемилостивейший Аллах не сможет найти прощения для него. Скорей всего, ему предстоит гореть в аду вечным огнем.

— Но он же был твоим другом… — Она не могла понять, что за перемена произошла в Бейдре. — Он служил тебе много лет.

— Он служил только себе. Он был ничьим другом. Друг самому себе.

Она была озадачена.

— Что произошло между вами? Что он сделал?

Лицо его было непроницаемо, глаза смотрели без выражения.

— Он предал меня так же, как ты.

Она уставилась на него в полном недоумении.

— Теперь я и вовсе не понимаю, о чем ты говоришь.

Он уперся в нее невидящим взглядом.

— Не понимаешь?!

Она молча покачала головой.

— Тогда я тебе покажу! — Он запер дверь на ключ, вернулся к письменному столу и включил видеоплейер.

— Подойди ближе!

Джордана стояла рядом и смотрела на маленький экран: он был светел и чист, пока не пошла картинка. Вскрикнула, но спазм перехватил горло — зрелище было убийственно неправдоподобным.

— Нет! — закричала она.

— Да, — произнес он бесстрастно.

— Не буду смотреть! — И она повернулась, чтобы уйти.

Рука его крепко, до боли схватила ее за плечо.

— Будешь смотреть, женщина!

Она зажмурила глаза и отвернулась. Пальцы его клещами впились в ее подбородок, поворачивая лицо к экрану.

— Ты будешь смотреть, — холодно сказал он. — Все, до конца! Весь свой позор. Как был вынужден досмотреть я.

Она молча стояла, пока прокручивалась пленка. Казалось, это будет длиться вечно. Она почувствовала дурноту. Это было безумие. Все сплошь было безумием! Все время на них был нацелен объектив камеры, и единственная возможность съемки была, если камерой управлял Салливен самолично.

Память вернула ее в тот вечер. Перед тем как им начать, он выходил из комнаты. Зачем? Включил аппаратуру. И не зря он все время укладывал ее ближе к изголовью той огромной кровати. Очевидно, туда была нацелена камера. Конечно же, он был ненормальным, ненормальней, чем кто-либо подозревал.

Внезапно все кончилось, экран почернел, и Бейдр выключил плейер.

Она повернулась к нему — и увидела на его лице выражение полного равнодушия.

— Я просил тебя соблюдать приличия. Ты не соблюла. Особенно я предупреждал тебя в отношении евреев. Тот мужчина — еврей.

— Нет! — вспыхнула она. — Это актер Рик Салливен!

— Мне известно, кто это. Настоящее его имя Израэл Соломон.

— Я не знала. — Он промолчал, но явно не верил ей. Вдруг она вспомнила: на том вечере был Юсеф! — Это Юсеф привез тебе пленку?

— Да.

— Это произошло больше трех месяцев назад. Отчего он так долго выжидал и не отдавал ее тебе?

Бейдр не отвечал.

— Он в чем-то провинился, — осенила ее догадка. — И он решил воспользоваться пленкой, чтобы выгородить себя.

— Он сказал, что его впутал человек, который и дал ему эту кассету. И если бы Юсеф не пошел с тем на сделку, они предали бы огласке твое похождение.

— Вранье! Кроме Юсефа никто не мог быть заинтересован в том, чтобы владеть кассетой. Он солгал! — Снова Бейдр промолчал. Все, что она говорила, лишь подтверждало его собственное мнение. — Есть еще копии?

— Надеюсь, что нет. Мне не хотелось бы, чтобы мои сыновья узнали о связи их матери с евреем. — Впервые боль, которую он испытывал, проникла в его голос: — Сознаешь ли ты, женщина, что ты натворила? Если бы это вышло на публику, Мухаммаду никогда не стать наследником трона. В то время, как мы воюем с Израилем, какой араб мог признать своим правителем и духовным вождем человека, чья мать совершила прелюбодеяние с евреем. И вообще вопрос — законнорожденный ли он? Своим поступком ты могла не только лишить сына престолонаследия, для которого он был рожден, но стать причиной потери всего, за что боролись мой отец и я всю нашу жизнь.

— Мне очень жаль, Бейдр, — сказала она. — Но мы так отдалились друг от друга, что я подумала, все это между нами уже не имеет никакого значения. Я знала о твоих женщинах. Даже признавала их. Но теперь я вижу, что не имела права воспользоваться даже той свободой, которую ты мне предоставил. Наверно, будь я арабкой, я бы знала об этом, но я не арабка. И я никогда не могла бы жить той фальшивой жизнью, которой живут они, глядя, но не видя, веря в лживые слова.

— Теперь уже поздно об этом. Я распорядился, чтобы тебя и детей вернули послезавтра в Бейрут. Ты будешь жить в нашем доме без права выходить за ограду, с кем-либо встречаться, переписываться или разговаривать по телефону, кроме как с некоторыми ближайшими членами нашей семьи и слугами, — до января, когда Мухаммад будет официально введен в престолонаследие.

— А после этого?

— На другой день после инвеституры тебе будет разрешено вернуться домой в Америку навестить своих родителей. Будешь там тихо жить до получения бумаг о нашем разводе.

— А дети?

Глаза его сделались будто из синего льда.

— Детей ты больше никогда не увидишь.

От боли в сердце у нее зашлось дыхание.

— А если я не соглашусь? — с трудом произнесла Джордана.

Она никогда раньше не замечала в нем такой неумолимости.

— У тебя нет выбора. По законам ислама за прелюбодеяние — забивают камнями до смерти. Ты хочешь, чтобы твои дети увидели это?

— Ты на это не пойдешь! — воскликнула она в ужасе.

Взгляд его был тверд.

— Пойду.

И тут она словно прозрела.

— Юсеф! Ты убил его!

В его голосе было почти сочувствие:

— Юсеф сам убил себя, — сказал он, показывая рукой на видеоплейер. — Вот этим.

Она была сломлена. Больше не в силах сдерживать слезы, больше не в силах смотреть на него, она упала на колени, закрывая лицо руками. Рыдания сотрясали ее тело.

Он бесстрастно смотрел на нее сверху; только пульсирующая жилка на виске выдавала, чего ему стоит сохранить контроль над собой.

Через некоторое время слезы унялись, она взглянула на него. Глаза ее опухли, лицо искажала боль.

— Что мне делать? — хриплым, пустым голосом прошептала она, задавая вопрос скорей себе, чем ему. — Чем будет моя жизнь без них?

Он не ответил.

Она медленно встала и направилась к двери. На полпути обернулась:

— Бейдр!..

В его голосе была все та же неумолимость:

— Не трать попусту время, женщина. Лучше уйди и возблагодари Аллаха за его милосердие.

Глаза их на миг встретились. Воля к борьбе иссякла в ней. Она медленно вышла из комнаты.

Он запер за ней дверь и вернулся к письменному столу. Долго стоял и смотрел на видеопроигрыватель, потом наклонился и еще раз нажал клавишу пуска. И почти сразу же другую — красную.

Сорокаминутная запись была стерта за четыре минуты. Он перемотал пленку и вновь нажал на пуск. На этот раз пленка пошла с нормальной скоростью, но изображения на экране не возникло. Он был бел и чист.

Бейдр нажал на стоп-клавишу. Аппаратура упрощала жизненные сложности.

Если б только существовала где-нибудь клавиша, нажав которую человек мог дочиста стереть запись с пленки жизни и начать все сызнова.

Глава 10

Войдя в самолет, Джордана была удивлена, встретив там Лейлу с двумя молодыми людьми. Молодой человек в плохо сидящем костюме с оттопыренными карманами — типичный клерк из ближневосточной страны — учтиво встал.

— Я не знала, что вы летите вместе с нами, — сказала Джордана.

У Лейлы тон был странно вызывающий. Она говорила по-арабски:

— Ты что, возражаешь?

Джордану это озадачило. Лейла всегда разговаривала с ней на английском или по-французски. Но, возможно, дело было в том, что ее приятели владели этими языками не столь хорошо, как она. Джордана отбросила догадки и ответила по-арабски:

— Да нет, нисколько. Я рада, что ты с нами. Просто я удивлена. Твой отец ни слова об этом не сказал.

— Он мог забыть.

«Он не забыл», — подумалось ей. Она не видела его с того самого утра, когда он объявил ей свой приговор. Позднее в тот же день он укатил в Женеву и приехал домой только чтобы попрощаться с мальчиками.

— У него масса дел, — сказала она по-арабски. Вежливо повернулась к молодым людям.

Лейла поняла намек и представила их.

— Вторая жена моего отца, госпожа Аль Фей. А это Фуад Азиз и Рамадан Сидки. Они летят со мной на уикенд к себе домой.

— Ахлан, — сказала Джордана.

— Ахлан фики, — ответили они смущенно, с неуклюже резким поклоном, словно это было для них непривычно.

В самолет поднялись по трапу мальчики со своей няней-шотландкой и горничная Магда. Мухаммад и Самир радостно завопили при виде сестры.

— Лейла! Лейла! — Они бросились к ней, растопырив руки.

Лейла с ними сейчас держалась почти холодно, хотя, когда увиделись впервые, она очень даже бурно проявляла свои сестринские чувства и провела с мальчиками за играми большую часть времени перед их отъездом из Гштада.

Джордана подумала, что Лейла не хочет затевать с ребятами возню, стесняясь своих приятелей.

— Быстро по местам, дети! — сказала Джордана. — И не забудьте пристегнуться ремнями. Через несколько минут мы взлетаем.

— Можно нам рядом с Лейлой? — спросил Самир.

Она посмотрела на Лейлу:

— Если ваша сестра не возражает.

— Не возражаю, — ответила Лейла.

И опять Джордана уловила эту неприязнь в ее голосе.

— Тогда садитесь, но ведите себя хорошо.

— Мама, — спросил Мухаммад, — а почему ты говоришь по-арабски?

Джордана улыбнулась.

— Наверное, потому, что друзья вашей сестры не так свободно говорят по-английски, как мы. Вежливые люди так поступают всегда, если кто-то понимает не все, что при нем говорят.

— Мы говорим по-английски, мэм, — сказал на чистейшем английском с британским произношением молодой человек, представленный как Рамадан.

— Ах, вот как… — Она смутилась и посмотрела на Лейлу, но лицо у той выражало полнейшее безразличие. — Прошу меня извинить за неправильное истолкование.

В салон вошел стюард.

— Капитан Хайэтт интересуется, готовы ли вы к взлету, миссис Аль Фей?

— Будем готовы, как только все рассядутся по местам, — сказала Джордана, направляясь к заднему креслу возле круглого стола, которое обычно занимал Бейдр.

Рауль и стюардесса — симпатичная американочка по имени Маргарет — быстро проверили, хорошо ли пристегнулись дети. Рауль поклонился Джордане и ушел в носовую кабину. В следующий момент самолет начал разбег.

Когда они взлетели и погас сигнал «Пристегнуться!», Джордана встала со своего кресла. Она подозвала Рауля.

— Приготовьте мне, пожалуйста, постель в салоне мистера Аль Фея. Я хотела бы прилечь и отдохнуть.

— Слушаюсь, мадам. — Он передал указание стюардессе, и та прошла в салон.

Мальчишки карабкались на Лейлу, которая казалась чем-то расстроенной. Похоже, она с трудом выносила их заигрывания.

— Не приставайте к сестре, — приструнила их Джордана. — Может быть, она устала. — Мальчики послушно вернулись на свои места. — Я неважно себя чувствую, — пояснила Джордана. — Пойду прилягу.

Лейла молча кивнула. Она проследила за Джорданой, как та прошла в центральный салон. Она и в самом деле не могла сейчас понять, что хорошего увидел в Джордане отец. Сейчас, при дневном свете, та была вовсе не так хороша, как при первом знакомстве. Без косметики лицо у нее было осунувшееся, под глазами темные круги, волосы жидковатые и не такие светлые, какими казались тогда. И хорошо, что Джордана ушла спать. Это могло упростить дело.

Она посмотрела через проход на Фуада с Рамаданом. Фуад взглянул на свои часы, потом снова на Лейлу.

— Еще полчаса, — сказал он.

Она кивнула и откинулась на подголовник. Закрыла глаза. Подождать полчаса было не так трудно по сравнению с тем временем, которое она потратила на подготовку всего предприятия.

Джордане показалось, будто она только что закрыла глаза, когда услышала сквозь сон детский плач. Она беспокойно пошевелилась в надежде, что ей померещилось. Но нет, и постепенно до ее сознания дошло, что плакал один из ее мальчиков. Она села на кровати, прислушалась.

Плакал Самир. Но это не был его обычный плач или хныканье. В нем была какая-то особая нота. Нота страха.

Она быстро встала с постели и поправила платье. Открыла дверь, прошла через салон, дальше по узкому коридору до входа в передний отсек. У входа остановилась, цепенея от ужаса. В голове у нее не укладывалось то, что предстало ее взору. «Должно быть, это кошмар, не явь… конечно же, кошмар».

Загнанные в тесное пространство за кухонькой, которое Кэридж использовал как свой офис, когда бывал на борту, там сгрудились ее дети, няня, горничная и команда салона — Рауль и Маргарет. Рауль стоял, держась за переборку, кровь текла по лицу из пореза на скуле. Перед ними стояла Лейла и двое ее приятелей.

Это была Лейла, какой она ее еще не видела. В руке она держала пистолет, к поясу пристегнуты две ручные гранаты. Двое мужчин тоже были вооружены. В дополнение к гранатам на поясах, у каждого было еще по автомату.

Самир увидел ее первым.

— Мама! Мама! — закричал он, вырываясь из рук державшей его няни и бросаясь к Джордане.

Лейла хотела его схватить, но он увернулся. Джордана нагнулась, и ребенок прыгнул к ней на руки. Слезы текли по его щекам.

— Они побили Рауля, у него течет кровь! — плакал малыш.

— Ничего, ничего, — успокаивала она сына, крепко прижимая к себе.

Лейла скомандовала, подкрепив слова жестом руки с пистолетом:

— Становись туда, к остальным!

Джордана уставилась на нее.

— Ты сошла с ума? — сказала она гневно.

— Слышала, что тебе говорят? Становись к остальным, живо!

— Нет!

Джордана повернулась на каблуках и направилась обратно по коридору в салон. Лейла в два прыжка настигла ее и сильным тычком пистолета в спину сшибла с ног; только теснота коридора позволила ей удержаться растопырив руки, но Самира она выронила.

Ребенок снова заплакал и набросился на свою сестру с кулачками.

— Не смей бить мою маму! Ты плохая! Плохая!

Равнодушной затрещиной Лейла отправила его на пол.

Джордана подхватила малыша и прикрыла руками.

В дальнем конце салона заплакал Мухаммад. Он вырвался из рук няни, подбежал к матери и стал позади нее на колени. Джордана, с трудом присев, обняла его одной рукой.

— Эти дети — твои братья, — сказала она, превозмогая боль в спине. Взглянула на Лейлу. — Ты перед Богом ответишь за свои грехи!

— Дрянь! — слетело с искривленных презрительной гримасой губ Лейлы. — Они мне не братья! Они дети американской шлюхи!

— В Коране написано, что братья и сестры соединены их отцом, — напомнила Джордана.

— Ты, сука, не читай мне Святое Писание! — прошипела Лейла. — Истинные братья и сестры, а не те, что ты принесла моему отцу и сумела заставить его поверить, будто они — его. Я обо всем этом знаю от моей матери.

— Ты и сейчас совершаешь преступление против своего отца, — сказала Джордана.

Лейла рассмеялась.

— Мой отец предал мою веру в него, мои чувства к нему, которые могли быть. Он предал свой народ и стал сообщником и инструментом евреев и империалистов.

Удивительно, подумалось Джордане, она не ощущала ни малейшего страха за себя; ей было страшно только за детей.

— Все будет хорошо, — шепнула она им. — Не надо больше плакать.

— Встать! — рявкнула Лейла. Джордана с трудом поднялась. Лейла жестом руки с пистолетом приказала идти вперед. Морщась от боли, Джордана несла на одной руке Самира, другой вела Мухаммада. Прошли через салон. — Отдай детей няньке! — скомандовала Лейла. Джордана, не двигаясь, смотрела на нее. — Делай, что тебе говорят! Быстро! Или сейчас врежу им тоже!

Лейла замахнулась.

Молча Джордана передала детей няне. Они смотрели на нее испуганными глазенками. Она похлопала их по плечам, чтобы подбодрить.

— Не бойтесь, все будет хорошо.

И чуть не вскрикнула от боли, когда ствол пистолета еще раз ткнул ее в поясницу. Обернувшись, увидела в глазах Лейлы странное выражение удовлетворения. Она стиснула зубы. Нет, она не доставит им радости услышать ее стон.

— Теперь пойдешь с Рамаданом в штурманскую, — сказала Лейла.

Молодой человек велел ей идти впереди. Когда она открыла дверь кабины пилотов, он сильно ударил ее, она споткнулась и упала на колени. Он прыжком стал позади нее.

Капитан Хайэтт, второй пилот Боб и бортинженер Джордж удивленно обернулись. Джордж протянул руку за гаечным ключом.

Рамадан неожиданно быстрым движением ударил его прикладом автомата в лицо, затолкнув обратно в кресло. Из разбитого носа потекла кровь.

— Смотрите у меня! Чтоб без глупостей! — сказал он им на своем прекрасном английском. — Не то угробите всех, кто есть в этом самолете.

Энди Хайэтт взглянул на него, затем перевел взгляд дальше, на своего бортинженера.

— Как ты, Джордж? О’кей?

Джордж кивнул, прижимая платок к носу. Джордана встала.

— Где тут у вас аптечка первой помощи?

— В шкафчике над креслом Джорджа, — ответил ей Боб.

Она достала металлическую коробку и открыла ее. Быстро освободила от обертки несколько марлевых салфеток и дала их Джорджу. Посмотрела на капитана.

— Раулю сильно порезали лицо… — Повернулась, чтобы пройти в салон.

— Стоп! — Рамадан преградил ей путь. — Ты еще не все сделала тут. — Он обратился к капитану. — Нас на борту трое, и мы все вооружены автоматами и гранатами. Это налагает на нас ответственность за этот самолет, вам все понятно?

Хайэтт был озадачен.

— Вас трое?

— Лейла заодно с ними, — пояснилаДжордана.

— Лейла?! — Хайэтт протяжно свистнул. — Ну и ну, будь я неладен… Это вообще — из ряда вон. Быть угнанным собственной дочерью нашего босса!

— Теперь, когда вы все поняли, — будете подчиняться моим приказам, — объявил Рамадан.

Хайэтт бросил взгляд на Джордану. Она кивнула. Он посмотрел на юнца.

— Итак?..

— Прежде всего радируй в Бейрут об изменении маршрута полета; запроси маршрут из Ливана в Дамаск.

Хайэтт делал заметки в блокноте.

— Понял.

— Когда будем над Сирией, передашь о дальнейшем изменении в плане полета, запроси маршрут через Ирак на Тегеран.

Хайэтт посмотрел на него.

— Мало керосина. До Тегерана не хватит.

— Не волнуйся, — сообщил Рамадан доверительно. — Мы туда не собираемся.

— Куда же мы тогда летим? — спросил Хайэтт.

Рамадан достал из кармана бумажку. Дал ее пилоту.

Капитан взглянул на него.

— Вы с ума сошли! Там же нет места для посадки такой большой машины. Одни горы.

— Там есть место, — сказал Рамадан. — Я покажу, когда мы туда долетим.

— Есть там приводная система для посадки по приборам? — спросил Хайэтт.

— Нету, — Рамадан нервно усмехнулся. — Но у тебя репутация одного из лучших летчиков на этих линиях. У Аль Фея все самое лучшее! У тебя не будет никаких проблем с визуальной ориентировкой и посадкой.

— Надеюсь, все так оно и есть… — проворчал Хайэтт. Он собирался включить рацию. — Свяжусь-ка я лучше с Бейрутом.

— Минуту! — Рамадан взял вторую пару наушников с пульта бортинженера и приложил к уху, продолжая держать палец на спусковом крючке автомата. — Теперь можешь вызывать. И помни — ни слова об угоне, или я застрелю тебя в твоем кресле. Мы не желаем, чтобы кто-нибудь знал об этом. До поры.

Хайэтт мрачно посмотрел на него.

— Теперь мне можно пойти оказать помощь Раулю? — спросила Джордана.

— Да, конечно. — Рамадан, казалось, немного отмяк. — И пока ты там будешь все делать, можешь сказать им, что я здесь держу все под контролем.

Глава 11

Бейдр пришел в офис к Дику около четырех часов дня. Он был на ленче в банке, после чего провел еще несколько деловых встреч. Окинул взглядом офис.

— Где Лейла?

Дик удивленно взглянул на шефа.

— Сегодня утром улетела в Бейрут.

— В Бейрут?!

Дик заметил странно пустое выражение его лица.

— Я думал, вы знаете. Она уехала вместе с Джорданой и с детьми. Сказала, что с вами все согласовано — она прокатится с двумя приятелями. Хотела провести уикенд дома.

— Видно, я начал стареть. Странно, но ничего подобного не помню.

Он ушел в кабинет и закрыл за собой дверь. Дик задумчиво поглядел ему вслед, и в его мозгу зародилась смутная догадка. О чем-нибудь забыть — это совсем не походило на Бейдра. Зазвонил телефон, он взял трубку. Секунду-другую послушал, нажал кнопку продолжения вызова и пошел в кабинет Бейдра.

Бейдр посмотрел на него из-за своего письменного стола.

— Ну?

Дик постарался, чтобы его голос не выдавал беспокойства:

— У меня на линии наш человек из Бейрутского аэропорта. Он там с часу дня, и самолет еще не прибыл.

— Говорит Аль Фей. Соединитесь с диспетчером и узнайте, есть ли связь с самолетом. Жду на линии.

Он взглянул на Дика и опять прикрыл микрофон.

— Будем надеяться, ничего не случилось.

— Вы не волнуйтесь, — успокоил Дик. — Энди слишком хороший летчик, чтобы допустить какую-либо оплошность.

В трубке раздался голос. Бейдр послушал, и напряжение как будто ослабло.

— О’кей. Благодарю.

Он положил трубку. Вид у него был озадаченный.

— Не понимаю, в чем дело. Диспетчер в Бейруте говорит, пилот запросил маршрут на Дамаск.

Дик никакого предположения не высказал.

— Звони в Дамаск и узнай, прилетели они или нет.

— Сию минуту, шеф. — Дик вернулся в свой кабинет и стал вызывать по телефону Дамаск. Двадцать минут потратил на то, чтобы связаться с диспетчером. Поговорил, набрал еще один номер, затем возвратился к Бейдру.

Дик ушел. Бейдр откинулся на спинку кресла и стал напряженно думать. Был лишь один реальный повод для изменения плана полета. Джордана. Она пыталась увезти от него детей. Идиот! Как он мог допустить такую глупость! Разве можно было доверять ей! Тем более после того скандала…

Через полчаса вернулся Кэридж. Вид у него был мрачный.

— Они не приземлились в Тегеране. Багдад докладывает, что радары не отметили пересечения ими территории Ирака. Я связался с Дамаском, но и там не получали сигналов бедствия или другой информации о самолете после того, как он пролетел над ними сегодня около двух.

— Не мог же он исчезнуть бесследно! — Бейдр задумался, потом сказал: — Наверно, самое правильное — запросить о розыске.

— Так и сделаем. Кстати, ко мне сейчас пришел человек, вам надо бы с ним поговорить.

— Пусть уходит. Сейчас есть дела поважнее, чем бизнес!

— То, что он намерен сообщить, может иметь отношение к самолету.

— Тогда зови.

Дик открыл дверь.

— Зайдите, пожалуйста, месье Дюпре!

Человек средних габаритов в неописуемом сером костюме вошел в кабинет. Дик представил его шефу:

— Месье Дюпре. Мистер Аль Фей.

Дюпре поклонился.

— Честь имею, месье.

Бейдр молча кивнул. Вопросительно посмотрел на Дика.

— Разрешите мне кое-что объяснить, — быстро сказал Дик.

Бейдр кивнул.

Дик откашлялся. Он испытывал неловкость.

— Месье Дюпре — частный детектив. В деликатных ситуациях мы несколько раз пользовались его услугами, и он проявил себя как абсолютно надежный человек. В начале этой недели, на основании некоторых реплик Лейлы, я взял на себя смелость без вашего ведома просить его понаблюдать за ней.

Голос Бейдра стал ледяным:

— С какой стати?

Дик выдержал его взгляд.

— Дело в том, что на следующий день после того, как мы приостановили транспортировку грузов «Арабских кукол», она попросила меня продолжить выполнять контракт. Я отказался, поскольку это противоречило вашим распоряжениям, но она сказала, что семьи Риадов и Мафрадов — старые ваши друзья и что ее дед Риад был бы весьма расстроен этим. К тому же она сказала, что я мог бы продолжать отправку грузов, а вы никогда об этом не узнали бы… — Он перевел дыхание. — Когда я услышал от вас, что Риад и Мафрад вовсе не были близкими друзьями, я решил поинтересоваться ее окружением.

Бейдр повернулся к сыщику.

— Что выяснилось?

Месье Дюпре достал из внутреннего кармана пиджака несколько бумажек и развернул их. Одну копию положил на стол перед Бейдром, одну вручил Дику, а третью держал в руке.

— На этих листках — имена всех, кто вступал в контакт с вашей дочерью в течение недели, а также время и место встреч.

Бейдр поглядел на бумажку. Одно имя стояло поверх всех остальных — Али Ясфир. Лейла встречалась с ним за последнюю неделю пять раз. Вчера даже дважды. Еще несколько имен повторялись, но они были ему не знакомы. Он посмотрел на сыщика.

— Боюсь, ваша дочь связалась с опасной компанией, месье, — сказал детектив. — Почти все лица в этом списке известны как террористы или партизаны и как таковые находятся под наблюдением швейцарской полиции. Все они молодые. Человек по имени Али Ясфир, похоже, финансирует их… — Месье Дюпре сделал паузу. — Таким образом, швейцарская полиция вздохнула с облегчением, когда Фуад Азиз и Рамадан Сидки — оба специалисты-подрывники — погрузились в самолет вместе с вашей дочерью и покинули страну. Можете быть уверены, что никогда они не получат повторную въездную визу.

Бейдр пробежал глазами бумагу.

— Есть что-нибудь еще?

— Совсем немного, месье, — ответил Дюпре. — Я взял на себя смелость снестись со школой в Монтре, которую посещала ваша дочь. Я рассчитывал получить информацию в отношении еще нескольких девушек, встречавшихся с ней. Но там ничего не могли мне сообщить, кроме того, что они вашей дочери не видели с начала мая, когда она уехала из школы в компании с джентльменом по имени Ясфир, представившимся, как ваш компаньон. Администрации школы было сказано, что они намерены присоединиться к вам на Каннском кинофестивале. Больше она там не показывалась.

Бейдр посмотрел на Дика, затем вновь обратился к сыщику:

— Весьма вам благодарен, месье Дюпре. Вы чрезвычайно помогли нам.

Детектив вздохнул.

— Нынешние дети… — Он развел руками в типично галльском жесте. — Я сам отец дочки-тинэйджера. Никто и никогда не может сказать, что они готовы выкинуть. — Он поклонился. — Если в будущем понадобятся мои услуги, месье Аль Фей, не почтите за труд позвонить мне.

Он поклонился Дику и покинул кабинет.

Дик сказал Бейдру:

— Очень мне не нравится то, что у меня на уме, а вам?

— Мне тоже. — Бейдр глубоко вздохнул. — Но теперь мы хотя бы знаем, что самолет цел, пусть нам пока не известно, где он находится.

— Это большой самолет. Такую громадину надолго не упрячешь.

— Может быть, — неуверенно согласился Бейдр.

— Что теперь делаем?

— Ждем.

— Ждем?!

— Да. — Бейдр поглядел на Дика: — Мы гадали, какой будет следующий шаг, предпринятый Ясфиром. Теперь мы знаем. Скоро он объявится, чтобы сказать, чего он от нас хочет.

Они стояли на опушке небольшого лесочка и смотрели на серебристый «Боинг-707». Девять человек карабкались на самолет, натягивая на него маскировочную сеть, чтобы скрыть от воздушной разведки. Другому самолету, чтобы увидеть «Боинг», пришлось бы спуститься опасно низко.

Джордана сказала стоявшему рядом с ней Хайэтту, глаза которого были прикованы к самолету:

— Вы красиво посадили его, капитан. Спасибо вам.

— Был момент, когда стало страшновато. Думал, врежемся в деревья в конце взлетной полосы. — Он опять повернулся к самолету. — Как по-вашему, зачем они построили такую большую полосу здесь, в глуши? Судя по ее виду, ей не пользовались по меньшей мере три года.

— Я даже не представляю, капитан.

Человек, которого звали Фуадом, подошел к ним.

— Ну все. Тронулись.

Его английский имел американский акцент. Он махнул автоматом по направлению к лесу.

Джордана подошла к детям, стоявшим между няней и горничной Магдой. Мальчики с большим интересом наблюдали, как растягивают сеть. Она взяла их за руки.

Перед ними стояли два солдата в грубой, плохо пригнанной полевой униформе. На них не было знаков принадлежности к какой-либо армии, если вообще они были военнослужащими. По сигналу Фуада они двинулись вперед. Еще несколько солдат шагали по бокам от них; другие замыкали шествие. Оружие у всех было направлено на пленников.

Джордана шла молча вместе с детьми. Лейлы с Рамаданом поблизости не было видно. Они первыми вышли из самолета и через несколько минут после посадки куда-то исчезли.

Лес становился все гуще, ветки деревьев и кустов цеплялись и рвали одежду. Джордана пыталась защитить детей, но не прошло и десяти минут, как их руки и лица были исцарапаны. Она окликнула няню:

— Энн, если вы, Магда, Маргарет и я пойдем впереди, а дети поближе к нам сзади, то им царапин достанется поменьше.

Няня кивнула, остальные девушки присоединились к ним, образовав полукруг, внутри которого шли Самир и Мухаммад.

Вскоре лес кончился, и они вышли на грязную узкую дорогу. Там стояли два «джипа» с шоферами.

— В машины! — скомандовал Фуад. — Женщины и дети в первую, мужчины во вторую.

Когда все погрузились, машины выехали на дорогу. Это был узкий, вдрызг разбитый горный серпантин, то нырявший в лес, то из леса выныривавший. Минут через десять езды воздух стал прохладней.

Джордана поглядывала на небо. Темнело. Настал вечер. Она обнимала мальчиков и жалела, что не захватила их пальтишки. Но все вещи остались в самолете.

Выехали на небольшое плато. На поляне у лесной опушки стояла группа ветхих деревянных строений. Они были обнесены невысокой деревянной стеной, охранявшейся крупнокалиберными пулеметами. При каждом пулемете был расчет из двух солдат. По углам — мощные прожекторы.

Джордана посмотрела на солдат, когда въезжали на территорию лагеря, и они тоже посмотрели на «джипы» с явным интересом. Солдатня, как и положено, обменивалась хамскими замечаниями насчет женщин, но тарахтенье моторов предохранило их уши.

Машины остановились перед самым крупным строением. Шофер подал знак вылезать.

Из дома вышли двое военных и стали наблюдать за ними. Одним из них был Рамадан, теперь переодетый в униформу. Внимательно присмотревшись, Джордане удалось опознать и второго. Вторым военным оказалась Лейла.

Лейла направилась к ней. Военная форма ее огрубляла и делала крупнее.

— Один бокс ты можешь занимать с детьми и с другими женщинами, — сказала она. — В другом — мужчины. Через час вам принесут обед. Когда поедите, свет на ночь будет выключен. С наступлением темноты курить запрещено. За любое нарушение наших правил — строго наказываем. Тебе это понятно?

— Вам это так не пройдет, — сказала Джордана. — Когда твой отец обо всем узнает, вам ни на земле, ни на небе будет не спрятаться.

Лейла посмотрела на нее с презрением.

— Мой отец будет делать то, что ему прикажут, конечно, если захочет когда-нибудь увидеть вас живьем.

Глава 12

Объявился он только на следующее утро. Провода донесли его скрипучий голос.

— Есть важное дело, которое нам надо обговорить, — сказал он. — Слишком важное для телефонного разговора. Я думаю, в наших общих интересах было бы встретиться.

Бейдр ответил холодно:

— Не исключено.

— Где тебе удобней? — спросил Ясфир.

— Я у себя, в офисе.

— Не думаю, что это наилучший вариант. При всем уважении к тебе, существует слишком много способов подслушивания.

— Мы были бы наедине.

— Одному Аллаху ведомо, сколько «жучков» упрятано в стенах домов, — сказал Ясфир.

— Где ты предлагаешь?

— Взаимоудобным местом, пожалуй, была бы скамья в сквере, что напротив вашего отеля, через улицу.

— Когда ты там будешь?

— Я мог бы подойти через пятнадцать минут.

— Я буду там. — Бейдр положил трубку. Нажал кнопку на столе. В кабинет вошел Дик. — Он хочет встретиться со мной в сквере напротив отеля. Как ты считаешь, наш электронщик сможет отсюда записать наш разговор с помощью телескопического микрофона?

— Не могу сказать наверняка. Можем попробовать.

— Тогда давай его сюда. У нас всего пятнадцать минут.

Не прошло и десяти, как человек прибыл в офис. Бейдр подвел его к окну и показал на сквер на другой стороне улицы.

— Сможете отсюда нас засечь?

— Не уверен, — ответил человек. — Это зависит от многих обстоятельств. Уличный шум. Движение. Хорошо, если бы вы оставались на одном месте.

— Не знаю, как получится, — сказал Бейдр. — Во многом это будет зависеть не от меня.

— Я все налажу, а там — поглядим.

Человек работал не теряя ни минуты. Проверял усилители, когда в дверь просунул голову Дик.

— Уже почти пора.

Без всякого желания Бейдр встал из-за стола. Он предпочел бы задержаться на несколько минут и выяснить, будет ли работать электронный подслушиватель, но побоялся опоздать. Он прошел через контору к двери. Джабир встал, чтобы последовать за ним. Бейдр жестом остановил его, приказал:

— Жди здесь.

Джабир вернулся на свое место. Дик поманил его.

— Ваш хозяин будет в сквере на той стороне улицы, — сказал он. — Идите за ним, но так, чтобы он не заметил. Я побаиваюсь за него.

Джабир кивнул и не говоря ни слова покинул офис. Когда он вышел из парадного, Бейдр как раз переходил улицу. Джабир схоронился за углом, оттуда он мог приглядывать за своим господином.

Бейдр перешел на другую сторону улицы и направился в небольшой парк. На первой скамье сидела закутанная от осенней прохлады старуха и кормила голубей. Бейдр сел на дальний конец скамьи подальше от старухи. Посмотрел на дорожку в одну сторону, в другую. Никого не было видно. Даже служащих, срезающих угол по пути на работу. Он полез в карман за сигаретой.

Через пятнадцать минут он закуривал уже четвертую сигарету и стал думать, что Ясфир хамски надул его, но тут старушенция вдруг встала и ушла. Он проводил ее взглядом до такси, ожидавшего на улице, на котором она и укатила. Странно, что, одетая столь бедно и неприглядно, она могла себе позволить подъехать на такси. И тут до Бейдра дошло. Он поглядел на конец скамьи, где сидела старуха. Там из-под пакета с земляными орешками, оставленного ею, торчал листок бумаги. Он пробежал глазами машинописный текст послания:

«Прошу извинить за неявку на свидание, но неотложные дела заставили меня срочно выехать за границу. Кроме того, наша встреча не имела существенного значения, поскольку наши требования просты и могут быть изложены на листке бумаги. Рад сообщить, что твоя супруга и дети благополучно прибыли в пункт назначения и чувствуют себя хорошо. Завтра утром получишь пленку с записью голоса твоей жены, что явится для тебя свидетельством данного факта. Для того чтобы гарантировать нашу заинтересованность в поддержании их благополучия, тебе надлежит принять следующие требования:

1. Каждое утро до полудня перечислять на счет № АХ 1015 в банк «Д’Ашюранс» в Женеве по 100.000 долларов США. Эта сумма — для возмещения затрат по обеспечению членов твоей семьи, пока они наши гости.

2. Разрешить ранее приостановленную транспортировку грузов согласно предыдущей договоренности. Следующая партия товара поступит на четвертый день, считая первым сегодня, и впредь будет поступать через день до конца года.

3. Ты подготовишь на бланке и подпишешь эффективный документ на перевод 50 % имущества твоей компании. Это и платеж в размере 10.000.000 долларов США должны быть переведены на вышеупомянутый счет не позднее 5 января 1974 г.

В случае своевременного принятия вышеперечисленных требований твоя супруга с сыновьями будет возвращена тебе до 10.01, к моменту инвеституры твоего сына в принцы. Любое нарушение секретности данного соглашения, любая просрочка и неточность в выполнении перечисленных требований повлечет за собой смерть одного или всех членов твоей семьи. В качестве дальнейшего подтверждения нашей доброй воли, которое должно заверить тебя в их нынешнем благополучии, ты будешь получать ежедневно в своем офисе пленку с голосом жены, которая будет прочитывать заголовок дня из парижского выпуска «Геральд Трибюн» с добавлением некоторых сведений, касающихся их общего состояния. Разумеется, мы ожидаем твоей помощи в войне против нашего общего врага. ИБДАХ АЛЬ-АДУ!

БРАТСТВО БОРЦОВ ЗА СВОБОДУ ПАЛЕСТИНЫ».

Бейдр медленно встал со скамьи и направился обратно в свой офис в отеле. Дик поджидал его у двери.

— Что произошло? Мы никого не видели и ничего не могли записать.

— Никто не пришел, — объяснил Бейдр. — Только вот это. — Он отдал листок Дику, который проследовал за ним в кабинет. Бейдр прошел за письменный стол и тяжело опустился в кресло. Дик продолжал читать бумагу, покуда электронщик сворачивал свою технику и потом, не задерживаясь, вышел из кабинета.

— Они одурели, — сказал Дик, дочитав до конца. — У нас нет возможности все это выполнить.

Бейдр кивнул. Не было пути, чтобы удовлетворить третий, последний пункт ультиматума. Он не владел пятьюдесятью процентами собственности компании, зарегистрированной на его имя. В лучшем случае его доля сейчас составляла двадцать процентов собственности.

— Это известно тебе и мне, — проговорил он устало. — Но этого не знают они. И как вести переговоры с тем, кто не желает с тобой разговаривать? С тем, кого ты не можешь найти?

— Мы обязаны их найти. Не может быть, чтобы это было невозможно.

— Хорошо, мы их найдем, но меня беспокоит, чем это обернется для детей и Джорданы, когда мы это сделаем.

— Так как же быть?

— Прежде всего мы отдадим распоряжение производить ежедневные перечисления и продлить фрахт, как они этого требуют. На этом мы выгадаем время.

— Перевозка их товара будет стоить жизни сотням людей в Соединенных Штатах. Я не хотел бы отягощать этим свою совесть.

— Я тоже. Мы должны будем найти способ остановить поставки на другой стороне океана.

— Каким образом вы собираетесь это сделать?

— В Нью-Йорке у меня есть приятель, Пол Гитлин. Он адвокат, человек огромной моральной стойкости и с обостренным чувством справедливости. Я уверен, что он поймет мое положение правильно и оправдает наше доверие.

Он найдет способ приостановить фрахт и в то же самое время защитить нас.

— А потом?

— За это время мы должны обнаружить место, где они содержат мою семью, и освободить ее. — Он встал из-за стола и подошел к окну. — Направь распоряжение в банк по части депозитов и вызови по телефону Нью-Йорк, — сказал он, оборачиваясь к Дику.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Дик, собираясь выйти из кабинета.

— И вот еще что…

Дик остановился.

Бейдр смотрел на него в упор. На его лице проявились черты, каких раньше Дик не замечал.

— Позвони в Юни-Джет и найми для меня самолет. В Бейруте я возьму отца, и мы вместе навестим принца. Быть может, он сумеет помочь нам.

Старый принц дочитал газетную страницу, затем снял трясущимися руками очки. Его внимательные ястребиные глаза из-под гутры сочувствующе глядели на Бейдра и его отца.

— Мне известна эта организация, — сказал он. — Это группа, отвергнутая «Аль Фатахом» как нигилистическая, подрывная.

— Я слыхал об этом, Ваше Высочество, — сказал Бейдр. — Я полагал, что с вашей поддержкой мы смогли бы собрать достаточные силы, чтобы вынудить их выйти из логовища.

— И что вы сделали бы тогда? — поинтересовался принц.

— Уничтожил их! — злобно бросил Бейдр. — Это воры, шантажисты и убийцы. Они дискредитируют дело, которому якобы служат.

— Все, что ты говоришь, сын мой, верно. Но мы ничего не можем поделать.

— Почему?! — спросил Бейдр. Он должен был собрать все силы, чтобы подавить свой гнев. — Это же ваш престолонаследник, чью жизнь они подвергают опасности.

Глаза старика говорили о немощи, но речь была ясна и отчетлива:

— Он еще не мой наследник. И не станет им, покуда я его не назначу.

— Стало быть, помощи вы не предлагаете?

— Официально — я не могу, — ответил принц. — И не сможет ни один глава государства, к кому бы ты ни обратился. Эта организация, именующая себя «Братством», пользуется большой поддержкой со стороны определенных элементов. Даже «Аль Фатах» считает, что их нужно оставить в покое. — Он взял листок бумаги и подал Бейдру. Бейдр молча принял бумажку. — А неофициально, если ты выяснишь, куда эти злодеи упрятали твою семью, ты можешь у меня запросить столько людей и средств, сколько потребуется, чтобы освободить их.

Бейдр встал с тяжелым сердцем.

— Благодарю Ваше Высочество за поддержку, — сказал он учтиво.

Он сам знал при этом, что все без толку. Без официально принятых мер пленников невозможно будет найти.

Старый принц со вздохом подал ему руку.

— Будь я помоложе, — сказал он, — я в твоих поисках был бы с тобой рядом. Ступай с Богом, сын мой. Буду за тебя молиться Аллаху, чтобы пощадил твоих близких.

У дворца на ослепительном солнце в лимузине с кондиционером Бейдра и его отца ожидал Дик.

— Что он сказал? — спросил Дик.

— Ничего он сделать не может, — ответил Самир.

Бейдр смотрел в окно, пока автомобиль не тронулся.

— Дело безнадежное, — заключил он. — Все бессильны что-либо предпринять. Нет никого, кто желал бы мне помочь.

Некоторое время Дик молчал. На карту было поставлено так много, столько лет труда… Все усилия, которые были затрачены на то, чтобы определить его сюда, пойдут псу под хвост. Но было тут и другое, нечто более важное, чем труд. Скажем, жизни невинных детей. Он думал о двух своих мальчуганах и о том, как бы он себя чувствовал, окажись они в таком же положении. Это все и решило.

Он развернулся на откидном сиденье лицом к Бейдру.

— Я знаю человека, который помог бы вам.

— Кто он?

— Израильтянин.

Бейдр горько усмехнулся.

— С чего бы им захотелось мне помогать? Я от рождения был им враг.

Самир посмотрел на сына.

— Люди не рождаются врагами. Этому они выучиваются.

— Какая разница? — саркастически заметил Бейдр. Повторил, обращаясь к Дику: — Чего ради они станут мне помогать?

Дик посмотрел ему в глаза.

— Потому что я их попрошу об этом.

Бейдр заговорил не сразу. Потом с его губ сорвался слабый вздох.

— Ты на них работаешь?

Дик кивнул.

— Да.

— Ты же не израильтянин. Тогда — почему?

— Мои родители вернулись жить в Иорданию, — сказал Дик. — Однажды человек по имени Али Ясфир явился к ним и попросил разрешения для своей организации воспользоваться их деревенькой как базой. За несколько месяцев они изнасиловали трех девочек и многих подвергли оскорблениям. Жители деревни потребовали, чтобы эта публика убралась. Ответом на их требование был террор. Али Ясфир самолично руководил своими головорезами в истреблении деревни дом за домом. Сбежать удалось одному мальчику и двум девочкам. Они рассказали нам правду, в то время как федаины громко распространялись насчет последних злодеяний израильтян. Те две девочки своими глазами видели, как Али Ясфир убил моих отца и мать.

— И теперь, поскольку ты обманул меня, ты считаешь своим долгом помочь мне?

Дик посмотрел ему в глаза.

— Не поэтому. А потому, что мы с вами оба верим, что арабы и израильтяне могут мирно жить и работать бок о бок. Эту возможность убивают такие люди, как Али Ясфир. Они наши враги. Это их необходимо уничтожать.

Глава 13

Бейдр посмотрел на двоих, что появились в дверях. Оба они на вид были арабами даже в большей степени, чем его отец или он сам. Старик был высок ростом. Его чалма почти полностью скрывала его лицо, виден был лишь ястребиный нос; его пропыленная джелабийя волочилась по полу. Молодой человек был смуглым, с пышными сирийскими усами. Он был одет в видавшую виды форму — куртку и брюки хаки.

Бейдр с отцом встали, когда генерал Эшнев подвел к ним старика.

— Доктор Аль Фей, господин Аль Фей. Генерал Бен Эзра.

Генерал пристально посмотрел на Самира, улыбнулся.

— Да-a, давненько это было, дружище.

Самир вдруг побледнел. Его затрясло. Уголком глаза он посмотрел на Бейдра, в надежде что его нервозность останется незамеченной сыном. Бейдр смотрел на генерала.

— А это ваш сын… — продолжал генерал. — Аллах был добр к вам. Он отличный мужчина.

Самир успокоился.

— Рад вас снова видеть, генерал.

Бейдр посмотрел на отца.

— Вы знакомы?

Самир кивнул.

— Однажды в пустыне наши пути пересеклись. Много лет тому назад.

Генерал Эшнев не терял времени даром.

— Я должен еще раз изложить нашу официальную позицию, господа, с тем чтобы все мы имели полную ясность. На данный момент имеет место весьма хрупкое перемирие, и было бы непростительно допустить любую официальную акцию, которая повлекла бы вторжение на территорию противника. Такая акция могла бы свести на нет искренние усилия поддержать мир, в котором так сильно нуждается Израиль. — Он сделал небольшую паузу. — Однако мы никак не можем противодействовать акциям частных лиц, поскольку не имеем заранее информации об их намерениях. Я высказался достаточно ясно?

Все согласно покивали.

— Хорошо. Генерал Эзра, безусловно, является частным лицом. Он ушел в отставку из армии Израиля много лет тому назад. Также частное лицо и молодой человек, сопровождающий его. Бывший сержант сирийской армии был взят в плен на Голанских высотах и по просьбе генерала был освобожден из плена. Его зовут Хамид.

Сириец почтительно поклонился.

— Мое почтение.

— Честь имеем, — ответили отец и сын Аль Феи.

— А теперь, господа, я должен вас покинуть, — сказал генерал Эшнев. — К сожалению, по долгу службы мне надо быть в другом месте.

Когда дверь за ним закрылась, они все сели за небольшой круглый стол. Из-под своей джелабийи Бен Эзра извлек несколько топографических карт и расстелил их на столе.

— Неделю тому назад, после вашего приезда в Тель-Авив, мне сообщили о вашем деле. Я прикинул, насколько осуществим план спасения. Но прежде всего мы должны были выяснить, в каком лагере держат заложников. Для этого я попросил, чтобы под мою ответственность освободили Хамида. Много лет назад, когда мы были молодыми, дед Хамида и я служили солдатами в британской армии, и по семейной традиции Хамид, когда вырос, стал профессиональным солдатом. Мне было известно, что перед войной последним местом службы Хамида был спецдагерь, где «Братство» готовило корпус женщин-боевиков, наподобие такого же корпуса «Аль Фатаха». Он там служил инструктором. — Он поглядел на Бейдра, затем продолжал в прежнем тоне: — Ваша дочь Лейла провела в этом лагере три месяца. Хамид докладывает, что она была хорошим солдатом, относилась к своим обязанностям гораздо серьезней, чем другие, и была чересчур романтична в своих политических воззрениях. После лагеря Хамид сопровождал ее в Бейрут, где и оставался, пока не решил вернуться в Сирию на военную службу, поскольку не было возможности служить наемником у федаинов.

Бейдр посмотрел на Хамида.

— Стало быть, ты знал мою дочь?

— Да.

— Она говорила когда-нибудь обо мне?

— Нет.

— А о чем она говорила?

— В основном, про освобождение Палестины, — ответил Хамид. — В ее понимании, не только евреи тормозили освобождение, но также богатая арабская знать, которая жаждет навечно укрепить свою власть над страной и ее народами.

— Как по-твоему, она и меня включала в эту группу?

Хамид после короткого колебания кивнул.

— Да, по-моему, и вас тоже.

Бейдр оглянулся на Бен Эзру.

— Простите, генерал, я все пытаюсь осмыслить происшедшее.

Генерал кивнул. Он посмотрел на карту и ткнул пальцем в одно место.

— Мне кажется, мы определили лагерь, где они могли бы держать заложников. Ваш самолет был «707»?

Бейдр кивнул.

— Да.

— Тогда я уверен, что мы их нашли, — сказал Бен Эзра со слабой ноткой триумфа в голосе. — Здесь находится старый лагерь, построенный сирийцами и заброшенный лет десять тому назад или больше. Он расположен строго на север от иорданской границы и к западу от вашей страны. Лагерь строился с расчетом использования его как базы тяжелых бомбардировщиков, но поскольку они не смогли купить самолеты, весь проект был заброшен. Взлетно-посадочная полоса осталась, и в окрестностях ходили слухи о том, что лагерем завладело «Братство». Есть, однако, одно существенное осложнение: полоса расположена на горном плато на высоте семисот метров, а лагерь — на сто пятьдесят метров выше. Имеются только два пути проникновения. Мы могли бы добраться туда по воздуху, но шум самолетов станет для них чересчур важным предостережением, и они могли бы казнить заложников прежде, чем мы до них доберемся. Другой путь — отправиться туда пешком. Для того чтобы нас не засекли, нам предстояло бы высадиться не ближе пятидесяти километров от лагеря, двигаться по ночам, отсиживаясь в дневное время в укрытии. Местность там кошмарная. За две ночи мы должны будем преодолеть это расстояние форсированным маршем, и на третью ночь — штурм. По моей оценке, исходя из размеров территории лагеря, у них там может быть до сотни бойцов. Так что, если нам даже удастся благополучно освободить пленников, мы окажемся перед проблемой доставки их в безопасное место, прежде чем нас настигнет погоня. Он посмотрел на остальных. — Вот и все, что я имел вам сообщить. Вопросы есть?

— Каким образом мы узнаем, что идем именно в тот лагерь, который нам нужен? И — что заложники еще там, когда мы доберемся? — спросил Бейдр.

— Риск есть. Но это наш единственный шанс. Пока что другой возможности у нас нет. Если только вы не узнаете об ином месте, где мог бы приземлиться «Боинг-707».

— Другого я не знаю.

— Следовательно, решение, идти нам или нет, принимаете вы.

Бейдр спокойно взглянул на отца, затем вновь обратился к генералу:

— Мое решение — идти.

Генерал улыбнулся.

— Хорошо сказано… Поскольку эта акция не официальная, мы должны будем нанять добровольцев. Я считаю, человек пятнадцать или максимум двадцать. Более многочисленный отряд был бы громоздким и демаскировал себя. Разумеется, им надо будет очень хорошо заплатить за столь опасную работу.

— Я заплачу столько, сколько они запросят.

— Хорошо. Я знаю десятерых, в ком могу быть абсолютно уверен.

— Я пошел бы, — сказал Хамид. — Однажды я был в том лагере. Знаю его расположение.

— Принимается, — ответил генерал. — Даже несмотря на то, что ты уже числишься.

— Мой принц обещал мне столько людей, сколько потребуется, — сообщил Бейдр.

— Они надежны?

— Ну конечно! Его личная охрана, это все солдаты-горцы из Йемена.

— Эти подойдут, — одобрил генерал. Йеменские горцы считались самыми отчаянными храбрецами среди всех мусульман. — Нам потребуется снаряжение, пистолеты, гранаты, гранатометы, продовольствие, вода и прочее снабжение, а также самолеты, чтобы высадить нас на исходном рубеже. Это будет стоить дорого.

— Все это у вас будет.

— И вот еще что. Нам потребуется вертолет, чтобы вывезти нас оттуда. Мы согласуем его прилет на аэродром с моментом штурма.

— Это тоже будет обеспечено, — сказал Бейдр.

Генерал кивнул.

— Сколько вам надо на подготовку? — спросил Бейдр.

— Три дня, если к этому времени вы доставите сюда своих людей.

— Они будут здесь, — ответил Бейдр. Он обратился к отцу: — Ты, пожалуйста, повидайся с принцем и попроси у него обещанную помощь. А я останусь здесь с генералом и прослежу за ходом подготовки.

— Все сделаю, — сказал Самир.

— Спасибо, отец.

Самир посмотрел на него.

— Они ведь и мои внуки тоже… — Он повернулся к Бен Эзре: — Прими мою сердечную благодарность, друг мой. Похоже, Аллах во второй раз посылает тебя ко мне на выручку.

— Не благодари меня, друг, — сказал Бен Эзра. — По-моему, благословение дано нам обоим.

Глава 14

— Мамочка, когда за нами приедет папа?

Джордана взглянула на укрытого одеялом Самира.

Бросила взгляд на Мухаммада, лежавшего на соседней койке. Он уже заснул, глаза закрыты, щекой прижался к жесткой подушке. Снова повернулась к Самиру:

— Скоро, милый, скоро, — подбодрила она шепотом.

— Я хочу, чтобы он пришел завтра, — сказал Самир. — Мне тут не нравится. Здесь нехорошие люди.

— Папа скоро будет здесь. Закрой глазки и спи.

— Спокойной ночи, мамочка.

Она нагнулась и поцеловала сынишку в лоб.

— Спокойной ночи, дорогой мой.

Выпрямилась и ушла в другую комнату маленького двухкомнатного бокса, где они жили. Посередине на маленьком столе тускло светила керосиновая лампа. Три других женщины сидели за столом, молчаливо уставясь на язычок пламени. Занять себя им было нечем, читать нечего. Даже и разговор не клеился. За две недели все было переговорено, и у них было слишком мало общего, чтобы найти новую тему.

— Дети спят, — сказала она ради того, чтобы хоть услышать звук голоса.

— Сохрани Господь наших малышей, — откликнулась Энн, няня.

Сказала — и опять умолкла. Остальные даже головы не подняли.

— Господи! — воскликнула Джордана. — Взгляни на нас, всемилостивый! Сжалься над бедными женщинами!

На этот раз они подняли взгляды на Джордану.

— Мы должны собраться с духом, — сказала она энергично. — Завтра нам надо заняться самообслуживанием. Должна же быть в этом проклятом лагере хотя бы иголка с ниткой.

— Если и есть, — отозвалась стюардесса Маргарет, — они, наверно, не дадут нам. В самолете есть все, что нам надо из одежды, но они ведь никого не пошлют за нашими вещами.

— Мы должны настоять, потребовать!

— Ничего хорошего из этого не выйдет, — сказала Маргарет. Она посмотрела она Джордану. — Не понимаю, почему мистер Аль Фей не заплатит выкуп и не вызволит нас отсюда.

Джордана не опустила глаз.

— Откуда нам знать, что он этого не сделал? И что они не вымогают еще чего-то?

— Какая мне разница, — ответила Маргарет. Она закрыла лицо руками и заплакала. — Здесь просто ужасно. Они не выпускают нас никуда, кроме туалета, и к тому же часовой стоит перед открытой дверью и пялит глаза. Они не дают нам разговаривать с нашими мужчинами. Мы даже не знаем, что с ними. Может, их вообще нет уже в живых.

— С ними все в порядке, — сказала Джордана. — Позавчера я видела, как им несли поднос с едой.

Стюардесса вдруг перестала хныкать.

— Простите меня, миссис Аль Фей. Я вовсе не хотела, чтобы вы приняли на свой счет мои слова. Просто всего этого чересчур много для моих нервов, вот и все.

Джордана сочувственно поглядела на нее.

— Я думаю, это чересчур для нас всех. Самое страшное в том, что мы не знаем, что ждет впереди. Они это понимают, потому так и обращаются с нами.

Она подошла к заколоченному окну и попыталась хоть что-то разглядеть через узкую трещину в доске. Но за окном была непроглядная ночная темень. Она вернулась к столу, села на свободный стул и тоже уставилась на керосиновый огонек в лампе.

Она потеряла счет времени. Не знала, прошло полчаса, час или два, когда дверь в бокс вдруг с шумом распахнулась. Все женщины удивленно повернули головы к двери: там стояли два солдата.

Один из них пальцем показал на Джордану.

— Тебя, — хрипло проговорил он по-арабски. — Идем с нами.

— Я?! — ошеломленно переспросила она.

Такое случилось впервые. Даже ежедневные записи на магнитную пленку делались в боксе. Ей давали вырезанную из газеты полоску с датой и заголовком дня из «Геральд Трибюн» и больше ничего. Она прочитывала это в микрофон и добавляла несколько слов о себе и детях. После этого магнитофон уносили. Она могла только догадываться: пленка нужна, чтобы убедить Бейдра в том, что она и дети еще существуют.

— Да, ты! — повторил солдат.

Остальные женщины испуганно смотрели на нее.

— Не волнуйтесь, — быстро проговорила она. — Быть может, пришло известие, которого мы так ждем. Я скоро вернусь и все вам расскажу.

Она встала и направилась к двери. Солдаты повели ее к боксу начальства. Открыли дверь, пропустили Джордану и закрыли, сами остались снаружи.

Она стояла и с непривычки щурилась от яркого света. Здесь освещение было не керосиновое. Где-то тарахтел мотор-генератор. Электричество. По радио звучала арабская музыка.

Лейла с Рамаданом сидели за столом рядом с третьим человеком, которого она не узнала, пока он не встал и не повернулся к ней с приветствием:

— Госпожа Аль Фей, — он поклонился.

Она посмотрела на него с большим удивлением.

— Месье Ясфир?!

Он улыбнулся.

— Гляжу, вы запомнили мое имя. Я польщен.

Она пропустила реплику мимо ушей.

— Надеюсь, вы устроены вполне удобно, — сказал он любезно. — К сожалению, мы не в состоянии ответить на ваше щедрое гостеприимство в полной мере, но делаем все, что в наших возможностях.

— Месье Ясфир, — ответила она холодно, — может, перестанете пудрить мне мозги и перейдете к делу!

Взгляд Ясфира сразу стал жестким.

— Я чуть не забыл, что ты американка. — Он протянул руку назад и взял со стола листок бумаги. — Прочитаешь в микрофон вот это заявление.

— А если я откажусь?

— Было бы весьма печально. Заявление, которое тебе надлежит наговорить на ленту, есть наше последнее усилие спасти вашу жизнь и жизнь детей.

Она перевела взгляд на Лейлу. Лицо Лейлы ни о чем не говорило. На столе перед ней стояла наполовину опорожненная бутылка кока-колы.

— Я сделаю это, — сказала Ясфиру Джордана.

— Пройдем туда, — от отвел ее в дальний угол комнаты, где на столике между двух стульев находился магнитофон. Взял микрофон и дал ей. — Читай не торопясь и разборчиво. Очень важно, чтобы каждое слово на пленке было понятно. — Он нажал пуск. — Давай!

Она посмотрела на текст и стала громко читать:

«Бейдр, я читаю это последнее послание, и они хотят, чтобы это знали мы оба. Есть информация: каждая партия товара, отгруженная в соответствии с соглашением, была конфискована Соединенными Штатами. Считают, что виноват в этом ты, и ты должен дополнительно уплатить десять миллионов долларов не позднее понедельника, который последует после получения этой записи. Неуплата в срок, а также дальнейшие конфискации товарных партий будут означать расторжение предыдущей договоренности и повлекут за собой незамедлительное приведение в исполнение приговора. Только ты можешь предотвратить казнь твоей семьи».

Она прервала чтение и в ужасе посмотрела на Ясфира.

Жестом он велел ей продолжать чтение.

«Также стало известно, что ты обратился за помощью к своему принцу и другим видным арабам. Мы не сомневаемся в том, что вы там успели убедиться к настоящему моменту: арабский мир с нами. Советуем не тратить больше времени на поиски помощи, которую никто тебе не окажет».

Ясфир выхватил из ее руки микрофон и проговорил в него:

— Это наше последнее предупреждение. Других не будет. Только действия.

Он нажал на «стоп».

— Не может быть, что вы поступите так! — сказала Джордана.

Ясфир улыбнулся.

— Нет, конечно, — ответил он. — Но твой муж очень тяжелый человек, как тебе известно. Он должен поверить нашей угрозе. — Поднялся со стула. — Ты, должно быть, устала. Выпить хочешь?

Она сидела в оцепенении и молчала. Все это вдруг перестало быть доступным ее пониманию. Это было больше, чем обычное похищение с целью выкупа; тут была политическая подоплека, то, с чем ей раньше сталкиваться не приходилось. У Джорданы в голове не укладывалось, каким образом Бейдр сумеет удовлетворить все их немыслимые требования. Это было просто невозможно.

Ее ожидала смерть. Теперь она это знала. И, странным образом, угроза эта утратила для нее лично всякое значение. Даже если б она осталась жива, никакой жизни для нее не было бы. Она сама разрушила все свои шансы, которые могли у нее быть на возвращение любви Бейдра.

А потом ее обдало холодом. Дети! Они-то чем могли навлечь на себя эту беду? Они не должны расплачиваться за грехи родителей.

Она встала.

— Я, пожалуй, выпью, — сказала она. — Нет ли вина?

— Есть, — он повернулся к Лейле. — Принеси бутылку.

Лейла многозначительно посмотрела на него, затем не торопясь встала. Неохотно сходила в другую комнату и вернулась с вином. Поставила бутылку на стол и хотела сесть на место.

— Два стакана, Лейла, — сказал Ясфир.

Подошла к буфету и вернулась к столу с двумя обыкновенными стаканами, поставила их рядом сбутылкой.

— У нас нет штопора, — сказала она.

— Не страшно. — Ясфир взял бутылку, подошел к умывальнику в углу комнаты. Резко ударил горлышком бутылки о край фаянсового таза. Горлышко отлетело, как срезанное. Он проделал это мастерски, пролив лишь несколько капель вина. С довольной улыбкой вернулся и наполнил два стакана. Один протянул Джордане.

Как зачарованная, смотрела она на густо-красное вино в стакане. Она не шевелилась. Цвет ей напомнил кровь. Ее кровь. Кровь ее детей.

— Бери же, — хрипло произнес он.

Голос достиг ее сознания через сковавший ее паралич.

— Нет!!! — неожиданно взвизгнула она, выбивая стакан из его руки. — Нет!!!

Стакан полетел ему на грудь, залив красным вином сорочку и костюм. Он поглядел на себя, затем опять на нее, взгляд его вспыхнул звериной злобой.

— Курва! — вскричал он, закатив ей оплеуху, которая сбила ее с ног.

Она не чувствовала боли, только тупое оцепенение. Комната завертелась вокруг нее. Потом она увидела склоненное над ней его лицо и руку. Она зажмурилась, когда боль обожгла ее лицо, сперва одну щеку, потом другую. Ей показалось, что вдали она слышит смех Лейлы.

Потом ожоги прекратились, и она ощутила руки, срывающие с нее одежду. Слышала, как рвалась ткань, когда он спереди разодрал юбку. Она открыла глаза. Вдруг комната начала наполняться солдатами.

Ясфир стоял над ней с красным от натуги лицом, рядом с ним была Лейла. Глаза ее были полны злорадства. Медленно повернула голову. Два солдата, что привели ее сюда, смотрели на нее, с ними рядом были оба охранника, что вначале остались за дверью. Позади них стояли другие солдаты, которых она раньше не видела. У всех на мордах была написана только скотская похоть и ничего больше. Один лишь Рамадан продолжал сидеть на стуле, презрительно отвернувшись от безобразного зрелища.

Внезапно она осознала свою наготу. Прикрылась руками от их бесстыжих глаз.

Лейла опять рассмеялась.

— Потаскуха прячет то, что так гордо раньше выпячивала! — Она опустилась на одно колено и схватила Джордану за запястья, стараясь развести ее руки в стороны и прижать к полу. Оглянулась на солдат.

— Кто первым употребит сучку моего отца?

— Жену твоего отца! — закричала Джордана по-арабски, вырываясь из рук Лейлы. — Мы были обручены по Корану пред Аллахом!

В комнате сразу стихло, в поведении солдат незаметно произошла перемена. Они неловко переглядывались, затем попятились к двери.

— Струсили! — закричала на них Лейла. — Испугались, что не хватит силы на эту потаскушку?

Солдаты, не оглядываясь, один за другим выходили из бокса. Остался Ясфир — стоял и смотрел на них обеих. Потом и он отвернулся и пошел, сел за свой стол. Трясущейся рукой поднес к губам стакан вина и залпом осушил его.

Вдруг Лейла отпустила руки Джорданы и встала. Взглянула на двоих мужчин, сидевших у стола, затем прошла в дальний конец комнаты. Села на стул около столика с магнитофоном и тихо сидела, ни на кого не глядя.

Первый раз за это время Рамадан пошевелился. Он опустился на колени рядом с Джорданой и, приподняв ее за плечи, осторожно помог встать с пола.

Она безуспешно пыталась прикрыть себя обрывками одежды. Он проводил ее к двери, снял одну из висевших на стене солдатских шинелей и накинул ей на плечи. Открыл дверь и позвал часового.

— Проводи госпожу Аль Фей в ее бокс.

— Благодарю вас, — шепотом проговорила Джордана.

Он не ответил.

— Есть у нас хоть какая-то надежда? — спросила она.

Хоть он и не сказал ни единого слова, но едва заметная перемена в выражении его глаз дала ей ответ.

Она посмотрела на него.

— Мне безразлично, что вы сделаете со мной. Но мои дети… Прошу вас, не дайте их убить!

— Я всего-навсего солдат, который обязан подчиняться приказам, — сказал он не без сочувствия. — Но я сделаю все, что в моих силах.

Она отвернулась. От слабости она то и дело спотыкалась. Один из солдат подхватил ее под руку. Как ни странно, но она почувствовала, как возвращаются к ней силы по мере приближения к их боксу.

Теплилась надежда. Может, совсем слабая. Но все же.

Глава 15

Хамид опустил на глаза прибор ночного видения. С занимаемой им позиции на дереве за оградой лагеря он смог определить, в котором из боксов содержали женщин. Мужчины должны были находиться в соседнем боксе. Беззвучно он соскользнул по стволу на землю.

Бен Эзра посмотрел на него.

— Ну что там?

— Я теперь знаю, в каких боксах содержат заложников. Они в центре лагеря. Мы должны пройти все остальные боксы, прежде чем дойдем до тех. В первом боксе держат мужчин, во втором — женщин. Каждый бокс охраняется четырьмя часовыми: двое спереди и двое позади бокса. Командиры в большом боксе сразу за воротами. Сейчас перед ним стоят три «джипа».

— Как по-твоему, сколько у них бойцов?

Хамид быстро прикинул. Двенадцать пулеметов, установленных на стене; в каждом расчете по два человека постоянно находятся на посту. Если каждый караулит по двенадцать часов, то уже выходит сорок восемь человек. Восемь часовых на охране боксов с заложниками. Да еще другие, кого он видел.

— Человек девяносто, а то и все сто.

Бен Эзра задумчиво покачал головой. Бросить на штурм он мог максимум восемнадцать человек. Двоих пришлось оставить на охране взлетной полосы, которой они овладели два часа назад. Там было семеро бойцов «Братства». Теперь все они были мертвы. Захватить аэродром вызвались йеменцы, и он разрешил им. Слишком поздно вспомнил, что йеменцы пленных не берут.

Он хотел, чтобы Бейдр с Кэриджем остались на аэродроме, но Бейдр настоял на своем участии в походе на лагерь; из-за этого Бен Эзре пришлось выделить двух своих волонтеров, которые были ему позарез нужны в следующей операции. Он взглянул на часы. Было десять. В четыре часа утра большой вертолет, которым Бейдр обеспечил операцию, будет ожидать их на полосе. На его борту будет доктор Аль Фей с командой медиков. Все должно было быть выполнено по времени с точностью до минуты, с тем чтобы они могли успеть вернуться на аэродром до того, как их настигнет погоня.

Штурм должен был начаться в два. В обратный путь на нижний аэродром они должны двинуться не позже трех. Одного часа едва хватило бы на дорогу, тем более что неизвестно, в каком состоянии находятся восемь пленников. Бен Эзра надеялся, что у тех достанет сил на самостоятельное движение без посторонней помощи. Если же кого-то пришлось бы нести, то могло и оказаться, что все его люди будут в это время втянуты в бой.

Он снова взглянул на часы. До начала — четыре часа. Он посмотрел на Хамида.

— Сможешь пробраться на территорию и пустить в дело пластики?

— Попытаюсь.

— Первым делом подорви эти четыре прожектора. А потом — «джипы».

Хамид кивнул.

— Все таймеры на взрывпакетах поставь на двести.

— Будет сделано.

— Помощники нужны?

— Один человек не помешал бы, — деликатно попросил Хамид.

Бен Эзра обернулся и стал смотреть, кого бы выделить. Все они были профессионалы, прекрасно обучены и натренированы. Лишних не было; каждому было определено задание. Его взгляд упал на Джабира. Конечно, он не молод, но чувствовалось — дело знает, рука не дрогнет. Встретясь с ним глазами, поманил к себе.

— Хамиду нужен человек помочь с пластиковыми бомбами, — сказал Бен Эзра. — Пойдешь?

Джабир оглянулся на Бейдра.

— Сочту за честь. Если станете охранять моего господина, пока меня не будет.

Бен Эзра кивнул.

— Буду беречь, как своего собственного.

Позднее он вернулся мысленно к этим словам. Ведь Бейдр и был его собственный…

Он подозвал капрала, командира группы.

— Установи гранатометы на двести и наведи на стену под пулеметами. Следующей целью будет командный бокс у ворот лагеря.

Израильтянин отсалютовал и ушел.

Бен Эзра подошел к капитану, командиру йеменцев.

— Я решил, что атаку возглавят ваши. После первого взрыва пластиков вы снимете сколько сможете пулеметчиков и потом сразу же прорветесь со мной в ворота и расставите людей у солдатских боксов, пока мы будем разыскивать заложников.

Капитан отдал честь.

— Мы благодарны за оказанное нам доверие. Исполним долг до конца.

Бен Эзра ответил тоже салютом.

— Благодарю, капитан.

Он стал, снова смотреть на ограду лагеря. Стены тускло белели в призрачном свете луны. Люди уже рассеялись, занимая боевые позиции, готовясь к штурму. Он медленно вернулся к Бейдру с Кэриджем и присел возле них на корточки.

— Как идут дела? — спросил Бейдр.

Бен Эзра посмотрел на своего сына. Как странно, подумал он. Сколько бы могли дать друг другу, значить друг для друга… До чего же неисповедимы пути Господни! После стольких лет свести нас в чужом мире, заставить преодолеть рубежи ненависти, отозваться на нужду друг в друге…

Старый солдат, казалось, не слышал вопроса.

— Как идут дела? — повторил Бейдр.

Взгляд Бен Эзры просветлел. Он медленно кивнул.

— Идут, идут, — сказал он. — Начиная с этого момента все зависит от Господа Бога.

— Во сколько штурмуем?

— Час ноль. — Голос генерала сделался жестким. — И я не желаю, чтобы вы увязывались с нами. Вы не солдат, и я не хочу, чтобы вы подставляли себя под пули. Ждите здесь, пока я не пришлю за вами.

— Там моя семья, — сказал Бейдр.

— Если вас убьют, им пользы будет мало.

Бейдр прислонился к дереву. Генерал был замечательный старик. Две ночи долгих изнурительных марш-бросков по местности, хуже которой Бейдр в своей жизни не видел, генералу были нипочем, он шагал бодро и быстро, как любой из его воинов. Ни разу Бейдр не видел его усталым. Как его назвал израильтянин? «Лев Пустыни»? Да, прозвище было дано ему по заслугам.

Бен Эзра сказал израильскому капралу.

— До часа ноль осталось пятнадцать минут. Передай всем.

Солдат побежал исполнять. Генерал озабоченно заметил:

— Хамид с Джабиром еще не вернулись.

Бейдр встал. Он смотрел в сторону лагеря. Все, вроде, было спокойно.

Среди ближайших деревьев послышался шорох, и тут же появились Хамид с Джабиром.

— Почему так долго? — сердито спросил генерал.

— Пришлось поработать над часовыми, — объяснил Хамид. — Скачут по лагерю, будто блохи. Наверно, я малость ошибся насчет живой силы. Там будет сотни полторы, не меньше.

— Это ничего не меняет, — сказал Бен Эзра. — Когда войдем, ты от меня не отрывайся. Как только запустят ракеты, израильтяне подойдут и помогут нам с заложниками.

— Есть, господин генерал! — Хамид посмотрел вокруг. Бейдр стоял далековато, услышать его не мог. — Я видел его дочку. Она была в командирском боксе. С ней там еще двое. В одном я узнал Али Ясфира. Другого не знаю.

Бен Эзра скорчил кислую гримасу. Как бы там ни было, но среди врагов находилась его внучка.

— Передай, чтобы по возможности поберегли девочку, — сказал он.

— Есть! — Хамид скрылся за деревьями.

До «ноля» десять минут. Бен Эзра сунул руку под бурнус и расстегнул портупею. Быстро перепоясал ею развевающийся на ветерке бурнус. Выдернул из ножен кривой ятаган. Изящный стальной изгиб лезвия блеснул в лунном свете. Бен Эзра почувствовал, как еще раз к нему возвращается молодость. Клинок, без которого он в бой не ходил никогда, был снова у него на боку. Все в порядке в этом лучшем из миров.

Лейла взяла бутылку кока-колы и поставила на стол.

— Когда ты возвращаешься? — спросила она у Али Ясфира.

— Утром.

— Я хотела бы отправиться с тобой. Я тут наверху просто с ума схожу от безделья.

— Единственная девочка среди ста сорока мужиков — и ей скучно?

— Ты знаешь, о чем я, — сказала раздраженно Лейла.

— Скоро с этим будет покончено, и ты вернешься в Бейрут.

— Что станет с ними, когда будет покончено?

Он пожал плечами.

— Без этого — никак? Даже если отец выполнит все наши условия?

— Их слишком много. Они смогут нас опознать.

— А дети? Они что, тоже должны умереть?

— Что на тебя нашло? Я считал, ты их ненавидишь. Они украли твое наследство.

— Ведь не дети же! Джордана и мой отец — да. Но не дети.

— Дети тоже могут нас опознать.

Она сидела некоторое время молча, потом встала.

— Я, пожалуй, выйду подышать.

Когда дверь за ней закрылась, Ясфир сказал Рамадану:

— Если я не вернусь вовремя, приказ, у тебя имеется.

— Да, — подтвердил Рамадан.

— Ее отправить в расход первой, — напомнил Ясфир. — Она скорей чем кто-либо обеспечит нас виселицей. Слишком много про нас знает.

Прохладный ночной воздух приятно холодил ей лицо. Лейла медленно шла к своему боксу. Она все представляла себе иначе. А тут никакой романтики и шика нет и в помине. По большей части все было скукой и занудством. Тоска и бессмысленность днем и ночью.

И не было ни малейшего ощущения участия в борьбе за победу Дела. Она давно уже отбросила попытки увязать происходящее здесь с борьбой за освобождение Палестины. Все солдаты были наемниками. И весьма щедро оплачиваемыми. Само по себе Дело никого из них не волновало. Только их ежемесячное жалованье. Это было совсем не то, о чем рассуждали в школах юноши и девушки. Здесь слово «свобода» означало совсем другое.

Она вспомнила, как однажды Хамид пытался объяснить ей суть происходящего. Но тогда она отказалась это понять. Как это было давно! А ведь прошло всего полгода.

Отчего тогда она чувствовала себя такой юной, и такой постаревшей — сейчас?

Она замешкалась у входа в бокс и окинула взглядом лагерь. Что-то тревожило ее, но она не могла понять, что именно. Ее глаза уловили намек на движение на стене. Кто-то из пулеметчиков встал, потянулся. На фоне бледного света луны она увидела взметнувшиеся к небу руки. Потом он вдруг рухнул вниз головой с вышки на землю. В следующий момент раздался выстрел. Она застыла от ужаса — разверзлись небеса, и адский пламень извергся на лагерь.

Она побежала, но в мозгу успела коротко вспыхнуть мысль: теперь она знала, что ее тревожило. Тишина. Было чересчур тихо.

Глава 16

Дети проснулись и в ужасе завизжали. Крохотный бокс трясло от взрывов вокруг него, как казалось Джордане. Она вскочила со своей койки, подбежала к детям и прижала их к себе.

Слышала, как в соседней комнате кричала женщина. Через щели в ставнях видела вспышки красного и оранжевого света. Бокс опять содрогнулся от очередного взрыва.

Как ни странно, ей не было страшно. Впервые после угона самолета она чувствовала себя в безопасности.

— Мама, что там такое? — спросил Мухаммад сквозь слезы.

— Это папа пришел за нами, милый. Не бойся.

— Где он? — спросил Самир. — Я хочу его видеть.

— Придет, увидишь, — сказала она успокоительно. — Уже совсем скоро.

В двери появилась Энн, их няня.

— Мадам, с вами все в порядке?

— Все прекрасно! — ответила Джордана, стараясь перекричать треск автоматов и гранатные разрывы. — А у вас?

— Магде поранило руку щепкой, а в остальном у нас тоже все о’кей. — Она сделала паузу, так как от грохнувшего взрыва бокс ходуном заходил. — Вам не надо помочь с детьми?

— Спасибо, нет, все хорошо, — сказала Джордана. Ей вспомнилось что-то из военного кинофильма, который она видела однажды. — Скажи девочкам, чтобы они легли на пол и руками закрыли головы. Так целей будут.

— Да, мадам, — ответила Энн с присущим ей шотландским спокойствием.

Из дверного проема она исчезла.

— Мальчики! На пол! — крикнула Джордана, опускаясь вместе с ними.

Дети растянулись на полу рядом с матерью, и она накрыла их руками, плечами защищая их головы.

Грохот разрывов пошел на убыль. Все больше слышалась автоматная перестрелка и крики перебегающих с места на место солдат. Она крепко прижала к себе детей и ждала.

Лейла бежала через лагерь среди беспорядочно мечущихся растерянных бойцов. Лагерь был атакован со всех сторон, и было непонятно, что делать и куда податься.

Только один человек, кажется, знал, что делает. Она увидела Рамадана с автоматом в руке, бегущего к женскому боксу.

Она вспомнила о пистолете у себя на поясе и выхватила его из кобуры. Холодок увесистой стали в руке успокаивал и придавал уверенности.

— Рамадан! — крикнула она ему.

Он не услышал и продолжал бежать, потом скрылся за углом женского бокса. Сама не зная, зачем это делает, Лейла побежала за ним.

Дверь бокса была раскрыта, когда она подоспела. Она вбежала и застыла, ошеломленная зрелищем. У стены задней комнаты женщины сгрудились вокруг Джорданы с детьми. Рамадан стоял в узкой двери между комнатами, спиной к Лейле, и поднимал свой автомат.

— Лейла! — закричала Джордана. — Они — твои братья! Побойся Бога!

Рамадан обернулся, автомат направил на Лейлу.

И увидев на его лице ледяное безразличие, она мгновенно поняла всю правду. Для «Аль-Ихва» она означала ничуть не больше, чем ее братья. Люди «Аль-Ихва» придавали значение узам крови, даже если она их не признавала. Для них она была не более чем инструмент, который, будучи использован, подлежал ликвидации.

Она вскинула увесистый пистолет двумя руками перед собой, пальцы сами нажали на спуск. И только когда закончились патроны в обойме и Рамадан в диких корчах рухнул на пол, до нее дошло, что стреляла она.

Глядя поверх убитого, она увидела, как Джордана быстро загородила мальчиков, чтобы те не смотрели на хлеставшую из тела Рамадана кровь.

Вдруг Лейла почувствовала, как сзади ее охватили сильные руки и зажали ее пистолет. Она сделала отчаянное усилие, чтобы высвободиться.

— Лейла! Стоп! — крикнул кто-то ей прямо в ухо знакомым голосом.

Она повернула голову.

— Хамид! — воскликнула она. — Откуда ты тут?

— Потом узнаешь… — Он повлек ее к двери. Ослабив хватку, но крепко держа за одну руку, он потащил ее за собой вокруг бокса, к проделанному взрывом пролому в стене лагеря.

Когда они оказались на опушке леса, он швырнул ее плашмя на землю. Она подняла голову и посмотрела на него.

— Ты что делаешь!

Он снова прижал ее голову к земле.

— Забыла, чему тебя учил? Что надо в первую очередь? — хрипло выговорил он. — Держи голову ниже!

— Ты не ответил на мой вопрос, — сказала она приглушенно.

— Пришел, чтобы взять тебя.

— Зачем я тебе, Хамид?

— Потому что не хочу, чтобы тебя прикончили, вот зачем. Ты всегда была паршивым солдатом.

— Хамид, ты меня любишь, — сказала она с ноткой удивления в голосе. Он промолчал. — Почему ты никогда ничего не говорил?

Он посмотрел на нее.

— Разве у меня есть право любить такую девушку, как ты?

Бен Эзра успевал повсюду, командуя своими людьми, клинок то и дело взблескивал у него над головой. Он яростно огляделся вокруг. Сопротивление похоже ослабело. Он искал глазами Хамида, но того нигде не было заметно. Он вслух обругал его: Бен Эзра ненавидел солдат, которые настолько увлекались боем, что забывали о приказе. Ему было сказано держаться поблизости.

Он посигналил израильскому капралу.

— Собери своих людей! — В следующий момент он перехватил взгляд Джабира. — Давай сюда своего господина, — крикнул он ему. — Мы выводим заложников!

На противоположной стороне лагеря застрекотали автоматы. Он увидел нескольких йеменцев, побежавших туда. Мрачно покачал головой. Выбор был сделан правильный: они отличные воины!

Бейдр первым вошел в бокс. Сердце чуть не выпрыгнуло у него из груди, когда он увидел своих сыновей. Он упал на одно колено, чтобы подхватить их на руки, когда они кинулись к нему с воплями:

— Папа! Папочка!

Поцеловал обоих и почувствовал на губах соль своих собственных слез.

— Мы не боялись, отец, честное слово, — сказал Мухаммад. — Мы знали, что ты придешь за нами.

— Да, — вставил словечко Самир, — мамочка каждый день нам говорила.

Он взглянул на нее. Его глаза затуманились слезами. Он медленно встал с пола.

Джордана не двигалась, ее взгляд был прикован к нему.

Молча он протянул ей руку.

Она неуверенно взяла ее.

Долгим взглядом он смотрел ей в глаза. Хрипло проговорил:

— Еще бы чуть — и опоздали!

На ее дрожащих губах обозначилась улыбка.

— Я ни минуты не сомневалась все эти дни.

— Ты сможешь меня простить?

— Это не трудно. Я люблю тебя, — сказала она. — А ты меня простить сможешь?

Он усмехнулся. Вдруг он стал тем прежним Бейдром, которого она узнала впервые, тогда и полюбила.

— Запросто, — сказал он. — Я тоже тебя люблю.

— Уходим! — проорал израильский капрал в двери позади них. — У нас нету целой ночи на разговоры!

Бен Эзра стоял около лагерных ворот.

— Все собрались? — спросил генерал.

— Наши — все, — ответил капрал.

Обратился к капитану йеменцев:

— Прикрытие выставлено?

— Так точно, — ответил капитан. — Четверо автоматчиков на время задержат погоню. Нам не надо их дожидаться. Они выберутся, и через несколько дней мы подберем их на своей посадочной площадке.

Бен Эзра одобрительно кивнул. Солдаты хорошо сработали свое дело.

— Какие потери?

— Один убитый, несколько легкораненых — вот и все.

Бен Эзра обернулся к израильтянину.

— Двое убиты.

— Нам еще повезло, — сказал генерал мрачно. — Мы застали их без штанов.

Он выглянул на дорогу. Пленники были радостно возбуждены. Члены экипажа были в хорошей форме, это же можно было сказать и о женщинах. Они сбились в тесную группу, наперебой делились впечатлениями.

— Давайте-ка трогаться в путь, это будет лучше, — сказал Бен Эзра. — Эта шайка скоро очухается, смекнет, что нас была горстка, и пустится за нами вдогонку.

Израильтянин скомандовал: «Шагом марш!». Бен Эзра окликнул его:

— Ты сирийца не видел?

Солдат отрицательно покачал головой.

— Я не видел его с тех пор, как мы вошли после ракетного залпа. Он был впереди меня, а потом сразу куда-то исчез.

Бен Эзру это озадачило. Уж не убит ли? Но нет, это невозможно. Сириец был для этого слишком хорошим солдатом. Рано или поздно он обязательно объявится. Бен Эзра пошел вниз по дороге следом за остальными. Посмотрел на часы. Ровно три. Все сработано точно по плану.

Теперь, если вертолет подлетит вовремя, завтракать они будут утром во дворце у принца.

Глава 17

Дик Кэридж шел по лагерю. Через раскрытые ворота он видел, как вниз по дороге отряд Бен Эзры отходил на аэродром. Но он еще был не готов присоединиться к остальным. Было у него в лагере еще одно не завершенное дело, и оно ждало его.

Беспорядочные выстрелы раздавались в разных концах лагеря. Йеменцы доканчивали свое дело. Неторопливо, с опаской Дик открывал поочередно двери боксов, но следов того, кого он искал, пока еще не обнаружил.

Однако человек должен был находиться здесь. Выйти из лагеря незамеченным не мог никто. Кроме того, Дик слышал, как Хамид докладывал генералу, что видел его за пятнадцать минут до атаки. У человека даже не оставалось времени, чтобы добежать до леса от командирского бокса: лагерь был окружен.

Он вернулся еще раз проверить командирский бокс. Перед крыльцом стояли три сгоревших изуродованных джипа. Он уже проверял этот бокс, но вдруг?..

Осторожно приблизился к двери. Пистолет в руке наготове, сам оставаясь сбоку, он распахнул дверь настежь. Переждал секунду. Изнутри не доносилось ни звука.

Вошел в дверь. В первой комнате был полный разгром. Ракеты пробили в стенах бокса громадные дыры. Бумаги, мебель — все было раскидано, будто тут пронесся смерч.

Шагнул в другую комнату. Неспешно оглянулся. Это просто немыслимо: здесь даже места не было, где спрятаться человеку. Он уже хотел уйти, но остановился.

Почувствовал, как зашевелились у него на затылке волосы. Человек был здесь! Инстинкт подсказывал… То, что он никак не может его обнаружить, — неважно. Человек был здесь!

Он еще раз внимательно осмотрел помещение. Ничего вроде бы… Тихо постоял, перешел к скамейке рядом с умывальником, где было несколько керосиновых ламп.

Быстро переколотив их, залил все кругом керосином. Взял стул, поставил его в проеме наружной двери и сел лицом в комнату. Достал из кармана книжечку картонных спичек, чиркнул одну и поджег ею всю книжечку, затем кинул ее в комнату.

Пламя быстро побежало по керосиновой луже, стало карабкаться на стены. Дым начал заполнять бокс, а он сидел не двигаясь. Становилось все жарче, но он сидел, ждал.

Внезапно изнутри послышался тихий звук: скрип, такой, словно открывается дверь на ржавых петлях. Но через раскрытую дверь дальней комнаты он видел, что там дверей больше не было.

Затем в дыму обозначилось какое-то движение на полу. Он встал. И увидел, что в полу шевельнулась крышка люка, которой он раньше не заметил.

Подошел, остановился рядом с люком. Достал и закрыл лицо носовым платком, чтобы защититься от дыма. Внезапно крышка откинулась, там сидел человек и кашлял.

Израильский агент злорадно кивнул сам себе. Вот он, кого ему было смертельно важно разыскать!

Дик умышленно медленно, чтобы тот осмыслил — кто перед ним, — полностью разрядил, вгоняя в него пулю за пулей, свой пистолет.

Затем встал, не оборачиваясь вышел из бокса и направился к дороге, оставив мертвого Али Ясфира в его огненном гробу.

Он наткнулся на них внизу, в четверти мили от лагеря. Он как раз был на повороте, когда они выбрались из лесу. Остановились, глядя друг на друга.

— Лейла! — воскликнул он.

Хамид повернулся к ней. Вид у нее был странный.

— Дик, — произнесла она напряженно. — Я…

Выстрел заглушил ее слова. Выражение крайнего изумления вдруг появилось на лице Дика. И тут удушающий кровавый пузырь пополз у него изо рта, он медленно упал на дорогу.

Хамид отреагировал мгновенно. Бросив Лейлу наземь, он и сам упал ничком, вглядываясь туда, откуда раздался выстрел. В следующий момент он заметил между деревьев человека. Тщательно навел прицел автомата на промежуток меж двух деревьев, где человек должен был пройти. Выждал, когда тот пересечет линию прицеливания, и нажал на спуск. Очередь почти перерезала человека пополам.

Повернулся к Лейле.

— Пошли, — хрипло произнес он. — Давай быстро сматываться отсюда!

Дик стонал.

— Мы не можем оставить его здесь, — сказала Лейла. — Он умрет!

— Он все равно умрет, — ответил Хамид безжалостно. — Идем.

— Нет. Ты поможешь мне донести его до остальных.

— Ты с ума сошла? Ты знаешь, что тебя ждет, когда ты вернешься? Если они тебя не повесят, ты до самой смерти просидишь за решеткой!

— Мне все равно, — сказала она упрямо. — Ты поможешь мне или нет?

Хамид смотрел на нее и качал головой. Отдал ей автомат.

— На, неси.

Нагнулся и поднял Дика на плечо.

— Пошли! Вслед за тем, который стрелял, через несколько минут придут другие.

Бен Эзра поглядел на часы. Было почти четыре.

— Где застрял этот проклятый вертолет?..

Не успел он произнести эти слова, как послышался далекий звук мотора. Он всматривался в темноту, но луна зашла, и он ничего не мог разглядеть в ночном небе.

Спустя несколько минут звук раздался уже над их головами, но почти сразу уплыл за вершину горы.

Со стороны лесной дороги раздался ружейный огонь. Подбежал израильский капрал.

— Они идут за нами и уже совсем близко.

— Займи их чем-нибудь. Вертолет может спуститься в любую минуту.

Ружейный огонь становился все интенсивней, а вертолет и не думал опускаться. Звук двигателей то появлялся, то снова исчезал.

Вернулся израильтянин.

— Надо бы побыстрей, господин генерал, — сказал он. — Они настигают нас с чем-то потяжелей, чем автоматы.

— Давай туда! — бросил Бен Эзра. Он сверлил глазами небо. — Этот болван там, наверху, потерял нас и не может найти в темноте.

— Надо бы костер разжечь, — предложил Бейдр. — Будет ему маяком.

— Мысль хорошая, — одобрил генерал. — Но нам не из чего сложить костер. Уйдет много времени, чтобы набрать сушняка, да и разгорится не сразу. Все сырое от росы.

— У меня есть кое-что подходящее.

— Что?

Бейдр показал на закамуфлированный «Боинг-707».

— От этого будет море огня.

— Неужели решитесь?

В голосе Бен Эзры было сомнение.

Шум боя приближался.

— Мне надо вывезти отсюда мою семью, вот это я и собираюсь сделать.

Он повернулся к капитану Хайэтту.

— Энди, как ты насчет того, чтобы подпалить этого красавца?

Пилот изумленно уставился на него.

— Я не шучу, Энди. От этого зависит наша жизнь!

— Нужно открыть керосиновые баки в крыльях и пальнуть зажигательными, — сказал Хайэтт.

— Открывайте, — приказал Бейдр.

Энди со вторым пилотом побежали к самолету. Залезли в кабину, вылезли с гаечным ключом для пробок топливных баков. Отвернули сливные пробки в обоих крыльях и вернулись. На все ушло минуты две-три.

— Все готово, — сказал Энди, — но вы лучше отведите всех на дальний конец полосы, а то ведь и рвануть может.

Бен Эзра громко повторил его распоряжение. На отвод людей ушло еще минут пять.

— Всем лечь на землю, — скомандовал он бойцам.

Сухо затрещали автоматы. Потом раздалось странное и громкое шипенье, затем могучий стон и взрыв воздушного гиганта. Фонтан пламени футов на сто ударил в небо.

— Если они и этого не заметят, то они вообще слепые, — грустно проговорил Хайэтт.

Бейдр увидел выражение его лица.

— Не огорчайся, Энди. Это всего-навсего деньги. Если мы отсюда выберемся, я добуду для тебя такой же.

Хайэтт полупризнательно улыбнулся.

— Будем надеяться, шеф.

Глаза Бейдра, шарившие по темному небу, были безрадостны. Стрельба позади них все приближалась. Он подошел к Джордане.

— Как ты? В порядке?

Она кивнула в ответ, мальчики прижимались к ней. Все они взглядами обыскивали небо.

— Кажется, я его слышу! — воскликнул Мухаммад.

Они прислушались. Негромкий звук винтов приближался, с каждым мгновением делаясь громче. Двумя минутами позже вертолет завис уже над ними и, поблескивая в отблесках пламени горящего «Боинга», начал медленно снижаться.

Вспышки выстрелов взблескивали уже у кромки аэродрома, когда боевой отряд в соответствии с планом откатился назад.

Вертолет приземлился. Первым из него высадился отец Бейдра. Мальчики кинулись к нему.

— Дедушка!

Он уже подхватил их в охапку, когда подошли Бейдр и Джордана. Все пошли к вертолету. Погрузка проходила быстро, а маленькая группа прикрытия продолжала удерживать нападавших на почтительном расстоянии.

Бейдр и Бен Эзра стояли около шасси.

— Все на борту? — спросил генерал.

— Да, — ответил Бейдр.

Бен Эзра поднес ладони рупором ко рту.

— Давай всех сюда, капрал! — иерихонской трубой зычно прокричал он, чтобы слышно было на весь аэродром.

На «Боинге» взорвался еще один топливный бак, залив все поле ярким светом. Бейдр видел отступавших от лесной опушки бойцов, непрерывно стрелявших по преследователям и сдерживавших врага.

Вскоре они были почти рядом с машиной. Один из них уже поднимался по лесенке в вертолет. Бен Эзра одобрительно хлопнул его своим ятаганом плашмя, пониже спины.

Желтоватое пламя пылающего «Боинга» заливало своим светом летное поле до самого леса. Бейдру, наблюдавшему за обстановкой, вдруг послышалось, что кто-то позвал его. Затем он вдруг увидел ее, бегущую из лесу. От нее старался не отставать человек, тащивший на себе тело другого.

Солдат машинально навел на нее автомат. Бейдр стукнул по нему так, что ствол нацелился в небо.

— Не стрелять! — рявкнул грубо Бейдр.

— Папа! Папа! — кричала Лейла.

Бейдр побежал к ней.

— Лейла! Сюда! — кричал он.

Она бросилась к нему в объятия. Солдат подошел и вмешался:

— Нам надо побыстрей отсюда сниматься!

Бейдр жестом показал ему на Хамида.

— Скорей помоги ему!

Он вернулся и вместе с дочерью поднялся в вертолет. Вслед за ними поднялись в машину и Хамид с солдатом, несшие Дика Кэриджа. Бен Эзра тоже поднялся и стал в двери.

Хамид с солдатом быстро уложили Дика на койку, и доктор Аль Фей с медицинской командой уже прилаживали склянку с плазмой и глюкозой.

— Взлетай! — гаркнул Бен Эзра.

Когда винты набрали бешеные обороты, Хамид вернулся к генералу. За спиной генерала Хамид видел выбегавших из лесу преследователей.

— Я бы тут не стал стоять, господин генерал, — сказал он уважительно Льву Пустыни.

— Где тебя, черт побери, носило всю ночь? — гневно крикнул ему Бен Эзра, когда вертолет начал тяжело набирать высоту.

— Я только исполнял ваш приказ, господин генерал, — ответил сириец с простодушным видом. Он жестом показал на Лейлу, стоявшую на коленях возле Дика. — Обеспечивал ее безопасность.

— Я тебе приказывал быть рядом с..! — Гнев истаял в голосе старика и сменился нотой удивления: — О Господи!.. — воскликнул он.

Ятаган выпал из его внезапно онемевшей руки. Он неуверенно шагнул к сирийцу и начал падать.

Хамид подхватил его. Он почувствовал сквозь тонкую ткань бурнуса хлещущую из старика кровь. Хамид качнулся и чуть не упал, поскольку вертолет, словно собравшись с силами, резко пошел вверх.

— Генерала подстрелили! — крикнул он.

Бейдр с отцом оказались подле него, наверно, раньше, чем он успел что-либо сказать. Осторожно положили генерала на койку. Доктор Аль Фей повернул его на бок и стал быстро разрезать бурнус.

— Не беспокойся, друг мой… — шепотом проговорил генерал. — Лучше потрать это время на раненого парня.

— С парнем все будет в порядке! — сказал Самир почти сердито.

— Ну и со мной тоже, — тихо произнес Бен Эзра. — Теперь, когда я повидал своего сына, мне смерть не страшна. Ты хорошо сделал свое дело, друг мой. Ты вырастил мужчину.

Слезы защипали глаза Самира. Он опустился на колено и сказал на ухо старику:

— Слишком долго я позволил ему жить с ложью. Настало и для него время узнать правду.

Слабая улыбка осветила лицо умирающего старого солдата:

— Какая еще правда? Ты его отец. Вот и все, что он должен знать.

— Ты его отец, не я! — страстно прошептал Самир. — Он должен узнать, что это ваш Бог явил его в сей мир!

Бен Эзра посмотрел на него быстро потухающим взглядом. Перевел глаза на Бейдра и снова на доктора. Голос его был тих, он собрал последние силы для последнего вздоха. Он скончался в тот миг, когда с его уст слетели слова:

— Бог един для всех…

Перевод с английского Юрия Каппе

Примечания

1

Кто там? (франц.)

(обратно)

2

Парадный выход (франц.)

(обратно)

3

С днем рождения! (англ.)

(обратно)

4

Приятного вечера (франц.)

(обратно)

5

Добрый вечер (франц.)

(обратно)

6

Посмотрите на эти груди (франц.)

(обратно)

7

Что случилось, милый? (франц.)

(обратно)

8

Ничего. Спи. (франц.).

(обратно)

9

Дружок (франц.)

(обратно)

10

зд. Педераст (франц., арго)

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ 1933

КНИГА ПЕРВАЯ Конец весны 1973

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  В другом месте Июнь, 1973.

КНИГА ВТОРАЯ Конец лета 1973

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  В другом месте Октябрь, 1973

КНИГА ТРЕТЬЯ Конец осени 1973

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

*** Примечания ***