Жена скупого рыцаря [Оксана Николаевна Обухова] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Оксана Обухова Жена скупого рыцаря

Часть 1

Он слушает молча и сосредоточенно. Иногда хмурится. Не глядя на меня, дотягивается до стопки листов бумаги, берет один и начинает чертить схему. Скосив глаза, вижу: в центре «Серафима», от нее идут стрелочки к словам «Банк», «Маньяк», «Подруги».

— «Челюсть» впиши, — предлагаю я и отхлебываю коньяк.

— Зачем? — удивляется он.

— Возможно, — я глубокомысленно качаю головой и пустым фужером, — в свекровь влюблен фетишист и охота шла за вставной челюстью…

Мужские пальцы послушно берут ручку и выводят «Челюсть», я довольно глупо ухмыляюсь.

— Не вижу ничего смешного, — учительским тоном говорит он. — За чем бы ни охотился убийца, жертва — ты. Оставь свои ухмылки, сосредоточься и вспомни все еще раз. Когда начались неприятности, с кем или с чем они могут быть связаны. И плясать надо от печки…


Если плясать от печки, то все началось с книжной полки, халтурно повешенной на стену пять лет назад. Тяжесть фолиантов, фотографий, статуэток и пыли вырвала из стены крепления, и утром в понедельник меня разбудили последовательно: грохот, бранный бас Музы Анатольевны, истерический лай Людвига.

Накинув на пижаму халат, я помчалась в спальню свекрови.

За секундную пробежку по коридору в голове мелькнуло несколько предположений: соседи сверху обрушили-таки потолок плясками, в окно залетел фугас неопытных террористов, Музу придавило шкафом, гадкий Людвиг успешно завершил войну со шторами и ободрал их вместе с ламбрекенами, тюлем и карнизом. Пострадавшим и убыткам нет числа.

Пострадавших в спальне Музы Анатольевны не оказалось вовсе. Кобель, свекровь и шторы испуганно замерли у окна — Людвиг повизгивал, свекровь молилась, бархатные шторы достойно создавали краснобордовый фон. Ущерб претерпела лишь нижняя вставная челюсть Музы Анатольевны. Но это выяснилось гораздо позже.

Перед сном свекровь погружала две фарфоровые челюсти в стакан с водой, добавляла туда специальной жидкости, и два ряда белейших зубов всю ночь ехидно скалились на владелицу с прикроватной тумбочки. Тумбочка стояла в изголовье кровати, над ней краем нависала массивная книжная полка.

Надеюсь, тем утром, стоя у бордовых штор, Муза Анатольевна молилась о моем здравии. Потому что именно я настояла на перевешивании полки, изначально прибитой над подушками.

— Когда-нибудь полка сорвется и рухнет вам, Муза Анатольевна, на голову, — неоднократно повторяла я.

Настаивать пришлось долго — у свекрови имелись свои понятия об оформлении интерьера. Всю жизнь Муза Анатольевна провела в скромной хрущобе, и после переезда в современные апартаменты чувствовала себя неуютно в комнате, где уместились бы ее прежняя спальня, кухня и все удобства в придачу. Ей казалось, что гулкое эхо отскакивает от далеко стоящих друг от друга стен и долго гуляет по комнате, подгоняемое сквозняком.

Создавая иллюзию привычной тесноты, ассоциировавшейся у Музы с домашним уютом, свекровь окружила постель разнообразным хламом: по правую сторону от кровати расположилась полированная тумбочка времен хрущевской оттепели, по левую стоял стол-трансформер под кружевной скатеркой, впритык к столу придвинули плюшевое кресло из комплекта мягкой югославской мебели, купленной лет двадцать назад по удостоверению и очереди соседа-ветерана. Весь этот кокон из хлама венчала книжная полка, по преданиям, самолично выпиленная из массива дуба дедушкой моего мужа.

С вещами Муза расставалась тяжело. Вещи напоминали ей молодость, надежды и крепкое здоровье. Подлокотник кресла был прожжен сигаретой верного друга Василия Ивановича, ножки тумбочки изгрыз молодой еще Людвиг, покупку стола-трансформера обмывала вся площадка соседей по хрущобе.

Иллюзии…

Впрочем, на иллюзиях Муза и попалась. Много лет свекровь мечтала о бордовых бархатных шторах, свисающих из-под потолка богатыми складками. Шторы с кистями, ламбрекенами и соответствующим тюлем мы с мужем подарили ей на новоселье. Муза повесила эту красоту на окно, оглянулась на выставку хлама в углу и, рыдая сердцем, согласилась на переезд привычной мебели в дачный домик кооператива «Бетонный завод».

Миша купил маме итальянскую спальню из дерева вишни, игривое креслице с подставкой для ног, и комната выступила в едином стиле с бархатными шторами. Книжная полка работы Мишиного дедушки диссонанса не вносила. С некоторой натяжкой ее можно было признать за антиквариат.

Последним испытанием для нее, этого островка прошлого в спальне Музы Анатольевны, стала ваза с цветами, водруженная поверх фолиантов, фотографий, статуэток, пыли и непосредственно массива дуба. Непомерная тяжесть выдрала из стены шурупы, и в понедельник утром полка, вместе с куском обоев и цементной крошкой, рухнула на стакан, где, отдыхая, плавала Музина челюсть.

На первый взгляд зубной фарфор, в отличие от стакана,