Комедии. Сказки для театра. Трагедии [Карло Гольдони] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

ИТАЛЬЯНСКИЙ ТЕАТР XVIII ВЕКА

"Чтобы создать нацию, сперва надо создать театр". Этот мудрый совет Гете, при всей парадоксальности формулировки, весьма характерен для эпохи Просвещения, утвердившей принцип воспитательного значения искусства вообще и театра в частности. Применительно к Италия второй половины XVIII века мысль Гете особенно верна. Быть может, ни одна область итальянского искусства не способствовала так становлению национального самосознания, как театр. Карло Гольдони, Карло Гоцци, Витторио Альфьери — признанные его вершины. Люди разных общественных позиций (буржуа, патриций-архаист, аристократ-тираноборец) и художественных темпераментов (комедийный бытописатель, сказочник-фантазер, трагик), они шли в одной упряжке времени, разрушая старые представления и способствуя рождению новых. Они работали на тот "будущий итальянский народ", которому посвятил последнюю свою трагедию "Брут Второй" Альфьери.

Пока же "итальянского народа" не было. Было — по циничному выражению австрийского канцлера Меттерниха — одно только "географическое понятие".

В самом деле, на длинном и узком "сапоге" Апеннинского полуострова размещалось около двадцати различных по своему политическому устройству и культурным традициям государств. Пожалуй, единственное, что их связывало, — это хозяйственная разруха, полуфеодальные формы эксплуатации и общин литературный язык (что, впрочем, при повальной неграмотности населения значило не так-то много. Большинство довольствовалось диалектами). Наиболее развитая в экономическом отношении Ломбардия была — после Аахенского мира 1748 года — отдана Австрии. Однако в сильной зависимости от Австрии находились и многие другие государства полуострова. Относительно суверенным положением пользовались лишь Пьемонт, короли которого довольно ловко лавировали между Австрией и Францией, и Папская область — государство искусственно поддерживаемое, как "духовный центр" католического мира.

Юг Италии занимало королевство Обеих Сицилии (со столицей в Неаполе). Там царствовали Бурбоны, связанные династическими узами с французскими и испанскими Бурбонами, но на деле проводившие политику Англии.

Политическая разобщенность всех этих мелких государств, соперничество в политике, сеть таможенных барьеров, опасения поенного порядка, личная вражда монархов и крупных феодалов сильно затрудняли налаживание разумной экономики и культурного общения. Для жизни итальянских государств того времени характерно, например, значительно большее экономическое и духовное общение с не итальянскими странами, чем со своими соплеменниками.

Юг Италии больше торговал с Англией, чем с Ломбардией. Ломбардия и Пьемонт — с Францией, Англией и Австрией, чем, скажем, с Папской областью. Молодые интеллигенты в Турине или Милане были в курсе последних парижских новинок и почти ничего не знали о том, что происходит в Риме пли Неаполе.

Общую картину хозяйственной разрухи и культурной отсталости довершало политическое бесправие наиболее многолюдных сословий тогдашнего общества.

При всем том со второй половины XVIII века в различных частях Апеннинского полуострова начинается брожение, которое к концу века превратится в весьма могучую силу; она — пусть поначалу с помощью французских штыков — сокрушит старый порядок и откроет дорогу к дальнейшему политическому объединению разрозненных государств в единое национальное целое. Виновницей этого брожения явилась молодая итальянская буржуазия, начавшая заявлять свои права. На севере она была наиболее сильна. Этим и объясняется тот факт, что когда речь заходит об итальянском Просвещении, о становлении буржуазной идеологии, то говорят преимущественно о Милане и Венеции, двух главных культурных центрах Северной Италии. Реже вспоминают Флоренцию, Пьемонт и Неаполь.

До открытых политических лозунгов дело, понятно, ее доходило. Не было еще достаточных сил. Даже тот логический предел, к которому итальянская буржуазия тяготела — объединение страны, — не был еще формулирован. Усилия идеологов были направлены на критику старого режима. Критика была всеобъемлющей. Суровой ревизии подвергалось решительно все.

Сокрушительная критика старого порядка, содержащаяся в произведениях французских просветителей, была с восторгом воспринята передовыми кругами итальянской интеллигенции. Вольтер, Руссо, Дидро. Монтескье становятся в Италии не менее известными и популярными, чем в самой Франции.

Стремясь приблизиться к широким кругам читающей публики в целях пропаганды новых идей, открывается ряд журналов: "Il Caffe", "Frusta lotteraria", "L'Osservatore".

Значительное развитие получает литературная критика, заменившая собою старую "филологическую критику текстов" и во многом предвосхитившая дальнейший ход развития литературы. В области идейной эта критика была реакцией на бессодержательность старой литературы, а в сфере художественной — протестом против аркадского академического стиля, ею риторики и грамматической ригористичности.

В пылу ниспровержения старых авторитетов, в борьбе с манерностью и архаичностью не обошлось и без крайностей.

Нападкам подвергся сам Данте. Насколько борьба со старым носила острый и в то же время сложный и противоречивый характер, может дать представление как раз полемика вокруг Данте, возникшая между иезуитом (и одновременно вольтерьянцем!) Саверио Бетттинелли и Гаспаро Гоцци. Первый в серии своих "Писем Вергилия" (обращенных будто бы к Аркадской академии) бранит Данте и его сторонников за отсутствие художественного вкуса и поэтического чутья. С резким возражением Беттинелли выступил Гаспаро Гоцци (родной брат Карло Гоцци) в своем "Рассуждении античных поэтов о современных хулителях Данте, подделывающихся под Вергилия". Гоцци рассматривает Данте как величайшего национального поэта и пророка будущего величия Италии.

Выступил против Данте и Джузеппе Баретти, человек очень близкий к просветителям. В своем журнале "Frusta letteraria" Баретти подверг к оптике не только Данте, но и такого, казалось бы, близкого себе по идеологии писателя, как Карло Гольдони.

Случалось, что дружная критика старого режима сводила в один лагерь людей разных литературных воззрений и даже политических ориентации. Такой "единый фронт.) против отжившего или отживающего объясняется прежде всего тогдашней действительностью. Во-первых, старый режим чувствительно нарушал интересы различных классов (даже враждующих между собой), во-вторых, новая сила в происходившем историческом процессе — буржуазия — не выступала с открытой политической программой, которая могла бы сразу оттолкнуть ее политических противников.

Аббат Чезаротти, ратуя за единый национальный язык, вовсе не подозревал, что через каких-нибудь двадцать лет это требование станет одним из важных пунктов буржуазной программы. А иезуит Беттинелли совсем не думал, что личная дружба с Вольтером и пропаганда его произведении будет способствовать подрыву авторитета церкви и крушению старого правопорядка.

Так или иначе, но всеобщее недовольство отлично работало на потребу дня, работало на буржуазию, хотя сами недовольные отнюдь не всегда являлись идейными союзниками.

То, что старая итальянская литература и театр были бессильны ответить на новые, пусть еще не четко выраженные, духовные запросы самых разнообразных слоев населения, наглядно подтверждается хотя бы фактом беспримерного в Италии засилия иностранной литературы. Когда Чезаротти открыл своим читателям "Оссиана", они были ошеломлены. Ни один итальянский прозаик XVIII века не пользовался у себя на родине популярностью, равной популярности переведенного Ричардсона. На итальянской сцене триумфальное шествие совершали драмы Мерсье.

Под влиянием "Персидских писем" Монтескье надоевшие пастухи и пастушки с греческими и римскими именами заменялись в безобидных пасторалях персами и персиянками.

Для идейного распутья, на котором находился тогда итальянский театр, весьма показательна была фигура венецианского драматурга Пьетро Кьяри. По меткому выражению Франческо де Санктиса, этот человек совмещал в себе "все самое экстравагантное, что было в новом, и самое вульгарное, что было в старом". В его произведениях причудливо переплетались фантастические великаны, таинственные женщины, ночные стычки, веревочные лестницы, невероятные характеры, поверхностная философия и риторика.

Как талантливый ремесленник, Кьяри сумел использовать веяние времени. Его успех был огромным, но кратковременным. Для сцены он пропал бесследно, и вспоминают его только при изучении творчества Карло Гольдони и Карло Гоцци.

Именно на долю Карло Гольдони, Карло Гоцци и их младшего современника Витторио Альфьери выпала честь представить свой век в ведущих его тенденциях: сословное равенство, национальное начало, личная свобода. Только созвучие веку и могло обусловить успех их реформаторской деятельности в области итальянского театра.


Карло Гольдони (1707–1793)

Нет народа, где в загоне
Не держали бы талант.
На сторонников Гольдони
Ополчается педант.
Как же быть, к какому роду
Отнести его труды?
Чтобы не было вражды,
В судьи выбрали природу.
И она дала ответ
В самом дружелюбном тоне:
"Совершенства в мире нет.
Но писал меня Гольдони".
(Перевод М. Лозинского.)

В этом шутливом послании, которое Вольтер направил в июне 1760 года ревностному стороннику Гольдони драматургу Альбертаги-Каначелли, содержится, в сущности, краткая, но достаточно емкая характеристика Гольдони. Первые два стиха в особом комментарии не нуждаются. Тут намек и на всяческие утеснения, и на материальные тяготы, и даже своего рода "утешение": а где, дескать, таланту приходится не туго? Ведь и мне, Вольтеру, ничуть не проще и не легче.

Вторая пара стихов определенно говорит об ожесточенных нападках, которым подвергался Гольдони и его театральные единомышленники как со стороны литературных староверов, держателей готовых эстетических рецептов, так и со стороны "новых", недовольных умеренностью Гольдони. Особенно же доставалось Гольдони от Карло Гоцци (об этом пойдет речь ниже).

Далее Вольтер задает риторический вопрос: к какой же драматической системе отнести комедии Гольдони? Какие же принципы он исповедовал? И сам себе отвечает: из всех до сих пор принятых — никакие. А потому Вольтер призывает прекратить бесполезные споры. Пусть спорщиков рассудит природа.

Послание заключается четко сформулированной мыслью: Гольдони — живописец природы, какими бы недостатками автор ни обладал, прибавляет Вольтер.

В последующие времена вольтеровское суждение оказалось притягательным для критиков-позитивистов. По замечанию Б. Г. Реизова, автора интереснейших работ о Гольдони, эти "критики-позитивисты построили целую "философию" творчества Гольдони. Они понимали его комедии как фотографически точное воспроизведение итальянской действительности… Гольдони правдив, потому что он ничего не выдумывал, а только наблюдал и, не мудрствуя, переносил свои наблюдения на сцену" [1]. Таким образом. Гольдони представлялся им едва ли не образцовым натуралистом.

А вот что писал по тому же поводу упорнейший противник Гольдони и ненавистник Вольтера и всей просветительской философии Карло Гоцци: "Внимательный наблюдатель природы и обычаев… он (Гольдони. — И. Т.) выставлял на сцене все истины, которые попадались ему под руку, дословно копируя действительность…" [2] Сопоставив мнения Вольтера, Гоцци и критиков-позитивистов, можно подумать, что все они между собой согласны (в особенности же единодушны Гоцци и позитивисты!), Между тем простейшая расшифровка этих мнений показывает, сколь они различны. Оставим и стороне мнение позитивистов. Ссылка на авторитет Вольтера не более, чем лукавый софизм. В угоду методологии им нужно было разъять субъективное намерение и художественную объективность, выкопать бездну между "заправским мещанином" Гольдони и "его созданиями" [3]. Ведь для них театр Гольдони был "наиболее верным отражением жизни, сегодня уже во многом превзойденной, правда… И все это без морализирований, рассуждений" [4]. Потому-то, по мнению критиков этого направления, Гольдони неизменно терпел поражение, как только вводил оценочный элемент, проводил какие-то свои идеи. Замечательно было только литературное его лицедейство, когда он вдруг становился то Арлекином, то Бригеллой, то Панталоне.

Существеннее для понимания гольдонневского театра сопоставить суждения Вольтера и Гоцци. Ибо они совсем по-разному видели и "природу", и роль ее "живописца".

"Двадцать лет тому назад, — писал Вольтер в 1760 году, — в Италию ездили для того, чтобы посмотреть античные статуи и послушать новую музыку. Теперь туда можно было бы поехать для того, чтобы повидать людей, которые мыслят и ненавидят предрассудки и фанатизм" [5]. То, что Вольтер относил Гольдони к числу людей, ради которых можно было поехать в Италию, — не подлежит сомнению.

Вольтер видел в Гольдони не бесстрастного живописца, регистратора внешнего мира, но творца, вмешивающегося в жизнь, стремящегося к ее исправлению, ибо жизнь в этом очевидно нуждалась. Вольтер особо подчеркивает воспитательное значение гольдониевских комедий. С точки зрения Вольтера и просветителей, в воспитании сограждан, в сущности, и заключается общественная роль театра: сделать их более разумными и добрыми. Под разумом и добром просветительская философия подразумевала прежде всего благоденствие большинства, личную свободу, возможность наслаждаться жизнью, этим высшим благом, даруемым природой. Вольтер безоговорочно истолковывает творчество Гольдони в духе практической и рационалистической философии Просвещения. Это-то идеологическое основание театра Гольдони привлекает Вольтера больше всего. Что касается чисто литературных его достоинств, то Вольтер ограничивается заслуженными, но общими комплиментами: "…каким естественным, любезным и приятным представляется мне ваш слог!" Пожалуй, важное другое замечание Вольтера, касающееся уже результатов творческих усилий Гольдони: "Вы вырвали свое отечество из рук Арлекинов". Иными словами, Вольтеру была ясна — еще к середине деятельности Гольдони — успешность его реформы, направленная на ниспровержение комедии дель арте, того главного — по мнению Гольдони и его единомышленников — препятствия на пути создания действенного современного театра. Такова точка зрения Вольтера.

Иначе оценивал гольдониевский театр Гоцци. Воздав должное способностям Гольдони (хоть мимоходом и посетовав не без язвительности: (Недостаток культуры и необходимость писать много пьес были, на мой взгляд, палачами этого талантливого писателя, которого я любил, в то же время жалея его") [6], Гоцци утверждает, что Гольдони "мог бы создать неувядающие итальянские театральные произведения, «если бы обладал критической способностью рассудка отличать, просеивать и выбирать собранные им мысли… Он не сумел или попросту не пожелал отделить возможное на сцене от недопустимого и руководствовался единственным принципом: истина не может не иметь успеха»" (Курсив наш. — Н. Т.). Тут Гоцци как бы уточняет свою характеристику Гольдони как "живописца природы". После подобной аттестации Гольдони можно было бы назвать "неразборчивым живописцем". Однако чуть дальше Гоцци, быть может, в полемическом раздражение, делает оговорку, начисто снимающую его же тезис об отсутствии "выбора" у Гольдони: "Нередко в своих комедиях он выводил подлинных дворян, как достойный образец порока, и в противовес им выставлял всевозможных плебеев, как пример серьезности, добродетели и степенства… может ли писатель настолько унизиться, чтобы описывать вонючие подонки общества? Как хватает у него решимости вывести их на театральные подмостки? И, в особенности, как дерзает он отдавать подобные произведения в печать?"

Следовательно, Гоцци, как и Вольтер, признает в конце концов, что Гольдони делал "выбор". И дело лишь в том, что выбор этот решительно не устраивал Гоцци. Если Вольтер приветствовал Гольдони за просветительский дух его комедии, усматривал в них призыв к сословному уравнению и торжество новой, буржуазной в своей основе, нравственности, свободной от теологических и идеалистических оснований, то Карло Гоцци как раз за это его и осуждал. Гоцци не хуже Вольтера и Гольдони понимал могущественные возможности театра. Далее в своем "Чистосердечном рассуждении и подлинной истории происхождения моих десяти театральных сказок" Гоцци писал: "Мы никогда не должны забывать, что театральные подмостки служат всенародной школой… Воспитание низших классов, которым в видах осторожности разрешаются власть имущими невинные театральные развлечения, должно заключаться в религии, усердном занятии своим ремеслом, слепом повиновении государю и преклонении главы перед прекрасным порядком общественной субординации, а вовсе не в пропаганде естественного права и ли провозглашении законов большинства с помощью жестокой тирании". Определеннее высказаться трудно. Все тирады о "неразборчивости" Гольдони не более чем маскировка. Ко времени написания "Чистосердечного рассуждения" (1776) уже нельзя было идти напролом в борьбе с просветительской идеологией, чтобы не прослыть ретроградом. Отсюда у Гоцци всяческие оговорки вроде: "Я не защищаю варварства…" и тому подобное.

Гоцци, если и не признает, как Вольтер, полной победы Гольдони "над Арлекинами", то есть над комедией дель арте, то, во всяком случае, не отрицает большого его успеха. "Я полагаю и, думается, не без оснований, — пишет Гоцци далее, — что причина успеха многих его произведений заключалась скорее в новизне театрального жанра, чем в их внутренних достоинствах". Прямо противоположное утверждал Вольтер. Залог победы Гольдони он усматривал прежде всего во "внутренних достоинствах" комедий.

* * *
В 1750 году, "Земную жизнь пройдя до половины", Гольдони сочиняет пьесу под названием "Комический театр". В какой-то степени ее можно рассматривать, по замечанию итальянского литературоведа профессора Франческо Флора, как "идеальное предисловие и послесловие" ко всей театральной деятельности Гольдони.

Ход рассуждения там таков: зритель устал от импровизированной комедии, где из спектакля в спектакль кочуют одни и те же слова и шутки; не успевает Арлекин открыть рот, как зритель готов уже подсказать, что будет дальше. Новая манера исполнять комедии характеров — введенная Гольдони — изменила требования, предъявляемые к актерам. Теперь уже надо не только знать текст, но и учиться его понимать, поскольку комедии характеров извлекаются из mare magnum [7] жизни. Неграмотный актер не может постичь ни один характер. Сегодня нужен актер "просвещенный". Декламация по старинке, полная антитез и риторики, уже не годится для исполнения комедий нового типа, "Французы строили свои комедии вокруг одного характера (делая это с большим искусством;, но итальянцы (то есть Гольдони. — Н. Т.) хотят видеть в комедии множество характеров. Они хотят, чтобы центральный характер был четко очерченным, новым и понятным зрителю и чтобы другие эпизодические персонажи также были наделены характерами". Действие не следует перегружать случайностями и неожиданностями. Мораль должна быть посыпана солью шуток и сдобрена комическими эпизодами. Концовку желательно делать неожиданной, но хорошо подготовленной. Долой характеры, оскорбляющие нравы! Долой всякие аллегории и намеки! Все это отнюдь не значит, впрочем, что "следует полностью отказаться от импровизированных комедий", учитывая, что в Италии существуют еще замечательные мастера этого театра, "которые по изяществу словесного своего умения не уступают сочинителям стихов". Еще не время полностью отменять маски, сперва следует научиться вводить их в общее течение комедийного действия сообразно с характерным их назначением. Такие "приноровленные" к общему комедийному действию маски не будут разрушать гармонии целого. Далее Гольдони весьма тактично замечает, что изобретенная им новая манера сочинять комедии очень трудна и выражает надежду на скорое "появление плодоносных талантов, которые усовершенствуют ее". Вместо того чтобы выходить на сцену и рассказывать зрителям, — как это делали все комики импровизированной комедии, — где они были и куда собираются дальше, актер обязан выступить с текстом, способным "разбудить самые сокровенные сердечные чувства, помочь зрителю осознать собственный характер". Этому требованию Гольдони придавал, видимо, серьезное значение, кладя его в основу лирических монологов. Комедии нельзя сочинять "без длительного изучения, постоянной практики и пристального наблюдения сцены, обычаев и народной психологии". Пора покончить с "грязными выражениями, непристойными намеками, двусмысленными разговорами, неприличными жестами, сладострастными сценками, подающими дурной пример". Актеры должны произносить сценический текст с той же естественностью, с какой говорят в жизни. Жесты должны соответствовать смыслу произносимого. На сцене могут появляться одновременно не три персонажа, что повелось со времени ошибочного толкования слов Горация "Nec quarta loqui persona laboret" [8], "но восемь и десять, лишь бы они были разумно введены".

Нет смысла задерживаться на многих соображениях и рекомендациях Гольдони по более частным поводам, вроде того, что: "публика не должна плевать с балконов в партер… не должна шуметь и свистеть" и тому подобное. Важнее отметить одно из существеннейших положений этой "драматизованной" поэтики: "Критическое жало комедии должно быть направлено на порок, а не на носителя порока. Критика не должна превращаться в сатиру".

Девизом поэтики Гольдони мог бы стать афористический заголовок сборника одного испанского драматурга XVII века "Развлекай, поучая" ("Deleitar aprovechando"). В основе комедийной системы Гольдони лежат: природа ("естественный" человек, которым руководит разум и природное чувство), mare magnum жизни и сценические законы. Существо же ее — понимание комедии как совокупности характеров, как "оркестра, а не солиста" (выражение профессора Франческо Флора). Тут главное, в чем расходится Гольдони и с комедией масок, и с классической французской комедией вольтеровского типа.

На Мольера часто ссылаются, как на одного из предшественников Гольдони по части создания комедии характеров. Это верно. Сам Гольдони неоднократно говорит об этом. И тем не менее разница между их комедиями не только значительная, но и принципиальная.

Возьмем одну из известнейших мольеровских комедий "Скупой". Основной задачей комедии является, согласно ее названию, изображение скупости с ее смешных сторон. Герой ее, Гарпагон — сгущенная скупость; он соединяет в себе все характерные черты этого порока, доведенные до комического предела. Интрига имеет второстепенное значение. Она развивается так, чтобы поставить Гарпагона в положение, обнаруживающее смешную сторону его страсти. Вся комедия построена так, что зрители приглашаются быть судьями одного Гарпагона. Поэтому по отношению к нему, как всегда бывает в подобного рода произведениях, позволено все: «ни в одном положении он не вызывает сочувствия»; он только смешон. Морализация в широком смысле не входила в задание автора. Как смешная комедия она и имела успех у зрителей, несмотря на карикатурность положения и механичность развязки.

Какая-то доля карикатурности, сгущения различных черт характера вокруг центральной страсти или слабости присутствует во всех главных комических персонажах Мольера: такова была комическая система его времени, им развитая и доведенная до совершенства; но из всех больших созданий Мольера тип Гарпагона в наибольшей степени воплотил в себе этот прием карикатурного сгущения.

Однако новое понимание театральной естественности, возникшее в XVIII веке, заставило рассматривать такую систему концентрации характера как погрешность против его подлинного изображения. Именно тогда "Скупой" Мольера встретил новое к себе отношение, весьма показательное для эпохи Просвещения. В своем письме к Даламберу о театре Жан-Жак Руссо остановился на этой комедии. В его оценке получило наглядное отражение противоречие между литературной системой Мольера и этическими нормами, присущими Руссо. Доказывая безнравственность пьесы, он остановился на конфликте между Гарпагоном и его детьми, в котором, естественно, симпатии зрителей привлекаются на сторону детей, несмотря на их более чем презрительное отношение к отцу. Руссо усмотрел в этом разрушение семейного начала: особенно он обрушился на одну сцену, в которой Гарпагон проклинает сына, а тот отвечает ему насмешливыми каламбурами.

Точка зрения Руссо отражает не только разницу между двумя этическими системами — классиков XVII века и радикальной философии XVIII века, но и удельный вес моральных норм в применении к оценкам литературных явлений. Гольдони, например, так говорит об этом в "Комическом театре": "Если центральный персонаж порочен, то он либо должен исправиться, либо сама комедия дурна… Коли хочешь вывести характер порочный… то сделай его эпизодическим, дабы оттенить характер добродетельный и тем пуще восхвалить добродетель и посрамить порок". К слову сказать, Гольдони в полном согласии с этим положением в абсолютном большинстве случаев предпочитает делать главными героями своих комедий положительные характеры. Выводя отрицательных героев, Гольдони предпочитает не доводить их до должного наказания, а по ходу действия привести к раскаянью и наставить на путь исправления.

Моральная озабоченность Гольдони не подлежит сомнению. Иногда эта озабоченность даже вредит: концовки некоторых его комедий бывают "розовыми", как "сказки с хорошим концом". Интерес уже удовлетворен, и басенное моралите в конце портит впечатление. Когда Гольдони выводит порочный характер, то порой он как бы спохватывается, словно не верит своим глазам, и начинает поспешно его "исправлять" без достаточной внутренней мотивировки. Гольдони слишком верил в добро, что побуждало его иногда быть непоследовательным и грешить против художественной правды. Однако в лучших пьесах он подводил героя к исправлению виртуозно. В качестве примера можно указать на блистательное разрешение кавалера Рипафратта от порока женоненавистничества ("Трактирщица").

Гольдони применяет моральные нормы не только к главному герою, но и к большинству остальных своих персонажей. Он и не мог поступать иначе, строя свои комедии на множественности характеров. Так, в "Трактирщице" два точнейшим образом разработанных характера (Мирандолина и Рипафратта) и два эскизно, но точно намеченных (маркиз и граф). В "Феодале" — целая серия (маркиз Флориндо, маркиза Беатриче, Розаура, депутаты коммуны).

Со множественностью характеров в комедиях Гольдони связаны некоторые формальные особенности его драматургии. Так, комедии Гольдони начинаются обычно без всякой подготовки. "Между мною и вами есть кое-какая разница!" — говорит маркиз Форлипополи графу Альбафьорита при поднятии занавеса. Происходит моментальное знакомство, как это и случается в обыденной жизни. Нам бросается в глаза прежде всего то, чем новый знакомец отличается от всех, кого мы знали раньше. Гольдони вводит своих героев не постепенно, а сразу. Персонажи Гольдони начинают с первой реплики говорить только им свойственным языком. Первое впечатление от знакомства подкрепляется всем дальнейшим движением пьесы. Понятно, что знакомство это углубляется, но Гольдони никогда не идет на обман, на "заметание следов" ради занимательности интриги. Характер как бы декларируется наперед. Это помогает сразу установить связи между вводимыми персонажами. Гольдони безбоязненно выкладывает все карты на стол. Он не запутывает зрителя постепенным их приоткрыванием. По-видимому, это связано и с конкретностью мышления Гольдони. Ему чужды абстракции, головоломки, придумывание хитроумных ходов. Он ценит прежде всего лица, предметы, жизненные анекдоты. Здесь в полной мере сказывается его фантастическая способность к перевоплощению, изображению, пересказу услышанного и увиденного. Не отсюда ли в его комедиях такие точные описания места, обстановки, в которой происходит действие? Гольдони понимает, что обстановка, в которой герои проводят большую часть жизни, иногда говорит о них больше, чем сами бы они могли сказать о себе.

Концовки Гольдони связаны, как кажется, с той же особенностью, что и его завязки. Гольдони любит собирать в последней сцене всех действующих лиц (за исключением чисто эпизодических). Дело в том, что он живописует прежде всего среду, состоящую из разных характеров, а не отдельную сильно индивидуализированную личность. В комедиях Гольдони характеры не представляются как нечто самоценное. Интерес они вызывают не изолированный, а именно в своей совокупности, социальные связи их интереснее, чем индивидуальные особенности. Гольдони составляет как бы "букет" таких точно подобранных характеров и под занавес преподносит его зрителю, — дескать, нате, любуйтесь и мотайте себе на ус!

Думается, что в силу той же особенности Гольдони чужд принципа карикатурного сгущения, чрезмерной концентрации характера (в чем, кстати, его не раз упрекали, приводя в пример Мольера). В комедийной системе Гольдони этот принцип вряд ли был бы уместен.

К примеру окарикатуривания Гольдони прибегает, но характер его карикатуры не мольеровского толка. Он достался ему по наследству от грубоватой карикатуры комедии дель арте. В том же Альбафьорите, купившем себе графский титул, больше от итальянской маски, чел от героя "Мещанина во дворянстве" Мольера. Последовательно преодолевая комедию дель арте, Гольдони вовсе не изжил (да и не собирался изживать) полностью ее традиции. И дело не только в том, что Гольдони сохранил некоторые маски (Панталоне. Доктор, Бригелла, Арлекин), переведя их, правда, в ранг современных ему типажей, но и оставил в ряде прозаических своих комедий место для актерской импровизации. Следы комедии масок сохранились и в ряде гольдониевских амплуа. Например, самое скучное и безликое, что было в комедии дель арте — любовники, хоть и претерпели известные изменения под пером Гольдони, но характерами так и не стали. Любая импровизированная комедия — это театр в театре. В ряде комедий Гольдони жизнь походила на комедию, в которой все устраивалось, как на сцене театра масок. Гольдони уничтожил комедию дель арте, но сохранил беззаботную ее текучесть.

* * *
По целеустремленности и неутомимости Гольдони был замечательным работником. Со времен Лоне де Вега мировая драматургия не знала такой творческой ярости. За вычетом не дошедшего до нас, им было создано: пять трагедий, шестнадцать трагикомедий, сто тридцать семь комедий, пятьдесят семь сценариев для импровизационной комедии, тринадцать либретто серьезных опер и сорок девять комических; два священных действа, двадцать интермедий, три фарса и три тома "Мемуаров", являющихся надежным комментарием к его жизни и творчеству. И это при том, что работать ему приходилось не для своей труппы, подобно Мольеру, а для хищных импресарио, для падкой на "новинки" капризной венецианской публики, для ссорящихся друг с другом, конкурирующих театров, да еще под улюлюканье недоброжелательной критики.

Работал он в чрезвычайной спешке. Многие свои вещи отдавал с письменного стола прямо в театр, не успевая их шлифовать. Иногда возвращался к ним снова уже спустя много лет, отделывая для печати. Только благодаря такой напряженной работе ему удалось стать реформатором итальянской национальной литературной комедии.

Это не значит, конечно, что Гольдони был совершенно одинок или что у него не было никаких предшественников. Идея реформировать итальянский театр, сделать его не местным достоянием отдельных областей-государств Апеннинского полуострова, но всеобщим, носилась в воздухе еще до появления первых гольдониевских комедий. Попытки реформировать театр делались и на основе предшествующей итальянской традиции литературной комедии, которая к XVIII веку совершенно захирела, и на основе комедии французского классицизма, главным образом театра. Мольера. Однако единичные попытки даже таких одаренных драматургов, как Николо Амента, Джироламо Джильи, Джован Баттиста Фаджуоли или Маффеи, ощутимых результатов не дали. В Италии по-прежнему господствовала комедия дель арте, впитавшая множество местных, провинциальных элементов. В свое время ей удалось соединить низовой буффонный элемент с новеллистическим и романическим миром литературной комедии XVI века. Сама эта литературная комедия (в вариантах Бибьены и Пьетро Аретино) дальнейшего развития не получила. Единственным живым театром стала импровизационная комедия. Но к началу XVIII века и она изжила себя и превратилась в тормоз для дальнейшего развития театрального искусства в Италии.

Эпоха Просвещения выдвинула перед театральным искусством совершенно новью требования: создать театр больших современных идеи, черпающих свое содержание из реальной жизни, способный ответить на духовные запросы времени. На пути такого театра стояла одряхлевшая комедия дель арте, выродившаяся и бессодержательное, чисто развлекательное зрелище. Надо было этот театр ниспровергнуть.

Гольдони повел атаку умно и осмотрительно. На первых порах он стал осваивать комедию дель арте, постепенно привнося в нее незнакомые ей качества. Прежде всего следовало отучить актеров от импровизации. Гольдони стал включать в свои пьесы-сценарии написанный литературный текст. Сначала в пределах одной роли, потом больше, так, постепенно, вытесняя импровизацию. Также поступил он с масками, ограничивая их количество и придавая им все более и более конкретное бытовое содержание.

Залогом успешности усилий Гольдони было то, что драматургические его поиски шли параллельно с поисками новых приемов актерского исполнения, сценической выразительности, освоением нового сценического языка, максимально приближенного к жилой разговорной речи. Простоты и естественности — вот чего требовал он от актера. Эти же принципы лежали в основе собственной его драматургии.

Комедия дель арте оказалось незаметно для себя самой "в плену" новой театральной системы. Она попросту в ней растворилась.

Бурное вмешательство Карло Гоцци в реформу Гольдони ничего принципиально не налепило. Ни теоретическая полемика, ни практика Гоцци уже не помогли возродить комедию дель арте. "Сказки для театра", которые Гоцци широковещательно подавал в доказательство жизненности импровизированной комедии, по существу, не были уже комедией дель арте. Верно, что они имели громкий, хоть и кратковременный успех. Верно, что в результате этого успеха огорченный неблагодарностью венецианской публики Гольдони покинул свой родной город и Италию, перебравшись в Париж, где и закончил свое существование в полнейшей бедности. Но реформа Гольдони восторжествовала, и созданная им система легла в основу национальной итальянской комедии. Гольдони "вырвал отечество из рук Арлекинов". Он проложил новые пути своему театру, завоевал сторонников в других европейских странах.

Театр Гольдони имел огромное значение не только для последующего развития итальянской драматургии, но и всей итальянской литературы. Реалистическое направление в итальянской литературе имеет своим предшественником именно Гольдони. Он завещал своим литературным потомкам интерес к "маленькому!" человеку, внешне незатейливым темам, неказистым случаям будничной жизни. В его творчестве простои народ впервые входит в большое искусство, Гольдони относился к этому народу, своим героям, с улыбчивым добродушием, желанием понять и полюбить. Эта этическая привлекательность гольдониевской драматургии поразила будущего автора лучшего итальянского романа XIX века "Обрученные" (чрезвычайно высоко оцененного А. С. Пушкиным) Алессандро Мандзони в бытность его в начало XIX века в Венеции. Мандзони восклицал: "А Гольдони?! Какой комический талант! Мольер заставляет смеяться, но иногда и ненавидеть своих персонажей; Гольдони заставляет улыбаться и любить". Мандзони пробыл в Венеции около года. Его письма и воспоминания, относящиеся к тому периоду, пестрят восторженными отзывами о самом городе, о простом венецианском народе, о его диалекте, который, по словам Мандзони, представлял собой "такую счастливую смесь слов женского, мужского и дактилического окончания". Можно предположить, что живя в Венеции, Мандзони прежде всего увлекся теми пьесами Гольдони, которые были написаны на диалекте и рисовали быт и нравы пестрого венецианского люда. Следы не только восхищения, но и тщательного изучения Гольдони, его умения живо описать народную жизнь, воспроизводить разговорный язык легко обнаружить в замечательной прозе Мандзони, в его "Обрученных".

Не меньшее воздействие оказало творчество Гольдони и на двух блистательных диалектальных поэтов Италии: миланца Порта и римлянина Белли.

У него они научились умению безошибочно использовать местный разговорный язык для воссоздания простонародных характеров, научились магии перевоплощения читателя в зрителя.

Из воспоминаний И. В. Анненкова ("Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 г.") мы знаем, что "Гоголь весьма высоко ценил итальянского писателя" и довольно часто посещал в то лето заезжую труппу, дававшую пьесы Гольдони. Существенно в этом свидетельстве И. В. Анненкова указание на причину частого посещения. Ходили они туда с Гоголем не ради "первой любовницы", "красавицы в полном смысле слова", не ради "очень хорошего jeune premier" [9], "«а более ради старика Гольдони, который, по весьма спокойному, правильному развитию сложных завязок в своих комедиях, составлял противоположность с путаницей и небывальщиной французского водевиля»". Объяснение Анненкова довольно невнятное, но смысл понять можно. По всей вероятности, Гоголю были по душе незатейливые, "берущие быка за рога" зачины гольдониевских пьес. Не так ли и сам Гоголь любил начинать свои комедии? "Не приходила сваха?" ("Женитьба"); "Что ты, оглох?" ("Утро делового человека"); "Что это у меня? точно отрыжка! вчерашний обед засел в горле…" ("Тяжба"); "Я пригласил вас, господа…" ("Ревизор"). Любая из них вполне бы устроила Гольдони. Вовсе не настаивая, по причине неуместности, на каких-либо параллелях между драматургией Гоголя и Гольдони, хочу только напомнить, что, судя по отрывку Гоголя "Рим" и описаниям итальянской жизни, которые он оставил в своих письмах, мир гольдониевских комедий был Гоголю люб и близок.

Весьма возможно, что связующим звеном между Гоголем и Гольдони был не кто иной, как Белли, другом и поклонником которого являлся Гоголь. Впрочем, тема эта уже совсем специальная и в гоголиане даже еще не поднятая. Интересна она тем, что решение ее могло бы помочь уяснению зачастую трудно уловимых литературных скрещений и взаимозависимостей. А они-то и превращают в конце концов движение всемирной литературы в единый творческий процесс.


Карло Гоцци (1720–1806)

"Вооружившись за мнимые заслуги похвалами, коих добиваются любыми средствами обман и лицемерие… Гольдони утверждал, что огромный успех его театральных пьес лучше всего свидетельствует об его действительных заслугах и что одно дело заниматься тонкой словесной критикой, а другое — писать вещи, всеми признанные и приветствуемые толпой на публичных представлениях… Тогда я, нисколько не чувствуя себя уязвленным, высказал однажды мысль, что театральный успех не может определять качества пьесы и что я берусь достигнуть гораздо большего успеха сказкой "О любви к трем апельсинам", которую бабушка рассказывает своим внучатам, переделав ее в театральное представление" [10].

Так — если верить словам Гоцци — родились его десять сказок для театра. Гоцци пытается уверить читателя, что начал он писать свои сказки (или "фьябы") "на спор", в чисто полемических целях, желая доказать противникам, что успехом, у публики будет пользоваться любой вздор, лишь бы он обладал качеством новизны: "Недоверчивые усмешки и колкости только разожгли мое упрямство и заставили меня приняться за это своеобразное испытание".

В 1760 году Гоцци написал свою первую театральную сказку "Любовь к трем апельсинам". После того как она была прочитана коллегам по академии Гранеллески и при общем веселье ими одобрена, Гоцци отдал пьесу знаменитому комику комедии дель арте Сакки. В дни зимнего карнавала 1761 года (25 января) она была показана венецианской публике с подмостков театра Сан Самуэле. "Неожиданная новизна и оригинальность этой сказки, переделанной для театра, которая в то же время была смешной пародией на сочинения Гольдони и Кьяри и заключала в себе кое-какой аллегорический смысл, произвела такой забавный и сильный переворот во вкусах публики, что оба писателя сразу увидели свое падение как бы отраженным в зеркале.

Кто мог предугадать, что эта искра фантастики сумеет испепелить увлечение теми сценическими представлениями, которые пользовались прежде таким успехом, и воспламенит интерес, продержавшийся в течение стольких лет, к веренице моих детских сказок? Но такова судьба!" — восклицает Гоцци. Увлекаясь рассказом о своем успехе, Гоцци не замечает, как он подправляет самого себя. Дело-то оказалось не просто в "новизне", не в том, что простодушного, невежественного зрителя (а Гоцци именно так оценивает его в своих "Бесполезных мемуарах") можно увлечь любым дурацким представленьем. Скорее всего уже с самого начала, то есть с пьесы "Любовь к трем апельсинам", Гоцци усматривал в театрализованной сказке огромные возможности для контрастного совмещения сказочного, реально-бытового и буффонного элементов. Это, так сказать, внешние, "стилистические" признаки найденного им жанра. Но это еще не самое трудное и, главное, не то еще, что может создать прочный успех фьябам. "Следует заметить, — пишет Гоцци в своих "Мемуарах", — что сказочный род театральных представлении, вызывающий интерес публики и удерживающийся на сцене, много труднее всех других жанров драматическихпроизведений. И если подобного рода пьесы обладают импонирующей, чарующей таинственностью, приковывающей внимание новизной и опьяняющим красноречием", они еще "никогда не произведут должного впечатления и не оправдают огромных затрат и труда наших бедных актеров". Чтобы произвести это "должное впечатление", они должны заключать в себе "философские мысли", "остроумную критику", "диалоги, исходящие из глубины души", и "прежде всего то очарование, благодаря которому для зрителей «невозможное становится реальным»". Стало быть, программные намерения Гоцци куда шире и серьезнее, чем это можно заключить из его собственного первоначального объяснения происхождения театральных фьяб.

Реальным людям Гоцци часто предпочитает маски, их "собирательные", обобщающие, порой даже символические возможности. Но, используя это наследие комедии дель арте, Гоцци идет по стопам ненавистного ему Гольдони: он наполняет эти маски определенным содержанием, а не просто "консервирует" их. По словам самого Гоцци, он наполняет их "строгой моралью и сильными страстями, нашедшими поддержку в прекрасном исполнении серьезных актеров".

Гоцци сумел вложить в свои театральные сказки очень многое, вплоть до собственных религиозных и моральных чувств (наряду с философской и литературно-театральной полемикой). Окружающая реальность ветла в чудесный мир сказок Гоцци, стала там предметом сатиры, пародии, эпиграммы, облачившись в фантастические одежды, что никак не мешало зрителю узнавать и конкретные личности, и персонифицированные идеи.

Первая из написанных сказок, "Любовь к трем апельсинам", дошла до нас в форме "Разбора по воспоминанию", то есть, в сущности, это сценарий, сопровождаемый авторскими замечаниями об пополнении и реакции зрителя. "Импровизированные" тексты в "Разборе" не приводятся. Гоцци сохранил лишь отдельные стихотворные реплики преимущественно пародийного характера и целиком привел пародийно-сатирическую сцену, в которой он вывел Гольдони (маг Челио) и Кьяри (фея Моргана). "Волшебники-драматурги" тщетно пытаются излечить принца Тарталью от скуки (Тарталья — аллегорическое изображение венецианского зрителя). Маг Челио изъясняется суконным адвокатским слогом (прозрачный намек на бывшую профессию Гольдони), фея Моргана говорит чрезвычайно напыщенно, пародируя язык аббата Кьяри.

Сам Гоцци в "Прологе" к этой сказке указывает, что "в выборе первого сюжета, взятого из самой пустой сказки, какие рассказывают детям, в грубости диалогов, действия и характеров, намеренно опошленных, я хотел высмеять "Перекресток", "Кухарок", "Кьоджинские перепалки" и многие другие плебейские и тривиальнейшие произведения синьора Гольдони". В самом деле, в этой, как ни в какой другой сказке Гоцци, литературно-пародийное задание выступает отчетливо. Однако, судя по сохранившимся в сценарии замечаниям, можно полагать, что Гоцци сплошь и рядом забывает о сатирическом издании и всецело отдается игре в "чудесное".

Театральная сказка для Гоцци — способ преобразования в чувственные аллегории страстей, идей, словом, всего того, что его интересует и волнует. Стихи, проза, итальянский язык и венецианский диалект сплетаются в этой игре для наиболее полного самовыражения. В последовавших за "Любовью к трем апельсинам" сказках литературно-пародийный момент очень сокращается, а иногда и вовсе снимается. В "Зеленой птичке" (1705), например, написанной в манере первой сказки, Гоцци вообще отказывается от всякой литературной полемики, направленной на развенчание театральной реформы Гольдони. В центре ее — обличение философии "себялюбия", теория "разумного эгоизма" Гельвеция (в лице Ренцо и Барбарины). Колбасник Труффальдино олицетворяет в ней восстание разума и буржуазного практицизма против веры и традиционной нравственности. Эта "антибуржуазная" сущность "Зеленой птички" с ее пафосом развенчания эгоизма была, к слову сказать, весьма оценена в последующие времена, когда исходный исторический критерий антибуржуазности Гоцци стал более или менее безразличен. Впрочем, такой же исторический курьез произошел с Гольдони: в конце XIX — начале XX века его не раз упрекали в сугубой буржуазности, мещанстве, забывая, что именно буржуазность делала его в свою историческую эпоху новатором и прогрессистом.

Замечательно в театральных сказках то, что полемика с современниками не является у Гоцци плодом "ума холодных наблюдений", но облекается, в чувство, плоть, выдумку. Когда Гоцци в своих драматических конструкциях шел от полемики, то он стремился стереть ее границы, стремился превратить сатиру и пародию в материал для фантазии наравне с другими чувствами и идеями, которые привносил в сказки.

Вторая театральная сказка Гоцци — "Ворон" (1761) — это уже не сценарий, Текст написан почти полностью, и большая его часть стихотворная. Импровизационные сцены с масками сведены к минимуму. Стилистически "Ворон" тяготеет к трагикомедии. В серьезных сценах Гоцци подымается до патетического слога. Гоцци как бы соблюдает в этой пьесе жанровую иерархию языка, связанную с системой классицизма. "Благородные" говорят стихами "высокого стиля", маски — бытовой прозой. Интересно, что в этой трагикомической сказке Гоцци, по существу, протягивает руку Гольдони. Правда, в одном только вопросе: что делать с масками? Гольдони, опровергая комедию дель арте, стремился уничтожить маски путем постепенного их "освоения", "подчинения" и в конце концов растворить их в новой комедии характеров. Гоцци, поступает точно таким же образом. Он наполняет маски нужным ему содержанием, пишет для них текст, но обставляет это другими аргументами: "Всякий, кто захотел бы помочь труппе Сакки и поддержать маски и импровизированную комедию, должен был бы поступить точно так же, чтобы не впасть в ошибку". В итоге, пусть против своего желания, Гоцци способствовал концу комедии масок в не меньшей степени, чем Гольдони.

"Король-Олень" (1702) — третья сказка Гоцци. В ней продолжаются поиски трагикомическою сказочного стиля. Литературно-полемический элемент тут вообще снимается. Роль масок сужается еще больше, и тексты их реплик в большинстве случаев написаны автором. Сюжет сказки крайне усложнен, и разрешение его приемами волшебных превращений не всегда мотивирован. Современная Гоцци критика отметила это свойство, хотя спектакль имел у публики, огромный успех. "В ней находили тысячу красот, — скромно пишет Гоцци, — которых я, написавший ее, никогда в ней не замечал. Ее считали аллегорическим зеркалом, изображающим тех монархов, которые, слепо доверяясь своим министрам, сами превращаются, благодаря этому, в чудовищные фигуры". Последнее замечание Гоцци, сделанное бесстрастным топом (хотите верьте, хотите нет!), важно. Надо полагать, что создание "аллегорического зеркала" и в самом деле входило в намерение автора: слишком уж часто проблема эта дебатировалась в тот век. Для Гоцци, защитника монархии, она не могла быть безразличной. Хотя, с другой стороны, понятна и жалоба Гоцци на тех критиков, которые буквально во всех ситуациях и во всех персонажах его сказок усматривали аллюзии и аллегории. Таков уж удел всех сказочных сюжетов.

Несмотря на успех первых трех сказок, ожесточенная полемика вокруг них не прекращалась. Противники Гоцци усматривали успех в красочности и изобретательности постановок, обилии чудесного, в игре актеров. "Они не признавали за автором ни технических знании, ни искусства вести действие, ни риторических красот, ни очарования стихотворного красноречия, ни серьезных нравственных понятии, ни ясной критической аллегории. Это побудило меня написать еще две сказки: "Принцессу Турандот" и "Счастливых нищих", в которых совершенно отсутствовало все чудесное, но которые не лишены ни внешней обстановочности, ни нравственных принципов, ни аллегории, ни сильных страстей и имели такой же огромный успех, как и первые пьесы. Этим я наглядно доказал правильность моих взглядов, не обезоружив, однако, моих противников".

В "Принцессе Турандот" (1762) Гоцци и в самом деле отказывается от "чудесного). Зато (не без влияния тогдашней литературной моды) вводит восточную экзотику. Фабула пьесы восходит к очень древнему фольклорному мотиву (три загадки, которые нужно разгадать под страхом смертной казни). Бытовал этот фольклорный мотив в античные времена (миф об Эдипе и Сфинксе). Часто встречается он и в эпоху средневековья в связи с другим мотивом: добывания жены. В XII веке гениальный поэт Низами использовал этот мотив в своей повести; повесть была перепечатана в сборнике "Персидских сказок", которым воспользовался Гоцци. Действие сказки происходит в фантастическом Пекине (кстати, действие "Короля-Оленя" отнесено на остров Цейлон, а действие пятой сказки — "Женщина-змея" — Гоцци отнес в столь же условный Тифлис). Восточный "колорит" гармонирует с фантастичностью действия и необычностью характеров. Импровизацию масок Гоцци допускает только в сценах сюжетно "нулевых", своего рода интермедиях. Зато трагический и чувствительный элемент нагнетается до предела. В пьесе множество резких сюжетных сдвигов, неожиданных поворотов.

Стилистически к этой сказке примыкает фьяба "Счастливые нищие" (1704). Фабула ее также восходит к распространенному мотиву: о добром короле, который переодевается нищим, чтобы неузнанным побродить среди подданных и выведать их нужды и правду о своих министрах. Сюжет этот часто встречается в различных сборниках сказок. Гоцци почерпнул его из "Тысячи и одной ночи" или из "Тысячи и одного дня". Оба сборника имели по времена Гоцци широкое хождение.

Оглушительный успех "Турандот" (24 октября 1702 г.) заставил главных противников Гоцци сложить оружие и признать себя побежденными. Гольдони и Кьяри покинули Венецию. Поле боя осталось за Гоцци.

Остальные театральные сказки Гоцци ("Зобеида", 1763; "Голубое чудовище", 1704; "Дзеим, царь джиннов, или Верная раба", 1705) написаны в ранней манере. Зрелищность и занимательность выходят там на первое место. Исключение составляет "Зеленая птичка", быть может, самая "памфлетная" из всего написанного Гоцци для театра. Осмеяние некоторых основных принципов просветительской философии было там настолько ядовитым, что, по словам автора, сняв рясу и надев маску, спектакли посещали монахи даже самых строгих орденов.

"Дзеим" явился последней театральной сказкой Гоцци. Он отказался от созданного им жанра и обратился к писанию пьес в "испанском вкусе", комедий "плаща и шпаги". За семнадцать лет (до распада труппы Сакки к 1782 г.) Гоцци написал двадцать три пьесы этого нового для себя (если не считать двух опытов 1752 г.) типа. Сюжеты для них он черпал в испанских комедиях Тирсо де Молина, Кальдерона и других драматургов XVII века. Гоцци подгонял их под господствующие вкусы венецианского зрителя. Трагикомическое начало, заложенное в самой поэтике испанской драматургии XVII века, давало Гоцци великолепные для этого возможности. Прежде всего пересмотру подвергались этические нормы: жесткий испанский кодекс чести заменялся смягченным итальянским, в духе куда более либерального, по части морали, просвещенного XVIII века. Разделение персонажей на две категории, "высших" и "низших", проводилось с большей определенностью. Жанровое единство испанской комедии расслаивалось на два механически соседствующих жанра (высокого — трагедийного и низкого — комедийного). Отсюда языковая закабаленность двух жанровых пластов в пределах одной новой испано-итальянской комедии. Это очевидная уступка тому жанровому восприятию, привитому системой классицизма, от которого Гоцци не мог избавиться даже в своих вольных театральных сказках трагикомического плана.

С другой стороны, в свои пьесы "в испанском вкусе" Гоцци вводит маски, вещь совершенно чуждую поэтике испанской комедии. Он оправдывает это желанием поддержать оставшихся комиков комедии дель арте и саму традицию комедии дель арте. Эклектичность и компромиссность "новой" манеры Гоцци становится от этого только еще более явной. В слабое оправдание Гоцци надо сказать, что в создании новой этой манеры он был не одинок и имел прямых предшественников. Еще с конца XVII века в Италии стали прививаться эти испано-итальянские гибриды. Известны, например, несколько рефундиций — переделок кальдероновской драмы "Жизнь есть сон" (последняя из дошедших относится к сороковым годам XVIII века).

Конец своей драматургической деятельности Гоцци объясняет развалом труппы Сакки и полным разрывом с ней. Объяснение верно только частично. Никакие склоки в этой когда-то блистательной труппе, никакой разрыв с ней, понятно, не заставили бы Гоцци отказаться от театра, с которым он был связан с юного возраста в качестве актера-любителя, если бы не ощущение творческого тупика, в который завели его компромиссные, по сути дела, принципы. Жанр трагикомедии, который он набрал во второй период творчества, неминуемо должен был привести Гоцци и к принятию тех этических и эстетических принципов, которые он не разделял и не пожелал разделить. Исторически жанр этот развивался в направлении мещанской буржуазной драмы. Нечего и говорить, что антибуржуазнейшему из драматургов XVIII века это было не по вкусу.

Отойдя от театра, Гоцци занялся подведением итогов. В 1795 году он издает (хотя написаны они были еще в 1780 г.) свои замечательные "Бесполезные мемуары", в которых излагает свою жизнь и свои театральные взгляды.

Живым и непреходящим в литературном наследии Гоцци остались его десять "Сказок для театра". Но он бросил их сочинять, будучи, казалось, на гребне успеха. Ничто не предвещало близкого конца этого столь блистательно разработанного им жанра. Появились подражатели. Сам Гольдони, сидя в Париже, попытался искать театрального счастья на ниве заклятого своего врага. Лишь виновник торжества вдруг решил, что им одержана пиррова победа. Гоцци сетовал на неизбежное одряхление жанра, могущую прискучить зрителю повторяемость, однообразие. "Пусть уж лучше публика тоскует по такого рода представлениям, чем скучает на них", — ссылался он на непостоянство вкусов венецианского зрителя. Причины, однако, были более существенными. Гоцци нанес поражение гольдониевской комедии в Венеции, но в других городах Италии Гольдони не был повержен. Его реформа оказалась прочной. Гоцци всерьез полагал, что он сумеет возродить комедию дель арте на новых основаниях. Ему нетрудно было убедиться, что собственной своей практикой он доказал историческую ее обреченность. Гоцци требовал прежде всего новизны, как залога успеха. Был и полный успех. Настоящий художник, Гоцци раньше многих своих врагов почувствовал не одряхление избранного им жанра как такового, а бесперспективность тех идеалов и того пафоса, которые он вкладывал в этот жанр. В атмосфере повсеместно нарастающих революционных событий сказочно оформленные притчи о "добрых королях и плохих министрах", развенчание новой морали, связанной с рвущимся вперед третьим сословием, защита патриархальной нравственности и былой общественной субординации уже не могли иметь подлинного и устойчивого успеха. Прибегать же к чисто постановочным уловкам, пускать пыль в глаза изобретательностью интриги и словесным фехтованием Гоцци считал ниже своего писательского достоинства. Литература и театр были для него слишком серьезным моральным и общественным делом.

Не случайно, что интерес к фьябам Гоцци возродился в совершенно другом культурно-историческом климате, в кругах немецких романтиков, начиная с Гете, Лессинга, Шиллера, братьев Шлегелей, Тика и кончая Шопенгауэром и Вагнером. С Гоцци их роднила вражда к буржуазному практицизму, культ фантастики и гротеска. Потому-то Симонд де Сисмонди замечал в своей "Истории литератур Южной Европы", что пьесы Гоцци не свойственны итальянскому духу, "скорее их можно принять за сочинение какого-нибудь немца; немцы и в самом деле приняли их с необычайным энтузиазмом; они перепечатали его фьябы в Германии и некоторые из них перевели на немецкий язык. Сегодня одни лишь немцы поддерживают репутацию Гоцци" [11].

Сисмонди не совсем точен. Театром Гоцци увлеклись и некоторые французские романтики, в частности, мадам де Сталь, Шарль Нодье, Филарет Шаль, Поль де Мюссе. А когда улеглись страсти, героическая эра буржуазии ушла в прошлое и на век Просвещения стали смотреть спокойнее, изменился взгляд и на фьябы Гоцци. У нас в России их высоко оценил А. И. Островский, а в XX веке Вс. Мейерхольд создал специальный журнал для пропаганды комедии дель арте, назвав его: "Любовь к трем апельсинам".

Привлекательной в Гоцци оказалась прежде всего поэтика его сказок, основанная на чудесном. В его фьябах даже история дается в Сказочном растворении. В них все рождается и умирает в атмосфере чуда.

Фьябы Гоцци своими корнями уходят в волшебную сказку и комедию дель арте. Несмотря на языковый пуризм в теории, слово для Гоцци — средство не всегда совершенное, Его безудержное "чудесное" нуждается в дополнительных средствах для достижения полной выразительности. Современным ревнителям "чистой театральности" Гоцци представляется, — как указывает профессор Франческо Флора, — "изобретателем нового сценического языка, основу которого составляет не только слово, но и ритм, и движение". По его же выражению: "Гоцци в театре XVIII века был примерно тем, чем стал Уолт Дисней для современного кинематографа: его природа очеловечивается и оживает с полнейшей свободой в бескрайних гиперболах и аллегориях".


Витторио Альфьери (1749-1803) 

"Свобода", "тирания", "смерть" - едва ли не простейшая лексическая формула всего трагедийного творчества Альфьери. За пятнадцать лет напряженной работы - с 1775 по 1790 год - им были написаны двадцать одна трагедия, из которых, впрочем, сам автор признавал девятнадцать, отказавшись включить в прижизненное собрание драматических сочинений "Клеопатру" и "Альцесту". С легкой руки Альфьери трагедии его принято делить по внешнему тематическому признаку на трагедии любви ("Клеопатра", "Филипп", "Розамунда", "Софонисба", "Октавия"), трагедии борьбы за трон ("Полиник", "Агамемнон", "Дон Гарсия", "Мария Стюарт"), трагедии семейных чувств ("Орест", "Антигона", "Меропа", "Альцеста"), трагедии внутренней борьбы ("Мирра", "Саул") и трагедии свободы ("Виргиния", "Заговор Пацци", "Тимолеон", "Агис", "Брут Первый", "Брут Второй"). Разделение весьма условное, так как, в сущности, все трагедии Альфьери являются прежде всего трагедиями свободы в ее противоборстве с тиранией и с разрешающей это противоборство смертью. Надо только условиться, что следует понимать под свободой и тиранией в контексте художественного мышления Альфьери.

Общее гражданственное направление драматического творчества Альфьери не вызывает сомнений. "Я твердо верю, - писал он, - что люди должны посещать театр, дабы научиться мужеству, великодушию, свободе, ненависти к насилию, любви к отечеству, пониманию своих прав, прямоте и самоотверженности". Из этого программного заявления с очевидностью вытекает то, что Альфьери предъявлял театру требования не только откровенно политического характера, но и требования морально-воспитательного порядка.

Современники и ближайшие потомки особенно ценили в Альфьери его пафос героической свободы и неукротимой ненависти к тиранам. В глазах борцов за национальное возрождение Италии Альфьери был выразителем общего идеала своих соотечественников. Он призывал к свержению тирании, установлению свободы и равноправия, освобождению родины от иноземцев и ее объединению. Многие из его трагедий воспринимались как четкая программа прямых политических действий. На то, что во многих конкретных частностях идеалы Альфьери значительно расходились с идеями итальянских якобинцев, внимания не обращалось. Моральная энергия его театра действовала безотказно. Потому-то и признавали его все итальянцы духовным отцом Рисорджименто, этого величайшего политического и идейного движения, которое привело Италию к национальной независимости.

В самом деле, по трагедиям Альфьери разбросано множество патриотических поучений, инвектив против политической несвободы, против разного рода властителей-тиранов. Одни из этих инвектив носят возвышенно-ораторский характер, другие - ядовито-сатирический. Сильное впечатление на современников производили напоминания Альфьери о благих античных временах, "когда люди, могущие установить тиранию силой, предпочитали быть равными своим согражданам, усматривая в этом больше чести и славы". В трагедии "Брут Второй" Альфьери подробно аргументирует эту мысль. Прежде чем решиться на крайнее средство - убийство тирана - Брут пытается склонить Юлия Цезаря на дарование свободы римскому народу, пытается убедить его, что лучше быть слугой народа, чем его хозяином. Республика равных - политический идеал Альфьери. "Быть может, - мечтал он, - когда-нибудь такая республика еще возродится в Италии". Иллюзорности и абстрактности мечтаний Альфьери современники не хотели замечать. Когда Альфьери говорил о возрождении театра наподобие античного и прибавлял, что это возможно только в условиях нации, а не "десятка разделенных мелких народов", то это воспринималось только как призыв к свободе родины. Гражданственно-патриотическое начало в творчестве Альфьери долго заслоняло все остальные идеи и чувства его трагической поэзии.

Между тем свобода родины - по словам одного итальянского критика - "лишь один только "акт" трагедии свободы, которая раздирала душу Альфьери". В сознании и чувствах Альфьери свободе (как абстрактной идее и всепоглощающей, почти чувственной страсти) противостоят природа, история, самое небо. Эта борьба между свободой и "несвободой" (тиранией в широком смысле слова) и есть внутренняя драма Альфьери, поэта и человека.

Историческая и практическая значимость альфьериевского понимания политической свободы весьма относительна. Дальше абстрактных мечтаний дело здесь не идет. Такие заявления, как: "Самым возвышенным и полезным фанатизмом, могущим способствовать появлению людей более здравомыслящих и добрых, было бы создание и распространение такой религии и такого Бога, которые бы под страхом самого сурового наказания ныне и в будущем повелевали бы людям быть свободными" (трактат "О тирании", 1777) - в сущности, великолепная по своей моральной красоте метафора, а не конструктивная историческая идея.

Вряд ли мог иметь прямую практическую ценность и такой совет Альфьери: "При тираниях надо либо душить собственных детей, едва они родились на свет, либо отдавать их в воспитательные дома, дабы не помышлять о вещах вульгарных". Или: "Кто при тираниях имеет жену и потомство, тот вдвойне раб: ибо степень порабощения находится в прямой зависимости от количества людей, за которых постоянно приходится дрожать". Совершенно очевидно, что в этих и подобных случаях речь идет не о политических идеях как таковых, а об озарениях трагической фантазии. Другое дело, что эти озарения могли подстегнуть к действию сильнее, чем логические построения. Альфьери сам неоднократно признавался, что "политика не мое искусство". И в то же время ни один политик-реалист в Италии того времени не сделал столько для распространения идей свободы, сколько сделал поэт Альфьери.

Для понимания взглядов Альфьери на призвание художника, да и для понимания идейного существа его трагедий весьма важен трактат "О государе и о словесности", написанный им в 1778 году. Суть его может быть выражена изречением самого Альфьери: "Открыто говорить о высоком - значит уже частично совершать". Трактат открывается посвящением: "Государям, которые не покровительствуют словесности" - ироническая благодарность властителям, которые, по крайней мере, не совращают литераторов.

С точки зрения Альфьери, "государь" это тот, "кто может достичь желаемого и желает того, что ему нравится". По несколько парадоксальной логике Альфьери, государь и свободный человек - это одно и тоже. Следовательно, в идеале можно было бы вообразить себе свободной общество, состоящее из одних "государей". Государь, способный любить истину, может, при наличии свободы, превратиться в идеального писателя. Словесность - это "самое благородное, самое возвышенное, самое святое, почти божественное занятие", и потому тот, кто не может свободно пользоваться своим даром, должен отказаться от писательства. Далее Альфьери устанавливает такую историческую шкалу: античные мифологические герои - это и есть поэты, правда, действующие, а не пишущие. Затем являются поэты, которые призывают к доблести, но уже не своими деяниями, а своими сочинениями. Назначение поэтов во всем подобно назначению святых и пророков (то есть, по заключительному стиху пушкинского "Пророка", - "Глаголом жечь сердца людей").

Награды, раздаваемые государями, развращают и унижают писателей. Те из поэтов, которые были выше государя по пророческой своей сути, принимая покровительство, становятся ниже его и позорят свое призвание. Отсюда определение истинной славы, которое дает Альфьери. Слава - это "то уважение, которое многие люди питают к одному человеку за пользу, им доставленную; те хвалы, которые общество ему расточает; то безмолвное восхищение, с которым на него смотрят; те улыбки, которыми с радостью его награждают; тот страх и косые взгляды, которые исподлобья бросают на него короли; та бледность, которой покрываются лица завистников; тот трепет сильных мира сего..."

Определение чувственное, а не логическое, похожее больше на тираду из трагедии, чем на пассаж трактата. Вот что такое истинная слава в глазах Альфьери, и, конечно же, речь идет о славе именно поэта. Только такая слава может быть единственной наградой поэту, "и тот, кто целью своего искусства полагает другие награды, никогда не будет настоящим писателем". Тут Альфьери снова возвращается к теме поэта-пророка, поэта-трибуна: "Смелые и истинные писатели - это почитаемые и божественные трибуны несвободных народов", и но должно быть им никакого дела до тех "академиков", которых властители содержат, "наподобие того, как два века назад они содержали шутов". В трактате "О государе и словесности" свобода предстает не как конкретная идея, а как выстраданное чувство поэта, и этот поэт - воплощение самого Альфьери.

У Альфьери антиномия свободы и тирании не разрешилась бы даже с завоеванием народами всех политических прав. Случись так, поэту пришлось бы вступить в героическую борьбу с тиранией природы, а потом и мироздания. Вся окружающая жизнь представляется ему сплошным кошмаром, сплошной тиранией. Если бы мир вдруг заселился героическими свободными гражданами, какие являлись Альфьери в поэтических его фантазиях, заселился бы его излюбленными плутарховскими героями, то и тогда Альфьери вряд ли обрел бы душевное равновесие. Альфьери обратился к трагедии не просто потому, что жанр этот соответствовал литературному вкусу, но прежде всего потому, что он давал наилучшую возможность выразить разлад между обособившейся индивидуальностью и окружающим миром. Оттого-то в трагедиях Альфьери персонажи более лиричны и менее объективны, чем персонажи великих трагедий прошлого. Отсюда начинался романтизм.

Из четырех трагедий Альфьери, помещенных в этом томе, только один "Брут Второй" посвящен непосредственно теме гражданской свободы. Сам Альфьери считал, что ни в какой другой своей трагедии ему не удавалось подчинить действия героя трагедии столь возвышенной мотивировке: всеподчиняющей страсти к свободе. Все другие помыслы и соображения у Брута отходят на второй план. Он всецело подчинен одной идее: добиться свободы для своего народа. Альфьери осложняет положение Брута тем, что делает его сыном Цезаря. Конфликт между сыновним и гражданским долгом, между личным восхищением военной и человеческой доблестью Цезаря и убеждением в пагубности его роли для свободы римского общества доведен Альфьери до высочайшего напряжения. Все действие трагедии, включая, казалось бы, чисто лирические линии (Брут - Порция), подчинено главному, да, в сущности, и единственному конфликту.

Любопытно, что эта обнаженная политическая тенденциозность трагедии Альфьери в десятые годы XIX века, в период нарастания карбонарского движения, стала предметом полемики. Один из пионеров итальянского романтизма, гражданского патриотического его крыла, Эрмес Висконти писал: "...заслуживает серьезного порицания тот, кто сегодня, следуя примеру Альфьери, написавшего трагедию "Брут Второй", позволит себе одобрить убийство Цезаря. Мы назовем такого писателя классицистом, потому что он оценивает заговор Брута, исходя из устаревших представлений... И мы назовем романтиком того, кто, напротив, основываясь на современных представлениях, осудит неосторожность этого предприятия и с сожалением отзовется о слепом усердии благонамеренных убийц". В самом деле, в момент, когда узкая заговорщицкая тактика отдельных карбонарских обществ была отвергнута историей, трагедия Альфьери оказалась "не ко двору".

А вот те трагедии Альфьери, где он, казалось бы, не проводит определенной политической тенденции ("Орест", "Мирра", "Саул"), оказались в центре внимания революционно-патриотически настроенного итальянского театра. "Саул", например, стал излюбленной трагедией итальянского зрителя эпохи Рисорджименто. Трагедия не сходила со сцены несколько десятков лет. В ней играли самые великие актеры века. Преданность Мелхолы долгу, предпочтение смерти за родину измене, жертвенность Мирры, избравшей смерть вместо позора, апофеоз дружбы (Орест и Пилад), торжество справедливости - все эти мотивы и чувства трех лучших трагедий Альфьери зазвучали со сцены итальянских театров симфонией гражданской и человеческой доблести, мужества, чести и патриотизма. Они явились гимном раскрепощению человеческих сердец и разума от тирании какого бы то ни было зла, от всего того, что сковывает свободную человеческую волю. В историческом контексте национально-освободительной борьбы моральные и часто абстрактные уроки Альфьери приобрели конкретный революционный смысл.


Н. Томашевский

Карло Гольдони

Слуга двух хозяев

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Панталоне дель Бизоньози, венецианский купец.

Клариче, его дочь.

Доктор Ломбарди.

Сильвио, его сын.

Беатриче Распони из Турина, в мужском костюме, под именем своего брата Федериго.

Флориндо Аретузи из Турина, ее возлюбленный.

Бригелла, хозяин гостиницы.

Смеральдина, служанка Панталоне.

Труффальдино, слуга Беатриче, потом Флориндо.

Слуга Панталоне.

Слуга в гостинице.

Двое носильщиков.

Другие слуги (без слов).


Действие происходит в Венеции.


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ


Сильвио, Панталоне, доктор, Клариче, Бригелла, Смеральдина, слуга Панталоне.


Сильвио (протягивая руку Клариче). Вот вам моя рука; с нею вместе отдаю вам и мое сердце.

Панталоне (к Клариче). Ну, ну, стыдиться нечего! Дайте и вы руку — и все тут. Вот теперь вы обручены, а затем мы живо вас повенчаем.

Клариче. Да, дорогой мой Сильвио, вот моя рука. Даю слово быть вашей женой.

Сильвио. А я обещаю быть вашим мужем.


Подают друг другу руки.


Доктор. Чудесно! Дело сделано. Теперь уж не разделаешь!

Смеральдина (в сторону). Ах, как хорошо! Мне самой до смерти захотелось того же.

Панталоне (Бригелле и слуге). Будьте свидетелями обручения дочери моей Клариче с синьором Сильвио, достойнейшим сыном нашего синьора доктора Ломбарди.

Бригелла (к Панталоне). Ну конечно, синьор кум. Я очень благодарен за честь, которую вы мне оказываете.

Панталоне. Вот видите! Я был сватом на вашей свадьбе, а вы будете свидетелем на свадьбе моей дочери. Мне не хотелось сзывать сватов, приглашать родственников. Да и синьор доктор в меня; мы любим все делать без шума, поскромнее. Закусим, повеселимся в своей компании, без помех. (К Клариче и Сильвио.) Что скажете, дети, так ладно будет?

Сильвио. Я хочу одного — быть поближе к моей милой невесте.

Смеральдина (в сторону). Еще бы! Это самое лучшее кушанье.

Доктор. Сын мой за блеском не гонится. Он юноша с добрым сердцем. Он любит вашу дочь, и больше ему ничего не нужно.

Панталоне. Сказать по правде, само небо судило быть этому браку. (К Сильвио.) Ведь если бы не умер в Турине синьор Федериго Распони, мой корреспондент, — а как вам известно, дочь моя была просватана за него, — то сна не досталась бы моему дорогому зятю.

Сильвио. Да, я смело могу назвать себя счастливцем. Не знаю, скажет ли то же самое про себя синьора Клариче.

Клариче. Вы несправедливы ко мне, дорогой Снльвио. Вы отлично знаете, как я вас люблю; лишь повинуясь отцовской воле, вышла бы я замуж за этого туринца. Сердце мое всегда принадлежало вам.

Доктор. Да, это так: уж если что-нибудь решено на небе, то это совершается путями неисповедимыми. (К Панталоне.) А как, собственно, умер Федериго Распони?

Панталоне. Его, беднягу, убили ночью… из-за сестры… или… не знаю хорошенько. Удар был такой, что он больше не поднялся.

Бригелла (к Панталоне). Это было в Турине?

Панталоне. В Турине.

Бригелла. Несчастный! Мне его так жалко!

Панталоне (Бригелле). Вы ведь знали синьора Федериго Распони?

Бригелла. Разумеется, знал! Я прожил в Турине три года. И сестру его знал. Умная девушка, смелая! Одевалась по-мужски, ездила верхом. Он прямо обожал свою сестру. Ах, кто бы мог подумать!

Панталоне. Э! Беда не ждет. Ну, да бросим говорить о печальном. Знаете, милейший Бригелла, о чем я хотел вас просить? Вы ведь любитель и знаток кухни. Не приготовите ли нам два-три блюда по своему вкусу?

Бригелла. Услужу с большим удовольствием. Не хвастаясь, скажу — у меня в гостинице все довольны, И молва такая идет, что нигде не кормят лучше, чем у меня. Сами увидите: будет что-то необыкновенное.

Панталоне. Отлично! Чтобы было этакое, знаете, с сочком, — чтобы можно было макать хлебец.


Стук в дверь.


Что это? Стучат. Посмотри-ка, Смеральдина, кто там?

Смеральдина. Сейчас. (Уходит.)

Клариче. Синьор отец, с вашего разрешения…

Панталоне. Погодите. Пойдем вместе. Узнаем, кто там.

Смеральдина (возвращается). Синьор, там слуга какого-то приезжего, к вам с поручением. Мне ничего не сказал. Должен, говорит, передать самому хозяину.

Панталоне. Впусти его. Поглядим, в чем дело.

Смеральдина. Сейчас приведу. (Уходит.)

Клариче. Я лучше уйду, синьор отец.

Панталоне. Куда?

Клариче. Да не знаю. К себе в комнату.

Панталоне. Э, нет, синьора, нет, оставайтесь тут. (Тихо, доктору.) Не хочется пока оставлять их наедине, обрученных-то!

Доктор (тихо, Панталоне). Правильно! Очень умно!


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ


Те же, Труффальдино и Смеральдина.


Труффальдино. Мое нижайшее почтение, синьоры! Какое прекрасное общество!

Панталоне (к Труффальдино). Кто вы такой, мой друг? Что вам угодно?

Труффальдино (к Панталоне, указывая на Клариче). Кто эта прекрасная синьора?

Панталоне. Моя дочь.

Труффальдино. Поздравляю вас.

Смеральдина (к Труффальдино). И к тому же невеста!

Труффальдино. Очень приятно! (Смеральдине.) А вы кто?

Смеральдина. Ее служанка, синьор.

Труффальдино. Поздравляю.

Панталоне. Ладно, синьор. К черту церемонии! Что вам от меня угодно? Кто вы? Кем посланы?

Труффальдино. Тише, тише, полегоньку. Три вопроса сразу не по силам бедному человеку.

Панталоне (тихо, доктору). По-моему, он немного придурковат.

Доктор (тихо, Панталоне). А по-моему, скорее, шут гороховый.

Труффальдино (Смеральдине). А вы невеста, ваша милость?

Смеральдина (вздыхая). Ах, нет, синьор!

Панталоне. Говорите, кто вы такой, или проваливайте…

Труффальдино (к Панталоне). Если вам нужно только знать, кто я такой, так я вам живо отрапортую это в двух словах. Я слуга своего хозяина. (Оборачиваясь к Смеральдине.) Итак, возвращаюсь к нашему разговору…

Панталоне. Да хозяин-то у вас кто такой?

Труффальдино (к Панталоне). Он приезжий и желает повидать вас. (Смеральдине.) Насчет невестиных дел еще поговорим.

Панталоне. Кто же этот приезжий? Как его зовут?

Труффальдино. Длинная история! Зовут его синьор Федериго Распони, он туринец, кланяется вам, приехал сюда на почтовых, стоит там, внизу, послал меня спросить, можно ли войти, и ждет меня с ответом.


Все изумлены.


Ну, еще что хотите знать? (Оборачивается к Смеральдине.) Поговорим теперь о себе.

Панталоне. Нет, подите сюда и говорите со мной. Какого черта вы там болтаете?

Труффальдино. А если вам надо знать, кто я, то я — Труффальдино Батоккьо из Бергамских низин.

Панталоне. Какое мне до вас дело? Повторите-ка еще раз, кто ваш хозяин. Боюсь, не ослышался ли я…

Труффальдино. Бедный старичок! Туг, должно быть, на ухо. Мой хозяин — синьор Федериго Распони из Турина.

Панталоне. Подите вы! Ошалели вы, что ли? Синьор Федериго Распони из Турина умер.

Труффальдино. Умер?

Панталоне. Ну да, умер, как есть наверняка! Жалко, да что поделаешь!

Труффальдино (в сторону). Черт возьми! Неужели мой хозяин помер? А ведь я его только что оставил внизу. Был живехонек. (Громко.) Вы это правду говорите, что он помер?

Панталоне. Самым решительным образом говорю, что умер.

Доктор. Да, истинно так — умер! Никаких сомнений!

Труффальдино (в сторону). Бедный мой хозяин! Должно быть, приключился несчастный случай какой-нибудь. (Громко.) С вашего позволения… (Раскланивается, собираясь уходить.)

Панталоне. Вам от меня ничего больше не нужно?

Труффальдино. Раз он помер, чего же еще? (В сторону.) Пойду взгляну, правда ли это. (Уходит.)

Панталоне. Как вы думаете, плут он или сумасшедший?

Доктор. Кто его знает; думаю, и то и другое вместе.

Бригелла. По-моему, он скорее придурковат. Он, ведь из Бергамо… Не думаю, чтобы он был плут.

Смеральдина. И смышленый к тому же! (В сторону.) Мне по вкусу этот чернявенький.

Панталоне. Но что он такое нес про синьора Федериго?

Клариче. Если б он в самом деле оказался здесь, это была бы для меня плохая новость.

Панталоне. Что за глупости! (К Клариче.) Как будто вы сами не видели писем!

Сильвио. Если даже он жив и действительно здесь, все равно он опоздал.

Труффальдино (возвращается). Удивляюсь, синьоры. Так с бедным человеком не поступают. Нехорошо обманывать приезжего человека. Это недостойно порядочных людей, и я потребую ответа!

Панталоне (в сторону). Говорил я, что он полоумный. (Громко.) Что такое? Что вам сделали?

Труффальдино. Вздумали уверять меня, будто синьор Федериго Распони помер!

Панталоне. Ну, и что же?

Труффальдино. Ну, и то же! Он жив, здоровешенек, в полном уме и в полном благополучии. Он желает приветствовать вас, если позволите.

Панталоне. Синьор Федериго?

Труффальдино. Синьор Федериго.

Панталоне. Распони?

Труффальдино. Распони.

Панталоне. Из Турина?

Труффальдинo. Из Турина.

Панталоне. Ступайте в больницу, сынок, вы не в своем уме.

Труффальдино. Черт побери! Из-за вас я начну ругаться, как игрок. Да говорят же вам, что он здесь, в доме, в зале, пропади вы пропадом!

Панталоне. Вот я ему сейчас накостыляю по шее!

Доктор. Нет, синьор Панталоне, погодите. Сделаем так: велите ему попросить сюда того самого, кого он принимает за Федериго Распони.

Панталоне. Ну-ка, зовите его сюда, этого воскресшего покойника.

Труффальдино. Что он умер и воскрес — возможно… Не возражаю. Но сейчас он жив, и вы его увидите своими главами. Пойду позову его. (К Панталоне, сердито.) А вам впредь нужно научиться, как вести себя с приезжими, с людьми, моего положения, с почтенными бергамцами. (Смеральдине.) С вами, девушка, поговорим особо. (Уходит.)

Клариче (тихо, к Сильвио). Сильвио, я вся дрожу.

Сильвио (тихо, к Клариче). Не волнуйтесь. Что бы ни случилось, вы будете моей.

Доктор. Сейчас узнаем правду.

Панталоне. А может быть, это какой-нибудь мошенник, вздумавший морочить меня сказками?

Бригелла. Ведь я же говорил вам, куманек, что знал синьора Федериго. Вот мы сейчас и увидим, он это или не он.

Смеральдина (в сторону). А чернявенький с лица не похож на лгуна. Попробую, не удастся ли мне… (Громко.) С вашего разрешения, синьоры… (Уходит.)



ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ


Те же и Беатриче в мужском костюме, под именем Федериго.


Беатриче. Синьор Панталоне, любезность, восхищавшая меня в ваших письмах, решительно не соответствует вашему личному обращению со мной. Я посылаю слугу с приказанием доложить обо мне, а вы заставляете меня дожидаться на улице, удостоив приглашением только через полчаса.

Панталоне. Простите… Но кто вы, синьор?

Беатриче. Федериго Распони из Турина, к вашим услугам.


Все изумлены.


Бригелла (в сторону). Что я вижу? Что это за шутки? Ведь это не Федериго, это синьора Беатриче, его сестра. Посмотрим, к чему клонится этот обман.

Панталоне.Я изумлен… Рад видеть вас живым и здоровым, после того как мы получили такие дурные вести о вас. (Тихо, доктору.) Но, знаете, я все еще не верю.

Беатриче. Я знаю: вам сообщили, будто я убит на поединке. Благодарение богу, я был только ранен и, едва оправившись, решил ехать в Венецию, как мы с вами давно уговорились.

Панталоне. Не знаю, что и сказать вам. С виду вы порядочный человек; но у меня имеются совершенно несомненные и определенные сведения, что синьор Федериго умер; так что, видите ли… если вы не представите мне доказательств обратного…

Беатриче. Ваши сомнения совершенно законны. Я понимаю, что должен удостоверить свою личность. Вот четыре письма от ваших друзей и корреспондентов; одно из них — от директора нашего банка. Вы увидите подписи и убедитесь, что я не обманщик. (Подает Панталоне четыре письма, тот их читает.)

Клариче (к Сильвио). Ах, Сильвио, мы погибли!

Сильвио (тихо, к Клариче). С жизнью расстанусь, но не с вами!

Беатриче (увидев Бригеллу, в сторону). Ах, Бригелла! Какой черт принес его сюда? Он меня, конечно, узнал. Как бы сделать, чтобы он меня не выдал? (Громко, Бригелле.) Друг мой, мы как будто знакомы.

Бригелла. Ну да, синьор, вы разве не помните по Турину Бригеллу Кавикьо?

Беатриче. Да, да, теперь припоминаю. (Подходит к Бригелле.) Что вы делаете в Венеции, голубчик? (Тихо, Бригелле.) Ради бога, не выдавайте меня.

Бригелла (тихо, к Беатриче.) Будьте покойны. (Ей же, громко.) Содержу гостиницу, к вашим услугам.

Беатриче. О, это кстати! Так как я знаю вас, то в вашей гостинице и остановлюсь.

Бригелла. Сделайте милость. (В сторону.) Какая-нибудь контрабанда, не иначе.

Панталоне. Я все просмотрел. Разумеется, эти письма рекомендуют мне синьора Федериго Распони, и, раз он мне их предъявляет, приходится верить, что он тот, о ком говорится в этих письмах.

Беатриче. Если у вас осталось малейшее сомнение, здесь налицо мессер Бригелла; он меня знает и может удостоверить вам мою личность. (Тихо, Бригелле.) Получишь десять дублонов.

Бригелла. Это действительно Федериго Распони. (В сторону.) За десять дублонов как не удостоверить!

Панталоне. Ну, если так, если, помимо писем, за вас ручается и мой кум Бригелла, в таком случае, дорогой синьор Федериго, я рад за вас и прошу простить мне мои сомнения.

Клариче. Синьор отец! Стало быть, это и в самом деле синьор Федериго Распони?

Панталоне. Ну да, это он.

Клариче (тихо, к Сильвио). Несчастная я! Что же теперь с нами будет?

Сильвио (тихо, к Клариче). Не бойтесь, говорю вам, вы моя, и я сумею вас отстоять.

Панталоне (тихо, доктору). Что скажете, доктор? Вот не в пору явился!

Доктор.Accidit in punto, quod non contiugit in anno[12].

Беатриче (указывая на Клариче). Синьор Панталоне, кто эта синьора?

Панталоне. Это Клариче, моя дочь.

Беатриче. Предназначенная мне в супруги?

Панталоне. Да, синьор, она самая. (В сторону.) Ну и попал же я в переделку!

Беатриче (к Клариче). Синьора, позвольте засвидетельствовать вам мое почтение.

Клариче (сдержанно). Покорная слуга ваша…

Беатриче (к Панталоне). Не слишком-то горячо принимает она меня.

Панталоне. Что поделаешь? Такая уж она застенчивая от природы.

Беатриче (к Панталоне, указывая на Сильвио). А этот синьор — ваш родственник?

Панталоне. Да, синьор, мой племянник.

Сильвио (к Беатриче). Нет, синьор, я вовсе не племянник, я жених синьоры Клариче.

Доктор (тихо, к Сильвио). Молодец! Не уступай! Стой на своем, только не горячись.

Беатриче. Как! Вы жених Клариче? Разве она не мне предназначена?

Панталоне. Тише, тише! Сейчас я все объясню. Дорогой синьор Федериго, так как мы думали, что с вами действительно случилось несчастье и вас уже нет на свете, то ничего не было дурного в том, что я обручил свою дочь с синьором Сильвио. Но вы подоспели вовремя. Клариче ваша, если вы того желаете. От своего слова я не откажусь. Синьор Сильвио, не знаю, что сказать вам. Вы видите сами, что получилось. Вы слышали мое объяснение, и вам не приходится жаловаться на меня.

Сильвио. Но не согласится же синьор Федериго взять в жены девушку, отдавшую руку другому!

Беатриче. О, я не так щепетилен… Возьму, все равно. (В сторону.) Кстати и позабавимся немного.

Доктор (в сторону). Вот так муж — по новейшей моде! Хорош!

Беатриче. Надеюсь, синьора Клариче не откажется от моей руки?

Сильвио. Вот что, синьор! Вы опоздали. Синьора Клариче должна быть моею. Не тешьте себя надеждой, что я уступлю ее вам. Если синьор Панталоне станет мне перечить, я сумею ему отомстить. А кто захочет получить Клариче, должен будет отнять ее у этой вот шпаги. (Уходит.)

Доктор (в сторону). Молодчина, черт возьми!

Беатриче (в сторону). Ну, нет, умирать такой смертью я не согласна.

Доктор. Синьор, ваша милость, право же, несколько опоздали. Синьора Клариче выйдет замуж за моего сына. Закон говорит ясно: «Prior in tempore, patior in jure» [13]. (Уходит.)

Беатриче (к Клариче). Но вы-то, синьора невеста, неужели ничего не скажете?

Клариче. Скажу, что вы приехали мне на горе. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ


Панталоне, Беатриче, Бригелла, потом слуга.


Панталоне (хочет бежать за Клариче). Ах ты пустомеля! Ты что это болтаешь?

Беатриче. Стойте, синьор Панталоне! Мне ее жалко. Не будьте так суровы. Со временем я надеюсь заслужить ее расположение. А пока займемся нашими счетами. Это, как вам известно, тоже одна из причин моего приезда з Венецию.

Панталоне. Счета наши все в порядке. Я покажу вам текущий счет; деньги у меня в наличности; рассчитаемся, когда вам будет угодно.

Беатриче. Мне удобнее будет зайти попозже; а сейчас, если позволите, я пойду с Бригеллой и займусь кое-какими мелкими делами. Он знает город и поможет мне в этом.

Панталоне. Распоряжайтесь, как вам заблагорассудится; и если что понадобится, только прикажите.

Беатриче. Я был бы вам очень признателен, если бы вы дали мне немного денег. Я не хотел брать их с собою, чтобы не потерять на размене.

Панталоне. С удовольствием, сделайте одолжение! Кассира сейчас нет, но, как только он явится, я пришлю деньги вам на дом. Ведь вы остановитесь у моего кума Бригеллы?

Беатриче. Разумеется. Сейчас иду к нему. А потом пришлю к вам слугу. Он человек вполне надежный, ему можно довериться во всем.

Панталоне. Великолепно. Сделаем, как велите; а если пожелаете у меня отобедать, весьма обяжете.

Беатриче. Благодарю вас. Только не сегодня, В другой раз с большим удовольствием.

Панталоне. Значит, будем вас ждать.

Слуга (к Панталоне). Синьор, вас спрашивают.

Панталоне. Кто?

Слуга. Да там… не знаю… (Тихо, к Панталоне.) Что-то у нас неладно.

Панталоне. Сейчас иду. С вашего разрешения. Простите, что не провожаю вас. Бригелла, вы свой человек. Услужите синьору Федериго.

Бригелла. Положитесь на меня.

Панталоне. Мне нужно идти. До свиданья. (В сторону.) Лишь бы не вышло какой-нибудь чертовщины! (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ


Беатриче и Бригелла.


Бригелла. Нельзя ли узнать, синьора Беатриче…

Беатриче. Тише, ради бога! Не выдавайте меня. Бедный брат мой умер, убитый рукою Флориндо Аретузи или кем-то другим, но из-за него же. Вы помните, конечно, что Флориндо полюбил меня, а мой брат ни за что не хотел, чтобы я отвечала ему взаимностью. Я не знаю, как у них вышла ссора, но Федериго умер, а Флориндо, боясь судебного преследования, скрылся и даже не мог попрощаться со мной. Видит бог, какое горе причинила мне смерть бедного моего брата и как оплакивала я его! Но ведь его не воскресишь, а я в отчаянии, что потеряла Флориндо. Зная, что он бежал в Венецию, я решила последовать за ним, переодевшись в платье моего брата, и захватила его рекомендательные письма. И вот я здесь, в надежде, что найду своего возлюбленного. Эти письма, а еще более ваше свидетельство заставили синьора Панталоне поверить, что я Федериго. Мы с ним подведем счета, я получу с него деньги и тогда смогу помочь Флориндо, если потребуется. Видите, куда заводит любовь! Посодействуйте же мне, дорогой Бригелла, помогите! Я щедро вознагражу вас.

Бригелла. Все это хорошо, но мне не хотелось бы, чтобы из-за меня синьор Панталоне доверчиво расплатился наличными, а потом остался бы в дураках.

Беатриче. Почему же в дураках? Разве я не имею права наследовать брату?

Бригелла. Так-то оно так! Но почему вы не хотите открыться?

Беатриче. Если я откроюсь, ничего не выйдет. Панталоне первым делом захочет стать моим опекуном, все начнут наставлять меня, что одного нельзя, другое нехорошо, и все такое, а я желаю быть свободной. Но моя игра продлится недолго. Поэтому — терпение! А тем временем что-нибудь выяснится.

Бригелла. По правде сказать, синьора, вы всегда немного чудили. Ну, да уж положитесь на меня; будьте покойны, я вам услужу.

Беатриче. Пойдемте к вам в гостиницу.

Бригелла. А где ваш слуга?

Беатриче. Он сказал, что будет ждать меня на улице.

Бригелла. Где это вы раздобыли такое чучело? Ведь он слова сказать толком не умеет.

Беатриче. Наняла его в пути. Он иной раз кажется придурковатым, но на деле совсем не таков; что же касается верности — жаловаться мне не приходится.

Бригелла. Верность — это первое дело! Пойдемте, я вас устрою. Вот ведь что только не наделает любовь!

Беатриче. Это еще что! Из-за любви бывают вещи похуже. (Уходит.)

Бригелла. Так! Для начала недурно. Посмотрим, что будет дальше. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ


Улица с видом на гостиницу Бригеллы. Труффальдино, один.


Труффальдино. Надоело мне ждать, не могу больше! С этим моим хозяином много не наешь, да и немного-то пока дождешься — навздыхаешься. На городских часах уже полчаса назад пробило полдень, а в животе у меня полдень пробило два часа назад. Хоть бы знать главное: где мы жить будем? Другие ведь только приедут в город, прямо в харчевню. А мой-то синьор не так: бросил сундуки в почтовой лодке, а сам кинулся с визитами, забыв бедного слугу. Раз нас учат, что надо служить хозяевам с любовью, нужно и хозяевам внушать, чтобы они имели сколько-нибудь жалости к слугам. Вон тут гостиница. Пойти разве взглянуть, не найдется ли пожевать чего-либо? А что, если хозяин станет искать меня? Ну и пусть! Сам виноват. Надо же иметь совесть. Пойду… Да, но я забыл, есть одно маленькое препятствие: ведь у меня нет ни гроша. Ох, бедный Труффальдино! Вместо того чтобы быть слугой, черт возьми, лучше бы ты занялся… А чем? Я ведь, слава богу, ничего не умею делать!


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ


Труффальдино, потом Флориндо, прямо с дороги; за ним носильщик сундуком на плечах.


Носильщик. Говорят вам, не могу я больше: такой тяжелый, что, того и гляди, раздавит…

Флориндо. Да вот же вывеска: не то харчевня, не то гостиница. Что же ты, четырех шагов сделать не можешь?

Носильщик. Помогите, сейчас сундук уроню.

Флориндо. Я же говорил, что не донесешь: ты слишком слаб. Совсем дохляк. (Поправляет сундук на его плечах.)

Труффальдино (в сторону, глядя на носильщика). Нельзя ли тут заработать десять сольдо? (К Флориндо.) Синьор, не прикажете ли мне чего? Не могу ли услужить вам?

Флориндо. Милый человек, помогите снести этот сундук в гостиницу.

Труффальдино. Мигом! Давайте мне! Вот как это делается. Пошел вон! (Подставляет спину под сундук, перехватывает его на себя и пинком ноги валит на землю носильщика.)

Флориндо. Молодчина!

Труффальдино. И весу-то в нем никакого. (Входит в гостиницу с сундуком.)

Флориндо (носильщику). Вот видишь, как надо?

Носильщик. Я так не могу. Я пошел в носильщики с горя, я ведь из порядочной семьи.

Флориндо. А чем занимается твой отец?

Носильщик. Отец мой? Драл шкуру с овец на городской живодерне.

Флориндо (в сторону). Дурак, и больше ничего! (Направляется в гостиницу.)

Носильщик. Ваша милость, позвольте.

Флориндо. Что такое?

Носильщик. Деньги за доставку.

Флориндо. Сколько же дать тебе за десять шагов? (Показывает в глубь сцены.) Вот она, почтовая лодка!

Носильщик. Я считаю не шаги, а деньги. (Протягивая руку.) Пожалуйте.

Флориндо (кладет ему в руку монету). Вот тебе пять сольдо.

Носильщик (продолжая держать руку). Прибавьте!

Флориндо (кладет вторую монету). Ну, и терпение же надо с ним! Вот тебе еще пять.

Носильщик. Прибавьте.

Флориндо (дает ему пинка). Надоел!

Носильщик. Вот теперь получил сполна. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ


Флориндо, потом Труффальдино.


Флориндо. Разные бывают вкусы. Ему только пинка не хватало! Ну-ка, поглядим, что это за гостиница…

Труффальдино. Синьор, все устроено.

Флориндо. А как гостиница?

Труффальдино. Отличная, синьор. Хорошие кровати, прекрасные зеркала, кухня превосходная, а запах от нее — сердце радуется! Я уже сговорился со слугой. Вас примут, как короля.

Флориндо. А вы чем занимаетесь?

Труффальдино. Я слуга.

Флориндо. Венецианец?

Труффальдино. Нет, не венецианец, но подданный Венеции. Я из Бергамо, к вашим услугам.

Флориндо. Сейчас вы служите у кого-нибудь?

Труффальдино. Сейчас? По правде сказать, нет.

Флориндо. Хозяина, значит, у вас нет?

Труффальдино. Да вот, как видите: сейчас хозяина не имеется. (В сторону.) Я не соврал: сейчас здесь хозяина моего правда ведь нет.

Флориндо. Хотите поступить ко мне?

Труффальдино. К вам? Отчего же! (В сторону.) Если условия лучше, я не прочь сменить ливрею.

Флориндо. По крайней мере, на время, пока я в Венеции.

Труффальдино. Идет. А сколько вы мне положите?

Флориндо. А сколько вы просите?

Труффальдино. Да, видите ли, мой хозяин, которого тут нет, платил мне по филиппо в месяц, не считая квартиры и харчей.

Флориндо. Хорошо, я вам дам столько же.

Труффальдино. Надо бы маленько прибавить.

Флориндо. Какой же прибавки вы хотите?

Труффальдино. Да хоть еще сольдишко в день на табак.

Флориндо. Хорошо! Дам вам и на табак.

Труффальдино. Ну, если так, то иду к вам в услужение.

Флориндо. Только я хотел бы иметь о вас справку.

Труффальдино. Справку? Пожалуйста. Для этого вам стоит съездить в Бергамо, там вам про меня всякий расскажет.

Флориндо. А в Венеции нет никого, кто бы вас знал?

Труффальдино. Я только сегодня утром приехал, синьор.

Флориндо. Ну, ладно! Вы мне кажетесь честным малым. Возьму вас на испытание.

Труффальдино. Испытайте — и увидите!

Флориндо. Прежде всего надо узнать, нет ли для меня на почте писем. Вот полскудо; сходите на туринскую почту и спросите, нет ли там писем на имя Флориндо Аретузи. Если есть, возьмите и принесите мне немедленно, — буду вас ждать.

Труффальдино. А вы пока закажите обед.

Флориндо. Да, да, отлично, закажу. (В сторону). Забавный малый! Он мне нравится. Попробуем, каков будет на деле. (Входит в гостиницу.)


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ


Труффальдино, потом Беатриче и Бригелла.


Труффальдино. На сольдо в день больше — это составляет тридцать сольдо в месяц. А ведь я соврал, будто у того получал по филиппо. Он мне платит только по десять паоло. Может быть, десять паоло и составляют один филиппо, но наверняка не знаю. Да и потом, что-то этого туринского синьора больше не видать. Полоумный какой-то! Мальчишка без бороды и без разума. Ну его совсем! Пойду-ка на почту для этого синьора… (Идет и сталкивается с Беатриче.)

Беатриче. Хорош! Так-то ты меня ждешь?

Труффальдино. Я здесь, синьор. Все время поджидал вас.

Беатриче. Зачем ты ждешь меня здесь, а не на улице, как я тебе приказал? Я нашел тебя здесь только случайно.

Труффальдино. Я тут прогуливался, чтобы заглушить голод.

Беатриче. Ну, вот что: ступай-ка сейчас к почтовой лодке. Возьми мой сундук и снеси в гостиницу мессера Бригеллы.

Бригелла. Вот она, моя гостиница; ошибиться нельзя.

Беатриче. Ну, живо! Буду ждать тебя здесь.

Труффальдино (в сторону). Черт! В ту же гостиницу!

Беатриче. Погоди. Кроме того, сходи на туринскую почту и спроси, нет ли для меня писем. И даже так: спроси, нет ли писем для Федериго Распони и для Беатриче Распони. Со мной должна была приехать сестра, но по нездоровью задержалась в имении. Может быть, какая-нибудь подруга написала ей сюда, — так вот, посмотри, нет ли писем на ее или на мое имя.

Труффальдино (в сторону). Не знаю, как и быть. Запутался вконец.

Бригелла (тихо, Беатриче). Как же это так? Вы ждете писем и на настоящее ваше имя, и на подложное, хотя уехали тайком?

Беатриче (тихо, Бригелле). Я велела преданному слуге, который распоряжается всем в моем доме, написать мне; и не знаю теперь, на какое имя он напишет. Но пойдемте. Там будет удобнее рассказать вам все подробно. (К Труффальдино.) А ты ступай живо на почту и к лодке. Возьми письма, получи сундук и вели принести его сюда, в гостиницу. Я жду! (Входит в гостиницу.)

Труффальдино (Бригелле). Вы хозяин гостиницы?

Бригелла. Я, я! Желаю здравствовать. Не сомневайтесь — кормить вас буду отлично. (Входит в гостиницу.)


ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ


Труффальдино, потом Сильвио.


Труффальдино. Ну и дела! Столько людей ищет себе места, а я нашел сразу два. Но что же мне теперь делать? Не могу же я служить двоим сразу. Нет? А почему нет? Разве не славно было бы служить обоим, получать два жалованья и иметь двойные харчи? Славно, очень славно, если только не заметят. А если заметят, тогда что? Не беда! Один прогонит, останусь при другом. Честное слово, надо попробовать. Хоть денек, да попробую. Ловкая в конце концов будет штука! Ну, смелее! Прежде всего отправимся на почту для обоих! (Идет.)

Сильвио (в сторону). Это слуга Федериго Распони. (К Труффальдино.) Послушайте!

Труффальдино. Синьор?

Сильвио. Где ваш хозяин?

Труффальдино. Хозяин мой? Здесь, в гостинице.

Сильвио. Подите немедленно к нему и скажите, что мне нужно поговорить с ним. Если он человек честный, то пусть выйдет сюда, я жду его.

Труффальдино. Но, дорогой синьор…

Сильвио (повышая голос). Ступайте немедленно!

Труффальдино. Да видите ли, мой хозяин…

Сильвио. Без всяких возражений, черт вас возьми!

Труффальдино. Да которого звать-то?

Сильвио. Живо, не то отколочу!

Труффальдино. Ничего не понять… Пошлю первого, которого найду. (Входит в гостиницу.)


ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ


Сильвио, потом Флориндо и Труффальдино.


Сильвио. Нет! Возможно ль стерпеть, чтобы соперник всегда торчал у меня на глазах? Если Федериго удалось однажды избежать смерти, то не всегда так будет. Или пускай начисто откажется от Клариче, или будет иметь дело со мной! Вон кто-то выходит из гостиницы. Еще помешают… (Переходит на противоположную сторону.)

Труффальдино (указывает Флориндо на Сильвио). Вот он, тот синьор, который мечет гром и молнии.

Флориндо (к Труффальдино). Он мне незнаком. Что ему надо от меня?

Труффальдино. Не знаю. Пойду за письмами, с вашего позволения. (В сторону.) Какое мне до них дело?

Сильвио (в сторону). А Федериго все не идет…

Флориндо (в сторону). Надо все-таки выяснить, в чем дело. (К Сильвио.) Синьор, это вы меня спрашивали?

Сильвио. Я? Я даже не имею чести знать вас!

Флориндо. А между тем мой слуга, только что ушедший, сказал мне, будто вы, повысив голос и грозясь, требовали, чтобы я вышел к вам.

Сильвио. Он меня не понял: я сказал, что желаю говорить с его хозяином.

Флориндо. Ну вот, я и есть его хозяин.

Сильвио. Вы его хозяин?

Флориндо. Разумеется. Он служит у меня.

Сильвио. В таком случае простите меня: или ваш слуга очень уж похож на того, которого я видел сегодня утром, или он служит у кого-нибудь другого.

Флориндо. Он служит у меня, не извольте сомневаться.

Сильвио. Если так… еще раз прошу у вас извинения.

Флориндо. Пожалуйста. Недоразумения бывают часто.

Сильвио. Синьор, вы приезжий?

Флориндо. Туринец, к вашим услугам.

Сильвио. Тот, у кого я искал удовлетворения, тоже туринец.

Флориндо. Если он мой земляк, возможно, я его знаю, а если он оскорбил вас, я рад буду стать на защиту справедливости.

Сильвио. Знаете ли вы некоего Федериго Распони?

Флориндо. О, слишком хорошо!

Сильвио. Ссылаясь на обещание, данное ему отцом моей невесты, он намеревается отбить ее у меня.

Флориндо. Не бойтесь, друг: Федериго Распони не может похитить у вас невесты. Он умер.

Сильвио. Ну да, все воображали, будто он умер, а он, на мое горе и отчаяние, приехал сегодня в Венецию, живой и в добром здоровье.

Флориндо. Синьор, вы меня ошеломили!

Сильвио. Я и сам был ошеломлен не меньше вашего.

Флориндо. Федериго Распони умер, уверяю вас!

Сильвио. Федериго Распони жив, уверяю вас!

Флориндо. Смотрите, вы ошибаетесь!

Сильвио. Синьор Панталоне деи Бизоньози, отец девушки, приложил все старания, чтобы удостовериться в этом, и получил несомненные доказательства, что это он, собственной персоной.

Флориндо (в сторону). Значит, он не был убит на поединке, как все полагали!

Сильвио. Кто-нибудь из нас двоих должен отказаться либо от любви Клариче, либо от жизни.

Флориндо (в сторону). Федериго здесь? Я спасаюсь от правосудия — и сталкиваюсь лицом к лицу с врагом!

Сильвио. Странно, что вы его не видели. Он должен был остановиться в этой самой гостинице.

Флориндо. Я его не видел; мне сказали, что других приезжих нет.

Сильвио. Очевидно, он передумал. Синьор, простите за беспокойство. Если увидите его, посоветуйте ему бросить мысль об этом браке: так будет лучше для него. Мое имя — Сильвио Ломбарди. Надеюсь иметь честь вновь увидеть вас.

Флориндо. С большим удовольствием принимаю вашу любезность. (В сторону.) Не знаю, что и подумать.

Сильвио. Могу ли я узнать ваше имя?

Флориндо (в сторону). Скрою свое имя. (Громко.) Орацио Арденти, к вашим услугам.

Сильвио. Синьор Орацио, я ваш слуга покорный. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ


Флориндо, один.


Флориндо. Как могло случиться, чтобы шпага, пронзившая его грудь насквозь, не убила его? Да ведь я собственными глазами видел его лежащим на земле, плавающим в крови… А потом мне передавали, что он умер тут же на месте. Но возможно, конечно, что он не умер. Очевидно, не был затронут ни один из жизненных органов. У страха глаза велики. Поспешное бегство из Турина тотчас же после этого случая, вызванного нашей враждой, лишило меня возможности узнать правду. А если он не умер, лучше всего мне вернуться в Турин и утешить мою бесценную Беатриче, которая, вероятно, томится и проливает слезы из-за моего отсутствия.


ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ


Труффальдино со вторым носильщиком, который несет сундук Беатриче, и Флориндо. Труффальдино входит с носильщиком, но, увидев Флориндо и думая, что тот заметил его, уводит носильщиков.


Труффальдино. Пойдем-ка со мной… Ох, черт! Тут второй хозяин! Заверни сюда за угол, приятель, и подожди меня там.


Носильщик отходит.


Флориндо. Да, именно так… Вернусь в Турин!

Труффальдино. Вот и я, синьор…

Флориндо. Труффальдино, хочешь ехать со мной в Турин?

Труффальдино. Когда?

Флориндо. Да вот сейчас, немедленно.

Труффальдино. Не пообедав?

Флориндо. Нет, пообедаем и поедем.

Труффальдино. Ну что ж, за обедом можно будет обдумать.

Флориндо. На почте был?

Труффальдино. Был.

Флориндо. Есть для меня письма?

Труффальдино. Есть.

Флориндо. Где они?

Труффальдино. Сейчас. (Вытаскивает из кармана три письма; в сторону.) О, черт! Ведь я спутал письма этого хозяина и того. Как же теперь выяснить, которые его? Я ведь читать не умею.

Флориндо. Ну, живо, давай письма!

Труффальдино. Сейчас, синьор. (В сторону.) Как быть? (Громко.) Видите ли, синьор, эти три письма не все для вашей милости. Я встретил тут одного знакомого слугу, с которым вместе служил в Бергамо; когда я сказал ему, что иду на почту, он попросил справиться, нет ли писем и для его хозяина. Вот тут как будто было одно, но уж я теперь не разберу, которое.

Флориндо. Дай сюда. Я возьму свои, а те отдам тебе.

Труффальдино. Пожалуйста. Мне хочется услужить приятелю.

Флориндо (в сторону). Что такое? Письмо к Беатриче Распони? Беатриче Распони в Венеции?

Труффальдино. Нашли письмо моего приятеля?

Флориндо. Кто этот приятель, давший тебе поручение?

Труффальдино. Есть тут один слуга… его зовут Паскуале.

Флориндо. Кому он служит?

Труффальдино. Не знаю, синьор.

Флориндо. Да ведь если он поручил тебе взять письма для своего хозяина, так сказал же он тебе его имя?

Труффальдино. Конечно. (В сторону.) Совсем запутался…

Флориндо. Ну, так как же его зовут?

Труффальдино. А я запамятовал.

Флориндо. Так как же ты…

Труффальдино. Он мне на бумажке написал.

Флориндо. Где же бумажка?

Труффальдино. Я оставил ее на почте…

Флориндо (в сторону). Какая неразбериха!

Труффальдино (в сторону). Как будто пошло на лад.

Флориндо. А где живет этот Паскуале?

Труффальдино. Право, не знаю.

Флориндо. Как же ты передашь ему письмо?

Труффальдино. Он мне сказал, что встретимся на площади.

Флориндо (в сторону). Не знаю, что и думать.

Труффальдино (в сторону). Будет чудо, если мне удастся благополучно получить письмо обратно. (Громко.) Позвольте письмецо назад, я попробую разыскать приятеля.

Флориндо. Нет, я вскрою это письмо.

Труффальдино. Ой, ой! Не делайте этого. Вы знаете, что за это бывает, за вскрытие писем!

Флориндо. Пускай! Меня слишком интересует это письмо. Оно адресовано лицу, очень мне близкому. Я могу вскрыть письмо со спокойной совестью. (Распечатывает.)

Труффальдино (в сторону). Можете меня поздравить, синьоры! Готово!

Флориндо (читает). «Достопочтенная синьора хозяйка! Все в городе только и говорят, что о вашем отъезде. Все понимают, что вы решились на этот шаг, намереваясь последовать за синьором Флориндо. Суд дознался, что вы уехали в мужском платье, и принимает все меры, чтобы выследить вас и арестовать. Настоящее письмо посылаю не со здешней почты Турин — Венеция, дабы помешать им обнаружить вас в месте, вами доверительно мне названном, а отправляю его с приятелем в Геную; оттуда он перешлет его в Венецию. Если будут какие-нибудь важные новости, не премину сообщить их тем же путем. Остаюсь покорно преданный вам и вернейший слуга Тонин делла Дойра».

Труффальдино (в сторону). Красиво, нечего сказать! Читать чужие письма!

Флориндо (в сторону). Что я узнал! Что я прочел! Беатриче уехала из дому! В мужском платье! Искать меня! О, она любит меня по-настоящему! Дай мне бог найти ее в Венеции! (Громко.) Ступай, милый Труффальдино, и приложи все усилия, чтобы разыскать Паскуале; постарайся выпытать у него, кто его хозяин, мужчина или женщина. Узнай, где живет Паскуале, и, если можно, приведи его сюда, ко мне. За это оба вы получите от меня щедрую награду.

Труффальдино. Дайте письмо. Я постараюсь разыскать его.

Флориндо. Вот, возьми. Смотри же, постарайся! Для меня это очень важно.

Труффальдино. А как же я его отдам в распечатанном виде?

Флориндо. Скажи, что вышло недоразумение, ну, случайность. Вывернись как-нибудь.

Труффальдино. Значит, в Турин пока не поедем?

Флориндо. Нет, пока не поедем! Не теряй же времени, постарайся найти Паскуале. (В сторону.) Беатриче в Венеции! Федериго в Венеции! Если только брат встретит ее тут, беда ей! Надо сделать все возможное, чтобы предупредить ее. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ


Труффальдино, потом носильщик с сундуком.


Труффальдино. Честное слово, я рад, что не надо уезжать. Хочется посмотреть, как обернется у меня дело с этими двумя службами. Хочу испытать свою ловкость. Неприятно все-таки отдавать моему хозяину письмо вскрытым. Надо постараться хоть сложить его хорошенько. (Неуклюже складывает письмо несколько раз.) А теперь надо запечатать. Если бы знать, как это делается! Правда, я видел не раз, как моя бабушка запечатывала письма жеваным хлебом. Попробовать разве? (Вынимает из кармана кусочек хлеба.) Хоть и жалко тратить эту крошку хлебца, да ничего не поделаешь. (Откусывает кусочек хлеба и начинает жевать, чтобы приготовить печать, но невольно проглатывает.) О, черт! Проскочил! Надо нажевать еще. (Делает то же и опять проглатывает.) Ничего не поделаешь, природа не допускает. Ну-ка, попробую снова. (Опять жует. Хочет проглотить, но удерживается и с большим усилием вынимает хлеб изо рта.) Вылез-таки! Теперь запечатаем. (Запечатывает.) Как будто ничего. Вот что значит быть мастером своего дела! Ах! Про носильщика-то я и забыл! (Обращаясь в глубь сцены.) Эй, приятель, ступай-ка сюда, тащи сундук!

Носильщик (с сундуком на спине). Вот он. А куда нести?

Труффальдино. Тащи в эту гостиницу, я сейчас приду.

Носильщик. А кто мне заплатит?


ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ


Те же и Беатриче, которая выходит из гостиницы.


Беатриче (к Труффальдино). Это мой сундук?

Труффальдино. Да, синьор.

Беатриче (носильщику). Несите ко мне в комнату.

Носильщик. А которая ваша комната?

Беатриче. Спросите у слуги.

Носильщик. Мы подрядились за тридцать сольдо.

Беатриче. Хорошо, хорошо, я заплачу.

Носильщик. Только уж поскорее.

Беатриче. Ну, без разговоров!

Носильщик. Так бы и бросил сундук посреди дороги. (Входит в гостиницу.)

Труффальдино. До чего важный народ эти носильщики!

Беатриче. Ты был на почте?

Труффальдино. Да, синьор.

Беатриче. Письма мне есть?

Труффальдино. Есть одно, вашей сестре.

Беатриче. Давай сюда.

Труффальдино (подает ей письмо). Пожалуйте.

Беатриче. Оно распечатано.

Труффальдино. Распечатано? Не может быть!

Беатриче. Вскрыто и запечатано снова хлебным мякишем.

Труффальдино. Не понимаю, как это могло случиться.

Беатриче. Не понимаешь? Ах ты, плут негодный! Кто вскрыл письмо? Я хочу знать.

Труффальдино. Я вам скажу, синьор, открою вам всю правду. С кем греха не бывает! На почте было письмо также и мне, а в грамоте я не силен. Вот по ошибке вместо своего я и распечатал ваше. Уж вы меня простите.

Беатриче. Если так, то еще полбеды.

Труффальдино. Именно так — уж поверьте мне, бедняге!

Беатриче. Ты прочел это письмо? Знаешь, что в нем написано?

Труффальдино. Ничего не знаю. Я таких почерков не разбираю.

Беатриче. И никто его не видел?

Труффальдино (возмущенно). Что вы!

Беатриче. Смотри ты у меня!

Труффальдино (так же). О!

Беатриче (в сторону). Надеюсь, он меня не обманывает. (Читает про себя.)

Труффальдино (в сторону). И тут не подкачал!

Беатриче (в сторону). Тоньино — преданнейший слуга. Я многим ему обязана. (Громко.) Вот что! Я должен сходить по делу тут недалеко. А ты ступай в гостиницу, открой сундук — вот тебе ключи — и проветри мое платье. Когда вернусь, пообедаем. (Про себя.) Синьора Панталоне все нет, а мне нужны деньги. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ


Труффальдино, потом Панталоне.


Труффальдино. Сошло как нельзя лучше. И ловкий же я человек! Теперь буду ценить себя на сто скудо больше, чем прежде.

Панталоне. Скажите, дружок, хозяин ваш дома?

Труффальдино. Нет, синьор, его нет.

Панталоне. А не знаете ли вы, куда он пошел?

Труффальдино. Не знаю.

Панталоне. Обедать будет он дома?

Труффальдино. Кажется, да…

Панталоне. Ну, вот вам кошелек со ста дукатами, отдайте ему, когда он вернется. Я ждать не могу, у меня дела. До свиданья. (Уходит.)



ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ


Труффальдино, потом Флориндо.


Труффальдино. Скажите-ка… Послушайте… Только его и видели! Даже не сказал, которому из моих хозяев я должен отдать деньги.

Флориндо. Ну, как? Нашел Паскуале?

Труффальдино. Нет, синьор, Паскуале я не нашел, зато нашел человека, который дал мне кошелек со ста дукатами.

Флориндо. Со ста дукатами? Для чего?

Труффальдино. Скажите по правде, синьор хозяин, вы ниоткуда не ждете денег?

Флориндо. Как же! Я предъявил уже вексель одному купцу.

Труффальдино. Ну, так, стало быть, это ваши денежки.

Флориндо. А что сказал тебе тот, кто передал их?

Труффальдино. Велел передать их моему хозяину.

Флориндо. Ну, значит, мне. Разве не я твой хозяин? Какое же тут сомнение?

Труффальдино (в сторону). О другом-то хозяине ему невдомек!

Флориндо. Разве ты не знаешь, кто тебе дал деньги?

Труффальдино. Не знаю. Как будто и видал его раньше, да только не помню хорошенько.

Флориндо. Очевидно, это тот купец, которому я рекомендован.

Труффальдино. Наверно, это тот самый!

Флориндо. Не забудь же о Паскуале.

Труффальдино. После обеда я его разыщу.

Флориндо. Пойдем же поторопим с обедом. (Входит в гостиницу.) Труффальдино. Пойдемте, пойдемте. Хорошо, что на этот раз я не промахнулся. Отдал кошелек кому нужно. (Входит в гостиницу.)




ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ


Комната в доме Панталоне. Панталоне и Клариче, потом Смеральдина.


Панталоне. Это дело решенное: синьор Федериго станет вашим мужем. Я дал слово, и я не ребенок.

Клариче. Вы, синьор отец, вольны мной распоряжаться, но это, простите, тиранство!

Панталоне. Когда синьор Федериго просил вашей руки, я сказал вам об этом, и вы не ответили отказом. Тогда и надо было говорить, а теперь поздно.

Клариче. Покорность и почтение к вам отняли тогда у меня язык.

Панталоне. Так пусть покорность и почтение сделают то же самое и теперь.

Клариче. Не могу я, синьор отец!

Панталоне. Не можете? Почему это?

Клариче. Я ни за что не пойду за Федериго.

Панталоне. Так он вам не нравится?

Клариче. Видеть его не могу!

Панталоне. Хотите, я научу вас, как сделать, чтобы он вам понравился?

Клариче. Как, синьор отец?

Панталоне. Позабудьте синьера Сильвио — и увидите, что другой начнет вам нравиться.

Клариче. Сильвио завладел моей душой, а после того как вы дали согласие, я привязалась к нему еще больше.

Панталоне (в сторону). Право, мне жаль ее. (Громко.) Ничего, стерпится — слюбится!

Клариче. Не могу я сделать над своим сердцем такого насилия!

Панталоне. Нужно сделать, заставьте себя!

Смеральдина (входит). Синьор хозяин, синьор Федериго желает засвидетельствовать вам свое почтение.

Панталоне. Просим, милости просим.

Клариче (плачет). Ох! Какая мука!

Смеральдина. Что с вами, синьора? Вы плачете? Право же, это совсем напрасно. Посмотрите, какой красавчик этот синьор Федериго! Если б мне такое счастье, я бы не плакала, нет! Я бы смеялась во все горло. (Уходит.)

Панталоне. Полно, дочка, не надо, чтобы видели твои слезы.

Клариче. Что делать, если у меня сердце разрывается?



ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ


Те же и Беатриче.


Беатриче. Мое почтение, синьор Панталоне.

Панталоне. Приветствую вас. Получили ли вы кошелек со ста дукатами?

Беатриче. Я? Нет.

Панталоне. А я час назад передал его вашему слуге. Вы ведь мне сказали, что он человек надежный.

Беатриче. Конечно! Ничего плохого не случится. Я его еще не видел; он передаст мне деньги, когда я вернусь домой. (Тихо, к Панталоне.) Что с синьорой Клариче? Отчего она плачет?

Панталоне (тихо, к Беатриче). Дорогой синьор Федериго, простите ее. Известие о вашей смерти совсем ее потрясло. Со временем, надеюсь, все уладится.

Беатриче (тихо). Вот что, синьор Панталоне, оставьте нас на минуту вдвоем, быть может, мне удастся уговорить ее.

Панталоне. Хорошо, синьор, я оставлю вас. (В сторону.) Надо все испробовать. (Громко.) Дочь моя, подожди немного, я сейчас вернусь. Побудь с женихом. (Тихо, к Клариче.) Только будь умницей. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ


Беатриче и Клариче.


Беатриче. Ну-с, синьора Клариче…

Клариче. Отойдите от меня и не смейте со мной заговаривать.

Беатриче. Нельзя быть такой суровой с будущим мужем.

Клариче. Если меня насильно отдадут за вас, вы получите мою руку, но не сердце.

Беатриче. Вы сердитесь на меня, но надеюсь, что мне удастся смягчить вас.

Клариче. Я буду всегда вас ненавидеть.

Беатриче. Если бы вы меня знали, вы бы так не говорили.

Клариче. Я вас достаточно узнала. Вы разрушили мой душевный покой!

Беатриче. Но у меня есть способ вас утешить.

Клариче. Ошибаетесь. Никто, кроме Сильвио, не может утешить меня.

Беатриче. Разумеется, того утешения, какого вы ждете от Сильвио, я вам дать не могу, но я могу способствовать вашему счастью.

Клариче. Видно, вам недостаточно, синьор, того, что я говорю с вами с такой непозволительной резкостью, вы все продолжаете меня мучить!

Беатриче (в сторону). Жаль бедную девушку. Не могу видеть, как она страдает.

Клариче (в сторону). Страсть сделала меня смелой, дерзкой, грубой.

Беатриче. Синьора Клариче, мне нужно открыть вам тайну.

Клариче. Не обещаю хранить ее. Лучше не доверяйтесь мне.

Беатриче. Ваша суровость мешает мне сделать вас счастливой.

Клариче. Вы можете сделать меня только несчастной.

Беатриче. Ошибаетесь! Чтобы убедить вас, я буду говорить откровенно. Если вы не хотите меня, то и мне вы ни к чему. Если вы обещали свою руку другому, то и мое сердце тоже отдано.

Клариче. Вот теперь вы начинаете мне нравиться.

Беатриче. Разве я не говорил вам, что у меня есть способ вас утешить?

Клариче. Ах, я боюсь, что вы надо мной издеваетесь.

Беатриче. Нет, синьора, я не притворяюсь. Я говорюположа руку на сердце; и если вы, вопреки тому, что только что сказали, сохраните тайну, я вам доверю нечто, от чего ваше сердце успокоится сразу.

Клариче. Клянусь, что не раскрою рта.

Беатриче. Я не Федериго Распони, а Беатриче, его сестра.

Клариче. О! Что вы такое говорите! Вы — женщина?

Беатриче. Да, женщина. Сами посудите — могла ли я стремиться к браку с вами?

Клариче. А ваш брат? Что с ним?

Беатриче. Увы! Он действительно погиб от удара шпаги. Виновником его смерти считают моего возлюбленного, которого я теперь, в переодетом виде, разыскиваю. Во имя святых законов дружбы и любви умоляю: не выдавайте меня! Сознаю, что неосторожно с моей стороны доверить вам такую тайну, но делаю это по многим причинам: во-первых, мне тяжело было видеть ваше страдание, во-вторых, вы мне показались девушкой, способной хранить тайну; наконец, ваш Сильвио грозил мне, а я не хочу, чтобы из-за вас он впутал меня в какую-нибудь историю.

Клариче. А вы позволите сказать об этом Сильвио?

Беатриче. Нет, напротив, я вам это строго запрещаю!

Клариче. Хорошо, не скажу…

Беатриче. Смотрите же, я полагаюсь на вас.

Клариче. Клянусь вам еще раз, что буду молчать.

Беатриче. Теперь не станете больше коситься на меня?

Клариче. Напротив, буду вам другом; и если могу вам чем-либо помочь, располагайте мною.

Беатриче. Я тоже клянусь вам в вечной дружбе. Дайте руку.

Клариче. Да, но…

Беатриче. Вы боитесь, что я не женщина? Я предъявлю вам неоспоримые доказательства.

Клариче. Уверяю вас, мне все еще кажется, что я во сне.

Беатриче. Действительно, случай незаурядный.

Клариче. Совершенно невероятный.

Беатриче. Ну, мне пора идти. Пожмем друг другу руки в знак доброй дружбы и верности.

Клариче. Вот моя рука. Верю, что вы меня не обмакиваете.



ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ


Те же и Панталоне.


Панталоне. Вот и прекрасно! Ну, я рад бесконечно. (К Клариче.) Дочь моя, какая быстрая перемена!

Беатриче. Разве я не говорил вам, синьор Панталоне, что сумею ее уговорить.

Панталоне. Молодец! В две минуты вы сделали больше, чем я бы успел в два года.

Клариче (в сторону). Теперь я уже совсем как в лесу.

Панталоне (к Клариче). Стало быть, с браком задержки не будет?

Клариче. Зачем так торопиться?

Панталоне. А как же иначе? Тут уже стали втихомолку пожимать ручки, а я не буду торопиться? Ну уж нет, я не желаю неприятных сюрпризов в доме. Завтра же все сладим.

Беатриче. Синьор Панталоне, сперва нам с вами необходимо подвести счета, проверить отчетность.

Панталоне. Все будет сделано; на все дела достаточно и двух часов. Завтра же наденем колечки!

Клариче. Но, синьор отец…

Панталоне. Дочь моя, я сейчас иду переговорить с синьором Сильвио.

Клариче. Ради бога, не раздражайте его!

Панталоне. Что такое? Уж не отдать ли вас ему?

Клариче. Я не говорю этого, но…

Панталоне. «Но» или не «но», а дело кончено! Ваш слуга, синьор! (Хочет уйти.)

Беатриче (к Панталоне). Послушайте…

Панталоне (уходя). Вы — муж и жена…

Клариче (к Панталоне). Уж лучше…

Панталоне. Вечерком поговорим. (Уходит.)



ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ


Клариче и Беатриче.


Клариче. Ах, синьора Беатриче, из огня да в полымя!

Беатриче. Потерпите. Возможно все. Невозможен только наш брак.

Клариче. А если Сильвио заподозрит меня в неверности?

Беатриче. Обман продлится недолго.

Клариче. Нельзя ли открыть ему правду?

Беатриче. Я еще не освободила вас от клятвы.

Клариче. Что же мне делать?

Беатриче. Потерпеть немного.

Клариче. Боюсь, что это терпение мне обойдется дорого.

Беатриче. Не бойтесь. После страхов и огорчений слаще будут радости любви. (Уходит.)

Клариче. Не могу я мечтать о радостях любви, когда вижу вокруг одни огорчения. Ах, что правда, то правда: в жизни только и есть, что страдания да надежды, а радостей очень мало. (Уходит.)


ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ


Внутренний дворик в доме Панталоне. Сильвио и доктор.


Сильвио. Прошу вас, синьор отец, оставьте меня в покое!

Доктор. Нет, ты погоди, ответь мне толком.

Сильвио. Я вне себя!

Доктор. Зачем пришел ты во двор к синьору Панталоне?

Сильвио. Затем, чтобы заставить его либо сдержать данное мне слово, либо ответить за нанесенное мне тяжкое оскорбление.

Доктор. Но ведь нельзя делать такие вещи в собственном доме Панталоне! Ты сумасшедший, если гнев заводит тебя так далеко.

Сильвио. Кто так поступает с нами, тот не заслуживает никакого уважения.

Доктор. Согласен. Панталоне поступает как непорядочный человек. Но все же не следует так спешить. Предоставь это мне, милый Сильвио. Я поговорю с ним: быть может, я сумею вразумить его и заставлю выполнить свой долг. Поди куда-нибудь и подожди меня. Только уйди из этого дворика. Не надо сцен. Я дождусь синьора Панталоне.

Сильвио. Но я, синьор отец…

Доктор. Но я, сыночек, желаю, чтобы мне повиновались.

Сильвио. Хорошо, послушаюсь вас — уйду. Поговорите с ним. Я подожду у аптекаря. Но если синьор Панталоне будет упираться, ему придется иметь дело со мной. (Уходит.)



ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ


Доктор, потом Панталоне.


Доктор. Бедный мальчик, мне жаль его. Конечно, синьору Панталоне не следовало подавать нам надежды, пока он окончательно не убедился в смерти туринца. Как бы сделать, чтобы Сильвио успокоился и не зашел в своем гневе слишком далеко?

Панталоне (входит; про себя). Что делает доктор у меня в доме?

Доктор. А, синьор Панталоне, мое почтение!

Панталоне. Ваш слуга, синьор доктор. А я как раз направлялся к вам и к вашему сыну.

Доктор. Вот как? Превосходно. Полагаю, вы шли к нам, чтобы подтвердить, что синьора Клариче будет женою Сильвио?

Панталоне (запинаясь). Наоборот, хотел сказать…

Доктор. Нет, но надо подыскивать оправданий. Мне жаль, что вы попали в затруднительное положение. Все, что произошло, будет забыто во имя нашей дружбы.

Панталоне (запинаясь, как раньше). Конечно, в виду обещания, данного синьору Федериго…

Доктор. Да, да, вы были застигнуты им врасплох, не успели разобраться во всем и не подумали, как вы оскорбляете нашу семью.

Панталоне. Какое тут может быть оскорбление, если был другой договор?

Доктор. Знаю, что вы хотите сказать. На первый взгляд может показаться, что обручение с туринцем нерасторжиимо, ибо скреплено договором. Но ведь то был договор между ним и вами, тогда как наш договор подтвержден самой девушкой.

Панталоне. Все это так, но…

Доктор. А ведь вам хорошо известно, что в брачных делах consensus et non concubitus facit virum[14].

Панталоне. Я по-латыни не знаю, а только говорю вам…

Доктор. Нельзя губить также и девушку.

Панталоне. Вы желаете еще что-нибудь прибавить?

Доктор. Я сказал все.

Панталоне. Значит, вы кончили?

Доктор. Кончил.

Панталоне. Могу я теперь говорить?

Доктор. Говорите.

Панталоне. Милый мой синьор доктор, со всей вашей ученостью…

Доктор. Насчет приданого мы сговоримся. Немножко больше, немножко меньше — для меня не важно.

Панталоне. Опять пошла музыка сначала. Дадите вы мне говорить?

Доктор. Говорите.

Панталоне. Я хочу сказать, что ученость ваша — дело хорошее и полезное, но в данном случае она никуда не годится. Синьор Федериго там в комнате с моей дочерью, и если вы знаете, как совершаются браки, то найдете, полагаю, что тут все в порядке.

Доктор. Как? Все свершилось?

Панталоне. Все.

Доктор. И сердечный дружок в комнате?

Панталоне. Я его только что там оставил.

Доктор. И синьора Клариче пошла на это мгновенно, без малейшего колебания?

Панталоне. Разве вы не знаете женщин? Они вертятся, как флюгер.

Доктор. И вы допустите такой брак?

Панталоне. Да ведь я дал слово, его нельзя взять обратно. Дочка моя согласна, — стало быть, какие же могут быть затруднения? Я нарочно шел сообщить об этом вам или синьору Сильвио, Мне очень жаль, но ничего уже не поправишь!

Доктор. Дочери вашей я не удивляюсь. Но удивляюсь, что вы так дурно поступаете со мной. Если вы не были уверены в смерти синьора Федериго, то не должны были давать слова моему сыну, а раз дали, то обязаны во что бы то ни стало сдержать его. Даже в глазах самого Федериго известие о его смерти достаточно оправдывало ваше новое решение: он не мог ни упрекнуть вас за него, ни претендовать на какое-либо удовлетворение. Обручение, состоявшееся сегодня утром между синьорой Клариче и моим сыном coram teslibus [15] не может стать недействительны: из-за простого слова, данного вами другому лицу. Ссылаясь на права моего сына, я мог бы сделать недействительной всякую другую сделку и принудить вашу дочь выйти за него; но мне стыдно было бы ввести к себе в дом невестку с такой дурной репутацией, дочь такого человека, как вы, не умеющего держать свое слово. Синьор Панталоне, запомните, как вы обошлись со иной, как оскорбили фамилию Ломбарди. Настанет время, когда вам, может быть, придется расплатиться за это; да, придет время: omnia tempos habet [16]. (Уходит.)



ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ


Панталоне, потом Сильвио.


Панталоне. Ступай, скатертью дорога! Плевать мне на вас! Не боюсь я вас ни капельки. Фамилия Распони стоит сотни Ломбарди. Другого такого единственного отпрыска богатой семьи не сразу найдешь! Так должно быть и будет!

Сильвио (входит; в сторону). Хорошо отцу говорить; но не всякий может такое вытерпеть.

Панталоне (увидев Сильвио, в сторону). Ну конечно! Второй номер на смену.

Сильвио (резко). Ваш слуга, синьор!

Панталоне. Честь имею… (В сторону.) Ух! Не человек, а огонь!

Сильвио. Я слышал от отца кое-что… Неужели прикажете этому верить?

Панталоне. Раз это сказал ваш синьор отец, значит, правда.

Сильвио. Итак, свадьба синьоры Клариче с синьором Федериго решена?

Панталоне. Да, синьор, это решено и подписано.

Сильвио. И вы подтверждаете это с такой наглостью? Вы человек без слова и без чести!

Панталоне. Однако, сударь, как вы разговариваете! Так-то вы позволяете себе обращаться со старым человеком, да еще таким, как я?

Сильвио. Не будь вы стариком, я бы выдергал вам всю бороду.

Панталоне. Может быть, вы еще подрезали бы мне поджилки?

Сильвио. Не знаю, что удерживает меня от того, чтобы не проткнуть вас насквозь!

Панталоне. Я ведь не лягушка, сударь. И вы позволяете себе такие выходки в моем доме?

Сильвио. Можете выйти из дому.

Панталоне. Удивляюсь вам, синьор.

Сильвио. Выходите, если у вас есть честь!

Панталоне. К человеку моего положения нужно относиться с уважением.

Сильвио. Вы трус, подлец, низкий человек!

Панталоне. А вы, сударь, наглец!

Сильвио (обнажает шпагу). Клянусь небом…

Панталоне (вытаскивает пистолет). Помогите!


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ


Те же и Беатриче со шпагой в руке.


Беатриче (к Панталоне, направляя шпагу против Сильвио). Я здесь. Не бойтесь!

Панталоне (к Беатриче). Синьор зять мой, заступитесь.

Сильвио (к Беатриче). С тобой-то именно я и хотел биться!

Беатриче (в сторону). Приходится, делать нечего!

Сильвио (к Беатриче). Ко мне со шпагой!

Панталоне (испуганно). Ах, милый зять…

Беатриче (скрещивает шпагу с Сильвио). Не первый раз мне быть в такой переделке. Я перед вами и вас не боюсь.

Панталоне. Помогите! Эй, люди, кто там! (Бежит на улицу.)


Беатриче и Сильвио дерутся. Сильвио падает и роняет шпагу на землю. Беатриче шпагу к его груди.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ


Те же и Клариче.


Клариче (к Беатриче). Ах! Остановитесь!

Беатриче. Прекрасная Клариче, ради вас щажу я жизнь Сильвио, а вы в благодарность за мое великодушие помните о клятве. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ


Сильвио и Клариче.


Клариче. Вы невредимы, дорогой Сильвио?

Сильвио. Ах, коварная обманщица! Вы смеете называть меня дорогим Сильвио? Дорогим — осмеянного возлюбленного, жениха, которому вы изменили?

Клариче. Сильвио, я не заслужила ваших упреков, я люблю вас, обожаю вас, верна вам!

Сильвио. О лживая! Ты мне верна? По-твоему, верностью называется клятва в любви другому?

Клариче. Я этого не делала и никогда не сделаю. Умру, но не покину вас!

Сильвио. Ваш отец заявил моему, что ваша свадьба с Федериго уже состоялась.

Клариче. Мой отец не мог говорить этого!

Сильвио. А мог он сказать, что Федериго был с вами? У вас в комнате?

Клариче. Ну так что же?

Сильвио. И этого вам мало? Вы хотите, чтобы я верил вам, когда другой стал вам так близок?

Клариче. Клариче сумеет охранить свою честь.

Сильвио. Клариче не должна была допускать близости с человеком, который хочет на ней жениться.

Клариче. Отец оставил его со мною.

Сильвио. Но он вам не противен.

Клариче. Я бы охотно убежала от него.

Сильвио. Я ведь слышал, как он связал вас клятвой.

Клариче. Эта клятва не обязывает меня выходить за него.

Сильвио. В чем же клялись?

Клариче. Сильвио, дорогой мой, простите, — не могу сказать вам.

Сильвио. Почему?

Клариче. Потому, что я поклялась молчать.

Сильвио. Значит, вы виновны!

Клариче. Я невиновна.

Сильвио. Невиновные не запираются.

Клариче. На этот раз преступлением было бы заговорить.

Сильвио. Кому поклялись вы молчать?

Клариче. Федериго.

Сильвио. И соблюдаете клятву так ревностно?

Клариче. Буду соблюдать, чтобы не оказаться клятвопреступницей.

Сильвио. И после этого вы будете утверждать, что не любите его? Глупец, кто вам поверит. Я не верю, жестокая обманщица! Прочь с глаз моих!

Клариче. Если бы я не любила вас, не бросилась бы я сюда очертя голову защищать вашу жизнь.

Сильвио. Мне противна даже жизнь, если я обязан ею неблагодарной.

Клариче. Я люблю вас всем сердцем.

Сильвио. А я ненавижу вас всей душой!

Клариче. Я умру, если вы не смягчитесь.

Сильвио. Я охотнее увидел бы вашу кровь, нежели вашу неверность.

Клариче. Ах, тогда я доставлю вам это удовольствие. (Поднимает шпагу.) Сильвио. А я посмотрю, как вы это сделаете. (В сторону.) У нее не хватит духу.

Клариче. Эта шпага даст вам полное удовлетворение. (В сторону.) Посмотрю, как далеко зайдет его жестокость.

Сильвио. Да, эта шпага может отомстить за мои страдания.

Клариче. Как жестоки вы со своей Клариче!

Сильвио. Вы научили меня жестокости.

Клариче. Значит, вы хотите моей смерти?

Сильвио. Я сам не знаю, чего хочу.

Клариче. Ну, так я сумею угодить вам. (Приставляет конец шпаги к груди.)


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ


Те же и Смеральдина.


Смеральдина (отнимает шпагу; к Клариче). Стойте! Что вы делаете, черт возьми? (К Сильвио.) А вы, чурбан бесчувственный, стоите и глазеете, как она умирает? Что у вас за сердце? Тигра, льва, дьявола? Посмотрите-ка на этого молодчика, из-за которого женщины выпускают себе кишки! Полно вам, синьора! Что он? Может быть, не любит вас больше? Кто вас не любит, тот вас не стоит! Пошлите ко всем чертям этого разбойника и пойдемте со мною! Мужчин на свете сколько угодно. Я берусь еще до вечера прислать к вам целую дюжину. (Бросает шпагу на землю.)


Сильвио поднимает ее.


Клариче (плачет). Неблагодарный! Мыслимо ли, чтобы моя смерть не стоила вам ни одного вздоха? Горе убьет меня. Я умру, можете радоваться. Но когда-нибудь вы убедитесь в моей невиновности и тогда — но будет уж поздно — пожалеете, что не поверили мне, будете оплакивать мою злую долю и свое варварское бессердечие. (Уходит.)



ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ


Смеральдина и Сильвио.


Смеральдина. Этого я понять не в состоянии. Видите, что девушка готова убить себя, и стоите, вылупив глаза, будто это сцена из комедии!

Сильвио. Дура! Что же, ты думаешь, она и вправду убить себя хотела?

Смеральдина. Не знаю, право; знаю только одно — что если бы я не подоспела вовремя, так ее, бедняжки, уже не было бы на свете.

Сильвио. Ну, еще много времени понадобилось бы, чтобы шпага коснулась се груди.

Смеральдина. Смотри, какой лгун! Да ведь на волосок была…

Сильвио. Все это ваши бабьи выдумки!

Смеральдина. Да, если бы мы были похожи на вас! Скажу пословицей: поделили поровну — нам скорлупки, вам ядрышки. Про женщин разнесли славу, будто они изменницы; а мужчины только и делают, что изменяют на каждом шагу. О женщинах болтают без умолку, а о мужчинах ни гу-гу! Нас ругают, а вам все сходит с рук. А знаете, почему все это? Потому, что законы пишут мужчины; вот если бы взялись за это женщины, так было бы все наоборот. Дали бы власть мне, например, так я приказала бы всем неверным мужчинам ходить с веткой в руке, — и сразу бы все города превратились в леса. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ


Сильвио, один.


Сильвио. Сомнений нет! Клариче изменила мне. Признается, что была наедине с Федериго, и выдумала про какую-то клятву, чтобы скрыть истину. Неверная! А это покушение на самоубийство — только обман, желание провести меня, растрогать. Но хотя бы мне суждено было пасть от шпаги соперника, все же я никогда не оставлю мысли о мщении. Этот недостойный умрет, и неблагодарная Клариче увидит, как он кровью своей расплатится за ее любовь! (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ


Зала в гостинице с двумя дверьми в глубине и двумя боковыми. Труффальдино, потом Флориндо.


Труффальдино. Ну и не везет же мне! Из двух моих хозяев до сих пор ни один не пришел обедать. С полудня прошло уже два часа, а никого нет. А потом придут оба сразу, и я влопаюсь: двум сразу не прислужишь, вся штука и раскроется. Тсс… Один уже тут. Тем лучше.

Флориндо. Ну, как? Разыскал ты этого Паскуале?

Труффальдино. Мы ж с вами уговорились, синьор, что я пойду искать его после обеда.

Флориндо. Не могу дождаться!

Труффальдино. Вот и надо было вам прийти обедать пораньше.

Флориндо (в сторону). Никак не удается мне удостовериться, что Беатриче здесь.

Труффальдино. Вы сказали: «Пойдем заказывать обед», — а сами ушли из дому. Наверно, все блюда перестояли.

Флориндо. Да мне пока не хочется есть. (В сторону.) Схожу-ка я на почту, сам справлюсь, не узнаю ли чего-нибудь.

Труффальдино. Имейте в виду, синьор, что в этих краях необходимо кушать: кто не кушает, тот заболевает.

Флориндо. Я должен выйти по спешному делу. Если вернусь к обеду, хорошо; нет — поем вечером. А ты, если хочешь, вели подать себе обед.

Труффальдино. Очень хорошо! Если так, то располагайте собой, как вам будет удобнее, — это ваше дело.

Флориндо. Кошелек оттягивает мне карман; возьми, положи в сундук. (Передает Труффальдино кошелек со ста дукатами и ключ.) Вот ключ от него.

Труффальдино. Деньги я положу, а ключ принесу вам.

Флориндо. Нет, нет, после отдашь. Я не хочу задерживаться. Если не вернусь к обеду, приходи на площадь. Дождаться не могу, когда ты разыщешь наконец Паскуале. (Уходит.)



ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ


Труффальдино, затем Беатриче с бумагой в руке.


Труффальдино. Хорошо, что позволил мне заказать себе поесть! Этак я согласен. Не хочет есть — его воля. А моя комплекция голода не выносит. Пойду-ка спрячу кошелек, да и…

Беатриче. Эй, Труффальдино!

Труффальдино (в сторону). О, черт!

Беатриче. Синьор Панталоне деи Бизоньози передал тебе кошелек со ста дукатами?

Труффальдино. Передал, синьор.

Беатриче. Почему же ты мне его не отдаешь?

Труффальдино. Это разве для вашей милости?

Беатриче. Как это так: «Разве для вашей милости?» А что он тебе сказал, когда давал?

Труффальдино. Велел отдать моему хозяину.

Беатриче. Ну, а хозяин твой кто?

Труффальдино. Ваша милость.

Беатриче. Так почему же ты спрашиваешь, для меня ли кошелек?

Труффальдино. Значит, он ваш?

Беатриче. Да где же он?

Труффальдино (протягивает кошелек). Вот он.

Беатриче. Счет верен?

Труффальдино. Я к деньгам не прикасался, синьор.

Беатриче (в сторону). Потом сосчитаю.

Труффальдино (в сторону). Чуть было не попался с кошельком, да ловко исправил свой промах. Только что скажет мой другой хозяин? Ну что ж, коли не его были деньги, так ничего не скажет.

Беатриче. Хозяин гостиницы тут?

Труффальдино. Тут, синьор.

Беатриче. Скажи-ка ему, что со мной будет обедать приятель; пусть добавит чего-нибудь повкусней.

Труффальдино. Чего вы желаете? Сколько блюд прикажете?

Беатриче. Синьор Панталоне деи Бизоньози человек не привередливый. Пусть приготовят пять-шесть блюд; что-нибудь получше.

Труффальдино. Желаете предоставить это мне?

Беатриче. Да, закажи, распорядись. Я сейчас пойду за приятелем — он тут неподалеку. А ты постарайся, чтобы все было готово к моему приходу. (Хочет уйти.)

Труффальдино. Увидите, как будет подано!

Беатриче. Вот тебе деловая бумага, спрячь в сундук. Да смотри, поаккуратнее — это вексель на четыре тысячи скудо.

Труффальдино. Будьте покойны. Спрячу сейчас же.

Беатриче. Смотри же, чтоб все было готово. (В сторону.) Бедный синьор Панталоне сильно перепугался. Надо его немного развлечь. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ


Труффальдино, затем Бригелла.


Труффальдино. Ну, теперь нужно показать себя с лучшей стороны. В первый раз хозяин поручает мне заказать обед, и я хочу доказать ему, что у меня неплохой вкус. Пойду положу эту бумагу на место, а затем… Ладно, потом положу, времени терять нельзя. (Кричит слугам в гостинице.) Эй, кто там! Пошлите ко мне мессера Бригеллу. скажите, что мне нужно поговорить с ним! (В сторону.) Хороший обед заключается не столько в самих блюдах, сколько в их порядке; удачно подобрать кушанья важнее, чем подать горы блюд.

Бригелла. В чем дело, синьор Труффальдино? Что прикажете?

Труффальдино. У моего хозяина будет обедать приятель, так он хочет, чтобы вы удвоили число блюд. Но только поживее! Как у вас на кухне, имеется все необходимое?

Бригелла. У меня всегда все наготове. В полчаса могу подать какой угодно обед.

Труффальдино. Вот и прекрасно. Что же предложите?

Бригелла. На две персоны можно сделать две перемены, по четыре блюда каждая. Идет?

Труффальдино (в сторону). Он говорил — пять-шесть блюд; ну, значит, шесть — восемь. (Громко.) Ничего, подойдет. А какие будут блюда?

Бригелла. В первой перемене будет суп, фритюр, отварное мясо и фрикандо.

Труффальдино. Три первые блюда знаю, а про четвертое не слыхивал.

Бригелла. Это французское кушанье: мясо под соусом, очень вкусно.

Труффальдино. Отлично, это — первая перемена, а вторая?

Бригелла. Во второй подадим жаркое, салат, мясной паштет и пудинг.

Труффальдино. И тут есть блюдо, которого я не знаю. Что это за будень?

Бригелла. Я сказал пудинг — английское кушанье, превкусное.

Труффальдино. Отлично! Я доволен! А как мы расставим кушанья на столе?

Бригелла. Это очень просто. Слуга все сделает.

Труффальдино. Нет, приятель, я ценю уменье подавать. В том-то и вся штука, чтобы подать красиво.

Бригелла (показывает примерно расстановку кушаний). Здесь, скажем для примера, суп; тут — фритюр; так — отварное мясо; этак — фрикандо.

Труффальдино. Нет, не годится! А в середке, значит, ничего?

Бригелла. Тогда придется подать пять блюд.

Труффальдино. Ну, пять, так пять.

Бригелла. А то поставим в середину соус к мясу.

Труффальдино. Нет, милый друг, вы ничего не понимаете! Нельзя ставить в середку соус; посредине — место для супа.

Бригелла. Значит, так: с одной стороны мясо, а с другой соус.

Труффальдино. Ой, нет, нет! Вы готовить умеете, ну, а уж подавать — нет. Я вас научу. (Опускается на одно колено и показывает на пол.) Представьте себе, что это стол. (Отрывает кусок векселя и кладет его, будто блюдо, посредине.) Смотрите, как надо расставить эти пять блюд. Здесь, в середке, примерно сказать, суп. (Снова отрывает кусок векселя и кладет его сбоку.) Здесь, с этой стороны, — отварное мясо. (Отрывает еще кусок и кладет его напротив другого.) Тут — фритюр. (Разрывает пополам оставшийся кусок бумаги и раскладывает обрывки.) Тут — соус, а тут — блюдо, которого я не знаю. Как по-вашему, ладно будет?

Бригелла. Ладно-то ладно, только соус очень далеко от мяса.

Труффальдино. А вот мы сейчас посмотрим, как его подтянуть ближе.


ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ


Те же, Беатриче и Панталоне.


Беатриче (к Труффальдино). Что ты здесь возишься на коленях?

Труффальдино (встает). Да вот намечал, как подавать.

Беатриче. А что это за бумажки?

Труффальдино (в сторону). Ах, черт! Никак, та, которую он мне дал!

Беатриче. Ведь это мой вексель!

Труффальдино. Простите меня. Мы склеим.

Беатриче. Разбойник! Вот как ты бережешь мое добро! Такой важный документ! Стоило бы отколотить тебя. Как это вам нравится, синьор Панталоне? Видал ли кто на свете подобную глупость?

Панталоне. Действительно, умора! Плохо пришлось бы вам, если бы нельзя было помочь беде. Но раз я налицо, то перепишу вам вексель — и делу конец.

Беатриче. Ведь что произошло бы, если бы этот вексель был откуда-нибудь издалека! Экий болван!

Труффальдино. Вся беда в том, что Бригелла не умеет подавать на стол.

Бригелла. Ему никак не угодишь.

Труффальдино. Да уж я такой человек, что знаю…

Беатриче (к Труффальдино). Пошел вон отсюда!

Труффальдино. Важнее всего порядок…

Беатриче. Вон отсюда, говорят тебе!

Труффальдино. Что до перемен, я не уступлю никакому мастеру в мире. (Уходит.)Бригелла. Не понимаю я этого человека: не то он плут, не то просто дурак.

Беатриче. Он мошенник, а корчит из себя дурака. (Бригелле.) Ну, что же вы подадите нам на обед?

Бригелла. Если вы желаете по пяти блюд на перемену, так придется немного подождать.

Панталоне. Что там за перемены? Какие там пять блюд? Попросту, без затей! Четыре порции риса, парочку блюд — и кончено! Я человек неприхотливый.

Беатриче (Бригелле). Слышите? Так и сделайте.

Бригелла. Отлично. Но мне бы хотелось, чтобы вы заказали себе что-нибудь такое, особенно любимое.

Панталоне. Зубы-то у меня плохие; если бы мне, скажем, дали биточков, я бы поел с удовольствием!

Беатриче (Бригелле). Слышите? Битков!

Бригелла. Все будет исполнено. Пожалуйста, в ту комнату, сию минуту подам.

Беатриче. Скажите Труффальдино, чтобы он подавал.

Бригелла. Скажу, синьор. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ


Беатриче, Панталоне, потом слуги, потом Труффальдино.


Беатриче. Синьор Панталоне, уж не знаю, довольны ли вы будете такою малостью.

Панталоне. Да что вы, дорогой! И так вы берете на себя чересчур много хлопот; вы делаете для меня именно то, что мне бы следовало сделать для вас. Ио, видите ли, у меня девица в доме: пока не улажено все, что требуется, неудобно вам быть вместе. Я принял ваше любезное приглашение, чтобы развлечься немного. Я все еще трясусь от страха. Если бы не вы, сынок, этот каналья прикончил бы меня.

Беатриче. Я рад, что явился вовремя.


Слуги вносят в указанную Бригеллою комнату все необходимое для обеда: стол, стаканы, вино, хлеб и прочее.


Панталоне. В этой гостинице проворно прислуживают.

Беатриче. Бригелла — человек настоящий. Он служил в Турине у знатного кавалера и до сих пор еще носит его ливрею.

Панталоне. Есть тут еще одна гостиница, на Большом канале, против моста Риальто[17], — там тоже отлично кормят. Я бывал там не раз с разными господами, даже с дворянами, и так хорошо мы там угощались, что до сих пор приятно вспомнить. Между прочим, есть там бургундское такое, что язык проглотишь.

Беатриче. Нет лучшего удовольствия на свете, как посидеть в хорошей компании.

Панталоне. О, если бы вы знали, какая это компания! Если бы вы знали, какие чудесные люди! Какие открытые сердца! Какая прямота! Какие велись интересные разговоры! Да и на Джудекке[18] также! Дай им бог всего доброго. Семь-восемь таких господ — лучшего общества на свете быть не может!


Слуги выходят из комнаты и идут на кухню.


Беатриче. Значит, вы хорошо проводили с ними время?

Панталоне. Надеюсь и впредь…

Труффальдино (с миской супа в руках; к Беатриче). Пожалуйте в комнату, я подаю.

Беатриче. Ступай вперед, разливай суп.

Труффальдино (с церемонными ужимками). Нет, нет! Пожалуйте вперед вы!

Панталоне. Ну и забавный у вас слуга! Пойдемте. (Входит в комнату.)

Беатриче (к Труффальдино). Нельзя ли поменьше остроумия и побольше внимания? (Входит в комнату.)

Труффальдино. Не угодно ли, как подают! По одному блюду на перемену! Люди тратят деньги, а удовольствия никакого. Кто его знает, может быть, и суп-то этот ничего не стоит. Попробовать разве? (Пробует суп ложкой, которую достает из кармана.) Инструмент у меня всегда при себе. Эге! Ничего себе, могло быть и хуже. (Входит в комнату.)



ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ


Слуга с блюдом, потом Труффальдино, потом Флориндо, потом Беатриче и другие слуги.


Слуга. Сколько же мне дожидаться, пока он придет за мясом?

Труффальдино (выходит из комнаты). Вот он — я, приятель! Это что?

Слуга. Отварное мясо. Пойду за следующим. (Уходит.)

Труффальдино. Говядина это или телятина? Как будто говядина. Ну-ка попробуем. (Пробует.) Не говядина, не телятина, а самая настоящая баранина. (Направляется к комнате.)

Флориндо (навстречу ему). Ты куда?

Труффальдино (в сторону). Пропал!

Флориндо. Куда это ты с блюдом?

Труффальдино. Подаю, синьор.

Флориндо. Кому?

Труффальдино. Вашей милости.

Флориндо. Почему же ты подаешь прежде, чем я пришел?

Труффальдино. А я вас в окно увидел. (В сторону.) Надо как-нибудь изворачиваться.

Флориндо. Почему ж ты начинаешь с отварного мяса, а не с супа?

Труффальдино. Видите ли, синьор, в Венеции всегда так едят: суп после всего.

Флориндо. Я так не привык. Я хочу супу. Отнеси это блюдо обратно на кухню.

Труффальдино. Слушаю, синьор! Сейчас…

Флориндо. Живей. Я хочу отдохнуть после обеда.

Труффальдино. Сию минуту. (Делает вид, будто направляется на кухню.)

Флориндо (в сторону). Нет, никогда не найти мне Беатриче! (Входит в другую комнату в глубине сцены.)


Труффальдино, выждав, чтобы он ушел, бежит с блюдом к Беатриче.


Слуга (входит с кушаньем). Вечно его ждать приходится! (Зовет.) Труффальдино!

Труффальдино (выходит от Беатриче). Я тут. (Принимает блюдо.) Живо накрывайте в той комнате для другого приезжего и скорее подавайте суп.

Слуга. Сейчас. (Уходит.)

Труффальдино. А это что за штука? Должно быть, это и есть фрикантон. (Пробует.) Здорово! Честное слово, вкусно! (Уносит блюдо к Беатриче.)


Слуги относят к Флориндо все нужное, чтобы накрыть на стол.


(Выходит, слугам.) Молодцы! Славно! Проворны, как кошки! (В сторону.) Вот если бы умудриться прислуживать у стола обоим, то-то ловко бы вышло!


Слуги выходят от Флориндо и идут на кухню.


Живо, детки, суп!

Слуга. Вы уж хлопочите о своем столе, а мы позаботимся об этом. (Уходит.)

Труффальдино. А мне бы хотелось поспеть и туда и сюда. Эх, кабы удалось!


Слуга приносит суп для Флориндо.


(Берет суп из рук слуги.) Отсюда уж я сам донесу. Несите еду для той комнаты. (Уносит суп к Флориндо.)

Слуга. Вот чудак! Хочет подавать и там и тут. Пускай. Что мне полагается на выпивку, я все равно получу.


Труффальдино выходит от Флориндо.


Беатриче (зовет его из комнаты). Труффальдино!

Слуга (к Труффальдино). Эй! Вас зовет хозяин!

Труффальдино. Иду! (Входит к Беатриче.)


Слуги приносят мясо для Флориндо.


Сюда! (Высовывается из двери и берет блюдо.)


Слуги уходят. Труффальдино выходит от Беатриче с грязными тарелками.


Флориндо (громко зовет из комнаты). Труффальдино!

Труффальдино (хочет взять блюдо у слуги). Давай сюда!

Слуга. Я подам.

Труффальдино. Ты разве не слышишь, что он меня зовет? (Берет у него блюдо и несет к Флориндо.)

Слуга. Не угодно ли! Все хочет делать сам.


Слуги приносят блюдо с битками, передают его слуге, находящемуся на сцене, и уходят.


Я бы сам подал, да не хочу связываться с этим молодчиком!


Труффальдино выходит из комнаты Флориндо с грязными тарелками.


(К Труффальдино.) Пожалуйста, синьор хлопотун, тащите эти биточки своему хозяину.

Труффальдино (берет блюдо). Биточки?

Слуга. Да, заказанные особо. (Уходит.)

Труффальдино. Здорово! Кому же я должен их подать? Который из двух заказывал, черт возьми? Если пойти спросить на кухне, надо мной будут смеяться. А если промахнусь да подам не тому, кто их заказывал, другой их спросит, и обман откроется. Вот как я сделаю… Эх, до всего ведь надо додуматься! Значит, так: разделю поровну на две тарелки, одну подам одному, другую другому. Значит, тот, кто заказывал, получит их во всяком случае. (Берет блюдо и делит биточки.) Четыре и четыре. Да еще один лишний. А его кому? Не буду никого обижать и съем его сам. (Ест.) Ну вот, теперь ладно. Снесем биточки этому. (Ставит одну тарелку на пол и несет другую Беатриче.)

Слуга. Подайте этот пудинг…

Труффальдино. Подождите, сейчас приду. (Поднимает с полу тарелку с биточками и несет ее к Флориндо.)

Слуга. Вы ошиблись: биточки не сюда.

Труффальдино. Знаю, знаю, я туда их и отнес, но мой хозяин посылает четыре штучки тому приезжему — угощает его. (Входит к Флориндо.)

Слуга. Что же, значит, они знакомы? Приятели? Могли бы тогда вместе и отобедать.

Труффальдино (возвращается от Флориндо). А это еще что за товар?

Слуга. Пудинг по-английски.

Труффальдино. Это для кого же?

Слуга. Для вашего хозяина. (Уходит.)

Труффальдино. На что похож, черт возьми, этот пудинг? Запах чудесный, будто полента. Эх, кабы это оказалась полента, хорошо было бы! Ну-ка, попробую. (Вынимает, вилку из кармана и ест.) Полента[19] не полента, а похоже. (Ест.) Пожалуй, даже вкуснее!

Беатриче (зовет из комнаты). Труффальдино!

Труффальдино (с полным ртом). Иду!

Флориндо (зовет из комнаты). Труффальдино!

Труффальдино (так же). Иду! (Продолжает есть). Ох, как вкусно! Еще кусочек — и бегу.

Беатриче (выходит и, увидев, что Труффальдино ест, дает ему пинка). Ступай к столу! (Возвращается в свою комнату.)


Труффальдино ставит пудинг на пол и идет к Беатриче.


Флориндо (выходит и зовет). Труффальдино!

Труффальдино (выходит от Беатриче). Я тут.

Флориндо. Где же ты? Куда ты запропастился?

Труффальдино. Я относил тарелки, синьор.

Флориндо. Есть еще кушанье?

Труффальдино. Пойду посмотрю.

Флориндо. Живее! Говорят тебе, я хочу отдохнуть. (Уходит к себе.)

Труффальдино. Сейчас! Эй, люди, есть там еще что-нибудь? (Прячет пудинг.) А этот пудинг я оставлю для себя.

Слуга (приносит жаркое). Вот жаркое.

Труффальдино (берет блюдо). Скорее фрукты!

Слуга. Ну, совсем голову закружил. Сейчас! (Уходит.)

Труффальдино. Жаркое отнесу этому. (Входит к Флориндо.)

Слуга (с фруктами). Вот фрукты. Где вы там?

Труффальдино (выходит от Флориндо). Я здесь.

Слуга (подает ему фрукты). Вот, возьмите! Еще что-нибудь нужно?

Труффальдино. Погодите. (Относит фрукты к Беатриче.)

Слуга. Скачет сюда, скачет туда; прямо черт какой-то!

Труффальдино. Больше ничего. Никто ничего не хочет.

Слуга. Очень приятно.

Труффальдино. Накройте для меня.

Слуга. Сейчас. (Уходит.)

Труффальдино. Вытащу свой пудинг. Браво! Отвоевал-таки его! И все довольны, никому ничего больше не надо, и всем я угодил. Служил сразу двум хозяевам, и ни один не узнал о другом. Но если я прислуживал двоим, то теперь пойду наемся за четверых. (Уходит.)



ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ


Улица с видом на гостиницу. Смеральдина, потом слуга из гостиницы.


Смеральдина. Не очень-то скромные манеры у моей хозяйки. Посылает меня с запиской в гостиницу.[20] Меня, такую молоденькую! Плохо служить у влюбленной девушки. Взять хотя бы мою хозяйку: блажит на тысячу ладов. А вот чего я уж совсем не могу понять: влюблена в синьора Сильвио так, что готова даже кишки себе выпустить, а в то же времяпосылает записочки другому. Уж не хочет ли она заготовить одного на зиму, а другого на лето? Позову кого-нибудь. Эй, кто там в доме? Или в гостинице?

Слуга. Что вам нужно, милая девушка?

Смеральдина (в сторону). Мне стыдно, ей-богу, стыдно. (Громко.) Скажите, не у вас ли в гостинице остановился некий синьор Федериго Распони?

Слуга. У нас, конечно. Он только что откушал.

Смеральдина. Мне надо сказать ему кое-что.

Слуга. Любовные делишки? Заходите.

Смеральдина. Что вы! За кого вы меня принимаете? Я ведь служанка его невесты.

Слуга. Ладно, заходите.

Смеральдина. Ой, не пойду я туда ни за что.

Слуга. Как же быть? Прикажете звать его к вам сюда, на улицу, что ли? По-моему, так не годится. Тем более что у него сидит гость — синьор Панталоне деи Бизоньози.

Смеральдина (в сторону). Мой хозяин! Дело плохо! (Громко.) Ой, нет, не пойду.

Слуга. Могу выслать к вам его слугу, если угодно.

Смеральдина. Этого чернявенького?

Слуга. Его самого.

Смеральдина. Ну, пошлите!

Слуга (в сторону). Понимаю. Чернявенький ей приглянулся. В дом войти она, видите ли, стесняется, а что ее увидят с ним на улице средь бела дня — это ей нипочем! (Уходит.)



ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ


Смеральдина, потом Труффальдино.


Смеральдина. А если меня увидит хозяин, что я ему скажу? Скажу, что искала его, — и все тут! О, я на выдумки хитра!

Труффальдино (держа в руках фьяско[21], стакан и салфетку). Кто тут меня спрашивает?

Смеральдина. Это я, синьор. Мне очень неприятно, что я вас побеспокоила.

Труффальдино. Ничего, ничего! Вот я, весь к вашим услугам.

Смеральдина. Вы, я вижу, встали из-за стола?

Труффальдино. Был за столом и опять вернусь туда.

Смеральдина. Право, мне неприятно…

Труффальдино. А я очень рад. Сказать по правде, я уже набил свой животик, и ваши чудные глазки помогут моему пищеварению.

Смеральдина (в сторону). Какой душка!

Труффальдино. Поставлю фьяско и к вашим услугам, дорогая!

Смеральдина (в сторону). Назвал меня дорогой! (Громко.) Моя хозяйка посылает эту записочку синьору Федериго Распони, а мне в гостиницу идти неохота, — вот я и решила вас побеспокоить, раз вы его слуга.

Труффальдино. С удовольствием отнесу ему; но сперва да будет вам известно, что и у меня есть к вам поручение.

Смеральдина. От кого?

Труффальдино. От одного интересного мужчины. Скажите, не знаете ли вы некоего Труффальдино Батоккьо?

Смеральдина. Как будто слышала когда-то, только не припомню. (В сторону.) Наверно, это он сам и есть.

Труффальдино. Он недурен собою, невысок, коренаст, остроумен, за словом в карман не полезет. Знаток всех приличий…

Смеральдина. Вот уж никогда такого не знавала.

Труффальдино. А он вас знает и влюблен в вас.

Смеральдина. Ах, вы насмехаетесь надо мной!

Труффальдино. И если бы он мог иметь хоть капельку надежды, он бы открылся.

Смеральдина. Я так скажу, синьор: если бы я его увидала и он пришелся бы мне по душе, легко может статься, что я бы и откликнулась.

Труффальдино. Желаете, чтобы я показал вам его?

Смеральдина. Погляжу с удовольствием.

Труффальдино. Сию минуту. (Уходит в гостиницу.)

Смеральдина. Так это, значит, не он.


Труффальдино выходит из гостиницы, раскланивается перед Смеральдиной, прохаживается мимо нее, затем вздыхает и возвращается в гостиницу.


Таких штучек я не понимаю.

Труффальдино (снова выходит). Видели?

Смеральдина. Кого?

Труффальдино. Влюбленного в ваши прелести.

Смеральдина. Кроме вас, никого не видела.

Труффальдино (вздыхает). Ах!

Смеральдина. Может, это и есть вы сами, будто бы влюбленный в меня? (Труффальдино вздыхает). Что же вы не сказали мне сразу?

Труффальдино. Потому что я маленько застенчив.

Смеральдина (в сторону). В него даже камень может влюбиться.

Труффальдино. Ну, так что же вы мне скажете?

Смеральдина. Скажу, что…

Труффальдино. Ну же, говорите.

Смеральдина. Я тоже маленько застенчива.

Труффальдино. Вот бы нам соединиться: получилась бы очень застенчивая парочка!

Смеральдина. Откровенно говоря, вы мне по душе.

Труффальдино. Вы девица?

Смеральдина. Ну, таких вопросов не задают!

Труффальдино. Стало быть, нет, конечно?

Смеральдина. Стало быть, да, конечно.

Труффальдино. Я тоже не женат.

Смеральдина. Я бы уже раз пятьдесят могла выйти замуж, да только не попадался мне такой, что пришелся бы по душе.

Труффальдино. Значит, я могу надеяться, что вы подарите мне свои симпатии?

Смеральдина. По правде сказать, в вас есть что-то такое… Нет, хватит, ничего больше не скажу!

Труффальдино. А если бы кто хотел за вас посвататься, что для этого нужно сделать?

Смеральдина. У меня нет ни отца, ни матери. Пришлось бы сказать моему хозяину или хозяйке.

Труффальдино. Так. А если я скажу — что они ответят?

Смеральдина. Скажут, что, если я согласна…

Труффальдино. А вы что скажете?

Смеральдина. Скажу… что, если они согласны…

Труффальдино. Больше ничего и не требуется. Все будем согласны. Дайте-ка мне письмо; когда принесу вам ответ — поговорим.

Смеральдина. Вот оно.

Труффальдино. А вы знаете, что в этом письме?

Смеральдина. Не знаю. А уж до чего разбирает любопытство!

Труффальдино. Не хотелось бы мне, чтобы в нем было что-нибудь неприятное и чтобы мне накостыляли за него по шее.

Смеральдина. Кто его знает! Уж конечно, не любовное.

Труффальдино. Я не хочу рисковать. Коли я не знаю, что в нем, так уж лучше не покажу.

Смеральдина. Распечатать-то можно… А вот как потом запечатать?

Труффальдино. Э, предоставьте это мне; я специально рожден, чтобы запечатывать письма! Ничего не будет заметно.

Смеральдина. Тогда распечатаем.

Труффальдино. Вы умеете читать?

Смеральдина. Немножечко. Но зато вы, вероятно, хорошо умеете?

Труффальдино. И я не очень.

Смеральдина. Ну, давайте.

Труффальдино. Вскроем аккуратненько. (Отрывает кусок.)

Смеральдина. Ой, что вы сделали?

Труффальдино. Ничего. Я знаю секрет, как исправить. Вот и распечатано.

Смеральдина. Ну, читайте.

Труффальдино. Лучше вы! Почерк вашей хозяйки вам лучше знаком.

Смеральдина (рассматривает письмо). По правде говоря, я ничего не понимаю.

Труффальдино. И я ни слова.

Смеральдина. Зачем же тогда мы его распечатали?

Труффальдино. Погодите. Давайте понатужимся. (Берет письмо.) Как будто что-то разбираю.

Смеральдина. И я некоторые буквы узнаю.

Труффальдино. А ну-ка, попробуем вместе. Это как будто «м»?

Смеральдина. Ну, что вы! Это «т».

Труффальдино. Положим, между «м» и «т» разница небольшая.

Смеральдина. «Т», «о» — «то», «я», «тоя». Нет, стойте, это, должно быть, «м»: «м», «о» — «мо», «я», «моя».

Труффальдино. Не напишет же она «моя»; должно быть: «мой»!

Смеральдина. Нет, «я» я хорошо знаю. Видите, завитушка на конце.

Труффальдино. Да и «мой» тоже пишется с завитушкой.


ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ


Беатриче и Панталоне выходят из гостиницы.


Панталоне (Смеральдине). Ты что тут делаешь?

Смеральдина (испуганно). Ничего, синьор, я вас искала.

Панталоне. Чего тебе от меня надо?

Смеральдина (так же). Хозяйка вас спрашивает.

Беатриче (к Труффальдино). А это что за листок?

Труффальдино (испуганно). Ничего, так… бумажка…

Беатриче (к Труффальдино). Давай сюда.

Труффальдино (дрожа, подает листок). Вот, синьор.

Беатриче. Как! Да ведь это опять письмо ко мне! Негодяй! Все мои письма распечатываются!

Труффальдино. Я ничего не знаю, синьор…

Беатриче. Посмотрите, синьор Панталоне. Это записка от синьоры Клариче; она пишет мне о безумной ревности Сильвио, а этот разбойник распечатал!

Панталоне (Смеральдине). А ты помогаешь?

Смеральдина. Я ничего не знаю, синьор.

Беатриче. Кто распечатал это письмо?

Труффальдино. Только не я.

Смеральдина. И не я.

Панталоне. Да кто его принес?

Смеральдина. Труффальдино нес его своему хозяину.

Труффальдино. А Смеральдина принесла его Труффальдино.

Смеральдина (в сторону). Сплетник! Не люблю его больше!

Панталоне. Ах ты, трещотка негодная! Все это твоих рук дело. Не знаю, что меня удерживает, чтобы не накостылять тебе по шее!

Смеральдина. Мне еще никто не давал по шее, и я удивляюсь вам.

Панталоне (подходит к ней). Так-то ты мне отвечаешь?

Смеральдина. Э, вам меня не поймать. С вашими недугами-то! Где уж вам бегать! (Убегает.)

Панталоне. Негодница, я тебе покажу, могу ли я бегать! Попадешься ты мне! (Убегает за Смеральдиной.)


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ


Беатриче, Труффальдино, потом Флориндо в окне.


Труффальдино (в сторону). Как бы мне выпутаться?

Беатриче (в сторону, читая записку). Бедняжка Клариче! Она в отчаянье от ревности Сильвио. Придется мне открыться и успокоить ее. (Читает записку.)

Труффальдино (в сторону). Кажется, не смотрит. А ну, попробую удрать. (Пробирается потихоньку к выходу.)

Беатриче. Ты куда?

Труффальдино (останавливается). Я тут.

Беатриче. Ты зачем распечатал письмо?

Труффальдино. Это Смеральдина. А я, синьор, ничего не знаю.

Беатриче. Какая там Смеральдина! Это ты, плут! Сначала одно, затем другое. Ты распечатал сегодня два моих письма. Поди сюда!

Труффальдино (подходя со страхом). Ради бога, синьор…

Беатриче. Поди сюда, говорят тебе!

Труффальдино (подходит дрожа). Сжальтесь, синьор…


Беатриче хватает висящую на поясе у Труффальдино палку и колотит его изо всех сил, стоя спиной к гостинице.


Флориндо (в окне). Как! Бьют моего слугу! (Скрывается.)

Труффальдино. Будет, ради бога!

Беатриче (бросает палку на землю). Вот тебе, негодяй! Будешь у меня распечатывать письма! (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ


Труффальдино, потом Флориндо.


Труффальдино. Тысяча чертей! Так обращаться с таким человеком, как я! Отколотить такого, как я! Если вам слуга не нравится, прогоните его, а не деритесь.

Флориндо (выйдя из гостиницы незаметно для Труффальдино). Что ты говоришь?

Труффальдино (увидев Флориндо). Ох! (Вдогонку ушедшей Беатриче.) Так чужих слуг не колотят! Это оскорбление моему хозяину!

Флориндо. Да, оскорбление мне. Кто это тебя побил?

Труффальдино. Я и сам не знаю, синьор; он мне совсем незнаком.

Флориндо. За что же он тебя так вздул?

Труффальдино. Потому что… потому что я ему на сапог плюнул.

Флориндо. И ты позволяешь так колотить себя? Не шевелишься и не защищаешься? Срамишь и позоришь своего хозяина? Ты осел! Трус! (Поднимает с полу палку.) Если тебе так нравится быть битым, я доставлю тебе это удовольствие. Получай и от меня. (Бьет его, потом уходит к себе.) Труффальдино. Вот уж теперь и вправду могу сказать, что я слуга двух хозяев. Получил награду от обоих. (Уходит в гостиницу.)



ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ


Зала гостиницы с несколькими дверьми. Труффальдино, потом слуга с мальчиком.


Труффальдино. Тяжеленько было прийти в себя после взбучки; зато поел я в свое удовольствие: пообедал хорошо, а вечером еще лучше поужинаю. Пока возможно, буду служить двум хозяевам, — до тех пор, по крайней мере, пока не получу оба жалованья. Ну, а сейчас что мне надо делать? Одного хозяина дома нет, другой спит; как раз время проветрить платье — вытащить сундуки и посмотреть, не нужно ли чего сделать. Ключи, кстати, у меня. В этой зале вполне удобно: втащу сюда сундуки и сделаю все честь честью. Надо позвать кого-нибудь на подмогу. (Зовет.) Эй, люди!

Слуга (подходит с мальчиком). Что угодно?

Труффальдино. Хочу, чтобы вы помогли мне вытащить сундуки из этих комнат: надо проветрить платье.

Слуга (мальчику). Ступай-ка помоги.

Труффальдино. Пойдем, а я уж уделю тебе малую толику тех подарков, которые получил сегодня от своего хозяина. (Уходит с мальчиком в комнату.)

Слуга. Как будто недурной слуга — прыткий, находчивый, внимательный. А все-таки и он не без недостатков. Я ведь и сам служил, знаю. Мы ничего не делаем из одной только преданности. Все — для того, чтобы выжать из хозяина побольше или чтобы втереться к нему в доверие.

Труффальдино (выносит с мальчиком сундук из комнаты). Тихонько. Поставим его здесь. (Ставят сундук посреди залы.) Пойдем за другим. Но только, чтобы совсем тихо, потому что хозяин там спит. (Уходит к Флориндо.)

Слуга. Ну, это или настоящее сокровище, или большой плут; никогда я не видел, чтобы так служили двум хозяевам. Надо глядеть за ним в оба, а то как бы он в один прекрасный день под предлогом службы двум хозяевам не обокрал обоих.

Труффальдино (выносит с мальчиком другой сундук). А этот поставим здесь. (Ставят около первого.) Теперь, если хотите, можете идти, мне больше ничего не надо.

Слуга (мальчику). Иди в кухню. (К Труффальдино.) Не надо ли тебе помочь?

Труффальдино. Нет, я управлюсь один.

Слуга. Ну и молодец же ты! Если будешь так продолжать, я, пожалуй, уважать тебя стану. (Уходит.) Труффальдино. Теперь сделаю все как надо, спокойно — благо никто мне не помешает. (Достает из кармана ключ.) Который же это ключ? Который сундук им отпирать? Попробуем. (Отпирает сундук.) Сразу угадал. Во всем мире нет другого такого, как я. А этим отопру тот. (Вынимает из кармана другой ключ и отпирает второй сундук.) Вот оба и отперты. Сейчас все вытащим. (Вынимает платье из обоих сундуков и раскладывает на столике, причем в каждом сундуке оказывается по черной суконной паре, книги, бумаги и прочее.) Взглянуть, нет ли чего в карманах. Часто в них бывают печенье, конфеты. (Шарит в карманах платья Беатриче и находит портрет.) Здорово! Вот так портрет! Какой красавчик! Чей это портрет? Знакомое лицо, а кто — вспомнить не могу. Как будто смахивает немножко на другого моего хозяина. Впрочем, нет: и платье не то, и парик другой.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ


Флориндо (в своей комнате) и Труффальдино.


Флориндо (зовет из комнаты). Труффальдино!

Труффальдино. Ах, чтоб тебя! Проснулся. Если его черт принесет сюда, да увидит он второй сундук, да начнутся расспросы… (Хватает платье.) Поскорей закрою, а ему скажу, что не знаю, чей это.

Флориндо (так же). Труффальдино!

Труффальдино (громко). Сейчас! (В сторону.) Уложить бы поскорей. Да! А откуда я вынул это платье? Вот уже и не помню. И бумаги где были, тоже не знаю.

Флориндо (так же). Иди живей, не то подгоню тебя палкой!

Труффальдино (громко). Сию минуту! (В сторону.) Живо, пока не пришел. (Укладывает вещи куда попало и запирает сундук.) Уйдет со двора, тогда разберусь.

Флориндо (выходит из комнаты в халате.) Какого черта ты тут делаешь?

Труффальдино. Дорогой синьор мой, не вы ли мне приказали вычистить платье? Вот я здесь и чистил!

Флориндо. А это чей же сундук?

Труффальдино. Не знаю. Какого-нибудь другого приезжего.

Флориндо. Дай мне черный камзол.

Труффальдино. Слушаю. (Открывает сундук Флориндо и подает ему камзол. Флориндо сбрасывает халат и надевает платье; затем, засунув руки в карманы, находит портрет.)

Флориндо (с изумлением). Что это такое?

Труффальдино (в сторону). Ах, черт! Перепутал! Вместо кармана того хозяина сунул этому в карман. Камзолы-то одного цвета.

Флориндо (в сторону). О, небо! Сомненья нет! Это мой портрет; я сам подарил его дорогой моей Беатриче. (Громко.) Скажи, пожалуйста, как попал ко мне в карман этот портрет?

Труффальдино (в сторону). Ну, готово! Теперь уж и не знаю, как выпутаюсь. Надо что-нибудь изобрести.

Флориндо. Отвечай же! Говори! Откуда у меня в кармане портрет?

Труффальдино. Дорогой синьор, простите мне мою спелость! Это моя вещь; чтобы не потерять ее, я спрятал ее к вам. Ради бога, простите!

Флориндо. А каким образом портрет попал к тебе?

Труффальдино. Достался мне после моего хозяина.

Флориндо. После хозяина?

Труффальдино. Да, синьор, я у него служил, а он помер и отказал мне всякие мелочи. Я все продал, остался только этот портрет.

Флориндо. Ах! Когда умер твой хозяин?

Труффальдино. С неделю. (В сторону.) Мелю, что в голову придет.

Флориндо. Как звали твоего хозяина?

Труффальдино. Не знаю, синьор, он жил под чужим именем.

Флориндо. Под чужим именем? Сколько времени ты служил у него?

Труффальдино. Немного. Дней десять — двенадцать.

Флориндо (в сторону). О, небо! Я все больше трепещу: вдруг это Беатриче! Скрылась в мужском платье… жила под чужим именем… Несчастный я! Что, если это правда?

Труффальдино (в сторону). Раз поверил, я ему еще и не то насочиняю.

Флориндо (с тревогой). Скажи мне, твой хозяин был молодой?

Труффальдино. Да, синьор, молодой.

Флориндо. Без бороды?

Труффальдино. Без бороды.

Флориндо (вздыхает; в сторону). Она, несомненно, она!

Труффальдино (в сторону). Взбучки как будто не предвидится.

Флориндо. Знаешь ли ты, по крайней мере, откуда он?

Труффальдино. Знать-то знал, да позабыл.

Флориндо. Может быть, из Турина?

Труффальдино. Вот именно, из Турина.

Флориндо (в сторону). Каждое его слово — мне нож в сердце. (Громко.) Скажи толком: он действительно умер, этот молодой туринец?

Труффальдино. Помер взаправду.

Флориндо. От чего же он умер?

Труффальдино. От удара помер. (В сторону.) Так скорее отвяжется.

Флориндо. А где его похоронили?

Труффальдино (в сторону). Новое дело! (Громко.) Его тут не хоронили, синьор, потому что другой слуга, земляк его, получил разрешение перевезти его в гробу на родину.

Флориндо. Это, может быть, тот самый слуга, который давал тебе сегодня поручение на почту?

Труффальдино. Да, синьор, вот именно — Паскуале.

Флориндо (в сторону). Нет больше надежды. Беатриче умерла. Несчастная Беатриче! Тягости путешествия и сердечные страдания убили ее. Ах! Сил не хватает вынести такое горе! (Уходит к себе в комнату.)


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ


Труффальдино, потом Беатриче и Панталоне.


Труффальдино. Что за история! Огорчен, плачет, в отчаянье… Мне бы не хотелось, чтобы он затосковал от этой сказки. Я ведь сочинил все это, только чтобы избавиться от палки и скрыть путаницу с сундуками. А тут вдруг из-за портрета заварилась такая каша! Должно быть, он ему знаком. А пока что лучше отнести сундуки по комнатам, а то как бы не навязать себе на шею второй такой же неприятности! А вот и другой хозяин. На этот раз, боюсь, если я буду обслуживать двоих, то и меня будут здорово обслуживать. (Показывает, как его били.)

Беатриче. Поверьте мне, синьор Панталоне, что последняя партия зеркал и свечей записана дважды.

Панталоне. Возможно, что приказчики ошиблись. Пересмотрим еще раз счета с конторщиком, сличим, и тогда будет видно.

Беатриче. Я тоже сделал выписки из наших книг. Теперь сличим. Будем надеяться, что все выяснится, в вашу или мою пользу. Труффальдино!

Труффальдино. Синьор?

Беатриче. Ключи от сундука у тебя?

Труффальдино. Да, синьор, вот они.

Беатриче. Почему ты вытащил сундук в залу?

Труффальдино. Чтобы проветрить платье.

Беатриче. Проветрил?

Труффальдино. Проветрил.

Беатриче. Открой и дай мне… А это чей сундук?

Труффальдино. Тут еще кто-то приехал.

Беатриче. Достань-ка мне из сундука памятную книгу.

Труффальдино. Сейчас, синьор. (В сторону.) Пронеси, господи! (Открывает сундук и роется.)

Панталоне. Возможно, как я говорил, что и ошиблись. Ошибки оплате не подлежат.

Беатриче. А может быть, и правильно, сейчас сличим.

Труффальдино (подает книгу Беатриче). Эта?

Беатриче (берет, почти не глядя, и открывает). Нет, не эта… Откуда эта книга?

Труффальдино (в сторону). Ну, влип!

Беатриче (в сторону). Тут два моих письма к Флориндо… Боже! Да ведь это его заметки, его счета! Я вся горю и дрожу! Не понимаю, что со мной делается!

Панталоне. Что с вами, синьор Федериго? Вам худо?

Беатриче. Нет, ничего. (Тихо, к Труффальдино.) Труффальдино, каким образом в моем сундуке оказалась чужая книга?

Труффальдино. Да я, право, не знаю…

Беатриче. Скорее, не смущайся, скажи мне правду.

Труффальдино. Я прошу извинения, что осмелился положить ее в ваш сундук. Это моя книга, и я, чтобы не потерять, спрятал ее к вам. (В сторону.) С тем проехало гладко, авось и с этим не подкачаю.

Беатриче. Это твоя книга, и ты ее не узнал и подаешь вместо моей?

Труффальдино (в сторону). Этот будет похитрее. (Громко.) А видите ли, она у меня недавно, поэтому я и не узнал ее.

Беатриче. Откуда она у тебя?

Труффальдино. Я тут служил в Венеции у одного хозяина, а он помер — мне и досталась его книга.

Беатриче. Когда это случилось?

Труффальдино. Да как сказать? Дней десять — двенадцать тому назад.

Беатриче. Как же это? Ведь я встретил тебя в Вероне.

Труффальдино. А вот тогда-то я и уехал из Венеции, из-за смерти моего хозяина.

Беатриче (в сторону). Горе мне! (Громко.) Твоего хозяина звали Флориндо?

Труффальдино. Да, синьор, Флориндо.

Беатриче. По фамилии Аретузи?

Труффальдино. Вот именно — Аретузи.

Беатриче. И это верно, что он умер?

Труффальдино. Вернехонько!

Беатриче. А от чего он умер? Где его похоронили?

Труффальдино. Он упал в канал и утонул, только его и видели.

Беатриче. О я, несчастная! Умер Флориндо, умерла любовь моя, единственная моя надежда! К чему мне теперь эта бессмысленная жизнь, если умер тот, для кого я только и жила? О, погибли мои надежды! Прахом развеяны усилия! Жалки все ухищрения любви! Я бросила родину, покинула своих, переоделась в мужское платье, подверглась опасностям, рисковала жизнью — все для Флориндо, а Флориндо моего нет на свете! Несчастная Беатриче! Неужели мало было потерять брата, — нужно было, чтобы погиб еще и жених? Чтобы после Федериго небо похитило и Флориндо! Но если я была причиною смертей, если я преступница, почему же не на меня обрушило небо свои кары? Напрасны слезы, тщетны жалобы: Флориндо умер. Горе душит меня, свет померк в глазах. О мое божество, жених дорогой! В отчаянье и я последую за тобой. (Уходит с убитым видом в свою комнату.)

Панталоне (с изумлением слушавший речи и наблюдавший отчаяние Беатриче). Труффальдино!

Труффальдино (тоже полный изумления). Синьор Панталоне!

Панталоне. Женщина!

Труффальдино. Баба!

Панталоне. Вот так штука!

Труффальдино. Чудеса!

Панталоне. Я поражен.

Труффальдино. Я обалдел.

Панталоне. Пойти сказать дочке. (Уходит.)

Труффальдино. Оказывается, я уже слуга не двух хозяев: у меня хозяин и хозяйка.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ


Улица возле гостиницы. Доктор, потом Панталоне, выходит из гостиницы.


Доктор. Никак не могу успокоиться из-за этого старикашки Панталоне. Чем больше думаю, тем больше злюсь.

Панталоне (весело). Дорогой доктор, мое почтение.

Доктор. Удивляюсь, что у вас еще хватает наглости здороваться со мной.

Панталоне. А у меня есть для вас новость. Да будет вам известно…

Доктор. Бы, может быть, желаете сообщить мне, что свадьба состоялась? Так мне на это наплевать!

Панталоне. Ничего подобного. Дайте мне сказать, черт вас возьми!

Доктор. Говорите, чтоб вам пусто было!

Панталоне (в сторону). Так и чешутся руки поучить его уму-разуму. (Громко.) Дочь моя, если вам угодно, может выйти за вашего сына.

Доктор. Весьма обязан! Не трудитесь! Сын мой, пожалуй, подавится таким кусочком! Выдавайте ее за вашего туринца!

Панталоне. Если бы вы знали, что это за туринец, вы бы не говорили так…

Доктор. Кто бы он ни был! Ваша дочка побыла с ним наедине.

Панталоне. Да ведь это не…

Доктор. Слушать ничего не хочу!

Панталоне. Не хотите — для вас же хуже.

Доктор. Там видно будет, для кого хуже.

Панталоне. Дочь моя — честная девушка, а эта…

Доктор. Черт вас побери совсем!

Панталоне. Сами идите к чертям в зубы!

Доктор. Старый враль без чести и без слова! (Уходит.)



ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ


Панталоне, потом Сильвио.


Панталоне. Будь он проклят! Это какой-то скот в образе человека. Так и не дал мне сказать, что это, оказывается, женщина. Трещит, слова не вставишь! Вон идет еще этот дуралей-сыночек. Опять жди какой-нибудь дерзости!

Сильвио (в сторону). Панталоне!.. Так бы и проткнул его шпагой!

Панталоне. Синьор Сильвио, с вашего позволения, я должен сообщить вам приятную новость, если вы только дадите возможность говорить, а не будете молоть, как мельничный жернов, по примеру вашего синьора отца.

Сильвио. Что вы хотите сказать мне? Говорите.

Панталоне. Да будет вам известно, что брак моей дочери с синьором Федериго испарился… как дым…

Сильвио. Неужели! Вы не обманываете меня?

Панталоне. Истинная правда, и, если вы еще не раздумали, дочь моя согласна отдать вам руку.

Сильвио. О, небо! Вы возвращаете мне жизнь.

Панталоне (в сторону). Вот и чудесно. Этот не такой скот, как его отец.

Сильвио. Да! Но как могу я прижать к своей груди девушку, которая так долго беседовала с другим женихом?

Панталоне. Ну, так я скажу вам в двух словах: Федериго Распони превратился в сестру свою Беатриче.

Сильвио. Как? Я вас не понимаю.

Панталоне. Что-то вы стали туго соображать. Тот, кто считался Федериго, оказался Беатриче.

Сильвио. В мужском платье?

Панталоне. В мужском платье.

Сильвио. А! Понял! Понял!

Панталоне. Слава богу!

Сильвио. Как же это произошло? Расскажите.

Панталоне. Пойдемте ко мне. Дочь ничего еще не знает. Сразу обоим и расскажу.

Сильвио. Идем, идем… И покорнейше прошу прощения за то, что в порыве страсти…

Панталоне. Забудем старое… Я понимаю вас. Знаю, что такое любовь. Пойдемте, сын мой, пойдемте ко мне. (Уходит.)

Сильвио. Есть ли человек счастливее меня? Есть ли на свете сердце, более исполненное радости, чем мое? (Уходит с Панталоне.)



ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ


Зала в гостинице с несколькими дверьми. Беатриче и Флориндо выходят каждый из своей комнаты с кинжалами в руках, намереваясь заколоть себя; ее удерживает Бригелла, его — слуга гостиницы; оба идут, не замечая друг друга.


Бригелла (хватает Беатриче за руку). Остановитесь!

Беатриче (отбиваясь от него). Оставьте меня, ради бога!

Слуга (удерживая Флориндо). Не нужно отчаиваться!

Флориндо (вырывается из рук слуги). Убирайтесь к черту!

Беатриче (отскакивает от Бригеллы). Вам не удастся помешать мне.


Продолжая идти вперед с кинжалами в руках, Беатриче и Флориндо внезапно встречаются и, узнав друг друга, застывают в изумлении.


Флориндо. Кого я вижу!

Беатриче. Флориндо!

Флориндо. Беатриче!

Беатриче. Вы живы?

Флориндо. И вы живы?

Беатриче. О, счастье!

Флориндо. О, душа моя!


Роняют кинжалы и бросаются друг другу в объятья.


Бригелла (слуге, шутливо). Ну, если тут и прольется кровь, то такая, от которой беды не бывает. (Уходит.)

Слуга (в сторону). Ножики-то я все-таки приберу. Не дам им больше. (Подбирает кинжалы и уходит.)



ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ


Беатриче, Флориндо, потом Бригелла.


Флориндо. Что привело вас в такое отчаяние?

Беатриче. Ложное известие о вашей смерти.

Флориндо. Кто вам сообщил о моей смерти?

Беатриче. Мой слуга.

Флориндо. А мой тоже уверил меня в вашей гибели, и я в порыве горя хотел лишить себя жизни.

Беатриче. Вот эта книга заставила меня поверить ему!

Флориндо. Эта книга? Она была в моем сундуке. Как она попала к вам? По всей вероятности, тем же путем, каким в моем кармане очутился портрет — тот, что я подарил вам в Турине.

Беатриче. Эти разбойники, наши слуги, натворили бог знает что. Это они причинили нам столько горя и страданий!

Флориндо. Мой наплел про вас тысячу всяких басен.

Беатриче. А я совершенно того же наслушалась про вас от своего.

Флориндо. Где они?

Беатриче. Исчезли куда-то.

Флориндо. Давайте разыщем их и устроим очную ставку. (Зовет.) Эй! Кто там! Никого, что ли?

Бригелла (входит). Что прикажете?

Флориндо. Где наши слуги?

Бригелла. Не знаю, синьор. Можно поискать.

Флориндо. Постарайтесь найти и пришлите их сюда, Бригелла. Я знаю только одного. Спрошу у слуг: те, может быть, знают обоих. Поздравляю вас, что вы умерли такой сладостной смертью; но уж если захотите быть погребенными, вам придется выбрать для этого другое место — у меня тут не годится. К вашим услугам, синьоры. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ


Флориндо и Беатриче.


Флориндо. Вы тоже остановились в этой гостинице?

Беатриче. Я приехала сегодня утром.

Флориндо. И я сегодня. Как же это мы не встретились?

Беатриче. Судьба захотела нас немного помучить.

Флориндо. А скажите, Федериго, брат ваш, умер?

Беатриче. Разве вы не знаете? Сразу, на месте!

Флориндо. А между тем меня уверили, будто он жив и находится в Венеции.

Беатриче. Это потому, что меня принимали за него. Я уехала из Турина в этом платье, под именем брата, чтобы последовать…

Флориндо. Знаю: за мною, дорогая. Я узнал это из письма вашего туринского слуги.

Беатриче. А как это письмо попало к вам?

Флориндо. Чей-то слуга, по-видимому, ваш, просил моего взять ваши письма на почте. Я прочел ваше имя и не мог удержаться, чтобы не распечатать.

Беатриче. Законное любопытство влюбленного!

Флориндо. Что-то говорят в Турине о вашем отъезде?

Беатриче. Если я вернусь туда вашей женой, все толки прекратятся.

Флориндо. Как же могу я надеяться скоро вернуться туда, если я изгнан, если надо мною тяготеет обвинение в убийстве вашего брата?

Беатриче. Богатства, которые я привезу из Венеции, избавят вас от изгнания.

Флориндо. А слуг наших все нет…

Беатриче. Что им взбрело в голову так огорчать нас?

Флориндо. Чтобы все узнать доподлинно, не нужно строгостей, надо взять их мягкостью.

Беатриче. Что же! Постараюсь притвориться.

Флориндо (видя входящего Труффальдино). Вот один из них.

Беатриче. Это наверняка главный плут.

Флориндо. Думаю, что вы не ошибаетесь.


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ


Те же и Труффальдино, подталкиваемый Бригеллой и слугой.


Флориндо. Иди, иди, не бойся!

Беатриче. Мы тебе ничего не сделаем.

Труффальдино (в сторону). Я ведь палок еще не забыл!

Бригелла. Одного нашли. Приведем и другого, если найдем.

Флориндо. Да, нужно, чтобы оба были тут вместе.

Бригелла (тихо, слуге). Вы другого знаете?

Слуга (Бригелле). Я? Нет.

Бригелла (слуге). Спросим на кухне. Кто-нибудь, наверно, знает. (Уходит.)

Слуга. Был бы он тут, так я бы знал. (Уходит.)

Флориндо. Ну-ка расскажи: как случилось, что портрет и книга попали не туда, куда следует? И с какой целью ты и тот, другой плут сговорились довести нас до отчаяния?

Труффальдино (делает пальцем знак обоим, чтобы они молчали). Тсс… (К Флориндо, отводя его от Беатриче.) Разрешите словечко по секрету. (К Беатриче, отводя от нее Флориндо.) Сейчас я все расскажу. (К Флориндо.) Видите ли, синьор, во всей истории я ни капельки не виноват, а всему причиной этот самый Паскуале, слуга вон той синьоры. (Осторожно показывает на Беатриче.) Это он перепутал все вещи: что было в одном сундуке, он положил в другой, а я недосмотрел. Он, бедняга, уже просил меня не выдавать его, чтобы хозяин не прогнал его. А у меня ведь сердце доброе, я для друзей готов хоть кишки себе выпустить; вот я и придумал все это, чтобы его выручить. Мне ведь в голову не могло прийти, что это ваш портрет и что вы так огорчитесь смертью особы, в вещах которой он нашелся. Ну вот, я вам рассказал всю историю по правде, как честный человек и как преданный слуга.

Беатриче (в сторону). Долго же он рассказывает! Интересно, о чем они шепчутся?

Флориндо (к Труффальдино). Значит, тот, для кого ты взял письмо на почте, и есть слуга синьоры Беатриче?

Труффальдино (тихо, к Флориндо). Ну да, синьор, это был Паскуале, Флориндо (так же). Зачем же ты скрывал от меня то, о чем я тебя выспрашивал?

Труффальдино (так же). Уж очень он просил не выдавать его.

Флориндо. Кто?

Труффальдино. Паскуале.

Флориндо. Как же ты мог ослушаться своего хозяина?

Труффальдино. Из дружбы к Паскуале.

Флориндо. Вздуть надо вас обоих — и тебя и Паскуале.

Труффальдино (в сторону). Тогда мне придется получить и за себя, и за Паскуале.

Беатриче. Вы все еще не кончили своего бесконечного допроса?

Флориндо. Да вот он говорит…

Труффальдино (тихо, к Флориндо). Ради бога, хозяин, не выдавайте Паскуале. Уж лучше скажите, что это все я, даже поколотите меня, если хотите, но только не губите Паскуале.

Флориндо (тихо, к Труффальдино), Ты так любишь своего Паскуале?

Труффальдино (так же). Как родного брата люблю. Теперь я пойду к синьоре, скажу, что я во всем виноват; уж выручу Паскуале. (Отходит от Флориндо.)

Флориндо (в сторону). Привязчивая у него натура!

Труффальдино (подходя к Беатриче). Вот и я к вам.

Беатриче (тихо, к Труффальдино). О чем ты так долго говорил с синьором Флориндо?

Труффальдино (тихо, к Беатриче). Видите ли, у синьора есть слуга по имени Паскуале. Другого такого головореза нет на свете; это он перепутал все вещи. Так как он, бедняга, боялся, что хозяин его прогонит, я и придумал всю эту историю с книгой его хозяина, который будто бы умер, утонул и тому подобное. И сейчас я признался синьору Флориндо, что всему виной я.

Беатриче (так же). Зачем же ты берешь на себя чужую вину?

Труффальдино (так же). Из дружбы к Паскуале.

Флориндо (в сторону). Ну, однако, и долго же они там…

Труффальдино (тихо, к Беатриче). Сделайте милость, уж вы его не губите.

Беатриче (так же). Кого?

Труффальдино (так же). Паскуале.

Беатриче (так же). Оба вы мошенники, и ты, и твой Паскуале.

Труффальдино (в сторону). Всего-навсего один.

Флориндо. Не стоит допытываться дальше. Синьора Беатриче, наши слуги проделывали все это не по злобе, и хотя они заслуживают наказания, но во имя нашей радости можно простить им этот проступок.

Беатриче. Верно; но ваш слуга…

Труффальдино (тихо, к Беатриче). Ради бога, не упоминайте о Паскуале.

Беатриче (к Флориндо). Вот что; мне надо побывать у синьора Панталоне деи Бизоньози. Хотите пойти со мной?

Флориндо. Охотно пошел бы, но мне надо быть дома, чтобы дождаться моего банкира. Если вы торопитесь, то я приду позже.

Беатриче. Да, я иду туда сейчас же. Буду ждать вас у синьора Панталоне и не уйду, пока вы не явитесь.

Флориндо. Только я не знаю, где он живет.

Труффальдино. Я знаю, синьор; хотите, провожу вас?

Беатриче. Хорошо. А я пойду сейчас, только переоденусь.

Труффальдино (тихо, к Беатриче). Идите, я сейчас приду помочь вам.

Беатриче. Дорогой мой Флориндо, сколько я выстрадала! (Уходит в свою комнату.)


ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ


Флориндо и Труффальдино.


Флориндо (вслед Беатриче). И я не меньше.

Труффальдино. Хозяин, а ведь Паскуале-то все нет; синьоре Беатриче некому помочь одеться. Если вы позволите, так я пойду прислужить ей вместо Паскуале.

Флориндо. Да, да, пойди услужи, я буду рад.

Труффальдино (в сторону). По части выдумок, изворотливости и всяких каверз могу поспорить с любым судейским крючком. (Входит к Беатриче.)


ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ


Флориндо, потом Беатриче и Труффальдино.


Флориндо. День великих событий! Плач, жалобы, отчаяние, а под конец радость и веселье. Перейти от слез к смеху — приятный скачок; это заставляет позабыть все скорби. Зато когда от радости переходишь к горю, бывает очень тяжело…

Беатриче. Вот я и готова.

Флориндо. Вы не переоденетесь?

Беатриче. А разве так вам не нравится?

Флориндо. Мне не терпится увидеть вас в женском платье. Зачем вам прятать свою красоту?

Беатриче. Ну, так я жду вас у синьора Панталоне. Труффальдино вас проводит.

Флориндо. Я подожду еще немного; если банкир опоздает, пусть явится в другой раз.

Беатриче. Если любите меня, приходите скорее. (Собирается уйти.)

Труффальдино (тихо, Беатриче, указывая на Флориндо). Прикажете услужить синьору?

Беатриче. Да, проводи его к синьору Панталоне.

Труффальдино (так же). И вообще я буду ему теперь прислуживать; ведь Паскуале-то нет.

Беатриче. Служи ему, буду тебе только признательна. (В сторону.) Люблю его больше, чем себя! (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ


Флориндо и Труффальдино.


Труффальдино. Ишь ведь, его так-таки и нет! Хозяин одевается, хозяин уходит со двора, а его все нет и нет!

Флориндо. Ты о ком это?

Труффальдино. О Паскуале. Очень я его люблю; он мне друг, но какой-то лентяй! Впрочем, я могу поработать за двоих.

Флориндо. Помоги-ка мне одеться. А тем временем, быть может, придет банкир.

Труффальдино. Хозяин, я вот слышу, вы собираетесь к синьору Панталоне?

Флориндо. Да. Так что же?

Труффальдино. Хочу попросить вас об одноймилости.

Флориндо. Очень ты заслужил ее своим поведением!

Труффальдино. Ведь если что и случилось, сами знаете, это все из-за Паскуале.

Флориндо. Да где же, наконец, этот проклятый Паскуале? Нельзя ли хоть взглянуть на него?

Труффальдино. Придет, мошенник! Так вот, хозяин, прошу вас об одной милости.

Флориндо. Чего же ты хочешь?

Труффальдино. Я, бедненький, ведь тоже влюблен.

Флориндо. Ты влюблен?

Труффальдино. Да, синьор. Моя возлюбленная — служанка синьора Панталоне. Так мне бы хотелось, чтобы вы…

Флориндо. Я-то тут при чем?

Труффальдино. Я не говорю, что вы при чем-нибудь, но так как я ваш слуга, то замолвите за меня словечко синьору Панталоне.

Флориндо. Ведь надо знать, хочет ли тебя в мужья сама девушка.

Труффальдино. Девушка? Хочет. Стоит только вам сказать слово синьору Панталоне, и… Уж будьте так милостивы.

Флориндо. Ладно, скажу. Но на что ты будешь содержать жену?

Труффальдино. Да уж как-нибудь управлюсь. Буду надеяться на Паскуале.

Флориндо. Надейся-ка лучше на то, чтобы поумнеть немного. (Уходит к себе в комнату.)

Труффальдино. Ну, если я сейчас не умен, то никогда не поумнею. (Идет за Флориндо.)


ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ


Комната в доме Панталоне. Панталоне, доктор, Клариче, Сильвио и Смеральдина.


Панталоне. Полно упрямиться, Клариче. Ты видишь: синьор Сильвио раскаивается, он просит у тебя прощения; если он в чем и провинился, то ведь только из-за любви. Вот я ведь простил его выходки, можешь простить и ты.

Сильвио. Измерьте своими страданиями мои, синьора Клариче, и тогда вы вполне убедитесь, что я люблю вас еще сильнее оттого, что боялся потерять вас. Небо посылает нам счастье, примите же с благодарностью его дары. Не следует омрачать мстительными чувствами прекраснейший день нашей жизни.

Доктор. Я присоединяюсь к мольбам сына. Синьора Клариче, дорогая моя невестка, простите его, беднягу! Ведь он чуть с ума не сошел.

Смеральдина. Будет вам, синьора! Чего вам еще? Мужчины все — одни больше, другие меньше — безжалостны к нам. Требуют, чтобы мы ни на волос не нарушили верности, и по самому легкому подозрению мучают нас, терзают, чуть не доводят до смерти. Все равно вам придется выйти замуж — за того ли, за другого ли. Так я скажу вам, как говорят больным: раз надо принять лекарство, так уж решайся скорее.

Панталоне. Вот тебе, слышала? Смеральдина уже назвала брак лекарством. (Тихо, доктору.) Надо постараться развеселить ее.

Доктор. Нет, — ни яд, ни лекарство! Брак — это варенье, сироп, фрукты в сахаре.

Сильвио. Но, дорогая моя Клариче, неужели же ни одно слово не слетит с ваших губок? Понимаю, что заслужил наказание, но умоляю, наказывайте меня словом, а не молчанием. (Становится на колени.) Вот я у ваших ног. Пожалейте меня.

Клариче (со вздохом, к Сильвио). Жестокий!

Панталоне (тихо, доктору). Слышали вздох? Хороший признак!

Доктор (тихо, к Сильвио). Больше, больше доводов, давай еще!

Смеральдина (в сторону). Вздох — все равно что молния: предвещает дождь.

Сильвио. Если бы я думал, что во искупление моей мнимой жестокости вы жаждете моей крови, я пролил бы ее с полной готовностью! (Плачет.) Но боже мой! Вместо крови из моих вен — примите эти слезы из моих глаз.

Панталоне (в сторону). Молодчина!

Клариче (так же, но с большей нежностью). Жестокий!

Доктор (тихо, к Панталоне). Готова!

Панталоне (к Сильвио, поднимая его). Ну, ну, вставайте. (Берет руку Клариче.) Идите-ка и вы сюда, синьора. Ну, подайте опять друг другу руки, помиритесь; довольно плакать, успокойтесь. Ну, кончено! И да благословит вас небо! (Соединяет их руки.)

Доктор. Вот и ладно. Все в порядке.

Смеральдина. В порядке, в порядке!

Сильвио (держа Клариче за руку). Синьора Клариче, ради бога…

Клариче. Противный!

Сильвио. Дорогая!

Клариче. Бесчеловечный!

Сильвио. Жизнь моя!

Клариче. Зверь!

Сильвио. Сердечко мое!

Клариче (вздыхает). Ах!

Панталоне (в сторону). Все идет на лад.

Сильвио. Простите меня, умоляю.

Клариче (вздыхая). Ах! Простила.

Панталоне (в сторону). Ну, дело в шляпе!

Доктор. Сильвио, ты прощен.

Смеральдина. Больной согласен. Давайте ему лекарство.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ


Те же и Бригелла.


Бригелла (входит). С вашего разрешения, можно войти?

Панталоне. Пожалуйте-ка сюда, кум Бригелла. Это ведь вы наговорили мне небылиц, уверили меня, что приехал синьор Федериго?

Бригелла. Дорогой мой синьор, да кто же не спутал бы их? Они похожи друг на друга, как две половинки яблока. В мужском платье! Я бы голову дал на отсечение, что она — это он.

Панталоне. Да ну, ладно! Все прошло. Что новенького?

Бригелла. Синьора Беатриче здесь и желает вас приветствовать.

Панталоне. Милости просим.

Бригелла. Дорогой куманек, не сердитесь на меня. Я сделал это без всякого умысла. Даю вам честное слово. (В сторону.) Ну, конечно, я взял у Беатриче ее золотые без малейшего злого умысла. (Уходит.)

Клариче. Бедненькая синьора Беатриче! Я рада, что и у нее все благополучно.

Сильвио. Вам ее жалко?

Клариче. Очень.

Сильвио. А меня?

Клариче. Греховодник!

Панталоне (доктору). Слышите, какие пошли нежности?

Доктор (к Панталоне). Моего сына этому учить не приходится.

Панталоне (доктору). А у моей бедняжки предоброе сердце.

Смеральдина. И оба отлично играют свои роли.



ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ


Те же и Беатриче.


Беатриче. Синьоры, я пришла извиниться, пришла просить у вас прощения за то, что причинила вам столько неприятностей.

Клариче. Пустяки, моя дорогая! (Обнимает ее.) Идите сюда.

Сильвио (недовольный). Ну!

Беатриче (к Сильвио). Как! Неужели даже женщине нельзя?

Сильвио (в сторону). Меня все еще смущает ее костюм.

Панталоне. Ну, знаете ли, синьора Беатриче, в женском ли облике или в мужском, вы одинаково — хоть куда!

Доктор (к Беатриче). Чересчур умно, синьора моя.

Беатриче. Любовь двигает горами.

Панталоне. Вы нашли, говорят, своего возлюбленного?

Беатриче. Да, небо послало мне эту радость.

Доктор (к Беатриче). Недурные штучки проделали вы для этого!

Беатриче (доктору). Не вмешивайтесь в мои дела.

Сильвио. Синьор отец, предоставьте каждому поступать, как ему заблагорассудится. И не расстраивайтесь зря. Теперь, когда я так счастлив, мне хочется, чтобы всем было хорошо. Готовятся еще браки? Отпразднуем!

Смеральдина (к Сильвио). Например, мой, синьор.

Сильвио. С кем?

Смеральдина. С первым, кто явится.

Сильвио. Только найди его, а уж я помогу тебе.

Клариче (к Сильвио). Вы? Каким образом?

Сильвио. Дам небольшое приданое.

Клариче. Обойдутся и без вас.

Смеральдина (в сторону). Боится, что у нее убудет. Во вкус вошла.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ


Те же и Труффальдино.


Труффальдино. Мое почтение, синьоры.

Беатриче (к Труффальдино). А где же синьор Флориндо?

Труффальдино. Он тут и просит позволения войти.

Беатриче. Вы разрешите, синьор Панталоне?

Панталоне (к Беатриче). Это и есть тот самый ваш ДРУГ?

Беатриче. Это мой жених.

Панталоне. Милости просим.

Беатриче (к Труффальдино). Проси.

Труффальдино (Смеральдине, тихо). Здравствуйте, красавица!

Смеральдина (тихо). Здравствуйте, чернявенький!

Труффальдино (так же). Поговорим?

Смеральдина (так же). О чем?

Труффальдино (делает вид, будто надевает на палец кольцо). Если желаете…

Смеральдина. Отчего бы и нет?

Труффальдино. Поговорим потом. (Уходит.)

Смеральдина (к Клариче). Синьора, с позволения этих господ, я намерена просить вас об одной милости.

Клариче (отходя с ней в сторону). Что тебе?

Смеральдина (тихо, к Клариче). Мне, бедной девушке, тоже хочется пристроиться, а тут вот за меня сватается слуга синьоры Беатриче. Если бы вы замолвили словечко его хозяйке, уговорили ее согласиться и позволить ему жениться на мне, моя судьба была бы устроена.

Клариче (тихо). С удовольствием, милая Смеральдина. При первой же возможности поговорю с Беатриче. (Отходит.)

Панталоне (к Клариче). Что за секреты?

Клариче. Ничего, синьор отец. Она мне кое-что сказала.

Сильвио (к Клариче). А я могу узнать, что именно?

Клариче (в сторону). До чего они любопытны! А еще говорят про нас, женщин…



ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ


Те же, Флориндо и Труффальдино.


Флориндо. Ваш покорнейший слуга, синьоры!


Все кланяются.


(К Панталоне.) Вы хозяин дома?

Панталоне. К вашим услугам.

Флориндо. Примите меня в число ваших друзей. Мою просьбу поддержит синьора Беатриче. Вам, вероятно, известны превратности судьбы, постигшие ее и меня.

Панталоне. Рад познакомиться с вами и приветствовать вас. От всей души радуюсь вашему счастью.

Флориндо. Синьора Беатриче должна стать моей женой, а вы, если удостоите этой чести, будете нашим сватом.

Панталоне. Раз вы так решили, давайте сделаем это сейчас же. Подайте друг другу руки.

Флориндо. Я готов, синьора Беатриче.

Беатриче. И я, синьор Флориндо.

Смеральдина (в сторону). Этих уговаривать не придется.

Панталоне. А потом мы с вами подведем счета. Вы проверите свои записи, а мы свои.

Клариче (к Беатриче). Дорогая моя, я рада за вас.

Беатриче (к Клариче). А я всей душой желаю вам счастья.

Сильвио (к Флориндо). Синьор, вы меня узнаете?

Флориндо. Узнаю. Вы хотели драться на дуэли!

Сильвио. Да, к своему несчастью. (Указывает на Беатриче.) Вот кто меня обезоружил и чуть не убил.

Беатриче (к Сильвио). Можете сказать, что я подарила вам жизнь.

Сильвио. Да, это правда.

Клариче (к Сильвио). Но благодаря мне.

Сильвио. Совершенно верно.

Панталоне. Ничего, ничего! Все улажено, все кончено.

Труффальдино. Одного только недостает, самого лучшего.

Панталоне. Чего именно?

Труффальдино (к Флориндо, отведя его в сторону). С вашего позволения, одно словечко.

Флориндо. В чем дело?

Труффальдино (тихо, к Флориндо). Вы помните, что обещали мне?

Флориндо (так же, к Труффальдино). Что такое? Не помню.

Труффальдино (так же). Попросить у синьора Панталоне Смеральдину мне в жены.

Флориндо (так же). Да, да, вспоминаю. Сейчас!

Труффальдино (в сторону). Чего же мне, горемыке, от людей отставать?

Флориндо. Синьор Панталоне, хотя я только впервые имею честь вас видеть, осмелюсь просить вас об одном одолжении.

Панталоне. Сделайте милость. Рад служить, чем могу.

Флориндо. Мой слуга хочет жениться на вашей служанке. Дадите согласие?

Смеральдина (в сторону). Вот тебе раз! И этот меня сватает. Что за черт! Хоть бы я знала его!

Панталоне. Я согласен. (Смеральдине.) А вы, сударыня, что скажете?

Смеральдина. Если бы я знала, что мне за ним будет хорошо…

Панталоне (к Флориндо). А человек-то он стоящий, этот ваш слуга?

Флориндо. За то короткое время, пока он был у меня, я убедился, что он человек, как мне кажется, преданный и ловкий.

Клариче. Синьор Флориндо, вы предупредили мои намерения. Я хотела сватать свою служанку за слугу синьоры Беатриче. Вы сосватали за своего, — значит, дело сделано.

Флориндо. Нет, нет, раз, вы этого желаете, я отстраняюсь и все предоставляю вам!

Клариче. Нет, я никак не допущу, чтобы мои хлопоты предпочли вашим. И, кроме того, я ведь не брала на себя обязательства. Пожалуйста, устраивайте ваше дело.

Флориндо. Вы говорите так только из любезности. Синьор Панталоне, считайте, что я вам ничего не говорил. Я за своего слугу больше не прошу и даже ни за что не хочу, чтобы он женился.

Клариче. Если ваш слуга не женится, так и тот пусть останется ни с чем. Чтобы никому не было обидно!

Труффальдино (в сторону). Вот здорово! Они разводят церемонии, а мне оставаться без жены!

Смеральдина (в сторону). Видно, из двух ни один мне не достанется.

Панталоне. Полно вам! Как-нибудь надо же уладить дело. Бедной девушке хочется замуж; отдадим ее за одного из двух.

Флориндо. Только не за моего. Я не хочу огорчать синьору Клариче.

Клариче. А я не допущу, чтобы осталось неисполненным желание синьора Флориндо.

Труффальдино. Синьоры, сейчас я все улажу. Синьор Флориндо просил Смеральдину для своего слуги, не так ли?

Флориндо. Ну да, ты же сам слышал.

Труффальдино. А вы, синьора Клариче, предназначили Смеральдину в жены слуге синьоры Беатриче?

Клариче. Да, об этом я собиралась говорить.

Труффальдино. Прекрасно! Если так, Смеральдина, пожалуйте мне вашу ручку.

Панталоне (к Труффальдино). Почему же непременно вам?

Труффальдино. Потому, что я… слуга синьора Флориндо и синьоры Беатриче.

Флориндо. Как?

Беатриче. Что такое?

Труффальдино. Чуточку спокойствия… Синьор Флориндо, кто вас просил сватать Смеральдину у синьора Панталоне?

Флориндо. Ты.

Труффальдино. А вы, синьора Клариче, кому предназначали Смеральдину?

Клариче. Тебе.

Труффальдино. Стало быть, Смеральдина моя.

Флориндо. Синьора Беатриче, где ваш слуга?

Беатриче. Вот он. Труффальдино, конечно.

Флориндо. Труффальдино? Это мой слуга.

Беатриче. Как? Разве у вас не Паскуале?

Фпориндо. Нет, это у вас был Паскуале.

Беатриче (к Труффальдино). Что за история!


Труффальдино шутовскими жестами просит прощения.


Флориндо. Ах, разбойник!

Беатриче. Ах, злодей!

Флориндо. Ты одновременно служил двум хозяевам?

Труффальдино. Да, синьор. Я это сделал, и номер прошел… Попал я в такое положение нечаянно, а потом захотелось попробовать, что из этого выйдет. Правда, продержался я недолго, но зато могу похвастать, что никто меня не накрыл, пока я сам не признался из-за любви к этой девушке. Туго мне пришлось, и кое в чем я проштрафился. Но надеюсь, что ради такого необычного случая все вы, господа (к актерам и одновременно к публике), простите меня; а если не простите из любезности, то придется вам простить волей-неволей, так как я покажу вам, что сверх всего я еще и поэт и могу сымпровизировать сонет. (К публике.)


Двум господам служить — плохое дело;
Но похвалюсь, что справился я с ним:
Из затруднений вышел невредим
И побеждал их ловко и умело.
То тут, то там я появлялся смело
И помогал судьбе умом своим.
Я б долго жил весельчаком таким,
Когда б любовь мне сердце не задела!
На многое способен род мужской,
Но пред любовью ум — ничто, бесспорно:
Легко тут станет трусом и герой!
Итак, виною Купидон задорный:
Двум господам мне впредь не быть слугой.
Зато я вам — всегда слуга покорный! [22]


Примечания



Комедия была представлена в своем окончательном виде труппой Медебака, по всей вероятности, летом 1749 года в Милане. Первоначально, Гольдони написал сценарий «Слуги двух хозяев» для импровизированной комедии, на тему, очень распространенную в комедии дель арте. В таком виде комедия была показана труппой Имера осенью 1745 года в Венеции, в театре Сан Самуэле, и прошла с огромным успехом благодаря блестящей игре Антонио Сакки (1708–1788), выдающегося итальянского комика, исполнителя роли Арлекина, выступавшего на сцене под именем Труффальдино.

Гольдони, как и большинство его современников, очень высоко ценил Сакки. «Этот актер, — говорит Гольдони, — …присоединял к естественному обаянию своей игры основательнее изучение драматического искусства и знакомство с театром разных европейских стран. Антонио Сакки обладал живым и блестящим воображением и замечательно исполнял комедии дель арте. В то время как прочие Арлекины только я делали, что повторяли одно и то же, он всегда углублялся в существо исполняемой сцены и придавал свежесть пьесе посредством совершенно новых шуток и неожиданных реплик. В сущности, публика сбегалась только для того, чтоб посмотреть Сакки» [23].

В 1749 году, когда труппа Медебака совершала гастрольные поездки по Ломбардии, Гольдони переделал сценарий «Слуги двух хозяев» в правильную комедию, использовав при этом отдельные наиболее удачные моменты игры Сакки и других актеров. В таком виде комедия и увидела свет во Флоренции, в издании Паперини (т. III, 1753). Комедия посвящена Раньери Бернардино Фабри (1675–1767), другу Гольдони, секретарю суда Ордена святого Стефана в Пизе и председателю пизанской Литературной академия.

В предисловии к комедии Гольдони назвал «Слугу двух хозяев» «комедией-шуткой». Он отмечает, что эта пьеса близка к импровизированной комедии масок и не является комедией характеров, потому что в ней развит лишь характер Труффальдипо.

Труффальдино — одна из разновидностей маски Арлекина. Он родом из Бергамо, небольшого городка на территории Венецианской республики. Бергамские крестьяне часто уходили на заработки в города. Местное население, у которого они отнимали работу, ненавидело их и всячески высмеивало, особенно за отрывистое бергамское наречие. У Труффальдино такой же, как и у Арлекина, костюм из пестрых лоскутов, представлявших первоначально заплаты, которые служили доказательством его бедности. На голове у него была небольшая шляпа с заячьим или кроличьим хвостом, какую обычно носили бергамские крестьяне. Лицо закрывала черная волосатая маска. Палка, висевшая на поясе у Труффальдино, изображала деревянный меч и являлась неотъемлемой принадлежностью маски Арлекина.


И. Володина


Трактирщица

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Кавалер[24] Рипафратта.

Маркиз Форлипополи.

Граф Альбафьорита.

Мирандолина, хозяйка гостиницы.

Ортензия \

Деянирa / актрисы.

Фабрицио, лакей в гостинице.

Слуга Кавалера.

Слуга Графа.


Действие происходит во Флоренции, в гостинице Мирандолины.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Зала гостиницы.

Граф и маркиз.


Маркиз. Между мною и вами есть кое-какая разница!

Граф. В гостинице ваши деньги стоят столько же, сколько и мои.

Маркиз. Но если хозяйка проявляет ко мне внимание, мне это больше к лицу, чем вам.

Граф. Почему, скажите?

Маркиз. Я — маркиз Форлипополи.

Граф. А я — граф Альбафьорита.

Маркиз. Тоже граф! Графство купленное.

Граф. Я купил графство, когда вы продали свой маркизат.

Маркиз. Ну, довольно! Я — это я! Ко мне нужно относиться с уважением.

Граф. Кто вам отказывает в уважении? Вы сами разговариваете с такой развязностью, что…

Маркиз. Я нахожусь в этой гостинице потому, что люблю хозяйку. Все об этом знают. И все должны уважать девушку, которая мне нравится.

Граф. Вот это мило! Уж не хотите ли вы запретить мне любить Мирандолину? Как вы думаете, почему я во Флоренции? Как вы думаете, почему я в этой гостинице?

Маркиз. Ну и отлично. Только у вас не выйдет ничего.

Граф. У меня не выйдет, а у вас выйдет?

Маркиз. У меня выйдет, а у вас нет. Я — это я. Мирандолине нужно мое покровительство.

Граф. Мирандолине нужны деньги, а не покровительство.

Маркиз. Деньги? Будут и деньги!

Граф. Я трачу по цехину в день, синьор маркиз, и постоянно дарю ей что-нибудь!

Маркиз. Я не говорю о том, что делаю.

Граф. Хоть вы и не говорите, а все равно все знают.

Маркиз. Знают, да не всё.

Граф. Знают, дорогой синьор маркиз, знают. Слуги ведь не молчат. Три паоло в день.

Маркиз. Кстати, о слугах. Есть среди них один, которого зовут Фабрицио. Он не очень мне нравится. Сдается мне, что Мирандолина на него заглядывается.

Граф. Возможно, что она не прочь выйти за него замуж. Это было бы неплохо. Уже шесть месяцев, как умер ее отец. Девушке молодой и одинокой нелегко управлять гостиницей. Я, со своей стороны, обещал ей триста скудо, если она выйдет замуж.

Маркиз. Если она решит вступить в брак, я буду ей покровительствовать. И сделаю… Ну, я уж знаю, что сделаю…

Граф. Идите сюда! Будем добрыми друзьями! Дадим каждый по триста.

Маркиз. То, что я делаю, я делаю тайно. И не хвастаюсь. Я — это я! (Зовет.) Эй, кто-нибудь!

Граф (в сторону). Выбит совсем из колеи. Ведь нищий, а пыжится!

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Фабрицио.


Фабрицио (маркизу). Что прикажете, синьор?

Маркиз. Синьор? Кто учил тебя приличиям?

Фабрицио. Виноват.

Граф (к Фабрицио). Скажите, как поживает хозяюшка?

Фабрицио. Ничего себе, ваше сиятельство.

Маркиз. Встала уже?

Фабрицио. Встала, ваше сиятельство.

Маркиз. Осел!

Фабрицио. Почему осел, ваше сиятельство?

Маркиз. Что это за сиятельство?

Фабрицио. Титул. Я зову вас так же, как и этого другого кавалера.

Маркиз. Между нами есть разница.

Граф (к Фабрицио). Слышите?

Фабрицио (тихо, графу). Он правду говорит. Разница есть. По счетам видно.

Маркиз. Скажи хозяйке, чтобы пришла сюда. Мне нужно с ней поговорить.

Фабрицио. Слушаю, ваша светлость. Теперь верно?

Маркиз. Ладно. Три месяца как ты знаешь это, а делаешь назло, наглец!

Фабрицио. Как вам будет угодно, ваша светлость.

Граф. Хочешь знать, какая разница между маркизом и мною?

Маркиз. Что вы хотите сказать?

Граф. На-ка вот тебе. Это цехин. Пусть он даст тебе другой.

Фабрицио. Спасибо, ваше сиятельство. (Маркизу.) Ваша светлость…

Маркиз. Я не бросаю денег на ветер. Убирайся!

Фабрицио (маркизу). Дай вам бог, ваша светлость. (В сторону.) Без дураков! Когда ты не у себя в имении, припасай не титулы, а денежки, если хочешь, чтоб тебя уважали. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Маркиз и граф.


Маркиз. Вы думаете взять надо мною верх подачками? Ничего не выйдет! Мое имя значит больше, чем все ваши цехины.

Граф. Я ценю не то, что значит. Я ценю то, что можно тратить.

Маркиз. Ну, и тратьте себе напропалую. Мирандолина вас не уважает.

Граф. Вы думаете, вас она уважает за вашу необыкновенную знатность? Деньги нужны, деньги!

Маркиз. Какие там деньги! Нужно покровительство. Нужно уметь при встрече сделать приятное.

Граф. Ну да! Нужно уметь при встрече швырнуть сто дублонов.

Маркиз. Нужно суметь внушить к себе уважение.

Граф. Все станут уважать, если денег будет вдоволь.

Маркиз. Вы сами не знаете, что говорите!

Граф. Лучше вас знаю!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и кавалер Рипафратта.


Кавалер (выходит из своей комнаты). Что за шум, друзья? Между вами вышла какая-нибудь размолвка?

Граф. Поспорили тут слегка по одному важному поводу.

Маркиз (иронически). Граф оспаривает значение знатного рода.

Граф. Я вовсе не отрицаю роли знатности. Я просто говорю, что нужны деньги, чтобы исполнять свои прихоти.

Кавалер. Ну конечно же, милый маркиз!

Маркиз. Ладно! Поговорим о другом.

Кавалер. Почему загорелся у вас спор?

Граф. По самой смешной причине.

Маркиз. Еще бы! Графу все смешно.

Граф. Синьор маркиз любит нашу хозяйку. Я люблю ее еще больше. Он требует ответа на чувство потому, видите ли, что он знатен. Я же надеюсь на взаимность — за свое внимание. Разве не смешно? Как вам кажется?

Маркиз. Нужно знать, что я беру на себя, оказывая ей покровительство.

Граф (кавалеру). Он покровительствует, а я трачу.

Кавалер. Право, из-за таких пустяков и спорить нечего. Ругаться из-за бабы? Выходить из себя из-за бабы? Прямо-таки слушать противно. Баба! Чтобы я из-за баб с кем-нибудь поссорился? Дудки! Никогда не любил их, никогда ни во что не ставил и всегда думал, что бабы для мужчин — просто напасть.

Маркиз. Ну, что касается Мирандолины, у нее есть очень большие достоинства.

Граф. Вот тут-то синьор маркиз, несомненно, прав. Наша хозяйка по-настоящему мила.

Маркиз. Раз я ее люблю, то можете быть уверены, что в ней есть что-то необыкновенное.

Кавалер. Смешно, право! Что в ней необыкновенного, чего не было бы в любой другой бабе?

Маркиз. Она так и влечет к себе приветливостью.

Граф. Она хороша собою, умеет говорить, со вкусом и изящно одевается.

Кавалер. Все это гроша медного не стоит. Три дня я в этой гостинице и ничего такого в ней не углядел.

Граф. Присмотритесь получше — может быть, найдете.

Кавалер. Чепуха! Смотрел как следует. Баба как баба.

Маркиз. Вовсе нет! Не такая, как все! Я бывал в кругу самых знатных дам. Ни в одной из них красота и любезность не соединялись так счастливо, как в Мирандолине.

Граф. Черт возьми! У меня никогда не было недостатка в дамском обществе. Я знаю все женские слабости и изъяны. Вот я не мог коснуться даже пальчика Мирандолины — а ведь сколько ухаживал и сколько тратил.

Кавалер. Притворство все это, тонкое притворство. Несчастные вы слепцы! Вы верите ей? Да? А меня бы она не надула. Бабы! К черту их всех.

Граф. Неужели вы никогда не были влюблены?

Кавалер. Влюблен? Никогда! И никогда не буду! Ведь как хотели меня окрутить — всё вверх дном ставили! Ни черта не вышло!

Маркиз. Но ведь вы единственный представитель своего рода. Неужели вы не хотите подумать о продолжении фамилии?

Кавалер. Много раз думал. Но как только вспомню, что нужно терпеть возле себя бабу, чтобы иметь детей, — мигом всякий аппетит пропадает.

Граф. Что же станет с вашим состоянием?

Кавалер. Я и друзья мои будем пользоваться моим малым достатком.

Маркиз. Браво, синьор кавалер, браво! Будем пользоваться!

Граф. А женщинам не хотите дать ничего?

Кавалер. Ни крошки! У меня не полакомятся.

Граф. А вот и хозяюшка наша. Взгляните на нее — разве не прелесть?

Кавалер. Ну, уж и прелесть! По мне, хорошая охотничья собака вчетверо лучше!

Маркиз. Ну, вы можете ее не ценить, зато я ценю высоко.

Кавалер. Готов уступить вам ее, будь она прекраснее самой Венеры.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и Мирандолина.


Мирандолина. Привет вам, синьоры. Кто из вас звал меня?

Маркиз. Я, но не сюда.

Мирандолина. Куда же, ваша светлость?

Маркиз. В мою комнату.

Мирандолина. В вашу комнату? Если вам нужно что-нибудь, я пошлю вам слугу.

Маркиз (кавалеру). Что скажете? Внушительно, не правда ли?

Кавалер. По-вашему, внушительно, по-моему, дерзость и нахальство.

Граф. Милая Мирандолина, я буду говорить с вами при всех и не буду затруднять вас просьбою прийти ко мне в комнату. Посмотрите на эти сережки. Нравятся они вам?

Мирандолина. Хорошенькие!

Граф. Бриллиантовые. Замечаете?

Мирандолина. Еще бы! Я тоже в бриллиантах толк знаю.

Граф. Сережки ваши.

Кавалер (тихо, графу). Однако, друг мой, какими штучками вы швыряетесь!

Мирандолина. Зачем это вы вздумали дарить их мне?

Маркиз. Подумаешь, подарочек! Серьги, что на ней, вдвое лучше.

Граф. Они в модной оправе. Я прошу вас принять их в знак моей любви.

Кавалер (в сторону). Вот дурак!

Мирандолина. Право, не знаю, синьор…

Граф. Вы обидите меня, если не примете.

Мирандолина. Не знаю, что и сказать… Я люблю, чтобы жильцы мои были со мною в дружбе. Чтобы не обижать вас, синьор граф, я возьму.

Кавалер (в сторону). Ну и дрянь!

Граф (кавалеру). Какая находчивость! Не правда ли?

Кавалер. Ничего себе находчивость! Лопает и даже не благодарит.

Маркиз. Вот уж действительно достойный образ действий, синьор граф! Публично делать подарок женщине! И все — из тщеславия. Мирандолина, мне нужно поговорить с вами наедине. Не бойтесь, я благородный человек.

Мирандолина (в сторону). Вот приспичило! У этого не разживешься. (Громко.) Если я вам больше не нужна, я пойду.

Кавалер. Эй, хозяйка! Белье в моей комнате мне не нравится. (Презрительно.) Если у вас нет лучшего, я сам достану откуда-нибудь.

Мирандолина. Есть и лучше, синьор. Я пришлю вам. Только, мне кажется, можно было бы просить об этом немного любезнее.

Кавалер. Когда я трачу деньги, я не обязан говорить любезности.

Граф (Мирандолине). Простите его. Он заклятый враг женщин.

Кавалер. Я не нуждаюсь в ее прощении.

Мирандолина. Бедные женщины! Что они вам сделали? Почему вы так жестоки к нам, синьор кавалер?

Кавалер. Ну, довольно! Пожалуйста, со мной без фамильярностей! Перемените мне белье. Я пришлю за ним. Друзья, мое почтение. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Граф, маркиз и Мирандолина.


Мирандолина. Экий грубиян! Другого такого не видала.

Граф. Не все способны оценить ваши достоинства, милая Мирандолина.

Мирандолина. Мне так противны его мужицкие манеры, что я готова сейчас же отказать ему от комнаты.

Маркиз. Правильно! И если он не захочет съехать, скажите мне. Я живо заставлю его убраться. Воспользуйтесь моим покровительством хоть раз.

Граф. И вы не потеряете ни гроша. Я возмещу все и заплачу за него полностью. (Тихо, Мирандолине.) Гоните заодно и маркиза, я заплачу и за него.

Мирандолина. Спасибо, синьоры, спасибо. У меня хватит ума, чтобы самой сказать приезжему все, что нужно. А насчет убытков тоже не беспокойтесь: комнаты у меня никогда не пустуют.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же и Фабрицио.


Фабрицио (графу). Ваше сиятельство, вас спрашивают.

Граф. А кто? Не знаешь?

Фабрицио. По-моему, ювелир. (Тихо, Мирандолине.) Мирандолина, мне кажется, что вам тут не место. (Уходит.)

Граф. Да, да! Он собирался показать мне одну вещичку. Мирандолина, мне хочется, чтобы серьги не остались у вас одинокими.

Мирандолина. Ах, нет, синьор граф…

Граф. Вы заслуживаете большего, а у меня денег куры не клюют. Пойду посмотрю, что это за вещь. Прощайте, Мирандолина. Синьор маркиз, мое почтение. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Маркиз и Мирандолина.


Маркиз (в сторону). Проклятый граф! Своими деньгами он в гроб меня вгонит.

Мирандолина. Очень уж старается синьор граф!

Маркиз. Ну да! Всего-то у них состояния четыре сольдо, а они готовы истратить все из чванства, из кичливости. Знаю я их! Мне известно, как живут на свете!

Мирандолина. Как на свете живут, я тоже знаю.

Маркиз. Все думают, что женщину в вашем положении можно взять подарками.

Мирандолина. Подарки желудка не портят.

Маркиз. Я боялся бы обидеть вас подарками.

Мирандолина. Вот уж действительно — вы никогда меня не обижали, синьор маркиз.

Маркиз. Я никогда не нанесу вам такой обиды.

Мирандолина. Верю этому, ни капельки не сомневаюсь.

Маркиз. Но что могу — приказывайте.

Мирандолина. Надо бы мне знать, что вы можете, ваша светлость.

Маркиз. Все. Испытайте меня.

Мирандолина. В чем, например?

Маркиз. Черт возьми! У вас такие достоинства, что я не знаю…

Мирандолина. Вы слишком любезны, ваша светлость.

Маркиз. Я сейчас скажу глупость. Я почти готов проклинать свою светлость.

Мирандолина. Почему же, синьор?

Маркиз. Иной раз мне даже хочется быть на месте графа.

Мирандолина. Вероятно, из-за денег?

Маркиз. Ах, что деньги? Деньги — вздор! Если бы я был таким дурацким графом, как он…

Мирандолина. Что бы вы сделали?

Маркиз. Тысяча чертей! Женился бы на вас. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Мирандолина, одна.


Мирандолина. У-у! Вот штуку сказал! Светлейший синьор маркиз распалился так, что готов жениться на мне! И все-таки, если бы он захотел взаправду на мне жениться, вышло бы маленькое затруднение. Не захотела бы я. Мне нравится жаркое, но дыму мне не нужно. Если бы мне пришлось выходить за всякого, кто уверял, что женится на мне, так у меня уже была бы пропасть мужей! Сколько их ни останавливается в гостинице, все до одного влюбляются, все начинают волочиться и все готовы идти к венцу. А этот неотесанный медведь, синьор кавалер, смеет обращаться со мной так грубо! Он первый постоялец, кому мое общество не доставляет никакого удовольствия. Я не говорю, что все с места в карьер должны в меня влюбляться. Но так обидно пренебрегать мною? Вся желчь кипит во мне, как вспомню! Он враг женщин? Не может их видеть? Несчастный дурень! Просто не попался еще в настоящие руки. Но попадется. Попадется! И, кто знает, может быть, уже попался? Вот такому мне приятно утереть нос. Те, кто бегают за мной, скоро мне надоедают. Знатность не для меня. Богатство я ценю, да не очень. Все мое удовольствие в том, чтобы мне угождали, чтобы за мной ухаживали, чтобы меня обожали. Это моя слабость; да это и слабость всех женщин. Выходить замуж я не думаю, мне никто не нужен; живу я честно и наслаждаюсь своей свободой. Со всеми я хороша и ни в кого не влюблена. Над этими чучелами-воздыхателями, падающими в обморок, я намерена издеваться. И уж пущу в ход все свое искусство, чтобы победить, раздавить, сокрушить гордецов с каменными сердцами, которые нас ненавидят — нас, то лучшее, что произвела на свет прекрасная мать-природа!

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Мирандолина и Фабрицио.


Фабрицио. Хозяйка, а хозяйка!

Мирандолина. Что там?

Фабрицио. Жилец из средней комнаты кричит, чтобы ему дали белье. Говорит, что оно у него слишком простое, и хочет получше.

Мирандолина. Знаю, знаю. Он мне говорил. Сделаю.

Фабрицио. Ну и ладно. Идите достаньте белье. Я отнесу.

Мирандолина. Вы можете идти, я отнесу сама.

Фабрицио. Вы хотите отнести ему белье сами?

Мирандолина. Ну да.

Фабрицио. Видно, вам очень хочется ему услужить?

Мирандолина. Мне всем хочется услужить. Не суйтесь не в свое дело.

Фабрицио (в сторону). Вижу все. Ничего у нас не выйдет. Она меня только приманивает, а не выйдет ничего.

Мирандолина (в сторону). Дурень несчастный! Тоже лезет с претензиями! Но я не стану отнимать у него надежду: будет лучше мне служить.

Фабрицио. Ведь у нас так заведено, чтобы жильцам прислуживал я.

Мирандолина. Вы бываете иной раз невежливы с ними.

Фабрицио. Зато вы уж больно любезны.

Мирандолина. Я сама знаю, что делаю. Обойдусь без советчиков!

Фабрицио. Ну и отлично. Ищите себе другого слугу.

Мирандолина. А почему, синьор Фабрицио? Надоела я вам?

Фабрицио. Помните, что нам с вами говорил ваш отец перед смертью?

Мирандолина. Ну да. Когда мне вздумается выходить замуж, постараюсь вспомнить отцовские слова.

Фабрицио. У меня кожа тонкая: кое-чего не выносит.

Мирандолина. Да что ты думаешь? Кто я такая? Вертушка? Кокетка? Дура? Удивляюсь я тебе! Что мне жильцы, которые приходят и уходят? Если я обращаюсь с ними хорошо, так это для моей же пользы, чтобы за гостиницей слава была хорошая. В подарках я не нуждаюсь. Чтобы крутить любовь, мне хватит одного. И есть у меня такой. И знаю, кто чего стоит. И знаю, что мне пристало и что нет. А когда захочу замуж… вспомню про отца. Кто будет мне служить хорошо — жаловаться на меня не станет. Благодарность во мне есть. Ценить услуги я умею… А меня вот никто не понимает! Вот и все, Фабрицио. Поймите меня, если хотите. (Уходит.)

Фабрицио. Ловок будет, кто поймет ее. То будто бы я ей нужен, то будто бы совсем не нужен. Говорит, что не вертушка, а делает все по-своему. Не знаю, что и думать. Посмотрим! Вот нравится она мне, люблю ее, на всю жизнь готов связать себя с нею. Ах, нужно закрыть один глаз и посмотреть, что будет! В конце концов, и впрямь ведь — жильцы приходят и уходят. А я всегда тут. Лучшее, как ни вертись, останется мне. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Комната кавалера.

Кавалер и слуга.


Слуга. Письмо вам, ваша милость.

Кавалер (берет письмо). Принеси шоколаду.


Слуга уходит.


(Распечатывает письмо.) «Сиена, 1 января 1753». Кто это пишет? (Смотрит в конце.) Орацио Такканьи. «Дорогой друг! Нежная дружба, связывающая нас с Вами, заставляет меня уведомить Вас, что Вам необходимо вернуться в родной город. Умер граф Манна…» Бедняга! Жалко его… «Он оставил своей единственной взрослой дочери полтораста тысяч скудо. Все наши друзья единодушно желают, чтобы это состояние досталось Вам, и уже принимают меры…» Кто их просит? Знать не хочу об этом ничего! Им прекрасно известно, что плюю я на женщин. А этот друг любезный знает все это лучше других, однако злит меня все больше. (Рвет письмо.) На кой черт мне полтораста тысяч скудо? Пока я один, мне столько не нужно. Когда я буду не один, их мне будет мало… Жена? У меня? Нет, уж лучше самая злая лихорадка!

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Кавалер и маркиз.


Маркиз. Друг мой, вы ничего не будете иметь против, если я побуду немного с вами?

Кавалер. Вы делаете мне честь.

Маркиз. Вы и я — мы можем говорить по душам. А это животное, граф, не достоин быть в нашем обществе.

Кавалер. Простите меня, синьор маркиз. Если вы хотите, чтобы уважали вас, сами уважайте других.

Маркиз. Вы ведь знаете мой характер. Я вежлив со всеми. Но этого… просто не выношу.

Кавалер. Вы не выносите его потому, что он ваш соперник в любви. Стыдно! Дворянин хорошего рода, а влюбился в трактирщицу. Умный человек, а увивается за бабой.

Маркиз. Дорогой кавалер, она меня околдовала.

Кавалер. Глупости! Слабость! Какое там колдовство? Вот меня бабы не околдуют! Их колдовство — это их ласки, их льстивые манеры. Тот, кто держится подальше от них, как я, тот никогда не подпадет ни под какие колдовские чары.

Маркиз. Ладно. Я и думаю об этом и не думаю. Меня гораздо больше беспокоит и огорчает мой управляющий в деревне.

Кавалер. Устроил вам какое-нибудь свинство?

Маркиз. Не сдержал слова.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Те же и слуга с чашкой шоколада.


Кавалер. Это не годится! (Слуге.) Пусть живо дадут другую чашку.

Слуга. Шоколаду больше нет во всем доме.

Кавалер (слуге). Достань обязательно. (Маркизу.) Если вы не побрезгуете этой…

Маркиз (берет чашку, не благодарит и начинает пить, продолжая разговор). Так вот, этот мой управляющий, как я говорил вам… (Пьет.)

Кавалер (в сторону). А я без шоколада.

Маркиз. Обещал прислать мне по почте… (пьет) двадцать цехинов… (Пьет.)

Кавалер (в сторону). Сейчас будет снова клянчить.

Маркиз (пьет). И не прислал.

Кавалер. Ну, так пришлет еще.

Маркиз. Самое главное… Самое главное… (Кончает пить; слуге.) Возьмите. (Отдает чашку.) Самое главное, что я дал обещание и не знаю, как быть.

Кавалер. Пустяки! Неделей раньше, неделей позже.

Маркиз. Но ведь вы дворянин и знаете, что значит обещание. Я дал слово и, черт возьми, готов лезть на стену.

Кавалер. Мне очень неприятно, что вы так огорчены. (В сторону.) Если бы я знал, как выпутаться из этого дела сколько-нибудь пристойно…

Маркиз. Вам будет трудно одолжить мне немного на какую-нибудь неделю?

Кавалер. Милый маркиз, если бы я мог, я бы готов был вам служить от всего сердца. Будь у меня деньги, дал бы вам немедленно. Но я сам жду и не могу дождаться.

Маркиз. Но не поверю же я, что вы сидите без денег.

Кавалер. Посмотрите! Вот все мое богатство. Даже двух цехинов тут нет. (Показывает один цехин с мелочью.)

Маркиз. Да ведь это же… золотой цехин!

Кавалер. Да, последний. Больше нет.

Маркиз. Одолжите его мне. Я в ближайшее же время верну его.

Кавалер. А с чем же останусь я?

Маркиз. Чего вы боитесь? Я вам верну.

Кавалер. Уж не знаю, как быть… Пожалуйста. (Дает ему цехин.)

Маркиз (берет монету). У меня спешное дело, друг мой… должен бежать… Увидимся за столом. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Кавалер, один.


Кавалер. Здорово! Синьор маркиз хотел стрельнуть у меня двадцать цехинов, а удовольствовался одним. Ну, один цехин куда ни шло! Не велика беда, если и не отдаст: по крайней мере, не будет приходить надоедать. Гораздо хуже, что он вылакал мой шоколад. Экое бесцеремонное животное! А потом пожалуйте: «Я — это я! Я — дворянин!..» Уж и дворянин!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Кавалер и Мирандолина.


Мирандолина (входит со смиренным видом). Можно, ваша милость?

Кавалер (сурово). Что вам нужно?

Мирандолина (делает несколько шагов). Вот тут белье получше.

Кавалер. Хорошо. (Показывает на стол.) Положите туда.

Мирандолина. Я прошу вас, по крайней мере, соблаговолить взглянуть. Подойдет оно вам или нет?

Кавалер. Что там у вас?

Мирандолина (подходит ближе). Белье полотняное.

Кавалер. Полотняное?

Мирандолина. Да, синьор. Десять паоло за локоть. Посмотрите вот.

Кавалер. Я не просил так много. С меня было бы довольно, если бы вы мне дали что-нибудь получше прежнего.

Мирандолина. Это белье я держу для лиц особо достойных, для тех, кто знает в белье толк. И правду сказать, ваша милость, я даю его потому, что это — вы. Другому не дала бы ни за что.

Кавалер. «Потому, что это вы!» Избитая любезность!

Мирандолина. Обратите внимание на столовое белье.

Кавалер. А, это фламандское полотно. После стирки оно уже совсем не то. Нет нужды, чтобы оно грязнилось из-за меня.

Мирандолина. Я не обращаю внимания на такие пустяки, когда это для столь достойного кавалера. Таких салфеток у меня много, и я всегда буду подавать их вашей милости.

Кавалер (в сторону). А ведь правда, она очень услужливая.

Мирандолина (в сторону). Оттого у него и рожа такая кислая, что он не любит женщин.

Кавалер. Отдайте белье моему лакею или положите его там где-нибудь и, пожалуйста, не затрудняйтесь сами.

Мирандолина. Никакого нет труда служить кавалеру, обладающему такими высокими достоинствами.

Кавалер. Хорошо, хорошо. Больше ничего не нужно. (В сторону.) Хочет подольститься ко мне. Бабы! Все на один манер!

Мирандолина. Я положу его в комод.

Кавалер (сухо). Куда хотите.

Мирандолина (идет сложить белье, в сторону). У, какой твердокаменный! Боюсь, ничего у меня не выйдет.

Кавалер (в сторону). Дураки развесят уши на такие сладкие речи, поверят тем, кто их говорит, — и попадаются!

Мирандолина (возвращается без белья). Что прикажете к обеду?

Кавалер. Что будет, то и съем.

Мирандолина. Мне бы хотелось знать, что вы любите. Есть же у вас любимые блюда, скажите откровенно.

Кавалер. Когда мне захочется, я скажу лакею.

Мирандолина. Мужчины тут не годятся. У них не хватает ни внимания, ни терпения. Не то что мы, женщины. Если вы пожелаете какого-нибудь соуса или рагу, благоволите сказать мне.

Кавалер. Благодарю, но с этими штучками вам не сделать со мной того, что вы сделали с графом и маркизом.

Мирандолина. А? Что вы скажете про этих двух синьоров? Слабые люди! Являются в гостиницу, нанимают комнату, а потом пытаются завести шуры-муры с хозяйкой. Но у нас голова занята другим, нам некогда обращать внимание на их подходцы. Мы стараемся о своей пользе. Если мы разговариваем с ними ласково, то только чтобы удержать их у себя. А я особенно: когда вижу, что они на что-то надеются, я хохочу как сумасшедшая.

Кавалер. Отлично! Мне нравится ваша искренность.

Мирандолина. У меня только и есть хорошего что искренность.

Кавалер. Однако с теми, кто за вами ухаживает, вы умеете притворяться.

Мирандолина. Притворяться? Боже избави! Спросите-ка у тех двух синьоров, которые прикидываются, что без ума от меня: выказала ли я им хоть разочек что-нибудь похожее на расположение? Шутила ли я с ними так, чтобы дать им какую-нибудь надежду? Я их мучаю, потому что это в моих интересах, да и то без большой охоты. Видеть не могу мужчин, распускающих слюни! Зато не терплю и женщин, бегающих за мужчинами. Видите ли, я не девочка; накопила годочков. Не говорю, что я красивая, но у меня были отличные оказии; а все-таки замуж я не пошла, потому что выше всего ставлю свою свободу.

Кавалер. О, да! Свобода — великое сокровище!

Мирандолина. А сколько людей так глупо ее теряют!

Кавалер. Ну, я не таковский! Без дураков!

Мирандолина. Вы женаты, ваше сиятельство?

Кавалер. Я? Упаси бог! Обойдусь без баб!

Мирандолина. Очень хорошо, оставайтесь таким всегда. Женщины, синьор… Ну, да ладно! Мне не пристало говорить о них плохо.

Кавалер. Знаете, вы первая женщина, от которой я слышу такие речи.

Мирандолина. Я скажу вам: мы, хозяйки, у себя в гостиницах видим и слышим много всего. И правда, я жалею людей, которые боятся нашей сестры.

Кавалер (в сторону). Забавная она.

Мирандолина. С вашего разрешения. (Делает вид, что хочет уйти.)

Кавалер. Торопитесь уходить?

Мирандолина. Мне не хочется быть вам в тягость.

Кавалер. Да нет, мне с вами приятно. Вы развлекаете меня.

Мирандолина. Вот видите? Так я и с другими. Провожу с ними несколько минут. Я ведь веселая. Наговорю им всяких глупостей, чтобы немного их позабавить. А они ни с того ни с сего начинают воображать… Понимаете? И давай за мной волочиться.

Кавалер. Это потому, что у вас приятное обращение.

Мирандолина (приседая). Вы очень добры, ваша милость.

Кавалер. Так, говорите, влюбляются?

Мирандолина. Подумайте, какая слабость! Сразу взять да и влюбиться в женщину!

Кавалер. Никогда не мог этого понять.

Мирандолина. Вот тебе и твердость! Вот тебе и мужская выдержка!

Кавалер. Да, жалкие они, мягкотелые людишки.

Мирандолина. Вы рассуждаете, как настоящий мужчина. Синьор кавалер, дайте мне вашу руку.

Кавалер. Руку? Зачем?

Мирандолина. Удостойте. Прошу вас. Будьте покойны, у меня чистые руки.

Кавалер. Вот вам рука.

Мирандолина. Первый раз мне выпадает честь подать руку настоящему мужчине.

Кавалер. Ну ладно, довольно! (Отнимает руку.)

Мирандолина. Вот что. Если бы я взяла руку одного из тех двух мышиных жеребчиков, каждый подумал бы, что я без ума от него. И потерял бы голову. С ними я не позволила бы себе самой маленькой вольности за все золото мира. Они не умеют жить. Какая чудесная вещь — свободный разговор! Без наскоков, без хитростей, без разных там дурачеств! Простите мою смелость, ваша милость. Если я чем могу вам служить, приказывайте без стеснения. Я буду внимательна к вам так, как не была еще ни к кому на свете.

Кавалер. Вы становитесь пристрастны ко мне. Почему это?

Мирандолина. Потому, что, помимо ваших достоинств и вашего положения, я уверена, что с вами я могу поговорить свободно, что вы не поймете дурно моего внимания, что будете смотреть на меня только как на служанку и не будете мучить меня смешными претензиями и вздорными выходками.

Кавалер (в сторону). Черт возьми! В ней что-то необыкновенное, но не могу понять, что!

Мирандолина (в сторону). Бука начинает понемногу становиться ручным.

Кавалер. Ну, если вам нужно заняться вашими делами, не забывайте их из-за меня.

Мирандолина. Да, синьор, я пойду взгляну, не нужно ли чего по дому. Это и есть моя любовь; этому и отдаю я все время. Если вам угодно приказать что-нибудь, я пришлю вам лакея.

Кавалер. Хорошо. А если что-нибудь понадобится вам, я буду рад вас видеть.

Мирандолина. Я никогда не хожу в комнаты к жильцам, но к вам, пожалуй, буду заглядывать.

Кавалер. Ко мне? Почему?

Мирандолина. Потому что, ваша милость, вы мне очень и очень нравитесь.

Кавалер. Я нравлюсь вам?

Мирандолина. Ну да. Нравитесь, потому что не распускаете слюни, как все, потому что вы не из тех, кто влюбляется. (В сторону.) Пусть у меня отвалится нос, если завтра он уже не будет влюблен по уши! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

Кавалер, один.


Кавалер. Да, я знаю, что делаю. Бабы! К черту! Вот эта могла бы еще поймать меня скорее, чем другая. Такая откровенность, такая непринужденность разговора — вещь не совсем обыкновенная. В ней есть что-то особенное. Но влюбиться из-за этого? Нет! Я бы остановился на ней скорее, чем на какой-нибудь другой, чтобы слегка поразвлечься. Но втюриться? Потерять свободу? Дудки! Дураки те, кто влюбляются в бабью юбку! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ

Другая комната гостиницы.

Ортензия, Деянира и Фабрицио.


Фабрицио. Оставайтесь здесь, ваши сиятельства. Взгляните на ту, другую комнату. Она будет спальней, а здесь вы будете кушать, принимать… и вообще все, что угодно.

Ортензия. Хорошо, хорошо! Вы хозяин или лакей?

Фабрицио. Лакей, к услугам вашего сиятельства.

Деянира (тихо, Ортензии). Он называет нас сиятельствами.

Ортензия (в сторону). Будем разыгрывать то же и дальше. (Громко.) Послушайте.

Фабрицио. Ваше сиятельство?

Ортензия. Скажите хозяину, чтобы он пришел сюда. Я хочу поговорить с ним об условиях.

Фабрицио. Придет хозяйка. Я сию минуту. (В сторону.) Что это за одинокие синьоры, черт возьми! Одеты хорошо и по виду как будто важные дамы. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ

Ортензия и Деянира.


Деянира. Сиятельства! Это мы-то сиятельства! Он принял нас за важных дам.

Ортензия. Ну и отлично: будут почтительнее.

Деянира. Зато сдерут втридорога.

Ортензия. Э! Когда дойдет до счетов, они будут иметь дело со мной; а я достаточно долго побродила по свету!

Деянира. Как бы не влететь в историю с этими титулами.

Ортензия. Дорогая моя, вы ничего не понимаете. Неужели две актрисы, привыкшие изображать на сцене графинь, маркиз и княгинь, не сумеют сыграть какую угодно роль в гостинице?

Деянира. А приедут наши — и все всплывет наружу.

Ортензия. Сегодня они, во всяком случае, до Флоренции не доберутся. Из Пизы сюда на барке — меньше трех дней никак не выйдет.

Деянира. На барке? Какой ужас!

Ортензия. Ничего не поделаешь. Капиталов не хватает. Хорошо хоть, что мы-то доехали на двуколке.

Деянира. Вовремя подоспело последнее выступление.

Ортензия. Да, но если бы я не стояла все время у дверей[25], ничего бы не вышло.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ

Те же и Фабрицио.


Фабрицио. Хозяйка сию минуту будет к вашим услугам.

Ортензия. Хорошо.

Фабрицио. Что вам угодно приказать? Я служил и другим синьорам. Сочту особенной честью со вниманием служить вашим сиятельствам.

Ортензия. Когда понадобится, я позову.

Деянира (в сторону). Здорово играет эти роли Ортензия!

Фабрицио (достает перо и книжку). А пока прошу, ваши сиятельства, соблаговолите сообщить ваши почтенные имена для прописки.

Деянира (в сторону). Начинается!

Ортензия. А зачем вам мое имя?

Фабрицио. Гостиницы обязаны сообщать куда нужно имена, фамилии, родину и общественное положение каждого постояльца. Если этого не сделать — беда!

Деянира (тихо, Ортензии). Ну, милочка, конец нашим титулам.

Ортензия. Многие ведь дают вымышленные имена.

Фабрицио. Наше дело — записать то, что нам говорят. Остальное нас не касается.

Ортензия. Ну, так пишите: баронесса Ортензия дель Поджо, из Палермо.

Фабрицио (записывая, про себя). Сицилианка! Горячая кровь! (Деянире.) А вы, ваше сиятельство?

Деянира. Я? (В сторону.) Не знаю, что сказать.

Ортензия. Что же вы, графиня Деянира? Скажите свое имя.

Фабрицио (Деянире). Прошу вас.

Деянира (к Фабрицио). Разве вы не слышали?

Фабрицио (пишет). «Ее сиятельство синьора графиня Деянира…» А фамилия?

Деянира. И фамилия нужна?

Ортензия (к Фабрицио). Ну, так пишите: дель Соле, из Рима.

Фабрицио. Ну вот. Больше ничего. Простите за беспокойство. Сейчас придет хозяйка. (В сторону.) Говорил я, что важные дамы! Делишки будут у меня неплохие: гора разных подачек. (Уходит.)

Деянира (жеманно). Слуга покорная, синьора баронесса.

Ортензия. Приветствую вас, графиня. (Реверансы с ужимками.)

Деянира. Фортуна предоставляет мне счастливейший случай повергнуть к вашим ногам мое глубокое уважение.

Ортензия. Из фонтана вашего сердца могут источаться одни лишь потоки милостей.

ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ

Те же и Мирандолина.


Деянира (Ортензии, с ужимками). Сударыня, вы мне льстите.

Ортензия (так же). Графиня, ваши достоинства заслуживают еще большего.

Мирандолина (в сторону). Какие церемонные дамы!

Деянира (в сторону). Сейчас лопну со смеху!

Ортензия (тихо, Деянире). Тише! Хозяйка!

Мирандолина. Добро пожаловать, синьоры.

Ортензия. Здравствуйте, милая девушка.

Деянира. Здравствуйте, хозяюшка.

Ортензия (делает знак Деянире, чтобы та сдержалась). Ну…

Мирандолина (Ортензии). Разрешите поцеловать вашу руку.

Ортензия (дает ей руку). Вы очень милы.


Деянира смеется в сторону.


Мирандолина (Деянире). И вашу, ваше сиятельство.

Деянира. Ах, не надо.

Ортензия. Позвольте, позвольте девушке. Она такая воспитанная. Дайте ей руку.

Мирандолина. Прошу вас.

Деянира. Ну, нате вам. (Дает ей руку, отворачивается и смеется.)

Мирандолина. Чему вы смеетесь, ваше сиятельство?

Ортензия. Графиня у нас прелесть. Все еще смеется надо мной. Я сболтнула глупость, которая показалась ей смешной.

Мирандолина (в сторону). Бьюсь об заклад, что это не настоящие дамы. Дамы не приехали бы одни.

Ортензия (Мирандолине). Давайте поговорим об условиях.

Мирандолина. Как? Вы разве одни? С вами нет ни кавалеров, ни слуг? Никого?

Ортензия. Барон, мой муж…


Деянира громко смеется.


Мирандолина (Деянире). Что вы смеетесь, синьора?

Ортензия. Правда, почему вы смеетесь?

Деянира. Над бароном, вашим мужем.

Ортензия. Правда, он очень веселый человек. И всегда говорит смешные вещи. Он тотчас приедет с графом Орацио, мужем нашей графини.


Деянира делает усилие, чтобы удержаться от смеха.


Мирандолина (Деянире). Вы смеетесь и над синьором графом?

Ортензия. Что это вы, графиня? Неужели вы не можете держаться приличнее?

Мирандолина. Простите меня, синьоры. Мы одни, и нас никто не слышит. Это графство и это баронство, вероятно, никогда…

Ортензия. Что вы хотите сказать? Вы сомневаетесь, что мы знатные дамы?

Мирандолина. Простите, ваше сиятельство. Не горячитесь, не то синьора графиня опять будет смеяться.

Деянира. Ну ладно. Что толку…

Ортензия (угрожающе). Графиня, графиня!

Мирандолина (Деянире). Я знаю, что вы хотели сказать, ваше сиятельство.

Деянира. Если догадаетесь, будете умницей.

Мирандолина. Вы хотели сказать: что толку представляться знатными барынями, когда мы — две простушки. Разве не верно?

Деянира. Ну да, вы нас узнали.

Ортензия. Тоже называется — актриса! Не могла выдержать роль.

Деянира. Не умею притворяться, когда я не на сцене.

Мирандолина (Ортензии). Неплохо, синьора баронесса. Хорошо было сыграно. Отличная выдумка.

Ортензия. Я люблю пошутить иногда.

Мирандолина. А я чрезвычайно люблю веселых людей. Моя гостиница к вашим услугам. Будьте как дома. Но я буду очень просить вас, если ко мне приедут знатные особы, уступить мне эти комнаты. Вам я дам другие, очень удобные.

Деянира. С удовольствием.

Ортензия. А я нет. Когда я трачу свои деньги, я хочу, чтобы мне служили как настоящей даме. Мы в этих комнатах, и отсюда я не уйду.

Мирандолина. Ну, ну, синьора баронесса, нужно быть добренькой… Ах! Вот идет один из моих жильцов, знатный синьор. Когда он видит женщин, он всегда тут как тут.

Ортензия. Богатый он?

Мирандолина. Не знаю. Это меня не касается.

ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ

Те же и маркиз.


Маркиз. Разрешается? Можно войти?

Ортензия. Милости прошу.

Маркиз. Привет почтеннейшим дамам.

Деянира. Ваша покорная слуга.

Ортензия. Здравствуйте.

Маркиз (Мирандолине). Это приезжие?

Мирандолина. Да, ваша светлость. Они оказывают честь моей гостинице.

Ортензия (в сторону). Светлость! Ого!

Деянира (в сторону). Ну конечно, Ортензия заберет его себе.

Маркиз (Мирандолине). Кто эти дамы?

Мирандолина. Это баронесса Ортензия дель Поджо, а это — графиня Деянира дель Соле.

Маркиз. О, какие роскошные дамы!

Ортензия. А вы кто, синьор?

Маркиз. Я маркиз Форлипополи.

Деянира (в сторону). Теперь хозяйка нас разыгрывает.

Ортензия. Рада познакомиться с кавалером столь достойным.

Маркиз. Если я чем-нибудь могу вам служить, приказывайте. Мне приятно, что вы остановились в этой гостинице. Наша хозяйка — замечательная женщина.

Мирандолина. Этот синьор — сама доброта. Он почтил меня своим покровительством.

Маркиз. Ну конечно. Я покровительствую и хозяйке и всем, кто останавливается в ее гостинице. Если вам понадобится что-нибудь, вам стоит только приказать.

Ортензия. Пока мне довольно одной вашей любезности.

Маркиз. И вы тоже, синьора графиня, пожалуйста, располагайте мною.

Деянира. Я почту себя счастливой, если буду иметь высокую честь быть сопричисленной к сонму ваших преданнейших слуг.

Мирандолина (тихо, Ортензии). Жарит прямо из роли.

Ортензия (тихо, Мирандолине). Ничего не поделаешь. Этого требует титул графини.


Маркиз вынимает из кармана красивый шелковый платок, развертывает его и делает вид, что хочет отереть им лоб.


Мирандолина. Ах, какой платок, синьор маркиз!

Маркиз. А? Что скажете? Красивый? Хороший у меня вкус?

Мирандолина. Конечно, платок выбран с большим вкусом.

Маркиз (Ортензии). Попадались вам такие красивые?

Ортензия. Замечательный! Другого такого не приходилось видеть. (В сторону.) Если бы он вздумал подарить мне, я не отказалась бы.

Маркиз (Деянире). Из Лондона.

Деянира. Чудный! Он мне очень нравится.

Маркиз. Хороший у меня вкус? Правда?

Деянира (в сторону). Ведь не скажет: возьмите на память.

Маркиз. Держу пари, что граф не умеет тратить деньги. Бросает их зря и никогда не купит ничего изящного.

Мирандолина. Синьор маркиз отлично выбирает, подмечает, распознает, знает толк, разбирается.

Маркиз (аккуратно складывая платок). Его нужно складывать как следует, чтобы не истрепался. Этого сорта товар нужно уметь беречь. (Подает его Мирандолине.) Пожалуйте!

Мирандолина. Вы хотите, чтоб я велела отнести его в вашу комнату?

Маркиз. Нет, отнесите его в свою.

Мирандолина. В мою? Зачем?

Маркиз. Затем, что я дарю его вам.

Мирандолина. Но я не хочу…

Маркиз. Не сердите меня.

Мирандолина. Ну, не надо, не надо… Ведь вы знаете, синьор маркиз, я не люблю огорчать никого. Чтобы не сердить вас, я его возьму.

Деянира (тихо, Ортензии). Здорово сыграно!

Ортензия (тихо, Деянире). А еще говорят про актрис.

Маркиз (Ортензии). Что скажете? Такой платок — и я подарил его хозяйке нашего дома!

Ортензия. Вы очень великодушны, синьор.

Маркиз. Я всегда таков.

Мирандолина (в сторону). Это первый его подарок мне; и я не знаю, как попал к нему платок.

Деянира. Синьор маркиз, можно найти такие платки во Флоренции? Мне бы хотелось иметь точь-в-точь такой.

Маркиз. Это будет очень трудно, но посмотрим.

Мирандолина (в сторону). Молодец синьора графиня!

Ортензия. Синьор маркиз, вы хорошо знаете город? Сделайте мне удовольствие, пришлите хорошего сапожника; мне нужны туфли.

Маркиз. Я пришлю вам своего.

Мирандолина (в сторону). Все к нему ластятся, а не знают, что он гол как сокол.

Ортензия. Милый синьор маркиз, побудьте немного с нами.

Деянира. Давайте пообедаем вместе.

Маркиз. С удовольствием. (Тихо, Мирандолине.) Не ревнуйте, Мирандолина, я — ваш. Вы ведь знаете!

Мирандолина (тихо, маркизу). Пожалуйста, пожалуйста. Мне приятно, что вы развлечетесь.

Ортензия. Будьте всегда в нашем обществе.

Деянира. Мы не знаем здесь никого, у нас никого нет, кроме вас.

Маркиз. Милые мои дамы, я буду служить вам от всего сердца.

ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ

Те же и граф


Граф. Я вас искал, Мирандолина.

Мирандолина. Я здесь, с этими дамами.

Граф. Дамы? Почтительнейший привет!

Ортензия. Ваша покорная слуга. (Тихо, Деянире.) Этот карась будет пожирнее первого.

Деянира (тихо, Ортензии). Да, только я потрошить их не умею.

Маркиз (тихо, Мирандолине). Ну-ка, покажите графу платок.

Мирандолина (показывает платок). Посмотрите, синьор граф, какой чудный подарок сделал мне синьор маркиз.

Граф. Очень мило! Браво, синьор маркиз!

Маркиз. Да нет, это просто так! Пустячок! Спрячьте его поскорее. И не стоило совсем об этом говорить! Я не хочу, чтобы было известно то, что я делаю.

Мирандолина (в сторону). «Не хочу, чтобы было известно», а заставляет меня показывать! Чванство борется с бедностью.

Граф (Мирандолине.). Если дамы позволят, мне хочется сказать вам два слова.

Ортензия. Пожалуйста, пожалуйста.

Маркиз (Мирандолине). Если вы будете носить этот платок в кармане, он скоро истреплется.

Мирандолина. Я положу его в вату, чтобы он не запачкался.

Граф (Мирандолине). Взгляните на эту вещицу. Тут всё бриллианты.

Мирандолина. Ах, какая прелесть!

Граф. Штучка, как раз подходящая к тем серьгам, которые я вам подарил.


Ортензия и Деянира рассматривают драгоценность и тихо разговаривают между собой.


Мирандолина. Подходит, да. Только это еще лучше.

Маркиз (в сторону). Будь проклят этот граф со своими бриллиантами и со своими деньгами! Чтоб черт его побрал!

Граф (Мирандолине). Так вот, чтобы у вас был полный гарнитур, я дарю вам и эту вещичку.

Мирандолина. Ни за что не возьму.

Граф. Это будет с вашей стороны очень невежливо.

Мирандолина. Я никогда не делаю ничего невежливого. Чтобы не огорчать вас, так и быть, беру.


Ортензия и Деянира продолжают шептаться по поводу щедрости графа.


Граф. Ну, что вы скажете, синьор маркиз, разве не хорошенькая вещичка?

Маркиз. По-моему, платок в своем роде более элегантен.

Граф. Да. Но между подобного рода предметами дистанция весьма значительная.

Маркиз. Очень красиво хвастаться в обществе крупными тратами!

Граф. Ах, да! Я и забыл, что свои подарки вы делаете в строгом секрете.

Мирандолина (в сторону). Тут я могла бы сказать: когда двое ссорятся, третьему барыш.

Маркиз. Итак, милые дамы, я обедаю с вами.

Ортензия (графу). Простите, а с кем мы имеем удовольствие?..

Граф. Я граф Альбафьорита. К вашим услугам.

Деянира. Вот как! Это очень громкая фамилия. Я ее знаю. (Приближается к графу.)

Граф (Деянире). Я ваш покорный слуга.

Ортензия (графу). Вы живете здесь?

Граф. Да, синьора.

Деянира (графу). И пробудете еще?

Граф. Думаю, что да.

Маркиз. Милые дамы, вы устанете стоять столько времени. Пойдемте в вашу комнату, я готов вам служить.

Ортензия (пренебрежительно). Благодарю вас. (Графу.) Вы откуда родом, синьор граф?

Граф. Я неаполитанец.

Ортензия. О, мы почти земляки. Я из Палермо.

Деянира. А я римлянка. Но бывала в Неаполе и как раз по одному своему делу очень хотела поговорить с каким-нибудь синьором из Неаполя.

Граф. Я весь к вашим услугам, синьоры. Вы одни? С вами нет мужчин?

Маркиз. С ними я, синьор граф, и они в вас не нуждаются. Потом мы вам скажем почему.

Ортензия. Да, мы одни, синьор граф.

Граф. Мирандолина!

Мирандолина. Синьор?

Граф. Велите накрыть в моей комнате на три прибора. (Ортензии и Деянире.) Могу я вас просить?

Маркиз. Но эти дамы уже пригласили меня.

Граф. Их добрая воля выбирать кавалерами себе кого угодно. Но мой стол маленький, и за ним могут сидеть только трое.

Маркиз. Я еще посмотрю, как…

Ортензия. Идемте, идемте, синьор граф. С господином маркизом мы пообедаем в другой раз. (Уходит.)

Деянира. Синьор маркиз, если найдете платок, вспомните обо мне. (Уходит.)

Маркиз. Граф, вы мне за это заплатите.

Граф. Что вам не нравится?

Маркиз. Я — это я. Со мной нельзя так обращаться. Конечно, она хочет платок… именно такой платок… Так не получит она платка! Мирандолина, берегите его. Таких платков не сыщешь. Бриллиантов — сколько угодно. А платков этого сорта ни за какие деньги не найти. (Уходит.)

Мирандолина (в сторону). Ах, какой дурень!

Граф. Мирандолина, вам не будет неприятно, если я поухаживаю за этими дамами?

Мирандолина. Конечно, нет, синьор граф.

Граф. Это я делаю для вас. Чтобы ваша гостиница торговала больше и увеличились ее доходы. Но я — весь ваш. Вам принадлежит мое сердце. Мое богатство — ваше. Располагайте тем и другим как хотите. Предоставляю вам полное право. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ

Мирандолина, одна.


Мирандолина. Ни подарки, ни богатство не помогут ему. Ничего от меня не получит. А еще меньше — маркиз со своим дурацким покровительством. Если бы я хотела завести интрижку с одним из них, конечно, выбрала бы того, кто тратит больше. Но мне не нужен ни один. Я вот вбила себе в голову, что заставлю влюбиться кавалера, и не откажусь от этого удовольствия, хотя бы мне подарили бриллиантов в два раза больше. Попробую. Я не такая ловкая, как эти две актрисы, но все-таки попробую. Граф и маркиз пока что будут заняты с ними и оставят меня в покое. И мне никто не помешает призаняться кавалером. Правда, может быть, он и не покорится. Но разве может устоять кто-нибудь перед женщиной, если даст ей время пустить в ход свое искусство? Кто бежит, тот может не бояться быть побежденным. Но кто остановился, прислушался, стал приглядываться, тот рано или поздно должен будет сдаться, волей-неволей. (Уходит.)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Комната кавалера со столиком, накрытым для обеда, и креслами.

Кавалер, его слуга и Фабрицио.

Кавалер расхаживает по комнате с книгой в руках, Фабрицио ставит на стол суп.


Фабрицио (слуге). Скажите своему хозяину, что если он хочет обедать, то суп на столе.

Слуга. Скажите сами.

Фабрицио. Я боюсь. Он такой сердитый.

Слуга. Он вовсе не злой. Женщин он, правда, не любит, но с мужчинами очень приветлив.

Фабрицио (в сторону). Не любит женщин! Вот дурак! Не любит лучшее, что есть на свете. (Уходит.)

Слуга. Ваша милость, если вам угодно, кушать подано.


Кавалер кладет книгу, садится за стол и начинает есть. Слуга становится за его креслом с тарелкой под мышкой.


Кавалер. Сегодня как будто обед подали раньше, чем обычно?

Слуга. В вашу комнату раньше всех. Синьор граф Альбафьорита кричал, чтобы ему подавали первому, а хозяйка велела нести прежде всех вашей милости.

Кавалер. Я очень признателен ей за внимание.

Слуга. Прекрасная она женщина, ваша милость. Сколько я встречал всякого народа — не видал хозяйки лучше!

Кавалер (оборачивается немного назад). Она тебе нравится? Да?

Слуга. Если бы я не боялся сделать неприятность вашей милости, я бы пошел к Мирандолине в лакеи.

Кавалер. Дурак! Очень ты ей нужен!


По знаку кавалера слуга меняет тарелки.


Слуга. Такой женщине, как она, я готов служить, как собачка. (Уходит за новым блюдом.)

Кавалер. Черт возьми! Околдовала всех! Будет смешно, если и я поддамся ее чарам. Как бы не так! Завтра же еду в Ливорно. Пусть ухитрится сегодня, если сможет. Но пусть знает, что я не из слабеньких. Для того чтобы я победил отвращение к женщинам, требуется кое-что получше.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Кавалер и слуга, который входит с жарким и другим блюдом.


Слуга. Хозяйка велела сказать, что если вы не хотите цыпленка, она пришлет голубей.

Кавалер. Ну, мне все равно. А это что?

Слуга. Хозяйка говорила и наказывала запомнить на случай, если соус вам понравится. Она готовила его своими собственными ручками.

Кавалер. Какая, однако, она услужливая! (Пробует.) Замечательно! Скажи ей, что это мне очень нравится, что я благодарю ее.

Слуга. Слушаю, ваша милость.

Кавалер. Нет, не «слушаю», а иди скажи сейчас же.

Слуга. Сейчас? (В сторону.) Вот чудеса! Шлет любезности женщине. (Уходит.)

Кавалер. Замечательный соус! Никогда не пробовал ничего вкуснее. (Ест.) Ну конечно, если Мирандолина будет так готовить, у нее никогда не будет недостатка в жильцах. Прекрасный стол, прекрасное белье. И потом, нельзя отрицать, что она мила. Но больше всего ценю я в ней искренность. Очень хорошее свойство. Почему я не люблю женщин? Потому, что они притворщицы, обманщицы, всегда льстят. А эта искренность…

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Кавалер и слуга.


Слуга (входит). Она благодарит вас за снисхождение к ее слабым способностям.

Кавалер. Молодец, синьор церемониймейстер, молодец!

Слуга. Сейчас она готовит, тоже собственными ручками, другое блюдо. Только я не знаю какое.

Кавалер. Готовит сейчас?

Слуга. Да, синьор.

Кавалер. Подай вина.

Слуга. Слушаю.

Кавалер. Надо быть к ней пощедрее. Замечательная женщина! Заплачу ей вдвое. Буду ласков, но завтра же уеду.


Слуга приносит поднос с вином.


А что, графу подали обед? (Пьет.)

Слуга. Да, синьор. Только что. У него гостьи. Обедает с двумя дамами.

Кавалер. С двумя дамами? Кто они такие?

Слуга. Приехали в гостиницу сегодня утром. Я не знаю, кто они.

Кавалер. А граф был с ними знаком?

Слуга. Не думаю. Но как только их увидел, сейчас же пригласил их обедать.

Кавалер. Какая распущенность! Едва увидел женщин, сейчас же тащит их к себе. А те соглашаются. И бог знает, кто они… По мне, пусть будет кто угодно, но раз они бабы — этим все сказано. А граф, как пить дать, вылетит в трубу. (Слуге.) Скажи, маркиз тоже обедает?

Слуга. Вышел, и еще не возвращался.

Кавалер. Ну, давай дальше.

Слуга. Сию минуту. (Меняет тарелки.)

Кавалер. Обедает с двумя дамами. Приятная компания, нечего сказать! Своим кривляньем они отбили бы у меня всякий аппетит.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Мирандолина с тарелкой.


Мирандолина. Можно?

Кавалер. Кто там? (Делает знак слуге.)

Слуга. Что прикажете?

Кавалер. Прими у нее из рук тарелку.

Мирандолина. Простите! Мне хочется иметь честь поставить ее на стол собственными руками. (Ставит тарелку.)

Кавалер. Но ведь это совсем не ваше дело.

Мирандолина. Ах, синьор! А кто я такая? Знатная дама, что ли? Не больше чем служанка тех, кто живет в моей гостинице.

Кавалер (в сторону). Какая скромность!

Мирандолина. По правде говоря, я охотно бы подавала сама всем. Но… не знаю, понимаете ли вы меня? А к вам я прихожу без колебаний, свободно и смело.

Кавалер. Благодарю вас. Что это за кушанье?

Мирандолина. Рагу, которое я сама приготовила.

Кавалер. Значит, будет очень вкусное. Раз приготовили вы сами, наверно будет хорошо.

Мирандолина. Вы слишком добры, синьор. Я не умею толком приготовить ничего. А очень хотелось бы угодить такому знатному кавалеру, как вы.

Кавалер (в сторону). Завтра же еду в Ливорно. (Громко.) Если у вас есть дела, не теряйте времени со мною.

Мирандолина. Ничего, синьор. В доме достаточно поваров и слуг. Мне было бы приятно слышать, что блюдо пришлось вам по вкусу.

Кавалер. Охотно скажу вам сейчас же. (Пробует.) Прекрасно! Замечательно! Язык можно проглотить! Из чего это приготовлено?

Мирандолина. У меня есть свои маленькие секреты. Эти руки умеют делать много хороших вещей.

Кавалер (слуге, с некоторым возбуждением). Подай вина!

Мирандолина. Это блюдо, синьор, требует хорошего вина.

Кавалер (слуге). Подай бургундского!

Мирандолина. Вот это так! Бургундское — отличное вино. По-моему, из столовых вин оно лучше всякого другого.


Слуга ставит на стол бутылку с одним стаканом.


Кавалер. У вас отличный вкус во всем.

Мирандолина. Да, правда. Я ошибаюсь не часто.

Кавалер. Однако на этот раз вы ошиблись.

Мирандолина. В чем, синьор?

Кавалер. Считая меня особенно достойным вашего расположения.

Мирандолина (вздыхая). Ах, синьор кавалер!

Кавалер (вспылив). Что это значит? Что за вздохи такие?

Мирандолина. Я скажу вам: внимательна я ко всем: и меня огорчает, когда подумаю, что все они сплошь неблагодарные люди.

Кавалер (успокоившись). Я не буду неблагодарен.

Мирандолина. Вы ничем особенным мне и не обязаны. По отношению к вам я делаю лишь то, что должна.

Кавалер. Вовсе нет. Я отлично знаю… Не такой уж я неотесанный, как вы думаете. На меня вам жаловаться не придется.

Мирандолина. Да нет же, синьор… я и не думала…

Кавалер (пьет). За ваше здоровье!

Мирандолина. Покорнейше вас благодарю. Вы делаете мне слишком много чести.

Кавалер. Превосходное вино.

Мирандолина. Бургундское — моя страсть.

Кавалер. Не угодно ли? (Указывает набутылку.)

Мирандолина. Ах нет, благодарю вас.

Кавалер. Вы уже обедали?

Мирандолина. Обедала.

Кавалер. Выпейте стаканчик.

Мирандолина. Я не заслуживаю такой любезности.

Кавалер. Я предлагаю от всего сердца.

Мирандолина. Не знаю, что сказать… Ну хорошо, я выпью. Вы очень любезны.

Кавалер (слуге). Подай еще стакан.

Мирандолина. Нет, нет, если позволите, я выпью из этого. (Берет стакан кавалера.)

Кавалер. Что вы! Я же пил из него!

Мирандолина (со смехом). Ничего, ничего, выпью ваши остаточки.


Слуга ставит на поднос второй стакан.


Кавалер (в сторону). Ах, негодница! (Наливает вино.)

Мирандолина. Уж давно, как я поела. Боюсь, не стало бы мне худо от вина.

Кавалер. Пустяки!

Мирандолина. Вы не будете добры дать мне маленький кусочек хлеба?

Кавалер. С удовольствием. (Дает ей хлеб.) Пожалуйста.


Мирандолина, с бокалом в одной руке, с куском хлеба в другой, стоит, делая вид, что ей очень неудобно и что она не знает, как ей обмакнуть хлеб в вино.


Вам неудобно? Не хотите ли присесть?

Мирандолина. Ах, что вы! Я не достойна такой чести.

Кавалер. Глупости! Ведь мы одни. (Слуге.) Подай кресло.

Слуга (в сторону). Должно быть, это перед смертью. Никогда не бывало с ним ничего подобного. (Идет за креслом.)

Мирандолина. Не дай бог, узнают синьор граф или синьор маркиз… Беда мне тогда.

Кавалер. Почему это?

Мирандолина. Сто раз они мне предлагали выпить что-нибудь или съесть, и я ни разу не согласилась.


Слуга приносит кресло.


Кавалер. Садитесь, пожалуйста.

Мирандолина. Очень благодарна. (Садится и начинает макать хлеб в вино.)

Кавалер (слуге). Послушай-ка! (Тихо.) Не сметь говорить никому, что хозяйка сидела у меня за столом!

Слуга (тихо). Не извольте беспокоиться. (В сторону.) Вот так новости! Поразительно!

Мирандолина. Пью за все то, что доставляет удовольствие синьору кавалеру.

Кавалер. Благодарю вас, любезная хозяюшка.

Мирандолина. Этот тост не касается женщин.

Кавалер. Не касается? Почему?

Мирандолина. Потому что женщин вы не переносите.

Кавалер. Правда, я не мог их видеть никогда.

Мирандолина. И всегда оставайтесь таким.

Кавалер. Мне бы не хотелось… (Поглядывает нерешительно на слугу.)

Мирандолина. Не хотелось, синьор? Чего?

Кавалер. Слушайте. (Говорит ей на ухо.) Мне бы не хотелось, чтобы вы заставили меня изменить характер.

Мирандолина. Каким образом?

Кавалер (слуге.) Уходи.

Слуга. Прикажете подать что-нибудь к столу?

Кавалер. Вели сварить два яйца и, когда будут готовы, принеси сюда.

Слуга. А как их сварить — вкрутую?

Кавалер. Как хочешь. Проваливай!

Слуга (в сторону). Понял. Распаляется мой хозяин. (Уходит.)

Кавалер. Мирандолина, вы очень милая девушка.

Мирандолина. О, вы смеетесь надо мной, синьор!

Кавалер. Послушайте. Я скажу вам сейчас правду, чистейшую правду, которая послужит к вашей чести.

Мирандолина. Буду слушать с удовольствием.

Кавалер. Вы первая в мире женщина, с которой мне было приятно сидеть и болтать.

Мирандолина. Я скажу вам почему, синьор кавалер. Вовсе не потому, что тут какая-нибудь моя заслуга. Но иной раз в крови у людей бывают встречные токи. Симпатия и взаимная склонность возникают подчас между людьми даже незнакомыми. И я ведь чувствую к вам что-то, чего ни к кому не чувствовала.

Кавалер. Боюсь, что вы хотите нарушить мой покой.

Мирандолина. Будет вам, синьор кавалер! Вы же умный человек и должны действовать, как подобает умному человеку. Не нужно впадать в слабости, свойственные другим. И если я замечу что-нибудь подобное, никогда больше не приду сюда. Я ведь тоже чувствую внутри что-то, чего раньше не было. А я вовсе не собираюсь сходить с ума по мужчинам. Особенно по такому мужчине, который ненавидит женщин, а сейчас, может быть, чтобы испытать меня и потом насмеяться, кружит мне голову соблазнительными речами. Можно мне еще капельку бургундского, синьор кавалер?

Кавалер. Эх! Ну, да ладно! (Наливает вино в один стакан.)

Мирандолина (в сторону). Вот-вот будет готов!

Кавалер (протягивает ей стакан с вином). Вот…

Мирандолина. Очень вам благодарна. А вы не пьете?

Кавалер. Выпью. (В сторону.) Было бы лучше, если бы я напился вдребезги! Один дьявол выгнал бы другого. (Наливает вино в свой стакан.)

Мирандолина (кокетливо). Синьор кавалер!

Кавалер. Что прикажете?

Мирандолина. Давайте чокнемся. (Чокаются.) Да здравствуют добрые друзья!

Кавалер (с томным видом). Да здравствуют!

Мирандолина. Да здравствуют… кто любит друг друга… И чокнемся без задней мысли.

Кавалер. Да здравствуют!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и маркиз.


Маркиз (входит). Это опять я. Кто да здравствует?

Кавалер (сердито). Что это значит, синьор маркиз?

Маркиз. Простите, мой друг. Я звал. Никого не было.

Мирандолина. С вашего разрешения… (Хочет уйти.)

Кавалер (Мирандолине). Постойте. (Маркизу.) Я никогда не позволял себе таких вольностей с вами.

Маркиз. Прошу извинения. Ведь мы друзья. Я думал, что у вас никого нет. И мне приятно видеть с вами очаровательную хозяюшку. А? Что вы скажете? Разве это не перл создания?

Мирандолина. Синьор маркиз, я находилась здесь, чтобы служить синьору кавалеру. Мне сделалось немного нехорошо, и он помог мне, дав капельку бургундского.

Маркиз (кавалеру). Это бургундское?

Кавалер. Бургундское.

Маркиз. Настоящее?

Кавалер. Как будто. Уплачено, как за настоящее.

Маркиз. Я знаток этого вина. Дайте мне попробовать, и я вам скажу, настоящее оно или нет.

Кавалер (зовет). Эй!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и слуга (подает яйца).


Кавалер. Подайте маркизу стаканчик.

Маркиз. Только, пожалуйста, не давайте мне маленькой рюмки. Бургундское — не ликер. Чтобы судить о нем, нужно глотнуть порядочно.

Слуга. Я принес яйца.

Кавалер. Больше ничего не нужно.

Маркиз. Что там у вас?

Слуга. Яйца.

Маркиз. Яйца? Не люблю яиц.


Слуга уносит яйца.


Мирандолина. Синьор маркиз, с позволения синьора кавалера, попробуйте этого рагу, которое я приготовила сама.

Маркиз. А, это другое дело! Эй, кресло сюда.


Слуга придвигает кресло и ставит бокал на поднос.


Вилку!

Кавалер (слуге). Поставь еще один прибор.


Слуга идет за прибором.


Мирандолина. Теперь мне лучше, синьор кавалер. Я пойду. (Встает.)

Маркиз. Сделайте мне удовольствие, посидите еще немного!

Мирандолина. Нет, мне нужно взглянуть по дому, что там делается. И к тому же синьор кавалер…

Маркиз (кавалеру). Вы ничего не имеете против, если она останется чуточку еще?

Кавалер. Что вам от нее нужно?

Маркиз. Я хочу дать ей попробовать кипрского вина, подобного которому вы не пробовали с самого рождения. Мне бы хотелось, чтобы Мирандолина его пригубила и высказала свое мнение.

Кавалер (Миран долине). Ну, доставьте удовольствие синьору маркизу, посидите еще.

Мирандолина. Синьор маркиз меня извинит…

Маркиз. Вы не хотите попробовать моего вина?

Мирандолина. В другой раз, ваша светлость.

Кавалер. Ну, не уходите.

Мирандолина. Вы мне приказываете?

Кавалер. Я прошу вас остаться.

Мирандолина (садится). Я повинуюсь.

Кавалер (в сторону). Мои обязательства перед ней все растут.

Маркиз (ест). Вот это кушанье! Вот это рагу! Какой аромат! Какой вкус!

Кавалер (тихо, Мирандолине). Маркиз будет ревновать вас за то, что вы сидите рядом со мной.

Мирандолина (тихо, ему). Это как ему будет угодно. Мне решительно все равно.

Кавалер (тихо). Вы тоже, я вижу, противница мужчин.

Мирандолина (тихо). Как вы — женщин.

Кавалер (тихо). Ну, мои противницы готовятся жестоко отомстить мне!

Мирандолина (тихо). А каким способом, синьор?

Кавалер (тихо). Плутовка! Вы видите очень хорошо…

Маркиз. Друг мой, за ваше здоровье! (Поднимает бокал бургундского.)

Кавалер. Ну, как вы его находите?

Маркиз. Вы меня простите, но оно никуда не годится. Вот вы попробуйте моего кипрского!

Кавалер. Да где же оно, это знаменитое кипрское?

Маркиз. Здесь, со мной. Я принес его и хочу доставить всем нам удовольствие. (Достает очень маленькую бутылочку.) Вот полюбуйтесь.

Мирандолина. Я вижу, что синьор маркиз не желает, чтобы его вино бросилось нам в голову.

Маркиз. Это? Его надо пить по каплям. Ну-ка! Рюмочек нам! (Откупоривает бутылочку.)


Слуга приносит рюмки.


Нет, эти слишком велики. Разве нет поменьше? (Прикрывает бутылочку рукой.)

Кавалер (слуге). Дай в которые капают розовое масло.

Мирандолина. А может быть, с нас хватит, если мы его понюхаем?

Маркиз (нюхает). Замечательно! Букет прямо упоительный!


Слуга приносит три крошечных рюмочки. Маркиз медленно наливает в них вина, дает рюмку Мирандолине, другую кавалеру, третью придвигает себе и тщательно закупоривает бутылочку.


Амброзия! (Пьет.) Настоящая амброзия! Небесный напиток!

Кавалер (тихо, Мирандолине). Что вы скажете про эту гадость?

Мирандолина (тихо). Помои от бутылок.

Маркиз (кавалеру). Ну, как вам?

Кавалер. Ничего себе. Хорошо.

Маркиз. А вам нравится, Мирандолина?

Мирандолина. Я не могу притворяться, синьор. Не нравится мне. Дрянь вино! Никак нельзя сказать, что хорошее. Одобряю тех, кто умеет кривить душой; но кто умеет это делать в одном случае, тот сделает то же и в другом.

Кавалер (в сторону). Это в мой огород. Только не понимаю, за что.

Маркиз. Мирандолина, вы ничего не смыслите в этих винах. Мне вас жаль. Вы сумели оценить платок, который я вам подарил, но в кипрском вине вы толку не знаете. (Допивает.)

Мирандолина (кавалеру, тихо). Ишь как расхвастался!

Кавалер (тихо). Я бы так не мог.

Мирандолина (тихо). Ваше хвастовство — в том, что вы презираете женщин.

Кавалер (тихо). А ваше в том, что вы покоряете всех мужчин.

Мирандолина (кокетливо, тихо). Нет, не всех.

Кавалер (страстно, тихо). Всех, говорю!

Маркиз (слуге). Ну-ка, три чистых рюмочки.

Мирандолина. Мне больше не нужно.

Маркиз. Нет, нет, не думайте, это не для вас. (Наливает из своей бутылки в три новые рюмки; слуге.) Милейший, с разрешения вашего хозяина, пойдите к графу Альбафьорита и скажите ему от меня громко, так, чтобы все слышали, что я прошу его отведать моего кипрского вина.

Слуга. Слушаю. (В сторону.) Ну, от этих наперстков они пьяными не будут. (Уходит.)

Кавалер. До чего же у вас широкая натура, господин маркиз.

Маркиз. У меня? Спросите Мирандолину.

Мирандолина. О да, еще бы!

Маркиз (Мирандолине). А что, кавалер видел ваш платок?

Мирандолина. Нет еще.

Маркиз (кавалеру). Ну, так увидите. (Прячет бутылочку с остатками вина.) Это я припрячу себе на вечер. Бальзам!

Мирандолина. Смотрите, как бы вам не заболеть от этого, синьор маркиз.

Маркиз. Знаете, от чего я болен?

Мирандолина. От чего? Скажите.

Маркиз. От ваших прекрасных глаз.

Мирандолина. Неужели?

Маркиз. Синьор кавалер, я влюблен в нее без ума.

Кавалер. Весьма сожалею.

Маркиз. Вы никогда не испытывали любви к женщине! Вот погодите — испытаете и тогда пожалеете меня.

Кавалер. Я и так вас жалею.

Маркиз. А ревнив я — как зверь. Я позволяю ей сидеть рядом с вами потому только, что знаю, кто вы. Если бы это был кто-нибудь другой, я не стерпел бы и за сто тысяч дублонов.

Кавалер (в сторону). Он начинает меня злить.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же и слуга с бутылкой вина на подносе.


Слуга (маркизу). Синьор граф благодарит вашу светлость и шлет вам бутылку Канарского.

Маркиз. О, о! Он хочет своим Канарским отплатить за мое кипрское! Ну-ка покажи. Да он полоумный какой-то! (Встает и берет бутылку.) Фу, какая гадость! Я уже чувствую по запаху.

Кавалер. Да вы попробуйте сначала.

Маркиз. И пробовать ничего не хочу. Это наглость, под стать другим, которые мне постоянно приходится терпеть от графа. Он хочет перещеголять меня, задеть, вызвать на какую-нибудь вспышку. И клянусь, он этого добьется, — такая разразится вспышка, что будет стоить сотен других! Мирандолина, если вы не выгоните его, случится что-то ужасное. Да, что-то ужасное. Он наглец! Я — это я, и не потерплю таких оскорблений! (Уходит, унося с собой бутылку.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Кавалер, Мирандолина и слуга.


Кавалер. Бедный маркиз сошел с ума.

Мирандолина. Очевидно, на случай разлития желчи он захватил с собой бутылку: будет лечиться.

Кавалер. Говорю вам, он сумасшедший. Это вы свели его с ума.

Мирандолина. Разве я из таких, которые сводят с ума мужчин?

Кавалер (пылко). О, конечно!

Мирандолина (встает). Синьор кавалер, с вашего разрешения…

Кавалер. Постойте.

Мирандолина (идет). Простите меня, я никого не свожу с ума.

Кавалер. Выслушайте меня. (Встает, но не отходит от стола.)

Мирандолина. Извините.

Кавалер (властно). Подождите, говорю я вам.

Мирандолина (оборачивается с гордым видом). Чего вы хотите от меня?

Кавалер (смутившись). Ничего!.. Выпьем! Еще по стаканчику бургундского.

Мирандолина. Ну хорошо. Только поскорее. Мне надо идти.

Кавалер. Садитесь.

Мирандолина. Нет, стоя, стоя.

Кавалер (протягивает ей стакан, нежно). Ну, вот, возьмите.

Мирандолина. Последний тост, и я бегу. Этому тосту научила меня моя бабушка.


Слава Амуру, Бахусу слава!
Радость нам оба вливают в кровь.
Входит чрез горло веселая лава,
Входит чрез очи в сердце любовь.
Только пригублю вино — и мой глаз
Пламенным зовом вспыхнет для вас.

(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Кавалер и слуга.


Кавалер. Браво, браво!.. Идите же сюда! Идите!.. Ах, плутовка! Убежала! Исчезла и заставила меня жариться на сковородке.

Слуга. Прикажете подать фрукты?

Кавалер. Убирайся ко всем дьяволам! Ты тут еще?


Слуга уходит.


Только пригублю вино — и мой глаз
Пламенным зовом вспыхнет для вас!..

Что за колдовской тост! Знаю тебя, чертовка! Хочешь покорить меня, повергнуть к своим ногам?.. Но она делает это с такой грацией! Так вкрадчиво добивается своего… Нет, уеду в Ливорно! Не хочу ее больше видеть! Чтобы не путалась она больше у меня на дороге. Проклятущие бабы! Честное слово, никогда больше не пойду туда, где есть бабы.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Комната графа.

Граф, Ортензия и Деянира.


Граф. Курьезный этот маркиз Форлипополи. Он знатного рода, этого отрицать нельзя. Но его отец и он сам промотали все; и теперь ему почти не на что жить. А волочиться все-таки любит.

Ортензия. Видно, что он хочет быть щедрым, но не может.

Деянира. Он дает то немногое, что у него есть; и хочет, чтобы об этом знали все.

Граф. Недурной был бы тип для одной из ваших комедий.

Ортензия. Подождите, скоро приедет труппа, и мы начнем играть. Тогда можно будет изобразить его так, что всем будет весело.

Деянира. У нас есть актеры, которые так вам представят кого угодно, что пальчики оближете.

Граф. Но если вы хотите посмеяться, вам нужно и впредь разыгрывать перед ним знатных дам.

Ортензия. Я могу сколько угодно, а вот у Деяниры сейчас же получается неестественно.

Деянира. На меня нападает смех, когда меня принимают за важную особу.

Граф. Вы хорошо сделали, что не стали разыгрывать меня. Теперь я буду в состоянии немного поддержать вас.

Ортензия. Вы, синьор граф, будете нашим покровителем.

Деянира. Мы подруги и сообща будем пользоваться вашими милостями.

Граф. Вот что я скажу вам — скажу откровенно. Я буду служить вам насколько смогу; но у меня есть обязательства, которые лишат меня возможности бывать у вас.

Ортензия. Какая-нибудь маленькая привязанность, синьор граф?

Граф. Скажу по секрету: это хозяйка нашей гостиницы.

Ортензия. Вот это здорово! Экая важная дама, подумаешь! Я удивляюсь вам, синьор граф, что вы возитесь с трактирщицей.

Деянира. Во всяком случае, было бы лучше, если бы вы обратили свое благосклонное внимание на актрису.

Граф. По правде говоря, я не люблю иметь дело с актрисами. Сегодня вы тут, завтра вас нет.

Ортензия. А разве так не лучше, синьор граф? Благодаря этому не затягиваются связи и люди не разоряются.

Граф. Как бы там ни было, но я считаю себя с ней связанным. Я люблю ее и не хочу огорчать.

Деянира. Но что в ней хорошего?

Граф. О, много!

Ортензия. Не понимаете, Деянира? Она ведь красотка, вся бело-розовая! (Показывает жестами, как будто бы мажется.)

Граф. Она очень остроумна!

Деянира. Неужели в этом вы станете сравнивать ее с нами?

Граф. Довольно! Что бы там ни было, Мирандолина мне нравится, и если вы хотите, чтоб я был вашим другом, извольте не злословить на ее счет, иначе считайте, что мы с вами не знакомы.

Ортензия. О, синьор граф, Мирандолина — настоящая Венера!

Деянира. Верно, верно, остроумна, умеет отлично разговаривать…

Граф. Ну вот! Этак мне больше по вкусу.

Ортензия. Такими пустяками мы всегда готовы угодить вам.

Граф (смотрит в глубь сцены). А! Взгляните туда. Заметили вы, кто прошел сейчас по зале?

Ортензия. Видела. А что?

Граф. Тоже пригодился бы вам для ваших комедий.

Ортензия. В каком он роде?

Граф. Терпеть не может женщин!

Деянира. Экий дурень!

Ортензия. Должно быть, какая-нибудь женщина ему здорово насолила.

Граф. Ничуть не бывало! Он никогда не был влюблен. У него ни разу не было желания побывать в женском обществе. Он презирает всех женщин. Достаточно сказать, что он не хочет глядеть даже на Мирандолину.

Ортензия. Бедняга! Бьюсь об заклад, что, если бы ему пришлось иметь дело со мною, он переменил бы мнение.

Деянира. Подумаешь, какое трудное дело! Я бы сама взялась за него.

Граф. Слушайте, милые девушки! Давайте позабавимся. Если вам удастся вскружить ему голову — слово дворянина, я сделаю вам великолепный подарок.

Ортензия. Мне не нужно никакой награды. Я займусь этим для собственного развлечения.

Деянира. Если хотите доставить себе удовольствие, синьор граф, — извольте, без всяких наград. Мы просто тут повеселимся немножко, пока подъедут наши актеры.

Граф. Сомневаюсь, чтобы у вас что-нибудь вышло.

Ортензия. Вы нас не знаете, синьор граф.

Деянира. У нас нет таких вкрадчивых манер, как у Мирандолины. Но обычаи света знакомы нам немного больше.

Граф. Хотите, я пошлю за ним?

Ортензия. Как вам будет угодно.

Граф (зовет). Эй, кто там!

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Те же и слуга графа.


Граф. Поди-ка скажи кавалеру Рипафратта, что мне необходимо с ним поговорить и что я прошу его к себе.

Слуга. Он вышел из комнаты. Его там нет.

Граф. Поищи. Я видел, как он прошел на кухню.

Слуга. Сию минуту. (Уходит.)

Граф (в сторону). Что ему понадобилось на кухне? Должно быть, пошел распекать Мирандолину за то, что ему подали плохой обед.

Ортензия. Синьор граф, я просила синьора маркиза прислать мне сапожника, но боюсь, что мне не придется его увидеть.

Граф. Бросьте заботу! Я беру все на себя.

Деянира. А мне маркиз обещал подарить платок. Только тоже, думаю, держи карман!

Граф. Найдем платок!

Деянира. А мне как раз он был очень нужен.

Граф (достает из кармана шелковый платок). Если этот вам подойдет, прошу покорно. Он чистый.

Деянира. Очень благодарна за любезность.

Граф. Вот и кавалер. Пожалуй, будет лучше, если вы станете продолжать играть роль знатных дам. Тогда он волей-неволей должен будет вас выслушать, хотя бы из вежливости. Отойдите немного в сторону. Не то увидит вас — удерет.

Ортензия. Как его зовут?

Граф. Кавалер Рипафратта, родом тосканец.

Деянира. Женат?

Граф. Да нет же! Он видеть не может женщин.

Ортензия. Богат? (Немного отходит в сторону.)

Деянира. И щедр? (Тоже отходит.)

Граф. Как будто.

Деянира. Пусть приходит.

Ортензия. Живо! И будьте за нас спокойны.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Те же и кавалер.


Кавалер. Вы просили меня, синьор граф?

Граф. Да, я позволил себе вас чуточку побеспокоить.

Кавалер. Чем могу вам служить?

Граф (показывает на актрис, которые обе сразу подходят). Вы очень нужны вот этим двум дамам.

Кавалер. Увольте меня, у меня нет ни минуты времени.

Ортензия. Я вовсе не хочу затруднять вас, синьор кавалер.

Деянира. На одну минутку, сделайте мне одолжение, синьор кавалер.

Кавалер. Любезные дамы, простите меня, умоляю вас. У меня неотложное дело.

Ортензия. Несколько слов — и вы свободны.

Деянира. Два слова, не больше.

Кавалер (в сторону). Вот удружил проклятый граф!

Граф. Дорогой друг, когда две дамы так просят, приличие требует, чтобы вы их выслушали.

Кавалер (дамам, серьезным тоном). Простите меня, чем могу вам быть полезен?

Ортензия. Вы тосканец, синьор кавалер?

Кавалер. Да, синьора.

Деянира. Есть у вас друзья во Флоренции?

Кавалер. И друзья, и родственники.

Деянира. Так вот… (Ортензии.) Говорите сначала вы, друг мой.

Ортензия. Отлично. Так вот, синьор кавалер, был такой случай…

Кавалер. Поскорее, синьора, умоляю вас. У меня очень срочное дело.

Граф. Ну, я понимаю. Вас стесняет мое присутствие. Я ухожу, чтобы дать вам возможность поговорить с кавалером по душам. (Хочет уйти.)

Кавалер. Да нет же, друг мой, не уходите… послушайте…

Граф. Я знаю, что должен делать. Ваш покорный слуга, любезные дамы. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Ортензия, Деянира и кавалер.


Ортензия. Нам будет удобнее разговаривать сидя.

Кавалер. Простите, мне не хочется сидеть.

Деянира. Вы не очень-то вежливы с дамами.

Кавалер. Благоволите сказать, чего вы желаете от меня.

Ортензия. Мы нуждаемся в вашей помощи, в вашем покровительстве, в вашем добром расположении.

Кавалер. Что случилось?

Деянира. Наши мужья нас покинули.

Кавалер (с высокомерным видом). Покинули? Как это? Двух дам общества? Кто ваши мужья?

Деянира (тихо, Ортензии). Милочка, у меня заскок. Дальше не выходит.

Ортензия (так же, ей). Он такой бешеный, что и я начинаю смущаться.

Кавалер. Синьоры, прошу прощения. (Хочет уйти.)

Ортензия. Так-то вы обращаетесь с нами!

Деянира. Кавалер — и вдруг такое отношение!

Кавалер. Простите меня. Я из тех, кто больше всего любит свой покой. Передо мной две дамы, покинутые мужьями. Разобраться в их делах — задача очень трудная. Я не такой ловкач, который вам нужен, и живу только для себя. Почтеннейшие мои дамы, не ждите от меня ни совета, ни помощи.

Ортензия. Ну ладно. Не будем больше разыгрывать нашего милого кавалера.

Деянира. Чудно! Будем говорить начистоту.

Кавалер. Это еще что за новые речи?

Ортензия. Мы совсем не знатные дамы.

Кавалер. Вот как!

Деянира. Синьор граф хотел подшутить над вами.

Кавалер. Шутка кончена. До свиданья. (Снова хочет уйти.)

Ортензия. Погодите же минутку.

Кавалер. Что вам угодно?

Деянира. Побудьте с нами чуточку.

Кавалер. У меня дело. Не могу больше задерживаться.

Ортензия. Нам не нужно от вас ничего.

Деянира. И мы не покушаемся на вашу репутацию.

Ортензия. Мы знаем, что вы не любите женщин.

Кавалер. Если знаете, тем лучше. До свиданья. (Делает шаг к двери.)

Ортензия. Ну, послушайте же, мы не такие женщины, которые могут причинить вам неприятности.

Кавалер. Кто же вы?

Ортензия. Скажите ему, Деянира.

Деянира. Разве вы сами не можете сказать?

Кавалер. Ну, скорее! Кто вы?

Ортензия. Актрисы.

Кавалер. Актрисы! А, ну тогда говорите, говорите! Теперь я вас уже не боюсь. Мне очень по вкусу ваше ремесло.

Ортензия. Что это значит? Объясните нам.

Кавалер. Я знаю, что вы носите личину на сцене и вне сцены. А раз это так, чего мне вас бояться?

Деянира. Когда я не на сцене, синьор кавалер, я не умею притворяться.

Кавалер (Деянире). Как вас зовут? Синьора Прямодушная?

Деянира. Меня зовут…

Кавалер (Ортензии). А вас? Должно быть, синьора Плутовка?

Ортензия. Какой вы милый, синьор кавалер!

Кавалер (Ортензии). А вы любите клянчить подарочки?

Ортензия. Я не такая, как…

Кавалер (Деянире). А у вас много обожателей, почтеннейшая?

Деянира. Я с ними не знаюсь.

Кавалер. Видите, я умею говорить с вами по-вашему, по-театральному.

Ортензия (хочет взять его за руку). Какой вы милый, синьор кавалер!

Кавалер (ударяет ее по рукам). Прочь лапки!

Ортензия (тихо). Боже! У него манеры не кавалера, а мужлана.

Кавалер. Вы думаете, я не слышу? Слышу и говорю вам, что вы нахалки.

Деянира. Это он мне!

Ортензия. Такой женщине, как я!

Кавалер (Ортензии). Размалеванная кукла!

Ортензия (в сторону). Осел! (Уходит.)

Кавалер (Деянире). Фальшивые букли!

Деянира (в сторону). Проклятый! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Кавалер, потом его слуга.


Кавалер. Хорошо придумал, как от них отделаться! Что они затеяли! Поймать меня в свои сети! Дурехи! Пусть пойдут теперь к графу и расскажут ему про эту милую сцену. Если бы это были дамы, мне, приличия ради, пришлось бы бежать от них. Но когда я могу устроить бабам скандал, делаю это с величайшим удовольствием… А вот с Мирандолиной у меня это не выходит. Она покорила меня своим милым обхождением настолько, что я почти готов полюбить ее. Но и она женщина. Не могу ей довериться. Надо удирать. Или подождать до завтра? А если приду сегодня ночевать, кто мне порукою, что Мирандолина не сразит меня окончательно? (Раздумывает.) Да, нужно поступать, как подобает мужчине.

Слуга (входит). Синьор!

Кавалер. Что тебе?

Слуга. Синьор маркиз ждет у вас в комнате. Ему нужно поговорить с вами.

Кавалер. Что еще нужно этому болвану? Денег у меня больше не вытянет. (Слуге.) Пусть ждет! Когда надоест, уберется. Пойди разыщи лакея гостиницы и скажи, чтобы сейчас же принес мне счет.

Слуга. Слушаю. (Хочет уйти.)

Кавалер. Постой! Чтобы через два часа, не позже, все вещи были уложены.

Слуга. Вы хотите уезжать?

Кавалер. Да. Принеси мне сюда шляпу и шпагу. Только смотри, чтобы маркиз не заметил.

Слуга. А если он увидит, как я укладываю вещи?

Кавалер. Можешь сказать ему что хочешь. Понял?

Слуга (в сторону). Ох, как не хочется мне уезжать!.. Мирандолина!.. (Уходит.)

Кавалер. А все же должен сознаться: только вот решил ехать — и мне уж не по себе. Раньше этого не бывало. А останусь — мне плохо придется. Нет, нужно уезжать скорее. Да! И впредь буду еще хуже говорить о бабах. Они делают нам зло даже тогда, когда хотят сделать добро.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Кавалер и Фабрицио.


Фабрицио. Правда, синьор, что вы требуете счет?

Кавалер. Да. Вы принесли?

Фабрицио. Сейчас. Хозяйка пишет.

Кавалер. Разве счета пишет она?

Фабрицио. Всегда она. Даже когда ее отец был жив. Пишет и подсчитывает лучше, чем любой приказчик в лавке.

Кавалер (в сторону). Замечательная женщина!

Фабрицио. И вы хотите уехать так скоро?

Кавалер. Да, дела требуют.

Фабрицио. Надеюсь, вы меня не забудете?

Кавалер. Принесите счет. Я знаю, что мне делать.

Фабрицио. Подать вам его сюда?

Кавалер. Да, я не пойду сейчас к себе в комнату.

Фабрицио. И очень хорошо сделаете. Там у вас сидит этот надоеда, синьор маркиз. Представляется влюбленным в хозяйку. Пусть облизывает себе пальцы. Мирандолина выйдет замуж за меня.

Кавалер (свирепо). Счет!

Фабрицио. Сейчас, сейчас! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

Кавалер, один.


Кавалер. Все от нее без ума. Не удивительно, что и я начинаю чувствовать, что пылаю. Нет, уеду! Одолею эту темную силу!.. Боже, что я вижу! Мирандолина! Что ей нужно от меня? В руках листок. Несет мне счет. Что мне делать? Нужно выдержать этот последний штурм. Через два часа еду.

ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ

Кавалер и Мирандолина со счетом в руках.


Мирандолина (грустно). Синьор?

Кавалер. Что вам, Мирандолина?

Мирандолина (не подходит). Простите!

Кавалер. Идите же сюда.

Мирандолина (грустно). Вы требовали счет? Я приготовила.

Кавалер. Давайте его.

Мирандолина. Вот он. (Отдавая счет, утирает глаза фартуком.)

Кавалер. Что с вами? Вы плачете?

Мирандолина. Нет, пустяки. Это от дыма. Попал в глаза.

Кавалер. Дым? В глаза? Ну ладно. Сколько по счету? (Смотрит.) Двадцать паоло? За четыре дня? Почему так мало? Двадцать паоло?

Мирандолина. Так получается.

Кавалер. А два добавочных блюда в сегодняшнем обеде? Они стоят в счете?

Мирандолина. Простите. То, что я предлагаю как угощение, я в счет не ставлю.

Кавалер. Так это было угощение?

Мирандолина. Простите мою смелость. Примите это как знак… (Закрывает лицо и делает вид, что плачет.)

Кавалер. Да что с вами?

Мирандолина. Не знаю что. Дымом… или чем-то другим… разъело глаза.

Кавалер. Мне было бы неприятно, если бы это случилось из-за меня, когда вы готовили эти замечательные блюда.

Мирандолина. Если бы это было так, тогда я терпела бы с радостью… (Делает вид, что продолжает плакать.)

Кавалер (в сторону). Ох! Если я не уеду! (Громко.) Ну, довольно! Вот тут два дублона. Возьмите их в знак моей любви и простите меня… (Он в замешательстве.)


Мирандолина, не говоря ни слова, падает в кресло, словно в обмороке.


Мирандолина! Боже! Мирандолина! Без чувств! Неужели влюбилась в меня? Так скоро? Собственно, почему бы и нет? Разве я не влюбился?.. Мирандолина, дорогая моя!.. Черт! Это я назвал женщину дорогой? Да, но она в обмороке из-за меня. О, как ты хороша! Если бы у меня было что-нибудь, чтобы привести ее в чувство! Господи! Не вожусь я с бабами, и не бывает у меня ни спиртов, ни солей… Эй, кто там! Никого… Скорее… Пойду сам!.. Бедняжечка!.. Ненаглядная моя! (Уходит.)


Мирандолина. Вот теперь совсем готов. Много у нас всякого оружия для мужчин, но только, когда они не сдаются сразу, нет ничего вернее и надежнее, чем обморок. Ой, идет назад… (Принимает прежнее положение.)

Кавалер (возвращается с кувшином воды). Вот и я! Не пришла в себя еще! Ну конечно, она меня любит. Если попрыскать ей в лицо водою, пожалуй, очнется. (Спрыскивает ей лицо.)


Мирандолина делает движение.


Успокойся! Успокойся! Я здесь, дорогая! И теперь уже не уеду.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ

Кавалер и слуга со шпагой и шляпой.


Слуга. Вот, принес вам шпагу и шляпу.

Кавалер. Убирайся.

Слуга. Чемоданы уже…

Кавалер. Убирайся вон, будь ты проклят!..

Слуга. Мирандолина!..

Кавалер. Пошел вон, или я размозжу тебе голову! (Замахивается кувшином.)


Слуга убегает.


Никак не может очнуться. Лоб потный… Ну же, милая Мирандолина, возьмите себя в руки! Откройте глазки. Скажите мне смело все, все.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ

Те же, маркиз и граф.


Маркиз. Синьор кавалер!

Граф. Друг мой!

Кавалер (в сторону). Чтобы черт вас побрал!

Мирандолина (встает). Ох!

Маркиз. Я привел ее в чувство.

Граф. Прекрасно сделали.

Маркиз. Однако кто-то, кажется, терпеть не может женщин.

Кавалер. Какая наглость!

Граф. Повержены в прах! Вы тоже!

Кавалер. Идите все к черту! (Швыряет в маркиза и графа кувшин, который падает на пол и разбивается; кавалер в бешенстве уходит.)

Граф. Он сошел с ума! (Уходит.)

Маркиз. Я потребую удовлетворения за такую обиду. (Уходит.)

Мирандолина. Ну вот, все вышло великолепно. Сердце его вспыхнуло, запылало, испепелилось! Чтобы победа была полная, мне нужно только одно: пусть о торжестве моем все узнают, и да послужит оно посрамлению всех мужчин и славе женского пола.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Комната Мирандолины. Гладильный стол. Корзина с бельем, приготовленным для глаженья.

Мирандолина, потом Фабрицио.


Мирандолина. Ну, развлечение кончено. Пора заняться делами. Нужно скорее начинать гладить, не то белье пересохнет… Фабрицио!

Фабрицио (входит). Синьора?..

Мирандолина. Сделайте мне удовольствие, принесите горячий утюг.

Фабрицио (с серьезным видом, собираясь идти). Слушаю, синьора.

Мирандолина. Простите, что затрудняю вас.

Фабрицио. Пожалуйста, синьора. Раз я ем ваш хлеб, я обязан вам служить. (Хочет идти.)

Мирандолина. Стойте. Слушайте меня. Вы вовсе не обязаны служить мне в этих делах. Но я знаю, что для меня вы все делаете охотно, и я… Ну, хватит. Больше ничего не скажу.

Фабрицио. Я готов достать вам луну с неба. Только я вижу, что все пошло прахом.

Мирандолина. Прахом? Почему прахом? Разве я проявила к вам неблагодарность?

Фабрицио. Вам не до бедных людей. Вас все больше тянет к важным господам.

Мирандолина. Глупенький мой! Если бы я могла сказать все… Ну, живо, живо, идите за утюгом.

Фабрицио. Да ведь я видел все собственными глазами.

Мирандолина. Ну же, говорю! Полно болтать зря! Тащите мне утюг.

Фабрицио. Иду, иду. Послужу вам, да недолго. (Уходит.)

Мирандолина (притворяется, что говорит про себя, но так, чтобы Фабрицио услышал за дверью). Ох, уж эти мужчины! Чем больше их любишь, тем хуже получается.

Фабрицио (быстро вернувшись, нежно). Что вы сказали?

Мирандолина. Пойдете ли вы за утюгом наконец?

Фабрицио. Иду, принесу сейчас. (В сторону.) Ничего не понимаю! То потянет меня кверху, то швырнет вниз. Ничего не понимаю. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Мирандолина, потом слуга кавалера.


Мирандолина. Нет, дурачок! Будешь служить мне и спрячешь в карман обиды. Смешно, как все мужчины танцуют под мою дудку! И этот милейший синьор кавалер! Прежде до смерти ненавидел женщин, а теперь — захочу, любую глупость заставлю его выкинуть.

Слуга (входит). Синьора Мирандолина!

Мирандолина. Что вам, мой друг?

Слуга. Хозяин мой вам кланяется и прислал узнать, как вы себя чувствуете.

Мирандолина. Скажите ему, что превосходно.

Слуга (дает ей золотой флакон). Он говорит, чтобы вы выпили немного этой мелиссовой воды[26]. Это вам будет полезно.

Мирандолина. Флакон золотой?

Слуга. Золотой. Наверно знаю.

Мирандолина. Почему он не дал мне этой воды, когда со мной случился такой ужасный обморок?

Слуга. У него тогда не было этого пузырька.

Мирандолина. А откуда он у него теперь?

Слуга. Скажу вам по секрету: он послал меня за ювелиром и купил у него флакон. Двенадцать цехинов заплатил. А потом я сходил в аптеку за мелиссовой водой.

Мирандолина. Ха-ха-ха!

Слуга. Вы смеетесь?

Мирандолина. Ну да, смеюсь. Присылает мне лекарство, когда у меня все прошло.

Слуга. Пригодится для другого раза.

Мирандолина. Ладно, выпью немного… в целях предупреждения. (Пьет.) Теперьотнесите ему и поблагодарите. (Протягивает ему флакон.)

Слуга. Да нет же, флакон ваш.

Мирандолина. Как так мой?

Слуга. Ну да. Хозяин купил его нарочно для вас.

Мирандолина. Нарочно для меня?

Слуга. Для вас. Только не выдавайте меня.

Мирандолина. Отнесите ему его флакон и поблагодарите от моего имени.

Слуга. Да что вы!

Мирандолина. Несите же, говорю. Не возьму его.

Слуга. Вы хотите хозяина обидеть?

Мирандолина. Поменьше рассуждайте. Вы обязаны отнести. Берите.

Слуга. Что делать? Отнести ему? (В сторону.) Ну, женщина! Швыряется двенадцатью цехинами. Другой такой не встречал и вряд ли встречу. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Мирандолина, потом Фабрицио.


Мирандолина. Готов, голубчик! Совсем готов, готовехонек! Но так как то, чего я добилась, делалось вовсе не для выгоды, то я хочу, чтобы он признал, как сильна женщина, и впредь не осмеливался бы говорить, что мы корыстны или продажны.

Фабрицио (входит, нахохлившись, с утюгом в руке). Вот ваш утюг.

Мирандолина. Хорошо разгорелся?

Фабрицио. Да, очень. Впору мне так распалиться.

Мирандолина. Это еще что за новости?

Фабрицио. Ваш синьор кавалер посылает к вам узнавать о здоровье, подарки шлет… Мне сказал его слуга.

Мирандолина. Совершенно верно, синьор! Он прислал мне золотой флакон, а я отправила его обратно.

Фабрицио. Вы отправили его обратно?

Мирандолина. Еще как отправила! Спросите у слуги.

Фабрицио. А почему вы его не взяли?

Мирандолина. Потому… потому, Фабрицио… чтобы вы не говорили… Ну, довольно об этом.

Фабрицио. Мирандолина, дорогая моя, простите меня!

Мирандолина. Подите поставьте мне другой утюг и, когда разогреется, принесите сюда.

Фабрицио. Сейчас иду. И поверьте, что если я говорю…

Мирандолина. Ну, довольно. Больше ни слова. Не злите меня.

Фабрицио. Молчу, молчу. (Про себя.) Взбалмошная головка! А все-таки люблю ее. (Уходит.)

Мирандолина. И это вышло недурно. Фабрицио остался доволен, что я не взяла флакона у кавалера. Это называется уметь жить, уметь действовать, уметь всем пользоваться — изящно, прилично и достаточно непринужденно. Нет, там, где нужна ловкость, я не посрамлю свой пол.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Мирандолина и кавалер.


Кавалер (в глубине сцены, в сторону). Вот она! Не хотел идти, а подзудил дьявол.

Мирандолина (заметила его уголком глаза; усиленно гладит; в сторону). Ага, явился!

Кавалер. Мирандолина!

Мирандолина (гладит). Ах, синьор кавалер! Здравствуйте!

Кавалер. Как вы себя чувствуете?

Мирандолина (гладит, не глядя на него). Очень хорошо, к вашим услугам.

Кавалер. Я немного обижен на вас.

Мирандолина (слегка поднимая на него глаза). За что, синьор?

Кавалер. Почему вы отказались принять маленький флакон, который я вам послал?

Мирандолина (гладит). А что мне с ним делать?

Кавалер. Пригодился бы, может быть.

Мирандолина. Я, слава богу, не подвержена обморокам. (Гладит.) Ни разу в жизни со мною не было того, что случилось сегодня.

Кавалер. Милая Мирандолина, неужели я причина этого злосчастного происшествия?

Мирандолина (гладит). Боюсь, что именно вы.

Кавалер (страстно). Я? Неужели?

Мирандолина (гладит с остервенением). Вы заставили меня пить это проклятое бургундское, и мне стало нехорошо.

Кавалер (ошеломленный). Как! Возможно ли?

Мирандолина (гладит). А вы что думали? Никогда не приду больше в вашу комнату.

Кавалер (любовно). Понимаю. Не придете больше ко мне в комнату? Понимаю, в чем секрет. Да, понимаю. Но вы придете ко мне, дорогая, и останетесь довольны.

Мирандолина. Утюг совсем остыл. (Кричит за сцену.) Фабрицио! Если другой утюг готов, давайте сюда.

Кавалер. Сделайте мне удовольствие, возьмите флакон.

Мирандолина (пренебрежительно, продолжая гладить). Синьор кавалер, я подарков не принимаю.

Кавалер. Однако от графа Альбафьорита принимали.

Мирандолина (гладит). Силком. Чтобы не огорчать его.

Кавалер. Почему же вы хотите огорчить меня?

Мирандолина. А не все ли вам равно, если женщина и доставит вам огорчение? Вы же не выносите женщин.

Кавалер. Ах, Мирандолина! Теперь уж я не могу сказать этого.

Мирандолина. Синьор кавалер, в котором часу восходит новая луна?

Кавалер. Я переменился не под влиянием луны. Это чудо совершила ваша красота, ваше неотразимое изящество.

Мирандолина (громко смеется, продолжая гладить). Ха-ха-ха!

Кавалер. Вы смеетесь?

Мирандолина. Хотите, чтобы я не смеялась? Сами глумитесь надо мною и еще удивляетесь, что я смеюсь?

Кавалер. Ах, плутовка! Мне смеяться над вами? Мне? Ну, возьмите флакон.

Мирандолина (гладит). Спасибо, спасибо.

Кавалер. Возьмите, или я рассержусь.

Мирандолина (кричит преувеличенно громко). Фабрицио, утюг!

Кавалер (в гневе). Берете или нет?

Мирандолина. Взбесился! (Берет флакон и с пренебрежением бросает его в корзину с бельем.)

Кавалер. Что же вы его швыряете?

Мирандолина (кричит громко, как раньше). Фабрицио!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и Фабрицио с утюгом.


Фабрицио. Вот и я.

Мирандолина (берет утюг). Хорошо нагрелся?

Фабрицио. Очень хорошо, синьора.

Мирандолина (Фабрицио, нежно). Что с вами? Вы какой-то смущенный.

Фабрицио. Да нет, ничего, хозяйка. Ничего.

Мирандолина (нежно). Вам нехорошо?

Фабрицио. Дайте мне другой утюг, если хотите, чтобы я поставил его на огонь.

Мирандолина. Правда, я боюсь, что вам нездоровится.

Кавалер. Да дайте же ему утюг, и пусть он уходит.

Мирандолина. Вы знаете, я очень люблю его. Он мой доверенный слуга.

Кавалер (в сторону, не находя себе места). Не могу больше!

Мирандолина (дает Фабрицио утюг). Возьмите его, мой милый, поставьте его.

Фабрицио (нежно). Синьора хозяйка…

Мирандолина. Ну, живо, живо!

Фабрицио (в сторону). Ну и жизнь! Чувствую, что больше не могу. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Кавалер и Мирандолина.


Кавалер. Так любезничать, синьора, со слугою?..

Мирандолина. Что вы хотите сказать?

Кавалер. Что? Вы увлечены им! Видеть нетрудно.

Мирандолина (гладит). Я увлечена слугою? Хорош комплимент, синьор! Я не страдаю дурным вкусом. Если бы я хотела влюбиться, то не теряла бы своего времени так глупо.

Кавалер. Вы достойны любви короля.

Мирандолина (гладит). Бубнового или пикового?

Кавалер. Мирандолина, оставим шутки и будем говорить серьезно.

Мирандолина (гладит). Говорите, я вас слушаю.

Кавалер. Вы не можете бросить на минутку ваше глаженье?

Мирандолина. Простите, мне необходимо выгладить все это белье до завтра.

Кавалер. Значит, для вас белье важнее, чем я?

Мирандолина (гладит). Ну конечно.

Кавалер. Вы сознаетесь?

Мирандолина (гладит). Еще бы! Бельем этим я буду пользоваться, а какой мне толк от вас?

Кавалер. Вы можете располагать мною, как вам заблагорассудится.

Мирандолина. Ну да! Вы не любите женщин.

Кавалер. Да не мучьте же меня! Вы отомщены совершенно достаточно. Я вас уважаю, я уважаю таких женщин, как вы, если только они вообще существуют. Ценю вас, люблю вас и умоляю вас о сострадании.

Мирандолина. Так мы и запишем. (Быстро гладит и роняет на пол манжетку.)

Кавалер. Поверьте мне. (Поднимает манжетку и подает ей.)

Мирандолина. Не беспокойтесь, пожалуйста.

Кавалер. Вы заслуживаете, чтобы вам служили.

Мирандолина (громко смеется). Ха-ха-ха!

Кавалер. Опять смеетесь?

Мирандолина. Смеюсь, потому что вы шутите надо мной.

Кавалер. Мирандолина, я больше не могу!

Мирандолина. Вам дурно?

Кавалер. Да, у меня закружилась голова.

Мирандолина (с пренебрежением бросает ему флакон). Вот вам ваша мелиссовая вода.

Кавалер. Не будьте со мной так суровы. Верьте мне, я люблю вас! Клянусь вам! (Хочет взять ее за руку; она обжигает его утюгом.) Ой!

Мирандолина. Простите, я не нарочно.

Кавалер. Вытерплю! Пустяки! Вы обожгли меня куда сильнее.

Мирандолина. Где это я вас обожгла еще?

Кавалер. В сердце.

Мирандолина (зовет со смехом). Фабрицио!

Кавалер. Бога ради, не зовите его.

Мирандолина. Но если мне нужен другой утюг.

Кавалер. Погодите… Лучше… Я позову моего слугу.

Мирандолина (хочет позвать Фабрицио). Фабриц…

Кавалер. Клянусь небом, если он придет, я размозжу ему голову!

Мирандолина. Очень мило! Что же, я не могу звать моих слуг?

Кавалер. Зовите другого. Его я видеть не могу.

Мирандолина. Мне кажется, синьор кавалер, что вы много себе позволяете. (Отходит от стола с утюгом в руке.)

Кавалер. Простите. Я вне себя.

Мирандолина. Я пойду на кухню. Доставлю вам удовольствие.

Кавалер. Нет, постойте, дорогая.

Мирандолина (идет). Этого еще не хватало!

Кавалер (идет за ней). Простите меня.

Мирандолина (идет). Не могу позвать, кого мне хочется!

Кавалер (идет за ней). Признаюсь вам: я вас к нему ревную.

Мирандолина (идет; в сторону). Он бежит за мной, как собачонка.

Кавалер. Первый раз в жизни я чувствую, что такое любовь.

Мирандолина (идет). Никогда в жизни никто не смел мне приказывать!

Кавалер (следует за ней). Я и не собираюсь вам приказывать. Я прошу вас.

Мирандолина (оборачивается, гордо). Чего вы хотите от меня?

Кавалер. Любви, сострадания, жалости.

Мирандолина. Человек, которому еще утром были противны все женщины, сейчас молит о любви и о сострадании… Слушать этого не хочу! Быть этого не может! Не верю этому. (В сторону.) Околевай, издыхай, учись презирать женщин! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Кавалер, один.


Кавалер. Будь проклят тот миг, когда я посмотрел на нее в первый раз! Попал в петлю, и нет мне спасения!

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Кавалер и маркиз.


Маркиз. Кавалер, вы меня оскорбили!

Кавалер. Простите, это было нечаянно.

Маркиз. Вы меня удивляете!

Кавалер. В конце концов, ведь я не попал в вас кувшином.

Маркиз. Капля воды попала на мое платье.

Кавалер. Простите еще раз.

Маркиз. Это наглость.

Кавалер. Ведь я не нарочно! В третий раз — простите.

Маркиз. Я требую удовлетворения.

Кавалер. Если не хотите простить меня и требуете удовлетворения, я готов. Я не боюсь вас.

Маркиз (меняет тон). Боюсь, что пятно не сойдет, это меня и сердит больше всего.

Кавалер (с негодованием). Перед вами извиняется кавалер. Что вам еще нужно!

Маркиз. Если вы сделали это не со злым умыслом… забудем обо всем.

Кавалер. Я говорю вам, что готов вам дать какое угодно удовлетворение.

Маркиз. Не будем больше говорить об этом.

Кавалер. Вы бог весть кто, а не дворянин!

Маркиз. Вот это мне нравится! У меня гнев прошел, а вы начинаете сердиться.

Кавалер. Ваше счастье, что я был в мирном настроении.

Маркиз. Мне жаль вас. Я знаю, что у вас неприятности.

Кавалер. Я в ваши дела не вмешиваюсь.

Маркиз. Синьор враг женщин, вы, кажется, попались?

Кавалер. Я! Каким образом?

Маркиз. Очень просто. Влюбились.

Кавалер. Черт бы вас побрал!..

Маркиз. И нечего скрывать…

Кавалер. Оставьте меня в покое. Не то, клянусь небом, вам придется горько раскаяться! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Маркиз, один.


Маркиз. Влюблен, стыдится этого и не хочет, чтобы знали! А может быть, скрывает потому, что меня боится и не решается объявить себя моим соперником? Как обидно, что он посадил мне это пятно! Нельзя ли вывести его как-нибудь? У женщин обыкновенно бывают снадобья для удаления пятен. (Оглядывает стол и корзину для белья.) Какой хорошенький флакончик! Золотой или бронзовый? Наверно, бронзовый. Будь золотой, не валялся бы здесь. Если в нем нашатырный спирт, как раз будет хорошо для пятна. (Открывает, нюхает, пробует.) Мелиссовая вода! На худой конец, можно и этим. Попробуем.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Маркиз и Деянира.


Деянира. Что вы делаете тут в одиночестве, синьор маркиз? Отчего не зайдете к нам?

Маркиз. А, синьора графиня! Я как раз шел, чтобы засвидетельствовать вам свое почтение.

Деянира. Чем это вы были тут заняты?

Маркиз. А вот, видите? Я очень чистоплотный человек. Хотел попробовать свести это пятно.

Деянира. Чем?

Маркиз. Мелиссовой водой.

Деянира. Что вы! Мелиссовая вода не годится. От нее пятно только расползается еще больше.

Маркиз. А что для этого нужно?

Деянира. Я знаю секрет, как выводить пятна.

Маркиз. Так сделайте мне удовольствие, научите меня.

Деянира. Охотно. Я берусь за один скудо удалить это пятно так, что следа не останется.

Маркиз. Вам нужен для этого целый скудо?

Деянира. Да, синьор. Неужели это такой большой расход?

Маркиз. Лучше все-таки попробовать мелиссовой водой.

Деянира. Покажите. Хорошая она у вас?

Маркиз. Замечательная, попробуйте. (Дает ей флакон.)

Деянира (пробует). Я умею готовить лучше.

Маркиз. Вы готовите и такие вещи?

Деянира. Я люблю заниматься всем понемногу.

Маркиз. Молодец, дамочка, молодец! Это мне нравится.

Деянира. А этот флакончик золотой?

Маркиз. Разве вы не видите? Самое настоящее золото. (В сторону.) Она не отличает золота от бронзы.

Деянира. Он ваш?

Маркиз. Мой, а будет вашим, если прикажете.

Деянира. Очень благодарна за любезность. (Кладет флакон себе в карман.)

Маркиз. Вы это, конечно, в шутку?

Деянира. Как! Ведь вы сами предложили мне.

Маркиз. Такая вещь не для вас. Ничтожный пустячок. Я услужу вам чем-нибудь получше, если хотите.

Деянира. Что вы! Что вы! Этого даже много для меня. Благодарю вас, синьор маркиз.

Маркиз. Послушайте! Скажу вам по секрету: он не золотой, а бронзовый.

Деянира. Тем лучше. Мне он будет дороже золотого. Все, что идет от вас, для меня — драгоценность.

Маркиз. Ну, мне нечего больше сказать. Пожалуйста, оставьте его, если не брезгуете. (В сторону.) Придется заплатить за него Мирандолине. Что он может стоить? Какие-нибудь гроши…

Деянира. Синьор маркиз, вы очень великодушны.

Маркиз. Мне совестно дарить вам такие безделки. Мне бы хотелось, чтобы флакон был золотым.

Деянира. А мне кажется, что он золотой и есть. (Достает из кармана флакон и разглядывает его.) Всякий принял бы его за золотой.

Маркиз. Кто видел мало золотых вещей, тот может ошибиться. Я сразу различаю, где что.

Деянира. И по весу он как будто золотой.

Маркиз. А все-таки не золотой.

Деянира. Покажу приятельнице.

Маркиз. Только не показывайте Мирандолине, синьора графиня. Она болтушка. Не знаю, понимаете ли вы меня?

Деянира. Отлично понимаю. Я покажу его одной Ортензии.

Маркиз. Баронессе?

Деянира. Да, да, баронессе. (Уходит со смехом.)

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Маркиз, потом слуга кавалера.


Маркиз. Смеется, что так ловко вытянула у меня флакончик. Хорош бы я был, если бы он был золотой! Ну ничего, уладим дело как-нибудь. Если Мирандолина хватится своего флакончика, заплачу ей за него… когда будут деньги.

Слуга (входит и ищет на столе). Куда, черт возьми, мог завалиться этот флакон?

Маркиз. Что вы ищете, голубчик?

Слуга. Флакон с мелиссовой водой. Синьора Мирандолина просила его принести. Говорит, оставила его здесь, а я не могу найти.

Маркиз. Такой бронзовый флакончик?

Слуга. Нет, синьор, не бронзовый, а золотой.

Маркиз. Золотой?

Слуга (продолжает искать). Еще бы не золотой! Сам видел, как его покупали за двенадцать цехинов.

Маркиз (в сторону). Что же теперь будет со мной? (Громко.) Как можно бросать где попало золотую вещь?

Слуга. Она забыла его. Куда он запропастился? Не могу найти.

Маркиз. По-моему, он все-таки не может быть золотым.

Слуга. Да золотой же, говорю вам… Может быть, вы его видели, ваша светлость?

Маркиз. Я? Нет… Ничего не видел.

Слуга. Ну ладно! Скажу, что не нашел. Сама виновата. Зачем не положила в карман. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Маркиз, потом граф.


Маркиз. Несчастный маркиз Форлипополи! Подарил флакон, который стоит двенадцать цехинов, в полной уверенности, что он бронзовый. Как я выпутаюсь из этой сложной истории? Если я отберу флакон у синьоры графини, то поставлю себя в смешное положение. Если Мирандолина узнает, что он был у меня в руках, — под угрозой моя честь. Я дворянин. Я должен платить. А денег нет.

Граф (входя). Какая потрясающая новость, синьор маркиз! А?

Маркиз. Какая новость?

Граф. Наш нелюдим, гонитель женщин, кавалер наш влюблен в Мирандолину.

Маркиз. Очень рад. Пусть узнает, хочет не хочет, каковы ее достоинства. Пусть увидит, что я не увлекаюсь теми, кто этого не стоит. Пусть мучается и треснет от мук в наказание за свою наглость.

Граф. А вдруг Мирандолина ответит на его чувство?

Маркиз. Этого не может быть. Она не захочет обидеть меня. Она знает, что я для нее сделал.

Граф. Я сделал для нее побольше вашего. Но все зря. Мирандолина принимает ухаживания кавалера, оказывает ему такие знаки внимания, каких не получали ни вы, ни я. Очевидно, чем больше делаешь для женщин, тем меньше это ценится. Они издеваются над теми, кто их обожает, и бегают за теми, кто презирает их.

Маркиз. Неужели она такая? Не может быть!

Граф. Почему не может?

Маркиз. Не станете же вы сравнивать кавалера со мной.

Граф. Да разве вы не видели своими глазами, что она сидела у него за столом? Была ли она с нами хоть раз настолько близка? Ему дают особенное белье. Ему подают на стол первому. Его кушанья готовятся собственноручно. Слуги все видят и болтают. Фабрицио трясется от ревности. И потом этот обморок — настоящий или притворный, все равно — разве не явное доказательство любви?

Маркиз. Да, да! Ему готовятся лакомые рагу, а мне — вареная говядина да рисовый суп? В самом деле, это оскорбление моему титулу и моему званию.

Граф. А я! Сколько истратил на нее!

Маркиз. А я! Сколько угощал ее то и дело! Поил ее моим драгоценным кипрским вином! Кавалер не сделал для нее и малой доли того, что сделали мы с вами.

Граф. Ну, он тоже делал ей подарки.

Маркиз. А что он ей подарил?

Граф. Золотой флакончик с мелиссовой водой.

Маркиз (в сторону). Беда мне! (Громко.) Откуда вы это знаете?

Граф. Его слуга сказал моему.

Маркиз (в сторону). Час от часу не легче. Значит, я теперь уже должник кавалера!

Граф. Я вижу, она неблагодарная женщина. И я решил порвать с ней. Немедленно покину эту отвратительную гостиницу!

Маркиз. И сделаете совершенно правильно.

Граф. И вы, дворянин такого славного рода, вы должны уехать вместе со мной.

Маркиз. То есть… Куда я должен уехать?

Граф. Я найду вам помещение. Предоставьте это мне…

Маркиз. Это помещение… оно, например…

Граф. Мы переедем к одному из моих земляков. И это не будет нам стоить ничего.

Маркиз. Довольно! Мы с вами такие друзья, что я не могу отказать.

Граф. Уедем и отомстим этой неблагодарной!

Маркиз. Уедем, уедем! (В сторону.) А как же с флаконом? Я дворянин, я не могу совершить недостойный поступок.

Граф. Не меняйте решения, синьор маркиз. Уедем отсюда. Сделайте мне удовольствие и за это располагайте мною, как вам будет угодно.

Маркиз. Скажу вам по секрету, так, чтобы никто не слышал. Мой приказчик все время задерживает мне присылку денег.

Граф. Вы хозяйке что-нибудь должны?

Маркиз. Да, двенадцать цехинов.

Граф. Двенадцать цехинов! Что же, вы не платили ей целыми месяцами, что ли?

Маркиз. Вот именно. Я должен ей двенадцать цехинов. Не могу уехать, не заплатив. Если вы будете любезны…

Граф. С удовольствием. Вот вам двенадцать цехинов. (Достает кошелек.)

Маркиз. Постойте! Я теперь припоминаю, что не двенадцать, а тринадцать. (В сторону.) Отдам и кавалеру его цехин.

Граф. Двенадцать или тринадцать — разница невелика. Вот они.

Маркиз. Я вам верну их очень скоро.

Граф. Не торопитесь, пожалуйста. У меня денег хватит. Чтобы отомстить Мирандолине, я не пожалел бы тысячи дублонов.

Маркиз. Действительно, неблагодарная женщина. Сколько я на нее истратил, а она так со мной обошлась!

Граф. Я разорю ее гостиницу. Я уговорил уехать и тех двух актрис.

Маркиз. Каких таких актрис?

Граф. Да тех, что были здесь. Ортензию и Деяниру.

Маркиз. Как! Разве они не дамы из общества?

Граф. Какие там дамы! Просто актрисы. Теперь приехала вся их труппа, и хитростям конец.

Маркиз (в сторону). А как же флакон? (Громко.) Куда они переехали?

Граф. Куда-то рядом с театром.

Маркиз (в сторону). Бегу скорее выручать мой флакон! (Уходит.)

Граф. Ну, Мирандолина, я отомстил. А с кавалером за то, что он притворялся, чтобы обмануть меня, я сосчитаюсь иначе.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Комната с тремя дверями.

Мирандолина, одна.


Мирандолина. Какая я несчастная! Вот попала в переделку! Если кавалер придет сюда, я пропала. Он совсем озверел. Что, если дьявол шепнет ему идти ко мне? Нужно запереть дверь! (Запирает ту дверь, в которую вошла.) Я почти готова раскаяться в том, что сделала. Правда, мне было весело, что за мной бегал — и как еще! — гордец и ненавистник женщин. Зато теперь, когда в нем проснулся зверь, я дрожу не только за свое доброе имя, но даже и за свою жизнь. Вот до чего дошло дело! Необходимо принять какое-нибудь серьезное решение. Я одна. У меня нет никого, кто бы мог за меня заступиться. На худой конец, конечно, я могла бы положиться на моего Фабрицио. Обещаю ему выйти за него. Но… обещания да обещания… не устал бы он верить! А пожалуй, будет неплохо, если я и взаправду выйду за него. В конце концов брак с ним будет защитой и моим делам, и моему имени. А свободе моей ущерба не будет никакого.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Мирандолина, кавалер (за сценой), потом Фабрицио.

Кавалер стучится в дверь за сценой.


Мирандолина. Стучат в эту дверь. Кто бы это мог быть? (Подходит к двери, прислушивается.)

Кавалер (снаружи). Мирандолина!

Мирандолина (тихо). Вот он, дружок!

Кавалер (снаружи). Мирандолина, отворите мне!

Мирандолина (тихо). Так я и отворила! Нашел дуру! (Громко.) Что прикажете, синьор кавалер?

Кавалер (снаружи). Отворите.

Мирандолина. Будьте добры, подите в свою комнату и ждите меня там. Я сейчас к вам приду.

Кавалер (снаружи). Почему вы не хотите отворить?

Мирандолина. Некогда! Приехали новые жильцы. Сделайте мне одолжение, подите, — я приду сию минуту.

Кавалер (снаружи). Хорошо, я ухожу. Но если не придете — берегитесь! (Уходит.)

Мирандолина. «Если не придете — берегитесь!» Нет, берегись, если пойдешь! Да, дела все хуже и хуже. (Смотрит в щелку.) Ушел. Ждет теперь меня у себя в комнате. Ну, нет! (Подходит к другой двери и зовет.) Фабрицио!.. Вот будет мило, если Фабрицио захочет отплатить мне и не придет… Не беда!.. У меня имеются в запасе такие ужимочки и такие ухваточки, что несдобровать ему, будь хоть каменный. (Зовет через другую дверь.) Фабрицио!

Фабрицио (входит). Вы звали?

Мирандолина. Идите сюда. Я должна сказать вам кое-что по секрету.

Фабрицио. Ну?

Мирандолина. Кавалер Рипафратта, оказывается, влюблен в меня.

Фабрицио. А вы думаете, я не вижу?

Мирандолина. Вот как? Вы заметили? А мне, правда, и невдомек.

Фабрицио. Ах, святая простота! Ей невдомек!.. Вы не видели, как он кривлялся около вас, когда вы гладили белье? Как ревновал меня?

Мирандолина. Я сама без всякой хитрости и потому многого даже не замечала. Но не в этом дело. Сегодня он мне наговорил таких вещей, от которых, уверяю вас, Фабрицио, меня бросает в краску.

Фабрицио. Вот видите! Это потому, что вы одинокая девушка, без отца, без матери, без никого. Если бы вы были замужем, все бы было по-другому.

Мирандолина. Теперь я понимаю, что вы говорите правильно. И думаю, что мне, правда, надо замуж.

Фабрицио. Помните слова отца?

Мирандолина. Помню, помню.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Те же и кавалер за сценой.

Кавалер стучится в ту же дверь, что и раньше.


Мирандолина (к Фабрицио). Стучат.

Фабрицио (громко, в дверь). Кто там?

Кавалер (снаружи). Отворите.

Мирандолина (к Фабрицио). Кавалер…

Фабрицио (идет отворить дверь). Что вам угодно?

Мирандолина. Погодите, я уйду.

Фабрицио. Чего вы боитесь?

Мирандолина. Милый Фабрицио, я не знаю. Мне кажется, я боюсь за свою честь. (Уходит.)

Фабрицио. Не бойтесь, я постою за вас.

Кавалер (снаружи). Отворите, или, клянусь небом…

Фабрицио. Что прикажете, синьор? Что это за крики? В приличной гостинице так не годится.

Кавалер. Отвори дверь! (Ломится силой.)

Фабрицио. Черт возьми! Не хотелось бы сцепиться с ним. Эй, люди! Кто там! Никого нет.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

Те же, потом маркиз и граф, входящие через среднюю дверь.


Граф (еще в дверях). Что тут такое?

Маркиз (еще в дверях). Что за шум?

Фабрицио (тихо, чтобы не слышал кавалер). Как вам это нравится, синьоры? Синьор кавалер Рипафратта хочет высадить дверь!


Маркиз и граф входят в комнату.


Кавалер (снаружи). Отвори, или я сорву ее с петель!

Маркиз (графу). Он взбесился! Уйдем отсюда.

Граф (к Фабрицио). Отворите! Я как раз хотел поговорить с ним.

Фабрицио. Я отворю, но только смотрите…

Граф. Не беспокойтесь. Мы здесь.

Маркиз (в сторону). Чуть что, я сейчас же удеру.


Фабрицио отворяет дверь; входит кавалер.


Кавалер. Тысячу чертей! Где она?

Фабрицио. Кого вы ищите?

Кавалер. Где Мирандолина?

Фабрицио. Не знаю.

Маркиз (в сторону). У него зуб на Мирандолину. Тогда все в порядке.

Кавалер. Я найду ее, негодницу! (Идет и натыкается на графа и маркиза.)

Граф (кавалеру). На кого это вы гневаетесь?

Маркиз. Кавалер, мы — друзья.

Кавалер (в сторону). Я бы отдал все богатства мира, лишь бы не раскрылось, что я в дураках.

Фабрицио. Что вам угодно от хозяйки, синьор?

Кавалер. Я не обязан отдавать тебе отчет. Когда я приказываю, мне нужно повиноваться. За это я плачу деньги, и, клянусь, ей придется держать ответ.

Фабрицио. Ваша милость платит деньги за услуги пристойные и честные. Но, простите меня, вы не можете требовать, чтобы порядочная женщина…

Кавалер. Что ты лопочешь? Что ты смыслишь? Не суйся не в свое дело. Я сам знаю, что я ей приказал.

Фабрицио. Вы приказали ей прийти к вам в комнату.

Кавалер. Пошел прочь, негодяй, или я проломлю тебе череп!

Фабрицио. Удивляюсь вам…

Маркиз (к Фабрицио). Тише!

Граф (к Фабрицио). Уйдите!

Кавалер (к Фабрицио). Убирайся вон!

Фабрицио (разгорячившись). Говорю вам, синьор…

Маркиз. Идите же.

Граф. Идите.


Оба вместе выталкивают его.


Фабрицио. Черт возьми! Вот сейчас бы я сцепился с ним! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ

Кавалер, маркиз и граф.


Кавалер (в сторону). Мерзавка! Заставила меня зря дожидаться.

Маркиз (тихо, графу). Какой дьявол в него вселился?

Граф (тихо). Разве не видите? Втюрился в Мирандолину.

Кавалер (в сторону). Путается с Фабрицио. Обещает выйти за него.

Граф (в сторону). Вот когда я отомщу ему! (Громко.) Синьор кавалер, нехорошо смеяться над слабостями других, когда у самого такое хрупкое сердце.

Кавалер. На кого это вы намекаете?

Граф. Я знаю, чем вызваны ваши выходки.

Кавалер (сердито, маркизу). Понимаете ли вы, о чем он говорит?

Маркиз. Я ничего не знаю, друг мой.

Граф. Я говорю о вас. Говорю о том, что вы прикрывались басней о ненависти к женщинам и пытались отбить у меня Мирандолину.

Кавалер (гневно, маркизу). Я?

Маркиз. Я молчу.

Граф. Повернитесь ко мне и отвечайте мне. Вам, очевидно, совестно за свой неблаговидный поступок.

Кавалер. Мне совестно вас слушать дольше и не сказать, что вы лжете.

Граф. Я лгу?

Маркиз (в сторону). Дело, кажется, принимает неприятный оборот.

Кавалер. На чем основаны ваши подозрения? (Маркизу, гневно.) Граф сам не знает, что говорит!

Маркиз. Мое дело сторона.

Граф. Вы лжете.

Маркиз. Я ухожу. (Хочет уйти.)

Кавалер (удерживает его насильно). Погодите.

Граф. И будете мне отвечать.

Кавалер. Да, я буду отвечать. (Маркизу). Дайте мне вашу шпагу.

Маркиз. Да успокойтесь же вы оба! Милый граф, что вам в том, что кавалер любит Мирандолину?

Кавалер. Я люблю ее? Неправда! Лжет тот, кто это говорит!

Маркиз. Лжет? Ложь не от меня. Я этого не говорил.

Кавалер. Кто же тогда?

Граф. Я это говорю. И подтверждаю. И не боюсь вас.

Кавалер. Дайте мне шпагу.

Маркиз. Не дам.

Кавалер. Значит, вы тоже мой враг?

Маркиз. Я всем друг.

Граф. Все это недостойные поступки.

Кавалер. Ах, дьявол! Клянусь!.. (Выхватывает шпагу у маркиза, которая остается у него в руках вместе с ножнами.)

Маркиз. Не теряйте уважения ко мне.

Кавалер. Если я вас оскорбил, я дам удовлетворение и вам.

Маркиз. Вы слишком горячитесь. (В сторону, грустно.) Мне очень не по себе.

Граф. Я требую удовлетворения. (Становится в позицию.)

Кавалер. Вы его получите. (Хочет обнажить шпагу, но она не выходит из ножен.)

Маркиз. Эта шпага с вами незнакома.

Кавалер (продолжает тянуть шпагу из ножен). Ах, проклятая!

Маркиз. Ничего у вас не выйдет, кавалер.

Граф. Я не желаю больше ждать.

Кавалер. Наконец! (Обнажает шпагу и видит, что у нее всего половина клинка.) Что это значит?

Маркиз. Вы сломали мне шпагу.

Кавалер. Где же другая половина? В ножнах нет ничего.

Маркиз. Да, верно! Совсем выскочило из головы. Я сломал ее на моей последней дуэли.

Кавалер (графу). Я схожу за шпагой.

Граф. Нет, клянусь, вы не сбежите от меня!

Кавалер. Бежать! Я готов биться с вами хотя бы этим обломком.

Маркиз. Это испанский клинок. Не подведет.

Граф. Не так пылко, синьор фанфарон!

Кавалер. Его мне хватит. (Нападает на графа.)

Граф (становится в позицию). Назад!

ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ

Те же, Мирандолина и Фабрицио.


Фабрицио. Стойте, стойте!

Мирандолина. Остановитесь, синьоры, остановитесь!

Граф (увидя Мирандолину). Проклятая!

Мирандолина. Какой ужас! У них шпаги в руках!

Маркиз. Видите, все из-за вас!

Мирандолина. Как! Из-за меня?

Граф. Это все синьор кавалер. Он влюблен в вас.

Кавалер. Я? Влюблен? Неправда! Вы лжете!

Мирандолина. Синьор кавалер влюблен в меня? О нет, синьор граф, вы ошибаетесь. Уверяю вас, вы ошибаетесь.

Граф. Ну да. Вы сговорились.

Маркиз. Это известно, это видно…

Кавалер (сердито, маркизу). Что известно? Что видно?

Маркиз. Я говорю, что если это так, то известно, а если не так, то не видно…

Мирандолина. Синьор кавалер в меня влюблен? Нет! Он это отрицает и, отрицая в моем присутствии, оскорбляет меня, унижает, говорит мне в лицо о своей стойкости и о моей слабости. Скажу правду: если бы мне удалось завоевать его сердце, я считала бы это величайшим подвигом. Но человека, который не любит женщин, презирает их, думает о них дурно, невозможно покорить. Синьоры мои, я женщина искренняя и чистосердечная. Раз я должна в чем-нибудь признаться, я это говорю и правды не скрываю. Я пыталась покорить синьора кавалера, но не смогла. (Кавалеру.) Не правда ли, синьор? Старалась, старалась, но не вышло ничего.

Кавалер (в сторону). Ах! Не могу вымолвить слова…

Граф (Мирандолине). Видите? Он смущен.

Маркиз (Мирандолине). У него не хватает духу сказать «нет».

Кавалер (сердито, маркизу). Вы сами не знаете, что говорите.

Маркиз (кавалеру, мягко). Ну, что это вы все на меня?

Мирандолина. Нет! Синьор кавалер не может влюбиться. Он знает наши уловки, знает женское лукавство, не полагается на слова, не верит слезам, смеется над обмороками.

Кавалер. Значит, у женщин слезы притворны, обмороки лживы?

Мирандолина. Как! Вы этого не знаете? Или только делаете вид?

Кавалер. Клянусь небом, такое лицемерие заслуживает кинжала в сердце!

Мирандолина. Не горячитесь, синьор кавалер, не то эти синьоры подумают, что вы взаправду влюблены.

Граф. Конечно, влюблен и не может этого скрыть.

Маркиз. По глазам видно!

Кавалер (сердито, маркизу). Ничуть не бывало.

Маркиз. Ну, что это вы все на меня?

Мирандолина. Нет, синьоры, не влюблен он. Я говорю это, подтверждаю и готова доказать.

Кавалер (в сторону). Не могу больше. (Графу.) Граф, в другой раз вы найдете меня при шпаге. (Швыряет шпагу маркиза на пол.)

Маркиз (поднимает ее). Рукоятка денег стоит.

Мирандолина. Погодите, синьор кавалер, тут дело идет о репутации. Эти синьоры думают, что вы влюблены. Нужно убедить их в противном.

Кавалер. Нет никакой необходимости!

Мирандолина. Как нет? Погодите одну минутку.

Кавалер (в сторону). Что она еще придумала?

Мирандолина. Самый несомненный признак любви — это ревность. Кто не ревнует, тот не любит. Если бы синьор кавалер любил меня, он бы не потерпел, чтобы я принадлежала другому. А ему это все равно, и вы увидите…

Кавалер. Кому вы хотите принадлежать?

Мирандолина. Тому, кому прочил меня отец.

Фабрицио. Уж не обо мне ли вы говорите?

Мирандолина. Да, милый Фабрицио, о вас. И в присутствии этих синьоров я отдаю вам свою руку.

Кавалер (вне себя, в сторону). Боже! Этому… Я не вынесу.

Граф (в сторону). Если она выходит за Фабрицио, значит, не любит кавалера. (Громко.) Очень хорошо! Венчайтесь, я обещаю вам триста скудо.

Маркиз. Мирандолина, лучше яичко сегодня, чем курицу завтра. Венчайтесь, и я сейчас же дам вам двенадцать цехинов.

Мирандолина. Благодарю вас, синьоры. Мне не нужно приданого. Я бедная девушка, без изящества и особых достоинств. Я не способна вскружить голову важному синьору. Но Фабрицио любит меня.

Кавалер. Да, проклятая, выходи за кого хочешь. Я знаю, что ты водила меня за нос, что в душе ты радуешься моему унижению. Вижу, что ты продолжаешь испытывать мое терпение. Ты заслуживаешь, чтобы я кинжалом отплатил за твои уловки, чтобы я вырвал твое сердце и выставил его напоказ всем лгуньям, всем обманщицам. Но это значило бы унизить себя вдвое больше прежнего. Я бегу от твоих глаз, проклинаю твои вкрадчивые слова, твои слезы, твое притворство! Ты показала мне, какую пагубную власть имеют над нами женщины. Я узнал теперь на собственной шкуре, что не достаточно презирать женщин, — нужно бежать от них, и только этим путем можно от них спастись. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ

Мирандолина, граф, маркиз и Фабрицио.


Граф. Вот и говорите после этого, что он не влюблен!

Маркиз. Если он еще раз скажет, что я лгу, — слово дворянина, я вызову его на дуэль!

Мирандолина. Тише, синьоры, тише. Он ушел и не вернется. И если дело кончилось так, то для меня это счастье. К сожалению, мне действительно удалось увлечь беднягу, но игра была рискованная. Не хочу больше думать о том, что было. Фабрицио, подойди ко мне, милый, дай мне руку.

Фабрицио. Руку? Легче, синьора. Вы забавляетесь тем, что кружите людям головы, и думаете еще, что я захочу на вас жениться?

Мирандолина. Будет тебе, дурень! Это была шутка, каприз, прихоть! И потом, я была свободной девушкой и никого не была обязана слушаться. Когда буду замужем, все пойдет по-другому.

Фабрицио. А как по-другому?

ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ

Те же и слуга кавалера.


Слуга. Синьора хозяйка, я пришел проститься с вами.

Мирандолина. Уже уезжаете?

Слуга. Да. Хозяин пошел иа почтовуюстанцию распорядиться о лошадях. Он ждет, чтобы я доставил туда багаж. Едем в Ливорно.

Мирандолина. Простите, если я не оказала вам…

Слуга. Не могу задерживаться… Благодарю вас и желаю вам всяких благ. (Уходит.)

Мирандолина. Уехал, слава богу! У меня все-таки угрызения совести. Уехал он, конечно, разгоряченный… Нет, никогда больше не буду пускаться на такие проделки!

Граф. Мирандолина, останетесь ли вы девушкой или выйдете замуж, будьте уверены, что для вас я всегда буду тем, чем был.

Маркиз. Можете рассчитывать на мое покровительство.

Мирандолина. Синьоры, теперь, когда я собираюсь замуж, мне не нужны больше ни покровители, ни воздыхатели, ни подарки. До сих пор я развлекалась, и это было дурно: я подвергала себя большому риску. Но больше никогда этого не повторится. Вот мой жених!

Фабрицио. Погодите еще, синьора.

Мирандолина. Чего ждать? Что там еще? Какие затруднения? Идем. Дайте руку.

Фабрицио. Я хотел бы раньше уговориться…

Мирандолина. Какой такой уговор? Уговор один: или давай руку, или отправляйся восвояси…

Фабрицио. Я дам руку, но потом…

Мирандолина. А потом я буду целиком твоя, мой милый. Не сомневайся во мне. Буду любить тебя всегда. Ты будешь у меня единственным.

Фабрицио (дает руку). Не могу больше! Вот вам моя рука, дорогая.

Мирандолина (в сторону). Ну, и тут все в порядке.

Граф. Мирандолина, вы великая женщина. У вас какая-то способность вести мужчин, куда вам захочется.

Маркиз. Несомненно! У вас такие манеры, что невозможно устоять!

Мирандолина. Если я действительно могу надеяться на милость с вашей стороны, синьоры, то прошу вас напоследок об одном.

Граф. О чем?

Маркиз. Говорите.

Фабрицио (в сторону). Чего еще она будет просить теперь?

Мирандолина. Умоляю вас сделать мне большое одолжение и переехать в другую гостиницу.

Фабрицио (в сторону). Вот это так! Теперь вижу, что она меня любит.

Граф. Правильно. Понимаю и одобряю. Я еду. Но где бы я ни был, будьте уверены в моем уважении.

Маркиз. Скажите, у вас не пропадал золотой флакончик?

Мирандолина. Пропал.

Маркиз. Вот он, я нашел его и вручаю вам. Я уезжаю, чтобы сделать вам приятное. Но где бы я ни был, вы можете рассчитывать на мое покровительство.

Мирандолина. Думаю, что приличие и добрые нравы не препятствуют мне слушать ваши слова. Выйдя замуж, я перестану быть, чем была. А вы, синьоры, воспользуйтесь виденным, чтобы впредь не подвергать опасности свои чувства. Если же когда-нибудь это случится с вами и вам будет угрожать такая беда, такое поражение, не забывайте о полученных уроках и вспомните некую трактирщицу.

Кьоджинские перепалки



ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Падрон Тони (Антонио) — хозяин рыбачьей тартаны.

Мадонна Паскуа — жена падрона Тони.

Лучетта — девушка, сестра падрона Тони.

Тита-Нане (Джамбаттиста) — молодой рыбак.

Беппе (Джузеппе) — молодой рыбак, брат падрона Тони.

Падрон Фортунато — рыбак.

Мадонна Либера — жена падрона Фортунато.

Орсетта (Орселина)

девушки, сестры мадонны Либеры.

Кекка (Франческа)

Падрон Виченцо — рыбак.

Тоффоло (Кристофоро) — лодочник.

Исидоро — коадъютор, заместитель уголовного судьи.

Командор — пристав при уголовном суде.

Каноккья — молодой парень, торгующий печеной тыквой.

Слуга коадъютора

Экипаж тартаны падрона Тони.


Действие происходит в Кьодже.

ДЕЙСТВИЕ 1

СЦЕНА 1

Улица с разного вида домиками.

Паскуа и Лучетта с одной стороны, Либера, Орсетта и Кекка с другой. Все сидят на скамеечках с соломенным переплетом и плетут кружева на подушках, положенных на станки.

Лучетта. Девушки, что скажете про погоду?

Орсетта. А ветер какой?

Лучетта. Не знаю. Эй, невестка! Какой сейчас ветер?

Паскуа (Орсетте). Не чувствуешь разве? Сирокко и изрядный.

Орсетта. Хорошо под таким ветром плыть к берегу.

Паскуа. Еще бы, еще бы! Если наши мужчины плывут домой, он будет попутным.

Либера. Сегодня или завтра они должны уже быть тут.

Кекка. Вот как! Значит, нужно поторапливаться с работою. К их приходу хотелось бы кончить это кружево.

Лучетта. Кекка, скажи, много тебе еще осталось?

Кекка. О, еще, пожалуй, с локоть.

Либера (Кекке). Плохо работаешь, дочка.

Кекка. Как так? Давно ли это кружево у меня на подушке?

Либера. Да с неделю.

Кекка. Что ты! Где там с неделю!

Либера. А ты не зевай, если хочешь, чтобы у тебя была юбка.

Лучетта. Эй, Кекка! Какую юбку ты себе делаешь?

Кекка. Какую? Новую юбку, шерстяную.

Лучетта. Да что ты! Никак, ты себе приданое делаешь?

Кекка. Приданое? Я совсем не знаю, что это такое.

Орсетта. Глупенькая! Неужели ты не знаешь, что когда девушка подрастает, ей делают приданое? А когда ей делают приданое — значит, собираются выдать ее замуж.

Кекка. Послушай, сестра!

Либера. Что, малютка?

Кекка. Вы хотите выдать меня замуж?

Либера. Погоди! Приедет мой муж, увидим.

Кекка. Донна Паскуа, скажите, зять мой Фортунато тоже пошел в море рыбачить вместе с падроном Тони?

Паскуа. Конечно! Разве ты не знаешь, что он на тартане вместе с моим мужем и с Беппо, его братом?

Кекка. А Тита-Нане тоже с ними?

Лучетта (Кекке). Ну да! А тебе что? Что тебе нужно от Тита-Нане?

Кекка. Мне? Да ничего.

Лучетта. Ты что? Не знаешь, что у меня с ним уж два года, как сговорено? Он обещал, как только вернется на берег, дать мне колечко!

Кекка (про себя). Экая дрянь! Всех себе забрать хочет!

Орсетта. Будет тебе, Лучетта! Не беспокойся. Прежде чем Кекка, сестренка моя, соберется замуж, должна выйти замуж я. Ну да, я! Когда вернется Беппо, брат твой, он женится на мне; а если Тита-Нане захочет, то и вы тоже поженитесь. А Кекке еще рано!

Кекка. Как же! Вы, синьора, рады были бы, если бы я век в девках просидела.

Либера. Ну, хватит! Знай, работай.

Кекка. Была бы жива маменька…

Либера. Замолчи, не то так трахну тебя подушкой…

Кекка (про себя). Ладно, ладно. Все равно выйду замуж, даже если бы пришлось идти за голоштанника, что раков ловит.

СЦЕНА 2

Те же, Тоффоло, потом Каноккья.

Лучетта. Эй, Тоффоло, здравствуй!

Тоффоло. Добрый день, Лучетта!

Орсетта. Ах ты, павиан! А с нами не надо?

Тоффоло. Потерпите, поздороваюсь и с вами.

Кекка (про себя). И Тоффоло, по мне, ничего себе.

Паскуа. Ты что это, парень? Не работаешь сегодня?

Тоффоло. Все время работал. Грузил у берега финики в лодку, потом отвез их в Брондоло, к феррарской почте. Вот и заработал свой день.

Лучетта. Ну, так угостили бы чем-нибудь.

Тоффоло. Отчего же? Приказывайте.

Кекка (Орсетте). Смотри-ка, до чего бесстыжая!

Тоффоло. Постойте. (Зовет.) Эй, тыква! Тыква печеная!

Каноккья (с лотком, на котором лежат куски желтой печеной тыквы). Чем услужу, хозяин?

Тоффоло. Дай взглянуть.

Каноккья. Пожалуйста. Прямо из печки!

Тоффоло. Хотите, Лучетта? (Предлагает ей кусок тыквы.)

Лучетта. Что ж, давайте!

Тоффоло. А вы, донна Паскуа, не хотите?

Паскуа. Ох, и люблю же я печеную тыкву! Дайте кусочек.

Тоффоло. Извольте! Что же вы не едите, Лучетта?

Лучетта. Горячая! Жду, пока остынет.

Кекка. Эй, Каноккья!

Каноккья. Вот он я!

Кекка. Дайте и мне кусочек.

Тоффоло. Кушайте — я плачу.

Кекка. Нет, синьор, не хочу.

Тоффоло. Почему это?

Кекка. А потому что не желаю.

Тоффоло. Лучетта же приняла.

Кекка. Еще бы! Лучетта покладистая. Она все принимает.

Лучетта. Что такое, синьора? Вы, кажется, обиделись, что мне предложили первой?

Кекка. Я к вам, синьора, кажется, не пристаю! И ни от кого ничего не принимаю.

Лучетта. А что принимаю я?

Кекка. А вы, синьора, принимали даже морские каштаны от малого, который торгует от Лоско.

Лучетта. Я? Вот лгунья!

Паскуа. Да ну вас!

Либера. Хватит, хватит уж!

Каноккья. Никто больше не желает?

Тоффоло. Ступай себе!

Каноккья. Печеная тыква! Тыква горячая! (Уходит, крича.)

СЦЕНА 3

Те же, без Каноккья.

Тоффоло (тихо Кекке). Попомните, Кекка, что вы отказались принять от меня.

Кекка (тихо). Ступайте себе. Мне до вас нет дела.

Тоффоло (тихо). Жалко, чёрт возьми! У меня были добрые намерения.

Кекка (тихо). Насчет чего?

Тоффоло (тихо). Крестный обещал снарядить мне пэоту. Как начну на ней народ возить, так женюсь и я тоже.

Кекка (тихо). Правда?

Тоффоло (тихо). А вы ничего не хотите от меня принимать.

Кекка (тихо). Ну, так ведь это я про тыкву, а про вас я ничего не говорила.

Либера. Эй, вы, что там за шушуканье такое?

Тоффоло. А что? Смотрю, как работают.

Либера. Проваливай оттуда, говорю.

Тоффоло. А чем. я вам мешаю? Ну, и уйду! (Удаляется и чинно переходит через улицу.)

Кекка (про себя, на сестру). Чтоб тебе пусто было!

Орсетта (Либере). Ну, что вы, право, сестрица! Вы ведь знаете, что он за парень. Если бы он посватался, неужели не отдали бы за него?

Лучетта (к Паскуа). Как по-вашему, невестка? Из молодых да ранняя, а?

Паскуа (Лучетте). Ох, до чего она меня злит, если бы ты знала!

Лучетта (про себя). Смотрите, какая! Воображает о себе много! Погоди, ты у меня попрыгаешь!

Тоффоло. Трудно работать, донна Паскуа?

Паскуа. Да нет, сынок, не очень. Видишь, какой крупный узор. Это ведь кружево на десять сольдо.

Тоффоло. А у вас, Лучетта?

Лучетта. О, мое — на тридцать.

Тоффоло. Очень красивое.

Лучетта. Нравится вам?

Тоффоло. Чисто сработано! Недаром пальчики такие хорошенькие.

Лучетта. Идите сюда. Присядьте.

Тоффоло (садится). Ну вот! Здесь мне будет лучше.

Кекка. (Орсетте, указывая на Тоффоло, сидящему рядом с Лучеттою). Послушай, как это тебе нравится?

Орсетта (Кекке). Брось, тебе-то что? Пусть их!

Тоффоло (Лучетте). Если я тут посижу, меня не поколотят?

Лучетта (к Тоффоло). С ума сошли!

Орсетта (Либере, указывая на Лучетту). Что скажешь?

Тоффоло. Донна Паскуа, хотите табачку?

Паскуа. А хороший?

Тоффоло. Первый сорт, из Маламокко!

Паскуа. Ну, дайте понюшку.

Тоффоло. Вот, прошу!

Кекка (про себя). Беда ей, если Тита-Нане узнает.

Тоффоло. А вам, Лучетта, не угодно?

Лучетта. Что же, пожалуй. Назло вон той. (Показывает на Кекку.)

Тоффоло (тихо Лучетте). Ох, какие глазки бедовые!

Лучетта (тихо к Тоффоло). Ну, что вы! Не такие, как у Кекки, где уж!

Тоффоло (тихо Лучетте). А что Кекка? Я о ней и не думаю.

Лучетта (тихо к Тоффоло, насмешливо указывая на Кекку). Посмотрите, какая красотка.

Тоффоло (тихо Лучетте). И смотреть не на что!

Кекка (про себя). Никак, про меня говорят?

Лучетта (тихо к Тоффоло). Значит, не нравится она вам?

Тоффоло (тихо Лучетте). Ни капельки!

Лучетта (к Тоффоло, улыбаясь). Ее у нас творожницей назвали.

Тоффоло (улыбаясь, смотря на Кекку). Творожницей — вот как!

Кекка (громко, обращаясь к Лучетте и Тоффоло). Эй, вы! Я не слепая, небось. Перестанете вы или нет?

Тоффоло (кричит, подражая торговцам творогом). Творог, свежий творог!

Кекка (вскакивает). Чего это вы так орете? Какой-такой творог?

Орсетта (Кекке, тоже вставая). Не сходи с ума!

Либера (встает, Орсетте и Кекке). Вы бы лучше работали.

Орсетта. А вы там поосторожней, синьор Тоффоло-Балда!

Тоффоло. Что такое? Кто это Балда?

Орсетта. Кто? Вы, синьор, думаете, мы не знаем, что вас Балдой зовут?

Лучетта. Вот вы какая! А еще хочет слыть умницей.

Орсетта. Отвяжитесь, милейшая синьора Лучетта-Трепачка.

Лучетта. Как? Трепачка? Полюбуйтесь лучше на себя, синьора Орсетта-Галушка.

Либера. Не сметь обижать моих сестер, — не то смотрите у меня!

Паскуа (встает). А вы не трогайте мою золовку!

Либера. Помолчали бы вы, донна Паскуа-Сковородка!

Паскуа. Молчите сами, донна Либера-Заноза!

Тоффоло. Не будь вы бабы, я бы вам такого задал…

Либера. Вот приедет мой муж…

Кекка. И приедет Тита-Нане. Уж я ему расскажу, все-все расскажу.

Лучетта. Ну и рассказывай! Мне наплевать.

Орсетта. Пусть приедет падрон Тони-Корзина.

Лучетта. Да, да! Пусть приедет падрон Фортунато-Кефаль.

Орсетта. Ну и бучу подняли!

Лучетта. Ну и разжужжались!

Паскуа. Целый ураган!

Орсетта. Экие нескладные!

СЦЕНА 4

Те же и падрон Виченцо.

Виченцо. Эй, вы там! Тише, бабы! Какого чёрта с вами приключилось!

Лучетта. А вот, идите-ка, падрон Виченцо.

Орсетта. Эй, послушайте, падрон Биченцо-Болтун!

Виченцо. Да угомонитесь вы, ведь только что причалила тартана падрона Тони.

Паскуа (Лучетте). Тише! Приехал муж мой!

Лучетта. Ой! И Тита-Нане с ним!

Либера. Послушайте, девушки, не вздумайте болтать что-нибудь своему зятю.

Орсетта. Вот именно, молчок! Чтобы Беппе тоже не узнал ничего.

Тоффоло. Лучетта, я здесь. Не бойтесь ничего.

Лучетта (к Тоффоло). Убирайся ты!

Паскуа (к Тоффоло). Уходи, уходи!

Тоффоло. Это вы мне? Ах, чёрт!

Паскуа. Ступай волчки пускать.

Лучетта. Или в бабки играть.

Тоффоло. Это чтобы я, чёрт возьми?! Ладно, пойду уж; да только пойду прямо к Кеккине. (Подходит к Кекке.)

Либера. Проваливай, чумазый!

Орсетта. Убирайся вон!

Кекка. Пошел к чёрту!

Тоффоло (сердито). Я — чумазый? Меня — к чёрту?

Виченцо. Ступай в свою дырявую посудину.

Тоффоло (горячится). Ну, ну, легче, падрон Виченцо!

Виченцо (дает ему по шее). Иди бурлачить!

Тоффоло. Пожалуй, и правда пойду. Что с вами связываться? (Уходит.)

Паскуа (к Виченцо). Куда они причалили с тартаною?

Виченцо. В канале мелко. Они не могут пройти. Они пришвартовались около Виго. Коли я вам не нужен, пойду взглянуть, много ли у них рыбы, и если рыба есть, скуплю ее всю и отправлю на продажу в Поите Лунго.

Лучетта (к Биченцо). Слушайте, не говорите им ничего.

Либера. Правда, падрон Виченцо, не рассказывайте им ничего.

Виченцо. Не бойтесь!

Орсетта. Не говорите им, что…

Виченцо. Да не стану же, говорю! (Уходит.)

Либера. Знаете, не надо, чтобы наши мужчины застали нас в ссоре.

Паскуа. Я что! Я скоро вспыхиваю, зато скоро и отхожу.

Лучетта. Кекка, ты сердишься?

Кекка. Ты только и знаешь, что дразнить.

Орсетта. Ну, полно уж, полно. Давайте мириться.

Лучетта. Давай, что ли!

Орсетта. Поцелуемся, Лучетта!

Лучетта. Иди сюда, душка моя.

Целуются.

Орсетта. Ты тоже, Кекка.

Кекка (про себя). Вот уж неохота.

Орсетта. Ну же, глупенькая!

Кекка. Тебя не разберешь. У тебя слой на слое, как у луковицы.

Лучетта. Это у меня-то? Плохо меня знаешь… Поди сюда, поцелуемся!

Кекка. Давай. Только смотри, чтобы больше не дразнить.

Паскуа (Лучетте). Бери свой станок и пойдем домой. А оттуда на тартану. (Берет свой станок с подушкой и уходит.)

Либера. Пойдем и мы, девушки. И прямо им навстречу! (Уходит со станком.)

Орсетта. Не могу дождаться, когда увижу своего милого Беппо. (Уходит со станком.)

Лучетта (забирает свой станок). Прощай, Кекка!

Кекка. Прощай. Значит, дружба? (Берет свой станок и уходит.)

Лучетта. И еще какая! (Уходит.)

СЦЕНА 5

Канал, в котором теснятся рыбачьи барки; между ними и тартана падрона Тони.

Падрон Фортунато, Беппо, Тита-Нане и другие на тартане. Падрон Тони уже на берегу, потом падрон Виченцо.

Тони. Ну, ребята, живо! Давайте полегоньку свалим рыбу на берег.

Виченцо. С приездом, падрон Тони!

Тони. Здравствуйте, падрон Виченцо!

Виченцо. Как съездилось?

Тони. Да ничего. Жаловаться нельзя!

Виченцо. Что у вас в тартане?

Тони. Всего понемногу. Найдется всего!

Виченцо. Ну, а найдется у вас для меня корзины четыре?

Тони. Наберем как будто.

Виченцо. Может быть, и кефаль есть?

Тони. чёрт возьми! Кефаль у нас такая крупная, что, как вам сказать, едва ли не с бычий язык величиною. Вот какая!

Виченцо. И палтусы имеются?

Тони. Есть шесть штук, да такие, что каждый — как днище у бочки. Во!

Виченцо. А можно мне взглянуть на вашу рыбку?

Тони. Взойдите на тартану. Там падрон Фортунато. Пусть он вам покажет рыбу, пока ее еще не поделили.

Виченцо. Пойду посмотрю. Может быть, сторгуемся.

Тони. Только осторожнее. Эй, вы там! Помогите-ка падрону Виченцо.

Виченцо (про себя). Славный народ, эти рыбаки. (Влезает на тартану.)

Тони. Вот, если бы удалось продать всю рыбу на борту — здорово было бы! А то попадем в когти этих перекупщиков… Выручка будет плохая: они все норовят себе заграбастать. Мы, бедняки, ходим в море, рискуем жизнью, а эти торгаши в бархатных беретах богатеют от наших трудов.

Беппе (спускается с лодки с двумя корзинами рыбы в руках). Послушай, братец!

Тони. Что, Беппе? Тебе что?

Беппе. Если вы ничего не имеете против, я хотел бы послать корзину с султанками его милости в подарок.

Тони. С чего это ты вздумал делать ему подарки?

Беппе. А разве вы не знаете, что он будет кумом у меня на свадьбе?

Тони. Ну, что же! Посылай, коли хочешь. Только ты что думаешь? Он двинет пальцем, если тебе что от него понадобится? Увидит тебя, похлопает по плечу, скажет: "Спасибо, Беппе, молодчина, я твой должник". А если ты к нему обратишься: мне бы, ваша милости, нужно то-то и то-то, — он не только о султанке твоей не вспомнит, а и сам-то ты из памяти его вылетишь. Ты уж ему и не кум, и не знакомый, а просто — тьфу!

Беппе. Ну, что же поделаешь! А все-таки, дайте уж на этот раз пошлю ему рыбки.

Тони. Да я и не говорю, чтобы ты не посылал.

Беппе. На-ка, Менола. Снеси эти султанки синьору кавалеру. Скажи, что это я посылаю ему в подарок.

Мальчик уходит.

СЦЕНА 6

Те же, Паскуа и Лучетта.

Паскуа. Хозяин!

Тони. А, жена!

Лучетта (к Тони). Братец!

Тони. Здравствуй, Лучетта.

Лучетта. Беппе, здравствуй.

Беппе. Как поживаешь, сестра?

Лучетта. Я ничего. А как ты?

Беппе. Хорошо. А вы, невестка, как живете?

Паскуа. Славу богу, сынок. (к Тони.) Хорошо съездили?

Тони. Да что теперь толковать, как съездили! Когда мы на берегу, мы и думать забываем о том, как было на море. Улов хорош — значит ходили недаром. Если полна тартана — мы уж не помним, что рисковали жизнью. Привезли рыбу вот мы и веселы, вот мы и довольны.

Паскуа. Ну, ну. Тем лучше! В порту каком-нибудь стояли?

Тони. А как же! Были в Синигалье.

Лучетта. Ну, а мне ничего не привезли?

Тони. Привез, конечно. Пару красных чулок да платок на шею.

Лучетта. Вот это настоящий брат! Сразу видно, что любит сестру.

Паскуа. Ну, а мне, синьор, вы ничего не привезли?

Тони. И вам тоже привез: материю на юбку и кофточку.

Паскуа. А материя какая?

Тони. Сами увидите.

Паскуа. Да вы скажите только, какая?

Тони. Увидите, говорю вам, увидите!

Лучетта (к Беппе). А ты? Привез мне что-нибудь?

Беппе. Еще чего! Что я, по-твоему, должен был привезти тебе? Вот невесте своей я купил колечко.

Лучетта. Красивое?

Беппе. А вот. Смотри. (Показывает ей кольцо.)

Лучетта. О, какое красивое! Нашел кому!

Беппе. Почему ты так говоришь о ней?

Лучетта. Если бы ты только знал, что она тут делала! Спроси вот у невестки. Эта вертушка Орсетта да еще другая, пачкунья Кекка, — как они только ее не поносили! Вот уж языки чесали!

Паскуа. А донна Либера мало трепалась, что ли? Хуже ругаться, чем она ругалась, и не придумаешь.

Тони. Что такое? В чем дело?

Беппе. Что там у вас вышло?

Лучетта. Да ничего. Злющие языки! Языки, которые вырвать мало.

Паскуа. Сидим, значит, мы у дверей со своими подушками и работаем…

Лучетта. Мы с ними и не связывались.

Паскуа. Если бы ты только знал! И все из-за этого мошенника Тоффоло-Балды.

Беппе. Что? Она разговаривала с Тоффоло-Балдою?

Лучетта. И как еще!

Тони. Ну, полно вам! Нечего вам парня накручивать да ссоры разводить!

Лучетта. Ох, если бы ты знал!

Паскуа. Молчи, молчи, Лучетта. Скоро и на нашей улице будет праздник.

Беппе. С кем же разговаривал Балда?

Лучетта. Со всеми.

Беппе. И с Орсеттою тоже?

Лучетта. Будто бы да.

Беппе. Ах ты, чёрт!

Тони. Да будет! Не хочу сплетен.

Беппе. Ну, так вот! Орсетту я больше знать не хочу. А Балда меня еще попомнит!

Тони. Ну, живо! Идемте домой.

Лучетта. А где Тита-Нане?

Тони (сердито). На тартане.

Лучетта. Хоть бы поздороваться с ним.

Тони. Пойдем домой, говорят вам.

Лучетта. Ну, что за спешка такая?

Тони. Лучше бы совсем сюда не приходили. А то пришли и только сплетни развели.

Лучетта. Вот видите, невестка! Ведь уговорились не болтать.

Паскуа. А кто первый стал трепаться?

Лучетта. Что же я такого сказала?

Паскуа. А что я сказала?

Беппе. Да такого обе наговорили, что будь тут Орсетта, я бы ей оплеух не пожалел. И вообще знать ее не хочу. А кольцо возьму да продам.

Лучетта. Дай его лучше мне. Ну, дай!

Беппе. Иди ты к чёрту! (Уходит.)

Лучетта. Ох, скот какой!

Тони. Сама виновата. Ты еще мало получила! Иди домой, говорю! Иди сейчас же!

Лучетта. Посмотри, как разошелся! Да кто я вам такая? Служанка, что ли? Да, да, будьте покойны! Я и жить-то с вами не желаю. Вот увижу Тита-Нане и скажу ему. Или пусть меня сейчас же замуж берет, или вас всех к чёрту и пойду наймусь к кому-нибудь! (Уходит.)

Паскуа (к Тони). Ты что, с ума, что ли, сошел?

Тони. Ох, доиграешься ты у меня. Вот сейчас… (Делает угрожающий жест.)

Паскуа. Ну и злющие же! А еще мужчины! (Уходит.)

Тони. Вот чёртовы бабы! Истолочь бы их, как раков, рыбе на приманку. (Уходит.)

СЦЕНА 7

Падрон Фортунато, Тита-Нане, падрон Виченцо.

Спускаются с тартаны вместе с людьми, несущими корзины с рыбой.

Тита. Что за крик тут стоял, чёрт побери? Кто это тут горло драл?

Виченцо. Ничего особенного, дружище. Разве вы не знаете? Тут была донна Паскуа-Сковородка. А она без "крика не может.

Тита. Лучетта была тут?

Виченцо. Как будто была и она.

Тита. Ах, чёрт возьми! А я все время был под кормою и рыбу разбирал. Не мог ступить на берег.

Виченцо. Что, друг Тита-Нане? Не терпится вам с невестой свидеться?

Тита. Если б вы только знали! Умираю, хочу ее видеть!

Фортунато (говорит быстро, зовет падрона Виченцо). Падрон Виченцо!

Виченцо. Вам что, падрон Фортунато?

Фортунато. Вот она — вся рыба тут! Четыре корзины камбалы, две корзины бычков, шесть-шесть-шесть корзин кефали и одна султанок.

Виченцо. Чего, чего?

Фортунато. И одна корзина султанок.

Виченцо. Ни черта не понимаю.

Тита. Не понимаете? Четыре корзины камбалы, две корзины бычков, шесть кефали и одна султанок.

Виченцо (про себя). Ну и говорит же человек!

Фортунато. Отправьте рыбу к себе, а я потом приду за деньгами.

Виченцо. Очень хорошо. Приходите когда угодно, деньги будут готовы.

Фортунато. Понюшку табачку…

Виченцо. Что?

Фортунато. Табаку!

Виченцо. А, понял! Милости прошу. (Протягивает ему табакерку.)

Фортунато. Я уронил свою табакерку в море, и на тартане ни у кого, почитай, табаку не было. Я купил немного в Синигалье, а только он против нашего, кьоджинского, ничего не стоит. Синигалийский табак — только ему и название, что табак. Не табак, а дробь ружейная!

Виченцо. Падрон Фортунато, простите меня, а только я ничегошеньки не понимаю из того, что вы говорите.

Фортунато. Вот это мне нравится! Вот это так! Не понимаете? Небось, не на каком-нибудь языке говорю а по кьоджински!

Виченцо. Понял. До свиданья, падрон Фортунато!

Фортунато. Мое почтение, падрон Виченцо!

Виченцо. Слуга ваш, Тита-Нане!

Тита. Падрон, мое почтенье!

Виченцо. Ну, ребята, пойдемте. Несите рыбу за мною. (Про себя.) Ничего себе разговаривает падрон Фортунато! И смех, и грех!

СЦЕНА 8

Фортунато и Тита-Нане.

Тита. Пошли, что ли, и мы? А, падрон Фортунато?

Фортунато. Обожди. (Говорит, коверкая слова.)

Тита. Чего ждать-то?

Фортунато. Обожди.

Тита (передразнивает его произношение). Обожди! Чего ради?

Фортунато. Надо, чтобы сгрузили всю рыбу и муку. Обожди.

Тита передразнивает его.

Ты что? Дразнить? Насмехаться? Шутки шутить?

Тита. Тише, тише, падрон Фортунато! Вот идет ваша жена, а с нею Орсетта с Кеккиной, ее сестры.

Фортунато (радостно). Ах, жена! Женушка, милая!

СЦЕНА 9

Те же, Либера, Орсетта, Кекка.

Либера (к Фортунато). Что вы тут делаете, падрон? Чего домой не идете?

Фортунато. Рыбу жду, рыбу! Как вы, женушка? Здоровы ли?

Либера. Здорова, родной. А вы здоровы?

Фортунато (Орсетте.) Золовушка, почтенье! (Кекке) Почтенье, Кекка! А я здоров, здоров я!

Орсетта. Здравствуйте, зятек!

Кекка. Зятек, здравствуйте!

Орсетта. А вы что же, Тита-Нане, даже здороваться не хотите?

Тита. Здорово!

Кекка. Что это вы в сторонку отошли? Боитесь, что ли? Думаете, от Лучетты попадет?

Тита. А как Лучетта? Здорова?

Орсетта. А что ей делается, такому сокровищу!

Тита. Что это? Никак у вас уже дружба врозь!

Орсетта (с иронией). Что вы! Водой не разольешь.

Кекка (с иронией). Она нас так обожает!

Либера. Ну, девушки, замолчите. Хватит! Ведь решили старое не поминать, решили не болтать И я не хочу, чтобы всякий, кому не лень, говорил, что мы сплетнями занимаемся.

Фортунато. Эй, жена! А я под шумок мучицы привез, кукурузной мучицы. Будешь поленту варить, варить поленту, говорю!

Либера. Вот это так! Привез кукурузной муки? Очень приятно! Очень!

Фортунато. И еще привез…

Тита (к Фортунато). Мне бы хотелось, чтобы вы сказали…

Фортунато (к Тита). Дай мужу с женой поговорить, дай поговорить!

Либера (к Фортунато). Не волнуйтесь, милый муж!

Тита. А вы мне все-таки скажите, что с Лучеттой!

Либера (с лукавым видом). Ничего!

Тита. Ничего?

Орсетта (толкая Либеру). Ничего, говорят. Ничего!

Кекка (толкая Орсетту). Так лучше будет. Ничего!

Фортунато (к тартане). Эй, ребята! Снесите-ка на берег сюда мешок с мукою.

Тита. Ну, милые девушки, скажите мне, если что было. Мне бы не хотелось, чтобы между вами кошка пробежала. Вы такие славные. А Лучетта жемчужина!

Либера. Ох, милый!

Орсетта. Вот так жемчужина!

Кекка. Редкостная!

Тита. А что вы можете про нее сказать?

Орсетта. Ничего.

Кекка. Спросите об этом у Балды.

Тита. У какого-такого Балды?

Либера. Да будет вам, девушки, замолчите! И кто это вас за язык дергает, что помолчать не можете?

Орсетта. Вы не знаете Тоффоло-Балду?

Кекка. Лодочника. Неужели не знаете?

С тартаны спускаются люди, несущие корзины с рыбой и мешок с мукою.

Фортунато (к Тита). Идем, идем! Вот и ры-рыба, и му-му-мука!

Тита (к Фортунато). А ну ее к чёрту! Так что же у него с Лучеттой?

Кекка. Норовит подсесть к ней поближе.

Орсетта. Должно быть, хочет научиться, как кружева плетут.

Кекка. Покупает ей печеную тыкву.

Орсетта. И еще наглец какой! Из-за нее нас облаял!

Тита. Хорошенькие вещи вы мне рассказываете.

Фортунато (женщинам). Домой, домой, домой!

Либера (к Тита). Знал бы ты, как он нас ругал!

Кекка. Меня творожницей обозвал.

Орсетта. Все из-за вашей жемчужины!

Тита (в волнении). Где он? Где живет? Где бывает? Как мне его найти?

Орсетта. Живет он на улице Короны, под портиками, в сводах, у спуска к каналу.

Либера. А квартирует вместе с дядей Триголо.

Кекка. А лодка его стоит на Дворцовом канале, против рыбного рынка, рядом с лодкой Кекко-Бодоло.

Тита. Ну, теперь я сам управлюсь! Если найду его — нарежу на ломти, как акулу.

Кекка. Если хотите его найти, найдете его у Лучетты.

Тита. У Лучетты?

Орсетта. Ну да, у вашей невесты.

Тита. Нет! Не невеста она мне больше! Знать ее не хочу. Не нужна она мне. А этому каторжнику Балде, — чёрт его дери! — я все кишки выпущу! (Уходит.)

Фортунато. Ну, идем же до-до-домой, говорю. Домой идем, домой! Ну?!

Либера. Идем, идем, лепетун, идем.

Фортунато. Чего вы тут наболтали? Чего вы тут натворили? Чего вы тут насплетничали? Губить человека научили, губить? чёрт бы вас побрал! Только смотрите у меня: если что выйдет из этого, я так вам по шее накостыляю, так вам по шее… что вы у меня долго с постели не встанете! В постель ляжете, паскуды вы эдакие, в постель! (Уходит.)

Либера. Ну вот! Не угодно ли? Ко всему еще и от мужа мне попало! А все из-за вас, дрянные девчонки! Из-за вас мне всякий раз приходится отдуваться! И какой чёрт тянул вас за язык? Ведь обещали не болтать, а потом явились и давай стрекотать, давай науськивать. Чтоб вам пусто было! Изведете вы меня вконец. (Уходит.)

Орсетта. Слыхала?

Кекка. А что, тебе страшно?

Орсетта. Мне? Ни капельки.

Кекка. Лучетта останется без жениха, подумаешь! Ей же хуже!

Орсетта. Мой от меня не уйдет.

Кекка. А я себе сумею найти.

Орсетта. А сколько разговоров!

Кекка. И какие ужимки!

Орсетта. Вот уже не думала.

Кекка. И в голову не приходило.

Уходят.

СЦЕНА 10

Улица, как в первой сцене.

Тоффоло, потом Беппе.

Тоффоло. Что и говорить, вышло нехорошо. Не надо мне было так делать, не надо! Нечего было связываться с Лучеттой. Она — невеста. Чего мне было к ней лезть? Вот Кекка — девушка. Ей уж не сегодня завтра приданое будут готовить. С нею, значит, можно любовь крутить. А ее я обидел. И она за дело обиделась. А раз обиделась — значит я ей люб. Вот бы увидеть ее! Мне бы только чуточку поговорить с ней, — я бы ее успокоил. Падрон Фортунато приехал. И хотя приданое еще не готово, все равно я мог бы за нее посвататься. Дверь затворена. Не знаю, есть ли кто дома, или никого там нет. (Подходит к дому.)

Беппе (выходит из своего дома). Смотри-ка, он тут как тут, этот мошенник!

Тоффоло (подходит ближе к дому). Хорошо бы, если бы удалось подглядеть что-нибудь.

Беппе. Эй ты, синьор Балда!

Тоффоло. Кто это Балда?

Беппе. А ну-ка, убирайся отсюда!

Тоффоло. Смотри пожалуйста! Убирайся! Что это значит — убирайся?

Беппе. Хочешь, побьемся об заклад, что я поколочу тебя так, что костей не соберешь?

Тоффоло. А я мешаю вам?

Беппе. Ты что тут делаешь?

Тоффоло. Что хочу, то и делаю. Вот и все.

Беппе. А я вот не хочу, чтобы ты тут околачивался.

Тоффоло. А я хочу быть тут. Хочу — и буду.

Беппе. Проваливай, говорю тебе!

Тоффоло. чёрта с два!

Беппе. Проваливай, если не хочешь получить по шее.

Тоффоло. Ах, чёрт возьми! Так я тебя камнем. (Собирает камни.)

Беппе. Меня? Каторжник! (Хватается за нож.)

Тоффоло. Отстань от меня! Отстань!

Беппе. Уходи, говорю!

Тоффоло. Никуда я не уйду. Не уйду, и все!

Беппе. Не уйдешь — кишки выпущу.

Тоффоло (с камнем в руке). Не подходи — голову проломлю!

Беппе. А ну-ка брось, попробуй!

Тоффоло бросает в него камнями, а Беппе норовит добраться до него с ножом.

СЦЕНА 11

Те же, падрон Тони, который выходит из своего дома, потом Паскуа и Лучетта.

Тони. Что тут за лай собачий?

Тоффоло бросает в него камнем.

Караул! Он швырнул в меня камнем! Погоди, каторжник, я с тобой сейчас разделаюсь! (Уходит в дом.)

Тоффоло. Я никого не трогал, никого. Чего лезут ко мне? (Подбирает камни.)

Беппе. Брось камни!

Тоффоло. А ты брось нож!

Тони (выходит из дому с кинжалом). Погоди, я тебя на куски искрошу!

Паскуа (удерживая Тони). Постой же, хозяин!

Лучетта (удерживая Тони). Братец, стойте же!

Беппе. Вот мы его прикончим сейчас!

Лучетта (удерживая Беппе). Стой хоть ты, полоумный!

Тоффоло (замахивается камнями). Не подходите, расшибу!

Лучетта (кричит). Эй, люди!

Паскуа (кричит). Помогите!

СЦЕНА 12

Те же, падрон Фортунато, Либера, Орсетта, Кекка и люди, несущие рыбу и мешок с мукою.

Фортунато. Что тут та-та-такое? Что такое? Погодите! В чем де-де-дело?

Орсетта. Эге, да тут драка!

Кекка. Драка? Беда мне! (Уходит в дом.)

Либера. Перестаньте, вы с ума сошли!

Беппе (женщинам). Все из-за вас!

Орсетта. Кто это? Что такое?

Либера. Слушать странно такие разговоры!

Лучетта. Да, да, из-за вас весь сыр-бор загорелся.

Паскуа. Да, да, все вы оголтелые!

Орсетта. Слышишь, какую понесла околесицу?

Либера. Слышишь? Ну и язычки!

Беппе. Я его прикончу у ваших дверей.

Орсетта. Кого это?

Беппе. Этого мерзавца Балду.

Тоффоло (бросает камни). Вот я тебе покажу, какой я Балда.

Паскуа (толкает к дому Тони). В дом, в дом, хозяин!

Лучетта (толкает в дом Беппе). Братец, скорее в дом!

Тони (к Паскуа). Отстань!

Паскуа. В дом, говорю, в дом! (Втаскивает его в дом за собою.),

Беппе (Лучетте). Пусти меня!

Лучетта. Входи же, говорю, полоумный, входи (Вталкивает его и уходит за ним.)

Двери запираются.

Тоффоло. Сволочи! Разбойники! Выходите! Струсили, небось!

Орсетта (к Тоффоло). Иди к чёрту! (Толкает его.)

Либера. Иди, чтоб тебе сдохнуть!

Тоффоло. Чего вы толкаетесь? Чего вы ругаетесь?

Фортунато. Убирайся, убирайся! Не то, как я примусь за тебя, танк у тебя кишки через горло наружу полезут.

Тоффоло. Вас я уважаю, потому что вы человек старый и Кекке зятем приходитесь. (Грозя падрону Тони.) А эти сволочи, эти собаки, сто чертей им в зубы, еще меня попомнят!

СЦЕНА 13

Те же и Тита-Нане с кинжалом в руке.

Тита (бьет кинжалом об землю). Берегись, распорю тебе сейчас брюхо!

Тоффоло. Караул! (Отступает к двери падрона Тони.)

Фортунато (удерживая Тита). Стой! Погоди!

Либера. Не смей!

Орсетта. Держите его!

Тита (рвется к Тоффоло). Пустите меня, пустите!

Тоффоло. Помогите! (Толкает дверь, которая отворяется, и он падает внутрь.)

Фортунато (держит и тянет Тита). Тита-Нане! Тита-Нане! Тита-Нане!

Либера (к Фортунато). Тащи его в дом, тащи!

Тита (хочет вырваться). Не хочу я, не пойду.

Фортунато. Ну, братец, как хочешь, а придется. (Тащит его силком в дом.)

Либера. У меня все поджилки трясутся!

Орсетта. У меня даже сердце колотится.

Паскуа (выталкивает Тоффоло из дому). Пошел вон отсюда!

Лучетта (выталкивает Тоффоло). Пошел к чёрту!

Паскуа. Забулдыга! (Уходит.)

Лучетта. Дармоед! (Уходит и запирает за собою дверь.)

Тоффоло (Либере и Орсетте). Ну, что вы скажете, люди добрые?

Либера. Сам виноват! (Уходит.)

Орсетта. Так тебе и надо! (Уходит.)

Тоффоло. Я буду не я, чёрт возьми, если не подам на них в суд!

ДЕЙСТВИЕ II

СЦЕНА 1

Камера уголовного судьи.

Исидоро сидит за столом и пишет; потом Тоффоло, потом судебный пристав.

Тоффоло. Ваша милость, синьор судья!

Исидоро. Я не судья, а помощник.

Тоффоло. Ваша милость, синьор помощник!

Исидоро. Чего тебе?

Тоффоло. Уведомляю вас, что тут один негодяй, ваша милость, причинил мне оскорбление, грозился ножом и даже пырнуть меня хотел, а потом пришел еще один подлец, ваша милость…

Исидоро. О, чтоб тебя! Брось ты эту "вашу милость"!

Тоффоло. Нет, я ничего, синьор судья. Вы только выслушайте меня. Так вот, как я говорю вам, я-то ему ничего не сделал, а он заладил: убью да убью…

Исидоро. Подойди сюда. Подожди. (Берет лист бумаги, чтобы записывать.)

Тоффоло. Слушаю, ваша милость. (Про себя.) Вы у меня поплатитесь, будьте вы прокляты!

Исидоро. Ты кто такой?

Тоффоло. Лодочник, ваша милость.

Исидоро. Как зовут?

Тоффоло. Тоффоло.

Исидоро. А прозвище?

Тоффоло. Туфля.

Исидоро. Значит, ты не Башмак, а Туфля?

Тоффоло. Туфля, ваша милость.

Исидоро. Откуда родом?

Тоффоло. Кьоджинец, я из Кьоджи.

Исидоро. Отец есть?

Тоффоло. Отец, ваша милость, погиб в море.

Исидоро. Как его звали?

Тоффоло. Тони Туфля, он же Птичник.

Исидоро. А у тебя нет никакой клички?

Тоффоло. Нету, ваша милость.

Исидоро. Быть этого не может, чтобы у тебя не было клички.

Тоффоло. Какая же у меня может быть кличка?

Исидоро. А скажи-ка, голубчик мой: сдается мне, будто ты не в первый раз в камере судьи? Бывал уже, скажи?

Тоффоло. Был раз. Приходил на допрос.

Исидоро. И, если я не ошибаюсь, я вызвал тебя как будто под именем Тоффоло-Балды.

Тоффоло. Я Туфля, не Балда! А кто выдумал эту кличку, тот подлец, ваша милость.

Исидоро. А вот я тебе за такую "вашу милость" дам по затылку.

Тоффоло. Простите, будьте милосердны!

Исидоро. Кто же тебе угрожал?

Тоффоло. Падрон Тони-Корзина, брат его Беппе-Хвастун, а потом Тита-Нане — Треска.

Исидоро. А оружие у них было?

Тоффоло. А то нет, чёрт возьми?! У Беппе-Хвастуна был рыбачий нож, падрон Тони выскочил с таким палашом, что впору быку голову снести, а Тита-Нане был с саблею, какие на тартанах под кормою прячут.

Исидоро. И что же, они ударили тебя? Ранили?

Тоффоло.Ранить не ранили, а страху я натерпелся!

Исидоро. Из-за чего они тебе грозили? Из-за чего хотели наброситься на тебя?

Тоффоло. Ни с того ни с сего.

Исидоро. Поссорились, что ли? Поругались?

Тоффоло. Я им ничего не говорил.

Исидоро. Что же ты, убежал? Или защищался? Как вообще все у вас кончилось?

Тоффоло. Я вот стоял… вот так… Братцы, говорю, хотите, говорю, убить меня, убивайте.

Исидоро. Да чем кончилось-то

Тоффоло. Пришли добрые люди, утихомирили их, а мне жизнь спасли.

Исидоро. Какие же такие были добрые люди?

Тоффоло. Падрон Фортунато-Кефаль, его жена донна Либера-Заноза, его золовка Орсетта-Галушка, и другая тоже золовка — Кекка-Творожница.

Исидоро (пишет, про себя). Так, так. Всех их знаю. Кекка среди них самый лакомый кусочек. (Громко.) А кто-нибудь еще был при этом?

Тоффоло. Была донна Паскуа-Сковородка и Лучетта-Трепачка.

Исидоро (пишет, про себя). И этих тоже знаю. (Громко.) Имеешь сказать еще что-нибудь?

Тоффоло. Нет, ваша милость.

Исидоро. Есть у тебя какое ходатайство к суду?

Тоффоло. О чем, ваша милость?

Исидоро. Ну, просить, скажем, чтобы суд приговорил их к чему-нибудь?

Тоффоло. Обязательно, ваша милость!

Исидоро. К чему же, например?

Тоффоло. На галеры бы их хорошо, ваша милость!

Исидоро. Дурак! Тогда тебя нужно на виселицу.

Тоффоло. Меня, ваша милость? За что?

Исидоро. Ладно уж, ладно, простофиля! Хватит! Все ясно. (Пишет на листке.)

Тоффоло (про себя). Как бы не вздумали они тоже на меня подать. Камнями я все-таки бросал в них. Э, да пусть приходят! Я был здесь первым; а кто приходит первым, тому и приз достается.

Исидоро звонит. Входит судебный пристав.

Судебный пристав. Ваша милость?

Исидоро (встает, передает ему листок). Вызови вот этих свидетелей.

Судебный пристав. Слушаю, ваша милость.

Тоффоло. Уж я буду надеяться, ваша милость.

Исидоро. Прощай, Балда.

Тоффоло. Туфля — к услугам вашим.

Исидоро. Да. Туфля без подошвы, без носка, не по мерке и не по форме. (Уходит.)

Тоффоло (приставу, со смехом). Любит меня, видно, синьор помощник.

Судебный пристав. Я уж и сам приметил. Для вас, что ли, эти свидетели?

Тоффоло. Для меня, синьор пристав.

Судебный пристав. Вы хотите, чтобы они были вызваны поскорее?

Тоффоло. Вот именно, поскорее, синьор пристав.

Судебный пристав. На выпивку будет?

Тоффоло. Будет обязательно, синьор пристав.

Судебный пристав. Я даже не знаю, где они живут.

Тоффоло. Я вам все расскажу, синьор пристав.

Судебный пристав. Тогда все в порядке, синьор Балда!

Тоффоло. Чтоб вам сдохнуть, синьор пристав!

СЦЕНА 2

Улица, как в первом действии.

Паскуа и Лучетта выходят из своего дома, неся с собою стулья, станки, подушки с кружевами, и садятся работать.

Лучетта. Какую свинью подложили мне эти болтушки: взять да рассказать Тита-Нане, что Балда любезничал со мною!

Паскуа. А ты сама хорошую штуку выкинула. Наговорила брату невесть чего!

Лучетта. А вы, синьора! Разве ничего не говорили?

Паскуа. Ну и что же! Говорила, и тоже в этом нет ничего хорошего.

Лучетта. Попутал нечистый! Ведь клялась я, что ничего не скажу.

Паскуа. Так-то, золовушка. Все мы, бабы, таковы: не поболтаем сдохнем!

Лучетта. Ведь вот не хотела говорить, а удержаться — сил не было. Слова так в рот и лезли; я пробовала их глотать, чуть не подавилась. В одно ухо слышу: молчи, в другое слышу: говори. Я заткнула ухо с молчком и открыла ухо с говорком, и тут уж досыта и наговорилась.

Паскуа. Нехорошо только, что наши мужчины влопались в историю.

Лучетта. Пустяки! Тоффоло трусишка. Все обойдется.

Паскуа. Беппе хочет отказаться от Орсетты.

Лучетта. Подумаешь, беда какая! В Кьодже девок — пруд пруди!

Паскуа. Еще бы! Из сорока тысяч душ, я думаю, не меньше тридцати тысяч женщин.

Лучетта. И сколько таких, которые хотят замуж.

Паскуа. То-то и дело. Нехорошо будет, если Тита-Нане тоже откажется от тебя. Другого найти тебе будет трудно.

Лучетта. А что такое сделала я Тита-Нане, чтобы он от меня отказался?

Паскуа. Ты-то, может быть, ничего ему не сделала, а только трещотки подняли его на дыбы.

Лучетта. Если он меня по-настоящему любит, то не поверит им.

Паскуа. А разве ты не знаешь, какой он ревнивый?

Лучетта. А с чего ему ревновать? Неужели нельзя даже поговорить? И нельзя посмеяться? Или позабавиться немного? Мужчины десять месяцев в году находятся в море, а мы сиди тут за этими проклятыми коклюшками и с тоски помирай.

Паскуа. Эй, помолчи! Тита-Нане идет.

Лучетта. Ой, какой злющий! Сразу вижу, что злющий.

Паскуа. Только, смотри, не дуйся.

Лучетта. Он будет, и я буду.

Паскуа. А ты любишь его?

Лучетта. Люблю.

Паскуа. А коли любишь, будь с ним поласковее.

Лучетта. И не подумаю!

Паскуа. Не лезь на рожон, уйми себя!

Лучетта. Скорее сдохну!

Паскуа. Экая строптивая девка!

СЦЕНА 3

Те же и Тита-Нане.

Тита (про себя). Хочу с ней развязаться, да не знаю как.

Паскуа (Лучетте). Да взгляни ты на него хоть разок.

Лучетта (к Паскуа). Мне нужно не на него глядеть а на свои кружева, вот куда!

Паскуа (про себя). Так бы и стукнула ее по голове этим станком.

Тита (про себя). Даже и не смотрит на меня. И думать обо мне забыла.

Паскуа. Здравствуйте, Тита-Нане!

Тита. Здравствуйте!

Паскуа (Лучетте). Поздоровайся с ним.

Лучетта (к Паскуа). С чего ты взяла, что я первая буду с ним здороваться?

Тита. Как вы старательно работаете.

Паскуа. А как вы думаете? Сложа руки сидеть не приходится, сынок.

Тита. Так, так! Нужно, конечно, поднажать с работою, пока не мешают. А то, смотришь, подойдут парни да подсядут рядышком. Тут уж будет не до работы.

Лучетта притворно кашляет.

Паскуа (тихо Лучетте). Будь с ним поласковее.

Лучетта (тихо к Паскуа). Вот еще!

Тита. Донна Паскуа, а печеная тыква вам нравится?

Паскуа. Это еще что? Почему ты спрашиваешь?

Тита. Потому что язык есть.

Лучетта громко кашляет.

Простудилась, что ли, хозяйка?

Лучетта (работает, не поднимая глаз). От печеной тыквы отплевываюсь.

Тита (сердито). Жалко, что не подавилась.

Лучетта (как прежде). Пусть сдохнет, кто мне зла желает.

Тита (про себя). Ну, раз решил, так надо делать. (Громко.) Донна Паскуа, я буду говорить с вами, потому что вы в доме хозяйка, У вас я просил в жены вашу золовку Лучетту и вам теперь заявляю, что отказываюсь от нее.

Паскуа. Вот здорово! Почему это?

Тита. Почему, почему…

Лучетта, встает, собираясь уйти.

Паскуа. Ты куда?

Лучетта. Куда хочу. (Идет в дом, чтобы позднее вернуться.)

Паскуа (к Тита). Вы бы меньше сплетни слушали!

Тита. Я все знаю и удивляюсь как вам, так и ей.

Паскуа. А она вас очень любит.

Тита. Любила бы, не поворачивалась бы ко мне спиною.

Паскуа. Да ведь она, бедняжка, небось плакать пошла. Наверное.

Тита. По ком плакать-то? По Балде?

Паскуа. Да нет же, Тита-Нане! Она вас так любит! Когда вы уходите в море, она не знает, куда деваться от тоски. А поднимается буря, она чуть с ума не сходит: все за вас боится. Среди ночи встает, выскакивает на балкон, чтобы посмотреть, какая погода. Прямо как потерянная: на все вашими глазами смотрит, не иначе!

Тита. А почему же она даже слова ласкового мне не сказала?

Паскуа. Не может. Боится! В полном расстройстве.

Тита. Что же, я, скажете, без причины сержусь на нее?

Паскуа. Я вам расскажу, как было дело.

Тита. Ну, уж нет, синьора! Пусть расскажет сама, пусть во всем признается да еще прощения попросит.

Паскуа. А вы ей простите?

Тита. Как знать! Может быть, и прощу. Куда она пошла?

Паскуа. Да вот она, вот. Сюда идет.

Лучетта (подходит). Вот вам, получайте! Ваши башмаки, ваши ленты и ваш шарф — все, что вы мне подарили. (Швыряет все на землю.)

Паскуа. Ох, горе мое! Ты что? Рехнулась, что ли? (Собирает вещи с земли и кладет на стул.)

Тита. Так вы меня еще и оскорбляете?

Лучетта. Вы же от меня отказались? Так забирайте ваши вещи н делайте с ними что хотите!

Тита. Если будете разговаривать с Балдою, убью его.

Лучетта. Смотрите, какой! Сам от меня отказался и еще командует.

Тита. Из-за него и отказался, из-за него!

Паскуа. Мне даже удивительно, что вы всему этому поверили. Как могла Лучетта водиться с таким проходимцем?

Лучетта. Пускай я уродина, пускай бедная, пускай все что хотите! Но чтобы я стала якшаться с каким-нибудь лодочником? Ну уж нет!

Тита. Так зачем вы его рядом с собою сажали? Зачем печеную тыкву принимали от него?

Лучетта. А что тут такого?

Паскуа. Подумаешь, какое преступление!

Тита. Если я кого люблю, так не желаю, чтобы были разговоры. Не хочу, и все тут! Тита-Нане никому еще спуску не давал. И не собирается давать,

Лучетта (вытирая глаза). Подумаешь, какой важный!

Тита. Я мужчина. Понимаете? Мужчина — не мальчишка какой! Понимаете?

Лучетта плачет, делая вид, что не хочет плакать.

Паскуа. Что с тобой?

Лучетта. Ничего. (Плача, толкает донну Паскуа.)

Паскуа. Ты же плачешь?

Лучетта. От злости, от злости! Так бы и задушила его своими руками.

Тита (подходит к Лучетте). Ну, хватит! Нечего ревешь!

Лучетта. Ступайте к чёрту!

Тита (к. Паскуа). Слышите?

Паскуа. А разве не права она? Если вы хуже собаки…

Тита. Ну, так вы увидите сейчас. Пойду и брошусь в канал.

Паскуа. Будет тебе, сумасшедший!

Лучетта (плача, как раньше). Пускай идет, пускай!

Паскуа. Перестань, глупенькая!

Тита (переходя на нежные тона). А ведь как любил я ее! Как любил!

Паскуа (к Тита). А теперь уж нет?

Тита. Да что ж? Коли она меня не хочет.

Паскуа. Лучетта, что скажешь, а?

Лучетта. Оставьте меня, оставьте!

Паскуа (Лучетте). Бери свои башмаки, бери свои ленты, бери свой шарф.

Лучетта. Ничего не хочу, ничего!

Паскуа (Лучетте). Поди сюда. Слушай!

Лучетта. Оставьте меня в покое.

Паскуа (Лучетте.). Скажи хоть слово. (К Тита.) Поди сюда, Тита-Нане!

Тита. Не желаю.

Паскуа. Тогда идите оба ко всем чертям!

СЦЕНА 4

Те же и судебный пристав.

Судебный пристав (к Паскуа). Не вы будете донна Паскуа, супруга падрона Тони-Корзины?

Паскуа. Я самая. Что угодно?

Судебный пристав. А это будет Лучетта, сестра падрона Тони?

Паскуа. Она. Да что вам от нее нужно?

Лучетта (про себя). Беда мне! Чего ему надо?

Судебный пристав. Вызываю вас по приказанию начальства. Вы должны немедленно явиться в суд, в камеру судьи, для допроса.

Паскуа. Зачем?

Судебный пристав. Этого я не знаю. Подчиняйтесь приказу и идите. Если не явитесь — штраф в десять дукатов.

Паскуа (Лучетте). Это из-за драки

Лучетта (тихо к Паскуа). Не пойду ни за что!

Паскуа (тихо Лучетте). Нет уж, придется.

Судебный пристав. Это дом падрона Виченцо?

Паскуа. Этот самый.

Судебный пристав. Больше ничего. Дверь отворена. Я войду. (Входит в дом.)

СЦЕНА 5

Паскуа, Лучетта и Тита-Нане.

Паскуа. Слыхали, Тита-Нане?

Тита. Слыхал. Должно быть, этот негодяй Балда подал на меня. Придется мне удирать.

Паскуа. А мой муж?

Лучетта. А мои братья?

Паскуа. Беда нам! Ступай туда, ступай на берег, поищи их — может быть, найдешь. Предупреди их! А я пойду искать падрона Виченцо, пойду к доктору, куму моему, пойду к его милости, синьору кавалеру. Бедная я бедная! Все добро, все деньги, дом мой несчастный — пиши пропало! (Уходит.)

СЦЕНА 6

Лучетта и Тита-Нане.

Тита. Видите, синьора? Все из-за вас!

Лучетта. Из-за меня? А что я сделала? Причем тут я?

Тита. Потому что в голове у вас ветер, потому что вы безрассудная!

Лучетта. Пошел вон, чёртов сын!

Тита. Вот сошлют меня куда-нибудь, будешь радоваться.

Лучетта. Сошлют? Тебя? Поди сюда! За что сошлют-то?

Тита. Ну да. Если я не сбегу, а они меня сошлют, тогда Балда живым из моих рук не уйдет.

Лучетта. Ты с ума сошел!

Тита (Лучетте угрожающе). И ты, и ты, и ты тоже мне поплатишься.

Лучетта. Я? А чем я виновата?

Тита. Берегись, уж мне терять будет нечего! Берегись!

Лучетта. Ой, ой, идет судебный пристав!

Тита. Беда! Скорее, пока он не увидел меня да не засадил. (Уходит.)

Лучетта. Пес, душегуб! Удрал. А еще грозился! И это называется любит. Хороши мужчины! Что за народ! Нет, нет, не хочу больше замуж. Лучше уж пойду утоплюсь. (Уходит.)

СЦЕНА 7

Судебный пристав и падрон Фортунато выходят из дому.

Судебный пристав. Да что вы, любезный падрон Фортунато! Вы же взрослый человек, вы же знаете, что это такое.

Фортунато. Ну, не был я там у них никогда, никогда не был. В камере не был, в камере.

Судебный пристав. Так-таки никогда не были в камере?

Фортунато. Да нет же, никогда, говорю вам, никогда!

Судебный пристав. Ну, что же, в другой раз уж не скажете этого.

Фортунато. А зачем должна идти туда моя жена?

Судебный пристав. Для допроса.

Фортунато. И золовкам тоже?

Судебный пристав. А как же? Им тоже.

Фортунато. Значит, и девушкам идти? И девушкам?

Судебный пристав. Да ведь они с замужней сестрой пойдут туда. Чего им бояться?

Фортунато. А они вот ревут, боятся и не хотят идти.

Судебный пристав. Не пойдут — им же будет хуже. Я исполнил свой долг. Я доложу, что все вызваны. А там уж дело ваше. (Уходит.)

Фортунато. Придется идти. Придется. Придется идти, жена. Надень белую накидку, жена! И вы, золовушки, Орсетта и Кекка, — белые накидки! (Громко, за сцену.) Надо, надо идти. Будь они прокляты эти ссоры! Подлецы, сволочи! Ну, вы там, живо у меня! Чего мешкаете? Женщины, девки! Будьте вы все прокляты! Вот сейчас приду, шукну вас, как следует!

СЦЕНА 8

Камера уголовного судьи.

Исидоро и падрон Виченцо.

Виченцо. Сами изволите видеть, ваша милость, дело выеденного яйца не стоит.

Исидоро. Да я и не говорил, что дело важное. Но раз имеются жалобы, раз вызваны свидетели и учинен процесс, правосудие не может быть остановлено.

Виченцо. Неужели вы думаете, ваша милость, что не виноват тот, кто подал жалобу? Он тоже кидался камнями.

Исидоро. Тем лучше. В ходе процесса истина и обнаружится.

Виченцо. А скажите, ваша милость, можно дело миром покончить?

Исидоро. Что же, если обиженная сторона пойдет на мировую да будут уплачены судебные издержки, — пожалуй, можно будет кончить и миром.

Виченцо. Так вот, ваша милость. Вы меня знаете. Я тут перед вами. Готов сделать все, что понадобится.

Исидоро. Вот что, падрон Виченцо! Я уже сказал вам. Из содержания жалобы видно, что дело пустяковое, и уладить его можно — пока что во всяком случае. Но я не знаю, что будут показывать свидетели, и кое-кого из них по крайней мере допросить я должен. Если не обнаружится ничего другого, если тут не раскроются старые счеты, если драка не окажется преднамеренной, если в ней не выявятся действия грубо насильственные, если при драке не потерпели ущерба третьи лица или вообще что-нибудь в этом роде, — я сам поведу дело на мировую. А с другой стороны, я не могу взять на себя решения. Я не судья, я только его помощник и должен давать отчет своему непосредственному начальству. Судья в Венеции. Мы ждем его с минуты на минуту. Он ознакомится с этим дельцем. Поговорите с ним вы, поговорю с ним и я. Для меня в этом деле нет никакой выгоды. Да мне ничего и не надо. Я человек порядочный, рад помочь всем. Если смогу быть вам полезным, охотно сделаю все.

Виченцо. Вы говорите, как подобает такому человеку, как вы. А я знаю, что мне нужно делать.

Исидоро. Я же говорю, что мне ничего не надо.

Виченцо. Но одну-единственную рыбу. Хорошую рыбу!

Исидоро. Одну рыбу — пожалуй, можно! Я держу стол и люблю хорошо поесть в приятной компании.

Виченцо. Да я уж знаю, что у вашей милости вкус отменный, ваша милость.

Исидоро. Ничего не поделаешь. Нельзя жить одной работой. Захочется и развлечься иной раз.

Виченцо. И насчет юбочек, тоже, думаю, у вашей милости губа не дура.

Исидоро. Мне тут нужно спровадить одного человека. Побудьте здесь. Если соберутся те, кого вызывали, скажите, что я сейчас приду. А женщинам, которые явятся на допрос, передайте, что им бояться нечего. Я со всеми добр, а уж что касается женщин, я — что твое марципановое пирожное!

СЦЕНА 9

Виченцо один.

Виченцо. Да, да! Человек он порядочный. Но к себе я его на порог не пущу. Не дам ему со своими бабами балясы точить. Когда эти господа в париках начинают якшаться с нашим братом, рыбаком, — добра не бывает. Ах, чёрт возьми! Они уже явились на допрос. А я боялся, что не придут. Какой-то мужчина с ними. Ах, это падрон Фортунато. Идите, идите сюда, женщины! Тут никого нет.

СЦЕНА 10

Виченцо, потом Паскуа, Лучетта, Либера, Орсетта, Кекка (все в белых накидках) и падрон Фортунато.

Кекка. Где это мы?

Орсетта. Куда это мы пришли?

Либера. Бедная я! Никогда я в таких местах не бывала.

Фортунато (здоровается с падроном Виченцо). Мое почтенье, падрон Виченцо, мое почтенье!

Виченцо. Падрону Фортунато!

Лучетта. У меня коленки так и трясутся! Так и трясутся!

Паскуа. А я? Под ложечкой давит что-то, — вот тут!

Фортунато (к Виченцо). А где синьор судья?

Виченцо. Его нет. Он в Венеции, синьор судья. Вас будет допрашивать синьор помощник.

Либера (толкает Орсетту, давая понять, что хорошо его знает). Эге, помощник! Тот самый!

Орсетта (Кекке, толкая се и смеясь). Эге, этот оголтелый!

Паскуа (Лучетте радостно). Слыхала? Нас будет допрашивать помощник.

Либера (к Паскуа). Это приятно. По крайней мере знакомый.

Паскуа (Лучетте). Еще бы! Он добрый.

Лучетта (к Паскуа). Помните, он купил у нас шесть локтей кружев по тридцать сольдо, а заплатил три лиры.

СЦЕНА 11

Те же и Исидоро.

Исидоро. Что вы тут делаете?

Все женщины. Ваша милость, ваша милость!

Исидоро. Чего вам нужно? Что я, сразу вас всех буду допрашивать, что ли? Идите в зал и ждите. Я буду вызывать вас по одной.

Паскуа. Сначала нас.

Лучетта. Сначала нас.

Орсетта. Мы пришли раньше.

Исидоро. Никто в обиде у меня не останется. Я буду вызывать вас по порядку: как стоят имена в деле. Тут первая Кекка. Пусть Кекка останется. Остальные уходите.

Паскуа. Ну, еще бы! Она молоденькая. (Уходит.)

Лучетта. И вдобавок ей везет. (Уходит.)

Исидоро (про себя). Бабы как бабы! Говорить они будут и наболтают немало. А только скажут ли правду?

Фортунато. Ну, ну, пойдемте отсюда, пойдемте отсюда, пойдемте! (Уходит.)

Орсетта. Послушайте, синьор помощник, не держите только нас тут три часа. У нас ведь работа есть, работа! (Уходит.)

Исидоро. Ладно, ладно. Отпущу вас скоро.

Либера (к Исидоро). Послушайте, уж я прошу вас за нее. Знаете, она, бедняжка, у нас совсем ведь еще невинная.

Исидоро. Да вы что! Здесь место присутственное, Можете таких вещей не опасаться.

Либера (про себя). Ишь как раскраснелся! Нет у меня к нему доверия. (Уходят.)

СЦЕНА 12

Исидоро и Кекка, потом судебный пристав.

Исидоро. Подойдите сюда. Сядьте вот здесь. (Садится.)

Кекка. Да нет, синьор, я лучше постою.

Исидоро. Садитесь же. Я не хочу, чтобы вы стояли.

Кекка. Как прикажете. (Садится.)

Исидоро. Ваше имя?

Кекка. Меня зовут Кеккой.

Исидоро. А прозвище?

Кекка. Искра.

Исидоро. А клички у вас никакой нет?

Кекка. Какая там еще кличка?

Исидоро. Вас разве не зовут Творожницей?

Кекка (надулась). Ну вот, вы еще тоже будете дразнить меня!

Исидоро. Полно, полно! Такой хорошенькой, как вы, нужно быть доброй. Отвечайте мне: знаете ли вы, из-за чего вас вызвали на допрос?

Кекка. Ну да, знаю; из-за того, что там была ссора.

Исидоро. Расскажите, как было дело.

Кекка. А я не знаю ничего. Меня там не было. Я шла домой с сестрой Либерой и с сестрой Орсеттой, да еще с зятем моим, Фортунато. А там уже были падрон Тони, Беппе-Хвастун и Тита-Нане. Они хотели поколотить Тоффоло-Балду, а он швырял в них камнями.

Исидоро. А за что они хотели бить Тоффоло-Балду?

Кекка. Потому что Тита-Нане женихается с Лучеттой-Трепачкой, а Балда приставал к ней с разговорами и угощал ее печеной тыквой,

Исидоро. Хорошо! Мне все понятно. Хватит! Сколько вам лет?

Кекка. Вам нужно знать и про это?

Исидоро. Значит, нужно. Все, кто подвергается допросу, должны сказать, сколько им лет. В конце допроса проставляется возраст. Ну, так сколько вам?

Кекка. А я вовсе и не скрываю своих лет. Исполнилось семнадцать.

Исидоро. Поклянитесь, что вы говорите правду!

Кекка. О чем правду?

Исидоро. Поклянитесь, что все, что вы показали на допросе, правда.

Кекка. Хорошо. Клянусь, что я говорила правду!

Исидоро. Ваш допрос окончен.

Кекка. Значит, мне можно уйти?

Исидоро. Погодите немного. Как у вас насчет ухаживателей?

Кекка. О, у меня нет никаких ухаживателей.

Исидоро. Зачем говорить неправду?

Кекка. Может быть, и тут нужно клясться?

Исидоро. Нет, тут клясться уж не нужно. Но и неправду говорить нехорошо. Сколько у вас ухаживателей?

Кекка. У меня? Да я никому не нужна. Ведь я бедная.

Исидоро. Хотите, я вам раздобуду приданое?

Кекка. Еще бы!

Исидоро. Если бы у вас было приданое, вы бы вышли замуж?

Кекка. Ну, конечно бы вышла, ваша милость.

Исидоро. А у вас никого нет на примете?

Кекка. А кто, по-вашему, должен быть?

Исидоро. Неужели нет никого, кто был бы вам по сердцу?

Кекка. Мне совестно!

Исидоро. А вы не стыдитесь. Мы тут одни. Говорите начистоту.

Кекка. Тита-Нане, вот за кого я пошла бы, если бы можно.

Исидоро. Да ведь он же ухаживает за Лучеттой!

Кекка. Он от нее отказался.

Исидоро. Ну, раз он отказался от нее, можно разузнать, не захочет ли он вас.

Кекка. А как велико будет приданое?

Исидоро. Пятьдесят дукатов.

Кекка. Ой, как хорошо! Сто мне дает зять да пятьдесят я сама скопила: недаром над кружевами спину ведь гну. Пожалуй, у Лучетты столько не наберется.

Исидоро. Хотите, я поговорю с Тита-Нане?

Кекка. Еще бы не хотеть, ваша милость!

Исидоро. А где он?

Кекка. Он скрывается.

Исидоро. Где?

Кекка. Я вам скажу на ухо, чтобы никто не услыхал. (Говорит ему на ухо.)

Исидоро. Понял. Я пошлю за ним и поговорю с ним. А вы уж положитесь на меня. Ну, идите теперь, голубушка, идите. Не то будут болтать зря, понимаете? (Звонит.)

Кекка. О ваша милость, какой вы хороший! Дай вам бог!

Входит судебный пристав.

Судебный пристав. Что прикажете?

Исидоро. Зовите Орсетту.

Судебный пристав. Сию минуту! (Уходит.)

Исидоро. Я дам вам знать. И сам зайду.

Кекка. Да, ваша милость. (Встает; про себя.) Ох, и хорошо было бы Лучетте свинью подложить. Если б только…

СЦЕНА 13

Те же и Орсетта, потом судебный пристав.

Орсетта (тихо Кекке). Ты что так долго? О чем он тебя допрашивал?

Кекка (тихо Орсетте). Ох, сестра, какой был допрос замечательный! Я расскажу тебе все. (Уходит.)

Исидоро. Подойдите сюда. Садитесь.

Орсетта. Села. (Садится непринужденно.)

Исидоро (про себя). Ого, эта будет пошустрее. (Громко.) Ваше имя?

Орсетта. Орсетта-Искра.

Исидоро. А кличка?

Орсетта. Что значит кличка?

Исидоро. У вас есть кличка?

Орсетта. Какую-такую вы хотите кличку?

Исидоро. Разве вас не называют Галушкой?

Орсетта. Право, ваша милость, если бы не место, где я сейчас нахожусь, — я бы вам здорово парик расчесала.

Исидоро. Эй-эй, прошу вас говорить почтительнее.

Орсетта. Что это за Галушка такая? Галушки в Кьодже готовятся из отрубей да желтой муки. А я вовсе не желтая и по цвету на галушку не похожа.

Исидоро. А вы, голубушка, не горячитесь. И не устраивайте мне представлений. Здесь не место для этого. Отвечайте мне на вопросы. Вы знаете, зачем вы вызваны на допрос?

Орсетта. Нет, не знаю.

Исидоро. И не догадываетесь?

Орсетта. И не догадываюсь.

Исидоро. Вы ничего не знаете о том, что была свалка?

Орсетта. Знаю и не знаю.

Исидоро. Ну, так расскажите мне то, что вы знаете.

Орсетта. Спрашивайте. Я буду отвечать.

Исидоро (про себя). Ну, эта из таких, что способна довести до бешенства любого следователя. (Громко.) Вы знаете Тоффоло-Туфлю?

Орсетта. Нет, не знаю.

Исидоро. А Тоффоло-Балду?

Орсетта. Знаю.

Исидоро. А вы не знаете, никто не собирался его бить?

Орсетта. Откуда я могу знать, что люди собираются делать?

Исидоро (про себя). Ну, и шельма! (Громко.) Вы не видели, никто не наступал на него с оружием в руках?

Орсетта. Как будто.

Исидоро. А кто именно?

Орсетта. Не помню.

Исидоро. Если я их назову, может быть вспомните?

Орсетта. Назовите, — буду отвечать.

Исидоро (про себя). Вот проклятая! Я с ней тут до вечера проканителюсь. (Громко.) Был там Тита-Нане-Треска?

Орсетта. Был.

Исидоро. Был падрон Тони-Корзина?

Орсетта. Был.

Исидоро. А Беппе-Хвастун?

Орсетта. Тоже был.

Исидоро. Молодец, синьора Галушка.

Орсетта. Скажите, а у вас нет никакой клички?

Исидоро (пишет). Ну, ну, болтайте поменьше.

Орсетта (про себя). Так я вам придумаю кличку, синьор помощник-Голодранец!

Исидоро. Тоффоло-Балда бросался камнями?

Орсетта. Бросался. (Про себя.) Жаль, что не попал в твою голову.

Исидоро. Что вы там говорите?

Орсетта. Ничего. Это я про себя. Уж и поговорить нельзя?

Исидоро. Из-за чего ссора разгорелась?

Орсетта. А я почем знаю!

Исидоро (про себя). Изведусь с ней совсем. (Громко.) Вам известно что-нибудь о том, что Тита-Нане ревновал кого-нибудь к Тоффоло-Балде?

Орсетта. Ну да. Лучетту-Трепачку.

Исидоро. А то, что он отказался от Лучетты, вам известно?

Орсетта. Да, я слыхала, что он от нее отказался.

Исидоро (про себя). Значит, Кекка сказала правду. Постараюсь сделать что-нибудь для нее. (Громко.) Ну, я сейчас вас отпущу. Сколько вам лет?

Орсетта. Ишь ты, напасть какая! Вам и годы нужно знать?

Исидоро. Да, синьора, и годы тоже.

Орсетта. И записывать будете?

Исидоро. И запишу.

Орсетта. Ну, так пишите… Девятнадцать.

Исидоро. Поклянитесь, что сказали правду.

Орсетта. Нужно поклясться?

Исидоро. Что сказали правду? Нужно.

Орсетта. Ну, если нужно клясться, то мне, по-настоящему, двадцать четыре.

Исидоро. Да я вовсе не требую, чтобы вы клялись насчет возраста. Какая женщина может дать такую клятву? Я требую клятвы, что все сказанное вами на допросе — правда,

Орсетта. Ах, вот что! Ну, клянусь.

Исидоро звонит. Входит судебный пристав.

Судебный пристав. Кого вызвать?

Исидоро. Донну Либеру.

Судебный пристав Слушаю. (Уходит.)

Орсетта (про себя). Смотри пожалуйста! И про годы ему непременно нужно знать, (Встает.)

СЦЕНА 14

Те же и донна Либера, потом судебный пристав.

Либера (тихо Орсетте). Отделалась?

Орсетта (тихо Либере). Нет, ты послушай. И сколько кому лет ему обязательно сказать нужно.

Либера (тихо Орсетте). Смеешься?

Орсетта (тихо Либере). Да еще изволь поклясться! (Уходит.)

Либера (про себя). Вот так штука! И годы ему скажи, да еще и поклянись! Ну, так я знаю, как мне быть: и годы свои ему не выдам, и клятвы не дам никакой.

Исидоро. Подойдите сюда. Садитесь.

Либера не отвечает.

Эй, подойдите, говорю, садитесь. (Показывает знаками, чтобы она села.)

Либера садится.

Вы кто?

Либера молчит. Он ее толкает.

Отвечайте, кто вы?

Либера. Синьор?

Исидоро. Кто вы такая?

Либера. Что вы говорите?

Исидоро (говорит громче). Вы глухая, что ли?

Либера. Плоховато слышу.

Исидоро (про себя). Ну и влопался! (Громко.) Как ваше имя?

Либера. Чего?

Исидоро. Ваше имя?

Либера. Говорите немного громче.

Исидоро (звонит в колокольчик). Не желаю с ума сходить с ними.

Входит судебный пристав.

Судебный пристав. Что прикажете?

Исидоро. Зовите мужчину.

Судебный пристав. Сию минуту. (Уходит.)

Исидоро (Либере). Ну, идите себе.

Либера. Сударь?

Исидоро (выталкивает ее). Убирайтесь вон!

Либера (про себя). Здорово вывернулась. Нечего ему соваться в мои дела. (Уходит.)

СЦЕНА 15

Исидоро, падрон Фортунато, потом судебный пристав.

Исидоро. Да, должность моя, что и говорить, хорошая, достойная, почетная, даже выгодная. Но иной раз с ней такого натерпишься, что ошалеть можно.

Фортунато. Ваша милость, синьор помощник, ваша милость…

Исидоро. Вы кто?

Фортунато. Фортунато-Кефаль.

Исидоро. Говорите яснее, если хотите, чтобы вас понимали. Нужно было догадаться, что вы Фортунато-Кефаль. Знаете вы, зачем вас вызвали на допрос?

Фортунато. Знаю, синьор помощник, знаю.

Исидоро. Ну, так рассказывайте, из-за чего вы сюда пришли?

Фортунато. Потому что мне судебный пристав велел.

Исидоро. Недурно, чёрт возьми! Я сам знаю, что вы пришли по вызову судебного приставь. А что вы знаете о некоем столкновении?

Фортунато. Знаю, синьор, знаю.

Исидоро. Так расскажите, как это происходило.

Фортунато. Должен вам сказать, что сегодня я вернулся с моря и причалил к набережной с тартаною. И пришла моя жена, и пришли моя золовка Орсетта, и моя золовка Кекка…

Исидоро. Если не будете говорить яснее, я не пойму ни слова.

Фортунато. Слушаю, синьор, слушаю. Вот мы, значит, идем домой с женою и золовками. Смотрю — падрон Тони, смотрю — наш матрос Беппе и еще Тита-Нане и Тоффоло-Балда. А падрон Тони — жик-жик кинжалом. А Беппе — раз-раз ножом. А Балда — пум-пум камнями. А Тита-Нане — бац-бац палашом. Бей, коли, хватай! Балда тут упал, а больше ничего не знаю. Поняли вы меня?

Исидоро. Ни одного слова.

Фортунато. А я ведь говорю по-кьоджински, ваша милость. А вы сами откуда будете?

Исидоро. Я венецианец, но из вашего разговора ничего не понимаю.

Фортунато. Прикажете рассказать снова?

Исидоро. Что?

Фортунато. Прикажете снова рассказать? Рассказать, говорю, рассказать! (Старается говорить яснее.)

Исидоро. Убирайтесь к чертовой матери!

Фортунато (уходя). Ваша милость.

Исидоро. Попугай проклятый!

Фортунато (удаляясь). Ваша милость…

Исидоро. Если бы дело было спешное, хорош бы я был!

Фортунато (в дверях). Синьор помощник, ваша милость.

Исидоро. Чтоб чёрт тебя побрал! (Звонит.)

Входит судебный пристав.

Судебный пристав. Что прикажете?

Исидоро. Отпустите женщин! Гоните их! Пусть убираются! Никого не надо.

Судебный пристав. Слушаю. (Уходит.)

СЦЕНА 16

Исидоро, потом Паскуа и Лучетта, потом судебный пристав.

Исидоро. Поневоле тут из себя выйдешь.

Паскуа (с жаром). Почему это вы нас выпроваживаете?

Лучетта. Почему вы не хотите нас допрашивать?

Исидоро. Потому что мне надоело!

Паскуа. Так, так, милейший! Нам все известно.

Лучетта. Кого вам было приятно, выслушали, а мы — заваль какая-то?

Исидоро. Ну, скоро конец?

Лучетта. Творожницу больше часу держали.

Паскуа. А Галушка сколько у вас пробыла?

Лучетта. А только мы пойдем куда нужно.

Паскуа. И найдем на вас управу.

Исидоро. Да вы же ничего знать не хотите. Слушайте!

Паскуа. Что вы хотите сказать?

Лучетта. Чем это еще вы нас провести хотите?

Исидоро. Вы — заинтересованная сторона и не можете быть свидетельницами.

Лучетта. Неправда, неправда! Вовсе мы не заинтересованные. Неправда!

Паскуа. И мы тоже хотим дать показания.

Исидоро. Перестанете вы наконец?!

Паскуа. Мы заставим себя выслушать.

Лучетта. И сумеем поговорить.

Исидоро. Будьте прокляты!

Судебный пристав (входит). Ваша милость.

Исидоро. Что там еще?

Судебный пристав. Его милость судья изволил приехать. (Уходит.)

Паскуа. Вот его нам и нужно.

Лучетта. Идем к нему.

Исидоро. Идите хоть к самому дьяволу. Скоты, чертовки, сатанихи! (Уходит.)

Паскуа. Погоди ты, чёртово отродье! Мы тебе еще покажем! (Уходит.).

Лучетта. Ты нас попомнишь, чёртов сын! (Уходит.)

ДЕЙСТВИЕ III

Улица с домами, как в прежних сценах.

СЦЕНА 1

Беппе один.

Беппе. Мне теперь все равно. Хотели меня поймать — пусть ловят. Пойду в тюрьму. Наплевать! А скрываться больше не желаю. Но я не умру спокойно, если не отхлопаю Орсетту по щекам. И у Балды уши обкорнаю. А там пускай за это отправят меня на галеру, пускай! Дверь у них заперта. Да и у нас тоже. Лучетта и моя невестка пошли, верно, хлопотать за меня и за брата Тони; а те, должно быть, по той же оказии — за Балду. Кто-то, слышно, поет. Мне все чудится, что за мной по пятам полиция так и ходит. Но тсс… Идет Орсетта. Иди, иди! Расправа будет коротка.

СЦЕНА 2

Беппе, Либера, Орсетта и Кекка, все три в белых накидках.

Либера (ласково). Беппе!

Орсетта. Беппе, милый мой!

Беппе. К чёрту!

Орсетта. Кого это ты?

Либера. Кого к чёрту?

Беппе. Всех вас к чёрту!

Кекка. Сам иди ко всем чертям!

Орсетта (Кекке). Молчи! (к Беппе) Что мы тебе сделали?

Беппе. Будет, довольно! Меня в тюрьму посадить? Но прежде, чем я туда попаду…

Орсетта. Да нет же, не бойся. Ничего тебе не будет.

Либера. Падрон Виченцо сказал, что мы можем не беспокоиться. Дело будет улажено.

Кекка. А еще и помощник судьи будет за нас.

Орсетта. Ну, а можно хоть узнать, на кого ты так сердит?

Беппе. На тебя сердит.

Орсетта. На меня?

Беппе. Ну да, на тебя.

Орсетта. А за что?

Беппе. Зачем с Балдой водишься? Зачем с ним разговариваешь? Чего он за тобою бегает?

Орсетта. Кто это тебе наговорил?

Беппе. Сестра и невестка сказали.

Орсетта. Вруньи!

Либера. Вот вруньи!

Кекка. Ой, какие вруньи!

Орсетта. Он все к Кекке лез с разговорами.

Либера. А потом подсел к твоей сестре.

Орсетта. И купил ей печеной тыквы.

Кекка. Да чего там разговаривать! Тита-Нане ведь недаром отказался от Лучетты.

Беппе. Отказался от моей сестры? Из-за чего?

Кекка. За то, что она крутила с Балдой.

Орсетта. А причем тут я?

Беппе (Орсетте). Значит, Балда с тобой не разговаривал? Он говорил с Лучеттой? А Тита-Нане ей отказал?

Орсетта. Ну да, пес ты эдакий! А ты не веришь, негодный? Не веришь своей бедной Орсетте, которая так тебя любит? Которая столько слез из-за тебя пролила, истомилась вся?

Беппе. Чего же мне наболтали эти сплетницы?

Орсетта. Чтобы себя выгородить, наплели на нас.

Кекка. Мы их не трогаем, а они нас терпеть не могут.

Беппе (угрожающе.) Ну, хорошо, пусть только они придут домой. Пусть придут!

Орсетта. Тсс… Вот они.

Либера. Молчите!

Кекка. Ни слова им!

СЦЕНА 3

Те же, Паскуа, Лучетта, обе в белых накидках.

Лучетта (к Беппе). Что это значит?

Паскуа. Что ты тут делаешь?

Беппе (сердито). Вы чего это мне наговорили?

Лучетта. Послушай!

Паскуа. Поди сюда. Послушай!

Беппе. Чего вы еще хотите выдумать?

Лучетта (в волнении). Да иди же сюда, скорее!

Паскуа. Скорее же, несчастный!

Беппе. Что там еще? Что еще за новости? (Подходит к ним, и они берут его в середину.)

Лучетта. Беги!

Паскуа. Уходи скорее и скройся!

Другие три женщины снимают в это время накидки.

Беппе. А те говорят, что ничего не будет.

Лучетта. Не верь им!

Паскуа. Они хотят твоей гибели.

Лучетта. Мы были в суде, а нас даже выслушать не хотели.

Паскуа. Их он принял, а нас выгнал вон.

Лучетта. А Орсетта больше часу сидела у помощника в комнате.

Паскуа. Тебя судить будут.

Лучетта. И в тюрьму засадят.

Беппе (Орсетте). Вот оно что! Вот как вы людей губите!

Орсетта. В чем дело?

Беппе. Проваландали меня тут, чтобы погубить?

Орсетта. Кто это сказал?

Лучетта. Я сказала. Я!

Паскуа. Мы все знаем, все!

Лучетта (к Беппе). Беги!

Паскуа (к Беппе). Беги!

Беппе (Орсетте). Иду. Но с вами я расплачусь!

СЦЕНА 4

Те же и падрон Тони.

Паскуа. А вот и муж!

Лучетта. Брат!

Паскуа. Бегите!

Лучетта. Не давайтесь им в руки!

Тони. Тише, тише! Бояться нечего. Будет вам! Ко мне приходил падрон Виченцо. Он сказал, что говорил с судьею, что все улажено и что можно спокойно ходить по городу.

Орсетта. Слышали?

Либера. Что мы говорили!

Кекка. Выходит, что не мы наврали!

Орсетта. И не мы хотим вас губить!

Беппе (к Паскуа и Лучетте). Что, вам во сне, что ли, приснилось? Чего вы навыдумывали?

СЦЕНА 5

Те же и падрон Виченцо.

Орсетта. Да вот и падрон Виченцо. Все ведь уладилось, падрон Виченцо?

Виченцо. Ничего не уладилось!

Орсетта. Как так не уладилось!

Виченцо. Невозможно заставить этого упрямого осла Балду пойти на мировую. А без мировой ничего уладиться не может.

Паскуа. Слышали?

Лучетта. Что я говорила!

Паскуа. А вы не верите!

Лучетта. Так-таки ничего и не улажено.

Паскуа. Не очень-то разгуливайте, выходит!

Лучетта. Бегите и скрывайтесь скорее.

СЦЕНА 6

Те же и Тита-Нане.

Паскуа. Ой, Тита-Нане! Что вы тут делаете?

Тита. Что хочу, то и делаю.

Паскуа (про себя). Ишь ты, ведь не отошел еще.

Лучетта (к Тита). Неужели вы не боитесь полиции?

Тита (Лучетте сердито). Ничего не боюсь. (Падрону Виченцо) Я был у помощника. Он вызвал меня и сказал, что я могу гулять сколько хочу и что бояться уже нечего.

Орсетта (Лучетте). Ну-ка, поговорите теперь, если у вас хватит духу. Разве я не сказала вам, что помощник за нас!

СЦЕНА 7

Те же и судебный пристав.

Судебный пристав. Падрон Тони-Корзина, Беппе-Хвастун и Тита-Нане-Треска, сейчас же идите со мною в камеру к судье.

Паскуа. Ой, беда мне!

Лучетта. Пропали наши головушки!

Паскуа (Орсетте). Какая цена вашим словам!

Лучетта (Орсетте). Вот и полагайся на этого болтуна помощника!

СЦЕНА 8

Те же и Исидоро.

Лучетта (увидев Исидоро, про себя). Ой!

Исидоро. Кто это меня так честит?

Орсетта (указывая на Лучетту). Это она, ваша милость. Я тут ни при чем.

Лучетта. Что вам надо от наших мужчин? Что вы хотите с ними сделать?

Исидоро. Ничего! Пусть они идут со мною и ничего не боятся. Я человек порядочный. Я взялся уладить дело, и судья полагается на меня. А вы, падрон Виченцо, подите отыщите Балду и постарайтесь привести его ко мне. Если же он не пойдет по-хорошему, скажите ему, что прикажу привести его силою.

Виченцо. Слушаю, синьор! Если дело доброе, я всегда к услугам. Иду сейчас. Беппе, падрон Тони, пойдемте со мною. Мне нужно поговорить с вами.

Тони. Где вы, там и я, куманек. Когда я с вами, я спокоен.

Тита (про себя). Ну, а я так от помощника не отстану.

Беппе. Орсетта, до свиданья!

Орсетта (к Беппе). Ты все сердишься?

Беппе. Э, чего там! Хватит! Поговорим потом!

Уходят вместе с падроном Тони и падроном Виченцо.

СЦЕНА 9

Исидоро, Тита-Нане и пять женщин.

Кекка (тихо к Исидоро). Ничего не скажете, ваша милость?

Исидоро (Кекке, тихо). Что, дочка?

Кекка (так же). Говорили с ним?

Исидоро (так же). Говорил.

Кекка (так же). А он что?

Исидоро (так же). Да ни то ни се, если сказать правду. А только мне сдается, что от двухсот дукатов он не откажется.

Кекка (так же). Не забывайте меня.

Исидоро (так же). Будьте покойны, (к Тита.) Ну, идем, Тита-Нане.

Тита (хочет идти). Идем, идем. Я готов!

Лучетта (к Тита). Так вот, значит, как, сударь! Мне и кивка не надо?

Паскуа (к Тита). Хороши манеры!

Тита (пренебрежительно). Мое вам почтенье!

Исидоро (к Тита). Поклонитесь Кеккине. Ну-ка!

Тита (любезно). Красавице поклон мой.

Кекка. До свиданья, Тита-Нане!

Лучетта вне себя.

Тита (про себя). Ох, до чего я рад, что Лучетта злится. Вот рад! Так ей и надо. (Уходит).

Исидоро (про себя). Ну, что же! Для меня и это развлечение!

СЦЕНА 10

Лучетта, Орсетта, Кекка, Паскуа, Либера.

Лучетта (к Паскуа). Слыхали, что он ей сказал? Красавицей назвал.

Паскуа (Лучетте). Плюнь! Стоит ли об этом думать!

Лучетта (громко передразнивая, так, чтобы ее услышали). А она-то "До свиданья, Тита-Нане, до свиданья, Тита-Нане!"

Кекка. Вы это что, синьора? Смеяться надо мной вздумали?

Орсетта. Скажи ей, чтобы она полегче.

Либера. Пусть она лучше за собою смотрит как следует.

Лучетта. Я? Обо мне много не наговоришь. За мной ничего дурного не водится.

Паскуа (Лучетте). Молчи и не связывайся. Как будто не знаешь, кто они такие. Молчи!

Кекка. А какие это мы такие?

Орсетта (Либере). Что она хочет сказать, по-твоему?

Либера (Орсетте). Брось! Кто умнее, тот не в накладе…

Лучетта. Ишь ты, какая Сивилла премудрая! Умные девушки не трогают невест и женихов у них не крадут.

Орсетта. А кого это мы у вас украли?

Лучетта. Тита-Нане — мой жених.

Кекка. Он от вас отказался.

Паскуа. Ничего подобного!

Либера. Вся улица слышала.

Паскуа. Задира вы, только и всего!

Орсетта. Молчала бы, паскуда!

Лучетта. Слыхали оголтелую?

Либера (насмешливо и сердито). Подумаешь, какая красотка!

Лучетта. Да, покрасивее твоей сестры.

Кекка. Рылом не вышла задирать меня.

Лучетта. Грязнуха несчастная!

Орсетта. Вот я тебя за такие слова!

Сходятся, чтобы схватиться.

Паскуа. А не хочешь ли, я тебе сейчас всыплю как следует.

Либера. Это ты-то!

Орсетта. Ах ты, чертовка! Всю тебя расшибу!

Лучетта. Стерва ты!

Орсетта (ударяет ее по руке). Поговори еще у меня, поговори!

Лучетта (замахивается, чтобы ударить ее). Так ты вот как!

Либера (толкает Паскуа). Эй, отойди, не лезь!

Паскуа (толкает Либеру). Так ты еще и толкаться!

Орсетта. А вот тебе! Вот тебе! (Бьет кого попало.)

Начинается общая свалка.

Все (кричат). Вот тебе! Вот тебе!

СЦЕНА 11

Те же и падрон Фортунато.

Фортунато. Вы это что? Уймитесь, бабы, уймитесь! Бабы, стойте. Стойте же!

Женщины продолжают драться, не прекращая крика. Фортунато бросается между ними, пока ему не удается их разнять. Своих он гонит в дом.

Либера. Получила?! (Уходит).

Кекка. Погоди еще у меня! (Уходит).

Орсетта. Я тебе все волосы выдеру, посмотришь! (Уходит.)

Паскуа. Проклятая! Если бы ты мне не ушибла руку, я тебя так бы на землю и швырнула! (Входит в свой дом.)

Либера. А вы, тухлый чёрт, если вы своих баб не образумите, я вам такую посудину на голову опрокину, что вони не оберетесь. (Входит в дом.)

Фортунато. Отстаньте вы! Ух, проклятые! Вот бабы! Где бабы, там вечно драка и визг. Недаром говорится: баба в дом, все вверх дном. (Уходит к себе.)

СЦЕНА 12

Комната в частном доме. Исидоро и Тита-Нане.

Исидоро. Идите со мной. Не смущайтесь. Мы не в суде, не в присутственном месте. Мы в доме почтенного человека, венецианца, который бывает в Кьодже два раза в год, а на остальное время оставляет ключи мне. Теперь я хозяин этого дома. Здесь мы устроим мировую и уладим все, что вышло у вас из-за сплетен. Я своим друзьям друг и вас, кьоджинцев, очень люблю.

Тита. Спасибо за милость, синьор помощник.

Исидоро. Идите сюда. А раз уж мы будем одни…

Тита. А где же остальные?

Исидоро. Падрон Виченцо пошел искать Балду. Он придет сюда. Он знает, куда ему нужно идти. Падрона Тони я послал в камеру, чтобы он позвал моего слугу. Я хочу, чтобы мировая была скреплена несколькими бутылками вина. А Беппе, если уж говорить правду, пошел за донной Либерой и падроном Фортунато.

Тита. А вдруг Балда не захочет прийти?

Исидоро. Не захочет, — заставлю притащить его силком. А теперь, пока мы одни, давайте поговорим о предложении, которое я вам сделал. Нравится вам Кеккина? Возьмете вы ее?

Тита. Если говорить положа руку на сердце, не очень она мне нравится, и, думается мне, не возьму я ее.

Исидоро. Как так? А утром вы мне говорили совсем не то.

Тита. А что я говорил вам?

Исидоро. Вы говорили: "Не знаю; я не совсем свободен". Еще спрашивали, сколько за ней приданого. Я сказал вам, что у нее двести с лишком дукатов. Мне показалось, что приданое вам подходит и что девушка вам по сердцу. Чего же вы теперь передергиваете карты?

Тита. Ваша милость! Я ничего не передергиваю, ваша милость. Должен сказать вам, что с Лучеттою уже два года я любовь кручу, ваша милость. А обозлился я и наделал все то, что вы знаете, от ревности и от любви. И отказался от нее. Но должен сказать вам, ваша милость, что Лучетту я очень люблю, — да, люблю! Ну, а когда человек выйдет из себя, он ведь сам не знает, что говорит. Утром сегодня я Лучетту готов был убить. Еще немного, и так бы ее, кажется, и пристукнул! А как подумаю, чёрт побери, — не могу я ее бросить! Люблю ее, и все тут! Она меня обидела, и я от нее отказался, но у меня сердце так и разрывается!

Исидоро. Недурно, честное слово! А я-то послал за донной Либерой и за падроном Фортунато, чтобы поговорить об этом дельце и просить их отдать за вас Кекку.

Тита (недовольным тоном). Покорно благодарю, ваша милость.

Исидоро. Выходит, не хотите ее, что ли?

Тита (так же). Спасибо за милость.

Исидоро. Так да или нет?

Тита. С вашего разрешения — нет, ваша милость!

Исидоро. Ну, так чёрт с вами! Наплевать мне на вас всех!

Тита. Как это вы разговариваете, ваша милость? Я бедный человек, бедный рыбак; но я человек порядочный, ваша милость.

Исидоро. Мне неприятно, потому что очень хотелось пристроить замуж эту девушку.

Тита. Ваша милость, вы мне простите и не примите за обиду. Я хотел бы сказать вам два слова, ваша милость.

Исидоро. Говорите. Что вы хотели сказать?

Тита. Ваша милость, только, прошу вас, не обижайтесь.

Исидоро. Да нет, не обижусь. (Про себя.) Любопытно, что он надумал мне сказать.

Тита. Я говорю со всем уважением. Готов служить вам по-всякому. Но если бы мне пришлось жениться, мне бы не хотелось, чтобы какой-нибудь важный синьор так уж о моей жене хлопотал!

Исидоро. Ну, что ты, милый Тита-Нане! Насмешил ты меня, честное слово! Из-за чего, думаешь, я хлопочу об этой девушке?

Тита (иронически). Из-за чего? Да уж, конечно, не из-за чего дурного, не из-за чего дурного! Чего уж там!

Исидоро. Я честный человек и не способен…

Тита. Да будет уж! Чего там?

Исидоро (про себя). Вот разбойник!

СЦЕНА 13

Те же и падрон Виченцо, потом Тоффоло.

Виченцо. Ну, вот и я, ваша милость. Насилу уговорил его прийти.

Исидоро. Где же он?

Виченцо. На улице. Позвать?

Исидоро. Позовите.

Виченцо. Тоффоло, идите сюда.

Тоффоло. Иду, дяденька. (К Исидоро, приветствуя его.) Ваша милость!

Исидоро. Подойди сюда.

Тоффоло (снова кланяется). Ваша милость, синьор помощник!

Исидоро. Скажи, пожалуйста, почему ты не хочешь идти на мировую с теми тремя, с которыми у тебя вышло столкновение сегодня утром?

Тоффоло. Потому что они убить меня хотят, ваша милость.

Исидоро. Раз они предлагают тебе мировую, значит уж не хотят убивать.

Тоффоло. Каторжники они, ваша милость.

Тита (к Тоффоло, грозя ему и требуя, чтобы он говорил с уважением). Ну, ты!

Исидоро (к Тита). Успокойтесь. (к Тоффоло.) А ты говори как следует, не то засажу тебя в темную.

Тоффоло. Как вам будет угодно, ваша милость.

Исидоро. Ты знаешь, что за швыряние камнями тебя можно к суду притянуть. А за то, что неправильно забежал вперед с жалобой, будешь присужден к уплате судебных издержек.

Тоффоло. Я бедный человек, ваша милость. Мне нечем платить. (Падрону Виченцо и Тита.) Ну, идите, убивайте меня. Я бедный человек. Убивайте меня.

Исидоро (про себя). С виду этот как будто и прост, а на самом деле хитер чертовски.

Виченцо. Помиритесь, и делу конец.

Тоффоло. Я хочу быть уверен, что меня не убьют.

Исидоро. Хорошо, я тебе ручаюсь за твою жизнь. Тита-Нане, даете мне слово, что не тронете его?

Тита. Охотно, ваша милость. Пусть только не лезет к Лучетте и не шляется по нашему околотку.

Тоффоло. Мне, брат, до Лучетты дела нет. А хожу я в тех местах не из-за нее, вовсе не из-за нее!

Исидоро. Из-за кого же ты там ходишь?

Тоффоло. Ваша милость, я ведь тоже непрочь жениться.

Исидоро. Вот оно что! Кого же наметил себе?

Тоффоло. Ваша милость…

Исидоро. Орсетту?

Тоффоло. Вот еще!

Исидоро. Кекку, может быть?

Тоффоло (смеясь). Ха-ха! Здорово, ваша милость, здорово! Прямо в точку!

Исидоро. Врешь ты.

Тоффоло. Как так вру?

Исидоро. Ведь Кекка мне сказала, и донна Либера, и Орсетта тоже, что ты сидел рядышком с Лучеттою и что покупал ей всякие сладости.

Тоффоло. Так ведь это я назло…

Тита. Кому назло?

Исидоро (к Тита). Спокойно! (к Тоффоло.) Правду ты говоришь, что Кекка тебе нравится?

Тоффоло. Ну да, честное слово!

Исидоро. И женился бы на ней?

Тоффоло. Еще бы не жениться, чёрт возьми!

Исидоро. А она пойдет за тебя?

Тоффоло. Вот тебе раз! А почему это она не пойдет? Она мне такие слова говорила, такие слова, что даже и сказать нельзя. Сестра ее, правда, прогнала меня. Но дайте срок, снаряжу пэоту в Виго, и нам с ней будет на что жить.

Исидоро (про себя). А ведь он как раз для Кекки подходит.

СЦЕНА 14

Те же, падрон Тони и слуга с бутылками.

Тони. Вот и ваш слуга, ваша милость.

Исидоро. Очень хорошо. Поставь бутылки, сходи на кухню и достань там в буфете стаканы.

Слуга уходит.

Тони (тихо к Виченцо). Ну как, падрон Виченцо?

Виченцо (тихо к Тони). Хорошо, хорошо. Тут такое раскрылось… все будет хорошо.

Исидоро. Ну, Тоффоло, радуйся, я устрою тебе эту свадьбу.

Тоффоло. Хорошо бы, ваша милость.

Тони. Постой-ка, Тоффоло, — с кем это?

Исидоро. С Кеккиною.

Тони. А брат мой Беппе женится на Орсетте.

Исидоро. Великолепно! А Тита-Нане на Лучетте…

Тита. Если подобреет, может быть и женюсь.

Исидоро. К чёрту! Нечего щепетильничать! Устроим все эти свадьбы. Приходите сюда, и здесь же на месте отпразднуем. Я позабочусь, чтобы было угощение. Поужинаем, попируем, повеселимся!

Тоффоло. Повеселимся, падрон Тони.

Тони. Повеселимся, падрон Виченцо.

Виченцо. Повеселимся.

Исидоро. Ну, Тита-Нане, будьте и вы тоже веселее.

Тита. Я готов, я готов. Отлынивать не стану.

Исидоро. Ну, а теперь мир!

Тоффоло. Мир! (Обнимает Тони.)

Тони. Мир! (Обнимает Тоффоло.)

Тоффоло. Значит, дружба! (Обнимает Тита.)

Тита. Дружба! (Обнимает Тоффоло.)

Тоффоло. Падрон Виченцо! (Обнимает Виченцо.)

Виченцо. Друзья, все друзья!

СЦЕНА 15

Те же и Беппе.

Тоффоло (прыгает и обнимает Беппе). Друг! Мир у нас. Мы родственники. Друг!

Беппе. Погодите вы! Расшумелись, раскричались! Брат! Сказать мне нужно, а не могу.

Исидоро. Что случилось?

Беппе (говорит о женщинах). Крику там было! Драка! Колотили друг дружку. Исидор о. Кто это?

Беппе. Моя невестка Паскуа, и Лучетта, и донна Либера, Орсетта, Кекка. Я пошел за ними, как мне сказал помощник. А меня даже в дом не пустили. Ну да, даже в дом. Орсетта дверь перед моим носом захлопнула. Лучетта слышать не хочет о Тита-Нане, Орут все, как недорезанные. Боюсь, опять передерутся.

Тита. Ах ты, чёртова мать! Что она, рехнулась? чёртова мать! (Уходит.)

Тони. Пойду заступлюсь за жену. (Уходит.)

Беппе. Пожалуй, опять драться придется. Ох, быть драке! (Уходит.)

Виченцо. Да стойте вы! Стойте! Незачем вмешиваться! (Уходит.)

Тоффоло. Только Кекку чтобы у меня не трогать, — слышите?! Не смейте трогать Кекку! (Уходят.)

Исидоро. Будьте вы прокляты, будьте прокляты, прокляты! (Уходит.)

СЦЕНА 16

Улица, как раньше.

Лучетта и Орсетта у своих окон. Паскуа в доме.

Лучетта. Так как же? Выходит, брат мой от тебя отказывается? И правда, ты не стоишь того, чтобы он на тебе женился.

Орсетта. Подумаешь! Найду получше! Ничего нет легче.

Лучетта. Кого же это ты найдешь?

Орсетта. Эфиопа.

Лучетта. Да, да! В рифму себе.

Орсетта. Ты похабница известная!

Лучетта. Да уж не такая, как ты!

Орсетта. Молчи! Я девушка приличная.

Лучетта. Была бы приличная, вела бы себя по-другому.

Орсетта. Отвяжись, таратора вонючая!

Лучетта. Кошка бешеная!

Паскуа (за сценой). Лучетта, поди сюда! Лучетта!

Лучетта. Придется тебе смыться с этой улицы.

Орсетта, Кому это?

Лучетта. Тебе!

Паскуа (за сценой). Лучетта!

Орсетта. На вот! Видишь? (Стучит себе по локтю.)

Лучетта. Иди к чёрту! (Скрывается.)

Орсетта. Грязнуха поганая! Кто я, по-твоему, а? Я-то вот выйду замуж. А ты? Да кто тебя возьмет? Хорош будет тот несчастный, кто тебя захочет. Пропадет ни за грош! И не возьмет тебя никто. И Тита-Нане не видать тебе, как своих ушей. Не возьмет он тебя, ни за что не возьмет!

Лучетта (возвращается на балкон). А мне наплевать! И захотел бы он, я за него не пойду.

Орсетта. Еще бы! Зелен виноград!

Лучетта. Вот и пускай он женится на твоей сестре, замарашке.

Орсетта. Ну, ну! Полегче!

Паскуа (за сценой). Лучетта!

Лучетта. А если бы я захотела выйти замуж — женихи найдутся.

Орсетта, Конечно! Я знаю, что у тебя есть покровитель.

Лучетта. Замолчи, если не хочешь, чтобы я те6е рот заткнула.

Паскуа (за сценой). Лучетта!

Орсетта (насмешливо). Ой, как перепугала!

Лучетта. А вот и пугну!

Орсетта. Дерьмо собачье.

Лучетта. Лучше уйду, чтобы не мараться. (Уходит.)

Орсетта. Иди, иди, не срамись! (Уходит.)

Лучетта (возвращается). Галушка!

Орсетта (возвращается). Трепачка!

Лучетта. Вонючка! (Скрывается.)

Орсетта. Поганка! (Скрывается.)

Лучетта (возвращается, иронически-презрительно). Какое сокровище!

Орсетта (возвращается, иронические-презрительно). Настоящий розовый бутончик!

СЦЕНА 17

Те же, Тита-Нане, потом падрон Тони и Беппе.

Тита (Лучетте). Ты это что? Чего ты тут про меня трепалась?

Лучетта. Пошел к чёрту! Иди к Кекке, с ней любезничай. (Уходит.)

Орсетта (к Тита). Не трогай ее. Она совсем полоумная!

Тони (Орсетте). А ты чего тут лаешься?

Орсетта (к Тони). Вы все сволочи!

Беппе. Орсетта, Орсетта!

Орсетта. Чтоб тебе провалиться! (Уходит.)

Тони (к Тита). А ты, чтобы ко мне в дом больше ни ногой! Слыхал?

Беппе. И чтобы не околачивался больше здесь! Слыхал?

Тита. Слыхал! Вот потому-то и буду ходить.

Беппе. Балде я только пригрезился, а уж тебя поколочу, чёрт тебя дери, как пить дать! (Уходит в дом.)

Тита (делает жест презрения). На вот выкуси!

Тони. И на тартану мою не показывайся больше. Ищи себе хозяина, а я буду искать матроса. (Уходит в дом.)

СЦЕНА 18

Тита-Нане, падрон Виченцо, потом Тоффоло, потом Исидоро.

Тита. Чтоб вас дьявол взял! Поплатится мне кто-нибудь за это.

Виченцо. Что тут у вас, Тита-Нане?

Тита. К чертям! К чертям! Ножи наголо! Ножи!

Виченцо. Постой, сумасшедший! Не лезь на рожон!

Тита. Пусть меня повесят, а только раньше, чёрт всех возьми, я проткну трех или четырех.

Тоффоло. Вот и я. Как дела?

Тита. Ножи! Ножи наголо!

Тоффоло. Я ни при чем! (Бежит, налетает со всего размаха на Исидоро.)

Исидоро (дает ему пинок и валит его на землю). Ах ты, скотина!

Тоффоло. Помогите!

Исидоро (к Тоффоло). Кто это тебя?

Тоффоло (поднимаясь). Меня бить хотят.

Исидоро. Кто тебя бить хочет?

Тоффоло. Тита-Нане.

Исидоро (к Тита). Уходи отсюда сейчас же!

Виченцо. Да он его не трогал, ваша милость. Он поссорился с Беппе и падроном Тони.

Исидоро (к Тита). Уходи отсюда, говорю тебе!

Виченцо (к Тита). Ну, пойдем. Надо слушаться. Пойдем. Надо!

Исидоро (к Виченцо). Уведите его, падрон Виченцо, и составьте ему компанию. Побудьте с ним под аркадами на площади около цирюльника или у ларька. Если понадобится, я пошлю за вами.

Виченцо (к Исидоро). Будет исполнено, ваша милость. (К Тита.) Ну, пойдем.

Тита. Не пойду.

Виченцо. Пойдем со мной, чего ты? Я же порядочный человек. Пойдем! Не беспокойся!

Исидоро. Иди, иди с падроном Виченцо. И слушайся его. Наберись терпенья и жди. Может случиться, что ты останешься доволен и я сумею сделать, чтобы все устроилось так, как ты хочешь.

Тита. Я полагаюсь на вас, ваша милость. Я бедный человек, я порядочный человек, ваша милость. Я полагаюсь на вас, ваша милость, синьор помощник.

Уходят с падроном Виченцо.

СЦЕНА 19

Исидоро и Тоффоло.

Исидоро (про себя). Я знаю, что нужно, чтобы уладить всю эту кутерьму. Дубинку хорошую — вот что! Но тогда я лишился бы развлеченья. (Громко.) Поди-ка сюда, Тоффоло!

Тоффоло. Ваша милость.

Исидоро. Хочешь, давай поговорим с той девушкой и посмотрим, выйдет у нас что-нибудь с твоей женитьбой или нет?

Тоффоло. Конечно, хочу, ваша милость. Только говорить нужно с донной Либерой и с зятем девушки, падроном Фортунато.

Исидоро. Они сейчас, вероятно, дома?

Тоффоло. Не знаю, ваша милость. Если угодно, я позову их.

Исидоро. Лучше просто пойдем к ним.

Тоффоло. Мне к ним входить нельзя.

Исидоро. Это почему?

Тоффоло. В Кьодже, ваша милость, холостому парню не полагается входить в дом, где есть девушки на выданье.

Исидоро. Но я же знаю, что у вас тут вечные шуры-муры.

Тоффоло. На улице, ваша милость, можно поухаживать, а потом нужно свататься. Как посватал — тогда можно и в дом.

Исидоро. Тогда давай позовем их сюда.

Тоффоло. Эй, падрон Фортунато, вы дома? Донна Либера, эй!

СЦЕНА 20

Те же и донна Либера, потом падрон Фортунато.

Исидоро (про себя). Ой, опять эта глухая тетеря! Что я буду делать с нею?

Либера. В чем дело? Что тебе?

Тоффоло. Вот тут синьор помощник.

Либера. Что прикажете, ваша милость.

Исидоро. Это что же? Вы уже, как я вижу, не глухая?

Либера. Нет, ваша милость. Это у меня было от простуды. Теперь прошло!

Исидоро. Так скоро?

Либера. Вот только что.

Исидоро. Рассказывайте! Просто оглохли тогда, чтобы не отвечать.

Фортунато (к Исидоро). Ваша милость.

Исидоро. А я очень рад, что и кум-лопотун явился. Так вот, я пришел, чтобы спросить вас, не хотите ли выдать замуж Кеккину?

Либера. Как не хотеть, ваша милость? С удовольствием сбыли бы ее с рук.

Фортунато. Я, ваша милость, обещал дать за ней сто дукатов.

Либера. И еще пятьдесят есть накопленных.

Исидоро. А еще пятьдесят я ей выхлопочу.

Либера. Благослови вас бог! Есть у вас кто-нибудь на примете?

Исидоро (указывая на Тоффоло). А вот поглядите. Нравится вам такой женишок?

Фортунато. Тоффоло? Тоффоло? Кот-драчун? Кот-драчун?

Тоффоло. Я никого не трогаю, если ко мне не лезут.

Либера. С одной маленькой лодкой; как они жить будут?

Тоффоло. А разве я не ставлю пэоту? Разве не ставлю?

Либера. Да куда ты ее поведешь, когда у тебя ни кола, ни двора?

Фортунато. Что ж, в лодку, что ли, пойдешь спать с молодой женой?

Тоффоло. А вы оставьте себе ваши сто дукатов, а за них давайте нам харчи — мне с женой.

Исидоро. Правильно. Он дело говорит. Он умнее, чем я думал. Отчего бы вам не взять его в дом на некоторое время.

Либера. На сколько же времени, ваша милость?

Исидоро (к Тоффоло). Сколько времени ты думаешь прожить у них на хлебах за счет этих ста дукатов?

Тоффоло. Не знаю. Лет шесть по крайней мере.

Фортунато. Подумать только! Шесть лет! Нет, подумать только!

Исидоро (к Тоффоло). Ты, я вижу, по дешевке хочешь устроиться.

Тоффоло. Так решайте вы сами, ваша милость.

Исидоро (Либере). Ну, а если на год, — что тогда?

Либера (к Фортунато). Что скажете, хозяин?

Фортунато. Делайте, как знаете, хозяйка. Делайте, как знаете.

Тоффоло. Я на все согласен, ваша милость.

Исидоро (Либере). Позовите девушку. Посмотрим, что скажет она.

Либера. Эй, Кекка!

Фортунато (зовет громко). Кекка, Кекка!

СЦЕНА 21

Те же и Кекка,

Кекка. Вот я! В чем дело?

Либера. А ты не знаешь?

Кекка. Как так не знаю? Я все слышала.

Фортунато. Здорово, а? Подслушивала, а?

Исидоро (Кекке). Ну, так что же вы скажете по этому поводу?

Кекка (к Исидоро). Можно мне одно слово?

Исидоро. Говорите.

Кекка (тихо Исидоро). На Тита-Нане надежды нет?

Исидоро (тихо Кекке). Решительно отказывается.

Тоффоло (про себя, недовольно). Чего это он шепчет ей на ухо?

Кекка (тихо Исидоро). А почему же так?

Исидоро (тихо Кекке). Влюблен в Лучетту.

Тоффоло. Ваша милость, синьор помощник!

Исидоро. Что тебе?

Тоффоло. Хотел бы и я послушать, о чем вы там говорите?

Исидоро (Кекке). Ну, решайте. Пойдете вы за него или нет?

Кекка (Либере). Что скажете, сестра? (К Фортунато.) Что скажете, зятюшка?

Либера. А что скажешь ты сама? Хочешь или нет?

Кекка. Почему бы и нет.

Тоффоло (ликуя). Ах, милая! Она согласна. Ах, милая!

Исидоро. Ну, дети мои, когда я берусь за дело, я не люблю откладывать его в долгий ящик. Живо кончим — и за свадьбу.

СЦЕНА 22

Те же и Орсетта, потом Беппе.

Орсетта. То есть как это так? Кекка выйдет замуж раньше меня? У меня уже три года приданое готово, а я буду сидеть в девках? А она, младшая, выскочит замуж раньше старшей?

Фортунато. Ну да, ну да! Она правильно говорит! Ну да!

Кекка. А тебе что? Завидно? Что же ты не выходишь? Выходи, пожалуйста! Кто тебя держит?

Фортунато. Конечно, конечно. Выходи, коли хочешь.

Либера (Орсетте). Был же у тебя жених. Зачем ты его обидела?

Фортунато. Ну да, зачем?

Исидоро (Либере). Кажется, ее жених был Беппе?

Либера. Беппе, ваша милость.

Фортунато. Ну да, Беппе.

Исидоро. Погодите. (К дому Беппе.) Что, Беппе дома?

Входит Беппе

Беппе. Я здесь, ваша милость.

Исидоро. Из-за чего вы поссорились с Орсеттой?

Беппе. Я, ваша милость? Это она меня изругала, она меня прочь гнала.

Исидоро (Орсетте). Слышите, синьора?

Орсетта. А разве вы не знали? Озлишься — в глазах помутится. И уж наговоришь такого, что потом и сама не рада.

Исидоро (к Беппе). Слышите? Она больше не сердится.

Беппе. Да я и сам тоже вроде как бы отходчив.

Исидоро. Ну, значит дело улажено? (Орсетте.) Если вы не хотите, чтобы Кекка вышла замуж раньше вас, подайте руку Беппе прежде нее.

Орсетта (Либере). Что скажете, сестрица?

Либера. Чего ты меня спрашиваешь?

Фортунато (весело уговаривает Орсетту). А ну, живо.

Орсетта. Живо! Живо!

СЦЕНА 23

Те же и Лучетта.

Лучетта (к Беппе). Как это так, дрянь ты эдакая? Бессовестный! Ты посмеешь жениться на девке, которая поносила меня последними словами?

Исидоро (про себя). Только ее тут не хватало, честное слово!

Орсетта (Лучетте раздраженно). Что это за "девка" такая?

Либера. Эй ты, не задирай нас!

Фортунато. Ну вы! Ну вы! Ну вы!

Беппе. Не знаю, что и сказать. Не знаю, что и делать. А только хочу жениться, и все!

Лучетта. Сначала должна выйти замуж я. Пока я в доме, вторая невестка в дом не войдет.

Исидоро (к Беппе). Да чего вы ее не выдадите замуж?

Беппе. Тита-Нане отказался от нее.

Исидоро. Тоффоло, на минутку! Сходи на площадь. Там под аркадами, у цырюльника, найди падрона Виченцо, скажи ему, чтобы шел сюда и привел с собою Тита-Нане. Да чтобы живо!

Тоффоло. Иду, ваша милость! Кекка, я сейчас вернусь, сейчас! (Уходит.)

Лучетта (про себя). Раз Кекка выходит за Балду, я больше не ревную к ней Тита-Нане.

Исидоро. Ну, милые женщины, вот вам прекрасный случай помириться и снова стать друзьями. Дело вам говорю!

Лучетта. Если они на меня не будут злиться, я тоже на них не буду.

Исидоро (Либере, Орсетте и Кекке). Ну, а вы как?

Орсетта. У меня уже все прошло.

Либера. Я-то? Если меня за косы не тянут, я тише воды ниже травы.

Исидоро. А вы, Кекка?

Кекка. Да что уж там! Я люблю со всеми в мире жить.

Исидоро. Ну, так миритесь же. И поцелуйтесь, Орсетта. Давайте. Лучетта. Давайте, чего там!

СЦЕНА 24

Те же и Паскуа.

Паскуа. Это еще что? Чего это ты выдумала? Ты хочешь мириться? С этими-то? С подобными бабами?

Исидоро. Ну вот! Теперь еще вы пришли портить дело.

Паскуа. Мне очень удивительно. Они меня так честили!

Исидоро. Успокойтесь! Утихомирьтесь!

Паскуа. Как это так я могу успокоиться? У меня до сих пор рука вот тут болит. Не желаю я успокаиваться.

Орсетта (про себя). Жалко, что я тебе совсем ее не исключила.

СЦЕНА 25

Те же и падрон Тони.

Исидоро. Эй, падрон Тони!

Тони. Ваша милость.

Исидоро. Если вы не образумите вашу жену…

Тони. Слышал уж, слышал, ваша милость, слышал! (к Паскуа.) А ну, живо мириться.

Паскуа. Не желаю!

Тони (угрожающе). Мирись, говорю!

Паскуа. А вот я не желаю.

Тони (беря палку). Мирись, говорю. Слыхала?

Паскуа (подходит, сконфуженная). Ну, хорошо, хорошо. Буду мириться.

Исидоро. Вот это я понимаю, здорово! Молодчина!

Либера. Иди сюда, Паскуа.

Паскуа. Иду.

Обнимаются.

Либера. Ну, а вы, девушки! Все обнимаются и целуются.

Исидоро. Вот так! Великолепно! И пусть согласье процветает до первой ссоры!

СЦЕНА 26

Те же, падрон Виченцо, Тита-Нане, Тоффоло, потом слуга.

Виченцо. Вот и мы, ваша милость.

Исидоро. А! Идите сюда! Ну, Тита-Нане, пришла пора мне доказать вам мое доброе отношение, а вам доказать — что вы мужчина.

Виченцо. Вот это самое и я старался втолковать Тита-Нане и, кажется, наполовину вразумил его. Я надеюсь теперь, что он сделает все, что вы захотите, ваша милость.

Исидоро. Ну, так забудьте все. Будьте опять другом всем и женитесь на Лучетте.

Тита. Чтобы я, ваша милость? Повесьте меня, а я на ней не женюсь.

Исидоро. Вот тебе и раз!

Лучетта (про себя). Его нужно бы как следует выколотить, как вяленую треску.

Паскуа (к Тита). Эй ты, послушай! Если ты мечтал, что тебе достанется Кекка, то вот она, погляди: она выходит за Тоффоло.

Фортунато. А я даю за нее сто дукатов.

Тита. Как будто мне не все равно! Пусть выходит за кого хочет.

Исидоро (к Тита). Почему вы раздумали жениться на Лучетте?

Тита. Потому что она сказала мне: "Иди к чёрту". Так и сказала!

Лучетта. Ах, подумаешь! А ты мне чего наговорил?

Исидоро. Ну, что ж! Кто хочет — хорошо, а не хочет — ему же хуже. Одна-то пара у нас есть. Кекка и Тоффоло, дайте руку друг другу.

Тоффоло. Я готов.

Кекка. И я согласна.

Орсетта. Э, нет! Погодите, ваша милость. Я — первая.

Исидоро. Когда так, Беппе, вали козырем.

Беппе. Я себя просить не заставлю.

Лучетта (к Беппе). Нет, синьор, если я не выйду, так и тебе не жениться.

Паскуа. Лучетта дело говорит.

Тони. А я тут что? Или я ни при чем? Меня не нужно даже спросить?

Исидоро. Знаете, что я вам скажу? Идите вы все к дьяволу, сколько тут вас есть! Обалдел я от вас. (Хочет уйти.)

Кекка (к Исидоро). Не уходите…

Фортунато. Ваша милость…

Орсетта (к Исидоро). Погодите, куда вы?

Фортунато (останавливает Исидоро). Ваша милость.

Лучетта (к Исидоро). Ну, потерпите немного.

Исидоро (Лучетте). Из-за вас все остаются ни с чем.

Лучетта. Нет, ваша милость, не надо корить меня больше. Я не хочу, чтобы из-за меня все у вас расстроилось. Если я такая скверная, пускай я и буду страдать. Тита-Нане не хочет меня брать? Ну, что же делать! А чем я провинилась? Если я ему что-то сказала, так и он мне сказал еще больше. Но я его люблю, и я его простила. Если он не хочет меня простить, значит он меня не любит. (Плачет.)

Паскуа (с чувством). Лучетта!

Орсетта (к Тита). Смотри, она плачет.

Либера (к Тита). Ведь плачет!

Кекка (к Тита). Мне ее жалко.

Тита (про себя). чёрт возьми! Если бы только мне не стыдно было.

Либера (к Тита). Да что это? Сердца, что ли у вас нет? Бедняжка! Камень — и тот бы растрогался!

Тита (Лучетте грубовато). Ты чего?

Лучетта (плача). Ничего!

Тита. Ну, полно уж!

Лучетта. Чего тебе?

Тита. Чего разнюнилась?

Лучетта (с чувством). Пес, душегуб!

Тита (властно). Молчи!

Лучетта. Ты же меня бросить хочешь.

Тита. А ты будешь изводить меня?

Лучетта. Нет.

Тита. Любить меня будешь?

Лучетта. Буду.

Тита. Падрон Тони, донна Паскуа, ваша милость! С вашего разрешения. (Лучетте.) Дай мне руку.

Лучетта (дает ему руку). Вот, на!..

Тита (по прежнему грубовато). Ты — моя жена.

Исидоро. Чудесно! (Слуге.) Эй, Пиявка!

Слуга. Ваша милость!

Исидоро. Беги одним духом и сделай, что я тебе приказал.

Слуга. Мигом?

Исидоро. Ну, Беппе, теперь ваш черед.

Беппе. Мой? Глядите, как это просто. Падрон Фортунато, донна Либера, ваша милость! С вашего разрешения! (Подает руку Орсетте.) Муж и жена!

Орсетта (Кекке). Теперь можешь и ты. Мне уж все равно.

Исидоро. Тоффоло, кому теперь?

Тоффоло. Мне. Моя лодка первая. Падрон Фортунато, донна Либера, ваша милость! С вашего разрешения! (Дает руку Кекке.)

Кекка (к Исидоро). Ну, а как насчет приданого?

Исидоро. Я человек чести. Будьте покойны.

Тоффоло. Жена!

Кекка. Муж!

Тоффоло. Ура!

Фортунато. Ура! Ходи веселее! Жена, я тоже разошелся.

Слуга (к Исидоро). Все готово, как приказывали.

Исидоро. Ну, молодые, давайте веселиться! Я приготовил для вас кое-какое угощение и пригласил музыкантов. Идемте. Повеселимся немного. И спляшем четыре фурланы.

Орсетта. Нет, лучше здесь. Давайте лучше будем здесь танцевать.

Исидоро. Здесь так здесь. Как хотите. Ну, живо, тащите наружу стулья! Зовите сюда музыкантов! А ты, Пиявка, слетай в казино и принеси оттуда угощение.

Лучетта. Да, ваша милость, потанцуем и повеселимся, раз столько тут нас молодых. Но я хотела бы, с вашего позволения, сказать два словечка. Я вам очень благодарна за то, что вы сделали для меня. И обе другие невесты тоже вам очень признательны. Но мне неприятно одно. Вот вы не кьоджинский человек, а приезжий. И мне бы не хотелось, чтобы вы, когда уедете отсюда, стали про нас рассказывать всякое-такое и чтобы пошла по свету молва, что мы, кьоджинки, любим цапаться. Сказать правду, то, что вы видели и слышали, — чистая случайность. Мы женщины хорошие, честные. Но веселые. Любим веселиться. И сейчас хотим попрыгать и поплясать. И хотим, чтобы все могли сказать: да здравствуют кьоджинки, да здравствуют кьоджинки!


КОНЕЦ

Феодал

Действующие лица

Маркиз Флориндо, владелец вотчины Монтефоско.

Маркиза Беатриче, его мать.

Панталоне, откупщик судебных доходов.

Розаура, сирота, законная наследница Монтефоско.

Нардо |

Чекко ) депутаты общины.

Менгоне |

Паскуалотто |) старосты.

Марконе |

Джаннина, дочь Нардо.

Гитта, жена Чекко.

Оливетта, дочь Менгоне.

Судебный комиссар.

Нотариус.

Арлекин, слуга общины.

Слуга Панталоне.

Крестьянин.

Слуга маркиза.

Крестьяне.


Действие происходит в Монтефоско, в Неаполитанском королевстве.


Действие первое

Явление первое


Зала общинного совета, со старинными креслами. Нардо — в куртке, в белом колпаке, в шляпе и в грубых башмаках. Чекко — с платком на шее, в охотничьих сапогах, в черном кафтане и шляпе с каймой. Менгоне — в соломенной шляпе, в бедном кафтане и туфлях. Все трое сидят, Нардо — в середине.


Нардо. Уже два часа пополудни, а старост все не видно.

Чекко. Паскуалотто повез на тележке вино доктору.

Менгоне. А Марконе, я видел, собирал репу.

Нардо. Скоты! Не знают своих обязанностей. Они только старосты, а заставляют нас, депутатов, ждать себя.

Чекко. Чтобы прийти сюда с утра, я не пошел на охоту.

Менгоне. Я послал вместо себя другого продавать дрова.

Нардо. Нет! Когда я депутат, я аккуратен. Все бросаю, чтобы идти сюда. Уже семь раз я исполняю эти обязанности. Каково! Разве плохо сидеть на этих креслах?

Чекко. Сегодня пожалует сюда синьор маркиз. Нам надо будет его приветствовать.

Нардо. Это сделаю я, потому что я старейший.

Чекко. Как вы думаете, синьор маркиз примет нас?

Нардо. Конечно, вот увидите! Если он так же добр, как его отец, он нас обласкает. Я знал старого маркиза. Он очень меня жаловал. Каждый раз, как он приезжал в Монтефоско, я ходил к нему и целовал ему руку; он хлопал меня по плечу и приказывал подать мне вина в его собственном стакане.

Чекко. А мне говорили, что молодой маркиз — изрядный повеса.

Менгоне. Молод еще! Ему извинительно.


Явление второе


Те же и Арлекин в шляпе.


Арлекин. Синьоры…

Нардо. Сними шляпу.

Арлекин. Перед кем?

Нардо. Перед нами.

Арлекин. Вот еще! Пришли…

Нардо. Сними шляпу, говорю я тебе.

Арлекин. Для чего мне снимать шляпу? Двадцать раз на день я вас встречаю и не снимаю шляпы. А тут, пожалуйте, — снимай!

Нардо. Сейчас мы при исполнении должности. Понимаешь? Сними шляпу!

Арлекин. С ума сошли, окаянные! Вот, получайте! Снял!

Нардо. Ну, в чем дело?

Арлекин. Здесь стеклярусы вощинные.

Чекко. Какого ты черта лопочешь?

Арлекин. Здесь эти два крестьянина, мужчины, которых зовут стеклярусы, которые от вощины.

Нардо. Вот олух! Нужно говорить: старосты общины. Пусть войдут!

Арлекин. Слушаю.

Менгоне. Хорошенькое приобретение мы сделали: взяли слугой общины этогобергамского осла.

Арлекин. Правильно говоришь! В этом краю ослами хоть пруд пруди. (Уходит.)

Нардо. Нахал!

Менгоне. Вот и они.

Чекко. Нам нужно встать?

Нардо. Еще чего!

Менгоне. А снимать шляпы?

Нардо. Еще чего!


Явление третье


Те же, Паскуалотто и Марконе в крестьянском платье.


Паскуалотто. Добрый день, синьоры!

Марконе. Здравствуйте, синьоры!

Нардо. Садитесь!

Оба садятся с ужимками. Вы знаете, что маркиз Ридольфо умер…

Марконе. Дай бог нам долго жить!

Нардо. И теперь наш господин — маркиз Флориндо.

Чекко (к Паскуалотто). Есть дичь за деревней?

Паскуалотто. Уйма!

Нардо. Слушайте меня! Маркиз Флориндо должен приехать и вступить во владение…

Менгоне (к Марконе). Какая сейчас цена на вино?

Марконе. Десять карлино.

Нардо. Слушайте же меня! И с ним должна приехать синьора Беатриче, его матушка.

Чекко (к Паскуалотто). И жаворонки есть?

Паскуалотто. Сколько угодно.

Нардо. Замолчите вы? Будете слушать? Значит, мы ждем маркизу-мать и молодого маркиза…

Менгоне (к Марконе). У меня есть бочка вина для продажи.

Нардо (возвышая голос). Мы ждем…

Марконе (к Менгоне). Я куплю.

Нардо (еще громче, сердито). Ждем сегодня… Что за черт! Это наглость. Когда говорят депутаты, их нужно слушать. Удивляюсь вам двум! Вы такие же депутаты, как и я, а…

Чекко (знаками призывая старост к молчанию). Тсс!

Нардо. …а не блюдете достоинство должности!

Менгоне (старостам). Тсс!

Нардо. Значит, приедут маркиз с маркизою, и нужно подумать, как оказать им честь.

Чекко. Честь принадлежит прежде всего нам и нашему краю.

Менгоне. Нужно угостить их.

Нардо. Прежде всего нужно вот что. Нужно все приготовить, встретить и приветствовать их.

Паскуалотто. Я в этих делах ничего не понимаю.

Марконе. Если нужно складно сказать несколько слов, я готов.

Нардо. Приветствовать маркиза — мое дело! Вы пойдете за мною, а я буду говорить. А вот кто скажет приветствие маркизе?

Чекко. Никто не сделает этого лучше, чем Гитта, моя жена. Она совсем как ученая женщина. Целыми днями спорит с доктором.

Нардо. А вы забыли Джаннину, мою дочку? Она нашему нотариусу даст сорок очков вперед.

Менгоне. И моя дочка Оливетта не ударит лицом в грязь. Она умеет читать и писать. А память у нее прямо удивительная!

Марконе. Нет, послушайте! Есть у нас тут синьор Панталоне и есть синьора Розаура — люди образованные. Не могут ли они сделать за нас перед синьором маркизом и синьорой маркизой все, что требуется?

Нардо. Кто? Панталоне?

Чекко. Чужак?

Менгоне. Если у него больше денег, так по-вашему, значит, и больше уменья? И способностей?

Нардо. А как ему достались деньги?

Чекко. Вот уже сколько лет он платит маркизу откупные, а потом все вытягивает из нас. И идет в гору да богатеет.

Менгоне. Так и мы бы разбогатели!

Чекко. Чужак ест наш хлеб.

Марконе. А вот синьора Розаура — наша землячка!

Нардо. Верно! Только она вбила себе в голову, что она знатная синьора, и потому не удостаивает вниманием наших женщин.

Марконе. А она и впрямь знатного рода и должна была бы унаследовать это поместье.

Чекко. Раз ее родня продала его, ей уж больше его не видать.

Марконе. Не видать, потому что богатый ест бедного. А то бы увидала.

Менгоне. Ну, ладно! Розаура останется дома вместе с Панталоне. Им с нами нечего делать. Наши женщины справятся без них.

Нардо. Правильно! Синьоры депутаты, синьоры старосты, так мы и поступим.

Чекко. Если больше ничего не требуется, я пойду на охоту.

Менгоне. А я пойду взвешивать зерно.


Явление четвертое


Те же и Арлекин в шляпе.


Арлекин. Синьоры!

Все. Сними шляпу! Сними шляпу!

Арлекин. Ух, будьте вы прокляты! (Бросает шляпу на пол.) Синьор маркиз подъезжает.

Нардо. Идемте!

Все встают и хотят идти. Погодите! Впереди всех — я! (Уходит с важным видом.)

Паскуалотто хочет последовать за ним.

Чекко. Стойте! Вторым — я! (Выходит вперед.)

Менгоне. Дальше — я!

Паскуалотто. Кто же из нас двоих теперь?

Марконе. Я старше. Мой черед!

Арлекин. Верно. Его черед!

Паскуалотто. Я был старостой четыре раза, а вы — два.

Арлекин. Он прав. Его черед!

Марконе. Но на этот раз я вступил в должность раньше, чем вы.

Арлекин. Правильно!

Паскуалотто. Тогда пошлем за депутатами и спросим, как нам быть.

Марконе. Очень хорошо! (Арлекину.) Пойди позови мессера Нардо.

Арлекин. Сию минуту! (В сторону.) Цвет дворянства спорит о почестях.

Паскуалотто. Я не соглашусь на умаление моих прав.

Марконе. Я тоже, ни в коем случае.

Паскуалотто. Мы друзья, но в этих делах достоинство — прежде всего.

Марконе. Я согласен на все, только не на унижение.


Явление пятое


Те же и Нардо.


Нардо. В чем дело? Чего вы хотите?

Паскуалотто. Синьор депутат! Кому из нас двоих идти вперед?

Марконе. Кому принадлежит первенство?

Нардо. Затрудняюсь решить. Нужно созвать собрание общины.

Паскуалотто. Вы можете решить сами.

Марконе. Я полагаюсь на вас.

Нардо. Уже поздно. Маркиз сейчас приедет. Давайте сделаем на этот раз так, чтобы никому не было обидно. Но чтобы это не послужило примером на будущее. Идите оба разом; один с этой стороны, другой — с той.

Паскуалотто. Отлично.

Марконе. Я доволен.

Нардо. Ну, так идите.

Паскуалотто. Иду! (Делает несколько шагов.)

Марконе. Иду! (Делает ровно столько же шагов.)

Паскуалотто. Замечательный человек! Замечательная голова!

Марконе. Только такому человеку и решать все вопросы.

Уходят по порядку, следя за тем, чтобы ни один не опередил другого.

Нардо. Мне хочется пойти к нотариусу, чтобы он записал в книгу это мое решение. "Ad perpetnas reis memoriarum" [27].(Уходит.)


Явление шестое


Комната в доме Панталоне.

Панталоне, Розаура, потом слуга.


Панталоне. Ну, зачем так сокрушаться из-за этого? Потерпите. Такова божья воля.

Розаура. Это верно. Но очень уж мне тяжело.

Панталоне. В самом деле, несчастье большое. Вы могли стать владелицей этого поместья. Вы могли и должны были сделаться маркизой Монтефоско. А теперь вы — ничто. Вы бедная девушка. Тут, думай не думай, все равно ничего не поделаешь. Не помогут ни слезы, ни отчаяние. Так уж нам на роду написано!

Розаура. Я почти свыклась с этим. Но сейчас, когда сюда едет маркиз Флориндо, я вспоминаю тяжкие свои потери, и меня мучает обида.

Панталоне. Маркиз Флориндо здесь ни при чем. Он унаследовал маркизат от своего отца.

Розаура. А его отцу продал мой. Ах! Мой родитель погубил меня!

Панталоне. Когда ваш отец продавал поместье, у него не было детей. Потом он тайно женился, и от этого союза родились вы.

Розаура. Значит, я могла бы получить все обратно?

Панталоне. Нужно справиться, имеют ли женщины право наследовать родовые поместья.

Розаура. Я имею право. Мне сказал это нотариус.

Панталоне. Хотите начать процесс?

Розаура. А почему бы нет?

Панталоне. На какие деньги? На каком основании? Кто вас поддержит?

Розаура. Разве я не найду управы? Не найду людей, которые помогли бы мне? Друзей, которые защитили бы меня? Взять хотя бы вас, синьор Панталоне; ведь вы с такой добротой приютили меня в своем доме, обращаетесь со мной, как с дочерью, любите меня, как родную! Неужели вы меня покинете?

Панталоне. Нет, синьора Розаура! Я не говорю, что покину вас. Но тут надо подумать. Ваш отец запутался в делах и сразу продал все, что имел. Вы родились через шесть месяцев после его смерти, и когда он умирал, то не знал даже, что жена ждет ребенка. Потом умерла и ваша мать. Вы остались на чужом попечении, без средств. Маркиз Ридольфо, отец маркиза Флориндо, сжалился над вами, принял на себя заботы о вас, дал вам образование. Когда я взял на откуп здешние доходы, он поручил вас мне и положил на ваше имя приличную сумму. После смерти маркиза Ридольфо маркиза Беатриче, мать и опекунша маленького маркиза, писала мне о вас и просила по-прежнему о вас заботиться. С людьми, которые так благородно ведут себя, процессов, по-моему, не затевают. Вот они приедут — поговорим, попробуем улучшить ваше положение. Попытаемся пристроить вас прилично. Может быть, они дадут вам хорошее приданое. Когда человек в нужде, самое главное — найти опору. А лаской и хорошим отношением можно добиться всего. Вы не рискуете ничем, а приобрести можете очень много.

Розаура. Милый синьор Панталоне, все это верно. Но хорошо вам говорить! Что бы для меня они ни сделали, все будет ничто по сравнению с титулом маркизы и владением этим, хоть и небольшим, поместьем.

Панталоне. Мир полон бед и несчастий. Имейте терпение, миритесь с судьбой, старайтесь жить спокойно. Самое лучшее поместье, самое большое богатство — это спокойствие души. Кто умеет довольствоваться малым, тот богат.

Розаура. Вы золотите мне пилюлю. Но я должна проглотить ее. Это горько и мучительно.

Панталоне. Чего же вы хотите?

Розаура. Ничего. Не мешайте мне плакать. Не мешайте мне предаваться горю.

Панталоне. Мне неприятно, что маркиза с сыном останавливаются у меня, ведь замок совсем развалился. Мне не хотелось бы, чтобы в моем доме были сцены. Они скоро приедут. Прошу вас, возьмите себя в руки. Вы девушка благоразумная и сумеете быть сдержанной.

Розаура. Я сделаю все, что смогу.

Слуга (входит). Синьор маркиз изволили прибыть.

Панталоне. Уже? А маркиза?

Слуга. И синьора маркиза тоже. (Уходит.)

Панталоне. Иду! Синьора Розаура, будьте благоразумны и предоставьте действовать мне. (Уходит.)

Розаура. Буду благоразумна до известного предела. Но не буду трусливо скрывать, что страдаю от несправедливости. Поместье это мое, и имущество тоже мое. Если не найду поддержки, сама дойду до короля, изложу ему мое дело и потребую правосудия.


Явление седьмое


Другая, хорошо обставленная комната.

Маркиза Беатриче, Флориндо, Панталоне, потом слуга.


Панталоне. Вы оказываете мне большую честь, ваши сиятельства, позволяя мне служить вам моим скромным домом. Я краснею от сознания, что он не достоин вас.

Беатриче. Мне очень приятно слушать ваши любезные слова, синьор Панталоне. Я бесконечно благодарна вам за то, что вы из-за нас готовы терпеть неудобства в вашем доме. Я и маркиз, мой сын, будем за это всегда вам признательны и будем любить вас.

Панталоне (к Флориндо). Слуга покорнейший вашего сиятельства!

Флориндо (холодно, притрагиваясь к шляпе). Мое почтение!

Панталоне (в сторону). Ого! Юнец с гонором!

Беатриче. Флориндо! Это синьор Панталоне деи Бизоньози, весьма почтенный венецианский купец. Ваш отец отдал ему на откуп доходы здешнего имения, и он всегда с величайшей аккуратностью выполнял свои обязательства. Своим отношением он делает честь тому, кто его здесь устроил.

Панталоне. Благодарю за доброе слово, ваше сиятельство, Я ваш искренний, верный и почтительный слуга. (К Флориндо.) Надеюсь, что и ваше сиятельство согласится принять мои услуги.

Беатриче. Представитель суда и нотариус, которые должны ввести маркиза во владение, могут запоздать. Уведомьте, пожалуйста, общину, чтобы все были готовы принести вассальную присягу.[28]

Панталоне. Будет сделано, ваше сиятельство.

Флориндо. Скажите, синьор Панталоне, сколько душ в Монтефоско?

Панталоне. Община небольшая, ваше сиятельство: семьсот — восемьсот человек.

Флориндо. Мне говорили, что тут много красивых женщин. Правда это?

Панталоне. Всюду есть и красивые и некрасивые.

Беатриче (в сторону). Вот его разговоры: женщины! (К Панталоне.) Будьте так добры, синьор Панталоне, скажите мне, знали ли здешние люди, что мы должны были сегодня приехать?

Панталоне. Как же, ваше сиятельство! Я сам говорил им и знаю, что они собрались и придут сюда, чтобы пасть к вашим стопам и представиться своему господину.

Флориндо. И женщины придут?

Панталоне. Женщины? Если они и придут, то придут не к вам.

Флориндо (в сторону). Если они не придут ко мне, я приду к ним.

Панталоне (в сторону). А он, видно, волокита! Я начинаю беспокоиться из-за девушки, которая живет у меня.

Слуга (входит). Пришли депутаты и старосты общины с поклоном к вашему сиятельству. (Уходит.)

Панталоне. Слышите, ваше сиятельство? Община в полном составе желает вас приветствовать.

Беатриче. Пусть войдут.

Панталоне. Слушаю. (Уходит.)


Явление восьмое


Маркиза Беатриче и Флориндо, потом Панталоне, потом слуга.


Беатриче. Милый Флориндо, когда же начнете вы вести себя как взрослый человек?

Флориндо. А что я сделал? Спросил, есть ли женщины? Самый обыкновенный вопрос.

Беатриче. Теперь не время для глупостей. Будьте серьезны.

Флориндо. Насчет этого не беспокойтесь. С этим мужичьем я не допущу никакой фамильярности.

Беатриче. Я говорю — будьте серьезны. Это не значит — будьте грубы. Отнеситесь к ним ласково. (К Панталоне, который входит.) Что же они не идут?

Панталоне. Я вам сейчас скажу, ваше сиятельство. Они говорят, что хотят представиться сначала синьору маркизу, а потом вашему сиятельству.

Беатриче. Вот еще! Скажите, чтобы они шли сюда без всяких церемоний. Мы оба тут, и они сэкономят один визит и одно приветственное слово.

Панталоне. Пойду скажу. (Уходит.)

Флориндо. Что я должен им говорить?

Беатриче. Отвечайте любезно на то, что скажут вам они. Многого они сказать не сумеют, и вы тоже отвечайте коротко. В случае чего я буду здесь. (В сторону.) Вот когда сказывается дурное воспитание, которое дал ему отец. (К Панталоне, который входит.) Ну?

Панталоне. Ваше сиятельство! Они смущены. Они в отчаянии. Ведь они приготовили приветствие для синьора маркиза, а если здесь окажется его мать, они спутаются и не будут знать, что говорить. Поэтому они просят и умоляют сделать им милость и позволить сказать это приветствие в ваше отсутствие.

Беатриче. Смешно! Но пусть будет, как они хотят. Уйдем в соседнюю комнату. А вы, маркиз, примите их с должной серьезностью. Знайте, что я буду за портьерой и буду слышать вас. (Уходит.)

Панталоне (в сторону). Кто не видел, не поверил бы. Мертвые — и те бы расхохотались! Совсем не знает, как держать себя! А ведь как разодет! И как нос задирает! (Уходит.)

Флориндо. Ужасно противно возиться с ними. Не привык я к таким комедиям. Эй!

Слуга (входит). Что прикажете, ваше сиятельство?

Флориндо. Кресло!

Слуга приносит кресло. Я приму их хорошо, но дам понять, кто я для них. (Усаживается в кресло.)


Явление девятое


Нардо, Чекко, Менгоне, Паскуалотто, Марконе.

Все тщательно принаряженные, входят один за другим и трижды кланяются маркизу, который смотрит на них внимательно и смеется.


Чекко (к Менгоне). Видели? Смеется!

Менгоне. Значит, он к нам расположен.

Чекко. Пусть не вздумает насмехаться над нами.

Менгоне. Неужели вам кажется, что мы можем дать повод к насмешкам?

Нардо. Тише!

Все смолкают; Флориндо смеется.

Сиятельнейший синьор маркиз, истинный образ доброты и изящества! Наша древняя и благородная община, хоть и находится в Монтефоско, освещена лучами вашего красноречия… (Сплевывает и оглядывается с важностью.)

Все знаками выражают удивление. Флориндо смеется.

Здесь находится почтенный состав нашей древней и благородной общины. Я — ее главный член; эти двое — мои боковые товарищи, а те двое, которые не имеют к нам отношения, но приобщены к нам, пришли сюда, чтобы бить вам челом. (Сплевывает.)

Флориндо. Я вам очень…

Нардо (почтительно). Ваше сиятельство, я еще не кончил.

Флориндо. Ну, так кончайте.

Остальные шепчутся.

Нардо. Тише!

Все смолкают. Вот овечки вашего поместья, которые просят вас стричь их милосердно.

Флориндо. Не могу больше! (Встает.)

Нардо. Вы, как Юпитер благодетельный, будете к нам милостивы, и солнце вашей доброты озарит мрак Монтефоско…

Флориндо идет к двери. Нардо — за ним, продолжая говорить; остальные — по порядку за Нардо. Мы пришли положить к ногам вашего сиятельства, синьор маркиз Флориндо, нашу покорность, в уповании, что необъятность вашей великодушной души (смотрит на товарищей, которые рукоплещут.)…

Флориндо продолжает идти.

…примет с полнотою благодарности…

Флориндо в нетерпении останавливается у двери.

…стадо нашей древней и благородной общины…

Флориндо. Кончили?

Нардо. Нет еще, ваше сиятельство. И предписывая нам…

Флориндо. Так я кончу за вас. (Подходит к двери.)

Нардо. Свои приказания…

Флориндо. Мое почтение, синьоры. (Уходит и задергивает портьеру.)

Нардо. Найдет в нас готовность подчиниться…

Чекко. Входите за ним.

Нардо. Не важно!.. Которая повергнет в прах членов менее древних и благородных общин… Я кончил!

Чекко. Конца он не слышал.

Нардо. Ничего не значит!

Менгоне. Почему же он ушел, не дослушав?

Нардо. Политика! Чтобы не быть обязанным отвечать.

Чекко. Ну, пойду разоблачусь — и на охоту!

Нардо. Ну, что? Хорош я был?

Чекко. Великолепен!

Менгоне. Браво!


Явление десятое


Те же и маркиза Беатриче.


Беатриче (в сторону). Флориндо не хочет быть благоразумным. Я должна поправить дело. (Громко.) Синьоры!!

Чекко (к Нардо). Маркиза!

Нардо. Я не готов. Идем. (Отвешивает поклон.)

Беатриче. Постойте!

Нардо. Ваше сиятельство, я не готов. В другой раз! (Уходит с поклоном.)

Беатриче (к Чекко). Послушайте!

Чекко. Не я главный, ваше сиятельство. (Уходит.)

Беатриче. Я мать маркиза…

Менгоне. Я тоже боковой, ваше сиятельство. (Уходит.)

Беатриче. Я пришла, чтобы…

Марконе. Это меня не касается. Это дело главного депутата. (Уходит.)

Беатриче. Вы очень обиделись?

Паскуалотто. Мы не обижаемся. Мы не из депутатов! (Уходит.)

Беатриче. Все они какие-то полоумные. (Уходит.)


Явление одиннадцатое


Флориндо и Розаура.


Флориндо. Ну, пойдите сюда. Не бегите!

Розаура. Я не убегу, синьор, если вы будете разговаривать скромно.

Флориндо. Я вас не понимаю. Вы привыкли жить с мужичьем.

Розаура. Ни один из этого мужичья не разговаривал со мною так непочтительно.

Флориндо. Черт возьми! Вы хорошо одеты. Они уважают вас, как знатную даму.

Розаура. Они уважают не мое платье, а меня.

Флориндо. Да? Забавно! Где это вы научились таким красивым словам?

Розаура. Я унаследовала их с кровью.

Флориндо. Значит, вы благородного происхождения?

Розаура. Да, синьор. Такого же, как и вы.

Флориндо. Как и я! А вы знаете, кто я?

Розаура. Знаю, знаю.

Флориндо. Вы знаете, что я маркиз Монтефоско?

Розаура. Мне известно не совсем это!

Флориндо. А вы кто?

Розаура. Узнаете в свое время.

Флориндо. А мне жаль вас. Молодой девушке, красивой, изящной, жить в горах, не зная света, не имея общества, — это просто грех!

Розаура. Эти вещи меня мало привлекают. Мне было бы достаточно, синьор…

Флориндо. Знаю! Вам было бы достаточно, если бы нашлось с кем слегка поиграть в любовь. Среди этого мужичья вряд ли кто сможет вам понравиться.

Розаура. Вы меня не поняли.

Флориндо. О, я вас понимаю! Я вам сочувствую и приехал сюда, чтобы вас утешить.

Розаура. Дай-то бог!

Флориндо. Не говорите ничего матери — и я сумею утешить вас.

Розаура. Каким образом?

Флориндо. Вы займетесь со мной любовью. Пока я буду в Монтефоско, я буду весь ваш.

Розаура. Синьор, до свиданья! (Поклон.)

Флориндо. Постойте. (Пытается ее удержать.)

Розаура. Пустите меня!

Флориндо. Разве вы не сказали, что вы знатного рода?

Розаура. Да, и горжусь этим.

Флориндо. Когда так, вы должны радоваться, что вас любит дворянин.

Розаура. Я, быть может, и радовалась бы, если бы этот дворянин разговаривал по-иному.

Флориндо. Как же вы хотите, чтобы я разговаривал? Научите меня.

Розаура. Если вы до сих пор не научились, то уже не научитесь!

Флориндо. Погодите. Я попробую сделать по-вашему. Вы мое сокровище! Вы мой кумир! А? Что вы скажете? Хорошо так?

Розаура. Глупость, лесть, лживые слова!

Флориндо. Так я буду говорить по-своему. Девушка, я таков, каков есть! Когда я хочу, мне нужно повиноваться! Кто не хочет мне повиноваться, того я заставлю.

Розаура. Не запугаете и этим, поверьте!

Флориндо. Я не хочу вас пугать. Я хочу вас рассмешить и позабавить. Подите ко мне, дайте мне руку.

Розаура. Я удивляюсь вам. (Хочет уйти.)

Флориндо. Дурочка! (Идет за ней.)


Явление двенадцатое


Те же и маркиза Беатриче, потом слуга.


Беатриче. Что это значит?

Розаура. Синьора, защитите меня от приставаний вашего сына.

Беатриче (к Флориндо). Ах, маркиз!

Флориндо. Уверяю вас, синьора, что я не позволил себе никакой вольности.

Беатриче. Я знаю вас. Пора вам остепениться.

Флориндо. Я щучу, развлекаюсь. (Розауре.) Скажите по совести, что я вам сделал?

Розаура. Ничего, синьор. Я прошу вас оставить меня в покое.

Беатриче (к Флориндо). Знаете вы, кто эта девушка?

Флориндо. Нет. Вижу — красивая. Больше ничего не знаю.

Беатриче. А если не знаете, почему вы относитесь к ней без уважения?

Флориндо. Говорю же я вам, что уважения было сколько угодно.

Беатриче. Ну, так вот! Чтобы на будущее время вы обращались с нею по-другому, я скажу вам, кто она и какого отношения она от вас требует.

Флориндо. Выслушаю охотно,

Беатриче. Так знайте…

Входит слуга.

Слуга (к Беатриче). Ваше сиятельство, несколько женщин из Монтефоско пришли, чтобы вас приветствовать.

Флориндо (в сторону). Женщины!

Беатриче. Хорошо. Пусть подождут минутку… Сейчас я к ним выйду.

Слуга уходит. Знайте, что эта девушка — дочь маркиза Эрколе, который одно время…

Флориндо. Синьора, вы мне скажете это потом. С вашего позволения! (В сторону.) Женщины! Женщины! (Убегает, весело припрыгивая.)


Явление тринадцатое


Маркиза Беатриче и Розаура.


Беатриче (в сторону). Какой невозможный характер!

Розаура. Синьора, значит, вы меня знаете? Значит, вам известны мои невзгоды?

Беатриче. Да, я вам горячо сочувствую.

Розаура. Ваше сочувствие может сделать меня счастливой.

Беатриче. Да, Розаура, я попытаюсь помочь вам и буду вашей покровительницей, если ваши требования будут умеренны.

Розаура. Я всецело полагаюсь на вас.

Беатриче. У вас нет желания удалиться в монастырь?

Розаура. Я бы изменила себе, если бы согласилась на это.

Беатриче. Подумайте о вашем положении.

Розаура. Я думаю о моем происхождении.

Беатриче. Вы привыкли с колыбели терпеть несправедливости судьбы.

Розаура. Но всегда надеялась, что мне воздастся за них.

Беатриче. Каким образом?

Розаура. Бог мне поможет.

Беатриче. Вы ведь готовы были целиком положиться на меня? Не правда ли?

Розаура. Да, я льщу себя надеждой, что через вас я добьюсь справедливости.

Беатриче. Значит, вы будете следовать моим указаниям?

Розаура. Да, но до известного предела.

Беатриче. А если бы я покинула вас, на кого стали бы вы рассчитывать?

Розаура. На небо.

Беатриче. Небо предлагает вам мою помощь.

Розаура. Посмотрим, какова она будет.

Беатриче. Вы сомневаетесь во мне?

Розаура. До сих пор вы ничего мне не предложили.

Беатриче. Как! Я готова устроить вас!

Розаура. Этого мало, синьора.

Беатриче. Чего же вы хотите еще?

Розаура. Я хочу, чтобы вы помнили, что я — дочь маркиза Монтефоско, что женщины не лишены права наследования, что наша вотчина продана неправильно, что я недовольна моей судьбой, что я сделаю все, но не запятнаю свое имя. Вот теперь, когда вы все знаете, найдите, если можете, способ помочь мне и поддержать меня. (Уходит.)


Явление четырнадцатое


Маркиза Беатриче, одна.


Беатриче. Она пугает меня. Все, что она говорит, — правда. Она может объявить моему сыну войну из-за Монтефоско, а он еще раздражает ее своими приставаниями. Довольно! Нужно подумать об этом серьезно. Я люблю своего сына. Но я люблю также правду и справедливость. Чтобы примирить оба эти чувства, буду руководствоваться благоразумием.


Действие второе

Явление первое


Другая комната. Флориндо, потом Оливетта.


Флориндо. Идите в эту комнату, красавица. Здесь нам будет лучше и свободнее.

Оливетта (с ужимками). Я пришла, чтобы сподобиться милости вашего сиятельства. (Реверанс.)

Флориндо. Ах, какая прелесть! Как вас зовут?

Оливетта. Оливетта, к услугам вашего сиятельства.

Флориндо. Мне очень нравится ваш наряд!

Оливетта. К услугам вашего сиятельства.

Флориндо. Вы очень хорошенькая!

Оливетта. К услугам вашего сиятельства.

Флориндо. Очень хорошо. Я постараюсь воспользоваться вашими услугами. А где же остальные? (К двери.) Входите, пожалуйста!


Явление второе


Те же и Джаннина, с ужимками.


Джаннина. Я пришла, рада служить вашему сиятельству. (Реверанс.)

Флориндо. Как ваше имя?

Джаннина. Джаннина, рада служить вашему сиятельству.

Флориндо. Красива и изящна!

Джаннина. Рада служить вашему сиятельству.

Флориндо. Чудные глазки, очаровательный ротик!

Джаннина. Рада служить вашему сиятельству.

Флориндо. Милые девушки! Я чрезвычайно доволен своим маркизатом. Я не променяю его на целое королевство. Но вот еще одна прекрасная подданная.


Явление третье


Те же и Гитта, с ужимками.


Гитта. Ваше сиятельство, имею честь откланяться.

Флориндо. Вы уже уходите?

Гитта. Нет, ваше сиятельство. Я, наоборот, пришла вас приветствовать.

Флориндо. Ах, какая милая! Очень обязан! Как вас зовут?

Гитта. Гитта. Всегда готова служить вашему сиятельству.

Флориндо. Вы очень мило разговариваете.

Гитта. Остаюсь вашего сиятельства покорнейшей слугой, каковою всегда имею честь быть.

Флориндо (в сторону). Зазубрила конец какого-то письма. (Громко.) Значит, вы самые важные дамы в Монтефоско?

Джаннина. Мой отец — главный из депутатов, рада служить вашему сиятельству.

Оливетта. А мой — один из двух остальных.

Флориндо. Очень приятно. (Гитте.) А вы кто, синьора моя?

Гитта. Я… не знаю, как сказать… Спросите других, ваше сиятельство… Я… я… кумир Монтефоско.

Флориндо. Милый мой кумирчик! Если я принесу жертву на ваш алтарь, примете вы ее?

Гитта. Жертву? Какую?

Флориндо. Мое сердце.

Джаннина. А мне, сударь?

Оливетта. А мне?

Флориндо. Хватит на всех, на всех. Я к вам приду. Погодите! (Оливетте.) Где вы живете?

Оливетта. Против большого фонтана, к услугам вашего сиятельства.

Флориндо (достает записную книжку и пишет). "Против фонтана". (Джаннине.) А вы?

Джаннина. Как выйдете из дому, третья дверь направо, рада служить вашему сиятельству.

Флориндо (пишет). "Джаннина — третья дверь с правой стороны". (Гитте.) А вы?

Гитта. В том красивом домике, на том красивом пригорке, — спросите, где живет Гитта.

Флориндо (пишет). "Красивый домик, красивый пригорок, красивая Гитта". Так, все в порядке. Я к вам приду.

Оливетта. И вы не гнушаетесь нами, ваше сиятельство?

Флориндо. Наоборот, я весь ваш!

Джаннина. О, ваше сиятельство…

Флориндо. Ну, вот что. Бросим всякие церемонии. Давайте разговаривать попросту. Хотите, девушки?

Гитта. О, ваше сиятельство.

Флориндо. Эти бесконечные сиятельства мне надоели. Относитесь ко мне проще.

Гитта. Синьор маркиз — молодой человек без затей. Довольно! Будем говорить с ним, как мы привыкли.

Флориндо. Браво! Вот именно! Без затей!

Джаннина. Голубчик! Я думала, что лопну.

Оливетта. Уж очень нам трудно с этими титулами.

Флориндо. Любите меня — и мне больше ничего не требуется.

Джаннина. Какой милый!

Оливетта. Какой славный!

Гитта. Какой красавчик!

Флориндо. Будем веселиться, петь, танцевать!

Гитта. А синьора маркиза?

Флориндо. Ничего не скажет!

Джаннина. Будет так же добра, как вы?

Оливетта. Будет так же нас любить?


Явление четвертое


Те же и маркиза Беатриче.


Беатриче. Вот и я, синьоры мои!

Гитта. А, синьора маркиза!

Все весело идут к ней навстречу, без реверансов, со своими обычными манерами.

Джаннина. Милости просим!

Оливетта. Очень приятно!

Джаннина. Как поживаете?

Беатриче. Что такое? Что за фамильярности? С кем вы разговариваете?

Гитта. Ваше сиятельство! Синьор маркиз сказал нам, что он не хочет, чтобы было много церемоний.

Беатриче (к Флориндо). Вы можете идти. Это мои гостьи.

Флориндо. Пожалуйста! (В сторону.) Они пришли с визитом к матери, а я нанесу визиты им, каждой по очереди. (Уходит.)


Явление пятое


Те же, без Флориндо, потом Слуга.


Гитта (в сторону). Вот я и запуталась.

Оливетта (тихо). Мамаша будет построже, чем сынок.

Джаннина (тихо). Все оттого, что мы женщины. Будь мы мужчинами, кто знает…

Беатриче (в сторону). Не хочет мой сын вести себя благоразумно!

Гитта. Ваше сиятельство…

Беатриче (за сцену). Эй, кто-нибудь!

Входит слуга с поклоном.

Стульев!

Слуга приносит четыре стула.

Садитесь.

Все садятся.

Вы побеспокоились, чтобы прийти навестить меня…

Гитта. Готовы служить вашему сиятельству.

Джаннина. Рада служить вашему сиятельству.

Оливетта. К услугам вашего сиятельства.

Беатриче. Вы девушки или замужние?

Гитта. Замужние, готовы служить вашему сиятельству.

Джаннина. Да, рады служить вашему сиятельству.

Оливетта. К услугам вашего сиятельства.

Беатриче. А ваши мужья здесь?

Джаннина. Я жена москательщика, который сейчас собирает травы в горах.

Оливетта. А мой муж коновал. Он поехал в Неаполь, чтобы пустить кровь лошади.

Гитта. Мой здесь. Он охотник.

Беатриче. Значит, вы, извините, из низших слоев?..

Гитта (важно). Да, ваше сиятельство.

Джаннина (Гитте). Что значит: "из низших слоев"?

Гитта (тихо). Значит, что мы живем не в горах, а ниже, вот здесь. (Громко.) Да, ваше сиятельство, мы из низших слоев.

Беатриче. Здесь имеются депутаты общины?

Джаннина. Как же, ваше сиятельство! Мой отец — тот, который сидит посередке.

Оливетта. А мой — который слева.

Гитта. Мой муж — который справа.

Беатриче. Значит, вы из деревенской знати?

Гитта. Да, ваше сиятельство. Мы из низших слоев.

Беатриче (в сторону). Какие смешные! (Громко.) Я вам очень благодарна за беспокойство.

Гитта. Готовы служить вашему сиятельству.

Джаннина. Рады служить вашему сиятельству.

Оливетта. К услугам вашего сиятельства.

Беатриче. Эй, кто-нибудь!

Входит слуга.

Гитта (Джаннине). "Эй, кто-нибудь!" Слышали? Учитесь!

Беатриче (слуге). Шоколаду!

Слуга уходит.

Джаннина (Гитте). Что она сказала?

Гитта (тихо, Джаннине). "Шоколаду".

Джаннина (тихо). Зачем?

Гитта (тихо). Дура! Пить!

Оливетта (тихо, Джаннине). Что она сказала?

Джаннина (тихо). Хочет дать нам пить.

Оливетта (тихо). Я с удовольствием. Давно пить хочется.

Беатриче (в сторону). Хорошенькие манеры! Разговаривают между собой. (Громко.) Ну, расскажите мне что-нибудь.

Гитта. Почем лен в Неаполе, ваше сиятельство?

Беатриче. Понятия не имею.

Джаннина. Откуда ее сиятельству знать эти вещи? Маркизе не приходится прясть, как нам. Она может плести кружева, вышивать, делать себе чепчики. Не правда ли, ваше сиятельство?

Беатриче. Правда, умница! Вот и шоколад!

Слуга приносит четыре чашки шоколаду и подает одну маркизе.

Джаннина (тихо, Гитте). Что это за штука?

Гитта (тихо). Шоколад.

Джаннина (тихо). Такой черный! Ой! Черный шоколад!

Оливетта (тихо). Никогда его не пробовала.

Слуга подает каждой по чашке.

Гитта. За здоровье вашего сиятельства! (Подносит ко рту, обжигается, отодвигает чашку и говорит тихо Джаннине.) Ой, горячо! (Пробует пить очень маленькими глоточками.)

Джаннина (тихо, Оливетте). Горячо! Я не хочу.

Оливетта (тихо). Я тоже.

Джаннина. Эй, кто-нибудь! (Зовет слугу и отдает чашку.)

Оливетта. Эй, кто-нибудь! (Делает то же.)

Гитта (тихо). Больше не могу! (Громко, слуге.) Вот, возьмите!

Беатриче. Как! Вам не нравится?

Гитта. Ваше сиятельство, мне больше уже пить не хочется.

Беатриче (в сторону). Смешно, право! А вот и Розаура в соседней комнате. (Слуге.) Послушай, скажи синьоре Розауре, чтобы пришла сюда.

Гитта (Джаннине, тихо). Слышали? Велела позвать Розауру.

Джаннина (тихо). Останемся на местах!

Гитта (тихо). Еще бы! Мы из низших слоев.

Джаннина (тихо). Когда Розаура придет, не двигайтесь с места.

Оливетта (тихо). Будьте покойны.


Явление шестое


Те же и Розаура, потом слуга.


Розаура. Что прикажете, ваше сиятельство?

Беатриче. Идите сюда, милая Розаура. Мне приятно, когда вы со мною.

Розаура (делая реверанс). Вы оказываете мне много чести, ваше сиятельство.

Гитта, Джаннина и Оливетта незаметно передразнивают Розауру.

Беатриче (тихо, Розауре). Комедия с этими женщинами!

Розаура (тихо). Но у них есть своя гордость.

Беатриче. Садитесь, Розаура! (Слуге.) Эй, принесите, стул.

Розаура. Вы слишком добры, ваше сиятельство. Женщины продолжают незаметно передразнивать Розауру. Слуга ставит стул для Розауры между Беатриче и Гиттой. Женщины перемигиваются. Гитта пересаживается на стул, принесенный для Розауры, остальные две передвигаются тоже, и Розауре остается крайний стул.

Розаура. Видели, ваше сиятельство?

Беатриче. Что это значит, синьоры? Вам не нравятся ваши места?

Джаннина (тихо). Отвечайте вы.

Гитта. Я скажу вам, ваше сиятельство… Я думаю… Я вынуждена… Честь сидеть рядом с вами… Мне удобнее, будучи рядом, оказывать вам уважение.

Джаннина (тихо). Молодец!

Оливетта (тихо). Очень мило ответила!

Розаура. Ваше сиятельство, они не желают терпеть, чтобы я была выше их. Смотрите, как они издеваются надо мной.

Женщины громко смеются.

Беатриче. Какие у вас неприличные манеры! Вы не умеете вести себя в моем присутствии.

Гитта. Ваше сиятельство, это относится не к вам.

Джаннина. Мы смеемся над нею, ваше сиятельство,

Оливетта. О, ваше сиятельство!

Беатриче. Глупенькие вы, вот что! Мне вас жаль, А гордость эта совсем вам не к лицу: не доросли.

Гитта. Ваше сиятельство! Мы из низших слоев!

Беатриче. Подите сюда, Розаура. (Встает.) Садитесь в мое кресло. Вы имеете на него право по своему происхождению.

Джаннина (тихо, Гитте и Оливетте). Уйдем!

Гитта (тихо). Да, да, уйдем.

Все трое встают.

Беатриче (в сторону). Наглые бабы!

Гитта. Ваше сиятельство! Мы пришли сюда, чтобы засвидетельствовать свое почтение вам и вашему сыну, а не для того, чтобы унижаться перед особой, которую все у нас ни во что не ставят. Слуга покорная вашего сиятельства. (Уходит.)

Джаннина. Слуга покорная вашего сиятельства. (Уходит.)

Оливетта. Покорная слуга вашего сиятельства. (Уходит.)


Явление седьмое


Розаура и маркиза Беатриче, потом Флориндо.


Беатриче. Я поражена! Откуда у этих женщин столько дерзости? Очевидно, просто от невежества. Но я поставлю их на место. Я покажу им, кто я и кто вы.

Розаура. Ах, синьора маркиза, вы видите теперь, какие унижения готовит мне судьба? И я должна здесь жить! Терпеть поношения! Синьора маркиза, пожалейте меня.

Беатриче (в сторону). Она действительно заслуживает сочувствия. (Громко.) Я думаю о том, как бы вам помочь.

Розаура. Ах, синьора маркиза, если бы можно было помочь одними словами, все были бы счастливы. Кто живет в счастье и довольстве, того не трогает горе обездоленных. Кто вознесен на вершины могущества — не замечает людей благородного происхождения, преследуемых несчастьем, а иногда и презирает их.

Беатриче (в сторону). Когда она говорит так, я совсем теряюсь.

Флориндо (входя). Можно войти? Разрешается?

Беатриче. Входите. Откуда у вас эта нерешительность?

Флориндо. Когда я вижу общество дам, я всегда робок и полон покорности.

Беатриче. Да, когда я здесь, а не тогда, когда дамы одни.

Флориндо. Послушать вас, почтеннейшая синьора матушка, можно подумать, что я самый большой повеса на свете. Хорошо вы меня рисуете, нечего сказать! — Не верьте ей, дорогая синьора! Я почитатель красоты и умею относиться к дамам с уважением, как того требуют приличия.

Розаура. Простите, синьор, я бы этого не подумала, когда…

Флориндо. О, тогда я вас не знал! Зато теперь, когда мне известно, кто вы, вам не придется на меня жаловаться. Матушка, синьора Розаура — дама нашего круга. Мне сообщил об этом синьор Панталоне.

Беатриче. Совершенно верно. Она благородного происхождения, но она несчастна.

Флориндо. Бога ради, не покидайте ее! Поможем ей! Я хочу сделать ее счастливой.

Розаура. Этого благодеяния, синьор, я жду от синьоры маркизы.

Флориндо. Ну, синьора маркиза не сможет облагодетельствовать вас так, как синьор маркиз. Я, я, дорогая моя! Вот увидите.

Беатриче. Розаура, могу я попросить вас оставить нас одних. Мне нужно поговорить с маркизом.

Розаура. Сделайте одолжение. (В сторону.) Как знать! Быть может, счастье мне улыбнется. (Уходит.)


Явление восьмое


Маркиза Беатриче и Флориндо, потом слуга.


Беатриче. Выслушайте меня серьезно хоть раз в жизни. Знаете ли вы, кто эта девушка?

Флориндо. Да, синьора, знаю.

Беатриче. Знаете ли вы, что она законная наследница этого имения?

Флориндо. Как! Разве законный наследник не я?

Беатриче. Да, вы унаследовали его от вашего отца.

Флориндо. Значит, оно мое.

Беатриче. Но маркиз, ваш отец, купил его у отца бедной Розауры.

Флориндо. Ну и что же? Кто продал — продал, а кто купил — купил.

Беатриче. Острое и тонкое замечание! Да, отец Розауры продал имение, но он не имел права его продавать.

Флориндо. Если бы не имел, не продал бы.

Беатриче. Опять-таки мудрое рассуждение! Как будто мало делается вещей, которых нельзя делать!

Флориндо. Пусть так! Но не все ль равно? Что сделано, того не переделаешь.

Беатриче. Неужели вы не понимаете, что она может начать дело, отстоять свои права и получить удовлетворение?

Флориндо. Что ж, пусть отправляется в город. Пусть подает жалобу. Хотел бы я видеть, как без денег, без поддержки она добьется чего-нибудь!

Беатриче. Значит, вы желаете считать себя правым только потому, что она бедна и несчастна?

Флориндо. А вы, рассудительнейшая синьора матушка, советуете мне вернуть ей имение, потерять деньги и власть? Власть, которую я не отдам, хотя бы мне предлагали ее двойную стоимость. (В сторону.) Все женщины мои!

Беатриче. Есть простой и честный выход из положения, если бы вы захотели.

Флориндо. Скажите какой, и я сделаю по-вашему.

Беатриче. Как вам нравится Розаура?

Флориндо. Очень нравится. Она красива и чрезвычайно изящна.

Беатриче. Прибавьте к этому: она умна и скромна.

Флориндо. Совершенно верно. (В сторону.) Чересчур скромна!

Беатриче. Хотите жениться на ней?

Флориндо. Жениться?

Беатриче. Ну да! Она такого же происхождения, как и вы.

Флориндо. Происхождение происхождением, но мне не хотелось бы терять свободу.

Беатриче. Не все ли равно? Рано или поздно должны же вы жениться.

Флориндо. Да, но как можно позднее.

Беатриче. Однако женщины вас привлекают…

Флориндо (весело). И даже очень!

Беатриче. Почему же вы не хотите взять женщину в спутницы жизни?

Флориндо. Меня не женщина пугает. Меня пугает слово "жена".

Беатриче. Нужно решиться! Или женитесь на Розауре, или придумайте что-нибудь другое.

Флориндо. Подождите, дайте мне узнать ее немножко ближе. Если я полюблю ее, я женюсь.

Беатриче. Да разве можно на вас положиться? Обещайте мне сейчас же, что женитесь, а если не хотите, то держитесь, пожалуйста, подальше от нее,

Флориндо. Ладно! Подумаю.

Слуга (входит). Человек от общины, и с ним другие крестьяне. Хотят засвидетельствовать вашему сиятельству свое почтение.

Флориндо. Что им нужно?

Слуга. Кажется, они принесли вашему сиятельству подарки.

Флориндо. А, подарки? Пусть входят.

Слуга (уходя, в сторону). Подарки, известно, всякий любит!

Беатриче. Примите их, а я пока пойду поговорю с синьором Панталоне. Нужно предупредить неприятности, которые могут случиться. (В сторону.) Бедный мой сын. Не будь меня около него, он совсем сбился бы с пути истинного. (Уходит.)

Флориндо. Мать хочет женить меня в наказание за мои грешки. Ну, нет, буду упираться изо всех сил. У меня вотчина, где все женщины бегают за мной. Дурак буду, если дам себя связать.


Явление девятое


Флориндо, Арлекин и с ним еще четверо крестьян, которые несут колбасы, окорока, фьяско с вином, сыр, фрукты и прочее.

Арлекин (кланяется маркизу, потом тихо, одному из крестьян). Не знаю, не забыл ли я, чему меня учил мессер Нардо. Ты мне подсказывай.

Флориндо. Здорово, молодцы!

Арлекин. Ваше сиятельство! Так что обязанность нашей славной… этой самой… ну, общ… общ…

Крестьяне (тихо). Общины.

Арлекин. Вот именно. По отношению к вашему сиятельству, могущественному… (К крестьянину, тихо.) Он сказал "могущественному"?

Крестьянин (тихо). Да, да, "могущественному".

Арлекин (в сторону). Ох! (Громко.) От имени всех я пришел к вашему сиятельству с советом…

Крестьянин (тихо). С приветом!

Флориндо (в сторону). Будь ты проклят!

Арлекин. И чтобы поднести вам колбас и окороков из родни вашего сиятельства.

Крестьянин (тихо). Из вотчины вашего сиятельства.

Арлекин. И вино, и фрукты, и сыр от родных коровок вашего сиятельства.

Флориндо (в сторону). Экое животное! (Громко.) Кто ты есть?

Арлекин. Нас не шесть — нас пять, ваше сиятельство!

Флориндо. Ты здешний?

Арлекин. Четверо здешних, а я из Бергамо — всего пять.

Флориндо. Ты из Бергамо и ты пришел сюда?

Арлекин. Ну да, ваше сиятельство. Бергамцев на свете везде понемножку.

Флориндо. Давно ты здесь?

Арлекин. Без малого четверть часа или около того.

Флориндо. Дурак! Я не спрашиваю тебя, давно ли ты в этой комнате. Я спрашиваю, давно ли ты в этом краю.

Арлекин. А с тех самых пор, как я сюда попал.

Флориндо. Ладно! Понял! Что же ты делаешь в Монтефоско?

Арлекин. Занимаюсь тем же делом, что и вы, ваше сиятельство,

Флориндо. То есть как это? Каким же, по-твоему, делом занимаюсь я?

Арлекин. Дело простое. Пить, есть и ничего не делать…

Флориндо. Значит, ты ешь, пьешь и ничего не делаешь?

Арлекин. Ну да, ваше сиятельство. Пасу овец для своего удовольствия и не делаю ничего.

Флориндо (в сторону). Ну и шут!

Арлекин. Скажите, ваше сиятельство: по-вашему, очень весело, что эти бедные люди стоят здесь, нагруженные, столько времени?

Флориндо. Черт тебя побери! Надо было прямо отправить вас всех к дворецкому. Очень мне нужно видеть эти ваши великолепные подношения! Иди-те к дворецкому. Получите от него чего-нибудь.

Люди с подношениями уходят.

Арлекин. Получим! Подарочки, значит… Погодите, я тоже иду.


Явление десятое


Флориндо и Арлекин.


Флориндо. Ты куда?

Арлекин. К дворецкому.

Флориндо. Зачем тебе дворецкий?

Арлекин. Ведь от него мы получим подарки!

Флориндо. Если ты хочешь подарков, то получишь от меня.

Арлекин. Ладно. Мне лишь бы получить, а от кого — все равно.

Флориндо. Давай-ка поговорим немного. Скажи, есть тут красивые женщины?

Арлекин. Есть ничего себе, только не такие красивые, как в Бергамо. Куда им до тех!

Флориндо. Знаешь ты такую Оливетту?

Арлекин. Ну да, знаю.

Флориндо. А Джаннину?

Арлекин. Ну да, знаю"

Флориндо. А хорошенькую Гитту? Знаешь, кто она?

Арлекин. Ну да, знаю.

Флориндо. Знаешь, где они живут?

Арлекин. Еще бы не знать!

Флориндо. Сведи меня к ним.

Арлекин. С вашего позволения, за кого вы меня принимаете, ваше сиятельство?

Флориндо. Что ты хочешь сказать?

Арлекин. А то хочу сказать, с вашего позволения, что я сводничеством не занимаюсь.

Флориндо. Я здесь господин! И когда я приказываю, то хочу, чтобы мне повиновались. Я тебе оказываю честь, посвящая в свои дела. Веди меня к этим женщинам, не то велю переломать тебе кости.

Арлекин. По крайней мере…

Флориндо. Иди, иначе… (Уходит.)

Арлекин. Ну, завелся маркизишка Монтефоско! Еду назад, в Бергамо!


(Уходит.)

Явление одиннадцатое


Маркиза Беатриче и Панталоне.


Беатриче. Значит, синьор Панталоне, вы тоже советуете мне устроить этот брак?

Панталоне. Конечно! Иначе если не сегодня, то завтра эта девушка может найти кого-нибудь, кто отвезет ее в Неаполь, представит ко двору и заставит вернуть ей-то, в чем по справедливости нельзя ей отказать.

Беатриче. Когда речь идет о справедливости, я тоже могу забыть свои собственные интересы. И если брак может обеспечить нам мир и спокойствие, я буду стараться его устроить. Не нравится мне только, что маркиз не очень склонен пойти на это.

Панталоне. А между тем, — если позволите мне высказать свое мнение, — когда он видит женщин, он становится совсем петухом.

Беатриче. Совершенно верно. Поэтому в Неаполе я никогда не оставляю его одного. Он или со мной, или с гувернером, или с надежным слугой, или с каким-нибудь близким родственником нашей семьи.

Панталоне. Правильно делаете. Нужно отпускать молодых людей одних как можно меньше и как можно позднее. Когда они одни, у них появляются друзья, а друзья ни до чего хорошего не доводят.

Беатриче. Пока мы в Монтефоско, я могу, кажется, быть спокойна. Здесь ведь нет женщин, в которых он мог бы влюбиться.

Панталоне. Дорогая синьора маркиза, я вам скажу вот что: где вода, там и рыба есть. Я хочу сказать: где женщины, там и опасность. Наши здешние бабенки не часто видят приезжих. Но если такой попадется, уж они не спускают с него глаз. Бегают за ним, наперебой осыпают его любезностями. Отцы их запирают, мужья колотят, а они все-таки добиваются своего, так или иначе.

Беатриче. Значит, и крестьянки охотно занимаются любовными делами?

Панталоне. Да еще как!

Беатриче. И не стесняются затевать интрижки со знатными особами?

Панталоне. Напротив, даже хвастаются этим. Они считают, что приносят честь своему дому, если им случится завести шашни с дворянином.

Беатриче. Значит, маркизу и здесь угрожает опасность?

Панталоне. Я бы ни за что не поручился…

Беатриче. Сделайте мне удовольствие, синьор Панталоне, скажите моему сыну, чтобы пришел сюда. Уж постараюсь, так или иначе, добиться своего.

Панталоне. Сию минуту. Желаю вам удачи. Вы это отлично придумали. Этак будут и волки сыты, и овцы целы.

(Уходит.)

Явление двенадцатое


Маркиза Беатриче, потом Панталоне.


Беатриче. Никто из наших родственников не сможет нас укорить за такой брак. Ее род столь же знатен, как и наш. Отец ее — маркиз Монтефоско, мать — хотя из бедной, но очень старинной семьи. Что касается приданого, то ведь совсем не малое приданое — спокойное владение вотчиной, незаконно приобретенной. Мой покойный муж купил ее так дешево…

Панталоне (входит). Уж я искал, искал синьора маркиза, — нигде не могу найти.

Беатриче. Куда же он мог деться?

Панталоне. Мне сказали, что ушел из дому.

Беатриче. С кем?

Панталоне. С бергамским дуралеем, который пасет общинных овец.

Беатриче. Пожалуйста, пошлите за ним кого-нибудь.

Панталоне. Я уже разослал людей во всех направлениях. Деревня ведь небольшая. Его найдут, и скоро он будет здесь.

Беатриче. Он приводит меня в отчаяние.

Панталоне. Сюда идет синьора Розаура. Поговорите с ней, и посмотрим, как она отнесется к мысли об этом браке.

Беатриче. Надо сделать это осторожно, чтобы не вызвать у нее напрасных надежд.


Явление тринадцатое


Те же и Розаура.


Розаура. Синьора маркиза, мне невозможно дольше оставаться в Монтефоско.

Беатриче. Почему?

Розаура. Я слышала, как эти наглые бабы пели песенку, сложенную про меня. Она полна оскорблений!

Панталоне. Дорогая дочка, вы, должно быть, не так поняли. Мне никогда не приходилось слышать, чтобы эти женщины пели что-нибудь подобное.

Розаура. Но я слышала здесь, на этом самом месте! Это неаполитанская песенка, высмеивающая меня.

Беатриче. Клянусь небом, эти мерзавки поплатятся у меня за такие дела! Если бы маркиз, мой сын, узнал об этом, он был бы разгневан.

Розаура. О, синьор маркиз знает!

Беатриче. Знает? Откуда вам известно, что он знает?

Розаура. Да он сейчас сам у Джаннины распевает эту песенку вместе со всеми, и я даже думаю, что он-то ее и сочинил.

Беатриче. Не может быть! Вы, должно быть, ошиблись.

Розаура. О нет, синьора! Я не ошиблась. Окна домика Джаннины выходят в наш сад. Я услышала пение и подошла. Когда они меня увидели, то принялись петь еще громче, а синьор маркиз дирижировал.

Панталоне. И подыгрывал им на гитаре?

Беатриче. Синьор Панталоне, отправляйтесь сейчас же к этой твари и скажите моему сыну, чтобы он шел сюда.

Розаура. Идите, идите! Там споют куплетик и про вас.

Панталоне. Если они осмелятся петь про меня, — честное слово, я их отколочу! (Уходит.)


Явление четырнадцатое


Маркиза Беатриче и Розаура.


Беатриче. Милая Розаура, я люблю вас и ценю гораздо больше, чем вы думаете.

Розаура. Увидим, так ли это.

Беатриче. Вы мне не верите?

Розаура. Верю, но меня пугает моя судьба.

Беатриче. Мы сами часто бываем творцами своего счастья.

Розаура. Нужно, чтобы что-нибудь положило для этого крепкое начало. Тогда можно потрудиться для своего счастья.

Беатриче. Мне хочется сделать вам одно предложение, но я не желала бы получить отказ.

Розаура. Если вы знаете, что ваше предложение достойно меня, то можете быть уверены в моем согласии.

Беатриче. Я хочу предложить вам нечто достойное вашего происхождения, нечто более высокое, чем ваше нынешнее положение, и соответствующее стремлениям вашей благородной души.

Розаура. Я очень тронута.

Беатриче. Хочу предложить вам супруга.

Розаура. В добрый час.

Беатриче. Знатного рода.

Розаура. Превосходно.

Беатриче. Это мой сын.

Розаура. Синьора, он распевает про меня песенки, а вы, для моего развлечения, рассказываете мне басни. Слуга покорная вашего сиятельства. (Уходит.)

Беатриче. Стойте! Послушайте!.. Напрасно я заговорила об этом сейчас, когда у нее в ушах еще звучат эти песенки. Но если Флориндо будет вести себя с нею так, как она того заслуживает, она забудет обо всем, полюбит мужа и будет почитать во мне не только свекровь, но мать и благодетельницу.


Явление пятнадцатое


Поле, посреди него холм, в стороне дом. Чекко на охоте, с ружьем.


Чекко. Не знаю, зачем приехал сюда маркиз, — вступить во владение вотчиной или женщинами? Внезапно явился в дом Джаннины, и там вместе с Оливеттой они поют, веселятся, забавляются. Ни мессера Нардо, ни мессера Менгоне здесь нет, и они ничего не знают. Но когда они вернутся, я им все расскажу. Если синьор маркиз осмелится пойти к Гитте, моей жене, он будет иметь дело со мной. А вот и он! Нужно спрятаться. (Прячется.)


Явление шестнадцатое


Чекко (спрятавшийся), Флориндо, Панталоне.


Флориндо. Чего вы пристаете ко мне? Иду туда, куда мне захочется!

Панталоне. Синьора, ваша матушка, ждет вас.

Флориндо. Скажите ей, что вы не могли меня найти.

Панталоне. Как прикажете!

Флориндо. Не знаете ли вы, где живет Гитта?

Панталоне. А зачем вам Гитта?

Флориндо. Хочу к ней зайти.

Панталоне. Вы у меня спрашиваете, где она живет?

Флориндо. Ну да, у вас. Или вам трудно мне ответить?

Панталоне. Простите меня, синьор маркиз, очевидно, вы обо мне не особенно высокого мнения!

Флориндо. Мне очень хочется повидать Гитту. Мать не узнает, что вы указали мне ее дом.

Панталоне. Синьор маркиз, не знаю, что вам и сказать. Я вас уважаю и чту как моего патрона, и не мне вас учить и давать вам советы. Но мой возраст, моя любовь к вашей семье дают мне право сказать вам то, что я думаю. Умоляю вас меня выслушать. Здешние мужчины…

Флориндо. Пожалуйста, не надоедайте мне…

Панталоне. Слуга покорный вашего сиятельства.

(Уходит.)

Явление семнадцатое


Флориндо, потом Чекко.


Флориндо. Ох, уж этот мне старик Панталоне! Нет-нет да и разразится цитатами из Сенеки[29] или Цицерона.[30] Молодость не любит нравоучений! Я с удовольствием заплатил бы скудо за то, чтобы мне указали, где живет Гитта. (Вынимает записную книжку.) "Красивый домик, красивый пригорок". Может быть, этот самый? Посмотрим. (Собирается взойти на холм.)

Чекко. Ваше сиятельство, синьор маркиз!

Флориндо. Что вы хотите, друг мой?

Чекко. Имею честь вас приветствовать.

Флориндо. И больше ничего?

Чекко. Вы меня узнаете, синьор маркиз?

Флориндо. Не очень.

Чекко. Вы забыли о депутатах нашей славной и древней общины? Я один из боковых.

Флориндо. Ну конечно! Теперь узнал.

Чекко. Я покорнейший слуга вашего сиятельства, синьор маркиз.

Флориндо (в сторону). Вот кто мне поможет! (Громко.) Скажите, мой друг, не знаете ли вы, где живет некая Гитта?

Чекко. Гитта?

Флориндо. Вот именно. Знаете?

Чекко. Знаю.

Флориндо. Так проводите меня к ней.

Чекко. К ней домой?

Флориндо. Ну да, к ней домой.

Чекко. А для чего, синьор маркиз?

Флориндо. Какое вам до этого дело?

Чекко. А знаете ли, ваше сиятельство, ведь Гитта-то моя жена.

Флориндо. Очень приятно! Мы будем с вами друзьями. Идем к ней.

Чекко (вызывающим тоном). Но что вам нужно от моей жены? Отвечайте мне.

Флориндо. А знаете, синьор боковой депутат, вы кажетесь мне изрядным нахалом.

Чекко. К моей жене вам нет дороги.

Флориндо. Я велю переломать вам кости.

Чекко. Ваше сиятельство, тише! Скажу вам по секрету, чтобы никто не узнал. Я умею обращаться с ружьем. Слуга покорный вашего сиятельства!

Флориндо. Вы позволяете себе дерзости!

Чекко. Тише, прошу вас! Я убил четверых. Слуга нижайший вашего сиятельства!

Флориндо. Как вы смеете разговаривать так с маркизом Монтефоско? -

Чекко. Запомните хорошенько: четверо или пятеро — для меня не составит большой разницы. Слуга почтительнейший вашего сиятельства!

Флориндо (в сторону). Я здесь один. Он может что-нибудь со мной сделать.

Чекко. Прикажете что-нибудь? Хотите позабавиться охотою? Хотите, пойдем в лес?

Флориндо. Нет, нет, мой друг. Мне не хочется идти в лес.

Чекко. Я могу услужить вам и дома.

Флориндо. При помощи вашей жены?

Чекко. К моей жене вам нет дороги.

Флориндо. Хорошо! Не пойду, но вам же будет хуже. Клянусь небом, вы за это поплатитесь! (Уходит, оглядываясь из страха перед Чекко, который играет своим ружьем.)

Чекко. Не думает ли синьор маркиз, что в число доходов с его вотчины входят и наши жены? Если он не образумится, придется ему познакомиться с моим ружьем,


Явление восемнадцатое


Зала общинного совета.

Нардо, Менгоне, Паскуалотто и Марконе, все в крестьянской одежде.


Нардо. Ну, что скажете! Как я держался?

Менгоне. Превосходно.

Паскуалотто. Вы были достойны самого себя.

Марконе. Вы говорили совсем как дворецкий.

Нардо. Нужно подумать, чем бы позабавить молодого маркиза.

Менгоне. Можно устроить охоту на медведя.

Паскуалотто. Молод еще! Ему будет страшно. Скорее — ловить гуся за шею.

Марконе. Вот-вот! Верхом на осликах,

Нардо. А еще лучше — бег в мешках.

Менгоне. Или, может быть, гулянье с танцами.

Нардо. Нужно сначала узнать, умеет ли он танцевать по-нашему.

Паскуалотто. Неплохо показать ему и игру в мяч.

Нардо. Ладно! Созовем общину и посоветуемся,

Менгоне. А вот и Чекко.

Марконе. Пусть он тоже скажет свое мнение,


Явление девятнадцатое


Те же и Чекко с ружьем.


Нардо. Сколько раз говорил я вам, чтобы вы не входили с ружьем в общинную залу!

Чекко. Ну, нет. Я с ним не расстанусь.

Менгоне. Мы тут обсуждаем, какое можно бы устроить развлечение синьору маркизу.

Чекко. Я вам скажу!

Нардо. А ну-ка, придумайте что-нибудь хорошенькое.

Чекко. Полдюжины наших женщин.

Нардо. Что?!

Чекко. Он увивается около наших женщин, волочится за всеми, старается их обольстить. А дальше не знаю.

Нардо. У кого он был?

Чекко. У вашей дочки.

Нардо. У моей дочки?!

Чекко. Да! (К Менгоне.) И у вашей.

Менгоне. У Оливетты?!

Чекко. Хотел идти к Гитте, но с помощью нескольких любезностей я заставил его отказаться от этого намерения.

Менгоне. Значит, не нужна охота на медведя.

Марконе. Не нужна и гусиная шея.

Нардо. Здесь дело идет о чести и о добром имени.

Чекко. Он угрожает, кричит на нас, нагличает.

Нардо. Нужно, не откладывая, принять меры.

Марконе. Что же вы думаете предпринять?

Нардо. Нужно собрать совет.

Марконе. Я бы сказал…

Нардо. Давайте устроим заседание общины.

Паскуалотто. Как раз мы все в сборе.

Чекко. Ружье, ружье — вот что надо!

Нардо. Нет, здесь нужно действовать политично! Погодите… Эй, слуги, подать кресла! Никого нет? Придется принести самим.

Каждый идет за своим креслом, приносит и ставит его; все садятся.

Чекко. Нельзя было, что ли, разговаривать без этих кресел?

Нардо. Нет, синьор. Когда речь идет о важных делах, нужно сидеть; и эти кресла внушают как будто бы хорошие решения.

Менгоне. И в самом деле! За столько лет они слышали так много совещаний, что, пожалуй, разберутся лучше, чем мы сами.

Нардо (сплевывает и собирается с мыслями; все смолкают). Славная и древняя община! Будучи поставлены в известность одним из наших любезнейших боковых о том, что синьор молодой маркиз пытается распространить свои феодальные права на наших женщин, живущих в вотчине, мы должны подумать, как оградить владение нашей чести и долины нашего доброго имени. Поэтому думайте, советуйте и говорите, достойные члены нашей славной и древней общины.

Чекко. Мое скромное мнение таково, что следует покончить дело так, чтобы не вдаваться ни в расходы, ни в долгие разговоры: пустить в него добрую пулю. И я предлагаю взять это дело на себя от имени всей нашей славной и древней общины.

Менгоне. Нет, дорогой мой боковой товарищ, это не годится. Не нужно обагрять руки в крови нашего помещика. Я бы думал скорее, — впрочем, я готов согласиться и с другими, — что нужно выйти ночью и подпалить дом, где он живет.

Марконе. Нет, это тоже неладно. В огне могут погибнуть и другие обитатели дома, ни в чем не повинные.

Паскуалотто. А мне кажется, что с ним нужно сделать то, что делаем с ягнятами, когда не хотим, чтобы они были производителями.

Нардо. Понятно. А теперь я скажу свое слово. Прежде чем прибегать к ружью, или к огню, или к ножу, посмотрим, нельзя ли добиться цели при помощи политики. Пойдемте все к маркизе-матери. То, что не удастся одному, удастся другому. Я пойду первый, потому что я центральный депутат, а за мной — боковые. Если ничего не добьемся у матери, попытаем счастья с сыном. Если ни добром, ни угрозами не получим того, что нам нужно, прибегнем к огню, к ружью, к ножу, во имя спасения нашей славной и древней общины.

Менгоне. Отлично!

Марконе. Превосходно сказано!

Паскуалотто. Я согласен!

Чекко. Делайте, как хотите. Только увидите, что без пули не обойдемся.

Нардо. Идемте. Да здравствует наша община! (Уходит.)

Чекко. Да здравствует честное ружье! (Уходит.)

Менгоне. Чтобы снять пятно с нашего доброго имени, нет ничего лучше огня. (Уходит.)

Паскуалотто. А я говорю, что, если устроить с ним штучку, как с ягнятками, наши женщины будут в безопасности.


Действие третье

Явление первое


Комната. Маркиза Беатриче и Розаура.


Беатриче. Ну, подойдите же ко мне, Розаура! Говорите со мной откровенно, ведь это именно в вашем характере. Вы встретите и с моей стороны полную откровенность. Давайте обе сбросим маски и побеседуем о нашем деле без недомолвок.

Розаура. Синьора, я не употреблю во зло свободу, которую вы мне предоставляете, и раз вам это угодно, я буду говорить прямо.

Беатриче. Каковы ваши притязания?

Розаура. Они диктуются мне моим происхождением и голосом совести.

Беатриче. Значит, вы решились обратиться к его величеству?

Розаура. Прежде чем обратиться к государю, я хочу прибегнуть к другому суду.

Беатриче. Какой же это суд?

Розаура. Это — суд вашего сердца. В вас есть сострадание и есть справедливость. Вы знатного рода, мысли ваши не могут не быть благородными, а ваша доброта видна в том, как вы ко мне относитесь. Вы знаете, на чем я основываю свои притязания, и вам известно, каковы мои права на эту землю. Я не думаю, чтобы вы хотели видеть меня сломленной несправедливостью, и потому вы сами будете моей защитой, моим адвокатом, моей покровительницей. Если бы я не была уверена в вас, я бы не раскрыла так легко своего сердца. Наоборот, я стала бы играть роль, притворяться, льстить вам. Но я вас знаю — и доверяюсь вам. У меня что на уме, то и на языке. Я у вас самой прошу совета и поддержки.

Беатриче. Ну вот! Когда вы изложили мне ваше дело, я скажу вам свое решение. Хотите?

Розаура. Говорите. Жду с нетерпением!

Беатриче. Вы — наследница имения Монтефоско,

Розаура. А ваш сын?

Беатриче. Ему нельзя будет владеть им дальше, если он не захочет прослыть захватчиком.

Розаура. Значит, я могу надеяться получить это имение?

Беатриче. Судья, не облеченный властью, не может обещать вам большего.

Розаура. Разве материнская власть не сумеет склонить сына?

Беатриче. Да, обещаю вам это! Флориндо еще не вышел из-под опеки. Я могу убедить его и могу принудить. Я сделаю все, чтобы разъяснить ему требования права и справедливости, и, если он будет упрямиться из тщеславия, я сумею быть твердой и даже пригрозить. Розаура, я обещаю вам: вы будете маркизой Монтефоско.

Розаура. О, боже! Вы меня успокаиваете, вы наполняете меня уверенностью и радостью.

Беатриче. Ну, а если я дала вам немного счастья, могу ли я надеяться на признательность и награду?

Розаура. Я вам обязана жизнью.

Беатриче. Будьте женой маркиза, моего сына.

Розаура. Я не могу вам отказать. Слишком многим я обязана вашему великодушию и вашей любви. Располагайте моим сердцем, моей рукой, мною самой. Будьте моей любимой матерью. У ваших ног — преданная дочь.

Беатриче. Да, моя дорогая! Вы будете моей радостью, моей единственной и великой любовью.

Розаура. Но, боже, кто мне поручится, что маркиз Флориндо согласится на этот брак?

Беатриче. Он вас полюбит, потому что вы прелестны; он женится на вас, потому что вы знатного рода; он вас оценит, потому что у вас крупное приданое; он последует моим советам и подчинится моему приказанию.

Розаура. О нет, не нужно, чтобы его сосватали мне тщеславие и соображения выгоды. Если его не приведет ко мне любовь, пусть все будет по-иному. Мы найдем выход более честный.

Беатриче. Нет, Розаура, я не нахожу другого способа удовлетворить вас и не обидеть в то же время родного сына.

Розаура. И я, со своей стороны, не могу не быть признательной вам за доброту. Распоряжайтесь мною, как вам будет угодно, и да окажется сердце сына достойным добродетелей матери! (Уходит.)


Явление второе


Маркиза Беатриче, Панталоне, потом слуга.


Панталоне. Слуга покорный вашего сиятельства!

Беатриче. Где маркиз?

Панталоне. Не знаю, что и сказать вам, ваше сиятельство. Он там, куда влекут его молодость, прихоти, жажда удовольствий.

Беатриче. Вы не нашли его?

Панталоне. Нашел, ваше сиятельство. Он был у Джаннины.

Беатриче. Сказали вы ему, что я его ищу?

Панталоне. Конечно, сказал!

Беатриче. Ну, значит, он сейчас придет.

Панталоне. Боюсь, что нет.

Беатриче. Почему?

Панталоне. Ваше сиятельство, вся деревня ропщет. Он обижает всех женщин. Горцы гораздо ревнивее, чем городские жители. Может выйти большая неприятность.

Беатриче. Скорее!.. Пусть его ищут!.. Пусть найдут!

Слуга (входит). Депутаты общины просят разрешения войти, ваше сиятельство.

Беатриче. Пусть войдут. (К Панталоне.) Синьор Панталоне, прошу вас, пойдите сейчас же, разыщите моего сына и сделайте, чтобы его, лаской или силой, доставили ко мне. Я, наконец, приказываю — и хочу, чтобы мне повиновались.

Панталоне. Иду сейчас же! (В сторону.) Плохо бы ему пришлось, если бы у него не было матушки. (Уходит.)


Явление третье


Нардо, Чекко и Менгоне, все трое смешно принаряженные, и маркиза Беатриче.


Нардо. Ваше сиятельство, перед вами депутаты нашей славной и древней общины. Так как мы не знаем городских обычаев, то мы пришли просить вас, чтобы вы нам разъяснили: дозволено ли у вас или нет соблазнять чужих жен и чинить самоуправство?

Беатриче. Что за дерзкий вопрос!

Нардо. Простите, ваше сиятельство: дозволено или не дозволено?

Беатриче. Дивлюсь вам!

Чекко. Дозволено или не дозволено?

Беатриче. Почему вы спрашиваете меня об этом?

Менгоне. Дозволено или не дозволено?

Беатриче. Беззакония запрещены всюду. Распущенность и непристойности всегда строго наказываются.

Нардо. Ваше сиятельство, синьор маркиз… Простите, я очень хорошо знаю, что veritas odiorum paritur [31].

Чекко. Ну, так я скажу. Синьор маркиз охотится за женщинами, как мы охотимся за дикими животными. Подстерегает тут, подстерегает там. Для него не существует никаких заповедников.

Менгоне. И беда, если что-нибудь ему скажут. При маркизе Ридольфо мы привыкли, что он обращался с нами, как с братьями. Вот это был настоящий добрый господин, хороший помещик. А этот синьор маркиз…

Беатриче. Однако каким тоном вы разговариваете!

Менгоне. Простите, ваше сиятельство. Я не хочу оскорблять вашего сына.

Беатриче. Ну, хорошо! Ступайте! Я сама сумею заставить маркиза изменить поведение.

Нардо. Возвращаюсь к нашему делу. Наша славная и древняя община объявляет вам, что если в ваших местах запрещаются кражи, то синьор маркиз Флориндо должен вернуть имение синьоре Розауре.

Беатриче. Вы вмешиваетесь не в свои дела.

Чекко. Вмешиваемся потому, что вмешиваемся.

Менгоне. И знаем то, что знаем.

Нардо. Тише! Дайте мне сказать. Я, как депутат нашей славной и древней общины, заявляю вашему сиятельству, что мы желаем, чтобы нашей госпожой и здешней помещицей была синьора Розаура. И мы поедем в Неаполь, и возьмем с собой ее, и повезем туда сколько нужно денег, и дойдем до короля со всеми документами, и заставим ее предъявить свои права. Я главный депутат славной и древней общины, — тот, кто посредине. (Уходит.)

Чекко. А если этого окажется недостаточно, будет еще хуже. Я — боковой депутат, справа. (Уходит.)

Менгоне. А если он будет ходить к нашим женщинам, ему будет очень плохо. Я — боковой депутат, слева. (Уходит.)


Явление четвертое


Маркиза Беатриче, одна.


Беатриче. Боже мой, опасность растет! Сын мой на пороге гибели. Только Розаура, и никто другой, может спасти его от катастрофы. Да, да! Я вынуждена теперь просить ее о помощи, которую только что сама ей предлагала. О, если бы она меня услышала и оказала мне поддержку из благодарности или по сердечной доброте!


Явление пятое


Отдаленная часть деревни.

Флориндо, одетый крестьянином, и Арлекин.


Флориндо. Идем, идем! В этой одежде меня никто не узнает.

Арлекин. Зато, если узнают, уж попадет вам!

Флориндо. Не узнают, говорю, в таком платье. Веди меня к Гитте.

Арлекин. Я не хочу, чтобы меня поколотили за компанию с вами.

Флориндо. Слушай, ты! Клянусь, я проломлю тебе голову.

Арлекин. А я подниму крик — и вас сейчас же узнают.

Флориндо. Молчи! Чтобы тебя не было слышно! (Дает ему монету.) На, вот тебе.

Арлекин. Ну, раз заговорили этим языком, мы быстро столкуемся.

Флориндо. Далеко до дома Гитты? Эта часть деревни мне незнакома,

Арлекин. Как пройдем это большое дерево, будет ивняк. За ним сейчас же.

Флориндо. Ну, скорее идем.

Арлекин. А все-таки что-то мне говорит, что мы своего добьемся.

Флориндо. Чего это?

Арлекин. Поколотят, нас!

Флориндо. Ну, довольно! В крайнем случае я скажу, кто я, и меня не посмеют тронуть.

Арлекин. Вас, может быть, и не посмеют, а со мной церемониться не станут, черт возьми!

Флориндо. Идем же, идем!

Арлекин. Ладно уж, пойдем.

Флориндо. Кто-то приближается.

Арлекин. Спасите! (Прячется.)

Флориндо. Ты куда?

Арлекин (спрятавшись). Я здесь…

Флориндо. Не бойся. Это женщина…

Арлекин. Женщина? Ну, тогда ничего. (Выходит.) Я здесь.

Флориндо. Кто бы это мог быть?

Арлекин. Мне кажется…

Флориндо. Как будто…

Арлекин. Гитта!

Флориндо. Да, это Гитта. Мне везет. В этом укромном местечке я могу поговорить с ней на свободе.

Арлекин. А что прикажете мне?

Флориндо. Ходи кругом и, если кто подойдет, предупреди меня.

Арлекин. Слушаюсь.

Флориндо. Понял?

Арлекин. Если кто подойдет… Понял! (Удаляется.)

Флориндо. С этими людьми, я вижу, нужно быть осторожным. Ходят с ружьями. Со временем я отберу у всех оружие. А от женщин не откажусь. Другого развлечения тут нет.


Явление шестое


Флориндо и Гитта, потом Арлекин.


Флориндо (в сторону). Посмотрим, узнает ли она меня? (Проходит мимо нее.)

Гитта (в сторону). Какой хорошенький паренек! И совсем молоденький! Кто бы это был? Никогда его не видала.

Флориндо (в сторону). Не узнает. (Проходит еще раз.)

Гитта. Показалось ли мне, или на самом деле это…

Флориндо. Мое почтение, хозяюшка! (Кланяется по-крестьянски.)

Гитта. Синьор маркиз!..

Флориндо. Тсс…

Гитта. Как! В этом виде?

Флориндо. Чтобы не узнали…

Гитта. Вот здорово! Куда это вы?

Флориндо. Шел к вам, моя прелесть…

Арлекин (приближается). Подходит…

Флориндо. Кто?

Арлекин. Пастух со стадом.

Флориндо. Это ничего. Убирайся!

Арлекин (в сторону). А вот сейчас подойдет и дубинка. (Удаляется.)

Флориндо. Да, да! Шел, чтобы навестить вас. Хотел вас видеть.

Гитта. Я тоже хотела вас повидать по очень важному делу.

Флориндо. Какое чудесное совпадение!.. Ну, вот и я.

Гитта. Я хотела вот что вам сказать. Синьора ваша матушка только что задала мне здоровую нахлобочку: сказала, чтобы я не смела принимать вас у себя и чтобы я с вами не разговаривала. А если я не послушаюсь, грозила мне большими неприятностями.

Флориндо. Не беспокойтесь! Мы будем видеться тайком. Никто не узнает!

Гитта. Мне бы не хотелось…

Флориндо. Посмотрите. В этом наряде никто не сможет признать меня.

Арлекин. Подходит…

Флориндо. Кто?

Арлекин. Осел. Он пасется поблизости.

Флориндо. Пошел вон, болван!

Арлекин. Вы же сказали: если кто подойдет…

Флориндо (дает ему пинка). Иди к черту!

Арлекин (трет ушибленное место). Совсем подошло… (Уходит.)

Флориндо. Пойдемте к вам…

Гитта. Боюсь мужа.

Флориндо. Это тот охотник, который ходит с ружьем?

Гитта. Тот самый.

Флориндо. По правде говоря, и мне бы не хотелось его видеть. Пожалуй, лучше к вам не ходить.

Гитта. Как бы он сам не пришел сюда.

Флориндо. Ну, если даже он здесь и пройдет, то меня он не узнает.


Явление седьмое


Те же и Чекко с дубинкой.

Арлекин хочет предупредить Флориндо, но Чекко грозит ему и прогоняет.


Арлекин (в сторону). Ну, если и подойдет, так мне не попадет. (Уходит.)

Флориндо. Мне хочется развлечений, пока я молод. Хочуповеселиться назло тем, кто желает этому помешать. Я отсюда уже не уеду. Здесь мне очень нравится, и больше всего нравитесь здесь мне вы.

Чекко (в сторону). Черт! Кто это такой?

Гитта. Очень рада, синьор маркиз…

Флориндо. Тсс… Не называйте меня.

Чекко (в сторону). А, проклятый! Узнал я тебя!

Гитта. Я всегда буду рада, если мне…

Чекко показывается и знаком заставляет ее уйти.

Значит, завтра утром принесите мне молока, чтобы я могла сделать молочный суп. До свиданья, пастушок! (Уходит.)

Флориндо (в сторону). Ну, попался!

Чекко. Эй, пастушок!

Флориндо. Синьор?

Чекко. Что ты тут делал с моей женой?

Флориндо. Она просила принести ей молока.

Чекко. Ах ты негодяй! Мерзавец!

Флориндо. Уверяю вас… Клянусь вам…

Чекко. Проклятый! Я тебе переломаю кости! (Бьет его.)

Флориндо. Постойте!

Чекко. Вот тебе, чертова кукла! Вот тебе! (Бьет.)

Флориндо. Остановитесь! Я маркиз!

Чекко. Какой такой маркиз? Ты пастух, простой крестьянин. Вот тебе! (Бьет.)

Флориндо. Помогите! Я маркиз Флориндо.

Чекко. Врешь! Ты пастух! (Бьет.)

Флориндо. Ой, ой! На помощь! Не могу больше! (Падает на плоский камень.)

Чекко (в сторону). На этот раз ты попробовал дубинки, в следующий — отведаешь пули. (Уходит.)

Флориндо. О я, несчастный! Избит, изувечен!


Явление восьмое


Флориндо, маркиза Беатриче, Панталоне, Арлекин и слуги.


Арлекин (маркизе, показывая на Флориндо). Вот он, в крестьянской одежде.

Беатриче. Ах! Экий дурень!

Арлекин (к Флориндо). Подходят! (Уходит.)

Флориндо (в сторону). Боже мой, мать!

Беатриче. Что вы здесь делаете один?

Флориндо. Ой!

Беатриче. Что это? Что с вами?

Панталоне. Что с вами, ваше сиятельство?

Флориндо. Я упал.

Беатриче. Каким образом?

Панталоне. Вы ушиблись?

Флориндо. Споткнулся, спускаясь с холма. Ой-ой! Ой, плечо! Ой, локоть!

Беатриче. Синьор Панталоне, помогите же ему.

Панталоне. Сейчас, сейчас! Ваше сиятельство, пойдемте домой. Люди вас поддержат, а я уже стар для этого.

Флориндо. Дайте мне немножко передохнуть здесь.

Беатриче. Ах, Флориндо, Флориндо! Не знаю уж, где вы тут могли споткнуться. Знаю только, что вы сами на каждом шагу создаете себе пропасти, опасности, всякие бедствия. Что стало бы с вами, несчастный, если бы около вас не было любящей и заботливой матери! Известно ли вам, что вы можете совсем потерять эту вотчину, и притом только из-за вашего дурного поведения?

Флориндо. Знаю, что эта негодница Розаура хочет разорить меня.

Беатриче. Ничуть не бывало. Вы не знаете этой девушки. Отзывайтесь о ней с уважением. Ах, если бы у вас было столько достоинств, сколько их у нее!

Флориндо. Ой, рука!

Беатриче. Вы действительно упали?

Флориндо. Ну да, уверяю вас.

Панталоне. А может быть, на вас что-нибудь упало?

Флориндо (сердито). Что могло на меня упасть?

Панталоне. Ничего, ваше сиятельство, конечно, ничего. (В сторону.) Возможно, что дубинка.

Флориндо. Вы знаете, кто я! Ни один человек не посмеет оскорбить меня. (В сторону.) Мое достоинство требует, чтобы я молчал и делал вид, будто ничего не произошло.

Беатриче. А зачем это вы нарядились крестьянином?

Флориндо. Для развлечения.

Панталоне. И, вероятно, хорошо развлекались?

Флориндо (встает). Что вы хотите этим сказать?

Беатриче. Однако пора домой. Вы ляжете в постель и отдохнете.

Панталоне (слугам). Возьмите под руки его сиятельство,

Слуги поддерживают Флориндо.

Флориндо (в сторону). Конец! Никогда больше уж не сунусь к ним! Глядеть не стану на чужих жен. (Уходит.)

Беатриче. Бедный мой сын! Я его очень люблю, но любовь не ослепляет меня. Я знаю его недостатки и стараюсь их исправить. Вижу опасности, подстерегающие его, и стараюсь их предотвратить. Любовь и благоразумие — две путеводные нити для матери, которая любит, все понимает и не дает ослепить себя материнскому чувству. (Уходит.)

Панталоне. Бьюсь об заклад, что синьор маркиз собрал первую дань со своей вотчины в полновесной палочной монете. (Уходит.)


Явление девятое


Комната в доме Панталоне.

Нардо, Чекко, Марконе и крестьяне.


Нардо. Другого способа нет. Если маркизу дать время нам отомстить, мы пропали. Отдубасить маркиза! Черт побери!

Чекко. Наплевать мне! Будь он проклят! Я ничего не боюсь. При мне мое ружье.

Нардо. Тише! Сейчас нет дома ни маркизы, ни маркиза, ни Панталоне. Как только придет Розаура, мы возьмем ее, отвезем в Неаполь и сделаем маркизою.

Марконе. Что это она не идет? Я ведь послал ей сказать, что община в зале и ждет ее.

Нардо. Не хотел бы я, чтобы явился маркиз.

Чекко. Чего вы боитесь? Я же здесь, и ружье при мне.

Марконе. А вот и Розаура.

Нардо. Скорее! Прокричим ей привет и договоримся с ней обо всем.

Чекко. Да здравствует Розаура!

Марконе. Да здравствует молодая маркиза!

Все. Да здравствует долгие годы!


Явление десятое


Те же и Розаура.


Розаура. Боже! Что это за крики? Что за приветствия?

Нардо. Да здравствует маркиза Розаура!

Чекко. Вы — наша госпожа!

Розаура. Я вам очень благодарна за ваши чувства, но, мне кажется, вам не дано права сделать меня своей госпожой.

Нардо. Мы отвезем вас в Неаполь и добьемся, чтобы признали и вернули вам имение.

Розаура. Такой способ действий, вместо того чтобы доставить мне титул маркизы, может стоить мне жизни. А вы подвергнетесь суровому наказанию за бунт. Ваши стремления справедливы, и справедливы побуждения, заставляющие вас поддерживать меня. Но ваша горячность может испортить хорошее дело и превратить вас в нарушителей закона.

Нардо. Предоставьте нам обдумать это дело. Поезжайте с нами в Неаполь и не бойтесь ничего.

Марконе. У нас есть деньги.

Нардо. И покровители.

Чекко. А в случае чего — и ружье.

Розаура (в сторону). Нет, я не отплачу неблагодарностью благородному сердцу маркизы Беатриче.

Нардо. Идем же, скорее!

Чекко. Не то я вас поведу за ручку.

Розаура. Не станете же вы действовать насильно!

Марконе. Скорее! Едем! Ну вот, кто-то идет!

Чекко. Идут! (Становится у двери с ружьем в руках.)

Нардо. Нет, не нужно преступных действий.

Чекко. Да здравствует маркиза Розаура!


Явление одиннадцатое


Те же и маркиза Беатриче.


Беатриче. Друзья, что за тревога, что за шум? Это бунт!

Розаура. Синьора, ваш сын вызвал гнев этих людей. Пусть ваша доброта их успокоит.

Беатриче. Не думаете ли вы, грубияны, что меня испугают ваши угрозы? Не вам судить о действиях тех, кто поставлен над вами. Ваша дерзость станет известна двору и получит должное возмездие.

Нардо (в сторону). Она меня немного пугает.

Марконе (в сторону). На этот раз, чтобы умиротворить ее, придется продать три или четыре поля.

Розаура. Синьора, я в отчаянии, что из-за меня вы терпите неприятности.

Беатриче. Да, Розаура, вы будете довольны. Действуйте заодно с бунтовщиками и против меня.

Розаура. Умоляю, выслушайте меня!

Беатриче. Я не ожидала от вас такого отношения. Но вам же будет хуже. Вы отвергаете мою дружбу? Испытайте мое неудовольствие. (В сторону.) Положение такое, что нужно ее припугнуть.

Розаура. Не думайте, что я…

Чекко. Это мы хотим ее…

Нардо. Славная древняя община…


Явление двенадцатое


Те же и Панталоне.


Панталоне. Ваше сиятельство!

Беатриче. Где мой сын?

Панталоне. Ваше сиятельство, приехал судебный комиссар с нотариусом и всей канцелярией, и он намерен покончить дело до темноты. Они хотят ввести синьора маркиза во владение вотчиною теперь же, потому что комиссару нужно вернуться в Неаполь.

Беатриче. Иду. Мое присутствие там необходимо.

Розаура. Синьора, я иду с вами.

Беатриче. Оставайтесь с вашими покровителями. Вы не нуждаетесь во мне, и мне нет дела до вас. (В сторону.) Я делаю ей больно, но это необходимо, чтобы обезоружить ее. (Уходит.)

Панталоне. Слуга покорнейший великолепной общины. (Уходит.)


Явление тринадцатое


Розаура, Нардо, Чекко и Марконе.


Розаура (в сторону). Несчастная я! Что мне делать?

Нардо. Слышали? Судебный комиссар и нотариус!

Марконе. Поняли? Вся канцелярия!

Чекко. Наплевать! Идем к комиссару! Идем к нотариусу! (Розауре.) Пойдемте с нами.

Нардо. Правильно. Идемте. Мы скажем, кто вы, изложим ваши права, и ввод во владение не состоится.

Марконе. Раз мы здесь, идемте.

Розаура. Ступайте вперед. Я сейчас приду.

Нардо. Пойдемте сейчас же. Да здравствует наша славная древняя община! (Уходит.)

Чекко. Да здравствует Розаура! (Уходит.)

Марконе. Да здравствует наша настоящая, законная маркиза! (Уходит.)


Явление четырнадцатое


Розаура, одна.


Розаура. Что же это, боже! Что мне делать? На что решиться? Нет, нет! Этой ценой я не хочу купить свое счастье. Я рождена благородной, и, чтобы остаться благородной, мало еще обзавестись имением. Нужно, чтобы мои действия были достойны покровительства небес, любви честных людей и поддержки тех, кто может сделать меня счастливой. (Уходит.)


Явление пятнадцатое


Внутренний двор в старом дворце маркизов Монтефоско. Поставлены стол и стулья. Флориндо, маркиза Беатриче, Панталоне, судебный комиссар, нотариус и другие.


Комиссар. Ваше сиятельство, это место очень подходит для того, чтобы ввести вас во владение.

Панталоне. Это древний дворец маркизов Монтефоско.

Комиссар. Здесь мы все сделаем. Деревня тут же; мы возьмем оттуда горсть земли, потом войдем внутрь дворца, пройдем все покои и залы, откроем входы, закроем окна. Словом, совершим все обычные формальности. А пока мы составим акт. Нотариус, садитесь! Угодно вам сесть, ваши сиятельства?

Все садятся.

Флориндо (в сторону.) Эти проклятые побои все еще дают себя знать.

Комиссар. А где же депутаты? Не нашли их? Не видели? Я ведь посылал за ними.

Панталоне. Вот они идут, синьор комиссар.

Беатриче. Как бы эти наглецы не выкинули какой-нибудь неожиданной штуки! Нужно быть готовой к отпору.


Явление шестнадцатое


Те же, Нардо, Чекко и Марконе.


Нардо. Синьор комиссар, здесь перед вами славная и древняя община, которая заявляет вам протест, самый решительный протест по поводу того, что вы вводите во владение синьора маркиза. Это неправильно.

Флориндо. Что? Это еще что за наглость?

Комиссар. Успокойтесь!

Беатриче. Дерзкие!

Комиссар (к Беатриче). Прошу вас, синьора! (Депутатам.) На каком основании вы протестуете против ввода во владение синьора маркиза?

Нардо. Потому что здесь синьора Розаура, дочь маркиза Эрколе ди Монтефоско.

Флориндо. Не слушайте их!

Комиссар. Будьте покойны, синьор маркиз! (К Нардо.) А где находится названная синьора Розаура?

Нардо. Она здесь, у нас.

Чекко. Мы ее защищаем.

Марконе. Мы ее оберегаем.

Комиссар. Мне тоже кое-что известно об этой молодой девушке. Мне нужно видеть ее и переговорить с нею. На этот случай у меня имеются секретные инструкции. Боюсь, что придется отложить процедуру ввода во владение.

Панталоне (в сторону). Синьор комиссар хочет доить скотину, пока можно.

Флориндо. Синьора матушка, говорите, возражайте, действуйте! Не позволяйте, чтобы мне был нанесен ущерб!

Беатриче. Синьор комиссар, в вашу компетенцию не входит обсуждение вопроса по существу, Приступайте к составлению акта. Пишите.

Комиссар. Пусть будет по-вашему, синьора. Синьор нотариус, пишите: "Вводя в истинное, действительное и фактическое владение…"

Нардо. Синьор комиссар, будьте добры, занесите в акт также протест нашей славной древней общины от имени синьоры Розауры.

Комиссар. Я готов. (Нотариусу.) Пишите…

Беатриче. Не слушайте их.

Комиссар. Простите, но я не могу уклониться от такой записи.

Панталоне (в сторону). Хочет сорвать с обеих сторон.

Комиссар (диктует). "Община Монтефоско, от имени синьоры Розауры…"


Явление семнадцатое


Те же и Розаура.


Розаура. Синьор комиссар! Я не нуждаюсь в том, чтобы говорили и действовали от моего имени. Я — Розаура, Дочь маркиза Монтефоско. Я единственная законная наследница этой вотчины. Выслушайте мои заявления и записывайте.

Флориндо (комиссару). Вы не должны обращать на нее внимания.

Комиссар. Простите, я не могу отказаться выслушать ее и записать ее слова.

Панталоне (в сторону). Чем больше он запишет, тем больше заработает.

Комиссар (Розауре). Говорите, сударыня, что вы хотите, чтобы было записано.

Розаура. Пишите. (Диктует.) "Розаура, дочь покойного маркиза Эрколе ди Монтефоско, отвергает всякие притязания на вотчину, какие могут быть сделаны в ее пользу общиною Монтефоско, не желая нарушить интересы маркиза Флориндо, и заявляет, что делает это из благодарности за доброе отношение к ней маркизы Беатриче".

Беатриче (в сторону). Я поражена!

Флориндо (в сторону). Какая великодушная девушка!

Нардо (в сторону). Ну, попались мы!

Mapконе (в сторону). На этот раз уйдут дома, поля, стада и вообще все, что у нас есть.

Чекко (в сторону). Боюсь, что теперь уж и ружье не поможет.

Комиссар. Теперь мы можем вполне свободно продолжать формальности по вводу во владение.

Беатриче. Прежде чем приступить к акту, возьмите лист бумаги и запишите мое заявление.

Комиссар (нотариусу). Ну-ка, дайте другой лист.

Панталоне (в сторону). Дорого заплатят ему за эту бумагу.

Беатриче. Дорогой Флориндо, если вы верите в любовь вашей матери, то поверите, может быть, и тому, что я не могу желать ничего, что не клонилось бы к вашей пользе.

Флориндо. Я знаю, что вы меня любите, и доверяю вам вполне.

Беатриче. Согласны ли вы исполнить одно мое желание?

Флориндо. Клянусь слепо повиноваться вам!

Беатриче. Нотариус, пишите!

Комиссар (нотариусу). Пишите!

Беатриче (диктует). "Маркиз Флориндо объявляет, что он обязуется вступить в брак с маркизой Розаурой".

Комиссар. Что вы скажете по этому поводу, синьор маркиз?

Флориндо. Да, клянусь, я это сделаю, если синьора Розаура даст на это согласие!

Комиссар. Что скажет по этому поводу синьора Розаура?

Розаура. Пишите!

Комиссар (нотариусу). Пишите.

Панталоне (в сторону). Сколько бумаги!

Розаура (диктует). "Я принимаю предложение и обещаю быть супругою маркиза Флориндо".

Панталоне (в сторону). Это до завтра не кончится. Пишет, пишет, не жалеет бумаги.

Комиссар. Все эти заявления и обязательства будут потом записаны по всей форме. А теперь, закончим процедуру ввода во владение.

Нардо. Синьор комиссар, будьте добры, запишите также и наше заявление.

Комиссар. Охотно. (Нотариусу.) Пишите.

Нардо (диктует). "Бедная община Монтефоско просит прощения у синьора маркиза Флориндо, заявляя, что то, что случилось, произошло только потому, что синьор маркиз желал распространить свою власть на угодья нашей чести. Припадаем к его стопам".

Флориндо. Да, они правы. Они очень чувствительны в вопросах чести, а я немного разошелся. Я уеду из Монтефоско, и вам нечего будет меня бояться. Но я буду помнить о проделке, которая при других условиях могла бы стоить жизни дерзкому, отважившемуся на нее.

Нардо. Да здравствует наш господин! (Тихо, к Марконе и Чекко.) Ну, не великий ли я политик?

Марконе (тихо). Молодец! (Громко.) Да здравствует синьор маркиз!

Чекко. Да здравствует! Да здравствует! (В сторону.) Будет помнить обо мне!

Комиссар. Извинение, принесенное общиной, и прощение, дарованное владельцем вотчины, суть акты, которые должны быть зарегистрированы. Нотариус, пишите!

Панталоне (в сторону). Ну, если синьор маркиз не положит этому конец, писанина будет продолжаться.

Беатриче. Сын мой! Моя Розаура! Вы оба поступили так, как требовало ваше достоинство. Пусть же любовь запечатлеет то, что вам подсказало благоразумие,

Флориндо. Розаура, я вас уважаю, ценю и почитаю. Простите мне юношеские глупости. Я покончил с ними, многому научившись, и не без возмездия. Любите меня, умоляю вас, и будьте уверены в моем сердце.

Розаура. Это то, чего я хотела больше, чем владения вотчиной. Маркиза Беатриче, любимая моя матушка, вы видите теперь, как твердо я была уверена в вашей доброте и в вашем расположении ко мне.

Беатриче. Да, Розаура, вы благоразумны и великодушны. Я слепо верила вашей прекрасной душе и с болью заставляла себя упрекать вас. Флориндо, вы должны признать, что мои действия заслуживают похвалы. Теперь вы будете лучше сознавать, к чему обязывает вас достоинство, и лучше охранять его. Синьор комиссар! Я вас прошу отложить до завтра все процедуры по вводу во владение. Пойдемте отпразднуем свадьбу. Этот брак я осторожно подготовляла и счастливо устроила. Благодаря ему Флориндо, не отнимая ничего у Розауры, мирно и спокойно сделается маркизом Монтефоско.


Примечания


Комедия была представлена в первый раз труппой Медебака в Венеции, в театре Сант'Анджело, 7 февраля 1752 года, напечатана впервые в издании Беттинелли (т. VII, 1753). Комедия посвящена венецианскому патрицию Франческо Мария Каналь, посвящение напечатано в издании Паперини (т. VI, 1754).


Первоначально комедия называлась "Маркиз Монтефоско". Подготовляя комедию к печати, Гольдони назвал ее «Феодал», обобщив тем самым изображенные в ней события.

В комедии Гольдони отводит большое место показу новых для того времени героев — крестьян. В предисловии к комедии Гольдони говорит, что крестьяне достойны изображения на сцене наравне с представителями других социальных слоев: "Они также являются частью человеческого общества, и этой части мы обязаны весьма многим; может быть, даже она — самая необходимая и наименее противная. Деревенских жителей нельзя презирать ни как людей, ни как членов общества, так как, несмотря на то воспитание, к которому предназначило их провидение, и они также имеют свою философию и подвержены всем человеческим страстям, которые горожане считают своим исключительным и законным достоянием. Мне казалось, что я воздаю им должное, изображая их на сцене и привлекая к ним внимание образованных людей и утонченных знатных дам" [32].

Материалом для комедии послужили личные наблюдения Гольдони над жизнью и нравами крестьян во время процесса, который он вел в качестве асессора в 1739 году в Сангвинетто. В любовных похождениях маркиза Монтефоско есть намек на поведение викария Сангвинетто, на которого жаловались крестьяне.

Образы крестьян у Гольдони очень характерны, ярко очерчены и индивидуализированы. Они резко отличаются от образов крестьян в импровизированной комедии, изображавшей их в большинстве случаев в карикатурном виде. Крестьяне Гольдони полны чувства собственного достоинства и вызывают симпатию и уважение, несмотря на комическую разработку характеров.

По цензурным причинам Гольдони перенес место действия этой комедии, как и "Семьи антиквария", в Неаполитанское королевство. В Венеции комедия имела большой успех и была повторена шесть раз подряд. Таким же успехом она пользовалась и на сцене других театров. В Италии на сюжет «Феодала» написаны три комические оперы, среди которых самая известная "Деревенская ревность" ("Gelosie villane", 1776), либретто Гранди, музыка Сарти.


И. Володина


Веер


Действующие лица
Синьор Эваристо.

Синьора Джертруда, вдова.

Синьора Кандида, ее племянница.

Барон дель Чедро.

Граф ди Роккамарина.

Тимотео, аптекарь.

Джаннина, молодая крестьянка.

Синьора Сузанна, хозяйка галантерейной лавки.

Коронато, хозяин гостиницы.

Креспино, сапожник.

Мораккьо, крестьянин, брат Джаннины.

Лимончино, лакей кафе.

Тоньино, слуга Джертруды и Кандиды.

Скавеццо, слуга в гостинице.


Действие происходит на вилле в Казе Нуове, в окрестностях Милана.


Действие первое

Явление первое


Все персонажи пьесы присутствуют на сцене в различных положениях и сочетаниях. Джертруда и Кандида сидят на балконе и занимаются рукоделием. Эваристо и барон в охотничьих костюмах, расположившись в креслах, льют кофе, рядом стоят ружья. Граф, одетый по-деревенски, в рединготе [33] и соломенной шляпе, с тростью в руке, сидит неподалеку от аптеки, уткнувшись в книгу. Тимотео на балконе своей аптеки толчет что-то в медной ступке. Джаннина в костюме крестьянки сидит с прялкой около двери своего дома. Сузанна, сидя возле своей лавки, что-то шьет из белой материи. Коронато сидит на скамейке около своей гостиницы; в руках у него конторская книга и карандаш. Креспино, примостившись на низеньком табурете, чинит башмак, надетый на колодку. Мораккьо с другой стороны дома Джаннины, около рампы, держит на сворке охотничью собаку и кормит ее хлебом. Скавеццо, по другую сторону гостиницы, ближе к рампе, ощипывает курицу. Лимончино стоит около Эваристо и барона с подносом в руках в ожидании пустых чашек. Тоньино собирает сор перед входом виллы. При поднятии занавеса каждый молча занимается своим делом, что дает возможность публике немного ознакомиться со сценой.


Эваристо (барону). Как вам нравится кофе?

Барон. Да, неплохой!

Эваристо. А я так нахожу его просто превосходным. Молодец, синьор Лимончино! Сегодня вы превзошли самого себя.

Лимончино. Благодарю за похвалу, но прошу вас — не называйте меня больше этим дурацким именем Лимончино.

Эваристо. Вот тебе раз! Все вас знают под этим именем. Вы же своего рода знаменитость. Все говорят: "Поедемте в Казе Нуове пить кофе у Лимончино". А вы на это обижаетесь!

Лимончино. Синьор, мне не нравится это прозвище.

Барон (пьет кофе). Согласен! С сегодняшнего дня мы будем называть вас синьор Апельчино, синьор Сливинчино.

Лимончино. Синьор, я в шуты не гожусь.

Кандида громко смеется.

Эваристо. Что вы на это скажете, синьора Кандида?

Кандида (обмахивается веером и кладет его на перила). А что, по-вашему, я должна сказать? Все это очень смешно.

Джертруда. Полно вам. Оставьте в покое этого славного малого. Он варит чудесный кофе, и я ему покровительствую.

Барон. Ну, если ему покровительствует синьора Джертруда, значит, мы должны относиться к нему с уважением. (Тихо, к Эваристо.) Запомните, прекрасная вдовушка ему покровительствует.

Эваристо (барону). Не злословьте. Синьора Джертруда — самая скромная и самая разумная женщина на свете.

Барон (также). Может, так оно и есть, но она слишком важничает, вроде того графа, который уткнулся в книгу с видом великого знатока.

Эваристо (тихо). Что касается графа, то вы, пожалуй, правы: это настоящая карикатура. Но как можно сравнивать его с синьорой Джертрудой?

Барон. По-моему, в каждом из них есть что-то смешное.

Эваристо. Что же вы находите смешного в синьоре Джертруде?

Барон. Уж слишком она педантична, слишком чопорна, слишком самодовольна.

Эваристо (тихо). Простите меня, но вы ее мало знаете.

Барон. Я во сто раз больше уважаю синьору Кандиду.

Барон и Эваристо кончают пить кофе, встают и отдают чашки Лимончино. Оба пытаются расплатиться. Барон опережает. Эваристо тихо благодарит его. Лимончино, взяв чашки и деньги, уходит в кафе; в это время Тимотео начинает стучать еще громче.

Эваристо (в сторону.) Пожалуй, он прав… Племянница — достойная девушка. Не хотелось бы мне, чтобы он оказался моим соперником.

Граф (важно). Эй! Синьор Тимотео!

Тимотео. Что прикажете?

Граф. Ваша стукотня мне надоела.

Тимотео (продолжает стучать). Простите…

Граф. Я читать не могу, у меня голова раскалывается.

Тимотео (стучит). Простите, я сию минуту кончу.

Креспино (работает и смеется). Эй, Коронато!

Коронато. Что скажете, Креспино?

Креспино (громко стучит по колодке). Синьору графу не угодно, чтобы здесь стучали.

Граф. Какая чертовская наглость! Когда же вы кончите наконец стучать?

Креспино. Ваше сиятельство, а вы разве не видите, что я делаю?

Граф (презрительно). Подумаешь, что вы можете делать?

Креспино. Чиню ваши старые башмаки.

Граф. Помолчите-ка, грубиян вы этакий! (Снова принимается за чтение.)

Креспино (смеется и продолжает стучать, Тимотео тоже). Коронато!

Граф (нетерпеливо ерзая на стуле). Это невыносимо!

Скавеццо (зовет со смехом). Мораккьо!

Мораккьо. Чего тебе, Скавеццо?

Скавеццо (со смехом, издеваясь над графом). Полюбуйся-ка на этого синьора графа!

Мораккьо. Помолчи ты! Ведь он все-таки синьор…

Скавеццо. Голодранец…

Джаннина (зовет). Мораккьо!

Мораккьо. Чего тебе?

Джаннина. Что сказал Скавеццо?

Мораккьо. Какое тебе дело! Ты, знай себе, пряди.

Джаннина. Нечего сказать, послал мне бог братца! Никогда от него доброго слова не услышишь! (Поворачивается к нему спиной и продолжает прясть.) Не дождусь, когда замуж выйду.

Сузанна. Что случилось, Джаннина? Что с вами?

Джаннина. О, если бы вы только знали, синьора Сузанна! Я вам скажу, что на свете нет человека более грубого, чем мой дорогой братец.

Мораккьо. Да ладно! Какой уж есть! Что тебе надо? Я тебя кормлю — и будь довольна.

Джаннина (продолжает прясть, с раздражением). Он меня кормит? Надеюсь, что это скоро кончится.

Эваристо. Ну, что там еще? (К Мораккьо.) Вы всегда обижаете бедную девочку. (Подходит к ней.) Право же, она совсем этого не заслуживает.

Джаннина. Он всегда меня злит.

Мораккьо. Она во все сует свой нос.

Эваристо. Ну, перестаньте же наконец, успокойтесь.

Барон (Кандиде). Синьор Эваристо — человек удивительно жалостливый!

Кандида (горячо). Да, мне тоже так кажется.

Джертруда (Кандиде). Удивительно, право, вы только и делаете, что осуждаете других, а за собой ничего не замечаете.

Барон (про себя). Ну, пошли наставления, не перевариваю их…

Креспино (продолжая работать, в сторону). Бедная Джаннина! Когда она будет моей женой, этот негодяй не посмеет ее мучить.

Коронато (в сторону). Да, я готов жениться на ней хотя бы для того, чтобы избавить от дорогого братца.

Эваристо (подходя к барону). Итак, синьор барон, в путь…

Барон. Сказать по правде, сегодня у меня нет настроения идти на охоту. Я устал после вчерашней.

Эваристо. Ну, как хотите. С вашего позволения я отправлюсь один.

Барон. Ради бога! (В сторону.) Тем лучше для меня. Попробую попытать счастья у синьоры Кандиды.

Эваристо. Мораккьо!

Мораккьо. Да, синьор?

Эваристо. Собака накормлена?

Мораккьо. Да, синьор.

Эваристо. Берите свое ружье, и идем.

Мораккьо. Сейчас схожу за ним. (Джаннине.) На, подержи.

Джаннина. Что держать?

Мораккьо. Собаку. Подержи, пока вернусь.

Джаннина. Ладно, давай. Вот еще противный навязался! (Берет поводок и гладит собаку.)

Мораккьо идет в дом.

Коронато (в сторону). Сразу видно, что она добрая девушка. Просто не дождусь, когда она будет моей женой.

Креспино (в сторону). Как она гладит собаку! Если она так ласкова с собакой, воображаю, какова она будет с мужем.

Барон. Скавеццо!

Скавеццо (подходит). Да, синьор…

Барон. Возьмите-ка это ружье и отнесите в мою комнату.

Скавеццо. Сию минуту, синьор. (В сторону.) Этот, по крайней мере, богат и щедр. Не то что этот голодранец граф. (Уносит ружье в гостиницу.)

Эваристо (барону). Вы пробудете здесь весь день?

Барон. Да, я немного отдохну в гостинице.

Эваристо. Закажите обед, я разделю с вами компанию.

Барон. Отлично, я вас подожду. (К дамам.) Синьоры, до скорого свидания. (В сторону.) Скроюсь, чтобы рассеять все подозрения. (К Коронато.) Я иду к себе, а вы приготовьте обед на двоих. (Уходит.)

Коронато. Не беспокойтесь, все будет исполнено.


Явление второе

Те же и Мораккьо.


Мораккьо (выходит из дому с ружьем и берет собаку у Джаннины). Вот и я, синьор, к вашим услугам…

Эваристо (к Мораккьо). Идем! (Берет ружье и обращается к дамам.) Синьоры, если вы разрешите, я пойду немного пострелять. Хочу развлечься.

Джертруда. Сделайте одолжение, развлекайтесь, сколько вашей душе угодно.

Кандида. Желаю вам удачной охоты.

Эваристо (Кандиде, надевая ружье и прочие охотничьи принадлежности). Не сомневаюсь в успехе, раз вы мне его желаете.

Кандида (Джертруде). Не правда ли, он очень мил, этот синьор Эваристо?

Джертруда. Да, конечно. Он очень приятный и воспитанный человек. Но, дорогая племянница, не советую доверяться тому, кого мало знаешь.

Кандида. Не понимаю, тетушка, зачем вы мне это говорите?

Джертруда. С некоторых пор имею для этого основание.

Кандида. Кажется, меня не в чем упрекнуть.

Джертруда. Боже упаси, я не могу на вас пожаловаться, но я хочу вас предостеречь. Мне хочется, чтобы вы всегда оставались такой, как сейчас.

Кандида (в сторону). Она опоздала. Я уже по уши влюбилась.

Эваристо (к Мораккьо). Ну, вот и все в порядке. Идем. (Уходя, кланяется дамам.) Еще раз мое почтение, синьоры.

Джертруда (встает, чтобы сделать реверанс). До свидания.

Кандида (тоже встает, но при этом оступается и роняет веер с балкона на улицу). Ваша покорная слуга!

Эваристо (поднимает веер). Ах!

Кандида. Пустяки, пустяки…

Джертруда. Не беспокойтесь, пожалуйста.

Эваристо. Боже, какая досада! Веер сломался.

Кандида. Пустяки, ведь он старый.

Эваристо. Но все же виноват я.

Джертруда. Не расстраивайтесь из-за этого вздора.

Эваристо. Позвольте мне иметь честь… (Хочет отнести веер в дом.)

Джертруда. Да что вы, что вы! Я прикажу слуге… (Зовет.) Тоньино!

Тоньино (Джертруде). Слушаю, синьора!

Джертруда. Возьмите веер.

Тоньино (к Эваристо). Разрешите…

Эваристо. Ну, если вы мне запрещаете, тогда возьмите…


Отдает веер Тоньино, который берет его и относит в дом.

Кандида. Подумайте, как он волнуется, что веер сломался.


Джертруда. Приличный человек иначе вести себя не может. (В сторону.) Вижу, вижу, что здесь не обойдется без Амура…


Явление третье


Те же и Тоньино на балконе подает веер синьорам, те разглядывают его.


Эваристо (в сторону). Какая досада, что из-за меня сломался веер. Постараюсь как-нибудь поправить беду. (Тихо, Сузанне.) Синьора Сузанна…

Сузанна. Слушаю вас, синьор…

Эваристо. Я хотел бы с вами поговорить наедине. Зайдемте в вашу лавку.

Сузанна (встает). К вашим услугам. Пожалуйста. (Уходит в лавку.)

Эваристо. Мораккьо!

Мораккьо. Да, синьор?

Эваристо. Отправляйтесь вперед. Ждите меня на опушке леса. Я догоню вас. (Входит в лавку Сузанны.)

Мораккьо. Ну, если мы будем так долго собираться, то, пожалуй, останемся на бобах. (Уходит.)

Джаннина (прядет). Хорошо, что брат ушел. Не дождусь той минуты, когда можно будет перекинуться словечком с Креспино. Только бы убрался отсюда этот черт Коронато. Лезет все время ко мне, а я его видеть не могу…

Граф (читает). О, как прекрасно! Изумительно! Превосходно! Синьора Джертруда…

Креспино. Что вам так понравилось, граф?

Граф. Э, куда это вы нос суете? Что можете понять вы, неуч этакий…

Креспино (громко стучит по колодке, в сторону). Ручаюсь, что понимаю больше, чем он.

Джертруда. Что скажете, граф?

Граф. Вы женщина умная и сумеете оценить то, что я читаю. Это верх совершенства.

Джертруда. Наверное, какая-нибудь повесть?

Граф (презрительно). Вот еще!

Джертруда. Тогда, думаю, философский трактат?

Граф (так же). Что вы!

Джертруда. Значит, прекрасное стихотворение.

Граф (так же). Нет и нет.

Джертруда. Ну, тогда что же это, наконец?

Граф. Ах, нечто необыкновенно увлекательное, ошеломляющее, перевод с французского: коротенький рассказ, попросту говоря, басня.

Креспино (громко стучит, в сторону). Черт бы тебя побрал! Басня! Увлекательная, ошеломляющая… Тьфу…

Джертруда. Наверное, Эзоп.

Граф. Нет.

Джертруда. Тогда господин Лафонтен?

Граф. Не знаю, кто автор, это ведь не важно. Хотите послушать?

Джертруда. С удовольствием.

Граф. Минуточку… (Перелистывает книгу.) Боже, я потерял закладку. Но я сейчас, сейчас найду.

Кандида (Джертруде). Ведь вы всегда читаете интересные книги. Что вам за охота слушать какие-то басни?

Джертруда. А почему бы нет? Если басни написаны остроумно, они могут быть и поучительны и забавны.

Граф. Ну, вот нашел… Послушайте, я начинаю.

Креспино (стучит еще сильнее). Чтоб тебе пусто было! Вздумал тут басни читать.

Граф (к Креспино). Вы опять начали стучать?

Креспино (графу, продолжая стучать). А вы, что ж, не хотите, чтобы я вам каблуки новые прибил?

Тимотео снова громко толчет в ступке.

Граф. Ну вот теперь другой проходимец застучал. (К Тимотео.) Долго ли это будет продолжаться?

Тимотео (не отрываясь). Я, синьор, занимаюсь своим делом.

Граф (Джертруде). Ну вот, слушайте. "Жила девица столь небесной красоты…" (К Тимотео.) Да перестаньте же или убирайтесь стучать куда-нибудь подальше!

Тимотео (продолжая стучать). Простите, синьор, я плачу за свое место и менять его не желаю!

Граф. К черту, к черту с вашей проклятой ступкой! Читать нельзя, у меня терпения не хватает. Синьора Джертруда, я лучше приду к вам. Вы только послушайте, что это за вещь, какое изящество, какая свежесть! (Похлопывая по книге, входит в дом Джертруды.)

Джертруда. Этот господин аптекарь слишком много себе позволяет. (Кандиде.) Идемте встречать графа.

Кандида. Идите вы, если желаете, а меня басни совсем не прельщают.

Джертруда. Все равно идемте. Этого требует приличие.

Кандида (со злостью). Ох, уж этот мне граф!

Джертруда. Дорогая племянница, умейте уважать других, если хотите, чтобы и вас уважали. Ну, идемте же! (Уходит.)

Кандида (встает). Хорошо, хорошо, иду, чтобы доставить вам удовольствие.


Явление четвертое


Те же; Эваристо и Сузанна выходят из лавки.


Кандида (уходя, оглядывается). Как! Вы еще здесь, синьор Эваристо! Вы не пошли на охоту? Интересно бы знать, почему?

Сузанна (к Эваристо). Не будьте на меня в претензии. Уверяю вас, я отдаю вам веер просто задарма.

Эваристо (в сторону). Синьора Кандида уже ушла. (Сузанне.) Досадно, что у вас нет веера получше.

Сузанна. Ни хуже, ни лучше у меня нет. Это последний и единственный, который остался у меня в лавке.

Эваристо. Ну, ничего не поделаешь! Придется примириться с этим.

Сузанна (смеется). Не сомневаюсь, что вы хотите кому-то сделать подарочек.

Эваристо. Разумеется! Не для себя же я его покупаю.

Сузанна. Значит, для синьоры Кандиды?

Эваристо (в сторону). Уж очень любопытна эта синьора Сузанна! (Громко.) Почему вы думаете, что я хочу подарить его именно синьоре Кандиде?

Сузанна. Потому что видела, что она сломала свой.

Эваристо. О, этот веер предназначен для другой…

Сузанна. Ладно, ладно. Рассказывайте кому хотите. Впрочем, я в чужие дела не вмешиваюсь. (Садится и шьет.)

Эваристо (Подходя к Джаннине, в сторону). Не вмешивается, а сама норовит все разузнать. На этот раз, однако, ничего не вышло.

Кандида (возвращается). Странно! У него какие-то секреты с лавочницей. Хотелось бы узнать, в чем дело.

Эваристо (подходит к Джаннине, тихо). Джаннина!

Джаннина (сидит и прядет). Да, синьор!

Эваристо. Я хочу попросить вас об одном одолжении.

Джаннина. Не стесняйтесь, приказывайте, я сделаю все, что в моих силах.

Эваристо. Я знаю, что синьора Кандида очень расположена к вам.

Джаннина. Да, синьор. Дай ей бог здоровья!

Эваристо. Она меня просила, чтобы я замолвил о вас словечко вашему брату.

Джаннина (сердито, продолжая прясть). Да уж такое мне с ним наказание! Я осталась круглой сиротой и вот теперь живу у брата, а он просто скотина. Право, синьор, скотина, да и только.

Эваристо. Выслушайте же меня.

Джаннина (также). Да говорите же, пряжа мне ушей не затыкает!

Эваристо (в сторону). Брат ее просто олух, да и она, кажется, от него недалеко ушла.

Сузанна (в сторону). Неужели он купил веер для Джаннины? Просто глазам своим не верю.


Коронато и Креспино, вытягивая шеи, стараются подслушать разговор между Эваристо и Джанниной.


Кандида (на балконе, подходя ближе; в сторону). То он секретничает с лавочницей, то с Джанниной. Ничего не понимаю!

Эваристо. Могу вас просить об одном одолжении?

Джаннина. Тьфу пропасть! Разве я не говорила вам, что можете? Разве не говорила, что я к вашим услугам? Если вам мешает мое веретено, то я его выброшу… (Встает и в сердцах швыряет веретено.)

Эваристо (в сторону). Кажется, так бы и ушел, ничего не сказав! Но она мне нужна.

Кандида (в сторону). Что значат все эти фокусы?

Креспино (подходит поближе с башмаком в одной руке и молотком в другой. В сторону). Даже веретено бросила!

Коронато (с конторской книгой в руках, в сторону). Того гляди, подерутся.

Сузанна (про себя,наблюдая). Кабы для нее был подарочек, пожалуй, она бы так не злилась!

Джаннина (к Эваристо). Ну, я жду, приказывайте…

Эваристо. Будьте добренькой, Джаннина…

Джаннина. Я злой никогда и не была.

Эваристо. Вы знаете, что синьора Кандида сломала свой веер?

Джаннина (с обиженным видом). Знаю, синьор.

Эваристо. Я купил новый у лавочницы.

Джаннина (так же). Ну, что ж, хорошо сделали.

Эваристо. Но я не хочу, чтобы синьора Джертруда об этом знала.

Джаннина (так же). Вы совершенно правы.

Эваристо. Передайте синьоре Кандиде веер с глазу на глаз

Джаннина (так же). Ну уж увольте!

Эваристо (в сторону). Какой нелюбезный ответ!

Кандида (в сторону). Он мне сказал, что собирается на охоту, а сам вертится тут.

Креспино (в сторону). Я бы дорого дал, чтобы подслушать. (Приближается, делая вид, что работает.)

Коронато (подходит, делая вид, что считает). Меня все больше разбирает любопытство.

Эваристо (Джаннине). Почему вы не хотите оказать мне эту любезность?

Джаннина. Потому, что я еще не научилась такому прекрасному ремеслу.

Эваристо. Вы вкладываете в мои намерения дурной смысл… Синьора Кандида очень любит вас.

Джаннина. Это правда, но в подобных делах…

Эваристо. Она мне говорила, что вы собираетесь замуж за Креспино… (Сказав это, он оборачивается и видит двух подслушивающих.) Что вы тут делаете? Что это за шутки такие?

Креспино (садится). Я работаю, синьор.

Коронато (так же). Скажите, пожалуйста, разве я не могу прогуливаться и считать?

Кандида (в сторону). У него с ней какие-то секреты!

Сузанна. Что она — медом, что ли, намазана? Все мужчины так и липнут к ней.

Джаннина. Ну, раз вам нечего мне сказать, я опять возьмусь за свое веретено.

Эваристо. Послушайте, Джаннина. Синьора Кандида просила меня устроить ваш брак с Креспино и позаботиться о приданом.

Джаннина (меняет тон и выпускает веретено из рук). Неужели она вас просила?

Эваристо. Да, и я постараюсь это сделать.

Джаннина. Куда же вы спрятали веер?

Эваристо. Он у меня в кармане.

Джаннина. Давайте же его скорей, только чтобы никто не видел.

Эваристо. Вот он. (Старается незаметно передать ей веер.)

Креспино (вытягивает шею, в сторону). Черт этакий! Он ей что-то дает.

Коронато (так же). Что он мог ей передать?!

Сузанна (в сторону). Как пить дать, он подарил ей веер.

Кандида (в сторону). Ах, Эваристо меня обманывает! Граф был прав.

Эваристо (Джаннине). Помните, я просил вас держать все в тайне.

Джаннина. Предоставьте все мне и можете быть спокойны.

Эваристо. Прощайте.

Джаннина. До свидания.

Эваристо. Так я надеюсь на вас.

Джаннина. А я на вас. (Снова берет веретено и начинает работать.)

Эваристо (собирается уходить, оборачивается и видит на балконе Кандиду, в сторону). Опять она на балконе. Как бы ее предупредить? (Оглядывается вокруг, громко.) Синьора Кандида!

Кандида поворачивается к нему спиной и уходит, не говоря ни слова.

Что это еще за новости? Такое пренебрежение? Нет, не может быть. Я знаю, что она меня любит и уверена, что я ее обожаю. Впрочем, понимаю, в чем дело. Ручаюсь, что ее тетка все видела, — подсматривала, вероятно, — а она при ней не хотела показать, что… Да, да, это так, иначе и быть не может. Но надо прекратить эту игру в прятки, разъяснить все синьоре Джертруде и попросить у нее руки ее племянницы.

Джаннина (прядет). Разумеется, я очень обязана синьоре Кандиде, ведь она никогда меня не забывает. Неужели я не отблагодарю ее? Мы, девушки, должны бескорыстно помогать друг другу.

Коронато (встает и подходит к Джаннине). Интересно знать, какие у вас тайны, какие секреты с синьором Эваристо?

Джаннина. А вам-то какое дело? Разве должна я перед вами отчитываться?

Коронато. Будь мне все равно, я не стал бы у вас спрашивать.


Креспино тихонько становится позади Коронато, чтобы подслушать.


Джаннина. Вы для меня — пустое место и никаких прав на меня не имеете.

Коронато. Если не имею сейчас, то скоро буду иметь.

Джаннина (горячо). Кто вам это сказал?

Коронато. А сказал, и обещал, и слово дал мне тот, кто может вами распоряжаться.

Джаннина (ехидно улыбаясь). Уж не братец ли мой?

Коронато. Да, он самый. А вот я возьму и все ему расскажу — и про секреты ваши, и про шашни, и про подарки.

Креспино. Стоп, стоп, сударь мой! (Становится между ними.) Какие у вас претензии к этой девушке?

Коронато. Вам отчета я давать не намерен.

Креспино (Джаннине). А что у вас за секреты с синьором Эваристо?

Джаннина. Отстаньте вы оба от меня и не морочьте мне голову!

Креспино. Я хочу знать все во что бы то ни стало.

Коронато. А что значит это ваше «хочу»? Приказывайте той, кто принадлежит вам. Брат Джаннины обещал мне отдать ее в жены.

Креспино. А она сама дала мне слово, и, ей-богу, одно слово сестры стоит больше, чем сотни слов брата.

Коронато (к Креспино). Ну, это мы, еще посмотрим.

Креспино (Джаннине). Что вам дал синьор Эваристо?

Джаннина. А ну вас к черту!

Коронато. Постой, постой… Я ведь видел, как он выходил из лавки. Лавочница мне скажет все. (Бежит к Сузанне.)

Креспино. Наверное, купил для вас какую-нибудь безделушку?

Джаннина (в сторону). Я-то ни за что на свете не проговорюсь… Боюсь, что Сузанна…

Коронато (Сузанне). Скажите, пожалуйста, что у вас купил синьор Эваристо?

Сузанна (смеясь). Веер.

Креспино. А вы знаете, что он подарил Джаннине?

Сузанна. Еще бы! Этот самый веер!

Джаннина. Ничего подобного.

Сузанна (поднимаясь, Джаннине). Как так — ничего подобного?

Коронато (Джаннине, сердито). А ну-ка, покажите мне этот веер.

Креспино (отталкивает Коронато). При чем тут вы?! (Джаннине.) Я хочу посмотреть на этот веер.


Коронато угрожающе замахивается на Креспино.

Креспино становится в позу.


Джаннина (Сузанне). А все из-за вас!

Сузанна (Джаннине, сердито). Из-за меня?

Джаннина. Сплетница вы и больше никто!

Сузанна (приближается с угрожающим видом). Это я-то сплетница?

Джаннина (поднимает веретено). А ну-ка, отойдите подальше, а не то клянусь небом…

Сузанна (отходя). Уж лучше уйти, чтобы не замарать себя.

Джаннина. Это вы-то боитесь замарать себя?

Сузанна. Вы деревенщина, с вас и спрашивать нечего… (Скрывается в своей лавке.)

Джаннина (хочет кинуться за ней, но Креспино ее удерживает). Оставьте меня в покое!

Креспино (настойчиво). Извольте показать веер.

Джаннина. Никакого веера у меня нет.

Коронато (Джаннине). А что же вам дал синьор Эварието?

Джаннина (к Коронато). Я уже вам сказала, что это нахальство с вашей стороны.

Коронато (приближается к Джаннине). А вот я хочу знать…

Креспино (отталкивает его). Не ваше это дело, говорят вам!

Джаннина. Так не обращаются с порядочными девушками. (Собирается уходить к себе.)

Креспино. Отвечайте же мне, Джаннина!

Джаннина (подходя к двери). О нет, синьор!

Коронато (толкает Креспино и подходит к Джаннине). Я, я должен знать!

Джаннина. Убирайтесь к черту! (Входит в дом и захлопывает дверь перед его носом).

Коронато. Так оскорблять меня! (Креспино.) И все из-за вас. (Замахивается на него.)

Креспино. Вы наглец!..

Коронато. (угрожающе). Предупреждаю, не выводите меня из терпения…

Креспино. Я вас не боюсь.

Коронато (выразительно). Попомните, Джаннина будет моей.

Креспино. Нет и нет, не бывать этому! А если это и случится, то клянусь…

Коронато. Это еще что за угрозы? С кем, по-вашему, вы имеете дело?

Креспино. Я человек порядочный, и меня все знают.

Коронато. А я, по-вашему, кто такой?

Креспино. Да кто вас знает?

Коронато. Я честный хозяин гостиницы.

Креспино. Хорош — честный!

Коронато. Как вы смеете сомневаться?

Креспино. Это не я сомневаюсь.

Коронато. А кто же?

Креспино. Да вся наша деревня.

Коронато. Ну, ну, любезнейший, вы обратились не по адресу. Я не выдаю старую кожу за новую.

Креспино. А я не выдаю воду за вино и всякую дохлятину за барашка, а ночью не ворую кошек и не подаю их к столу с гарниром вместо зайца или ягненка.

Коронато (замахиваясь). Клянусь небом…

Креспино (так же). А ну, попробуй-ка!..

Коронато (опускает руку в карман). Черт бы тебя побрал!

Креспино (бежит к табуретке за инструментом). Ах! Уж и руку в карман запустил!

Коронато (бежит и хватает свою скамью). Жаль, ножа нет…


Креспино бросает инструменты, хватает кресло аптекаря, и начинается потасовка.


Явление пятое


Те же и граф; к ним присоединяется Тимотео, выбегающий из аптеки, со ступкой в руке, Лимончино с поленом в руке появляется из кафе, Скавеццо с вертелом — из гостиницы.


Граф (выходит из дома Джертруды, чтобы разнять дерущихся). Тише, тише! Остановитесь, я приказываю вам! Слышите, вы, несчастные, это я, граф ди Роккамарина, приказываю вам! Остановитесь же, безумные, послушайтесь меня!.. (Видно, что боится близко подойти к ним.)

Креспино (к Коронато). Ну, твое счастье, что из уважения к синьору графу…

Коронато. Да, уж скажи спасибо синьору графу, а то бы я тебе все кости переломал!

Граф. Полно вам, хватит! Хотел бы я знать, из-за чего вышла драка… ступайте-ка все отсюда. Раз я здесь, все будет в порядке.

Тимотео. Раненых нет?


Лимончино и Скавеццо уходят.


Граф. А вам бы хотелось, чтобы они друг другу шеи посворачивали, ноги переломали, руки повыдергали, так, что ли? Вам бы только блеснуть своими знаниями и искусством!

Тимотео. Я никому зла не желаю, но случись так, что тут были бы раненые, искалеченные, я охотно бы оказал им помощь. А уж особенно услужил бы вам, ваше сиятельство, попади вы в такую переделку.

Граф. Ты что-то слишком дерзок, я прикажу выгнать тебя вон.

Тимотео. Порядочных людей так легко не выгоняют.

Граф. А вот таких, как ты, несчастных аптекаришек, наглецов и обманщиков, отлично выгоняют.

Тимотео. Не понимаю я вашего разговора, синьор. Вы без моих пилюль давно бы уж ноги протянули!

Граф. Нахал!

Тимотео. Кстати, за пилюли вы мне еще не заплатили. (Уходит.)

Коронато (в сторону). А ведь граф мог бы мне помочь в моем деле.

Граф. Так что же случилось? Почему вы ссоритесь?

Креспино. Я вам сейчас все расскажу, синьор… Готов признаться перед целым светом… Я люблю Джаннину.

Коронато. Джаннина должна быть моей.

Граф. Ха-ха-ха! Понимаю. Ссора из-за любви. Два рыцаря Купидона… Два храбрых соперника. Два претендента на прекрасную Венеру, на красотку-богиню здешних мест. (Хохочет.)

Креспино. Если вы хотите сделать из меня шута… (Хочет уйти.)

Граф (останавливает его). Нет, нет! Подите сюда.

Коронато. Я вас уверяю, что дело очень серьезное.

Граф. Да, я понимаю. Вы оба влюблены в одну девушку, и вы соперники. Черт возьми! Какое совпадение, точь-в-точь как в басне, которую я читал синьоре Джертруде. (Показывает книгу и читает.) "Жила девица столь небесной красоты…"

Креспино (в сторону). Понял. (Графу.) С вашего позволения…

Граф. Куда же вы направляетесь? Подите сюда.

Креспино. Если позволите, я лучше пойду, чтобы закончить починку ваших башмаков.

Граф. Ступайте, ступайте, и чтоб они были готовы завтра утром.

Коронато. А главное, чтобы вы не ставили на подошву старую кожу.

Креспино (к Коронато). За новой я к вам загляну.

Коронато. Я, слава богу, не холодный сапожник. Не марало какой-нибудь.

Креспино. Уж я уверен, что у вас найдется и лошадиная кожа и кошачья. (Уходит.)

Коронато (в сторону). Так бы и удушил его собственными руками!

Граф. Что он там о кошках говорил? Неужели вы кормите кошатиной?

Коронато. Синьор, я приличный человек, а этот мерзавец преследует меня.

Граф. Это все от ревности, от любви. Скажите, вы что, в самом деле влюблены в Джаннину?

Коронато. Да, синьор, и я даже хотел просить вашего покровительства.

Граф. Моего покровительства? (Важно.) Хорошо, там будет видно. А вы уверены, что она отвечает вам взаимностью?

Коронато. По правде говоря, мне кажется, что к тому негодяю она больше расположена, чем ко мне.

Граф. Значит, плохо ваше дело.

Коронато. Но мне дал слово ее брат.

Граф. Ну, на это вряд ли можно полагаться.

Коронато. Мораккьо твердо обещал мне ее руку.

Граф. Все это прекрасно, но нельзя же насильно заставить женщину выйти замуж.

Коронато. Брат вправе распоряжаться ее судьбой.

Граф (горячо). Неправда, брат не смеет ею распоряжаться.

Коронато. Но я рассчитываю на ваше покровительство.

Граф. О да, мое покровительство — вещь прекрасная и достойная. Разумеется, мое покровительство имеет силу. Но такой кавалер, как я, не может принуждать женщину, не может распоряжаться ее сердцем…

Коронато. Да ведь она простая крестьянка!

Граф. Что ж из того? Женщина всегда остается женщиной. Я различаю людей по положению, богатству, но выше всего чту женский пол.

Коронато (в сторону). Вижу, что его покровительство ничего не стоит.

Граф. Кстати, как дела с вином: достали хорошего?

Коронато. О, у меня есть превосходное, восхитительное, необыкновенно ароматное…

Граф. Приду попробовать. Мое в этом году что-то не удалось.

Коронато (в сторону). Гм… Он его еще в позапрошлом году запродал.

Граф. Если ваше придется мне по вкусу, буду брать у вас.

Коронато (в сторону). Не очень-то я в этом нуждаюсь!

Граф. Вы поняли меня?

Коронато. Еще бы не понять.

Граф. Скажите мне, пожалуйста, ну, а если я поговорю с девушкой и постараюсь расположить ее в вашу пользу?

Коронато. Может быть, ваши слова и помогут мне.

Граф. Вы вполне достойны, чтобы она предпочла вас.

Коронато. Мне кажется, что между мной и Креспино…

Граф. Ну, какое же может быть сравнение? Вы человек приличный, воспитанный, вежливый…

Коронато. Вы слишком добры ко мне.

Граф. Правда, к женщинам я отношусь с должным уважением. Поэтому любая из них сделает для меня то, чего не сделает ни для кого другого.

Коронато. Я тоже так думал, но вы меня просто повергли в отчаяние.

Граф. Знаете ли, я как истый адвокат начинаю всегда с трудностей. Дружище, у вас прекрасная гостиница. Вы можете прилично содержать жену. Доверьтесь мне, я сделаю для вас все, что в моих силах.

Коронато. Вполне полагаюсь на ваше покровительство.

Граф. Обещаю и дарую его.

Коронато. Милости прошу зайти ко мне отведать моего винца…

Граф. Охотно. С большим удовольствием,

Коронато. К услугам вашим.

Граф. Вы славный малый! (Кладет ему руку на плечо.) Идем.

Коронато (в сторону). Пожалуй, тут не обойдешься без двух-трех бочонков.


Уходят.

Действие второе

Явление первое


Сузанна (одна) выходит из своей лавки и приводит в порядок разложенные товары.


Сузанна. Ну и плохи же мои делишки в этой дыре! Сегодня удалось продать всего-навсего один веер, да и тот отдала задаром, только чтобы отделаться от него. Те, у кого в кармане денежки, едут за покупками в город. С бедняков много не возьмешь… Дура я, что здесь валандаюсь да еще среди этого мужичья. Не понимают они ни приличий, ни благородного обхождения. Для них все равно, что торговка галантереей, что молоком, салатом или яйцами. Все мое городское образование насмарку пошло в этой дыре. Тут все равны, все подружки: и Сузанна, и Джаннина, и Маргарита, и Лючия, лавочница, крестьянка и пастушка; всякую травку в один пучок вяжут. Еще, пожалуй, эти две знатные синьоры немного отличаются от остальных. Впрочем, что уж тут говорить, и то совсем мало. А вот эта нахалка Джаннина воображает, что она важная особа, и все потому, что кто-то ей покровительствует… Подарить веер! Удивляюсь, зачем веер простой крестьянке! До чего она будет смешна! Станет обмахиваться… Вот так… Ох! Чтоб тебе пусто было! Смех, да и только. Впрочем, иногда меня просто зло разбирает. Уж я такая. Получила приличное воспитание и терпеть не могу неучей.

(Садится и шьет.)

Явление второе


Сузанна и Кандида, которая выходит из виллы.


Кандида. Не успокоюсь, пока не узнаю, в чем дело. Я видела Эваристо, когда он выходил из лавки; потом он подошел к Джаннине и как будто что-то ей передал. Не скажет ли мне чего-нибудь Сузанна? Тетушка, пожалуй, права, что нельзя доверяться людям, которых мало знаешь. Боже, какая я несчастная! А вдруг он меня обманывает? Он — моя первая любовь. Никого я еще не любила, кроме него! (Медленно приближается к Сузанне.)

Сузанна (встает). О, синьора Кандида! Ваша покорная слуга.

Кандида. Здравствуйте, синьора Сузанна, что это вы шьете?

Сузанна. Да вот от скуки мастерю чепчик.

Кандида. На продажу?

Сузанна. На продажу-то на продажу, но один бог знает, когда удастся продать.

Кандида. Возможно, мне понадобится чепчик.

Сузанна. У меня есть готовые. Желаете посмотреть?

Кандида. Нет, нет, сейчас у меня нет времени, в другой раз.

Сузанна. Не хотите ли присесть? (Предлагает ей стул.)

Кандида. А вы?

Сузанна. О, не беспокойтесь, я возьму другой. (Идет в лавку и приносит плетеный стул.) Садитесь, вам будет Удобнее.

Кандида. Садитесь и вы, работайте.

Сузанна. Благодарю вас за то, что вы не пренебрегаете моим обществом. (Садится.) Сейчас видно, что вы благородного происхождения. Такие люди всегда просты в обращении. Не то что это грязное мужичье… Чванятся, как черти… А уж эта Джаннина…

Кандида. Кстати, о Джаннине… Вы заметили, как синьор Эваристо с ней разговаривал?

Сузанна. Ну еще бы не заметить? Как же!

Кандида. Он долго с ней о чем-то совещался.

Сузанна. А знаете, что было потом? Знаете, какая тут была перепалка?

Кандида. Я слышала какой-то шум, крики. Мне сказали, что Креспино и Коронато чуть не подрались.

Сузанна. Разумеется, и все из-за этой красотки, из-за этой цацы.

Кандида. Ну, а в чем дело?

Сузанна. Да все ревность, к синьору Эваристо ревнуют.

Кандида. Не кажется ли вам, что между Эваристо и Джанниной что-то есть?

Сузанна. Я ничего не знаю, в чужие дела не вмешиваюсь и плохо ни о ком не думаю, но если хозяин гостиницы и сапожник ее ревнуют, значит, есть причина.

Кандида (в сторону). Несчастная я! Дело оборачивается не в мою пользу!

Сузанна. Простите, мне не хотелось бы попасть впросак.

Кандида. Почему впросак?

Сузанна. Ну, если, скажем, вы имеете какое-то пристрастие к синьору Эваристо…

Кандида. О, вы можете быть покойны, ни малейшего. Я с ним немного знакома, так как он друг моей тетушки и бывает иногда у нас в доме.

Сузанна. Ну, тогда выложу вам всю правду. (В сторону.) Пожалуй, она не обидится. (Громко.) Я уж было думала, что между вами и синьором Эваристо намечается какая-то склонность, — честь честью, по-хорошему, но когда он побывал у меня сегодня утром, я убедилась, что ошиблась.

Кандида. А он был у вас сегодня утром?

Сузанна. Да, синьора, я вам все расскажу. Он приходил, чтобы купить веер.

Кандида (взволнованно). Он купил веер?

Сузанна. Ну да, а так как я видела, что вы сломали веер из-за этого синьора, я подумала: значит, он приценивается, чтобы сделать подарок синьоре Кандиде.

Кандида. Итак, он купил его для меня?

Сузанна. О нет, синьора, я даже скажу вам, что имела смелость спросить его, не для вас ли купил он веер, а он мне так ответил, словно я его кровно обидела. Сказал: "Это вас не касается. Чего вы тут пристаете с синьорой Кандидой. Этот веер предназначен для другой".

Кандида. И что же он сделал с этим веером?

Сузанна. Что сделал? Взял да и отдал его Джаннине.

Кандида (волнуясь, в сторону). Ах, все погибло! Несчастная я!

Сузанна (заметив ее волнение). Синьора Кандида!

Кандида (в сторону). Неблагодарный! Изменник! На кого променял меня? На деревенщину!

Сузанна (участливо). Синьора Кандида!

Кандида (в сторону). Эту обиду я не перенесу.

Сузанна (в сторону). Вот беда! Кажется, я попала впросак. (Громко.) Синьора, успокойтесь! Может, это совсем не так.

Кандида. Вы думаете все-таки, что он подарил веер Джаннине?

Сузанна. Сомневаться не приходится. Я собственными глазами видела.

Кандида. А почему же вы говорите, что как будто не совсем уверены?

Сузанна. Право, сама не знаю… Я не хотела бы, чтобы из-за меня…


Явление третье


Те же и Джертруда, которая выходит из виллы.


Сузанна (Кандиде). А вот и ваша тетушка.

Кандида (Сузанне). Умоляю вас, не говорите ей ни слова!

Сузанна. Можете не беспокоиться. (В сторону.) А еще уверяла, что между ними ничего нет. Сама виновата: зачем утаила от меня правду?

Джертруда. Что вы здесь делаете, дорогая племянница?


Кандида и Сузанна встают.


Сузанна. Вот синьора хотела немного поразвлечь меня, разделить со мной компанию.

Кандида. Я пришла узнать, не продаст ли она чепчик.

Сузанна. Верно, верно, синьора спрашивала про чепчик. О, вы не сомневайтесь, можете на меня положиться. Я не какая-нибудь ветреница, и в доме у меня никто не бывает.

Джертруда. Не старайтесь ни с того ни с сего оправдываться, синьора Сузанна.

Сузанна. О, я очень щепетильна, синьора.

Джертруда (Кандиде). Почему вы не сказали мне, что вам нужен чепчик?

Кандида. Вы что-то писали у себя в комнате, и я не хотела вас беспокоить.

Сузанна. Хотите взглянуть? Я сейчас принесу. Присядьте здесь, пожалуйста. (Подает стул Джертруде и скрывается в лавке).

Джертруда (садится). Вы слышали что-нибудь о ссоре между хозяином гостиницы и сапожником?

Кандида. Говорят, что причина всему — любовь и ревность. (Садится.) Будто бы все из-за Джаннины.

Джертруда. Вот не ожидала! Ведь она как будто очень хорошая девушка.

Кандида. О, дорогая тетушка, простите, я слышала про нее такие вещи, что лучше ее в дом не пускать.

Джертруда. Почему? Что такое о ней говорят?

Кандида. Я вам потом расскажу. Послушайте меня, синьора, не принимайте ее больше, так будет лучше.

Джертруда. Да ведь она приходила скорей к вам, чем ко мне, поэтому я предоставляю поступать с ней, как вам заблагорассудится.

Кандида. Негодная! Пусть она мне на глаза лучше не показывается!

Сузанна (возвращается). Вот вам чепчики, синьора, выбирайте, какой вам больше понравится.


Все трое начинают рассматривать чепчики, тихо разговаривая между собой.

Явление четвертое


Те же; граф и барон, вышедшие из гостиницы.


Граф (барону). Очень рад, что вы мне доверились. Постараюсь услужить вам.

Барон. Я знаю, что вы друг синьоры Джертруды.

Граф. Видите ли, мой дорогой, женщина она образованная, а я люблю литературу — вот почему я беседую с ней охотнее, чем с другими особами. Кроме того, она небогата. Муж оставил ей этот домишко с клочком земли, и, чтобы ее уважали в округе, мое покровительство ей необходимо.

Барон. Да здравствует граф — покровитель вдов и защитник красивых женщин!

Граф. Пустяки! Надо же делать что-нибудь путное в этом грешном мире.

Барон. Значит, вы будете так добры…

Граф. Не беспокойтесь, я поговорю с ней, попрошу руки ее племянницы для одного достойного кавалера, моего друга, а уж если попрошу я, у нее не хватит смелости и решимости отказать мне.

Барон. Скажите, кто я такой.

Граф. Зачем? Достаточно того, что прошу я.

Барон. Но вы же просите руки для меня?

Граф. Разумеется, для вас.

Барон. А вы хорошо знаете, кто я?

Граф. Как же не знать? Вы думаете, я не наслышан о ваших титулах, о вашем состоянии, о вашем положении? Мы, люди именитые, все хорошо знаем друг о друге.

Барон (в сторону). Как бы я был счастлив, если бы мог обойтись без его помощи!

Граф (быстро). О, мой любезный друг…

Барон. В чем дело?

Граф. А вот и сама синьора Джертруда со своей племянницей.

Барон. Они чем-то заняты; думаю, что они нас не заметили.

Граф. Разумеется, нет. Если бы Джертруда нас увидела, она бы обязательно к нам подошла.

Барон. Когда вы будете говорить с ней?

Граф. Сию минуту, если вам угодно.

Барон. Пожалуй, я лучше уйду. Начинайте разговор, а я пойду посижу у аптекаря.

Граф. Почему у аптекаря?

Барон. Мне надо купить немного ревеня для пищеварения.

Граф. Ревеня? А вы уверены, что он не подсунет вам корень бузины?

Барон. Нет, нет, что вы! Меня не проведешь. Я просто не возьму, если увижу, что это не то. Итак, я отдаю себя в ваши руки.

Граф (обнимая его). Мой любезный друг…

Барон. До свидания, дружище. (В сторону.) Второго такого дурака во всем свете не сыщешь. (Входит в аптеку.).

Граф (громко зовет). Синьора Джертруда!

Джертруда (встает). О, граф, простите, я вас не заметила.

Граф. Разрешите сказать вам два слова.

Сузанна. Не угодно ли сюда? Милости прошу, располагайтесь.

Граф (Джертруде). Нет, нет, мне надо вам сказать что-то наедине. Простите за беспокойство, но будьте так любезны и подойдите ко мне.

Джертруда. Сию минуту. Разрешите мне только расплатиться за чепчик, который мы выбрали, и я к вашим услугам. (Вынимает кошелек, чтобы заплатить Сузанне и выиграть время.)

Граф. Хочет заплатить немедленно! Ну, уж этим пороком я никогда не страдал.


Явление пятое


Те же и Коронато, который выходит из гостиницы вместе с Скавеццо, несущим на плече бочонок вина.


Коронато. Ваше сиятельство, вот бочонок для вас.

Граф. А другой где?

Коронато. Попозже принесут. Куда прикажете доставить?

Граф. В мой замок.

Коронато. Кому прикажете отдать?

Граф. Моему управляющему, если он там.

Коронато. Боюсь, что его не застанешь.

Граф. Тогда отдайте кому-нибудь из слуг.

Коронато. Отлично. Ну, пошли.

Скавеццо. Вы уж меня не забудьте, синьор граф.

Граф (к Скавеццо). Ты смотри, вина не пей и водой не разбавляй. (К Коронато.) Не оставляйте его одного.

Коронато. Будьте покойны, уж я не отойду ни на шаг.

Скавеццо (в сторону). Да, да, не сомневайтесь уж мы с хозяином постарались как следует. (Уходит.)


Сузанна сидит за работой. Кандида рядом; они тихо разговаривают между собой.


Джертруда (расплатившись с Сузанной, подходит к графу). Вот и я, синьор граф, что скажете?

Граф. Коротко говоря, согласны ли вы отдать мне вашу племянницу?

Джертруда. Как отдать? Что вы хотите сказать этим "отдать"?

Граф. Боже мой! Как вы не понимаете, отдать замуж.

Джертруда. За вас?

Граф. Не за меня, а за одного человека, которого я знаю и могу вам рекомендовать.

Джертруда. Послушайте меня, синьор граф. Вы хорошо знаете, что моя племянница рано лишилась своих родителей. Она дочь моего единственного брата, и я заменила ей мать.

Граф. Простите меня, все это лишние разговоры.

Джертруда. Извините, но они неизбежны. Надо же поговорить о вашем предложении.

Граф. Согласен. Итак?..

Джертруда. Кандида после смерти своего отца получила слишком маленькое состояние, чтобы ее можно было выдать замуж соответственно ее положению в обществе.

Граф. Глупости! Тут не может быть затруднений.

Джертруда. Дайте же мне сказать. Мой муж оставил мне небольшое наследство.

Граф. Я это знаю.

Джертруда. У меня детей нет.

Граф (нетерпеливо). И вы хотите дать ей приданое?

Джертруда. Да, синьор, в том случае, если будет подходящая партия.

Граф. Вот мы наконец добрались до сути дела. Запомните, что сватовство исходит от меня, а раз от меня, значит, партия подходящая.

Джертруда. Не сомневаюсь, что синьор граф может предложить только достойного человека, но надеюсь, что вы мне окажете честь и сообщите, кто же это.

Граф. Мой коллега.

Джертруда. Как — ваш коллега?

Граф. Титулованный, как я.

Джертруда. Синьор…

Граф. Не создавайте затруднений.

Джертруда. Дайте же мне наконец сказать, выслушайте, если вам угодно, а если нет, я вас больше утруждать не буду и уйду.

Граф. Полно вам, полно, будьте добры, говорите, я слушаю. С женщинами я всегда вежлив и обходителен; я к вашим услугам.

Джертруда. В нескольких словах я скажу то, что думаю. Титул — это украшение всей семьи, а не отдельного человека. Моя племянница не тщеславна, и я не хочу жертвовать ее счастьем ради пустого честолюбия.

Граф (шутливо). Вот сейчас видно, что вы басен начитались.

Джертруда. Басни и романы таким мыслям не научат. Жизнь учит, а воспитание развивает.

Граф. Да, если хотите, пожалуй… Тот, кого я имею в виду, зовется барон дель Чедро.

Джертруда. Синьор барон влюблен в мою племянницу?

Граф. Qui, madame [34].

Джертруда. Я его знаю и отношусь к нему с большим уважением.

Граф. Вот видите! Разве не лакомый кусочек я вам предлагаю?

Джертруда. Он достойный кавалер.

Граф. И человек нашего круга.

Джертруда. Немного невоздержан на язык, но это не беда.

Граф. Решайте скорее. Итак, что вы мне скажете?

Джертруда. Успокойтесь, успокойтесь, синьор граф. Такие вещи сразу не решаются. Пусть синьор барон сам поговорит со мной.

Граф. Раз за это взялся я, так поверьте, вам нечего сомневаться. Я прошу руки от его имени, он со мною говорил, умолял; а я говорю с вами, умоляю вас, то есть не столько умоляю, сколько настаиваю.

Джертруда. Хорошо, предположим, что барон действительно вас просил.

Граф. Дьявольщина! Как это «предположим»? Дело верное. Раз уж говорю я, значит…

Джертруда. Хорошо, пусть будет так. Барон влюблен, а ваша милость просит от его имени руки моей племянницы. Но ведь надо же узнать, согласна ли Кандида?

Граф. Как же вы узнаете, если вы ей об этом ничего не говорили?

Джертруда (иронически). Поверьте, что я ей скажу.

Граф. Ведь она здесь, поговорите с ней.

Джертруда. Поговорю, конечно.

Граф. Благословляю вас. Я подожду ответа здесь.

Джертруда. С вашего разрешения. Я сейчас вернусь. (Делает реверанс. В сторону.) Если барон действительно имеет такое намерение, это было бы счастьем для моей племянницы. Но боюсь, что сердце ее уже занято. (Направляется к лавке.)

Граф. О, при моем уменье обходиться с людьми, я могу добиться всего, чего только захочу! (Достает книгу, садится на скамейку и читает.)

Джертруда. Кандида, не хотите ли немного пройтись? Мне необходимо с вами поговорить.

Сузанна. Пойдемте в мой садик, там вам никто не помешает. (Уходит.)

Джертруда. Хорошо, идемте, это очень удобно, я немедленно должна вернуться обратно. (Идет в лавку.)

Кандида (в сторону). Что она собирается мне сказать? Я так несчастна, что не жду уже ничего хорошего. (Входит в лавку.)

Граф. Пожалуй, прождешь ее тут битый час. Хорошо, что у меня интересная книга. Незаменимая вещь — литература! Человек с хорошей книгой в руках никогда не будет одиноким. (Читает книгу.)


Явление шестое


Граф и Джаннина, вышедшая из дома.


Джаннина. Ну вот и готов обед. По крайней мере, когда этот скот Мораккьо вернется, он не будет ругаться. Никого нет. Сейчас, пожалуй, я могу отнести веер синьоре Кандиде. Если мне удастся передать его так, чтобы тетушка не заметила, то передам, если же нет, буду ждать удобного случая.

Граф. А вот и Джаннина. Эй, девушка, подите сюда.

Джаннина (обернувшись). Да, синьор? (Приближается к вилле.)

Граф (подзывает ее к себе). Подойдите на одно слово…

Джаннина (в сторону). Вот некстати. (Медленно подходит.)

Граф (в сторону). Не надо забывать о Коронато. Я обещал ему свое покровительство, и он его вполне заслуживает. (Встает и откладывает книгу в сторону.)

Джаннина. Я вас слушаю. Что прикажете?

Граф. Куда вы направляетесь?

Джаннина (резко). По своим делам, синьор.

Граф. Как вы смеете так мне отвечать? Так резко, так грубо.

Джаннина. А как же мне, по-вашему, еще отвечать? Говорю, как умею, как привыкла. Я так со всеми разговариваю, и никто еще не сказал мне, что я грубиянка.

Граф. Надо знать, с кем говоришь.

Джаннина. А я этих тонкостей не понимаю. Если вам что-либо угодно, приказывайте, а если вы просто так, чтобы поболтать, так мне некогда с вами тут языком чесать, ваша милость.

Граф. Ваше сиятельство!

Джаннина. Пусть даже "ваша светлость", если вы того желаете.

Граф. Подойдите ко мне поближе.

Джаннина. Я и так вас хорошо слышу.

Граф. Замуж вам хочется?

Джаннина. Да, синьор.

Граф. Молодчина! Вот это мне нравится.

Джаннина. У меня что на уме, то на языке.

Граф. Хотите, я вас выдам замуж?

Джаннина. Нет, синьор.

Граф. Почему нет?

Джаннина. Почему нет? А вот нет — и все тут. Для моего замужества вы мне совершенно не нужны.

Граф. Вы не нуждаетесь в моем покровительстве?

Джаннина. Уверяю вас, нисколько не нуждаюсь.

Граф. Да знаете ли вы, что здесь я всего могу добиться?

Джаннина. Здесь-то вы, может быть, всего сумеете добиться, а вот в моем замужестве ровным счетом ничего.

Граф. Вы считаете, ничего?

Джаннина (тихо, смеясь). Уверяю вас, ничего, решительно ничего.

Граф. Вы влюблены в Креспино?

Джаннина. О, для меня он достаточно хорош.

Граф. И вы предпочитаете его такому порядочному, такому богатому, такому симпатичному человеку, как Коронато?

Джаннина. О, я предпочла бы его не только Коронато.

Граф. Вы предпочли бы его и другим?

Джаннина (смеется, показывая жестами, что намекает на графа). О, вы не представляете себе, кому бы я его предпочла!

Граф. Ну, скажите скорее, кому?

Джаннина. Ну, зачем это? Не заставляйте меня говорить!

Граф. И не собираюсь, вы же обязательно скажете какую-нибудь дерзость.

Джаннина. Что же вам угодно?

Граф. Дело в том, что я взял под свое покровительство вашего брата. Он дал слово выдать вас за Коронато, и вы должны стать женой Коронато.

Джаннина. Ваша милость…

Граф. Сиятельство!

Джаннина (напыщенно). Ваше сиятельство покровительствует моему брату?

Граф. Совершенно верно.

Джаннина. А мой брат дал слово Коронато?

Граф. Разумеется.

Джаннина. Ну, если это так…

Граф. Тогда что?

Джаннина. Пусть мой брат сам женится на Коронато,

Граф. Клянусь небом, вам не бывать за Креспино!

Джаннина. Нет? Почему же?

Граф. Я заставлю его уехать из этих мест.

Джаннина. А я пойду за ним куда угодно.

Граф. Я велю его выдрать как следует.

Джаннина. Он сумеет за себя постоять.

Граф. Я прикажу его убить.

Джаннина. Вот это, пожалуй, мне было бы неприятно.

Граф. А если бы он в самом деле умер, что бы вы сделали?

Джаннина. Право, не знаю.

Граф. Вышли бы за другого?

Джаннина. Возможно, что вышла бы.

Граф. Так считайте, что он уже умер.

Джаннина. Синьор, я не умею ни считать, ни писать и даже не умею читать.

Граф. Ну и язычок!

Джаннина. Прикажете еще что-нибудь?

Граф. Пошли вы к черту!

Джаннина. Если укажете туда дорогу.

Граф. Клянусь небом, не будь вы женщиной…

Джаннина. Что бы вы со мной сделали?

Граф. Убирайтесь вон!

Джаннина. Слушаюсь, а вы еще говорите, что я не знаю приличий. (Направляется к вилле.)

Граф (сердито, вслед Джаннине). Тоже, о приличиях говорит, а уходит, даже не поклонившись.

Джаннина. О, простите, слуга вашей милости…

Граф (зло). Сиятельства!

Джаннина. Ну, пусть будет сиятельство. (Смеясь, убегает в виллу.)

Граф (сердито). Не знаю, как быть. Если она не желает выйти за Коронато, не могу же я ее заставить! Я тут ни при чем. И что это ему взбрело в голову — взять жену, которая его не любит? Мало, что ли, женщин на свете? Я ему найду, да еще получше этой. Увидит он, что значит мое покровительство.


Явление седьмое


Граф; Джертруда и Кандида, вышедшие из галантерейной лавки.


Граф. Итак, синьора Джертруда?

Джертруда. Синьор, моя племянница — девушка разумная и осмотрительная.

Граф. Стало быть… Нельзя ли покороче?

Джертруда. Но, граф, вы меня, право же, замучили.

Граф. Прошу простить. Если бы вы знали, чего я только не натерпелся сейчас от одной особы! Правда, она не похожа на вас. (В сторону.) Все женщины на один лад. (Громко.) Итак, что же говорит разумная и осмотрительная синьора Кандида?

Джертруда. Предположим, что синьор барон…

Граф. Предположим… Ох, уж эти ваши предположения!

Джертруда. Сказав, допустив, решив, заключив — как вам больше нравится, ваша милость.

Граф (сквозь зубы). Сиятельство!

Джертруда (делает вид, что не понимает). Что вы сказали?

Граф. Ничего, ничего, продолжайте…

Джертруда. Моя племянница согласна выйти замуж за барона с соблюдением всех условий и приличий.

Граф. Браво, брависсимо!.. (В сторону.) По крайней мере, хоть тут не сорвалось.

Кандида (в сторону). Так я отомщу этому коварному Эваристо.

Джертруда (в сторону). Никогда не думала, что она согласится. Мне казалось, что она уже выбрала себе возлюбленного. Значит, я ошиблась.


Явление восьмое


Те же и Джаннина, появившаяся на балконе.


Джаннина. Нигде не могу ее найти. О, да вот она,

Граф. Итак, стало быть, синьора Кандида выйдет замуж за синьора барона дель Чедро?

Джаннина (в сторону). Что я слышу? Что же она ему ответит?

Джертруда (графу). Совершенно верно, если условия…

Граф (Кандиде). Какие же вы ставите условия?

Кандида (графу). Никаких, синьор. Я выйду за него безусловно.

Граф. Да здравствует синьора Кандида! Вот это мне нравится. (Приосанивается.) Когда я берусь за дело, все идеткак по маслу.

Джаннина (в сторону). Вот так сюрприз… Бедный синьор Эваристо! Теперь нечего передавать ей веер. (Уходит.)

Джертруда (в сторону). Значит, я ошиблась. Она любит барона, а я-то думала, что она влюблена в синьора Эваристо.

Граф. Если позволите, я пойду сообщить эту приятную новость барону, моему дорогому другу, моему обожаемому коллеге.

Джертруда. А где же синьор барон?

Граф. Он ждет меня у аптекаря. Вот что мы сделаем. Ступайте-ка домой, а я вам его немедленно приведу,

Джертруда. Что скажете, племянница?

Кандида (Джертруде). Пусть он поговорит с вами.

Граф (Кандиде). И с вами.

Кандида. Я полагаюсь во всем на тетушку. (В сторону.) Я умру, но умру отмщенной.

Граф. Иду. Ждите нас, мы сейчас придем… (Джертруде.) Час уже довольно поздний. Неплохо было бы пригласить его к обеду.

Джертруда. Как же можно так сразу?

Граф. Что за церемонии? Ручаюсь, что он охотно примет приглашение, а чтобы доставить ему удовольствие, пообедаю с вами и я. (Входит в аптеку.)

Джертруда (Кандиде). Ну, пойдемте и будем их поджидать.

Кандида (грустно). Пойдемте.

Джертруда (Кандиде). Что с вами? Вы охотно идете на это?

Кандида. Разумеется, охотно. (В сторону.) Я дала слово, и отступления нет.

Джертруда (в сторону). Бедная девочка! Мне жаль ее. В таких случаях, даже если любишь, всегда ощущаешь какую-то тревогу.


(Направляется к вилле.)


Явление девятое


Те же и Джаннина, вышедшая из виллы.


Джаннина. О, синьора Кандида!

Кандида (со злобой). Что вы тут делаете?

Джаннина. Искала вас.

Кандида. Убирайтесь вон, и чтобы ноги вашей не было в нашем доме!

Джаннина. Как! За что такая обида?

Кандида. Обида? Вы негодница, и я не могу и не хочу вас больше видеть. (Уходит в виллу.)

Джертруда (в сторону). Ну, это уж слишком!

Джаннина (в сторону). Я просто окаменела. (Джертруде.) Синьора Джертруда!..

Джертруда. Мне неприятно, что с вами так обошлись. Однако моя племянница — девушка справедливая, и если она резка с вами, то, значит, есть на то причины.

Джаннина (грубо). Какие могут быть причины? Я просто удивляюсь вам.

Джертруда. Прошу вас быть повежливей и не повышать голоса.

Джаннина (собираясь уходить). Сейчас же пойду объяснюсь.

Джертруда. Нет, нет, постойте. Только не сейчас. Повремените.

Джаннина (хочет идти). А я вам повторяю, что пойду сию минуту.

Джертруда (загораживая ей дорогу). Вы не посмеете пройти через эту дверь.


Явление десятое

Те же и граф с бароном, направляющиеся из аптеки в виллу.


Граф (барону). Да не стесняйтесь же, идемте, Джаннина (Джертруде). А я войду силой!

Джертруда (Джаннине). Нахалка! Идет и захлопывает за собой дверь как раз в тот самый момент, когда, незамеченные ею, подходят граф и барон.


Джаннина, взбешенная, отходит. Граф молча смотрит на дверь.


Барон. Как! Она посмела захлопнуть дверь перед нашим носом?

Граф. Перед нашим носом? Нет, это невозможно!

Барон. Вот вам и невозможно! Невозможно, а факт.

Джаннина (в бешенстве ходит взад и вперед). Так меня обидеть!

Граф (барону). Давайте стучать, колотить в дверь. Посмотрим, что будет.

Джаннина (в сторону). Если их впустят, войду и я.

Барон. Постойте! Я не хочу подвергаться новым оскорблениям. Вы оказали мне медвежью услугу. Над вами посмеялись, а я из-за вас попал в дурацкое положение.

Граф (горячась). Как вы смеете со мной разговаривать в подобном тоне?

Барон. Я потребую удовлетворения.

Граф. От кого?

Барон. От вас.

Граф. То есть как?

Барон. А вот так. Со шпагой в руке.

Граф. Неужели со шпагой? Я двадцать лет живу в этом захолустье и забыл о шпаге.

Барон. Тогда на пистолетах.

Граф. На пистолетах, так на пистолетах. Пойду и принесу свой.

Барон. Нет, подождите. Вот два пистолета. (Вынимает их из кармана.) Один для вас, другой для меня.

Джаннина. Боже мой, пистолеты? Эй, сюда! На помощь! У них пистолеты! Они убьют друг друга. (Бежит в дом.)


Граф смущен.

Явление одиннадцатое


Те же и Джертруда (на балконе); потом Лимончино и Тоньино.


Джертруда. Синьоры, что случилось?

Граф (Джертруде). Почему вы захлопнули дверь перед нашим носом?

Джертруда. Я? Простите, вы ошиблись. Я не способна на такой дерзкий поступок, а тем более с вами и с бароном, который оказывает честь моей племяннице, прося ее руки.

Граф (барону). Вы слышите?

Барон. Дорогая синьора, в ту минуту, когда мы входили к вам, вы захлопнули дверь перед самым нашим носом.

Джертруда. Простите, я вас не видела. Я захлопнула дверь перед этой скандалисткой Джанниной, чтобы не дать ей войти в дом.

Джаннина (высовывает голову из-за двери). Ах, скажите пожалуйста! Еще неизвестно, кто здесь скандалистка. (Презрительно передразнивает и снова прячется.)

Граф (вслед Джаннине). Да замолчите вы, дерзкая девчонка!

Джертруда. Если вам угодно пожаловать ко мне, я прикажу вас впустить. (Уходит.)

Граф (барону). Ну, как вам это нравится?!

Барон. Не знаю, что и сказать.

Граф. Что же вы теперь будете делать с вашими пистолетами?

Барон (кладет пистолеты в карман). Простите, но этого требовала моя честь.

Граф. И вы хотите явиться к двум женщинам с пистолетами в кармане?

Барон. В деревне я всегда ношу их при себе на всякий случай.

Граф. Но если женщины узнают, что у вас в кармане пистолеты, они вас к себе не подпустят. Они все трусихи.

Барон. Пожалуй, вы правы. Благодарю вас за хороший совет, и в знак моей признательности разрешите сделать вам маленький подарок. (Вынимает из кармана пистолеты и передает графу.)

Граф (со страхом). Такой подарок — мне?

Барон. Надеюсь, что вы не откажетесь его принять.

Граф. Принять-то я приму. Ведь это от вас. А пистолеты заряжены?

Барон. Странный вопрос! Неужели я буду носить незаряженные пистолеты?

Граф. Погодите. Эй, есть тут кто-нибудь?

Лимончино (выходит из кафе). Что прикажете?

Граф. Возьмите эти пистолеты и спрячьте, я пришлю за ними слугу.

Лимончино (берет пистолеты у барона). Слушаюсь.

Граф. Будьте осторожны, они заряжены.

Лимончино (играя пистолетами). О, я с этими штучками обращаться умею.

Граф (испуганно). Полно, полно, пожалуйста, не дурачьтесь!

Лимончино (в сторону). Ну, и храбрец же этот граф! (Уходит.)

Граф. Благодарю вас, этот подарок мне очень дорог. (В сторону.) Завтра же продам.

Тоньино (выходит из виллы). Синьоры, хозяйка вас ждет.

Граф. Идемте.

Барон. Идемте.

Граф. Что вы скажете на это? Как я вам нравлюсь? Эх, любезнейший мой коллега! Наши титулы чего-нибудь да стоят! Идут к дому.

Джаннина хочет незаметно проскользнуть за ними. Граф и барон входят. Тоньино стоит у двери. Джаннина делает попытку войти в дом, но Тоньино останавливает ее.

Тоньино. Вам тут делать нечего.

Джаннина. Синьор, вы ошибаетесь, у меня есть одно дело…

Тоньино. Мне приказано вас не впускать. (Входит и запирает дверь.)

Джаннина (выходя на авансцену). Ух, и злоба же меня разбирает! Просто боюсь лопнуть. Не знаю, на ком бы ее сорвать. Так обидеть меня? Такую симпатичную девушку…

(Мечется по сцене.)

Явление двенадцатое


Джаннина. Эваристо входит с ружьем. Он держит в руках сумку с дичью и ведет собаку на поводке, Мораккьо, потом Тоньино.


Эваристо. Вот возьмите ружье и отнесите его к себе. Куропаток спрячьте, я потом распоряжусь. Не забудьте накормить собаку. (Садится неподалеку от кафе, достает табакерку и располагается поудобней.)

Мораккьо (к Эваристо). Не сомневайтесь, все будет в порядке. (Джаннине.) Обед готов?

Джаннина (сердито). Готов.

Мораккьо. Какая муха тебя укусила? Ты вечно сама на всех злишься, а потом на меня жалуешься.

Джаннина. Пожалуй, ты прав. Ничего не скажешь. Мы с тобой два сапога — пара.

Мораккьо (Джаннине). Ну-ка, пошли обедать, пора.

Джаннина. Ступай, я сейчас приду. (В сторону.) Мне надо поговорить с синьором Эваристо.

Мораккьо. Ладно, ладно, не задерживайся. А то я без тебя пообедаю. (Уходит.)

Джаннина. Мне сейчас и кусок в рот не полезет.

Эваристо (в сторону). На балконе никого не видно. Вероятно, обедают. Пойду-ка я лучше в гостиницу. (Поднимается.) Барон меня ждет. (Увидя Джаннину). Ну, как дела, Джаннина, что вы новенького мне скажете?

Джаннина (резко). Как же, синьор, очень даже скажу.

Эваристо. Вы передали веер?

Джаннина. Возьмите назад ваш проклятый веер!

Эваристо. Что это значит? Вам не удалось его передать?

Джаннина. Я выслушала сотню оскорблений, тысячу обидных слов, и в конце концов меня выставили из дома, как самую последнюю дрянь.

Эваристо. Уж не догадалась ли обо всем синьора Джертруда?

Джаннина. Дело тут не в синьоре Джертруде. Больше всего меня обидела синьора Кандида.

Эваристо. Почему? Что вы ей сделали плохого?

Джаннина. Ровным счетом ничего, синьор.

Эваристо. А вы сказали ей, что у вас есть для нее веер?

Джаннина. Да как же я могла ей сказать, когда у меня и времени на это не было? Она выгнала меня, как воровку.

Эваристо. Но в чем же дело?

Джаннина. Мне кажется, я ей ничего дурного не сделала. Клянусь, все эти грубости только из-за вас.

Эваристо. Из-за меня? Неужели синьора Кандида меня так любит?

Джаннина. Вы думаете, синьора Кандида вас так любит?

Эваристо. Я нисколько не сомневаюсь; я в этом просто уверен.

Джаннина (насмешливо). А я тоже уверена, что она вас любит! Так любит! Страсть как любит!

Эваристо. Вы меня ужасно взволновали.

Джаннина (презрительно). Ступайте к вашей красавице, к вашей милой.

Эваристо. А почему бы мне и не пойти?

Джаннина. Местечко-то уже занято.

Эваристо (с тревогой). Кем же?

Джаннина. Синьором бароном дель Чедро.

Эваристо (удивленно). Барон у них в доме?

Джаннина. А почему бы ему не быть там, раз он жених синьоры Кандиды?

Эваристо. Джаннина, вы рехнулись! Вы совсем спятили и несете всякую чепуху.

Джаннина. Не верите? Пойдите-ка, полюбуйтесь и тогда узнаете, правду я говорю или нет.

Эваристо. Он в доме у синьоры Джертруды?..

Джаннина. И синьоры Кандиды.

Эваристо. Барон!..

Джаннина. Дель Чедро…

Эваристо. Жених синьоры Кандиды!..

Джаннина. Я собственными глазами его видела там и собственными ушами слышала.

Эваристо. Нет, не может быть. Вы мелете вздор.

Джаннина (напевая). Подите, полюбуйтесь, послушайте и тогда узнаете, вздор я несу или нет.

Эваристо. Немедленно пойду, сию же минуту! (Бежит к вилле и стучится.)

Джаннина. Ну и идиот несчастный! Верит в любовь горожанки. Они не нам чета. Вот мы совсем другое дело. Эваристо дрожит от волнения и продолжает стучать. Тоньино открывает дверь и появляется на пороге.

Эваристо. Почему не открывают?

Тоньино. Простите, но я никого впустить не могу.

Эваристо. А вы доложили, что это я, Эваристо?

Тоньино. Доложил.

Эваристо. Синьоре Кандиде?

Тоньино. Синьоре Кандиде.

Эваристо. И синьора Джертруда не хочет меня принять?

Тоньино. Наоборот, синьора Джертруда приказала вас принять, а синьора Кандида запретила.

Эваристо. Запретила? Клянусь небом, я войду.


Хочет войти силой, но Тоньино захлопывает перед ним дверь.


Джаннина. Ну, что я вам говорила?

Эваристо. Я вне себя. Не понимаю, что случилось? Захлопнуть передо мной дверь!

Джаннина. Нечего удивляться! Со мной обошлись не лучше.

Эваристо. Неужели Кандида могла обмануть меня?

Джаннина. Не сомневайтесь, синьор, дело уже сделано.

Эваристо. Я не могу этому поверить! Ни за что на свете никогда не поверю!

Джаннина. Не верите?

Эваристо. Нет, тут какое-то недоразумение, какая-то тайна. Я знаю характер Кандиды. Она не способна на это.

Джаннина. Ладно уж, утешайтесь и будьте счастливы. Желаю вам всякой удачи.

Эваристо. Я должен во что бы то ни стало поговорить с Кандидой.

Джаннина. Да ведь она не хочет вас видеть!

Эваристо. Все равно. Тут что-то не так. Пойду-ка я в кафе. Мне бы только взглянуть на нее, услышать от нее хоть одно слово! Довольно одного ее знака, чтобы знать, жить мне или умереть.

Джаннина (отдавая ему веер). Вот, возьмите.


Явление тринадцатое


Те же, Коронато и Скавеццо. Скавеццо идет прямо в гостиницу, Коронато отходит в сторону и прислушивается. Потом Креспино.


Эваристо. Что это такое?

Джаннина. Веер.

Эваристо. Оставьте у себя, я вам его дарю.

Джаннина. Вы мне дарите веер?

Эваристо. Да, возьмите его, я вам его дарю. (В сторону.) Перестаю понимать, что я делаю.

Джаннина. Ну, раз так, благодарю вас.

Коронато (в сторону). Ага, теперь я в конце концов знаю, какой подарок она получила. Веер! (Незаметно входит в гостиницу.)

Эваристо. А вдруг Кандида не выйдет ко мне и я случайно не увижу ее в окне, что, если она вдруг откажется меня выслушать, либо тетушка ей запретит… Ах, как я страдаю и мучаюсь!..


Креспино с мешком на плечах идет в свою лавчонку, видит Эваристо и Джаннину и останавливается, чтобы послушать.


Джаннина. Ах, дорогой синьор Эваристо, мне вас очень жаль! Я вам вполне сочувствую.

Эваристо. Милая Джаннина, я вполне заслуживаю сострадания.

Джаннина. Вы такой добрый, такой любезный, такой обходительный синьор!

Эваристо. Да, Джаннина, вы понимаете меня, вы свидетельница моей любви.

Креспино (с мешком на плече). Хорошенькое дело, нечего сказать! Я пришел как раз вовремя.

Джаннина. Я, право, хотела бы вас утешить, да не знаю как!

Креспино (в сторону). Вот так пилюля!

Эваристо. Но я во что бы то ни стало испытаю свою судьбу. Не хочу упрекать себя потом, что не дознался, в чем дело. Я иду в кафе, иду и трепещу, Джаннина. Сохраните ваше расположение ко мне, вашу доброту. (Пожимает ей руку и направляется в кафе.)

Джаннина (в сторону). Меня прямо смех разбирает. А вместе с тем жаль беднягу!

Креспино развязывает свой мешок, вынимает оттуда башмаки и сапожные инструменты, кладет все на скамейку, затем молча идет в лавчонку.

А вот и Креспино. Хорошо ли погуляли? Где вы пропадали?

Креспино. Не видите разве? Кожу покупал, башмаки взял в починку.

Джаннина. Вы только и делаете, что чините всякое старье. Мне бы не хотелось, чтоб некоторые болтали… Знаете, ведь злых языков хоть отбавляй.

Креспино (приступая к работе). По-моему, вам надо больше опасаться злых языков, чем мне.

Джаннина. Мне? А что можно сказать обо мне?

Креспино (продолжая работать). Все, что угодно. Пусть обо мне говорят, что я грязнуля, некудышный сапожник. С меня хватит того, что я порядочный человек и честно зарабатываю свой хлеб.

Джаннина. Я не хочу, чтобы меня дразнили грязнулей.

Креспино. Вас?

Джаннина. Да, меня, когда я стану вашей женой.

Креспино. Эх!

Джаннина. "Эх!" Что значит это ваше "эх"?

Креспино. Это значит, что синьора Джаннина никогда не будет женой грязнули, что у нее более высокие и заманчивые планы.

Джаннина. Вы что, спятили? Или хлебнули сегодня утром лишнего?

Креспино. Я еще не спятил и ничего не пил, но у меня есть уши и глаза.

Джаннина (подходит к нему). Черт возьми, что вы хотите этим сказать? Объяснитесь, чтобы я вас поняла.

Креспино. Вы хотите, чтобы я объяснился? Хорошо! Вы думаете, я не слышал тех словечек, которые отпускал вам сегодня синьор Эваристо?

Джаннина. Синьор Эваристо?

Креспино (передразнивая Эваристо). "Да, Джаннина, вы понимаете меня, будьте свидетельницей моей любви".

Джаннина (смеясь). Вот полоумный!

Креспино (передразнивая Джаннину). "Я, право, хотела бы вас утешить, да не знаю как!"

Джаннина (так же). Совсем полоумный!

Креспино (передразнивая Эваристо). "Джаннина, сохраните ваше расположение ко мне, вашу доброту".

Джаннина. Полоумный, говорю, совсем полоумный!

Креспино. Это я-то полоумный?

Джаннина. Да, да. Вы полоумный! Просто круглый дурак!

Креспино. Черт побери, разве я не видел? Разве я не слышал ваши милые разговорчики с Эваристо?

Джаннина. Ну, дурак, полный дурак!

Креспино. А что вы ему ответили?

Джаннина. Спятил — да и только!

Креспино (угрожающе). Перестаньте, Джаннина, твердить одно и тоже, а не то я в самом деле покажу вам, какой я полоумный.

Джаннина (серьезно, меняя тон). Ай-ай-ай, вы в самом деле вообразили, что синьор Эваристо влюблен в меня?

Креспино. Ничего я не вообразил!

Джаннина. А я такая глупенькая, что отвечаю ему взаимностью. Так, что ли?

Креспино. Ничего я не знаю.

Джаннина. Подойдите-ка сюда и послушайте меня. (Говорит очень быстро.) Синьор Эваристо влюблен в синьору Кандиду, а синьора Кандида натянула ему нос и собирается выйти замуж за синьора барона, а синьор Эваристо в отчаянии и пришел ко мне излить свое горе, а я смеха ради пожалела его. Вот он и успокоился. Поняли?

Креспино. Ничего не понял.

Джаннина. Верите вы, что я тут ни при чем?

Креспино. Не особенно верю.

Джаннина. Убирайтесь тогда к черту! Коронато меня любит. Коронато бегает за мной. Мой брат дал ему свое согласие. Синьор граф тоже уговаривает меня, умоляет. Вот возьму и выйду за Коронато.

Креспино. Потише, потише! Белены вы, что ли, объелись? Почему я должен верить вашим словам, что между вами и синьором Эваристо нет никаких шашней?

Джаннина. И после этого вы еще хотите, чтобы я не называла вас полоумным? Милый мой Креспино, я тоже вас люблю. Сердце мое, радость моя, дорогой мой женишок! (Ластится к нему.)

Креспино (кротко). А все-таки, что вам подарил синьор Эваристо?

Джаннина. Ничего.

Креспино. Неужели ничего? Абсолютно ничего?

Джаннина. Если я говорю — ничего, значит, ничего. (В сторону.) Не хочу, чтобы он знал о веере, а то опять начнет подозревать.

Креспино. Значит, я могу вам верить?

Джаннина. Разумеется! Перестаньте же меня изводить.

Креспино. А вы меня очень любите?

Джаннина. Очень, очень.

Креспино (берет ее за руку). Ну, давайте помиримся.

Джаннина (смеясь). Полоумный.

Креспино (тоже смеясь). Но почему же полоумный?

Джаннина. Полоумный, и все тут!


Явление четырнадцатое


Те же и Коронато, вышедший из гостиницы.


Коронато. Наконец-то я узнал, какой подарок получила синьора Джаннина.

Джаннина. А вы-то что суетесь не в свое дело?

Креспино (к Коронато). От кого же она получила?

Коронато. От синьора Эваристо.

Джаннина. Ничего подобного.

Креспино. Как ничего подобного?

Коронато (Джаннине). Да, да, я даже знаю какой.

Джаннина. А вас это вообще не касается. Я люблю Креспино и буду его женой.

Креспино (к Коронато). Ну, так какой же подарок?

Коронато. Веер.

Креспино (в ярости). Веер?

Джаннина. Вот проклятый доносчик!

Креспино (Джаннине). Вы получили веер?

Джаннина. Неправда это.

Коронато. Такая неправда, что веер и сейчас у вас в кармане.

Креспино. Я хотел бы посмотреть на этот веер.

Джаннина (к Креспино). Увы, синьор, вам это не удастся!

Коронато. Уж я добьюсь того, что вы мне его покажете!

Джаннина (к Коронато). Вы наглец!


Явление пятнадцатое


Те же и Мораккьо, который выходит из дома с салфеткой и жует.


Мораккьо. Почему здесь такой шум?

Коронато. Ваша сестра получила в подарок веер, он у нее в кармане, а она уверяет, что это ложь.

Мораккьо (Джаннине, повелительно). Дай-ка сюда мне веер.

Джаннина (к Мораккьо). Да отстань ты!

Мораккьо (угрожающе). Если не отдашь сейчас веер, клянусь небом…

Джаннина (показывает веер). Проклятый! Вот он.

Креспино (хочет взять его). Дайте мне, мне…

Коронато (тоже тянется). Я хочу взять его себе.

Джаннина. Да отстаньте вы от меня, окаянные!

Мораккьо. А ну-ка, живей, давай его мне!

Джаннина (к Мораккьо). Успокойтесь, синьор, и не подумаю! Уж если на то пошло, я скорее отдам его Креспино, чем вам.

Мораккьо. Дай, тебе говорят!


Джаннина (отдает веер Креспино и убегает в дом).


Возьмите его себе, Креспино.

Коронато. Дайте мне!

Мораккьо. Нет, мне!

Креспино. Не получите!


Коронато и Мораккьо кидаются к Креспино, который убегает; они гонятся за ним.

Явление шестнадцатое


Те же и граф на балконе; Тимотео; потом барон.


Граф (громко и взволнованно). Эй, синьор Тимотео!

Тимотео. Что прикажете?

Граф. Скорей, скорей дайте чего-нибудь успокоительного. Синьоре Кандиде дурно.

Тимотео уходит в аптеку.

Что страшного она могла увидеть в этом окне? Разве в саду, ядовитые цветы растут?

Креспино бежит через всю сцену. Коронато и Мораккьо гонятся за ним.

Барон (выбегает из виллы, чтобы поторопить Тимотео). Живей, живей, синьор Тимотео!

Тимотео (выходит из аптеки с подносом, на котором стоят разные пузырьки). Иду, иду!

Барон. Скорей, вы нам нужны! (Убегает в виллу.)

Тимотео. Сейчас, сейчас!

Креспино, Коронато, Мораккьо налетают на Тимотео, опрокидывают его, и он шлепается на землю со всеми пузырьками, которые разбиваются вдребезги. Креспино тоже падает и роняет веер. Коронато хватает веер и уносит его.

Тимотео поднимается и возвращается в свою аптеку.

Коронато (к Мораккьо). Вот он, вот он, у меня в руках…

Мораккьо. Отлично! Пусть остается у вас. Уж я заставлю Джаннину сказать, от кого она его получила. (Уходит к себе.)

Коронато. А пока что я всем натянул нос. Веер-то у меня. (Уходит в гостиницу.)

Креспино. У, негодные! Совсем искалечили. Но терпенье, терпенье! Обидно только, что Коронато забрал веер. Пар шесть башмаков отдал бы, чтобы получить его обратно да изломать в куски. Изломать в куски? Это зачем же? Только за то, что его подарили моей милой? Вот вздор! Джаннина девушка славная, я ее очень люблю, и нечего нам разводить там разные антимонии.

(Прихрамывая, уходит в лавку.)

Действие третье

Явление первое


Немая сцена, вплоть до выхода графа и барона. Креспино выходит из лавки с хлебом, сыром и еще какой-то снедью на тарелке и пустым бокалом; он ставит все это на скамью и усаживается рядом, чтобы поесть. Тоньино выходит из виллы с метлой, бежит к аптеке и входит в нее. Креспино молча режет хлеб. Из гостиницы выходят Коронато и Скавеццо, несущий на плече бочонок — точно такой же, какой он раньше отнес графу. Коронато проходит мимо Креспино, поглядывает на него и смеется. Креспино, в свою очередь, смотрит на него, дрожа от злости. Коронато, улыбаясь, направляется в ту сторону, куда отнесли первый бочонок. Креспино внимательно глядит вслед Коронато, затем снова принимается за еду. Тоньино выходит из аптеки и подметает осколки разбитых пузырьков. Тимотео выбегает из аптеки с подносом, уставленным новыми пузырьками, и скрывается в вилле. Тоньино продолжает подметать. Кресшшо берет свой бокал и тихо, с невинным видом входит в гостиницу. Сузанна выходит из лавки, приводит в порядок выставку своих товаров, затем садится и начинает что-то шить. Тоньино идет в виллу и запирает за собой дверь. Креспино выходит из гостиницы с бокалом, и с хитрым видом рассматривает веер, спрятанный под полой, не столько для собственного удовольствия, сколько для того, чтобы показать его публике; потом направляется к своей скамье и ставит бокал на землю. Джаннина появляется из дому, садится и начинает прясть. Креспино тоже садится, достает веер и, смеясь, прячет его под куски кожи. Он продолжает есть. Коронато возвращается один, проходит мимо Креспино и смеется. Креспино ест и ухмыляется. Коронато, дойдя до гостиницы, поворачивается к Креспино и хохочет. Креспино ест и тоже хохочет, Коронато в дверях гостиницы продолжает хохотать, потом исчезает. Креспино достает веер, смотрит на него с довольной улыбкой, затем кладет на место и снова принимается за еду. Этим немая сцена заканчивается.

Граф и барон выходят из виллы.


Граф. Нет, мой друг, простите меня, но уж вам-то жаловаться грех.

Барон. Уверяю вас, что хвастать мне тоже нечем.

Граф. То, что синьора Кандида почувствовала себя плохо, — простая случайность. Ничего не поделаешь! Вы же знаете, что у женщин бывают этакие, как говорят, гастерические припадки.

Барон. Гастерические? Вы, наверное, хотели сказать истерические…

Граф. Да, именно истерические, как вы их там называете, истерические. И уж если она вас не поняла как следует, то виною, разумеется, ее нервное состояние.

Барон. Странно! Когда мы пришли, она как будто была совсем здорова; но стоило ей увидеть меня, как она сразу же ушла к себе.

Граф. Думаю, что она просто почувствовала себя плохо.

Барон. А вы обратили внимание, с каким серьезным видом синьора Джертруда читала какие-то бумаги, что-то вроде писем?

Граф. Синьора Джертруда деловая женщина, и, наверное, это были какие-то свежие счета…

Барон. Нет, вы ошибаетесь. Бумаги были старые. Мне кажется, что она нашла их на столе или в кармане синьоры Кандиды.

Граф. Ну и чудак вы, мой милейший коллега! Истинный фантазер! Что это пришло вам в голову?

Барон. Пришло то, что легко может быть на самом деле. Я подозреваю, что между синьорой Кандидой и Эваристо маленький роман.

Граф. Да что вы! Ничего подобного. Будь это так, я бы обязательно знал. Я ведь все знаю. В этом захолустье от меня ничего не ускользнет. Будь это так, разве она приняла бы ваше предложение? Неужели она осмелилась бы скомпрометировать сватовство такого знатного кавалера, как я?

Барон. Пожалуй, вы правы. Она очень быстро дала свое согласие. Но синьора Джертруда после чтения этих писем стала менее любезной и даже, по-моему, хотела поскорее от нас избавиться.

Граф. По-моему, мы можем пожаловаться лишь на то, что синьора Джертруда не предложила нам пообедать у нее.

Барон. Это меня нисколько не удивляет.

Граф. Я намекнул ей, а она сделала вид, что не понимает.

Барон. Уверяю вас, что она никак не могла дождаться, когда мы оставим ее в покое.

Граф. Мне просто обидно за вас. А где вы обедаете сегодня?

Барон. Я заказал хозяину обед на две персоны.

Граф. На две персоны?

Барон. Я ожидаю Эваристо, который отправился на охоту.

Граф. Не хотите ли пообедать со мною?

Барон. С вами?

Граф. Да. Ведь мой замок совсем недалеко отсюда.

Барон. Благодарю вас, но обед уже заказан. Эй, кто там в гостинице! Коронато!


Явление второе


Те же и Коронато, вышедший из гостиницы.


Коронато. К вашим услугам!

Барон. Синьор Эваристо вернулся?

Коронато. Я его не видел, синьор. Досадно, обед уже давно готов, и кушанья могут перестояться.

Граф. Эваристо рад охотиться весь день и может оставить вас без обеда.

Барон. Что же прикажете мне делать? Я обещал подождать его.

Граф. Подождать можно, но всему есть предел. Дорогой друг! Не к лицу вам ждать человека, который ниже вас по положению. Правда, воспитание и вежливость этого требуют, но, любезный коллега, все же не мешает помнить о своем достоинстве.

Барон. Я хочу просить вас занять место синьора Эваристо.

Граф. Если вам надоест его ждать и вы не прочь составить мне компанию, то пойдемте ко мне и закусим чем бог послал.

Барон. Нет, дорогой граф, сделайте одолжение и пообедайте со мной. Сядем за стол, а если Эваристо пренебрегает приличиями, тем хуже для него.

Граф (довольный). Пусть научится быть вежливым.

Барон (к Коронато). Велите подавать.

Коронато. Сию минуту. (В сторону.) Ну, теперь пиши пропало, поживиться будет нечем.

Барон. Пойду посмотрю, что приготовлено на обед. (Уходит.)

Граф (к Коронато). Вы доставили в мой замок второй бочонок вина?

Коронато. Да, синьор, я его уже отослал.

Граф. Отослали? Без присмотра? Боюсь, что тут надо ждать какого-нибудь подвоха!

Коронато. Должен сказать, что я проводил слугу до большой дороги, а там навстречу нам попался ваш человек.

Граф. Управляющий?

Коронато. Нет, синьор,

Граф. Слуга?

Коронато. Нет, синьор.

Граф. Лакей?

Коронато. Нет, синьор.

Граф. Да кто же, наконец?

Коронато. Тот, кто у вас ходит продавать фрукты, салат, овощи…

Граф. Как? Тот…

Коронато …который на все руки мастер. Я его повстречал, показал бочонок, и он вызвался проводить моего слугу.

Граф (в сторону). Черт побери! Именно тот, который может один выдуть полбочонка. (Собирается уходить.)

Коронато. Разрешите спросить…

Граф (резко). В чем дело?

Коронато. Вы говорили обо мне с Джанниной?

Граф. Ну да, говорил.

Коронато. И как она?

Граф (смущенно). Все в порядке,

Коронато. В порядке?

Граф (торопясь уйти). Поговорим об этом после.

Коронато. Я могу надеяться?

Граф. Потом, потом… Нельзя же заставлять барона ждать. (Уходит.)

Коронато (в сторону). Я все-таки надеюсь… Такой уж это человек… Если он за что-нибудь берется, то иногда выходит толк. (С грубоватой нежностью.) Джаннина!

Джаннина прядет, не отвечая.

Позвольте с вами хоть поздороваться.

Джаннина (не глядя на него, продолжая прясть). Вы бы лучше веер мне отдали.

Коронато. Ладно… (В сторону.) Ах, кстати напомнила? Ведь я его забыл в погребе! (Джаннине.) Да, да, поговорим о веере. (В сторону.) Только бы кто-нибудь не стянул его оттуда. (Уходит.)

Креспино громко смеется.

Сузанна. Синьор Креспино, вы, должно быть, сегодня в хорошем расположении духа, потому так от души смеетесь.

Креспино. О, у меня есть на то причина. Вот я и смеюсь.

Джаннина (к Креспино). Вот вы смеетесь, а меня злость так и разбирает.

Креспино. Злость? А на что вы злитесь?

Джаннина. На то, что веер достался Коронато.

Креспино (смеясь). Да, да, он достался Коронато.

Джаннина. Не понимаю, что же тут смешного!

Креспино. Потому что веер достался Коронато, поэтому я и смеюсь. (Встает, собирает остатки обеда и уходит в лавку.)

Джаннина. Смеется, как идиот какой-то.

Сузанна (продолжая шить). Не думала, что мой веер пройдет через столько рук.

Джаннина (презрительно обернувшись). Фу! Подумаешь, ваш веер!

Сузанна. Да, повторяю, мой веер. Он был в моей лавке.

Джаннина. Надеюсь, что вам за него заплатили?

Сузанна. Разумеется, иначе его не получили бы.

Джаннина. И уж наверное вдвое против его цены.

Сузанна. Неправда. А впрочем, если это даже так, какое вам до этого дело? Считайте его по той цене, по какой он вам достался.

Джаннина. Откуда вы можете знать, во сколько он мне обошелся?

Сузанна (с преувеличенным язвительным равнодушием). О, я, конечно, не могу знать, во сколько он вам обошелся. Наверное, у того, кто вам его подарил, есть кое-какие обязательства…

Джаннина (вскакивает). Что вы болтаете? Какие там обязательства? Ничего не понимаю.

Сузанна. Тс… тс… Потише, не очень-то я вас боюсь.

Креспино (выходит из лавки). Что случилось? Вечно шум, вечно крик…

Джаннина (садится и прядет; в сторону). Так, кажется, и разломала бы веретено на кусочки…

Сузанна. Без колкостей обойтись не может. Все шпильки подпускает да еще хочет, чтоб другие молчали.

Креспино (садится и принимается за работу). Вы сердитесь, Джаннина?

Джаннина (прядет). Я сержусь? С чего это вы взяли?

Сузанна (иронически). О, она такая тихоня! Никогда не сердится…

Джаннина (так, чтобы Сузанна слышала). Никогда, если только меня против шерсти не гладят, дерзости не говорят, на ноги не наступают…

Сузанна качает головой и что-то ворчит себе под нос.

Креспино (работая). Это я-то вас обижаю, на ноги наступаю?

Джаннина (сердито прядет). Не о вас речь.

Сузанна (бормочет). Разговор тут не о вас, а обо мне.

Креспино. Удивительное дело! У нас тут всего жителей раз-два и обчелся, и то нет ни минуты покоя…

Джаннина. Что делать, когда некоторые распускают язык…

Креспино. Перестаньте, просто стыдно за вас.

Сузанна. Сами ругаются и хотят, чтобы все молчали.

Джаннина. Я говорю справедливо, разумно.

Сузанна. Нет, уж лучше я помолчу, ничего больше не скажу.

Джаннина. Разумеется, лучше помолчать, чем нести всякую чепуху.

Креспино. Непременно хочет, чтобы за ней осталось последнее слово!

Джаннина. Да, да, хоть тут лопни.

Тимотео выходит из виллы с подносом и пузырьками.

Любите меня черненькую, а беленькую меня всякий полюбит.

Креспино. Потише, потише, а то нас услышат.

Тимотео (в сторону). Хватит, ноги моей больше не будет в этом доме. Я, видите ли, виноват, что мои снадобья никуда не годятся! Даю то, что есть. Захотели в этакой глуши найти всякие причиндалы: разные там эфиры, эликсиры, эссенции! Одно шарлатанство, и только. В медицине главное: вода, хина и ртуть. (Уходит в аптеку.)

Креспино (Джаннине). Наверное, у синьоры Джертруды кто-то заболел?

Джаннина (презрительно). Это сокровище, синьора Кандида!

Креспино. Что с ней?

Джаннина. Почем я знаю, чем она больна, ваша синьора Кандида.

Сузанна. А я знаю, чем больна синьора Кандида.

Креспино (Сузанне). Чем же?

Сузанна (с ужимками). Синьоре Джаннине это должно быть хорошо известно.

Джаннина. Мне? Откуда мне это знать?

Сузанна. Да все оттуда же. Ведь она же из-за вас заболела.

Джаннина (встает). Из-за меня?

Сузанна. Впрочем, с вами нельзя разговаривать.

Креспино (встает). Хотел бы я знать, что тут за неразбериха?

Джаннина (Сузанне). Вы только и умеете всякую чушь городить!

Сузанна. Ну, ну, говорите, да не заговаривайтесь!

Креспино (Джаннине). Дайте же ей сказать.

Джаннина (Сузанне). На каком основании вы это говорите?

Сузанна. Ни слова больше не скажу.

Джаннина. Нет, нет, скажите!

Сузанна. Прошу вас, Джаннина, уж лучше вы не заставляйте меня говорить.

Джаннина. Если вы женщина честная, вы скажете.

Сузанна. Хорошо, если так, я все скажу.

Креспино. Тише, тише, идет синьора Джертруда, не будем устраивать сцен в ее присутствии. (Садится за работу.)

Джаннина (в сторону, направляясь к своему дому). Я буду не я, если не потребую у нее отчета в ее словах.

Сузанна (садится и работает). Настаивает, чтобы я сказала! Ну что ж, я все выложу.

Креспино. Хотел бы я разобраться во всей этой путанице.


(Садится и работает.)

Явление третье


Те же и Джертруда, вышедшая из виллы.


Джертруда (Джаннине, строго). Скажите, пожалуйста, ваш брат вернулся?

Джаннина (направляясь к своему дому, сухо). Да, синьора.

Джертруда (как прежде). И синьор Эваристо тоже?

Джаннина (как прежде). Да, синьора.

Джертруда. А вы не знаете, где сейчас синьор Эваристо?

Джаннина (резко). Ничего не знаю. Слуга ваша. (Уходит к себе.)

Джертруда (в сторону). Не очень-то она любезна! Креспино!

Креспино (встает). Да, синьора!

Джертруда. Не знаете ли вы, где синьор Эваристо?

Креспино. Нет, синьора, право, не знаю.

Джертруда. Сделайте мне одолжение, посмотрите, нет ли его в гостинице. (Направляется к гостинице.)

Креспино. Сию минуту. (Уходит.)

Сузанна (вполголоса). Синьора Джертруда…

Джертруда. Что вам угодно?

Сузанна (встает). Можно вас только на одно слово…

Джертруда. А вы тоже ничего не знаете о синьоре Эваристо?

Сузанна. Эх, милая синьора, очень даже знаю. Много интересного могу вам сообщить.

Джертруда. О, боже, я так волнуюсь. Я нашла письма, которые меня поразили. Умоляю вас, скажите мне, откройте все.

Сузанна. Здесь, на людях? Тут столько разных пустомель. Если хотите, я зайду к вам.

Джертруда. Но прежде всего я хотела бы повидаться с синьором Эваристо.

Сузанна. А может быть, пойдем ко мне?

Джертруда. Так будет лучше. Только подождем Креспино.

Сузанна. А вот и он.

Креспино выходит из гостиницы.

Джертруда. Ну, что скажете?

Креспино. Его там нет. Ждали его к обеду, но он не пришел.

Джертруда. А ведь с охоты он уже должен был вернуться.

Креспино. О, разумеется, с охоты он вернулся. Я его видел.

Джертруда. Да где же он, наконец, пропадает?

Сузанна (заглядывает в кафе). Тут его тоже нет.

Креспино (заглядывает в аптеку). И у аптекаря его не видно.

Джертруда. Прошу вас, поищите его хорошенько. Местечко это небольшое, может быть, найдете его.

Креспино. Сию минуту отправлюсь на поиски. Постараюсь вам услужить.

Джертруда (к Креспино). Если найдете, скажите ему, что я Должна с ним поговорить. Буду ждать его в галантерейной лавке.

Креспино. Будет исполнено.

Джертруда. Идемте же, мне не терпится все узнать поскорее. (Идет в лавку.)

Сузанна. Идите, идите, услышите много интересного. (Уходит.)

Креспино. Тут какая-то чертовщина с этим синьором Эваристо. И веер… Я очень рад, что он у меня в руках. Коронато спохватился, что веер пропал. Счастье, что меня нельзя заподозрить. Никто ему не говорил, что я приходил за вином. Я вовремя ушел. И кто бы мог подумать, что я найдувеер на бочке. Просто счастливый случай, повезло, и все тут. Этакий дурак! Оставить веер на бочке… Пока слуга наливал вино, я его хвать в карман. А у Коронато еще достает глупости спрашивать: не видел я веер да не знаю где он? Разве я идиот — признаться, что я его сцапал. Ведь потом Коронато будет болтать, что я пошел и украл… Он такой, с него станет! Это настоящий разбойник, он готов наговорить все, что угодно. Ну, где же мне искать синьора Эваристо? У графа он не может быть, тот сейчас вовсю работает челюстями. (Показывает, как тот ест.) Попробую поискать еще. Авось где-нибудь найду. Досадно, что я ничего толком не разузнал у Сузанны. Надо непременно разузнать. А что, если Джаннина в чем-то провинилась, что, если у нее не все как надо… Тогда что же мне делать? Бросить ее, что ли? А ведь я ее люблю. Ну, будь что. будет!


(Хочет уйти.)

Явление четвертое


Креспино и Лимончино, вышедший из кафе, потом Коронато.


Креспино (к Лимончино). Эй, послушайте, не можете ли вы сказать, где синьор Эваристо?

Лимончино. Я? Вот еще новости! Разве я его слуга?

Креспино. Что тут такого, он ведь мог быть у вас в кафе.

Лимончино (подходит). Был бы, так вы бы его видели.

Креспино. Чертова кукла Лимончино!

Лимончино. Дался вам Лимончино!

Креспино. Вот погоди, придешь ко мне башмаки чинить, я тебе покажу! (Уходит.)

Лимончино. Ну и разбойник! Так я и разболтал, что синьор Эваристо у нас в саду. Теперь, когда он так счастлив и доволен, незачем ему мешать. (Зовет.) Эй, есть кто там?

Коронато (в дверях). Что случилось?

Лимончино. Меня прислал синьор Эваристо сказать синьору барону, чтобы он обедал и не дожидался его. Он занят и прийти никак не может.

Коронато. Передайте ему, что он несколько запоздал: барон уже заканчивает обед.

Лимончино. Ладно, ладно. Увижу — скажу. (Хочет уйти.)

Коронато. Послушайте, молодой человек!

Лимончино. Что прикажете?

Коронато. Может, слыхали часом — не нашел ли кто веер?

Лимончино. Нет, как будто не слыхал.

Коронато. Если услышите, прошу вас, скажите мне.

Лимончино. Охотно, синьор. Это вы потеряли?

Коронато. Да, веер был у меня. Черт возьми, не понимаю, куда он мог провалиться! Наверно, какой-нибудь негодяй его унес, а мои болваны даже толком не знают, кто приходил за вином. Но я его непременно найду! Обязательно найду. Так я на вас рассчитываю. (Уходит.)

Лимончино. Постараюсь сделать все, что могу.


(Собирается уходить.)

Явление пятое


Лимончино и граф в окне гостиницы; потом Джаннина.


Граф. Я как будто слышал голос Лимончино. (Кричит.) Эй, молодой человек!

Лимончино (оборачивается). Слушаю, синьор.

Граф. Две порции хорошего кофе!

Лимончино. Кому, ваше сиятельство?

Граф. Мне.

Лимончино. Обе порции вам?

Граф. Нет, одну мне, а другую барону дель Чедро.

Лимончино. Слушаю.

Граф. Поскорее, да свежего и покрепче!

Лимончино (в сторону). Похоже, что платить будет барон. Тогда надо подать. (Хочет уйти.)

Джаннина (выходит из дому без веретена). Эй, Лимончино!

Лимончино. И вы тоже: Лимончино, Лимончино!

Джаннина. Ну, ну, не сердитесь. Ведь не назвала же я вас репой, или тыквой, или огурцом, или баклажаном.

Лимончино. Этого еще не хватало.

Джаннина (спокойно). Подите-ка сюда, скажите: синьор Эваристо все еще там?

Лимончино. Где это там?

Джаннина. У вас.

Лимончино. У нас?

Джаннина (начиная сердиться). Ну да, у вас.

Лимончино. А ведь кафе у вас на виду. Будь он там, вы бы его увидели.

Джаннина. А может быть, в саду?

Лимончино. Знать ничего не знаю! (Входит в кафе.)

Джаннина. Экая скотина! Будь у меня в руках веретено, так бы я ему накостыляла. И некоторые еще осмеливаются говорить, что я злюка! Все ко мне пристают, все обижают. И те синьоры, и эта грубиянка, и Мораккьо, и Коронато, и Креспино… У-у-у! Будьте вы все прокляты!..


Явление шестое


Джаннина; Эваристо весело выбегает из кафе, потом Коронато.


Эваристо. А, вот она! Вот она! (Джаннине). Я так счастлив!

Джаннина. Ну, ну! Что у вас за радость такая?

Эваристо. О, Джаннина, я так доволен, я самый счастливый человек на свете!

Джаннина. Вот и отлично, рада за вас. Надеюсь, вы меня вознаградите за все мои муки.

Эваристо. О, я сделаю для вас все, что захотите. Джаннина, милая, понимаете, на вас пало подозрение. Синьора Кандида узнала, что я дал вам веер; она вообразила, что я купил его для вас, и приревновала меня.

Джаннина. Приревновала?

Эваристо. Ну да.

Джаннина (в сторону виллы.) Чтоб тебе пусто было!

Эваристо. Она ведь собиралась выйти замуж за другого только из самолюбия, из мести, от отчаяния. Потом увидела меня в окно и упала в обморок. А мне все не удавалось ее увидать. Наконец, на мое счастье, ее тетка вышла из дома. Кандида спустилась в сад, Я продрался сквозь колючую изгородь, перескочил через стену и кинулся к ее ногам. (Задыхаясь от прилива чувств.) Плакал, умолял, клялся и одержал победу — она будет моей, моей! Все страхи теперь позади.

Джаннина (с ужимками). Радуюсь, поздравляю, восхищаюсь. Она будет вашей, вашей навсегда. Я в восторге, я довольна, я вполне удовлетворена.

Эваристо. Она поставила мне единственное условие для моего полного счастья.

Джаннина. Интересно, какое же это условие?

Эваристо. Чтобы мне оправдаться в ее глазах и в то же время оправдать вас и совершенно ее успокоить, надо преподнести ей веер.

Джаннина (в сторону). Вот я и попалась!

Эваристо (пылко). Тут дело идет о моей и вашей чести! Она может подумать, что я купил веер для вас, тогда ревность заговорит в ней. Я знаю, вы девушка разумная и осмотрительная. Верните мне, пожалуйста, веер.

Джаннина (смущенно). Синьор… Веера у меня, к сожалению, нет.

Эваристо. Разумеется, я понимаю вас. Я подарил вам веер и ни за что не просил бы его обратно, не попади я в столь затруднительное положение. Клянусь, я подарю вам другой, он будет гораздо лучше этого, только умоляю вас, верните мне веер сейчас же.

Джаннина. Говорят вам, синьор: веера у меня нет!

Эваристо (пылко). Джаннина, дело идет о моей жизни и о вашей репутации.

Джаннина. Даю вам честное слово, клянусь, чем хотите: веера у меня нет!

Эваристо (все более горячась). О, боже! Что же вы с ним сделали?.

Джаннина. А вот что: узнав, что веер у меня, на меня набросились, как три бешеные собаки…

Эваристо (в ярости). Кто?

Джаннина. Мой брат…

Эваристо (бежит к дому и кричит). Мораккьо!

Джаннина. Да погодите же! У Мораккьо веера нет!

Эваристо (топая ногами). У кого же он тогда?

Джаннина. Я отдала его Креспино.

Эваристо (бежит к лавке и кричит). Эй, где вы там, Креспино?

Джаннина. Да вы сперва успокойтесь! Послушайте…

Эваристо. Я просто в отчаянии.

Джаннина. У Креспино его тоже нет.

Эваристо. Да у кого же он? У кого? Живо говорите!..

Джаннина. У этого разбойника Коронато.

Эваристо. У Коронато? (Бежит к гостинице.) Коронато, идите скорей сюда, Коронато!

Коронато. Да, синьор?

Эваристо. Веер… Верните мне скорее веер…

Коронато. Какой такой веер?

Джаннина (к Коронато). Да тот, что был у меня. Ведь это его веер.

Эваристо. Живее поворачивайтесь, не теряйте времени зря.

Коронато. Синьор, к сожалению…

Эваристо. Что еще случилось?

Коронато. Веера у меня больше нет.

Эваристо. Как так нет?

Коронато. По рассеянности я положил его на бочку, оставил там и вышел из дома, а когда вернулся, веер уже тю-тю… Кто-то его подхватил.

Эваристо. Надо найти его во что бы то ни стало!

Коронато. А где искать? Я просто из сил выбился.

Эваристо. Я дам десять, двадцать, тридцать цехинов, тому, кто его найдет…

Коронато. Раз его нет, так и взять неоткуда.

Эваристо. Я в отчаянии!

Коронато (уходя к себе). Меня это очень огорчает, но ничего не поделаешь. (Уходит.)

Эваристо (Джаннине). Вы меня погубили. (Уходит.)

Джаннина. Я? Вот еще новости! Да при чем тут я?


Явление седьмое


Те же и Кандида на балконе.


Кандида (зовет). Синьор Эваристо!

Эваристо (в сторону). Вот уже и она! Я пропал!

Джаннина. Что за черт! Уж не началось ли светопреставление?

Кандида (снова зовет). Синьор Эваристо!

Эваристо. Ах, милая Кандида! Вы, мое сокровище, видите перед собой самого несчастного, самого жалкого человека на свете!

Кандида. Очевидно, вы не нашли веер?

Джаннина (в сторону). Сразу угадала.

Эваристо (Кандиде). Все против меня! Да, увы, это так: веер исчез, и найти его невозможно.

Кандида. О, мне хорошо известно, где он,

Эваристо. Где? Где? Если вы знаете, где искать его…

Джаннина (к Эваристо). А может быть, его уже кто-нибудь нашел? Почем знать?

Эваристо (Кандиде). Что она говорит?

Кандида. Веер должен быть в руках той, кому вы его подарили, и она права, не желая вам вернуть его.

Джаннина. (Кандиде). Это не так.

Кандида. Вы уж лучше молчите!

Эваристо. Клянусь вам честью…

Кандида. Довольно. Я приняла решение. Приходится только удивляться, что вы меня ставите на одну доску с этой деревенщиной! (Уходит.)

Джаннила (угрожающе). Как вы смеете называть меня деревенщиной?

Эваристо (к Джаннине). Видит небо, только вы одна — причина моего отчаяния, моей смерти.

Джаннина. Ну, ну! Не сходите с ума!

Эваристо. Она решилась на что-то. Теперь я должен решиться. Я дождусь своего соперника со шпагой в руке: либо умрет недостойный, либо я расстанусь с жизнью… (Джаннине.) Из-за вас, из-за вас одной все мои мучения!

Джаннина. Лучше мне, пожалуй, уйти отсюда. Боюсь, он совсем рехнется. (Потихоньку идет, к своему дому.)

Эваристо. Что со мной? Страсть сжигает мое сердце! Я задыхаюсь. Я еле стою на ногах! У меня в глазах потемнело. О, я несчастный! Умираю, помогите! (Опускается на стул около кафе и теряет сознание.)

Джаннина (оборачивается и видит, как он падает.) Что с ним? Бедняга умирает. Сюда, на помощь! Эй, Мораккьо! Эй, кто там в кафе!


Явление восьмое


Те же; Лимончино выходит из кафе с двумя чашками кофе. Мораккьо бежит на помощь Эваристо; Креспино (с улицы), Тимотео, потом граф.


Креспино (с улицы). Ах, да это синьор Эваристо. Что случилось?

Джаннина (к Лимончино). Воды, воды!

Креспино (бежит в кафе). Вина, вина!

Лимончино. Дайте ему вина, а я отнесу кофе обратно. (Уходит.)

Мораккьо. Бодритесь, синьор Эваристо, мы еще не раз пойдем на охоту.

Джаннина. Какая уж тут охота! Он влюблен. Вот и вся его болезнь.

Тимотео (выходя из аптеки). Что случилось?

Мораккьо. Сюда, сюда, синьор Тимотео!

Джаннина. Подите, помогите этому бедному молодому человеку.

Тимотео. А что с ним?

Джаннина. Удар.

Тимотео. Значит, надо пустить кровь.

Мораккьо. А вы, ваша милость, умеете?

Тимотео. Если надо, так сумеешь. (Уходит.)

Джаннина (в сторону). Бедный синьор Эваристо! Он его совсем доконает.

Креспино (выходя из кафе с бутылкой вина). Вот что сразу приведет его в чувство! Вино старое, ему пять лет.

Джаннина. Кажется, он приходит в себя.

Креспино. Еще бы! Такое вино и мертвого воскресит.

Мораккьо. Смелей, смелей! Придите в себя наконец.

Тимотео (выходит из аптеки с тазом, бинтом и бритвой). Вот и я; скорей раздевайте его.

Мораккьо. А бритва зачем?

Тимотео. В экстренных случаях она лучше всякого ланцета.

Креспино. Бритва?

Джаннина. Бритва?

Эваристо (встает в ужасе). Кто хочет зарезать меня бритвой?

Джаннина. Синьор Тимотео.

Тимотео. Я человек приличный и резать никого не собираюсь, а делаю то, что умею и что могу; и, насколько мне известно, никто меня не может ни в чем упрекнуть. (В сторону.) Пусть попробуют позвать меня еще раз — так я и пойду, как бы не так! (Уходит в аптеку.)

Мораккьо. Не желаете ли пройти ко мне, синьор Эваристо? Отдохнете на моей постели.

Эваристо. Ведите меня куда хотите.

Мораккьо. Дайте мне вашу руку, обопритесь получше.

Эваристо. Как было бы хорошо покончить счеты с этой несчастной жизнью! (Идет, поддерживаемый Мораккьо.)

Джаннина. Ну, если ему так хочется умереть, пусть обратится к аптекарю.

Мораккьо. Вот и дверь. Войдемте,

Эваристо. Напрасная забота о том, кто жаждет смерти. (Входит в дом Мораккьо.)


Джаннина хочет тоже войти.


Креспино (зовет ее). Джаннина!

Джаннина. Что?

Креспино. Уж очень вы сострадательны к этому синьору!

Джаннина. Исполняю свой долг, потому что мы с вами виновники его страданий.

Креспино. Насчет вас ничего не знаю! Ну, а я тут при чем?

Джаннина. А все это из-за проклятого веера! (Уходит.)

Креспино. Проклятый веер! В сотый раз о нем слышу. Очень рад, что попадет этому нахалу Коронато. Он мой враг и останется им, пока я не женюсь на Джаннине. Я мог бы, конечно, зарыть веер в землю, да страшно. Вдруг кто-нибудь на него наступит и раздавит. Надо что-то придумать. Я не хочу, чтобы меня впутали в эту историю. Говорят, иногда можно за это поплатиться собственной шкурой. Ну, а моя хоть и плохонькая, все ж я хочу сохранить ее в целости. (Идет к себе в лавку и берет веер.)

Лимончино. А вот и я… (Выходит из кафе.)

Граф (выходя из гостиницы). Постой! Поди сюда! (Берет у него кусочек сахару и кладет его в рот.) От простуды.

Лимончино. Горло прочищает.

Граф. Что?

Лимончино. Говорю, хорошо прочищает горло… (Уходит в кафе.)


Граф расхаживает с довольным видом человека, плотно закусившего.


Креспино. А что, если… Пожалуй, это будет лучше всего. (Подходит с веером.)

Граф. Добрый день, Креспино!

Креспино. Покорный слуга вашего сиятельства.

Граф (тихо). Башмаки починили?

Креспино (показывает ему веер, завернутый в бумагу). Завтра будут готовы,

Граф. Что это у вас завернуто в бумагу?

Креспино. Да вот нашел на земле неподалеку от почты.

Граф. Покажите-ка.

Креспино. Пожалуйте. (Подает ему веер.)

Граф. Ах, веер! Наверное, какой-нибудь прохожий потерял. Что вы думаете с ним делать?

Креспино. Да я и сам не знаю.

Граф. Вы хотите его продать?

Креспино. Продать? Я не знаю, сколько он стоит. А как вы думаете, он дорогой?

Граф. Не знаю… Я в этом ничего не смыслю. Тут изображены какие-то фигуры… Впрочем, я думаю, что веер, найденный в таком захолустье, не может стоить дорого.

Креспино. Мне бы очень хотелось, чтобы он был дорогой.

Граф. Хотите хорошо заработать?

Креспино. Уверяю, ваше сиятельство, что нет. Просто для того, чтобы иметь удовольствие преподнести его вашему сиятельству.

Граф (довольный). Мне? Вы хотите подарить его мне?

Креспино. Боюсь, что это для вас малоподходящий подарок…

Граф. Нет, нет, отчего же, веер совсем недурен, он мне нравится. Благодарю вас, голубчик. Можете рассчитывать на мое покровительство. (В сторону.) Подарю его кому-нибудь и заслужу благодарность.

Креспино. Умоляю вас об одном одолжении.

Граф (в сторону). Так и знал. Эти люди ничего не делают даром. (Громко.) Ну, в чем дело? Говорите.

Креспино. Пожалуйста, никому не говорите, что его подарил вам я.

Граф. Только и всего?

Креспино. Больше ничего.

Граф (в сторону). Смотрите, какая скромность! (Громко.) Ну если вы больше ничего не желаете… А почему вы не хотите, чтобы знали, что я получил его от вас? Уж вы ненароком не стащили его?

Креспино. Простите, ваше сиятельство, за кого вы меня принимаете?

Граф. Так почему же вы все-таки не хотите, чтобы люди знали, что я получил его от вас? Ведь вы его нашли, хозяин не объявляется — зачем же скрывать?

Креспино (смеясь). Э, да уж есть причина скрывать!

Граф. Какая же?

Креспино. Да видите ли, у меня есть возлюбленная…

Граф. Прекрасно знаю. Джаннина.

Креспино. Так вот, если Джаннина узнает, что веер был у меня, а я ей не подарил его, она меня со свету сживет.

Граф. Отлично сделали, что не подарили. Веер ни к чему простой крестьянке. (Прячет его.) Не беспокойтесь, я не скажу, что получил его от вас. Да, кстати, как идут ваши дела с Джанниной? Вы в самом деле хотите жениться на ней?

Креспино. По правде сказать… Признаюсь вам в своей слабости… Я охотно женился бы на ней.

Граф. Если так, будьте покойны. Сегодня же вечером вы на ней женитесь, если, разумеется, пожелаете этого.

Креспино. Неужели?

Граф. Вы же знаете, кто я такой. Мое покровительство ведь чего-нибудь да стоит.

Креспино. Но ведь и Коронато имеет на нее виды.

Граф. Коронато? Коронато дурак. Ну, а Джаннина вас сильно любит?

Креспино. Очень.

Граф. Значит, все в порядке, вас она любит, а Коронато терпеть не может. Положитесь на меня.

Креспино. Так-то так… Ну, а как быть с ее братом?

Граф. С братом? Что такое брат? Если сестра согласна, при чем тут брат? Повторяю, положитесь на меня.

Креспино. Уж я надеюсь на вашу доброту.

Граф. Можете рассчитывать на мое покровительство.

Креспино. Пойду сейчас же чинить ваши башмаки.

Граф. Говорите потише. Мне очень хотелось бы новенькую пару.

Креспино. Ладно, сделаю.

Граф. Я вам хорошо заплачу. Только не подумайте, пожалуйста, что я торгую своим покровительством…

Креспино. Ну, что вы, синьор! Не за пару же башмаков…

Граф. Ступайте, принимайтесь за вашу работу.

Креспино. Иду, иду. (Направляется к скамье.)

Граф вынимает веер и начинает его рассматривать. (В сторону.) Ах, черт возьми! Совсем позабыл. Меня синьора Джертруда послала за синьором Эваристо. Я его нашел, а сказать ничего не сказал. А тут еще этот внезапный обморок… Веер… Я все позабыл. Надо бы его предупредить, но не хочу туда идти, там Мораккьо. Вот что, пойду-ка я к синьоре Джертруде, и пусть посылает за ним, кого хочет. (Входит в галантерейную лавку.)

Граф (презрительно). Тьфу! Сколько ни смотри, а это всего-навсего простой веер. Сколько он может стоить? Кто его знает? Семь или восемь паоло. Будь этот веер получше, я бы подарил его синьоре Кандиде, которая сегодня сломала свой. А почему бы и нет? Не такой уж он плохой…

Джаннина (в окне). Не вижу Креспино. Куда он запропастился в этакую рань?

Граф. Фигуры раскрашены неважно. Впрочем, сам рисунок, по-моему, сделан хорошо.

Джаннина. Боже, что я вижу! Веер в руках синьора графа! Скорей побегу разбужу синьора Эваристо. (Уходит.)

Граф. Ладно, дареному коню в зубы не смотрят… Что-нибудь придумаю…


Явление девятое


Граф; барон, вышедший из гостиницы, потом Тоньино.


Барон. Друг мой, почему вы меня покинули?

Граф. Я видел, что у вас нет настроения разговаривать.

Барон. Да, это правда. Я никак не могу успокоиться. Скажите, как вы думаете, можем ли мы снова попытаться еще раз увидеть наших дам?

Граф. А почему бы нет? Мне сейчас в голову пришла отличная идея. Хотите, я сделаю вам один подарок? Этим подарком вы сможете доставить удовольствие синьоре Кандиде.

Барон. Интересно, что это за подарок?

Граф. Вам известно, что сегодня утром она сломала свой веер?

Барон. Да, да, мне об этом говорили.

Граф. Вот вам веер. Пойдемте к ней, и вы его собственноручно ей поднесете. (Передает веер барону.) Посмотрите, ведь это, право, совсем неплохой веер…

Барон. Значит, вы хотите…

Граф. Чтобы вы поднесли его синьоре Кандиде от себя. Я хочу остаться в тени. Вся честь будет принадлежать только вам.

Барон. Я охотно воспользуюсь таким случаем. Но разрешите узнать, сколько он стоит?

Граф. Ну, зачем вам знать цену?

Барон. Чтобы заплатить вам за него.

Граф. Какие глупости! Я вам просто удивляюсь. Вы же подарили мне пистолеты!

Барон. Не знаю, что вам и сказать. Я принимаю вашу любезность. (В сторону, рассматривая веер.) Черт побери! Где он мог раздобыть этот веер? Не верю, что он его купил.

Граф. Ну, что скажете? Чем не подарок? Разве не вовремя? Уж я-то знаю, как надо умаслить женщину. Я все умею раздобыть. У меня полно всяких безделок для дам. Теперь идем, не будем терять драгоценного времени. (Бежит и стучит в дверь виллы.)

Тоньино (на балконе). Что прикажете?

Граф. Можно видеть синьор?

Тоньино. Синьоры Джертруды нет дома, а синьора Кандида отдыхает у себя в комнате.

Граф. Как только она встанет, доложите мне.

Тоньино. Будет сделано. (Уходит.)

Граф. Вы слышали?

Барон. Хорошо, мы подождем. Мне надо написать письмо в Милан; пойду к аптекарю. Хотите пойти со мной вместе?

Граф. Нет, нет, я не люблю бывать у него. Ступайте писать свое письмо, а я тут подожду.

Барон. Отлично. Только обязательно позовите меня.

Граф. Положитесь на меня и будьте покойны.

Барон (в сторону). Ох, мало я на него надеюсь, еще меньше на тетушку, а уж о племяннице и не говорю. (Идет к аптекарю.)

Граф. А пока я займусь книгой, моим драгоценнейшим собранием чудесных басен. (Достает книгу и садится читать.)


Явление десятое


Граф и Эваристо, вышедший из дома Джаннины.


Эваристо (в сторону). Он еще здесь, а я боялся, что он уйдет. Не понимаю, как я мог заснуть, несмотря на все мои огорчения. Я почувствовал такую усталость и слабость. Сейчас я точно возродился. Надежда получить мой веер меня окрыляет. Синьор граф, я ваш покорнейший слуга.

Граф (читает, смеется). Ваш слуга.

Эваристо. Разрешите мне сказать вам несколько слов?

Граф. Сию минуту буду в вашем распоряжении.

Эваристо (в сторону). В руках у него веера нет, не знаю, как начать разговор.

Граф (встает, смеясь, прячет книгу и подходит). Вот и я. Чем могу служить?

Эваристо (оглядывает его, ищет глазами веер). Простите, я, кажется, вам помешал?

Граф. Ничего, ничего, я почитаю в другой раз.

Эваристо (так же). Боюсь показаться вам слишком бесцеремонным.

Граф. Что вы рассматриваете? Уж нет ли на моем костюме пятен?

Эваристо. Извините, мне сказали, что у вас был веер.

Граф (смутившись). Веер? Совершенно верно. Это вы его потеряли?

Эваристо. Да, синьор, я потерял.

Граф. Однако на свете ведь не один веер. Почему вы уверены, что это тот самый, который вы потеряли.

Эваристо. Будьте так любезны, покажите мне его.

Граф. Дорогой друг, очень досадно, но вы пришли немного поздно.

Эваристо. Как поздно?

Граф. Веера уже нет.

Эваристо (взволнованно). Как! Веера у вас нет?

Граф. Я отдал его одному человеку.

Эваристо (начинает горячиться). А кому же вы, позвольте вас спросить, его отдали?

Граф. Вот этого-то я как раз и не хочу вам сказать.

Эваристо. Синьор граф, я должен это знать. Я должен получить этот веер, и вы обязаны мне сказать, у кого он сейчас.

Граф. Я ничего вам не скажу.

Эваристо (в бешенстве). Клянусь небом, я заставлю вас сказать.

Граф. Вы с ума сошли! Не забывайтесь!

Эваристо (так же). Я утверждаю, что порядочные люди так не поступают.

Граф. А знаете ли вы, что у меня есть пара заряженных пистолетов?

Эваристо. Какое мне дело до ваших пистолетов? Мне веер нужен, синьор!!!

Граф. Какой срам! Столько шума из-за какого-то паршивого веера, который стоит пять паоло!

Эваристо. Сколько бы он ни стоил… Мне он дорог. Я охотно дал бы за него… Ну хотя бы пятьдесят цехинов.

Граф. Вы дадите пятьдесят цехинов?

Эваристо. Да, я вам это обещаю и от своего слова не отступлюсь, если вы мне его раздобудете.

Граф (в сторону). Черт побери! Уж не Рафаэль ли из Урбино либо сам Тициан его раскрашивал?

Эваристо. Ах, синьор граф, сделайте одолжение, окажите милость!

Граф. Попробую, но это будет очень трудно.

Эваристо. В том случае, если лицо, у которого находится веер, захотело бы получить пятьдесят цехинов, вы можете ему их пообещать.

Граф. Будь веер у меня, я обиделся бы за такое предложение.

Эваристо. Вполне вас понимаю. Но, может быть, этот человек и не обидится?

Граф. О, что касается этого человека, то боюсь, что он обидится и… Друг мой, уверяю вас, я в большом затруднении.

Эваристо. Давайте сделаем вот что, синьор граф. Посмотрите на эту золотую табакерку. Она только по весу стоит пятьдесят четыре цехина. А вы отлично знаете, что хорошая работа удваивает ценность. Но все решено. Я охотно предлагаю ее в обмен на веер. Возьмите. (Отдает ему табакерку.)

Граф. Что в этом веере, бриллианты, что ли? А я и не заметил.

Эваристо. Нет, бриллиантов в нем нет, он ничего не стоит. Но для меня это драгоценность.

Граф. Надо постараться устроить это дело для вас.

Эваристо. Прошу вас, умоляю, я всю жизнь буду вам обязан.

Граф. Ждите меня здесь. (В сторону.) Я совсем запутался. (К Эваристо.) Я сделаю все, чтобы исполнить вашу просьбу. И вы хотите, чтобы в обмен я отдал вашу табакерку?

Эваристо. Да, да. Распоряжайтесь ею, как хотите.

Граф (идет). Ждите меня. (Обернувшись.) А если это лицо согласится вернуть веер, а табакерку не захочет взять, тогда что делать?

Эваристо. Синьор, табакерку я отдал вам, и она принадлежит вам, делайте с ней что угодно.

Граф. Что угодно?

Эваристо. Разумеется.

Граф (в сторону). В конце концов, барон порядочный человек и мой друг. (Громко.) Подождите меня здесь. (В сторону.) Пожалуй, пятьдесят цехинов я не принял бы, но золотую табакерку — отчего же нет? (Громко.) Да, синьор, это подарок, достойный титулованной особы. (Уходит в аптеку.)

Эваристо. Я даже крови своей не пожалею, только бы оправдаться в глазах моего кумира.


Явление одиннадцатое


Эваристо; Креспино, вышедший из лавки, затем граф, потом Джаннина.


Креспино (в сторону). А вот и он! (К Эваристо.) Синьор, мое почтение. Синьора Джертруда желает с вами поговорить. Она ждет вас в лавке Сузанны и просит вас туда зайти.

Эваристо. Передай синьоре Джертруде, что я готов повиноваться, но умоляю ее подождать немного, пока я не увижу одно лицо, с которым, мне необходимо встретиться, и затем я буду к ее услугам.

Креспино. Слушаю. Как вы себя чувствуете? Лучше?

Эваристо. Слава богу, лучше.

Креспино. Очень рад. А как поживает Джаннина?

Эваристо. Кажется, хорошо.

Креспино. Джаннина славная девушка.

Эваристо. Да, это правда; и она вас нежно любит.

Креспино. Я ее тоже люблю, но…

Эваристо. Но что?

Креспино. Мне кое-что рассказывали.

Эваристо. Что-нибудь относительно меня?

Креспино. Сказать по правде, синьор, да.

Эваристо. Дружище, я порядочный человек, и ваша Джаннина честная девушка.

Креспино. Да, я тоже так думаю. Но злые языки всегда найдутся.


Граф появляется в дверях аптеки.


Эваристо (к Креспино). Идите к синьоре Джертруде и скажите ей, что я сейчас буду,

Креспино (идет). Слушаю, синьор. (Проходя мимо графа.) Я уверен, что между ними ничего нет. Рассчитываю на вас в нашем деле с Джанниной.

Граф. Положитесь на меня,

Креспино. Дождаться не могу. (Входит к Сузанне.)

Эваристо. Ну, что скажете граф?

Граф. Вот веер. (Показывает.)

Эваристо (хватает его). О, какое счастье! Как я вам обязан.

Граф. Взгляните, ваш ли?

Эваристо. Мой, мой, тут и говорить нечего.

Граф. А табакерка?

Эваристо. Не будем говорить об этом. Я ваш покорнейший слуга. (Бежит и входит в лавку Сузанны.)

Граф. Вот что значит не разбираться в вещах! Я считал, что это самый обыкновенный веер, а он стоит так дорого, что его можно обменять на драгоценную табакерку. (Вынимает табакерку.) Эваристо не захотел взять ее обратно. Барон может не захотеть принять ее… Да, он как будто немного рассердился, когда я попросил у него веер; но когда я ему сказал, что поднесу ей от его имени, он немного успокоился. Пожалуй, я куплю другой за три-четыре паоло, эффект будет тот же самый.

Креспино (возвращается из лавки Сузанны). Хорошо, что я так удачно выполнил поручение. Синьора Джертруда заслуживает того, чтобы ей оказывали всяческие услуги. Ах, синьор граф! Стало быть, я могу надеяться?

Граф. Вполне. Сегодня для меня счастливый день, мне все удается.

Креспино. Если бы удалось и это!

Граф. Да, вот сейчас, погодите. Эй, Джаннина!

Джаннина (выходит из дома). Синьор, что прикажете? (Со злостью.) Чего вам еще надо?

Граф. Не надо так свирепо, не горячитесь. Я желаю вам добра и собираюсь выдать вас замуж.

Джаннина. Я не нуждаюсь в вашей помощи.

Креспино (графу). Слышите?

Граф (к Креспино). Погодите. (Джаннине.) Я хочу выдать вас замуж за человека в моем вкусе.

Джаннина. А я вам говорю, что это не удастся.

Граф. Я хочу выдать вас за Креспино.

Джаннина (довольная). За Креспино?

Граф (Джаннине). Ага! Что вы на это скажете?

Джаннина. Говорю, синьор, «да», — от всей души, от всего сердца.

Граф (к Креспино). Теперь вы видите результаты моего вмешательства?

Креспино. Да, синьор, вижу.


Явление двенадцатое


Те же и Мораккьо, вышедший из дома.


Мораккьо. Что тут происходит?

Джаннина. А вам какое дело?

Граф. Джаннина обязана выйти замуж по моему выбору.

Мораккьо. Синьор, ладно, я согласен. (Джаннине.) И ты, так или иначе, согласишься…

Джаннина (серьезно). Я соглашусь охотно.

Мораккьо. Ну, так-то оно лучше.

Джаннина. И чтобы показать тебе, что я согласна, я протягиваю руку Креспино.

Мораккьо (задохнувшись). Синьор граф!

Граф (спокойно). Да, да. Так и будет.

Мораккьо. Да ведь я же обещал Коронато выдать Джаннину за него, синьор граф!


Явление тринадцатое


Те же и Коронато, вышедший из гостиницы.


Коронато. Кто меня звал?

Мораккьо. А ну-ка, подите сюда. Видите ли, синьор граф хочет выдать мою сестру замуж.

Коронато (с беспокойством). Синьор граф…

Граф. Я человек справедливый и покровитель добрый и рассудительный. Джаннина не хочет выходить замуж за вас, а я не могу, не смею, не хочу ее неволить.

Джаннина. Да, синьор. Я желаю выйти за Креспино назло всему свету.

Коронато (к Мораккьо). А вы что на это скажете?

Мораккьо (к Коронато). А вы?

Коронато. А мне наплевать! Кто не желает меня знать, тот меня недостоин.

Джаннина. Ладно, пусть будет так.

Граф (к Креспино). Теперь вы видите результаты моего вмешательства.

Коронато. Синьор граф, ведь я послал вам второй бочонок вина.

Граф. Подайте мне счет, я заплачу. (Вынимает золотую табакерку и берет щепоть табаку.)

Коронато (в сторону). Я вижу, у него — золотая табакерка, значит, он заплатит.

Мораккьо (Джаннине). Ты поставила все-таки на своем!

Джаннина. Кажется, да.

Мораккьо. Если потом пожалеешь, пеняй на себя.

Граф. Никогда она не пожалеет, я всегда буду ей покровительствовать.

Мораккьо. Хлеба, хлеба нам надо, а не покровительства. (Входит в дом.)

Граф. Итак, когда же свадьба?

Креспино. Скоро.

Джаннина. Хоть сейчас.


Явление четырнадцатое


Те же и барон, вышедший из аптеки.


Барон. Ну как, синьор граф, видели вы синьору Кандиду? Передали ей веер? Почему вы не хотели доставить мне удовольствие самому поднести его ей?

Джаннина (в сторону). Как! Значит, синьор Эваристо не получил веера?

Граф. Я еще не видел синьору Кандиду. Что же касается веера, то у меня есть другой, специально для вас. А вот и синьора Джертруда.


Явление пятнадцатое


Те же, а также Джертруда, Эваристо и Сузанна, все трое вышедшие из лавки Сузанны.


Джертруда (Сузанне). Будьте любезны, попросите сюда мою племянницу. Скажите ей, что мне необходимо с ней поговорить.

Сузанна. Сейчас позову. (Идет к вилле, стучит, ей открывают, и она входит.)

Джертруда (тихо, к Эваристо). Мне не хочется принимать у себя графа и барона. Мы можем поговорить здесь.

Граф. Синьора Джертруда, мы с бароном как раз направлялись к вам.

Джертруда. Весьма вам обязана. Но сейчас приятное время для прогулки, давайте лучше подышим свежим воздухом.

Барон (мрачно). Со счастливым возвращением, синьор Эваристо.

Эваристо (резко). Ваш покорный слуга!


Явление шестнадцатое


Те же, Кандида и Сузанна, вышедшие из виллы.


Кандида. Что прикажете, тетушка?

Джертруда. Пройдемся немного.

Кандида (в сторону). Боже, этот изменник Эваристо уже здесь.

Джертруда (Кандиде). Почему вы без веера?

Кандида. А разве вы не помните, что сегодня утром я его сломала?

Джертруда. Да, правда. Если бы можно было найти другой!

Барон (тихо, графу, выразительно его подталкивает). Сейчас как раз удобный момент, чтобы отдать ей веер.

Граф (тихо, барону). Неудобно как-то при всех.

Джертруда. Синьор Эваристо, нет ли у вас, случайно, веера?

Эваристо. Вот он. Я рад вам услужить. (Показывает веер Джертруде, но не отдает.)


Кандида с негодованием отворачивается в другую сторону.


Барон (тихо, графу). Ваш веер!

Граф (барону). Какого черта! Что вы!

Барон (графу). Достаньте ваш.

Граф (барону). Нет, только не сейчас.

Джертруда. Племянница, не хотите ли принять любезное подношение синьора Эваристо?

Кандида. Нет, синьора, простите меня, веер мне не нужен.

Граф (барону). Вот видите, она не принимает.

Барон (графу). Дайте же мне ваш, дайте…

Граф (барону). Хотите создать повод для дуэли?

Джертруда. Нельзя ли узнать, почему вы не хотите принять этот веер?

Кандида (Джертруде, резко). Потому что он не мой; потому что он не мне предназначался. А раз он не мой, неприлично настаивать, чтобы я его приняла.

Джертруда. Синьор Эваристо, вам придется оправдаться.

Эваристо. Охотно, если разрешите.

Кандида (хочет уйти). С вашего позволения…

Джертруда. Останьтесь здесь, я вам приказываю!


Кандида остается.


Барон (тихо, графу). Что здесь происходит?

Граф (тихо, барону). Я ничего не понимаю.

Эваристо (Сузанне). Синьора Сузанна, видели ли вы когда-нибудь этот веер?

Сузанна. Да, синьор, это как раз тот самый веер, который сегодня утром вы купили у меня, а я имела глупость вообразить, что вы купили его для Джаннины.

Джаннина (Сузанне). Вот это мне нравится — "имела глупость"!

Сузанна. Да, я признаю свою вину. А вы поучитесь-ка у меня не бояться говорить правду. А кроме того, у меня было некоторое основание так думать, потому что синьор Эваристо отдал веер вам.

Эваристо (Джаннине). Скажите, зачем я отдал вам веер?

Джаннина. Чтобы передать его синьоре Кандиде, но когда я хотела ей вручить его, она на меня накинулась и не дала слова сказать. Потом я хотела вернуть его вам, но вы не пожелали, и я передала его Креспино.

Креспино. А я упал, и Коронато выхватил у меня веер.

Эваристо. Но где же Коронато? Как он у него пропал?

Креспино. Тише, не зовите его. Благо его нет, я расскажу вам всю правду. Зашел я в гостиницу за вином, вижу, лежит веер, я его и унес.

Эваристо. И что же вы с ним сделали?

Креспино. Подарил его графу.

Граф. А я подарил его барону.

Барон (графу, презрительно). Потом отобрали!

Граф. Да, и вручил его синьору Эваристо.

Эваристо. А я синьоре Кандиде.


Кандида делает реверанс, берет веер и радостно смеется.


Барон (графу). Позвольте, что все это значит? Что за неразбериха такая? Я из-за вас попал в дурацкое положение.

Граф. Клянусь небом, клянусь небом, синьор Эваристо!..

Эваристо. Полно, полно, синьор граф, успокойтесь. Мы же все друзья. Дайте мне лучше щепотку табаку.

Граф. Уж я такой: когда со мной по-хорошему, я перестаю горячиться.

Барон. Вам-то что горячиться, пожалуй, горячиться надо мне.

Джертруда. Синьор барон…

Барон (Джертруде). А вы, синьора, изволите издеваться надо мной?

Джертруда. Простите меня. Вы мало меня знаете, синьор. Я не пренебрегала ни одной из своих обязанностей, я выслушала ваши предложения; моя племянница тоже выслушала их и приняла, а я с удовольствием согласилась.

Граф (барону). Слышите, а что я вам говорил?

Барон (Кандиде). А вы, синьора, зачем обнадеживали меня? Зачем обманывали?

Кандида. Простите меня, синьор. Меня волновали два противоположных чувства: намести я хотела стать вашей женой, но любовь снова толкнула меня к Эваристо.

Граф. Ну, здесь я уж ни при чем.

Эваристо. Да, будь вы менее торопливым кавалером и моим более искренним другом, вы никогда не очутились бы в таком положении.

Барон. Да, согласен. Признаюсь в своей страсти, осуждаю свою слабость, но презираю дружбу с графом и его поведение. (Раскланивается и уходит.)

Граф. Полно вам, останемся друзьями! Это все шутки. Мы ведь с вами коллеги и друг друга хорошо знаем. Ну, а теперь все улажено, можно подумать и о свадьбе.

Джертруда. Пойдемте к нам, и надеюсь, что все устроится к общему удовольствию.


Кандида обмахивается веером.


Эваристо (Кандиде). Довольны ли вы, что этот желанный веер наконец находится в ваших руках?

Кандида. У меня нет слов, чтобы выразить вам свою радость.

Джаннина. Ну и веер! Он всех нас перебаламутил, от первого до последнего.

Кандида. Его привезли из Парижа?

Сузанна. Прямехонько из Парижа, даю вам слово.

Джертруда. Пойдемте, приглашаю вас всех ужинать. (К актерам.) Выпьем за здоровье того, кто нам этот ужин приготовил, и поблагодарим тех, кто окажет нам честь и разделит его с нами.


Примечания


В своей окончательной редакции пьеса была представлена в Венеции, в театре Сан Сальваторе, 4 февраля 1765 года, потом в театре Сан Лука, и была повторена пять вечеров подряд с большим успехом.

Напечатана впервые в издании Дзатты (т. IV, 1789). Переехав в Париж в качестве драматурга Итальянской комедии, Гольдони увидел, что литературная комедия в этом театре еще не привилась. Итальянскими актерами чаще разыгрывались импровизированные комедии, к которым привыкли они сами и публика.

"Я задумал новый жанр комедии, чтобы узнать, чего можно добиться от этих актеров, — писал Гольдони своему другу Альбергати-Капачелли. — Они не заучивают разработанных, не исполняют длинных, хорошо задуманных сцен, и я написал комедию из многих кратких, остроумных сцен, оживленных постоянным действием и непрерывным движением, где актеры должны больше действовать, чем рассуждать. Здесь необходимо много раз прорепетировать с декорациями, здесь нужны терпение и труд, но я хочу посмотреть, удастся ли мне произвести впечатление этим новым методом. Комедия называется «Веер». Женский веер дает начало комедии, заканчивает ее и создает всю интригу".

Первоначально пьеса напоминала сценарий для импровизированной комедии: среди действующих лиц было четыре француза, которых Гольдони ввел в комедию, чтобы вызвать к ней больший интерес французской публики. В таком виде комедия была представлена в Париже, в театре Итальянской комедии, 27 мая 1763 года, но успеха не имела, так как, по словам Гольдони, "оказалась слишком сложной для способностей этих актеров".

Гольдони был огорчен неуспехом пьесы. Он переделал ее и отправил комедию в Италию (1764 г., ноябрь).

Наравне с «Трактирщицей» эта комедия дала наибольшее число творческих откликов в Италии и за границей, где она получила известность в XIX веке.

В Италии отдельные мотивы «Веера» использовали в своих пьесах Аугусто Бон ("L'anello della nonna"). Витторио Берсецио ("Bolla di sapone"), Аугусто Новелли и другие. На сюжет этой комедии написано несколько опер: Джузеппе Фаринеяли (1803), Пьетро Раймонди (1831), который написал также оперу "Пальметелла (то есть Джаннина. — И. В.) в замужестве". Отметим также пародию Филиппо Каммарано ("Li applausi do lo ventaglio").


И. Володина

Карло Гоцци

Турандот

Китайская трагикомическая сказка в пяти действиях

Предисловие автора[35]

Многие лица готовы были признать, что "Ворон" — представление с большой внутренней силой. Другие, не менее многочисленные, хотя и были захвачены этой силой и охотно по нескольку раз смотрели пьесу, тем не менее не хотели признать за ней существенных достоинств. Они голословно утверждали, не стараясь даже подкрепить свое мнение убедительными доводами, что веселье доблестных масок, которые, кстати сказать, очень мало участвовали в данной пьесе, фантастические появления и превращения человека в статую и статуи в человека — единственные причины того, что пьеса так счастливо удерживается в репертуаре. На деле, однако, единственная причина того, почему данные лица не хотели признать за бедным "Вороном" никаких достоинств, заключалась в его заглавии и неправдоподобном содержании. Эти неблагодарные люди заставили меня выбрать из восточных сказок забавную сказку о Турандот и сделать из нее представление, в котором хотя и участвуют маски, но они едва заметны и введены только для того, чтобы их поддержать, а фантастическое и чудесное отсутствует совершенно. Я хотел, чтобы три загадки китайской принцессы, преподнесенные в искусно созданных трагических обстоятельствах, дали пищу для первых двух актов, а затруднения в отгадывании их составили содержание остальных трех. Таким образом, получилось пятиактное представление, наполовину серьезное, наполовину шутливое. Три загадки и два имени — разумеется, огромная база для театрального спектакля и для того, чтобы держать просвещенную публику целых три часа прикованной к сцене, в серьезности, так мало соответствующей содержанию пьесы. Мои недоброжелатели, с их исключительными дарованиями, имея в руках подобный прекрасный сюжет, несомненно, сделали бы из него знаменитейшую пьесу, гораздо лучше моей и которая, несомненно, имела бы огромный успех. Я готов с этим согласиться. Ввиду простоты этой смешной сказки, лишенной всяких превращений и колдовства, я решил выбросить из нее ненравившееся мне рассуждение о важности превращений, хотя я и не сомневался в том, что все его положения — чистейшая правда. Превращения, в большинстве своем печального характера, помещенные мною в мои сказки, представляли собой лишь завершение обстоятельств, заблаговременно подготовленных, разработанных и соответственно окрашенных, которые могли привлекать внимание зрителей столько времени, сколько мне было нужно, и держать их в красочном обмане до самого момента превращения. Подобный прием, использованный мною со всем напряжением моего слабого дарования, был прекрасно подмечен людьми прозорливыми, и если бы глупые насмешники обратили внимание хотя бы на тот факт, в какой упадок пришли обычные чудеса и чертовщина импровизированной комедии после моих вздорных сказок, они могли бы обнаружить истину, не применяя к делу с пошлой злонамеренностью отсутствующие у них таланты. Сказка о "Турандот, принцессе Китайской", обставленная всеми невероятными перипетиями, с которыми читателю предстоит познакомиться, при незначительном участии доблестных масок и без всяких чудесных появлений и превращений, была поставлена труппой Сакки в театре Сан Самуэле в Венеции 22 января 1761 года и шла с успехом семь вечеров подряд, благосклонно собирая полную залу[36]. Это приостановило на время прежние разговоры. Моя фантастическая пьеса не умерла тотчас же после своего рождения. Ее играют ежегодно с неизменным успехом — единственной причиной ярости ее сказочных врагов.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА[37]

Турандот — принцесса Китайская, дочь Альтоума.

Альтоум — император Китайский.

Адельма — принцесса Татарская, любимая невольница Турандот.

Зелима — другая невольница Турандот.

Скирина — мать Зелимы, жена Бараха.

Барах — под именем Хассана, бывший воспитатель Калафа.

Калаф — принц ногайских татар, сын Тимура.

Тимур — царь Астраханский.

Измаил — бывший воспитатель царевича Самаркандского.

Панталоне — секретарь Альтоума.

Тарталья — великий канцлер.

Бригелла — начальник пажей.

Труффальдино — начальник евнухов сераля Турандот.

Палач, восемь мудрецов китайского Дивана, жрецы, войны.

Многочисленные невольницы и евнухи прислуживающие в серале.


Действие происходит в Пекине и его предместьях. Все действующие лица носят китайскую одежду, кроме Адельмы, Калафа и Тимура, одетых по-татарски.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Видны городские ворота в Пекине, утыканные поверху железными копьями, на которые кое-где насажены бритые головы.

Калаф, входящий из-за кулисы; затем Барах.

Калаф
Мне и в Пекине удалось найти
Приветливую душу.
Барах
(выходя из города)

                              Быть не может!
Кого я вижу? Принц Калаф! Он жив?
Калаф
(с удивлением)

Барах!
Барах
           Мой принц…
Калаф
                                Ты здесь!
Барах
Вы здесь! Вы живы!
Калаф
Молчи! Не выдавай меня, прошу!
Но расскажи: как ты попал сюда?
Барах
Когда под Астраханью ваше войско
Не устояло, и ногайцы, дрогнув,
Бежали, и свирепый хорезмийский
Султан, насильник дикий и захватчик
Державы вашей, начал все кругом
Опустошать, я, раненный и скорбный,
Укрылся в Астрахань. Там я узнал,
Что царь Тимур, родитель ваш, и вы
Погибли в сече. Я, пролив слезу,
Помчался во дворец спасать Эльмазу,
Родительницу вашу, но напрасно!
Меж тем неистовый султан Хорезма,
Никем не отражаемый, вступил
С войсками в Астрахань. Пришлось и мне
Бежать из города. Так после долгих
Скитаний я добрался до Пекина
Под видом персиянина Хассана.
Здесь повстречался я с одной вдовой,
Измученной несчастьями. Я ей
Помог советами, помог деньгами,
Продав свои алмазы, и поправил
Ее дела. Она мне приглянулась;
Я тронул сердце ей; мы поженились;
Однако даже для моей супруги
Я — персиянин, именем Хассан,
А не Барах. У ней я и живу,
Бедней, чем был когда-то, но сейчас
Я счастлив, потому что принц Калаф,
Мной вскормленный, как сын родной, средь мертвых
Оплаканный, явился мне живым.
Но как же так? И как вы здесь, в Пекине?
Калаф
Барах, не называй меня. В тот день,
В тот грозный день разгрома, мы с отцом
Вернулись в Астрахань. Взяв во дворце
Ценнейшие каменья и одевшись
Крестьянами, родители мои,
Эльмаза и Тимур, и я бежали.
Скрываясь от людей, мы шли в пустынях
И в диких скалах. Боже мой, Барах,
Как много бед, как много мук снесли мы!
В горах Кавказа мы попались в руки
Грабителям[38], и только жизни наши
Нам вымолить слезами удалось.
Нам спутниками были голод, жажда
И всякие невзгоды. Я нередко
Нес на плечах то старика отца,
То мать мою несчастную, и так
Мы продолжали путь. Я сотню раз
Удерживал родителя, который
Хотел с собой покончить, и не реже
Мать к жизни возвращал, когда она
Лишалась чувств от слабости и горя.
Так мы достигли города Яика.
Там, у дверей мечетей, горько плача,
Я со стыдом просил о подаянье,
По улицам и лавкам собирая
Сухие корки, мелкую деньгу,
Я кое-как кормил отца и мать.
Вдруг новая беда. Бесчеловечный
Султан Хорезма, не желая верить
Молве о том, что мы давно погибли,
Затем что трупов наших не нашли,
Назначил богатейшие награды
За наши головы. Он разослал
Монархам письма с просьбой разыскать нас.
Причем давал точнейшие приметы.
Ты знаешь сам, как все его страшатся.
Ты знаешь, что низложенный монарх
Жалчей и подозрительней, чем нищий,
И что такое польза государству?
Благоприятный случай мне открыл,
Что царь Яика отдал приказанье
Негласно нас искать по всей столице,
Я бросился к родителям моим,
Я умолял их скрыться. Мой отец
Рыдал, рыдала мать. Они искали
Объятий смерти. Друг мой, нелегко
Отчаянные души успокоить,
Напоминая им веленья неба
И умоляя. Все же мы бежали,
Для новых мук, для новых бед, для новых
Терзаний…
Барах
(плача)

                    О, довольно, господин мой!
Нет, нет, вы разрываете мне сердце!
Тимур, мой царь, с супругою и с сыном
Так бедствует! Державная семья,
Всех доблестней, мудрей, великодушней,
В такой нужде! Но живы ли, скажите,
Мой царь, его супруга?
Калаф
                                     Да, Барах,
Да, оба живы. Расскажу тебе,
Какой плачевной может стать судьба
Тех, кто рожден в величье. Мощный дух
Все должен вытерпеть. Он должен помнить,
Что пред лицом богов цари ничтожны
И только стойкостью и послушаньем
Небесной воле человек велик.
И вот пришли мы в Хорасан[39], где правил
Царь Хейкобад, Я во дворец к нему
Пристроился на черную работу,
Чтоб прокормить родителей моих.
Адельма, дочь царя, меня жалела,
И я сказал бы — это было больше,
Чем просто жалость. Взор ее как будто
Угадывал, что родом я знатней,
Чем был по виду. Вдруг ее отец.
Обижен чем-то, начал воевать
С пекинским богдыханом Альтоумом.
В народе говорили всякий вздор
Насчет того, чем вызвана война.
Одно я знаю твердо: Хейкобад
Был побежден, разгромлен, вся семья
Его истреблена и дочь Адельма
Утоплена в реке. Таков был слух.
Пришлось и нам бежать из Хорасана
От ужаса войны и от погрома.
С большим трудом мы добрели в Берлас,
Раздетые, босые. Что еще
Могу сказать? Отца и мать мою
Четыре года я кормил кой-кок,
Таская на спине мешки, баулы
И всевозможный непосильный груз.
Барах
Нет, нет. Довольно, принц!.. На вас я вижу
Богатую одежду. Так оставим
Злосчастия, и расскажите мне,
Как наконец удача вас пригрела.
Калаф
Пригрела? Погоди. У Алингвера,
Берласского царя, пропал однажды
Любимый ястреб. Я его поймал,
Явился к Алингверу. Тот спросил,
Кто я такой. Я, соблюдая тайну,
Сказал, что я бедняк, что содержу
Отца и мать, нося тюки по найму.
Царь поместил родителей моих
В странноприимный дом. Он приказал,
Чтобы о них заботились усердно
В приюте этом для больных и нищих.
(Плачет.)

Вот где твой царь, Барах… твоя царица…
Родители мои все время в страхе,
Что их откроют и тогда казнят.
Барах
(плача)

О, боже! Что я слышу!
Калаф
                                    Алингвер
Мне дал кошель вот этот,
(достает из-за пазухи кошелек)

                                        дал коня,
Богатую одежду. Со слезами
Я обнял стариков, сказал: "Иду
Искать удачи. Или я расстанусь
С несчастной этой жизнью, иль достигну
Великого. Я не могу вас видеть
В такой нужде". Они меня хотели
Не отпускать, идти со мной хотели.
Но неугодно было небесам,
Чтобы любовь их увлекла за сыном.
Таясь от хорезмийского злодея,
Сюда в Пекин я прибыл, чтоб вступить,
Измыслив имя, в войско богдыхана.
И если я возвышусь и судьба
Поможет мне, Барах, я отомщу.
Здесь празднество какое-то, и город
Набит приезжими. Мне негде было
Найти приют. Но добрая хозяйка
Вон той корчмы устроила меня
С моим конем…
Барах
                           Да то моя жена!
Калаф
Твоя жена! Счастливый человек,
Премилая хозяйка у тебя.
(Собираясь идти.)

Вернусь сюда. Взгляну в стенах Пекина
На празднество, привлекшее столь многих,
Потом явлюсь пред очи Альтоума
И попрошу его о дозволенье,
Сражаться за него.
(Направляется к городским воротам.)

Барах
                              Калаф, постойте!
Отвергните желанье созерцать
Чудовищное зрелище! Судьба
Вас привела на страшную арену
Неслыханных жестокостей.
Калаф
                                          Как так?
Барах
Иль вы не знаете, что Турандот,
Единственная дочка Альтоума,
Жестокая красавица, у нас
Причина зверств, и скорби, и рыданий?
Калаф
Я в Хорасане слышал небылицы
В подобном роде. Говорили, будто
Сын Хейкобада как-то очень странно
Погиб в Пекине, будто и война
Поэтому возникла с Альтоумом.
Чернь сочиняет сказки, домогаясь
Проникнуть в государственные тайны,
И мелет вздор, а умные смеются.
Но продолжай, Барах.
Барах
                                  Дочь Альтоума,
Принцесса Турандот, чью красоту
Кисть не способна выразить, чей ум
Глубок и прозорлив и чьи портреты
Вы можете найти в любой столице,
Жестокосерда и мужчин не терпит
Так злобно, что славнейшие цари
К ней сватались напрасно.
Калаф
                                        Эту басню
Я слышал в Хорасане и смеялся,
Но продолжай, Барах.
Барах
                                   Нет, то не басня,
Отец не раз хотел ее сосватать, —
Ведь Турандот наследница престола, —
Искал ей мужа царственного рода;
Упрямая гордячка не сдавалась.
Отец же дочь любимую свою
Насильно выдать замуж не решался.
Из-за нее он вел немало войн;
Но пусть он и могуч и побеждал
Всех нападавших, все-таки он стар.
И вот однажды, зрело поразмыслив,
Он дочери решительно сказал:
"Иль выйди замуж, или посоветуй,
Как мне державу оградить от войн,
Я стар и многих оскорбил монархов,
Тебя им обещая, а затем
Тебе в угоду нарушая слово.
Мое желанье, согласись, законно,
И я тебя люблю. Иль выйди замуж,
Иль укажи, как войны прекратить,
А там живи как хочешь, вплоть до гроба".
Гордячка заартачилась, пыталась
Отговориться, нежно умоляла
Родителя. Ничто не помогло.
От ярости гадюка заболела,
Лежала при смерти. И так сказала
Скорбящему, но стойкому отцу.
Прошу услышать дьявольскую просьбу
Ужасной женщины.
Калаф
                              Все ту же сказку,
Которой я уже не раз смеялся,
Дай сам скажу. Принцесса пожелала,
Чтобы отец оповестил указом,
Что свататься к ней может всякий принц.
Но с тем, что в заседании Дивана
Она торжественно, средь мудрецов,
Искателю предложит три загадки,
И если он их разрешит, он станет
Ей мужем и наследником престола;
Но если он не разрешит загадок,
Хан Альтоум, во исполненье клятвы,
Которую он даст богам, велит
Снесть голову безумцу за попытку
Решить загадки дочери. Ну что,
Я знаю сказку? Доскажи уж сам,
Мне надоело повторять.
Барах
                                      Да! Сказка!
Ах, если бы и впрямь то было сказкой!
Хан возмутился, но тигрица эта
То ласками, то гордыми речами,
То притворяясь тяжело больной,
Смутила душу нежного отца
И у него такой указ исторгла,
Ей так казалось: "Не дерзнет никто
Отважиться, и я спокойна буду.
А если кто отважится, отца
Никто не упрекнет, раз он исполнил
Объявленный указ, скрепленный клятвой".
Хан объявил указ, дал клятву, и я рад бы
Вас тешить сказкой, называя сном
Последствия жестокого закона.
Калаф
Тебе я верю, что указ был издан.
Но ни один безумный принц, конечно,
На вызов не ответил.
Барах
                                 Так смотрите.
(Указывает на городскую стену с торчащими головами.)

Вот головы тех принцев молодых,
Которые пытались разгадать
Мудреные загадки злобной девы
И поплатились жизнью.
Калаф
(изумленный)

                                    Страшный вид!
Но разве можно быть таким глупцом,
Чтоб головы не пожалеть в надежде
Жениться на злодейке?
Барах
                                     Нет, Калаф,
Кто только взглянет на ее портрет,
Тот в сердце чувствует такую силу,
Что ради подлинника будет слепо
Стремиться к смерти.
Калаф
                                  Разве что безумец!
Барах
Нет, даже и мудрец. Сегодня толпы
Сошлись глядеть, как будет обезглавлен
Царевич Самаркандский. Миловидней,
Умней, любезней юноши Пекин
Еще не видел. Альтоум свою
Оплакивает клятву, а злодейка
Горда и рада.
(Прислушивается.)

Доносится звук барабана.

                      Слышите? Вот, вот!
Печальные литавры возвещают
Начало казни. Я ушел сюда,
Чтобы не видеть.
Калаф
                           Твой рассказ, Барах,
Необычаен. Неужель природа
Могла такую женщину создать,
Как Турандот, которая настолько
Чужда любви и жалости чужда?
Барах
Есть дочка у моей жены, рабыня
Жестокой Турандот. Она подчас
Моей жене рассказывает вещи,
Которым трудно верить. Турандот
Поистине тигрица. Но гордыня,
Тщеславие — в ней основной порок,
Калаф
Подобные чудовища бывают
Средь демонов, но вряд ли средь людей,
Будь я отец, я сжег бы на костре
Такую дочь.
Барах
(глядя в сторону города)

                     Вот друг мой Измаил
Идет в слезах, несчастный воспитатель
Казненного царевича.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Измаил.

Измаил
(плача, выходит из города)

                                   О друг мой,
Погиб церевич. Роковой удар,
Зачем ты пал не на мою главу!
(Горько плачет.)

Барах
Но как ты допустил его пойти
На испытанье?
Измаил
                      Друг, не отягчай
Тоски укором! Я свой долг исполнил.
Будь время, я бы известил царя,
Но было поздно, доводы — бессильны,
К тому же воспитатель не начальник,
А лишь слуга царевичу.
(Плачет.)

Барах
                                      Утешься!..
Будь истинным философом.
Измаил
                                          "Утешься"!..
Меня любил он и не расставался
Со мною до конца. Его слова
Вонзились в душу мне и будут вечно
Терзать ее, как острые шипы.
"Не плачь, — он говорил, — мне смерть отрадна"
Раз мне не суждено владеть жестокой,
Скажи отцу, чтоб он меня простил
За то, что я уехал самовольно.
Меня ослушным сделала боязнь,
Что он мое желанье не одобрит.
И покажи ему ее портрет…
 (Достает из-за пазухи портрет.)
Увидев, как надменная прекрасна,
Меня простит он и с тобой оплачет
Мою судьбу". Так молвив, он сто раз
Поцеловал проклятый этот образ.
Затем подставил шею, и я видел
(Ужасный, гнусный вид!), как в тот же миг
Кровь хлынула, и туловище пало,
И голову царевича палач
Взметнул в руке. От ужаса и скорби
Не видя света, я бежал.
(Бросает портрет наземь и топчет его.)

                                      Проклятый,
Чудовищный портрет, валяйся тут,
В грязи, растоптанный. О, если б мог я
И Турандот вот так же растоптать!
Вручить тебя царю? Нет, Самарканд
Меня уж не увидит. Вечно плача,
Среди пустынь я распрощаюсь с жизнью.
(Уходит в ярости.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Барах, Калаф.

Барах
Вы слышали, мой принц?
Калаф
                                      Да, да, я слышал
И потрясен. Как может обладать
Ее портрет такой волшебной силой?
(Идет поднять портрет.)

Барах
(останавливает его)

О, боже! Что вы делаете, принц?
Калаф
(с улыбкой)

Хочу поднять портрет. Хочу взглянуть
На эти столь ужасные красоты.
(Хочет поднять портрет.)

Барах
(удерживает его силой)

О нет, вам лучше было бы, мой принц,
Взглянуть в глаза чудовищной Медузы[40].
Я не позволю вам.
Калаф
                             Оставь меня!
(Отталкивает его и поднимает портрет.)

Ты, может быть, умом нездрав, я — нет.
Еще ни разу женской красоте
Не удалось пленить мой взгляд, не то чтоб
Войти мне в сердце. Если я бесстрастен
К живой красе, то может ли художник
Скупыми красками пронзить мне грудь.
Да так пронзить, как повествуешь ты?
Все это вздор.
(Со вздохом.)

                       Судьба меня зовет
К иному, не к любви.
(Хочет взглянуть на портрет.)

Барах
(порывисто прикрывает портрет рукой и не дает Калафу рассмотреть его)

                                  Я умоляю,
Принц, не смотрите!
Калаф
(отстраняя его)

Прочь, глупец! Ты дерзок,
(Смотрит на портрет сначала с удивлением, затем все с большим и большим восторгом.)

Барах
(со скорбью)

О, горе мне! Пришла беда.
Калаф
(пораженный)

                                           Барах,
Что вижу я? О, этот нежный облик,
И этот кроткий взор, и эта грудь
Не могут быть обителью жестокой,
Безжалостной души.
Барах
                                Ах, что я слышу?
Принц, Турандот еще прекрасней. Нет
Художника, который воссоздал бы
Ее красу. Я правды не скрываю.
Но красноречье всех витий на свете
Бессильно было бы изобразить
Тщеславие, гордыню, извращенность
И кровожадность этой злой души.
О господин мой, умоляю вас,
Отбросьте ядовитый этот образ!
Я заклинаю вас, не пейте взглядом
Тлетворную чуму красот жестоких!
Калаф
(продолжая любоваться портретом)

Напрасно ты меня страшишь, О вы,
Прелестные ланиты, милый взор,
Веселые уста! Счастливец тот,
Кто будет обладать всех этих чар
Живым и говорящим сочетаньем!
(Умолкает, затем решительно.)

Барах, не открывай, кто я такой.
Настало время попытать удачу.
Иль я добуду, разгадав загадки,
Прекраснейшую женщину на свете
И вместе с ней могучую державу,
Иль разом брошу бедственную жизнь,
Которую нести не в силах большее
(Смотрит на портрет.)

О милая надежда, я готов
Стать новой жертвою твоих загадок.
Будь сострадательна! Скажи, Барах:
Хоть там, в Диване, у порога смерти,
Увижу ль я живое воплощенье
Столь редкой красоты?
Из-за городской стены доносится унылый звук барабана, ближе, чем предыдущий раз. Калаф прислушивается. На стену с внутренней стороны поднимается страшный китайский палач с голыми окровавленными руками; он насаживает на одно из копий голову царевича Самаркандского, после чего удаляется.

Барах
Сперва взгляните
И ужаснитесь. Эта голова
Злосчастного царевича, вся в пятнах
Еще дымящейся горячей крови,
А тот, кто насадил ее на пику,
То ваш палач. Пусть неизбежность смерти
Удержит вас. Поверьте мне, загадки
Жестокой девушки неразрешимы,
И дорогую голову Калафа
Во устрашение другим безумцам
В соседстве с этой завтра водрузят.
(Плачет.)

Калаф
(обращаясь к голове)

Несчастный юноша! Какая сила
Влечет меня тебе вослед? Барах,
Меня ты уж оплакал. Полно плакать.
Иду на испытанье. Никому
Не открывай, кто я. Быть может, небо
Насытилось несчастьями моими
И хочет подарить меня удачей,
Чтоб я помог родителям. И если
Я разрешу загадки, я за все
Тебе воздам. Прощай.
(Хочет идти.)

Барах
(удерживает его)

                                    Нет, погодите…
Молю вас… Милый сын… Мой бог!.. Жена,
Приди помочь! Вот этот юный друг мой
Желает объявить, что разгадает
Загадки Турандот.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Скирина.

Скирина
                              Ах, что я слышу!
Не вы ли гость мой? Что же вас толкает,
Прелестный юноша, в объятья смерти?
Калаф
Хозяйка милая, меня влечет
Вот этот дивный образ.
(Показывает портрет.)

Скирина
                                    Кто вам дал
Чудовищный портрет?
(Плачет.)

Барах
(плача)

                                  Ах, чистый случай.
Калаф
(освобождаясь)

Хассан, хозяйка милая, мой конь
И этот кошелек пусть будут ваши.
(Достает из-за пазухи кошелек и вручает его Скирине.)

Вот все, чем я могу вам доказать
Мою приязнь. И если вам не трудно,
Часть денег израсходуйте на жертвы
Богам небесным, чтобы мне помочь,
Раздайте бедным, чтоб они молились
За юношу несчастного. Прощайте.
(Уходит в городские ворота.)

Барах
О господин мой!..
Скирина
Стой, сыночек, стой!..
Да нет, чего там звать… Скажи, Хассан,
Кто этот щедрый юноша несчастный,
Что хочет умереть?
Барах
                               Не любопытствуй.
Он мудр, и я надежды не теряю.
Идем, жена. Нам следует раздать
Все это золото жрецам и нищим,
Чтоб за него молились небесам…
Да нет, придется нам его оплакать!
(В отчаянии входит в дом.)

Скирина
Не только это золото, но все,
Что я могу, на добрые дела
Я для него пожертвую. Он видом
Так величав и ясен, что, наверно,
Велик душой. И мужу моему
Он, видно, дорог. Мы предпримем все.
Цыплят три сотни и три сотни рыб
Великому Берджингузину в жертву
Мы принесем, а джиннам — очень много
Различных овощей, а также риса
В великом изобилии. Конфуций
К моленьям бонз да будет благосклонен[41].

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Большой зал Дивана с двумя высокими дверями, одна против другой. Предполагается, что одна ведет в сераль принцессы Турандот, а другая — в покои императора, ее отца.

Труффальдино, Бригелла, евнухи — все в китайском платье.

Труффальдино велит своим евнухам прибрать зал. Приказывает воздвигнуть два трона в китайском вкусе, один по одну сторону сцены, другой — по другую. Велит поставить восемь сидений для восьми мудрецов Дивана. Он весел и поет. Бригелла входит, спрашивает, чем вызваны эти приготовления. Труффальдино отвечает, что в срочном порядке созывается заседание Дивана с мудрецами, императором и его дорогой принцессой. По милости неба дела идут отлично. Явился еще один принц, желающий, чтобы ему отрубили голову. Бригелла замечает, что один погиб три часа тому назад. Попрекает Труффальдино, что тот радуется такой варварской бойне.

Труффальдино, — никто не приглашает принцев подставлять голову под топор. Если им охота быть сумасшедшими, то пусть на себя и пеняют, и т. д. Что его обожаемая принцесса всякий раз, как посрамит какого-нибудь принца своими загадками и пошлет его на гибель, радуется победе и делает ему какой-нибудь подарок, и т. д.

Бригелла, — такие чувства в груди патриота ему отвратительны. Ему ненавистна жестокость принцессы. Ей следовало бы выйти замуж и прекратить эти безобразия, и т. д.

Труффальдино, — она права, что не желает выходить замуж, и т. д. Брак ведь очень нескромная и надоедливая штука, и т. д.

Бригелла, — Труффальдино говорит, как простой евнух, и т. д. Все евнухи ненавидят браки, и т. д.

Труффальдино — раздраженно: он ненавидит браки, так как боится, что расплодятся Бригеллы.

Бригелла — рассерженно: он — дворянин, и т. д. Образ мыслей Труффальдино вредоносен; ведь если бы его мать не была замужем, он бы и на свет не родился.

Труффальдино говорит, что Бригелла нагло врет. Мать его никогда замужем не была, а он родился пресчастливо.

Бригелла, —сразу видно, что он рожден не по правилам.

Труффальдино, — что он — начальник евнухов. Пусть Бригелла не мешает ему работать и отправляется, раз он начальник пажей, исполнять свои обязанности. Но он-то знает, какие чудные мысли он внушает пажам по поводу браков и т. д.

Пока длится препирательство между этими двумя лицами, евнухи приводят в порядок зал. Слышится музыка, играющая марш. Это император Альтоум направляется в заседание Дивана в сопровождении двора и мудрецов. Бригелла удаляется из почтительности, а Труффальдино со своими евнухами — чтобы привести обожаемую им принцессу.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Под звуки марша появляется стража, за нею — восемь мудрецов, потом входят Панталоне, Тарталья. Все — в китайском платье. Альтоум — почтенный старец в богатой одежде, тоже китайской. При его появлении все простираются ниц. Альтоум всходит и садится на трон, стоящий с той стороны, откуда он вышел. Панталоне и Тарталья становятся по обе стороны трона. Мудрецы усаживаются на свои места. Марш смолкает.

Альтоум
Доколе же, о верные мои,
Терпеть мне эту скорбь? Едва… едва
Свершились погребальные обряды
Над бедным прахом молодого принца
И этот прах я окропил слезами,
Как новый принц приходит, новой скорбью
Терзая грудь мою. Злодейка дочь,
Рожденная на муку мне! Что пользы
Мне проклинать тот час, когда я дал
Конфуцию торжественную клятву
Блюсти указ? Нарушить эту клятву
Я не могу. А дочь моя все так же
Безжалостна. И нет конца упрямым
Влюбленным дуракам, и мне никто
В моей беде советом не поможет.
Панталоне
Дорогое мое ваше величество, просто не знаю, что вам и посоветовать. В наших краях на такого рода законах не клянутся. Таких указов не издают. Не бывало случаев, чтобы принцы влюблялись в портретики, да так, чтобы ради оригинала головы лишиться, и не рождались девицы, которые бы так ненавидели мужчин, как принцесса Турандот, ваша дочь. Какое там! У нас и понятия не имеют о подобного рода созданиях, даже во сне. Пока мои несчастья не заставили меня покинуть родину и пока судьба не вознесла меня незаслуженно до высокой чести быть секретарем вашего величества, я только и знал о Китае, что тая имеется отличный порошок против трехдневной лихорадки, и до сих пор хожу как обалделый, увидав здесь такого рода обычаи, такого рода клятвы и такого рода девиц и молодых людей" Расскажи я эту историю в Венеции, мне бы ответили: "Ну тебя, господин враль, господин выдумщик, господин очковтиратель, рассказывай свои басни детишкам!" Мне бы в лицо посмеялись и показали бы мне тыл.

Альтоум
Тарталья, вы успели посетить
Несчастного безумца?
Тарталья
Да, ваше величество. Он здесь в дворцовых покоях, которые обычно отводят иноземным принцам. Я был поражен его статным видом, его приятным лицом, его благородной речью. Я в жизни своей не встречал человека обаятельнее. Я им прямо-таки очарован, и у меня сердце разрывается, когда я подумаю, что он явился сюда на убой, словно козел, такой красивый принц, такой добрый, такой молодой… (Плачет.)

Альтоум
О скорбь невыразимая! Скажите,
Принесены ли жертвы, чтобы небо
Несчастному внушило прозорливость
И он распутал темные загадки
Моей свирепой дочери? Да что там!
Напрасные надежды!
Панталоне
Можете не сомневаться, ваше величество, жертвоприношений было достаточно. Сто бычков принесено в жертву небу, сто коней солнцу и сто свиней луне. (В сторону.) Да только не знаю, что проку в этой роскошной императорской скотобойне.

Тарталья
(в сторону)

Принести бы в жертву эту свинушку принцессу. И всем бы несчастьям конец.

Альтоум
Ну, что же делать, пригласите принца.
Один из стражей удаляется.
Попробую отговорить его.
И я прошу вас мудрецы Дивана,
И вас, министры верные, помочь мне,
Когда страданье речь мою прервет.
Панталоне
Опыта у нас достаточно, ваше величество. Охрипнем без всякой пользы, а он даст перерезать себе горло, как индюк.

Тарталья
Знаешь, Панталоне, я в нем обнаружил большие способности, проницательный ум. Я не теряю надежды.

Панталоне
Что? Чтобы он разгадал загадки этой собаки? Нет уж, извините!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Калаф в сопровождении стража. Калаф опускается на колено, касаясь рукой лба.

Альтоум
Встань, смелый юноша.
Калаф встает и, поклонившись становится в благородной позе посреди зала, между обоими тронами, лицом к зрителям.

(Пристально поглядев на Калафа, в сторону.)

                                     Как он хорош!
Как я ему состражду! — Несчастливец,
Скажи, откуда ты? Кто твой державный
Родитель?
Калаф
(после мгновенного смущения, с благородным поклоном)

                  Государь, дозвольте мне
Себя не называть.
Альтоум
                            Но как ты смеешь,
Скрывая, кто ты, притязать на брак
С моею дочерью?
Калаф
(величаво)

                            Я царский сын.
И если небо мне судило смерть,
То, расставаясь с жизнью, я открою,
Кто родом я и как меня зовут,
Дабы узнали все, что домогаться
Столь знаменитых уз я не дерзнул бы,
Когда б во мне текла не кровь царей.
(С поклоном.)

Дозвольте ж мне себя не называть.
Альтоум
(в сторону)

Какое благородство выражений!
О, как ему состражду я!
(Громко.)

                                     Но если
Ты разгадаешь темные загадки,
А родом низок, как же я закон…
Калаф
(смело перебивая его)

Он писан лишь для тех, кто царской крови.
И если небо мне пошлет победу,
Но кровь моя окажется не царской,
Я под секирой искуплю вину.
И мой непогребенный труп скормите
Собакам и воронам. Здесь, в Пекине,
Есть человек: он скажет вам, кто я.
(С поклоном.)

Дозвольте ж мне себя не называть
Я как о милости прошу об этом.
Альтоум
И эту милость я тебе дарую.
Такому голосу, такой осанке
Я отказать не в силах. Но и ты
Взаимно милость окажи монарху,
Который просит с высоты престола.
Не требуй, о, не требуй, чтоб тебя
Подвергли искусу! К тебе я полон
Такой живой приязни, что с тобою
Рад поделиться властью. Будь моим
Державным соправителем. Когда
Глаза мои сомкнутся, ты получишь
В наследство все, чем я владел. Не требуй,
Чтоб я лил кровь. Однажды ошибясь,
Я стал позором своего народа.
Отважный юноша, будь милосерд,
Не заставляй меня омыть слезами
Твой труп. Не распаляй вражды народной
К принцессе Турандот, вражды ко мне,
Родившему безжалостную дочь,
Надменную, упрямую, пустую,
Причину горьких мук моих и смерти,
(Плачет.)

Калаф
Утешьтесь, государь. Свидетель небо,
Мне омрачает душу ваша скорбь.
Такой отец, как вы, не мог, конечно,
Дочь воспитать жестокою тиранкой.
Так скажут все. И если вы виновны,
То разве в том, что горячо любили
Единственную дочь и дали миру
Такую царственную красоту,
Что люди власть теряют над собой.
Благодарю вас за щедроты ваши.
Я плохо помогал бы вам. Иль небо
Мне хочет счастья, дав мне в обладанье
Возлюбленную Турандот, идь хочет
Пресечь мою безрадостную жизнь,
Без Турандот — мучительное бремя,
Я жажду смерти — или Турандот,
Панталоне
Послушайте, ваше высочество, жизнь моя дорогая, вы же видели на городских воротах все эти натыканные мертвые головы, казалось бы — ясно. Что вам за охота являться на убой, словно козленку, да еще наверняка, чтобы все мы тут плакали в три ручья! Знайте, что принцесса закатит вам такие три загадки, что и сам астролог Чингарелло их не разгадал бы. На что уж мы, которые с давних пор заседаем с этими вот превосходительнейшими мудрецами Дивана и судим о том, кто верно решил, а кто неверно, дабы исполнен был указ, мы, опытные люди, понаторевшие над книгами, а и то иной раз едва доищемся до смысла загадки этой свирепой принцессы, потому что это даже и не загадки: "живот железный, а кишки бумазейные", и тому подобное. И всякий раз новехонькие, распроклятые. И если бы она не раздавала их изложенными и разъясненными в запечатанных записочках этим вот превосходительнейшим мудрецам, так они, пожалуй, и сами бы не знали, где у них головы. Идите же с миром, сыночек дорогой. Вот вы стоите тут, ну прямо — цветочек. Жаль мне вас. Поверьте человеку, который желает вам добра. Потому что если вы будете упорствовать, то я за вашу голову дам не больше, чем горбатому зеленщику за одну редиску.

Калаф
Старик, не говори, не утомляйся.
Я жажду смерти — или Турандот.
Тарталья
Турандот… Турандот… Что за чертово упрямство, сын мой дорогой! Пойми же ты толком. Здесь в загадки играют не на чашку шоколада с ванилью или кофе с сухариками. Пойми ты, пойми раз навсегда: здесь играешь головой. Других доводов я не привожу, чтобы тебя отговорить. Этого достаточно. Головой, головой играешь. Головой. Его величество тебя просит, повелел принести сто коней в жертву солнцу, сто быков небу, сто свиней луне, сто коров звездам — все ради тебя, а ты, неблагодарный, желаешь своим упорством причинить ему такое огорчение. Даже если бы на свете не было других женщин, кроме принцессы Турандот, и то твое решение было бы величайшей глупостью. Ты меня извини, дорогой принц. Поверь, это я из любви к тебе выражаюсь так откровенно. Понял ли ты как следует, что значит лишиться головы? Ведь нельзя же так!

Калаф
Ты слишком многословен. Не старайся.
Я жажду смерти — или Турандот.
Альтоум
Жестокий! Так вкуси же смерть свою,
Вкуси мое отчаянье.
(Страже.)

                                Принцессу
Просить пожаловать. И новой жертвой
Пусть утолится.
Один из стражей удаляется.

Калаф
(в сторону, горячо)

                         Боги, вас молю
О вдохновенье. Пусть ее лицо
Меня не ослепит. Я сознаюсь,
Что разум мой колеблется и грудь
Трепещет, бьется сердце, стынут губы.
(Присутствующим.)

Диван священный, по моим ответам
Судящий жизнь мою! О мудрецы,
Простите мне дерзанье, снизойдите
К слепцу любви, который сам не знает,
Где он сейчас и что с ним, и несется,
Влекомый тайной силою судьбы.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Доносятся звуки марша, сопровождаемые дробью тамбуринов. Появляется Труффальдино с ятаганом у плеча, за ним его евнухи. Следом идут рабыни сераля, ударяя в тамбурины. Затем входят две рабыни с завешанными лицами; одна из них — в богатой и пышной татарской одежде (это Адельма), другая — в обычном китайском платье (это Зелима). В руках у нее небольшой тазик с запечатанными листками. Труффальдино и евнухи, войдя вереницей, падают ниц перед Альтоумом, затем встают. Рабыни опускаются на колени, поднося руки ко лбу. Входит Турандот с завешенным лицом, в богатой китайской одежде, величавая и надменная. Мудрецы и министры падают ниц. Альтоум встает с кресла. Турандот подносит руку ко лбу, отвешивает отцу торжественный поклон, затем всходит на свой трон и садится. Зелима становится слева от нее, Адельма — справа. Калаф, при появлении Турандот опустившийся на колени, встает и смотрит на нее как очарованный. Все занимают свои места. Труффальдино, проделав несколько забавных церемоний в свойственном ему духе, берет у Зелимы тазик с запечатанными листками, раздает их мудрецам и после новых китайских церемоний и поклонов удаляется. Во время всех этих безмолвных обрядов музыка играет марш. После ухода Труффальдино в зале Дивана наступает тишина.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Альтоум, Калаф, Панталоне, Тарталья, Турандот, Зелима, Адельма, мудрецы, стража.

Турандот
(высокомерно)

Кто это дерзновенно возмечтал
Проникнуть в смысл загадок, невзирая
На множество примеров, и желает
Позорно кончить жизнь?
Альтоум
                                      Дочь, это он.
(Указывает на Калафа, который стоит пораженный посреди зала Дивана.)

И он вполне достоин, чтобы ты
Взяла его в мужья, освободив
От искуса и не терзая больше
Несчастное родительское сердце.
Турандот
(посмотрев на Калафа, тихо, Зелиме)

Зелима, о поверь, никто из тех,
Кто приходил на искус, не будил
В груди моей и тени состраданья,
А этого мне жаль.
Зелима
(тихо)

                             Вы загадайте —
Три легкие загадки, и довольно
Жестокой быть.
Турандот
(гордо)

                           Как смеешь ты? А слава
Моя? Молчи.
Адельма
(которая пристально всматривалась в Калафа, в сторону)

                      О небо! Что я вижу?
Не тот ли это, что у нас когда-то
Работал в Хорасане как невольник,
Когда был жив отец мой Хейкобад?
Так он царевич? Ах, то знало сердце,
Им покоренное!
Турандот
                         Принц, откажитесь
От роковой попытки. Видит небо,
Молва о том, что я жестокосерда, —
Прямая ложь. Глубоко ненавидя
Всех вообще мужчин, я защищаюсь,
Как знаю, как могу, чтоб оградиться
От тех, кто мне противен. Почему
Я не могу располагать свободой,
Которою располагают все?
Зачем хотите вы, чтоб я была
Жестокой против воли? Я готова
Унизиться до просьбы. Откажитесь
От испытанья, принц. Не искушайте
Мой дивный дар. Я только им горда.
Мне даровало небо острый разум
И прозорливость. Я бы умерла,
Когда бы здесь, перед лицом Дивана,
Была посрамлена. Пока не поздно,
Позвольте мне не задавать загадок;
Или заране плачьте над собой.
Калаф
Столь дивный голос, столь прекрасный облик,
Столь чудный ум и редкая душа —
В единой женщине! Да разве тот
Не прав сто раз, кто не страшится смерти,
Чтоб ею обладать? И Турандот
Гордится хитроумьем? И не видит,
Что чем ее достоинства обильней,
Что чем ей ненавистней мысль о браке,
Тем вожделеннее она? И будь
Сто тысяч жизней в этом бренном теле,
Безжалостная Турандот, я рад бы
Сто тысяч раз пойти за вас на казнь,
Зелима
(тихо, к Турандот)

Ах, ради бога, легкие загадки!
Ведь он достоин вас.
Адельма
(в сторону)

                                 Какая радость!
О, если бы назвать его моим!
Зачем не знала я, что он — царевич,
Когда сама царевною была!
О, как я вновь люблю его, узнав,
Что он столь знатен родом! Нет, любовь
Бесстрашна.
(Тихо, к Турандот.)

                    Турандот, о славе вашей
Помыслите.
Турандот
(в сторону, смущенно)

                   Чтоб он один из всех
В моей груди мог вызвать состраданье?
(С решимостью.)

Нет, я должна преодолеть себя.
(Калафу, порывисто.)

Готовься к испытанью, дерзновенный!
Альтоум
Принц, ты упорствуешь?
Калаф
                                     Да, государь.
Я жажду смерти — или Турандот.
Альтоум
Так огласите роковой указ.
А юноша пусть внемлет и трепещет.
Панталоне достает из-за пазухи книгу указа, целует ее, подносит к груди, потом ко лбу и затем передает Тарталье, который сначала падает ниц, потом принимает ее и читает громким голосом.

Тарталья
"Любой властитель может Турандот
Просить в супруги. Но сначала должен
Средь мудрецов Дивана три загадки,
Принцессой заданные, разрешить.
Их разрешив, ее получит в жены.
А если не способен, палачом
Да будет обезглавлен и умрет.
Хан Альтоум Конфуцию клянется
В точнейшем исполнении сего".
Окончив чтение, Тарталья целует книгу, прикладывает ее к груди и ко лбу и возвращает Панталоне, который простершись ниц, принимает ее, потом встает и подносит ее Альтоуму. Тот поднимает руку и опускает ее на книгу.

Альтоум
(со вздохом)

О тягостный закон! Тебя исполнить
Могучему Конфуцию клянусь.
Панталоне кладет книгу за пазуху. В Диване царит глубокая тишина.

Турандот
(академическим тоном)

Скажи мне, кто обходит неустанно
Все города, все замки, все селенья?
Кто вечный путь свершает безвозбранно
Средь криков торжества и пораженья?
Его лицо всем мило и желанно,
Он благодетель каждого творенья.
Равняться с ним казалося бы бредом.
Он здесь, и все же он тебе неведом,
(Садится.)

Калаф
(поднимает глаза к небу в глубоком раздумье, затем кланяется Турандот, касаясь рукою лба)

Я буду счастлив, если остальные
Загадки ваши не трудней. Принцесса,
Кому ж не ясно, что обходит вечно
Все города, все земли, все селенья,
Что совершает безвозбранный путь
Средь криков пораженья и победы,
Что равного себе не терпит в мире
И здесь находится — простите — солнце?
Панталоне
(радостно)

Тарталья, он угадал.

Тарталья
В самую точку!

Мудрецы
(распечатывают первую записку, затем в один голос)

Великолепно. Солнце, солнце, солнце.
Альтоум
(радостно)

Сын, небо помогай тебе и дальше!
Зелима
(в сторону)

Молю вас, боги!
Адельма
(в сторону, взволнованно)

                          Небо, воспротивься!
Пусть он не будет мужем Турандот!
Я умираю.
Турандот
(в сторону, с негодованьем)

                 Чтоб он победил?
Меня умом превысил? Никогда!
(Громко.)

Внимай, безумец. Разреши загадку.
(Встает и продолжает академическим тоном.)

Есть дерево, где скрыта
Кончина человека;
Оно древней гранита
И молодо от века;
Красивый лист не вянет,
Он белый и узорный;
Но белизна обманет
Своей изнанкой черной.
Скажи, ты знаешь слово
Для дерева такого?
(Садится.)

Калаф
(после некоторого раздумья, отвесив обычный поклон)

Не гневайтесь, надменная принцесса,
Но я загадку разрешу. Растенье
Древнейшее, но юное, где скрыта
Кончина человека, чьи листы
Белы снаружи и черны с изнанки.
То будет — с днями и ночами — год.
Панталоне
(радостно)

Тарталья, он снова попал.

Тарталья
Честное слово, в самую середку.

Мудрецы
(распечатав вторую записку, в один голос)

Так, совершенно верно: год, год, год,
Альтоум
(радостно)

О, радость! Боги, пусть достигнет цели!
Зелима
(в сторону)

Зачем еще!
Адельма
(вне себя, в сторону)

                    Ах, я его теряю!
(Тихо, к Турандот.)

Принцесса, вы утратите мгновенно
Всю вашу славу. Он вас побеждает.
Турандот
(тихо, с негодованьем)

Молчи. Скорей погибнет мир и сгинет
Весь род людской.
(Громко.)

                             Знай, дерзостный глупец:
Чем ты самонадеянней, тем больше
Ты ненавистен мне. Уйди. Спасайся.
Тебя убьет последняя загадка.
Калаф
Ваш гнев, боготворимая принцесса,
Один мне страшен. И на что мне жизнь,
Раз милости я вашей недостоин.
Альтоум
Сын милый, отступись! И ты, о дочь!
Не задавай ему других загадок!
Тебе он мужем быть вполне достоин.
Турандот
(гневно)

Мне мужем? Отступиться? Пусть закон
Свершится.
Калаф
                  Не печальтесь, государь,
Я жажду смерти — или Турандот.
Турандот
(негодуя)

И ты получишь смерть. Сейчас увидишь,
(Встает и продолжает академическим тоном.)

Скажи мне, как зовется зверь прекрасный
Четвероногий и крылатый, верный
В своей любви, но в ярости ужасный.
Он потрясает мир, высокомерный,
И торжествует. Мощными стопами
Он попирает океан безмерный,
А грудью и свирепыми когтями
Налег на землю. Вечного обилья
Почиет тень над мирными краями,
Где новый Феникс расширяет крылья.
(Сказав загадку, яростно срывает с лица покрывало, чтобы поразить Калафа.)

Взгляни в лицо мне. Отвечай, не дрогнув,
Как этот зверь зовется, иль умри.
Калаф
(ошеломленный)

О, красота! О, диво!
(Стоит недвижимо, закрыв лицо руками.)

Альтоум
(взволнованно)

                                 Он смутился!
Сын, что с тобой? Приди в себя!
Зелима
(в сторону, с тоской)

                                                 Мне дурно.
Адельма
(в сторону)

О юноша, теперь ты мой. Любовь
Меня научит, как тебя спасти.
Панталоне
(взволнованно)

Смелей, смелей, сынок! Ах, чем бы ему помочь? У меня вся утроба трясется, боюсь что он себя погубит.

Тарталья
Если бы не мое высокое звание, я сбегал бы на кухню за уксусом.

Турандот
Несчастный, ты погиб. В своей судьбе
Лишь ты один повинен.
Калаф
(приходя в себя)

                                    Турандот,
То ваша красота, сверкнув нежданно,
Меня смутила. Я не побежден.
(Обращаясь к зрительному залу.)

Ты, зверь четвероногий и крылатый,
Гроза вселенной, ты, что торжествуешь
Над морем и землей, даруя тень
Отрадную твоих безмерных крыльев
Стихии беспокойной и земле,
Возлюбленным сынам твоей державы,
О новый Феникс, зверь блаженный, ты —
Лев Адрии, во гневе справедливый,
Панталоне
(в восторге)

О, будь благословен! Не могу удержаться. (Бежит его обнять.)

Тарталья
(Альтоуму)

Утешьтесь, ваше величество.

Мудрецы
(распечатав третью записку, в один голос)

Лев Адрии. Да, верно, верно, верно.
Доносятся радостные клики народа и громкий шум музыкальных инструментов. Турандот в обмороке падает на трон. Зелима и Адельма стараются привести ее в чувство.

Зелима
Он победил. Принцесса, успокойтесь!
Адельма
(в сторону)

Моя любовь погибла… Нет, неправда!
Альтоум радостно сходит с трона, сопровождаемый Панталоне и Тартальей. Мудрецы вереницей удаляются в глубь сцены.

Альтоум
Теперь конец твоим тиранствам, дочка.
Любезный принц, приди в мои объятья.
(Обнимает Калафа.)

Турандот, очнувшись, яростно сбегает с трона.

Турандот
(вне себя)

Остановитесь. Этот человек
Не будет мне супругом. Я хочу
Задать ему три новые загадки,
Назначив день. Мне слишком малый срок
Был дан на этот раз. Я не могла
Как должно подготовиться. Нельзя же…
Альтоум
(перебивая ее)

Безумная, жестокая! Нет, поздно.
Не уступлю тебе ни в чем. Суровый
Закон исполнен, и моим министрам
Я поручаю вынести решенье.
Панталоне
Прошу извинить. Больше загадок не загадывают и голов не режут, как спелые тыквы. Этот мальчик угадал. Закон исполнен, а теперь — честным пирком да и за свадебку. (Тарталье.) Что скажете, канцлер?

Тарталья
Исполнен наиточнейшим образом. Толкований не требуется, Как полагают превосходительнейшие господа мудрецы?

Мудрецы
Вопрос решен, решен бесповоротно.
Альтоум
Идем во храм. Там этот незнакомец
Объявит нам, кто он. Затем жрецы…
Турандот
(в отчаянии)

Отец мой, умоляю, подождите…
Альтоум
(гневно)

Я не намерен ждать. Все решено,
Турандот
(бросаясь на колени)

Отец, когда вы любите меня,
Когда моей вы дорожите жизнью,
Велите испытанье повторить.
Я не снесу позора. Я умру,
Но не склонюсь пред этим гордецом,
Женой ему не стану. Мысль одна
О том, чтобы мужчине покориться,
Мужчине стать женой, — меня убьет.
(Плачет.)

Альтоум
(рассвирепев)

Упрямица, дикарка, фанатичка!
И слушать не хочу! Идем, министры.
Калаф
Встань, сердца моего прекрасный деспот!
О государь, молю вас, отмените
Приказы ваши. Я не буду счастлив,
Когда она меня так ненавидит.
Моя любовь не хочет быть причиной
Ее тоски. К чему мне страсть моя,
Когда она рождает только злобу?
Жестокая тигрица, если ты
Так холодна душой, ну что ж, ликуй:
Я не намерен быть твоим супругом,
Но если б ты увидела мое
Растерзанное сердце, я уверен,
Ты пожалела бы его. Ты жаждешь
Моей кончины? Государь, назначьте
Вновь испытанье. Эта жизнь мне в тягость,
Альтоум
Нет, кончено. Идем во храм. Другого
Не будет испытанья… Безрассудный…
Турандот
(порывисто)

Идем во храм! Но перед алтарем
Клянусь вам, ваша дочь умрет.
Калаф
                                                Умрет!..
Мой государь… принцесса. Вас обоих
Прошу о милости. Дозвольте мне
Здесь завтра, в заседании Дивана,
Неистовой душе задать загадку:
Чей сын тот принц и как его зовут
По имени, который принужден
Просить о хлебе, тяжести таскать
Почти что даром, чтобы прокормиться;
Который, досягнув вершин блаженства,
Еще несчастнее, чем прежде был?
Здесь завтра, пред Диваном, злое сердце,
Ответьте, как зовут отца и сына.
И если это не удастся вам,
Избавьте несчастливца от мучений,
Не откажите мне в руке любимой,
Душой смягчитесь. Если же удастся,
Моею смертью и моею кровью
Да утолится ваш свирепый дух.
Турандот
Я принимаю вызов, чужестранец.
Зелима
(в сторону)

Вот новый ужас.
Адельма
 Новая надежда.
Альтоум
Я не согласен. Я не разрешаю.
Закон неотменяем.
Калаф
(преклоняя колено)

 О государь,
Когда я дорог вам, явите милость,
Утешьте дочь свою, меня утешьте.
Я не хочу мешать ее отраде
И торжеству. Она умом остра,
Так пусть же разрешит мою загадку.
Турандот
(в сторону)

Я вне себя. Он надо мной смеется.
Альтоум
Безумец, что ты просишь? Ты не знаешь,
Какой в ней разум… Хорошо, да будет
Вновь испытанье. Если дочь моя
Нам скажет имена, она свободна
От принужденья быть твоей супругой.
Но никаких трагедий. Если дочь
Решит загадку, отправляйся с миром.
Довольно мне оплакивать других!
(Тихо, Калафу.)

Иди за мной… Что ты наделал, глупый!
Снова раздаются звуки марша. Альтоум, сопровождаемый Стражей, мудрецами, Панталоне и Тартальей, с важностью удаляется в дверь, через которую вошел. Турандот, Адельма, Зелима, евнухи и рабыни с тамбуринами удаляются в другую дверь.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Комната в серале.

Адельма и ее доверенная невольница, татарка.

Адельма
Не смей так говорить! Твои советы
Я отвергаю. В сердце у меня
Звучит другое. Властная любовь
К неведомому принцу, отвращенье
И ненависть к гордячке этой злобной,
Тоска неволи. Я страдать устала.
Уже пять лет, как я в моей груди
Таю отраву, с виду показуя
Смиренную любовь к тщеславной деве,
Первопричине всех моих несчастий.
Во мне струится царственная кровь.
И Турандот меня ничем не выше.
Доколе же в постыдных путах рабства
Должна я буду подчиняться равной?
Необходимость вечно притворяться
Уже разрушила мое здоровье,
Я таю с каждым днем, как снег на солнце,
Как воск перед огнем. Ты узнаешь
Во мне Адельму? Я решила сделать
Все, что могу, сегодня. Я хочу
Дорогою любви бежать от рабства
Или от жизни.
Невольница
                       Нет, нет, госпожа…
Еще не время.
Адельма
(порывисто)

Прочь! Не убеждай
Меня терпеть страдания. Ни слова, —
Ни звука. Замолчи. Я приказала.
Невольница отвешивает поклон, поднеся руку ко лбу, и робко удаляется.

Вот и она, мой враг, идет, терзаясь
Стыдом и яростью, в полубезумье.
Да, миг настал отважиться на все
Или погибнуть. Надо их послушать.
(Прячется.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Турандот, Зелима, потом Адельма.

Турандот
Зелима, я не в силах так страдать.
Мысль о моем позоре мнеогнем
Сжигает душу.
Зелима
Госпожа, как может
Такой красивый, милый человек,
Такой великодушный, так влюбленный
Внушать вам ненависть и озлобленье?
Турандот
Не мучь меня… Так знай… Ах, я стыжусь
Открыться… Он родил в моей груди
Неведомые чувства… Пламень… холод…
Нет, нет! Его я ненавижу насмерть!
Меня он осрамил пред мудрецами.
Все наше царство и весь мир узнают,
Что я побеждена, и посмеются —
Над глупостью моей. О, если можешь,
Дай мне совет, Зелима! Мой отец
Желает, чтобы завтра на рассвете
Собрались мудрецы, и, если я
Не разрешу предложенной загадки,
Должна немедля состояться свадьба.
"Чей сын тот принц и как его зовут
По имени, который принужден
Просить о хлебе, тяжести таскать
Почти что даром, чтобы прокормиться;
Который, досягнув вершин блаженства,
Еще несчастнее, чем прежде был?"
Конечно, этот неизвестный принц
И есть он сам. Но где же мне узнать,
Как он зовется, кто его отец?
Он никому не ведом. Император
Ему позволил до решенья спора
Скрывать, кто он. Я вызов приняла,
Чтобы ему не отдавать руки.
Но где ж мне разгадать? Скажи, что делать?
Зелима
Да здесь, в Пекине, многие владеют
Магическим искусством и кабалу
Читают превосходно; вот вы к ним
И обратитесь.
Турандот
                       Я не так глупа,
Как ты, Зелима. Эти хитрецы —
Для простаков, и кормятся они
Невежеством. Ты ничего другого
Мне не подскажешь?
Зелима
                                Я напомню вам
Слова, и вздохи, и живую скорбь
Того героя. Как, склонив колена,
Он вашего отца великодушно
Просил за вас.
Турандот
                         Не говори, Зелима!
Знай, это сердце… Нет, неправда, нет!
Его я ненавижу. Все мужчины —
Коварны, сердцем лживы, не способны
Любить. Они притворною любовью
Обманывают девушек, а после,
Их покорив, не только их не любят,
Но, осквернив святые узы брака,
Меняют женщин, не стыдясь дарить
Святыню сердца самым недостойным,
Невежественным бабам, самым грязным
Невольницам, блудницам. Нет, Зелима,
О нем не говори мне. Если завтра
Он победит, его я хуже смерти
Возненавижу. Стоит мне представить
Себя подвластной мужу и подумать,
Что он — мой победитель, — я с ума
Схожу от ярости.
Зелима
                            Ах, госпожа,
Вы молоды и потому надменны.
Придет печальный возраст, женихи
Исчезнут, и вы будете напрасно
Раскаиваться. Да и что вам страшно
Утратить? Что за призрачную славу?
Адельма
(которая, прислушиваясь, понемногу выступила вперед, строго перебивает Зелиму)

Кто низменно рожден, тот поневоле
Так рассуждает, как: сейчас Зелима.
Прости, Зелима. Не тебе понять
Естественную скорбь и стыд принцессы,
Которая, перед лицом Дивана
Привыкшая к победным торжествам,
Посрамлена каким-то незнакомцем.
Я видела сама, как ликовали
Мужчины, как вышучивали злобно
Ее загадки, словно это были
Дурацкие народные загадки,
И я негодовала, потому что
Люблю ее. Смотри, в каком она
Отчаянье. Она принуждена
Наперекор влеченью, против воли,
Покорствуя насилью, выйти замуж,
Турандот
(порывисто)

Не распаляй мне душу!
Зелима
                                    Выйти замуж —
Такое ли несчастье?
Адельма
                                Ах, молчи!
Никто не требует, чтоб ты делила
Страданий возвышенной души.
Я не из лести говорю. Пойми,
Что ведь она отважно обязалась
Назвать их имена; и завтра утром
Предстанет всенародно пред Диваном!
Что будет, если, появясь в собранье,
Она ответит глупость иль признает,
Что ей решить задачу не по силам?
Уже я слышу громкий смех народа,
Насмешки, шутки над принцессой нашей,
Как над несчастною комедианткой,
Забывшей роль.
Турандот
(яростно)

                           Адельма, знай, что если
Имен я не раскрою, то во храме
(Мое решенье твердо) в эту грудь
Я погружу кинжал.
Адельма
                              Нет, нет, принцесса,
Искусством иль обманом, но загадка
Должна быть решена.
Зелима
                                 Что ж, раз Адельма
Вас любит больше и умней меня,
Пусть вам и помогает.
Турандот
                                  Помоги мне,
Моя Адельма! Как я угадаю
Их имена, когда мне неизвестно,
Ни кто он, ни откуда?
Адельма
                                 Он сегодня
Сказал, что есть в Пекине человек,
Который знает, кто он. Надо город
Вверх дном поставить, не жалеть алмазов.
И золота, пойти на все.
Турандот
                                     Алмазы
И золото без счета можешь тратить,
Лишь бы дознаться.
Зелима
                               Да куда их тратить?
Кого искать? А в случае успеха,
Как вам удастся утаить измену
И скрыть от всех, что вы путем обмана,
А не своим пронзительным умом
Узнали имена?
Адельма
                       И, может быть,
Доносчицей окажется Зелима?
Зелима
(гневно)

Есть мера оскорблениям! Принцесса,
Не тратьте ваших денег. Мне хотелось
Склонить вас к миру, чтоб вы дали руку
Герою, нежно любящему вас.
Мне жаль его. Но пусть восторжествует
Мой долг повиновенья. Здесь была
Скирина, мать моя. Она пришла
На радостях меня поздравить с тем,
Что все загадки решены. Не зная
О предстоящем новом испытанье,
Она открыла мне, что этот принц
Остановился у нее в корчме
И что Хассан, мой отчим, с ним знаком
И от него в восторге. Я спросила,
Как имя принца, но она клянется,
Что муж ей не сказал и не желает
Его назвать. Мать обещала сделать
Все, что возможно. Вот. В моей любви
Теперь, коль вам угодно, сомневайтесь.
(Уходит обиженная.)

Турандот
Приди, Зелима, дай тебя обнять!
Куда ты? Стой!
Адельма
                       Она вам указала
Полезный след, но рассуждает глупо.
Нелепо ждать, чтобы Зелимин отчим,
Узнав о предстоящем испытанье,
По доброй воле назвал имена.
Тут следует прибегнуть к хитроумью.
Нам время дорого. Уйдем отсюда,
Чтобы никто не мог услышать нас,
И если верите моей любви,
Позвольте мне вам дать один совет.
Турандот
Идем, мой друг. Чтоб этот чужестранец
Не победил, я соглашусь на все.
(Уходит.)

Адельма
Любовь, приди на помощь мне, исполни
Мои мечты, дай вырваться из рабства.
И пусть гордыня злобной Турандот
Откроет мне счастливый путь к свободе.
(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Дворцовая зала.

Калаф, Барах.

Калаф
Да ведь во всем Пекине только ты,
О друг мой, знаешь, как зовут меня
И моего отца. И царство наше
От здешних мест далеко и вдобавок
Разрушено тому уж восемь лет.
Мы жили скрытно, и прошла молва,
Что мы погибли. Память о несчастных
Недолговечна на земле, Барах.
Барах
Простите, принц. Но ваш поступок был
Неосторожен. Злополучным людям
Бояться надо даже и того,
Что невозможно. Стены и деревья,
Немые вещи обретают голос
Во вред злосчастным. Им враждебно все.
Я не могу очнуться. Вы добыли,
С огромною опасностью для жизни,
Славнейшую красавицу, добыли
Обширную державу, чтобы вдруг,
По слабости сердечной, все утратить!
Калаф
Как можно мерить мерою расчета
Мою любовь, Барах? Ты не видал
Отчаянья и гнева Турандот,
Моей души единой, там, в Диване.
Барах
Скорее, чем о гневе Турандот,
Уже сраженной, сын обязан думать
О том, какая горькая нужда
Гнетет его родителей в Берласе.
Калаф
Оставь свои упреки. Я хотел
Смягчить ее, хотел ей тронуть сердце.
Быть может, мой поступок ей приятен,
Быть может, в ней проснулась благодарность.
Барах
В ком? В Турандот? Ах, полно обольщаться,
Калаф
Теперь я с ней навек. Скажи, Барах,
Ты никому меня не называл?
Не говорил жене, кто я такой?
Барах
Нет, господин мой. Вашим приказаньям
Барах послушен. Но меня томит
Какое-то предчувствие, мне страшно.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же, Панталоне, Тарталья, Бригелла и воины.

Панталоне
(входя с озабоченным видом)

Да вот он где, вот он где, черт бы его побрал!

Тарталья
(Калафу)

Ваше высочество, а это кто?

Панталоне
Куда вы запропастились? С кем это вы беседуете?

Барах
(в сторону)

Беда!
Калаф
          Кто он, не знаю. Мы сошлись
Случайно. Я расспрашивал его
Про город и про здешние порядки.
Тарталья
Простите, молодой человек, но только мозги у вас не на месте, и уж больно вы любезны. Я еще в Диване заметил. Как это вас угораздило выкинуть такую глупость?

Панталоне
Хватит! Что сделано, то сделано. Ваше высочество, вы сами не знаете, на какой глубине вы плаваете, и если за вами не присматривать, то вас пустят ко дну, как последнего простофилю. (Бараху.) А вам, любезнейший господин усач, тут не место. Ваше высочество, благоволите удалиться в свои апартаменты. Бригелла, отдан приказ держать в боевой готовности две тысячи гвардейцев, а вы будете сторожить с вашими пажами до завтрашнего утра двери его покоев, дабы никто туда не проник. Окружите его стражей и исполняйте ваш долг. Это, видите ли, приказ императора. Он в вас влюбился — что не удивительно — и прямо-таки дрожит, как бы чего не случилось. Если вы завтра утром не станете его зятем, я думаю, бедный старик с горя помрет. Вы меня извините, но ваша сегодняшняя выходка была сущим мальчишеством. (Тихо, Калафу.) Ради бога, держите ваше имя за зубами. Но если вы совсем тихонечко шепнете его на ухо почтенному старичку, он примет это как величайший знак внимания. Вы его не осчастливите таким подарком?

Калаф
Ты плохо служишь своему монарху.
Панталоне
Хорошо сказано! Ну-с, господин Бригелла, ваш черед.

Бригелла
Вы только перестаньте болтать, а уж я свое дело сделаю.

Тарталья
Господин Бригелла, смотрите в оба, здесь нетрудно поплатиться головой.

Бригелла
Своей голове я цену знаю и в напоминаниях не нуждаюсь.

Тарталья
Я лопаюсь от любопытства узнать ваше имя. О-о, если бы вы мне его открыли, я замкнул бы его в кишках моих.

Калаф
Напрасно трудишься. Узнаешь завтра.
Тарталья
Отлично сказано, черт побери!

Панталоне
Ваше высочество, слуга покорнейший. (Бараху.) А вы, любезнейший господин усач, прошли бы лучше на площадь выкурить трубочку, чем здесь торчать, во дворце. Я бы вам советовал заняться своим делом, — лучше будет,

(Уходит.)

Тарталья
Гораздо лучше. Мне его жульническая рожа не очень-то нравится.

(Уходит.)

Бригелла
Разрешите мне исполнить возложенную на меня обязанность. Да будет мне позволено начать немедленно вам услужать в ваших апартаментах.

Калаф
Да, я готов идти.
(Бараху.)

                           Друг, до свиданья —
И в более счастливый час. Прощай.
Барах
Я ваш слуга.
Бригелла
Прошу, прошу, довольно церемоний! (Велит воинам окружить Калафа и уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Барах, затем Тимур. Тимур — дрожащий старик, в одежде, изобличающей крайнюю бедность.

Барах
(Калафу, который уходит, окруженный стражей)

                        Храни тебя судьба,
Неосторожный принц! А я, конечно,
Болтать не стану.
Тимур
(в большом волнении, видя, что его сын уходит, окруженный стражей)

                            Что это? Мой сын!
Под стражей! Ах, жестокий Хорезмийский
Султан, захватчик царства моего,
Настиг его и здесь, в Пекине дальнем!
Погибну вместе с ним!
(В отчаянии кидаясь ему вслед.)

Калаф! Калаф!
Барах
(в изумлении обнажая ятаган и хватая Тимура за руку)

Стой и молчи, старик, не то убью!
Кто ты? Откуда? Почему ты знаешь,
Как юношу зовут?
Тимур
(всматриваясь в него)

                             Мой бог! Барах!
Ты здесь, в Пекине! Ты дерзнул восстать
С мечом в руке на своего монарха
Злосчастного, на царственного сына?
Барах
(в крайнем изумлении)

Как? Ты — Тимур?
Тимур
                           Да, да, предатель… Бей!
Дни пресеки мои! Я жить устал.
Я не желаю видеть этот свет,
Когда вернейшие из слуг моих
Позорно продались, когда мой сын,
Мой сын родимый в жертву принесен
Свирепству Хорезмийского султана,
(Плачет.)

Барах
О, что я вижу!.. Это мой властитель!
Да, это он, увы!
(Опускается на колени.)

                          О государь,
Простите… В ярости моей повинна
Моя любовь… Когда вам дорог сын ваш,
Пусть имена Тимура и Калафа
Вовеки не сорвутся с ваших уст.
И сам я здесь — Хассан, а не Барах.
(Встает и тревожно озирается.)

Никто не слышал?.. Государь… Эльмаза,
Супруга ваша, тоже здесь, в Пекине?
Тимур
(все так же плача)

Не говори мне о супруге милой,
Барах… В Берласе, в нищенском приюте,
Мен? пережитых бед и настоящих,
Покорная своей судьбе, шепча
Родное имя сына, к этой скорбной
Груди склонив прекрасное чело,
На этих трепетных руках, она,
Меня утешить силясь, опочила,
Барах
(в слезах)

Несчастная царица!
Тимур
                               В тяжком горе,
Я, чтоб найти возлюбленного сына
Или чтоб смерть найти, добрел сюда,
И что, войдя в Пекин, я вижу: сын мой
Под стражею куда-то уведен!
Барах
Уйдем скорей. За сына не тревожьтесь.
Быть может, завтра он достигнет счастья,
И вы с ним вместе, если ваш язык
Не выдаст, как зовут его и вас.
А я зовусь Хассан, а не Барах.
Тимур
Но что за тайны?..
Барах
                             Я открою все, —
Как только мы покинем эти стены.
Скорее, государь!
(Осторожно озирается.)

                             Но что я вижу?
Скирина! Из сераля! Вот несчастье!
Откуда ты? Что это значит?

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Скирина.

Скирина
                                            Радость
О том, что наш прелестный постоялец
Вернулся победителем; желанье
Узнать, как эта лютая тигрица,
Покорствуя смиренно, выйдет замуж,
Влекли меня в сераль, и мы с Зелимой
Повеселились.
Барах
(негодующе)

                          Шалая сорока!
Не разузнав, в чем дело, ты сейчас же
Летишь в сераль! Ведь я тебя искал
Как раз, чтоб это запретить тебе.
Но женская беспомощная глупость
Всегда проворней, чем мужской рассудок,
Повсюду норовящий опоздать.
Ты что за речи там вела? Небось
Трещала, радуясь: "Зелима, принц —
Наш постоялец. Муж мой с ним знаком
И бредит им". Ответь. Ты так сказала?
Скирина
(обиженно)

Что за беда, когда бы и сказала?
Барах
Нет, сознавайся. Ты ей так сказала?
Скирина
Сказала, да; она просила имя
Узнать ей. Я, признаться, обещала…
Барах
(порывисто)

Безумная!.. О, горе! Я погиб…
Бежим отсюда!
Тимур
                         Что все это значит?
Барах
(в тревоге)

Бежим из этих стен, бежим немедля
Из города…
(Смотрит в глубину кулис.)

                     Увы, мне слишком поздно!..
Вот евнухи жестокой Турандот…
(Спирине.)

Преступница!.. Безумная!.. Мне поздно
Бежать… А ты беги, спаси, укрой
Вот этого несчастного.
Тимур
                                    Скажи мне…
Барах
(тихо, Тимуру)

Не размыкайте уст. Пусть ваше имя
Из них не вырвется.
(Скирине, торопливо.)

                                А ты, жена…
Чтобы я мог тебе сказать спасибо…
Чтобы хоть чуть исправить все то зло,
Которое ты причинила, скройся,
Но не в корчме у нас, а где-нибудь,
И там же старца этого укрой,
Пока не минет завтра полдень.
Скирина
Муж…

Тимур
Уж вместе все пойдем…
Барах
                                       Не возражайте, —
Меня разыскивают. Я открыт.
Я должен здесь остаться. Уходите.
(Смотрит в глубину кулис.)

Скорей! Скрывайтесь тотчас же… Не спорьте…
Тимур
Но почему…
Барах
(в тревоге)

                      О, боже, что за мука!
(Смотрит в глубину кулис.)

Скирина
Да в чем моя вина?
Барах
                              О я, несчастный!
(Толкает их.)

Идите же!.. Скрывайте ваше имя.
(Смотрит в глубину кулис.)

Напрасно трачу время и слова…
Негодная жена! Злосчастный старец!
Бежим все вместе…
Все готовятся бежать.
Нет, теперь уж поздно.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же, Труффальдино и вооруженные евнухи. Труффальдино останавливает Бараха, приставляя ему оружие к груди. Велит загородить все выходы.

Барах
Вы ищете Хассана? Это я.
Труффальдино просит его не шуметь. Говорит, что пришел оказать ему великую милость.

Барах
Да, отвести меня в сераль. Идем.
Труффальдино рассказывает, какое Хассану выпало счастье. Ведь если муха залетит в сераль, то исследуют, мужеского она пола или женского, и если окажется, что мужеского, то ее сажают на кол, и т. д. Спрашивает, кто этот старик.

Барах
Какой-то нищий, кажется. Идем.
Труффальдино заявляет, что он намерен осчастливить также и этого нищего старика. Спрашивает, кто эта женщина.

Барах
Принцесса приказала взять меня.
Оставь в покое старика. А эту
Вот женщину я вижу в первый раз.
Труффальдино сердито обвиняет Бараха во лжи: он знает, что это его жена, мать Зелимы; он встречал ее в серале. Величественно приказывает евнухам взять под стражу всех троих и, пользуясь мраком ночи, отвести их в сераль.

Тимур
Скажи, что ждет меня?
Скирина
                                   Да в чем же дело?
Барах
Что ждет тебя, старик? Что ждет меня?
Я все стерплю. Терпи и ты. И помни
Мои слова. Ты можешь быть довольна,
Безмозглая!
Скирина
                    Я просто вне себя.
Труффальдино с грозным видом велит страже окружить их.

Все уходят.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Ночь. Атриум с колоннами [42] . Стол, на котором стоит огромный таз, полный червонцев.

Турандот, Барах, Тимур, Скирина, Зелима, евнухи. Евнухи привязывают к двум колоннам Бараха и Тимура, одетых в рубашки. Зелима и Скирина плачут в стороне. По другую сторону разъяренная Турандот.

Турандот
Еще вы можете спастись. Я снова
Взываю к вам. И вот гора червонцев,
Но если вы упорно не хотите
Назвать пришельца и его отца,
Мои невольники без сожаленья
Вас батогами до смерти забьют.
Эй, слуги, приготовиться!
Евнухи, отвесив глубокий поклон, вооружаются палками.

Барах
                                         Скирина,
Ты можешь быть довольна. Вот они,
Плоды твоей ошибки.
(С силой.)

                                  Турандот,
Насытьте вашу душу. Истязаний
Я не страшусь. Я умереть готов.
Так бейте же, свирепые рабы!
Да, мне известно, кто родитель принца,
И я обоих знаю имена.
Приму терзанья, муки, смерть приму,
Но их не назову. Червонцы эти
Не стоят грязи. Обо мне не плачь,
Жена моя. Но если эти слезы
Способны тронуть варварскую душу,
Пролей их за измученного старца.
Чтоб он не пострадал.
(Плачет.)

                                   Его вина
Лишь в том, что он мой друг.
Скирина
(с мольбой)

Я умоляю…

Тимур
Ни сострадать, ни помогать не надо
Тому, кто понял, что его от бедствий
Лишь смерть избавит. Я тебя спасу,
Мой друг, чтоб умереть. Узнай, злодейка…
Барах
(порывисто)

Нет, я молю вас! Если с ваших уст
Сорвется имя принца, он погиб.
Турандот
Так, стало быть, ты знаешь это имя,
Старик?
Тимур
             Я? Знаю ли, злодейка?
(Бараху.)

                                                Друг мой,
Что это значит? Почему нельзя,
Чтобы назвал я имя?
Барах
                                Потому что
То будет смерть несчастного, и мы
Погибнем все!
Турандот
Нет, нет, старик, не бойся,
Тебя он хочет напугать. Эй, слуги!
Дать палок дерзкому!
Евнухи готовятся бить Бараха.

Скирина
                                    О, что за мука!
Мой муж… Мой милый муж… Остановитесь…
Тимур
Где я?.. И что творится здесь?.. Принцесса,
Клянись твоею головой, что жив
Останется вот этот человек
И жив останется безвестный принц.
Пусть на меня обрушатся все пытки.
Мне жизнь моя не дорога нисколько,
Я обещаю все тебе открыть.
Турандот
Великому Конфуцию клянусь
Торжественно вот этой головою,
Что жив останется тот незнакомец
И живы будете вы оба.
(Подносит руку ко лбу.)

Барах
(дерзко)

                                       Лгунья!
Постой, старик! Под этой клятвой скрыт
Незримый яд. Клянитесь, Турандот,
Что, оба нужных имени узнав,
Вы станете женою незнакомцу,
Как справедливость требует; что он,
Отвергнутый, от горя не умрет
И не убьет себя. Клянитесь также,
Что нас, когда мы скажем имена,
Не только не казнят жестокой смертью,
Но и не бросят в вечную темницу
По вашему приказу, чтобы скрыть
Предательство чудовищное ваше.
Клянитесь в этом. И тогда я первый
Готов вам оба имени назвать.
Тимур
(в недоумении)

Что значат эти тайны? Пресеки
Мои страданья, небо!
Турандот
(гневно)

                                   Я устала
От этого упрямства. Эй, рабы!
Убить обоих!
Евнухи готовятся наносить удары.

Скирина
                      Сжальтесь, госпожа!
Барах
Старик, теперь ее ты видишь сердце.
Тимур
Сын, эту жизнь я в жертву приношу
Любви к тебе. Скончалась мать твоя.
Иду вослед ее душе.
(Плачет.)

Турандот
                                  Сын?.. Стойте!
Ты — царь? Ты — самодержец? Ты — родитель
Неведомого?
Тимур
                      Да, жестокая, я — царь…
Да, я отец… злосчастный…
Скирина
                                            Что я слышу?
Царь — и в такой беде?
Турандот
(взволнованно, в сторону)

                                  В таком несчастье?
Он — царь, отец безвестного! О, боже!
Я смущена… Отец того, чей образ
Я жажду ненавидеть — и не в силах…
(Овладевая собой.)

Ах, что я говорю!.. Отец того,
Кто мне принес бесчестье, кто мою
Разрушил славу. Надо торопиться…
(Громко.)

Старик, открой мне все. Я ждать не стану.
Тимур
Что делать, друг?
Барах
                            Терпите! Турандот,
Да, перед вами царь. Не оскорбляйте
Себя самой поступком, недостойным
Монаршей дочери. Уважьте эти
Почтенные седины. На меня
Обрушьте беспощадную свирепость.
Но все старанья ваши будут тщетны;
Вам не удастся ничего узнать,
Турандот
(гневно)

Да, я уважу старца. Весь мой гнев
Направлен на тебя. Ты помешал
Ему открыться, так платись за это.
По знаку Турандот евнухи приближаются к Бараху, чтобы его бить.

Скирина
О я, несчастная! Мой муж… мой муж…

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же и Адельма.

Адельма
Нет, стойте! Госпожа, здесь в стороне
Мне было слышно все: упрямцев этих
Немедленно заприте в подземелья
Сераля. Альтоум сейчас покинул
Свои палаты. Он идет сюда.
Доверьте мне Скирину и червонцы,
Я подкупила стражу у дверей
Неведомого принца, и теперь
В его покои нам легко проникнуть,
Мы можем с ним беседовать, и если
Моим советам внемлют, Турандот
Вернется к счастью, к славе и к свободе.
Скирина, если ты жалеешь мужа,
Зелима, если мать свою ты любишь,
Послушайтесь меня. Кому удастся
Достигнуть цели, тот разбогатеет,
Но поспешим. Надеюсь, я вас скоро
Порадую.
Турандот
                Мой друг, тебе вверяюсь.
Бери сокровище. Веди с собой
Скирину и Зелиму. Мне помогут
Адельма, и Зелима, и Скирина,
Адельма
Идемте же, Скирина и Зелима.
Пусть золото несут.
(В сторону.)

                               Ах, может быть,
Я выведаю эти имена,
И незнакомец будет побежден;
Она его отвергнет, и, быть может,
Он станет мой. Быть может, мне удастся
Склонить его к побегу и с собой
Увлечь в другие страны.
Адельма, Зелима, Скирина и евнух, несущий сокровища, уходят.

Барах
                                       Дочь, жена,
Не выдайте меня! Не повинуйтесь
Проклятым этим душам! Государь,
Что с нами будет?
Турандот
                             Верные мои,
Немедленно замкнуть их в подземелья
Сераля!
Тимур
             Турандот, твори со мною
Что хочешь, но для сына моего
Прошу пощады.
Барах
                         У нее — просить!
Нет, сына предадут. И чтобы скрыть
Предательство, нас ввергнут в вечный мрак,
Страшись небес, жестокое созданье,
Страшись,неблагодарная душа!
И твердо знай: они тебя накажут.
Евнухи уводят Тимура и Бараха.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Турандот, одна.

Турандот
В чем замысел Адельмы? Если я
Достигну цели, о, кто в мире будет
Славнее Турандот? Какой глупец
Дерзнет поспорить с нею в хитроумье?
С какою радостью перед Диваном
Ему в лицо я брошу имена
И выгоню его, покрыв позором!
(Задумчиво.)

И все-таки мне кажется, что это
Мне будет тягостно. Я словно вижу,
Как он расстроен, плачет… Почему-то
Мне больно думать так… Ах, Турандот!
Презренная! Твои ли это мысли?
А он скорбел, когда решил загадки
И осрамил тебя перед Диваном?
О небо, помоги Адельме! Дай мне
Его покрыть позором, выгнать вон
И жить свободной, подлых уз не зная
И насмехаясь над презренным полом,
Стремящимся держать нас в жалком рабстве.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Турандот, Альтоум, Панталоне, Тарталья, стража.

Альтоум
(в сторону, задумчиво)

Итак, султан Хорезма, узурпатор,
Свою покончил жизнь, а сын Тимура
Калаф явился здесь, чтобы нежданно
Счастливым стать. О праведное небо,
Кто постигает тайные глубины
Премудрости твоей? Кто их не чтит?
Панталоне
(тихо, Тарталье)

Какого дьявола император все время бормочет что-то?

Тарталья
К нему прибыл тайный гонец. Какой-то дьявол тут, верно, есть.

Альтоум
Дочь, близок день, а ты в мечтах напрасных
Блуждаешь по сералю и желаешь
Знать невозможное. Я, не ища,
Узнал все то, чего ты жадно ищешь
И не находишь.
(Достает письмо.)

                         Это вот письмо
Содержит оба имени, а также
Наружные приметы этих лиц.
Ко мне сейчас гонец явился тайный
Из дальних стран; он говорил со мной;
Его я запер под надежной стражей
До завтрашнего вечера. Вот здесь
Он записал мне имена обоих
И много важных, радостных известий.
Наш незнакомец — царь и сын царя.
Их имена ты знать не можешь. Слишком
Они забылись. Но мне жаль тебя,
И я пришел сюда. Ужель охота
Тебе принять вторично посмеянье
Среди Дивана, перед всем народом?
Услышать свист и вой презренной черни,
Ликующей, что злобная гордячка,
Всем ненавистная своим свирепством,
Наказана. Нет силы обуздать
Порыв неистовой толпы.
(Величавым движением велит Панталоне, Тарталье и страже удалиться).

Все, пав, как обычно, ниц, поспешно удаляются.

(Продолжает.)

                                        Я мог бы
Честь защитить твою.
Турандот
(слегка смущенная)

                                  Честь! Что за речи!
Отец, я вас благодарю. Но мне
Ни помощи не нужно, ни защиты.
Я пред Диваном защищусь сама.
Альтоум
Ах, нет. Поверь, узнать то, что ты хочешь,
Нельзя. Я вижу по твоим глазам,
По твоему лицу, что ты в смятенье.
Что ты в отчаянье. Я твой отец.
И я тебя люблю, ты это знаешь.
Мы здесь одни. Скажи, тебе известны
Их имена?
Турандот
                  Узнается в Диване,
Известны ль мне они.
Альтоум
                                  Нет, Турандот.
Ты их не можешь знать. Мне жаль тебя.
Раз ты их знаешь, назови мне их.
Прошу тебя, доставь мне эту радость,
Я этому несчастному скажу,
Что он опознан и волен покинуть
Мою страну. Я распущу молву,
Что ты его сразила, но жалеешь
И посрамлять не хочешь всенародно.
Ты этим тронешь подданных, клянущих
Твою жестокость, и меня утешишь.
Ужель единственная дочь откажет
В такой безделке нежному отцу?
Турандот
Я знаю имена… Я их не знаю…
Но если он перед лицом Дивана
Меня не пощадил, то справедливо,
Чтоб он стерпел то, что стерпела я,
И если я узнаю имена,
Я оглашу их перед мудрецами.
Альтоум
(делает в сторону нетерпеливое движение, затем принуждает себя говорить ласково)

Дочь, он тебя принудил покраснеть,
Любя тебя и жизнь свою спасти.
Гнев, ярость, самолюбье, Турандот,
Оставь на время. Убедись, как нежно
Тебя отец твой любит. Головой
Ручаюсь, дочь, что ты имен не знаешь.
Я знаю их. Здесь вписаны они,
И я тебе скажу их. Я хочу,
Чтоб завтра на заре Диван собрался,
Чтоб незнакомец выступил пред ним
И оказался посрамлен тобою.
Пусть он скорбит, и плачет, и страдает,
Пусть жаждет смерти, потеряв тебя,
Тебя, в которой для него вся жизнь.
Я только об одном тебя прошу:
Его помучив, ты вот эту руку
Ему подашь, как мужу своему.
Дочь, поклянись, что ты поступишь так.
Мы здесь с тобой одни. Тебе я тотчас
Открою имена. И тайна эта
Останется меж нами. Ты свое
Насытишь славолюбье. Ты вернешь
Народную любовь. Ты вступишь в брак
С достойнейшим из смертных и отца,
Которого так долго огорчала,
В его предельной старости утешишь.
Турандот
(в сторону, смущенно и нерешительно)

Ах, как искусно говорит отец!..
Что делать мне? Довериться Адельме,
Вооружась надеждой на победу?
Иль согласиться, чтобы мой отец
Назвал мне имена, и клятву дать
Вступить в презренный брак?.. Ах, Турандот,
Не лучше ль покориться?.. Разве стыдно
Послушаться отца?.. Но ведь Адельма
Так смело шла… И вдруг ей все удастся?..
А я отцу позорно поклянусь?..
Альтоум
О чем ты, дочь, задумалась? Колеблясь,
Терзаясь, в нерешительности, в страхе?
И хочешь, чтобы я тебе поверил,
Что ты способна разгадать загадку?
Послушай, дочка, уступи, отцу!
Турандот
(в сторону, все так же нерешительно)

Нет, подожду подругу. Как отец
Старается! То несомненный знак,
Что он и сам моих шагов боится.
Он любит незнакомца, от него
Он знает имена, он с ним в союзе
И хочет соблазнить меня.
Альтоум
                                        Решайся!
Смири строптивый дух и перестань
Терзать себя же.
Турандот
(отбросив колебания)

                             Я уже решилась.
Пусть завтра утром созовут в Диване
Собранье мудрецов.
Альтоум
                                Ты, значит, хочешь
Остаться посрамленной, уступить
Скорее силе, чем отцу?
Турандот
                                      Хочу,
Чтоб было состязанье.
Альтоум
(гневно)

                                    Дура! Дура!
Глупее всех других! Я убежден,
Что ты пред всем народом осрамишься,
Что ты назвать не сможешь имена.
Так знай — Диван сберется, и, как только
Ты будешь сражена, тебе в отместку
Он станет храмом, станет алтарем.
Там будут ждать жрецы, и всенародно,
Под глум и смех, на месте, в тот же миг
Насильственно последует твой брак.
Я не забуду, как ты отказала
Отцу родному в нескольких часах
Душевного покоя. Я ушел,
Безумная!
(Уходит в гневе.)

Турандот
                 Адельма, друг мой верный…
Отец разгневан… Вся моя надежда —
В тебе одной… Лишь от твоей любви
Жду помощи я в этом испытанье.
(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Сцена превращается в великолепную палату со многими входами. Посредине — софа в восточном стиле, которая служит для отдыха Калафу.

Темная ночь. Калаф, Бригелла с факелом.

Бригелла
Ваше высочество, уж пробило девять часов[43]. Вы изволили пройтись по палате ровнехонько триста шестнадцать раз. Сказать по правде, я устал. И если вам угодно немного отдохнуть, то вот отличное место.

Калаф
(устало)

Да, да, ты прав, министр. Мой дух взволнован,
Не спится мне. Ступай, оставь меня.
Бригелла
Ваше драгоценное высочество, умоляю вас, окажите милость. Если вдруг появится какое-нибудь привидение, то ведите себя осторожно.

Калаф
Какое привиденье? Почему?

Бригелла
О небеса! Нам велено, под страхом смерти, никого не впускать в эту палату, где вы находитесь. Но… люди мы подневольные… Император как-никак — император. Принцесса, можно сказать, — императрица, а вы сами изволите знать, что у нее за характер… Мы люди подневольные. Нелегко проскочить меж двух дождинок… сами понимаете… жить нам приходится между наковальней и молотом… Никого прогневать не хочется… сами изволите понимать… Но люди мы бедные, хотелось бы и отложить малую толику на старость дней… Трудно нам приходится, горемычным.

Калаф
(с удивлением)

Слуга, скажи. Так, значит, жизнь моя
Не в безопасности под этой кровлей?
Бригелла
Этого я не говорю. Но сами понимаете, всякому любопытно дознаться, кто вы такой. Может явиться… например… через замочную скважину какой-нибудь домовой, какая-нибудь этакая искусительная фея… Словом, будьте начеку и следите за собой, Понятно? Люди мы подневольные… люди маленькие…

Калаф
Иди, не бойся. Буду осторожен.
Бригелла
Ну, и великолепно. Только, ради бога, меня не выдавайте. Препоручаю себя вашему покровительству. Может быть, иной человек и способен отказаться от кошелька с цехинами. Что до меня, то я старался изо всех сил, но мне не удалось. Это как щекотка. На кого действует, а на кого нет. (Уходит.)

Калаф
Он поселил во мне сомненья. Кто бы
Сюда проникнуть мог?.. Ворвись сюда
Хоть целый ад, я им не дамся. Слишком
Мучительно я жажду Турандот.
Страдать уже недолго, близок день.
Ужель все так же черство это сердце?
Хоть краткий миг мне нужно отдохнуть,
(Ложится на софу.) [44]

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Калаф, Скирина, переодетая китайским солдатом.

Скирина
Сынок…
(Оглядывается по сторонам.)

              Мой господин…
(Оглядывается.)

                                        Как сердце бьется…
Калаф
Кто здесь? Чего ты хочешь?
Скирина
                                           Я Скирина,
Жена Хассана, бедного Хассана,
Я пробралась сюда, переодевшись
Китайским стражником, как те, что вас
Здесь стерегут, И вот, пришла сюда,
Я вам должна о многом рассказать,
Да я боюсь… мне страшно… плачу я…
И злое горе отнимает силы…
Калаф
Что хочешь ты сказать?
Скирина
                                     Мой бедный муж
Бежал и скрылся. Кто-то Турандот
Сказал, что муж мой раньше вас знавал;
Она его велела привести
В сераль, чтоб он открыл прозванье ваше.
Хоть жизнь его в опасности теперь,
Хотя ему теперь грозят мученья,
Но он сказал, что коль его найдут,
То лучше он умрет, а вас не выдаст,
Калаф
Слуга мой верный!.. Злая Турандот!
Скирина
Я больше вам скажу. Ведь ваш отец
Ко мне приехал. Он теперь вдовец.
Он вашей матушки лишился…
Калаф
(горестно)

                                               Как?
Что говоришь ты? Небо!
Скирина
                                      И еще
Скажу вам вот что. Знает ваш отец,
Что ищут все Хассана и что вы
Содержитесь под стражой. Он теперь
Боится, плачет. Даже он хотел
Явиться во дворец и там открыться.
"Хочу, — кричит, — я с сыном умереть".
Уж я устала даже, все стараясь
Его сдержать. Он всем нелепым слухам
Про вас поверил. Я его теперь
Пока одним сдержала обещаньем —
Ему от вас записку принести,
Написанную вашею рукой
И с вашей подписью. Уж вы ему
В записке напишите, что вы живы
И чтобы не тревожился за вас.
Чего я только здесь не претерпела,
Чтобы записку эту попросить
И старика несчастного утешить!
Калаф
Отец в Пекине! Мать моя скончалась.
Ты мне не лжешь, Скирина?
Скирина
                                            Если я
Солгала вам, пускай Берджингузин
Меня спалит огнем!
Калаф
                               Бедняжка мать!
Отец несчастный!
(Плачет.)

Скирина
                             Вы поторопитесь!
Боюсь, чего бы не случилось, если
Не поторопитесь черкнуть два слова.
На случай под рукою не найдется,
Я принесла чернил, перо, бумаги,
Все приготовила.
(Вынимает все необходимое для письма.)

                            Пускай старик
Получит строчку с надписью, что сын
В надежном месте, что он будет счастлив.
А то боюсь, не побежал бы он
Сам во дворец и бед там не наделал.
Калаф
Да, передай скорее мне бумагу…
(Хочет писать, затем обдумывает.)

Но что я делаю?
(Размышляет, потом бросает бумагу.)

                          Беги к отцу,
Скирина, и скажи, что я прошу,
Чтоб к Альтоуму он пошел и смело
Наедине поведал все, что хочет,
Чтоб успокоить сердце. Я согласен.
Скирина
(смущенно)

Как? Не хотите? Ведь строки довольно…
Калаф
Нет, я не напишу. Не раньше утра
Мое узнают имя. Я дивлюсь,
Что ты, Скирина, ты, жена Хассана,
Меня пытаешься предать!
Скирина
(еще более смущаясь)

                                         Предать!
Да что вы говорите!
(В сторону.)

                                 Неужели
Разрушит он все выдумки Адельмы?
(Громко.)

Ну, что же, можно. Вашему отцу
Я передам все это. Не ждала я,
Что после этаких трудов и страха
Меня ж начнут корить, что предаю…
(В сторону.)

Хитра Адельма, да не прост и этот.
(Уходит.)

Калаф
Слуга был прав, когда предупреждал
Меня о привиденьях. Но Скирина
Священной клятвой предо мной поклялась, —
Что мой отец в Пекине и что мать
Скончалась. Надо верить: ведь повсюду
Несчастия преследуют меня…
(Вглядывается во вторую дверь комнаты.)

Однако, — вот другое привиденье.
Посмотрим, что ему угодно.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Калаф, Зелима.

Зелима
                                              Принц,
Я к вам от Турандот, ее рабыня.
Я потайными пробралась путями,
Которые доступны для принцессы,
И принесла вам радостную весть.
Калаф
О, если б так! Но только я далек
От мысли льстить себя такой надеждой.
Уж слишком жестко сердце Турандот.
Зелима
Вы правы, господин, не отрицаю.
Но, видно, вы в ней первый пробудили
Такие чувства. Вам мои слова
Должны, конечно, показаться ложью.
Принцесса до сих пор еще твердит,
Что ненавидит вас, да я-то вижу,
Что любит вас она. Пускай земля
Разверзнется и пусть меня поглотит,
Когда она не любит вас.
Калаф
                                      Так, так.
Я верю. Весть счастливая. Затем?
Зелима
Ведь все отчаянье принцессы только
От гордости. Она давно призналась,
Что слишком непосильную задачу
Взяла она на завтра пред Диваном
И что смертельным может оказаться
Ее смущенье. Трудно после стольких
Побед, пускай жестоких, оказаться
Посмешищем всего народа. Пусть
Я провалюсь на этом месте, если
Сказала вам неправду.
Калаф
                                   Ну, зачем,
Не накликай себе таких несчастий,
Я верю и без клятв. Иди скорей
К своей принцессе и скажи, что я
Согласен отказаться от затеи
И для нее гораздо лучше будет,
Без дальних опытов, пойти навстречу
Влеченью сердца, попросту признав,
Что это сердце милости доступно
И что она отдать мне согласилась
Любимую и дорогую руку,
Чтобы, по воле старого отца,
Спасти страну, влюбленного утешить.
Ты это и хотела предложить?
Зелима
Нет, господин, мы думали иначе.
Простите слабость женскую. Принцесса
О милости вас просит, чтобы ей
Спасти в Диване призрачную славу,
Назвавши имена. Затем она
Покинет трон в порыве благородном
И руку вам свою отдаст навеки,
Мы здесь одни. И вам завоевать
Принцессы сердце многого не стоит.
Вы нежную получите супругу,
Не оскорбленную, и не насильно.
Калаф
(с улыбкой)

А в заключение последней речи
Прибавь свои обычные слова.
Зелима
Какие, господин, слова?
Калаф
                                      "Пускай
Я провалюсь на этом месте, если
Сказала вам неправду".
Зелима
                                     Неужели
Вы сомневаетесь, что это правда?
Калаф
Отчасти сомневаюсь. И сомненье
Мое настолько сильно, что тебе
Я должен отказать. Иди к принцессе,
Скажи, что я прошу меня любить,
Но в именах ей должен отказать
Лишь от избытка чувств, а не в обиду.
Зелима
(смело)

Ты, неразумный! Разве ты не знаешь,
Как дорого ты можешь заплатить,
Ответив так?
Калаф
                     Пускай ценою жизни.
Зелима
(строго)

Так и заплатишь!
(В сторону.)

                           Все напрасно было.
(Сердито уходит.)

Калаф
Смешные привиденья… Но слова
Скирины этой мне смутили душу.
О, мать моя несчастная… отец…
Душа, крепись. Теперь уже недолго;
Узнаю все, придет конец мученьям;
Прилечь, пожалуй…
(Садится на софу.)

                                Голова устала
От этих мыслей. Кажется, приходит
Сон благодатный тело укрепить.
(Засыпает.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Спящий Калаф, Труффальдино.

Труффальдино потихоньку входит и говорит, что можно заработать два кошелька с золотом, — стоит только выпытать два имени у незнакомца, который, по счастию, спит. Что он купил за одно сольдо у неизвестного фокусника на площади чудесный корень мандрагоры [45] ; если этот корень подложить спящему под голову, тот немедленно заговорит, и можно у него выспросить все, что угодно. Рассказывает по этому поводу поразительные случаи чудесного действия этого корня, о которых сообщил фокусник, и т. д. Тихонько подбирается к Калафу, подсовывает ему под голову корень, отходит назад, стоит и прислушивается, выкидывая разные смешные штуки.

Вместо ответа Калаф делает некоторые движения ногами и руками.

Труффальдино воображает, что движения эти красноречивы в силу действия корня мандрагоры. Ему приходит в голову мысль, что каждое движение означает определенную букву алфавита. По движениям Калафа он старается угадать буквы, комбинирует их и составляет, по своему разумению, странное и смешное имя; затем весело, в надежде, что ему удалось достигнуть цели, уходит.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Спящий Калаф, Адельма, с покрывалом на лице и светильником в руке.

Адельма
(сама с собой)

Не все ж мои попытки будут тщетны!
И если не узнаю я имен, —
Быть может, не напрасно попытаюсь
Его увлечь с собой из этих стен.
Он будет мой. О, вожделенный час!
О ты, любовь, которая доселе
Мне придавала разума и силы,
И ты, судьба, умевшая помочь
Преодолеть преграды и препоны, —
Вы помогите мне, влюбленной страстно,
Отважную попытку завершить!
Любовь, о дай мне счастье. Ты, судьба,
Разбей мне злые цепи рабства!
(Освещает Калафа и смотрит на него.)

                                                Спит
Возлюбленный. О, успокойся, сердце,
Не трепещи. Любимые ресницы,
Как жаль мне вас тревожить! Но нельзя
Терять мгновенья.
(Ставит светильник, затем говорит громко.)

Незнакомец, встань.
Калаф
(проснувшись и испуганно вскочив)

Кто здесь? Кто ты? Чего еще ты хочешь?
Ты, новый беспокойный призрак… Дайте
Хоть миг покоя мне.
Адельма
                                Но почему
Ты сердишься? Чего боишься? Я
Лишь женщина несчастная. И я
Не имена выпытывать пришла.
Ты хочешь знать, кто я? Садись и слушай.
Калаф
Зачем ты здесь? Предупреждаю: ты
Пытаешься предать меня напрасно,
Адельма
(нежно)

Неблагодарный. Я — предать? Скажи,
Скирина здесь была? Письмо просила?
Калаф
Была.
Адельма
(быстро)

           Но ты, конечно, не дал?
Калаф
                                                 Нет,
Не так я глуп.
Адельма
                      Благодари же небо.
А хитрая рабыня здесь была?
Просила имена ей сообщить?
Калаф
Была и эта. Но она ушла
Ни с чем. И ты пришла напрасно тоже.
Адельма
Напрасны подозренья. Ты меня
Еще не знаешь. Сядь, послушай прежде;
А после, если хочешь, называй
Меня предательницей.
(Сидится на софу.)

Калаф
(садится рядом)

                                    Хорошо;
Скажи, чего ты хочешь от меня.
Адельма
Хочу, чтоб ты сначала посмотрел
Мои одежды и сказал мне, кто я,
Калаф
(рассматривает ее)

По виду, по осанке, по речам
Ты кажешься мне высокорожденной,
Но по одежде — скромная рабыня,
И вряд ли ошибусь, сказав, что ты
Была в Диване. Я тебя жалею.
Адельма
Пять лет назад тебя жалела я,
Когда ты был прислужником несчастным.
Сегодня, увидав тебя в Диване,
Жалела много больше. Было время,
Мне подсказало сердце, что рожден
Ты не для низкой службы. Знаю также,
Что для тебя я делала всегда
Все, что могла, когда я не была
Сама беспомощной. И что глазами
Я все сказала сердцу твоему,
Что девушке доступно молодой
И царской крови.
(Сбрасывает покрывало с лица.)

                            Видишь? Говори;
Меня ты знаешь?
Калаф
(поражен)

                           Небо! Ты Адельма?
Принцесса Хорасан? Ты та Адельма,
Которую считали все умершей?
Адельма
В цепях презренных рабства пред тобой
Дочь хорасанского царя Адельма,
Рожденная для царства, а теперь
Несчастная, ничтожная служанка.
(Плачет.)

Калаф
Все смерть твою оплакали. И вот,
Дочь Хейкобада вновь передо мною,
В цепях, раба, служанка…
Адельма
                                         Да, в цепях!
Позволь, я расскажу тебе теперь
Моих несчастий роковую тайну.
Мой брат, как ты, влюбился до безумья
В надменную принцессу Турандот
И для нее предстал перзд Диваном.
(Плачет.)

Среди голов на городских воротах
Ты можешь видеть голову его.
Мой бедный брат! Ужасная картина!
Я плакать никогда не перестану.
(Рыдает.)

Калаф
Бедняжка! Я слыхал об этом раньше,
Но плохо верил. А теперь я знаю.
Адельма
Царь Хейкобад, отец мой, храбрый воин,
Был возмущен концом ужасным сына.
Собрав войска, желая отомстить
За смерть его, он осадил пределы
Пекинского царя. Но изменила
Ему судьба: он был разбит и пал.
Один из царедворцев Альтоума
Решил искоренить семейство наше.
Три брата были варварски убиты,
А мать мою, моих сестер, меня,
Чтоб с нами кончить, бросили всех вместе
В бушующую реку. Милосердный
Хан Альтоум стоял на берегу
И, увидав, жестоко рассердился
На царедворца и велел спасти нас
Во что бы то ни стало. Мать моя
Была уже мертва и сестры также.
Я, более несчастная, была
Еще полуживой, меня спасли,
Вернули к жизни, и потом меня
Хан Альтоум с великим торжеством
Жестокой Турандот в рабыни отдал.
Коль ты не чужд, о неизвестный принц,
Чувств человечности, — оплачь мой жребий.
Подумай, каково, какой ценой
Досталось мне быть низкою служанкой
У той, которая была причиной
Всех наших страшных бед, — у Турандот.
(Плачет.)

Калаф
(тронут)

О да, принцесса, горестям твоим
Я глубоко сочувствую. Однако
Их первою причиной был твой брат,
Затем отец неосторожный твой.
Но чем же мог бы я тебе помочь,
Я, сам несчастный? Если я достигну
Венца моих стремлений, — ожидай
От сердца, что сочувствует тебе,
Свободу и поддержку. А теперь
Рассказ об этих бедах лишь умножил
Мою печаль еще одной печалью,
Адельма
Вот я тебе призналась и лицо
Тебе открыла: ты узнал, кто я,
Ты знаешь все мои несчастья. Я
Хочу одно: чтоб легче ты поверил
Мне, движимой глубоким состраданьем, —
Раз о любви не должно говорить, —
Мне, дочери царя. Пускай же небо
Поможет мне внушить доверье сердцу,
Смущенному принцессой Турандот,
Слепому от любви; и пусть оно
Проникнется правдивыми словами
О замыслах принцессы.
Калаф
                                     Говори,
Адельма, что ты хочешь рассказать?
Адельма
Я расскажу… Но ты решишь, что я
Пришла тебя предать, как те, другие,
Презренные служанки и рабыни.
Калаф
Не мучь меня, Адельма, не томи,
Скажи мне все о той, кого люблю,
Адельма
(в сторону)

О небо, пусть он лжи моей поверит!
(С силой говорит Калафу.)

Так слушай. Яростная Турандот,
Проклятая злодейка, приказала
Тебя убить, едва взойдет заря.
Вот что решила та, кого ты любишь,
Калаф
(встает в гневном изумлении)

Меня убить?
Адельма
                     Да, да, тебя убить.
(Вставая, с удвоенной силой.)

Едва ты завтра выйдешь из покоя,
Как двадцать или более кинжалов
Тебя ударят, и падешь ты мертвым.
Калаф
(с беспокойством)

Я извещу охрану…
(Хочет выйти.)

Адельма
(удерживая его)

                               Что ты хочешь?
Ужели ты надеешься спастись,
Уведомив охрану? Простодушный!
Ведь ты не знаешь, где ты… Как сильна
Здесь власть ее… И до каких пределов
Дошли измена, хитрость и обман…
Калаф
(в слепом отчаянии)

Калаф! Несчастный! О Тимур, отец мой,
Так вот как я пришел тебе на помощь!
(В печальном забытьи стоит, закрыв руками лицо.)

Адельма
(изумленно, в сторону)

Калаф, Тимура сын… О, будь же ты
Благословенна, ложь моя! Теперь
Вдвойне помочь несчастному ты можешь.
Любовь моя, мне помоги, укрась
Мои слова цветами красноречья,
И если он сейчас мне не уступит,
То все же он лишится Турандот!
Калаф
(продолжает в отчаянии)

Проклятая судьба… Ну! что ж еще
Останется проделать над несчастным
Тебе, собравшей все свои удары
Над головой отверженного принца,
Умевшего и верить и любить?
Итак, она на все, на все способна!
Ах, нет, такая злобная душа
Не может жить в таком прекрасном теле.
(С негодованием.)

Принцесса, нет, меня ты обманула.
Адельма
Твои слова меня не оскорбляют,
О, я предвидела твои сомненья.
Узнай же, чужестранец, что она
Из-за твоей загадки там, в серале,
Дошла до бешенства. Она теперь
Уверена, что ей не догадаться.
(С преувеличенным жаром.)

Она в безумье бродит по сералю
И, как собака, лаять и кусаться
Готова. Рвет, и мечет, и кричит,
Позеленела вся, глаза косят,
Налились кровью, потемнел зрачок.
Она теперь не та, какой в Диване
Ее ты видел. Ты бы ужаснулся.
Я ей старалась расхвалить тебя,
Твои достоинства, чтобы умерить
Ее неистовство и убедить
Твоей женою стать. Но все напрасно.
Она, ты знаешь сам, пошла на хитрость.
И если б хитрость ей не удалась,
То верным евнухам распоряженье
Дано тебя предательски убить.
Ее приказы точны. Никогда
Еще на целом свете не рождалось
Такой души свирепой. За любовь
Ты ей заплатишь смертью. Эта смерть
Уже висит над головой твоей.
Ты мне не веришь? Что же, я готова
Стерпеть обиду. Мне вдвойне больнее
Сознанье неминуемой беды.
(Плачет.)

Калаф
Итак, я предан посреди солдат,
Поставленных монархом для охраны!
Да, правду мне сказал слуга, что страх
И выгода сильнее чувства долга.
Жизнь, я тобой не дорожу! Напрасно
Искать спасенья от звезды жестокой.
Так вот твоя награда, Турандот,
Тому, кто полюбил тебя безумно,
Кто преклонился, кто себя заставил
Пойти на невозможное, на все,
Чтоб ты могла свою исполнить прихоть.
(Гневно.)

Жизнь, я тобой не дорожу! Напрасно
Искать спасенья от звезды жестокой.
Адельма
Нет, от звезды жестокой, чужестранец,
Тебя сумеет оградить Адельма,
Ты должен знать, что я из состраданья
Сумела стражу золотом купить.
Тебя от смерти, а себя от рабства
Могу спасти я. Там, в моих краях,
Сокровище зарытое лежит.
Я связана и дружбою и кровно
С царем берласским славным Алингвером,
Здесь стража есть, готовая меня
Сопровождать; и лошади готовы.
Бежим из этих ненавистных стен.
Я соберу войска, и с Алингвером,
Царем берласским, я восстановлю
Мои владенья и отдам тебе!
Из благодарности ты можешь взять
Вот эту руку; если же тебе
Союз со мной не по сердцу, тогда
Среди княжен татарских ты найдешь
Немало девушек прекрасней этой,
Достойных быть супругами. А я
Останусь подданной. И лишь бы ты
Избавился от смерти, лишь бы я
Стряхнула цепи рабства, я сумею
Смирить любовь, в которой я тебе
Смущенно признаюсь. Лишь о себе,
Лишь о своем спасении подумай,
А руку ты мою отвергнуть можешь.
День близок… Я страдаю… Принц, бежим!..
Калаф
Адельма благородная! Мне тяжко,
Но не могу тебя доставить в Берлас
И дать тебе свободу. Что сказал бы
О бегстве Альтоум? Он был бы прав,
Назвав меня предателем. Похитив
Тебя, я бы нарушил вероломно
Священные права гостеприимства,
Адельма
Права гостеприимства Турандот
Нарушила.
Калаф
                  Пусть так. Я не могу.
Я не хозяин сердца своего.
Я буду счастлив умереть, Адельма,
По воле той, которую люблю.
Беги одна. Я за нее умру.
Я так решил. Зачем мне дольше жить?
Без Турандот я более, чем мертвый.
Пускай она натешится победой.
Адельма
Так это правда? Значит, от любви
Ты стал совсем слепым?
Калаф
                                      Любовь и смерть,
Я ни на что другое не способен.
Адельма
Я знала, чужестранец, что злодейка
Прекраснее меня; я шла в надежде,
Не встретит ли иную благодарность
Моя душа. Не больно мне, что я
Унижена, одним я дорожу —
Твоей бесценной жизнью. О, бежим!
Спаси лишь жизнь свою, я умоляю,
Калаф
Адельма, я умру, я так решил.
Адельма
Неблагодарный, оставайся! Я
Из-за тебя останусь также здесь,
Но я рабой уже недолго буду.
И если небо мне не помогло,
То ты увидишь, кто из нас двоих
Презреть умеет лучше блага жизни
В превратностях судьбы.
(В сторону.)

                                      Сломить любовь
Настойчивостью твердой я сумею.
Калаф и сын Тимура?
(Громко.)

                                  Неизвестный,
Прощай!
(Уходит.)

Калаф
               Такую ночь провел ли кто?
Пылать в огне губительном любви,
Отвергнутым любимою страдать,
Быть окруженным тысячью напастей,
Узнать о смерти матери своей
И о большой опасности, грозящей
Отцу, слуге, и, наконец, узнать,
Что в самый день, который должен быть
Последним днем блужданья, днем надежды,
И радости, и высшего блаженства, —
В тот самый день тебя велит убить
Та, для которой ты хотел бы жить,
Которую ты любишь… Турандот!
Как ты безжалостна! Да, значит, правду
Поведала мне хитрая рабыня,
Которой отказал я в именах,
Что дорого придется заплатить
Мне за мое упорство… Вот и солнце…
Светает.

Настало время кровью напоить
Змею несытую. Долой печаль!

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Калаф, Бригелла, стража.

Бригелла
Ваше высочество, настал час великого испытания.

Калаф
(в волнении)

Так это ты? Ну что же, исполняй
Приказ, который дан тебе. Злодей,
Иди, кончай. Я жизни не ценю!
Бригелла
(удивленно)

Какие такие приказы? Никакого у меня другого приказа нет, как препроводить вас в Диван, потому что император расчесал себе бороду и идет туда же.

Калаф
(с воодушевлением)

Идем в Диван. Я знаю, что до залы
Мне не дойти. Ты видишь, я умею
Идти на смерть без страха.
(Бросает саблю.)

                                           Не хочу
Иметь защиты. Пусть она узнает,
Жестокая, что был я безоружен
И добровольно грудь мою открыл,
Чтобы ее исполнились мечты.
(Уходит в гневе.)

Бригелла
(в полном недоумении)

Что с ним за дьявол делается? Уж эти мне бабы проклятые! И спать ему не дали, и всю башку перебаламутили. Ола! На караул! Веди его, да смотри в оба!

(Уходит.)

Слышны звуки барабанов и других инструментов.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Сцена изображает Диван, как во втором действии. В глубине сцены алтарь с китайским божеством и два жреца; алтарь отделен от зала большим занавесом. При открытии действия Альтоум сидит на троне, мудрецы — на своих местах. Панталоне и Тарталья — по обеим сторонам трона Альтоума. Стража, как во втором действии.

Альтоум, Тарталья, Панталоне, мудрецы, стража, затем Калаф.

Калаф выходит в большом волнении, с подозрением оглядываясь вокруг. Дойдя до середины сцены, делает поклон Альтоуму, затем говорит cам с собой.

Калаф
Как? Неужели я благополучно
Прошел весь путь, всегда перед собой
Дыханье смерти чувствуя? Никто
Меня не тронул. Или обманула
Меня Адельма, или Турандот,
Узнавши имена, приказ о смерти
Успела отменить, и… я погиб!
Но лучше смерть, чем если оправдаться
Должно мое сомненье.
(Стоит в задумчивости.)

Альтоум
                                     Милый сын,
Я вижу, ты взволнован. Я хотел бы
Тебя веселым видеть. Ты не бойся.
Сегодня кончатся твои невзгоды.
Я возвещу тебе и мир и радость.
Твоей супругой станет Турандот.
Она ко мне три раза посылала,
Прося меня освободить ее
От обязательства в Диван явиться
И от союза брачного. Ты видишь,
Что можешь быть уверенным и ждать
Ее бестрепетно.
Панталоне
Что верно, то верно, ваше высочество. Я сам лично два раза ходил и ждал у дверей сераля приказаний принцессы. Наскоро, оделся и побежал. Замерз так, что до сих пор борода трясется. Ну ничего. Признаюсь, занятно мне было увидать вас в таком огорчении, когда всем нам предстоит веселье.

Тарталья
Я там в тринадцать часов был[46]. Как раз на самой на заре. Они меня своими просьбами с полчаса продержала. И я ей с холода да со злости, кажется, всяких глупостей наговорил. (В сторону.) Выпорол бы я ее с удовольствием!

Альтоум
                            Смотри, как долго
Нейдет она. Я к ней послал с приказом
Немедленно явиться пред Диваном.
А в случае отказа приведут
Ее насильно. Много оснований
Мне на нее сердиться. Вот она!
Она печальна. И лицо ее
Покрыто краскою стыда, который
Я тщетно вызвать в ней пытался… Сын!
Будь веселей!
Калаф
                        Простите, государь!
Я вас благодарю. Но не могу
Преодолеть жестоких подозрений.
И больно мне, что мог я быть причиной
Ее страданья и ее стыда.
Я лучше бы хотел… Нет, не могу…
Как мог бы жить я без нее на свете!
Надеюсь, что со временем она,
Моею окруженная любовью,
Ко мне привыкнет. Я ей безраздельно
Вручаю сердце! И ее желанья
Моими будут. Тот, кто от меня
Захочет милостей, не должен будет
Искать поддержки разных паразитов,
Льстецов придворных, женщины иной;
Одна она — советчица моя,
Посредница моих благоволений!
В любви я буду верен, постоянен
И повода не дам для подозрений.
Немного времени пройдет, быть может,
Она меня полюбит и, надеюсь,
О ненависти прежней пожалеет.
Альтоум
Эй, слуги, торопитесь превратить
Зал заседаний в храм. Пускай она,
Войдя, увидит, как держу я слово.
Пускай народ сюда свободно входит.
Настало время пострадать немного
Неблагодарной дочери моей
И разом заплатить за все мученья
Ее отца. Пусть радуются все.
Сыграем свадьбу. Жертвенник готовьте.
В глубине сцены поднимается занавес и открывает алтарь и китайских жрецов.

Панталоне
Канцлер, а канцлер, она идет, идет. Сдается мне, что она плачет.

Тарталья
Свита у нее довольно печального вида. Вообще, по-моему, эта свадьба больше смахивает на панихиду.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Турандот, Адельма, Зелима, Труффальдино, евнухи и рабыни.

Под звуки печального марша выходит Турандот со своей обычной свитой. Все лица ее свиты носят знак траура. Выполняется тот же церемониал, как и во втором действии. Турандот, взойдя на трон, делает жест изумления, увидав алтарь и жрецов. Каждый занимает свое место, как во втором действии. Калаф стоит посреди сцены.

Турандот
Весь этот траур, незнакомец, этот
Печальный вид моей угрюмой свиты
Тебя, я знаю, радует. Я вижу
Готовый жертвенник, и я печальна.
Поверь, что я употребила все
Свое искусство, чтобы отомстить
За стыд вчерашний; но теперь судьбе
Я уступить должна.
Калаф
                               О Турандот!
Как я хотел бы душу вам открыть
И показать, что вашею печалью
Омрачена моя живая радость!
Зачем жалеть, что вы даете счастье
Тому, кто любит вас? Зачем не сплесть
Священный узел счастием взаимным?
И я прошу прощенья, если должен
Просить прощенья тот, кто полюбил.
Альтоум
Она не заслужила, сын мой милый,
Таких смиренных слов. И ей пора,
Давно пора склониться и смириться.
Пусть музыка играет веселее.
Пусть брак священный будет заключен.
Турандот
Еще не время. Нет прекрасней мести,
Как притвориться и вселить в тебя
Уверенность, душевный мир и радость,
Чтобы затем тебя внезапно бросить
От счастья к муке.
(Встает.)

                              Слушайте меня!
Калаф, Тимура сын, вон из Дивана!
Вот имена, которых ты хотел.
Ищи жену другую! И узнай,
Как Турандот умеет побеждать!
Калаф
(в горестном изумлении)

О я, несчастный!
Альтоум
(изумленно)

                            Боги, что я слышу!
Панталоне
Мать честная, как она его отбрила! Канцлер, а?

Тарталья
Берджингузин! Меня прямо по сердцу резануло!

Калаф
(в отчаянии)

Погибло все! Кто мне теперь поможет?
Ах, некому помочь! Я сам себе
Убийцей стал. Я слишком полюбил
И погубил любовь. Я мог вчера
В ответах ошибиться. И теперь
Я был бы обезглавлен и душа
Не испытала бы страданий этих,
Ужаснее, чем смерть! Ты, Альтоум,
Напрасно отменил закон суровый,
Суливший смерть мне, если дочь твоя
Узнает имена. Она была бы
Еще счастливей.
(Плачет.)

Альтоум
                            Верь, Калаф, печаль
Терзает сердце старое. Какой
Нежданный случай!
Турандот
(тихо, Зелиме)

                               Как мне жаль его,
Зелима! Дольше сердце от него
Не защитить мне!
Зелима
                            Сдайтесь, уступите!
Народ волнуется.
Адельма
(сама с собой)

                            Идет вопрос
О жизни и о смерти!
Калаф
                                 Будто сон…
Рассудок мой… Жестокая, скажи,
Ты сожалеешь, что не видишь мертвым
Того, кто так любил тебя? Хочу,
Чтоб ты и жизнь мою завоевала!
(Быстро подходит к трону Турандот.)

Вот, он у ног твоих, тот принц Калаф,
Которого ты знаешь, ненавидишь,
Который презирает небо, землю,
Свою судьбу, который, обезумев,
В отчаянии, на твоих глазах
От горя умирает!
(Выхватывает кинжал, хочет заколоться.)

Турандот
(бросается к нему и останавливает его; с нежностью)

                            Нет, Калаф!
Не надо.
Альтоум
              Что я вижу?
Калаф
(в изумлении)

                                   Как, ты хочешь
Той смерти помешать, которой ищешь?
Способна ты на дело милосердья?
Жестокая, ты хочешь, чтобы я
Жил без тебя, страдая бесконечно,
И мучился всю жизнь? По крайней мере,
Будь в этом милосердна и позволь
Мне избежать такого горя. Если
Способна ты на милость, то в Пекине
Есть мой отец, Тимур. Несчастен он,
Преследуем, его лишили царства,
Он нищим стал. Помочь ему я тщетно
Старался. Пожалей его, а мне
Дай этот мир покинуть.
(Хочет убить себя.)

Турандот
(останавливает его)

                                       Нет, Калаф!
Ты будешь жить. Ты должен… для меня!
Знай: я побеждена. Скорей, Зелима,
Беги ты к узнику, его отцу,
Утешить постарайся старика
И верного слугу его утешь.
Там ждет и мать твоя. Ей помоги…
Зелима
Бегу. О, как я рада!
(Уходит.)

Адельма
                                 Гибнет все!
Я чую смерть. Надежды больше нет!
Турандот
Узнай. Я победила лишь случайно.
Сегодня ночью, в странном забытьи,
Ты имена открыл моей рабыне
Адельме. От нее я их узнала.
Но пусть про то узнает целый мир,
Я не способна быть несправедливой.
Узнай еще, что красота твоя,
Твой доблестный и благородный вид
Нашли дорогу к сердцу моему,
Его смягчить сумели. О, живи,
Будь справедливо гордым. Турандот
Твоя супруга!
Адельма
(скорбно, сама с собой)

                      О, как я страдаю!
Калаф
Как, ты моя? О, радость, дай мне жить!
Альтоум
(сходя с трона)

Дочь… Дорогая… Я тебе прощаю
Все горести, что ты мне причиняла.
Ты искупила все своим порывом.
Панталоне
Свадьба, свадьба! Уступите дорогу, господа мудрецы.

Тарталья
Отойдите в сторонку, туда, на задний план.

Мудрецы отходят назад.

Адельма
(порывисто выходит вперед)

О да, живи, жестокий, и живи
С ней, ненавистной мне! А ты, принцесса,
Узнай, что ненавижу я тебя,
Что все мои дела имели целью
Добиться, чтобы он на мне женился.
Пять лет назад, еще в моих владеньях,
Его я полюбила. Притворившись,
Что я забочусь об одной тебе,
Сегодня ночью я его просила
Бежать со мной, ему тебя бранила…
Но было все напрасно… Наконец,
Случайно произнес он имена.
Я их тебе открыла, ожидая,
Что ты его прогонишь, и тогда
Удастся мне склонить его к побегу,
И будет он моим. Но слишком он
Тобою увлечен. И, мне на горе,
Все оказалось тщетным, и надежда
Рассеялась навек. Теперь один
Мне остается путь. Я им пойду.
Я рождена принцессой. Стыдно мне
Жить в рабстве, как жила я до сих пор,
Тебя, жестокую, я ненавижу.
Ты отняла отца, и мать мою,
И братьев, и сестер, мои владенья,
И, наконец, его, мою любовь.
Довольно для Адельмы этих бедствий,
Пора кончать. Пускай же с ней погибнет
Последний отпрыск царственного рода,
И кровь да смоет годы униженья!
(Поднимает кинжал Калафа и гордо продолжает.)

Вот он, кинжал, тобою отстраненный
От сердца мужа, чтоб пронзить меня.
Пусть видит весь народ, могу ли я
Разрушить цепи рабства!
(Хочет убить себя.)

Калаф
(останавливает ее)

                                       Нет, Адельма!
Остановись!
Адельма
                     Оставь меня, тиран!
(Плачущим голосом.)

Пусти, неблагодарный! Дай мне смерть!
(Пытается заколоться.)

Калаф
(отнимает у нее кинжал)

Ты не умрешь. Я признаю, что я
Тебе обязан всем благополучьем.
Твое предательство на пользу было,
Им довела меня ты до поступка,
Который тронул сердце наконец
Той, что меня хотела ненавидеть
И сделала теперь счастливей всех.
Прости любовь, в которой я не волен,
И не зови меня неблагодарным,
Клянусь богами, если бы я мог
Любить другую, то моей женою
Была бы ты.
Адельма
(зарыдав)

                     Нет, нет, я не достойна
Твоей руки.
Турандот
                    Адельма, что с тобой?
Адельма
Теперь ты знаешь все мои страданья.
Ты отняла одну мою надежду —
Ты отняла его. Лишь для него
Я шла на все, предательницей стала;
Он отнял средство отомстить тебе.
Верни свободу мне, по крайней мере,
Я странницей покину ваш Пекин.
Не сотвори жестокости последней,
Не заставляй меня узреть Калафа
В объятьях Турандот. — Ты должен помнить;
Ревнивые сердца на все способны,
На все пойдет в отчаянье душа.
Там, где Адельма, ты уже не можешь
Быть в безопасности.
(Плачет.)

Альтоум
(в сторону)

                                   Мне жаль ее,
Принцессу бедную.
Калаф
                               Адельма, будет,
Не плачь. Ты видишь, я теперь могу
Отчасти возвратить тебе свой долг,
Ты, Альтоум, и ты, моя супруга,
Я вас молю принцессе возвратить
Ее свободу.
Турандот
                    Я прошу о том же,
Отец! Я знаю, что в ее глазах
Я ненавистна и жестока; видеть
Меня ей трудно. Я ее любила,
Я доверяла ей во всем. Но было
Напрасно все. Она таила гнев.
И для нее я не могла никак
Быть более подругой, чем принцессой,
Она не доверяла мне. Пускай
Она уйдет свободной! Если вы
Хотите оказать нам эту милость,
Мне, дочери, и моему супругу, —
Не откажите в этой низкой просьбе!
Альтоум
В такой счастливый день своих щедрот
Я мерить не могу. Пускай она
Свою получит долю в этом счастье.
Одной свободы мало. Я отдам
Адельме мною отнятое царство.
Пусть выберет супруга, чтобы с ним
Благоразумно, мудро, а не слепо,
Не дерзостно страною управлять,
Адельма
О господин мой… слишком смущена
Раскаяньем несчастная Адельма…
Моя любовь мешает мне понять
И оценить благодеянья ваши.
Но время просветит усталый ум.
Пока же я способна только плакать…
Нет сил сдержаться…
Калаф
                                    Где ты, мой отец?
Ты здесь, в Пекине? Где тебя найти,
Обнять тебя и счастьем поделиться?
Турандот
Отец твой у меня. И в этот час
Он знает все и радостен. Позволь
Не открывать пред всеми эту тайну.
Я их стыжусь. Ты скоро все узнаешь.
Альтоум
Тимур с тобой? Калаф, возвеселись.
Здесь ты уж царь. Тимур да будет счастлив,
Его страна свободна. Этот варвар,
Хан Хорезмийекий, управлял жестоко
Твоей землей и от руки вассалов,
Не вынесших свирепой тирании,
Пал мертвым. А державный скипетр твой
Твоим министром верным для тебя
Был сохранен. Теперь он разослал
Ко всем монархам тайные записки,
Где описал подробные приметы,
Прося тебя иль твоего отца
Принять бразды правленья, если живы,
Возьми вот этот лист и в нем прочти
Конец твоих невзгод.
(Дает ему бумагу.)

Калаф
(рассматривая бумагу)

                                   Возможно ль? Боги!
О Турандот, о царь! Но нет, не к вам,
Не к смертным воссылать мои восторги.
Мои восторги к вам, о боги! К вам
Я руки воздеваю. Вам я шлю
Мои благодаренья, вас молю
Послать мне сотню новых испытаний,
Вас, изменяющих дела земные
Наперекор людскому рассужденью,
В уничижении молю простить
Мне жалобы мои. И если жизнь
И горести ее порою могут
Нас заставлять на время позабыть
О всемогуществе руки дающей, —
Простите мне и это прегрешенье!
Все присутствующие тронуты и плачут.
Турандот
Ничто не омрачает нашей свадьбы…
Калаф готов был жизнь свою отдать
Из-за любви ко мне. Его министр
Для счастья господина своего
Пошел на смерть. Его другой министр
Ему хранит престол, хотя бы мог
Сам стать царем. И тот старик несчастный
Во имя сына близко видел смерть…
А женщина, что мне была скорее
Подругой, чем рабыней, — предает.
О небо, умоляю мне простить
Упорное к мужчинам отвращенье!
Прости и все жестокости мои!
(Выходит вперед.)

Узнайте вы, любезные мужчины,
Что я вас всех люблю. И чем-нибудь
Раскаянье извольте поощрить!

Любовь к трем апельсинам

Драматическое представление, разделенное на три действия

Разбор по воспоминанию

(Перевод М. Лозинского)

Пускай мой челн уносится теченьем,
Пока его не опрокинет вал:
Моей мечтой, моим воображеньем
Я угодить бы каждому желал;
Но в мире нет предела измененьям:
Кто разность лиц и нравов сосчитал?
Тот верен лилии, а этот — розе,
У всех свой вкус, в поэзии и в прозе.
Да, как Моргайте, палицей своей
Я, может быть, работал слишком рьяно.
Но там, где есть достаточно судей,
Рассудят дело поздно или рано.
К тому ж увечье в разуме вещей,
Когда врагом имеешь великана;
И я брал меч, но меч не боевой:
Игрою в жмурки был веселый бой.[47]
Пульчи, «Морганте», песнь 27

Предисловие автора к пьесе «Любовь к трем апельсинам»

«Любовь к трем Апельсинам» — детская сказка, превращенная мною в театральное представление, которым я начал оказывать поддержку труппе Сакки, — была лишь шутовской преувеличенной пародией на произведения синьоров Кьяри и Гольдони, бывшие в ходу в момент ее появления на свет.

Единственной целью, которую я преследовал этой пьесой, было выяснить, насколько характер публики восприимчив к такому детски сказочному жанру на театральных подмостках. Из моего точного разбора по воспоминанию читатель убедится, что представление это было настолько смелым, что граничило даже с дерзостью. Истину никогда не следует скрывать. Никогда еще не было видано на сцене представления, совершенно лишенного серьезных ролей и целиком сотканного из общего шутовства всех персонажей, как это было в данном сценическом наброске. Пьеса была представлена труппой Сакки 25 января 1761 года, в театре Сан-Самуэле в Венеции, с прологом, помещаемым ниже перед разбором.

Разъяренные приверженцы обоих поэтов сделали все возможное, чтобы обеспечить ее провал, но любезная публика поддержала ее целых семь представлений в течение карнавала, который уже приближался к концу.

В последующие годы пьеса неизменно повторялась, но уже без преувеличенной пародии на вышеупомянутых поэтов, потому что для нее уже прошло время и она явилась бы некстати. Из моего разбора будет видно, чем она была при своем возникновении.

Пролог

МАЛЬЧИК-ВЕСТНИК

(к зрителям)

Мы, ваши слуги, старые актеры,
Исполнены смущенья и стыда.
Вся труппа там стоит, потупив взоры,
И мрачны лица их, как никогда.
Ведь в публике какие разговоры:
Нас кормят вздором эти господа,
Сплошным гнильем, комедией несвежей.
Мошенники, насмешники, невежи!
Клянусь природой, сотворившей нас:
Чтоб зрителей вернуть благоволенье,
Любой из них даст вырвать зуб и глаз.
Да, таково их твердое решенье!
Но, люди добрые, хоть этот раз
На миг сдержите гневное волненье,
Два слова дайте мне сказать — а там
На вашу волю я себя отдам.
Мы сбиты с толку: что же вас прельщает?
Как угодить вам нашим ремеслом?
Сегодня свистом публика встречает
То, что вчера венчала торжеством.
Непостижимый ветер управляет
Общественного вкуса колесом.
Одно мы знаем: чем полнее сборы,
Тем лучше пьют и кушают актеры.
Теперь закон, чтоб сцена каждый миг
Кипела столь обильным водопадом
Характеров, случайностей, интриг
И происшествий, сыплющихся градом,
Что страх невольный в душу нам проник
И мы друг друга испытуем взглядом.
Но так как надо что-нибудь жевать,
Мы старым хламом мучим вас опять.
Чем может быть объяснена утрата
Приязни в ваших, зрители, сердцах
К покорным слугам вашим, что когда-то
Столь были чтимы в этих же стенах?
Поэзия, не ты ли виновата?
Пусть! Все равно! Все в этом мире прах,
Мы претерпеть готовы все удары.
Но ваша хладность горше всякой кары.
Мы все предпримем с нашей стороны,
Мы даже стать поэтами готовы.
Чтоб воротить успехи старины,
Решились мы искать венец лавровый.
Мы на чернила выменим штаны,
За десть бумаги плащ заложим новый,
Что нет таланта, это не беда:
Лишь были б вы довольны, господа.
Великие, не виданные светом,
Мы представлять комедии начнем.
Где, как, когда мы их нашли, — об этом
Не спрашивайте, да и что вам в том!
Ведь если дождь прольется знойным летом,
Его зовете новым вы дождем.
А между тем я вам секрет открою:
Вода есть дождь, дождь был всегда водою.
Все движется, все — превращений ряд.
Конечное становится исходным.
Иной с портрета старого наряд
Сегодня снова делается модным.
Вкус, увлеченье, современный взгляд —
Все милым делают и превосходным.
И я клянусь: старейший театрал
Таких комедий сроду не видал.
У нас в руках сюжеты есть такие,
Что превратят в младенцев стариков.
Конечно, все родители честные
К нам поведут сюда своих птенцов.
Нас презрят лишь таланты неземные,
Но это безразлично, — медяков
Мы не расцениваем обоняньем:
Чем отдают — невежеством иль знаньем.
Нежданных происшествий длинный ряд
Мы развернем пред вами в пестрой смене.
Вас чудеса сегодня поразят,
Каких никто не видывал на сцене.
Ворота, птица, пес заговорят
Стихами, что достойны восхвалений.
Само собой, мартеллианский стих
Понравится вам больше всех других.
Актеры ждут, и, как пролог к картинам,
Я должен вкратце изложить сюжет.
Но я боюсь: шипением змеиным
И громким криком будет ваш ответ.
Итак, пойдет: «Любовь к трем Апельсинам».
Я произнес. Мне отступленья нет.
Теперь, друзья мои, вообразите,
Что у огня вы с бабушкой сидите.
* * *
Слишком очевидна сатира этого пролога, направленного против поэтов, притеснявших труппу актеров импровизированной комедии Сакки,[48] которую я хотел поддержать, и слишком ясно мое намерение поставить на сцене ряд моих детских сказок, чтобы мне пришлось высказывать соображения по поводу отдельных мыслей, рассыпанных в самом прологе.

В выборе первого сюжета, взятого из самой пустой сказки, какие рассказывают детям, в грубости диалогов, действия и характеров, намеренно опошленных, я хотел высмеять «Перекресток», «Кухарок», «Кьоджинские перепалки»[49] и многие другие плебейские и тривиальнейшие произведения синьора Гольдони.

Действующие лица

Сильвио — король Треф[50]

Тарталья — принц, сын его

Клариче — принцесса, племянница короля

Леандро — валет Треф, первый министр

Панталоне

Труффальдино

Бригелла

Смеральдина — арапка, служанка

Челио — маг

Моргана — фея

Фарфарелло — дьявол

Дьявол с мехами

Креонта — великанша-волшебница

Три принцессы — дочери Конкула, короля Антиподов

Пес

Веревка

Ворота

Пекарка

Голубка

Герольд

Стража

Придворные

Народ

Действие происходит в сказочном королевстве Треф.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сильвио, король Треф, монарх воображаемого королевства, одежды которого в точности походили на одежды карточного короля, жаловался Панталоне на несчастие, постигшее его единственного сына, наследного принца Тарталью, уже десять лет больного неизлечимой болезнью. Врачи определили ее как непреодолимое следствие ипохондрии иуже отступились от него. Король сильно плакал. Панталоне, осмеивая врачей, указывал на удивительные секреты некоторых живших в то время шарлатанов. Король возражал, что все было уже испробовано без пользы. Панталоне, фантазируя о происхождении болезни, спрашивал короля по секрету, чтобы его не услышала окружавшая монарха стража, не приобрел ли его величество в молодости какой-нибудь болезни, которая, перейдя в кровь наследного принца, привела его к этому несчастью, и не поможет ли в данном случае ртуть. Король со всей серьезностью уверял, что он всегда был верен королеве. Панталоне добавлял, что принц, быть может, скрывает из стыда какую-нибудь приобретенную им заразную болезнь. Король серьезно и величественно уверял, что он своим отеческим осмотром удостоверился, что это не так и что болезнь его сына — не что иное, как смертельное последствие ипохондрии; врачи определили, что если он не засмеется, то вскоре будет в гробу, ибо только смех может быть очевидным знаком его исцеления. Но это невозможно! Он добавлял, что его печалит видеть себя уже дряхлым, с единственным умирающим сыном и с племянницей, принцессой Клариче, будущей наследницей его королевства, девушкой своевольной, странной и жестокой. Он жалел своих подданных и плакал навзрыд, забыв о своем королевском величии. Панталоне утешал его; он высказывал соображение, что если исцеление принца Тартальи зависит от его смеха, то не следует держать двор в такой печали. Пусть будут объявлены празднества: игры, маскарады и спектакли. Нужно разрешить Труффальдино, человеку заслуженному в искусстве смеха, настоящему рецепту против ипохондрии, говорить с принцем. Панталоне заметил у принца некоторую склонность доверять Труффальдино. Может случиться, что принц засмеется и выздоровеет. Король соглашался с этим и собирался отдать соответствующие распоряжения.

Выходил Леандро, валет Треф, первый министр. Это лицо было точно так же одето, как его фигура в игральных картах, Панталоне высказывал в сторону свое подозрение о предательстве Леандро. Король заказывал Леандро празднества, игры и вакханалии. Он говорил, что всякий, кому удастся рассмешить принца, получит большую награду. Леандро отговаривал короля от такого решения, полагая, что все это еще больше повредит больному. Панталоне настаивал на своем совете. Король снова подтверждал свои приказания и уходил. Панталоне ликовал. Он говорил в сторону, что, по его мнению, Леандро желает смерти принца. Затем он следовал за королем. Леандро оставался в смущении. Он видел какое-то противодействие своему желанию, но не мог понять его причину.

Выходила принцесса Клариче, племянница короля. Никогда еще не было видано на сцене принцессы с таким странным, капризным и решительным нравом. Я очень благодарен синьору Кьяри, который в своих произведениях дал мне несколько образцов для преувеличенной пародии характеров.

Клариче, уговорившись с Леандро выйти за него замуж и возвести его на престол, если она останется наследницей королевства в случае смерти ее двоюродного брата Тартальи, бранила Леандро за равнодушие, которое он проявлял, выжидая, пока ее кузен умрет от такой длительной болезни, как ипохондрия. Леандро оправдывался с осторожностью, говоря, что его покровительница, фея Моргана, вручила ему несколько грамот в мартеллианских стихах, чтобы он дал их Тарталье запеченными в хлебе; это должно привести его к медленной смерти от последствий ипохондрии. Так говорилось для того, чтобы осудить произведения синьора Кьяри и синьора Гольдони, которые, будучи написаны мартеллианскими стихами, утомляли однообразием рифм.[51] Фея Моргана была врагом короля Треф, так как потеряла много денег, ставя на портрет этого короля, и, напротив, была другом валета Треф, ибо несколько отыгралась на его изображении. Она жила в озере поблизости от города. Арапка Смеральдина,[52] которая играла роль служанки в этой сценической пародии, была посредницей между Леандро и Морганой. Клариче приходила в ярость, услышав о медленном способе, который применялся для умерщвления Тартальи. Леандро высказывал сомнения о пользе грамот в мартеллианских стихах. Он видел, как прибыл ко двору, неизвестно кем посланный, некто Труффальдино, забавная личность. Если Тарталья засмеется, он выздоровеет. Клариче приходила в сильное беспокойство: она видела этого Труффальдино; невозможно было удержаться от смеха при одном взгляде на него. Грамоты в мартеллианских стихах, даже отпечатанные самым жирным шрифтом, будут бесполезны. В этих рассуждениях читатель увидит защиту импровизированной комедии масок как средства против последствий ипохондрии, в противовес меланхолическим писаниям тогдашних поэтов. Леандро уже раньше послал своего гонца Бригеллу к арапке Смеральдине с целью узнать, что означает тайна появления этого Труффальдино, а также просить о помощи.

Выходил Бригелла и таинственно сообщал, что Труффальдино прислан ко двору неким магом Челио, врагом Морганы и покровителем короля Треф, по причинам, сходным с указанными выше. Труффальдино служил лекарством против последствий ипохондрии, вызванной грамотами в мартеллианских стихах, и прибыл ко двору, чтобы охранять короля, его сына и всех обитателей города от заразной болезни, распространяемой этими грамотами.

Следует заметить, что во вражде феи Морганы и мага Челио аллегорически изображались театральные битвы, происходившие между синьорами Гольдони и Кьяри, и что в лице феи и мага изображались в преувеличенной пародии оба поэта. Фея Моргана представляла карикатуру на синьора Кьяри, а маг Челио — карикатуру на синьора Гольдони.

Принесенное Бригеллой известие о Труффальдино приводило Клариче и Леандро в большое смущение. Они обсуждали разные способы погубить Труффальдино. Клариче советовала мышьяк или пулю, Леандро — мартеллианские стихи в хлебе или опий. Клариче возражала, что мартеллианские стихи и опий вещи сходные, но Труффальдино кажется ей обладающим достаточно крепким желудком, чтобы переварить подобные снадобья. Бригелла добавлял, что Моргана, узнав о празднествах, готовившихся для развлечения принца, чтобы заставить его рассмеяться, обещала прийти на торжество и противопоставить его здоровому смеху проклятие, которое сведет принца в могилу. Клариче уходила, чтобы дать место приготовлениям к заказанным зрелищам, а Леандро и Бригелла уходили, чтобы распорядиться ими.

Действие переносилось в комнату принца, больного ипохондрией. Этот шутовской принц Тарталья был наряжен в самый забавный костюм больного. Он сидел в большом кресле, а возле него находился столик, о который он опирался, заставленный склянками, мазями, плевательницами и другими предметами, соответствующими его состоянию. Слабым голосом он жаловался на свою несчастную судьбу, рассказывал о способах лечения, которым он напрасно подвергался, говорил о странных симптомах своей неизлечимой болезни. И хотя он имел только краткое изложение сцены, этот превосходный актер разыгрывал ее с невиданным блеском и разнообразием. Его шутовская и в то же время естественная речь все время вызывала дружные взрывы хохота у зрителей.

Затем выходил пресмешной Труффальдино и делал попытку развеселить больного. Импровизированная сцена, разыгранная по сценарию этими двумя отличнейшими комиками, не могла не получиться чрезвычайно веселой. Принц благосклонно смотрел на проделки Труффальдино, но, сколько тот ни пробовал, он не мог рассмешить принца. Принц возобновлял разговор о своей болезни и хотел узнать о ней мнение Труффальдино. Труффальдино произносил запутанные комические рассуждения на медицинские темы, самые забавные, какие когда-либо приходилось слышать. Он нюхал дыхание принца, слышал запах от переполнения его желудка непереваренными мартеллианскими стихами. Принц кашлял и хотел плюнуть. Труффальдино подставлял ему чашку и исследовал его плевок; находил в нем гнилые и вонючие рифмы. Эта сцена продолжалась около двадцати минут при непрерывном смехе зрителей.

Слышались звуки инструментов, которые давали сигнал к началу веселых зрелищ, происходивших на большом дворе королевского дворца. Труффальдино хотел повести принца на крытую террасу, чтобы оттуда смотреть на них. Принц восклицал, что это невозможно. Завязывался смешной спор. Труффальдино в ярости выбрасывал в окно склянки, чашки и другие предметы, служившие Тарталье во время его болезни. Последний громко кричал и плакал, как ребенок. Наконец Труффальдино уносил принца насильно, взвалив его себе на плечи; при этом Тарталья выл так, как если бы у него выпускали кишки.

Далее открывалась сцена в большом дворе королевского дворца. Леандро сообщал, что он исполнил приказания относительно зрелищ, что весь народ, печальный и жаждущий смеха, надел маски и собрался в этот двор на праздник, но что он из предосторожности заставил многих лиц замаскироваться мрачными фигурами, чтобы увеличить меланхолию принца, который будет смотреть на них.

Уже настало время открыть ворота и дать народу возможность войти.

Выходила Моргана, принявшая образ карикатурной старушонки. Леандро удивлялся, как подобное существо могло проникнуть сквозь запертые двери.

Моргана открывалась ему и говорила, что пришла сюда в этом виде с целью окончательно погубить принца. Она прибавляла, что уже пора начать празднество. Леандро благодарил ее, называл ее царицей ипохондрии. Моргана удалялась.

Открывались ворота двора. На крытой террасе фасада появлялись король Сильвио, меланхолический принц Тарталья, закутанный в шубу, Клариче, Панталоне, стража. Зрелище и празднества были именно те, о каких рассказывают детям в сказке о трех Апельсинах.

Входил народ. Происходил конный турнир. Труффальдино в качестве начальника отряда заставлял участвовавших в состязании проделывать смешные движения. При этом каждый раз, оборачиваясь к террасе, он спрашивал у его величества, смеется ли принц. Но принц плакал, жалуясь, что воздух его беспокоит, а шум вызывает головную боль, и просил короля, чтобы тот приказал отнести его в теплую постель.

У двух фонтанов, из которых один источал масло, а другой вино, толпился народ, делая себе запасы. Происходили вульгарнейшие простонародные перебранки, но ничто не могло заставить принца рассмеяться.

Выходила Моргана в виде старушонки с кувшином в руках, чтобы запастись маслом из фонтана. Труффальдино осыпал старушонку градом оскорблений. Она падала, высоко задрав ноги. Все эти пошлости, сопровождавшие представление обыкновенной сказки, развлекали зрителей своей новизной не меньше, чем «Кухарки», «Перекресток», «Кьоджинские перепалки» и другие пошлые произведения синьора Гольдони.

При виде падения старушонки принц разражался долгим и звонким смехом и разом излечивался от всех своих недугов. Труффальдино получал награду, а зрители, избавленные наконец от тяжелого впечатления его болезни, хохотали во все горло.

Весь двор радовался происшедшему. Только Леандро и Клариче были грустны. Разъяренная Моргана, поднявшись с земли, с жаром упрекала принца и бросала ему в лицо следующее ужасное проклятье в стиле Кьяри:

Отверзи слух, чудовище! Дойди мой крик до чрева.
Сквозь стен, сквозь гор препятствие проникнет голос гнева.
Как гибельная молния испепеляет сушу,
Так пусть мои вещания тебе вонзятся в душу.
Как на буксире лодочка за кораблем уходит,
Так пусть тебя проклятие повсюду за нос водит.
Да сгинешь ты от грозного проклятия Морганы,
Как в море травоядное, как рыба средь поляны.
Плутон — властитель Тартара, и Пиндар, вверх парящий,[53]
К трем Апельсинам страстию тебя сожгут палящей.
Мольбой, угрозой, жалобой не тронется судьбина:
Спеши на страшный промысел — искать три Апельсина!

Моргана исчезала. Принц внезапно воодушевлялся любовью к трем Апельсинам. Его уводили при сильнейшем смущении всего двора. Какой вздор!

Какое огорчение для обоих поэтов! Так кончался первый акт сказки при громких аплодисментах всей публики.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Панталоне в одной из комнат принца, в отчаянии и вне себя, рассказывал о тяжелом состоянии Тартальи, которым овладело бешенство вследствие произнесенного над ним проклятия. Успокоить его было немыслимо. Он требовал от отца пару подбитых железом башмаков, чтобы отправиться бродить по свету до тех пор, пока он не найдет роковые Апельсины, предмет своей любви.

Панталоне получил приказ, под страхом немилости, просить у короля эти башмаки. Положение было очень серьезным. Такой сюжет очень подходил для театра. Панталоне высмеивал по этому поводу, в шутливой форме, сюжеты, бывшие тогда в ходу. Наконец он уходил к королю.

Выходили одержимый манией принц Тарталья и Труффальдино. Принц выражал нетерпение по поводу задержки с железными башмаками. Труффальдино задавал нелепые вопросы. Принц объявлял, что хочет отправиться искать три Апельсина, которые, как ему рассказывала его бабушка, находятся за две тысячи миль во власти волшебницы-великанши Креонты. Он требовал свои доспехи и приказывал Труффальдино вооружиться, так как хотел иметь его своим оруженосцем.

Следовала шутовская сцена между этими всегда забавными персонажами. Они надевали кольчуги и шлемы и брали большие длинные мечи; все это они делали с величайшей карикатурностью.

Выходили король Сильвио, Панталоне и стража. Один из стражей нес в тазу пару железных башмаков.

Эта сцена проводилась четырьмя персонажами с преувеличенной важностью, делавшей ее вдвойне смешной. С трагическим и драматическим величием отец пытался отговорить сына от его опасного предприятия. Он просил, угрожал, впадал в патетический тон. Одержимый манией принц настаивал на своем. Он был уверен, что снова впадет в ипохондрию, если ему не позволят исполнить его намерение, и в конце концов доходил до грубых угроз по адресу отца.

Огорченный король не знал, что ответить. Он делал заключение, что неуважение к нему сына объясняется тем, что он насмотрелся новых комедий. И действительно, мы видели в одной пьесе синьора Кьяри, как сын обнажал шпагу, чтобы убить собственного отца. Подобными примерами изобиловали тогдашние комедии, высмеянные мною в этой глупой сказке. Принц никак не мог успокоиться, пока Труффальдино не надевал ему железные башмаки. Сцена заканчивалась квартетом в драматических стихах, состоявших из причитаний, прощаний и вздохов. Принц Тарталья и Труффальдино отправлялись в путь.

Король падал на кресло в обмороке. Панталоне громко требовал уксуса, чтобы ему помочь. Прибегали Клариче, Леандро и Бригелла, бранили Панталоне за производимый им шум. Панталоне говорил, что речь идет о короле, лежащем в обмороке, и принце, который пошел на гибель для трудного приобретения Апельсинов. Бригелла возражал, что это такой же вздор, как новые комедии, переворачивающие все вверх дном без всякого смысла. Между тем король, придя в себя, с преувеличенным трагизмом оплакивал сына, как мертвого. Он отдавал приказ всему двору облачиться в траурные одежды, сам же уходил, чтобы запереться в кабинете и там окончить свои дни под бременем скорби. Панталоне клялся разделить печаль короля, смешать в одном носовом платке их общие слезы и дать современным поэтам сюжет для нескончаемых эпизодов в мартеллианских стихах. После этого он следовал за королем.

Клариче, Леандро и Бригелла радостно восхваляли Моргану. Капризная Клариче хотела, прежде чем возвести Леандро на престол, заключить соглашение о своем праве распоряжаться в королевстве. В военное время она желала стоять во главе войск. Даже в случае поражения она сумеет очаровать своей красотой вражеского полководца. Когда же тот влюбится и будет ею обнадежен, она при его приближении воткнет ему нож в живот. Это была язвительная насмешка над «Аттилой» синьора Кьяри. Кроме того, Клариче хотела иметь право раздавать придворные должности. Бригелла просил за свои заслуги должность управляющего королевскими зрелищами.

Следовал спор по вопросу о выборе рода театральных развлечений. Клариче требовала трагических представлений, в которых действующие лица бросались бы из окон и с башен, не сломав себе шеи, и происходили бы другие столь же удивительные происшествия, — одним словом, она требовала произведений синьора Кьяри. Леандро предпочитал комедии характеров, иначе говоря — произведения синьора Гольдони. Бригелла предлагал импровизированную комедию масок, которая может служить невинным развлечением для народа.[54] Клариче и Леандро возражали в гневе, что не хотят глупых буффонад, недостойных просвещенного века, и уходили.

Бригелла произносил патетическую речь, соболезнуя актерской труппе Сакки, правда, не называя ее по имени, но так, что легко было понять, кого он имел в виду. Он оплакивал почтенных и заслуженных актеров, притесняемых со всех сторон и потерявших любовь той публики, которую они обожают и для которой они столько времени служили развлечением. После этого он уходил под аплодисменты зрителей, превосходно понявших истинный смысл его речи.

Далее открывалась сцена в пустыне. Было видно, как маг Челио, покровитель принца Тартальи, чертил круги. Он вызывал дьявола Фарфарелло.

Выходил дьявол Фарфарелло и страшным голосом говорил мартеллианскими стихами следующее:

В чем дело? Кто зовет меня из преисподней щели?
Ты кто: ты театральный маг иль маг на самом деле?
А если театральный ты, ты сам того же мненья,
Что старый хлам все дьяволы, волхвы и привиденья.
Оба поэта несколько раз заявляли, что хотят уничтожить в комедиях маски, магов и дьяволов.

Челио отвечал прозой, что он настоящий маг. Дьявол добавлял:

Ну, ладно, будь кем вздумаешь; но только магам ложным
Пристало говорить стихом четырнадцатисложным.
Челио грозил дьяволу — он хотел говорить прозой по своему разумению. Он спрашивал, добился ли какого-нибудь результата Труффальдино, посланный им ко двору короля Треф; заставил ли он рассмеяться Тарталью, и излечился ли тот от своей ипохондрии. Дьявол отвечал:

Захохотал и стал здоров. Но силой заклинанья
Моргана, фея злобная, сгубила все старанья.
И, задыхаясь, в ярости, отца и двор покинув,
Пустился принц на поиски заветных Апельсинов.
Он с Труффальдино близится. За ними вслед пустила
Моргана беса хмурого, чтоб поддувал им с тыла.
Миль отмахавши с тысячу, они в конце дороги
И здесь, в стенах волшебницы, протянут скоро ноги.
Дьявол Фарфарелло исчезал. Челио выкрикивал проклятия по адресу своего врага Морганы. Он разъяснял великую опасность, которой подвергались Тарталья и Труффальдино, отправившись в лежащий недалеко от этого места замок Креонты, где хранились три роковые Апельсина. Он удалялся, чтобы приготовить все необходимое для спасения двух заслуженных и чрезвычайно полезных обществу лиц.

Маг Челио, который изображал в этом вздоре синьора Гольдони, не должен был бы защищать Тарталью и Труффальдино. Эта ошибка вполне достойна порицания, если может заслуживать порицания такая чертовщина, как этот сценический набросок. Синьоры Кьяри и Гольдони были в то время врагами в своем поэтическом творчестве. Я хотел в лице Морганы и Челио вывести в карикатурном виде противоположность этих двух талантов, но вместе с тем я старался не удваивать число действующих лиц, чтобы спастись от упреков в чрезмерности своего каприза.

На сцену выходили принц Тарталья и Труффальдино, вооруженные, как было указано выше. Они выбегали стремительно быстро. За ними следовал дьявол с мехами, который, поддувая им в спину, заставлял их двигаться с необычайной быстротой. Внезапно дьявол с мехами переставал дуть и исчезал. От прекращения ветра оба путешественника падали на землю, не будучи в состоянии остановиться.

Я бесконечно обязан синьору Кьяри за превосходное впечатление, которое производила эта дьявольская пародия.

В своих драмах, заимствованных из «Энеиды»,[55] он заставлял троянцев на протяжении одной пьесы проделывать огромнейшие путешествия без помощи моего дьявола с мехами.

Этот писатель, педантично нападавший на всех других за различные неправильности, сам позволял себе всевозможные вольности. Я видел в его «Эццелине, тиране Падуанском», как в одной сцене был покорен Эццелин и отправлен полководец для захвата Тревизо, находившегося еще под властью тирана. В следующей сцене того же акта полководец уже возвращался с победой.

Он сделал больше тридцати миль, взял Тревизо, казнил притеснителей и в цветистой речи, которую он произносил, оправдывал совершенные им невероятные поступки доблестью своего отважного скакуна.

Тарталья и Труффальдино должны были проделать две тысячи миль, чтобы достичь замка Креонты. Мой дьявол с мехами оправдывал их путешествие лучше лошади синьора аббата Кьяри. Оба эти забавнейших персонажа в удивлении вставали с земли, ошеломленные ветром, дувшим на них сзади. Они делали нелепое географическое описание тех стран, рек и морей, которые прошли. Из того, что ветер прекратился, Тарталья выводил заключение, что три Апельсина недалеко. Труффальдино запыхался; он был голоден; он спрашивал принца, захватил ли тот с собой достаточный запас денег или векселей. Тарталья презирал все эти низкие и бесполезные вопросы. Он замечал неподалеку замок на горе и полагал, что это замок Креонты, хранительницы Апельсинов. Он отправлялся в путь, а Труффальдино следовал за ним, надеясь найти пищу.

Выходил маг Челио, пугал обоих и напрасно старался отговорить принца от опасного предприятия. Он описывал непреодолимые препятствия — те самые, которые рассказывают детям в этой сказке; но Челио говорил о них, вытаращив глаза, страшным голосом, как если бы они были великими вещами. Опасности заключались в железных Воротах, покрытых ржавчиной от времени, в голодном Псе, в Веревке от колодца, полусгнившей от сырости, в Пекарке, которая, не имея метлы, подметала печь собственными грудями. Принц, нисколько не устрашенный этими ужасными предметами, хотел идти в замок. Видя его решимость, маг Челио давал ему волшебную мазь, чтобы смазать засов на Воротах, кусок хлеба, чтобы бросить его голодному Псу, и пучок вереска для Пекарки, подметающей печь собственными грудями. Он напоминал им о том, чтобы они вытащили Веревку из сырости и высушили ее на солнце. Он прибавлял, что если по счастливой случайности им удастся похитить три охраняемых Апельсина, им следует тотчас же бежать из замка и помнить, что нельзя разрезать ни одного из этих Апельсинов иначе, как возле какого-нибудь источника. Он обещал, в случае если после похищения они уйдут невредимыми от опасности, прислать им того же дьявола с мехами, который, дуя им в спину, перенесет их в несколько мгновений на родину. Поручив их покровительству неба, маг Челио уходил.

Тарталья и Труффальдино направлялись с полученными предметами к замку.

Тут опускалась занавеска, изображавшая дворец короля Треф. Какое нарушение всех правил! Что за неуместная критика! Следовали две небольшие сцены: первая между арапкой Смеральдиной и Бригеллой, радовавшимися гибели Тартальи; вторая с феей Морганой, которая в гневе приказывала Бригелле известить Клариче и Леандро о том, что Челио помогает Тарталье в его предприятии. Она получила эти сведения от демона Драгинаццо. Моргана приказывала Смеральдине следовать за нею до ее озера, куда должны будут попасть Тарталья и Труффальдино, если они выйдут живыми из рук Креонты.

Здесь она сможет устроить им новые козни. Все расходились в смущении.

Далее сцена открывалась во дворе замка Креонты.

Уже с самого начала этой сцены, в которой разные нелепые предметы выступали в качестве действующих лиц, я имел возможность убедиться в том могучем воздействии, какое производит на людей все чудесное.

Ворота с железной решеткой на заднем плане; голодный Пес, бегавший взад и вперед с громким воем; колодец с лежавшей рядом Веревкой; Пекарка, подметавшая печь двумя огромнейшими грудями, — держали весь театр в напряженном внимании, нисколько не меньше, чем лучшие сцены из произведений обоих наших поэтов.

Было видно, как за решеткой принц Тарталья и Труффальдино старались смазать ее засовы волшебной мазью, после чего Ворота распахивались. Вот так диво!

Они входили. Пес с лаем набрасывался на них. Они кидали ему хлеб, он успокаивался. Вот так чудо!

В то время как Труффальдино, полный страхов, раскладывал Веревку на солнце и давал Пекарке веник, принц входил в замок и затем радостно выходил из него, похитив три огромных Апельсина.

Великие происшествия на этом не кончались. Солнце меркло, земля содрогалась, слышались сильные удары грома. Принц передавал Апельсины дрожащему Труффальдино; они приготовлялись к бегству. Из замка раздавался ужасающий голос Креонты, которая в точном соответствии с текстом детской сказки кричала следующим образом:

Пекарочка, Пекарочка, избавь меня от срама.
Хватай обоих за ноги и в печь швыряй их прямо!
Пекарка, точно следуя тексту, отвечала:

Ну, нет! Я столько времени, и месяцы и годы,
Терзаю груди белые, переношу невзгоды.
Ты для меня, жестокая, метлу и то жалела,
А эти веник дали мне. Пускай уходят смело.
Креонта кричала:

Веревка, удави ты их!
А Веревка отвечала ей по тексту:

Злодейка, ты забыла,
Как много лет и месяцев меня ты здесь морила,
В грязи держала, в сырости, в забвении убогом.
Они мне дали высохнуть. Пускай уходят с богом.
Креонта, продолжая придерживаться текста сказки, вопила:

Мой Пес, мой сторож преданный, куси, хватай презренных!
Пес, верный страж текста, отвечал:

Нет, госпожа, не стану я кусать людей смиренных!
Я столько лет и месяцев тебе служил голодный.
Они меня насытили. Твои слова бесплодны.
Креонта кричала сообразно тексту:

Закройте, раздавите их, железные Ворота!
Ворота отвечали по тексту:

Ты просишь нашей помощи: напрасная забота!
Мы столько лет и месяцев, скорбя, ржавели. Жиром
Нас эти люди смазали. Пускай уходят с миром.
Забавно было видеть изумление Тартальи и Труффальдино перед таким обилием поэтов. Они были ошеломлены, слыша, как Пекарка, Веревка, Пес и Ворота разговаривают между собой мартеллианскими стихами. Они благодарили эти вещи за их милосердие.

Зрители были чрезвычайно довольны этой чудесной ребяческой новинкой, и, признаюсь, я смеялся и сам, чувствуя, как душа принуждена радоваться детским образам, возвращавшим меня во времена моего младенчества.

Выходила великанша Креонта. Она была громадного роста и носила платье «андриенну».[56] При ее ужасном появлении Тарталья и Труффальдино обращались в бегство.

Креонта с жестами отчаяния произносила следующие отчаянные мартеллианские стихи, не переставая взывать к Пиндару, которого синьор Кьяри считал своим собратом:

О слуги вероломные, Веревка, Пес, Ворота,
Пекарка нечестивая, о дщерь Искариота![57]
О Апельсины сладкие! Мне вас лишиться надо!
О Апельсины милые, мой свет, моя отрада!
Я лопаюсь от ярости! В груди своей я чую
Стихии, Солнце, Хаос весь и Радугу цветную.
Нет, дольше жить не в силах я! Зевеса гром летучий,
От темени до щиколок разбей меня из тучи!
Кто мне поможет, дьяволы, кто мук прервет теченье?
Вот дружеская молния: в ней смерть и утешенье.

Никакая преувеличенная пародия не сможет лучше объяснить чувства и стиль синьора Кьяри, чем этот последний стих. Падала молния, которая испепеляла великаншу. На этом кончалось второе действие, заслужившее у публики еще больше аплодисментов, чем первое. Моя смелость начинала уже становиться менее преступной.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Сцена изображала место вблизи озера, в котором обитала фея Моргана.

Виднелось огромное дерево, а под ним большой камень в форме скамьи. По всей местности были разбросаны разные камни.

Смеральдина, говорившая на итальянизированном турецком языке, стояла на берегу озера, ожидая приказаний феи. Выйдя из терпения, она звала ее.

Из озера выходила фея Моргана. Она рассказывала, что была в аду и там узнала, что Тарталья и Труффальдино с помощью Челио победоносно шествуют, подталкиваемые мехами дьявола, с тремя Апельсинами в руках. Смеральдина упрекала ее за невежество в магии: она была в бешенстве. Моргана советовала ей не выходить из себя. Благодаря подстроенной ею хитрости Труффальдино прибудет сюда отдельно от принца. Волшебный голод и жажда будут мучить его, и так как у него с собой три Апельсина, произойдут важные события. Она передавала арапке Смеральдине две дьявольские шпильки. Говорила, что она увидит под деревом прекрасную девушку, сидящую на камне. Это будет жена, избранная Тартальей. Пускай она постарается искусно воткнуть ей в волосы одну из шпилек. Тогда девушка превратится в голубку. Сама же Смеральдина должна сесть на камень вместо этой девушки. Тарталья женится на ней, и она станет королевой. Ночью, когда она будет спать с мужем, пускай она воткнет ему в волосы вторую шпильку; он превратится в животное, и таким образом трон останется свободным для Леандро и Клариче. Арапка находила в этом предприятии некоторые трудности, в особенности то, что ее хорошо знают при дворе. Волшебное искусство Морганы, как и следовало ожидать, устраняло все препятствия. Она уводила с собой Смеральдину, чтобы научить ее, как действовать, так как видела, что приближается Труффальдино, гонимый адским ветром.

Выбегал Труффальдино с поддувавшим на него дьяволом и с тремя Апельсинами в мешке. Дьявол исчезал. Труффальдино рассказывал, что принц упал неподалеку вследствие стремительности их бега; теперь он хочет его подождать. Он садился. Он начинал чувствовать необыкновенный голод и жажду.

Решал съесть один из трех Апельсинов. Испытывал угрызения совести, разыгрывал трагическую сцену. Наконец, ослепленный, измученный невероятным голодом, он решался принести великую жертву. Полагал, что можно возместить убытки двумя сольдо. Разрезал один из Апельсинов. О, чудо! Из него выходила девушка, одетая в белое, которая, точно следуя тексту сказки, говорила:

О, дай мне пить! О, горе мне! Сейчас умру! За что же?
Умру от жажды, бедная! Скорей, мучитель! Боже!
Она падала на землю, охваченная смертельным томлением. Труффальдино забыл приказание Челио разрезать Апельсины только около источника. Одуревший от голода и от необычайности всего случившегося с ним, он в отчаянии не замечал соседнего озера; ему приходил в голову только один выход: разрезать другой Апельсин, чтобы утолить его соком жажду умирающей девушки. Он тотчас же приступал к этому жестокому поступку, разрезал другой Апельсин, и вот из него появлялась другая прекрасная девушка со следующими словами на устах:

Увы, умру от жажды я! Дай пить, я умоляю!
О боже, как я мучаюсь! Я в муках умираю.
Она падала, как и первая. Труффальдино приходил в сильнейшее беспокойство. Он был вне себя от отчаяния. Одна из девушек продолжала жалобным голосом:

Свирепый рок! Сейчас умру. Кончаюсь. Я скончалась.
Она испускала дух. Другая девушка прибавляла:

Жестокий свет! Я в смертный час без помощи осталась.
Она тоже испускала дух. Труффальдино плакал, нежно с ними разговаривал.

Он решал разрезать третий Апельсин, чтобы помочь им. Он уже был готов привести свое намерение в исполнение, как вдруг выходил разгневанный принц Тарталья и грозил ему, Труффальдино в ужасе убегал, оставив Апельсин.

Изумление и размышления этого гротескового принца над корками двух разрезанных Апельсинов и над трупами двух девушек не поддаются описанию.

Веселые маски импровизированной комедии при подобного рода обстоятельствах разыгрывают сцены таких милых глупостей, таких приятных шуток и ломанья, которые нельзя ни пером описать, ни превзойти в поэтических произведениях.

После длинного и забавного монолога Тарталья замечал двух проходивших мимо людей и приказывал им похоронить с почетом обеих девушек. Люди уносили их прочь.

Принц обращался к третьему Апельсину. К его удивлению, он чрезвычайно вырос и стал похож на огромную тыкву.

Он замечал вблизи озеро; следовательно, согласно указаниям Челио, это было подходящее место. Он разрезал Апельсин своим мечом, и из него выходила высокая, красивая девушка, которая, следуя тексту этого серьезного сюжета, восклицала:

Ах, кто разрушил мой затвор! О небо, как я стражду!
Чтоб не оплакивать меня, дай утолить мне жажду!
И падала на землю.

Принц понимал теперь смысл приказа Челио. Он был в затруднении, так как у него не было ничего, чем он мог бы зачерпнуть воды. Обстоятельства заставили забыть о вежливости. Он снимал один из железных башмаков, бежал к озеру, наполнял его водой и, принеся извинение за несоответствующий сосуд, давал подкрепиться девушке, которая поднималась сильной и благодарила его за помощь.

Она рассказывала, что она дочь Конкула, короля Антиподов,[58] и что она была осуждена волшебством жестокой Креонты вместе с двумя сестрами пребывать в кожуре Апельсина по причине столь же правдоподобной, сколь правдоподобен самый этот случай. Следовала шутливо-любовная сцена. Принц клялся, что женится на ней. Город находился вблизи. Принцесса не имела приличной одежды. Принц уговаривал ее подождать, сидя на камне под сенью дерева. Он обещал прийти за ней с богатыми одеждами в сопровождении всего двора. Порешив на этом, они расстались со вздохами.

Выходила арапка Смеральдина, изумленная всем, что она видела. Она замечала в воде озера отражение прекрасной девушки. Можно было не опасаться, что она не исполнит в точности всего, что предписывалось сказкой этой арапке. Она больше не говорила на итальянизированном турецком наречии.

Моргана впустила ей в язык тосканского дьявола, и она могла бросить вызов всем поэтам в правильности своей речи. Она обнаруживала молодую принцессу, которую звали Нинеттой. Она льстила ей, предлагала свои услуги, чтобы поправить ей головной убор, подходила к ней и предательски втыкала ей в голову одну из двух заколдованных шпилек. Нинетта превращалась в Голубку и улетала. Смеральдина садилась на ее место, ожидая прибытия двора. Другой шпилькой она собиралась пронзить Тарталью в эту ночь.

Вся эта смесь чудесного и забавного, все ребячества этих сцен заставляли зрителей, которые с детских лет знали от нянек и бабушек содержание этой сказки, следить с большим вниманием за всеми перипетиями ее сюжета, и души их были увлечены смелой попыткой воспроизвести ее в театре.

Под звуки марша появились Сильвио — король Треф, принц Тарталья, Леандро, Клариче, Бригелла и весь двор, чтобы торжественно отвести в город принцессу-невесту. Видя вместо нее арапку, не узнанную благодаря колдовству Морганы, принц приходил в ярость. Арапка клялась, что она — принцесса, оставленная здесь. Принц не мог не вызвать смеха своими стонами. Леандро, Клариче и Бригелла радовались. Они понимали истинную причину происшедшего.

Король Треф с важностью уговаривал сына сдержать свое слово и жениться на арапке. Он угрожал ему. Принц грустно соглашался, проделывая разные шутовские выходки. Раздавались звуки инструментов, и все общество направлялось ко двору, чтобы отпраздновать свадьбу.

Труффальдино не пришел вместе с двором. Он получил от принца прощение своих грехов. Принц дал ему звание королевского повара.[59] Он остался на кухне готовить свадебный пир.

Следующая за уходом двора сцена была самой смелой в этой шутливой пародии. Представители партий синьоров Кьяри и Гольдони, находившиеся в театре и заметившие колкие остроты, делали всяческие попытки вызвать гневный шум в аудитории, но все их усилия были напрасными. Я уже сказал, что в лице Челио я изобразил синьора Гольдони, а в лице Морганы — синьора Кьяри. Первый был некоторое время адвокатом в венецианском суде, и его литературная манера отдавала стилем тех писаний, к которым привыкли адвокаты в этом почтенном трибунале. Синьор Кьяри хвастался пиндарическим и возвышенным стилем, но я должен сказать, с вашего позволения, что в семнадцатом веке не было у нас ни одного столь напыщенного и безрассудного писателя, который превзошел бы его невероятные ошибки.

Возбужденные взаимной ненавистью и злобой, Челио и Моргана, встретившись, разыгрывали следующую сцену, которую я перепишу целиком, вместе с диалогом.

Следует помнить, что если пародия не ударится в преувеличение, она никогда не достигнет желаемой цели. Поэтому надо снисходительно отнестись к капризу, родившемуся от веселого и шутливого ума, в основном как нельзя более дружественного к синьорам Кьяри и Гольдони.

ЧЕЛИО

(выходя стремительно, Моргане)

Злодейка-фея, я узнал все твои обманы; но Плутон мне поможет. Подлая ведьма! Проклятая колдунья!

МОРГАНА

Что это за разговор, шарлатанский маг? Не задевай меня, а не то я задам тебе головомойку в мартеллианских стихах и заставлю тебя умереть от зевоты.

ЧЕЛИО

Мне, дерзкая ведьма? Я отплачу тебе той же монетой! Вызываю тебя на поединок в мартеллианских стихах. Вот тебе:

Отныне домогательством сочтутся беззаконным,
Бесчестным, бездоказанным, защиты прав лишенным,
Твои неосторожные и дерзкие деянья,
Их вредные последствия, равно как волхвованья,
И зло, всем в назидание, подвергнется клейменью,
Искорененью полному, изгнанью, заточенью.
МОРГАНА

Вот скверные стихи! Теперь моя очередь, ничтожный маг.

Скорее стрелы Фебовы, сверкающие златом,
Презренным станут оловом или Восток Закатом,
Скорей луна двурогая, чей свет прельщает очи,
Небесное владычество уступит звездам ночи,
Скорее реки дольные с их хрусталем певучим,
Взмыв на Пегасе пламенном, вверх вознесутся к тучам,
Чем пренебречь возможешь ты, Плутона раб негодный,
Кормилом и ветрилами моей ладьи свободной!
ЧЕЛИО

О надутая, как пузырь, колдунья! Подожди!

Развязка воспоследует в ближайших же явленьях
На точном основании статей о превращеньях.
Нинетта, ныне горлица, разрушит чарованье
И скоро в первобытное вернется состоянье.
Засим, на основании статей о ряде следствий,
Клариче и Леандро твой впадут в пучину бедствий,
А Смеральдину черную, ее злодейства ради,
Истицу безнадежную, слегка поджарят сзади.
МОРГАНА

О глупый, глупый рифмоплет! Слушай меня, я тебя устрашу:

На крыльях, воском спаянных, Икар, гордыни полный,
Отважно к небу взносится, спускается на волны.
Обременяют Оссою вершину Пелиона
Титаны разъяренные, чтоб Зевса свергнуть с трона.
Икары будут свергнуты в пучину океанов,
И Громовержца молния испепелит титанов.
Клариче на престол взойдет, твоим не внемля пеням,
А принц, как новый Актеон, окажется оленем.
ЧЕЛИО

(в сторону)

Она хочет осилить меня поэтическими преувеличениями. Если она думает загнать меня в мешок, она ошибается.

Ввиду того, что речь твоя груба и неприлична,
Ее незамедлительно опротестую лично.
МОРГАНА

Пусть ныне королевство Треф страною вольной будет!
(Уходила.)

ЧЕЛИО

(кричал ей вслед)

Я предъявляю встречный иск! Тебе платить присудят!
(Уходил.)

Далее сцена изображала королевскую кухню. Никогда еще не было видано более жалкой королевской кухни, чем эта.

Остальная частьпредставления была лишь окончанием сказки, представленной во всех подробностях, за которой зрители продолжали следить с неослабевающим вниманием.

Пародия касалась теперь низостей и тривиальностей, а также пошлости некоторых характеров в произведениях обоих наших поэтов. Суть ее заключалась в невероятной скудости, неуместности и низменности.

Труффальдино был занят насаживанием жаркого на вертел. В отчаянии он рассказывал, что, так как в этой кухне нет вращающегося вертела, ему пришлось самому поворачивать вертел. В это время на оконце появлялась Голубка; между ним и Голубкой происходил следующий разговор. (Эти слова взяты из текста сказки.)

Голубка говорила ему: «Здравствуй, повар!» Он ей отвечал: «Здравствуй, белая Голубка!» Голубка добавляла: «Я молю небо, чтобы ты заснул и жаркое сгорело; пускай арапка, противная тварь, не будет в состоянии его есть». После этого на него нападал чудесный сон, он засыпал, а жаркое превращалось в уголья. Так происходило два раза. Два жарких сгорели.

Он поспешно ставил на огонь третье жаркое. Появлялась Голубка, и повторялся тот же разговор. Волшебный сон опять нападал на Труффальдино. Этот милый персонаж делал все усилия, чтобы не заснуть: его шутки, свойственные театру,[60] были чрезвычайно забавны. Он засыпал. Огонь обращал в уголья и третье жаркое.

Пускай спросят у публики, почему эта сцена имела такой исключительный успех.


Появлялся с криком Панталоне и будил Труффальдино. Он говорил, что король разгневан, потому что уже съедены суп, вареное мясо и печенка, а жаркого все нет. Да здравствует смелость поэта! Тем самым были превзойдены драки из-за тыкв кьоджинских женщин синьора Гольдони. Труффальдино рассказывал историю с Голубкой. Панталоне не верил этим чудесам. Появлялась Голубка и повторяла волшебные слова. Труффальдино готов был снова впасть в оцепенение. Оба эти персонажа начинали гоняться за Голубкой, которая порхала по кухне.

Эта погоня живо интересовала публику. Голубку ловили, сажали на стол, гладили. Нащупывали маленькую шпилечку на ее голове; это была волшебная шпилька. Труффальдино вытаскивал ее, и Голубка тотчас же превращалась в принцессу Нинетту.

Изумление было очень велико. Появлялся его величество король Треф, который с монаршей величественностью и со скипетром в руке грозил Труффальдино за опоздание жаркого и за стыд, который такой человек, как он, должен был испытать перед приглашенными.

Приходил принц Тарталья, узнавал свою Нинетту. Он был вне себя от радости. Нинетта рассказывала вкратце свои приключения; король оставался в изумлении. Он видел появление в кухне вслед за ним арапки и всего остального двора. Приняв чрезвычайно гордую осанку, король приказывал принцу и принцессе выйти в судомойню и, избрав себе в качестве трона очаг, садился на него со всем королевским достоинством. Появлялись арапка Смеральдина и весь двор. Король, точно следуя сказке, описывал происшедшее и спрашивал, какого наказания заслуживают виновные. Каждый в смущении высказывал свое мнение.

Король в ярости приговаривал арапку Смеральдину к сожжению.

Появлялся маг Челио. Он разоблачал вину Клариче, Леандро и Бригеллы. Их приговаривали к жестокому изгнанию. Вызывали из судомойни принца с его нареченной. Все ликовали.

Челио уговаривал Труффальдино держать дьявольские мартеллианские стихи подальше от королевских кастрюль и почаще заставлять смеяться своих государей.

Сказка кончалась обычным финалом, который знает наизусть каждый ребенок: свадьбой, тертым табаком в компоте, бритыми крысами, ободранными котами и т. п.

А так как господа журналисты того времени без конца расхваливали в своих листках всякую новую пьесу, представленную синьором Гольдони, то не было забыто и горячее обращение к публике с просьбой принять на себя посредничество между актерами и господами газетчиками в защиту доброй славы этого таинственного вздора.

Я не был виноват. Любезная публика требовала несколько вечеров подряд повторения этой фантастической пародии. Стечение народа было огромно. Труппа Сакки могла наконец свободно вздохнуть.

Мне придется в дальнейшем указать на большие последствия, которые произошли от такого легкомысленного начала.[61] Тот, кто знает Италию и не является по духу энтузиастом французской деликатности, не будет судить мою пародию, сравнивая ее с пародиями этого народа.

Ворон

Предисловие автора

Сценический успех сказки о трех Апельсинах вызвал в Венеции разноречивые толки.

Журналисты, которые всегда сообразуются, если только обладают здравым рассудком, с теми сборами, которые делает пьеса, поместили в своих листках похвальные отзывы об этой сказке, Помимо задуманной мною пародии они раскрыли в ней глубокий аллегорический смысл[62] и много такого, что мне никогда и не приходило в голову.

Оба поэта[63] и их приверженцы говорили о ней немало дурного — более чем достаточно, чтобы обидеть тех, кто ее хвалил. Эта мысль меня не только не огорчала, но даже заставляла смеяться. Я видел, как мои чуткие к литературе враги сами уравнивали мне намеченный путь, думая создать на нем непреодолимые препятствия. Великая толпа недоброжелателей "Апельсинов" утверждала, что успех этой сказки был вызван исключительно ее тривиальным народным комизмом, искусством разыгрывавших ее четырех забавнейших масок и ее чудесными превращениями. Чрезвычайно разгоряченный синьор Гольдони поместил в обычное прощание, с которым обращается к городу всякая комическая труппа в последний день карнавала, злые и насмешливые слова по адресу этой сказки, вложив их в уста актрисы Брешани[64], примадонны и представительницы труппы театра Сан-Сальваторе, которую он поддерживал своими произведениями. Нисколько не обидевшись, я высказал утверждение, что глупый, неправдоподобный, ребяческий сюжет, разработанный с искусством, изяществом и должной обстановочностью, может захватить души зрителей, заставить их внимательно слушать и даже способен растрогать до слез.

Чтобы доказать это свое утверждение, я сочинил "Ворона".

Это обыкновенная детская сказка, и я взял ее сюжет из одной неаполитанской книжки[65] под заглавием: "Lo cunto delli cunti"[66].

Я не мог найти более подходящего источника для приведения в исполнение моей угрозы. Но тот, кто прочитает сказку о "Вороне" в той книге и захочет сравнить ее с моей пьесой, затеет дело совершенно невыполнимое. Я считаю необходимым сделать это предупреждение моему читателю не только относительно "Ворона", но и относительно всех прочих сказок, порожденных впоследствии моим капризом, в которых я хотел сохранить одно лишь заглавие и некоторые наиболее известные факты.

Не устранив обычных масок из этой сказки, избранной мною в качестве театрального материала, но выпуская их с должной экономией, в чем можно будет убедиться из дальнейшего, я сочинил полушутливое, полусерьезное представление на этот неправдоподобнейший, ребяческий сюжет. Пьеса была впервые поставлена труппой Сакки в Королевском театре в Милане. Любезная миланская публика, вопреки своему обычаю, потребовала ее повторения несколько раз подряд.

Та же труппа поставила ее 24 октября 1761 года в театре Сан-Самуэле в Венеции, причем пьеса вызвала большой шум.

Зрители с величайшей легкостью переходили от смеха к слезам, вполне отвечая поставленной мною цели и подтверждая искусство того, что мне удалось достигнуть.

Чтобы заставить плакать среди явных нелепостей, необходимы ситуации с сильнейшей игрой страстей, но если данная ситуация зиждется на неправдоподобном и самом по себе нелепом сюжете вроде "Ворона", без риторических красок обстановочности и искусственного описательного красноречия, которые обманывают подражанием природе и истине, — пусть попробуют исторгнуть слезы господа газетчики, литературные почтмейстеры и жестокие романисты, развлекающиеся тем, что без всякого повода изрекают приговоры, не имея даже слуг, чтобы привести эти приговоры в исполнение. Великие бессмертные таланты Боярдо, Ариосто и Тассо, умевшие с такой силой влиять на людские сердца, придавая риторическую окраску истины чудесным и неправдоподобным происшествиям, побудили меня пойти на это испытание.

На характере Норандо, волшебника этой сказки, читатель может убедиться, насколько я старался возвысить и облагородить образы своих чародеев, делая их отличными от глупых магов традиционной импровизированной комедии.

Сказка "Ворон" была повторена шестнадцать раз за время с осени до карнавала, при сильно мешавших делу проливных дождях и переполненном театре. Она ставилась также самовольно некоторыми другими актерскими труппами всегда с хорошим успехом и успешно повторяется ежегодно труппой Сакки.

Читатель увидит, что она написана частью стихами, частью прозой и что она заключает в себе некоторые сценки, в которых лишь намечено их содержание и общий смысл.

Всякий, кто захотел бы помочь труппе Сакки и поддержать маски и импровизированную комедию, должен был поступить точно так же, рискуя иначе впасть в ошибку. Синьор Кьяри хотел заставить маски разговаривать стихами; он вложил им в уста страшнейший вздор и, обрекая их на осмеяние, сделал сам себя посмешищем. Седьмая сцена третьего действия "Ворона" и представляет пародию на это.

Никто не сумеет написать роль Труффальдино хотя бы в прозе, не говоря уже о стихах, а Сакки — один из тех превосходных Труффальдино, которые, выполняя намеченное поэтом в импровизационной сцене содержание, превзойдут любого автора, который думал бы такую сцену сочинить.

Тем не менее все сцены в стихах, в прозе или в форме сценария, из которых состоит "Ворон", строго необходимы и вытекают из определенной канвы, выдержанной в стиле сказочного представления. Если бы ипохондрические авторы летучих листков прочитали французские пьесы, напечатанные Леграном, Герарди и другими[67], они не стали бы горячиться, называя мои сказочные представления нелепыми пустяками или собранием бесформенных сцен, неподготовленных и ненаписанных. Я печатаю их в том самом виде, в каком они шли на сцене. Подвергая их в печати общественной оценке, я избираю себе судьей не злобствующего, гордого или просто глупого и голодного издателя. Я перешел в своих пьесах от прозы к стихам, руководствуясь не только капризом, но также необходимостью и соображениями художественности. Некоторые сцены сильных страстей я написал стихами, зная, что гармония хорошо составленного стихотворного диалога придает мощь риторическим оттенкам и облагораживает ситуации серьезных персонажей. Впрочем, я не беру на себя смелость утверждать, что я успешно выполнил свое задание.

Мне было бы не трудно обратить все написанные мною пьесы целиком в прозу или целиком в стихи, но я обещал напечатать их такими, какими они шли на сцене, и не хочу нарушать данное слово.

Не считая свои произведения достойными того, чтобы перейти моря и горы и читаться иностранцами, незнакомыми с венецианским диалектом, необходимым моему Панталоне и моему Бригелле, я не стану тратить время на составление примечаний к репликам обоих этих персонажей, объясняя, например, что osello значит птица, a aseo — уксус, как это предусмотрительно сделал синьор Гольдони при издании своих пьес, к большому удобству иностранцев.

Из всего этого видно, что я в достаточной мере скромен и не притязаю на то, чтобы мои писания, облеченные в сказочные заглавия, были достойны того, чтобы быть целиком понятными иностранцам, которым, разумеется, необходимо оценить до мельчайших подробностей красоты и достоинства "Кьоджинских перепалок" и важные споры о дураках, выведенных синьором Гольдони. Для меня достаточно, если критика нравов и обычаев, вложенная мною в роли этих двух персонажей, окажется доступной итальянцам.

Ввиду того, что во всех моих пьесах, которыми я поддерживал почтенную труппу Сакки, я следовал указанным выше принципам относительно прозы, стихов и сценариев, все сказанное мною по этому поводу должно служить предуведомлением моим любезным читателям не только для сказки о "Вороне", но и для большей части написанных мною театральных пьес. Я старался развлекать и занимать публику новым жанром сценических произведений, искусно сохраняя во всех своих вещах смиренный вид и ребяческое легкомыслие, чтобы победить свой капризный литературный вкус и широко развернуть свою дерзость, не останавливаясь перед требованиями литературной умеренности и сухой осторожности. Поэтому всякий, кто будет читать произведения этого нового жанра, откровенного, смелого и в меру несдержанного, имея перед глазами "Меропу" синьора маркиза Маффеи[68] (которая, кстати сказать, тоже не избегла хулы) или другие подобные произведения, может легко развернуть критику острую, хотя в данном случае и не вполне уместную.


Действующие лица

Миллон король Фраттомброзы

Дженнаро принц, его брат

Клариче принцесса, племянница короля

Леандро -

Тарталья — ) министры

Армилла принцесса Дамасская

Смеральдина ее камеристка

Норандо чародей

Труффальдино -

Бригелла — ) королевские ловчии

Панталоне адмирал

Две голубки вещуньи

Моряки и галерные

Гребцы

Воины

Слуги


Действие происходит в воображаемом городе Фраттомброзе и его окрестностях.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Берег, поросший деревьями. Вдали — бушующее море. Буря, гром и молния.

Явление I

Панталоне, суетясь в проходе между гребцами галеры, застигнутой штормом, свистит в свисток, кричит на гребцов, командует громким голосом, заглушаемым бурей. Ветер стихает, галера направляется к берегу.

Панталоне

(хлещет гребцов линьком, кричит)

Положи руля под ветер! Выбирай шкот, канальи! На себя, косолапый!

Гребцы

Земля! Земля!

Панталоне

Земля, земля, падаль вы этакая! Не будь меня на этой галере… (Свистит.) Отдать якорь, стервы!

Гребцы

Есть, адмирал!

Галера приближается к берегу. Ставят сходни.

Панталоне

Благодарить небеса, собаки! (Свистит три раза.)

На каждый свисток гребцы отвечают воем. Появляется принц Дженнаро в одежде восточного купца и сходит с Панталоне на берег.

Явление II

Те же и Дженнаро.

Дженнаро

Панталоне, я думал, что погибну в эту страшную бурю.

Панталоне

Как так? Или вы не знаете, откуда я родом?

Дженнаро

Знаю, из венецианской Джудекки[69]. Вы мне это говорили тысячу раз.

Панталоне

А там, где имеется джудеккинец, там судно в безопасности. Я это знаю по опыту. Две шхуны и одну баржу я разбил на пути из Маламокко в Дзару, обучаясь ремеслу. Сегодня у меня слегка тряслись поджилки, не отрицаю. Не за себя, конечно, и не потому, что положение было опасное (ведь мы как-никак привыкли к такого рода угощению!), а за вас. О господи, я же видел, как вы родились, я вас на руках носил сколько времени! Покойная жена моя Пандора кормила вас, а я с вами нянчился, вы у меня на коленях плясали. Мне все еще кажется, словно я вас целую этак легонечко, а вы мне ручонками рожу отталкиваете и говорите: "Да перестань, ты меня царапаешь своей бородой!" И потом от вашей семьи я получаю адмиральский харч, пользовался от нее тысячью благодеяний вот уже тридцать лет, еще при блаженной памяти нашем батюшке короле; наконец, сердце у меня джудеккинское, а этим все сказано.

Дженнаро

Это правда. Вы несчетное число раз доказывали мне вашу любовь ко мне и вашу отвагу в морском деле, а то, что вы сегодня, в такую страшную бурю, благополучно привели в гавань эту галеру, — достаточный подвиг, чтобы обессмертить адмирала. Как далеко отсюда до нашего королевства Фраттомброзы? Какой нам ждать погоды, Панталоне?

Панталоне

Эта гавань называется Спортелла. От города Фраттомброзы мы находимся в десяти милях. Погода улучшается, ветер заходит с запада. Часа через два, через три небо прояснится, а там часика через полтора самое большое мы будем во Фраттомброзе утешать бедного короля Миллона, вашего братца, у которого должно в ушах звенеть непрерывно, потому что вы то и дело его поминаете. Он, верно, смертельно беспокоится, что от вас нет ни вестей, ни гонцов. Да будут благословенны братья, которые так любят друг друга! Могу я теперь говорить, что вы — королевский брат?

Дженнаро

Да, теперь можете говорить. (Смотрит в сторону галеры, откуда сходят плачущие Армилла и Смеральдина в сопровождении слуг.) Ну вот и моя похищенная принцесса сходит с галеры, подавленная горем. Ступайте и велите разбить на этом берегу два шатра, чтобы можно было немного отдохнуть и оправиться после перенесенной бури. Немедленно пошлите сухим путем гонца к моему брату, королю Миллону, с известием о нашем прибытии.

Панталоне

Не упущу ни крошки времени. О, что за радость! Что за удовольствие! Ну и свадьбу же мы справим во Фраттомброзе! Вы скажете, я из ума выжил, что в семьдесят пять лет радуюсь свадьбе. Но стоит мне услышать про свадьбу, я так и вижу все эти обычные мальчишества, засахаренную репу, бритых крыс, ободранных котов и сам становлюсь сорванцом. (Проходя мимо принцессы и видя, что она плачет.) Эх, ягодка, ягодка, когда узнаешь, кто мы такие, перестанешь слезы лить, перестанешь. (Велит разбить шатер и уходит.)

Явление III

Дженнаро, Армилла в одеянии восточной принцессы; волосы и брови у нее должны быть возможно более черными. Смеральдина, одетая по-восточному. Обе женщины, плача, входят в сопровождении слуг. Слуги удаляются.

Дженнаро

Армилла, вы — в слезах, и эти слезы
Суровый мне упрек. И все ж, Армилла,
Вам нет причины горевать так тяжко,
Как вы горюете.
Армилла

Пират жестокий!

(Плачет.)

Смеральдина

Бессовестный! Предатель!

(Плачет.)

Дженнаро

Да, жестокий,

Бессовестный, предатель.

Но, принцесса, Я вам скажу…

Смеральдина

Что ты ей скажешь, вор?

Дженнаро

Я ей скажу…

Смеральдина

Палач, что ты ей скажешь?
Что можно заманить на свой корабль
Царевну, обещая показать ей
Каменья, ленты, сукна, кружева,
Невиданные в мире украшенья,
Чтобы она могла купить их, выбрав
Все, что ей нравится; разжечь пустое
Девичье любопытство, а потом,
Пока невинная бедняжка смотрит
Твои товары, тут, ты скажешь, можно
Отчалить, и поставить паруса,
И выйти в море, от груди отцовской
Насильно отрывая дочерей?
Царевен похищать? Вор, негодяй,
Достойный перекладины с веревкой,
Удара топором по шее…
Дженнаро

Слуги!

Прочь уберите дерзкую болтунью!

Входят слуги.

Армилла

О боже! Да, тиран, я понимаю:
Ты хочешь быть со мной наедине.
Скорей умру…
Дженнаро

Нет, славная принцесса.
Нет, я желаю только оправдаться
И не хочу, чтоб наглые слова
Беснующейся женщины мешали
Мне говорить, хоть то, что я скажу,
Вины с меня не снимет, но отчасти,
Быть может, все-таки смягчит ее
И вам немного успокоит душу.
(Слугам.)

Ступайте!

Слуги пытаются силой увести Смеральдину.

Смеральдина

Изверг, негодяй! О небо,
Казни его!
(В сторону.)

Ах, я в груди моей
Ужасные пророчества ношу
Об этом похищенье! Неужели
Им суждено свершиться наконец?
(Уходит, уводимая слугами.)

Явление IV

Армилла, Дженнаро.

Армилла

Злодей, что ты мне скажешь? Отойди,
Неистовый корсар, и если даже
Ты никого на свете не боишься,
Не смей касаться дочери Норандо,
Властителя Дамаска. Трепещи
При мысли о могуществе его,
Страшись ужасной мести!
Дженнаро

Пусть она
Свершится. А пока — я вам открою,
Что не корсар я, не морской разбойник,
А королевский брат. Над Фраттомброзой
Король — Миллон, а я Миллонов брат.
Я — кровный принц. Меня зовут Дженнаро.
Армилла

Ты — брат Миллона? Королевский брат,
В купеческом наряде ты обманом
На свой корабль заманиваешь женщин,
Доверчивых принцесс, чтоб их похитить?
Дженнаро

Да, это правда. Нежная любовь
К Миллону, брату моему; молва
О черством сердце вашего отца,
Ко всем жестокого; злосчастный случай,
Непостижимый случай — мне велели
Похитить вас, Армилла.
Армилла

А какой
Непостижимый случай мог велеть,
Чтоб королевский брат себя пятнал
Бесчестным делом?
Дженнаро

Вот какой, Армилла.
Король Миллон, мой старший брат, который
Мне дорог нежно, с отроческих лет
Любил охоту. Никаких других
Он не искал забав. Зато на ловле
Он был неутомим и рассуждал
Лишь о конях, о соколах, о луках,
О гончих псах. И вот, тому три года
Ужасный день! — однажды он стрелял
Перепелов и зайцев в темной чаще.
Вдруг видит — дуб, на дубе — черный Ворон.
Хватает лук и, наложив стрелу,
Пронзает Ворона. Под этим дубом
Прекрасная гробница возвышалась
Из мрамора чудесной белизны.
На эту белоснежную плиту,
Служившую надгробьем, черный Ворон
Упал, и, трепеща, ее забрызгал
Багряной кровью, и расстался с жизнью.
Лес содрогнулся. Грянул жуткий гром,
И вдруг мы видим — из пещеры ближней
Навстречу нам выходит Людоед,
Которому был посвящен тот Ворон.
О боже, что за зрелище! Он ростом
Был великан; глаза огнем сверкали;
Лицо — как ночь; разинутая пасть
Оскалилась кабаньими клыками
И капала тягучею слюной,
Зеленой и кровавой. Он сказал:
"Миллон, Миллон, тебя я проклинаю!"
И страшным голосом проговорил
Заклятие. Я слышу, как сейчас:
"Когда ты не отыщешь на земле
Красавицу, которая была бы
Бела, как мрамор этого надгробья,
Ала, как эта воронова кровь,
Черна и волосами и бровями,
Как перья Ворона, молю Плутона[70],
Чтоб ты погиб в терзаньях и в тоске".
Так он сказал и скрылся. И — о чудо!
Мой брат, уставя взор на эту птицу,
На эту кровь, на этот мрамор, словно
Заворожен, в тревоге, в исступленье,
Уйти оттуда не хотел. Мы силой
Его вернули во дворец. С тех пор
Советы, просьбы, уговоры, хитрость
Все было тщетно. Вздохи и рыданья,
Тоска без меры брата моего,
Возлюбленного брата убивают.
Безумный, он шагает по дворцу
И повторяет: "Кто мне раздобудет
Красавицу, чьи волосы и брови
Черны, как эти вороновы перья,
Которая ала, как кровь его,
Бела, как этот мрамор, на котором
Рассталась с жизнью роковая птица?"
Армилла

(в сторону)

Поистине необычайный случай!

Дженнаро

В печали я по разным городам
Разведчиков направил и посланцев,
Но женщину такую разыскать
Не удалось; красавиц было много,
Но белизною мраморной плиты,
И алым цветом вороновой крови,
И чернотою перьев этой птицы
Не обладала ни одна. Меж тем
Я видел, что любимый брат мой гибнет
В отчаянье, я снарядил корабль,
И, бороздя безбрежные пучины
От Индии до Мавританских взморий,
Я сам отправился ее искать.
Я видел сотни городов, я видел
Несчетное число красивых женщин.
На Адриатике я созерцал
Прелестниц белокурых, лучезарных,
Изящных, бледнолицых, величавых;
Но черноту, и белизну, и алость
Гробницы той и Ворона того
Искал напрасно в продолженье года.
И вот, три дня тому назад, я прибыл
В Дамаск. На берегу мне повстречался
Ободранный и грязный старичок,
Который понял, что мне надо. Он
Мне рассказал про вас и научил,
Как хитростью похитить вас. Отец ваш,
Он мне сказал, — исчез. Я вас увидел
В окно, узнал чудесные приметы,
Столь долгожданные, перерядился,
Уговорил вас посмотреть товары,
Завлек на свой корабль, и, как предатель,
Похитил вас, и обратился в бегство.
Армилла

Но почему два долгих дня пути
Вы от меня скрывали это?
Дженнаро

Совесть,
И ваши слезы, и ваш явный ужас
Передо мной мешали мне открыться.
Я к вам не подходил, предпочитая
Оставить вас одну и выждать время,
Когда я мог бы более спокойно
Сказать всю правду о моем поступке,
Которым как-никак я удручен.
Но если братская моя любовь,
Необходимость и ужасный случай
Принудили меня к такому шагу
И если, как мне это говорят
Ваш кроткий взор и нежное лицо,
У вас в груди есть сердце, о простите,
Армилла, о простите, я молю!
(Опускается на колени.)

Армилла

Дженнаро, встаньте! Если я должна
Стать королевой, я сознаюсь вам,
Что подчиняться грозному отцу,
Державшему меня в свирепом рабстве,
Мне было тягостно. Я вам прощаю
Поступок ваш и восхваляю в вас
Пример великий любящего брата,
Пример, столь редкий в наши дни, Дженнаро.
Дженнаро

(вставая)

О мудрая, высокая душой,
Великая принцесса!
Армилла

Ах, Дженнаро,
Какая польза вам в моем прощенье?
О вас, несчастнейшем из всех несчастных,
Я тягостно скорблю!
Дженнаро

Какие беды
Могли бы омрачить мое блаженство?
Спасен мой брат, который мне дороже,
Чем я себе, и вы меня простили.
Кто мне грозит?..
Армилла

Норандо, мой отец,
Неумолимый, гордый сын царей,
Непревзойденный чародей, такой,
Что солнце останавливает в небе,
Крутые опрокидывает горы,
Людей в растенья превращает. Все,
Все совершается, что он захочет.
Он похищенья моего не стерпит.
Вам надо ждать неотвратимой мести,
Дженнаро. Я оплакиваю вас,
О юноша злосчастный, и себя,
Которая, презрев его запрет
Переступать порог моих покоев,
Из любопытства, в простоте беспечной
Решила вас послушать. И Миллона
Оплакиваю я и всех, кто был
Причиной похищенья моего.
Быть может, и сегодняшнюю бурю
Отец мой вызвал. Боже, что за муки
Нам суждены, неслыханные муки!
Дженнаро

Пусть совершится приговор небес.
Сейчас я так доволен, я так счастлив,
Что не способен думать о печальном.
Армилла, там разбит шатер.
(Указывает на шатер за сценой.)

Идите
И в нем передохните после бури,
А я прилягу в этом вот шатре.
(Указывает на шатер, раскинутый на сцене.)

Пока мы будем отдыхать, погода
Утихнет. А отсюда до Миллона
Уже недолгий путь.
Армилла

Иду, иду.
Но только слезы, вздохи и терзанья
Нам суждены, а не покой и радость.
(Уходит.)

Явление V

Дженнаро, Панталоне.

Панталоне

Ура! Счастье сыплется на нас, как спелые вишни. Ваше высочество, сыночек мой, у меня для вас новость. Не скажу, чтобы особенно важная, но, зная, как вам сердечно дорог ваш брат, такой любитель лошадей и охоты, я все же не могу назвать ее маловажной.

Дженнаро

А что такое, мой милый Панталоне?

Панталоне

А то, что, пока вы разговаривали с принцессой, я, как мне полагалось, удалился и прохаживался по здешним местам. Вдруг появляется охотник верхом на коне. Что за конь! Я, правда, джудеккинец и должен бы скорее разбираться в кораблях. Но я и коней встречал на этом свете. Не конь, а загляденье! Чубарый, коренастый, широкогрудый, широкозадый, голова малюсенькая, глаза большущие, ушки вот такие, и уж он играл, и прыгал, и танцевал до того удивительно, что, будь он кобылой, я бы сказал — это лучшая из балерин нашего времени совершила пифагорическое переселение[71], как говорят полоумные.

Дженнаро

Это находка, и надо купить его для моего брата.

Панталоне

Подождите. Слушайте дальше и поражайтесь. На руке у этого охотника сидел сокол, чудеснейший. И он его прогуливал на этом великолепном коне. Местность эта, надо полагать, обильна всякой дичью. Вспорхнуло шесть куропаток, три или четыре перепела, множество куликов и несколько тетеревов. Охотник спустил сокола. И то, что я увидел, кажется невероятным. Сокол этот на лету, понимаете ли, на лету, одной лапой схватил куропатку, другой лапой — перепела, клювом кулика, а хвостом… вы мне не поверите, ваше высочество, но хвостом — клянусь моей любовью к вам, — хвостом он убил тетерева.

Дженнаро

(смеясь)

Это у вас в Джудекке принято сочинять такие небылицы, Панталоне?

Панталоне

Покарай меня небо, если я вам рассказываю сказки. С куропаткой в одной лапе, с перепелом в другой, с куликом в клюве этот окаянный убил, укокошил тетерева хвостом.

Дженнаро

Надо приобрести и этого коня, и этого сокола, разумеется. Добавив к принцессе такие две диковинки, я сделаю моего брата счастливейшим из людей.

Панталоне

Ничего не требуется, я их приобрел, они уже мои.

Дженнаро

Сколько вы за них заплатили?

Панталоне

Сколько надо было. Пустяки. Три полушки. Шесть миллионов цехинов[72]. Ведь имею же я право, после стольких оказанных мне благодеяний, хоть чем-нибудь выразить свою признательность? Они — ваши. Я желаю, чтобы вы их приняли в подарок. Я не желаю за них платы. Как я вами командовал, когда вы были маленьким, так же точно я хочу иногда командовать вами и теперь, когда вы большой. Ступайте отдохнуть немного, потому что погода начинает проясняться на остаток нашего пути. А как принцесса? Утихла?

Дженнаро

Да, она успокоилась. Но только эта ваша покупка должна быть непременно вам оплачена. Я беру это на себя.

Панталоне

Живо, живо, синьор мокроштанник, идите спать и не изводите меня. (В сторону.) Я истратил двести цехинов, но если бы даже я отдал собственный глаз, мне это было бы приятно, во-первых, потому, что этот мальчуган мне дороже всего на свете, а затем, чтобы показать, что и в Джудекке встречаются Цезари, Помпеи и Готфриды[73]. (Уходит.)

Дженнаро

(в сторону)

Чудесный старец, золотое сердце,
Высокий образец душевных качеств!
Я должен бы считать себя счастливым.
Однако то, что этот странный нищий,
Который указал мне на Армиллу,
Рассказывал мне о волшебной силе
Ее отца Норандо, и все то,
Что рассказала мне она сама,
Смущает душу мне. Я постараюсь
Немного отдохнуть — я утомлен.
(Идет и ложится в открытом шатре, раскинутом под сенью дерева.)

Явление VI

Две Голубки, описав в воздухе круг, садятся на дерево над шатром.

Дженнаро лежит.

Первая Голубка

Дженнаро злополучный, погибший навсегда!
Вторая Голубка

Но почему, подружка? Какая с ним беда?
Дженнаро

(встрепенувшись, в сторону)

Как? Где я? Что за чудо? Две Голубки
Ведут беседу меж собой, как люди?
И обо мне? Послушаем тихонько.
Первая Голубка

В тот миг, когда Миллону он сокола вручит,
Миллона этот сокол мгновенно ослепит.
А если не вручит он иль выдаст, в чем здесь тайна,
Поступком или словом, нарочно иль случайно,
На тот и этот случай неумолим закон:
В холодный, мертвый мрамор он будет превращен.
Дженнаро

(в ужасе, в сторону)

О жуткий приговор! Не может быть!
Первая Голубка

Дженнаро злополучный, погибший навсегда!
Вторая Голубка

Ужель еще страшнее грозит ему беда?
Первая Голубка

В тот миг, когда Миллону он скакуна вручит,
Миллон коня коснется и будет им убит.
А если не вручит он иль выдаст, в чем здесь тайна,
Поступком или словом, нарочно иль случайно,
На тот и этот случай неумолим закон:
В холодный, мертвый мрамор он будет превращен.
Дженнаро

(в еще большем ужасе, в сторону)

Я сплю иль нет? Закон бесчеловечный!
Первая Голубка

Дженнаро злополучный, погибший навсегда!
Вторая Голубка

Каким еще несчастьем грозит его звезда?
Первая Голубка

В ту ночь, когда Миллону Армиллу он вручит,
Чудовище ночное Миллона поглотит.
А не вручит Армиллу иль выдаст, в чем здесь тайна,
Поступком или словом, нарочно иль случайно,
На тот и этот случай неумолим закон:
В холодный, мертвый мрамор он будет превращен.
Дженнаро

(в волнении)

И Вороны грозят мне, и Голубки!
О, если б самострел был под рукой,
Сбить этих птиц проклятых! Раздобуду
На корабле…
(Встает разъяренный.)

Голубки улетают.

Нет, улетели…

Явление VII

При исчезновении Голубок появляется из моря на морском чудовище Норандо, величавый старец, в богатом восточном одеянии. Он сходит на берег и горделиво приближается к Дженнаро.

Норандо

Стой,
Неосторожный, дерзостный злодей!
Стой, похититель женщин! Я — Норандо.
Голубки эти — вестницы мои,
Правдивые и вещие. Что ж, действуй!
Коня и сокола, которых сам
Тебе я предназначил, и Армиллу,
Прекрасную Армиллу, дочь мою,
Вручи Миллону, брату своему.
За возмутительное оскорбленье,
Мне нанесенное, ты мне заплатишь,
И брат твой мне заплатит за него.
Норандо, царь Дамасский, не настолько
Душою низок, чтоб терпеть обиды.
И если мало было этой бури,
Чтобы ты мог воочью убедиться,
Как я силен, то сбудутся слова
Моих Голубок…
Дженнаро

(умоляя)

Выслушай, Норандо…
Норандо

Нет, я тебя не стану слушать. Или
Ты думаешь, что я своею властью
Не мог бы у тебя отнять Армиллу,
Твою добычу? Но я жажду мщенья,
И только мщенья, гибели, разгрома
Для рода твоего и для Армиллы,
Ослушницы моей. Свою обиду
Норандо отомстит. Веди Армиллу,
Коня и сокола, вручай Миллону
Свои дары — иль превращайся в мрамор!
И если ты кому-либо на свете
Хоть намекнешь на грозную опасность,
Нависшую над братом, ты мгновенно
Окаменеешь! Пребывай, злодей,
В жестокой бездне страхов и терзаний!
Вперед наука — похищать девиц!
(Всходит опять на морское чудовище и стремительно исчезает.)

Дженнаро

(испуганный и потрясенный)

О горе! Как мне быть? "Веди Армиллу,
Коня и сокола, вручай Миллону
Свои дары — иль превращайся в мрамор!
И если ты кому-либо на свете
Хоть намекнешь на грозную опасность,
Нависшую над братом, ты мгновенно
Окаменеешь!" Но ведь если я
Свои подарки передам Миллону,
То сокол выклюет ему глаза,
Иль конь его убьет, или его
Свирепое чудовище проглотит,
Как только он с Армиллою возляжет
На брачном ложе! Сокол, конь, Армилла
Ужасные дары! О дорогой,
Любимый брат мой, вот какую радость
Я для тебя купил ценой страданий,
И тягостных трудов, и горьких слез!
(Плачет.)

Явление VIII

Дженнаро, Панталоне, затем двое слуг, из которых один несет на руке большого красивого сокола, другой ведет под уздцы прекрасного коня, отвечающего описанию, сделанному Панталоне в явлении V, оседланного и в богатой сбруе.

Панталоне

Что такое? Вы не спите?

Дженнаро

(приходя в себя)

Нет, Панталоне.

Панталоне

Вы только взгляните на эти две жемчужины! Эй, мальцы, пройдитесь-ка с конем и с соколом, пусть полюбуется!

Выходят слуги с конем и соколом и проходят перед Дженнаро; конь красиво играет.

Что за красота! Ну и конь! Не будь я старик, я бы на нем погарцевал перед вами!

Дженнаро

Ах, мой милый друг…

(Плачет.)

Панталоне

(удивленно)

Что я вижу? Вы плачете?

Дженнаро

Подарки эти…

(Ужаснувшись, в сторону.)

Ах, я слишком много
Сказал сейчас! Мне начало казаться,
Что я в холодный мрамор превращаюсь…
Панталоне

Да, это и есть те чудесные подарки, о которых я говорил. Разве не красота? И так как погода, я вижу, разгулялась, пойду их погрузить. Я все это время тут занимал принцессу. Она тоже не могла уснуть, волнуется, горюет. Детки дорогие, один хнычет тут, другая хнычет там. Сердце вы мне надрываете. По-моему, вам радоваться надо, а не печалиться.

Дженнаро разражается рыданиями.

Вот тебе на! Он плачет! Да что такое с вами?

Дженнаро

(в сторону, в отчаянии)

О боже, я не смею говорить…
(К Панталоне.)

Сон, друг мой, сон… Ужасный сон… Виденье…
Игра воображенья… Где принцесса?
Панталоне

Ах, сон, только и всего? Полно, стыдитесь! Сны, видения… Вздор, вздор! Веселее! Сейчас явится принцесса, а я иду распорядиться всем необходимым для окончания нашего путешествия. (Слугам.) Идем! Осторожно веди жеребца, чтобы он не ушибся. (Гребцам.) Эй, вы, скоты, голодранцы, к якорю, к парусам, к веслам! (Свистит, потом всходит на галеру со слугами, конем и соколом.)

Дженнаро

(в волнении, в сторону)

Что делать мне, несчастному?
(Задумывается.)

Коня
И сокола оставить здесь? Армиллу
Обратно отвезти к отцу?
(Размышляет.)

Ах, нет,
Я должен брату их вручить, иначе
В холодный мрамор буду превращен…
Но брат погибнет? И родному брату
Я стану палачом? Жестокий рок!
Что делать мне?
(В испуге.)

Нет, нет, своей тревогой
Я разглашаю роковую тайну.
О небо, помоги своим советом,
Спаси меня в моей беде!
(Плачет; потом, придя в себя.)

Да, небо
Поможет мне. Мой разум озарился
Сияющим лучом. Смелей, Дженнаро,
Будь мужествен!

Явление IX

Дженнаро, Панталоне на галере, Армилла, Смеральдина.

Дженнаро

(бодро)

Армилла, все готово.
Идем, принцесса.
(Берет ее за руку.)

Армилла

Я иду за вами.
Смеральдина

Простите мне, великодушный принц,
Обидные слова. Ведь я не знала,
Кто вы такой, я думала, что вы
Морской разбойник.
Дженнаро

Я тебя прощаю.
(В сторону.)

О небо, не оставь меня!
(Громко.)

Идем!
Панталоне

(на галере)

Эй вы! Приветствуйте высочайших особ, мошенники! (Свистит три раза.)

На каждый свисток гребцы отвечают общим воем. Путешественники всходят на палубу, ветер надувает паруса, весла опускаются на воду, и галера отплывает.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Фраттомброза. Комната во дворце.

Явление I

Миллон спит, раскинувшись на подушках, в глубине сцены. Труффальдино в одежде ловчего.

Труффальдино входит осторожно, чтобы не разбудить короля. Говорит тихо. Упоминает о плачевном состояний, в котором находится король с тех пор, как убил проклятого Ворона. Никогда не следует путаться с воронами. Сатирические намеки. Описывает полноту и процветание короля в былое время, его худобу и увядание после вороноубийства. Он сошел с ума после того, как его проклял гнусный Людоед. Повторяет слова, которые всякий раз произносит Миллон, когда на него находит безумие.

О Ворон, Ворон! Кто мне раздобудет
Красавицу, чьи волосы и брови
Черны, как эти вороновы перья,
Которая ала, как кровь его,
Бела, как этот мрамор, на котором
Рассталась с жизнью роковая птица?
Он столько раз слышал эти слова, что хоть мозги у него и тугие, заучил их наизусть. Ему жаль короля. По его милости он — начальник придворной охоты. У короля бывает иной раз прояснение разума, но когда он начинает: "О Ворон, Ворон!" и т. д., — надо бежать, иначе грозит беда. Король велел разбудить его в девять часов, потому что хочет развлечься охотой, любимым своим занятием. Труффальдино не знает, пробило ли уже девять. Ему не хотелось бы ошибиться и этим вызвать ярость короля. В этот миг слышится отчетливый бой часов. Труффальдино радуется, что они бьют, потому что сможет сосчитать удары. Пока он выражает свое удовольствие, часы успевают пробить три раза. Труффальдино по-дурацки начинает считать после третьего удара. Он их насчитывает шесть. Бранит себя за глупость, что пришел так рано, за три часа до девяти. Полный опасений, он собирается осторожно выйти.

Явление II

Те же и Бригелла.

Бригелла входит быстро и шумно.

Труффальдино делает ему угрожающие знаки, чтобы он не разбудил его королевское величество.

Бригелла говорит, что пробило девять; он пришел будить короля.

Труффальдино отвечает шепотом, что сейчас только шесть.

Бригелла — шепотом, что уже девять.

Труффальдино — немного громче, что еще нет девяти. Он не признает чужой указки, он — начальник охоты и сам знает, что делает.

Они горячатся, они грозят друг другу.

Труффальдино, продолжая настаивать, что сейчас только шесть, и всячески стараясь не разбудить короля, непомерно возвышает голос.

Миллон

(просыпается)

Кто здесь? Кто поднял шум? Какая дерзость!
(В ярости мечется по сцене.)
О Ворон, Ворон!..
Труффальдино, устрашенный опасными словами, с криком убегает в одну сторону; Бригелла по той же причине убегает в другую сторону.

(Продолжая неистовствовать.)

Кто мне раздобудет
Красавицу, чьи волосы и брови
Черны, как эти вороновы перья,
Которая ала, как кровь его,
Бела, как этот мрамор, на котором
Рассталась с жизнью роковая птица?
(Приходит в себя.)

Но где я? Снова прихожу в себя.
О горький миг, когда стрелу пустил я!
О, это нестерпимое мученье,
Которое меня лишает жизни,
Смущает верных подданных моих,
Дворец мой наполняет громким плачем
И оторвало от моей груди
Дженнаро, брата моего родного,
И что с ним сталось, знает только небо;
Быть может, бороздя морские волны,
Он жизнь свою сгубил из-за меня!

Явление III

Миллон, Тарталья.

Тарталья

(быстро входя)

Ваше величество, ваше величество… Большая новость!

Миллон

Какая новость? Новое несчастье?

Скажи, министр.

Тарталья

Подождите… Подождите… Такая большая, что я задыхаюсь… Гонец принес известие… что ваш брат… (Разражается преувеличенными рыданиями.)

Миллон

Ты плачешь? Брат мой умер.

О дорогой, возлюбленный мой брат!

Тарталья

Нет, нет, нет. Я плачу от радости. Он сюда плывет на галере. Скоро будет здесь. И с ним молодая принцесса, похищенная у Норандо, дамасского царя, у которой волосы и брови черные, щеки алые, а тело белое, точь-в-точь как проклятые перья, как проклятая кровь, как проклятый мрамор проклятого Ворона распроклятого Людоеда.

Миллон

Тарталья дорогой, возможно ль это?

Тарталья

Известие наидостовернейшее. Его принес гонец, которого принц послал сухим путем. Он говорит, что принц вместе с галерой в Спортелльской гавани, где он нашел спасение от сногсшибательной бури благодаря мужеству адмирала Панталоне, и говорит, чтобы я уведомил ваше величество, что, как только погода прояснится, он отплывет в Фраттомброзу. Погода прекраснейшая. Он должен быть неподалеку от города.

Миллон

О небеса! О счастье! Брат мой милый,
В каком долгу я пред тобой! Тарталья,
Немедленно пусть соберется Двор.
Пошли людей на пристань посмотреть,
Не показалась ли вдали галера.
Мы все, ликуя, выйдем ей навстречу.
(Уходит.)

Тарталья

У, прыть какая! Пойдем взглянуть на это солнце, на эту диковинную красавицу, которая целых три года держала наш город поверженным в уныние, и только потому, что она похожа на Ворона.

(Уходит.)

Явление IV

Вид на городскую пристань с башней, уставленной пушками. Труффальдино, Бригелла, часовой на башне.

Труффальдино и Бригелла объясняют, что они пришли на пристань по поручению дворцового ведомства посмотреть, не приближается ли галера.

У Труффальдино длинная подзорная труба, которую он карикатурно наставляет в сторону, противоположную морю, то есть на зрительный зал. Шутит более или менее вольно по поводу того, что он видит, особенно в ложах; приходит к заключению, что галер он не видит.

Бригелла издевается над его ошибкой, берет подзорную трубу, смотрит на море, различает вдали галеру.

Труффальдино берет трубу, смотрит, заявляет, что это лысуха. Бригелла, что это галера.

Труффальдино, — что это гусь.

Бригелла, — что это галера.

Труффальдино, продолжая глядеть, — что это осел, затем, — что это слон, и т. д.

По мере приближения галеры Труффальдино видит предмет все более крупным и называет разные неподходящие вещи.

Часовой звонит в колокол, кричит с башни: "Галера!"

Труффальдино убеждается и после шутовской простонародной сценки между обоими лицами, соответствующей вздорности содержания, бежит с Бригеллой во дворец с известием, что галера входит в гавань.

Явление V

Раздается семь пушечных выстрелов с еще невидимой галеры, которая салютует крепости. С башни отвечают тремя выстрелами, на что с галеры тоже следует три выстрела согласно военно-морским правилам. Слышен свисток и голос Панталоне, кричащего на гребцов. Появляется под звуки военной музыки галера, расцвеченная флагами и вымпелами. На башне гремят барабаны. Под крики Панталоне ставят сходни. Спускаются Дженнаро, Армилла, Смеральдина.

Дженнаро

(грустный и тревожный)

Итак, Армилла, вот и Фраттомброза.
Вот город, где супругой короля
Вы вступите на трон.
Смеральдина

Красивый город,
Веселый.
Армилла

Да. И радостный приют
Сулят и это ласковое море,
И светлые окрестные холмы,
И этот легкий воздух; и я верю
Всему, что обещал мне благородный
И незлобивый сердцем принц Дженнаро.
(К Дженнаро, иронически.)

Но затаенная его печаль,
Которую он силится укрыть,
Хотя она сквозит в его движеньях,
В невольных вздохах, мне пронзает душу
И предвещает мне совсем иное,
Чем радостный приют, и трон, и свадьба,
И жизнь, не омраченная ничем.
Дженнаро

(овладевая собой)

Быть может, то, что я похитил вас,
Вы мне еще не до конца простили
И, очутясь вдали от отчей кровли,
Средь новых, незнакомых вам людей,
Вы можете подозревать во всем,
Что видите… что слышите…
(В сторону, с тоской.)

Ужасно!
Я должен все скрывать! О, что за мука!
(Смотрит за кулисы, затем — быстро и взволнованно.)

Но вот, Армилла, дорогой мой брат
И ваш супруг идет сюда. Молю вас,
Взгляните ясным взором, чтобы горечь
Не отравила вновь души Миллона,
Который слишком много испытал
Мучительных терзаний и печалей.
(Бросаясь навстречу Миллону.)

Миллон, целую вас и обнимаю!

Явление VI

Те же, Миллон, Леандро, Тарталья и стража.

Миллон

О дорогой, любимый брат Дженнаро,
Кто вас привел опять в мои объятья?
Обнимаются и целуются с нескрываемым восторгом и нежностью.
Леандро

(Тарталье)

Чудесный пример братской любви!

Тарталья

О брат мой Панкрацио, где ты, негодяй, который выкрал у меня в доме и вокруг дома все как есть и своим сутяжничеством вынудил меня продать последние штаны!

Миллон

(глядя на Армиллу с радостным изумлением)

Она?

Дженнаро

Она! Дамасская принцесса
Армилла, — и я вам ее вручаю.
Миллон

О лучезарная краса!
(В сторону.)

Вот щеки,
Вот волосы чудесные и брови,
Которых жаждал я с такой жестокой
И жгучей мукой… Я увидел их,
Они со мной навек неразлучимы!..
Я чувствую, как грудь полна восторга,
Как стихла в сердце яростная боль.
(Громко.)

Мой милый брат, позволь же мне еще раз
Тебя обнять.
(Обнимает Дженнаро.)

Смеральдина

(тихо, Армилле)

Вам нравится король?

Армилла

(тихо)

Да, нравится.

Миллон

Тарталья, отправляйтесь
Немедля во дворец, распорядитесь
Убрать его пышней, и вы, Леандро,
Идите в храм, и пусть жрецы готовят
Алтарь для свадебного торжества.
Тарталья

(в сторону)

У, у, какая спешка! Он выздоровел, он выздоровел. (Громко.) Бегу исполнить повеление вашего величества. (Уходит.)

Леандро

Лечу во храм. (Хочет идти).

Дженнаро

(взволнованно)

Нет, нет, Леандро, погодите…
(Миллону.)

Брат,
К чему спешить?.. Едва лишь с корабля
Сошла принцесса…
Миллон

(слегка удивленный)

А к чему же медлить?
(Армилле.)

Принцесса, вы несчастие мое
Сменили радостью. Мой брат, должно быть,
Поведал вам мою судьбу. И вот
Меня уврачевали эти брови,
И волосы, и белое лицо,
И ваша близость. Об одном скорблю,
Что по моей вине, дабы помочь
Беде, в которую меня повергла
Зловредная звезда, вас оторвали
От милого родительского дома,
И вам, быть может, больно. Я молю вас
Простить меня и предлагаю вам
Венец и руку. Предлагаю мужа,
Который вам, быть может, ненавистен,
Но пламенно желает, чтобы вы
В моем лице нашли себе супруга,
Достойного души высокой вашей,
И если вам он кажется таким,
Пусть запылают факелы и будьте
Моей женой. О долгожданный миг,
Блаженный миг! Теперь от ваших уст
И жизнь моя и смерть моя зависят.
Я к вам не стану применять насилье
И умереть сумею.
Смеральдина

(тихо, Армилле)

Он красив,
Он нравится вам, нежен, благороден,
Он любит вас, и он король. Ответьте!
Армилла

Миллон, я ваша, я даю согласье,
И я готова стать пред алтарем.
Миллон

О истинно великая принцесса,
Прекрасная и добрая! Леандро,
Принцессу проводите во дворец,
Чтобы она немного отдохнула.
Пусть сообщат во храме мой приказ.
Смеральдина

(тихо, Армилле)

Да ну же, веселей! Что это с вами?
Идемте, веселей!
Армилла

(тихо, Смеральдине)

Ах, Смеральдина,
Не хочет сердце.
Отвесив поклон и бросив многозначительный взгляд Дженнаро, который погружен в глубокую меланхолию, Армилла уходит в сопровождении Леандро.

Смеральдина

(в сторону)

Я ее жалею.
Она не знает страшных предсказаний…
Я вижу в этом… Ну, а вдруг все басни?
Не будем свадьбе мы мешать.
(Уходит.)

Явление VII

Миллон, Дженнаро, затем Панталоне, слуги.

Миллон

(к Дженнаро)

Зачем же
Хотели вы мое отсрочить счастье,
Дженнаро?
Дженнаро

(опечаленный и смущенный)

Мне казалось, милый брат,
Что после долгого пути… А впрочем…
Хотя, конечно…
(В сторону, взволнованно.)

О немилосердный
Норандо! И я вынужден молчать!
(Видя, как с галеры сходят Панталоне и слуги с конем и соколом, продолжает в смятении.)
Ведут коня, и сокола несут…
Настал жестокий миг… О небеса,
Явите вашу помощь мне и брату
И дайте мне найти какой-то способ
Предотвратить ужасный приговор!
Миллон

(внимательно глядя на него, в сторону)

Что с братом? Я его не узнаю.
Подходят слуги с соколом и конем, который выступает, играя. По знаку Панталоне они останавливаются в стороне. Панталоне почтительно приближается.

Панталоне

Будет ли дозволено бедному старику, бесполезному своим хозяевам, поцеловать вашу руку? (Целует Миллону руку.)

Миллон

Вы — бесполезны? Из своих придворных
Миллон считает вас полезней всех.
Не ваше ль мужество из грозных волн
Спасло Дженнаро и спасло Армиллу,
Жизнь вашего монарха?
Панталоне

Небо, благосклонное к вам, пришло на помощь моим слабым способностям. Пусть ваше величество возблагодарит небо прежде всего, а затем отвагу, любовь, сердце и редкую братскую привязанность принца Дженнаро, перед которым, да будет мне дозволено сказать от чистого сердца и со всей прямотой, ваше величество всегда останетесь в неоплатном долгу.

Миллон

Да, вы правы.
(Разглядывая сокола и коня.)

Я чувствую, во мне опять проснулась
Вся страсть моя к охоте! Этот конь
И этот сокол редкостнее всех,
Каких я видел в жизни. Чьи они?
Дженнаро выказывает беспокойство.

Панталоне

Чьи? Вот этого вашего братца, который только и думает о том, чем бы вернее угодить другому своему братцу.

Миллон

Я бесконечно благодарен вам.
Я осчастливлен вашими дарами.
Дженнаро

(в сторону, в волнении)

Свершается ужасный приговор.
Смелей, Дженнаро!
(Громко.)

Брат мой, этот сокол
Прямое чудо силы и отваги.
Я вам его вручаю.
(Взяв сокола, идет к Миллону.)

Миллон

(радостно приближается, чтобы, взять сокола)

Он прекрасен!
Какой подарок!..
Дженнаро

(в сторону, в крайнем волнении)

Брату моему
Спасу глаза.
(Вручает сокола Миллону, в тот же миг выхватывает из-за пояса нож, отсекает соколу голову, швыряет ее наземь и стоит подавленный.)

Миллон

(изумленный)

Что значит ваш поступок?
Панталоне

Что за дьявол? Что вы наделали? Этакого сокола, который хвостом убивал тетеревов! Бедная моя голова! Я ошалел, я ничего не пони-маю,

Миллон

(с достоинством)

Брат, он был вашим. Если вам он дорог,
Вы мне могли его не отдавать.
Не забывайте: я не только брат ваш,
Но ваш король.
Дженнаро

(в смущении)

Простите… Исступленье…
Слепой порыв…
(В сторону, с отчаянием.)

Мучительная тайна!
И я тебя поведать не могу!
(Ласково.)

Пусть этот конь, прекрасней всех коней,
Вам сокола убитого заменит.
Сев на него и убедясь на деле,
Что он ретив, как ни один другой,
Вы тотчас же забудете утрату,
В которой я невольно был повинен,
Забывшись.
Миллон

(в сторону)

Не пойму, что это значит.
(К Дженнаро.)

Я принимаю этого коня,
И сяду на него, и во дворец
Вернусь на нем, чтоб испытать его.
А вы, Дженнаро, вместе с адмиралом
Поедете в моей коляске.
Слуги подводят коня. Миллон берется за поводья, чтобы сесть в седло.

Дженнаро

(в сторону, порывисто)

Боги,
Теперь руке моей придайте силу,
Чтоб я от смерти брата спас.
Панталоне

Подождите, ваше величество! Я хотел бы иметь честь поддержать вам стремя. (Берется за стремя.)

Миллон ставит ногу в другое стремя, и в тот миг, когда он собирается сесть в седло, Дженнаро, быстро обнажив меч, перерубает коню передние ноги, и тот, падая на Панталоне, подминает его под себя.

Ой, ой, помогите! Что за дела! Недаром говорил мне один астролог: "Возитесь с вашими лодками и сторонитесь лошадей".

Слуги вытаскивают его из-под коня, и с их помощью он удаляется, прихрамывая.

Стража, люди, ради бога смотрите, чтобы не вышло ссоры между братьями! (Уходит.)

Миллон

(гордо)

Мой брат,
Я понимаю вас: старанья ваши
Мою отсрочить свадьбу и вот это
Неслыханное надо мной глумленье
Свидетельствуют громко о несчастной,
Безумной и слепой любви к Армилле,
Любви, которая в груди у вас
Воспламенила ненависть ко мне.
Брат, я люблю вас. Но моей любовью
Не злоупотребляйте. Положите
Предел безумству этому. Иначе
Вас ожидает королевский гнев.
(В сторону.)

О, что за подозренье!.. Сердце сжалось
От леденящей ревности… Армилла,
Я знаю, несравненно хороша…
Дженнаро — брат мой. Но любовь не смотрит
На братство, на вражду, на честь, на распри…
О, что за пламень у меня в груди!
(Уходит в гневе, сопровождаемый стражей.)

Дженнаро

Миллон!.. Мой брат!.. Вот он уходит, гневный,
А я, я не могу ему сказать:
"Брат, убивая сокола и ноги
Коню перерубая, я спасал
Твои глаза, я жизнь твою спасал!"
Ведь если я ему открою тайну,
Чтоб оправдаться, то Дженнаро станет
Холодным изваяньем. Нет, терпенье,
Терпенье, как и прежде! Но когда
Он вступит в брак с Армиллою, то как
Сегодня ночью я спасу его
От грозного чудовища? Весь разум
Я приложу, чтоб одолеть Норандо.
Ничто меня в борьбе не остановит!
Погибну сам, но брата я спасу!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Дворцовая зала.

Явление I

Миллон, Армилла.

Миллон

(с жаром)

Армилла, сердца моего отрада,
Армилла, сердца моего погибель,
Я больше не могу…
Армилла

Что вас печалит?
Миллон

Мой брат Дженнаро любит вас, и вам,
Жестокой, это хорошо известно,
Но вы храните в тайне от меня
То, что узнать мне — смертный приговор,
Не знать же — много тысяч раз ужасней
Ужаснейшей из всех смертей.
Армилла

Миллон,
Что за безумье обуяло вас?
Миллон

Нет, бессердечная, я не безумен!
Известные вам выходки Дженнаро,
Его заносчивое поведенье
Свидетельствуют сами за себя.
Недавно верные мои министры
Видали, как он бродит по дворцу,
В угрюмые раздумья погруженный
И словно сам не свой. Стенанья, слезы,
Мучительные вздохи, горький плач
Все это до того красноречиво,
Что истину утаивать не стоит.
Я вас молю, снимите этот гнет
С моей груди! Скажите все, убейте
Одним ударом!
Армилла

Я не отрицаю,
Миллон, что поведение Дженнаро
И эти вздохи, слезы, о которых
Вы говорите, и меня смущают.
Моя душа открыта перед вами.
Миллон, я обожаю вас, и, если
Я говорю неправду, гром небесный
Да поразит мою главу. Я рада
Стать вашею женой. Я не могла бы
Правдивей доказать мою любовь.
Вас удивляет, может быть, такая
Внезапная и пламенная страсть,
Такая вдруг возникшая в душе
Привязанность. Вам может показаться,
Что в ней есть романическое нечто
И неправдоподобное. Но в этом
В немалой доле виноват ваш брат:
За тот недолгий путь, что мы сегодня
С ним совершили, в самых ярких красках,
С великой нежностью и с увлеченьем
Он мне все время говорил о вас.
И ваш прекрасный облик, мягкий нрав,
Сердечность, прямоту и постоянство
Он так восторженно мне описал,
Что я, еще не видя вас, была
Покорена и сердце вам вручила.
Не знаю, можно ль осудить Дженнаро
За столь усердное вниманье к брату.
Вот все, что я могу о нем сказать.
Миллон

Но почему поступками своими
Меня он явно хочет оскорбить?
И почему вздыхает? Почему
Старается расстроить нашу свадьбу?
Армилла, несомненно он охвачен
Внезапной и мучительной любовью.
Он чувствует, что он лишиться должен
Пленительного солнца, но ни вам,
Ни мне он не решается открыться
И борется с собой. Но вот и он.
О жизнь моя, во имя той любви,
Которую вы подарили мне,
Хоть я не заслужил ее, во имя
Священных уз, которые нас свяжут
И могут быть расторгнуты лишь смертью,
Молю вас — прежде, чем идти во храм,
Устройте так, чтобы он вам открылся.
А мне позвольте слушать в стороне.
Пусть вас не обижает этот страстный,
Ревнивый пыл, снедающий меня,
И эта жажда вами обладать,
Но обладать спокойно.
(Скрывается.)

Армилла

Не тревожьтесь,
Меня вы не обидите ничуть.

Явление II

Армилла, Дженнаро, Миллон, укрытый.

Дженнаро

(не замечая Армиллы, мрачный, в сторону)

Мне до сих пор как будто удавалось
Избавить брата моего от смерти.
Но вот уже для свадьбы все готово,
А я не знаю, как его спасти
От яростного чудища, которым
Ему грозит безжалостный Норандо!
О маломощный ум людской! О трепет,
Объявший плоть и кровь мою! О тайна,
Терзающая дух мой, я не в силах
Тебя открыть!
(Видит Армиллу; приходит в ужас.)

О боже! Здесь Армилла!
Она могла меня услышать… Ужас
Оледенил мне сердце, и уже
Я чувствую, как превращаюсь в камень.
Армилла

(подходя к нему)

Дженнаро, это ль радость и веселье
Так горячо желанной нами свадьбы?
Рыданья, вздохи, странные поступки,
Ничем не объяснимые обиды
Зажгли раздор. Такие ль торжества
Сопровождают свадьбу? Эту свадьбу,
Которой вы желали так давно,
Которую вы сами так усердно
Готовили для брата? Таково
Счастливое начало дней моих
В его дворце? Скажите мне, Дженнаро,
Скажите правду: может быть, настолько
Велик ваш страх перед моим отцом,
Перед его неодолимой властью,
Что вы не в силах совладать с собой?
Скажите правду.
Дженнаро

(в сторону, в волнении)

Боже мой! Она,
Наверно, слышала меня!
(С деланной искренностью.)

Армилла,

Какие праздные, пустые мысли
Смущают вас! Чего страшиться нам?
Здесь, во дворце, ничто нам не грозит.
Армилла

Но почему же вы себя ведете
Так странно и так дерзко? Почему
Стараетесь нарушить мой покой,
Покой Миллона и расстроить свадьбу?
Скажите правду.
(Вкрадчиво.)

Может быть… Дженнаро,
Скажите правду. Может быть, вот это
Мое, какое ни на есть лицо
Внушило вам нежданную любовь,
Встревожившую вас? Ах, нет, Дженнаро,
Я знаю, думать так — нехорошо.
Ведь правда? Вы бы ни за что на свете
Не нанесли такой обиды брату,
Которого так любите, ведь правда?
Ведь вы родного брата своего,
Который вам так дорог, никогда
Не согласились бы убить, ведь правда?..
Вы плачете? О боже, что я вижу?
Вы плачете!
Дженнаро

Армилла, как могли вы
Подумать это! Брата я люблю
Сильнее самого себя. И в вас
Я должен бы любить супругу брата…
(В сторону, горестно.)

Я слишком много высказал… О мука!
О истязанье!
(Армилле.)

Ничего другого
Я не могу, не должен вам сказать
И не скажу…
(Становится на колени.)

И только умоляю

Всей силою души, во имя вашей
Любви к Миллону и во имя боли,
Пронзающей меня, а если есть
Хоть капля состраданья в вашем сердце,
Отсрочьте свадьбу и не отдавайте
Себя в добычу брату…
(Плача, берет Армиллу за руку.)

Миллон

(яростно выступая вперед)

А, предатель
В личине брата! Ясно все! Армилла,
Во храм! Алтарь готов. О, я сумею
Вас оградить и оградить себя
От покушений и от оскорблений
Соперника, который тем преступней,
Что он мне брат. Уста мои не дрогнут
Отдать приказ. Еще одно бесчинство,
И он падет. Брат, трепещи. Идем.
Ночь близится, а я нетерпелив
И не согласен ждать. Идем, Армилла.
Армилла

(в сторону)

О скорбная, безрадостная свадьба!
(Уходит вместе с Миллоном.)

Дженнаро

(в неистовстве)

О нестерпимый приговор судьбы!
Проклятый Ворон! Проклят будь тот миг,
Когда мой брат пронзил тебя стрелой
И ты пал мертвым! На меня теперь
Взирают с ужасом и отвращеньем
Мой брат, Армилла, двор и весь народ,
А я невинен. Что моя невинность,
Когда я не могу ее открыть?
(Плачет.)

Явление III

Дженнаро, Норандо. Раскрывается стена, и чудесным образом появляется Норандо.

Норандо

Ну, что ж, открой ее. Ты превратишься
В холодный мрамор.
Дженнаро

Ты, Норандо! Как
Сюда проник ты?..
Норандо

Суетный вопрос.
Я все могу. Ты сокола убил,
Убил коня и гнев еще ужасней
Зажег в моей груди. Ты месть мою
Пока отсрочил, но она свершится,
И этой ночью твоего Миллона
Пожрет дракон. А впрочем, если хочешь,
Предупреди его, и ты мгновенно
Окаменеешь. Пусть погибнет мир,
Но оскорбленье, гордому Норандо
Тобою нанесенное, отмcтится.
(Хочет скрыться.)

Дженнаро

(с мольбой)

Норандо… О Норандо… Повелитель…
Послушай…
Норандо

Я тебя не стану слушать.
Вперед наука — похищать девиц.
(Исчезает в стене.)

Стена закрывается.

Дженнаро

(в отчаянии)

О беспощадный враг, неумолимый
Преследователь, неотступней тени
Крадущийся за мною по пятам
И населивший грудь мою и мозг
Неистовством, терзанием и страхом,
Клубком ужасным ядовитых змей!

Явление IV

Дженнаро, Панталоне.

Входит Панталоне; на голове под шляпой у него белая повязка, рука на перевязи.

Дженнаро

(горячо)

Ах, добрый, верный старец! Вы один
Еще, должно быть, любите меня!
Но как вы здесь, когда мне говорили,
Что вы на попечении хирургов,
Не в состоянье двигаться, опасно
Ушибленный конем? Я и на вас
Навлек несчастье. Друг мой, я смиренно
Прошу прощенья.
Панталоне

Прощения у меня? У вашего слуги? У человека, который вас обожает? Который нянчил вас? У джудеккинского сердца? Правда, я побывал в руках у хирурга, он мне вправил эту руку, которая оказалась вывихнута, положил мне белковую примочку на голову, которая оказалась слегка пробита, как видите (снимает шляпу и показывает повязку), и натер мне мазью все тело, которое было сплошь в кровоподтеках. Я не мог шевельнуться, не мог дышать. Но слова-слова, сыночек дорогой, сильнее всех пластырей на свете. Слышать каждую минуту: "Во дворце раздор между братьями. Король во гневе. Принц оскорбил его на сто ладов. Они бранились. Король угрожал жизни принца. Неминуема трагедия. Весь город волнуется". Такие лекарства хуже самой болезни, конечно, но они согнали меня с постели, заставили позабыть боль, дали силу этому бедному старому калеке, бесполезному, но сердечному, прийти вас повидать, прийти услышать из ваших уст причину всей этой смуты, подать вам искренний, дружеский совет и, услужая вам, принести в жертву жалкий остаток своих дней, если ничего другого он сделать не сможет.

Дженнаро

(тронутый, в сторону)

Как трогателен бедный старичок!
(Громко.)

Не плачьте, Панталоне. Все, что вам
Рассказывали, — правда; только плакать
Об этом должен я, а не другие.
Панталоне

Сыночек дорогой, сердце мое дорогое! О, простите, если я с вами говорю, словно я вам отец, а не как подданный, не как слуга. Скажите мне все. Чем вызваны эти ваши неожиданные поступки, эти обиды, эти оскорбления, которые вы нанесли вашему брату, — вашему брату, так безраздельно любимому? Если у вас лежит что-нибудь на душе, если вы чем-нибудь обижены, откройтесь мне. Если вы окажетесь правы, то я, хоть и старик, каким вы меня видите, первый подскажу вам способ, как добиться удовлетворения, но способ благородный и достойный вас. А резать сокола в чужих руках, рубить ноги коню, когда другой на него садится, это, извините меня, в Джудекке назвали бы подлостью, местью живодера, а не принца, как вы. Если за мной есть какие-нибудь заслуги, если вам дорога ваша честь, если вас не радует смерть бедного старика, который любит вас, не таитесь передо мной, удостойте… удостойте меня вашего доверия. Не дайте мне умереть зрителем надвигающихся бедствий, при одной мысли о которых я чувствую, как мне пронзают сердце сто кинжалов. (Плачет.)

Дженнаро

О дорогой мой друг, достойный старец,
Пример редчайший верного слуги,
Честь города, который вас родил;
Вам хочется пресечь мои страданья,
Но вы их умножаете, стремясь
Найти первопричину той причины,
Которая ввергает вас в печаль.
(В сторону.)

Я слишком много высказал. О боже!
Застыла кровь!
Панталоне

Полно, дорогой мой! Перестаньте вещать, как оракул, откройте мне все. Положим конец этой распре. Дайте мне руку. Пойдем вместе во храм и там, посреди всего народа, собравшегося на свадьбу, покажите себя веселым, обнимите брата родного вашего, облобызайтесь с ним, и пусть прикусят себе языки все эти сплетники, завидующие миру и согласию.

Дженнаро

(взволнованно)

Так, значит, брат во храме,
И свадебный обряд уж начался?
Панталоне

(удивленно)

Батюшки мои!.. Вот так так!.. Что я слышу? Или эта свадьба вам не по душе? Вы, может быть, неравнодушны к этой… А ведь и правда, почему бы и нет? Вы молоды… Иной раз не убережешься… Что бы вам сказать мне, когда мы были на галере? Я повернул бы нос в обратную сторону, и мы поплыли бы… почем я знаю?.. ну, хотя бы в Джудекку.

Дженнаро

(в сторону)

Мне страшно слово вымолвить. Все время
Мне кажется, что предо мной Норандо,
Что тело начинает каменеть.
Я должен думать о спасенье брата
И ни о чем другом. От разговоров
Я должен уклоняться.
(Громко.)

Панталоне,
Я знаю, что в моей тяжелой доле
Мне все враждебны, и из всех людей
Лишь вы один меня не разлюбили.
Я вам клянусь, и я клянусь богам,
Что мне мой брат дороже самой жизни,
Что я в Армилле чту мою невестку,
Что я не мог не сделать то, что сделал.
Вот все, что я скажу вам. Честь мою,
И славу, и невинность я вверяю
Вам одному — и покидаю вас.
(В сторону.)

Мне кажется, что небо мне внушило
Надежный способ. Я спасу Миллона
Иль жизнь мою пожертвую ему.
(Хочет идти.)

Панталоне

Нет, нет, я иду за вами, я хочу быть с вами. Постойте, послушайте. Скажите мне…

Дженнаро

Останьтесь здесь. Я приказал. Прощайте.
(Уходит.)

Панталоне

(пожимая плечами)

Останусь. Я слуга. Должен повиноваться. Но что это за загадки?

"Я вам клянусь, и я клянусь богам,
Что мне мой брат дороже самой жизни,
Что я в Армилле чту мою невестку,
Что я не мог не сделать то, что сделал!"
Разгадай, кто может.[74] Я ничего не понимаю. Какая-то чертовщина тут кроется, но ручаюсь всей кровью, какая у меня есть в жилах, что он сказал правду. Я знаю этого мальчика. Я его вырастил. Он с младенчества всегда был сама искренность. Он никогда не был способен солгать. Если ему случалось разбить чашку, или стащить яблоко, или намочить на пол, он никогда не был способен оправдаться выдумкой, как его учила покойная моя жена, которая была ему мамкой, — что это, мол, кошка, служанка, песик. Боже сохрани! Он сразу говорил: "Это я, это я, прошу у вас прощения, больше не буду!" И так с первого дня, как он начал говорить, и по сей день, когда ему уже двадцать лет, он никогда не был способен сказать неправду. Я знаю, каких терзаний ему стоило похитить обманом принцессу. Но дело шло о жизни его брата, надо было так поступить. О небеса, внушите мне, как мне защитить невинность, доказать которую я не могу, но которая несомненна! Бедняга! Себя он вверил мне, мне одному. Всеми он покинут, сокровище мое драгоценное!

Явление V

Панталоне, Леандро.

Леандро

(входит озабоченный)

Скажите, адмирал, вы не видали,
Где принц Дженнаро?
Панталоне

(удивленно)

Почему вы меня об этом спрашиваете?

Леандро

Потому что должен
Исполнить порученье короля.
Панталоне

(в сторону)

Беда! (Громко.) А какое у вас поручение, дорогой синьор Леандро?

Леандро

(раздраженно)

Видали вы его иль не видали?
Панталоне

Видал. Но скажите мне, ради бога, что вам приказано.

Леандро

Куда же он пошел, что я нигде
Его не нахожу?
Панталоне

Когда я узнаю, в чем состоит ваше поручение, я вас осведомлю.

Леандро

Я не обязан
Вам открывать монаршие веленья.
Я раздобуду принца и без вас.
(Поспешно уходит.)

Панталоне

Ах, собаки, собаки! Наверно, имеется какой-нибудь решительный приказ, и жестокий! Его преследуют, его хотят заточить в темницу.

Явление VI

Панталоне, Тарталья.

Тарталья

(входит озабоченный)

Адмирал, вы не видели Леандро?

Панталоне

Как же, видел. А на что он вам? (Насмешливо.) У вас такой веселый вид, словно вы собрались на свадьбу. Вы, наверно, ему несете какие-нибудь приятные вести.

Тарталья

Куда он пошел? Скажите скорее. У меня приказание от короля.

Панталоне

Ах, дорогой Тарталья, если вы мне друг, если вы меня любите, скажите мне, какое у вас приказание.

Тарталья

Мне это не трудно, могу сказать теперь же. Леандро было приказано арестовать принца в его покоях. Для меня дозу усилили. Король неспокоен, ему этого мало. Он желает, чтобы принца немедленно отвезли на Остров Плача и там заточили.

Панталоне

На Остров Плача! Король против такого достойного брата? Против родного брата? Такая жестокость? Бедный, невинный принц!

Тарталья

Невинный? Он зарезал сокола у него в руках, убил под ним коня. Да вы должны это помнить. У вас по этому случаю рука на перевязи и голова пробита.

Панталоне

Все это ничего не значит. Никто не знает, почему он так поступил. Я-то знаю, или, вернее, не знаю, но только знаю, что он невинен.

Тарталья

А если после всех этих дерзостей король застал его на коленях перед принцессой, целующим ей руки, ласкающим ее и говорящим сквозь слезы: "О радость моя, о жизнь моя, не выходите замуж за моего брата, если не хотите, чтобы я умер"? Что это — тоже невинность?

Панталоне

(в сторону)

Черт побери! Это уже не шутки! (Громко.) Ну, так что? Вам ли проникнуть в эти тайны?

Тарталья

Тайны! Тут объяснений не требуется. Король затаил еще большие подозрения, особенно не видя его среди присутствующих во храме, и отлично делает, решая убрать прочь такого брата, который может учинить еще худшее зверство и даже зарезать его из ревности в кровати вместе с супругой. Весь двор возмущен и обозлен на принца, народ волнуется. Это такой маков цвет, которому надо снять головку. А у вас голова пробита и, очевидно, мозги шатаются; потому вы и рассуждаете как полоумный.

Панталоне

А я нахожу, что вы — министр-предатель, человек черной души, один из тех, кто, как говорит пословица, чуть что — готов кричать: "Бей собаку, она бешеная!" Человек, который только и делает, что потворствует королевским страстям ради собственного благополучия; который вместо того, чтобы лить воду, раздувает огонь и, не думая о том, что возникает гибельная распря между родными братьями, так любившими друг друга, радуется этому, чтобы самому выдвинуться, тогда как плакать надо и сердце должно разрываться, как оно разрывается у меня, несчастного старика, которому больше не знать покоя и который, может быть, сегодня вечером испустит дух под гнетом этого горя. (Плачет.)

Тарталья

Несмотря на все дерзости, которые вы мне наговорили, дорогой адмирал, вы меня тоже доводите до слез, потому что я знаю любовь, которую вы питаете к принцу Дженнаро. Но виноват не я. Виноват он. И повеления его величества должны быть исполнены.

Панталоне

Да, это верно, королю мы должны повиноваться. Лишь я один из всех придворных, хоть и бедный джудеккинец, постарался бы умягчить душу моего короля, и если бы он упорствовал в своей вражде к брату, я бы скорее отказался от должности, лишился бы своего положения, дал бы надеть себе оковы на ноги, чем явиться к мальчику вестником такого несчастия, такого бедствия.

Тарталья

В Неаполе, дорогой Панталоне, люди воспитаны не так, как у вас в Джудекке; там королевские повеления исполняются быстро и без такого героизма.

Панталоне

Исполняйте же их. А я, родом из Джудекки, изволите ли видеть, сударь мой, еще покажу вам, как бросают удобства и богатства, чтобы кончить дни в изгнании, неразлучно с несчастным бедняком, который всеми покинут, но будет мне всегда дороже жизни.

Явление VII

Тарталья, Панталоне, Труффальдино.

Труффальдино входит в большом волнении и спрашивает, знают ли они о необычайном происшествии. Панталоне спрашивает, уж не помирился ли принц с братом.

Тарталья спрашивает, не учинил ли Дженнаро какого-нибудь зверства.

Труффальдино становится в позу декламирующего трагика и начинает торжественным голосом: "В то время как народ…" Прерывает декламацию, умоляет не перебивать его, потому что один поэт написал для него повествование в стихах[75], дабы он мог прославиться, и он надеется, что затвердил его наизусть.

Панталоне, — пусть он кончает поскорее, потому что предстоят еще худшие несчастия.

Тарталья, — предстоят новые безумства Дженнаро.

Труффальдино вновь напускает на себя смешную важность и с трагическим пафосом читает весьма напыщенно нижеследующее повествование, академически жестикулируя со свойственной его характеру неуклюжестью.

В то время как народ, сойдясь толпами,
В великолепном храме ожидал
Свершенья брака и верховный жрец
Стоял пред алтарем, король Миллон
Взял за руку прелестную Армиллу,
И вот под звуки сладкогласной меди
И мелодических древес, под грохот
Тимпанов и гармонию напевов
Скрепился долгочаемый союз.
Но что это? Внезапно воздух храма
Наполнился сычами и другими
Зловещими пернатыми полночи,
Которые, порхая здесь и там,
Печальным криком огласили своды,
И сотни псов, и вновь другие сотни,
Рассеясь по торжественному зданью,
Чудовищно завыли. Со стены
Обрушилось прозрачное зерцало
И превратилось в мелкие осколки,
И чаша с солью с высоты алтарной
Упала, опорожнясь. В этот миг
На голову монарха оседает
Огромный филин. Грузная сова
Вцепляется в прическу королевы,
И острым когтем треплет волос черный,
И рвет ее божественный тупей.
(Отирает пот.)

Панталоне нетерпеливо спрашивает, чем же все это кончилось.

Труффальдино заявляет, что устал говорить стихами, что он боится надоесть, потому что ему несвойственно выражать мысли в стихах, и что он кончит прозой. Король и народ были смущены зловещими предзнаменованиями. Леандро подошел к королю и доложил, что Дженнаро нигде не удалось разыскать. У короля явились тягчайшие подозрения, и он стал опасаться, что его брат поднимет мятеж. Он приказал поставить войска под ружье, а всем придворным быть эту ночь на страже, удалился с супругой в брачные покои и т. д.

Панталоне в отчаянии, что Дженнаро неизвестно где; боится, не пошел ли он топиться, и, громко жалея его, уходит в одну сторону.

Тарталья, узнав, что ночью ему придется быть на страже, решает запастись крепким табаком, чтобы не уснуть, и уходит в другую сторону.

Труффальдино уходит тоже, чтобы приготовить своих охотничьих собак и напустить их ночью на Дженнаро, если тот вздумает неистовствовать.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Дворцовая аванзала с высокой дверью в глубине. Темная ночь. Приподнимается плита пола, и выходит Дженнаро, держа в одной руке горящий факел, а в другой обнаженный меч.

Явление I

Дженнаро один.

Дженнаро

(тихим голосом, взволнованно)

Кусты, колючки, корни и каменья
Подземного, заброшенного хода
Мой шаг могли замедлить в темноте,
Но не прервать. Мне слишком дорога
Жизнь моего возлюбленного брата,
Хоть и враждебного. Других дверей,
Которыми Дракон проникнуть мог бы
В опочивальню брата, — нет. И здесь
Расстанусь с жизнью! Пусть докажет смерть
Мою невинность, если я не властен
Поведать правду словом уст моих!
Сбоку за сценой мерцают вспышки света.
Но что там блещет? Что за смрадный зной
Теснит мне грудь и отравляет воздух?
Наверно, это близится дыханье
Проклятого чудовища.
(В ужасе.)
Вот, вот!

Оно ползет сюда в просвете арки!
О жуткий вид! Всеведущее небо,
Защита угнетенных, укрепи
Отвагой этот меч, и эту руку,
И это сердце, верное тебе!
(Ставит факел.)

Появляется огромный, страшный Дракон, изрыгающий пламя.

(Нападает на Дракона.)

Сначала сам погибну, гнусный гад,
В твоей свирепой пасти!
Следует битва, сопровождаемая резкими переходами по сцене. Удары Дженнаро бесполезны. Дракон направляется к двери. Дженнаро пятится к ней, чтобы защитить ее.

О несчастье!
Алмазной и порфирной чешуей
Покрыт проклятый зверь!
(Наносит ему новые удары.)

О боже! Брат мой,
Бессилен меч!
Дракон оттесняет Дженнаро в сторону и приближается к двери.

Вам посвящаю, боги,
Последний и отчаянный удар!
(Поднимает меч обеими руками, наносит Дракону сокрушающий удар и при этом разрубает дверь.)

Дверь раскрывается. Дракон исчезает. Дженнаро стоит потрясенный, с мечом в руках.

Явление II

Дженнаро, Миллон.

Входит Миллон, полуодетый, держа в левой руке светильник, а в правой обнаженный меч. Видит Дженнаро в описанном положении. Изумленно отступает.

Миллон

Предатель! Это ты! В ночи! Один!
С мечом в руках! Неистовый, безумный,
Ты рубишь двери, чтоб ворваться к брату
И умертвить его?
Дженнаро

(озираясь в смятении)

О, горе мне!
Дракон исчез! Мне нечем оправдаться.
Миллон

Вот жизнь моя! Вот кровь моя, злодей,
Которой ты неутолимо жаждешь…
Твой меч еще трепещет от удара,
Быть может, смерть твоя…
(Готовится к обороне.)

Дженнаро

Брат… брат… поверь…
Я для того пришел… я для твоей…
(В сторону, с отчаянием.)

Как я скажу? Безжалостные звезды!
Миллон

Эй, слуги! Где вы, слуги? Эй, сюда!

Явление III

Те же, Леандро, Тарталья и воины.

Тарталья

Мы здесь, к услугам вашего величества. (Видя Дженнаро.) Фу ты, черт! Что я вижу?

Леандро

О небо!
Миллон

Нерадивые министры,
Дурные слуги, так-то вы храните
Жизнь вашего монарха! Вы забыли
Мою тревогу! В ближние покои
Вы, нарушая мой прямой приказ,
Впускаете предателей, злодеев,
(кивая на Дженнаро)

Которые мечом ломают двери,
Чтобы в объятьях сна зарезать брата?
Обезоружьте принца!
Тарталья

Я не понимаю, каким образом…

Леандро

Государь,
Мы смущены, и мы понять не можем,
Как он вошел…
Дженнаро

Они не виноваты.
Я в этот зал проник подземным ходом,
Давно забытым, следуя внушенью
Моей любви, пронзившей душу мне.
Брат, я пришел из-за любви к тебе,
Из-за любви к тебе я вынул меч,
Я дверь разбил из-за любви к тебе.
Миллон

Ты ищешь оправданий, негодяй?
Ты о какой любви заводишь речи?
Дженнаро

Не спрашивай. Меня вела любовь.
Миллон

Я знаю, что любовь. Но что я жду
И слушаю бессмысленные речи
Преступника, который растерялся?
Обезоружить, заточить в темницу!
И пусть мои советники решат,
Достоин ли он жить.
(Уходит в гневе.)

Дженнаро

Неблагодарный!
(Бросает меч.)

Вот вам мой меч, и вот вам жизнь моя!
Пусть смерть меня избавит от страданий!
Нет больше сил! Быть может, день придет,
Когда мой брат меня еще оплачет
И над моей могилой, со слезами
И вздохами, напрасно будет звать
И величать невинным.
(В сторону.)

Торжествуй,
Безжалостный Норандо! Но да будет
С тебя довольно принесенной жертвы.
Да не постигнут брата моего
Дальнейшие невзгоды, и с Армиллой
Пусть он спокойно проживет свой век!
Леандро

Принц, как могли вы довести себя
До этого злодейства?
Тарталья

Как же это так, Дженнаро, дорогой?..

Дженнаро

Замолчать!
Я не желаю слушать. Вы — министры?
Так исполняйте волю короля.
(Горделиво удаляется.)

Леандро

Ну что ж, исполним.
Тарталья

Само собой разумеется. (Идет вместе со стражей вслед за Дженнаро.)

Явление IV

Армилла, Смеральдина в ночной одежде, растерянные.

Первая выходит из двери в глубине сцены, вторая — из-за кулисы. Встречаются.

Смеральдина

Что значит этот шум, моя принцесса,
И общее смятенье? Почему
По всем углам дворца пылают свечи
И факелы, и полночь озарилась,
Как светлый день, толпами ходит стража,
Снуют министры, шепотом друг другу
Передают какие-то приказы,
И всюду смутный говор? Что случилось?
Что происходит?
Армилла

Ах, оставь меня!
Дженнаро, здесь укрывшись, дверь взломал
В опочивальню и хотел мечом
Убить Миллона, моего супруга,
Убить его в объятиях моих.
Он заточен в тюрьму, и смерть и кровь
Теперь я жду, а не покой и радость.
Смеральдина

О, что я слышу? Где же ваш супруг?
Армилла

Я видела его рассвирепевшим.
Он на меня взглянул, вздохнул, заплакал
Горючими слезами, и ушел,
И заперся в одной из этих комнат,
Открыть мне не хотел, и только звуки
Его рыданий слышать я могла.
Смеральдина

Моя принцесса, дочь моя, Армилла,
Бежим отсюда! Скроемся в пещерах
Высоких гор. Я вижу, час настал,
Сбывается все то, что до сих пор
От вас таила я.
Армилла

Что от меня
Таила ты? Скажи, разбей мне сердце!
Смеральдина

Я вам скажу. Когда вы родились,
Норандо, ваш отец, созвал волхвов,
Чтоб расспросить их о судьбине вашей.
Ответ волхвов гласил, что по причине
Убийства некой чернокрылой птицы,
Издревле посвященной Людоеду,
Вы будете похищены, и это
Родит раздоры, бедствия и смерть;
Что сам он, понуждаемый жестокой
Своей звездою, станет бессердечным,
Слепым орудьем страшных сил, творящих
Одно лишь зло. Вот почему, Армилла,
Всегда в таком суровом заточенье
Родитель вас держал. А что за польза?
Судьбе и звездам должен покориться
Людской рассудок, и в конце концов
Пророчество сбылось. Бежим, Армилла,
Пока оно не полностью сбылось.
Не оставайтесь зрительницей бедствий,
Неслыханной резни, пролитой крови
И всяких страшных дел!
Армилла

Чтоб я бежала?
Покинула любимого супруга?
Нет, я бежать не стану. Может быть,
Мое присутствие ему поможет.
И наконец — тягчайшие страданья
Врачует смерть. Я не боюсь ее.
(Уходит.)

Смеральдина

Дитя слепое! Бедное дитя!
(Следует за нею.)

Явление V

Декорация меняется и представляет тюрьму. Дженнаро один.

Дженнаро

(в цепях)

Глухие камни, темные подвалы,
Суровые решетки, только вам,
И только вам, бесчувственные цепи,
Поведать может бедный принц Дженнаро,
Как умереть он должен потому,
Что спас глаза и жизнь родному брату.
Поведать людям правду о себе
Я не могу, иначе в хладный камень
Я превращусь. Бывал ли кто на свете
Несчастней? Я умру. Но ты, Норандо,
Безжалостный Норандо, ты, который,
Наверно, где-нибудь вблизи незримо
Присутствуешь и видишь скорбь мою,
Скажи мне, прекратит ли смерть моя
По крайней мере злополучья брата,
Жестокого со мной, но поневоле
Жестокого и по твоей вине?

Явление VI

Дженнаро, Норандо.

Норандо чудесным образом появляется из стены с обычной своей надменностью, устрашая Дженнаро.

Норандо

Умри, охотник похищать красавиц,
Умри с клеймом предателя на лбу!
А хочешь — объяви свою невинность
И превращайся в статую. Но только
Умрешь ли ты иль превратишься в мрамор,
Ты не узнаешь, что случится с братом
И что — с Армиллой… дочерью моей,
Моей любимой дочерью… Так хочет
Судьба. Так я хочу.
(Хочет идти.)

Дженнаро

(с мольбой)

О бессердечный,
Послушай…
Норандо

Я тебя не стану слушать.
Вперед наука — похищать девиц.
(Чудесным образом скрывается в стене, которая смыкается.)

Дженнаро

(в отчаянии)

О небо, небо, небо, помоги,
Всеведущее, праведное небо!
Просить пощады мне теперь осталось
Лишь у тебя. И я прошу пощады.
(Плачет.)

Явление VII

Дженнаро, Панталоне.

Панталоне

(торопливо и тревожно)

Дженнаро, сыночек мой, утробушка моя, я вас не спрашиваю о причине ваших злодеяний, я вас не мучаю, не упрекаю. Нам нельзя терять времени. Королевский парламент заседает. Речь идет только о том, каким способом вас казнить. Но казнь предрешена. О господи, при одном этом слове я умираю от горя! На все те деньги, какие у меня были на этом свете, я подкупил стражу, я приготовил двенадцативесельную фелуку. Благодарю небо. Не будем терять времени. Бежим сейчас же. Пусть будет то, что решит судьба. Раз я спас вам жизнь, я богат. Не будем терять времени, сынок мой дорогой. Идите за мной.

Дженнаро

Бежать? Я вам сердечно благодарен,
Единственный мой друг в моей беде.
Нет, мне бежать нельзя. Такой побег
Служил бы доказательством вины,
А я невинен. И умру невинным.
Панталоне

Ах, сейчас не время, родной мой, говорить о невинности. Это было безумие… Это было все что хотите, но…

Дженнаро

(порывисто)

Так вы считаете меня виновным!
Панталоне

Пусть вы невинны, пусть вы все что угодно. Да что пользы в этом? Сейчас только побег позволит вам выждать время, придать делу новый оборот, представить когда-нибудь в невинном свете все, что было, вернуть себе расположение брата. А приговор, объявляющий вас предателем, братоубийцей, мятежником, верная смерть, душа моя, позорная смерть, всенародная, на плахе, от руки палача, — вот что сразу же сделает вас преступником во мнении людей, вот что будет непоправимо и что покроет вашу память вечным позором. Ах, дорогой мой, ведь я сейчас для вас — отец. Не будем медлить ни минуты. Дайте мне руку… Смелее!

Дженнаро

Да, старый друг, вы говорите правду.
Смерть утвердит за мной мою вину,
Бесчестием мою покроет память.
Но и бежав, я остаюсь преступным.
(Задумывается.)

Ни умереть нельзя мне, ни бежать.
(Задумчиво.)

Одно осталось средство…
Панталоне

Скорее, скорее говорите! Какое средство, кроме побега, который я вам предлагаю?

Дженнаро

Да, милый друг, одно осталось средство,
Чтоб не бежать, не умереть бесславно,
Чтобы невинность доказать свою.
Хоть средство это хуже самой смерти,
И мне все внутренности леденит
Одна лишь мысль о нем.
(В сторону.)

Но что же делать?
Склонюсь перед судьбой!
С клеймом позора
Да не останусь в памяти людей!
Панталоне

Что за тайны? Что еще за средства? Ах, сынок дорогой, перестаньте бредить, и если есть такое средство, примените его сейчас же, потому что смерть у вас над головой, и мне кажется, я уже слышу…

Дженнаро

(решительно)

Да, благородный друг. Вот это средство:
Сходите к брату моему Миллону
И передайте, что в предсмертный час
С ним хочет побеседовать Дженнаро;
Что если, вспомнив все мои дела,
Он хоть одно из них найдет достойным
Признательности, пусть он мне позволит
Поговорить с ним у порога смерти.
Тогда и вы не станете меня
Склонять к побегу из тюрьмы. Тогда
Я не умру бесславно, и вам будет
Отрадно увидать меня невинным.
Панталоне

(с радостным оживлением)

Вы не шутите?

Дженнаро

Я правду говорю. Пусть брат придет.
Поверьте, он останется доволен.
Панталоне

О сынок дорогой! Я оживаю! Поцелую вас (целует его) и побегу к вашему брату. Буду умолять, буду рыдать, брошусь на колени. Вот будет радость! Поцелую вас еще разок и лечу. (Целует его порывисто и уходит.)

Дженнаро

Несчастный старец! Сколько горьких слез
Прольют твои глаза! Какое горе
Ждет брата моего, двор, королевство!
Но всех несчастней буду все же я.

Явление VIII

Дженнаро, Тарталья с бумагой в руках, стража.

Тарталья

Видит небо, ваше высочество, с какою скорбью, с какими душевными терзаниями я к вам являюсь. У меня дрожит голос… Я не знаю, как мне начать говорить… Но я министр…

Дженнаро

Да, да, Тарталья, я все это знаю.
Меня приговорили к смерти. Так ведь?
Тарталья

С вашего разрешения. Вот здесь у меня бумага. Не знаю, хватит ли у меня духу ее прочесть. Вы меня поймете и так. (Читает, изредка всхлипывая.)

"Парламент Королевства, рассмотрев
Деяния Дженнаро, особливо
Ночное, потаенное, с оружьем,
И почитая покушенье гнусным,
Бесспорным, явным противу особы
Его величества, признал Дженнаро
Повинным смерти. Перед всем народом
Да будет обезглавлен и умрет".
Дженнаро

И приговор подписан королем?
Тарталья

С вашего разрешения. Вот, изволите видеть: "Миллон, король Фраттомброзы".

Дженнаро

Бесчеловечный брат!
Тарталья

(продолжая всхлипывать)

Простите меня, ради бога. Стражи, поручаю вам принца. Чтобы через час приговор был приведен в исполнение. Я ухожу, потому что не в силах выдержать. Счастливо оставаться вашему высочеству. (Уходит.)

Дженнаро

Сомнений нет,
Я вынужден к чудовищному шагу!

Явление IX

Дженнаро, стража, Миллон.

Миллон

Я поспешил уважить вашу просьбу
И просьбу адмирала — и пришел,
Или, верней, меня к тому склонили
Настойчивые уверенья старца,
Что я из ваших уст узнаю правду
О вашей невиновности, Дженнаро.
Я знаю, вы подобным промедленьем
Стараетесь отсрочить вашу смерть,
Плачевный ваш конец. Я вас жалею.
Я жаждал бы узнать, что вы невинны.
Но у меня такой надежды нет.
Злодейства ваши слишком очевидны,
Их оправдать нельзя ничем. Но пусть!
Я не жесток. Я выслушаю вас.
(Страже.)

Снимите эти цепи. Положите
Подушки.
С Дженнаро снимают цепи и кладут на пол две подушки, чтобы можно было сидеть по-восточному, возле того места, где должно произойти превращение. Миллон садится и знаком приглашает брата сесть. Тот садится тоже.

Дженнаро

(взволнованным голосом)

Я не знал, что вы жестоки.
Я пожалел, что я не слеп, увидя
Ваш почерк, брат мой, ваше имя, к смерти
Меня приговорившее.
(Плачет.)

Миллон

(подавляя волнение)

Парламент…
Преступность ваших действий… И законы…
Общественное благо…
(Овладевая собой.)

Я пришел
Не упрекать, а дать вам оправдаться.
Я не жесток.
Дженнаро

(в сторону, взволнованно)

О страшный миг! О горе!
Необходимость мне велит открыться,
Невольный ужас сковывает речь.
(Миллону, с нежностью.)

Брат, вспомните, как с самых первых лет
Невинного младенчества любовь
Так связывала нас, что ни мгновенья
Один не мог остаться без другого.
Я думаю, вам памятны согласье
И нежность наших отроческих игр.
Ни зависти ребячьей, ни размолвок
Меж нами не бывало никогда.
Вы помните, как все свои подарки
И все, что было наше, мы делили
С веселой шуткой, с братским поцелуем,
И друг без друга радости ни в чем
Не видели? Вы не забыли, брат,
Как я всегда перед учителями
И воспитателями на себя
Брал ваши детские проступки, вы же
Себя в моих винили? Всякий раз,
Когда один был болен лихорадкой,
Другой печалился и горько плакал;
Держа в своих руках худые руки
Больного брата, он от изголовья
На шаг не отходил, то отирая
Ему вспотевший лоб, то отгоняя
Докучных летних мошек, то ему
С настойчивою лаской подавая
Целебный горький сок, причем он сам
Сперва отведывал, чтобы смелее
Мог выпить брат. Но что я предаюсь
Воспоминаньям о любви взаимной?
Брат, я прошу вас, от начала жизни
До зрелых наших лет, хотя б один
Такой мне назовите мой поступок,
Который не был бы внушен любовью,
Нежнейшею любовью. Наконец
Припомните, каким я с той поры,
Когда пронзен был Ворон, подвергался
Опасностям, лишеньям и трудам.
Я ради вас отважился похитить
Армиллу. Роковое похищенье!
Но вам оно вернуло жизнь. А вы
Способны были счесть меня виновным
В злоумышленьях против вас! Меня
Вы, бессердечный, присудили к смерти!
Миллон

(отирая слезы и овладевая собой)

Вас присуждают к смерти преступленья,
Содеянные вами. Я пришел
Не для того, чтоб слушать красноречье
Искусного витии. Я пришел
Найти невинность. Или докажите
Невинность вашу, или я уйду.
Дженнаро

(в сторону, с глубоким вздохом.)

Безжалостные звезды! Отойди,
Жестокий страх, чтоб я вооружился
Спокойствием пред страшным испытаньем!
(Со слезами.)

Брат, я клянусь тебе, что твой Дженнаро
Невинен, что ты к смерти присудил
Невинного. Молю тебя, не требуй,
Чтоб я доказывал мою невинность!
(Горько плачет.)

Миллон

Рыданья осужденного и вздохи
Не доказательство.
(Встает.)

Вкушай один
Раскаянье свое и злополучье!
(Хочет идти.)

Дженнаро

(вставая, в отчаянии)

Остановись! Ты хочешь доказательств?
Ты их получишь. Приготовься, брат,
Оплакивать погибшего безвинно
И лить потоки запоздалых слез.
(В сторону, с безнадежностью.)

Да совершится месть твоя, Норандо!
Ты победил!
Миллон

(с усмешкой)

Послушаем невинность.
Послушаем, что говорит оракул.
Дженнаро

(с большой силой)

Армиллу я похитил у отца
Из-за любви к тебе. Приобретая
Коня и сокола, тебя хотел я
Порадовать подарком. А потом
Убил коня, и сокола убил,
И умолял Армиллу не вступать
С тобою в брак, и вот что послужило
Тому причиной. Я лежал один
И мирно отдыхал. Вдруг две Голубки,
Волшебные Голубки-говоруньи,
На ветви опустились надо мной,
И я услышал странные угрозы
От этих вещих птиц. Затем Норандо,
Отец Армиллы, предо мной возник
И грозно подтвердил слова Голубок.
(В сторону, с тоской.)

О небо, настает жестокий миг
Чудовищного превращенья!
(Миллону.)

Вот
Слова Голубок, приговор Норандо:
"Дженнаро злополучный, погибший навсегда!
В тот миг, когда Миллону он сокола вручит,
Миллона этот сокол мгновенно ослепит.
А если не вручит он иль выдаст, в чем здесь тайна,
Поступком или словом, нарочно иль случайно,
На тот и этот случай неумолим закон:
В холодный, мертвый мрамор он будет превращен".
Я должен был вручить его тебе
И должен был убить, чтобы спасти
Твои глаза, и должен был молчать,
Чтобы остаться жить.
(В сторону, с криком боли.)

Великий боже,
Я чувствую, как превращаюсь в мрамор!
Слышится гул землетрясения. Дженнаро превращается в белый мрамор от ступней до колен.

Миллон

(устрашенный землетрясением, не глядя на брата)

Какое страшное землетрясенье!
(Хочет бежать.)

Дженнаро

Стой, бессердечный! Я тебе продолжу
Слова Голубок. Слушай. Вот они:
"В тот миг, когда Миллону он скакуна вручит,
Миллон коня коснется и будет им убит.
А если не вручит он иль выдаст, в чем здесь тайна,
Поступком или словом, нарочно иль случайно,
На тот и этот случай неумолим закон:
В холодный, мертвый мрамор он будет превращен".
Я должен был вручить его тебе
И должен был убить, чтобы от смерти
Тебя спасти, и должен был молчать,
Чтобы остаться жить, храня тебя же.
(В сторону, с воплем.)

Свершается, свершается, о боже,
Ужасный приговор!
Снова гул землетрясения. Туловище и руки Дженнаро превращаются в белый мрамор. Он сохраняет благородную осанку.

Миллон

(заметив превращение, в ужасе и горестном, смятении)

О я несчастный!
Что вижу я? Брат, брат, остановись!
О мой невинный брат, замкни уста,
Не говори!
Дженнаро

Нет, бессердечный, слушай!
Теперь уж поздно. Сам теперь вкушай
Раскаянье и ужас, ты, желавший,
Чтоб я доказывал свою невинность.
Так слушай же последние слова.
Миллон

Молчи, я умоляю!
Дженнаро

(гневно и решительно)

Вот они
(продолжает упавшим голосом):

"В ту ночь, когда Миллону Армиллу он вручит,
Чудовище ночное Миллона поглотит.
А не вручит Армиллу иль выдаст, в чем здесь тайна,
Поступком или словом, нарочно иль случайно,
На тот и этот случай неумолим закон:
В холодный, мертвый мрамор он будет превращен".
Сегодня ночью я с Драконом бился
И дверь рассек. Вот этот-то удар
И спас тебя. Чтоб нанести его,
Оберегал я собственную жизнь,
Которую теперь… навек… теряю.
Страшись Норандо… Больше я не в силах…
Следует землетрясение, голова и лицо Дженнаро превращаются в мрамор.

Миллон

(в отчаянии)

Обрушь, о небо, на мою главу
Свои перуны! Брат мой, кто тебя
Похитил у меня? О боже! Стража,
Министры, слуги, брат мой был невинен!
Предатель — я, и я повинен смерти!
Снесите в королевские палаты
Мучительное это изваянье.
У ног его Миллон умрет в слезах.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Сцена представляет небольшой зал.

Явление I

Труффальдино, Бригелла.

У каждого из них под мышкой узел с пожитками. Они решили покинуть дворец, который стал очень уж несчастным. Рассуждают, соответственно характеру каждого из них, о положении дел при дворе.

Бригелла корыстолюбив. Он считает, что воцарившаяся здесь печаль пресекает пути к наживе. Следовательно, смышленый человек должен отсюда убираться.

Труффальдино тунеядец. Он находит, что кухня бездействует, пресеклись пути к чревоугодию. Следовательно, смышленый человек должен отсюда убираться. Они такие лица, которые созданы для того, чтобы смешить. Двор стал мрачен и меланхоличен, вплоть до горничной. Здесь они больше не к месту.

Бригелла, — что они тут, как цветочки на море, рыбы на лугу и т. д.

Труффальдино — или как сыр в книжной лавке и т. д.

Бригелла — или как вода к столу у немца и т. д.

Труффальдино — или как актеры в плохо посещаемом театре и т. д.

После диалога, сатирически рисующего двух негодных слуг, которые не чувствуют благодарности за оказанные им благодеяния, но покидают своих хозяев, попавших в беду, находя, что так должен поступать всякий разумный человек и где-нибудь в другом месте искать удачи, они уходят.

Явление II

Декорация меняется и представляет большую залу, обитую траурной драпировкой. Посередине на невысоком пьедестале — Дженнаро в виде статуи и в том же положении, в каком он остался в тюрьме. С обеих сторон статуи — по сиденью. Затем Панталоне.

Панталоне

(кричит за сценой)

Где моя утробушка? Где плоть моя родная, кровь моя невинная? Стражи, пропустите меня, ради бога! (Входит.) Где же он? (Видит статую. Замирает от горя. Затем продолжает, плача все безутешнее по мере того, как он говорит.) Сын мой, образ невинности, пример всех добродетелей! Ах, как у меня до сих пор звучат в ушах последние ваши слова:

Сходите к брату. Пусть он мне позволит
Поговорить с ним у порога смерти.
Тогда и вы не станете меня
Склонять к побегу из тюрьмы. Тогда
Я не умру бесславно, и вам будет
Отрадно увидать меня невинным.
Сокровище мое бесценное, ведь я стал орудием вашего злополучия! Но орудием неповинным, и, думая сделать хорошо, навлек на вас беду! Но кто бы мог подумать, что эти ваши слова таят в себе такое несчастье? И все-таки я прошу у вас прощения. (Становится на колени и целует у статуи ноги, продолжая плакать.) Эти слезы, которыми я орошаю ваши ноги, говорят вам о моем сердце. Я хотел бы показать вам свою душу, чтобы вы могли видеть, с какою радостью я променял бы мою жизнь на ваше положение. Ах, я этим дал бы вам слишком мало и, может быть, сделал бы вас еще несчастнее, чем сейчас, потому что нет на целом свете жизни более горестной, чем жизнь этого бедного старика. (Встает с трудом и пристально смотрит на статую.) Эти губы, которые были моим утешением, уже не говорят со мной… Я больше не достоин ни похвал, ни упреков этого голоса, который снимал у меня с сердца всякую тяжесть… У меня нет больше сил созерцать ваш измененный образ, я не в состоянии на него смотреть… У меня темнеет в глазах… Я готов упасть… Соберусь с силами и уйду в самую темную комнату этого дворца плакать в одиночестве и ждать смерти, которая, чувствую, уже близка. (Уходит, горько плача.)

Явление III

Слышатся звуки печального марша. Входит стража с траурными эмблемами, затем Миллон, одетый в траур и погруженный в глубокую скорбь.

Миллон

Друзья и стражи, здесь меня покиньте!
Здесь я желаю умереть в слезах!
Ни помощи, ни пищи мне не надо.
Стража удаляется.
Здесь я умру. Пусть из печальной плоти
Меж скорбных вздохов и кровавых слез
Мой дух навеки отлетит.
(Садится возле статуи и обнимает ей колени.)

Брат милый,
Невинный брат мой, кто тебя похитил,
Кто отнял у меня? Я — тот предатель,
Я — тот злодей, который жизнь твою
Пресек так рано, дорогую жизнь,
Жизнь сердца моего! И я бессилен
Тебя уверить в том, что, одержимый
Жестоким подозреньем, я скрепил
Твой смертный приговор лишь для того,
Чтобы из уст твоих услышать правду,
Чтобы добиться от тебя разгадки
Таинственных событий, но вовек
Не согласился бы тебя увидеть
Лишенным жизни! Небу в том клянусь,
Раз ты меня уже не можешь слышать,
А если б даже ты меня и слышал,
Ты мог бы все равно мне не поверить.
Я небу в том клянусь, но даже небу
Клянусь напрасно: мне прощенья нет.
Но ты, мой брат, прости меня, прости!
Иного мщенья ты желать не мог бы
За горький жребий твой, чем смерть моя,
И смерть приму я. Здесь, у ног твоих,
Моя наступит смерть.
(Горько плачет.)

Когда я наземь
Паду, чтобы не встать, у ног твоих
Мне выроют могилу, и над ней
Ты вознесешься гордым изваяньем.
Пусть высекут на гробовой плите
Твои заслуги, и мою неправду,
И все то зло, что совершил Норандо
Безжалостный…
Раздвигается стена, и появляется Норандо.

Явление IV

Миллон, Норандо.

Норандо

Безжалостна судьба.
Я лишь орудие судьбы.[76]
Миллон
(вскакивая в испуге)

Но кто ты?
Норандо

Норандо, царь Дамасский, возвеститель
Все больших бедствий. Превращен Дженнаро
В холодный мрамор; стоны и терзанья
В твоей груди. Судьба предначертала
Смерть Ворона и вслед за ней проклятье,
Постигшее тебя; предначертала
Увоз Армиллы и предначертала,
Чтоб я жесток был к роду твоему
И к самому себе — во имя мщенья.
Миллон

(опускаясь на колени)

Норандо, всемогущий властелин,
Жизнь у меня возьми, но воскреси
Дженнаро!
Норандо

(с достоинством)

Встань! Того, что невозможно,
Желать нельзя. Освободить Дженнаро
Из мрамора одно лишь может средство.
(В сторону, тревожно.)

Безжалостные звезды! Как ужасно
То, что я делаю!
(Извлекает кинжал и вонзает его у ног статуи.)

Вот это средство.
Должна Армилла этим вот кинжалом
Заколотою быть над изваяньем.
Лишь кровь Армиллы, орошая мрамор,
Дженнаро может воскресить. И если
Ты это средство применить решишься,
То примени. Другого средства нет.
Страдай!
(Со вздохом.)

И я страдаю, как и ты.
(Чудесным образом исчезает так же, как появился.)

Миллон

Постой… Послушай… Дочь свою, злодей!..
Мою жену!.. О боги, что я слышал!

Явление V

Миллон, Армилла.

Миллон

Беги, беги, Армилла! Ты живешь
В обители Эдипа[77], даже в худшей,
Среди мучений ада.
Армилла

Милый муж,
С тобой я не расстанусь. Я пришла
Подать тебе совет. Хоть он и женский,
Не отвергай его.
Миллон

Какой совет?
Армилла

Отправимся с тобой на корабле
Искать судьбу, отправимся в Дамаск.
Склонив колени, будем у Норандо
Просить прощенья, состраданья.
Слезы Его Армиллы будут так горючи,
Что сердцем он смягчится. Он вернет
Несчастному Дженнаро прежний облик.
Он нас простит, благословит наш брак.
Мы в мире заживем.
Миллон

Не говори мне
О мире, драгоценная жена.
Ты этой нежной речью только хуже
Мне ранишь сердце. О моя Армилла,
Нет больше мира. Мне теперь остались
Отчаянье, и ярость, и рыданья,
И смерть. Узнай, что миг тому назад
Здесь был Норандо. Я к нему взывал,
Но он меня не слушал. Беспощадный
И к брату, и ко мне, к тебе самой…
О, что он говорил!
Армилла

Здесь был Норандо?
Ах, если бы я знала… Но скажи:
Ты не просил, чтоб он открыл нам средство
Спасти Дженнаро?
Миллон

(со вздохом)

Я просил, Армилла.
Не спрашивай об этом средстве.
Армилла

Нет,
Я знать хочу. Что мой отец ответил?
Миллон

Не спрашивай.
Армилла

(беря его за руку)

Ты должен мне сказать.
Миллон

Жена, к чему меня ты принуждаешь!
Зачем ты хочешь это знать! О брат мой,
О милый брат, погибший навсегда!
(Плачет.)

Жена, не заставляй…
Армилла

О, говори!
Я знать хочу.
Миллон

Но это бесполезно.
Такое средство применить нельзя.
Армилла

Нет, нет, скажи. Я этого хочу.
Миллон

(высвобождая руку)

Так ужаснись, Армилла. Твой Норандо
Ответил на мольбы: "Вот это средство.
Должна Армилла этим вот кинжалом
(указывает на воткнутый у ног статуи кинжал)

Заколотою быть над изваяньем.
Лишь кровь Армиллы, орошая мрамор,
Дженнаро может воскресить. И если
Ты это средство применить решишься,
То примени. Другого средства нет.
Страдай! И я страдаю, как и ты".
Сказал и скрылся, пламенем и серой
Мои наполнив жилы. Вот, Армилла,
Суди сама, возможно ль это средство,
И что мне, в яростном моем бессилье,
Осталось, как не растерзать себя
И грудь себе пронзить!
Одна лишь смерть
Меня избавит от мучений!
(Уходит в ярости.)

Армилла

(стоит пораженная)

Где я?
Что слышу я? Какой мороз до мозга
Костей меня сковал, какой холодный
Пот выступил на лбу! О, где на свете
Есть женщина несчастнее меня,
Рожденной лишь затем, чтоб жить в темнице
Или чтоб вызвать столько злополучии,
Что для людей я становлюсь ужасной
И ненавистной! Да, судьба, я слышу,
Я знаю, что ты хочешь и что хочет
Мой мстительный отец. О злой отец!
Моей ты хочешь смерти? Вот она!
(В отчаянии бросается к кинжалу,
берет его и становится рядом со статуей.)
Дженнаро, чистый сердцем, справедливо,
Чтоб кровь моя тебя омыла, вырвав
Из этой страшной мраморной тюрьмы.
В конце концов я жертвую немногим,
Когда я в смерти нахожу исход
Из темной бездны плача и страданий.
Да и нельзя, чтоб меньшею ценой
Был брату возвращен столь редкий в мире,
Столь славный брат.
(С силой.)

Тебе я посвящаю
Себя и кровь мою.
(Обнимает статую и закалывает себя.)

Кровь брызжет на статую, которая теряет свою белизну и снова становится человеком. Дженнаро соскакивает с пьедестала. В тот миг, когда Армилла себя закалывает, входит Смеральдина и громко вскрикивает.

Явление VI

Армилла, Дженнаро, Смеральдина.

Смеральдина

Ах!
Дженнаро

Кто меня
Освободил из каменной темницы?
Армилла

О боже, умираю…
(Падает на сиденье.)

Смеральдина

Ах, принцесса
Дитя родное… Кто тебя принудил
Убить себя?
(Подбегает к Армилле.)

Дженнаро

Что вижу я? Армилла
С пронзенной грудью! Кто, кто ранил вас?
О боги! Женщина, скажи мне, кто
Нанес ей рану? О, я отомщу…
Смеральдина

Я видела, она себя сама,
Несчастная, пронзила.
Армилла

(слабея)

Не ищи
Виновных в этой смерти, о Дженнаро!
То мой отец хотел, чтоб я угасла,
Хотел освободить, чем кровь моя…
И кровь мою я отдала тебе…
Живи, будь счастлив… счастлив рядом с братом.
И сохраните, если я достойна,
Признательную память обо мне.
Дженнаро

О героиня! Нет, ты не умрешь.
Быть может, рана не смертельна. Врач…
(Хочет идти.)

Армилла

Остановись! Искать спасенья поздно…
Мой друг…
Я чувствую, как отлетает
Моя душа… Миллону передай…
Супругу милому… привет прощальный…
И если бы ты встретился с Норандо…
Скажи… скажи… что я его желанье…
Исполнила… и пусть он не забудет…
Скажи… о боже!.. ты ему скажи…
О боже!.. Умираю.
(Умирает.)

Смеральдина

Горе, горе!
Дженнаро

(в исступлении)

Несчастная скончалась! Горе мне!
О свет! О небо! О злодей Норандо!
Миллон, Миллон!

Явление VII

Те же и Миллон.

Миллон

Я слышу плач и крики. Брат! Дженнаро!
Кто возвратил тебя в мои объятья?
(Бежит его обнять.)

Дженнаро

(стараясь заслонить от него Армиллу)

Беги отсюда, отверни лицо!
Брат, не смотри сюда, я умоляю!
Миллон

(видя мертвое тело)

Жена моя! Армилла! Бездыханна!
В своей крови!.. Каким ужасным светом
Мой разум озарился! Это я,
Брат, это я убил Армиллу. Здесь
Ее покинул я одну. Безумный,
Страданьем ослепленный, я не видел,
Что доблестная женщина могла…
Но что я медлю?
(Поднимает кинжал.)

Пусть кинжал, который
Пронзил ей грудь, за смерть ее отметит.
(Хочет заколоться.)

Дженнаро

(удерживая его)

Нет, этого не будет! Брат, опомнись!
Миллон

(сопротивляясь)

Прошу тебя, оставь меня и дай мне
Окончить эту жизнь.

Явление VIII

Те же и Норандо.

Декорация меняется на глазах у зрителя. Исчезают все мрачные предметы, и открывается обширная сияющая зала. В глубине ее появляется Норандо.

Норандо

Остановитесь!
Довольно вы страдали от возмездья,
Довольно плакали. Убитый Ворон
Не мог не стать причиной похищенья,
А похищенье не могло не вызвать
Ужасных зол для вас и для меня.
Сейчас я видел, как погибший Ворон
Воскрес благодаря печальной смерти
Моей несчастной дочери Армиллы
И как ликует страшный Людоед.
Мне лишь теперь возвращена возможность
Не быть жестоким. Завершился круг
Великой тайны. В чем она — об этом
Никто не смеет спрашивать меня.
От малой искры города пылают,
И малый повод у любой беды.
Миллон

Злодей, кто мне вернет мою супругу?
Дженнаро

Скажи, как могут кончиться несчастья,
Когда погибла дочь твоя, опора
Всей Фраттомброзы, лучшая из женщин?
Смеральдина

Какой уж там для нас конец печалей,
Когда мы умираем от тоски!
Норандо

Как можно, после стольких осложнений
С убитым Вороном и после стольких
Чудес Норандо, задавать такие
Вопросы, господа? Мы разве ищем
Правдоподобья? Или есть оно,
По-вашему, в таких произведеньях,
Где вы его хотели бы найти?[78]
(Берет Армиллу за руку.)

Встань, дочь моя Армилла! Власть моя
Теперь не ограничена ничем,
И я могу быть снова человечным.
Встань, дочь моя! И этим воскресеньем
Утешь их всех и заодно меня.
Пора.
Армилла

(поднимаясь)

О, кто прервал мой черный сон?
Отец, ты дважды подарил мне жизнь!
Миллон

Жена моя!
Армилла

Мой муж!
Дженнаро

Моя невестка!
О чудо!
Все обнимают друг друга.

Смеральдина

Изумительное дело!
Где это видано? Ах, дорогая!
(Целует Армиллу.)

Я вне себя, простите…
Люди, люди,
Министры, стража, все сюда, сюда!
Бегите посмотреть на чудеса!
Скорей сюда!

Явление последнее

Те же, Леандро, Тарталья, Панталоне, Труффальдино и Бригелла со своими пожитками.

Леандро

(вбегает)

В чем дело?
(Видя Дженнаро.)

Что я вижу?
Тарталья

(вбегает; он поражен)

Статуя!.. Дженнаро!..

Панталоне

(вбегает; его изумление)

Что я вижу! Утробушка моя… О, дайте вас обнять, дайте съесть вас! (Порывисто ласкает Дженнаро.)

Труффальдино и Бригелла вбегают; их удивление и раскаяние.

Норандо

Достаточно! Взгляните, дураки,
Как весь дворец преображен чудесно,
Как он ликует. Оставайтесь тут.
Нам требовалось испытать, насколько
Фантастика воздействует на душу[79]
И может ли она иметь успех
У зрителей. Сейчас увидим это.
Так пусть начнется смех и отлетит
Печальная трагическая важность.
(Выступает вперед и заканчивает представление нижеследующими словами, которыми старушки обычно заканчивают сказки, рассказываемые детям.)

"Снова справляется свадьба с засахаренной репой, бритыми крысами, ободранными котами, и если большего мы недостойны, то пусть хоть детишки своими ручонками подадут нам маленький знак одобрения".

Король-Олень

Трагикомическая сказка для театра в трех действиях


ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Большой сценический успех "Апельсинов" и "Ворона" заставил синьора

Гольдони, человека, не лишенного хитрости, сказать, что он начинает со мной

считаться, так как я произвел на свет новый театральный жанр,

соответствующий вкусам публики. Синьор аббат Кьяри со своей обычной

осторожностью ругал публику, говорил об ее испорченном вкусе и невежестве.

Что же касается журналистов, то они в своих листках хвалили мои сказки и

находили в них красоты, которых я сам в них прежде не замечал.

Чуткие талантливые люди смотрели на эти вещи с правильной точки зрения

и искренне и беспристрастно хвалили их, как подобает честным, просвещенным

людям, умеющим различать тривиальности, поданные с искусством, от

тривиальностей, являющихся плодом неповоротливого и необразованного ума.

Нелегко было победить толпу, привыкшую спать на так называемых

"правильных" представлениях синьоров Кьяри и Гольдони и слишком убежденную в

том, что они действительно правильные и ученые, таким необычайным для нее

жанром, к тому же прикрытым столь ребяческим наименованием.

Эта толпа посещала представления моих первых двух сказок и, хотя была

захвачена их внутренней силой, стыдилась хвалить произведения, носившие

ребяческое название, из боязни унизить свое культурное достоинство и

возвышенный образ мыслей, соглашаясь, однако, с тем, что они не лишены

некоторых достоинств.

Чтобы пересилить эту краску стыда, я нашел необходимым в подобного рода

вещах откровенно идти дальше в своей фантазии. И, действительно, тот, кто

прочитает "Короля-Оленя", мою следующую сказку, легко убедится в смелости

моей мысли.

Заключающиеся в ней сильные трагические положения вызывали слезы, а

буффонада масок, которых я, по своим соображениям, хотел удержать на

подмостках, при всей вносимой ими путанице нисколько не уменьшила

впечатления жестокой фантастической серьезности невозможных происшествий и

аллегорической морали, несмотря на то что труппа Сакки, всецело строя свое

благополучие на преувеличенной пародии доблестных масок, ощущала сильный

недостаток в актерах, которые могли бы играть с должным умением,

сдержанностью и чувством серьезные роли, а последние, при неправдоподобном

содержании, занимают гораздо более ответственное положение, чем в

правдоподобных сюжетах, и требуют от актера исключительного дарования при

изображении правды, которой на самом деле не существует.

Как будет видно из дальнейшего, сказка "Король-Олень" начиналась с

вольности в виде нелепейшего пролога. Произносил его старик по имени

Чиголотти, человек странной внешности, хорошо известный в Венеции,

собиравший вокруг себя толпы людей, рассказывая им грубым голосом старинные

романы о волшебниках, и, делая это со смешной серьезностью, вставлял в свой

рассказ массу бесконечных глупостей, аффектируя при этом тосканскую речь.

Атанаджо Дзаннони, исполнявший с редким мастерством роль Бригеллы среди

масок труппы Сакки, изображал этого старика с неописуемым успехом, в

совершенстве подражая ему в одежде, голосе, прибаутках, жестах и позах, что

всегда производит на сцене большое впечатление.

Неоспоримый успех имеют даже тривиальности, освещенные с должной

откровенностью и вставленные в пьесу так, чтобы публика видела, что автор

отдавал себе в них полный отчет и смело ввел их в пьесу именно как

тривиальности.

Многие места "Короля-Оленя" и прочих моих сказок, в которых я всегда

применял неограниченную свободу, подтверждают этот мой взгляд, осуждая тех

немногих, кто называл их глупыми пустяками, пошлыми и тошнотворными.

Для того чтобы не без удовольствия продержать в театре в течение трех

часов восемьсот или девятьсот человек весьма различного культурного уровня и

для того, чтобы оказаться полезным труппе старинных итальянских масок,

необходимо по многим причинам бросать в землю семена весьма разнообразных

растений. Мелкие писаки, привыкшие все поносить, наверно, обладают очень

слабыми желудками, неспособными отделить и переварить в отдельности каждый

род зерен в моих скромных представлениях, которые, каковы бы они ни были,

пользовались успехом у публики.

Я говорю это вовсе не для того, чтобы утверждать, что сказка

"Король-Олень", сочиненная по моему методу, непременно понравится в театре.

Мне не надо предсказаний: она имела огромный успех. Поставленная труппой

Сакки в театре Сан Самуэле в Венеции 5 января 1762 года, она была повторена

шестнадцать раз подряд при переполненном зале и до сих пор ежегодно

возобновляется.

Если моим благосклонным читателям пьеса эта покажется пустяком, я приму

это с философским смирением.


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Чиголотти — площадной рассказчик, лицо заимствованное, пролог

представления.

Дерамо — король Серендиппа, возлюбленный Анджелы.

Анджела — дочь Панталоне.

Панталоне — второй министр Дерамо.

Тарталья — первый министр и личный секретарь Дерамо, влюбленный в

Анджелу.

Клариче — дочь Тартальи, возлюбленная Леандро.

Леандро — сын Панталоне, придворный кавалер.

Бригелла — дворецкий короля.

Смеральдина — его сестра.

Труффальдино — ловчий, влюбленный в Смеральдину.

Дурандарте — волшебник.

Стража.

Охотники.

Народ.


Действие происходит в Серендиппе и его окрестностях.


Все действующие лица, кроме Чиголотти, одеты по-восточному.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Театр представляет небольшую площадь.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ (ВМЕСТО ПРОЛОГА)

Чиголотти

(подражающий костюмом, разговором и жестами одному человеку, который обычно

рассказывал сказки и романы народу на Большой площади Венеции, снимает

шляпу, отвешивает поклон публике и, снова надев шляпу, произносит следующую

речь):


На этот раз, уважаемые синьоры, я пришелрассказать вам необыкновенные

вещи. Ровно пять лет тому назад пришел в этот город Серендипп великий

астрономический волшебник, который владел тайнами магии белой, черной,

красной, зеленой и даже, кажется, синей. Звали его великий Дурандарте, а я

был его верным слугой. Как только Дерамо, король этого города, узнал, что

мой господин остановился в "Остерии обезьяны", он призвал к себе одного из

своих верных министров и сказал ему: "Тарталья (так звали этого доблестного

министра), ступайте, друг мой, в "Остерию обезьяны" и приведите ко мне

волшебника Дурандарте". Верный Тарталья повиновался и привел Дурандарте к

его величеству. Было бы слишком долго расписывать, с какой роскошью был

принят мой господин; достаточно сказать, что в благодарность он оставил его

величеству два больших знака своего расположения. Эти две великие магические

тайны, два чуда, две удивительные вещи — первая и вторая… Но я не могу вам

их открыть, потому что иначе у вас пропадет весь интерес и удовольствие,

которые, бог даст, вы будете иметь, увидев их воочию.

Скажу лишь, что я имел честь служить волшебнику Дурандарте в течение

сорока лет, но никогда не мог ничему научиться из его великих знаний. Лишь

однажды он мне сказал: "Смотри, Чиголотти, горе тебе, если ты кому-нибудь

обмолвишься до наступления тысяча семьсот шестьдесят второго года о двух

тайнах, которые я сообщил королю Серендиппа. Носи всегда одну и ту же

дырявую сутану черного сукна, шерстяную шапку и рваные сапоги. Стриги бороду

раз в два месяца и зарабатывай себе на жизнь, рассказывая сказки в Венеции

на Большой площади.

Пятого января тысяча семьсот шестьдесят второго года из этих двух тайн

родятся великие чудеса, и ты отнесешь меня, в образе Попугая, в

расположенный недалеко отсюда Рончислапский лес. Там ты меня оставишь, а при

моей помощи будет наказано предательство, вызванное самой страшной из двух

тайн, открытых мною королю Серендиппа". Сказав это, он воскликнул: "О

дорогой Чиголотти, исполняется мой приговор; Демогоргон, бог фей, хочет,

чтобы я в течение пяти лет жил в образе Попугая. Помни, что пятого января

тысяча семьсот шестьдесят второго года ты должен отпустить меня на свободу в

Рончислапском лесу. Там, став добычей птицелова, я совершу великие чудеса,

после чего с меня снимется заклятие; ты же около, шести часов вечера будешь

иметь заработок в двадцать сольдо за твою верную службу и беспокойство". С

этими словами он": к великому моему изумлению, покинул человеческую оболочку

и превратился в прекраснейшего Попугая.

Поэтому, почтенные синьоры, внимайте великим событиям сегодняшнего дня,

ибо я отправляюсь в Рончислапский лес, чтобы выпустить там Дурандарте,

волшебника-попугая, а потом, получив наконец долгожданные двадцать сольдо,

пойду в "Остерию обезьяны" выпить за ваше здоровье, в честь того, кто их

бросит мне в шляпу.

(Снимает шляпу, отвешивает поклон и уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Декорация меняется и представляет зал.

Тарталья, Клариче.


Тарталья


Дочь моя, ты видишь, как улыбнулось нам счастье в этом царстве

Серендиппа. Ты сделалась придворной дамой, а я — первым министром и любимцем

короля Дерамо, которого все боятся; Теперь, дорогая Клариче, настала пора

решиться на великий шаг, и если ты меня послушаешься, то еще сегодня будешь

королевой.


Клариче


Я — королевой? Но каким образом?


Тарталья


Ну да, королевой, королевой. Ты ведь знаешь, что король Дерамо,

допросив две тысячи семьсот сорок восемь девиц, принцесс и дам в своем

потайном кабинете, черт знает почему отказал им всем и вот уже четыре года,

как решил не вступать в брак.


Клариче


Я это знаю, но не думаю, чтобы он захотел взять меня в жены после

стольких отвергнутых знатных дам.


Тарталья

(гордо)


Синьора ветреница, я знаю, что говорю. Дай мне докончить. Я его допек

вчера хитростью, говоря, что нет наследника престола, что в народе

недовольство, что народ волнуется и так далее, и убедил его жениться. Но у

него все то же проклятое упрямство — расспросить сначала девушку в тайном

кабинете. И так как больше нет принцесс, которых можно было бы допрашивать,

он решил обнародовать, что девушки всякого звания и положения могут явиться

для допроса в этот проклятый кабинет, чтобы он мог жениться на той, которая

придется ему по душе. Объявилось двести девушек, и их имена вынули из урны,

чтобы определить порядок, в котором они будут представляться королю. Твое

имя вышло первым, и ты должна идти на допрос. Он меня очень любит; ты моя

дочь, ты не пугало, и, если ты будешь хорошо держаться, я уверен, что ты

сегодня же станешь королевой, а я — самым знаменитым человеком на этом

свете. (Тихо.) Скажи мне, дочка, у тебя нет никакого тайного пятнышка,

которое он мог бы обнаружить?


Клариче


Дорогой отец, избавьте меня от этого испытания, умоляю вас.


Тарталья


Что? Как? Дрянная девчонка! Ступай сейчас же и держись как следует при

допросе, или… понимаешь! Ты ведь знаешь меня. Дура, как ты смеешь меня не

слушаться! (Тихо.) Может быть, У тебя есть какой-нибудь тайный недостаток?

А?


Клариче


Нет у меня ничего, но я предчувствую, что не сумею вести себя как

следует на испытании; это невозможно; я буду отвергнута.


Тарталья


Что за предчувствие! Отвергнута! Не может этого быть. Ой слишком меня

уважает. Идем скорее, уже время. Он ждет тебя в своем кабинете. (Берет ее за

руку.)


Клариче

(сопротивляясь)


Нет, ни за что, отец, ни за что.


Тарталья


Я оборву тебе уши. Я отрежу тебе нос. Ступай, говорят тебе и держись

как следует, или… (Ударяет ее.)


Клариче


Дорогой отец, я не сумею держаться как следует. И, наконец я сознаюсь,

что до смерти влюблена в Леандро и не буду иметь силы скрыть свою страсть

перед королем.


Тарталья

(отступая в ярости)


В Леандро, сына Панталоне, второго министра! Простого придворного

кавалера! Ты предпочитаешь королю какого-то Панталоне? И ты моя дочь? О

негодная, недостойная дочь грозного Тартальи! Слушай! Если ты откроешь

королю эту низкую любовь… Если ты не заставишь его сделать выбор в твою

пользу… Слушай. Идем сейчас же. Не заставляй меня больше говорить.

(Хватает ее за руку.)


Клариче


Избавьте меня от этого, будьте милосердны! Я никогда не сделаю зла

Анджеле, моей подруге, становясь на ее пути. Я знаю, что она безнадежно

любит короля.


Тарталья

(снова отступая)


Анджела, дочь Панталоне, любит короля? (В сторону.) Анджела, сердце

мое, радость моя, которую я хотел еще сегодня любовью или силой заставить

сделаться моей женой! Она любит короля! (Громко.) Клариче, слушай меня и

трепещи. Если ты сейчас же не отправишься к королю и не будешь вести себя

как следует, если ты откроешь ему свою любовь к Леандро и не заставишь его

выбрать на допросе именно тебя или если ты выдашь королю то, что я тебе

сказал, — яд у меня под рукой; тебе уготована смерть, и ты падешь жертвой

моего гнева.


Клариче

(в ужасе)


Хорошо, я сделаю по-вашему. Вы будете удовлетворены, увидев меня

отвергнутой и пристыженной.


Тарталья

(толкая ее в гневе)


Не медли. Думай о твоей жизни и о моих приказаниях, ветреница, дура,

дрянная девчонка!


Уходят.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Панталоне, Анджела входят.


Панталоне


Ничего неизвестно, дорогая дочка, ничего неизвестно. Конечно, две

тысячи семьсот сорок восемь принцесс и дам были отвергнуты нашим королем: он

их водил в свой тайный кабинет, задавал им три-четыре вопроса, затем вежливо

отпускал с миром; потому ли, что ему не нравилась их внешность, или по

каким-нибудь другим причинам… ничего неизвестно. Я, конечно, не скажу, что

это сумасбродство, потому что я ему служу, давно и убедился, что он мудрый и

милостивый правитель, обладающий всеми качествами, необходимыми монарху, но

в этом деле, наверно, кроется какая-то чертовщина.


Анджела


Дорогой отец, почему вы не защитили меня от такого позора? Ведь если он

меня отвергнет, что, наверно, и случится, я погибну от горя.


Панталоне


Разумеется он тебя отвергнет; но, дорогая моя, я и на колени

становился, и молил, и заклинал, чтоб он тебя от этого освободил, — но все

было напрасно. Я сказал ему, что мы родились в Венеции и, конечно, честные

люди, но мы бедны, и его щедрость и так уже возвысила нас не по заслугам, и

мы недостойны притязать на такую высокую честь. Дудки! Знаешь, что он мне

ответил?


"Несправедливо было бы, раз я
Всем женщинам открыл свободный доступ,
Позволить вашей дочери не быть
Среди других на этом испытанье".

Сколько я ни просил — дудки! Он только рассердился и велел бросить в

урну и твое имя. Ты вышла третьей. Что теперь делать? Надо идти. Ты, может

быть, думаешь, что мне приятны сплетни и россказни остроумцев? У меня

разрывается сердце, Анджела, у меня разрывается сердце!


Анджела


Я дрожу перед этим шагом, сознавая, что недостойна такого величия.

Впрочем, если он ищет в своих допросах искренности, преданности, если он

ищет любви…


Панталоне


Вот тебе и раз! Ты что же, влюблена, что ли, ветреница?


Анджела


Да, сознаюсь вам, как любящему отцу. Дорогой отец, у меня хватило

смелости безнадежно влюбиться в моего короля. Он откажет мне, отец, и я умру

не потому, что мне откажет монарх, бедной девушке должно быть чуждо такого

рода домогательство. Но я увижу себя отвергнутой, презренной тем, кто мне

всего дороже, в ком вся моя жизнь, — и это будет причиной моей гибели.


Панталоне


О, я несчастный! Что я слышу?


Анджела


Кроме того, я больше всего боюсь недовольства Тартальи, который

заинтересован в состязании не только потому, что в нем участвует его дочь,

но и сам всегда смотрит на меня влюбленными глазами и вздыхает. Еще сегодня

утром он уговаривал меня притвориться больной, чтобы не идти на допрос в

королевский кабинет.


Панталоне


Ловко! Вот и еще одна любовь с этой стороны! Небо заботится о тебе,

дочка. Я не знаю, что сказать. Но уже поздно, надо идти. Ты ведь записана

третьей. (Уходит.)


Анджела


Любовь, тебе я поручаю себя. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Бригелла, Смеральдина.


Оба одеты по-восточному. У Смеральдины огромный веер, большие цветы и

карикатурный султан из перьев на голове.


Бригелла


Да подними ты голову повыше! Не держи так неуклюже руки, черт побери!

Вот уже час, как я тебя учу, а ты все такая же колода. Ты мне напоминаешь

тех торговок, которые выкрикивают: "Розы, груши, сласти!"


Смеральдина


Как, братец? Неужели ты находишь, что я своим видом могу влюбить в себя

животное, а не только короля?


Бригелла


Что за манера выражаться! Если ты скажешь что-нибудь в этом роде его

величеству, клянусь честью, он заставит тебя влюбиться в своего конюха.

Вообще я предпочел бы видеть тебя одетой по-венециански, с красивым шиньоном

и небрежной накидкой.


Смеральдина


Вот сумасшедший! Бьюсь об заклад, если я отправлюсь в этом виде в

Венецию, то покорю всех венецианцев, обладающих хорошим вкусом. Берретини

украдут десять фасонов из этого наряда и в три дня опустошат кошельки всех

венецианских женщин.


Бригелла


Разумеется, новизна всегда имеет успех, и вот поэтому, если бы ты

предстала перед королем Серендиппа в венецианском костюме, ты поразила бы

его новизной. Нечего делать, приходится пускаться на хитрость. Ведь если ты

влюбишь в себя его величество, ты станешь королевой, а я, как твой брат, из

дворецкого сделаюсь, по крайней мере, главнокомандующим.


Смеральдина


Ну, если все дело в том, чтобы заставить его влюбиться, предоставь это

мне. Вот уже три дня, как я читаю песнь Армиды Тассо и роль Кориски из

"Верного пастуха". Я приготовила самые прекрасные вздохи и обмороки, какие

только существуют. И с легкостью могу спеть стихи Ариосто:


Стал от любви неистов и безумен
Тот, кто считался прежде мудрецом.

Бригелла


Довольно; молю небо, чтобы это было так; но твоя рожа… твоя фигура…

Довольно, идем, бросимся в пучину. (Хочет уйти.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и Труффальдино.


Труффальдино одет по-восточному, в зеленый костюм птицелова с несколькими

шутовскими дудками, привязанными на груди.


Труффальдино, встретив Смеральдину и Бригеллу, высмеивает карикатурный

наряд Смеральдины. Спрашивает, куда она идет.

Бригелла, — представиться в королевский кабинет на конкурс королевской

супруги.

Труффальдино, удваивая насмешки, высмеивает Смеральдину.

Смеральдина грозит ему с преувеличенной серьезностью.

Труффальдино спрашивает, правду ли она говорит.

Смеральдина, — сущую правду.

Бригелла говорит, что не следует унижаться до разговора с таким

негодяем. Подает руку Смеральдине; прияв гордый вид, они хотят удалиться.

Труффальдино протестует с гневом и говорит, что помешает Смеральдине

конкурировать на роль королевской жены, так как она обещала ему выйти за

него замуж.

Смеральдина отвечает, что королевский приказ разрывает всякие обещания.

Труффальдино говорит, что попросит его величество не совершать подобной

несправедливости.

Бригелла смеется, прибавляет, что его сестра, которая стремится к

трону, не должна вступать в, брак с каким-то несчастным птицеловом.

Они спорят о своем положении и происхождении.

Труффальдино плачет.

Смеральдина тронута, она трагически утешает его, обещает свои

благодеяния, когда будет королевой, и уходит с Бригеллой.

Труффальдино остается в отчаянии.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Труффальдино, Леандро.


Леандро, на одной стороне сцены, горюет о том, что Клариче, его

возлюбленная, будет за свою красоту избрана королем, а он останется

обманутым.

Труффальдино, на другой стороне сцены, глубоко огорченный, делает

преувеличенное описание красот Смеральдины и изображает ее ужасной. Он

боится, как бы на нее не пал выбор короля; впадает в отчаяние.

Леандро жалуется на непостоянство Клариче; решает, что честолюбие

Тартальи привело ее к этому шагу и заставило пойти в королевский кабинет,

Труффальдино, на другой стороне сцены, нелепо пародирует его слова

применительно к Смеральдине; решает, что ее принудил к этому сводник

Бригелла, ее братец.

Оба плачут, замечают друг друга. Спрашивают друг друга о причине слез.

Леандро утверждает, что избранницей будет Клариче.

Труффальдино возражает, что избрана будет Смеральдина.

Они горячатся по поводу своих мнений и своего хорошего вкуса; забывают

об опасности и своей страсти.

Леандро выражает надежду, принимая во внимание две тысячи семьсот сорок

восемь отвергнутых девиц, которые представлялись королю, что Клариче не

будет среди них белой вороной, и уходит.

Труффальдино заявляет, что если король откажется от Смеральдины, то и

ему будет совсем не жалко получить отказ.

(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Декорация меняется и изображает королевский кабинет Дерамо с входной дверью

на заднем плане. По обе стороны двери находятся две ниши, в которых

помещены две статуи. Статуя налево изображается живым человеком, спрятанным

до пояса и набеленным так, чтобы публика приняла его за изваяние, подобное

стоящему справа. Человек, изображающий это изваяние, должен быть комиком и

должен уметь играть последующие сцены так, как это будет указано.

Предполагается, что эта статуя — одна из тех двух великих магических тайн,

сообщенных королю Дерамо волшебником Дурандарте, о которых упоминал в

прологе Чиголотти. Посередине кабинета подушки для сидения на восточный лад.

Дерамо один.


Дерамо


Итак, теперь я должен, по совету
Министра, осторожного Тартальи,
Избрать себе супругу.
(Оборачивается к изваянию.)

Помоги мне,
О мага Дурандарте дар бесценный!
Смеясь притворству лицемерных женщин,
Вскрывая их неискреннюю сущность,
Ты до сих пор всегда мне был защитой,
Спасал от нерушимых брачных уз.
О тайный друг, известный только мне,
Не оставляй меня. Твоя улыбка
Изобличит неверность и коварство
Всех, что сегодня здесь должны предстать.
Пусть лучше без наследника оставлю
Я трон и царство, чем отдамся в руки
Обманщице, которая предаст
Мою любовь и честь и будет вечно
Питать ко мне вражду, а мне придется
Всегда во всем ее подозревать.
Сюда идет Тартальи дочь. Посмотрим,
Насколько искренна она. Мой опыт
Подсказывает мне, что нет на свете
Той женщины, что правду говорит.
(Садится.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Дерамо, Клариче, Стража, сопровождающая Клариче. Клариче входит через

среднюю дверь. Идущая впереди нее стража расступается, чтобы дать ей дорогу,

и заслоняет от публики обе статуи. Дерамо делает страже знак удалиться.

Стража уходит и закрывает дверь.


Дерамо


Садитесь же, Клариче, не смущайтесь
Присутствием монарха. Вы должны
Непринужденно говорить со мною.
В войне и мире ваш отец прославлен,
И унижаться не пристало вам.

Клариче (грустно)


Мой государь, благодарю за милость;
Мой долг повиноваться — я сажусь.
(Садится.)


Дерамо


Вы знаете, что должен я избрать
Себе жену и царству королеву.
Достойней вас найти мне нелегко.
Казалось бы, что дочь Тартальи вправе
Рассчитывать на этот сан. И прежде
Хочу услышать я из ваших уст,
Действительно ль вам брак со мной желанен.

Клариче


Ужель найдется девушка на свете,
Которой бы желанным не был этот
Высокий брак, король великодушный,
Пример всех доблестей и благочестья.

Дерамо

(незаметно для Клариче оборачивается и смотрит украдкой на изваяние,

которое не подает никакого знака)


Туманны эти речи. Я хочу
Узнать лишь ваше мнение, Клариче.
Конечно, многим было бы приятно
Вступить со мною в брак, но, может быть,
Смешаться не хотите с их толпой, —
Вот что от вас желал бы я узнать.

Клариче

(в сторону)


Как он меня пытает!
(Громко.)

Неужели
Вы можете поверить, государь,
Что я средь стольких буду безрассудной
И откажусь от счастья?

Дерамо

(оборачивается, как выше, к статуе, последняя не двигается)


Мне не ясен
Смысл ваших слов, Клариче. Говорю я
О вас одной. Скажите откровенно,
Хотите ль вы моею стать женой?

Клариче

(в сторону)


Отец, из-за тебя я лгать должна.
(Громко.)

Да, мой король, я этого хочу.

Дерамо

(оборачивается, как выше, к статуе, последняя делает смеющееся лицо,

затем снова приходит в неподвижность)


Клариче, нет, я знаю, что в душе
Вы просто оскорбить меня боитесь
Своим отказом. Может быть, страшит вас
И что-нибудь другое, — только вы
Неискренни со мною. Ваше сердце,
Признайтесь мне, ведь занято другим?

Клариче

(в сторону)


Отец жестокий, ты меня заставил
Лгать, чтобы жизнь несчастную спасти.
(Громко.)

Нет, мой король, вас одного люблю я.
Конечно, я прекрасно понимаю,
Что недостойна царственной руки,
Но если вы считаете иначе,
Я только вашей быть хочу женой,
Других возлюбленных нет у меня.

Дерамо

(смотрит на статую, которая смеется сильнее, затем принимает прежний

вид)


Ну, хорошо, вы можете идти.
Я понял вас, Клариче. Никого
Ни огорчать, ни радовать не буду.
Сперва я должен выслушать других,
А там решу.

Клариче

(встает и отвешивает поклон, в сторону)


О, если б отказал он
И я к Леандро снова возвратилась!

Входит стража и закрывает собою обе статуи, Клариче уходит. Стража следует за ней.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Дерамо один.


Дерамо


Да, без притворства женщину найти
Казалось бы мне странным!
(Статуе.)


Изваянье,
Благодарю тебя. Сжималось сердце.
Когда не видел я твоей улыбки,
Уж я боялся, что утратил ты
Свою таинственную силу.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Дерамо, Смеральдина, стража.


Стража делает так, как указано выше, затем выходит и закрывает дверь.

Смеральдина приближается с нелепыми карикатурными поклонами жестами.


Дерамо


Кто вы?
Садитесь.
(В сторону.)

Если я не ошибаюсь,
Она сестра дворецкого.

Смеральдина

(садясь)


Синьор,
Сестра Бригеллы я. Высокий род
Ведем мы из Ломбардии. Невзгоды
Принизили нас очень. Ну… и вот…
Но бедность красоты не умаляет.

Дерамо

(смотрит на статую, которая смеется)


Конечно. Но скажите мне, синьора,
Вы любите меня?

Смеральдина

(сильно вздыхая)


Ах, ах, тиран…
Какой вопрос… Меня вы покорили…
(Вздыхает.)


Дерамо

(смотрит на статую, которая смеется сильнее)


Скажите мне, когда бы вас избрал я
Своей супругой и, скончавшись вскоре,
Оставил вас вдовой, вы б горевали?

Смеральдина

(с преувеличенным жестом отчаяния)


Жестокий! Что сказали вы? О, если
Вы не свирепый тигр в людском обличье,
Не говорите мне таких речей.
Ах, при одной лишь мысли стынет кровь.
Мне дурно… помогите…
(Делает вид, что падает в обморок.)


Дерамо

(смотрит, как указано выше, статуя смеется все сильнее)


Вот несчастье!
Теперь придется слуг сюда позвать,
Чтобы отсюда унести ломбардку.

Слыша это, Смеральдина тотчас же приходит в себя.


Синьора, ваша страсть ко мне чрезмерна.
Скажите, вы девица иль вдова?

Смеральдина


Будь я вдовой, ужели б я посмела
Монарху, что одних первин достоин,
Себя в супруги дерзко предложить?
Я девственна.
(С притворным смущением обмахивается веером.)


Дерамо

(глядит на статую, которая сильно смеется, со странными гримасами и

широко раскрытым ртом)


Ну, так. Теперь ступайте,
Ломбардская синьора. Я клянусь,
Что сколько женщин мне ни представлялось,
Такого развлеченья не имел я
Ни от одной. Ступайте. Я решу.
Идите же.

Смеральдина

(вставая, весело)


Синьор, я вам сознаюсь,
Храню в груди я море сладких чувств.
Любви и всяких нежностей. Сказать их
Я не могу. Я к свадьбе берегу их.
Тогда поймете, как я люблю вас.
(В сторону.)

Победа! Он влюбился. Я царица.
(Отвешивает аффектированные поклоны со вздохами, по временам

оборачиваясь.)


Входит стража, чтобы встретить ее, и заслоняет собою обе статуи;

человек-статуя в этот момент заменяется как можно более схожим изваянием.

Смеральдина уходит, стража следует за нею.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Дерамо один.


Дерамо

(статуе)


Ах, милый истукан, какую радость
Дает мне смех твой! О мужья, отцы,
Любовники, как было бы вам кстати
Иметь в дому такое изваянье
И, вопрошая жен, сестер любимых,
Знать тайные их мысли… Впрочем… Нет,
То было бы ужаснейшим несчастьем
Для всех людей. Вот, если бы ты мог
Разоблачать не женщин, а мужчин
В их тайных побуждениях, тогда
Сумели бы всегда мы уберечься
От недостойных слуг, друзей неверных
И от министров, что предать готовы.
(Смотрит по направлению к двери.)
Вот Анджела идет сюда. Клянусь,
Найти ее такой же лицемерной
Мне будет грустно. Думал я в ней встретить.
Безумное желанье! Долгий опыт
Мне запретил надеяться. Все ж, если…
Я грежу… Изваянье, дай мне знак.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Дерамо, Анджела.


Анджела

(с благородной откровенностью)


Я здесь, синьор, по вашему приказу.
Не знаю, справедлив ли он.

Дерамо


Садитесь.
(В сторону.)

Какая восхитительная смелость!
(Анджеле.)

Я не был никогда несправедлив.

Анджела

(садится)


Конечно, вы — король, и кто ж посмеет
В лицо вас осуждать и показать вам
Несправедливость ваших приказаний?

Дерамо


Насколько вижу я из ваших слов,
Мне кажется, в вас смелости достанет
Монарха упрекать, а если нет —
Я сам даю вам полную свободу.
Открыто говорите. Оскорбленья
Я в этом не увижу.

Анджела

(в сторону)


Ах, жестокий,
Меня он, ободряя, предает!
О бедное сердечко!
(Громко.)

Неужели
Сочтете справедливым вы, синьор,
Что стольких бедных девушек, несчастных,
Рожденных в скромной и убогой доле,
К вам силою являться заставляют
На выборы супруги королевской
И этим льстят их ветреным умам?
А после, все в слезах, они уходят,
Исполнены стыда и огорченья,
Что вам пришлись не по сердцу, хоть, может,
У них заслуг немного
(вздыхает)

и отказ
Понятен ваш. Ужели справедливо,
Что против воли я сюда пришла
И вы отвергли все мольбы отца
О том, чтоб вы не делали меня
Случайной жертвой вашего величья
И вашей проницательности дивной
Или (простите!) вашего каприза,
Которым стольких девушек-бедняжек
Вы оскорбили? О король Дерамо,
Не забывайте праведное небо, —
Оно ведь только время выжидает,
Чтоб покарать грехи. Я говорю
Не за себя — готова я к отказу.
Я говорю за тех несчастных женщин,
Что там стоят и с грустью ожидают
Час униженья. Пощадите их.
Пусть Анджела последней будет жертвой,
Которой суждено отказа горечь
Перенести насильно. Мой король,
Простите, но вы дали мне свободу,
И я свободно с вами говорила.

Дерамо

(в сторону)


Каким дурманом ум мой опьянен!
(Смотрит на статую, которая не двигается.)

И все же неподвижно изваянье.
Ужель и вправду сердце в ней не лживо?
Нет, нет, не верю…
(Громко.)

Вашу откровенность
Я, Анджела, прощаю и хвалю.
Ах, если бы всю правду вы узнали,
Вы так не говорили бы. Когда-то
Надеялся я девушку найти,
Которая бы искренней любовью
До самой смерти радость мне давала.
Я не нашел ее. Необходимость
Наследника оставить королевству
Меня сегодня снова заставляет
Возобновить попытку, но боюсь,
Что и на этот раз все будет тщетно.

Анджела


Но где же доказательства, синьор,
Что искренности нет у стольких женщин?

Дерамо


Они в моих руках. Но не могу
Вам их открыть. Поверьте, это так.
(С нежностью.)

Ну вот… а вы… вы любите ль меня?

Анджела

(вздыхая)


О, если б я могла вас не любить,
Тогда бы неизбежный ваш отказ
Не поразил меня; смертельным горем.
Но все равно. Я жду его спокойно,
Хоть так спокойным быть вам не желаю.

Дерамо

(глядит на статую, которая, остается неподвижной. В сторону)


Над нею не смеется изваянье…
О, что за радость мне объемлет душу!
Не может быть… Ужели это правда?
(С восторгом.)

Вы будете любить меня до гроба,
До дня, когда я прежде вас умру?

Анджела


Да, если можно измерять любовью
Грядущие дела. Но, государь,
К чему мешать вопросов мрачных горечь
Со сладостью… Любовь… печаль… надежда…
Я больше не могу.
(Плачет.)


Дерамо

(смотрит на статую, которая не двигается)


Он неподвижен.
И после стольких женщин оказалась
Правдивой эта венецьянка?
(Смотрит, как выше.)

Боже!
Неужто мне любовь слепит глаза,
И я не вижу правды… Нет, скажите…
(С волнением.)

Быть может, вам не люб я или есть
Другой у вас возлюбленный?… О, сжальтесь!
Молю вас, Анджела, откройте правду,
Пока я вас супругой не назвал.
Нет больше сил… Я, Анджела, люблю вас,
Люблю вас так, что, если бы потом
Нашел вас лживой, я бы умер с горя.

Анджела

(встает и бросается к его ногам)


О, дайте мне скорее тот отказ,
Который принесет мне смерть! Дерамо,
Довольно оскорблений. Удержитесь
От бессердечных шуток. Что за честь вам
Терзать сердца невинных и несчастных?
Я недостойна вас и это знаю,
Но я страдала много… Ах, Дерамо,
Я больше не могу… разбито сердце…
Не трогайте меня… Дерамо, сжальтесь,
Не смейтесь надо мной.
(Плачет навзрыд.)


Дерамо

(тронутый, смотрит, как выше, на статую, которая остается неподвижной.

Встает.)


О, дорогая,
Пример редчайший искренности женской!
Не плачьте. Встаньте. Был бы я злодеем,
Такую душу дивную отвергнув.
Сюда, министры, стража! Пусть народ
Теперь ликует. Я нашел подругу.
Ту, что любить меня навеки будет.

Входит стража.


Анджела


Дерамо, нет, к чему вам смерть моя?
Готова я к отказу, но зачем
Его хотите сделатьвсенародным,
К чему жестокость? Я ведь вам созналась,
Что недостойна вас.

Дерамо


О венецьянка,
Достойны вы великого монарха,
Вы истинной любви пример, который
Опровергает россказни глупцов,
Что разглашают всюду о притворстве,
Непостоянстве, ветрености пола,
Который Адриатики услада.
Войдите же, министры. Я супругу
Избрал себе. Я Анджелу избрал.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Те же, Тарталья и Панталоне.


Панталоне

(в восторге)


Моя дочь, ваше величество!

Дерамо


Да, вашу дочь, счастливейший отец,
Счастливей тем, что произвел на свет
Такую душу дивную, чем став
С сегодняшнего дня монарху тестем.

Тарталья

(злобно, в сторону)


Проклятый миг! Я чувствую, что гибну. Я теряю Анджелу, а моя дочь

теряет трон.


Панталоне


Ах, ваше величество, разве недостаточно того, что мы без всяких заслуг

получили от вас столько благодеяний, а вы теперь хотите так возвысить бедную

девушку!


Дерамо


Я только возвышаю добродетель
На должное ей место. Государство
Нуждается в наследнике и этим
Меня избрать супругу заставляет.
Достойней Анджелы я не нашел.

Тарталья

(с притворной веселостью)


Ура, ура… Ваше величество, я радуюсь. Вы не могли сделать лучшего

выбора. Анджела, я утешаюсь. Панталоне, я не могу выразить моей радости. (В

сторону.) Я в бешенстве. О, смерть! о, ад! о, мщенье!


Панталоне


Дорогая дочка, никогда не забывай своего происхождения, не возносись.

Благодари каждое мгновение небо, которое посылает нам счастье, но от

которого идут и непредвиденные беды. Довольно. Наш король сделает мне

милость и позволит поговорить с тобой часика два наедине, чтобы я мог дать

тебе пару советов, несколько предостережений доброго старика отца. Но мне

все же кажется невозможным…


Дерамо


К чему сомненье! Вот моя рука, —
И, если только Анджела согласна,
Она моя супруга.

Анджела


Государь,
Даю и я вам руку, с нею ж вместе
Все помыслы и верность навсегда.

Берутся за руки.


Тарталья

(в сторону)


Я издыхаю от ярости. (Громко.) Но как же, возлюбленнейший монарх, вы

потеряли столько времени, чтобы нас утешить, и после двух тысяч семисот

сорока восьми девиц эта венецьянка?…


Дерамо


Теперь все расскажу. Пять лет назад
От мага Дурандарте я в подарок
Великие две тайны получил,
Из них одна пред вами
(показывает статую),

а другую
Храню я в сердце. Это изваянье
Имеет свойство дивное смеяться
Над лицемерьем женщин. До сих пор
Лишь Анджела была пред ним не лживой.
Ее и выбрал я.

Анджела делает жест изумления.


Панталоне


Вот так штука!


Тарталья

(злобно)


Что ж, эта статуя смеялась над Клариче? Значит, моя дочь обманщица? С

вашего разрешения, я сейчас же пойду и зарежу ее.


Дерамо


Остановитесь!
Клариче влюблена в другого. Знал он,
Что недостойна стать она моей.
О Анджела, невинная голубка,
Я так люблю вас, так вам доверяю,
Что не хочу иметь вблизи возможность
Любовь и верность вашу заподозрить.
И в знак того, что сердце и доверье
Готов навеки в жертву принести
Я вашей добродетели и чувству,
Я разбиваю адский истукан,
(обнажает шпагу)

Чтоб не искать в вас пятен и обмана.
(Разбивает статую.)

Пусть это будет каждому уроком,
Как уничтожить ревность, подозренья,
Тягчайшие обиды верных жен
И поводы к великим преступленьям.
Пускай ликует город. Вы, Тарталья,
Теперь довольны будете. Да ну же,
Встряхнитесь, бросьте грусть за вашу дочь,
Идемте веселиться. На сегодня
Назначим мы веселую охоту.
В храм, Анджела.

Анджела


За вами, мой король,
Последую я в радостном смущенье.

Уходят.


Панталоне


Клянусь честью, все это мне кажется сном. Пойду напишу пару строк о

моей радости брату моему Больдо в Венецию. Хотя и уверен, что это известие и

без того попадет в госпожу газету, все же я хочу написать госпожу записку

через посредство госпожи почты. (Уходит.)


Тарталья


Дочь моя отвергнута. Моя Анджела! Моя Анджела потеряна. Я чувствую в

своем сердце ярость, зависть, честолюбие, любовь, ревность — язвы, которые

грызут меня, пожирают. Человек моих достоинств! Я не могу скрыть того

потрясения, которое я испытываю во всем теле. Надо пересилить себя. И в

такой момент я должен отправиться на охоту, чтобы развлечься. Будь проклята

моя дочь, Панталоне, король и адское изваяние! Я буду внимательным, таким

внимательным, что улучу минуту для осуществления моей мести, одной из самых

ужасных, какие когда-либо изображались в театре. Мои потомки, слыша рассказ

о нем, брякнутся в ужасе задом об пол.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Тронный зал.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Тарталья, Клариче.


Тарталья


Недостойная! Преступница! Из-за тебя я потерял все свое добро, и ты не

сделалась королевой. Ты открыла королю свои шашни с Леандро и сразу погубила

этим себя и меня. Чтоб тебя поразили несчастья! Чтоб тебя язва заела! Чтоб

тебя собаки разорвали!


Клариче


Нет, дорогой отец, клянусь вам, я ничего не говорила; это изваяние

открыло ему мое сердце.


Тарталья


Изваяние или не изваяние, сердце или не сердце, но кто дал: тебе

разрешение влюбиться в Леандро? Если бы ты не была влюблена, ты не заставила

бы смеяться истукана, дрянная девчонка!


Клариче


Красота Леандро, его глаза, его прекрасные речи не дали мне времени

просить позволения влюбиться, и я полюбила его, сама того не замечая.


Тарталья


Еще бы! Обращай побольше внимания на заигрывание мужчин и на их

прекрасные слова, и ты часто будешь влюбляться без разрешения, негодница.


Клариче


Не обижайте меня, отец, и, раз уж Дерамо выбрал себе супругу, утешьте

меня.


Тарталья


Утешить тебя? За что, дерзкая?


Клариче


Позвольте мне выйти за Леандро. В конце концов, он все же придворный

кавалер, брат королевы и, наверное, теперь получит повышение по службе.


Тарталья

(в гневе)


Слушай! (В сторону.) Ярость выдает меня. Чтобы отомстить, надо

притворяться. (С притворной нежностью.) Слушай, дорогая дочка, не обращай

внимания на то, что я сказал. Во мне говорил гнев. Повремени, дай пройти

моему бешенству… Войди в мое положение… Я тебя утешу, но не надо

торопиться. (В сторону.) Скорее я зарежу тебя!


Клариче


Да, отец, да, утешьте меня.


Тарталья


Да, да, но ступай теперь в свои покои и сейчас больше не разговаривай

со мной.


Клариче


Я повинуюсь, но позвольте мне поцеловать вашу руку.


Тарталья


Да, да… поцелуй меня — целуй, что хочешь… да… ступай… дай мне

немножко разгулять злость. (Выталкивает ее.) Скорее я разрежу тебя на части,

как судака, как угря! Теперь король, вероятно, разговаривает с Анджелой…

Ах, я чувствую, что разрываюсь!.. Я готов биться головой о стену!.. Какая

ревность!.. Какая ненависть!.. Пойду помешаю ему под каким-нибудь предлогом.

Скажу, что сейчас начнется охота.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Тарталья, Леандро.


Леандро


Синьор Тарталья!


Тарталья


В чем дело? Я отправляюсь на охоту. (В сторону.) Новая неприятность.


Леандро


Ввиду того, что, на мое счастье, король выбрал в жены мою сестру, а

ваша дочь, Клариче, осталась ни при чем, я прошу ее руки, если только вы не

считаете меня недостойным.


Тарталья


"В виду того, что, на мое счастье, король выбрал мою сестру, а ваша

дочь осталась ни при чем"? Что за дерзость! (В сторону.) Если у тебя двойное

счастье, то у меня двойное несчастье, которое терзает мне грудь, собака!

(Громко.) Хорошо, я не отказываюсь от родства с вами. (В сторону.) Разрази

тебя гром небесный вместе с твоим отцом! (Громко.) Но дайте мне три-четыре

дня времени. Я сейчас очень занят государственными делами. (В сторону.) Я

покажу вам, что это за государственные дела, если только дьявол мне поможет.


Леандро


Ах, дорогой синьор Тарталья, уж раз сегодня такой радостный день…


Слышатся охотничьи рога и лай собак.


Тарталья


О, вот сигнал, что охота начинается. Его величество, вероятно, уже на

коне. Приготовьтесь и вы следовать за ним. Ступайте.


Леандро


Вы правы. Я иду. Где будет охота?


Тарталья


Тут рядом, за городскими воротами, в Рончислапском лесу. (В сторону.)

Где, быть может, мне попадется жирная добыча. (Уходит.)


Леандро


Тарталья смущен. Он отвечает нелюбезно, но он отец Клариче и любимец

короля; с ним надо держаться осторожнее. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Труффальднно, Смеральдина.


Труффальдино вбегает, спасаясь от Смеральдины, которая бежит за ним.

Смеральдина хотела бы помириться с ним, ввиду того, что король ей

отказал.

Труффальдино гнушается ею, упрекает ее за то, что она пошла против его

воли. Он не хочет жениться на отвергнутой, в особенности после того, как

изваяние раскрыло все ее недостатки. Оно, наверно, обнаружило любовные

приключения, тайные заблуждения, скрытые пороки, вставные зубы, прыщи и пр.

Смеральдина говорит, что изваяние высмеяло ее только потому, что она

его возлюбленная и что Бригелла заставил ее туда отправиться. Ее томление и

вздохи.

Труффальдино стоек, он отказывает ей.

После сцены хитростей и споров, по усмотрению исполнителей ролей этих

ловких персонажей, Труффальдино хочет уйти, чтобы отправиться на ловлю птиц.

Смеральдина собирается следовать за ним.

Труффальдино не позволяет ей этого делать.

Уходят гневные и раздраженные.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Сцена открывается в Рончислапском лесу. Широкий вид. Декорация изображает

лесную холмистую местность с водопадом, образующим реку.

Виднеются разные камни, которые могут служить для сидения. Выходит Чиголотти

с Попугаем на руке.


Чиголотти


Это ли Рончислапский лес, о Дурандарте, господин мой?


Попугай


Да, Чиголотти, отпусти меня.


Чиголотти


Прощайте, Дурандарте. Идите, совершайте ваши великие чудеса в честь

того, кто так этого заслуживает, а в шесть часов вечера я буду ждать вас в

вашем прежнем человеческом облике в "Остерии обезьяны", где мы выпьем за

достойную уважения знать в мире, здравии и веселье. (Выпускает Попугая,

который летит по лесу, а сам уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Выходят Дерамо с мушкетом за спиной, Тарталья с мушкетом в руках.


Дерамо

(смотря в лес)


Вот место, о котором говорил я.
(Поворачивается спиной к Тарталье.)


Тарталья целится ему в спину, готовый выстрелить. Дерамо оборачивается.

Тарталья быстро принимает прежнюю позу. Это повторяется несколько раз,

причем Дерамо не замечает преступного намерения министра.


Тарталья

(оправившись от смущения)


Да, правда, ваше величество. Местность прекрасная. (В сторону.) Он не

дает мне времени.


Дерамо


Наверно, в этой роще много дичи.
(Поворачивается спиной.)


Тарталья прицеливается.


(Оборачивается.)

И поохотиться мы сможем вволю!

Тарталья

(который быстро оправился от смущения)


Разумеется. (В сторону.) У меня дрожит рука. Если только мне удастся…

Мы здесь одни… я брошу его в реку…


Дерамо


Мне помнится, что раз на этом месте
Оленя я убил.
(Как выше, размеренно, не спеша.)


Тарталья


Конечно, конечно. Я припоминаю. (В сторону.) Солдаты у меня наготове. Я

сразу же захвачу Анджелу и город; но у меня трепещет сердце.


Дерамо


Мы здесь одни.
Куда же все охотники девались?

Тарталья

(яростно)


О, они далеко! (В сторону.) Проклятие! Еще б одно мгновение…


Дерамо

(глядя на него)


Тарталья, милый, что вы так печальны
И сумрачны? Мой друг, у вас на сердце,
Наверно, что-то есть? Мне тяжело
Вас видеть грустным. В трудные минуты
Вы были мне поддержкой; не скрывайте
Причины недовольства своего.
Все сделаю для вас. Давайте сядем,
Поговорим по-дружески. Мне больно,
Когда я вижу огорченным вас.

Тарталья

(в сторону)


Теперь кончено. Подожду другого случая. Никогда я еще не был таким

трусом, как сегодня. (Громко.) Я вас не понимаю, ваше величество.


Дерамо


Не притворяйтесь же! Я вижу ясно,
У вас в душе какая-то обида.
Садитесь, говорите откровенно:
Ведь с вами друг, который любит вас.

Тарталья

(садясь, в сторону)


Смешаю правду с обманом для того, чтобы он меня не заподозрил.

(Громко.) Синьор, я не могу скрыть от вас, что меня обуревает страсть и

обида.


Дерамо


Скажите прямо, верный мой министр,
В чем ваши недовольства? Я готов
Отмстить за них иль устранить обиду.

Тарталья


Вот уже тридцать лет, как я служу вам верой и правдой, и вы знаете,

сколько хороших советов я вам дал как на войне, так и в мире. Сколько раз я

подвергался опасностям в кровопролитных сражениях, происходивших из-за того,

что вы отвергали стольких принцесс. Я не щадил своей жизни и своей крови. Я

всегда оставался победителем, но следы ран, покрывающие мое тело, говорят о

том, какой ценой я защищал вашу славу и вашу честь. Конечно, я был

вознагражден выше заслуг, но лучше бы мне встретить смерть, чем быть сегодня

оскорбленным в моих чувствах к вам, к вам, которого я люблю, как самого

себя. (Притворно плачет.)


Дерамо


Я вас обидел! Чем? Скорей скажите
Скажите мне, Тарталья дорогой!

Тарталья


Чем? Простите, ради бога! Я огорчаюсь только потому, что люблю вас, и

плачу, как мальчишка, ревнующий свою возлюбленную. (Плачет.)


Дерамо


Я вас не понимаю. Объяснитесь!

Тарталья


Вот уже пять лет, как вы владеете тайнами мага Дурандарте. Несмотря на

все мои заслуги, вы мне их не открыли, и в этом вы были, конечно, совершенно

правы. Но вы могли, по крайней мере, проявить свое милосердие и отличить

меня от других, не выставляя мою дочь на посмеяние вашего заколдованного

изваяния, и тем избавить меня от позора. Я не ищу почестей, не ищу величия,

но ищу любви. Ваше отношение ко мне и смех проклятого истукана не выходят у

меня из головы. Я вижу, что вы не считаете меня достойным вашей полной

откровенности и что вы не любите меня так, как я мог надеяться, и это, при

моей чувствительности, будет причиной того, что я изойду слезами. (Плачет.)


Дерамо


Я был неправ, Тарталья. Это верно.
Вы преданно и долго мне служили,
Я мог вам все поведать, а Клариче
От трудного избавить испытанья.
Чтоб искупить невольную ошибку
И показать, что я люблю вас больше
Моих друзей и так же, как себя,
Я расскажу вам о великом чуде,
О самом страшном из подарков мага,
Врученных мне перед его отъездом.
(Вынимает из-за пазухи маленький кусок бумаги.)

Вот адское заклятие. Узнайте
Предназначенье этих строк волшебных.
Над мертвым зверем или человеком
Произнеся их, тотчас вы умрете.
Но властью заклинания ваш дух
Вселится в то безжизненное тело
И дивно это тело оживит,
А ваше, прежнее, оставит мертвым…

Тарталья


Как! Как! Если я, например, произнесу этот стих над мертвым ослом, я

войду в этого дохлого осла, воскрешу его, и, оставляя собственное тело

мертвым на земле, получу преимущество остаться ослом? Бедный Тарталья! Ваше

величество может шутить и взваливать на меня новые огорчения. Вы ведь

властны над моей жизнью.


Дерамо


Тарталья, что вы! Я еще не кончил
Перечислять магические свойства
Заветного стиха. Теперь узнайте,
Что, если вы, приняв звериный образ,
Над вашим телом скажете заклятье,
Ваш дух вернется к прежней оболочке,
А зверь на землю бездыханным ляжет.
(Встает.)

Таинственною силой этих строк,
Переходя то в птицу, то в собаку,
А иногда и в тело мертвеца,
Я открывал виновников восстаний,
Клеветников, обманщиков, злодеев,
Преступников, и дивными путями,
Наказывая всех изобличенных,
Очистил я страну. И вот сегодня
Могучий стих передаю Тарталье!
(Дает Тарталье стих.)

Мы будем пользоваться им совместно.
Вы этот стих запомните и больше
Не говорите, что я вам не друг!
(Обнимает его.)


Тарталья

(в сторону)


Если это правда, быть может, мне откроется путь к мести, и я сумею

завладеть моей Анджелой. (Громко.) Государь, простите меня за то, что я был

несправедлив к вам, но это произошло от чрезмерной любви. Эта великая тайна

— великий знак вашего доверия. Позвольте мне… (Хочет стать на колени.)


Дерамо


Нет, встаньте, дорогой. Давно я знаю,
Что ваша дочь в Леандро влюблена.
Я дам Леандро Замок Островов,
И пусть ему женой Клариче будет,
Так награжу ее за свой отказ.

Тарталья

(в сторону)


Ах, моя дорогая Анджела все не выходит у меня из головы. (Громко.) О

мой щедрый повелитель, как мне возместить столько благодеяний!..


Дерамо


Ну, полно. Выучите наизусть
Великое заклятье, и пойдем
В другое место. Здесь не видно дичи.
(Уходит.)


Тарталья

(разворачивает бумагу. Идет за королем и читает, заикаясь, следующий стих

Мерлина Кокаи)


Кра кра триф траф нот сгниефлет
Канатаута риогна.

Проклятый стих! Он страшно труден, но, быть может, он будет мне

полезен. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

За сценой слышатся голоса охотников, Панталоне, Бригеллы, Леандро и звук

рогов. Выбегает медведь, преследуемый вышеназванными лицами, вооруженными

мушкетами.


Бригелла

(стреляет в медведя, который спасается бегством)


Только воду продырявил. Теперь ваша очередь, синьор Панталоне.


Панталоне


А, мимо! Ну, берегись! Теперь я. (Стреляет в медведя, который убегает

за сцену.)


Бригелла


Браво! А ведь он убегает все дальше, синьор Панталоне.


Панталоне


Кремень, вероятно, отсырел, синьор осел! А ну-ка, сын мой. Его еще

можно достать выстрелом: тебе!


Леандро

(бежит в сторону, где скрылся медведь)


Мне! Мне! (Стреляет.)


Панталоне


Мне! Мне! Молодец поросенок! Он бежит себе, как будто его черт несет.


Леандро


Он ранен. Он ранен.


Панталоне


Ранен. Как бы не так! Ребята, теперь вам.


Два охотника стреляют.


Бригелла


Ослы. Они убили собаку.


Панталоне


На гору, на гору, по склону, идемте прямо. Бригелла, ты иди с этой

стороны. Леандро, повернись. Бегите, живо!


Убегают в разные стороны.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Дерамо, Тарталья.


Дерамо


Вы слышали? Какая перестрелка!
Здесь никого не видно.

Тарталья


Я думал, по крайней мере, найти убитого носорога. Я вижу вдалеке

охотников. Они повернули за холм.


Дерамо

(смотрит вдаль)


Посмотрите,
Сюда идут из рощи два оленя.
Скорей, скорее спрячьтесь.
(Прячется.)


Тарталья


Черт возьми, они великолепны. (Прячется с другой стороны.)


Выбегают два оленя. Дерамо выходит с одной стороны, стреляет из мушкета,
убивает одного оленя. Тарталья выходит с другой стороны, стреляет из мушкета
и убивает другого.

Тарталья


Браво, ваше величество!


Дерамо


Превосходно.
Удача улыбнулась нам. Супруге
Я подарю оленей.

Тарталья

(в сторону)


Великолепная мысль! Если только мне удастся, я отомщу за обиду… Ты

больше не будешь владеть моей Анджелой! Попробуем! (Громко.) Государь мой,

вот два мертвых оленя.


Дерамо


Так и есть —
Недвижны оба.

Тарталья


А нельзя ли, уж раз мы одни, а остальные охотники далеко отсюда,

сделать опыт с тем стишком и, перевоплотившись в оленей, отправиться вот на

тот холм, чтобы насладиться прекрасным видом? Только на минутку, только на

минутку. Сказать по правде, это чудо кажется мне невозможным. Мне так

хочется увидеть это, что я готов лопнуть от нетерпения.


Дерамо


Отчего ж? Конечно,
Мы можем это сделать. Убедитесь,
Что я не лгу. Ступайте же, немедля
Скажите над оленем заклинанье,
Вы в действии увидите.

Тарталья

(смущенно и смеясь)


Хе-хе… Ха-ха… Ваше величество, мне немножко страшно, хе-хе…

ха-ха… вы подождите немного… я боюсь, ха-ха… ха…


Дерамо


Вам страшно?
Я понимаю, что поверить трудно
Моим словам. Ну что ж, я буду первым.
Произнесите над другим оленем
Заклятый стих и следуйте за мной.
(Становится над одним из оленей и произносит стих.)

Кра кра триф траф нот сгниефлет

Канатаута риогна.


По мере того как Дерамо говорит стих, он постепенно наклоняется и наконец

надает на землю мертвым; Олень воскресает, оборачивает голову к Тарталье и

быстро убегает.


Тарталья


О, чудо! Я вне себя! Будь мужественным, Тарталья! Наступил миг, когда я

отомщен и счастлив. Я перевоплощусь в короля и в образе Дерамо завладею

царством и моей Анджелой, которую я обожаю! Но кто знает, быть может, когда

я перейду в это тело, я сохраню свой порок заикания? Я не хотел бы быть

узнанным. Впрочем, когда я буду королем, чего мне бояться! Не будем терять

больше времени.


Тарталья идет к телу Дерамо, но в тот миг, когда он хочет произнести

заклинание, слышатся звуки рогов и голоса охотников, которые выбегают,

преследуя медведя. Тарталья в страхе уходит. Продолжая преследовать медведя,

охотники убегают. Выходит человек, загримированный Тартальей до полной

иллюзии, и становится над телом Дерамо. Тарталья, находясь на близком

расстоянии, говорит стих "Кра кра и т. д.", который его двойник должен

сопровождать приличествующими жестами; двойник падает мертвым. Дерамо

воскресает. Снова возвращаются охотники, преследующие медведя. Тарталья в

образе Дерамо уходит. После того как медведь и охотники удалились, Тарталья

появляется снова. Следует заметить, что с самого начала Дерамо должен носить

маску для того, чтобы другой подобной же маской можно было добиться возможно

большего сходства между этими двумя лицами.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Тарталья, один.


Тарталья


Пусть Дерамо останется при своем несчастье… (Заикается.) Ах,

проклятый недостаток речи, ты опять преследуешь меня! Баста. Я теперь король

и владею Анджелой и королевством. Кого мне бояться? Кто счастливее меня? Я

сумею избавиться от всех подозрительных и ненавистных мне людей. (Обращаясь

к мертвому телу Тартальи.) А ты, мое тело, оставайся ненужным трупом, для

того чтобы король, который теперь стал оленем, не мог воспользоваться тобой

и тем причинить мне неприятности при дворе. (Отрубает мечом голову трупу и

бросает тело в кусты.) Оставайся за этим кустом, бедное мое тело, мне больше

не надо завидовать твоей судьбе. (Смотрит на сцену.) Вот королевские

министры и охотники. Здесь необходима суровость. Первым делом надо будет

убить оленя, который служит убежищем душе Дерамо. Это должно меня занимать

больше всего, потому что он может сыграть со мной злую шутку. Я слишком

хорошо видел силу этого "кра кра триф траф…". Когда будет убит этот олень,

мне нечего больше бояться.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Панталоне, Леандро, Бригелла, охотники, Тарталья в образе Дерамо. При входе

все отвешивают низкие поклоны королю, который принимает преувеличенно

важный вид.


Тарталья


Скорее, министры, скорее. Тут было два оленя. Одного из них, как

видите, я убил, но другой убежал вон в ту сторону. Я хочу, чтобы он был

убит. Тот, кто убьет его, получит от меня все, что он ни попросит. Следуйте

за мной. (Уходит.)


Панталоне


Живо, ребятки, живо! Служите его величеству,


Леандро


Уж я об этом позабочусь. Если убью оленя — потребую в награду Клариче.

(Уходит.)


Бригелла


Дудки! Дудки! Будьте покойны, это кончится так же, как история с

медведем, которому никто не смог даже поцарапать зад. (Уходит.)


За сценой звуки рогов, мушкетные выстрелы и голоса, которые кричат: "Вот
он, вот он". Выбегает в ужасе Олень.

Панталоне


Мне! (Стреляет мимо.)


Леандро


Мне! (Стреляет мимо.)


Тарталья

(яростно)


Ослы!

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Те же и старый крестьянин.


Роль этого старика, уродливого, изможденного и оборванного, должен исполнять
тот же актер, который играет роль Дерамо, но говорить за него следует
другому, он же будет только жестами поддерживать свои реплики.
Он выходит из глубины сцены, опираясь на палку.

Тарталья (старику)


Скажи, старик, ты не видел, в какую сторону свернул олень, который

пробежал здесь мимо?


Старик

Я его не видел.


Тарталья


Ах, ты его не видел? (В крайней ярости.) Будьте вы все прокляты!

Бесполезный старик, ты мне заплатишь за все и перестанешь служить обузой для

этого мира!


Старик


Увы, я погиб! (Умирает.)


Леандро

(в сторону)


Что за новая жестокость?

Бригелла

(в сторону)


Я скоро удеру.


Панталоне

(в сторону)


Что такое? Уж не пьян ли он? (Громко.) Ваше величество, что вас

приводит в гнев? У вас, может быть, что-нибудь болит? Что с вами?


Тарталья

(угрожающе)


Эй, вы, отстаньте, а то я сумею избавиться от всех лишних. Сегодня уже

поздно, но завтра будьте все наготове. Оцепите этот лес, я хочу, чтобы олень

был убит во что бы то ни стало. Объявите, что всякий, кто найдет оленя с

белой метиной на лбу, получит десять тысяч цехинов. Но где же Тарталья?

(Заикается.)


Панталоне

(в сторону)


Я умираю; он сделался собакой! Я его больше не узнаю. У него, наконец,

изменился голос, и он заикается так, что просто противно.


Тарталья


Я спрашиваю, где Тарталья? Что вы говорили о Тарталье? (Заикается.)


Панталоне

(В страхе)


Ничего, ничего. Ведь Тарталья был с вами, ваше величество!


Тарталья


Да, но я уже давно потерял его из виду.


Леандро


Город близко, если он и не в городе, то на пути туда.


Тарталья


Да, да, но я знаю, что его все ненавидят за то, что я его люблю, и я не

хотел бы, чтобы с ним произошел какой-нибудь неприятный случай. (Явственно

заикается.)


Панталоне

(в сторону)


Черт возьми, как он заикается!


Тарталья

(в сторону)


Этот порок преследует меня… Я не хотел бы… впрочем, чего мне

бояться? (Громко.) Охотники, поднимите этого убитого оленя. Я хочу отнести

его в подарок дорогой Анджеле, я не дождусь времени, чтобы обнять ее. Пусть

завтра все будут готовы. (Уходит.)


Панталоне


Идем, я разбит, у меня болят колени, но я так напуган всем виденным,

что если бы не моя дочь, которую я не хочу покинуть, я хотел бы убежать к

себе в Венецию от всех моих, почестей, от моего министерского поста.

(Уходит.)


Леандро

(Бригелле)


А ведь если бы я убил оленя, Бригелла, я мог бы теперь просить Клариче

себе в жены. (Уходит.)


Бригелла


У этого молодчика в голове одни любовные дела. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Дерамо в образе Оленя.

Выходит, становится около мертвого старика, который должен говорить за

него, чтобы сохранять иллюзию.


Дерамо


О небо! Ты спасло меня от смерти.
Благодарю тебя! Но горе! Горе!
Что делать мне? Несчастный! Чем я стал?
За дерзкий ум, за смелые затеи
Меня судьба в оленя обратила.
Собаками и ловчими гонимый,
Я обречен беде ежеминутно.
Трава мне будет пищей, жестким ложем
Земля, открытая ветрам, и бурям,
И граду, и дождю. Но не об этом
Скорблю и плачу! Анджела моя,
Обманута бессовестным министром,
Своим супругом назовет сегодня
Предателя, принявшего мой облик.
От этой мысли я изнемогаю!
(Замечая труп старика.)

Но что я вижу? Мертвый старикашка!
Я заклинаньем перейду в него.
Таким путем мне, может быть, удастся
Предупредить любимую супругу.
(Становится над трупом старика, произносит

обычный стих.)


Олень падает мертвым, старик воскресает.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Дерамо, воскрешенный в образе старика с палкой.


Дерамо


Мне помогает небо. Человеком
Я стал опять, и мне открыта месть.
(Смотрит на свое отражение в реке.)

Но кто же это отражен в потоке,
Уродливый и старый? Я, Дерамо!
Но где же я? О, боже! Я — Дерамо?
В кого я обратился? Злой министр,
Предатель нечестивый! Вот награда
За столькие мои благодеянья.
Тебя из грязи поднял я и слепо
Доверился тебе. Да будет проклят
Тот день, когда о злополучной тайне
Тебе я рассказал! Твой долгий опыт
И верное служенье государству
Меня обманывали, но теперь
Я вдруг увидел, на какую низость
И на какую подлость ты способен.
О Анджела несчастная моя!
(В отчаянии.)

Быть может, ты в объятиях злодея,
Обманута…
(Хочет уйти.)

Я поспешу к тебе.
Я во дворец явлюсь… К моей супруге.
(Останавливается.)

class="poem">
Но как мне быть? Поверит ли она,
Что я Дерамо, если нечестивец
В моем обличье стал ее супругом?
И даже если Анджела узнает,
Что я — Дерамо, а министр — злодей,
Полюбит ли она мое уродство
Перед лицом моей же красоты?
Ведь женщине всего дороже внешность.
И красоту телесную, наверно,
Она величью духа предпочтет.
Мужайся, старый! Анджела, быть может,
Иначе любит. Гаснущие силы
Я соберу и во дворец отправлюсь.
Смерть не уйдет, а небо мне поможет.
(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Труффальдино, один.


Труффальдино выходит с сетью на шее и разными приспособлениями для

ловли птиц. Осматривает местность, находит ее удобной для того, чтобы

расставить силки для пернатых. Видит мертвого оленя, осматривает его,

замечает, что у него на лбу белая метина, вспоминает награду, обещанную

королем, и выражает восторг по поводу удачного начала ловли. Расставляет

сети, возмущенно рассуждая об обиде, нанесенной ему Смеральдиной. Вспоминает

подарки, которые он ей делал, — птиц. Утверждает, что больше не хочет

поддерживать с ней знакомство. Говорит тихим голосом, чтобы не помешать

ловле птиц. После того как сеть расставлена, отходит в сторону. Играет на

разных дудочках для привлечения птиц; в том числе на разных шутовских

инструментах, соответствующих комическому характеру роли. Замечает Попугая,

который есть волшебник Дурандарте, оставленный здесь Чиголотти. Показывает

желание поймать его в сети. Свистит с разными гримасами до полного

изнеможения. Попугай добровольно идет в сеть. Труффальдино радостно бежит,

берет его и сажает в большую клетку. Снова принимается за ловлю, но больше

ничего не может поймать. Попугай обращается к нему голосом, подражающим

голосу попугаев.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Труффальдино, Дурандарте в образе Попугая.


Дурандарте

Труффальдино!


Труффальдино изумляется и жестами показывает испуг. Не знает, кто

говорит. Осматривается кругом, находит тело и голову Тартальи, пугается еще

больше. Боится, что его позвал мертвец. Хочет собрать сети и добычу и бежать.


Дурандарте


Не бойся, Труффальдино!


Труффальдино замечает, что голос идет не со стороны трупа. Подозревает,

что это попугай. Пробует заговорить с ним и начинает с обычных слов: "попка

дурак" и т. д.


Дурандарте


Снеси меня во дворец к королеве!


Труффальдино


Во дворец? К королеве?


Дурандарте


Да, да. Ты будешь богат, богат, богат!


Труффальдино. Его удивление. Его затруднения, страхи, радости. Не может

забрать все сразу — оленя, клетку, сети. Зовет двух крестьян, велит им

взвалить на плечи оленя и следовать за ним, обещая щедро вознаградить их за

услугу. Поспешно собирает все свои вещи. Упоминает о том, что понесет в

город известие о том, что он обнаружил труп Тартальи.

(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Зал во дворце. Тарталья в образе Дерамо, Анджела.

Тарталья выходит вслед за Анджелой, которая бежит от него. У него неуклюжие,

грубые манеры, и он поминутно заикается, ругаясь про себя.


Анджела

(выходит грустная)


Оставьте! Отойдите!

Тарталья


Черт возьми,
Моя голубка, что за перемена!
Где прежняя веселость? Целый час
Напрасно добиваюсь вашей ласки!
Вы точно не в своем уме. Нельзя
Мне даже за руку вас подержать.

Пока Тарталья говорит все это с преувеличенной нежностью, Анджела пристально

смотрит на него и жестами выражает удивление, в особенности когда он

начинает заикаться.


(В сторону.)


Она так смотрит, словно догадалась.
Не может быть!
(Громко.)

Ну, полно, дорогая,
Где ваша прежняя любовь?

Анджела

(в волнении)


Дерамо,
Не гневайтесь, я буду откровенной,
Не вынести мне дольше…

Тарталья

Говорите
Все, не смущаясь, черт вас побери!

Анджела

(отшатываясь)

Мой государь, сомненья роковые
Меня гнетут. Я больше в вас не вижу
Дерамо моего.

Тарталья


Как? Что такое?
Но почему?
(В сторону.)

Черт! Что за осложненье!

Анджела


Не знаю.
(Смотрит на него.)

Вы как будто прежний. Вот
Сияют красотой лицо и тело,
Мной горячо любимые, но я
Не нахожу знакомых мне движений,
Высоких чувств, и речи благородной,
И вдохновенного полета мысли,
Тех, что меня пленили, тех, что сердце
Похитили мое, меня заставив
Открыть мою любовь, и пробудили
Во мне желанье быть супругой вашей.
Простите, государь. Я вас любила
Не потому, что были вы прекрасны
Телесной красотой; меня пленили
Возвышенное мыслей благородство,
Воображенье пылкое и важность,
Которых блеск вам душу украшал.
И я — увы! — не нахожу их больше,
Иль кажется, что их не нахожу.
(Плачет.)


Тарталья

(в сторону)


Возможно ли, чтоб в королевском теле
Я не был бы похож на короля?
(Громко.)

Не плачьте, Анджела, моя красотка.

Анджела


Я с той же откровенностью признаюсь,
Которая вам нравилась когда-то,
Что, если б раньше видеть я могла,
Каким вы стали, я бы вам сказала:
(гордо)

Вас не люблю и вам женой не буду!

Тарталья


Оставьте, это все воображенье,
Припадок истерической болезни,
Недуг в мозгу. Не надо огорчаться,
Мое сокровище! Придут врачи,
Вам пустят кровь…

Анджела

(гневно)


Да, может быть, вы правы;
Мой разум помрачен. Одно мне ясно:
Вы не такой, каким бывали прежде.
Пустите же, пустите! Я уйду
В свои покои и наплачусь вволю.
Хочу в слезах найти свою погибель!
(Уходит.)


Тарталья


Да, милая моя. Уж я уверен, —
Пройдет болезнь, полюбите меня!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

Тарталья, один.


Тарталья


Здесь выдержка нужна. Внутри меня
Клокочет страсть. Я применю любезность,
Подходцы, просьбы, а потом насилье,
А после месть. Мышьяк всегда найдется.
Теперь уместно совершить злодейство
И этим устрашить ее, во-первых,
А во-вторых, быть нежным с ней и, если
Возможно, подчинить моей любви.
Я — государь и истребить сумею
Все, что перечит и не угождает.
Я брошу в тюрьмы тысячи невинных,
Сломлю ее иль перережу всех!

ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ

Тарталья, Клариче.


Клариче


Мой государь, молю вас, правосудье!
(Горько плачет.)


Тарталья


Клариче, что вы?

Клариче


Моего отца
Охотники нашли в соседней роще
С отрезанною головой!

Тарталья


Бедняжка!
Мне жаль ее. — Как, что сказали вы?
О я, несчастный! Гнусные убийцы
Меня лишили верного министра!
Но кто они? Увы, я так и думал,
Когда он на охоте вдруг исчез!
Все ненавидели его… Виновных
Откройте мне.

Клариче


Убийц никто не знает.
Одно я знаю, что на целом свете
Нет дочери несчастнее меня!
(Плачет навзрыд.)


Тарталья

(тронутый, делает тайком жесты, выражающие нежность, хочет обнять ее,

но сдерживается и говорит в сторону)


Она меня растрогала. О тайне
Сказал бы ей, но не могу решиться. —
Клариче, успокойтесь. Вы найдете
Во мне отца. Я обещаю вам,
Что за убийство верного министра
Прольется кровь. Я отыскать сумею
Изменника. А вы пока ступайте.

Клариче


Я повинуюсь. Будьте мне защитой.
(Уходит, плача.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ

Тарталья, Панталоне, Леандро.


Леандро

(быстро)


Дерамо, государь. С великой скорбью
Я приношу вам горестные вести…

Панталоне

(быстро)


О ваше величество… Ваше величество… Бедный Тарталья…


Тарталья

(гордо)


Я знаю все… Тарталья злополучный,
Мой самый верный друг!.. Но кто принес
Известие о гнусном преступленье?

Панталоне


Труффальдино, придворный птицелов, ваше величество. Он говорит, что

нашел его с отрубленной головой в соседнем Рончислапском лесу, в куче

опавших игл.


Тарталья


Эй, стража!


Входят несколько стражников.


Тело моего министра
Предать незамедлительно сожженью,
А милый пепел пересыпать в урну,
Ту урну водрузить в моих покоях.
Я не расстанусь с ней. Да не иссякнет
Вовеки память о достойном муже!
В тюрьму пусть будет брошен Труффальдино
И все, кто был сегодня на охоте.
Отнять оружье тотчас у Леандро
И Панталоне, и обоих в башню
Сейчас же запереть. Я с них намерен
Начать свое суровое дознанье.

Леандро


Меня обезоружить?


Панталоне


Меня, ваше величество?


Тарталья

(страже)


Повинуйтесь!
Я знаю, как сердца придворных полны
Измены и коварства. Вы, Леандро,
Любили дочь его, и мне известно,
Что никогда бы он не согласился
Свою Клариче в жены вам отдать.
А вы, старик… Мою любовь к нему
Вы не могли простить. Ступайте в башню.
Коль вы невинны, вас я оправдаю.
(В сторону.)

Все об олене думаю. Но завтра
Он будет мертв. Удачно между тем
От самых сильных я освободился.
За мною царство. Анджела, дрожи!

Леандро


О я, несчастный! Больше нет надежды!

(Уходит, окруженный стражей.)


Панталоне


Впервые с тех пор, как я стал министром его величества, я попал в беду.

Но небо защитит мою невинность!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Зал во дворце.

В глубине видна большая клетка с Попугаем. Эта клетка должна быть поставлена

на стол или на какой-нибудь другой предмет, который облегчил бы последующие

превращения.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Дерамо в образе старика входит измученный, боязливо оглядываясь.


Дерамо


Устал, не в силах я! Больные ноги
Едва влачу. Здесь, во дворце, где я
Монархом был, я должен всех бояться,
Министра и последнего слуги;
Входить тайком. Как на меня напали
Мои собаки! Уцелел я чудом…
Вот комнаты супруги. Я хотел бы
Увидеть Анджелу, застать одну,
Ей все открыть… Но спрячемся теперь,
Чтоб не заметили меня. Быть может,
Она поймет, поговорю с ней. Горе!
Поверит ли она моим словам?
А если нет, то кто ж ее осудит?
(Прячется.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Дерамо в образе старика, Анджела.


Анджела

(в сторону)


Тарталья умер! Мой отец и брат
Заключены в темницу. Что за странность!
Каких причуд, каких еще тиранств
Ждать от супруга? Я все больше вижу,
Что он не тот, каким он раньше был!

Дерамо

(выходя сзади)


Вот Анджела!
(Смотрит за сцену.)

Но, ах, жестокий рок!
Идет слуга. Он помешает делу.
(Прячется.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Труффальдино, Анджела.


Труффальдино выходит, представляется с глупым подобострастием. Говорит,

что явился засвидетельствовать ей свое почтение, потому что он осмеливается,

побуждаемый тем великодушием, с которым она относится к его малым заслугам,

подарить ей редчайшую вещь, и т. д.


Анджела


Ах, Труффальдино, в сердце у меня
Совсем другое, чем твои подарки
И выходки дурацкие. Ступай!
Ты что принес? Оставь меня в покое!

Труффальдино говорит, что хочет подарить ей Попугая, самого

добродетельного, самого ученого, какой когда-либо выходил из Семинарии; что

он уже принес его в эту комнату и ждет лишь случая передать его, и т. д.


Анджела


Прочь убирайся вместе с Попугаем!
Назойливый слуга! Мне надоело.

Труффальдино указывает ее величеству, что этот Попугай красноречивее

всех женщин в мире. Обращается к Попугаю, чтобы заставить его говорить.

Зовет его так, как обыкновенно разговаривают с попугаями, обращается к

королеве с просьбой послушать. Снова обращается к Попугаю. Дразнит его. Тот

все не отвечает. Труффальдино приходит в бешенство, угрожает Попугаю и

умоляет королеву, чтобы она слушала. Делает разные глупые штуки.


Анджела


Я говорю тебе, ступай, не то
Тебя с балкона выбросят на площадь!

Труффальдино обращается к Попугаю; проклинает его. Это ли те богатства,

которые тот обещал ему, если он подарит его королеве? И т. д.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и стражник.


Стражник


Синьора, извините…


Анджела


Вы зачем?


Труффальдино обращается к королеве, умоляя, чтобы она не горячилась.

Что это, несомненно, лицо, отправленное королем, чтобы заплатить ему десять

тысяч цехинов награды за то, что он по приказанию его величества мужественно

убил оленя с белой метиной.


Стражник


Король повелевает Труффальдино
В темницу заключить. Есть подозренье,
Что он виновен в гибели Тартальи.
Простите смелость! Что ж, идем, мошенник,
(Хватает его за руку.)


Труффальдино, — это ли обещанная награда, и т. д.


Анджела


Как! Быть не может! Здесь, в моих покоях?


Стражник


Так приказал король! Ступай, дурак.
Не время глупым выходкам. Идем.
(Тащит его.)


Труффальдино злится на Попугая, на короля, на королеву, на оленя:

уходит, плача, в сопровождении стражника.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Анджела, одна.


Анджела


Растет тиранство. Горе мне, несчастной!
Над головой моей собрались беды,
От них одна лишь смерть меня избавит!
О милый мой отец! О милый брат!
Чем виноваты вы, что в ближней роще
Убит Тарталья и что я не в силах
Любить супруга, как любила прежде?
(Плачет.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Анджела, Дерамо в образе старика.


Дерамо

(за сценой)


Не плачь, моя супруга, жизнь моя!
Любимая, не плачь!

Анджела

(с удивлением и страхом)


О, что я слышу?
То голос короля!

Дерамо

(за сценой)


Да, говорит
Твой муж с тобою, чистая душа!

Анджела

(еще более удивленная)


Откуда? Как? Быть может, Попугай!..

Дерамо

(выходя и простирая дрожащую руку к Анджеле)


Не бойся, не встречай меня презреньем,
Я умоляю, жизнь моя!

Анджела

(смущенно и волнуясь)


Старик!
Что говоришь? Кто ты такой? Откуда?
Уйди, предатель, из моих покоев!
(В сторону.)

Конечно, спрятался он здесь тайком,
Чтоб слышать все, что я скажу, и после
Разгневанному донести Дерамо.
(Громко.)

Прочь уходи, старик, иначе слуги…
(Хочет звать.)


Дерамо


Не надо… Сжалься… Анджела, послушай!
(В сторону.)

Я гадок ей недаром. Никогда
Она во мне Дерамо не признает.
(Громко.)

Скажи, в ужасной этой оболочке
Ты ничего знакомого не видишь?
Тебе противно все?…

Анджела


Какой ты глупый,
Старик! Что за слова! Чего ты хочешь?

Дерамо


Да, глупый, ты права! Скажи мне, радость,
Ты в короле не видишь перемены
За этот день?

Анджела

(изумленная)


О боже! Что я слышу?
Как мне понять твои слова? Несчастный,
Кем послан ты, чтоб спрашивать об этом?

Дерамо


Несчастный, да! Ты помнишь, дорогая,
Когда Дерамо твой разбил сегодня
То изваянье, что волшебной силой
Над женским лицемерием смеялось,
Чтоб Анджелу когда-нибудь сомненьем
Не оскорбить? Ты помнишь, он сказал:
Тому пять лет, я получил от мага
Два чуда в дар, и вот одно из них;
Другое утаю?

Анджела

(изумленная еще больше)


Да, так сказал он.
Но ты откуда знаешь? Горе мне!
Сомненья смутные меня тревожат,
Кипят во мне!

Дерамо

(в сторону)


Она подозревает.
Спасительные подозренья!
(Громко.)

Помнишь,
Сегодня поутру Дерамо твой,
(ударяя себя в грудь)

Дерамо твой во внутренних покоях
С тобой шутил о пятнышке родимом
Над грудью у тебя и говорил,
Что не полна твоя краса?

Анджела слушает его с величайшим изумлением.


(Плача.)

Уродства
Поистине бесчисленные знаки
Несет теперь твой муж, смертельной болью
Измученный, не узнанный супругой,
Лишенный юности, и слуг, и царства!
(Плачет.)


Анджела

(приближаясь к нему)


Старик, что ты сказал? Что слышу я?
Постой! Ответь мне!

Дерамо

(собираясь с силами)


Анджела, узнай…
Дай силы, небо, этими устами
Поведать правду!.. Анджела, узнай…
Я твой Дерамо, в этом жалком теле
Томящийся. В мою же плоть, жена,
Вселился дух неверного Тартальи
Могучим колдовством! Я доверял
Ему чрезмерно. Роковую слабость
Мою теперь должны мы будем вечно
Оплакивать!

Анджела


Старик, не может быть.
Немыслимы такие превращенья!

Дерамо


Когда ты мне не веришь, дорогая,
Когда меня не любишь, так убей,
И пусть, по крайней мере, это горе
Не отягчает горя моего!
(Плачет.)


Анджела


Ах! Это голос моего Дерамо.
Я узнаю возвышенные чувства
И дух его, ничем не укротимый.
Дерамо, это так, вы мой Дерамо!
(Берет его за руку.)


Дерамо


Ты все еще меня, как прежде, любишь?
И не страшит тебя мое уродство?
О редкая, великая душа!
(Плача, целует ей руку.)


Анджела


Но как же вы в бессильном этом теле,
А государем стал Тарталья мертвый,
Чье тело сожигают на костре?
Какая странность! Я не понимаю!
Я понимаю лишь свое смятенье.
Ах! я ведь знала, что душа Дерамо
В его обличье больше не живет!
(Плачет.)


Дерамо


Прошу тебя, не плачь, чтоб тяжелее
Не стало, Анджела, мое несчастье.
Скажи, предатель в образе моем
С тобою, милая… нет, о несчастье
Моем не говори… и если должно
Мне быть примером роковой ошибки,
Живи, моя любимая, живи,
Когда ты в силах, но умрет Дерамо!
От этих пут избавь меня, убей!

Анджела

(с отчаяньем)


Оставь сомненья, тела твоего
Бездушного я не признала, милый,
Его отвергла я! В безумье, в гневе
Министр-злодей и хочет своевластьем
Насытить ярость! Брошены в темницу
Отец и брат несчастные мои;
Он всем грозит!.. Я побегу скорее
Открыть обман и возвестить измену
Всему народу! Пусть в крови погибнет
Предатель гнусный!
(Хочет идти.)


Дерамо


Жизнь моя, постой!
Ты всех погубишь! Кто же станет верить
Таким речам? Последняя надежда
Осталась мне в спокойствии твоем!
Но к нам идут сюда, и это место
Небезопасно! В тайные покои
Уйдем скорее. Там ты все услышишь,
Там все скажу! Твоей любовью только,
О Анджела, я буду отомщен!

Вверяюсь ей!

Анджела


О милый, если верность
Моя тебе поможет, близок срок!
Мы будем счастливы, свершится мщенье!

Уходят.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Небольшая комната. Бригелла, Смеральдина.


Бригелла

(спасаясь от Смеральдины, которая преследует его)


Да ты мне так надоела, что мне прямо кисло стало! Мне сказали, что меня

разыскивает стражник, чтобы посадить в тюрьму, и можешь себе представить,

что у меня сейчас в голове совсем другое, а не твои глупости! Следовало бы

дать тебе пару пинков в живот и выбросить тебя вон из дома! Что у тебя, черт

на шее сидит, что ли?


Смеральдина


Да, да, предатель, твое тщеславие было причиной моей гибели. Ты захотел

выставить меня в королевском кабинете, я была отвергнута, и из-за этого

Труффальдино от меня отказался! Я потеряла свое доброе имя, упустила удобный

случай. Теперь изволь найти мне мужа или получишь в дом сатану. Я всегда

буду у тебя под боком, сделаю тебя несчастным и заставлю повеситься от

отчаяния!


Бригелла


Но ведь мы действовали согласно! Ты сама хотела еще больше, чем я,

предстать перед королем. Баба! баба!.. Ты хочешь, чтобы я нашел тебе мужа!

Ступай к черту, соблазняй, кого хочешь, и ищи его себе сама!


Смеральдина


Я сделала все, что могла, осел ты этакий! Я пробовала пожимать руку

всем конюхам, строила глазки всем поварам, вздыхала перед всеми дворцовыми

носильщиками, перед всеми мальчишками на конюшне; но никто не хочет и

смотреть на меня; все делают вид, что их тошнит от меня, строят мне рожи и

смеются, и все это только потому, что я опозорена королевским отказом, в

котором виноват ты!


Бригелла


Что же, ты хочешь, чтобы я сказал тебе, почему они строят рожи и чем ты

опозорена?


Смеральдина


Что? Как? Что? Как? Убийца моей репутации и моего положения!


Бригелла

(горячась)


Тебя позорит то, что у тебя за плечами больше сорока лет, то, что ты

уродливее, чем сумасшедшая Кьяра, и… (я не могу больше молчать!) что ты

хочешь сойти за девушку, а между тем даже в этой стране известно, что из-за

твоего проклятого желания иметь мужа ты служила в Ломбардии, по крайней

мере, в шести домах кормилицей!.. Не надоедай мне больше! Дура! (Уходит в

ярости.)


Смеральдина


Ах, каналья, негодяй, предатель! (Бежит за ним.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Прежняя комната с Попугаем, приготовленная для последующих превращений.

Анджела, Дерамо в образе старика и Дурандарте в образе Попугая.


Анджела


Да, милый мой, не бойся, все исполню, —
Как научил меня ты. Если ж тщетным
Окажется мой труд, не сомневайся:
Умрет Тарталья, ты же примешь снова
Твой прежний облик!

Дерамо


Этот путь, жена,
Один лишь может принести спасенье
Супругу твоему! Опасно здесь
Насилье применять! Но слышу голос
Предателя. О молодость моя!
О силы прежние, куда вы делись?
Зачем вы бросили меня, зачем
В моей душе огонь, а в дряхлом теле
Такая слабость, что свою обиду
Отмстить я не могу? Пойду и спрячусь!
Ты сделай прежним твоего Дерамо!
Свою судьбу тебе я поручаю!
(Берет ее за руку.)

Влюбленной притворяйся, но молю
Его ты не ласкай, чтоб нечестивый
Тебя не трогал! Сделай, что возможно.
Но слушай!.. Я любовью ослеплен.
Не выдавай меня, огонь ревнивый!
(Отходит.)


Анджела


Скорее уходи же! Он идет.
Ты все увидишь! Спрячься же, ступай!

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Анджела, Дурандарте в образе Попугая, Тарталья в образе Дерамо, сзади стража.


Тарталья

(в сторону)


Олень убит, его узнал я сразу,
Но Труффальдино в этом ни при чем.
Я не уверен, я бы не хотел…
Нет, вздор! Я царствую! Дрожите все!

Анджела

(в сторону)


Будь сильным, сердце! Научись притворству.
Предателя спокойствием встречай!

Тарталья

(в сторону)


Ее любви добиться, и тогда
Я счастлив! Чувствую, что страсть меня
Сведет с ума! Еще раз попытаюсь!
(Громко.)

О Анджелетта, милое сердечко,
Хотите вы и вправду, чтоб я лопнул
От страсти к вам? Что, разве не прошли
Припадки, истерический недуг,
Меня лишивший вашего вниманья?
(В сторону.)

Нежнее невозможно говорить.

Анджела


Синьор, давала я обеты, клятвы,
Молила небо призраки рассеять,
Меня гнетущие, и понемногу
Освободилась разумом и сердцем
От неоправданного отвращенья.
Затем, спокойно обо всем подумав,
Я говорила: "Это он, любимый.
Что за безумье мною овладело
И отнимает мой покой и жизнь!
Смирись, неосторожная, любовью
Ответь на обожанье! Адский дух
Преследует тебя и превращает
В жестокий гнет супружеское счастье",
Так я, Дерамо, часто говорила
Самой себе. И пробуждалась нежность
В душе моей.

Тарталья

(хватает ее за руку)


Вот это мне приятно.

Анджела

(в сторону)


Негодяй!
(Громко.)

Но не было ли тяжкою помехой
Сознание, что мой отец любимый
И брат в суровой заперты темнице,
Что сто других по вашему приказу
Томятся в заточенье! Мой Дерамо
Не мог бы совершить такого зверства,
Сказала я и горестным слезам
Вновь предалась, скорбя.
(Хочет плакать.)


Тарталья


Не надо плакать!
Мой свет, моя луна! Как видно, пластырь
Подействовал и сердце ей смягчил.
Я заключил их в тюрьмы, дорогая,
Чтоб успокоить бешенство народа,
Любившего Тарталью моего.
Сейчас же после рассмотренья дела
Я отпущу на волю ваших близких,
Хотя б они и были виноваты.

Анджела

(в сторону)


Предатель!

Тарталья


Если их освобожденье
Привяжет ваше сердце к моему,
Они свободны оба.
(Стражнику.)

Эй, Леандро
И Панталоне выпустить на волю!

Стражник уходит.


Анджела


Дерамо, дорогой! Вот верный способ
В моей груди опять посеять нежность,
Осилить отвращение! Успешней
Меня ничто не может излечить!
Вы мне уже милей!

Тарталья

(в порыве восторга}


О кровь моя!
Любую милость требуйте, да ну же!
Скорее обмозгуйте. Все просите,
Все сделаю для вас!

Анджела

(притворяясь нежной)


Супруг любимый,
Немногого прошу. Мой брат Леандро
Влюблен в Клариче. Пусть своей женой
Он назовет ее!

Тарталья

(в еще большем восторге)


У! У! У! У!


Клариче вместе с Замком Островов
Получит он! Ну, Анджела, идем!
(Берет ее за руку.)


Анджела

(очень нежно)


Нет, подожди, Дерамо дорогой,
Я милости потребовать хотела
Какой-нибудь, чтоб было основанье
Мне обожать тебя, и вот не знаю,
О чем просить!

Тарталья


Скажите мне, голубка!
Меня не истязайте. Ну, просите!
Просите сразу больше, ипойдем!

Анджела

(тихо, Тарталье)


Велите этим стражникам уйти.


Тарталья

(страже)


Ступайте, вы вернетесь по приказу!

Анджела

(показывая сомнение)


Вы говорили мне сегодня утром,
Любовь и нежность доказать желая,
Что вам дано чудесными путями
Душою поселяться в мертвом теле
И оживлять его, свое покинув;
И что потом принять свой прежний образ
Вы можете заклятием волшебным.
О, дайте мне такое превращенье
На деле увидать!

Тарталья

(в сторону, с удивлением)


Увы, Дерамо
Супруге рассказал о заклинанье!

Анджела


Мне кажется, исполнить эту просьбу
Вам неприятно? Или вы боитесь,
Что обману доверье ваше?

Тарталья


Нет!
(В сторону.)

Нет, это слишком. Крепнут подозренья.
Покажем откровенность.
(Громко.)

Что ж, и в этом
Я уступлю вам, милая моя!
Но после стольких ясных доказательств
Моей любви мне тем же отплатите!
Я муж вам, наконец!

Анджела


О мой Дерамо!
Я обещала, что, исполнив просьбу,
Увидите, насколько я способна
Любить супруга!

Тарталья

(в сторону)


Нет, конечно, это
Опасная затея. Подозренья
Растут сверх меры! Просьбы не исполню!
Насилье применю! Чего бояться?
(Громко.)

Здесь на дворе лежит олень убитый,
Пусть принесут его! Я этот опыт
Вам покажу, ну, а пока идем.

Анджела


Нет, уступите мне, и стану вашей!

Тарталья

(хватает ее с силой)


Э, я устал! Так цените вы чувство!
Расправлюсь с вами силой…

Анджела

(в сторону, в волнении)


Все погибло! О, горе мне! —
Дерамо! Умоляю!..

Тарталья


Тут не к чему мольбы. Идите живо.

Анджела

(защищаясь)


Дерамо! Боже мой! Прости, Дерамо!

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Те же и Дерамо в образе старика.


Дерамо

(за сценой)


Стой, нечестивец гнусный!
Стой, предатель!

Тарталья

(в сторону, в волнении)


Чей это голос! Небо, я погиб!
(В смущении отпускает Анджелу.)

Я слышу голос короля! Злодейка!
Чтоб жизнь мою отнять, ты здесь укрыла
Убийц наемных! Я найду ловушку!
За спрятанных дрожи и за себя!
(Обнажив меч, уходит в ту сторону, где находится Дерамо.)


Анджела


О, горе мне! О, горе! Умираю!
(Падает в обморок.)


Тарталья выходит с обнаженным мечом, таща за руку Дерамо в образе старика.


Тарталья

(в ярости)


Ты кто, старик безумный, говори!
Ты как сюда попал? Ответь, иль шпагой
Тебя пронжу!

Дерамо


Изменник, покорись!
Я твой король! Мои благодеянья
Ты помнишь ли, злодей? Что ж, если хочешь,
Убей меня! Тебе отплатит небо!

Тарталья

(смущенный, в сторону)


Его я видел раньше! То старик,
Убитый мной в лесу. Неосторожно
Я тело там оставил! Слишком поздно
Мы каемся в ошибках! Но пора!
Умри же, старый лжец, и в преисподней!..

Внезапно слышится гул землетрясения. Дерамо и Тарталья в ужасе отступают

друг от друга и становятся на соответствующие места для предстоящих

превращений. Анджела от шума приходит в себя.


Дурандарте

(в образе Попугая)


О небеса! Явите ваши дива
В защиту правды! Эти птичьи перья
Пусть упадут. Настали времена!

Следует превращение Попугая в человека.


Дерамо

(оглушенный)


О, что за чудо! Небо в должный час
Не забывает даже самых слабых!

Тарталья

(смущенный)


Что делать? Что решить? Бежать?
Остаться? Я потерял рассудок! Я дрожу!

Дурандарте

(выходя с жезлом в руке, к Дерамо)


Дерамо добродетельный, не бойся!
(Тарталье.)

Министр-предатель, ожидай возмездья!
Ты, любящая, верная жена,
Спокойной будь. Увидишь отомщенье
Твоих обид.

Дерамо

(плачущим голосом)


Любимая моя!
Я жив остался чудом, но живу,
Твои глаза уродством оскорбляя!

Анджела


Твой дух прекрасным делает тебя!
Ты не печалься!

Тарталья


Что ж, иль я бессилен
Мстить за себя! Сюда, мои министры!
Солдаты! Слуги! Государь ваш предан!

Дурандарте


Тебя не слышат. Помогает небо
Одним невинным. Убедишься в этом!
Всегда нежданно наступает кара.
Примером будь, бессовестный министр,
Для всех тебе подобных, кто дерзает
В обличье короля своих монархов
Преображать в вассалов безобразных,
Как бедного Дерамо, и владеть
Могуществом, отличьями, державой!
Знай, подлый! Отличает человека
Высокий дух, и, если суждено,
Чтоб тешил взоры доблестный Дерамо
Осанкой гордою и красотой,
(возвышая голос)

Пусть переменятся тела! Вся немощь
Его пусть на тебя падет сторицей!
Былое счастье доброму Дерамо
Вернуло небо!
(К Дерамо.)

Радуйся!
(Тарталье.)

Трепещи!
(Ударяет жезлом.)


Дерамо вплоть до колен оказывается одетым в королевское платье. Тарталья

изменяется вплоть до колен, у него босые, израненные ноги.


Анджела


Что вижу я?

Дерамо

(к Дурандарте)


Мой друг, какое счастье!

Тарталья


Довольно!.. Стой!.. О небо!.. Вот беда!..

Дурандарте


Прими свой жребий, негодяй! Ликуйте,
Дерамо, Анджела и весь народ!
(Ударяет жезлом.)


Дерамо оказывается одетым в богатое платье. Тарталья одет в рваное рубище,

сквозь дыры которого видно его голое тело.


Анджела

(в восторге)


Ты нам поможешь, небо!

Дерамо


О мой друг!

Тарталья


Я цепенею! Стой!

Дурандарте


Терпи, преступник!
Возвеселитесь, должное свершится!
(Ударяет жезлом.)


Голова Дерамо меняется. На ней тюрбан с драгоценными камнями. Голова
Тартальи превращается в голову ужасного рогатого чудовища. Под мышками у
него костыли, как у калеки.

Анджела


О мой Дерамо!..

Дерамо


Анджела моя!..

Обнимаются.


Тарталья

(в ярости и отчаянии)


Куда укрыться мне? Куда бежать?
Проклятая любовь и честолюбье
Проклятое! Проклятый миг, когда
Я стал предателем! Бегу в пустыню!
(Хочет бежать.)


Дурандарте


Стой, негодяй! Ты должен от стыда
Здесь умереть! Пусть станет этот зал
Открытой площадью! Пусть соберется
На зрелище толпа! Дрожи, беснуйся!
(Ударяет жезлом.)


Комната превращается в площадь, роскошь и глубина которой зависят от

желания и от размеров театра.

ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ

Все актеры, стража, народ. Тарталья, обезумевший, бегает по сцене.


Тарталья


О, кто меня застрелит, кто застрелит?
Взгляните, в этом чудище Тарталья
Судьбою заключен! Я негодяй!

Все выражают изумление.


Клариче

(плача)


Что вижу я? Что слышу я? О, боже!
Отец! Отец!

Тарталья


Не надо плакать, дочка.
Я недостоин слез! Забудь отца,
Преступного отца! Пусть все забудут
Противное чудовище! Стыдом
Я мучусь, и раскаянье терзает
Так грудь мою, что я лишаюсь света
И ненавистной жизни! В полной мере
Дерамо отомщен! Но невиновна
Моя Клариче! Государь, за что
Платиться ей? Пусть выйдет за Леандро!
Ее не оставляйте. Кроме вас,
Нет у нее отца другого. Зависть,
Страсть, честолюбие меня сгубили.
Вот чем я стал… От боли умираю,
От корч…
(Дрожа.)

От бешенства! Вот смерть моя!
Вот страшный бес. О, горе мне! Я умер!
(Падает мертвым.)


Панталоне


Я не знаю, чего во мне больше — страха, радости или любопытства узнать,

в чем здесь дело!


Леандро


От изумленья каменным я стал!

Клариче плачет, остальные выражают ужас и недоумение.


Дерамо


Друзья, прощаю ваше изумленье
В таких делах! Клариче, успокойтесь:
Придет пора, Леандро назовете
Своим супругом! Знаменитый маг,
Я вас узнал! Теперь распоряжайтесь
И мной и королевством!

Дурандарте


Не хочет власти! Всем он возвещает,
Что ныне тайнам магии конец!
Я больше не волшебник! Пусть упрямо
Разгадывает физика загадку
О голосах и членах, что, блуждая
От тела к телу, остаются те же.
Такой конец послужит для ученых
Предметом спора! Пусть возобновится
С мышами и толченым табаком
Веселый пир! А вы, мои друзья,
Раз мы, звериный образ принимая,
Чтоб вас развлечь, достойны снисхожденья,
Утешьте нас, по крайней мере, знаком
Хвалимой всеми вашей доброты!

Примечания


Впервые представлена на сцене театра Сан Самуэле 5 января 1762 года. На русской сцене постановку этой сказки осуществил С. В. Образцов в Центральном театре кукол (1943).


Стр. 355…стыдилась хвалить произведения, носившие ребяческое название… — Несмотря на то, что уже в первой половине XVIII в. во Франции и в других странах стал проявляться интерес к сказке и был выпущен целый ряд сборников сказок восточных и других народов, школьная поэтика эпохи Просвещения относилась к сказке, ориентирующейся на детское воображение, крайне пренебрежительно. Это пренебрежение объясняется присущим этой эпохе культом разума и презрением ко всему неразумному, иррациональному, стихийному.

Стр. 356…в виде нелепейшего пролога. — Представления актеров комедии дель арте, как правило, начинались с пролога. Эти прологи часто бывали нарочито нелепыми, буффонными. Неоспоримый успех имеют даже тривиальности… — Гоцци выдвигает здесь очень важный эстетический принцип: для того чтобы тривиальность (пошлость) имела успех и доходила до зрителя, нужно, чтобы автор отдавал себе полный отчет в том, что он оперирует пошлостями, и поместил их в свою пьесу именно как пошлости. Таким образом, правдивость, по Гоцци, всегда является условием театрального успеха.

Стр. 358. Действующие лица. Все собственные имена в этой фьябе, как и во многих других, фантастичны. Впрочем, некоторые из них имеют известное созвучие с собственными именами рыцарского эпоса. Так, Рончислапский лес несколько напоминает Ронсевальское (по-итальянски — Рончисвальское) ущелье, а маг Дурандарте приводит на память наименование меча Роланда Дурандаль.

Стр. 365. Берретини украдут десять фасонов из этого наряда… - Берретини, — по-видимому, владельцы популярной в Венеции модной лавки.

Стр. 366…я читаю песнь Армиды Тассо и роль Кориски из "Верного nacmyxa… — Армида — волшебница, один из главных персонажей рыцарской поэмы Тассо "Освобожденный Иерусалим". Кориска — коварная, ревнивая пастушка из пасторальной трагикомедии Джованни Баттиста Гуарини "Верный пастух" (1586). Стал от любви неистов и безумен… — Эти стихи взяты из рыцарской поэмы Лодовико Ариосто "Неистовый Роланд" (1532).

Стр. 381…это известие и без того попадет в госпожу газету… - Намек на газету, которую издавал в это время Кьяри под названием "Госпожа газета" ("Madama la gazzetta").

Стр. 393… быть может, когда я перейду в это тело, я сохраню свой порок заикания? — Отличительной особенностью персонажа Тартальи было заиканье. На это указывает его имя (по-итальянски tartagliare — заикаться).

Стр. 399. Играет… на разных шутовских инструментах… - Специальностью актеров на роли Дзанни была игра на самых неожиданных, клоунских инструментах.

Стр. 415… ты уродливее, чем сумасшедшая Кьяра… — Кьяра - популярная в Венеции во времена Гоцци сумасшедшая.


С. Мокульский



Женщина-Змея

Предисловие автора

Новый род сказочных театральных представлений преуспевал как нельзя лучше, что явствует из неоспоримых истин, изложенных в предшествующих моих предисловиях.

С этих пор насмешки сторонников синьоров Кьяри и Гольдони стали бессильными. Они лишь оскорбляли публику, которая была в восхищении и благосклонно желала видеть в театре все новые сказки.

Этот род представлений настолько отличен от того, который употреблялся обоими вышеупомянутыми поэтами, что не мог вредить их пьесам, правильным и ученым, как их называют. Тем не менее мне едва ли удалось убедить кого-либо в том, что этим пьесам не было причинено ущерба. В схватке театральных поэтов победы и поражения определяются разногласиями публики.

Трудное в этом новом роде зрелищ (кроме других, очень многочисленных трудностей) заключается в избежании однообразия и в придумывании новых и сильных положений.

Чудесное — небольшой источник для небольшого таланта вроде моего. Тот, однако, у кого окажется канва, пригодная для критики и аллегорического изображения человеческих нравов и ложных учений нашего века с правдивостью, скромностью и изяществом, тот, кто сумеет красноречиво ее трактовать и поставить чудесное на подобающее ему место, тот найдет, что чудесное далеко не бесплодно и всегда будет самым могучим и полезным подспорьем для итальянских комических актеров.

Я утверждаю, что приложил все усилия к тому, чтобы сделать мои десять сказок различными как по канве, так и по ситуациям.

«Женщина-Змея» была моей пятой театральной сказкой. Поставленная труппой Сакки в театре Сант-Анджело в Венеции 29 октября 1762 года, она в течение осени и последующего карнавала выдержала семнадцать удачнейших представлений.

Пятая сцена третьего действия этой сказки — одна из тех выдумок, которые серьезные газетные писаки, авторы глупых, бессмысленных сатир, называют тривиальным вздором.

Так как это представление полно чудес, мне пришлось для сокращения времени и расходов труппы, а также для того, чтобы не заставлять ее показывать многие чудесные события, которые, однако, должны быть известны слушателям, выпустить на сцену Труффальдино, подражающего оборванным продавцам печатных известий, и заставить его рассказывать их вкратце, сопровождая повествование разными выходками.

Сакки-Труффальдино, выходивший в коротком, рваном плаще и грязной шляпе, с огромной охапкой печатных листков, кричал, подражая этим бездельникам, и передавал в немногих словах содержание сообщения, рассказывая о происшедших событиях и приглашая народ купить у него листок за одно сольдо.

Эта неожиданная сцена, которую он исполнял с большим изяществом и точностью подражания, что неизменно имеет успех у зрителей, вызывала в театре шум и несмолкаемые взрывы смеха, а из лож ему бросали деньги и сласти, чтобы только получить листок.

Подобного рода выдумка, кажущаяся тривиальной, но находящая себе оправдание в той откровенной свободе, которой я всегда придерживался в своих сказках, была оценена умными людьми по достоинству. Сцена эта повлекла за собой ряд происшествий, слух о которых распространился по всему городу, вызывая у всех любопытство и желание пойти посмотреть такое зрелище.

Когда продавцы газет услышали об успехе этой сцены, они собрались около входа в театр с грузом старых, заплесневелых листков, ничего не имевших общего с представлением, и во время выхода публики стали выкрикивать, надсаживая горло, сообщение о великих событиях, изображенных в «Женщине-Змее». В ночной темноте они продали бесчисленное множество этих листков, после чего отправились в остерию выпить за здоровье Сакки. Все это возбудило общественные пересуды, которые способствуют успеху актерской труппы.

Низменное, развитое и представленное в театре в своем истинном виде, привлекающее толпу и вызывающее волнение, перестает быть низменным и превращается в полезную и занимательную выдумку. Занимательна ли она, — спросите у публики, полезна ли, — узнайте у актеров: тогда вам нетрудно будет убедиться в ее соответствии совету Горация.

Излишне говорить, что эта сказка ежегодно повторяется перед публикой, которая всегда имеет любезность терпеливо смотреть ее.


Действующие лица

Фаррускад — царь Тифлиса.

Керестани — фея, царица Эльдорадо, его жена.

Канцбде — сестра Фаррускада, амазонка, возлюбленная Тогрула.

Тогрул — визирь, верный министр.

Бадур — другой министр, предатель.

Реция, Бедредин — близнецы, дети Фаррускада и Керестани.

Смеральдина — прислужница Канцбде, амазонка.

Панталоне — воспитатель Фаррускада.

Труффальдино — ловчий Фаррускада.

Тарталья — младший министр.

Бригелла — слуга визиря Тогрула.

Фардзана, Дземина — феи.

Великан.

Солдаты и прислужницы без речей.

Голоса различных невидимых лиц.


Действие происходит частью в неведомой пустыне, частью в городе Тифлисе и его окрестностях.

Действие первое

Небольшой лес.

Явление I
Феи Фардзана и Дземина.

Дземина (с грустью).

Фардзана, неужели ты не плачешь?
Фардзана.

О чем, Дземина, плакать я должна?
Дземина.

Иль ты забыла, что Керестани,
Прекраснейшая фея, дочь Дзебдоны
И смертного царя Абделадзина,
Что в Эльдорадо держит свой престол, —
Керестани, любезная подруга,
Влюбившись в Фаррускада, захотела
Ему женою стать, свою природу
Бессмертную на смертную сменить?
Забыла ты, как царь Демогоргон
В великом гневе приказал ей бросить
Свой замысел, но…
Фардзана.

Да, Дземина, знаю;
Демогоргон поклялся, что исполнит
Ее желанье: если до заката
Второго дня, когда в зените Пес.
Керестани супруг не проклянет,
Она свое бессмертье потеряет.
Дземина.

О боже! Завтра с солнечным восходом
День роковой наступит! Потеряем
В расцвете лет любимую, родную
Керестани, прекраснейший цветок
В венце подруг. Ты знаешь ведь, Фардзана,
Ее очарование…
Фардзана.

Ты помнишь,
Как много дел неслыханно жестоких
Придется ей пред мужем совершить
По приказанию Демогоргона?..
И, сверх того, он осудил ее,
Чтоб восемь лет и день тот роковой
Она происхождение скрывала
И тайну всех поступков. Верь, Дземина,
Проклятие сорвется с уст его,
И станет нам она подругой снова!
Дземина.

Но ты ведь знаешь, должен Фаррускад
Дать клятву в том, что никогда супругу
Не проклянет, и все же вероломно
Произнести проклятие. Тогда
Керестани останется бессмертной.
Фардзана.

Он клятву даст, но, клятвы не сдержав,
Ее он проклянет, и нашей будет
Она опять.
Дземина.

Нет, клясться он не станет.
Фардзана.

Увидишь — станет!
Дземина.

Если поклянется,
Свою он клятву сдержит.
Фардзана.

Нет, Дземина,
Он проклянет ее.
Дземина.

Как ты жестока!
Забыла разве страшный приговор,
Что будет тяготеть над ней два века?
Ведь если он произнесет проклятье,
Придется ей прекрасную наружность
Сменить на кожу гнусную змеи.
Фардзана.

Все это так, но разве в этом дело?
Конечно, ей придется наказаньем
Безумное желанье искупить.
Но двести лет пройдет; за это время
Погибнет дерзновенный Фаррускад
И станет вновь она подругой нашей.
Дземина.

Но может Фаррускад освободить
Ее от наказанья, и тогда
Она для нас потеряна навеки!
Фардзана.

Все это сны. Простится с жизнью он.
Мне это дело вверено. Должна я
Подругу осужденную стеречь
И завтра ж погубить ее супруга.
Исчезнет он и вместе с ним возможность
Ей смертной стать.
Дземина.

Но неужели ты
Волшебника Джеонки не боишься?
Он Фаррускаду друг.
Фардзана.

Нет, не боюсь.
Идем, нехорошо надоедать
Толпе, что ждет неслыханных событий;
Мы тайнами своими лишь наскучим,
И лучшие из них утратят смысл.
Дземина.

Ах, прежде чем успеем мы наскучить
Тем, кто для нас дороже всех на свете,
Керестани погибнет с Фаррускадом!
Уходят.

Явление II
Декорация меняется, изображая ужасную пустыню с различными скалами в глубине и разбросанными камнями, удобными для сиденья.

Труффальдино и Бригелла выходят вместе обнявшись.


Бригелла, — он только что встретил Труффальдино; ему хочется узнать, каким образом тот оказался в этой пустыне, и получить сведения о принце Фаррускаде.

Труффальдино принимает позу человека, рассказывающего ребенку сказку; часто употребляет выражение: «И так-то вот, добрый мой синьор», и т. д. Рассказывает, что, как известно Бригелле, в таком-то году (указывает год, который совпадал бы с окончанием упоминавшегося феями восьмилетнего срока) двенадцатого числа апреля месяца вышли поохотиться из города Тифлиса принц Фаррускад, его дядька Панталоне, он сам и много охотников. Придя в лес, расположенный далеко от города, они увидели лань, белую, как снег, украшенную золотыми шнурками и цветами, с драгоценностями на шее, с кольцами на ногах, с алмазами в челке и т. п. «Самая прекрасная, самая прекрасная вещь, какую можно увидеть обоими глазами», и т. п. Принц Фаррускад безумно в нее влюбился и бросился за ней. Панталоне бежал за принцем, а он за Панталоне. «Бежал… бежал… шел… шел…» Лань достигла берега реки. Принц был уже совсем близко от нее, и все они «вот-вот» готовы были схватить ее за хвост, как вдруг лань сделала прыжок, бросилась в реку и исчезла.

Бригелла, — может быть, она утонула?

Труффальдино, — нет, но пускай он не прерывает рассказа чрезвычайной важности. «И так-то вот, добрый мой сеньор», и т. д. Принц в страшном беспокойстве, зачарованный ланью, в отчаянии заставил весь день вылавливать ее живой или мертвой. «И вот ее ловили… ловили… ловили…» и пр. Но все было напрасно. Как вдруг… О чудо! Из реки послышался сладчайший голос, который звал и говорил: «Фаррускад, следуй за мной!» Принц, совершенно не владевший собой, не мог удержаться и бросился в реку головой вниз. Панталоне в отчаянии, придерживая бороду рукой, бросился вслед за своим господином. Он, Труффальдино, тоже хотел броситься вслед за Панталоне, но его удержал страх промокнуть. Однако, посмотрев на реку, он увидел в глубине реки стол, который ломился от яств. Тогда верность господину заставила его броситься в пропасть. О чудо! Он нашел в пучине уже не стол, а лань, превратившуюся в принцессу, со свитой прислужниц — «самую прекрасную, самую прекрасную вещь, какую можно увидеть обоими глазами», и пр. Принц стоял перед ней на коленях, а Панталоне стоял там дурак-дураком. Принц говорил:

Скажи мне, кто ты, дева красоты.
О, сжалься над печальным этим сердцем.
Которое ни разу не горело
Таким всепожирающим огнем!
Принцесса же отвечала:.

Не спрашивай, кто я. Настанет время,
И все узнаешь. Пыл любовный твой
Мне нравится, и если ты сумеешь
В себе довольно мужества найти
Перенести тяжелые невзгоды,
Тебя своим супругом назову.
Принц решил жениться на ней, даже если погибнет весь мир. Панталоне кричал, старался его отговорить, но они вошли во дворец с алмазными колоннами, рубиновыми дверями, балками из чистого золота, и т. п., и т. д. Здесь назло Панталоне отпраздновали свадьбу, а девять месяцев спустя принцесса родила мальчика и девочку — «прелестнейшие создания, братец ты мой, прелестнейшие создания» и т. д. Мальчика назвали Бедредином, а девочку Рецией — им теперь могло быть около семи лет. Все это время они превосходнейшим образом ели, пили и спали, а он с большим успехом ухаживал за прислужницами. Панталоне был вечно грустен, не зная ни страны, ни принцессы; принц же постоянно повторял:

Скажи мне, кто ты, дева красоты, и пр.
На что принцесса отвечала:

Не спрашивай, кто я. Настанет время,
И все узнаешь. Пыл любовный твой
Мне нравится, но мужество имей
Перенести жестокие невзгоды.
Увы! Тяжелый миг настанет вскоре
Для нас с тобою, нежный мой супруг.
Вечные тайны, вечные секреты, и пр. Три дня тому назад принц из любопытства взломал письменный стол принцессы, надеясь там найти какое-нибудь ее письмо и узнать по адресу, кто она такая. Принцесса застала его на месте преступления и, разгневанная его непослушанием, со слезами стала его упрекать, затем вскрикнула, топнула ногой и… о чудо!.. исчезла вместе с детьми, с прислужницами и с дворцом, они же остались, как он видит, в этой ужасной пустыне.

Бригелла изумлен этим рассказом; не хочет верить.

Труффальдино клянется и обещает показать ему в этой пустыне чудеснейшие вещи. Спрашивает Бригеллу, каким образом он сюда попал.

Бригелла говорит, что он попал сюда не один, а в обществе визиря Тогрула и Тартальи, верных министров принца Фаррускада. Рассказывает, что старый царь Атальмук, отец Фаррускада, умер от огорчения, не имея в течение восьми лет никаких известий о сыне; что злой арапский король, великий Моргон, добиваясь руки сестры Фаррускада, принцессы Канцаде, а вместе с нею и короны, напал на государство и осадил город Тифлис; что визирь Тогрул, возлюбленный Канцаде, отправился к пещере чернокнижника Джеонки, чтобы при этих печальных обстоятельствах получить вести о принце Фаррускаде. Джеонка велел ему отправиться на гору Олимп; там он найдет скважину; спустившись в нее, он встретит принца. На дорогу он дал Тогрулу талисманы и, между прочим, ввиду продолжительности путешествия по скважине и невозможности найти в ней питье и пищу, — чудесный пластырь, который, будучи помещен под ложечкой, предохраняет от голода и жажды в течение двух месяцев. Тогрул, Тарталья и он отправились с этим пластырем под ложечкой к Олимпу, разыскали там скважину, спустились в нее с зажженными факелами и, пройдя сорок миллионов семь тысяч двести четыре ступени, очутились наконец в этой пустыне.

Труффальдино изумляется; спрашивает, где находятся Тогрул и Тарталья.

Бригелла говорит, что оставил их отдыхать под деревом поблизости. Спрашивает, где принц и Панталоне.

Труффальдино говорит, что они скитаются по пустыне, потому что принц в отчаянии все ищет принцессу, но к вечеру они все же придут в эту ограду, чтобы поужинать и отдохнуть.

Бригелла спрашивает, что едят и как спят в этой пустыне, в которой видны одни камни и пни.

Труффальдино отвечает, что они спят в палатках, появившихся после исчезновения роскошного дворца, едят же они превосходно, так как кушанья подаются готовыми, неизвестно кем, но по первому требованию.

Бригелла изумляется; чувствует, что пластырь, лежащий у него на животе, теряет свою силу: два месяца его действия уже на исходе. Он изнемогает и не может больше стоять на ногах.

Труффальдино говорит ему, чтобы он следовал за ним и не сомневался, и пр.

Бригелла говорит, что надо также помочь Тогрулу и Тарталье.

Труффальдино, — что все будет сделано; пусть он только следует за ним, и по дороге он расскажет ему еще о других чудесах. «И так-то вот, добрый сеньор», и пр. (Продолжает рассказывать.)


Оба уходят.

Явление III
Фаррускад, Панталоне.

Фаррускад (выходя в беспокойстве).

Все поиски напрасны. Неужели
Керестани, любимую жену,
Увидеть вновь, мой друг, не суждено мне?
Панталоне. Я совсем потерял голову. У меня помутился рассудок. Дорогое высочество, ведь если оставаться целый день под этим солнцем, можно простудить себе почки или схватить гадкую болезнь — красную сыпь. Здесь у нас нет ни докторов, ни лекарств, ни хирургов. Мы умрем, как животные. Дорогой сынок, дорогой сынок, забудьте вы эту проклятущую любовь!


Фаррускад.

О друг, как мне забыть, любовь такую,
Такую нежность, доброту, томленья?
Ах, верный мой слуга, все потерял я,
И мне покоя больше не найти!
Панталоне. Но нежность, любовь, томления, вздохи — к кому? к кому?


Фаррускад.

К душе великой, гордой, благородной
Принцессы, самой доброй и прекрасной
Из всех, которых созерцало солнце
С тех пор, как им земля озарена.
Панталоне. Проклятой ведьмы, которая меняет свой облик, как захочет, как ей понравится; у которой, наверно, за плечами четыреста или пятьсот лет. О, где ты, волшебное кольцо Анджелики? Ты, открывшее Руджеро глаза, что красота Альчины была страшным безобразием, — ты бы вылечило и этого несчастного юношу, показав ему бабу-ягу в образе этой синьоры Керестани.


Фаррускад (страстно, на одной стороне сцены).

О волосы прекрасные! Навеки,
Увы, навеки вас я потерял!
Панталоне(на другой стороне сцены, прислушиваясь к его словам). Проклятая общипанная тыква с четырьмя седыми волосками на макушке и, вероятно, покрытая паршой, будь милостивой, откройся!


Фаррускад (по-прежнему).

Ах, очи-звезды! Кто меня лишил вас?
Панталоне(по-прежнему). Провалившиеся гляделки, похожие на глаза лошади Гонеллы, оплеванные и раскосые, покажитесь же наконец!


Фаррускад.

О рот, рубины алые и жемчуг —
Вас не увижу вновь! Кто вас похитил?
Панталоне. Лиловые десны с четырьмя гнилыми торчками, тощие губы, черная пасть василиска, покажитесь наконец в недобрый час!


Фаррускад.

О щеки — розы с лилиями!.. Где вы?
Панталоне. Выцветшая физиономия, челюсти сушеной трески, выскочите же скорее наружу, какие вы ни на есть, и вылечите бедного юношу от этого несчастья, от этого наваждения!

Фаррускад.

О грудь прекрасная моей супруги!
Куда ты, белоснежная, сокрылась?
Панталоне. О мешки из грязной замши, шаровары из колбасной кожуры, откройтесь такими, какими я вас вижу глазами моего рассудка, и толкните как следует этого бедного завороженного! (Фаррускаду.) Ваше высочество, родной мой, вы не помните грубого обмана, который колдунья Дильноваз проделала над королем Тибета?

Фаррускад.

Какой обман? О чем вы говорите?
Панталоне. Скверная история! Колдунья Дильноваз, имея триста лет от роду, посредством волшебных чар, заключенных в талисман, приняла образ двадцатилетней молодухи, жены короля Тибета, сумела согнать с царского ложа настоящую жену как обманщицу и стала сама царицей. Ну, что вы скажете? Так как эта колдунья была перворазрядной негодницей, король застал ее однажды за делом, которое ему не понравилось, с каким-то… разве я знаю?.. из дома дьявола и, не удержавшись, нанес ей удар шпагой. Случилось так, что при этом он разрубил талисман, источник обмана, в котором были заключены все чары, и вот она на его глазах превратилась в безобразную старуху, без единого зуба во рту, такую сморщенную, со столькими волосами на подбородке, что она больше всего была похожа на рубленую телятину. Это истинное происшествие, Ваше величество, а не сказки, которые рассказываются ребятам. Бедному королю пришлось разыскивать свою жену, которая, бедняжка, ходила, питаясь подаянием и твердя эти знаменитые слова:

Мой муж король, но я не королева…
Принцесса я, но царства лишена.
Вот и вы тоже. Бьюсь об заклад, что Керестани такая же колдунья, как и Дильноваз. О, если кто-нибудь может обнаружить истину, скрытую колдовством, так это именно я!

Фаррускад.

Не говорите больше! Как же может
Старухой быть моя Керестани,
Раз мне она двух деток родила?
О милые, потерянные дети!
(Плачет.)


Панталоне. Да, признаться, эти дети и у меня отняли сердце. Они были такие ненаглядные ягодки, моя единственная услада! Этот мальчик, Бедредин, такой живой, такой сообразительный! О, из него наверно вышел бы толк! А эта девочка, Реция, что это было за замечательное создание! Мне кажется, я еще сейчас вижу, как они играют вокруг меня и называют меня дедушкой. Не надо было о них вспоминать, потому что теперь я чувствую, что мое сердце разрывается на части… (Плачет.) Но, ваше высочество, надо же набраться мужества и отдохнуть. В конце концов, они ведь дети колдуньи. У нее сердце, наверно, обросло шерстью, если она могла оторвать от отцовской груди единственное утешение, его собственную кровь!

Фаррускад.

Ах, Панталоне, сам себя я предал:
Запрещено мне было узнавать
До дня, определенного женою,
Ее происхожденье — кто она.
Запрет нарушил я. Хотел до срока
В ее проникнуть тайну и теперь
Свое я любопытство проклинаю!
Панталоне. Нечего сказать, преступление! Неужели нельзя узнать, кто такая собственная жена? Сказать откровенно, это запрещение всегда было мне подозрительно, так же как меня всегда возмущал этот брак. Подумайте только: взять себе в жены лань! Уверены ли вы, что в один прекрасный день вы сами не обратитесь в оленя? Клянусь честью дворянина, у меня все время трепетало сердце при мысли, что у вас покажутся рога. Сказать вам правду? Возблагодарим небо за то, что мы отделались от этой колдуньи. Отправимся в путь. Наверно, найдется какой-нибудь выход из этого ада. Пойдемте, вернемся к бедному, старому Атальмуку, вашему отцу. Кто знает, сколько слез он пролил из-за вас! Кто знает даже, жив ли он? Несчастный! Да существует ли еще и царство? Вы помните, каким врагом вам был этот свирепый арап, король Моргон, сватавшийся за вашу сестру, принцессу Канцаде? Вы рискуете остаться навсегда царем без царства, нищим, бедняком, достоянием колдуньи, дьявола, чудища, стрелы, которая в один прекрасный день может вас убрать с пути.

Фаррускад.

Молчите, Панталоне! Я клянусь
Скорее умереть, чем удалиться
Из этих мест. Во сне я видел снова
Супругу дорогую пред собой!
Жив мой отец иль умер — униженно
Его молить я буду о прощенье
И, по лесам скитаясь одиноко,
Я буду звать свою Керестани
И деток милых — сына Бедредина
И Рецию, голубку дорогую!
(Уходит с жестом отчаяния.)


Панталоне. О бедный Панталоне! Пускай он идет себе, куда захочет, — у меня больше нет сил следовать за ним.


Явление IV
Панталоне, Тогрул, Тарталья.

Тарталья(выходя из глубины сцены, видит Панталоне и кричит в порыве радости). Синьор Тогрул, Тогрул, синьор визирь!

Тогрул(выходя). В чем дело, Тарталья?

Тарталья. Панталоне, Панталоне, разве вы его не видите?

Тогрул. Неужели это возможно? О небо, благодарю тебя! Благодарю тебя! Тарталья, мы нашли Фаррускада.

Панталоне(замечая их вдали). Тогрул… Тарта… я захлебываюсь… или, может быть, у меня головокружение?

Тарталья(бежит). О дорогой друг, как меня радует эта встреча!

Панталоне. Простите… Тарталья, простите… Сердце переполнено… Увы… (Падает в обморок.)

Тарталья(поддерживает его). Синьор Тогрул, старик издыхает, а между тем он нам еще не рассказал, где находится принц. Панталоне, скажи нам, где принц Фаррускад, а потом умирай себе с миром.

Тогрул. Панталоне… друг!

Панталоне(приходя в себя). Синьор визирь, как вы попали в эту пустыню?

Тогрул.

Рассказ мой будет долог. Но скажите
Мне прежде, где теперь мой повелитель,
Где Фаррускад? Ведь времени терять
Не можем мы.
Панталоне. Он здесь, он жив и здоров, но он попал, он впутался с головой в страшную беду. Ну уж и дела… великие дела!.. Я вам все расскажу. Но как же все-таки вы попали в это место, которое находится за пределами мира?

Тогрул.

Сюда пришел я с помощью Джеонки,
Волшебника, что дружбу к нам питает,
С Тартальей и слугой моим Бригеллой.
Джеонка дал мне тайных средств немало,
Чтоб государя моего могли мы
Отсюда увести. Но где же он?
Панталоне. Эх, тайные средства, может быть, и годятся от мозолей, но не для того, чтобы спасти принца из этой беды. Глупости! Здесь надо другое! Если вы думаете, что дело идет о том, как вытащить репу, вы ошибаетесь.

Тарталья. Да скажи же, где он, где он, медлительный старик! Не надоедай ты нам!

Тогрул.

Ведь каждый миг, который мы промедлим,
Последствия тяжелые влечет.
Панталоне. Он, наверно, неподалеку. Принц сейчас прогуливается, а затем вернется ко мне. Однако будьте уверены, что плачем и мольбами его отсюда вытащить не удастся. Но раз вы говорите, что у вас есть такие великие секреты, нам будет лучше спрятаться, чтобы он нас не заметил. Надо будет посоветоваться, подумать, решить. Здесь я не могу вам все сказать: это все великие тайны. Вы не нуждаетесь в отдыхе?

Тарталья. Разумеется, да. Ведь пластырь уже теряет свою силу, и я чувствую, что все слабею и слабею.

Панталоне. Какой пластырь?

Тогрул. Ах, пустяки. Идемте, Панталоне. (Уходит.)


Панталоне. Спрячьтесь вон за той оградой, а я сейчас приду. Скажи, Тарталья, ты, кажется, говорил, что и Бригелла здесь? Где же он?

Тарталья. Да, да. Он где-нибудь здесь поблизости.

Панталоне. Вот дураки! Ведь если принц его увидит — игра проиграна! А какие секреты у визиря, дорогой братец?

Тарталья. О, удивительные! Слушай. (Шепчет ему на ухо.)


Панталоне. Чепуха! Впрочем, можем надеяться. Спрячьтесь где-нибудь поблизости. Если увидите принца, не попадайтесь ему на глаза, а если встретите Бригеллу, скажите ему, ради бога, если сумеете, чтобы он не показывался и ничего не говорил; пусть прямо придет к этой ограде. О, если бы небо устроило так, чтобы принц его еще не видел и нам удалось бы его вытащить из этой беды! (Уходит.)


Тарталья. Эй, эй, Панталоне… а поесть? Вот это прекрасно: они покидают меня с пластырем на животе. Правда, он мог утолять голод в течение двух месяцев, но с те пор прошло пятьдесят девять дней и пять часов; еще несколько часов я могу терпеть, а потом упаду мертвым. А все-таки, какое превосходное свойство у этого пластыря! Скольким бедняками он был бы полезен! Отцы приходили бы домой с пластырем в кармане и, найдя свои семьи плачущими и голодными, вдруг — бац! — всем кусочек пластыря на живот, и сразу все спасены от нужды, в которой находились. Скольким актерам, скольким поэтам такой пластырь был бы манной небесной! О, если бы Масгомьери имел этот пластырь, он, наверное, разжился бы гораздо больше, чем со своим греческим бальзамом и элексиром Кавалера Бурри против ломоты в бедрах, потери аппетита и плохого пищеварения. Надо спрятаться, чтобы не быть обнаруженным; но я, однако, чувствую такой приступ голода, что готов сожрать целого быка. (Прячется.)

Явление V
Тарталья (спрятанный), Фаррускад, женский голос.

Фаррускад (выходит в сильнейшем беспокойстве).

Увы, напрасно я ее ищу.
Напрасно, запыхавшись, по пустыне
В отчаянье бегу. Керестани,
Жестокая моя, в порыве гнева
Глуха к страданьям горестной души.
Тебя я не послушался — смиренно
Молю тебя за это о прощенье.
Керестани, любимая супруга,
Керестани, хоть на одно мгновенье
Явись мне вновь! Детей моих любимых
Дай мне в последний раз поцеловать!
А там, хоть жизнь возьми, — я буду счастлив!
Тарталья(сзади, в сторону). Это принц Фаррускад. Это он, без сомнения. О, какая радость! Я не могу сдержаться… хочу обнять его. (Делает в порыве восторга несколько шагов, затем останавливается.) Но что ты делаешь, Тарталья? Околей от любви, но не изменяй данному тебе приказу. (Прячется снова.)


Появляется небольшой стол, уставленный яствами.


Фаррускад (заметив стол).

Нет, пищи я не трону. Пусть умру
От горя и лишений. Как жестоко
Желать, чтобы в живых остался я,
Когда ежеминутно умираю
От грусти и живой переношу
Бесчисленное множество смертей!
Тарталья(сзади). Этого стола раньше не было. Кто его принес? Я умираю от голода. Если бы можно было незаметно что-нибудь съесть! (Боязливо и прячась, приближается к столу.)


Женский голос. Отведай пищи, Фаррускад. Питайся.


Тарталья(в ужасе). Что это за голос? Черт! В каком месте они меня покинули?


(Бежит, чтобы спрятаться с другой стороны.)


Фаррускад.

То не моей супруги милый голос.
Жестокий голос, умереть решил я,
Когда детей своих я не увижу
И дорогой супруги.
Женский голос.

Нет, живи
И убедись, что значит, непослушный,
Своей жены не выполнить запрет.
Тарталья снова приближается к столу, стараясь быть незамеченным, чтобы взять что-нибудь съестное. Стол исчезает. Тарталья в ужасе бежит и прячется с другой стороны.


Фаррускад (женскому голосу).

Скажи, что сделать мне, чтоб успокоить
Керестани, обиженную мною?
На все готов я.
(Делает паузу; женский голос не отвечает, он продолжает.)

Ты не отвечаешь?
Тогда скажи, скажи по крайней мере,
Увижу ль я когда-нибудь супругу,
Детей своих любимых обниму ли?
(Делает паузу.)

Он не отвечает. Недостойный,
Забытый, без товарищей, один,
В отчаянье я здесь покинут всеми,
Меж тем как наслаждаться будут слуги
В веселии едою и питьем.
Один лишь Фаррускад себя терзает
В тоске ужасной, гневе, беспокойстве…
Но я несправедлив! — нельзя винить
Того, кто страстью не горит. Один
Погибну здесь. Я пищи не хочу.
И пусть послужат ложем эти камни
Моим усталым, ослабевшим членам.
(Садится на камень, подперев голову рукой; старается заснуть, засыпает.)


Тарталья(выходя сзади). У меня голова идет кругом, как колесо в фейерверке. Я видел и слышал удивительные вещи! Принц, кажется, заснул. (Уходит.)

Явление VI
Фаррускад, Панталоне.

Панталоне выходит без обычной своей маски, но с лицом, закрытым большими усами и большой седой бородой. Под ней должна быть спрятана его маска Панталоне, так чтобы она могла упасть ему на его лицо при исчезновении митры. На нем жреческое одеяние, а под ним обычный кафтан и брюки Панталоне. Он должен быть одет так, чтобы из жреца мог превратиться в Панталоне. Необходимо заметить, что Панталоне, переодетый жрецом, не должен иметь никакого внешнего признака, по которому зрители могли бы его узнать. Он сопровождает соответствующими жестами то, что говорит за него другой актер за сценой, вплоть до момента превращения, причем жест у него должен быть важный, приличествующий старому священнослужителю.


Панталоне(выходя сзади и сопровождая жестом то, что говорится за сценой). Встань, Фаррускад.

Фаррускад(приподнимаясь). Увы! Чей голос слышу?

Панталоне.

Пустынника, жреца Кексайи голос,
Которого всевышний просветил
Великими познаньями и сделал
Всевидящим во благости своей,
Чтоб тех спасти, кто слушается неба,
Не тех, кто близок аду.
Фаррускад.

О Кексайя,
Избранник неба! Знаю я, пришел ты
Сюда, Кексайя, чтобы мне помочь.
Скажи мне, жрец, — тебе известно все! —
Скажи мне, где найти моих детей
И где Керестани, моя подруга?
Панталоне.

Умолкни, нечестивец! Называть
Не смей того, кто ненавистен небу, —
Постыдную и мерзкую колдунью!
Сюда явился я тебя спасти.
Освободить из рук Цирцеи новой,
Жестокой и преступной. Сколько горя,
Глупец, перенести тебе придется,
За то, что слепо дался ей в добычу,
И этим брак постыдный искупить!
Фаррускад.

Кексайя… что я слышу!.. Нет… Неправда…
Не может быть, чтоб это…
Панталоне.

Замолчи!
Ты зверь, не человек. Но знай — несчастья
Великие грозят тебе. Все камни,
Деревья, звери, что в пустыне этой
Ты видишь, — были некогда людьми;
Но жадная, бесстыдная колдунья,
Желанья сладострастные насытив,
Безжалостно любовников своих
В животных и деревья превращала,
И стонут заключенные!
Фаррускад (в ужасе).

О боже!
Что слышу я!
Панталоне (как выше).

Приди в себя, безумец!
Узнай свой жребий — он свершится вскоре.
Из человека в страшного дракона
Ты превратишься; пламя извергать
Из глаз ты станешь, грязная слюна
Из пасти потечет твоей ужасной,
И, волоча чешуйчатое брюхо,
Уродливое, грязное, пойдешь ты
По всей пустыне, выжигая всюду
Растения и почву! С диким воем,
Пугая самого себя, ты будешь
Напрасно клясть судьбу.
Фаррускад (в еще большем ужасе).

О горе! горе!
Что делать мне?
Панталоне (как выше).

Идти без промедленья
Сейчас за мной.
Фаррускад.

Увы! Кексайя, как же
Моих детей потерянных покину?
Не в силах я!..
Панталоне (как выше).

Стыдись! За мною следуй.
Детей любви постыдной, бездны ада
Забыть навек ты должен. Дай мне руку.
Фаррускад.

Да, светоч пресвятой, с тобой пойду я,
Хоть здесь оставлю сердце. Поручаюсь
Тебе всецело.
(Протягивает руку жрецу, который превращается в Панталоне.)


Панталоне (не заметив превращения, продолжает собственным голосом).

Так. Послушным будь.
О Фаррускад, а я найти сумею
Те мысли и лекарства, что тебя
Керестани заставят позабыть,
А с нею и детей — плоды позора.
Фаррускад (с жестом удивления по поводу происшедшей перемены, в сторону).

Кексайя оказался Панталоне?
Что вижу?
Панталоне (продолжает, как выше).

Ты раскаялся, глупец?
Фаррускад.

Как смеешь с повелителем своим
Вести такие речи? Прочь отсюда!
Прочь, дерзновенный, с глаз моих долой!
Панталоне(оглядываясь). Увы! Увы! Я ведь говорил, что всеми самыми прекрасными тайными средствами нам не удастся спасти его из лап этой пачкуньи ведьмы! (Стремительно убегает.)


Фаррускад (с порывом).

Керестани! Меня еще ты любишь
И хочешь, чтоб я ждал тебя. Но боже!
Что вижу!.. Чудо!..
Явление VII
Фаррускад, Тогрул.

Тогрул выходит в пышном одеянии, в образе старого короля Атальмука, отца Фаррускада. Голос за сценой должен говорить за Тогрула, он же будет сопровождать речь жестами вплоть до момента следующего превращения. Действие должно вестись в порядке предыдущей сцены. Тогрул выходит со стороны, противоположной той, в которую выбежал Панталоне.


Тогрул.

Да, конечно, чудо.
Проклятая колдунья так сильна,
Что делает бесплодными попытки
Долг милосердья выполнить и даже
Вид слуг неверных придает жрецам.
Я видел все.
При виде отца Фаррускад остается неподвижным, как бы в экстазе.


(Приближается и продолжает.)

Ничто мне не сокрыто.
Знай, сын мой, — тот, кого за Панталоне
Ты принял, — жрец Кексайя. Не дивись
Ты превращению его и бегству —
Твоей колдуньей вызваны они.
Фаррускад (смущенно).

Отец… Родитель… как… вы здесь… в пустыне…
О дорогой отец мой!
(Бежит, чтобы обнять его.)


Тогрул.

Отойди!
Я был твоим отцом, теперь же я
Его бесплотный призрак, тень пустая.
(Плачущим голосом.)

Я стал таким от горя, потеряв
В несчастье сына. Восемь лет я плакал,
И наконец страданьям уступили
Измученные члены, что теперь
Заключены немым холодным прахом
В могиле тесной. Ты тому виною!
Фаррускад.

Ах, дорогой родитель! Значит, я
Отцу родному смерть принес! О небо,
Вот как пришлось вас снова увидать!
(Плачет.)

Я был удержан женщиной прекрасной,
Прекраснейшей из всех, которых видел
Глаз смертного. Она — моя супруга,
И двух детей имел я от нее.
Три дня назад, отец, она исчезла,
И вот…
Тогрул.

Не говори! Тебя бы должен
Возненавидеть я: Керестани,
Колдунья мерзкая, тебя держала
В своих сетях. Она тебе явилась,
Принявши образ лани, ты ж, безумный…
Стыжусь сказать все то, что мне известно…
О, если горе бедного отца
Ты сердцем чувствуешь и если есть
В тебе к нему хоть искра уваженья,
Хоть тень любви, послушайся меня, —
Иди за мною. Удались отсюда,
Из этого убежища порока,
Злодейств и всякой скверны.
Фаррускад.

О отец мой,
Как тяжко я страдаю, потеряв
Отца такого… Пусть же вам покажет,
Как вас любил я, как ваш призрак чту,
То, что теперь в глубоком покаянье
И горести последую смущенно
В страну, куда отец мой поведет,
Керестани покину. Знает небо,
Каких усилий стоит это мне!
Тогрул.

Хвалю тебя, мой сын. Иди за мною!
В то время как он хочет отправиться в путь, происходит превращение Атальмука в Тогрула.


Фаррускад (изумленный).

Тогрул… Визирь! Здесь! В образе отца!
Тогрул (собственным голосом, гордо).

Принц, слишком много власти у колдуньи.
Мои усилья тщетны, и напрасно
В страданиях безмерных я томлюсь.
Фаррускад.

Какая странность и какая дерзость!
Тогрул (величественно).

Не знаю я, чье странно поведенье.
Сюда добравшись с помощью Джеонки,
Волшебника и друга моего,
Я думал вас избавить от несчастья.
Ах, правду мне сказал он, что напрасно
Стараться буду. Но, когда бессильна
Джеонки власть, пусть истина вас тронет,
Которую открою вам теперь.
Отец несчастный ваш скончался. Царство
Осаждено. Разрушено Моргоном,
Свирепым негритянским королем.
Дома, деревни и святые храмы
Разграблены, и властвуют над всем
Огонь и меч. Насилья, разоренье,
Рыдания и льющаяся кровь,
Что наводняет подданных жилища, —
Вот принца ослепленного трофеи,
Живущего в сетях колдуньи низкой,
В бездействии позорном и преступном,
На зло богам и небу в отвращенье.
Фаррускад.

Остановись, Тогрул. Молчи. Довольно!
Тогрул (смело).

Кого бояться мне? Ужель того,
Кто в тягость стал себе и малодушно
Своих покинул подданных и близких
В несчастье злом? Ах, Фаррускад, быть может,
Уж пал Тифлис, могучая столица,
И предан разрушенью и огню;
Канцаде же, отважная принцесса —
Моя любовь, сестра родная ваша —
Подумать страшно — может быть, в руках
Свирепого Моргона и бесчестно
Им опозорена… И я один,
Один нашел в себе довольно силы
Совет Джеонки верного исполнить,
Который обещал, что в то мгновенье,
Когда вернется в царство Фаррускад,
Неведомым путем восстановится
Оно опять, как прежде. Я один
В опасности возлюбленную бросил
Среди людей растерянных, в надежде
Спасти царя и царство сохранить.
Какое царство и царя какого!
Одно, быть может, уж в чужих руках,
Другой же, неразумный, в подчиненье,
Почти в цепях у женщины постыдной
И об отце покойном, о сестре,
О подданных загубленных и царстве
Заботиться не хочет и живет
Одним своим недугом. Фаррускад,
Я знаю путь, которым удалиться
Отсюда мы сумеем. Если вас
Чужое горе неспособно тронуть,
Побойтесь хоть разгневанных богов!
Простите мне горячие слова,
Которые осмелился сказать вам.
Я был в порыве рвенья слишком дерзок,
Но говорил, как преданный слуга.
(Становится на колени.)


Фаррускад.

Тогрул, довольно. Ночь уж наступила.
Ступай, пойди в палатку, отдохни.
Хочу остаться несколько мгновений
Наедине с собой. Подумать дай мне
О бедствиях моих; я обещаю,
Что с новою зарей к тебе приду
И за тобой последую повсюду.
Тогрул.

Синьор, не надо времени терять.
Фаррускад.

Теперь оставь меня. Иди в палатку.
Клянусь, что через несколько часов
К тебе приду.
Тогрул.

Синьор, я повинуюсь.
(Уходит.)

Явление VIII
Фаррускад один.

Фаррускад.

О, что за муки! Ум мой потрясен…
Неужто надо будет удалиться
И потерять супругу и детей!
Но кто они, в конце концов? Нет, лучше
Бежать, не размышляя. Грудь теснят
Мне тысячи тревог, любовных мук
И горестей. Здесь, милая, была ты,
Керестани. Здесь я запрет нарушил.
Здесь скрылась ты с детьми и со дворцом,
Жилищем радостей и наслаждений.
Какие наслаждения? Увы!
Обман бесовский! О отец мой, царство,
Сестра моя любимая, Канцаде!
Я вас спасу, покину этот ад,
Печальную суровую долину —
Пустынные и страшные места.
(Хочет идти.)

Но что за слабость, что за сон внезапный
Вдруг овладели мной и не дают
Мне двигаться? Не в силах я уйти…
И не могу остаться… все же… нет!..
Чудесный сон, пришедший так внезапно,
Наверно, неспроста…
(Засыпает.)

Явление IX
Фаррускад, Керестани, свита прислужниц.

В то время как Фаррускад спит, пустыня превращается в сад. Задний план, представлявший раньше скалы, превращается в роскошный, сверкающий дворец. Все это происходит под звуки нежной симфонии, которая завершается громким звучным аккордом. Фаррускад просыпается в изумлении.


Фаррускад (оглядываясь по сторонам).

О, где я? Где я?
Какой прекрасный сон!
(Видит дворец, стремительно вскакивает.)

Ведь вот дворец
Моей супруги милой! Сон чудесный!
О, если б ты навек продлиться мог!
(Бежит в сторону дворца.)


Из дворца выходит Керестани, в богатом одеянии, со всем величием. За ней следуют прислужницы.


(В порыве восторга.)

Керестани… Керестани…
Керестани (с благородной грустью).

Жестокий!
Уйти хотел ты и забыть меня,
Свою супругу!
Фаррускад.

Знай… Мои министры…
Керестани.

Да, знаю я. Чтоб у моей любви
Тебя отнять могучим чародейством,
Пришли они, но я разбила чары.
Фаррускад.

Узнай, отец мой…
Керестани.

Знаю. Умер он
От горя, потеряв родного сына.
Фаррускад.

Моя держава…
Керестани.

Кровью истекает,
Горит в огне и предана мечу,
Сестра ж твоя в опасности. Ах, милый,
Меня любил ты, я тебя любила
И знаю, как сейчас тебя люблю
И как мне больно поводом служить
Такой борьбе кровавой. Но решили
Моя звезда и рок немилосердный,
Что от любви избытка я должна
Жестокою казаться и внушать
Всем подозренье в том, что я колдунья
И под личиной мнимой красоты
Скрываю безобразие. Любовь,
Горячая любовь всему причиной,
Которая к тебе меня влечет.
(Плачет.)


Фаррускад.

Не плачь, молю тебя. Но если так
Сильна твоя любовь, за что, скажи,
Меня ты здесь покинула?
Керестани.

За то,
Что ты ослушался и пожелал
Узнать, кто я.
Фаррускад.

Ужель за всю любовь
Я не могу узнать что ты такая,
Кто твой отец и где твоя страна?
Скажи мне…
Керестани.

Нет, жестокий, не могу
Тебе того открыть. О, как меня
Своим ты любопытством огорчаешь!
Любви отдаться слепо ты не в силах.
Я знаю, ты меня подозреваешь,
И знаю, что, скрывая ото всех,
Кто я такая и откуда родом,
В твоей душе бужу я недоверье,
А им моя любовь оскорблена.
Но завтра, бессердечный, сможешь ты
Жестокое насытить любопытство:
С восходом дня свершится приговор,
Которого в любви к тебе чрезмерной
Сама я пожелала. Знаю, знаю,
Что стойкости не хватит у тебя
Перенести все то, что будет завтра,
И этим ты мне гибель принесешь.
Взойдет заря, кровавая на вид,
Тяжелым станет воздух, содрогнется
Земля, и эта местность уж не будет
Приютом Фаррускаду. Он узнает,
Кто я такая, и напрасно станет
В раскаянье оплакивать супругу.
Пусть лишь моим уделом будет горе.
(Плачет.)


Фаррускад.

Не плачь, моя любимая. Министры!
Когда б в слезах такую красоту
Узрели вы, наверно бы простили
Мою любовь. Керестани, скажи мне,
Какой ужасный рок, звезда какая
Над нами приговор произнесли?
Скажи мне все!.. Скажи… Будь милосердной!..
Керестани.

Нет, больше не могу открыть! Любовь
Тревоги и мученья нам приносит…
О Фаррускад, молю тебя, спокойно
Все, что случится, ты перенеси
В день для меня ужасный. О причине
Того, что ты увидишь, никогда
Не спрашивай, но верь, что происходит
Все по своей причине, так, как надо.
Но главное: что б ты ни увидал,
Не проклинай меня! Увы! Я знаю,
О невозможном я тебя прошу.
(Плачет.)


Фаррускад (в волнении).

Каким мне страхом наполняешь душу…
Какие тайны… Я не понимаю…
О, горе мне!
Керестани (беря его за руку, с сердечностью).

Скажи, сумеешь завтра
Все выстрадать, что нам пошлет судьба?
Фаррускад.

Хотя бы жизни стоило мне это!
Керестани.

Ах, нет, не может быть! Обманешь ты…
Ну, а скажи, скажи… Что б ни случилось,
Меня ты проклинать не станешь, злой?
Фаррускад.

Скорее грудь мечом пронжу!
Керестани (с порывом).

Клянись!
(С волнением.)

Нет, Фаррускад, ты клятвы не давай:
Ее нарушишь ты, а для меня
Она имеет силу роковую.
Фаррускад.

Клянусь я неба светлыми богами!
Керестани (отходя от него, в страшном волнении).

О боже! вот… вот клятва роковая,
Которую из уст твоих исторгнуть
Должна была я! Приговор свершился,
Исполнилась судьба моя. Теперь
Мое существование зависит
От стойкости и храбрости твоей.
О Фаррускад, погибну я, когда
Не отстоит меня твоя любовь.
(Снова берет его за руку.)

Возлюбленный супруг, должна я снова
Тебя покинуть.
Фаррускад.

О, зачем… молю,
Не покидай меня… Скажи, где дети?
Керестани.

Увидишь завтра и детей. О, если б
Ты был слепым, чтоб не увидеть их!
Фаррускад.

Слепым! Как… Боже мой!
Явление X
Фаррускад, Керестани, фея Фардзана, свита прислужниц.

Фардзана.

Керестани!
Керестани.

Да, знаю, знаю, умер мой отец, —
Начало в этом всех моих несчастий…
О бедный мой отец!
(Плачет.)


Фардзана.

Звучит повсюду
Лишь ваше имя, и народ в волненье
Зовет: Керестани! Керестани! —
И вас своей царицей хочет видеть.
Готовы трон и царство. Все в тревоге
Керестани разыскивают тщетно,
И медлить вам здесь долее нельзя.
Керестани.

Тебя я покидаю, Фаррускад.
Узнал отчасти ты, кто я такая,
Но люди царства моего не знают,
Хотя оно и вдвое превосходит
Подвластную тебе страну Тифлиса.
До завтра отдохни, а там мужайся
И твердым будь. Пускай твоя тоска
Моей печали горькой не умножит.
(Входит во дворец с прислужницами и с феей Фардзаной.)


Фаррускад (следуя за ней).

Иду, иду, с тобой хочу погибнуть!
О, не беги!
В то время как Фаррускад собирается войти во дворец, раздается удар грома, сверкает молния, происходит землетрясение. Дворец и сад исчезают, и снова остается прежняя пустыня, погруженная в глубокий мрак.


(В отчаянии, с руками, протянутыми вперед.)

Несчастный я! О муки…
Какое горе… Боже мой… Министры…
Керестани — царица! Рождена…
От смертного! Послушайте о чуде!
(Уходит.)


ЗАНАВЕС

Действие второе

Декорация представляет ту же пустыню.

Явление I
Бригелла, Труффальдино.

Труффальдино рассказывает Бригелле, что слышал ночью, перед тем, как заснуть, страшный шум. Спрашивает, не слышал ли и он чего-нибудь.

Бригелла отвечает, что благодаря превосходным кушаньям и винам он спал глубоким сном. Он благословляет час своего прихода в эти места, где все в таком изобилии. Высказывает соображение, что если даже кушанья и адского происхождения, вкус их настолько тонок, что не стоит об этом волноваться.

Труффальдино добавляет, что в этой пустыне живется гораздо лучше, чем в городах. Он высмеивает беспорядки и обычаи города, в особенности двора, говорит о тяжелой жизни слуг.

Бригелла соглашается с ним относительно последнего.

Труффальдино приводит в пример замешательство слуг во время исполнения комедий, нравящихся хозяевам, но не слугам. Ему, например, нравится Арлекин, хозяевам же — нет. Он всегда заставлял его смеяться, а хозяева говорили, что глупо смеяться на шутовские выходки. Неужели надо втыкать себе иголки в сиденье, чтобы не смеяться над тем, что смешно?

Бригелла соглашается, что это большое неудобство. Когда маски говорят в комедиях вещи, которые его смешат, ему от стыда приходится смеяться под плащ.

Труффальдино говорит, что видел очень многих дам и кавалеров, которые вовсе не стыдились смеяться, но он во всяком случае доволен, что ушел от мира, который внешне поддерживает неудобную серьезность, на деле же — в достаточной степени смешон. Это уединение ему нравится, и т. п.

Они собираются позавтракать, так как воздух чудесен и пищеварение отменно. Спорят о кушаньях, которые надо будет просить у дьявола.

Бригелла хочет получить хороший завтрак с соусами и т. п.

Труффальдино хочет получить завтрак венецианского придворного и т. п.


Они уходят в некотором разногласии по этому вопросу.

Явление II
Панталоне, Тарталья.

Выходят, испуганные землетрясением, слышанным ими ночью.


Тарталья слышал, что идет дождь. Он выставил руку из палатки и убедился по каплям, что идет дождь из чернил. Показывает следы.

Панталоне производит наблюдения, подтверждает это обстоятельство. Приходит в ужас.

Тарталья слышал, как всю ночь кричали совы.

Панталоне слышал, как выли собаки.

Тарталья утешает обещанием визиря Тогрула, что с восходом солнца принц намерен покинуть эту дьявольскую страну.

Панталоне смотрит на восток, видит, что восходящее солнце как бы окровавлено. Приходит в ужас.

Тарталья увеличивает страх, замечая высохшие деревья, горы, сдвинувшиеся сместа, ручьи с лиловой водой и другие ужасающие предзнаменования.


Они собираются бежать, но не хотят покинуть принца.

Явление III
Те же, Фаррускад и Тогрул.

Тогрул.

Синьор, все то, что вы мне рассказали,
Решимость вашу не должно ослабить
И может лишь ускорить наш отъезд.
Фаррускад.

Тогрул, сейчас расстроен я жестоко
И не имею сил. Мне угрожают
Несчастия — их должно перенесть.
«Взойдет заря, кровавая на вид», —
Сказала мне она — и вот, заря,
Действительно, взошла омытой кровью.
«Тяжелым станет воздух. Содрогнется
Земля», — и воздух мрачен и тяжел,
И почва содрогнулась. «Это место
Приютом Фаррускаду не послужит».
Да, знаю, так случится. За тобою
Мне следовать придется. Но щемят
Ужасные слова мне сердце — слушай:
«Узнаешь ты, кто я, и будешь тщетно
В раскаянье оплакивать супругу.
Пусть лишь моим уделом будет горе».
Тогрул.

То хитрость адская, обман, жестокость.
Без промедленья мы должны бежать!
О, вспомните о том, что вы клялись
Отсюда удалиться! Чародейка
Царю Моргону, негру, помогает
И хочет вас и царство погубить.
Придите же в себя!
Панталоне(Тарталье). Я заразился, глядя на этого бедного юношу, превратившегося в какого-то безумца. Помогите ему вы, я так ослабел, что способен только плакать.

Тарталья. Нас здесь трое. Труффальдино и Бригелла, должно быть, поблизости. Впятером мы могли бы его связать и унести отсюда.


Фаррускад (в сторону).

«О Фаррускад, молю тебя, спокойно
Все, что случится, ты перенеси
В день для меня ужасный. О причине
Того, что ты увидишь, никогда
Не спрашивай, но верь, что происходит
Все по своей причине, так, как надо…
Увидишь завтра и детей. О, если б
Ты был слепым, чтоб не увидеть их!»
(Окружающим, с воодушевлением.)

Друзья, друзья! О боже! Кто мне скажет,
Что ждет меня сегодня?
Явление IV
Молния и сильный удар грома.

Те же и дети — Бедредин и Реция.

Панталоне(радостно). Что вас сегодня ждет? Идите-ка сюда, рыбки мои, мои ягодки. (Бежит, чтобы обнять их.) Ягодки вы мои… ягодки… ягодки… больше уж вы от меня не убежите, пачкуны вы этакие!

Фаррускад.

Дети! Дети!
Родные, ненаглядные… Ах, правду
Сказала мать, что вас увижу вновь!
Бедредини Реция целуют руки Фаррускаду.


Тогрул (Тарталье).

Вот славные детишки! Что за чудо!
Я вне себя!
Тарталья. Я окаменел! Каким дьяволом попали сюда эти хорошенькие пискуны?

Фаррускад.

О Реция, дочурка,
Скажи, где мама?
Реция.

Мама? Бедредин,
Ты знаешь, где она?
Бедредин.

Она, отец,
В громадном ослепительном дворце
Царицей коронована, средь кликов
Ликующих, веселых голосов,
Под звуки многих тысяч инструментов.
Но как зовут тот город, я не знаю.
Реция.

Отец, мы были вместе с Бедредином
В покоях дивных, с нами сотни слуг.
О, если бы вы видели!
Фаррускад.

Но как
Попали вы сюда?
Бедредин.

Сестрица, знаешь?
Реция.

Конечно, знаю так же, как и ты:
Сюда принес нас ветер в миг единый.
Панталоне (Тогрулу и Тарталье)


Слышите, какие дела? Ветер! Ветер!

Фаррускад.

Что говорила мать? Что вам сказала,
Когда вы расставались?
Реция.

Мать пришла
К нам в комнату и, пристально взглянув
На нас, вздохнула. После села в кресло
И вдруг навзрыд заплакала. Мы тотчас
К ней подбежали, стали целовать
Ей руки, но она еще сильнее
Тут плакать стала и, обнявши нежно
Одной рукой меня, другою брата,
Лобзала то меня, то Бедредина.
О, как она рыдала! Все мы были
Омочены слезами. Удержаться
Я не могла, заплакала с ней вместе,
А с нами зарыдал и Бедредин.
Так плакали втроем мы, хоть не знали,
О чем мы плачем.
Фаррускад.

Небо! Что нас ждет?
Она вам говорила что-нибудь?
Бедредин.

Да, страшные слова. «К отцу ступайте,
Несчастные! — сказала нам она. —
Погибну скоро я. Увы, бедняжки,
Зачем на свет родились вы! О, сколько
Вам выстрадать придется, как жестоко
Поступит с вами мать! Теперь вперед,
К отцу идите, к моему супругу,
А я прибуду вскоре. Расскажите,
Как я над вами слезы проливала».
Едва она сказать успела это,
Неведомая сила подняла нас
На воздух и, напуганы смертельно,
Мы прибыли сюда.
(Плачет.)


Реция.

Ах, Бедредин,
Заставишь ты заплакать и меня.
Удерживаться дольше я не в силах.
Отец родимый, от беды избавь нас,
Что нам грозит!
(Плачет.)


Тогрул.

Синьор, к чему же медлить?
Скорее вашу кровь и плоть спасите!
Чего нам ждать? Покинем этот ад.
Фаррускад.

Здесь твердо буду ждать своей судьбы.
Я не хочу ослушаться супруги.
Панталоне(решительно). Тарталья, дай руку мальчику, а я постерегу эту крошку. Ну что, дурачки, мы никак уже засыпаем?! (Идет, чтобы взять Рецию.)


Тарталья. Панталоне, пусть сломает себе шею тот, кто раскается в этом. (Идет, чтобы взять Бедредина.)


Слышится шум землетрясения, и после нескольких чудес появляется Керестани, в царской короне, со свитой прислужниц и стражей. Все приходят в ужас.

Явление V
Те же, Керестани и свита.

Панталоне. Тьфу, пропасть! Вот она, вот она, эта ведьма! Мы опоздали! (Возвращается на свое место.)

Керестани.

Остановитесь. Ведь нельзя отнять
Детей у тайн великих их рожденья.
Тогрул (в сторону).

Какая красота! Что за величье!
Я понимаю принца!
Керестани.

Дорогие!
Любимые мои!
Реция (беря ее за руку, умоляющим тоном).

Зачем грустишь ты?
О чем ты плачешь?
Керестани (продолжая плакать).

Ах, мои родные!
Стремлюсь к тому, что сердцу нежеланно.
Должна желать… чего желать не в силах!
Оплакиваю вас… себя… отца…
(Плача обнимает и целует их.)


Фаррускад.

Керестани, не удручай меня.
Что значат эти слезы? Что случится
С детьми моими? Жизнь мою возьми,
Но больше не терзай меня.
Тарталья(тихо). Что это за тайны, Панталоне?

Панталоне. Такие тайны, что если я сейчас не лопну, так уж, наверно, никогда не умру.

Керестани.

О, вспомни
Все то, в чем ты поклялся, Фаррускад,
И что своим вопросом нарушаешь.
Тому, что видишь, не ищи причины.
Молчи всегда. Меня не проклинай.
И если ты сегодня будешь стойким
И мужество найдешь в себе — поверь,
Останешься доволен ты вполне.
Причиною всему, что ты увидишь,
Любовь к тебе. Смотри и онемей.
Все выстрадать ты должен. Верь: жестока
К себе я больше, чем к тебе, и здесь
Начало всем мученьям.
(В отчаянии и плача.)

О дети!
Горе мне, несчастной!
В глубине сцены открывается пропасть, из которой извергается гром и столб пламени.


(Оборачивается к своим солдатам и произносит повелительным тоном.)

Вы, солдаты,
В ужасную, пылающую бездну
Детей моих швырните без пощады!
(Закрывает лицо, чтобы не видеть происходящего.)


Реция.

Отец, на помощь!
Бедредин.

Боже мой! Отец!
Оба ребенка бегут за сцену, солдаты за ними.


Тогрул.

Что за жестокость! Нет, я не позволю!
(Обнажает меч; остается зачарованным.)


Панталоне. «Причиною всему, что ты увидишь, — любовь к тебе». Стойте! Стойте! Негодяи!.. (Обнажает оружие; остается зачарованным.)


Тарталья. Пусти меня, Панталоне! (Остается зачарованным, как и другие.)


Выходят два солдата с куклами, похожими на детей, и швыряют их в огненную бездну. Изнутри слышатся крики детей. Пропасть закрывается.


Панталоне. Негодяйка! Негодяйка! Что за мать! Бедные мои рыбки! (Плачет.)


Тарталья. Громы небесные, громы небесные, испепелите также и эту ведьму-мать! Изжарьте ее! Изжарьте ее!

Тогрул.

Я вне себя. Молю вас, удалимся!
Фаррускад (к Керестани).

Жестокая!
Керестани.

Молчи и помни клятву.
Молю тебя — прости мои злодейства.
Твоя супруга близится теперь
К ужаснейшему шагу. Фаррускад,
Ступай отсюда. Больше не найдешь ты
Приюта в этой местности. Вернись
В свою страну — она изнемогает
И ждет тебя. Спеши со всею свитой
Того холма достигнуть, и домой
Неведомая сила отнесет вас.
Ты встретишь там великие невзгоды,
Но знай — мои невзгоды тяжелее.
Увидимся мы снова и, быть может,
Меня в последний раз такой увидишь,
Какой меня любил ты. Если только
Любви и веры у тебя не хватит,
От вероломства твоего я стану
Предметом страха людям и себе,
Несчастнейшей на долгие столетья.
При чудесном сверкании молнии и под удары грома исчезают Керестани и ее свита. Остальные остаются в страхе и изумлении.


Панталоне. Чего вы еще хотите? Не подождать ли, пока и вам опалят живот?

Тарталья. Если только мне не отрубят ноги, я уж, наверно, не остановлюсь.

Тогрул.

Встряхнитесь же, синьор. К чему нам медлить?
Фаррускад (приходя в себя).

О адские места! О дети, дети
Погибшие! Печаль, зачем меня
Не убиваешь ты? Друзья, на холм!
Себя я проклинаю — не супругу.
Скорей, скорей бежим! На холм! На холм!
(Уходит с Тогрулом, который следует за ним.)


Тарталья. На холм! Беги, Панталоне, — вот колдунья! (Уходит.)


Панталоне. Ну, уж меня-то она не тронет, поверь! (Уходит.)

Явление VI
Труффальдино, Бригелла.

Входят испуганные. Они потребовали обычную пищу, но им явились жабы, скорпионы, змеи и т. п. Соображают, что местность переменилась. Не видят своих спутников. Замечают их в отдалении и с криком бегут за ними вслед.

Явление VII
Декорация меняется, изображая зал царского дворца в Тифлисе.

Смеральдина, одетая и вооруженная, как амазонка.

Смеральдина (с палашом в руке).

Как бьется сердце! Чудится мне все,
Что эти дьяволы тут за спиною.
Убила их, наверно, я пятьсот,
Но их ведь море целое… О боже,
Я госпожи не вижу! Ах, Канцаде,
Принцесса дорогая! Слишком смело
На все идете вы, всегда готовы
Отважно жизнь опасностям подвергнуть!
Подумать только! С тысячью солдат
Напасть на сотню тысяч злых арапов,
Не знающих пощады! Ах, быть может,
Погибла уж бедняжка! Если в плен
Забрал ее Моргон, — прощай, Канцаде!
Он великан и может головою
Колонну расшибить. Подумать только,
Что станется с Канцаде!
Явление VIII
Смеральдина, Канцаде.

Канцаде (с обнаженным мечом).

Смеральдина,
Погибли мы!
Смеральдина.

О дорогая дочь…
Благодаренье небу! Как спаслись вы?
Что было с вами и куда вы скрылись?
Канцаде.

Отчаянье и гнев меня толкнули,
Коню дала я шпоры и мгновенно
Средь вражеского стана очутилась.
Прокладывая путь себе мечом,
Людей и лошадей сражая долу,
Я в ослепленье яростном звала
По имени жестокого Моргона,
Чтоб умереть или отсечь от тела
Его главу, источник всех невзгод.
Завидев великана, я сердито
Ударами меча и впрямь, и вкось,
И сверху вниз, и сбоку, и наотмашь
Свирепого осыпала. Он тщетно
В отчаянье железной булавою
ПО воздуху удары наносил.
Прыжок коня — и он рубил впустую.
Уж много ран ему я нанесла,
И, весь в крови, он яростно рычал,
Как дикий лев, но вдруг поток солдат
Нахлынул, и узрела над собою
Я столько стрел и копий, что погибшей
Себя считала; но Моргон влюбленный,
Хоть ранен был и в гневе, угрожать
Стал всякому, кто вред мне причинит;
Меня живою в плен забрать он думал.
Тут ясно стало мне, что безрассудна
Была моя попытка, и, коня
Разгорячив, солдат железный круг
Прорвала я и, шпоря беспощадно,
Под свист меча домчалась до моста.
Меж тем врагов несметная толпа
На мост уж в беспорядке наступала.
Конь подо мною пал, пронзенный в бок…
В отчаянье свой меч тогда на мост
Я обратила и под тяжким грузом
Бесчисленных коней и злых арапов
Устои я обрушила, — мгновенно
Все всадники и кони, бревна, балки
В пучину рухнули, а я, схватившись
За цепь моста из сил своих последних,
Сумела удержаться, и меня
Солдаты подоспевшие спасли.
Смеральдина.

Я вся дрожу. Поспешно жизнь спасти
Хотела я, считая вас погибшей,
И здесь одна оплакивала вас.
Благодаренье небу, что живою
Вас вижу снова.
Канцаде.

Ах! Еще недолго
В живых меня увидишь ты. Моргон
В сердцах велел готовиться к сраженью.
В теченье дня он хочет город взять.
Сопротивляться дольше мы не можем.
Не вижу я Тогрула, брат погиб,
И скоро стану я добычей негра.
Но прежде, чем ему принадлежать,
Кинжалом грудь пронжу себе!
Смеральдина (глядя за сцену).

Сеньора!
Смотрите, вот идет сюда ваш брат
И с ним визирь Тогрул! Ура! Ура!
Явление IX
Те же, Фаррускад и Тогрул.

Канцаде.

О Фаррускад! Визирь! Какой звездою
Сюда приведены вы! Слишком поздно!..
(Плачет.)


Тогрул.

Принцесса, успокойтесь!
Фаррускад.

Ах, сестра,
Молю тебя, не плачь, не умножай
Мою печаль раскаяньем жестоким!
Ах, этот вход! Здесь все напоминает
Мне об отце, безвременно погибшем,
И служит мне укором. Как мне тяжко!
(Плачет.)


Смеральдина.

Синьор Тогрул, скажите, что с Тартальей
И где Бригелла? Старый Панталоне
И Труффальдино умерли?
Тогрул.

Нет, живы
И там в других покоях повествуют
О чудесах, случившихся в пути.
Смеральдина.

Иду и я послушать их. Вот радость!
Жив Труффальдино!
Явление X
Фаррускад, Тогрул, Канцаде.

Тогрул.

Принцесса, Фаррускад,
В слезах бесплодных не теряйтесь. Время
Подумать о беде.
Фаррускад.

Скажите, Канцаде,
Скажи, моя любимая сестра,
Что с городом теперь?
Канцаде.

Потерян город.
Подготовляет уж Моргон свирепый
Последний натиск, а защиты нет.
Почти все войско наше перебито,
А половина граждан при осаде
Скончалась в муках голода. Когда
Припасы все иссякли, стали есть
Коней, собак, затем зверей домашних,
И, наконец, — о ужас! — трупы мертвых
Живым пошли на пищу, и служили
Отцы малюткам, дети матерям,
Их жадным ртам, от голода преступным,
Ужасной и позорною едой.
Вой, слезы и проклятья раздаются
В покинутых домах и по дорогам,
И все винят тебя. Теперь остались
Лишь мы с тобой да несколько друзей,
А там навек погибло все!
Тогрул.

Не так ли
Вам говорил я?
Фаррускад.

Ах, молчи, молчи,
Не подавляй меня печалью новой!
Я умираю… О отец мой милый,
Вы, подданные верные мои,
Возмездия другого не просите
У неба для меня. И так довольно
Наказан я!
(Плачет.)


Канцаде.

Брат, видеть не могу
Тебя в таком отчаянье и горе.
Одна надежда все ж у нас осталась:
Министр Бадур нам помощь обещал.
Отправился он тайными путями
За много тысяч миль достать припасы
Для изможденных жителей страны.
Быть может, принесет он облегченье
И мы сумеем, с помощью Тогрула,
Прогнать всех этих негров. Должен вскоре
Бадур вернуться. Если б небо дало,
Чтоб он благополучно воротился
С припасами!
Тогрул.

Отчаиваться рано.
Джеонка-чернокнижник обещал,
Что в то мгновенье, как вернется в царство
Принц Фаррускад, — неведомым путем
Оно спасется. Тайный путь, быть может,
И заключался в этом.
Фаррускад (глядя за сцену).

Вот Бадур…
Я узнаю его! Бадур, скажи,
Что нам несешь ты — жизнь иль смерть?
Явление XI
Те же, Бадур и два солдата.

Солдаты несут на подносах несколько бутылок с напитками.


Бадур (с изумлением).

Вы, сеньор?
Фаррускад.

Ну да! Не спрашивай об этом.
Скажи мне, утешенье нам несешь ты,
Иль должен я с собой покончить.
Бадур.

Вести
Я приношу о смерти, о вещах
Неслыханных!
Канцаде.

О горе! Что случилось?
Ужель ты пищи не привез в Тифлис?
Бадур.

Я вез ее, но, небо! что я видел!
То, что со мной случилось, невозможным
Мне кажется!
Тогрул.

Так расскажи, не медли!
Фаррускад.

Да, расскажи и жизнь мою прикончи!..
Бадур.

В Тифлис, на помощь, с множество подвод,
Груженных хлебом, винами и мясом,
Вдоль берега Куры спокойно шли мы,
Как вдруг солдат бесчисленные толпы
Остановили нас. Но не Моргона
То было войско — дикая орда
Неведомых людей в одеждах пышных,
Сверкавших самоцветными камнями
И золотом. Вела царица их,
Затмившая всех женщин красотою
Она своим кричала: «Эй, солдаты,
Припасы уничтожьте, с ними ж вместе
И тех, кто будет вам сопротивляться».
Мгновенно все набросились на нас.
Мои ж немногочисленные слуги
Едва могли себя оборонять.
Все мясо, хлеб, вино — все то, что я
С таким трудом почти доставил в гавань, —
Жестокая в Куру велела бросить,
Затем ко мне приблизилась и гордо
Сказала: «К Фаррускаду отправляйся, —
Он мне супруг, — ему все расскажи
И передай, что я свершила это».
Сказавши так, она со всею свитой
Исчезла вдруг. Сто человек сначала
Со мною было. Девяносто восемь
Погибли в схватке. С этими двумя
Едва спастись успел я. Из припасов
Сумел, синьор, спаси я только эти
Питья остатки.
(Показывает на бутылки.)

Может быть, они
Вас подкрепят.
Тогрул.

Жестокая колдунья!
Отнять у вас последнюю надежду
На трон и царство! Ах, ведь говорил я,
Что чарами своими помогает
Она Моргону и что эти чары
Лишат вас царства, подданных, приюта,
А наконец, и жизни.
Канцаде.

Как… супруга?
Что слышу я! Какое бессердечье…
О брат, погибли мы!..
Фаррускад (в отчаянии).

Молчите все!
Не мучьте больше! Вот когда открылись
Глаза мои! Открылись слишком поздно!
Спасенья больше нет. Меня послала
Жестокая сюда, чтоб, погруженный
В кровопролитья страшные, я сам
В своем несчастье убедиться мог
И горестно под бременем его
В бессильной злобе душу отдал. Ярость
Слепит глаза мне. Мой отец погиб…
Детей лишился я… и как ужасно!..
Теперь теряю царство, с ним и жизнь…
Из-за меня невинные погибнут…
Как терпишь, небо, столько злодеяний!
«Страдай, молчи, не проклинай меня»…
Что ж выстрадать еще мне остается,
Преступница! Будь проклято мгновенье,
Когда тебя впервые я увидел!
Ты адская, бесчестная колдунья,
Тебя я тоже проклинаю… да…
Тебя я проклинаю, хоть бессильны
Проклятья горе облегчить мое!
Явление XII
Гром, молния и землетрясение.

Те же и Керестани.

Керестани (выходя в гневе).

Что сделал ты, злодей, погибла я!
Канцаде.

Как… Что я вижу!
Тогрул (к Канцаде).

Вот колдунья злая,
Супруга брата, бедствий всех причина.
Бадур.

Синьор, вот та, что на меня напала.
Фаррускад (с порывом).

Верни отца мне, царство мне отдай,
Детей верни, преступная колдунья,
Моих убитых граждан воскреси!
Жестокая! Ведь чарами твоими
Лишился я всего, и скоро жизнь
Они мою отнимут!
Керестани.

Вероломный…
Неблагодарный… Предал ты постыдно
Любовь мою. Еще один лишь шаг,
И кончилось бы все — ты был бы счастлив.
Узнай, жестокий… Боже! Дай мне силы,
Одно мгновенье дай мне, чтоб могла я
Открыть все то, о чем пока молчала, —
И привести к раскаянью его.
Не отнимай, молю, и дара речи,
А после покорюсь своей судьбе,
Себя же проклиная.
(Плачет.)


Фаррускад.

Снова тайны!..
Что можешь ты, злодейка, мне сказать?
Керестани.

Знай, вероломный, смертным был отец мой,
А мать бессмертной феей. Родилась я
Бессмертной, как она. Мой край счастливый
Зовется Эльдорадо. Не по сердцу
Житье мне было феи и суровым
Закон казался, что должны мы часто
На время принимать животных образ,
Чтоб никогда не умирать, хоть бедам
Средь смертных мы подвержены немалым
И ждут нас бесконечные мученья,
Когда погибнет мир. Себе на горе
Тебя я полюбила, и супругом
Ты сделался моим; тут загорелось
В моей душе желанье смертной стать.
Хотелось мне твой жребий разделить
И быть с тобой навек соединенной,
Чтоб даже смерть не разлучила нас.
Об этой милости просила я
Монарха нашего и властелина.
Тот, в ярости проклятья извергая,
Мне разрешил все то, о чем просила,
Но под одним условием: «Ступай,
Ступай, сказал он, смертною ты станешь,
Коль восемь лет и день один впридачу
Тебя ни разу муж   н е   п р о к л я н е т.
Но в день последний совершить должна ты
Дела столь страшные   н а   в и д, чтоб мог
Царь Фаррускад при этом испытанье
Проклясть тебя. И знай, что если он
Произнесет проклятье, чешуею
Покроешься ты сразу и змеей
Чудовищною станешь. В этом виде
Два века будешь ты заключена».
Жестокий! Варвар! Проклял ты меня,
И чувствую — уж близко превращенье…
Мы больше не увидимся.
(Плачет.)


Фаррускад.

«Н а    в и д»?
Я царство потерял! Я близок к смерти!
Ты отняла последнюю надежду —
Ужель все это видимость одна?
Керестани.

За царство и за жизнь свою не бойся.
Все делала со смыслом я. Об этом
Тебе я говорила, — но напрасно!
(Показывая на Бадура.)

Бадур — изменник. Все припасы были
Отравлены. Он в сговоре с врагом,
Что осаждает город. Вот причина
Того, что все припасы уничтожить
Велела я.
Бадур (растерявшись, в сторону).

О горе! Я погиб!
(К Керестани.)

Колдунья злая…
(Фаррускаду.)

Нет, синьор, неправда!
Керестани.

Молчи, изменник! Выпей-ка остатки
Того питья, что ты принес, злодей, —
Пусть истина раскроется.
Бадур (в отчаянии).

Синьор…
Все это правда!.. Я разоблачен…
Но от позорной смерти и от яда
Своей рукой избавиться сумею!
(Выхватывает кинжал, закалывается и падает в кулисы.)


Канцаде.

Тогрул, скажите мне.
Тогрул.

Я вне себя!
Фаррускад (беспокойно).

Тогрул… Канцаде… Ах, я не хотел бы…
Я весь дрожу… Скажи, Керестани,
Детей сожженье — видимость иль правда?
Керестани.

Им от рожденья было суждено
Очиститься в пылающем огне,
Чтоб стать вполне твоими, чтоб с тобою
Они судьбу делить могли.
(Глядит за сцену.)

Вот дети —
Они твои теперь и стали смертны,
И только я, несчастная, должна
Тебя покинуть, потерять детей
И стать змеею страшной, вероломный!
(Плачет навзрыд.)

Явление XIII
Те же, Бедредин и Реция в сопровождении двух солдат.

Фаррускад (в порыве восторга).

О дети, дети!.. Пусть не довершится
Все остальное… Милая супруга…
Керестани… О, что за горе ждет
Меня теперь!
Канцаде.

Визирь!
Тогрул.

Канцаде!
Керестани (в страшном волнении).

Небо!
Вот, чувствую… Жестокий! По костям
Проходит холод смертный… Превращаюсь…
Какой озноб! О боже!.. Что за муки!
Ужасно! Ах… ужасно! Фаррускад,
Тебя я покидаю. Ты бы мог
Меня освободить еще сегодня,
Но не надеюсь я! Ведь слишком много
Для этого усилий надо. Нет,
Я не хочу, чтоб подвергал ты жизнь
Из-за меня опасностям. Хоть буду
Я от тебя далеко, все ж она
Мне дорога. Чудес немного
Свершить могу сегодня — пусть они
Тебе и царству твоему послужат.
Прими любви моей последний дар.
Визирь, Канцаде, дети, скройтесь… скройтесь…
Молю вас, не глядите на страданья
Своей родимой!
(Фаррускаду.)

Ты один, жестокий,
Со мной останься. Ведь твое желанье,
Чтоб стала я змеей, — так вот, смотри!
(Падает плашмя на землю, превращаясь от шеи вниз в длинную страшную змею.)


Бедредин.

О мама, мама!
Реция.

Где же мама?
Фаррускад.

Боже?
Остановись! Прости меня… родная…
(Бежит, чтобы обнять ее.)


Керестани.

Я больше не твоя… Беги отсюда…
(Проваливается.)


Канцаде.

Брат…
Тогрул.

Господин…
Бедредин.

Отец…
Реция.

Отец мой милый…
Фаррускад (в отчаянии).

Подите прочь! Подальше от меня!
Земля, о ты, что в лоне укрываешь
Мою супругу милую, прими
Меня, клятвопреступника, злодея!
(Уходит в бешенстве.)


Канцаде (берет детей за руку).

Визирь и дети, следуем за ним!
Уходят.


ЗАНАВЕС

Действие третье

Декорация не меняется.

Явление I
Фаррускад, Панталоне.

Фаррускад выходит, как бы убегая от всех, кто хочет его утешить.


Фаррускад.

Прочь от меня, изменники! Вы были
Причиной главной всех моих ошибок
И нестерпимых мук. Вы подстрекали
Своими подозреньями меня;
Вы сердце мне зажгли, и впал я в крайность.
Супругу дорогую погубил я,
А с ней себя. Ступайте с глаз моих,
Чудовища бесчестные! Я жажду
Одной лишь смерти. Пусть она придет!
Панталоне. Ваше величество, небо знает, какие угрызения совести я испытываю, как разрывается мое сердце. Да… вы правы… вы правы… Но что же поделаешь? В конце концов, у вас остаются дети. Король Моргон начал жестоко штурмовать город. Говоря по совести, вы бы должны были постараться сохранить царство для своих поданных. Визирь Тогрул и ваша сестрица готовятся, бедняжки, к защите, но они огорчены, они пали духом, не видя вас около себя. Соберите мужество, покажитесь на городских стенах. Увидите, сколько смелости зажжется в груди ваших верных слуг при вашем появлении. Один будет стоить сотни, и мы зададим гонку этим мерзавцам арапам. Клянусь честью дворянина, что они у нас в ужасе обратятся в бегство, как стая куропаток.

Явление II
Те же и Тарталья.

Тарталья(радостно). Ваше величество, ваше величество! Великие дела! Великое чудо! В одно мгновение, неизвестно каким образом, все лавки, все харчевни, все мясные города наполнились мясом, хлебом, вином, маслом, похлебкой, сыром, плодами — одним словом, всем вплоть до жаворонков и бекасов!

Панталоне. Вы говорите серьезно, Тарталья?

Тарталья. Ну да, разумеется. Приду я рассказывать его величеству твои глупости.

Фаррускад.

Опять печаль, опять душе укор.
Вот слов ее последних объясненье:
«Чудес немного я еще могу
Свершить сегодня. Пусть они послужат
Тебе и царству твоему на помощь,
Прими любви моей последний дар».
Воспоминанья горькие! Ступайте…
Бегите от меня. Не в силах видеть
Я никого, и больше, чем на всех,
На самого себя я негодую.
Тарталья(тихо, к Панталоне). Время излечивает самые тяжкие раны, Панталоне. Он успокоится. Мы же не должны покидать принцессу и Тогрула, которые готовятся к защите города.

Панталоне. Правда, это малодушие — сидеть здесь и чесать себе живот, когда все взялись за оружие. Это недостойно доброго венецианца. Пошлем сюда слуг, которые следили бы за ним. Боюсь, как бы не случилось какого-нибудь нового несчастья. Сами же отправимся отрубить каждый по пятидесяти голов этим разбойникам арапам. Нас ведь немного, а, Тарталья?

Тарталья. О, эдак десять против десяти тысяч. Но это не важно. Я чувствую в себе подъем духа. Лучше погибнуть в бою, чем умереть с голода.


Уходят.

Явление III
Фаррускад, фея Фардзана в глубине сцены.

Фаррускад (в сторону).

class="stanza">
Она затем сказала: «Ты бы мог
Меня освободить еще сегодня,
Но не надеюсь я! Ведь слишком много
Для этого усилий надо. Нет,
Я не хочу, чтоб подвергал ты жизнь
Из-за меня опасностям. Хоть буду
Я от тебя далеко, все ж она
Мне дорога». О нежные слова,
Что сердце мне на части разрывают!..
Керестани, как мне тебе помочь?
Пусть жизнь моя тебя не беспокоит —
Мне смерть милее, чем такая жизнь!
Ах, если я тебе не ненавистен,
Подай мне знак, как должен поступить я,
Чтоб, жизнь свою отдав, тебя спасти.
О, сжалься надо мной!
Фардзана.

Я поведу
На смерть его, — отныне перестанем
Мы трепетать, что он поможет ей
Освободиться и ее лишит нас.
Все заняты в бою. Он здесь один;
Его незримо к смерти приведу я.
(Выходит вперед.)

Освободить ты думаешь супругу?
Для этого ты слишком малодушен!
Где смелость взять тебе?
Фаррускад.

О тень благая!..
Тебя я видел спутницей жены.
Скажи, что делать, как ее спасти?
Фардзана.

Тебе ее спасти? Непостоянный!
Ты женщина безвольная — не муж!
Как много красоты, как много счастья
Ты малодушьем потерял! Ужели
Найдешь в себе ты мужество ее
Освободить? О нет! Рука другая
Для этого нужна! Другое сердце!..
Фаррускад.

Довольно оскорблений! Испытанью
Меня подвергни лучше. Я охотно
Пойду навстречу смерти.
Фардзана.

Дай мне руку.
Фаррускад.

Веди меня с собой куда захочешь.
С тобой пойду я — вот моя рука.
(Протягивает правую руку Фардзане, и при сверкании молнии оба проваливаются.)

Явление IV
Панталоне, Тарталья.

Входят с чрезвычайной поспешностью.


Панталоне. Ваше величество… Ваше величество… Великое чудо… Радуйтесь!.. Да где же он?

Тарталья. Он должен быть здесь. Мы недавно оставили его в этой комнате.

Панталоне. Ну не говорил ли я, что его не следовало оставлять одного? Вот увидишь, Тарталья, что теперь, когда настало время для веселья, случится какая-нибудь большая беда. Он был вне себя, околдован этой своей супругой-змеей и, наверно, выкинул какую-нибудь глупость вроде самоубийства.

Тарталья. С какой стати? Смотри, например, у меня ведь тоже жена — змея, а между тем я терплю.

Панталоне. Да, конечно, теперь как раз время острить.

Тарталья. Идем, поищем его, Панталоне. Этот дворец имеет больше мили в длину. Он, наверно, убежал в те комнаты, которые выходят на юго-восток. (Уходит.)


Панталоне. Пойдем и мы на юго-восток. Боюсь только, не выбросился ли он головой вниз из окна, выходящего на северо-запад. (Уходит.)

Явление V
Труффальдино в коротком, рваном плаще, грязной шляпе, с охапкой печатных известий в руках, затем Бригелла.

Труффальдино (подражая продавцам газет, выходит, выкрикивая следующее нелепое сообщение):

Новое, подробное и достоверное сообщение, описывающее и разъясняющее большое кровопролитное сражение, происшедшее такого-то числа, такого-то месяца под стенами славного города Тифлиса. Читайте о том, как страшный великан Моргон штурмовал город с двумя миллионами арапов. Читайте, как храбро и мужественно всего лишь четыреста солдат отстояли город и крепость, и о страшном истреблении, произведенном среди собак-варваров. Читайте о том, как город и сама крепость находились в страшнейшей опасности и как внезапно, чудесным образом, с небесного соизволения, вышла из берегов река, именуемая Курой, и т. п. и затопила весь негритянский лагерь. Читайте об ужасающем истреблении и о том, как они все утонули, с указанием числа погибших; желающий прочитать подлинное подробное сообщение пусть не пожалеет жалкую монету в одно сольдо. Новое, подробное и достоверное сообщение и т. д.

Бригелла прерывает его и спрашивает, зачем он ходит по дворцу и кричит.

Труффальдино сообщает о чуде и пр.

Бригелла удивляется, как можно писать и печатать сообщение о факте, имевшем место меньше часа тому назад?

Труффальдино возражает: для того, чтобы продать их в Венеции, надо преувеличить успехи по крайней мере в тридцать раз.

Бригелла говорит, что он сошел с ума. Спрашивает, где принц.

Явление VI
Те же, Канцаде, Тогрул и Смеральдина.

Канцаде.

А где же брат мой?
Тарталья. Принцесса, дорогая, ужасное несчастье! Когда мы отправились в бой, он был здесь, в этой комнате, а теперь его больше нет. Мы искали его на юго-восточной половине, но его нигде нельзя найти.

Панталоне. Так оно и вышло. Он был в отчаянии, а когда человек находится в отчаянии, он способен на скверные шутки.

Канцаде.

Что вы говорите!
О, горе мне!
Тогрул.

Что слышу!
Все изображают отчаяние.


Смеральдина.

Боже! Боже!
Явление VIII
Те же и голос Джеонки.

Голос Джеонки.

Несчастные! Что медлите? Внимайте
Вы голосу Джеонки и ему
Послушны будьте. О Тогрул, Канцаде,
Вы, слуги все, узнайте: Фаррускад
Здесь, у горы ближайшей, приведен
Враждебной феей на свою погибель.
Детей к нему скорее отведите,
Его растрогать всячески старайтесь,
Чтоб испытанье грозное он бросил,
Которое в отчаянье избрал.
Скорей ему на помощь! Ах, быть может,
Придет спасенье ваше слишком поздно!..
Так пусть же голос мой ему поможет
До вашего прихода, в час нужды.
Канцаде.

Визирь, ты слышал?
Тогрул.

Тотчас же исполним
Все то, что голос друга приказал.
(Уходит с Канцаде.)


Смеральдина.

Возьму детей — и следую за вами.
(Уходит.)


Панталоне. Ребята, Тарталья, идемте-ка и мы за ними. Надо быть милосердными и помочь этому бедному неудачнику-мужу. (Уходит.)

Тарталья. Я надеюсь, что ты увидишь меня за собой; у меня ведь нет твоих тайных недостатков, простуженный старикашка! (Уходит.)

Бригелла. Веселье откладывается. Идемте смотреть, чем кончится эта страшная катастрофа. (Уходит.)

Труффальдино.

Чудесного немало видит тот,
Кто вдаль от родины своей уедет.
«Новое, подробное и достоверное сообщение, описывающее и разъясняющее», и пр.


(Уходит, выкрикивая сообщение.)

Явление IX
Сцена представляет поляну. В глубине, у подножья горы, видна гробница. С одной стороны сцены столб, к которому привешен тимпан или другой подобный инструмент, издающий гул при ударе; около него повешена палочка.

Фардзана, Фаррускад в легкой одежде, со щитом и мечом, одетый для битвы.

Фардзана.

Вот мы пришли. Ну, а теперь посмотрим,
Ты чувствуешь ли так, как говоришь.
Фаррускад.

Зачем меня ты снова обижаешь?
Хотел бы жизней тысячу иметь я
И их супруге в жертву принести.
Но что мне на поляне этой делать?
Одну гробницу вижу. Неужели
Я с мертвыми сражаться осужден?
Скажи, как умереть мне, не томи
Меня в аду, Фардзана.
Фардзана (в сторону).

Не замедлит
Его погибель.
(Громко.)

Если так ты жаждешь
Скорее умереть — ударь в тимпан;
Под гул его утешишься. Ты жизнью
Не дорожи, но если победишь,
Керестани избавишь, и она
Твоей и смертной станет.
(Уходит.)


Фаррускад.

Как? Всего лишь
В тимпан ударить надо? Так скорее!..
К чему мне медлить? Пусть приходит смерть!
Фаррускад ударяет палочкой по инструменту, гул которого сопровождается звучными раскатами грома и сверканием молний. Сцена затемняется.

Дрожи, земля! Пускай померкнет солнце,
Пусть молнии падут — я не боюсь!
Явление X
Фаррускад, Бык, затем голос Джеонки.

Выходит разъяренный Бык, выбрасывающий огонь изо рта, из рогов и из хвоста, и нападает на Фаррускада.


Фаррускад.

Свирепый зверь, ошибся ты в расчете,
Коль думаешь меня остановить!
Сцена снова освещается. Следует долгая борьба. Бык обдает Фаррускада огнем..

Увы! Неуязвим жестокий зверь!
Голос Джеонки.

Не бойся, Фаррускад, и правый рог
Животному старайся отрубить, —
Иначе будешь биться с ним бесплодно.
Фаррускад.

Благодарю тебя, о голос друга!
Я твоему последую совету.
(Борется с животным; отрубает ему правый рог.)


Бык с мычанием проваливается и исчезает..

Кого мне остается победить?
Кто б ни был ты, о голос милосердный,
Скажи, молю, что мне осталось сделать, —
Как милую жену освободить?
Голос Джеонки.

Джеонка я. Пока еще немного
Ты совершил. Мужайся. Знай, лишь только
Утратишь бодрость духа, — ты погиб
Навеки, неизбежно. Будь смелым,
Сопротивляйся, жизнь свою спасай!
Явление XI
Фаррускад, Фардзана.

Фардзана (выходя).

Что вижу! Кто помог ему?
Фаррускад.

Фардзана,
Скажи, что надо сделать, чтобы снова
Керестани вернуть прекрасный облик,
Обнять ее, назвать ее своей?
Фардзана.

Оставь на это всякую надежду;
Ты ничего пока еще не сделал.
Ударь, опять в тимпан и победи
Того, кто явится, но, если даже
Его сразить сумеешь, все ж немного
Тобою будет сделано. Несчастный,
Тебе не хватит мужества закончить
Подобный подвиг!
(Уходит.)


Фаррускад.

Если весь вопрос
Лишь в храбрости, напрасно ты считаешь,
Что я ее лишен. Не испугаюсь,
Хотя б разверзся ад!
(Бежит и ударяет снова в инструмент.)


Сцена затемняется. Слышится гул землетрясения.

Земля, дрожи!
Гремите, небеса! И этих мест
Не убегу я!
Снова светлеет.

Явление XII
Фаррускад, чудовищный Великан с мечом в руке, затем голос Джеонки.

Великан.

Нет, не убежишь
И голову свою оставишь в поле,
А рядом с ней и тело ты в добычу
Лесным зверям и воронам!
(Готовится к бою.)


Фаррускад.

Быть может,
С тобой случится то, чем мне грозишь,
И больше пищи вороны найдут
В тебе, урод свирепый. Помоги мне,
О небо!
Следует бой. После ряда ударов Фаррускад отсекает Великану руку, которая вместе с мечом падает на землю..

Что ж, сражайся, если можешь!
Спасай скорее жизнь: мне от тебя
Другого и не надо.
Великан (нагибается, подбирает руку, прилаживает ее к прежнему месту и готовится биться снова).

Ах, не надо?
Но я зато хочу сразиться вновь!
(Яростно нападает на Фаррускада.)


Фаррускад.

Неслыханное дело! Но не должен
Я мужества терять…
Следует бой. После многих ударов он отсекает Великану ногу.


Великан.

О, горе мне!..
Ты победил… Увы… Я умираю!..
Фаррускад.

Скорей, жестокий! Кровью истекая,
Теперь умри!
Великан (подбирает ногу и прилаживает ее на прежнее место).

Безумец ты несчастный!
«Умри! Умри!» То детское забавы!
Нет,  ты  умрешь.
(Приготовляется к новому нападению.)


Фаррускад.

Вот странные дела!
Скажи, Джеонка, как же я могу
Сопротивляться? Он не отвечает…
Ах, только б силы мне не изменили…
Иначе я погиб…
Следует новая свирепая схватка. Фаррускад отсекает Великану голову..

Пришел конец твой,
Исчадье ада! Чудище, ступай
В ту бездну, из которой появился.
Великан (ощупью находит голову и прилаживает ее к прежнему месту, со смехом).

Ха, ха, ха, ха! Безумный, ты пришел к ней!
Фаррускад.

О горе! Что мне делать… Друг… Джеонка…
Нет больше сил… Я буду побежден…
Готовятся к новой схватке.


Голос Джеонки.

Когда ему ты голову отрубишь,
Отрежь и ухо левое. Лишь этим
Спасешься ты.
Великан (нападая на Фаррускада).

Умри, неосторожный!
Твой пробил час!
Фаррускад.

Велению Джеонки
Послушны будьте, силы. Помогите
Гиганта тяжкий натиск отразить!
(Бросает щит и отчаянно бьется, держа меч обеими руками. Отсекает великану голову и поднимает ее.)


В то время как Фаррускад старается отрезать от нее левое ухо, Великан ощупью ищет свою голову. Как только ухо отрезано, тело Великана падает и проваливается сквозь землю.


(Бросая голову Великана за сцену.)

Приставь ее обратно, если сможешь,
И к жизни воротись! О друг Джеонка,
Как я тебе обязан! Я погиб бы,
Наверно, если б ты меня покинул![80]
Явление XIII
Фаррускад, Фардзана и Голос Джеонки.

Фардзана (в сторону).

Он жив, и побежден Гигант! Но кто же
Помог ему? Здесь кроется Джеонка.
Права была Дземина, что его
Бояться должно мне! Керестани,
Любимая, тебя навек теряем!..
Тебя твой Фаррускад освободит
И сделает своей. Но попытаюсь
Я удалить его.
Фаррускад.

Ну что ж, Фардзана,
Что делать мне? И где Керестани?
Фардзана.

Отважный витязь, как мне жаль тебя!
Ах, Фаррускад, оставь великий подвиг!
Все, что тобою сделано, — ничтожно.
Верь искренности слов моих. Спасайся!
Беги отсюда!
Фаррускад.

Мне уйти отсюда?
Решился я жену освободить
Иль здесь оставить жизнь. Ты обещанье
Сдержи свое — спаси мою супругу
Или убей меня. Что мне осталось
Еще свершить?
Фардзана.

Свершить придется дело
Превыше сил твоих. Ступай! Довольно!
Ты новых испытаний не ищи.
Фаррускад.

Фардзана, ты на ветер говоришь.
Хочу я умереть иль все исполнить.
Фардзана.

Так приступай же, дерзкий. Но теперь
Уж не оружьем действовать придется.
Посмотрим, как сумеешь ты осилить
То, что тебе осилить суждено.
(Показывает на гробницу в глубине сцены.)

На ту гробницу руку положи
И поклянися именем пророка
Поцеловать предмет, в ней заключенный,
Каков бы ни был он.
Фаррускад (подбегает к гробнице и, кладя на нее руку, говорит с благородной откровенностью).

Клянусь пророком,
Что я губами прикоснусь к устам
Того, кто заключен в гробнице этой,
Кто б ни был он.
Фардзана.

Возьми же, безрассудный,
Ту палочку и вновь ударь в тимпан.
Фаррускад.

И это все? Ну вот, я ударяю!
(Ударяет палочкой.)


Сцена затемняется, и все происходит, как выше. Открывается крышка гробницы. Снова светлеет.


Фардзана.

Теперь к гробнице подойди поближе
И на устах того, кого увидишь,
Свой поцелуй запечатлей.
Фаррускад.

Ужели
Я побоюсь губами прикоснуться
К устам противным трупа, если только
Таким путем могу спасти супругу?
Любовника не этим устрашить,
И твой приказ исполнить мне не трудно.
(Подбегает к гробнице и приближает к ней свое лицо, чтобы дать обещанный поцелуй.)


Из гробницы является по грудь Змея со страшной головой, она открывает рот, показывая длиннейшие зубы; приближается к лицу Фаррускада.


(В ужасе отскакивает назад и хватается рукой за меч.)

Увы! Измена!.. Горе мне!..
(Хочет нанести удар Змее.)


Змея скрывается в гробнице.


Фардзана.

Безбожник!
Пока мечом был призван побеждать,
Ты побеждал. Теперь, когда сраженье
Придется поцелуями вести,
Где мужество твое? Я говорила,
Что самым трудным будет лишь конец.
Исполни ж клятву, если только можешь!
(В сторону.)

Страх, овладей им так, чтоб он бежал!
Фаррускад.

Дай силы соберу. Долой, сомненье!
(Снова решительно подходит к гробнице и приближает к ней лицо.)


Появляется Змея, приближается к нему своей страшной пастью, открывая ее. Фаррускад старается пересилить себя и поцеловать Змею, которая, все свирепее щелкая зубами, заставляет его отступать.

О боже! Что за холод овладел мной?
Не в силах шевельнуться я. Вот подвиг
Поистине уж дьявольский! Но разве
Моя супруга не змеею стала?..
Ведь, может быть, в чудовище ужасном,
Что здесь меня удерживает, скрыта
Керестани?..
(Хочет подойти, но останавливается.)

А если эта фея
Замыслила обман и только ждет,
Чтоб, голову отдав ужасной пасти,
Я был раздавлен и, свершив так много,
Сам, беззащитный, бросился в объятья
Позорной смерти. Новы для меня
Такие поединки!
(Остается в раздумии.)


Фардзана (в сторону).

Удручай
Еще сильнее, страх! Пускай отсюда
Он удалится, подвиг не свершив.
Фаррускад (решительно).

Пускай умру! Быть может, поцелуй,
Которого страшусь, разрушит чары.
(Подходит к гробнице.)


Змея с еще большей свирепостью бросается к его лицу. Фаррускад отступает. Змея прячется..

Жестокая судьба! Ты не могла
Меня подвергнуть злейшим испытаньям.
Джеонка, отчего же ты молчишь
И в крайности мне этой не поможешь?
Так пусть мой меч, который до сих пор
Все побеждал, гробницу разобьет
И умертвит змею!
(Хочет ударить мечом по гробнице.)


Голос Джеонки.

Неосторожный!
Остановись, иль слезы проливать
Ты будешь вечно. Больше не надейся,
Фардзана, получить Керестани!
Вернись к своим, скажи, что Фаррускаду
Она досталась, — смертная, как он.
Будь смелым, сын мой, поцелуй Змею,
Целуй ее без страха, прямо в губы:
Она — жена твоя. Ее укусов
Не бойся ты — так требует заклятье.
Все кончено. Не забывай Джеонку.
Фардзана (в отчаянии).

Жестокий рок! Увы, проклятый голос!
Подруги… ах… Керестани погибла!
(Плача, убегает.)


Слышатся стонущие женские голоса.


Фаррускад.

Глаза закрою… Дрожь преодолею…
Керестани, любимая, напрасно
Меня пугаешь ты — я не боюсь.
(Стремительно подходит к гробнице.)


Появляется Змея. После нескольких жестов смущения и решимости Фаррускад целует Змею. Сцена затемняется, следуют, как всегда молнии и гром с землетрясением. Гробница превращается в роскошную триумфальную колесницу, на которой видна Керестани в богатом наряде царицы. Светлеет.

Явление XIV
Фаррускад, Керестани.

Керестани (обнимая Фаррускада).

Супруг мой, Фаррускад, какое счастье!
Как я тебе обязана!
Фаррускад.

Родная,
Теперь моя ты, и тебя уж больше
Я не лишусь. Свой грех я искупил.
Явление последнее
Те же, Канцаде, Реция, Бедредин, Тогрул, Панталоне, Тарталья, Бригелла, Труффальдино и Смеральдина.

Канцаде.

Мы все пришли тебе на помощь, брат!
Но что я вижу?
Фаррускад.

Вот моя супруга.
Сестра, свою невестку обними.
О дети, как я счастлив! Пусть же будут
Со мною все счастливыми сегодня!
Все, с жестами изумления, начинают обниматься и пр.


Тогрул.

Синьор, скажите мне…
Фаррускад.

Теперь не время,
Потом все расскажу. Керестани,
Я больше ничего не помню. Радость
Рассудок помутила мне. Реши,
Как сделать всех довольными.
Керестани.

Охотно.
Со мною и с детьми ты будешь править
Моим обширным царством Эльдорадо,
Которое от глаз людских сокрыто.
Тогрул с Канцаде вступит в брак и будет
Царить в Тифлисе. Старый Панталоне
С Тартальей к нам придут, а Труффальдино
Свою я Смеральдину отдаю.
Бригелле же найдем жену другую
И наделим приданым. Но скажите,
Как быть нам, чтоб снискать расположенье
К ребяческой и скучной сказке нашей
Всех этих добрых душ? Как поступить,
Чтоб руки их единодушным плеском
Нам дали знак прощенья и веселья?
ЗАНАВЕС

Витторио Альфьери


Орест

Перевод Е. Солоновича


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Эгист.

Клитемнестра.

Электра.

Орест.

Пилад.

Стража.

Сторонники Ореста и Пилада.


Действие происходит в Аргосе, в царском дворце.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Электра.


Электра


Ночь злодеянья! Пагубная ночь,
Которой нет забвенья! Ты приходишь
Из года в год все эти десять лет
В своем от крови черном облаченье,
Но кровью кровь еще не отлилась.
О, памятное зрелище! О бедный
Отец мой, Агамемнон! Здесь лежал
Убитый ты — и кем, и кем убитый!
О, только бы до света спал Эгист,
Чтоб не остался отчий прах сегодня
Без ежегодной дани слез моих.
Пока слезами только и надеждой
На будущую месть могу, отец,
Тебя утешить я. Клянусь, что если
Я в Аргосе живу, в твоем дворце,
Под общей кровлей с матерью преступной
И под пятой Эгиста — лишь одно
Меня с подобной долей примиряет:
Надежда на расплату. Далеко,
Но жив Орест. Мне удалось от смерти
Спасти тебя, единственный мой брат,
И день настанет, я не сомневаюсь,
Когда не слезы — вражескую кровь
Ты над священною прольешь могилой.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Клитемнестра, Электра.


Клитемнестра


Электра…

Электра


Этот голос!..

Клитемнестра


Дочь моя,
Постой, хочу с тобой святое дело
Наперекор Эгисту разделить.
Он не узнает ничего. Поплачем
Вдвоем.

Электра


Над кем же это?

Клитемнестра


Над твоим…
Отцом…

Электра


А почему не над супругом
Твоим? О, так его не смеешь ты
Назвать! Но как приблизиться посмеешь
К тому, чья кровь поныне на тебе,
Мужеубийца?

Клитемнестра


Десять лет минуло
С той ночи роковой, и десять лет
Я плачу о содеянном.

Электра


И сколько
Ты плакать собираешься еще?
Хоть вечно плачь — слезами не изменишь
Ты ничего. Смотри, на стенах кровь,
Тобою пролитая, проступает.
Уйди: в твоем присутствии она
Из выцветшей становится живою.
Уйди, о ты, которой не могу,
Не смею больше молвить "мать". К Эгисту
Вернись на ложе верною женой.
Не смей тревожить мирный прах Атрида.
Его разгневанная тень встает,
Чтоб оттолкнуть тебя. Ты не уходишь?

Клитемнестра


От слов твоих меня бросает в дрожь…
Какая мука!.. Может, ты считаешь,
Что я с Эгистом счастлива? Увы!

Электра


А разве ты заслуживаешь счастья?
О, к счастью, небо счастья не дает
Преступникам. Предначертаньем рока
Навечно мукам ты обречена.
Ты лишь вступаешь в полосу мучений:
В волнах Коцита доберешь свое,
Где убиенного супруга взгляды,
Исполненные гнева, выносить
Тебе придется. Дрожь негодованья
Охватит тени предков. Ты судью
Усопших непреклонного услышишь
И мук своих ни с чьими не сравнишь,

Клитемнестра


О, горе мне!.. Просить о состраданье?…
Не заслужила… Правда, если б ты
Могла прочесть во мне… Но кто сумеет
Не ослепленный ненавистью взгляд
К такому сердцу обратить? Не думай,
Что я решаюсь осуждать тебя
За ненависть и гнев. Уже при жизни
Из мук невыносимых ни одной
Не избежала я. Едва успела
Моя десница нанести удар,
Как я раскаялась, но было поздно.
С тех пор кровавый призрак, что ни час,
Стоит в глазах. Пойду — и предо мною
Кровавой лентой страшная тропа,
И он невдалеке. Сижу на троне
Иль в трапезной — бок о бок он сидит,
Когда уснуть на каменных подушках
Мне удается, он и тут, во сне,
Передо мной: неистовые руки
И без того растерзанную грудь
Когтят. О, страшный призрак! Черной кровью
Он наполняет пригоршни и кровь
Выплескивает мне в лицо. И все же
Стократ невыносимей день, чем ночь.
Так и живу я бесконечной смертью.
О дочь моя (ты все же дочь моя),
Я плачу. Отчего же ты не плачешь?

Электра


Я плачу… да… я плачу. Но скажи:
На узурпированном троне разве
Ты не сидишь? И общие плоды
Злодейства общего не пожинает
Эгист с тобою? Плакать не должна
Я о тебе. И не должна тем паче
На веру слезы принимать твои.
Ты не пойдешь со мной…

Клитемнестра


О дочь! Послушай…
Я так несчастна… Больше, чем тебе,
Сама себе я ненавистна. Поздно
Эгиста раскусила я… О нет!
Зачем я лгу? Как только Агамемнон
Скончался, я прозрела. Да, жесток
Эгист, но я его не разлюбила.
Смешались угрызенья и любовь
В моей груди… Лишь я одна достойна
Подобных мук!.. Я вижу, как Эгист
Мне помогает о моем злодействе
Забыть и как презрение прикрыть
Он обожаньем силится притворным.
Я вижу все. Но разве я вольна
Незлодеяньем сделать злодеянье?

Электра


Достойной смертью искупают зло.
Так почему, пока еще дымился
Кинжал отцовской кровью, в грудь себе
Его ты не вонзила? Испугалась?
И почему досель не подеялась
Рука на подстрекателя, который
Отъемлет у тебя покой и честь,
А у Ореста подло отнял царство?

Клитемнестра


Орест?… При этом имени во мне
Все холодеет.

Электра


А во мне, напротив,
Кровь закипает. Это у тебя
От полноты любви к родному сыну.
Но жив Орест.

Клитемнестра


И небо да продлит
Его года. Пускай бы только в Аргос
Не рвался он. Несчастнее меня
Нет матери: и сына потеряла
Я навсегда. При всей любви к нему,
Молю богов, чтобы меня хранили
От встречи с ним.

Электра


Любовь любови рознь.
И я молюсь, но чтобы он вернулся,
И этой жаждой только и живу.
Когда-нибудь Орест, как должно сыну
Убитого Атрида, будет здесь.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Эгист, Клитемнестра, Электра.


Эгист


Ужель настолько краток день, царица,
Для горя твоего, чтоб до зари
Для новых подниматься причитаний?
Предай забвенью прошлое, чтоб мне
Еще счастливей быть с тобою.

Клитемнестра


Ты только
Царить желал, и ты царишь, Эгист.
Чего тебе еще? Моим страданьям
Исхода нет, ты знаешь.

Эгист


Знаю я,
Чем вызваны они: любой ценою
Ты сохранить хотела дочь свою,
Я пощадил ее, тебе на горе,
Да и себе. Но наконец хочу
Сорвать с твоих очей завесу боли
Невыносимой. Наконец пора
Изгнать ее, и вместе с нею — слезы,

Электра


Гони меня. Дворец, где ты живешь,
Залей слезами. Что, помимо плача,
Услышишь там, где властвует Эгист?
Да не нарадуется сын Тиеста
При виде слез Атреевых детей!

Клитемнестра


О дочь моя… Ведь он мне муж. Ты тоже
Не забывай, что это дочь моя,
Эгист…

Эгист


Она? Атрида порожденье,

Электра


А он? Его убийца.

Клитемнестра


Замолчи.
И ты, Эгист, помилосердствуй. Видишь
Могилу страшную?… Ты должен быть
Доволен.

Эгист


Вижу, ты в противоречьях
Запуталась. Так я тебя спрошу:
От чьей руки Атрид погибель принял?

Клитемнестра


Каков попрек! Недоставало мне
Лишь этого при всех моих мученьях.
Тот, кто меня к убийству подстрекал,
Меня одну во всем винит сегодня.

Электра


О, радость новая! За десять лет
Впервые сердце радуется. Оба
Добычей гнева стали наконец
И угрызений. Наконец-то слышу
Любви кровавой ласковый язык.
Иллюзий больше нет: друг друга знают
Они теперь. О, пусть презренье вас
До ненависти доведет взаимной,
А ненависть друг к другу доведет
До новой крови!

Клитемнестра


О, какой жестокий
Конец! Но что посеешь… Дочь моя…

Эгист


В тебе одной родятся наши распри.
Любая мать, не будь она слепой,
Легко бы дочь такую потеряла.
Я мог ее избавить от тебя,
Но слезным уступил мольбам. Назад же
Я не привык свои подарки брать.
Для нашего покоя нам довольно
Тебя не видеть. Нынче же тебя
Мой самый жалкий раб получит в жены
И увезет подальше — в нищете
Бесславной прозябать: твоим приданым
Лишь слезы будут.

Электра


Лучше говори
Не о чужом — о собственном бесславье.
Кто из рабов презреннее, чем ты?
Кто омерзительней?

Эгист


Уйди.

Электра


Я знаю,
Ты не убил меня, чтоб я сильней
Страдала. Но, быть может, эту руку
Для благородной цели небеса
Предназначают.

Эгист


Уходи. Ты слышишь?
Я повторяю…

Клитемнестра


Дочь моя… Молчи…
Прошу тебя, уйди…

Электра


Уйду, охотно:
Нет мук, подобных муке видеть вас.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Эгист, Клитемнестра.


Клитемнестра


Со всех сторон выслушивать попреки
Жестокие, и поделом! О жизнь!
Какая смерть равна тебе?!

Эгист


Не будет,
Как я сказал, покоя нам, пока
Она при нас. Давным-давно покончить
Пора с Электрой: мой и твой покой
И государственные интересы
Того заслуживают. Но чтоб слез
Твоих не видеть, я ее не трону.
Ты ж перестань противиться ее
Отъезду. Я решил, и бесполезно
Противиться.

Клитемнестра


Но ведь и я не раз
Твердила, что не будет нам покоя,
Какой бы ни была ее судьба.
Ты в подозреньях, я в плену терзаний,
И оба в страхе вечном будем жить
И мучиться от этой зыбкой жизни.
Чего другого ждать?

Эгист


Смотреть назад
Я не хочу. О будущем забочусь.
Не видеть счастья мне, пока живет
Атрида семя. Ненависть в Оресте
Растет с годами. Кровожадно он
О благородной мести помышляет.

Клитемнестра


Несчастный, он живет, но далеко,
Страдающий, безвестный, беззащитный.
И ты, жестокий, жалуешься мне,
Мне, матери, на то, что сын мой дышит?!

Эгист


Я скидку делаю на то, что мать —
Мужеубийца. В жертву нашей страсти
Ты мужа принесла. Так почему ж
Ты не должна пожертвовать и сыном
Для моего спокойствия?

Клитемнестра


О, ты
Неисправим. Ты вечно алчешь крови
И преступлений. О, зачем я так?!
Ты заманил меня в свою ловушку,
Прикинувшись влюбленным, но потом,
Увы, пришло прозренье. Но, к несчастью,
Я до сих пор сгораю от любви,
И ты, к несчастью, ведаешь об этом.
И потому ты говоришь, что я
Безвинного, единственного сына
Могла бы не любить. Какой злодей
О нем не плакать может!..

Эгист


Ты хотя бы,
Ты, что одним ударом умертвить
Двоих смогла. Один клинок прикончил
Отца и сыну смертный приговор
Отцовской кровью начертал. Ореста
Спасли моя медлительность, судьба
И проницательность сестры. И смеешь
За сына ты вступаться, у него
Отняв сперва отца, а после царство?

Клитемнестра


Кровавые слова… О мальчик мой,
Ужель пожертвовать ты должен жизнью,
Чтоб тот, кто все отъемлет у тебя,
Несправедливый гнев сменил на милость?

Эгист


Ужель, пока он жив, спокоен тот,
Кто достоянием его владеет?
Орестов меч над нами занесен
Всечасно. Род презренного Атрида,
На все способный, кончится на нем.
Не одного меня он не выносит,
И я тревожусь меньше за себя,
Чем за тебя. Ты разве не слыхала
Ужасных предсказаний вещунов
О том, что он родителей погубит?
Вот твой удел. И потому мой долг
Ускорить, сколько можно, смерть Ореста,
А твой — не возражать.

Клитемнестра


О, кровь моя!

Эгист


Нет, не твоя, а грязные остатки
Атреевой. Преступник, в ком течет
Атрея кровь. Тщеславьем обуянный
Отец обет исполнил — дочь твою
Убил на алтаре. Дитя Атрида,
Орест, ступая по стопам отца,
Прикончит мать. О, до чего слепая
И жалостная мать! Смотри, твой сын
Уже подъемлет меч. Дрожи от страха…

Клитемнестра


Ну что ж, пусть отомстит за смерть отца,
Сразив меня. Он должен преступленьем,
Быть может, большим искупить мое,
Коль преступленье большее возможно,
Но будь что будет. Пролитою мной
Тебя, Эгист, я заклинаю кровью:
Не тронь Ореста. Он ведь далеко
Живет изгнанником. Вернуться в Аргос
Он не рискнет, а если бы рискнул,
Я грудью бы тебя тогда закрыла.
Но если все-таки он будет здесь,
Так небесам угодно, и выходит —
Меня избрали жертвой небеса,

Эгист


Довольно слез. Орест еще не умер.
И мало у меня надежд, что он
Мне попадется в руки. Но коль скоро
Настанет день, когда исполню то,
В чем ты напрасно преступленье видишь,
В тот день вольно тебе заплакать вновь.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Орест, Пилад.


Орест


Да, это мой дворец, ты не ошибся.
Чего ж ты медлишь? Обними меня.
День наконец встает, когда смогу я
За все, что ради друга вынес ты,
Тебе воздать. Пилад, о как я счастлив!

Пилад


Люби меня, Орест. Внимай моим
Советам. Мне других наград не надо.

Орест


У цели мы. Здесь Агамемнон пал.
И здесь царит Эгист. Меня ребенком
Отсюда увезли, но узнаю
Родной порог. Благодаренье небу,
Я помню все, хоть ровно десять лет
Сегодня минуло с кровавой ночи,
Когда предательский удар сразил
Отца и вопль мучительный наполнил
Окрестности. Я помню хорошо,
Как к выходу меня влекла Электра,
Как поднял Строфий на руки меня,
Гораздо больше мой отец с той ночи,
Чем твой, и как бежал он, весь дрожа,
К той двери потайной, и вслед рыданья
Неслись, и я, не зная отчего,
Весь трясся и кричал. И Строфий плакал,
Закрыв ладонью мой кричащий рот,
И прижимал меня к себе, и слезы
Его струились по моим щекам.
Потом на том же берегу пустынном,
Куда мы только что сошли с тобой,
Он поднял парус. Я уже не мальчик,
Что плакал здесь. И вот я снова здесь,
Надежды полный, мужества, и гнева,
И жажды отомстить за смерть отца.

Пилад


Здесь царствует Эгист, а ты о мести
Вслух говоришь? Кто начинает так
Подобные дела? Смотри, светает,
И если нас под сенью этих стен
Еще нельзя увидеть, в них, возможно,
Сидят шпионы. Так что говори
Потише, чтобы не пропали даром
Плоды обетов стольких. Не забудь,
С каким трудом мы берегов достигла

Орест


О берега священные, он прав:
Казалось, к вам неведомая сила
Не подпускала нас. Попутный ветр
Ни разу не подул с тех пор, как якорь
Мы выбрали на Крите. Что ни час,
За тысячею тысяча препятствий
Вставала, и не верилось уже,
Что я когда-нибудь увижу Аргос.
Но долгожданный день настал, и я
На землю Аргоса ступил. Преграды
Остались позади. Тебе, Пилад,
Твоей великой дружбе я обязан
Удачей этой. Не исключено,
Что небеса, когда я собирался
Сюда, чтобы убийце отомстить,
Подвергнуть испытанию хотели
Во мне отвагу, преданность в тебе.

Пилад


Отвагу? У тебя ее с избытком.
О, сколько раз я за тебя дрожал!
Я разделить любое начинанье
Готов с тобой, ты знаешь, но пока
Мы ничего не сделали в сравненье
С тем, что должны свершить. Пока что мы
Приплыли, только и всего. Теперь же
Нам выбрать предстоит из стольких средств
Одно и как-то объяснить причину
Приезда своего, обосновав
Столь многое.

Орест


Пусть будет справедливость
Обоснованьем. Кровью утолить
Я должен жажду. Я нашел и средство;
Вот этот меч.

Пилад


Не горячись, Орест.
Ты жаждешь крови? Он не меньше жаждет
Ее, чем. ты. Но тысяча мечей
В его руках.

Орест


Прибегнуть можно к яду,
Но это подло. Именем своим
Я слишком дорожу. Однако что же
За панцирь у него и что за щит,
Чтоб этот меч не мог пронзить Эгиста?

Пилад


Он трус врожденный. Страх ему щитом
Надежным служит. И при нем охрана
Под стать ему. От страха он дрожит,
Но в безопасности…

Орест


Его от страха
Избавить я берусь, назвав себя.

Пилад


Назвать себя и умереть сейчас же!
Учти, и стража может быть верна
И мужественна. Ей за это платят,
И стражники тираном дорожат.

Орест


Но за меня народ…

Пилад


Ты полагаешь,
Что чернь способна без конца любить
Иль ненавидеть? До корней глубоких
Прогнившая, то под одним она,
То под другим тираном прозябает
И, не любя тиранов, служит им.
Забыт рабами некто Агамемнон,
И некоего нового царя
Они боятся.

Орест


Верно. И, однако,
Не у тебя, Пилад, а у меня
Отец стоит перед глазами — мертвый,
Не отомщенный — и отмщенья ждет.

Пилад


Тем легче мне смотреть на вещи трезво.
Послушай, здесь никто не знает нас.
Мы с виду чужеземцы. Все тираны
За каждым шагом каждого следят
Из страха или из любви к искусству.
А вот и солнце. Не забудь, когда
Заметят нас и приведут к Эгисту,
Сказать ему…

Орест


О чем с ним говорить?
Сто раз пронзить, и все.

Пилад


Ты верной смерти
Искать решил иль мстить наверняка?

Орест


И то и это. Он умрет сначала,
А после я.

Пилад


Прошу тебя, молчи
Во имя дружбы. Разуму на время
Доверься моему, а я потом
Доверюсь ярости твоей. Пускают
Не меч, а хитрость поначалу в ход,
Когда идут на труса. Для Эгиста
Мы посланы сюда отцом моим
С известием о том, что ты скончался.

Орест


Эгисту лгать, что я…

Пилад


Отнюдь не лгать,
А лишь молчать и слушать терпеливо,
Как друг твой лжет. По крайней мере, мы
Узнаем, что с Электрой.

Орест


Опасаюсь,
Что нет ее в живых. О ней с тех пор
Я не имел известий. Кровь Атрида,
Конечно, он не пощадил.

Пилад


Но мать
Спасла ее, быть может. Если это
Так, то Электра у него в руках,
И мы, назвав себя, ее погубим.
Пойми, что тот же Строфий дать бы мог
Тебе оружье и людей, но ты бы,
И выиграв открытую войну,
Лишь царство получил. Но упустил бы
Эгиста. И коль скоро этот трус
Еще Электру не сгубил, во власти
Предателя осталась бы твоя
Сестра единственная, что от смерти
Спасла тебя. Нет, горячиться мы
Не вправе. Помни про другие планы
И под угрозу первый план не ставь,
Не царство главное. Как знать, быть может,
Мать кается твоя.

Орест


Молчи о ней!

Пилад


О ней — согласен, о других не стану.
Итак, доверься мне. Иначе ты
Благоволение небес утратишь,
Что дали в спутники меня тебе.

Орест


Во всем тебе я уступаю, кроме
Смертельных ран. И потому клянусь,
Когда столкнусь лицом к лицу с убийцей,
Меч удержать. Клянусь. И этот шаг,
О мой отец, да будет первым шагом
К возмездию!

Пилад


Мне слышатся шаги…
Ты видишь? В черном женщине выходит
Из твоего дворца. Скорей сюда,
В сторонку.

Орест


Нам уже не разминуться.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Электра, Орест, Пилад.


Электра


Эгист в отлучке краткой. Наконец
Свой долг могу исполнить… Что я вижу?
Два незнакомца… Лиц не разглядеть…
За мною наблюдают. Из нездешних,
Должно быть…

Орест


Слышал? Назвала она
Эгиста.

Пилад


Помолчи!

Электра


О чужеземцы
(Я не ошиблась?), что вас привело
Под эти стены?

Пилад


Мне позволь ответить.
Ты не ошиблась. Чужеземцы мы
С известьем важным.

Электра


Вы его несете
Эгисту?

Пилад


Да, ему.

Электра


О чем же весть?
Приблизьтесь. Вы немного опоздали,
Эгиста нет. Войдите во дворец
И подождите.

Пилад


И когда он будет?

Электра


Сегодня, через несколько часов,
Он щедро вас вознаградит, коль скоро
Найдет приятной весть.

Пилад


Ее найдет
Приятною Эгист, хотя по сути
Она ужасна.

Электра


Не пугай меня.
Надеюсь, я могу ее услышать?

Пилад


Не обижайся. Судя по всему,
Ты важная особа, но известье
Услышит первым царь. Но что с тобой?
Неужто могут новости с чужбины
Тебя касаться?

Электра


Что?… Конечно, нет…
Но все-таки откуда вы, скажите?

Пилад


Мы греки, как и ты. На Крите мы
Живем. Прости, не только по одежде,
Но по словам твоим и по лицу
Я вижу — у тебя большое горе,
Спросить могу ли?…

Электра


Горе? У меня?
Ты должен знать о сердоболье женщин.
Так вот, любая из дурных вестей,
О чем угодно и о ком угодно,
Меня расстраивает. Я б не прочь
Услышать вашу, но, ее услышав,
Страдала бы.

Пилад


Нескромным не сочти,
Но имя бы твое…

Электра


Оно вам пользы
Не принесет и горя моего
(Коль скоро ты во мне его заметил)
Тем более не сможет облегчить.
Ты прав, приезжий, отрицать не стану,
Меня б… касаться… кое-что… могло
В чужом краю… Но нет, я понимаю,
Что в данном случае я ни при чем.
Признаться, всякий раз, как чужеземец
Причаливает к этим берегам,
В груди моей надежда страх сменяет
И страх надежду. Поняла и я,
Что мне причину вашего приезда
Не должно знать. Входите. Я же путь
Продолжу к той могиле.

Орест


Что? Могила!
Где? Чья?

Электра


Не видишь? Справа от тебя,
В ней Агамемнон.

Орест


Вижу!

Электра


И при этом
Ты весь дрожишь? Выходит, и до вас
Молва о страшной смерти докатилась
Отсюда?

Пилад


Где не слышали о ней?

Орест


Царя царей священная гробница,
Ты жертвы ждешь? Ее получишь ты.

Электра


Что он сказал?

Пилад


Не понял.

Электра


Слово "жертва"
Он произнес? Священна для него
Атрида память?

Пилад


Он отца лишился
Не так давно, и вид могильных плит
В его душе возобновляет муку.
Он часто бредит. — Ты сошел с ума!
Как мог я на безумца положиться?
Очнись.

Электра


Не может от могилы глаз
Горящих оторвать… В нем явно что-то
Ужасное… О, кто ты, человек,
Горящий благородством?…

Орест


Позабочусь
Я сам о нем.

Пилад


О женщина, прости
Болезненные эти переходы.
Он сам не свой. Не стоит придавать
Его речам значенья. — Непременно
Себя ты хочешь выдать?

Орест


Столько раз
Карающий булат в тебя вонзится,
Предатель, сколько капель пролил ты
Отцовской крови.

Электра


А ведь он не бредит.
Отец…

Орест


Да, я остался без отца.
О, ярость! Он не отомщен доныне?

Электра


Скажи, кто ты, когда ты не Орест?

Пилад


Что слышу я?

Орест


Орест! Но кто, узнать бы,
Зовет меня?

Пилад


Все кончено.

Электра


Тебя
Зовет Электра, Пред тобой Электра,
Зовущая тебя, чтоб заключить
В объятья.

Орест


Где я?… Так проговориться?!
Прости, Пилад…

Электра


Орест, и ты, Пилад,
Оставьте страх. Я вам сказала правду.
Тебя, Орест, по ярости твоей
Узнала я. А ты, скажи, по горю,
И по слезам, и по любви моей
Электру узнаешь?

Орест


Сестра! О, небо!..
Так ты жива?

Электра


Великий день!..

Орест


Тебя
Я обнимаю? О, какое счастье!
О, зрелище могилы дорогой
Жестокое!..

Электра


Не надо, успокойся.

Пилад


О, как я познакомиться мечтал
С тобой, Электра! Ты спасла Ореста,
Мое второе я. К тебе любовь
Моя понятна.

Электра


Под твоей опекой
Он вырос. Ты мне тоже брат.

Пилад


Тогда
Свои мольбы соедини с моими,
Чтобы его порывы обуздать
Слепые. Неужели ты намерен
Все погубить? Ты хочешь, чтобы я
Все время за тебя дрожал? Пока что
Защитою любовь служила нам,
И сострадание, и жажда мести,
Но если так пойдет…

Орест


Ты прав. Прости,
Пилад… я сам не свой… Но что ты хочешь?
Кто мог сдержаться? Как сдержать себя,
Когда такое видишь?! Да, я видел
Воочию его. Он только что
Над черною могилой возвышался,
Костлявою рукою отведя
Растрепанную прядь. И на землистом
Его лице еще лежала кровь
И слезы были. Я и голос слышал,
Дрожащий голос, он еще звучит
Во мне, достигнув сердца. "О трусливый
Мой сын, чего ты ждешь? Ведь ты уже
Не маленький, и меч уже ты носишь,
А мой убийца жив?" Какой упрек!
Я брошу замертво к твоей могиле
Убийцу твоего. До капли я
Кровь выпущу из вен его, и сможешь
Ты жажду утолить. Недолго ждать.

Электра


Умерь до срока гнев. Я тоже часто
Над мрамором холодным тень отца
Подавленную вижу. И, однако,
Молчу. На каждом предстоит шагу
Тебе встречать следы отцовской крови
Под этим кровом. Да сумеешь ты
Смотреть на них, себя не выдавая,
Пока ты новой кровью их не смыл!

Орест


Насколько действия речам, Электра,
Я предпочел бы! Но покуда день
Для действий не настал, крепиться буду.
Тем временем, рожденные для слез,
По крайней мере, будем вместе плакать,
Но правда ль то, на что и уповать
Я перестал? Любви и горя слезы
На грудь твою роняю? О тебе
Не зная ничего, считал я мертвой
Тебя и для того, чтоб отомстить,
А не обнять сестру, стремился в Аргос.

Электра


Да, я жива, Орест, и ты в моих
Объятиях. Сегодня я впервые
Довольна жизнью. Видя, как Эгист
Все больше бесится по той причине,
Что спасся ты, я знала — жив мой брат.
Когда же слух разнесся, что покинул
Ты Строфия гостеприимный кров,
Как испугалась я!..

Пилад


Отец нарочно
Тот слух пустил, чтоб оградить его
От происков Эгиста. С этой целью
И я все время при Оресте был
И буду впредь.

Орест


Нас разлучить способна
Лишь смерть.

Пилад


И смерти нас не разлучить.

Электра


О беспримерный друг! Но объясните:
Как вы предстанете перед лицом
Тирана мнительного? Здесь укрыться
Теперь уж не удастся.

Пилад


Из себя
Мы вестников Орестовой кончины
Изобразим.

Орест


Нечестная игра.

Электра


Честнее, чем Эгист. У вас надежней
Нет способа. Как только вас введут
К Эгисту, я о прочем позабочусь:
И место вам и время укажу,
И дам оружие, чтоб с ним покончить,
Я сберегла булат, что мужу в грудь
Вонзила та, кого мы называли
Когда-то матерью.

Орест


А что она?
Какой злодейка эта заставляет
Тебя ценой платить за то, в чем нет
Твоей вины, — за то, что дочь ее ты?

Электра


О, ты не знаешь, как несладко ей.
Все, кроме нас, наверное, жалеют
Ее… Боюсь, что даже мы с тобой
Жалеем. В подозрениях и в страхе
Она живет. Эгист нарочно страх
Поддерживает в ней. Она подстилка
Эгистова, покуда цел злодей.
Давно раскаявшись, она, быть может,
Способна преступленье повторить,
Пока владеет ею страсть к Эгисту.
В ней то жена одерживает верх,
То мать. Она во власти угрызений
С утра до вечера, а по ночам
Не спит из-за кошмаров.

Орест


Это небо
Ей непрерывно и жестоко мстит,
Тогда как нам с тобой не позволяет
Природа этого. Но кто в ней верх
Одержит — мать или жена, сегодня
Увидим мы, когда пронзенный мной
Ее прелюбодей падет…

Электра


Но ты же
Еще не видел мать… А вдруг…

Орест


Отца
Я слышал. Этого довольно.

Электра


Чувство
Двоякое ты в сердце ощутишь,
И не удержишься от слез, и вспомнишь,
Что мать она тебе. Со мной она
Мягка, не то что негодяй, который
Меня в живых оставил, уступив
Ее мольбам. Жестокую подачку
Терпела я, чтобы дождаться дня,
Когда ты примешь от меня оружье,
Пронзившее отца. Я столько раз, —
А я ведь женщина, — сама хотела
Воспользоваться им, но наконец
Ты здесь, Орест. Ты вовремя приехал:
Чтоб от меня избавиться, Эгист
На мне раба решил женить сегодня.

Орест


Незваный гость, я принесу богам
Нежданную на подлой свадьбе жертву.

Электра


И Клитемнестра против…

Орест


На нее
Могли бы мы рассчитывать?

Электра


Нисколько.
Порок и добродетель в ней ведут
Борьбу, но верх берет порок. Когда бы
Эгиста рядом не было… При мне
Она все плачет, это так, но верность
Ему хранит. Не попадайся ей
До возвращения тирана.

Орест


Где же
Злодея носит?

Электра


Отмечает он
День смерти Агамемнона.

Орест


Проклятье!

Электра


Он оскорбляет в этот миг богов
Недалеко отсюда, по дороге
В Микены, где дает царю теней
Преступные обеты, подкрепляя
Их жертвами нечистыми. Но там
Он не задержится. Однако слишком
Заговорились мы. Я во дворец
Вернусь тайком. А вы его дождитесь
Здесь, возле входа. На тебя, Пилад,
Я оставляю брата. Ты сегодня
Докажешь мне свою любовь, Орест.
О, если для тебя небезразличны
Сестра и память твоего отца,
Не горячись и слушайся Пилада:
Мечты о мести только под удар
Поставишь ты чрезмерной жаждой мести.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Клитемнестра, Электра.


Клитемнестра
Оставь меня. Вернись в свои покои,
Я за Эгистом следовать…
Электра
Тебя
Тревожит то, что долго нет Эгиста?
Признайся. Уж не думаешь ли ты,
Что молния его испепелила?
Не бойся. Благосклонны небеса
К злодеям здешним.
Клитемнестра
Замолчи.
Электра
И правда:
Болтать о нем — лишь осквернять язык.
Но объясни. Не ты ли собралась
Со мною вместе плакать только что
Перед священною могилой?
Клитемнестра
Хватит,
Я ухожу…
Электра
Идешь встречать того,
Кого не раз сама же обвиняла
В своих несчастьях?
Клитемнестра
Верно, счастья нет
С Эгистом мне, но нет и без Эгиста.
Оставь меня.
Электра
Нет, ты меня оставь!..
Что будет, если встретит не Эгиста,
А сына своего она сейчас?

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Клитемнестра.


Клитемнестра
Себя не обмануть…

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Клитемнестра, Орест, Пилад (в стороне).


Орест
Когда ж вернется
Он наконец?
Пилад
Куда ты?
Клитемнестра
Я люблю
Эгиста…
Орест
Это имя? Этот голос?
Кого я вижу? Я узнал ее.
Пилад
Прошу, вернись.
Клитемнестра
Кто это предо мною?
Кто ты такой?
Пилад
Прости за дерзость нас.
Мы чужеземцы, и, вполне возможно,
Нам здесь не место. Если это так,
О женщина, скажи, — ведь мы не знаем
Порядков здешних.
Клитемнестра
Кто вы?
Орест
Аргос…
Пилад
Нам
Не родина…
Орест
И не Эгист — родитель…
Пилад
Направил нас фокидский властелин
К царю…
Орест
Когда царем назвать…
Пилад
И если
Не против ты, мы во дворец войдем,
Чтобы его найти.
Клитемнестра
С какою целью
Пожаловали?
Орест
С важной.
Пилад
Мы ее
Царю должны открыть.
Клитемнестра
В такой же мере
Вы можете о ней поведать мне,
Тем более что нет сейчас Эгиста,
Пилад
Но он вернется…
Орест
Поскорей бы!
Клитемнестра
Ну,
Я слушаю.
Орест
Так я скажу…
Пилад
Коль скоро
Ты требуешь… А впрочем…
Клитемнестра
Я делю…
С Эгистом трон.
Орест
Все знают, что достойна
Эгиста ты.
Пилад
Тебе не столь мила,
Как мужу, будет весть.
Клитемнестра
Какая?
Орест
Что ты?
Какой супруг найдет приятной весть,
Что немила супруге?
Пилад
Наш владыка
Велел с Эгистом только говорить
Об этом деле.
Орест
У нее с Эгистом
Одна душа при двух телах.
Клитемнестра
Я жду.
Что ж вы молчите?
Пилад
Для тебя была бы
Столь горькой весть. Избави небо нас…
Орест
Ты что-то путаешь. Покой душевный
Мы ей даруем.
Клитемнестра
Положить пора
Конец…
Орест
Мы сообщить должны, что умер…
Клитемнестра
Кто?
Пилад
Замолчи.
Клитемнестра
Кто? Говори.
Орест
…Орест.
Клитемнестра
Я не ослышалась? Мой сын?… О, небо!..
Орест
Сын Агамемнона, что жертвой пал…
Клитемнестра
Что ты сказал?
Пилад
Он говорит, что жертвой
Не пал Орест.
Орест
Сын жертвы…
Пилад
Такова
Цена твоим, безумец, обещаньям?
Клитемнестра
О, горе мне! Единственного я
Лишилась сына…
Орест
Разве у Эгиста
Был больший враг, чем он?
Клитемнестра
Где слышал ты,
Чтоб так о смерти сына сообщали
Несчастной матери?
Пилад
Он слишком юн
И незнаком с придворным этикетом,
И чтобы просьбу выполнить твою,
Моими пренебрег. Из уст Эгиста
Должна была бы эту новость ты
Услышать. Я хотел, чтоб так и было,
Но он…
Орест
Возможно, я не прав. Зато
Ты заживешь спокойно…
Клитемнестра
Как ты смеешь?!
Я мать Ореста.
Орест
Может быть, Орест
Тебе дороже, чем Эгист?
Пилад
Не надо.
Зачем еще сильнее мучить мать
Пустыми, неуместными речами?
Оставь ее. Лишь слезы облегчат
И время боль ее.
Орест
Эгист не хуже
Ее утешит.
Пилад
Лучше нам уйти.
С известьем нашим слишком ненавистны
Мы ей.
Клитемнестра
Ты в сердце поразил меня,
Но радуйся: расширить эту рану
Я дам тебе рассказом о конце
Ореста. Мальчик мой, Орест любимый,
Все о тебе — и только о тебе —
Я знать хочу.
Орест
Выходит, что Ореста
Любила ты?
Клитемнестра
А у тебя, скажи,
Есть мать?
Орест
Была… Когда-то.
Пилад
Покорился
Твой сын судьбе, царица. Жизнь его…
Орест
Не вороги преступно оборвали,
Что повторить предательство хотят.
Нет, он не покорился…
Пилад
Все, царица.
Кто больше мог бы матери сказать?
Клитемнестра
Но если мать попросит…
Пилад
Без утайки
Печальную историю царю
Расскажем мы.
Орест
Эгист в восторге будет.
Пилад
И так узнала слишком много ты.
Поверь, что нам мешает состраданье
Послушаться тебя. — Идем, и впредь
Противиться моей не вздумай воле.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Клитемнестра.


Клитемнестра
О сын мой бедный!.. Неповинный сын
Злодейки матери!.. Орест, мой мальчик…
От родины и от меня вдали
Ты умер? Беззащитный, одинокий,
Неведомою смертью!.. И никто
В последние часы с тобою рядом
Из близких не был? Почестей тебе
Посмертных не воздал никто… О, жребий!
Бродягой, не известным никому,
Кончает сын великого Атрида…
Ни матери с тобою, ни сестры,
Чтобы омыть безжизненное тело
Слезами!.. Горе мне! Твои глаза,
Любимый мальчик мой, не я закрыла.
Но что я говорю? К моим рукам
Кровь твоего отца навек пристала,
И ты бы их по праву оттолкнул.
О, менее чудовищной достоин
Ты матери… Но оттого, что я
Убила твоего отца, ужели
Я меньше мать тебе? Нет, никогда
Свои права природа не утратит…
Но если б молодым тебя судьба
Не отняла, ты, может быть, однажды
(Как пустослов-оракул предсказал)
Убил бы мать… И поделом убил бы…
Кто мог бы лучше наказать меня?
Живи, Орест. Пророчество исполни,
На родину вернувшись. Ты не мать,
А тварь распутную, что это имя
Присвоила, убьешь во мне. Вернись!
Вернись… Но как же ты вернешься мертвый?…

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Эгист, Клитемнестра.


Эгист
Ты снова плачешь?
В чем причина слез?…
Клитемнестра
Да, плачу, вечными слезами плачу.
Причина приведет тебя в восторг:
Ты можешь больше не дрожать, не трусить.
Твой ненавистный, злобный, страшный враг,
Что, впрочем, ничего тебе не сделал,
Скончался. Ты ведь этого хотел.
Эгист
Ореста больше нет? Откуда это
Взяла ты? От кого? Не верю, нет.
Клитемнестра
Ах, ты не веришь? Уж не потому ли,
Что не однажды твоего меча
Он избежать сумел? Слезам не веришь,
Ну что ж, поверишь гневу моему.
Владеет снова материнским сердцем
Великая любовь, что никогда
Не угасала…
Эгист
Нет ли доказательств
Других?
Клитемнестра
Не бойся, их получишь ты,
И столько, сколько сердце пожелает
Жестокое. Подробнейший отчет
Услышишь ты, и тут же озарится
Неистовою радостью душа.
Ты в Аргосе людей увидеть сможешь,
Рассказ которых жажду утолит
Бесчеловечную твою.
Эгист
Как? В Аргос
Приехал кто-то, и о том не я
Услышал первым?
Клитемнестра
Может, то, что первым
Не ты вонзил в меня жестокий нож,
Тебя расстроило? На милосердный
Поступок этот право за тобой,
Конечно, было. Радостную новость
Супруге-матери преподнести
Эгист лишь мог.
Эгист
А для меня не новость
То, что сыночка так любила ты,
Которого при жизни доводилось
Тебе не столь уж часто вспоминать?
Клитемнестра
Неправда это. Матерью Ореста
Я оставалась до конца. Когда ж
Я о любви молчала материнской,
На это материнская любовь
Меня толкала. Я тебе твердила,
Что меньше сыном дорожу, затем,
Чтоб только меньше мальчик был подвержен
Твоим сокрытым козням. Но теперь,
Когда он умер, нет во мне притворства.
Он был дороже для меня, чем ты,
И будет…
Эгист
Лишь одно скажу: дороже
Я был тебе, чем честь твоя…
Клитемнестра
Молчи
О чести той, с которой ложе делишь.
И честь свою, увы, и свой покой,
И мужа, и единственного сына, —
Все (кроме жизни сына) отдала
Тебе я. Ты же, опасаясь царства
Лишиться, помыслами одержим
О страшной мести, то, что я давала,
Не ставил ни во что, пока урвать
Ты мог другое нечто. Кто с двуличьем
Подобным сталкивался и с такой
Жестокостью одновременно? Разве
Твоей любви, притворству твоему,
Которому я верила, к несчастью,
Мешал ребенок? Чем же он мешал?
Как только Агамемнона не стало,
Ты крови сына захотел. И вот
Ты по дворцу носился и оружьем,
Которое ты побоялся сам
Вонзить в отца, размахивал бесстрашно:
Еще бы — безоружное дитя!
Но бешенство твое осталось втуне.
В тот день узнала я, каков Эгист,
Но было поздно. О, мой бедный мальчик!
Что толку в том, что до тебя не смог
Убийца твоего отца добраться?
Ты где-то на чужбине смерть нашел…
О, это ты, Эгист, убил Ореста,
Ты, негодяй!.. Эгист, прости меня!
Я мать… Я ей была…
Эгист
Тебе возможность
В упреках душу отвести дана,
И не в чем извиняться — лишь бы умер
Действительно Орест. Теперь скажи:
Кто эти люди? Где сошли на берег?
С кем говорили? Где нашли приют?
Не царь ли их прислал? Но первым делом
Не спрашивали обо мне они?
Клитемнестра
Им нужен ты. Их посылает Строфий.
Недобрый жребий с ними свел меня,
И обо всем узнать я пожелала
Наперекор посланцам. В твой дворец
Они прошли. Их двое — очень разных:
Один — спокойный, добрый — злую весть
Отказывался сообщить; другой же —
Горячий, злобный — как бы смаковал
Отчаянье мое. Изложит этот
Весть горькую с не меньшим торжеством,
Чем то, с которым ты ее услышишь.
Эгист
Но, собственно, с чего бы Строфий мне
Решил преподнести такую новость?
Известно всем, что верен был всегда
Атриду он. И твоего Ореста
Не тот же Строфий выкрал? И потом
Не он ли приютил?
Клитемнестра
Но ненадолго.
Уж много лет, как при его дворе
Орест не жил.
Эгист
Прошли такие слухи.
Но правда где? В одном сомнений нет:
С Орестом с первых дней не расставался,
Защитником и другом был ему
Сын Строфия — Пилад. Его заочно
Я ненавижу. Что ни говори,
Всегда врагом моим считался Строфий,
И вдруг…
Клитемнестра
Теперь, когда ты стал царем,
Ты разве по себе судить не можешь
О царском сердце? Может, слух тебе
Не усладит рассказ о том, что в горе
Меня повергло? Поспеши к гонцам
И слушай сколько влезет. Что ж ты медлишь?
Иди. Ореста Строфий замышлял
Использовать в каких-то личных целях,
Затем и спас его и приютил,
Любя его по-царски. А в дальнейшем
Прогнал, сочтя, наверное, что тот
Ему не нужен или же опасен.
И вот он первый сообщить спешит
Тебе о том, что нет в живых Ореста,
Вот так же ты меня любил, пока
Я мужа не сгубила, чтобы царство
Отдать тебе. И так же ты потом
Меня возненавидел, точно так же
Теперь меня не ставя ни во что.
Любовь, и честь, и постоянство ваше
Не вечны…
Эгист
Если не забыла ты,
Тебе я предоставил сделать выбор:
Атриды иль Тиесты. И сама
Ты выбрала. К чему стенанья эти?
При чем тут я? Тебя люблю я так,
Как ты заслуживаешь.
Клитемнестра
От стенаний
Тебя избавлю. Можешь презирать
Меня, но вслух не говори об этом.
Любовь убийцей сделала меня,
Подумай же о том, на что способны
Отчаянную женщину толкнуть
Презрение возлюбленного, горе,
Укоры совести и просто гнев.
Эгист
Я слышу их. Молчи, я сыт по горло.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Орест, Пилад.


Пилад
Теперь уже не время отступать.
Эгист желает говорить с гонцами.
Он сам пожалует сюда, и мы
Сюда, коль скоро ты себя не сдержишь,
Не убивать, а умирать пришли.
Я все сказал. Рисуйся на здоровье:
Я шел на месть, но и на смерть пойду.
Орест
Меня ты упрекаешь по заслугам.
Прости. Готов признать, что вел себя
Как недостойный друг. Но вот увидишь:
Перед Эгистом я себя сдержу.
Надеюсь, это легче будет сделать,
Чем перед ней сдержаться, чье лицо,
Одежда, руки — неповинной кровью,
Казалось, все еще обагрены.
Я ненависть к врагу умело скрою,
Не то что ужас, овладевший мной,
И смешанное чувство состраданья
И возмущения перед лицом
Подобной матери.
Пилад
Но ей навстречу
Кто? Я тебя толкнул?
Орест
Не ты. Порыв,
Что был сильней меня. Поверишь, нет ли?
Сначала я хотел ее убить,
Потом — обнять. Так без конца сменялось
Во мне одно желание другим.
О, зрелище! О, столкновенье мыслей,
Что столь же трудно передать…
Пилад
Молчи.
Эгист идет.
Орест
Но что это? С Эгистом
Она сюда идет?…
Пилад
Одно из двух:
Убей меня или ни слова больше.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Эгист, Клитемнестра, Орест, Пилад, стража.


Эгист
Идем, идем: прекрасно можешь ты
Послушать то, чему при всем желанье
Я все еще не верю до конца.
Клитемнестра
Настаивать на этом?
Эгист
Чужестранцы,
Фокидский царь ко мне направил вас,
Не так ли?
Пилад
Так.
Эгист
И некое известье
Вы принесли?
Пилад
Мы посланы царем
К царю. Откуда же неправде взяться?
Эгист
Но знаков дружбы что-то до сих пор
Я в Строфии не замечал.
Пилад
Да будет
Началом этот знак. К чему скрывать?
Когда-то он иначе был настроен.
Он жалостью проникся к сироте,
Но, приютив несчастного однажды,
Он отказал Оресту наперед
В любой поддержке. Воевать с тобою
Он не хотел.
Эгист
В открытую идти
Небось боялся. Впрочем, ближе к делу.
Где умер этот?
Орест
Этот!
Пилад
Прах его
Покоится на Крите.
Эгист
Чем же вызван
Безвременный его конец?
Пилад
Увы,
Чрезмерною горячностью Ореста.
На Крите игры каждый пятый год
Проводятся издревле в честь Зевеса.
Желанье славы привело туда
Ореста юного. При нем, конечно,
Был неразлучный друг его Пилад.
И вот Орест, о почестях мечтая,
На легкой колеснице в спор вступил
За пальму первенства, но, непомерно
Стремясь к победе, жизнь свою принес
Победе в жертву.
Эгист
Расскажи подробней.
Пилад
Он, весь неустрашимость, весь порыв,
То угрожает рысакам расправой,
То, окровавленный вздымая бич,
Животных полудиких бьет нещадно,
И те еще стремительней летят,
Хотя быстрее мчаться невозможно.
Уже не властен он над лошадьми,
Что и к узде и к уговорам глухи.
Летят по ветру гривы и хвосты,
Пылают огнедышащие ноздри,
И все быстрее, молнии под стать,
Несутся кони в ореоле пыли.
Смертельное волнение и страх
Меняют направленье колесницы,
И на ее ошибочном пути
Колонна мраморная вырастает,
И падает Орест.
Клитемнестра
Не продолжай:
Тебе внимает мать.
Пилад
Прошу прощенья.
Я умолчу о том, как прочертил
Арену кровью он, как протащило
Его по ней… Пилад, увы, ничем
Не мог помочь Оресту… Он скончался
У друга на руках.
Клитемнестра
Какая смерть!..
Пилад
Весь Крит оплакивал его. Настолько
Прекрасен, благороден был и смел
Погибший…
Клитемнестра
Кто о нем не плакать может?
Лишь это чудище… О мальчик мой,
О сын любимый, больше не увижу
Я никогда тебя? Но вижу я,
Увы, как ты минуешь волны Стикса
И обнимаешь тень отца, и вы
Коситесь оба на меня и гневом
Горите… Это я убила вас…
О, мать злодейка! О, жена убийца!
Ну как, Эгист? Теперь доволен ты?
Эгист
Услышанное мной правдоподобно.
Да выяснится правда поскорей.
Пока что во дворце моем останьтесь,
Я по заслугам вас вознагражу
Перед отъездом.
Пилад
Как тебе угодно.
Идем.
Орест
Идем. Я больше не могу
Молчать.
Клитемнестра
О ты, который без восторга
О случае ужасном говоришь,
Остановись и матери несчастной
Поведай: почему не взял с собой
Ты урну с прахом дорогого сына?
Жестокий был бы, но желанный дар
Для матери Ореста.
Пилад
Тело друга
Сжег на костре Пилад, не пожелав
Делить с другими ритуал посмертный.
И прах себе он взял — последний знак,
Печальный символ самой благородной,
Священной, прочной, искренней из дружб.
И кто его отнимет у Пилада?
Эгист
А, собственно, кому он нужен? Пусть
При нем и остается, если дорог
И впрямь дружок покойный был ему.
Я удивляюсь, почему от горя
Он мужественно сам себя не сжег
С умершим вместе, чтоб в одной могиле
Останкам милой двоицы лежать.
Орест
И я терпеть обязан?
Пилад
Это правда,
Пилад не умер. Может быть, в живых
Его оставила любовь и жалость
К отцу. Нередко нужно больше сил,
Чтоб жить.
Эгист
Пилад мне так же ненавистен,
Как ненавистен был его дружок.
Пилад
Мы посланы к тебе отцом: хотел бы
Он дружбу с Аргосом возобновить.
Эгист
Но он отец Пиладу. Он Ореста
Почти усыновил. Он спас его
От гнева царского.
Пилад
С Орестом вместе
Твой гнев не умер?
Клитемнестра
В чем была вина
Ореста?…
Орест
В том, что он зачат Атридом.
Эгист
Как смеешь ты?…
Пилад
Куда не долетит
Правдивая молва? Любому греку
Известна страшная твоя вражда
С Атридом. Знают все, что Агамемнон
Дни омрачил твои. Что сыну ты
Спустить не мог…
Орест
И каждому известно,
Что ты пытался много тысяч раз
Предательски обречь бесславной смерти
Его, и знают все, что перед ним
Ты струсил бы…
Эгист
Что ты сказал, негодный?
Кто ты такой?
Орест
Я некто…
Пилад
Он… Эгист,
Не гневайся!.. Он…
Эгист
Кто?
Пилад
Перед тобою
Сын Строфия Пилад. Его сюда
Одно желанье привело — увидеть
Ореста родину. Приехал он,
Чтоб вместе с матерью оплакать друга.
Инкогнито сопровождать меня
Ему позволил царь. На скромном судне,
Без царского размаха, он приплыл,
Чтобы твоих не вызвать подозрений.
Теперь тебе известно все. Сумей
Простить ему неопытные речи
И умысла дурного не ищи.
Клитемнестра
Пилад? О, небо! Подойди поближе,
Мой новый сын… Скажи…
Эгист
Все это вздор.
Кто б ни был он, сердиться без причины
Не в правилах моих… Да ты, никак,
Сверлить меня изволишь злобным взглядом?
А ты глаза смущенно опустил?
Нет, Строфий вас не посылал, не лгите.
Предатели и самозванцы вы.
Эй, стража, заковать…
Пилад
Так, значит, правда,
Что подозрение пустое здесь
Достаточный для беззаконья повод?
Эгист
Хорош пустяк! На ваших лицах ложь
И страх начертаны.
Орест
В преступном сердце
Ты прячешь страх.
Клитемнестра
Скажите: может, весть
Не подтвердится?
Пилад
Если б так…
Орест
Боишься,
Мать новоиспеченная, что жив
Твой сын?
Эгист
Жестокий замысел таится
За этими словами. Прежде чем
Ты в них раскаешься…
Пилад
О нет! Послушай.
Эгист
Я доберусь до правды. А пока
В темницу их… Сомнений нет, Орестом
Подосланы они. Придется им
Об этом пожалеть, и очень скоро,
Я их еще услышу. Сами мне
Они свои намеренья откроют,
Идите. Я хочу наверняка
Живым считать Ореста или мертвым.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Электра, Клитемнестра, Эгист.


Электра
Его убьют? За что? И ты, о мать,
Ореста отдала на смерть?
Клитемнестра
Ореста?
Эгист
Орест? В моих руках? Один из них?
Какое счастье! Стража!..
Клитемнестра
Сын!
Электра
О, небо!
Что я сказала? Горе мне!
Эгист
Вернуть
Без промедления. Бегом за ними,
О, радость!
Электра
Я Ореста предала,
Клитемнестра
Чудовище, меня убей сначала,
Не то смотри…
Эгист
Смертельного врага
Ты в мой дворец, коварная, приводишь
И покрываешь?
Электра
Ничего она
Не знала. Я проговорилась.
Эгист
Обе
Ответите.
Клитемнестра
О нет! Убей меня,
Детей не тронь…
Эгист
Атридово отродье?
Не тут-то было. Сердце из груди
От радости выпрыгивает. Нынче
Со всеми будет кончено… А вот
И злоумышленники. Чем не праздник?

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Орест, Пилад (оба в оковах), Эгист, Клитемнестра, Электра, стража.


Эгист
Я знаю все. Лишь кто из вас Орест,
Признайтесь…
Пилад
Я.
Орест
Меня зовут Орестом.
Клитемнестра
Скажите, кто мой сын. Во мне найдет
Защиту он.
Эгист
Послушаем Электру.
Который брат тебе? Признайся.
Электра
Он!
(Бросается к Пиладу.)
К несчастью, он!
Пилад
Да, я…
Орест
Не верь.
Пилад
Довольно.
Меня разоблачили — и никто,
Никто мой гнев присваивать не смеет.
Орест
Смотри, Эгист, когда не трусишь ты,
Каким глаза мои пылают гневом,
Смотри. И после этого скажи,
Что я не сын Атрида. Можешь страху
Довериться, в который голос мой
Тебя ввергает.
Эгист
Это ты, мерзавец.
Ты и погибнешь.
Клитемнестра
Или придержать
Тебе придется меч, или сначала
Разделаться со мной. Остановись…
Орест, конечно, это ты, мой мальчик…
Орест
К другому эти руки протяни.
Любой из нас двоих умрет Орестом,
Но не один из нас тебе не сын,
И ни к чему объятия.
Клитемнестра
О, речи
Жестокие! Но нет… Я не могу
Вести себя иначе.
Эгист
По заслугам
Ты получила за свою любовь.
Тебя, Орест, по доброте сыновней
Я узнаю: твои слова тебя
И всех твоих сородичей достойны,
Пилад
Ужель в ответ на то, как слово "сын"
К нему отцеубийца обращает,
Смолчал бы тот, кому не мать она?
Орест
Оставьте…
Электра
Он Пилад. Теперь ты понял?
Он лжет, чтоб друга от меча спасти…
Эгист
Спасти дружка? А кто из вас спасется?
Орест
Не будь в железах руки у меня,
Недолго бы тебе догадки строить,
Орест ли я. Но если не дано
Рукам до сердца твоего добраться,
Вот доказательство тебе, что я
Некто иной.
Пилад
Час от часу не легче.
Оружье убери.
Орест
Смотри, Эгист.
Ты видишь, я кинжал надежно прятал,
Чтобы тебя убить. И ты гляди,
О женщина. Да, это тот же самый
Кинжал, что ты кощунственной рукой
Вонзила в моего отца.
Клитемнестра
И голос,
И этот гнев Атрида выдают.
О, это ты! Коль скоро ты не хочешь
Моих объятий, грудь мою пронзи
Кинжалом этим. Лучше расквитаться
Ты за отца не сможешь. Силы нет,
Которая, пока живу, отныне
Меня с тобой способна разлучить.
Иль за тебя, или твоею жертвой
Я умереть хочу. О мальчик мой!..
Я мать еще… Пади в мои объятья,
Дитя мое…
Эгист
Ты что? Сошла с ума?
Убийцу обнимать?… Скорее, стража,
Обезоружить…
Орест
Мой булат тебе
Я уступаю, чтобы заслужила
Ты имя матери. Владеть клинком
Умеешь ты. Вонзи его в Эгиста.
Пусть я погибну, лишь бы отомщен
Родитель был. Любови материнской
Я доказательств не приму других.
Не мешкай. Что я вижу? Ты бледнеешь?
Дрожишь? Ты плачешь? Ты роняешь нож?
Эгиста любишь ты? Эгиста любишь,
И ты Оресту мать? О, ужас! Прочь,
Чтоб я тебя не видел.
Клитемнестра
Умираю…
Убийственные речи…
Эгист
(Поднимая кинжал, упавший к ногам Клитемнестры)
Это он
(Принадлежащий только мне по праву),
Да, это он, клинок, что покарал
Отца и ныне покарает сына,
Я узнаю его; в другой крови
Он мне достался. В руку Клитемнестре
Я сам вложил его. Но, может быть,
Отважный юноша, тебе знакома
Не вся его история. Атрей,
Твой подлый предок, этой самой сталью
Из жизни братьев вычеркнул моих,
Своих племянников, детей Тиеста.
Вот все мое наследство от отца.
На этот нож я возложил надежды,
И не напрасно. Наконец-то я
Заполучаю все, что оставалось
От корня гнусного. Тебя узнал
Я по тому, как зачесались руки
С тобой покончить. Но какая смерть
С тем ужином чудовищным сравнится,
Что моему отцу устроил твой
Жестокий предок?
Клитемнестра
Как? Грозить расправой
При мне Оресту моему? Вперед
Ты сам умрешь.
Эгист
Тебя насквозь я вижу,
Так трепещи и ты, когда в тебе…
Ни шагу от меня!
Клитемнестра
Вотще.
Эгист
Ты слышишь?
Не потерплю!..
Электра
Эгист, твою алчбу
Я утолю. Атрид и мне родитель.
Смотри, к твоим ногам…
Орест
Не смей, сестра!
Ты что?…
Пилад
Эгист, моей была идея.
Хотя не мой отец отмщенья ждет,
Я, чтоб тебя убить, приехал в Аргос.
На мне и отыграйся. Здесь тебе
Могла бы кровь Ореста стоить жизни…
Эгист
Всю троицу убью. И ты, жена,
Умрешь, когда себя не обуздаешь.
Орест
Нет, я один умру. Ужели прок
Ты видишь в смерти безоружной девы?
Пилад могучего владыки сын,
И ты потом не оберешься горя.
Меня убей, лишь одного меня.
О вы, кого считаю лучшей частью
Себя, душа моя болит за вас.
Но, слушая его, сдержаться было
Превыше сил моих. Меня спасти
Старались вы, и я же ваш убийца!
Эгист
О, счастье! Мукой большею, чем смерть,
Могу ли ублажить тебя? На трупы
Электры и Пилада он падает
Последним трупом.
Клитемнестра
Безоружный…
Электра
Сына
Ты не спасешь?
Пилад
Орест!
Орест
О, небеса!..
Я плачу! Да, я плачу по любимым…
О женщина, тебе не занимать
Для злодеяния отваги было,
Ужель для искупленья нет в тебе
Решительности?
Клитемнестра
Вырваться бы только
Из рук злодея…
Эгист
Не бывать тому,
Презренная! Но слушать надоело
Мне вашу болтовню. Довольно слов.
Ведите их. А ты, Димант, запомни,
Что смерти их залогом жизнь твоя.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Эгист, Клитемнестра.


Эгист
Ступай за мною. Наконец-то можно
Сказать, что мы отомщены, Тиест.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Эгист, стража.


Эгист
Предательство! Проклятье! На свободе
Орест? Сейчас проверим.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Клитемнестра, Эгист.


Клитемнестра
Стой! Вернись
Немедленно.
Эгист
И ты, и ты туда же,
Презренная?
Клитемнестра
Тебя спасти хочу,
Уж я не та…
Эгист
Коварная…
Клитемнестра
Ни шагу!
Эгист
Не собираешься ли ты меня
Живьем злодею выдать?
Клитемнестра
Даже если
Мне смерть грозила бы, спасти клянусь
Тебя. Останься здесь. Получше спрячься.
Тем временем преградой буду я
От бешенства его.
Эгист
Преградой лучшей
Оружье будет. Не мешай. Уйди.
Бегу…
Клитемнестра
Куда?
Эгист
Убить его.
Клитемнестра
Погибель
Бежишь искать. Что можешь сделать ты?
Не слышишь, как народ кричит? Не слышишь
Угроз всеобщих? Нет, остановись,
Не отпущу.
Эгист
Ты нечестивца сына
От смерти не избавишь. Не мешай,
Пусти меня…
Клитемнестра
Убей, когда не веришь.
Кричат: "Орест!" Слыхал? "Орест, Орест!"
Как громко отзывается повсюду
Чудовищное имя, Ты в беде,
И больше я не мать.
Эгист
Ты ненавистна
Аргивянам, и коль предстанешь им,
Их гнев удвоится. Все громче крики.
О, виновата ты одна во всем:
Из-за тебя промешкал я с возмездьем,
Что обернулось супротив меня
Теперь.
Клитемнестра
Ну что ж, убей меня.
Эгист
К спасенью
Другой найдется путь.
Клитемнестра
Пойду с тобой.
Эгист
Плохая ты защита. Убирайся!
С такой, как ты, скорее пропадешь.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Клитемнестра.


Клитемнестра
Все гонят прочь меня!.. Какая мука!
Дитя за мать меня не признает
И за жену супруг. Но я-то знаю,
Что я жена и мать. О, не хочу
Терять его! Пойду за ним поодаль,

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Электра, Клитемнестра


Электра
Куда ты, мать? Не покидай дворца,
Грозит опасность…
Клитемнестра
Что, скажи, с Орестом?
Где он?
Электра
Мы все — Пилад, Орест и я,
Все трое живы. От людей Эгиста
Не ждали мы такого, но Димант
Воскликнул первый: "Это наш царевич!"
И все: "Оресту — жизнь, Эгисту — смерть!"
Клитемнестра
Что слышу я?
Электра
Не беспокойся, скоро
Увидишь сына ты и мерзкий труп
Тирана…
Клитемнестра
Нет! Пусти, я побежала…
Электра
Не делай глупостей. Народ кипит,
И все поносят вслух мужеубийцу.
Нельзя показываться им сейчас,
Я с этим и пришла. В тебе сказалась
Вся материнская любовь, когда
Нас повели на смерть. Свою ошибку
Ты искупила. Брат меня прислал,
Чтобы тебя утешить и избавить
От зрелища жестокого. Пилад
И он, с оружием, Эгиста ищут
Повсюду. Ты не знаешь, где злодей?
Клитемнестра
Злодей — Орест.
Электра
О, небо!
Клитемнестра
Попытаюсь
Спасти его иль вместе с ним умру…
Электра
Нет, не пущу тебя на растерзанье…
Клитемнестра
Я заслужила, я пойду…
Электра
Ужель
Того, кто только что на смерть отправил
Твоих детей, ты хочешь?…
Клитемнестра
Да, спасти.
С дороги! Я повиноваться в силах
Жестокому уделу своему.
Он мой супруг. Он слишком дорогою
Ценой достался мне, и не хочу
Терять его. Какие вы мне дети?
Предатели, я ненавижу вас.
Пойду к нему. Пусти меня, злодейка,
Пусти к нему. О, только бы успеть!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Электра.


Электра
Беги к своей судьбе… Но я надеюсь,
Не быстрым будет шаг. И мне бы взять
Оружие, чтоб тысячу ударов
Вонзить презренному Эгисту в грудь.
Слепая мать! О, как мерзавец этот
Околдовал тебя! Но я… боюсь…
Что если чернь взбешенная расправу
За своего царя над ней свершит?…
Пускай идет… Но я Пилада вижу,
Не видя брата с ним.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Пилад со своими сторонниками, Электра.


Электра
Скажи: Орест?
Пилад
Вокруг дворца посты располагает.
Теперь от нас Эгисту не уйти.
Но где он мог укрыться? Ты злодея
Не видела?
Электра
Я видела жену
И задержать пыталась, правда, тщетно,
Безумную: она за эту дверь
Метнулась — чтобы защитить Эгиста,
Как мне она сказала. Значит, он
До этого успел дворец покинуть.
Пилад
Аргивянам ужели на глаза
Показываться он не побоялся?
Считай, что он убит. О, счастлив тот,
Кто первым меч вонзил в него! Но ближе
И громче все кричат.
Электра
"Орест"? Ужель?…
Пилад
А вот и он во гневе.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Орест, Пилад, Электра, сторонники Ореста и Пилада.


Орест
Да не тронет
Никто из вас Эгиста: здесь меча
Карающего нет — за исключеньем
Вот этого. Эгист! Откликнись! Эй!
Боишься? Отзовись на голос смерти!
Да где же ты? Иди сюда, подлец!
Ты прячешься? Пустое: и в Эребе
Тебе не скрыться. Ты увидишь, трус,
Увидишь скоро, сын ли я Атриду.
Электра
…Его… здесь нет.
Орест
Быть может, вы его
Убить посмели сами?
Электра
Он отсюда
Бежал до моего прихода.
Орест
Нет,
Он во дворце хоронится. Но тщетно!
За волосенки вытащу тебя
Из твоего укрытья! Нет на небе
И в преисподней сил, что от меня
Тебя спасли бы. До могилы отчей
Твоею тушей утрамбую пыль,
И там своей прелюбодейской кровью
Ты наконец поплатишься за все.
Электра
Ты мне не веришь? Мне?…
Орест
Кто ты такая?
Эгист мне нужен.
Электра
Он бежал.
Орест
Бежал?
И вы стоите здесь? Какая подлость!
Но я и сам, без вас, его найду.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Клитемнестра, Электра, Пилад, Орест, сторонники Ореста и Пилада.


Клитемнестра
Будь милосердным, сын.
Орест
Быть милосердным?…
Кому еще я сыном довожусь?
Я сын Атрида.
Клитемнестра
Заковали в цепи
Эгиста.
Орест
Жив? Прекрасно! Поспешу
Убить его.
Клитемнестра
Вернись. Одна убила
Я твоего отца. Убей меня…
Эгист не сделал…
Орест
Кто себе позволил
Держать меня и виснуть на руке?
Проклятье! Ну, Эгист… Я представляю,
Как волоком его… Пусти…
Клитемнестра
Орест,
Ты мать не узнаешь?
Орест
Умри, изменник,
От моего меча умри, Эгист.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Клитемнестра, Электра, Пилад со своими сторонниками.


Клитемнестра


Не удержала!.. Я погибну первой.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Электра, Пилад, со своим и сторонниками.


Электра
Пилад, беги, останови ее,
Верни сюда. Поторопись!

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Электра.


Электра
Мне страшно…
Мать остается матерью. Нельзя
Не пожалеть ее. Но нас недавно
Не видела она на волоске
От смерти? Разве ей больнее было
За нас тогда, чем за него теперь?
Но долгожданный день пришел, и мертвый
Ты падаешь, тиран. Опять дворец
От плача содрогается и криков,
Как той кровавой ночью, что была
Последней для отца. Удар смертельный
Уже нанес Орест. Эгист упал.
Недаром так аргивяне ликуют,
А вот и победитель: меч его
В крови.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Электра, Орест.


Электра
О брат любимый, отомстивший
Царя царей, и Аргос, и меня,
Приди ко мне на грудь…
Орест
Перед тобою
Атрида наконец достойный сын.
Смотри: Эгиста это кровь. Как только
Он мне попался, я его убил,
Забыв для этого к могиле отчей
Злодея притащить. Ему нанес
Я добрых семь и семь еще ударов,
Но долгой жажды утолить не смог.
Электра
Напрасно так спешила Клитемнестра,
Чтоб руку удержать твою.
Орест
А кто
Она такая? Кто удержит руку
Мою? Быстрее молнии к нему
Метнулся я. Он плакал, и слезами
Трусливыми вконец меня взбесил.
И человек, что так боится смерти,
Убил тебя, отец?
Электра
Отец отмщен.
Так успокойся и скажи: Пилада
Не встретил ты?
Орест
Эгиста видел я
И больше никого. А кстати, где же
Любимый мой Пилад? И почему
Его при этом не было со мною?
Электра
Я попросила присмотреть его
За бедной матерью.
Орест
Впервые слышу.
Электра
А вот и он… О, небо! Он один?
Один?
Орест
И грустный.

ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ

Орест, Пилад, Электра.


Орест
Отчего ты грустен,
О часть меня? Не знаешь разве ты,
Что я прикончил этого мерзавца?
Со мной ударов ты не разделил,
Ну что же, этим зрелищем утешить
Ты можешь взор.
Пилад
О, зрелище! Орест,
Отдай мне меч.
Орест
Зачем?
Пилад
Отдай.
Орест
Охотно.
Пилад
Послушай, больше оставаться здесь
Не стоит нам…
Орест
Но почему?…
Электра
Сначала
Скажи, где Клитемнестра…
Орест
На костре,
Наверно, труп изменника сжигает.
Пилад
Ты отомстил — и больше, чем сполна.
Идем…
Орест
О чем ты говоришь?
Электра
Ты слышишь,
Пилад? Я поручила мать тебе.
Что с нею? О, как леденеют вены!
Ты скажешь?
Пилад
Небо…
Электра
Может, умерла…
Орест
В неистовстве покончила с собою?…
Электра
О!.. Ты молчишь, Пилад?
Орест
Так что же с ней?
Ответь.
Пилад
Убита…
Орест
Кем?
Пилад
Уйдем отсюда…
Электра
Ты мать убил.
Орест
Убил?…
Пилад
Ты меч в нее
Вонзил в припадке бешенства слепого,
Когда бежал к Эгисту…
Орест
Ужас! Я
Смертоубийца матери? Я должен…
Отдай мне меч…
Пилад
Тому не быть.
Электра
О брат…
Пилад
Мой бедный друг.
Орест
Кто называет братом
Меня? Не ты ли, что меня спасла,
Жестокосердная, для этой жизни
И для убийства матери? Верни
Оружье мне… О, где я? Что я сделал?
Кто держит?… Кто преследует меня?…
Куда бежать?… В какой забиться угол?
Ты гневаешься на меня, отец?
Ты крови требовал. Но разве это
Не кровь? Я пролил для тебя ее.
Электра
Орест, Орест… Мой бедный брат… Он больше!
Не слышит нас… Он сам не свой… Пилад,
Его мы не оставим…
Пилад
О, суровый,
О, неминуемый закон судьбы!

Примечания


Трагедия была задумана Альфьери в мае — июне 1776 года одновременно с трагедией "Агамемнон". Уже в июле — августе Альфьери создает прозаический ее вариант. Первый стихотворный вариант сделан им во Флоренции (2 сентября — 28 ноября 1778 г.), окончательный стихотворный вариант Альфьери завершает в Риме 18 сентября 1781 г.

Трагедия Альфьери написана на основе античных греческих сказаний. Орест — сын Агамемнона и Клитемнестры. Возвратившийся из-под Трои Агамемнон (предводитель греческих войск и Микенский царь) был предательски убит своей женой Клитемнестрой и ее возлюбленным Эгистом. Убийцы хотели избавиться от наследника Агамемнона, и Орест вынужден был бежать из Микен. Около десяти лет Орест провел у своего дяди, фокидского царя Строфия, где подружился с его сыном Пиладом (из-за легендарной этой дружбы имена Ореста и Пилада стали нарицательными). Достигнув совершеннолетия, Орест решил отомстить за смерть отца. Оракул Аполлона в Дельфах предсказал ему, что он убьет мать и Эгиста. Орест вернулся в Микены и с помощью Пилада убил Эгиста и Клитемнестру.

Дальнейшей судьбы Ореста Альфьери не касается в своей трагедии и читателя, заинтересованного полным изложением этого аргосского сказания, мы отсылаем к книге Н. А. Куна "Легенды и мифы Древней Греции" (Москва, Учпедгиз, 1953) или "Мифологическому словарю" (Учпедгиз, 1961).

Миф об Оресте подвергался неоднократным обработкам в мировой драматургии. Самыми знаменитыми обработками явились: трилогия Эсхила "Орестея", трагедия Софокла "Электра", три трагедии Еврипида ("Орест", "Ифигения в Тавриде" и "Электра"). В европейской литературе уже нового времени Альфьери имел предшественниками Расина, Кребильона и Вольтера.

Впрочем, знакомство с трагедией Вольтера отрицается в "Жизни Витторио Альфьери, рассказанной им самим".

В рукописи Альфьери сохранились характеристики, которые он дал персонажам своей трагедии:

Орест — неукротимый, мстительный, нетерпеливый, обуреваемый яростью.

Пилад — зерцало дружбы, осторожный, предусмотрительный, доблестный.

Эгист — склонный к страху, ненависти и честолюбию, но не скрытный.

Клитемнестра — раскаявшаяся, вся во власти угрызений совести, слабая,

нерешительная.

Электра — гордая, преисполненная ненависти и жажды мести; к матери не

питает ни малейшего уважения.


Авторские замечания о характерах действующих лиц могут быть полезными как для читателя, возможного актера-исполнителя, так и для переводчика. Любопытна сама методика работы Альфьери над трагедиями. В своих мемуарах "Жизнь Витторио Альфьери, рассказанная им самим" писатель так излагает свою методику: "Я хочу рассказать, что я подразумеваю под словами, которыми так часто пользуюсь: "задумать", "изложить" и "переложить в стихи".

За каждую из своих трагедий я принимаюсь троекратно, и это очень полезно в смысле времени, необходимого для вынашивания серьезного произведения; ибо, если оно дурно зачато, то трудно его привести к совершенству. Задумать трагедию — это значит, по-моему, распределить сюжет по сценам и актам и установить число действующих лиц и место действия; потом на двух страницах плохой прозы пересказать в последовательных сценах все, что они должны делать и говорить. Взять эти листки бумаги и, соответственно указаниям, в них изложенным, заполнить сценами и диалогами в прозе всю трагедию, не отбрасывая ни одной мысли, и со всем вдохновением, на какое способен, однако, мало заботясь о стиле, это я называю изложением. Под «переложением в стихи» я разумею не только обращение прозы в стихи, но также и выбор с помощью ума, до сих пор бездействовавшего, лучших мыслей среди длиннот первого наброска, возведение их до поэзии и удобочитаемости. Тут нужно, как и во всяком другом творчестве, сглаживать, вычеркивать, менять.

Но если трагедия не удалась в замысле и развитии, я сомневаюсь, чтобы ей можно было дать жизнь отделкой деталей. Этим приемом я пользовался во всех своих драматических сочинениях, начиная с "Филиппа", и могу утверждать, что в нем заключаются две трети всей работы.

И действительно, если после известного промежутка времени, когда совершенно забывалось первоначальное распределение сцен, мне случайно попадался этот набросок и я сразу чувствовал при каждой сцене грозный приступ чувств и мыслей, которые вдохновляли меня и, так сказать, заставляли работать, это значило, что мой план хорош и вытекает из самых недр сюжета. Если же, наоборот, я не находил в себе энтузиазма, равного или большего, чем тот, с которым я набрасывал свой эскиз я менял его или уничтожал. Но как только план был мною одобрен, развитие подвигалось очень быстро. Я писал по акту в день, иногда больше, очень редко меньше, и обычно на шестой день трагедия была готова, хотя и не вполне закончена.

Таким образом, полагаясь исключительно на суд собственного чувства, я никогда не приводил к концу трагедий, для которых у меня не находилось такого бурного энтузиазма, и, во всяком случае, не перелагал в стихи. Такова была судьба "Карла I", за которого я взялся тотчас после "Филиппа", намереваясь изложить его по-французски; на третьем акте первого наброска сердце мое и рука настолько охладились, что перо совершенно отказалось продолжать работу.

То жесамое произошло с "Ромео и Джульеттой"; я написал ее целиком, хотя с усилием и отвращением. Спустя несколько месяцев, когда я захотел вернуться к этому злополучному эскизу и стал перечитывать его, он так заморозил мне сердце и поднял во мне такой гнев, что вместо скучного чтения я бросил рукопись в огонь. Из характеристики этого метода, которую мне хотелось дать здесь во всех подробностях, вытекает, может быть, одно — то, что в общем все мои трагедии, несмотря на многочисленные недостатки, которые я сам замечал, и те, которых я, быть может, не вижу, имеют одно действительное или кажущееся достоинство: в большинстве своем они созданы одним порывом и завязаны одним узлом таким образом, что мысли, стиль, действие пятого акта находятся в полной гармонии со стилем и мыслями четвертого и в той же последовательности восходят к первым стихам первого акта; это, по меньшей мере, поддерживает внимание слушателя и внутренний жар действия.

Когда трагедия находится на такой ступени развития, что поэту остается только перелить ее в стихи и отделить свинец от золота, ни тревожное состояние ума, сопровождающее работу над стихами, ни страстное стремление к изящному, столь трудно осуществимое, не могут уже мешать этому вдохновенному подъему, которому необходимо слепо вверяться при замысле и создании произведений, исполненных ужаса и страсти".


Н. Томашевский


Саул


ГОСПОДИНУ АББАТУ


ТОММАЗО ВАЛЬПЕРГА ДИ КАЛУЗО


После того как смерть лишила меня несравненного Франческо Гори, хорошо

Вам известного, у меня не осталось сердечного друга, кроме Вас. Вот почему

я, даже имея на то основания, не считал бы окончательно завершенной эту мою

трагедию, каковой, быть может, заблуждаясь, я особенно доволен, когда бы ей

не предшествовало Ваше любезное мне имя. Итак, я посвящаю ее Вам, делая это

тем более охотно и с тем большей сердечностью, что Вы, сведущий во многих

прочих науках, известны всем как человек, искушеннейший в Священном писании,

благодаря глубоким Вашим познаниям в еврейском языке, доступном Вам в

первоисточнике.

"Саул" посему скорее, нежели любая другая из моих трагедий, ждет Вас. В

том, что Вы благосклонно готовы его принять, я, полагаясь на нашу дружбу, не

сомневаюсь; мне остается только пламенно желать, чтобы Вы сочли его

достойным Вас.


Трента, 27 октября 1784 года


Витторио Альфьери


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Саул.

Ионафан.

Мелхола.

Давид.

Авенир.

Ахимелех.

Воины израильтян.

Воины филистимлян.


Место действия: стан израильтян в Гелвуе.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Давид.


Давид
Здесь ли велел ты мне, всевластный боже,
Прервать сей бег — толчок твоей руки?
Я стану здесь. — Гелвуе были горы,
А ныне стан израильский — лоб в лоб
С порочной Филистией. Если б мог я
Пасть нынче смертью от ее меча!
Но мне грозит Саул. Неблагодарный,
Безжалостный Саул! Ты по теснинам
Охотишься за воином своим
Без передышки. А ведь был Давид
Тебе щитом однажды, был когда-то
Доверьем облечен; сам к высшей чести
Меня ты поднял, это я был избран
Супругом дочери твоей… Но выкуп
Зловещий — сотню вражеских голов -
Ты требовал, и я двойную жатву
Снял для тебя… Однако вижу ясно,
Что не в себе Саул: его господь
Отдал во власть нечистому; о, небо!
Беда нам! Что без господа мы стоим!
Пусть ночь скорей уступит поле солнцу
Животворящему, оно с утра
Больших деяний будет очевидцем.
Гелвуе, ты прославишься в веках,
И скажут: "Здесь Давид своею волей
Себя вручил Саулу". — Выходи,
Все войско, из шатров. И выйди, царь:
Посмотрите, забыл ли я искусство
Открытой брани. Выйди, Филистия,
Изведать, как еще разит мой меч!

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Ионафан, Давид.


Ионафан
О! Чей там голос? К сердцу моему
Он путь как будто знает.
Давид
Кто там бродит?
Скорей бы рассветало! Не хочу
Предстать ночным бродягой…
Ионафан
Эй, кто ты?
Что прячешься у царского шатра?
Давид
Ионафан?… Решусь. — Я сын войны.
И да придет победа! В Филистии
Меня прекрасно знают.
Ионафан
Ах! Один
Давид сказал бы так.
Давид
Ионафан!
Ионафан
О, небо! Брат… Давид…
Давид
О, радость!
Ионафан
Правда ль,
Что ты в Гелвуе? Что отец мой скажет?
Мне страшно за тебя…
Давид
Да что там! Смерть
Я видел в битвах рядом тыщу раз
И шел ей встречь; неправедного гнева
Саулова я избегал потом,
Но только страх — погибель для героя,
Я не боюсь теперь; в большой угрозе
Царь, и народ, и будет ли Давидом
Тот, кто бесславно прячется в лесу?
И о себе ли хлопотать, когда
Над вами меч неверных занесен?
Я здесь, чтоб умереть: но только в битве,
Как сильный — за отечество и за
Того неблагодарного Саула,
Что молится о гибели моей.
Ионафан.
О, честь Давида! Явственно, что ты
Избранник бога. Он тебе внушил
Над человеческие эти чувства,
И ангел божий был твой поводырь, -
Но как войдешь к царю? В отрядах вражьих
Тебя он числит или хочет числить,
Изменником, крамольником тебя
Ославил.
Давид
Ах! Меня принудил он
Искать убежище среди врагов.
Но если на него поднимут меч,
Я за него меч подниму, покуда
Не одолею недругов. А там
Пусть наградит меня враждой и смертью.
Ионафан
Беда отцу! Обманщик рядом с ним:
Коварный Авенир, фальшивый друг,
Все льнет к нему. Злой дух в душе Саула
И тот дает порой передохнуть,
А козни и лукавство Авенира
Неутомимы. Он один любим,
Один в чести, коварный заушатель,
Боясь сравненья, он любую доблесть
Представит ненадежной и нетвердой.
Напрасно мы с женой твоей…
Давид
Жена!
О, имя сладостное! Где Мелхола?
Верна ли мне наперекор отцу?…
Ионафан
Верна ли!.. Здесь она, во стане…
Давид
Небо!
Так близко!.. Но зачем она при войске?
Ионафан
Жалея дочь, отец не захотел
Ее наедине оставить с горем,
К тому же дочь его как будто тешит,
Хотя всегда грустна. Увы! Наш дом -
Обитель слез, а ты от нас вдали.
Давид
Жена! Твой нежный облик у меня
Отнимет мысль о всех тревогах прежних,
Отнимет мысль о всех грядущих бедах.
Ионафан
Ах, если б ты видал ее!.. Едва
Вас разлучили, новые уборы
Лишь обостряли боль ее страданья;
Неприбранные волосы ее
Покрыты пеплом; бледные ланиты -
Слезами; в сердце — горькая печаль.
Сто раз на дню склоняется она
К ногам отца и умоляет, плача:
"Верни Давида, ты ж его мне дал".
Одежды рвет, слезами омывает
Отцову руку, так что сам он плачет.
А кто не плачет?… Авенир! Велит
Полубесчувственную от отца
Отнять.
Давид
Позорище! О, что я слышу?
Ионафан
Была бы это ложь!.. С тобой ушли
Мир, слава и уверенность в бою,
Погребены сердца израильтян,
А филистимлянин, что был младенцем,
Когда ты был у войска на челе,
Теперь велик стал, как глаза у страха;
Мы терпим поношенье и угрозы
Неслыханные. Нас загнали в стан.
Какое наваждение! Народ
Утратил меч и разум свой — Давида.
И я, который по стопам твоим
Шагал по полю брани не без славы,
В деснице слабость чувствую. Теперь,
Когда тебя я вижу, мой Давид,
Вдали, в заботах, вечно под угрозой,
Мне кажется, что я сражаюсь как бы
Не за родителя и господина
И не за чад моих: мне ты дороже,
Чем царство, чем отец, жена и дети…
Давид
Ты любишь сверх заслуг меня; люби
Тебя господь…
Ионафан
Он справедлив, всегда
Он награждает доблесть, он — с тобою.
Ты в смертный час пророка Самуила
Был в Раме принят; вещие уста
Того, кому отец мой был царем,
Поведали, что жизнь твоя священна
И драгоценна. Ах, одни лишь злые
Опасности двора тебе страшны,
Отнюдь не поле битвы; здесь под сенью
Шатров царя предательство со смертью
Стакнулись; смерть — решает Авенир,
А посылает царь. Беги, Давид,
И жди в горах, пока не зазвучит
Труба войны. Сегодня, полагаю,
Нас битва неизбежно позовет.
Давид
О, неужели смелые поступки
Скрывать, как козни? Нет, Саул увидит
Сперва меня, потом врага. Пришел
Я, чтоб смутить и образумить душу
Из самых неподатливых; пусть встречу
Я царский гнев, а после гнев мечей. -
Что скажешь, царь, когда, как раб, склонюсь
Перед тобой? Муж дочери твоей,
Ни в чем перед тобою не повинный,
Прошу прощенья: твой защитник давний,
В жерле опасности я, как опора,
Как щит и жертва, отдаюсь на милость. -
Священный старец, умиравший в Раме,
Призвал, и говорил мне, как отец,
И на руках моих скончался. Он,
Как сына, некогда любил Саула:
Но чем он был отдарен? Вещий старец
Мне завещал любовь к царю и верность,
Не меньшие, чем послушанье богу.
Его завет до моего скончанья
Неизгладимо начертал я в сердце:
"Увы, одумайся, Саул злосчастный,
Ведь вышний гнев над головой твоей!" -
Так Самуил сказал. — Хотя б увидеть
Тебя, Ионафан мой, упасенным
От кар небесных, так, надеюсь, будет,
Мы все спасемся, даже и Саул,
Коли опомнится. — Ах, горе, горе,
Когда господь небесный мечет громы!
Сам знаешь, что в ужасном высшем гневе
Порой карает он и неповинных.
Неодолимый, неуемный вихрь
Корчует, и ломает, и крушит
Равно отравный плевел, и цветок,
И плод, и лист.
Ионафан
Давид, он много может
Пред богом за Саула. В снах моих
Тебя я узнавал в таком величье,
Пред коим падал ниц. И здесь смолкаю.
И ты молчи. Пока я жив, клянусь,
Что никогда коварный меч Саула
Тебя не поразит! Но если козни…
О, небо! Что могу я? Средь утех
За трапезой, под музыку и пенье
Порой подносят в золоте погибель.
И кто убережет тебя?
Давид
Господь
Убережет, коли дано спастись,
А коли нет — и войско не поможет. -
Теперь скажи: могу ли я сперва
Жену увидеть? К ней боюсь войти,
Пока не рассвело…
Ионафан
Быть может, спит
Она в пуховиках? Нет, до зари
Оплакивать тебя она приходит;
И молимся мы вместе за отца
Недужного. Глянь! что-то там белеет,
Уж не она ли; отойди и слушай,
А если кто другой, то притаись,
Давид
Так будет.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Мелхола, Ионафан.


Мелхола
Нескончаемая ночь,
Когда уж ты исчезнешь? Но и солнце -
Ты разве вестник радости моей?
Увы, в бессонных сумерках живу,
Несчастная! — О брат, ты раньше встал?
Но как зато измаялась я телом,
Не ведающим отдыха и сна.
Могу ли отдыхать средь покрывал,
Когда бесценный мой, гоним, затравлен,
Лежит в звериных ямах на земле?
Увы, отец не милосердней зверя!
Саул жестокий! Ты супруга отнял
У дочери, зачем мне жизнь?… — Послушай,
Брат мой, здесь не могу я оставаться:
Пойдешь со мной — прекрасно, не пойдешь -
Пойду одна искать его: желаю
Давида встретить или смерть.
Ионафан
Помедли
И слезы успокой. Давид, быть может,
В Гелвуе сам придет.
Мелхола
Да что ты молвишь?
Прийти туда, где пребывает царь?…
Ионафан
Его влечет возвышенное сердце
Быть здесь с Ионафаном и Мелхолой.
Неужто ты не веришь, что любовь
Сильнее в нем, чем страх? Ты б удивилась,
Когда бы он пришел сюда?
Мелхола
О, небо!
Я б трепетала за него… И все же
Увидеть бы его…
Ионафан
А если он
Не убоится ничего? И смелость
Необычайную оденет в разум? -
Саул не так уж страшен в час жестокий,
Когда, утратив дерзость, сам не верит
В мощь собственной Десницы; ты-то знаешь,
Теперь, когда Давидова рука
Путь не мостит ему средь вражьих войск,
Саул нетверд; но он молчит, надменный.
Хоть каждый на лице его читает,
Что в сердце нет надежды на победу.
Здесь, может, кстати был бы твой супруг.
Мелхола
Да, может быть. Но он далеко… Где?
И что с ним?… горе!
Ионафан
Ближе, чем ты мыслишь,
Он от тебя.
Мелхола
О, не вводи в обман!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Давид, Мелхола, Ионафан.


Давид
Твой муж с тобой.
Мелхола
О, голос!.. О, виденье!..
О, радость!.. Нет… не в силах говорить. -
О, чудо!.. Я тебя ли обнимаю?…
Давид
Жена моя!.. О, горькая разлука!..
Пускай я нынче встречу смерть, но здесь,
Среди своих. Уж лучше умереть,
Чем в одичанье жить, когда никто
Тобой не дорожит и ты — никем.
Жду, жадный меч Саула — бей меня!
По крайней мере, добрая супруга
Закроет очи мне, и приберет,
И похоронит тело, и слезами
Оплачет.
Мелхола
О Давид мой! Ты исток
И устье всех надежд моих. Да будет
Счастливым твой приход! Не зря господь,
Тебя спасавший в стольких бедах, снова
Привел тебя ко мне… О, сколько сил
Один твой вид мне придает! Я так
Боялась за тебя… А вот сейчас
Почти уж не боюсь… Но что я вижу?
В какой одежде дикой и ужасной
Ты предстаешь! Явился на заре,
Герой ты мой, без всех почетных знаков,
Без епанчи пурпуровой роскошной,
Что я тебе ткала! В таком убранстве
Не зятю царскому, а пехотинцу
Обыкновенному ходить пристало.
Давид
Здесь лагерь воинский, а не дворец:
Тут изостренный меч и грубый плащ
Всего прекрасней. Кровью филистимлян
Я собираюсь епанчу свою
Окрасить. Будем вместе уповать,
Что справедливый бог спасет меня
В той сечи, если я достоин жить.
Ионафан
Совсем светло. Теперь не стоит мешкать.
Я думаю: пусть даже твой приход
И кстати, надо действовать с оглядкой. -
В обычае у нас в сей ранний час
К отцу являться. Мы уж приглядимся
И высмотрим, как управляет им
Его подавленное настроенье,
И если ветер нам благоприятен,
То исподволь, не сразу, подготовим
Царя ко встрече и устроим так,
Чтобы никто до срока не донес
О возвращении твоем. А ты
Уйди, пока тебя не опознали
И Авенир не подослал убийцу,
Забрало опусти, с толпой смешайся
Встающих воинов и ожидай -
Я за тобой вернусь или пришлю.
Мелхола
Как скроется средь воинов Давид,
Чей взгляд еще так блещет из-под шлема?
Кто так умеет меч носить? И кто
Так трубит к бою? Умоляю, скройся,
Любимый мой, пока я не вернусь!
Несчастная! Едва тебя нашла,
Должна оставить? Но на краткий срок,
Потом тебя вовеки не покину.
Теперь хочу, чтоб ты был безопасен.
Вон, погляди-ка в той лесной чащобе,
Направо, разглядел ли ты пещеру?
Вдали от мира часто о тебе
Вздыхаю здесь, тревожусь и зову,
Здесь твердый камень горькими слезами
Я орошаю; здесь и ты укройся
До времени.
Давид
Тебе повиноваться
Хочу во всем, жена моя. Ступайте
Спокойно. Я не буду опрометчив,
При мне мой разум, ради вас двоих
Оберегусь и положусь на бога.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Саул, Авенир.


Саул
Прекрасно это утро. Солнце встало
Без алой плащаницы и как будто
Сулит счастливый день. — О времена!
Где вы, ушедшие? Тогда Саул
Не поднимался в лагере с ковров,
Не будучи уверенным, что к ночи
Спать ляжет победителем.
Авенир
О царь,
Зачем сомненье? Ты не пасовал
Перед напором филистимлян. Это
Сражение, — попомнишь Авенира, -
Чем более оттянется, тем будет
Почетней и полней твоя победа.
Саул
Ах, Авенир, — когда переберешь
Дела людские — ясно, что воззренье
У юности иное, чем у нас!
Когда я мог рогатину метать,
Которую сейчас едва держу,
Я мало колебался… Но не младость
Одну утратил я… Была со мною
Еще неодолимая десница
Всевышнего!.. И был, по крайней мере,
Со мной Давид, мой витязь.
Авенир
Ну а мы?
Уж будто без него победы нет?
Коль думать так, я меч бы обнажил
Лишь для того, чтобы пронзить себя.
Давид, который первая причина
Всех бед твоих…
Саул
Ах, нет! Причина бед
Моих страшней… А ты? Зачем скрывать
Весь ужас положенья? Если б не был
Я любящим отцом, каким являюсь,
К несчастью… ах, нужны ли были мне
Победа, царство?… В гущу вражьих копий
Давно бы ринулся без промедленья,
Давно б уже без жалости пресек
Ужасное мое существованье.
Ведь сколько лет уже не тешил смех
Мои уста? Возлюбленные чада,
Ко мне ласкаясь, вызывают часто
Лишь гнев во мне… Нетерпеливый, мрачный.
Жестокий, злобный — вот я стал каков,
Всегда себе не мил, не мил другим,
При мире жажду войн, при войнах — мира,
Из каждой чаши пью я тайный яд,
Ищу я в друге недруга; порою
Ворс нежный ассирийского ковра
Колюч, как терн, тревожен краткий сон,
Ужасны сновиденья… Кто поверит?
Страшит меня военный зов трубы,
Превыше нету для Саула страха,
Чем звук трубы. Ты видишь: овдовел
Саулов дом, утративший величье;
Ты видишь сам: со мной ли нынче бог,
И ты (ах! разумеешь это сам),
Ты кажешься порой мне верным другом,
Как есть на деле, — сильным полководцем,
Соратником, и воином, и славы
Моей защитником, а вдруг — лжецом,
Придворным лицемером, низким, хитрым
Врагом, изменником…
Авенир
Увы, Саул,
Ты и сегодня, в полном разуменье,
Все так же возвращаешься к предметам
Былого времени! А вся смятенность
Души твоей (ты знаешь!) происходит
Из обиталища пророков этих,
Из Рамы. Кто впервые произнес,
Что ты отвержен богом? Самуил -
Старик тщеславный, дерзкий, лживый, хитрый;
Потом орава гнусных лицемеров
Отозвалась ему, как эхо. Он,
Завистник, над твоей главой увидел
Венец, который почитал своим.
Он ожидал, что царская корона
Вот-вот коснется седины его,
Когда своей единодушной волей
Народ Израиля пустил по ветру
Тот замысел, избрав себе царем
Воителя. И в этом весь твой грех.
И сразу ты не стал избранник божий,
Как только сам себе стал господин.
Сперва лишь это тронуло твой ум,
Потом нашептывания Давида
Усугубили дело. Да, конечно,
В бою он был храбрец, не отрицаю,
Но он всегда прислужник Самуила,
Он больше расположен к алтарю,
Чем к полю битвы, он десницей — воин,
Душой — священник. — Вот теперь ты знаешь
Всю истину без ложной мишуры.
Я рода твоего, и блеск царя
Есть слава Авенира, а Давид
Не вознесется, не поправ Саула.
Саул
Давид?… Я не терплю его… Но дочь
Ему я отдал в жены… Что ты знаешь!
Все тот же голос, тот же вышний голос,
Что по ночам когда-то звал меня,
Когда я — молод, беден и безвестен -
И мысленно не приближался к трону;
Тот самый голос с жутким выраженьем
Меня вдруг вспугивает по ночам,
Гремя, как разъяренная волна:
"Приди, Саул, приди, Саул!.." Священный,
Пророческий, величественный образ,
Являвшийся мне до оповещенья
О том, что бог избрал меня царем,
Мне чудится, я вижу Самуила
Во сне, но по-иному, чем тогда.
Его я вижу из теснины мрачной
Сидящим на сияющей горе:
Пред ним Давид коленопреклоненный,
Его священным миром умащает
Пророк, другою длинною рукой,
Которая не меньше ста локтей,
Он тянется к моей главе, срывает
С волос венец и волосы Давида
Украсить хочет; веришь ли — Давид
Ниц падает, венец не принимает,
И вопиет, и слезы льет, и кажет,
Чтоб мне его вернули… — О, виденье!
О, мой Давид! Ты, значит, мне послушен?
Ты зять еще? и сын? и друг? и верный
Мой подданный?… Но ярость! но проклятье!
Венец похитить с этой головы!
О, трепещи же, старый посягатель…
Кто ты?… Конец тому, кто так помыслит!..
Ах, горе мне! вот я уже в бреду!..
Авенир
Погибнет пусть Давид: исчезнут с ним
Все страхи, и несчастья, и виденья.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Ионафан, Мелхола, Саул, Авенир.


Ионафан
Да будет мир царю!
Мелхола
Да будет бог
С отцом!
Саул
…Со мной — страданье. — Правда, нынче
Я встал чуть свет с приятным упованьем.
Но вот уже развеялось оно,
Как мга в пустыне. — Сын мой, толку нет
Оттягивать сраженье. Отменить
Его со страху — хуже, чем принять.
Сегодня быть сраженью, таково
Мое желанье.
Ионафан
Да придет победа.
Отец, не сомневайся: быть в надежде
Ты не имел столь веских оснований.
Лицо свое весельем озари!
Я чувствую победу. Вражьи трупы
Покроют это поле, страшный пир
Устроим хищникам крылатым…
Мелхола
Вновь
Ты обретешь, отец, желанный отдых
В своем дворце. Под пальмами вкушая
Блаженство и веселье, ты захочешь
Дочь горестную к жизни возвратить
И мужа ей вернуть…
Саул
…Что ж это? Слезы
И здесь унять не можешь?… Или хочешь
Ты сетованьем нудным освежить
Усталый ум Саула? Вот какое
Мне даришь утешенье? Уходи,
Дочь слез, оставь меня!
Мелхола
Как я несчастна!..
Ты запрещаешь плакать мне, отец?…
Но кто, отец, доныне держит душу
Мою в пучине слез?
Ионафан
Молчи, сестра!
Не докучай отцу! — Саул, прими
Известье: дуновение победы
Над нами, дух воинственный нисходит
На нас с небес, и ныне ратный стан
Исполнен будет им. Ты в этом сам
Удостоверишься.
Саул
О, ты намерен,
Как видно, и Саула приобщить
К дурацкой радости? — Что за победа?
И что за дух? Восплачьте! Древний дуб,
Что лишь вчера шумел ветвями гордо,
Сегодня обнажит сухие корни.
Все будет — слезы, буря, кровь и смерть.
Так рвите на себе одежду, пеплом
Позора головы посыпьте. Вот он,
Сей день конца, для нас последний день.
Авенир
Уж сколько раз твердил: ваш постный вид
Всегда его свирепую тревогу
Удваивает.
Мелхола
Что же? Нам покинуть
Любимого родителя?
Ионафан
Один
Ты хочешь с ним остаться? Чтоб в твоих
Руках?…
Саул
Да что такое? Что я вижу?
Моих детей в негодованье? Кто
Их оскорбил? Не ты ли, Авенир?
В них кровь моя. Запомни и молчи…
Ионафан
О да! Мы кровь твоя. И для тебя
Всю кровь отдать готовы…
Мелхола
Ах, отец,
Поверь, не только собственные чувства
Велят молить о возвращенье мужа.
Прошу вернуть защитника, и силу
Отечества, и страх для филистимлян.
В туманные часы твоей тоски,
В часы угрюмых мыслей о кончине,
Не он ли, не Давид, небесным пеньем
Тебя чудесно ублажал? Скажи,
Не он ли был тогда, как луч в потемках?
Ионафан
А я? Уж не всегда ль при мне мой меч?
Но где мой меч, когда великий воин
Не подает примера звучным шагом
Моим шагам? А был бы здесь Давид,
Речь шла бы не о бое — о победе.
Саул
О, дни былые!.. Славные года
Побед!.. О, выстроившиеся в ряд
Роскошные и пышные триумфы!
Вот с поля возвращаюсь, славной пылью
Запорошенный, пот и кровь на мне,
Средь усмиренной спеси прохожу
И господу хвалу… Кто? Я?… Хвалу?
К моей хвале железны уши бога.
И я немею… Где былая слава?
Где кровь моих повергнутых врагов?
Ионафан
С Давидом было все…
Мелхола
Но нет с тобой
Давида. Ты напрасным подозреньем
Его изгнал и гибели обрек…
А он — твой сын и лучшее созданье -
Послушен, скромен, молнии быстрей
В повиновенье, и в любви к тебе
Он превосходит нас. Верни, отец…
Саул
Неужто плачу? Твердого к слезам,
Кто принуждает плакать?… Ах, оставьте
Мои глаза сухими.
Авенир
Государь,
Не лучше ли тебе уйти в шатер?
Я скоро покажу тебе отряды,
Построенные к бою. И тогда
Ты выйдешь и сумеешь убедиться,
Что нету ничего в Давиде, кроме…

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Давид, Саул, Авенир, Ионафан, Мелхола.


Давид
Отсутствия вины.
Саул
Что вижу?!
Мелхола
Боже!
Ионафан
Что ты наделал?!
Авенир
Дерзость!
Ионафан
Ах, отец!..
Мелхола
Отец, вот муж мой, ты его мне дал.
Саул
Что вижу я?
Давид
Мой царь! Давно хотел
Ты головы моей. Так вот — бери,
Секи ее.
Саул
Что слышу?… О Давид!
В тебе вещает бог; тебя привел
Ко мне господь…
Давид
Да, царь, тот, кто господь,
Тот, кто меня, несмелого юнца,
Лицом к лицу тогда поставил в Эле
С той непомерной спесью, с Голиафом,
Вооруженным с ног до головы,
Тот, кто потом твоим суровым ратям
Победу присовокуплял к победе
И для своих непостижимых целей
Незримо направлял мою десницу
К деяньям, — да! тот бог, который вел
Меня к тебе с победой. Как желаешь -
В рядах бойцов иль на челе у войска, -
Прими меня. Пусть будет враг повергнут
Сперва, пусть аквилон развеет тучи,
Которые скопились над тобой;
Потом, Саул, казнишь меня в награду.
Ни одного движенья, ни волненья
Тебе не будет стоить смерть моя.
Ты скажешь: "Сгинь, Давид!" — и Авенир
Убьет меня. — Я буду без меча
И без щита, носить мне не пристало
Оружье во дворце у господина,
Оно для тех, что лишены терпенья,
Смирения, молитвы и любви.
Пускай, коли того захочет бог,
Погибну как твой сын, а не как враг.
Так на горе готов был кровь отдать
Сын праотца; ни знаком, ни движеньем
Не показал он неповиновенья.
Над ним была занесена рука
Для убиенья зверского, а он
Отцу другую руку целовал.
Вели мне быть, как он, все отними.
Господь меня великим сделал, он
В прах превратит меня.
Саул
Какой туман
В моих незрячих старческих глазах
Развеял ты! О, что я слышу сердцем!..
Ты смел в речах, Давид. Ты смелым был,
Но, ослепленный собственной гордыней,
Дерзнул презреть меня, превысить власть,
Мой блеск присвоить, а хвалы похитить.
Пусть был бы я не царь твой — свежий воин,
Ты пренебрег заслуженным бойцом!
Великодушный, здесь ты не был им.
Тебе израильские пели жены:
"Давид, герой, убил он тьмы и тьмы,
Саул лишь тыщи". Ах, я был пронзен
Той песнею. А ты им не ответил:
"Саул, когда был молод, убивал
Не тысячу, а тоже тьмы, он — воин,
Он сотворил меня".
Давид
Я говорил,
Но тот, кто был ключарь твоих ушей,
Кричал: "Давид, он слишком на виду.
Он на устах у всех, в сердцах у многих,
Коль не убить, то как его пресечь?"
А мог бы Авенир сказать царю
Не так искусно, но зато правдиво?
"Давид намного превзошел меня,
Поэтому его я ненавижу,
Завидую, мечтаю сжить со света",
Авенир
Изменник! А в тот день, когда ты шел
Шушукаться с своими вещунами,
Когда царю ты подлые тенета
Раскидывал, когда средь филистимлян
Скрывался, среди недругов нечистых
Дни проводил, с подручными своими
Не прерывая тайные сношенья, -
Я ль наговаривал? А может, ты
Творил все это? Поначалу кто
Располагал царя к тебе и кто
Советовал принять тебя в зятья?
Я, Авенир, один…
Мелхола
Нет, я Давида
Сама добилась, доблестью его
Увлечена. Он был моим дыханьем,
Мечтою тайной, был моей надеждой.
В нем жизнь моя. И даже в низшем званье,
И даже в жалкой нищете Давид
Способен сердце одарить мое
Щедрей, чем все властители Востока.
Саул
Но чем, Давид, улики Авенира
Ты опровергнешь? Отвечай: не ты ли
Скрывался в Филистии? Семена
Злодейских смут не ты ль в народе сеял?
Не ты ли, наконец, на жизнь царя,
На жизнь отца второго, посягал
Не раз?
Давид
Пусть за меня ответит этот
Лоскут от царской мантии твоей.
Узнал его? Возьми: сличи.
Саул
А ну-ка!
И вправду — мой… Да где ты это взял?
Давид
Взял у тебя. От мантии твоей
Мечом отрезал. — Помнишь об Енгадде?
Там, где меня ты загонял, как зверя,
Чтобы казнить, в пещере близ ручья
Тогда я укрывался; там и ты
Один, оставив всех своих вояк
На страже близ ее крутого входа,
Прилег соснуть на мягких покрывалах
И мирно задремал… О, небо! Как
Ты мог заснуть с душою, полной злобы?
Уж не смеется ли порой господь
Над замыслами нашими? Тогда
Я мог убить тебя и мог бежать,
Я знал запасный выход: и тому,
Что мог я, вот свидетель — твой лоскут.
Ты, царь, великий, гордый, во главе
Отряда воинов, ты был в руках
Презренного изгнанника… А где
Был Авенир, недреманное око?
Так служит он? Так бережет царя?
Гляди, кого ты одарил доверьем
И на кого ты обратил свой гнев!
Неужто у тебя теперь нет знака
Великодушья, верности и чести,
И нету знака преданности малой,
И ярой зависти, и небреженья.
Присущих Авениру?
Саул
Победил…
Ты победил, сын мой! А ты молчи
И слушай, Авенир!
Мелхола
О, радость!
Давид
Царь!
Ионафан
О, день счастливый!
Мелхола
О, супруг!
Саул
Сей день
И впрямь есть день веселья и победы.
Хочу, чтоб ты начальствовал в бою;
Пусть стерпит Авенир, я так желаю.
Тягаться можете в уничтоженье
Врагов. Ионафан, ты рядом с братом
Сражаться будешь; за тебя в ответе -
Давид, а ты в ответе за него.
Ионафан
Начальником — Давид, порукой — бог.
Мелхола
Бог возвратил тебя, он — сбережет…
Саул
Довольно! Сын мой, перед долгим боем
Войди в шатер, чтоб отдохнуть. Пускай
Любимая жена смягчит страданье
Разлуки вашей, пусть своей рукой
Тебе нальет и за столом прислужит.
Ах, дочь, исправь, насколько это можно,
Родителя невольные ошибки.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Давид, Авенир.


Авенир
Я здесь: едва закончилось застолье,
Пришел по зову твоему.
Давид
Хочу
Поговорить с тобой.
Авенир
Услышать хочешь
О будущем сраженье?…
Давид
И сказать,
Чтоб ты не мне служил, но оба мы
Служили государю, и народу,
И господу единому. Иного
Пусть в нас не будет умысла!
Авенир
Рожден
От царской крови, я служил царю
Мечом задолго до того, как свист
Твоей пращи раздался в поле…
Давид
Кровь
Не царская во мне, мои дела
Известны всем, я ими не хвалюсь.
И Авенир их знает. Что ж, предай
Мои дела забвенью. О своих
Зато ты помнишь; сам себе соперник,
Себя ты затеваешь превзойти.
Авенир
Я был здесь полководцем, а Давида
Здесь не было: тогда имел я право
Приказами уготовлять победу.
Послушай, что бы сделал я тогда:
Стан филистимлян далеко в долине
Расположился с севера на юг.
Он с тылу чащей, а с чела обрывом
Прикрыт, с востока также защищен
Холмом пологим, чей обратный скат
С бугристой и щетинистой спиной;
Проход открыт лишь с запада меж гор,
Оттуда до рокочущего моря
Препятствий нету на большой равнине.
Коли туда врага завлечь удастся,
Победа будет наша. Мы начнем
С притворной ретирады. Разделившись
На три отряда, мы отходим влево,
Долиной обходя их правый фланг.
Передний строй как будто отступает,
Второй стоит как бы в недоуменье,
Последний, спутав редкие ряды,
Становится приманкой для врага.
Тем временем отборный наш отряд
Штурмует трудный холм с востока, с тыла.
И вот уж заперт враг с боков, и сзади,
И спереди; теперь пойдет резня.
Давид
Ты мудр и смел. В твоих распоряженьях
Ни слова не изменишь, Авенир.
Хвалю за доблесть. Я же буду воин,
А не начальник; к распорядку боя
Прибавлю только меч.
Авенир
Кто вождь? — Давид,
Кто властелин войны? — Давид. И кто,
Кроме него, у нас воитель?
Давид
Право,
При стольких доблестях не подобает
Быть столь завистливым. Твой план сраженья -
Отменный план. Ионафан и я
Соединимся у шатра Саула;
Ус отведет войска; с отборной тыщей
Пойдет Садок на штурм холма; а ты
Возглавишь наши силы в сердце битвы,
Авенир
Но первый — ты, и место здесь — твое.
Давид
Нет, будешь ты начальник главных сил.
Светило только встало, ты держись
В готовности, но трубы пусть молчат
И грянут лишь в четыре пополудни.
Ты чувствуешь, какой с захода ветер;
И солнце в очи, и густая пыль -
Все это будет к ночи нам помогой!
Авенир
Ты хорошо сказал.
Давид
Итак, ступай,
Распорядись и козням царедворца,
Которых лучше бы тебе не знать,
Не дай отнять достоинств полководца.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Давид.


Давид
Да, план его хитер и полон пыла.
Но есть ли толк в раденье полководца
Без мужества солдата? Авенир
Его лишен: меня им бог отметил.
Сегодня победим, а завтра вновь
Оставлен будет царь, ведь мне не знать
Покоя рядом с ним… Да что поделать!
Победа станет новою виной.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Мелхола, Давид.


Мелхола
Ты знаешь ли, супруг? Едва отец
Из-за стола поднялся, Авенир
Уж тут как тут и что-то пошептал,
Я подхожу, а он скорее прочь,
И царь уже не прежний.
Давид
Что ж случилось?
Мелхола
Царь был за нас, он плакал вместе с нами,
Он обнимал нас, он нам пожелал,
Чтобы пошли от нас колена храбрых
Ему в помогу; он казался паче
Отца, теперь он паче стал царя,
Давид
О, прежде времени не плачь, жена!
Царь волен нас карать и награждать.
Сегодня б не вернулся на щите,
А завтра к злобной мысли обо мне
Вернется он; и снова мне изгнанье,
Ничтожество, и бегство, и тревоги.
Смерть для меня одна — тебя покинуть,
Но этого не избежать… Увы!
Злосчастный брак, напрасная надежда!
Счастливый царский род тебе сулил
Иного мужа, ты его лишилась
Из-за меня, злосчастного!.. Не станет
Отцом благополучного семейства
Твой муж бродячий, вечный твой беглец.
Мелхола
Ах, нет, не будем мы разлучены;
Нас не разделят. Больше не вернусь
К той страшной, одинокой жизни: лучше
Могила. В сей обители тоски
Я дни в слезах влачила, мне порою
Ужасным призраком казалась тень.
То, чудится, висит жестокий меч
Отца над головой твоей, и слышу
Твои слова страданья и смиренья,
Что самый жуткий гнев могли б унять,
Но все ж твое пронзает сердце дикий
Саул; то среди темных закоулков
Пещеры вижу, как ты стелешь ложе
На камне, и от страха замираешь
При каждом звуке, и бежишь, и снова
Бежишь, и не находишь ни укрытья,
Ни друга, ни покоя, утомленный,
Ослабший, жаждой мучимый… О, небо!
Могу ль тебе пересказать мое
Смятенье? — Нет, теперь тебя вовеки
Я не оставлю…
Давид
Ты мне травишь сердце!
О, погоди… Сей день дарован крови,
А не слезам.
Мелхола
Не знай помехи в битве!
Сраженья не боюсь, господь — твой щит
Особенной закалки, но страшусь
Коварства Авенира, как бы вред
Он не нанес сегодняшней победе.
Давид
А что? Неужто государь в сомненье,
Доверить ли мне дело?
Мелхола
Не скажу,
Но был он хмур и бормотал невнятно
О подлости пророков, о каких-то
Бродягах и о доблести фальшивой…
Отрывочные, темные слова,
Зловещие для дочери Саула
И для жены Давида.
Давид
Вот он, царь,
Послушаем его.
Мелхола
О боже правый!
Приди на помощь твоему рабу,
Смути нечестье, просвети отца,
Спаси супруга, защити народ!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Саул, Ионафан, Мелхола, Давид.


Ионафан
Иди, отец любимый, мыслям дай
Передохнуть, пусть чистый, свежий воздух
Тебе даст бодрости, побудь немного
С детьми твоими.
Саул
Что за болтовня.
Мелхола
Отец!
Саул
Кто вы такие?… Кто твердит
О чистом воздухе?… Туман и мга,
Тень смерти здесь, потемки… о, гляди,
Стань ближе, видишь: там вокруг светила -
Кровавый пояс… Слышишь дикий крик
Зловещих птиц? В округе скорбный плач,
И он томит и вызывает слезы…
Но что? Вы тоже плачете?…
Ионафан
О, боже,
Зачем ты отвернулся от царя
Саула? Почему для злого духа
Покинул прежнего раба?
Мелхола
Отец,
Гляди, здесь дочь любимая твоя,
Она с тобою делит и веселье,
И слезы… Но о чем теперь нам плакать?
Вернулась радость.
Саул
Говори… Давид…
Так почему ж меня он не обнимет?
Давид
Отец!.. Удерживает опасенье
Докучливым быть. Ах, когда б ты мог
Читать в душе! Я, как всегда, с тобой.
Саул
Саула… любишь ты… и дом его?…
Давид
Люблю ли? Небо!.. Да, Ионафан -
Зеница ока моего, а ты, -
Ради тебя готов презреть любую
Опасность, а жена расскажет лучше,
Как я люблю ее…
Саул
Однако ты
Себя высоко ставишь…
Давид
Как высоко?
На поле битвы — воин, при дворе -
Твой зять, а перед богом я — ничто.
Саул
А! все твердишь о боге мне, хотя
Известно, что давно я отлучен
От бога гневной злобой и коварством
Священников. Чтоб уязвить меня.
Ты поминаешь бога?
Давид
Чтоб воздать
Хвалу ему… Зачем ты так уверен,
Что нет его с тобой? С тем, кто не хочет,
Он не пребудет, но не знал отказа
Тот, кто воззвал и вверился ему.
Он трон тебе вручил, хранил на троне,
И ты — его, коль на него в надежде.
Саул
Кто здесь вещает с неба?… В белых ризах,
Видать, сошел священный сей вещун?
А ну-ка глянем на него… Э, нет,
Ты воин при мече, так подойди-ка,
Дай разгляжу: Давид иль Самуил
Глаголет здесь?… А это что за меч?
Не я ль тебе вручил его?
Давид
Сей меч
Достала мне моя праща. Он в Эле
Висел, отточенный, над головой;
Я видел: страшная зарница смерти
Сверкнула мне в деснице Голиафа,
Громадины свирепой, но на стали
Кровь запеклась его, а не моя.
Саул
Не сей ли меч реликвией священной
Подвешен в Номве был над алтарем?
Не он ли так был в эфод запеленат,
Чтоб взор его ничей не осквернил?
Не он ли богу посвящен навечно?
Давид
Да, это так, но…
Саул
Кто ж посмел его
Тебе отдать? Кто? Говори!
Давид
Скажу.
Я в Номву безоружным беглецом
Пробрался, почему бежал — известно.
Дороги злонамеренного люда
Полны, я — без меча, и что ни шаг -
Подстерегает смерть. Главу смиренно
Склонил я в скинии, куда нисходит
Дух божий: там священное оружье
(Уж ежели кому его носить
Из смертных, то единственно Давиду!)
Просил я у служителя.
Саул
А он?…
Давид
Мне отдал.
Саул
Кто был он?
Давид
Ахимелех.
Саул
Изменник подлый!.. С алтаря?… О, ярость!
Вы все преступники! Все вероломцы!..
Вы слуги бога? Нет — его враги!
О, черная душа под белой ризой!..
Подать секиру! Где алтарь?… Где жертва?
Все на колени! Заколю!..
Мелхола
Отец!
Ионафан
О, небо! Что ты делаешь? Опомнись!
Здесь нет ни алтаря, ни жертвы. Чти
Священников, и бог тебя услышит.
Саул
Кто мне мешает? Кто велит смириться?
Кто непокорствует?
Ионафан
Отец!
Давид
Спаси
Его, о господи! У ног твоих
О том твой раб смиренно заклинает.
Саул
Мир отнят у меня. Светило, царство,
Сын, дочь, душа — все отнято! Несчастный
Саул!.. И кто утешит? Кто опора
И поводырь незрячего!.. Жестоки
И немы дети… Только и мечтают
О смерти старца немощного, видят
Одну лишь роковую диадему,
Венчающую голову седую.
На, на — срывай ее; снимайте сразу
Трясущуюся голову отца
С гнилого тела!.. Ах, ужасный миг!
Нет, лучше смерть!.. Зову ее…
Мелхола
Отец!
Никто из нас твоей не хочет смерти.
Мы все тебя готовы уберечь!..
Ионафан
Сейчас в слезах его растает ярость.
О брат, теперь свой голос пробуди,
Не раз, смирен твоим небесным пеньем,
Он ублажался в сладком забытьи.
Мелхола
Ах, да, ему перехватило горло,
Дыханья не хватает, грозный взгляд
Заволокло слезами, помоги
Скорей Саулу.
Давид
К богу говорю:
"О ты, предвечный, сильный и нетленный,
Меня извлекший из небытия,
Ты, до кого лишь мыслью дерзновенной
Порою досягнуть решаюсь я,
Ты, прозревающий сквозь твердь вселенной
Все помыслы, как зоркий судия,
Которого лишь знак и мановенье
Рассеивают зло в одно мгновенье.
Ты низошел однажды в наши долы
В сиянье быстрых херувимских крыл,
И огнь своей неодолимой воли
В проводника и пастыря вложил,
Ему открыл пресущные глаголы,
Мечом и разумом вооружил;
О! ниспошли один лишь луч желанный,
Чтоб днесь рассечь завесу тьмы туманной
Здесь, где лишь тьма и слезы…"
Саул
Слышу голос
Давида?… Ах, освободи меня
От забытья смертельного: напомни
Мне о блистанье юношеских лет!
Давид
"Кто мчит? Не вижу, но дрожу от гула,
Суровым афром поднятая, мчится
Там черной пыли пелена.
Но вот распалась, и булат лучится
У войска, что порядки развернуло,
И, словно башня, ввысь вознесена
Увенчанная голова Саула.
Дрожит земля от топота, и звона,
И кликов боевых;
Трепещут небо и земное лоно,
Как будто дунул вихрь.
Идет Саул со всею силой страшной
Пехоты, конницы и колесниц;
И враг лишился дерзости вчерашней,
И льется божий гнев из-под ресниц.
Где ж ваша злая спесь, сыны Аммона?
Обиды где, что племени господню
Так дерзостно нанесены?
Для ваших тел поля тесны сегодня,
И страшен праздник жатвы похоронной;
Так за нечестье мы отомщены
Твоим паденьем, недруг беззаконный!
Но слышу: боевые трубы трубят
И нарастает гром.
И это сам Саул, который рубит
Испуганный Эдом.
Моав и Сова рядом с Амалеком
Познали наконец позор и страх;
Саул, подобно половодным рекам,
Крушит, ломает и смывает прах",
Саул
Да, это прежний боевой сигнал,
Он вновь зовет меня от гроба к славе
И словно возвращает к пылким дням…
Ах, что я говорю!.. Военный клич -
Пристало ль это старцу?… Сон, покой.
Забвенье, праздность…
Давид
Воспою покой:
"Вблизи ручья родного
Усталый, в жаркий полдень,
Сидит герой господень
В тени вечно живого
Приветственного лавра.
И дорогие чада,
Сочувствуя тревогам,
Несут ему отраду,
И рады возвращенью,
И плачут в умиленье
Так радостно,
Так сладостно,
Что не расскажет слово.
Старшая дочь снимает
Тяжелую кольчугу,
А милая супруга
Тихонько обнимает,
А дочь его меньшая
Чело водой студеной
Омыла, утешая,
И облак благовонный
Цветов и сладких зелий
Несет к его постели -
И радуясь,
И жалуясь,
Что плохо услужает.
Другим трудом гордятся
Мужская отрасль дома
И служит по-иному.
Сын старший веселится,
До блеска начищая
Меч, кровью обагренный;
И, зависть ощущая,
Подросток восхищенный
Поднять копьище тщится,
Но немощна десница;
А сын меньшой,
Взяв щит большой,
Им пробует закрыться.
И слезы радости
Невольно катятся
Из царских глаз.
Он рода гордого
И благородного
Душа и глас.
О мирное время,
Будь благословенно,
И благодаренье
Тем, кто неизменно
Полны к нам любви.
Но уж солнце прячется,
Ветки не колышутся,
В сон успокоительный
Погрузился царь".
Саул
Счастлив отец подобного семейства!
Покой прекрасен!.. Чувствую — течет
По жилам млеко нежности… — Но ты,
Чего ты хочешь? Сделать малодушным
Саула средь семейного досуга?
Отважный царь! оружием негодным
Ты, может быть, валяешься теперь?
Давид
"Царь почивает, но владыка тверди
В подобных яви, ощутимых снах
Являет перед спящим духов смерти.
Уже повергнут самовластный враг
Рукой царя в решительном сраженье,
И зло превращено в бессильный прах.
Вот молния приводит в ослепленье…
То меч царя, как изостренный гнев,
Сулит и храбрецу и трусу тленье.
Так львиный рык звучит в тени дерев,
Порой пугая путника и зверя.
Но чувствам отдохнуть дает и лев,
Хотя пастух с отарою в пещере
Изведал, что обманчив сей покой,
Он знает — лев очнется, пасть ощеря,
И кровь прольется щедрою рекой.
Вот проснулся царь, и вот
Он опять оружья просит.
Кто на бой его зовет?
Кто теперь главы не сносит?
Я вижу полосу ужасного огня,
Завесу мощи над недругом упорным.
Все вижу черным. Здесь кровь лилась потоком
В краю жестоком. — Разит небесный пламень
Быстрей, чем камень, запущенный пращою;
И чьей рукою тот камень был запущен?
Той вездесущей! — В немыслимом паренье
Небесной тенью, в священном нетерпенье
Расправил перья орел — посланец божий,
Чтоб изничтожить все племя нечестивых
И нерадивых, молящихся безбожным
Кумирам ложным. — Издалека он мчится,
Карая филистийца.
И наступаю я, и в ярости похода
Я вижу два меча у нашего народа".
Саул
Кто похваляется? Какой еще
Меч, кроме моего?… Сгинь, провались,
Убей себя…
Мелхола
Остановись! О, небо!..
Ионафан
Что делаешь, отец!
Давид
Несчастный царь!
Мелхола
О муж, беги! Его с трудом мы держим!

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Ионафан, Саул, Мелхола.


Мелхола
Отец любимый… погоди…
Ионафан
Опомнись!
Саул
Кто здесь посмел держать меня?… Где меч?
Подайте меч.
Ионафан
Отец, уйдем отсюда,
Я не пущу тебя. Гляди: здесь чада
Твои; скорей вернемся в твой шатер;
Тебе необходим хоть час покоя…
Иди, забудь свой гнев, побудь с детьми
Своими…
Мелхола
…Ведь они всегда с тобой…

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Ионафан, Мелхола.


Мелхола
Ответь, Ионафан: в шатер отца
Вернуться может муж мой?
Ионафан
Нет, Саул
При нем не ведает покоя; правда,
Сейчас он укротился, но сильна
В нем ревность, и она его ломает.
Ступай к супругу, будь при нем.
Мелхола
Беда!..
Как я несчастна!.. Муж надежно спрятан,
Его никто не может отыскать;
Иду к нему.
Ионафан
О, небо! Вот отец,
Себе в смятенье места не находит.
Мелхола
Злосчастная! Что я ему скажу?…
Бежать…

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Саул, Мелхола, Ионафан.


Саул
Кто от меня хотел бежать?
Ты, женщина?
Мелхола
Владыка!
Саул
Где Давид?
Мелхола
Не ведаю…
Саул
Не ведаешь?
Ионафан
Отец…
Саул
Ступай и приведи его ко мне.
Мелхола
Я?… Где искать его?…
Саул
Ты царской воле
Не повинуешься?

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Саул, Ионафан.


Саул
…Ионафан,
Ты любишь ли меня?
Ионафан
Люблю, отец,
Но мне и слава дорога твоя,
И опрометчивым твоим порывам
Противлюсь я, как подобает сыну.
Саул
Удерживаешь слишком часто руку
Отцову; на себя пеняй: оружье,
Что ты отводишь от чужой груди,
Ты обращаешь на себя… Храни,
Оберегай Давида, ждать недолго…
Ты слышишь тайный голос, что кричит:
"Давиду быть царем!" — Нет, нет! Не быть!
Ионафан
А ты услышь в душе, как громогласно
Кричит господь: "Избранник мой — Давид,
Он божий человек". Не на виду ли
Его дела? Не молкнет ли при нем
Завистливая ярость Авенира?
Да ты и сам, едва в себя придешь,
Не замечаешь ли, как подозренья
Рассеиваются, подобно мгле
Туманной от лучей? Когда злой дух
Вселяется в тебя, воображаешь,
Что это я удерживаю руку
Твою. А это бог. Едва направишь
На грудь неверный меч, как чьей-то силой
Отброшен он; тебе бы пасть в слезах
К его ногам, раскаявшимся, да!
Ведь ты ж не закоснел во зле.
Саул
Увы,
Ты прав. Непостижимое есть нечто
В Давиде. Помню, в Эле он предстал
Передо мной, и взор был очарован,
Но сердце — нет. Я полюбить его
Готов был, но всегда негодованье
Встает стеной меж нами. А когда
Я извести хочу его, он вновь
Обезоруживает, восхищает,
И я в его присутствии — ничто…
Конечно, это месть десницы вышней.
Теперь я всюду узнаю тебя,
О, страшная рука… Но в чем причина?
Ищу, но где? Я не богоотступник;
Мне мстит священство; и Давид — орудье
Злодейских замыслов; он видел в Раме
Пророка Самуила; перед смертью
С ним говорил неистовый старик.
Кто знает, может быть, елей небесный,
Которым прежде он меня помазал,
Предатель после пролил на чело
Противоборца моего?… Ты знаешь
Про это?… Ах, ты знаешь? Говори!
Ионафан
Отец, мне это неизвестно. Но
Когда бы так, не должен ли и я
Быть оскорблен — твой первородный сын?
Ведь разве трон не предназначен мне,
Когда ты к праотцам уйдешь? И если
При этом я молчу, за то винить
Меня нельзя! Намного превзошел
Меня умом и доблестью Давид;
Чем больше в нем достоинств, тем сильнее
Его люблю. И если тот, кто царства
Дает и отбирает, в нужный час
Отдаст его Давиду, это будет
Знак для меня, что он меня достойней?
В поводыри сынов своих призвал
Его господь. — Но вместе с тем, клянусь,
Он был тебе слугою не лукавым
И верным сыном… А судьбу вручи
Всевышнему и не ожесточайся
Душою против истины и бога.
Когда бы не вещало божество
Устами Самуила, как убогий,
Полуживой старик одним движеньем
Мог укрепить Давида? А смешенье
Любви и злобы у тебя в душе?
И этот страх при имени Давида,
Как перед битвой? Ты ли ведал страх?
Откуда он, Саул? По силам это
Для человека?
Саул
Что за басни! Ты ли
Саулов сын? Тебе и трон — ничто?
И знаешь, кто ему вручил права?
Опустошится дом, и будет корень
Мой изведен тем, кто захватит скипетр.
И ты, и твои братья, и сыны…
С лица земли мое исчезнет племя…
О, злая жажда властвовать — она
Чего не сотворит! Ведь ради царства
Уничтожают часто сын отца,
Брат брата, мать детей, супруга мужа…
Седалище из крови и злодейства -
Вот что такое трон.
Ионафан
Где щит людской
Против меча небесного? Молитвы,
А не угрозы могут умягчить
Ужасный божий гнев, что сокрушает
Высокомерных и щадит смиренных.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Саул, Ионафан, Авенир, Ахимелех, воины.


Авенир
Царь, высшие причины понуждают
Меня вернуться, прежде чем потоки
Прольются вражьей крови. Где Давид?
Нет никого, кто бы сумел сыскать
Героя. Остается меньше часа
До битвы. Слышишь, как нетерпеливо
Пехота криком оглашает воздух
И как земля грохочет и трепещет
От топота подкованных копыт?
Звон шлемов и мечей, и грозный гул,
И вопль, и ржанье? — Даже трус почует
Прилив отваги, а Давида нет.
И где он? Но зато — ну, полюбуйся,
Ну, погляди (какое чудо!). Кто
Вместо него явился в стан? Священник,
В своем холщовом белом облаченье,
Дрожа от страха, возле беньямитов
Он прятался. Что ж, выслушай его,
Ради каких соображений высших
Он добровольно хочет умереть.
Ахимелех
Скажу, коль царский гнев не воспретит.
Саул
Гнев? Значит, ты, злодей, его достоин?
Но кто ты?… Кажется, я узнаю…
Ты из спесивого тупого стада
Пророков рамских.
Ахимелех
Я ношу эфод.
Я первый из левитов. И в служенье,
К которому господь его призвал,
Наследую святому Аарону
И многим поколениям достойных
Священников. И при ковчеге в Номве
Я состою; а сей ковчег священный
Порою находился в сердце битвы,
Хотя ты полагаешь, что не въяве
Мы служим богу; впрочем, при Сауле
Священники — товар не ходкий: все же
Когда воитель побеждает в боге,
Иначе невозможно победить,
Нас по-иному ценят. Ты меня
Не знаешь? Что за чудо! А себя
Ты знаешь? — Со стези господней ты
Сошел, а я в той скинии служу,
Где пребывает всемогущий бог;
Саула там уже давным-давно
Не видывал никто. А звать меня
Ахимелех.
Саул
Так для меня зовется
Изменник. Я тебя уже узнал.
Ты вовремя пришел. Скажи, не ты ли
Давал приют изгнаннику Давиду,
Постель, и кров, и пищу, и спасенье,
И, ко всему, оружье? Да какое!
Священный меч, который по обету
Подвешен был в той скинии для бога,
Ты снял своей десницей нечестивой!
И опоясал им врага престола,
Не доброхота твоего царя?
Сомнений нет, что ты явился в стан,
Чтобы предать меня.
Ахимелех
О да, предать,
Поскольку я пришел, чтобы молиться
О даровании тебе победы,
В которой отказал тебе господь.
Да, это я, который оказал
Поддержку неизвестному Давиду.
Но кто он? Уж не зять ли он царя?
Не самый ли отважный среди войска?
Не самый добрый, праведный, прекрасный
Среди сынов отечества? Не он ли
Твой меч во дни войны, а во дворце
Не он ли пеньем побеждает душу?
Любимец женщин, родины отрада,
Гроза врагов — таков он, тот Давид,
Которого я уберег. А ты
Уж не вернулся ль к почестям военным?
Не попытался ли вести сраженье?
Вернуть победу и освободиться
От страха, что в тебя вселил господь?
Меня ты проклинал — себя ты проклял,
Саул
Откуда вдруг взялось у вас, жестоких,
Преступных, кровожадных богомолов, -
Откуда вдруг участье? Самуилу
Казалось преступлением, что я
Не умертвил царя амаликитян,
Захваченного в плен; а это был
Великий государь, прекрасный воин,
Храбрец и щедр на собственную кровь
Ради народа. Бедный царь! Ко мне
Доставленный в колодках, побежденный,
Не оскорбил он гордости царя
Мольбою о пощаде. Но злодеем
Он показался Самуилу, тот
Своей рукою трижды погрузил
Меч в сердце безоружного. — Вот ваши
Победы каковы! Но если кто-то
Пытается унизить государя,
Он тотчас же найдет у вас поддержку,
Приют и щит. И не ковчег, отнюдь,
А лишь дела мирские вас заботят!..
Кто вы такие? Темный, грубый род,
Посмеивающийся втихомолку,
Который в безопасных облаченьях
Осмеливается порочить нас,
В доспехах обливающихся потом,
Нас, что проводят боевые дни
В крови и ужасе, со смертью рядом,
Во имя жен, детей и вас самих.
И вы-то, трусы, хуже слабых женщин,
Жезлом тщедушным, вытверженной псальмой
Мечтаете остановить мечи!
Ахимелех
А ты кто? Царь земной, но перед богом
Кто царь? Саул, опомнись! Ты не больше,
Чем венценосная пылинка. Я
Сам по себе — ничто, но я гроза,
Вихрь, буря, если бог меня подвигнет;
Господь, который сотворил тебя,
И взглядом-то тебя не удостоит:
Что за Саул? — Напрасно ты предался
Агагу, по дороге к преступленью
Напрасно следуешь его стопам.
Какая кара есть для государя
Бесчестного, кроме меча? И есть ли
Жестокий меч, не призванный всевышним?
Свои взысканья вырубает бог
На мраморе и воздает не меньше
Израилю, чем Филистии. — Бойся,
Саул! Уже, я вижу, в черной туче
Парит неумолимый ангел смерти
На огненных крылах; одной рукой
Он обнажает раскаленный меч,
Другой — хватает волосы седые
На голове злодея. Трепещи,
Саул! — Вон кто на смерть тебя толкает,
Вот этот: Авенир, брат Сатаны.
Он в старом сердце бередит сомненье,
Обводит властелина и царя,
Как малое дитя. А ты, безумец,
Лишаешь дом свой подлинной опоры?
Где дом Саула? Сам в пучине волн
Он растворил его, и дом тот рухнет,
Уже он падает, уже он — пепел.
Уже — ничто.
Саул
Мне прорицая беды,
Ты лучше предсказал бы их себе.
Не ведал ты, явившись в этот лагерь,
Что здесь умрешь: так предвещаю я.
Распорядится этим Авенир. -
Ступай, мой верный Авенир, приказы
Преступного Давида отмени,
В них кроется измена. Луч денницы
Мне завтра будет вестником войны.
А замысел Давида был лукав -
Напасть на недругов перед заходом,
Тем как бы намекая на мою
Слабеющую руку. Но посмотрим!
Я чувствую, что все твои угрозы
Во мне зажгли военный пыл, и завтра
Я поведу войска, не хватит дня
Для грозной сечи, что я учиню.
Ну а того схвати и приведи,
Мой Авенир, и пусть себя убьет…
Ионафан
О, небо! Царь! Отец! Остановись!
Саул
Молчи! — Пусть вены отворит, и кровь
Изменника падет на филистийцев!
Авенир
С ним рядом пусть удерет и этот…
Саул
Мало
Для царской мести. В Номву я пошлю
Мой гнев, чтоб уничтожил матерей,
Детей, стада, рабов, дома чтоб выжег
И племя лиходейское развеял
По ветру. И тогда уж с полным правом
Твои пророки скажут: "Вот Саул".
Моя рука, которую так часто
Вы призывали для кровопролитья,
Еще ни разу не разила вас:
Вот почему смеялись вы над нею.
Ахимелех
Царь ни единый помешать не может
Погибнуть праведником: смерть моя
Сладка мне будет и славна. А вашу
Бог издавна предначертал: вы оба
Умрете жалкой смертью от меча,
Но не от вражьего и не в бою.
Ступай. — Тебе я молвил божье слово,
Но ты был глух; мой долг исполнен; жизнь
Истрачена не зря.
Саул
Прочь! Увести
Его на смерть — на долгую и злую.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Саул, Ионафан.


Ионафан
Царь нерассудный! Что творишь? Опомнись!..
Саул
Сказал тебе: молчи! — Ты разве воин?
Мой сын? Герой и воин? Прочь иди
Отсюда в Номву, там займешь пустое
Седалище; среди левитов праздных
Ты жить достоин, а не в шуме битвы
И в царственных трудах…
Ионафан
С тобою рядом
Я недругов немало истребил,
Но нынче проливаешь кровь пророков,
Не филистийцев. И в таком сраженье
Меня нет рядом.
Саул
Хватит одного
Меня в любом бою. И завтра тоже
Не торопись в сраженье. Я один -
Саул — там буду. Ни Ионафана
И ни Давида! Я военачальник!
Ионафан
Я буду биться о бок! Если б мог
Пасть на глазах твоих, чтобы не видеть
Того, что суждено тебе!
Саул
А что?
Смерть? Смерть в бою достойна государя!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Мелхола, Саул, Ионафан.


Саул
Ну где ж Давид твой?
Мелхола
Не могу сыскать…
Саул
Так я сыщу.
Мелхола
Наверное, далеко
Бежит он твоего негодованья,
Саул
Пусть даже крылья отрастит, его
Настигнет гнев мой. Горе, если он
Появится среди сраженья. Горе -
Коли не явится, когда победу
Стяжаю завтра.
Мелхола
Господи!
Ионафан
Отец!
Саул
Нет у меня детей. — Ступай в ряды,
Ионафан, да поживей! А ты
Ищи того…
Мелхола
Дозволь остаться!
Саул
Хватит!
Ионафан
Как от тебя вдали могу сражаться!
Саул
Вы все вдали. Вы предали меня,
Ступайте прочь, я этого желаю!
Я вам приказываю, наконец!

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Саул.


Саул
Один я остаюсь с самим собой.
И только самого себя страшусь.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Давид, Мелхола.


Мелхола
Супруг мой, выходи, уже далеко
За полночь… Слышишь, стан шумит? Там ждут
Рассвета и сраженья. — Лишь отцовский
Шатер безмолвствует. Гляди — и небо
Благоприятствует побегу: месяц
Заходит, и последние лучи
Закрыла туча. Нам пора: никто
За нами не следит; скользнем по склону
Горы, и да сопутствует нам бог.
Давид
Жена, ценнейший клад моей души,
Неужто правда, что Давид готов
Бежать, когда все войско ждет сраженья?
О, что мне смерть? — Пускай меня Саул
Убьет, зато сперва я истреблю
Немало недругов.
Мелхола
Ах, ты не знаешь:
Отец уже в крови купает гнев.
Ахимелех, доставленный к нему,
Пал жертвой ярости…
Давид
О, что я слышу?
Уже и на левитов поднял меч!
Саул несчастный! что с ним будет?…
Мелхола
Слушай,
Не то услышишь. Повелел Саул
Злодею Авениру, если ты
Объявишься в бою, оборотить
Оружье на тебя.
Давид
И это терпит
Ионафан?
Мелхола
О, небо! Что он может?
Не избежал и он отцова гнева
И в бой спешит, чтоб умереть. Теперь
Ты понял? Невозможно оставаться.
Уйти подальше, ждать, — быть может, нрав
Отца изменится или скорее
Он подчинится возрасту… Увы,
Отец жестокий! Сам заставил дочь
Ждать рокового часа… Но живи,
Будь счастлив, если можешь, мне довольно,
Что я с супругом. А теперь пойдем!
Давид
Как горько убегать от битвы! Слышу,
Кричит мне вещий голос: "Будет страшный
День для царя и для всего народа!.."
Когда б я мог!.. Но нет, здесь пролита
Кровь чистая служителей господних,
И поле здесь осквернено, и почва
Заражена, и в ужасе господь,
И здесь Давид не может биться. — Видно,
Придется уступить твоей тревоге,
Твоей любви находчивой. — Но ты -
Ты уступи моей… Покинь меня…
Мелхола
Тебя покинуть? За твою полу
Я ухвачусь, чтоб ты меня не кинул…
Давид
Как можешь ты соразмерять свои
Шажки с моими? Чтоб уйти от риска,
Как ты желаешь, быстрыми стопами
Спешить я должен по труднейшим тропам;
Меж скал и в зарослях, где будет отдых
Для нежных ног твоих? Как в диком месте
Тебя одну оставлю? Нас двоих
Сейчас же обнаружат и доставят
Пред очи гневного царя… А если
И убежим, то как могу отнять
Тебя у старца слабого? Среди
Волнений ратных нежности немного
Ты можешь дать печальному отцу.
При ярости его и при слезах
Останься! Ты одна его умеешь
Утешить, удержать и уберечь.
Меня он хочет извести, а я
Желаю счастья, силы и победы…
Но страшно за него… — Пред тем как стать
Супругою — ты дочерью была,
Не следует любить превыше долга.
Ты хочешь только моего спасенья?
Не покидай несчастного отца,
Ведь он и так в унынье. Только буду
Я в безопасности, тебе дам знак,
А там, надеюсь, мы соединимся.
Как горько покидать тебя!.. И все же…
Несчастный я!..
Мелхола
Несчастная и я!..
Опять к суровой и бродячей жизни,
К опасностям, к заброшенным пещерам
Ты должен возвратиться!.. Если б я
Была с тобой!.. Мученья облегчить
Могла бы… разделив их…
Давид
Но, во имя
Любви прошу, или, насколько может
Возлюбленный, велю: идти со мной
Не можешь ты, не повредивши мне.
И если мне назначено спастись,
То медлить некогда: вдруг соглядатай
Откроет нас у этого шатра.
Я как пять пальцев знаю эти горы,
Там никакой погони не боюсь. -
Так на прощанье обними меня.
Да будет бог с тобой и оставайся
С отцом, покуда к мужу не вернет
Тебя господь.
Мелхола
Последнее объятье?…
Как у меня не разорвется сердце?
Как я жива еще?…
Давид:
А я?… Не плачь…
Господь моим ногам дарует крылья.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Мелхола.


Мелхола
Ушел!.. О, небо… Побежать за ним?
Но что за цепь меня не отпускает?
И не могу идти. — Он улетел!
Держу себя, чтоб не пойти за ним…
Вновь потерять его!.. И суждено ли
Увидеться?… Несчастная жена!
Жена ли ты?… Замужество ли это?…
Нет, нет, с отцом жестоким не останусь!
Я за тобой хочу идти, супруг!.. -
Пойду за ним, а вдруг его убьют?
Как скрыть мои неловкие следы
За быстрыми его стопами?… — Что там?…
Какое-то бряцанье слышно в стане…
Чу! нарастает, глухо трубный звук
Прорезывается… И конский топот…
О, небо! Что это?… Начало боя
Назначено на утро. Кто ответит?
Ионафан… и братья… может, с ними
Случилось что-то… Но какой-то вопль,
И стон, и плач я слышу из шатра
Отцовского?… Несчастный мой отец!
Бежать к нему!.. Ах, что там за виденье!
Он сам идет, и страшен! Ах, отец!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Саул, Мелхола.


Саул
Ужасная, разгневанная тень,
Оставь меня! Вот я у ног твоих…
Куда бежать?… Где скрыться?… Тень, уйди,
О, страшная, не мучь меня. Не хочет
Услышать, все преследует меня…
Земля, разверзнись, поглоти живым…
Ах, только бы не видеть взгляд свирепый
Огромной тени!
Мелхола
От кого бежишь?
Ведь за тобой не гонится никто.
Отец, меня ты видишь? узнаешь?
Саул
Святой пророк, ты хочешь, чтобы здесь
Остановился я? О Самуил,
Отец мой, ты приказываешь? Я
Склоняюсь перед высшим повеленьем.
На эту голову ты возложил
Венец, меня почтил, а нынче топчешь
И знаки власти хочешь отобрать…
Вон вижу — меч карающий господний,
Меч огненный, и я у края бездны…
О всемогущий, отврати его
Не от меня, а от детей. Они
В моем паденье неповинны…
Мелхола
Ужас!
Таким он не был никогда! — Отец,
Оборотись от призрака ко мне…
Саул
О, радость! Лик твой прояснился! Гордый
Старик, ты внял мольбе моей? Не встану,
Покуда чад моих ты не избавишь
От мести. — Что вещаешь ты? "Давид
Тебе был тоже сын, а ты, гонитель,
Хотел его погибели". Прервись
И не вини!.. Давида пусть отыщут,
Пусть он вернется, пусть меня убьет,
Пусть царствует… пусть, только милосердье
Явил бы к детям… Ты неумолим?
Твой взгляд кровав, меч огненный в деснице,
Жар темный пышет из ноздрей! Палит
Меня. Ах! где б укрыться?… Там…
Мелхола
Как удержать его и как избавить
От наважденья? Ах, послушай!
Саул
Нет,
Там не пройти, там кровь течет препоной.
Как страшно! На обоих берегах
Потока мертвецов нагроможденье…
Ах! Там все смерть. Бежать отсюда… Эй,
А вы кто? — Дети мы Ахимелеха.
"Я сам Ахимелех. Умри, Саул,
Умри". Чей это крик? А! узнаю:
Он весь в крови, и пьет он кровь Саула.
А позади кто? Волосы не тронь!
Ты, Самуил? — Что он сказал? Что скоро
Все будем с ним? Нет, я один, один
С тобою буду; дети ни при чем… -
Где я? — Все привиденья вдруг исчезли.
Я что-то говорил? Где я? Кто ты?
Что там за грохот? Кажется, сраженье,
Но ведь не рассветало, да, там грохот
Сраженья. Поскорей мне щит, копье
И шлем. Подать мне царские доспехи!
Я умереть желаю, но в бою.
Мелхола
Отец, приди в себя!.. Здесь дочь…
Саул
Немедля
Доспехи мне! Какая дочь? Изволь
Повиноваться. Шлем, копье и щит -
Вот мои дети.
Мелхола
Нет, я не оставлю
Тебя…
Саул
Как будто громче воют трубы?
Иду: мне хватит одного меча. -
Ты повинуйся и оставь меня.
Спешу туда: там смерть моя, которой
Ищу.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Саул, Мелхола, Авенир, несколько солдат.


Авенир
О мой несчастный государь!
Куда бежишь? Ужасна эта ночь!
Саул
Что там за схватка?
Авенир
Враг напал внезапно,
И мы разбиты наголову…
Саул
Мы
Разбиты? Что же ты, изменник, жив?
Авенир
Живу, чтобы спасти тебя. Вот-вот
Сюда нагрянут филистийцы, натиск
Их будет грозен. Вверх по этой круче
Я уведу тебя, пока темно.
Саул
Чтобы я жил, когда народ мой гибнет?
Мелхола
Спеши!.. Бой приближается… подходят…
Саул
Неужто бегство?… А Ионафан,
А сыновья?…
Авенир
О, небо!.. сыновья
Твои стояли твердо… Горе!
Саул
Понял:
Они мертвы…
Мелхола
О, братья! О, беда!
Авенир
Нет больше у тебя сынов, Саул.
Саул
Кто ж остается? Ты — и то не мне. -
Я в сердце все давно уже решил,
И час настал. — Последний мой приказ
Исполни, Авенир: в надежном месте
Укройте дочь мою.
Мелхола
О нет, отец!
Вокруг тебя я обовьюсь лозой:
Враг в женщину копье метать не станет.
Саул
О дочь… Молчи! Мне больше слез в очах
Не надо. Побежденный царь не плачет.
Ну, Авенир, ступай, спаси ее,
А если недруги ее захватят,
Не говори, что это дочь Саула,
Скажи им, что она жена Давида -
И пощадят ее. Ступай, лети!..
Авенир
Клянусь, коли чего-нибудь я стою,
То будет спасена; но ты…
Мелхола
Отец!
Я не хочу, я не могу оставить
Тебя…
Саул
А я хочу! Еще я — царь.
Враг рядом. Авенир, лети, а будет
Противиться, то силу примени.
Мелхола
Неужто навсегда?…

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Саул.


Саул
О, сыновья!
Я был отцом. — И вот ты, царь, один:
Нет ни друзей, ни слуг, ни чад. — Сполна
Оплачено тебе господним гневом? -
Но ты еще со мной, о меч, приди
Для исполнения последней воли. -
Вон воины проклятого врага,
Вон на горе их факелы, мечи…
Здесь, Филистия, ты найдешь меня
Пусть мертвецом, но все-таки — царем.

Примечания


По мнению подавляющего большинства критиков "Саул" лучшая трагедия Альфьери. По словам автора, замыслил он ее 30 марта 1782 года. За неделю, с 2 по 8 апреля, набросал прозаический ее вариант. В июле того же года Альфьери переложил ее в стихи. 26 сентября 1782 года трагедия была завершена.

В своей "Жизни" Альфьери так описывает происхождение замысла трагедии:

"Начиная с марта того года (1782 г. — Н. Т.) я пристрастился к чтению "Библии", хотя и читал ее отрывками, не по порядку. Тем не менее и такого чтения хватило, чтобы зажечься удивительной поэтичностью книги, и я почувствовал, что не смогу успокоиться, пока не дам выхода охватившему меня наваждению в каком-нибудь поэтическом сочинении на тему. Так я задумал, набросал прозой, а вскоре и переложил стихами своего "Саула", который явился по счету четырнадцатой моей трагедией, полагая, что она будет и последней.

Но творческая моя фантазия так распалилась, что, не осади я ее шпорами принятого решения, по меньшей мере еще две библейских трагедии явились бы на свет…"

"Саул" одна из самых скоропалительно вытекших из-под пера Альфьери трагедий, и, пожалуй, едва ли не самая его любимая. Следует верить автору, что непосредственным источником вдохновения послужило для него именно чтение "Библии" ("Первая Книга царств", гл. XII–XXVI), а не тех двух источников (французского и английского), на которые ссылаются некоторые позднейшие исследователи творчества Альфьери. Скорее можно предположить, что интерес к этому сюжету был подогрет еще и некоторыми итальянскими переложениями отдельных эпизодов из "Библии", бывших в ходу во времена Альфьери (свидетельство аббата Калузо, ближайшего друга Альфьери и великолепного знатока восточных и, в частности, библейских древностей).

"Саул" имел завидную судьбу на итальянской сцене. Не считая любительского спектакля, в котором роль Саула не без успеха играл сам автор, можно было бы перечислить множество спектаклей XIX века, в которых выступали величайшие итальянские трагики, такие как Модена, Росси и Сальвини.

В эпоху Рисорджименто эта трагедия воспитывала пылкий патриотизм, ненависть к иноземному игу, мечты о единстве Родины. Абстрагированность от конкретной истории как нельзя лучше подчеркивала общую моральную направленность трагедии Альфьери.

Публикуемый перевод "Саула" выполнен Д. Самойловым специально для настоящего издания.


Н. Томашевский


Мирра

Перевод Е. Солоновича


БЛАГОРОДНОЙ ДАМЕ, ГРАФИНЕ ЛУИЗЕ ШТОЛЬБЕРГ АЛЬБАНИ

Верша нередко над собою суд
За то, что не почтил я посвященьем
Тебя доселе к этим сочиненьям,
Что мне безумца славу принесут,
Хочу тобой украсить этот труд, -
Ты встретила его с благоволеньем,
И лишь тебе обязан он рожденьем,
Как и другие, собранные тут.
Любовь Кинира дочери несчастной -
Безгрешного созданья грешный пыл -
Тебя не оставляет безучастной.
И все мои сомненья заглушил
Укор безмолвный, требующий властно,
Чтоб "Мирры" боль тебе я посвятил.

Витторио Альфьери


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Кинир.

Кенхреида.

Мирра.

Перей.

Евриклея.

Хор.

Жрецы.

Народ.


Действие происходит в Кипрском царстве, во дворце.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Кенхреида, Евриклея.


Кенхреида
Войди: едва забрезжила заря,
А мой супруг обычно не заходит
Ко мне в такую рань, и говорить
О нашей бедной дочери открыто
Ты можешь, Евриклея. По лицу
Расстроенному твоему и вздохам,
Которые сдержать не в силах ты,
Я догадалась…
Евриклея
Смерть любая лучше,
Чем жизнь бедняжки Мирры. Я царю
Об этом не сказала бы: превратно
Способен слезы девичьи отец
Понять. И я — к тебе с покорной просьбой?
Царица, выслушай меня.
Кенхреида
Увы,
Сама давно я вижу, как на убыль
Идет ее цветущая краса
И взгляд живой тоска немая застит.
И ладно плакала б она!.. Так нет,
Молчит и не уронит ни слезинки
Из глаз, что слез полны. Вотще мои
Объятия и вечные вопросы
О том, что мучает бедняжку: знай,
Твердит она, что ничего. Меня же
Не обмануть.
Евриклея
Тебе с царем она
Родная дочь, но ведь и я, как дочку,
Ее люблю. Уже семнадцать лет
Мою воспитанницу прижимаю
Я каждый день к груди… И что ж теперь?
Она, которая привыкла с детства
Не скрытничать со мною никогда,
Не стала разве и со мною скрытной?
И мне она твердит, что нет причин
Для беспокойства… Но при этом слезы
Не в силах против воли удержать.
Кенхреида
Откуда столько грусти в юном сердце?
Я приписала было эту грусть
Сомненьям дочери, которой вскоре
Супруга выбор предстоял. На Кипр
Из Азии и Греции спешили
Отважнейшие из владык на зов
Ее красы. Мы дали ей возможность
Решать самой свою судьбу. В одном
Ей доблесть нравилась, другой по вкусу
Был обходительностью ей; за тем -
Владенья большие, тогда как этот -
И царственен, и краше всех других.
Быть может, выбирая, опасалась
Она, что тот, кто мил ее очам,
Родителю не по душе придется.
Как мать и женщина могу себе
Представить я, какую в нежном сердце
Созданья робкого могли борьбу
Сомненья эти вызвать. Но и после
Того, как в споре победил Перей,
Царевич из Эпира, в благородстве,
Могуществе, уме и красоте
Не знавший равных, и удачный выбор
По нраву нам пришелся, и она
Должна, казалось, быть собой довольна,
Не видим разве мы, как с каждым днем
В ней нарастает буря и все больше
Ее тоска грызет?… Гляжу на дочь -
И сердце разрывается на части.
Евриклея
Ах, лучше б ей не выбирать вовек!
С тех пор она еще сильней тоскует.
Я так боялась, как бы эта ночь
В канун ее замужества (о, небо!)
Последнею не стала для нее.
Лежу тихонько я в своей постели,
Недалеко от Мирриной, и к ней
Прислушиваюсь, притворяясь спящей;
Уже не первый месяц вижу я,
Как мается она, и мне, старухе,
Не спится. Молча благодатный сон,
Что столько уж ночей не простирает
Над нею крылья тихие свои,
Я призываю дочери на помощь.
Сначала вздохи редкие почти
Неуловимы, но, меня не слыша,
Она уже не сдерживает их
И начинает всхлипывать, бедняжка,
И всхлипыванья переходят в план,
А плач в рыданья, а рыданья в крики.
И с губ ее срывается одно-
Единственное слово: "Смерть…" Все чаще
Оно звучит сквозь слезы, и тогда,
Не выдержав, я к ней бегу в тревоге.
Она же, увидав меня, вздыхать
Перестает, и слез как не бывало,
И, вновь гордыни царственной полна,
Она, без дрожи в голосе, сердито
Мне говорит: "Чего тебе? Уйди…"
И у меня слова застряли в горле,
Я только плакала, обняв ее,
Все время плакала… Но понемногу
Пришла в себя и обрела слова.
О, как просила я и заклинала
Ее признаться мне во всем, не то
Я вместе с ней умру!.. Ты мать, но ты бы,
Наверно, с нею ласковей, чем я,
Не говорила. Девочке известно,
Что я души не чаю в ней, и вот
Она глаза слезам открыла снова
И обняла меня, и ласков был
Ее ответ. Но на своем упорно
Она стояла, только и сказав,
Что всем невестам накануне свадьбы
Положено грустить, что все пройдет
И чтобы я молчала. Отговорки:
Настолько худо ей, что страх меня
Пригнал к тебе. Вели, пока не поздно,
Расстроить свадьбу: в толк возьми, что дочь
Недолго погубить. Ты мать. Ни слова
Я не прибавлю.
Кенхреида
Слезы… говорить…
Мешают мне. Однако что же с нею?…
В такие годы только от любви
И мучаются. Правда, если страстью
К Перею, избранному ей самой,
Она пылает, отчего ей плакать,
Когда уже недолго свадьбы ждать?
А влюблена в другого, для чего же
Тогда Перея выбрала?
Евриклея
Клянусь,
Что боль ее не вызвана любовью:
Ведь я при ней всегда, и проглядеть
Я не могла бы зарожденье чувства
В ее груди. Да и она сама
Во всем бы мне призналась, мне, в которой
По возрасту вторую видит мать,
А по любви — сестру. Ее молчанье,
Лицо и вздохи — все мне говорит,
Что девочка к Перею равнодушна.
Спокойной, даже радостной была
До выбора она, да и не сразу
Сумела выбрать. Ей наверняка
Еще никто не нравился, и Мирра,
Считая, очевидно, что должна
Кого-то выбрать, выбрала Перея.
Она его не любит. Да, но кто,
Коль не Перей великий, полюбиться
Сумел бы ей? Неблагородный пыл
Не мог возникнуть в благородном сердце.
Возлюбленным ее не стал бы тот,
В ком царской крови нет. Кого на выбор
Из всех, кто здесь просил ее руки,
Она бы не сумела осчастливить?
Ее терзает не любовь, хотя
Любви и слезы свойственны и вздохи,
Однако без надежды нет любви.
Тогда как Мирра и луча надежды
Не видит. Рана, что не говори,
Ее неисцелима… Жаждать смерти!..
Нет, лучше мне сначала умереть,
Чтобы на старости годов не видеть,
Как пожирает медленный огонь
Ее во цвете лет!..
Кенхреида
Меня пугают
Твои слова… Я свадьбы не хочу,
Из-за которой потерять могла бы
Единственную дочь… Иди, но ей
Не говори о нашем разговоре.
Иди, я следом за тобой приду,
Как только слезы высохнут бесследно.
Евриклея
Поторопись. Я побежала к ней.
О, небеса! А вдруг, пока с тобою
Я разговоры долгие вела,
В отчаянье опять бедняжка впала?
О, как бы мне хотелось и тебя
Утешить!.. Но бежать пора. Не медли
И ты: чем ты появишься скорей,
Тем лучше…
Кенхреида
Посуди сама, могу ли
Я не спешить. Но в этот ранний час
Я не хочу чинить допрос бедняжке
И не хочу показываться ей
Расстроенная. Напугать нетрудно
И больше огорчить ее. Она
Робка и столь чувствительна, что с нею
Поосторожней надобно. Иди.
И не жалей, что все мне рассказала;
Я тоже полагаюсь на тебя.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Кенхреида.


Кенхреида
Что думать? И намека на причину
Ее терзаний вот уж год почти
Я, как ни бьюсь, не в силах обнаружить.
Неужто зависть говорит в богах,
И нас без утешенья и надежды
Они оставят, дочь у нас отняв?
Уж лучше бы, о боги, не давали
Вы нам ее. Ужель, Венера, ты,
Кого на этом острове священном
Превыше прочих чтут божеств, могла
За красоту ее возненавидеть,
И на меня свой гнев распространив?
В моем безумном материнском счастье,
Должно быть, вызов дерзкий усмотрев,
Ты хочешь, чтобы мне оно сторицей -
Кровавыми слезами отлилось…

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Кинир, Кенхреида,


Кинир
Не плачь! Мне все известно: Евриклею
Я коротко, но строго допросил.
Да я скорей умру, чем наше чадо
Единственное стану принуждать.
Кто заподозрить мог, что близость свадьбы
К такому приведет, когда жених -
Ее избранник? Не бывать венчанью.
На что мне жизнь, владенья, честь на что,
Когда безоговорочно счастливой
Единственную дочь не вижу я?
Кенхреида
И ведь ее не назовешь капризной.
Она росла, не по годам умна,
Разумная во всех своих желаньях,
Желания родителей всегда
Стараясь предвосхитить. Мирра знает,
Что благородным выбором своим
Обрадовала нас и не должна бы
Раскаиваться в нем.
Кинир
А что, когда
Раскаянье она скрывает в сердце?
Все ухищренья, всю свою любовь
Направь на то, чтобы, пока не поздно,
Она открыла сердце. Я ж свое
Тебе открою: главная забота
Моя сейчас о дочери, клянусь.
Не скрою, другом стать царю Эпира
Недурно, да и сын его Перей,
Сдается мне, надежды оправдает
На будущее царства своего.
Он благороден сердцем, добронравен
И, кажется, от Мирры без ума.
Чтоб осчастливить дочь мою, не мог бы
Я выбрать ей достойней жениха.
Он свадьбы ждет; малейшая отсрочка
Его с отцом повергнет в правый гнев,
И нам тогда несдобровать, пожалуй.
Немало веских доводов любой
Нашел бы царь в защиту этой свадьбы,
Любой, но не Кинир. Меня отцом
Природа сделала, царем же — случай.
То, что на царском нашем языке
Зовется "интересы государства",
И то, что каждый из подобных мне
Над чувствами естественными ставит,
Все это для меня, отца, ничто
В сравнении с единым вздохом Мирры.
Я счастлив, если счастлива она,
Но не иначе. Дочери об этом
Пойди скажи. Пусть не боится дочь
Поведать правду мне: бояться надо
Переживаний наших за нее.
А я займусь Переем осторожно,
Чтоб выведать, любим ли он в ответ,
И подготовить исподволь беднягу
К тому, о чем не меньше сам скорблю.
Однако если так судьбе угодно,
Не медли: времени у нас в обрез.
Кенхреида
Ты прав. Лечу. Нам тяжело обоим,
Но, слава небу, общая любовь
И общие стремленья движут вами.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Кинир, Перей.


Перей
Ты звал меня. Надеюсь, близок час,
Когда тебя отцом назвать любимым
Смогу я…
Кинир
Выслушай меня, Перей.
Коль знаешь ты себя, тебе нетрудно
Понять, какое счастье для отца,
Что в дочери, как я, души не чает,
Иметь такого зятя. Если б я
Сам из числа блестящих претендентов
Для Мирры мужа выбрать захотел,
Я выбрал бы тебя, ре сомневаясь.
Ты выбран ею, потому и мил
Вдвойне ее отцу. Непревзойденным
И без меня во всем тебя нашли,
Не кровь и не отцовские владенья,
А личные достоинства твои
В тебе считаю главным. Если б даже
Тебя не отличали…
Перей
Ах, отец!..
(Мне трудно называть тебя иначе.)
Нет большего достоинства за мной,
Чем нравиться тебе, вернее — прочих
Нет у меня достоинств. Извини,
Я перебил тебя. Но я не смею,
Не заслужив, выслушивать хвалы.
Я постараюсь оправдать доверье
И стать таким, каким кажусь тебе,
Каким ты хочешь видеть мужа Мирры
И зятя своего. Твои слова
Мне в том помогут.
Кинир
Речь тебя достойна.
И потому, что ты такой, как есть,
Я говорить с тобой хочу, как с сыном.
Ты любишь Мирру. Усомнившись в том,
Тебя бы я обидел. Но… признайся,
Коль мой вопрос бестактным не сочтешь,
Твоя любовь взаимна?
Перей
Я не должен
Таиться от тебя. Ответить мне
Любовью Мирра вроде бы и рада,
Но что-то ей мешает. Я в душе
По-прежнему надеюсь на взаимность,
А может, обольщаюсь. Странно то,
Как держится она со мной. Ты молод,
Хоть и отец уже, и помнишь ты,
В чем проявляется любовь. Узнай же,
Что дочь твою при мне бросает в дрожь,
Ее лицо бледнеет, глаз прекрасных
Она не поднимает на меня,
И говорит со мной холодным тоном,
И как бы слов не подберет; глаза
Все время слез полны и смотрят долу,
В терзания погружена душа,
И неземная красота увяла.
О свадьбе, правда, Мирра говорит,
Но то она, как будто, рвется замуж,
То кажется — умрет, да не пойдет;
То день назначит, то отложит свадьбу.
Спрошу, откуда скорбь, она в ответ,
Что и не думает скорбеть. Однако
Печать смертельной скорби на лице
О чем-то говорит. Послушать Мирру -
Она мечтает стать моей женой,
Но о своей любви ко мне — ни слова:
В ее высоком сердце места нет
Притворству. И хочу услышать правду,
И опасаюсь. Чуть не плачу я,
Пылаю, стражду, но молчу об этом.
То сам хочу ее освободить
От слова, то себе не мыслю жизни
Без Мирры. О, да разве это жизнь?!
Так оба мы, по-разному страдая,
Но в равной мере, к роковому дню
Пришли: она тверда в своем желанье
Сегодня в брак вступить… О, если б я
Страданья был единственною жертвой!
Кинир
Мне больно за тебя, как за нее…
О доброте, о благородстве духа
Свидетельствует искренность твоя,
И я кривить душою не намерен.
Меня пугает дочь. С тобой делю
Влюбленного кручину, ты же делишь
Со мною скорбь отца. Да никогда
Моей вины в ее судьбе не будет!..
Не я, понятно, выбирал тебя…
Никто, понятно, Мирру не неволит…
А если это девичья боязнь?…
Тогда не глупо разве, если Мирра?…
Перей
Не продолжай. Я понял все. Ужель
Ты можешь дочь отдать тому, кто сделал
Ее несчастной? Чтобы я себя
Причиною считал, пускай невольной,
Ее невзгод, и не убила скорбь
Меня? Услышать приговор от Мирры
Пришла пора, и если ей не мил
Перей, пускай об этом не боится
Она сказать: не мне жалеть о том,
Что я люблю ее. О, хоть бы слезы
Мои приятны были ей!.. Готов
Я умереть — была б она счастливой,
Кинир
Кто слезы сдержит, слушая тебя?…
Сильнее, чем твоя, любви не сыщешь
И преданнее сердца. Обнажив
Его передо мною, перед милой
Теперь его открой: она в ответ
Тебе свое откроет непременно,
Не думаю, что в выборе она
Раскаялась (кому б не сделал чести
Подобный выбор?), но, быть может, ты
Ее недуга тайного природу
Узнаешь. Вот и Мирра. Я велел
Позвать ее. Я вас вдвоем оставлю.
Смелей, царевич: нет таких сердец, -
Которые ты вдохновить не мог бы"

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Мирра, Перей.


Мирра
Меня с Переем оставляет он?…
Час от часу не легче…
Перей
Наконец-то,
О Мирра, день пришел, что навсегда
Меня счастливым сделал бы, коль скоро
Ты счастлива была бы. На тебе
Я праздничное вижу облаченье
И свадебный венец, но и лицо,
И взгляд, и поступь говорят о грусти.
Кому ты больше жизни дорога,
Не может на тебя смотреть без боли.
Пойми, что час настал, когда себя,
Да и других, ты более не вправе
Обманывать. Какой бы ни была
Причина мук твоих, ты мне откроешь
Ее иль скажешь, на худой конец,
Что я не стою твоего доверья
И ты жалеешь внутренне, что я
Избранник твой. Меня ты не обидишь
Нисколько этим. В скорби удалюсь
Смертельной. Впрочем, что тебе до скорби
Того, кого совсем не любишь ты
И ни во что не ставишь? Утешенье
Я вижу в том, что ты из-за меня
Несчастлива не будешь. Откровенно
Мне все скажи. Однако ты молчишь?
Презрением твое молчанье пышит…
И в нем ответ: тебе противен я…
Считай себя свободною от клятвы.
Я поспешу с твоих убраться глаз,
Коль я тебе противен. Да, но если
И раньше было так, то выбор твой
Чем заслужил я? Если нет, то чем же
Я разонравился тебе потом?
Не бойся правду молвить…
Мирра
О царевич!..
Чрезмерная твоя любовь ко мне
Сгущает краски. Пыл воображенья
Тебя за грань реальности влечет.
Не удивительно, что я смолчала:
Я не ждала таких обидных слов
И, более того, несправедливых.
Что я могу ответить? Свадьбы день
Условленный настал, и я к обряду
Готова. И притом избранник мой
Не верит мне? Согласна, может статься,
Что, за такого выходя, как ты,
Быть должно веселее. Но врожденной
Бывает грусть. И объяснить ее
Не может тот, кто с ней не расстается,
И часто грусть удваивают в нас
Как раз вопросы о ее причинах,
Перей
Мне очевидна неприязнь твоя.
Нет, я не ждал, что ты меня полюбишь,
Но сердце тщил надеждой, что в тебе
Хоть ненависти нет. Свою ошибку
Я вовремя для каждого из нас
Успел понять. Внушить себе (к несчастью!),
Что ненависти ты ко мне чужда,
Я не могу; одно себе внушил я:
Что нет в тебе презренья. Больше ты
Не связана со мною обещаньем.
Ты против воли мне его дала:
Не я тебя принудил, не родные,
А только ложный стыд. Чтоб не прослыть
Капризной, ты своей ошибки жертвой
Готова стать, сама себе же враг.
О, не бывать тому! Что ты любила
И что тебя, быть может, стоил я,
Отказом докажу…
Мирра
Тебе приятно
Терзать меня… Но как же я могу
Веселою казаться, коль не в радость
Тебе любовь твоя? И скорбь мою
Как объясню, когда в немалой мере
Она догадка? Если ж эта скорбь,
Отчасти правда, вызвана, быть может,
Не чем иным она, как тем, что мне
С родителями вскоре расставаться,
Боюсь, что навсегда, и тем, что жить
Под новым небом мне в заморском царстве,
И тысячей других печальных дум,
Твоей душе отзывчивой понятных,
Я думаю, как ни одной другой.
По доброй воле я твоя невеста
И не раскаиваюсь в том, клянусь.
Скрывать бы я раскаянья не стала:
Я не могла бы что-то от тебя
Сокрыть… когда бы прежде не сокрыла
И от себя самой. Прошу, чтоб тот,
Кто любит больше всех меня, поменьше
О скорби говорил моей, тогда
Она растает. Я б не уважала
Себя, когда б хотела стать твоей,
Тебя не уважая. Не умеют
Слова от мыслей разниться моих,
И вот тебе мои слова, царевич:
Клянусь, что лишь твоею быть хочу.
Что мне еще сказать?
Перей
О, я не смею
Просить тебя произнести слова
Живительные! Лучше страшной правды
Не знать. Итак, супружества со мной
Ты не гнушаешься? И к промедленью
Нет оснований?…
Мирра
Нет. Сегодня я
С тобой соединюсь, а завтра парус
Поднимем, чтобы эти берега
Оставить навсегда.
Перей
О, что я слышу?
Где логика твоя, позволь спросить.
Тебе с отчизной жалко расставаться
И с близкими… И эта спешка вдруг…
И навсегда…
Мирра
Да, навсегда покинуть
Желаю их… и с горя… умереть…
Перей
Однако скорбь твоя тебя подводит…
Опять в глазах отчаянье. О, нет,
Клянусь, твоей погибелью не буду,
Скорее сам…
Мирра
Безудержная скорбь
Владеет мной, ты прав… Не верь, неправда.
Незыблемо решение мое.
Себя готовлю я к минуте тяжкой,
Чтоб легче было пережить отъезд.
Ты мне поможешь…
Перей
Это отговорки.
Я вызвал, пусть невольно, я один,
Свирепый ураган, который в сердце
Твоем бушует. Выход чувствам дать
Тебе мое присутствие мешает.
Я ухожу. Но или ты сама
Родителям своим подскажешь средство,
Что злополучный брак предотвратит,
Иль нынче же они тебе объявят,
Что нет в живых Перея, так и знай.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Мирра.


Мирра
О, не ходи к родителям… Послушай…
Ушел… О, небо! Что сказала я?
К кормилице скорей, чтоб ни мгновенья
Наедине с самой собой не быть…

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Евриклея, Мирра.


Евриклея
Дитя мое, куда ты поспешаешь?
Иль что случилось?
Мирра
Кто, когда не ты,
Меня утешит?… Я к тебе спешила…
Евриклея
Я здесь была. Ты знаешь, что тебя
Я никогда оставить не решаюсь,
Прости меня, старуху. Только что
Я видела Перея. Он не в духе,
И ты мрачней обычного глядишь.
Ах, дочка, ты бы выплакалась, что ли,
Небось бы легче стало.
Мирра
При тебе
Хоть плакать я могу… Еще немного,
И сердце бы разорвалось от слез…
Евриклея
И в этом состоянье ты на свадьбе
Настаиваешь?
Мирра
Боль меня убьет,
Надеюсь, прежде… Впрочем, слишком мало
Осталось времени… Она потом
Убьет меня, и скоро… Только смерти
И жажду… и заслуживаю я.
Евриклея
Одно с такой жестокостью способно
Тиранить душу юную твою -
Неистовство любви…
Мирра
Да как ты смеешь?
Какая ложь!..
Евриклея
О, только не сердись.
Уже давно пришла я к этой мысли,
Но коль не хочешь, больше не дерзну
Об этом говорить. По крайней мере,
Ты хоть поплачешь иногда при мне.
Не верить можешь мне, но я царицу
Всегда старалась в том разубеждать…
Мирра
Как? Неужели и она об этом
Подозревала…
Евриклея
Если так скорбят
В твои года, кто не припишет муку
Любви? Ах, если б это было так
И только так? Тогда бы хоть лекарство,
Глядишь, какое ни на есть, нашлось.
Давно уже сомненьями терзаясь,
Я к алтарю отправилась на днях
Богини нашей и в слезах горючих,
В тревоге за тебя простерлась ниц
Перед священной статуей Венеры
С мольбами о тебе…
Мирра
Венеры?… Ты?…
Против меня?… О, небо!.. Гнев богини
Неумолимой… Как?… О, горе мне!..
Я в ужасе…
Евриклея
Я плохо поступила,
Согласна. Я такого не ждала:
Кадильницы чадили, стлался низом
И на меня обрушивался дым.
Смиряя страх, на статую решаюсь
Поднять глаза, и прочь от ног своих,
Мне кажется, меня богиня гонит
Угрозой взгляда. Еле волочу
От страха ноги, выходя из храма…
Как вспомню, дыбом волосы встают,
Поверь.
Мирра
Я тоже трепещу от страха.
Что ты наделала? Просить богов,
Тем более жестокую Венеру,
За Мирру поздно. Боги от меня
Отворотились. Грудь моя открыта
Эринниям: единственно они
Хозяйничают в ней. О, если только
Хоть капля милосердия в тебе
Осталась, ты одна меня избавить
От скорби можешь: больно медлит боль.
Евриклея
Что сделать я могу?
Мирра
Мои страданья
Пресечь в разгаре. Тая на глазах,
Я убиваю мать с отцом, я вижу,
И ненавижу самое себя.
Пускай твою любовь докажет жалость,
Я в тупике, и выход — только смерть:
Дай мне ее, и ты поможешь Мирре,
Евриклея
О, небо!.. Я?… Мне не хватает слов
И воздуха…
Мирра
Нет, ты меня не любишь.
Напрасно я считала, будто ты
Полна великодушия… Однако
Я от тебя же знаю с малых лет,
Что хорошо, что дурно. Не однажды
Ты говорила мне, что должно смерть
Между бесчестьем выбирать и смертью.
О, что я говорю?… Но ты меня
Не слышишь? Ты молчишь… Ты еле дышишь!..
О, небо!.. Что наговорила я?
Сама не знаю… Не сердись на Мирру.
Приди в себя, моя вторая мать.
Евриклея
О, ужас!.. У кого ты просишь смерти?
У Евриклеи?
Мирра
Не считай меня
Неблагодарной. Ты не хочешь мертвой
Меня на Кипре видеть? Если так,
Та скоро ты услышишь, что живою
Я не попала все равно в Эпир.
Евриклея
Тогда не надо этой страшной свадьбы.
Я все сказать родителям должна
Сейчас же…
Мирра
Нет. Тем самым ты утратишь
Мою любовь. Прошу, ни звука им.
Какие бы слова ни вырывались
Из страждущего сердца, придавать
Значенья им не стоит. Утешеньем
Достаточным (других не знаю я)
Мне было то, что я перед тобою
Поплакала и душу излила.
Я как бы вдвое мужественней стала.
Теперь, когда лишь несколько часов
До брачного обряда остается,
Прошу тебя — не оставляй меня.
Идем. В моем решении высоком
Ты утвердишь меня. Твоя любовь
И твой совет помогут мне, не дрогнув,
По избранному мной пути пойти:
Все прочие пути — пути бесчестья.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Кинир, Кенхреида.


Кенхреида
Сомнений нет: хоть и молчит Перей,
Ему небезразлично то, как Мирра
Относится к нему. А ведь она
Его не любит, можешь мне поверить,
И, под венец идя, идет на смерть.
Кинир
Из уст ее хочу услышать правду,
Чтоб убедиться в этом. Я уже
Послал за нею, на тебя сославшись.
Запомни, что не нам, а ей решать.
Как любим мы ее, она не может
Не ведать, и не меньше любит нас.
Недопустимо, чтобы перед нами
Она и впредь таилась и с одной
Собой считалась: мы ее учили
Не этому. Она и нам судья.
Кенхреида
Она идет. Какая перемена!
Она повеселела… О, когда б
Ей прежней Миррой стать! Малейший проблеск
Веселья в ней — и чувствую, что жизнь
Ко мне вернулась.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Мирра, Кенхреида, Кинир.


Кенхреида
Дорогая Мирра,
Мы ждем тебя.
Мирра
О, небо! И отца
Я вижу здесь!..
Кинир
Войди, войди, не бойся,
Надежда наша, наша жизнь. Ужель
Присутствие отца тебя смущает?
Мы оба выслушать тебя хотим.
Коль ты открыть захочешь нам причину
Своих терзаний, легче станет нам;
Когда ж тебе спокойнее об этом
Не говорить, тогда не говори.
От твоего зависит наше счастье,
И вот когда один короткий час
До твоего замужества остался,
И все тебя уж видят под венцом,
Быть может, ты решенье изменила,
Быть может, сердцем сожалеешь ты
О данном слове, может быть, считаешь
Неверным выбор свой, — коль так, скажи,
Скажи, не бойся ничего на свете.
Мы первые тебя освободим
От вечных уз, и то же, я уверен,
Великодушный сделает Перей.
Тебя мы не считаем легковесной,
Напротив, нам приятно сознавать,
Что зрелостью суждений продиктован
Отказ твой будет. Благородство чувств
Твоих известно нам, и твой характер,
И то, как ты всегда любила нас.
Ты даже мысли допустить не можешь
О недостойном дочери моей.
Так поступай, как ты считаешь нужным,
Счастливой лишь бы видеть вновь тебя
И радоваться счастью нашей Мирры,
Чтоб ни решила ты, поведай нам
Свое решенье, не таясь.
Кенхреида
Вот видишь,
Из материнских уст и то речей
Заботливей, нежней, проникновенней
Ты не слыхала.
Мирра
…Есть ли в мире скорбь
Моей под стать?…
Кенхреида
Никак, сама с собою
Ты шепчешься?
Кинир
Дай сердцу говорить:
Мы языка не признаем иного,
С тобою говоря. Итак, мы ждем.
Мирра
…Владыка…
Кинир
Нет, отец, а не владыка,
Я для тебя. Неужто можешь ты
Меня иначе называть?
Мирра
Смелее!
Последнее усилие…
Кенхреида
Она
Смертельно побледнела…
Мирра
Я?…
Кинир
Но трепет
Перед отцом откуда?…
Мирра
Нет его…
Вернее, больше никогда не будет, -
Ведь оба вы со мною так добры.
Единственная ваша дочь, я знаю,
Что значу я для вас и как моим
Вы радуетесь радостям, печалясь,
Когда мне плохо. Оттого и скорбь
Моя сильней. Сильнее не бывает.
И я бы вам сказала, что со мной…
Коль знала бы сама. Намного раньше,
Чем из числа блестящих женихов
Я выбрала Перея, роковая
Из года в год росла во мне печаль.
Какой-то гневный бог, неумолимый,
Неведомый, живет в моей груди,
И я пред ним бессильна… Уверяю
Тебя, о мать, что вопреки летам
Душа моя была и остается
Довольно сильной, но свирепый бог
Над слабой плотью одержал победу…
Я чувствую, что смерть моя близка…
Любые яства для меня отрава,
И постоянно сон меня бежит
Иль хуже, чем бессонница, изводит
Кошмарами смертельными меня:
Ни днем, ни ночью отдыха не знаю
И места не могу себе найти.
И все же я не жажду облегченья.
Иного для меня лекарства нет,
Чем смерть. Однако не дает природа
Мне умереть. То жалости к себе,
То ненависти я полна: и плачу,
И на себя сержусь, и плачу вновь…
В невыносимых бесконечных пытках
Несчастные мои проходят дни.
Но как?… И вас я заставляю плакать?…
О мать любимая!.. К твоей груди
Позволь припасть и, осушая слезы
Твои, дать волю и моим…
Кенхреида
О дочь,
Когда ты плачешь, кто не плакать может?…
Кинир
Для сердца острый нож ее слова…
Но что же делать?…
Мирра
Я не допускала
И мысли (верьте, верьте мне!) о том,
Чтоб опечалить вас иль вызвать жалость
Бесплодную к себе, упомянув
О горестях моих неизъяснимых.
Когда решила я свою судьбу
Связать с Переем, грусть моя как будто
Уменьшилась; но чем урочный день
Неотвратимей делался и ближе,
Тем горше становилось на душе, -
Настолько, что просить дерзнула трижды
Я по возможности отсрочить брак.
Отсрочки эти мне давали снова
Возможность успокоиться, но дни
Сменяли дни, и Фурии впадали
Мои все в больший гнев, и наконец
Сегодня, как мне это ни прискорбно
И как ни стыдно, их безумный гнев
Достиг предела. Все решится нынче:
Сегодня я Переева жена,
Иль этот день моим последним станет.
Кенхреида
Что слышу я?… И на венчанье ты
Настаиваешь?…
Кинир
Нет, не будет свадьбы.
Перей тебе не люб, и за него
Ты хочешь выйти…
Мирра
Дай ему жениться
На мне иль дай мне смерть… Быть может, я
Не так, как он меня, люблю Перея…
Однако верь, что я его ценю
И что никто на свете не получит
Моей руки, коль не получит он.
Надеюсь, дорог будет по заслугам
Он сердцу моему, и, навсегда
Подругой верной став ему, надеюсь
Покой и радость снова обрести:
Быть может, снова я скажу однажды,
Что жизнь прекрасна. Если я люблю
Его не так еще, как подобает, -
Не я, а состояние мое
Повинно в том… Я выбрала Перея
И выбор свой готова подтвердить.
И вам по вкусу выбор мой пришелся,
Так пусть же то, чего хотели вы,
Чего хотела я, теперь свершится.
С меня пример берите: я сильней,
Чем боль моя. Насколько мне удастся,
Я под венец счастливая пойду,
И вы когда-нибудь благословите
Мою решимость.
Кенхреида
Я горжусь тобой,
Дитя мое.
Кинир
От слов твоих немного
Мне стало легче, но боюсь…
Мирра
И мне
Пошел открытый разговор на пользу.
Я чувствую, что вновь себя в руках
Держать смогу (когда не против боги),
Но с вашей помощью.
Кинир
Какой?
Кенхреида
Скажи, -
И сделаем мы все.
Мирра
Еще придется
Мне опечалить вас. Сдается мне,
Что впечатленья новые помогут
Моей душе, измученной, больной.
И если так, то чем быстрей, тем лучше.
Что значит для меня оставить вас,
Не выскажешь. Об этом скажут слезы
Мои, когда настанет страшный миг,
Коль в этот миг прощания… не рухну
Я замертво… Но если я могу
Покинуть вас, то лишь затем, что время
Придет, и жизнью и покоем я
Обязана решительному буду
Отъезду своему.
Кенхреида
Ты говоришь
О том, чтоб нас покинуть? И как можно
Скорей? И в то же время уезжать
Не хочешь? Да, но как тогда?…
Кинир
Уехать?
А как же мы? Со временем к отцу
Перея ты отправишься, но видеть
Тебя счастливой здесь подольше мы…
Мирра
А если здесь еще мешает что-то
Счастливою мне быть, ужель для вас
Отрадней здесь мою могилу видеть,
Чем сознавать, что в стороне чужой
Я счастлива? Жене Перея должно
В Эпире жить. Но мы приедем к вам,
Когда Перей отца на троне сменит.
Вы матерью счастливой вашу дочь,
Даст небо, вновь увидите на Кипре,
Где одного из многих сыновей
Оставим мы, чтобы в годах преклонных
У вас была опора и чтоб тот
И впредь прекрасным этим царством правил,
В ком ваша кровь течет, коль скоро нет
Наследника у вас мужского пола.
Благословите первые тогда
Вы день отъезда моего. Дозвольте ж
Перею с новым солнцем паруса
Расправить. Сердце пагубным объято
Предчувствием, и если вы меня
Не отпускать (о, горе мне!) решите
Отсюда, где не в силах превозмочь
Сегодня я неведомую силу,
Вот-вот меня совсем лишитесь вы…
Поэтому прошу вас, отнеситесь
К предчувствию серьезно моему
Иль, уступая блажи, если блажью
Вам кажется оно, позвольте мне
Уехать. Жизнь, судьба моя зависит
И ваша тоже (страшно говорить!)
От моего отъезда, к сожаленью.
Кенхреида
Ах, дочка!..
Кинир
Так родителей пугать…
Но будь по-твоему. Во что бы муки
Ни вылились мои, желанней мне
Тебя не видеть, чем такою видеть,
А что же ты, любезная жена,
В молчанье слезы льешь? За нами слово.
Ну как?… Отпустим дочь?
Кенхреида
О, если б я
Хоть знала точно, что умру от горя,
Как знаю, что проплачу весь свой век!..
И если бы о внуках предсказанье
Сбылось однажды!.. Ладно, что гадать?
Пусть своему последует капризу,
Была б она жива.
Мирра
Вторично жизнь
Ты мне даешь, о матушка. Готова
Я через час к венцу. Что вас люблю,
Докажет время вам. И не разлуке
Я радуюсь как таковой. К себе
Я ненадолго удалюсь: ресницы
Пред алтарем сухими быть должны,
И, чтоб жених достойный был доволен,
К нему со светлым выйду я челом.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Кинир, Кенхреида.


Кенхреида
О, горе нам! Бедняжка дочь!..
Кинир
Но видеть
Все более несчастной день от дня
Я не могу ее. Перечить глупо…
Кенхреида
Я так боюсь, что боль ее сразит
Жестокая, едва она уедет…
Кинир
Слова, глаза и даже вздохи мне
Внушают опасение, что ею
Нечеловеческая движет власть,
Неведомая нам.
Кенхреида
Кто знает лучше,
Чем я, насколько месть твоя страшна,
Жестокая Венера? Ты караешь
Меня за речи гордые мои.
Но дочь моя безвинна. Я дерзила
Одна тебе.
Кинир
О, небо! Ты дерзить
Осмелилась богине? Как?…
Кенхреида
Узнай же
Мой грех, Кинир. Любимая жена
Прекраснейшего на земле супруга,
А также мать единственной его
Наследницы (единственной на свете
По красоте, изяществу, уму
И скромности), от счастья обезумев,
Не воскурить Венере фимиам
Дерзнула я. Но ты послушай дальше;
Безумная гордячка, я дошла
(О, ужас!) до того, что позволяла
Срываться с языка словам о том,
Что красоту божественную Мирры
И в Греции и на Востоке чтут
Сегодня выше, чем на Кипре чтили
Венеру с незапамятных времен.
Кинир
Что слышу я?…
Кенхреида
И с этих пор покоя
Не знает Мирра; медленно, как воск
Над пламенем, неотвратимо тает
Ее краса; и больше никаких
У нас отрад. Чем только не пыталась
Задобрить я Венеру? Но мольбы,
И фимиам, и слезы были тщетны.
Кинир
Ты оплошала. Но поступок свой
Скрыв от меня, ты поступила хуже.
Я чист перед богиней, и мои
Мольбы смирить могли бы гнев небесный
И (верить хочется) еще смирят.
Что ж до отъезда нашей бедной Мирры,
Себе представить трудно без нее
Священный этот остров. Но, быть может,
За ней богини оскорбленной гнев
Не станет гнаться, и в несчастном сердце
Предчувствие неведомое есть
На этот счет, и потому уехать
Так жаждет Мирра. Но сюда Перей
Идет, и кстати: только он способен
Дочь сохранить для нас, отняв ее.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Кинир, Перей, Кенхреида.


Перей
Подавленным, смертельной скорби полным
Вы видите меня. Идет борьба
Жестокая во мне, но благородство
И к ближнему, а не к себе любовь
Одерживают верх. Победа эта
Мне будет стоить жизни. Об одном
Жалею я, — о том, что не покончил
С собою прежде, чем приплыл на Кипр.
Нет, я не буду Мирриным убийцей!
Пора распутать узел роковой,
Одновременно дней моих никчемных
Нить оборвав.
Кинир
О сын мой!.. Скоро ты
И правда сыном станешь мне, надеюсь.
Мы тоже с Миррой за тобою вслед
Поговорили. Как отцу и должно,
Я сделал все, чтоб убедить ее
В том, что последнее за нею слово.
И что же? На своем стоит она,
Тверда, как камень: за другого замуж
Она не выйдет, и ее страшит
Возможность потерять тебя. Не знает
Природы мук своих она сама:
Быть может, слабое ее здоровье,
Их следствие вначале, стало их
Причиною теперь. Но какова бы
Причина ни была, большая скорбь
Заслуживает жалости не меньшей.
Не должен на нее сердиться ты,
Как мы не сердимся. Ты будешь в скорби
Ей утешеньем сладостным, Перей.
Твоя любовь — надежд ее опора.
Покинуть нас (она у нас одна!)
Во что бы то ни стало хочет завтра
Она сама, чтоб одному тебе
Принадлежать и жить под кровом мужа.
Перей
О, я бы рад поверить!.. Но отъезд
Поспешный… Нет, боюсь, что нужен Мирре
Я как пособник в смерти.
Кенхреида
Мы тебе
Вверяем дочку: так угодно року.
Когда бы мы не уступили ей,
Она бы здесь, увы, нашла погибель.
На молодую душу велико
Влиянье перемен. Зачем же думать
О худшем? Все употреби на то,
Чтобы она повеселела. Прежней
Улыбкой озари свое лицо
И не напоминай жене о скорби,
И скоро скорбь ее сама пройдет.
Перей
Так я могу надеяться, что Мирре
Я не противен?
Кинир
Можешь в этом мне
Поверить. Вспомни, что я перед этим
Тебе сказал. Из разговора с ней
Я убедился в том, что от причины
Своих терзаний вдалеке она
Придет в себя. Поласковее только
Держаться нужно с ней. Ступай, сынок,
И вскоре будь готов к веселой свадьбе.
А с новым солнцем приготовься дочь
Отнять у нас. В большом венчаться храме
Она не хочет на виду у всех,
Боясь, что долгий ритуал задержит
Отплытие. Мы здесь же, во дворце,
Восславим Гименея.
Перей
Ты утешил
Перея, жизнь вернув ему. Бегу.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Евриклея, Мирра.


Мирра
Ты снова, дорогая Евриклея,
Меня спокойной видишь и почти
Счастливой оттого, что завтра утром
Уеду я.
Евриклея
Воистину?… Ужель?…
С Переем только?… И одну хотя бы
Из преданных прислужниц взять с собой
Не хочешь ты?… Меня из многих выбрать
Не собираешься?… А как же я
Без дочери моей, одна останусь?
Поверить в это — значит умереть…
Мирра
Молчи!.. Ведь я вернусь…
Евриклея
Да будет небу
Угодно это! Нет, такой в тебе
Я черствости еще не знала, веря,
Что рядом с девочкой моей умру…
Мирра
Когда бы я могла с собой кого-то
Отсюда взять, тебя бы отпустить
Просила я со мной… Но я решила…
Евриклея
Ты едешь утром?…
Мирра
Отпустить меня
Согласны мать с отцом: родное царство
Покину я с рождением зари.
Евриклея
Да будет день погожим!.. Знать бы только,
Что хорошо тебе… А торжество
Перед разлукой с нами так жестоко…
Что ж, я наплачусь, если хочешь ты,
Но молча…
Мирра
Ах, к чему подобный натиск
На сердце бедное?… Зачем меня
К слезам неволить?
Евриклея
Как я спрячу слезы?…
Нет, не могу… Тебя в последний раз
Я обнимаю. Многими летами
Обремененную бросаешь ты
Меня. А бремя скорби? Если даже
Вернешься ты, кормилицу свою
Найдешь в могиле: я надеюсь, в память
О ней… слезу-другую… проронить…
Себе позволишь ты…
Мирра
Помилосердствуй!
Оставь меня иль тотчас замолчи!
Я всем теперь должна казаться черствой,
И прежде, чем другим, себе кажусь.
Сегодня свадьба. Докажи, что любишь
Меня, в последний раз: прошу, не плачь,
Чтоб мне не плакать… Но сюда, я вижу,
Идет Перей. Да онемеет боль.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Перей, Мирра, Евриклея.


Перей
Нежданной радостью меня наполнил
Отец твой, Мирра. Я со страхом ждал
Решенья участи своей и новость
Приятную услышал от него.
К отплытию готово будет судно
С рассветом новым, как хотела ты.
Я рад, что с легким сердцем отпускают
Родители тебя. Послушным быть
Твоим желаньям — только в этом счастье.
Мирра
Да, милый мой супруг (тебя уже
Я называю так), я не желала
Столь горячо на свете ничего,
Сколь в путь с тобой пуститься с новым солнцем
Желаю и стремлюсь. С тобой вдвоем
Скорей остаться и вокруг не видеть
Всего того, что видело мои
Так долго слезы и, быть может, было
Причиной их; по новым плыть морям,
Причаливая к новым царствам; воздух
Неведомый вдыхать, и день и ночь
Делить с таким супругом… Очень скоро
Все это мне поможет прежней стать.
Тогда, надеюсь, меньше буду в тягость
Я своему Перею. А пока
На снисходительность твою надеюсь.
Верь, это ненадолго. Скорбь моя
Искоренима, лишь бы мне не слышать
Про эту скорбь. Ни о родной земле,
Ни о моих родителях несчастных, -
Короче, ни о чем, с чем до сих пор
Я связана была, прошу — ни слова:
Иначе не просохнут никогда
Не просыхавшие доныне слезы,
Перей
Да пожелает небо, чтобы ты
Не пожалела о своем решенье!
Хотя сегодня сердце я не льщу
Тем, что тебе любезен, из желаний
Твоих любое слепо я готов
Исполнить. Если волею судьбины
Твою любовь не заслужу и впредь,
Знай все равно, что эту жизнь, которой
Сегодня сам бы я себя лишил,
Когда бы в силах был тебя лишиться,
Я в жертву боли приношу твоей,
Затем что избран для того тобою.
С тобою плакать, если хочешь ты,
Стараться, чтобы в праздниках и играх
Печаль свою и время обмануть
Могла ты, если к этому стремишься,
Быть непременно тем, кого найти
Во мне захочешь: мужем, другом, братом,
Возлюбленным или рабом твоим, -
На все готов я. Этому всецело
Да будут отданы и честь и жизнь.
Возможно, ты меня и не полюбишь,
Но мне сдается, что не заслужу
Хоть ненависти я твоей.
Мирра
О чем ты?
Ни Мирру ты не знаешь, ни себя.
Ты лучшей спутницы, Перей, достоин,
Затем что к прочим качествам твоим
Великую любовь теперь прибавил.
Но верь, что и меня пожар любви
Охватит, — только дай просохнуть в сердце
Слезам. Не забывай, что я сама
В тебе целителя моих страданий
Увидела. Лишь ты спаситель мой.
Перей
Какая зажигательная радость!
Из уст твоих прекрасных до сих пор
Я ничего подобного не слышал:
Пылающими нотами во мне
Навек слова отпечатлелись эти.
Смотри, в сопровождении толпы
Сюда уже идут жрецы и наши
Родители. О Мирра, этот час
Да будет для тебя прекрасен так же,
Как для меня счастливей часа нет!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Жрецы, хор мальчиков, девушек и стариков;

Кинир, Кенхреида, народ, Мирра, Перей, Евриклея.


Кинир
Я добрый знак усматриваю, дети,
В том, что к священному обряду вы
Готовы раньше всех. Читаю радость
Я на твоем лице, Перей, и дочь
Спокойной вижу. Несомненно, боги
К нам благосклонны. Двух курильниц дым
Да вознесется в алтарях высоких,
И чтоб добрее боги были к нам,
Да грянет песнь, и звуки ваших гимнов
Да благосклонно примут небеса.
Хор [81]
"О ты, что горести смягчаешь наши,
Амура брат, красавец Гименей,
В счастливые сердца свой свет пролей,
И пламя до конца
Да не угаснет в них, до смертной чаши.
Мальчики
На крыльях брата своего лети,
Благословен молвою,
Девушки
И лук его с собою
Взять не забудь и стрелы захвати.
Старики
Но чур не брать
Его упреков — здесь своих с лихвою.
Хор
Прекрасную чету соедини,
Которой нет достойней в наши дни".
Евриклея
О, небо!.. Дочка, ты дрожишь?
Мирра
Молчи,
Молчи…
Евриклея
Но ты…
Мирра
Я не дрожу, неправда.
Хор
"О Гименея и Амура мать,
Среди богинь богиня,
Да снизойдет, Венера, благостыня
Великая твоя на молодых,
Чтоб нам и впредь считать,
Что остров наш тебе милей других.
Мальчики
Ты сделала ее такой красивой,
Но Мирра не кичится красотой.
Девушки
Чтоб на земле остался образ твой,
Богиня, сделай жизнь ее счастливой.
Старики
И вскоре ей наследника пошли,
Чтоб им гордиться близкие могли.
Хор
Спустись на колеснице золотой,
Что белыми влекома лебедями,
Но не одна, а вместе с сыновьями,
И молодых укрой
Фатой прозрачно-розовой своею,
Чтоб жить в согласье Мирре и Перею".
Кенхреида
Дитя мое, всегдашнее смиренье
Перед богинею… Но что с тобой?
Ты изменяешься в лице?… Трепещешь?…
Едва стоишь?…
Мирра
Мою решимость ты
Словами не испытывай, помилуй!
Не знаю, что с лицом… Но сердце, дух
Неколебимы.
Евриклея
В гроб меня, старуху,
Она сведет.
Перей
О, горе мне! Она
Мрачнее тучи?… Я дрожу от страха.
Хор
"Да будут с ними Верность и Согласие, -
Другого не желает им никто,
За исключеньем злобной Алекто
И остальных Эринний.
Да будет сердце лучшей из супруг
Надежною твердыней
Для злых сестер и тщетных их потуг.
И, получив отпор,
Пускай грызет себя же Несогласие…"
Мирра
Что говорите вы? В груди моей
Все до единой Фурии теснятся.
Я вижу их: Эриннии вокруг
С бичами ядовитыми зловеще
Сверкают взглядами, и взгляды те
Под стать венчанью…
Кинир
Небо! Что я слышу?
Кенхреида
Ты бредишь…
Перей
Свадьба, нечего сказать!
Не быть тому…
Мирра
Но что это? Я больше
Не слышу гимнов?… В чьих объятьях я?
И где я? Что сказала? Я считаюсь
Женой уже? Увы!..
Перей
Женою ты
Не стала, Мирра, и женой Перея,
Клянусь, не будешь. Мне, как и тебе, -
Другие, правда, разрывают сердце
Эриннии. По милости твоей
Перей отныне — притча во языцех
И ненавистней самому себе,
Чем Мирре. Я, однако, не желаю
Тебе несчастья. С головой сейчас
Ты, Мирра, выдала себя, не в силах
Скрыть чувство отвращения ко мне
Неистребимое. Какое счастье,
Для нас обоих, что не удался
Тебе обман! Ты наконец свободна
От бремени, которого сама
Просила, бремя это ненавидя.
Ты спасена. Перея никогда
Презренного ты не увидишь больше…
Будь счастлива… Услышишь вскоре ты,
Что делают, любимую утратив.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Кинир, Мирра, Кенхреида, Евриклея, жрецы, хор, народ.


Кинир
Обряд испорчен. Празднику конец.
Да смолкнут песнопенья. Вы свободны,
Жрецы. Лишь одного хочу: чтоб слез
Несчастного отца никто не видел.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Кинир, Мирра, Кенхреида, Евриклея.


Евриклея
Она мертва скорее, чем жива.
Вы видите, каких усилий стоит
Мне удержать ее?
Кинир
Себе самой
И Фуриям девчонку предоставьте.
Я чувствую, что больше не могу
Жалеть ее: меня ожесточила
Неслыханною выходкой своей
Она. Предстать, едва ль не против воли
Родительской, пред алтарем она
Сама, сама хотела. И затем лишь,
Чтоб опозорить и себя и нас?…
Ты с нею, мать, излишне милосердна,
Оставь ее: коль прежде были мы
Нестроги, оставаться таковыми
Мы не должны.
Мирра
Ты прав: со мной Кинир
Да будет беспощаден. Я не жажду
Иного обращенья. Он один
Мученьям дочери своей несчастной
Способен положить предел. Вонзи
Свой меч разящий в сердце недостойной?
Ты эту жизнь страдальческую дал
Однажды мне, и ты же с ней покончи, -
Последнее, о чем тебя прошу…
Подумай: если от твоей десницы
Я не умру, одна дорога мне -
В самоубийцы.
Кинир
Дочь моя!.. О, небо!..
Кенхреида
О, ужас!.. Что я слышу?… Ты отец,
Отец… Зачем же соль на раны сыпать?…
Иль, может, недостаточно она
Несчастна?… Видишь, как владеет плохо
Она собой. Она лишилась чувств
От скорби непереносимой…
Евриклея
Мирра…
Меня не слышишь ты?… Рыданья мне…
Мешают… говорить…
Кинир
Какая мука!..
Да, я отец, увы, — из всех отцов
Несчастнейший… Уже над гневом жалость
Во мне преобладает. Я пошел
В другое место плакать. Вы ж останьтесь
При ней пока. Пускай в себя придет,
А там уж с ней поговорит родитель.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Кенхреида, Мирра, Евриклея.


Евриклея
Она приходит в чувство наконец…
Кенхреида
Наедине оставь нас, Евриклея,
Я с ней поговорю.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Кенхреида, Мирра.


Мирра
Отец ушел?…
Итак, он мне отказывает в смерти?…
Ах, матушка, тогда хоть ты булат
Дай, смилостивилась, мне. Когда осталась
В тебе хотя бы тень любви ко мне,
Дай мне оружье. Мой рассудок светел,
И я не ради красного словца
Прошу об этом. Верь, еще не поздно.
В своем отказе выручить меня
Тебе потом раскаяться придется.
Кенхреида
Любимое дитя!.. О, небо!.. Ты,
Конечно, бредишь. Просьбою подобной
Ты б не терзала мать, когда б не так…
Забудем все… Согласие на свадьбу
Таких усилий стоило тебе,
Но спор с природой тщетен. Благодарна
Я божествам за то, что ты всегда
В объятьях нежной матери пребудешь:
И если ты себя приговоришь
К пожизненным слезам, с тобою вечно
Желаю плакать. Станем ты и я
Единым целым. И твоя кручина
Моею станет. Я не только мать,
Но и сестра тебе, надеюсь, буду…
Но что я вижу? О дитя мое…
Меня отталкиваешь ты?… О, небо!..
Обнять меня не хочешь?… Этот взгляд
Пылающий?… Родную мать?…
Мирра
Довольно
Мне даже взгляда на тебя, чтоб скорбь
Удвоилась моя. Твои объятья
Мне разрывают сердце… Но… увы!..
Что я сказала?… Дерзкая, не стою
Я, матушка, твоей любви. Оставь
Меня на страшную мою судьбину…
Иль, повторяю, если жалость есть
В тебе, убей меня.
Кенхреида
Скорее руки
Я наложила б на себя, чем дочь
Утратила бы. Как ты только можешь
Мне предлагать такое? Жизнь твою
Теперь, напротив, охранять я стану.
Мирра
Ты станешь охранять? И я должна
Тебя все время видеть? Ежечасно
Перед глазами — ты? О, лучше пусть
Глаза мои во мрак навеки канут;
Вот этими руками я сама
Их вырву из глазниц…
Кенхреида
Да что же это?…
Я в ужасе! О, небо!.. Значит, мать
Ты ненавидишь?…
Мирра
Всех моих мучений
Ты первая, единственная ты
И вечная причина…
Кенхреида
Я причина?…
О дочь моя!.. Но слез твоих ручьи…
Мирра
Прости меня… Не я сама, а сила
Неведомая говорит во мне…
Ты любящая мать, но я…
Кенхреида
Выходит,
Что я виновница?…
Мирра
Родив меня,
Ты ею сделалась, и остаешься
Поныне ею, ибо эту жизнь
Отнять не хочешь, несмотря на просьбы
Мои. Еще не поздно. Я еще
Чиста… почти… Но Фурии… сильнее…
Томящегося… тела…
Кенхреида
Отведу
Я в комнаты тебя. Необходимо,
Чтоб отдохнула ты. Весь этот бред
От истощения. Идем. Доверься
Во всем несчастной матери своей.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Кинир.


Кинир
О, бедный юноша! О, сила чувства
Не показного!.. Раньше хоть на миг
Я появись, быть может, не вонзил бы
Ты сталь в себя. О, небо! Что отец
Слепой от горя скажет? Он Перея
Счастливым мужем ждал и вот теперь
Увидит обескровленное тело
Самоубийцы? Да, но разве я
Счастливей как отец? И можно ль жизнью
Назвать удел наследницы моей,
Что мечется среди жестоких Фурий?
И наша участь — разве это жизнь?
Но Мирру выслушать хочу, и сердце
Одето вновь мое в стальной доспех.
Мой гнев заслужен ею (это видит
Она), затем и не спешит к отцу.
Я трижды посылал за нею. Тайна
Чудовищная кроется во всех
Поступках Мирры. Истину желаю
Из уст ее услышать, или пусть
Мои глаза отныне дочь не видят.
Однако если рок иль гнев богов
Ее к слезам приговорили вечным
Безвинную, ужели отчий гнев
Я прибавлять к ее злосчастьям должен?
И отвернуться от нее и знать
Что гибнет медленно она?… О, небо!..
Но я свою великую любовь,
Хотя б отчасти, скрою, попытавшись
В последний раз до истины дойти.
Разгневанным она ни разу в жизни
Не видела меня: не столь тверда
Она, чтоб непривычные угрозы
Отца остались втуне. Наконец
Она идет. О нет, едва влачится,
Как будто здесь погибель ждет ее.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Кинир, Мирра.


Кинир
Я никогда бы не поверил, Мирра,
Что честь моя тебе недорога.
Увы, меня ты убедила в этом
Сегодня. Но что нужно повторять
Тебе мои приказы и не сразу
Ты исполняешь их, — еще одно
Открытье для отца.
Мирра
Лишь ты властитель
Моей судьбы… Недавно… здесь… сама.
За многие… мои ошибки… кары…
Я у тебя просила… Мать была
Свидетельницей… Что же помешало
Тебе убить меня?…
Кинир
Пора, пора
С тобою, Мирра, говорить иначе.
Отчаянные словеса твои,
Равно как и отчаянные взгляды,
Не выручат тебя. Твоя вина
Просвечивает сквозь твои страданья:
Ты сознаешь ее. Страшнее всех
Твоих ошибок то, что ты таишься
От своего отца, и гнев его
Тобой заслужен. Дочь моя не стоит
Великой той любви, что я питал
Доныне к ней. Но что с тобой? Ты плачешь?
Ты в ужасе?… Так, значит, для тебя
Невыносима пытка отчим гневом?
Мирра
Ах!.. лучше… смерть…
Кинир
Родителей своих
Ты сделала посмешищем всеобщим
Не меньше, чем себя, прервав обряд,
Которого сама и пожелала.
И оскорбления не пережил
Перей несчастный…
Мирра
Небо, что я слышу?
Кинир
Да, больше нет Перея: он убит
Тобою. Выйдя раньше всех отсюда,
Один, в молчанье скорбном, он идет
В свои покои. Ни один из смертных,
Никто не смеет следовать за ним.
Увы, я слишком поздно появляюсь…
Пронзенный собственным мечом, лежал
Он в море крови. Отраженье смерти
В заплаканных глазах… и вместо слов
Последних — имя Мирры… Вот награда…
Мирра
Довольно… Я достойна смерти, я
Одна… И я еще дышу?
Кинир
Несчастный
Отец, лишь я несчастного отца
Переева представить боль способен.
И я предвижу ненависть его,
И гнев, и жажду рассчитаться с нами
По праву. Не из страха перед ним,
Из состраданья к юному Перею
Намерен я, обманутый отец,
Услышать от тебя (и я услышу!),
В чем корень зла, откуда все пошло.
Напрасно ты упорствуешь. Не выдать
Себя не можешь ты. И голос твой
Прерывистый, и то, как ты бледнеешь
И как краснеешь, как вздыхаешь ты
Тайком, и то, как медленное пламя
Снедает плоть твою, и страх в глазах,
И неуверенность твоя, и чувство
Непреходящего стыда… — о, все
Мне говорит, и отпираться тщетно,
Что имя Фуриям твоим… любовь.
Мирра
Любовь?… Не верь… Не думай… Ты ошибся,
Кинир
Чем больше это отрицаешь ты,
Тем больше я (увы!) склоняюсь к мысли
О том, что тайну разгадал твою:
Ты влюблена.
Мирра
О, ужас!.. Ты не хочешь
Убить меня мечом… и вот меня…
Словами… убиваешь…
Кинир
И, однако,
Сказать не смеешь ты, что никого
Не любишь? Ну, а если бы сказала,
Была бы лгуньей. Лучше не клянись.
Но кто же сердца твоего избранник,
Когда его не получил Перей,
Что так тебя любил? Твое смущенье,
И трепет твой, и краска на лице
Кричат о том, чего не скрыть молчаньем
Бессмысленным…
Мирра
Не может быть!.. Ужель.
Ты хочешь… чтобы умерла… на месте…
Я от стыда?… И ты — отец?
Кинир
А ты
Ужель молчанием жестоким хочешь
Убить отца, которому стократ
Дороже жизни ты? Не бойся, Мирра,
Я все еще отец. И я готов
Во всем тебе потворствовать, к кому бы
Ты ни пылала страстью, — только мне
Откройся. Вижу я и прежде видел,
Как борются (о бедное дитя!)
В твоей груди любовь и чувство долга.
И вот однажды долг возобладал,
Но ненадолго: бог любви сильнее
Тебя, и он иначе рассудил.
Нам неподвластны чувства, потому-то
Простительны они; но то, что ты
Их от отца скрываешь, недостойной
Прощенья делает тебя.
Мирра
О смерть,
О смерть, ужель к моим страданьям вечно
Останешься глуха?…
Кинир
Утешься, дочь, -
Утешься: если ты не хочешь видеть
Меня во гневе, гнев уже прошел,
Почти прошел. Со мною откровенно,
Как с братом, говори. И я любил,
Я все пойму: итак, кого…
Мирра
О, небо!..
Да, я люблю. Меня принудил ты
Признаться в этом. Безнадежно, тщетно
Люблю. Но кто он, не узнать тебе
И никому другому. Мой любимый
И то не знает… Даже от себя
Я чуть ли это не скрываю.
Кинир
Я же
Хочу и должен знать. Не можешь ты
Терзать себя, при этом не терзая
Родителей вдвойне. Да кто же он?
Смотри, на месте гневного Кинира
Ты снова видишь жалкого отца,
Отца-просителя. Проститься с жизнью
Не можешь ты, не погубив и нас.
Кто б ни был твой любимый, ты получишь
Его. Поруганная честь царя
Ничто перед отеческой любовью.
Пойми, твоя любовь, твоя рука
И мой престол любого возвеличат.
Как низко ни стоял бы человек,
Он недостойным быть тебя не может,
Когда он по сердцу тебе. Скажи,
Кто он, прошу. Хочу любой ценою
Спасти тебя.
Мирра
Спасти?… Но разве я?…
В самих словах твоих моя погибель…
Будь милостив и от тебя… позволь…
Навеки мне… уехать…
Кинир
Как? Уехать?
Дитя мое любимое, приди
В мои объятья. Что? — Отца родного
Отталкивать? Объятия отца
Тебе противны? Страсть твоя, выходит,
Столь малодушна, что боишься…
Мирра
Нет,
Она не малодушна… а преступна,
Преступна, и…
Кинир
Преступною она
Не может быть, покуда преступленья
Отец не видит в ней. Изволь назвать…
Мирра
Отец пришел бы в ужас, если б имя
Я назвала… Кинир…
Кинир
Что слышу я?!
Мирра
О, что я говорю?… Сама не знаю,
Что говорю… Неправда, никого
Я не люблю… Не верь… И дай возможность
Уехать мне…
Кинир
Всему граница есть:
В потеху обратив мои терзанья,
Неблагодарная, навеки ты
Утратила любовь отца.
Мирра
Угроза
Твоя ужасна!.. Мой последний вздох
Теперь уж недалек… И что же, к стольким
Моим напастям ненависть отца
Прибавится?… Тебя не будет рядом
В мой смертный час?… Блаженна мать моя!..
По крайней мере… в час ее кончины…
Ты будешь… рядом с ней… она и ты…
Кинир
Что хочешь ты сказать?… Ужель разгадка
Ужасных слов?… Не может быть!.. Ужель
Ты, нечестивица?…
Мирра
О, небо! Что я
Сказала?… Где я? Где укрыться мне?…
Где умереть? Но разве не подходит
Твой меч для этого?…
(Бросается на меч отца, вонзает его в себя.)
Кинир
О дочка!.. Меч…
Мирра
Вот он… возьми… Спасибо, что не только
Я на язык быстра.
Кинир
От гнева я…
От ужаса… от жалости не в силах
Пошевелиться.
Мирра
О Кинир!.. Смотри…
Я умираю… Я тебе сумела…
Отмстить… и покарать… себя… Ты сам
Чудовищную тайну… вырвал силой…
Из сердца моего… Но оттого,
Что только вместе с жизнью… покидает
Она меня… мне легче…
Кинир
Ну и день!
О, преступленье!.. Но над кем я плачу?…
Мирра
А ты не плачь… Я недостойна слез…
Уйди, чтоб нечестивицу не видеть…
И Кенхреиде… никогда… о том…
Кинир
И твердь не разверзается при этом,
Чтоб поглотить несчастного отца?…
Я к женщине бесстыжей не решаюсь
Приблизиться… Но умирает дочь
Моя…

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Кенхреида, Евриклея, Кинир, Мирра.


Кенхреида
На страшный плач сюда…
Кинир
О, небо!
(Бросается навстречу Кенхреиде и, преграждая
ей путь, заслоняет от нее умирающую Мирру.)
Уйди…
Кенхреида
Дитя мое…
Мирра
Опять она!
Евриклея
О, ужас! Окровавленную Мирру
Я вижу?…
Кенхреида
Дочь?…
Кинир
Уйди…
Кенхреида
Она без чувств!..
Как? Кто ее?… Пусти…
Кинир
Не приближайся…
Я уведу тебя… Она… сама…
Моим мечом…
Кенхреида
И в этом состоянье
Ты дочь оставишь?… Нет, пусти…
Кинир
Она
Нам более не дочь. Она питала
Преступную любовь… к Киниру…
Кенхреида
Что?
Чудовищно!..
Кинир
Не здесь же нам от горя
И от позора умирать. Идем.
Кенхреида
Позор!.. О дочь моя!..
Кинир
Идем…
Кенхреида
Злодейка!
Мне больше не обнять ее?…
(Кинир силой уводит жену.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Мирра, Евриклея.


Мирра
Когда…
Я меч… просила… ты бы, Евриклея…
Послушалась… И я бы умерла…
Невинною… чем умирать… порочной…

Примечания


Трагедия была задумана Альфьери в бытность его в Эльзасе (11 октября 1784 г.). Прозаический набросок ее был сделан за несколько дней (24-28 октября). Первая стихотворная редакция — 7 августа — 11 сентября 1786 года.

О том, что вдохновило Альфьери на написание трагедии, говорит сам автор в своей "Жизни": один из эпизодов "Метаморфоз" Овидия, в котором рассказывается о противоестественном влечении юной Мирры к своему отцу.

Чтение этого эпизода захватило Альфьери, и, отталкиваясь от общего психологического мотива, Альфьери создал одну из самых оригинальных и сильных своих трагедий.

На итальянской сцене роль Мирры стала на долгие годы одной из наиболее привлекательных для крупнейших актрис. В середине прошлого века в ней блистала Аделаида Ристори. В последний раз "Мирра" была поставлена в Италии в 1949 году.

На русский язык "Мирра" впервые переведена в 1860 году А. Эльканом.

Публикуемый перевод Е. Солоновича выполнен специально для настоящего издания.


Н. Томашевский


Брут второй

Перевод Е. Солоновича


БУДУЩЕМУ ИТАЛЬЯНСКОМУ НАРОДУ


Надеюсь, о свободные и великодушные Итальянцы, вы простите мне тяжкое

оскорбление, каковое я без злого умысла нанес вашим дедам или прадедам,

дерзнув представить им двух Брутов, — трагедии, в которых вместо женщин

действующим лицом и актером был в числе многих благороднейших персонажей

народ.

Я и сам прекрасно сознаю, насколько человек, взявший на себя смелость

говорить, действовать, мыслить, должен был глубоко оскорбить тех, кто

(совершенно запамятовав, что эти три дара получены им от природы) полагал

невероятным, что другой когда-нибудь обретет их.


"Но если слово прорастет, как семя,

Во славу тем, кого я воскресил", -


я льщу себя надеждою, что вы восстановите справедливость, не отказав мне при

этом в нескольких похвальных словах. Я уверен также, что, если ваши предки

воздавали мне за то же самое хулою, они не отказывали мне окончательно в

уважении, ибо не могли все не навидеть или презирать того, к кому ни один

человек в отдельности не испытывал ненависти и кто явно старался (насколько

это было в его возможностях) принести пользу всем или большинству.


Париж, 17 января 1789 года


Витторио Альфьери


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Цезарь.

Антоний.

Цицерон.

Брут.

Кассий.

Кимвр.

Народ.

Сенаторы.

Заговорщики.

Ликторы.


Действие происходит в Риме в храме Согласия, затем в курии Помпея.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Цезарь, Антоний, Цицерон, Брут, Кассий, Кимвр, сенаторы.

Все сидят.


Цезарь
Сегодня вас, почтенные отцы,
К согласию зовет диктатор Рима.
Да, вас не часто Цезарь созывал,
Но в этом лишь враги повинны были
Мои и ваши: из-за них не мог
Я отложить оружие, покуда
От Нила и до Бетиса они
Разгромлены не будут. Но сегодня
Сбылась моя мечта: вернуться в Рим
И в нем услышать мудрый голос римлян, -
Вновь Римом сделав Рим, просить у вас
Совета. Наконец-то отдыхает
Он от гражданской крови, и пора
Вернуть права его сынам, чтоб смолкла
Завистливая клевета. Ничуть,
Ничуть (смешно и говорить об этом)
Не стал слабее Рим. При слове "Рим"
От Тахо до Евфрата, от Сиены
До Альбиона, северной земли
Безвестной, — при едином этом слове
Дрожат народы, и трусливей всех
Дрожит парфянин, победитель Красса,
Парфянин, упоенный до сих пор
Победой неожиданной. Расплаты
Он ждет от вас. Не надо ничего
Для славы Рима больше — лишь парфянам
И миру показать, что в битве той
Искали смерти, но не пораженья,
Бойцы, которым был потребен вождь,
Алкающий не злата, но победы.
Стереть позор и в Рим царя парфян
Разгромленного я берусь доставить
Или на поприще сраженья пасть.
Для обсужденья нового похода
Я не случайно выбрал этот храм
С названьем славным: символом удачи
Да будет нам оно. Итак, залог
Победы нашей будущей — в согласье
Меж нами, только в нем. И вас к нему
Я призываю. К этому и Рима
Честь призывает вас, который был
Свидетелем великого позора
Поверженных орлов. Сегодня честь
Молчать повелевает прочим чувствам.
На форуме бурлит народ, и мы,
Прислушавшись, поймем, что он к возмездью
Вас призывает тоже. Прежде всех
Иных вопросов нам вопрос о мести
Парфянам дерзким предстоит решить
Сегодня. Я прошу у цвета Рима
(И с римской радостью, прося его,
Его одновременно получаю)
Согласия, которое врага
Рассеет тут же или уничтожит.
Кимвр
Настолько Цезарь поразил меня
Словами о согласии, что первым
Я отвечаю, несмотря на то,
Что это право старших. Неужели
Нам, что не смели слова столько лет
Произнести, его дают сегодня?
Итак, я первый, я, на чьих руках
Катон великий умер. О, когда бы
Я прозорлив, под стать Катону, был
И участь разделил его! Поверьте,
Что не парфянам, а другим врагам
И за другой позор, гораздо больший,
Рим должен прежде отомстить. Сейчас
Ему не до парфян. Резне сограждан,
Начавшейся при Гракхах, нет конца,
И форум свой, и храмы, и жилища
Затопленными кровью видел Рим.
И вся Италия в крови, и море
От крови стало красным. Уголок
Найдется ли в империи, который
Не полит римской кровью? Может быть,
Ее парфяне пролили? Из граждан
Когда-то добрых вышли палачи,
Мечи, а не плуги, теперь в почете,
Секиры правосудие вершат,
В тиранов превратились полководцы.
Чего еще бояться? В общем, я
Считаю, что сначала нужно дома
Порядок навести и мстить за Рим
Не раньше, чем он прежним Римом станет.
Антоний
Я консул, мне и слово: я не тот,
Кто глупости болтает с гордым видом.
Мне кажется, отцы, что то, о чем
Диктатор наш советуется с нами
(Хоть он теперь уже и сам бы мог
Решение принять), должно не только
Всецело славу Рима возродить,
Но и само существованье Рима
От этого зависит, мощь его
И безопасность. Был ли случай в прошлом,
Чтоб римский вождь не отомщенным пал
В сражении? Ужели наши предки
Спускали поражения свои?
За каждого убитого из римлян
Враги теряли тысячи голов,
Настигнутые римскими мечами.
Неужто Рим теперь смирится с тем,
С чем не мирился втиснутый в границы
Италии одной, теперь, когда
Границами ему — границы мира?
Допустим, славою не дорожа
Своею, он не отомстит парфянам:
Какой ущерб подобный прецедент
Ему нанес бы? Многие народы
Отважные меж Римом и страной
Парфян живут. И кто же их удержит,
Когда ржавеют римские мечи?
Германцы, греки, галлы, македонцы,
Иллирия, Египет, Альбион,
Испания и Африка ужели
При их воинственности захотят
Терпеть господство дрогнувшего Рима?
Необходимость, а не только честь,
Знамена наши в Азию торопит.
Нам остается лишь одно решить:
Кто войско поведет. Но кто посмеет
При Цезаре назвать себя вождем?
Согласен, можно выбрать и другого,
Коль есть такой, кто по числу побед,
По завершенным войнам и триумфам
Опередил бы Цезаря иль сам
Под стать ему рубакой был хотя бы.
Что в зависти презренной? Имя "Рим"
И имя "Цезарь" означают ныне
Одно и то же: если б не второй,
То первому империей всемирной
Не быть сегодня. Значит, явный враг
Отечества, его изменник гнусный,
Кто личным интересам подчинять
Сегодня смеет общее величье.
Кассий
Я этот гнус, когда на то пошло,
Да, я, в устах изменника изменник.
Я первый, к счастью, если имя "Рим"
И имя "Цезарь" суть одно и то же.
Я не из многословных. Пусть другой
С услужливой неискренностью имя
Отчизны произносит. Если есть
У нас еще отчизна, то не может
Ее судьба не волновать отцов.
Я говорю от имени последних,
Но обращаюсь к истинным отцам,
Не из каприза созванным, как нынче,
И не для вида только, и не с тем,
Чтоб лицезреть вокруг убийц наемных
И говорить едва ль не на глазах
Подкупленного пастырем народа.
Народ ли это, впрочем? Те, кому
Одна свобода ведома — помехи
Чинить добру и зло оберегать?
Кто гладиаторами Рим позорит
И кто в Египте бражничал? Пускай
Сенат от этих лиц освободится,
И он услышит каждого из нас.
Ну, а пока скажу о самом главном:
Да будет консул консулом, сенат -
Сенатом и трибунами — трибуны,
И да заполнит истинный народ,
Как прежде, форум. Думать о парфянах
Не должен Рим, покуда снова в нем
Мы, римляне, узнать не сможем Рима
По верным признакам. Лишь тень сейчас
Его мы видим жалкую. Немного
Осталось настоящих граждан здесь,
Так пусть они последние усилья
Приложат, чтобы помешать врагам,
Последние усилия которых
Отечеству обращены во зло.
Цицерон
Я Рима сын и благодарен Риму,
Меня отцом назвавшему, когда
Я спас его от козней Катилины.
Доныне, вспоминая этот день
И эту честь, я сладостные слезы
Роняю с благодарностью. Мечте
Об общем благе, мире и свободе
Я верен был и верен остаюсь.
Как ради Рима жил, о, если б мог я
Один погибель за него принять!
Я рад, что горьких дней моих остаток
Ему, измученному, отдаю.
Я не кривлю душой. Моим сединам
Поверьте. Не затем слова мои,
Чтоб тех озлобить, кто и так немало
Бесчестьем длительным ожесточен,
И не затем, чтоб стал еще спесивей,
Кто мнит себя хозяином всего.
О том забочусь я, чтоб с благом Рима
Совпало благо каждого (когда
Еще возможно это). Не сегодня
Зло обнажило меч. Лишь имена
Тех, кто законы попирал, менялись,
И каждый раз республике в ущерб,
Чувствительнее прежнего. Кто любит
И впрямь ее, кто сердцем гражданин,
А не устами, пусть меня поддержит.
Среди обид сокрытых и мечей
Бряцающих (Эринниям недолго
Работу им задать) любой из нас
Да непреклонным будет: или души
Разрозненные мир объединит,
Иль от злодейских рук одни погибнем,
Оставшись римлянами до конца.
Вот что волнует гражданина Рима,
Все слушайте его: и кто уже
Отягощен превыше меры славой,
Пускай побережет ее, не то
Ее утратит он в погоне тщетной
За большей славою; а тот, кому
Чужая слава не дает покоя,
Пусть знает, что не завистью своей
Он посрамит другого, но поспорив
Поступками порядочными с ним,
Лишь в благородном этом состязанье
Сумеет честно превзойти его,
Достоинства свои умножив. Так что,
Пока у нас в избытке в Риме дел,
Парфянами не будем заниматься.
Единым и единственным для нас
Да будет Рим. Тогда и за оружье
Ему не нужно браться, чтоб врагов
Постигла участь туч, гонимых ветром.
Брут
Кимвр, Кассий и великий Туллий здесь,
Как римляне, о Риме говорили,
И к сказанному ими ничего
О Риме не прибавить. Остается
Лишь говорить о том, кто Римом мнит
Себя. Я вовсе не о Риме, Цезарь,
Который олицетворяешь ты,
А о тебе хочу сказать. Ты знаешь,
Я не люблю тебя, — тебя, что Рим
Не любишь (не люблю как раз за это),
Я не завидую тебе, затем
Что больше над собой тебя не ставлю,
С тех пор как сам ты уронил себя,
Я не боюсь тебя, не к рабской смерти
Готов всегда, и, наконец, во мне
И ненависти нет к тебе, коль скоро
Ты мне не страшен. Брута одного
И слушай, потому и верь лишь Бруту,
Не консулу-рабу, что так далек
От доблестей твоих, деля с тобою
Твои пороки только. Может быть,
Еще заслуживаешь ты спасенья,
И я б хотел, чтоб это было так,
Поскольку, образумившись, полезен
Ты можешь Риму быть, как смог ему
Немало навредить. Прекрасно Кассий
Нам описал народ, но даже твой
Народ изрядно отрезвил недавно
Тебя. Ты слышал гнев его в тот день,
Когда, из шутки как бы, новый консул
Услужливо попробовал венец
Тебе примерить царский: гнев твой царский
Тебя заставил побледнеть. Но ты
Венец злосчастный, о котором втайне
Упорно грезил, оттолкнул тогда
Рукою собственной: аплодисменты
Ты вызвал этим, но в твоей груди
Смертельными клинками были крики
Уже не римлян, но еще не столь
Бездумной массы, как тебе хотелось.
В тот день ты понял, что тирана Рим
Стерпеть способен временного, только
Не самодержца. Ты не гражданин,
И знаешь это, и в душе покоя
Не ведаешь. Я вижу — тяготит
Тебя твое тиранство. Ты родился,
Быть может, не для этого. Теперь
Мое к себе ты знаешь отношенье.
Открой же нам и самому себе,
Коль можешь, кем себя ты почитаешь
И кем мечтаешь стать. Не знаешь сам?
Тогда послушай гражданина Брута,
Диктатор. Должность много выше той,
Которую ты занимаешь ныне,
Найдется. Угнетателем себя
Ты хочешь видеть. Почему бы Рима
Освободителем тебе не стать?
Дерзни, внуши себе, что ты на это
Способен. По тому, как говорит
С тобою Брут, ты понимаешь, Цезарь,
Что, если ты себя владыкой мнишь
Над нами, я покамест не считаю
Себя одним из подданных твоих.
Антоний
За речи дерзкие, клянусь, ответишь
Ты вскоре…
Цезарь
Хватит. Молча я внимал
Так долго вам, и лишний раз могли вы
Понять, каков я есть: и если б я
Считал себя хозяином, то был бы
Достоин этого, ведь я слова,
Клеймящие меня, не только слушал,
Но поощрял. Собранье это вам
Не кажется достаточно свободным,
Хотя диктатор вашу брань терпел,
А мог бы и не слушать. Завтра утром
От форума подальше и без тех,
Кто служит вам охраною от плебса,
Я в дом Помпея приглашаю вас
Для большей откровенности. Услышу
Я больше оскорблений там. Но здесь
Судьба парфян должна решиться. Если ж
Так хочет большинство, то пусть тогда
И Цезаря судьба одновременно,
Но большинством, решится. Я не прочь.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Цицерон, Кимвр.


Цицерон
Из мест, где можно говорить о Риме,
Осталось только это…
Кимвр
Меньше слов!
Все сказано почти. Теперь — за дело!
Я Кассия и Брута пригласил,
Сославшись на тебя, и скоро оба
Здесь будут. Медлить более нельзя.
Предельная опасность завтра утром
Грозит отчизне.
Цицерон
Медлить ни за что
Не станет Цезарь, и его решимость
Поставить на своем спасает нас
От промедленья. Ничего не хочет
Он, кроме войска, убедившись в том,
Что страх всеобщий для него надежней
Любви продажной черни. Он в душе
Над выпадами нашими смеется
И вдоволь накричаться нам дает, -
Была бы армия за ним. В сенате
Он большинство купил и может спать
Спокойно. Наши крики о свободе
Он нам припомнит, возвратясь с войны.
Он римских воинов бросает в битву
С парфянами, чтоб нанести удар
Последний Риму, как нанес на Рейне
Удары первые. Давно пора,
Я тоже так считаю, отказаться
От промедленья. Но, признаться, я
Как добрый гражданин дрожу от страха
При мысли, что, быть может, от того,
За что беремся мы, зависит участь
Отчизны.
Кимвр
Вот и Кассий подошел.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Кассий, Цицерон, Кимвр.


Кассий
Я опоздал? Но я пока не вижу
И Брута здесь.
Кимвр
Он скоро должен быть.
Кассий
Со мной хотели многие из наших
Прийти, но в этом городе теперь
Настолько меньше граждан, чем шпионов,
Что я из осторожности не взял
С собою никого. К отваге Кимвра,
И Туллия великого уму,
И ярости моей непримиримой
Прибавить только остается нам
Гнев благородный Брута. Можно ль в Риме
Внушительней, чем наш, собрать совет,
И действеннее, и нужнее Риму?
Цицерон
Да будут боги римские за нас!
Что до меня, то все готов я сделать
Для родины, и лишь о том скорблю,
Что только вздох последний остается
Мне ей отдать. Десница старика
Мечом распорядиться не сумеет,
Но если чувства вольные мои
Язык бесстрашно выражал в сенате
Или на форуме когда-нибудь,
То откровенней прежнего сегодня
Слова свободы в Риме прогремят,
В том самом Риме, чей конец в оковах
Бесславный мне не пережить, клянусь.
Кассий
Ты был всегда оратором свободы,
И речь твоя высокая не раз
Давала силы Риму. Кто, однако,
Тебя достоин слышать ныне? Все
Сдались иль продались. Никто бы даже
Высоких чувств не понял…
Цицерон
Наш народ,
Хоть он уже не римский, остается
Всегда народом. Сколь бы человек
Наедине с собой ничтожен ни был,
Как правило, попав на люди, он
Преображается. Когда толпою
Запружен форум, каждый в той толпе
Не тот, каким он дома был. Любую
Из истин так же, как любую ложь,
Гнев, состраданье, боль, благоразумье,
Величье даже, можно без труда
Привить любому сборищу, коль скоро
Воистину твои слова идут
Из сердца. Если смысл еще остался
В вольнолюбивых пламенных речах,
Сегодня я надеюсь на трибуну
Не зря взойти. И, если нужно, я
На ней умру. На чем построил Цезарь
Правление преступное свое?
На мненье большинства. Мечом смиряет
Он Галлию, но льстивым языком
Смиряет, вычурными словесами
Сначала воинов своих, а там
И часть народа. Ни прикончить прежде,
Ни подкупить он всех один не мог,
Теперь же всех рабами сделать может,
Сначала им обманутых. Ужель
И мы открыть словами не могли бы
Глаза и просветить, оздоровить
Сердца и головы? В речах диктатор
На силу опирается, а я
На истину. Когда я на трибуне,
Я силы не боюсь. Еще сердца,
Когда-то римские, услышат голос,
Что римскими, хоть ненадолго, их
Вновь сделает. Повержен будет Цезарь,
Как только будет он разоблачен.
Кимвр
Сомнений нет: когда бы Рим услышал
Тебя, могла бы к жизни речь твоя
Вернуть его; но если б ты решился
Один, взойдя на ростры, умереть
(Ведь это смерть для тех, кто о свободе
Сегодня там дерзает говорить),
Твой голос утонул бы в гнусных криках
Людишек подкупных. Они к рукам
Прибрали форум и дорогу правым
Закрыли на него. Когда-то Рим
На Тибре был. Теперь солдат и граждан
В провинциях далеких надлежит
Искать. К войне открытой возвращаться
Жестоко, но и этот мир — не мир.
Увы, прибегнуть остается к силе
И полумертвый Рим от гнойных язв
Очистить кровью. Римлянином истым,
Конечно, был Катон и граждан кровь
Гнушался проливать, но, справедливый
Из справедливых, даже он сказал:
"Рожденный от меча и от него же
Погибший, Рим воскреснет от меча
И только от меча". У нас другого
Нет выбора. Или погибнет Рим,
И истинные граждане разделят
Его судьбу, иль будет он спасен,
И врассыпную бросятся злодеи
Иль к лучшему изменятся. Ужель
Навеки Цезарь приручил победу?
Одно лишь пораженье, и тогда
Его же плебс, в его непобедимость
Не веря больше, все о нем поймет
И вслух назвать его тираном гнусным
Не побоится.
Кассий
Почему бы нам
Не объявить его тираном прежде?
Мы ждем, чтоб этот приговор ему
Народ трусливый вынес? Разве сами
Мы вынести его и привести
Не можем в исполнение? Покуда
На римских улицах и площадях,
В домах, в сенате даже есть возможность
У нас бороться с Цезарем и верх
При этом взять, ужель на поле брани
Мы заманить ему дадим себя,
Чтоб столько жизней положить, быть может,
Не одолев его? Когда меча
Лишь одного, лишь этого, и гнева,
Который мне решимости придаст,
С лихвою хватит, чтобы с рабством в Риме
Покончить, жизнь презренную прервав;
Когда, чтобы расправиться с тираном,
Достаточно лишь одного меча
И римлянина одного, какая
Потребность в стольких римлянах? Пускай
Другие заседают, тратят время
На колебанья. Лучшим средством я
Быстрейшее считаю. Средство это
К тому же и решительней других,
И благородней, и верней. Открыто
Преступника презренного убить
Достойно Рима. И достоин Цезарь
Пасть от десницы Кассия. Другим
Антония готов я предоставить.
А вот и Брут. Послушаем его.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Брут, Цицерон, Кассий, Кимвр.


Цицерон
Насколько важен разговор, настолько
Не торопился Брут?…
Брут
Давно бы здесь
Я был, но помешал мне…
Кимвр
Кто?
Брут
Представьте,
Со мной Антоний говорить хотел
И говорил.
Цицерон
Антоний?
Кассий
И клеврета
Диктаторского удостоил Брут
Беседой?
Брут
Да. Его направил Цезарь:
Во что бы то ни стало говорить
Со мною хочет он и приглашает
К себе, иль сам готов прийти…
Кимвр
Но ты,
Конечно, отказался…
Брут
Нет. Уверен
Я искренне, что Цезарь-враг страшней,
Чем Цезарь-друг. И здесь же, в этом храме,
Я согласился выслушать его.
Кассий
Чего он хочет?
Брут
Видно, сладить сделку.
Но Бруту верите, надеюсь, вы.
Кассий
Мы так себе не верим.
Кимвр
Даже трусы
Уверовали в Брута.
Брут
Так и есть;
Как будто разбудить меня желая
(Сплю, что ли, я?), на улицах ко мне
Все время подстрекатели подходят
И льстят и упрекают, — дескать, я
Излишне медлю с тем, чего от Брута
Ждет Рим. Но мне не нужно шпор.
Кассий
Постой,
Уж не надеешься ли ты, что Цезарь,
Тебя послушав?…
Цицерон
Может, изменить
Его рассчитываешь ты?…
Брут
Приятно,
Что благородный Туллий разгадал
Мой замысел отчасти.
Кассий
В ожиданье
Тебя пространно мнения свои
Мы изложили все. Единодушны
Мы в ненависти к Цезарю, в любви
К отчизне и в готовности погибнуть
За Рим. Но планов получилось три:
В гражданскую войну отчизну ввергнуть,
Иль, ложью ложь назвав, разоружить
Народ, иль Цезаря прикончить в Риме,
Скажи, какой из этих трех путей
Угодней Бруту?
Брут
Ни один пока что.
Но если мой упрется в пустоту,
То я за третий буду.
Кассий
Твой? Но есть ли
Четвертый путь?
Брут
Вы знаете меня:
Я не любитель тщетных разговоров.
Рим слишком болен, чтобы за день он
Мог выздороветь. Можно добродетель,
Но ненадолго, пробудить в толпе,
Которую ни за какие деньги
К деяньям добрым не склонить, хотя
За деньги же другой ее толкает
На подлости. Была ль когда-нибудь
Продажна добродетель? Ненадежным
Фундаментом испорченный народ
Свободе новой был бы. Но, быть может,
Сенат надежней? Сосчитать легко
По пальцам не поддавшихся недугу,
Но и злодеи ненависть в душе
Питают к Цезарю — не потому, что
Он никому свободы не дает,
А потому, что, выйдя сам в тираны,
Он не дает в тираны выйти им;
Отсюда в них и ненависть.
Цицерон
К несчастью,
Все это правда.
Брут
Добрый гражданин,
Чтобы еще не стало хуже, должен
Держать себя в руках. Всегда ли был
Тираном Цезарь? Нет! Совсем недавно
Преступное стремленье в нем живет
К господству полному. Подлец Антоний
Подогревает эту жажду в нем
Искусно, чтобы, может быть, споткнуться
Помочь ему и вознестись над ним.
Таких друзей пригрел диктатор.
Кассий
Цезарь
Рожден с преступной жаждою в груди -
Царить…
Брут
Оставь, он никогда о стольком
Не смел мечтать. Его невольно ты
Переоцениваешь. Жажда славы,
Горячий нрав, желанье отомстить
Своим врагам и — главное — случайность
Счастливая заставили его
Ступить на этот путь. Подобным взлетом
Он оглушен и сам. Его душе
Пока еще дороже жажда чести,
Чем жажда царства. Разве это вам
Не очевидно? Разве не намерен
Он на парфян идти, оставив Рим,
Где столько у него врагов?
Кимвр
Победный
Венец на царский чает он сменить.
Брут
Тогда снискать, скорее, чем присвоить,
Венец он хочет. Значит, не злодей,
А честолюбец он…
Кассий
И перед нами
Его ты славословишь?…
Брут
Подожди.
Еще в сомненьях Цезарь, вкуса к славе
Он не утратил, значит, он еще
Не до конца тиран. Но начинает
И он, не знавший страха до сих пор,
Бояться, — значит, истинным тираном
Вот-вот он станет. Ужас охватил
Его на днях, когда ему в короне
Народ его продажный отказал.
И все же не заслуживает Цезарь
Того, чтобы раскаяться ему
Мешали. Если взять меня, то должен
Я презирать решительно себя
Иль чтить его, затем что я не умер
В тот день, когда меня он полонил
В сраженье под Фарсалом. Жизнь для Брута -
Позорное пятно. Но я сниму
С себя позор, не став неблагодарным.
Цицерон
Подобное не редкость на войне:
И ты бы, если победил бы, так же
Использовал победу. Разве жизнь,
Что роковой для Рима оказалась,
Тому же Цезарю не подарил
По доброте, а больше по ошибке,
Однажды Сулла?
Брут
Да, ты прав. Но я
Добра не забываю. В то же время
О долге и отечестве моем
Я свято помню. И для Брута Цезарь
Таков, что ни за что на свете Брут
Диктатора-тирана не намерен
Терпеть в живых, и я готов убить
Его иль быть убитым. Но при этом
Есть и такое в Цезаре, что он,
По мненью Брута, лишь один свободу,
Империю, могущество и жизнь
Вернуть сегодня Риму в состоянье,
Коль гражданином станет вновь. Толпа
Боготворит его. Но да возглавит
Он лагерь честных граждан, превратив
Законы в страшный бич для всех злодеев,
И чтобы стало все, как в старину,
Да будет он защитником законов,
А не грозою их. Родился он
С душою благородной. Гражданином
Он был. Он к славе не остыл еще.
Он слеп, не отрицаю, но виною
Тому благоприятная судьба
И подлые друзья, из-за которых
Он к славе истинной утратил путь,
Иль ничего мои не стоят речи,
Или такие пламенные я
Найду слова и доводы такие
Решительные приведу ему
В таком количестве, что Цезарь дрогнет,
Надеюсь, и воистину тогда
Великим станет, среди римлян первым
По добродетелям и вместе с тем
Не кем иным, как гражданином Рима,
На славу большую, чем у него,
Не претендую — лишь бы Риму польза
Была от славы Цезаря. Когда ж
Слова потерпят пораженье, Кассий,
Взгляни на это, он при мне всегда,
Кинжал, что Цезаря быстрей настигнет,
Чем твой хваленый меч.
Цицерон
Ты так велик,
Что, Цезаря своею меркой меря,
Не можешь знать, насколько он тиран.
Кассий
Твой план несбыточен, но он достоин
Тебя, великий Брут, и я сдаюсь.
Попробуй. К сожаленью, только Цезарь
В ошибке может убедить тебя.
Кимвр
Тирана переделать в гражданина?
Вот лучшее свидетельство того,
Что ты, о Брут, не мог бы стать тираном.
Брут
Отчет о том, чего добился я,
Вы здесь услышите потом. И если
Слова плохим окажутся крючком,
Перед собою ты увидишь, Кассий,
Убийцу беспощадного, клянусь.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Цезарь, Антоний.


Антоний
Брут согласился, встречу здесь назначив,
Где ты недавно соблаговолил
Терпеть его разнузданные речи.
Ты скоро сможешь вновь услышать их,
Поскольку хочешь этого.
Цезарь
Спасибо.
Я знаю, Брута было нелегко
Склонить к подобной встрече, и другому
Я не рискнул бы порученье дать,
Какое дал Антонию.
Антоний
О Цезарь,
Как жаль, что ты к моим советам глух
И терпишь Брута. Это первый случай,
Когда я порученью твоему
Не рад. Но Брута я просил, как друга,
Хотя его как твоего врага
Я знаю и за это ненавижу.
Цезарь
Для многих Цезарь плох. Но лишь один
Из недругов моих меня достоин,
И это Брут.
Антоний
Тогда не только Брут,
Но первым Брут, а вслед за ним и кимвры,
И кассии, и туллии должны
Убиты быть, и многие другие.
Цезарь
Чем больше, чем непримиримей враг,
Чем он сильнее, тем всегда приятней
Мне было побеждать его, что я
И делал — чаще, нежели оружьем,
Прощеньем. Обласкать, когда к мечу
Прибегнуть можно, силой убежденья
Сердца, в которых ненависть кипит,
Смирить и заручиться верной дружбой
Того, кого ты волен погубить, -
Вот лучшее возмездие достойным
Врагам, мое возмездие.
Антоний
Пора
Усвоить Цезарю, что он обязан
Своим величьем самому себе.
Но, главное, чтоб понял он сегодня,
Когда и Рим в опасности, и он,
Кто в равной мере их обоих любит.
Конечно, только я. И я твержу
Без устали тебе, что если Брута
Не убиваешь ты, тогда тебя
Не так отчизны занимает слава,
Как личное тщеславие твое.
Цезарь
Быть может, хочется тебе, чтоб Цезарь
Боялся?
Антоний
Пусть не за себя, — за Рим
И он бояться может, даже должен.
Цезарь
За Рим во имя славы умереть
Я должен, а не за себя бояться
И не за Рим. В бою его врагов
Я разгромил. Они как раз и были
Врагами Цезаря. Одним из тех,
Кто обнажил оружье против Рима,
Был Брут, и я с оружием в руках
Пленил его, однако не позволил,
Чтоб справедливый меч войны сразил
Его тогда. Ужель сегодня, в Риме,
Я мог бы допустить иль приказать,
Чтоб безоружного (о, небо!) Брута
Сразил удар клинка из-за угла
Или неправая секира. В этом
Нет надобности. Даже захотев,
Не смог бы я… А впрочем… Нет… не смог бы.
К великому числу моих побед
Победу над парфянами осталось
Прибавить и над Брутом. От второй
Зависит первая. Любой ценою
Я должен Брута в друга превратить.
За Красса отомстить — первостепенной
Задачи нет сейчас, и в этом Брут
Весьма полезен мне: ведь речь о славе
И Цезаря и родины идет.
Антоний
Ты славен — дальше некуда.
Цезарь
Допустим.
Но если предстоят еще дела,
То сделанное раньше мной не ставлю
Я ни во что. С парфянами война
Неотвратима. Чтобы побежденным
Остался Рим, покуда Цезарь жив?
О, прежде я умру тысячекратно!
Но полным распрей, полным прочих зол,
Сражаясь в Азии, оставить город
Я не могу, как не хотел бы я
В крови и в ужасе его оставить.
Лишь Брут уладить в силах…
Антоний
Значит, ты
Антонию не доверяешь?
Цезарь
В ратных
Деяниях моих ты часть меня.
И я хочу, чтоб, в ужас повергая
Парфянина, ты рядом был со мной.
А в этом деле думаю на Брута
Я опереться.
Антоний
Я тебе готов
Служить во всяком деле. Что до Брута,
То здесь ты слеп.
Цезарь
Быть может, он куда
Слепей меня. Но я надеюсь нынче
Открыть ему глаза. Сегодня я
В ударе…
Антоний
Вот и он.
Цезарь
Вдвоем оставь нас,
Я скоро буду у тебя.
Антоний
Прозреть
Да сможешь ты, пока еще не поздно,
И с кем имеешь дело ты, понять!

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Брут, Цезарь.


Брут
Мы, Цезарь, старые враги, однако
По-прежнему ты победитель мой
И думаешь, что ты счастливей Брута,
Тогда как Брут уверен, что тебя
Он менее несчастлив. Впрочем, что бы
Мы про себя ни думали, недуг,
Упадок, угнетенье — участь Рима.
Одно желанье нынче нас свело,
Но побужденья разные. Ты хочешь
Сказать мне что-то важное, когда
Не лгал Антоний. С важным разговором
И я пришел, надеясь, что дерзнешь
Ты выслушать меня.
Цезарь
Ко мне враждебен
Ты был всегда, но Бруту я не враг,
И никогда им не был, и не мог бы
При всем желанье стать. К тебе домой
Пришел бы с разговором я, однако
Боялся этим оскорбить тебя:
Ведь Брут женат на дочери Катона,
И Цезарю не место у него.
Поэтому сюда тебя просил я
Пожаловать. Ты видишь, я один,
Без ликторов, без помпы, равный Бруту
(С его соизволения) во всем.
Перед тобою не диктатор Рима,
Не человек, который разгромил
Непобедимого дотоль Помпея,
Не триумфатор…
Брут
Цезаря одна
Достойна свита — собственная доблесть,
В особенности, если предстает
Он перед Брутом. Счастлив ты, коль скоро
Обходишься не только без секир
И ликторов, но и без угрызений
И страха, вечного в тиранах!
Цезарь
Страх?
Не только сердце, но и слух мой слова
Не знает этого.
Брут
Его не знал
Великий Цезарь на полях сражений,
Но знает Цезарь в Риме, где теперь
Диктатор он. Он слишком благороден,
Чтоб это отрицать, и, не стыдясь,
Открыться может Бруту: этим только
Свое величье Цезарь подтвердит.
Давай начистоту, как нам обоим
Пристало. Многих в ужасе держать
Один не может без того, чтоб первым
Не трусить самому. Недалеко
Ходить за доказательствами. Брута
Ты можешь беспрепятственно убить:
Я не люблю тебя, ты это знаешь,
И низкому тщеславью твоему
Помехой стать могу. Но ты боишься,
Что нынче больше повредит тебе
Убийство Брута. Говорить со мною
Желаешь ты затем, что только страх
Тобою движет с неких пор. Возможно,
Ты сам о том не знаешь или знать
Не хочешь попросту.
Цезарь
Неблагодарный!..
А под Фарсалом не была ли жизнь
Твоя в моих руках?
Брут
Ты пьян от славы
И боем был разгорячен тогда.
Ты был велик. И чтобы быть великим,
Родился ты. Но здесь ты с каждым днем
Себя роняешь. Образумься, Цезарь.
Тираном кротким не родился ты,
Поверь…
Цезарь
Твои хвалы с хулою вкупе
Мне все же нравятся. Я так люблю
Тебя, что только Брутом быть хотел бы,
Когда бы не был Цезарем уже.
Брут
Ты можешь быть обоими, прибавив
Немало Бруту и самим собой
Оставив Цезаря. Любого можешь
Ты из великих римлян превзойти,
Став истинно великим: все зависит
Лишь от тебя. Отважься применить
Простое средство. Заклинаю первый
Тебя об этом я… Но ты молчишь?
О, ты прекрасно знаешь это средство:
Ты слышишь в сердце громогласный крик
Насущной правды. Откажись от козней,
Что даже в собственных глазах тебя
Роняют. Убедись, что подлой цели
Ты стал рабом. Быть Цезарем учись
У Брута. Если б ревновал я к славе
Твоей, ужель бы я тебя просил
Попрать мою? Я знаю правду: в Риме
По должности, по силе, по летам
Я меньше Цезаря, как меньше слава
Моя. И если самовоспарить
Способно имя Брута, то не раньше,
Чем разобьется вдребезги твое.
Все тот же тихий голос боязливый -
И потому не римский, что тебя
Иначе с неких пор не называет,
Как угнетатель Рима, Бруту роль
Его освободителя отводит.
Чтоб стать в действительности таковым,
Необходимо мне тебя низвергнуть
Или убить. Нелегок первый путь,
Но менее, чем ты считаешь, труден
Второй, и если б только о себе
Я думал, я б уже от господина
Избавился, но, римлянин, пекусь
О Риме я и потому взываю
К тебе, когда мой долг убить тебя.
Да, стать, как прежде, гражданином, Цезарь,
Послушавшись меня, обязан ты.
Ты первый, ты один способен Риму,
Скорей, чем Брут, свободу, славу, мир
Вернуть — все то, что у него ты отнял.
Вновь гражданин, тираном прояви
Себя в последний раз: законы в силе
Восстанови и навсегда отбей
У всех без исключения охоту
Тебе, тирану, подражать. Никто
Из римлян после этого не скажет,
Что в массе граждан растворился ты.
Скажи, себя ты ставишь ниже Суллы?
Гораздо более, чем ты, жесток,
Проливший больше крови, гражданином
И Сулла стать дерзнул, и был велик.
Насколько же ты был бы выше Суллы
При том, что ты куда сильней его!
Иная слава ждет тебя, когда ты
По доброй воле силу и талант
Заждавшимся употребишь во благо,
Когда посмотришь трезво на себя,
Все сделав для того, чтоб в Рим вернуться
Ни цезари, ни суллы не могли.
Цезарь
Отважный юноша, в твоей искусной
И пылкой речи, к сожаленью, есть,
Быть может, правда. Убеждают сердце
Твои слова. И если ты себя
Считаешь меньше Цезаря, я вижу,
Я чувствую, насколько больше ты.
И то, что я сознался в этом первый,
Не оскорбившись, не рассвирепев,
Доказывает, что к тебе питаю
Я странную привязанность. Поверь,
Ты очень дорог мне, и я хотел бы,
Чтоб, завершая начатое мной,
Когда меня не станет, ты исправил
Мои просчеты. Месть парфянам дай
Прибавить Цезарю к его триумфам,
И он умрет счастливым. Столько лет
Я отдал битвам, что на поле брани
Единственно достоин встретить смерть.
Я допускаю, что лишил отчасти
Свободы Рим, зато воздал ему
Сторицею могуществом и славой,
И Рим об этом знает. Я умру,
И, осенен победами моими,
Ты устранишь ущерб, что я нанес
Ему. Не может больше делать ставку
Рим на меня. Добро, что сделать я
Хотел ему, отравлено всечасно
Бывало мной же причиненным злом.
Я на тебя надежды возлагаю:
Ты честным и великим был всегда
И римлянам величие и честность
Привить сумеешь. Как отец, с тобой
Я говорю… О, для меня ты больше,
Чем сын…
Брут
Твои слова не до конца
Понятны мне. Исключено, чтоб к власти
Твоей неправой приобщился я
Когда-нибудь. Однако ты о Риме
Почти как о наследстве говоришь
Своем?…
Цезарь
О, выслушай меня. Не в силах
Я более умалчивать о том,
Что отношение твое изменит
Ко мне.
Брут
Его изменишь ты, коль сам
Изменишься: победы над собою
Тебе лишь не хватает…
Цезарь
Ты другим,
Услышав тайну, станешь.
Брут
Я останусь,
Что б ни услышал, римлянином. Но
Продолжим разговор.
Цезарь
Ты не находишь,
О Брут, что то, как я с тобой держусь,
Мои глаза, слова, молчанье даже,
Все выдает безмерную любовь,
Что я к тебе питаю?
Брут
Да, я вижу
В тебе порыв, и человек за ним
Скорее, чем тиран, стоит как будто.
Но что он означает, не берусь
Судить.
Цезарь
А сам, скажи, какие чувства
Ко мне питаешь?
Брут
Зависть исключи,
А остальные — все поочередно.
Когда тиран закоренелый ты,
То ненависть и гнев; когда же снова
Ты человек и гражданин — любовь
И восхищенье. Что тебе угодней
Из этих чувств?
Цезарь
Любовь. И должен ты
Любить меня… Священными со мною
Ты связан узами.
Брут
С тобою? Я?
Какими же?…
Цезарь
Я твой отец.
Брут
О, небо!
Что слышу я?…
Цезарь
О сын мой, обними
Меня…
Брут
Возможно ль?…
Цезарь
Если мне не веришь,
То матери поверишь. Вот ее
Письмо. Я получил его в Фарсале.
Ты знаешь руку матери. Читай.
Брут
(читает письмо)
"Вот-вот, быть может, нападешь ты, Цезарь,
Не только на Помпея и твоих
Сограждан, но и на родного сына.
Брут — порожденье молодых утех
Твоих со мною. На признанье это
Лишь материнский страх толкнул меня.
О Цезарь, ужаснись! Когда не поздно.
Меч опусти: ты можешь от руки
Родного сына пасть, как может сына
Твой меч сразить… О небо, сделай так,
Чтоб вовремя отец меня услышал!..
«Сервилия»". Кто мог подумать? Я
Сын Цезаря?
Цезарь
Конечно. Обними же
Меня, мой мальчик.
Брут
О отец!.. О Рим!..
О кровь!.. О долг!.. Смотри, перед тобою
Брут на колени падает. И он
Не встанет прежде, чем обнять не сможет
В твоем лице единого отца
Себе и Риму.
Цезарь
Поднимись, мой мальчик.
О, почему с таким упорством ты
Все личное от сердца отметаешь
Ожесточенного?
Брут
Себя отцом
Ты любящим вообразил, быть может?
Ты себялюбец. Все подчинено
В тебе стремленью к царству. Быть тираном
Отец не может. Прежде докажи,
Что гражданин ты, если хочешь сына
Во мне найти. Дай мне вторую жизнь;
Ходить в рабах я не могу, тираном
Быть не желаю. Либо" мой отец
Свободный человек — и я свободен
В свободном Риме, либо умереть
Мне лучше. Жизнь за Рим отдать готов я
И за тебя погибнуть, лишь бы ты
Был римлянином, истинным для Брута
Отцом… О, радость! Благородных слез
Я вижу блестки на твоих ресницах?
Пробита честолюбия броня,
Теперь ты мой отец и голос сына
Услышь: да будет Брут неотделим
От Рима для тебя.
Цезарь
О, безысходность!..
Считаться только с сердцем я бы рад,
Но не могу. Настолько Рим для рабства
Созрел, что с меньшей пользой для него
Другой в повиновенье рабском будет
Его держать, когда не хочет Брут,
Чтоб это делал Цезарь…
Брут
Что я слышу!
О, рабская растленная душа!
Нет, я тебе не сын. Когда бы прежде,
Чем сердце подлое свое открыть
И подлое мое происхожденье,
Собственноручно ты убил меня,
Ты поступил бы милосердней…
Цезарь
Сын мой!..
Брут
Послушайся…
Цезарь
Неблагодарный сын…
Чего ты хочешь, вырожденец?…
Брут
Жажду
Спасти отчизну я иль вместе с ней
Погибнуть.
Цезарь
Ну а я хочу другого:
Одумайся или убей меня.
Чудовищна твоя неблагодарность,
Но я надеюсь, за нее краснеть,
Когда мы завтра встретимся в сенате,
Ты будешь. Ну, а если ты отца
И дел его не прекратишь гнушаться,
То завтра утром господина ты
Найдешь во мне.
Брут
Надеюсь я, что прежде,
Тиранства устыдившись своего,
Ты станешь истинным отцом. Не может
Во мне внезапно прорасти любовь
Сыновняя, пока ты не докажешь
Свою отцовскую любовь. Она,
Как правило, сильней любого чувства
И победить в тебе должна. Тогда
Нежнейшего, послушнейшего сына
Во мне найдешь ты… Как я буду горд,
О Цезарь, как тогда я буду счастлив,
Что я твой сын!..
Цезарь
Каким бы ни был я,
Ты сын мой и наперекор не смеешь
Родителю идти…
Брут
Мне имя Брут,
И мне отчизна мать. Не вынуждай же
Меня считать, что настоящий мой
Отец — тот самый Брут, который Риму
Ценою крови собственных детей
Жизнь гарантировал и дал свободу.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Цезарь.


Цезарь
Возможно ль, чтоб единственный мой сын
Отказывался мне повиноваться
Теперь, когда весь мир покорен мне?

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Кассий, Кимвр.


Кимвр
Не сомневайся: видели недавно,
Как он из храма вышел и к себе
Направился в смятенье, чуть не плача.
Подумать только, неужели Брут
Уже не тот?…
Кассий
Он любит Рим, и славу,
И справедливость. К нам, как обещал,
Придет он скоро. Бруту доверяю
Я больше, чем себе. Его словам
И действиям порука — благородство
Его души. Все помыслы его
О благе Рима.
Кимвр
Легок на помине.
Кассий
Вот видишь?

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Брут, Кассий, Кимвр.


Брут
Как? Остались только вы?
Кассий
А разве мало нас, когда ты с нами?
Брут
А Туллий?…
Кимвр
Ты не знаешь? Только что
В числе других сенаторов поспешно
Из Рима он уехал.
Кассий
Холод лет
Сковал его бесстрашие былое.
Брут
Но не убил. Из римлян никому
Я не позволю Туллия порочить.
Да сохранит свободу он и жизнь
Для блага Рима.
Кассий
О, какое счастье!
Мы верим, что свободными придем
К почетной старости или погибнем
За Рим во цвете лет.
Брут
Блаженны вы!..
Вы, но не я, кому осталось только
С собой покончить или в рабстве жить.
Кассий
Не понимаю.
Кимвр
Что из разговора
С диктатором ты вынес?
Брут
Ничего
Для Рима; безграничные страданья
И ужас для себя; сюрприз для вас
И основанье презирать по праву,
Быть может…
Кимвр
Презирать? Кого?
Брут
Меня,
Кимвр
Тебя?
Кассий
Тебя, который совесть Рима
И наша?…
Брут
Я… Кто мог бы допустить?…
Я зятем достославного Катона
Считал себя до нынешнего дня…
И Цезаревым оказался сыном.
Кимвр
Что слышу я? Ужель?…
Кассий
Да будет так.
Клянусь, что это не мешает Бруту
Врагом тирана оставаться впредь.
Брут
Чтоб кровь от этого пятна очистить
Ужасного, до капли должен я
За Рим ее пролить.
Кассий
Ты должен сыном
Быть самому себе.
Кимвр
Но доказать
Чем Цезарь может?…
Брут
Неопровержимо
Он это доказал. Он как отец
Со мною говорил, желая сделать
Меня своим сообщником теперь,
А в будущем преемником презренным,
И в деспотических его глазах
Я видел человеческие слезы.
Он, не краснея, сердца тайники
Порочного раскрыл передо мною,
Как перед сыном. Главный аргумент
Он под конец оставил — роковое
Письмо Сервилии (о, небеса!),
Которое прочел я. В этом жутком
Посланье, незадолго перед тем
Отправленном, как звук трубы фарсальской
Раздался, пишет Цезарю она,
Что их любви обязан я рожденьем,
И заклинает в ужасе его
Родного сына пощадить.
Кимвр
О тайна
Жестокая! Зачем возникла ты
Из мрака?…
Кассий
Если он, как сына, любит
Тебя, то силе благородных чувств
И убежденности твоей могла ли
Душа отца — отца не на словах -
Противиться? Теперь ты убедился
Воочию: нет в мире ничего,
Что вырвало бы Цезаря из грязи.
Брут
Порою брезжит истина еще
В его отравленном мозгу, но брезжит
Едва-едва. Привыкший много лет
Повелевать в сраженьях, высшей славой
Он высшую считает власть, и вот
Заполучить упорно жаждет царство,
А нет — так умереть.
Кимвр
И пусть умрет
Чудовище!
Кассий
Тиран неисправимый,
Закоренелый он. Считай, о Брут,
Что нет отца у одного из граждан…
Кимвр
И не дано тирану сыновей…
Брут
И сердцу Брута не найти покоя.
Да, благородные друзья мои,
Вам говорю я это — вам, несущим
В сердцах высокий свет священных чувств;
Вам, для которых наше предприятье
Великое и стимул и закон;
Вам, что заботясь лишь о том, чтоб дети
Уверенно с родительских колен
Смотрели в завтра, жаждете покончить
С жестокой тиранией навсегда,
Которая священнейшие узы
Рвет беспощадно. Перед вами я
Всю боль мою и ужас обнажаю,
Что, сыну Цезаря и Рима, мне,
Соперничая, разрывают сердце.
Лицом к лицу с тираном я не стал
Скрывать свою непримиримость. Слова,
Слезинки слабости не проронил
Я перед ним. Но лишь один остался -
И тысячи в душе проснулись чувств.
Я тороплюсь домой, где равновесье
И наилучший я найду совет:
Там Порцию увижу, дочь Катона,
Достойную великого отца,
Супругу Брута…
Кассий
И отца и мужа
Она достойна.
Кимвр
О, когда б такой
Сервилия была!
Брут
Хотя больная
Уже который день она лежит,
Смятение мое не ускользнуло
От Порции. И вот что слышу я
Недавно: "Чем-то важным озабочен
Ты с неких пор. Расспрашивать тебя
Я не дерзала, прежде чем жестоким,
Зато надежным способом свое
Не испытала мужество. Я больше
Не женщина. Смотри". И тут она
Откидывает край покрова, рану
Широкую показывая мне,
И продолжает: "Этою рукою,
Кинжалом этим грудь отсечена
Моя. Об этом ты впервые слышишь:
Я стойко боль уже который день
Переношу, хоть не встаю с постели,
И эта рана говорит о том,
Что я хранить достойна тайны Брута.
Не так ли?"
Кимвр
Что за женщина!
Кассий
Какой
Мужчина с ней сравнится?
Брут
На колени
Я перед добрым гением моим
Упал при виде этой страшной раны
И, потрясенный, плачу и молчу.
Придя в себя, я о душевных бурях
Рассказываю без утайки ей.
Не женщина со мною вместе плачет,
А римлянин. Она во всем винит
Судьбину и в последний раз, быть может,
Обняв меня, напоминает мне,
Что, мужу Порции и сыну Рима,
Мне имя Брут. О, я не забывал
Об этом никогда. И к вам пришел я
Поклясться в том. Подробности хотел
Я опустить, но, говоря с друзьями,
Не удержался. Верьте, что меня
Сама природа оторвать от Рима
Не в состоянье… Но, к несчастью, боль,
Отчаянная боль моя отнимет
Меня потом у самого себя.
Кимвр
Мы римляне, но мы еще и люди,
И чувства человеческие нам
Понятны… Брут!.. Я тоже удержаться
Не в силах, слушая тебя, от слез.
Кассий
Быть ни один бесчувственным не вправе
Из нас; но гибнет угнетенный Рим -
И личных чувств уже не существует,
Или, во всяком случае, любой
Прислушиваться может к ним, но только
Не Брут.
Брут
Меня сильней считаешь ты,
Чем есть, но делает твое доверье
Меня действительно сильней. Смотри,
Мои ресницы сухи. Вечереет.
Великим днем грядущий станет день.
Клянусь, друзья, что остается в силе
Решенье наше. Полностью на вас
Я полагаюсь. На меня надейтесь
Во всем и ждите знака моего,
Запомните.
Кассий
Воистину из римлян
Ты первый. Но сюда идут…
Кимвр
И кто?
Антоний!
Брут
Цезарем ко мне он послан
Наверняка. Останьтесь.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Антоний, Кассий, Брут, Кимвр.

Антоний
Я ищу
Тебя, о Брут. Есть разговор.
Брут
Ну что же,
Я слушаю.
Антоний
Но мне диктатор дал
Наказ…
Брут
Да будет так.
Антоний
С тобою должен
Я говорить одним…
Брут
Я здесь один.
Жена и муж — моя сестра и Кассий,
А Кимвр Катону, тестю моему,
Был самый верный друг. Любовь к отчизне,
Родство и дружба так сплотили нас,
Что в трех телах одна душа. И Цезарь
Не может Бруту ничего сказать,
О чем бы не узнали Кимвр и Кассий
От Брута.
Антоний
Может статься, и отец
У вас один?
Брут
Они переживают
Позор происхожденья моего,
Как собственный, и делят боль со мною.
Им все известно. Говори. В себя
Пришел, конечно, Цезарь: посылает
Тебя ко мне великодушно он
Сказать, что больше я не сын тирана.
Все говори. Известие о том,
Что гражданином снова стал диктатор,
Не встретит с большей радостью, чем мы,
Никто. Поведай, как он снова любит
Отчизну, чтобы мне благословлять
Тот день, когда я от него родился.
Антоний
С тобою говорить наедине
Мне наказал диктатор. Он изволит
Как истинный отец, что столь же слеп,
Сколь и несчастлив, льстить себя надеждой,
Что перед голосом природы ты
Священным сдашься.
Брут
Что он понимает
Под словом "сдаться"? Что имел в виду?…
Антоний
Любовь и уваженье к человеку,
Который породил тебя. Когда ж
Любить ты не способен, будь любезен
Хотя бы долг святой не предавать,
Не забывать о тех благодеяньях,
Которые оказаны тебе
И ждут тебя. Иль слишком человечным
Прослыть боишься, может статься, ты?
Брут
Пока что, кроме слов пустых, не слышу
Я ничего. Ответь: готов ли он,
Готов ли Цезарь завтра отказаться
В сенате от диктаторства? готов
Без армии остаться? всех избавить
От страха в Риме — недругов, друзей
И самого себя? вернуть священным
Законам, им же погребенным, жизнь?
Законам этим подчиняться первым?
Вот что способен истинный отец
Для Брута сделать. Вот благодеянья,
Которых ждал и не дождался Брут.
Антоний
Брут
Да, все для недостойных
Твоих ушей. К владыке своему
Ступай. Скажи, что все еще надеюсь,
Не просто верю, а уверен я,
Что действенные меры по спасенью
Отечества предложит завтра он
Сенату. Передай ему, что первый
К его ногам как гражданин и сын
Брут благодарный на глазах у Рима
Падет тогда. И, наконец, скажи,
Что я всем сердцем жажду в той же мере
Во имя блага римлян Рим спасти,
В какой хотел бы Цезаря для Рима
Спасти…
Антоний
Я понял. Я ему скажу
Все то, в чем (к сожалению, напрасно!)
Давно его стараюсь убедить.
Брут
Для связи между Цезарем и Брутом
Ты ненадежный человек. Но он
Избрал тебя — и я тебе ответил.
Антоний
Когда бы Цезарь больше верил мне,
Для блага Рима к Бруту при секирах
Он ликторов, конечно, бы прислал.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Брут, Кассий, Кимвр.

Кимвр
Вы слышали?…
Кассий
О Брут!.. Надежда Рима!
И этому ничтожному рабу
Припомнить надо…
Брут
Думаю, что гнева
Он не достоин нашего. Друзья,
В последний раз я попытаюсь завтра
Добиться своего. А если нет,
Вы обещали мне дождаться знака.
Вы мне доверитесь?
Кассий
Ты все для нас.
Пошли; открыться время тем немногим,
Кто выбран нами, чтобы и они
Готовы были завтра вместе с нами
За Рим погибнуть.
Брут
Да, пора идти.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Действие происходит в курии Помпея.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Брут, Кассий, сенаторы, которые расходятся по своим местам.

Кассий
Похоже, малочисленнее будет
Собранье, чем вчера…
Брут
Не так число
Для нас, как мужество пришедших, важно.
Кассий
Ты слышишь возбужденную толпу?
Она уже кричит. Что будет дальше?
Брут
Любой событий поворот — и чернь
По-новому кричит. Быть может, нынче
Нам и она поможет.
Кассий
Никогда
Уверенным настолько я не видел
Тебя.
Брут
Опасность велика.
Кассий
О Брут!..
Я повинуюсь лишь тебе.
Брут
Мы видим
Помпея мраморного здесь, и он
Уверенность в меня вселяет так же,
Как близкая опасность.
Кассий
Вот идут
И ликторы.
Брут
А что же Каска с Кимвром?…
Кассий
Как должно, место выбрали они
Поближе к Цезарю.
Брут
А что ты сделал,
Чтоб помешать Антонию?…
Кассий
Его
Задержат Фульвий с Макрином при входе
В сенат и, если будет в том нужда,
Применят силу.
Брут
Значит, все в порядке.
Займем и мы свои места. Прощай.
Рабами расстаемся мы, но вскоре
Свободными, надеюсь, заключим
Иль умирающими мы друг друга
В объятия. Сначала ты меня
Услышишь в роли сына, но увидишь
Потом и гражданина ты.
Кассий
О Брут!
Подай лишь знак — и меч поднимет каждый.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Сидящие сенаторы; Брут и Кассий на своих местах; Цезарь, предшествуемый

ликторами, которые затем отходят от него; Каска и Кимвр в числе многих

других следуют за Цезарем. При его появлении все встают и усаживаются лишь

после того, как садится Цезарь.


Цезарь
В чем дело? Час назначенный прошел,
А половина мест еще пустует?…
Я, правда, тоже опоздал. Отцы,
Мне очень жаль, что я вас ждать заставил…
Однако чем вы объясните то,
Что я не вижу многих? В чем причина?
Всеобщее молчание.
Брут
Никто не отвечает? А ведь всем
Ясна причина. Неужели, Цезарь,
Молчанье наше не ответ тебе?
Так я скажу: те, что сидят в сенате,
Пришли из страха; тех, кого здесь нет,
Рассеял страх.
Цезарь
Высказыванья Брута
Предерзкие не новость для меня,
Как для тебя не новость то, что Цезарь
Великодушен. Впрочем, я сюда
Пришел не пререкаться…
Брут
Мы здесь тоже
Не для того, чтоб оскорблять тебя.
Да, худо рассудили те, кто в этот
Счастливый день покинули сенат,
И худо поступают те, что молча
Сейчас сидят в сенате. Ложный страх
Я рад рассеять. Цезарь приготовил
Великое известие для нас.
От замыслов преступных против Рима
Он отказался. Только что меня
Он попрекнул своим великодушьем,
Так вот теперь оно обращено
Не к Бруту, а к страдающей отчизне.
Клянусь, к своим триумфам нынче он
Прибавит наивысший: он сегодня
Одерживает над собою верх
И над чужою завистью. Поверьте,
О благородные отцы, что вас
Свидетелями этого триумфа
Собрал сегодня Цезарь. Хочет быть
Он гражданином равным среди равных,
Как прежде. К этому он сам пришел,
И, значит, ни в одной стране на свете
Нет человека, равного ему.
Цезарь
Я мог бы, Брут, прервать…
Брут
Не возмущайтесь
Тем, что, всего лишь претор, говорить
Я не даю диктатору. Но Цезарь
И Брут теперь одно. Я вижу, вы
Изумлены. Мои слова туманны
Для вас. Сейчас рассеется туман,
И все понятно станет. Перед вами
Сын Цезаря…
Гул изумления.

Брут
Да, Цезарь мой отец,
К моей великой гордости: вчера лишь
Он был диктатором; сегодня он
Стал гражданином — первым среди равных.
Гул ликования.


Цезарь
Да, Брут мой сын. Я эту тайну сам
Раскрыл бы вам. Я потрясен витийством
И вдохновенной дерзостью его.
Сверхчеловеческое что-то было
В его словах. О, благородный дух!
Да, Брут мой сын. И то, что я не властен
Сегодня сделать, римляне, для вас,
Он сделает, мой сын и мой преемник,
Он, что достойнее меня, ему
Я власть свою оставить собираюсь,
Он будет вашим Цезарем, отцы…
Брут
Я убежден: способным на такое
Не только что друзья, но и враги
Заклятые мои не могут Брута
Считать. О римляне, передает
Мне Цезарь власть свою, а это значит,
Что от несправедливой власти он
Отказывается, послушав сына,
И Риму возвращает навсегда
Свободу.
Гул ликования.


Цезарь
Хватит. Ты, как сын, как младший,
Не должен забегать вперед меня.
Послушайте теперь, что скажет Цезарь.
Мое решенье на парфян идти
Незыблемо. С рассветом легионы
Я в Азию веду: уже давно
Тень Красса неотмщенная взывает
Ко мне. Антоний остается здесь,
В Италии; да будет он для Рима
На это время мной. А Кассий, Кимвр
И Каска пусть в провинции вернутся,
Назначенные им. Со мною Брут
Отправится. Как только я покончу
С врагами Рима, предоставлю я
Своим врагам себя: пусть Рим решает,
Диктатором, иль гражданином он,
Или никем меня желает видеть.
Всеобщее молчание.
Брут
Не римлянина это, не отца,
Не Цезаря слова. Приказам царским
Мы только что внимали. О отец,
В последний раз послушай гражданина
И сына, уступи его слезам,
Его мольбам. Мой голос — Рима голос.
На Брута погляди: еще никто
Не видел, чтобы он молил и плакал.
Смотри, ты видишь, он у ног твоих.
Ты хочешь быть ему отцом, а Риму
Отцом не хочешь быть?
Цезарь
Твои мольбы
Меня позорят перед всеми. Хватит!
Встань и молчи. Тираном называть
Меня он смеет. Был бы я тираном,
Неужто я бы допустил, чтоб он
Меня порочил на виду у Рима?
То, что диктатор для себя решил,
Должно пойти отечеству на пользу,
И каждый, кто не подчинится мне,
Тот Рима враг, и бунтовщик, и гнусный
Предатель.
Брут
Вспомним свой гражданский долг
И подчинимся все без исключенья
Диктатору.
Брут обнажает кинжал и потрясает им над головой; заговорщики бросаются к
Цезарю с мечами.
Кимвр
Умри, тиран, умри.
Кассий
Я тоже не останусь безучастным.
Цезарь
Изменники…
Брут
Один лишь я не смог?…
Некоторые сенаторы
Смерть, смерть ему!
Остальные сенаторы
(разбегаясь)
Чудовищно! Ужасно!
Цезарь
(израненный, ползет к статуе Помпея, где, закрыв
лицо тогой, испускает дух)
И ты… мой мальчик?…
Брут
О отец!.. О Рим!..
Кимвр
На крики жалких трусов чернь толпою
Уже бежит сюда…
Кассий
Пускай бежит:
Тирана больше нет. Скорей, Антоний
На очереди.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Народ, Брут, мертвый Цезарь.

Народ
Что произошло?
Чья это кровь? Брут с поднятым кинжалом?
В чем дело?
Брут
Дети Марса (если вы
Еще остались таковыми), гляньте
Туда скорее, посмотрите, кто
Лежит у ног великого Помпея…
Народ
Как? Цезарь? Утопающий в своей
Крови? Проклятье!..
Брут
Да, он утопает
В своей крови. И я, хотя булат
В моих руках не обагрен, я тоже
С другими вместе Цезаря убил…
Народ
Изменник!.. Но и ты умрешь…
Брут
Повернут
Уже кинжал — осталось лишь нажать,
Но прежде вы должны меня послушать.
Народ
Нет, прежде нужно покарать убийц…
Брут
Вы не найдете их: они, смешавшись
С толпою, скрылись все до одного.
Вам не найти убийцы, кроме Брута,
И если вы, взбешенные, сюда,
Чтоб за диктатора отмстить, примчались,
Для вашей мести этой головы
Достаточно. Однако если что-то
Вам, вашим душам говорит еще
Священной, подлинной свободы имя,
Ликуйте: наконец-то римский царь
Спит вечным сном.
Народ
О чем ты? Что ты мелешь?
Брут
Да, римский царь. Он говорил, как царь,
С сенатом; он царем уже держался
Во время луперкалий, в день, когда,
Венец притворно отвергая царский,
Антонию велел, чтоб трижды тот
Венчал его короной. Не по вкусу
Вам грубая комедия пришлась,
И понял он тогда, что без насилья
Не быть ему царем. И он войну
Решил затеять новую, оставив
Без легионов и без денег Рим:
Он был уверен, что царем вернется
Из Азии и взыщет с вас за то,
Что вы ему в короне отказали.
На золото, на пиршества, на лесть,
На игры не скупился он, чтоб сделать
Рабами вас. Но проиграл злодей,
Вы римляне, и вы не продаете
Свою свободу: за нее на смерть,
Как прежде, вы готовы. За свободу
И я готов на смерть. Свободен Рим,
И можно умереть. Так убивайте
Того, кто волю возвращает вам,
Достоинство и жизнь. Сводите счеты
За своего царя. Кому из вас
Свобода немила, на Брута руку
Поднимет пусть. Но кто не хочет быть
Убийцей Брута, тот союзник Брута
И должен быть со мною до конца.
Народ
Что говорит он? Вдохновляет небо
Его…
Брут
Я вижу, римлянами вновь
Становятся рабы. Теперь судите,
Такой же римлянин ли Брут, как вы.
Найдутся ли такие между вами.
Кто мог себе представить то, что я
Сейчас открою вам? Покойный Цезарь
Был мой отец…
Народ
О, небо! Ну и ну…
Брут
Я сын его. Клянусь. Вчера об этом
Я от него узнал. Он в знак любви
Отеческой со временем оставить
В наследство мне, как собственность свою,
(Клянусь богами!), Рим намеревался.
Народ
Какая наглость!..
Брут
Потому-то он
Задуманным со мною поделился…
Народ
Выходит, истинным тираном стать
(Увы!) намеревался он…
Брут
Я плакал,
Моля его, как сын, я заклинал
Его, как гражданин, от гнусных планов
Отречься. О, чего не делал я
Для этого?… Его просил я даже
Убить меня: мне от его руки
Была бы смерть куда милей, чем царство
Из рук его. Но тщетно было все.
Он рвался царствовать, не мысля жизни
Без царства. И тогда я подал знак
Убить его. Я подал знак немногим
Решительным, но в воздухе, дрожа,
Моя рука предательски повисла…
Народ
Какое благородство!
Брут
Римский царь
Убит. Спасибо небесам за это…
Но Брут отцеубийца… и от вас
Заслуживает смерти… Небольшая
Отсрочка только мне нужна, чтоб я
От всех случайностей совместно с вами
Рим возрождающийся оградил.
Освободителя и гражданина
Высокий долг исполнить должен Брут.
Он жил для этого. Но должен после
Над гробом убиенного отца
Сын Цезаря великого погибнуть
От собственной руки.
Народ
Какой конец
Ужасный!.. Страх, смятенье, состраданье
Смешались в нас… Смотрите, но и он
Слезами разразился?…
Брут
Да, я плачу.
Покойного оплакиваю я.
Достоинств, равных тем, какие были
У Цезаря, на свете не найти,
И нет второй такой души. Ничтожен,
Кто по нему не проливает слез.
Но кто еще надеяться дерзает
На то, что оживет покойник, тот
Не римлянин.
Народ
Твои слова — как пламя…
Брут
Да будут пламенем твои дела,
Народ. Пора вернуть свободу Риму
Безоговорочно и навсегда.
Народ
Для блага Рима за тобой готовы
Мы следовать…
Брут
Так поспешим, друзья,
На холм свободы. Разве допустимо,
Чтобы священный Капитолий был
В руках изменников?
Народ
Вперед! Очистим
Священный холм от этой мрази.
Брут
Смерть
Или свобода!
Брут устремляется к выходу, неистово размахивая мечом; все следуют за ним.

Народ
Смерть или свобода!
Веди нас, Брут. Свобода или смерть!

ПОСЫЛКА

Теперь всего разумней сбросить с ног
Котурны италийские и больше
Не надевать их дать себе зарок.

Год MDCCLXXXVII

Примечания


И в этом случае Альфьери, со свойственным его характеру педантизмом, совершенно точно датирует все периоды работы над трагедией. К 18 апреля 1786 года относится ее замысел; между 29 ноября и 3 декабря того же года Альфьери набрасывает прозаический вариант. В следующем, 1787 году создает окончательный стихотворный вариант.

События, описываемые в трагедии Альфьери (заговор против Юлия Цезаря и его смерть), уже не раз привлекали драматургов. Альфьери, несомненно, был знаком с "Юлием Цезарем" Шекспира, "Смертью Цезаря" Вольтера и, вероятно, с пьесой итальянского драматурга XVII века Антонио Конти "Цезарь". Однако в "Бруте Втором" Альфьери было бы напрасным искать следы заимствования или полемики с названными произведениями. Прямым литературным источником послужили биографии Цезаря и Брута, изложенные Плутархом в его знаменитых "Параллельных жизнеописаниях". Оттуда почерпнул Альфьери не только факты, но и трактовку характеров двух центральных персонажей — Цезаря и Брута. В особенности близок Альфьери к Плутарху в обрисовке Брута, его суровой гражданской непреклонности, свободолюбия, ненависти к тирании. Вслед за Плутархом идет Альфьери и в обрисовке характеров Кассия, Кимвра и Порции.

Публикуемый перевод, является первым полным переводом на русский язык.

Стр. 721. От Нила и до Бетиса они… — то есть от Африки, где Цезарь разгромил войска Помпея, до Испании, где на берегах Бетиса (Гвадалквивира) он разбил войска сыновей Помпея Гнея и Секста.

От Тахо до Евфрата, от Сиены || До Альбиона… — Эти географические названия служат определению огромности Римской империи, раскинувшейся от Испании (Тахо) до Месопотамии (Евфрат) и от Африки (Сиена) до Англии (Альбион).

Стр. 722. Дрожит парфянин, победитель Красса… — Красс, ранее входивший в триумвират вместе с Цезарем и Помпеем, был разбит, а потом и предательски убит (53 г. до н. э.). Парфяне обитали на юго-восточном берегу Каспийского моря.

Бойцы, которым был потребен вождь, || Алкающий не злата, но победы. - Речь идет о легендарном корыстолюбии Красса. Согласно преданию, царь парфян, знавший эту страсть Красса, повелел влить в глотку мертвого Красса расплавленное золото.

…на чьих руках || Катон великий умер. — Речь идет о Катоне Утическом, который после поражения при Тапсе предпочел покончить с собой, только бы не попасть в руки Цезаря живым. Исторически факт, сообщаемый Альфьери, недостоверен: Кимвр не мог видеть гибели Катона.

Стр. 723. Резне сограждан, || Начавшейся при Гракхах, нет конца. - Гракхи добивались реформ, которые бы облегчили положение римского плебса. После их убийства начались гражданские войны: сначала между Марием и Суллой, потом между Цезарем и Помпеем.

Стр. 725. Я спас его от козней Катилины. — Луций Сергий Катилина (109-62 гг. до н. э.) — римский патриций, составивший заговор против Римской республики. Был публично обвинен в этом знаменитым оратором и политическим деятелем Цицероном. Катилина бежал из Рима и погиб под Пистойей на поле боя во время разгрома мятежных войск.

Стр. 744. Ведь Брут женат на дочери Катона… — У Альфьери ошибочно стояло: "…на сестре Катона". Ошибку Альфьери исправили его последующие издатели.

Стр. 746. Скажи, себя ты ставишь ниже Суллы? — Дело в том, что Сулла, назначенный пожизненным диктатором, в 70 г. до н. э. отказался от своего поста и удалился от дел.

Стр. 749. Я твой отец. — Основываясь на замечаниях Светония ("Жизнь двенадцати Цезарей") и Плутарха ("Параллельные жизнеописания") о том, что Цезарь находился в любовных отношениях с Сервилией, сестрой Катона Утического, Альфьери, видимо, решил усилить трагическую ситуацию, сделав Брута сыном Юлия Цезаря.


Н. Томашевский


Комментарии

 Карло Гольдони

Интерес русских переводчиков, критиков и деятелей театра к драматическому наследию Гольдони, Гоцци и Альфьери проявлялся на разных этапах нашей национальной литературной и театральной культуры. Обращение к тому или иному имени или конкретному произведению диктовалось не только (а иногда и не столько!) абсолютной значимостью самого явления, сколько реальными потребностями и задачами, стоявшими перед русской литературой и сценой. Интерес этот был прежде всего жизненно-активным, а не музейным, историко-литературным.

Не случайно, что в России первым из трех корифеев итальянского театра XVIII века привлек к себе внимание Карло Гольдони. Дело здесь не только в популярности его имени в театре Западной Европы, на который в пору своего становления ориентировался русский театр. В 70-80-е годы появляются переводы по меньшей мере пяти комедий Карло Гольдони (среди них «Лгун» и «Хитрая вдова»). Часть этих переводов безусловно принадлежит Я. Б. Княжнину, известному литератору екатерининского времени, одному из первых крупных русских драматургов. Именно тогда шла речь о создании русской национальной бытовой комедии с просветительским уклоном. Практическое освоение готовых образцов, их «приспособление» к русской сцене вполне отвечало насущным потребностям отечественного театра. Имена действующих лиц русифицировались (Панталоне, например, превращается в Пантелея, Труффальдино в Провора и т. д.), опускались реалии чуждого русскому зрителю быта, но в целом это были все же переводы, а не бесконечно вольные «рефундиции». Заслуживает упоминания тот факт, что Я. Б. Княжнин переводил непосредственно с итальянского языка. Рукописи и актерские списки ряда переводов Гольдони затерялись. Но два перевода («Домашние несогласия» и «Лгун») были изданы отдельными выпусками (1773 и 1774), а в 1786 году оба вошли в сборник «Российский театр» (где печатались лучшие оригинальные и переводные пьесы). Первые переводы и постановки комедий Гольдони появились в России в период между «Бригадиром» (1769) Фонвизина и его же знаменитым «Недорослем» (1782), положившим начало национальной комедийной традиции.

Писала о Гольдони и русская критика XVIII века. Так, в 1791 году ((Московский журнал» поместил рецензию на «Мемуары» Гольдони. Отмечались в журналах и постановки его пьес на русской сцене.

Гольдони удерживался в репертуаре и в начале XIX века. Но успехом пользовались те его комедии, которые более других приближались к вкусам сентименталистов («Памела», «Истинный друг» в обработке П. Титова). На петербургской сцене в постановках этих пьес были заняты популярнейшие актеры. Так, в «Истинном друге» играл знаменитый А. С. Яковлев и А. Каратыгина.

Исторические события 10-х годов XIX века, Отечественная война 1812 года, заграничные походы русских войск, изменения вкусов и потребностей русского общества в связи с ростом преддекабристских настроений сильно остудили интерес к комедиям Гольдони. Если эпизодически они и появлялись на подмостках, то в очень вольных переделках-приспособлениях. Не составляет исключения даже триумфальное появление на петербургской сцене в сезон 1833/34 года одной из лучших пьес Гольдони, его знаменитой «Трактирщицы». Появилась она под названием «Мирандолина, или Седина в бороду, а бес в ребро…». В сущности, это была двойная переделка — с итальянского на немецкий и с немецкого на русский. Знаменитый актер В. А. Каратыгин, начавший переводить немецкую комедию некоего К. Блюма, никак не думал, что это всего лишь вольная и довольно слабая обработка комедии Гольдони. Спектакль, однако же, получился великолепный. Мирандолину играла М. В. Самойлова, а Рипафратту (в пьесе — Вальдорф) — И. И. Сосницкий. Игра госледнего вызвала восторженные отзывы В. Г. Белинского, а через несколько лет и Ап. Григорьева. В Москве Вальдорфа-Рипафратту играл М. С. Щепкин. О других переделках пьес Гольдони, часто водевильного плана, можно не упоминать. Бывали удачные спектакли, блестящие актерские удачи, но это относится уже целиком к русской сцене, а не к Гольдони. Текст искажался до неузнаваемости.

Вторая волна усиленного интереса к Гольдони возникла в 60-е годы, и вызвана она была как интересом русского общества к итальянским событиям (борьба за национальную независимость), так и пристальным вниманием к успехам замечательной школы итальянских актеров, представленной именами Ристори, Росси и Сальвини. Один за другим следуют добросовестные переводы комедий Гольдони уже без всякой отсебятины (среди них — два перевода «Трактирщицы»). Над переводами Гольдони начинает работать сам А. Н. Островский. К сожалению, до нас дошел только один его перевод «Кофейной». два других («Обманщик» и «Верный друг») — затерялись.

Меняется самый смысл обращения к Гольдони. Если на первых горах, в конце XVIII века, интерес к Гольдони подстегивался насущными нуждами создания русской национальной комедии просветительского характера, если во второй период обращение к Гольдони носило, так сказать, «потребительский» характер (на основе пьес Гольдони создавался развлекательный репертуар), то в последнюю треть XIX и в начале XX века комедиография Гольдони стала серьезной школой для развития актерского реалистического искусства, а потом и режиссуры. Через Гольдони прошли такие актеры, как В. Н. Давыдов, М. Г. Савина, В. П. Далматов, В. Ф. Комиссаржевская и многие другие.

При всех частных недостатках, отмеченных театральной критикой, значительным событием в жизни русского Гольдони была постановка «Хозяйки гостиницы» Московским художественным театром (1914). Это был второй опыт обращения театра к комедии (первая постановка была осуществлена в 1898 году). Спектакль шел в декорациях А. Бенуа, и в нем были заняты К. С. Станиславский, О. Газовская, А. Вишневский, Г. Бурджалов. Несмотря на порой скептические отзывы критики, театру все же удалось открыть в комедия Гольдони существо ее поэтики, связанной и с условностью комедии дель арте, и известным «аристократизмом» XVIII века, несмотря на буржуазно-просветительскую идейную сущность комедии. Недаром в новейших итальянских постановках слышатся отголоски этой работы Художественного театра. Более театрально-нарочитым явился спектакль «Веер» в Камерном театре (1915) с Алисой Коонен в роли крестьянки Джаннины.

На сцене советского театра Гольдони занимает в репертуаре одно из самых почетных мест. Среди множества спектаклей наиболее знаменитыми явились «Слуга двух господ» в постановке Ленинградского Большого драматического театра (1921) под руководством и в декорациях А. Бенуа, и с Н. Монаховым в роли Труффальдино, и «Трактирщица» в театре имени Моссовета (1940), поставленная Ю. Завадским и с В. Марецкой в роли Мирандолины, Множатся и переводы Гольдони (Т. Щепкина-Куперник, М. Лозинский, А. Дживелегов, Н. Соколова, Н. Георгиевская). На научные основы ставится изучение Гольдони. Тут в первую очередь следует отметить работы А. Дживелегова, С. Мокульского, Б. Реизова.


Карло Гоцци

Иначе обстояло дело в России с наследием Карло Гоцци. На протяжении многих десятилетий имя его было знакомо только узкому кругу образованных читателей, да и те знали о нем преимущественно из вторых рук, из упоминаний и характеристик, содержавшихся в трудах немецких и французских романтиков. Едва ли не первым, кто всерьез заинтересовался Гоцци, был А. Н. Островский. Показательно при этом, что особенно он оценил с точки зрения практического интереса для русской сцены не его фьябы, а именно комедии, писанные "в испанском" духе. Вероятно, это объясняется прежде всего учетом традиций русского сценического искусства и личной приверженностью драматурга к испанскому театру.

Настоящий, хотя поначалу и чисто теоретический интерес к Гоцци проявился в пору революционных реформ в русском театре, начавшихся в самом конце XIX века. Поиски новых театральных форм, нового сценического языка привели наиболее радикальных экспериментаторов к Карло Гоцци. Разрабатывая эстетику "чистой театральности", они обратились к фьябам, как доказательству

практического существования подобного театра в прошлом. Это было время дягилевской антрепризы, "Мира искусств", самых смелых опытов в области драматического и синтетического театров. Журнал русского театрального авангарда (1915 г.) был не случайно назван по названию первой фьябы Гоцци "Любовь к трем Апельсинам". В выпусках журнала был напечатан ряд статей о Гоцци, исследования принципов его драматургии.

Сценическое признание Гоцци получил уже в советском театре. Его история на советской сцене блистательно открывается постановкой Евг. Вахтангова "Принцессы Турандот".

Неслучайность обращения к замечательной драматургии Гоцци подтверждается постановкой "Короля-Оленя" в Театре кукол под руководством С. Образцова и совсем недавно (1970 г.) очень интересным спектаклем "Зеленая птичка" в Театре юного зрителя в Риге сперва на латышском, а потом на русском языке (постановщик Н. Шейко). Думается, что настоящая сценическая жизнь Гоцци еще только начинается.

Переводы трех фьяб Гоцци, напечатанных в предлагаемом издании, л примечания к ним взяты из полного собрания его театральных сказок: Карло Гоцци, Сказки для театра, "Искусство", М. 1956.

Из критических работ о Гоцци на русском языке следует назвать статьи В. Жирмунского, А. Гвоздева, С. Мокульского и Б. Реизова.


class="book">Витторио Альфьери
Если Гольдони еще при своей жизни имел достаточно завидную судьбу на русской сцене и полностью сохранил свое репертуарное значение по сей день, если Карло Гоцци после более чем столетнего "забвения" снова ожил на подмостках, то Альфьери суждена была жизнь не столько сценическая, сколько литературная.

Авторитет имени Альфьери был достаточно высок у образованного читателя всегда. Имя его часто упоминалось в русских журналах в начале XIX века и последующих десятилетий. И amp; живо интересовались крупнейшие русские писатели. А. С. Пушкин начал переводить его трагедию "Филипп" (об испанском короле Филиппе II), но дальше начального монолога не пошел. Большое количество изданий Альфьери в оригинале в русских библиотеках на протяжении всего XIX века говорит за себя. И тем не менее вплоть до 1844 года постановок и переводов трагедий Альфьери в России не было. Причины тут двоякие: во-первых, вряд ли тираноборческие его трагедии могли бы быть разрешены в России тех лет по цензурным соображениям. Во-вторых, вряд ли русская трагическая сцена, воспитанная сперва на классицистской трагедии французского толка, а в пору романтизма свернувшая на свободный "шекспировский" путь, могла заинтересоваться всерьез жесткой системой Альфьери. Не только Шекспир, но и Вольтер были ей ближе.

Постановка "Филиппа" в 1844 году на сцене Александрийского театра, не имевшая, впрочем, настоящего успеха, намечала тем не менее какой-то поворот. До русских ушей доходили громы рукоплесканий итальянских зрителей, которые устраивали овации своим великим трагикам (Модена, Ристори, Росси, Сальвини), исполнителям "Ореста", "Мирры", "Саула". События в Италии накалялись все более. Русское общество, внимательно следившее за ними, отлично понимало роль трагедий Альфьери в воспитании итальянского национального самосознания.

И не оставалось безучастным. В период с 1860 года по 1871 год (год завершения национальной освободительной войны в Италии) было переведено шесть трагедий Альфьери ("Мирра", "Розамунда", "Октавия", "Филипп", в отрывках "Брут Второй", "Виргиния"), был напечатан ряд статей и заметок об Альфьери. Но в репертуар русского театра он так и не вошел. Время было упущено. Трагедии Альфьери превратились в "драмы для чтения". Не было уже ни исторических стимулов, ни насущной театральной потребности. Сама система актерской сценической декламации подобных произведений была утрачена. Для русского реалистического театра они казались чуждыми, ненужными. Интересно отметить, что на свои русские гастроли знаменитые итальянские трагики Росси, Ристори, Сальвини не привозили пьес Альфьери, хотя в них они блистали у себя на родине.

В дальнейшем интерес к Альфьери стал уже чисто историко-литературным или историко-театральным. Появлялись новые переводы, статьи и книги об Альфьери. Был сделан перевод его замечательной "Жизни Витторио Альфьери, рассказанной им самим", которая является не только одной из лучших книг в мировой мемуарной литературе, но и ценнейшим источником для ознакомления с принципами альфьериевского театра, его взглядами на театр.

Публикуемые переводы Д. Самойлова и Е. Солоновича сделаны специально для настоящего издания и являются первыми переводами трагедий Альфьери, выполненными в советское время.


H. Томашевский

Примечания

1

Б. Г. Реизов, Итальянская литература XVIII века, Изд-во ЛГУ, 1966, стр. 158.

(обратно)

2

Карло Гоцци, Чистосердечное рассуждение и подлинная история происхождения моих десяти театральных сказок; цитируются здесь и далее с незначительными стилистическими изменениями по переводу, напечатанному в "Хрестоматии по истории западноевропейского театра" (составление и редакция С. Мокульского), т. 2, "Искусство", М. 1955.

(обратно)

3

Б. Г. Реизов, Итальянская литература XVIII века, Изд-во ЛГУ. 1966, стр. 158.

(обратно)

4

Attiliо Моmiglianо, Saggi Goldoniani, Venezia-Roma, 1959, p. 157.

(обратно)

5

Б. Г. Реизов, Итальянская литература XVIII века, Изд-во ЛГУ, 1966. стр. 158.

(обратно)

6

Карло Гоцци. Чистосердечное рассуждение и подлинная история происхождения моих десяти театральных сказок.

(обратно)

7

Океана (лат).

(обратно)

8

"И в разговоре троим обойтись без четвертого можно". (лат.).

(обратно)

9

Первого любовника (франц.).

(обратно)

10

Карло Гоцци, Бесполезные мемуары, ч. 1, гл. XXXIV; цитируется по переводу, напечатанному в "Хрестоматии по истории западноевропейского театра", под ред. С. Мокульского, т. 2, "Искусство", М. 1955, стр. 598.

(обратно)

11

Simоnde de Sismоndi, De la litterature du Midi de l'Europe, v. 1, Bruxelles, 1837, p. 515.

(обратно)

12

В одно мгновение может произойти то, что не случится и за год (лат.).

(обратно)

13

Первый по времени имеет преимущественные права (лат.).

(обратно)

14

Согласие, а не сожительство дает права мужа (лат.).

(обратно)

15

При свидетелях (лат.).

(обратно)

16

Всему свой черед (лат.).

(обратно)

17

Мост Риальто — знаменитый мост через Большой канал в Венеции, построен Антонио да Понте в 1588–1592 гг. Во времена Гольдони Риальто быд единственным крупным мостом, связывавшим восточную часть Венеции с западной. На мосту расположено много лавок, торговавших по преимуществу галантерейными товарами.

(обратно)

18

Джудекка — остров, расположенный вблизи Венеции и отделенный от нее каналом Джудекка. Во времена Гольдони — излюбленное место отдыха и развлечений венецианцев. Джудекка славилась своими садами и великолепными виллами. В комедии «Весельчаки» («I morbiaosi») Гольдони описывает одно из веселых празднеств на Джудекке, в котором он сам принимал участие. (См. Мемуары, т. II, стр. 323–324.)

(обратно)

19

Полента — каша из кукурузной или каштановой муки.

(обратно)

20

Не очень-то скромные манеры у моей хозяйки. Посылает меня с запиской в гостиницу. — В XVIII в. считалось предосудительным для молодой женщины одной, без сопровождения мужчины, посещать гостиницы, рестораны и кафе.

(обратно)

21

Фьяско — бутылка для вина, оплетенная соломой.

(обратно)

22

Перевод стихов Т. Л. Щепкиной-Куперник.

(обратно)

23

Карло Гольдони, Мемуары, т. 1, стр. 379–380.

(обратно)

24

Кавалер — дворянин без титула, но награжденный орденом.

(обратно)

25

…если бы я не стояла все время у дверей… — В театре XVIII века билеты продавались только на бенефис того или иного актера (причем цена зачастую не была твердо установлена и на спектакли, пользующиеся особым успехом). В остальных случаях кассир обходил зрителей или собирал деньги у входа. Итальянские театры не составляли в этом смысле исключения, хотя в Венеции и был свой обычай: зрителей допускали в зал за очень небольшую плату, но для того, кто хотел сесть, за дополнительные деньги «отпирали» закрытое специальной перемычкой кресло. Бродячие труппы — а к одной из них и принадлежат изображенные Гольдони актрисы — вообще собирали деньги только у входа, и здесь очень многое зависело от красоты и обходительности поставленной для этого актрисы. Деньги клались в тарелку, и зритель брал или не брал сдачу.

(обратно)

26

Мелиссовая вода — лекарственное средство, употребляемое с древнейших времен и считавшееся во времена Гольдони целительным чуть ли не при всех заболеваниях. В основе его лежит многолетнее травянистое растение мелисса.

(обратно)

27

Искаженная латинская фраза, означающая: "На вечную память о деянии".

(обратно)

28

Уведомьте, пожалуйста, общину, чтобы все были готовы принести вассальную присягу. — В эпоху феодализма ввод во владение обязательно сопровождался принесением крестьянами вассальной присяги в верности и покорности своему новому господину. Во времена Гольдони этот обычай уже приходил в упадок.

(обратно)

29

Сенека Луций Анней (3-65 гг. н. э.) — римский философ и писатель, прославившийся произведениями на философские и моральные темы, а также трагедиями на сюжеты из греческой мифологии и истории ("Медея", «Федра», «Эдип» и другие). В последующие эпохи особой популярностью пользовалось учение Сенеки о морали.

(обратно)

30

Цицерон Марк Туллий (106-43 гг. до н. э.) — римский оратор, политический деятель, философ и писатель. Его речи, философско-политические трактаты и письма в XVIII в. изучались во всех школах Европы, являясь образцом ораторского красноречия.

(обратно)

31

Искаженная латинская фраза, означающая: "Истина родит ненависть".

(обратно)

32

Цит по кн.: "Opere complete di Carlo Goldoni edite dal mnnicipio di Venezia", vol. VIII, p. 13. В дальнейшем ссылка на это издание дается сокращенно: Ed. mun.

(обратно)

33

Редингот — сюртук для верховой езды.

(обратно)

34

Да, сударыня (франц.).

(обратно)

35

Перевод предисловия М. Осоргина

(обратно)

36

Впервые показана на сцене театра Сан Самуэле 22 января 1762 года. Фридрих Шиллер, восхищавшийся этой сказкой, обработал ее для Веймарского театра. Огромный успех "Турандот" имела в СССР в постановке Евг. Вахтангова (1922).

(обратно)

37

Действующие лица. В отличие от первых трех фьяб Гоцци, где выступали совершенно фантастические, сказочные лица, короли и принцы несуществующих государств и действие пьес не поддавалось точной географической локализации, в "Турандот" действуют реальные, если и не исторические, то полуисторическяе лица: китайский император, татарская княжна, принц ногайских татар, астраханский царь и др. Герой пьесы, ногайский принц Калаф, бежит с родины, разоренной хорезмийским султаном, и прибывает в Пекин, ко двору императора Альтоума. Здесь и развертывается история его сватовства к китайской принцессе Турандот. // С. Мокульский

(обратно)

38

В горах Кавказа мы попались в руки || Грабителям… — Проследить географически точно маршрут, проделанный Калафом и его родителями после разорения астраханского царства, затруднительно. Непонятно, почему Калаф очутился сначала в горах Кавказа, а потом в Яике.

(обратно)

39

Хорасан — северо-восточная провинция нынешнего Ирана.

(обратно)

40

Медуза — греческое мифическое чудовище, змееволосая дева, превращавшая людей в камень своим взглядом.

(обратно)

41

Конфуций || К моленьям бонз да будет благосклонен. — Конфуций (Кун Цзы, 551–479 гг. дон. э.) — китайский религиозный мыслитель, основатель одной из трех наиболее распространенных в Китае религий. Бонзы — буддийские жрецы и монахи в Китае. Диван — совещательный орган при восточном монархе, состоящий из министров и высших сановников. В данном случае Диван состоит из восьми мудрецов.

(обратно)

42

Атриум с колоннами — в античном доме главное просторное помещение с верхним светом.

(обратно)

43

…уж пробило девять часов. — По венецианскому обычаю, время считается после заката солнца. Следовательно, девять часов — это три-четыре часа утра.

(обратно)

44

Начиная со следующего явления печатается старый перевод М. Осоргина (прим. ред.).

(обратно)

45

…чудесный корень мандрагоры… — Мандрагора, иначе называемая "адамовой головой", — многолетнее растение с мясистым, редькообразным корнем. В средние века с мандрагорой связывали различные суеверные представления и приписывали ее соку чудотворные лечебные свойства (например, считали ее средством против женского бесплодия).

(обратно)

46

Я там в тринадцать часов был. — В согласии с указанным выше венецианским счетом времени, тринадцать часов — это семь-восемь часов утра.

(обратно)

47

Эпиграф, с которого начинается публикация фьябы «Любовь к трем Апельсинам», заимствован Гоцци у одного из его любимейших поэтов — Луиджи Пульчи (1432–1484), автора пародийно-юмористической рыцарской поэмы «Морганте» (1483). Поэт сравнивает себя в этом отрывке с великаном Морганте, обладающим колоссальной силой и превращающим своих противников в кашу.

(обратно)

48

…труппу актеров импровизированной комедии Сакки… — Состав актерской труппы Сакки, для которой Гоцци написал все свои десять сказок, в настоящее время не может быть полностью установлен.

(обратно)

49

3 «Кухарки» и «Кьоджинские перепалки» — две народные комедии Гольдони, написанные на диалекте. В обеих этих пьесах изображаются ссоры и перебранки простых женщин, которые Гоцци и пародирует в данном месте «Любви к трем Апельсинам».

(обратно)

50

4 Король Треф. — В оригинале этот персонаж называется «король Чаш». Итальянская колода карт делится на следующие четыре масти: Чаши (Сорре), Деньги (Danari), Мечи (Spade) и Палицы (Bastoni). Для игры в Тарок добавлялась пятая масть — Тароки (Tarocchi), фигуры которой встречаются в сказке «Зеленая Птичка». В каждой масти старшими картами являются: Туз, Король, Всадник и Валет.

(обратно)

51

5…произведения синьора Кьяри и синьора Гольдони, которые, будучи написаны мартеллианскими стихами, утомляли однообразием рифм. — По утверждению Гоцци, можно подумать, что Гольдони писал свои комедии мартеллианскими стихами. На самом же деле Гольдони пользовался этим стихотворным размером только во время третьего периода своей деятельности, связанного с театром Сан-Лука (1753–1762). За эти годы он написал мартеллианским стихом только 29 пьес. // Между тем всего им написано 137 комедий, 5 трагедий и 16 трагикомедий. Таким образом, мартеллианским стихом написано явное меньшинство его произведений.

(обратно)

52

6 Арапка Смеральдина. — В оригинале Смеральдина именуется «Mora», что в старину означало и «мавританка» и «негритянка». Это смешение мавров с неграми хорошо передается русскими словами «арап» (почти тождественно в произношении со словом «араб») и «арапка», — тем более что в тексте подчеркнута чернота Смеральдины. Потому, в данной сказке, слово «mora» переводится словом «арапка».

(обратно)

53

7 Плутон — властитель Тартара, и Пиндар, вверх парящий. — Соединение в одной фразе мифической личности — подземного бога Плутона (или Аида) и исторически достоверного лица — знаменитого греческого лирика Пиндара, жившего в V в. до н. э., ярко характеризует безвкусную стилистическую манеру Кьяри.

(обратно)

54

8 Бригелла предлагал импровизированную комедию масок, которая может служить невинным развлечением для народа. — Роль и поведение Бригеллы в «Любви к трем Апельсинам» весьма противоречивы. С одной стороны, он изображается отрицательным персонажем, который помогает злодеям пьесы Клариче и Леандро; с другой стороны, во время спора по вопросу о выборе ими рода театральных развлечений, Бригелла защищает комедию дель арте по тем же соображениям, которые заставляли Гоцци выступать в ее защиту. Гоцци вложил в уста Бригеллы монолог о горестной судьбе превосходных актеров труппы Сакки — монолог, который вызывал бурные аплодисменты зрителей.

(обратно)

55

9 В своих драмах, заимствованных из «Энеиды»… — В 1760 г., когда антрепренер Медебак, у которого служил Кьяри, снял в аренду театр Сан-Джованни Кризостомо, прекрасно оборудованный для оперных эффектов, Кьяри воспользовался этими постановочными возможностями и написал «Троянскую тетралогию», в которой выступали Венера, Сивилла, Харон и Вулкан со своими циклопами.

(обратно)

56

10 Великанша Креонта… носила платье «андриенну». — Андриенной называлось просторное женское платье с длинной робой (юбкой), которая кроилась так, чтобы скрадывать талию. Платье это было изобретено актрисой Данкур, надевшей его впервые в период беременности для исполнения главной роли в комедии Барона «Андриенна». Вскоре платье это сделалось модным, причем мода из Франции перекинулась в Италию.

(обратно)

57

11…о дщерь Искариота! — В переводе на обыкновенный язык эти слова обозначают: «О дочь Иуды (предателя)». Ученик Христа Иуда, предавший его в руки врагов, был сыном Искариота.

(обратно)

58

12…дочь Конкула, короля Антиподов… — Антиподами называются люди, обитающие на диаметрально противоположных точках земного шара.

(обратно)

59

13 Принц дал ему звание королевского повара. — Превращение Труффальдино в королевского повара обусловлено тем, что он является большим любителем и мастером поесть.

(обратно)

60

14…шутки, свойственные театру… — Этими словами в комедии дель арте обозначались всякого рода пантомимические или мимические сценки, разыгрываемые главным образом актерами на роли слуги (Дзанни), иногда при участии актеров на роли комических стариков (Панталоне, Доктора, иногда Капитана). Они не имели ближайшего отношения к сюжету пьесы и обычно являлись самостоятельными дивертисментными номерами. Другое наименование этих номеров — лацци.

(обратно)

61

15…большие последствия, которые произошли от такого легкомысленного начала. — Гоцци хочет сказать, что, создавая «Любовь к трем Апельсинам», он еще не имел понятия о том, что из созданного им пародийного жанра театральной сказки в дальнейшем произойдет серьезный жанр сказочной трагикомедии.

(обратно)

62

…они раскрыли в ней глубокий аллегорический смысл. — Эти слова Гоцци о журналистах направлены прежде всего против его брата Гаспаро Гоцци, который напечатал подробный разбор "Любви к трем Апельсинам" в № 99 издаваемой им "Венецианской газеты" ("Gazzetta Veneta"). В своем отзыве Гаспаро Гоцци, между прочим, пишет: "Кто сочинил комедию — неизвестно, но ее приписывают различным авторам". Эта фраза объясняет нам, как мог Гаспаро Гоцци напечатать такой развернутый хвалебный отзыв о пьесе своего брата: дело, следовательно, в том, что она была поставлена анонимно.

(обратно)

63

Оба поэта. — Речь идет, разумеется, о Гольдони и Кьяри.

(обратно)

64

…актрисы Брешани. — Катарина Брешани (ум. в 1780 г.) была выдающейся актрисой театра Сан-Лука, одинаково хорошо исполнявшей и драматические и комедийные роли. Наибольший успех она имела в роли черкешенки Гирканы в персидской трилогии Гольдони, после чего все ее стали называть "Гирканой".

(обратно)

65

…из одной неаполитанской книжки. — Этой неаполитанской книжкой был "Пентамерон, или Сказка о сказках" неаполитанского писателя Джован-Баттиста Базиле, вышедший в свет уже после смерти автора (1634).

(обратно)

66

"Сказка о сказках" (неаполит. наречие).

(обратно)

67

Если бы ипохондрические авторы, летучих листков почитали, французские пьесы, напечатанные Леграном, Герарди и другими… — Гоцци указывает здесь на представления так называемого Старинного Итальянского театра, действовавшего в Париже с 1680 по 1697 г. и руководимого актером Эваристо Герарди (Gherardi). Герарди напечатал пьесы, шедшие в его театре, в шеститомном сборнике, вышедшем в 1701 г. и переизданном в 1738 и 1741 гг. Эти пьесы отличаются яркой театральностью, фееричной инсценировкой и буффонадой итальянских театральных масок, неизменно участвовавших в спектаклях Старинного Итальянского театра. Стиль спектаклей этого театра получил продолжение в начале XVIII в. в парижских ярмарочных театрах, для которых писали Лесаж, Фюзелье и д'Орневаль. На сходство ярмарочных пьес Лесажа с фьябами Гоцци указал исследователь А.А. Гвоздев в статье "Сказочный театр Карло Гоцци и комическая опера Лесажа", перепечатанной в его сборнике статей "Из истории театра и драмы" (Л., 1923).

(обратно)

68

…имея перед глазами "Меропу" синьора маркиза Маффеи. — Шипионе Маффеи (1675–1755) был горячим приверженцем реформы итальянского театра, его перевода на рельсы классицизма. Его "Меропа" (1713) является единственной в Италии удачной классицистической трагедией до появления Альфьери. Гоцци просит не мерить его фьябы меркой "Меропы", т. е. классицистической трагедии.

(обратно)

69

…из венецианской Джудекки. — Джудекка — южная окраина Венеции, населенная торговым людом.

(обратно)

70

…молю Плутона. — Здесь, как и во всех своих сказках, Гоцци дает курьезную мешанину восточного и античного элементов, вводя обозначения античных богов. Это делалось потому, что венецианская цензура запрещала произнесение со сцены слова "бог" (dio), даже во множественном числе (применительно к языческим богам).

(обратно)

71

…пифагорическое переселение. — Греческому философу Пифагору (VI в. до н. э.) принадлежит учение о переселении душ.

(обратно)

72

Цехин — золотая монета венецианского происхождения. Он стоил 22 венецианских лиры, что в переводе на довоенную итальянскую монету равняется 10 лирам (стоимость итальянской лиры равнялась стоимости французского франка, т. е. 37–38 коп. довоенного времени).

(обратно)

73

…Готфриды. — Готфрид Бульонский (1058–1100) — известный полководец, стоявший во главе войска крестоносцев во время первого похода. Готфрид является героем поэмы Тассо "Освобожденный Иерусалим" (1581).

(обратно)

74

Разгадай, кто может. — В оригинале Панталоне говорит: "Угадай, сверчок!" Это — непереводимая венецианская поговорка.

(обратно)

75

…один поэт написал для него повествование в стихах. — Здесь Гоцци намекает на Кьяри, сделавшего попытку заставить маски изъясняться стихами. Ниже в патетическом монологе, произносимом Труффальдино, высмеивается эта попытка Кьяри.

(обратно)

76

Безжалостна судьба. // Я лишь орудие судьбы. — В этих словах волшебника Норандо проявляется усвоенная Гоцци идея античного рока, которому подчинены действия выводимых в фьябах колдунов, магов, волшебников. При этом концепция античного рока обогащается христианской идеей искупления совершенного греха; ее носителем и становится здесь Норандо.

(обратно)

77

Ты живешь // В обители Эдипа. — Сопоставление королевского дворца Миллона с дворцом фиванского царя Эдипа, который, по велению рока, убил собственного отца и женился на матери, иллюстрирует отмеченное нами в предыдущем примечании усвоение Гоцци идеи античного рока.

(обратно)

78

Мы разве ищем // Правдоподобья? Или есть оно, // По-вашему, в таких произведеньях, // Где вы его хотели бы найти? — Выпад против бытового правдоподобия комедий Гольдони. Такой полемический штрих, введенный Гоцци в самый патетический момент пьесы, ослабляет впечатление от развязки этой сказочной трагикомедии.

(обратно)

79

Нам требовалось испытать, насколько // Фантастика воздействует на душу… — Смысл этих слов опять-таки литературно-полемический. Эти слова были бы уместнее в "Любви к трем Апельсинам", чем в сказочной трагикомедии "Ворон", которая "доказывает" нечто совсем иное — силу братской любви и истинной дружбы.

(обратно)

80

Все сцены чудес и иллюзий этого популярного третьего действия были превосходно выполнены актерской труппой Сакки. (Прим. автора.)

(обратно)

81

В Случае если хор не поет, каждому куплету должна предшествовать // непродолжительная мелодия, в которую укладывались бы декламируемые хором // слова.

(обратно)

Оглавление

  • ИТАЛЬЯНСКИЙ ТЕАТР XVIII ВЕКА
  • Карло Гольдони
  •   Слуга двух хозяев
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
  •     Примечания
  •   Трактирщица
  •     ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ
  •   Кьоджинские перепалки
  •    
  •     ДЕЙСТВИЕ 1
  •       СЦЕНА 1
  •       СЦЕНА 2
  •       СЦЕНА 3
  •       СЦЕНА 4
  •       СЦЕНА 5
  •       СЦЕНА 6
  •       СЦЕНА 7
  •       СЦЕНА 8
  •       СЦЕНА 9
  •       СЦЕНА 10
  •       СЦЕНА 11
  •       СЦЕНА 12
  •       СЦЕНА 13
  •     ДЕЙСТВИЕ II
  •       СЦЕНА 1
  •       СЦЕНА 2
  •       СЦЕНА 3
  •       СЦЕНА 4
  •       СЦЕНА 5
  •       СЦЕНА 6
  •       СЦЕНА 7
  •       СЦЕНА 8
  •       СЦЕНА 9
  •       СЦЕНА 10
  •       СЦЕНА 11
  •       СЦЕНА 12
  •       СЦЕНА 13
  •       СЦЕНА 14
  •       СЦЕНА 15
  •       СЦЕНА 16
  •     ДЕЙСТВИЕ III
  •       СЦЕНА 1
  •       СЦЕНА 2
  •       СЦЕНА 3
  •       СЦЕНА 4
  •       СЦЕНА 5
  •       СЦЕНА 6
  •       СЦЕНА 7
  •       СЦЕНА 8
  •       СЦЕНА 9
  •       СЦЕНА 10
  •       СЦЕНА 11
  •       СЦЕНА 12
  •       СЦЕНА 13
  •       СЦЕНА 14
  •       СЦЕНА 15
  •       СЦЕНА 16
  •       СЦЕНА 17
  •       СЦЕНА 18
  •       СЦЕНА 19
  •       СЦЕНА 20
  •       СЦЕНА 21
  •       СЦЕНА 22
  •       СЦЕНА 23
  •       СЦЕНА 24
  •       СЦЕНА 25
  •       СЦЕНА 26
  •   Феодал
  •     Действие первое
  •       Явление первое
  •       Явление второе
  •       Явление третье
  •       Явление четвертое
  •       Явление пятое
  •       Явление шестое
  •       Явление седьмое
  •       Явление восьмое
  •       Явление девятое
  •       Явление десятое
  •       Явление одиннадцатое
  •       Явление двенадцатое
  •       Явление тринадцатое
  •       Явление четырнадцатое
  •     Действие второе
  •       Явление первое
  •       Явление второе
  •       Явление третье
  •       Явление четвертое
  •       Явление пятое
  •       Явление шестое
  •       Явление седьмое
  •       Явление восьмое
  •       Явление девятое
  •       Явление десятое
  •       Явление одиннадцатое
  •       Явление двенадцатое
  •       Явление тринадцатое
  •       Явление четырнадцатое
  •       Явление пятнадцатое
  •       Явление шестнадцатое
  •       Явление семнадцатое
  •       Явление восемнадцатое
  •       Явление девятнадцатое
  •     Действие третье
  •       Явление первое
  •       Явление второе
  •       Явление третье
  •       Явление четвертое
  •       Явление пятое
  •       Явление шестое
  •       Явление седьмое
  •       Явление восьмое
  •       Явление девятое
  •       Явление десятое
  •       Явление одиннадцатое
  •       Явление двенадцатое
  •       Явление тринадцатое
  •       Явление четырнадцатое
  •       Явление пятнадцатое
  •       Явление шестнадцатое
  •       Явление семнадцатое
  •     Примечания
  •   Веер
  •     Действие первое
  •       Явление первое
  •       Явление второе
  •       Явление третье
  •       Явление четвертое
  •       Явление пятое
  •     Действие второе
  •       Явление первое
  •       Явление второе
  •       Явление третье
  •       Явление четвертое
  •       Явление пятое
  •       Явление шестое
  •       Явление седьмое
  •       Явление восьмое
  •       Явление девятое
  •       Явление десятое
  •       Явление одиннадцатое
  •       Явление двенадцатое
  •       Явление тринадцатое
  •       Явление четырнадцатое
  •       Явление пятнадцатое
  •       Явление шестнадцатое
  •     Действие третье
  •       Явление первое
  •       Явление второе
  •       Явление третье
  •       Явление четвертое
  •       Явление пятое
  •       Явление шестое
  •       Явление седьмое
  •       Явление восьмое
  •       Явление девятое
  •       Явление десятое
  •       Явление одиннадцатое
  •       Явление двенадцатое
  •       Явление тринадцатое
  •       Явление четырнадцатое
  •       Явление пятнадцатое
  •       Явление шестнадцатое
  •     Примечания
  • Карло Гоцци
  •   Турандот
  •     Предисловие автора[35]
  •     ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА[37]
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •   Любовь к трем апельсинам
  •     Предисловие автора к пьесе «Любовь к трем апельсинам»
  •     Пролог
  •     Действующие лица
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •   Ворон
  •     Предисловие автора
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •       Явление I
  •       Явление II
  •       Явление III
  •       Явление IV
  •       Явление V
  •       Явление VI
  •       Явление VII
  •       Явление VIII
  •       Явление IX
  •     ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •       Явление I
  •       Явление II
  •       Явление III
  •       Явление IV
  •       Явление V
  •       Явление VI
  •       Явление VII
  •     ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •       Явление I
  •       Явление II
  •       Явление III
  •       Явление IV
  •       Явление V
  •       Явление VI
  •       Явление VII
  •     ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       Явление I
  •       Явление II
  •       Явление III
  •       Явление IV
  •       Явление V
  •       Явление VI
  •       Явление VII
  •       Явление VIII
  •       Явление IX
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
  •       Явление I
  •       Явление II
  •       Явление III
  •       Явление IV
  •       Явление V
  •       Явление VI
  •       Явление VII
  •       Явление VIII
  •       Явление последнее
  •   Король-Олень
  •     ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ (ВМЕСТО ПРОЛОГА)
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ
  •     Примечания
  •   Женщина-Змея
  •     Предисловие автора
  •     Действующие лица
  •     Действие первое
  •     Действие второе
  •     Действие третье
  • Витторио Альфьери
  •   Орест
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ
  •     Примечания
  •   Саул
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •     Примечания
  •   Мирра
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     Примечания
  •   Брут второй
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  •     ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
  •       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  •     Примечания
  • Комментарии
  • *** Примечания ***