Ясные дали [Александр Дмитриевич Андреев] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (284) »
Ясные дали
ВЗЯВШИСЬ ЗА РУКИ
Ты должен видеть, понимать и слышать, На мир облокотиться, как на стол.Э. Багрицкий
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Ранним осенним утром я расстался со своей сестрой Тонькой, худенькой девочкой с белыми косицами, связанными на затылке пестрой тряпочкой. Вместе с матерью она собиралась проводить меня до пристани. Крепко цепляясь за карман моего пиджака, сестренка прошагала со мной вдоль улицы мимо длинных колхозных дворов и амбаров, но за селом, окинув взглядом унылую равнину с потемневшим жнивьем и одиноко вьющуюся по ней дорогу, вдруг остановилась и стала прощаться. Она вытянула тоненькую шейку, важно поджала пухлые губы и учтиво протянула мне руку пальцами книзу. — Прощайте, Димитрий Александрыч, — степенно произнесла она и, хихикнув, поклонилась. — Ты не озоруй тут, смотри, слушайся мамку-то, — сказал я по-взрослому — серьезно и наставительно. — Не буду, — бойко ответила девочка, лукаво покосившись на мать. — Только чуточку. Когда я, решительно тряхнув мешком за спиной, отступил от нее, чтобы уйти, Тонька внезапно присела на пыльную колею и заплакала; слезы капали на колени, оставляя на подоле темные кружочки. Над низко и обиженно склоненной головой заячьими ушами торчали косички. — Не уезжай от нас, — прошептала она всхлипывая, — не уезжай!.. — Ладно тебе! Встань, — проворчал я. — Иди домой. — Не пойду. Буду сидеть, пока мама не вернется. Мать встревожилась: — Да ведь я только вечером вернусь, Тоня. Иди, милая, домой. Первый раз в своей жизни я покидал родной дом, и до пристани меня провожала мать. Она шла позади меня, и я слышал, как ветер трепал ее широкий синий сарафан. Ветер проносился по полю незримой упругой стеной, ощипывал в садах деревья, гнал по дорогам сухой, желтый, звенящий лист, будто лошадиные гривы взметывал соломенные крыши изб и сараев, и, шагая, мы как бы проталкивались сквозь него. Мы отошли уже далеко, а Тонька все еще сидела на дороге… Неподалеку от пристани нам повстречался председатель колхоза Трофим Егорович Ракитин, мой дядя. Он придержал лошадь и слез с дрожек. — Отпускаешь, Татьяна? — спросил он, как бы осуждая мать. — Уговорил тебя парень… — Я его не держала, Трофим, — призналась мать. — Пусть едет… — Да-а, — неопределенно протянул Трофим Егорович и повернулся ко мне: — Ну, счастливо, Митяй. Живи там, не трусь… Если что — поворачивай назад, не обидим… Крепко сжав мои плечи, Трофим Егорович встряхнул меня, потом сел на дрожки и пустил лошадь рысью. На пристани мать купила мне билет. Мы сели на берегу у наваленных бочек, спрятавшись за ними от ветра. В блеклом небе низко стояло рыжее негреющее солнце. Перед нами, пенясь, плескалась Волга, темная и взъерошенная, точно ветер гладил ее против шерсти. Мать вынула из своего узелка хлеб, яйца, соль и все это разложила у себя на коленях. — Устал, сыночек? — сочувственно спросила она. — Закуси-ка вот… — и улыбнулась только одними глазами. Мне всегда казалось, что улыбалась мать людям как-то особенно, всей своей ласковой, щедрой душой, как бы обнимая человека, и человек невольно улыбался в ответ. Я взял крутое яйцо и поднес ко рту. — Покойный отец наказывал мне растить вас, учить, — неторопливо заговорила мать. — Когда хворый лежал, только о вас и твердил. А перед смертью со слезами упрашивал: учи, говорит, Татьяна, детей, не давай поблажек… А как я вас буду учить? Что я знаю? Сами уж учитесь… …Отца я помню хорошо. Особенно четко врезалась в память деревянная скрипучая кровать; на ней лежал большой человек в расстегнутой рубахе, с небритым подбородком, запрокинутым кверху, и впалыми, нестерпимо блестевшими глазами, в которые больно было смотреть. Мне казалось, что отец страшно долго лежит на этой кровати. Однажды, приподнявшись на локтях, он позвал мать: — Сядь сюда. Мать послушно присела на краешек кровати, подложила подушку под спину больного, осторожно дотронулась до его щеки. Широкая белая ладонь отца легла на ее руку. — Помни, мать, — негромко, но раздельно проговорил он, — ребята наши должны быть похожи на меня. Ты женщина добрая, но бесхарактерная. Таким, как ты, нужна подпорка в жизни. А парень наш должен быть богатырь — пусть сам живет, без подпорок. — Остановив на мне жаркие немигающие глаза, он сказал кратко: — Подойди. Я приблизился и остановился у его ног. — Растешь? — удивленно спросил он, будто видел меня впервые. — Ишь ты какой! Ну, расти, расти, сын… сынок мой. Жизнь большая, дел в ней хватит для всех, только не ленись.- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (284) »
Последние комментарии
6 часов 42 минут назад
15 часов 34 минут назад
15 часов 36 минут назад
2 дней 22 часов назад
3 дней 2 часов назад
3 дней 4 часов назад