Май [Александр Николаевич Самохвалов] (fb2) читать постранично
- Май 100 Кб, 8с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Александр Николаевич Самохвалов
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Александр Самохвалов Май
Рисунок Валерия Толкова Этот рассказ написан совсем молодым человеком, который впоследствии стал известным художником, — Александром Николаевичем Самохваловым. В 1918 году Самохвалов вместе с другими студентами Академии художеств участвовал в «великом аврале» — массовом изготовлении революционных лозунгов к празднику Первое мая. Сроки были минимальны, и, казалось бы, немудреная эта и чисто ремесленная работа была превращена в истовое творчество, в трудовую страсть, одержимость, в напряженный поиск молодыми художниками самых выразительных и острых плакатных средств, о чем взволнованно и лаконично повествует Самохвалов, идя «по горячим следам» событий. Его рассказ типичен для прозы 20-х годов не только своей темой, но и изощренной, динамичной формой — отрывистые, замкнутые фразы, образующие смысловые ступени, ритмические повторы, «безглагольность». Но годы, прошедшие с того «яркого праздника революционных буден», сместили художественный акцент рассказа. Современному читателю он любопытен и дорог именно как взволнованное свидетельство очевидца, заметившего немало неожиданных, укромных черточек революционного бытия. Рассказ во времени все более «документализуется», а эффектная игровая форма вносит в него дополнительные оттенки той же документальности — воспроизводит стремительный, лихорадочный темп первых революционных лет, открытый пафос труда и острое, тревожное, головокружительное чувство резкого обновления жизни, которое неотделимо от существа революции.
НЕВА КИПЕЛА ЛЬДИНАМИ. Льдины, как тюлени, лезли на гранит. А над городом был компресс теплый, мокрый… Должен прийти май. Уже объявлен «великий аврал». Нужно, чтоб город к великому празднику был несказанно прекрасен. И сначала нельзя было сказать, где объявился аврал. Где-то по коридору, в третьем или четвертом его отражении по этажам. Спрашивали один другого, но никто не знал в точности. Открыли громадный зал, который был долго заперт. Не зал, а коридор, только круглый, кольцом, и назывался он — циркуль[1]. Как войдешь — потеряешь и север, и юг, и не будешь знать, в каком ты месте. А пока идешь, в груди нарастает нетерпение: когда же, черт возьми, это кончится?! А конца и не видно. С утра весь пол в красном. Кто-то натащил, набил гвоздиками. Красное бьет в глаза, и в сводах — поджог. А к полдню на красном — буквы. И начинают знать, чего хочет красное: — Чтобы соединились пролетарии всего мира! — Чтобы всю власть Советам! — Чтобы за диктатуру пролетариата! — Чтобы против варварства империалистов! Против монархии! Против буржуазного государства! Против собственности на средства производства! Против всех форм классового гнета! К полдню своды сделались красными. Над красным склонялись студенты с кистями, капали краской и в красном отражались буквами и знаками труда: молотами, серпами, шестернями, наковальнями. Так в первый день было до двенадцати. Во второй — до трех. Потом всю ночь. Еще ночь. Потом пришли солдаты и уносили красное с буквами и знаками революции. Прибивали знамена к древкам. Ждали. Спали на полу. В циркуле. В коридорах. Во всех этажах. Их будили. Они вскакивали и уносили красное. Друг за другом, караванами. Серое, красное, черное, красное… цепью. Снова спали на плитах, на красном, на краске, на окурках, на плевках. Клубками серыми. В сером — хлястики с медными пуговицами. Стало холодно. Двери не закрывались уже. В них уходило все красное. Весь город покроют красным. Весь мир. И ночь наконец прошла. Последняя ночь великой работы. За труд давали пайки. Кто не работает, тот не ест. Кто хочет больше есть, тот больше работает. Один студент хотел больше есть и не спал четыре ночи. Был длинный, тощий и черный, долгоносый. Он снял сапоги и бегал в чулках, чтобы не замарать красное. У него свело спину, и он не мог разогнуться. Его хотели выпрямить, но он орал от боли — тогда бросили. И он бегал, согнувшись, носом вперед, глаза вылуплены от напряжения. Как баба-яга в синих диагоналевых брюках. Тут бегал еще Петя в валенках. Семенил — ноги точно связаны по коленкам. Оплескивал краской валенки и сопел носом. Нос заложило. Не насморком — краской. Он все ночи спал. Тут же на красном. И на штанах отпечаталась какая-то буква. Архитектор тоже был тут — он чем-то заведовал, что-то распределял или вымеривал квадратные метры. Пайки шли за метры. Ему надоело. Он устал. Лицо полосатое от пота от грязи. Взял чертежную доску, прислонил наклонно к стене. Изголовье. Растянулся на длинном чертежном столе. Заснул, кажется. А доска соскользнула — хлоп! Как из пушки. На весь циркуль. И в коридор. На пять минут эхов разных. Кто видел —
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Последние комментарии
7 минут 55 секунд назад
12 минут 55 секунд назад
16 минут 55 секунд назад
21 минут 48 секунд назад
1 час 54 минут назад
1 час 56 минут назад