Медведь и Дракон [Том Клэнси] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Все книги автора

Эта же книга в других форматах


Приятного чтения!




Том КлэнсиМедведь и Дракон

История восхищается мудрыми,

Но превозносит храбрых.

Эдмонд Моррис

ПрологБелый «Мерседес»

Поездка на работу везде одинакова, и переход от марксизма-ленинизма к хаотическому капитализму мало что изменил, разве что жизнь стала чуть хуже. Ехать по Москве, городу с широкими улицами, стало теперь труднее, потому что стало очень много автомобилей. Центральная полоса просторных бульваров, езду по которой члены Политбюро и Центрального комитета, подобно великим князьям, разъезжавшим в санях, запряжённых тройками лошадей в царское время, считали своим личным и неоспоримым правом, больше не охранялась милиционерами. Теперь она стала всего лишь одной из полос движения гигантского потока машин.

Одним из автомобилей этого потока был белый «Мерседес-600» Сергея Николаевича Головко — огромная машина с кузовом класса S и двенадцатью цилиндрами германской мощи под капотом. В Москве таких автомобилей немного, и такая великолепная машина должна была смущать своего владельца… но не смущала. Может быть, в этом городе больше нет номенклатуры, но у некоторых должностей всё-таки оставались кое-какие привилегии, а Головко был директором СВР — Службы внешней разведки. На верхнем этаже недавно построенного высотного дома на Кутузовском проспекте у него была просторная квартира с немецким бытовым оборудованием, что всегда являлось роскошью, которой удостаивались только самые высокопоставленные государственные чиновники.

За рулём служебного «Мерседеса» сидел Анатолий, высокий и широкоплечий майор, бывший спецназовец, признанный эксперт по специальным операциям. В наплечной кобуре под курткой у него скрывался пистолет, и он вёл автомобиль, за которым любовно ухаживал, как за живым существом, со свирепой агрессивностью, причём ухитрялся ловко маневрировать в гуще других автомобилей. Окна «Мерседеса», изготовленные из толстого поликарбоната и способные остановить любую пулю, вплоть до 12,7-миллиметровой пулемётной — так утверждала компания, у которой приобрели «Мерседес» шестнадцать месяцев назад, — были покрыты тёмным пластиком, благодаря чему сидящие внутри были скрыты от постороннего взгляда. Броня делала автомобиль на тонну тяжелее обычных «Мерседесов-600», однако мощность и плавность движения ничуть не страдали от этого. Чего нельзя было сказать о подвеске. Дороги были, как обычно, не в лучшем состоянии. В конечном итоге именно неровное покрытие приведёт к выходу машины из строя. «Дрянь дороги», — привычно отметил про себя Головко, переворачивая страницу утренней газеты. Это была «Интернешнл Геральд Трибьюн», всегда хороший источник информации, потому что её выпускали совместно «Вашингтон Пост» и «Нью-Йорк Таймс» — две самые информированные разведывательные службы в мире.

Он поступил на разведывательную службу ещё в то время, когда она входила в организацию, известную под названием КГБ — Комитет государственной безопасности, который, как по-прежнему считал Головко, остаётся лучшим в мире, несмотря на развал СССР.

Головко вздохнул. Если бы Советский Союз не рухнул в начале девяностых годов, то он, как председатель КГБ, был бы теперь полноправным членом Политбюро с правом решающего голоса, человеком, простого взгляда которого боялись все… но все это пустые мечты, иллюзия, странное качество для человека, преклоняющегося только перед реальными фактами. Вот вам и присущая КГБ двойственность — с одной стороны, Комитет постоянно стремился к тому, чтобы собирать объективную информацию, но затем информация поступала к людям, верящим в мечту, и эти люди искажали правду, для того, чтобы она соответствовала их мечте. Но когда правда всё-таки находила выход, мечта внезапно испарялась, подобно облаку пара под порывом сильного ветра, и реальность вырывалась на свободу, словно паводок, разбивающий весной лёд, сковывавший реку. И тогда Политбюро, члены которого посвятили всю свою жизнь этой мечте, обнаруживали, что их теории не прочнее самого тонкого тростника, реальность сносит эти теории под корень взмахами острой косы, а высокое положение не гарантирует им спасения.

Но это не имело никакого отношения к Головко. Он занимался только фактами и смог продолжать свою профессиональную деятельность, потому что правительство по-прежнему нуждалось в этих фактах. Более того, его авторитет значительно вырос, потому что он был человеком, хорошо знакомым с окружающим миром, лично знал многих мировых лидеров и, таким образом, идеально подходил для роли советника президента. Благодаря этому Головко мог оказывать влияние на внешнюю и внутреннюю политику страны и её оборону. Из всего этого наиболее сложной была внутренняя ситуация в стране, чего почти не случалось раньше. Она была не только самой сложной проблемой, но и самой опасной. Это казалось ему странным. В прошлом два магических слова «Государственная безопасность!» заставляли в страхе замирать советских граждан, поскольку КГБ был самым пугающим органом прошлого и обладал властью, о которой Рейнхардт Гейдрих, стоявший во главе нацистской Sicherheitsdienst, мог только мечтать.

КГБ обладал властью, позволяющей арестовывать, заключать в тюрьму, допрашивать и убивать любого гражданина безо всякого обращения к судебным властям. Но это тоже осталось в прошлом. Теперь КГБ расколот и разобщён, департамент, ведающий внутренней безопасностью, представлял собой всего лишь тень прошлого, тогда как СВР — ранее она называлась Первым Главным управлением — по-прежнему занималась сбором информации, хотя у неё отсутствовала та огромная власть, сопутствующая возможности осуществлять волевые решения, а точнее — не совсем законные требования коммунистического правительства. И всё-таки современные возможности СВР оставались огромными, подумал Головко, складывая газету.

До площади Дзержинского оставался всего километр. Она тоже подверглась переменам. Исчезла статуя Железного Феликса. Это всегда было неприятным зрелищем для всех, кто знал, кем был этот человек, бронзовый памятник которому возвышался раньше в гордом одиночестве в центре площади, носящей его имя. Теперь это тоже стало далёким воспоминанием. Впрочем, величественное здание позади него осталось прежним. Когда-то оно принадлежало страховой компании «Россия», но затем стало известно как Лубянка — слово, вызывающее ужас даже в задавленной страхом стране, которой правил Иосиф Сталин. Подвалы Лубянки были наполнены тюремными камерами и помещениями для допросов. В течение ряда лет большинство этих функций постепенно переходило в тюрьму Лефортово на востоке Москвы, по мере того как бюрократия КГБ разрасталась, как всегда разрастаются подобные бюрократии, заполняя здание, как вязкая маслянистая жижа. Постепенно Контора занимала комнату за комнатой, и наконец секретарши и чиновники разместились в подвальных помещениях (перестроенных из тюремных камер в более удобные комнаты), где раньше пытали Каменева и других соратников Ленина под ледяными взглядами Ягоды и Ежова.

Головко поёжился, думая о том, сколько призраков скрывается в этих страшных подвалах[1].

Ну, хватит воспоминаний. Наступил новый рабочий день. Совещание начальников отделов в 8.45, затем обычная рутина инструктажей и встреч, ланч в 12.15, и, если повезёт, вскоре после шести вечера он вернётся в своём «Мерседесе» домой, чтобы переодеться для приёма во французском посольстве. Там всегда угощали отличными блюдами и винами, а вот разговоров Головко избегал.

Внезапно его внимание привлёк ещё один белый «Мерседес», копия его собственного, вплоть до тёмного американского пластика на окнах. «Мерседес»-двойник двигался весьма решительно, почти не обращая внимания на другие автомобили. Анатолию пришлось притормозить и медленно ползти за самосвалом, одним из тысяч безобразных грузовиков, заполнявших московские улицы, словно они принадлежали им одним. Кузов этого самосвала был наполнен кучей непонятных громоздких деталей. В сотне метров перед ним ехал ещё один самосвал, который двигался чересчур медленно, словно шофёр не был уверен в выбранном им маршруте. Головко потянулся на своём сиденье, едва различая, что происходит впереди, из-за стоящего перед его «Мерседесом» самосвала, заранее предвкушая, как выпьет первую чашку отличного цейлонского чая у себя за столом в том же кабинете, который когда-то занимал Берия… Самосвал все ещё преграждал дорогу и медленно полз вперёд… Вдруг какой-то человек, лежавший в его кузове, внезапно встал. Он держал в руках…

— Анатолий! — резко окликнул своего шофёра Головко, но тот ничего не видел из-за стоящего в непосредственной близости самосвала, закрывающего поле зрения.

…В руках неизвестного оказался РПГ, ручной противотанковый гранатомёт, тонкая труба с утолщением на конце. Прицельная планка на гранатомёте была поднята, самосвал остановился, мужчина опустился на колено, повернулся и навёл его на соседний белый «Мерседес-Бенц» — его водитель заметил опасность и попытался отвернуть в сторону, но автомобиль был беспомощно зажат в потоке утреннего движения.

Выстрел почти не был заметён, только тонкая струйка дыма появилась у конца трубки-гранатомёта, утолщённый наконечник словно выпрыгнул и устремился к капоту белого «Мерседеса», где и взорвался.

Он попал в капот перед самым лобовым стеклом и пробил машину насквозь. Взрыв совсем не походил на огненный шар, изображать который так любят в западных кинофильмах, всего лишь едва заметная вспышка и облачко серого дыма, зато гром прокатился по всей площади и большая дыра с зубчатыми краями появилась в багажнике автомобиля. Это означало, что все пассажиры, находившиеся внутри, погибли, понял Головко. Затем вспыхнуло горючее в бензобаке, и автомобиль скрылся в пламени, охватившем несколько квадратных метров асфальта. «Мерседес» почти сразу остановился, шины на левой стороне были разорваны в клочья, и машина наклонилась налево. Самосвал, ехавший перед «Мерседесом» Головко, внезапно замер — судя по всему, его шофёр в панике нажал на тормоза, — и Анатолий был вынужден резко свернуть направо.

Его глаза сузились при звуке взрыва…

— Вот дерьмо! — воскликнул он. Теперь Анатолий увидел, что произошло, и немедленно принял меры. «Мерседес» продолжал двигаться направо с резким ускорением, виляя между машинами, как только Анатолий замечал просвет между ними. Большинство автомобилей остановилось, но он не снижал скорости, устремляясь в образовавшиеся просветы, и меньше чем через минуту автомобиль замер у входа в московский центр. Вооружённые охранники уже выбегали на площадь вместе с дополнительной группой быстрого реагирования, находившейся внутри здания у самого входа. Командир группы, старший лейтенант, увидел автомобиль Головко, узнал его и махнул рукой, призывая директора СВР как можно быстрее скрыться внутри. По его команде двое солдат из группы быстрого реагирования подбежали к Головко и, едва он вышел из автомобиля, встали рядом с ним, защищая его своими телами. В следующее мгновение из машины выскочил Анатолий, сжимавший в руке пистолет. Он оглянулся, бросил на ворота тревожный взгляд и тут же повернул голову.

— Ведите его внутрь! — скомандовал он. Два солдата, стоявшие рядом с Головко, услышали приказ, подхватили его под руки и почти внесли директора через высокие бронзовые двери внутрь здания, где уже собирались офицеры, охранявшие вход.

— Сюда, товарищ генерал, — произнёс офицер в форме капитана, взял под руку и проводил к личному лифту. Ещё через минуту Головко вошёл в свой кабинет, только сейчас начиная понимать, что произошло на площади несколько минут назад.

Московские полицейские — милиционеры — бежали к месту происшествия. Затем подъехал милицейский автомобиль. Трое водителей вышли из своих машин и приблизились к горящему автомобилю, вероятно, надеясь помочь чем-нибудь. Смелый поступок, подумал Головко, хотя совершенно бесполезный. Теперь он видел место происшествия лучше, даже с расстояния в триста метров. Крыша «Мерседеса» вспучилась, лобовое стекло исчезло, и Головко смотрел на дымящуюся груду металла, которая всего несколько минут назад была самым дорогим автомобилем, уничтоженным одним из самых дешёвых видов вооружения, производившимся для Российской армии.

Пассажиры, находившиеся внутри, были разорваны на части металлическими осколками, летевшими со скоростью почти десять тысяч метров в секунду. Успели они понять, что произошло? Вряд ли. Возможно, водитель успел посмотреть и удивиться, но только не владелец «Мерседеса», который находился на заднем сиденье и, вероятно, читал свою утреннюю газету. Он даже не заметил, как, безо всякого предупреждения, погасла его жизнь.

Только сейчас Головко почувствовал, как ослабли его колени. На месте владельца взорванного «Мерседеса» вполне мог оказаться он… внезапно узнавший, существует ли, в конце концов, жизнь после смерти, одна из величайших тайн природы, но которая не слишком часто занимала его мысли. Однако кто был убийцей и кто являлся истинной мишенью? Будучи директором СВР, Головко не относился к числу людей, верящих в случайные совпадения. К тому же в Москве совсем не так много белых «Мерседесов-600».

— Товарищ директор? — донёсся голос Анатолия, стоящего у двери кабинета.

— Да, Анатолий Иванович?

— Как вы себя чувствуете?

— Лучше его, — ответил Головко, кивнув в сторону площади и отходя от окна. «Мне нужно сесть», — подумал он и попытался подойти к своему вращающемуся креслу, стараясь не упасть, потому что у него действительно подгибались колени. Сесть ему удалось, он опустился в кресло, нашёл обеими руками поверхность дубового стола и посмотрел на груды документов, которые ему нужно прочитать и принять по ним решение — обычная рутина начинающегося рабочего дня, который стал теперь отнюдь не обычным. Головко поднял голову.

На лице Анатолия Ивановича Шелепина не было страха. Перед тем как его заметил сотрудник КГБ, в обязанности которого входил поиск надёжных людей для работы в Восьмом Главном управлении, занимающемся охраной руководителей партии и правительства, Анатолий служил в спецназе в звании капитана. Его завербовали в КГБ перед самым распадом Комитета. Но теперь он был шофёром и телохранителем Головко в течение нескольких лет, входил в состав его официальной «семьи» — нечто вроде старшего сына — и был предан своему боссу. Шелепин был высоким умным мужчиной тридцати трех лет, светловолосым и голубоглазым, но сейчас его глаза казались огромными, поскольку, несмотря на то что всю жизнь его учили смотреть в лицо опасности, он впервые оказался так близко к смерти и в упор увидел страшную действительность. Анатолий часто задумывался над тем, какие чувства испытываешь, когда отбираешь у кого-то жизнь, но ни разу за всю его карьеру ему не приходило в голову, что он может потерять собственную, во всяком случае, не в результате внезапного нападения и уж никак не рядом со своим местом работы. Сидя за столом у двери кабинета Головко, он исполнял обязанности личного секретаря. Подобно всем людям, исполняющим такие обязанности, он привык охранять директора СВР и уже успел поверить, что никто не рискнёт напасть на столь высокопоставленного человека. Но теперь его упорядоченный мирок оказался разрушенным так же решительно и грубо, как и мир его хозяина.

Как и следовало ожидать, Головко первым вернулся к реальности.

— Анатолий?

— Да, товарищ генерал?

— Необходимо выяснить имена людей, погибших на площади, и затем узнать, кто был целью покушения — они или мы. Свяжись с руководством московской милиции и спроси, чем они занимаются.

— Слушаюсь! — Молодое приветливое лицо исчезло из дверного проёма.

Головко сделал глубокий вдох, встал и снова подошёл к окну. Теперь там стояла пожарная машина, и пожарные заливали пеной остатки «Мерседеса», чтобы окончательно погасить последние языки пламени. Рядом стояла машина «Скорой помощи», но Сергей Николаевич знал, что это напрасная трата времени. Прежде всего нужно узнать государственный номер автомобиля и опознать, таким образом, несчастных, которые погибли вместо него. Впрочем, у владельца «Мерседеса» могли быть и свои враги. Ярость ещё не пришла на смену шоку. Возможно, она придёт позже, подумал Головко и направился в личный туалет — внезапно он почувствовал позывы мочевого пузыря. Это показалось ему ужасным проявлением слабости, но Головко никогда не сталкивался с непосредственным страхом и, подобно многим, думал киношными образами. Актёры всегда демонстрировали бесстрашие и решительность, хотя произносимые ими слова были заучены по сценарию, реакция и движения многократно отрепетированы, и ничто не походило на то, что произошло на площади, когда разрывной снаряд так неожиданно промчался по воздуху.

Кому нужна моя смерть? — подумал Головко, спустив воду в туалете.

* * *
На плоской крыше американского посольства, расположенного в нескольких милях от площади Дзержинского, возвышался целый лес самых разных антенн. Большинство было подключено к приёмным устройствам различной степени сложности и совершенства, которые, в свою очередь, подключались к записывающим аппаратам с медленно вращающимися бобинами, способными регистрировать поступающие сигналы в течение длительного времени. В комнате, где размешались эти аппараты, постоянно находилось несколько переводчиков, гражданских и военных, отлично владеющих русским языком. Переведённые материалы поступали в Агентство национальной безопасности в Форт-Мид, штат Мэриленд, расположенный между Балтимором и Вашингтоном. Было утро, и переводчики обычно приступали к работе до приезда российских чиновников, каналы связи которых они прослушивали. Одним из многочисленных приёмных устройств в комнате был сканирующий радиомонитор, похожий на тот, которым пользовались американские граждане, чтобы подслушивать разговоры полицейских. Российские милиционеры пользовались теми же частотами и аналогичным типом радио, как их американские коллеги в семидесятых годах, так что прослушивать их переговоры было пустяковым делом — они ещё даже не кодировались. Переводчики слушали милицейские переговоры, узнавая время от времени об автомобильных катастрофах, в которые попадали видные люди, но, в общем, пользовались информацией, чтобы держать руку на пульсе Москвы, криминальная ситуация в которой была плохой и продолжала ухудшаться. Это оказывалось полезным для посольского персонала — из этих переговоров они узнавали, каких районов города следует избегать, и следили за преступностью, которая могла затронуть одного из тысяч американских граждан.

— Взрыв? — услышал по радио американский сержант. Он повернулся: — Лейтенант Вильсон, милиция докладывает о взрыве перед самым зданием московского центра.

— Что за взрыв?

— Похоже, что взорвался автомобиль. К месту происшествия прибыла пожарная машина и карета «Скорой помощи»… — Сержант включил наушники, чтобы лучше разобрать голоса милиционеров. — О'кей, белый «Мерседес-Бенц», государственный номер… — Он подтянул к себе блокнот и записал его. — Погибли три человека, шофёр и два пассажира и… проклятье!

— В чем дело, Рейнс?

— Сергей Головко… — Глаза сержанта Рейнса были закрыты, и одной рукой он прижимал наушники к ушам.

— Черт побери! — заметила лейтенант Вильсон. Головко был одним из тех, за которым постоянно следили её люди. — Он один из погибших?

— Пока неизвестно, лейтенант. Новый голос… капитан из местного участка, только что передал, что сейчас подъедет. Похоже, там царит паника, мэм. Слышится множество голосов.

Лейтенант Сьюзан Вильсон раскачивалась в своём вращающемся кресле. Стоит ли позвонить?

— Где сейчас начальник станции?

— Едет в аэропорт, лейтенант, сегодня он должен вылететь в Санкт-Петербург, помните?

— О'кей. — Она повернулась к приборной панели и подняла трубку кодированного телефона STU-6 (secure telephone unit), связывающего её с АНБ в Форт-Мид. Её пластиковый шифровальный ключ был вставлен в соответствующую прорезь, и телефон синхронно соединён с таким же телефоном в штаб-квартире АНБ. Она нажала на ключ, ожидая ответа.

— Дежурный слушает, — донёсся голос с другой стороны земного шара.

— Это московская станция. Мы получили сведения, что Сергей Головко, возможно, стал жертвой покушения.

— Председатель СВР?

— Да. Автомобиль, похожий на его «Мерседес», взорвался на площади Дзержинского. В это время он обычно едет на работу.

— Надёжность? — спросил бесплотный мужской голос. «По-видимому, — подумала лейтенант Вильсон, — это офицер в среднем звании, скорее всего военный, заступивший на дежурство с одиннадцати до семи часов. Наверно, из ВВС. „Надёжность“ — это одно из их любимых жаргонных слов».

— Мы прослушиваем переговоры по милицейскому радио — московской полиции, я имею в виду. Слышим множество голосов, похоже на панику, сообщил мне оператор.

— О'кей, вы можете загрузить это на спутник?

— Да, — ответила лейтенант Вильсон.

— Тогда передайте информацию нам. Спасибо за бдительность, теперь мы сами займёмся этим.

* * *
— О'кей, станция Москва уходит со связи, — услышал майор Боб Титерс. Для него работа в АНБ была новой. Раньше он был отличным пилотом и налетал две тысячи сто часов в качестве командира экипажа на С-5 и С-17, однако восемь месяцев назад повредил левый локоть при езде на мотоцикле, и потеря подвижности стоила ему лётной карьеры, что крайне его расстроило. Теперь он начал карьеру сотрудника разведывательного ведомства, что было интереснее в интеллектуальном смысле, но не представляло собой удачную замену для авиатора. Он махнул рукой, вызывая старшину первого класса ВМФ, и поручил ему прослушивать действующий канал связи из Москвы. Моряк послушно надел наушники и включил программу перевода на своём настольном компьютере.

Он владел русским языком и мог успешно работать на компьютере. Прислушиваясь к переговорам по милицейским рациям, полученным пиратским способом, старшина переводил на английский язык и одновременно печатал сделанный им перевод, который тут же появлялся на экране компьютера майора Титерса.

Я НАШЁЛ РЕГИСТРАЦИОННЫЙ НОМЕР, СЕЙЧАС ПРОВЕРЯЮ, гласила первая строчка.

ОТЛИЧНО. ПОСТАРАЙСЯ СДЕЛАТЬ ЭТО ПОБЫСТРЕЕ.

ДЕЛАЮ ЧТО МОГУ, ТОВАРИЩ КАПИТАН (слышен стук клавиш, неужели русские пользуются теперь для этого компьютерами?).

ВОТ, ГОТОВО. БЕЛЫЙ «МЕРСЕДЕС-БЕНЦ», ЗАРЕГИСТРИРОВАН НА ИМЯ Г.Ф. АВСЕЕНКО (НЕ УВЕРЕН В НАПИСАНИИ), АДРЕС: ПРОСПЕКТ ПРОТОПОПОВА, 677, КВАРТИРА 18 А.

НЕУЖЕЛИ? МНЕ ЗНАКОМО ЭТО ИМЯ!

«Возможно, это и неплохо для кого-то, — подумал майор Титерс, — но не так уж здорово для Авсеенко. Что делать дальше? Старший дежурный офицер тоже „водоплавающий“, контр-адмирал Том Портер. Он, наверно, пьёт сейчас кофе в своём кабинете в главном здании и, скорее всего, смотрит телевизор». Пришло время прервать такое благодушное занятие. Майор набрал телефонный номер.

— Адмирал Портер.

— Сэр, это майор Титерс в дежурном центре. У нас интересные новости из Москвы.

— Что за новости, майор? — спросил усталый голос.

— Станция Москва первоначально сообщила, что кто-то убил председателя КГ… — извините, я хочу сказать, СВР — Головко.

— Что вы сказали, майор? — спросил уже насторожённый голос.

— Оказывается, что это, возможно, не Головко, сэр. Некто по имени Авсеенко. — Титерс произнёс фамилию по буквам. — Мы получаем радиоперехват с милицейских раций в Москве. Я ещё не проверил имя по компьютеру.

— Что ещё?

— Сэр, это всё, что нам пока известно.

* * *
К этому времени в посольстве за дело принялся оперативник ЦРУ Том Барлоу. Оперативнику, занимающему третьеразрядную должность, не хотелось ехать на площадь Дзержинского, поэтому он нашёл другой выход из положения — позвонил в офис CNN, связавшись по прямой линии с другом.

— Майк Эванс.

— Майк, это Джимми, — сказал Том Барлоу, начиная заранее согласованную и много раз использованную ложь. — Площадь Дзержинского, убийство кого-то в «Мерседесе». Кажется кровавым и эффектным делом.

— О'кей, — ответил репортёр, делая короткую пометку у себя в блокноте. — Мы займёмся этим.

Сидя за своим столом, Барлоу посмотрел на часы. 8.52 утра по местному времени.

Эванс был напористым репортёром в пробивной службе новостей. Барлоу решил, что уже через двадцать минут на площади Дзержинского появится оператор с телевизионной камерой. На грузовике CNN будет дисковая антенна для передачи изображения в полосе частот Q (14 гигагерц) на спутник связи, откуда сигнал поступит в штаб-квартиру CNN в Атланте и будет снят пиратским способом агентством федеральной службы связи в Форт-Бельвуар, штат Виргиния. Отсюда он будет распространён далее с помощью спутников, принадлежащих правительству, всем заинтересованным агентствам. Покушение на жизнь председателя СВР Головко чертовски интересовало многих людей. Далее он включил настольный компьютер «Компак» и открыл файл с русскими именами, известными в ЦРУ.

* * *
Дубликат этого файла существовал в памяти многочисленных компьютеров ЦРУ в Лэнгли, Виргиния, и один из них в компьютере оперативной службы ЦРУ на седьмом этаже старого здания штаб-квартиры агентства. Пальцы оператора напечатали А-В-С-Е-Е-Н-К-О.

И в результате на экране появилась надпись: произведён поиск по всему файлу. Искомое имя не обнаружено.

Это вызвало недовольное ворчание оператора, работавшего на компьютере. Значит, написание имени оказалось неправильным.

— Но почему это имя кажется мне знакомым? — спросил он. — А машина отвечает, что его нет в файле.

— Ну-ка, посмотрим… — Сотрудница наклонилась над компьютером и напечатала другой вариант написания. Снова неудача. Попробовали третий вариант.

— Бинго! Спасибо, Беверли, — сказал дежурный офицер. — Оказывается, мы знаем, кто этот парень. Распутин. Жалкий ублюдок — и ты только посмотри, что случилось с ним, когда он попытался начать новую жизнь, — фыркнул офицер.

* * *
— Распутин? — спросил Головко. — Эта поганая свинья, а? — Он позволил себе лёгкую улыбку. — Но кто мог желать его смерти? — Этот вопрос он адресовал своему начальнику службы безопасности, который воспринял происшедшее намного серьёзнее, чем сам директор. Его работа только что стала чуточку труднее. Для начала ему пришлось сообщить Сергею Николаевичу, что белый «Мерседес» больше не является его служебным автомобилем. Он слишком заметён. Его следующая задача этого дня заключалась в том, чтобы поинтересоваться у вооружённых часовых, стоящих на углах здания, каким образом они ухитрились не заметить человека с РПГ, стоящего в кузове самосвала, — и это на расстоянии трехсот метров от здания, которое они обязаны охранятъ! К тому же на их личные рации не поступило ни малейшего предупреждения до того момента, когда «Мерседес» Григория Филипповича Авсеенко взлетел на воздух. Сегодня он не скупился на ругательства, а дальше их будет ещё больше.

— Когда его уволили в отставку? — спросил Головко.

— В 1993 году, — ответил майор Анатолий Иванович Шелепин, который задал такой же вопрос и получил ответ несколькими секундами ранее.

Первое значительное сокращение кадров, вспомнил Головко, но это означает, что этот подлец успешно совершил переход к частному предпринимательству. Достаточно успешно, чтобы стать владельцем «Мерседес-бенц S-600»… и погибнуть от руки врагов, которых он приобрёл на пути к богатству… если только он, сам не зная того, не пожертвовал своей жизнью ради спасения другого человека. Этот вопрос по-прежнему нуждался в ответе. К этому времени председатель взял себя в руки, по крайней мере, в достаточной степени, чтобы приняться за работу. Головко был слишком умён, чтобы задавать себе вопрос: почему кому-то нужно покончить со мной? Ответ был очевиден: люди, занимающие высокое положение в государственной власти, имеют немало врагов, причём некоторые из них смертельные… хотя большинство слишком умны, чтобы пойти на такой рискованный шаг. Вендетты для людей его уровня очень опасны, и по этой причине они почти никогда не случаются. Бизнес международной разведки стал поразительно спокойным и цивилизованным. Люди по-прежнему умирали. Любого, захваченного за попыткой шпионажа на иностранное правительство против матушки-России, ожидали огромные неприятности, независимо от того, новый режим в стране или нет — государственная измена остаётся государственной изменой, — но расстрел, который следовал за такой попыткой, приводился в исполнение после… как это называют американцы? После суда, происходящего в соответствии с законом. Да, именно так.

Американцы и их адвокаты. Если их адвокаты одобряют что-то, значит, это соответствует цивилизованным принципам.

— Кто ещё был с ним в машине? — спросил Головко.

— Его шофёр. Нам известно его имя — бывший милиционер. И, по-видимому, одна из его женщин, имя пока неизвестно.

— Что мы знаем о его жизни? Почему он оказался на площади этим утром?

— Пока это нам неизвестно, товарищ генерал, — ответил майор Шелепин. — Милиция ведёт расследование.

— Кто занимается этим делом?

— Подполковник Шабликов, товарищ председатель.

— Ефим Константинович — да, я слышал о нем. Хороший следователь, — согласился Головко. — Полагаю, ему потребуется для этого некоторое время, а?

— Совершенно верно, — подтвердил Шелепин.

Ему потребуется больше времени, чем Распутину, чтобы встретить свой конец, — подумал Головко. Жизнь — странная штука, она кажется вечной, когда она есть у человека, и такой скоротечной, когда он теряет её, а те, кто её потерял, не в состоянии сказать, на что она была похожа. Разве что он верит в призраков, или в бога, или в жизнь после смерти — вещи, на которые почему-то не обращали внимания во времена детства Головко. Это ещё одна великая тайна, сказал себе начальник разведывательной службы России. Впервые смерть оказалась так близко к нему, погладила своим чёрным крылом. Это встревожило его, но затем, после зрелого размышления, он пришёл к выводу, что она не такая пугающая, как могло показаться. «Интересно, — подумал директор СВР, — может быть, это и есть мужество?» Он никогда не считал себя смелым человеком, по той простой причине, что никогда вплотную не сталкивался с угрожающей ему опасностью. Нельзя сказать, что он избегал её, только до сегодняшнего утра она ни разу не приближалась к нему так близко, и, когда прошла ярость, он обнаружил, что не так уж ошеломлён случившимся, а скорее испытывает любопытство. Почему это произошло? Кто стоит за покушением? Это были вопросы, которые требовали ответа, в противном случае покушение может повториться. «Мужества вполне хватает на один такой случай, и довольно», — подумал Головко.

* * *
Доктор Бенджамин Гудли приехал в Лэнгли в 5.40 утра, на пять минут раньше своего обычного времени. Его работа не позволяла ему участвовать в светской жизни, что ничуть не противоречило его интересам как советника по национальной безопасности. Разве он не был интересным холостяком с привлекательной внешностью, человеком с многообещающими перспективами в профессиональном и деловом смысле? «Ну, может быть, не в деловом», — подумал Гудли, ставя свой автомобиль на парковочную площадку, отведённую для высокопоставленных персон под бетонным козырьком Старого здания штаб-квартиры ЦРУ. Он ездил на машине «Форд Эксплорер», потому что ему нравился этот автомобиль, на котором можно ездить в любую погоду и особенно по снегу, а скоро ожидается снег. По крайней мере, приближается зима, которая в округе Колумбия всегда непредсказуема, особенно теперь, когда некоторые из метеорологов, помешавшихся на изменениях в экосистеме, утверждают, что глобальное потепление приведёт в этом году к необычно холодной зиме. Логика такого предсказания ставила его в тупик. Может быть, следует поговорить с президентским советником по науке и убедиться, есть ли смысл советоваться с кем-то, кто в состоянии объяснить происходящие явления. Новый советник был очень умным человеком и даже умел беседовать, пользуясь словами, состоящими из одного слога.

Гудли миновал проходную и вошёл в лифт. Он появился в оперативной комнате в 5.50.

— Привет, Бен, — поздоровался старший дежурный офицер.

— Доброе утро, Чарли. Есть что-нибудь интересное?

— Тебе это понравится, Бен, — пообещал Чарли Робертс. — Большой день в матушке-России.

— Вот как? — У него сузились глаза. Гудли всегда был обеспокоен событиями в России, так же как и его босс. — Что там происходит?

— Не то чтобы очень серьёзное событие, но всё-таки. Просто кто-то пытался убить Сергея Николаевича.

Его голова резко повернулась, как у совы.

— Что?

— То, что ты слышишь, Бен. Однако они взорвали другой автомобиль, похожий на машину Головко. Выстрелили в него из ручного противотанкового гранатомёта. Погиб кто-то другой, которого мы знаем — вернее, знали, — поправил себя Робертс.

— Начни сначала.

— Пегги, давай посмотрим видеозапись, — скомандовал дежурному офицеру Робертс.

— Вот это да! — воскликнул Гудли после первых пяти секунд. — Так кто это был?

— Ты не поверишь — Григорий Филиппович Авсеенко!

— Мне это имя незнакомо, — признался Гудли.

— Вот. — Дежурный офицер передала ему папку из манильской бумаги. — Здесь всё, что нам известно об этом парне, когда ещё он служил в КГБ. Настоящий красавчик, — заметила она нейтральным голосом, едва скрывающим отвращение.

— Распутин? — произнёс Гудли, едва просмотрев первую страницу файла. — Да, я что-то слышал о нем.

— Готова побиться об заклад, что о нем слышал и босс.

— Это я узнаю через два часа, — подумал вслух Гудли. — А что говорят из станции Москвы?

— Начальник группы сейчас в Санкт-Петербурге, принимает участие в торговой конференции — это составляет часть его прикрытия. К нам поступили сведения от его заместителя. Самыми вероятными являются два варианта: или у Авсеенко влиятельный враг в русской мафии, или, что вполне допустимо, настоящей целью был Головко, а убийца по ошибке выстрелил из РПГ в другой автомобиль. Пока у нас нет ничего определённого. — Она пожала плечами, словно говоря — откуда мне знать, черт побери?

— Кому понадобилось убивать Головко?

— Русская мафия? Кто-то сумел раздобыть РПГ, а ведь гранатомёты не продаются в магазинах, верно? Это означает, что покушение произведено по заказу кого-то, имеющего влиятельное положение в их криминальной империи, — но кто был настоящей целью? Авсеенко нажил себе немало врагов, пока завоёвывал место в преступном мире, но и у Головко должны быть враги или соперники. — Она снова пожала плечами. — Так что делаешь ставку и получаешь возможность выбора.

— Боссу нужна более подробная информация, — предупредил Гудли.

— И мне тоже, Бен, — ответила Пегги Хантер. — Но пока это всё, что у нас имеется, и даже сами гребаные русские не сумели ещё как следует разобраться в этом деле.

— А нет ли у нас способа как-то внедриться в их расследование?

— Юридический атташе, Майк Райли, вроде бы поддерживает самые дружеские отношения с их милицией. Он сумел добиться, чтобы группа русских офицеров милиции была допущена на продвинутые курсы национальной академии ФБР в Куантико.

— Тогда, может быть, ФБР попросит его разнюхать обстановку в Москве?

Миссис Хантер снова пожала плечами.

— Вреда не принесёт. Худшее, что может случиться в любой ситуации, это если ответят своё любимое «Нет».

Гудли кивнул.

— О'кей, я посоветую президенту обратиться в ФБР. — Он встал. — Ну что ж, — заметил он, направляясь к двери, — по крайней мере, сегодня босс не будет ворчать на тему — каким скучным стал мир. — Он захватил с собой видеоленту CNN, пошёл к лифту, спустился вниз и сел в свой вездеход.

Солнце медленно поднималось над горизонтом. Поток автомобилей на шоссе Джорджа Вашингтона увеличился за счёт служащих, стремящихся пораньше сесть за свои столы.

«Скорее всего это люди из Пентагона, по крайней мере, большинство», — подумал Гудли. Он проехал по мосту Кибридж, мимо острова Тедди Рузвельта. Поверхность Потомака была спокойной и казалась почти маслянистой, как пруд за плотиной водяной мельницы.

Температура наружного воздуха, как показывал термометр на панели автомобиля, равнялась сорока четырём градусам — семи градусам Цельсия, подумал он. Прогноз на сегодня предсказывал пятнадцать градусов, малооблачно, слабый ветер. В общем, приятный день для поздней осени, хотя весь день ему придётся сидеть в кабинете независимо от того, приятный день или нет. Подъезжая к Белому дому, он заметил, что сегодня рабочий день начинается рано. «Чёрный ястреб» уже поднимался с вертолётной площадки, и вереница автомобилей вытянулась у Западного входа, когда он поставил машину на зарезервированное для него место. Гудли даже посмотрел на часы. Нет, он не опаздывает.

Он вышел из автомобиля, сунул под мышку пачку документов и кассету и поспешно направился к входу.

— Доброе утро, доктор Гудли, — поздоровался с ним охранник.

— Привет, Чак. — Несмотря на свою должность, ему пришлось пройти через металлодетектор. Бумаги и кассету внимательно осмотрели — словно он мог попытаться пронести пистолет, раздражённо подумал Бен. Ничего не поделаешь, за последнее время произошло несколько неприятных случаев, а этих людей приучили не доверять никому.

Миновав ежедневную рутину проверки у поста безопасности, он повернул налево, взбежал по лестнице, затем снова свернул налево и вошёл в свой кабинет. Здесь кто-то — он не знал, был ли это кто-нибудь из обслуживающего персонала или, может быть, один из охранников Секретной службы, — заботливо включил кофеварку, и в ней уже булькал его любимый кофе — «Глория джинс френч хейзелнат». Гудли наполнил чашку и сел за стол, чтобы привести в порядок мысли и документы. Ему удалось выпить половину чашки, прежде чем он снова встал, собрал привезённые с собой документы и кассету и вышел из кабинета. Теперь ему предстояло пройти девяносто футов. Босс был уже у себя.

— Доброе утро, Бен.

— Доброе утро, господин президент, — ответил советник по национальной безопасности.

— Ну, что у нас нового в мире? — спросил президент Соединённых Штатов.

— Похоже, что сегодня утром кто-то пытался убить Сергея Головко.

— Неужели? — спросил президент Райан, поднимая голову от своего утреннего кофе.

Гудли рассказал ему о происшествии, затем вставил кассету в видеомагнитофон Овального кабинета и нажал на кнопку «Пуск».

— Господи, — произнёс Райан. То, что раньше было дорогим автомобилем, годилось теперь только для свалки. — Кого же они убили вместо Головко?

— Некоего Григория Филипповича Авсеенко, возраст пятьдесят два года.

— Мне знакомо это имя. Откуда я знаю его?

— Он более широко известен как Распутин. В прошлом он заведовал Воробьиной школой КГБ.

Глаза Райана расширились от удивления.

— Этот ублюдок! О'кей, что известно про него?

— Его уволили по сокращению штатов примерно в 93-м году, и он, очевидно, продолжил заниматься тем же делом. По-видимому, оно приносило немалый доход, судя по автомобилю, по крайней мере. Полагают, что в «Мерседесе» вместе с ним сидела молодая женщина, а также водитель. Все погибли.

Райан кивнул. Воробьиная школа была заведением, где на протяжении многих лет Советы готовили привлекательных молодых женщин для работы в качестве проституток.

Закончив школу, они служили своей стране, как дома, так и за границей, потому что ещё с незапамятных времён стало известно, что у мужчин с определённой слабостью к женщинам язык развязывается в интимной обстановке. Благодаря этому методу в КГБ попало немало секретов. Кроме того, выпускницы школы — «воробушки» — приносили пользу при вербовке иностранцев, которые затем использовались офицерами КГБ. Таким образом, после того как его официальная должность была ликвидирована, Распутин — он получил это имя в Советском Союзе за способность подчинять женщин своей воле — просто занялся этой же работой в новой атмосфере свободного предпринимательства.

— Значит, у Авсеенко могли оказаться настолько серьёзные враги в его «бизнесе», что они решили убрать его, а Головко совсем не был целью покушения?

— Совершенно верно, господин президент. Такая возможность существует, но у нас нет надёжных данных, поддерживающих ту или иную версию.

— Как мы можем получить эти данные?

— Юридический атташе в нашем посольстве поддерживает тесные контакты с русской милицией, — сообщил советник по национальной безопасности.

— О'кей, свяжись с Дэном Мюрреем в ФБР, пусть поручит своему человеку разнюхать обстановку, — сказал Райан. Он уже обдумывал, не стоит ли ему позвонить Головко — они знали друг друга уже более десяти лет, хотя их первая встреча состоялась на одной из взлётно-посадочных дорожек аэропорта Шереметьево, причём пистолет Головко был направлен прямо в лицо Райана, — но решил не делать этого. Он не мог продемонстрировать такой уж непосредственный интерес, хотя позднее, если у них состоится личная встреча, он сможет задать ему, словно случайно, вопрос об этом инциденте. — Пусть займутся этим также Эд и Мэри-Пэт.

— Понял. — Гудли сделал пометку.

— Что ещё?

Гудли перевернул страницу.

— Индонезия проводит учения своих военно-морских сил, которые заинтересовали австралийцев… — Бен продолжал утреннюю сводку новостей ещё двадцать минут, касаясь главным образом политических, а не военных вопросов, потому что именно в этом заключались проблемы национальной безопасности за последние годы. Даже объём международной торговли вооружениями сократился до такой степени, что многие страны рассматривали свои национальные военные ведомства скорее как магазины, чем как серьёзные инструменты государственной политики.

— Итак, сегодня мир в хорошем состоянии? — подвёл итог президент.

— Если не считать ухабов на московской дороге, то в хорошем, сэр.

Советник по национальной безопасности ушёл, и Райан посмотрел на свой распорядок дня. Как обычно, у него практически не оставалось свободного времени. Те несколько минут в графике, составленном его секретарём, когда в кабинете не будет больше никого, ему придётся посвятить чтению документов, касающихся следующей встречи. Многие из таких встреч были запланированы буквально за несколько недель. Райан снял очки, которыми он пользовался при чтении — как он ненавидел их! — и потёр глаза, уже чувствуяприближение утренней головной боли, которая наступит примерно через тридцать минут.

Быстрый повторный просмотр страницы показал, что сегодня у него не будет лёгких встреч. Не будет ни группы скаутов из Вайоминга, ни чемпионов Всемирной серии по бейсболу, ни мисс Помидор из калифорнийской имперской долины, которые позволили бы ему хоть немного улыбнуться. Нет. Сегодня только работа.

«Проклятье», — подумал он.

Природа самого президентства представляла собой серию взаимозависимых противоречий. Самый Могущественный Человек в мире не мог воспользоваться своей властью, за исключением крайне неблагоприятных обстоятельств, которых ему всячески следовало избегать, а не решать их этой властью. По сути дела, задача президента заключалась в переговорах, причём чаше в переговорах с конгрессом, чем с каким-либо другим государством или ведомством. Райан совсем не был подготовлен к этому процессу, пока глава его администрации Арнольд ван Дамм не прочитал ему краткий курс поведения в этой области. К счастью, Арни взял на себя значительную часть таких переговоров и затем приходил в Овальный кабинет, чтобы сообщить президенту, каким было его (Райана) решение и/или позиция по тому или иному вопросу. После этого он (ван Дамм) мог выступить с пресс-релизом или сделать заявление от его (Райана) имени для журналистов, получивших доступ в Белый дом. Райан полагал, что именно так поступает адвокат, защищая интересы своего клиента, одновременно не говоря ему, в чём заключаются эти интересы, до тех пор, пока по ним не принято решение. «Президента, — говорил всем Арни, — нужно защищать от непосредственных переговоров с кем бы то ни было — особенно с конгрессом». А ведь у него, напомнил себе Райан, был относительно ручной конгресс. Что было бы, если бы ему пришлось иметь дело с непокорным конгрессом?

«Интересно, — подумал Райан уже в который раз, — какого черта я здесь делаю?»

* * *
Процесс выборов представлял собой чистейшую разновидность ада — несмотря на то, что Арни неизменно заявлял ему, что выборы — простейшее дело. Он был вынужден произносить не меньше пяти речей в день, а нередко и девять. Выступать приходилось в различных местах перед самыми разными группами — но это всегда была одна и та же речь, произнесённая с карточек, которые он держал в кармане, изменялись только незначительные местные детали, вносимые в панической спешке его штабом в президентском самолёте во время перелётов. Спичрайтерам приходилось работать, одновременно следя за маршрутом его самолёта. Но самым поразительным было то, что он ни разу не заметил ошибок в их работе. Иногда для разнообразия президент менял порядок карточек. Однако интерес к этому исчезал уже после трех первых дней.

Да, если существовал ад на земле, в наиболее ощутимой форме им являлась политическая кампания. Ему приходилась прислушиваться к самому себе, произносящему одно и то же раз за разом, до тех пор, пока его мозг не восставал и не начинал требовать, чтобы он делал случайные безумные вещи, которые могли развеселить его, но казались безумными слушающей его аудитории. Он не мог пойти на это, потому что кандидат в президентской гонке должен быть идеальным автоматом, а не обычным человеком, способным совершать ошибки.

Впрочем, в этом была и положительная сторона. Райан купался в море всенародной любви в течение десяти недель изматывающей президентской гонки. Оглушительные радостные крики толпы, будь это на парковке в Ксени, штат Огайо, в торговом центре или в Мэдисон-сквер-гарден в Нью-Йорке, или в Гонолулу, или в Фарго, или в Лос-Анджелесе — повсюду происходило то же самое. Огромные толпы рядовых граждан, одновременно отвергающих и приветствующих тот факт, что Джон Патрик Райан был одним из них, но в то же время хотел стать выше их всех! Начиная с первой предвыборной речи в Индианаполисе, вскоре после катастрофы, которая возвела его в ранг президента, он понял, каким мощным наркотиком является такое поклонение, и действительно, его продолжающиеся встречи с народом давали ему такую же энергию, как и возбуждающее воздействие наркотических препаратов. Вместе с тем его охватило желание стать ради них идеальным президентом, правильно передавать текст выступлений, быть искренним — и он осуществлял это, хотя гораздо легче делать это один раз или два вместо трехсот одиннадцати, как показали подсчёты.

В каждом месте, где совершал посадку его самолёт, средства массовой информации задавали одни и те же вопросы, записывали в блокноты или на видеоплёнку одни и те же ответы, а потом печатали их как последние новости в каждой местной газете. Во всех городах и городках редакционные статьи превозносили Райана и громко заявляли о своём беспокойстве, что эти выборы вообще-то не являются, по сути дела, настоящими выборами, разве что на уровне Конгресса. Тогда Райан разбудил общественное мнение, выступив с похвалой по отношению к представителям двух основных партий, чтобы сохранить свой статус независимого кандидата, и потому рискнул обидеть всех.

Разумеется, эта любовь не была всеобщей. Были протестующие, они выступали на вечерних шоу со своими комментариями, описывая его профессиональное прошлое, критикуя его решительные действия, направленные на противодействие эпидемии Эбола[2], вызванной террористами и оказавшейся столь опасной для нации в те мрачные дни: «Да, ему удалось добиться успеха в том конкретном случае, но…» В особенности критике подвергали его политику, которая, как говорил Джек в своих выступлениях, совсем не является политикой, а представляет собой воплощение элементарного здравого смысла.

В течение всего этого времени Арни был даром небес, заранее подготавливая ответ на каждое возражение. Некоторые говорили о богатстве Райана.

— Мой отец был полицейским, — следовал ответ. — Я заработал каждый цент своего состояния — и к тому же (с обаятельной улыбкой) теперь моя жена зарабатывает гораздо больше, чем я.

Райан ничего не знал о политике: политика — это одна из тех областей, в которой разбираются все, но никто не может заставить её работать. Ну что ж, возможно, я не знаю, что это такое, но я заставлю её работать, говорил он.

Райан привлёк на свою сторону Верховный суд.

— Я не юрист, вы уж меня извините, — сказал он, выступая на ежегодном собрании Ассоциации американских адвокатов. — Зато мне известна разница между правильным и неправильным, и это знают также судьи.

Опираясь на стратегические советы Арни и тщательно обдуманные слова Кэлли Вестон, Райан сумел парировать все серьёзные выпады и всякий раз наносил ответный удар своим ответом, мягким и полным юмора. Иногда в ответ вставлялись суровые фразы, высказанные с твёрдой и спокойной убедительностью человека, которому не требуется доказывать свою точку зрения — настолько она очевидна.

Поразительно то, что его самый удачный политический ход был сделан безо всякого внешнего влияния опытных политиков.

* * *
— Доброе утро, Джек, — сказал вице-президент, входя в Овальный кабинет безо всякого приглашения.

— Привет, Робби. — Райан поднял голову и улыбнулся. Он заметил, что его вице-президент все ещё чувствовал себя неловко в штатском костюме. Некоторые люди рождены, чтобы всю жизнь носить военную форму, и Роберт Джефферсон Джексон был одним из них, хотя на лацкане каждого пиджака у него виднелось миниатюрное изображение Золотых Крыльев ВМФ. — Знаешь, мне сообщили, что в Москве произошло неприятное событие, — сказал Райан и в течение нескольких секунд объяснил самую суть происшедшего.

— Действительно, это вызывает некоторое беспокойство, — согласился Робби.

— Попроси Бена сообщить тебе все подробности. Как распланирован твой день? — спросил президент.

— Терра-дебит, Дельта-дайвер. — Это был их персональный код — ТДДД — такое же дерьмо, но другой день. — Я председательствую на заседании Космического совета на другой стороне улицы через двадцать минут, а вечером вылетаю в Миссисипи — завтра утром выступаю с речью в университете.

— Сам сидишь за штурвалом? — спросил Джек.

— Эй, Джек, единственное достоинство этой работы заключается в том, что я снова могу летать. — Джексон настоял на допуске к полётам на VC-20B и часто летал по стране, выполняя официальные задания. Его позывной был «ВВС-2». Это выглядело очень хорошо в средствах массовой информации и являлось к тому же лучшей терапией для лётчика-истребителя, скучающего по штурвалу самолёта, хотя это и раздражало лётный экипаж. — Но всегда приходится не обращать внимания на детали, которые тебя не интересуют, — подмигнул он.

— К тому же это единственный способ повысить тебе жалованье, Робби. И ты получил хорошую квартиру, — напомнил президент своему другу.

— Но ты не платишь мне за часы, проведённые в полёте, — ответил вице-адмирал в отставке Р.Дж. Джексон. Он остановился у двери и обернулся. — Как повлияет это покушение на общую обстановку в России?

Джек пожал плечами.

— Ничего хорошего. Создаётся впечатление, что они никак не могут порвать с прошлым.

— Пожалуй, — согласился вице-президент. — Проблема заключается в том, как, черт побери, мы окажем им помощь?

— Я ещё не нашёл решения, — признался Джек. — У нас самих достаточно потенциальных проблем на горизонте, например с Азией, которая катится по сточной канаве…

— Мне нужно получше ознакомиться с этим экономическим дерьмом, — согласился Робби.

— Проведи некоторое время с Джорджем Уинстоном, — предложил Райан. — Это не так трудно, но тебе следует освоить новый язык. Основные товары, производные функции и тому подобное. Джордж знает все это наизусть.

Джексон кивнул.

— Принято во внимание, сэр.

— Сэр? А это откуда взялось, черт побери, Роб?

— Вы все ещё представляете Национальную командную власть, о великий человек, — ответил Робби с усмешкой, пользуясь акцентом жителя нижнего Миссисипи. — Я всего лишь твой помощник, следовательно, мне достаются все дерьмовые обязанности.

— Тогда рассматривай это как школу младшего командного состава, Роб, и благодари бога, что у тебя появилась столь простая возможность овладеть этим. Для меня все было совсем по-другому.

— Помню, Джек. Я ведь был здесь как J-3, директор оперативного управления, не забыл? И ты превосходно справился с делом. Почему, по твоему мнению, я позволил тебе загубить мою карьеру?

— Ты хочешь сказать, что решился на это не ради хорошего дома и бесплатных водителей?

Вице-президент покачал головой.

— И не ради того, чтобы стать первым чернокожим вице-президентом. Разве я мог сказать «нет» моему президенту?

— Увидимся за ланчем, Робби, — произнёс Джек в сторону закрывающейся двери.

— Господин президент, директор Фоули на третьей линии, — донеслось из динамика.

Джек поднял трубку кодированного телефона и нажал на соответствующую кнопку.

— Доброе утро, Эд.

— Привет. Джек. У нас новости из Москвы.

— Как мы добываем их? — сначала спросил Райан, для того чтобы иметь возможность оценить информацию, которую он сейчас получит.

— Радиоперехват, — ответил директор Центрального разведывательного управления, подчёркивая этим, что информация является достаточно достоверной. К тому же слово «радиоперехват» звучало псевдопрофессионально и потому убедительно. Разведка каналов связи всегда была самым надёжным способом получения информации, потому что люди редко лгут друг другу по радио или по телефону. — Похоже, что расследованию покушения придают в Москве первостепенное значение, и милицейское начальство свободно разговаривает о нем по радиосвязи.

— О'кей, что стало тебе известно?

— Сначала там думали, что целью покушения является Распутин. Он отвоевал себе видное место в преступном мире, у него огромные деньги от использования своих женщин… служащих, — деликатно произнёс Эд Фоули, — а теперь намеревался расширить своё влияние и в других областях деятельности. Может быть, он попытался оттеснить со своего пути кого-то, кому не хочется быть оттеснённым.

* * *
— Ты так думаешь? — спросил Майк Райли.

— Миша, я и сам не знаю, что думать. Как и вас, меня учили не верить в случайные совпадения, — ответил капитан московской милиции Олег Провалов. Они повстречались в баре, обслуживающем иностранцев, что было заметно по качеству водки.

Райли не был таким уж новичком в Москве. Он находился здесь четырнадцать месяцев, а до этого был помощником старшего специального агента ФБР, в ведении которого находился Нью-Йорк, — но он не занимался контрразведкой. Райли был экспертом по ОП — организованной преступности и провёл пятнадцать тяжёлых лет, преследуя Пять Семей нью-йоркской мафии, которую ФБР чаще называл КН — коза ностра. Русские знали об этом, и у него были хорошие отношения с местными полицейскими — милиционерами — особенно после того, как он организовал поездку нескольких высокопоставленных милицейских чинов в Америку, где они приняли участие в программе Национальной академии ФБР. Фактически это был курс для получения учёной степени доктора философии копами, занимающими высокое положение. Эта степень очень ценилась в американских департаментах полиции.

— У вас в Америке случалось подобное убийство?

Райли отрицательно покачал головой.

— В Штатах вы можете легко приобрести огнестрельное оружие, но не противотанковые гранатомёты. К тому же применение такого вооружения сразу влечёт за собой расследование в федеральном масштабе, а преступники знают, что нужно всячески избегать ФБР. Да, конечно, у нас есть умники, применяющие бомбы в автомобилях, но только для того, чтобы убить сидящих в них людей. Покушение вроде этого кажется им слишком эффектным. Итак, что за человек был этот Авсеенко?

Провалов презрительно фыркнул, и его ответ прозвучал словно плевок:

— Он был сутенёром. Наживался на женщинах, заставлял их раздвигать ноги и затем забирал у них деньги. Я не оплакиваю его смерть, Миша. Мало кто будет скорбеть об этом ублюдке, но, по-моему, смерть Авсеенко оставила свободную нишу в преступном мире, и через несколько дней кто-то заполнит её.

— Значит, ты считаешь, что именно он был целью покушения, а не Сергей Головко?

— Головко? Покушение на него — это безумие. Человек, стоящий во главе такого важного государственного органа? Не думаю, что у кого-нибудь из наших преступников хватит смелости для этого.

Может быть, — подумал Райли, — но никто не начинает столь важное расследование, делая заключения, не подтверждённые фактами, Олег Григорьевич. К сожалению, произнести это вслух он не мог. Они были друзьями, но Провалов — обидчивый человек и в душе понимает, что департамент милиции уступает ФБР.

Сейчас он начинал с самых рутинных вещей, так сказать, «шуровал палкой в кустах», послал своих следователей говорить с известными милиции подельниками Авсеенко, чтобы узнать, не упоминал ли он в разговорах своих врагов, не рассказывал ли о ссорах, проверял через осведомителей, не говорил ли кто-нибудь в московском преступном мире о подобных угрозах.

Райли знал, что в сфере расследования преступлений русские нуждаются в помощи.

Пока они даже не сумели найти самосвал, из которого стрелял гранатомётчик. Правда, в городе несколько тысяч таких самосвалов, так что один из них могли украсть и его владелец или водитель мог пока даже не заметить исчезновения машины. Поскольку свидетели утверждали, что выстрел был направлен под углом, сверху вниз, в кузове самосвала вряд ли остались следы пуска ракетной гранаты, что могло бы помочь опознать самосвал, принимавший участие в преступлении. А такой самосвал был нужен, потому что в нём могли оказаться волосы или волокна с одежды стрелявшего. Разумеется, никто не заметил номера машины, и, как назло, в часы пик на площади не было ни одного человека с камерой — по крайней мере, пока такого фотографа обнаружить не удалось. Бывали случаи, когда такой парень появлялся через день-другой, и при важном расследовании приходилось полагаться на удачу, причём обычно такая удача заключалась в человеке, который не держал свой рот на замке. Расследование, когда все, с кем приходилось сталкиваться, предпочитали молчать, — это трудный способ заработать на жизнь. К счастью, криминальный ум редко бывает осторожным — за исключением особенно умных преступников, а в Москве, как знал Райли, таких немало.

Существует два типа умных деятелей преступного мира. Первый состоит из офицеров КГБ, ставших жертвами крупного сокращения штатов — в Америке именуемого RIF (reduction in force), — аналогичное явление произошло с американскими военнослужащими.

Эти потенциальные преступники наводят страх, потому что они обладают отличной профессиональной подготовкой и опытом проведения «чёрных» операций, знают, как вербовать людей и использовать их в своих интересах. Кроме того, они умеют действовать незаметно — люди, которые, по мнению Райли, нередко одерживали верх над ФБР, несмотря на отчаянные старания департамента контрразведки, следящего за иностранными агентами.

Второй тип — это ещё оставшееся эхо усопшего коммунистического режима. Их называли «толкачами», что в точности соответствовало американскому термину «лоббисты», и во времена рухнувшей экономической системы они являлись той смазкой, которая давала возможность продвигаться вперёд, успешно функционировать бизнесу. Это были люди, чьи связи с представителями самых разных слоёв общества помогали предпринимателям осуществлять различные операции. Они были вроде повстанцев, использующих тайные тропы в дикой местности для перемещения товаров из одного места в другое. После падения коммунизма их бизнес стал по-настоящему прибыльным, поскольку почти никто не понимал, как функционирует капитализм, и способность осуществления операций ценилась ещё больше, чем раньше, к тому же теперь она щедро оплачивалась. Талант, как всегда, направлялся в ту область, где есть деньги, а в стране, все ещё пытающейся понять, что означает власть закона, вполне естественно для людей, обладающих таким талантом, было нарушать существующие законы. Сначала они состояли на службе у тех, кто в них нуждался, но затем они довольно быстро поняли, что им более выгодно, и сами занялись предпринимательством. Бывшие толкачи стали теперь самыми богатыми людьми в стране, а с богатством пришла власть. Но с властью пришла коррупция, которая привела за собой преступность, причём преступность эта достигла такого размаха, что ФБР приходилось действовать в Москве почти с такой же активностью, как это делало ЦРУ. Для этого были серьёзные причины.

Союз между бывшими сотрудниками КГБ и бывшими толкачами создавал самую мощную и изощрённую преступную империю в человеческой истории.

Таким образом, был вынужден признать Райли, этот Распутин — его имя буквально означало «распутный человек» — вполне мог быть частью этой империи, а его смерть могла быть связана с ней. А может быть, все обстояло совсем по-другому. В общем, это будет очень интересное расследование.

— Ну что ж, Олег Григорьевич, если вам понадобится какая-нибудь помощь, я постараюсь обеспечить её, — пообещал агент ФБР.

— Спасибо, Миша.

И после этого они расстались, причём каждый думал о своём.

Глава 1Эхо взрыва

— Итак, у него были враги? — спросил подполковник Шабликов.

— У Григория Филипповича было много врагов. Он не стеснялся открыто высказывать свои мысли и оскорблял слишком многих людей.

— Что ещё? — потребовал Шабликов. — Ведь не могли же его взорвать на середине площади только из-за того, что он оскорбил чувства какого-то преступника!

— Он начинал строить планы о ввозе наркотиков в Россию, — сообщил осведомитель.

— Вот как? Расскажи об этом поподробнее.

— У Гриши были контакты с колумбийцами. Три месяца назад он встретился с ними в Швейцарии и в настоящее время разрабатывал план доставки кокаина из Колумбии в Одессу. До меня доходили слухи, что он собирался создать канал транспортировки наркотиков из Одессы в Москву.

— А как он намеревался платить им за кокаин? — спросил подполковник милиции. Русские деньги были, по сути дела, почти бесполезными бумажками.

— Твёрдой валютой. Гриша располагал крупными суммами валюты. Западные клиенты щедро платили ему, да и русские клиенты мало в чём уступали. Он знал, как сделать людей счастливыми — за высокую цену.

«Распутин», — подумал подполковник. Авсеенко действительно был распутным человеком. Ублюдок поставлял желающим тела красивых русских девушек — а иногда и мальчиков. Это было известно Шабликову. Ему платили такие деньги, что он смог приобрести огромный германский автомобиль (за иностранную валюту, его люди уже проверили сделку), а теперь намеревался заняться ввозом наркотиков. За наркотики колумбийцы наверняка потребуют предоплату, а это означало, что Распутин собирался продавать кокаин за иностранную валюту, потому что колумбийцев вряд ли интересовали русские рубли. Авсеенко не был потерей для его страны. Скорее наоборот, тот, кто его убил, должен получить награду за такой подвиг… Но ведь освободившееся место во главе организации сутенёра наверняка займёт кто-то другой, а этот человек может оказаться умнее и хитрее. Такой всегда была проблема с преступниками. В преступном мире действовал сформулированный Дарвиным процесс естественного отбора — выживали сильнейшие. Милиция арестовывала много преступников — иногда слишком много, — но в её сети попадались только тупые и глупые, в то время как умные преступники становились ещё хитрее и изворотливее. Создавалось впечатление, что милиция попусту старается угнаться за преступниками, потому что те, кто нарушал закон, всегда обладали инициативой.

— Понятно. Кто ещё занимается ввозом наркотиков?

— Этого я не знаю. Разумеется, ходят слухи, и мне известны имена некоторых уличных торговцев, но кто стоит за их спиной и снабжает их наркотиками — это мне неизвестно.

— Выясни, — холодно приказал Шабликов. — Вряд ли это окажется слишком трудным при твоих способностях и связях.

— Сделаю всё, что в моих силах, — пообещал осведомитель.

— И сделай это побыстрее, Павел Петрович. Ты также узнаешь для меня, кто займёт место Распутина в его империи.

— Слушаюсь, товарищ подполковник. — Осведомитель покорно кивнул.

«Такова власть высокопоставленного милиционера», — подумал Шабликов. Настоящая власть, благодаря которой он мог подчинить себе других людей, и это доставляло ему удовольствие. В данном случае его осведомителем был человек, за которым тянулся длинный след преступлений, известных милиции. Он занимал не последнее место в преступном мире, и подполковник приказал ему раздобыть необходимую информацию. Этот приказ будет выполнен, в противном случае его арестуют, он отправится в тюрьму и потеряет источник своего дохода. Обратной стороной медали являлась определённая защита, которую обеспечивал ему Шабликов. Пока преступник-осведомитель не совершал слишком серьёзных проступков, подполковник защищал его от судебного преследования. То же самое происходит и во многих других странах мира, говорил себе Ефим Константинович Шабликов, один из самых опытных следователей московской милиции. А как иначе он сможет получить информацию о людях, совершивших действительно серьёзные преступления? Ни одно полицейское ведомство в мире не имеет достаточно сил и средств, чтобы расследовать все преступления, так что использование преступников для раскрытия преступлений было самым простым и дешёвым способом сбора информации.

Единственное, что не следовало упускать из вида, было то, что осведомители сами являлись преступниками и потому во многих случаях на их информацию нельзя было полагаться полностью. Они могли лгать, преувеличивать, сообщать то, что, по их мнению, хотел услышать их хозяин. Поэтому Шабликову приходилось выслушивать своих осведомителей с определённой осторожностью.

Что касается самого осведомителя, Павла Петровича Клусова, у него были свои сомнения.

Ему приходилось иметь дело с этим коррумпированным подполковником милиции. Шабликов не был бывшим офицером КГБ, он являлся профессиональным милиционером и потому не был таким умным и хитрым, как считал себя. Шабликов привык получать взятки и заключать тайные сделки с теми, кого он преследовал. Вероятно, этим и объяснялось достигнутое им достаточно высокое положение в милиции. Он знал, как получать информацию, заключая незаконные сделки с людьми, подобными ему, Клусову.

Осведомитель подумал о том, что было бы интересно узнать, нет ли у подполковника где-то банковского счета в твёрдой валюте. Неплохо также выяснить, где он живёт, на каких автомобилях ездят он и его жена. И всё-таки он сделает то, что потребовал от него подполковник, потому что его собственные «коммерческие» предприятия успешно функционировали под крышей, которую обеспечивал Шабликов. Сегодня вечером он зайдёт к Ирине Агановне, выпьет там, может быть, переспит с ней, а в течение этого времени узнает у неё, насколько глубоко скорбят о смерти Авсеенко его… бывшие… сотрудницы.

— Обязательно, товарищ подполковник, — заверил Клусов Шабликова. — Я сделаю всё, что вы мне поручили. Попытаюсь передать полученную информацию уже завтра.

— Что значит — попытаюсь, Паша? Ты не пытайся, а сделай, — сказал ему Шабликов голосом школьного учителя, требующего выполнения домашнего задания от ленивого ученика.

* * *
— Дело уже начато, — сказал своему премьер-министру Чанг.

— Надеюсь, что на этот раз все будет более удачным, чем в двух предыдущих случаях, — сухо проговорил премьер. Опасность, связанная с этой операцией, была несравненно большей. В двух предыдущих операциях, когда Япония пыталась коренным образом изменить ситуацию в западной части Тихого океана, а Иран сделал попытку создать новое государство из пепла развалившегося Советского Союза, Китайская Народная Республика не принимала участия, она всего лишь… тайно высказывала своё одобрение за кулисами.

А вот это предприятие будет иным. Ну что ж, нельзя ведь ожидать великих свершений без большого риска, правда?

— Мне… нам тогда не повезло.

— Может быть. — Небрежный кивок, затем премьер начал приводить в порядок документы у себя на столе.

Кровь Чанг Хан Сана похолодела. Премьер-министр КНР был человеком, известным своей отрешённостью от радостей жизни, но он всегда относился к своему министру с определённой теплотой. Чанг принадлежал к тем немногим, в чьём совете премьер обычно нуждался. Подобно тому, как сегодня он нуждался в совете Чанга, однако при этом ничем не проявлял своих чувств.

— Мы нигде не раскрывали своих намерений и ничего не потеряли, — продолжал Чанг. Голова премьера осталась склонённой к документам на столе. — Если не считать того, что сейчас в Тайбее находится американский посол. — И теперь там ведутся переговоры о заключении взаимного оборонительного договора, единственной целью которого будет появление кораблей американского Военно-морского флота в проливе, разделяющем две страны, регулярные визиты американских кораблей в порты Тайваня, может быть, даже появление постоянной базы, построенной полностью скорее всего на деньги Тайваня.

При этом американцы делают вид, что единственной целью появления такой базы является замена американской базы в Субик Бей на Филиппинах. После полного признания Соединёнными Штатами Тайваня и установления между ними дипломатических отношений экономика мятежного острова начала развиваться с неслыханной быстротой, чему содействовал стремительный приток иностранного капитала со всего мира. Большинство этих инвестиций было бы вложено в экономику КНР, если бы не изменившееся отношение Америки к Тайваню.

Однако американский президент Райан принял это решение единолично, наперекор мнению политических и экономических советников в Вашингтоне — хотя Государственный секретарь Штатов[3], этот Адлер, судя по слухам, поддержал глупое решение Райана.

Ни в том, ни в другом случае КНР не подвергалась никакому риску — да, конечно, китайцы потеряли в последнем случае несколько истребителей, однако эти летающие гробы со своими лётчиками всё равно постоянно разбиваются, не принося никакой пользы. А в случае с Тайванем Китайская Народная Республика проявила добрую волю, позволив государственному секретарю Адлеру несколько раз летать в Пекин из мятежной провинции через Формозский пролив. Это словно придавало легитимность полётам Адлера, что определённо не шло на пользу КНР, но просто упрощало усилия Адлера в его задаче поддержания мира, чтобы продемонстрировать своё благоразумие американцам… но вот почему Райан сделал это? Может быть, он разгадал намерения Чанга? Возможно, но скорее это произошло в результате утечки информации, которой снабжал американцев осведомитель, шпион, находящийся где-то вблизи верхов политической власти КНР. Контрразведывательные органы рассматривают такую возможность. Лишь немногие знали о том, что на уме у китайского премьера, и каждого из этих людей подвергнут допросу, а техники тем временем проверяют телефонные каналы и даже стены в кабинете. Неужели он, Чанг, допустил ошибку? Нет, конечно!

Даже если премьер так считает… Далее Чанг подумал о своём положении в Политбюро.

Там оно могло быть лучше. Многие считают его авантюристом, получившим слишком большой доступ к уху премьер-министра. Им легко перешёптываться между собой, поскольку они с радостью пожнут успешные результаты его политики, и радость их будет ничуть не меньше, когда они отвернутся от него в случае неудачи. Ничего не поделаешь, приходится подвергаться такому риску, после того как достигаешь вершины в деле формирования политики в своей стране.

— Даже если бы мы захотели сокрушить Тайвань, не прибегая к ядерному оружию, потребуются годы и огромные средства для создания благоприятной обстановки, и тогда придётся подвергнуться огромной опасности ради получения крохотной пользы. Гораздо лучше, если Народная Республика достигнет такого колоссального экономического прогресса, что они сами будут проситься, чтобы их приняли в нашу семью. В конце концов, они не являются опасным противником. На мировой арене они могут раздражать нас, но не больше. — Однако Чанг напомнил себе, что по какой-то причине они являются источником беспокойства для его премьера, вроде персональной аллергии, раздражающей его чувствительную кожу.

— Мы потеряли лицо, Чанг. В настоящее время этого достаточно.

— Лицо — это не кровь и не деньги.

— У них немало денег, — напомнил ему премьер, все ещё не глядя на своего гостя. С этим действительно трудно спорить. Маленький остров Тайвань превратился в исключительно богатую страну благодаря трудолюбию его в основном этнического китайского населения, которое торговало почти чем угодно с кем угодно, а восстановление дипломатических отношений с Америкой увеличило процветание Тайваня и заметно улучшило его положение на мировой арене. Как бы он ни пытался, как бы ему ни хотелось, но Чанг не мог не принимать во внимание ни то, ни другое.

Почему мы потерпели неудачу? — снова спросил он себя. Разве его планы не были блестяще утончёнными? Разве его страна хоть раз прямо говорила о своём желании захватить Сибирь? Нет. Ведь даже руководство Народно-освободительной армии КНР не было поставлено в известность об его планах! Нет, пожалуй, признался он себе, несколько человек знали об этом, но ведь это были самые надёжные, многократно проверенные люди в оперативном управлении Генерального штаба и несколько высокопоставленных полевых командиров — те, которым пришлось бы взяться за осуществление планов, если бы пришло время. Но такие люди знали, как хранить тайны, и если они говорили с кем-нибудь об этом… но они не станут говорить, потому что знают, что происходит с людьми, говорящими о вещах, о которых лучше молчать в коммунистическом Китае. Они также знали, что на их уровне «доверия» даже у воздуха есть уши. Возможно, у некоторых клерков была возможность заглянуть в планы, но и это казалось исключительно маловероятным.

Дисциплина в армии КНР была великолепной. Солдаты, от рядовых до старших офицеров, имели не больше свободы, чем станки, намертво прикреплённые болтами к полу фабрики. К тому времени, когда они достигали высших чинов, эти люди уже навсегда забывали, как независимо мыслить, за исключением, может быть, технических проблем, вроде таких, какой мост построить через какую реку. Нет, Чангу они представлялись машинами, причём такими надёжными.

Он снова вернулся к первоначальному вопросу: почему этот Райан восстановил дипломатические отношения с «Республикой Китай»? Может быть, каким-то образом догадался об инициативах Японии и Китая? Инцидент с авиалайнером, несомненно, выглядел как случайность, на которую и должен был походить, и позднее руководство КНР пригласило американский флот прибыть в этот район и «поддерживать мир», как любят говорить американцы, словно мир представлял собой что-то, что можно поместить в металлический ящик и сторожить его. В действительности ситуация была обратной. Это война являлась зверем, которого держат в клетке и выпускают в нужное время.

Неужели президент Райан догадался о намерениях КНР расчленить бывший Советский Союз и решил наказать КНР своим признанием ренегатов на Тайване? Возможно. Некоторые считали Райана необычно проницательным для американского политика… в конце концов, раньше он был офицером разведки, и, по-видимому, очень хорошим, напомнил себе Чанг. Недооценка противника всегда является серьёзной ошибкой, как об этом узнали японцы и иранцы, к своему несчастью. Этот Райан искусно отреагировал на оба плана Чанга, и тем не менее от него не было слышно ни единого слова недовольства по отношению к КНР. Не проводилось никаких американских военных учений, даже косвенно нацеленных против Китайской Народной Республики, ничего не просочилось в средства американской массовой информации — ничего, что стало бы известно китайским разведчикам, действующим в Вашингтоне из посольства под прикрытием дипломатической неприкосновенности. Таким образом, Чанг в который раз вернулся к первоначальному вопросу: почему Райан предпринял такие действия? И в который раз понял, что ему ничего не известно. Оставаться в неизвестности — это большая неприятность для человека, который занимает его положение в правительстве. Скоро его премьер может задать вопрос, на который нужно будет дать ответ. Однако пока что руководитель правительства суетливо перебирал документы на столе, лишь этим проявляя внутреннее беспокойство.

* * *
В десяти метрах, за дверью, сделанной из сплошного пласта древесины, пыталась справиться со своими эмоциями Лиан Минг. Секретарское кресло, в котором она сидела, было куплено в Японии и стоило очень дорого. Его цена равнялась зарплате квалифицированного рабочего за четыре или пять месяцев. Несомненно, дороже, чем цена нового велосипеда, которым она могла пользоваться.

Выпускница лингвистического университета, она говорила на английском и французском языках с достаточной лёгкостью, чтобы её поняли в любом городе мира.

В результате ей пришлось переводить самые разные дипломатические и разведывательные документы для своего босса, чьи способности в этой области значительно уступали её собственным. Комфортабельное кресло являлось высокой оценкой того, как Лиан Минг организовывала его работу и его рабочий день. И ещё кое-что.

Глава 2Мёртвая богиня

Вот здесь все и произошло, сказал себе Честер Номури. Огромное пространство площади Тяньаньмэнь, Площади Небесного Спокойствия, с массивными стенами справа походило… на что? Подумав над этим, он понял, что ему ничего не приходит в голову, с чем её можно сравнить. В мире нет больше ни одного такого места, которое он посетил или даже о котором он слышал, способного сравниться с этой площадью.

И тем не менее ему казалось, что каждый камень на площади кровоточит. Словно он чувствовал здесь запах крови, хотя прошло больше десяти лет с того дня, когда толпы студентов, ненамного моложе, чем он был тогда в Калифорнии, собрались здесь, чтобы выразить свой протест против политики правительства. Они протестовали не против самого правительства своей страны, а против коррупции её высших чинов. Как и следовало ожидать, это вызвало яростное негодование со стороны коррупционеров. Ну что ж, обычно все так и происходит. Лишь с предельной осторожностью можно указывать на природу могущественного человека, будь то на Западе или на Востоке, но эта площадь была самым опасным местом для проявления такого протеста, из-за многовековых традиций невероятной жестокости. Здесь царило ожидание…

…Но впервые это было испытано прямо здесь, солдатам был отдан приказ очистить площадь, и они заколебались. Это, должно быть, перепугало китайское руководство в их роскошных и комфортабельных кабинетах, потому что, когда силовые органы государства отказываются выполнять приказ, отданный государством, тогда начинаются события, носящие название «революция», причём на том месте, где уже происходила революция, воспоминания о которой хранились на этой самой площади. Тогда военные подразделения были уведены с площади, их заменили другие молодые солдаты, вызванные из провинции (все солдаты были молодыми, напомнил себе Номури). Они ещё не были отравлены словами и мыслями их сверстников, организовавших демонстрацию протеста на площади, ещё не симпатизировали им, ещё не спрашивали себя, почему правительство, выдавшее им оружие и военную форму, потребовало, чтобы они силой разогнали этих юношей и девушек, вместо того чтобы выслушать их требования. Поэтому они начали действовать, подобно бессловесным, недумающим автоматам, выращенным и подготовленным для того, чтобы не рассуждать, а выполнять приказы.

Сейчас, в нескольких метрах от него, выстроились для парада солдаты китайской армии. На их лицах было странное выражение, напоминающее выражение на лицах восковых фигур. Они не совсем походили на людей в своих зелёных шерстяных мундирах, словно лица были загримированы, подумал Чёт, стараясь рассмотреть их поближе, чтобы убедиться, так ли это на самом деле. Он отвернулся, покачав головой.

Он прилетел в Китай на авиалайнере компании «Джал» не для этого. Добиться такого назначения от «Ниппон Электрик Компани» было достаточно трудно. Нелегко заниматься сразу двумя работами — на достаточно высокой должности администратора, ведущего счета компании НЭК, и одновременно офицера разведки ЦРУ. Чтобы добиться успеха на втором поприще, ему было необходимо успешно работать на первом, а чтобы зарекомендовать себя хорошим работником в НЭК, от него требовалось превратиться в настоящего японского служащего, который подчиняет все, кроме разве дыхания, работе на благо компании. Впрочем, он получил возможность сохранить оба жалованья, причём японское было совсем не таким уж плохим. По крайней мере, при существующем курсе обмена валюты.

Номури полагал, что всё это было благоприятным знаком высокой оценки его способностей — ему удалось создать достаточно продуктивную сеть агентов в Японии, которые теперь будут докладывать другим офицерам ЦРУ, — но также и знаком отчаяния. Центральному разведывательному управлению никак не удавалось создать шпионскую сеть, которая могла бы действовать здесь, в КНР. Лэнгли не смогло завербовать хоть сколько-нибудь китайцев, рождённых в Америке, для разведывательной работы… а один из них, кого удалось завербовать, находился сейчас в федеральной тюрьме, потому что никак не мог решить, преданность какой из двух стран для него важнее. Немудрёно, что некоторым федеральным агентствам пришлось выбрать расистский подход к вербовке, и сегодня к этническим китайцам относились в ЦРУ с большим подозрением. Номури ничего не мог поделать с этим — да и выдавать себя за китайца он не мог. Некоторым полуслепым европейским расистам все люди с косыми глазами кажутся похожими друг на друга, но здесь, в Пекине, Номури, все предки которого были стопроцентными японцами (хотя все принадлежали к южно-калифорнийской разновидности), выделялся среди китайцев, словно Майкл Джордан. Это не позволяло офицеру-разведчику без дипломатического прикрытия чувствовать себя комфортно, особенно теперь, когда китайское Министерство государственной безопасности получало немалую поддержку и проявляло особую активность. В этом городе МГБ было ничуть не слабее и обладало не меньшей властью, чем КГБ в Москве в своё время, и было, наверно, ещё безжалостнее. Китай, напомнил себе Номури, имел тысячелетнюю традицию подвергать пыткам преступников и всех, кого в чём-то подозревали. К тому же его национальность не была особенно популярной в этой стране. Китайцы устанавливали деловые связи с японцами, потому что это было им удобно. Необходимость — являлось более подходящим словом, но между двумя странами никогда не существовало сколько-нибудь тёплых отношений, скорее наоборот. Япония убила во время Второй мировой войны намного больше китайцев, чем Гитлер — евреев. В мире мало кто знал об этом факте, за исключением, разумеется, самого Китая, и подобные события только увеличивали антипатию между двумя нациями, которая возникла ещё до Кублай-хана[4].

Номури слишком привык к необходимости приспосабливаться к обстановке. Он поступил в ЦРУ, чтобы служить своей стране и немного развлечься, как он думал вначале. Вскоре он узнал, насколько смертельно опасным делом является оперативная разведывательная деятельность, затем ему захотелось справиться с риском проникновения в запретные места, получения информации, которую тебе не следует получать, и передачи её людям, которые не должны знать её. Номури остался в разведывательной службе ЦРУ не только потому, что хотел служить своей стране. Немаловажным фактором стало увлечение, прилив адреналина, когда ты знаешь вещи, о которых неизвестно другим, стремление побеждать людей в их собственной игре, на их собственном поле.

Но в Японии он выглядел, как все остальные японцы, и ничем не выделялся среди них.

Только не в Пекине. Начать с того, что он на несколько дюймов выше среднего китайца — за это нужно благодарить американское питание — и лучше носит одежду западного образца. С одеждой он мог справиться. С лицом — нет. «Для начала придётся изменить причёску, — подумал Чёт. — По крайней мере, тогда его будет трудно узнать сзади, и, возможно, ему удастся обмануть слежку МГБ». У него был автомобиль, предоставленный ему компанией НЭК, но он купит велосипед, сделанный в Китае, а не дорогую западную модель. Если его спросят, он ответит, что езда на велосипеде — хорошее упражнение, и к тому же разве это не отличный социалистическийвелосипед? Но такие вопросы будут задавать и обязательно заметят его появление. В Японии, понял Номури, он утратил бдительность и чувствовал себя слишком комфортно со своей сетью агентов. Там он знал, что может исчезнуть в таком интимном месте, как японская баня, и разговаривал там о женщинах, спорте и массе разных вещей, но редко о бизнесе. В Японии каждая деловая операция была секретной на том или ином уровне. Даже с самыми близкими друзьями, с которыми он может обсуждать недостатки своих жён, японский служащий никогда не будет затрагивать вопрос о том, что происходит в его компании, до тех пор, пока это не станет открытым для широкой публики. А ведь это хорошо для оперативной безопасности.

Глядя вокруг, подобно любому туристу, он думал о том, как решать такие проблемы здесь. Но острее всего Номури чувствовал, как на него устремляются глаза китайцев, когда он идёт с одной стороны огромной площади на другую. Какие звуки раздавались здесь, когда по площади грохотали танки? На мгновение он остановился, вспоминая… ведь это происходило прямо здесь… Мужчина с портфелем и хозяйственной сумкой, который остановил роту танков, потому что водитель танка «Т-80» китайской армии не хотел раздавить мужчину, что бы ни кричал ему по интерфону капитан, стоящий в башне с открытым люком. Да, это все произошло именно здесь. Позднее, разумеется, примерно через неделю, мужчина с портфелем был арестован агентами МГБ, как сообщили источники ЦРУ. Его увезли и подвергли допросу, стараясь узнать, что заставило его совершить такой публичный и такой глупый политический поступок, направленный одновременно против правительства и Вооружённых сил его страны. «Допрос продолжался, по-видимому, некоторое время, — подумал офицер ЦРУ, стоя на площади и оглядываясь вокруг с того самого места, где один мужественный человек встал перед танком, чтобы выразить свою точку зрения… — потому что следователи МГБ, которые вели допрос, просто не могли поверить, что это был один человек, действовавший по собственному убеждению…» Концепция действий по собственному убеждению не поощрялась коммунистическим режимом и потому была совершенно чуждой для тех, кто проводил в жизнь волю государства. Кем бы он ни был, человек с портфелем теперь мёртв — источники единодушно подтверждали это… Человек с портфелем получил пулю в затылок, а его семье — жене и крошечному ребёнку, полагал источник, — прислали счёт, требуя оплатить стоимость пистолетной пули, которая была использована при казни мужа/отца/контрреволюционера/врага государства. Таково правосудие в Китайской Народной Республике.

А как называют здесь иностранцев? Варварами. «Да, — подумал Номури, — можешь не сомневаться, миф о центральном положении страны так же господствует здесь, как он господствовал в Берлине Адольфа Гитлера. Расизм одинаков во всем мире. Глупо. Это был тот урок, который его страна преподала миру, хотя Америка все ещё должна сама усвоить этот урок».

* * *
«Она была проституткой, причём очень дорогой», — подумал Майк Райли, глядя на неё со своего стула за стеклом. Её волосы были окрашены в неестественный белый цвет в каком-то дорогом салоне красоты в Москве, и сейчас белокурая причёска нуждалась в повторной обработке, поскольку у корней волос появился тёмный оттенок. Но белокурые волосы превосходно соответствовали её скулам и глазам, которые были такого необычного голубого цвета, какой он не видел в глазах других женщин. «Этим она, по-видимому, привлекала своих клиентов, — подумал он, — именно цветом глаз, а не их выражением».

Её тело, казалось, было высечено Фидием Афинским и предназначено для богини, выставленной для всеобщего поклонения. Роскошные формы, правда, ноги чуть более тонкие, чем принято считать красивыми в России, зато на углу улиц Голливуда и Вайн они привлекли бы внимание, если этот район по-прежнему оставался местом, где собирались красивые женщины…

…Зато выражение этих прелестных голубых глаз было таким, что от него остановилось бы сердце марафонца. Что скрывается в профессии проститутки, от чего их глаза становятся такими? Райли редко занимался преступностью такого рода — проститутки обычно попадали в орбиту местных копов. Выражение её глаз было пугающим. Считается, что только мужчины являются хищниками, так думал он, и такого же мнения придерживалось большинство мужчин. Но эта женщина опровергала подобную точку зрения.

Её звали Таня Богданова. По её словам, ей двадцать три года. У неё было лицо ангела и тело кинозвезды. Сомнения агента ФБР вызывали её душа и сердце. Возможно, она устроена по-другому, не так, как нормальные люди, подобно тому, как устроены многие профессиональные преступники. Может быть, её изнасиловали в детстве. Казалось, что даже в двадцать три года её юность осталась в очень далёком прошлом, судя по тому, как смотрели её глаза на следователя. Райли посмотрел на досье Богдановой, предоставленное московской милицией. В нем была только одна фотография женщины, сделанная с большого расстояния и запечатлевшая её с клиентом — с «джоном», как называли клиентов проституток в Америке. «В России их, наверно, называют “Иванами”, — подумал с ухмылкой Райли. На этой фотографии её лицо казалось оживлённым и юным, таким же чарующим, как лицо молодой Ингрид Бергман, смотрящей на Хамфри Богарта в “Касабланке”.»

«У Тани несомненный талант актрисы», — подумал Райли. Если сейчас перед ним сидела настоящая Таня — это, скорее всего, так и было, — то она же на фотографии играла роль, представляла собой иллюзию — чудесную иллюзию, несомненно, но потенциально являлась исключительно опасной для любого, обманутого её театральной внешностью. Девушка на другой стороне прозрачного для Райли зеркала вполне могла выковырять глаза мужчины пилкой для ногтей, проглотить глазные яблоки сырыми и затем отправиться в пятизвездочный московский отель или на приём в Совинцентре.

— Кто были его враги, Таня? — спросил следователь в комнате для допросов.

— Ты лучше спроси, кто были его друзья, — задала она встречный вопрос равнодушным голосом. — Друзей у него не было. А вот врагов не сосчитать. — Её язык был литературным и почти аристократическим. Говорят, что и английским она владеет в совершенстве. Тут уж ничего не поделаешь, английский нужен ей для клиентов… он позволял получить от них несколько дополнительных баксов, фунтов или евро, приятная твёрдая валюта, при оплате которой она даёт скидку, улыбаясь при этом кокетливой улыбкой. «Интересно, — подумал Райли, — до или после?» Сам он никогда не платил за это, хотя, глядя на Таню, понимал, почему некоторые мужчины могли платить любые деньги…

— Сколько она брала с клиентов? — прошептал он Провалову.

— Больше, чем я могу позволить себе, — проворчал детектив. — Примерно шестьсот евро, наверно, ещё больше за целый вечер. Как ни странно, она совершенно здорова с медицинской точки зрения. В её сумочке всегда изрядный набор презервативов — американских, французских и японских.

— Чем она занималась раньше? Балетом, танцами или чем-нибудь ещё? — спросил агент ФБР, невольно восхищаясь её грацией.

Провалов фыркнул от удовольствия при таком вопросе.

— Нет, у неё слишком большие сиськи для этого и слишком высокий рост. Думаю, что она весит примерно пятьдесят пять килограммов — слишком много для этих педерастов в Большом, чтобы они могли поднимать её и подбрасывать. Её покойный отец работал на заводе, а мать, тоже покойная, была продавщицей в магазине. Они оба умерли от алкоголизма. Наша Таня почти не пьёт, разве что совсем немного. Получила государственное образование, оценки при учёбе самые средние.

У неё нет детей, Таня совсем одна в этом мире — и была одна в течение некоторого времени. Она работала на Распутина почти четыре года. Сомневаюсь, что Воробьиной школе когда-либо удавалось создать такую изысканную шлюху, как эта. Григорий Филиппович много раз пользовался ею, но для секса или просто в качестве эскорта, мы не уверены. Согласись, она является прекрасным украшением для любого мужчины. Но если он испытывал чувства по отношению к ней, они не были взаимными.

— У неё есть кто-нибудь близкий?

Провалов отрицательно покачал головой.

— Насколько нам известно — нет, даже подруг.

Допрос шёл легко, как рыбалка в озере, полном рыбы. Это был один из двадцати семи допросов, проведённых до настоящего момента, касающихся смерти Г.Ф. Авсеенко, — казалось, все забыли, что в автомобиле находились ещё два человека, но они, скорее всего, не являлись целью покушения. Пока не было заметно хоть какого-нибудь прогресса в расследовании. Что им действительно требовалось, это самосвал, из которого был произведён выстрел. Подобно большинству агентов ФБР, Райли привык полагаться на вещественные доказательства, которые можно взять в руки, потрогать, затем передать судье или присяжным заседателям и убедить их, что это вещественное доказательство преступления и оно связывает с ним того, кто данное преступление совершил.

Свидетели часто лгут. В лучшем случае они становятся лёгкой добычей для адвокатов, которые быстро запутывают их своими вопросами, по этой причине копы и присяжные редко им доверяли. В самосвале могли остаться следы сгорания ракетного топлива при запуске снаряда из РПГ, может быть, отпечатки пальцев на промасленной бумаге, в которую мог быть завернут гранатомёт, — русские часто пользовались ею для оружия. Короче говоря, там могло оказаться что угодно, но лучше всего окурок сигареты, которую курил стрелок или водитель, потому что ФБР могло определить ДНК по остаткам слюны и затем использовать это для сравнения. Это был один из новейших методов в работе ФБР (вероятность опознания равнялась шестистам миллионам к одному, и против этого было трудно спорить даже лучшим, высокооплачиваемым адвокатам). Один из любимых проектов Райли заключался в том, чтобы доставить технологию ДНК в Россию и научить московскую милицию пользоваться ею, однако для этого требовалось, чтобы русские внесли предоплату за лабораторное оборудование в твёрдой валюте. В этом и заключалось главное препятствие — создавалось впечатление, что у русских нет валюты ни для чего действительно важного. Таким образом, все, чем сейчас располагало следствие, это остаток боеголовки противотанковой ракеты — удивительно, сколько остаётся от подобных вещей после запуска и детонации, — и там даже удалось найти серийный номер, который сейчас проверяется, хотя у Райли были сомнения, что эта информация приведёт к чему-нибудь полезному. Но проверять номер приходилось всё равно, потому что никогда не знаешь, что является ценным и что нет, до тех пор, пока расследование не достигнет финишной линии, которая обычно находилась перед судейским креслом и двенадцатью присяжными заседателями справа. В России судебная процедура была несколько иной, но Райли старался вбить в головы московских милиционеров одну важную вещь — цель каждого расследования состоит в приговоре.

Они начинали понимать это, медленно для большинства и быстро для нескольких. Кроме того, он старался убедить их, что вбивать яйца подозреваемого в его горло — не самый эффективный метод допроса. В России существовала Конституция, но общественное уважение к ней находилось пока что в зачаточном состоянии. Идея главенства закона была для русских такой же чуждой, как инопланетянин с Марса.

Проблема, — думал Райли, — заключается в том, что ни он и никто другой не знал, сколько времени потребуется русским, чтобы догнать остальной мир. В России многим можно восхищаться, особенно в области искусств. Благодаря своему дипломатическому статусу Райли и его жена часто получали пригласительные билеты на концерты (которые ему нравились) и на балет (от которого его жена была без ума), и этот балет по-прежнему занимал ведущее место в мире… однако во всем остальном страна безнадёжно отставала. Кое-кто в посольстве, некоторые из ветеранов ЦРУ, которые находились здесь ещё до распада СССР, утверждали, что перемены к лучшему просто разительные. Но если это правда, говорил себе Райли, то ситуация в стране до распада СССР была поистине ужасной, хотя Большой оставался Большим даже тогда.

— Это все? — спросила Таня Богданова в помещении для допросов.

— Да, спасибо, что пришли. Нам, возможно, придётся пригласить вас снова.

— Звоните по этому номеру, — сказала она, протягивая визитную карточку. — Это номер моего сотового телефона. — Ещё одно новшество, пришедшее в Москву с Запада, и платить за него нужно было в конвертируемой валюте. Судя по всему, недостатка в ней Таня не испытывала. Допрос вёл молодой сержант милиции. Он вежливо встал и проводил Таню к выходу, открыв перед ней дверь, демонстрируя Богдановой любезность, которую она привыкла ожидать от мужчин. В случае, если это были иностранцы, любезность проявлялась благодаря её незаурядной красоте. Когда это касалось русских, её изысканная одежда говорила им о её недавно приобретённых средствах. Райли следил за её глазами, когда она шла к выходу. Их выражение было похоже на взгляд ребёнка, который ожидал быть пойманным в момент занятия шалостями, но его не поймали. Какой глупый мой отец, заявляла такая улыбка. Она казалась такой неуместной на ангельском лице, но тем не менее её заметили наблюдатели, сидящие на другой стороне прозрачного для них зеркала.

— Олег?

— Да, Миша? — Провалов обернулся.

— Это грязная сука, приятель. Она настоящая артистка и любит играть разные роли, — сказал по-английски Райли. Провалов был знаком с полицейскими американизмами.

— Я согласен с тобой, Миша, но у меня нет никаких доказательств, которые позволили бы арестовать её, правда?

— Пожалуй, действительно нет. Впрочем, было бы интересно держать её под наблюдением.

— Если бы я мог позволить себе, я бы держал её не только под наблюдением.

Райли улыбнулся.

— Да, я согласен с тобой.

— Но у неё ледяное сердце.

— Вот с этим трудно спорить, — согласился агент ФБР. А игра, которой она занимается, в лучшем случае отвратительна, а в худшем — смертельна.

* * *
— Итак, что мы имеем? — спросил Эд Фоули спустя несколько часов на другой стороне океана от Вашингтона.

— Пока ничего, — ответила Мэри-Пэт на вопрос своего мужа.

— Джек хочет, чтобы мы не теряли скорости в этом деле.

— Ну что ж, передай президенту, что мы бежим так быстро, как только можем, и пока всё, что нам известно, поступило от юридического атташе. У него отличные отношения с московскими копами, но и они, по-видимому, пока ничего не знают. Не исключено, что кто-то пытался убить Сергея Николаевича, но юридический атташе считает, что, по его мнению, настоящей целью покушения был Распутин.

— Думаю, у него действительно было немало врагов, — согласился директор Центрального разведывательного управления.

* * *
— Спасибо, — сказал вице-президент, обращаясь к битком набитой аудитории университета «Оулд Мисс». Цель его выступления заключалась в том, чтобы объявить о решении построить восемь новых эсминцев на большой верфи Литтона, расположенной на берегу залива Миссисипи. Эта новость означала дополнительные рабочие места и деньги для штата, что всегда было предметом беспокойства для губернатора, который сейчас стоял и аплодировал, словно футбольная команда местного университета только что победила Техас в розыгрыше «Хлопкового кубка». К спорту относились здесь очень серьёзно. Да и к политике тоже, напомнил себе Робби, подавив проклятие по адресу своей помпезной должности, которая так походила на средневековую торговлю на деревенской площади — три хорошие свиньи меняем на корову, вдобавок идёт кружка горького эля. Неужели так управляют страной? Он усмехнулся и покачал головой. Правда, на флоте тоже было немало политики, а он сумел добраться до вершины, потому что был хорошим морским офицером и лучшим лётчиком-истребителем, когда-либо выброшенным катапультой со взлётной палубы авианосца. По последнему счёту он знал, разумеется, что каждый лётчик-истребитель, который сидел и ждал, когда его выбросит катапульта, испытывал точно такие же чувства… дело лишь в том, что он совершенно трезво оценивал свои возможности.

Как обычно, спускаясь с трибуны, он пожал руки множеству людей, собравшихся в зале, а затем, окружённый группой своих телохранителей с их тёмными угрожающими очками, закрывающими глаза, спустился по ступенькам и через чёрный ход направился к своему автомобилю. Там его ждала ещё одна группа телохранителей, как всегда бдительно смотрящих по сторонам, как пулемётчики «летающей крепости» В-17, над Швейнфуртом в 1944-м, подумал вице-президент. Один из телохранителей открыл дверцу, и Робби проскользнул внутрь.

— «Томкэт» выезжает, — пробормотал в микрофон начальник вице-президентской охраны, и машина поехала вперёд, по направлению к шоссе, ведущему в аэропорт, пока Робби просматривал документы в своей папке.

— В Вашингтоне не случилось ничего важного? — спросил он.

— Насколько мне известно, ничего, — ответил агент Секретной службы.

Джексон кивнул. Его охраняли хорошие люди. Глава группы телохранителей был капитаном, остальные агенты — младшие офицеры — имели звания от лейтенантов до капитан-лейтенантов, и Робби обращался с ними как с равными. Агенты были молодыми, но хорошо подготовленными профессионалами, которые заслуживали его улыбку и кивок, когда правильно исполняли свои обязанности, а это случалось почти всегда. Из большинства агентов Секретной службы получились бы хорошие авиаторы, а остальные могли бы, наверно, сделать карьеру в корпусе морской пехоты. Наконец автомобиль остановился у реактивного VC-20B в изолированном углу аэродрома, окружённого вооружёнными охранниками, примерно в двадцати футах от трапа.

— Вы собираетесь доставить нас домой? — спросил глава группы телохранителей, уже зная, каким будет ответ.

— Клянусь твоим задом, Сэм, — улыбнулся вице-президент.

Это совсем не понравилось капитану ВВС, занимавшему должность второго пилота на вице-президентском самолёте, и ничуть не обрадовало подполковника, который должен был командовать модифицированным «Гольфстримом III». Вице-президент любил держать в своих руках ручку управления — в данном случае это был штурвал, — а полковник занимался радиосвязью и следил за показаниями приборов. Разумеется, почти все время самолёт летел на автопилоте, но Джексон, независимо от того, сидел он в правом кресле или нет, был полон решимости управлять самолётом, а кто осмелится сказать «нет» вице-президенту, который был к тому же и вице-адмиралом.

В результате полковник сидел в левом кресле, а капитан внутри салона. «Ну и черт с ним, — подумал капитан, — по крайней мере, вице-президент рассказывает интересные истории и относительно неплохо для морского лётчика справляется со штурвалом».

— Чисто по правому борту, — сказал Джексон через несколько минут.

— Чисто по левому, — доложил пилот, подтверждая сигнал, полученный от техника наземной службы, выводящего самолёт.

— Включаю первый, — произнёс Джексон, и через тридцать секунд последовало:

— Включаю второй.

Стрелки на приборах поднялись и заняли положение для старта.

— Выглядят хорошо, сэр, — доложил подполковник ВВС. На «Гольфстриме» стояли двигатели «Роллс-Ройс Спей» — те же самые, что когда-то стояли на британской версии истребителей «Фантом Ф-4», только более надёжные.

— Башня, это «ВВС-2», готов к рулёжке.

— «ВВС-2», это Башня, вам очищена рулежная дорожка-три.

— Понял, Башня. «ВВС-2» выруливает на дорожку-три. — Джексон отпустил тормоза, и самолёт поехал вперёд, его реактивные двигатели, созданные для истребителя, работали чуть выше холостых оборотов, но пожирали при этом огромное количество топлива. На авианосце перед тобой идут матросы в жёлтых жилетах, выводящие истребитель на место старта. Здесь тебе приходится ориентироваться в соответствии с планом, прикреплённым к центру штурвала, и самому выводить самолёт на нужное место, все время глядя по сторонам, чтобы убедиться, что какой-нибудь идиот на «Сессне-127» не появится у тебя на пути, вроде автомобиля с замечтавшимся водителем на парковке универсама. Наконец они доползли до конца взлётно-посадочной полосы, и Джексон развернул самолёт, направив его вдоль неё. — Башня, это «Спейд» запрашивает разрешение на взлёт. — Фраза вырвалась у Джексона как-то автоматически.

Последовал смеющийся ответ:

— Это не «Энтерпрайз»[5], «ВВС-2», и у нас нет катапульт для запуска, но я разрешаю вам взлёт.

Джексону оставалось только усмехнуться и ответить:

— Понял, Башня. «ВВС-2» взлетает.

— Ваш позывной действительно был «Спейд»[6]? — спросил пилот, сидящий слева, когда самолёт начал стремительный разбег.

— Так называл меня мой первый командир, когда я был совсем зелёным лётчиком. А потом это превратилось в позывной. — Вице-президент покачал головой. — Господи, это было так давно.

— Скорость один, — сообщил подполковник, затем последовало: — Скорость взлёта.

При скорости взлёта Джексон потянул штурвал на себя, поднимая самолёт с дорожки и устремляясь в небо. По команде подполковник убрал шасси, а Джексон качнул штурвал на полдюйма влево и вправо. Так он делал всегда, чтобы удостовериться, что самолёт готов выполнять его команды. Убедившись в послушании самолёта, Джексон через три минуты передал управление автопилоту, запрограммированному сделать поворот, подняться на высоту тридцать девять тысяч футов и перейти после этого в горизонтальный полет.

— Скучно так летать, правда?

— Это можно назвать другим словом — безопасно, сэр, — ответил офицер ВВС.

«Гребаный мусоровоз», — подумал Джексон. Ни один лётчик-истребитель не произнесёт ничего вроде этого «безопасно» вслух. С каких это пор полёты считались безопасными? Правда, был вынужден признаться себе Робби, он всегда пристёгивал ремень, перед тем как завести двигатель автомобиля, и никогда не делал ничего безрассудного, даже на истребителе. Но его оскорбляло, что такой самолёт, как и почти все новые летательные машины, исполнял за него столько работы, хотя его учили все делать самому. Самолёт даже мог самостоятельно приземлиться… действительно, у военно-морского флота были установлены подобные системы на самолётах, базирующихся на авианосцах, но ни один настоящий морской лётчик никогда не пользовался ими, если только не получал прямой приказ.

Самому Роберту Джефферсону Джексону всегда удавалось избежать подобного. Этот полет будет занесён в бортовой журнал как лётное время с Джексоном за штурвалом, хотя на самом деле все было по-другому. Вместо него полётом руководил крошечный микрочип, а его действительная обязанность заключалась в том, чтобы предпринять необходимые действия, в случае если что-то выйдет из строя. Ничто, однако, никогда из строя не выходило. Даже проклятые двигатели. Когда-то приходилось заменять турбореактивные моторы после девяти или десяти часов эксплуатации. Теперь двигатели «Спей» флота самолётов «Гольфстрим» имели гарантию на двенадцать тысяч часов работы. А один «Гольфстрим» продолжает летать с двигателями, проработавшими свыше тридцати тысяч часов! Моторостроительный завод «Роллс-Ройс» обратился к хозяину этого самолёта с предложением бесплатно заменить ему двигатели, поставив взамен совершенно новые, только бы он передал им своих «ветеранов». Инженеры собирались разобрать их, чтобы выяснить, что такое удачное они сотворили, однако собственник моторов оказался несговорчивым, как и следовало ожидать — он наотрез отказался. Сам корпус «Гольфстрима» был таким же надёжным, а электроника основывалась на последних достижениях техники. Джексон знал это и сейчас посмотрел на цветной дисплей метеорологического радиолокатора. В настоящий момент его экран был чистым и по-дружески черным, показывая, что, скорее всего, их ждёт спокойная атмосфера до самого аэропорта Эндрюз. Ещё не изобрели прибор, который мог бы обнаруживать турбулентность, но здесь, на высоте тридцати девяти тысяч футов, это было исключительно редким явлением. Воздушная болезнь не влияла на Джексона, и его руки находились всего в нескольких дюймах от штурвала, на случай если произойдёт что-то непредвиденное. Время от времени Джексон надеялся, что непредвиденное всё-таки случится, поскольку тогда он сможет продемонстрировать свои способности авиатора, но… ничего не происходило. Полёты стали такими рутинными после его детства, которое прошло на «Фантомах F-4H», а взрослым он стал на «Томкэте F-14A». Может быть, так всё-таки лучше. «Да, — подумал он, — несомненно».

— Господин вице-президент? — послышался голос девушки-сержанта ВВС, занимающейся связью на борту VC-20. Робби обернулся и увидел её с пачкой бумаг в руке.

— Да, сарж?

— На принтер только что поступил сигнал с пометкой «молния». — Она протянула руку, и Робби взял лист бумаги.

— Полковник, передаю вам самолёт, — сказал вице-президент пилоту, сидящему на левом кресле.

— Самолёт принят, — согласился полковник, и Робби взялся за чтение.

Всегда одно и то же, хотя каждый раз по-другому. На обложке был шифр уровня секретности. Когда-то на Джексона произвело впечатление, что в случае, если документ увидит не тот человек, кому он адресован, сам он может оказаться в Ливенвортской федеральной тюрьме — в то время, правда, речь шла о Портсмутской тюрьме военно-морского флота в Нью-Гемпшире, теперь закрытой. Но сейчас, занимая должность высокопоставленного государственного деятеля в Вашингтоне, округ Колумбия, он знал, что может показывать практически что угодно репортёру из «Вашингтон Пост», и никто не осмелится прикоснуться к нему. Это не означало, что он стоял над законом, скорее он был человеком, который решал, как толковать этот закон. В данном случае документ, который Робби держал в руках, такой секретный и окутанный тайной, всего лишь сообщал, что ЦРУ по-прежнему ничего не известно о подробностях возможного покушения на главу шпионского ведомства России… Это означало, что никто в Вашингтоне тоже ничего не знает об этом…

Глава 3Проблемы богатства

Обсуждалась проблема торговли, не являющаяся любимой темой президента, но ведь на этом уровне любая проблема обрастала столькими осложнениями, так что даже те, о которых, вам казалось, вы знаете все, становились в лучшем случае непонятными, а в худшем — неизвестными и чуждыми.

— Джордж? — обратился Райан к своему министру финансов Джорджу Уинстону.

— Господин през…

— Черт побери, Джордж! — Президент едва не опрокинул чашку с кофе.

— О'кей. — Министр финансов кивнул в знак повиновения. — Очень трудно привыкнуть… Джек. — Райану начинали надоедать ритуальные вежливости, и он установил правило, что здесь, в Овальном кабинете, его зовут Джек, по крайней мере, для близкого круга друзей, в число которых входил Уинстон. В конце концов он несколько раз шутил: после того как покинет эту мраморную тюрьму, может работать для «Торговца», как называли министра финансов агенты Секретной службы, в Нью-Йорке на Уолл-стрит, а не наоборот. После того как он покинет Белый дом — об этом Джек каждый вечер молил бога, по крайней мере, ходили такие слухи, — он собирался заняться каким-нибудь выгодным бизнесом, и трейдинг манил его. Уинстон напомнил себе, что Райан проявил редкие способности в этой области. Его последняя деловая операция такого рода была связана с калифорнийской компанией «Силикон Алкеми», которая была всего лишь одной из многих компьютерных фирм, но Райан проявил интерес именно к ней. Он так искусно привёл эту фирму к первичной эмиссии ценных бумаг, что пакет его собственных акций в SALC — символ этой фирмы на огромном демонстрационном табло в Нью-йоркской бирже — оценивался теперь больше чем в восемьдесят миллионов долларов. Это делало его самым богатым президентом Соединённых Штатов в истории страны, причём он намного превосходил по размерам своего состояния всех остальных президентов. Политически проницательный глава его администрации Арнольд ван Дамм старался не афишировать это обстоятельство в средствах массовой информации, которые без разбора считали каждого богатого человека грабителем, нажившим свои деньги нечестным путём. Исключение составляли, разумеется, сами владельцы газет и телевизионных станций, представляющие собой честных граждан, движимых заботой об интересах общества. Поразительным было то, что об этом мало кто знал, даже среди узкого круга богачей Уолл-стрит. Если он когда-нибудь вернётся на биржу, престиж Райана будет достаточно высоким, чтобы он мог зарабатывать деньги, не выходя из дома. А это, признавался Уинстон, Райан заслужил честно и справедливо, что бы ни думали о нем борзописцы в средствах массовой информации.

— Это Китай? — спросил Джек.

— Совершенно верно, босс, — кивнул Уинстон. «Босс» было словом, которое Райан ещё мог выдержать. К тому же этим словом его обозначали агенты Секретной службы, которая входила в состав Министерства финансов Уинстона. — У них возникла маленькая проблема с дефицитом наличности, и они рассчитывают на нашу поддержку.

— Насколько маленькая? — спросил президент.

— Похоже, что она составит, ну, скажем, примерно семьдесят миллиардов в год.

— Это, как мы говорим, серьёзные деньги.

Джордж Уинстон кивнул.

— Все, что кончается буквой «д», как в слове «миллиард», представляет собой серьёзные деньги, а их дефицит даже больше чем шесть «д» в месяц.

— На что они тратят такие деньги?

— Я не совсем уверен, но большая часть идёт, должно быть, на военные нужды. Французская оборонная промышленность поддерживает с ними тесные отношения, в отличие от англичан, заблокировавших сделку, касающуюся поставок реактивных двигателей с заводов «Роллс-Ройса».

Президент кивнул, глядя на лежащие перед ним документы.

— Да, Безил убедил премьер-министра отказать им в поставках. — Речь шла о сэре Безиле Чарльстоне, стоящем во главе британской Секретной службы, которую часто называли (ошибочно) MI-6. Безил был старым другом Райана ещё с того времени, когда сам он был директором ЦРУ. — Это было поразительно смелое и правильное решение.

— Зато наши друзья в Париже придерживаются, похоже, другого мнения.

— Обычно их мнение не совпадает с британским, — согласился Райан. В отношениях с французами у Соединённых Штатов существовала странная двойственность. В некоторых вопросах они были даже не союзниками, а кровными братьями, а вот в других оказывались меньше чем простыми партнёрами, и Райану не всегда удавалось понять логику, в соответствии с которой французы определяют свою позицию. «Ну что ж, — подумал президент, — для этого у нас существует Государственный департамент…» — Значит, ты считаешь, что КНР снова укрепляет свои Вооружённые силы?

— Они резко повышают мощь своей армии, но это не относится к флоту, благодаря чему наши друзья на Тайване чувствуют себя немного лучше.

Это была одна из инициатив Райана в области внешней политики после окончания военных действий против исчезнувшей Объединённой Исламской Республики, которая теперь снова разделилась на существовавшие раньше страны — Иран и Ирак. По крайней мере, между ними установились мирные отношения. Подлинная причина признания Тайваня так и не стала известна широкой общественности. Для Райана и его Государственного секретаря Скотта Адлера было совершенно ясно, что Китай играл определённую роль во второй войне в Персидском заливе и, возможно, также в прошлом конфликте с Японией. Но почему? Так вот, кое-кто в ЦРУ придерживался мнения, что Китай смотрит с вожделением на минеральные богатства Восточной Сибири — это подкреплялось радиоперехватами и другими способами доступа к электронной почте японских промышленников, которые направили путь нации в сторону почти открытого столкновения с Америкой. Они называли Сибирь «Районом северных ресурсов» подобно тому, как предыдущее поколение японских стратегов называло Юго-Восточную Азию «Районом южных ресурсов». Это было частью другого конфликта, известного миру под названием Второй мировой войны. Как бы то ни было, участие КНР в деятельности врагов Америки, по мнению Райана и Адлера, требовало ответного удара, да и к тому же Республика Китай на Тайване была демократией, в которой правительственные чиновники избирались населением этого островного государства — а это вызывало уважение Америки.

— Знаешь, было бы лучше, если бы они укрепили свой флот и начали угрожать Тайваню. Мы занимаем более благоприятное положение, чтобы предупредить это, чем…

— Ты действительно так считаешь? — спросил министр финансов, прерывая своего президента.

— Русские придерживаются такой же точки зрения, — подтвердил Джек.

— Тогда почему русские продают китайцам столько вооружения? — прозвучал вопрос Уинстона. — Это неразумно!

— Джордж, не существует правила, требующего, чтобы все в мире было разумным. — Это был один из любимых афоризмов Райана. — Ты узнаешь об этом при службе в разведывательном бизнесе. Как ты думаешь, кто был самым важным торговым партнёром Германии в 1938 году?

Министр финансов увидел опускающийся на него мешок с песком, прежде чем тот ударил его по голове.

— Франция?

— Теперь понятно? — спросил Райан и кивнул. — Затем, в сороковом и сорок первом годах, немцы усиленно торговали с русскими. Это тоже не принесло пользы торговым партнёрам Германии, верно?

— А мне всегда говорили, что торговля оказывает сдерживающее влияние, — заметил министр.

— Может быть, так и обстоит среди людей, но не забывай, что у государств нет принципов, есть только интересы — по крайней мере, у примитивных, которые пока ещё не успели разобраться во всем…

— Вроде КНР?

Райан снова кивнул.

— Да, Джордж, вроде этих маленьких ублюдков в Пекине. Они правят страной с населением больше миллиарда, но поступают при этом так, словно олицетворяют собой новое пришествие Калигулы. Никто ещё не сказал им, что они обязаны заботиться об интересах народа, которым они правят. Нет, пожалуй, это не совсем так, — признал Райан, испытывая приступ великодушия. — У них есть большая идеальная модель заботы о народе, созданная Карлом Марксом, усовершенствованная Лениным и затем осуществлённая в их стране жирным сексуальным извращенцем по имени Мао.

— Извращенцем?

— Да. — Райан поднял голову и посмотрел на Уинстона. — В Лэнгли у нас собрана информация на него. Мао любил девственниц, и чем моложе, тем лучше. Может быть, ему нравилось видеть страх в этих милых маленьких девственных глазках — такого мнения придерживался один из наших специалистов по Китаю, — что-то вроде изнасилования, но его привлекал не столько секс, сколько власть над несчастными девочками. Впрочем, думаю, что все могло быть ещё хуже — по крайней мере, он ограничивался девочками, — сухо заметил Джек. — К тому же исторически их страна отличается более свободными нравами в этой области, чем наша. — Он покачал головой. — Ты бы почитал отчёты, которые я получаю всякий раз, когда приезжает высокопоставленный иностранный сановник, сведения, собранные нами об их личных привычках.

— Мне это будет действительно интересно? — улыбнулся министр.

— Нет, пожалуй. — На лице Райана появилась гримаса отвращения. — Иногда я думаю, что было бы лучше, если бы мне не присылали эти отчёты. Вот сидишь с ними в этом кабинете, они обаятельны и ведут деловые разговоры, а ты пытаешься в течение всей гребаной встречи разглядеть, где у них рога и копыта. Это, конечно, отвлекает твоё внимание, но важнее думать о том, что, подобно игре в покер на высокие ставки, чем больше ты знаешь о парне, сидящем напротив тебя, тем лучше, даже если тебя тошнит во время церемонии торжественной встречи на южной лужайке Белого дома. — Но таковы обязанности президента, напомнил себе Райан. А ведь люди сражаются как тигры за то, чтобы оказаться здесь. И снова будут сражаться, когда я покину Овальный кабинет, подумал президент Соединённых Штатов. Так что, Джек, твоя работа заключается в том, чтобы защитить свою страну от подобной крысы, испытывающей стремление забраться туда, где хранится весь действительно хороший сыр. Райан снова покачал головой. Так много сомнений. И дело заключается не в том, что они никогда не исчезают, нет, они постоянно становятся все значительнее и значительное. Как странно, что он помнил и мог перечислить каждый, даже самый маленький, шаг, который привёл его в этот кабинет. Тем не менее почти каждый час он по-прежнему спрашивал себя: каким образом, черт побери, он оказался здесь?.. и как он сможет когда-нибудь уйти отсюда? Ничего не поделаешь, на этот раз у него нет никаких оправданий. Он действительно участвовал в президентской гонке. Если можно так назвать это — между прочим, Арни ван Дамм не мог, а ты можешь, поскольку выполнил все конституционные требования, факт, с которым согласится каждый юрист в стране, и потом выступал с речами по всем крупным телевизионным каналам и убеждал, испытывая отвращение, избирателей голосовать за себя. Зато, напомнил себе Джек, я не смотрел в то время телевизор. Но, по сути дела, все сводилось к одному: ты никогда бы не пригласил в свой дом многих людей, с которыми имеешь дело как президент. Это не имеет никакого отношения к отсутствию воспитания или манер поведения или личного обаяния — все это, как ни странно, у них обычно имеется в избытке. Одним из основных качеств, необходимых президенту, сказал ему Арни в самом начале политической карьеры, является способность любезно разговаривать с людьми, которых ты презираешь, и затем вести с ними дела, словно они самые лучшие твои друзья.

— Итак, что мы знаем о наших китайских язычниках? — спросил Уинстон.

— Не так много. Мы занимаемся этим. Агентству предстоит пройти долгий путь, хотя мы уже движемся вперёд. Мы по-прежнему получаем радиоперехваты. Их телефонная система полна дыр, и они слишком часто пользуются своими сотовыми, не думая об их кодировании. Некоторые из них являются людьми с похвальной энергией, Джордж, но до нас не дошло ничего особенно скандального. У очень многих есть секретарши, поддерживающие тесные отношения со своими боссами.

Министр финансов заставил себя улыбнуться.

— Действительно, это происходит повсюду, не только в Пекине.

— Даже на Уолл-стрит? — поинтересовался Джек с театрально поднятой бровью.

— Я не могу поручиться, сэр, но до меня время от времени доходят слухи, — усмехнулся Уинстон, чувствуя, что разговор пошёл в другом направлении.

И даже прямо в этом кабинете, напомнил себе Райан. Они уже давно заменили ковёр, разумеется, и всю мебель, за исключением президентского стола. Одна из проблем, связанных с этой должностью, заключается в багаже, наваленном на твою спину предыдущими хозяевами этого кабинета. Говорят, что у общества короткая память, но это неправда. Только не в тех случаях, когда ты слышишь шёпот, за которым следуют смешки, сопровождаемые многозначительными взглядами и даже время от времени определёнными движениями, которые заставляют чувствовать себя грязным, словно ты и есть предмет этих смешков. И всё, что ты можешь сделать, это жить как ни в чём не бывало, но даже в этом случае ты можешь надеяться лишь на то, что люди будут думать, ты достаточно умён для того, чтобы тебя не поймали, потому что они все занимаются этим. Одна из проблем, связанных с жизнью в свободной стране, заключается в том, что каждый, кто живёт за пределами этого дворца/тюрьмы, может думать и говорить всё, что ему хочется. А вот он, Райан, даже не имеет права, которое есть у каждого гражданина, пойти и врезать недоноску, говорящему о нем пакости. Такое может показаться несправедливым, но если рассматривать это с практической точки зрения, то тогда Райану придётся побывать во множестве угловых баров и разбить все костяшки своих кулаков о скулы мерзавцев, ничего этим не добившись. Посылать же полицейских или морских пехотинцев, чтобы они разобрались с клеветниками, нельзя, поскольку это будет нарушением президентской власти.

Райан знал, что у него слишком тонкая кожа для такой работы. Профессиональные политики имеют, как правило, такую кожу, что шкура носорога по сравнению с ней выглядит лепестками роз, поскольку они готовы к тому, что в них будут бросать тухлые яйца иногда за дело, иногда — нет. Привыкнув к такой толстой коже, они до некоторой степени переставали чувствовать боль, и это продолжалось до тех пор, пока не наступало время, когда людям надоедало оскорблять их, — по крайней мере, так гласила теория. Может быть, со временем и с ним случится то же самое. Или, возможно, у этих ублюдков просто нет совести. Короче говоря, плати деньги и делай выбор.

А вот у Райана совесть была. Он сделал выбор много лет назад. Ты ведь всё-таки смотришься в зеркало хотя бы раз в день, когда бреешься, и тебе будет погано на душе, если лицо в зеркале перестанет нравиться.

— О'кей, Джордж, вернёмся к китайским проблемам, — предложил президент.

— Китайцы собираются увеличить объём торговли с нами — в одну сторону, так сказать. Они отбивают охоту у своих граждан покупать американские товары, зато всё, что могут продать, продают. Включая, пожалуй, некоторых девственниц Мао.

— А мы можем доказать это?

— Джек, я внимательно слежу за результатами, и у меня есть друзья в различных компаниях, которые трясут кусты и говорят с людьми во время обедов. То, что становится им известно, часто попадает ко мне. Понимаешь, у многих этнических китайцев организм устроен поразительно странно — с медицинской точки зрения. Один стаканчик виски — это всё равно, что четыре или пять для нас, а после второго они чувствует себя, словно выпили целую бутылку «Джека Дэниэлса». И всё-таки некоторые глупцы продолжают пить, несмотря на это, возможно, опасаясь нарушить законы гостеприимства. Короче говоря, когда это происходит, разговор становится более свободным, понимаешь? Это продолжается уже в течение некоторого времени, но недавно Марк Гант создал небольшую программу. Видные промышленники, которые посещают определённые места, так сказать, а ведь Секретная служба сейчас подчиняется мне, к тому же она специализируется в расследовании экономических преступлений, верно? Многие старые друзья знают, кто я и чем теперь занимаюсь, так что с готовностью сотрудничают со мной. В результате у меня накопилось немало полезной информации. Она поступает главным образом к друзьям на другой стороне улицы[7].

— Я поражён, Джордж. Ты не обмениваешься перекрёстной информацией с ЦРУ?

— Полагаю, что мог бы. Однако боюсь, им не понравится, что я вторгаюсь в их дела и тому подобное.

Райан наморщил лоб при этих словах министра.

— Только не Эд Фоули. Он настоящий профессионал уже с молодых лет, и бюрократы в Лэнгли ещё не успели захватить его в свои сети.Пригласи его на ланч в свой офис. Он не будет протестовать против твоих разведывательных операций. То же самое относится и к Мэри-Пэт. Она возглавляет оперативный департамент в ЦРУ, и ей тоже нужны результаты — не важно, как она их получит.

— Принял во внимание. Знаешь, Джек, это просто поразительно, как много рассказывают люди и о чём они говорят при соответствующих обстоятельствах.

— Как тебе удалось составить огромное состояние на Уолл-стрит, Джордж? — спросил Райан.

— Главным образом потому, что я знаю несколько больше, чем парень напротив меня, — ответил Уинстон.

— То же самое относится ко мне. Ну ладно, если наши маленькие друзья поступают таким образом, что делать нам?

— Джек — нет, сейчас господин президент, — в течение многих лет мы финансировали развивающуюся китайскую промышленность. Они продают нам товары, мы платим за них наличными, а затем они или пускают эти деньги в ход на международных финансовых рынках, или покупают товары, в которых нуждаются, в других странах. Часто они могли бы приобрести эти же товары у нас, у американских промышленников, правда, на полпроцента дороже. Причина, по которой это называется «торговлей», состоит в том, что теоретически вы обмениваете что-то своё на что-то принадлежащее другому парню — в точности как поступают мальчишки, обмениваясь бейсбольными карточками, понимаешь? — но китайцы ведут свою игру. Они также наводняют наш рынок дешёвыми товарами только для того, чтобы получить доллары, продавая товары у нас за более низкую цену, чем своим гражданам. Строго говоря, технически это является нарушением пары федеральных статутов. О'кей, — пожал плечами Уинстон, — мы прибегаем к этому статуту, в общем-то, избирательно, но он существует и имеет силу закона. Прибавь к этому Акт по реформе торговли, принятый нами несколько лет назад из-за игр, которыми занимались японцы.

— Я помню, Джордж. Из-за этого даже началась маленькая война, в ходе которой погибли люди, — сухо заметил президент Соединённых Штатов. Хуже всего, пожалуй, что это привело к процессу, закончившемуся тем, что Райан оказался в этом кабинете.

Министр финансов кивнул.

— Верно, но это всё-таки закон, а не постановление конгресса, осуждающее только японцев. Джек, если мы применим к Китаю те же самые законы о торговле, которые китайцы применяют к нам, это нанесёт серьёзный удар по их счетам в иностранной валюте. Разве это плохо? Нет, если мы примем во внимание торговый дисбаланс, существующий сейчас в нашей торговле с ними. Знаешь, Джек, если они начнут строить автомобили и будут продолжать ту же самую игру, которую ведут теперь со всеми остальными товарами, наш торговый дефицит быстро станет катастрофическим. Откровенно говоря, я устал от финансирования экономического развития Китая, которое они осуществляют, покупая продукцию тяжёлого машиностроения в Японии и Европе. Если они хотят торговать с Соединёнными Штатами Америки — отлично, но это должна быть именно торговля. Мы никому не уступаем в ходе действительно справедливого торгового соперничества, не уступаем ни одной стране мира, потому что американские рабочие способны производить товары ничуть не хуже других стран. Но если мы позволяем им обманывать нас, а нас действительно обманывают, Джек, мне это совсем не нравится, как если бы жульничали за карточным столом. А ведь здесь, приятель, ставки неизмеримо выше.

— Я понимаю тебя, Джордж. Но ведь мы не можем приставить пистолет к их башке, правда? Так нельзя поступать с независимой страной, тем более с такой большой страной, если только у нас нет очень важной причины. Наша экономика движется вперёд совсем неплохо, не так ли? Мы можем позволить себе проявить определённое великодушие.

— Может быть, Джек. Но я имел в виду не пистолет, а просто небольшой дружеский совет с нашей стороны. Пистолет всегда хранится в кобуре — самый большой пистолет — это положение страны наибольшего благоприятствования. Они знают это, и мы знаем, что они знают. Мы можем применить APT к любой стране, и я считаю, между прочим, что идея, лежащая в основе этого акта, является разумной. Акт о реформе торговли достаточно успешно применялся в качестве дубинки ко многим странам, но мы никогда не пользовались им в отношениях с КНР. Почему?

Президент пожал плечами, не скрывая некоторого смущения.

— Потому что до сих пор у меня не было предлога для этого, а в этом городе слишком много людей, стремящихся поцеловать их коллективный зад.

— Во рту появляется противный вкус, когда делаешь это, господин президент, не правда ли?

— Правда, — согласился Джек. — О'кей, это нужно обсудить со Скоттом Адлером. Все послы работают на него.

— А кто у нас посол в Пекине?

— Карл Хитч. Профессиональный дипломат, ему далеко за пятьдесят, но его считают отличным послом. К тому же это последнее назначение перед отставкой.

— Плата за многие годы, когда он подавал пальто видным сановникам?

Райан кивнул.

— Что-то вроде этого. Впрочем, я не совсем уверен. Государственный департамент не входил в мою сферу. — ЦРУ было достаточно тяжёлым назначением, подумал он, но промолчал.

* * *
Этот кабинет гораздо комфортабельнее, решил Барт Манкузо. Да и погоны на его повседневной форме теперь немного тяжелее, с четырьмя звёздами вместо двух, которые он носил, когда командовал подводным флотом в Тихом океане. Но это осталось в прошлом. Его бывший босс, адмирал Дейв Ситон, поднялся до начальника военно-морских операций, и тогда президент (или кто-то близкий к нему) решил, что Манкузо заслуживает должность главнокомандующего Тихоокеанским театром. И вот он занял кабинет, в котором раньше работал Честер Нимитц и другие отличные — некоторые блестящие — адмиралы ВМС. Поразительное продвижение, начавшееся с плебейского лета в Аннаполисе. С тех пор прошло столько времени, особенно если принять во внимание, что он командовал лишь одним кораблём в море, подводной лодкой «Даллас». Правда, в период его командования «Далласом» произошло несколько примечательных событий, включая две миссии, о которых ему все ещё запрещено говорить. Да и то, что его спутником в этом плавании — правда, только один раз, к тому же в течение короткого времени — был нынешний президент, тоже не причинило особого вреда его карьере.

Новая должность сопровождалась роскошным служебным домом, немалым числом матросов и старшин, в чью обязанность входило присматривать за ним и его женой — все мальчики учились в колледже, — обычные шофёры, служебные автомобили, а теперь ещё и телохранители, потому что, как это ни странно, все ещё были люди, не испытывавшие расположения к адмиралам. Будучи командующим Тихоокеанским театром, он подчинялся непосредственно министру обороны Энтони Бретано, который, в свою очередь, подчинялся президенту Райану. Кроме того, Манкузо получил массу новых привилегий. Теперь он обладал правом прямого доступа ко всем видам разведывательной информации, включая святую святых, источники и методы — откуда поступила информация и как мы сумели переправить её. Отныне он, неся ответственность перед Америкой за четверть поверхности земного шара, должен быть в курсе всего, чтобы знать, какие советы давать министру обороны, который, в свою очередь, будет информировать президента о точке зрения, намерениях и желаниях главнокомандующего Тихоокеанским театром.

«Тихий океан, — подумал Манкузо, только что закончив своё первое совещание с руководителями разведывательных органов флота, — находится в хорошем состоянии».

Разумеется, он не всегда был таким, включая недавние события, когда США пришлось принять участие в достаточно крупном конфликте — слово «война» было теперь не в фаворе в определённых цивилизованных кругах — с Японией, при этом адмирал потерял две атомные подводные лодки, погибшие из-за предательства и обмана, как думал об этом Манкузо, хотя более объективный наблюдатель мог назвать тактику, к которой прибегнул противник, расчётливой и эффективной.

Раньше его информировали о местоположении и деятельности различных подводных лодок, а теперь ему также сообщали об авианосцах, эсминцах, крейсерах и кораблях снабжения, о различных подразделениях корпуса морской пехоты и даже о группировках ВВС и армейских частях, поскольку он являлся главнокомандующим театра потенциальных военных действий. Все это привело к тому, что утренний брифинг растянулся на три чашки кофе и в конце он уже смотрел с вожделением на дверь своего гальюна, находившуюся всего в нескольких футах от его стола. Черт побери, руководитель его разведывательной службы, который носил название J-2, был, по сути дела, армейским бригадным генералом с одной звездой на погонах, выполняющим свои «объединённые» обязанности и, по справедливости, делал это очень хорошо. Его звали Майк Лар, и он преподавал государственное право в армейском училище Уэст Пойнт, помимо других обязанностей. Необходимость рассматривать политические факторы возникла в карьере Манкузо впервые, но это было связано с увеличенной территорией, находившейся теперь под его командованием. Разумеется, главнокомандующий Тихоокеанским театром был теоретически знаком с возможностями и направлением деятельности других родов войск. Но теперь та уверенность, которой он обладал в ходе своих предыдущих командных назначений, заметно уменьшилась перед лицом его ответственности как командующего, обязанного профессионально использовать такие силы и рода войск при непредвиденных обстоятельствах. Разумеется, в его подчинении находились командующие этими родами войск, которые могли давать ему советы, но его обязанность заключалась в более глубоком знании их проблем, а не просто в способности задавать вопросы. Для Манкузо это означало, что ему придётся выйти из кабинета и заняться практической стороной дела, не боясь испачкать мундир, потому что именно там юноши, приписанные к его Тихоокеанскому театру, будут проливать кровь, если он не сумеет правильно исполнять свои обязанности.

* * *
Эта группа была объединённой экспедицией «Атлантик Ричфилд Компани», «Бритиш Петролеум» и самой крупной геологической компании России, занимающейся поисками нефти. Последний участник этого предприятия обладал самым большим опытом в этой области, но наименьшей эрудицией и пользовался весьма примитивными методами разведки. Это совсем не означало, что русские поисковики были глупыми. Совсем нет.

Двое из них были талантливыми геологами, их теоретическая интуиция поразила американских и британских коллег. Больше того, они схватывали преимущества нового поискового оборудования с такой же быстротой, как и спроектировавшие его инженеры.

В течение многих лет эта часть Восточной Сибири считалась геологическим близнецом «Северного склона» региона Аляски и Северной Канады, где разрабатывались огромные нефтяные месторождения, приносящие колоссальную выгоду этим двум странам. Трудность заключалась в необходимости доставки сюда тяжёлого оборудования, чтобы убедиться, что сходство является реальным, а не просто внешним.

Процесс доставки оборудования в соответствующие места превратился в настоящий кошмар. Огромные грузовики, привезённые по железной дороге из Владивостока в Юго-Восточную Сибирь — они были слишком тяжёлыми для доставки по воздуху, — потом в течение месяца пробирались по практически непроходимой местности на север от Магдагачи, через Аим и Усть-Май, и наконец прибыли на место работы к востоку от Казачьего. Но то, что они там нашли, потрясло всех. От Казачьего на реке Яне по всему пространству до Колымского на Колыме находилось месторождение нефти, ничем не уступающее запасам Персидского залива. Грузовики с портативным компьютерным оборудованием для сейсмического исследования недр обнаружили потрясающее количество куполообразных выступов идеальной формы, причём некоторые находились на глубине всего в две тысячи футов. Бурить нефтяные скважины на такую незначительную глубину будет так же просто, как резать свадебный пирог кавалерийской саблей. Размеры месторождения можно будет определить только после того, как пробурят пробные скважины. «Придётся бурить больше сотни таких скважин, — подумал старший американский инженер, — судя по огромному размеру нефтяных полей». Но он ещё никогда не видел такого многообещающего и колоссального по размерам нефтяного месторождения за всю свою профессиональную жизнь. Разумеется, трудности разработки этого месторождения будут немалыми. Если не считать саму Арктику, на земле больше нет места с менее привлекательным климатом. Доставка сюда бурового и сопутствующего оборудования потребует нескольких лет многоэтапных инвестиций, строительства аэродромов, возможно, строительства гаваней для грузовых кораблей, потому что только они смогут доставить сюда тяжёлое оборудование — причём лишь в течение коротких летних месяцев. А ещё придётся строить магистральный нефтепровод для перекачки нефти на рынок. По-видимому, через Владивосток, думал американец. Русские смогут продавать её там, и супертанкеры, более точно именуемые очень большими или ультрабольшими перевозчиками сырой нефти, будут перевозить её через Тихий океан, может быть, в Японию, или в Америку, или куда-нибудь ещё, где существует потребность в нефти, то есть повсюду. От покупателей сюда хлынет поток твёрдой валюты.

Потребуется ещё очень много лет, прежде чем Россия сможет накопить средства, необходимые для потребления нефти её собственной промышленностью и частными лицами. Но, как нередко происходит с такими вещами, поток валюты, который появится в результате продажи сырой сибирской нефти, повернётся в обратную сторону и будет использован для покупки нефти из других источников, которая поступит в русские порты и станет перекачиваться по существующим русским трубопроводам для собственных нужд. Разница в стоимости продажи и покупки по сравнению со строительством гигантского и исключительно дорогого магистрального нефтепровода в любом случае окажется незначительной, и такие решения обычно принимаются не по экономическим, а по политическим причинам.

В то же самое время и на расстоянии всего в шестьсот миль — девятьсот шестьдесят километров — другая геологическая партия работала на восточном краю Саянского горного хребта. Туземцы из местных кочующих племён, живущих в этом регионе, занимающиеся на протяжении веков разведением оленей, принесли в государственное учреждение несколько сверкающих жёлтых камней. Мало кто в мире не знает, что это за сверкающие жёлтые камни, по крайней мере, на протяжении предыдущих тридцати столетий, и геологическая поисковая партия была послана сюда из Московского государственного университета, который по-прежнему является самым престижным учебным заведением страны. Они смогли прилететь к месту проведения геологической разведки на самолёте, поскольку их снаряжение было намного легче, чем у геологической партии, ведущей поиски нефти. Последние несколько сотен километров пришлось ехать верхом, что являлось удивительным анахронизмом для докторов наук, больше привыкших ездить в отличном Московском метро.

Первый человек, с которым они столкнулись, был мужчина лет восьмидесяти, живущий в одиночестве со своим стадом оленей и винтовкой, выстрелами из которой он отпугивал волков. Он жил в одиночестве после смерти жены, скончавшейся двадцать лет назад, полностью забытый часто меняющимися правительствами своей страны. О его существовании знали всего несколько продавцов в маленькой мрачной деревне в тридцати километрах к югу от него. На его умственное состояние повлияло продолжительное одиночество. Ему удавалось каждый год застрелить трех или четырех волков, и он хранил их шкуры подобно любому охотнику-оленеводу, но поступал с ними немного иначе. Сначала мужчина брал шкуры и, наполнив их камнями, относил к маленькой речке, текущей рядом с его хижиной.

В западной литературе хорошо известна легенда про Язона и аргонавтов, отправившихся на поиски золотого руна. Совсем недавно стало понятно, что эта легенда имела под собой вполне реальное основание: племена Малой Азии клали шкуры своих овец в быстротекущие реки, и на шерсти оставался золотой песок, вымытый из месторождений, расположенных в верховьях рек. Золотой песок превращал бледную овечью шерсть в нечто почти волшебное, настоящее золотое руно.

Мужчина, ничего не знавший про Язона и аргонавтов, поступал в точности так же, как это делали племена Малой Азии. Волчьи шкуры, которые висели на стенах, сперва показались геологам скульптурами мастеров эпохи Возрождения или даже творением ремесленников Древнего Египта — у них было такое изысканное покрытие. Но затем исследователи обнаружили, что каждая волчья шкура весила добрых шестьдесят килограммов, а в хижине их было тридцать четыре! Сев за стол с хозяином хижины с неизменной бутылкой водки, они узнали, что зовут его Пётр Петрович Гоголь, что он воевал во время Отечественной войны с фашистами. Там он был снайпером и, что было ещё более поразительным, награждён двумя Золотыми Звёздами Героя Советского Союза за своё мастерство.

Благодарная, до определённой степени, нация разрешила ему вернуться на родину предков, — оказалось, что он произошёл от предприимчивых русских, которые приехали в Сибирь в начале девятнадцатого века. Там он и жил, забытый бюрократами, которые никогда не проявляли интереса к тому, откуда берётся оленье мясо, составляющее пищу местных жителей, или кто получает деньги по высылаемым пенсионным чекам. Он получал деньги и покупал боеприпасы для своей старой винтовки со скользящим затвором. Пётр Петрович знал ценность найденного им золота, но он не тратил его, потому что находил свою одинокую жизнь вполне удовлетворительной. Месторождение золота в нескольких километрах вверх по течению речки, где волки совершали своё последнее купание — как описал это Пётр Петрович с озорным огоньком в глазах и после опрокинутой стопки водки, — оказалось весьма значительным, возможно, не уступающим южноафриканскому месторождению, открытому в середине девятнадцатого века, которое превратилось затем в самую богатую золотую шахту мира. Местное золото не было открыто по нескольким причинам, главным образом относящимся к ужасному сибирскому климату, который, во-первых, не допускал тщательных геологических исследований и, во-вторых, покрывал местные речки толстым слоем льда в течение такого длительного времени, что золотой песок в их руслах никто не замечал.

Обе экспедиции — по поиску нефти и та, которая искала месторождение золота, — были снабжены спутниковыми телефонами, чтобы быстрее доложить о полученных результатах. По чистой случайности экспедиции доложили о найденных месторождениях нефти и золота в один и тот же день. Система спутниковой связи «Иридиум», которой они пользовались, была колоссальным прорывом в глобальных коммуникациях. С помощью небольшого портативного аппарата можно было поддерживать связь с роем низколетящих спутников, состоящих в перекрёстном контакте и передающих полученные сигналы почти со скоростью света на обычные спутники связи, откуда они поступали на землю.

Система «Иридиум» была спроектирована и построена для того, чтобы ускорить связь по всему миру. Она не являлась, однако, кодированной системой. Существовали способы достигнуть этого, но все они требовали от индивидуальных пользователей принятия своих собственных мер шифрования передач. Теперь было теоретически возможно применить коммерчески доступные 128-битовые системы шифровки, проникнуть в которые исключительно трудно даже самым развитым государствам, пользующимся изощрёнными методами дешифровки в своих «чёрных» агентствах… по крайней мере, так утверждали продавцы 128-битовых систем. Однако мало кто прибегал к столь совершенным системам шифровки, что само по себе являлось весьма удивительным. Такая беспечность пользователей столь совершенной системы связи делала жизнь для Агентства национальной безопасности (АНБ), расположенного в Форт Мид между Балтимором и Вашингтоном, намного легче. В АНБ существовала компьютерная программа «Эшелон», которая прослушивала все разговоры, проносящиеся в эфире.

«Эшелон» был запрограммирован так, чтобы замыкаться на определённых кодовых словах, главным образом именах существительных, имеющих отношение к национальной безопасности страны. Но после окончания «холодной войны» АНБ и другие разведывательные агентства начали уделять основное внимание экономическим проблемам, и программа была изменена для того, чтобы выделять такие новые слова, как «нефть», «месторождение», «сырая», «шахта», «золото» и другие, на тридцати восьми языках. Когда одно из этих слов попадало в электронное ухо «Эшелона», продолжающийся разговор записывался, а если требовалось, то и переводился на английский язык, причём все это осуществлялось компьютером. Это не было совершенной системой, и переводить нюансы иностранной речи компьютеру не всегда удавалось — не говоря уже о привычке многих людей бормотать в телефонную трубку, — но в случае обнаруженной ошибки сделанный перевод обрабатывался лингвистом, одним из многих, работавших в АНБ.

Параллельные доклады о месторождениях нефти и золота появились в эфире с разрывом всего в пять часов и быстро поступили по командной цепи наверх, закончив движение с пометкой «молния» в Специальном национальном комитете по оценке разведывательной информации (СНОРИ). Обработанный доклад должен был лечь на стол президента сразу после его завтрака, и доставит его доктор Бенджамин Гудли, советник по национальной безопасности. До этого полученные данные будут изучены специалистами из директората науки и техники Центрального разведывательного управления, с неоценимой помощью экспертов Института нефти в Вашингтоне, многие из которых в течение длительного времени поддерживали самые тесные отношения с различными правительственными агентствами. Предварительная оценка — с особой осторожностью объявленная и представленная как таковая, то есть предварительная, на случай, если кого-нибудь попытаются обвинить в небрежности, когда в будущем по какой-то причине оценка окажется ошибочной, — была составлена с использованием нескольких тщательно подобранных превосходных выражений.

* * *
— Черт побери, — воскликнул президент в 8.10 восточного стандартного времени. — Бен, насколько они велики?

— Вы не доверяете нашим техническим мудрецам? — спросил советник по национальной безопасности.

— Бен, когда я работал на другом берегу реки[8], я ни разу не сумел обнаружить ошибки в их оценке чего-то подобного, но клянусь дьяволом, что мне не раз приходилось обращать внимание экспертов на то, что они склонны недооценивать важность полученной информации. — Райан сделал паузу. — Но, боже мой, если это действительно заниженные оценки, последствия могут оказаться потрясающими.

— Господин президент, — Гудли не входил в состав внутреннего круга, — речь идёт о миллиардах, сколько конкретно, пока никому не известно, но можно предподожить, что приблизительная сумма будет равняться двумстам миллиардам долларов в течение ближайших пяти-семи лет как минимум. Такие деньги могут им пригодиться.

— А максимум?

Гудли откинулся на спинку кресла, подумал и сделал глубокий вдох.

— Мне нужно проверить. Триллион — это тысяча миллиардов. Максимальная оценка добычи нефти из этого месторождения примерно такова. Это всего лишь умозрительное заключение, но парни из Института нефти, оценками которых пользуется ЦРУ, ходят, поднимая руки к небу и восклицая: — Это невероятно!

— Хорошие новости для русских, — заметил Джек, перелистывая страницы печатного доклада СНОРИ.

— Совершенно верно, сэр.

— Наконец-то им повезло, — произнёс президент Соединённых Штатов. — О'кей, пошли копию этого Джорджу Уинстону. Мне нужна оценка того, что это будет значить для наших друзей в Москве.

— Я собирался позвонить кое-кому в Атлантик Ричфилд. Они принимали участие в разведке месторождения. Полагаю, что они разделят часть доходов. Их президента зовут Сэм Шерман. Вы знаете его?

Райан покачал головой.

— Я слышал это имя, но мы никогда не встречались. Думаешь, мне нужно изменить это?

— Если вы хотите получить надёжную информацию, знакомство с ним не повредит.

Райан кивнул.

— О'кей, я поручу Эллен найти его. — Эллен Самтер, персональная секретарша президента, сидела в комнате в пятнадцати футах от резной двери Овального кабинета. — Что ещё?

— Русские все ещё копаются в кустах, пытаясь разыскать людей, которые взорвали сутенёра в Москве. Мне нечего доложить по этому вопросу.

— Было бы неплохо знать, что происходит в мире, правда?

— Ситуация могла бы быть хуже, сэр, — сказал своему боссу доктор Гудли.

— Это верно. — Райан бросил копию утреннего брифинга на стол. — Что ещё?

Гудли покачал головой.

— Это все на сегодняшнее утро, господин президент.

Ответом была улыбка.

Глава 4Грохот дверной ручки

Не имеет значения, в каком городе или в какой стране ты находишься, сказал себе Райли.

Полиция повсюду работает одинаково. Беседуешь с потенциальными свидетелями, беседуешь с людьми, втянутыми в это дело, говоришь с жертвой.

Только на этот раз не пришлось говорить с жертвой. Гриша Авсеенко больше никогда не будет говорить. Врач-патологоанатом, принимающий участие в расследовании, сказал, что после службы в Афганистане ему не приходилось видеть такого изуродованного трупа. Но этого следовало ожидать. Задача РПГ заключается в том, чтобы пробивать дыры в бронированных машинах и бетонных бункерах, что является более трудным, чем разрушить легковой автомобиль, даже такой дорогой, как тот, что был взорван на площади Дзержинского. Это означало, что опознать части тела было очень сложно. Но в половине челюсти сохранилось достаточное количество пломбированных зубов, чтобы с полной уверенностью заявить о личности убитого, которым действительно был Григорий Филиппович Авсеенко, а образцы ДНК сняли все вопросы. Кроме того, совпала и группа крови. Для опознания не сохранилось достаточного количества частей тела — лицо, например, полностью снесено, отсутствует и левая рука, на которой когда-то была татуировка. Смерть наступила мгновенно, доложил патологоанатом, после того как изученные останки были уложены в пластиковый контейнер, который, в свою очередь, поместили в дубовый ящик для последующего кремирования — московской милиции сначала нужно проверить, есть ли в живых члены его семьи и как решат они распорядиться телом. Капитан Провалов предположил, что кремация будет быстрым и чистым методом избавления от изуродованного тела и гораздо дешевле и проще найти место упокоения для маленького ящика или урны с пеплом, чем для большого гроба с трупом внутри.

Провалов забрал отчёт патологоанатома у своего американского коллеги. Он не ожидал, что в отчёте будет обнаружено что-то интересное, но из своих контактов с американским ФБР капитан понял, что нужно все проверять самым тщательным образом, потому что предсказывать, как обернётся расследование преступления, всё равно что гадать об исходе футбольного матча за две недели до его начала.

Это была самая лёгкая часть расследования. Доклад патологоанатома о шофёре был совершенно бесполезен. Единственная информация, которую можно было использовать, заключалась в том, что получены образцы крови и тканей тела (их можно сравнить с группой крови во время военной службы, если удастся обнаружить его медицинскую карту), поскольку взрыв разметал тело на мелкие части, не оставив ни единого нательного знака, пригодного для опознания. Как ни странно, личные документы шофёра сохранились в бумажнике, так что теперь они знали, кем он был. То же самое относится и к женщине в автомобиле, чья сумочка, лежащая на сиденье справа от неё, сохранилась целиком вместе с личными документами, чего нельзя сказать о её лице и верхней части тела. Райли посмотрел на прижизненные фотографии остальных жертв. Шофёр был совершенно обыкновенным мужчиной, может быть, несколько более тренированным, чем большинство русских. Женщина, которая являлась одной из дорогостоящих проституток Авсеенко, судя по фотографии в милицейском досье, была при жизни красавицей, вполне могла бы конкурировать с кинозвёздами Голливуда и заслуживала, несомненно, места на развороте журнала «Плейбой». Но не сейчас.

— Значит, ты занимался расследованием такого количества подобных преступлений, Миша, что они больше не трогают тебя? — спросил Провалов.

— Тебе нужен честный ответ? — спросил Райли и покачал головой. — Нет, это неправда. Мы расследуем не так уж много убийств — только те, которые произошли на федеральной территории — в индейских резервациях или на военных базах. Зато мне довелось расследовать киднепинги, а к ним трудно привыкнуть. — «Особенно, — подумал про себя Райли, — киднепинги ради получения выкупа, которые практически исчезли из списка преступлений в Соединённых Штатах». Теперь детей похищали ради удовлетворения своих извращённых сексуальных влечений, и почти всегда их убивали через несколько часов после похищения, обычно раньше, чем ФБР успевало ответить на запрос о расследовании, поступивший из местного полицейского участка. Такие преступления были худшими из всех, которыми приходилось заниматься Райли, ужасными до такой степени, что после расследования он был вынужден удаляться в местный бар ФБР — у каждого регионального отделения был такой бар, куда часто заходили агенты. Там он напивался мрачно и тихо вместе со своими коллегами, сидящими с ним за столом. Молчание прерывалось только отдельными ругательствами и клятвами найти этого ублюдка, чего бы это ни стоило. Почти всегда преступников находили, предъявляли им обвинения и выносили приговор, причём те, которым повезло, попадали в отделение тюрьмы, где ожидали приведения приговора в исполнение. Преступники, которых судили в штатах, где не было смертной казни, пополняли население тюрем и там быстро узнавали, как относятся осуждённые за вооружённое ограбление к тем, кто насилует детей. — Но я понимаю, что ты имеешь в виду, Олег Григорьевич. Это трудно объяснить рядовым гражданам. — Изучать место преступления или рассматривать фотографию произведённого вскрытия тяжело из-за ощущения горечи, потому что у жертвы отняли не просто жизнь, но и лишили человеческого достоинства.

Красота, которой отличалась Мария Ивановна Саблина при жизни, осталась теперь только в памяти и воспоминаниях тех мужчин, которые покупали её прекрасное тело на несколько часов. Кто станет оплакивать мёртвую проститутку? — спросил себя Райли. Уж конечно, не её бывшие клиенты — «джоны», — которые будут теперь покупать себе новых шлюх, даже не подумав о судьбе предыдущей проститутки, с которой они проводили время. Её не будут оплакивать даже бывшие коллеги по торговле плотью и страстью, а если у неё осталась семья, то её вспомнят, скорее всего, не как ребёнка, который вырос и ступил на неправильный путь, а как прелестную девушку, опорочившую себя, играя в притворную страсть, испытывавшую при этом не больше чувств, чем опытный врач, разрезающий её тело на металлическом столе с жёлобом для стока крови посредине в городском морге. Неужели этим и являются проститутки, подумал Райли, патологами секса? Преступление, в котором нет жертвы, говорят некоторые. Ему хотелось, чтобы эти люди посмотрели на фотографии и увидели, что это за «преступление без жертвы», когда женщины продают своё тело.

— Ещё что-нибудь? — спросил Райли.

— Мы продолжаем опрашивать людей, знакомых с покойным Авсеенко. — И Провалов пожал плечами.

* * *
— Он оскорбил опасных людей, — сказал осведомитель.

— И кто же эти люди? — спросил милицейский следователь, не ожидая внятного ответа, но всё-таки спрашивая, потому что не знаешь, каким будет ответ, пока не задашь вопрос.

— Его коллеги из Государственной безопасности, — высказал предположение осведомитель.

— Неужели?

— Кто ещё мог убить его таким образом? Какая-нибудь из его девушек использовала бы для этого нож. Соперник по бизнесу мог застрелить его или взять нож побольше, но РПГ…

— Хватит шутить, где простой преступник мог достать такое оружие?

Конечно, он не был первым, озвучившим такую мысль, хотя московская милиция отдавала себе отчёт в том, что самое разное оружие, как тяжёлое, так и лёгкое, исчезало тем или иным путём со складов бывшей Советской армии, превратившихся в рынок, где преступники приобретали оружие.

— Ты можешь назвать имена? — спросил следователь.

— Я не могу назвать имя, но знаю лицо одного из них. Он высокий, с мощным телосложением, рыжеватые волосы, светлая кожа, веснушки, оставшиеся с юных лет, зелёные глаза. — Осведомитель замолчал. — Друзья зовут его Мальчуганом, потому что он молодо выглядит. Раньше он служил в Государственной безопасности, но не как шпион и не занимался ловлей шпионов. Он был кем-то ещё, но я не знаю кем.

С этого момента следователь начал делать более подробные заметки, выводить карандашные буквы более отчётливо.

— И этот человек был недоволен Авсеенко?

— До меня дошли такие слухи.

— А в чём заключалась причина его недовольства?

— Это мне неизвестно, но Григорий Филиппович умел оскорблять людей. Разумеется, он искусно обращался с женщинам. В этом у него был особый талант, но этот талант не переходил на отношения с мужчинами. Многие считали его жопником, но он не был, конечно, одним из них. Каждый вечер он появлялся с новой красоткой, держащей его под руку, но по какой-то причине он не ладил с мужчинами. Он не ладил даже с сотрудниками Государственной безопасности, где, по его собственным словам, Авсеенко занимал видное положение.

— Вот как, — заметил следователь, которому снова стало скучно. Если было что-то, чем постоянно хвастались преступники, так это своей связью с КГБ. Следователь слышал это тысячу раз.

— Да, конечно. Григорий Филиппович утверждал, что он снабжал любовницами самых разных иностранцев, включая тех, кто занимал у себя в стране министерские посты. Дальше он говорил, что эти иностранцы продолжают снабжать ФСБ ценной информацией. И я верю в это, — добавил осведомитель, снова начиная разглагольствовать. — За неделю, проведённую с одним из этих ангелов, я мог бы многое рассказать.

А кто не смог бы? — подумал следователь, подавляя зевок.

— Итак, каким образом Авсеенко оскорблял таких влиятельных людей? — повторил свой вопрос следователь.

— Я уже сказал вам, что не знаю. Поговорите с Мальчуганом, может быть, он знает.

— Говорят, что Григорий начал ввозить наркотики, — сказал далее следователь, забрасывая крючок в другую прорубь.

Осведомитель кивнул.

— Это верно, до меня доходили такие слухи. Но я не видел никаких доказательств.

— А кто видел доказательства?

Осведомитель снова пожал плечами.

— Не имею представления. Может быть, одна из его девушек. Я так и не понял, как он собирался продавать наркотики, которые решил импортировать. Логично было бы использовать девушек, конечно, но это опасно для них и опасно для него, потому что его шлюхи не будут его покрывать, если им пригрозят поездкой в лагерь. Тогда что остаётся? — задал риторический вопрос осведомитель. — Ему пришлось бы создать совершенно новую организацию, а это опасное предприятие, не правда ли? По-моему, Григорий действительно думал о ввозе наркотиков для продажи, чтобы заработать огромные деньги, но он не был человеком, готовым отправиться в тюрьму, так что, мне кажется, он просто прикидывал возможность такого бизнеса, может быть, даже говорил с кем-то, но не слишком серьёзно. Я не уверен, что он пришёл к твёрдому решению. Вряд ли он на самом деле успел ввезти что-то до того, как погиб.

— У него были конкуренты с аналогичными идеями? — спросил следователь.

— Как вы хорошо знаете, есть люди, которые могут достать для вас кокаин и другие наркотики.

Следователь поднял голову. На самом деле у милиции не было точных сведений о продаже наркотиков. До следователя доходили слухи и разговоры об этом, но он не получал ни единого заявления от осведомителей, которым доверял (насколько можно вообще доверять осведомителю). Как это происходит со многими вещами, на московских улицах ходили подобные слухи, но он, как и многие другие милиционеры, ожидал, что сначала наркотики появятся в черноморском порту Одессе. В этом городе, где преступная деятельность восходит к царским временам и в котором сегодня, после восстановления свободной торговли со всем миром, импорт наркотиков, по всей вероятности, будет опережать всю остальную Россию. По сути дела, Одесса будет опережать Россию по всем видам преступной деятельности. Предположим, в Москве идёт активная торговля наркотиками. Тогда это совершенно новое явление и происходит в таком малом масштабе, что он ещё не успел столкнуться с ней. Следователь напомнил себе, что нужно проконсультироваться с Одессой и узнать, не происходит ли там что-то в этой сфере.

— И кем могут быть эти люди, торгующие наркотиками? — спросил следователь. Если в Москве действительно существует растущий рынок наркотиков, было бы неплохо узнать о нем прямо сейчас.

* * *
Работа Номури в «Ниппон Электрик Компани» заключалась в продаже новейших высококачественных настольных компьютеров и сопутствующего оборудования. Для него это означало, что высокопоставленные правительственные чиновники хотели иметь все самое новое и лучшее, от автомобилей до любовниц, за что во всех случаях платило правительство, оно, в свою очередь, отбирало деньги у народа, который чиновники представляли и защищали, прилагая для этого все усилия. Как это происходило во многих случаях, КНР могла покупать американские товары, но в данном случае предпочла закупить чуть более дешёвые (и менее эффективные) компьютеры в Японии. Таким же образом китайское правительство предпочло покупать аэробусы европейских производителей, а не американские «Боинги». Несколько лет назад китайцы пользовались этой козырной картой, чтобы преподать урок Америке. В течение непродолжительного времени Америка проявляла недовольство, затем быстро забыла об этом. По всей вероятности, Америка относилась таким образом ко всем подобным оскорблениям, что резко контрастировало с китайцами, которые никогда ничего не забывали.

Когда президент Райан объявил о восстановлении официального признания правительства Республики Китай на Тайване, отзвуки этого события пронеслись по коридорам власти в Пекине, подобно толчкам мощного землетрясения. Номури ещё не был здесь достаточно долго, чтобы успеть заметить ту холодную ярость, которую пробудило это решение, но последствия первоначальных толчков были достаточно значительными, и он слышал их эхо с момента своего приезда в Пекин. Адресованные ему вопросы были иногда такими прямыми и требовали такого ответа, что он на мгновение подумал, что его «крышу» сумели раскрыть и его собеседники знают о том, что он нелегально работающий в столице Китайской Народной Республики офицер-оперативник ЦРУ, причём совсем без дипломатического прикрытия. Оказалось, что это не так, просто он стал невольным свидетелем чисто политической ярости. Парадоксальным было то, что само китайское правительство старалось отстраниться от конфликта, потому что им тоже приходилось поддерживать деловые отношения с Соединёнными Штатами Америки, которые стали теперь их главным торговым партнёром и источником огромного количества валюты. Эта валюта требовалась китайскому правительству, чтобы закупать в Японии товары, о которых Номури вёл переговоры. И вот теперь он находился в приёмной одного из самых высокопоставленных чиновников Китая.

— Добрый день, — сказал он, с улыбкой поклонившись секретарше. Она работала на старшего министра китайского правительства по имени Фанг Ган, чей кабинет находился рядом. Девушка была удивительно хорошо одета для обычной служащей в стране, где мода ограничивалась цветом пуговиц на «куртке Мао». Эта куртка являлась такой же частью повседневной формы служащих китайского правительства, как серо-зелёные шерстяные мундиры солдат Народной армии.

— Добрый день, — услышал он ответ секретарши. — Вы — Номури?

— Да, а вы…

— Меня зовут Лиан Минг, — ответила секретарша.

«Интересное имя», — подумал Честер. «Лиан» на мандаринском наречии означало «грациозная ива». Она была невысокой, подобно большинству китайских женщин, с почти квадратным лицом и тёмными глазами. Её самой непривлекательной чертой были волосы, короткие и подрезанные в манере, напоминающей худший период пятидесятых годов в Америке, да и то только для детей из лагерей автоприцепов в Аппалачских горах.

Несмотря на все это, у неё было классическое лицо этнической китаянки, пользующееся популярностью у этой нации, которая высоко ценила традиции. По крайней мере её взгляд говорил об интеллекте и образованности.

— Вы пришли сюда, чтобы обсудить вопрос о продаже компьютеров и принтеров, — произнесла она нейтральным голосом, переняв часть важности и ощущения центральности Поднебесной от своего босса.

— Да, именно так. Я думаю, что вы найдёте наши матричные принтеры особенно интересными.

— Почему? — поинтересовалась Минг.

— Вы говорите по-английски? — спросил Номури на английском языке.

— Конечно, — ответила Минг по-английски.

— Тогда мне будет просто объяснить преимущество этого принтера. Если вы станете транслитерировать мандарин на английский — я имею в виду спеллинг, — то принтер автоматически переставляет английские буквы в иероглифы мандаринского наречия, — объяснил он, доставая лист бумаги из пластмассовой папки и передавая его секретарше. — Сейчас мы работаем над лазерным принтером, который будет ещё лучше.

— А, — заметила секретарша. Качество символов было великолепным, намного лучше, чем у чудовищной пишущей машинки, которой пользовались секретарши для оформления официальных документов — или им приходилось писать печатные символы от руки и затем обрабатывать документы на копировальных аппаратах, в основном типа «Кэнон», тоже японского производства. Этот процесс требовал много времени, был утомительным, и его ненавидели все секретарши. — А как относительно вариантов модуляции?

«Хороший вопрос», — подумал Номури. Китайский язык очень зависит от модуляции. Тон, каким произнесено слово, определяет его истинное значение не меньше, чем в четырех различных вариантах, а также является определяющим фактором, в котором, в свою очередь, проявляется иероглиф.

— Буквы появляются на экране компьютера таким же образом? — спросила секретарша.

— Их можно вывести на экран, просто кликнув мышкой, —заверил её Номури. — Может возникнуть проблема в программировании, поскольку вам приходится думать одновременно на двух языках.

Минг засмеялась.

— О, мы всегда так и поступаем.

«Зубы девушки заметно улучшились бы после визита к хорошему зубному врачу», — подумал Номури. Но таких специалистов в Пекине немного, наравне с другими буржуазными медицинскими специальностями вроде восстановительной хирургии.

Несмотря на все, ему удалось заставить её рассмеяться, а это что-нибудь да значит.

— Может быть, вы хотите, чтобы я продемонстрировал вам наши новые возможности? — спросил офицер-оперативник ЦРУ.

— Конечно, почему бы и нет? — Казалось, что она немного разочарована тем, что он не может сделать это прямо сейчас.

— Отлично, но мне нужно, чтобы вы дали указание внести оборудование в здание министерства. Понимаете, у входа стоит служба безопасности.

— Как я могла забыть об этом? — Номури увидел, что она упрекнула себя за то, что не подумала об этом сама. Лучше запустить крючок поглубже.

— Вы обладаете правом дать такое указание или вам необходимо проконсультироваться с кем-то занимающим более высокое положение? — Наиболее уязвимое место у любого коммунистического бюрократа — это чувство важности занимаемой должности.

Высокомерная улыбка:

— О да, я обладаю правом дать такое указание.

Ответная улыбка Номури:

— Великолепно. Тогда я приду сюда со своим оборудованием завтра, ну, скажем, в десять утра.

— Хорошо. Вас будут ждать у главного входа.

— Спасибо, товарищ Минг, — сказал Номури со своим лучшим дружеским (коротким) поклоном, обращённым к молодой девушке — «и, вероятно, любовнице министра», — подумал агент ЦРУ. В отношениях с ней существуют разные возможности, но ему нужно быть осторожным, как ради неё, так и ради себя.

Вот почему в Лэнгли платили ему так щедро, не считая королевского жалованья, которое он получал в «Ниппон Электрик Компани» и мог забирать себе. Он нуждался в деньгах, чтобы выжить здесь. Стоимость жизни в Пекине была высокой даже для китайца. Для иностранца все было гораздо хуже, потому что для него все было — должно быть — особенным. Квартира была специальной и почти наверняка оборудована аппаратурой прослушивания. Цена продуктов, которые он покупал в специальном магазине, была очень высокой — Номури не возражал против этого, потому что продукты были, несомненно, качественными.

Китай был, по определению Номури, страной тридцати футов. Все здесь выглядело хорошо, даже производило впечатление, до тех пор, пока вы не приблизились на тридцать футов. Тогда вы видели детали, которые совсем не подходили друг к другу. Как ни странно, он обнаружил, что особенно трудно войти в лифт. Поскольку на нём была западная одежда (китайцы считали Японию западной страной, что развеселило бы многих как в Японии, так и на Западе), в нём сразу узнавали «qwai» — иностранного дьявола — ещё до того, как видели его лицо. Когда это происходило, выражение на их лицах менялось, иногда они выражали любопытство, но большей частью оно походило на открытую враждебность. Китайцы отличались от японцев, их никто не учил тщательно скрывать свои чувства, а может быть, им было просто наплевать на подобные тонкости, думал офицер ЦРУ, скрываясь за маской своего лица, застывшего, словно у игрока в покер. Он овладел этой практикой ещё в Токио, и научился этому очень хорошо. Это объясняло, почему он получил приличную должность в НЭК и ни разу не был раскрыт в ходе своей нелегальной деятельности.

Лифт опускался плавно, но по какой-то причине не совсем правильно. Возможно, здесь детали также не были хорошо подогнаны друг к другу. В Японии Номури не испытывал такого чувства. Несмотря на многие недостатки, японцы были компетентными инженерами. Несомненно, то же самое относилось и к Тайваню. Однако Тайвань, подобно Японии, был капиталистической страной, где хороший труд вознаграждался высокой зарплатой, постоянным местом работы и бонусами. КНР все ещё не научилась этому. Китайцы экспортировали массу товаров, но эти товары были или простыми для производства (например, теннисные кроссовки), или производились в точном соответствии со стандартами, установленными где-то ещё и потом тщательно скопированными в Китае (как, например, электронные приборы). Разумеется, это уже менялось. Китайцы были умными людьми, и даже коммунизм мог угнетать их лишь в течение определённого времени. И тем не менее промышленники, которые начинали совершенствовать своё производство и предлагать миру по-настоящему новую продукцию, рассматривались их хозяевами в правительстве как… ну, в лучшем случае как необычайно способные крестьяне. Это было не очень-то хорошо для талантливых людей, которые временами удивлялись, сидя за выпивкой в баре, почему с ними, приносящими богатство в свою страну, те, кто считал себя хозяевами страны и вершителями её судьбы, обращались как с необразованными крестьянами. Номури вышел на улицу и направился к своему автомобилю, не переставая думать о том, как долго это будет продолжаться.

Номури знал, что вся эта экономическая политика является шизофренической. Рано или поздно промышленники поднимут головы и потребуют, чтобы им тоже дали голос при определении политического развития страны. Возможно — даже несомненно — подобный шёпот уже раздавался. Если дело обстояло именно так, то неосторожным шептунам передали, что самое высокое дерево можно легко срубить и распилить на дрова и что колодец с самой чистой водой будет первым, из которого воду выпьют досуха, а тот, кто кричит громче других, обретёт молчание быстрее других. Таким образом, лидеры китайского промышленного сообщества, скорее всего, выжидали удобного момента и смотрели друг на друга в комнатах, где они собирались, думая о том, кто из их числа рискнёт сделать первый шаг, и тогда, может быть, он будет вознаграждён славой и почётом, а позднее и памятью как о герое. Или, что более вероятно, его семье пришлют счёт для оплаты стоимости патрона 7,62х39, использованного, чтобы отправить несчастного в мир иной, который обещал им Будда, но существование которого правительство с презрением отрицало.

* * *
— Значит, они все ещё не объявили об этом. Немного странно, — заметил Райан.

— Действительно, странно, — согласился Бен Гудли и кивнул.

— У тебя есть представление, почему они скрывают такую новость?

— Нет, сэр… если только кто-то не надеется сделать на этом состояние. — «Картёжник» пожал плечами.

— Кто-то собирается приобрести акции компании «Атлантик Ричфилд»? Какой-нибудь производитель буровых агрегатов…

— Или просто купить участок земли в Восточной Сибири, — предположил Джордж Уинстон. — Нельзя сказать, что такое никогда не делалось почтенными слугами народа. — Президент рассмеялся так, что ему пришлось поставить чашку кофе на стол.

— Только не в этой администрации, — напомнил им президент Соединённых Штатов. Одним из преимуществ команды Райана, как стало известно средствам массовой информации, являлось то обстоятельство, что многие из них были плутократами, обладавшими немалыми состояниями, а не «рабочими» людьми. Казалось, по мнению средств массовой информации, что деньги появились в руках счастливцев, словно по волшебству… или в результате молчаливой и скрытой преступной деятельности. Но никогда не были заработаны. Самым странным из политических предрассудков было мнение, будто крупные состояния никогда не возникают в результате труда, скорее каким-то другим способом, нигде не засвеченным и всегда подозрительным.

— Да, Джек, — сказал Уинстон, закончив смеяться. — У нас достаточно денег, так что мы можем позволить себе быть честными. К тому же, черт побери, кому нужно нефтяное месторождение или шахта по добыче золота?

— Есть ли новые сведения о размерах обоих месторождений?

Гудли покачал головой.

— Нет, сэр. Первоначальная информация подтверждается. Оба открытых месторождения огромны. В особенности это относится к нефти, но и золота там много.

— Добыча золота из этого месторождения может повлиять на состояние рынка драгоценных металлов, — заметил министр финансов. — Все зависит от того, насколько быстро оно появится в продаже. Это может также привести к тому, что нам придётся закрыть шахту в Дакоте.

— Почему? — спросил Гудли.

— Если месторождение в России такое богатое, как на это указывают первоначальные данные, русские смогут добывать золото с промышленными затратами, на двадцать пять процентов меньшими, чем у нас, несмотря на климатические условия в Сибири. Сопутствующее снижение мировой цены золота сделает его добычу в Дакоте невыгодной. — Уинстон пожал плечами. — Придётся законсервировать шахту и ждать времени, когда цена на золото поднимется до прежнего уровня. Возможно, после первоначального всплеска добычи наши русские друзья уменьшат производительность, чтобы получать средства от продажи золота более разумным способом. Думаю, что другие производители, главным образом из Южной Африки, встретятся с ними и дадут совет, как эксплуатировать новое месторождение с большей эффективностью. Обычно новички прислушиваются к советам опытных производителей. Например, русские координируют добычу алмазов с компанией «Де Бирс» уже в течение длительного времени, ещё с тех пор, когда Россия называлась Советским Союзом. Бизнес есть бизнес, даже для коммунистов. А вы собираетесь предложить помощь нашим друзьям в Москве? — спросил «Торговец» у «Фехтовальщика».

Райан покачал головой.

— Пока не могу. Тогда мне придётся поставить их в известность о том, что мы все знаем. Сергей Николаевич задумается над тем, каким образом нами получена эта информация, и, возможно, догадается о существовании системы прослушивания эфира, а мы стараемся держать это в тайне. — Райан знал, что это скорее всего напрасная трата времени, но у игры есть правила, и все играют в соответствии с этими правилами. Головко, возможно, догадывается о существовании разведывательной системы сбора сигналов, но не знает об этом наверняка. — По-видимому, мне никогда не удастся вытравить из себя дух разведчика, — признался президент. Охрана секретов была одной из тех вещей, которая с такой лёгкостью пришла к нему — слишком легко, часто предупреждал его Арни ван Дамм. Современное демократическое правительство должно быть более открытым. Райан так и не научился ценить эту идею. Это он решал, что следует знать людям и когда им позволят узнать. Он придерживался такой точки зрения даже тогда, когда знал, что не прав, лишь по той причине, что познакомился с механикой правительственной службы при помощи некоего адмирала по имени Джеймс Грир. Трудно избавиться от старых привычек.

— Я могу связаться с Сэмом Шерманом в «Атлантик Ричфилд», — предложил Уинстон. — Если он расскажет мне о месторождении, тогда это станет открытой информацией или, по крайней мере, достаточно открытой.

— Ему можно доверять?

Уинстон кивнул.

— Сэм играет по правилам. Мы не можем просить его обманывать свой совет директоров, но он знает, как салютовать флагу.

— Хорошо, Джордж, но пусть это будет сдержанный запрос.

— Да, сэр, господин президент, так точно, сэр.

— Черт побери, Джордж!

— Скажи, Джек, когда ты научишься хоть немного отдыхать от своей гребаной работы? — спросил министр финансов у президента Соединённых Штатов.

— В тот день, когда я покину этот проклятый музей и снова стану свободным человеком, — покорно кивнул Райан. Уинстон прав. Он должен научиться сохранять спокойствие даже в президентском кабинете. Нервное состояние не приносило пользы ему, но в особенности ничуть не помогало стране. Это также упрощало задачу людей, подобных министру финансов, крутить ему хвост, а Джордж Уинстон как раз и был человеком, наслаждающимся любой такой возможностью… Может быть, потому, что это, в конце концов, снимало напряжение у Райана. — Джордж, а почему ты думаешь, что мне нужно отдыхать во время этой работы?

— Да потому, Джек, что ты находишься здесь для того, чтобы эффективно действовать, а постоянное нервное напряжение не делает тебя более эффективным. Успокойся, приятель, и может быть, некоторые аспекты работы даже начнут тебе нравиться.

— Какие именно?

— Проклятье, — пробормотал Уинстон, затем пожал плечами и кивнул в сторону комнаты, где сидели секретарши. — Там у тебя много привлекательных молодых практиканток.

— Здесь было уже достаточно адюльтеров, — с раздражением заметил Райан. Затем ему удалось расслабиться и даже улыбнуться. — Кроме того, у меня жена-хирург. Сделай я эту маленькую ошибку — и могу проснуться однажды утром без чего-то важного.

— Действительно, полагаю, что для страны будет плохо, если президенту отрежут член, а? Избиратели, пожалуй, перестанут нас уважать. — Уинстон встал. — Мне нужно вернуться к себе и посмотреть на кое-какие экономические модели.

— Экономика выглядит хорошо? — спросил президент Соединённых Штатов.

— Мы с Марком Гантом не жалуемся. Надеюсь, что председатель Федерального резервного банка не будет менять процентную ставку, но мне кажется, что он не собирается делать этого. Низкая инфляция, и я не заметил давления, направленного на её повышение.

— Бен?

Гудли перелистал свои заметки, словно забыл сказать что-то.

— Ах да. Вы не поверите, но Ватикан назначил папского нунция в КНР.

— Вот как? Что это значит? — спросил Уинстон, остановившись на полпути к двери.

— Нунций — это фактически посол. Часто забывают, что Ватикан представляет собой государство со всеми обычными признаками государственности. Это включает право дипломатического представительства. Нунций и является таким послом, а также разведчиком, — добавил Райан.

— Неужели? — удивился Уинстон.

— Джордж, у Ватикана самая древняя разведывательная служба в мире. Возникла много веков назад. Да, нунций собирает информацию и отправляет её домой, потому что люди говорят с ним — кому раскрыть свою душу, как не священнику? Они настолько успешно собирают информацию, что мы время от времени делали безуспешные попытки проникнуть в их шифрованные донесения. Ещё в тридцатых годах старший криптограф Государственного департамента был вынужден уйти в отставку, — сообщил Райан министру финансов, словно возвращаясь к своей профессии учителя истории.

— Мы по-прежнему занимаемся этим? — Уинстон адресовал вопрос Гудли, президентскому советнику по национальной безопасности. Гудли посмотрел на Райана, который кивнул.

— Да, сэр. Форт Мид все ещё читает их донесения. Шифр Ватикана немного старомоден, и поэтому мы можем преодолевать его просто силой.

— А наши шифры?

— Сейчас мы пользуемся стандартом под названием «Чечётка». Он полностью произволен и потому теоретически нераскрываем — если только кто-то не допустит небрежности и не использует его повторно, но при шестистах сорока семи миллионах транспозиций на ежедневной дискете CD-ROM это очень маловероятно.

— А как относительно телефонной связи?

— STU? — спросил Гудли, увидев кивок президента. — Секретный телефонный аппарат, компьютеризованный, с шифровальным ключом, созданным на компьютере с использованием 256 бит. В эту систему можно проникнуть, но для этого понадобится компьютер, соответствующий алгоритм и по меньшей мере две недели работы. При этом чем короче разговор, тем труднее раскрыть шифр, а не наоборот. Учёные в Форт Мид сейчас пробуют использовать уравнения квантовой физики, для того чтобы найти способ взлома шифров, и они, по-видимому, добились определённых успехов, но если вам нужно более подробное объяснение, то спрашивайте кого-нибудь другого. Когда мне пытались рассказать об этом методе, я даже не притворялся, что слушаю, — признался Гудли. — Это настолько сложно, что мне не удалось проникнуть через поверхностную плёнку и заглянуть внутрь.

— Да, привлеки своего друга Ганта, — предложил Райан. — Похоже, что он здорово разбирается в компьютерах. Между прочим, расскажи ему об этих событиях в России. Не исключено, что он сможет создать модель последствий, которые будет иметь для экономики страны открытие этих двух месторождений.

— Если только там все станут играть по правилам, — предостерёг Уинстон. — Если они поддадутся коррупции, которая опустошала их экономику в течение последних нескольких лет, то нетрудно предсказать, что все сведётся к нулю.

* * *
— Мы не можем допустить, чтобы это повторилось, товарищ президент, — сказал Сергей Николаевич, сидя за ополовиненным стаканом водки. Она по-прежнему оставалась лучшей в мире и была единственным российским продуктом, которым страна могла похвастаться. От этой мысли он сердито нахмурился, вспомнив, чем стала теперь Россия.

— Что вы предлагаете, Сергей Николаевич?

— Товарищ президент, эти два открытия являются для нас небесным даром. Если мы используем их должным образом, мы сможем преобразить нашу страну — или, по крайней мере, заложить надёжное основание для этого. Поступления в конвертируемой валюте будут колоссальными, и появится возможность использовать эти деньги для перестройки такого объёма инфраструктуры, что изменится вся наша экономика. Если, конечно, — он поднял палец, словно предупреждая, — мы не позволим нескольким ворюгам украсть деньги и положить их на свои счета в Женеве или Лихтенштейне. Там они не принесут нам никакой пользы, товарищ президент.

Головко умолчал о том, что несколько высокопоставленных чиновников всё-таки извлекут немалую выгоду из этого процесса. Он даже не сказал, что сам будет одним из них так же, как и президент. Слишком трудно ожидать от людей, чтобы они не воспользовались такой благоприятной возможностью. «Честность является добродетелью, которую легче всего найти у тех, кто может позволить себе это, и пусть пресса убирается ко всем чертям», — подумал профессиональный разведчик. Что полезного сделали журналюги для его страны или для какой-нибудь другой? В лучшем случае они выносили на свет божий честную работу одних и нечестную — других. Сами же настоящей работой почти не занимались, и к тому же их так же легко подкупить, как и всех прочих.

— И кто же получит концессию на разработку этих месторождений? — спросил президент России.

— Право на эксплуатацию нефтяного месторождения получит наша собственная компания, которая и нашла его, а также американская компания, «Атлантик Рич-филд».

В любом случае у них больше опыта добычи нефти в таких климатических условиях, а нашим людям придётся научиться многому. Я бы предложил выплатить им гонорар за оказанные услуги — щедрый гонорар, но не участие в прибылях от разработки нефтяного месторождения. Заключённый ранее контракт по разведке нефти был составлен именно таким образом — очень щедрый по денежным выплатам, но в нём не было предусмотрено участие в каких-либо прибылях от эксплуатации месторождений, если их удастся обнаружить.

— А как относительно месторождения золота?

— Там ещё проще. Иностранцы не принимали участия в разведывательных работах. Некий Гоголь получит, конечно, долю от прибыли, но он уже стар, и у него нет наследников. К тому же он, судя по всему, человек с малыми потребностями. Хороший дом с отоплением и новое охотничье ружьё полностью удовлетворят его, если судить по поступившим к нам отчётам геологической экспедиции.

— А какова ценность этого месторождения?

— Никак не меньше семидесяти миллиардов. Все, что нам потребуется, это закупка специального оборудования. Самое лучшее может поставить нам американская компания «Катерпиллер».

— А это необходимо, Сергей?

— Товарищ президент, американцы наши друзья — в определённом смысле, — и будет совсем неплохо сохранить хорошие отношения с их президентом. К тому же их тяжёлое оборудование — лучшее в мире.

— Лучше, чем у японцев?

— Для этих целей — да, лучше, хотя и немного более дорогое, — ответил Головко. Он думал о том, что, по сути дела, все люди одинаковы и, несмотря на образование, полученное им в молодости, в каждом человеке скрывается капиталист, ищущий способы уменьшить расходы и увеличить прибыль, часто забывая при этом о более важных проблемах.

— А кому понадобятся деньги?

Редкий смешок в этом кабинете.

— Товарищ президент, деньги нужны всем. Если смотреть на этот вопрос с практической точки зрения, первыми будут военные.

— Да, конечно, — ответил российский президент, смирившийся с неизбежностью. — Они всегда требуют денег. Между прочим, есть какие-нибудь новости о покушении на ваш автомобиль? — спросил он, просматривая документы.

Головко покачал головой.

— Милиция не достигла особого прогресса. В настоящее время считают, что истинной целью был этот Авсеенко, а появление моего автомобиля рядом с ним явилось простой случайностью. Но милиция продолжает расследование.

— Держите меня в курсе дела, ладно?

— Конечно, товарищ президент.

Глава 5Заголовки

Сэм Шерман был одним из людей, с которыми возраст обошёлся плохо, хотя он и сам ничем не противодействовал этому. Большой любитель гольфа, он передвигался от одной лунки к другой на гольф-карте. Шерман весил так много, что ему было трудно пройти больше чем несколько сотен ярдов за весь день. Как это печально для человека, который когда-то в молодости был игроком первой линии защиты в команде «Принстонские тигры» и отлично играл в американский футбол. Ничего не поделаешь, мышцы превращаются в жир, если не использовать их должным образом. Однако чрезмерный вес отнюдь не был препятствием для острого ума Шермана. При выпуске он был пятым в классе, студенты которого не отличались глупостью. Он получил два диплома — по геологии и по деловому администрированию. К этим документам на пергаменте Шерман быстро прибавил степень магистра, полученную в Гарварде, а затем и учёную степень доктора философии[9], которую он защитил в университете Техаса. Эта степень тоже имела своей темой геологию, так что Самуил Шерман мог не только говорить с разведчиками недр о геологических породах, но и обсуждать проблемы финансирования с членами совета директоров. Это была одна из причин, по которой акции «Атлантик Ричфилд» котировались на бирже так же высоко, как и акции нефтяных компаний во всем мире.

Лицо Шермана было испещрено морщинами от лучей низкого солнца и массы песка, несомого ветром, а его живот раздулся от бесчисленных кружек пива, выпитых с рабочими нефтяных вышек во многих забытых богом местах земного шара, плюс от хот-догов и другой дрянной пищи, которую предпочитают люди, занятые такой работой.

Уинстон был удивлён, что Сэм не курит. Затем он заметил коробку на столе Шермана.

Сигары. Наверно, высшего сорта. Шерман мог позволить себе курить лучшие сигары, но у него по-прежнему сохранились манеры студента Айви Лиг[10], не позволявшие ему курить в присутствии гостя, которому глубокое облако сигарного дыма могло не понравиться.

Центральная штаб-квартира компании «Атлантик Ричфилд» находилась в другом месте, но, как и большинство крупных корпораций, компания считала, что ей не повредит, если один из её офисов будет располагаться в Вашингтоне, где можно успешнее влиять на членов конгресса, организуя время от времени роскошные приёмы. Личный кабинет Шермана занимал угол верхнего этажа и отличался поразительным убранством, включая огромный бежевый ковёр. Письменный стол был из красного дерева или выдержанного дуба, отполированный до такой степени, что сверкал как стекло, и, наверно, стоил больше, чем жалованье его секретарши за год, а то и два.

— Ну что, Джордж, как тебе нравится государственная служба?

— Приятно иногда менять место работы. Здесь я могу играть с вещами, на которые раньше жаловался, — так что, думаю, теперь я отказался от своего права жаловаться.

— Это крупная жертва, приятель, — с улыбкой ответил Шерман. — Будто ты перешёл на сторону противника, верно?

— Ну что ж, иногда приходится расплачиваться, Сэм, и участие в формировании политики может стать увлекательным.

— Не мне жаловаться на то, чем занимаетесь вы у себя в верхах. Похоже, что экономике нравится такая политика. Как бы то ни было… — Шерман выпрямился в своём комфортабельном кресле. Настал момент сменить тему разговора. Время Шермана тоже высоко ценилось, и он хотел, чтобы его гость понял это. — Ты пришёл сюда не для обмена любезностями. Что я могу сделать для вас, господин министр?

— Россия.

Выражение глаз Шермана чуть изменилось, словно последняя карта легла на стол при игре в покер на высокие ставки.

— Что ты имеешь в виду?

— Твоя экспедиция, собранная из лучших геологоразведчиков, работала с русскими… им удалось обнаружить что-нибудь интересное?

— Джордж, ты затрагиваешь крайне чувствительную тему. Если бы ты по-прежнему возглавлял «Колумбус», это означало бы информацию, полученную от хорошо осведомлённого человека. Ты знаешь, черт побери, я не имею права покупать акции собственной компании на основе этой информации.

— Это означает, что тебе хотелось бы поступить таким образом? — улыбнулся «Торговец».

— Ну ладно, это скоро всё равно станет достоянием общественности. Да, Джордж. Похоже, что мы нашли самое большое месторождение нефти в мире, больше, чем в Персидском заливе, больше чем в Мексике, намного больше месторождений нефти в Прудхоу Бей и Западной Канаде, взятых вместе. Я имею в виду огромное месторождение, миллиарды и миллиарды баррелей того, что является, по-видимому, самой лучшей светлой нефтью, которая пока лежит в Сибири и ждёт, когда мы начнём выкачивать её из тундры. Это месторождение, которое измеряется не просто баррелями, а годами добычи.

— Больше, чем в Персидском заливе?

Шерман кивнул.

— Примерно на сорок процентов, и это очень осторожная оценка. Единственная трудность заключается в том, где оно находится. Будет чертовски трудно вывезти оттуда сырую нефть — по крайней мере, сначала. Речь идёт о строительстве нефтепровода — одно это обойдётся в двадцать миллиардов. Аляска по сравнению с этим будет выглядеть проектом для ребят из детского сада, но все окупится.

— А что получите вы? — спросил министр финансов.

Шерман нахмурился при этом вопросе.

— Сейчас мы ведём переговоры. Судя по всему, русские хотят заплатить нам только консультационный гонорар, примерно миллиард долларов в год. Правда, сейчас они говорят о значительно меньшей сумме, но ты ведь знаешь, как проходит торговля на этом этапе, верно? У них речь идёт о двухстах миллионах в год, но на самом деле они имеют в виду миллиард ежегодно, в течение периода от семи до десяти лет, так мне кажется. Это совсем неплохо за выполнение той работы, которую мы сделаем за такие деньги, но я хочу минимум пять процентов от получаемых доходов при эксплуатации месторождения, и это не такая уж безрассудная просьба с нашей стороны. У русских отличные геологи, но никто в мире не может разнюхать нефть подо льдом, как это делают мои люди, и русским придётся научиться, как эксплуатировать такое месторождение. Мы были там и знаем, как делается это в таком климате и такой непроходимой местности. Никто не знает этого лучше нас, даже парни из «Бритиш Петролеум». Это наш козырь, и они не смогут перебить его. Русские могут справиться с работой и без нас, но с нашей помощью они заработают колоссальные деньги, и намного быстрее. Они знают это, и мы знаем, что они знают. Так что сейчас мои юристы говорят с их юристами — вообще-то они поручили переговоры дипломатам, — усмехнулся Шерман. — Которые всё равно глупее моих юристов.

Уинстон кивнул. Техас готовит больше частнопрактикующих хороших адвокатов, чем большинство американских штатов. Это объясняется тем, что там якобы убивают больше людей, чем воруют лошадей. А нефтяная промышленность платит лучше всех, и потому в Техасе, как и во всех других местах, талант тянется туда, где больше денег.

— Когда это будет предано огласке?

— Русские пытаются хранить это в тайне. Мы узнали от наших юристов, что они обеспокоены тем, как приступить к эксплуатации месторождения — точнее, кого не допустить к ней, понимаешь, их мафию или что-то подобное. Там существует серьёзная проблема с коррупцией, и я могу посочувствовать им.

Уинстон знал, что на остальное можно не обращать внимания. Нефтяная промышленность действует во всем мире. Для таких компаний, как «Атлантик Ричфилд» Сэма Шермана, проблемы коррупции в малом масштабе (десять миллионов долларов или меньше) или даже в чудовищном масштабе (десять миллиардов долларов или больше) были обычным явлением, и правительство Соединённых Штатов не заглядывало в них особенно глубоко. Несмотря на то что существовали федеральные статусы, определяющие поведение американских компаний за границей, многие из этих законов на деле применялись избирательно, и этот случай был всего лишь одним примером. Даже в Вашингтоне бизнес оставался бизнесом.

— И по этой причине они пытаются сохранить в тайне открытие месторождения до тех пор, пока не примут соответствующие меры, — закончил Шерман.

— До тебя доходили ещё какие-нибудь слухи?

— Что ты имеешь в виду? — ответил Шерман вопросом на вопрос.

— Слухи о других крупных геологических находках? — объяснил Уинстон.

— Нет, я не проявляю такой жадности в своих стремлениях. Джордж, я, наверно, недостаточно ясно объяснил тебе, насколько огромно это нефтяное месторождение. Оно…

— Успокойся, Сэм, я умею складывать и вычитать не хуже других, — заверил хозяина министр финансов.

— Что-то, о чём мне следует знать? — спросил Шерман и заметил, как заколебался Уинстон. — А как насчёт взаимности, Джордж? Я ведь честно рассказал тебе, о чём ты спрашивал, правда?

— Золото, — объяснил Уинстон.

— Сколько?

— Им неизвестен точный объём месторождения. По крайней мере, не уступает Южной Африке. Может быть, больше.

— Вот как? Ну что ж, это не относится к области моих интересов, но, похоже, нашим русским друзьям наконец-то повезло. Я рад за них, — заметил Шерман.

— Они нравятся тебе?

— Между прочим, нравятся. Они очень похожи на техасцев. Русские могут быть надёжными друзьями и грозными врагами. Они умеют принимать гостей и, боже мой, как пьют! Слава богу, им повезло. Последнее время их преследовали одни неудачи. Эти открытия означают, что их экономика начнёт наконец быстро развиваться. Я ожидаю теперь из России только хороших новостей, особенно если им удастся справиться с коррупцией и удержать полученные деньги внутри страны. Там они принесут им пользу вместо того, чтобы оказаться в компьютере какого-нибудь швейцарского банка. Эта новая мафия, возникшая в России, хитра и жестока… и даже ужасна. Недавно она прикончила одного парня, которого я знал в России.

— Неужели? Кого именно, Сэм?

— Мы звали его Гриша. Он умел развлекать богатых людей, приезжавших в Москву, мог обеспечить их чем угодно. Если у тебя специальные интересы, то знать его имя было совсем неплохо, — признался Шерман. Уинстон запомнил полученную информацию для дальнейшего исследования.

— Его убили?

Шерман кивнул.

— Да, разнесли на части выстрелом из базуки, причём прямо на улице — об этом передавала CNN, помнишь? — Телевизионная служба новостей рассматривала это как жестокое преступление, не придавая ему особого значения, разве что подчеркнула зверский характер. Новость о взрыве «Мерседеса» в центре Москвы прошла и была забыта на другой день.

Джордж Уинстон смутно припомнил это и отложил в сторону.

— Ты часто летал в Москву?

— Не так уж часто, в этом году дважды. Обычный беспосадочный прыжок на моем «Гольфстриме-V» из аэропорта Рейгана или Далласа-Форт-Уэрта. Продолжительный перелёт, зато без посадок. Нет, я ещё не видел новое нефтяное месторождение. Думаю слетать туда через несколько месяцев, но сначала выберу приличную погоду. Ты не представляешь себе, что такое холод, пока не побываешь зимой так далеко на севере. Дело в том, что в это время года там царит ночь, так что лучше подождать, когда наступит лето. Но мне придётся оставить дома свои клюшки для гольфа. В той части света совсем негде играть, понимаешь, Джордж?

— Тогда возьми винтовку и застрели медведя, получится отличный коврик, — посоветовал Уинстон.

— Пришлось отказаться от этого. К тому же я уже добыл трех белых медведей. Вот этот занимает восьмое место в энциклопедии Буна и Крокетта за все время охоты в Америке и Канаде, — сказал Шерман, указывая на фотографию на противоположной стене.

Действительно, там красовался по-настоящему огромный белый медведь.

— Я сделал на его шкуре двух ребят, — с озорной улыбкой заметил президент «Атлантик Ричфилд». Эта шкура лежит теперь перед камином в спальне его дома в Аспене, Колорадо — там находились отличные лыжные курорты, и жена любила кататься на горных лыжах зимой.

— Почему ты отказался от охоты?

— Мои дети считают, что в мире осталось слишком мало белых медведей. Они научились этому экологическому дерьму у себя в школе.

— Да, — выразил своё сочувствие министр финансов, — из них получаются такие славные коврики.

— Точно. Так вот, этот коврик угрожал моим рабочим в Прудхоу Бей, это было ещё… в 75-м году, насколько я припоминаю. Я уложил его из своего «винчестера» 0,338-го калибра с шестидесяти ярдов первым же выстрелом, — заверил гостя техасец. — Сейчас, наверно, белому медведю предоставляют возможность убить человека, а затем его нужно посадить в клетку и со всеми предосторожностями отвезти на другое место, чтобы не причинить животному моральную травму, понимаешь?

— Сэм, я министр финансов, а птичками и пчёлками пусть занимается Федеральное агентство по охране окружающей среды. К тому же я не испытываю особой любви к деревьям, до тех пор, пока древесина не превратится в казначейские сертификаты.

Шерман засмеялся.

— Извини меня, Джордж. Я постоянно слышу разговоры про окружающую среду у себя дома. Может быть, это объясняется влиянием Диснея. Там все дикие звери носят белые перчатки и говорят на хорошем английском языке со среднезападным акцентом.

— Не расстраивайся, Сэм. По крайней мере, теперь экологи перестали нападать на супертанкеры, выходящие из Вальдеза. Какова твоя доля в месторождениях Восточной Аляски и Западной Канады?

— Чуть меньше половины, но это обеспечивает моих акционеров молоком и пирожными уже в течение длительного времени.

— Так что, если принять во внимание нефть из этих буровых вышек и сибирское месторождение, сколько опций ты получишь? — Сэм Шерман получал огромное жалованье, но на его уровне то, что поступало на его банковский счёт, измерялось количеством опций на получение акций, стоимость которых увеличивалась в результате его деятельности. Эти опции неизменно предлагались ему советом директоров, потому что ценность их пакетов акций постоянно возрастала благодаря его усилиям.

Многозначительная улыбка и поднятая бровь.

— Много, Джордж, очень много.

* * *
— Семейная жизнь пошла тебе на пользу, Андреа, — заметил президент Райан, с улыбкой глядя на своего старшего агента. Она стала лучше одеваться, и в её походке появилась определённая энергия. Райан не был уверен в природе румянца на её щеках — возможно, причиной стала новая косметика. Он научился никогда не высказывать своего мнения по поводу женской косметики, потому что всегда ошибался.

— Не вы один говорите мне об этом, сэр.

— Обычно я стесняюсь высказывать подобные замечания по адресу взрослой женщины, особенно если ты не увлекаешься модами, как я, — сказал Джек с широкой улыбкой. Кэти, его жена, все ещё говорила, что ей приходится выбирать для него костюмы, потому что, по её словам, вкус Джека сосредоточился только во рту. — Однако перемены в твоей внешности настолько заметны, что даже такой мужчина, как я, не могу не заметить их.

— Спасибо, господин президент. Пэт очень хороший человек, даже для агента ФБР.

— А где он сейчас?

— В Филадельфии. Директор Мюррей послал его туда расследовать ограбление банка, там убили двух местных полицейских.

— Видел это по телевидению на прошлой неделе. Тяжёлый случай.

Агент Секретной службы кивнула.

— Особенно если учесть, как безжалостно преступники убили обоих копов, выстрелами в затылок. Но ещё есть такие люди. Как бы то ни было, директор Мюррей принял решение поручить расследование инспектору по особым поручениям из штаб-квартиры ФБР, а это обычно означает, что выезжает туда Пэт.

— Передай ему, чтобы проявил осторожность, — сказал Райан. Инспектор Пэт О'Дей спас его дочь меньше года назад и заслужил этим поступком вечную благодарность президента.

— Я говорю ему об этом каждый день, — заверила специальный агент Прайс-О'Дей, подчёркивая этими словами заботу о муже.

— О'кей, чем я должен заниматься сегодня? — Список деловых встреч президента уже лежал на столе в Овальном кабинете. Андреа Прайс-О'Дей информировала его об этом каждое утро, сразу после окончания брифинга по национальной безопасности, который проводил доктор Гудли.

— Ничего необычного до ланча. Делегация Национальной торгово-промышленной палаты в час тридцать, потом, в три часа, придут хоккеисты детройских «Red Wings», как вы помните, в этом году они завоевали кубок Стэнли. Будут присутствовать фотографы, телевидение и тому подобное, продлится двадцать минут.

— На эту встречу надо было пригласить Эда Фоули. Он отчаянный болельщик.

— Он болеет за «Вашингтон кэпиталс», сэр, а «Красные крылья» выиграли у них в финале со счётом четыре ноль. Директор Фоули может принять это за личное оскорбление, — со скрытой улыбкой заметила Прайс-О'Дей.

— Верно. Ну что ж, в прошлом году мы взяли для его сына рубашку и прочее обмундирование, правда?

— Да, сэр.

— Классная игра хоккей. Может быть, и мне стоит посмотреть на пару игр. Можно организовать это?

— Конечно, сэр. У нас постоянная договорённость со всеми спортивными сооружениями города. В «Кэмден Ярдс» есть даже специальная ложа — они обратились к нам за помощью при её проектировании.

— Да, мне нужно постоянно помнить, как много тех, кто с удовольствием увидел бы меня мёртвым, — проворчал Райан.

— Это моя работа — заботиться о таких вещах, а не ваша, сэр, — напомнила ему Андреа.

— За исключением того, что вы не позволяете мне отправиться в магазин или пойти в кино. — Ни Райан, ни его семья так и не смогли привыкнуть к ограничениям, налагаемым Секретной службой на президента Соединённых Штатов и его ближайших родственников.

Особенно трудно приходилось Салли, которая начала ходить на свидания, а организовать свидание трудно, если перед твоим автомобилем едет машина охраны, причём сзади едет вторая машина (когда за рулём сидит молодой человек Салли). Иногда приходится ехать в официальном автомобиле с водителем и вторым агентом Секретной службы рядом с ним, если юноша не сидит за рулём. Трудно чувствовать себя свободным и раскованным, когда вокруг вооружённые охранники. Райан не сказал дочери, что такая ситуация его вполне устраивает, из опасения, что она перестанет разговаривать с ним в течение целой недели. Старший агент охраны Салли, Венди Мерритт, оказалась не просто отличным агентом Секретной службы, но и чем-то вроде прекрасной старшей сестры. Они проводили по крайней мере два воскресенья каждый месяц, разъезжая по магазинам с уменьшенной охраной. Вообще-то охрана не была уменьшена, но так казалось Салли Райан, когда они отправлялись в Тайсонс Корнер или Аннаполис Молл для того, чтобы тратить деньги, к чему все женщины генетически предрасположены. Салли и в голову не приходило, что все эти поездки за покупками планировались заранее, за несколько дней, причём каждый магазин подвергался тщательному осмотру агентами Секретной службы, а за час до её прибытия туда приезжали молодые люди из дополнительной охраны, выбранные из-за своей непримечательной внешности. Это было удачным решением одной из проблем, поскольку трудности, связанные со свиданиями, тяжело отражались на девушке. К тому же она устала от того, что за ней следовала охрана в школе Святой Марии в Аннаполисе, которую она иногда называла «взводом с автоматами». С другой стороны, маленькому Джеку все ужасно нравится. Недавно он научился стрелять в академии Секретной службы в Белтсвилле, Мэриленд, с разрешения отца, причём Райан строжайше запретил сообщать об этом прессе. Он опасался, что ему устроят выволочку на первой странице «Нью-Йорк Таймс» за необдуманное отношение к воспитанию мальчика в духе уважения к обществу, потому что он позволил ему прикоснуться, не говоря уж о том, чтобы стрелять, из такой по своей сути дурной вещи, как пистолет! Старшим агентом охраны маленького Джека был юноша с огненно-рыжими волосами и не сходящей с лица улыбкой по имени Майк Бреннан, ирландец из южного Бостона, агент Секретной службы в третьем поколении. Он выступал за бейсбольную команду в Холи Кросс и часто играл в мяч с сыном президента на Южной лужайке Белого дома.

— Сэр, мы никогда не запрещаем вам делать что-то, — запротестовала Прайс.

— Нет, вы поступаете очень искусно, — согласился Райан. — Вы знаете, что я очень тактично отношусь к людям, и когда вы говорите мне о том, сколько усилий вам приходится потратить, чтобы я мог купить гамбургер в Венди, я обычно отступаю… как проклятый слабак. — Президент покачал головой… Ничто не пугало его больше, чем перспектива каким-то образом привыкнуть к зонтику «особого положения», как он думал про это. Словно он только что узнал о своём «королевском происхождении» и теперь с ним обращаются как с королём, не позволяя даже вытереть собственную задницу после того, как он облегчился в туалете. Несомненно, некоторые люди, жившие в этом доме, привыкли к подобному обхождению, но он, Джон Патрик Райан-старший, всеми силами стремился избежать этого. Он знал, что совсем не является чем-то особенным, не заслуживает подобного обращения… и к тому же, как все люди, когда он просыпается утром, отправляется первым делом в туалет. Возможно, он действительно глава исполнительной власти, но у него обычный мочевой пузырь. И хвала господу за это, подумал президент Соединённых Штатов.

— Где сегодня Робби?

— Сэр, вице-президент находится сегодня в Калифорнии, на военно-морской базе Лонг-Бич, произносит речь на верфи.

По лицу Райана пробежала кривая улыбка.

— Я, наверно, заставляю его работать слишком напряжённо?

— Такова работа вице-президента, — послышался голос Арни ван Дамма от двери. — Робби — большой мальчик и хорошо понимает свои обязанности, — добавил глава администрации Белого дома.

— Отпуск, я вижу, пошёл тебе на пользу, — заметил Райан. На лице Арни появился здоровый загар. — Чем ты занимался?

— Главным образом лежал на пляже и читал книги, на которые здесь не было времени. Хотя и умирал от скуки, — добавил ван Дамм.

— Тебе действительно нравится такое дерьмо? — спросил Райан.

— Это моя работа, господин президент. Привет, Андреа, — добавилон, слегка повернув голову.

— Доброе утро, господин ван Дамм. — Она повернулась к Джеку. — У меня все. Если я вам понадоблюсь, вы найдёте меня в обычном месте. — Её кабинет находился в здании Олд Икзекьютив Офис, на другой стороне улицы, над новым командным пунктом Секретной службы, который назывался Центром совместных операций.

— О'кей, Андреа, спасибо. — Райан кивнул своему старшему агенту, которая удалилась в комнату секретарш, откуда она пойдёт в командный пункт Секретной службы. — Налей себе кофе, Арни.

— Отличная мысль. — Глава президентской администрации сел на обычное место и налил чашку кофе, который в Белом доме был особенно хорошим. Его готовили из богатой различными вкусовыми оттенками смеси, наполовину колумбийского и наполовину «Голубая гора Ямайки». К этому кофе Райан мог привыкнуть на посту президента. Он надеялся найти место, где сможет покупать такой кофе, после того как покинет Белый дом.

— Итак, сегодня я уже выслушал брифинг помощника по национальной безопасности и получил указания Секретной службы. Теперь расскажи мне о политической обстановке.

— Черт побери, Джек, я пытаюсь делать это уже больше года, и ты по-прежнему ни черта не понимаешь! И как ты умудрился стать президентом?

Джек позволил своим глазам вспыхнуть в ответ на притворное оскорбление.

— Это дешёвый выпад, Арни. Я старательно изучаю все это дерьмо, и даже проклятые газеты говорят, что хорошо справляюсь с делом.

— Федеральный резервный банк блестяще справляется с экономикой, господин президент, однако это совсем не ваша заслуга. Но поскольку вы занимаете пост президента, вам ставят в заслугу все добрые дела, которые происходят, и это хорошо, только прошу вас помнить, что обвинять за все неудачи, которые могут произойти, будут тоже вас, господин президент. Эти неудачи обязательно когда-нибудь произойдут, запомните это, и вас неизбежно будут винить в них только потому, что вы президент, а граждане нашей страны думают, что вы можете заставить дождь орошать их цветы и солнце выйдет на безоблачное небо для их пикников, стоит вам только пожелать. Знаешь, Джек, — продолжал глава администрации, делая глоток прекрасного кофе, — мы все ещё не преодолели идею королей и королев. Очень многие действительно считают, что ты и впрямь обладаешь магической личной властью. В старину французские короли умели прикосновением излечивать золотуху, но это не спасло одного из них, которому снесли голову.

— У меня были всегда отличные оценки по истории. Ты меня не подловишь! Я помню беднягу Людовика XVI. Но ведь я не обладаю такой властью?

— Это правда. Джек, но правда никого не интересует. Так есть — и все тут. Примирись с этим.

Как мне нравятся такое уроки, подумал про себя Райан.

— О'кей, сегодня мы займёмся?..

— Социальным страхованием.

Глаза Райана приняли спокойное выражение.

— Я много читал об этом. Третья ступень американской политической жизни. Коснись её — и ты умрёшь.

В течение следующих тридцати минут они обсуждали эту тему, поругивая конгресс, пока наконец Джек не откинулся на спинку кресла со вздохом.

— Почему они не научатся, Арни?

— Чему им нужно учиться? — спросил Арни с усмешкой знатока внутренней политической жизни Вашингтона, одного из помазанников божьих. — Их избрали. Они все уже должны понимать это! Как иначе, по-твоему, они оказались здесь?

— Почему, чёрт возьми, я согласился остаться в этом проклятом месте? — задал риторический вопрос президент.

— Потому что у тебя был приступ совести и ты, осел, решил принести пользу своей стране, вот почему.

— Почему ты являешься единственным человеком, который может говорить со мной вот так?

— Кроме вице-президента? Потому что я твой учитель. Но вернёмся к сегодняшнему уроку. В этом году мы можем не касаться проблемы социального страхования. Она находится в неплохом финансовом положении и останется такой в течение последующих семи-девяти лет безо всякого вмешательства, а это означает, что ты можешь оставить её своему преемнику, пусть он занимается ею.

— Это неэтично, Арни, — огрызнулся Райан.

— Верно, — согласился глава администрации, — но это хорошее политическое решение и вполне достойно президента. Это называется «пусть спящие собаки спят».

— Ты не поступишь так, если будешь знать, что, как только они проснутся, сразу разорвут горло ребёнку.

— Джек, тебе действительно следовало бы родиться королём. И ты был бы хорошим правителем, — сказал Арни.

— Никто не в состоянии справиться с такой властью.

— Да, я знаю: «Власть развращает, но абсолютная власть так приятна». Так сказал подчинённый одного из твоих предшественников.

— И мерзавца не повесили за такие слова?

— Нам нужно поработать над вашим чувством юмора, господин президент. Это была шутка.

— Самая пугающая часть моей работы заключается в том, что я всё-таки вижу юмор в этом. Как бы то ни было, я уже поручил Джорджу Уинстону начать незаметное исследование того, что мы можем сделать для улучшения социального страхования. Незаметное исследование, тихий проект, я бы даже назвал его секретным — черным, для всех этот проект не существует.

— Джек, если у тебя есть слабая сторона как президента, то вот она. Ты слишком увлёкся проблемой секретности.

— Но если делать что-то вроде этого открыто, на тебя тут же обрушатся плохо информированные критики ещё до того, как ты сможешь чего-нибудь добиться, а пресса заползёт тебе в задницу, требуя информацию, которой у тебя ещё нет, а тогда они сами придумают что-то или обратятся к какому-нибудь невежде, и тот сочинит для них какое-то дерьмо, вот тогда нам придётся нести за это ответственность.

— Ты делаешь успехи, — с умным видом заметил Арни. — Именно так все работают в этом городе.

— Это не соответствует значению слова «работают» по любому известному мне определению.

— Мы находимся в Вашингтоне, в городе, где заседает правительство. В действительности ничто не может эффективно функционировать в этом городе. Средний гражданин будет до смерти напуган, если вдруг правительство начнёт работать должным образом.

— А что, если я просто возьму и уйду в отставку? — спросил Джек, глядя в потолок. — Если я не в состоянии заставить весь этот бардак начать работать, тогда почему я, чёрт возьми, оказался здесь?

— Ты оказался здесь, потому что какой-то пилот японского «Боинга-747» решил прорваться на праздник, проходивший в палате представителей пятнадцать месяцев назад.

— Пожалуй, Арни, но я всё равно чувствую себя проклятым мошенником.

— Ну что ж, по моим старым стандартам ты и есть мошенник, Джек.

Райан поднял голову.

— Старым стандартам?

— Даже когда Боб Фаулер занял губернаторский кабинет в Огайо, Джек, даже он не пытался вести честную игру так отчаянно, как ты, и система тоже проглотила Боба. Ты ещё не поддался ей, и это мне нравится в тебе. Более конкретно, именно поэтому Джо Ситизен[11] любит тебя. Им может не нравиться твоя позиция, но все знают, что ты стараешься изо всех сил, и они уверены, что ты не подвержен коррупции. Ты действительно не подвержен ей. А теперь вернёмся к социальному страхованию.

— Я сказал Джорджу, чтобы он собрал небольшую группу, взял с них клятву о неразглашении, поручил им обдумать рекомендации — больше чем одну, — и по крайней мере один из них должен находиться полностью вне её пределов.

— Кого поставили во главе группы?

— Марка Ганта, технического специалиста Джорджа.

Глава администрации Белого дома на мгновение задумался.

— Это хорошо, что ты хранишь эту группу в секрете. На Холме[12] его не любят, считают самоуверенным умником.

— А они не такие? — спросил «Фехтовальщик».

— Ты наивный человек, Джек. Ты старался, чтобы в состав конгресса вошли люди, далёкие от политики. Нужно сказать, что ты наполовину добился успеха. Многие из них самые обычные люди, но ты не принял во внимание соблазнительную природу жизни в выборной правительственной системе. Деньги здесь не такие уж и большие, зато сопутствующие блага велики, и многие люди любят, чтобы с ними обращались как со средневековыми принцами. Кроме того, многим нравится навязывать миру свою волю. Люди, которые входили раньше в состав конгресса, те, кого японский пилот изжарил в креслах, тоже начали свою деятельность как очень хорошие парни, но природа их работы состоит в том, чтобы совращать и захватывать в свои объятия. Фактически ты ошибся в одном: ты позволил им сохранить прежних помощников и секретарей. Если говорить честно, то я считаю, что проблема на Холме коренится именно в персонале помощников, а не в боссах. Представляешь, тебя постоянно окружают десять или больше подхалимов, которые все время твердят, какой ты великий. Постепенно ты и сам начинаешь верить в эту чепуху.

— Только не пытайся сделать это со мной.

— Не в этой жизни, — заверил его Арни и встал, собираясь уходить. — Пусть министр Уинстон держит меня в курсе дела по проекту о социальном страховании.

— Никакой утечки информации, — решительно заявил Райан, обращаясь к главе своей администрации.

— Я? Утечка от меня? Разве это случалось? — ответил ван Дамм с широко распростёртыми руками и невинным лицом.

— Да, Арни, я имею в виду тебя. — Когда дверь закрылась, президент подумал о том, какой великолепный разведчик мог бы получиться из Арни. Он лгал настолько правдоподобно, что его можно сравнить с доверенным лицом из числа духовенства, и он мог удерживать одновременно у себя в голове самые разные противоречивые мысли, уподобившись лучшим цирковым акробатам, тем, кто никогда не падал на землю. В настоящее время Райан являлся президентом, но его глава администрации был единственным человеком, унаследованным от Боба Фаулера через посредство Роджера Дарлинга, человеком, которого невозможно заменить…

И тем не менее Джек задумался над тем, до какой степени глава администрации Белого дома манипулирует его действиями. Он не может ответить на этот вопрос, гласил правдивый ответ, и это беспокоило президента. Он доверял Арни, но доверял потому, что ему приходилось доверять главе своего аппарата. Джек понимал, что не может обойтись без него… но было ли это хорошо?

Скорее всего нет, признался себе Райан, проверяя список встреч, назначенных на сегодня. С другой стороны, пребывание в Овальном кабинете тоже ему не нравилось. В худшем случае Арни был ещё одной проблемой в Белом доме, жизнь в котором вызывала у Райана отвращение, а в лучшем — Арни являлся скрупулёзно честным, постоянно занятым работой и посвятившим ей всю свою жизнь государственным служащим.

Глава 6Экспансия

Москва на восемь часов опережает Вашингтон по времени, что представляло собой источник постоянного недовольства для дипломатов, которые или отставали на день, или настолько нарушали ритм своих биологических часов, что не могли потом должным образом исполнять свои обязанности. Это было особенно тяжело для русских, потому что к пяти или шести часам вечера они успевали выпить несколько стопариков водки, и, принимая во внимание относительную скорость всех дипломатических мероприятий, в Москве уже наступала ночь, когда американские дипломаты заканчивали свои «рабочие ланчи» и посылали демарши, коммюнике или просто письма, содержащие ответы на запросы, сделанные русскими накануне. Разумеется, в обеих столицах работали «ночные смены», задачей которых было читать и оценивать полученную дипломатическую информацию, но такие смены обычно состояли из младшего звена дипломатов или в лучшем случае из дипломатов, продвигающихся наверх, но ещё не достигших влиятельных должностей. Перед ними всегда стоял выбор: стоит ли будить босса по случаю получения ночного звонка или отложить до утра сообщение, о котором следовало немедленно информировать министра или секретаря. Не одна дипломатическая карьера сгинула или резко взмыла вверх из-за таких мнимых пустяков.

В данном случае риску подвергалась не дипломатическая карьера. Сейчас было шесть пятнадцать весеннего русского вечера, солнце все ещё находилось высоко в небе.

— Да, Паша? — сказал капитан Провалов. Подполковник Шабликов поручил ему вести допрос Клусова. Это дело было слишком важным для того, чтобы передать его кому-нибудь другому — к тому же он никогда по-настоящему не доверял Шабликову: от подполковника слишком явно исходил запах коррупции.

Павел Петрович Клусов вряд ли мог служить рекламой качества жизни в новой России.

При росте в сто шестьдесят пять сантиметров он весил почти девяносто килограммов, причём основная часть питательных калорий поступала в его тело в жидкой форме. Он плохо брился, даже когда ему это приходило в голову, а его дружба с мылом была менее тесной, чем следовало. Зубы Клусова был жёлтыми и неровными от редких контактов с зубной щёткой и излишнего курения дешёвых российских сигарет без фильтра. Ему было примерно лет тридцать пять, и шансы достижения сорока пяти равнялись фифти-фифти, по оценке Провалова. Разумеется, это будет не такой уж большой утратой для общества.

Клусов был мелким вором, ему недоставало таланта — или храбрости — даже для того, чтобы стать крупным нарушителем закона. Но он был знаком с теми, кто составлял эту категорию, и, по-видимому, кружился вокруг них, подобно маленькой дворняжке, выполняя мелкие поручения, как, например, сбегать за бутылкой водки, подумал капитан милиции. Зато у Клусова были уши — обстоятельство, которое многие люди, особенно преступники, почему-то не замечали.

— Авсеенко убили двое из Санкт-Петербурга. Мне неизвестны их имена, но думаю, что они были наняты Климентием Ивановичем Суворовым. Наёмные убийцы — бывшие солдаты спецназа, служившие раньше в Афганистане, им, по-моему, где-то под сорок. Один из них блондин, второй рыжий. После того как эти парни убили Гришу, оба улетели обратно в Питер ещё до полудня.

— Молодец, Паша. Ты видел их лица?

Клусов покачал головой.

— Нет, гражданин капитан. Я узнал об этом от… одного знакомого, которого встретил в какой-то забегаловке. — Клусов закурил следующую сигарету от окурка предыдущей.

— А твой знакомый не говорил, почему Суворову понадобилось убивать Авсеенко? — Кто такой этот Климентий Иванович Суворов, черт побери? — подумал милиционер. Он никогда раньше не слышал этого имени, но ему не хотелось, чтобы Клусов догадался об этом. Лучше сделать вид, что ему многое известно.

Осведомитель пожал плечами.

— Оба раньше служили в КГБ, может быть, они враждовали друг с другом.

— Чем сейчас занимается Суворов?

Осведомитель снова пожал плечами.

— Не знаю. И никто не знает. Ходили слухи, что он живёт хорошо, но никому не известен источник его дохода.

— Кокаин?

— Может быть, не знаю. — Достоинством Клусова было то, что он ничего не придумывал и говорил неприкрашенную (относительно) правду… почти всегда, сказал себе милицейский капитан.

Мозг Провалова уже работал на полных оборотах. Итак, бывший офицер КГБ нанял двух бывших солдат спецназа, чтобы они устранили ещё одного бывшего офицера КГБ, который был известен как сутенёр крупного масштаба. Может быть, этот Суворов предложил Авсеенко принять участие в экспорте и торговле наркотиками? Подобно большинству сотрудников московской милиции, Провалов не любил КГБ. Агенты КГБ были почти всегда высокомерными громилами, слишком развращёнными своей властью, чтобы должным образом вести расследование, за исключением работы с иностранцами, для чего требовалось прибегать к утончённости цивилизованного поведения. В противном случае иностранные государства будут обращаться с советскими гражданами — или, что ещё хуже, с советскими дипломатами — точно так же.

Но сейчас так много сотрудников КГБ было уволено своей родной службой, и только единицы из них занялись реальным трудом. Нет, их обучали конспирации, многие выезжали за границу и встречались там с самыми разными людьми, и большинство, не сомневался Провалов, соглашались за соответствующий стимул, который неизменно означал крупные деньги, принимать участие в нелегальных операциях. За деньги люди готовы на все, этот факт был известен каждому офицеру полиции в каждой стране мира.

Суворов. Нужно выяснить, кому принадлежит это имя, — подумал капитан, поднося к губам стопку с водкой. — Изучить его прошлое, познакомиться с его специальными знаниями и раздобыть фотографию. Суворов, Климентий Иванович.

— У тебя есть что-нибудь ещё? — спросил капитан.

Клусов покачал головой.

— Нет, это всё, что мне удалось разнюхать.

— Ну что ж, совсем неплохо. Возвращайся обратно и свяжись со мной, если тебе станет известно что-нибудь новое.

— Хорошо, гражданин капитан. — Осведомитель встал и направился к выходу. Он оставил счёт на столе, уверенный, что капитан заплатит за него. Действительно, Провалов не испытывал ни малейшего раздражения из-за того, что ему придётся платить за своего осведомителя. Он служил в милиции достаточно долго, чтобы понять — только что удалось обнаружить нечто очень важное. Конечно, на этом этапе расследования нельзя сказать определённо, по крайней мере до тех пор, пока он не обследует каждую возможность, каждый тупик, на что потребуется время. Но если это действительно что-то важное, тогда это стоило затраченных усилий. А если нет, то он упрётся в ещё один тупик, которых в милицейской работе бывает немало.

Провалов подумал о том, что он не спросил своего осведомителя, от кого тот получил этот поток новой информации. Он не забыл, но, возможно, позволил себе поддаться на описание предполагаемых бывших солдат спецназа, нанятых, чтобы убить Авсеенко. Он запомнил их описание, но всё-таки достал блокнот и записал полученную информацию. Один — блондин, другой с рыжими волосами, опыт боевых действий в Афганистане, оба живут в Санкт-Петербурге, вылетели обратно незадолго до полудня в тот день, когда был убит Авсеенко. Итак, он узнает номер рейса и проверит имена по манифесту на новом компьютере, установленном Аэрофлотом, для того чтобы вступить в мировую систему обеспечения билетами. Затем проведёт перекрёстную проверку на собственном компьютере, сравнив их с именами известных и подозреваемых преступников, а также с армейскими учётными материалами. Если ему удастся напасть на след, то пошлёт кого-нибудь из своих подчинённых побеседовать со стюардессами этого рейса Москва — Санкт-Петербург, поручит ему узнать, не помнят ли они хотя бы одного из них, лучше обоих. Затем обратится в милицию Санкт-Петербурга с просьбой осторожно выяснить адреса этих людей, заведены ли на них досье в связи с прошлой преступной деятельностью и тому подобное. В общем, обычная тщательная проверка их прошлого, которая приведёт, может быть, к беседе с ними. Скорее всего сам он не будет принимать участия в этом, просто сядет в стороне, чтобы наблюдать за ними, следить за их мимикой, потому что ничто не может заменить этого. Он заглянет им в глаза, увидит, как эти типы говорят, как сидят, ёрзают на стульях или нет, устремлены их взгляды на человека, разговаривающего с ними, или постоянно бегают по комнате. Курят ли они, и если курят, то быстро и нервно или медленно и презрительно… или просто с любопытством, что произойдёт, если они невиновны в этом предъявленном обвинении, если нет, то, возможно, в другом.

Капитан милиции расплатился по счёту в баре и пошёл к выходу.

— Тебе нужно выбрать для своих встреч место получше, Олег, — предложил сзади знакомый голос. Провалов повернулся, чтобы увидеть лицо.

— Это большой город, Миша, в нём множество баров, и большинство с тусклым освещением.

— А я всё-таки нашёл твой бар, Олег Григорьевич, — напомнил ему Райли. — Итак, что тебе удалось узнать?

Провалов кратко рассказал о полученной им информации.

— Два стрелка из спецназа? Полагаю, в этом есть какой-то смысл. Во сколько это обошлось заказчику?

— Вряд ли особенно дорого. Думаю… ну, скажем, пять тысяч евро или что-то вроде этого, — высказал догадку капитан, пока они шли по улице.

— У кого есть такие деньги, чтобы он мог разбрасываться ими?

— Московский преступник… как ты хорошо знаешь, Миша, сотни преступников могут позволить себе это, а Распутин не относился к числу очень популярных людей… и у меня появилось новое имя — Суворов, Климентий Иванович.

— Кто он такой?

— Не знаю. Незнакомое имя, но Клусов вёл себя так, словно я должен хорошо его знать. Странно, что я его не знаю, — рассуждал вслух Провалов.

— Бывает. У меня тоже случалось, что подобные умники появлялись словно ниоткуда. Ты будешь проверять его?

— Да, пропущу это имя через компьютер. Судя по всему, он тоже бывший сотрудник КГБ.

— Сейчас их много, — согласился Райли, заходя вместе со своим другом в бар нового отеля.

— Что ты будешь делать, если в ЦРУ произойдёт сокращение штатов?

— Смеяться, — пообещал агент ФБР.

* * *
Город Санкт-Петербург известен как Северная Венеция из-за своих многочисленных рек и каналов, проходящих через него, хотя климат, особенно зимой, резко отличается от климата итальянского города. Новый ключ к разгадке тайны появился на одной из этих рек.

Его заметил один из горожан, идущих утром на работу. Затем, увидев милиционера на углу, он подошёл к нему и показал рукой на место, где он заметил что-то необычное.

Милиционер пошёл к указанному месту, посмотрел через железное ограждение и увидел предмет, который привлёк внимание горожанина.

Предмет был почти незаметен, но милиционеру потребовалось всего секунда, чтобы догадаться, что это такое и что это означает. Это не был выброшенный мусор, и не мёртвое животное, а верхушка человеческой головы с белокурыми или светлыми волосами. Расследованием, было это убийством или самоубийством, займутся местные коллеги. Милиционер подошёл к ближайшему телефону-автомату и сообщил о находке в свой участок. Через тридцать минут сюда подъехала машина, затем, спустя несколько минут, прибыл чёрный грузовик. К этому времени милиционер, обнаруживший труп, успел выкурить две сигареты на чистом бодрящем воздухе, время от времени глядя на поверхность реки, чтобы убедиться, что голова все ещё остаётся на месте. Прибывшие ребята оказались детективами из городского убойного отдела. В подъехавшем сразу за ними грузовике находились двое, которых народ называл техниками, хотя на самом деле они принадлежали к департаменту общественных работ. Это были люди, занятые работой в подземных канализационных коммуникациях, хотя их зарплату оплачивала милиция.

Эти двое посмотрели через ограждение и убедились, что хотя будет нелегко вытаскивать тело из реки, но для них это обычная работа. К железному ограждению прикрепили выдвижную лестницу, по которой спустился младший из техников, одетый в водонепроницаемый комбинезон и с неуклюжими резиновыми перчатками на руках. Он ухватил тело за воротник, скрывающийся под водой, пока его партнёр наблюдал за ним и сделал несколько снимков своей дешёвой камерой. Тем временем трое детективов стояли в стороне и курили. В этот момент произошла первая неожиданность.

Процесс извлечения мёртвого тела из воды заключался в том, что рабочий закреплял под мышками трупа воротник, похожий на тот, который применяется при спасении людей на вертолёте, и затем труп извлекали на набережную с помощью лебёдки. Но когда рабочий попытался просунуть воротник под руками трупа, он заметил, что одна рука совсем не двигается. Он потратил несколько неприятных минут, пытаясь поднять оцепеневшую руку… и наконец заметил, что она прикована наручниками к руке ещё одного покойника. Открытие заставило детективов бросить сигареты в воду. Значит, это, по всей вероятности, не самоубийство, поскольку такой способ расставаться с жизнью не является командным видом спорта. Канализационной крысе — так они думали о своих почти милицейских коллегах — понадобилось ещё десять минут, для того чтобы наконец закрепить подъёмный воротник на трупе, затем техник поднялся по лестнице обратно на набережную и начал крутить ручку лебёдки.

Через мгновение все стало ясно. Двое мужчин среднего возраста, неплохо одетые.

Они находились в воде уже несколько дней, судя по тому, как перекошены и обезображены их лица. Вода была холодной, и это замедлило рост и аппетит бактерий, способствующий разложению мёртвой плоти, зато сама вода настолько изуродовала их тела, что было трудно рассматривать их на полный желудок. «Эти два лица походили… походили на игрушки Покемоны, — подумал один из детективов, — только гнусные и ужасные Покемоны, наподобие тех, о которых мечтал один из его сыновей». Две канализационные крысы засунули трупы в пластмассовые мешки для транспортировки в морг, где будет проходить их дальнейший осмотр. Пока детективы не знали о трупах ровным счётом ничего, разве только то, что они были действительно мёртвыми. Внешний вид трупов не позволял обнаружить ничего вроде ножевых или пулевых ран. В данный момент у детективов были тела, которые в Америке называли два Джона Доу, или неопознанные трупы. Один был блондином или мужчиной со светлыми волосами, у другого волосы имели рыжеватый оттенок. После первоначального осмотра детективы пришли к выводу, что трупы находились в воде от трех до четырех суток. Вероятно, они умерли одновременно, судя по рукам, скованным наручниками, если только один не убил другого и затем прыгнул в воду, где нашёл собственную смерть. «В этом случае не исключено, что один из них или оба были гомосексуалистами», — подумал более циничный детектив. Милиционеру, обходившему свой участок и обнаружившему трупы, было приказано заполнить соответствующие бланки в своём участке, где — подумал он — будет, по крайней мере, тепло. Нет ничего хуже, чем обнаружить пару трупов в холодный день, отчего этот день становится ещё холоднее.

Техники, извлёкшие трупы из воды, втащили их в кузов своего грузовика для доставки в морг. Из-за наручников пластмассовые мешки не удалось застегнуть до конца, и мёртвые тела лежали рядом, похожие на любовников, даже в смерти протягивающих друг другу руки…

— Может быть, и в жизни они поступали так же? — высказал своё мнение один из детективов в автомобиле. Его партнёр только недовольно проворчал и продолжал управлять машиной.

Этим утром старший дежурный патологоанатом санкт-петербургского морга, доктор Александр Конев, сидел в своём кабинете и читал медицинский журнал, отчаянно скучая от безделья. И тут ему сообщили по телефону о возможном двойном убийстве. Такие случае всегда интересовали его, потому что Конев был любителем книг о таинственных убийствах, большинство которых ему привозили из Америки. Таким образом представлялась благоприятная возможность совершенствовать свой английский. Когда привезли тела, он уже ждал в комнате, где производилось вскрытие трупов. Тела переложили на тележки и вкатили их в комнату. Коневу потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, почему тележки вкатывали рядом.

— Неужели, — насмешливо спросил патологоанатом, — их убила милиция?

— Только не рассказывайте никому, — таким же тоном ответил старший детектив. Он был давно знаком с юмором доктора Конева.

— Хорошо. — Патологоанатом включил магнитофон: — Передо мной два трупа, все ещё полностью одетые. По всей вероятности, оба были погружены в воду — где их обнаружили? — спросил он, глядя на детективов. Они дали ему ответ. — Были погружены в пресную воду Невы. На основе первоначального визуального осмотра я считаю, что они находились в воде от трех до четырех суток после смерти. — Его руки в резиновых перчатках ощупали сначала одну голову, потом вторую. — Ага, — произнёс он. — По-видимому, оба скончались от пулевых ран. У обеих жертв видны пулевые отверстия в центре затылочной части черепа. Первоначальное впечатление — раны нанесены пулями малого калибра в обоих случаях. Мы проверим это позднее. Евгений, — сказал он, снова поднимая голову, но теперь глядя на своего техника. — Сними одежду и сложи в мешки для последующего осмотра.

— Будет сделано, доктор. — Техник потушил сигарету и подошёл к трупам с большими ножницами.

— Оба застрелены? — спросил младший детектив.

— В одинаковые места в обоих случаях, — подтвердил Конев. — Да, как ни странно, наручники надеты после смерти. Никаких видимых травм или синяков на их кистях. Зачем делать это после смерти? — удивился патологоанатом.

— Наручники удерживают тела рядом, — произнёс старший детектив, словно рассуждая вслух. Но почему это понадобилось кому-то? — подумал он. Неужели убийца или убийцы обладают чрезмерно развитым стремлением к аккуратности? Но он занимался расследованием убийств в течение достаточно длительного времени, чтобы понимать, что невозможно дать разумное объяснение всем преступлениям, которые он расследовал, не говоря уж об этом, с которым только что столкнулся.

— Оба в хорошей физической фирме, — продолжал Конев, после того как техник снял с трупов последнюю одежду. — Гм, а это что? — Он подошёл к телам и увидел татуировку на бицепсе блондина, затем повернулся ко второму трупу. — У обеих жертв одинаковые татуировки.

Старший детектив подошёл поближе, подумав, что, может быть, его партнёр был прав и в этом деле есть определённый сексуальный элемент, но…

— Спецназ, красная звезда и молния, эти двое служили в Афганистане. Анатолий, пока доктор продолжает осмотр трупов, давай обыщем их одежду.

Они принялись за осмотр одежды и через полчаса пришли к выводу, что оба носили сравнительно дорогую одежду, но в обоих случаях не обнаружили никаких документов или чего-нибудь ещё, что могло помочь в опознании трупов. При убийствах такого рода в этом не было ничего необычного, но милиционеры, как и все, предпочитают лёгкий путь более трудному. Не было ни бумажников, ни личных документов, ни цепочки от часов, ни заколки для галстука и ни единой банкноты. Ничего не поделаешь, придётся попытаться опознать их по лейблам на одежде. Кроме того, убийцы не срезали у них кончики пальцев, так что детективы могут прибегнуть к опознанию по отпечаткам пальцев. Те, кто убил этих двоих, приняли меры, чтобы затруднить работу милиции по опознанию жертв, но не приняли мер, чтобы лишить милицию всякой возможности сделать это.

«Так что же это значит?» — задал себе вопрос старший детектив. Лучший способ не допустить расследование убийства заключается в том, чтобы трупы никогда не были найдены. Без мёртвого тела нет доказательства смерти, и потому не будет никакого расследования, просто сообщение об исчезновении человека, который — или которая — мог сбежать с другой женщиной или другим мужчиной или просто решил уехать, чтобы начать жизнь с чистого листа. К тому же избавиться от трупа совсем не так уж трудно, если немного подумать. Хорошо ещё, что большинство убийств если и не являются преступлениями, совершенными под воздействием слепого порыва, то близки к ним и большинство убийц — это глупцы, которые рано или поздно подведут себя под монастырь своими болтливыми языками.

Но не в этом случае. Если бы эти убийства имели сексуальный мотив, он уже услышал бы об этом. Такие преступления буквально рекламируются людьми, совершившими их, словно они испытывают какое-то противоестественное желание быть арестованными и осуждёнными, потому что никто, виновный в таком преступлении, не в состоянии держать рот на замке.

Нет, это двойное убийство имеет все признаки профессионализма. Оба мужчины убиты одинаковым способом и только после смерти прикованы наручниками друг к другу… По-видимому, для того, чтобы скрыть тела в течение более продолжительного времени. Никаких признаков борьбы на телах убитых, а ведь оба явно физически сильные, тренированные, опасные люди. Их застали врасплох, это обычно означает, что убийцей является кто-то, кого они знали и кому доверяли. Почему преступники доверяли кому-то в своём сообществе, оставалось загадкой для детективов. «Верность» было словом, которое они вряд ли смогли бы написать на своих знамёнах, если бы они у них были, и тем не менее очень странно, что на словах преступники признают этот принцип.

Детективы наблюдали за тем, как патологоанатом взял образцы крови для последующих токсикологических тестов. Может быть, им подмешали наркотики или другое сильнодействующее средство, и они находились в бессознательном состоянии, когда им выстрелили в голову, — маловероятно, но возможно. Из-под ногтей всех двадцати пальцев взяли соскобы, и они тоже, по всей вероятности окажутся бесполезными. Наконец, для опознания убитых у них сняли отпечатки пальцев. Но результаты будут не скоро.

Центральное дактилоскопическое бюро в Москве хранит миллионы отпечатков пальцев, но «славится» при этом своей неэффективностью. Вот почему детективам придётся шарить в «собственных кустах», надеясь узнать, кем были эти убитые при жизни.

— Знаешь, Евгений, мне не хотелось бы, чтобы эти люди были моими врагами.

— Согласен с тобой, Анатолий, — кивнул старший детектив. — Однако нашёлся человек, который совсем не боялся их… или настолько боялся, что решил предпринять крутые меры. — Сущность проблемы заключалась в том, что оба детектива привыкли расследовать простые убийства, когда убийца признается почти сразу или совершил преступление перед многочисленными свидетелями. Для расследования этого убийства им придётся напрячь все свои способности, и они решили доложить об этом лейтенанту, надеясь, что он выделит дополнительные силы.

Они наблюдали за тем, как патологоанатом сделал фотографии лиц трупов, но лица были настолько изуродованы, что не годились для опознания. Однако процедура требовала, чтобы перед вскрытием черепа делались фотографии, и доктор Конев в точности следовал правилам. Детективы вышли из морга, чтобы сделать несколько телефонных звонков и покурить в более приятной атмосфере. Когда они вернулись обратно, обе пули лежали в пластиковых контейнерах, и Конев проинформировал их о предположительной причине смерти. Каждый был убит одной пулей в затылок, стреляли с небольшого расстояния, меньше чем полметра, заметны пороховые ожоги вокруг ран. Выстрелы были произведены из милицейского пистолета калибра 5,45 «ПСМ» лёгкой пулей весом 2,6 грамма. Эта информация вызвала недовольную реакцию у детективов. Несмотря на то что такие пистолеты состояли на вооружении милиции, многие оказались в руках бандитов, в российском преступном мире.

— Американцы называют это профессиональной работой, — заметил Евгений.

— Да, это, несомненно, сделано умелым преступником, — согласился Анатолий. — А теперь, прежде всего…

— Прежде всего нам нужно выяснить, кто эти несчастные типы. Затем, кто, чёрт возьми, их прикончил.

* * *
«Китайская пища в Китае заметно хуже той, которую подают в китайских ресторанах Лос-Анджелеса, — подумал Номури. — По-видимому, это зависит от исходных продуктов». Если в Китайской Народной Республике существовала Администрация по контролю над пищей и наркотиками, об этом забыли упомянуть в инструкциях, которые он получил перед началом операции. Когда он вошёл в ресторан, то сразу подумал, что ему не хотелось бы проверять кухню. Подобно большинству пекинских ресторанов, этот был семейным предприятием, которым заправляли папа и мама. Ресторан размещался на первом этаже, по-видимому, частного дома и мог обслуживать двадцать посетителей, причём пищу подавали из стандартной китайской кухни, и её приготовление требовало немалых акробатических навыков. Стол был круглым, маленьким, изготовленным из дешёвых материалов, а стул неудобным. И всё-таки, несмотря на все это, уже сам факт существования такого ресторана свидетельствовал о глубоких изменениях в политическом руководстве этой страны.

Перед ним, с другой стороны стола, сидела цель этого вечера — Лиан Минг. На ней был стандартный голубоватый костюм, являющийся практически формой одежды чиновников низшего и среднего звена в различных правительственных министерствах.

Её короткие волосы обрамляли голову, образуя что-то вроде шлема. Индустрия мод в этом городе была создана, должно быть, каким-то расистским мерзавцем, который ненавидел китайцев и старался изо всех сил сделать их как можно менее привлекательными. Номури не видел ещё ни одной местной китаянки, одевающейся по моде, которую можно было бы назвать привлекательной, — за исключением, может быть, импорта из Гонконга. Отсутствие разнообразия являлось проблемой Востока, все выглядели одинаково, если не считать иностранцев, приезжающих сюда все чаще и чаще. Но иностранцы выделялись, как розы на помойке, и это всего лишь подчёркивало преобладание серости. Дома, в США, вы могли найти — ну ладно, могли увидеть, поправил себя офицер ЦРУ, — самых разных женщин, живущих на планете. Там были белые, чёрные, еврейки, женщины с самыми разными оттенками жёлтой кожи, латинские, даже настоящие африканки, множество европеек — и среди них наблюдалось огромное разнообразие: темноволосые страстные итальянки, высокомерные француженки, добродетельные англичанки и чопорные немки. Прибавь к ним канадцев и испанцев (которые изо всех сил старались отличаться от испано-говорящих американцев) и этнических японцев (тоже отличающихся от местных японцев, но на этот раз по желанию последних, а не первых) — и у тебя настоящий калейдоскоп самых разных людей. Единственное единообразие вызывалось калифорнийской атмосферой, которая требовала, чтобы каждый изо всех сил старался быть достойным и привлекательным, потому что это было Первой Великой Заповедью жизни в Калифорнии, родине роликовых коньков и сёрфинга, а подтянутые фигуры были характерными для этих занятий.

Но не здесь. В Пекине все одевались одинаково, выглядели похоже, говорили одно и то же, даже вели себя почти все одинаково…

«…за исключением вот этой. В ней есть что-то иное», — подумал Номури, и по этой причине он пригласил её поужинать вместе.

Это называется совращением и составляет часть шпионской профессии с незапамятных времён, хотя с Номури это случилось впервые. В Японии он не сторонился женщин, тем более что обычаи изменились при жизни последнего поколения, позволяя молодым мужчинам и женщинам встречаться и… поддерживать связь на самом земном уровне, — но там, по какой-то варварской и для Честера Номури несколько жестокой иронии, самые доступные японские девушки испытывали страсть к американцам. Кое-кто утверждал, что американцы имеют репутацию людей, обладающих снаряжением для занятий любовью лучшим, чем у средних японских мужчин. Это являлось любимой темой постоянного хихиканья японских девушек, которые за последние время стали более активными в сексуальном отношении. Отчасти это объяснялось также тем, что за американскими мужчинами закрепилась репутация людей, лучше обращающихся со своими женщинами, чем японцы. Но поскольку японки намного более покорно относились к желаниям мужчин, чем их западные подруги, это приносило пользу для обеих сторон в устанавливающихся отношениях. Однако Номури был офицером ЦРУ, маскирующимся под японского служащего, и так успешно овладел искусством сливаться с окружением, что местные женщины рассматривали его как ещё одного японского мужчину. Таким образом, его профессиональные навыки мешали его сексуальной жизни, что вряд ли казалось справедливым для офицера-оперативника, воспитанного, подобно многим американцам, на кинофильмах о шпионе 007 и его многочисленных завоеваниях: мистер Кисс-Кисс Бэнг-Бэнг, как называли его в Вест-Индии. Правда, Номури не приходилось также и стрелять из пистолета подобно Джеймсу Бонду, по крайней мере, после окончания обучения на Ферме — тренировочной школе ЦРУ недалеко от шоссе 64 рядом с Йорктауном в Виргинии, да и там он не побивал никаких рекордов.

«Однако сейчас у меня появились определённые возможности», — думал Номури, скрывая свои чувства за обычной нейтральной маской. В уставе ничего не говорилось о том, что оперативнику запрещается заниматься любовью в ходе выполнения задания. «Каким препятствием для морали агентства это могло бы стать», — подумал он. Рассказы о подобных завоеваниях были частой темой разговоров во время редких, но всё-таки случающихся встреч оперативников, которые организовывались агентством, обычно на Ферме. Предполагалось, что в ходе этих встреч агенты будут сравнивать свои технические навыки, но вечерние беседы за кружкой пива обычно дрейфовали именно в этом направлении. Сексуальная жизнь после приезда в Пекин для Чета Номури состояла в просмотре порнографических сайтов на Интернете. По какой-то причине азиатская культура имела обширную коллекцию таких вещей, и хотя Номури не слишком гордился такой привычкой, его сексуальное стремление требовало удовлетворения.

При затрате небольших усилий и времени Минг может стать привлекательной, даже миловидной. Прежде всего, ей требовались длинные волосы. Затем, пожалуй, следует сменить оправу очков. Те, которые она носила, обладали привлекательностью переработанной колючей проволоки. Потом — косметика. Какая конкретно, Номури не знал — он не был экспертом в таких вещах, но кожа девушки имела оттенок слоновой кости, так что, если его немного подчеркнуть с помощью косметики, результат может оказаться неплохим. Но в этой культуре, за исключением артисток на сцене (чей грим был таким же утончённым, как неоновая реклама Лас-Вегаса), уход за кожей лица заключался в утреннем умывании, если такое вообще происходило. Но вот её глаза, решил Номури. Они были весёлыми и… умными. В них, или за ними, чувствовалась жизнь. У девушки может даже оказаться хорошая фигура, хотя в этой одежде трудно что-нибудь обнаружить.

— Итак, новая компьютерная система работает хорошо? — спросил он после непродолжительного молчания, во время которого они выпили по чашке зелёного чая.

— Она просто магическая, — с нескрываемым восторгом ответила Минг. — Буквы получаются великолепные, и лазерный принтер печатает их так выразительно, словно они вышли из-под руки искусного писца.

— А каково мнение вашего министра?

— О, он очень доволен. Теперь я работаю быстрее, и ему это тоже нравится! — заверила его девушка.

— Он достаточно доволен, чтобы сделать более крупный заказ? — спросил Номури, возвращаясь к своей роли торговца.

— Мне нужно поговорить об этом с директором аппарата министра, но я думаю, что ответ удовлетворит вас.

«Это понравится компании НЭК, — подумал оперативник ЦРУ. — Интересно, сколько денег он заработал для компании, являющейся для него прикрытием?» Его босс в Токио подавился бы своим саке, если бы знал, на кого в действительности работает Номури, однако офицер ЦРУ продвинулся в компании только благодаря собственным заслугам, хотя и работал одновременно на свою страну. По счастливой случайности его настоящая работа и компания, обеспечивающая его прикрытие, совпали такбезболезненно. Это, а также то обстоятельство, что он вырос в традиционно настроенной японской семье, владея двумя родными языками… больше того, чувство «on», долг по отношению к своей родной земле, намного превосходившее то моральное чувство, которое испытывал Номури, думая о культуре страны, в которой родились его предки. Возможно, это объяснялось тем, что ещё ребёнком он видел знак «Боевого Пехотинца» своего дедушки в центре синего бархата на дощечке, окружённый лентами и медалями. Это были награды за храбрость, Бронзовая Звезда с боевым «V», президентская благодарность части, в которой дед служил рядовым солдатом, за бои в Италии и Южной Франции. Когда Америка начала так жестоко и несправедливо обращаться с его соотечественниками, дедушка Номури завоевал право на американское гражданство бесстрашным и единственно возможным способом. Затем он вернулся домой и снова занялся садово-парковой архитектурой, которая позволила ему дать образование своим сыновьям и внукам, и преподал одному из них то чувство долга перед своей страной. Этот внук расплачивался за свой долг службой в ЦРУ, которая к тому же могла оказаться такой приятной.

Сейчас это ощущение не покидало его, когда он заглядывал глубоко в тёмные глаза Минг, пытаясь понять, о чём она думает. У неё были две забавные ямочки на щеках и, подумал Номури, очень приятная улыбка на этом в остальном ничем не примечательном лице.

— Это такая интересная страна, — сказал он. — Между прочим, вы очень хорошо говорите по-английски. — Она действительно неплохо владела английским языком, что было весьма удачно. Мандаринское наречие Номури нуждалось в значительной помощи, а ведь соблазнять женщин языком жестов очень трудно.

Довольная улыбка.

— Спасибо. Я посвящаю много времени английскому языку.

— Какие книги вы читаете? — спросил он с располагающей улыбкой.

— Любовные романы, Даниэллу Стил, Джудит Кранц. Америка предлагает женщинам гораздо больше возможностей, чем здесь.

— Америка тоже интересная страна, но излишне хаотичная, — сказал Номури. — По крайней мере, в этом обществе каждый знает своё место.

— Это верно, — кивнула Минг. — Здесь всем обеспечена безопасность и уверенность в завтрашнем дне, хотя иногда это кажется излишним. Даже птица в клетке хочет расправить крылья.

— Я скажу вам об одной вещи, которая здесь мне не нравится.

— Что это? — спросила Минг, ничуть не оскорблённая, что, по мнению Номури, было очень хорошим знаком. Может быть, он тоже купит один из романов Стил и прочитает его, чтобы узнать, что ей нравится.

— Вам следует одеваться по-другому. Ваша одежда не подчёркивает красоту. Женщины должны одеваться более привлекательно. В Японии много разнообразной одежды, и там вы можете одеваться по западной или восточной моде, как вам больше нравится.

Девушка хихикнула.

— Я согласилась бы только на нижнее бельё. Оно, наверное, так приятно для кожи. Впрочем, это не слишком социалистическая мысль, — сказала она, опуская на стол свою чашку. Подошёл официант, и с согласия Номури она заказала мао-тай, огненный местный ликёр. Официант быстро вернулся с двумя маленькими фарфоровыми чашечками и бутылкой, из которой он элегантным жестом налил ликёр. Офицер ЦРУ едва не задохнулся при первом глотке, огненная жидкость скатилась по пищеводу, но, несомненно, согрела желудок. Он заметил, что лицо Минг загорелось от ликёра, и ему на мгновение показалось, что ворота только что на секунду приоткрылись. Это впечатление тут же прошло… но, возможно, это было правильным направлением.

— Не все может быть социалистическим, — рассудительно произнёс Номури после второго крошечного глотка. — Этот ресторан является частным предприятием, не правда ли?

— О да. И пища здесь лучше, чем та, которую я готовлю. Я так и не овладела этим искусством.

— Неужели? Тогда, может быть, вы позволите мне когда-нибудь угостить вас пищей, которую приготовлю я, — предложил Чёт.

— О?

— Конечно. — Он улыбнулся. — Я могу готовить пищу по-американски, да и к тому же могу покупать продукты в закрытом магазине, чтобы получить необходимые ингредиенты. — Не то чтобы ингредиенты годились на что-нибудь, когда их присылают издалека, но они всё равно лучше, чем те отбросы, которые продают на общественных рынках, а ужин с хорошим стейком будет, вероятно, чем-то, чего она никогда ещё не пробовала. «Сможет ли он отнести на счёт ЦРУ покупку нескольких бифштексов из Кобе? — подумал Номури. — Сможет, наверно. Счётчики бобов в Лэнгли не будут беспокоить оперативников до такой степени».

— Неужели?

— Конечно. Есть свои преимущества в том, что ты иностранный варвар, — произнёс он с хитрой улыбкой. Хихикающий ответ девушки был именно тем, что он ожидал, подумал Номури. Отлично.

Он сделал ещё один осторожный глоток этого ракетного топлива. Она только что сказала ему, что хотела бы носить. Разумно для такого климата. Нижнее бельё будет не только удобным, но и незаметным для окружающих.

— Итак, что ещё ты хочешь рассказать о себе? — спросил он.

— Мне нечего рассказывать. Моя работа недостойна полученного образования, но у неё есть престиж… ну, по политическим причинам. Я — отлично подготовленная секретарша. Мой работодатель — положим, официально считается, что я государственная служащая, как и большинство секретарш, но фактически я работаю на своего министра, словно он в капиталистическом секторе и платит мне из своего кармана. — Она пожала плечами. — Думаю, что так было всегда. Я вижу и слышу много интересных вещей.

«Только не вздумай сейчас спрашивать о них, — подумал Номури. — Позже — да, конечно, но не сейчас».

— Меня все это мало интересует, промышленные секреты и тому подобное. А-а, — презрительно фыркнул он. — Лучше оставлять такие вещи на своём официальном столе. Нет, Минг, расскажи мне о себе.

— И здесь нечего рассказывать. Мне двадцать четыре года. Я получила хорошее образование. Полагаю, мне повезло, что я осталась жива. Ты ведь знаешь, что здесь делают со многими новорождёнными девочками…

Номури кивнул.

— Да, я слышал об этом. Это отвратительно, — согласился он с ней.

Происходящее было не только отвратительно, а просто чудовищно. Ходили многочисленные слухи о том, что отец бросал девочку-младенца в колодец, надеясь, что в следующий раз жена родит ему сына. Ситуация «один ребёнок в семье» была почти законом в Китайской Народной Республике, и, подобно большинству законов в коммунистическом государстве, он безжалостно приводился в исполнение. Допускалось вынашивание «неразрешённого» ребёнка, но когда его головка появлялась, в самый момент рождения, врач или медсестра брали шприц с формальдегидом и впрыскивали ядовитое вещество в верхушку мягкой головки почти родившегося ребёнка, лишая его жизни в то же самое мгновение, когда она начиналась. Это не было актом, о котором правительство КНР говорило как о государственной политике, но фактически являлось политикой, проводимой государством. Единственная сестра Номури, Эллис, была врачом, гинекологом-акушером, окончила Калифорнийский университет в южном Лос-Анджелесе. Он знал, что его сестра скорее примет яд сама, но не позволит совершить такой варварский акт по отношению к ребёнку или застрелит из пистолета того, кто потребует, чтобы она согласилась на такой шаг. Но даже при таких законах каким-то образом рождались «лишние» девочки, их часто бросали или отдавали в чужие семьи, главным образом европейцам, потому что они не были нужны самим китайцам. Если бы такое осуществлялось по отношению к евреям, это называли бы геноцидом, но в Китае было слишком много китайцев. При доведении до крайности такая политика могла бы привести к уничтожению нации, но здесь это называлось контролем над рождаемостью.

— Придёт время, Минг, и китайская культура снова признает ценность женщин. Я в этом не сомневаюсь.

— Надеюсь, что ты прав, — согласилась она. — А как обращаются с женщинами в Японии?

Номури позволил себе засмеяться.

— По-настоящему вопрос заключается в том, насколько хорошо они обращаются с нами и как японские женщины позволяют нам обращаться с ними!

— Честное слово?

— О да. Моя мать распоряжалась в доме до самой смерти.

— Как интересно. А ты верующий?

Почему задан этот вопрос? — удивился Чёт.

— Я так и не сделал выбора между синтоизмом и буддизмом, — честно ответил он. Его подвергли обряду крещения как методиста, но он отошёл от церкви много лет назад. В Японии он начал изучать местные религии, чтобы понять их и лучше внедриться в общество, и хотя он узнал о них много, ни одна из японских религий не соответствовала его американскому воспитанию. — А ты?

— Однажды я заинтересовалась Фалун Конг, но не очень серьёзно. У меня был друг, которого это увлекло. Сейчас он в тюрьме.

— Очень жаль, — сочувственно покачал головой Номури, пытаясь понять, насколько тесными были их отношения. Коммунизм ревниво относился к вере, не желая иметь никаких соперников. Новым религиозным увлечением в Китае стал баптизм, появившийся словно ниоткуда. Его источником стал, по мнению Номури, Интернет, в который американские христиане, особенно баптисты и мормоны, за последнее время вложили огромные деньги. А удалось ли Джерри Фарвеллу завоевать здесь сколько-нибудь устойчивое религиозное/идеологическое положение? Как удивительно — или совсем неудивительно. Проблема с марксизмом-ленинизмом, как и с учением Мао, заключалась в том, что, какой бы утончённой ни была теоретическая модель общества, в ней не хватало чего-то, к чему стремилась человеческая душа. Однако коммунистические вожди не хотели и не могли хорошо относиться к религии. Секта Фалун Конг даже не была религией, по крайней мере, таким было мнение Номури, но по какой-то непонятной ему причине она так напугала сильных мира сего в иерархии КНР, что они подавили её, словно она была поистине контрреволюционным политическим движением. Он слышал, что приговорённым руководителям секты приходится очень трудно в местных тюрьмах.

Мысль о том, что означает «очень трудно» в такой стране, не нуждалась в уточнении.

Большинство самых изощрённых пыток было изобретено в Китае, где ценность человеческой жизни была гораздо менее важной, чем в стране, откуда он родом, напомнил себе Чёт. Китай был древней страной с древней культурой, но во многих отношениях китайцы могли быть Клингонами[13], как сопутствующие им человеческие существа, настолько разительно отличались их общественные ценности от всего, с чем вырос Честер Номури.

— В общем, честно говоря, у меня нет каких-либо религиозных убеждений.

— Убеждений?

— Верований, — поправился офицер ЦРУ. — Скажи, а в твоей жизни есть мужчины? Жених, может быть?

Она вздохнула.

— Нет, уже в течение некоторого времени.

— Неужели? Мне это кажется удивительным, — заметил Номури с изысканной галантностью.

— Я думаю, что мы отличаемся от Японии, — признала Минг с какой-то печалью в голосе.

Номури поднял бутылку и налил ещё мао-тай в обе чашки.

— В таком случае предлагаю тебе выпить за дружбу.

— Спасибо, Номури-сан.

— С удовольствием, товарищ Минг. — «Интересно, сколько времени потребуется на это? — подумал он. — По-видимому, не слишком много. Затем начнётся настоящая работа».

Глава 7Расследование продолжается

Это было одно из тех совпадений, которые известны полицейским во всем мире. Провалов позвонил в милицейское управление, а поскольку он занимался расследованием убийства, его соединили с капитаном в Санкт-Петербурге, начальником местного убойного отдела.

Когда он сказал, что занимается розыском бывших солдат спецназа, капитан тут же вспомнил утреннее совещание, на котором два детектива, принадлежащих к его отделу, доложили о том, что обнаружили два трупа, на которых виднелась татуировка, характерная для спецназа. Этого было достаточно, чтобы сообщить о находке в Главное управление.

— Неужели в Москве стреляли из ручного противотанкового гранатомёта? — с удивлением спросил Евгений Петрович Устинов. — И кого убили?

— Похоже, что главной целью был Григорий Филиппович Авсеенко, сутенёр, — сообщил своему северному коллеге Провалов. — Погибли также шофёр и одна из его девушек, но их смерть была, по-видимому, чисто случайной — они всего лишь оказались в одном автомобиле с Авсеенко. — Дальнейших разъяснений не потребовалось. Для того чтобы убить шофёра и проститутку, не пользуются противотанковой ракетой.

— И ваши источники говорят, что стреляли два ветерана спецназа?

— Совершенно верно. Вскоре после этого они вылетели в Санкт-Петербург.

— Понятно. Так вот, вчера мы выловили двух таких мужчин из Невы. Им обоим под сорок, и оба убиты выстрелами в затылок.

— Неужели?!

— Да. У нас есть отпечатки пальцев, снятые с обоих трупов. Сейчас мы ждём ответа из центрального армейского архива, которому выслали отпечатки. Не думаем, однако, что ответ последует быстро.

— Попробую сделать что-нибудь, Евгений Петрович. Видите ли, в машине рядом со взорванным «Мерседесом» находился Сергей Николаевич Головко, и здесь проявляют беспокойство, считая, что именно он мог быть целью покушавшихся.

— Это было бы крутым делом, — равнодушно заметил Устинов. — Может быть, наши друзья с площади Дзержинского могут заставить этих идиотов из архива работать побыстрее?

— Я сейчас позвоню им, — пообещал Провалов.

— Отлично. Что-нибудь ещё?

— Появилось ещё одно имя, Суворов Климентий Иванович, предположительно бывший офицер КГБ. Это всё, что мне известно. Это имя вам ничего не говорит?

— Нет, никогда не слышал, — ответил начальник убойного отдела. — В какой связи?

— Мой осведомитель считает, что именно он стоит за покушением.

— Я посмотрю в наших материалах, есть ли у нас какие-нибудь сведения о нем. Ещё один сотрудник «Меча и Щита», а? Сколько этих защитников государства кинулось в криминал? — задал риторический вопрос капитан из Санкт-Петербурга.

— Достаточно, — согласился коллега из Москвы с невидимой гримасой.

— А этот парень, Авсеенко, он тоже из КГБ?

— По слухам, он заведовал Воробьиной школой.

Устинов рассмеялся.

— О, значит, он сутенёр, подготовленный государством? Великолепно. У него хорошие девушки?

— Суперские, — подтвердил Провалов. — Нам с вами не по карману.

— Настоящий мужчина не должен платить, Олег Григорьевич, — заверил милиционер из Санкт-Петербурга своего московского коллегу.

— Это верно. По крайней мере, пока не пройдёт ещё двадцать-тридцать лет, — добавил Провалов.

— Совершенно верно. — Смех. — Держи меня в курсе дела о том, что станет известно.

— Хорошо, я буду передавать мои заметки по факсу.

— Отлично. Я тоже буду делиться с тобой информацией, — пообещал Устинов. Существует тесная связь между детективами всего мира, занимающимися расследованием убийств. Ни одна страна не позволяет забирать у людей жизнь частным образом. Государства оставляют это право только за собой.

В своём мрачном московском кабинете капитан Провалов вёл записи ещё несколько минут. Было слишком поздно обращаться в СВР с просьбой поторопить служащих Центрального армейского архива. Позвоню с утра, первым делом, пообещал себе капитан. Настало время идти домой. Он снял с вешалки своё пальто и спустился на улицу, где стоял служебный автомобиль. Сев за руль, он поехал к углу рядом с американским посольством и вошёл в бар «Борис Годунов», где всегда господствовала дружеская и тёплая атмосфера. Не прошло и пяти минут, как знакомая рука коснулась его плеча.

— Привет, Миша, — не оборачиваясь, сказал Провалов.

— Знаешь, Олег, мне приятно, что русские копы так походят на американских.

— Что, в Нью-Йорке они поступают так же?

— Можешь быть уверенным, — подтвердил Райли. — Что может быть лучше, чем выпить со своими друзьями после трудного дня преследования плохих парней? — Агент ФБР сделал жест, заказывая бармену свой обычный коктейль — водка и содовая. — К тому же в месте вроде этого всегда делается настоящая работа. — Итак, есть что-нибудь новое в расследовании дела сутенёра?

— Да, те двое, которые принимали участие в убийстве, скорее всего обнаружены мёртвыми в Санкт-Петербурге. — Провалов допил остаток своей водки и рассказал американцу о подробностях. — Какой вывод сделал бы ты? — спросил он в заключение.

— Это или месть, или страховка, приятель. Я встречался с подобным случаем дома.

— Страховка?

— Да, тогда это случилось в Нью-Йорке. Мафия прикончила Джо Гало, причём убили его публично. Они хотели, чтобы эта была показательная расправа. Дело поручили наёмному убийце — но затем беднягу застрелили с пятнадцати футов. Страховка, Олег. Таким образом, убийца не может никому рассказать, кто предложил ему это дело. Второй убийца просто ушёл с места преступления, никто его не заметил. Не исключено, впрочем, что это было убийством из мести: тот, кто нанял их, таким образом расплатился с ними за то, что они убили не того, кого следовало. У нас говорят — платишь деньги и делаешь выбор, приятель.

— Как ты говорил, «колёса внутри колёс»?

Райли кивнул.

— Совершенно верно. Мы говорим именно так. По крайней мере, теперь у тебя стало больше направлений расследования. Может быть, эти убийцы успели поговорить с кем-то. Черт побери, не исключено, что они даже вели дневник. — «Это походило на камень, брошенный в пруд», — подумал Райли. В таких делах по болоту расходится все больше кругов. В отличие от обычного семейного убийства, когда муж убивает жену за то, что она находит развлечения на стороне или не подаёт вовремя ужин. Затем муж приходит в полицию и, заливаясь слезами, рассказывает о том, что он натворил. Но это к тому же очень громкое убийство, а такие преступления большей частью раскрываются из-за того, что люди говорят о случившемся, а некоторые из них обладают информацией, которая может тебе пригодиться. Расследование заключается в том, что ты обходишь всех, кто может знать об этом деле, стучишь в двери, стираешь подмётки на ботинках до тех пор, пока не узнаешь то, что тебе требуется. Русские копы — совсем неглупые люди.

Им не хватает некоторой подготовки, которую Райли принимает как нечто само собой разумеющееся. Несмотря на все это, у них настоящие инстинкты копов, и дело заключается в том, что если ты соблюдаешь соответствующую процедуру, то обязательно раскрываешь преступление, потому что противная сторона далеко не так умна. Умные преступники не поступают так демонстративно. Нет, идеальное преступление осуществляется таким образом, что его просто не замечают, жертву убийства не удаётся обнаружить, как не обнаруживают деньги, пропавшие в результате плохой бухгалтерской работы, а о шпионаже никто не догадывается. Стоит тебе узнать, что совершено преступление, и у тебя появляется исходная точка, и дальнейшее расследование превращается в процесс распускания вязаного свитера. Шерсть, из которой состоит свитер, не так уж хорошо удерживается на месте, и тебе нужно только найти ту нить, за которую следует потянуть.

— Скажи, Миша, насколько умными были твои враги из мафии в Нью-Йорке? — спросил Провалов, поднося к губам второй стакан.

Райли последовал его примеру.

— Они совсем не походят на киногероев, разве что в «Гудфеллас». Мафиози просто дешёвые бандиты. Они не имеют образования, а некоторые просто глупы. Их характерная черта заключалась в том, что, когда они отказывались давать показания, они называли это «омерта», закон молчания. Я имею в виду, что после ареста они никогда не шли навстречу правосудию, отказывались сотрудничать. Однако с течением времени это изменилось. Крутые сицилийцы, приехавшие со своей родины, вымерли, а новое поколение гораздо слабее — тогда как мы стали круче. Гораздо легче с улыбкой провести три года в тюрьме, чем отбывать десятилетний срок, и руководство организации раскололось. Они перестали заботиться о семьях, главы которых находятся в тюрьме, а это плохо для морального состояния заключённых. И тогда они стали сотрудничать с нами. Да и мы поумнели, наши агенты снабжены новейшей техникой, появилось электронное наблюдение — теперь это называют «специальные операции»; в прежнее время они носили название «операции чёрного мешка» — и мы не очень обращали внимание на получение судебного ордера. Я хочу сказать, что в шестидесятых дон мафии шёл помочиться, и мы тут же узнавали цвет его мочи.

— А они не пытались предпринимать ответные действия?

— Ты хочешь сказать, оказывать сопротивление? Убивать агентов ФБР? — Райли усмехнулся при такой наивной мысли. — Олег, никто никогда не пытается сопротивляться агентам ФБР. В то время, да и сейчас до некоторой степени, мы представляем собой Правую Руку Самого Господа Бога, и если ты борешься с нами, с тобой случаются по-настоящему плохие вещи. По правде говоря, никогда не происходило ничего подобного, но плохие парни беспокоятся, что это может произойти. Иногда мы слегка подгоняем правила под наши действия, но никогда не нарушаем их. По крайней мере, мне неизвестно об этом. Но если ты угрожаешь бандиту серьёзными последствиями, если он переступит определённую черту, по всей вероятности, он воспримет такое предупреждение серьёзно.

— У нас дело обстоит иначе. Пока ещё они не уважают нас.

— Ну что ж, от вас самих зависит, как выработать в них такое уважение, Олег. — Действительно, сама концепция очень проста, хотя её осуществление, как хорошо знал это Райли, будет совсем не таким лёгким делом. Возможно, понадобится, чтобы местные копы время от времени переступали черту закона, демонстрируя преступникам, чем карается неповиновение. Это было частью американской истории, подумал Райли. Городские шерифы вроде Уатта Эрпа, Бэта Мастертона и Дикого быка Хикока, Одинокого Волка Гонзалеса из техасских рейнджеров, Билла Тильгмана и Билли Триперсонс из службы федеральных маршалов — это были копы того времени, которые не то чтобы приводили законы в жизнь, а просто осуществляли их исполнение, проходя по улицам американских городов. В России не было таких легендарных копов. Может быть, им понадобилось бы несколько. Это было частью американских традиций для каждого копа, и, смотря вестерны по телевидению и в кино, граждане Америки воспитывались с ожиданием того, что при нарушении закона в их жизни может появиться такой коп и это не всегда окажется приятным для тебя. ФБР возникло в период Великой депрессии, когда преступность была на подъёме, и воспользовалось традициями вестернов с помощью современной технологии и процедур борьбы с преступниками для создания собственной мистической силы. Чтобы добиться успеха, агентам ФБР понадобилось посадить в тюрьму множество преступников, а также убить некоторых прямо на улице. Граждане Америки поверили, что копы являются героическими фигурами, которые не просто следят за исполнением законов, но и защищают невинных. В России не было подобных традиций. Их создание решило бы многие проблемы в бывшем Советском Союзе, где твёрдо закрепилось убеждение, что милиция — это средство подавления, а не защиты граждан. В русских фильмах не было таких героев, как Джон Уэйн или Мелвин Первис, и из-за этого нация только страдала. Как Райли ни нравилось работать здесь и хотя он научился любить и уважать своих российских коллег, его приезд сюда напоминал перемещение в мусорную кучу с приказом сделать её такой же чистой и упорядоченной, как Бергдорф-Гудмэнс в Нью-Йорке. В России имелись все необходимые составляющие, но их правильная организация будет настолько трудна, что подвиг Геракла по очистке Авгиевых конюшен покажется детской игрой. У Олега была необходимая мотивация, он многое знал и умел, однако предстоящая работа по расследованию убийства на площади будет для него нелёгким испытанием. Райли не завидовал ему, но чувствовал, что придётся помогать парню по мере сил.

— Я не завидую тебе, Миша, но мне хотелось бы иметь такой же статус, какой имеет твоя организация в Америке.

— Этого нелегко добиться, Олег. Наш статус является результатом многих лет работы и огромных усилий хороших людей. Может быть, тебе стоит посмотреть кино с Клинтом Иствудом.

— «Грязный Гарри»? Я смотрел его. — «Увлекательно, но не слишком реалистично», — подумал русский.

— Нет, я имею в виду другое кино — «Повесь их повыше», о службе федеральных маршалов на Старом Западе, когда мужчины были настоящими мужчинами, а женщины — благодарными. Вообще-то это не так уж правдиво. На Старом Западе не было заметной преступности.

При этих словах русский с удивлением поднял голову.

— Тогда почему в кино все по-другому?

— Олег, фильмы должны быть увлекательными, и нет ничего увлекательного в выращивании пшеницы или в установке меток на скоте. Заселили американский Запад главным образом ветераны нашей Гражданской войны. Эта война была жестокой и тяжёлой, но ни одного мужчину, уцелевшего после битвы при Шайло[14], не сможет запугать какой-нибудь бандит на коне, будь даже у него револьвер. Двадцать лет назад один профессор из университета Оклахома-сити написал об этом книгу. Он проверил все записи судов того времени и обнаружил, что, за исключением драк в салунах — револьверы и виски составляют взрывчатую смесь, верно? — на Западе почти не было преступности. Местные жители вполне могли защитить себя, а законы, которые они создавали, были очень жёсткими — между прочим, рецидивистов там почти не было, — но фактически все зависело от того, что у всех граждан было оружие и все знали, как им пользоваться, а это оказывало поразительно сдерживающее влияние на плохих парней. Возмущённый гражданин скорее застрелит тебя, чем коп. Ему не хочется заниматься после этого канцелярской работой, понимаешь? — Глоток водки и смешок американца.

— В этом мы все одинаковы, Миша, — согласился Провалов.

— Между прочим, ты заметил, как быстро выхватывают револьверы в кино? Это придумано в Голливуде. Невозможно быстро выхватить револьвер и сразу метко попасть в цель. Если бы кто-то владел таким приёмом, нас бы обучили ему в Куантико. Но этого невозможно добиться, таким искусством владеют только люди, специально тренирующиеся для участия в соревнованиях и цирковых представлениях, и они к тому же всегда стреляют на одном расстоянии и под одним углом.

— Ты уверен? — с подозрением спросил Провалов. Легенды очень живучи, особенно для милиционера, который был очень способным следователем, но смотрел слишком много вестернов.

— Я был старшим инструктором по стрельбе в моем региональном отделе и, клянусь, не смог бы сделать такое.

— Ты действительно хороший стрелок?

Райли кивнул и ответил с нехарактерной для него скромностью.

— Неплохой, — признался он. — Даже очень неплохой. — На почётном панно «Лучшие стрелки» в Академии ФБР было меньше трехсот имён выпускников, которые в ходе заключительного экзамена продемонстрировали идеальные попадания в десятку всеми выстрелами. Среди них упоминалось имя Майка Райли. Кроме того, он был заместителем руководителя группы SWAT[15] во время службы в региональном отделении ФБР в Канзас-Сити, перед тем как его перевели в департамент борьбы с организованной преступностью. Здесь он чувствовал себя голым без своего надёжного «Smith & Wesson» 1076, но такова жизнь в дипломатической службе ФБР, успокаивал он себя. Какого черта, думал он, водка в Москве очень хороша, и Райли начал привыкать к ней. Дипломатические номера на его машине позволяли ему ездить по городу, не опасаясь, что его остановят. Местные милиционеры очень серьёзно относились к пьяным водителям. Как жаль, что им предстоит ещё многому научиться при расследовании крупных преступлений. — Значит, ты считаешь, что этот сутенёр был главной целью покушения, Олег?

— Да, я считаю это вполне вероятным, но всё-таки до конца не уверен. — Он пожал плечами. — Мы оставляем открытыми шансы покушения на Головко. В конце концов, — добавил Провалов, делая глубокий глоток, — благодаря этому мы можем обращаться за помощью в несколько очень влиятельных агентств.

Райли рассмеялся.

— Олег Григорьевич, вижу, ты знаешь, как разбираться в бюрократии. Я не смог бы сделать лучше. — Затем он сделал знак бармену. Следующая выпивка за ним.

* * *
«Интернет является, должно быть, лучшим шпионским изобретением за все время существования мира», — подумала Мэри Патриция Фоули. Она также с благодарностью вспомнила тот день, когда рекомендовала принять Честера Номури в оперативный директорат ЦРУ. Это японец уже добился нескольких отличных достижений для оперативника, которому не было ещё и тридцати. Он превосходно проявил себя в Японии и добровольно вызвался стать членом операции «Чингис» в Пекине. Его прикрытие в качестве служащего компании «Ниппон Электрик» великолепно подходило к требованиям операции, и, судя по всему, он внедрился в эту нишу с лёгкостью Фреда Астера, когда танцор был в лучшей форме. Самая простая часть операции заключалась, по всей вероятности, в отправке полученной информации.

Шесть лет назад ЦРУ отправило своего лучшего агента (под прикрытием, разумеется) в Силиконовую долину и там заказало одному из самых способных производителей деталей для компьютеров разработку весьма специального модема. На первый взгляд этот модем мог бы показаться небрежно изготовленным и нестабильным, потому что время, которое требовалось модему для соединения с каналом связи, было на несколько секунд больше, чем для обычного модема. Никто не замечал, что последние четыре секунды не были беспорядочным электронным шумом, как могло показаться на первый взгляд, а тратились на сопряжение со специальной шифровальной системой. Для подслушивающего устройства, подключённого к телефону, это действительно казалось беспорядочным шумом. Таким образом, для передачи своего донесения Честеру требовалось всего лишь подготовить его и нажать на кнопку. В целях достижения дополнительной безопасности донесение подвергали супершифрованию с помощью системы из 256 бит, специально разработанной в Агентстве национальной безопасности, и это двойное шифрование было настолько сложным, что даже собственной системе суперкомпьютеров АНБ в с трудом удавалось расшифровать его, да и то только по истечении длительного времени. После требовалось всего лишь создать домен из www.чего-там через местного провайдера службы Интернета, которых было множество во всем мире. Этим можно было даже воспользоваться для прямой связи с другим компьютером — между прочим, такой и была первоначальная сфера применения. На случай, если конкурент или противник установит подслушивающее устройство с помощью прямого провода, понадобится гений математики плюс самый большой и сложный суперкомпьютер, когда-либо созданный компанией «Сан Майкро-системз» для того, чтобы хотя бы начать дешифровку донесения.

Лиан Минг, читала Мэри-Пэт, секретарша… неужели его самого, а? Неплохой потенциальный источник информации. Самой очаровательной частью всего донесения являлось то обстоятельство, что Номури сообщил о сексуальных возможностях, связанных с вербовкой. Юноша все ещё был невинным человеком; он, наверно, покраснел, когда писал это, подумала заместитель директора ЦРУ по оперативной работе. И всё-таки он включил это в донесение, потому что был удивительно честным. Пожалуй, Номури заслужил повышение в должности и прибавку к жалованью. Миссис Фоули сделала пометку в своей настольной тетради, чтобы это дополнение было занесено в его досье. Джеймс Бонд-сан, подумала она с улыбкой. Самым простым было отправить ответ: Одобряю, продолжайте действовать. Она даже могла не добавлять: «с осторожностью». Номури знал, как вести себя на оперативной работе, что не всегда было правилом для молодых оперативников. Затем Мэри-Пэт сняла трубку прямой связи со своим мужем.

— Слушаю, милая? — ответил директор ЦРУ.

— Ты занят?

Эд Фоули знал, что жена не задаёт такой вопрос без необходимости.

— Для тебя — нет, бэби. Заходи.

Кабинет директора ЦРУ был относительно длинным и узким, с окном от пола до потолка, выходящим на лес и специальную парковку для гостей. За парковкой росли деревья на берегу Потомака и по сторонам шоссе Джорджа Вашингтона. И ничего больше. Мысль о том, чтобы кто-то получил линию прямой видимости в любую часть этого здания, не говоря уже о кабинете директора, вызвала бы серьёзное беспокойство у службы безопасности. Эд поднял голову от своего стола, заваленного бумагами, когда вошла его жена, севшая в кожаное кресло напротив.

— Что-то хорошее?

— Даже лучше, чем отметки Эдди в школе, — ответила она с многозначительной сексуальной улыбкой, которую сохраняла только для своего мужа. Значит, информация была действительно интересной. Эдвард Фоули-младший учился в политехническом институте Ренсселара в Нью-Йорке и был в стартовой пятёрке их хоккейной команды, которая почти всегда выигрывала у всех в Национальной университетской атлетической ассоциации. Эд мог бы претендовать на место в олимпийской команде США, хотя о профессиональной карьере в НХЛ не могло быть и речи. Он и так будет зарабатывать слишком много денег в качестве инженера по компьютерам, чтобы тратить время на такое прозаическое и такое тяжёлое занятие. — Мне кажется, что у нас появились интересные возможности.

— Какие именно, милая?

— Номури пытается завербовать исполнительную секретаршу Фанг Гана, и, по его мнению, перспективы многообещающие.

— Значит, «Чингис», — заметил Эд. Им следовало выбрать другое название для этой операции, но, в отличие от большинства операций ЦРУ, название для этой не было создано компьютером, находящимся в подвальном этаже здания. Дело в том, что такая мера предосторожности не была применена в данном случае по той простой причине, что никто не ожидал от операции ничего хорошего. ЦРУ никак не удавалось завербовать хоть какого-нибудь агента в китайском правительстве. По крайней мере, не выше ранга капитана в Народной армии КНР. Проблемы были самыми обычными. Начать с того, что нужно завербовать этнического китайца, и все усилия ЦРУ в этой области были безуспешными. Далее, оперативник, производящий вербовку, должен обладать великолепным знанием китайского языка и уметь слиться с населением. По самым разным причинам этого не удалось добиться. Тогда Мэри-Пэт предложила попробовать Номури.

В конце концов, его корпорация успешно сотрудничает с Китаем, и у этого молодого человека, по её мнению, хорошие природные инстинкты. Эд Фоули дал согласие, не надеясь получить какие-нибудь результаты. Но и на этот раз оперативные инстинкты его жены оказались лучше. Многие вообще считали, что Мэри-Пэт Фоули является лучшим офицером-оперативником, работавшим в ЦРУ за последние двадцать лет. Судя по всему, она решила доказать это.

— Насколько надёжным является положение Чета?

Его жене пришлось кивнуть, демонстрируя своё беспокойство.

— Он там совсем без прикрытия, работает в одиночку, но знает, что должен проявлять осторожность, а система его связи лучшая из всего, чем мы располагаем. Если они не применят к нему грубую силу, понимаешь, просто арестуют из-за того, что им не понравилась его причёска, он будет в безопасности. Короче говоря… — Она передала донесение Номури из Пекина.

Директор ЦРУ трижды прочитал его, потом вернул обратно.

— Ну что ж, если ему так хочется завалить её в постель, пусть, но это не является образцом оперативной деятельности, милая. Плохо, когда оперативник становится эмоционально связанным со своим агентом…

— Я знаю это, Эд, но ему приходится играть теми картами, которые у него в руках, помнишь? А если мы сможем передать ей такой же компьютер, как тот, которым пользуется Чёт, её безопасность тоже будет надёжной, верно?

— Если только кому-нибудь не придёт в голову разобрать его на части, — произнёс Эд Фоули с долей сомнения.

— Господи боже мой, Эд, наши лучшие специалисты потратят просто уйму времени, пытаясь разобраться в этой системе. Я сама занималась тем проектом, ты не забыл? Он совершенно безопасный!

— Успокойся, милая. — Директор ЦРУ поднял руку. Когда Мэри прибегала к таким доводам, это означало, что она действительно верит в это. — Да, я знаю, он безопасный. Однако не забывай, что я беспокоюсь по долгу службы, а ты склонна к риску.

— О'кей, милый зайчик. — Привычная ласковая улыбка, полная соблазна и всегда позволяющая добиться своего.

— Ты уже дала ему команду приступать к делу?

— Он мой офицер, Эдди.

Покорный кивок. Как несправедливо, что ему приходится работать здесь со своей женой. К тому же он редко побеждал в спорах с ней.

— О'кей, бэби. Это твоя операция, продолжай её, но…

— Что «но»?

— Но нам нужно изменить название «Чингис» на какое-нибудь другое. Если поступят удачные донесения, тогда мы перейдём на месячный цикл. Эта операция может иметь серьёзные последствия, и нам необходимо максимально засекретить её.

Ей пришлось согласиться с мужем. Ещё когда оба были офицерами-оперативниками, у них был агент, известный под именем «Кардинал», ставший впоследствии легендой в ЦРУ. Полковник Михаил Семёнович Филлитов[16], работавший внутри Кремля в течение более тридцати лет, снабжавший их бесценной информацией о Советской армии плюс невероятно ценной политической информацией. Затерянный в тумане времени по бюрократическим причинам. С «Кардиналом» вели работу не как с обычным местным агентом, и это спасло его от Олдрича Эймса, вероломно предавшего дюжину советских граждан, работавших на Америку. Эймсу заплатили примерно сто тысяч долларов за каждую проданную им жизнь. Муж и жена Фоули сожалели, что Эймсу сохранили жизнь, но ЦРУ не относится к числу правоохранительных органов.

— О'кей, Эдди, ежемесячно меняющийся цикл. Ты всегда такой осторожный, милый. Ты придумаешь название или я?

— Давай подождём, пока от неё поступит что-то полезное, а потом изменим название «Чингис» на другое. Это название имеет слишком очевидное отношение к Китаю.

— О'кей. — На её лице появилась лукавая улыбка. — Как относительно «ЗОРГЕ» на ближайшее время? — предложила она. Это было имя Рихарда Зорге, немца по национальности, который работал на Советский Союз и, вполне возможно, был человеком, помешавшим Гитлеру одержать победу на Восточном фронте. Советский диктатор, которому это стало известно, даже пальцем не пошевелил, чтобы спасти Зорге от казни. «Благодарность, — сказал однажды Иосиф Виссарионович, — это болезнь собак».

Директор ЦРУ кивнул. У его жены было острое чувство юмора, особенно в отношении деловых вопросов.

— Как ты полагаешь, когда мы узнаем, согласилась ли она на сотрудничество с нами?

— Думаю, это произойдёт, как только Номури проявит свои мужские способности.

— Мэри, тебе никогда не приходилось…?

— На оперативной работе? Эд, это мужское занятие, а не женское, — ответила она мужу с сияющей улыбкой, поднимая со стола свои бумаги и направлясь к выходу. — Разве что с тобой, милый зайчик.

* * *
Авиалайнер DC-10 компании «Алиталия» совершил посадку на пятнадцать минут раньше расписания благодаря попутным ветрам. Кардинал Ренато ДиМило был доволен прибытием и потому произнёс про себя соответствующую благодарственную молитву.

В течение длительного времени он входил в дипломатическую службу Ватикана и привык к продолжительным перелётам, хотя и не получал от них особого удовольствия. На нем была красная шапочка кардинала и чёрный костюм, который больше походил на официальную форму и был не особенно удобным, хотя шили его у одного из лучших римских портных. Одним из недостатков духовного и дипломатического статуса было то, что кардинал не мог снять верхнюю одежду, похожую на куртку, зато позволил себе сбросить туфли. Сразу после приземления он попытался снова надеть их и почувствовал, что его ноги распухли во время полёта, и втиснуть их в туфли оказалось труднее, чем обычно, что вызвало у него не ругательство, а всего лишь вздох. Старший стюард проводил его к передней двери и дал ему возможность первым выйти из самолёта. Преимуществом его дипломатического статуса было то, что ему требовалось всего лишь показать свой дипломатический паспорт офицерам пограничной службы, а в данном случае в конце выдвижного коридора его встречал высокопоставленный чиновник китайского правительства.

— Добро пожаловать в нашу страну, — сказал чиновник, протягивая ему руку.

— Я счастлив, что приехал сюда, — ответил кардинал, обратив внимание, что этот коммунистический атеист не поцеловал его перстень, как того требует протокол. Ничего не поделаешь, христианство, и в особенности католицизм, не приветствовались в Китайской Народной Республике. Но если КНР рассчитывает жить в цивилизованном мире, она будет вынуждена примириться с присутствием представителя Святейшего Престола, вот и всё. К тому же он займётся работой с этими людьми, и, кто знает, может быть, ему удастся обратить в католичество одного или двух. Иногда происходили ещё более странные вещи, а Римско-католической церкви приходилось встречаться с более серьёзными врагами, чем здесь.

Представитель министра сделал знак сопровождающей его небольшой группе и провёл своего высокопоставленного гостя через зал к месту, где стоял его служебный автомобиль.

— Как вы долетели? — спросил заместитель министра.

— Это был продолжительный, но приятный полет, — последовал ожидаемый ответ. Дипломатам приходится вести себя так, словно им нравится летать, несмотря на то, что даже экипажи авиалайнеров находили подобные продолжительные перелёты утомительными. Китайскому чиновнику поручили встретить нового посла Ватикана, наблюдать за тем, как он ведёт себя, как смотрит в окна автомобиля, хотя в данном случае поведение кардинала ничем не отличалось от поведения остальных послов, впервые прибывающих в Пекин. Они смотрели в окно автомобиля и замечали своеобразие обстановки. Архитектура зданий была так непохожа на всё, что они видели раньше, другой цвет кирпичей, как выглядела кирпичная кладка вблизи и на расстоянии, — всё, что не походило на другие города, казалось им интересным, хотя на самом деле при объективном подходе к этому разница была микроскопической.

Потребовалось в общей сложности двадцать восемь минут, чтобы подъехать к резиденции, служившей одновременно посольством. Это было старое здание, построенное в начале XX столетия и являвшееся тогда довольно большим домом американского миссионера, проповедовавшего методизм. «По-видимому, ему нравился американский комфорт», — подумал чиновник. Дом прошёл через несколько перевоплощений, включая, как он узнал накануне, публичный дом в дипломатическом квартале в двадцатых и тридцатых годах, потому что дипломатам тоже нравились удобства. Интересно, кто обслуживал их — этнические китаянки или русские женщины, которые всегда утверждали,что принадлежат к царской знати? В конце концов, люди, приехавшие с Запада, наслаждались тем, что трахали женщин благородного происхождения, словно их тела сделаны как-то по-другому. Это он тоже слышал в министерстве от одного из архивариусов. Причуды председателя Мао не содержались в архиве, но его привычка лишать девственности двенадцатилетних девочек, продолжавшаяся на протяжении всей жизни, была хорошо известна в Министерстве иностранных дел. У каждого национального вождя есть странные и неприятные пристрастия, это тоже было известно молодому дипломату. Ну что ж, великие люди имеют великие отклонения.

Автомобиль остановился у старого деревянного каркасного здания. Полицейский в форме открыл дверцу для приехавшего иностранного дипломата и даже приложил руку к фуражке, чем заслужил благосклонный кивок от человека в рубиново-красной шапочке.

Приезда кардинала ожидал на крыльце ещё один иностранец, монсеньор Франц Шепке, чей дипломатический статус заместителя главы миссии обычно означал человека, занимающегося всей работой, тогда как посол — выбранный главным образом по политическим причинам — правил в своём кабинете. В Министерстве иностранных дел пока не было известно, как будут обстоять дела в данном случае.

Шепке выглядел настоящим немцем, в точности соответствуя своему происхождению, — высокий и худощавый, с ничего не выражающими серо-голубыми глазами. У него был поразительный лингвистический талант — он не только отлично владел сложным китайским языком, но также местным диалектом и акцентом. Во время телефонного разговора этого иностранца можно было принять за члена партии, что изумляло местных чиновников, не привыкших к тому, чтобы иностранцы хоть немного владели китайским языком, не говоря уже о том, чтобы в совершенстве владеть им.

Немец, как заметил китайский чиновник, поцеловал кольцо кардинала. Затем итальянец пожал ему руку и обнял младшего служителя церкви. По-видимому, они были уже знакомы. Затем кардинал ДиМило подвёл его к членам своего эскорта и представил каждого из них. Они уже много раз встречались с монсеньором Шепке, поэтому такое поведение высокопоставленного служителя церкви показалось китайскому дипломату несколько глуповатым. Скоро багаж внесли в здание резиденции кардинала, китайский чиновник сел в служебный автомобиль и поехал обратно в Министерство иностранных дел, где напишет отчёт о встрече нового посла. Папский нунций, напишет он, уже давно миновал период своего умственного расцвета, но в остальном, пожалуй, достаточно приятный старик, хотя не отличается интеллектом. Иными словами, типичный посол одной из западных стран.

Как только они вошли в дом, Шепке постучал пальцем по своему правому уху и сделал жест вокруг себя.

— Повсюду?

— Ja, doch, — ответил монсеньор Шепке на своём родном немецком языке и тут же переключился на греческий. Не современный греческий, а аттик греческий, язык Аристотеля, древний диалект, на котором говорили жители Афин ещё в пятом веке до нашей эры. Это был язык, похожий, но заметно отличающийся от современной версии греческого. В Западной Европе им владеют всего несколько десятков учёных. — Добро пожаловать, ваше преосвященство.

— Даже на самолётах приходится лететь слишком долго. Почему бы нам не путешествовать морем? Это был бы гораздо более приятный способ перемещения из одной точки в другую.

— Проклятие прогресса, — прозвучал неуверенный ответ немецкого священника. В конце концов, продолжительность полёта из Рима в Пекин была всего на сорок минут дольше, чем из Рима в Нью-Йорк, но Ренато был человеком из другой, более терпеливой, эпохи.

— Что ты можешь сказать о моем сопровождающем?

— Его зовут Кьян. Ему сорок лет, женат, один сын. Через него мы будем поддерживать связь с Министерством иностранных дел. Умный, получил хорошее образование, но убеждённый коммунист, сын ещё одного такого же человека, — ответил Шепке, быстро говоря на языке, выученном ещё в семинарии. Он и его босс знали, что разговор, наверно, записывается и сведёт с ума лингвистов в Министерстве иностранных дел. Ничего не поделаешь, разве их вина, что такие люди неграмотны?

— Значит, все здание оборудовано подслушивающими устройствами? — спросил ДиМило, направляясь к подносу, на котором стояла бутылка красного вина.

— Следует исходить из этого, — кивнул Шепке, пока кардинал наполнял бокал. — Я мог бы удалить «жучки» отовсюду, но трудно найти надёжных людей, и… — И те, которые смогут провести такую работу, используют представившуюся возможность, чтобы установить собственные «жучки» для той страны, на которую они работают, — Америку, Британию, Францию, Израиль. Теперь все страны проявляли интерес к тому, что известно Ватикану.

Ватикан, расположенный в центре Рима, технически является независимым государством, отсюда дипломатический статус кардинала ДиМило даже в той стране, где религиозные убеждения в лучшем случае не одобряются, а в худшем их втаптывают в грязь. Ренато ДиМило был священником уже свыше сорока лет, большую часть которых провёл на дипломатической службе Ватикана. Его лингвистический талант был хорошо известен в пределах этой службы, но даже там являлся редким, и ещё более редким во внешнем мире, где мужчины и женщины тратят массу времени на обучение языкам. Однако ДиМило легко овладевал языками — причём настолько легко, что его изумляло, когда другие люди были не в состоянии достигать подобного результата с такой же лёгкостью. Помимо того, что он был священником и дипломатом, ДиМило являлся также офицером разведки — считается, что все послы представляют собой офицеров разведки, но он был гораздо более способным разведчиком, чем большинство послов. Одна из его обязанностей заключалась в том, чтобы информировать Ватикан — следовательно, и папу — о том, что происходит в мире, для того чтобы Ватикан — следовательно, сам папа — мог предпринять необходимые действия или, по крайней мере, использовать своё влияние в нужном направлении.

ДиМило очень хорошо знал теперешнего папу. Они были друзьями в течение ряда лет до его избрания Пон-тифексом Максимусом («максимус» в данном контексте означает «главный», а «понтифекс» — «строитель мостов», потому что священник должен представлять собой мост между людьми и их богом). ДиМило служил Ватикану в качестве нунция в семи странах. До падения Советского Союза он специализировался по странам восточного блока, где овладел искусством дебатов о достоинствах коммунизма с его самыми сильными приверженцами. Эти дебаты почти всегда заканчивались их поражением и его собственным удовлетворением. «Здесь все будет иначе», — подумал кардинал. Дело было не только в марксистских убеждениях. В Китае совершенно другая культура. Два тысячелетия назад Конфуций определил место гражданина Китая, и это место отличалось от того, чему учила западная культура. Разумеется, здесь можно найти место для учения Христа, как и повсюду. Однако местная почва не была столь плодородной для христианства, как в других странах. Местные жители, обращающиеся к христианским миссионерам, делают это из любопытства и, познакомившись с Евангелием, находят христианские убеждения ещё более любопытными, потому что они разительно отличаются от более древних учений их нации. Даже более «нормальные» убеждения, которые соответствовали в той или иной степени китайским традициям подобно Восточному спиритуалистическому движению, известному как Фалун Конг, безжалостно подавлялись. Кардинал ДиМило сказал себе, что он приехал в одну из немногих оставшихся языческих стран, где жертвенность все ещё возможна для счастливцев или несчастных, в зависимости от их точки зрения. Он потягивал вино из бокала, пытаясь определить, сколько сейчас времени, по мнению его тела, в противоположность времени на часах. Как бы то ни было, вкус вина казался хорошим, напоминая ему о доме, который он, по сути дела, никогда не покидал, будь то Прага или даже Москва. А вот Пекин может стать настоящим вызовом.

Глава 8Нижнее бельё и младшие служащие

Он поступал так не в первый раз. Это было по-своему волнующим шагом, возбуждающим и слегка опасным из-за времени и места. Все заключалось главным образом в проверке памяти и надёжности измерений, сделанных на глаз. Самым трудным был перевод английских мер измерения в метрические. Идеальные пропорции женского тела должны быть 36-24-36, а не 91,44-60,96-91,44.

Последний раз, когда он навещал такое место, это происходило в Беверли Сентер Молл в Лос-Анджелесе, где Номури делал покупки для Марии Кастилло, итальянки с роскошными формами. Его ошибка, когда он счёл, что размер её талии составляет двадцать четыре дюйма вместо действительных двадцати семи, привела её в восторг. Всегда следует ошибаться в меньшую сторону в цифрах при покупке женского белья, но, по-видимому, в большую сторону в буквах. Если вы купите бюстгальтер 34С вместо 36В, она, наверно, не рассердится, но стоит вам купить бельё с талией в двадцать восемь дюймов для обладательницы двадцати четырех, вас ждут крупные неприятности.

«Стресс, — подумал Номури и покачал головой, — имеет самые разные формы и размеры».

Ему хотелось приобрести бельё правильного размера, потому что он намеревался использовать Минг в качестве источника информации, но он собирался найти в ней и любовницу, и это было ещё одной причиной, по которой нельзя допустить ошибку.

Самым простым делом был выбор цвета. Красный, разумеется. Китай по-прежнему оставался страной, в которой красный цвет был «хорошим» цветом, и это было тем более удобно, потому что красный всегда являлся цветом, полным жизни при выборе женского нижнего белья, цветом приключений, смешков… и лёгкого поведения. А лёгкое поведение одновременно соответствовало его биологическим и профессиональным целям.

Ему требовалось разобраться и в других аспектах покупки. Минг не была высокой девушкой, меньше пяти футов — 151 сантиметр или около этого, подумал Номури, переводя в уме одну систему измерений в другую. Небольшая, но неизящная. Фактически в Китае не существовало тучных людей. Китайцы не увлекались перееданием, возможно потому, что у них по-прежнему сохранялось воспоминание о тех временах, когда пищи не хватало и переедать было просто невозможно. В Калифорнии Минг считали бы излишне полной, но у неё просто такой тип фигуры. Она казалась коренастой, потому что была невысокой, и никакая диета или физические упражнения или косметика не в состоянии изменить это. Её талия вряд ли меньше, чем двадцать семь дюймов. Что касается её груди, 34В был самый оптимистичный размер, на который он мог надеяться… ну, может быть, 34С — нет, решил он, В+ в лучшем случае. Итак, бюстгальтер 34В и шорты среднего размера — трусики — красного шелка, что-то женственное… с намёком на дикую, развратную сторону женственности, что-то такое, что она сможет, надев на себя и оставшись одна, смотреть в зеркало и хихикать… может быть, и вздохнуть при мысли о том, насколько иначе она выглядит в этом бельё. А то и улыбнуться той специальной внутренней улыбкой, которую хранят женщины для таких моментов. В это мгновение ты уже знал, что она твоя, а остальное всего лишь десерт.

Лучшей частью «Секрета Виктории» был каталог, предназначенный для мужчин, которые, по сути дела весьма разумно, хотели бы купить самих моделей, несмотря на выражение лиц, иногда делающее их похожими на лесбиянок, принимающих метакуалоновые таблетки, — но если у них такие тела, разве может мужчина требовать что-то ещё? Фантазии, порождённые мечтами. «Интересно, — подумал Номури, — такие модели действительно существуют или являются продуктом компьютеров?» Сегодня с помощью компьютеров можно сделать что угодно — превратить Рози О'Донелл в Твигги или придать Синди Кроуфорд устаревший тип красоты.

За работу, сказал он себе.

Итак — бельё должно выглядеть сексуальным. Оно должно быть таким, чтобы одновременно развеселило и взволновало Минг, да и его тоже. Это являлось частью игры.

Номури вынул каталог из стопки. Он начал листать страницы и замер на 26-й. Там красовалась чёрная модель, и хотя неизвестно, сплавом каких генов она являлась, это были высококачественные ингредиенты, потому что её лицо привлекло бы к себе как члена гитлеровской СС, так и Иди Амина. Таким было её лицо. Но ещё лучше было то, что на ней был бюстгальтер «Рейсербэк», гармонирующий с узенькими трусиками бикини, а цвет был идеальным, красно-пурпурным, который римляне когда-то называли тиррианским алым. Цвет полосы на тоге сенаторов, ограниченный ценой и обычаем для самой богатой римской знати, не совсем красный и не совсем пурпурный. Материалом для бюстгальтера служили атлас и лайкра, он застёгивался впереди, чтобы девушке было легче надевать его, и интереснее для парня снимать, подумал Номури, перемещаясь к одежде, висящей на стойке. Размер тридцать четыре В, решил он. Если бюстгальтер окажется слишком маленьким, это станет тем более лестным для девушки… малый или средний размер для узеньких трусиков бикини?

Какого черта, куплю оба. Чтобы не ошибиться, он выбрал также модель бюстгальтера с треугольными чашами, но без проволоки, делающей его более жёстким, а также бикини с ремешком — оранжево-красного цвета, который католическая церковь признает смертным грехом при одном только взгляде. Потом Номури поддался порыву и заказал несколько дополнительных пар трусиков, исходя из того, что они пачкаются быстрее бюстгальтеров. Правда, он не был в этом уверен, несмотря на профессию оперативника Центрального разведывательного управления — на Ферме этому не обучали. Придётся послать меморандум по этому вопросу. По крайней мере, Мэри-Пэт сможет похихикать в своём кабинете на седьмом этаже здания в Лэнгли.

Осталось ещё одно. Духи. Женщины любят духи. Этого нельзя не знать, особенно здесь. Весь город Пекин пахнет, как металлургический завод, масса угольной пыли и других вредных веществ, загрязняющих воздух, — таким же был, наверно, Питтсбург в начале века, — а печальная правда заключается в том, что китайцы не моются так же прилежно, как жители Калифорнии, и уж совсем не так регулярно, как японцы. Значит, надо купить духи, которые приятно пахнут…

«Мечта ангелов», так назывались эти духи. Они выпускались в виде спрея, лосьона и в других формах, предназначение которых он не совсем понимал, но не сомневался, что Минг поймёт, поскольку она была девушкой, а духи являются исключительной прерогативой прекрасного пола.

Так что он купил эти духи, расплатившись кредитной карточкой НЭК — он не сомневался, что японские боссы поймут его. В Японии существовали искусно организованные секс-туры, которые доставляли японских служащих в самые разные места Азии, рекламирующие торговлю сексом. Таким образом, наверно, в Японию и проник СПИД.

По этой причине Номури всегда пользовался презервативами, разве что мочился без них.

Стоимость всех покупок обошлась ему в триста евро. Продавец завернул покупки и заметил, что леди, для которой они куплены, должно быть, очень повезло.

Обязательно повезёт, пообещал себе Номури. Ткань нижнего белья, только что купленного им, была гладкой, как гибкое стекло, а цвета пробудят желание даже у слепого. Единственный вопрос заключался в том, как подействуют они на пухлую китайскую секретаршу министра в правительстве КНР. Никогда не следует пытаться предугадать такие вещи заранее. Эмми Ирвин, первое завоевание Номури, когда ему было уже семнадцать лет и три месяца, была достаточно привлекательной, чтобы пробудить в нём желание, — это означало для юноши такого возраста, что у неё были все необходимые части тела, отсутствовала только борода, как у генерала Гражданской войны, и в прошлом месяце она приняла душ. По крайней мере, Лиан Минг не походит на множество американских женщин, которые навещают пластического хирурга, чтобы он закрепил повыше их свисающие ягодицы, увеличил груди, так что они начинают смахивать на чаши для овсянки, а губы накачивал химическими веществами до такой степени, что они напоминают две половинки какого-то экзотического фрукта. Чего только не делают женщины, чтобы привлечь мужчин… и чего только не делают мужчины в надежде соблазнить их. «Какой это потенциальный источник энергии», — подумал Номури, поворачивая ключ в блоке зажигания автомобиля «Ниссан» своей компании.

* * *
— Что у нас сегодня, Бен? — спросил Райан у своего советника по национальной безопасности.

— ЦРУ пытается запустить новую операцию в Пекине. В настоящий момент она называется «ЗОРГЕ».

— Рихард Зорге?

— Совершенно верно.

— Кто-то обладает непомерным честолюбием. О'кей, расскажи мне об этой операции.

— У них есть офицер-оперативник, его зовут Честер Номури, нелегал, в настоящее время он в Пекине под прикрытием продавца компьютеров японской НЭК. Он пытается соблазнить секретаршу одного из старших министров в правительстве КНР по имени Фанг Ган.

— Кто он? — спросил Райан, поднося к губам чашку кофе.

— Нечто вроде министра без портфеля, работает на премьера и министра иностранных дел.

— Как этот парень Чанг Хан Сан?

— Ниже его по должности, но такой же. Выглядит как очень высокопоставленный тип, стремящийся продвинуться наверх. У него контакты в их военной среде и в Министерстве иностранных дел, хорошо зарекомендовал себя с идеологической точки зрения, активен в Политбюро. Как бы то ни было, Номури пытается соблазнить девушку.

— Бонд, — заметил Райан намеренно нейтральным голосом, — Джеймс Бонд. Мне знакомо имя Номури. Когда я занимал твою должность, он хорошо проявил себя в Японии. Это только для информации, моего одобрения не требуется?

— Да, господин президент. Эту операцию ведёт миссис Фоули, и она хотела обратить на неё ваше внимание.

— О'кей, передай Мэри-Пэт, что меня интересует вся информация, которую она получит. — Райан поборол гримасу, которая едва не появилась на его лице, когда он услышал о личной жизни другого человека — причём о сексуальной жизни.

— Да, сэр.

Глава 9Первоначальные результаты

Честер Номури многое узнал в жизни от своих родителей, учителей и инструкторов на Ферме, но ему предстояло овладеть ещё одним уроком, а именно — ценностью терпения, по крайней мере, в отношении к своей личной жизни. Это, однако, не мешало ему быть осторожным. Вот почему он послал свои планы в Лэнгли. Его смущало, что приходится сообщать женщине о перспективах своей сексуальной жизни, — Мэри-Пэт была блестящим оперативником, но она как-никак была женщиной.

С другой стороны, ему не хотелось, чтобы в ЦРУ думали о нем как о бродячем коте, похождения которого оплачиваются правительством. К тому же, по правде говоря, ему нравилась его работа. Он привык к волнению, связанному с опасностью, как привыкали к кокаину иные его коллеги по колледжу.

«Может быть, — размышлял Номури, — именно поэтому он нравился миссис Фоули». Они походили друг на друга. Мэри-Пэт, говорили о ней в оперативном директорате, была женским воплощением ковбоя. Она бесстрашно ходила по московским улицам в последние дни «холодной войны», как Анни Оукли[17].

Несмотря на то что Второе Главное управление КГБ в конце концов арестовало её, она не выдала русского агента, с которым работала, — эта операция по-прежнему оставалась совершенно секретной. Должно быть, ей пришлось многое испытать, потому что после освобождения она больше не работала оперативником, зато вскарабкалась по лестнице ЦРУ, ведущей наверх, со скоростью голодной белки, добывающей жёлуди на дубе. Президент считал её умной, и если в таком деле вам нужен друг, лучшего не придумаешь, потому что сам президент был хорошо знаком с оперативной работой. Потом поползли слухи, что президент Райан вывез из СССР самого председателя КГБ. Мэри-Пэт тоже, должно быть, принимала в этом участие, считали парни и девушки оперативного директората. То, что было им известно даже в пределах ЦРУ, они прочитали в материалах, опубликованных в прессе. Несмотря на то что обычно средства массовой информации ни хрена не знали о чёрных операциях, телевизионным операторам CNN удалось заснять на плёнку лицо бывшего председателя КГБ, живущего теперь в Винчестере, штат Виргиния. Хотя он не рассказал почти ничего, лицо человека, которого Советское правительство объявило погибшим в авиационной катастрофе, было достаточным для настоящей сенсации. Таким образом, Номури считал, что он работает под руководством двух настоящих профессионалов, и поэтому счёл необходимым сообщить им о своих намерениях, даже если это вызвало бы краску на лице Мэри Патриции Фоули, заместителя директора ЦРУ по оперативной деятельности.

Он выбрал ресторан в западном стиле. Теперь таких ресторанов немало в Пекине, они обслуживали как местных жителей, так и иностранных туристов, испытывавших чувство ностальгии по далёкому дому (или тех, кто беспокоился о своих военных системах, находящихся в Китае, — не такое уж неразумное чувство, подумал Номури). Качество еды было далёким от того, что готовили в настоящих американских ресторанах, но всё-таки намного лучше, чем мясо прожаренных крыс, которое, как он подозревал, включалось в меню бесчисленных пекинских закусочных.

Он пришёл в ресторан первым и спокойно пил дешёвый американский бурбон, когда открылась дверь и вошла Минг. Номури махнул ей рукой, надеясь, что это не было излишне мальчишеским жестом. Она заметил его, и улыбка, появившаяся на её лице, была искренней и приятной. Значит, Минг действительно рада видеть его. Это был первый шаг в осуществлении плана сегодняшнего вечера. Она подошла к его угловому столу в конце зала. Номури встал, демонстрируя вежливость джентльмена, непривычную в Китае, где женщин ценили намного ниже, чем у него дома. «Интересно, — подумал он, — может быть, это изменится, если все эти убийства младенцев женского пола смогут внезапно сделать Минг ценным товаром, несмотря на её самую рядовую внешность». Он все ещё не мог забыть о такой привычной для китайцев расправе с младенцами; Номури по-прежнему словно видел эту сцену, ему не хотелось забывать, кто в мире хорошие люди, а кто — плохие.

— Мне так приятно снова видеть тебя, — произнёс он с очаровательной улыбкой. — Меня беспокоило, что ты можешь передумать и не прийти сегодня.

— Вот как? Почему?

— Ну, твой начальник на работе… я уверен, что ты нужна ему… это, так сказать, вежливый способ выразить то, что я думаю, — произнёс Номури с неуверенной улыбкой заранее отрепетированную фразу. Ему показалось, что он сделал это очень убедительно. Действительно, Минг поверила ему и хихикнула.

— Товарищу Фангу больше шестидесяти пяти лет, — сказала она. — Он хороший человек, отличный начальник, но ему приходится много работать, а ведь он уже не молод.

О'кей, значит, он трахает тебя, но редко, — так истолковал Номури её слова. — А тебе хочется, наверно, чтобы это случалось чаще, с кем-нибудь ближе к твоему возрасту, правда? Разумеется, если Фангу больше шестидесяти пяти и он все ещё может функционировать, то старик действительно заслуживает уважения, подумал Номури, затем отбросил эту мысль.

— Тебе не доводилось ужинать здесь? — Ресторан назывался «Винченцо» и претендовал на итальянский. На самом деле его хозяин, одновременно и управляющий, был наполовину итальянцем, наполовину китайцем, полукровкой из Ванкувера. Если бы он попытался говорить по-итальянски в Палермо или даже на Малберри-стрит в Манхэттене, мафия неминуемо расправилась бы с ним, но здесь, в Пекине, он казался почти настоящим, этническим итальянцем.

— Нет, — ответила Минг, оглядываясь вокруг. Этот ресторан казался ей самым экзотическим из всех мест, в которых ей приходилось ужинать. На каждом столе стояла старая винная бутылка с донышком, обвязанным бечёвкой, и с оплывшей старой красной свечкой наверху. Скатерть была с красными и белыми квадратами, расположенными в шахматном порядке. Судя по всему, дизайнер, работавший в ресторане, смотрел слишком много старых фильмов. Впрочем, «Винченцо» ничуть не походил на местные рестораны, хотя официанты в нём и были китайцами. Тёмные деревянные панели на стенах, крючки у двери, чтобы повесить пальто. Ресторан мог находиться в любом американском городе на Восточном побережье, и там его считали бы одним из старых семейных ресторанов, принадлежащих итальянской семье, где подают хорошую пищу и вино. — На что похожа итальянская кухня? — спросила девушка.

— Хорошо приготовленная итальянская пища — одна из лучших в мире, — ответил Номури. — Ты никогда не пробовала итальянские блюда? Ни разу? Тогда позволь мне выбрать их для тебя.

Реакция этой китайской девушки была очаровательной. «Женщины одинаковы повсюду, — подумал он. — Ухаживай за ними, и они превратятся в воск у тебя в руках, ты сможешь мять его и придавать ему любую форму, какую только пожелаешь». Эта часть работы начинала нравиться Номури, и когда-нибудь приобретённый опыт может оказаться полезным в его личной жизни. Он подозвал к себе официанта, который тут же подошёл к ним с подобострастной улыбкой. Прежде всего Номури заказал бутылку настоящего итальянского белого вина — как ни странно, перечень вин был действительно первоклассным, и к тому же вина были дорогими, чего следовало ожидать. Затем последовало феттуччино Альфредо, основа итальянской кухни. Взглянув на Минг, он решил, что она не откажется от острой пищи.

— Как у тебя на работе понравились новый компьютер и принтер?

— Очень понравились, министр Фанг похвалил меня перед остальными служащими за то, что я выбрала такую совершенную систему. Ты превратил меня в героиню, товарищ Номури.

— Я очень рад этому, — ответил офицер ЦРУ, пытаясь понять, является ли обращение «товарищ» благоприятным знаком для этой части операции. — Сейчас мы начинаем выпускать новый портативный компьютер, ты можешь брать его домой, хотя он обладает такой же мощностью, как и твой универсальный компьютер в офисе. Разумеется, у него такие же достоинства и программное обеспечение, даже модем, обеспечивающий доступ в Интернет.

— Неужели? Я так редко вхожу в Интернет. Понимаешь, на работе не любят, когда ты просматриваешь Интернет, за исключением тех случаев, когда министру требуется что-то особое.

— Вот как? А какие темы интересуют министра Фанга в Интернете?

— Главным образом политические комментарии, в основном в Америке и Европе. Каждое утро я печатаю различные отрывки из газет — лондонский «Таймс», «Нью-Йорк Таймс», «Вашингтон Пост» и так далее. Министра особенно интересует, о чём думают американцы.

— Не так много, — заметил Номури, когда на стол поставили бутылку вина.

— Извини меня, я не поняла, — сказала Минг, заставив его обернуться.

— Гм, видишь ли, американцы мало о чём думают. Самые ограниченные люди, с которыми мне приходилось встречаться. Крикливые, необразованные, а их женщины… — Голос Чета затих.

— Что ты хочешь сказать про их женщин, товарищ Номури? — потребовала Минг.

— А-а. — Он сделал глоток вина и кивнул официанту. Тот начал разливать вино по бокалам. — Ты когда-нибудь видела американскую игрушку, куклу Барби?

— Конечно. Их ведь делают в Китае.

— Такой хочет быть каждая американская женщина — очень высокой, с огромной грудью и талией, которую можно обхватить пальцами. Это не женщина. Игрушка, манекен для детских игр. И у Барби такой же интеллект, как у средней американской женщины. Неужели ты думаешь, что они владеют разными языками? Вот посмотри: мы сейчас говорим по-английски, на языке, который не является родным ни для кого из нас, но мы разговариваем хорошо, не правда ли?

— Да, — согласилась Минг.

— Как ты думаешь, сколько американцев могут говорить на мандаринском наречии? Или владеют японским языком? Нет, у американцев нет ни образования, ни утончённости. Это отсталая нация, а их женщины совсем тупые. Представляешь, они даже обращаются к хирургам, чтобы им сделали грудь больше, как у этой глупой детской игрушки. Когда они обнажены, это комическое зрелище, — закончил он, надеясь, что она попадётся на крючок.

— А ты видел их обнажёнными? — спросила она, глотая наживку.

— Видел кого — ты имеешь в виду, видел ли я обнажённых американских женщин? — Последовал утвердительный кивок. «Все идёт хорошо», — подумал он. Да, Минг, я повидал многое в этом мире. — Да, видел. Я жил там несколько месяцев, и по-своему это было интересно, хотя они выглядели нелепо. Некоторые из них могут быть очень милыми, но им далеко до азиатских женщин с настоящими формами тела и причёсками, которые не сделаны в косметических салонах. А манеры! У американок нет такого воспитания, как у азиатских женщин.

— Но ведь там много наших людей. Разве тебе не приходилось?..

— Встречаться с ними? Нет, круглоглазые американцы держат их для себя. Я думаю, что американские мужчины ценят настоящих женщин, даже когда их собственные женщины превращаются во что-то совсем иное. — Он протянул руку и подлил вина в бокал Минг. — Но, честно говоря, есть вещи, в которых американцы очень хороши.

— Например? — спросила она. Вино уже начало развязывать ей язык.

— Я покажу тебе потом. Наверно, мне нужно извиниться перед тобой, но я позволил себе купить несколько американских вещей для тебя.

— Неужели? — Волнение в её глазах. Значит, все идёт действительно хорошо, сказал себе Номури. Ему следует пить поменьше. Ничего, половина бутылки, два таких бокала не повлияют на него. Как это поётся в песне… Можно делать это и после первого свидания… Ну что ж, здесь ему не нужно беспокоиться о религиозных убеждениях или запретах, не так ли? Это ведь преимущество коммунизма.

Феттуччино принесли как раз вовремя, и, к удивлению Номури, оно оказалось очень вкусным. Он следил за её глазами, когда она поднесла ко рту первую порцию, зацепив её вилкой (в этом ресторане пользовались европейскими столовыми приборами вместо палочек, что было в любом случае более удобно для феттуччино Альфредо). Глаза девушки расширились, когда лапша попала ей в рот.

— Очень вкусно… здесь много яиц. Я люблю яйца, — призналась она.

Он наблюдал за ней, когда она проглотила первую порцию феттуччино. Номури протянул руку и снова наполнил её бокал. Минг не заметила этого, с такой яростью она атаковала свою пишу.

Одолев половину блюда, она подняла голову и посмотрела на него.

— У меня ещё никогда не было такого вкусного ужина, — призналась Минг.

Ответом Номури была тёплая улыбка.

— Я так рад, что тебе понравилось. — Погоди, скоро ты увидишь, какие штанишки я тебе купил, милая.

* * *
— Смирно!

Генерал-майор Марион Диггз думал о том, что принесёт ему это новое назначение.

Вторая звезда на погонах[18]… ну что ж, он сказал себе, что чувствует её дополнительный вес, но, говоря по правде, он этого веса не чувствовал. Его последние пять лет службы своей стране в армейской форме были интересными. Он был первым командиром заново созданного Десятого бронетанкового полка — «Буйволы» — и превратил этот старый, покрывший себя славой полк в часть, обучающую израильскую армию, сделав из пустыни Негев новый Национальный центр боевой подготовки. В течение двух лет он вогнал в землю каждого израильского бригадного генерала и затем воссоздал всех заново, в три раза увеличив их боевую эффективность, так что теперь гордая походка израильских солдат действительно оправдывалась их умением вести бой. После этого его перевели в настоящий НЦБП в калифорнийской пустыне, где он проделал то же самое со своей собственной армией США. Он был там, когда на его страну было совершено нападение с применением биологического оружия, со своим одиннадцатым мотомеханизированным полком «Чёрной кавалерии» и бригадой национальной гвардии, чьё неожиданное использование информационной системы связи между экипажами танков, намного облегчившее управление боем, застало врасплох «Чёрную кавалерию» и гордого командира полка полковника Эла Хэмма. Одиннадцатый полк и бригада национальной гвардии вместе с Десятым бронетанковым полком, находившимся в Израиле, были срочно переброшены в Саудовскую Аравию. Там они первоклассно начистили морду армии Объединённой Исламской Республики, просуществовавшей так недолго. Проявив себя блестящим полковником, командиром полка, он особенно отличился в качестве бригадного генерала, и это проложило путь к ещё одной сверкающей серебряной звезде на погонах. Вместе со званием генерал-майора ему поручили командование новым подразделением, известным под различными названиями, такими, например, как «Первая танковая», «Старые железнобокие» или «Бронетанковая дивизия Америки». Это была Первая бронетанковая дивизия, базирующаяся в германском городе Бад-Кройцнахе, одна из немногих оставшихся тяжёлых дивизий под американским флагом.

Когда-то здесь было много таких дивизий. Два полностью укомплектованных корпуса в Германии, Первый и Третий бронетанковые, Третий и Восьмой пехотные, а также два мотомеханизированных полка — Второй и Одиннадцатый. Кроме того, здесь же размещались гигантские склады военного снаряжения для подразделений, находящихся в Америке, таких как Второй бронетанковый и Первый пехотный в Форт-Райли. Их могли перебросить в Европу на самолётах, здесь их укомплектовывали бы снаряжением, и они были бы готовы к бою. Вся эта сила — а это была колоссальная по своей мощи армия, размышлял Диггз, — гарантировала обязательство Америки перед НАТО защищать Западную Европу от страны, носившей название Советский Союз, и её зеркального отражения — стран Восточного пакта. Гигантские формирования этих стран были нацелены на Бискайский залив, или, по крайней мере, так всегда считали офицеры оперативных и разведывательных отделов в бельгийском Монсе. Это могло быть грандиозным столкновением. Кто одержал бы победу? Пожалуй, НАТО, в зависимости от политических помех и искусства командиров.

Но теперь больше нет Советского Союза, а вместе с ним исчезла необходимость в присутствии Пятого и Седьмого корпусов в Западной Германии. Таким образом. Первая и т.д. бронетанковая дивизия являлась последним остатком от того, что когда-то представляло собой огромную и мощную силу. Отвели из Западной Европы даже мотомеханизированные полки. Одиннадцатый стал теперь силой «противника» на манёврах, или «плохими парнями» в Национальном центре боевой подготовки, а Второй «драгунский» полк почти полностью разоружили в Форт-Полк, Луизиана, в попытке создать новую доктрину для безоружных солдат. Таким образом, остались только «Старые железнобокие» несколько меньшего размера по сравнению с золотыми днями, но эта дивизия по-прежнему представляла собой грозную силу. Впрочем, в настоящее время Диггз не имел представления, с кем ему придётся воевать, если неожиданно разразятся боевые действия.

Это было, разумеется, работой его G-2, офицера разведки, подполковника Тома Ричмонда, а подготовка к такому событию осуществлялась его G-3 — начальником оперативного отдела дивизии, полковником Дьюком Мастертоном, которого Диггз сумел вытащить из Пентагона, несмотря на его отчаянное сопротивление. В армии Соединённых Штатов это было обычным явлением, когда старший офицер собирал вокруг себя группу молодых офицеров, со способностями которых он познакомился во время своего продвижения к верхам. Отныне его работа заключалась в том, чтобы наблюдать за их карьерой, а их задача — заботиться о своём учителе, его называли «раввином» в полицейском департаменте Нью-Йорка или «морским папой» в военно-морском флоте.

Их отношения походили больше на отношения отца и сыновей, чем на что-нибудь другое. Ни Диггз, ни Ричмонд с Мастертоном не ожидали ничего особенного от времени, проведённого в Первой бронетанковой дивизии, кроме интересной профессиональной службы. Они видели слона — эта фраза возникла в армии Соединённых Штатов ещё во время Гражданской войны и означала активное участие в боевых действиях, — а убийство людей с помощью современного оружия не было похожим на поездку в Диснейленд.

Спокойная служба, в ходе которой они будут исполнять свои обязанности и участвовать в манёврах на огромном столе, покрытом песчаными холмами и оврагами, этого вполне достаточно, считали они. К тому же в Германии варили превосходное пиво.

— Так вот, Мэри, теперь это твоё хозяйство, — сказал генерал-майор Сэм Гуднайт после официального салюта. Он сдавал командование дивизией и уезжал в США, где его ожидало новое назначение и повышение в звании. «Мэри» прозвали Мариона Диггза ещё в Уэст-Пойнте[19], и прошло много времени с тех пор, как он перестал обижаться на это прозвище. Правда, так обращаться к нему могли только офицеры старше его по званию, а таких осталось не так уж много.

— Похоже, Сэм, ты отлично подготовил свою молодёжь, — заметил Диггз, обращаясь к человеку, которого он только что сменил на посту командира бронетанковой дивизии.

— Я особенно доволен моими парнями в вертолётном подразделении. После всей этой кутерьмы с «Апачами» в Югославии мы решили взяться за их подготовку. На это потребовалось три месяца, зато теперь они готовы съесть льва прямо сырым — после того как прикончат его своими карманными ножами.

— А кто стоит во главе вертолётчиков?

— Полковник Дик Бойл. Ты познакомишься с ним через несколько минут. Он принимал участие в югославской бойне и хорошо знает, как управлять своими парнями.

— Рад слышать это, — сказал Диггз, когда они разместились в принадлежащей дивизионному командиру машине времён Второй мировой войны. Теперь им предстояло объехать подразделения дивизии. Это была прощальная поездка для Сэма Гуднайта и первое ознакомление со своим новым назначением для Мэри Диггза, репутация которого гласила, что он крутой чернокожий сукин сын. Его степень доктора философии, которую он получил в университете Миннесоты, не имела, похоже, никакого значения, разве что для комитета, рассматривающего порядок присвоения очередных воинских званий. Кроме того, степень доктора могла благоприятно повлиять на его гражданскую карьеру после ухода в запас. Время от времени ему приходилось рассматривать вероятность этого события, хотя, по его мнению, две звезды на погонах генеральского мундира составляли только половину того, что он ожидал от армии. Диггз принимал участие в двух войнах и прекрасно проявил себя в обеих. Существует немало способов сделать карьеру на военной службе, но ни один из них не является таким успешным, как показать себя отличным командиром на поле боя, потому что, если рассматривать это серьёзно, задача армии заключается в том, чтобы убивать людей и разрушать препятствия с максимальной эффективностью. Это не было развлечением, но иногда являлось необходимым, и Диггз не мог позволить себе упускать такую вероятность из вида. Приходилось готовить своих солдат так, что если на следующее утро они проснутся и узнают, что началась война, то будут знать, что им предстоит делать и как приступить к этому, независимо от того, находятся их офицеры рядом или нет.

— Как относительно артиллерии? — спросил Диггз, когда они проезжали мимо строя самоходных 155-миллиметровых гаубиц.

— С этим у тебя не будет никаких проблем, Мэри. У тебя вообще не будет никаких проблем ни с чем. Все твои командиры бригад принимали участие в войне в Заливе в 1991 году, занимали главным образом должности командиров рот или начальников штабов батальонов. Твои командиры батальонов занимали тогда должности командиров взводов или заместителей ротных. Все прошли отличную подготовку. Ты в этом убедишься, — пообещал Гуднайт.

Диггз знал, что всё это соответствует истине. Сэм Гуднайт был генерал-майором, передававшим ему командование дивизией, потому что его ожидала третья звезда на погонах, как только сенат Соединённых Штатов одобрит законопроект, в который включены все генералы и адмиралы высшего ранга. С этим законопроектом нельзя спешить. Даже президент не может ускорить дело. Диггз попал в список генералов, получивших вторую звезду на погонах шесть месяцев назад, незадолго до того, как он покинул Форт-Ирвин, чтобы провести несколько месяцев в Пентагоне — укороченное «объединённое» пребывание в центральном командовании Министерства обороны, так это называлось, — перед тем как отправиться обратно в Германию. Через три недели планировались совместные крупные учения с частями Бундесвера. Первая бронетанковая дивизия против четырех немецких бригад — двух бронетанковых и двух мотомеханизированных. Предполагалось, что это будет испытанием боеспособности американской бронетанковой дивизии. Ну что ж, об этом придётся позаботиться полковнику Мастерману — его голова ляжет на плаху в случае неудачного исхода учений. Дьюк приехал в Германию на неделю раньше, чтобы познакомиться со своим предшественником, тоже покидающим свой пост начальника оперативного отдела дивизии, вместе с ним изучить правила предстоящих учений и принять его обязанности. С германской стороны учениями будет командовать генерал-майор Зигфрид Модель. Зигги, как его звали коллеги, был потомком знаменитого генерала вермахта, воевавшего с русскими в давно прошедшие дни. Про Моделя ходили слухи, что он очень сожалел о распаде Советского Союза, потому что его не покидало желание встретиться с русской армией на поле боя и разгромить её. Впрочем, такое говорили о многих немцах, а также о некоторых американских генералах, и почти в каждом случае это были одни разговоры, потому что офицеры, которые хотя бы однажды побывали на одном поле боя, никогда не стремились увидеть ещё одно.

«Разумеется, — подумал Диггз, — осталось не так уж много немцев, когда-либо видевших поле боя».

— Действительно, они выглядят отлично, — сказал Диггз, когда они миновали последние боевые машины, выстроенные как на параде.

— Чертовски жаль покидать дивизию, на которую я потратил столько сил, Марион. Проклятье. — Генерал Гуднайт отвернулся, чтобы скрыть подступившие слезы. Диггз знал, что это показывало, насколько крутым парнем был генерал. Оставлять дивизию и передавать командование солдатами кому-то другому походило на то, что ты покидаешь в больнице своего ребёнка или ещё хуже. «Все эти парни были детьми Сэма, а теперь они станут его детьми», — подумал Диггз. После первого осмотра он убедился, что все выглядят здоровыми и достаточно умными.

* * *
— Да, Арни, — сказал президент Райан. Его голос выдал эмоции намного яснее, чем ворчание или крик.

— Никто и не говорил, что эта работа будет развлечением, Джек. Черт побери, я не понимаю, почему ты жалуешься. Тебе не приходится обнимать людей, чтобы получить от них деньги на кампанию по переизбранию, верно? И не приходится целовать детей избирателей. Все, что от тебя требуется, — это заниматься своей работой, а после неё у тебяостаётся целый час — может быть, даже полтора — в день, и в течение этого времени ты можешь смотреть телевизор и играть с детьми. — Это самое любимое занятие Арни, подумал Райан, рассказывать ему (Райану), как легко заниматься этой гребаной работой.

— Но я всё-таки трачу половину дня, занимаясь бесполезным дерьмом вместо того, чтобы исполнять обязанности, за которые мне платят.

— Только половину, и он ещё жалуется, — заявил Арни, обращаясь к потолку. — Джек, тебе нужно справиться со своими чувствами и полюбить это, иначе сойдёшь с ума. К тому же, приятель, ты был государственным служащим пятнадцать лет, прежде чем стал президентом. Тебе уже давно следовало с любовью относиться к непродуктивной работе!

Райан едва не засмеялся, но сумел справиться с собой. Никто лучше Арни не умел смягчать свои поучения юмором. Иногда это чертовски раздражало.

— Отлично, но что на самом деле я им обещал?

— Ты обещал, что поддержишь их план строительства плотины и канала для проводки барж.

— Но это скорее всего напрасная трата денег!

— Нет, это не напрасная трата денег. Этот проект даст работу жителям двух штатов, а потому он интересует не одного, не двух, а трех сенаторов США, причём все трое постоянно поддерживают тебя на Холме, и ты, в свою очередь, тоже должен поддерживать их. Ты воздаёшь им должное за оказанную тебе помощь, содействуя их переизбранию. И ты помогаешь им быть переизбранными на новый срок тем, что обеспечиваешь работой примерно пятнадцать тысяч человек в двух штатах.

— А для этого наношу непоправимый вред хорошей реке за… — президент посмотрел в открытую папку на столе, — за три с четвертью миллиарда долларов. Господи боже мой, — закончил он с глубоким вздохом.

— С каких это пор ты встал в ряды тех, кто обнимает деревья? Форель, несмотря на такие привлекательные пятна на спине, не имеет права голоса. Даже если на реке и не возникнет перевозки на баржах, там всё-таки будет чертовски привлекательное место для отдыха, люди будут кататься на водных лыжах, ловить рыбу, появится несколько новых мотелей, может быть, пара полей для гольфа, рестораны…

— Я не люблю говорить и делать вещи, в которые не верю, — попытался возразить президент.

— Для политического деятеля это походит на дальтонизм или сломанную ногу, потому что является серьёзным недостатком, — заметил ван Дамм. — Это ведь тоже часть твоей работы. Однажды Никита Хрущёв сказал: политические деятели одинаковы во всем мире, мы строим мосты, хотя в этом месте нет рек.

— Значит, мы должны заниматься напрасной тратой денег? Арни, это не наши деньги! Это народные деньги! Они принадлежат народу, и мы не имеем права разбрасывать их направо и налево.

— Права? Кто сказал, что это должно быть правильным? — терпеливо спросил Арни. — Эти три сенатора, которые, — он посмотрел на часы, — направляются к нам прямо сейчас, месяц тому назад одобрили твой законопроект о выделении средств на нужды обороны страны, если ты ещё помнишь, и тебе могут снова понадобиться их голоса. Так вот, скажи мне, этот законопроект о выделении средств на нужды обороны был важным, не правда ли?

— Да, конечно, — ответил президент Райан, глядя на Арни насторожённым взглядом.

— И принятие этого законопроекта было необходимо для страны, верно? — продолжал ван Дамм.

Глубокий вздох. Райан чувствовал, куда все это ведёт.

— Да, Арни, необходимо.

— Таким образом, одобрение этого небольшого проекта помогло тебе осуществить что-то важное для страны, как ты считаешь?

— Наверно. — Райану не хотелось уступать в таких спорах, но спорить с Арни всё равно что спорить с иезуитом — ты почти всегда проигрываешь.

— Джек, мы живём в несовершенном мире. Ты не можешь надеяться, что всегда будешь поступать правильно. Лучшее, на что можно надеяться, — это совершать правильные поступки почти всегда — по сути дела, можешь остаться довольным, если в конечном итоге правильные поступки перевесят не совсем правильные. Политика — это искусство компромисса, когда ты принимаешь важные решения, необходимые для тебя, уступая другим в менее важных вещах, которые они хотят получить. Поступая таким образом, ты остаёшься человеком, который даёт что-то, а потому создаётся впечатление, что они не берут, а получают от тебя, потому что ты босс. Ты должен понимать это. — Арни сделал паузу и отпил несколько глотков кофе из чашки. — Джек, ты работаешь очень напряжённо и учишься очень быстро — для ученика четвёртого класса средней школы, — но тебе нужно овладеть подобными вещами до такой степени, что, принимая решение, ты даже не будешь думать, насколько оно правильно. Весь процесс должен стать для тебя таким же естественным, как застёгивать молнию на брюках, после того как сходил в туалет. Ты все ещё не понимаешь, насколько хорошо справляешься со своими обязанностями. — Может, это совсем неплохо, добавил про себя Арни.

— Сорок процентов людей не считают, что я хорошо справляюсь со своими обязанностями.

— Зато пятьдесят девять процентов считают, и к тому же многие из этих сорока процентов всё равно голосовали за тебя!

Прошедшие выборы отличались необыкновенно большим числом вписанных в бюллетени кандидатов, причём особенно часто вписывали имя Микки Мауса, напомнил себе Райан.

— Что я сделал такое, обидевшее стольких людей?

— Джек, если бы опрос Гэллапа проводился в древнем Израиле, Иисус был бы, наверно, обижен его результатами и вернулся к профессии плотника.

Райан нажал кнопку на своём телефоне.

— Эллен, зайдите ко мне.

— Хорошо, господин президент, — ответила миссис Самтер, пользуясь не слишком секретным кодом, существующим между ними. Через тридцать секунд она вошла в кабинет с опущенной рукой. Подойдя к президенту, она протянула руку с сигаретой. Джек взял сигарету и зажёг её бутановой зажигалкой, потом достал пепельницу из ящика стола.

— Спасибо, Эллен.

— Не за что, господин президент. — Она вышла из кабинета. Каждый второй день Райан передавал ей долларовую банкноту, оплачивая этим свой сигаретный долг. С течением времени этот процесс становился у него все более совершенным, и теперь он выкуривал не более трех сигарет в особенно напряжённый день.

— Смотри, чтобы об этом не пронюхали средства массовой информации, — посоветовал Арни.

— Да, я знаю. Мне разрешено завалить секретаршу прямо здесь, в Овальном кабинете, но если меня застанут с сигаретой, то это сочтут преступлением, равным жестокому обращению с ребёнком. — Райан глубоко затянулся сигаретой «Виргиния слим», отдавая себе отчёт в том, как отнесётся к этому его жена. — Если бы я был королём, то сам формулировал бы эти гребаные правила!

— Но ты не король и потому не можешь, — напомнил ему Арни.

— Моя работа заключается в том, чтобы сохранять, оберегать и защищать страну.

— Нет, твоя работа заключается в том, чтобы сохранять, оберегать и защищать конституцию, что является гораздо более сложным. Не забывай, что для обычных граждан фраза «сохранять, оберегать и защищать» означает, что им платят каждую неделю и они кормят на эти деньги свои семьи, раз в году проводят неделю на пляже или, может быть, в Диснейленде, а осенью смотрят футбол каждую субботу. Твоя работа состоит в том, чтобы они чувствовали себя удовлетворёнными и в безопасности не только от иностранных армий, но и от всех превратностей судьбы. Зато хорошая новость заключается в том, что если ты осуществишь все это, то сможешь провести на этой работе ещё семь лет и затем уйти на пенсию, провожаемый всеобщей любовью.

— Ты ничего не сказал о проблеме наследия.

Райан заметил, как вспыхнули глаза Арни при этих словах.

— Наследие? Любой президент, который слишком беспокоится об этом, оскорбляет бога, а это почти так же глупо, как оскорблять Верховный суд.

— Да, и когда дело Пенсильвании[20] попадает туда…

Арни поднял руки, словно защищаясь от удара.

— Джек, на твоём месте я стал бы беспокоиться об этом, когда придёт время. Ты не согласился с моим советом относительно Верховного суда, и пока тебе везло, но если — нет, когда разразится буря, ты окажешься в тяжёлом положении. — На такой случай Арни ван Дамм уже планировал стратегию защиты.

— Может быть, но я не стану беспокоиться об этом. Иногда проще предоставить решение судьбы воле случая.

— А иногда смотришь по сторонам, стараясь убедиться, что проклятое дерево не свалится на тебя.

Интерком Джека загудел в тот момент, когда он погасил сигарету.

— Сенаторы только что вошли через Западный вход, — раздался голос миссис Самтер.

— Я пошёл, — сказал Арни. — Только не забудь, что ты поддерживаешь проект плотины и канала на этой чёртовой реке и что ты высоко ценишь их поддержку. Запомни, Джек, что они всегда придут к тебе на помощь, когда это потребуется. А тебе их помощь нужна. Запомни и это.

— Хорошо, папочка, — ответил Райан.

* * *
— Ты шла сюда пешком? — с удивлением спросил Номури.

— Всего два километра, — отмахнулась Минг и хихикнула. — Это благоприятно сказалось на моем аппетите.

Действительно, ты проглотила этот феттуччино, как голодная акула проглатывает серфингиста, — подумал Номури. — Надеюсь, что твой аппетит не особенно пострадал. Но это было несправедливо. Номури тщательно продумал весь вечер, и если она попала в его ловушку, то это в большей степени его вина, чем её, разве не правда? И у неё на самом деле есть шарм, решил он, когда она села в автомобиль компании. Они уже договорились, что они приедут в его квартиру, для того чтобы он мог вручить ей подарок, который так рекламировал. Теперь Номури чувствовал, что его волнение растёт. Он строил планы больше недели, и наслаждение погони было наслаждением погони, оно так и не изменилось за десятки тысяч лет существования человечества… и теперь он пытался понять, что происходит у неё в голове. Минг выпила два бокала вина с феттуччино и отказалась от десерта. Когда он предложил отправиться к нему в квартиру, она прямо-таки вскочила на ноги. Значит, или его ловушка была великолепно подготовлена, или она была готова в большей степени, чем он ожидал… Ехать пришлось недолго, и во время поездки они молчали. Номури поставил машину в отведённое для него место, думая о том, заметил ли кто-нибудь, что сегодня он приехал не один. Он был вынужден исходить из того, что здесь за ним следят. Китайское Министерство государственной безопасности интересовалось, наверно, всеми иностранцами, живущими в Пекине, потому что все они считались потенциальными шпионами. Как ни странно, но его квартира находилась в другой части здания, не там, где жили американцы и остальные иностранцы из западных стран. Это не было открытой сегрегацией, никого не помещали в особые категории, но факт остаётся фактом — американцы жили в основном в одной секции здания, вместе с теми, кто приехал из западных стран, и… жителями Тайваня, заметил Номури. Таким образом, если и существовало наблюдение, оно было сосредоточено главным образом на противоположном конце жилого комплекса. Это хорошо для Минг и позднее может быть выгодно и для него.

Его квартира находилась на втором этаже в углу здания без лифта и представляла собой китайскую интерпретацию американской квартиры с зелёными насаждениями на балконе. Сама квартира была достаточно большой, около сотни квадратных метров, и здесь, наверно, не были установлены подслушивающие аппараты. По крайней мере, он не нашёл микрофонов, когда вселился в квартиру и развешивал картины на стенах, а его контрольные приборы не обнаружили никаких аномальных сигналов. Телефон скорее всего прослушивался, но то, что он прослушивался, вовсе не означало, что кто-то будет выслушивать магнитофонные записи каждый день или каждую неделю.

Министерство государственной безопасности являлось всего лишь ещё одним правительственным агентством, и в Китае такие агентства мало чем отличались от подобных агентств в Америке или, скажем, во Франции. В них работали ленивые, плохо оплачиваемые чиновники, старающиеся трудиться как можно меньше и находящиеся на службе у бюрократии, которая не одобряла особых усилий. Они, вероятно, проводили время, куря свои отвратительные сигареты и занимаясь мастурбацией.

На двери Номури установил американский замок фирмы «Йель» с кулачком, противостоящим квартирным ворам, и прочным запирающимся механизмом. Если его спросят об этом, он ответит, что, когда жил в Калифорнии, где работал представителем фирмы НЭК, его квартиру ограбили — американцы такой грубый и нецивилизованный народ, не подчиняющийся законам, — и ему не хотелось бы, чтобы такое повторилось.

— Итак, вот как выглядит дом капиталиста, — заметила Минг, озираясь вокруг. На стенах висели гравюры, главным образом постеры кинофильмов.

— Да, видишь ли, это дом служащего. Не уверен, являюсь я капиталистом или нет, товарищ Минг, — добавил он с улыбкой и поднятой бровью. — Садись, пожалуйста. — Он указал на диван. — Могу я принести тебе что-нибудь?

— Может быть, бокал вина? — предложила она, заметив и не отрывая взгляда от коробки, лежащей на кресле напротив.

Номури улыбнулся.

— Да, конечно, сейчас принесу, — сказал он и пошёл в кухню, где в холодильнике стояла бутылка калифорнийского шардонне. Открыть пробку было просто, и он вернулся в гостиную с двумя бокалами, один из которых вручил гостье. — Ах да, — спохватился он. — Это для тебя, Минг. — С этими словами он вручил ей коробку, завёрнутую, более или менее аккуратно, в красную — разумеется, в красную — подарочную бумагу.

— Можно открыть её?

— Конечно. — Номури улыбнулся с джентльменским, насколько мог, но одновременно похотливым выражением. — Может быть, ты захочешь заглянуть внутрь?

— Ты хочешь сказать, чтобы я сделала это в твоей спальне?

— Извини меня. Я просто думал, что ты захочешь открыть коробку в уединении. Прости, если я говорю слишком откровенно.

Веселье в её глазах было ответом. Минг сделала глубокий глоток из бокала с белым вином, затем вошла в спальню и закрыла дверь. Номури тоже отпил из своего бокала и сел на диван, ожидая, что произойдёт дальше. Если он сделал неправильный выбор, она может швырнуть коробку ему в лицо и выбежать из квартиры… впрочем, это маловероятно, подумал он. Не исключено, если Минг сочтёт его действия излишне откровенными, она просто возьмёт подарок и коробку, допьёт вино, поговорит о пустяках и затем уйдёт минут через тридцать, чтобы продемонстрировать хорошие манеры. По сути дела, результат будет таким же, но без открытого оскорбления. Тогда Номури придётся искать другого кандидата для вербовки. Нет, лучший вариант будет…

…Дверь открылась, и он увидел Минг. На её лице была лёгкая озорная улыбка. Бесформенный костюм исчез. Вместо него на ней был красно-оранжевый бюстгальтер, тот самый, который застёгивается спереди, и крохотные трусики. Она стояла в дверном проёме, подняв бокал, словно салютуя ему. Похоже, что она выпила ещё несколько глотков, может быть, чтобы набраться смелости… или избавиться от запретов.

Номури внезапно охватила тревога. Он тоже отпил вина из своего бокала, затем встал и пошёл к девушке, испытывая неловкость.

Её глаза, заметил он, тоже выражали какую-то неуверенность, казались слегка испуганными. Номури надеялся, что в его глазах тоже отражается неуверенность, ведь женщинам всегда хочется, чтобы их мужчины были немного уязвимыми. Может быть, у Джона Уэйна[21] тоже не было бы в такой ситуации полной уверенности, к которой он стремился. Затем он улыбнулся.

— Вижу, что я не ошибся в размере.

— Да, и у меня такое приятное ощущение, словно на мне вторая кожа, мягкая и шелковистая. — Каждая женщина обладает такой способностью, понял Номури: умением улыбаться и, независимо от внешности, демонстрировать женщину внутри, часто идеальную женщину, полную нежности и желания, скромности и кокетства, и всё, что требуется от тебя, это…

…Он протянул руку и коснулся её щеки едва ощутимым прикосновением, насколько позволяла его слегка дрожащая рука. Что за чертовщина? — потребовал он ответа у себя.

Дрожь? У Джеймса Бонда руки никогда не дрожали. В такой момент ему полагалось поднять её на руки, уверенно войти в спальню и там овладеть ею, подобно тому как Винс Ломбарди[22] решительно берет на себя руководство футбольной командой, как Джон Паттон[23] мчится вперёд на танке, ведя в атаку свою дивизию. Но, несмотря на все триумфальное предвкушение этого момента, ситуация оказалась совсем не такой, как он ожидал. Кем или чем ни была бы Минг, она отдавала ему все. У неё не было ничего, кроме этого. И она отдавала ему всё, что имела.

Он наклонил голову, чтобы поцеловать её, и ощутил запах духов «Мечта ангелов».

Каким-то образом эти духи идеально подходили к настоящему моменту. Руки девушки обняли его быстрее, чем он ожидал. Его руки повторили её движение, он почувствовал, что её кожа гладкая и шелковистая, и они погладили её, вверх и вниз, сами, словно против его желания. Что-то шевельнулось у него на груди, и Номури заметил, как её маленькие руки расстёгивают пуговицы его рубашки. Её глаза смотрели прямо на него, и теперь её лицо уже не было таким простым и некрасивым. Он расстегнул свои манжеты, девушка спустила его рубашку вдоль спины и затем подняла майку, снимая её через голову — или попыталась, потому что её руки не могли подняться так высоко. Он прижал её к себе, чувствуя шелковистость искусственной ткани нового бюстгальтера, трущегося о его гладкую, без единого волоска, грудь. Теперь его объятие стало сильнее, настойчивее, он прижал свои губы к её губам, обхватил ладонями голову Минг, заглянул в её тёмные глаза, ставшие внезапно такими глубокими, и увидел там женщину.

Её руки опустились, расстегнули его пояс и слаксы, которые скользнули вниз, охватив щиколотки. Номури едва не упал, когда шевельнул одной ногой, но Минг подхватила его, оба рассмеялись. Он поднял ноги, освобождая их от слаксов и туфель, и затем они вместе сделали шаг к кровати. Минг сделала ещё один шаг и повернулась, представ перед ним.

Номури понял, что недооценил девушку, — её талия была на целых четыре дюйма уже, чем ему казалось, — во всем виноват этот проклятый неуклюжий костюм, который она носила, тут же подумал он, зато её груди идеально наполняли бюстгальтер. Даже ужасная причёска казалась теперь красивой, каким-то образом дополняя янтарную кожу и раскосые глаза.

То, что последовало дальше, было одновременно простым и очень трудным. Номури протянул руки и прижал её к себе, но не очень тесно. Затем его руки прошлись по её груди, впервые ощутив грудь сквозь прозрачную ткань бюстгальтера. В то же время он внимательно наблюдал за её глазами, ожидая, как Минг отреагирует. Она, казалось, успокоилась, может быть, даже немного улыбнулась, почувствовав его прикосновение.

Далее последовал следующий, уже обязательный, шаг — двумя руками он расстегнул пуговицы между чашами бюстгальтера. Мгновенно руки Минг поднялись и прикрыли грудь. Что это значит? — подумал офицер ЦРУ, но затем её руки прижали его к себе, их тела встретились, и он наклонил голову, чтобы снова поцеловать её. Руки Номури сняли лямки бюстгальтера с плеч девушки, и тот соскользнул на пол. Оставалось совсем немного, и теперь руки обоих двигались, подгоняемые желанием и страхом. Её руки опустились к эластичному пояску его трусов. Её глаза не отрывались от его глаз, и на этот раз она улыбнулась по-настоящему, заставив его покраснеть. Минг почувствовала его готовность и быстро стащила трусы вдоль его ног. Оставались только носки, он стряхнул их, наступила его очередь потянуть вниз её красные шелковистые трусики. Она отбросила их ногой в сторону, и они сделали шаг назад, глядя друг на друга. Её груди, понял Номури, соответствуют размеру В плюс, а напрягшиеся соски походили цветом на темно-коричневую глину. Талия девушки была удивительно тонкой, словно у модели, резко контрастируя с женской грудью и бёдрами. Номури взял её за руку, подвёл к постели, поцеловал, укладывая на покрывало, и с этого момента он уже не был офицером разведывательной службы своей страны.

Глава 10Уроки торговли

Магистраль, начавшаяся в квартире Номури, вела к сайту всемирной паутины, созданному в Пекине, официально для «Ниппон Электрик Компании», однако сайт, предназначенный для НЭК, был создан американским гражданином, который работал на нескольких боссов.

Одним из них было несуществующее предприятие, деятельностью которого руководило Центральное разведывательное управление. Точный адрес электронной почты Номури был доступен резиденту ЦРУ в Пекине, который, между прочим, ничего не знал о нем. Резидент, наверно, возражал бы против такой меры предосторожности, хотя она являлась характерной для стиля руководства Мэри Патриции Фоули. К тому же группа ЦРУ в Пекине никак не прославилась успешной вербовкой высокопоставленных чиновников КНР, чтобы превратить их в агентов ЦРУ в Китае.

Донесение, которое резидент ЦРУ загрузил в память своего компьютера, казалось ему бессмысленной тарабарщиной, выбранными наугад буквами. С таким же успехом оно могло быть напечатано шимпанзе в благодарность за угощение бананом в какой-нибудь исследовательской лаборатории. Резидент, однако, не обратил на это никакого внимания и просто зашифровал его своим собственным кодом, известным под названием «Чечётка», и затем перезагрузил донесение в официальную правительственную систему связи. Отсюда оно было передано на спутник связи, затем поступило в Саннивейл, Калифорния, далее снова было загружено на спутник и принято в Форт-Бельвуар, Виргиния, на другом берегу реки от Вашингтона, округ Колумбия. Отсюда донесение пошло по секретному оптико-волоконному кабелю в Лэнгли, где находится штаб-квартира ЦРУ. Там оно поступило в «Меркурий», центр связи агентства, где с него сняли код станции ЦРУ в Пекине, обнажив первоначальную тарабарщину. Наконец, наступил последний этап — наполовину расшифрованное донесение послали на терминал персонального компьютера миссис Фоули. Лишь она обладала системой окончательной расшифровки и ежедневно меняющимся алгоритмом для второй половины системы в лэптопе Чета Номури, которая называлась «Интеркрипт». Мэри-Пэт занималась в это время другими делами, и понадобилось двадцать минут, чтобы донесение могло войти в её систему и предупредить о прибытии донесения от «ЗОРГЕ». Это тут же возбудило её интерес. Она дала команду своему компьютеру расшифровать донесение и увидела на экране прежнюю тарабарщину. Тут она вспомнила, что Номури находится на другой стороне линии смены дат и поэтому использовал другую ключевую последовательность. Итак, изменим дату на завтрашний день… и вот наконец! Мэри Пэт напечатала расшифрованное донесение для мужа и затем сохранила его на жёстком диске, автоматически зашифровав снова. После этого она прошла несколько шагов к кабинету Эда.

— Привет, бэби, — сказал директор ЦРУ, не поднимая головы. Мало кто входит в его кабинет, не предупредив заранее. Значит, можно ожидать хороших новостей. Мэри-Пэт передала мужу лист бумаги с сияющей улыбкой.

— Прошлым вечером Чёт сумел продемонстрировать свою мужскую силу! — сообщила заместитель директора по оперативной работе директору ЦРУ.

— Что от меня требуется по этому случаю? Послать ему сигару? — спросил директор ЦРУ, пробегая взглядом по донесению.

— По крайней мере, это шаг вперёд.

— Для него, может быть, — отозвался Эд Фоули, глядя на жену весёлым взглядом. — Думаю, что при выполнении подобного задания он мог истосковаться по женщине, хотя у меня такой проблемы никогда не возникало. — Муж и жена Фоули всегда действовали, выполняя оперативное задание, как семейная пара, и даже обучались на Ферме вместе.

Это избавляло старшего Фоули от всех осложнений, с которыми мог сталкиваться Джеймс Бонд.

— Эдди, иногда ты ведёшь себя как настоящий сухарь!

Удивлённый директор ЦРУ поднял голову.

— Как кто?

— Бесчувственный сухарь! — проворчала она. — Это может оказаться настоящим прорывом. Девчонка служит личным секретарём у Фанг Гана. Ей известно многое из того, что нам хотелось бы знать.

— И Чету удалось переспать с ней прошлым вечером. Милая, это событие ещё не означает, что мы завербовали её. Мы пока не получили китайского агента, — напомнил он жене.

— Я знаю это, знаю. Но у меня предчувствие, что дальше будет легче.

— Женская интуиция? — спросил Эд, просматривая донесение в поисках каких-нибудь грязных деталей, но увидел только холодные факты — вроде того, как если бы рассказ о соблазнении китайской секретарши был напечатан в «Уолл-Стрит Джорнэл».

— Черт побери, Эд! — директор ЦРУ заметил, что из прелестных ушей его жены едва не пошёл пар. — Ты отлично знаешь, что я собираюсь предложить Чету. «Пусть ваши отношения укрепятся, и затем осторожно начинай расспрашивать её о работе». На это потребуется время, но если приведёт к желаемому результату, то ожидание стоит того.

А если не приведёт, то для Честера ожидание всё равно будет приятным, — подумал Эд Фоули. Вряд ли существует много профессий в мире, когда секс является частью твоей работы и гарантирует продвижение по службе, правда?

— Мэри?

— Да, Эд?

— Тебе не кажется немного странным, что юноша докладывает нам о своей сексуальной жизни? Неужели это не заставляет тебя краснеть, хотя бы немного?

— Да, заставило бы, если бы он докладывал мне об этом при личной встрече. По моему мнению, метод обмена информацией по электронной почте является лучшим для такой темы. В нем меньше человечности, что ли.

— Скажи, ты уверена в надёжности этого способа передачи информации?

— Да, ведь мы уже обсуждали это. Его донесение может быть принято за секретную деловую информацию, да и система шифровки очень сложна. Парни и девушки в Форт-Мид могут расшифровать его донесение, но для этого каждый раз придётся прибегать к грубой силе, потребуется целая неделя, даже после того, как им придёт в голову удачная догадка о методе шифрования. А в КНР им придётся начинать с самого начала. Лазейка в службу провайдера устроена очень хитро, и отвод, которым мы пользуемся, тоже должен быть безопасным. Но даже в том случае, если обнаружат, что телефон посольства подключён к службе провайдера Интернета, это ничего не значит. Там у нас работает служащий консульства, который загружает порнографию из местного сайта службы провайдера в качестве ещё одного прикрытия, если кто-то окажется слишком умным. — Все это было тщательно продумано. Это представляло собой вход в Интернет, который хотят, по вполне естественным причинам, держать в тайне, а служба контрразведки в Пекине в случае чего признает понятным и забавным.

— А на этом сайте есть что-нибудь интересное? — снова спросил Эд Фоули, чтобы ещё помучить жену.

— Ничего, если только тебя не интересует насилие над детьми. Некоторые субъекты этого сайта ещё не имеют права голосовать. Если ты попытаешься загрузить эту дрянь здесь, ФБР может скоро постучаться в твою дверь.

— В КНР действительно разразился капитализм, верно?

— Некоторым высокопоставленным членам партии это, судя по всему, нравится. Думаю, что, когда тебе около восьмидесяти, требуется что-то особое, чтобы завести мотор. — Мэри-Пэт видела несколько таких фотографий, и ей этого хватило надолго. Она была матерью и знала, что все действующие лица на порнографических фотографиях были когда-то младенцами, но об этом не думают пользователи-извращенцы. Мужчины, насилующие девочек, считали, должно быть, что все эти малышки вошли в жизнь с широко раздвинутыми ногами и радостным взглядом на своих кукольных детских лицах. Впрочем, выполнение обязанностей проповедника не входило в сферу деятельности заместителя директора по оперативной работе. Иногда приходится иметь дело с такими уродами только потому, что у них есть информация, в которой нуждается страна. Если тебе повезло и сведения действительно окажутся полезными, нередко приходится даже организовывать их побег в Соединённые Штаты. Здесь они смогут жить и в большей или меньшей степени наслаждаться своими пороками, однако же их предупредят о законах и наказании за нарушение таковых. После этого тебе надо войти в ванную комнату и тщательно вымыть руки с мылом. Ей уже не раз приходилось так поступать. Одна из проблем шпионажа заключалась в том, что ты далеко не всегда имеешь дело с людьми, которых захочешь пригласить в свой дом, но хорошие манеры здесь ни при чем.

Тебе нужно получить информацию, чтобы защитить стратегические интересы Америки или даже победить в войне, если дойдёт до этого. Часто ставкой являются жизни людей, прямо или косвенно подвергающихся опасности. Таким образом, ты поддерживаешь отношения с людьми, которые располагают важнейшей информацией, даже если эти люди не слишком-то добродетельны.

— О'кей, бэби. Держи меня в курсе событий, — сказал жене директор ЦРУ.

— Обязательно, милый зайчик. — Заместитель директора по оперативной работе вернулась в свой кабинет и подготовила ответ Номури:

ДОНЕСЕНИЕ ПОЛУЧЕНО. ИНФОРМИРУЙ НАС О РАЗВИТИИ СОБЫТИЙ. МП. Конец.

* * *
Когда Номури проснулся и проверил поступившую электронную почту, он вздохнул с облегчением, хотя и был разочарован тем, что с ним рядом не было Минг. Конечно, было бы опрометчиво с её стороны провести ночь в любом месте, кроме своей постели.

Номури не мог даже отвезти её домой на своей машине. Она ушла, захватив подарки — впрочем, некоторые были на ней, — и вернулась обратно в квартиру, которую делила с подругами. Он искренне надеялся, что девушка ни с кем не будет обсуждать свои приключения прошлым вечером. Очень трудно предугадать поведение женщин, особенно о чём они будут разговаривать. С другой стороны, это не так уж отличается от поведения некоторых мужчин. Номури вспомнил, как его товарищи по колледжу взахлёб рассказывали о своих завоеваниях, словно им удалось победить дракона с помощью палочки от леденца. Сам он никогда не увлекался этим «спортом». Возможно, уже тогда у него появилось мышление шпиона, или же он придерживался мнения, что джентльмены хранят молчание о своих поцелуях. Но придерживаются ли такого же мнения женщины? Для него это оставалось тайной вроде той, почему женщины часто ходят в туалет парами — Номури иногда шутил, что там они проводят свои «профсоюзные собрания». Как бы то ни было, жён-шины болтали гораздо больше мужчин. В этом Номури не сомневался. И хотя они крепко хранили много секретов от мужчин, сколько тайн они скрывали от других женщин? Господи, от неё всего-то и требовалось рассказать своей сожительнице, что японский бизнесмен так яростно трахал её прошлым вечером, что у неё ум зашёл за разум, и тогда подруга — если она была осведомительницей китайского Министерства государственной безопасности — позаботится о том, чтобы Минг навестил офицер МГБ, который, самое меньшее, посоветует ей никогда больше не встречаться с Номури. Более вероятно, в этот совет будет входить требование послать американские буржуазные тряпки (нижнее бельё, купленное в «Секретах Виктории») обратно японскому бизнесмену, сделавшему их орудием разврата. Кроме того, ей пригрозят, что она потеряет работу в министерстве, если её ещё раз увидят на одной улице с ним. Далее это будет означать, что за ним начнут следить, агенты МГБ подвергнут его тщательному расследованию, а к этому ему придётся отнестись очень серьёзно. Совсем необязательно прямо поймать его на шпионаже. Это коммунистическая страна, где соблюдение законов считается буржуазным понятием, недостойным серьёзного внимания, а гражданские права вообще пустой звук. Поскольку он был иностранцем, к нему могут отнестись не слишком строго, но особенно надеяться на это не следует.

Так что он не просто продемонстрировал китайской девушке свою мужскую силу, сказал себе Номури, вспоминая радостные мгновения испытанного наслаждения тем страстным вечером. Он пересёк широкую красную линию на улице, и теперь его безопасность полностью зависела от осторожности Минг. Он не предупредил её — не мог предупредить, — чтобы она держала рот на замке. О таких вещах не говорят, потому что они придают оттенок опасности тому, что должно быть временем радости и дружбы… и даже потенциально чего-то большего, чем дружба. Женщины склонны именно так думать, напомнил себе Честер, и по этой причине, когда он в следующий раз посмотрит в зеркало, то может увидеть там вытянутый нос и крысиные усики. Но это ведь бизнес, здесь нет ничего личного, сказал он себе, выключая компьютер.

Если не считать одного маленького обстоятельства. У него были сексуальные отношения с интеллигентной и даже привлекательной женщиной. Теперь проблема заключалась в том, что она забрала с собой маленькую частицу его сердца и он никогда не получит его обратно. А его сердце, с опозданием понял Номури, каким-то образом связано с его членом. Он не Джеймс Бонд. Он не может обнимать женщину так, как обнимает мужчину проститутка, отдающаяся за деньги. Не в его характере быть бессердечной свиньёй. Хорошая новость заключалась в том, что благодаря этому он ещё может смотреть на себя в зеркало. Плохая же новость состояла в ином — эта способность может оказаться не такой уж продолжительной, если он будет обращаться с Минг как с вещью, а не как с человеком.

Номури нуждался в совете, как ему следует чувствовать себя в связи с этой операцией, но получить такой совет было негде. С подобным запросом нельзя обратиться по электронной почте к Мэри-Пэт, нельзя и попросить совета у одного из психианалитиков, нанятых агентством. Сложные моральные проблемы можно решать только при личной встрече с реальным человеком. Нет, электронная почта не может быть средством, в котором он сейчас нуждался. Ему придётся слетать в Токио и встретиться там с высокопоставленным офицером оперативного директората, который даст ему совет, что делать дальше. А вдруг ему прикажут прервать все интимные контакты с Минг? Что делать тогда? — спросил себя Номури. Ведь речь шла не о том, что у него завелась какая-то подруга и он привязался к ней, — к тому же, если он прервёт все отношения с Минг, что будет тогда с вербовкой потенциально многообещающего агента? Поступая на службу в агентство, ты не можешь оставить свою человечность за дверью, что бы там ни гласили правила. Смешки за кружкой пива по вечерам после дневных тренировок казались теперь далёким прошлым, наравне с ожиданиями, которые были у него и его коллег. Они так не соответствовали действительности, несмотря на то, что им внушали инструкторы. Тогда он был ребёнком и оставался ребёнком, до некоторой степени, даже в Японии, но сейчас он внезапно стал мужчиной, один на один со страной, которая в лучшем случае подозревала его, а в худшем — являлась неприкрыто враждебной по отношению к нему и его родине. Ничего не поделаешь, теперь все в руках Минг, и не в его силах изменить что-то.

* * *
Сослуживицы Минг в министерстве заметили некоторые перемены в поведении своей коллеги. Она больше улыбалась, и улыбка была несколько иной. С ней случилось что-то хорошее, думали некоторые, и они радовались за неё, хотя сдержанно и не выдавая себя. Если Минг захочет поделиться с ними своей радостью, ну что ж, очень хорошо, если нет, их это тоже устраивало, потому что некоторые вещи должны оставаться глубоко личными. Они оставались такими даже среди подруг, которые делились всеми переживаниями, включая рассказы об их министре, о его неуклюжих, продолжительных и зачастую неудачных попытках заниматься любовью. Он был мудрым и часто нежным, хотя как босс имел немало недостатков. Однако Минг ничего этого сегодня не замечала. Её улыбка была привлекательнее, чем обычно, и глаза поблёскивали, как маленькие алмазы, — таким было мнение всех административных служащих и секретарш. Все они видели это и раньше, хотя не у Минг, чья интимная жизнь казалась какой-то пресной. Министру она нравилась больше других, но «обслуживал» он девушку плохо и слишком редко. Она сидела за своим компьютером, занимаясь корреспонденцией и переводами статей из западных средств массовой информации, которые могли представлять интерес для министра. Минг владела английским языком лучше всех в этом углу здания, и новая компьютерная система работала великолепно. Ходили слухи, что следующим этапом станет компьютер, в который нужно только говорить, и буквы будут возникать по команде. Такие компьютеры, несомненно, обернутся проклятием для всех исполнительных секретарей в мире, потому что их профессия станет почти ненужной. Впрочем, нет. Босс ведь не может трахать компьютер… а вдруг потом компьютеры смогут и это? Нельзя сказать, что министр Фанг был слишком назойливым в своих потребностях, а его благодарность после этого бывала достаточно щедрой.

Первое утреннее поручение Минг выполнила за девяносто минут. После этого она отпечатала сделанный перевод и скрепила вместе несколько страниц. Этим утром она переводила статьи из лондонской «Таймс», «Нью-Йорк Таймс» и «Вашингтон Пост», так что теперь министр узнает, что думают варвары всего мира о просвещённой политике Китайской Народной Республики.

* * *
В своём личном кабинете министр Фанг занимался другими делами. Из Министерства государственной безопасности поступили два доклада о происходящем в России: открытие крупнейших месторождений нефти и золота, говорилось в донесениях. «Значит, — подумал министр, — Чанг был совершенно прав. Восточная Сибирь действительно представляет собой настоящую сокровищницу, полную вещей, в которых все нуждались».

Прежде всего, нефть, потому что она является истинной кровью современного общества. С другой стороны, золото, помимо своей ценности как старого, но по-прежнему весьма реального средства обмена, все ещё широко применяется в науке и промышленности. Как жаль, что такие богатства попадут в руки людей, не обладающих достаточным воображением для их разумного использования. Это так странно, что русские, которые подарили миру «бесценный» дар марксизма, но затем не смогли должным образом воспользоваться им, потом отреклись от него только для того, чтобы потерпеть неудачу в переходе к буржуазному капиталистическому обществу. Фанг закурил сигарету, пятую сегодня (он старался уменьшить потребление сигарет по мере того, как приближалась семидесятая годовщина), и положил донесения МГБ на стол. После этого он откинулся на спинку кресла, затянулся сигаретой без фильтра и принялся обдумывать информацию, которую принёс ему этот день. Сибирь, часто говорил Чанг, располагает всем, в чём нуждается КНР, — лесом, огромными запасами минералов, пространством, которое нужно Китаю больше всего. Теперь же, как утверждается в разведывательных донесениях, ко всему этому прибавились колоссальные месторождения нефти и золота.

В Китае проживает слишком много людей, и это несмотря на меры по контролю за ростом населения, которые проводились в жизнь драконовскими средствами, как по их содержанию, так и по безжалостному исполнению. Эти меры были оскорблением китайской культуры с её отношением к детям как к дарам небес, но теперь социальная инженерия приобрела неожиданный характер. Поскольку каждой семейной паре разрешалось иметь только одного ребёнка, люди часто предпочитали мальчиков девочкам. Ходили слухи, что крестьяне берут двухлетних младенцев женского пола и бросают их в колодцы — жалостливые ломают им шею перед этим. Фангу были понятны причины. Девочка вырастет и выйдет замуж, тогда как мальчик будет содержать своих родителей и станет кормильцем семьи, обеспечив, таким образом, их безопасность в старости.

В случае с Фангом все было по-другому. Поскольку он вырос в семье высокопоставленного партийного функционера, Фанг позаботился о том, чтобы его мать и отец нашли комфортабельное место, где и прожили свою жизнь, потому что таков долг ребёнка перед теми, кто произвёл его на свет. В ходе своей жизни он, разумеется, женился — его жена давно умерла от сердечно-сосудистой болезни — и он выразил неискренние слова сожаления её родителям и даже позаботился о них… но не до такой степени, как он заботился о своих родителях. Даже его жена понимала это и использовала всё своё теневое влияние супруги партийного чиновника, чтобы создать спокойную жизнь для родителей. Это ей удалось, хотя и в меньшей степени. Брат Фанга умер молодым, погибнув в Корее во время войны с американской армией, так что после него осталось только воспоминание безо всякой практической выгоды.

Однако для Китая существовала тяжёлая проблема, о которой никто не решался говорить, даже на уровне Политбюро. Она заключалась в том, что политика контроля за ростом населения начала влиять на демографию страны. Предпочитая мальчиков девочкам, КНР создала дисбаланс, который становился теперь статистически значительным. Примерно через пятнадцать лет в стране будет ощущаться недостаток женщин. Некоторые утверждали, что это хорошо, потому что тогда будет достигнута цель стабильности населения быстрее, чем предполагалось, но это также означало, что спустя одно поколение для миллионов китайских мужчин не найдётся женщин, чтобы жениться и создать семью. А вдруг это приведёт к резкому росту гомосексуализма? Политические деятели КНР по-прежнему с неодобрением относились к этим буржуазным дегенератам, хотя гомосексуализм и был исключён из Уголовного кодекса в 1998 году. Но если не будет достаточного количества женщин, что остаётся мужчинам? Кроме убийства лишних младенцев женского пола, девочек, брошенных своими родителями, часто разрешали удочерять американским и европейским семейным парам, которые не могли иметь собственных детей. Это происходило с сотнями тысяч, девочек передавали с такой же лёгкостью и простотой, как американцы продают щенков в своих супермаркетах. Что-то в душе Фанга возмущалось этим, но его чувства были всего лишь буржуазной сентиментальностью. Национальная политика диктовала, что это именно так, а политика является средством достижения необходимой цели.

Его жизнь была комфортабельной, насколько этому могло способствовать занимаемое им привилегированное положение. В придачу к роскошному кабинету, которому могли бы позавидовать капиталисты, у него был служебный автомобиль с шофёром, который отвозил Фанга в его резиденцию, не менее роскошную квартиру со слугами, удовлетворяющими каждое его желание. Из специальных распределителей ему привозили лучшую пишу, которую только могла обеспечить его страна, превосходные напитки, его телевизор был присоединён к спутниковой системе. Благодаря этому он мог принимать самые разные каналы, включая несколько порнографических японских. Мужские желания все ещё не покинули его — он не говорил по-японски, но разве нужен перевод в таких фильмах, все и такпонятно.

Фанг по-прежнему много работал, вставал в половине седьмого и каждое утро приезжал в министерство ещё до восьми часов. Окружающие министра помощники и секретарши заботились о нем, и несколько секретарш охотно соглашались удовлетворять его желания, раз в неделю, иногда два раза. Фанг не сомневался, что мало мужчин его возраста обладают такой мужской силой, и, в отличие от председателя Мао, он не насиловал малолетних девочек, хотя знал об этом и считал отвратительным. Но у великих людей имеются свои недостатки, на них не обращают внимания из-за величия гениев, которое сделало их такими, какие они есть. Что касается его самого и людей, таких как он, они заслужили обстановку, в которой живут и отдыхают, отличное питание, позволяющее им поддерживать силу своего тела для тяжёлой и длительной работы, и возможности для освежения и обновления организма, в которых нуждались люди его ума и интеллекта. То, что они жили лучше других граждан его страны, было необходимо для всеобщей пользы. К тому же они заслужили это. Управлять развитием самой густонаселённой страны в мире совсем непросто. Для этого требовалась каждая частица их интеллектуальной энергии, а такую энергию следует беречь и постоянно возобновлять. Фанг поднял голову, когда вошла Минг с папкой, в которой собраны переводы статей с новостями из разных газет мира.

— Доброе утро, господин министр, — произнесла она с надлежащим почтением.

— Доброе утро, девочка. — Фанг кивнул ей с искренним расположением. Эта девушка иногда делила с ним постель и делала это лучше других. По этой причине она заслуживала чего-то большего, чем односложный ворчливый ответ. Но разве он не отблагодарил её? Кто достал для девушки весьма комфортабельное кресло, сидя в котором ей намного удобнее работать? Она вышла, низко поклонившись своему министру, представлявшему собой нечто вроде отца для неё и всех остальных. Фанг не заметил ничего необычного в её поведении, просто взял папку с переводами, открыл её и достал карандаш, чтобы делать в них пометки. Он сравнит эти статьи с донесениями МГБ, в которых давалась оценка настроения в других странах и предполагаемых намерений их правительств. Таким образом Фанг давал понять Министерству государственной безопасности, что члены Политбюро следят за их работой и имеют о ней своё мнение.

МГБ потерпело поразительную неудачу, когда не смогло предвидеть дипломатическое признание Тайваня американцами, хотя, если быть справедливым, американские средства массовой информации тоже не смогли предсказать действий президента Райана. Какой он странный человек и, разумеется, не относится к числу друзей Народной Республики. Аналитики МГБ называли его необразованным крестьянином, и это определение казалось во многих отношениях одновременно точным и уместным. Его взгляды были удивительно наивными, о чём не раз писала американская газета «Нью-Йорк Таймс». Почему его так не любят? Разве он не был в достаточной мере капиталистом или, может быть, слишком ярко выраженным капиталистом? Смысл того, что пишут в американских средствах массовой информации, выходил за пределы аналитических возможностей Фанга, но он мог, по крайней мере, усваивать то, что там говорится, а это не всегда удавалось «экспертам» разведки из института по изучению Америки Министерства государственной безопасности. С этой мыслью Фанг закурил новую сигарету и устроился поудобнее в кресле.

* * *
«Это походит на чудо», — подумал Провалов. Центральное архивное управление Российской армии прислало досье, отпечатки пальцев и фотографии мужчин, чьи мёртвые тела были обнаружены в Санкт-Петербурге. По иронии судьбы все это они прислали ему, а не Абрамову и Устинову. Скорее всего причина заключалась в том, что он сослался на поддержку Сергея Головко. Упоминание площади Дзержинского все ещё обладало зловещей магией. Имена и основные данные будут немедленно посланы по факсу в Санкт-Петербург, чтобы его коллеги в Северной столице могли воспользоваться полученной информацией для дальнейшего расследования. Имена и фотографии являлись только началом — документам было почти двадцать лет, и на фотографиях виднелись молодые равнодушные лица. Впрочем, досье на обоих производили впечатление. Когда-то Пётр Алексеевич Амальрик и Павел Борисович Зимянин считались отличными солдатами, умными, тренированными… и в высшей степени надёжными с политической точки зрения.

Именно поэтому они попали в школу спецназа и затем в школу младшего командного состава, из которой их выпустили сержантами. Оба воевали в Афганистане и неплохо справлялись со своими обязанностями — они сумели выжить там, что было необычным для солдат спецназа, которому доставались самые грязные задания в этой особенно грязной войне. Они не захотели стать контрактниками, что не было необычным. Почти никто в Советской армии не оставался продолжать службу добровольно. Они вернулись к гражданской жизни, и оба работали на одном и том же заводе недалеко от Ленинграда — так назывался раньше этот город. Однако Амальрику и Зимянину обычная гражданская жизнь показалась скучной, и оба постепенно переместились в другую сферу деятельности. Провалову придётся подождать дополнительной информации из Санкт-Петербурга. Он достал из ящика стола бланк сопроводительной записки, заполнил его и прикрепил к пакету, присланному из Центрального архивного управления. Пакет пошлют с курьером в Санкт-Петербург, там Абрамов и Устинов постараются разобраться в его содержании.

* * *
— Вам звонит господин Шерман, господин министр, — послышался голос секретарши Уинстона по интеркому. — Линия три.

— Привет, Сэм, — произнёс министр финансов, подняв трубку. — Есть новости?

— Это касается русского нефтяного месторождения на севере, — ответил президент компании «Атлантик Ричфилд».

— Что-нибудь интересное?

— Похоже на это. Наши геологи, принимавшие участие в полевой экспедиции, говорят, что месторождение на пятьдесят процентов больше предварительных оценочных данных.

— Насколько надёжна эта информация?

— Не хуже твоих казначейских сертификатов, Джордж. Мой главный геолог — Эрни Бич. Он умеет находить нефть так же успешно, как ты когда-то играл на бирже. — Пожалуй, с большей степенью достоверности, — едва не сказал Сэм Шерман, но промолчал. Уинстон был известен тем, что гордился своими достижениями. Впрочем, министр финансов сам догадался о том, что не сказал ему Шерман.

— Назови мне основные данные, — потребовал он.

— Так вот, когда начнётся промышленная эксплуатация месторождения, русские получат возможность купить всю Саудовскую Аравию, Кувейт и ещё половину Ирана. По сравнению с сибирским месторождением Техас выглядит вроде струи мочи на берегу океана. Это месторождение в Сибири колоссально, Джордж.

— Но возникнут трудности на первоначальной стадии?

— Да, это будет сложным делом и потребует огромных капиталовложений, но с инженерной точки зрения все очень просто. Если хочешь немного подзаработать, покупай акции русской компании, производящей тёплое бельё и зимнюю одежду. Им обеспечена работа по крайней мере на десять лет, — посоветовал Шерман.

— О'кей, что ты можешь сказать мне о значении этого месторождения для России в экономическом отношении?

— Трудно ответить на такой вопрос. Понадобится от десяти до двенадцати лет, чтобы начать промышленную эксплуатацию в полном объёме. Такое количество сырой нефти, выброшенной на рынок, значительно изменит экономическое состояние рынка. Мы ещё не осуществили моделирование такого процесса — но доходы России от продажи этой нефти будут огромными, что-нибудь порядка сотни миллиардов долларов в год, причём я имею в виду сегодняшние доллары.

— И сколько времени это будет продолжаться? — Уинстон едва не увидел, как пожал плечами его собеседник.

— Двадцать лет, может быть, больше. Наши друзья в Москве все ещё хотят, чтобы мы сохраняли это в тайне, но в нашей компании распространяются слухи, и новость вот-вот вырвется наружу. Да и как можно утаить такое? Все равно что пытаться скрыть восход солнца. Я полагаю, пройдёт самое большее месяц, и это станет достоянием средств массовой информации. Ну, может быть, немного больше.

— Как относительно месторождения золота?

— Черт побери, Джордж, русские не говорят об этом, но мой представитель в Москве сообщает, что на лицах высокопоставленных чиновников в их правительстве появился взгляд, словно у кота, только что сожравшего канарейку. Или, по крайней мере, так ему кажется. Когда появится известие о месторождении золота, его цена упадёт процентов на пять или десять, но наши экономические модели показывают, что цена скоро вернётся к прежней — ещё до того, как Иван начнёт продавать добытое золото. Наши русские друзья — в общем, их богатый дядя скончался и оставил им всё своё наследство, ты меня понимаешь?

— А это не окажет на нас отрицательного воздействия? — спросил Уинстон.

— Черт побери, нет, конечно. Русским придётся закупить у нас огромное количество оборудования, им понадобятся знания и опыт, которыми владеем только мы, а когда цена нефти упадёт, это благоприятно скажется на нашей экономике. Знаешь, Джордж, мне нравятся русские. Этим сукиным сынам так долго не везло, может быть, теперь ситуация изменится для них в лучшую сторону.

— Никаких возражений против этого ни у меня, ни у моего соседа рядом, — заверил своего друга «Торговец». — Спасибо за информацию.

— Ничего не поделаешь, вы, парни, по-прежнему забираете у меня налоги. — Мерзавцы, чуть не добавил он, но Уинстон всё равно услышал это, включая смешок. — Скоро увидимся, Джордж.

— Точно. Выпей за моё здоровье, Сэм, и спасибо. — Уинстон нажал на кнопку, прерывающую этот разговор, и тут же выбрал кнопку номер девять канала специальной связи.

— Да? — послышался знакомый голос. Только десять человек обладали правом доступа к этому каналу.

— Джек, это Джордж. Мне только что позвонил Сэм Шерман, президент «Атлантик Ричфилд».

— Россия?

— Да. Нефтяное месторождение оказалось на пятьдесят процентов больше, чем гласили их предварительные расчёты. Это делает его чертовски огромным, самым богатым месторождением в мире. В нем больше нефти, чем во всех странах Персидского залива, взятых вместе. Начать промышленную эксплуатацию будет непросто, потребуются немалые капиталовложения, но Сэм говорит, что по сложности это как в кулинарном справочнике — трудно, но его люди знают, как это делается, не потребуется создавать новую технику. Всего лишь вопрос траты денег — и даже это не так сложно, потому что рабочая сила в России намного дешевле, чем здесь. Русские станут богатыми.

— Насколько богатыми? — спросил президент.

— Порядка сотни миллиардов долларов, после того как начнётся промышленная эксплуатация месторождения, и это продлится добрых двадцать лет.

Джек даже свистнул от удивления.

— Два триллиона долларов. Это настоящие деньги, Джордж.

— Именно так мы говорим на Уолл-стрит, господин президент, — согласился Уинстон. — Чертовски верно, настоящие деньги.

— И как это подействует на российскую экономику?

— Можно не сомневаться, вреда ей это не принесёт, — заверил его министр финансов. — В результате у них появятся тонны твёрдой валюты. С такими деньгами они смогут купить вещи, в которых нуждаются, а также оборудование для выпуска товаров, которые смогут делать сами. Это полностью обновит их промышленность, Джек, даст русским толчок в новое столетие, если, разумеется, у них хватит мозгов, чтобы использовать деньги надлежащим образом. Главное, чтобы полученные средства не утекли в Швейцарию и Лихтенштейн.

— Как мы сможем помочь им? — спросил президент Соединённых Штатов.

— Лучшим ответом на этот вопрос будет следующее: ты, я и пара других американских экспертов сядем за стол со своими русскими коллегами и спросим, что им понадобится в первую очередь. Если мы сможем убедить нескольких наших промышленников построить в России заводы, это не повредит нам и будет чертовски хорошо выглядеть на телевидении.

— Понял, Джордж. Подготовь мне докладную записку на эту тему к началу будущей недели, и мы тогда попытаемся найти способ известить русских о том, что нам известно.

* * *
Подходил к концу ещё один слишком продолжительный рабочий день Сергея Головко. Управлять СВР было тяжёлой работой для любого человека, но ему также приходилось поддерживать Эдуарда Петровича Грушевого, президента Российской Федерации. У президента Грушевого был свой Кабинет министров, некоторые из которых были компетентными, других избрали из-за их политического капитала или просто чтобы не дать им возможности встать в ряды оппозиции. Находясь внутри администрации Грушевого, они все ещё могли причинить ему вред, но не такой значительный, как если бы стояли вне администрации. Находясь внутри, им приходилось прибегать к оружию малого калибра, чтобы не погибнуть от разрыва собственных снарядов.

Хорошей новостью было то, что должность министра экономики была у Василия Константиновича Соломенцева, интеллигентного и, по всей вероятности, честного человека, что являлось таким же редким сочетанием в российской элите, как и в любой другой стране мира. Он лелеял честолюбивые мечты — редко у какого министра они отсутствовали, — но эти мечты были направлены главным образом на стремление добиться процветания своей страны и в основном не касались личного обогащения. Определённое стремление к личному обогащению не слишком тревожило Головко, главное, чтобы человек не старался, как свинья из басни, подгребать под себя все. По мнению Сергея Николаевича, таким пределом являлось состояние примерно в двадцать миллионов евро. Больше этой цифры — и министр попадал в разряд бессовестных свиней, но Головко мог понять и человека, которого устраивала меньшая цифра. В конце концов, если министр успешно трудился на благо своей страны, он или она имели право на соответствующее вознаграждение. Рядовые трудящиеся не будут критиковать их, если благодаря усилиям таких министров условия жизни для них становились лучше. «Наверно, не будут», — думал председатель самого крупного шпионского агентства. Россия отличалась от Америки, где законы, касающиеся «этичного» поведения членов правительства, доходили до бессмысленного и контрпродуктивного абсурда.

Американский президент, которого Головко хорошо знал, любил афоризм, которым восхищался и председатель СВР: Если тебе приходится записывать свои этические принципы, ты уже проиграл. Совсем не дурак этот Райан, а теперь и хороший друг или кажется другом. Головко старался укрепить эту дружбу, обеспечив помощь Америке в двух крупных международных кризисах. Он сделал это, потому что это было, во-первых, в интересах его страны и, во-вторых, потому что Райан — честный человек и вряд ли забудет оказанную ему помощь. Это казалось забавным Головко, который провёл почти всю свою взрослую жизнь в агентстве, основным предназначением которого было уничтожение Запада.

Но как относительно его самого? Неужели кто-то намеревается уничтожить его, Сергея Головко? Неужели кто-то стремился положить конец его жизни громким и рассчитанным на эффект способом прямо здесь, на площади Дзержинского? Чем больше он думал об этом, тем более пугающим казалось покушение. Мало здоровых людей могут невозмутимо думать о своей смерти, и Головко не принадлежал к их числу. У него никогда не дрожали руки, но он совсем не спорил с майором Шелепиным, который принимал все более строгие меры по его охране. Автомобиль, в котором Головко ездил на работу, ежедневно был другого цвета и часто разного типа, а сама поездка на площадь Дзержинского имела лишь одну общую черту — место отправления. Здание СВР было настолько велико, что позволяло не только ездить разными маршрутами, но и прибывать к пяти разным входам. Головко особенно восхищался хитростью, к которой прибегал его охранник: нередко председатель СВР сидел рядом с шофёром в автомобиле, возглавляющем процессию, тогда как на заднем сиденье мнимого охраняемого автомобиля располагался один из его подчинённых. Анатолий был далеко не дурак и даже демонстрировал время от времени творческую жилку.

Но теперь об этом не было речи. Головко покачал головой и открыл последнюю папку этого продолжительного рабочего дня. Сначала глаза пробежали по краткому содержанию документа — и тут же его мысль остановилась. Рука протянулась к телефону, и он набрал номер.

— Это Головко, — произнёс он, когда на другом конце линии ответил мужской голос.

Добавлять ещё что-нибудь не требовалось.

— Здравствуйте, Сергей Николаевич, — послышался через пять секунд приятный голос министра. — Чем могу помочь?

— Видите ли, Василий Константинович, вы можете подтвердить для меня эти цифры. Они действительно реальны?

— Они более чем реальны, Сергей. Эти цифры так же реальны, как закат солнца, — ответил Соломенцев руководителю российской разведки, который одновременно являлся советником президента Грушевого.

— Сукин сын, — пробормотал восхищённо глава разведки. — И как долго находилось там это богатство? — спросил он, не веря своим ушам.

— Нефть — примерно пятьсот тысяч лет; что касается золота, то дольше, Сергей.

— И мы ничего не знали об этом, — промолвил Головко.

— Никто не думал искать там. Вообще-то сообщение о находке месторождения золота кажется мне более интересным. Я должен увидеть одну из этих волчьих шкур, покрытых золотым песком. Как в опере Прокофьева, а? «Петя и Золотой волк».

— Забавная мысль, — ответил Головко, тут же выбросив её из головы. — Что это будет означать для страны?

— Сергей Николаевич, мне нужно быть провидцем, чтобы дать подробный и точный ответ на этот вопрос. Отвечу вкратце — в конечном итоге это может стать для нашей страны спасением. Теперь у нас есть что-то, обладать этим хотят все страны. Между прочим, мы имеем даже два «что-то», и это принадлежит нам. Иностранцы будут платить нам за все это огромные суммы денег, причём отдавать деньги готовы с улыбкой. К примеру, Япония. Мы обеспечим все её потребности в энергии на ближайшие пятьдесят лет, причём одновременно они сэкономят крупные средства на транспортировке энергоносителей. Им придётся перевозить нефть на расстояние нескольких сотен километров вместо десяти тысяч. Америка тоже получит огромную выгоду, хотя недавно они нашли крупное месторождение нефти на американо-канадской границе. Вопрос заключается в том, как доставить добытую нефть на рынок. Мы построим нефтепровод до Владивостока, причём не исключено, что понадобится ещё один нефтепровод от месторождения до Санкт-Петербурга, чтобы продавать нефть и Европе. Между прочим, мы, возможно, убедим европейцев, в первую очередь немцев, построить для нас этот нефтепровод — тогда они получат нефть по более низкой цене. Сергей, представь себе, если бы мы обнаружили это месторождение двадцать лет назад: Советский Союз не развалился бы, а стал вместо этого сильной и богатой страной.

У Головко не было таких иллюзий. Советское правительство растранжирило бы эти новые сокровища точно так же, как растранжиривало все остальное. Сибирь принадлежала Советскому Союзу в течение семидесяти лет, но никому даже не пришло в голову отправить в тот район геологическую экспедицию. У страны не было настоящих экспертов, чтобы производить поиски, но она была слишком гордой и не позволяла никому другому проделать такую работу, опасаясь, что они перестанут уважать родину марксизма-ленинизма. Причиной гибели Советского Союза был не коммунизм, а тоталитаризм. Извращённое чувство самодовольства оказалось самой опасной и разрушительной чертой русского характера, оно основывалось на комплексе неполноценности, уходящем в тёмные исторические глубины. Советский Союз сам нанёс себе смертельную рану, его гибель произошла в результате самоубийства, только развивалась медленнее, и потому смерть стала ещё более мучительной. Головко выдержал ещё девяносто секунд исторических отступлений.

— Все это хорошо, Василий Константинович, но что вы можете сказать мне о будущем?

— Вряд ли это причинит нам вред в будущем, Сергей. Нет, это спасение нашей страны. Потребуется десять лет, чтобы освоить полную отдачу от нефтяных месторождений в Сибири, но затем мы будем получать регулярный и постоянный доход на протяжении целого поколения и, может быть, дольше.

— Какая помощь может нам понадобиться?

— Американцы обладают столь необходимыми сейчас нашей стране опытом и знаниями, приобретёнными в результате эксплуатации нефтяных месторождений на Аляске. У них есть компетентные специалисты. Нам нужно перенять их опыт и воспользоваться им. Сейчас мы ведём переговоры с американской нефтяной компанией «Атлантик Ричфилд» на предмет получения от них технической помощи. Пока они требуют слишком больших уступок, но этого следовало ожидать. Им хорошо известно, что только они обладают тем, в чём мы нуждаемся, и будет намного дешевле платить за помощь в освоении месторождения, чем пытаться сделать все самостоятельно. Таким образом, они получат почти всё, что запросили. Может быть, мы расплатимся с ними золотыми слитками, — пошутил Соломенцев.

Головко пришлось побороть соблазн узнать подробности, касающиеся месторождения золота. Нефть принесёт несравненно более значительную выгоду, зато золото выглядит красивее. Ему тоже хотелось своими глазами увидеть одну из волчьих шкур, которыми пользовался охотник Гоголь для сбора золотого песка. Следует должным образом позаботиться о дальнейшей судьбе этого одинокого лесного жителя — но это не составит особой проблемы, поскольку он жил один и у него не было детей. Чем бы мы ни обеспечили его, государство скоро получит обратно, принимая во внимание его возраст. Нужно, чтобы телевидение показало охотника, может быть, даже лучше снять художественный фильм о судьбе этого сибиряка. В конце концов, когда-то он охотился на немцев, и русские все ещё любят таких героев.

— Что известно обо всём этом Эдуарду Петровичу?

— Я держал в тайне эту информацию, ожидая поступления полных и надёжных сведений. Теперь они поступили. Думаю доложить об этом на следующем заседании Совета министров. Наш президент останется довольным, Сергей Николаевич.

«В этом можно не сомневаться», — подумал Головко. Президент Грушевой работал в течение трех лет, не зная ни сна, ни отдыха. Американцы говорят о таких людях, что он трудился как одноногий и однорукий рабочий, расклеивающий плакаты. Нет, пожалуй, не совсем так. Он походил на волшебника или фокусника, пытающегося создать реальные вещи из пустоты, и его успех в постепенном развитии страны часто казался почти чудом.

Обнаружение двух таких баснословных месторождений является, наверно, своеобразной наградой бога за его неустанные усилия, хотя следует признать, что это будет не таким уж простым благодеянием. Каждое правительственное агентство потребует свой кусок этого нефтяного и золотого пирога, у каждого свои нужды, и министр, возглавляющий каждое из министерств, представит их как нечто жизненно необходимое для судьбы страны, оформив это в своём докладе с блестящей логикой и неопровержимой убедительностью.

Кто знает, может быть, некоторые из них действительно говорят правду, хотя правда является редким гостем в зале заседаний Кабинета министров. У каждого министра есть своя маленькая империя, которую ему хотелось бы расширить и укрепить, и при успешном исходе своих запросов он сможет ближе продвинуться к главе стола, к месту, которое сейчас занимает Эдуард Петрович Грушевой. «Интересно, — подумал Головко, — неужели при царском режиме все происходило именно так? Да, пожалуй», — решил он сразу.

Человеческая природа вряд ли изменилась за это время. Поведение людей в Вавилоне или в Византии скорее всего мало отличалось от того, как будут вести себя министры во время следующего заседания Кабинета, до которого оставалось три дня. Он подумал о том, какой будет реакция президента Грушевого на полученные новости.

— И сколько уже просочилось за пределы министерства? — спросил председатель СВР.

— Несомненно, ходят слухи, — ответил министр Соломенцев, — но последние сведения поступили меньше чем двадцать четыре часа назад, и обычно требуется больше времени для того, чтобы об этом кто-то узнал. Я перешлю к тебе документы фельдъегерской связью — скажем, завтра утром?

— Меня это устраивает, Василий. Я дам задание своим аналитикам изучить полученную информацию, так что смогу представить независимую оценку сложившейся ситуации.

— У меня нет возражений, — ответил министр экономики, изрядно удивив этим Головко. Но теперь это больше не был Советский Союз. Существующий Кабинет министров мог внешне походить на современную копию старого Политбюро, но никто не хотел сейчас лгать своим коллегам… по крайней мере, по важным вопросам. Так что это уже представляет собой определённый прогресс для страны.

Глава 11Вера отцов

Его звали Ю Фа Ан, и он сказал, что является христианином. Христианство в Китае было редкостью, и потому монсеньор Шепке сразу пригласил его войти. Он увидел перед собой китайца возрастом за пятьдесят, сутулого, с причёской, представляющей странную смесь чёрных и седых волос, что редко встречается в этой части мира.

— Добро пожаловать в наше посольство. Я монсеньор Шепке. — Он быстро поклонился и затем пожал руку гостя.

— Спасибо. Я преподобный Ю Фа Ан, — ответил мужчина с достоинством человека, говорящего правду. Так один священник обращается к другому.

— Вот так. Какого вероисповедания?

— Я баптист.

— Вы посвящены в духовный сан? Неужели такое возможно? — Шепке сделал жест, приглашая китайского священника следовать за ним, и через несколько секунд они стояли перед папским нунцием. — Ваше преосвященство, это преподобный Ю Фа Ан — из Пекина? — запоздало поинтересовался Шепке.

— Да, это так. Мои прихожане живут главным образом на северо-востоке города.

— Добро пожаловать. — Кардинал ДиМило встал, тепло пожал ему руку и проводил священника к удобному креслу, предназначенному для гостей. Монсеньор Шепке пошёл готовить чай. — Я очень рад встретить в этом городе брата-христианина.

— Нас здесь не так много, ваше преосвященство, — ответил Ю Фа Ан.

Монсеньор Шепке быстро вернулся с подносом, на котором стояли чайные приборы, и поставил его на низенький столик.

— Спасибо, Франц.

— Мне казалось, что вас должны встретить здесь местные граждане. Полагаю, что Министерство иностранных дел оказало вам формальный приём, который приличествовал вашему сану и был… несколько холодным? — спросил Ю.

Кардинал улыбнулся и передал чашку чая гостю.

— Как вы справедливо заметили, приём был вполне корректным, но мог бы оказаться и более тёплым.

— Вы скоро узнаете, что правительство обладает вежливыми манерами и уделяет должное внимание протоколу, но в их словах не хватает искренности, — сказал Ю на английском языке, но с очень странным акцентом.

— Вы происходите из?..

— Я родился в Тайбее. Юношей я уехал в Америку, чтобы получить образование. Сначала учился в университете Оклахомы, но потом студентов начали призывать в армию, и я перевёлся в университет Орала Робертса в том же штате. Там я получил свой первый диплом инженера-электрика, затем продолжил обучение и защитил степень доктора богословия, там же был посвящён в священный сан, — объяснил он.

— И каким образом вы попали в Народную Республику?

— Давно, в семидесятых годах, правительство председателя Мао охотно приглашало сюда жителей Тайваня, чтобы они поселились здесь, отвергая, таким образом, капитализм и принимая марксизм, понимаете, — добавил он с насмешливым огоньком во взгляде. — Моим родителям было трудно, но постепенно они поняли. Я встал во главе своего прихода вскоре после возвращения. Это причинило немало неприятностей Министерству государственной безопасности, но я работал одновременно инженером, и в то время государству были нужны квалифицированные инженеры. Поразительно, с чем готово примириться государство, если вы обладаете чем-то, нужным для него, а тогда оно отчаянно нуждалось в людях с моей квалификацией. Но теперь я являюсь настоящим пастором и все время посвящаю своему приходу. — Заявив, таким образом, о своём триумфе, Ю взял чашку и отпил глоток чая.

— Что вы можете рассказать нам о местной обстановке? — спросил Ренато.

— Правительство страны по-настоящему коммунистическое. Оно не терпит никакой иной лояльности, за исключением лояльности по отношению к нему самому. Правительство жестоко подавило учение Фалун Конг, которое даже не являлось, по сути дела, религией — то есть оно не представляло собой вероисповедание, как это понимаем мы с вами, — а моих прихожан подвергли преследованиям. Редко бывает суббота, когда больше четверти моего прихода собирается на религиозную службу. Мне приходится ходить от дома к дому, чтобы принести веру в господа нашего в каждую семью.

— На что вы живёте? — спросил кардинал.

На лице Ю появилась безмятежная улыбка.

— Это самая простая из моих проблем. Американские баптисты обеспечивают мне щедрую поддержку. В Миссисипи находятся несколько церквей, которые особенно щедры — как оказалось, многие из них имеют чернокожих прихожан. Только вчера я получил от них несколько писем. Один из моих однокашников по университету Орала Робертса имеет большой приход недалеко от Джексона, в штате Миссисипи. Его зовут Джерри Паттерсон. Во время учёбы мы были хорошими друзьями, и теперь он мой друг во Христе. Его приход большой и процветающий, так что он по-прежнему заботится обо мне. — Ю едва не добавил, что у него гораздо больше денег, чем он может потратить. В Америке такое благополучие выразилось бы в «Кадиллаке» и отличном доме пастора. В Пекине оно означало хороший велосипед и пожертвования нуждающимся прихожанам.

— Где вы живёте, мой друг?

Преподобный Ю покопался в кармане, вытащил оттуда визитную карточку и передал её кардиналу. Подобно многим визитным карточкам китайцев, на обратной стороне была нарисована схема, руководствуясь которой можно найти дом владельца.

— Может быть, вы будете так добры, что согласитесь поужинать со мной и моей женой? Я имею в виду вас обоих, ваше преосвященство, — добавил он, переводя взгляд на монсеньора Шепке.

— Мы будем рады этому. У вас есть дети?

— Двое, — ответил Ю. — Оба ребёнка родились в Америке и потому не подпали под действие зверских законов, установленных коммунистами в этой стране.

— Мне известны эти законы, — заверил своего гостя ДиМило. — Но перед тем, как добиться их отмены, нам нужно, чтобы в стране стало больше христиан. Я молюсь ежедневно об этом.

— Я тоже, ваше преосвященство, я тоже. Полагаю, вы знаете, что ваша резиденция, понимаете…

Шепке постучал пальцем по уху и обвёл им всю комнату.

— Да, это нам известно.

— У вас есть шофёр, назначенный управлять вашим автомобилем?

— Да, это очень любезно со стороны министерства, — заметил Шепке. — Он католик. Разве это не удивительно?

— Неужели? — задал риторический вопрос Ю, выразительно покачивая головой из стороны в сторону. — Ну что ж, я надеюсь, что он лоялен и к своей стране.

— Разумеется, — заметил кардинал. В этом не было ничего удивительного. Он находился на дипломатической службе Ватикана в течение длительного времени и встречался почти со всеми уловками, по крайней мере, один раз. Несмотря на всю хитрость китайских коммунистов, католическая церковь возникла намного раньше, как бы неприятно ни было китайским коммунистам признаваться в этом.

Разговор продолжался минут тридцать, и затем преподобный Ю ушёл, получив на прощание ещё одно тёплое рукопожатие.

— Как твоё мнение, Франц? — спросил ДиМило, стоя снаружи резиденции, где сильный ветер делал бесполезными микрофоны, установленные на улице.

— Я впервые увидел этого человека, хотя слышал его имя, когда приехал в Пекин. Правительство КНР действительно преследовало его, причём не один раз, но он является человеком крепкой веры и незаурядной твёрдости. Мне ничего не было известно о том, как он получил образование. Мы можем проверить.

— Хорошая мысль, — согласился папский нунций. Это совсем не означало, что он не верил Ю, просто неплохо убедиться в достоверности рассказа китайского священника. Он упомянул имя своего однокашника Джерри Паттерсона, являющегося теперь пастором, посвящённым в духовный сан, где-то в Миссисипи, США. Все будет просто. Послание в Рим ушло через час по Интернету, методу связи, так удачно приспособленному для разведывательных операций.

В этом случае разница во времени работала на них, что нередко случается с запросами, направленными с Востока на Запад. Через несколько часов донесение было получено, расшифровано и поступило в соответствующий отдел. Скоро из Ватикана было отправлено в Нью-Йорк новое послание, тоже зашифрованное, где его сразу после завтрака получил кардинал Тимоти Маккарти, архиепископ Нью-Йорка, возглавляющий все разведывательные операции Ватикана в США. Теперь все было ещё проще. ФБР всегда оставался бастионом ирландско-католической Америки, хотя позиции ирландского католицизма здесь несколько ослабли после тридцатых годов, когда в состав бюро влилось несколько итальянцев и поляков. Мир — это несовершенное место, но когда католической церкви нужна информация, не подрывающая национальную безопасность Соединённых Штатов, она получает её обычно очень быстро.

В данном случае события развивались с особенной быстротой. Университет Орала Робертса был весьма консервативным учебным заведением и потому всегда готов сотрудничать с запросами, поступившими из ФБР, официальными или нет. Клерк университета даже не обратился к своему супервайзеру, настолько безобидным был запрос заместителя специального агента ФБР по региону Оклахома-Сити Джима Бреннана, переданный по телефону. В результате изучения материалов, занесённых в компьютер, было установлено, что некто Ю Фа Ан окончил университет, сначала получив звание бакалавра по электрическому машиностроению, и затем, после ещё трех лет учёбы в университете, получил учёную степень доктора богословия, причём оба звания получены им «с отличием», сообщил клерк Бреннану. Это означало, что студент в течение всей учёбы в университете не получал отметок ниже «В+». Из отдела бывших выпускников добавили, что в настоящее время адрес преподобного Ю — Пекин, Китай, где он бесстрашно проповедует веру Христову в земле язычников. Бреннан поблагодарил клерка, сделал записи, ответил на запрос из Нью-Йорка, поступивший по электронной почте, и отправился на утреннюю встречу со старшим специальным агентом, целью которой было рассмотреть мероприятия полевого отдела ФБР, направленные на проведение в жизнь федеральных законов в штате Землезахватчиков[24].

В Джексоне, штат Миссисипи, дело обстояло несколько иначе. Сам старший специальный агент ФБР поехал к преподобному Джерри Паттерсону, пастору Первой Баптистской церкви, расположенной в престижном пригороде столицы штата. Церковь была построена больше сотни лет назад и обладала самым процветающим приходом во всем регионе. Преподобный Паттерсон вряд ли мог выглядеть более импозантно в своей белой рубашке с голубым полосатым галстуком. Ввиду жаркой погоды его тёмный пиджак висел в углу. Он приветствовал приехавшего чиновника ФБР с царственным видом, проводил его в свой роскошный кабинет и поинтересовался, чем он может помочь представителю закона. Услышав первый вопрос, он сразу ответил:

— Ю! Ну как же, отличный человек и мой хороший друг по университету. Мы звали его Скип — потому что Фа звучало слишком комично и напоминало песенку из кинофильма «Звуки музыки». Превосходный человек и отличный проповедник христианства. Он мог бы давать уроки веры самому Джерри Фалвеллу[25]. Переписываюсь ли я с ним? Конечно! Мы посылаем ему примерно двадцать пять тысяч долларов в год. Хотите посмотреть на его фотографию? Она находится в самой церкви. В то время мы были гораздо моложе, — с улыбкой добавил Паттерсон. — Скипу смелости не занимать. Совсем не просто быть христианским проповедником в стране китайских язычников. Нам могла бы пригодиться ещё тысяча таких священников.

— Значит, он производит на вас хорошее впечатление? — спросил старший специальный агент Майк Лири.

— Он был хорошим студентом в университете и стал теперь хорошим проповедником христианства, исполняющим очень ответственную работу в исключительно трудных условиях. Скип является для меня героем, мистер Лири. — Это было внушительное свидетельство от столь важного члена баптистской общины. Первая Баптистская церковь никогда не обращалась за ссудой, даже на памяти стариков, несмотря на свою внушительную электростанцию и удобные, обшитые бархатом, скамейки в храме.

Агент ФБР встал.

— Это все, о чём я хотел спросить вас, сэр. Спасибо.

— Могу я поинтересоваться причиной ваших вопросов?

Лири ожидал этого вопроса и потому заранее сформулировал ответ на него.

— Всего лишь формальный запрос, сэр. Вашему другу ничто не угрожает — по крайней мере, со стороны правительства Соединённых Штатов.

— Рад слышать это, — ответил преподобный Паттерсон, улыбаясь и пожимая руку. — Вы знаете, что мы не единственный приход, который заботится о Скипе.

Лири повернулся.

— Вот как?

— Конечно. Вы знаете Исайю Джексона?

— Преподобного Джексона, отца вице-президента Джексона? Мы не встречались, но я слышал о нем.

Паттерсон кивнул.

— Да. Исайя — отличный проповедник, я не встречал человека лучше его. — Ни один из собеседников не упомянул то обстоятельство, что всего сорок лет назад подобная похвала со стороны белого пастора в адрес чёрного была бы невозможна. Однако штат Миссисипи за эти годы разительно изменился, может быть, быстрее, чем остальная Америка. — Я был у него в гостях несколько лет назад, мы говорили о разном, и всплыла эта тема. Приход Исайи тоже посылает Скипу пять или десять тысяч долларов каждый год, и он убедил несколько чёрных приходов тоже заботиться о Скипе.

«Итак, белые и чёрные прихожане штата Миссисипи заботятся о китайском проповеднике», — подумал Лири. Куда движется мир? Он решил, что в христианстве должно быть что-то, если о священнике в далёком Китае и его прихожанах проявляется такая забота. Лири сел в свой служебный автомобиль и вернулся обратно в офис, удовлетворённый тем, что сам занимался расследованием, хотя и не совсем по запросу ФБР.

Кардинал Маккарти узнал от своего секретаря, что ответы на оба его запроса поступили ещё до ланча. Это было удивительно быстро даже по стандартам союза между ФБР и католической церковью. Вскоре после обеда кардинал лично зашифровал оба ответа и послал их обратно в Рим. Он не знал, чем вызваны эти запросы, но решил, что со временем узнает, если причина важная, а если нет, то это не имеет значения.

Он с улыбкой подумал, что стал главным разведчиком Ватикана в Америке.

* * *
Если бы он знал, что этим странным обменом информацией заинтересовалось Национальное агентство безопасности в Форт-Мид, штат Мэриленд, это не показалось бы ему таким забавным. Сейчас их чудовищный суперкомпьютер, расположенный в огромном подвальном помещении под главным зданием АНБ, занимался расшифровкой.

Эта машина, разработанная и изготовленная в единственном экземпляре компанией «Думающие Машины, Инкорпорейтед», которая обанкротилась несколько лет назад, была одновременно гордостью и величайшим разочарованием в огромном собрании компьютеров АНБ. Так продолжалось до недавнего времени, когда один из математиков агентства не додумался наконец до того, как использовать суперкомпьютер. Это была огромная параллельно обрабатывающая машина, при этом предполагалось, что она функционирует в точности как человеческий мозг и теоретически способна решать многостороннюю проблему, как это делает, по-видимому, мозг человека. Сложность заключалась в том, что никто не имел представления, как в действительности работает человеческий мозг. В результате создание программного обеспечения, которое позволяло бы использовать все колоссальные потенциальные возможности этой невероятно мощной машины, было невозможным в течение нескольких лет. В конечном итоге этот впечатляющий и дорогой памятник приносил не больше практической пользы, чем обычная рабочая станция. Однако затем кто-то пришёл к выводу, что квантовая механика может быть использована для того, чтобы раскрывать иностранные шифры, задал себе вопрос, почему так происходит, и начал рассматривать проблемы с помощью программирующего устройства. Прошло семь месяцев, и этот временный перерыв привёл к появлению первой из трех новых действующих систем думающих машин. Все остальное превратилось в предельно засекреченную историю. Теперь у АНБ появилась возможность взломать любой шифр в мире, как основанный на ключевой книге, так и созданный компьютером. Аналитики агентства, внезапно обогащённые новой информацией, даже скинулись на то, чтобы поручить плотнику установить перед действующим теперь суперкранчером нечто вроде языческого алтаря для воображаемого жертвоприношения их новому богу. (Предложение приносить в жертву девственниц было отвергнуто из опасения оскорбить женщин, работающих в агентстве.) В АНБ было в ходу эксцентричное чувство юмора, присущее этому закрытому учреждению. Чего действительно боялись в АНБ, так это того, что мир узнает о разработанной в агентстве шифровальной системе «Чечётка». Эта система была полностью основана на случайном подборе букв и потому абсолютно не поддавалась расшифровке. К тому же ею было просто пользоваться — но одновременно она являлась административным кошмаром, и это будет непреодолимым препятствием для большинства иностранных государств, задумавших воспользоваться ею.

С донесений кардинала, переданных по Интернету, сняли копии. Такие действия АНБ были нелегальными, но рутинными, затем их ввели в суперкранчер, который быстро выплюнул чистый расшифрованный текст, тут же поступивший на стол аналитику агентства. Было заранее решено, что работать с донесениями будет специалист, не являющийся католиком.

Это интересно, — подумал аналитик. — Почему Ватикан так заинтересовался каким-то китайским священником? И почему, черт побери, Ватикан обратился в Нью-Йорк за сведениями о нем? Ах да, конечно, он получил здесь образование, у него друзья в Миссисипи… и всё-таки, что это за чертовщина? Предполагалось, что он знаком с такими вещами, но это была всего лишь теория, на основе которой работал аналитик.

Очень часто он не имел ни малейшего представления об информации, попадавшей кнему на стол. Тем не менее аналитик был достаточно честен, чтобы сказать об этом своим супервайзерам. Таким образом, его отчёт о дневной работе был послан по электронному каналу супервайзеру, который прочитал его, зашифровал и направил в ЦРУ. Там над ним склонились ещё три аналитика, пришли к выводу, что не знают, как истолковать это, и послали в архив по электронному каналу. В данном случае информацию записали на видеокассеты, одна из которых поступила в контейнер хранилища документов, а другая оказалась в Грампи (Ворчуне) — в компьютере ЦРУ было семь запоминающих устройств, и каждое называлось по имени одного из семи гномов Диснея. Номера донесений поступили в универсальную вычислительную машину, для того чтобы компьютер знал, где искать информацию, которая ещё не нашла применения в одном из агентств правительства Соединённых Штатов. Подобная ситуация была, разумеется, хорошо известна, и по этой причине ЦРУ хранило каждый бит информации в индексе, компьютеризованном и тщательно оформленном перекрёстной ссылкой, мгновенно доступном, в зависимости от классификации, любому в Новом или Старом здании Белого дома, расположенного на противоположном берегу реки Потомак. Большинство данных в Семи Гномах так и оставались там вечно, они представляли собой ссылки к ссылкам, ими никто не интересовался, даже самые погруженные в науку учёные не проявляли к ним интереса.

* * *
— Итак? — спросил Чанг Хан Сан.

— Итак, нашим русским соседям чертовски повезло, — ответил Фанг Ган, передавая папку старшему министру без портфеля. Чанг был на семь лет старше Фанга и занимал должность ближайшего советника премьер-министра КНР. Но он не был намного выше Фанга в иерархии китайских министров, и они не соперничали между собой. — Подумать только, что могли бы мы сделать с такими благами… — Его голос становился все тише.

— Действительно. — О том, что любая страна могла использовать нефть и золото с пользой для себя, можно было и не говорить. Значение имело лишь одно обстоятельство: Китай не мог воспользоваться этим упавшим с неба богатством, а Россия могла. — Как ты знаешь, у меня подготовлены планы на этот случай.

— Твои планы великолепно разработаны, мой друг, — произнёс Фанг, сидя в кресле и доставая из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет. Он поднял пачку, спрашивая разрешения у хозяина кабинета, который бросил курить пять лет назад. В ответ он увидел небрежный взмах рукой, вытащил из пачки сигарету и прикурил её от бутановой зажигалки. — Все могут потерпеть неудачу.

— Сначала японцы предали нас, и затем этот религиозный дурак в Тегеране, — проворчал Чанг. — Если хотя бы один из наших так называемых союзников выполнил своё предназначение, эти нефть и золото были бы сейчас нашими…

— Несомненно, это было бы полезно для решения наших задач, но я что-то сомневаюсь по поводу того, что мир легко согласится с нашим неожиданным статусом процветающего государства, — заметил Фанг, глубоко затягиваясь табачным дымом.

Ответом был ещё один небрежный жест.

— Ты думаешь, капиталисты руководствуются принципами? Им нужны нефть и золото, а тот, кто поставит их по более низкой цене, займёт главное место на рынке. Посмотри, у кого они покупают сырьё, мой старый друг, — у любого, кто готов продавать его. В Мексике столько нефти, а у американцев даже не хватает смелости захватить её. Трусы! Что касается нас, то японцы, как нам стало известно, к сожалению, не имеют никаких принципов. Если они могут покупать нефть у страны, которая сбросила атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, то делают это и называют свой поступок реализмом, — презрительно закончил Чанг. Автором этой идеи был Владимир Ильич Ульянов-Ленин собственной персоной, который предсказал, не без здравого смысла, что капиталистические страны будут драться между собой за то, чтобы продать Советскому Союзу верёвку, на которой русские потом их и повесят. Однако Ленин не ожидал, что марксизм в его стране потерпит неудачу. Даже председатель Мао не предполагал, что его идеально разработанное политическое и экономическое видение будущего Китая ждёт провал. Это стало очевидным из таких его лозунгов, как «Большой Скачок», который, помимо всего прочего, поощрял крестьян плавить железо у себя во дворе. О том, что шлак, получающийся в результате, не годился даже для производства решёток в домашних печах, старались утаить как от Востока, так и от Запада.

— Увы, фортуна отвернулась от нас, и поэтому нефть и золото принадлежат кому-то другому.

— Пока принадлежат, — пробормотал Чанг.

— Что ты сказал? — переспросил Фанг, не расслышав комментария Чанга.

Чанг поднял голову, прервав ход своих мыслей.

— Что? А-а, ничего, мой друг. — После этого они принялись обсуждать проблемы внутренней политики КНР. Прошло семьдесят пять минут, прежде чем Фанг вернулся к себе. Предстояла обычная работа.

— Минг, — позвал он секретаршу, проходя во внутренний кабинет. Секретарша встала и послушно побежала за ним, закрыв за собой дверь, прежде чем опуститься на стул.

— Новый раздел, — произнёс Фанг усталым голосом, потому что это был продолжительный рабочий день. — Встреча с Чанг Хан Саном, в ходе которой мы обсуждали… — Министр начал говорить, излагая содержание вопросов, которых они коснулись во время встречи. Минг должным образом записывала рассказ Фанга для его официального дневника. Китайцы являются неисправимыми почитателями дневников, а члены Политбюро считают, кроме того, что дневники представляют собой их обязанность (перед учёными, изучающими историю) и личную потребность (для того, чтобы выжить и не погибнуть от козней внутренних врагов). По этой причине они документируют каждый свой разговор по вопросам, касающимся политических проблем и национальной политики, чтобы убедительно продемонстрировать свою точку зрения и осторожное суждение на случай, если один из них совершит серьёзную политическую ошибку. Это означало, что его личный секретарь, как, по сути дела, личные секретари всех членов Политбюро, получал доступ к самым чувствительным секретам страны. Это не имело никакого значения для возможного разглашения государственных секретов, поскольку эти девушки являлись просто роботами, машинами, записывающими и транскрибирующими всё, что слышат, и не больше этого. Впрочем, может быть, несколько больше, подумал Фанг.

Ведь невозможно заставить диктофон делать минет. А Минг делала это особенно хорошо. Хотя Фанг и был коммунистом, но у него всё-таки было сердце, и он испытывал привязанность к Минг, как к любимой дочери… разве что обычно вы не спите со своей дочерью… Его диктовка для занесения в дневник продолжалась двадцать минут, тренированная память воспроизводила каждую значительную деталь разговора с Чангом, который, вне всякого сомнения, делал в этот момент то же самое. Если только Чанг не поддался западной практике использовать для этой цели диктофон, что ничуть не удивило бы Фанга, потому что Чанг, несмотря на все притворное презрение к капиталистам, во многом подражал им.

* * *
Им также удалось проследить имя Климентия Ивановича Суворова. Он оказался ещё одним бывшим офицером КГБ, служившим раньше в Третьем Главном управлении. Олег Провалов знал, что это управление занималось одновременно несколькими задачами: начать с того, что они следили за бывшими советскими военными. Кроме этого, вели наблюдение за специальными операциями, проводимыми их силовыми подразделениями, такими как спецназ. Провалов перевернул несколько страниц в досье Суворова, увидел его фотографию и отпечатки пальцев, а также обнаружил, что сначала он служил в Первом Главном управлении (ПГУ), известном под названием Иностранного управления из-за деятельности, связанной со сбором информации в других странах. «Интересно, — подумал Провалов, — чем был вызван перевод из одного управления в другое?» Обычно при службе в КГБ офицер оставался в том управлении, куда его первоначально назначили. Но один из высокопоставленных руководителей Третьего управления обратился с просьбой о переводе Суворова из ПГУ к нему… почему? Генерал-майор Павел Васильевич Копинет специально назвал имя Суворова в своём запросе о его переводе.

Генерал-майор Копинет… это имя заставило Провалова задуматься. Он слышал это имя, но не мог припомнить, где именно, — необычное явление для опытного следователя. Провалов сделал пометку в блокноте и отложил его в сторону.

Итак, у него есть имя и фотография этого Суворова. Интересно, знал ли он Амальрика и Зимянина, предполагаемых — и теперь покойных — убийц сутенёра Авсеенко? Вполне вероятно. Как офицер Третьего управления, он мог иметь доступ к спецназу, но, с другой стороны, это могло быть обычным совпадением. Третье Главное управление КГБ занималось главным образом надзором за состоянием умов в Вооружённых силах, но сейчас государство больше не нуждалось в этом. Все огромное войско политических офицеров, или замполитов, которое в течение столь длительного времени отравляло жизнь советским военным, теперь практически исчезло.

Где они теперь? — спросил Провалов у раскрытой папки. В отличие от Центрального архива Министерства обороны, архивные документы КГБ обычно точно указывали, где живут их бывшие офицеры и чем они занимаются. Этот обычай сохранился от предыдущего режима и использовался милицейскими агентствами, но не имел отношения к данному случаю. Где ты, Суворов? Чем зарабатываешь на жизнь? Ты стал преступником? Или убийцей? Расследование убийств по своей природе вызывало больше вопросов, чем ответов, и часто заканчивалось множеством подобных вопросов, так и не получавших ответов. Действительно, невозможно заглянуть в душу убийцы, и даже если бы это удалось, всё, что вы сумеете обнаружить, не имело никакого смысла.

Расследование с самого начала было сложным, и чем дольше оно продолжалось, тем запутаннее становилось. Пока ему было известно лишь то, что Авсеенко мёртв вместе со своим шофёром и проституткой. А теперь он знал ещё меньше. Почти с самого начала Провалов исходил из того, что истинной целью покушавшихся был сутенёр, но если этот Суворов нанял Амальрика и Зимянина для совершения убийства, то почему бывшему — капитан проверил — подполковнику Третьего Главного управления КГБ так понадобилось убивать сутенёра? А вдруг именно Сергей Головко был настоящей целью убийц? Разве это не объясняет последующую смерть двух наёмных убийц, виной которых явилось устранение не того, кого требовалось? Капитан детективов выдвинул ящик письменного стола и достал бутылочку с таблетками аспирина. Не в первый раз у него возникала головная боль при расследовании этого преступления и, судя по всему, не в последний.

Если настоящей целью покушения был Головко, то кем бы ни был Суворов, не он принимал решение убить директора СВР. Суворов был всего лишь посредником, а это значит, что решение принимал кто-то другой.

Но кто?

И почему?

Cui bonuo[26] являлся древним вопросом, причём настолько древним, что это изречение пришло из мёртвого языка. Кому это нужно? Кто получит выгоду от убийства?

Провалов позвонил в Санкт-Петербург Абрамову и Устинову. Может быть, им удастся выследить Суворова, и тогда капитан полетит в Северную столицу, чтобы допросить его.

* * *
Он составил текст факса и отправил его в Санкт-Петербург, затем вышел из кабинета, чтобы ехать домой. Провалов посмотрел на часы. Задержался всего на два часа. Совсем неплохо для такого расследования.

* * *
Генерал-полковник[27] Геннадий Иосифович Бондаренко обвёл взглядом свой кабинет. Он уже довольно долго носил три золотые звезды на погонах и иногда думал о том, сумеет ли продвинуться дальше. Вот уже тридцать один год он был профессиональным военным и всегда мечтал стать во главе Российской армии. Такую должность занимало немало хороших людей, а также немало и мерзавцев.

Например, Георгий Жуков, человек, который спас страну от немцев. В России было воздвигнуто в его честь множество памятников. Ещё зелёным курсантом Бондаренко присутствовал на его лекциях и видел тупое бульдожье лицо с ледяными голубыми глазами прирождённого убийцы, настоящего русского героя. Политические деятели так и не сумели унизить его, а имя Жукова вселяло в немцев ужас.

То, что Бондаренко сумел продвинуться так высоко, удивляло не только его. Он начал свою карьеру офицером-связистом, на некоторое время был откомандирован в спецназ, где ему дважды удалось избежать смерти. Оба раза он принимал на себя командование в безнадёжной ситуации, подавлял панику и с честью выходил победителем. Несколько раз был ранен, ему приходилось убивать собственными руками, что редко выпадает на долю полковников и о чём они не любят рассказывать, разве что в баре офицерского клуба в компании верных друзей и после изрядного возлияния.

Как многие прежние генералы, Бондаренко являлся чем-то вроде «политического» генерала. Он продвигался наверх, «держась за фалды» Сергея Головко, но, по правде говоря, не добился бы звёзд генерал-полковника без собственных несомненных заслуг, а храбрость, проявленная на поле боя, ценится в Российской армии так же высоко, как и в любой другой. Не меньше ценился и интеллект. Сейчас Бондаренко занимал должность, которую американцы называют J-3, то есть был начальником оперативного управления. Это означало, что в мирное время он готовил солдат, а в военное посылал их на бойню. Он объехал много стран, знакомясь с тем, как готовят солдат в других армиях, процеживал полученную информацию через сито своего интеллекта и применял её к своим солдатам. В конце концов, единственной разницей между штатскими людьми и солдатами является подготовка, и Бондаренко стремился довести уровень подготовки армии до такого острого как бритва и твёрдого как гранит состояния, какой была армия при Жукове и Коневе, когда она стояла у ворот Берлина.

Этой цели он ещё не достиг, но генерал говорил себе, что сумел заложить надёжное основание. Лет через десять его армия достигнет цели, и он с гордостью увидит это.

К этому времени он будет, разумеется, в почётной отставке, со множеством орденов и медалей, будет возиться с внуками… и время от времени давать советы коллегам, изучать обстановку в армии, выражая свою точку зрения, как часто делают отставные генералы.

В данный момент у него не было срочной работы, но отсутствовало и желание вернуться домой, где жена сидела за столом с жёнами других высокопоставленных армейских офицеров. Бондаренко всегда казались скучными такие вечеринки. Военный атташе в Вашингтоне прислал ему книгу «Стремительный меч», написанную полковником американской национальной гвардии Николасом Эддингтоном. Эддингтон… да, вспомнил генерал, это был тот самый полковник, который занимался учениями со своей бригадой национальной гвардии в калифорнийской пустыне, когда был получен приказ перебросить бригаду в район Персидского залива. Там его солдаты — по сути дела, штатские люди, одетые в военную форму, — хорошо проявили себя. Лучше, чем просто хорошо, сказал себе русский генерал. Они осуществили на деле волшебство мифической Медузы, уничтожая все, к чему прикасались, действуя совместно с Десятым и Одиннадцатым мотомеханизированными полками регулярной американской армии. Сражаясь в тесном контакте друг с другом, это соединение, силой в одну дивизию, сумело уничтожить целых четыре корпуса механизированных войск, как стадо овец, загнанных в загон для убоя. Национальные гвардейцы полковника Эддингтона действовали великолепно. Геннадий Иосифович знал, что эта победа объяснялась отчасти мотивацией американских солдат. Нападение на их страну с применением биологического оружия привело их в ярость, а такая ярость способна превратить даже плохого солдата в героя, словно щёлкнув переключателем. Техническим термином, объясняющим явление, было «желание сражаться». Говоря более прозаическим языком, это была готовность солдат рисковать жизнью. Для старших офицеров, ведущих их в бой, такое состояние солдат имеет огромное значение.

Бондаренко перелистал книгу и увидел, что этот Эддингтон является также и профессором истории, так говорилось на обложке, — разве это не интересно? Так вот, и он придавал большое значение этому фактору. Ну что ж, не исключено, что Эддингтон умный человек, а не просто везучий командир. Ему повезло, что в составе его бригады оказались резервисты, прослужившие много лет в армии, и хотя они проходили всего лишь временную подготовку, они попали в стабильные подразделения, где каждый солдат знал другого, а это фактически недоступная роскошь для солдат регулярной армии.

Кроме того, они пользовались новой американской аппаратурой ИССЭ, которая произвела настоящую революцию в ведении боя. Вообще-то это была простая система обмена информацией, позволявшая всем экипажам и машинам на поле боя точно знать, что известно их командиру, часто в мельчайших подробностях… и, в свою очередь, сообщать своему командиру, что видят его подчинённые. Эддингтон говорил, что это изобретение намного упростило его обязанности по сравнению с любым командиром механизированного подразделения прежних времён.

Американский полковник писал о том, что он не только знал, о чём говорят его командиры, но также подчёркивал важность того, что он знал, о чём они думают, поскольку часто у них не было времени высказать это вслух. Под этим подразумевалась важность преемственности внутри офицерского корпуса, а это, отметил Бондаренко, делая пометку на полях, — исключительно важный урок. Он собирался тщательно изучить эту книгу и, может быть, запросить Вашингтон о покупке ещё сотни экземпляров, чтобы дать их прочесть остальным офицерам… а может быть, получить право на перепечатку книги в России?

Глава 12Конфликты кармана

— О'кей, Джордж, выкладывай, — сказал Райан, отпивая кофе из чашки. В Белом доме существовало много рутинных обычаев. Один из них, возникший в течение прошлого года, заключался в том, что после брифинга, проводимого советником по безопасности, Райан первым принимал министра финансов, два или три раза в неделю. Обычно Уинстон шёл пешком через Пятнадцатую улицу (вообще-то он шёл не по улице, а под ней, по туннелю, построенному ещё ФДР[28] и соединяющему Министерство финансов с Белым домом). Вторая часть этого обычая состояла в том, что обслуживающие президента матросы накрывали стол в Овальном кабинете, на котором стоял кофейник и блюдо с круассанами и маслом. Президент и министр финансов наслаждались этим завтраком, не обращая внимания на уровень холестерина.

— КНР. Торговые переговоры окончательно зашли в тупик. Они категорически отказываются идти на любые уступки.

— Какие вопросы рассматриваются?

— Черт побери, Джек, ты бы лучше спросил, какие вопросы там не рассматриваются. — «Торговец» откусил от круассана, намазанного виноградным желе. — Компания по производству компьютеров, недавно созданная китайским правительством, начала просто сдирать новейшее техническое оборудование, принадлежащее и запатентованное нашей компанией «Делл» — помнишь, благодаря этому новому оборудованию стоимость их акций подскочила на двадцать процентов? Они изготовляют у себя эту аппаратуру и устанавливают её на своих компьютерах, предназначенных как для их внутреннего рынка, так и для продажи в Европе. Это является самым наглым нарушением всех торговых правил и договоров о патентах, но когда мы упоминаем об этом за столом переговоров, они просто меняют тему разговора и не обращают на нас никакого внимания. Это может стоить компании «Делл» примерно четыреста миллионов долларов — реальные деньги, потерянные для одной компании. Будь я на месте корпоративного юриста компании «Делл», то начал бы перелистывать «жёлтые страницы» в поисках параграфа «Наёмные убийцы, США». Но это ещё не все. Они предупредили нас, что, если мы поднимем шум из-за этих «незначительных» разногласий, «Боинг» может забыть о заказе на «777-е» — у них опция на покупку двадцати восьми авиалайнеров, — потому что КНР решит покупать аэробусы.

Райан кивнул.

— Джордж, каков сейчас торговый баланс с КНР?

— Семьдесят восемь миллиардов долларов, причём в их пользу, а не в нашу, как тебе известно.

— В Туманном Болоте[29] этим занимается Скотт?

Министр финансов кивнул.

— У него в Пекине собрана хорошая команда, но им требуется кое-что большее, в виде указаний исполнительной власти.

— Что все это значит для нас?

— Дело обстоит следующим образом. Наши потребители получают огромное количество дешёвых товаров, примерно семьдесят процентов которых изготовляется с помощью несложной техники, — масса игрушек, мягкие зверушки, кроссовки и тому подобное. Однако, Джек, тридцать процентов составляют высокотехнологичные товары. Их количество выросло за два с половиной года почти в два раза. Очень скоро нам придётся сокращать рабочие места, как в производстве товаров для внутреннего потребления, так и идущих на экспорт. Они продают большое количество лэптопов на внутреннем рынке — я имею в виду, у себя в стране, — но туда они нас не пускают, несмотря на то, что наши портативные компьютеры дешевле и обладают более высоким качеством. Нам совершенно точно известно, что они используют часть избыточного торгового баланса с нами для субсидирования своей компьютерной промышленности. Я полагаю, что это делается по стратегическим причинам.

— И к тому же продают оружие людям, которым, по нашему мнению, иметь его не следует, — добавил президент Соединённых Штатов. Это они тоже делают по стратегическим причинам.

— Ну что ж, разве не каждому нужен автомат АК-47, чтобы избавляться от крыс, наносящих ущерб запасам зерна? — Партия в тысячу четыреста настоящих, то есть полностью автоматических, штурмовых винтовок была перехвачена две недели назад в порту Лос-Анджелеса, но КНР отрицает свою ответственность, хотя разведывательная служба США проследила заказ до определённого телефонного номера в Пекине. Это было известно Райану, но информация об этом строго засекречена и не просочилась за пределы очень ограниченного круга лиц. Такие меры были приняты потому, что утечка могла скомпрометировать методы сбора разведывательной информации — в данном случае Агентство национальной безопасности в Форт-Мид. Новая телефонная система в Пекине не создавалась американской компанией, но значительная часть проектирования была отдана по контракту фирме, которая имела выгодное соглашение с одним из федеральных агентств США. Это не было, строго говоря, законным, но при охране вопросов национальной безопасности такие вещи допустимы.

— Значит, они не хотят играть по правилам, я не ошибаюсь?

Уинстон хмыкнул.

— Да уж.

— У тебя есть предложения? — спросил президент Райан.

— Нужно напомнить косоглазым ублюдкам, что они нуждаются в нас намного больше, чем мы нуждаемся в них.

— Прошу тебя быть осторожным в разговоре о государствах, особенно обладающих ядерным оружием, — напомнил Райан своему министру финансов. — И не употреблять расистские выражения.

— Джек, это или ровное поле для игр, или нет. Или мы играем в справедливую игру, или не играем. Если они удерживают у себя гораздо больше наших денег, чем мы — их, это означает, что они должны начать вести с нами справедливую игру. О'кей, я знаю, — он поднял руки, словно защищаясь, — они оскорблены тем, что мы признали Тайвань, но это был правильный поступок, Джек. Ты действовал совершенно правильно, наказав их. Эти желтомордые твари убили множество людей, и они же, скорее всего, являются соучастниками наших врагов в Персидском заливе, а также молчаливо поддерживали нападение с применением Эболы. Так что наказание вполне справедливо. Однако не-е-е-ет, мы не можем наказать их за соучастие в вооружённом нападении на Соединённые Штаты и гибель тысяч людей. Верно? Мы слишком большие и сильные, чтобы проявлять мелочность. Мелочность, проклятие! Прямо или косвенно, эти мерзавцы помогли фанатику Дарейи убить семь тысяч наших граждан, так что установление дипломатических отношений с Тайванем стало ценой, которую они заплатили, причём чертовски малой ценой, если тебя интересует моё мнение. И они должны понять это. Нужно, чтобы они узнали наконец, что у мира есть определённые правила. Таким образом нам нужно продемонстрировать Китаю, какую боль придётся им испытать, если они продолжат нарушать правила, а мы должны сделать так, чтобы эта боль была чувствительной. До тех пор, пока они не поймут этого, у нас будут неприятности. Рано или поздно, но они обязаны научиться. Мне кажется, что мы ждали достаточно долго.

— О'кей, но запомни следующую точку зрения: кто мы такие, чтобы учить их правилам?

— Это дерьмо, Джек! — Уинстон принадлежал к тем немногим людям, которые могли — хотя вряд ли имели право — так говорить в Овальном кабинете. Отчасти это объяснялось его собственными достижениями, отчасти тем, что Райан уважал людей, говоривших правду, даже если слова, употребляемые Уинстоном, не всегда относились к разряду литературных. — Запомни, это они обманывают нас. Мы ведём справедливую игру. У мира есть правила, и эти правила соблюдаются мировым сообществом. Если Пекин хочет стать частью этого сообщества, ну что ж, они должны подчиняться тем же правилам, как и все остальные. Если ты хочешь поступить в клуб, тебе придётся сначала заплатить вступительный взнос, и даже после этого ты не сможешь ездить на своём гольф-карте по зелёному полю для гольфа. Никто не имеет права в одиночку жрать пирог под одеялом.

«Проблема, — думал Райан, — заключается в том, что люди, стоящие во главе целых стран — особенно больших, могущественных и важных, — не относятся к числу тех, кому можно говорить, как и почему они должны поступать. Это тем более относится к диктаторским странам. В либеральных демократиях идея главенства закона применяется практически ко всем. Райан является президентом, но он не имеет права ограбить банк только потому, что у него нет карманных денег».

— Остынь, Джордж. Поезжай к Скотту и разработай вместе с ним что-нибудь, на что я смогу согласиться. После мы попросим госдеп объяснить правила Пекину. — И кто знает, может быть, на сей раз все окажется успешным. Впрочем, Райан не собирался делать на это ставку.

* * *
«Сегодня будет важный вечер», — подумал Номури. Да, конечно, он переспал с Минг вчера, и ей, по-видимому, понравилось. Но теперь у неё появилось время обдумать происшедшее, и будет ли её реакция такой же? Или она решит, что он напоил её и воспользовался этим? Номури не принимал амурные успехи за глубокое понимание женской психологии.

Сейчас он сидел в баре ресторана средних размеров — не таком, как накануне, — и курил сигарету, что было новым для офицера ЦРУ. Номури не кашлял, хотя после двух первых сигарет ему показалось, что комната начала вращаться вокруг него. «Отравление одноокисью углерода», — подумал он. Курение уменьшило поступление кислорода в головной мозг, и это плохо для организма, причём по разным причинам. Однако при этом ожидание переносилось намного легче. Он купил синюю зажигалку «Бик» с отпечатком флага КНР на ней, так что казалось, будто их знамя развевалось на фоне голубого неба. Да, — подумал он, — вот я сижу и думаю, придёт ли моя девушка, а она уже, — Номури посмотрел на часы, — опаздывает на девять минут. Он подал знак бармену и заказал ещё один скотч. Это был японский сорт шотландского виски, пригодный для питья, не слишком дорогой, но виски есть виски.

Ты придёшь, Минг? — мысленно спросил офицер ЦРУ. Как в большинстве баров по всему миру, у этого тоже было зеркало за рядами стаканов и бутылок, и уроженец Калифорнии с любопытством посмотрел на своё лицо. Интересно, что может увидеть на нём посторонний человек? Опасения? Подозрение? Страх? Одиночество? Похоть? Не исключено, что где-то рядом находится некто, оценивающий выражение его лица в данную минуту, какой-нибудь агент МГБ, осуществляющий наблюдение, старающийся не смотреть в сторону Номури слишком часто. Может быть, он пользуется зеркалом как инструментом наблюдения. Скорее всего сидит под таким углом, что его поза позволяет ему с естественным видом смотреть на американца, тогда как Номури придётся повернуть голову, чтобы увидеть его, дав, таким образом, шанс агенту перевести взгляд, наверно, в сторону своего партнёра. Удобнее всего осуществлять наблюдение не в одиночку, а парой или даже группой. Он переведёт взгляд в сторону партнёра, голова которого направлена вдоль той же оси наблюдения, так что он может наблюдать за своей целью, не делая это слишком уж очевидным. Каждая страна имеет полицейские агентства или службы безопасности, обученные этому, и такие методы одинаковы повсюду, потому что человеческая природа тоже одинакова, независимо от того, является твоей целью торговец наркотиками или шпион. Так обычно оно и делается, сказал себе Номури, снова глядя на часы. Опаздывает уже на одиннадцать минут. Охолонись, парень, женщины всегда опаздывают. Они поступают так потому, что не разбираются во времени, или им нужно чертовски много времени, чтобы одеться или наложить косметику, или потому что забывают надеть часы… но самое вероятное заключается в том, что благодаря этому они получают преимущество перед мужчинами. Такое поведение делает женщин более ценными для мужчин — в конце концов, мужчинам приходится дожидаться их, верно? Именно так, а не наоборот.

— Честер Номури — бихевиорический антрополог, — фыркнул он, снова глядя в зеркало.

Ради Христа, парнишка, она просто задержалась на работе, или уличное движение слишком напряжённое, или одна из подруг в офисе попросила прийти и помочь ей передвинуть проклятую мебель. Семнадцать минут. Он выудил ещё одну сигарету «Кул» и закурил её с помощью китайской коммунистической зажигалки. Красный Восток, подумал он. Может быть, это последняя страна в мире, действительно оставшаяся красной… разве Мао не гордился бы этим?

Где же ты?

Ну так вот, кто бы из МГБ ни следил за ним, если у них и были сомнения относительно того, чем занимается Номури, теперь сомнения исчезли, они совершенно уверены, что он ожидает женщину, потому что волнение, отражающееся на его лице, принадлежит человеку, очарованному какой-то красоткой. А ведь шпионы не подвержены эмоциям. Это все знают.

Из-за чего ты переживаешь, осел, неужели только из-за того, что сегодня вечером тебе не удастся заняться любовью?

Опаздывает на двадцать три минуты. Номури погасил сигарету в пепельнице и закурил другую. Если женщины пользуются этим приёмом, чтобы контролировать мужчин, то он очень эффективен.

У Джеймса Бонда никогда не было таких проблем, — подумал офицер разведывательной службы. — Мистер Кисс-Кисс Бэнг-Бэнг всегда был повелителем своих женщин — и если кому-то требуется доказательство того, что Бонд был героем, придуманным автором, то вот оно, черт побери!

Номури был так глубоко погружён в свои мысли, что не заметил, как вошла Минг. Он почувствовал лёгкое прикосновение к плечу, быстро повернулся и увидел — у неё на лице была сияющая улыбка, она довольна, что ей удалось застать его врасплох, блестящие тёмные глаза с морщинками в углах от удовольствия радостного момента.

— Извини, что я опоздала, — быстро заговорила она. — Фанг задержал меня, потому что ему понадобилось сделать заметки, потом мне пришлось их транскрибировать, так что мне не удалось уйти из офиса вовремя.

— Мне придётся серьёзно поговорить с этим стариком, — лукаво заявил Номури, вставая с круглого стула у бара.

— Он, как ты говоришь, старик и не умеет хорошо слушать. Наверно, возраст отрицательно повлиял на его слух.

Нет, старый ублюдок скорее всего не хочет слушать, хотел сказать Номури, но удержался. Наверно, Фанг похож на всех боссов, у него давно прошёл тот возраст, когда его интересовало мнение других.

— Итак, что ты хочешь на ужин? — спросил Номури и получил самый лучший ответ.

— Я не голодна, — ответила девушка с искрами в тёмных глазах, красноречиво говорящих о том, чего она действительно хочет. Номури опрокинул оставшееся виски в рот, погасил сигарету в пепельнице и вышел вместе с ней из ресторана.

* * *
— Итак? — спросил Райан.

— Итак, это плохие новости, — ответил Арни ван Дамм.

— Полагаю, все зависит от твоей точки зрения. Когда начнутся прения сторон?

— Меньше чем через два месяца, и это тоже кое-что значит. Эти преданные судьи, «сторонники строгого соблюдения американской Конституции», которых ты назначил, собираются заслушать это дело, и если бы мне пришлось делать ставки, я поставил бы на то, что они не отвергнут ранее принятое решение в пользу Роу.

Джек устроился в своём кресле и улыбнулся, глядя на главу своей администрации.

— А почему это кажется тебе плохим, Арни?

— Джек, это плохо, потому что большинство граждан хотело бы иметь свою точку зрения на вопрос выбора между разрешением на аборты или их запрещением. Они называют это «правом свободного выбора», и пока именно это является законом.

— Может быть, это изменится, — с надеждой произнёс президент, снова переводя взгляд на свой распорядок дня. Министр внутренних дел должен прийти для обсуждения вопроса о национальных парках.

— На это не стоит надеяться, черт побери! И именно тебя сочтут виновным!

— О'кей, если или когда это произойдёт, я напомню им, что не являюсь судьёй Верховного суда Соединённых Штатов и полностью остаюсь в стороне от принимаемых им решений. Если Верховный суд примет решение, которое я — думаю, что и ты тоже, — ожидаю, аборты превратятся в проблему законодательства, и законодательные собрания «нескольких штатов», как это говорится в Конституции, встретятся и примут для себя решение, хотят их избиратели получить возможность убивать своих ещё не рождённых младенцев или нет. Однако не забудь, Арни, у меня четверо детей. Я присутствовал при рождении всех четырех, и я прокляну тебя, если ты будешь настаивать на том, что разрешение абортов хорошо и правильно! — Четвёртый маленький Райан, Кайл Даниэль, родился уже во время президентства Райана, и телевизионные камеры запечатлели счастливое лицо отца, когда он выходил из помещения, где происходило рождение его ребёнка. В результате рейтинг Райана подскочил на целых пятнадцать пунктов, что принесло тогда Арни немалое удовлетворение.

— Черт возьми, Джек, я ведь никогда ничего такого не говорил, разве не правда? — возмутился ван Дамм. — Но мы оба, ты и я, нередко принимаем противоречивые решения, верно? И мы не лишаем других права поступать точно так же? Курить, например? — добавил он, чтобы прищемить хвост Райану.

— Арни, ты так хитро выбираешь слова, что с тобой не может сравниться ни один человек, которого я знаю, и это правильно. Но существует качественная разница между курением проклятой сигареты и убийством живого человеческого существа.

— Это верно, если зародыш является живым человеческим существом, но этим должны заниматься не политические деятели, а теологи.

— Послушай меня, Арни, дело обстоит следующим образом. Люди, которые выступают в поддержку законов, разрешающих аборты, утверждают, что вопрос, является зародыш человеческим существом или нет, не имеет отношения к данной проблеме, поскольку он находится внутри женщины, является её собственностью и поэтому ей принадлежит право решать, как поступить с ним. Хорошо. В Римской республике и потом империи существовал закон, в соответствии с которым жена и дети являлись собственностью главы семьи, и он мог убить их, когда пожелает. Неужели ты полагаешь, что нам нужно вернуться к этому закону?

— Нет, разумеется, поскольку это даёт право мужчинам и лишает этого права женщин, а потом, не валяй дурака, римляне были реалистами и никогда не следовали буквально устаревшим законам.

— То есть ты взял моральный вопрос и снизил его до ситуации, диктующей, что хорошо с политической точки зрения и что плохо. Видишь ли, Арни, я нахожусь здесь не для того, чтобы идти на поводу у кого-либо. Даже президенту дозволено иметь определённые моральные принципы. Или, по твоему мнению, мне нужно оставлять их за дверью, как пальто и шляпу, перед тем как утром войти в Овальный кабинет и взяться за работу?

— Но президент не имеет права навязывать свои моральные принципы другим, их хранят для личного пользования.

— Арни, то, что мы называем законом, есть не что иное, как коллективное мнение общества, убеждение народа в том, что является правильным, а что — неправильным. Касается ли это убийства, киднепинга или проезда на красный сигнал светофора, общество решает, какие правила следует применить. В демократической республике мы делаем это с помощью законодательного процесса, выбирая людей, которые разделяют нашу точку зрения. Вот как возникают законы. Мы также создаём Конституцию, верховный закон страны, сформулированную очень тщательно, потому что именно она решает, что могут определять другие законы и что не могут. Таким образом, Конституция защищает нас от преходящих мимолётных страстей. Задача судебной власти состоит в толковании законов, или, как в данном случае, конституционных принципов, воплощённых в этих законах, в том, как применяются они в реальной жизни. В деле «Роу против Уэйда» Верховный суд зашёл слишком далеко. Он принял закон, то есть изменил закон так, что этого не могли предусмотреть авторы Конституции, и совершил, таким образом, ошибку. Все, что сделает отмена решения в пользу Роу, означает возвращение вопроса об абортах в законодательные собрания штатов, где ему и надлежит находиться.

— Ты долго раздумывал над содержанием этой речи? — спросил Арни. Формулировки Райана были слишком хорошо обдуманы для импровизации.

— Некоторое время, — признался президент.

— Тогда прими во внимание следующее: когда будет оглашено это решение, готовься к битве, — предостерёг Джека глава администрации. — Я имею в виду демонстрации, выступления по телевидению и такое большое количество передовиц в газетах, что ими можно будет оклеить стены Пентагона. Агенты твоей Секретной службы собьются с ног из-за дополнительной опасности, заботясь об охране твоей жизни, жизни твоей жены и твоих детей. Если ты полагаешь, что я шучу, спроси их.

— Но это не имеет никакого смысла.

— Не существует законов, федеральных, местных или законов штатов, которые принуждают мир мыслить логично, Джек. Люди за пределами Белого дома полагаются на тебя, надеясь, что ты обеспечишь им хорошую погоду, и считают тебя виноватым, если погода портится. Примирись с этим. — Высказав эту точку зрения, раздражённый глава президентской администрации вышел из Овального кабинета и направился на запад, к своему угловому офису.

— Дерьмо, — выдохнул Райан, склоняясь над документами, касающимися встречи с министром внутренних дел, хозяином Смоки Бера[30]. Министр заведовал также национальными парками, которые президент видел только на канале «Дискавери», когда у него было время посмотреть телевизор поздним вечером.

* * *
Номури снова подумал о том, что говорить об одежде в его квартире почти не приходится, если не считать одной детали. Когда расстёгиваешь пуговицы и находишь под ней аромат «Секрета Виктории», создаётся впечатление, словно ты переключил изображение с черно-белого на цветное. На этот раз Минг позволила ему расстегнуть её пуговицы, затем спустить куртку вдоль рук и, наконец, снять с неё брюки. Трусики выглядели особенно привлекательно, но не менее привлекательным было и тело девушки. Номури поднял Минг на руки, страстно поцеловал её и опустил на постель. Через минуту он улёгся рядом.

— А теперь говори: почему опоздала?

На лице Минг появилась недовольная гримаса.

— Каждую неделю Фанг встречается с другими министрами, а когда приходит обратно, он заставляет меня транскрибировать записи, сделанные во время встречи, чтобы у него осталось содержание того, о чём они говорили.

— О, ты пользуешься моим новым компьютером для этого? — Вопрос скрыл дрожь, пробежавшую через его тело при словах Минг. Эта девушка может стать чертовски ценным источником информации. Номури глубоко вздохнул и заставил своё лицо принять выражение вежливого равнодушия.

— Конечно.

— Великолепно. Он оборудован модемом?

— Конечно. Я пользуюсь им каждый день, для того чтобы отыскать новости из западных средств массовой информации, которые размещаются на их сайтах в Интернете.

— А, это хорошо. — Итак, на сегодняшний день он решил все свои деловые проблемы и может заняться личными делами. Номури наклонился к девушке и поцеловал её.

— Перед тем как войти в ресторан, я воспользовалась губной помадой, — объяснила Минг. — На работе я не пользуюсь ею.

— Да, вижу, — ответил офицер ЦРУ, повторяя первоначальный поцелуй и делая его на этот раз более продолжительным. Её руки обняли его за шею. Причина опоздания не имела никакого отношения к недостатку любовных объятий. Теперь это было очевидно, поскольку его руки тоже начали ласкать девушку. Покупка бюстгальтера, расстёгивающегося впереди, была его самым разумным поступком. Лёгкое движение двумя пальцами, и он раскрылся, обнажив обе её весьма соблазнительных груди, ещё два места, которые начали обследовать его пальцы. Кожа здесь была особенно шелковистой… и, как он обнаружил через несколько секунд, приятной на вкус.

Это вызвало ответный стон, и тело начало извиваться от наслаждения. Тело… чьё?

Подруги? Ну что ж, о'кей, но этого недостаточно. Агента? Ещё нет. Пока хватит слова «любовницы». На Ферме никогда не говорили о чём-то подобном, за исключением обычных предостережений об опасности слишком близких отношений со своим агентом из-за риска утратить необходимую объективность. Но если ты не окажешься в близких отношениях, каким тогда образом удастся её завербовать? Разумеется, Честер понимал, что сейчас он находится даже не в близких отношениях, потому что понятие близости подразумевает хоть какое-то расстояние между двумя телами.

Какой бы ни была внешность, у неё восхитительная кожа, и кончики его пальцев ощупали каждый дюйм, а его глаза улыбались, глядя в её глаза, причём губы время от времени соприкасались. Её тело совсем не такое плохое. Красивые формы, даже когда она стоит. Может быть, талия недостаточно тонкая, но они находятся не на пляже Венеции, а женская фигура, похожая на песочные часы, как бы красиво она ни выглядела на картинке, именно этим и остаётся — силуэтом на картинке. Её талия сужается к бёдрам, и этого достаточно. Ведь не собирается же Минг прохаживаться по «языку» какого-нибудь нью-йоркского шоу, демонстрируя образцы женской одежды, где модели всё равно выглядят похожими на мальчиков.Итак, Минг не является и никогда не будет супермоделью — примирись с этим, Чёт, сказал себе офицер ЦРУ. Настало время отложить в сторону все воспоминания о ЦРУ. Он мужчина, одетый в одни боксёрские трусики, и лежит рядом с женщиной, одежду которой даже трусиками назвать нельзя. Её трусишки сшиты, наверно, из носового платка, хотя оранжево-красный цвет не особенно подходит для платка, который мужчина вытаскивает из своего кармана, особенно, добавил он про себя с улыбкой, если этот платок сделан из прозрачного искусственного шелка.

— Почему ты улыбаешься? — спросила Минг.

— Потому что ты красивая, — ответил Номури. Она действительно была красивой, с этой очаровательной улыбкой на лице. Нет, она никогда не станет моделью, но внутри каждой женщины скрывается этот взгляд, делающий её красивой, если только она позволяет ему выйти наружу. А её кожа была восхитительной, особенно губы, покрытые губной помадой после работы, гладкие и масляные, но тем не менее заставляющие его губы возвращаться к ним снова и снова. Скоро их тела прижались друг к другу по всей длине, и его охватило тёплое приятное чувство. Она так хорошо лежала на его руке, пока левая рука играла с её телом и ласкала его. Волосы Минг не путались, они были такими короткими, что ей почти не приходилось расчёсывать их. Предплечья тоже покрыты волосами, как это бывает у большинства китайских женщин, но это только позволяло ему играть с ними, лаская и дёргая за них. Очевидно, она чувствовала щекотку, потому что игриво хихикнула и теснее прижалась к нему, затем немного отстранилась, чтобы дать возможность его руке опуститься ниже. Когда рука миновала её пупок, девушка внезапно замерла, словно предлагая себя. Ещё один поцелуй, кончики его пальцев опустились ещё ниже, и теперь в её глазах зажёгся озорной огонёк. Что это за игра?..

Как только его рука нашла её трусики, она прогнулась, оторвав спину от постели. Он сел и стащил их вниз, позволив её ноге отбросить их ещё дальше, и красно-оранжевые трусики полетели по воздуху, и затем…

— Минг! — воскликнул он с лукавым обвинением в голосе.

— Я слышала, что мужчинам это нравится, — хихикнула она.

— Действительно, это нечто другое, — ответил Номури, пробегая пальцами по коже, ещё более гладкой, чем на остальном теле. — Ты сделала это на работе?

Послышался взрыв озорного смеха:

— Нет, глупый! Этим утром у себя в квартире! В моей ванной, моей собственной бритвой!

— Просто хотел проверить, — успокоил её офицер ЦРУ. Черт побери, разве это не означает чего-то? Затем её рука опустилась и занялась тем же, что он делал с нею.

— Ты непохож на Фанга, — игриво прошептала она.

— Неужели? Чем я отличаюсь?

— Мне кажется, что худшее оскорбление, которое женщина может нанести мужчине, это задать вопрос: «Ты уже внутри?» Однажды одна из наших секретарш задала такой вопрос Фангу. Он избил её. На следующее утро она пришла на работу с синяками на лице — он заставил её выйти на работу, — а на следующий вечер… понимаешь, он взял в постель меня, — призналась она, не стыдясь, а смущаясь. — Ему хотелось доказать, что он все ещё мужчина. Но я понимала, что говорить это нельзя. Теперь все мы понимаем это.

— А мне ты скажешь это? — спросил Номури с улыбкой и новым поцелуем.

— Нет, что ты! У тебя колбаска, а не стручок фасоли! — с энтузиазмом воскликнула Минг.

Это не было самым изысканным комплиментом, когда-либо произнесённым по адресу его мужского органа, но сейчас этого достаточно, подумал Номури.

— Ты не думаешь, что пора колбаску отправить домой?

— Да, конечно!

Когда он перекатился на неё, то увидел под собой два объекта. Одним была девушка — вернее, молодая женщина с нормальными женскими желаниями, которые он сейчас удовлетворит. Другим — потенциальный агент, обладающий доступом к ценной политической информации, о которой опытный оперативник может только мечтать. Но он ещё не был опытным оперативником. Номури оставался зелёным офицером, и потому не знал, что является невозможным. Ему придётся заботиться о своём потенциальном агенте, потому что, если ему удастся успешно завербовать её, жизнь Минг окажется в самой серьёзной опасности… он думал о том, что произойдёт, как изменится её лицо, когда пуля войдёт в мозг… нет, это слишком страшно. Сделав усилие, Номури отбросил эту мысль и скользнул внутрь девушки. Раз уж ему необходимо завербовать её, нужно выполнить свои обязанности как можно лучше. А если это вдобавок сделает его счастливым, ну что ж, такова дополнительная награда.

* * *
— Я подумаю об этом, — пообещал президент Соединённых Штатов, провожая министра внутренних дел к двери, выходящей в коридор, слева от камина. Извини, приятель, но на все это у нас нет денег. Его министр внутренних дел не был плохим человеком, но его, по-видимому, захватила трясина департаментской бюрократии, что являлось, наверно, самой страшной опасностью для чиновника, работающего в Вашингтоне. Райан опустился в кресло и начал читать документы, оставленные ему министром внутренних дел. Разумеется, он не сможет прочитать их до конца. В более или менее свободный день он перелистает и просмотрит краткое содержание, приготовленное для президента, а все остальное отправится к какому-нибудь младшему сотруднику администрации, который прочитает все документы и подготовит проект доклада для президента — по сути дела, это будет ещё одно краткое содержание, и на основании этого проекта, отпечатанного младшим сотрудником примерно двадцати восьми лет от роду, будет сформулирована политическая линия американского правительства.

«Это безумие! — сердито подумал Райан. — Считается, что это он глава исполнительной власти в стране. Только он должен формулировать политику Соединённых Штатов. Но время президента слишком ценное. Настолько ценное, что другие люди сохраняют это время для президента — а в действительности эти другие люди отбирают это время у него, ведь именно они, в конце концов, принимают решение, что увидит президент и что пройдёт мимо него». Иногда это беспокоило его, потому что ему приходилось подчиняться той информации, которая поступала к нему на стол, и, таким образом, принимать на её основании решение о том, что думает общество по различным вопросам текущего дня.

Итак, Джек, ты тоже попал в лапы своей бюрократии?Это трудно понять, трудно в этом признаться и ещё труднее изменить создавшуюся ситуацию, если такая ситуация действительно существует.

«Может быть, именно поэтому Арни любит вытаскивать меня из этого здания и привозить туда, где живут обычные люди», — понял Джек.

Ещё более трудная проблема заключалась в том, что Райан был экспертом по национальной безопасности и международной политике. Здесь он чувствовал себя наиболее компетентным. А вот во внутренней политике он казался себе неуверенным и тупым. Отчасти это объяснялось его крупным состоянием. Ему никогда не приходилось беспокоиться о стоимости буханки хлеба или литра молока — и тем более в Белом доме, где он не видел молоко в литровом контейнере. Здесь он видел молоко в охлаждённом стакане на серебряном подносе в руках стюарда из числа матросов, который приносил его прямо к нему, пока он сидел в удобном кресле. В стране были люди, которые беспокоились о таких вещах или, по крайней мере, о стоимости обучения маленького Джимми в колледже, и Райан, как президент, должен проявлять заботу об их беспокойстве. Он должен стараться поддерживать экономику в сбалансированном состоянии, для того чтобы люди могли достаточно зарабатывать, ездить в Диснейленд летом, смотреть матчи по футболу осенью, а также давать себе волю накануне Рождества, покупая массу подарков и укладывая их под ёлкой.

Но каким образом, черт побери, может он осуществить это? Райан вспомнил стенания, которые приписывали римскому императору Цезарю Августу. Узнав о том, что его объявили богом, в его честь возводят храмы и приносят жертвы перед его статуями в этих храмах, Август сердито воскликнул: «Когда кто-то молится мне, прося об излечении своего козла, как мне следует поступить?» Основной вопрос заключался в том, до какой степени политика правительства действительно должна иметь отношение к реальной жизни страны? Такой вопрос редко задавали в Вашингтоне даже консерваторы, которые презирали правительство по идеологическим причинам, а также отрицательно относились ко всему, что оно делало в связи с проблемами внутренней жизни нации. Одновременно они все время размахивали американским флагом и требовали, чтобы правительство бряцало оружием за океаном — Райан никогда не задумывался над их истинными мотивами. Возможно, они делали это для того, чтобы отличаться от либералов, которые боятся демонстрации силы, как вампиры боятся вида креста, но, как и подобает вампирам, любят требовать от правительства, насколько это было в их силах, чтобы оно проникало в жизнь каждого гражданина и сосало его кровь. По сути дела, они настаивали на постоянном увеличении налогообложения, для того чтобы платить за всё, что они требовали от правительства.

И всё-таки, несмотря на политику правительства, создавалось впечатление, что экономика непрерывно развивается. Люди находят работу, большей частью в частном секторе, производят товары и обеспечивают обслуживание, и за все это потребители охотно платят деньгами, оставшимися у них после уплаты налогов. Тем не менее фраза «служение народу» использовалась почти исключительно политическими деятелями и в отношении политических деятелей, причём всегда избранных гражданами. Разве не все жители страны, в той или иной степени, служат народу? Врачи, учителя, пожарные, фармакологи. Почему средства общественной информации говорят, что это относится только к Райану и Робби Джексону, а также 535 избранным членам конгресса? Он недоуменно покачал головой.

Проклятье. Ну хорошо, я знаю, как попал сюда, но почему, черт побери, согласился стать кандидатом на президентских выборах? — спросил себя Джек. Да, это сделало Арни счастливым. Это сделало счастливыми даже средства массовой информации — может быть, потому, что он нравился им в качестве цели? — задал себе вопрос президент. Да и Кэти не сердилась на него за это. И всё-таки почему, черт побери, он допустил, чтобы его вовлекли в такую трясину? Ведь он, по сути дела, не знал, что ему следует делать в роли президента. У него не было настоящей программы, и он словно ковылял вперёд от одного дня к другому. Принимал сиюминутные тактические решения (для чего у него не было абсолютно никакой подготовки) вместо решения стратегических задач. Не было ничего важного, что он действительно хотел бы изменить в стране. Да, конечно, можно было бы переделать кое-что. Следует переписать налоговую политику, и он поручил Джорджу Уинстону провести её в жизнь. Неплохо укрепить оборону страны, этим занимается Тони Бретано. Райан назначил президентскую комиссию по изучению политики в области здравоохранения, за работой которой как-то издалека наблюдает его жена, вместе с несколькими коллегами из госпиталя Джонса Хопкинса, и вся эта деятельность ведётся тихо и незаметно. Но особенно плохо выглядит социальное страхование, им занимаются Уинстон и Марк Гант.

«Третья ступень американской политики», — снова подумал он. Затронь её и умри. Но социальное страхование было тем, о чём действительно заботится американский народ, не о том, что оно представляет собой на самом деле, а о том, о чём граждане ошибочно думают, что оно должна представлять. А ведь в действительности они знают, что ошибаются, об этом свидетельствуют данные опроса населения. Социальное страхование, управляемое так же плохо, как и любой другой финансовый институт, по-прежнему остаётся частью обещания правительства, данного представителями народа для блага народа. И всё-таки, несмотря на весь цинизм населения — причём весьма значительный, — среднестатистический «Джо» действительно продолжает верить, что его правительство сдержит слово. Проблема заключается в том, что руководители профсоюзов и промышленники, запускавшие жадные пальцы в пенсионные фонды и отправленные за это в федеральные тюрьмы, не причинили даже малой части того вреда, который остался на совести многочисленных созывов конгресса, нанёсших колоссальный ущерб социальному страхованию. Однако преимущество проходимца в конгрессе заключается в том, что он или она не являются проходимцами, по крайней мере, не с точки зрения закона. Ведь конгресс выпускает законы. Конгресс формулирует политику правительства, а все это не может быть неправильным, не правда ли? Это является ещё одним доказательством того, что авторы Конституции совершили простую, но с далеко идущими последствиями ошибку. Они исходили из того, что люди, выбранные Народом для управления государством, будут такими же честными и благородными, какими были они, создатели Конституции. Кажется, что из всех этих старых могил доносится стон разочарования.

Люди, писавшие текст Конституции, сидели в комнате, где на них сурово смотрел Джордж Вашингтон, и если у них не хватало честности и благородства, они заимствовали эти качества из огромного запаса честности и благородства отца Конституции, который просто сидел и смотрел на них. К сожалению, у современного конгресса нет ментора и живого бога, способного занять место Вашингтона, — подумал Райан. Даже то обстоятельство, что в шестидесятых годах социальное страхование показало прибыль, говорило об одном: конгресс не мог допустить существования прибыли. Прибыль — это то, от чего богатые люди становятся ещё богаче (это должны быть плохие люди, потому что никто не становится богатым без эксплуатации, причём это совсем не мешало членам конгресса обращаться к эксплуататорам за пожертвованиями на избирательную кампанию). Значит, эту прибыль нужно израсходовать так, чтобы налоги на социальное страхование были преобразованы в генеральные фонды и появилась возможность расходовать их вместе со всем остальным. Один из студентов Райана с того времени, когда он преподавал историю в Военно-морской академии, прислал ему маленькую дощечку с надписью, чтобы он держал дощечку у себя на столе в Овальном кабинете. Надпись гласила:

АМЕРИКАНСКАЯ РЕСПУБЛИКА БУДЕТ СУЩЕСТВОВАТЬ ДО ТОГО ДНЯ, ПОКА КОНГРЕСС НЕ УЗНАЕТ, ЧТО ОН МОЖЕТ ПОДКУПАТЬ НАРОД НАРОДНЫМИ ДЕНЬГАМИ. Алексис де Токвиль.

Райан принял во внимание это изречение великого французского философа. Бывали времена, когда ему хотелось схватить конгресс за их коллективную шею и задушить его, но там не было ни одной отдельной шеи, а Арни твердил ему, не переставая, какой у него ручной конгресс, особенно палата представителей, хотя обычно все происходило наоборот.

Президент проворчал и начал просматривать свой ежедневный график в поисках следующего посетителя. Как и во всем, президент Соединённых Штатов жил по графику, определённому другими, его встречи назначались за несколько недель. Ежедневные инструктивные документы готовились накануне, так что он знал, кто приходит к нему, и о чём хотели говорить с ним, и какую хорошо обдуманную позицию (разработанную главным образом другими) президент занимает по этому вопросу. Обычно президентская позиция была дружеской, так что гость (или гости) могли покинуть Овальный кабинет с чувством удовлетворения. Кроме того, существовали правила, в соответствии с которыми он не имел права изменить график, ибо в противном случае глава исполнительной власти мог сказать:

— О чем, черт побери, вы сейчас спрашиваете меня? — Это встревожит гостя и агентов Секретной службы, стоящих за спиной президента с пистолетами под пиджаками. Они стоят, как роботы, с ничего не выражающими лицами, но глаза непрерывно осматривают все вокруг, а уши прислушиваются ко всему происходящему. После того как закончится их смена, агенты пойдут, наверно, в тот бар, куда заходят чаще всего, и посмеются над тем, что сегодня сказал президент городского совета Подунка в Овальном кабинете:

— Господи, ты бы видел, какие были у босса глаза, когда этот тупой осел… — потому что агенты являются понятливыми и смекалистыми людьми, которые часто разбираются в людях лучше, чем он сам, подумал Райан. Ну что ж, так и должно быть. У них двойное преимущество: они видят все и не несут ни за что ответственности. Счастливые сукины сыны, решил Джек, поднимаясь из-за стола навстречу очередному посетителю.

* * *
«Если сигареты и хороши для чего-то, — подумал Номури, — то как раз для этого». Его левая рука обнимала Минг, его тело прижалось к её телу, глаза смотрели на потолок в этот прекрасный момент, когда он расслабился, освободившись от напряжения, преследовавшего его весь день. Номури затягивался сигаретой в качестве заключительного аккорда, чувствуя рядом дыхание Минг, ощущая себя настоящим мужчиной. Небо за окном потемнело. Солнце зашло.

Номури встал, зашёл сначала в ванную и затем прошёл в кухню, откуда вернулся с двумя бокалами. Минг села в постели, взяла бокал и сделала пару глотков. Номури не удержался, протянул руку и коснулся груди девушки. Её кожа была такой же шелковистой и зовущей.

— Моя голова все ещё не работает, — сказала она после третьего глотка.

— Милая, существует время, когда она не нужна ни мужчине, ни женщине.

— Это верно. Твоя колбаска не нуждается в мозге, — ответила она и протянула руку вниз, чтобы поласкать его пенис.

— Осторожно, девушка! У него была длительная тяжёлая гонка! — предостерёг её офицер ЦРУ с внутренней улыбкой.

— О да, он потрудился. — Минг наклонилась, чтобы коснуться его мягкими губами. — И он выиграл её.

— Нет, но зато сумел догнать тебя. — Номури закурил снова. Затем с удивлением увидел, что Минг сунула руку в свою сумочку и вытащила пачку собственных сигарет.

Она изящно закурила и глубоко затянулась, выпустив наконец дым через ноздри.

— Девушка-дракон! — воскликнул со смехом Номури. — А дальше последует пламя? Я не знал, что ты куришь.

— В офисе у нас курят все.

— Даже министр?

Взрыв смеха.

— Особенно министр.

— Ему нужно сказать, что курение вредит здоровью и отрицательно отражается на мужской силе.

— Копчёная колбаска — это не твёрдая колбаска, — заявила Минг со смехом. — Может быть, в этом и заключается его проблема.

— Тебе не нравится твой министр?

— Он старый человек, который считает, что у него молодой пенис. Фанг использует своих секретарш в офисе в качестве собственного публичного дома. Ничего не могло быть хуже, — призналась Минг. — Прошло много времени с того момента, когда я была его любимой наложницей. Теперь он нацелился на Чаи, а она обручена, и Фанг знает это. Такое поведение старшего министра омерзительно.

— Для него не существует законов?

Она фыркнула, едва скрывая отвращение.

— Законы существуют не для них. Номури-сан, это министры правительства. Они сами являются законом, их не интересует, что думают окружающие о них или об их привычках, — и вообще мало кто знает об этом. Они коррумпированы до такой степени, что древним императорам стало бы стыдно. Они утверждают, что представляют собой стражей простого народа, крестьян и рабочих, которых якобы любят как своих детей. Так что, полагаю, иногда я являюсь одной из крестьянок, верно?

— А мне казалось, что ты любишь своего министра, — ответил Номури, побуждая её к дальнейшим откровениям. — О чем он говорит?

— Что ты имеешь в виду?

— Поздняя работа, из-за которой ты задержалась в офисе.

— О, это разговор между министрами. Фанг ведёт личный подробный политический дневник — в случае, если президент захочет уволить его, он может воспользоваться дневником для защиты. Вот почему он ведёт записи обо всём, что делает, а я его секретарша и транскрибирую все его записи. Иногда на это уходит очень много времени.

— Ты, конечно, пользуешься своим компьютером.

— Да, теперь я пользуюсь новым компьютером, ведущим записи идеальными иероглифами на мандаринском наречии, который ты дал нам со своей программой.

— И ты сохраняешь все это в своём компьютере?

— Да, на жёстком диске. Конечно, в зашифрованном виде, — заверила она Номури. — Мы научились этому у американцев, когда нам удалось вскрыть их материалы о вооружении. Это называется системой шифрования, требующей больших усилий для дешифровки, я не знаю, что это значит. Я, выбирая файл, который хочу открыть, печатаю ключ дешифровки, и файл открывается. Хочешь знать, каким ключом я пользуюсь? — Она хихикнула. — ЖЁЛТАЯ СУБМАРИНА. На английском языке, из-за клавиатуры — это было ещё до твоей новой программы, к тому же это из песни Битлов, которую я слышала по радио. «Мы все живём в жёлтой субмарине», что-то вроде этого. Тогда я все время слушала радио, когда впервые начала заниматься английским языком. Я потратила полчаса, разыскивая субмарины в словаре и затем в энциклопедии, стараясь понять, почему подводную лодку покрасили в жёлтый цвет. А-а! — Её руки взлетели в воздух.

Ключ дешифровки! Номури пытался скрыть своё волнение.

— Ну что ж, там должно быть очень много папок. Ты была секретаршей довольно долго, — небрежно заметил он.

— Да, более четырехсот документов. Я различаю их по номерам, вместо того чтобы придумывать для них новые названия. Сегодня был документ номер четыреста восемьдесят семь, между прочим.

Боже мой, — подумал Номури, — четыреста восемьдесят семь документов о разговорах, которые вели между собой члены Политбюро. По сравнению с этим золотая шахта выглядит полигоном для сброса токсичных отходов.

— О чем точно они говорят? Я никогда не встречал высокопоставленного правительственного чиновника, — объяснил Номури.

— Да обо всём! — ответила она, докуривая свою сигарету. — У кого появились какие идеи в Политбюро, кто хочет улучшить отношения с Америкой, кто хочет, наоборот, навредить им — обо всём, что только можно придумать. Оборонная политика. Экономическая политика. Сейчас привлекает внимание отношение к Гонконгу. Политика «Одна страна, две системы» создала проблемы у некоторых промышленников в Пекине и в Шанхае. Они считают, что с ними обращаются не с таким уважением, которого они заслуживают, им это не нравится. В Гонконге их уважают больше. Фанг относится к числу тех членов Политбюро, которые стараются найти компромисс и уладить ситуацию. Ему это удастся, наверно. Он хорошо разбирается в подобных делах.

— Как, должно быть, увлекательно быть знакомым с такой информацией — действительно знать, что происходит в твоей стране! — с восторгом воскликнул Номури. — В Японии мы ничего не знаем о том, чем занимаются наши дзайбацу и другие крупные промышленники — главным образом разрушают экономику, идиоты. Но поскольку никто об этом не знает, ничего не делается для того, чтобы улучшить ситуацию. Неужели у вас то же самое?

— Конечно! — Минг закурила новую сигарету, активно развивая разговор, уже забыв о том, что они больше не говорят о любовных делах. — Когда-то я изучала Маркса и Мао. Было время, когда я верила во все это. Я даже считала, что нужно верить министрам, потому что они честные и преданные люди, и полностью верила в то, чему нас учили в школе. Но затем я увидела, что у армии своя промышленная империя и благодаря этой империи наши генералы богаты и счастливы. И я увидела, как министры используют женщин и какие у них апартаменты. Они превратились в новых императоров. У них слишком много власти. Женщина, может быть, могла бы воспользоваться такой властью и не поддаться коррупции, но не мужчина.

«Феминизм проник и сюда тоже? — подумал Номури. — Возможно, она слишком молода, чтобы помнить жену Мао, Янг Куинг, которая могла бы давать уроки коррупции византийцам».

— Впрочем, это не интересует простых людей вроде нас с тобой. По крайней мере, у тебя есть возможность знакомиться с такими вещами, и ты знаешь о них. Значит, ты поистине уникальная девушка, Минг-чан, — высказал предположение Номури, проводя ладонью по её левому соску. Она задрожала от наслаждения, словно по команде.

— Ты так считаешь?

— Конечно. — Поцелуй, на этот раз продолжительный, пока его рука ласкала тело девушки. Он подобрался к своей цели так близко. Она рассказала ему о всей информации, какая есть у неё, — и даже дала ему дешифровочный ключ! Таким образом, поскольку её компьютер подключён к телефонной системе — это означает, что он может войти в комп и получит возможность заглянуть в его жёсткий диск. Обладая ключом дешифровки, он сможет снять интересующие его вещи с диска и переправить их прямо на стол Мэри-Пэт. Черт побери, сначала я сумел поиметь гражданку Китая, а теперь я могу поиметь всю их страну. Что может быть прекраснее, решил оперативник, глядя с улыбкой на потолок.

Глава 13Агент глубокого проникновения

«Интересно, что на этот раз он ничего не написал о сексуальных подробностях», — подумала Мэри-Пэт, включив утром свой компьютер. Операция «ЗОРГЕ» развивалась успешно. Кем бы ни была эта девушка Минг, она говорила слишком свободно. Странно. Неужели китайское Министерство государственной безопасности не предупредило всех исполнительных секретарей о подобных вещах? Наверняка предупредило — было бы поразительной оплошностью, если бы они это упустили. С другой стороны, из всех хорошо известных причин, по которым совершают предательство и шпионаж (их называют ДИСЭ — Деньги, Идеология, Совесть и Эгоцентризм), в этом случае решающим стал эгоцентризм. Министр Фанг нанёс сексуальное оскорбление молодой мисс Минг, ей это не понравилось, она решила отомстить, и такой поступок казался Мэри Патриции Фоули полностью оправданным. Женщина может отдать лишь то, что у неё есть, и когда это отбирают у неё принуждением, она не становится от этого счастливой. Хотя ирония заключалась в том, что мужчина, занимающий столь высокое положение, думал, наверно, что оказывает ей честь. В конце концов, разве он не был великим человеком, а она всего лишь рядовой служащей? При этой мысли Мэри-Пэт фыркнула и сделала глоток кофе из своей чашки. Культура или раса не имеют значения, мужчины одинаковы повсюду. Многие думают не головой, а членом. Ну что ж, министру Фангу это дорого обойдётся, пришла к выводу заместитель директора ЦРУ по оперативной работе.

* * *
Райан видел и слышал президентские инструктивные документы каждый день. В них включалась разведывательная информация, полученная ЦРУ, её готовили накануне поздним вечером и печатали рано утром. Документ печатали меньше чем в сотне экземпляров, и почти все измельчали и сжигали в конце дня доставки. Несколько копий, может быть, три или четыре, сохраняли в архиве, на случай если что-нибудь случится с электронными файлами. Даже президент Райан не знал, где находится секретный архив.

Он надеялся, что его надёжно охраняют, предпочтительно морские пехотинцы.

Президентские инструктивные документы — или брифинг, как их называли, — не содержали, разумеется, всего. Некоторые сведения были настолько секретными, что их хранение нельзя было доверить даже президенту. Райан воспринимал это с поразительной невозмутимостью. Имена источников информации должны оставаться секретными даже от него, а методы её получения часто были настолько сложными с технической точки зрения, что ему в любом случае было бы трудно понять их. И все же, несмотря на все меры предосторожности, некоторая информация, добытая ЦРУ с помощью безымянных источников и крайне сложным методом, иногда скрывалась от главы исполнительной власти. Причина этого заключалась в том, что определённая информация вынужденно поступала из определённого ограниченного количества источников. В службе оперативной разведки даже малейший промах мог привести к гибели бесценного источника, и хотя подобные случаи имели место крайне редко, все чувствовали себя после этого очень плохо. Правда, некоторые политические деятели воспринимали такое событие с равнодушием, приводящим в ярость. Хороший оперативник относился к своим агентам как к собственным детям, и старался оберегать их жизнь всеми возможными способами.

Такая точка зрения была необходимой. Если вам всё равно, то люди погибнут — а вместе с их жизнью пропадёт ценная информация, получение которой и составляло смысл существования тайной оперативной работы.

— Ну так как, Бен, — сказал Райан, откидываясь на спинку кресла и перелистывая страницы информативного документа. — Есть что-нибудь интересное?

— У Мэри-Пэт есть кое-что из Китая. Она хранит это в строжайшем секрете. Правда, я не знаю, что это такое. Всю остальную информацию вы можете увидеть на канале CNN.

Подобное случалось, к разочарованию президента, не так уж редко. С другой стороны, ситуация в мире была относительно спокойной, так что информация от агента проникновения не была столь уж необходимой… или представляется не столь необходимой, поправил себя Райан. Никогда нельзя предвидеть, как будут развиваться события. Это он тоже узнал в Лэнгли.

— Может быть, я позвоню ей по этому поводу, — сказал президент Соединённых Штатов, перелистывая страницу. — Вот это да!

— Вы имеете в виду нефть и золото в России?

— Эти цифры соответствуют действительности?

— По-видимому. Они совпадают с теми цифрами, которыми снабжал нас «Торговец», шаг за шагом.

— Хм, — выдохнул Райан, глядя на окончательные предсказания для будущего русской экономики. Затем он разочарованно нахмурился. — Люди Джорджа предоставили более благоприятную оценку результатов.

— Вы так считаете? Экономические эксперты ЦРУ хорошо зарекомендовали себя в прошлом.

— Джордж живёт в этом бизнесе, это лучше, чем академическое наблюдение за ходом событий, Бен. Я не отрицаю пользу учёных, но реальный мир есть реальный мир, не забывай этого.

Гудли кивнул.

— Принял во внимание, сэр.

— На протяжении всех восьмидесятых ЦРУ переоценивало советскую экономику. Знаешь почему?

— Нет, не знаю. В чем они ошибались?

На лице Джека появилась лукавая улыбка.

— Не то чтобы ошибались. Они докладывали президенту точные сведения, полученные из Советского Союза. В то время у нас там был агент, который передавал нам ту же информацию, которую получало Политбюро. Нам и в голову не приходило, что система обманывала саму себя. Политбюро принимало решения на основе несбыточных мечтаний. Цифры, поступающие в их Политбюро, почти никогда не соответствовали действительности, потому что подчинённые старались прикрыть свои задницы. Вот так.

— Вы полагаете, то же самое происходит и в Китае? — спросил Гудли. — Ведь это последняя страна, придерживающаяся принципов марксизма.

— Хороший вопрос. Свяжись с Лэнгли и спроси их. Ты получишь ответ от такого же бюрократа, как и у китайцев в Пекине, но, насколько мне известно, у нас нет агента глубокого проникновения в Пекине, который мог бы предоставить интересующие нас цифры. — Райан замолчал и посмотрел на камин, расположенный напротив его стола.

Пожалуй, стоит распорядиться, чтобы агенты Секретной службы развели в нём когда-нибудь настоящий огонь…

— Нет, я думаю, что у китайцев показатели лучше. Они могут это себе позволить. Все-таки их экономика функционирует, в определённом смысле. Возможно, они обманывают себя другими способами. Да, несомненно, обманывают себя. Такова характерная черта всех людей, и марксизм не улучшает её сколько-нибудь ощутимым образом. — Даже в Америке, с её свободной прессой и другими гарантиями, действительность часто ударяет в лицо политических деятелей, причём с такой силой, что расшатываются зубы. Повсюду в мире люди создают политические модели, основанные скорее на идеологии, чем на реальности, и эти люди обычно проникают в учёный мир или становятся политическими деятелями, потому что профессии реального мира наказывают таких мечтателей более жестоко, чем политика.

— Доброе утро, Джек, — послышался голос со стороны двери, ведущей в коридор.

— Привет, Робби. — Президент Соединённых Штатов сделал жест в сторону подноса с кофейником и чашками. Вице-президент взял чашку кофе, но не тронул круассанов. Его поясница выглядела немного полноватой. Ничего не поделаешь, Робби никогда не походил на марафонца. Многие лётчики-истребители склонны к полноте. «Может быть, это помогает противостоять огромным перегрузкам», — подумал Джек.

— Я прочитал президентский инструктивный доклад сегодня утром. А что, Джек, эти месторождения русской нефти и золота действительно настолько велики?

— Джордж утверждает, что они ещё больше. Ты не выполнил обещания посидеть с ним и поучиться экономике?

— В конце недели я играю с ним в гольф на поле в Бернинг Три. Я готовлюсь к этой встрече, читаю Милтона Фридмана и ещё две книги по экономике. Знаешь, создаётся впечатление, что Джордж действительно очень умён.

— Достаточно умён, чтобы заработать тонну денег на Уолл-стрит — я имею в виду буквально это. Если превратить все его деньги в стодолларовые банкноты и взвесить, результатом и будет тонна денег.

— Должно быть, приятно иметь такое состояние, — вздохнул человек, который никогда не получал больше ста тридцати тысяч долларов в год, перед тем как стал вице-президентом.

— Да, в этом есть кое-что, и всё-таки кофе здесь превосходный.

— Когда-то на «Большом Джоне» он был ещё лучше.

— Где?

— На авианосце «Джон Ф. Кеннеди», в то время когда я был старшим лейтенантом и занимался любимой работой, поднимая «Томкэты» с его палубы.

— Робби, мне не хочется напоминать тебе, но ты уже не юноша двадцати шести лет.

— Спасибо, Джек, у тебя прямо-таки талант наполнять мой день радостью. Мне приходилось проходить мимо дверей смерти, но всё-таки намного безопаснее и чертовски интереснее проделывать это с истребителем, пристёгнутым к твоей спине.

— Как сегодня выглядит твой день?

— Хочешь — верь, хочешь — не верь, но мне придётся ехать на Холм и председательствовать несколько часов в Сенате, хотя бы для того, чтобы продемонстрировать, что я знаю, какие у меня конституционные обязанности. Затем произношу речь за ужином в Балтиморе на тему о том, кто производит лучшие бюстгальтеры, — добавил он с улыбкой.

— Что? — удивлённо спросил Райан, поднимая голову от инструктивных документов.

У Робби было такое своеобразное чувство юмора, что никогда не скажешь, когда он шутит.

— Национальная конференция производителей искусственных тканей. Они производят также пуленепробиваемые жилеты, но основная часть их тканей тратится на бюстгальтеры. По крайней мере, так информировали меня сотрудники моего исследовательского штаба. Они пытаются подготовить несколько шуток для моего выступления.

— Поработай над дикцией, — посоветовал вице-президенту Райан.

— Много лет назад ты считал, что моя дикция такая смешная, — напомнил Джексон своему старому другу.

— Роб, много лет назад мне казалось, что я достаточно забавный, но теперь Арни настаивает, что я недостаточно чувствительный.

— Да, я знаю, чтобы не было шуток о поляках. Вроде того, что в прошлом году несколько поляков научились включать свой телевизор и шесть или семь поляков умеют читать. В это число не входит польская девушка, переставшая пользоваться вибратором, потому что от него крошатся зубы.

— Боже мой, Робби! — Райан едва не расплескал кофе. — Нам больше не разрешают даже думать о таких вещах. Кроме того, это глупо, мерзко и вовсе не смешно.

— Джек, я не политик. Я военный жокей с суспензорием, летающий на истребителе. И мне позволено время от времени выдавать шутку.

— Ну хорошо, только не забывай, что ты не на авианосце среди других дебилов-лётчиков. У средств массовой информации нет чувства юмора, которым обладают морские лётчики.

— Постараюсь, если только они не сумеют захватить меня в тот момент, когда я не готов встретиться с ними. Тогда ситуация и впрямь может стать забавной, — заметил бывший вице-адмирал.

— Роб, я рад, что ты наконец начинаешь понимать свои обязанности. — Райан успел окинуть взглядом спину уходящего вице-президента в отлично сшитом костюме и услышал крепкое морское выражение.

* * *
— Итак, Миша, у тебя есть предложения? — спросил Провалов.

Райли отпил немного водки из своей стопки. В этом баре она была чертовски хорошей.

— Олег, тебе нужно всего лишь потрясти дерево и посмотреть, что упадёт с него. Это может оказаться чем угодно, но «не знаю» означает именно «не знаю». А в настоящий момент мы не знаем. — Ещё пара глотков. — Тебе не кажется, что нанимать двух специалистов из спецназа для убийства сутенёра — всё равно что стрелять из пушки по воробьям?

Русский кивнул:

— Да, конечно, эта мысль приходила мне в голову, но ведь он был весьма процветающим сутенёром, не правда ли, Миша? У него было много денег и масса связей в преступном мире. Он и сам обладал немалой властью. Не исключено, что он тоже убивал врагов. Его имя никогда не появлялось ни в одном серьёзном расследовании, но это не означает, что Авсеенко не был опасным человеком. Поэтому я не исключаю, что он заслуживал особого внимания.

— Тебе удалось что-то выяснить насчёт этого Суворова?

Провалов покачал головой.

— Нет. У нас есть его досье, которое нам прислали из КГБ, а также фотография. Но даже если это именно тот человек, которого мы ищем, пока найти его не удалось.

— Создаётся впечатление, Олег Григорьевич, что это очень запутанное дело, — сказал Райли и поднял руку, давая знак бармену, чтобы он принёс ещё по стакану.

— Я думал, что ты эксперт по организованной преступности, — напомнил капитан своему гостю из ФБР.

— Это верно, Олег, но я не гадалка и не дельфийский оракул. Мы даже не знаем, кто был настоящей целью покушения, и, пока не узнаем этого, нам не удастся продвинуться ни на шаг. Проблема заключается в том, что для того, чтобы узнать, на кого готовилось покушение, тебе нужно отыскать кого-нибудь, кто знает хоть что-то об этом преступлении. Эти две вещи тесно связаны друг с другом. Найди второе, и узнаешь о первом. Никого не найдёшь, ничего не узнаешь. — Прибыла выпивка. Райли расплатился и сделал большой глоток.

— Моему начальнику не нравится, что расследование топчется на месте.

Агент ФБР кивнул:

— Да, у нас в бюро такие же боссы. Но если он знает, в чём заключается проблема, он должен дать тебе время и помощников, чтобы ускорить работу. Сколько людей у тебя занимается этим?

— Шесть здесь и трое в Питере.

— Может быть, тебе понадобится больше, приятель. — В региональном отделении Нью-Йорка для расследования преступления такого уровня направили бы не меньше двадцати человек, половина из которых занимались бы только этим делом. Но ему было хорошо известно, что в московской милиции людей постоянно не хватало. Преступность в Москве достигла такого размаха, что милиционеры молили о поддержке со стороны правительства, но безуспешно. Впрочем, все могло быть ещё хуже. В отличие от многих других профессий, милиция регулярно получала зарплату.

* * *
— Ты измучила меня, — запротестовал Номури.

— Я всегда могу обратиться к министру Фангу, — ответила Минг с игривой улыбкой.

— Как! — послышался сердитый ответ. — Ты сравниваешь меня со старым пердуном?

— Вы оба мужчины, но лучше иметь дело с колбаской, чем с бобовым стручком, — ответила она, хватая эту самую колбаску своей нежной ручкой.

— Терпение, девушка, позволь ему оправиться после первого забега. — С этими словами он поднял её тело и положил на своё. Должно быть, я действительно нравлюсь ей, — подумал Номури. — Три вечера подряд. Наверно, Фанг не такой мужчина, каким он считает себя. Ничего не поделаешь, Чарли, нельзя постоянно выигрывать. К тому же у него преимущество — он моложе на сорок лет. И в этом все дело.

— Но ты бежал так быстро! — запротестовала Минг, которая продолжала тереться своим телом об него.

— Мне хочется, чтобы ты сделала кое-что для меня.

Игривая улыбка.

— И что это может быть? — спросила она и опустила руку пониже.

— Нет, не это!

— О, — разочарованно произнесла девушка.

— Кое-что на твоей работе, — продолжал объяснять Номури. Как хорошо, что она не ощущала его внутренней дрожи, которая, как ни странно, не проявлялась внешне.

— На моей работе? Но ты знаешь, что я не могу провести тебя в офис для занятия этим! — засмеялась она. Затем последовал нежный любовный поцелуй.

— Да, ты вложишь вот это в свой компьютер. — Номури протянул руку к ночной тумбочке, стоящей рядом, и достал из выдвижного ящика дискету CD-ROM. — Вот, ты просто вставь его в свой компьютер, кликни «Ввести» и затем вытащи его, когда работа закончится.

— А что сделает эта дискета? — спросила она.

— Разве тебе не всё равно?

— Ну… — Колебание. Она не понимала. — Я должна знать.

— Это позволит мне время от времени заглядывать в твой компьютер.

— Но зачем?

— Потому что этим интересуется компания «Ниппон Электрик» — ведь мы изготовили твой компьютер, разве ты не понимаешь? — Он заставил своё тело расслабиться. — Для моей компании важно знать, какие экономические решения принимаются в Народной Республике, — объяснил Номури, повторяя хорошо отрепетированную ложь. — Это позволит нам лучше понимать этот процесс, и тогда мы сможем улучшить наши деловые отношения. И чем лучше я выполню здесь свою работу, тем больше мне будут платить — и тогда я смогу тратить больше на мою милую Минг.

— Понятно, — ответила она, ничего не поняв.

Он наклонился и поцеловал её в особенно чувствительное место. Тело девушки задрожало от удовольствия. Отлично, она не отвергла его предложение или, по крайней мере, не позволила этому предложению помешать им заниматься другим делом, что было хорошо для Номури в нескольких отношениях. Офицер-оперативник подумал о том, что когда-нибудь совесть будет мучить его из-за того, что он использовал эту девушку таким циничным образом. Однако бизнес, сказал он себе, остаётся бизнесом.

— И никто не узнает об этом?

— Нет, узнать это невозможно.

— А у меня не будет неприятностей?

Услышав этот вопрос, он перекатился на неё и взял лицо девушки в обе ладони.

— Неужели я сделаю что-то, из-за чего у моей Минг-чан будут неприятности? Никогда! — воскликнул он, после чего последовал продолжительный страстный поцелуй.

Дальше не было никаких разговоров о дискете, которую она положила в сумочку перед уходом. Это была привлекательная сумочка, имитация итальянского товара, которую она купила на улице в Пекине. Сумочка почти не отличалась от оригинала, продающегося в Нью-Йорке.

Каждый раз им было нелегко расставаться. Она не хотела уходить, и, говоря по правде, он с неохотой отпускал её, но это было необходимо. Если бы они остались вместе в квартире, комментарии были неизбежны. Даже во сне Минг не могла думать о том, чтобы провести ночь в квартире иностранца, потому что у неё был допуск к секретной информации, и в своё время она прошла инструктаж у скучающего сотрудника МГБ. Все старшие секретарши проходили такое собеседование, но она не сообщила о контакте с иностранцем своемуначальству или кому-нибудь из службы безопасности министерства. Ей надлежало сделать это, но она не сделала — почему? Отчасти потому, что забыла о существующих правилах, поскольку никогда в прошлом их не нарушала и не была знакома с кем-нибудь, кто их нарушал. А отчасти потому, что Минг, как и большинство, проводила черту между своей личной жизнью и профессиональной. Во время инструктажа ей дали понять, что эти два аспекта её жизни никак не разделяются, но это было сказано настолько неуклюже, что вылетело из головы девушки ещё во время инструктажа. И вот она находилась здесь, даже не зная, что это значит. «Если ей повезёт, она так и не узнает», — подумал Номури, глядя вслед исчезающей вдали фигуре. Удача может прийти на помощь. О том, что делали следователи с молодыми женщинами в пекинском варианте Лубянки, было страшно подумать.

— Удачи тебе, милая, — прошептал Номури, закрыл дверь и направился в ванную, чтобы принять душ.

Глава 14(Dot) com

Номури провёл бессонную ночь. Сделает она это? Поступит так, как он сказал ей?

А вдруг расскажет о дискете офицеру службы безопасности и затем след приведёт к нему? Может быть, её застигнут с дискетой CD-ROM, когда она придёт на работу, и расспросят о ней? Если случится такое, то поверхностная проверка покажет, что это музыкальный компакт-диск с записью музыкального сопровождения Билла Конти кинофильма «Рокки» — низкокачественная имитация американского диска, являющаяся нарушением закона об интеллектуальной собственности. Впрочем, в КНР это было распространённым явлением. Однако более тщательная проверка установит, что первая — расположенная на поверхности металлического диска — линия данных даёт команду считывающему устройству компьютера, что ему следует перейти на определённое место CD-ROM, которое содержит не музыку, а бинарный код, причём очень эффективный бинарный код.

Компакт-диск не содержал вирус как таковой, поскольку вирус циркулирует главным образом по компьютерным сетям, незаметно входя в компьютер, как болезнетворный микроорганизм проникает в живое существо. Однако этот войдёт через парадный вход, и после того как его прочитает считывающее устройство CD-ROM, на экране компьютера появится единственная линия-подсказка, и Минг, быстро оглянувшись по сторонам в своём офисе, подведёт мышкой стрелку к подсказке, кликнет команду «Ввести», и все немедленно исчезнет. Введённая таким образом программа начнёт осматривать жёсткий диск почти со скоростью света, распределяя каждый файл по категориям и устанавливая собственный индекс, затем сожмёт информацию в маленький файл и спрячет его у всех на виду. Этот файл будет опознан любой программой сортирования диска как файл с совершенно невинным названием, с ссылкой на функцию, осуществлённую абсолютно другой программой. Таким образом, только самый тщательный и направленный поиск, производимый опытным экспертом по компьютерам, сможет всего лишь обнаружить, что здесь находится что-то постороннее. Определить, что это за программа, можно только с помощью её однозначного прочтения, а это почти неосуществимо.

Такая попытка была бы похожа на попытку выяснить, что случилось с одним-единственным листком на одном-единственном дереве в огромном лесу, где все деревья и листья не отличаются друг от друга, за исключением того, что этот лист выглядит чуть меньше и неприметнее, чем большинство других. ЦРУ и АНБ больше не могли брать на работу лучших американских программистов. В промышленности гражданской электроники вращалось слишком много денег, чтобы правительство могло успешно конкурировать на этом рынке. Но их можно было нанимать для осуществления какого-то конкретного задания, и сделанная ими работа была такой же высококачественной. А если щедро заплатить им — как ни странно, оказалось, что можно платить за временную работу гораздо больше, чем собственным сотрудникам, — они никому не расскажут об этом. К тому же они просто не знали, над чем в действительности работали.

В данном случае существовал ещё один дополнительный уровень сложности, возникший более шестидесяти лет назад. Когда немецкие войска оккупировали Нидерланды в 1940 году, они создали очень странную ситуацию. Здесь они обнаружили одновременно самую послушную, готовую на сотрудничество нацию изо всех завоёванных ими стран и в то же самое время страну, создавшую у себя самое жестокое движение Сопротивления против захватчиков. С одной стороны, среди голландцев был самый высокий процент по отношению к численности всего населения вступивших в ряды германских войск, чем в любой другой стране, — их оказалось достаточно, чтобы сформировать собственную дивизию СС «Нордланд». Зато, с другой стороны, голландское движение Сопротивления стало самым эффективным в Европе. В его составе оказался блестящий математик и инженер, работавший до войны в национальной телефонной компании. Во втором десятилетии двадцатого века система телефонной связи зашла в тупик. Дальнейшее развитие по прежнему направлению стало невозможным. Когда вы поднимали телефонную трубку, вас немедленно соединяли с оператором, которому вы сообщали, с кем вам нужно связаться. Затем девушка вставляла штифт в соответствующее гнездо, и, таким образом, происходило соединение абонентов. Эта система успешно действовала только при ограниченном количестве абонентов, но скоро телефонная связь оказалась настолько удобной, и число абонентов выросло до такой величины, что система уже не справлялась с работой. Поразительным является то, что решение этой проблемы принадлежит владельцу похоронного бюро с американского юга. Недовольный тем, что местный оператор на телефонной станции посылает родственников умерших к его конкуренту, он изобрёл электромеханический переключатель, позволяющий абонентам звонить по нужному им номеру с помощью простого вращения диска на телефоне. С тех пор эта система служила миру верой и правдой, но она потребовала развития целой новой области математических знаний, известной под названием «теории сложности», систематизированной американской компанией AT&T в тридцатых годах.

Через десять лет голландский инженер, участник движения Сопротивления, просто прибавил дополнительные цифры к системе набора телефонных номеров и применил, таким образом, теорию сложности к подпольным операциям. В результате этого возникали теоретические каналы, проходящие через систему переключения, что давало возможность участникам движения Сопротивления звонить другим абонентам, не имея представления, кому они звонят, и даже не зная телефонного номера абонента.

Этот вид электронного обмана был впервые замечен офицером из подразделения Британских специальных операций, или БСО. Обнаружив всю его заманчивость, офицер обсудил такую систему с американским коллегой за кружкой пива в лондонском пабе.

Американский офицер, который служил в ОСС — Офис стратегических служб, — подобно большинству офицеров, завербованных Диким Быком Биллом Донованом, был по профессии адвокатом и оказался, в данном случае, очень дисциплинированным человеком. Он записал разговор и направил его наверх, своему начальству. Донесение о работе голландского инженера попало в офис полковника Уильяма Фридмана, который был в то время лучшим американским специалистом по взлому кодов. Несмотря на то что сам он не был специалистом по механическим системам, Фридман понимал значение чего-то полезного, когда оно попадалось ему на глаза. Он знал, что, когда война закончится, его агентство — впоследствии преобразованное в Центральное разведывательное управление — будет по-прежнему заниматься взломом кодов и шифров других стран, создавая, в то же самое время, собственные коды и шифры. Способность вести тайные переговоры с помощью относительно несложной математической хитрости казалась даром небес.

В сороковых и пятидесятых годах Агентство национальной безопасности получило возможность брать на работу лучших американских математиков. Им было поручено, совместно с AT&T, разработать универсальную телефонную систему, пользуясь которой офицеры американской разведки могли вести тайные переговоры. В то время телефонная компания AT&T была единственным соперником АНБ и имела возможность брать на работу талантливых математиков. Помимо этого, компания всегда являлась главным подрядчиком практически для каждого правительственного агентства США. В 1955 году им удалось решить эту задачу, и, за удивительно небольшой гонорар, AT&T обеспечила мир образцом телефонных систем, принятых затем почти во всех странах мира. Небольшой размер гонорара объяснялся желанием американской компании сделать эти системы совместимыми для каждой страны, что поможет упростить международную связь. В семидесятых годах появились телефоны, на которых набор номеров осуществлялся нажатием кнопок. Эти телефоны направляли звонки электронным методом с помощью кодов с контролируемой частотой. Электронные системы пользовались такими кодами с ещё большей лёгкостью, их было несравненно проще содержать, чем прежние электромеханические переключатели, которые когда-то сделали владельца похоронного бюро очень богатым человеком. Кроме того, они отвечали всем требованиям, которые АНБ предъявляло компании AT&T. Действующие системы, впервые переданные телефонным компаниям мира, были разработаны в исследовательской лаборатории AT&T в Парсиппани, штат Нью-Джерси, и постоянно совершенствовались, по крайней мере, раз в год, ещё более повышая эффективность телефонных систем мира. Лаборатория работала настолько успешно, что практически не было ни одной телефонной компании в мире, которая не пользовалась её разработками. И в эту всемирную действующую телефонную систему были незаметно внесены шесть линий бинарного кода, концепция которых возникла в годы нацистской оккупации Нидерландов.

* * *
Минг закончила установку, извлекла диск и выбросила его в мусорную корзину. Самый простой способ вынести секретные материалы состоит в том, чтобы это сделал твой противник, причём через парадный вход, а не через заднюю дверь.

В течение нескольких часов ничего не происходило. Минг выполняла свою обычную канцелярскую работу, а Номури навестил три коммерческие фирмы, чтобы продать им свои мощные настольные компьютеры. Все это изменилось в 7.45 вечера.

В это время Минг была уже дома. Номури получил свободный вечер, чтобы восстановить силы; Минг нужно побыть со своей подругой по комнате, что поможет избежать подозрения — они будут смотреть местное телевидение, болтать друг с другом, а Минг будет думать о своём любовнике. Едва заметная улыбка на её лице объяснялась причиной, не затрагивающей её сознания.

Её настольный компьютер, произведённый фирмой НЭК, давно погрузился в автосон, экран монитора тёмный и чистый, лампочка индикатора в нижнем правом углу пластикового корпуса компьютера светилась янтарным светом вместо зелёного, когда включали компьютер для работы. Программа, которую Минг утром ввела в компьютер, была специально спроектирована для машин, выпускаемых компанией НЭК, и он, подобно всем таким компьютерам, имел запатентованный код источника питания, разработанный только для такого типа машин. Код источника был, однако, известен в Агентстве национальной безопасности.

Сразу после установки программа «Призрак» — так её назвали в Форт-Мид, штат Мэриленд, — спряталась в специальной нише оперативной системы НЭК, новейшей версии Майкрософт Виндоуз. Эта ниша была создана служащим компании «Майкрософт», чей любимый дядя погиб над Северным Вьетнамом, когда сидел за штурвалом истребителя-бомбардировщика Е-105. Этот программист исполнял свой патриотический долг, не поставив об этом в известность компанию, в которой работал. Она также идеально совпадала с кодом НЭК, благодаря чему была практически незаметна даже при самом тщательном осмотре программистом-экспертом всего кода внутри компьютера, строка за строкой.

«Призрак» сразу принялся за работу, создав указатель, который рассортировал документы в компьютере Минг, сначала по дате их создания/модификации и затем по типу файла. На некоторые файлы, такие как оперативная система, он не обратил внимания. Он также не обратил внимания на созданную в НЭК программу транскрибирования, которая превращала латинские буквы, а фактически английские фонемы разговорного мандаринского наречия в соответствующие иероглифы, однако «Призрак» не игнорировал файлы с графическим текстом, возникшие на основе этой программы. Их он копировал вместе с телефонными индексами и другим текстовым файлом на своём накопителе ёмкостью в пять гигабайт. На всю эту процедуру компьютеру, действующему под руководством «Призрака», потребовалось семнадцать и четырнадцать сотых секунды, причём в результате остался большой файл, существующий сам по себе.

Машина замерла на полторы секунды, затем началась новая деятельность. Настольные компьютеры НЭК имели встроенные высокоскоростные модемы. «Призрак» привёл их в действие, причём одновременно отключил внутренние мини-динамики, для того чтобы никто не мог услышать процесс передачи. Обычно динамики оставались включёнными, что являлось мерой предосторожности. Вспыхивающие огоньки, говорящие об их работе, были спрятаны, потому что в этой модели компьютера модем находился внутри корпуса машины. Затем компьютер набрал (этот термин каким-то образом уцелел после кончины вращающихся дисков на телефонах) номер из двенадцати цифр вместо обычных семи, которыми пользовались в телефонной системе Пекина. Дополнительные пять цифр послали сигнал поиска по аппаратуре центрального коммутационного компьютера, и он появился в месте, выбранном две недели назад инженерами в Форт-Мид. Они, разумеется, не имели представления, для чего все это делалось, или где это произойдёт, или кого это касается. Зазвеневший номер — по сути дела, там не было никакого механического или электронного звонка — означал специализированный канал модема, который выходил из стены у письменного стола Честера Номури и заканчивался в обратной стороне его высокотехнологичного лэптопа. Этот портативный компьютер не был произведён компанией НЭК, потому что здесь, как и в большинстве областей применения компьютеров, лучшими аппаратами по-прежнему оставались американские.

В этот момент Номури сидел у телевизора, хотя в его случае это был канал CNN, передающий международные новости. Ему хотелось узнать, что происходит дома.

Затем он переключился на японский спутниковый канал, потому что это составляло часть его прикрытия. Сегодня вечером передавали фильм о самураях. Номури нравились такие фильмы, потому что они напоминали вестерны, заполнившие американское телевидение в пятидесятых годах. Несмотря на то что он был образованным человеком и офицером-оперативником, Номури любил бессмысленные развлечения, как и многие другие. Негромкий звук «бип» заставил его оглянуться. Несмотря на то что его портативный компьютер был снаряжён такой же программой, как и компьютер в офисе Минг, он имел звуковую подсказку, говорящую о том, что в него что-то поступило. На экране лэптопа вспыхнул код из трех цифр, информирующий Номури, что это и откуда пришло.

Да! Восторг офицера ЦРУ был неописуемым. Его правый кулак ударил по левой ладони с такой силой, что стало больно. Да. Теперь у него есть свой агент в этом проклятом месте, а в компьютере содержится информация по операции «ЗОРГЕ». Полоса в верхней части экрана сообщала ему, что данные поступают со скоростью 57 тысяч бит в секунду, то есть с очень высокой скоростью. «Остаётся надеяться, что в местной коммунистической телефонной системе нет где-то плохого контакта на пути от офиса Минг до коммутационного центра и от коммутационного центра до его квартиры», — подумал Честер. Впрочем, проблемы с этим быть не должно. Первый отрезок пути от офиса Минг должен быть первоклассным, поскольку обслуживал партийную элиту. Да и второй отрезок, от коммутационного центра до его квартиры, тоже в порядке, потому что Номури уже получал по нему многочисленные сообщения, большинство которых поступало из компании НЭК в Токио. В них его поздравляли с тем, что он уже превысил свою квоту продаж.

Ну что ж, Чёт, ты действительно умеешь продавать товары, сказал про себя Номури по пути в кухню. Он решил, что заслужил выпивку в награду за такое достижение. Вернувшись обратно, Номури увидел, что загрузка все ещё продолжалась.

Проклятье. Сколько же информации она посылает? Затем он понял, что текстовые файлы, поступающие на его лэптоп, в действительности представляют собой графические файлы, потому что компьютер Минг не сохранял иероглифы как буквы, а скорее как рисунки, которыми они и являются. Это означало, что в файлах хранится огромный объём информации. Номури понял, насколько он велик, когда через сорок минут загрузка закончилась.

На дальнем конце электронной цепочки программа «Призрак» на первый взгляд закрылась, но на самом деле она спала подобно тому, как спит собака, с одним ухом всегда приподнятым, и она всегда чувствовала течение времени. Закончив передачу, «Призрак» сделал пометку на своём внутреннем индексе файлов. Он передал всю информацию, содержащуюся в памяти компьютера до сегодняшнего дня включительно.

Отныне он будет передавать только ту информацию, которая является новой. Это означает, что каждая передача будет намного короче и станет осуществляться гораздо быстрее.

Но это будет происходить только вечером и только после девяноста минут полного бездействия компьютера. До этого момента «Призрак» будет находиться в стадии автосна.

Этого требовали профессионализм и осторожность, включённые в программу.

— Черт побери, — выдохнул Номури, увидев объём полученной информации. В виде рисунков это могли быть порнографические фотографии или почти каждая проститутка Гонконга. Но его работа выполнена только наполовину. Он включил компьютер со своей собственной программой и выбрал файл «Предпочтений», который контролировал её.

Номури уже вывел на экран прямоугольник для автошифрования. В любом случае практически все в его компьютере было зашифровано. Это объяснялось просто как торговые и промышленные секреты — японские компании славятся своей приверженностью к секретности проводимых ими операций — но некоторые файлы были зашифрованы в значительно большей степени, чем другие. Материалы, прибывшие от «Призрака», получили самую тщательную шифровку, сначала с помощью математически разработанной системы транскрипций с 512 битами в ключе плюс дополнительный беспорядочный элемент, который Номури не мог дублировать. Все это делалось вдобавок к его личному численному паролю — 51 240 — номер дома на улице в Восточном Лос-Анджелесе, где он впервые добился успеха у девушки. Наконец пришло время передать добытую информацию.

Эта программа была близким родственником программы «Призрак», которую он передал Минг. Но она набрала номер местного провайдера Интернета и послала информацию с помощью длинного письма по электронной почте по адресу, именуемому «patsbakery@brownienet.com». «Brownienet» было мнимым названием сети, созданной для кондитерских и кондитеров, профессиональных и дилетантов, которые любили обмениваться рецептами, часто высылали фотографии созданных ими изделий для желающих загрузить это в свой компьютер. Это служило объяснением для передаваемых время от времени длинных файлов. Фотографии всегда отличались тем, что нуждались в огромном числе байтов и большом объёме на диске.

Между прочим, Мэри Патриция Фоули послала свой в высшей степени удовлетворительный рецепт французского яблочного пирога, сопроводив его фотографией старшего сына, которую она сделала с помощью электронной камеры «Эппл». Этот поступок объяснялся не столько желанием создать хорошее прикрытие, сколько женской гордостью своими кулинарными способностями. До этого она провела целый час однажды ночью, изучая рецепты, присланные на информационную панель другими любителями. Несколько недель назад она попробовала рецепт, присланный женщиной из Мичигана, и пришла к выводу, что он совсем неплох, но не выдающийся. В течение будущих недель Мэри-Пэт хотела попробовать некоторые рецепты выпечки хлеба, показавшиеся ей многообещающими.

В Америке было утро, когда Номури загрузил свою электронную почту, направив донесение в адрес кондитерской Пэт, которая была совершенно реальным и законным предприятием, расположенным в трех кварталах от здания законодательного собрания в Мэдисоне, штат Висконсин. Эта кондитерская принадлежала бывшей служащей управления науки и техники ЦРУ. Теперь она находилась на пенсии и недавно стала бабушкой, хотя считала себя слишком молодой, чтобы посвятить своё время вязанию.

Она создала домен Интернета, внесла номинальный взнос и затем «забыла» о нем, как забыла почти все, чем занималась в Лэнгли.

— К вам поступила почта, — сообщил компьютер, когда Мэри-Пэт включила свою почтовую службу Интернета, в которой применялась новая программа электронной почты, носившая название «Пони экспресс». Она включила программу загрузки и увидела, что почта прибыла от «cgoodjadecastle. com.». Имя пользователя было взято из сериала «Дым из ствола». Калеку-партнёра маршала Диллона звали Честер Гуд.

ИДЁТ ЗАГРУЗКА — появилась надпись на экране компьютера. Там же указывалась продолжительность предстоящей загрузки — 47 МИНУТ!..

— Сукин сын, — выдохнула заместитель директора по оперативной работе, подняла телефонную трубку, нажала на кнопку и подождала секунду, пока не ответил знакомый голос. — Эд, лучше подойди и посмотри сам, что я получила…

— О'кей, милая, подожди минуту.

Директор Центрального разведывательного управления вошёл в кабинет с утренней чашкой кофе в руке. Там он увидел свою жену, с которой жил двадцать три года. Она откинулась на спинку кресла, отодвинувшись от компьютера. Редко приходилось видеть, чтобы Мэри-Пэт отступала от чего-то. Это было не в её характере.

— От нашего японского друга? — спросил Эд у жены.

— Так мне кажется, — ответила МП.

— Каков объём информации?

— Судя по всему, очень большой. Полагаю, что Честер отлично проявил себя в постели.

— Кто готовил его?

— Кто бы это ни был, нам нужно притащить его задницу на Ферму, чтобы он передал всё, что ему известно. Между прочим, — добавила она изменившимся голосом, подняв голову и посмотрев в глаза мужа, — может быть, ты сам мог бы провести ревизию этого курса, милый зайчик.

— Это жалоба?

— Всегда существует возможность совершенствования — да, о'кей, мне тоже нужно сбросить пятнадцать фунтов лишнего веса, — поспешно добавила она, чтобы не дать возможности директору ЦРУ ответить на её язвительное замечание. Ему не нравилось, когда она так поступала. Но не сейчас. Его ладонь нежно коснулась её щеки, когда на экране появилась подсказка, что до конца загрузки осталось ещё тридцать четыре минуты.

— Кто этот парень в Форт-Мид, который создал программу «Призрак»?

— Они обратились в предприятие, занимающееся компьютерными играми, так что это, по-видимому, парень, который разрабатывает игры, — поправила себя миссис Фоули. — Ему заплатили за работу четыреста пятьдесят кусков. — Это было больше, чем зарабатывали вместе директор ЦРУ и его заместительница с ограничениями, не позволяющими любому федеральному служащему получать больше конгрессмена, а члены конгресса боялись повысить своё содержание, чтобы не вызвать неудовольствия избирателей.

— Позвони мне, когда загрузка закончится, бэби.

— Кто у нас лучший специалист по Китаю?

— Джошуа Сиэрс, доктор философии, получил эту научную степень в Беркли. Он заведует китайским отделом в разведывательном управлении. Однако я слышал, что в АНБ есть парень, который лучше разбирается в разговорных нюансах. Его зовут Виктор Ванг.

— А мы можем доверять ему? — спросила МП. Недоверие к этническим китайцам достигло высокого уровня в американских организациях, занимающихся вопросами национальной безопасности.

— Не знаю, черт побери. Дело в том, что нам приходится доверять кому-то, а Ванг подвергался проверке дважды в год в течение последних восьми лет. Китайцы не могут скомпрометировать каждого американца китайского происхождения. Этот Ванг — американец в третьем поколении, был офицером ВВС, специалистом по электронной разведке, работал, по-видимому, на Райт-Паттерсона и только что получил самую высокую степень в АНБ. По мнению Тома Портера, он отличный специалист.

— Ладно, я подумаю над этим, затем поручим Сиэрсу проверить полученный материал и, может быть, поговорим с этим Вангом — если возникнет необходимость. Не забудь, Эдди, в конце этой цепочки находится наш офицер по имени Номури и иностранка, у которой два глаза…

Муж прервал её взмахом руки.

— И два уха. Да, бэби, я знаю. Мы тоже там были. Мы тоже занимались этим. — Он не мог забыть о прошлом, как не могла забыть и его жена. Забота о жизни агентов так же важна для разведчика, как сохранение первоначального капитала для инвестора.

В течение двадцати минут Мэри-Пэт не обращала внимания на компьютер и занималась рутинной работой с донесениями, доставленными курьерами из «Меркурия», находившегося в подвале старого здания штаб-квартиры ЦРУ. Это было совсем непросто, но тем не менее необходимо, потому что оперативная сеть ЦРУ руководила агентами и операциями во всем мире — или, по крайней мере, пыталась, поправила себя Мэри-Пэт.

Её работа заключалась в том, чтобы перестроить оперативное управление, восстановить агентурную разведку, в которой работали люди. Агентурная разведка была почти уничтожена в конце семидесятых годов и теперь медленно восстанавливалась. Это была нелёгкая задача, даже для признанного эксперта в этой области. Но Честер Номури принадлежал к числу её любимчиков. Она заметила его несколько лет назад на Ферме и увидела в нём талант, незаурядные способности и мотивацию. Для Честера шпионаж был таким же призванием, как служение господу для священника, нечто важное для его страны и одновременно забава, не меньшая, чем для Джека Никлауса[31] попадание в лунку с пятидесяти футов на поле для гольфа в Огасте. К этому нужно добавить незаурядный ум и чувство опасности, свойственное парню, выросшему на улице. Уже в то время Мэри-Пэт пришла к выводу, что он далеко пойдёт. И теперь, по всей вероятности, Номури оправдал её ожидания. Он поднялся в высшую лигу шпионажа. Впервые в истории ЦРУ удалось заполучить агента, действующего внутри китайского Политбюро, и придумать что-то лучше этого невозможно. Наверно, даже у русских нет такого агента, хотя нельзя быть уверенным в этом и ты рискуешь крупно проиграть, делая ставки против разведывательных служб России.

— Файл закончен, — раздался наконец электронный голос компьютера. Мэри-Пэт повернулась в кресле. Прежде всего она перевела только что сформированный файл на второй жёсткий диск и затем сохранила его на диске «тостер» — он носил такое название, потому что вводился в компьютер и затем выскакивал из него как ломтик хлеба. Закончив с этой работой, Мэри-Пэт впечатала код дешифровки — 51 240. Она не имела представления, почему Номури выбрал это число, но знать это ей не требовалось, пока никто другой тоже не имел представления о нем. После того как заместитель директора ЦРУ по оперативной работе напечатала пять этих цифр и нажала на клавишу «Возврат», иконки файла изменились. Они уже выстроились по порядку поступления в компьютер, и Мэри Пэт выбрала самую старую. Из принтера выползла страница китайских иероглифов. Далее МП подняла трубку своего внутреннего телефона и нажала на кнопку, соединяющую её с секретарём.

— Доктор Джошуа Сиэрс, Разведывательное управление, китайский отдел. Попросите его немедленно прибыть ко мне.

Ожидание длилось шесть бесконечных минут. Требовалось что-то исключительное, чтобы заставить дрожать Мэри Патрицию Камински-Фоули, но это был именно такой случай. Изображение на экране выглядело таким образом, словно кто-то намазал чернилами ноги нескольких пьяных петухов и заставил их бродить по листу чистой бумаги. Но она знала, что внутри этого изображения таились слова и мысли. Секретные слова и скрытые мысли.

Это походило на выигрышную ситуацию победителя всемирного чемпионата по покеру в Лас-Вегасе, только было несравнимо более важным. С помощью этого можно выигрывать войны и менять историю, уводя её с проторённой тропы, определённой самыми важными игроками, и в этом заключалась ценность шпионажа, весь смысл работы разведывательного сообщества, потому что судьбы наций действительно зависели от таких вещей — и потому что судьбы наций зависели от пениса Чета Номури и от того, насколько хорошо он пользовался им, думала миссис Фоули. В каком безумном мире мы живём! Как можно передать важность соблазнения какой-то безымянной секретарши, мелкой служащей, современной работницы, которая всего лишь транскрибировала мысли важных личностей.

Но поскольку агент другой державы скомпрометировал её, она сделала эти мысли доступными для других и, таким образом, изменила ход истории так же уверенно, как повёрнутый руль меняет курс огромного корабля. Для Мэри-Пэт, заместителя директора Центрального разведывательного управления, это был момент исполнения желаний, равный по значению моменту рождения её детей. Весь смысл её жизни заключался в этих черно-белых иероглифах на экране монитора компьютера — а она не могла прочитать эти чёртовы буквы. Мэри-Пэт владела языками настолько хорошо, что могла читать курс русской литературы в Московском государственном университете, но её знание китайского языка ограничивалось названиями нескольких блюд в китайском ресторане.

— Миссис Фоули? — Дверь приоткрылась, и в ней показалась мужская голова. — Я Джош Сиэрс. — Ему было примерно пятьдесят лет, высокий, начал лысеть, редеющие волосы были седыми. Карие глаза. Наверно, слишком много времени проводит в кафетерии на первом этаже, подумала заместитель директора по оперативной деятельности.

— Заходите, доктор Сиэрс, мне нужно, чтобы вы перевели кое-что для меня.

— Конечно, — ответил он, подвинул кресло и опустился в него. Он наблюдал за тем, как заместитель директора ЦРУ достала несколько страниц из своего лазерного принтера и передала ему.

— О'кей, здесь написано, что дата двадцать первый день марта прошлого года, и место в Пекине — гм, здание Совета министров, а? Министр Фанг беседует с министром Чангом. — Взгляд Сиэрса пробежал по странице. — Миссис Фоули, это исключительно важный документ. Они говорят о том, что Иран — нет, прежняя Объединённая Исламская Республика — собирается захватить все нефтяные месторождения в районе Персидского залива и как это повлияет на Китай. Чанг проявляет оптимизм, но осторожный оптимизм. Фанг относится к этому скептически… о, это памятная записка, не так ли? Заметки Фанга о его частном разговоре с Чангом.

— Эти имена говорят вам о чём-нибудь?

— Оба являются министрами без портфелей. Они оба члены Политбюро без непосредственных министерских обязанностей. Это означает, что председатель, премьер КНР, Ху Кун Пяо, доверяет им. Они находятся в руководстве КНР больше тридцати лет, ещё со времён Мао и Чжоу. Как вы знаете, в Китае принято иметь продолжительные отношения между руководителями. При этом развивается — нет, не дружба, как мы это понимаем, а связи, близость общения. По сути дела, эти отношения на уровне комфорта, удобства связей. Вроде тех, какие развиваются за карточным столом. Вы знаете манеры и особенности других, а это способствует продолжительной спокойной игре. Возможно, много вы не выиграете, но и не проиграете последнюю рубашку.

— Но они ведь не играют в карты?

— Данный документ показывает это. Как мы подозревали, КНР поддержала аятоллу Дарейи в его игре, но они приложили все усилия, чтобы их поддержка не стала достоянием общественности. Я бегло просмотрел этот документ, и у меня создалось впечатление, что именно Чанг был инициатором этого — а также мер, предпринятых японцами. Мы пытались создать досье на этого Чанга — и Фанга тоже — увы, без особого успеха. Что мне нужно знать? — спросил он, поднимая страницу.

— Это кодированное слово, — ответила МП. В соответствии с федеральным законом «совершенно секретно» являлось высшим уровнем секретности, но на деле были вещи, более секретные, чем это. Их называли «программы особого допуска», и они обозначались присвоенными кодированными словами. — Эта операция называется «ЗОРГЕ». — Ей не требовалось объяснять, что он не имеет права обсуждать полученную информацию с кем бы то ни было и ему запрещено даже думать о ней в постели у себя дома. Кроме того, она могла и не говорить о том, что в «ЗОРГЕ» заключался путь Сиэрса наверх, к более высокому окладу и намного более значительному личному положению в пантеоне бюрократов ЦРУ.

— О'кей, — кивнул Сиэрс. — Что вы можете сказать мне?

— Мы получили краткое содержание разговоров между Фангом и Чангом и, возможно, их разговоров с другими министрами. Нам удалось пробиться в хранилище их документов. По нашему мнению, они подлинные, — закончила МП. Сиэрс поймёт, что ему не сказали всю правду относительно источников и методов получения информации, но знает, что этого следовало ожидать. Высокопоставленному служащему разведывательного управления известно, что его работа заключается в оценке материалов, переданных ему из различных источников, в данном случае от заместителя директора ЦРУ. Если полученная им информация недостоверна, он представит плохую оценку на её основании, но из того, что ему только что сказала миссис Фоули, он понял, что его не будут винить за недостоверную информацию. Но он поставит под вопрос подлинность документов в одном или двух внутренних меморандумах, хотя бы для того, чтобы прикрыть свой зад.

— В таком случае у нас в руках настоящий динамит. Мы подозревали это, но теперь получили подтверждение. Это означает, что президент Райан поступил совершенно правильно, когда дал указание о дипломатическом признании Тайваня. КНР следовало ожидать этого. Они явились участником заговора о ведении агрессивной войны, а поскольку мы оказались вовлечёнными в эту войну, можно сказать, что они были участниками заговора против нас, причём дважды. Посмотрим, может быть, в другом документе такого рода идёт речь о японской авантюре. Вы помните, конечно, что японские промышленники говорили об участии Чанга, называя его по имени. Это не было достоверным на все сто процентов, но если это найдёт своё подтверждение в одном из этих документов, то все станет настолько определённым, словно мы можем представить это в суд. Миссис Фоули, у нас появился отличный источник информации.

— Ваша оценка?

— Мне кажется, что информация подлинная, — сказал аналитик, снова перечитывая страницу. — Создаётся впечатление, что это разговор. Я имею в виду, что собеседники говорят откровенно, не выбирая слов. Это не официальный дипломатический язык и даже не беседа между министрами. Таким образом, это представляется мне именно тем, чем кажется с первого взгляда, — неформальная политическая дискуссия между двумя высокопоставленными коллегами.

— У нас есть способ провести перекрёстную проверку? — спросила МП.

Сиэрс сразу покачал головой.

— Нет. Нам мало известно об этих двух министрах. Впрочем, что касается Чанга, у нас есть его оценка, сделанная Государственным секретарём Адлером — помните, во время челночной дипломатии, после того как был сбит аэробус, — и его оценка почти полностью совпадает с тем, что сказал этот парень Ямата японской полиции и нашим агентам из ФБР. Он говорил, что китайцы заставили их пойти на конфликт с нами, а также почему. КНР смотрит на Восточную Сибирь жадными глазами, — напомнил ей Сиэрс, демонстрируя свои знания о политике и целях КНР. — Что касается Фанг Гана, у нас есть фотографии, на которых он пьёт мао-тай на приёмах, одетый в куртку Мао и добродушно улыбается, как это делают все министры. Мы знаем, что он поддерживает тесные отношения с Ху, ходят слухи, что он не прочь позабавиться со своими секретаршами — но это делают многие из них, — и это все.

Сиэрс сделал благородный жест, не напомнив ей, что забавы с секретаршами не являются недостатком, присущим только Китаю.

— Итак, каково наше мнение о них?

— О Фанге и Чанге? Ну, оба являются министрами без портфеля. Таким образом, они представляют собой нечто вроде полузащитников, может быть, даже помощников тренера. Премьер Ху доверяет их мнению. Они присутствуют на заседаниях Политбюро как полноправные его члены с правом голоса. Они все слышат и голосуют по всем вопросам. Они влияют на политику КНР, не то что бы делая её, а скорее формируя. Их знает каждый министр, и эти двое знают всех остальных. Они были в составе руководства в течение длительного времени. Обоим близко к семидесяти или даже больше, однако китайцы с возрастом не становятся добрыми и простодушными, как бывает у нас в Америке. Оба убеждены в правильности своих идеологических принципов. Это означает, что они, по всей вероятности, преданы коммунистическим идеалам. Из этого вытекает, что им присущи определённая жестокость и безжалостность, к этому нужно прибавить их возраст. В семьдесят пять лет смерть становится вполне реальной вещью, стучится, так сказать, в дверь. Вы не знаете, сколько времени вам осталось, а эти парни не верят в жизнь после смерти. Таким образом, какие бы цели перед ними ни стояли, в этом возрасте их необходимо достигнуть как можно быстрее.

— Марксизм не слишком тесно связан с человечностью, правда?

Сиэрс покачал головой.

— Это разные понятия для них. К этому следует добавить, что в китайской культуре человеческая жизнь ценится намного ниже, чем в нашей.

— О'кей. Отличный инструктаж. Вот, — сказала она, передавая ему десять печатных страниц. Мне необходима письменная оценка этих документов ещё до ланча. Чем бы вы ни занимались в настоящее время, все отложите в сторону — «ЗОРГЕ» гораздо важнее.

Это означало, что произошло его переподчинение седьмому этажу. Отныне он будет работать непосредственно на директоров ЦРУ. Ну что ж, у него уже есть личный кабинет и компьютер, не подключённый к телефонным каналам, даже к местной телефонной сети, как большинство компьютеров ЦРУ. Сиэрс положил свёрнутые страницы в карман и вышел из кабинета заместителя директора ЦРУ. Мэри-Пэт, оставшись одна, смотрела в окно, заменяющее всю наружную стену, от пола до потолка, и размышляла о том, как поступить дальше. Вообще-то такое решение должен принимать сам директор ЦРУ, но подобные вопросы принято решать коллегиально, особенно когда директор является её мужем. На этот раз она пойдёт к нему.


Кабинет директора Центрального разведывательного управления был длинным и относительно узким. Стол директора стоял недалеко от двери, на порядочном расстоянии от расставленных стульев. Мэри-Пэт опустилась в кресло, напротив директора.

— Как ты оцениваешь полученную информацию? — спросил Эд, догадываясь о причине визита жены.

— Мы с тобой обладали даром предвидения, назвав эту операцию «ЗОРГЕ». Её результаты, по крайней мере, не уступают информации советского разведчика.

Поскольку донесения Рихарда Зорге, посылаемые из Токио в Москву, должны были спасти Советский Союз в 1941 году, глаза Эда Фоули расширились.

— Кто ознакомился с ними?

— Сиэрс. Между прочим, он произвёл на меня отличное впечатление. Раньше мне не доводилось разговаривать с ним.

— Он нравится Гарри, — заметил Эд, имея в виду Гарри Холла, занимающего сейчас должность заместителя директора ЦРУ по разведывательной работе. В настоящее время он был в Европе. — Значит, Сиэрс говорит, что информация очень ценная?

Мэри-Пэт кивнула. У неё было серьёзное лицо.

— Да, Эдди.

— Покажем её Джеку? — Они не могли не ознакомить президента с полученной информацией.

— Может быть, завтра?

— Согласен. — Будучи государственными чиновниками, они всегда могли найти время в течение его или её рабочего дня, чтобы поехать в Белый дом.

— Эдди, кого можно ознакомить с этими материалами?

— Хороший вопрос. Джека, разумеется. Может быть, вице-президента. Мне он нравится, — сказал директор ЦРУ, — но обычно вице-президента не посвящают в такую информацию. Государственного секретаря, министра обороны, но решение относительно обоих не окончательное. Бена Гудли, опять-таки не окончательно. Мэри, ты ведь знаешь, насколько это сложная проблема.

Действительно, это была самая старая и наиболее часто возникающая проблема, касающаяся по-настоящему ценной разведывательной информации самого высокого уровня. Если ознакомить с ней слишком многих, возникала опасность поставить её под угрозу — что означало одновременно гибель источника, а вместе с ним смерть курицы, несущей золотые яйца. С другой стороны, если вы не воспользуетесь этой информацией, то от золотых яиц не будет никакой пользы. Ограничение числа людей, допущенных к ней, являлось самой деликатной операцией в области разведки, и вы никогда не знаете, где следует провести черту. Приходилось также беспокоиться о методах распространения информации. Если вы пошлёте её из одного места в другое в зашифрованном виде, вас не оставляет мысль: а вдруг плохие парни проникли в вашу шифровальную систему? АНБ клялось, что его шифровальные системы, особенно «Чечётка», не поддаются чужой расшифровке, но ведь немцы тоже считали свою систему «Энигма» абсолютно надёжной.

Почти столь же опасной была передача информации, даже из рук в руки, высокопоставленному правительственному чиновнику. Эти шельмецы слишком много болтают. Они живут разговорами. Они живут тем, что организуют утечку информации. Они живут благодаря тому, что демонстрируют людям, какие они важные, а важность в округе Колумбия означает, что вам известно то, о чём не знают другие. В этой части Америки информация является королевским талером. Правда, президент Райан понимает это, что является хорошей новостью. Он служил в ЦРУ и занимал там должность заместителя директора, так что великолепно понимает ценность безопасности. Наверно, это же самое можно сказать о вице-президенте Джексоне, бывшем морском лётчике. Он, вероятно, видел, как гибнут люди из-за ненадёжных разведданных. Скотт Адлер — дипломат и, по-видимому, тоже знаком с этим. Тони Бретано, министр обороны, пользуется уважением, он тесно сотрудничал с ЦРУ, как приходится поступать всем министрам обороны, и ему тоже, наверно, можно доверять. Бен Гудли является советником президента по национальной безопасности, и потому его нелегко исключить из списка посвящённых. Итак, каков конечный результат? Двое в Пекине. В Лэнгли — директор ЦРУ, заместитель директора ЦРУ, заместитель директора по разведывательной деятельности изаместитель директора по оперативной работе, а также Сиэрс из Управления разведки. Итого семь. Затем президент, вице-президент, государственный секретарь, министр обороны и Бен Гудли. Всего двенадцать человек. А двенадцать человек — это слишком много для такой операции, особенно в городе, где широко распространено изречение: «Если это знают два человека, это уже не секрет». Однако сама причина существования ЦРУ заключается в сборе такой информации.

— Выбери имя для источника, — сказал Фоули, обращаясь к жене.

— Пусть будет пока «Певчая птичка». — Называть агентов по породам птиц было для МП данью сентиментальности, воспоминанием об агенте по имени «Кардинал»[32].

— Ну, хорошо. Дай мне посмотреть перевод документов, ладно?

— Можешь не сомневаться, милый зайчик. — Мэри Пэт наклонилась через стол мужа, поцеловала его и затем направилась в собственный кабинет.

Войдя в кабинет, МП посмотрела на экран компьютера. Файл «ЗОРГЕ». Название придётся изменить, поняла МП. Даже название этого отделения «специального доступа» получит уровень классификации «совершенно секретно» или ещё выше. Затем она подсчитала количество страниц и сделала пометку на блокноте рядом с экраном. ВСЕ 1349 СТРАНИЦ ПОЛУЧЕНЫ, написала она в качестве ответа по адресу cgood@jadecastle.com. ВИЛЛ ЗАНЯЛСЯ РЕЦЕПТАМИ. БОЛЬШОЕ СПАСИБО. МЭРИ. Она нажала на клавишу «ВЕРНУТЬ», и письмо отправилось по электронному лабиринту под названием Интернет. "Одна тысяча триста сорок девять страниц, — подумала заместитель директора по оперативной работе. — Аналитикам придётся поработать довольно долго. Работая внутри здания старой штаб-квартиры ЦРУ, они получат кусочки и части материала «ЗОРГЕ», с другими временными названиями, выбранными наугад компьютером в подвальном помещении, но только Сиэрс будет знаком со всей историей — больше того, по правде говоря, даже он не знает всего. То, что ему известно, может оказаться достаточным, чтобы в Китае казнили эту девушку Минг, после того как МГБ поймёт, кто имел доступ к информации. В Вашингтоне они попытаются принять меры, чтобы спасти её, но этих мер будет явно не-достаточно".

* * *
Номури рано проснулся в своей пекинской квартире, и его вторым действием стала проверка электронной почты, полученной за ночь. Вот оно, письмо под номером семь из patsbakery@brownienet.com. Он выбрал систему дешифровки и напечатал ключ… итак, все страницы прибыли по назначению. Это хорошо. Номури перетащил отправленное им донесение в корзину «стереть информацию», где Нортон Ютилитиз не только стёрли файлы, но и электронным образом пять раз очистили сегменты диска, на которых они находились в течение непродолжительного времени. Отныне файлы невозможно восстановить, какими искусными ни будут эти попытки. Далее он устранил запись о посылке электронной почты в brownienet. Таким образом, не осталось ничего, что могло бы указать на его активность прошлым вечером, если только не прослушивался его телефонный канал, что Номури считал маловероятным. И даже в этом случае данные были произвольно искажены, полностью зашифрованы и потому восстановить их невозможно. Нет, теперь опасности подвергалась только Минг. Поскольку он всего лишь руководил шпионскими действиями, его участие было защищено методом, при котором настольный компьютер вызывал его. Отныне эти донесения будут посылаться в brownienet автоматически и так же автоматически стираться по прошествии нескольких секунд. Теперь, чтобы поймать Номури, понадобится провести очень сложную и искусную контрразведывательную операцию.

Глава 15Использование

— Что это значит, Бен? — спросил Райан, увидев изменение в своём утреннем графике.

— Эд и Мэри-Пэт хотят обсудить что-то с вами. Они не сказали, что именно, — ответил Гудли. — Они попросили, чтобы при этой встрече присутствовали ещё только двое — вице-президент и я. Никого больше.

— По-видимому, в Кремле заменили старую туалетную бумагу на новую, — сказал президент Соединённых Штатов. Это была давнишняя шутка в ЦРУ, когда там ещё служил Райан, в Плохие Старые Дни Холодной войны. Он размешал кофе и отклонился на спинку своего комфортабельного кресла. — Что ещё происходит в мире?

* * *
— Значит, это и есть мао-тай? — спросил кардинал ДиМило. Он не добавил, что ему дали понять, что баптисты не употребляют алкогольные напитки. Это странно, если принять во внимание, что первым публичным чудом, совершенным Иисусом, было превращение воды в вино на свадебном празднике в Кане. Но у христианства много лиц. Как бы то ни было, на вкус мао-тай казался отвратительным, хуже самой дешёвой граппы. С приходом старости кардинал предпочитал более мягкие напитки. Они гораздо меньше влияли на желудок.

— Мне не следовало пить его, — согласился Ю, — но это часть наших традиций.

— Я не знаком ни с одним отрывком в Священном Писании, который запрещал бы эту человеческую слабость, — сказал кардинал. К тому же вино является частью католической литургии. Он заметил, что его китайский хозяин едва отпил из своей крошечной чашки.

Наверно, так лучше и для его желудка, размышлял итальянец.

Ему придётся привыкать к местной пище. Гурман, как и многие итальянцы, кардинал Ренато ДиМило обнаружил, что пища в Пекине является не такой вкусной, как ему подавали в многочисленных китайских ресторанах Рима. Проблема, подумал он, заключается не в методе приготовления, а скорее в качестве ингредиентов. В данном случае жена преподобного Ю уехала в Тайвань навестить больную мать, извинился хозяин, встречая гостей. Монсеньор Шепке взял на себя обслуживание, вроде молодого адъютанта, заботящегося о своём генерале, подумал Ю, с интересом наблюдая за процедурой. Действительно, у католиков превосходно отработана система подчинения младшего старшему. Впрочем, этот Ренато кажется хорошим человеком, образованным священником и отличным дипломатом, у которого можно многому научиться.

— Значит, вы готовите сами. Как вы научились?

— Большинство китайцев умеют готовить. Мы учимся этому в детстве у своих родителей.

ДиМило улыбнулся.

— Меня тоже научили родители, но я не готовил для себя уже много лет. Чем старше становлюсь, тем меньше мне позволяют заниматься этим, правда, Франц?

— У меня тоже есть обязанности, ваше преосвященство, — ответил немец. Он пил мао-тай с несколько большим удовольствием. Должно быть, хорошо, когда у тебя молодой желудок, подумали оба пожилых священника.

— Как вам понравился Пекин? — спросил Ю.

— Действительно, прекрасный город. Мы, римляне, считаем, что наш город очень древний и в нём все дышит историей, однако китайская культура была старой уже в то время, когда римляне ещё только положили один камень на другой. А искусство, которое мы видели вчера…

— Гора из нефрита, — объяснил Шепке. — Я спросил гида, но она ничего не знала о том, кто сотворил это чудо, или о времени, которое потребовалось, чтобы вырезать эту гору.

— Имена ремесленников или время, которое им потребовалось, все это не имело значения для императоров древности. В то время было немало красоты, но и жестокости тоже.

— А сейчас? — спросил Ренато.

— И сейчас, как вам это хорошо известно, ваше преосвященство, — подтвердил Ю с глубоким вздохом. Разговор вёлся на английском языке, и акцент Оклахомы в устах Ю очаровывал его гостей. — Правительство не уделяет должного внимания ценности человеческой жизни, как предпочитаем мы с вами.

— Будет совсем не просто изменить это, — добавил монсеньор Шепке. Действительно, проблема не ограничивалась коммунистическим правительством КНР. Жестокость всегда была частью китайской культуры. Доходило до того, что кто-то однажды заметил, будто Китай слишком огромен, чтобы им можно было править с добротой. С неприличной быстротой подхватили этот афоризм левые во всем мире, не обращая внимания на недвусмысленный расизм, скрывающийся в таком заявлении. Возможно, проблема заключалась в том, что Китай всегда страдал от перенаселения, а толпы представляют собой горючий материал для ярости, и вместе с яростью возникало бездушное отношение к другим. К тому же религия не оказывала смягчающего воздействия на эту нацию.

Конфуций, который был в Китае наиболее близок к понятию великого религиозного деятеля, проповедовал почитание старших, как по возрасту, так и по общественному положению, считая это правилом для всех. В то время как иудаистско-христианская традиция говорила о величайших ценностях добра и зла, а также о человеческих правах, вытекающих из этого, Китай считал, что власть заключается в обществе, а не в боге. «Именно по этой причине, — размышлял кардинал ДиМило, — коммунизм и пустил здесь такие глубокие корни». Обе общественные модели были схожи в своём отрицании абсолютного господства добра и зла. В этом заключалась опасность. Гибель человека таилась в релятивизме, потому что, в конечном итоге, если не существует абсолютных ценностей, разве есть разница между человеком и собакой? А если никакой разницы нет, где тогда основное достоинство человека? Даже мыслящий атеист признавал величайший дар религии человеческому обществу: человеческое достоинство, ценность даже одной человеческой жизни, элементарная идея, заключающаяся в том, что человек выше животного. В этом состояла основа всего человеческого прогресса, потому что без неё человеческая жизнь обречена на созданную Томасом Гоббсом[33] модель — она «отвратительна, звероподобна и коротка».

Христианство — а также иудаизм и ислам — требует всего лишь, чтобы человек верил в очевидную истину: во Вселенной существует порядок, этот порядок появился из источника, и этот источник зовётся богом.

Христианство даже не требует, чтобы человек верил в эту идею, пусть он всего лишь воспринимает её смысл, сутью которого является человеческое достоинство и прогресс. Неужели это так трудно?

Для некоторых это непостижимо. Марксизм, который отвергал религию как «опиум для народа», всего лишь прописал другое, менее эффективное лекарство — «светлое будущее», так называли его русские, но это являлось будущим, которого они так и не сумели достигнуть. Китайские марксисты проявили здравый смысл и приняли некоторые формы капитализма для того, чтобы спасти экономику. Однако они отказались принять принцип человеческой свободы, который обычно сопровождает этот строй. "Это оказалось до некоторой степени успешным, — подумал ДиМило, — только благодаря тому, что в китайской культуре давно существовал принцип подчинения старшим и признания высшей власти. Но как долго может это продолжаться? И до какой поры будет длиться процветание Китая без признания идеи, что существует разница между добром и злом? Без этого Китай и китайцы обречены на погибель. Кто-то должен принести китайцам Добрые Новости[34] об Иисусе, потому что с этим придёт не только вечное спасение, но и временное счастье. Такая выгодная сделка, и всё-таки эти люди слишком глупы и слепы, чтобы принять её. Одним из них был Мао. Он отвергал все формы религии, даже учение Конфуция и Будды. Но когда он умирал, лёжа в постели, о чём думал председатель Мао? О чем думает коммунист, лёжа на своём смертном одре? Какое «светлое будущее» наступит для него? Ни один из трех духовных лиц не хотел ни знать, ни посмотреть в лицо ответу на этот вопрос.

— Я разочарован небольшим количеством католиков в этой стране — не считая иностранцев и дипломатов, разумеется. Неужели христиан преследуют так жестоко?

Ю пожал плечами.

— Это зависит от того, где вы находитесь, от политической обстановки в стране и от личности местного политического руководителя. Иногда они оставляют нас в покое — особенно когда сюда приезжают иностранцы со своими телевизионными камерами. Бывает, что к христианам относятся очень строго, а временами нас действительно жестоко преследуют. Меня много раз допрашивали и подвергали политической обработке. — Он поднял голову и улыбнулся. — Это походит на ситуацию, когда на вас лает собака, ваше преосвященство. Нужно всего лишь не обращать внимания. Разумеется, отношение властей к вам будет совершенно иным, — напомнил баптист, имея в виду дипломатический статус ДиМило и его личную неприкосновенность.

Кардинал заметил это напоминание и почувствовал себя неловко. Он не считал свою жизнь более ценной, чем жизнь других. Ему также не хотелось, чтобы его вера казалась этому китайскому протестанту менее искренней. Кроме того, он знал, что Ю получил образование в каком-то претенциозном псевдоуниверситете в глубине американских прерий. Кардинал, в отличие от него, обрёл запас знаний в одном из самых древних и признанных заведений, дающих высшее образование, чьи предшественники восходили к Римской империи и дальше к Аристотелю. Если кардинал Ренато ДиМило и страдал от греха, то это был грех тщеславия. Он по справедливости гордился своим великолепным образованием и знал это. Кардинал мог обсуждать «Республику» Платона на аттическом греческом языке или судебные речи Марка Туллия Цицерона на имперской латыни. Он мог дискутировать с идейным марксистом относительно свойств его политической философии на том же языке, на каком говорил Карл Маркс, — и одержать верх, потому что Маркс оставил массу недоказанных вопросов в своих политических теориях. Кардинал больше знал о природе человека, чем знали многие психологи. Он находился на дипломатической службе Ватикана потому, что мог читать мысли людей — больше того, он мог читать мысли политиков и дипломатов, искусно умеющих их скрывать. Он мог стать выдающимся игроком в карты и очень богатым человеком, обладая такими талантами, но вместо этого он посвятил их Вящей Славе Господа.

Его единственным недостатком было то, что он не мог предсказывать будущее и, таким образом, не мог предвидеть мировую войну, к которой, в конце концов, приведёт эта встреча.

— Таким образом, правительство всё-таки преследует вас? — спросил кардинал у гостеприимного хозяина.

Ю пожал плечами.

— Иногда. Я предлагаю провести молитвенную службу на людях, чтобы испытать желание властей нарушить мои человеческие права. Правда, это может оказаться опасным.

Это был искусный вызов, и кардинал католической церкви принял его:

— Прошу держать Франца и меня в курсе событий.

* * *
— Певчая птичка? — спросил Райан. — Что ты можешь рассказать мне о ней?

— Ты действительно хочешь знать? — многозначительно поинтересовался Эд Фоули.

— Хочешь сказать, что мне лучше не знать? — ответил Райан. Затем он понял, что в Овальном кабинете присутствуют также Робби Джексон и Бен Гудли и ему могут сообщить подробности операции, о которых им следует остаться в неведении. Уровни допуска к секретной информации существовали даже на вершине власти. Президент кивнул.

— Хорошо, пока умолчим об этом.

— Вся операция носит название «ЗОРГЕ». Периодически её название будет меняться, — сказала Мэри-Пэт, обращаясь к присутствующим. Необычным было то, что телохранителей президента удалили из кабинета на время брифинга — это сказало агентам Секретной службы гораздо больше, чем этого хотелось ЦРУ. Кроме того, была включена специальная система глушения. Она не даст функционировать всем электронным устройствам, находящимся в кабинете. Это наглядно демонстрировал телевизор, стоящий слева от стола президента. Он был настроен на приём канала CNN, но сейчас его экран был полон падающего снега. Звук отключили, чтобы не беспокоить участников совещания. Вероятность существования подслушивающего устройства в этой самой защищённой комнате была ничтожна, но операцию «ЗОРГЕ» сочли настолько ценной, что решили перестраховаться. Папки с инструктивным материалом уже раздали. Робби поднял голову от своей папки.

— Документы из китайского Политбюро? Господи! — выдохнул вице-президент. — Никаких источников и никаких методов. Я признаю это, приятели. Насколько надёжна эта информация?

— Пока её надёжность расценивается как «В+», — ответила Мэри Пэт. — Мы полагаем, что уровень надёжности немного позже будет повышен. Проблема заключается в том, что мы не можем повысить уровень надёжности этих материалов до «А» или выше, пока не получим дополнительное подтверждение. К сожалению, у нас нет других возможностей проверить полученную информацию, потому что она поступила из самой глубины Политбюро.

— Вот как, — заметил Джексон. — Значит, это может оказаться фальшивкой. Признаю, очень интересной, но всё-таки фальшивкой.

— Возможно, но очень маловероятно. Эта информация является исключительно конфиденциальной для того, чтобы её добровольно выпустили, даже для крупномасштабной дезинформации.

— Да, я вижу, — Райан склонялся к тому, чтобы верить в её подлинность. — Но я помню, что часто говорил Джим Грир: «Не бывает ничего слишком безумного, чтобы не оказаться правдой». Основная проблема заключается в том, что их культура так отличается от нашей, что они вполне могут мыслить, словно инопланетяне.

— Похоже, что в этих документах не содержится особого расположения к нам, — заметил Бен Гудли, перелистав половину страниц в своей папке. — Господи, это очень интересный материал. Мы собираемся показать его Скотту Адлеру?

— Да, такова наша рекомендация, — согласился директор ЦРУ. — Адлер очень хорошо разбирается в людях, и его мнение по некоторым вопросам, упомянутым здесь, может оказаться весьма интересным. Также понадобится ознакомить с ними Тони Бретано.

— О'кей, включаем в этот список «Орла» и «Гром». Кого ещё?

— Пока это всё, — сказал Эд Фоули и увидел, как кивнула головой его жена. — Господин пре…

Глаза Райана на мгновение расширились.

— Меня зовут…

Директор ЦРУ поднял руку.

— Спокойно, Джек, давай пока этим и ограничим число посвящённых в эту информацию. Мы придумаем способ, как обработать полученные документы таким образом, что станет возможным ознакомить с ними и других, кто нуждается в такой информации по роду службы. Но пока это все. «Певчая птичка» является слишком ценным источником, чтобы мы пошли на риск потерять его.

— Вы считаете, что он потенциально так же ценен, как «Кардинал»?

— Может быть, даже ещё ценнее, Джек, — сказала Мэри-Пэт. — Этот источник равносилен установке подслушивающего устройства в зале заседаний Политбюро. Мы меняем наши методы при работе с этим источником и проявляем исключительную, повторяю, исключительную осторожность.

— Ну а как насчёт аналитиков? — спросил Бен Гудли. — Нашим лучшим специалистом по КНР является профессор Вивёр из университета Брауна. Ты знаешь его, Эд.

Фоули кивнул.

— Да, я знаю его. Но пока давайте проявим осторожность. У нас есть очень хороший аналитик в ЦРУ. Посмотрим, что он сумеет сделать для нас, прежде чем начнём отдавать работу на сторону. Между прочим, полученная нами информация составляет около полутора тысяч страниц, а также ежедневные сведения, которые будут поступать из Пекина.

При этих словах Райан поднял голову. Ежедневная информация. Каким образом, черт побери, удалось им добиться этого? Вернёмся к делу, сказал он себе.

— О'кей, для начала мне нужна характеристика этого Чанг Хан Сана, — произнёс Райан. — Мне уже встречалось имя этого ублюдка. Он начал две войны, в которые нас втянули. Что за чертовщину придумывает он сейчас?

— У нас работает психоаналитик, который займётся этим, — ответила Мэри-Пэт. После того, разумеется, не добавила она, как мы вычистим эту информацию от любого намёка на источник. — Он составляет характеристики на интересующих нас людей.

— О'кей, отлично, я помню его. — Райан кивнул, соглашаясь с этой кандидатурой. — Что ещё?

— Ничего нового, — сказал Эд Фоули, вставая. — Не оставляйте эти документы на столе, ладно?

Все кивнули, соглашаясь с предостережением. У каждого участника совещания имелись персональные сейфы для этой цели, и каждый сейф был подключён охранной сигнализацией к командному центру Секретной службы. Кроме того, сейфы находились под круглосуточным телевизионным наблюдением. Белый дом был превосходным местом для хранения секретных документов, и к тому же все секретарши имели допуск выше, чем у господа бога. Мэри-Пэт вышла из Овального кабинета, чувствуя какую-то особую упругость в своих шагах. Райан сделал знак, приглашая вице-президента остаться, пока все остальные направились к Западному входу.

— Ну, как твоё мнение об этой информации из Китая? — спросил «Фехтовальщик» у «Томкэта».

— Она выглядит потрясающей, Джек. Господи, как им удалось получить такие документы?

— Если они когда-нибудь решат, что мне можно знать детали, я не смогу посвятить тебя, Роб, и я не уверен, что хочу знать. Знание не всегда приятно.

Отставной лётчик-истребитель кивнул головой, соглашаясь.

— Ты прав. Это не так просто, как взлететь с палубы авианосца и врезать врагу по зубам, верно?

— Но не менее важно.

— Ну что ты, Джек, разве я не понимаю? Вспомни битву при Мидуэе. Джо Рошфор и банда его славных друзей из морской разведки спасла страну в 42-м году от многих неприятностей, когда они предупредили Нимица о приближающейся угрозе.[35]

— Да, Робби, похоже, что нас ожидают такие же неприятности от похожих узкоглазых уродов. Мне может понадобится твоё мнение.

— Я могу проинформировать тебя об этом прямо сейчас. Их армия и то, что они называют военно-морским флотом, уже говорят, ничуть не скрывая, как будут они воевать с нами, как бороться с авианосцами и тому подобное. Это главным образом нереальные планы и несбыточные мечты, но мой вопрос заключается в следующем: почему они говорят об этом так открыто, черт побери? Может быть, чтобы произвести впечатление на неграмотные массы — репортёров и других идиотов, не имеющих ни малейшего представления о войне на море, — или произвести впечатление на свой собственный народ, демонстрируя, какие они умные и крутые парни. Не исключено, что они хотят поддать жару Китайской Республике на Тайване, но, если в их планы входит высадка на острове, для начала им нужно кое-что предпринять, а именно — построить настоящий флот с кораблями-амфибиями. Для этого им понадобится десять лет, и мы заметим, наверно, появление больших китайских челноков на воде. У них есть подводные лодки, а русские — представь себе! — снабжают их военной техникой. Недавно продали им новейший эсминец класса «Современный» с ракетами «Санберн» типа «корабль — корабль». Не представляю, что они собираются делать с ними. Так не создаётся военно-морской флот, я поступил бы совсем иначе, но китайцы не обращаются ко мне за советом. Что поражает меня, так это то, что русские продают им военное снаряжение и кое-что другое. Это безумие, — закончил вице-президент.

— Объясни, почему ты так считаешь, — потребовал президент Соединённых Штатов.

— Да потому, что давным-давно парень по имени Чингисхан[36] завоевал всю Россию и дошёл до Балтийского моря. У русских хорошее чувство истории, Джек. Они не забыли это. Если бы я был русским, какие враги беспокоили бы меня больше всего? НАТО? Поляки? Румыния? Не думаю. Зато к юго-востоку от моих границ находится огромная страна с колоссальным населением, большим запасом оружия и имеющая старые счёты с русскими. Но я всего лишь парень, интересующийся военными операциями, и иногда немного страдаю от паранойи, представляя, о чём думают мои коллеги в других странах. — Робби промолчал о том, что русские сами когда-то страдали от паранойи.

* * *
— Но это безумие! — выругался Бондаренко. — Существует немало способов доказать, что Ленин был прав, но я не выбрал бы именно этот способ! — Владимир Ильич однажды сказал, что наступит время, когда капиталистические страны будут спорить между собой, кто из них продаст Советскому Союзу верёвку, на которой он их и повесит.

Но Ленин не мог предвидеть гибель основанной им державы и уж никак не мог ожидать, что Россия станет той страной, которая поступит именно таким образом.

Головко во многом был согласен со своим гостем. Он приводил такие же аргументы, хотя с меньшим количеством децибелов, в кабинете президента Грушевого.

— Нашей стране нужна твёрдая валюта, Геннадий Иосифович.

— Это верно. И, возможно, когда-нибудь нашей стране понадобятся нефтяные месторождения и золотые шахты Сибири. Что мы будем делать, если они окажутся в руках узкоглазых? — потребовал ответа Бондаренко.

— Министерство иностранных дел скептически относится к такому варианту, — ответил Сергей Николаевич.

— Отлично! А согласятся ли эти гомики из Министерства иностранных дел взяться за оружие, если ошибутся в своих предсказаниях, или будут ломать руки и утверждать, что они ни при чем? Мои войска слишком рассеяны по стране, чтобы противостоять угрозе. Я не могу остановить нападение со стороны китайцев, а теперь, когда мы продаём им проект производства танков Т-99…

— Им понадобится пять лет, чтобы наладить серийное производство этих танков, а к этому времени мы будем производить в Челябинске танки Т-10, разве не так?

То, что на вооружении Народной армии Китая состояло сейчас четыре тысячи танков Т-80/90, спроектированных в России, даже не обсуждалось. Это произошло несколько лет назад. Однако китайцы не стали использовать 115-миллиметровые русские танковые орудия, заменив их на нарезные 105-миллиметровые орудия, купленные у оборонной промышленности Израиля и известные в Америке как М-68. Они поступили в Китай в комплекте с тремя миллионами снарядов, изготовленных по американским спецификациям, вплоть до снарядов из обеднённого урана. Этот обеднённый уран был получен скорее всего из отходов реакторов, которые выпускали плутоний для китайского ядерного оружия. О чем думают политические деятели, не мог понять Бондаренко. С ними говорят и говорят, объясняют и объясняют, но они отказываются слушать!.. «Наверно, это типично усский феномен, несвойственный политикам других стран», — подумал генерал. Сталин приказал расстрелять офицера разведки, который предсказал — как потом оказалось, совершенно точно — день германского нападения на Советский Союз в июне 1941 года. И тогда немцы оказались у самой Москвы. А почему его расстреляли? Да потому что его донесения не соответствовали мнению самого вождя, тогда как Лаврентий Берия проявил здравый смысл и сказал то, что хотелось услышать Сталину. Берия уцелел, хотя оказался не прав. Такова награда истинному патриоту.

— Конечно, если у нас найдутся для этого деньги и Челябинск ещё не успеет перейти на производство стиральных машин! — Россия перестроила свою оборонную промышленность даже быстрее американцев. Ходили разговоры о том, чтобы перевести заводы, производящие истребители-бомбардировщики «МиГ», на выпуск автомобилей.

«Неужели этому не будет конца? — размышлял Бондаренко. — Рядом находилась потенциально враждебная страна, а ему требовались годы, чтобы привести Российскую армию в состояние, когда она будет способна отразить нападение. Но для этого ему придётся обратиться к президенту Грушевому с просьбой, в которой президент наверняка откажет».

Чтобы создать настоящую боеспособную армию, солдатам нужно платить достаточно большое жалованье, которое привлечёт на службу патриотически настроенных и любящих приключения парней. Такие парни будут готовы носить военную форму в течение нескольких лет, а потом некоторые захотят выбрать военную карьеру, стать сержантами, то есть профессиональными солдатами-контрактниками, без которых армия просто не может существовать, потому что они, как сухожилия, прикрепляют мышцы к костям. Чтобы добиться этого, хороший взводный сержант должен получать жалованье, не уступающее зарплате квалифицированного рабочего, и это только справедливо, потому что оба находятся на одинаковом интеллектуальном уровне. Вознаграждение, которое выпадет на долю парней, выбравших военную карьеру, нельзя сравнить с тем, что получают рабочие на заводе, производящем телевизоры. Чувство товарищества и радость солдатской службы были тем, что привлекало молодых людей с особенным характером.

У американцев были такие люди, однако Российская армия была лишена таких профессионалов ещё со времени Ленина, первого из многих советских руководителей, принёсших в жертву эффективность армии ради политической чистоты, на которой настаивал Советский Союз. Или чего-то вроде этого, подумал Бондаренко. Все казалось сейчас таким далёким даже для офицера, выросшего в этой порочной системе.

— Мне хочется, чтобы вы помнили, генерал, что всегда можете рассчитывать на мою поддержку в правительстве, — напомнил ему Головко. Это было хорошо. Министр обороны говорил правильные слова, но он был неспособен так же правильно мыслить. Он мог повторять то, что ему говорили другие, но не больше. В этом смысле министр обороны был идеальным политиком.

— Спасибо, Сергей Николаевич. — Генерал наклонил голову, демонстрируя должное уважение. — Означает ли это, что армия может рассчитывать на долю тех богатств, которые судьба подарила нашей стране?

— В соответствующее время я буду рекомендовать это нашему президенту.

К этому времени я буду уже в отставке и писать мемуары, или чем там ещё занимаются русские генералы в старости, — сказал себе Бондаренко. — Но я, по крайней мере, смогу составить проекты необходимых программ для моих преемников и, возможно, помогу выбрать хорошего генерала, который сменит меня на посту руководителя оперативного управления. Бондаренко не ожидал, что ему удастся продвинуться дальше, чем это уже удалось. Он стоял во главе оперативного управления Российской армии, что включало подготовку и обучение солдат, а это была цель, достижением которой как венцом своей карьеры может гордиться любой генерал.

— Спасибо, товарищ министр. Я понимаю, что ваша работа не менее трудная. Итак, у вас есть информация о китайской армии, которую мне следует знать?

Министр Головко с сожалением подумал о том, что не может сказать генералу, что СВР больше не имеет надёжного источника в КНР. Бывший осведомитель Службы внешней разведки, заместитель министра, в течение длительного времени верой и правдой служивший КГБ, был вынужден уйти на пенсию по причине слабого здоровья.

Но он не мог признаться, что последний русский источник внутри Запретного Города больше не действовал, а вместе с ним пропала возможность оценивать долгосрочные планы и намерения Китайской Народной Республики. Правда, в Пекине по-прежнему находился российский посол, умный человек, принимающий близко к сердцу интересы России, но дипломат видел в основном то, что хотело правительство принимающей его страны. То же самое относилось к военному, военно-морскому и военно-воздушному атташе. Хотя все они были профессиональными разведчиками, но их знания тоже ограничивались тем, что показывало им китайское военное руководство. Но даже на это необходимо отвечать взаимностью в Москве, словно в каком-то элегантном международном вальсе.

Нет, невозможно кем-то заменить профессионального разведчика, обладающего сетью агентов, имеющих доступ к внутренним тайнам другого правительства. В таком случае Головко получил бы возможность, на основании их донесений, точно знать, что там происходит, и докладывать об этом своему президенту. Редко приходилось директору СВР докладывать, что он не обладает достаточной информацией по Китаю, как в данном случае, и он не собирался признаваться в своих недостатках этому генералу, независимо от занимаемого генералом положения в армии.

— Нет, Геннадий Иосифович, у меня нет сведений, говорящих о том, что китайцы угрожают нам.

— Товарищ министр, открытые в Сибири месторождения слишком огромны, чтобы у них не возникло желания захватить их, потому что в этом случае КНР получит колоссальное превосходство. На их месте я, по крайней мере, составил бы необходимые планы. Они импортируют нефть, а эти новые месторождения устранят эту необходимость, сделают их богатыми и дадут им огромное количество твёрдой валюты, в которой они так нуждаются. А золото говорит само за себя, товарищ министр, не правда ли?

— Пожалуй, — кивнул Головко. — Но их экономика развивается, по-видимому, достаточно хорошо и без этого. Ведь войны не начинают страны, которые и так богаты.

— В 1941 году Германия, которой руководил Гитлер, тоже процветала. Это не помешало ему вторгнуться в Советский Союз, и его сумели остановить только тогда, когда он мог уже практически видеть здание, в котором мы сейчас находимся, — напомнил начальник оперативного управления Российской армии. — Если у вашего соседа есть плодоносящая яблоня, вы вряд ли сумеете побороть искушение подобрать яблоко, даже если вы сыты. Может быть, вы захотите попробовать его на вкус, — высказал предположение Бондаренко.

Головко не мог отрицать логику генеральских слов.

— Геннадий Иосифович, мы с вами мыслим одинаково. Мы оба готовимся противостоять опасности, даже когда она не является очевидной. Из вас получился бы отличный разведчик.

— Спасибо, товарищ министр. — Генерал-полковник с тремя шитыми золотыми звёздами на погонах поднял свой почти пустой стакан, на дне которого ещё плескалась водка, в благодарственном тосте директору СВР. — Перед тем как покинуть свой кабинет, я надеюсь оставить преемнику подробный план, осуществление которого сделает нашу страну неуязвимой для нападения любой армии. Я знаю, что мне не удастся осуществить такой план самому, но буду благодарен за помощь в осуществлении этого плана, если наше политическое руководство поймёт важность этих идей. — А ведь это и было настоящей проблемой, не так ли? Российская армия сможет отразить нападение внешних врагов. Трудной проблемой являются враги внутренние. Обычно вам известно, где находится противник, потому что вы видите его. Но трудно обнаружить, где расположились ваши друзья, потому что они чаще всего стоят за вашей спиной.

— Я приму меры, чтобы дать вам возможность представить свои соображения Кабинету министров. Но, — Головко поднял руку, — вам нужно подождать подходящего момента. — Он допил свой стакан и встал.

— Спасибо, что вы позволили мне прийти к вам и откровенно изложить свои мысли, товарищ директор, — ответил генерал.

* * *
— Итак, где он? — потребовал Провалов.

— Я не знаю, — ответил Абрамов усталым голосом. — Мы нашли одного человека, который утверждает, что знает его, но наш осведомитель не имеет представления, где он живёт.

— Хорошо. Что же вам известно? — спросила Москва у Санкт-Петербурга.

— Осведомитель говорит, что Суворов бывший офицер КГБ, уволен по сокращению штатов в 1996 году, живёт, по его мнению, в Санкт-Петербурге — но если это правда, то он скрывается под псевдонимом и оформил себе фальшивые документы. Не исключено, что фамилия «Суворов» тоже псевдоним. Мужчина около пятидесяти лет, среднего роста и телосложения. Редеющие белокурые волосы. Обычные черты лица. Голубые глаза. Хорошо подготовлен физически. Не женат. Ходят слухи, что часто посещает проституток. Я послал своих сотрудников, чтобы они опросили их. Это все, — закончил следователь из Санкт-Петербурга.

Это поразительно, — подумал капитан Провалов. — У нас такие ресурсы, и мы не можем добыть никакой надёжной информации. Может быть, он гонится за призраками? Ну что ж, у него уже есть пять таких призраков. Авсеенко, Мария Ивановна Саблина, шофёр, имя которого он не мог сейчас припомнить, и два вероятных киллера из спецназа — Пётр Алексеевич Амальрик и Павел Борисович Зимянин. Трое погибли во время покушения, и двое убиты в Санкт-Петербурге, после того как выполнили порученную им работу, — но их убили потому, что они справились с заданием, или за то, что потерпели неудачу, выбрав ошибочную цель?

— Хорошо, информируйте меня, если у вас будут новости.

— Обязательно, Олег Григорьевич, — пообещал Абрамов.

Капитан милиции положил телефонную трубку, очистил стол от всех документов, спрятал все секретные файлы в ящик стола и запер его. Затем он спустился на улицу к служебному автомобилю и поехал в свой любимый бар. Райли уже сидел там и махнул рукой, приглашая Провалова присоединиться к нему. Капитан повесил пальто и подошёл к агенту ФБР. Они обменялись рукопожатиями. Провалов увидел, что стакан с водкой уже дожидается его.

— Ты настоящий друг, Миша, — сказал русский своему американскому коллеге и поднёс стакан к губам.

— Я понимаю твоё положение, приятель, — сочувственно заметил агент ФБР.

— У тебя тоже случается такое?

— Черт побери, когда я был ещё зелёным агентом, мне довелось заниматься расследованием дела Готти. Мы прямо-таки надорвались, стараясь арестовать этого ублюдка. Понадобилось три состава присяжных, чтобы получить обвинительный приговор и упрятать его в Марион. Оттуда он уже не вернётся. Марион — это особенно строгая тюрьма. — Правда, понятие «строгая тюрьма» в американском смысле отличается от русского. О русских тюрьмах лучше не думать, хотя Райли это мало беспокоило. Преступники, нарушающие закон, знали о возможных последствиях в любом обществе и понимали, что произойдёт с ними, если их поймают. Впрочем, это их проблема.

— Ну, какие новости?

— Этот Суворов. Мы не можем найти его. Знаешь, Миша, создаётся впечатление, что он вообще не существует.

— Неужели? — Это вызвало удивление у Райли, но, с другой стороны, в этом не было ничего странного. Райли сначала удивился, потому что правоохранительные органы России, подобно агентствам многих европейских стран, следили за людьми с такой строгостью, что из-за этого могла начаться Вторая Американская революция. Копы здесь были обязаны знать местожительство каждого. Эта ситуация сохранилась с Плохих Старых Дней, когда треть населения служила стукачами у КГБ и регулярно информировала Лубянку об оставшихся двух третях. Было крайне необычно для местных милиционеров не знать чьего-то адреса.

Тем не менее в этом не было ничего странного, потому что если этот Суворов действительно служил раньше в КГБ, то получил там великолепную подготовку и знал, как незаметно исчезнуть. Такой преступник не умрёт от приступа глупости, как это часто случалось с большинством американских и русских правонарушителей. Не умрёт он и из-за лишней болтливости. Только заурядные преступники тупицы. Они слишком часто похвалялись своими подвигами, причём делали это перед теми, кого следовало остерегаться, — перед другими преступниками. Они были готовы сдать бывшего друга с такой же лёгкостью, как помочиться в подворотне. Нет, этот Суворов, если он действительно является тем человеком, о котором говорили осведомители, был профессионалом, а они умеют искусно скрываться, так что охота за ними становится интересной игрой и длится обычно очень долго. Но в конце концов он неизбежно попадает в сеть преследователей, потому что копы никогда не прекращают поиски и рано или поздно преступник совершает ошибку, может быть, совсем маленькую, но достаточную, чтобы милиция напала на след. Он не будет общаться со своими бывшими коллегами из КГБ, которые могут помочь ему скрываться от преследования и будут говорить об этом только между собой, да и то редко. Нет, Суворов находился сейчас в совсем другой среде, отнюдь не дружеской и даже опасной.

Время от времени Райли испытывал какую-то симпатию по отношению к преступнику, только не в том случае, если это был убийца. Это была граница, которую он никогда не пересекал.

— Он спрятался в нору и завалил вход, — произнёс капитан, не скрывая разочарования.

— Не нервничай, что мы о нем знаем?

Провалов рассказал всё, что было ему известно.

— Из Санкт-Петербурга передали, что начали опрашивать проституток. Не исключено, что одна из них чего-нибудь знает.

— Это умный шаг, — кивнул Райли. — Готов побиться об заклад, что он выбирает самых лучших. Может быть, похожих на нашу Таню. Знаешь, Олег, он, возможно, был знаком с Авсеенко. Он мог знать некоторых его девушек.

— Пожалуй. Я поручу своим людям опросить их.

— Да, вреда от такого шага не будет, — согласился агент ФБР, делая знак бармену, чтобы тот принёс новую порцию. — Знаешь, приятель, у тебя здесь ведётся настоящее расследование. Мне бы хотелось служить в твоей группе, чтобы принять участие.

— Тебе нравится это?

— Клянусь своей задницей, Олег. Чем труднее дело, тем оно увлекательнее. И как приятно чувствуешь себя в конце, когда ублюдки пойманы и посажены в тюрьму. Когда судья вынес наконец обвинительный приговор по делу Готти, мы закатили настоящую пьянку в Манхэттене. Тефлоновый дон, — сказал Райли, поднимая стопку и произнося в воздух: — Надеюсь, тебе нравится в Марионе, парень.

— Этот Готти, он убивал людей? — спросил Провалов.

— О да, некоторых кончал сам, относительно других отдавал приказы. Его первый помощник, Сальваторе Гравано — его прозвали Сэмми Бык, — был арестован, согласился дать показания против Готти, вот так мы и построили дело. А когда включили Сэмми в нашу программу защиты свидетелей, этот сукин сын занялся продажей наркотиков в Аризоне. Так что теперь он снова в тюрьме, идиот.

— Все они, как ты говоришь, преступники, — напомнил Провалов.

— Да, Олег, все они преступники. Они слишком глупы, чтобы вести нормальную жизнь. Они считают, что им удастся перехитрить нас. И знаешь, в течение некоторого времени это им удаётся, но рано или поздно… — Райли отпил из своего стакана и покачал головой.

— Ты считаешь, даже этот Суворов?

Райли улыбнулся своему русскому другу.

— Олег, ты когда-нибудь совершаешь ошибки?

Русский фыркнул.

— По крайней мере раз в день.

— Тогда почему ты считаешь, что они умнее тебя? — спросил агент ФБР. — Все делают ошибки. Для меня не имеет значения, кто он — шофёр мусоровоза или президент Соединённых Штатов. Все мы часто ошибаемся. Это свойственно человеку. Дело заключается в следующем: если ты признаешь совершенные тобой ошибки, то можешь продвинуться намного дальше. Вполне возможно, что у этого парня отличная подготовка, но у всех нас есть слабости, и не все достаточно умны, чтобы признать это. Чем мы умнее, тем менее вероятно, что мы их признаем.

— Ты настоящий философ, — с усмешкой сказал Провалов. Ему нравился этот американец. Они походили друг на друга, словно цыгане подменили детей при их рождении или что-то вроде этого.

— Может быть, но ты знаешь, какова разница между мудрым человеком и дураком?

— Не сомневаюсь, что ты скажешь мне. — Провалов знал, как заметить человека, занимающегося демагогическими разглагольствованиями за полквартала, а этот приближался к нему с включённой красной мигалкой на крыше.

— Разница между мудрым человеком и дураком заключается в значительности совершаемых ими ошибок. Не следует доверять дураку ничего важного. — Водка заставляет меня говорить слишком красноречиво, — подумал Райли. — Номудрому человеку это можно поручить, потому что у дурака нет возможности натворить что-то поистине глупое, тогда как у мудрого человека такая возможность есть. Понимаешь, Олег, рядовой солдат не может проиграть битву, а вот генерал может. Генералы ведь умные люди, не правда ли? Нужно быть очень умным, чтобы стать врачом, но врачи тоже всего лишь люди. Человеку свойственно ошибаться, это заложено в его природе, так что мозги и подготовка не имеют абсолютно никакого значения. Я делаю ошибки. Ты делаешь ошибки. — Райли снова торжественно поднял свой стакан. — То же самое относится и к товарищу Суворову. — Его подведёт пенис, — подумал Райли. — Если ему нравится играть с проститутками, пенис неизбежно выдаст его. Такова жизнь, братец. — Райли знал, что Суворов не будет первым, кого подведёт собственный член. По всей вероятности, не будет он и последним.

* * *
— Ну, у тебя все получилось? — спросила Минг.

— Гм? — отозвался Номури. Это было странно. Ему казалось, что она должна переживать сейчас сладостные воспоминания, его рука все ещё обнимала её, и они курили обычную после секса сигарету.

— Я сделала со своим компьютером всё, что ты хотел. Это получилось?

— Я не уверен. — Номури лихорадочно пытался найти ответ. — Ещё не успел проверить.

— Ты обманываешь меня! — со смехом ответила Минг. — Я уже думала об этом. Ты сделал из меня шпионку! — хихикнула девушка.

— Я сделал — что?

— Ты хочешь получить доступ к моему компьютеру, чтобы читать все мои записи, верно?

— А тебе не всё равно? — Он уже задавал один раз этот вопрос и получил ответ, которого ожидал. Может быть, и сейчас это повторится? Нет никаких сомнений, что она не поверила в его выдуманную историю. Ну и что, в этом нет ничего удивительного. Если бы она не была умной девушкой, то её польза как агента глубокого проникновения равнялась бы нулю. Но теперь она знает… Насколько сильны у неё патриотические чувства? Правильно ли он прочитал её характер? Его поразило, что нагое тело рядом с ним не стало напряжённым. Номури поздравил себя с тем, что овладел ещё одним уроком в мастерстве двуличия.

Секунда на размышление, потом она ответила:

— Нет.

Номури попытался выдохнуть воздух, находившийся у него в лёгких, без слишком очевидного облегчения.

— Тогда тебе не надо думать ни о чём. С этого момента ты ничего не будешь делать.

— За исключением этого? — снова хихикнула она.

— Полагаю, до тех пор, пока я доставляю тебе удовольствие!

— Хозяин колбаски!

— Ха?

— Твоя колбаска доставляет мне огромное удовольствие, — объяснила Минг, положив голову на его грудь.

«Этого, — подумал Честер Номури, — пока достаточно».

Глава 16Плавка золота

Пётр Петрович Гоголь верил своим глазам, но только потому, что видел, как грохочет бронетанковый корпус Красной армии в Западной Украине и Польше, когда он был совсем молодым. Гусеничные машины были теперь гораздо больше танков, и они ломали деревья, которые ещё уцелели после взрывных работ сапёров. Короткое лето не позволяло заниматься такими мелочами, как рубка деревьев и прокладка дорог, как принято на изнеженном Западе. Поисковая группа обнаружила месторождение золота, источник золотой пыли, с необычайной лёгкостью, и теперь гражданские и военные инженеры прокладывали путь к месторождению, прорубая просеку через тундру и лесные заросли, сбрасывая тонны гравия на просеку, которая когда-нибудь может превратиться в широкую мощёную дорогу. Впрочем, строительство дорог в таком климате с резкими колебаниями температуры представляло собой немалую проблему. По дорогам доставят тяжёлое шахтное оборудование и строительные материалы для жилых домов, в которых будут жить рабочие в том месте, которое раньше было «его» лесом. Гоголю сказали, что шахту назовут его именем. Единственным его ответом на такую честь был плевок себе под ноги.

Кроме того, они забрали почти все золотые волчьи шкуры, расплатившись, правда, очень щедро.

Главное, что он получил от них и что ему сразу понравилось, была новая винтовка — австрийский «штайер» с американским стволом «Винчестер Магнум» калибра 0,338 и цейссовским оптическим прицелом. Мощная винтовка позволяла легко справиться со всеми зверями, обитающими в округе. Она была совершенно новой — Гоголь потратил только пятнадцать патронов, чтобы пристрелять её. Воронёная сталь ствола выглядела безупречной, а приклад из орехового дерева так и сиял своей полированной чистотой.

Сколько немцев мог бы я убить из такой винтовки! — подумал Гоголь. — И сколько медведей и волков смогу добыть теперь.

Они хотели, чтобы он покинул свою реку и свои леса. Ему обещали недели на пляжах в Сочи, комфортабельную квартиру в любом городе страны. Гоголь фыркнул. Он что, какой-то городской гомик? Нет, он привык жить в лесу, привык жить в горах. Здесь его боятся волки и медведи, и даже тигры подальше к югу слышали, наверно, о нем. Это его земля. И, говоря по правде, он не знает, как жить иначе, да и слишком стар, чтобы переучиваться. То, что другие называют удобствами, вызывает у него раздражение. А когда придёт время умирать, он хочет умереть в лесу, и пусть волки или медведи устроят пир над его телом. Это только справедливо. В конце концов, он убил и содрал шкуры со многих зверей, так что они имели право сожрать его тело.

Кроме того, ему привезли запас продовольствия — доставили на самолёте, и это было отличное продовольствие, особенно говядина, более вкусная и питательная, чем оленина, а также доставили свежий табак для его трубки. Телевизионным репортёрам понравилась трубка, они просили, чтобы он рассказал им о своей жизни в сибирском лесу и поведал телезрителям о встречах с волками и медведями. Но Гоголь никогда не увидит посвящённую ему телевизионную передачу, потому что он жил слишком далеко от тех мест, которые они иногда называли «цивилизацией», и у него не было телевизора. Все-таки он постарался рассказывать свои истории бережно, чётко произнося слова, чтобы дети и внуки, которых у него не было, поняли, каким он был великим человеком. Гоголь был несколько тщеславен и знал себе цену. Его рассказы были очень интересными, и он станет, несомненно, прекрасным рассказчиком для всех школьников. Это не пришло в голову функционерам и бюрократам, приехавшим сюда, чтобы нарушить его одиночество. Они видели в нём всего лишь сильную личность, подходящую для показа по телевидению, и пример сурового индивидуализма, перед которым русские, с одной стороны, преклонялись, а с другой — побаивались.

Однако настоящий герой сорокаминутной передачи, подготовленной русским национальным телевидением, был вообще-то не здесь, не в доме Гоголя. Он находился в семнадцати километрах отсюда, где геолог подбрасывал в воздух золотой самородок размером с кулак, словно бейсбольный мяч. Самородок весил намного больше, чем эквивалентный объём железа. В этом не было ничего удивительного — просто то был самый большой самородок, найденный прямо на поверхности. Месторождение, объяснили члены геологической партии, стоя перед телевизионными камерами, ничем не уступает древним мифам, например мифу о царе Мидасе. Точно определить ценность месторождения можно только после того, как будет проложена шахта, но начальник геологической экспедиции был готов поставить на кон свою профессиональную репутацию, предсказывая, что золотая шахта в Южной Африке, до сих пор самая богатая в мире, блекнет перед этим месторождением. Ежедневно записи, сделанные камерами, передавались на русский спутник связи, который висел над Северным полюсом — большая часть российской территории находилась так далеко к северу, что они не могли воспользоваться услугами геоцентрических «птичек», которые обеспечивали телевизионные трансляции остального мира.

Для Агентства национальной безопасности это не представляло проблемы. Станции АНБ, работающие со спутниками связи, были рассеяны по всему миру, и одна из них находилась в английском городке Чиксэндз. Там приняли передачу с русского спутника связи и сразу перезагрузили её на американский военный спутник, отправивший сигнал в Форт-Мид, штат Мэриленд. К счастью, передача не была зашифрована, и её тут же передали для перевода, затем она поступила в ЦРУ и в другие заинтересованные национальные агентства для анализа и оценки. В результате оказалось, что президент Соединённых Штатов увидел передачу на неделю раньше рядовых российских граждан.

— Черт побери, кто этот парень? Он что, русский Джим Бриджер[37]? — спросил Джек.

— Его зовут Пётр Петрович Гоголь. Это он открыл месторождение золота. Вот посмотрите, — сказал Бен Гудли. Камера показала длинный ряд золотых волчьих шкур.

— Ты только подумай… эти шкуры можно выставить в Смитсонианском институте… как что-то из фильма Джорджа Лукаса[38]… — заметил «Фехтовальщик».

— Или вы могли бы купить одну из них для своей жены, — предложил Гудли.

Президент покачал головой.

— Нет… но если бы это было манто из золотых соболей… думаешь, это не вызвало бы гнева избирателей?

— Пожалуй, на этот вопрос лучше ответит ван Дамм, — ответил советник по национальной безопасности после нескольких секунд размышления.

— Эта лента не засекречена?

— Нет, на ней всего лишь гриф «для служебного пользования».

— В таком случае я хочу показать её Кэти сегодня вечером. — Такой гриф никого не расстроит, даже журналистов из крупной национальной газеты.

— Вам нужна лента с субтитрами или сопровождаемая устным переводом?

— Мы оба ненавидим субтитры, — сообщил советнику Джек.

— Тогда я попрошу Лэнгли подготовить для вас ленту с устным переводом, — пообещал Гудли.

— Она будет потрясена, когда увидит волчью шкуру, покрытую золотым песком. — Имея в своём распоряжении деньги из портфеля с инвестициями, Райан стал знатоком и любителем красивых ювелирных изделий и мехов. Что касается ювелирных изделий, у него существовала договорённость с Бликмэном, владельцем очень специальной фирмы в Рокфеллер Сентер. За две недели до прошлого Рождества один из доверенных лиц хозяина фирмы в сопровождении двух вооружённых охранников приехал поездом в Вашингтон.

Охранников не допустили в сам Белый дом — агенты Секретной службы вообще были потрясены, когда узнали, что на охраняемой территории находятся вооружённые люди, — но Андреа Прайс-О'Дей уладила непростую ситуацию. Служащий Бликмэна разложил перед президентом старинные драгоценности на пять миллионов долларов и ещё несколько поразительных произведений ювелирного искусства, недавно изготовленных мастерами на другой стороне улицы от офиса фирмы. Кое-что Райан купил, и наградой ему было восторженное выражение на лице Кэти, когда она увидела адресованный ей подарок под рождественской ёлкой. Правда, она тут же опечалилась, потому что её подарком Джеку был всего лишь отличный набор клюшек для гольфа от Тейлора. Но «Фехтовальщик» остался доволен. Видеть улыбку на лице жены было для него большой радостью. Кроме того, улыбка служила подтверждением, что у него действительно есть вкус и он хорошо разбирается в ювелирных украшениях — это было видно в глазах любимой женщины. Но, черт побери, если бы он смог получить для неё шубу из золотых волчьих шкур… может быть, ему удастся договориться с Сергеем Головко? Но где она сможет носить такую шубу? Да, нужно проявить здравый смысл.

— Действительно, она выглядела бы очень хорошо в шкафу, — согласился Гудли, увидев отрешённость во взгляде президента.

И цвет отлично подошёл бы к её белокурым волосам, — размышлял Райан. Через несколько секунд он потряс головой, отгоняя мысли, не относящиеся к делу.

— Что ещё представляет интерес сегодня?

— «ЗОРГЕ» получил новую информацию. Пока мы разговариваем, её уже послали сюда с курьером.

— Важная информация?

— Миссис Фоули ничего не сказала, но вы знаете, как это делается.

— Да, конечно, даже незначительные детали помогают создать по-настоящему важную картину, когда она понадобится. — Основное содержание все ещё хранилось в его личном сейфе. Печальная истина, однако, заключалась в том, что хотя он и мог — теоретически — ознакомиться с документами, но это означало, что ему придётся заниматься чтением в то время, когда он был со своей семьёй, а для этого необходимо, чтобы информация оказалась действительно важной.

* * *
— Как ты думаешь, что сделают американцы? — спросил Фанг у Чанга.

— По вопросам торговли? В конце концов, они будут вынуждены подчиниться неизбежному, предоставить нам статус наибольшего благоприятствования и отказаться от своих возражений в связи с приёмом КНР во Всемирную торговую организацию, — ответил министр.

— Давно пора, — заметил Фанг.

— Это верно, — согласился Чанг Хан Сан. Финансовое положение КНР до настоящего времени умело скрывалось, что являлось одним из преимуществ коммунистической системы правления. Оба министра согласились бы с этим, если бы им когда-нибудь пришлось задуматься над другой политикой правительства. Но суровая правда заключалась в том, что КНР почти полностью истощила свои запасы конвертируемой валюты, потратив её главным образом на закупку вооружения и оборудования, связанного с ним. Закупки производились во всем мире. В Америке производили только ограниченные закупки, покупали главным образом компьютерные кристаллы, которые могут применяться почти в любом оборудовании. Вооружение и оборудование для его производства покупали чаще всего в Западной Европе, иногда в Израиле. Вооружение, выделяемое для этого региона мира, Америка продавала Тайваню, который платил, разумеется, твёрдой валютой. Для континентального Китая это было не больнее комариного укуса, тем более что объём американских поставок был небольшим и ничем не угрожал КНР. И всё-таки поставки оружия Тайваню походили на рану, которая никак не хотела заживать и постоянно чесалась. В континентальном Китае проживало больше миллиарда — тысячи миллионов — людей, а на острове, отделённом проливом, всего тридцать миллионов. Неверно именуемая Республика Китай умело использовала свои ресурсы трудоспособного населения и производила больше четверти общего объёма товаров и услуг по сравнению с аналогичным объёмом товаров и услуг, производимых за год в КНР с участием в сорок раз большего количества рабочих и крестьян. Тем не менее, хотя континентальный Китай домогался товаров, услуг и богатства, он отнюдь не стремился создать у себя политическую и экономическую систему, которая сделала бы все это возможным. Их система, разумеется, намного лучше и совершеннее, потому что у них более прогрессивная идеология. Сам председатель Мао говорил об этом.

Ни один из этих двух членов Политбюро, равно как и никто другой из их коллег, не задумывались над ближайшими объективными реалиями. Они были убеждены в своей правоте, как священник убеждён в истинности своей религии. Они даже игнорировали совершенно очевидный факт, что процветание, пришедшее в КНР, было результатом деятельности капиталистических предприятий, существование которых получило одобрение предыдущих правителей страны, причём часто несмотря на громкие протесты и крикливые возражения других политических деятелей в ранге министров. Последние удовлетворились тем, что лишили всякого политического влияния людей, обогащающих их страну. Они не сомневались в том, что так будет вечно и что эти бизнесмены и промышленники удовлетворятся тем, что получили возможность делать деньги и жить в относительной роскоши, тогда как сами они, политические теоретики, будут и дальше управлять страной. В конце концов, оружие и солдаты в их руках. А власть по-прежнему вырастает из дула винтовки.[39]

— Ты уверен? — спросил Фанг Ган.

— Да, мой друг, совершенно уверен. Ведь мы были «хорошими» в отношениях с янки, разве не так? Мы не потрясали оружием, не угрожали тайваньским бандитам последнее время, верно?

— А как быть с американскими жалобами в области торговли?

— Да разве они разбираются в бизнесе? — высокомерно спросил Чанг. — Мы продаём им наши товары из-за их высокого качества и низких цен. И мы производим закупки таким же образом. Да, я признаю, что компания «Боинг» производит хорошие самолёты, но и производимые в Европе аэробусы ничем не хуже, а ведь европейцы относятся к нам лучше, их политика по отношению к нам гораздо лояльнее. Америка произносит громкие слова и требует, чтобы мы открыли для их товаров наши внутренние рынки. Мы идём им навстречу и выполняем их пожелания — разумеется, медленно и постепенно. Нам нужно сохранять валюту, которой они так любезно обеспечивают нас, и тратить её на закупку товаров, являющихся важными для нашей страны. Далее, мы расширим производство автомобилей и вторгнемся на их автомобильный рынок, как это сделали когда-то японцы. Через пять лет, Фанг, мы будет забирать у Америки ещё десять миллиардов долларов в год — и это, мой друг, очень консервативная оценка.

— Ты так считаешь?

Выразительный кивок.

— Да! Мы не совершим ту ошибку, которую совершили японцы в начале продвижения на американский рынок, когда они пытались продавать маленькие безобразные автомобили. Мы уже ищем американских дизайнеров, которые помогут нам выпускать автомобили, эстетически приемлемые для белых дьяволов.

— Ну, если ты так считаешь.

— Когда у нас появятся деньги для укрепления наших Вооружённых сил, мы станем ведущей мировой державой во всех отношениях. Наша промышленность будет самой развитой в мире. Что касается военной мощи, мы встанем в центре мира.

— Боюсь, что твои планы излишне амбициозны, — осторожно заметил Фанг. — В любом случае понадобится больше лет для их осуществления, чем осталось у нас с тобой, но какое наследство мы оставим стране, если направим её по ошибочному пути?

— О какой ошибке ты говоришь, Фанг? — спросил Чанг. — Неужели ты сомневаешься в наших идеях?

Всегда этот вопрос, — подумал Фанг с внутренним вздохом.

— Я помню, когда Денг сказал: «Не важно, какого цвета кошка — чёрная или белая, лишь бы ловила мышей». На что Мао ответил, побелев от ярости: «какой император говорил это?»

— Но ведь это имеет значение, мой старый друг, и ты хорошо это знаешь.

— Что верно, то верно, — согласился Фанг с покорным кивком. Он не хотел спорить так поздно вечером, и к тому же у него болела голова. Возраст сделал Чанга более упрямым идеологически, чем он был в молодости, и не уменьшил его имперских амбиций. Фанг снова вздохнул. Ему хотелось уйти от этого вопроса. Не стоило ссориться из-за него.

Впрочем, он ещё раз поднимет этот вопрос, чтобы прикрыть свою политическую задницу.

— Что, если они не согласятся? — спросил наконец Фанг.

— Что?

— Я имею в виду, а вдруг они не пойдут нам навстречу? Что, если американцы поднимут скандал по вопросу торговли?

— Никакого скандала не будет, — заверил Чанг своего старого друга.

— Но если всё-таки откажутся идти на мировую? Как мы поступим в этом случае? У нас отработаны варианты?

— О, я полагаю, что мы можем наказать их одной рукой и пойти на примирение рукопожатием другой. Мы откажемся от некоторых закупок в Америке и затем пошлём заявку на покупку других предметов. У нас это получалось уже много раз, — заверил своего гостя Чанг. — Поведение президента Райана предсказуемо. Нам всего лишь нужно держать новости под контролем. Мы не дадим ему ничего, что он мог бы использовать против нас.

Фанг и Чанг продолжили свою беседу, начав обсуждать другие вопросы. Наконец они расстались, первый вернулся в свой кабинет и продиктовал заметки Минг, которая тут же внесла их в компьютер. Министр подумал, а не стоит ли ему пригласить девушку к себе в квартиру, но потом передумал. Несмотря на то что она стала заметно привлекательнее за последние недели и он не раз замечал её задумчивую улыбку, когда она сидела за компьютером в комнате перед его кабинетом, он вспомнил, что позади трудный и продолжительный день и он слишком устал, хотя объятия Минг всегда приносили ему удовольствие. Министр Фанг даже не подозревал, что продиктованные им заметки окажутся в Вашингтоне меньше чем через три часа.

* * *
— Что ты думаешь об этом, Джордж?

— Джек, — начал «Торговец», — скажи мне, что это за чертовщина и каким образом она оказалась здесь?

— Джордж, это внутренний меморандум — ну, до некоторой степени, — поступивший к нам из недр правительства Китайской Народной Республики. Как мы его получили, тебе не надо — повторяю, не надо — знать.

Документ отмыли — даже отскребли — лучше, чем доходы мафии. Все имена изменили, равно как синтаксис и предложения, чтобы замаскировать форму разговора. Считали — надеялись, будет более подходящим термином, — что даже участники разговора не узнают свои собственные слова. Однако смысл и содержание сохранили в неприкосновенности, даже улучшили, по сути дела, поскольку нюансы мандаринского наречия были полностью переведены на английский с американскими идиомами. Это было самым трудным. Вообще-то языки не переводятся с одного на другой с лёгкостью и простотой. Значение слов — это одно. Скрытый смысл выражений — совершенно другое, и они не могут переводиться параллельно с одного языка на другой. Лингвисты, работающие в разведывательных агентствах, были одними из лучших в стране. Эти люди регулярно читали поэзию, а иногда публиковали в журналах статьи под своими именами, для того чтобы поддерживать контакт и передавать свои знания — и любовь — по отношению к выбранному ими языку другим переводчикам, мыслящим таким же образом.

В результате получались отличные переводы, — подумал Райан, хотя он всегда относился к ним с осторожностью.

— Эти ублюдки! Они говорят о том, как бы получше нас объегорить. — Несмотря на своё огромное состояние, Джордж Уинстон сохранил жаргон простого работяги.

— Джордж, это бизнес, здесь ничего личного, — попытался успокоить его президент.

Министр финансов поднял голову от своей папки.

— Джек, когда я руководил «Коламбус Групп», мне приходилось относиться ко всем моим инвесторам как к членам семьи, понимаешь? Их деньги были такими же важными для меня, как и мои собственные. В этом заключалось моё профессиональное обязательство как советника по инвестициям.

Джек кивнул.

— Именно поэтому я предложил тебе занять пост министра финансов в моем кабинете. Ты честный.

— Хорошо, но теперь я стал министром финансов. Это означает, что каждый гражданин нашей страны является членом моей семьи, а эти китайские ублюдки собираются ограбить мою страну — всех этих людей вон там, — министр Уинстон указал в сторону окон с толстыми стёклами Овального кабинета, — тех людей, которые верят нам и полагаются на то, что мы будем поддерживать экономику в хорошем состоянии.

Значит, эти ублюдки хотят получить статус страны наибольшего благоприятствования?

Они хотят войти в ВТО? Вот хрен им!

Президент позволил себе засмеяться этим ранним утром. Интересно, слышат ли агенты Секретной службы трубный голос Джорджа? Тогда они уже прильнули к просверлённым в двери отверстиям и попытаются понять, чем вызвано такое волнение в кабинете президента.

— Вон там кофе и круассаны, Джордж, а виноградное желе к тому же от Смакерс.

«Торговец» встал и обошёл вокруг дивана, энергично качая головой, словно жеребец, ходящий вокруг кобылы.

— О'кей, Джек, я буду говорить спокойно, но ты привык к этому дерьму, а я нет. — Он замолчал и снова опустился на диван. — Понимаешь, на Уолл-стрит мы обмениваемся шутками и рассказами и даже строим свои маленькие интриги, но чтобы намеренно обманывать людей — нет! Я никогда не поступал так! Знаешь, что самое плохое?

— Что, Джордж?

— Они глупы, Джек. Они думают, что могут подчинить себе рынок и заставить его функционировать в соответствии с их идиотскими политическими теориями. Считают, что стоит им приказать — и он начнёт действовать, как хотят они, словно рынок — это группа солдат, только что вышедших из лагеря, где они проходили начальную подготовку. Эти косоглазые мерзавцы не смогут даже руководить цепью дешёвых универсамов и получать прибыль от них, но им позволяют играть с целой национальной экономикой — а теперь они хотят поиграть и с нашей.

— Выпустил пар?

— Тебе это кажется забавным? — раздражённо спросил Уинстон.

— Джордж, я ещё никогда не видел тебя в таком состоянии и потому удивлён твоей страстью.

— Ты считаешь, что я Джей Гоулд[40]?

— Нет, — рассудительно ответил Райан, — скорее ты Джей Пи Морган. — Шутка возымела желаемый эффект. Министр финансов рассмеялся.

— О'кей, ты прав. Морган был первым председателем Федеральной резервной системы. Хотя он являлся частным лицом, но отлично справился со своей работой. Впрочем, это, наверно, исключение, потому что на свете не так много Морганов, жаждущих такого назначения.

— Ну ладно, ладно, господин президент, сэр, я успокоился. Ты прав, это бизнес, ничего личного. И наш ответ на эту скверную деловую позицию тоже будет деловым. КНР не получит статус наибольшего благоприятствования. Их не примут в ВТО — по сути дела, они пока не заслуживают этого, судя по характеру их экономики. И, я считаю, нам следует потрясти перед ними Законом о реформе торговли, причём потрясти как следует и весьма убедительно. Ах да, есть ещё одна вещь, и я удивлён, что её нет в этом документе, — сказал Уинстон, показывая на лежащий перед ним лист бумаги.

— В чем она заключается? — спросил Райан.

— Думаю, мы можем легко схватить их за яйца и прижать. ЦРУ не согласно со мной, но, по мнению Марка, их запасы конвертируемой валюты подходят к концу.

— Вот как? — удивился президент, помешивая кофе.

Уинстон выразительно кивнул.

— Ты ведь помнишь, что Марк занимается у меня технической стороной дела. Он здорово справляется с моделированием экономики на компьютере. Я поручил ему и его маленькой группе следить за различными проблемами. Кроме того, я пригласил принять участие в работе профессора экономики Мортона Зильбера из университета Брауна, он хорошо разбирается в микрочипах. Короче говоря, Марк внимательно изучил экономику КНР и пришёл к выводу, что они вот-вот перешагнут край Великого Каньона, потому что тратят валюту слишком быстро, главным образом на вооружение и оборудование тяжёлой промышленности, способное производить танки и другие машины. Они повторяют старое коммунистическое стремление, направленное на тяжёлое машиностроение. А вот на электронику обращают куда меньше внимания. У них есть небольшие фирмы, выпускающие электронные игры и тому подобное, но эти товары не применяются дома, их продают за границей. Исключением является созданная ими новая компьютерная фабрика, пользующаяся изобретением нашей компании «Делл».

— Значит, по твоему мнению, нам следует засунуть это им в задницу во время торговых переговоров?

— Между прочим, сегодня я собираюсь дать Скотту Адлеру такую рекомендацию во время ланча, — согласился министр финансов. — Их неоднократно предупреждали, но на этот раз мы нажмём на них как следует.

— Вернёмся к их конвертируемой валюте. Ты говоришь, у них плохая ситуация с ней?

— Марк считает, что они уже порядочно задолжали.

— Сидят в яме? На какую сумму? — спросил президент Соединённых Штатов.

— Он говорит, что их долг составляет по меньшей мере пятнадцать миллиардов. Они выпустили заём, главным образом заняли у германских банков, но немцы не говорят об этом. Мы не знаем почему. Это могло быть обычной трансакцией, но или немцы, или КНР хотят хранить это в тайне.

— Вряд ли это желание немцев, как ты считаешь? — спросил Райан.

— Нет, наверно. Наоборот, это поддерживает репутацию их банков. Значит, китайцы хотят скрыть факт своего долга.

— У нас есть возможность проверить это?

— У меня есть друзья в Германии. Я могу расспросить их или попросить друга прощупать обстановку. Пожалуй, второе лучше. Теперь все знают, что я вхожу в состав федерального правительства, и потому моим запросам придаётся зловещий смысл, — заметил Уинстон с лукавой улыбкой. — В общем, сегодня у меня ланч со Скоттом. Что сказать ему относительно торговых переговоров?

Райан задумался. Это был один из тех моментов — он думал о них, как о пугающих моментах, — когда его слова определят политику всей страны и, возможно, политику других стран. Было легко дать ответ, не подумав, сказать первое, что придёт в голову, но он не мог поступить так. Такие моменты слишком важны, их политические последствия слишком велики, и он не может позволить себе принимать политические решения, руководствуясь прихотью. Такой вопрос нужно обдумать быстро, разумеется, но тщательно.

— Мы хотим, чтобы Китай понял, что мы требуем такого же доступа на их рынки, какой они имеют на наши. Мы не потерпим нарушения наших прав и не допустим незаконного использования продукции наших компаний без соответствующей компенсации. Джордж, я хочу, чтобы игровое поле было ровным и справедливым для всех. Если они откажутся играть по правилам, нам придётся принять строгие меры, от которых пострадает их экономика.

— Это справедливо, господин президент. Я передам вашу точку зрения Государственному секретарю. Хотите, я передам ему и это? — спросил Уинстон, указывая на папку с документами «ЗОРГЕ».

— Нет, Скотт получит свою версию документов. И я прошу тебя, Джордж, будь очень, очень осторожен. Если произойдёт утечка информации, жизнь агента будет в опасности, — предупредил «Торговца» «Фехтовальщик», намеренно маскируя источник под видом мужчины и потому вводя в заблуждение своего министра финансов. Но это тоже был бизнес, ничего личного.

— Я положу это в свой сейф. — Оба знали, что сейф министра финансов очень надёжное место. — Приятно читать переписку другого парня, верно?

— Да, это отличный способ получения разведывательной информации, — согласился Райан.

— Парни из Форт-Мид неплохо поработали, правда? Сумели подключиться к чьему-то сотовому телефону через спутник, а?

— Источники и методы — тебе действительно не нужно знать это, Джордж. Всегда существует шанс, что ты случайно упомянешь об этом человеку, которому знать такую информацию не следует. В этом случае жизнь источника будет на твоей совести. Верь мне, этого лучше избегать.

— Понял тебя, Джек. Ну, мне пора начинать рабочий день. Спасибо за кофе и булочки, босс.

— Буду рад угостить тебя в любое время, Джордж. Увидимся. — Райан вернулся к своему дневному графику встреч. Министр финансов вышел в коридор, отсюда он спустится вниз, пройдёт по лужайке, потому что Западное крыло не было непосредственно связано с Белым домом, снова войдёт внутрь и по подземному туннелю вернётся в Министерство финансов.

За дверью Овального кабинета агенты Секретной службы тоже ознакомились со списком гостей, но их экземпляр включал также результаты проверки, проведённой компьютером Национального центра информации, чтобы быть уверенными, что ни один обвинённый в убийстве человек не будет допущен в святая святых Соединённых Штатов Америки.

Глава 17Чеканка золота

Скотта Адлера считали слишком молодым и недостаточно опытным для такой должности, но это было мнение политических деятелей, претендующих на эту работу, сумевших добраться до вершины с помощью интриг, тогда как Адлер стал профессиональным дипломатом после окончания школы закона и дипломатии Флетчера в университете Тафта двадцать шесть лет назад. Те, кто часто видел его за работой, рассматривали его как очень проницательного дипломата, а те, с кем он играл в карты — Адлер любил играть в покер перед важной встречей или ответственными переговорами, — думали, что этому сукину сыну поразительно везёт.

Его кабинет на седьмом этаже Государственного департамента был просторным и комфортабельным. За письменным столом стоял открытый шкафчик с обычным набором фотографий в рамках — жена, дети и родители. Он не любил сидеть за столом в пиджаке, поскольку считал, что пиджак стесняет движения и мешает работе. Этим он приводил в негодование некоторых высокопоставленных бюрократов в Государственном департаменте, рассматривавших такое поведение как совершенно неуместную вольность. Он, конечно, надевал пиджак для важных встреч с иностранными дипломатами, но не считал, что внутренние рабочие совещания достаточно важны, чтобы причинять себе неудобство.

Это устраивало Джорджа Уинстона, который бросил пиджак на спинку кресла, как только вошёл в кабинет государственного секретаря. Скотт Адлер, подобно министру финансов, был рабочим человеком, и Уинстон чувствовал себя с такими людьми в своей тарелке. Возможно, он и был профессиональным правительственным служащим, однако у этого сукиного сына существовала рабочая этика, чего министр финансов не мог сказать о слишком многих служащих в собственном департаменте. Уинстон делал всё, что мог, чтобы избавиться от трутней, но это было непросто, тем более что правила государственной службы делали увольнение бездельников сложной задачей.

— Ты уже прочитал материал про китайцев? — спросил Адлер, как только поднос с ланчем оказался на столе.

— Да, Скотт. Прочитал и подумал — боже ты мой, парень, — заметил «Торговец», обращаясь к «Орлу».

— Добро пожаловать в наш клуб. Разведывательная информация, которую мы получаем, может оказаться очень интересной. — У Государственного департамента была своя разведывательная служба, она называлась «Разведка и Исследования». Хотя она не могла соперничать с ЦРУ и другими агентствами, её ребята время от времени извлекали собственные маленькие алмазы из глубокого дипломатического ила. — Ну, что ты думаешь?

Уинстону удалось удержаться от рыка.

— Дружище, может быть, я даже не буду больше есть китайскую пищу.

— У меня создалось впечатление, что наши худшие бароны-грабители с Уолл-стрит выглядят по сравнению с ними как мать Тереза. Они бессовестные ублюдки, Джордж, и это неоспоримый факт. — Адлер стал сразу нравиться Уинстону ещё больше. Парень, способный говорить так, как он, имел реальные возможности для дальнейшего совершенствования. Теперь наступила его очередь быть холодным профессионалом, чтобы противопоставить свою манеру говорить жаргону рабочего класса, которым пользовался Адлер.

— Значит, они руководствуются идеологическими соображениями?

— Абсолютно — ну, может быть, там и прослеживается немного коррупции, но не забудь, что, по их мнению, занимаемое ими положение в политической иерархии даёт им право жить в роскоши, так что для них это совсем не коррупция. Они просто собирают дань с крестьян. Между прочим, слово «крестьянин» по-прежнему используется в Китае.

— Иными словами, мы имеем дело с герцогами и графами?

Государственный секретарь кивнул.

— В общем, именно так. У них колоссальное чувство высокого собственного положения. Они не привыкли слышать слово «нет» в любой форме, и в результате они не всегда знают, что им делать, когда слышат это от людей вроде меня. Вот почему они часто попадают в затруднительное положение во время переговоров — по крайней мере, когда мы занимаем жёсткую позицию. Мы не поступали так уже довольно долго, но в прошлом году, после того как был сбит аэробус, я говорил с ними твёрдо и решительно, а затем последовало официальное дипломатическое признание правительства Республики Китай на Тайване. Это серьёзно подорвало их позицию, несмотря на то, что правительство Тайваня не объявило официально о своей независимости.

— Что? — Министр финансов как-то не понял этого.

— Видишь ли, парни на Тайване ведут очень уверенную и разумную игру. Они ни разу не предпринимали ничего, что могло бы оскорбить континентальный Китай. Несмотря на то что у них есть посольства во всем мире, они так и не объявили, что являются независимым государством. Это жестоко оскорбило бы Пекин. Может быть, парни в Тайбее считают, что такой шаг будет верхом невоспитанности или что-нибудь ещё. В то же самое время у нас существует договорённость с ними, и Пекину об этом известно. Если кто-нибудь попытается причинить неприятности Тайваню, к острову подойдёт наш Седьмой флот, чтобы наблюдать за развитием событий. Кроме того, мы не допустим прямой военной угрозы правительству Республики Китай. У КНР слишком слабый флот, чтобы стать опасным для наших ребят. Таким образом, всё, что летает взад и вперёд, это пустые слова. — Адлер поднял голову от своего сэндвича. — Палки и камни, понимаешь?

— Дело в том, Скотт, что сегодня утром я завтракал с Джеком и мы затронули тему торговых переговоров.

— И Джек хочет, чтобы мы проявили побольше твёрдости? — спросил Государственный секретарь. Это не удивило его. Райан всегда предпочитал справедливую игру, а это было редким товаром в отношениях между государствами.

— Ты правильно понял, — подтвердил Уинстон, пережёвывая кусок сэндвича. «Ещё одним достоинством рабочих лошадок вроде Адлера, — подумал министр финансов, — является то, что они знают, каким должен быть настоящий ланч». Ему так надоела утончённая французская пища, которую приходилось есть во время ланча. Ланч должен представлять собой кусок мяса на ломте хлеба. Он не имел возражений против французской кухни, но только когда приготовленные по её рецептам блюда подают на ужин, а не во время ланча.

— Насколько больше?

— Мы должны получать то, что хотим. Нам нужно, чтобы китайцы привыкли к мысли, что они нуждаются в нас намного больше, чем мы нуждаемся в них.

— Это трудная задача, Джордж. Что, если они не захотят слушать?

— Постучи посильнее в дверь или по их головам. Послушай, Скотт, сегодня утром ты читал такой же документ, как и я, верно?

— Да, — согласился Государственный секретарь.

— Люди, которых они обманывают и лишают работы, — американские граждане.

— Я знаю. Но ты не должен забывать, что мы не можем диктовать свои условия суверенной державе. В мире так не принято.

— Я согласен. Однако мы можем сказать им, что они тоже не могут диктовать нам правила торговли.

— Джордж, в течение длительного времени Америка занимала очень терпеливую позицию по таким вопросам.

— Может быть, но Закон о реформе торговли вступил сейчас в силу.

— Да, я помню. Я также не забыл, как из-за этого закона нас втянули в войну, — напомнил Адлер своему гостю.

— В которой мы победили. Может быть, и другие последуют нашему примеру. Скотт, у нас огромный торговый дефицит в отношениях с Китаем. Президент говорит, что этому нужно положить конец. Между прочим, я согласен с ним. Если мы покупаем китайские товары, то и они, черт побери, должны покупать наши. В противном случае мы станем покупать плюшевых медведей и палочки для еды в другом месте.

— Речь идёт о рабочих местах, — предостерёг его Адлер. — Они знают, как выбрасывать на стол козырную карту. Китай отменит контракты и перестанет покупать наши высокотехнологичные товары, и тогда без работы останутся наши граждане.

— Или, если мы добьёмся успеха, то начнём продавать им больше товаров, и нашим фабрикам придётся нанимать людей, чтобы производить их. Играй так, чтобы выигрыш оказался за нами, Скотт, — посоветовал Уинстон.

— Я всегда придерживаюсь такой тактики, но торговые переговоры — не бейсбол, в котором есть правила и ограничения. Скорее они подобны управлению парусной яхтой в тумане. Мы не всегда видим своего противника и почти никогда не знаем, где проходит линия финиша.

— Тогда я куплю тебе радиолокатор. Ты не будешь возражать, если я дам тебе в помощь одного из моих людей?

— Кого?

— Марка Ганта. Он мой компьютерный гений. Он отлично разбирается в проблемах торговли с технической, финансовой точки зрения.

Адлер задумался. Государственный департамент всегда был слаб в этой области. Слишком мало людей, хорошо разбирающихся в бизнесе, соглашалось работать на дипломатической службе, а изучение бизнеса по книгам мало походило на жизнь в реальном мире. Многие «профессионалы» Государственного департамента не всегда понимали это в достаточной степени.

— Пришли его ко мне. А теперь скажи: насколько твёрдую позицию нам следует занимать?

— Видишь ли, этот вопрос тебе следует обсудить с Джеком, но, судя по тому, что он сказал мне сегодня утром, ему хочется, чтобы игровое поле было ровным.

«Это легко сказать, — подумал Адлер, — но добиться совсем не просто». Ему нравился президент Райан, он восхищался им, но в то же время не мог не видеть, что «Фехтовальщик» не был самым терпеливым парнем в мире, а в дипломатии терпение решает многое — чёрт возьми, терпение может быть единственной вещью, которая помогает одержать верх.

— О'кей, — сказал он после недолгого размышления, — я поговорю с ним, перед тем как окончательно проинструктировать моих людей. Ситуация может оказаться весьма сложной. Китайцы не стесняются в выборе запрещённых приёмов.

— Жизнь — отвратительная штука, — напомнил ему Уинстон.

Государственный секретарь улыбнулся.

— Считай, что я принял это во внимание. Посмотрим, что скажет Джек. Как дела на финансовом рынке?

— Он по-прежнему устойчив. Соотношение между ценами и заработной платой все ещё остаётся немного чрезмерным, но доходы растут, инфляция остаётся под контролем, а инвестиционное сообщество функционирует плавно, без ненужных скачков. Мы собираемся внести некоторые изменения в Налоговый кодекс. Так что ситуация выглядит хорошо. Ты ведь знаешь, что управлять кораблём в штиль всегда просто, правда?

Адлер поморщился.

— Да, когда-нибудь и я попробую это. Но я получил приказ двигаться навстречу тайфуну. Это может оказаться интересным.

* * *
— Итак, как обстоят дела с боеготовностью? — спросил генерал Диггз у собравшихся офицеров.

— Могло бы быть лучше, — признался полковник, командующий Первой бригадой. — В течение последнего времени нам не хватало денег на подготовку. У нас есть вооружение, есть солдаты, и мы проводим массу времени на тренажёрах, но это не то же самое, как мчаться в танках по оврагам и холмам. — Генерал кивнул, соглашаясь.

— Для нас это серьёзная проблема, сэр, — сказал подполковник Анжело Гиусти, командир Первого батальона Четвёртого мотомеханизированного полка. Это подразделение, известное в армии как «квортерная лошадь» по своему номеру — 1-й/4-го, — служило дивизионным разведывательным прикрытием, щитом от неожиданного нападения противника. Командир батальона подчинялся непосредственно командиру Первой танковой дивизии, минуя бригадного командира. — Я не могу вывести своих людей в поле, а готовить солдат профессии разведчиков, не выходя из казармы, трудно. Местные фермеры не скрывают своей ярости, когда мы проезжаем по их полям, так что мы начали делать вид, что ведём разведку, не спускаясь с асфальтированных шоссе. Это не приносит никакой пользы, сэр, и такое положение беспокоит меня.

Трудно отрицатьобстоятельство, что масса танков, проезжающих через кукурузное поле, не приносит особой пользы кукурузе. Армия США пыталась выйти из положения следующим образом: за каждым танковым подразделением на учениях следовал армейский «Хаммер»[41], в котором сидел пассажир с толстой чековой книжкой. Сразу после прохождения танков он выписывал фермерам чеки за нанесённый ущерб. Немцы, однако, очень аккуратный народ, и доллары янки не всегда компенсировали урон, нанесённый полям, внезапно ставшим совсем неаккуратными. Все было гораздо проще, когда на другой стороне границы стояла Советская армия, угрожавшая смертью и разрушением Западной Германии. Однако теперь Германия стала суверенной страной, а русские отступили далеко за Польшу и потому стали далеко не такими угрожающими, как раньше. В нескольких местах крупные танковые подразделения всё-таки могли проводить учения, но эти поля были заранее распределены между желающими, и пробиться туда оказывалось не менее трудно, чем пригласить прелестную девушку на танец во время вечеринки. По этой причине солдаты и офицеры «Квортерной лошади» проводили слишком много времени за тренажёрами.

— Не суетись, — сказал Диггз. — У меня есть хорошая новость — в соответствии с новым федеральным бюджетом нам выделили гораздо больше средств для подготовки, и мы можем начать тратить их через двенадцать дней. Полковник Мастертон, у нас есть возможность потратить их?

— Видите ли, генерал, я думаю, что могу найти такие способы. Мы можем сделать вид, что сейчас снова 1983 год? — В самый разгар «холодной войны» Седьмая армия довела уровень своей подготовки до остроты отточенного меча. Этот факт был, в конце концов, продемонстрирован в Ираке, а не в Германии, но результат оказался впечатляющим. Тысяча девятьсот восемьдесят третий год, когда возросшее финансирование возымело эффект. И этот факт был сразу отмечен офицерами разведки КГБ и ГРУ, которые до этого времени считали, что Советская армия имеет шанс победить НАТО. В 1984 году даже самые оптимистично настроенные советские офицеры были вынуждены навсегда отказаться от этой мысли. Если удастся восстановить такой режим подготовки, все собравшиеся офицеры понимали, что будут счастливыми, потому что, хотя полевые учения являются тяжёлой работой, это было именно тем, для чего и предназначены войска.

— Полковник Мастертон, ответ на ваш вопрос — «Да, можем». А теперь вернёмся к моему первоначальному вопросу. Каков уровень боевой подготовки?

— Мы готовы примерно на восемьдесят пять процентов, — такова была оценка командира Второй бригады. — Возможно, артиллерия подготовлена на девяносто.

— Спасибо, я согласен с вами, — вмешался полковник, командующий дивизионной артиллерией.

— Но мы все знаем, как легко живётся артиллеристам — загнал снаряд в пушку и стреляй, — язвительно добавил командир Второй бригады.

— Авиация? — продолжал опрос Диггз.

— Сэр, мои люди будут готовы на сто процентов через три недели. К счастью, когда мы проводим учения, мы не давим кукурузу. Единственное, на что я могу пожаловаться, это на простоту, с которой мои люди преследуют танки на земле, если они ездят только по дорогам. Несколько более реалистичные учения не причинят вреда. Но, сэр, я готов поставить своих авиаторов против любых лётчиков в этой армии, особенно это относится к моим вертолётчикам на «Апачах».

— Я вижу, что вы в хорошем состоянии, но будет неплохо, если ещё лучше отточить лезвие меча, верно? — спросил Диггз. Присутствующие офицеры дружно кивнули, как и следовало ожидать. Он прочитал досье на всех старших офицеров во время перелёта через Атлантику. Неудачников здесь почти не было. У армии было меньше трудностей при сохранении своего личного состава, чем у других родов войск. Авиалинии не пытались заманить к себе на службу командиров танков из Первой бронетанковой дивизии, хотя не прекращали попыток сманить лётчиков-истребителей и других авиаторов из ВВС. Правда, полицейские агентства с удовольствием брали на работу опытных пехотинцев, но в дивизии их было всего полторы тысячи, что представляло собой структурную слабость любой бронетанковой дивизии — слишком мало людей с винтовками и штыками. Американская танковая дивизия была идеально подготовлена для того, что завоёвывать пространство и уничтожать всех, кто находился на её пути. В то же время она не была подготовлена для того, чтобы удерживать завоёванную территорию.

Армия Соединённых Штатов никогда не была армией-завоевательницей. Её целью всегда было освобождение, и неотъемлемой частью этого являлось предположение, что народ, живущий на освобождённой территории, окажет им содействие или, по крайней мере, будет благодарен за помощь и не проявит враждебности. Это так долго являлось частью американской военной истории, что её руководители очень редко, скорее никогда, не задумывались над другими возможностями. Вьетнам ушёл в туман далёкой истории.

Даже Диггз был слишком молод в то время и не принимал участия в конфликте, и хотя говорили, что ему повезло, что он не попал во Вьетнам, генерал никогда не задумывался над этим. Вьетнам не был его войной, и ему даже не хотелось думать о действиях лёгкой пехоты в джунглях. Он был танкистом, и сражения, к которым он готовился, включали танки и боевые машины «Брэдли» на открытой местности.

— Джентльмены, я хочу встретиться и поговорить с вами с глазу на глаз в течение ближайших дней. После этого я познакомлюсь с вашими подразделениями. Вы увидите, что со мной относительно легко служить, — это означало, что Диггз не относился к числу генералов, стремящихся навести порядок криком и руганью, как поступали некоторые; он требовал высокого мастерства в исполнении своих обязанностей, как все генералы, но, по его мнению, отрывать человеку голову на виду у всех не является лучшим способом достижения такой цели, — и я знаю, что вы отличные офицеры. Через шесть месяцев или даже меньше я хочу, чтобы эта дивизия была готова справиться с любой угрозой. Я имею в виду именно с любой.

Кто может стать такой угрозой? — подумал полковник Мастертон. Будет нелегко убедительно объяснить солдатам необходимость достижения повышенной готовности, принимая во внимание отсутствие любой реальной опасности, однако подлинная радость военной службы мало чем отличалась от хорошего удара по мячу в футбольном матче. Для настоящего парня игра в грязи с большими игрушками казалась приятной, и по прошествии некоторого времени они задают себе вопрос, а чем же может быть настоящее сражение. Личный состав Первой танковой дивизии был разбавлен солдатами из Десятого и Одиннадцатого мотомеханизированных полков, которые в прошлом году принимали участие в боевых действиях в Саудовской Аравии, и они рассказывали о том, что пережили. Однако несчастливых историй было немного. Солдаты рассказывали главным образом о том, какую подготовку им пришлось пройти, и говорили о своих тогдашних врагах как о «жалких тупоголовых тряпичных куклах», не заслуживающих, в конечном итоге, чтобы на них обрушивали американскую сталь. Правда, это позволяло им расхаживать с самоуверенным видом.

У большинства солдат победоносная война оставляет приятные воспоминания, особенно если это короткая победоносная война. Будут провозглашаться тосты, а имена погибших назовут с грустью и уважением, но всё-таки приобретённый опыт оказал хорошее влияние на солдат, принимавших участие в войне.

Нельзя сказать, чтобы солдаты так уж стремились к военным действиям, просто они чувствовали себя футболистами, которые напряжённо тренировались, но им так и не довелось играть в матче. Умом они понимали, что боевые действия — это не футбол, это игра со смертью, но для большинства из них все это было отвлечённой идеей. Танкисты выстреливали свои практические снаряды, и, если выскакивающие цели были сделаны из стали, они с удовлетворением видели, как летят искры при точном попадании. И всё-таки это было не то, что попадание в башню вражеского танка, когда она взлетает вверх на столбе дыма и пламени… и ты знаешь, что жизни трех или четырех человек погасли, как гаснут свечи на пироге в честь дня рождения. Ветераны второй войны в Персидском заливе иногда говорили о том, что видели результаты своей работы, и обычно добавляли: «Господи, какое это было ужасное зрелище, парень», — но не больше. Для солдат убийство не было преступлением, особенно после того, как проходило время; им противостояли враги, и обе стороны играли со смертью на одном и том же поле. Одна сторона выигрывала, другая терпела поражение. А если вы не хотите рисковать жизнью, тогда не надо надевать униформу. Или тренируйся получше, осел, потому что мы относимся к этому очень серьёзно. Такой была ещё одна причина, по которой солдаты любили тренироваться. Это не была просто интересная тяжёлая работа, доставляющая удовольствие. Нет, напряжённая подготовка служила чем-то вроде страхования жизни, если игра начнётся всерьёз, а солдаты, подобно картёжникам, предпочитали держать в руках козыри.

Диггз закрыл совещание и жестом предложил полковнику Мастертону остаться.

— Что ты думаешь, Дьюк?

— Я тут разнюхивал обстановку. То, что мне удалось узнать, кажется очень хорошим, сэр. Особенно это относится к батальону Гиусти. Он постоянно жалуется на недостаток времени для боевой подготовки. Мне нравится это.

— Мне тоже, — согласился Диггз. — Что ещё?

— Как говорил командир Второй бригады, артиллерия в отличном состоянии, и ваши манёвренные бригады тоже выглядят неплохо, принимая во внимание недостаток времени для полевых учений. Возможно, им не нравится избыток времени, который приходится проводить на тренажёрах, но они хорошо пользуются ими. Сейчас дивизия примерно на двадцать процентов уступает той подготовке, которая была у нас в Десятом мотомеханизированном, когда мы проводили учения в пустыне Негев с израильтянами, и это совсем неплохо. Сэр, дайте мне три или четыре месяца для проведения полевых учений, и они будут готовы выступить против любой армии мира.

— Хорошо, Дьюк, я выпишу чек на следующей неделе. Ты подготовил планы?

— Будут готовы послезавтра. Я полетаю на вертолёте и выясню, какими полигонами мы можем пользоваться и какие для нас закрыты. Поблизости находится германская бригада, которая готова принять участие в учениях, играя роль нападающей стороны.

— Они действительно в хорошей форме?

— Утверждают, что в хорошей. Думаю, увидим это во время учений. Советую сначала направить против них Вторую бригаду. Они немного лучше подготовлены, чем остальные две. Полковник Лизл является офицером нашего уровня.

— Да, его бригада выглядит совсем неплохо. Он получит звезду бригадного генерала в ближайшее время.

— Пожалуй, его время пришло, — согласился Мастертон. А как относительно моей звезды, — подумал он, но промолчал. Он считал себя готовым для генеральского звания, но трудно сказать, как решит начальство. Ну ладно, по крайней мере, он служит вместе с таким же ветераном мотомехвойск, как и он сам.

— О'кей, покажи мне свои планы для учений Второй бригады на фермерских полях… завтра?

— Наброски готовы, сэр. — Мастертон кивнул и направился в свой кабинет.

* * *
— Насколько твёрдой должна быть наша позиция? — спросил Клифф Ратледж.

— Понимаешь, — ответил Адлер, — я только что говорил по телефону с президентом, и он сказал, что ему нужно, а наша задача заключается в том, чтобы сделать это для него.

— Это ошибка, Скотт, — предостерёг его заместитель Государственного секретаря.

— Ошибка или нет, мы выполним указания президента.

— Это верно, но Пекин вёл себя очень лояльно и не вмешивался, когда мы признали Тайвань. Пожалуй, сейчас не время слишком сильно давить на них.

— В этот момент, когда мы разговариваем, сокращается число рабочих мест в Америке из-за их политики в сфере торговли, — напомнил Адлер. — Иногда умеренная политика заходит настолько далеко, что её уже нельзя терпеть.

— Полагаю, что решение об этом принимает Райан, а?

— Так сказано в Конституции.

— И я должен встретиться с китайской делегацией на переговорах?

Государственный секретарь кивнул.

— Совершенно верно. Через четыре дня. Подготовь документы, определяющие нашу позицию, и покажи мне перед тем, как мы представим её китайской делегации. Я хочу, чтобы они поняли — время шуток прошло. Торговый дефицит должен сократиться, причём как можно быстрее. Они не могут получать от нас столько денег и тратить их где-то в другом месте.

— Но они не могут закупать у нас военное снаряжение, — заметил Ратледж.

— А зачем им вообще нужно все это вооружение? — задал риторический вопрос Адлер. — У них так много внешних врагов?

— Они заявляют, что национальная безопасность — это их дело.

— Тогда мы ответим, что наша экономическая безопасность — наше дело, и они ничем нам не помогают в этом. — Это означало, что КНР делается намёк на то, что они, похоже, готовятся к войне — но с кем и является ли это благом для мира? Ратледж задаст этот вопрос с намеренным хладнокровием.

Ратледж встал.

— Я ознакомлю их с нашей позицией. Я не совсем согласен с ней, но от меня и не требуется этого, верно?

— Опять правильно. — Адлеру не нравился Ратледж. Его карьера в Государственном департаменте была обязана скорее политике, чем заслужена профессиональной деятельностью. Например, он поддерживал близкие отношения с бывшим вице-президентом Келти, но когда решился вопрос с отставкой вице-президента, Клифф отряхнул свой пиджак с удивительной быстротой. Скорее всего он не продвинется дальше в Государственном департаменте. К настоящему моменту он уже продвинулся так высоко, как только мог, не имея по-настоящему серьёзной политической поддержки — скажем, преподавания в школе Кеннеди Гарвардского университета, где дипломат преподавал и одновременно выступал по телевидению PBS с вечерними новостями. Там он ожидал, когда его заметит политический деятель, будущий претендент на высокую должность. Но это в случае, если повезёт. Ратледж поднялся выше, чем позволяли его профессиональные заслуги. Вместе со своей должностью он получал приличное жалованье и немалый престиж на вашингтонских вечеринках, где он стоял в списке «А» приглашённых. Это означало, что после ухода с правительственной службы он увеличит свой доход на целый порядок, став консультантом какой-нибудь фирмы. Адлер знал, что он может поступить так же, но не собирался делать этого. Скорее всего он возглавит школу Флетчера в университете Тафта и будет передавать накопленные знания новому поколению будущих дипломатов. Он был слишком молод для настоящего ухода на пенсию. Правда, для Государственного секретаря правительственная жизнь после смерти — ухода с этого поста — значила мало, так что учёный мир примет его с готовностью. К тому же время от времени он будет консультировать заинтересованные фирмы, писать статьи в газетах, где он станет исполнять роль старого и мудрого государственного деятеля.

— Тогда я возьмусь за работу. — Ратледж вышел из кабинета Государственного секретаря и пошёл в свой кабинет на том же седьмом этаже.

Ну что же, мне выпало исполнение почётного поручения, — подумал заместитель Государственного секретаря, даже если это не то поручение, как ему хотелось. Этот парень Райан не был таким президентом, каким, по мнению Ратледжа, должен быть президент. Райан полагал, что трения между государствами можно решить, приставив пистолет к голове недовольных и предъявив ультиматум, вместо того чтобы убеждать их. Путь Ратледжа длиннее, но зато намного безопаснее. Чтобы получить что-то, нужно уступить в чём-то. Правда, осталось уже мало, в чём можно уступить КНР, разве что отказаться от дипломатического признания Тайваня. Он понимал причину, по которой президент пошёл на такой шаг, но всё равно это было ошибкой. Это стало источником раздражения для КНР, и нельзя ставить какой-то идиотский «принцип» на пути международной реальности. Дипломатия, подобно политике — ещё одна область, в которой Райан, как это ни печально, плохо разбирался, — является практическим делом. В Китайской Народной Республике проживает больше миллиарда людей, и это следует уважать. Пусть у Тайваня демократически выбранное правительство и тому подобное, но это всё равно отколовшаяся провинция Китая, а потому их разногласия являются внутренним делом китайцев. Их гражданская война продолжалась больше пятидесяти лет, но азиатам не занимать терпения.

Гм, — подумал он, усаживаясь за стол. — Мы хотим то, что мы хотим, и получим, что хотим… Ратледж взял деловой блокнот и откинулся на спинку кресла, обдумывая текст, который ему предстояло написать. Вполне возможно, что это неправильная политика.

Это может быть глупая политика. Это может быть политика, с которой он не согласен.

Но это была политика, и если он надеялся подняться выше в иерархии Государственного департамента — он имел в виду другой кабинет на этом же этаже — и занять должность первого заместителя Государственного секретаря, ему придётся подать эту политику так, словно она представляла собой его собственную, со страстью и энтузиазмом. «Все равно что быть адвокатом, — подумал Ратледж. Им приходится защищать глупые дела в суде. Это не делало их наёмниками, нет, это делало их профессионалами, а он тоже был профессионалом».

К тому же его так и не сумели поймать. К чести Эдда Келти, он так и не рассказал никому о том, как Ратледж пытался помочь ему стать президентом. Он мог быть двуличным по отношению к президенту, но оставался лояльным к своим людям, как и полагается политическому деятелю. А этот парень Райан, каким бы умным он ни был, так и не догадался об этом. Так вот, господин президент, — подумал Ратледж. — Вы считаете себя умным, но я нужен вам, чтобы формулировать для вас вашу политику. Вот!

* * *
— Это приятная перемена, товарищ министр, — заметил Бондаренко, входя в кабинет директора СВР. Головко указал ему на кресло и налил стопку водки, это топливо русских деловых встреч. Пришедший генерал-полковник сделал обязательный глоток и поблагодарил хозяина за проявленное гостеприимство. Обычно он приходил сюда после окончания рабочего дня, однако на этот раз ему послали официальный вызов, причём сразу после ланча. Бондаренко почувствовал тревогу — когда-то подобное приглашение в штаб-квартиру КГБ означало быстрое посещение мужского туалета — за исключением того, что у него были тёплые отношения с главой русского шпионского ведомства.

— Дело в том, Геннадий Иосифович, что я обсудил ваши идеи с президентом Грушевым, и он пришёл к выводу, что вы носите три звезды на генеральских погонах достаточно долго. Пришло время, сказал президент, и я согласился с ним, что вам пора получить ещё одну золотую звезду вместе с новым назначением.

— Неужели? — Это не застало Бондаренко врасплох, но он с подозрением посмотрел на Головко. Не всегда приятно, чтобы твоя карьера находилась в руках других людей, пусть даже тех, кто ему нравился.

— Да. Со следующего понедельника вы становитесь генералом армии Бондаренко и вскоре после этого отправитесь в путь, чтобы стать главнокомандующим Дальневосточного военного округа.

Брови Бондаренко поднялись от этой новости. Это было осуществлением мечты, которую он лелеял долгие годы.

— Вот как. Могу я спросить, почему на Дальний Восток?

— Дело в том, что на меня произвели впечатление ваши опасения относительно наших соседей. Ко мне поступили донесения из ГРУ о том, что китайская армия продолжает широкомасштабные учения. Говоря по правде, наша разведывательная информация из Пекина — это не всё, что нам хотелось бы получать. Поэтому Эдуард Петрович и я пришли к выводу, что следует укрепить нашу восточную границу. Это станет вашей работой, Геннадий Иосифович. Постарайтесь справиться с этим заданием, и тогда вас ждут ещё более хорошие новости.

«Это могло означать только одно», — подумал Бондаренко, скрывая свои эмоции за бесстрастным лицом игрока в покер. Выше четырех шитых золотых звёзд генерала армии была только одна большая звезда маршала, предельное звание для любого русского солдата. После этого можно стать главнокомандующим всей Российской армии, или министром обороны, или уйти в отставку и писать мемуары.

— Я хотел бы взять с собой в Хабаровск нескольких полковников из своего оперативного управления, — задумчиво произнёс генерал.

— Конечно, это ваша прерогатива. Скажите, Геннадий Иосифович, что вы собираетесь предпринять там?

— Вам это действительно интересно? — спросил только что произведённый генерал армии.

Головко широко улыбнулся при этих словах генерала.

— Понятно. Геннадий Иосифович, вы собираетесь преобразовать Российскую армию по своему образу и подобию?

— Не по «моему образу и подобию», товарищ министр. Я хочу, чтобы наша армия стала такой, какой она была в 1945 году, когда одерживала победу за победой. Существуют образы, которые кое-кому хочется обезобразить, и образы, которых никто не осмеливается коснуться. Какой из них, по вашему мнению, подходит нам лучше?

— Во сколько это обойдётся стране?

— Сергей Николаевич, я не экономист и не бухгалтер, но могу заверить вас, что расходы на это будут намного меньше, чем цена бездеятельности. «Теперь, — подумал Бондаренко, — у меня будет широкий доступ к разведывательным данным, которыми владеет страна». Будет лучше, если Россия потратит деньги на то, что американцы стыдливо называют Национальными техническими средствами — разведывательные спутники стратегического назначения, — что когда-то делал Советский Союз. Но ему придётся пользоваться тем, что есть в его распоряжении. Может быть, ему удастся убедить ВВС совершить несколько специальных полётов…

— Я передам ваши слова президенту Грушевому. — «Хотя это вряд ли принесёт какую-нибудь пользу», — подумал генерал. Государственный карман был выскоблен до предела, денег больше нет, хотя, может быть, это изменится через несколько лет.

— Сможет ли армия получить немного денег от эксплуатации новых минеральных месторождений в Сибири?

Головко кивнул.

— Да, но только не сразу. Проявите терпение, Геннадий Иосифович.

Генерал допил остаток водки.

— Я могу проявить терпение, но будут ли терпеливыми китайцы?

Головко пришлось согласиться с беспокойством генерала.

— Это верно, на этот раз их учения более масштабные, чем раньше. — То, что когда-то было причиной для беспокойства, стало теперь чем-то рутинным, и Головко иногда терял такую информацию в кажущемся беспорядочном потоке каждодневной жизни. — Но не существует дипломатических причин для беспокойства. Между нашими странами дружеские отношения.

— Товарищ министр, я не дипломат и не разведчик, зато изучаю историю. Я припоминаю, что отношения между Советским Союзом и гитлеровской Германией оставались дружескими до 22 июня 1941 года. Передовые части германской армии, ворвавшейся в Советский Союз, миновали советские грузовые поезда, везущие на запад нефть и зерно для фашистов.

— Это верно, и по этой причине у нас существует Служба внешней разведки.

— В этом случае вам нетрудно вспомнить, что в прошлом Китайская Народная Республика всегда с завистью смотрела на минеральные богатства Сибири. Эта зависть выросла ещё больше после того, как в Сибири удалось обнаружить новые богатства. Мы не публиковали это в открытой печати, но можно предположить, что у китайцев есть разведывательные источники прямо здесь, в Москве.

— Мы не можем отбросить такую возможность, — признался Головко. Он не прибавил, что среди этих источников наверняка есть твердокаменные коммунисты из прошлого России, люди, которые оплакивали кончину прошлой политической системы страны и видели в Китае союзника, способного восстановить в России истинную веру в марксизм-ленинизм, пусть даже с небольшим добавлением маоизма. Генерал и директор СВР были в прошлом членами коммунистической партии: Бондаренко потому, что карьера в Советской армии требовала этого, а Головко по той причине, что ему никогда не доверили бы ответственный пост в Комитете, не будь он членом КПСС. Оба механически бормотали бессмысленные слова и старались держать открытыми глаза во время партийных собраний. И в том, и другом случае они посматривали на женщин, присутствующих в зале, или думали о проблемах, представлявших конкретный интерес. Но были и такие, кто слушал и думал о партии и действительно верил в эту чепуху. Как Бондаренко, так и Головко были прагматиками, интересующимися главным образом реальностью, к которой можно прикоснуться и пощупать, а не созданными из пустых слов теоретическими моделями, которые вряд ли смогут когда-нибудь осуществиться. К счастью для обоих, они занимались не проблемами, имеющими отношение к теоретическим вопросам, а профессиями, тесно связанными с действительностью, где на их вольнодумство смотрели сквозь пальцы. Причина заключалась в том, что талантливые люди нужны везде, даже в стране, где на талант смотрели с подозрением и всячески старались сдерживать его. — Но у вас там будут достаточные возможности.

«Вряд ли, — подумал генерал. — Чем он будет располагать на Дальнем Востоке? Шесть дивизий моторизованной пехоты, бронетанковая дивизия и подразделение дивизионной артиллерии. Все эти части принадлежали к регулярной армии, укомплектованные примерно на семьдесят процентов и с сомнительным уровнем подготовки. Его первой задачей, причём совсем непростой, станет превращение этих парней, одетых в военную форму, в солдат Красной армии, сокрушивших немцев под Курском и продолживших наступление, венцом которого было взятие Берлина». Это станет настоящим подвигом, но есть кто-нибудь ещё, способный решить такую задачу? — спросил себя Бондаренко.

Он знал несколько многообещающих молодых генералов, возможно, он похитит одного из них, но среди генералов своего возраста Бондаренко считал себя самым мыслящим в Вооружённых силах России. Ну что ж, ему дали пост командующего и шанс доказать это.

Всегда существует вероятность неудачи, но люди вроде него видят открывающиеся возможности, тогда как другие видят только опасности.

— Полагаю, мне предоставят свободу действий? — спросил он после окончательного размышления.

— В разумных пределах, — кивнул Головко. — Нам хочется, чтобы вы не начали там войну.

— У меня нет желания двинуться на Пекин. Мне не нравится китайская кухня, — шутливо ответил Бондаренко. Кроме того, русские являются хорошими солдатами. Никто не сомневался в их боевых способностях. Им нужны всего лишь хорошая подготовка, хорошее вооружение и квалифицированное руководство. Бондаренко считал, что сможет обеспечить им две потребности из трех и этого должно хватить. Его мозг уже мчался на Восток, он думал о штаб-квартире, каких штабистов он найдёт там, кого ему придётся заменить и откуда взять замену. Там будут трутни, офицеры-карьеристы, стремящиеся только отслужить свой срок, заполняя бланки, словно в этом заключался смысл службы старшего офицерского состава. Такие офицеры увидят, что их карьера подошла к концу — пожалуй, он даст всем тридцать дней, чтобы исправиться, и если он знал себя, после такого внушения некоторые заново откроют смысл своей профессии.

Но больше всего он надеялся на рядовых солдат, молодых парней, которые равнодушно носят военную форму своей страны, потому что никто не объяснил им, кто они и какой важной является задача, стоящая перед ними. Он исправит это. Они будут настоящими солдатами, эти молодые парни. Стражи страны, в которой родились, они заслуживают того, чтобы стать гордыми стражами. После соответствующей подготовки, уже через девять месяцев они будут лучше носить свою форму, стоять, выпрямившись, и немного важничать во время увольнительных, как и подобает солдатам. Он покажет им, как нужно вести себя, заменит им отца, подгоняя и уговаривая своих новых сыновей, как стать мужчинами. Это достойная цель для любого мужчины, и он, в качестве главнокомандующего войсками на Дальнем Востоке, подаст пример, которому захотят следовать Вооружённые силы всей страны.

— Итак, Геннадий Иосифович, что мне передать президенту? — спросил Головко, наклонившись через стол и подливая в стопку своего гостя ещё немного отличной «Старки».

Бондаренко поднял свою стопку, словно салютуя хозяину кабинета.

— Товарищ министр, прошу передать президенту, что теперь у него есть новый главнокомандующий войсками на Дальнем Востоке.

Глава 18Процессы эволюции

Интересной частью новой работы для Манкузо было то, что теперь он командовал не только авиацией, в которой он разбирался не так уж плохо, но и наземными подразделениями, в деятельности которых не разбирался совсем. В этот контингент входила Третья дивизия морской пехоты, базирующаяся на Окинаве, и Двадцать пятая армейская дивизия лёгкой пехоты в казармах Шофилд на острове Оаху. Манкузо никогда не приходилось непосредственно командовать ста пятьюдесятью или большим числом подчинённых, причём все находились на борту его первой и последней настоящей — так он думал о ней — воинской части, атомной подводной лодки «Даллас». Это было хорошее число, достаточно большое, чтобы превышать размерами даже большую семью, и достаточно маленькое, чтобы он мог знать в лицо и по имени каждого подчинённого. Командование Тихоокеанским театром никак не походило на это. Даже если возвести в квадрат число моряков на «Далласе», эта цифра будет несравнима с тем личным составом, которым он мог распоряжаться из-за письменного стола в своём кабинете.

Он прошёл курс Кэпстоуна. Это была программа, специально предназначенная для того, чтобы познакомить новых офицеров генеральского и адмиральского ранга с остальными родами войск. Манкузо пробирался по лесу с солдатами, ползал по грязи с морскими пехотинцами, даже наблюдал за воздушной дозаправкой, сидя на откидном сиденье летающего танкера С-5В (это была самая неестественная операция, которую он когда-либо наблюдал, соединение в воздухе двух самолётов на скорости в триста узлов).

Он играл с тяжёлыми войсками в Форт-Ирвин, Калифорния, где пробовал свои силы в вождении танков и боевых машин «Брэдли», а также в стрельбе из них. Несмотря на то что он повидал все, играл с молодыми парнями, пачкал в грязи обмундирование, адмирал понимал, что не сумел постигнуть все тонкости действий разных родов войск. Он получил самое приблизительное представление о том, как эти войска выглядели, пахли и звучали. Он видел уверенный взгляд на лицах военнослужащих, одетых в обмундирование разного цвета, и повторял себе, не меньше сотни раз, что они, по сути дела, все одинаковы. Сержант, командующий танком «Абрамс», мало отличался от старшего торпедиста на быстроходной подводной лодке, просто не так часто принимал душ, а солдат из «зелёных беретов» походил на лётчика самолёта-истребителя в своей величественной самоуверенности. Но чтобы эффективно командовать такими людьми, ему нужно знать больше, говорил себе главнокомандующий Тихоокеанским театром. Ему следует пройти более тщательную «совместную» подготовку. Но затем он говорил себе, что можно взять лучшего лётчика-истребителя из ВВС или военно-морского флота, и даже тогда ему понадобятся месяцы, чтобы понять, что он делал на «Далласе». Черт побери, да только для того, чтобы усвоить важность безопасности реакторной установки, потребуется год — примерно столько времени понадобилось ему, чтобы научиться когда-то всему этому, а по характеру обучения Манкузо не был «атомщиком». Он всегда был на переднем крае. Все рода войск отличались друг от друга в своём ощущении операции. Причина заключалась в том, что все операции по своей природе так же отличались одна от другой, как овчарка отличается от бультерьера.

Но ему необходимо командовать всеми, и командовать эффективно, потому что в противном случае будет допущена ошибка и в дом миссис Смит поступит телеграмма, сообщающая о безвременной смерти её сына или мужа, из-за того, что какой-то старший офицер не сумел справиться с порученной ему операцией. Ну что ж, напомнил себе адмирал Барт Манкузо, именно по этой причине у него такое большое количество штабных офицеров. Среди них был офицер — специалист по надводным кораблям, объясняющий ему, чем занимается та или иная цель (для Манкузо все надводные корабли являлись целью), офицер «эрдель»[42] из морской авиации, объясняющий, какова задача самолётов морской авиации. Были в их числе офицер и несколько солдат корпуса морской пехоты, которые рассказывали ему о жизни в грязи, и пара офицеров ВВС, старающихся объяснить, на что способны их птички. Все давали ему советы, которые, как только он принимал их, становились исключительно его идеей, потому что он командовал всеми этими родами войск, а командование означало, что он несёт ответственность за всё, что происходит в Тихом океане и в его окрестностях. Он отвечал за то, что недавно произведённый в очередное звание старшина, сидящий за штурвалом истребителя-бомбардировщика F-4, похотливо отзывается о сиськах другого лётчика на F-4, у которого (у которой, так вернее) они есть. Это было новшество в морской авиации, которое Манкузо хотел бы отложить ещё лет на десять. Женщины служили теперь даже на подводных лодках, и адмирал ничуть не жалел, что не застал это небольшое нововведение. Что бы подумал, чёрт возьми, обо всём этом Маш Мортон и командиры его группы подводных лодок времён Второй мировой войны?

Манкузо пришёл к выводу, что он знает, как организовать учения Тихоокеанского флота, в котором половина Седьмого флота якобы атакует и уничтожает вторую половину, за чем следует условная высадка батальона морской пехоты. Истребители морской авиации будут вести учебные бои с истребителями ВВС, и когда все закончится, результаты, подсчитанные на компьютерах, покажут, кто выиграл и кто потерпел поражение. Ставки самого различного сорта будут оплачиваться в многочисленных барах, и, несомненно, не удастся обойтись без обид и недовольства, потому что доклады о боевой готовности (а вместе с ними и карьеры) будут зависеть от исхода учений.

Из всех родов войск, находившихся под его командой, подводный флот был подготовлен лучше других. Это и понятно, потому что раньше адмирал Манкузо был командующим подводным флотом на Тихом океане и он принял все меры для того, чтобы его подлодки были в отличном состоянии. К тому же непродолжительная война, в которой они принимали участие два года назад, сумела внушить каждому чувство мотивации, причём до такой степени, что команды атомных ракетоносцев сумели организовать подводную засаду, достойную лучших дней Чарли Локвуда. Операция была проведена настолько успешно, что матросы ракетоносцев, сходя на берег, все ещё расхаживали с нескрываемым чувством гордости. Атомные ракетоносцы оставались на службе в составе флота в качестве вспомогательных быстроходных штурмовых субмарин, потому что Манкузо доложил свои соображения командующему морскими операциями, которым был его друг Дейв Ситон, а тот, в свою очередь, представил эти соображения конгрессу. Конгресс был тихим и ручным после того, как произошли два недавних конфликта, убедивших его, что люди в военной форме имеют больше обязанностей, чем просто открывать и закрывать двери для избранных представителей нации, и выделил дополнительные средства. К тому же субмарины класса «Огайо» были слишком дорогими, чтобы просто пустить их на слом, и они занимались теперь главным образом ценными океанографическими исследованиями в северной части Тихого океана, что вызвало одобрение у той части палаты представителей, которые относились к защитникам окружающей среды. Они имели теперь слишком много политического влияния, по мнению этого адмирала в белоснежном мундире.

С приходом каждого нового дня проводился утренний брифинг адмирала Манкузо, чем занимался обычно бригадный генерал Майк Лар, его начальник разведки. Это было особенно хорошей новостью. Утром 7 декабря 1941 года[43] Соединённые Штаты поняли необходимость обеспечения командующих флотами разведывательной информацией, в которой они могут нуждаться, так что адмирал Манкузо, в отличие от адмирала Хазбенда И. Киммеля, привык изучать массу разведданных.

— Доброе утро, Майк, — поздоровался Манкузо со своим начальником разведки, пока вестовой ставил на стол утренний кофе.

— Доброе утро, сэр, — ответил бригадный генерал.

— Какие новости на Тихом океане?

— Главной новостью сегодняшнего утра является назначение русскими нового командующего их Дальневосточным военным округом. Его зовут Геннадий Бондаренко. До этого он являлся начальником оперативного управления Российской армии. У него весьма интересная биография. Начал службу в армии офицером связи, что не является боевым родом войск, но он блестяще проявил себя в Афганистане в самом конце этой советской авантюры. Его наградили орденом Красного Знамени, и потом он стал Героем Советского Союза — получил обе награды, когда был в звании полковника. С этого момента Бондаренко стремительно продвигался вверх по служебной лестнице. У него хорошие политические связи. Работал в тесном сотрудничестве с парнем по имени Головко — это бывший высокопоставленный офицер КГБ, сейчас возглавляет СВР — Службу внешней разведки и лично знаком с президентом — я имею в виду, с нашим президентом. Фактически Головко является заместителем русского президента Грушевого — что-то вроде премьер-министра. Грушевой прислушивается к его советам, и у Головко существует связь с Белым домом по проблемам, представляющим взаимный интерес.

— Значит, русские могут обращаться к нашему президенту через этого Головко? А что он за человек? — спросил главнокомандующий Тихоокеанским театром.

— Наши друзья в Лэнгли характеризуют Головко как очень умного и очень способного. Но вернёмся к Бондаренко. В информации, собранной о нем, говорится, что он тоже очень умный и очень способный генерал, кандидат на дальнейшее продвижение. Хороший ум и незаурядная личная храбрость всегда содействовали успешной карьере в Российской армии, впрочем, как и в нашей.

— В каком состоянии войска в его округе?

— Далеко не в лучшем, сэр. Мы увидели восемь дивизий, из них шесть дивизий моторизованной пехоты, одну бронетанковую и одну артиллерийскую. На наших спутниковых фотографиях видно, что все восемь не укомплектованы полностью, и они проводят мало времени, занимаясь полевыми учениями. Если верить собранным о нем сведениям, Бондаренко все это изменит.

— Ты так считаешь?

— До назначения на Дальний Восток он был начальником оперативного управления и требовал, чтобы войска повышали свою боевую готовность. Кроме того, он что-то вроде военного интеллектуала. В прошлом году опубликовал обширное эссе о римских легионах, называется «Солдаты Цезарей». Между прочим, в нём содержится отличная цитата о римском войске из Иосифа Флавия[44]: «Их учения похожи на бескровные битвы, а их битвы напоминают кровавые учения». Как бы то ни было, это чисто историческое исследование, в котором Бондаренко использует такие источники, как Флавий и Вегеций[45], однако смысл совершенно очевиден. Бондаренко отстаивает лучшую подготовку для Российской армии и создание касты профессиональных сержантов. Он потратил много времени на обсуждение Вегецием проблемы подготовки центурионов. В Советской армии не было сержантов, как мы понимаем этот термин, и Бондаренко принадлежит к новому поколению высокопоставленных офицеров, доказывающих, что пора ввести институт сержантов в новой Российской армии. Кстати, это отличная мысль, — заметил Лар.

— Значит, по твоему мнению, ему удастся перестроить войска на Дальнем Востоке и сделать их вполне готовыми к современным сражениям? А как относительно русского военно-морского флота?

— Флот не относится к Бондаренко. Он командует наземными войсками и тактической фронтовой авиацией, но это все.

— Тем лучше для него. Их флот так глубоко завяз в дерьме, что они даже не могут найти рулон туалетной бумаги. Что ещё?

— У меня много говорится о политических проблемах России, вы можете прочитать это в свободное время. Китайские войска продолжают активные манёвры. Сейчас четыре китайские дивизии занимаются учениями к югу от реки Амур.

— Такие крупные манёвры?

— Адмирал, китайская армия занимается усиленной боевой подготовкой уже в течение почти трех лет. Ничего лихорадочного, но они тратят огромные деньги на то, чтобы максимально повысить боевую готовность Народной армии. В этих учениях принимают участие сотни танков и бронетранспортёров. Недалеко от Амура у них отличный тренировочный полигон, вроде нашего в Неваде, только местность не такая ровная. Там почти нет населения. Сначала, когда они взялись за напряжённую подготовку, мы внимательно наблюдали за ними, но теперь это превратилось в рутинное дело.

— Вот как? А что думают об этом русские?

Лар потянулся в своём кресле.

— Сэр, по-видимому, в этом и заключается причина, по которой Бондаренко получил новое назначение. Это резко отличается от того, как раньше готовились к военным действиям русские. На этом театре китайцы значительно превосходят их в численности, однако не заметно никаких военных столкновений. Политические отношения между странами достаточно мирные.

— Ага, — проворчал главнокомандующий Тихоокеанским театром из-за своего стола. — А как с Тайванем?

— Немного повысился уровень подготовки в районе пролива, временами проводятся учения, но в них участвует главным образом пехота, ничего похожего на учения с участием амфибий. Мы наблюдаем за ними с помощью наших друзей из Республики Китай.

Манкузо кивнул. Сейф у него за спиной был полон планов, касающихся перехода Седьмого флота на запад, и почти каждый день в порту Тайваня находился один из его надводных кораблей, прибывших сюда с «визитом дружбы». Для моряков Республика Китай была чертовски хорошим местом, где можно весело провести увольнение на берег. А присутствие серо-стального корабля военно-морского флота США, ошвартованного у причала, надёжно защищало город от ракетного нападения. Даже царапина на борту американского военного корабля деликатно рассматривалась как «казус белли» — повод к войне. Никто не считал, что китайские коммунисты уже готовы на такой шаг. Для того чтобы ситуация оставалась неизменной, Манкузо держал в этом регионе авианосцы, постоянно проводящие учения со своими истребительными и штурмовыми авиационными подразделениями, как это было в 1980-х годах. В Формозском проливе у него всегда находилась одна из атомных подводных лодок. Об этом будто случайно сообщалось в средствахмассовой информации, на основе якобы просочившихся сведений. Только в редком случае субмарина заходила в местный порт.

Подводные лодки гораздо эффективнее, когда их никто не видит. Но во втором сейфе хранилось множество фотографий китайских военных кораблей, сделанных через перископ из подводного положения. Тут же лежали «фотографии корпусов», сделанные прямо под килями китайских кораблей, что служило хорошей тренировкой и испытанием смелости командиров его субмарин.

Временами он заставлял своих подводников следовать за атомными субмаринами китайского флота, как это делал он на «Далласе» с субмаринами бывшего советского флота. Но сейчас все было намного проще. Китайские реакторные установки шумели так, что рыбы далеко обходили их, чтобы не оглохнуть, как шутили его гидролокаторщики. Как бы ни размахивала саблей КНР, угрожая Тайваню, нападение на остров при его защите Седьмым флотом быстро превратится в кровавую мясорубку, и Манкузо надеялся, что в Пекине понимают это. В случае, если там питают какие-то иллюзии, коммунистический Китай поймёт, какой кровавой и дорогостоящей является подобная попытка. Но пока у КНР не было достаточного количества кораблей-амфибий, и континентальный Китай, по-видимому, не собирался строить их.

— Значит, на Тихоокеанском театре спокойный день? — спросил Манкузо, когда брифинг закончился.

— Похоже на это, — подтвердил генерал Лар.

— Как мы ведём наблюдение за нашими китайскими друзьями?

— Главным образом с помощью спутников-шпионов, — ответил начальник разведки. — У нас никогда не было возможности получать разведывательную информацию из Китая непосредственно от агентуры — по крайней мере, я не слышал об этом.

— А почему?

— Видите, самым простым способом объяснить это является следующее: мы с вами вряд ли сможем затеряться в массе китайского народа, а наши азиатские граждане в основном работают программистами в компьютерных фирмах, это стало мне известно, когда я проверял ситуацию в последний раз.

— Это верно, на флоте их немного. А в армии?

— Там их тоже мало, сэр. Они представлены в Вооружённых силах крайне слабо.

— Интересно почему.

— Сэр, я офицер разведки, а не демограф, — напомнил адмиралу Лар.

— Полагаю, ваша работа достаточно трудна, Майк. Если появится что-нибудь интересное, сообщите мне.

— Можете не сомневаться, сэр. — Лар вышел из кабинета, где его тут же заменил начальник оперативного управления, который расскажет главнокомандующему, какими силами он располагает в этот прекрасный день на Тихоокеанском театре, а также о том, какие корабли и самолёты вышли из строя и нуждаются в ремонте.

* * *
Она не стала менее привлекательной, хотя отыскать её оказалось достаточно трудно.

Таня Богданова не скрывалась ни от кого, просто в течение нескольких дней она находилась вне пределов досягаемости.

— Ты была занята? — спросил Провалов.

— Да, у меня был особый клиент, — кивнула она. — Я провела время с ним в Санкт-Петербурге. Я не взяла мобильник. Этому клиенту не нравится, когда его прерывают, — объяснила Таня, без малейших признаков стеснения.

Провалов мог спросить, сколько придётся заплатить за несколько дней в её компании, и она, возможно, ответила бы ему. Однако затем он решил, что знать это не так уж необходимо. Она оставалась прелестным видением, не хватало только белых пушистых крыльев, чтобы стать ангелом. Если, конечно, не принимать во внимание глаза и сердце. Первые были холодными, а второе отсутствовало совсем.

— У меня есть вопрос, — спросил капитан милиции.

— Да?

— Имя. Ты знаешь Климентия Ивановича Суворова?

В её глазах промелькнула улыбка.

— О да. Я хорошо знаю его. — Она не стала объяснять, что значит «хорошо».

— Что ты можешь рассказать о нем?

— Что вас интересует?

— Начнём с адреса.

— Он живёт под Москвой.

— Под каким именем?

— Он не знает, что я знаю, но я один раз заглянула в его документы. Иван Юрьевич Конев.

— Как это удалось тебе? — спросил Провалов.

— Он спал, разумеется, и я обшарила его одежду, — ответила она так равнодушно, словно только что сказала капитану, где покупает хлеб.

«Значит, он трахнул тебя, а ты в ответ трахнула его», — подумал Провалов, но промолчал.

— Ты не помнишь его адреса?

Девушка покачала головой.

— Нет, но это один из новых коттеджных посёлков за пределами Окружной дороги.

— Когда ты видела его последний раз?

— За неделю до того дня, когда погиб Григорий Филлипович, — сразу ответила она.

Тут на Провалова нашло озарение.

— Таня, ночью перед тем утром, когда погиб Григорий Филлипович, ты видела кого-нибудь ещё?

— Да, это был бывший солдат или что-то вроде, дай мне подумать… Пётр Алексеевич… по-моему…

— Амальрик? — спросил Провалов, приподнимаясь со стула.

— Да, похоже на это. На руке у него была татуировка, спецназовская татуировка, многие делали это в Афганистане. Он много воображал о себе, но в искусстве любви слабоват, — добавила Таня, заканчивая этими словами обсуждение достоинств солдата спецназа.

И лучше уже не станет, — мог бы добавить Провалов.

— Кто организовал для него эту, ну, скажем, встречу?

— А, этим занимался Климентий Иванович. У него была договорённость с Григорием.

Судя по всему, они давно знали друг друга. Григорий часто организовывал специальные встречи для друзей Климентия.

Суворов дал возможность одному или обоим убийцам переспать с проститутками, принадлежащими сутенёру, которого они убьют на следующий день!.. Кем бы ни был Суворов, у него незаурядное чувство юмора… а вдруг настоящей целью покушения являлся Сергей Николаевич? У Провалова появилась важная информация, но она ничуть не продвинула вперёд расследование. Ещё один факт, который сделал его работу только труднее, а не легче. Он вернулся к двум возможным вариантам: этот Суворов нанял двух киллеров, чтобы убить Распутина, и затем их убили для «страховки», чтобы избежать возможных последствий. Или он нанял Амальрика и Зимянина, чтобы они устранили Головко, и затем убил их, потому что они допустили серьёзную ошибку. Какой из этих двух вариантов правильный? Ему придётся найти Суворова, чтобы получить ответ на этот вопрос. Но теперь у него было имя и приблизительный адрес. С этим можно работать.

Глава 19Охота за человеком

Все успокоилось в штаб-квартире «Радуги» в английском городке Герефорде, причём до такой степени, что оба — Джон Кларк и Динг Чавез — начали проявлять симптомы нетерпения. Тренировки продолжались так же напряжённо, как и раньше, но ещё никто не утонул в потоках пота, а работа с мишенями, бумагами и электроникой была — как бы это сказать, не настолько удовлетворяющей стремление солдат к работе, как это сделало бы столкновение с настоящими преступниками, — правильнее сказать, она была недостаточно волнующей. Однако солдаты, входящие в состав обеих групп, не говорили об этом даже между собой, опасаясь показаться кровожадными и непрофессиональными. Они делали вид, что их вполне устраивает отсутствие реальных операций.

Учения представляли собой бескровные сражения, а сражения являлись кровавыми учениями, как писал Иосиф Флавий. К тому же серьёзное отношение к учениям позволяло «Радуге» поддерживать подготовку на самом высоком уровне. Их мастерство было отточено до такой остроты, что могло бы сбрить пушок с лица младенца.

О существовании «Радуги Шесть» так и не было объявлено, по крайней мере, это не сделали официально. Однако слухи каким-то образом распространились. Не в Лондоне и не в Вашингтоне, но кое-где на континенте стало известно, что НАТО располагает теперь весьма специальной и отлично подготовленной антитеррористической группой, которая совершила несколько крайне опасных вылазок и только в ходе одной операции понесла незначительные потери от рук ирландских террористов, которые, однако, заплатили горькую цену за недооценку борцов с терроризмом. Европейские газеты называли солдат «Радуги» «людьми в чёрном», по цвету обмундирования, в котором они штурмовали места, в которых засели террористы. Относительная неосведомлённость европейских средств массовой информации сделала «Радугу» ещё более свирепой и жестокой организацией, чем это было на самом деле. Грозная слава об антитеррористической организации распространилась настолько широко, что, когда группа была вызвана в Нидерланды несколько месяцев назад, через пару недель после того, как в европейские газеты просочились первые сообщения о существовании «Радуги», произошло первое бескровное событие. Плохие парни, захватившие начальную школу, узнав, что к штурму готовится группа знаменитой «Радуги», сразу согласились на переговоры с доктором Полом Беллоу и сдались ещё до того, как группа начала действовать. Это стало наилучшим исходом для всех. Мысль о том, что придётся штурмовать школу, полную детей, не пришлась по вкусу даже «Людям в чёрном».

В течение нескольких месяцев кое-кто из солдат «Радуги» получил ранения или их вернули обратно в свои подразделения. Их заменили другие солдаты, пополнившие штурмовые группы. Одним из них стал Этторе Фальконе, бывший полицейский из итальянского Корпуса карабинеров. Он был послан в Герефорд как для помощи этой организации НАТО, так и для собственной защиты. Одним прекрасным весенним вечером Фальконе шёл по улице города Палермо в Сицилии с женой и недавно родившимся сыном, когда прямо перед ним послышалась автоматная стрельба. Трое преступников стреляли из автоматов в пешехода, его жену и полицейского, служившего телохранителем. В следующее мгновение Фальконе выхватил «беретту» и прикончил всех трех преступников выстрелами в голову с расстояния в десять метров. Его вмешательство не помогло спасти жертв, но привело в ярость капо мафиозо, двое сыновей которого принимали участие в нападении. Фальконе открыто заявил, что не боится угроз мафии, но более разумные головы в Риме рассудили по-иному. Итальянскому правительству не хотелось, чтобы разразилась кровавая вражда между мафией и федеральным полицейским агентством, и Фальконе послали вместе с семьёй в Герефорд, где он стал первым итальянским солдатом «Радуги». Там он быстро доказал, что является лучшим пистолетчиком, которого когда-либо видели солдаты обеих штурмовых групп.

— Проклятье, — выдохнул Джон Кларк, закончив пятую серию из десяти выстрелов. Этот парень снова превзошёл его! Фальконе прозвали здесь «Большой птицей». Этторе-Гектор был ростом за метр девяносто и походил на баскетболиста. Его рост и форма тела никак не подходили для солдата антитеррористического подразделения, но зато — боже мой! — как стрелял этот сукин сын!

— Грацие, генерал, — сказал итальянец, принимая от Кларка пятифунтовую банкноту, которая была ставкой.

И Джон даже не мог сослаться на то, что ему приходилось стрелять, защищая свою жизнь, тогда как итальянец оттачивал своё мастерство на бумажных мишенях. Этот макаронник сумел тремя выстрелами уложить трех преступников, вооружённых автоматами «SMG», причём сделал это, стоя рядом с женой и маленьким сыном. Он был не просто талантливым стрелком, у этого парня между ног висели два огромных бронзовых предмета. Его жена, Анна-Мария, обладала поразительным искусством приготовления итальянских блюд. Как бы то ни было, Фальконе превзошёл Кларка на одно очко в соревновании, где они выстрелили по пятьдесят патронов каждый. А ведь Джон практиковался на стрельбище целую неделю перед этим ответственным соревнованием.

— Этторе, где, черт побери, ты научился так стрелять? — потребовал разъяснения Радуга Шесть.

— В полицейской академии, генерал Кларк. До неё я не держал в руках оружия, но там был хороший инструктор, который меня многому научил, — ответил итальянский сержант с дружеской улыбкой. Он ничуть не гордился своим талантом, и это делало его победу ещё более обидной.

— Да, по-видимому. — Кларк положил свой пистолет в кейс, потянул застёжку-«молнию» и пошёл прочь от огневого рубежа.

— Вы тоже, сэр? — спросил его Дейв Вудз, инструктор стрельбища, когда Кларк подошёл к двери.

— Значит, не только я соревновался с ним? — удивился Радуга Шесть.

Вудз поднял голову от своего сэндвича.

— У этого парня теперь чертовски большой кредит в «Зелёном Драконе», после того как он превзошёл меня! — заявил он. А ведь главный сержант Вудз мог действительно научить стрельбе самого Уайта Эрпа[46]. В любимом баре SAS и «Радуги» Вудз, вероятно, познакомил новобранца с английским горьким пивом. Да, победить Фальконе в стрельбе из пистолета будет непросто. Трудно выиграть у парня, который раз за разом попадает в десятку.

— Ну что ж, сержант, тогда я в хорошей компании. — Кларк хлопнул его по плечу и открыл дверь, качая головой. Позади него раздались выстрелы — это Фальконе разрядил ещё одну обойму. По-видимому, ему нравилось быть лучшим стрелком, и он не жалел усилий, чтобы остаться на этом месте. Прошло много времени с того момента, когда кто-то превзошёл Джона в пистолетной стрельбе. Ему это не нравилось, но справедливость прежде всего, и Фальконе одержал верх, соблюдая все правила.

Неужели это ещё один знак того, что он стареет? Конечно, он не мог бегать так быстро, как бегают молодые солдаты «Радуги», и это тоже беспокоило его. Джон Кларк не хотел становиться стариком. Он не был готов к тому, чтобы стать дедом, но тут у него не было выбора. Дочь и Динг подарили ему внука, и он не мог попросить, чтобы они забрали его обратно. Кларк старался сохранять свой вес, хотя для этого нередко требовалось, как, например, сегодня, отказаться от ланча ради того, чтобы скинуть пять лишних фунтов на пистолетном стрельбище.

— Как прошло соревнование, Джон? — спросил Алистер Стэнли, когда Кларк вошёл в здание штаба.

— Этот парень действительно умеет стрелять, Ал, — ответил Джон, пряча пистолет в ящик письменного стола.

— Вот как. Он выиграл у меня пять фунтов на прошлой неделе.

Джон фыркнул.

— Значит, это мнение единогласно. — Он опустился в своё вращающееся кресло, снова превратившись в гражданское лицо — «костюм», как он называл свою должность. — К нам поступило что-нибудь, пока я терял деньги на стрельбище?

— Только вот это из Москвы. Вообще-то пришло не по адресу, — сказал Стэнли своему боссу, передавая ему факс.

* * *
— Чего они хотят? — спросил Эд Фоули в своём кабинете на седьмом этаже.

— Они хотят, чтобы мы помогли в подготовке их людей, — повторила Мэри-Пэт, глядя на своего мужа. Текст факса был настолько невероятным, что потребовалось повторение.

— Господи, девочка, мы будем теперь готовить полицейских для всего мира?

— По мнению Сергея Николаевича, мы у него в долгу. Ты ведь знаешь…

Директор ЦРУ был вынужден кивнуть, услышав это.

— Да, пожалуй, может быть, и в долгу. Правда, эту проблему придётся обсудить на самом верху.

— Повод для Джека посмеяться, — сказала заместитель директора ЦРУ по оперативной работе.

* * *
— Дерьмо, — произнёс Райан в Овальном кабинете, когда Эллен Самтер передала ему факс, присланный из Лэнгли. Затем он поднял голову. — О, Эллен, извините меня.

Она улыбнулась, глядя на Джека, как смотрит мать на ребёнка, развитого не по годам.

— Да, господин президент.

— У вас найдётся…

Миссис Самтер начала носить платья с большими карманами. Из левого она достала пачку сигарет «Виргиния Слимс» и протянула президенту. Тот достал сигарету и закурил от пламени бутановой зажигалки, тоже лежащей в пачке.

— Как вам это нравится?

— Вы знакомы с ним, правда? — спросила миссис Самтер.

— С Головко? Да. — Райан улыбнулся, снова вспоминая пистолет у своего лица и — VC-137, с громом реактивных двигателей несущийся по взлётной дорожке московского аэропорта Шереметьево. Как давно это было! Теперь он мог думать об этом с улыбкой. В то время, однако, происходящее не казалось забавным. — О да. Мы с Сергеем старые друзья.

Как секретарь президента, Эллен Самтер имела допуск практически ко всему, время от времени президент Райан даже просил у неё сигарету. И всё-таки было кое-что, о чём она не знала и никогда не узнает. Она была достаточно умной, чтобы проявлять любопытство, но в то же время настолько умной, чтобы не задавать некоторые вопросы.

— Если вы так считаете, господин президент.

— Спасибо, Эллен. — Райан сел поудобнее в кресле и глубоко затянулся тонкой сигаретой. Почему в момент стресса его снова тянет к этим проклятым штуковинам, от которых он кашляет? Хорошей новостью было то, что от них у него кружится голова. Выходит, это означает, что он всё-таки не настоящий курильщик, сказал себе президент Соединённых Штатов. Он снова прочитал факс, состоящий из двух страниц. Одна содержала подлинный факс от Сергея Николаевича в Лэнгли — ничего удивительного, у него был доступ к прямой линии связи с Мэри-Пэт, и он хотел показать это, — а другая страница была рекомендацией Эдварда Фоули, директора ЦРУ.

Несмотря на свою официальную форму, смысл факса был очень прост. Головко даже не требовалось объяснять, почему Америке следует выполнить его просьбу. Муж и жена Фоули, а также Джек Райан знали, что КГБ оказал ЦРУ и американскому правительству помощь в двух очень секретных и важных операциях. То обстоятельство, что одновременно обе помогали также и интересам России, не относилось к делу. Таким образом, у Райана не было выбора. Он поднял телефонную трубку и нажал на кнопку быстрого набора.

— Фоули, — ответил мужской голос.

— Райан, — в свою очередь произнёс Джек. Затем он услышал, как его собеседник на другом конце канала связи выпрямился в кресле. — Я получил факс.

— И? — спросил директор ЦРУ.

— Как ещё, черт побери, можем мы поступить?

— Я согласен. — Фоули мог добавить, что ему лично нравится Сергей Головко. Он также знал, что и Райан придерживается такой же точки зрения. Но речь шла не о том, кто кому нравится или не нравится. Сейчас они вершили политику государства, а это было намного значительнее, чем личные эмоции. Россия помогла Соединённым Штатам Америки, и теперь Россия обращалась к Соединённым Штатам Америки с просьбой об ответной помощи. При нормальных отношениях между государствами подобные просьбы, если ранее уже были прецеденты, должны выполняться. Этот принцип ничем не отличался от того, что вы давали соседу грабли, получив накануне возможность воспользоваться его шлангом. — Ты займёшься этим или я?

— Просьба поступила в Лэнгли, ты и отвечай на неё. Выясни, что конкретно он хочет. Мы ведь не хотим скомпрометировать «Радугу», не правда ли?

— Нет, Джек, но это маловероятно. Ситуация в Европе заметно успокоилась. Солдаты «Радуги» проводят сейчас главным образом учения и дырявят мишени на полигонах. Сенсационная статья, появившаяся в газетах — между прочим, мы должны быть благодарны этому хмырю, которой сумел докопаться до «Радуги». — Директор ЦРУ редко отзывался о прессе с благодарностью. В этом случае какой-то служащий в правительстве слишком много разболтал о чём-то, что стало ему известным, однако конечный результат возымел желаемый эффект, несмотря на то, что газетная статья была полна ошибок. В общем-то, ничего удивительного в этом не было. Но некоторые ляпы сделали из солдат «Радуги» суперменов, что понравилось солдатам и заставило врагов остановиться и задуматься. В итоге терроризм в Европе практически исчез после своего короткого (и в некоторой степени искусственного, как стало потом известно) возрождения. Люди в Чёрном превратились в слишком пугающего противника, и никто не решался противостоять им. Мелкие преступники продолжали преследовать маленьких старых дам, которые только что получили деньги по своим чекам социального страхования, если вблизи не было вооружённого полицейского. В этом преступники действовали по-своему рационально — маленькая старая дама не может достаточно эффективно сопротивляться хулигану, тогда как у полицейского есть пистолет.

— Надеюсь, наши русские друзья не станут много трепаться.

— Думаю, в этом мы можем положиться на них, Джек, — согласился Эд Фоули.

— У тебя нет никаких возражений?

Райан почти слышал, как директор ЦРУ ёрзал на своём кресле.

— Мне никогда не хотелось добровольно посвящать кого-то в наши методы, но ведь это не разведывательная операция как таковая, да и русские могут сами узнать почти все из книг. Так что, по моему мнению, мы можем пойти им навстречу.

— Согласен, — сказал президент.

Райану показалось, что он видит кивок на другом конце канала связи.

— О'кей, ответ будет отправлен сегодня.

* * *
С копией в Герефорд, разумеется. Факс лёг на стол Джона перед самым концом рабочего дня. Он пригласил Ала Стэнли и передал ему факс.

— Вижу, мы становимся знаменитыми, Джон.

— Тебе это нравится? — с отвращением спросил Кларк. Оба были в прошлом тайными агентами, и если бы нашёлся способ хранить в секрете свои имена и деятельность от собственных начальников, они уже давно нашли бы этот способ.

— Полагаю, ты сам отправишься в Москву. Кого собираешься взять с собой?

— Динга и вторую группу. Мы с Дингом уже побывали в Москве и встречались с Сергеем Николаевичем. По крайней мере, он не увидит слишком много новых лиц.

— Это верно. Насколько мне известно, ты отлично владеешь русским языком.

— Лингвистическая школа в Монтерее имеет превосходных преподавателей, — кивнул Джон.

— Сколько времени ты думаешь пробыть в Москве?

Кларк посмотрел на факс и задумался.

— Пожалуй, не больше… трех недель, — сказал он наконец. — Их парни из спецназа неплохие бойцы. Мы организуем там тренировочный лагерь для них, а через некоторое время сможем, пожалуй, пригласить их к нам. Как ты считаешь?

Стэнли решил не говорить о том, что SAS и в особенности британское Министерство обороны будут биться в истерике из-за этого, но в конце концов им придётся согласиться. Это называется дипломатией, и её принципы образуют политику для большинства стран, нравится им это или нет.

— Думаю, нам придётся так поступить, Джон, — сказал Стэнли, уже слыша вопли, крики и стоны из остальной части лагеря и особенно из Уайтхолла.

Кларк поднял телефонную трубку и нажал кнопку, вызывая своего секретаря, Элен Монтгомери.

— Элен, позвоните Дингу и попросите его прийти ко мне. Спасибо.

— Насколько я помню, он тоже неплохо владеет русским.

— У нас были отличные преподаватели. Но у него южный акцент.

— А у тебя?

— Жителя Ленинграда — теперь, конечно, Санкт-Петербурга. Ал, ты веришь во все эти перемены?

Стэнли опустился на стул.

— Джон, мне это кажется безумным, даже сейчас, а ведь прошло больше десяти лет с того момента, когда они спустили красный флаг над Кремлём.

Кларк кивнул.

— Помню, как я увидел это по телевидению. Едва не упал со стула.

— Привет, Джон, — послышался знакомый голос со стороны двери. — Привет, Ал.

— Заходи и садись, мой мальчик.

Чавез, носящий временное звание майора в SAS, заколебался, услышав слова «мой мальчик». Всякий раз, когда Джон пользовался этим выражением, предстояло что-то необычное. Однако могло быть и хуже. Если Джон обращался к нему «малыш», это означало опасное поручение. Теперь, когда Доминго был мужем и отцом, он уже больше не искал опасности. Чавез подошёл к письменному столу Кларка и взял протянутые ему листы бумаги.

— Москва? — спросил он.

— Похоже, что наш верховный главнокомандующий одобрил командировку.

— Великолепно, — заметил Чавез. — Ну что ж, прошло немало времени с тех пор, как мы встречались с товарищем Головко. Надеюсь, у них по-прежнему отличная водка.

— Да, это всегда у них самого высокого качества, — согласился Кларк.

— И они хотят, чтобы мы научили их нашей работе?

— Похоже на это.

— Можно взять с собой наших жён?

— Нет. — Кларк покачал головой. — Это деловая поездка.

— Когда?

— Я должен все обдумать. Примерно через неделю.

— Пожалуй, это правильно.

— Как дела у маленького парня?

Радостная усмешка.

— Все ещё ползает. Вчера вечером он начал подниматься, хотел встать, по-видимому. Думаю, он начнёт ходить через несколько дней.

— Доминго, первый год ты учишь их ходить и разговаривать. Следующие двадцать потратишь на то, чтобы приказывать им сидеть и заткнуться, — предостерёг его Джон.

— Послушай, папа, маленький парень спит всю ночь, а утром просыпается с улыбкой на лице. Это намного лучше, чем я могу сказать про себя, понимаешь? — В этом был определённый смысл. Когда Доминго просыпался, он уже знал, что ему предстоят обычные упражнения и пробежка на пять миль. Все это было утомительно и спустя некоторое время становилось скучным.

Кларку пришлось согласиться и кивнуть. Одна из великих тайн жизни заключалась в том, что младенцы всегда просыпались в хорошем настроении. «Интересно, — подумал он, — а на каком этапе своей жизни человек утрачивает способность улыбаться?»

— Мы берём с собой всю группу? — спросил Чавез.

— Скорее всего. Включая Большую Птицу, — добавил Радуга Шесть.

— Что, он и тебя обчистил сегодня? — спросил Динг.

— Следующий раз, когда мы снова начнём стрелять, я хочу, чтобы это произошло сразу после утренней пробежки, пока у него все ещё дрожат руки, — недовольно пробормотал Кларк. Он не любил проигрывать, и уж точно не при стрельбе из пистолета.

— Мистер К., Этторе просто не похож на обычного человека. Он хорошо стреляет из автомата «МР», но со своей «береттой» Этторе напоминает мне Тайгера Вудса[47] с клюшкой для гольфа. Он никогда не промахивается.

— Я не верил этому до сегодняшнего дня. Пожалуй, мне стоит попробовать завтракать в «Зелёном Драконе».

— Стоит попробовать, — согласился Чавез, решив не высказывать замечание по поводу увеличивающейся талии у своего тестя. — Ты не поверишь, но я тоже неплохо стреляю из пистолета. Этторе обошёл меня на целых три очка.

— Этот сукин сын выбил в соревновании со мной на очко больше, — сказал Джон своему командиру группы-2. Впервые проиграл соревнование, стреляя лицом к лицу, со времени своей службы в группе специальных операций. Это было тридцать лет назад, когда он соревновался со своим командиром, старшим сержантом, поставив на кон несколько кружек пива. Тогда он проиграл ему два очка, но затем победил в трех следующих стрельбах, с гордостью вспомнил Кларк.

* * *
— Это он? — спросил Провалов.

— У нас нет его фотографии, — напомнил капитану сержант. — Но он походит по внешнему описанию. — К тому же Суворов шёл к автомобилю, номер которого был уже известен милиции. Сейчас его фотографируют несколько камер — милиции необходима его внешность.

Они сидели в минивэне, припаркованном в половине квартала от жилого здания, за которым следили. У обоих были бинокли военного образца — зелёные, покрытые резиной.

Парень действительно походил на того человека, которого они искали. Он вышел из лифта, спустившись с известного им этажа. Чуть раньше этим же вечером они установили, что некто Иван Юрьевич Конев живёт на восьмом этаже высотного жилого здания. У них не было времени опросить соседей, что в любом случае следовало делать осторожно и тщательно. Была велика вероятность того, что соседи этого Конева были, как и он, бывшими офицерами КГБ, и потому при их опросе была велика вероятность встревожить субъект расследования. К тому же это не обычный субъект, постоянно напоминал себе Провалов. Мужчина сел в арендованный автомобиль. У Конева был и частный автомобиль, «Мерседес» класса С, зарегистрированный на его имя по этому адресу, и кто знает, сколько ещё автомобилей могут принадлежать ему под другими именами? Провалов не сомневался, что их несколько и все умело замаскированы. Конев, несомненно, хорошо скрывал свою личность. КГБ отлично готовил офицеров.

Сержант, сидящий за рулём, включил двигатель минивэна и затем щёлкнул переключателем радио. Поблизости находились ещё два милицейских автомобиля, в каждом по два опытных следователя.

— Наш друг уезжает в синем автомобиле, — произнёс Провалов по радио.

Оба автомобиля сообщили, что слышали и поняли.

Арендованный автомобиль был «Фиатом» — настоящим «Фиатом», изготовленным в Турине, а не русской копией, которую сделали на автозаводе в Тольятти. Это был один из специальных проектов Советского Союза, оказавшийся более или менее успешным. «Интересно, — подумал Провалов, — Конев выбрал его из-за скорости или просто потому, что плата за аренду „Фиата“ дешевле?» Но сейчас было не до этого. «Фиат» Конева/Суворова отъехал от обочины, и первый милицейский автомобиль пристроился за ним, отпустив его на половину квартала вперёд. Вторая машина со следователями ехала впереди, тоже сохраняя дистанцию в половину квартала, потому что даже хорошо подготовленный офицер КГБ вряд ли догадается, что преследующая его машина находится впереди. Если бы у них было время, они смогли бы поместить на «Фиат» устройство, излучающее радиосигнал и облегчающее слежку, но этого времени у них не было, да и делать это при дневном свете рискованно. Если он вернётся в квартиру, они проделают эту операцию сегодня ночью, скажем, в четыре утра. Таким устройством будет радиобипер с сильным магнитом, его прикрепят внутри заднего бампера. Антенна бипера свисает наружу подобно мышиному хвосту и практически незаметна. Некоторые из таких приборов, которыми пользовался Провалов, раньше использовались для слежки за иностранцами, подозреваемыми в шпионаже. Это означало, что устройства очень хороши, по крайней мере, по русским стандартам.

Следить за «Фиатом» оказалось проще, чем они ожидали. Слежку облегчало использование трех автомобилей. Заметить один автомобиль на своём хвосте не так уж трудно. Две машины тоже можно опознать, поскольку они будут вынуждены меняться через каждые несколько минут. А вот три машины делали обнаружение почти невозможным. Независимо от того, был Конев/Суворов хорошо подготовленным офицером КГБ или нет, от него трудно ожидать сверхчеловеческой бдительности. Он мог надеяться скрыть свою личность, обзавестись поддельными документами, но милиция сумела быстро раскрыть это благодаря комбинации хорошей следственной работы и удачи. Милиция часто полагалась на удачу, тогда как КГБ, со своей манией к тщательной организации, исключал везение из подготовки своих офицеров, возможно, потому, что полагаться на удачу означало отсутствие уверенности в подготовке к операции и могло привести к катастрофе при оперативной работе. Из этого Провалов сделал вывод, что Конев/Суворов редко принимал участие в оперативных мероприятиях. В реальном мире, когда приходится работать на городских улицах, такие вещи узнаешь быстро. Слежка велась на предельном расстоянии, больше квартала, а московские кварталы весьма велики. Для такой работы минивэн был оборудован лучше других машин. Регистрационный номер был закреплён на специальном треугольном держателе, и сержант, нажав на переключатель, мог пользоваться тремя разными номерами. Фары минивэна тоже были парными, так что можно было менять рисунок света фар, а именно за этим будет следить опытный противник в ночное время. Стоит переключить их в тот момент, когда водитель преследуемого автомобиля потеряет минивэн из поля зрения своего зеркала заднего вида, и только гений сможет догадаться об уловке. Труднее всего приходилось водителю автомобиля, едущего впереди, поскольку невозможно прочитать мысли Конева/Суворова, и если он неожиданно поворачивал, переднему автомобилю приходилось поспешно разворачиваться по указаниям, передаваемым по радио из двух других машин, чтобы снова занять место впереди «Фиата». Впрочем, все сотрудники милиции, принимающие участие в операции, были опытными людьми и хорошо знали, как преследовать самую опасную дичь на планете: человека, продемонстрировавшего полное пренебрежение к человеческой жизни и готового отнять её при малейшей возможности. Даже у глупых убийц было звериное чутьё, и они знали об опасности преследования из многочисленных телевизионных передач. Это делало некоторые расследования особенно трудными, но в данном случае опыт, накопленный офицерами милиции, принимавшими участие в операции, сослужил им хорошую службу, лучше лекций в любой академии.

— Поворачивает направо, — произнёс водитель минивэна в микрофон. — Я занимаю место впереди него. — Автомобиль, едущий до этого впереди, доедет до первого правого поворота, повернёт и затем ускорится, чтобы снова занять место впереди «Фиата». Второй автомобиль притормозит и окажется позади минивэна, выпадая из поля зрения на несколько минут, чтобы пристроиться за минивэном. Этот автомобиль был русским «Фиатом» из Тольятти, самым распространённым легковым автомобилем в России и потому почти незаметным.

— Если это его единственная попытка уйти от возможного преследования, он чувствует себя очень уверенно.

— Это верно, — согласился Провалов. — Посмотрим, что ещё он предпримет.

Это «что ещё» случилось через четыре минуты. «Фиат» снова повернул направо, на этот раз не в поперечную улицу, а в ворота ещё одного жилого здания, протянувшегося на целый квартал. К счастью, милицейский автомобиль, который ехал впереди, оказался уже на противоположной стороне здания и пытался догнать «Фиат». Ему повезло, и он увидел преследуемую машину в тридцати метрах перед собой.

— Мы видим его, — прохрипело радио. — Сейчас немного отстанем.

— Давай! — скомандовал Провалов своему водителю. Тот нажал на газ и помчался к следующему углу. Одновременно сержант щёлкнул переключателем, сменив номерной знак и расположение фар, превратив минивэн в совершенно другой автомобиль.

— Действительно, он ведёт себя очень уверенно, — заметил Провалов через пять минут.

Теперь минивэн ехал за «Фиатом», автомобиль, который раньше был впереди, пристроился за ним, а последним следовал третий милицейский автомобиль. Куда бы ни ехал Конев/Суворов, они не теряли его из вида. Он уже проделал свой хитрый манёвр, надеясь избавиться от «хвоста», если его действительно преследуют, хотя он не знал этого.

По-видимому, он пришёл к выводу, что одного такого манёвра будет достаточно. Действительно, если бы у него на хвосте был только один преследователь, с помощью этого манёвра Конев/Суворов избавился бы от него. Въезжая в ворота большого здания, он смотрел в зеркало заднего вида и ничего не заметил. «Очень хорошо», — подумал капитан.

Жаль, что с ним нет его друга Райли. Он вряд ли смог бы проделать это лучше, даже с огромными возможностями ФБР. К тому же водители милицейских машин знали улицы и переулки Москвы не хуже любого таксиста.

— Он собирается где-то поесть и выпить, — заметил шофёр Провалова. — Остановится примерно через километр.

— Посмотрим, — сказал капитан, думая, что водитель прав. В этом районе находилось больше десятка хороших ресторанов. Какой из них выберет Конев/Суворов?

Этим рестораном оказался «Киевский князь Михаил», украинское заведение, специальностью которого были блюда из курятины и рыбы. Ресторан славился также своим отличным баром. «Фиат» остановился у ресторана, Конев/Суворов вышел из машины и передал ключи юноше, который отгонит автомобиль на стоянку. Затем он вошёл внутрь.

— Кто из нас одет лучше других? — спросил Провалов по радио.

— Вы, товарищ капитан, — донёсся дружный ответ из динамиков. Экипажи двух остальных машин были одеты как рабочие, и привлекли бы здесь всеобщее внимание, даже если бы их пустили в ресторан. Половина посетителей «Киевского князя» состояла из иностранцев, и для посещения этого заведения нужно хорошо одеваться — об этом заботился швейцар, стоящий у входа. Провалов вышел из машины и пошёл быстрым шагом к входу под навесом. Швейцар пропустил его после внимательного осмотра. В новой России одежда «делала человека» в большей степени, чем во многих европейских странах. Провалов мог бы показать своё удостоверение, но это могло оказаться ошибкой.

Кто-нибудь из обслуживающего персонала вполне мог работать на Конева/Суворова и предупредил бы его о появлении в ресторане капитана милиции. И тут Провалова осенило. Он прошёл в туалет и достал из кармана сотовый телефон.

— Алло? — послышался знакомый голос.

— Это ты, Миша?

— Олег? — спросил Райли. — Тебе нужна помощь?

— Ты знаешь, где находится ресторан «Киевский князь Михаил»?

— Да, конечно. В чем дело?

— Мне действительно нужна твоя помощь. Ты сможешь подъехать сюда? — спросил Провалов, который знал, что Райли живёт всего в паре километров отсюда.

— Да, конечно. Через десять-пятнадцать минут.

— Постарайся побыстрее. И получше оденься, — добавил капитан.

— Понял, — согласился Райли, думая, как объяснить этот неожиданный отъезд жене, и пытаясь понять, что за причина заставила Провалова оторвать его от спокойного вечера перед телевизором.

Провалов подошёл к бару, заказал рюмку перцовки и закурил. Человек, которого он преследовал, сидел за баром, на седьмом стуле от него. Перед ним тоже стояла одна только рюмка. Судя по всему, он ожидал, когда для него освободится стол. Ресторан был полон. На другом конце зала струнный квартет играл что-то из Римского-Корсакова.

Стоимость ужина в ресторане выходила далеко за пределы средств Провалова, если бы он захотел регулярно посещать его. Из этого следовало, что Конев/Суворов не нуждался в деньгах. В этом не было ничего удивительного. Многие бывшие офицеры КГБ нашли себя в новой России. Они побывали за границей и имели опыт, которого не было ни у кого из рядовых граждан. В обществе, известном своей процветающей коррупцией, они отвоевали для себя значительную часть рынка, у них были обширные связи, которыми они могли воспользоваться в случае необходимости. «Новые русские», обладающие целыми состояниями, добытыми честными или не слишком честными путями, обращались к ним за помощью и щедро платили за неё.

Провалов допил первую рюмку и сделал знак бармену, чтобы тот принёс вторую, когда подошёл Райли.

— Олег Григорьевич, — поздоровался американец. Капитан догадался, что Райли уже понял все. Он говорил по-русски с ярко выраженным американским акцентом и слишком громко, отличная маскировка для этого окружения. Райли был хорошо одет — в костюм явно американского пошива, подчёркивая этим своё иностранное происхождение для всех, кто обращал на него внимание.

— Миша! — отозвался Провалов, пожал ему руку и подозвал бармена.

— Давай, выкладывай, кто привлёк твоё внимание? — тихо спросил Райли.

— Серый костюм, на седьмом стуле слева от меня.

— Понял, — сразу ответил Райли. — Кто он?

— Сейчас проходит под именем Ивана Юрьевича Конева. На самом деле мы считаем, что это Климентий Иванович Суворов.

— Ага, — заметил агент ФБР. — Что ещё ты можешь сказать мне?

— Мы проследили его от квартиры, где он живёт, до ресторана. Он применил простой, но весьма эффективный метод ухода от возможной слежки, но у нас было три автомобиля, преследующих его, и мы быстро сели ему на хвост.

— Молодец, Олег, — похвалил его Райли. Несмотря на недостаточную подготовку и плохое снаряжение, Провалов показал себя настоящим полицейским. В ФБР он стал бы по крайней мере заместителем старшего специального агента. У него инстинкт полицейского. Совсем не просто преследовать офицера КГБ в Москве, это всё равно что следить за параноиком-мафиози в Квинсе. Райли сделал глоток перцовки и повернулся в сторону седьмого стула. На дальней стороне за субъектом сидела черноволосая красавица в чёрном платье, обтягивающем тело, подчёркивая все прелести. Райли подумал, что она походит на ещё одну дорогую проститутку и не скрывает этого. Её тёмные глаза осматривали зал с таким же вниманием, как и он. Разница между ними заключалась в том, что Райли был мужчиной и смотрел на красивую девушку — или по крайней мере делал вид, — в чём не было ничего удивительного. В действительности его глаза замкнулись на мужчине, а не на женщине. Ему лет пятьдесят, хорошо одет, но ничем не выделяется среди посетителей, как и надлежит разведчику, подумал агент ФБР. Похоже, что ждёт, когда освободится столик, тем временем смотрит в зеркало над баром — отличный способ проверить, нет ли за ним слежки. Американца и его русского приятеля он, разумеется, не принял во внимание. В конце концов, какой интерес представляет для него американский бизнесмен? К тому же американец не сводит глаз с проститутки, сидяшей слева от него. По этой причине глаза субъекта даже на мгновение не остановились на двух людях справа от него, как непосредственно, так и в зеркале. «Олег проявил удивительную сообразительность, — подумал Райли, — он воспользовался им в качестве маскировки, не прерывая наблюдения за Коневым/Суворовым».

— Ты узнал что-нибудь новое? — спросил агент ФБР. Провалов рассказал ему о том, что поведала ему Таня Богданова, и о том, что произошло в ночь накануне убийства. — Черт побери, это потрясающе. Но ты по-прежнему не знаешь, кто был целью покушения?

— Нет, — признался капитан, поднося к губам рюмку с перцовкой. Он знал, что ему нужно быть поосторожнее с алкоголем, иначе можно допустить ошибку. Преследуемый был слишком хитрым и опасным, чтобы пойти на риск. Провалов мог, конечно, задержать его и привезти в отделение для допроса, но он знал, что это ни к чему не приведёт. С преступниками вроде этого нужно обращаться так же осторожно, как с министром. Провалов перевёл взгляд на зеркало и посмотрел на профиль вероятного серийного убийцы. Почему вокруг головы таких людей не появляется чёрного ореола? Почему они выглядят как нормальные люди?

— Что ещё нам известно об этом хмыре?

Это выражение Райли начало нравиться капитану. Он покачал головой.

— Ничего. Мы ещё не обращались в СВР.

— Беспокоишься, что у него может оказаться осведомитель внутри здания на площади Дзержинского? — спросил американец. Провалов кивнул. Вполне возможно, что бывшие офицеры КГБ поддерживают контакт с теми, кто продолжает служить там. Может оказаться, что в старом здании остался кто-то, может быть, в управлении кадров, и он способен предупредить приятелей о том, что милиция проявляет интерес к определённому досье. — Проклятье, — заметил американец. Вот мерзавец, трахает проституток сутенёра перед тем, как покончить с ним. В этом был какой-то паршивый оттенок, словно в фильме про мафию. Какой бы устрашающей ни была внешность солдат мафии, у них нет подготовки профессионального разведчика. Они походят на домашних котов по сравнению с пантерами в этих джунглях. Райли продолжал наблюдение за субъектом. Девушка позади него отвлекала агента ФБР, но не слишком.

— Олег?

— Да, Миша?

— Он смотрит на кого-то рядом с музыкантами. Его взгляд постоянно возвращается к этой точке. Он больше не осматривает зал, как делал это вначале. — Субъект действительно проверял всех, кто входил в ресторан, но теперь его взгляд все время возвращался к одной точке в зеркале. Судя по всему, он сделал вывод, что никто вресторане не вызывает у него подозрения. «Да, — подумал Райли, — даже у подготовки есть ограничения, и рано или поздно твои собственные знания начнут действовать против тебя. Ты начинаешь привыкать к обстановке и делаешь выводы, которые приведут к катастрофе». В данном случае Суворов решил, что американец не может следить за ним.

И впрямь, ведь он не сделал ничего плохого ни одному американцу в Москве и, возможно, в течение всей своей карьеры. Кроме того, он был на своей территории, а не за границей, убедился, что не привёл за собой «хвост», проверив отсутствие слежки, как делал всегда, и не обнаружил следующего за ним автомобиля. Ничего не поделаешь, даже у умных людей есть недостатки. Как эти недостатки проявляются? Разница между гением и глупцом заключается в том, что гений знает о своих слабых местах. Этот Суворов считает себя гением… но на кого он смотрит? Райли ещё более повернулся на стуле и окинул взглядом эту часть зала.

— Ты заметил кого-нибудь, Миша?

— Здесь много людей, Олег Григорьевич, главным образом русские, несколько дипломатов, все хорошо одеты. Есть и китайцы, похоже, что два китайских дипломата ужинают в компании двух русских — они смахивают на чиновников. У них, по-видимому, дружеские отношения, — заметил Райли. Он несколько раз ужинал здесь с женой. В этом ресторане хорошо готовят, особенно рыбные блюда. И здесь всегда есть икра, что так нравится жене. Нужно предупредить её, что дома икра намного дороже, чем в «Киевском князе Михаиле». Райли занимался скрытым наблюдением столько лет, что научился быть почти незаметным. Он мог исчезнуть в любом окружении… за исключением, пожалуй, Гарлема. Но этим в Бюро занимаются чёрные агенты.

Да, я готов поклясться, этот парень Суворов смотрит на одно и то же место. Делает вид, что смотрит мимоходом, и пользуется для этого зеркалом. Он даже сел так, что его глаза направлены туда естественным образом. Но люди вроде этого субъекта никогда не делают ничего случайно или по совпадению. Их готовят к тому, чтобы они обдумывали каждый шаг, даже когда идут помочиться… поразительно, что он так глупо попался. Проститутка обшарила его вещи, пока он отсыпался после оргазма. Ничего не поделаешь, некоторые люди, какими бы умными они ни были, думают своими пенисами…

Райли повернулся снова… один из китайцев, сидящих за дальним столом, извинился и встал. Направляется в туалет. Райли решил было сделать то же самое, но… нет. Если это организовано заранее, он может помешать встрече… Терпение, Миша, — сказал он себе и повернулся, глядя на главного субъекта. Конев/Суворов поставил рюмку на стойку бара и встал.

— Олег, я хочу, чтобы ты указал мне в сторону мужского туалета, — сказал агент ФБР. — Через пятнадцать секунд.

Провалов отсчитал про себя секунды, затем вытянул руку в сторону главного входа. Райли похлопал его по плечу и направился в указанную сторону.

Ресторан «Киевский князь Михаил» был хорошим заведением, но в туалете у него не было обслуживания, как это делалось в большинстве европейских ресторанов. Может быть, потому, что американцы чувствовали себя неловко в присутствии постороннего человека, или, возможно, дирекция считала это неоправданной тратой денег. Райли вошёл и увидел три писсуара, два из которых были заняты. Он расстегнул «молнию» на брюках, помочился, затем застегнул «молнию» и повернулся, чтобы вымыть руки, глядя при этом вниз… заметил уголком глаза, что двое мужчин обменялись взглядом. Русский был выше ростом. В туалете к стене был прикреплён рулон с бумажным полотенцем, какие в Штатах уже стали редкостью. Райли потянул вниз полотенце и вытер руки. Ждать дальше было невозможно. Направившись к двери, он наполовину вытащил из кармана ключи от машины. Открыв дверь туалета, Райли выронил ключи, выругался и нагнулся, чтобы подобрать их, скрывшись из вида мужчин за перегородкой, подобрал ключи с кафельного пола и выпрямился.

И тут он увидел все. Передача была осуществлена мастерски. Правда, они могли проявить побольше терпения, но, очевидно, не приняли во внимание важность присутствия американца. К тому же оба были отлично подготовленными профессионалами. Они едва коснулись друг друга. Да и прикосновение произошло ниже поясницы, и случайный наблюдатель просто не заметил бы ничего. Райли, однако, не был случайным наблюдателем, и происшедшее было для него очевидным. Это была классическая мгновенная передача, осуществлённая так хорошо, что при всём опыте Райли не сумел определить, кто передал, что и кому. Агент ФБР продолжил движение, вышел из туалета и направился к своему стулу у бара. Там он сделал жест бармену и заказал ещё одну рюмку перцовки, решив, что заслужил её.

— Ну что?

— Узнай, кто этот китаец. Он и наш друг обменялись чем-то в сортире. Мгновенная передача, отлично осуществлённая, — сказал Райли, улыбаясь и делая жест в сторону брюнетки, сидящей у бара. Осуществлённая так хорошо, что, если бы Райли заставили выступить в качестве свидетеля и описать происшедшее присяжным, адвокат, закончивший юридический колледж всего неделю назад, смог бы легко вынудить его признаться, что он, по сути дела, ничего и не видел. Но это сказало ему о многом. Такой уровень мастерства мог быть или результатом совершенно случайной встречи между двумя абсолютно невинными людьми — исключительно редкое совпадение, — или операцией, проведённой двумя отлично подготовленными профессиональными разведчиками в идеальном месте и с идеальным мастерством. Провалов повернулся в их сторону как раз в тот момент, когда двое мужчин вышли из туалета. Они даже не обратили внимания или не признали существования друг друга, ничуть не больше, чем обращают внимание на уличную собаку, — в точности как если бы действовали два посторонних человека после случайной встречи в туалете с незнакомцем. Но теперь, после того как Конев/Суворов вернулся к своему стулу у стойки бара, он взял свою рюмку и перестал регулярно поглядывать в зеркало. Больше того, он повернулся и обратил внимание на сидящую рядом девушку, затем сделал знак бармену, чтобы тот принёс ей коктейль. Она приняла предложенный напиток с тёплой коммерческой улыбкой. Улыбка на её лице ясно показывала, что она нашла своего клиента на предстоящую ночь. «Девушка явно обладает театральным талантом», — подумал Райли.

— Значит, наш друг не будет спать в одиночку этой ночью, — сказал он русскому коллеге.

— Прелестная девушка, — согласился Провалов. — Года двадцать три, как ты думаешь?

— Пожалуй, может быть, чуть моложе. Хорошие буфера. Этот китаец — явный разведчик. Ты не заметил, кто-нибудь следит за ним?

— Нет, я никого не заметил, — ответил капитан. — Возможно, он неизвестен как разведчик.

— Да, конечно, все ваши контрразведчики отправились на отдых в Сочи. Черт возьми, парень, за мной они следят постоянно.

— Выходит, я один из твоих агентов? — спросил Провалов.

Усмешка.

— Предупреди меня, когда захочешь обратиться за политическим убежищем, Олег Григорьевич.

— Значит, китаец в светло-синем костюме?

— Точно. Невысокий, примерно пять футов четыре дюйма, может быть, пять и пять, толстый, короткая стрижка, лет сорок пять.

Провалов перевёл это в сто шестьдесят три сантиметра, семьдесят килограммов и пометил это у себя в памяти, когда повернулся и посмотрел на его лицо, метрах в тридцати. Китаец выглядел совершенно обычным, как следует выглядеть шпионам. Закончив с этим, капитан пошёл в туалет, чтобы связаться по телефону со своими людьми, ждущими в автомобилях снаружи.

Этим и закончился вечер. Конев/Суворов ушёл из ресторана через двадцать минут, держа под руку брюнетку, и поехал к себе домой. Один из агентов Провалова остался в машине и проводил китайца к его автомобилю, на котором были дипломатические номера. Всё записали, и милиционеры разъехались по домам после продолжительного рабочего дня, так и не догадавшись, в какой важной операции они участвовали.

Глава 20Дипломатия

— Как ты считаешь? — спросил Ратледж, взяв свои заметки из рук Государственного секретаря Адлера.

— Написано неплохо, при условии, что ты сможешь произнести это послание должным образом, — сказал своему подчинённому Государственный секретарь.

— Я знаком с этим процессом. — Затем он сделал паузу. — Президент хочет, чтобы это послание было передано недвусмысленным образом, верно?

Адлер кивнул.

— Да.

— Ты знаешь, Скотт, я ещё никогда не обрушивался на людей так круто.

— Когда-нибудь тебе хотелось этого?

— Несколько раз в переговорах с Израилем. И с Южной Африкой, — задумчиво добавил Ратледж.

— Но никогда в переговорах с китайцами или японцами?

— Скотт, мне ещё не приходилось принимать участие в торговых переговорах, помнишь? — Однако на этот раз ему придётся принять участие в них, потому что миссия в Пекине должна быть важной, с участием высокопоставленного дипломата, вместо обычного посла. Китайцы уже знали об этом. С их стороны переговоры начнутся с участием министра иностранных дел, хотя продолжать их будет дипломат рангом пониже, специалист по внешней торговле. В прошлом он успешно провёл такие переговоры с Америкой. Государственный секретарь Адлер, с разрешения президента Райана, организовал утечку информации о том, что на этот раз время и правила могут немного отличаться от предыдущих переговоров. Его беспокоило, что Клифф Ратледж не совсем тот человек, которому можно поручить передачу подобного послания, но Клифф был единственным специалистом в государственном департаменте, находящимся сейчас на месте.

— Как ты сработался с этим Гантом из Министерства финансов?

— Если бы он был дипломатом, нам пришлось бы воевать со всем проклятым миром, но, по моему мнению, он неплохо разбирается в цифрах и компьютерах, — признался Ратледж, даже не пытаясь скрыть отвращение к этому еврею, родившемуся в Чикаго и ведущему себя наподобие богатого выскочки. То, что сам Ратледж родился в семье со скромным достатком, было им уже давно забыто. Образование, полученное в Гарварде, и дипломатический паспорт помогли ему вычеркнуть из памяти всё, что он не желал помнить.

— Не забудь, что он протеже Уинстона, а Уинстон нравится Райану, понял? — мягко предостерёг своего подчинённого Адлер. Он решил не поднимать вопрос об антисемитизме этого белого англосаксонского протестанта. Жизнь слишком коротка, и Ратледж знал, что его карьера целиком и полностью зависит от Скотта Адлера. Он мог получать гораздо больше денег в качестве консультанта после ухода из Государственного департамента, но увольнение из Туманного Болота никак не увеличит его ценность на рынке свободных агентов.

— Не стану скрывать, Скотт, мне действительно нужна помощь по денежным аспектам торговых отношений. — Кивок, сопровождавший эту фразу, был полон уважения. Отлично. Он знал, что следует прогнуться перед начальством в случае необходимости. Адлер даже не подумал о том, чтобы ознакомить Ратледжа с содержанием разведывательного донесения, переданного ему президентом. В этом профессиональном дипломате было что-то, не вызывающее доверия у Государственного секретаря.

— Как относительно канала связи?

— Наше посольство в Пекине обладает каналом связи с использованием кода «Чечётка». Там есть даже новый телефон, такой же, как на самолёте. — Но с использованием этого канала возникли трудности, о которых недавно сообщили из Форт-Мид. Приборы не всегда беспрепятственно соединялись друг с другом, а попытка применения космической связи только ухудшила ситуацию. Ратледж, подобно большинству дипломатов, редко задумывался о столь тривиальных мелочах. Он часто ожидал, что разведывательная информация появится перед ним, словно по мановению палочки фокусника. Его редко интересовало, каким образом она получена, зато он всегда подвергал сомнению мотивацию источника, кем бы он ни был. Короче говоря, Клифф Ратледж-второй был идеальным дипломатом. Он мало во что верил, за исключением собственной карьеры, и находился в плену смутных представлений относительно международного согласия и своей способности помочь избежать войны благодаря одной силе своего блестящего таланта.

Правда, у Ратледжа имелись и некоторые достоинства, признался себе Адлер. Он был компетентным дипломатом, знавшим, когда следует перевести трудный разговор в шутливую беседу и как представить позицию своей страны в спокойных, но одновременно твёрдых формулировках. У Государственного департамента никогда не было достаточно таких дипломатов. Как однажды кто-то заметил о Теодоре Рузвельте: «Самый приятный джентльмен, когда-либо перерезавший глотку собеседнику». Но Клифф никогда не сделает этого, даже если это понадобится для его карьеры. Наверно, он даже бреется электрической бритвой, но не из опасения порезаться, а из страха вида крови.

— Когда отправляется твой самолёт? — спросил «Орёл» у своего подчинённого.

* * *
Барри Вайс уже уложил вещи. Он приобрёл в этом немалый опыт, как и следовало ожидать, потому что ему приходилось путешествовать не меньше пилота международных авиалиний. Бывший морской пехотинец, которому исполнилось пятьдесят четыре года, он работал на CNN больше двадцати лет, с момента появления этой службы новостей. Он передавал новости о деятельности контрас в Никарагуа и о первых бомбардировках Багдада. Он присутствовал при раскопках массовых захоронений в Югославии и вёл прямую передачу в эфир о дорогах смерти в Руанде, одновременно желая, чтобы у него была возможность, и в то же время благодаря бога, что не существует возможности передать через микрофон ужасный запах трупов, который он все ещё чувствовал во сне. Профессиональный репортёр, Вайс считал, что его миссия в жизни заключается в том, чтобы передавать правду с места событий, туда, где живут люди, желающие знать правду, — или заставить равнодушных обывателей заинтересоваться людской трагедией, если они пока не проявляют к ней интереса. У него не было какой-нибудь личной идеологии, несмотря на то, что он искренне верил в справедливость, и одним из способов её осуществления являлась передача правдивой информации членам коллегии присяжных — в его случае зрителям, следящим за репортажами по телевидению. Барри Вайс и люди, подобные ему, изменили Южную Африку, превратив её из расистского государства в демократическую страну, и он сыграл немалую роль в уничтожении мирового коммунизма. Правда, по его мнению, является самым мощным оружием в мире, если у тебя есть возможность донести её до среднего американца. В отличие от большинства репортёров, Вайс уважал «Джо», по крайней мере, тех, кто был достаточно умён, чтобы следить за его телевизионными передачами. Они хотели знать правду, и его задача заключалась в том, чтобы всеми возможными способами донести до них эту правду. Он часто сомневался в своих способностях и нередко задавал себе вопрос, насколько хорошо он справляется с порученным ему делом.

По пути к двери он поцеловал жену и пообещал вернуться с подарками для детей, как делал всегда. Затем вышел из дома и потащил свой багаж к единственной роскоши, которую позволил себе, — красному двухместному «Мерседесу». Разместившись за рулём, Вайс поехал на юг к кольцевому шоссе, опоясывающему округ Колумбия, и дальше снова на юг к авиабазе ВВС Эндрюз. Ему нужно было приехать пораньше, потому что охранники ВВС начали проявлять излишнюю заботу о безопасности пассажиров. Возможно, толчком к этому послужил глупый фильм, в котором террористы проходят мимо всех вооружённых охранников — несмотря на то что охранники всего лишь принадлежали к ВВС и не были солдатами корпуса морской пехоты, они всё-таки вооружены автоматами и по крайней мере производили грозное впечатление. Миновав все посты, террористы поднялись на борт одного из самолётов 89-го авиакрыла, что, по мнению Вайса, было равносильно тому, будто карманник войдёт в Овальный кабинет и свистнет бумажник из кармана президента. Но у военнослужащих свои правила, пусть и бессмысленные. Это он хорошо запомнил со времени службы в корпусе морской пехоты. Таким образом, он поедет к авиабазе, минуя все контрольные пункты, в которых находились охранники, знающие его лучше, чем собственного командира, и будет ждать прибытия официальной делегации в роскошной комнате для отдыха важных персон в конце взлётной полосы Ноль-один авиабазы Эндрюз. Затем они поднимутся на борт почтенного VC-137, и начнётся бесконечный полет в Пекин. Кресла здесь были комфортабельными и обслуживание, как в первом классе авиалайнера, но такие продолжительные перелёты никогда не доставляют удовольствия.

* * *
— Там я ещё не был, — сказал Марк Гант, отвечая на вопрос Джорджа Уинстона. — Ну, что за человек Ратледж?

Министр финансов пожал плечами.

— Профессиональный дипломат из Государственного департамента, пробился очень высоко в дипломатической иерархии. У него были хорошие политические связи — когда-то был близким другом Эда Келти.

Бывший биржевой брокер поднял голову.

— Вот как? Тогда почему Райан не уволил его?

— Джек не играет в такие игры, — ответил Уинстон, спрашивая себя: а не стал ли в этом случае принцип на пути здравого смысла?

— Джордж, он все ещё весьма наивный человек, не так ли?

— Может быть, но он честный, и для меня этого достаточно. Он поддержал нас по вопросу налоговой политики, и проект закона должен пройти через конгресс в течение ближайших недель.

Гант сказал, что поверит лишь после того, как увидит закон собственными глазами.

— При условии, что каждый лоббист в городе не прыгнет впереди поезда.

Это вызвало у министра финансов насмешливое ворчание.

— Значит, колёса смажут ещё лучше. Знаешь, было бы неплохо запереть всех этих мерзавцев и выбросить ключ…

Джордж, — Гант не мог сказать это в кабинете министра финансов, — если ты веришь в это, значит, ты проводишь с президентом Районом слишком много времени. Но, строго говоря, порой идеализм не такая уж плохая вещь.

— Я буду доволен, если нам удастся прижать этих китайских ублюдков по вопросу торгового баланса. Райан поддержит нас, как ты думаешь?

— Он сказал, что обещает поддержку до самого конца. Я верю ему, Марк.

— Думаю, не следует торопиться. Посмотрим. Надеюсь, этот парень Ратледж разбирается в цифрах.

— Он окончил Гарвард, — заметил Уинстон.

— Я знаю, — ответил Гант. У него было предубеждение против академических институтов, хотя сам он окончил Чикагский университет двадцать лет назад. Что, черт побери, представляет собой этот Гарвард кроме престижа?

Уинстон засмеялся.

— Не все выпускники Гарварда глупцы.

— Поживём — увидим, босс. Между прочим, — он поставил свой чемодан на колёсики, а компьютер повесил на плечо, — внизу меня ждёт автомобиль.

— Желаю удачи, Марк.

* * *
Её звали Янг Лиен Хуа. Ей было тридцать четыре года, на девятом месяце беременности и очень перепугана. Это была её вторая беременность. В результате первой у неё родился сын, которого назвали Ю Лонг, особенно благоприятное имя для мальчика.

Это можно примерно перевести как «Большой Дракон». Однако мальчик скончался в четыре года, когда проезжающий велосипедист столкнул его с тротуара прямо под колёса пассажирского автобуса. Его смерть потрясла родителей и опечалила даже местных партийных функционеров, которые приняли участие в расследовании несчастного случая.

Водителя автобуса признали невиновным, а найти велосипедиста так и не удалось. Горе так повлияло на миссис Янг, что она стала искать утешение там, куда правительство её страны не рекомендует обращаться.

Это было христианство, иностранная религия, презираемая по сути, хотя и не по закону. В другое время она нашла бы утешение в учениях Будды или Конфуция, но эти два учения были почти полностью стёрты из общественного сознания марксистским правительством, которое по-прежнему считало любую религию опиумом для народа.

Коллега по работе тихим голосом посоветовала Янг встретиться с её «другом», человеком по имени Ю Фа Ан. Миссис Янг отыскала его, и таким образом начался её путь к «измене».

Она узнала, что преподобный Ю был хорошо образованным и много путешествовавшим мужчиной, это повысило пастора в её глазах. Оказалось также, что он умеет слушать собеседницу, понимает каждое её слово, время от времени наливает ей чашку чая, сочувствует её горю, с утешением касается руки, когда слезы текут по лицу. Только после того, как женщина окончила рассказ о своих страданиях, Ю начал свои уроки. Он объяснил ей, что Ю Лонг находится сейчас у Бога, потому что Бог с особым сочувствием относится к невинным детям. Пусть сейчас она не может увидеть своего сына, мальчик видит её, смотрит на неё с небес, и хотя горе женщины вполне понятно, она должна верить в то, что Бог Земли является Богом Всепрощения и Любви. Ведь он послал своего единственного Сына на землю, для того чтобы направить людей по верному пути и заплатить собственной жизнью за грехи человечества. Ю вручил ей Библию, напечатанную на гойю, национальном языке КНР (также именуемом мандаринским), и помог ей найти соответствующие места в Книге.

Все это оказалось непросто для миссис Янг, но так велико было её горе, что она раз за разом возвращалась к преподобному Ю для того, чтобы получить новые советы, и, наконец, привела с собой мужа, Куона. Мистер Янг оказался гораздо более трудным орешком для любой религии. Он служил в Народной армии, и там ему внушили веру в политику государства. Он проявил себя достаточно хорошо, отвечая на вопросы во время тестов, и его послали в школу сержантов, где требовалась полная политическая надёжность. И всё-таки Куон был хорошим отцом для своего маленького Большого Дракона. Он тоже обнаружил слишком большую брешь в своей вере, и скоро оба Янга, муж и жена, начали посещать тайные церковные службы преподобного Ю. Постепенно они начали воспринимать свою потерю с верой в вечную жизнь Ю Лонга, и поверили в то, что придёт день, и они снова встретятся с ним в присутствии Всемогущего бога, существование которого становилось для них все более реальным.

В ожидании этого дня они продолжали жить, как раньше. Оба работали на одной и той же фабрике, жили в квартире, выделенной для представителей рабочего класса в пекинском районе Ди Анмен недалеко от парка Ингсхан — Каменноугольного Холма. Они трудились на фабрике каждый день, смотрели передачи государственного телевидения по вечерам, и скоро Лиен Хуа забеременела снова.

Таким образом, они нарушили государственную политику контроля за численностью населения. Прошло много времени с публикации закона, в соответствии с которым у каждой семьи может быть только один ребёнок. Для второй беременности требовалось официальное правительственное разрешение. Хотя вторую беременность, в общем, не запрещали тем, у кого умер первый ребёнок, всё равно требовалось получить формальное разрешение. Такое разрешение не выдавалось политически неустойчивым родителям. Это означало, что незаконную беременность следовало прерывать. С соблюдением всех мер предосторожности и в государственной больнице за счёт государства — но прерывать обязательно.

Христианство как раз и являлось признаком политической неблагонадёжности для коммунистического правительства, поэтому неудивительно, что Министерство государственной безопасности внедрило своих агентов в паству преподобного Ю. Этот агент — вообще-то их было трое, на случай если один из них подвергнется тлетворному влиянию религии и сам станет ненадёжным, — включил семью Янгов в список политически ненадёжных людей. По этой причине, когда миссис Янг Лиен Хуа должным образом зарегистрировала свою беременность, в её почтовом ящике появилось официальное письмо с указанием явиться в больницу Лонгфу на улице Мейсхугуан для терапевтического аборта.

Согласиться на это Лиен Хуа не хотела. Данное ей имя означало в переводе «Цветок Лотоса», но она была создана из гораздо более прочного материала. Через неделю она написала в соответствующее правительственное агентство и сообщила, что у неё произошёл выкидыш. Учитывая природу бюрократии, никому не пришло в голову проверить это.

Эта ложь всего лишь дала Цветку Лотоса шесть месяцев постоянно растущего стресса.

Она не ходила к врачу, её не навещал даже никто из «босоногих медиков», которых изобрело правительство КНР поколением раньше, что вызвало восторг у левых во всем мире. Лиен Хуа была здоровой и сильной женщиной, и человеческое тело было спроектировано природой для рождения здоровых детей задолго до появления акушеров.

Она могла скрывать свой растущий живот главным образом благодаря мешковатой одежде. Чего она не могла спрятать — по крайней мере, от себя — это её внутренний страх. Она носила нового ребёнка. Она хотела его, хотела получить ещё один шанс стать матерью. Она хотела чувствовать губы ребёнка, сосущего её грудь. Она хотела любить и ласкать его, наблюдать за тем, как он учится ползать и стоять, ходить и говорить, видеть, как вырастет старше четырех лет, пойдёт в школу, выучится и станет хорошим взрослым человеком, которым она будет гордиться.

Проблема заключалась в политике. Государство принуждало население выполнять закон с крайней жестокостью. Она знала, что может случиться — шприц, наполненный формальдегидом, будет воткнут в головку младенца в самый момент его появления на свет. В Китае это являлось государственной политикой. Для Янгов это было заранее обдуманное хладнокровное убийство, они приняли решение не терять второго ребёнка, который, как сказал им преподобный Ю, был даром самого бога.

И они нашли способ. Если ты родишь ребёнка дома без медицинской помощи, и если ребёнок сделает свой первый вдох, то государство не убьёт его. Существовали вещи, перед осуществлением которых пасовало даже правительство Китайской Народной Республики, и убийство живого дышащего младенца было одной из них. Но до тех пор, пока он не сделал этого вдоха, младенец ценился не больше куска мяса на рынке. Ходили даже слухи, что китайское правительство продавало органы убитых, едва родившихся младенцев на мировом рынке человеческих тканей, которые использовались в медицине.

Семья Янгов верила в это.

Таким образом, их план заключался в следующем: Лиен Хуа родит ребёнка дома, после чего они представят это государству как свершившийся факт, и спустя некоторое время преподобный Ю проведёт обряд крещения. Чтобы осуществить свой план, миссис Янг поддерживала себя в хорошей физической форме, каждый день проходила два километра, правильно питалась и вообще делала всё, что рекомендовалось матерям, готовящимся к родам, в брошюре, опубликованной государством. А если вдруг случится что-то ужасное, они обратятся за советом к преподобному Ю. Этот план дал возможность Лиен Хуа справиться со стрессом — по сути дела это был страх, разрывающий сердце, — вызванный её антигосударственной беременностью.

* * *
— Как дела? — спросил Райан.

— Ратледж обладает всеми необходимыми способностями, и мы дали ему инструкции, в которых он нуждается. Надеюсь, он выполнит их должным образом. Вопрос заключается в следующем: согласятся ли китайцы?

— Если не согласятся, ситуация станет для них намного труднее, — заявил президент, пусть не холодным голосом, но по крайней мере с определённой решительностью. — Если они надеются запугать нас, Скотт, полагаю, что настало время показать им, кто старший брат на дворе.

— Они будут сопротивляться. У них опция на четырнадцать «Боингов-777» — они заключили договор четыре дня назад, помнишь? Это первое, с отмены чего они начнут, если наша позиция не понравится им. Отказ от покупки «Боингов» будет означать для нас потерю больших денег и поставит под вопрос рабочие места на заводе в Сиэтле, — предостерёг Государственный секретарь.

— Я всегда ненавидел шантаж, Скотт. К тому же это классический пример, когда выигрывают цент и проигрывают доллар. Если мы отступим из-за этого, то потеряем в десять раз больше денег и рабочих мест в других отраслях — да, конечно, это произойдёт не в одном месте, так что телевизионщики не смогут направить туда свои камеры и не сумеют донести до зрителей подлинную историю. Они снимут лишь то, что поместится на их полудюймовых лентах. Но я нахожусь здесь не для того, чтобы идти на поводу у проклятых средств массовой информации. Моя задача заключается в том, чтобы в силу своих способностей служить нашему народу, Скотт. И клянусь господом, именно так и произойдёт, — пообещал своему гостю президент Соединённых Штатов.

— Я не сомневаюсь, Джек, — отозвался Адлер. — Просто не следует забывать, что события могут развиваться не совсем так, как тебе хочется.

— Все никогда не проходит гладко, но если они хотят вести нечестную игру, это обойдётся им в семьдесят миллиардов долларов в год. Мы можем позволить себе обойтись без их товаров. А вот смогут ли они обойтись без наших денег? — спросил Райан.

Государственный секретарь почувствовал беспокойство из-за того, как был сформулирован этот вопрос.

— Думаю, нам придётся подождать и увидеть, что произойдёт.

Глава 21Медленное кипение

— Итак, что ты узнал вчера вечером? — спросил Райли. Сегодня он опоздает в посольство, но он чувствовал, что в деле РПГ — так он думал об этом — наметился просвет. Директор ФБР Мюррей был лично заинтересован в этом деле, потому что им интересовался президент, а это куда важнее, чем всякое дерьмо на столе у Райли.

— Наш китайский друг — тот, кто был в туалете, — является третьим секретарём в их посольстве. Наши друзья в СВР подозревают, что он офицер китайского Министерства государственной безопасности. Министерство иностранных дел считает, что он не слишком хороший дипломат, — я имею в виду наше министерство.

— Таким обычно и является прикрытие для разведчика, — согласился Райли. — Тупой дипломат, его сразу видно. Итак, он один из игроков.

— Я согласен с тобой, — сказал Провалов. — А теперь было бы интересно узнать, кто передал, что и кому.

— Олег Григорьевич, — Райли нравилась эта полуформальная форма обращения русских, — даже если бы я стоял рядом с ними и глазел, не исключено, что не смог бы тогда рассказать о том, что увидел. — Когда имеешь дело с настоящими профессионалами, в этом и заключается проблема. Они так же ловко умеют осуществлять этот манёвр, как обращается с колодой карт крупье в Лас-Вегасе. Тебе потребуется хорошее увеличительное стекло и камера, ведущая замедленную съёмку, а это слишком громоздко для оперативника. Но они только что доказали, что оба ведут активную разведывательную деятельность, и это прорыв в расследовании, как к этому ни относиться.

— Ты опознал девушку?

— Елена Ивановна Димитрова. — Провалов передал досье. — Всего лишь проститутка, но, конечно, очень дорогая.

Райли открыл папку и посмотрел на страницу. Известная милиции проститутка, специализирующаяся по работе с иностранцами. Её фотография была необычайно приукрашенной.

— Ты пришёл на работу рано утром? — спросил Райли. Провалов не мог не прийти рано, чтобы успеть сделать всю эту работу.

— Ещё до шести, — подтвердил капитан. Расследование становилось для него все более увлекательным. — Между прочим, она оставалась в квартире у Климентия Ивановича всю ночь. Вышла из здания и села в такси в семь сорок утра. Мои люди заметили, что она выглядела довольной и счастливой.

Это вызвало у Райли взрыв смеха. Она не покинула своего клиента раньше того времени, когда Провалов явился к себе в кабинет. «Это повлияло, должно быть, на его мнение», — подумал агент ФБР с внутренней улыбкой. Не приходится сомневаться, что это повлияло бы и на его мнение.

— Ну что ж, нашему субъекту повезло. Думаю, что в ближайшие месяцы ему так не будет везти, — задумчиво произнёс Райли, надеясь, что это замечание улучшит отношение к жизни его коллеги.

— Остаётся только надеяться, — холодно согласился Провалов. — Я выделил четырех человек для наблюдения за его квартирой. Если он выйдет и создастся впечатление, что он куда-то уезжает, я постараюсь направить в его квартиру экспертов для установки аппаратуры электронного наблюдения и прослушивания.

— Они понимают, что нужно проявить максимальную осторожность? — спросил Райли.

В случае, если этот хмырь Суворов так хорошо подготовлен, как им кажется, он оставит в квартире контрольные пометки, которые сделают проникновение в его квартиру весьма непростым делом.

— Эти парни тоже прошли подготовку в КГБ. Ещё в прежнее время один из них принял участие в поимке французского офицера разведки. А теперь позволь мне задать вопрос, — сказал русский.

— Валяй.

— Что тебе известно о специальной антитеррористической группе, базирующейся в Англии?

— Ты имеешь в виду «людей в чёрном»?

Провалов кивнул.

— Да. Тебе известно что-нибудь о них?

Райли знал, что ему нужно тщательно выбирать слова, хотя ему и было известно очень мало.

— Понимаешь, я не знаю ничего, кроме того, что появилось в газетах. По-моему, это что-то вроде многонациональной группы НАТО, состоящей отчасти из военнослужащих и отчасти из полицейских. В прошлом году они провели несколько успешных операций. Почему это интересует тебя?

— Ко мне поступил запрос с самых верхов, потому что я знаком с тобой. Мне сказали, что они приезжают в Москву, чтобы помочь в подготовке наших людей — групп спецназа, решающих аналогичные задачи, — объяснил Провалов.

— Неужели? Понимаешь, я никогда не состоял в исполнительных группах ФБР, всего один раз принимал участие в действиях местной группы SWAT. Гас Вернер знает, наверно, гораздо больше. Раньше он руководил группой спасения заложников и был старшим агентом в целом регионе — командовал большим отделением ФБР в крупном городе. Я встречался с ним только один раз, мы просто поздоровались. У Гаса отличная профессиональная репутация.

— Репутация?

— Это значит, что он хорошо проявил себя. У рядовых агентов высокое мнение о нем. Но, как я уже сказал, это исполнительная часть Бюро. Я же всегда работал с шахматистами.

— Ты имеешь в виду, занимался расследованием.

Райли кивнул.

— Совершенно верно. Вообще-то такова была первоначальная задача ФБР, но со временем появились и другие функции. — Американец замолчал. — Значит, ты следишь за этим Коневым/Суворовым очень внимательно?

— Моим людям дано указание соблюдать предельную осторожность, но, ты прав, мы не спускаем с него глаз.

— Ты знаешь, если он действительно сотрудничает с китайскими разведчиками… тебе не кажется, что они могут попытаться убить Головко?

— Я не знаю, но мы должны рассматривать и такой вариант.

Райли кивнул. Он подумал, что новость может заинтересовать Вашингтон. Пожалуй, следует обсудить вопрос с резидентом ЦРУ в Москве.

* * *
— Мне необходимы досье на всех, кто когда-нибудь работал с ним, — распорядился Сергей Николаевич. — И мне нужно, чтобы ты сам принёс его личное дело.

— Слушаюсь, товарищ директор, — ответил майор Шелепин и кивнул.

Утренний инструктаж, проведённый полковником милиции, не удовлетворил ни директора СВР, ни его личного телохранителя. На этот раз, в виде исключения, удалось обойти легендарную русскую бюрократию, и информация с необычайной быстротой поступила к тем, кого она действительно интересовала. Это включало человека, который был сегодня ещё жив, возможно, только чудом. Потому что кто-то имел такую же машину и оказался в ненужное время в ненужном месте.

— И мы создадим специальную группу активных действий, которая будет работать с этим молодым Проваловым.

— Конечно, товарищ директор.

«Странно, — подумал Сергей Николаевич, — как быстро может меняться мир». Он отчётливо помнил утро, когда произошло убийство, — такие вещи не забываются. Но после нескольких дней шока, сопровождаемого страхом, он позволил себе успокоиться, поверить, что именно Авсеенко был подлинной целью покушения, совершенного преступным миром, пожелавшим стереть сутенёра — Головко нравилось это архаичное американское выражение, — и что жизнь его самого не подвергалась опасности. После того как он заставил себя поверить в это, происшествие на площади Дзержинского начало походить на ДТП, мимо которого он проезжал. Даже если в результате несчастного случая погиб какой-нибудь автомобилист, вы выбрасываете это из головы, как нечто не имеющее отношения к вам. Такое не могло случиться с вами, потому что вы едете в дорогом служебном автомобиле и за рулём сидит Анатолий. Но теперь Головко начал думать о том, что он уцелел в результате простой случайности.

Теперь он был напуган больше, чем тем ясным московским утром, когда смотрел из окна своего бронированного автомобиля на дымящийся остов соседнего «Мерседеса».

Это означает, что ему по-прежнему угрожает опасность, и он боялся этого, как и любой человек.

Но что ещё хуже, за ним может охотиться один из своих, бывший офицер КГБ, связанный со спецназом. А если у него имеется связь с китайцами…

…Однако с какой стати китайцам понадобилось готовить покушение на его жизнь? Более того, зачем нужно китайцам совершать такое преступление в другой стране? Это было более чем дерзко.

Все происходящее выходило за пределы здравого смысла, но Головко, будучи профессиональным офицером разведывательной службы, уже давно избавился от иллюзии, что все творящееся в мире подчиняется здравому смыслу. Сейчас ему было необходимо собрать больше информации, и он находился по крайней мере в таком месте, где собирать её не так уж трудно. Если он и не обладал той властью, которая была у него в прошлом, всё равно власть, которой он обладает сейчас, достаточна для решения этой задачи, сказал себе Головко.

Наверно.

* * *
Он не пытался часто ходить в министерство. Это было обычной мерой предосторожности, но разумной мерой. После того как ты завербовал агента, тебе не следует часто встречаться с ним или с ней из-за опасения скомпрометировать агента. Во время обучения на Ферме ему растолковали это. Если ты скомпрометируешь одного из своих агентов, тебе будет трудно спать ночью. Это объяснялось тем, что ЦРУ обычно активно действовало в тех странах, где предупреждение о действии правила Миранды[48] осуществлялось ножом, или пистолетной пулей, или чем-то ещё хуже, — полицейское государство может сделать твою жизнь трудной, говорили ему на Ферме, а это значит, что твоя жизнь может стать очень неприятной. Особенно в данном случае, когда он вступил в интимные отношения со своим агентом и разрыв с ней может заставить её прекратить сотрудничество, которое, как сообщило ему Лэнгли, приносило чертовски хорошие плоды, и они хотели получать как можно больше такой информации. Стереть программу, введённую ею в свой компьютер по его просьбе, будет трудно даже для гения, получившего образование в Калифорнийском технологическом институте. Впрочем, можно решить эту проблему путём уничтожения всего жёсткого диска и внесения новых файлов поверх старых, потому что ценный, тайно внесённый файл спрятан в системе программного обеспечения и запись, произведённая на его месте, уничтожит файл.

Поэтому ему не хотелось приходить в министерство, но он, кроме работы разведчика, исполнял обязанности бизнесмена, и клиент обратился к нему за помощью. У девушки, сидящей на расстоянии двух столов от Минг, возникли проблемы с компьютером, а он был представителем фирмы НЭК в офисах министерства.

Проблема оказалась незначительной — некоторых женщин просто не следует допускать к компьютерам. «Все равно что предоставить полную свободу четырехлетнему мальчишке в оружейном магазине», — подумал Номури, но не осмелился произнести вслух, это слишком походило на дискриминацию, а такие вещи в эпоху равноправия полов не приветствуются даже в Китае. К счастью, он не увидел Минг, когда вошёл в офис. Он подошёл к столу, где сидела вызвавшая его девушка, и справился с проблемой за три минуты. Затем он объяснил секретарше, в чём заключалась неисправность, пользуясь самыми простыми выражениями, которые она, несомненно, поймёт. Теперь она станет экспертом всего офиса по исправлению этой часто случающейся ошибки.

С улыбкой и вежливым японским поклоном он направился к выходу, и в этот момент дверь личного кабинета открылась и вышла Минг с министром Фангом, смотрящим в какие-то бумаги, позади неё.

— О, привет, Номури-сан, — с удивлением произнесла Минг. Фанг произнёс имя «Чаи» и сделал знак другой девушке следовать за ним. Если Фанг и увидел Номури, он не подал вида, просто исчез за дверью своего кабинета.

— Здравствуйте, товарищ Минг, — сказал американец на английском языке. — С вашим компьютером все в порядке? — спросил он официальным тоном.

— Да, спасибо.

— Отлично. Ну что ж, если у вас возникнут трудности, позвоните по телефону на моей визитной карточке.

— Да, конечно. Вы уже хорошо устроились в Пекине? — вежливо спросила девушка.

— Да, чувствую себя как дома.

— Вам следует попробовать вкус китайской кухни вместо того, чтобы продолжать есть японские блюда. Правда, должна признаться, в последнее время мне нравятся японские колбаски, — сказала она ему и всем остальным в комнате с таким непроницаемым выражением лица, каким мог бы гордиться опытнейший игрок в покер.

Что касается Номури, его сердце не то чтобы остановилось на мгновение, оно замерло на десять долгих секунд — по крайней мере, так ему показалось.

— Да, конечно, — произнёс он в ответ, когда дыхание наконец вернулось к нему и он смог втянуть воздух в лёгкие. — Среди них попадаются вкусные сорта.

Минг кивнула, подошла к своему столу и села за компьютер. Номури ещё раз вежливо поклонился присутствующим в офисе, вышел в коридор и поспешно направился к мужскому туалету. Ему казалось, что его мочевой пузырь переполнен и нужно без промедления помочиться. Боже мой. Ничего не поделаешь, это одна из проблем с агентами. Временами они соскакивают с привычных рельсов своей обычной работы, как иных наркоманов охватывает отчаянное веселье, когда наркотик попадает в кровеносную систему. Тогда они чувствуют необходимость пощекотать дракона с игривым энтузиазмом, чтобы снова испытать неописуемый восторг вторжения наркотика в кровь. При этом часто забывают, что хвост дракона гораздо ближе к его огнедышащей пасти, чем им кажется. Глупо наслаждаться опасностью. Застегнув «молнию» на брюках, он сказал себе, что не отступил от принципов подготовки, не запнулся в ответе на её шаловливое замечание. Но ему нужно предупредить Минг об опасности танцев на минном поле. Никогда не знаешь, куда сделать шаг, а если наступишь на мину, зарытую в земле, результат может оказаться весьма болезненным.

Тут он понял, почему это случилось, и от этой мысли внезапно остановился. Минг любит его. Она шутила потому… ну а почему ещё стала бы так говорить? Как в игре? Неужели она рассматривает все происходящеекак игру? Нет, она не такая. «Секс был приятным, может быть, даже слишком — если подобная вещь вообще возможна», — подумал Номури и пошёл к лифту. Сказав это, она, несомненно, придёт к нему сегодня вечером. Нужно остановиться у винного магазина по пути домой и купить этот ужасный японский виски по тридцать баксов за литр. Рабочий человек не может позволить себе напиться здесь пьяным, разве что будет пить какой-нибудь местный крепкий напиток, а он слишком отвратительный, чтобы даже думать о нем. Но Минг только что осветила их связь, рискуя своей жизнью перед своим министром и её сотрудницами, и это пугало Номури гораздо больше, чем необдуманная шутка Минг по поводу его пениса и её любви. «Боже мой, — подумал он, — это становится слишком серьёзным». Но что он мог теперь поделать? Он соблазнил её, превратил в шпионку, и она влюбилась в него по той простой причине, по-видимому, что он был моложе старого пердуна, на которого Минг работала. К тому же он относился к ней гораздо лучше, был внимательным и нежным. Короче, он оказался отличным любовником в постели, это великолепно для его мужского самолюбия, он был незнакомцем в незнакомой стране, и ему было нужно потрясти яйцами, снять напряжение. Делать это с ней было, наверно, намного безопаснее для его прикрытия, чем подобрать какую-нибудь проститутку в баре. А ведь он даже не хотел вплотную рассматривать вероятность серьёзных отношений с какой-либо девушкой в настоящей жизни.

«Но как это может настолько отличаться от моей работы?» — спросил он себя. Помимо того обстоятельства, что в то время, когда она любила его, компьютер Минг посылал в эфир её транскрибированные записи…

* * *
Пересылка происходила всегда вскоре после конца обычного рабочего дня, и разница во времени, равная одиннадцати часам, гарантировала, что донесение прибудет и ляжет на столы американских чиновников вскоре после завтрака. В случае Мэри Патриции Фоули утренние часы стали теперь гораздо менее напряжёнными, чем были когда-то. Её младшая дочь ещё не поступила в колледж, но предпочитала сама готовить свою овсянку и затем самостоятельно ехать в школу, что позволяло матери поспать каждым утром дополнительные двадцать или двадцать пять минут. Двадцать лет работы оперативником и матерью должны были свести её с ума, но такая жизнь, однако, нравилась ей, особенно годы, проведённые в Москве, когда приходилось выполнять задания прямо в утробе зверя, причём сукин сын начал страдать в результате её работы от язвы желудка, вспомнила она с улыбкой.

Муж мог сказать примерно то же самое. Первая команда, состоящая из мужа и жены, сумевших подняться так высоко в Лэнгли, каждое утро они ехали на работу вместе — в собственном автомобиле вместо автомобиля «компании», на который имели право. Но хотя они ехали в собственной машине, впереди и сзади их сопровождали две машины, полные вооружённых телохранителей, потому что любой террорист, даже если у него не все в порядке с головой, сочтёт их целями куда более дорогими, чем самые драгоценные рубины. Сидя рядом, они могли разговаривать по пути в Лэнгли — их автомобиль проверяли на отсутствие «жучков» каждую неделю.

Они поставили машину на обычном зарезервированном для них, очень широком месте в подвале старого штабного здания ЦРУ, потом поднялись на ожидающем их лифте к своим кабинетам на седьмом этаже.

Письменный стол миссис Фоули был всегда расположен в определённом месте. Ночная смена раскладывала все её важные бумаги тоже в строго определённом порядке. Но сегодня, как и в течение всей прошлой недели, вместо того чтобы просматривать папки с полосами на краях, полные материалов с шифром «совершенно секретно, кодированное название», она первым делом включила свой настольный компьютер и проверила поступление специальной электронной почты. Сегодня она не была разочарована. Мэри-Пэт скопировала файл на свой жёсткий диск, отпечатала документальную копию, и, когда она вышла из принтера, стёрла электронную почту из компьютерной системы, уничтожив, таким образом, её электронное существование.

Затем она снова прочитала бумажную копию и подняла телефонную трубку аппарата, соединяющего её с кабинетом мужа.

— Да, бэби?

— Суп с птичьими яйцами, — сказала она директору Центрального разведывательного управления. Это было китайское блюдо, которое он считал особенно отвратительным, и ей нравилось подразнивать мужа.

— О'кей, милая. Заходи. — Директор ЦРУ знал, что у неё особенно интересная информация, раз она пытается расстроить его желудок с самого утра.

* * *
— Ещё «ЗОРГЕ»! — спросил президент через семьдесят пять минут.

— Да, сэр, — ответил Бен Гудли, передавая ему лист бумаги. Донесение не было длинным, зато оказалось очень интересным.

Райан пробежал взглядом по странице.

— Анализ?

— Миссис Фоули хотела обсудить его с вами после обеда. У вас есть свободное время в два пятнадцать.

— Ладно. Кого ещё пригласить?

— Вице-президента, раз он здесь. — Гудли знал, что Райану понадобится присутствие Робби Джексона при обсуждении стратегически интересного материала. — Он тоже свободен после обеда.

— Хорошо. Действуйте, — распорядился президент Соединённых Штатов.

* * *
В шести кварталах от Белого дома Дэн Мюррей как раз подходил к своему просторному кабинету (который был, между прочим, значительно больше президентского) в сопровождении группы телохранителей, поскольку он, являясь руководителем контрразведывательного и антитеррористического агентства, обладал самой разной информацией, которая могла заинтересовать многих. Этим утром он получил её более чем достаточно.

— Доброе утро, директор, — поздоровалась одна из служащих — она была агентом, принёсшим присягу и постоянно вооружённым, а не просто секретаршей.

— Привет, Тони, — отозвался Мюррей. У этого агента были прелестные ноги, но директор ФБР понял, что, подумав об этом, он только что доказал себе, насколько права его жена Лиз: он превращался в старого развратника.

Ночная смена положила ему на стол пачки документов, и они всегда раскладывались в определённом порядке. Крайняя правая пачка содержала материалы, связанные с разведывательной информацией, крайняя левая содержала контрразведывательную информацию, а самая большая пачка в середине стола — это материалы о ведущихся уголовных расследованиях, требующие его личного внимания. Эта традиция брала начало ещё от «мистера Гувера», как его помнили в ФБР, поскольку он лично интересовался каждым делом, если оно было более важным, чем кража подержанных автомобилей с правительственной парковки. Но Мюррей уже в течение длительного времени больше всего интересовался «чёрной» стороной деятельности Бюро, поэтому он сначала придвинул к себе правую пачку. В ней было не так уж много документов. ФБР проводило в настоящее время несколько чисто разведывательных операций, что вызывало неудовольствие ЦРУ. Впрочем, эти два правительственных агентства никогда не отличались мирным сосуществованием, несмотря на то, что Мюррею нравились оба Фоули. Какого черта, — подумал он, — некоторая конкуренция принесёт пользу нашим конторам, при условии, что ЦРУ не будет вмешиваться в расследование уголовных дел, поскольку это являлось совершенно иной сферой деятельности правоохранительных органов. На самом верху стопки лежало донесение Майка Райли из Москвы…

— Проклятье… — выдохнул Мюррей с внутренней улыбкой. Он лично выбрал Райли для назначения в Москву, преодолев возражения некоторых высокопоставленных сотрудников, которые хотели назначить на этот пост Пола Ландау из отдела разведки.

Нет, решил Мюррей, Москве нужна помощь копа в работе с её уголовной милицией, а не присутствие охотника за шпионами. В этой области у них и так немало хорошего опыта, поэтому он послал Майка, агента во втором поколении, который, как и его отец, Пэт Райли, работал так успешно в Нью-Йорке, что у мафии начала развиваться язва желудка.

Ландау работал сейчас в Берлине вместе с Бундескриминаламт, БКА. Там он занимался взаимодействием с правоохранительными органами и отлично справлялся с работой.

Но Райли имел настолько большой потенциал, что обещал превратиться в звезду ФБР.

Его отец вышел на пенсию в должности заместителя старшего агента, возглавляющего деятельность ФБР в целом регионе. Майк поднимается ещё выше.

А то, что он сумел установить такие хорошие отношения с этим русским детективом Проваловым, ничуть не повредит его карьере. Итак. Им удалось установить, что существует связь между бывшим офицером КГБ и сотрудником китайского Министерства государственной безопасности. Вот как? Это является частью расследования большого взрыва в Москве?.. Боже мой, неужели в этом замешаны китайцы? Если да, что это может означать, черт побери? Об этом необходимо проинформировать обоих Фоули. Мюррей поднял телефонную трубку.

Через десять минут московское донесение вложили в кодированный телефакс, и он отправился в Лэнгли — а для того, чтобы ЦРУ не присвоило себе заслуги ФБР, печатная копия была послана с курьером в Белый дом, где её передали доктору Бенджамину Гудли, который, несомненно, покажет её президенту перед ланчем.

* * *
Их связь стала настолько тесной, что он уже узнавал её стук в дверь. Номури поставил свой стакан с виски и вскочил, чтобы открыть дверь меньше чем через пять секунд после её первых сексуальных тук-тук.

— Минг, — сказал Чёт.

— Номури-сан, — было ответное приветствие.

Он втянул её в комнату, закрыл и запер дверь. Затем поднял девушку в страстном объятии, которое было притворным меньше чем на три процента.

— Значит, тебе нравятся японские колбаски, верно? — потребовал ответа Номури с улыбкой и поцелуем.

— Ты даже не улыбнулся, когда я сказала это. Разве я плохо пошутила? — спросила она, пока он начал расстёгивать пуговицы на её одежде.

— Минг. — Тут он заколебался и попытался произнести слово, которое выучил в течение дня. — Бау-бей, — сказал он, что переводилось как «любимая».

Девушка улыбнулась при этом слове и ответила: Шинг-ган, что переводилось буквально «сердце и печень», но в контексте означало «душа и сердце».

— Любимая, — сказал Номури после поцелуя, — неужели ты рекламируешь наши отношения у себя в офисе?

— Нет, министр Фанг может не одобрить этого, но остальные девушки в офисе не будут, наверно, возражать, если узнают, — объяснила Минг с кокетливой улыбкой. — Впрочем, это трудный вопрос.

— Тогда зачем рисковать, произнося такую шутку, если только ты не хочешь, чтобы я ненароком выдал тебя?

— У тебя нет чувства юмора, — заметила Минг, сунула руки под его рубашку и погладила грудь. — Но не беспокойся, все в порядке. У тебя имеются другие вещи, нужные мне.

Прошло время, и настал момент, когда можно говорить о деле.

— Бау-бей?

— Да?

— Твой компьютер все ещё работает хорошо?

— О да, — заверила его Минг сонным голосом. Его левая рука нежно ласкала её тело.

— Кто-нибудь из других девушек в офисе пользуется своими компьютерами для просмотра сети?

— Только Чаи. Фанг пользуется ею так же, как пользуется мной. Между прочим, она нравится ему больше. Он считает, что её рот лучше моего.

— Вот как? — спросил Номури, смягчая вопрос улыбкой.

— Я ведь говорила тебе, что министр Фанг — старый человек, иногда ему требуется специальное поощрение, и Чаи не возражает. Она говорит, что Фанг напоминает её дедушку, — сказала Минг.

Это вызвало у американца мысленную гримасу отвращения и ничего больше.

— Значит, все девушки у вас в офисе обмениваются впечатлениями о своём министре?

Минг засмеялась. Это было очень забавно.

— Конечно. Мы все участвуем в этом.

Проклятье, — подумал Номури. Ему всегда казалось, что женщины более… скрытны, что только мужчины хвастают своими завоеваниями в раздевалках, надевая носки.

— Первый раз, когда он сделал это со мной, я не знала, как себя вести, — продолжала она. — Тогда я обратилась за советом к Чаи. Понимаешь, она работает с министром дольше всех. Она посоветовала мне просто получать удовольствие и стараться, чтобы он был счастлив. Тогда я смогу получить от министра хорошее офисное кресло, такое же, как у неё. По-видимому, Чаи обслуживает его очень хорошо. В ноябре он подарил ей новый велосипед. Что касается меня, думаю, что нравлюсь ему только потому, что внешне немного отличаюсь от других девушек. У Чаи грудь больше, чем у меня, но мне кажется, что я красивее её. Зато у неё покладистый характер, и ей нравится этот старик. По крайней мере, больше, чем мне. — Она замолчала. — Мне не хочется получить новый велосипед таким способом.

* * *
— Что это значит? — спросил Робби Джексон.

— Ну, мы не до конца уверены, — признался директор ЦРУ. — Этот Фанг долго беседовал с нашим старым другом Чанг Хан Саном. Они говорили о торговых переговорах с нашей делегацией, которые начнутся завтра. Уже, — он посмотрел на часы, — через четырнадцать часов. Похоже, что они хотят от нас уступок вместо того, чтобы уступить нам. Они испытывают ещё большую ярость по поводу нашего признания Тайваня, чем мы полагали.

— Ничего не поделаешь, — заметил Райан.

— Джек, я согласен с твоими чувствами, но давай не будем слишком высокомерными, когда речь заходит об их позиции, — предложил Фоули.

— Ты начинаешь рассуждать, как Скотт, — сказал президент.

— Ну и что? Если тебе нужен в Лэнгли человек, который во всем будет с тобой соглашаться, ты сделал неправильный выбор, — возразил директор ЦРУ.

— Ладно, Эд, ты прав, — признался Джек. — Продолжай.

— Джек, нам нужно предупредить Ратледжа о том, что КНР не понравится его позиция. Они вряд ли согласятся пойти на значительные уступки в области торговли.

— Ну что ж, Соединённые Штаты Америки тоже не пойдут на уступки, — сказал Райан, обращаясь к своему директору Центрального разведывательного управления. — И теперь мы снова возвращаемся к тому, что им нужны наши деньги больше, чем нам — их товары.

— А не может быть, что всё это подстроено? Я имею в виду эту информацию, — спросил вице-президент Джексон.

— Ты хочешь сказать, что они используют этот источник в качестве канала для передачи дезинформации? — спросила Мэри Патриция Фоули. — По моей оценке, вероятность этого практически равняется нулю. Так близко к нулю, как только может быть в реальном мире.

— МП, почему ты так уверена? — спросил президент Райан.

— Не могу ответить на этот вопрос здесь, но я уверена, — ответила Мэри Пэт, поставив мужа в неловкое положение, как заметил Райан. В разведывательном сообществе редко случается, когда кто-то проявляет такую уверенность, но Эд всегда был осторожным человеком, а Мэри-Пэт склонна рисковать. Она относилась к своим агентам, как мать к детям, Райан восхищался её лояльностью, даже когда приходилось напоминать себе, что это не всегда реалистично.

— Эд? — спросил Райан, чтобы окончательно убедиться.

— В этом я полностью согласен с Мэри. Я считаю этот источник покрытым золотом и с медным дном[49].

— Значит, этот документ представляет точку зрения их правительства? — спросил Джексон.

Фоули удивил вице-президента, энергично покачав головой.

— Нет, это означает точку зрения Чанг Хан Сана. Он является важным и влиятельным министром, но он не говорит от имени правительства как такового. Обратите внимание, что в тексте нет упоминания об официальных должностях собеседников. Возможно, Чанг представляет точку зрения, причём весьма влиятельную, в их Политбюро. Но там есть и умеренные люди, о позиции которых ничего не говорится в этом документе.

— Понял, — сказал Райан, двигаясь в кресле. — Но тогда почему вы тратите наше время на обсуждение этого документа?

— Чанг очень близок к их министру обороны — более того, у него решающий голос при рассмотрении вопроса о национальной безопасности. Если он расширяет своё влияние на политику в области торговли, у нас возникает проблема, и нашей делегации нужно заранее знать об этом при ведении торговых переговоров, — ответил директор ЦРУ.

* * *
— Ну и что? — устало спросила Минг. Ей так не хотелось одеваться и уходить, и это означало, что ей не удастся как следует выспаться.

— Тебе нужно прийти в офис пораньше и загрузить это в компьютер Чаи. Это новая система программного обеспечения, шесть-точка-восемь-точка-один, вроде той, которая загружена в твой компьютер. — Вообще-то самая новая система, работающая в реальном времени, была 6.3.2, так что пройдёт по крайней мере год, прежде чем действительно понадобится нанести новый файл поверх этого файла, стерев, таким образом, все записанное ранее.

— Почему ты заставляешь меня сделать это?

— Разве тебе не всё равно, бау-бей? — спросил Номури.

Она заколебалась на мгновение, обдумывая его вопрос, и от секундного колебания сердце американского шпиона похолодело.

— Нет, полагаю, мне действительно всё равно.

— Мне нужно вручить тебе новые вещи, — прошептал Номури, обнимая девушку.

— Какие? — спросила она. Все предыдущие подарки заслуживали внимания.

— Это будет сюрприз, причём очень хороший, — пообещал он.

Её тёмные глаза сверкнули от предвкушения. Номури помог ей надеть эту ужасную куртку. Одевать её оказалось совсем не так приятно, как раздевать, но это было необходимо. Через мгновение он поцеловал Минг на прощание и смотрел, как девушка уходит. Потом вернулся к компьютеру, чтобы сообщить patsbakery@brownienet. com о том, что ему удалось достать ещё один рецепт и он надеется, что блюдо, изготовленное по этому рецепту, будет очень вкусным.

Глава 22Стол и рецепт

— Господин министр, такая встреча доставляет мне большое удовольствие, — произнёс Клифф Ратледж своим самым дружеским дипломатическим голосом, обмениваясь рукопожатием. Ратледж был рад, что КНР приняла западный обычай — он так и не научился протоколу поочерёдных поклонов.

На церемонии открытия торговых переговоров присутствовал Карл Хитч, посол США в Китайской Народной Республике. Он был профессиональным дипломатом и всегда предпочитал службу за границей работе в Туманном Болоте. Руководство ежедневными дипломатическими отношениями не было таким уж интересным делом, но здесь оно требовало твёрдой руки. Хитч владел ею, и, судя по всему, его уважали в дипломатическом сообществе, что шло только на пользу.

Для Марка Ганта все это было внове. Зал производил впечатление, он походил на зал заседаний крупной корпорации, целью которого было поддерживать хорошее настроение у членов совета управляющих, вроде членов Мессе Гранде — средневекового венецианского Совета. Высокий потолок, стены, обтянутые материей, в данном случае красным шёлком, разумеется, с канделябрами из гранёного хрусталя и полированной бронзы. Создавалось впечатление, что ползаешь внутри сердца кита. Перед каждым участником переговоров стоял крошечный стаканчик с мао-таем, но его предупредили, что на вкус этот крепкий китайский напиток напоминает ароматную жидкость для зажигалок.

— Вы впервые в Пекине? — спросил его один из младших чиновников, принимающих участие в переговорах.

Гант повернулся и посмотрел на низенького китайца.

— Да, впервые.

— Слишком рано для первых впечатлений?

— Да, но этот зал выглядит потрясающе… с другой стороны, шёлк — тот материал, который имеет длинную историю и так важен в истории Китая, — продолжал Гант, пытаясь понять, говорит он как дипломат или просто неуклюже.

— Это верно, да, — согласился китаец с улыбкой и кивком, причём ни то ни другое ничего не говорило американцу, разве что он понял, что китаец экономит на зубной пасте и зубных щётках и вскоре его ждёт неприятная встреча с дантистом.

— Я много слышал об императорском собрании предметов искусства.

— Вы увидите его, — пообещал собеседник. — Это часть официальной программы.

— Отлично. Помимо моих обязанностей, мне нравится быть туристом.

— Надеюсь, что вы найдёте нас гостеприимными хозяевами, — пообещал чиновник. Гант пытался понять, что последует дальше. Вдруг этот улыбающийся кланяющийся карлик упадёт на колени и предложит ему сеанс орального секса? Впрочем, дипломатия была для Ганта совершенно новой областью. Вокруг не стояли интересующиеся инвестициями банкиры, которые, в общем, были вежливыми акулами. Они угощают тебя вкусной едой и хорошими винами, перед тем как пристроиться поудобнее и попытаться откусить твой член. Зато они никогда не скрывали, что являются акулами. А вот что на уме у этих людей?

Их вежливость и заботливость были новым явлением для Ганта, но он вспомнил инструктаж перед отъездом в Пекин и решил, что гостеприимство является вступлением к исключительно враждебному заседанию, когда они приступят к делу. Если взвесить оба эти события — происходящее сейчас и ожидаемое скоро — то американцам придётся весьма туго.

— Значит, вы не из американского Государственного департамента? — спросил китайский чиновник.

— Нет. Я служу в Министерстве финансов. Работаю непосредственно под руководством министра Уинстона.

— Ага, тогда вы специализируетесь в области торговли?

Значит, маленького ублюдка уже проинструктировали… Впрочем, этого следовало ожидать. На таком уровне никто не действует на свой страх и риск. Каждый получил самый подробный инструктаж. Все члены китайской делегации наверняка ознакомились с досье американцев. Члены американской делегации, дипломаты из Государственного департамента, сделали то же самое. Это не относилось к Ганту, потому что он не был, по сути дела, игроком как таковым. Ему сказали лишь то, что нужно знать. Это давало ему преимущество перед приставленным к нему китайцем. Он не был сотрудником Государственного департамента, следовательно, не должен рассматриваться как важное лицо. Зато он был личным представителем высокопоставленного американского чиновника, входит во внутренний круг его приближённых, и это делает его очень важным. Не исключено даже, что он личный советник этого Ратледжа — а по китайским правилам это может означать, что именно он будет фактически вести переговоры вместо номинального главного дипломата, потому что китайцы часто так и поступали. Ганту пришло в голову, что он может изрядно запутать их представления об иерархии в составе американской делегации… но как это сделать?

— О да, я всю жизнь был капиталистом, — сказал Гант, решив создать у этого китайца впечатление о себе как о богатом американском бизнесмене и говорить с ним как с человеческим существом, а не как с коммунистическим дипломатом. — Так же как министр Уинстон, да и как наш президент, понимаете?

— Но мне говорили, что он по профессии разведчик?

Пришёл момент воткнуть занозу сомнения:

— Полагаю, отчасти это соответствует действительности, но его сердце всегда принадлежало бизнесу. Когда он уйдёт с правительственной службы, Джек вместе с Джорджем займутся бизнесом, и они захватят весь мир. — «Это почти правда», — подумал Гант, вспомнив, что самая лучшая ложь всегда близка к правде.

— А вы работали несколько лет с министром финансов Уинстоном. — Это был не вопрос, а скорее констатация факта, заметил Гант. Какой дать ответ? Что они в действительности знают о нем… или он является «тёмной лошадкой» для китайских коммунистов? Если дело обстоит именно так, то можно попробовать повернуть ситуацию в свою пользу…

Мягкая многозначительная улыбка.

— Да, конечно. Мы с Джорджем сделали немало денег в совместных операциях на бирже. Когда Джек пригласил его занять пост министра финансов, Джордж попросил меня присоединиться к нему и оказать помощь в формировании правительственной политики. Особенно это касалось налоговой политики. Там раньше был полный беспорядок, и Джордж поручил мне заняться этим. Представляете себе, не исключено, что мы сумеем все это упорядочить. Похоже, что конгресс сделает то, чего мы хотим от него, и это совсем неплохо, мы заставим этих идиотов исполнить наше поручение, — заметил Гант, намеренно глядя на искусно вырезанное украшение из слоновой кости на деревянном шкафчике, стоящем у стены. Какой-то ремесленник с острым ножом потратил массу времени, чтобы создать такое произведение искусства… Итак, мистер Китаец, теперь я выгляжу для тебя достаточно важным? Одно можно сказать об этом китайском парне — из него вышел бы отличный игрок в покер. Его глаза не выражали ничего, совсем ничего. Гант снова посмотрел на китайца. — Извините меня, я слишком разговорился.

Чиновник улыбнулся.

— В такое время это случается. Почему, по вашему мнению, все хотят немного выпить? — Насмешка в его взгляде заставила Ганта подумать: а кто, собственно, ведёт этот разговор?..

— Да, наверно, — неуверенно заметил Гант и пошёл дальше, сопровождаемый младшим — а он действительно младший? — чиновником.

Тем временем Ратледж пытался выяснить, известно ли китайской стороне о том, какие инструкции он получил. В средства массовой информации просочилось несколько намёков, но Адлер так искусно организовал эту утечку, что даже внимательный наблюдатель — а посол КНР в Вашингтоне был одним из них — не мог понять, кто организовал утечку и с какой целью. Администрация Райана использовала прессу с большим искусством, вероятно потому, подумал Ратледж, что министры кабинета руководствовались указаниями главы администрации Арни ван Дамма, очень опытного политического специалиста. В новом кабинете не было обычного набора входящих и уходящих политических деятелей, которые нуждались в поддержке прессы для укрепления намеченных ими целей. Райан выбирал главным образом людей, совсем не имеющих собственных целей, что являлось далеко не простым достижением, особенно потому что большинство были компетентными специалистами и хотели, как и сам Райан, покинуть Вашингтон, сохранив свою добродетель, и вернуться к обычной жизни, как только закончится их непродолжительный срок служения стране. Профессиональный дипломат даже не представлял себе, что можно так радикально изменить правительство его страны. По мнению Ратледжа, заслуга в этом принадлежит безумному японскому пилоту, сумевшему уничтожить так много представителей официального Вашингтона одним отчаянным поступком.

В этот момент в зале появился Ху Кун Пяо со своей официальной свитой. Ху был Генеральным секретарём Коммунистической партии КНР и Председателем Политбюро, хотя в средствах массовой информации его называли «премьером». Этот термин неправильно применялся в отношении к Ху, но его приняли даже в дипломатической среде. Ему был семьдесят один год, и он относился ко второму поколению китайских вождей. Участники Великого похода давно умерли, хотя было несколько высокопоставленных чиновников, утверждавших, что принимали участие в нём. Однако проверка цифр показала, что если они и были участниками Великого похода, то провели все время, прильнув к соскам своих матерей и нельзя воспринимать их слова всерьёз. Нет, современное поколение китайских политических лидеров состояло из сыновей или племянников первоначальных вождей, их вырастили и воспитали в обстановке привилегий и относительного комфорта. Тем не менее они никогда не упускали из вида, что их место в жизни является шатким и ненадёжным. С одной стороны, были и другие дети бывших политических вождей, стремящиеся занять посты более высокие, чем те, которые занимали их родители. С этой целью они стали более преданными католиками, чем местный коммунистический папа. Они высоко поднимали маленькие красные книжки, подражая взрослым во время Культурной революции, а до этого закрывали рты и держали открытыми уши во время мертворождённой и жестокой кампании «Сотни Цветов» в конце пятидесятых годов, когда засветили массу интеллектуалов, которые пытались укрыться в течение первого десятилетия маоистского правления. Их убедили выйти из укрытия заявления самого Мао, якобы поддерживающего либеральные идеи, которые они так безрассудно провозгласили. В результате они только положили свои шеи на плаху в ожидании топора, опустившегося через несколько лет во время зверской и человеконенавистнической Культурной революции.

Современные члены Политбюро уцелели в результате двух путей спасения. Во-первых, их оберегали отцы и тот ранг, который относился к отпрыскам столь высокопоставленных родителей. Кроме того, их тщательно обучили тому, что они могут говорить и что говорить не следует. В ходе всей Культурной революции они проявляли максимальную осторожность, громко заявляя, что Китаю нужны идеи председателя Мао и что остальные идеи, может быть, интересные в узком интеллектуальном смысле, представляют опасность, потому что отвлекают рабочих и крестьян от единственно верного пути, начертанного председателем Мао. Так что когда опустился топор, который сжимали руки молодёжи, не расстававшейся с маленькими красными книжками, они оказались в авангарде тех, кто высоко нёс книжки с изречениями Мао и демонстрировали их всем остальным. Вот так большинство детей высокопоставленных отцов избежало гибели, хотя, разумеется, кое-кто и был принесён в жертву. Однако все умные приспособленцы остались в живых и теперь заседали в составе Политбюро. Это был жестокий дарвинистский процесс выживания сильнейших, и все они прошли через него, проявив немного больше ума и находчивости по сравнению с теми, кто окружал их. Теперь, на вершине власти, завоёванной их умом и осторожностью, наступило время, когда они могут наслаждаться плодами своих усилий.

Новое поколение вождей воспринимало коммунизм с такой же преданностью и верой, с какой другие люди верят в бога, потому что они больше ничему не научились и не воспользовались своей интеллектуальной ловкостью, чтобы направиться на поиски другой веры или даже пробовать искать ответы на многие вопросы, ответы, которые не дал им марксизм. Их вера была скорее верой смирения и покорности, чем проявлением энтузиазма. Получив воспитание в пределах, чётко очерченных идеологическими границами, они не пытались покинуть эти пределы, поскольку боялись того, что могут обнаружить, зайдя за невидимую идеологическую черту. В течение последних двадцати лет им пришлось позволить капитализму пустить корни внутри их собственной страны, поскольку стране были необходимы деньги, чтобы вырасти в более мощное государство, чем Корейская Народно-Демократическая Республика со своими обанкротившимися идеями «чучхе». Китай испытал убийственный голод в 1960 году и извлёк важные уроки. С другой стороны, китайцы использовали голод как исходную точку для Культурной революции, извлекая, таким образом, политический капитал из результатов катастрофы, вызванной их собственными «усилиями».

Они хотели превратить свою страну в великое государство. Вообще-то они уже считали Китай великим государством, но соглашались с тем, что другие страны ещё не признают его таким. Тогда они взялись за поиски методов, направленных на то, чтобы исправить это ошибочное представление, которого так глупо придерживался остальной мир. Для этого им были нужны деньги, деньги означали развитие промышленности, а для этого они нуждались в капиталистах. Китай пришёл к этому выводу раньше глупого Советского Союза, расположенного к северу и западу от него. В результате Советский Союз распался, а Китайская Народная Республика уцелела.

По крайней мере, им так казалось. Они бросали взгляд за границы Китая, когда им приходила в голову такая мысль, и смотрели на мир, который, думали они, им понятен.

Они чувствовали превосходство над этим миром, причём чувство превосходства основывалось, не более и не менее, на цвете их кожи и языке, на котором они говорили.

Идеология имела всего лишь второстепенное значение в этой оценке собственной важности; amour propre исходит изнутри. Они ожидали, что окружающий мир признает их главенство, и прошедшие годы почти не изменили их точку зрения.

Но в этом они пали жертвой собственных иллюзий. Генри Киссинджер приехал в Китай в 1971 году по поручению президента Ричарда Никсона не для того, чтобы установить нормальные отношения с этой самой населённой страной в мире, как было объявлено в средствах массовой информации, а скорее чтобы использовать КНР в качестве дубинки, с помощью которой принудить к повиновению Советский Союз. По сути дела Никсон положил начало такому продолжительному процессу, что он рассматривался как выходящий за пределы западных возможностей — он больше походил на то, что, по мнению западных стран, могли придумать только сами китайцы. С подобными идеями люди просто демонстрируют те или иные этнические предубеждения. Типичный глава тоталитарного государства слишком эгоистичен, чтобы задумываться над тем, что случится после того, как он умрёт, а люди во всем мире живут примерно одинаковое количество лет. По этой простой причине все они думают о программах, которые могут быть закончены в течение их жизни, может быть, спустя несколько лет после кончины, потому что, приходя к власти, они разрушают статуи предшественников, а такие люди не лелеют особых иллюзий о судьбе собственных памятников. Лишь чувствуя приближение смерти, они оглядываются назад и оценивают то, чего им удалось добиться. Недаром Мао уныло заметил в разговоре с Киссинджером, что всё, что он сделал, это несколько улучшил жизнь крестьян, живущих в нескольких милях от Пекина.

Однако люди в этом церемониальном зале были ещё не так близки к смерти, чтобы думать таким образом. Они являлись повелителями своей страны. Они создавали правила, которым следовали другие. Их слово было законом. Их капризы выполнялись со сказочной быстротой. У них было все, чего мог пожелать человек. Но самое главное, они владели властью. Эта огромная и древняя страна управлялась их желаниями. Их коммунистическая идеология являлась всего лишь магией, определявшей форму, в которую облекались их желания, правила игры, на которые все они согласились в прошлые годы. Главной была власть. Они могли казнить или миловать простым росчерком пера — или, более реалистично, продиктованным словом, записанным личным секретарём для передачи исполнителю, нажимающему на спусковой крючок.

Ху был средним человеком во всех отношениях — рост, вес, цвет глаз, лицо… и интеллект, по мнению некоторых. Ратледж прочитал все это в своих инструктивных документах. Подлинная власть находилась где-то ещё. Ху являлся всего лишь номинальным главой государства, выбранным отчасти из-за своей внешности; его способности произносить речи, несомненно; а также его готовности выдвигать время от времени чужие идеи на Политбюро, чтобы имитировать единогласие. Как актёрам Голливуда, от него не требовалось быть умным, чтобы играть роль умного.

— Товарищ премьер, — приветствовал его Ратледж, протягивая руку, которую пожал китайский руководитель.

— Мистер Ратледж, — ответил Ху на более или менее разборчивом английском языке. Рядом находился переводчик, для перевода более сложных мыслей. — Добро пожаловать в Пекин.

— Это большая честь для меня, и мне доставляет огромное удовольствие снова посетить вашу древнюю страну, — сказал американский дипломат, «демонстрируя должное уважение и смирение», — подумал китайский лидер.

— Мне всегда приятно приветствовать у нас хорошего друга, — продолжал Ху, в точности как его проинструктировали. Ратледж приезжал в Китай и раньше в своей официальной должности дипломата, но ещё ни разу не возглавлял американскую делегацию. Китайский министр иностранных дел знал его как высокопоставленного сотрудника Государственного департамента, который вскарабкался по лестнице своей бюрократии, как делали и в Китае, — это простой мастер своего дела, но поднявшийся довольно высоко. Председатель Политбюро поднял свой стакан. — Я пью за успешные и дружественные переговоры.

Ратледж улыбнулся и поднял свой стакан.

— Как и я, сэр.

Камеры засняли это. Представители средств массовой информации тоже расхаживали по залу. Операторы вели главным образом съёмку того, что они называли кадрами обстановки, как это делает дилетант со своей дешёвой видеокамерой. На кадрах будет виден зал с искусственного расстояния, для того чтобы зрители могли увидеть цвета, с несколькими снимками крупным планом кресел и диванов, на которые никто не должен садиться, крупные планы основных участников со стаканами в руках, приятно улыбающихся друг другу. Цель такой съёмки заключалась в том, чтобы показать телезрителям атмосферу на большом формальном и не слишком радостном приёме. Настоящие новости, связанные с открытием переговоров, будут передаваться людьми вроде Барри Вайса и другими «говорящими головами», которые расскажут телезрителям о том, что нельзя показать на телекадрах.

Затем репортаж поступит в вашингтонскую студию CNN недалеко от Юнион Стейшн, где другие говорящие головы будут обсуждать, что просочилось или не просочилось к ним, после этого примут решение, руководствуясь своей дальновидностью и «мудростью», что следует показать Соединённым Штатам Америки. Президент Райан увидит все это за завтраком, одновременно читая газеты и набор вырезок из различных газет под названием «Ранняя птичка», составленный правительственным агентством.

Во время завтрака Джек Райан будет делать собственные краткие замечания для своей жены, которые станут предметом обсуждения с её коллегами в больнице Джонса Хопкинса. Те, возможно, обсудят их внутри своих семей, откуда они не пойдут дальше.

Таким образом, мысли президента часто оставались тайной.

Официальный приём закончился в положенное время, и американцы поехали обратно в посольство в своих официальных автомобилях.

— Итак, что вы можете сказать мне для общей ориентировки? — спросил Барри у Ратледжа.

— Вообще-то немного, — ответил заместитель Государственного секретаря по вопросам внешней политики. — Мы выслушаем их, потом они выслушают нас, и затем работа пойдёт дальше.

— Они хотят получить статус страны наибольшего благоприятствования. Им это удастся?

— Не я решаю такие вопросы, Барри, и ты хорошо это знаешь. — Ратледж слишком устал после столь продолжительного перелёта и смены такого количества часовых поясов, чтобы вести важный разговор. Он не мог позволить себе говорить при таких обстоятельствах, и надеялся, что Вайс это знает. Репортёр знал и давил на дипломата именно по этой причине.

— Тогда о чём будут вестись переговоры?

— Совершенно ясно, что мы хотим, чтобы китайцы предоставили нам более широкий доступ к их рынкам. Кроме того, обсудим некоторые вопросы, такие как нарушения патентного права и закона об интеллектуальной собственности, на которые жалуются американские бизнесмены.

— Проблема компьютеров «Делл»?

Ратледж кивнул.

— Да, эта тоже. — Он широко зевнул. — Извини, Барри. Такой продолжительный перелёт… ты знаешь, как я себя чувствую.

— Я был на том же самолёте, — напомнил Барри Вайс.

— Ну, может быть, ты легче переносишь такие перелёты, — заметил Ратледж. — Давай отложим этот разговор на день-другой, а?

— Если вы так считаете, — согласился репортёр CNN. Ему не нравился этот высокомерный сукин сын, но он был источником информации, а Вайс занимался информационным бизнесом. Как бы то ни было, но поездка оказалась короткой. Официальная делегация осталась в посольстве, а сотрудники службы новостей вернулись на посольских автомобилях в свои отели.

Посольство могло разместить всех членов официальной делегации у себя, главным образом чтобы их разговоры не были записаны «жучками» Министерства государственной безопасности, которые находились в каждом номере всех отелей Пекина.

Нельзя сказать, что комнаты в посольстве были роскошными, хотя для Ратледжа нашлась весьма комфортабельная комната. В этом протокол подвёл Марка Ганта, но у него тоже была удобная кровать в его маленькой комнате, а туалет и душевую ему пришлось делить с соседом. Вместо этого он отыскал ванную комнату и принял горячую ванну, после чего проглотил таблетку снотворного, которую получил от врача, сопровождавшего делегацию. Предполагалось, что он проспит целых восемь часов, что позволит ему к утру согласовать свои биологические часы с местным временем. Затем будет большой рабочий завтрак, похожий на тот, который получают астронавты перед стартом «шаттла», и являющийся такой же американской традицией, как звёздно-полосатый флаг над Фортом МакГенри.

* * *
Номури увидел прибытие торговой делегации по китайскому телевидению, которое он смотрел главным образом для того, что отточить своё знание языка. Постепенно ему удавалось овладеть языком, хотя тональный характер мандаринского наречия сводил его с ума. Когда-то ему казалось, что трудно овладеть японским языком, но по сравнению с мандаринским наречием японский язык был лёгкой прогулкой в парке. Он смотрел на лица, пытаясь понять, кто приехал для участия в переговорах. Ему помог китайский переводчик, хотя и он с трудом выговорил имя Ратледжа. Ничего странного, американцы тоже уродуют китайские имена, за исключением простых, таких как Минг и Ванг. Номури едва не стошнило, когда он как-то увидел, как американский бизнесмен пытается объяснить что-то местному жителю. Комментатор продолжал говорить о китайской позиции на торговых переговорах, о том, что Америка должна пойти на целый ряд уступок КНР — в конце концов, разве Китай не проявил неслыханную щедрость, позволив американцам покупать ценные товары Китайской Народной Республики за бесполезные доллары?

При этом мнение Китая звучало очень похоже на то, которое когда-то выдвигала Япония, пока новое японское правительство не открыло свои рынки для американских товаров. Несмотря на то что торговый баланс все ещё оставался в пользу Японии, справедливое соревнование на игровом поле торговли ослабило американскую критику, хотя японские автомобили по-прежнему не пользовались такой популярностью в Америке, как раньше. Но это пройдёт, не сомневался Номури. Если у Америки и была слабость, она заключалась в том, что американцы слишком быстро забывали и прощали причинённое им зло. В этом отношении Номури восхищался евреями. Они все ещё не забыли Германию и Гитлера. И они совершенно правы, подумал он. Его последняя мысль перед тем, как лечь в постель, была о том, как действует новое программное обеспечение на компьютере Чаи, сумела Минг установить его или нет. Затем он решил проверить это.

Встав с кровати, Номури включил свой лэптоп и… да! У системы, установленной на компьютере Чаи, отсутствовала программа транскрибирования, как на компьютере Минг, но она передавала то, что было в ней. Отлично, в Лэнгли есть лингвисты, способные разобраться в этом. Что до него, то Номури просто загрузил информацию и лёг в постель.

* * *
— Проклятье! — выругалась Мэри-Пэт. Почти весь материал не поддавался чтению, но это был второй источникинформации в операции «ЗОРГЕ». Это было очевидно по магистрали, по которой прошла информация через Интернет. Она подумал, а не пытается ли Номури похвалиться своими достижениями, или ему удалось залезть в трусы ещё одной секретарши китайского министра? Нельзя сказать, что такое случилось впервые с оперативником, ведущим весьма активную сексуальную жизнь, но, с другой стороны, это происходило не так уж часто. Она отпечатала переданный материал, сохранила его на жёстком диске и вызвала лингвиста, чтобы тот поднялся к ней в кабинет и перевёл полученную информацию. Затем она загрузила в память компьютера текущую информацию, полученную по каналу «Певчей птички». Этот материал поступал так же регулярно, как «Вашингтон Пост», и был намного интереснее. Мэри-Пэт поудобнее устроилась в кресле и начала читать перевод последних заметок Минг, полученных ею от министра Фанг Гана. Она надеялась, что он будет говорить о торговых переговорах, сейчас посмотрим, действительно он говорит…

«Это кажется важным», — подумала заместитель директора ЦРУ. Скоро она будет удивлена тем, каким ошибочным было это впечатление.

Глава 23Ближе к делу

Яичница с беконом, поджаренный хлеб и жареная картошка, а также колумбийский кофе. Гант был евреем, но не соблюдал кошерный закон и любил бекон. Все уже встали и выглядели очень бодрыми. Чёрные капсулы, розданные врачом Госдепа (все называли их чёрными и выпускаемыми правительством, по-видимому, это была какая-то традиция, о которой Гант ничего не знал), благоприятно подействовали на всех, потому что у всех канцелярских крыс были яркие глаза и пышные хвосты. Он заметил, что главной темой разговора были матчи Национальной баскетбольной ассоциации. «Лейкерс» снова набрали форму. Ратледж увидел, как Гант сидел во главе стола и дружески беседовал с послом Хитчем, который казался образцом американского гражданина. Затем появился взволнованный сотрудник посольства с папкой, на краях которой красовались белые и красные полосы. Он передал папку послу Хитчу, тут же открывшему её.

Гант сразу понял, что в папке секретные материалы. В Министерство финансов секретные материалы попадали редко, но всё-таки попадали, и у него был допуск к совершенно секретной информации и специальному ознакомлению. Это составляло часть его работы как личного помощника министра Уинстона. Значит, из Вашингтона поступает разведывательная информация, связанная с торговыми переговорами. Что содержится в папке, Гант не знал и не был уверен, что его ознакомят с её содержимым. Он подумал, а не стоит ли ему напрячь свои профессиональные мускулы и потребовать допуска к поступившему материалу, но решение об этом будет принимать Ратледж, и ему не хотелось дать шанс этому госдепартаментскому хмырю продемонстрировать, кто является главным быком в этом стаде. Гант привык пользоваться терпением как одной из основных добродетелей и решил снова прибегнуть к нему. Он вернулся к своему завтраку, затем встал и пошёл к буфетной стойке за добавкой. Ланч в Пекине вряд ли будет особенно вкусным, даже в здании китайского Министерства иностранных дел, где хозяева вылезут из кожи вон, чтобы продемонстрировать свои самые экзотические национальные блюда, а жареный пенис панды со сладким бамбуком не был его любимым блюдом. По крайней мере, вкус чая, предлагаемого после ланча, не такой уж плохой, но даже в самом лучшем случае чай — это не кофе.

— Марк? — Ратледж поднял голову и помахал рукой, приглашая к себе сотрудника Министерства финансов. Гант подошёл к начальству со своей тарелкой, снова наполненной яичницей с беконом.

— Да, Клифф?

Посол Хитч подвинулся, чтобы освободить место для Ганта, и стюард тут же подошёл с новым столовым прибором. Правительство могло относиться к человеку подобострастно, когда в этом возникала необходимость. Гант попросил стюарда принести ещё картошки и кофе. Свежий кофе появился как по мановению волшебной палочки.

— Марк, это только что поступило из Вашингтона. Информация с допуском по «кодированному слову» и…

— Да, я знаю. Мне даже не разрешено знакомиться с таким материалом, равно как и запоминать его. Итак, ты хочешь показать мне этот документ?

Ратледж кивнул и подвинул к Ганту листы бумаги.

— Как ты истолковываешь эти цифры иностранной валюты?

Гант сунул в рот кусок бекона и тут же перестал жевать.

— Черт побери, неужели они упали до такого уровня? На что китайцы растрачивают свою валюту?

— Что это значит?

— Клифф, когда-то доктор Самуэль Джонсон[50] сказал: «Сколько бы денег у тебя ни было, трать меньше». Так вот, китайцы не прислушиваются к этому совету. — Гант перевернул страницу. — Здесь не говорится, на что они тратят деньги.

— Мне говорили, они тратят деньги главным образом на военное снаряжение, — вклинился посол Хитч. — Или на продукцию, предназначенную для военного применения, в особенности на электронику. Как на готовые товары, так и на оборудование, которое выпускает электронику. Мне представляется, что инвестиции в эту область требуют денег.

— Да, вполне вероятно, — согласился Гант. Он перевернул страницы обратно и принялся читать с начала. Он увидел, что информация передана с помощью шифровальной системы «Чечётка». Значит, это действительно важное сообщение. «Чечётку» использовали только для самых серьёзных материалов из-за некоторой технической сложности в её применении… это, должно быть, разведывательный материал, подумал «Телескоп». И тут он понял почему. Кто-то, должно быть, сумел установить «жучок» в офисе очень высокопоставленного китайского чиновника, чтобы получить такую информацию… — Боже мой!

— Так что это означает, Марк?

— Это означает, что китайцы тратят деньги быстрее, чем они поступают в их казну, и они расходуют их главным образом в некоммерческих областях. Черт побери, они ведут себя подобно некоторым идиотам в нашем правительстве. Китайцы считают, что деньги появляются по мановению руки. Затем ты расходуешь их как можно быстрее и щёлкаешь пальцами, чтобы деньги появились снова… Эти люди живут в выдуманном ими самими ирреальном мире, Клифф.

Они не имеют представления, как и откуда появляются деньги. — Гант сделал паузу. Он зашёл слишком далеко. Брокеры с Уолл-стрит поймут его, но этот Ратледж — вряд ли. — Позволь мне перефразировать. Они знают, что источником денег является отсутствие торгового баланса между ними и Соединёнными Штатами. По их мнению, этот дисбаланс представляет собой естественный феномен, что-то, чем они, по сути дела, могут распоряжаться, потому что таково их положение. Они считают, что весь остальной мир в долгу перед ними. Другими словами, нам предстоят трудные переговоры.

— Почему? — спросил Ратледж. Посол Хитч, заметил Гант, уже кивает головой. По-видимому, он лучше понимает этих китайских варваров.

— Люди, которые мыслят таким образом, не понимают, что торговые переговоры состоят из уступок и предложений. Здесь они будут настаивать на том, что хотят получить всё, что им нужно, потому что все якобы должны уступать им. Это похоже на поведение Гитлера в Мюнхене. Я хочу, ты уступаешь, и тогда я доволен. Неужели мы собираемся отступить перед этими мерзавцами?

— У меня иные инструкции, — ответил Ратледж.

— Тогда попытайся догадаться: у кого такие же инструкции? Это инструкции, которые получил твой китайский коллега. Более того, их экономическое положение, по всей вероятности, намного хуже, чем нам дают понять. Передай ЦРУ, что им нужно подобрать более знающих людей в свой департамент финансовой разведки, — заметил Гант. Затем Хитч перевёл взгляд через стол на человека, который возглавлял, по-видимому, местное отделение ЦРУ.

— А они понимают, насколько серьёзно их положение?

— Да и нет. Да, они знают, что им нужна твёрдая валюта, чтобы осуществить мероприятия, которые им хочется осуществить. Нет, они считают, что могут продлить такое положение до бесконечности, что дисбаланс является естественной ситуацией для них — потому что… почему? Может быть, потому, что считают себя расой хозяев Земли? — спросил Гант.

И снова кивнул посол Хитч.

— Это называется комплексом Среднего Царства. Да, господин Гант, именно так они смотрят на себя, ожидают, что люди придут к ним и дадут им все, в чём они нуждаются. Они не хотят обращаться к другим людям в качестве просителей. Наступит время, когда это приведёт к их краху. У них существует профессиональное… скорее расовое высокомерие, которое трудно описать и ещё труднее определить количественно. — Затем Хитч посмотрел на Ратледжа. — Клифф, тебе предстоит интересный день.

Гант сразу понял, что это не было благословением для заместителя Государственного секретаря по внешней политике.

* * *
— Сейчас они, наверно, завтракают, — сказал Государственный секретарь Адлер в Восточной комнате, держа в руке бокал с брэнди «Хеннесси».

Приём прошёл хорошо — вообще-то Джек и Кэти Райан считали подобные приёмы скучными и утомительными, вроде повторных показов кинофильма «Остров Гиллигена», но они являлись такой же неотъемлемой частью обязанностей президента, как речь о состоянии нации, произносимая каждый год. По крайней мере, ужин был превосходным — на что всегда можно положиться в Белом доме, так это на качество кухни, — однако приглашённые были людьми из Вашингтона. Даже это, подумал Райан, значительно улучшилось за последние годы. В своё время конгресс был населён главным образом людьми, чьей целью в жизни была «служба обществу», фраза, благородный смысл которой был узурпирован теми, кто считал жалованье в 130 тысяч долларов в год «королевским», хотя на самом деле это было намного меньше, чем зарабатывал студент, бросивший учёбу в колледже ради разработки программного обеспечения в компании, выпускающей компьютерные игры, и уж несравнимо с тем, что получали брокеры на Уолл-стрит. Подлинная цель жизни таких конгрессменов заключалась в том, чтобы применить их стремления к законам своей нации. Теперь многие из них, главным образом благодаря речам президента, произнесённым в разных уголках страны, были людьми, которые действительно служили обществу, занимаясь полезной работой до тех пор, пока, устав от махинаций правительства, не принимали решения уйти от политической деятельности на несколько лет, чтобы исправить катастрофическое положение, в котором находился Вашингтон, перед тем как вернуться в реальный мир продуктивной работы.

Первая леди провела почти весь вечер за разговором с младшим сенатором из Индианы, который в обычной жизни был хирургом-педиатром с хорошей репутацией. Теперь его усилия были направлены на совершенствование государственной программы здравоохранения ещё до того, как эскулапы убьют слишком много граждан, которым они должны помогать.

Его самой тяжёлой задачей было убедить средства массовой информации в том, что врач может знать ничуть не меньше о том, как лечить больных людей, чем вашингтонские лоббисты. Этой теме он посвятил почти весь вечер, склонившись к уху «Хирурга».

— Информация, которую мы получили от Мэри-Пэт, должна помочь Ратледжу.

— Я рад, что там находится Гант, способный растолковать ему трудные места. Клиффу предстоит интересный день, пока мы отсыпаемся от твоей пищи и алкоголя, Джек.

— Он справится? Я знаю, что он поддерживал близкие отношения с Эдом Келти. Это не является хорошей характеристикой.

— Клифф — неплохой профессионал, — сказал Адлер, сделав ещё один глоток прекрасного бренди. — И он получил недвусмысленные инструкции, которые должен выполнить, и к нему поступает исключительно полезная разведывательная информация, что не может не помочь ему. Это походит на материал, который предоставил нашим парням Джонатан Ярдли во время переговоров в Вашингтоне о заключении морского договора. Нельзя сказать, что мы читаем их карты, но мы знаем ход их мыслей, а это почти так же хорошо. Так что он, по моему мнению, справится с этим заданием, в противном случае я не послал бы его в Китай во главе делегации.

— Как дела с нашим послом в Пекине? — спросил президент.

— Карл Хитч? Отличный человек. Профессиональный дипломат, Джек, скоро уходит на пенсию, но он похож на хорошего столяра-краснодеревщика. Он не сможет создать для тебя дизайн всего дома, но в результате его работы у тебя будет отличная кухня. Знаешь, мне кажется, что этого достаточно для дипломата. Кроме того, проектирование всего дома — это ваша работа, господин президент.

— Да, — согласился Райан. Он подозвал к себе официанта, который принёс ему воду со льдом. Для одного вечера он выпил достаточно, и Кэти уже начинала снова выговаривать ему. Черт побери, каково быть женатым на враче, — подумал Джек. — Верно, Скотт, но к кому мне обратиться за советом, когда я не знаю, что делать?

— Не знаю, — ответил «Орёл». «Что, если попробовать развеселить его?» — Попробуй устроить спиритический сеанс, вызови Тома Джефферсона и Джорджа Вашингтона. — Он попытался засмеяться, повернулся и осушил бокал «Хеннесси». — Джек, расслабься, не порть своё здоровье и продолжай выполнять гребаную работу. Ты отлично справляешься с ней, поверь мне.

— Я ненавижу свою работу, — заметил «Фехтовальщик» и улыбнулся государственному секретарю.

— Я знаю, возможно, именно поэтому ты справляешься с ней так хорошо. Упаси нас бог от того, кто хочет занять столь высокое место. Черт возьми, посмотри на меня. Думаешь, я когда-нибудь хотел стать Государственным секретарём? Гораздо интереснее есть ланч с приятелями в кафетерии и ругать тупого сукина сына, занимающего этот пост. Но теперь — вот дерьмо, они сидят там за ланчем и ругают меня! Это несправедливо, Джек. Я люблю работать.

— Расскажи мне об этом.

— Ну, посмотри на это с такой точки зрения: когда ты начнёшь писать мемуары, то получишь баснословный гонорар от своего издателя. «Случайный Президент»? — Адлер старался подобрать название для мемуаров.

— Скотт, ты, когда выпьешь, становишься забавным. Я лучше сконцентрируюсь на своей игре в гольф.

— Кто произнёс магическое слово? — спросил вице-президент, присоединяясь к разговору.

— Этот парень так часто у меня выигрывает, — пожаловался Райан Адлеру, — что иногда мне кажется, что неплохо иметь при себе меч на крайний случай. У тебя сейчас какой гандикап?

— Мало играю, Джек, он снизился теперь до шести, может быть, даже семи.

— Он собирается перейти в профессионалы, — сказал Джек.

— Между прочим, Джек, это мой отец. Его самолёт запоздал, и он не успел к началу приёма, — объяснил Робби.

— Преподобный Джексон, наконец мы встретились! — Джек пожал руку старого чернокожего священника. Во время инаугурации отец Робби был в больнице с камнями в почках, что доставляло, наверно, даже меньше удовольствия, чем церемония инаугурации.

— Робби рассказывал о вас много хорошего.

— Ваш сын — лётчик-истребитель, сэр, а эти ребята любят преувеличивать.

Священник рассмеялся.

— О да, я знаю это, господин президент. Хорошо знаю.

— Как вам понравилось угощение? — спросил Райан. Возраст Исайи Джексона приближался к восьмидесяти, он был невысокого роста, как и его сын, располнел с годами, но у него было удивительное чувство достоинства, которое часто каким-то образом присуще чернокожим священникам.

— Слишком обильное для старика, но я всё равно пробовал каждое блюдо.

— Не беспокойся, Джек. Папа не пьёт, — объяснил «Томкэт». На отвороте его смокинга виднелось миниатюрное изображение Золотых Крыльев морского лётчика. Робби всегда будет лётчиком-истребителем.

— И тебе не следует пить, малыш! Флот научил тебя массе плохих привычек, например чрезмерному хвастовству.

Джеку пришлось броситься на защиту друга.

— Сэр, если лётчик-истребитель не хвастается, его не допускают к полётам. И к тому же Диззи Дин лучше всех сказал об этом — если у тебя получается хорошо, это не хвастовство. У Робби получается отлично… или, по крайней мере, так он говорит.

— Они уже начали переговоры в Пекине? — спросил Робби, поглядывая на часы.

— Ещё полчаса до начала, — ответил Адлер. — Наверно, это будет интересно, — добавил он, имея в виду материал «ЗОРГЕ».

— Да, пожалуй, — согласился вице-президент Джексон, поняв смысл сказанного Адлером. — Трудно любить этих людей.

— Робби, я не разрешаю тебе говорить такие вещи, — возразил отец. — В Пекине у меня есть друг.

— Вот как? — Его сын не знал об этом. Последовал ответ, прозвучавший, словно изречение папы римского:

— Да, преподобный Ю Фа Ан, хороший баптистский священник, получил образование в университете Орала Робертса. Мой друг Джерри Паттерсон учился вместе с ним.

— Думаю, это трудное место для служения богу, особенно для священника, — заметил Райан.

Казалось, этими словами он словно повернул ключ в достоинстве преподобного Джексона.

— Господин президент, я завидую ему. Проповедовать Евангелие господа нашего — большая честь в любом уголке мира, но проповедовать в стране язычников — редкое счастье.

— Кофе? — спросил проходящий мимо стюард. Исайя взял чашку, добавил сахара и сливок.

— Отличный кофе, — заметил он сразу.

— Это один из побочных бонусов в Белом доме, папа, — сказал отцу Робби с нескрываемой любовью. — Кофе здесь даже лучше, чем на флоте, — правда, его подают флотские стюарды. «Голубая гора Ямайки», стоит сорок долларов за фунт, — объяснил он.

— Господи, Робби, не говори так громко. Средства массовой информации ещё не докопались до этого! — предупредил его президент. — К тому же я ведь уже проверил. Мы закупаем кофе оптом, по цене тридцать два бакса за фунт, если ты покупаешь его бочками.

— Да ну, ведь это совсем по дешёвке! — согласился вице-президент со смешком.

* * *
Приветственная церемония состоялась накануне, поэтому пленарная сессия открылась безо всяких фанфар. Заместитель Государственного секретаря Ратледж занял своё место, поздоровался с китайскими дипломатами на противоположной стороне стола и стал говорить. Его заявление началось с обычного вступления, такого же обязательного, как перечисление заслуг людей, вложивших деньги в создание художественного фильма.

— Соединённые Штаты, — продолжал он, переходя к основной теме, — обеспокоены некоторыми неприятными аспектами наших взаимных отношений в сфере торговли. Первый заключается в неспособности Китайской Народной Республики признавать существующие международные договоры и конвенции, касающиеся торговых марок, законов о копирайте и патентах. Все эти вопросы обсуждались и рассматривались на прошлых встречах вроде этой, и нам казалось, что разногласия успешно урегулированы. К сожалению, это оказалось не так. — Он продолжал, приводя некоторые конкретные примеры, которые он назвал иллюстративными, но далеко не исчерпывающими все области беспокойства США. — Подобным же образом, — говорил далее Ратледж, — обещания открыть китайский рынок для американских товаров не были выполнены. Это привело к дисбалансу в торговых отношениях, который не обещает ничего хорошего нашему сотрудничеству и в других областях. Существующий в настоящее время дисбаланс достигает семидесяти миллиардов долларов, и Соединённые Штаты Америки не могут мириться с этим.

Подводя итог, мы видим, что обязательство Китайской Народной Республики выполнять международные соглашения и частные договорённости с Соединёнными Штатами не было выполнено. В соответствии с американским законом, наша страна имеет право принять торговые обязательства, относящиеся к другим странам, как закон своей страны. Это хорошо известный Акт о реформе торговли, вступивший в силу по решению американского правительства несколько лет назад. Поэтому мне выпала неприятная обязанность уведомить правительство Китайской Народной Республики, что Америка безотлагательно введёт в действие этот закон о торговле с Китайской Народной Республикой, если ранее согласованные и принятые обязательства не будут немедленно осуществлены, — закончил Ратледж. Слово «немедленно» редко применяется в ходе международных переговоров. — Этим я кончаю своё вступительное заявление.

Марк Гант почти не сомневался, что китайские дипломаты перепрыгнут через полированный дубовый стол с мечами и кинжалами сразу после окончания вступительной речи Ратледжа. Был брошен вызов в недвусмысленных выражениях, и это не могло понравиться китайской стороне. Однако дипломат, сидящий на противоположной стороне стола, — им был министр иностранных дел Шен Танг, — отреагировал на это так же эмоционально, как если бы он получил счёт в ресторане и увидел, что его обсчитали на пять баксов. Он даже не поднял голову. Вместо этого китайский министр продолжал смотреть на свои заметки, перед тем как наконец поднять взгляд, когда он почувствовал, что вступительное заявление Ратледжа подходит к концу. На его лице отражалось не больше чувств или эмоций, чем у человека, пришедшего в художественную галерею, чтобы выбрать и купить там картину, которой его жена хочет закрыть трещину в стене столовой.

— Господин секретарь Ратледж, позвольте мне поблагодарить вас за сделанное вами заявление, — начал он в свою очередь. — Прежде всего хочу сказать, что Китайская Народная Республика горячо приветствует вас в нашей стране и хочет официально заявить о своём желании продолжать дружеские отношения с Америкой и американским народом. Мы не можем, однако, согласовать заявленное Америкой желание продолжать дружеские отношения между нашими странами с её действиями, направленными на признание отколовшейся провинции на острове Тайвань как независимого государства, которым она не является. Подобные действия направлены на то, чтобы разжечь пламя вражды между нашими странами — разжечь, вместо того чтобы погасить его. Народ нашей страны не позволит так бессовестно вмешиваться во внутренние дела Китая и… — Дипломат с удивлением увидел поднятую руку Ратледжа, прерывающую его речь. Он был настолько потрясён этим явным нарушением дипломатического протокола, что даже замолчал.

— Господин министр, — произнёс Ратледж, — цель настоящих переговоров заключается в обсуждении торговли. Вопрос дипломатического признания Америкой Республики Китай лучше оставить для другого времени и места. Американская делегация не желает уклоняться от цели настоящих переговоров и заниматься сегодня этим вопросом. — На дипломатическом языке это означало: «Возьми эту проблему и засунь её себе в задницу».

— Господин Ратледж, вы не имеете права диктовать Китайской Народной Республике, какие вопросы и проблемы нас интересуют, — заметил министр Шен настолько равнодушным голосом, словно обсуждал цену пучка салата-латука на рынке. Правила были простыми: сторона, которая проявит свой гнев первой, проигрывает.

Гант понял, что движущая сила открытия переговоров заключается в том, что у обеих стран есть свои темы для обсуждения и каждая сторона пытается не обращать внимания на то, о чём говорит другая сторона, для того чтобы взять переговоры под свой контроль. Все это так не походило на деловую встречу партнёров по бизнесу, что напоминало устный обмен мнениями, причём каждый участник переговоров говорил только о том, что интересует его. Другим сравнением могла стать иная форма сношений, при которой два нагих человека в постели, оказавшиеся там, по всей видимости, для того, чтобы заняться сексом, вместо того чтобы ласкать друг друга в качестве вступления к половому акту, начинают ссориться из-за владения пультом управления телевизором. Гант видел самые разные переговоры, или, по крайней мере, так ему казалось раньше. То, что происходило сейчас, было для него совершенно новым и странным.

— Ренегаты, установившие бандитское правление на Тайване, являются частью Китая в истории и наследии нашей страны, и Китайская Народная Республика не может равнодушно относиться к этому намеренному оскорблению нашей государственности режимом Райана.

— Господин министр Шен, правительство Соединённых Штатов Америки имеет продолжительную историю поддержки демократически избранных правительств во всем мире. Это было частью нашего нравственного облика на протяжении более двухсот лет. Я хочу напомнить Китайской Народной Республике, что правительство Соединённых Штатов Америки является самым долго существующим в мире. Мы жили в соответствии с нашей конституционной формой правления гораздо больше двухсот лет. Это немного, если сравнивать с историей Китая, но позвольте напомнить вам, что, когда Америка выбрала своего первого президента и свой первый конгресс, Китаем управляли наследные монархи. С тех пор ваше правительство менялось много раз, но правительство Соединённых Штатов Америки оставалось прежним. Таким образом, мы имеем неоспоримое право, являясь независимым государством, признанным международным законом и существующим в течение длительного времени с легитимной формой правления, поступать так, как мы считаем целесообразным, и оказывать помощь другим демократически избранным правительствам. Правительство Республики Китай было избрано с соблюдением всех демократических норм, и потому его уважают все государства с демократически избранными правительствами, как и наше. Как бы то ни было, господин министр, цель нашей встречи — обсуждение торговли. Так мы перейдём, наконец, к этой проблеме или будем и дальше тратить время на обсуждение вопросов, не относящихся к делу?

— Ничто не может быть так тесно связано с этим делом, как полное отсутствие уважения, продемонстрированное вашим правительством — точнее, режимом Райана — по отношению к правительству нашей страны. Вопрос Тайваня имеет огромное значение для… — Шен Танг продолжал говорить в том же ключе в течение ещё четырех минут.

— Господин министр, Соединённые Штаты Америки не являются каким-то «режимом». Это независимое государство с демократически избранным правительством. Мы предприняли этот эксперимент в области правления ещё в то время, когда вашей страной управляла Маньчжурская династия. Не исключено, что когда-нибудь вы тоже попытаетесь предпринять аналогичный эксперимент для блага своего народа. А теперь давайте вернёмся к вопросу, ради рассмотрения которого мы собрались, или вы желаете бессмысленно тратить своё и моё время, обсуждая тему, относительно которой у меня нет инструкций, да и желание тоже отсутствует?

— Мы не допустим, чтобы нас так бесцеремонно игнорировали, — отозвался Шен, завоевав краткое и не относящееся к делу уважение Ратледжа своим неожиданным знанием английского языка.

Главный американский дипломат поудобнее сел в кресле и вежливо посмотрел на министра иностранных дел, думая о планах жены сменить обои на кухне их Джорджтаунского дома. Будет ли зелёный и голубой хорошей цветовой гаммой? Сам он предпочитал земные тона, но понимал, что ему будет гораздо легче одержать верх на переговорах в Пекине, чем выиграть спор с женой. Целая жизнь, проведённая им на дипломатическом поприще, не подготовила его к поединкам с женой по таким вопросам, как смена обоев…

Переговоры продолжались таким образом в течение первых девяноста минут, затем подошло время первого перерыва. Подали чай и крошечные пирожки. Участники переговоров вышли через высокие двери в сад. «Странное место для таких дверей, которые во всем мире называются французскими», — подумал Гант. Он впервые участвовал в дипломатическом мероприятии и полагал, что скоро узнает, как на самом деле функционирует дипломатия. Все разбились на пары, американец с китайцем. Даже на расстоянии было видно, кто стоит рядом с кем. Каждый китаец курил — этот порок разделяли с ними только два американца. Оба выглядели благодарными за предоставленную им возможность предаваться пороку внутри помещения в этой стране.

«Китайцы, возможно, являются торговыми нацистами, — подумал сотрудник Министерства финансов, — но уж никак не нацистами по отношению к собственному здоровью».

— Какое у вас мнение относительно хода переговоров? — раздался голос за его спиной. Гант обернулся и увидел того же низенького китайца, который не давал ему покоя во время торжественного приёма. Его звали Хуэ Ма, вспомнил Гант, ростом пять футов и ничуть не больше, с непроницаемыми глазами игрока в покер и определёнными актёрскими способностями. Американец напомнил себе, что этот тип умнее, чем кажется на первый взгляд. Как ему теперь обращаться с ним? Когда возникают сомнения, решил Гант, надо полагаться на правду.

— Я впервые наблюдаю дипломатические переговоры. Они кажутся мне удивительно скучными, — ответил Гант, поднося к губам чашку с ужасным китайским кофе.

— Ничего не поделаешь, это нормально, — ответил Хуэ.

— Вот как? Деловые переговоры ведутся иначе. Каким образом удаётся достигнуть какого-нибудь результата?

— Для достижения каждой цели необходим свой путь, — сказал ему китаец.

— Пожалуй. Можно задать вам вопрос? — спросил «Телескоп».

— Попытаюсь ответить.

— Почему поднялся такой шум из-за Тайваня?

— Почему поднялся такой шум, когда началась ваша Гражданская война? — хитро ответил вопросом на вопрос китаец.

— Ну хорошо, но прошло пятьдесят лет, почему не попробовать объявить ничью и начать все сначала?

— Для нас это небольшой промежуток времени, — ответил Хуэ с высокомерной улыбкой.

— О'кей, а вот мы в Америке называем это жизнью в прошлом. — Вот тебе, мерзкий китаеза!

— Это наши соотечественники, — настаивал Хуэ.

— Но они приняли иное решение. Если вы хотите вернуть их обратно, сделайте это выгодным для них. Понимаете, постарайтесь достигнуть такого же высокого уровня жизни, как у них на острове. — Ты понял это, нищий коммунист?

— Если один из ваших детей убежал из дома, вы разве не будете стараться вернуть его?

— Возможно, но я буду звать его, а не угрожать, особенно если у меня нет возможности угрожать ему с достаточной эффективностью. — А ваши Вооружённые силы просто дерьмо. Это говорили ему во время инструктажа перед отъездом в Пекин.

— Но если посторонние люди убеждают его убежать из дома и не подчиняться отцу, разве вы не будете возражать?

— Послушай, приятель, — отозвался Гант, стараясь не показывать охватившую его внутреннюю ярость — или так ему казалось. — Если вы хотите заниматься бизнесом, то давайте заниматься бизнесом. Если хотите тратить время на пустую болтовню, будем болтать без конца. Но я ценю своё время и время своей страны, так что давайте отложим болтовню до следующего раза. — И тут Гант понял, что он не дипломат и не сможет одержать верх в такой игре. — Как видите, у меня нет таланта в подобных переговорах. У нас есть люди, умеющие заниматься этим, но я не принадлежу к их числу. Я один из тех американцев, которые работают по-настоящему и зарабатывают настоящие деньги. Если вам нравится такая игра, отлично, но это не моя игра. Думаю, что терпение — хорошая вещь, но не в том случае, когда оно мешает достигнуть цели. Мне представляется, что ваш министр упустил что-то из вида.

— Что именно, господин Гант?

— Все равно мы получим в результате этих переговоров то, что нам нужно, — сказал Гант маленькому китайцу и тут же понял, что этими словами засунул ногу себе в рот до самого колена.

Он поспешно допил кофе и направился в туалет безо всякой необходимости. Там он вымыл руки, перед тем как вернуться в сад. Гант нашёл одиноко стоящего Ратледжа, который рассматривал какие-то весенние цветы.

— Клифф, мне кажется, что я напортачил в разговоре с китайцем.

— Что именно? — спросил заместитель Государственного секретаря, затем выслушал признание. — Не переживай. Ты не сказал ему ничего, что я уже не передал им. Ты просто не понимаешь наш язык.

— Но они считают нас нетерпеливыми и потому мы уязвимы, верно?

— Ты не принимаешь во внимание то, что я сказал в зале, — ответил Ратледж с лёгкой улыбкой. — Здесь я Джимми Коннорс, играющий на открытом чемпионате США, Марк. Этим я и занимаюсь.

— Противная сторона тоже придерживается этого мнения.

— Верно, но у нас преимущество. Они нуждаются в нас больше, чем мы в них.

— Я думал, что тебе не нравится так говорить с этими людьми, — заметил Гант, удивлённый позицией Ратледжа.

— Не имеет значения, нравится мне это или нет. Я обязан исполнять полученную инструкцию, а выигрывать всегда приятно. — Он не добавил, что никогда раньше не встречал министра Шена и потому у него не было никаких личных чувств к китайскому министру, что нередко мешает дипломатам, иногда ставящим дружеские отношения выше интересов своей страны. Обычно они оправдывают такую позицию, убеждая себя, что в следующий раз этот сукин сын будет у него в долгу и это послужит интересам его страны. Дипломатия всегда была делом личностей, а наблюдатели часто не замечают этого, полагая, что эти многословные специалисты не что иное, как простые говорящие роботы.

Все это озадачивало Ганта, но он будет подыгрывать Ратледжу, потому что в этом состояло его поручение, и ещё потому, что заместитель Государственного секретаря по крайней мере вёл себя так, будто он знает, что делает. А вот действительно знает или нет… Гант ломал голову, пытаясь понять, сумеет ли он определить это. Затем наступило время возвращаться за стол переговоров.

Пепельницы были очищены и бутылки с водой расставлены обслуживающим персоналом, каждый из которых являлся, наверно, политически надёжным функционером того или иного ранга или, более вероятно, профессиональным офицером разведывательной службы. Они находились здесь потому, что правительство не желало рисковать ничем или, по крайней мере, пыталось действовать наверняка. По сути дела, это была напрасная трата подготовленного персонала, но коммунистов никогда не беспокоила проблема эффективного использования кадров.

Министр Шен закурил и предложил Ратледжу начинать. Американский дипломат вспомнил, что Бисмарк советовал пользоваться сигарой во время переговоров, потому что некоторых людей густой табачный дым раздражал и это давало курильщику преимущество.

— Господин министр, торговая политика Китайской Народной Республики определяется небольшим кругом людей, и эта политика осуществляется по идеологическим причинам. Мы в Америке понимаем это. Но вы никак не можете понять, что наше правительство является народным и наш народ требует, чтобы мы урегулировали торговый дисбаланс. Неспособность правительства Китайской Народной Республики открыть свои рынки для американских товаров лишает работы многих американских граждан. В нашей стране задача правительства заключается в том, чтобы служить народу, а не править им, и по этой причине мы обязаны эффективно заниматься решением проблемы торгового дисбаланса.

— Я полностью согласен с тем, что задача правительства заключается в служении интересам народа, и по этой причине мы должны коснуться тех нравственных мук, которые испытывают наши граждане из-за проблемы Тайваня. Люди, которые должны быть нашими соотечественниками, отделились от нас, а Соединённые Штаты содействуют дальнейшему отчуждению наших соплеменников…

«Достойно изумления, — думал Ратледж, — что этот бормочущий старый пердун ещё не умер от курения этих проклятых сигарет». Они выглядели и пахли как американские «Лаки Страйк», от которых умер его дедушка в возрасте восьмидесяти лет. Но курение было лишь поводом, но отнюдь не причиной смерти деда. Дедушка Оуэнс вёз своего внука на Южную станцию в Бостоне, когда, закуривая сигарету, выронил её себе на колени. Пытаясь достать её, он не заметил, что выехал на полосу встречного движения. Дедушка не верил и в пояса безопасности… сукин сын фактически курил непрерывно, закуривая новую сигарету от окурка прежней, подобно Боги[51] в кинофильмах тридцатых годов. Впрочем, может быть, это один из способов, с помощью которых китайцы осуществляют контроль за количеством своего народонаселения… но это слишком уж безобразный способ…

— Господин министр иностранных дел, — начал Ратледж, когда пришла его очередь, — правительство Республики Китай избрано в ходе свободных и честных выборов народом, живущим в их стране. С точки зрения Америки, это делает правительство Республики Китай легитимным, — он не добавил, что правительство Китайской Народной Республики является поэтому не легитимным, но эта невысказанная мысль повисла в зале наподобие тёмного облака, — и потому данное правительство заслуживает международного признания, что происходило как вы могли заметить, в течение прошлого года. Политика нашего правительства заключается в том, что мы признаем такие правительства. Мы не изменим нашу политику, основанную на твёрдых принципах, только для того, чтобы удовлетворить желания других стран, которые не разделяют эти принципы. Мы можем продолжать подобный обмен мнениями до тех пор, пока у вас не кончатся сигареты, но в данном случае позиция моего правительства останется неизменной. Таким образом, вы можете признать этот факт, и тогда наши переговоры перейдут к более важным вопросам, или вы можете продолжать погонять мёртвую лошадь. Выбор за вами, разумеется, но разве не лучше заняться чем-то более продуктивным?

— Америка не может диктовать Китайской Народной Республике, какие вопросы являются для нас важными. Вы утверждаете, что у вас свои принципы, и мы, несомненно, имеем собственные. Один из наших принципов — это важность территориальной целостности нашей страны, — парировал китаец.

Самым трудном для Марка Ганта было сохранить невозмутимый вид. Ему приходилось притворяться, что все происходящее — здраво и разумно, хотя он предпочёл бы включить свой компьютер и ознакомиться с биржевыми сводками или даже просто почитать книжку, скрыв её под краем стола. Но он не мог так поступить. Он был вынужден делать вид, что с интересом следит за переговорами. Это, если ему удастся сохранить невозмутимый вид до конца, могло помочь ему получить номинацию на очередную церемонию присуждения наград Академии киноискусства как Лучшего актёра второго плана: за то, что он не заснул во время самого скучного события со дня проведения чемпионата Айовы по выращиванию травы, победителем объявляется… Он взял себя в руки и перестал ёрзать в кресле, но от этого его зад устал ещё больше, и к тому же эти кресла не были спроектированы для его зада.

Может быть, они годились для этих худосочных китайских задниц, но не для зада выросшего в Чикаго профессионала, который любил пиво и сэндвич с солониной во время ланча по крайней мере раз в неделю и не увлекался физическими упражнениями. Его зад требовал более широкого и мягкого сиденья для комфорта, но этого здесь не было. Гант попытался найти что-нибудь интересное. Он пришёл к выводу, что у министра Шена ужасная кожа, словно его лицо побывало когда-то в огне и друг попытался потушить пламя с помощью остроконечного клинка для колки льда из холодильника. Он попытался представить, как происходило это воображаемое событие, сдерживая улыбку. Затем он понял, что Шен курит слишком много, закуривая сигареты с помощью бумажных спичек вместо настоящей зажигалки, может быть, он принадлежал к тем людям, которые клали вещи и потом забывали, куда их положили.

Этим, возможно, и объясняется тот факт, что он пользовался дешёвыми одноразовыми шариковыми ручками вместо ручки, соответствующей его должности и статусу. Значит, у этого важного сукина сына лицо в детстве было в прыщах и всё валилось из рук?.. Такая мысль заслуживала внутренней улыбки, а тем временем министр продолжал бормотать на своём довольно приличном английском языке. Тут у Ганта появилась другая мысль. Перед ним лежали наушники для синхронного перевода… А нельзя ли настроить их на местную радиостанцию? У них ведь должна быть в Пекине радиостанция, по которой передают хоть какую-то музыку, не правда ли?

Когда пришла очередь Ратледжа, ситуация почти не изменилась. Заявленная американская позиция повторялась, как и китайская, она была, возможно, более разумной, но не менее скучной. Гант подумал, что адвокаты, обсуждающие условия развода, занимаются таким же дерьмом. У них, как и у дипломатов, почасовая плата, а не вознаграждение по достигнутым результатами. Дипломаты и адвокаты. «Эта пара стоит друг друга», — подумал Гант. Он даже не мог посмотреть на часы. Американская делегация должна представлять перед китайскими язычниками сомкнутый единый фронт, словно высеченный из камня, решил Гант, чтобы продемонстрировать коммунистам, что Силы Добра и Правды тверды в своей решимости. Или что-то вроде этого. «Интересно, — подумал он, — будут ли другими переговоры с британцами, например, ведь обе стороны говорят на одном языке, но переговоры между ними проводятся, по-видимому, по телефону или по электронной почте вместо этого формалистического дерьма».

Ланч запоздал на десять минут, потому что этот парень Шен никак не мог остановиться. Впрочем, этого следовало ожидать. Американская делегация дружно направилась в мужской туалет, где все молчали из-за страха перед установленными «жучками». Затем они снова вышли наружу, и Гант подошёл к Ратледжу.

— Неужели вы зарабатываете себе на жизнь таким образом? — спросил биржевой маклер, не скрывая недоверия.

— Да, пытаюсь. Эти переговоры идут очень успешно, — ответил заместитель американского Государственного секретаря.

— Что?! — выпалил Гант голосом, преисполненным изумления.

— Да, понимаешь, их министр иностранных дел сам ведёт переговоры, так что мы играем со всей командой, — объяснил Ратледж. — Это означает, что нам удастся достигнуть настоящего соглашения вместо бесконечного обмена мнениями между чиновниками низшего класса и китайским Политбюро. Лишний слой дипломатов мог бы действительно запутать переговоры. Впрочем, без путаницы, разумеется, не обойтись. Шен будет обсуждать каждый вечер ход переговоров с членами Политбюро, может быть, занимается этим прямо сейчас — его нигде не видно. Интересно, кому он докладывает подробности переговоров. Я не думаю, что он облечён полномочными правами, более крупные фигуры постоянно подвергают сомнению его позицию. В прошлом так же поступали русские. В этом недостаток их системы. По сути дела, никто не доверяет никому.

— Ты серьёзно? — спросил «Телескоп».

— Да, конечно, именно так функционирует их система.

— Но это настоящее безумие, — заметил Гант.

— Разумеется. Почему, ты думаешь, Советский Союз перевернулся брюхом вверх? — спросил Ратледж, не скрывая насмешки. — Им никогда не удавалось координировать свои действия, потому что они не знали, каким образом применить власть, находящуюся в их руках. Вообще-то мне их жаль. Зато сейчас у них все получается гораздо лучше.

— Но как проходят наши переговоры, хорошо или плохо?

— Если всё, что они смогли бросить нам в лицо, это проблема Тайваня, то аргументы по вопросамторговли у них очень слабы. Проблема Тайваня решена, и они знают об этом. Не исключено, что мы заключим с Тайванем договор о взаимной обороне в ближайшие десять или одиннадцать месяцев. Континентальному Китаю это скорее всего уже известно. У них надёжные источники разведывательной информации в Тайбее.

— А откуда это известно нам? — удивился Гант.

— Потому что наши друзья в Тайбее приняли меры, чтобы китайцы в Пекине это узнали. Весьма желательно, чтобы твой противник знал много полезного. Это помогает достичь лучшего взаимопонимания, исключает ненужные ошибки и тому подобное. — Ратледж сделал паузу. — Интересно, что нам подадут на ланч?

Господи, подумал Гант. Затем он поблагодарил бога за то, что присутствует на переговорах только для того, чтобы снабжать этого дипломата экономической информацией. Здесь шла игра, настолько отличающаяся от всего, с чем ему приходилось сталкиваться раньше, что он чувствовал себя шофёром грузовика, занимающимся биржевыми операциями на своём лэптопе из будки придорожного телефона-автомата.

Репортёры тоже пришли на ланч, потому что им было нужно заснять дипломатов в тот момент, когда они дружески говорят о таких вещах, как погода и пища, — телезрители примут это, разумеется, за обсуждение важнейших государственных проблем, когда на самом деле по крайней мере половина обсуждаемых тем касалась таких вопросов, как воспитание детей или уничтожение сорняков на лужайке перед домом. Гант только сейчас начал понимать, что всё это является, по существу, игрой, не имеющей почти никаких параллелей в других областях человеческой деятельности. Он увидел, как Барри Вайс подошёл к Ратледжу без микрофона и без сопровождающей его камеры.

— Итак, господин секретарь, как продвигаются переговоры? — спросил репортёр.

— Очень хорошо. Между прочим, у нас только что закончилось весьма плодотворное вступительное заседание, — ответил Ратледж, и Гант услышал его слова. «Как жаль, — подумал „Телескоп“, — что люди не могут видеть того, что происходит на самом деле». Это было бы так смешно, превращать американский фильм «Лаверне и Ширли» в «Короля Лира» по своему безумию, а чемпионат мира по шахматам в нечто похожее на схватку боксёров-тяжеловесов за звание чемпиона мира, проявляющих полную апатию в последнем раунде. Однако у всякой области человеческой деятельности есть свои правила, а эти просто не такие, как остальные.

* * *
— Вот наш друг, — заметил милиционер, когда автомобиль выехал на шоссе. Это был Суворов/Конев в своём «Мерседесе» класса С. Государственный регистрационный номер автомобиля и лицо, которое они увидели с помощью бинокля, принадлежали ему.

Провалов мобилизовал местную команду для слежки за «Мерседесом», и ему помогали сотрудники Федеральной службы безопасности, раньше именовавшейся Вторым Главным управлением бывшего КГБ, профессиональные охотники за шпионами, делавшие жизнь участников иностранных разведывательных операций в Москве такой трудной. Они были по-прежнему великолепно снаряжены, и, несмотря на то что их финансирование оставляло желать лучшего, подготовка оставалась на прежнем высоком уровне.

Проблема заключалась, разумеется, в том, что они все это отлично понимали и вели себя с профессиональным высокомерием, а это выводило из себя милиционеров, занимавшихся расследованием убийства. Несмотря на шероховатости, сотрудники ФСБ были полезными союзниками. В общей сложности семь автомобилей вели слежку за «Мерседесом». В Америке ФБР выделило бы для наблюдения ещё и вертолёт, но Майк Райли удержался и не сделал такого снисходительного замечания, к облегчению Провалова. Американец стал другом и талантливым учителем в деле расследования, но иногда сочувствие могло перейти определённые границы. В слежке участвовали пикапы с телевизионными камерами, готовые вести съёмку утренних событий, а в каждом автомобиле находилось по два человека, чтобы управление машиной не мешало наблюдению. Они последовали за Суворовым/Коневым в центр Москвы.

* * *
Другая группа следователей в это время легко открыла замок в его квартире и вошла внутрь. Происходящее там походило по своей грации на выступление балета Большого театра. Войдя внутрь, группа сначала остановилась, тщательно разыскивая знаки, оставленные владельцем, такие невинные, как человеческие волоски, вложенные в дверь шкафа и другие места, чтобы убедиться, что в квартире в отсутствие хозяина никого не было или, наоборот, кто-то проник в неё. Досье Суворова по службе в КГБ было наконец передано Провалову, и он знал обо всём, что было известно офицеру. Оказалось, что его подготовка была весьма тщательной и оценки Суворова были большей частью на уровне «С». Этого недостаточно, чтобы дать ему возможность действовать в качестве «нелегального» офицера на территории «Главного Противника», то есть Соединённых Штатов, но позволяло ему стать специалистом по дипломатической разведке, главным образом оценивать информацию, собранную другими оперативниками, и проводить также время «в поле», пытаясь вербовать агентов и управлять их действиями. В ходе своей работы он установил контакт с различными иностранными дипломатами, включая трех сотрудников китайского посольства. Их он использовал для сбора разведывательной информации низкого уровня, главным образом отчётов о беседах в посольствах, но и это считалось полезным. Последнее назначение Суворова было в 1989 — 1991 годах, когда он работал в советском посольстве в Пекине, где снова пытался собирать разведывательную дипломатическую информацию, и на этот раз, заметил Провалов, с некоторым успехом. В то время его достижения не были подвергнуты сомнению скорее всего потому, что он добился незначительных достижений против дипломатической службы этой же страны в Москве. В его досье упоминалось о том, что он мог говорить и писать по-китайски, чему его научили в академии КГБ. Все это говорило в пользу того, чтобы сделать Суворова специалистом по Китаю.

Одна из проблем с разведывательными операциями заключается в том, что вещи, которые выглядят подозрительными, часто оказываются невинными и, наоборот, то, что выглядит невинным, может вполне оказаться подозрительным. Офицер разведывательной службы обязан устанавливать контакт с иностранцами, и среди них часто попадаются иностранные разведчики. Бывает, что иностранному разведчику удаётся манёвр, который американцы называют «сальто», — перевербовать офицера разведывательной службы на свою сторону. КГБ осуществляло такой манёвр много раз, но цена этого состоит в том, что такой манёвр может произойти и с твоими офицерами. Период с 1989 года по 1991-й был временем «гласности», «открытости», что уничтожило Советский Союз так же легко и уверенно, как оспа уничтожает примитивные племена дикарей. В тот период, — напомнил себе Провалов, — у КГБ возникло немало собственных проблем. Что, если именно тогда китайцы завербовали Суворова? Китайская экономика начала быстро развиваться, и у них появились деньги, не так много, как всегда было у американцев, но достаточно, чтобы завербовать советского чиновника, который искал работу, ожидая скорого увольнения.

Но чем занимался Суворов после? Сейчас он сидел за рулём «Мерседеса», а такие автомобили не появляются в почтовом ящике. Правда заключалась в том, что они не знали этого и выяснить подробности будет непросто. Следователям было известно, что ни Климентий Иванович Суворов, ни Иван Юрьевич Конев не платили налоги, но это всего лишь ставило их в один ряд с большинством русских граждан, которые не хотели заниматься такими мелочами. К тому же не решались расспрашивать его соседей. Их имена сейчас подвергались проверке для выяснения, не состояли ли они раньше в КГБ и могут поэтому быть союзниками подозреваемого. Нет, люди Провалова не хотели преждевременно встревожить Суворова.

Квартира выглядела «чистой» в милицейском смысле слова. После этого они принялись за обыск. Кровать не была убрана. Суворов/Конев был мужчиной и потому не следил за порядком. Обстановка квартиры, однако, выглядела дорогой, многие предметы иностранного производства, главным образом сделаны в Западной Германии, что особенно нравилось богатым русским. У следователей, производящих обыск, на руках были хирургические перчатки из латекса. Они открыли дверцу холодильника — ничего необычного на первый взгляд. Затем ящики шкафа для одежды. Проблема заключалась в том, что их время ограничено, а в любой квартире слишком много мест, куда можно спрятать что угодно, начиная от пары носков до трубки внутри рулона туалетной бумаги.

Вообще-то они и не рассчитывали найти что-то компрометирующее, однако им было необходимо предпринять эти усилия, потому что будет трудно объяснить начальству, почему они не взялись за обыск. Этим они словно укажут начальнику, что вообще не было смысла посылать такую группу в квартиру Суворова и напрасно тратить время хорошо подготовленных людей. Кроме того, в телефон установили подслушивающее устройство. Милиционеры подумали и о том, чтобы разместить в квартире крошечные камеры, ведущие съёмку через маленькие отверстия. Такие камеры так легко спрятать, и они настолько незаметны, что только гений, страдающий манией преследования, сможет обнаружить их. Но для этого требовалось время, и больше всего времени уйдёт на протяжку проводов к центральной станции наблюдения. Именно времени у них и не было. Во всяком случае, у руководителя группы в кармане лежал сотовый телефон, и, как только он начнёт вибрировать, это будет означать, что хозяин квартиры направляется домой. Тогда они наведут порядок и быстро покинут его жилище.

* * *
Суворов был сейчас в двенадцати километрах. Позади него автомобили преследования менялись местами с таким же искусством, с каким нападающие русской национальной команды по футболу ведут мяч к воротам противника при игре, вскоре заканчивающейся вничью. Провалов сидел в командном автомобиле, наблюдая и слушая, как руководитель группы КГБ/ФСБ с помощью карты и радио управляет действиями своих людей. Машины были грязными, подержанными и ничем не выделялись в потоке автомобилей. Они могли принадлежать московским учреждениям или таксистам, метались среди других машин и прятались позади однотипных автомобилей, которых было очень много. В большинстве случаев второй пассажир в машине находился на заднем сиденье, имитируя поведение пассажира такси. Для маскировки у них были сотовые телефоны, как у многих пассажиров, с их помощью они связывались с командной машиной, не вызывая подозрений. Это, заметил командир группы ФСБ капитану милиции, одно из преимуществ современной техники.

Затем Провалову сообщили, что субъект подъехал к обочине и остановился. Два автомобиля, ведущие слежку, проехали вперёд, дав возможность новым машинам приблизиться и остановиться.

— Он выходит из машины, — доложил майор ФСБ. — Я тоже выхожу и последую за ним пешком. — Для своего звания майор был очень молод, что обычно является характерным признаком не по годам способного и многообещающего молодого офицера, стремительно делающего карьеру, как в данном случае. У двадцативосьмилетнего майора было красивое лицо и дорогой костюм, как у нового поколения московских бизнесменов. Он оживлённо говорил в свой сотовый телефон, что никак не способствовало образу человека, занятого наблюдением. Это дало ему возможность приблизиться к Суворову на тридцать метров и следить за каждым его движением ястребиными глазами. Такие глаза были необходимы майору, чтобы заметить самый элегантный из манёвров, осуществляемых шпионами. Суворов/Конев сел на скамейку, правая рука уже в кармане плаща, тогда как левая разворачивала газету, которую он захватил из машины. Это окончательно убедило майора, что субъект собирается совершить что-то нехорошее. Газета всегда представляет собой удобное средство маскировки для шпиона, нечто, призванное скрыть действия, осуществляемые основной рабочей рукой, подобно тому, как фокусник нарочито энергично размахивает одной рукой, в то время как другая занимается самим фокусом. И в данном случае субъект проделывал манёвры настолько искусно, что, если бы майор не был отлично подготовленным контрразведчиком, он, скорее всего, ничего бы не заметил. Он занял место на соседней скамейке и сделал вид, что набирает другой номер на сотовом телефоне. Затем он начал оживлённо говорить с воображаемым деловым партнёром и успел заметить, как субъект встал и пошёл с рассчитанной небрежностью к стоящему рядом «Мерседесу».

Увидев, что субъект отошёл на сотню метров, майор Ефремов набрал правильный номер.

— Это Павел Георгиевич. Я останусь здесь, чтобы проверить, что оставил перед отъездом наш субъект, — сообщил он на базовую станцию. Майор скрестил ноги и закурил сигарету, наблюдая за тем, как фигура садится в машину и уезжает. Когда Суворов уже был далеко за пределами видимости, Ефремов встал, подошёл к соседней скамейке и протянул руку под неё. О да. Магнитная коробочка. По-видимому, Суворов пользовался этим местом в течение некоторого времени. Он приклеил стальную пластинку под скамейкой, окрашенной в зелёный цвет, и теперь мог прикладывать к ней намагниченную коробочку… толщиной около сантиметра, определил на ощупь Ефремов. Их субъект на самом деле оказался активным шпионом. Он только что заложил информацию в тайнике.

Услышав это, Провалов испытал волну возбуждения, словно увидел убийство, совершенное перед его глазами. Теперь они стали свидетелями того, как подозреваемый совершил государственное преступление. Отныне Суворов в их руках. Они могут в любой момент арестовать его. Но так они, конечно, не поступят. Офицер, руководящий операцией, сидевший рядом с Проваловым, приказал Ефремову изъять контейнер для обследования. Это нужно сделать быстро, потому что контейнер необходимо вернуть на место. В руках у них была только половина шпионской группы. Вторая половина явится сюда, чтобы забрать коробочку.

* * *
Они увидели то, что искали в квартире подозреваемого. Это был компьютер. Включив компьютер, они увидели множество файлов, но только один из них был с зашифрованным содержанием. Раньше им не приходилось сталкиваться с такой программой кодирования. Она была американской, и её название записано. Сделать что-нибудь ещё они не могли. У них не было с собой соответствующего диска, чтобы скопировать зашифрованный файл. Это они могут исправить и одновременно записать программу шифрования.

Им придётся установить прослушивающее устройство на клавиатуру. Таким образом, они смогут воспользоваться паролем Суворова, чтобы взломать зашифрованный файл. Придя к этому заключению, группа взломщиков покинула квартиру.

Следующий этап был фактически предопределён. Они следили за «Мерседесом», продолжая использовать тип слежки со множеством автомобилей, но им повезло, когда самосвал — по-прежнему одна из основных форм движения на московских улицах — оказался ближе всех. Субъект остановил германский седан, и ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы прикрепить бумажную полоску к столбу уличного освещения.

Сразу после этого он быстро сел в «Мерседес» и поехал дальше. Он даже не оглянулся вокруг, словно сделал что-то самое обычное.

Но это не было чем-то обычным. Суворов только что оставил флажок, знак кому-то неизвестному, что в тайнике заложена информация. Этот неизвестный пройдёт или проедет мимо флажка, увидит его и поймёт, что ему следует предпринять. Вот поэтому им следует как можно быстрее изучить содержимое капсулы и вернуть её на место. В противном случае вражеский шпион поймёт, что он и его сообщник раскрыты. Нет, они не собирались совершать такую грубую ошибку и сорвать операцию. Это будет сделано лишь в том случае, когда станет действительно необходимым. Разоблачение шпионской деятельности напоминает действия человека, распускающего свитер на молодой прелестной женщине. Он не перестанет наматывать клубок шерсти до тех пор, пока не обнажатся её сиськи, сказал Провалову офицер ФСБ, командующий операцией.

Глава 24Детоубийство

— Что это? — спросил президент во время утреннего брифинга.

— Это новый источник «ЗОРГЕ», его назвали «Славкой». Боюсь, что как поставщик разведывательной информации эта представительница пернатых уступает «Певчей птичке», хотя сообщает немало интересного об их министрах, — добавил доктор Гудли с притворной деликатностью.

Кем бы ни была «Славка», понял Райан, — это, несомненно, женщина — она вела дневник с весьма интимными подробностями. Она тоже работала на министра Фанг Гана, и создавалось впечатление, что он влюблён в неё. Она если не была влюблена в него, по крайней мере, вела записи о его деятельности. Обо всех видах его деятельности, увидел Райан. Они были настолько интимными и описывали их отношения с такими подробностями, что его глаза расширились в столь ранний утренний час.

— Передай Мэри-Пэт, что она может продать эту информацию в мужской журнал «Хастлер», если хочет, но такой материал не нужен мне в восемь утра.

— Она включила эту информацию, для того чтобы вы получили представление об источнике, — объяснил Бен. — Этот материал не касается политических вопросов, как тот, что мы получаем от «Певчей птички», но, по мнению Мэри-Пэт, он даёт нам самое подробное представление о характере министра, что может оказаться полезным, и там есть некоторая политическая информация вместе с описанием его сексуальных наклонностей. Создаётся впечатление, что этот Фанг является мужчиной с… э, так сказать, с похвальной энергией, хотя девушка, о которой идёт речь, явно предпочла бы более молодого любовника. По-видимому, у неё был такой любовник, но Фанг отделался от него.

— У мерзавца собственнические инстинкты, — сказал Райан, просматривая этот раздел. — Ну что ж, полагаю, что в этом возрасте приходится держаться за то, что тебе нужно. Это говорит нам о чём-нибудь?

— Сэр, это говорит нам о том, какие люди принимают там решения. Здесь мы назвали бы их сексуальными хищниками.

— К этой разновидности у нас принадлежат некоторые люди, состоящие на федеральной службе, — заметил Райан. В газетах только что был опубликован материал об одном сенаторе.

— По крайней мере, не в этом кабинете, — сказал Гудли своему президенту. Он не добавил «больше не принадлежат».

— Ну что ж, этот президент женат на хирурге. Она умеет пользоваться острыми инструментами, — ответил Райан с лукавой улыбкой. — Значит, поднятый вчера вопрос о Тайване был всего лишь отвлекающим манёвром, потому что они ещё не приняли решения о том, как им приступить к обсуждению вопросов торговли?

— Да, создаётся такое впечатление, и это действительно кажется немного странным. Кроме того, МП считает, что у них может находиться в Штатах источник, поставляющий им не слишком важную информацию. По её мнению, они знают немного больше, чем могли бы узнать из чтения газет.

— Просто великолепно, — проворчал Джек. — Так что же произошло? Может быть, японские корпорации продали свои старые источники китайцам?

Гудли пожал плечами.

— Пока это нам неизвестно.

— Пусть Мэри-Пэт свяжется с Дэном Мюрреем и сообщит ему об этом. Контрразведка относится к сфере деятельности ФБР. Мы можем приступить к поиску агента немедленно или это скомпрометирует «Певчую птичку»?

— Это решение должен принять кто-то другой, сэр, — ответил Гудли, напоминая президенту, что он хороший специалист, но не настолько хороший в этом деле.

— Да, и кто-то другой, кроме меня тоже. Что ещё?

— Сенатский комитет по разведывательной деятельности хочет изучить ситуацию в России.

— Интересно. А чем она им помешала?

— Похоже, что у них возникли сомнения относительно того, до какой степени мы можем доверять нашим друзьям в России. Их беспокоит, что русские могут использовать деньги, вырученные за нефть и золото, для того чтобы снова превратиться в СССР, и тогда может возникнуть угроза НАТО.

— Последний раз, когда я смотрел на карту, границы НАТО передвинулись восточнее на несколько сотен миль. Эта буферная зона ничуть не вредит нашим интересам.

— Если не считать того, что теперь мы обязаны защищать Польшу, — напомнил своему боссу Гудли.

— Я помню это. Хорошо, передайте сенату, чтобы они выделили фонды на перемещение танковой бригады к востоку от Варшавы. Их можно разместить в одном из прежних советских лагерей, верно?

— Если поляки согласятся. Непохоже, чтобы близость русских их особенно беспокоила.

— Их больше беспокоит близость немцев, а?

— Совершенно верно, и у них есть повод для беспокойства.

— Когда наконец Европа поймёт, что мир утвердился всерьёз и навсегда? — обратился к потолку Райан.

— Там множество исторических прецедентов, причём некоторые совсем недавние. Они не могут пока забыть этого, господин президент. И многие прецеденты свидетельствуют о противоположном.

— О'кей, я лично скажу польскому президенту, что он может положиться на нас в отношении Германии. Мы будет держать немцев под контролем, и если они переступят линию — ну что ж, мы заберём обратно собственность, принадлежащую «Крайслеру». — Райан отпил кофе из своей чашки и посмотрел на часы. — Что-нибудь ещё?

— На сегодня у меня все.

Президент поднял голову и лукаво посмотрел на своего советника по безопасности.

— Передай Мэри-Пэт, что, если она снова захочет ознакомить меня с материалами «Славки», пусть присылает их вместе с фотографиями.

— Обязательно, сэр, — засмеялся Гудли.

Райан снова взял документы брифинга и прочитал их, на этот раз медленнее, отпивая кофе из чашки, иногда фыркая или ворча. Его жизнь была намного проще, когда он сам готовил подобные документы, чем теперь, когда их готовили для него. Почему произошло такое? Разве не должно быть наоборот? Раньше он должен был найти ответы и заранее предугадывать возможные вопросы, но теперь этим занимались другие, готовя документы для него… все стало труднее. Это не имело смысла, чёрт возьми! Может быть, решил он, потому, что после него поток информации останавливался. Ему необходимо принимать решения, так что, какими бы ни были другие решения и анализы, принятые на более низком уровне, этот процесс поступал в одно место и останавливался. Это походило на управление автомобилем: кто-то ещё может сказать ему, что нужно повернуть направо за угол, но именно он сидел за рулём, и ему приходилось осуществлять поворот. Если кто-то столкнётся с его машиной, вся вина падёт на него. На мгновение Джек подумал: а не было бы лучше, если бы он занимал место на один или два этажа ниже, мог вести аналитическую работу и давать рекомендации с уверенностью… зная при этом, что кому-то другому всегда поставят в заслугу правильное решение и на кого-то другого падёт вина за принятие ошибочного решения? В этой защите от возможных последствий таилась гарантия безопасности и надёжности. И тут же Райан напомнил себе, что это голос трусости. Если в Вашингтоне есть человек, способный принимать решения лучше его, он ещё не встретился с ним, и если это подало свой голос высокомерие, пусть так и будет.

«Но всё-таки должен быть кто-то лучше меня», — подумал Джек, когда стрелка часов приблизилась к первой встрече сегодняшнего дня, и не его вина, что пока такого не нашлось. Он прочитал расписание приёма посетителей. Весь день представлял собой политическое дерьмо… за исключением того, что это было не совсем так. Все, что он делал в своём кабинете, так или иначе оказывало влияние на жизнь американских граждан и потому было важным как для него, так и для них. Но кто решил сделать его отцом нации? По какой причине, чёрт возьми, его сделали таким умным? Люди за его спиной, как думал о них Райан, за очень толстыми стёклами окон Овального кабинета, все ожидали, что он будет поступать правильно и принимать правильные решения. Сидя за обеденным столом или играя в карты на минимальные ставки, они будут ворчать, жаловаться и стонать относительно принятых им решений, которые им не понравились, словно сами поступили бы по-другому — это легко говорить где-то там, вдалеке. Здесь же все было иначе. Таким образом, Райану приходилось задумываться над каждым, самым незначительным решением, обдумывать даже меню школьных ланчей — а вот это было чертовски трудно. Если давать детям то, что им нравится, врачи-диетологи начнут жаловаться, говоря, что детям лучше есть полезные веточки и ягоды, укрепляющие здоровье, однако почти все родители выберут скорее всего гамбургеры и жареный картофель, потому что детям это нравится, и они будут есть эту пищу. А вот даже самая здоровая пища, не съеденная детьми, принесёт им мало пользы. Пару раз он обсуждал этот вопрос с Кэти, но мог вообще-то обойтись и без такого обсуждения. Она позволяла их собственным детям есть пиццу всякий раз, когда они хотели этого, утверждая, что в ней много белка и что детский обмен веществ такой, что им можно есть практически что угодно и это не причинит им вреда. Но стоило загнать её в угол, и Кэти признавалась, что многие коллеги-профессора в «Джонсе Хопкинсе» не разделяют её мнения. Таким образом, как должен поступить Джек Райан, президент Соединённых Штатов, доктор философии в истории, бакалавр искусств в экономике и даже дипломированный аудитор (Райан не мог, хоть убей, вспомнить, когда он сдал этот экзамен), если эксперты — включая собственную жену — не могут прийти к единому мнению? Он фыркнул, в этот момент звонок у него на столе звякнул, и миссис Самтер объявила, что первый посетитель прибыл и ожидает приёма. Джеку уже хотелось попросить сигарету у секретарши, но он не мог сделать этого до перерыва, потому что только миссис Самтер и ещё несколько его личных телохранителей входили в число тех, кто знал, что президент Соединённых Штатов иногда предаётся этому пороку.

Господи, — подумал он, поступая так очень часто в начале рабочего дня, — ну почему я оказался здесь? Затем он встал и повернулся к двери, заставив себя изобразить радостную президентскую улыбку и пытаясь вспомнить, кто, чёрт возьми, войдёт сейчас в кабинет для обсуждения субсидий фермерам в Южной Дакоте.

* * *
Рейс, как обычно, отправлялся из Хитроу. На этот раз они летели на «Боинге-737», потому что до Москвы было не так уж далеко. Солдаты «Радуги» заполнили весь салон первого класса. Это придётся по вкусу обслуживающему персоналу, хотя они ещё не знали этого, потому что пассажиры будут удивительно вежливыми и нетребовательными. Чавез сидел рядом со своим тестем, глядя на экран, на котором демонстрировались правила безопасности. Оба знали, разумеется, что, если авиалайнер врежется в землю со скоростью четыреста узлов, им ничуть не поможет то, что они знают, где находится ближайший запасной выход. Но такое случалось так редко, что можно не обращать внимания на инструктаж. Динг выдернул журнал из кармана кресла, находящегося перед ним, и принялся листать страницы, в надежде обнаружить там что-нибудь интересное. Он уже купил все полезные предметы, перечисленные в каталоге журнала, в «летающем магазине», к насмешливому изумлению жены.

— Ну, маленький парень ходит ещё лучше? — спросил Кларк.

— Ты знаешь, он настолько старается ходить, что это кажется забавным. У него на лице появляется такая широкая улыбка всякий раз, когда ему удаётся пройти от телевизора до кофейного столика, что создаётся впечатление, будто он победил в марафонском беге, получил большую золотую медаль и заслужил поцелуй мисс Америки по пути в Диснейленд.

— Большие достижения слагаются из множества маленьких шажков, Доминго, — заметил Кларк как раз в тот момент, когда авиалайнер сорвался с места и начал набирать скорость для взлёта. — Кроме того, когда ты маленький, горизонт кажется намного ближе.

— Пожалуй, ты прав, мистер К. И всё-таки это кажется таким забавным… и радостным, — признался Динг.

— Не такая уж плохая должность быть отцом маленького парня, верно?

— Я не жалуюсь, — согласился Чавез, откидывая назад спинку кресла, услышав, как шасси самолёта втянулись внутрь фюзеляжа.

— Как дела у Этторе? — Кларк решил вернуться к делу. У этих дедовских рассуждений имеются свои ограничения.

— Сейчас он набирает форму. Понадобится примерно месяц, чтобы он сравнялся со всеми остальными. Над ним все время подшучивают, но он относится к этому очень хорошо. Знаешь, Этторе весьма сообразителен. У него отличный тактический инстинкт, принимая во внимание, что он не солдат, а коп.

— Быть копом в Сицилии — это совсем не то, что прохаживаться по своему участку на Оксфорд-стрит в Лондоне.

— Да, пожалуй, — согласился Чавез. — И на тренажёре он не допустил пока ни единой ошибки в отношении «стрелять или не стрелять», а это совсем неплохо. Второй стрелок, который тоже не ошибся ни разу, это Эдди Прайс. — Компьютеризованный тренажёр в Герефорде был особенно безжалостен в имитации различных тактических ситуаций. Доходило до того, что в одной из них двенадцатилетний мальчишка схватил АК-74 и выпустил в тебя длинную очередь, прежде чем ты успел обратить на него внимание. Другая неприятная ситуация включала женщину с ребёнком в руках, которая успела поднять пистолет, брошенный мёртвым террористом, и повернуться с невинным лицом к приближающимся Людям в Чёрном. Однажды Динг застрелил её из автомата и нашёл на следующее утро у себя на письменном столе куклу, с лицом, залитым кетчупом.

У солдат «Радуги» было очень живое, хотя несколько извращённое, профессиональное чувство юмора.

— А чем конкретно мы будем заниматься?

— Будем работать с личным составом прежнего Восьмого Главного управления КГБ, их службой охраны высокопоставленных чиновников, — объяснил Джон. — Их беспокоит появление доморощенных террористов — чеченов, думаю. Кроме того, возможно появление и других национальностей, которые вознамерились выйти из состава России. Они хотят, чтобы мы подготовили их парней.

— А сами-то они хороши, эти парни? — спросил Динг.

Радуга Шесть пожал плечами.

— Хороший вопрос. Личный состав — это бывшие офицеры КГБ, но с подготовкой, принятой в спецназе, они, возможно, всё-таки лучше призывников, попадающих в армию на два года. Все они имеют офицерские звания, но исполняют обязанности сержантов. Думаю, что они умны, понятливы, обладают должной мотивацией, наверно, находятся в хорошей физической форме, и они понимают смысл предстоящей миссии. Будут ли они настолько хороши, как это необходимо? Пожалуй, нет, — заметил Джон. — Но в течение нескольких недель мы сможем организовать их подготовку в нужном направлении.

— Значит, мы будем готовить главным образом их будущих инструкторов?

Кларк кивнул.

— Да, я считаю, что в этом наша задача.

— Ну что ж, правильно, — согласился Чавез, и тут им принесли меню ланча. «Интересно, почему, — подумал он, — питание на авиалайнерах никогда не соответствует тому, что тебе хочется? Это пища для ужина, а не для ланча. Почему им не нравятся, чёрт возьми, чизбургеры и жареная картошка? Ну, ладно, по крайней мере, у англичан есть приличное пиво».

За время жизни в Соединённом Королевстве он привык к их пиву. Динг не сомневался, что в России не будет ничего подобного.

* * *
«Из-за отравленного воздуха над городом восход в Пекине мрачный и серый», — подумал Марк Гант. По какой-то причине его биологические часы перестали работать синхронно с местным временем, несмотря на чёрную капсулу и запланированный сон. Он проснулся при первом свете, который пробивался через отравленный воздух с таким же трудом, как это случается в Лос-Анджелесе в худшие дни смога. Несомненно, в КНР не было агентства экологического контроля, да и автомобилей пока не видно. Если появятся автомобили, Китай сможет решить свою проблему перенаселения с помощью выхлопных газов. Он не так часто бывал за рубежом, чтобы считать это проблемой, свойственной марксистским государствам. Впрочем, их осталось не так много, и скоро они не смогут стать примерами заражения воздуха. Гант не курил — этот порок не слишком распространён в биржевом сообществе, где нормальный стресс во время работы и без того убивал людей достаточно быстро, так что ему не требовалась дополнительная помощь. А здесь воздух был отравлен до такой степени, что слезились глаза.

Когда он просыпался, ему никогда не удавалось заснуть снова. Поэтому он решил включить свет на тумбочке рядом с кроватью и почитать документы, которые ему передали, не ожидая, что он прочтёт их. Цель дипломатии, сказал однажды коммандер Спок в «Звёздном пути», заключается в том, чтобы максимально продлить состояние кризиса. Их переговоры, несомненно, развивались так причудливо и извилисто, что по сравнению с ними русло Миссисипи походило на лазерный луч. Но, подобно реке, которая должна спускаться вниз по течению, или вниз по склону холма, или вообще туда, куда полагается направляться рекам, в конце концов и переговоры должны достичь логического конца. Но что разбудило его этим утром? Он посмотрел в окно и увидел, что над горизонтом начало формироваться оранжево-красное пятно, освещая тыловые стороны зданий. Они казались Ганту безобразными, но он знал, что просто не привык к ним. Трущобы Чикаго тоже не походили на Тадж-Махал, а деревянное жилище его молодости не было Букингемским дворцом. И всё-таки ощущение чего-то другого, едва ли не враждебного, казалось ему подавляющим. Куда бы он ни посмотрел, все производило впечатление чужого, и Гант не был в достаточной степени космополитом, чтобы преодолеть это чувство. Это походило на шипение на фоне механически убогой музыки, которую повсюду проигрывают в общественных зданиях и лифтах, едва слышное шипение, но никогда не исчезающее. Его чуть не охватило чувство дурного предзнаменования, но усилием воли он стряхнул его. Не было никакой причины думать об этом. Он не знал, что очень скоро убедится в обратном.

* * *
Барри Вайс уже проснулся в своём гостиничном номере и ждал, когда принесут завтрак. Отель принадлежал к сети американских, и меню завтрака мало отличалось от американского. Местный бекон будет другим по вкусу, но Барри не сомневался, что даже китайские куры несут настоящие яйца. Его эксперимент с вафлями, совершенный накануне, оказался не слишком удачным, а Вайс был человеком, которому был нужен настоящий завтрак, чтобы потом работать целый день.

В отличие от большинства американских телевизионных репортёров, Вайс сам искал темы для своих передач. Его продюсер был партнёром, а не боссом. Барри считал, что заслужил это своей коллекцией премий «Эмми», несмотря на то что жена частенько ворчала, когда ей приходилось стряхивать пыль с проклятых призов, стоящих за баром в подвале.

Сегодня ему была нужна свежая тема. Его американская аудитория будет скучать, если ей снова придётся смотреть передачу о торговых переговорах. Он подумал, что понадобится передача с местным колоритом, чтобы американцы почувствовали единение с китайским народом. Это было непросто, а передач о китайских ресторанах более чем достаточно, потому что эти рестораны были единственной «китайской» темой, с которой американцы хорошо знакомы. Что тогда? Что общего у американцев с народом Китайской Народной Республики? Совсем мало, сказал себе Вайс, но должно ведь быть что-то, интересующее американцев. Он стоял у огромного окна, когда принесли завтрак, и официант подкатил тележку к кровати. Оказалось, что ресторан напутал с его заказом, вместо бекона была ветчина, но она выглядела достаточно аппетитно, он не стал возражать и дал официанту щедрые чаевые.

Что-то надо найти, — думал он, наливая кофе, — но что? С этой проблемой он встречался часто. Писатели нередко ругали репортёров за их разновидность «творческого дара», но такой процесс был вполне реальным. Для репортёров отыскать интересные темы было вдвойне трудно, потому что, в отличие от авторов художественных повестей, они не могли ничего придумывать. Им приходилось использовать реальность, а найти реальность иногда чертовски нелегко, подумал Барри Вайс. Он протянул руку за очками в ящике ночной тумбочки, которыми пользовался для чтения, и с удивлением увидел…

Впрочем, ничего особенно удивительного в этом не было. Самая обычная вещь в любом американском отеле — Библия, оставленная здесь обществом Гидеона. Она оказалась здесь только потому, что отель принадлежал американцам и управлялся американцами, а у них было соглашение с людьми Гидеона… но какое всё-таки странное место для Библии. Нельзя сказать, чтобы в Китайской Народной Республике был избыток церквей. А христиане здесь есть? Гм. Может быть, это окажется темой для его передачи… В любом случае лучше это, чем ничего. Ещё не решив эту проблему, он вернулся к завтраку. Оператор со своими помощниками уже, наверно, просыпаются. Он попросит своего продюсера поискать в городе христианского священника, может быть, даже католического. Надеяться найти еврейского раввина трудно, хотя очень хотелось бы. Но для этого пришлось бы обратиться в израильское посольство, а это походит на мошенничество.

* * *
— Как прошёл твой день, Джек? — спросила Кэти.

У них выдался случайный свободный вечер. Им было нечего делать — никакого ужина с политическими деятелями, никаких приёмов, никакого спектакля или концерта в Центре Кеннеди, не было даже приёма на двадцать-тридцать человек на жилом этаже Белого дома. Джек ненавидел такие приёмы, а Кэти их обожала, потому что она могла пригласить знакомых или тех, кто им нравился, или, по крайней мере, людей, с которыми им хотелось встретиться. Не то чтобы Джеку не нравились приёмы как таковые, но он считал, что жилой этаж этого Дома (так его называли агенты Секретной службы, в отличие от другого Дома, находящегося в шестнадцати кварталах дальше вдоль улицы) являлся единственным частным помещением, которое у него осталось. Даже тот дом, которым они владели на Перегрин Клифф в Чесапикском заливе, был перестроен Секретной службой. Теперь там установили противопожарные спринклеры, примерно семьдесят телефонных каналов, охранную систему вроде той, которая используется для охраны складов ядерного оружия, и построили ещё одно здание для размещения агентов Секретной службы, располагавшихся там в те уик-энды, когда Райанам хотелось убедиться, остался ли у них дом, в который они смогут переехать, когда их официальный музей начнёт излишне действовать им на нервы.

Но сегодня все было по-другому. Сегодня вечером они снова почувствовали себя почти свободными людьми. Почти, потому что все ещё существовала определённая разница. Если, например, Джек захочет выпить пива или бокал чего-то покрепче, он не может пройти в кухню и взять то, что ему нужно. Это запрещено. Нет, ему приходилось тогда вызвать одного из слуг, работающих в Белом доме, который затем или спустится в кухню, находящуюся в подвале, или поднимется наверх, в расположенный там бар. Он мог, разумеется, настоять на своём и самостоятельно отправиться, куда ему нужно, но это будет означать, что он оскорбил одного из сотрудников обслуживающего персонала. Хотя эти люди, главным образом чернокожие (некоторые утверждали, что ведут свою генеалогическую линию от чернокожих рабов, прислуживавших Эндрю Джексону), не чувствовали себя обиженными, это казалось Джеку совершенно ненужным оскорблением преданных людей. Тем не менее Райан никогда не разрешал другим исполнять свою работу. Да, конечно, приятно, что каждую ночь твои ботинки чистит какой-то парень, которому нечего делать и который получает за это приличное жалованье от правительства. Однако Райану казалось, что не по-мужски позволять другим ухаживать за ним, как за каким-то герцогом, когда на самом деле его отец был постоянно занятым детективом, расследующим убийства, и состоял на службе в полицейском департаменте Балтимора. Самому Джеку понадобилась правительственная стипендия (благодаря службе в корпусе морской пехоты), чтобы закончить Бостонский колледж и не дать матери поступить на работу. Может быть, это зависело от его трудовых корней и воспитания в среде рабочего класса? «Возможно», — думал Райан. Эти корни объясняли также, что он делал теперь, сидя со стаканом в руке в удобном кресле перед телевизором, словно он был, для разнообразия, обычным человеком.

Из всех членов семьи меньше всего изменилась жизнь у Кэти, если не считать того, что теперь она каждое утро летала на работу на вертолёте «Чёрный ястреб» VH-60 корпуса морской пехоты. Налогоплательщики и средства массовой информации не возражали против этой экстравагантности после того, как на «Песочницу» — дочку Райана, которую тоже звали Кэти, напали в детском саду террористы. Сейчас дети смотрели каждый свой собственный телевизор, а крошечный Кайл Даниэль, известный Секретной службе под именем «Призрак», спал в детской кроватке. Так что эта доктор Райан — кодовое имя «Хирург» — могла сидеть в кресле перед телевизором вместе с мужем, просматривать свои заметки о пациентах и заглядывать в медицинский журнал, что являлось частью её нескончаемого профессионального образования.

— Как дела у тебя на работе, милая? — спросил «Фехтовальщик» у «Хирурга».

— Прекрасно, Джек. У Берни Катца родилась ещё одна внучка. Он в восторге.

— У кого из детей?

— У его сына Марка — он женился два года назад. Ты помнишь, мы были у него на свадьбе?

— Он юрист? — спросил Джек, вспоминая церемонию в добрые прежние дни, когда его ещё не прокляла судьба, избрав на пост президента.

— Да, а его второй сын — Давид — врач, преподаёт в Йельском университете. Он хирург, специализируется на операциях грудной клетки.

— Я с ним встречался? — Джек не мог припомнить.

— Нет. Он учился на западе, в Калифорнийском университете. — Она перевернула страницу в последнем номере «Медицинского журнала Новой Англии», затем решила загнуть эту страницу. Здесь была напечатана интересная статья о новом открытии в анастезии, её стоит запомнить. Она поговорит за ланчем с одним из профессоров.

По традиции каждый раз она садилась во время ланча за стол с коллегой другой специальности, чтобы не отставать от событий, постоянно происходящих в медицине.

«Следующее крупное открытие, — подумала Кэти, — произойдёт в неврологии». Одному из её коллег по Хопкинсу удалось открыть лекарство, которое, похоже, позволяло возрождаться повреждённым нервным клеткам. Если испытания подтвердят эффективность нового лекарства, его представят на соискание Нобелевской премии. Это будет девятой наградой на стене почётных премий в школе медицины университета Джонса Хопкинса. Её работа с хирургическими лазерами была отмечена премией Ласкера за заслуги в области медицины — высшей наградой в американской медицине, — но всё-таки не была достаточной для поездки в Стокгольм. Тем не менее Кэтиосталась довольна и этим. Офтальмология не была отраслью медицины, за которую присуждали Нобелевские премии, зато сам процесс возвращения зрения людям приносил ей огромное удовлетворение. Возможно, избрание Джека президентом и её статус Первой леди помогут ей стать директором института Вилмера, когда Берни Катц решит уйти на пенсию. Она сможет по-прежнему оставаться практикующим хирургом — от этого Кэти никогда не откажется — и в то же время будет следить за исследовательской работой в её области, решать, кто получит гранты и где ведётся действительно важная научно-исследовательская работа. В этом, считала она, заключается её особый талант. «Так что избрание Джека президентом не было таким уж плохим событием», — подумала Кэти.

Правда, ей не нравилось, что люди ожидали видеть её одетой вроде супермодели. Несмотря на то что она всегда хорошо одевалась, становиться вешалкой для модных платьев никогда не казалось ей привлекательным занятием. По мнению Кэти, вполне достаточно носить красивые вечерние платья на всех проклятых формальных приёмах, на которых ей приходилось присутствовать. При этом она не платила за платья ни цента, потому что их предоставляли изготовители. Из-за этого женскому журналу «Вименс Веар Дейли» не нравилась её манера одеваться, словно белый лабораторный халат должен быть новым шагом в области моды. Нет, конечно, халат являлся её профессиональным обмундированием, вроде униформы морских пехотинцев, охраняющих вход в Белый дом, и она носила этот халат с нескрываемой гордостью. Немногие женщины, да и мужчины, могут утверждать, что достигли вершины в своей профессии. Но она могла. Оказалось, что этот вечер стал таким приятным. Она даже не обращала внимания на увлечение Джека передачей «История», которая сейчас шла по телевидению, даже не сердилась, когда он ворчал по поводу той или иной ошибки, допущенной в толковании исторических событий. Конечно, улыбнулась она, прав именно он, а составители шоу ошибаются… Кэти заметила, что её бокал опустел, а поскольку на завтра у неё не было запланировано операций, она сделала знак дворецкому, чтобы он наполнил его. Несомненно, жизнь могла быть гораздо хуже. К тому же их паника из-за нападения террористов осталась в прошлом благодаря действиям этого агента ФБР, замуж за которого вышла Андреа Прайс. Все уцелели, и она надеялась, что ничего подобного больше не повторится. Её собственные телохранители защищали Кэти. Старший агент Секретной службы, Рой Альтман, возглавляющий группу её телохранителей, вызывал у Кэти такую же уверенность, какую она испытывала в собственной работе.

— Вот, пожалуйста, доктор Райан, — сказал дворецкий, вручая ей полный бокал.

— Спасибо, Джордж. Как дела у ваших детей?

— Старшую дочь только что приняли в университет Нотр-Дам, — ответил он с гордостью.

— Это великолепно! Какую специальность она выбрала?

— Подготовительные медицинские курсы.

Кэти оторвалась от журнала.

— Очень хорошо. Если я смогу чем-нибудь помочь ей, дайте знать, ладно?

— Конечно, мадам, обязательно. — «Как приятно, — подумал Джордж, — что это не пустые слова». Муж и жена Райан пользовались огромным уважением у обслуживающего персонала, несмотря на то что оба чувствовали себя неловко из-за проявляемого к ним внимания. Райан заботился об одной семье, вдове и детях какого-то сержанта ВВС, о подробностях их связи с президентом никто не знал. А Кэти лично занималась двумя детьми, у которых возникли проблемы со зрением.

— Что у тебя завтра, Джек?

— Завтра я выступаю на конференции Ветеранов Иностранных войн в Атлантик-Сити, слетаю туда и обратно на вертолёте после ланча. Калли написала для меня хороший текст выступления.

— Она кажется мне немного странной.

— Да, она непохожа на остальных, — согласился президент, — но отлично справляется со своей работой.

Слава богу, — подумала про себя Кэти, — что мне не приходится заниматься этим! Её речь заключалась в том, что она говорила пациенту, как собирается исправить его зрение.

* * *
— В Пекин приехал новый папский нунций, — сказал продюсер.

— Это как посол, правда?

Продюсер кивнул.

— Точно. Итальянец, кардинал Ренато ДиМило. Старый человек, мне ничего о нем не известно.

— Ну что ж, может быть, стоит съездить и встретиться с ним, — сказал Барри, завязывая галстук. — У тебя есть его адрес и телефон?

— Нет, но в американском посольстве это знают.

— Тогда позвони тому парню в посольстве, с которым ты поддерживаешь контакт, — посоветовал Вайс. Он и продюсер работали вместе уже одиннадцать лет, вместе увёртывались от пуль и вместе завоевали премии «Эмми», что было совсем неплохо для пары бывших сержантов морской пехоты.

— Сейчас позвоню.

Вайс посмотрел на часы. Времени было достаточно. Он может подготовить передачу безо всякой спешки, загрузить на спутник, в Атланте её отредактируют, и американцы увидят передачу за завтраком. Этого будет достаточно для одного дня работы в этой языческой стране. Черт возьми, почему они не проводят торговые конференции в Италии?

Вайс вспомнил прекрасный вкус итальянской пищи, так полюбившейся ему, когда он служил морским пехотинцем на средиземноморской эскадре. А итальянские женщины! Им так нравилась форма американских морских пехотинцев! Впрочем, она нравилась не только итальянкам.

* * *
Ни кардинал ДиМило, ни монсеньор Шепке так и не сумели привыкнуть ко вкусу китайского завтрака, который разительно отличался от всего, что едят утром европейцы.

Они нашли выход — Шепке готовил завтрак каждое утро ещё до прихода китайского обслуживающего персонала. Им оставалось мыть посуду, и этого было достаточно для обоих служителей церкви. Они уже отслужили утреннюю мессу, для чего им нужно было просыпаться каждым утром до шести часов, как солдатам, часто замечал про себя старый итальянец.

Утренней газетой была «Интернэшнл Гералд Трибьюн», которая ориентировалась в основном на американцев, ведь мир так несовершенен. По крайней мере, в газете приводились результаты футбольных матчей, а европейский футбол интересовал обоих прелатов. Больше того, Шепке мог сам выйти и поиграть в футбол, когда была такая возможность. ДиМило, которой был отличным полузащитником в своё время, сейчас был вынужден только наблюдать и давать советы.

* * *
У бригады CNN имелся собственный микроавтобус, сделанный в Америке и привезённый в Китай много лет назад. У него было своё миниатюрное оборудование спутниковой связи, маленькое чудо техники, которое позволяло устанавливать мгновенный контакт с любым местом на планете через находящиеся на орбите спутники связи. Его аппаратура позволяла делать что угодно и когда угодно, кроме того времени, когда микроавтобус двигался. Сейчас над этим тоже работали специалисты, и это станет новым крупным прорывом, потому что тогда передвижные телевизионные бригады смогут работать безо всяких помех со стороны нехороших парней, в какой бы стране они ни находились.

У них была также навигационная система, основанная на связи со спутниками, позволявшая найти дорогу в любом городе мира, карта которого находилась у телевизионной бригады на CD-ROM. Располагая таким оборудованием, они могли сами отыскать нужный адрес, причём быстрее, чем местные таксисты. Имея сотовый телефон, они могли узнать адрес, в данном случае запросив американское посольство, в котором имелись адреса всех иностранных посольств. Адрес дома папского нунция был всего лишь ещё одним. Кроме того, с помощью сотового телефона можно было заранее предупредить о своём приезде. Сначала на их звонок ответил китайский голос, затем другой, с немецким акцентом — подумать только! — но который сказал: конечно, приезжайте.

Барри Вайс был одет в опрятный костюм с галстуком и пиджаком — эта привычка к аккуратности сохранилась у него ещё с тех пор, когда он служил в корпусе морской пехоты. Он постучал в дверь, которую открыл, разумеется, местный житель — ему хотелось называть их «туземцами», но это было бы слишком некорректно, с оттенком расизма — и проводил их внутрь дома. Первый европеец, встретивший их, совершенно очевидно, не был кардиналом. Слишком молодой, слишком высокий и слишком явный немец.

— Здравствуйте, я монсеньор Шепке, — приветствовал их священник.

— Добрый день, я Барри Вайс из CNN.

— Да, конечно, — улыбнулся Шепке. — Я видел вас по телевидению много раз. Что привело вас в КНР?

— Мы приехали сюда, чтобы освещать торговые переговоры между Америкой и Китаем, но решили поискать и другие интересные темы. Нас удивило, что у Ватикана здесь есть дипломатическая миссия.

Шепке провёл Вайса в свой кабинет и указал на комфортабельное кресло.

— Я нахожусь здесь уже несколько месяцев, но кардинал прибыл совсем недавно.

— Мне можно встретиться с ним?

— Конечно, но сейчас его преосвященство говорит по телефону с Римом. Вы не могли бы подождать несколько минут?

— Никаких проблем, — заверил его Вайс. Он окинул прелата внимательным взглядом. Священник выглядел атлетически сложенным, высоким и был, несомненно, немцем. Вайс побывал в Германии много раз и всегда чувствовал какое-то беспокойство, словно расизм, который привёл к холокосту, все ещё дремал там, находясь где-то поблизости, но всегда вне поля зрения. Если бы Шепке был одет по-другому, Барри принял бы его за солдата, даже за морского пехотинца. Священник был в отличной физической форме и явно умён, вне всякого сомнения, проницательный наблюдатель.

— Могу я спросить, к какому духовному ордену вы принадлежите? — задал вопрос Вайс.

— Я принадлежу к обществу Иисуса, — ответил Шепке. «Иезуит, — сразу подумал Вайс. — Это многое объясняло».

— Вы из Германии?

— Совершенно верно, но теперь я живу в Риме и преподаю в университете Роберто Беллармина[52]. Меня попросили сопровождать его преосвященство из-за моего знания языков. — Английский Шепке был грамматически идеален и с поразительно точным произношением, но его нельзя было отнести ни к английскому как таковому, ни к американскому и ни к канадскому.

А также потому, что вы очень умны, — добавил про себя Вайс. Ему было известно, что у Ватикана есть великолепная служба, занимающаяся сбором разведывательной информации, наверно, самая старая в мире. Итак, этот монсеньор является одновременно дипломатом и разведчиком, решил Вайс.

— Я не буду спрашивать вас, каким количеством языков вы владеете. Не сомневаюсь, что их гораздо больше, чем у меня, — заметил он. Вайсу ещё не приходилось встречать ни единого глупого иезуита или даже слышать, что такой есть.

По лицу Шепке промелькнула дружеская улыбка.

— Это моя обязанность. — Затем он посмотрел на телефон. Лампочка погасла. Шепке извинился, ушёл во внутренний кабинет и тут же вернулся. — Его преосвященство приглашает вас.

Вайс встал и последовал за германским священником. Человек, которого он увидел в кабинете, не был в облачении кардинала. Он выглядел как обычный пожилой итальянец, тучный, одетый в костюм, с красной рубашкой (или это жилет?) под его воротником римского священника. Корреспондент CNN не помнил, требуется ли в соответствии с протоколом поцеловать перстень кардинала, но целование рук не относилось к его привычкам, поэтому он просто пожал ему руку, как положено по американскому обычаю.

— Добро пожаловать в нашу миссию, — сказал кардинал ДиМило. — Вы наш первый американский репортёр. Прошу садиться, — и он указал на кресло.

— Спасибо, ваше преосвященство. — Эту часть протокола Вайс помнил.

— Чем мы можем помочь вам сегодня?

— Видите ли, мы приехали в Пекин, чтобы освещать торговые переговоры между Америкой и Китаем, а сейчас пытаемся найти что-нибудь интересное о жизни в этом городе. Вчера мы узнали, что у Ватикана есть своё посольство в Пекине, и вот решили приехать и поговорить с вами, сэр.

— Великолепно, — заметил ДиМило с приветливой улыбкой священника. — В Пекине есть христиане, хотя они и не принадлежат Риму.

Вайс почувствовал, что у него в голове вспыхнула лампочка.

— Китайские христиане?

— Мы встретили всего нескольких. Сегодня мы собираемся повидать одного из них. Между прочим, это баптистский пастор, его зовут Ю.

— Неужели? — удивился Вайс. Местный баптист?

— Да, — подтвердил Шепке. — Хороший парень, он даже получил образование в Америке, в университете Орала Робертса.

— Китайский гражданин из университета Орала Робертса? — спросил Вайс с недоверием в голосе, и одновременно в его голове промелькнула мысль — вот это настоящая тема!

— Действительно, это несколько необычно, правда? — заметил ДиМило.

«Достаточно необычно уже то, что баптист и кардинал Римско-католической церкви дружески разговаривают друг с другом, — подумал Вайс, — но когда это происходит здесь, это так же невероятно, как видеть живого динозавра, шагающего по Моллу в Вашингтоне. Атланте это понравится, можно не сомневаться».

— Не могли бы мы поехать с вами? — спросил корреспондент CNN.

* * *
Ужас начался вскоре после того, как Лиен Хуа пришла на своё рабочее место. Несмотря на ожидание и предчувствие, первый приступ острой боли в нижней части живота всё-таки случился неожиданно и в нежелательное время. Последний раз, теперь уже почти шесть лет назад, это предшествовало рождению Ю Лонга и тоже оказалось неожиданным, но тогда беременность была официально разрешена, а эта — нет. Она надеялась, что схватки начнутся утром, но не в этот день, а во время уикенда, в их квартире, где она и Куон смогут справиться с происходящим без внешних осложнений. Однако младенцы появляются на свет в своё собственное время, как в Китае, так и во всем мире, и эти роды не были исключением. Теперь вопрос заключался в следующем: позволит или нет государство сделать младенцу первый вдох, так что первые схватки принесли с собой приступ страха, что ребёнку не разрешат родиться живым, что его убьют. Она испытывала ужас при мысли, что её собственное тело станет местом преступления, что она увидит это, увидит, как младенец перестанет двигаться, почувствует смерть. Этот страх был кульминацией всех бессонных ночей и кошмаров, заставлявших её просыпаться в холодном поту. Несколько женщин на этаже увидели её лицо и поняли, что происходит. Они догадались о её тайне, хотя никогда не обсуждали это. Чудом было уже то, что ни одна из них не донесла на неё, а этого Л иен Хуа боялась больше всего, — но ни одна женщина не способна предать другую в таких обстоятельствах. Некоторые из них рожали девочек, которые затем, через год-другой, «случайно» умирали, удовлетворяя желание мужей получить наследника. Это была ещё одна сторона жизни в Китайской Народной Республике, которая редко становилась предметом разговоров, даже среди близких подруг. И когда Лиен Хуа оглянулась вокруг, чувствуя, как сокращения мускулов объявляют о приближении родов, ей оставалось только надеяться, что схватки прекратятся или замедлятся и решающий момент произойдёт позднее. Ещё пять часов, и она сможет вернуться домой на велосипеде и родить младенца дома. Может быть, это будет не так хорошо, как во время уикенда, но всё-таки лучше, чем преждевременные роды здесь, на полу фабрики. Цветок Лотоса сказала себе, что ей нужно быть сильной и решительной. Она закрыла глаза, закусила губы и попыталась сконцентрировать внимание на работе, но схватки продолжались, и она не могла сосредоточиться. Скоро наступит боль, затем настоящие схватки, и она не сможет стоять, и затем… что? Из-за страха заглянуть в будущее на несколько часов вперёд её лицо исказилось сильнее, чем от настоящей боли. Она боялась смерти, и хотя страх смерти присущ всем людям, этот страх относился к существу, которое все ещё являлось частью её тела, но не принадлежало ей. Она боялась, что увидит смерть младенца, почувствует, как он умирает, как из её тела выходит нерожденная душа, и хотя эта душа, несомненно, прилетит к богу, смерть младенца не была угодна богу. Сейчас ей нужен духовный наставник. Ей нужен её муж, Куон. Но преосвященный Ю нужен ей ещё больше.

* * *
Установка камеры прошла быстро. Оба священника наблюдали с интересом, потому что до сих пор ни один из них не видел, как это делается. Но десять минут спустя оба были разочарованы заданными вопросами. Они не раз видели Вайса по телевидению и ожидали от него чего-то большего. Они не понимали, что передача, которую он хотел сделать по-настоящему, находилась в нескольких милях и примерно в часе отсюда.

— Отлично, — сказал Вайс, когда он кончил задавать формальные вопросы и получил ответы на них. — Вы разрешите нам поехать вместе с вами к дому вашего друга?

— Конечно, — ответил его преосвященство, вставая с кресла. Он извинился, потому что даже кардиналам приходится навещать туалет перед поездкой. Вскоре он вернулся и вместе с Францем пошёл к автомобилю, за рулём которого будет монсеньор. Это снова вызвало разочарование слуги/шофёра, который был, как оба они и подозревали, осведомителем Министерства государственной безопасности. Машина CNN следовала за автомобилем кардинала, который ехал по кривым улочкам, пока не остановился у скромного дома преподобного Ю Фа Ана. Парковка прошла просто. Вайс заметил, что оба католических священника подошли к двери с большим пакетом в руках.

— А! — воскликнул Ю с удивлённой улыбкой, когда открыл дверь. — Что привело вас ко мне?

— Мой друг, у нас приготовлен подарок, — ответил его преосвященство, протягивая пакет. Ясно, что там была большая Библия, но, несмотря на очевидность, подарок не становился менее приятен. Ю пригласил их войти, затем увидел американцев.

— Они попросили разрешения присоединиться к нам, — объяснил монсеньор Шепке.

— Конечно, — сразу согласился Ю. Интересно, а вдруг Джерри Паттерсон увидит передачу или, может быть, даже его далёкий друг Исайя Джексон. Но американцы не начали устанавливать камеру до тех пор, пока он не развернул подарок.

Ю развернул пакет на письменном столе и, увидев, что находится внутри, поднял голову в изумлении. Он ожидал, что это будет Библия, но эта Библия стоит много сотен американских долларов… Это была Библия на великолепном литературном мандаринском наречии… и с отличными иллюстрациями. Ю выпрямился и обошёл вокруг стола, чтобы обнять своего итальянского коллегу.

— Да благословит тебя наш господь Иисус, Ренато, — сказал преподобный Ю, поражённый таким даром до глубины души.

— Мы оба служим Ему по мере наших сил. Я подумал об этом, и мне показалось, что ты захочешь получить такую Библию, — ответил ДиМило, словно обращаясь к хорошему приходскому священнику в Риме. В конце концов, кем ещё был Ю? Действительно, он мало чем отличался от приходского священника.

Что касается Барри Вайса, он выругал себя за то, что не установил камеру раньше и не успел заснять эту трогательную сцену.

— Не так уж часто мы видим столь дружеские отношения между католиками и баптистами, — заметил репортёр.

На это замечание ответил преподобный Ю, и теперь камера уже работала.

— Нам позволено быть друзьями. В конце концов, ведь мы работаем на одного босса, как говорят у вас в Америке. — Он снова взял руку ДиМило и тепло пожал её. Китайский священник редко получал такой искренний подарок, и было тем более странно получить его здесь, в Пекине, от человека, которого некоторые американские коллеги зовут «папистом», да ещё и от итальянского «паписта» в придачу. У жизни действительно есть цель. Преподобный Ю глубоко верил в это, но когда время от времени его вера находила подтверждение, то назвать такое событие можно только даром свыше.

* * *
Схватки происходили теперь слишком часто и причиняли слишком острую боль. Лиен Хуа сопротивлялась как могла, но по прошествии часа ей начало казаться, что кто-то выстрелил из ружья ей в живот. У неё подогнулись колени. Она старалась изо всех сил держать тело под контролем, но у неё не осталось сил. Лицо женщины стало мертвенно-бледным, и она опустилась на цементный пол. К ней тут же подошла женщина, работавшая рядом. Она сама была матерью и понимала, что происходит.

— Пришло твоё время? — спросила она.

— Да, — простонала Лиен-Хуа и с трудом кивнула.

— Я сейчас сбегаю за Куоном. — И женщина тут же побежала за мужем роженицы. С этого момента ситуация для Цветка Лотоса стала ещё хуже.

Начальник заметил одну бегущую работницу, повернул голову и увидел вторую, распростёртую на полу. Он подошёл к ней, как это случается после автомобильной катастрофы, скорее из любопытства, чем из-за желания вмешаться в происходящее. Он редко обращал внимание на Янг Лиен Хуа. Женщина выполняла свои обязанности хорошо, и ему почти не приходилось упрекать или кричать на неё. Она пользовалась уважением среди других работниц, и больше ничего не интересовало начальника, да он и не считал, что ему нужно знать о ней что-то ещё. У лежащей женщины не было заметно крови, значит, она упала не в результате несчастного случая. Он стоял, глядя на неё, в течение нескольких секунд, видя, что она корчится от приступов боли, не понимая, в чём, собственно, дело. Он не был врачом или медиком и не хотел вмешиваться. Если бы он заметил кровотечение, то наложил бы повязку на рану, но ничего такого здесь не произошло, так что он просто стоял рядом, демонстрируя, как и полагается менеджеру, что готов принять меры, но не вмешиваясь.

В двухстах метрах находился пункт первой помощи с дежурным санитаром. Бегущая женщина, которую он заметил первой, отправилась, наверно, за ним, решил менеджер.

Лицо Лиен Хуа снова исказилось после нескольких минут относительного спокойствия, когда возобновились схватки. Он увидел, как закрылись её глаза, побледнело лицо и резко участилось дыхание. А, — понял он, — вот в чём дело. Как странно.

Его должны предупреждать о таких вещах, для того чтобы он имел наготове сменщицу.

Затем его осенило. Это не была разрешённая беременность. Лиен Хуа нарушила правила, и это не должно было случиться. Происшествие плохо отразится на его департаменте и на нём как на менеджере… а он думал о том, что когда-нибудь приобретёт автомобиль.

— Что здесь происходит? — спросил он, наклонившись к женщине.

Но Янг Лиен Хуа была в таком состоянии, что не смогла ответить на вопрос. Схватки происходили гораздо быстрее, чем при родах Ю Лонга. Почему это не могло подождать до воскресенья? — потребовала она ответа у Судьбы. — Почему бог хочет, чтобы мой ребёнок умер?

Она старалась молиться, невзирая на боль, изо всех сил пыталась сконцентрироваться, взмолиться богу, попросить у него милосердия в это время боли, испытания и страха, но всё, что она видела вокруг, только усиливало её страх. На лице стоящего рядом не было сочувствия. Тут она услышала звуки шагов бегущего человека и увидела Куона. Но перед тем, как он подбежал к ней, его перехватил менеджер.

— Что здесь происходит? — потребовал он с грубостью мелкого начальника. — Твоя женщина рожает младенца? Неразрешённого младенца? — спросил голосом обвинителя самый мелкий из чиновников. — Ю хай, — добавил он. — Сука!

Куон хотел этого ребёнка не меньше жены. Он не говорил жене о своих опасениях, потому что считал это недостойным мужчины, но оскорбление, нанесённое его жене супервайзером, переполнило чашу терпения человека, страдающего от двух видов стресса одновременно. Вспомнив свою армейскую подготовку, Куон ударил чиновника кулаком, сопроводив его оскорбление собственным.

— Пок гай, — в буквальном переводе «Упади на улице», но в данном контексте это означало: «Прочь с дороги. 6…й ублюдок!» Куон с удовлетворением увидел, что начальник упал, ударившись головой. Куон почувствовал, что отомстил на оскорбление, нанесённое жене. Но сейчас ему предстояло заниматься другим.

Он поднял Лиен Хуа на ноги и повёл, поддерживая, насколько мог, к тому месту, где стояли их велосипеды. Но как поступить дальше? Как и жена, Куон хотел, чтобы роды прошли дома, в худшем случае, если дело затянулось бы, она могла бы сообщить на работу, что заболела. Но сейчас он не мог уже ничего изменить. У него не было ни времени, ни сил, чтобы проклинать судьбу. Ему приходилось иметь дело с реальностью и помочь любимой жене, насколько это было в его силах.

* * *
— Вы получили образование в Америке? — спросил Вайс, стоя перед работающей камерой.

— Да, — ответил Ю из-за чашки чая. — В университете Орала Робертса в Оклахоме, все оценки был «А+». Моя первая учёная степень была в области электрического машиностроения, а позднее я получил степень магистра богословия и был посвящён в духовный сан.

— Я вижу, у вас семья, — заметил репортёр, указывая на фотографию на стене.

— Моя жена сейчас на Тайване, ухаживает за больной матерью, — ответил Ю.

— А как вы встретились? — спросил Вайс, имея в виду баптистского пастора и кардинала.

— Это была инициатива Фа Ана, — объяснил кардинал. — Он приехал к нам, чтобы приветствовать гостя, занимающегося такой же работой, так сказать. — У Ди Мило появилось искушение сообщить репортёру, что они с удовольствием выпили, отмечая встречу, но он промолчал, опасаясь унизить китайского пастора перед его единоверцами, потому что некоторые баптисты возражали против употребления алкоголя. — Как вы сами понимаете, в этом городе не так много христиан, и те немногие, которые придерживаются истинной веры, должны держаться вместе.

— Вам не кажется странным, что католик и баптист так подружились?

— Ничуть, — тут же ответил Ю. — Почему это должно казаться странным? Разве мы не едины в нашей вере? — ДиМило кивнул, соглашаясь с этим идеальным, хотя и неожиданным, подтверждением общности христианской религии.

— Как дела в вашем приходе? — спросил Вайс у китайского пастора.

* * *
Место, где стояли велосипеды, представляло беспорядочную массу металла и резины, потому что у китайских рабочих нет автомобилей, но когда Куон вёл Лиен Хуа к дальнему углу, их заметил некий человек, имеющий доступ к средствам передвижения. Это был охранник фабрики, который с важным видом ездил по периметру фабрики на своём трехколесном мотоцикле, устройстве, более важном для его статуса, чем форменная одежда и значок. Вроде Куона, он раньше служил сержантом в Народной армии и не утратил чувства собственной значимости.

— Стоп! — скомандовал он с водительского сиденья мотоцикла. — В чем дело?

Куон повернулся. Лиен Хуа только перенесла новый приступ схваток, у неё подгибались колени, и она с трудом втягивала воздух измученными лёгкими. Муж почти тащил её к велосипеду. Внезапно он понял, что все его усилия бесполезны. Ни при каких обстоятельствах она не сможет сесть на велосипед и крутить педали. До их квартиры одиннадцать кварталов. Пожалуй, он сможет поднять её на третий этаж к дверям квартиры, но каким образом довезти её к входной двери дома?

— Моя жена… она больна, — произнёс Куон, не желая — боясь — объяснять причину болезни. Он знал этого охранника — его звали Чоу Чинг Чин, — и он казался дружески настроенным. — Я пытаюсь доставить её домой.

— Где ты живёшь, товарищ? — спросил Чоу.

— В квартире дома Великого Похода, номер семьдесят четыре, — ответил Куон. — Ты не мог бы помочь нам?

Чоу посмотрел на них. Женщина явно не могла идти. Он жил в стране, где низко ценили человеческую жизнь, но она была больным товарищем, между людьми должно существовать чувство солидарности, а их квартира находилась всего в десяти или одиннадцати кварталах от фабрики. Он может довезти их за пятнадцать минут даже на этом медленном и неуклюжем мотоцикле.

— Посади её сзади, товарищ.

— Спасибо тебе, товарищ. — Куон поднял жену и опустил её на ржавое стальное дно сиденья позади водителя. Затем он махнул рукой, давая знак водителю, что можно ехать.

На этот раз схватки оказались особенно мучительными. Лиен Хуа застонала и затем вскрикнула, напугав своего мужа, но ещё хуже напугав водителя. Чоу обернулся и посмотрел назад. Он ожидал увидеть здоровую женщину, но вместо этого увидел женщину, обнимающую живот и явно испытывающую мучительную боль. Ни при каких обстоятельствах это не было приятным зрелищем, и Чоу, взяв на себя инициативу в самом начале, подумал, что ему придётся снова действовать по-своему. Их дорога к зданию Великого Похода пролегала мимо больницы Лонгфу. Как в большинстве пекинских больниц, относящихся к медицинским институтам, в Лонгфу было отделение неотложной помощи. Эта женщина явно страдает, она является товарищем по рабочему классу и заслуживает помощи. Чоу снова обернулся. Куон прилагал отчаянные усилия, чтобы успокоить женщину, как и должен поступать муж. Он был слишком занят, чтобы смотреть по сторонам мотоцикла, едущего по неровной мостовой со скоростью двадцать километров в час.

Да, сказал себе Чоу, ему придётся поступить именно так. Он осторожно повернул руль и подъехал к разгрузочной платформе, предназначенной скорее для грузовиков, чем для машин «Скорой помощи», и остановился.

Куону понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что они остановились. Он оглянулся вокруг, готовясь поднять жену из пассажирского сиденья мотоцикла, и только теперь понял, что они находятся не у знакомого комплекса жилых зданий. Потеряв ориентировку в результате последних тридцати минут неожиданно возникшей критической ситуации, он не сразу сообразил, где они находятся, пока не увидел, что из дверей выходит кто-то. На голове женщины была белая повязка — это медсестра? Неужели они приехали в больницу? Нет, он не может этого допустить.

Куон слез с мотоцикла и повернулся к Чоу. Он начал протестовать, говоря, что они приехали не туда, куда нужно, но персонал больницы проявил неожиданную энергию — в это время в пункте неотложной помощи не было пострадавших, и персонал сидел без дела. Двое санитаров быстро выкатили из дверей носилки на колёсах. Куон пытался возражать, но массивные санитары просто оттолкнули его в сторону, положили Лиен Хуа на носилки и вкатили внутрь, прежде чем он успел запротестовать. Куон только открыл рот и тут же закрыл его. Затем вбежал внутрь больничного помещения и был тут же перехвачен парой клерков, которые нуждались в информации, чтобы заполнить бланки приёмного отделения. Он остановился на месте, чувствуя себя в унизительном положении. В самом приёмном отделении врач и медсестра наблюдали за тем, как санитары перекладывали Лиен Хуа на смотровой стол. Понадобилось всего несколько секунд, чтобы медики начали догадываться о сути происходящего, и они обменялись понимающими взглядами.

Ещё через несколько секунд с женщины сняли рабочую одежду, и её беременность стала такой же очевидной, как восход солнца. Не менее очевидным было и то, что у Лиен Хуа схватки и принимать меры следует не в отделении неотложной помощи. Её нужно отвезти к лифту и поднять на второй этаж, где находилось акушерское отделение. Женщина-врач подозвала к себе санитаров и сказала им, куда доставить пациентку. Затем она подошла к телефону и сообщила на второй этаж, что к ним сейчас привезут роженицу.

Закончив с этой «работой», врач вернулась в комнату отдыха для врачей, закурила сигарету и взяла журнал.

* * *
— Товарищ Янг? — спросил другой клерк, старше по положению.

— Да? — ответил взволнованный муж, все ещё стоящий в комнате ожидания, где его удерживали два клерка.

— Вашу жену доставили наверх, в акушерское отделение. Но, — добавил клерк, — у нас возникла проблема.

— Что за проблема? — спросил Куон, заранее зная ответ, но надеясь на чудо.

— У нас нет информации о беременности вашей жены. Вы живёте в нашем округе здравоохранения — у нас есть запись о вашем адресе в квартале Великого Похода, квартира семьдесят четыре. Это верно?

— Да, мы там живём, — пробормотал Куон, пытаясь найти выход из западни, но не видя его.

— А, — кивнул клерк. — Понятно. Спасибо. Теперь мне нужно позвонить по телефону.

Куона напугал тон, которым было сделано последнее заявление:

— А, да, я приму меры, чтобы эту дрянь удалили должным образом. А, да, стекло разбито, я попытаюсь найти стекольщика. А, да, неразрешённая беременность, я позвоню на второй этаж, чтобы они не забыли убить младенца, как только его макушка покажется на свет.

* * *
В акушерском отделении Лиен Хуа заметила, как изменились глаза окружающих. При рождении Ю Лонга здесь царила атмосфера радости, глаза медсестёр, которые присутствовали при его появлении на свет, были весёлыми и ликующими. Было видно, как в уголках их глаз под хирургическими масками появились морщинки улыбок… но не на этот раз. Кто-то вошёл туда, где она находилась, в родильную палату №3, и что-то сказал медсестре. Её голова быстро повернулась к месту, где лежала Лиен Хуа, и выражение глаз превратилось из сочувственного во… что-то другое, и хотя Янг не знала, что это было, она понимала значение. Вполне возможно, что это было не по вкусу медсестре, ей это не нравилось, но она должна сделать это, потому что такова её обязанность. Китай был страной, где люди поступали так, как должны поступать, независимо от того, нравилось ли им это или нет. Лиен Хуа почувствовала приближение новых схваток. Младенец пытался появиться на свет, ещё не зная, что движется по направлению к смерти от рук «родного» «народного» государства. Но обслуживающий персонал больницы знал это. Раньше, при рождении Ю Лонга, они стояли рядом и были наготове, следя, чтобы все прошло хорошо. Но не теперь. Теперь они отошли, не желая слышать стоны матери, старающейся произвести на свет обречённое дитя.

На первом этаже это было совершенно ясно для Янг Куона. Он держал маленькое тело своего первого сына Ю Лонга в руках, слышал издаваемые им звуки, видел его первую улыбку. Он видел, как его маленький сын ползает, потом его первые шаги в их маленькой квартире, первые слова, которые он произнёс… но их маленький Большой Дракон теперь мёртв, и они больше никогда не увидят его, раздавленного колесом пассажирского автобуса. Жестокая судьба вырвала мальчика из его рук и отбросила прочь, как мусор, подгоняемый ветром на улице. А теперь государство собиралось умертвить его второго ребёнка. И все это произойдёт наверху, меньше чем в десяти метрах от него, а он бессилен помешать. Это чувство знакомо все жителям КНР, где решение, принятое в верхах, является нерушимым, но теперь этому противостояло самое главное человеческое стремление. Две силы боролись в сознании фабричного рабочего Янг Куона. У него дрожали руки, пока мозг пытался найти решение возникшей дилеммы. Взгляд Куона устремился вперёд, он отчаянно искал выход, смотрел на кирпичную стену, словно старался разрушить её силой взгляда… ведь должен быть выход, должен быть выход…

И тут он увидел телефон-автомат. В кармане Куона были монеты, он вспомнил номер и снял трубку. Если он не в силах изменить судьбу, может быть, найдётся кто-то, обладающий такой способностью.

* * *
— Я подойду, — сказал по-английски преподобный Ю, вставая и направляясь к звонящему телефону.

— Удивительный парень, не правда ли? — спросил Вайс у двух католиков.

— Отличный человек, — согласился кардинал ДиМило. — Хороший пастух для своего стада. Это все, на что может надеяться священник.

Монсеньор Шепке повернул голову, услышав тон голоса Ю. Там что-то произошло, и, судя по голосу китайского пастора, что-то серьёзное. Когда священник вернулся в комнату, он выглядел встревоженным.

— Что случилось? — спросил Шепке на идеальном мандаринском наречии. Может быть, американским репортёрам не следует ничего знать?

— Это один из моих прихожан, — ответил Ю, протягивая руку за своей курткой. — Его жена беременна, вот-вот должна родить, но её беременность не разрешена правительством. Муж боится, что в больнице попытаются убить младенца. Я должен приехать и помочь им.

— Франц, was gibt's hier?[53] — спросил по-немецки ДиМило. Иезуит ответил на аттическом греческом языке, чтобы американцы не поняли его.

— Вам говорили об этом, ваше преосвященство, — объяснил Шепке на языке Аристотеля. — Местные акушеры совершают здесь то, что называется убийством в любой цивилизованной стране мира. В данном случае принятое решение мотивируется политическими и идеологическими соображениями. Ю хочет поехать в больницу и помочь родителям предотвратить этот ужасный поступок.

ДиМило потребовалось меньше секунды, чтобы принять решение. Он встал и посмотрел на китайского священника.

— Фа Ан?

— Да, Ренато?

— Можно нам поехать вместе с вами и оказать помощь? Возможно, наш дипломатический статус имеет и практическое значение, — сказал его преосвященство, хоть и не на идеальном, но вполне разборчивом мандаринском наречии.

Китайскому пастору не понадобилось тратить время на размышления.

— Да, это отличная мысль! — ответил преподобный Ю. — Ренато, я не могу допустить смерти этого ребёнка!

Если желание производить потомство является самым главным стремлением человечества, то не существует более могущественного призыва о помощи для любого взрослого человека, чем ребёнок в опасности. Повинуясь этому призыву, люди вбегают в горящие здания и прыгают в реки. И сейчас три священника были готовы помчаться в больницу, чтобы бросить вызов власти самой населённой страны мира.

— Так что происходит? — спросил Вайс, поражённый внезапным изменением языка и поспешностью, с которой вскочили три священника.

— Чрезвычайный случай с прихожанами Ю. Его прихожанка в больнице. Она нуждается в помощи, и мы отправляемся с нашим другом, чтобы помочь в исполнении его пасторских обязанностей, — ответил ДиМило. Камеры продолжали вести съёмку, но это можно отредактировать позже. Какого черта, — подумал Вайс.

— Это далеко? Мы можем помочь? Хотите, мы подвезём вас?

Ю на мгновение задумался и пришёл к выводу, что в американском телевизионном микроавтобусе он доедет до больницы быстрее, чем на велосипеде.

— Это очень любезно с вашей стороны. Да.

— Тогда поехали! — Вайс встал и сделал жест в сторону двери. Его бригада собрала съёмочное оборудование в течение нескольких секунд и выбежала наружу быстрее всех.

Оказалось, что больница Лонгфу находится меньше чем в двух милях, на улице, ведущей с юга на север. «Она выглядит, — подумал Вайс, — как здание, спроектированное слепым архитектором». Больница казалась настолько безобразной, что даже в этой стране не приходилось сомневаться в её государственной принадлежности. По всей видимости, коммунисты покончили со всеми, кто обладал хоть малейшим представлением о стиле, ещё в пятидесятых годах, и с тех пор никто не пытался занять их место. Бригада CNN ворвалась через парадный вход, словно штурмовой отряд полицейских. Съёмочная камера была на плече оператора, микрофон несли рядом. Барри Вайс и продюсер шли за ними, оглядываясь по сторонам в поисках хороших вступительных кадров. Называть вестибюль мрачным было бы слишком оптимистично.

Тюрьма в штате Миссисипи имела более животворную атмосферу. Мрачный облик вестибюля усугублялся сильным запахом дезинфекции, от которого собаки скулят, а дети прижимаются к родителям из-за страха перед иголкой врача.

Что касается Барри Вайса, он испытывал странную тревогу, нечто вроде предчувствия важного события. Репортёр называл это «рудиментом подготовки морского пехотинца», хотя никогда не принимал участия в боевых действиях. Но однажды январской ночью в Багдаде он начал смотреть в окно за сорок минут до того, как на город упали первые бомбы с американских бомбардировщиков «Стелс», и продолжал смотреть до тех пор, пока наблюдатели американских ВВС не сообщили, что здание компании AT&T разрушено первыми бомбами. Вайс схватил за руку продюсера и сказал, чтобы тот внимательно смотрел по сторонам. Второй бывший сержант морской пехоты кивнул в знак согласия. Ему тоже показалось тревожным, что лица трех священников стали внезапно такими угрюмыми, хотя до телефонного звонка они были приветливыми. Для того чтобы старый итальянский кардинал так помрачнел, у него должна быть весьма серьёзная причина, в этом они не сомневались. Что бы здесь ни происходило, приятным это не назовёшь, и результатом часто становилась сенсационная тема для передачи новостей. К тому же они находились всего в нескольких секундах от микроавтобуса, который мог мгновенно установить связь с Атлантой через спутник. Подобно охотникам, услышавшим первое шуршание листьев в лесу, четыре сотрудника CNN беспокойно смотрели по сторонам, ожидая появления добычи.

— Преподобный Ю! — воскликнул Янг Куон и подбежал к месту, где стояли священники.

— Ваше преосвященство, это один из моих прихожан, мистер Янг.

— Buon giorno[54], — вежливо поздоровался ДиМило. Он оглянулся и увидел, что телевизионщики ведут съёмку, стараясь держаться в стороне. Они вели себя более вежливо, чем ожидал кардинал. Пока Ю говорил с Янгом, ДиМило подошёл к Барри Вайсу, чтобы объяснить создавшуюся ситуацию. — Вы были правы, когда заметили, что отношения между католиками и баптистами не всегда такие дружеские, как следовало бы, но в этом вопросе мы стоим плечом к плечу. На втором этаже правительственные чиновники собираются умертвить человеческое дитя. Ю хочет спасти младенца. Мы с Францем попытаемся помочь ему.

— Вас могут ожидать неприятности, сэр, — предостерёг его Вайс. — Служба безопасности в этой стране не будет стесняться в средствах. Мне приходилось наблюдать такое и раньше.

ДиМило внешне не производил внушительного впечатления. Он был маленького роста и весил на добрых тридцать фунтов больше, чем следовало. Его волосы редели, а кожа стала дряблой от старости. «Наверно, — подумал Вайс, — кардинал задыхался, с трудом преодолев два лестничных пролёта». Несмотря на все это, итальянский кардинал призвал на помощь всё своё мужество и менялся прямо перед глазами американца. Его приветливая улыбка и мягкое поведение улетучились как туман. Теперь он больше походил на генерала на поле битвы.

— Жизнь невинного ребёнка в опасности, синьор Вайс, — сказал он, да большего и не требовалось. Кардинал подошёл к своему китайскому коллеге.

— Ты заснял это? — спросил Вайс у своего оператора, Пита Николса.

— Можешь не сомневаться, Барри! — ответил оператор, не отрываясь от окуляра камеры.

Янг указал направление, и Ю пошёл туда. За ними последовали ДиМило и Шепке.

В вестибюле дежурный клерк поднял телефонную трубку и что-то произнёс. Бригада CNN тоже поднялась по лестнице на второй этаж.

Этаж, на котором располагались отделения акушерства и гинекологии, выглядел даже хуже вестибюля, хотя это казалось невозможным. Они услышали крики, стоны и плач рожениц, потому что в Китае система общественного здравоохранения не тратит лекарств на женщин, производящих детей на свет. Вайс догнал идущих впереди и увидел, как Янг, будущий отец ребёнка, остановился в коридоре, пытаясь опознать голос жены.По-видимому, он потерпел неудачу, потому что подошёл к столу, за которым сидела медсестра, и спросил, где находится его жена. Медсестра ответила, что им нечего здесь делать, и потребовала, чтобы они немедленно ушли. Янг выпрямился, полный чувства достоинства и страха, и повторил вопрос. И снова медсестра потребовала, чтобы он покинул больницу. Тогда Янг нарушил все правила, протянул руку и схватил сестру за горло. Она была потрясена столь серьёзным нарушением её власти как медицинского работника, облачённого государственными полномочиями, попыталась вырваться, но его рука сжимала её слишком сильно. Медсестра посмотрела ему в глаза и впервые поняла, что в них больше нет страха. Теперь в них отражалась ярость человека, способного на убийство, потому что человеческие инстинкты Янга одержали верх над его воспитанием в обществе, в котором он прожил свои тридцать шесть лет. Его жена и ребёнок были в опасности, прямо здесь и в этот самый момент. Он был готов встретить дракона, дышащего пламенем, и к черту все последствия! Медсестра подчинилась и показала налево. Янг поспешно пошёл в указанную сторону, за ним последовали трое священников, от которых не отставала бригада CNN. Медсестра потрогала шею и кашлянула, чтобы вернуть дыхание, по-прежнему слишком удивлённая, чтобы испытывать страх. Она никак не могла понять, почему этот человек не подчинился её приказу.

Янг Лиен Хуа находилась в родильной палате №3. Стены здесь были из жёлтого глазурированного кирпича, кафельный пол за много лет стёрся и стал теперь коричнево-серым.

* * *
Для Цветка Лотоса все происходящее стало кошмаром, которому не было конца. Она осталась одна, совсем одна в этом здании жизни и смерти, чувствовала, как схватки все усиливаются и сливаются в единое напряжение её мышц, выталкивая нерожденного ребёнка ближе к свету, к миру, которому он не был нужен. Она видела выражение печали и покорности на лицах медсестёр, потому что они ожидали, как с минуты на минуту здесь появится смерть. Все они привыкли воспринимать неизбежность и пытались отойти подальше от стола, на котором лежала Лиен Хуа, потому что предстоящее настолько противоречило всем человеческим инстинктам, что единственный способ присутствовать здесь и ничего не видеть заключался в том, чтобы оказаться где-то в сторонке. Поскольку они не могли уйти, то по крайней мере старались находиться как можно дальше.

Но это не приносило облегчения, и хотя они не признавались даже друг другу, после работы, когда они возвращались домой, медсёстры ложились в кровати и горько плакали из-за того, что им приходилось становиться носительницами смерти, а не жизни, как предназначалось женщинам природой. Некоторые медсёстры обнимают мёртвых детей, которые так и не стали детьми, так и не успели сделать свой первый животворящий вдох, пытаясь показать свою женскую нежность по отношению к тем, кто никогда не узнает силу материнской любви, разве что это почувствуют души убиенных, которые продолжают некоторое время витать вокруг.

Другие ударяются в иную крайность, бросая мёртвых младенцев в мусорные корзины, как отбросы, которыми они, по мнению государства, и являются. Но даже эти женщины никогда не шутят на эту тему — более того, никогда даже не говорят.

Лиен Хуа чувствовала эти ощущения, но, что ещё хуже, знала их мысли, и её душа взывала к богу о милосердии. Что преступного в том, что ты хочешь стать матерью, даже если ты посещаешь христианскую церковь? Разве это преступление — родить второго ребёнка, который заменит первого, вырванного из её рук безжалостной судьбой? Почему государство лишает её счастья материнства? Неужели нет иного пути? Она не убила своего первого ребёнка, как поступают многие китайские семьи. Она не умертвила своего маленького Большого Дракона, с его искрящимися чёрными глазами, заразительным смехом и цепкими маленькими ручками. Какая-то другая сила забрала его, и она хотела, она нуждалась во втором ребёнке. Ей нужен всего один ребёнок. Она не жадная. Она не хотела выращивать двух детей. Только одного. Только одного, который будет сосать её грудь и улыбаться ей по утрам. Она честно работала на государство, ничего не требовала взамен, но теперь она просила о ребёнке! Это её право как человеческого существа, разве не так?

Но теперь она познает отчаяние. Лиен Хуа пыталась остановить схватки, приостановить роды, но с таким же успехом она могла бороться с приливом, орудуя лопатой. Её младенец спешил появиться на свет. Она чувствовала это. Она видела, что медсестра, принимающая роды, тоже знает это. Медсестра посмотрела на часы, выглянула из комнаты, размахивая рукой как раз в тот момент, когда Лиен Хуа сопротивлялась желанию тела вытолкнуть ребёнка, закончить процесс родов и, таким образом, отдать младенца в руки Смерти. Она отчаянно сопротивлялась, контролировала дыхание, дышала часто вместо того, чтобы дышать глубоко, боролась, боролась и боролась, но все напрасно. Теперь она понимала это. Не было рядом мужа, который мог бы защитить её. Он поступил по-мужски, доставив её сюда, но не смог спасти её и его собственного ребёнка. Вместе с отчаянием пришла слабость. Настало время. Она знала это чувство с прошлых родов, сопротивляться дальше — выше её сил.

Она не может бороться. Настало время сдаться.

Врач увидел, как махнула рукой медсестра. Он был мужчиной. Мужчине легче делать это, и поэтому большинство смертельных «уколов» в больнице делали мужчины.

Он взял шприц объёмом в пятьдесят кубических сантиметров, подошёл к шкафчику с лекарствами, отпер дверцу и достал большую бутыль с формальдегидом. Затем он наполнил шприц, даже не стараясь удалить из него пузырьки воздуха, потому что цель этого укола была убить, и потому всякая дополнительная забота являлась лишней. Он пошёл по коридору к палате № 3. Сегодня врач дежурил уже девять часов. Он произвёл трудное, но закончившееся успехом кесарево сечение несколько часов назад и теперь закончит свой рабочий день вот этим уколом. Такие поступки ему не нравились. Он делал это, потому что такой была его работа — часть политики государства. Глупая женщина, рожает ребёнка, не получив разрешения властей. По сути дела, это её вина. Она знает правила. Их знают все. Невозможно не знать правила. Но она решила нарушить их. За это нарушение она не будет наказана. Её не посадят в тюрьму, она не потеряет работу, и её даже не оштрафуют. Она просто вернётся домой, как будто и не было этих девяти месяцев. Она будет немного старше, немного умнее и будет знать, что, если это случится снова, гораздо лучше сделать аборт на втором или третьем месяце беременности, ещё до того, как ты привыкнешь к этому проклятому существу у себя в животе, это намного легче, чем выносить мучительные схватки совершенно напрасно. Печально, ничего не скажешь, но в мире много печали. Врач избрал профессию врача, а женщина в палате №3 решила забеременеть.

Он вошёл в палату в маске, закрывающей лицо, потому что он не хотел, чтобы женщина заразилась чем-нибудь. Именно поэтому он выбрал чистый шприц, в случае если он промахнётся и игла воткнётся по ошибке в её тело.

Итак.

Врач поднял голову и посмотрел. Женщина полностью расслабилась и лежала спокойно, и вот действительно появилась головка. Маленькое существо. Лучше подождать минуту-другую, чтобы после того, как он выполнит свой долг, она последним усилием вытолкнула маленькое тельце — и все будет кончено. Затем она сможет встать, поплакать и начать жизнь заново. Врач слишком сконцентрировался на своей работе и не заметил шумного беспорядка у входа в родильную палату.

* * *
Янг сам распахнул дверь. И тут же увидел свою жену, распростёртую на столе, как жертва на алтаре кровожадного китайского коммунистического бога. Лиен Хуа лежала на родильном столе, её ноги был подняты и широко раздвинуты, словно это приспособление соорудили, чтобы легче насиловать женщин. Голова жены была закинута назад и опущена вниз, а не поднята вверх и наклонена вперёд, словно она не хотела наблюдать за рождением своего ребёнка. Через мгновение он понял причину.

Вон там врач! И в руке он держит большой шприц, полный…

Они не опоздали! Янг Куон столкнул врача со стула. Он бросился к лицу жены.

— Я здесь! И со мной пришёл преподобный Ю, Лиен. — Это походило на луч света, осветивший наконец тёмную комнату.

— Куон! — воскликнула Лиен Хуа, чувствуя необходимость вытолкнуть младенца и, наконец, желая этого.

Но затем все стало намного сложнее. У больницы были свои охранники, но после того, как клерк в вестибюле сообщил им о происходящем, один из охранников вызвал полицию. Китайские полицейские, в отличие от охранников больницы, вооружены. Два полицейских появились в коридоре. Они были удивлены, когда заметили сначала иностранцев с телевизионными камерами прямо перед собой. Не обращая на них внимания, они протолкнулись в родильную комнату и увидели беременную женщину, на последней стадии родов, врача на полу и четырех мужчин, два из них тоже иностранцы!

— Что здесь происходит?! — взревел старший полицейский, поскольку запугивание было его основным оружием, когда требовалось подчинить себе население.

— Эти люди мешают моей работе! — выкрикнул в ответ врач. Если он не станет действовать немедленно, проклятый младенец родится и успеет вдохнуть, и тогда он уже не сможет…

— Что? — потребовал разъяснения полицейский.

— У этой женщины запрещённая беременность, и мой долг немедленно покончить с зародышем. Эти люди мешают мне. Прошу сейчас же убрать их отсюда.

Для полицейских этого было достаточно. Они повернулись к людям, совершенно очевидно находящимся здесь без разрешения.

— Немедленно покиньте комнату! — приказал старший полицейский, а младший протянул руку к пистолету.

— Нет! — тут же последовал ответ обоих: Янг Куона и Ю Фа Ана.

— Врач приказал вам уйти, вы должны выполнить приказ, — настаивал полицейский. Он не привык, чтобы обычные люди сопротивлялись его распоряжениям.

Врач решил, что наступил благоприятный момент выполнить свои неприятные обязанности, после чего он сможет отправиться домой. Он поднял стул, подвинул его к тому месту, где можно удобно заняться работой.

— Я не допущу этого! — на этот раз воскликнул Ю со всем авторитетом своего образования и статуса.

— Да выгоните их, наконец! — рявкнул врач, теряя терпение.

Куон стоял у головы жены и не мог предпринять решительных действий. К своему ужасу, он увидел, что доктор поднял шприц и поправил очки. И в этот момент жена Куона, ничего не замечающая вокруг, словно находилась где-то далеко, сделала глубокий вдох и напряглась.

— Вот, — сказал врач. Зародыш полностью выдвинул голову, и всё, что оставалось, это…

Преподобный Ю видел много зла в своей жизни, как и большинство священников, а они видят зло так же постоянно, как и опытные полицейские офицеры, но увидеть, как убивают младенца прямо перед его глазами, это уж слишком. Он грубо оттолкнул младшего полицейского и ударил врача по голове сзади. Врач упал на пол, и Ю прыгнул на него.

— Ты снимаешь все это? — спросил Барри Вайс в коридоре.

— А как же, — подтвердил Николс.

Младшего полицейского оскорбило не нападение на врача, но скорее то обстоятельство, что этот — этот гражданин осмелился поднять руку на него, одетого в форму члена народной вооружённой полиции. Вне себя от ярости, он выхватил пистолет из кобуры, и то, что раньше было запутанной ситуацией, превратилось теперь в смертельное противостояние.

— Нет! — крикнул кардинал ДиМило, шагнув к молодому полицейскому. Тот оглянулся на звук голоса и увидел старого гвая, или иностранца, в очень странной одежде, приближающегося к нему с враждебным выражением на лице. Первой реакцией копа был удар по лицу иностранца открытой левой ладонью.

Кардинала Ренато ДиМило не ударяли по лицу с детства, и это оскорбление его личности было тем более обидным для его религиозного и дипломатического статуса из-за того, что удар нанёс этот мальчишка! Он покачнулся от силы удара, оттолкнул мужчину в сторону, намереваясь прийти на помощь китайскому пастору и помочь ему не допустить убийцу-врача до младенца, который вот-вот появится на свет.

Врач стоял, покачиваясь, на одной ноге, держа шприц в поднятой руке. Кардинал выхватил шприц и швырнул его об стену. Шприц не разбился, потому что был сделан из пластика, зато игла погнулась.

Если бы полицейские поняли, что здесь происходит, или просто получили бы более основательную подготовку, на этом все и закончилось бы. Но они не понимали, и у них не было достаточной подготовки. Теперь и у старшего полицейского появился в руке пистолет типа 77. Он попытался ударить итальянца по затылку рукояткой пистолета, но промахнулся, и ему всего лишь удалось рассечь кожу на голове кардинала и заставить его пошатнуться.

Теперь пришла очередь монсеньора Шепке. Произошло нападение на его кардинала, на человека, которому он обязан служить и которого должен защищать. Он был священником, поэтому не мог применить физическую силу. Он не имел права нападать.

Однако Шепке мог защищаться. Так он и поступил, схватив руку старшего полицейского, в которой тот держал пистолет, и вывернул её, направив пистолет в безопасном направлении, в сторону от людей, находящихся в комнате. Но полицейский успел нажать на спусковой крючок, и, хотя пуля просто расплющилась о цементный потолок, грохот выстрела внутри маленькой комнаты был оглушительным.

Младший полицейский внезапно решил, что напали на его товарища. Он повернулся и выстрелил, но пуля калибра 7,65 мм попала не в Шепке, а в спину кардинала ДиМило. Пуля прошла навылет, разорвав селезёнку старого священника. Внезапная боль удивила кардинала, но глаза ДиМило были направлены на рождающегося ребёнка.

Грохот выстрела напугал Лиен Хуа, и сокращение мускулов было чистым рефлексом.

Ребёнок появился на свет и упал бы на пол головой вперёд, если бы не вытянутые руки преподобного Ю, который подхватил ребёнка и, наверно, спас ему жизнь. Китайский священник лежал на боку, и тут он увидел, что второй выстрел тяжело ранил его католического друга. Прижимая к груди младенца, он встал на ноги и посмотрел на молодого полицейского разъярённым взглядом.

— Хуай дан! — закричал Ю. — Негодяй! — Даже не заметив, что он держит в руках младенца, священник шагнул к растерявшемуся и испуганному полицейскому.

Механически, подобно роботу, полицейский поднял руку с пистолетом и выстрелил прямо в лоб баптистскому священнику. Ю повернулся и упал назад, споткнувшись о тело лежащего кардинала ДиМило. Тела двух священников спасли жизнь только что рождённому младенцу.

— Убери пистолет! — закричал старший коп своему молодому партнёру. Но было уже поздно. Преподобный Ю был мёртв, из его затылка на грязный кафельный пол вытекало мозговое вещество и брызгала кровь.

Врач был первым, сделавшим что-то разумное. Младенец был рождён, и он не мог теперь убить его. Врач взял младенца из мёртвых рук Ю и поднял его за ноги, собираясь шлёпнуть его по попке, но этого не понадобилось. Младенец запищал. «Итак, — подумал врач столь же механически, как выстрелил молодой полицейский, — есть хоть какой-то хороший результат во всем этом безумстве». То, что он собирался убить этого ребёнка всего минуту назад, не мешало врачу теперь оказать помощь тому же самому ребёнку. Долг превыше всего! Тогда младенец был ненужной государству человеческой плотью. Теперь он стал дышащим гражданином Китайской Народной Республики, и его долг, долг врача, состоял в том, чтобы защитить младенца. Подобная двойственность ничуть не беспокоила врача, потому что просто не пришла ему в голову.

Затем последовало несколько секунд, в течение которых люди пытались понять, что произошло. Монсеньор Шепке увидел, что Ю мёртв. Он не мог выжить с такой раной в голове. Его обязанностью была забота о кардинале.

— Ваше преосвященство, — сказал он, опускаясь на колени и пытаясь поднять тело ДиМило с окровавленного пола.

Кардинал Ренато ДиМило подумал, как странно, что боль спряталась где-то далеко.

Он знал, что его смерть неминуема. Его селезёнка была разорвана на куски, и внутреннее кровотечение продолжалось с убийственной скоростью. У него не осталось времени, чтобы подумать о своей жизни или о том, что ожидает его в ближайшем будущем, но, несмотря на все это, его жизнь, посвящённая службе людям и вере в бога, в последний раз подтвердила, что она, эта Вера, все ещё существует.

— Ребёнок, Франц, ребёнок? — произнёс он слабым голосом.

— Младенец жив, — успокоил монсеньор Шепке умирающего кардинала.

Умиротворённая улыбка.

— Вепе, — прошептал Ренато, закрывая глаза в последний раз.

На последних кадрах, заснятых оператором CNN, был виден младенец, лежащий на груди матери. Они не знали её имени, и лицо женщины словно оцепенело от происходящего вокруг, но затем она почувствовала тёплое тельце дочери, и её лицо начало меняться, по мере того как женские инстинкты победили все остальные чувства.

— Пора уносить ноги отсюда, Барри, — прошептал оператор.

— Ты прав, Пит. — Вайс сделал шаг назад и повернулся налево, направляясь по коридору к лестнице. Он знал, что у него в руках потенциальная премия «Эмми». Барри редко видел человеческие драмы вроде этой, и заснятый материал нужно отправить в Атланту, причём как можно быстрее.

Внутри родильной палаты старший коп продолжал трясти головой, в ушах раздавался звон от грохота выстрелов, он пытался понять, что за чертовщина произошла здесь. Тут он внезапно понял, что в комнате стало темнее — исчезла телевизионная камера! Нужно что-то предпринять. Выпрямившись, он выбежал из палаты и увидел спину последнего американца, спускающегося по лестнице. Полицейский оставил своего младшего коллегу в палате и побежал вниз по пожарной лестнице с такой быстротой, насколько сила тяготения позволяла ему переставлять ноги по металлическим ступеням.

Вайс вывел своих людей в вестибюль и направился к главному выходу, около которого стоял его микроавтобус с оборудованием космической связи. Они были уже у самой двери, когда крик заставил их обернуться. Это кричал старший коп. Ему лет сорок, подумали они, и в руке он снова держал пистолет, к удивлению и ужасу всех людей в вестибюле.

— Не останавливайтесь, — сказал своей бригаде Вайс, и они протолкнулись через дверь на открытый воздух. Микроавтобус был недалеко, спутниковая антенна лежала на крыше, и это был ключ для передачи заснятого материала.

— Стоять! — скомандовал полицейский. Оказывается, он немного говорит по-английски.

— О'кей, парни, спокойно, — сказал Вайс трём остальным.

— Все под контролем, — ответил оператор Пит. Он уже снял камеру с плеча, и его руки скрылись из вида.

Полицейский сунул пистолет в кобуру и подошёл вплотную, вытянув правую руку раскрытой ладонью вверх.

— Дайте мне кассету, — сказал он. У него был ужасный акцент, но английские слова вполне разборчивы.

— Эта кассета принадлежит мне! — запротестовал Вайс. — Она принадлежит мне и моей компании.

Полицейский недостаточно хорошо владел английским языком, чтобы понять, о чём говорит репортёр. Он повторил своё требование:

— Дайте мне кассету!

— О'кей, Барри, — сказал Пит. — Я понял.

Оператор Пит Николс поднял камеру, нажал на кнопку «Eject» и достал из камеры «Сони» кассету Бетакам-формата. Затем он передал её полицейскому с расстроенным и сердитым выражением лица. Коп взял её с удовлетворённой улыбкой, повернулся и пошёл обратно в больницу.

Полицейский не мог знать, что Пит Николс, как все телевизионные операторы, способен подменить кассету с таким же искусством, как шулеры в Лас-Вегасе умеют подменять туза валетом. Пит подмигнул Барри, и все четверо направились к микроавтобусу.

— Пошлём передачу прямо сейчас? — спросил продюсер.

— Давай не будем вести себя так очевидно, — ответил Вайс. — Отъедем на несколько кварталов.

Они так и поступили, направившись к площади Тянь-аньмэнь, где телевизионные микроавтобусы, ведущие передачи на спутник связи, не были таким редким зрелищем. Вайс уже связался по спутниковому телефону с Атлантой.

— Это Вайс на передвижной станции в Пекине, готовый к загрузке, — сказал в трубку корреспондент.

— Привет, Барри, — ответил знакомый голос. — Это Бен Голден. Что ты нам приготовил?

— Сенсационный материал, — сказал Вайс своему контролёру с другой стороны мира. — Двойное убийство и рождение ребёнка. Один убитый — католический кардинал, посол Ватикана в Пекине. Другой — китайский баптистский пастор. Сцена убийства обоих заснята на плёнку. Пожалуй, тебе лучше связаться с юридическим отделом.

— Проклятье! — донеслось из Атланты.

— Сейчас мы загружаем черновой материал, чтобы он оказался у вас. Я буду наготове для озвучивания. Но сначала нужно загрузить видео.

— Понял. Мы готовы к приёму на канале Ноль Шесть.

— Ноль Шесть, Пит, — сказал Вайс своему оператору, который занимался также спутниковой связью.

Николс стоял на коленях перед контрольной панелью.

— Готовлюсь… кассета вложена… набираю канал Шесть… начинаю передачу… пошла! — Тут же сигнал на частоте 14 гигагерц, или «Кью», помчался вверх через атмосферу к геоцентрическому спутнику, висящему на высоте 22 тысячи 800 миль прямо над островами Адмиралтейства в море Бисмарка, в юго-западной части Тихого океана.

* * *
Компания CNN не считала нужным кодировать свои видеосигналы. Это достаточно сложно технически, да и мало кто захочет снимать эти сигналы пиратским способом, когда они могут бесплатно увидеть эти передачи по своим кабельным системам через несколько минут или даже через четыре секунды из прямого эфира.

Но этот видеосигнал поступил в неудобное время, что было, однако, хорошо для Атланты, потому что руководители компании захотят изучить его ещё до передачи.

Убийство не было той темой, которую пожелает увидеть средний американец за своим завтраком ранним утром.

Видеосигнал из Пекина был также снят американским разведывательным сообществом, которое очень уважает компанию CNN, да и в любом случае не распространяет полученную телевизионную информацию очень широко. Однако эта передача всё-таки была направлена в управление связи Белого дома, которое является в основном военной организацией и располагается в подвале Западного крыла. Там всегда находится дежурный офицер, принимающий решение о важности полученной передачи. Если ей присваивается уровень «критическая», президенту необходимо сообщить о ней в течение пятнадцати минут, что означало необходимость разбудить его прямо сейчас. Это не делается в отношении главнокомандующего Вооружёнными силами страны без тщательного обдумывания. Простой сигнал с уровнем оповещения «молния» мог немного подождать, скажем — дежурный офицер посмотрел на часы — до завтрака. Таким образом, вместо оповещения президента он позвонил по телефону советнику по национальной безопасности президента доктору Бенджамину Гудли. Пусть он принимает решение о времени оповещения президента. В конце концов, доктор Гудли является официальным офицером разведывательной службы.

— Да?! — рявкнул в телефонную трубку Гудли, посмотрев на радиоприёмник с часовым циферблатом, стоящий на тумбочке рядом с кроватью.

— Доктор Гудли, это управление связи. Мы только что сняли видеосигнал CNN из Пекина, содержание которого может заинтересовать президента.

— Что за содержание? — спросил «Картёжник» и выслушал объяснение. — Насколько это точно?

— Итальянский кардинал, возможно, выживет, судя по видео — я хочу сказать, если рядом окажется хороший хирург, — но китайскому пастору вышибли мозги. У него нет никаких шансов, сэр.

— Как все это началось?

— Мы не уверены в этом, сэр. В АНБ может находиться запись телефонного разговора между этим парнем Вайсом и Атлантой, но к нам ничего пока не поступило.

— Теперь расскажите все ещё раз, — приказал Гудли, окончательно проснувшись.

— Сэр, у нас имеется видео двух людей, которых застрелили, и младенца, родившегося в Пекине. Это видео передано Барри Вайсом, репортёром CNN. На видео слышны три выстрела, один вверх в потолок помещения, которое кажется нам родильной палатой больницы. Второй выстрел попал в спину человека в чёрном. Его опознали как папского нунция в Пекине. Третий выстрел попал прямо в лоб китайцу, его опознали как баптистского пастора. Во время этих событий родился ребёнок. Так что теперь мы — одну минуту, доктор Гудли, к нам поступает сигнал «молния» из Форт-Мид. О'кей, они тоже получили это видео в сопровождении голоса репортёра, принятого их системой «эшелон», сейчас зачитывают. Значит так, католический кардинал мёртв, его имя кардинал Ренато ДиМило — я не уверен в написании, может быть, это знают в государственном департаменте. Китайского пастора звали Ю Фа Ан, снова нет уверенности в правильности написания. Он приехали в больницу, чтобы помешать позднему аборту, но в результате их вмешательства двух священников застрелили. Третий священник по имени Франц Шепке — похоже, это немецкое имя — тоже присутствовал при этом и, вероятно, остался жив. Это высокий мужчина, которого вы видите на ленте. Вам нужно посмотреть эту ленту. Трудно описать тот беспорядок, происходивший там, — скорее смахивает на бойню. Когда этому парню Ю выстрелили в голову, сэр, это было похоже на видео из Сайгона во время наступления Тет. Помните, южновьетнамский полковник выстрелил в голову северо-вьетнамскому шпиону из револьвера «смит-вессон спешиэл», из головы вьетнамца брызнул фонтан крови. Такое не захочешь смотреть за кофе и булочками, верно? — заметил дежурный офицер. Смысл этих слов был достаточно ясен. Средства массовой информации объявили этот случай примером кровожадности южновьетнамского правительства. Они ничего не сказали о том, что убитый шпион был офицером армии Северного Вьетнама, захваченным в зоне боевых действий в гражданской одежде. Поэтому, в соответствии с Женевским протоколом, он считался шпионом и должен был быть расстрелян на месте. Это было именно то, что с ним произошло.

— Что ещё?

— Стоит ли будить босса из-за этого? Я имею в виду, что в Пекине сейчас находится наша дипломатическая делегация, и этот случай может оказать серьёзное влияние на переговоры.

Гудли задумался.

— Нет, я сообщу ему об этом во время брифинга через несколько часов.

— Сэр, эта передача появится на экранах телевизоров в семь утра, во время утренних новостей CNN.

— Ничего, я расскажу ему, когда в нашем распоряжении будет нечто большее, чем одни картинки.

— Как считаете нужным, доктор Гудли.

— Спасибо. А сейчас я попытаюсь поспать ещё час перед поездкой в Лэнгли. — Он положил телефонную трубку. Работа Гудли была очень престижной, но она лишала его нормального сна, регулярного секса и вообще упорядоченности в жизни. В такие моменты Гудли сомневался, настолько ли она престижная на самом деле, его проклятая работа!

Глава 25Разрушение оград

Скорость современных коммуникаций приводит к любопытным парадоксам.

В данном случае американское правительство узнало о том, что произошло в Пекине, задолго до того, как это стало известно правительству КНР. Информация, полученная в управлении связи Белого дома, была также передана в Оперативный центр государственного департамента, и там старший офицер принял разумное решение немедленно сообщить об этом в посольство США в Пекине. Посол Карл Хитч выслушал невероятную новость у себя в кабинете по шифрованной линии связи. Он заставил офицера, позвонившего ему из Туманного Болота, дважды повторить сообщение, перед тем как отреагировать на него — посол Хитч издал удивлённый свист. Не так уж часто аккредитованного посла любой страны убивают в принявшей его стране, не говоря уж о том, что убивают местные полицейские! «Какого черта, — подумал он, — что может предпринять Вашингтон в связи с этим?»

— Проклятье, — прошептал Хитч. Он даже ещё не встретился с кардиналом ДиМило.

Их официальный приём был запланирован через две недели, в будущем, которое никогда не наступит. Что предпринять? Во-первых, решил он, надо отправить послание с соболезнованием в миссию Ватикана. Туманное Болото, по-видимому, уведомит Ватикан через папского нунция в Вашингтоне. Может быть, даже сам государственный секретарь Адлер посетит миссию Ватикана в Вашингтоне, чтобы выразить официальное соболезнование. «Черт побери, ведь президент Райан католик, не исключено, что именно он поедет в миссию Ватикана», — подумал Хитч.

Так, сказал он себе, прежде всего следует предпринять шаги здесь. Его секретарь позвонил в миссию Ватикана, но на телефонный звонок ему ответил китаец, а это ничего не значило. Придётся повременить с этим… а как относительно посольства Италии? Ведь папский нунций ещё и гражданин Италии. Он открыл свой файл с номерами телефонов и набрал номер посла на его частном канале.

— Паоло? Это Карл Хитч. Спасибо, а ты? Боюсь, у меня плохие новости… папский нунций, кардинал ДиМило… китайский полицейский стрелял в него и убил в какой-то пекинской больнице… скоро передадут по каналу CNN… да, боюсь, мы уверены в этом… я незнаком с подробностями, но мне сказали, что он приехал в больницу, чтобы не допустить убийство ребёнка, или это была попытка сделать поздний аборт, как у них здесь принято… да… скажи, а он из видной семьи? — Хитч начал записывать. — Ты говоришь, Винченцо? Понятно… Министр юстиции два года назад? Да, я попытался позвонить в миссию Ватикана, но мне ответил какой-то китаец. Немец? Шепке? — Посол продолжал делать заметки. — Понимаю. Спасибо, Паоло. Послушай, если мы можем помочь чем-нибудь… совершенно верно. До свиданья. — Он положил трубку. — Проклятье. Что дальше? — спросил посол у своего стола. Он мог передать плохие новости в посольство Германии… впрочем, нет, он поручит это кому-нибудь другому. А пока…

Посол посмотрел на часы. В Вашингтоне ещё не наступил рассвет, и когда люди проснутся, они увидят перед собой бушующий огненный шторм. Надо все проверить, чтобы в распоряжении Вашингтона была надёжная информация. Но как это сделать, черт побери? Его лучшим потенциальным источником информации был этот монсеньор Шепке, но единственный способ найти монсеньора — это выставить людей у миссии Ватикана и ждать его возвращения. Гм, а не может случиться так, что китайцы задержат его? Нет, маловероятно.

Как только их министр иностранных дел узнает о происшествии, они побегут извиняться, спотыкаясь друг о друга. Таким образом, они выставят дополнительные посты охраны у миссии нунция и не будут пускать туда репортёров. Но ведь они не захотят связываться с аккредитованными дипломатами, особенно после того, как сами убили одного из них.

Это слишком невероятно. Карл Хитч служил в иностранной дипломатической службе с тех пор, когда ему едва перевалило за двадцать. Ещё ни разу он не был свидетелем ничего подобного, по крайней мере, после того, как в Афганистане партизаны захватили Спайка Доббса в качестве заложника. Тогда русские не сумели провести операцию должным образом, и заложника убили. Кое-кто говорил, что это было сделано намеренно, но даже русские не могут быть такими глупыми, подумал Хитч. И в данном случае это не было заранее обдуманным убийством. Китайцы являются коммунистами, а коммунисты не пойдут на такой риск. Это просто не является частью их характера.

Итак, как это случилось? И что, конкретно, произошло?

И когда рассказать об этом Клиффу Ратледжу? Какое воздействие может оказать это происшествие на торговые переговоры? Карл Хитч пришёл к выводу, что у него будет непростой вечер.

* * *
— Китайская Народная Республика не согласится с подобным диктатом, — закончил своё выступление министр иностранных дел Шен Танг.

— Господин министр, — ответил Ратледж, — в намерения Соединённых Штатов не входит желание диктовать кому-то. Вы формируете свою национальную политику таким образом, чтобы она отвечала интересам вашей нации. Мы понимаем и уважаем это. С другой стороны, мы требуем, чтобы вы понимали и уважали наше право формировать национальную политику Соединённых Штатов Америки таким образом, чтобы она отвечала интересам американской нации. В данном случае это означает, что нам придётся прибегнуть к положениям Акта о реформе торговли. — «Заявление Ратледжа означало, что американский представитель поднял над головами китайцев огромный острый меч, и все присутствующие в зале знают это», — подумал Марк Гант. Акт о реформе торговли позволял президенту Соединённых Штатов Америки ввести в действие правило, с зеркальной точностью применяемое против торговых законов какой-либо страны. Это было международным доказательством поговорки о том, что правый ботинок будет обязательно жать, если его надеть на левую ногу. В данном случае всё, что делал Китай, чтобы не допустить американские товары на китайский рынок, будет просто применяться для того, чтобы сделать то же самое с китайскими товарами. Таким образом, торговый дефицит Америки, выражаемый в сумме семидесяти миллиардов долларов в год, станет аналогичным торговым дефицитом Китая в той же сумме, причём в конвертируемой валюте. Деньги, которые рассчитывала получить КНР от продажи своих товаров на американском рынке, для того чтобы использовать их для закупки товаров где-то ещё, перестанут поступать в китайскую казну. Торговля превратится в обмен — один мой товар в обмен на один твой. Такой была теория, которая, каким-то образом, никогда не превращалась в реальность.

— Если Америка введёт эмбарго на китайские товары, Китай сделает то же самое по отношению к Америке, — резко ответил министр иностранных дел Китая.

— Это не послужит интересам вашей страны, равно как и нашей, — отозвался Ратледж.

А вот кому это нанесёт более значительный ущерб? — подумал он, но промолчал. Китайцы знали это и так, говорить не требовалось.

— А как относительно статуса наибольшего благоприятствования для нашей страны и вступления Китая во Всемирную торговую организацию? — потребовал ответа министр иностранных дел.

— Господин министр, Америка не может благосклонно относиться к любому из этих вопросов, до тех пор пока ваша страна надеется получить открытые экспортные рынки для себя и одновременно закрывает свои импортные рынки для нас. Торговля, сэр, означает равноправный обмен ваших товаров на наши, — снова напомнил Ратледж — примерно в двенадцатый раз после ланча. Может быть, на этот раз китаец поймёт наконец. Но это было несправедливо. Он уже давно понял все, просто не желал признавать факт. Это была всего лишь внутренняя китайская политика, выраженная на международной арене.

— Вы снова диктуете Китайской Народной Республике! — ответил Шен с гневом, настоящим или притворным, словно Ратледж занял его место на парковочной площадке.

— Нет, господин министр, мы не делаем этого. Это вы, сэр, пытаетесь диктовать Соединённым Штатам Америки. Вы настаиваете на том, чтобы мы приняли ваши условия в области торговли. В этом, сэр, вы ошибаетесь. Мы не видим необходимости покупать ваши товары в ничуть не большей степени, чем вы хотите покупать наши. — Просто вам нужна наша твёрдая валюта чертовски больше, чем нам ваши игрушки, чтобы их жевали наши проклятые собаки!

— Мы можем покупать авиалайнеры у корпорации, выпускающей аэробусы, с такой же лёгкостью, как ваши «Боинги».

Ситуация действительно становилась утомительной. Ратледжу хотелось ответить: но без наших долларов как вы собираетесь расплачиваться за них? Но «Аэробус» предоставлял отличные кредитные условия для своих покупателей. Это был ещё один способ, с помощью которого европейское предприятие, получающее субсидии от правительства, вело «справедливую» игру на международном рынке, конкурируя с частной американской корпорацией. Вместо этого он ответил:

— Да, господин министр, вы можете сделать это, а мы можем закупать товары в Тайване, Корее, Таиланде или в Сингапуре с такой же лёгкостью, как и у вас. — А вот они будут точно покупать авиалайнеры у «Боинга»! — Но это не послужит интересам ни вашей страны, ни нашей, — рассудительно закончил он.

— Мы — суверенная страна и суверенный народ, — огрызнулся Шен, продолжая линию, которой он придерживался раньше, и Ратледж пришёл к выводу, что риторика всё-таки берет верх в этом многословии. Такая стратегия приносила успех много раз в прошлом, но теперь у Ратледжа была инструкция не обращать внимания на все дипломатические спектакли, а китайцы просто ещё не поняли этого. Может быть, понадобится ещё несколько дней, решил он.

— Мы тоже, господин министр, — ответил Ратледж после того, как Шен закончил. Затем он намеренно посмотрел на часы, и тут Шен понял намёк.

— Предлагаю перенести нашу следующую встречу на завтра, — сказал министр иностранных дел КНР.

— Отлично. Надеюсь снова увидеть вас утром, господин министр, — ответил Ратледж, вставая и протягивая руку министру. Остальные делегаты сделали то же самое, хотя у Марка Ганта не оказалось сегодня коллеги на противоположной стороне стола и он не смог проявить свою вежливость.

Американская делегация спустилась вниз, к ожидавшим их автомобилям.

— Да, это была оживлённая дискуссия, — заметил Гант, как только они вышли наружу.

На лице Ратледжа появилась довольная улыбка.

— Верно, это внесло некоторое разнообразие, не правда ли? — Пауза. — Мне кажется, что они пытаются понять, насколько далеко им удастся продвинуться с помощью пустых угроз. Вообще-то Шен более или менее спокойный парень. Большей частью предпочитает, чтобы все шло тихо и мирно.

— Значит, он тоже получил инструкции? — поинтересовался Гант.

— Конечно, но он отчитывается перед их Политбюро, тогда как мы докладываем Скотту Адлеру, а он передаёт президенту Райану. Знаешь, когда я ехал сюда, мне не нравились полученные инструкции, но теперь я вижу, как всё превращается в нечто вроде развлечения. Не слишком часто случается, что нам поручают отвечать весьма резко. Мы говорим от имени Соединённых Штатов и потому должны вести себя дружелюбно и спокойно, стараясь найти компромисс. Вот к чему я привык. Но здесь — здесь я испытываю удовлетворение. — Это не означало, что он одобряет политику президента Райана, разумеется, но переход к покеру от канасты представляет собой интересную перемену. Скотту Адлеру нравится покер. Может быть, это и является объяснением, почему у него такие хорошие отношения с этим яху[55] в Белом доме.

Поездка до посольства заняла всего несколько минут. Американцы, входящие в состав делегации, главным образом молчали, наслаждаясь несколькими минутами тишины. Часы дипломатических переговоров, когда приходилось следить за точным значением каждого слова, походили на чтение контракта юристом, слово за проклятым словом, следя за их нюансами и значением, вроде поиска алмаза в выгребной яме. Теперь они молча сидели в автомобилях, закрыв глаза, или смотрели на проносящийся мимо унылый пейзаж, лишь изредка зевая. Наконец автомобили въехали в ворота посольства.

Единственно, на что они могли жаловаться, это на затруднения, с которыми приходилось влезать или вылезать из лимузинов, если только вам не было шести лет от роду. Однако уже в то мгновение, когда они покинули свой официальный транспорт, сразу поняли, что произошло какое-то неприятное событие. Их прибытия ждал посол Хитч, чего он раньше никогда не делал. Послы обладают высоким дипломатическим рангом и важностью. Они обычно не работают швейцарами для своих соотечественников.

— Что случилось, Карл? — спросил Ратледж.

— Большой ухаб на дороге, — ответил Хитч.

— Неужели кто-то умер? — пошутил заместитель государственного секретаря.

— Да, — раздался неожиданный ответ. Затем посол сделал жест, приглашая их зайти внутрь. — Пошли.

Старшие члены делегации последовали за Ратледжем в конференц-зал посольства. Там уже собрались заместитель главы миссии, старший помощник посла, который в некоторых посольствах и является реальным боссом, — и остальные члены руководства, включая человека, который, по мнению Ганта, возглавлял группу ЦРУ. Какого черта? — подумал «Телескоп». Все приглашённые заняли места, и тогда посол Хитч рассказал о происшествии.

— Вот дерьмо! — заметил Ратледж, выразив мнение всех присутствующих. — Почему это случилось?

— Мы не знаем точно. Наш пресс-атташе пытается найти этого репортёра Вайса, но до тех пор, пока не получим дополнительную информацию, мы, по сути дела, ничего не знаем о причине случившегося. — Хитч пожал плечами.

— Известно об этом правительству КНР? — спросил Ратледж.

— Они, наверно, только что узнали об этом, — высказал мнение предполагаемый офицер ЦРУ. — Наверняка понадобилось время, чтобы эта новость прошла сквозь их бюрократию.

— Какова, по вашему мнению, будет их реакция? — спросил один из помощников Ратледжа, избавив своего босса от необходимости задать этот очевидный и довольно глупый вопрос.

Ответ был таким же глупым, как и вопрос.

— Вы знаете об этом столько же, сколько знаю я, — ответил Хитч.

— Значит, это может оказаться как небольшой неприятностью, так и крупным скандалом, — заметил Ратледж.

— Я склонен думать о втором варианте, — сказал посол Хитч. Он никак не мог прийти к разумному объяснению, почему все это произошло, но его дипломатический инстинкт вспыхнул красным тревожным светом, а Карл Хитч был человеком, который доверял своему инстинкту.

— Есть указания из Вашингтона? — спросил Клифф.

— Они ещё не проснулись? — Как один, все члены делегации посмотрели на часы. Сотрудники посольства уже знали, сколько сейчас времени в Вашингтоне. Солнце ещё не встало над столицей. До принятия решений осталось ещё четыре часа. Никто в посольстве не будет спать в течение некоторого времени, потому что после принятия решений в Вашингтоне им придётся подумать о том, как осуществить их, как представить позицию их страны Китайской Народной Республике.

— Есть идеи? — спросил Ратледж.

— Президент не будет в восторге от случившегося, — заметил Гант, придя к выводу, что знает столько же, как и все присутствующие в конференц-зале. — Его первая реакция выразится в негодовании. Вопрос заключается в следующем: затронет ли это тему, ради которой мы находимся здесь? Мне кажется это вполне возможным, в зависимости от реакции наших китайских друзей на эту новость.

— Какой будет реакция китайцев? — спросил Ратледж у Хитча.

— Я не уверен, Клифф, но сомневаюсь, чтобы она нам понравилась. Они будут рассматривать весь инцидент как вмешательство в их внутренние дела. Поэтому, как мне кажется, их реакция будет грубой. По существу, они захотят сказать: «Очень жаль». Если ответ будет именно таким, последует жёсткая реакция из Америки и из Вашингтона. Китайцы не понимают нас, как им хотелось бы думать. Каждый раз они неправильноистолковывают наше общественное мнение, и я не заметил, чтобы они чему-нибудь научились. Я очень обеспокоен, — заключил Хитч.

— Ну что ж, тогда наша задача заключается в том, чтобы помочь им с решением этого вопроса, — заметил Ратледж. — Знаешь, это может даже помочь решению в нашу пользу той проблемы, ради которой мы приехали.

Хитч сердито посмотрел на него.

— Клифф, будет серьёзной ошибкой, если ты попытаешься использовать случившееся несчастье для своих целей. Пусть уж они сами думают, как выпутаться из этого. Убийство посла — очень серьёзное событие, — сказал американский посол собравшимся в зале, на случай, если им это неизвестно. — Тем более что он убит государственным служащим. Но, Клифф, если ты попробуешь сунуть им это в горло, они задохнутся, и я не думаю, что это нам нужно. Мне кажется, что лучше всего предложить сделать перерыв в переговорах на один или два дня, чтобы дать им возможность разобраться самим.

— Это продемонстрирует нашу слабость, Карл, — покачал головой Ратледж. — Я считаю, что ты ошибаешься. Моё мнение следующее: мы нажимаем на них и даём понять, что у цивилизованного мира есть правила и мы ожидаем, что они будут соблюдать их.

* * *
— Что это за безумие? — спросил Фанг Ган, глядя в потолок.

— Мы не знаем точно, — ответил Чанг Хан Сан. — Похоже, что причиной всего является какой-то назойливый священник.

— И глупый полицейский, у которого пистолет вместо мозгов. Его накажут, разумеется, — высказал предположение Фанг.

— Наказывать полицейского? За что? За то, что он обеспечивал исполнение наших законов о контроле над рождаемостью, за то, что он защищал врача от нападения какого-то гвая? — Чанг покачал головой. — Неужели мы позволим иностранцам плевать на наши законы? Нет, Фанг, не позволим. Я не допущу, чтобы мы так бесславно потеряли лицо.

— Чанг, что значит жизнь одного незначительного полицейского по сравнению с местом нашей страны в мире? — возмутился Фанг. — Человек, которого он убил, был послом, Чанг, иностранцем, аккредитованным в нашей стране другой.

— Другой страной? — ответил Чанг, словно выплюнул эти слова. — Городом, мой друг, нет, даже не городом — районом Рима, меньшим по размерам, чем наш Кьюионг Дао! — Он имел в виду Нефритовый остров, где находился один из множества храмов, построенных императорами, и сам чуть больший, чем храм. Затем он вспомнил цитату из высказываний Иосифа Сталина. — Да и какая у него армия, у этого папы? А! — Он небрежно махнул рукой, словно отбрасывая в сторону столь незначительную проблему.

— У него есть страна, и её посла мы приняли, дали ему аккредитацию, в надежде улучшить наше положение в дипломатическом мире, — напомнил Фанг своему другу. — По меньшей мере его смерть заслуживает сожаления. Может быть, он и представлял собой ещё одного назойливого белого дьявола, Чанг, но из соображений дипломатии мы должны сделать вид, что сожалеем о его кончине. — Фанг не добавил, что, если это повлечёт за собой казнь какого-то безымянного полицейского, ничего страшного, у страны много полицейских. К тому же Сталин ошибался — влияние папы на мир сильнее многих армий, и это Фанг хорошо знал.

— За что? За то, что он позволил себе вмешиваться в исполнение наших законов? Посол не имеет на это права. Это нарушает дипломатический протокол, разве не правда? Фанг, ты проявляешь излишнюю заботу об иностранных дьяволах, — закончил Чанг, используя исторический термин, обозначающий меньших людей из меньших стран.

— Если мы хотим торговать с ними и хотим, чтобы они платили нам за наши товары, чтобы получить их твёрдую валюту, то с ними нужно обращаться как с гостями в нашем доме.

— Гость в твоём доме не плюёт на пол, Фанг.

— Что, если американцы не захотят спокойно реагировать на этот инцидент?

— Тогда Шен скажет им, чтобы они не вмешивались в наши дела, — ответил Чанг с твёрдостью человека, который уже давно принял решение.

— Когда состоится заседание Политбюро?

— Для обсуждения этого инцидента? — удивился Чанг. — Зачем? Смерть какого-то иностранца, причиняющего нам неприятности, и китайского… пастора? Фанг, ты излишне осторожен. Я уже обсудил этот инцидент с Шеном. Не будет никакого заседания Политбюро для обсуждения столь тривиального случая. Мы соберёмся, как обычно, послезавтра.

— Если ты так считаешь, — ответил Фанг с покорным кивком. Чанг занимал более высокое положение в Политбюро. Он оказывал влияние на министров иностранных дел и обороны, и к его мнению прислушивался Ху Кун Пяо. У Фанга была своя сфера влияния — главным образом во внутренних делах, — но его сфера влияния была меньше, чем у Чанга, и ему приходилось пользоваться своим влиянием очень осторожно, только в тех делах, где оно могло принести ему пользу. «Это не тот случай», — подумал он. Попрощавшись, Фанг вернулся в свой офис и позвал Минг, чтобы она транскрибировала его записи. Затем, позднее, подумал он, нужно пригласить Чаи к себе в кабинет. Она так умело помогала ему забыть о стрессе прошедшего дня.

* * *
Направляясь в ванную для обычного утреннего ритуала, Джек сказал себе, что сегодня утром чувствует себя гораздо лучше, чем обычно. «Наверно, потому, что лёг спать достаточно рано», — подумал он. У него никогда раньше не было свободного дня, по крайней мере, не в том смысле, как это понимает большинство людей. Ещё ни разу он не просыпался так поздно — 8.25 был его рекорд, уходивший далеко в прошлое до того ужасного зимнего дня, когда началось все это. Теперь ему приходилось каждый день соблюдать одну и ту же рутину, включая наводящий страх брифинг по национальной безопасности, который внушал ему, что есть люди, которые действительно верят, что мир не может обойтись без него. Привычный взгляд в зеркало. Нужно постричься, увидел Джек, но для этого сюда приходил парикмахер, что не было вообще-то так уж плохо, за исключением того, что теряется чувство товарищества, которое возникает, когда ты сидишь в зале, предназначенном для мужчин, и обсуждаешь мужские проблемы. Положение самого могущественного человека в мире изолировало его от такого большого количества вещей, которые казались ему важными. Питание было хорошим, и крепкие напитки отличного качества, а если тебе не нравились простыни, их меняли со скоростью света. По первому твоему слову люди кидались выполнять отданные распоряжения. У короля или императора никогда не было такой власти… но Джек Райан и не стремился стать коронованным монархом. Идея наследственной королевской власти давно умерла во всем мире, за исключением немногих отдалённых мест, но Райан не жил ни в одном из них. Однако вся процедура пребывания в Белом доме была, казалось, направлена на то, чтобы он чувствовал себя королём. Это беспокоило его. Обслуживающий персонал так стремился услужить ему, решительно, но улыбаясь, — полный желания сделать его жизнь как можно комфортнее. Больше всего Райана беспокоило воздействие, которое это могло оказать на его детей. Если они начнут думать, что они и на самом деле являются принцами и принцессами, рано или поздно их жизнь стремительно покатится по наклонной плоскости. «Но об этой проблеме придётся заботиться самому, — думал Джек, бреясь перед зеркалом. — Мне и Кэти. Больше никто не станет воспитывать наших детей. Ответственность за это ложится на нас. Вот только все традиции Белого дома постоянно становятся на моем пути».

Хуже всего, однако, было то, что ему все время приходилось быть одетым. Если не считать спальни и ванной комнаты, президент должен быть одет соответствующим образом — иначе что подумают о нем окружающие? Таким образом, Райан не мог выйти в коридор без брюк и по крайней мере без какой-то рубашки. Нормальный человек мог расхаживать дома босиком и в шортах, но если шофёр грузовика обладал полной свободой у себя в доме, президент Соединённых Штатов не обладал такой свободой у себя.

Затем ему пришлось посмотреть в зеркало и лукаво улыбнуться. Каждое утро он ворчал про себя по одному и тому же поводу, но ведь если он действительно захочет изменить традиции, то сможет сделать это без особого труда. Но он побаивался пойти на такой шаг, опасаясь, что в результате люди потеряют работу. Вдобавок к этому такие перемены будут плохо выглядеть в газетах, ведь практически всё, что он делал, попадало в средства массовой информации. И он тогда будет чувствовать себя неловко, глядя в зеркало, когда брился каждое утро. К тому же ему действительно не требовалось каждое утро спускаться к почтовому ящику и брать там газеты.

Если исключить обязательное одевание, остальное было не так уж плохо. Приготовленный завтрак всегда оказывался вкусным, хотя напрасно расходовалось по крайней мере в пять раз больше пищи, чем требовалось на самом деле. Его холестерин все ещё оставался на нормальном уровне, так что Райан позволял себе есть яйца два или три раза в неделю, несмотря на неудовольствие жены. Дети выбирали главным образом овсянку или булочки, которые поступали ещё тёплыми из кухни на нижнем этаже и были самыми разнообразными по вкусу и неизменно полезными для организма.

«Ранняя птичка» представляла собой набор вырезок из разных газет, подобранных для высокопоставленных правительственных чиновников, но для чтения за завтраком «Фехтовальщик» предпочитал настоящую газету, включая смешные рисунки. Подобно многим, Райан жалел об уходе на пенсию Гэри Ларсона и сопутствующей этому утрате «Дальней стороны» в газете, но он понимал, какое напряжение приходилось выдерживать, если каждый день нужно придумывать все новые и новые карикатуры. В газете была также спортивная страница, чего никогда не бывало в «Ранней птичке». Наконец, шла передача CNN, которая начиналась за завтраком в комнате Белого дома ровно в семь.

Услышав предупреждение, что детям не следует смотреть эту передачу, Райан поднял голову. Его дети, как и любые дети, сейчас же прекратили все остальные занятия и уставились на экран телевизора.

— У-у, вот это да! — заметила Салли Райан, когда какого-то китайца застрелили выстрелом прямо в лоб.

— Раны, нанесённые в голову, имеют такой эффект, — сказала ей мать, морщась от увиденного. Кэти занималась хирургией, но не такой кровавой. — Джек, что происходит?

— Ты знаешь ровно столько же, сколько знаю я, — ответил Первой леди президент.

Затем изображение изменилось, и на экране появился католический кардинал. Джек услышал фразу «папский нунций» со звуковой дорожки и наклонился вперёд, чтобы сделать звук погромче.

— Чак? — сказал Райан, обращаясь к ближайшему агенту Секретной службы. — Соедини меня, пожалуйста, с Беном Гудли по телефону.

— Слушаюсь, господин президент. — Через тридцать секунд Райану передали портативный телефон. — Бен, что это за чертовщина передаётся из Пекина?

* * *
В Джексоне, штат Миссисипи, преподобный Джерри Паттерсон привык вставать рано утром, готовясь к утренней пробежке по окрестностям. Он включил телевизор в спальне, пока жена готовила ему чашку какао (Паттерсон относился к кофе так же отрицательно, как и к алкоголю). Он повернул голову, услышав слова «преподобный Ю», затем его кожа похолодела, когда он услышал «баптистский пастор в Пекине…». Он вернулся в спальню как раз вовремя, чтобы увидеть лицо китайца, опрокинувшегося на спину, и кровь, брызнувшую из его затылка, словно из садового шланга. По изображению на экране он не смог опознать лицо убитого.

— Боже мой… Скип… Боже, нет… — прошептал священник. Его утро было внезапно и полностью сорвано. Священники имеют дело со смертью практически каждый день, участвуют в похоронах своих прихожан, утешают родственников, возносят молитвы богу о нуждах тех и других. Но это было ничуть не легче для Джерри Паттерсона, чем для всех остальных в этот день, потому что все произошло безо всякого предупреждения, без «длительной болезни», чтобы подготовить разум к такой возможности, отсутствовал даже фактор возраста, способный уменьшить неожиданность случившегося. Скипу было — сколько? Пятьдесят пять? Не больше этого. Все ещё молодой человек, подумал Паттерсон, молодой и энергичный, способный продолжать проповедовать Евангелие Иисуса Христа своей пастве. Мёртвый? Убит? Кем? Убитый этим коммунистическим правительством? Человек бога, умерщвлённый безбожными язычниками?

* * *
— Проклятье, — произнёс президент, склонившись над своим омлетом. — Что ещё нам известно, Бен? Поступило что-нибудь от «ЗОРГЕ»? — Затем Райан посмотрел вокруг в комнате, поняв, что он только что произнёс слово, которое само по себе было секретным. Дети не смотрели в его сторону, но Кэти смотрела. — О'кей, мы поговорим об этом, когда приедешь. — Джек нажал на кнопку, прерывающую разговор, и положил телефон.

— В чем дело?

— Настоящая мясорубка, бэби, — сказал «Фехтовальщик» «Хирургу». В течение пары минут он объяснил всё, что ему стало известно. — Посол не сообщил нам ничего сверх того, что CNN только что передало.

— Ты хочешь сказать, что, несмотря на все деньги, которые мы тратим на ЦРУ и другие разведывательные организации, лучшим источником информации по-прежнему остаётся CNN? — недоверчиво спросила Кэти Райан.

Джек попытался объяснить:

— ЦРУ не может быть повсюду, и, согласись, будет немного забавно, если все наши оперативники станут таскать с собой телевизионные камеры.

Кэти поморщилась, недовольная, что её заставили замолчать так бесцеремонно.

— Но все это не так просто, Кэти, а репортёры занимаются тем же делом, собирают информацию, иногда им удаётся опередить всех.

— Но ведь у вас есть и другие способы получения информации?

— Кэти, тебе не нужно знать о таких вещах, — предупредил президент Соединённых Штатов Первую леди.

Эту фразу она уже слышала несколько раз, но всегда без особого удовольствия. Кэти снова вернулась к своей утренней газете, а её муж принялся теперь за «Раннюю птичку».

Джек увидел, что происшествие в Пекине случилось слишком поздно для утренних выпусков газет, и это опять подняло авторитет электронных новостей и стало источником раздражения для печатных средств массовой информации. Почему-то дебаты относительно средств, выделяемых федеральным бюджетом на образование, не показались ему важными этим утром, но Райан научился просматривать передовые статьи, потому что они отражали вопросы, задаваемые репортёрами на пресс-конференциях. Это был один из способов защищать свою точку зрения.

К 7.45 дети были готовы к отъезду в свои школы, а Кэти — для перелёта в Хопкинс. С ней полетит и Кайл Даниэль со своей собственной охраной, состоящей исключительно из женщин, которые будут присматривать за ним в яслях Хопкинса, вроде стаи волчиц. Кэти вернётся в свой детский сад «Гигантские шаги» к северу от Аннаполиса, перестроенный после попытки покушения на неё. Теперь там было меньше детей, но их охраняла более крупная группа телохранителей. Старшие дети отправятся в Сейнт-Мэри. В этот момент, словно по приказу, вертолёт «Чёрный ястреб» VH-60 Корпуса морской пехоты медленно опустился на вертолётную посадочную площадку Южной лужайки. День был готов начаться по-настоящему. Вся семья Райанов спустилась на лифте вниз. Сначала мать и отец проводили детей к западному входу в Западное крыло Белого дома. Там, после поцелуев и объятий, трое детей разместились в автомобилях и уехали. Затем Джек проводил Кэти к вертолёту, поцеловал на прощенье, и огромный «Сикорский» поднялся в воздух с полковником Дэном Мэллоем за штурвалом для короткого прыжка в больницу Джонса Хопкинса. Покончив с отправкой членов своей семьи, Райан пошёл обратно в Западное крыло и там поднялся в Овальный кабинет, где его уже ждал Бен Гудли.

— Насколько плоха ситуация в Пекине? — спросил Джон у своего советника по национальной безопасности.

— Очень плоха, — сразу ответил Гудли.

— Что же всё-таки произошло там?

— Они пытались остановить аборт. Китайцы делают очень поздние аборты, если беременность не была разрешена государством. Врачи ждут, когда головка младенца появится на свет, и вспрыскивают ему в голову ядовитое вещество ещё до того, как он успевает сделать первый вдох. Судя по всему, женщина, показанная на плёнке, рожала ребёнка, не получив разрешения государства, и её пастор — это был китайский мужчина, которому выстрелили в голову, баптистский пастор, получивший, по-видимому, образование в университете Орала Робертса в Оклахоме, вы можете в это поверить? Короче говоря, он приехал в больницу на помощь женщине. Папский нунций, кардинал Ренато ДиМило, очевидно, был хорошо знаком с ним и приехал в больницу, чтобы помочь ему. Трудно сказать, что происходило дальше, но все, как это видно на ленте, превратилось в настоящую бойню.

— Были сделаны какие-нибудь заявления?

— Ватикан глубоко сожалеет о случившемся и требует объяснения. Но дальше все стало ещё хуже. Кардинал ДиМило из семьи ДиМило, его брат, Винченцо ДиМило, член итальянского парламента — недавно он был министром в правительстве, — и потому правительство Италии обратилось к правительству КНР с резким протестом. То же самое сделало и правительство ФРГ, потому что помощником кардинала является германский монсеньор по имени Шепке, он иезуит, китайская полиция обращалась с ним несколько жёстко, и это не нравится немцам. Монсеньор Шепке был арестован, но потом его выпустили, после того как китайцы вспомнили про его дипломатический статус. В Государственном департаменте считают, что КНР может объявить Шепке нежелательным иностранцем, чтобы выдворить его к чёртовой матери из страны и ждать, когда все успокоится само по себе.

— Сколько сейчас времени в Пекине?

— От нашего времени нужно отнять одиннадцать часов, сейчас там девять вечера, — ответил «Картёжник».

— Торговой делегации понадобятся дополнительные инструкции. Я хочу поговорить со Скоттом Адлером, как только он приедет утром на работу.

— Тебе понадобится нечто большее, чем просто разговор, Джек. — Это был голос Арнольда ван Дамма, стоящего в дверях кабинета.

— Что ещё?

— Убили китайского баптиста. Я только что слышал, что у него есть друзья в нашей стране.

— Да, университет Орала Робертса, — сказал Райан. — Бен сообщил мне об этом.

— Прихожанам это не понравится, Джек, — предупредил Арни.

— Приятель, мне самому это чертовски не нравится, — напомнил президент. — Ты не забыл, что я против абортов при самых лучших обстоятельствах?

— Нет, не забыл, — ответил ван Дамм, вспоминая неприятности, с которыми столкнулся Райан после своего первого президентского выступления по этому вопросу.

— А их вид аборта особенно варварский, так что два священника отправляются в эту гребаную больницу, чтобы спасти жизнь младенца, а там их за это убивают! Боже мой, — закончил Райан, — и нам приходится вести с такими людьми деловые отношения!

Затем в дверях показалось новое лицо.

— Полагаю, вы уже слышали об этом, — заметил Робби Джексон.

— О да. Чертовски неприятно видеть такое во время завтрака.

— Мой папа знаком с убитым.

— Что? — воскликнул Райан.

— Помнишь приём на прошлой неделе? Он сказал тебе об этом. Папа и Джерри Паттерсон поддерживают эту китайскую конгрегацию деньгами из Миссисипи, да и некоторые другие приходы тоже делают это. Так принято у баптистов, Джек. Богатые церкви поддерживают бедные, которые нуждаются в помощи, похоже, что этот парень Ю действительно нуждался в помощи. Я ещё не говорил с отцом, но он поднимет невероятный скандал по этому поводу, можешь не сомневаться, — сообщил своему боссу вице-президент.

— Кто этот Паттерсон? — спросил ван Дамм.

— Белый проповедник, у него большая церковь с кондиционированием воздуха в окрестностях Джексона. Вообще-то очень хороший человек. Он знаком с моим отцом в течение многих лет. Насколько я помню, он окончил университет вместе с этим Ю.

— Да, это может оказаться скверным делом, — заметил глава администрации.

— Арни, бэби, это уже стало скверным, — указал Джексон. — Оператор CNN оказался слишком хорошим или выбрал очень удачное место для съёмки, засняв оба выстрела во всем их магическом великолепии.

— Что собирается сказать твой отец? — спросил Райан.

«Томкэт» заставил их подождать несколько секунд.

— Он призовёт Гнев Всемогущего Господа на этих мерзких убийц. Он назовёт преподобного Ю мучеником христианской веры, поставит его рядом с Маккаби[56] Ветхого Завета и с теми бесстрашными сукиными сынами, которых римляне скармливали львам. Арни, ты когда-нибудь видел баптистского проповедника, призывающего Страшное Возмездие Господа? Никакой Супербоул даже близко не сравнится с этим, парень, — пообещал Робби. — Преподобный Ю стоит прямо сейчас во весь рост, полный гордости, рядом с нашим господом Иисусом, а парням, которые убили его, уже приготовлены места в Вечном Огне Ада. Подожди, когда услышишь моего родителя. Это производит огромное впечатление, парни. Я видел, как он это делает. И Джерри Паттерсон ничем не уступит ему.

— Но самое главное заключается в том, что я не могу не согласиться ни с чем из его потрясающей речи.

— Господи, — выдохнул Райан. — Эти двое умерли ради спасения жизни ребёнка. Если нужно умереть за что-то, это совсем неплохая причина для того, чтобы пожертвовать жизнью.

* * *
— Оба они умерли как мужчины, мистер К., — говорил в Москве Чавез. — Жаль, что меня не было там с пистолетом в руке. — Происшествие в Пекине подействовало на Динга особенно сильно. Отцовство изменило его взгляд на множество вещей, и это была одна из них. В его духовной вселенной жизнь ребёнка являлась священной, и угроза жизни малыша означала немедленную смерть тому, кто ему угрожал. А в реальной Вселенной он почти не расставался с оружием и постоянно тренировался, чтобы эффективно использовать его в нужную минуту.

— У разных людей разные взгляды, — сказал Кларк своему подчинённому. Но если бы он был там, в пекинской больнице, он просто разоружил бы обоих китайских полицейских. На экране телевизора они совсем не выглядели такими уж сильными. И не стоит убивать людей только для того, чтобы сделать заявление. Доминго по-прежнему обладает латинским темпераментом, напомнил себе Джон. Впрочем, это было не так уж плохо.

— О чем ты говоришь, Джон? — удивлённо спросил Динг.

— Я говорю, что вчера умерли два хороших человека, и мне кажется, что бог оценит их жертвоприношение.

— Ты бывал когда-нибудь в Китае?

Кларк покачал головой.

— Один раз на Тайване, проводил там короткий отпуск много лет назад. Там было интересно, но если не считать Тайваня, я не был ближе к Китаю, чем Северный Вьетнам. Я не говорю на их языке и не могу слиться с окружением. — Оба эти фактора как-то отдалённо пугали Кларка. Способность исчезать в окружающей обстановке была совершенно необходимым качеством для оперативника.

Они сидели в баре московского отеля после первого дня занятий со своими русскими учениками. Качество пива было вполне приемлемым. Ни один из них не испытывал желания выпить водки. Жизнь в Британии испортила их. В этом баре, который в основном посещали американцы, стоял большой телевизор, и по нему шла передача новостей CNN. Двойное убийство в Пекине было главным событием новостей, транслируемых CNN по всему миру. Американское правительство, заявил комментатор в конце передачи, ещё никак не отреагировало на это происшествие.

— Интересно, какой будет реакция Джека? — спросил Чавез.

— Я не знаю. Сейчас у нас в Пекине находится делегация, ведущая торговые переговоры, — напомнил ему Кларк.

— Дипломатическая болтовня может заметно обостриться, — заметил Доминго.

* * *
— Скотт, мы не можем оставить это безнаказанным, — сказал Джек. Телефонный звонок из Белого дома повернул служебный автомобиль Адлера, который направлялся в Туманное Болото.

— Строго говоря, это не имеет непосредственного отношения к переговорам о торговле, — произнёс государственный секретарь.

— Может быть, ты и хочешь вести дела с такими людьми, — ответил вице-президент Джексон, — но твои сограждане думают по-другому.

— Мы должны принимать во внимание общественное мнение, Скотт, — сказал Райан. — Кроме того, нам придётся принимать во внимание и моё мнение, чёрт возьми. Мы не можем игнорировать смерть дипломата. Италия входит в НАТО, да и Германия тоже. Мы поддерживаем дипломатические отношения с Ватиканом, а у нас в стране семьдесят миллионов католиков, а также много миллионов баптистов.

— Не кипятись, Джек, — ответил «Орёл», поднимая руки, словно защищаясь. — Я ведь не оправдываю китайцев. Я говорю об иностранной политике Соединённых Штатов Америки, и мы не должны формировать эту политику на основании эмоций.

Райан глубоко вздохнул.

— Твоя правда, я заслужил такой упрёк. Продолжай.

— Мы опубликуем заявление, в котором выразим наше сожаление об этом жестоком инциденте в самых суровых выражениях. Поручим послу Хитчу потребовать встречи с министром иностранных дел КНР и передать ему то же самое, может быть, ещё жёстче и более неформальными словами. Мы дадим им возможность обдумать создавшееся положение перед тем, как их отвергнет международная общественность. Возможно, они примут дисциплинарные меры против этих полицейских — черт побери, пусть расстреляют их, принимая во внимание жестокость китайских законов. Пусть возобладает здравый смысл!

— А что сказать мне?

Адлер задумался.

— Говори всё, что считаешь нужным. Мы всегда можем объяснить им, что в нашей стране много верующих и ты был вынужден успокоить их чувства, что это происшествие разожгло американское общественное мнение, а в нашей стране общественное мнение имеет большое значение. Они понимают это на поверхностном уровне, но глубоко внутри им это непонятно. Пусть поймут это умом, потому что их ум время от времени говорит с внутренними чувствами. Они должны понять, что миру не нравится такое поведение.

— А если они не поймут? — спросил вице-президент.

— Ну что ж, тогда мы поручим торговой делегации продемонстрировать им последствия столь варварского поведения.

Райан опустил голову и посмотрел на поверхность кофейного столика. Иногда ему хотелось быть шофёром грузовика, способным выкрикнуть страшные ругательства по поводу и без повода, но это была одна из тех свобод, которыми не мог воспользоваться президент Соединённых Штатов. Итак, Джек, прояви разум и рационализм, как этого требуют обстоятельства. Он поднял голову:

— Хорошо, Скотт, действуй таким образом.

— Ещё не поступило ничего от нашего, э-э, нового источника по этому вопросу?

Райан покачал головой.

— Нет, МП ещё ничего не прислала.

— Если она пришлёт…

— Ты сразу получишь копию, — пообещал президент. — Подготовь мне основные вопросы для выступления. Я сделаю заявление — когда, Арни?

— Лучше всего часов в одиннадцать, — решил ван Дамм. — Я поговорю об этом с некоторыми средствами массовой информации.

— Если у кого-нибудь появятся мысли по этому поводу, я хочу выслушать их, — сказал Райан, поднимаясь и закрывая совещание.

Глава 26Стеклянные дома и камни

Фанг Ган работал в этот день до позднего вечера из-за инцидента, который заставил Вашингтон работать с самого утра. В результате Минг не смогла транскрибировать записи его дискуссии, а её компьютер не послал их во всемирную сеть как обычно рано.

Мэри-Пэт получила электронное письмо примерно в 9.45. Она прочитала его, сделала копию для мужа и затем переслала по шифрованному телефаксу в Белый дом.

Там Бен Гудли получил его и принёс в Овальный кабинет. Сопроводительное письмо не содержало первоначального комментария Мэри-Пэт, который она произнесла, прочитав донесение:

— Вот дерьмо…

— Гребаные ублюдки! — прорычал Райан, к удивлению Андреа Прайс, которая в этот момент находилась в кабинете.

— Что-нибудь для меня, сэр? — спросила она, услышав его яростное восклицание.

— Нет, Андреа, это по поводу передачи CNN этим утром. — Райан замолчал, покраснев из-за того, что она снова стала свидетельницей его вспыльчивости — и к тому же проявленной в таких словах. — Между прочим, как дела у твоего мужа?

— Они арестовали всех трех грабителей банка в Филадельфии, причём без единого выстрела. Я немного беспокоилась о нем.

Райан улыбнулся.

— Он относится к тем парням, с которыми я не захотел бы вступать в перестрелку. Скажи мне, ты видела передачу CNN этим утром, верно?

— Да, сэр, и мы просмотрели её ещё раз на командном посту.

— Твоё мнение?

— Если бы я была там, то с пистолетом в руке. Это было хладнокровное убийство. По телевидению выглядит очень плохо, когда кто-то совершает такой скотский поступок, сэр.

— Это уж точно, — согласился президент. Он едва не спросил её мнения по поводу того, что следует ему предпринять. Райан уважал мнение миссис О'Дей (на службе она все ещё проходила под фамилией Прайс), но будет несправедливо просить её, чтобы она углублялась в международные проблемы. К тому же он уже принял решение. Но затем он нажал на кнопку скорого набора на телефонном канале Адлера.

— Да, Джек? — Только у одного человека был доступ к этой прямой линии.

— Каково твоё мнение о донесении «ЗОРГЕ»?

— К сожалению, ничего удивительного. Мы должны быть готовы к тому, что они будут защищаться.

— Тогда как поступать нам? — потребовал «Фехтовальщик».

— Мы скажем всё, что думаем, но попытаемся при этом не делать ситуацию хуже, чем она уже есть, — ответил Государственный секретарь, осторожный, как всегда.

— Понял, — проворчал Райан, хотя именно такой благоразумный совет он ожидал от своего Государственного секретаря. Затем он положил трубку. Он напомнил себе слова, сказанные ему Арни давным-давно: «Президенту нужно всегда держать себя в руках», но такой совет требовал от него слишком многого, и в какой момент он имеет право реагировать так, как должен реагировать человек? Когда он сможет наконец перестать вести себя как марионетка?

— Ты хочешь, чтобы Калли что-нибудь побыстрее написала для тебя? — спросил по телефону Арни.

— Нет, — ответил Райан, покачав головой. — Я набросаю что-нибудь сам.

— Ты совершаешь ошибку, — предостерёг его глава администрации.

— Арни, позволь мне быть самим собой, хотя бы один раз?

— Ладно. Джек, — ответил ван Дамм. К счастью, президент не мог видеть выражения его лица.

Не делай ситуацию хуже, чем она уже есть, — сказал себе Райан, глядя на стол. — Да, конечно, как будто это возможно…

* * *
— Привет, папа, — произнёс Робби Джексон в своём кабинете в северо-западном углу Западного крыла.

— Роберт, ты видел?

— Да, мы все видели это, — заверил своего отца вице-президент.

— И что вы собираетесь предпринять?

— Папа, мы ещё не приняли окончательного решения. Не забудь, нам приходится вступать с этими людьми в деловые отношения. Работа многих американцев зависит от торговли с Китаем и…

— Роберт, — преподобный Исайя Джексон называл сына полным именем в тех случаях, когда собирался говорить с ним суровым тоном, — эти люди убили духовное лицо — нет, извини меня, они убили два духовных лица, людей, исполняющих свой долг, пытаясь спасти жизнь невинного ребёнка. С убийцами нельзя поддерживать деловые отношения.

— Я знаю это, и случившееся не нравится мне ничуть не меньше, чем тебе, и, поверь мне, Джеку Райану это не нравится тоже. Но когда мы занимаемся иностранной политикой нашей страны, нам нужно все тщательно продумать, потому что, если мы примем ошибочное решение, могут погибнуть люди.

— Жизни людей уже утеряны, Роберт, — напомнил ему преподобный Джексон.

— Я знаю это. Послушай, папа, мне известно об этом больше, чем тебе, понимаешь? Я хочу сказать, что у нас есть способы выяснить больше об этом происшествии, чем это известно CNN, — сказал своему отцу вице-президент, держа в руке последнее донесение «ЗОРГЕ». Ему хотелось показать этот материал отцу, потому что старый священник был достаточно умён, чтобы понять важность секретной информации, которая была известна ему и Райану. Но он не мог даже намекнуть, не мог обсудить это ни с кем без получения соответствующего допуска, включая и свою жену, так же как и Кэти Райан не могла ничего узнать от своего мужа-президента.

«Гм, — подумал Джексон, — может быть, это стоит обсудить с Джеком. У тебя должна быть возможность поговорить о таких вещах с человеком, которому ты доверяешь. Их жены не являлись неблагонадёжными элементами, не правда ли?»

— Например? — спросил отец, почти не ожидая ответа.

— Есть веши, которые я не могу обсуждать с тобой, папа, и ты знаешь это. Извини. Правила применяются ко мне в такой же степени, как и ко всем остальным.

— Итак, что мы собираемся предпринять?

— Мы дадим понять китайцам, что мы в ярости и ожидаем, что они наведут у себя порядок, извинятся, и…

— Извинятся! — воскликнул преподобный Джексон. — Роберт, они убили двух человек!

— Я знаю, папа, но мы не можем послать в Китай агентов ФБР, чтобы они арестовали за это преступление их правительство, правда? Мы обладаем огромной мощью, но не властью бога, и как бы мне ни хотелось обрушить на них громы и молнии, я не могу сделать это.

— Тогда какими будут наши действия?

— Мы ещё не приняли решения. Я сообщу тебе, когда мы окончательно во всем разберёмся.

— Сделай это, — сказал Исайя и положил трубку более резко, чем обычно.

— Боже мой, папа, — вздохнул Робби. Затем он подумал о том, насколько представительным является мнение его отца по отношению ко всему религиозному сообществу. Самым трудным было оценить реакцию общественности. Люди не реагируют, подчиняясь рассудку, увидев что-то гнусное по телевидению. Если они увидят главу какого-нибудь государства, выбрасывающего щенка из окна своего автомобиля, то Американское общество по предупреждению жестокости к животным может потребовать разрыва дипломатических отношений с этой страной, и с ним согласятся миллионы людей, которые пошлют множество телеграмм или электронной почты в Белый дом. Джексон вспомнил случай в Калифорнии, где убийство собаки вызвало более яростное негодование общественности, чем киднепинг и последующее убийство маленькой девочки. Но по крайней мере ублюдка, который убил девочку, поймали, судили и приговорили к смертной казни, тогда как хмыря, бросившего маленькую собачку в поток мчащихся автомобилей, так и не удалось опознать, несмотря на тонну денег, собранных и предназначенных в качестве вознаграждения. Ну что ж, все это произошло в районе Сан-Франциско. Возможно, в этом и таится объяснение. Америка не должна формировать политику на основе эмоций, но Америка является демократией, и потому избранные народом официальные лица должны обращать внимание на то, что думает народ. Ведь это совсем непросто, особенно для людей, мыслящих рационально, предугадать эмоции широких народных масс. Интересно, сможет ли передача по телевидению, которую они только что видели, хотя бы теоретически повлиять на международную торговлю? Несомненно, а это очень крупное дело.

Джексон встал из-за стола и пошёл к кабинету Арни.

— У меня есть вопрос, — сказал он, входя в кабинет.

— Валяй, — ответил глава администрации Белого дома.

— Какой будет реакция общественности на происшествие в Пекине?

— Ещё не знаю, — ответил ван Дамм.

— А как мы узнаем?

— Обычно ждём и смотрим по сторонам. Я не люблю заниматься выбором представительной группы. Мне больше нравится ориентироваться на общественное мнение стандартным путём: передовицы в газетах, письма редакторам и почта, поступающая в Белый дом. Тебя что-нибудь беспокоит?

— Да, — кивнул Робби.

— Меня тоже. Те, кто отстаивает право людей на жизнь, набросятся на это происшествие, как лев на раненую газель. К ним присоединятся те, кому не нравится КНР. В конгрессе много и тех, и других. Если китайцы надеются получить в этом году режим наибольшего благоприятствования, они, наверно, накурились анаши. В смысле реакции мировой общественности, для КНР это будет настоящим кошмаром, но я не думаю, что они понимают, какой скандал начали. И я не верю, что они согласятся извиниться перед кем бы то ни было.

— Понимаешь, мой отец только что наседал на меня из-за этого происшествия, — сказал вице-президент Джексон. — Если остальное духовенство присоединится к нему, возникнет настоящий огненный шторм. Китайцам придётся извиняться громко и убедительно, причём как можно быстрее, если они хотят успокоить общественное мнение.

Ван Дамм кивнул, соглашаясь с Джексоном.

— Это верно, но они не пойдут на такой шаг. Им помешает гордость.

— От гордыни недалеко до падения, — заметил «Томкэт».

— Они поймут это, только когда почувствуют боль от ушибленной задницы, адмирал, — поправил вице-президента ван Дамм.

* * *
Райан вошёл в помещение для прессы Белого дома, чувствуя напряжение. Обычные телевизионные камеры нацелились на него. Компании новостей CNN и «Fox» будут вести, по-видимому, передачу прямо в эфир. Возможно, к ним присоединится и «C-SPAN». Остальные телевизионные компании будут записывать пресс-конференцию на плёнку, для того чтобы использовать материал для передачи местным телевизионным станциям и в собственной вечерней программе новостей. Райан подошёл к трибуне и выпил немного воды из стоящего на ней стакана, перед тем как посмотреть на лица примерно тридцати собравшихся репортёров.

— Доброе утро, — начал Джек, стискивая верх трибуны руками. Так он поступал всегда, когда испытывал гнев. Он не знал, известно ли об этом репортёрам и видно ли это с мест, на которых они сидят. — Все мы видели эту ужасную картину во время утренней телевизионной передачи, смерть кардинала Ренато ДиМило, папского нунция в Китайской Народной Республике, и преподобного Ю Фа Ана, который, насколько нам известно, родился в Республике Китай и получил образование в университете Орала Робертса в Оклахоме. Прежде всего, Соединённые Штаты Америки выражают глубокую скорбь по поводу их кончины и передают своё соболезнование семьям обоих священников. Во-вторых, мы призываем правительство Китайской Народной Республики немедленно приступить к полному расследованию этой ужасной трагедии, определить, кто виноват в ней, и, если будут обнаружены виноватые, наказать их в полном соответствии с законом. Смерть дипломата от руки правительственного служащего является вопиющим нарушением международных договоров и конвенций. Это в высшей степени варварский акт, который должен быть расследован как можно быстрее и тщательнее. Мирные отношения между странами не могут существовать без дипломатии, а дипломатия не может существовать без мужчин и женщин, чья личная безопасность является священной. Так обстояло дело буквально в течение тысяч лет. Даже во время войны жизни дипломатов защищались всеми сторонами именно по этой причине. Мы требуем, чтобы правительство КНР объяснило это трагическое событие и приняло необходимые меры, чтобы никогда больше не повторилось что-нибудь подобное. Этим я завершаю своё заявление. Вопросы? — Райан поднял голову, стараясь не слишком очевидно приготовиться к шторму, который сейчас разразится.

— Господин президент, — начал корреспондент «Ассошиэйтед Пресс», — два священника, которые погибли там, прибыли в больницу, чтобы не допустить аборта. Это влияет на ваше отношение к этому инциденту?

Райан позволил себе продемонстрировать удивление по отношению к этому глупому вопросу.

— Моё отношение к проблеме абортов широко известно, но мне кажется, что все, даже те, кто стоит на позиции свободного выбора, отнесутся с негодованием к тому, что произошло там. Женщина, о которой идёт речь, не хотела аборта, но китайское правительство пыталось навязать ей свою волю, убив полностью созревшего младенца, готового появиться на свет. Если бы кто-то попытался сделать это в Соединённых Штатах, этот человек был бы обвинён в убийстве — возможно, даже не в одном, — и тем не менее такова политика правительства КНР. Как вам хорошо известно, я выступаю против абортов по моральным соображениям, но то, что мы видели сегодня утром по телевидению, было намного хуже. Это был акт непостижимого варварства. Два смелых человека пытались остановить его, но их убили за это. К счастью, слава богу, ребёнок, судя по всему, выжил. Следующий вопрос?

— Господин президент, — это был вопрос репортёра из «Бостон Глоуб», — действия китайского правительства основываются на политике контроля за рождаемостью. Имеете ли вы право критиковать внутреннюю политику другого государства?

Господи, — подумал Райан, — неужели ещё одна?

— Как вам известно, когда-то человек по имени Гитлер пытался ввести контроль за населением своей страны — более того, за населением почти всей Европы. Его политика заключалась в том, чтобы умерщвлять всех умственно неполноценных, социально нежелательных, а также тех, чья религия ему не нравилась. Да, Германия была государством, и мы даже поддерживали с Гитлером дипломатические отношения вплоть до декабря 1941 года. Но вы утверждаете, что Америка не имеет права протестовать против политики, которую мы считаем варварской только потому, что это официальная политика суверенного государства? Герман Геринг пробовал защищаться таким образом на Нюрнбергском трибунале. Вы хотите, чтобы Соединённые Штаты Америки признали такую политику?! — потребовал Джек.

Репортёр привыкла задавать вопросы, но не отвечать на них. Тут она заметила, что телевизионные камеры направлены на неё, и сегодняшний день вряд ли можно назвать для неё удачным. Её следующий вопрос поэтому должен быть сформулирован лучше:

— Господин президент, может быть, ваша точка зрения по вопросу абортов повлияла на ваше отношение к этому событию?

— Нет, мадам. Я отрицательно относился к убийствам ещё до того, как начал отрицательно относиться к абортам, — холодно ответил Райан.

— Но вы только что сравнили Китайскую Народную Республику с Германией Гитлера, — напомнила репортёр «Глоуба». — Вы не можете говорить так о них!

— Обе страны разделяли точку зрения о контроле за населением, которая является прямо противоположной американским традициям. Или вы одобряете осуществление поздних абортов у женщин, которые не хотят этого?

— Сэр, я не президент, — ответила репортёр и поспешно села, избегая вопроса, но всё-таки покраснев от смущения.

— Господин президент, — начал корреспондент «Сан-Франциско Экзаменер», — нравится нам это или нет, Китай сам принял решение, какие законы ему следует соблюдать, и эти два человека, которые погибли этим утром, вмешивались в исполнение этих законов, не так ли?

— Преподобный доктор Мартин Лютер Кинг вмешивался в исполнение законов Миссисипи и Алабамы ещё в то время, когда я учился в школе. Разве «Экзаменер» протестовал тогда против его действий?

— Нет, но…

— Но мы рассматриваем личное человеческое сознание как суверенную силу, верно? — резко ответил Джек. — Этотпринцип уходит в далёкое прошлое к святому Августину, который сказал, что несправедливый закон не является законом. Вижу, что вы, представители средств массовой информации, согласны с этим принципом. Неужели вы согласны только с человеком, действующим на основе этого принципа? Не является ли это бесчестным с интеллектуальной точки зрения? Лично я не одобряю абортов. Вы знаете об этом. Я выдержал немало критики за это личное убеждение, значительная часть которой исходила от вас, добрых людей. Отлично. Конституция позволяет всем нам иметь такие убеждения, которые нам нравятся. Но Конституция не позволяет мне не проводить в жизнь закон против людей, которые взрывают клиники, занимающиеся абортами. Я понимаю их точку зрения, но не могу согласиться или поощрять насилие, когда оно используется для достижения политических целей. Мы называем это терроризмом, это противоречит закону, а я принёс клятву защищать закон полностью и справедливо во всех случаях, независимо от моих личных чувств по какому-то конкретному вопросу. Поэтому, дамы и господа, если мы не применяем закон справедливо и беспристрастно, это не является принципом, а превращается в идеологию, а потому несовместимо с принципами нашей страны. А теперь вернёмся к более широкому вопросу. Вы говорите, что Китай сам выбрал свои законы. Неужели? Правда ли, что народ выбрал эти законы? Китайская Народная Республика не является, к сожалению, демократической страной. Это место, где законы навязаны народу небольшой кучкой правителей. Два мужественных человека погибли вчера потому, что протестовали против осуществления таких законов, и, несмотря на свою смерть, им удалось спасти жизнь ребёнка. На протяжении всей истории люди жертвовали своими жизнями ради осуществления принципов, и порой не столь благородных, как этот. Эти двое являются героями с любой точки зрения, но я не думаю, чтобы кто-нибудь в этом зале или вообще в стране считал, что они заслуживали смерти, героической или нет. Наказанием за гражданское неповиновение не должна быть смертная казнь. Даже в самые мрачные дни шестидесятых, когда чернокожие американцы боролись за свои гражданские права, полиция в южных штатах не прибегала к массовым убийствам. А те отдельные полицейские и члены ку-клукс-клана, которые переступали эту черту, были арестованы и осуждены ФБР и Министерством юстиции. Короче говоря, существуют фундаментальные противоречия между Китайской Народной Республикой и Соединёнными Штатами Америки, и из этих двух систем я отношусь к нашей с гораздо большим предпочтением.

Райан покинул пресс-конференцию через десять минут и тут же столкнулся с Арни.

— Очень хорошо, Джек.

— Да? — Президент уже научился бояться тона, которым говорит глава его администрации.

— Конечно, ты ведь только что сравнил Китайскую Народную Республику с нацистской Германией и с ку-клукс-кланом.

— Скажи мне, Арни, почему средства массовой информации так заботятся о коммунистических странах?

— Они не заботятся, и…

— Не говори глупости! Я только что сравнил КНР с нацистской Германией, и они едва не наделали в штаны. Тогда подумай: почему? Мао уничтожил больше людей, чем Гитлер. Это хорошо известно — я помню, когда ЦРУ опубликовало исследование, документально подтверждающее эти цифры. Тем не менее они не обратили на это никакого внимания. Неужели китайский гражданин, убитый Мао, не такой мёртвый, как несчастный поляк, умерщвлённый Гитлером?

— Джек, у них есть свои чувства, — напомнил своему президенту ван Дамм.

— Неужели? Мне хочется, чтобы они хотя бы раз продемонстрировали что-то похожее на принцип. — С этими словами президент повернулся и пошёл к себе в кабинет. Казалось, словно у него из ушей тянутся струйки дыма.

— Вспыльчивость, Джек, вспыльчивость, — сказал Арни, не обращаясь ни к кому.

Президенту все ещё надлежало овладеть первым принципом политической жизни — способностью обращаться с сукиным сыном как со своим лучшим другом, потому что от этого зависели потребности его страны. «Мир стал бы гораздо более приятным местом, если бы он был таким простым, как этого хотелось Райану», — подумал глава президентской администрации. Однако мир не был таким, и ожидать улучшения не приходилось.

В нескольких кварталах, в Туманном Болоте, Скотт Адлер перестал съёживаться, слушая президента, и начал делать заметки. Теперь ему предстояло взяться за ремонт заборов, которые президент только что разрушил. Ему придётся сесть рядом с Джеком и обсудить некоторые вещи, например принципы, которые Райан считал такими важными.

* * *
— Что ты думаешь о пресс-конференции, Джерри?

— Исайя, мне кажется, что у нас настоящий президент. А что думает об этом твой сын?

— Джерри, они были друзьями двадцать лет, ещё с того времени, когда оба преподавали в Военно-морской академии. Я встречался с ним. Он католик, но, мне кажется, мы можем не обращать на это внимания.

— Да, нам придётся поступить именно так. — Паттерсон едва не рассмеялся. — Католиком был и один из тех, кого застрелили вчера вечером, помнишь?

— Итальянец, наверно, пил много вина.

— Знаешь, Скип тоже выпивал время от времени, — сказал Паттерсон своему чернокожему коллеге.

— Я не знал об этом, — ответил преподобный Джексон, обеспокоенный признанием Паттерсона.

— Исайя, мы живёт не в идеальном мире.

— Ничего, лишь бы он не был танцором. — Это прозвучало почти как шутка, но всё-таки не совсем уместная.

— Скип? Я никогда не слышал, чтобы он танцевал, — заверил своего друга преподобный Паттерсон. — Между прочим, у меня появилась мысль.

— Что ты имеешь в виду, Джерри?

— Как ты отнесёшься к тому, что в это воскресенье ты выступишь с проповедью в моей церкви, а я в твоей? Я уверен, что мы оба будем говорить о жизни и мученической смерти китайского священника.

— На каком отрывке из Библии ты собираешься построить свою проповедь? — спросил Исайя, удивлённый и заинтересованный этим предложением.

— Деяния святых апостолов, — ответил Паттерсон, не задумываясь.

Преподобный Джексон задумался. Было нетрудно догадаться, о каком отрывке идёт речь. Джерри был учёным богословом и отлично разбирался в Библии.

— Я восхищён вашим выбором, сэр.

— Спасибо, пастор Джексон. Как вы относитесь к моему второму предложению?

Преподобный Джексон колебался всего пару секунд.

— Преподобный Паттерсон, для меня большая честь прочесть проповедь в вашей церкви, и я с радостью приглашаю вас выступить с проповедью в моей.

Сорок лет назад, когда Джерри Паттерсон играл в бейсбол в Малой лиге, которую финансировала церковь, Исайя Джексон был молодым баптистским пастором, и его линчевали бы из-за одной мысли выступить с проповедью в церкви Паттерсона. Но теперь, по воле всемогущего господа, оба были духовными лицами и оба скорбели о смерти — мученической смерти — ещё одного духовного лица, причём иного цвета кожи.

Все люди равны перед лицом бога, и в этом заключался догмат веры, которую они проповедовали. Оба пастора быстро подумали о том, как им придётся изменить манеру обращения к прихожанам, потому что, хотя они проповедовали Евангелие Иисуса Христа баптистским паствам, их приходы несколько отличались и требовали несколько иного подхода. Но подобные изменения легко осуществимы для обоих пасторов.

— Спасибо, Исайя. Понимаешь, иногда нам приходится признавать, что наша вера больше нас самих.

Что касается его самого, это произвело впечатление на преподобного Джексона. Он никогда не сомневался в искренности своего белого коллеги, и они часто беседовали по вопросам религии и Священного Писания. Исайя даже признавал, молча, про себя, что Паттерсон превосходил его как учёный богослов в толковании Слова Господнего благодаря своему более продолжительному обучению, но из них двоих Исайя Джексон был более красноречивым проповедником, так что их таланты компенсировали друг друга.

— Давай встретимся за ланчем и обсудим некоторые детали? — предложил Джексон.

— Сегодня? Давай, я свободен.

— Конечно. Где?

— В клубе? Ты не играешь в гольф? — спросил Паттерсон с надеждой в голосе. Ему хотелось сыграть один раунд, а сегодня как раз вторая половина дня свободна.

— Ни разу не прикоснулся к клюшке для гольфа за всю жизнь, Джерри. — Исайя засмеялся. — А вот Роберт играет, научился в Аннаполисе и с тех пор не прекращает играть. Говорит, что надирает задницу президенту всякий раз, когда они выходят на поле для гольфа. — К тому же он ни разу не был в клубе «Виллоу Глен» и не был уверен, что в клуб допускают чёрных членов. Нет, наверно. Штат Миссисипи ещё не достиг такого прогресса, хотя Тайгер Вудс играл там в турнире профессиональных игроков в гольф, так что эта цветная граница была по крайней мере нарушена.

— Ну что ж, он и меня, наверно, обыграет. Когда он приедет сюда в следующий раз, мы с ним, может быть, сыграем один раунд. — Членство Паттерсона в Виллоу Глен было бесплатным — ещё одно преимущество пастора, возглавляющего богатую конгрегацию.

Но правда заключалась в том, что Джерри Паттерсон, независимо от цвета кожи, белый или чёрный, не был ханжой. Преподобный Джексон знал это. Он проповедовал Слово Божье с чистым сердцем. Исайя был достаточно старым, чтобы помнить время, когда ситуация была иной. Но теперь она изменилась, причём навсегда. Хвала господу.

* * *
Для адмирала Манкузо проблемы были такими же, хотя и немного отличались. Он привык вставать рано и увидел передачу CNN, как и все остальные. Бригадный генерал Майк Лар тоже посмотрел её.

— Майк, что это за чертовщина и как все произошло? — спросил главнокомандующий Тихоокеанским театром, когда его начальник разведывательного управления прибыл для утреннего брифинга.

— Адмирал, это выглядит как полная хреновина. Священники сунули свои носы в узкую трещину и заплатили за это. Если говорить более конкретно, НИК в ярости. — НИК было акронимом для Национального исполнительного командования, то есть им являлся президент Джек Райан.

— Что мне нужно знать об этом?

— Дело в том, что отношения между Америкой и Китаем станут более напряжёнными, для начала. Наша торговая делегация, которая находится сейчас в Пекине, окажется в центре событий. Если им придётся там слишком плохо, тогда…

Его голос стих.

— Назови мне худший вариант, — приказал адмирал.

— Худший вариант состоит в том, что КНР зашипит, как разъярённая кошка, и тогда мы отзовём торговую делегацию и посла, так что на некоторое время отношения станут весьма прохладными.

— А дальше?

— Затем — это скорее политический вопрос, но ничуть не повредит, если мы отнесёмся к этому серьёзно, сэр, — сказал Лар своему боссу, который ко всему относился серьёзно.

Манкузо посмотрел на карту Тихого океана, висящую на стене. Авианосец «Энтерпрайз» вернулся обратно после учений, проходивших между островом Маркуза и Марианским архипелагом. «Джон Стеннис» стоял рядом с ним в Перл-Харбор. «Гарри Трумэн» находился на пути в Перл-Харбор после того, как прошёл длительным маршрутом вокруг мыса Горн — современные авианосцы слишком широки и не могут воспользоваться Панамским каналом. «Линкольн» заканчивает ремонт в Сан-Диего и вот-вот выйдет в море. Два старых авианосца с обычными двигателями — «Китти Хок» и «Индепенденс» — в Индийском океане. Наконец ему повезло. В составе Первого и Седьмого флотов, впервые за несколько лет, находились шесть авианосцев, снабжённых всем необходимым и готовых к действиям. Таким образом, если понадобится продемонстрировать морскую мощь, в его распоряжении были боевые корабли, способные сделать это. Кроме того, у него множество самолётов ВВС. Третья дивизия морской пехоты и Двадцать пятая лёгкой пехоты армии США, базирующиеся здесь, на Гавайских островах, не будут принимать участия в боевых действиях. Военно-морской флот и ВВС могут столкнуться с китайскими коммунистами, но у них не было кораблей-амфибий, чтобы высадить в Китае пехотные части. К тому же у Манкузо было достаточно здравого смысла, чтобы даже не думать об этом.

— Что сейчас у нас на Тайване?

— «Мобил Бэй», «Милиус», «Чандлер» и «Флетчер» у Тайваня с дружеским визитом.

Фрегаты «Куртис» и «Рейд» проводят совместные учения с флотом Республики Китай. Субмарины «Ла Джолла», «Хелен» и «Теннесси» курсируют в Формозском проливе или у берегов Китая, наблюдая за их флотскими соединениями.

Манкузо кивнул. Обычно он держал новейшие корабли с ракетными установками «корабль — воздух» вблизи Тайваня. «Милиус» — эсминец класса «Бёрк», а «Мобил Бэй» — крейсер, оба вооружены системами «Иджис», присутствие таких мощных кораблей придаёт больше уверенности Республике Китай на случай возможной, но маловероятной угрозы ракетного нападения на остров со стороны континентального Китая. Манкузо не думал, что китайцы окажутся настолько глупыми, чтобы атаковать Тайбей в то время, когда к причалам острова пришвартованы боевые корабли США, да и корабли, оборудованные системами «Иджис», в состоянии остановить все ракеты, летящие в их сторону. Но лучше всегда быть наготове, а если этот инцидент в Пекине приведёт к непредсказуемым последствиям… Он поднял трубку телефона и позвонил трехзвездному адмиралу, командующему надводными кораблями Тихоокеанского флота.

— Слушаю, — ответил вице-адмирал Эд Голдсмит.

— Эд, это Барт. В каком состоянии корабли, стоящие в гавани Тайбея?

— Твой вопрос связан с тем, что передавали по каналу CNN?

— Да, — подтвердил главнокомандующий Тихоокеанским театром.

— Корабли в отличном состоянии. Полностью исправны и снабжены всем необходимым. Они нанесли обычный дружеский визит, пускают посетителей на борт и так далее. Команды проводят много времени в увольнении на берегу.

Манкузо мог не спрашивать, чем они занимаются на берегу. Когда-то и он был молодым моряком, хотя ему не доводилось бывать на Тайване.

— Передай командирам, чтобы проявляли бдительность.

— Принято во внимание, — понял командующий надводными кораблями. Этого предостережения было достаточно. Отныне корабли будут поочерёдно находиться в состоянии боевой готовности 3. Радиолокационные установки на одном из кораблей с системами «Иджис» будут постоянно включены. Одним из преимуществ кораблей, оборудованных системами «Иджис», было то, что они могли перейти из полусонного состояния в полную боевую готовность меньше чем за шестьдесят секунд; для этого требовалось всего лишь щёлкнуть несколькими переключателями. Правда, им придётся проявить определённую осторожность. Радиолокационные установки «СПАЙ» обладали такой мощностью излучения, что могли сжечь электронные компоненты всех бытовых приборов на несколько миль в округе, но, чтобы избежать этого, требовалось всего лишь соответствующим образом направить электронные лучи, а на этих радарах они контролировались компьютерами. — Слушаюсь, сэр, я отдам приказ прямо сейчас.

— Спасибо, Эд. Ты получишь полный инструктаж к концу дня.

— Понял, — отозвался командующий. Он немедленно передаст приказ командирам своей эскадры.

— Что ещё? — спросил Манкузо.

— Мы ещё не получили никаких непосредственных указаний из Вашингтона, адмирал, — сообщил своему боссу начальник разведывательной службы.

— Видишь, как приятно быть главнокомандующим, Майк. Тебе разрешают иногда думать самостоятельно.

* * *
— Какой беспорядок, — заметил генерал армии Бондаренко, глядя в свой стакан. Он имел в виду не последние новости, а подчинённые ему войска, несмотря на то, что офицерский клуб в Хабаровске был весьма комфортабельным. Клуб был построен ещё в царское время, а русские генералы всегда любили комфорт. Здание построили во время Русско-японской войны в начале прошлого столетия, и с тех пор оно несколько раз перестраивалось и расширялось. Если присмотреться, то можно было заметить границу между дореволюционной и послереволюционной работой. Судя по всему, немецкие военнопленные не были особенно умелыми строителями на Дальнем Востоке, но они построили большинство прекрасных дач для партийной элиты в первые послевоенные годы. Хоть водка оставалась самого высокого качества, и дружеская атмосфера мало уступала водке.

— Да, ситуация могла бы быть лучше, товарищ генерал, — согласился с Бондаренко начальник оперативного управления. — Зато многое можно улучшить, а переделывать придётся не так уж много.

Это было вежливое указание на то, что Дальневосточный военный округ скорее представлял собой абстракцию, чем реальную военную силу. Из пяти моторизованных дивизий, номинально находящихся под командованием Бондаренко, только одна 265-я мотострелковая дивизия была укомплектована на восемьдесят процентов. Остальные четыре в лучшем случае напоминали полки или даже состояли только из кадрового офицерского состава. Кроме того, под теоретическим командованием генерала армии Бондаренко была танковая дивизия, состоящая из полутора полков, а также тринадцать резервных дивизий, существовавших не столько на бумаге, сколько в воображении штабных офицеров. Зато в распоряжении Бондаренко находились огромные воинские склады, правда, хранящееся там вооружение было произведено в шестидесятых годах, а то и раньше. Лучшие войска, расквартированные в округе, которым он командовал, не находились в его подчинении.

Это были пограничные войска, многочисленные подразделения размерами с батальон, ранее подчинявшиеся КГБ, а теперь составляющие полунезависимый род войск под непосредственным командованием самого президента.

Кроме того, вдоль границы была выстроена оборонительная линия, сооружённая в тридцатых годах и подтверждающая свою древность внешним видом. Она состояла из многочисленных танков — некоторые из них были ещё немецкими, — закопанных в бункерах. Линию обороны соорудили для защиты Советского Союза от японского нападения, а затем постарались модернизировать для защиты от нападения со стороны КНР. О необходимости обороны с этой стороны никогда не забывали, но никогда и не придавали ей особого значения. Накануне Бондаренко объехал часть этой линии. В царское время инженерные войска укомплектовывались талантливыми специалистами. Некоторые бункеры были расположены с умелым, даже с блестящим использованием складок местности, однако проблема бункеров объяснялась недавним американским афоризмом: если вы видите это, то можете попасть, а если вы можете попасть, то не составит труда и уничтожить. Эта оборонительная линия была построена в то время, когда артиллерийский огонь далеко не всегда попадал в цель, а попадания бомб, сброшенных с самолётов, считались удачными, если они не падали в соседнюю деревню. Теперь 155-мм артиллерийские орудия были такими же точными, как снайперская винтовка, а лётчик на истребителе-бомбардировщике мог выбрать окно здания, в которое направить ракету.

— Андрей Петрович, я рад вашему оптимизму. Вы можете порекомендовать мне, с чего начать?

— Будет несложно улучшить маскировку на пограничных бункерах. Ими пренебрегали много лет, — скачал полковник Алиев своему главнокомандующему.

— Это позволит им сдерживать серьёзную атаку… шестьдесят минут, Андрей Петрович?

— Может быть, даже девяносто, товарищ генерал. Это ведь лучше, чем пять минут. — Он сделал паузу, чтобы отпить водки из своего стакана. Оба пили уже в течение получаса. — Что касается 265-й дивизии, следует начать серьёзную подготовку, не теряя времени. Правда, командир дивизии не произвёл на меня впечатления, но, думаю, нужно предоставить ему шанс проявить себя.

— Он служит здесь так долго, может быть, уже привык к китайской кухне? — заметил Бондаренко.

— Товарищ генерал, я служил здесь ещё лейтенантом, — сказал Алиев. — Я помню, что политруки говорили нам о том, как китайцы увеличили длину своих штыков на АК-47, чтобы проткнуть лишний слой жира, накопившийся у нас, после того как мы отказались от марксизма-ленинизма и стали есть чересчур много.

— Неужели? — удивился Бондаренко.

— Честное слово, Геннадий Иосифович.

— А что мы знаем о китайской армии?

— У них очень много солдат, и они проводят серьёзные учения в течение примерно четырех лет, причём готовятся гораздо более напряжённо, чем мы.

— Они могут это себе позволить, — мрачно пробормотал Бондаренко.

После прибытия к новому месту службы он узнал ещё одну неприятную вещь: фондов и запасов для военной подготовки почти не было.

Но не все было так уж плохо. У него имелись огромные запасы продовольствия и других припасов, которые накапливались в течение трех поколений. Например, в складах хранились буквально горы снарядов для 100-мм орудий большого количества давно устаревших танков Т-54/55. В подземных хранилищах было накоплено целое море дизельного топлива, причём этих хранилищ было так много, что их трудно сосчитать. Дальневосточный военный округ обладал одним крупным достоинством — это была инфраструктура, созданная Советским Союзом в течение поколений. И всё-таки она не могла заменить армию.

— Как относительно авиации?

— Большинство самолётов не поднимается с аэродромов, — уныло ответил Алиев. — Самолёты, способные летать, мы использовали в Чечне, и остались в основном те самолёты, которые непригодны для полётов. А новейшие истребители-бомбардировщики по-прежнему поступают в первую очередь на Западное направление.

— Вот как? Наше политическое руководство опасается, что на нас нападёт Польша?

— Западное направление включает также и Германию, — напомнил Алиев.

— Я спорил с Верховным командованием по этому вопросу в течение трех лет, — проворчал Бондаренко, думая о себе как о начальнике оперативного управления всей Российской армии. — Люди предпочитают прислушиваться к собственному голосу, а не к голосу здравого смысла. — Он посмотрел на Алиева. — А если нападут китайцы?

Начальник оперативного управления Дальневосточного театра пожал плечами.

— Тогда у нас будут проблемы.

Бондаренко вспомнил карты. Отсюда не так уж далеко до нового золотого месторождения… и трудолюбивые армейские инженерные войска прокладывают там дороги…

— Завтра, Андрей Петрович. Завтра мы начнём готовить программу подготовки и учений для всей армии, — сказал главнокомандующий Дальневосточным военным округом своему начальнику оперативного управления.

Глава 27Транспортировка

Диггзу понравилось не всё, что он увидел, но это следовало ожидать. Батальон подполковника Лизля из Второй бригады проводил учения на полигоне и маневрировал, по мнению генерала, неуклюже. Разумеется, ему следует сделать скидку на то, что это не Национальный тренировочный центр в Форт-Ирвин, а Вторая бригада несравнима с Одиннадцатым механизированным полком, чьи солдаты проводили учения практически ежедневно и в результате овладели солдатским мастерством так же хорошо, как хирург владеет скальпелем. Нет, после кончины Советского Союза Первая бронетанковая дивизия превратилась в гарнизонное подразделение, и все потраченное время, которое дивизия проводила в том, что осталось от Югославии, играя роль «миротворцев», отнюдь не улучшило её боевые возможности. Этот термин вызывал ненависть у Диггза.

«Выполнение обязанностей „миротворцев“, — думал генерал, — не должно иметь никакого отношения к боевой дивизии, они должны быть не полицейскими, одетыми в солдатскую форму, а настоящими солдатами, готовыми вступить в бой, когда это потребуется». Против них выступала германская бригада, и, судя по всему, отлично подготовленная, со своими танками «Леопард-II». Боевая подготовка означала, что солдат знал, куда нужно смотреть и как поступать, когда он увидит там что-то. Подготовка означала, что ты знаешь, что будет делать танк, находящийся слева от тебя, даже не поворачивая голову в его сторону. Подготовка означала умение отремонтировать свою боевую машину, если что-то выйдет из строя. В конечном итоге подготовка означала гордость, потому что вместе с подготовкой приходила уверенность, твёрдое знание того, что ты самый страшный убийца в Долине, где скрывается Тень Смерти, и тебе не нужно бояться никакого зла, абсолютно никакого.

Полковник Бойл управлял вертолётом UH-60A, в котором сидел Диггз. Он расположился на откидном сиденье между креслами пилотов. Они летели на высоте пятисот футов.

— Смотрите, этот взвод под нами только что попал в ловушку, — доложил Бойл, показывая вниз. Действительно, включился жёлтый проблесковый фонарь на ведущем танке. Это означало «я подбит».

— Посмотрим, как взводный сержант выйдет из этого положения, — сказал генерал Диггз.

Они наблюдали за тем, как сержант отвёл три оставшихся танка назад. Тем временем экипаж основного боевого танка М1А2 быстро покинул «подбитый» танк. С практической точки зрения, как сам танк, так и его экипаж уцелели, каким бы ни было «учебное» попадание снаряда немецкого танка. До сих пор ещё никому не удалось создать оружие, которое могло бы пробить чобхамовскую броню, но придёт время, и кто-то найдёт способ, поэтому экипажи танков знали, что они не бессмертны и их танки не являются неуязвимыми.

— Этот сержант знает своё дело, — заметил Диггз, и вертолёт полетел на другой участок учебного сражения. Генерал увидел, что полковник Мастертон непрерывно что-то записывает в своём блокноте. — Как ты считаешь, Дьюк?

— По моему мнению, они сейчас на семидесяти пяти процентах боевой готовности, может быть, немного лучше, сэр, — ответил начальник оперативного отдела. — Нужно пропустить всех через систему тренажёров, это всех встряхнёт. — Система тренажёров была одной из лучших инвестиций армии. Она состояла из огромного склада, полного тренажёрами танков M1 и «Брэдли», соединённых через суперкомпьютер и спутник связи с двумя аналогичными помещениями, так что можно было вести исключительно сложные и реалистичные электронные сражения. На эту систему были потрачены колоссальные деньги, и хотя она не могла полностью заменить полевые учения, её ценность была огромна.

— Генерал, время, проведённое в Югославии, не пошло на пользу парням Лизля, — заметил Бойл с правого сиденья вертолёта.

— Я знаю, — согласился Диггз. — Но пока я не собираюсь положить конец чьей-то карьере, — пообещал он.

Бойл повернул к нему голову и улыбнулся.

— Отлично, сэр. Я расскажу об этом остальным офицерам.

— Что вы думаете о немцах?

— Я знаком с их боссом, генерал-майором Зигфридом Моделем. Очень умный и хитрый командир. Потрясающе играет в карты. Имейте это в виду, генерал.

— Неужели? — До недавнего времени Диггз командовал Национальным центром боевой подготовки и, случалось, пробовал счастье в Лас-Вегасе, находившемся всего в двух часах езды по шоссе 1-15.

— Сэр, я знаю, о чём вы думаете. Подумайте ещё раз, — предостерёг Бойл своего босса.

— Похоже, что ваши вертолёты в хорошем состоянии.

— Да. В Югославии мы могли тренироваться, сколько хотели, и, пока у нас есть горючее, я могу готовить своих людей.

— Как относительно стрельбы боевыми снарядами? — спросил генерал, командующий Первой бронетанковой дивизией.

— Мы не проводили стрельбы в течение некоторого времени. К тому же тренажёры почти так же хороши, как и настоящие стрельбы, — ответил Бойл по интеркому. — Но мне кажется, что вы хотите, чтобы ваши гусеничные жабы не теряли навыка стрельбы боевыми снарядами. — Бойл был прав. Ничто не заменит стрельбы боевыми снарядами из «Абрамсов» или «Брэдли».

* * *
Наблюдение за скамейкой в парке оказалось продолжительным и скучным. Прежде всего, разумеется, они увезли контейнер, открыли его и обнаружили внутри два листа бумаги с напечатанным текстом на кириллице, но текст был зашифрован. Оба листа были сфотографированы и посланы шифровальщикам для расшифровки. Это оказалось непросто. Говоря по правде, это оказалось невозможно, ввиду чего офицеры Федеральной службы безопасности пришли к выводу, что китаец (если это действительно был китаец) пользуется старой практикой одноразовых блокнотов, принятых ещё в КГБ. Этот метод шифровки не поддавался взлому даже теоретически, потому что не существовало порядка, формулы или алгоритма, к которым можно было прибегнуть при расшифровке.

Оставалось только следить за скамьёй и ждать человека, который придёт за пакетом.

На это ушло несколько дней. ФСБ выделила для слежки три автомобиля. Два из них представляли собой минивэны с камерами, оборудованными мощными длиннофокусными объективами, постоянно направленными на скамью. Тем временем за квартирой Конева/Суворова велось тщательное наблюдение, за ней следили так же внимательно, как брокеры не сводят глаз с цифр биржевых новостей, пробегающих по светящейся ленте на Московской товарной бирже. За самим субъектом непрерывно наблюдали до десяти отлично подготовленных офицеров КГБ вместо следователей Провалова. Впрочем, следователи тоже нередко входили в это число, потому что с технической точки зрения расследованием убийства занимались всё-таки они. Это останется расследованием убийства до тех пор, пока — они надеялись — какой-нибудь иностранец не заберёт пакет из-под скамейки.

Поскольку скамейка находилась в парке, на неё регулярно садились гуляющие по парку люди. Взрослые читали газеты, дети — комиксы, тинейджеры держались за руки, другие садились и разговаривали, даже два старика ежедневно садились на скамейку и играли в шахматы на небольшой магнитной доске. После каждого такого визита производилась проверка, не потревожил ли кто-нибудь контейнер, не сдвинул ли как-нибудь. К четвёртому дню агенты ФСБ начали рассуждать, не является ли заложенный контейнер элементарной проверкой. Это мог быть способ, придуманный Коневым/Суворовым для того, чтобы убедиться, что за ним нет слежки. Если дело обстояло именно так, то он очень умный и хитрый сукин сын, пришли к выводу агенты, ведущие наблюдение. Но они знали это и раньше.

Наконец им повезло. Это случилось на пятый день, ближе к вечеру, и это был именно тот мужчина, которого они ожидали. Его звали Конг Деши, он был дипломатом сорока шести лет, находившимся в самой нижней части дипломатического списка, невысокий и худощавый, по мнению Министерства иностранных дел, с ограниченными интеллектуальными способностями. Это было вежливое выражение, означавшее, что в МИДе его считали тупицей. Но другие заметили, что это является идеальной маскировкой для шпиона, заставляющей контрразведчиков тратить напрасно массу времени, следя за тупыми дипломатами во всем мире, которые оказывались в конечном счёте именно этим — тупыми дипломатами, запас которых неисчерпаем. Он шёл, словно прогуливаясь, рядом с другим китайцем, которого наблюдатели приняли за бизнесмена. Сев на скамейку, они продолжили разговор с оживлёнными жестами, и тут второй китаец повернулся в ту сторону, куда указывал Конг. И в то же мгновение рука Конга скользнула стремительно и почти незаметно под скамейку, где он взял контейнер и, возможно, заменил его другим, прежде чем рука вернулась на колени. Через пять минут, закончив курить, они встали и пошли в направлении ближайшей станции метро.

— Терпение, — сказал старший офицер ФСБ своим людям по радио. Они ждали больше часа, пока не убедились, что поблизости нет припаркованного автомобиля, из которого кто-то мог наблюдать за скамейкой. Только после этого офицер ФСБ подошёл к скамейке, сел, развернул вечернюю газету и опустил руку. Жест, которым он отбросил сигарету, дал понять остальным, что у него в руках новый контейнер.

В лаборатории, куда была доставлена плоская металлическая коробочка, сразу увидели, что она заперта на замок, и это привлекло всеобщее внимание. Коробочку тут же подвергли рентгеноскопии и обнаружили, что внутри находится батарейка, от которой провода ведут к полупрозрачному кубику, который явно является пиротехническим зарядом. Следовательно, содержимое было очень ценным. Искусный слесарь потратил двадцать минут, чтобы осторожно вскрыть коробку. Там оказалось несколько листков легковоспламеняющейся бумаги. Их достали и сфотографировали. Листки были тесно исписаны кириллицей — и все буквы ничего не значили, написанные в полном беспорядке. Это был одноразовый шифр, лучшее, на что они могли надеяться. Листки сложили точно как лежали они в коробочке, поместили в контейнер и затем плоский металлический контейнер — он походил на дешёвый портсигар — вернули на прежнее место под скамейку.

— Что дальше? — спросил Провалов у старшего офицера ФСБ.

— Теперь, когда наш субъект пошлёт новое донесение, мы сможем прочесть его.

— И тогда нам все станет ясно, — произнёс Провалов.

— Может быть. Мы узнаем немного больше, чем нам известно теперь. У нас будет доказательство, что этот Суворов — шпион. Это я могу вам гарантировать, — заявил контрразведчик.

Провалов был вынужден признать, что сейчас они ничуть не приблизились к разгадке убийства, произошедшего две недели назад, но по крайней мере расследование продвигалось, несмотря на то, что тропинка вела их все дальше в густой туман.

* * *
— Как дела, Майк? — спросил Дэн Мюррей из-за восьми часовых поясов.

— Пока ещё нет поклевок, господин директор, но теперь похоже, что мы охотимся за шпионом. Субъекта зовут Климентий Иванович Суворов, в настоящее время он скрывается под именем Иван Юрьевич Конев. — Райли прочитал адрес. — След ведёт к нему, по крайней мере создаётся такое впечатление, что он имел контакт с китайским дипломатом.

— А это что за чертовщина? — удивился директор ФБР Дэн Мюррей в трубку шифрованного телефона.

— Не могу ответить на этот вопрос, но постепенно становится ясно, что расследование будет интересным.

— Ты, должно быть, в хороших отношениях с этим парнем Проваловым.

— Он хороший коп, и да, мы отлично ладим друг с другом.

* * *
Это было больше, чем мог сказать Клифф Ратледж о своих отношениях с Шен Тангом.

— Ваши сообщения в средствах массовой информации и без того клеветнические, но ваш президент говорит о нашей политике, нарушая суверенность китайского государства! — Министр иностранных дел КНР повысил голос и почти кричал, уже в седьмой раз после ланча.

— Господин министр, — ответил Клифф Ратледж. — Ничего бы не произошло, если бы ваш полицейский не застрелил аккредитованного в КНР дипломата. Строго говоря, это далеко не цивилизованный поступок.

— Наши внутренние дела являются нашими внутренними делами, — тут же огрызнулся Шен.

— Это так, господин министр, но у Америки имеются собственные убеждения, и если вы настаиваете на том, чтобы мы соблюдали ваши, то мы может попросить, чтобы вы проявили уважение и к нашим.

— Мы начинаем уставать от постоянного вмешательства Америки во внутренние дела Китайской Народной Республики. Сначала вы признаете отколовшуюся провинцию на Тайване. Затем вы поощряете иностранцев вмешиваться во внутреннюю политику нашего государства. Далее вы засылаете к нам шпиона под прикрытием религиозных убеждений, чтобы он нарушал наши законы вместе с дипломатом из другой страны, и снимаете китайского полицейского, исполняющего свой долг. Наконец, ваш президент унижает нас своим вмешательством в наши внутренние дела. Китайская Народная Республика не потерпит такой нецивилизованной деятельности!

И после всего этого вы собираетесь требовать, чтобы Китай получил статус страны наибольшего благоприятствования, да? — подумал Марк Гант, сидя в своём кресле. Черт возьми, это походит на встречу с банкирами, занимающимися политикой инвестиций — пиратской разновидностью — на Уолл-стрит.

— Господин министр, вы называете нас нецивилизованными, — ответил Ратледж. — Но на наших руках нет крови. Кстати, мы находимся здесь, насколько я припоминаю, для обсуждения вопросов торговли. Мы можем вернуться к нашей повестке дня?

— Мистер Ратледж, Америка не имеет права диктовать Китайской Народной Республике с одной стороны, и тут же отрицать наши права — с другой, — резко ответил Шен.

— Господин министр, Америка не вмешивается во внутренние дела Китая. Если вы убиваете дипломата, то должны ожидать ответной реакции. Что касается вопроса о Республике Китай…

— Нет никакой Республики Китай! — завопил министр иностранных дел КНР. — Это всего лишь отколовшаяся провинция ренегатов, и вы нарушили наш суверенитет, признав её!

— Господин министр, Республика Китай является независимой нацией с демократически выбранным правительством, и мы являемся не единственной страной, признавшей этот факт. Политика Соединённых Штатов заключается в том, чтобы поддерживать самоопределение народов. Если народ Республики Китай добровольно захочет стать частью континентального Китая, мы признаем их выбор. Но поскольку народ этой страны сделал свободный выбор стать тем, чем они являются, Америка решила признать их. Раз мы ожидаем от других стран признания Америки как легитимного правительства, потому что оно представляет волю своего народа, то наш долг, долг Америки, признавать волю других народов. — Ратледж опустился в своё кресло, явно скучая из-за направления, по которому пошло обсуждение этим вечером. Утром он ждал этого. КНР должна выпустить пар, но одной утренней сессии достаточно. Теперь дискуссия становилась утомительной.

— А если одна из наших провинций потребует независимости, вы признаете это?

— Неужели господин министр говорит мне о продолжающихся политических волнениях в Китайской Народной Республике? — тут же спросил Ратледж. Слишком быстро и с излишним любопытством, сказал он себе через мгновение. — Как бы то ни было, у меня нет инструкций по этому вопросу. — Он собирался придать юмористический характер ответу на этот глупый вопрос, но у министра Шена, очевидно, сегодня не было в запасе чувства юмора. Министр поднял руку с вытянутым пальцем и потряс ею, словно угрожая Клиффу Ратледжу и Соединённым Штатам.

— Вы обманываете нас. Вы вмешиваетесь в наши внутренние дела. Вы оскорбляете нас. Вы перекладываете на нас вину за недостаточную эффективность своей экономики. Вы лишаете нас справедливого доступа на ваши рынки. И вы сидите здесь с таким видом, словно являетесь центром мировой добродетели. Мы не потерпим этого!

— Господин министр, мы открыли двери для торговли с вашей страной, а вы захлопнули свои двери прямо перед нами. Вам решать, открывать или закрывать свои двери, — признал он, — но мы можем тоже закрыть наши двери, если вы принудите нас. Мы не хотим делать этого. Мы стремимся, чтобы между великим китайским народом и американским народом велась справедливая и свободная торговля, но препятствия, мешающие этому, находятся не в Америке.

— Вы оскорбляете нас и после этого хотите, чтобы мы пригласили вас в наш дом?

— Господин министр, Америка никого не оскорбляет. Вчера в Китайской Народной Республике произошла трагедия. Скорее всего вы предпочли бы избежать её, но всё-таки она случилось. Президент Соединённых Штатов обратился к вам с просьбой расследовать этот печальный инцидент. Это разумная просьба. В чем вы вините нас? Журналист всего лишь сообщил о фактах. Неужели Китай отрицает те факты, которые мы видели по телевидению? Неужели вы утверждаете, что частная американская компания сфабриковала это происшествие? Я так не думаю. Неужели вы говорите, что эти два человека не погибли? К сожалению, дело обстоит по-иному. Разве вы считаете, что ваш полицейский имел право убивать аккредитованного дипломата и священника, держащего в руках новорождённого младенца? — спросил Ратледж своим самым убедительным тоном. — Господин министр, последние три с половиной часа вы непрерывно утверждали, что Америка не права в своём осуждении этого безжалостного убийства. А ведь наше осуждение — это всего лишь просьба к вашему правительству расследовать инцидент. Господин министр, Америка не сделала и не попросила ничего неразумного, и мы уже устали от ваших обвинений. Моя делегация и я приехали сюда, чтобы обсуждать проблему торговли. Нам хочется, чтобы Китайская Народная Республика открыла для нас свои рынки, чтобы торговля действительно стала торговлей, превратилась в свободный обмен товарами через существующие границы. Вы обратились с просьбой получить статус наиболее благоприятствуемой страны в торговых отношениях с Соединёнными Штатами. Это не произойдёт до тех пор, пока ваши рынки не станут открытыми для Америки в такой же степени, в какой американские рынки открыты для Китая. Но это может произойти в любое время, если вы пойдёте на перемены, которые нам требуются.

— Китайской Народной Республике надоело выслушивать оскорбительные требования Америки. Нам надоело терпеть ваши оскорбления относительно нашего суверенитета, надоело ваше постоянное вмешательство в наши внутренние дела. Настало время для Америки рассмотреть наши разумные просьбы. Китай хочет иметь справедливые торговые отношения с Соединёнными Штатами. Мы просим ничуть не больше того, что вы дали другим странам: статус страны наибольшего благоприятствования.

— Господин министр, этого не произойдёт до тех пор, пока ваша страна не откроет свои рынки для наших товаров. Торговля не является свободной, если она несправедлива. Мы также возражаем против нарушения КНР закона о копирайте и соглашений и договорённостей о торговых марках. Мы протестуем против того, что отрасли промышленности, принадлежащие целиком правительству КНР, нарушают соглашения о патентах, вплоть до такой степени, что здесь производят продукцию, принадлежащую американским производителям, без разрешения и компенсации.

— Значит, теперь вы называете нас ворами? — возмутился Шен.

— Господин министр, обращаю ваше внимание на то, что эти слова произнесены не мной. Тем не менее это факт, что мы располагаем образцами продукции, сделанной в Китае фабриками, принадлежащими агентствам вашего правительства, которые содержат американские изобретения. За использование этих изобретений их авторы не получили компенсации, и у них не спрашивали разрешения на производство копий их продукции. Если хотите, я могу продемонстрировать вам примеры такой продукции. — Шен отреагировал на это сердитым взмахом руки, который Ратледж истолковал как: Нет, спасибо. Или что-то вроде этого.

— Меня не интересует зрелище физического доказательства американской лжи и передёргивания фактов.

Гант сидел в своём кресле, пока Ратледж отвечал на нанесённое оскорбление. Он чувствовал себя зрителем схватки двух профессиональных боксёров, ожидая, когда один из них нанесёт нокаутирующий удар. «Хотя такой удар вряд ли последует», — подумал он. Ни у одного из соперников не было «стеклянного» подбородка, да и вес обоих слишком лёгкий для сокрушительного удара. В результате оба отчаянно размахивали руками, но без серьёзного результата. Это была новая разновидность скуки для Марка, интересная по ходу схватки, но результат наводил тоску. Он сделал несколько заметок,но их целью было всего лишь помочь запомнить, как протекало столкновение.

Это может стать забавной главой в его автобиографии. Интересно, как её назвать? Может быть, ТОРГОВЕЦ И ДИПЛОМАТ?

Через сорок пять минут заседание закончилось, затем последовали обычные рукопожатия, такие же сердечные, как яростные споры во время переговоров, что несколько удивило Марка.

— Все это бизнес, ничего личного, — объяснил Ратледж. — Меня удивляет, что они уделяют этому так много внимания. Ведь, по сути дела, мы не обвинили их ни в чём. Черт возьми, даже президент всего лишь предложил провести расследование. Почему они такие раздражённые? — поинтересовался он вслух.

— Может быть, они беспокоятся, что результаты переговоров будут не такими, как им хочется, — задумчиво произнёс Гант.

— Но почему они так обеспокоены? — спросил Ратледж.

— Возможно, что их резервы в иностранной валюте даже меньше, чем предсказывает моя компьютерная модель? — Гант пожал плечами.

— Но даже в этом случае нельзя сказать, что они выдерживают курс, направленный на улучшение ситуации. — Ратледж недоуменно хлопнул руками. — Их поведение не поддаётся никакой логике. Ясное дело, мне понятна их истерика из-за этой стрельбы, да, может быть, президент Райан зашёл слишком далеко в своих обвинениях — китайцы ведь знают, что он настоящий неандерталец в вопросе абортов. Но все это не объясняет время и страсть, затраченные на отстаивание их позиции.

— Может быть, страх? — высказал предположение Гант.

— Страх чего?

— Если их валютные резервы настолько малы или даже ещё меньше, тогда они могут оказаться в положении, когда их яйца зажаты в тугие тиски, Клифф. Они испытывают боль, более острую, чем мы предполагаем.

— Предположим, что это так, Марк. Но неужели это внушает им такой страх?

— Здесь может сказаться влияние двух вещей, — пояснил Гант, наклоняясь вперёд на сиденье лимузина. — Это означает, что у них нет валюты, необходимой для покупки нужных товаров, или они не могут заплатить за уже купленные товары. Это приводит их в замешательство, а, как ты сказал, они гордые люди. Не думаю, что они захотят признать свою ошибку или показать слабость.

— Это верно, — согласился Ратледж.

— Гордость может стать причиной крупных неприятностей, Клифф, — заметил Гант.

Он вспомнил фонд на Уолл-стрит, распорядитель которого потерял сто миллионов долларов, потому что не захотел отступить от занятой им позиции, которую он считал выгодной несколькими днями раньше. Он упорно отстаивал правильность своего решения даже после того, как всем стало совершенно ясно, что он ошибается. Почему? Да потому, что он не хотел, чтобы на Уолл-стрит его приняли за трусливого котёнка. Таким образом, вместо того чтобы произвести впечатление трусливого котёнка, он заявил на весь мир, что является ослом. Но как нечто подобное может происходить в области международных отношений?

Глава государства не должен быть таким идиотом.

* * *
— Ситуация ухудшается, мой друг, — сказал Чанг, обращаясь к Фангу.

— Все из-за дурака-полицейского. Действительно, американцам не следовало реагировать на это происшествие так резко, но ничего подобного не произошло бы, если бы не вмешательство этого чрезмерно усердного полицейского.

— Скажи, почему президент Райан так нас ненавидит?

— Чанг, ты дважды принимал участие в заговорах против России, и дважды твои интриги была направлены против Америки. А не может ли быть, что американцы узнали об этом? Вдруг они догадались, в чём дело? Тебе не приходило в голову, что именно по этой причине они пошли на признание Тайваня?

Чанг Хан Сан отрицательно покачал головой.

— Это невозможно. Ничто не записывалось. — И наша безопасность в обоих случаях была идеальной, — подумал он, но не стал говорить вслух.

— Когда говорят о чём-то рядом с людьми, у которых есть уши, они запоминают, Чанг. В мире мало секретов. Ты не сможешь сохранить в тайне государственные секреты, как не сможешь скрыть восход солнца, — продолжал Фанг, думая о том, что эту фразу нужно обязательно включить в текст разговора, который запишет для него Минг. — Они расходятся слишком далеко, достигают слишком многих людей, у каждого из которых есть рот.

— Тогда что бы ты сделал в такой ситуации?

— Американцы обратились к нам с просьбой провести расследование, так что давай удовлетворим их просьбу. Факты, которые мы обнаружим, будут только теми фактами, которые мы пожелаем. Если полицейского нужно расстрелять, многие другие могут занять его место. Наши торговые отношения с Америкой более важны, чем этот дурацкий инцидент, Чанг.

— Мы не можем позволить себе унижаться перед варварами.

— В данном случае у нас нет выбора. Мы не можем позволить ложной гордости подвергнуть опасности нашу страну. — Фанг вздохнул. Его друг Чанг всегда был гордым человеком. Человеком, способным смотреть далеко вперёд, в этом нет сомнения, но слишком заботящимся о себе и о месте, которого он хочет достигнуть.

И всё-таки цель, которую Чанг поставил перед собой, была труднодостижима. Сам Фанг никогда не стремился занять первое место в иерархии власти, зато хотел стать человеком, который будет влиять на того, кто стоит во главе партии, быть похожим на императорских евнухов, которые направляли действия императоров в течение тысячи лет. Фанг едва не улыбнулся, думая, что никакая власть не стоит того, чтобы стать евнухом, да и Чанг наверняка не хотел заходить так далеко. Однако быть могущественным правителем, скрывающимся за кулисами, ещё труднее, наверно, чем быть человеком, сидящим на троне… и всё-таки, вспомнил Фанг, Чанг был той движущей силой, которая помогла выбрать Ху генеральным секретарём партии. Ху был полным ничтожеством, достаточно приятным человеком с царственной внешностью, способным убедительно говорить, но сам не являлся носителем великих идей…

…И это объясняет все, не так ли? Чанг помог Ху стать главой Политбюро именно потому, что тот был пустышкой, и Чанг хотел наполнить этот пустой сосуд собственными идеями. Ну конечно. Ему следовало бы понять это раньше. Повсюду считали, что Ху Кун Пяо намеренно выбрал для себя положение посредника, человека, во всем стремящегося достигнуть консенсуса, — так думали о нем за пределами КНР. На самом деле он был человеком без убеждений, способным принять убеждения кого-то другого, если этот другой — Чанг — сначала изучит обстановку и поймёт, каким будет мнение Политбюро.

Разумеется, Ху не был простой куклой. Проблема с людьми состояла как раз в этом.

Какими бы полезными они ни были по некоторым вопросам, по другим они питали иллюзии, что они думают сами, и самые глупые из них действительно имели идеи, но эти идеи редко были внятными и почти никогда не приносили пользу. Ху неоднократно приводил в замешательство Чанга, а поскольку он был председателем Политбюро, у него всё-таки была немалая личная власть, просто ему не хватало воображения, чтобы правильно воспользоваться ею. На шестьдесят процентов, может быть, даже чуть больше — он всего лишь выражал идеи Чанга. А что касается самого Чанга, он был почти всегда способен использовать своё собственное влияние и формировать свою собственную национальную политику. Он делал это почти всегда незаметно за пределами самого Политбюро, да и в Политбюро не все догадывались об истинном положении дел, поскольку большинство встреч с Ху были частными и проходили с глазу на глаз. Кроме того, Чанг никогда не говорил о них, даже в беседах с Фангом.

«Старый друг похож на хамелеона», — уже в который раз подумал Фанг. Но если он демонстрировал скромность, не пытаясь занять место, равное его влиянию, то он балансировал на острие меча, рискуя своей гордостью, и что ещё хуже, казалось, что он не знает, что со стороны это могут принять за слабость. По-видимому, Чанг думал, что это совсем не недостаток или что он один знает секрет. У всех людей есть слабые места, и самое худшее из них то, что сам обладатель слабости не замечает её. Фанг посмотрел на часы и попрощался с Чангом. Если ему повезёт, он сумеет рано вернуться домой, после того как Минг транскрибирует его записи. Какая прелесть новизны — рано вернуться домой.

Глава 28На встречных курсах

— Вот сукины дети, — заметил вице-президент Джексон за чашкой кофе.

— Добро пожаловать в удивительный мир мудрых государственных деятелей, Робби, — сказал своему другу Райан. В Овальном кабинете было 7.45 утра. Кэти и дети уехали сегодня рано, и рабочий день начинался быстро. — У нас были подозрения, но теперь мы имеем доказательства, если так можно выразиться. Война с Японией и эта маленькая проблема с Ираном — все это началось в Пекине — если не совсем в Пекине, то создаётся впечатление, что этот парень Чанг, действуя от имени Ху Кун Пяо, помогал им и подстрекал и тех и других.

— Ну, может быть, он и мерзкий сукин сын, но с мозгами у него не все в порядке, — заметил Робби после непродолжительного размышления. Затем он снова задумался. — Впрочем, нужно быть справедливым. С его точки зрения, планы были великолепными, ведь он использовал других в качестве подставных лиц. Сам он ничем не рисковал, а потом рассчитывал выйти из укрытия и получить выгоду от чужих усилий.

— Вопрос заключается в том, каким будет его следующий шаг.

— На основе этой информации и тех донесений, которые поступают от Ратледжа из Пекина, я считаю, что нам нужно относиться более серьёзно к этим людям, — задумчиво произнёс Робби. Затем он внезапно поднял голову. — Джек, я думаю, что нам нужно рассказать все ещё нескольким людям.

— Мэри-Пэт ударится в истерику, даже если мы просто предложим это, — сказал ему Райан.

— Очень жаль. Видишь ли, Джек, это вечная проблема с разведданными. Если мы ознакомим с ними слишком много людей, то возникнет риск засветить агента, и это будет конец ценной информации. Но, с другой стороны, если не использовать разведданные, то смысла их добывать и вовсе нет. Где провести линию? — Это был риторический вопрос. — Если идти на риск, то следует думать о безопасности, но не о безопасности источника, а о безопасности страны.

— Но за этими бумажками стоит живой человек, Роб, — напомнил ему Джек.

— Ты совершенно прав. Но за пределами этого кабинета находятся двести пятьдесят миллионов человек, которым мы принесли клятву, Джек, а не какому-то китайскому хмырю в Пекине. Из полученной информации следует, что этот ублюдок, формирующий политику Китая, готов начать войну, а ведь уже дважды мы посылали наших парней вести войны, в подготовке которых он принимал участие. Господи, Джек, считалось, что войны остались в прошлом, стали достоянием истории, но этот Чанг придерживается другой точки зрения. А чем он сейчас занимается?

— Вот поэтому мы так и нуждаемся в информации, которая поступает от «ЗОРГЕ», Роб. Её смысл заключается в том, что мы заранее узнаем о его намерениях.

Джексон кивнул.

— Может быть и так, но когда-то у нас был источник под названием Мэджик, который сообщал нам многое о намерениях противника, но когда этот противник напал на нас, все спали. Считалось, что этот Мэджик настолько важен, что мы ничего не сообщили главнокомандующему Тихоокеанским театром военных действий, и он не сумел приготовиться к защите Перл-Харбора. Все, что мы узнаем от агента, свидетельствует, что в Пекине наш потенциальный противник, у которого почти полностью отсутствуют сдерживающие факторы. Мы знаем ход его мыслей, но нам неизвестны его намерения или ведущиеся им операции. Больше того, «ЗОРГЕ» сообщает нам пересказ частных разговоров между одним парнем, который формирует политику, и другим, который пытается влиять на неё. Большой объём сведений не попадает к нам, остаётся в стороне. Информация, которую мы получаем, напоминает дневник человека, который старается с его помощью прикрыть свою задницу на крайний случай, если все пойдёт наперекосяк. Вроде как он все предвидел, но его опасения не приняли во внимание. Вот и получится — все в дерьме, а он провидец! Только эти макаки все ведут дневники для того же самого. Забавно — битва дневников!

Райан был вынужден признать, что это очень разумные замечания. Как и люди в Лэнгли, он позволил себе с излишним пиететом относиться к источнику, которого никогда раньше у них не было в Пекине. Но страховку ведь ему не вышлешь, да и толку от неё в Китае никакого.

— Да, Роб, вероятно, так и есть. Этот парень Фанг ведёт, по всей видимости, дневник на случай, если кто-то из коллег по китайскому Политбюро попытается обвинить его, он вытащит этот дневник из ящика стола и предъявит в своё оправдание.

— Таким образом, мы читаем не записи сэра Томаса Мора или месье Рене Декарта, — заметил «Томкэт».

— Да, это так, — согласился Райан. — И всё-таки это хороший источник. Все люди, которые изучали его, считают, что он молодец.

— Я не говорю, что материал не правдив, Джек. По моему мнению, он просто недостаточно полный, — настаивал вице-президент.

— Я понял тебя, адмирал. — Райан поднял руки над головой, словно сдаваясь. — Что ты рекомендуешь?

— Для начала министр обороны, затем командующие родами войск, J-3 и J-5, и возможно, главнокомандующий Тихоокеанским направлением, твой парень Барт Манкузо, — добавил Джексон с недовольной гримасой.

— Почему он так тебе не нравится? — спросил «Фехтовальщик».

— Он тупица, — ответил профессиональный лётчик-истребитель. — Подводники недостаточно знакомы с обстановкой… хотя я признаю, что он отличный моряк. — Операция против японцев, в которой он использовал старые атомные ракетоносцы, была удачной, — признал Джексон.

— У тебя есть конкретные рекомендации?

— Ратледж сообщил, что китайские коммунисты вне себя от ярости из-за Тайваня. Что, если они примут меры? Что-нибудь вроде ракетной атаки на остров. Ведь нам известно, что они владеют большим количеством ракет, а у нас в гавани Тайбея все время стоят корабли.

— Неужели ты считаешь их такими идиотами, что они решатся напасть на город, в порту которого стоит наш корабль? — спросил Райан. Идиот или нет, но этот Чанг вряд ли пойдёт на такой шаг, рискуя начать войну с Америкой.

— Что, если они не знают, что там стоит наш корабль? Вдруг их источники напутают? Джек, вояки не всегда получают надёжную информацию. Положись на меня. Я был там, могу показать славные шрамы.

— Наши корабли могут позаботиться о себе.

— Нет, если их системы не включены, да и сможет ли военный корабль, вооружённый ракетами класса «корабль — воздух», остановить мчащуюся баллистическую ракету? — задал вопрос Робби. — Я не знаю. Давай попросим Тони Бретано выяснить это?

— Позвони ему. — Райан замолчал. — Робби, через несколько минут ко мне придёт посетитель. Нам с тобой нужно обсудить эту проблему. Пригласи Адлера и Бретано, — добавил президент.

— Тони очень хорошо разбирается в вооружениях и логистике, но его нужно немного подучить оперативным делам.

— Вот ты и подучи, — предложил Райан Джексону.

— Слушаюсь, сэр. — Вице-президент направился к двери.

* * *
Они вернули контейнер меньше чем через два часа после того, как сняли его оттуда. Слава богу — теперь русским не запрещалось взывать к Всевышнему, — механизм замка не был одним из новейших электронных устройств, иначе вскрыть его было бы очень трудно. К тому же проблема со всеми мерами безопасности заключалась в том, что они слишком часто рисковали, могли в чём-нибудь ошибиться и случайно уничтожить то, что им требовалось сохранить. Это ещё более усложняло работу, которая и без того была достаточно сложной. Мир шпионажа таков, что если что-то может пойти не так, как следует, то именно это и произойдёт. Таким образом, на протяжении многих лет все участники операций, как с той, так и с другой стороны, принимали меры, чтобы максимально упростить их. В результате то, что удавалось кому-нибудь, удавалось и всем остальным, так что когда вы видели кого-то, делающего то же, что вы бы делали сами, то все сразу становилось ясно.

Наблюдение за скамейкой возобновили — вообще-то его и не прекращали, на случай если Суворов/Конев неожиданно появится в тот момент, когда контейнер увезут в лабораторию. За китайцем тоже велось наблюдение, но никто не заметил, чтобы он оставил какой-то неприметный знак, означающий, что контейнер заложен. Но можно было просто позвонить по номеру на бипере Суворова/Конева… хотя нет, потому что китайцы исходят из того, что каждая телефонная линия, ведущая из китайского посольства, прослушивается, номер легко перехватить и, возможно, проследить путь к собственнику бипера. Шпионы предпочитают осторожность, потому что те, кто их преследует, являются находчивыми и не знающими усталости профи. Этот факт делает шпионов самыми осторожными людьми в мире. Однако, несмотря на то, что их трудно поймать, после того, как их все же поймают, они обычно ломаются. И это, надеялись сотрудники ФСБ, случится и с Суворовым/Коневым.

В данном случае потребовалось ждать до наступления темноты. Субъект вышел из своего многоквартирного дома, сел в машину и ездил по городу примерно сорок минут, по маршруту, идентичному тому, по которому он ездил два дня назад. При этом он, по-видимому, смотрел, не едет ли кто-нибудь за ним, а может быть, высматривал какой-нибудь тайный тревожный сигнал, который не сумели заметить сотрудники ФСБ. Однако на этот раз он, вместо того чтобы вернуться в квартиру, проехал через парк, оставил машину в двух кварталах от скамейки и пошёл к ней кружным путём, дважды останавливаясь, для того чтобы закурить, что давало ему великолепную возможность оглянуться и посмотреть назад. Все его действия были словно взяты из учебника КГБ. Он не увидел никого, хотя за ним шли трое мужчин и одна женщина, катившая детскую коляску. Это позволяло ей время от времени останавливаться и поправлять одеяльце на ребёнке. Мужчины просто шли, не обращая внимания на субъект, как казалось со стороны.

— Вот! — сказал один из офицеров ФСБ. На этот раз Суворов/Конев не сел на скамейку. Вместо этого он поставил на неё левую ногу, завязал шнурок и поправил отворот на брюках. Снятие контейнера было произведено так искусно, что никто фактически не видел этого, но казалось неестественным совпадением, что он выберет именно это место на именно этой скамейке, чтобы завязать шнурок. К тому же офицер ФСБ скоро подойдёт к скамейке и проверит, заменил ли Суворов/Конев один контейнер другим. Закончив операцию, субъект направился к своей машине, выбрав уже другой кружной путь и выкурив по пути ещё две сигареты «Мальборо».

Забавной частью всей операции, — подумал капитан Провалов, — было то, каким очевидным все выглядело теперь, когда знаешь, на кого смотреть. То, что раньше было таинственным, стало сейчас таким же явным, как рекламный щит.

— Что будем делать дальше? — спросил капитан милиции у своего коллеги из ФСБ.

— Ничего, — ответил руководитель операции из ФСБ. — Подождём, когда он положит другое донесение под скамейку, достанем его, расшифруем и точно узнаем, чем он занимается. После примем решение.

— А как относительно расследования убийства? — поинтересовался Провалов.

— Какого убийства? Теперь речь идёт о шпионаже, товарищ капитан, а это рассматривается в первую очередь.

Действительно, был вынужден признать Олег Григорьевич. Убийство сутенёра, проститутки и шофёра — просто мелочь по сравнению с государственной изменой.

* * *
«Моя морская карьера может никогда не кончиться», — подумал про себя отставной адмирал Джошуа Пейнтер. Сын фермера из Вермонта, он окончил Военно-морскую академию почти сорок лет назад, практиковался в Пенсиколе и наконец добился цели всей своей жизни — летал на реактивных самолётах с палубы авианосцев. Это продолжалось почти двадцать лет, потом некоторое время он служил лётчиком-испытателем, командовал авиакрылом на авианосце, затем командовал авианосцем и авианосным соединением. Вершиной его карьеры стали должности заместителя командующего авианосным флотом на Атлантике/главнокомандующего авианосным флотом на Атлантике/главнокомандующего Атлантическим театром военных действий — три очень тяжёлые фуражки, которые он носил достаточно уверенно в течение трех лет перед тем, как навсегда снять свой адмиральский мундир. Отставка означала гражданскую работу, где жалованье почти в четыре раза превышало жалованье, которое платило ему государство на военной службе. Эта работа заключалась главным образом в том, что он консультировал адмиралов, продвигающихся к вершинам карьеры, и говорил им, как бы он поступил на их месте. По сути дела, он мог бы делать это бесплатно в любом офицерском клубе на любой военно-морской базе, может быть, за оплаченный ужин, несколько кружек пива и возможность снова вдохнуть солёный запах моря.

Но теперь он вернулся в Пентагон, опять на государственное содержание, на этот раз как специальный помощник министра обороны. «Тони Бретано, — подумал Джош Пейнтер, — был блестящим инженером и менеджером инженеров. Он был склонен искать математические решения проблем вместо человеческих и перегружать работой подчинённых. Короче говоря, Бретано мог бы стать неплохим морским офицером, — подумал Пейнтер, — особенно на подводных лодках».

Кабинет Пейнтера в Пентагоне был меньше того, который он занимал в должности ОР-05 — помощника командующего морскими операциями в области авианосных соединений — десять лет назад. С тех пор эту должность отменили. У Пейнтера был сейчас секретарь, энергичный молодой капитан третьего ранга, выполняющий его указания. Он решал, кого пропускать в кабинет министра обороны. Туда стремились многие, и, как ни странно, одним из них был вице-президент.

— Сейчас с вами будет разговаривать вице-президент, — послышался голос телефонного оператора Белого дома по его личному каналу.

— Жду, — ответил Пейнтер.

— Джош, это Робби.

— Доброе утро, сэр, — ответил Пейнтер. Это не понравилось Джексону, который некогда служил под командованием Пейнтера, но Джош Пейнтер не был человеком, способным называть вице-президента по имени. — Чем могу быть полезен?

— У меня вопрос. Мы с президентом кое-что обсуждали сегодня утром, и я не смог ответить на этот вопрос. Может ли система «Иджис» перехватить и сбить баллистическую ракету?

— Точно не знаю, но не думаю, что сможет. Мы рассматривали этот вопрос во время войны в Заливе и — о да, конечно, теперь припоминаю. Мы пришли к выводу, что ракеты «Иджиса», смогут, по-видимому, остановить одного из этих «Скадов» благодаря их относительно небольшой скорости, но это самое большее, на что они способны. Проблема заключается в программном обеспечении самой ракеты «корабль — воздух».

Тут оба собеседника вспомнили, что то же самое относится к ракетам «Патриот».

— Почему возник этот вопрос?

— Президент беспокоится, что, если китайцы запустят баллистическую ракету на Тайвань, а в порту находится наш корабль, понимаешь, нам хочется, чтобы корабль смог защититься.

— Я изучу этот вопрос, — пообещал Пейнтер. — Хотите, я поговорю об этом с Тони?

— Да, пожалуйста, — согласился «Томкэт».

— Понял, сэр. Позвоню вам через несколько часов.

— Спасибо, Джош, — ответил Джексон и положил трубку.

Пейнтер посмотрел на часы. Уже настало время навестить министра. Он прошёл по наполненному спешащими офицерами кольцевому коридору Е-ринг, затем снова повернул направо в офис министра обороны, прошёл мимо службы безопасности, многочисленных секретарей и адъютантов. Пейнтер пришёл точно вовремя, дверь во внутренний кабинет была открыта.

— Доброе утро, Джош, — поздоровался Бретано.

— Доброе утро, господин министр.

— Что сегодня нового и интересного в мире?

— Видите ли, сэр, к нам только что поступил запрос из Белого дома.

— И в чём он заключается? — спросил «Гром». Пейнтер объяснил суть дела. — Хороший вопрос. А почему на него так трудно ответить?

— Мы несколько раз касались этой проблемы, но дело в том, что система «Иджис» предназначена только для защиты от низколетящих крылатых ракет, а их предельная скорость не превышает трех Махов.

— Но радиолокационная система «Иджиса» практически идеальна для такой защиты, не так ли? — Министр обороны отлично разбирался в работе компьютеризованного радиолокатора.

— Действительно, это мощная радиолокационная система, сэр, — согласился Пейнтер.

— И повышение способности системы «Иджис» защищаться от баллистических ракет всего лишь вопрос программного обеспечения?

— В общем, да, сэр. Разумеется, проблема в программном обеспечении поисковых головок и, возможно, в модернизации радиолокационных систем «Спай» и «Спг». Вообще-то это не относится к моей специальности, сэр.

— Создание программного обеспечения не такая уж сложная задача, и стоит это тоже недорого. Черт побери, в ТРВ[57] у меня был первоклассный специалист в этой области, он занимался проблемами СОИ[58]. Алан Грегори, уволился из армии в звании подполковника. По-моему, он защитил диссертацию на звание доктора философии в Стоуни Брукс. Почему бы не пригласить его и не предложить заняться этой проблемой?

Пейнтера удивило, что Бретано, стоявший во главе крупной корпорации и получивший предложение возглавить компанию «Локхид-Мартин» перед тем как его сумел перехватить Райан и предложить ему пост министра обороны, с такой небрежностью относился к вопросам процедуры.

— Господин министр, для того чтобы сделать это, мы будем вынуждены…

— Чепуха, — прервал его «Гром». — Мне дано право распоряжаться небольшими суммами денег, не так ли?

— Совершенно верно, господин министр.

— И я продал все свои акции в ТРВ, помнишь?

— Да, сэр.

— Значит, я не нарушу ни одного из этих гребаных законов этики, верно?

— Нет, не нарушите, — был вынужден согласиться Пейнтер.

— Отлично, тогда позвони в Саннивейл, найди Алана Грегори — насколько я помню, сейчас он является младшим вице-президентом компании — и передай ему, что он нужен нам. Пусть немедленно летит в Вашингтон и займётся этим делом. Ты увидишь, как легко повысить возможности системы «Иджис», чтобы она смогла перехватывать баллистические ракеты и защитить, таким образом, наши корабли.

— Сэр, некоторым нашим подрядчикам это может не понравиться. — Включая, — промолчал Пейнтер, — и ТРВ.

— Я занимаю пост министра обороны совсем не для того, чтобы кому-то нравиться, адмирал. Помню, кто-то сказал мне, что моя задача заключается в том, чтобы обеспечить эффективную оборону нашей страны.

— Да, сэр. — Трудно не испытывать тёплые чувства к этому человеку, даже если у него бюрократическая чувствительность разъярённого носорога.

— Таким образом, мы узнаем, есть ли у системы «Иджис» технические возможности делать своё дело.

— Понятно, сэр.

— Когда мне нужно ехать на Капитолийский холм? — спросил министр обороны.

— Примерно через тридцать минут.

Бретано что-то проворчал про себя. Ему казалось, что он тратит половину рабочего времени на объяснения конгрессу, обращаясь к людям, которые уже давно приняли решение и задают вопросы только для того, чтобы хорошо выглядеть на канале «C-SPAN». Для Тони Бретано, инженера из инженеров, это казалось чертовски непродуктивным способом тратить время. Но это называлось службой обществу. В немного другом контексте это называлось рабством, но Райану приходилось ещё хуже, так что «Грому» трудно жаловаться. К тому же он добровольно согласился на эту должность.

* * *
Они с нетерпением ждали начала тренировок, эти молодые офицеры спецназа. Кларк вспомнил, что превратить молодых парней в элитное подразделение можно с помощью простого напоминания, что они являются членами элитного подразделения, и затем ждать, когда они сами захотят стать ими. Разумеется, одного этого было недостаточно. Спецназ представлял собой элитное подразделение из-за поставленных перед ним задач. В конечном итоге они станут копией Британской Специальной Авиадесантной службы. Как это часто происходит у военных, то, что изобретено в одной стране, другие страны склонны копировать. По этой причине Советская армия отобрала солдат на основе их высокой физической подготовки и подвергла их изнурительным испытаниям.

Кроме того, в Советской армии от членов спецназа требовалась высокая политическая надёжность — Кларк так и не понял, чем руководствовались, отбирая солдат по этой характеристике, — и затем началась специальная тренировочная подготовка, целью которой было превратить солдат в суперменов. Первоначальная концепция потерпела неудачу по причине, очевидной для всех, кроме политического руководства Советского Союза: подавляющее большинство солдат были призывниками, служили в армии два года и потом отправлялись по домам. Рядовой член Британской SAS даже не считался кандидатом в члены этого элитного подразделения до тех пор, пока он не прослужит четыре года и не получит нашивки капрала. Причина была очевидной: требуется больше двух лет, чтобы научить солдата исполнять свои обычные обязанности, не говоря уже о том, чтобы он умел самостоятельно думать под огнём противника. Это было ещё одной трудноразрешимой проблемой для Советского Союза, где не поощрялось независимое мышление профессиональных военных, не говоря уж о призванных в армию бывших крестьянах и рабочих. Чтобы компенсировать этот недостаток, были придуманы изощрённые виды оружия. Одним из них был нож с пружиной, с которым Чавез играл сегодня утром. При нажатии на кнопку выстреливалось лезвие настоящего боевого ножа с неплохой точностью на расстояние пять-шесть метров. Однако придумавший это советский инженер смотрел слишком много кинофильмов, потому что только там люди, в грудь которых попадает такое лезвие, молча падают на землю и умирают. Для большинства такое попадание является только болезненным, но не смертельным, и они реагируют на внезапную боль стоном или криком. Когда Кларк был инструктором на Ферме, он всегда предупреждал своих учеников: никогда не перерезайте горло человека ножом. Они дёргаются после этого и создают шум.

После того как вся изобретательская мысль была потрачена на искусное изготовление пружинного ножа, глушители для советских (теперь российских) пистолетов оказались дерьмом. Они представляли собой банки, набитые металлической стружкой, и после десяти выстрелов уже ни на что не годились. Кларку это казалось странным, потому что даже не самому искусному токарю требовалось всего полчаса, чтобы изготовить приличный глушитель. Джон вздохнул. Этих русских трудно понять.

Однако сами бойцы были намного лучше. Он наблюдал за тем, как эти ребята совершали пятимильную пробежку вместе с Группой-2 Динга, и ни один русский не отстал, не вышел из состава группы. Отчасти это объяснялось, конечно, гордостью, но главной причиной была способность переносить физическую боль. Стрельбы произвели не такое хорошее впечатление. Русские не были подготовлены так хорошо, как парни из Герефорда, да и снаряжение у них было намного хуже. Выстрелы их оружия с глушителями сопровождались таким грохотом, что Джон и Динг вначале едва не подпрыгивали на месте… но, несмотря ни на что, стремление овладеть мастерством настоящего представителя элитного подразделения производило большое впечатление. Каждый русский спецназовец имел звание старшего лейтенанта, и все до одного прошли тщательную парашютную подготовку. Все русские отлично владели лёгким оружием, а их снайперы ничем не уступали Гомеру Джонстону и Дитеру Веберу, что немало изумило последних. Русские снайперские винтовки выглядели немного неуклюжими, но стреляли они удивительно хорошо — по крайней мере, до восьмисот метров.

— Мистер К., им ещё нужно многому научиться, но у них есть желание и боевой дух. Через две недели они достигнут нашего уровня, — заявил Чавез, скептически глядя на стакан с водкой. Они сидели в русском офицерском клубе, и этого крепкого напитка здесь было вдоволь.

— Всего две недели? — недоверчиво спросил Кларк.

— Да, через две недели они овладеют всеми навыками и привыкнут к новому оружию. — «Радуга» передала русскому спецназу пять полных комплектов оружия: автоматы МР-10, пистолеты «беретта» калибра 0,45 и, что было ещё более важным, рации, с помощью которых они могли общаться между собой даже во время боя. Русские решили оставить у себя снайперские винтовки Драгунова. Отчасти это была их гордость, но винтовки были действительно хорошими, и этого было достаточно для данной миссии. — В остальном, нужен всего лишь опыт, но мы не можем передать им наш опыт. Все, что от нас теперь требуется, это разработать для них хорошую схему подготовки, с остальным они справятся самостоятельно.

— Ну что ж, никто не утверждал, что Иван плохой воин. — Кларк опрокинул стакан.

— Жаль, что у них в стране такой беспорядок, — заметил Чавез.

— С ним они должны справиться сами, Доминго. И они справятся, если им не будут мешать. — Возможно, — подумал Джон, но промолчал. Самым трудным для него было думать о них не как о врагах. Он был здесь в Старые Плохие Дни, несколько раз участвовал в непродолжительных операциях в Москве в качестве «нелегала». Когда он оглядывался назад, то думал, что это было всё равно как если бы он шёл по Пятой авеню в Нью-Йорке совершенно голым, держа в руках плакат, гласящий, что он ненавидит евреев, негров и копов из Нью-йоркского полицейского управления. В то время все это казалось ему частью работы, вспомнил Джон. Но теперь он был старше, стал дедушкой и, по всей вероятности, далеко не таким смелым, каким он был в семидесятых и восьмидесятых годах. Господи, как он рисковал в то время! А недавно он был в штаб-квартире КГБ — для него это здание всегда будет КГБ, дом 2 на площади Дзержинского — в качестве гостя директора.

— Иван Сергеевич! — послышался голос. Это был генерал-лейтенант Юрий Кириллин, недавно назначенный на должность командующего специальными войсками России, — человек, сам определяющий, чем будет заниматься, по мере продвижения по служебной лестнице, что являлось необычным в этой части мира.

— Привет, Юрий Андреевич, — отозвался Кларк. В России он сохранил свои имя и отчество, присвоенные ему в ЦРУ в качестве прикрытия, потому что это было удобно, да и русские, не сомневался он, знали об этом. Так что никакого вреда. Он поднял бутылку водки. Это была яблочная водка, аромат которой придавали кусочки яблочной кожицы, лежащие на дне, и совсем неплохая на вкус. Как бы то ни было, водка являлась горючим для всех деловых встреч в России, а поскольку Кларк, как говорится, был в Риме, он поступал как римлянин.

Кириллин опрокинул свой первый стакан с такой быстротой, словно ждал повода весь день. Он тут же опять наполнил стакан и поднял его в качестве тоста спутнику Джона:

— Ваше здоровье, Доминго Степанович, — что было достаточно близким именем и отчеством. Чавез поднял свой стакан в ответном жесте.

— Ваши парни великолепны, товарищи. Мы многому научимся у них.

Товарищи, — подумал Джон. — Вот сукин сын!

— Ваши ребята очень стараются, Юрий, и удивительно трудолюбивы.

— Сколько времени им потребуется? — спросил Кириллин. В его глазах не отражалось ни малейшего влияния алкоголя.

"Может быть, у них иммунитет к водке, — подумал Чавез. — Мне нужно пить поменьше, иначе Джону придётся вести меня домой".

— Две недели, — ответил Кларк. — Таково мнение Доминго.

— Так быстро? — удивился Кириллин, не скрывая удовольствия от такой оценки.

— Это хорошие бойцы, генерал, — сказал Динг. — Они уже владеют основными навыками, у них великолепная физическая подготовка, и они все схватывают на лету. Теперь им нужно привыкнуть к новому оружию и освоить новую программу подготовки, которую мы разработали для них. Насколько я понимаю, затем они станут инструкторами для ваших остальных подразделений?

— Совершенно верно, майор. Мы создаём региональные части для проведения специальных операций и антитеррористические подразделения по всей стране. Военнослужащие, с которыми вы занимаетесь на этой неделе, через несколько месяцев будут готовить остальных бойцов. Проблема, возникшая в нашей войне с чеченами, оказалась для нас сюрпризом, и теперь нам нужно обратить серьёзное внимание на терроризм как на угрозу нашей безопасности.

Кларк не завидовал Кириллину в осуществлении этой задачи. Россия — большая страна, в ней осталось слишком много национальностей от Советского Союза — точнее, ещё от царского времени, — и многим из них не нравилось быть частью России. Когда-то у Америки была такая же проблема, но она никогда не достигала такого размаха, как в России, а здесь её вряд ли удастся решить в ближайшее время. Единственным правильным решением этой проблемы будет экономическое процветание — богатые народы не ссорятся между собой, это слишком сильно отражается на фарфоре и столовых приборах, — но до процветания было ещё далеко.

— Так что, сэр, — продолжал Чавез, — через год у вас будут серьёзные и надёжные войска, при условии, что вам выделят необходимые ассигнования.

Кириллин поморщился.

— У нас это трудный вопрос, да и, наверно, у вас тоже?

— Да. — Кларк засмеялся. — Он решается легче, если вы нравитесь конгрессу.

— В вашей группе много разных национальностей, — заметил русский генерал.

— Да, но эта группа составлена из членов Вооружённых сил НАТО. Тем не менее мы привыкли работать вместе. Наш лучший стрелок, например, итальянец.

— Я видел его, но он такой крупный…

Чавез прервал его:

— Генерал, в своей прошлой жизни Этторе был Джеймсом Батлером Хикоком — извините меня, вам он больше известен под именем Дикого Билла Хикока. Этот сукин сын может написать своё имя пулями.

Кларк наполнил стаканы.

— Юрий, он выиграл у нас массу денег на стрельбище. Даже у меня.

— Вот как? — задумчиво спросил Кириллин, и у него в глазах появилось такое же выражение, какое было у Кларка несколько недель назад. Джон хлопнул его по плечу.

— Я знаю, о чём ты думаешь. Принеси побольше денег, если ты собираешься бросить ему вызов, товарищ генерал, — посоветовал Кларк. — Тебе придётся расплачиваться за проигрыш.

— Это мы ещё посмотрим, — заявил русский.

— Эй, Эдди! — Чавез подозвал к себе заместителя.

— Да, сэр?

— Расскажи генералу, каким пистолетчиком является наш Этторе.

— Этот гребаный итальянец! — выругался главный сержант Прайс. — Он выиграл двадцать фунтов даже у Дейва Вудса.

— Дейв — смотритель нашего стрельбища в Герефорде, и он тоже отличный стрелок из пистолета, — объяснил Динг. — Вообще-то Этторе нужно послать на Олимпийские игры или какое-нибудь другое соревнование — скажем, Кэмп Перри, Джон?

— Я уже думал об этом. Может быть, заявить его на соревнования за президентский кубок в будущем году… — задумчиво произнёс Кларк. Затем он повернулся. — Действуй, Юрий. Брось ему вызов. Может быть, тебе повезёт там, где все мы потерпели неудачу.

— Все до одного, а?

— Каждый сукин сын, — подтвердил Эдди Прайс. — Интересно, почему итальянское правительство прислало его к нам? Если мафия хочет прикончить его, желаю удачи этим ублюдкам.

— Ничего, посмотрим, — настаивал Кириллин, зародив у своих гостей подозрение, насколько он действительно хороший стрелок.

— Тогда вы это увидите, товарищ генерал, — пообещал Кларк.

Кириллин, который входил в состав сборной команды Красной армии по стрельбе из пистолета, когда был лейтенантом и капитаном, не мог представить себе, что кто-то победит его в пистолетной стрельбе. Он пришёл к выводу, что эти парни из НАТО подшучивают над ним, как поступил бы он сам, если бы ситуация была обратной. Он подал знак бармену и заказал по стакану водки всем присутствующим. Несмотря ни на что, ему нравились эти парни из НАТО, а их репутация говорила сама за себя. Этот Чавез, майор — Кириллину было известно, что он служит в ЦРУ и является отличным оперативником, так говорилось в инструктивных материалах, полученных из СВР, — выглядит хорошим солдатом, уверенность которого завоёвана на поле боя, именно так должен завоёвывать уверенность в своих силах настоящий солдат. Кларк был таким же, говорилось в инструктивных материалах, и к тому же весьма способным солдатом и разведчиком, с огромным опытом оперативной работы. Его русский был совершенным и литературным, с питерским акцентом, где он мог сойти за уроженца этого города. По мнению Кириллина, Кларк наверняка не раз пользовался своими познаниями в русском. Как странно, что такие люди когда-то были злейшими врагами. Если бы началась война между ними и русскими, она была бы кровавой бойней, и её исход оказался бы очень печальным. Сам генерал провёл три года в Афганистане, так что знал не понаслышке, какой мерзостью является война. Он слышал рассказы о войне с фашистами от своего отца, заслуженного генерала, но рассказы — это совсем не то, что видишь сам. К тому же в таких рассказах всегда отсутствуют самые страшные подробности, потому что ты бессознательно заставляешь себя забыть их. Да разве можно говорить за стаканом водки в баре о том, что на твоих глазах лицо друга превратилось в густое месиво крови и костей после попадания разрывной пули? Это нельзя рассказать человеку, который не изведал ужаса боя, но не имеет смысла рассказывать и тому, кто изведал, — ничего нового всё равно не скажешь. Ты просто поднимаешь стакан, вспоминая погибшего Мишу, или Васю, или ещё кого-нибудь, — и этого достаточно. Поступают ли так же эти люди? Наверно. Однажды они тоже потеряли товарищей, когда ирландские террористы напали на их базу.

В этом и заключалась суть военной профессии. Вы готовитесь, не жалея сил, чтобы шансы были на вашей стороне, но ещё никому не удавалось повернуть битву в том направлении, какое вам хочется.

* * *
Для Ю Чунь это был очень трудный день. Она приехала в Тайбей, чтобы ухаживать за своей престарелой и серьёзно больной матерью, и вдруг ей срочно позвонила соседка, сказав, чтобы она включила телевизор. На экране Ю Чунь увидела собственными глазами, как застрелили её мужа. Это был первый сокрушительный удар, который ей нанесла судьба в этот день.

Следующий удар постиг её, когда она попыталась вернуться в Пекин. Первые два рейса в Гонконг были переполнены, и ей пришлось провести четырнадцать одиноких несчастных часов в терминале, ещё одно анонимное лицо в море таких же анонимных лиц, наедине со своим страхом и одиночеством, пока ей не удалось наконец подняться на борт самолёта, направляющегося в столицу КНР. Авиалайнер бросало из стороны в сторону, женщина скорчилась на последнем ряду, надеясь, что никто не обратит внимания на её страдающее лицо, но спрятаться от соседей было невозможно, всё равно что скрыть землетрясение. Наконец авиалайнер совершил посадку, и ей удалось сравнительно быстро миновать иммиграционных и таможенных чиновников, потому что у неё не было ничего, в чём можно было быспрятать контрабанду. Затем все началось снова, когда такси остановилось у её дома.

Дом был окружён стеной полицейских. Она попыталась проскользнуть сквозь эту стену, но у полицейских был приказ никого не пускать внутрь дома, и этот приказ не делал исключения для людей, живущих в нём. К этому моменту она провела без сна двадцать шесть часов, и двадцать два из них ей пришлось стоять. Ничто не помогло ей, даже слезы, заливающие лицо. Наконец она побрела к соседнему дому, принадлежащему одному из прихожан её покойного мужа, Вен Зонгу, человеку, который владел маленьким рестораном прямо в его доме. Зонг был высоким и тучным человеком, обычно пребывающим в хорошем настроении, его любили все, кто его знал. Увидев жену убитого пастора, он обнял её и проводил в свой дом, нашёл для неё комнату, где она могла бы поспать, и заставил выпить стаканчик чего-то крепкого, после чего она сразу уснула. Вен знал, что теперь она будет спать несколько часов, и начал обдумывать свои дальнейшие действия. Единственными словами Чунь, перед тем как уснуть, было её желание отвезти тело мужа на родину, где его можно достойно похоронить. Вен не мог сделать это сам, но он сообщил нескольким прихожанам, что жена погибшего пастора в городе. Он понимал желание жены похоронить мужа там, где он родился, на острове Тайвань, но паства не могла расстаться со своим любимым духовным отцом без прощальной церемонии, и Вен постарался организовать поминальную службу в их небольшом молитвенном доме. Он не мог знать, что один из прихожан был осведомителем Министерства государственной безопасности и сообщил о намечавшейся службе своим шефам.

* * *
Барри Вайс был очень доволен собой. Хотя он не получал столько денег, сколько получали его коллеги в других так называемых «крупных» телевизионных компаниях — у телевизионной службы новостей CNN не было отдела развлечений, она не показывала кинофильмы и не занималась рекламой, — он считал, что не менее известен телевизионной аудитории, чем другие (белые) «говорящие головы». Более того, Вайс отличался от них тем, что был серьёзным репортёром, сам отправлялся на поиски своих новостей и произносил собственный текст. Барри Вайс передавал новости, и этим сказано все. У него был пропуск в Белый дом, когда там проводились пресс-конференции, и почти в каждой столице мира его считали не просто репортёром, а честным источником информации. Его любили или ненавидели, в зависимости от правительства и менталитета той или иной страны. «Китайское правительство, — думал он, — не имеет особых оснований любить меня». Для Барри Вайса они были погаными варварами. У местной полиции была мания величия, которая, очевидно, исходила от начальства в центре города. Полицейские начальники считали себя настолько крутыми мужиками с такими мощными членами, что просто обязаны заставить простой народ плясать под их дудку. Для Вайса это означало, наоборот, что члены этих уродов совсем крохотные, но это им не говорили вслух, потому что, какие бы у них ни были члены, маленькие или нет, в их подчинении имелись копы с пистолетами, а пистолеты были, несомненно, достаточно большими.

Однако Вайс также знал, что у этих людей множество слабостей и комплексов. Они видели не реальный, а искажённый мир. Они походили на учёных, заперевшихся в лабораториях и не желающих смотреть дальше своих теорий, старающихся исказить экспериментальные данные таким образом, чтобы они соответствовали теориям, — или просто игнорировали данные, которые их теории не могли объяснить.

Но скоро это изменится. В страну поступала информация. Допустив в страну коммерцию, основанную на свободной торговле, правительство КНР было вынуждено согласиться с установкой сети телефонных линий. Многие линии были подсоединены к телефаксам, а ещё больше линий связано с компьютерами, так что теперь в стране циркулировало целое море информации. «Интересно, — подумал Вайс, — отдаёт ли себе отчёт правительство, каковы последствия этого. Наверно, не отдаёт». Ни Мао, ни Маркс не понимали, насколько мощным оружием является информация, потому что в ней таилась Правда, стоило лишь только немного покопаться в этом море, а Правда противоречит Теории. Правда есть реальное состояние вещей, а это совсем не нравится правителям, потому что напоминает злую собаку, прячущуюся в кустах. Её можно отрицать, но только до поры до времени, потому что рано или поздно собака выскочит и вцепится тебе в зад.

Причём попытки отрицать Правду делают укус все болезненнее, потому что, чем дольше её отрицают, тем шире становятся челюсти у собаки. Мир значительно изменился после 1980 года, когда в эфире появилась компания CNN. Если до 1980 года страна ещё могла отрицать что угодно, но теперь сигналы CNN, в сопровождении голоса и реальных изображений, спускались на землю прямо со спутника. Бессмысленно отрицать подлинность фотографий или кинокадров.

Все это превратило Барри Вайса в крупье казино Информации и Правды. Он был честным крупье, иначе не смог бы уцелеть в таком казино, потому что клиенты требовали правды. В свободном рынке идей Правда всегда одерживала верх, потому что ей для подкрепления передаваемой информации ничего не требовалось. Правда гордо возвышается в море лжи, и рано или поздно ветер обрушит ненадёжные подпорки дутых теорий.

Барри гордился своей благородной профессией. Его миссия заключалась в том, чтобы сообщать о ходе истории, и, следовательно, он тоже творил историю — или, по крайней мере, помогал в этом. Из-за такого положения его боялись те, кто считал, что история принадлежит только им. Он часто улыбался при этой мысли. Накануне он немного помог прогрессу, подумал Вайс, сообщив о трагической смерти двух священников. Он не знал, к чему это приведёт. Его работа заканчивалась в момент передачи информации. Однако ему ещё предстояло сделать кое-что в Китае.

Глава 29Билли Бадд

— Итак, что ещё плохое может там произойти? — спросил Райан.

— Ситуация успокоится, если у другой стороны есть хотя бы половина мозгов, — с надеждой заметил Адлер.

— А они у них есть? — спросил Робби Джексон, на мгновение опередив Арни ван Дамма.

— Сэр, на этот вопрос нельзя дать односложный ответ. Они глупые? Нет, не глупые. Но видят ли они происходящее так же, как мы? Нет, не видят. В этом и заключается фундаментальная проблема ведения дел с ними…

— Да, Клингоны, — коротко ответил Райан. — Инопланетяне из космического пространства. Господи, Скотт, как нам догадаться, что они собираются предпринять?

— Вообще-то мы на это неспособны, — ответил государственный секретарь. — У нас немало умных голов, но проблема заключается в том, чтобы все пришли к единодушному мнению по какому-нибудь вопросу, который мы считаем важным. А этого никогда не происходит, — заключил Адлер. Он нахмурился, перед тем как продолжить: — Понимаете, эти люди — короли из другой культуры. Она уже резко отличалась от нашей культуры задолго до появления марксизма, а идеи нашего старого друга Карла только ухудшили ситуацию. Они являются королями, потому что обладают абсолютной властью. Правда, существуют некоторые ограничения этой власти, но мы не совсем понимаем, что это за ограничения, и поэтому нам трудно использовать или навязать их. Они представляют собой Клингонов. Значит, нам нужен доктор Спок. У вас нет его где-нибудь?

Сидящие вокруг кофейного столика чуть улыбнулись или негромко засмеялись, что обычно сопровождало замечание, которое не является особенно смешным, но на которое нужно как-то реагировать.

— Сегодня есть что-нибудь новое от «ЗОРГЕ»? — спросил ван Дамм.

Райан покачал головой.

— Нет, агент не ежедневная передача «Доброе утро, Америка!».

— Жаль, — сказал Адлер. — Я обсудил кое-какие проблемы, поступившие от «ЗОРГЕ», с моими людьми из исследовательского отдела — я всегда ставил перед ними задачи как свои теоретические размышления, никакой конкретики…

— И? — спросил Джексон.

— И они считают, что в этом есть определённый смысл, но ставить на кон своё ранчо в споре не стоит.

На этот раз веселье было единодушным.

— В этом заключается проблема с хорошей разведывательной информацией. Она не соответствует ходу мыслей твоих собственных сотрудников — если они вообще размышляют, — заметил вице-президент.

— Это несправедливо, Робби, — сказал Райан своему вице-президенту.

— Да знаю я, знаю. — Джексон поднял руки, признавая свою вину. — Я просто не могу забыть девиз всего разведывательного сообщества: «Клянёмся вашей жизнью». Чувствуешь себя таким одиноким с истребителем, пристёгнутым к твоей спине, рискуя жизнью, исполняя повеления листка бумаги, на котором напечатана чья-то точка зрения. Ты ведь даже не знаешь парня, написавшего это, или данные, на которых основан этот приказ. — Он замолчал, помешивая свой кофе. — Знаешь, на флоте мы привыкли думать — нет, привыкли надеяться, — что решения, принятые в этом кабинете, основаны на надёжной информации. Испытываешь такое разочарование, когда узнаешь, как на самом деле все происходит.

— Робби, я помню, когда я ещё учился в школе, разразился Кубинский ракетный кризис. Я думал о том: а не взорвётся ли весь мир? Но мне всё равно нужно было перевести половину страницы проклятых галльских войн Цезаря, и когда я увидел президента на экране телевизора, то решил, что все будет хорошо. Я решил так потому, что он был президентом Соединённых Штатов и должен знать, что происходит на самом деле. Таким образом, я перевёл описание битвы с гельветами и потом спокойно спал всю ночь. Президент знает, потому что он президент, верно? Затем я сам стал президентом и знаю ничуть не больше, чем знал месяцем раньше, но каждый человек вон там, — Райан махнул рукой в сторону окна, — думает, что я всезнающий… Эллен!— позвал он так громко, что его было слышно через дверь.

Дверь открылась через семь секунд.

— Да, господин президент?

— Я думаю, что вы знаете, Эллен, — сказал ей Джек.

— Да, сэр. — Она сунула руку в карман и достала пачку сигарет «Виргиния Слимс». Райан взял одну сигарету вместе с розовой бутановой зажигалкой, спрятанной внутри пачки. Он закурил и глубоко затянулся.

— Спасибо, Эллен.

Её улыбка была откровенно материнской.

— Не стоит, господин президент. — Затем она пошла обратно в комнату секретарей, закрыв за собой резную дверь.

— Джек?

— Да, Роб?

— Это отвратительно.

— Я знаю, что я не всезнающий и не идеальный, — раздражённо признался президент Соединённых Штатов после второй затяжки. — А теперь вернёмся к Китаю.

— Они могут забыть о статусе самой благоприятствуемой нации, — сказал ван Дамм. — Конгресс подвергнет тебя процедуре импичмента, если ты обратишься с такой просьбой, Джек. И ты можешь не сомневаться, что Холм одобрит закупку Тайванем любых систем оружия, если они захотят купить их.

— С этим у меня нет никаких проблем, и я ни при каких условиях не предложу им статус наиболее благоприятствуемой нации, до тех пор, пока они не начнут вести себя, как подобает цивилизованным людям.

— В этом-то и заключается проблема, — напомнил всем Адлер. — Это они считают нас нецивилизованными варварами.

— Я предвижу неприятности, — сказал Джексон, опередив всех. Райан решил, что это объясняется его прошлым как лётчика-истребителя — эти ребята все видят заранее. — Они потеряли контакт со всем миром. Единственный способ для них вернуть уважение мира заключается в том, чтобы причинить боль. Не своему народу, разумеется, но мне чертовски ясно кому.

— И у них в руках контроль над оружием, — заметил ван Дамм.

— Подтверждаю это, Арни, — согласился Джексон.

— Итак, каким образом мы направим их на правильный путь? — спросил Райан, чтобы снова сконцентрировать разговор на основной теме.

— Мы придерживаемся прежней политики. Мы заявляем, что хотим равных условий в доступе на рынки торговли, в противном случае будут воздвигнуты параллельные торговые барьеры. Мы говорим им, что убийство папского нунция делает любые уступки с нашей стороны невозможными, и такова сейчас ситуация, — чётко произнёс Адлер. — Они не любят, когда с ними разговаривают таким языком, но это реальный мир, им придётся признать объективную реальность. Они всё-таки понимают это — большей частью, — закончил Государственный секретарь.

Райан обвёл взглядом кабинет и увидел кивки.

— Решено, позаботься о том, чтобы Ратледж правильно понял содержание послания, — сказал он «Орлу».

— Да, сэр, — согласился Государственный секретарь. Участники совещания встали и потянулись к выходу. Вице-президент Джексон задержался и оказался последним среди уходящих.

— Останься, Роб, — сказал Райан своему старому другу.

— Странная штука, вчера вечером решил для разнообразия посмотреть телевизор, там показывали старый фильм, я не видел его с тех пор, когда был ещё мальчишкой.

— Какой?

— «Билли Бадд», по рассказу Мелвилла о несчастном глупом моряке, которого повесили.

Я забыл название корабля Билли.

— Да? — Райан тоже не помнил.

— Оказалось, что название корабля «Права человека». Благородное название для корабля. Мне кажется, что Мелвилл сделал это с заранее обдуманным намерением, как поступают писатели, но ведь именно за это мы и боремся, правда?

— Какое отношение это имеет к текущим делам, Роб?

— Джек, первое правило войны таково — нужно уяснить, с какой целью, чёрт возьми, ты здесь находишься, и затем, что ты собираешься предпринять для осуществления этой цели? Права Человека — это отличная исходная точка, верно? Между прочим, бригады CNN собираются присутствовать завтра в церкви отца и затем в церкви Джерри Паттерсона. Оба пастора решили заменить друг друга в своих приходах и прочитать мемориальные проповеди с кафедры. CNN решила осветить это событие как необычную новость. Мне кажется, это хорошая мысль, — заметил Джексон. — Когда я был мальчишкой, ситуация в Миссисипи была совсем другой.

— Это будет так, как ты сказал?

— Я только гадаю, — признался Робби, — но я не думаю, что оба пастора отнесутся к проповедям безразлично. Это слишком благоприятная возможность преподнести прихожанам хороший урок и заявить, что господу в высшей степени наплевать, какой у тебя цвет кожи и что все верующие должны сплотиться. Оба скорее всего не коснутся вопроса абортов — отца не особенно интересуют права женщин на аборты, да и Паттерсон придерживается такой же точки зрения. Они будут говорить главным образом о справедливости и равенстве и о том, как два хороших человека вознеслись к Всевышнему после того, как совершили благородный поступок.

— Твой отец хорошо читает проповеди?

— Если бы давали премии Пулицера за проповеди, вся стена у него была бы покрыта ими! Впрочем, и Джерри Паттерсон не так уж плох для белого проповедника.

* * *
— Ага, — заметил Ефремов. Он сидел у окна здания, вместо того чтобы томиться в одном из автомобилей. Здесь было намного удобнее, а он имел достаточно высокое звание, чтобы заслужить и ценить удобства. Он видел Суворова/Конева из дома напротив сидящим на скамейке с вечерней газетой в руках. Следить за ним не было так уж необходимо, но они всё-таки не сводили с него глаз. Разумеется, в Москве тысячи скамеек в парках, и шансы, что субъект выберет одну и ту же так много раз, были поистине микроскопическими. Именно это они и постараются доказать судье, когда настанет время судебного процесса… в зависимости от того, что у субъекта в правой руке. В его досье, присланном из КГБ, говорилось, что он праворукий. Похоже, что так и было на самом деле. Субъект действовал настолько искусно, что проследить за его действиями почти невозможно, но всё-таки наблюдатели успели заметить движение. Правая рука отпустила газету, опустилась в правый карман, достала что-то металлическое. На мгновение рука замерла, пока он переворачивал страницы газеты — мелькание газетных страниц являлось отличным отвлекающим жестом для всех, кто мог следить за ним, поскольку человеческий глаз всегда притягивается к движениям, — и тут правая рука скользнула вниз, прикрепила металлический контейнер к магнитной пластинке и сразу вернулась к газете. Все было проделано одним плавным движением и настолько быстро, что казалось почти невидимым. «Именно почти», — подумал Ефремов. Он ловил шпионов и раньше — их было четверо, этим и объяснялось его быстрое продвижение по служебной лестнице, — и всякий раз он испытывал волнение, потому что охотился и ловил почти неуловимую дичь. «Почти», — снова подумал Ефремов. А сейчас перед ним был шпион, подготовленный в русской школе, самый неуловимый из всех. Раньше ему ни разу не удавалось поймать одного из таких, и сейчас он испытывал нервное возбуждение не только потому, что ловил шпиона, но и предателя… «Может быть, даже предателя, виновного в убийстве?» — подумал Ефремов. Это будет первый столь значительный успех в его карьере. Ещё никогда в своей профессиональной деятельности ему не удавалось заниматься расследованием шпионажа, связанного с таким серьёзным нарушением закона. Нет, разведывательная операция заключалась в передаче информации, что было опасным уже само по себе. Но убийство, сопутствующее шпионажу, влекло за собой дополнительную опасность и было явно не по вкусу опытному шпиону. Из-за этого возникал шум, как говорилось на их жаргоне, а шпион старался избегать шума вроде вора-домушника и по тем же мотивам.

— Вызови Провалова, — приказал Ефремов своему подчинённому. Для этого существовало две причины. Первая заключалась в том, что он был в долгу перед капитаном милиции, который представил ему как предмет расследования, так и самого субъекта. Второе, гражданский коп мог знать что-то полезное для его расследования. Они продолжали следить за Суворовым/Коневым ещё десять минут. Наконец субъект встал и вернулся к автомобилю, чтобы ехать обратно в свою квартиру. По пути за ним будут следовать постоянно меняющиеся машины наблюдения. Когда прошло ещё пятнадцать минут, один из людей Ефремова пересёк улицу и достал контейнер из-под скамейки. Он снова был заперт. Это означало, что содержание является ещё более важным. Придётся обойти предохранительное устройство, чтобы не допустить уничтожения содержимого, но сотрудники ФСБ хорошо владели этим искусством, и ключ к замку контейнера был уже наготове. Это подтвердилось через двадцать минут, когда открылась крышка контейнера и листки бумаги были извлечены, развёрнуты, сфотографированы, снова свёрнуты, точно как раньше, уложены внутрь контейнера и, наконец, заперты в контейнер, который немедленно отвезли обратно и поместили на прежнее место под скамейку.

В здании ФСБ группа дешифровальщиков ввела донесение в компьютер, куда уже был введён шифр одноразового блокнота. После этого потребовалось всего несколько секунд, в течение которых компьютер проделал несложную операцию, напоминающую наложение документа на шаблон. Проявившийся текст был написан, к счастью, на русском языке. Содержание донесения потрясло присутствующих.

— Твою мать! — выдохнул техник, произнеся одно из самых отвратительных русских ругательств. Затем он передал лист бумаги одному из инспекторов, реакция которого мало отличалась от первой. Инспектор подошёл к телефону и набрал номер Ефремова.

— Павел Георгиевич, вам надо посмотреть на это.

Провалов сидел в кабинете Ефремова, когда вошёл начальник шифровального отдела.

Расшифровка была в конверте из плотной манильской бумаги, и главный дешифровальщик передал конверт без единого слова.

— Что там, Павел Георгиевич? — спросил капитан милиции.

— Ну что ж, мы получили ответ на первый вопрос.

Автомобиль был даже куплен у того же дилера в центре Москвы, гласило донесение.

Здесь не может быть никакой ошибки. Люди, нанятые для осуществления миссии, убиты в Санкт-Петербурге. Перед тем как предпринять новую попытку, мне требуется указание относительно времени, а также деньги для уплаты подрядчикам.

— Значит, всё-таки целью покушения был Головко, — заметил Провалов. — И директор разведывательной службы нашей страны обязан своей жизнью сутенёру.

— Похоже на то, — согласился Ефремов. — Обрати внимание, что этот гад не просит деньги для себя. По-видимому, он несколько смущён тем, что первая попытка оказалась такой неудачной.

— Но он работает на китайцев?

— Да, по-видимому, — заметил майор ФСБ, чувствуя холодок внутри. Почему, спросил он себя, китайцам понадобилось совершить такое покушение? Ведь это почти объявление войны?

Он откинулся на спинку кресла и закурил, глядя в глаза своего милицейского коллеги.

Ни один из них не знал, что сказать, и поэтому оба молчали. Скоро у них заберут все материалы, и расследование поднимется на самый верх. Поняв это, они разошлись по домам.

* * *
Утренний восход над Пекином был более ясным, чем обычно. Миссис Ю спала долго и глубоко и, хотя проснулась с лёгкой головной болью, была благодарна Вену за то, что он заставил её выпить перед сном два крохотных стаканчика какого-то крепкого напитка. Тут она вспомнила, зачем приехала в Пекин, и хорошее настроение мгновенно покинуло её.

На завтрак она пила только зелёный чай и все время смотрела вниз, вспоминая звук голоса своего мужа, мучительно думая о том, что никогда больше не услышит его. Он всегда был в хорошем настроении за завтраком, никогда не забывал, как не забыла сейчас она, прочитать благодарственную молитву перед тем, как вкусить пищу, и благодарил господа за то, что он дал ему ещё один день, в течение которого он может служить Ему. Но теперь всё. Теперь он никогда больше не будет делать этого. Но у неё оставались свои обязанности перед покойным мужем.

— Как нам поступить дальше, Зонг? — спросила она, когда вошёл хозяин.

— Я пойду с тобой в полицейский участок, и попросим выдать нам тело Фа Ана. Затем я помогу тебе отправить тело нашего друга домой, и мы проведём заупокойную службу в…

— Нет, Зонг, мы не можем так поступить. Полиция окружила дом и не пропускает никого. Они не пропустили даже меня, несмотря на то, что все документы в порядке.

— Тогда мы проведём службу снаружи, и полицейские будут смотреть, как мы молимся за упокой души нашего убитого друга, — сказал хозяин ресторана с мягкой, но непоколебимой уверенностью.

Через десять минут она умылась и была готова идти. Полицейский участок находился всего в четырех кварталах, обычное здание, ничем не отличающееся от остальных, за исключением надписи над входом.

— Да? — спросил дежурный офицер, когда краем глаза заметил, что рядом с его столом стоят люди. Он поднял голову от бумажных бланков, которые занимали его внимание в течение последних нескольких минут, и увидел женщину и мужчину примерно одинакового возраста.

— Меня зовут Ю Чунь, — ответила миссис Ю, прочитав во взгляде офицера, что он узнал её.

— Вы жена Ю Фа Ана? — спросил он.

— Да.

— Ваш муж был врагом народа, — сказал коп, уверенный в этом, но не знавший, что говорить дальше в столь запутанной ситуации.

— Я не верю и пришла сюда лишь для того, чтобы доставить его тело домой для похорон.

— Я не знаю, где его тело, — ответил коп.

— Но его застрелил полицейский, — сказал Вен, — и потому тело должно находиться в распоряжении полицейского ведомства. Таким образом, не будете ли вы так любезны, товарищ, позвонить по соответствующему телефону, чтобы мы могли забрать тело нашего друга? — Его вежливое поведение не позволяло дежурному офицеру грубо или резко ответить ему.

Но дежурный офицер действительно не имел представления, по какому номеру следует звонить, поэтому он позвонил вышестоящему начальнику внутри большого административного отдела. Коп чувствовал себя неловко в присутствии двух людей, стоящих перед его столом, но как поступить по-другому, он не знал.

— Да? — ответил голос по третьему телефону.

— Это сержант Янг, я дежурю в приёмной. Пришла Ю Чунь, она ищет тело своего мужа, Ю Фа Ана. Я должен сказать ей, куда идти дальше.

Потребовалось несколько секунд, в течение которых человек на другом конце провода пытался припомнить…

— Ах да, передай ей, что она может пойти на берег реки Да Юндзе. Прошлым вечером его тело было кремировано и пепел высыпан в реку.

Независимо от того, был ли он врагом народа или нет, не очень приятно говорить об этом вдове убитого, которая, наверно, любила его. Сержант Янг положил телефонную трубку и решил сообщить ей эту новость.

— Тело Ю Фа Ана было кремировано, и пепел высыпан в реку, товарищ.

— Но это жестоко! — вспылил Вен. Чунь была слишком потрясена, чтобы произнести что-нибудь.

— Больше ничем не могу помочь, — сказал Янг и вернулся к своей канцелярской работе, надеясь, что они уйдут.

— Где мой муж? — выпалила Ю Чунь после тридцати секунд молчания.

— Тело вашего мужа было кремировано, и пепел высыпан в реку, — повторил Янг, не поднимая головы, потому что он не хотел видеть глаза женщины при таких обстоятельствах. — Больше я ничем не могу помочь вам. Прошу вас покинуть полицейский участок.

— Мне нужно тело моего мужа! — настаивала женщина.

— Ваш муж мёртв, и его тело кремировано. Уходите! — произнёс в ответ сержант Янг, надеясь, что она уйдёт и позволит ему вернуться к бланкам.

— Мне нужен мой муж! — Теперь её голос звучал громче, и глаза присутствующих в вестибюле повернулись в её сторону.

— Его больше нет, Чунь, — сказал ей Вен Зонг, беря её под руку и направляя к выходу. — Пошли, мы будем молиться за него перед вашим домом.

— Но почему они — я хочу сказать, почему он — и почему они… — За последние сутки её постигло столько несчастий, что Ю Чунь, несмотря на ночной сон, не понимала, что происходит вокруг. Её муж, с которым она жила больше двадцати лет, исчез, а теперь она даже не может увидеть урну с его прахом? Это было слишком много для женщины, которая ни разу за всю жизнь не сталкивалась на улице с полицейским. Она не сделала ничего плохого, не совершила ни одного поступка против государства — за исключением, может быть, того, что вышла замуж за христианина, — но разве это преступление?

Разве кто-то из них, любой прихожанин, принимал участие в заговоре против государства? Нет. Неужели кто-то совершил проступок, нарушающий уголовный или гражданский закон? Нет. Тогда почему её постигло это ужасное несчастье? Она чувствовала, словно её раздавил невидимый грузовик, когда она пересекала улицу, но потом пришла к выводу, что сама виновата в собственных несчастьях. Позади невидимого грузовика мчался ещё один, более безжалостный, чем первый.

Она была бессильна что-нибудь предпринять, ей было не к кому обратиться, никаких легальных методов или каких-нибудь других. Они даже не могли войти в её дом, гостиная которого так часто служила им церковью, не могли собраться там, чтобы помолиться за душу Ю и вознести молитву господу, умоляя его отнестись к ним с милосердием и помочь им. Вместо этого они будут молиться… где? — подумала она.

Не надо спешить, следует делать шаг за шагом. Вместе с Веном они вышли из полицейского участка, ускользая от глаз, которые смотрели на них, будто давили. Глаза и их напор скоро остались позади, но солнце на улице словно опять начало давить на них, обжигать в этот день, который должен быть днём мира и молитвы Господу, чьё милосердие не было сейчас слишком уж заметно. Вместо этого яркое солнце светило сквозь её веки, принося с собой ненужное сияние в темноту, которая могла заменить ей мир. У неё был билет на рейс в Гонконг и оттуда в Тайбей, где она могла по крайней мере выплакаться в присутствии матери, которая ожидала прихода смерти, потому что ей было за девяносто лет.

* * *
Для Барри Вайса день уже давно начался. В письме, полученном по электронной почте, его коллеги в Атланте превозносили его до небес за предыдущую передачу. Возможно, получишь ещё одну «Эмми», говорили они. Вайс любил получать призы, но не они были стимулом для его работы. Стимул заключался в том, что он делал. Он даже не мог сказать, что работа ему нравилась, потому что новости, которые он передавал в Атланту, редко были хорошими или приятными. Это просто была его работа, которую он выбрал. Если и был аспект работы, который ему действительно нравился, так это новизна. Подобно тому, как люди просыпались утром, думая о том, что они увидят на CNN, начиная от результатов матчей по бейсболу до казней, так и он просыпался каждое утро, думая о том, что передать своей аудитории. Часто у него уже было представление о том, где находится его будущий сюжет и, в основных чертах, из чего он будет состоять, но и в этом у него не было уверенности, и новизна была увлекательным приключением. Он научился верить своим инстинктам, хотя не понимал, откуда они возникают. Сегодня его инстинкты напомнили ему, что один из священников, которого застрелили на его глазах, говорил, что у него есть жена и сейчас она на Тайване. Может быть, она уже вернулась? Стоило попробовать. Он попытался запросить Атланту, какова реакция Ватикана, но это относится к сфере деятельности римского бюро. Самолёт с телом кардинала ДиМило летел сейчас в Италию, где кто-то из CNN сделает из прибытия тела кардинала настоящую сенсацию в прямом эфире и записывая на плёнку, которую покажут всему миру по крайней мере раз десять.

В номере отеля стояла кофеварка, и он заварил собственный кофе из кофейных зёрен, которые стащил из офиса пекинского бюро CNN. Он, как и многие другие, считал, что кофе помогает ему думать.

Итак, размышлял Барри, тело итальянского кардинала уложили в гроб и погрузили на авиалайнер «Алиталии» «Боинг-747». Сейчас он летит, наверно, где-нибудь над Афганистаном. Но как относительно китайского священника, баптистского пастора, который получил пулю в лоб? У него был приход, и он сказал, что женат. Если это так, то у него где-то есть жена и она захочет получить тело мужа, чтобы похоронить его. Так что он, по крайней мере, может попытаться взять у неё интервью… это будет хорошим продолжением предыдущей передачи и позволит Атланте ещё раз прокрутить ленту с убийствами. Барри не сомневался, что Пекин уже вписал его в свой список дерьмовых гостей, ну и хрен с ними, подумал Вайс, отпивая глоток «Старбакс», не такое уж это удовольствие находиться здесь. Эти парни — настоящие расисты. Даже прохожие на улице шарахались в сторону при виде его тёмной кожи. Даже Бирмингэм при Булле Конноре не относился к чернокожим американцам как к инопланетянам с какой-то далёкой звезды. Здесь все выглядели одинаково, одевались одинаково, говорили одинаково. Черт побери, им нужны чернокожие для того, чтобы добавить разнообразия. Да прибавить нескольких шведских блондинок и, может быть, десяток итальянцев, чтобы основать приличный ресторан…

Но его работа не заключалась в приобщении мира к цивилизации, он должен просто говорить людям, что в этом мире происходит. Сегодня он вместе со своим спутниковым минивэном поедет обратно к дому преподобного Ю Фа Ана. У него было предчувствие, не больше этого. Но предчувствия редко подводили его.

* * *
У Райана был ещё один свободный вечер, и он наслаждался свободой. Следующий вечер будет иным. Ему придётся выступить с ещё одной проклятой речью по иностранной политике. Почему бы ему просто не сообщить о своей иностранной политике в комнате для пресс-конференций и покончить с этим? Но никто ещё не предлагал ему подобное, а он не спрашивал из страха выглядеть дураком (снова) перед Арни. Но делается это сейчас именно так. Его речь и тема выступления не имели никакого отношения к составу аудитории, к которой он обращается. Неужели нет более разумного способа сообщить миру, о чём он думает? На этот раз с ним поедет Кэти, и она ненавидела такие выступления даже больше его, потому что поездка отрывала её от заметок о пациентах, которые она охраняла строже, чем лев защищает антилопу, только что убитую им себе на ланч. Кэти часто жаловалась, что обязанности Первой леди отрывают её от работы хирурга. Джек не верил этому. Более вероятно, что Кэти, как большинство женщин, нуждалась в поводе для жалоб, а эта тема выглядела достойнее, чем её остальные мелкие жалобы, вроде тех, что ей не дают возможности время от времени готовить обед. Кэти потратила больше двадцати лет, стремясь овладеть искусством готовить изысканную пишу, и когда ей позволяло время, что случалось очень редко, она пробиралась в огромную кухню Белого дома, где обменивалась идеями и рецептами с главным поваром. В настоящий момент, однако, она свернулась в комфортабельном кресле и вела записи в досье своих пациентов, время от времени делая глоток вина из бокала, пока Джек смотрел телевизор. Для разнообразия все это происходило не под наблюдением агентов Секретной службы и домашней прислуги.

Но президент, по сути дела, не следил за событиями, происходящими на экране телевизора. Его взгляд был направлен в сторону телевизора, но мозг занимался чем-то совсем другим. Кэти научилась понимать этот взгляд за последний год, этот кажущийся сон с открытыми глазами.

Фактически она сама нередко делала то же самое, думая о наиболее благоприятном способе излечения пациента, пока ела ланч в докторском кафетерии Хопкинса. В её мозгу возникала картина вроде диснеевского рисунка, создавая модель операции и затем пробуя различные теоретические методы её проведения. В последнее время это случалось все реже. Технология применения лазера при операциях на глазах, которую она помогла разработать, приближалась к такому совершенству, что скоро наступит момент, когда операцию сможет осуществлять автомат — разумеется, ни она, ни её коллеги не рекламировали это. В медицине должно таиться мистическое начало, иначе вы теряете свою власть говорить пациентам, что им следует делать, причём таким тоном, чтобы они действительно делали это.

По какой-то причине это не относилось к власти президента, думала Кэти. Что касается конгресса — ну что ж, большей частью они соглашались с ним, как и следовало им поступать, потому что запросы Джека обычно были разумными — но не всегда, и порой они отклоняли его запросы по самым глупым причинам. «Возможно, это хорошо для страны, но не так хорошо для моего округа, и…» Все они забывали то обстоятельство, что когда приехали в Вашингтон, то приносили клятву служить на благо страны, а не на благо их маленьких округов. Когда она сказала об этом Арни, он от души посмеялся и прочёл ей лекцию о том, как все происходит в реальном мире — словно врач не знает этого, возмутилась она. Таким образом, Джеку приходилось балансировать между реальным миром и тем, что должно быть, но не было. Гораздо разумнее для женатого человека спать с какой-то шлюхой, чем пытаться дискутировать с некоторыми зарубежными странами. По крайней мере, он может сказать шлюхе после трех или четырех раз, что все кончено, а вот эти проклятые главы зарубежных государств никогда никуда не деваются.

В этом заключается преимущество медицины, — подумала профессор Райан. Врачи во всем мире лечат своих пациентов практически одинаково, потому что человеческое тело является одинаковым повсюду и методы лечения больных, которые успешно применялись в Джонсе Хопкинсе в восточном Балтиморе, так же успешно применяются в Берлине, Москве или Токио, даже если люди выглядят и говорят по-другому. Но если так, то почему люди во всем мире не могут одинаково думать? Их проклятые мозги ничем не отличаются друг от друга. Теперь пришла её очередь ворчать, как часто делал это её муж.

— Джек? — спросила она, опуская свой блокнот.

— Да, Кэти?

— О чем ты сейчас думаешь?

Главным образом о том, чтобы здесь появилась Эллен Самтер с сигаретой, — подумал он, но не мог озвучить. Если Кэти узнает, что он тайком курит в Овальном кабинете, она не покажет вида, что скорее всего и произойдёт, потому что она не искала поводов для ссор, а он никогда больше не курил в её присутствии или перед детьми. Кэти снисходительно относилась к его слабостям, при условии, что он делал это редко и незаметно. Но её вопрос относился к причине, из-за которой его так тянуло к никотину.

— Китай, бэби. На этот раз они действительно наступили на грабли, но не понимают, как плохо это выглядит.

— Убийство двух этих священников — разве это может не выглядеть ужасно? — спросила «Хирург».

— Не все ценят человеческую жизнь так, как мы.

— Я встречалась с китайскими врачами — они настоящие врачи, и мы разговаривали с ними как с профессионалами.

— Пожалуй. — Райан увидел, что на экране телевизора, с которого он якобы не сводил глаз, появилась реклама, и встал, чтобы подняться на кухню этажом выше за новой порцией виски. — Тебе подлить вина, бэби?

— Да, спасибо. — На её лице появилась привлекательная «рождественская» улыбка.

Джек поднял бокал жены. Значит, у неё на завтрашний день не запланировано операций. Ей нравится «Шато Мишель Шардоне», вино, которое они впервые попробовали в Кэмп-Дэвиде. Сам он пьёт сегодня вечером бурбон «Дикая Индейка» со льдом. Он обожал пикантный запах кукурузных и пшеничных зёрен, а сегодня отпустил домашнюю прислугу и наслаждался относительной роскошью, позволяющей ему самостоятельно наливать себе виски. Он мог даже приготовить себе сэндвич с арахисовым маслом, если бы захотел. Джек спустился по лестнице с бокалами в руках и, проходя мимо жены, чуть прикоснулся к её шее, что всегда вызывало у неё очаровательную лёгкую дрожь.

— Так что случится в Китае?

— Мы узнаём об этом, как и все остальные американцы — включив канал CNN. В освещении некоторых проблем они действуют намного быстрее, чем наши разведывательные службы. Кроме того, наши разведчики не могут предсказывать будущее лучше биржевиков на Уолл-стрит. — Ты сможешь запросто опознать такого человека у Меррилл Линч, если бы он существовал, — Джеку не захотелось говорить это вслух. — Он будет тем парнем, у дверей офиса которого соберутся все миллионеры.

— А что ты сам думаешь?

— Я очень обеспокоен, Кэт, — признался Райан, опускаясь в кресло.

— По поводу чего?

— По поводу того, что нам придётся предпринять, если они снова натворят что-нибудь. Но мы не можем предупредить их. В этом случае катастрофа случится обязательно, потому что они пойдут на действительно глупые меры только для того, чтобы продемонстрировать нам свою мощь. Таковы мононациональные государства. С ними нельзя вести переговоры как с нормальными людьми. Люди, которые принимают там решения, думают своими…

— …членами? — высказала предположение Кэти и хихикнула.

— Совершенно верно, — согласился Джек и кивнул. — Многие следуют за своими членами, куда бы ни шли. Мы знаем некоторых иностранных лидеров, которых выбросили бы за свойственные им привычки из любого приличного борделя. Им так нравится показывать окружающим, какие они крутые и мужественные, что для достижения цели они ведут себя подобно животным на скотном дворе.

— Совокупляются с секретаршами?

— Очень многие. — Райан кивнул. — Черт возьми, председатель Мао любил двенадцатилетних девственниц и менял их, как иные меняют рубашки. Думаю, что, принимая во внимание его возраст, это было единственное, на что он был способен…

— В то время ещё не было виагры, Джек, — напомнила ему Кэти.

— Ты полагаешь, что это снадобье поможет сделать мир более цивилизованным? — спросил он, поворачиваясь к своей жене-врачу и улыбаясь ей. Это не казалось вероятной перспективой.

— Ну что ж, по крайней мере, это спасёт множество двенадцатилетних девственниц.

Джек посмотрел на часы. Через тридцать минут ему придётся ложиться спать. До этого времени он, пожалуй, действительно немного посмотрит телевизор.

* * *
Ратледж как раз просыпался. Под его дверь был подсунут конверт, который он достал и распечатал. В нем содержался текст официального коммюнике из Туманного Болота и инструкции на предстоящий день, которые мало чем отличались от инструкций предыдущего дня. Не предлагать никаких уступок, а именно это и являлось смазкой в отношениях с КНР. Ты должен предложить им что-то, если хочешь получить что-то от них, а китайцы, по-видимому, никак не понимали, что такой порядок мог быть в интересах и другой стороны. Ратледж направился в свою личную ванную, думая по пути, походило ли это на переговоры с германскими дипломатами в мае 1939 года. Интересно, подумал он, могли кто-нибудь предотвратить ту войну? Оглядываясь назад, в прошлое, он решил, что скорее всего нет. Некоторые главы государств были настолько тупы, что не понимали того, что говорили им их дипломаты.

Через полчаса накрыли завтрак. К этому времени Ратледж принял душ и, блестя розовыми свежевыбритыми щеками, вышел из комнаты. Члены делегации собрались в столовой, главным образом читая газеты, знакомясь с тем, что происходит дома. Они уже знали или думали, что знают, что должно случиться здесь. Здесь не случится ровным счётом ничего. Ратледж был согласен с такой точкой зрения. Он тоже ошибался.

Глава 30И права человека

— У тебя есть адрес? — спросил Вайс у своего шофёра. Шофёр был одновременно и оператором, а управлял минивэном потому, что у него были твёрдые руки, и он мог просто гениально предвидеть, где находятся автомобильные пробки.

— Есть, Барри, не беспокойся, — заверил его оператор. К тому же адрес был введён в спутниковую навигационную систему, и компьютер покажет им, как добраться до дома убитого баптистского пастора. Придёт время, и Герц завоюет весь мир, усмехнулся Вайс.

Только бы они не вернули обратно рекламы O.J.[59]

— Похоже, пойдёт дождь, — сказал Барри Вайс.

— Возможно, — согласился продюсер.

— Как ты думаешь, что случилось с той женщиной, которая родила младенца? — спросил оператор с водительского сиденья.

— Наверно, сейчас уже дома вместе с младенцем. Готов поспорить, здесь они долго не держат матерей в больнице, — задумчиво произнёс Вайс. — К сожалению, мы не знаем её адрес, так что не удастся снять продолжение истории рождения её ребёнка. — Очень жаль, мог добавить Вайс. У них на плёнке записана фамилия — Янг, — но имена мужа и жены в шуме происшедшего в больнице различить не удалось.

— Это верно, готов поспорить, что в телефонной книге множество Янгов.

— Наверно, — согласился Вайс. Он даже не знал, существует ли такая вещь, как телефонная книга жителей Пекина, или есть ли телефон у семьи Янг, — не говоря о том, что никто из телевизионной бригады не мог читать иероглифы. Принимая во внимание все эти факторы, при поиске адреса семьи Янг перед американцами вставала каменная стена.

— Ещё два квартала, — сообщил оператор с переднего сиденья. — Нужно повернуть налево… вот здесь…

Первое, что они увидели, была толпа мундиров цвета хаки, местных полицейских, выстроившихся подобно солдатам, несущим караульную службу, чем они, по сути дела, и занимались. Американцы остановили микроавтобус и выпрыгнули из него. На них немедленно устремились внимательные взгляды, словно онивылезли из межпланетного космического корабля. Пит Никольс достал свою камеру и положил её на плечо. Это совсем не понравилось местным полицейским, потому что их уже проинструктировали насчёт действий этой бригады CNN в больнице Лонгфу и какой ущерб они причинили Китайской Народной Республике. Так что они смотрели на телевизионщиков злобными глазами — Вайс и его команда не могли даже мечтать о чём-нибудь лучшем для своей съёмки.

Вайс подошёл к полицейскому с наибольшим количеством нашивок на мундире.

— Добрый день, — приветливо произнёс Барри.

Сержант, командующий подразделением, только кивнул. Его лицо было совершенно невыразительным, словно он играл в карты на скромные ставки.

— Вы не могли бы помочь нам? — спросил Вайс.

— Помочь вам сделать что? — спросил коп на ломаном английском языке и тут же почувствовал приступ ярости, что признался в знании английского языка. Гораздо лучше, если бы он промолчал, понял сержант через несколько секунд, когда было уже поздно.

— Мы ищем миссис Ю, жену преподобного Ю, который жил здесь раньше.

— Не здесь, — ответил сержант, махнув руками. — Не здесь.

— Тогда мы подождём, — сказал ему Вайс.

* * *
— Господин министр, — приветствовал Шена Клифф Ратледж.

Шен опоздал, что удивило американскую делегацию. Это могло означать, что он хотел этим доказать своим гостям, что они не являются такими уж важными в великом ходе событий; или его задержали новые инструкции от Политбюро; а может быть, этим утром его автомобиль не сразу завёлся. Сам Ратледж считал, что задержка вызвана второй причиной. Политбюро захотело вмешаться в ход переговоров. Шен Тангу, возможно, рекомендовали занять умеренную позицию, объясняя своим коллегам, что позицию американцев, хотя и несправедливую, будет трудно поколебать в ходе этих переговоров и что разумный ход, рассчитанный на длительный срок, будет заключаться в том, чтобы согласиться с их предложениями и компенсировать потери во время переговоров в следующем году. В конце концов, американское стремление к справедливой игре, скажет им Шен, всегда стоило им дорого.

Так поступил бы Ратледж на его месте, и он знал, что Шен далеко не дурак. На самом деле он был компетентным дипломатом и мог быстро разбираться в создавшейся ситуации. Он не может не знать — нет, поправил себя Ратледж, он должен знать или ему следовало бы знать, — что американская позиция на переговорах зависит от общественного мнения дома и что это общественное мнение направлено против интересов КНР, потому что КНР натворила глупостей на виду у всего мира. Таким образом, если ему удастся убедить членов Политбюро в необходимости согласиться с позицией Америки, сегодня он начнёт своё выступление с небольших уступок, причём первая уступка покажет американцам, какой ход примут сегодняшние переговоры, дав возможность Ратледжу убедить его в необходимости ещё нескольких уступок к концу дня. Ратледж надеялся на это, потому что ему хотелось добиться без дальнейших скандалов того, что хочет его страна, и к тому же это произведёт хорошее впечатление в Туманном Болоте. Так что он сделал глоток чая, предложенного всем участникам, и сел в кресло, давая возможность Шену открыть утреннюю сессию переговоров.

— Мы не можем понять позицию Америки по этому и другим вопросам…

Ну вот опять…

— Америка решила оскорбить наш суверенит в целом ряде вопросов. Во-первых, проблема Тайваня…

Ратледж слушал синхронный перевод по наушнику, вставленному в ухо. Значит, Шену не удалось убедить Политбюро пойти на разумное решение этого вопроса. Это означало, что предстоит ещё один день бесполезных переговоров и — возможно, но пока ещё маловероятно — полный крах переговоров. Если Америка не сможет добиться уступок со стороны Китая и будет поэтому вынуждена ввести санкции, это окажется губительным для обеих сторон и не сделает мир более безопасным или спокойным. Тирада министра иностранных дел продолжалась в течение двадцати семи минут — Ратледж засёк по часам.

— Господин министр, — начал Ратледж, когда пришла его очередь, — я тоже не могу понять вашу непримиримость. — Дальше он продолжал произносить уже хорошо отработанную речь, лишь слегка отвлекшись от неё, когда сказал: — Мы хотим, чтобы вы поняли, что, если КНР не предоставит Америке свободный доступ на свои внутренние рынки, правительство Соединённых Штатов введёт в действие положения Акта о реформе торговли.

Тут Ратледж заметил, что лицо Шена покраснело. Почему? Он не мог не знать правил новой игры. Ратледж говорил это уже полсотни раз в течение предыдущих дней. Он не произносил фразу «чтобы вы поняли», что было диплоязыком и означало больше никакого дерьма, Чарли, мы перестали заниматься гребаными шутками, но смысл его предыдущих заявлений был достаточно ясен, и Шен не идиот… или нет? А вдруг Клифф Ратледж неправильно понял всю утреннюю сессию?

* * *
— Хелло, — послышался женский голос.

Вайс резко повернул голову.

— Привет. Мы с вами встречались?

— Вы встречались с моим мужем. Меня зовут Ю Чунь, — ответила женщина. Барри Вайс встал. Её английский был совсем неплох. Это, возможно, объяснялось тем, что она часто смотрела телевидение, которое учило английскому языку (по крайней мере, его американскому варианту) весь мир.

— О! — Вайс мигнул несколько раз. — Миссис Ю, примите наши соболезнования по поводу смерти вашего мужа. Он был мужественным человеком.

Она кивнула, но слова американского репортёра снова напомнили ей, каким человеком был её муж, и её глаза затуманились.

— Спасибо, — выдавила она наконец, стараясь сдержать эмоции, которые нарастали внутри. Ей удалось сдержать их силой воли, словно прочной плотиной.

— Скажите, будет ли проводиться заупокойная служба в память вашего мужа? Если будет, то мы просим вашего разрешения, мэм, заснять её. — Вайс так и не научился говорить: о-ваш-любимый-теперь-он-мёртв-что-вы-чувствуете? — как требовала школа журналистики. Будучи репортёром, он видел слишком много смертей, гораздо больше, чем любой морской пехотинец, и так происходило по всему миру. К этой женщине примчался парень на бледном коне и унёс у неё нечто драгоценное, и оставшаяся пустота чувств может быть наполнена только слезами, а этот язык являлся универсальным. Хорошей новостью было то, что такие чувства понимали люди во всем мире. Плохая же заключалась в том, что такие эмоции отрицательно действовали на оставшихся в живых. Самому Вайсу временами было трудно удержаться от слез.

— Я не знаю. Обычно мы собирались на молитвенные службы в нашем доме, но полиция не пропускает меня в дом, — сказала ему женщина.

— Может быть, я смогу помочь вам? — вполне искренне предложил Вайс. — Иногда полиция прислушивается к мнению таких людей, как мы. — Он сделал жест в сторону живой стены полицейских, стоящих в двадцати метрах. И тут же негромко бросил Никольсу: — Камеру на плечо.

Американцам было трудно представить себе, как все это выглядело для полицейских, но вдова Ю пошла к ним в сопровождении чернокожего американца и белого оператора с камерой на плече.

Она начала говорить со старшим полицейским, причём Вайс держал микрофон между ними, говорила спокойно и вежливо, спрашивая разрешения войти в свой дом.

Полицейский сержант покачал головой в универсальном, понятном всем жесте отрицания: Нет, нельзя. Для этого перевода не требовалось.

— Одну минуту, миссис Ю. Вы не могли бы перевести мои слова? — Она кивнула. — Сержант, вы знаете, кто я и чем я занимаюсь, верно? — Ответом был короткий, не слишком вежливый кивок. — По какой причине вы не разрешаете этой даме войти в свой дом?

— Мне дан приказ, — перевела Чунь.

— Понимаю, — ответил Вайс. — А вы понимаете, что это будет выглядеть плохо для вашей страны? Люди во всем мире увидят это и сочтут ваше поведение недостойным.

Ю Чунь перевела сержанту слова репортёра.

— Мне дан приказ, — повторил сержант с переводом Чунь. Стало ясно, что дальнейшая беседа со статуей будет бесполезной.

— Может быть, вы позовёте своего начальника, — предложил Вайс. К его удивлению, сержант тут же воспользовался предложенной возможностью, поднёс к губам портативное радио и вызвал участок.

— Сейчас придёт мой лейтенант, — перевела Ю Чунь. Было очевидно, что сержант почувствовал облегчение, после того, как ему удалось переложить ответственность на кого-то другого. Теперь лейтенант будет отчитываться перед самим капитаном, начальником участка.

— Отлично, давайте пройдём в автобус и подождём его, — пригласил Вайс. Войдя в автобус, миссис Ю закурила китайскую сигарету без фильтра и попыталась взять себя в руки. Никольс опустил камеру, и все сели, стараясь использовать несколько минут для отдыха.

— Сколько лет вы были замужем за преподобным Ю? — спросил Вайс.

— Двадцать четыре года, — ответила женщина.

— У вас есть дети?

— Сын. Он учится машиностроению в университете Оклахомы, — сообщила миссис Ю телевизионной группе.

— Пит, — негромко сказал Вайс, — подними антенну и включи её.

— Понял. — Оператор включил систему. На крыше минивэна маленькая дисковая антенна повернулась на пятьдесят градусов в горизонтальной плоскости, на шестьдесят в вертикальной и замкнулась на спутник связи, которым они обычно пользовались в Пекине. Когда на индикаторе появился сигнал, Никольс снова выбрал канал 6 и с его помощью сообщил Атланте, что они собираются вести прямую передачу из Пекина. Услышав это, продюсер, находящийся в домашнем офисе, начал проверять канал 6 и ничего не обнаружил. После этого он мог поддаться профессиональной скуке, но знал, что Барри Вайс обычно не тратит их время даром и не переходит на прямую передачу без особой причины. Затем он откинулся на спинку своего комфортабельного кресла, выпил чашку кофе и предупредил дежурного директора в контрольном центре, что они ожидают прямой сигнал из Пекина, тип и объём передачи пока неизвестен. Но и директор знал о том, что Вайс и его команда всего два дня назад передали сообщение из Пекина, которое вполне может рассчитывать на «Эмми». Насколько ему известно, ни одна из крупных телевизионных компаний ничего не передавала сейчас из Пекина — CNN отслеживала передачи со спутников связи не менее внимательно, чем Агентство национальной безопасности, наблюдая за тем, что делают их конкуренты.

У дома/церкви убитого пастора начали собираться прихожане. Некоторые были испуганы при виде американского микроавтобуса со спутником на крыше, но затем увидели Ю Чунь и успокоились, надеясь, что она знает, что здесь происходит. Прихожане приходили по одному или по двое, и скоро их собралось примерно тридцать человек. У многих в руках были Библии, увидел Вайс, он поднял Никольса и дал указание включить камеру, однако на этот раз это была прямая передача, сигнал шёл в космос и через несколько спутников связи попадал в Атланту.

— Это Барри Вайс в Пекине. Мы находимся у дома преподобного Ю Фа Ана, баптистского пастора, погибшего два дня назад вместе с папским нунцием кардиналом ДиМило, который был послом Ватикана в Китайской Народной Республике. Рядом со мной стоит вдова баптистского пастора Ю Чунь. Она и преподобный Ю были женаты в течение двадцати четырех лет, и у них есть сын, который учится сейчас в университете Оклахомы в Нормане. Как вы понимаете, это трудное время для миссис Ю, но эта ситуация усугубляется тем, что местная полиция не позволяет ей войти в её собственный дом. Этот дом служил также церковью для их небольшой паствы, и, как вы видите, прихожане собрались здесь на заупокойную службу, чтобы помолиться за своего погибшего духовного отца и проповедника, пастора Ю. Однако создаётся впечатление, что местное правительство не позволит им войти в привычное место, где они произносят молитвы. Я лично говорил со старшим полицейским. Он заявил, что у него приказ не пускать никого в дом, даже миссис Ю, и, судя по всему, он собирается исполнить этот приказ. — Вайс подошёл к вдове пастора. — Миссис Ю, вы собираетесь забрать тело покойного мужа для похорон на Тайване? — Вайс редко проявлял эмоции во время передачи, но ответ вдовы ударил его словно молотом.

— Тела не будет. Мой муж — они взяли его тело, сожгли его и рассеяли пепел по реке, — сказала репортёру Чунь дрожащим голосом, и её эмоции прорвали наконец плотину, которая сдерживала их.

— Что?! — невольно выпалил Вайс. Он не ожидал такого ответа, и это отразилось на его лице. — Они кремировали его тело без вашего разрешения?

— Да, — зарыдала Чунь.

— И даже не отдали вам прах покойного, чтобы вернуть его домой?

— Нет, они сказали, что высыпали его в реку.

— Ну… — Это было всё, что смог вымолвить Вайс. Ему хотелось употребить более резкое выражение, но он, как репортёр, был вынужден придерживаться определённых правил, так что он не произнёс то, что было у него уже на кончике языка. Ублюдки, варварские ублюдки. Даже разница в культурах никак не могла объяснить столь гнусный поступок.

В этот момент приехал лейтенант на велосипеде. Он отпрянул назад, когда на него направили камеру и поднесли микрофон. Что здесь происходит? — как бы потребовало его лицо, смотрящее на американцев.

— Я хочу войти в свой дом, но он не пускает меня, — ответила Чунь, показывая на сержанта. — Почему мне нельзя войти в свой дом?

— Извините меня, — вмешался Вайс. — Меня зовут Барри Вайс, и я работаю в CNN. Вы говорите по-английски, сэр? — спросил он у офицера.

— Да, говорю.

— И как вас зовут?

— Я лейтенант Ронг.

Он вряд ли мог придумать для себя имя похуже[60], подумал Вайс, не зная, что буквальное значение этого имени означает «оружие».

— Лейтенант Ронг, я Барри Вайс из CNN. Вам известна причина, по которой отдан такой приказ?

— Этот дом является местом политической деятельности и закрыт по приказу городского руководства.

— Политической деятельности? Но это частный жилой дом, не правда ли?

— Это место политической деятельности, — настаивал лейтенант. — Запрещённой политической деятельности.

— Понятно. Спасибо, лейтенант. — Вайс сделал несколько шагов назад и начал говорить в камеру, в то время как миссис Ю направилась к прихожанам. Камера проследила её путь до одного прихожанина, тучного мужчины, на лице которого отражалась решительность. Он повернулся к остальным прихожанам и что-то громко сказал. Тут же все открыли свои Библии. Тучный мужчина тоже раскрыл Библию и начал читать отрывок из неё. Он читал громко, и остальные члены паствы опустили взгляды в свои Библии, дав возможность мужчине возглавить молитву.

Вайс насчитал тридцать четыре человека, примерно равное количество мужчин и женщин. Все склонили головы над своими Библиями или смотрели в Библию соседа. И тут он повернулся к лейтенанту Ронгу. На его лице сначала появилось любопытство, затем он понял, что происходит, и любопытство сменилось возмущением. Ясно, что «политическая» деятельность, из-за которой никого не пускали в дом, заключалась в молитвах, и то, что местное правительство назвало религиозную деятельность «политической», было дальнейшим оскорблением чувства справедливости, которое испытывал Барри Вайс. У него промелькнула мысль, что средства массовой информации уже почти забыли, каким на самом деле был коммунизм, но теперь он находился прямо перед ним. Зрелище подавления свободы никогда не было приятным. Скоро оно станет безобразным.

Вен Зонг, хозяин маленького ресторана, возглавил импровизированную заупокойную службу, читая Библию, но он читал на мандаринском наречии, и команда CNN не знала этого языка. Прихожане перелистывали страницы Библий, когда Вен Зонг делал это, следуя евангельскому тексту очень тщательно, как это делают баптисты, и Вайс уже подумал о том, что этот тучный мужчина становится во главе конгрегации прямо на его глазах. Если дело обстояло так, то мужчина казался искренним, а это было тем качеством, в котором нуждается каждый священник. Ю Чунь подошла к нему, он обнял её за плечи жестом, который казался совсем не китайским. Тут она не выдержала и зарыдала, и это ничуть не было постыдным. Здесь стояла женщина, которая жила с мужем больше двадцати лет, его жестоко убили, и эта жестокость удвоилась действиями правительства, оскорбившего её тем, что уничтожили тело мужа, лишив её даже возможности последний раз посмотреть на любимое лицо или посетить крохотный участок земли, где упокоится его тело.

Это не люди, а варвары, — подумал Вайс, зная, что не сможет сказать это перед камерой и испытывая ещё большую ярость из-за этого. Но у его профессии были правила, и он не мог нарушить их. Зато здесь была камера, а камера показывала вещи, которые нельзя передать словами.

Не сообщив об этом телевизионной группе CNN, Атланта начала передавать получаемые от неё новости в прямой эфир. Им пришлось давать комментарий из Атланты, потому что не удалось привлечь внимание Барри Вайса к боковой полосе частот звукового канала.

Сигнал шёл со спутниковой антенны микроавтобуса на геоцентрический спутник связи, потом попадал в Атланту и возвращался в космос. Там, пройдя по четырём низколетящим птичкам связи, он был принят во всем мире, и одним из мест, где принимали передачу CNN, был Пекин.

У всех членов китайского Политбюро в кабинетах стояли телевизоры, и все принимали американский канал CNN, который являлся для них основным источником политической информации. Его принимали также телевизоры в многочисленных отелях города, переполненных иностранными бизнесменами. К этому каналу имели доступ даже некоторые граждане Китая, занимавшиеся бизнесом как внутри страны, так и за её пределами. Им также было нужно знать, что происходит во внешнем мире.

Фанг, сидевший в своём кабинете, поднял голову и посмотрел на экран телевизора, который был всегда включён, когда он находился здесь. Министр поднял пульт, чтобы включить звуковой канал, и услышал английскую речь, которую перебивали китайские слова на заднем плане. Его английский был недостаточно хорош, и он позвал в кабинет Минг, чтобы она перевела ему.

— Товарищ министр, это передача о событии, которое происходит где-то в Пекине, — сказала девушка.

— Это я и сам понимаю! — огрызнулся Фанг. — Что там говорят?

— Ах да. В передаче говорится о том человеке Ю, которого застрелила полиция два дня назад… там находится его вдова… очевидно, идёт какая-то поминальная служба — а, вот, они говорят, что тело этого Ю было кремировано и пепел высыпан в реку. Таким образом, у вдовы не осталось ничего, что она могла бы похоронить, и это объясняет её горе, говорят американцы.

— Что за безумец сделал это? — удивлённо произнёс Фанг. Вообще-то он не был по своему характеру мягким человеком и не испытывал сострадания к вдове Ю, но мудрый человек не должен проявлять излишнюю жестокость. — Продолжай!

— Они читают христианскую Библию, я не могу разобрать слова, потому что их заглушает голос американца. Оратор повторяет одно и то же… вот, они стараются установить контакт со своим репортёром Барри Вайсом в Пекине, но у них возникли технические трудности… он повторяет то, что уже говорил раньше, поминальная служба за упокой души этого человека Ю, друзья… нет, члены его прихода, и это все, по сути дела. Теперь они говорят… повторяют то, что случилось в больнице Лонгфу, упоминают также итальянского священника, тело которого скоро прибудет в Италию.

Фанг что-то проворчал и поднял телефонную трубку, вызвав министра внутренних дел.

— Сейчас же включи свой телевизор! — сказал он коллеге по Политбюро. — Нужно как-то уладить эту ситуацию, но сделай это разумно! Это может оказаться губительным для нас, худшим, что произошло после выступления этих глупых студентов на площади Тяньаньмэнь.

Минг увидела, что её босс поморщился, затем положил телефонную трубку, пробормотал: «Дурак!» — и покачал головой, сердито и грустно.

— Это все, Минг, — сказал он спустя ещё минуту. Секретарша встала и вышла из внутреннего кабинета.

Затем она села за свой компьютер, пытаясь понять, что происходит в результате смерти этого человека Ю.

Несомненно, это печальное событие, поразительно бессмысленная смерть двух людей, эта смерть расстроила и оскорбила её министра своей глупостью. Он даже настаивал на наказании полицейского, открывшего стрельбу в больнице, но с его предложением не согласились из опасения, что страна потеряет лицо. После этого она пожала плечами и вернулась к своей работе.

* * *
Приказ министра внутренних дел поступил немедленно, но Барри Вайс не знал об этом. Прошла ещё минута, прежде чем он услышал голоса из Атланты в наушниках.

Сразу после этого он вышел в прямой эфир по звуковому каналу и снова начал вести свой комментарий с места событий. Он повернул голову, когда Пит Никольс направил свою камеру на толпу баптистов, собравшихся для заупокойной службы на узкой грязной улице. Вайс увидел, что полицейский лейтенант что-то говорит в портативное радио — оно походило на «Моторолу», таким же радио пользуются американские полицейские. Лейтенант говорил, слушал, говорил снова и наконец получил какой-то приказ. Сразу после этого он уложил радио в чехол и направился прямо к репортёру CNN. У него было решительное лицо, что совсем не понравилось Вайсу, тем более что по пути Ронг что-то сказал своим людям. Полицейские тут же повернулись в сторону толпы, на их лицах появилось такое же решительное выражение, и они напрягли руки, готовясь к чему-то.

— Вы должны немедленно выключить камеру и прекратить съёмку, — сказал лейтенант Вайсу.

— Извините?

— Камера, выключите камеру, — повторил полицейский лейтенант.

— Почему? — спросил Вайс, переключаясь в режим максимальной скорости.

— Таков приказ, — коротко бросил Ронг.

— Чей приказ?

— Приказ из полицейского управления, — объяснил Ронг.

— А, понятно, — ответил Вайс и тут же протянул руку.

— Сейчас же выключите камеру! — настаивал лейтенант Ронг, пытаясь понять, что означает протянутая рука американца.

— Где этот приказ?

— Что?

— Я не могу выключить камеру без письменного приказа. Это правило моей компании. У вас есть письменный приказ?

— Нет, — в замешательстве ответил Ронг.

— И приказ должен подписать сам капитан. Лучше бы, конечно, майор, но по крайней мере капитан должен подписать такой приказ, — продолжал Вайс. — Таково правило компании.

— А, — выдавил Ронг. Ему казалось, что он натолкнулся на невидимую стену. Лейтенант покачал головой, словно пытаясь избавиться от последствий удара, отошёл на пять метров и достал радио, чтобы доложить кому-то о создавшейся ситуации. Разговор продлился около минуты. — Сейчас доставят приказ, — сообщил он американцу.

— Спасибо, — ответил Вайс с вежливой улыбкой и полупоклоном. Лейтенант снова отошёл, не понимая, что происходит, до тех пор, пока не увидел стоящих полицейских. У него были инструкции, которые надлежало выполнить.

— Предстоят неприятности, Барри, — сказал Никольс, поворачивая камеру в сторону полицейских. Он слышал разговор о необходимости письменного приказа и удержался от улыбки только потому, что жестоко прикусил язык. У Барри была удивительная способность сбивать людей с толку. Ему удавалось не раз проделывать это даже с президентами.

— Да, я вижу. Продолжай съёмку, — ответил Вайс, отведя в сторону микрофон. Затем он обратился к Атланте: — Сейчас что-то должно произойти, и мне это не нравится. Мне кажется, что полиция получила какой-то приказ. Как вы слышали, они потребовали, чтобы я выключил камеру, и нам удалось отвертеться до получения письменного приказа, подписанного высокопоставленным полицейским офицером, в соответствии с правилами CNN, — продолжал Вайс, зная, что кто-то в Пекине наблюдает за ним. Он знал, что коммунисты поддерживают в стране строжайшую дисциплину и маниакальный формализм.

Они приняли просьбу о письменном приказе как нечто само собой разумеющееся, хотя постороннему человеку это могло показаться чем-то безумным. Единственный вопрос сейчас заключался в следующем: начнёт ли полиция исполнять устное распоряжение, полученное ими, до того, как привезут приказ для группы CNN прекратить съёмку? Что будет иметь приоритет?

Разумеется, для полицейских главным приоритетом было поддержание порядка в своём городе. Они достали свои дубинки и двинулись к толпе молящихся баптистов.

— Где мне встать, Барри? — спросил Никольс.

— Не слишком близко. Позаботься о том, чтобы охватить все игровое поле, — распорядился Вайс.

— Понял, — отозвался оператор.

Камера следила за лейтенантом Ронгом, который подошёл к Вен Зонгу. Там лейтенант отдал ему устный приказ, который был тут же отвергнут. Лейтенант повторил приказ.

Микрофон направленного действия едва успел перехватить ответ на приказ, повторенный в третий раз:

— Diaj ren, chou ni ma di be! — прокричал тучный китаец прямо в лицо полицейского офицера. Что бы ни означало это проклятие, глаза нескольких прихожан расширились.

Вен тут же получил удар по скуле резиновой дубинкой лейтенанта Ронга. Китаец упал на колени, кровь потекла из рассечённой скулы, но он сразу встал, повернулся спиной к полицейскому и перевернул ещё одну страницу в своей Библии. Никольс сделал шаг в сторону, чтобы увеличить изображение Евангелия и крови, капающей на страницы.

Зрелище человека, повернувшегося к нему спиной, привело в ярость лейтенанта Ронга.

Он с размаха ударил Вена дубинкой по голове. От силы удара у китайца подогнулись колени, но, к изумлению американцев, он продолжал стоять. На этот раз Ронг схватил его за плечо, повернул к себе и всадил дубинку прямо в солнечное сплетение китайца. От такого удара рухнул бы даже профессиональный боксёр, а хозяин ресторана боксёром не был. Через мгновение он упал на колени, сжимая одной рукой Библию, а другой обнимая себя за живот.

К этому времени все полицейские набросились на остальных прихожан, размахивая дубинками. Люди съёжились, некоторые закрыли руками головы, но никто не обратился в бегство. Впереди них стояла Ю Чунь. Невысокая женщина даже по китайским стандартам, она получила удар, нанесённый изо всей силы, прямо по лицу. Удар сломал ей нос, и кровь брызнула, словно из проколотого шланга.

Много времени не потребовалось. В толпе было тридцать четыре прихожанина, на которых напало двенадцать полицейских. Христиане не могли эффективно защищаться, не из-за своих религиозных верований, а главным образом потому, что их общественное воспитание не позволяло им противостоять правоохранительным органам. Таким образом, они стояли на месте, осыпаемые градом ударов. Они корчились от боли и один за другим падали на мостовую с окровавленными лицами. После этого полицейские сразу отошли назад, словно для того, чтобы продемонстрировать телевизионной бригаде CNN результаты своей работы. Никольс с камерой на плече должным образом обвёл объективом сцену бойни, которая уже через несколько секунд показалась на телевизионных экранах всего мира.

— Вы получили изображение? — спросил Вайс у Атланты.

— Кровь и все остальное. Барри, — ответил директор со своего вращающегося кресла в штаб-квартире CNN. — Передай Никольсу, что за мной кружка пива.

— Понял, обязательно передам.

— У меня создалось впечатление, что местной полиции был отдан приказ разогнать это религиозное собрание, которое, по их мнению, носит политический характер и потому является политической угрозой правительству. Как вы видите, ни один из прихожан не имел какого-нибудь оружия, и никто из них не сопротивлялся действиям полиции. Теперь…

…Вайс увидел велосипедиста, едущего к ним по улице.

Полицейский в мундире слез с велосипеда и передал что-то лейтенанту Ронгу. Лейтенант направился к Барри Вайсу.

— Вот письменный приказ. Выключите камеру! — потребовал он.

— Разрешите мне, пожалуйста, посмотреть на приказ, — ответил Вайс, настолько разъярённый тем, что он только что увидел, что был готов рискнуть собственной разбитой головой, лишь бы Пит успел передать это на спутник. Он посмотрел на страницу и вернул её обратно. — Я не могу прочесть, что здесь написано. Извините меня, пожалуйста.

Казалось, что глаза Ронга готовы выскочить из орбит.

— Здесь говорится, выключите камеру!

— Но я не могу прочесть этого, и моя компания тоже не может прочесть, что здесь написано, — ответил Вайс, стараясь говорить как можно разумнее.

Ронг увидел, что камера и микрофон направлены на него, и понял наконец, что его обманули, причём обманули жестоко. Но он понимал, что ему придётся довести игру до конца.

— Здесь написано, вы должны сейчас же выключить камеру. — Палец Ронга пробежал по странице от одного иероглифа к другому.

— О'кей, думаю, что вы говорите мне правду. — Вайс выпрямился и повернулся к камере. — Как вы только что увидели, местная полиция приказала нам прекратить телевизионную передачу с этого места. Позвольте мне подвести итог. Вдова преподобного Ю Фа Ана и члены его паствы сегодня собрались здесь, чтобы помолиться за душу покойного пастора. Оказалось, что тело преподобного Ю Фа Ана было кремировано и его прах рассыпан. Вдове пастора полиция не разрешила войти в её дом из-за якобы ведущейся здесь запрещённой «политической» деятельности, которой, мне кажется, они считают религиозное богослужение. Как вы видели, местная полиция напала и избила членов конгрегации. А теперь прогоняют и нас. Атланта, это Барри Вайс, ведущий передачу в прямом эфире из Пекина. — Через пять секунд Никольс снял камеру с плеча и повернулся, чтобы положить её внутрь микроавтобуса. Вайс повернулся к лейтенанту и вежливо улыбнулся, подумав: «А теперь ты можешь засунуть это в свою тощую маленькую задницу, Гомер!»[61] Но Вайс исполнил свою работу и отправил передачу в эфир. Остальное зависит не от него.

Глава 31Защита прав

Новости CNN выходят в эфир двадцать четыре часа в сутки, и эти новости поступают на спутниковые тарелки по всему миру, так что передачу с улиц Пекина видели не только американские разведывательные службы, но также бухгалтеры, домашние хозяйки и люди, страдающие от бессонницы. Многие, относящиеся к последней группе, имели доступ к персональным компьютерам, и значительная их часть знала адрес электронной почты Белого дома. За короткое время электронная почта полностью заменила телеграммы в качестве средства связи граждан с правительством Соединённых Штатов. Эти сообщения Белому дому приходилось принимать во внимание или по крайней мере читать, считать и регистрировать. Последнее делалось в подвальном помещении Олд Икзекьютив Офис Билдинг — ОИОБ. Это безобразное здание викторианского стиля было расположено рядом с Белым домом, к западу от него. Служащие, занимающиеся такой интересной работой, подчинялись непосредственно Арнольду ван Дамму. Эта организация была барометром настроений американского общества, поскольку она также имела электронный доступ ко всем банкам данных фирм, занимающихся опросами общественного мнения в стране — и, фактически, во всем мире. Это сберегало деньги Белому дому, которому теперь не приходилось производить опрос общественного мнения, что было весьма полезным, поскольку Белый дом не имел соответствующего отдела, к неудовольствию главы администрации. Тем не менее ван Дамм сам управлял этой стороной деятельности Белого дома, причём почти на общественных началах, поскольку ему никто не платил за это. Но Арни не обижался. Политика для него была таким же естественным занятием, как дыхание, и он уже давно решил преданно служить этому президенту, особенно по той причине, что часто защищал его от него самого и от его потрясающей политической безграмотности.

Сообщения начали поступать вскоре после полуночи, и необязательно было быть политическим гением, чтобы понять их смысл. Многие послания, поступающие по электронной почте, были подписаны настоящими именами, а не просто электронными кличками — «никами», и все они требовали немедленных действий!!! Позднее Арни заметит, что он и не подозревал, что так много баптистов владеет компьютерами.

Управление связи Белого дома, находящееся в том же здании, сделает высококачественную запись передачи из Пекина и доставит её в Овальный кабинет.

Повсюду в мире сообщение CNN появится на экранах телевизоров во время завтрака, заставив многих людей немедленно поставить на стол чашки чая (или кофе) со стоном негодования. Затем американские посольства в разных странах мира пошлют короткие шифровки в Государственный департамент, информируя его, что различные иностранные правительства неблагоприятно реагировали на сообщение CNN и что перед посольствами КНР собрались демонстрации, причём некоторые очень шумные. Эта информация будет передана в службу защиты дипломатических представительств, в агентство государственного департамента, занимающееся защитой иностранных дипломатов и их миссий. Оттуда станут звонить в полицию округа Колумбия, требуя увеличить число одетых в мундиры полицейских перед различными миссиями КНР в Америке и подготовить резервные подразделения, если нечто подобное произойдёт прямо здесь, в Вашингтоне.

К тому времени когда Бен Гудли проснулся и поехал в Лэнгли за своим утренним брифингом, американское разведывательное сообщество составило уже достаточно чёткий диагноз проблемы. Как заметил Райан накануне, КНР энергично наступила на грабли, и теперь даже твердолобые китайские коммунисты почувствуют боль. Впрочем, это окажется значительным преуменьшением.

* * *
Хорошая новость для Гудли заключалась в том, что Райан всегда включал во время завтрака телевизор, настроенный на канал CNN, и потому получил полную информацию о новом кризисе ещё перед тем, как надел свою накрахмаленную белую рубашку и полосатый галстук. Даже поцелуи жены и детей, уезжающих из Белого дома, не смогли смягчить его ярость, вызванную неописуемой глупостью людей, живущих на другой половине земного шара.

— Черт побери, Бен! — зарычал президент Соединённых Штатов, когда Гудли вошёл в Овальный кабинет.

— Боже мой, босс, я не виноват в случившемся! — запротестовал советник по национальной безопасности, потрясённый горячностью президента.

— Что нам известно?

— Если в общих чертах, то вы все видели по телевизору. Вдова несчастного пастора, которому пару дней назад вышибли мозги, приехала в Пекин, чтобы забрать его тело для похорон на Тайване. В Пекине она узнала, что тело кремировали и прах высыпан в реку. Местная полиция не пустила её в собственный дом, а когда прихожане убитого пастора пришли к его дому, чтобы прочесть заупокойную молитву, полицейские решили не допустить этого.

Он не добавил, что нападение на вдову пастора было с блеском заснято оператором CNN, причём до такой степени подробно, что Кэти Райан заметила мужу, что у женщины определённо сломан нос и повреждения могут быть гораздо хуже, так что понадобится хороший челюстно-лицевой хирург для восстановления её лица. Затем она спросила мужа, за что копы могут так ненавидеть этих людей.

— Полагаю, потому что они верят в бога, — ответил Райан во время завтрака.

— Джек, но ведь это похоже на нацистскую Германию, что-то из передач канала «История», который ты так любишь смотреть. — Доктор она или нет, но её лицо исказилось в болезненной гримасе при виде нападения полицейских с дубинками на китайских граждан, вооружённых одними Библиями.

* * *
— Я тоже видел это, — сказал ван Дамм, входя в Овальный кабинет. — Нас завалили возмущённые отклики граждан.

— Гребаные варвары, — выругался Райан, и в Овальный кабинет вошёл Робби Джексон.

Теперь утренняя аудитория для брифинга собралась полностью.

— В этом ты абсолютно прав, Джек. Я знаю, что папа тоже увидит эту передачу, а сегодня он будет произносить мемориальную проповедь в церкви Джерри Паттерсона. Поверь мне, Джек, это будет нечто эпическое. Да, эпическое, — пообещал вице-президент.

— И CNN тоже будет там?

— Могу поклясться всем, что имею, о Великий Лорд Господин Президент, — подтвердил Робби.

Райан повернулся к главе своей администрации.

— О'кей, Арни, я слушаю.

— Нет, это я слушаю, Джек, — ответил ван Дамм. — О чем ты думаешь?

— Я считаю, что мне нужно обратиться по этому вопросу к народу. Может быть, провести пресс-конференцию. Что касается содержания, я начну с того, что совершено грубейшее нарушение человеческих прав и оно тем более вызывающее, что совершено людьми, имеющими наглость сделать это на глазах у мирового общественного мнения. Я скажу, что Америке трудно поддерживать деловые отношения с теми, кто ведёт себя подобным образом, что торговые связи не оправдывают подобные нарушения принципов, на которых построена наша страна, что нам придётся пересмотреть все наши отношения с Китайской Народной Республикой.

— Неплохо, — заметил глава администрации с улыбкой учителя, которому понравился ответ способного ученика. — Посоветуйся со Скоттом насчёт других вариантов и идей.

— Да, — кивнул Джек. — О'кей, перейдём теперь к более широким вопросам. Какой будет реакция страны на такое выступление?

— Первоначальной реакцией будет возмущение действиями китайцев, — ответил Арни. — Произошедшее выглядит плохо на телевидении, и так отреагирует большинство людей, руководствуясь эмоциями. Если китайцам хватит ума как-то извиниться, то постепенно все успокоится. Если нет, — Арни сурово нахмурился, — то у меня плохое предчувствие. Баптисты и другие религиозные группы будут в ярости. Китайцы оскорбили правительства Италии и Германии — а это значит, что наши союзники по НАТО тоже недовольны. А то, что полицейские изуродовали лицо этой бедной женщины, вызовет крайнее возмущение борцов за права женщин. Данное происшествие причинит китайцам колоссальный ущерб, но я не уверен, что они осознают последствия этого.

— Тогда им придётся научиться, с малыми или большими потерями, — высказал предположение Гудли, обращаясь к собравшимся.

* * *
Доктор Алан Грегори всегда останавливался в отеле «Мариотт», нависшем над рекой Потомак. Он снова прилетел из Лос-Анджелеса ночным «красноглазым» рейсом, причём многолетняя привычка выбирать именно этот рейс так и не помогла ему привыкнуть к ночным полётам. После прибытия в Вашингтон он поехал на такси в отель, принял душ, переоделся и почувствовал себя смутно похожим на человека для встречи с министром обороны в 10.15. Чтобы прибыть на неё, ему по крайней мере не потребовалось такси — доктор Бретано выслал за ним служебный автомобиль. Автомобиль прибыл в назначенное время с армейским сержантом за рулём. Грегори разместился на заднем сиденье, где лежала утренняя газета. Поездка длилась всего десять минут, и автомобиль остановился у входа Пентагона, обращённого в сторону реки. Там его ждал армейский майор, готовый провести гостя через рамку металлоискателя и в коридор Е-ринг.

— Вы знакомы с министром? — спросил офицер по пути.

— О да, по крайней мере не раз наблюдал его вблизи.

Ему пришлось подождать в приёмной полминуты, но не больше.

* * *
— Ал, садись. Кофе?

— Да, спасибо, доктор Бретано.

— Тони, — поправил его министр обороны. Он почти всегда старался разговаривать с людьми без излишней формальности. К тому ж он знал, какую работу способен выполнять Грегори. Стюард из военно-морского флота принёс кофе, круассаны, повидло и молча удалился. — Как долетел?

— Красноглазый рейс никогда не меняется, сэр. Если ты прилетаешь к месту назначения живым, значит, они не сумели выполнить свою работу должным образом.

— Да, одним из преимуществ этой работы является то, что мой личный «Гольфстрим» всегда готов доставить меня туда, куда нужно. Мне почти не приходится ходить или ездить на автомобиле, а службу безопасности ты сам видел у входа в кабинет.

— Это парни, кисти которых волочатся по полу?

— Ну, не надо обижать их. Один из этих парней закончил Принстон, перед тем как стал членом SEAL (группы морской, воздушной и наземной разведки).

Должно быть, это тот парень, который читает вслух комиксы остальным, — подумал Ал, но не произнёс этого.

— Итак, Тони, для чего я понадобился тебе?

— Я вспомнил, что раньше ты работал над проблемами звёздных войн.

— Верно, провёл семь лет, вкалывая в темноте рядом с остальными бледными грибами, но из этого ничего не вышло. Я занимался проблемой лазерного луча на свободных электронах. Сначала все шло хорошо, но проклятые лучи никак не хотели подниматься на ту высоту, которую мы проектировали. Даже после того, как мы украли информацию о лазерах у русских. Между прочим, у них был лучший специалист по лазерам в мире. Бедный сукин сын разбился во время одного из альпинистских восхождений в 1990 году. По крайней мере, так мне сообщили в отделе звёздных войн. Он бился головой о ту же стену, что и наши парни. Мы называли этот прибор «камерой накачки» — там мы пропускали лазерный луч через раскалённые газы, стараясь придать ему нужную энергию. Нам так и не удалось создать стабильную магнитную ловушку. Пробовали самые разные способы. Я участвовал в их работе в течение девятнадцати месяцев. В нашей группе работали несколько по-настоящему талантливых учёных, но мы всё-таки потерпели неудачу. Думаю, что парни в Принстоне решат проблему термоядерного синтеза раньше, чем удастся создать лазерное оружие. Мы пробовали заниматься и этим, но проблемы термоядерного синтеза слишком отличаются от наших целей, чтобы использовать их как основу для создания лазерного луча. Впрочем, мы передали им немало наших многообещающих идей, и сейчас они вовсю используют их в своих исследованиях. Как бы то ни было, армия присвоила мне звание подполковника, и через три недели мне предложили ранний уход в отставку, потому что они больше не могли использовать меня в исследовательской работе. Я согласился и ушёл в ТРВ, куда меня пригласил доктор Флинн. С тех пор я работаю там. — Таким образом, Грегори получал восемьдесят процентов от своей армейской пенсии, потому что служил в армии больше двадцати лет, плюс полмиллиона долларов в год как начальник отдела в ТРВ, имел право на покупку акций компании, и после увольнения его ожидала огромная пенсия.

— Джерри Флинн возносит тебя до небес, по крайней мере, раз в неделю.

— С ним приятно работать, — ответил Грегори, улыбаясь и кивая.

— Он говорит, что ты можешь создавать программное обеспечение лучше любого другого программиста в Саннивейл.

— Для некоторых проектов. К сожалению, это не я создавал программу для «страшного суда», но я по-прежнему могу создавать программы для оптических систем.

— Как относительно программного обеспечения для ракет класса «корабль — воздух»?

Грегори кивнул.

— Да, я занимался этим, когда только пришёл в армию. Позднее мне поручили создавать программное обеспечение для ракет «Пэтриот Блок-4», знаешь, тех, которые перехватывали «Скады». Я помогрешить проблему программного обеспечения для их боеголовок. — Он промолчал о том, что его программное обеспечение запоздало на три дня и потому не использовалось в ходе войны в Персидском заливе. Но теперь оно стояло на всех ракетах «Пэтриот».

— Отлично. Я хочу, чтобы ты сделал кое-что для меня. Это будет прямой контракт для Министерства обороны — то есть для меня, — и Джерри Флинн не будет ворчать из-за этого.

— В чем заключается проблема?

— Нужно выяснить, смогут ли системы «Иджис» военно-морского флота перехватывать баллистические ракеты, направленные на цель.

— Думаю, да. «Иджис» перехватывает «Скад», но его скорость всего три Маха. Ты имеешь в виду настоящую баллистическую ракету, снижающуюся к цели?

Министр обороны кивнул.

— Да, межконтинентальную баллистическую ракету.

— Об этом говорили много лет… — Грегори отхлебнул кофе. — Радиолокационная система готова для решения такой задачи, ничего менять не придётся. Может быть, небольшое изменение в программном обеспечении, но это будет крохотная модификация, потому что ты будешь получать предупреждение о нападении от других систем, а радар «Спай» видит на добрых пятьсот миль и он может многое, скажем, послать семь миллионов ватт по лучу шириной всего в половину градуса. Это сожжёт все электронные компоненты на расстоянии семи или восьми тысяч метров. Если попадёшь под воздействие такого мощного излучения, у тебя будут рождаться дети с двумя головами и придётся покупать новые часы. О'кей, — продолжал он с увлечённым выражением в глазах. — Как действует «Иджис»? Большой радиолокатор «Спай» даёт тебе примерное местонахождение цели для её перехвата, так что ты можешь запустить свои ракеты тесной группой. Именно поэтому у ракет системы «Иджис» такая большая дальность действия. После запуска они переходят на автопилот и начинают маневрировать только за несколько секунд до цели. Для этого у тебя на кораблях находятся радиолокаторы «SPG», и головки самонаведения ракет ведут поиск за счёт отражённой от цели радиочастотной энергии. Это гарантирует великолепный результат в действиях против самолётов, потому что парень не знает, что его осветили, до последней пары секунд, а этого недостаточно для того, чтобы увидеть ракету и предпринять меры уклонения за столь короткий промежуток времени. О'кей, но в случае с межконтинентальной баллистической ракетой её скорость на заключительном этапе траектории намного больше, скажем, двадцать пять тысяч футов в секунду, или одиннадцать Махов. Это означает, что у тебя очень маленькое окно прицеливания… во всех направлениях, но особенно в отношении глубины. Кроме того, речь идёт об относительно прочной, тяжёлой цели. Боеголовка баллистической ракеты, прорывающейся сквозь атмосферу, достаточно прочна. Мне хотелось бы увидеть, сможет ли боеголовка ракеты класса «корабль — воздух» действительно нанести ущерб боеголовке баллистической ракеты. — Странное выражение исчезло из глаз Грегори, и он посмотрел прямо в глаза Бретано. — О'кей, когда мне приступать к работе?

— Капитан третьего ранга Мэтьюз, — произнёс «Гром» по своему интеркому. — Доктор Грегори готов говорить со специалистами системы «Иджис». Держи меня в курсе дела, Ал, — прозвучал последний приказ Бретано.

— Можешь не сомневаться.

* * *
Преподобный доктор Исайя Джексон надел свою лучшую рясу из чёрного шелка, сшитый вручную подарок от женщин его конгрегации. Три полоски на верхней части рукавов указывали на его учёный сан. Он стоял в кабинете Джерри Паттерсона. За белой деревянной дверью собрались члены его паствы — хорошо одетые зажиточные белые прихожане, некоторые из них будут чувствовать себя неловко при виде обращающегося к ним чернокожего пастора — в конце концов, Иисус был белым (или евреем, что практически одно и то же). Сегодня они вспоминали жизнь человека, с которым встречался только Джерри Паттерсон, китайского баптиста по имени Ю Фа Ан, их пастор называл его Скип, и эта конгрегация поддерживала китайского пастора, и поддерживала щедро, в течение многих лет. И вот теперь, чтобы отметить жизнь и подвиг жёлтого пастора, они будут сидеть и слушать проповедь чернокожего священника, в то время как их пастор будет читать проповедь в другой церкви, для чернокожих прихожан. Это благородный поступок со стороны Джерри, — подумал Исайя Джексон, надеясь, что у него не возникнет никаких трудностей с его паствой.

Здесь, среди белых прихожан, найдётся несколько человек, чьи ханжеские мысли скрыты за самодовольными лицами, но, — признался преподобный Джексон, — из-за этого у них будут страдающие души. Те времена остались в прошлом. Он помнил их лучше, чем белые жители Миссисипи, потому что был одним их тех, кто ходил по улицам — его арестовывали семь раз за время работы с Южной конференцией христианского братства — и уговаривал своих прихожан регистрироваться и голосовать.

Настоящей проблемой были белые жители штата, которые ненавидели негров. Поездка в муниципальном автобусе вместе с белыми не вызывала особого отпора, но голосование означало власть, настоящую гражданскую власть, способность выбирать людей, которые будут принимать законы, а эти законы будут добиваться повиновения в равной степени от белых и чёрных граждан, и многим белым это не нравилось. Но времена изменились, и теперь они согласились с неизбежностью — после того как их принудили к этому — и сумели справиться со своими чувствами, и так же научились голосовать за республиканцев вместо демократов.

Исайе Джексону казалось особенно забавным, что его собственный сын Роберт имел более консервативные взгляды, чем эти хорошо одетые белые, и Роберт поднялся на исключительную высоту для сына цветного проповедника из центральной части штата Миссисипи. Но настало другое время. У Паттерсона, так же как и у Джексона, было большое зеркало на обратной стороне двери, для того чтобы он мог проверить свою внешность, выходя к прихожанам. Да, он готов. Джексон выглядел торжественным и внушающим уважение, как и надлежало выглядеть Гласу господа.

Конгрегация уже пела. У них здесь отличный орган, настоящий духовой орган мощностью в сто лошадиных сил, а не электронный, как в его церкви. Но они пели… с этим они ничего не могли поделать… они пели, как белые люди. В их пении слышалось надлежащее почитание, но в нём отсутствовала та неудержимая страсть, к которой он привык… и всё-таки ему хотелось иметь такой орган, решил Исайя. Кафедра была хорошо расположена, на ней стоял графин с ледяной водой и микрофон, поставленный здесь бригадой CNN, которая разместилась в обоих задних углах церкви, не поднимая шума, что было необычно для бригады службы новостей, — подумал преподобный Джексон. Его последняя мысль перед тем, как начать проповедь, заставила его внутренне улыбнуться: единственный чернокожий, стоявший на этой кафедре до настоящего момента, был негр, который красил её в чёрный цвет.

— Доброе утро, дамы и господа. Меня зовут Исайя Джексон. Все вы знаете, наверно, где находится моя церковь. Сегодня я здесь по приглашению моего хорошего друга и коллеги, вашего пастора, Джерри Паттерсона. Сегодня у Джерри преимущество передо мной, потому что, в отличие от меня и, насколько я понимаю, в отличие от всех вас, находящихся в церкви, он был знаком с человеком, ради памяти которого мы собрались. Для меня Ю Фа Ан был человеком, с которым я переписывался. Несколько лет назад Джерри и я получили возможность поговорить о деятельности священников. Мы встретились в часовне местной больницы. Для нас обоих это был тяжёлый день. Мы оба потеряли близких людей в этот день, примерно в одно время и от той же болезни — рака.

Мы оба почувствовали необходимость посидеть в часовне. Мне кажется, что мы хотели задать Богу один и тот же вопрос. Это был вопрос, который задаёт каждый из нас — почему в мире так много жестокости, почему любящий и милосердный Бог допускает такое?

Ответ на этот вопрос имеется в Писании, причём во многих местах. Сам Иисус сожалел о потере невинной жизни, и одним из его чудесных поступков было воскрешение Лазаря из мёртвых. Он сделал это для того, чтобы убедить людей, что он действительно Сын Божий, а также дабы продемонстрировать своё человеколюбие, показать, как он переживает смерть хорошего человека.

Однако Лазарь, подобно тем двум прихожанам в больнице, умер от болезни, а когда Бог создавал мир, он создал его таким, что в нём были и по-прежнему остаются вещи, которые нельзя исправить. Всевышний сказал нам взять на себя главенство над миром, и частью этого было желание Господа, чтобы мы научились излечивать болезни, укреплять все сломанные части тела и, таким образом, сделать мир идеальным, подобно тому, как мы, повинуясь Святому Слову, сделаем идеальными самих себя.

Мы с Джерри долго говорили в тот день, и это стало началом нашей дружбы, ибо все духовные лица, проповедующие Евангелие, должны быть друзьями, потому что мы проповедуем Благую весть нашего Господа.

На следующий день мы встретились снова, и Джерри рассказал мне о своём друге Скипе. Человек с другой половины мира, человек из страны, в которой религиозные традиции не знают Иисуса. Видите ли, Скип узнал все это в университете Орала Робертса в Оклахоме, узнал, подобно многим другим, и знания подвигли его на то, что он задумался над жизнью, думал долго и истово. Наконец он принял решение присоединиться к духовенству и проповедывать Евангелие Иисуса Христа…

* * *
— У Скипа была кожа иного цвета, чем у меня, — говорил Джерри Паттерсон с кафедры церкви, расположенной меньше чем в двух милях. — Но в глазах Бога мы все одинаковы, потому что Всевышний смотрит сквозь нашу кожу в наши сердца и наши души, и Он всегда знает, что таится там.

— Верно, — донёсся чей-то голос из глубины собравшихся прихожан.

— И тогда Скип стал проповедовать Евангелие. Вместо того чтобы вернуться на родину, где правительство защищает свободу религии, Скип решил отправиться в коммунистический Китай. Почему туда? — спросил Паттерсон. — Действительно, почему?

В континентальном Китае нет свободы вероисповедания. Этот Китай отказывается признать существование Бога. Этот Китай походит на филистимлян из Ветхого Завета, народ, преследовавший евреев Моисея и Иисуса, являющийся врагом самого Бога. Так почему Скип поехал именно туда? Потому что он знал, что нет другого места на земле, где людям так нужно услышать Слово Божье, что Иисус хотел, чтобы мы проповедовали язычникам, приносили Его Святое Слово к тем, чьи души страдают без него, и он принял решение. Ни один морской пехотинец, штурмующий берега Иводзимы, не показал большего мужества, чем Скип, несущий в руках Библию в Красный Китай и начавший проповедовать Евангелие в стране, где религия является преступлением.

— И мы не должны забывать о том, что рядом с ним был другой человек, католический кардинал, старый человек из богатой и влиятельной семьи, который много лет назад сам принял решение присоединиться к духовенству своей церкви, — напомнил прихожанам Джексон. — Его звали Ренато, имя, такое же чужое для нас, как Ю Фа Ан, но, несмотря на это, он тоже нёс Слово Иисуса в страну язычников.

Когда правительство этой страны узнало о деятельности преподобного Ю, у него отняли работу. Они надеялись, что он умрёт с голоду, но люди, принявшие такое решение, не знали Скипа. Они не знали Иисуса, и они не знали о Вере, правда?

— Нет, черт побери! — донёсся мужской голос белого прихожанина из глубины церковных рядов, и с этого момента Исайя понял, что их внимание полностью привлечено к нему.

— Нет, сэр! Ваш пастор Джерри узнал об этом, и вы, добрые люди, начали помогать Скипу Ю, поддерживая человека, которого безбожное правительство пыталось уничтожить. Их усилия были напрасными, потому что они не знали, что верующие люди разделяют приверженность справедливости!

* * *
Рука Паттерсона взлетела вверх.

— Тогда Иисус указал на неё и сказал им, видите эту женщину? Она жертвует от своей нищеты, а не от своего богатства. Пожертвования, полученные от бедных, стоят больше, чем пожертвования богатых. Вот тогда вы, добрые люди, начали помогать моей конгрегации поддерживать моего друга Скипа. Иисус также сказал, что, помогая самому меньшему из моих братьев, вы помогаете мне. Вот таким образом ваша церковь и моя церковь помогали этому человеку, одинокому проповеднику Евангелия в стране язычников, там, где люди отрицают Имя и Слово Господа, а вместо этого поклоняются трупу чудовища по имени Мао, выставив на всеобщее обозрение его набальзамированное тело, словно это тело святого! Он не был человеком Бога. Он вообще не был человеком. Он был массовым убийцей, худшим из всех, которого когда-либо видел мир. Он походил на Гитлера, которого уничтожили наши отцы шестьдесят лет назад. Но для людей, которые правят Китаем, этот убийца, этот борец со свободой и жизнью, является новым богом. Этот «бог» — ложный «бог», — сказал Паттерсон, и в его голосе слышалась страсть. — Этот «бог» — голос Сатаны. Этот «бог» говорит пламенем геенны огненной. Этот «бог» — воплощение зла, и теперь он мёртв, теперь он чучело животного, вроде мёртвой птицы, чучело которой вы можете видеть в баре или салуне, или мёртвой головы животного, которое висит у многих из вас на стене кабинета, — и китайские коммунисты по-прежнему почитают его. Они все ещё прислушиваются к его голосу и все ещё чтят его заклинания — заклинания, которые принесли смерть миллионам людей, потому что этот ложный «бог» ненавидел их. — Паттерсон выпрямился и провёл рукой по голове. — Есть люди, которые утверждают, что зло, существующее в мире, вызвано отсутствием добра. Но мы знаем, что это не так. В мире живёт дьявол, и его поклонники ходят среди нас, и некоторые из этих поклонников управляют странами! Некоторые из этих посредников дьявола развязывают войны. Некоторые из этих слуг дьявола забирают невинных людей из их домов, заключают их в лагеря и убивают, подобно скоту на бойнях. Они помогают Сатане! Они поклоняются Князю Тьмы! Они находятся среди нас, подвергают смерти невинных людей, даже лишают жизни невинных младенцев…

* * *
— И тогда эти три человека, три служителя Бога, пошли в больницу. Один из них, наш друг Скип, отправился туда, чтобы помочь своей прихожанке в тот момент, когда она нуждалась в его духовной поддержке. Двое других, католики, пошли с ним, потому что они тоже были людьми Бога и они тоже защищали те же идеалы, которые защищаем мы, потому что Слово Иисуса одинаково для КАЖДОГО ИЗ НАС — гремел голос Исайи Джексона.

— Да, сэр, — прозвучал тот же голос белого прихожанина из глубины церкви, и многие прихожане кивнули, соглашаясь с ним.

— Так вот, эти три человека пошли в больницу, чтобы спасти жизнь младенца, младенца, которого хотело убить правительство этой страны — и почему? Они хотели убить младенца потому, что его мать и отец верили в Бога — о нет, они не могли допустить, чтобы подобные люди принесли в мир младенца! О нет, они не могли позволить, чтобы верующие принесли в их страну младенца, потому что это было, по их мнению, равносильно приглашению в страну шпиона. Это было опасно для этой безбожной страны. А в чём заключалась опасность? Опасность заключалась в том, что они понимали, что являются безбожными язычниками! Это было опасно для них, потому что они знали, что Святое Слово Бога является самым мощным оружием в мире! Вот почему их единственная реакция на такую опасность заключается в том, чтобы убивать, забирать жизнь, которую Сам Бог даёт каждому из нас, потому что, отрицая Бога, они так же отрицают жизнь. И вы знаете, что эти язычники, эти неверующие любят такую власть. Они любят притворяться, что они боги. Они любят свою власть и любят пользоваться ею на службе Сатаны! Они знают, что обречены провести вечность в аду, и потому хотят нам устроить этот ад на земле. Они хотят лишить нас единственной вещи, которая может спасти нас от судьбы, выбранной ими для себя. Вот почему они обрекли этого невинного младенца на смерть.

И когда эти три человека вошли в больницу, чтобы сохранить жизнь невинного ребёнка, они несли с собой благословение Божье, но несли его в смирении и силе своей веры. Они стояли на месте Бога, чтобы выполнить Его Волю, а не для того, чтобы приобрести власть для себя, не для того, чтобы стать ложными героями. Они пришли в больницу, чтобы служить, а не для того, чтобы править, как служил Сам Господь Иисус, как служили его апостолы. Они пришли защитить невинную жизнь. Они пришли, чтобы выполнить работу Всевышнего!

— Вы, наверно, не знаете этого, но когда я был посвящён в духовный сан, я провёл три года в военно-морском флоте Соединённых Штатов, где служил капелланом в корпусе морской пехоты. Меня направили во Вторую дивизию морской пехоты в Кэмп-Лейджун, в штате Северная Каролина. Когда я служил там, я познакомился с людьми, которых мы называем героями, и, вне всякого сомнения, многие морские пехотинцы принадлежат к этой категории. Я был там, чтобы совершать богослужение над мёртвыми и умирающими в результате ужасной катастрофы вертолёта, и одной из величайших почестей, выпавших на мою долю, было находиться там и утешать умирающих молодых морских пехотинцев — потому что я знал: скоро они предстанут перед Богом. Я помню одного сержанта, который женился всего месяц назад и умер, произнося молитву за свою жену. Он был ветераном Вьетнама, этот сержант, имел множество наград. Он был тем, кого мы называем крутым парнем, — сказал Паттерсон своей чернокожей общине, — но его самым крутым поступком было то, что, когда он понял, что умирает, он начал молиться, но молился не о себе, а о своей молодой жене. Он обращался к Богу, чтобы Он утешил её. Этот морской пехотинец умер как настоящий христианин и покинул этот мир, чтобы предстать перед Богом как человек, исполнивший свой долг во всех отношениях.

Так вот свой долг исполнили и Скип, и Ренато. Они принесли в жертву свои жизни, чтобы спасти младенца. Бог послал их. Бог дал приказ этим людям. Они услышали этот приказ и следовали ему без малейших колебаний, без сомнений, не думая ни о чём, кроме того, как лучше исполнить свой долг.

И сегодня, в восьми тысячах миль отсюда, живёт новая жизнь, новый маленький ребёнок, который сейчас, по-видимому, спит. Этот ребёнок никогда не узнает о том, с какими трагическими последствиями он пришёл в мир, но с такими родителями, как у него, он узнает Слово Божье. И все это произошло потому, что трое бесстрашных мужчин, посвятивших свою жизнь служению Господу, вошли в больницу и двое из них погибли там, делая работу Бога.

Скип был баптистом. Ренато — католиком.

Скип был жёлтым. Я белый. Вы, собравшиеся здесь, чёрные.

Но для Иисуса это не имеет значения. Мы все слышали Его слова. Мы все восприняли Его как своего Спасителя. Так поступил Скип. Так поступил Ренато. Эти мужественные люди пожертвовали своими жизнями за Правое Дело. Последними словами католика был вопрос — он спросил, жив ли ребёнок, и второй католик, германский священник, ответил «Да», и Ренато успел вымолвить «Бене» по-итальянски. Это означает «Хорошо, все в порядке». Он умер, зная, что совершил правильный поступок. Ведь это хорошо, правда?

— Совершенно верно! — послышались голоса из глубины церкви.

* * *
— Мы должны многому научиться на их примере, — сказал Исайя Джексон собравшейся пастве. — Мы должны понять прежде всего, что Слово Бога одно и то же для всех нас. Я чернокожий. Вы белые. Скип был китайцем. В этом все мы отличаемся друг от друга, но пред лицом Господа все мы одинаковы. Изо всего, что нам нужно узнать, изо всех вещей, которые мы должны держать у себя в сердце каждый день, пока мы живём, это самое главное. Иисус является Спасителем для всех нас, если только мы примем Его, если только мы найдём для Него место в наших сердцах, если только мы прислушаемся к тому, что Он говорит нам. Это первый урок, который мы должны извлечь из смерти двух мужественных людей.

Второй урок, который мы должны понять, это то, что Сатана все ещё жив и, пока мы слушаем слово Господа, есть люди, которые предпочитают слушать слова Люцифера. Нам нужно научиться узнавать этих людей.

Сорок лет назад некоторые из таких людей находились среди нас. Я помню это, и вы, наверно, тоже помните. Мы сумели преодолеть это. Причина нашей силы заключалась в том, что все мы услышали Слово Божье. Все мы вспомнили, что наш Бог — это Бог Милосердия, Бог Справедливости. Если мы помним это, то помним ещё многое другое.

Бог меряет нас не по тому, против чего мы выступаем. Бог смотрит в наши сердца и меряет нас по тому, за что мы выступаем. Но мы не можем выступать за справедливость, не выступая против несправедливости. Мы должны помнить Скипа и Ренато. Мы должны помнить мистера и миссис Янг и других, подобных им, помнить всех тех людей в Китае, которых лишили возможности услышать Слово Божье. Сыновья Люцифера боятся Святого Слова Божия. Сыновья Люцифера боятся нас. Сыновья Сатаны боятся Воли Господа, потому что их гибель заключается в Его Любви и в Его Страданиях. Они могут ненавидеть Бога. Они могут ненавидеть Слово Божье — но они боятся, они испуганы последствиями своих собственных действий. Они боятся проклятия, которое ждёт их.

Они могут отрицать Бога, но они знают Его праведность, и они знают, что каждая человеческая душа молит о познании нашего Господа.

Вот почему они боялись преподобного Ю Фа Ана. Вот почему они боялись кардинала ДиМило, и вот почему они боятся нас, боятся меня и вас, добрые люди. Эти сыновья Сатаны боятся нас, потому что понимают, что их слова и их ложные верования больше не могут противостоять Слову Божьему, подобно тому, как трейлер не может противостоять напору весеннего торнадо! И они знают, что все люди рождаются со знанием Святого Слова Господа. Вот почему они боятся нас. Вот и хорошо! — воскликнул преподобный Исайя Джексон. — Тогда пусть у них будет ещё одна причина бояться нас! Пусть верные Господу Нашему покажут им силу и убеждённость истинной веры!

* * *
— Но мы ничуть не сомневаемся, что Бог был там вместе со Скипом и с кардиналом ДиМило. Бог направил их мужественные руки, и с их помощью Он спас жизнь этого невинного маленького ребёнка, — сказал Паттерсон своей чёрной пастве. — И Господь прижал к Своей груди тех двух людей, которых послал исполнить свою работу, и теперь наш друг Скип и кардинал ДиМило стоят перед Господом Богом, эти смелые и преданные слуги его Святого Слова. Мои друзья, они исполнили свой долг. В тот день они сделали то, что Господь поручил им. Они спасли жизнь невинного ребёнка. Они показали всему миру, какой мощью обладает вера. Но как относительно нашего долга? — спросил Паттерсон.

* * *
— Долг верующих заключается не в том, чтобы поощрять Сатану, — сказал преподобный Исайя Джексон прихожанам, собравшимся в церкви. Он захватил их внимание так же уверенно, как лорд Оливер в свой лучший день — и почему нет? Это не были слова Шекспира. Это были слова одного из проповедников Бога. — Когда Иисус смотрит в наши сердца, увидит ли он людей, которые поддерживают сыновей Люцифера? Увидит ли Иисус людей, которые жертвуют свои деньги на поддержку безбожных убийц невинных? Увидит ли Иисус людей, дающих деньги новому Гитлеру?

— Нет! — закричал в ответ женский голос. — Нет!

— Тогда кто мы, люди Бога, люди святой веры, — кого мы защищаем? Когда сыновья Люцифера убивают христиан, где мы стоим? Встанете ли вы на защиту справедливости? Подниметесь ли вы на защиту своей веры? Встанете ли вы рядом со святыми мучениками? Встанете ли вы рядом с Иисусом? — вопросил Джексон у собравшейся слушать его белой паствы.

Как один человек, все дружно ответили:

— Да!

* * *
— Иисус Христос, — сказал Райан. Он прошёл в кабинет вице-президента, чтобы увидеть по телевидению проповедь преподобного Джексона.

— Я говорил тебе, что мой папа отличный проповедник. Я вырос, слушая его за обеденным столом, и его голос все ещё проникает в моё сердце, — сказал Робби Джексон, думая о том, стоит ли ему позволить себе немного виски. — Паттерсон, наверно, тоже успешно справился со своей задачей. Папа говорит, что он неплохой пастор, но мой папа — настоящий чемпион в этом деле.

— Он никогда не думал о том, чтобы стать иезуитом? — с усмешкой спросил Джек.

— Папа — проповедник, но далеко не святой. Ему было бы трудно соблюдать обет безбрачия, — ответил Робби.

Затем изображение на экране телевизора изменилось, появился международный аэропорт Леонардо да Винчи, недалеко от Рима, где только что совершил посадку «Боинг-747» «Алиталии» и теперь подъезжал к выдвинувшемуся коридору. Внизу стоял катафалк и рядом с ним несколько автомобилей служителей Ватикана. Уже было объявлено, что предстоят пышные государственные похороны кардинала Ренато ДиМило в базилике Святого Петра, и освещать это событие будут CNN, «Скай Ньюз», «Фокс» и все крупнейшие телевизионные компании.

* * *
В Миссисипи Исайя Джексон медленно спустился с кафедры после того, как смолкли звуки последнего гимна. Он шёл к выходу с достоинством, приветствуя всех прихожан по пути.

Ему потребовалось гораздо больше времени, чем он ожидал. Казалось, что каждый прихожанин хотел пожать ему руку и поблагодарить за то, что он оказал им честь, придя к ним. Это была такая степень гостеприимства, которая намного превосходила все его ожидания, даже самые оптимистические. Не было ни малейших сомнений в искренности собравшихся. Некоторые прихожане хотели поговорить с ним хотя бы несколько секунд, до тех пор пока напор выходящей толпы не вытеснил их по ступеням на площадь, где стояли автомобили. Исайя получил шесть приглашений поужинать и десять вопросов о его церкви — не нуждается ли она в дополнительной помощи. Наконец рядом с ним остался один семидесятилетний мужчина со взлохмаченными седыми волосами и горбатым носом, выпивший в своё время немало виски. Он походил на человека, достигшего вершины своей карьеры в должности заместителя мастера на лесопилке.

— Хелло, — приветливо произнёс Джексон.

— Пастор, — нерешительно ответил мужчина, словно не решаясь продолжать. На его лице было выражение, которое Исайя видел много раз.

— Чем я могу помочь вам, сэр? — спросил он.

— Пастор… много лет назад… — Его голос прервался. — Пастор, — начал он снова. — Пастор, я согрешил…

— Мой друг, мы все грешили. Бог знает это. Вот почему Он послал Своего Сына, чтобы он был с нами и помогал победить грехи. — Священнослужитель подхватил мужчину за плечо, когда тот пошатнулся.

— Я был в Клане, пастор, я совершал… греховные поступки… я… причинял боль неграм, потому что ненавидел их, и я…

— Как ваше имя? — мягко спросил Исайя.

— Чарли Пиккет, — ответил мужчина. И затем Исайя все понял. У него была хорошая память на имена. Чарльз Уортингтон Пиккет был Великим Драконом местного Клана. Он никогда не совершал крупных преступлений, но его имя было на устах у всех негров.

— Мистер Пиккет, все это было много лет назад, — напомнил он мужчине.

— Я никогда, я хочу сказать, я никогда не убивал. Честно, пастор, я никогда не делал этого, — настаивал Пиккет, и в его голосе чувствовалось настоящее отчаяние. — Но я знал тех, кто делал это, и скрывал их имена от копов. Я никогда не удерживал их от таких поступков… клянусь Иисусом, я не знаю, кем я был тогда, пастор. Я был… это было…

— Мистер Пиккет, вы раскаиваетесь в своих грехах?

— О да, о Иисус, да, пастор, я молился о прощении, но…

— Не бывает «но», мистер Пиккет. Бог простил вам ваши грехи, — сказал ему Джексон самым мягким голосом.

— Вы уверены?

Улыбка и кивок.

— Да, я уверен.

— Пастор, если вам понадобится помощь вашей церкви, перекрыть крышу и тому подобное, обратитесь ко мне, ладно? Это тоже дом Бога. Может быть, я не всегда понимал это, но зато понимаю теперь, сэр.

Наверно, он ещё никогда не называл чернокожего «сэр», если только в руке у него не было пистолета. «Значит, — подумал пастор, — по крайней мере один человек выслушал его проповедь и извлёк из неё что-то для себя. А это совсем неплохо для человека, занимающегося такой работой».

— Пастор, я должен извиниться за все дурные слова и мысли, которые у меня были. Ещё никогда не делал этого, но должен сделать это теперь. — Он схватил руку Исайи. — Пастор, я сожалею, так сожалею, как только может сожалеть человек, за все то, что делал раньше, и прошу вашего прощения.

— И наш Господь Бог сказал: «Иди и не греши больше». Мистер Пиккет, в этой фразе заключено все Евангелие. Бог пришёл, чтобы простить наши грехи. Бог уже простил вас.

Наконец их глаза встретились.

— Спасибо, пастор. Благослови вас Бог, сэр.

— И Господь благословит вас тоже. — Исайя смотрел вслед мужчине, идущему к своему пикапу, думая о том, сумел ли он сейчас спасти его душу. Если сумел, то Скип будет доволен своим чернокожим другом, которого он никогда не встречал.

Глава 32Столкновение коалиций

Путь от аэропорта до Ватикана был длинным, и каждый ярд этого пути телекамеры сопровождали скоростной кортеж автомобилей, пока наконец они не въехали на Пьяцца Сан Пиетро, площадь Святого Петра. Там их уже ждал взвод швейцарских гвардейцев, одетых в пурпурно-золотые мундиры, спроектированные Микеланджело.

Несколько гвардейцев извлекли из катафалка гроб с телом князя церкви, принявшего мученическую смерть далеко отсюда, и внесли его через высокие бронзовые двери внутрь огромного кафедрального собора, где на следующий день сам Папа Римский прочтёт заупокойную мессу.

Но было ещё одно событие, которое ухудшило ситуацию. «ЗОРГЕ» прислал донесение этим утром, и оно прибыло в Белый дом с опозданием лишь потому, что Мэри Патриция Фоули хотела полностью удостовериться, что перевод сделан точно.

Кроме президента, в Овальном кабинете находились Бен Гудли, Арни ван Дамм и вице-президент.

— Итак? — спросил их Райан.

— Гребаные ублюдки, — первым выразил своё мнение Робби. — Если они действительно так думают, мы не должны продавать им даже дерьмо в бумажном пакете. — Даже в баре «Топ Ган», после длинной ночи крепких коктейлей, морские лётчики не употребляют подобные выражения.

— Это бессердечно, — согласился Бен Гудли.

— Мне кажется, что совесть не является товаром, принадлежащим их политическим руководителям, — сказал ван Дамм, сделав мнение группы единодушным.

— Как бы реагировал твой отец на подобную информацию, Робби? — спросил Райан.

— Его первоначальная реакция была бы такой же, как и моя, — сбросить на них ядерную бомбу. Затем он вспомнит, что происходит на настоящей войне, и немного успокоится. Джек, нам нужно наказать их.

Райан кивнул.

— О'кей, но если мы прекратим торговые отношения с КНР, первыми пострадают несчастные работяги на их фабриках, разве не так?

— Это верно, Джек, но кто держит их в заложниках, хорошие парни или плохие парни? Кто-нибудь обязательно повторит твои слова, и если опасение причинить вред простому народу лишает нас возможности предпринять какие-нибудь действия, ты только контролируешь ситуацию, при которой они никогда не будут жить лучше. Таким образом, ты не можешь позволить себе ограничивать из-за этого свои действия, — заключил «Томкэт», — или ты сам станешь заложником.

Затем зазвонил телефон. Райан встал, недовольный тем, что его прервали.

— На проводе Государственный секретарь Адлер, господин президент. Он говорит, это очень важно.

Джек наклонился через стол и нажал на мигающую клавишу.

— Слушаю тебя, Скотт.

— Я получил донесение. В нем нет ничего неожиданного, и люди обычно говорят во время секретного совещания совсем не так, как за пределами кабинета, понимаешь.

— Приятно слышать это, Скотт, а если они будут совещаться о том, чтобы отправить несколько тысяч евреев поездом на экскурсию в Освенцим, это тоже будет смешным, а?

— Джек, я еврей, не забывай этого.

Райан глубоко вздохнул и нажал на соседнюю клавишу.

— О'кей, Скотт, я переключил тебя на громкую связь. Говори, — приказал президент Соединённых Штатов.

— Так эти ублюдки говорят между собой. Да, они высокомерны, но мы уже знаем это. Послушай, Джек, если бы правительства других стран знали, как и о чём мы разговариваем внутри Белого дома, у нас было бы намного меньше союзников и куда больше войн. Иногда разведывательная информация бывает слишком хорошей.

«Скотт действительно отличный Государственный секретарь, — подумал Райан. — Его работа заключается в том, чтобы искать простые и безопасные методы решения проблем, и он стремится к этому напряжённо и страстно».

— О'кей, твои предложения?

— Я поручу Карлу Хитчу обратиться к ним с нотой. Мы потребуем немедленного извинения за это трагическое происшествие и за разгон демонстрации.

— А если они скажут, чтобы мы засунули эту ноту себе в задницу?

— Тогда мы отзовём Ратледжа и Хитча для консультаций и дадим китайским правителям возможность подумать.

— Нота, Скотт?

— Да, господин президент.

— Напиши её на листе асбеста и подпиши кровью, — холодно сказал Джек.

— Хорошо, сэр, — согласился Государственный секретарь, и связь прервалась.

* * *
В Москве было намного позже, когда Павел Ефремов и Олег Провалов вошли в кабинет директора Службы внешней разведки.

— Извините, что не мог принять вас раньше, — сказал Сергей Головко. — У нас возникло много проблем — отношения с китайцами, а теперь эта стрельба в Пекине. — Он относился к происшествию как любой другой человек в мире.

— Тогда у вас сейчас возникнет ещё одна проблема с китайцами, товарищ директор.

— Да?

Ефремов передал ему расшифрованное донесение Суворова/Конева. Головко взял лист бумаги, поблагодарил майора со свойственной ему вежливостью, опустился в кресло и начал читать. Меньше чем через пять секунд его глаза расширились от удивления.

— Но это невозможно, — прошептал он.

— Может быть, но трудно найти другое объяснение.

— Значит, это я был целью покушения?

— Создаётся такое впечатление, — ответил Провалов.

— Но почему?

— Это нам неизвестно, — сказал Ефремов, — и вряд ли это знает кто-нибудь в Москве. Если приказ был отдан через сотрудника китайской разведывательной службы, значит, он исходил из Пекина, и человек, передавший этот приказ, тоже не знает, чем он вызван. Более того, операция была подготовлена таким образом, что китайцы могут отвергнуть своё участие в ней, поскольку мы не можем даже доказать, что этот человек служит в разведке, а не является внештатным помощником, или, как говорят американцы, «стрингером». Более того, этот человек был опознан американцем, — закончил офицер ФСБ.

Головко посмотрел на гостей.

— Как это произошло, черт побери?

— Сотрудника китайской разведывательной службы вряд ли обеспокоило бы присутствие американца, тогда как в любом русском он мог бы заподозрить сотрудника российской контрразведки, — объяснил Провалов. — Майк Райли был в Москве и предложил нам свою помощь. А теперь у меня возник вопрос.

— Что сказать этому американцу? — Головко понял, о чём хотел спросить его капитан милиции.

Капитан кивнул.

— Да, товарищ директор. Он много знает о расследовании убийства, потому что я посвятил его в подробности расследования, и он дал мне несколько полезных советов. Райли опытный полицейский следователь и далеко не дурак. Когда он спросит меня о ходе расследования, что я должен сказать ему?

Первоначальная реакция Головко была такой же предсказуемой, как и автоматической.

Ничего. Но он удержался. Если Провалов не скажет ему ничего, то американец сразу поймёт, что это ложь. С другой стороны, в интересах ли Головко — или России — сообщать Америке, что его жизнь в опасности? Этот вопрос был непростым и запутанным. Пока Головко раздумывал над ним, он решил пригласить в кабинет своего личного телохранителя. Он нажал на кнопку.

— Да, товарищ директор, — сказал майор Шелепин, появившись в дверях.

— У нас есть кое-что новое, вызывающее определённое беспокойство, Анатолий Иванович, — сказал Головко и протянул ему расшифрованное донесение. После первого предложения Шелепин побледнел.

* * *
В Америке это началось с профсоюзов. Эти объединения рабочего класса, утратившие влияние за последние годы, были, в определённом смысле, самыми консервативными организациями в стране. Это объяснялось простой причиной. Потеряв часть влияния, они теперь стремились сохранить ту власть, которая у них ещё осталась. С этой целью они противились всяческим переменам, которые угрожали малейшим правам самых незаметных членов профсоюзов.

Они всегда ненавидели Китай, потому что китайские рабочие получали за один день меньше, чем зарабатывали за утренний перерыв на кофе члены американского профсоюза рабочих автомобильных заводов. Это склоняло игровое поле в пользу азиатов, с чем никак не могла примириться АФТ-КПП (Американская федерация труда — Конгресс производственных профсоюзов).

К счастью, правительство приняло решение, что боссы этих низкооплачиваемых рабочих не соблюдают прав человека. Теперь бороться с ними стало проще.

Одним из достоинств американских профсоюзов является их хорошая организация, и поэтому каждый член Конгресса начал получать телефонные звонки. Большинство звонков принимали помощники конгрессменов, но руководители профсоюзов из тех штатов или округов, которые избирали своих представителей в Конгресс, обычно находили способ обойти помощников и секретарей, и люди говорили с самими конгрессменами, независимо от того, какую позицию занимали выборные представители народа. Профсоюзные деятели обращали их внимание на варварские действия этого безбожного государства, которому также, между прочим, наплевать на американских рабочих. Вдобавок оно, из-за своего несправедливого отношения к проблемам труда, лишает американцев рабочих мест и выбрасывает их на улицу. В каждом телефонном разговоре упоминалось пассивное сальдо Америки, что заставило бы членов Конгресса задуматься, а не является ли это хорошо организованной телефонной кампанией (которой она являлась), если бы они потрудились сравнить записи телефонных разговоров друг с другом (об этом они не подумали).

Во второй половине дня начались демонстрации, и хотя они были такими же стихийными, как в Китайской Народной Республике, их подробно освещали местные и национальные средства массовой информации, потому что туда можно было послать команды с телевизионными камерами, да и сами репортёры тоже принадлежали к профсоюзам.

Вслед за телефонными звонками и одновременно с телевизионным освещением демонстраций хлынул поток писем, как по обычной, так и по электронной почте. Все они подсчитывались и регистрировались.

Некоторые конгрессмены звонили в Белый дом, давая знать президенту, что происходит на Капитолийском холме. Информация об этом поступала в офис Арнольда ван Дамма, персонал которого тщательно подсчитывал количество звонков, регистрировал абонентов и уровень их гнева, который был, как правило, весьма высоким.

В дополнение ко всему поступали уведомления от религиозных сообществ, практически каждое из которых чувствовало себя оскорблённым.

Ещё одно неожиданное событие этого дня не имело отношения ни к звонкам, ни к письмам, адресованным кому-нибудь из членов правительства. Все китайские промышленники, обитающие на острове Тайвань, имели в Америке своих лоббистов или агентства по связи с общественностью. У одного из них появилась идея, распространившаяся со скоростью зажжённого в ружейном патроне пороха. К полудню три разные типографии уже печатали самоклеящиеся стакеры с флагом Республики Китай и надписью: Мы хорошие парни. На следующее утро клерки предприятий, занимающихся розничной торговлей по всей Америке, прикрепляли их к товарам, произведённым на Тайване. Средства массовой информации узнали об этом ещё до того, как начался этот процесс, и, таким образом, помогли промышленникам Республики Китай на Тайване. С их помощью общественность узнала о кампании Тайваня «Они — это не мы» ещё до того, как она развернулась в полном объёме.

В результате американский народ заново познакомился с тем, что в мире действительно существует две страны под названием Китай и что одна из них убила священников, а затем избила и разогнала христиан, собравшихся прочесть несколько молитв на улице перед домом покойного пастора. Во втором Китае не происходило ничего подобного, и там даже существовала маленькая Лига бейсбола.

Не так уж часто происходило, что руководители профсоюзов и духовные лица выдвигали одинаковые требования, причём настолько громко и решительно. Агентства по опросу общественного мнения поспешно взялись за работу, и скоро вопросы, которые задавались людям на улицах, были сформулированы таким образом, что ответы на них были очевидны заранее.

* * *
Нота прибыла в посольство США в Пекине ранним утром. После того как её расшифровал сотрудник Агентства национальной безопасности, её передали старшему дежурному офицеру посольства, которому удалось сдержать приступ рвоты. Он решил немедленно разбудить посла Хитча. Через полчаса Хитч был у себя в кабинете, сонный и раздражённый из-за того, что его разбудили на два часа раньше положенного времени. Содержание ноты ни в коей мере не улучшило его настроение. Скоро он звонил по телефону в Туманное Болото.

— Да, это именно то, что мы поручаем тебе, — сказал Скотт Адлер по кодированному каналу связи.

— Им это не понравится.

— Это меня ничуть не удивляет, Карл.

— О'кей, я просто хотел, чтобы ты знал об этом, — сообщил Хитч Государственному секретарю.

— Карл, мы думали об этом, но президент серьёзно раздражён относительно…

— Скотт, я живу здесь, понимаешь? Я знаю, что случилось.

— Что они предпримут? — спросил «Орёл».

— До того, как мне свернут шею, или после? — задал вопрос Хитч в ответ на вопрос Государственного секретаря. — Они предложат мне засунуть эту ноту в задницу — более дипломатическим языком, разумеется.

— Ну что ж, пусть они поймут, что американский народ требует извинения. И что нельзя безнаказанно убивать дипломатов.

— О'кей, Скотт, я знаю, как поступить. Я свяжусь с тобой позднее.

— Я буду ждать, — пообещал Адлер, думая о долгом дне в кабинете, где ему приходится работать.

— Жди звонка. — Хитч прервал разговор.

Глава 33Исходная позиция

— Вы не можете разговаривать с нами таким образом, — заметил Шен Танг.

— Господин министр, моя страна имеет принципы, которые мы не нарушаем. Таковыми являются уважение прав человека, право свободно собираться, право молиться богу по собственному желанию, право свободно выражать свои мысли. Правительство Китайской Народной Республики сочло возможным нарушить эти принципы, и это вызвало ответную реакцию со стороны Америки. Все великие страны мира признают эти права. Китай тоже должен сделатьэто.

— Должен? Вы говорите нам, что мы должны делать?

— Господин министр, если Китай хочет стать членом сообщества наций, тогда должен.

— Америка не имеет права диктовать нам. Вы не управляете миром!

— Мы не утверждаем этого. Но мы можем выбирать те нации, с которыми мы имеем нормальные отношения, и предпочитаем, чтобы они признавали эти права, так же как и другие цивилизованные нации.

— Теперь вы заявляете, что мы нецивилизованные? — возмутился Шен.

— Я не говорил этого, господин министр, — ответил Хитч, жалея, что позволил себе произнести это слово.

— Америка не имеет права навязывать свои желания нам или другим нациям. Вы приезжаете сюда и диктуете условия торговли с нами, а теперь вы также требуете, чтобы мы вели свои внутренние дела в соответствии с тем, как вам это нравится. Достаточно! Мы не будем раболепствовать перед вами. Мы не ваши слуги. Я отвергаю эту ноту. — Шен даже бросил её в направлении к Хитчу, чтобы подчеркнуть свои слова.

— Значит, таков ваш ответ? — спросил Хитч.

— Это ответ Китайской Народной Республики! — надменно ответил Шен.

— Очень хорошо, господин министр. Спасибо за аудиенцию. — Хитч вежливо поклонился и вышел. «Поразительно, — подумал он, — что нормальные — если не совсем дружеские — отношения могут быть прерваны так быстро». Всего шесть недель назад Шен побывал в посольстве США на дружеском рабочем ужине. Там они провозглашали тосты за благополучие двух стран самым сердечным образом. Но в своё время Киссинджер сказал: у стран нет друзей, у них есть только интересы. КНР только что обосрала некоторые из самых священных для Америки принципов. Вот и все. Хитч прошёл к своему автомобилю, чтобы возвратиться в посольство.

Там его ждал Клифф Ратледж. Хитч сделал знак, приглашая его в свой личный кабинет.

— Ну?

— Как и следовало ожидать, он посоветовал мне засунуть ноту себе в задницу — на дипломатическом языке, разумеется, — сообщил Хитч своему гостю. — Сегодня утром у тебя будет оживлённая сессия.

Ратледж, разумеется, уже ознакомился с нотой.

— Я удивлён, что Скотт позволил произойти таким событиям.

— Полагаю, что события дома приняли крутой оборот. Мы видели передачи CNN и все такое, но, может быть, обстановка хуже, чем нам кажется.

— Послушай, я не оправдываю китайцев за их действия, но все это произошло из-за пары убитых священников…

— Один из них был дипломатом, Клифф, — напомнил ему Хитч. — Если тебе отстрелят зад, ты ведь захочешь, чтобы в Вашингтоне отнеслись к этому достаточно серьёзно, не правда ли?

Глаза Ратледжа сверкнули от такого упрёка.

— Все это делается по настоянию президента Райана. Он просто не понимает, как функционирует дипломатия.

— Может быть, да, а может быть, и нет. Но он президент, и наша работа заключается в том, чтобы представлять его, понимаешь?

— Об этом трудно забыть, — проворчал Ратледж. Он никогда не станет первым заместителем Государственного секретаря, пока этот яху сидит в Белом доме, а Ратледж мечтал о должности первого заместителя уже пятнадцать лет. Однако он тем более не получит эту должность, если позволит своим личным эмоциям, какими бы обоснованными они ни были, стоять на пути его профессионального поведения. — Нас или отзовут домой, или вышлют домой, — заметил он.

— Вероятно, — согласился Хитч. — Неплохо, если удастся застать матчи чемпионата по бейсболу.

— Забудь об этом. Настанет год нового улаживания отношений. В который раз.

— Очень жаль. — Хитч покачал головой и посмотрел на стол в поисках новых депеш, но их не было. Теперь ему нужно сообщить в Вашингтон, что ответил министр иностранных дел Китая. Скотт Адлер сейчас сидит, наверно, в своём кабинете на седьмом этаже и ждёт, когда зазвонит телефон, подключённый к кодированному каналу.

— Желаю удачи, Клифф.

— Мне она понадобится, — ответил Ратледж по пути к двери.

Может быть, стоит позвонить домой и сказать жене, чтобы она начала укладывать вещи, готовясь к отъезду, подумал Хитч. Нет, не стоит, ещё рано. Сначала он позвонит в Туманное Болото.

* * *
— Итак, что будет дальше? — спросил Райан Адлера, подняв трубку аппарата у своей постели. Он оставил приказ, чтобы ему сообщили немедленно, как только поступит ответ. Теперь, слушая ответ Адлера, он был удивлён. Ему казалось, что текст ноты был достаточно ясен, но, судя по всему, у дипломатических переговоров существуют ещё более строгие правила, чем он думал. — О'кей, Скотт, что дальше?

— Полагаю, нам следует подождать, что произойдёт с торговой делегацией, но скорее всего мы отзовём их и Карла Хитча домой для консультаций.

— Неужели китайцы не понимают, что они потеряют в результате всего этого?

— Они не думают, что это случится. Может быть, если такое случится, это заставит их задуматься об ошибочности своего поведения.

— Я бы не делал ставку на эту карту, Скотт.

— Рано или поздно здравый смысл всё-таки возобладает. Стремительно похудевший бумажник обычно заставляет человека задуматься, — сказал Государственный секретарь.

— Я поверю в это, когда увижу собственными глазами, — ответил президент Соединённых Штатов. — Доброй ночи, Скотт.

— Доброй ночи, Джек.

— И что же они сказали? — спросила Кэти Райан.

— Они посоветовали нам засунуть эту ноту себе в задницу.

— Действительно?

— Действительно, — ответил Джек, выключая ночной светильник.

Китайцы считают себя непобедимыми. Наверное, приятно верить в это. Приятно, но опасно.

* * *
265-я мотострелковая дивизия состояла из трех полков новобранцев, призванных на военную службу. Это были русские, которые решили не увиливать от службы в армии, что делало их патриотами, или дураками, или преисполненными апатии, или настолько уставшими от жизни, что перспектива провести два года в солдатской форме, плохо питаясь и почти не получая денег за службу, казалась им не такой уж большой жертвой.

В каждом полку было полторы тысячи солдат, примерно на пятьсот меньше, чем полагалось по штату. Хорошая новость заключалась в том, что в каждом полку был свой танковый батальон, чем исчерпывалось тяжёлое вооружение полка.

Все эти машины были если не новыми, то, по крайней мере, произведёнными недавно и в относительно хорошем состоянии. Правда, у дивизии не было штатного танкового полка, ударная мощь которого придавала дивизии наступательную силу. Кроме того, отсутствовал и дивизионный противотанковый батальон с противотанковыми орудиями «Рапира». Это было устаревшее вооружение, которое, несмотря на это, нравилось Бондаренко, потому что он проходил на них обучение ещё в то время, когда учился в военном училище почти сорок лет назад. Новая модель БМП — боевой машины пехоты — была модифицирована и оснащена противотанковой ракетой АТ-6, которую в НАТО называли «Спираль». По сути дела это был русский вариант противотанковой ракеты «Милан», принятой на вооружение в НАТО, чертежи который удалось украсть какому-то безымянному русскому шпиону в восьмидесятых годах. Солдаты называли её «Молот» из-за простоты применения, несмотря на относительно небольшую боеголовку.

Каждая БМП была укомплектована десятью такими ракетами, что более чем компенсировало отсутствие батальона буксируемых орудий.

Больше всего беспокоил Бондаренко и Алиева недостаток артиллерии. С давних времён артиллерия была самой подготовленной и обученной частью русской армии.

Теперь она составляла всего половину необходимого контингента манёвренной армии на Дальнем Востоке, где батальоны заменили полки. Это объяснялось тем, что на китайской границе была сооружена неподвижная оборонительная линия, состоящая из большого количества заранее установленных и укреплённых артиллерийских позиций.

Правда, это были орудия устаревшего типа, хотя с хорошо подготовленными артиллеристами и большим запасом боеприпасов они могли успешно сдерживать наступление, ведя огонь по заранее рассчитанным и пристреленным позициям.

Сидя в своём штабном автомобиле, генерал нахмурился. Вот что он получил в награду за то, что был умным и энергичным. Должным образом обученные и подготовленные войска военного округа не нуждались в таком командующем, как он, верно? Нет, его незаурядные способности понадобились именно в таком заброшенном и забытом регионе, как этот. «Хотя бы раз, — подумал он, — хорошему офицеру могли выделить в качестве поощрения военный округ, заслуживающий такого названия, вместо ещё одного „вызова“, как называли Дальневосточный военный округ. — Он проворчал про себя: — Нет, никогда».

Болваны и тупицы получали назначения в хорошо обученные и подготовленные округа, которым никто не угрожает, но зато там есть полностью укомплектованные воинские части и достаточный запас снаряжения.

Но хуже всего обстояло дело с авиацией. Военно-воздушные силы пострадали больше всех в результате развала Советского Союза. Когда-то на Дальнем Востоке были свои соединения тактических истребителей, готовые в любую минуту отразить нападение американских самолётов, базирующихся в Японии или на авианосцах Тихоокеанского флота, не говоря уже о возможной угрозе со стороны Китая. Сейчас обстановка резко изменилась. В настоящее время на его театре потенциальных военных действий находилось примерно пятьдесят исправных самолётов, пилоты которых имели около семидесяти часов налёта в год, то есть едва достаточно для того, чтобы они могли взлететь и совершить посадку, не рискуя матчастью и своими жизнями. Пятьдесят современных истребителей, предназначенных для войны в воздухе, а не для боевых действий против наземных войск. Было ещё несколько сотен самолётов, «вымирающих» на своих базах, главным образом в надёжных укрытиях, предохраняющих их от влаги.

Колёса их шасси полопались от времени, а внутренние механизмы укрыты потрескавшимися из-за длительного хранения чехлами, потому что недостаток запчастей приземлил почти все самолёты российских ВВС.

— Знаешь, Андрей, я помню время, когда мир дрожал от страха перед мощью нашей армии. Теперь они трясутся от смеха, причём смеются те, которые вообще вспоминают о существовании Российской армии. — Бондаренко глотнул водки из фляжки. Вот уже долгое время он не пил алкоголя на службе, но в автомобиле было холодно — отопление не работало, — и он нуждался в утешении.

— Геннадий Иосифович, все не так плохо, как вам кажется.

— Согласен! Все гораздо хуже! — проворчал главнокомандующий Дальневосточным военным округом. — Если узкоглазые решат двинуться на север, мне придётся учиться есть с помощью палочек. Меня всегда интересовало, как это делается, — добавил он с мрачной улыбкой. Бондаренко всегда видел юмор в любой ситуации.

— Но остальным мы кажемся сильными. У нас тысяча танков, товарищ генерал.

Действительно, они провели все утро, осматривая громадные укрытия, в которых находились танки Т-34-85, произведённые в Челябинске в 1946 году. У некоторых были даже совершенно новые орудия, из которых никогда не стреляли. Немцы дрожали от ужаса при виде этих танков, появляющихся на горизонте. Но это были танки времён Второй мировой войны, больше девятисот машин, три полных танковых дивизии. У них даже имелся обслуживающий персонал! Танковые двигатели регулярно проворачивали, смазывали, их обслуживали внуки тех людей, которые использовали такие танки в боевых операциях против фашистов. И в тех же укрытиях находились запасы снарядов, изготовленных относительно недавно, в 1986 году, для танковых пушек калибра 85 мм.

Мир сошёл с ума, по крайней мере, Советский Союз точно сошёл с ума. Сначала здесь собрали в гигантских укрытиях тысячу древних танков, затем тратили огромные деньги и силы для поддержания их в боевой готовности. И даже теперь, после распада государства, сила бюрократической инерции по-прежнему посылала сюда призывников для обслуживания этой древней коллекции. С какой целью? Никто не знал. Понадобятся годы, чтобы перерыть архивы и найти необходимые документы, и хотя они смогут представить интерес для историка с чувством юмора, Бондаренко предстояло осуществить более важные вещи.

— Андрей, я ценю твоё желание видеть оптимистическую сторону в любой ситуации, но перед нами стоят практические вопросы.

— Товарищ генерал, понадобятся месяцы, чтобы получить разрешение на завершение задуманного.

— Может быть, ты и прав, Андрей, но я припоминаю одну историю из жизни Наполеона. Он хотел высадить деревья по сторонам французских дорог, чтобы его войска могли маршировать в тени. Штабной офицер сказал ему: «Но, маршал, пройдёт двадцать лет, прежде чем деревья достигнут необходимого размера». Наполеон ответил: «Да, конечно, поэтому нужно браться за дело немедленно». Так что, полковник, мы займёмся этим прямо сейчас.

— Как скажете, товарищ генерал. — Полковник Алиев понимал, что это разумная мысль. Он только не мог понять, хватит ли у них времени, чтобы осуществить задачи, которые они наметили. К тому же танкисты в громадных укрытиях казались довольными жизнью. Кое-кто выводил танки на открытое пространство, чтобы там поиграть с ними, проехать на расположенный рядом полигон и даже, время от времени, пострелять из пушек. Один молодой сержант заметил в разговоре с ним, что приятно ездить в танках, потому что это делает фильмы о войне, которые он видел в детстве, более реальными.

«Как интересно услышать такое от солдата, — подумал полковник Алиев. — Поездки в танках делают кинофильмы более интересными. Проклятье!»

* * *
— Что этот узкоглазый гребаный ублюдок думает о себе? — проворчал Гант, когда они вышли в сад.

— Марк, сегодня утром мы представили им жёсткую ноту, и они просто реагируют на неё.

— Клифф, объясни мне, почему некоторым людям мы разрешаем так говорить с нами, но мы сами не можем говорить с ними таким же образом?

— Это называется дипломатией, — объяснил Ратледж.

— Это называется дерьмом, Клифф, — огрызнулся Гант. — Там, откуда я приехал, если кто-нибудь осмелится так оскорблять тебя, ты просто врежь ему в морду.

— Но мы так не поступаем.

— Почему?

— Потому что мы выше этого, — попытался объяснить Ратледж. — Только маленькие собаки лают на тебя. Большие сильные псы не тратят на это свои силы. Они знают, что могут оторвать тебе голову. И мы знаем, что можем справиться с этими людьми, если возникнет такая необходимость.

— Кто-то должен сказать им это, Клиффи, — заметил Гант. — Потому что мне кажется, что они все ещё не понимают. Они говорят так, словно им принадлежит весь мир, и думают, будто в переговорах с нами могут играть роль крутого парня, Клифф. До тех пор, пока они не поймут, что это им не по силам, нам придётся все время выслушивать от них это дерьмо.

— Марк, именно так полагается вести себя, вот и всё. На этом уровне игра ведётся таким образом.

— Неужели? — возразил Гант. — Клифф, для них это не игра. Я вижу это, а ты — нет. После перерыва мы вернёмся в зал, и они снова будут угрожать нам. Как тогда мы поступим?

— Мы просто отмахнёмся от них. Как могут они угрожать нам?

— Заказ на покупку «Боингов». Они откажутся от него.

— Ну что ж, придётся «Боингу» продавать свои самолёты кому-то другому этим летом, — сказал Ратледж.

— Вот как? А интересы всех этих рабочих, которые мы должны защищать?

— Марк, мы должны видеть картину в целом и мыслить глобально, понимаешь? — Ратледжа начал раздражать этот биржевой маклер.

— Клиффи, большая картина состоит из множества маленьких. Тебе следует вернуться в зал и спросить их, хотят ли они продавать нам свои товары. Потому что если хотят, то тогда им придётся согласиться с нашими условиями. Ведь они нуждаются в нас намного больше, чем мы нуждаемся в них.

— Так нельзя говорить с великой державой.

— А мы — великая держава?

— Да, самая великая, — подтвердил Ратледж.

— Тогда почему они так разговаривают с нами?

— Марк, это моя работа, ты приехал сюда, чтобы давать мне советы, но ты впервые участвуешь в таком матче, понятно? Я знаю, как играть в эту игру. Это моя работа.

— Отлично. — Гант сделал глубокий вдох. — Но когда мы играем по правилам, а они — нет, игра становится немного утомительной. — Гант отошёл от Ратледжа. Сад выглядел прекрасно. Прежде он не занимался подобными вещами и не знал, что сад обычно предоставляется в распоряжение дипломатов после двух или трех часов переговоров в конференц-зале, зато понял, что именно в саду проводится настоящая работа.

— Господин Гант? — Он повернулся и увидел Хью Ма, дипломата-шпиона, с которым он беседовал раньше.

— Здравствуйте, господин Хью, — поздоровался в свою очередь «Телескоп».

— Что вы думаете о прогрессе переговоров? — спросил китайский дипломат.

Марк все ещё пытался понять, что имеет в виду этот парень.

— Если это прогресс, мне хотелось бы увидеть, что вы называете неблагоприятным ходом переговоров.

Хью улыбнулся.

— Оживлённый обмен мнениями часто более интересен, чем скучный разговор.

— Неужели? Я удивлён всем этим. Мне всегда казалось, что дипломатический разговор является более вежливым.

— Вы считаете происходящий обмен мнениями невежливым?

Гант снова подумал, а не пытаются ли его поймать в ловушку, но потом решил: а черт с ним. Ему вообще не нужна эта правительственная работа, правда? То, что он согласился на неё, потребовало принести в жертву личные интересы, не так ли? Что-то вроде нескольких миллионов баксов. Разве это не даёт ему права говорить то, что он думает?

— Хью, вы обвиняете нас в том, что мы угрожаем вашему национальному величию, потому что мы возражаем против того, чтобы ваше правительство или его агенты убивали людей, причём прямо перед съёмочной камерой. Американцам не нравится, когда совершаются убийства.

— Эти люди нарушали наши законы, — напомнил ему Хью.

— Может быть, — согласился Гант. — Но в Америке мы арестовываем людей, нарушающих законы, и ставим их перед судьёй и присяжными, причём адвокат, защищающий права нарушителей, следит за тем, чтобы судопроизводство шло справедливо и без нарушений. Мы совершенно точно не стреляем человеку в голову, когда он держит в руках только что родившегося младенца!

— Это достойно сожаления, — признался Хью, — но, как я уже сказал, эти люди нарушали наши законы.

— И тогда ваши копы взяли на себя обязанности судьи/присяжных/палача. Хью, в Америке это сочли бы варварским актом. — Слово «варварским» вырвалось наконец наружу.

— Америка не имеет права так разговаривать с Китаем, господин Гант.

— Послушайте, господин Хью, это ваша страна и вы можете управлять своей страной так, как вам хочется. Мы не собираемся объявлять вам войну из-за того, что происходит внутри ваших границ. Но не существует закона, который гласит, что мы обязаны торговать с вами, так что мы можем прекратить покупать ваши товары. У меня есть новость для вас: американский народ прекратит покупать ваши товары, если вы будете и дальше вести себя таким образом.

— Ваш народ? Или ваше правительство? — спросил Хью с многозначительной улыбкой.

— Вы действительно настолько глупы, господин Хью? — огрызнулся в ответ Гант.

— Что вы хотите этим сказать? — Гант понял, что его оскорбление сумело наконец пробить защитный панцирь китайца.

— Я хочу сказать, что Америка — демократическая страна. Американцы принимают огромное множество решений самостоятельно, и одним из них является решение о том, как потратить свои деньги. Могу заверить вас, что средний американец ничего не будет покупать у гребаных варваров. — Гант на мгновение замолчал. — Понимаете, я еврей, ясно? Больше шестидесяти лет назад Америка совершила огромную ошибку. Мы видели, что делают Гитлер и нацисты в Германии, и не приняли никаких мер, чтобы остановить их. Мы упустили время, и много людей погибло напрасно. Мы видели все это по телевидению ещё в то время, когда я носил короткие штанишки, и пока мы живы, такого больше никогда не случится. Когда мы видим, что люди вроде вас обращаются с другими людьми так, как мы видели вчера по телевидению, в уме американцев вспыхивают воспоминания о холокосте. Теперь вы меня понимаете?

— Вы не имеете права так разговаривать с нами.

Опять эта треснувшая пластинка! Двери в конференц-зал открывались. Настало время возвращаться обратно для следующего конфронтационного обмена мнениями на дипломатическом языке.

— Если вы будете и дальше оскорблять наш суверенитет, мы будем покупать товары в другом месте, — сказал Хью, не скрывая удовлетворения.

— Отлично, а мы поступим точно так же. Ведь вы нуждаетесь в нашей валюте гораздо больше, чем мы в ваших товарах. — Гант подумал, что это наконец дошло до собеседника. На лице китайца отразились эмоции. Они выразились и в его словах:

— Мы никогда не подчинимся американским атакам на нашу страну.

— Мы не атакуем вашу страну, Хью.

— Но вы угрожаете нашей экономике, — сказал Хью, когда они подошли к дверям.

— Мы ничему не угрожаем. Я просто говорю вам, что мои соотечественники не будут покупать товары у той страны, которая совершает варварские акты. Это не угроза, это просто констатация факта. — То, что это было ещё большим оскорблением, Гант понял не сразу.

— Если Америка причинит нам вред, мы причиним вред Америке.

Этого было достаточно. Гант наполовину приоткрыл дверь и сказал прямо в лицо дипломату/шпиону:

— Хью, ваши члены недостаточно длинны, чтобы вступать с Америкой в соревнование, кто сможет брызнуть дальше. — С этими словами он вошёл в зал. Через полчаса он уже выходил из зала. Фразы, которыми обменивались стороны, были оскорбительными и колкими, и ни одна сторона не видела необходимости продолжать дискуссию в этот день — хотя Гант подозревал, что, после того как в Вашингтоне узнают о такой дискуссии, следующего дня больше не будет.

Через двое суток его биологические часы были полностью рассинхронизированы, зато он вернулся к себе в офис на 15-й улице. Его удивляло, что когда-то он предвкушал это.

* * *
— Есть новости с Западного Тихоокеанского флота? — спросил Манкузо.

— Они только что выпустили в море три субмарины — «Сонг» и две «Кило», проданные им русскими, — сообщил ему начальник разведывательного управления. — Мы следим за ними. Рядом находятся «Ла Джолла» и «Хелен». С полудня «Теннесси» направляется обратно в Перл. — Бывший ракетоносец нёс патруль в течение пятидесяти дней, этого достаточно. — Наши надводные корабли все вышли в море. Двенадцать дней ни один из них не зайдёт в Тайбей.

— Значит, тайбейские девки получили отпуск на двенадцать дней? — с усмешкой спросил главнокомандующий Тихоокеанским направлением.

— И бармены тоже. Если ваши матросы походят на моих солдат, им понадобится отдых, — улыбнулся Лар.

— Как бы хотелось снова быть молодым и неженатым, — заметил Барт. — Ещё какие-нибудь новости?

— Обычные учения на их стороне, комбинированные манёвры воздушных и наземных сил, но все это на севере, у русской границы.

— Насколько хорошо они подготовлены?

Лар пожал плечами.

— Достаточно хорошо, чтобы заставить русских задуматься, сэр. В целом китайская Народно-освободительная армия подготовлена сейчас лучше, чем я когда-либо видел. Но это легко объяснимо — они проводят регулярные учения и манёвры последние три или четыре года.

— Какова их общая сила? — спросил Барт, глядя на карту, которая была гораздо полезнее для моряка, чем для солдата. Китай был бежевым пятном на левой границе.

— Это зависит от места. Например, если они двинутся на север, в Россию, их армии будут подобны стаям тараканов в каком-нибудь многоквартирном доме в нью-йоркском гетто. Понадобится множество коробок «Рейда», чтобы остановить их.

— А у русских на востоке слабая армия?

Лар кивнул.

— Да. Знаете, адмирал, если бы я был на месте Бондаренко, то не успевал бы стирать пот с лица. Я имею в виду, это теоретическая угроза, но именно из-за теоретических угроз я не спал бы по ночам.

— А как относительно сообщений о нефти и золоте в Восточной Сибири?

Лар покачал головой.

— Это делает угрозу не такой уж теоретической. Китай импортирует огромное количество нефти, им понадобится ещё больше, если они начнут развивать свою экономику так, как планируют. Что касается месторождения золота — черт побери, в течение трех тысяч лет все стремились получить его как можно больше. Это легко продаваемый и родовой товар.

— Родовой? — это было новое слово для Манкузо.

— Ваше обручальное кольцо, адмирал, вполне может быть частью короны фараона Рамзеса II, — объяснил Лар. — Или частью ожерелья Калигулы, или скипетра Наполеона. Вы берете какой-нибудь золотой предмет, расплющиваете его молотком, и золото снова превращается в сырьё, и к тому же ценное сырьё. Если российское месторождение такое огромное, как говорится в наших разведывательных сводках, русское золото будут продавать по всему миру. Все страны будут использовать его для самых разных целей, от ювелирных изделий до электроники.

— Насколько велико это месторождение?

Лар пожал плечами.

— Достаточно, чтобы купить вам новый Тихоокеанский флот, и ещё останется.

Манкузо свистнул. Действительно, это настоящие деньги.

* * *
В Вашингтоне был поздний вечер, но Адлер продолжал работать у себя в кабинете.

Должность Государственного секретаря требовала, чтобы он проводил много времени на работе, а в последние недели ему приходилось работать больше обычного, и Скотт Адлер привыкал к четырнадцатичасовому рабочему дню. Сейчас он читал отчёты, поступившие от других послов, ожидая, когда в Пекине уронят второй ботинок. На столе стоял кодированный телефон STU-6 (secure telephone unit). Этот телефон представлял собой сложный современный прибор с шифровальным устройством, подключённый к цифровому телефонному аппарату AT&T. Он работал через канал спутниковой связи, и хотя по этой причине его сигнал можно было услышать во всех частях земного шара от спутника связи Министерства обороны, рядовой абонент различил бы только шипящий звук, похожий на шум воды, текущей из крана в ванной комнате. У него была система скрэмблера из 512 бит, основанная на беспорядочном подборе звуков. Лучшие компьютеры в Форт-Мид могли расшифровать примерно треть передачи после нескольких дней целеустремлённой работы. В мире не существует более надёжной телефонной связи. Специалисты пытались использовать шифровальную систему «Чечётка» в устройствах STU, чтобы создать абсолютно беспорядочный и потому не поддающийся расшифровке сигнал, но возникли технические трудности, суть которых никто даже не подумал объяснить Государственному секретарю, что было только к лучшему. Он был дипломатом, а не математиком. Наконец STU издал свою странную щебечущую трель. Потребовалось одиннадцать секунд, чтобы два аппарата STU на противоположных сторонах земного шара достигли синхронизации.

— Адлер.

— Говорит Ратледж, — произнёс голос на другой стороне мира. — Никакого успеха, — сразу сообщил он Государственному секретарю. — И они отменили свой заказ на «777-е» от «Боинга», как мы и ожидали.

Адлер нахмурился, глядя на телефон.

— Великолепно. Никаких уступок по поводу стрельбы?

— Никаких.

— Есть ли основания хоть для какого-то оптимизма?

— Никаких, Скотт, абсолютно никаких. Они стоят подобно каменной стене, словно мы монголы, а они династия Цин.

Нужно, чтобы кто-то объяснил им, что Великая стена оказалась в конечном итоге бесполезной грудой напрасно использованных кирпичей, — подумал «Орёл», но не произнёс этого вслух.

— О'кей, мне нужно обсудить это с президентом, но вы, по всей видимости, скоро полетите домой. Может быть, и Карл Хитч с вами?

— Я передам ему. Есть вероятность, что мы пойдём на какие-нибудь уступки, чтобы переговоры продолжались?

— Клифф, вероятность того, что конгресс ляжет на спину и поднимет вверх лапки по вопросу торговли, равняется тому, что Тафт попадёт в финальную четвёрку. Даже меньше. — По крайней мере, у университета Тафта всё-таки есть баскетбольная команда, в конце концов. — У нас нет ничего, с чем они могли бы согласиться. Если произойдёт прорыв, то им придётся на этот раз пойти на уступки. Есть шансы на это?

— Никаких, — последовал ответ из Пекина.

— Ну что же, тогда им придётся научиться понимать кое-что, принеся большие жертвы. — «Хорошей новостью, — подумал Адлер, — является то, что жестокий урок действительно учит людей чему-то. Может быть, даже китайцев».

* * *
— Что сказал этот капиталистический diao ren? — спросил Чанг.

Шен передал ему, что сказал Хью, в точности, слово за словом.

— А кого он представляет?

— Он личный помощник американского министра финансов. Поэтому мы полагаем, что к его советам прислушиваются как министр финансов, так и американский президент, — объяснил Шен. — Он не принимал активного участия в переговорах, но после каждой сессии беседует с заместителем министра Ратледжем. Мы точно не знаем, какие у них отношения, но, вне всякого сомнения, он не является опытным дипломатом. Он говорит как высокомерный капиталист, грубо оскорбляет нас, но я опасаюсь, что он представляет американскую позицию более чётко, чем Ратледж. Мне кажется, что он диктует Ратледжу политику, которой тот следует. Ратледж опытный дипломат, и совершенно очевидно, что позиция, которую он занимает, не является его собственной. Ратледж готов пойти на уступки, я уверен в этом, но он подчиняется политике Вашингтона, а этот Гант, по-видимому, представляет собой канал связи с Вашингтоном.

— Тогда вы поступили правильно, отложив переговоры. Мы дадим им возможность пересмотреть свою позицию. Если они думают, что могут диктовать нам, то ошибаются. Вы отменили заказ на покупку самолётов?

— Конечно, как мы договорились на прошлой неделе.

— Тогда это заставит их задуматься, — самодовольно заметил Чанг.

— Если они не прервут переговоры и не покинут Пекин.

— Они не решатся пойти на такой шаг. — Покинуть Поднебесную. Абсурд.

— Этот Гант сказал ещё одно. Он сказал, прямо и откровенно, что мы нуждаемся в них — в их деньгах, я имею в виду, — больше, чем они нуждаются в нас. И в этом он не так уж ошибается, не правда ли?

— Мы нуждаемся в их долларах не больше, чем в своём суверенитете. Неужели они действительно думают, что могут диктовать нам наши внутренние законы?

— Да, Чанг, думают. Они придают поразительную важность этому инциденту.

— Этих двух полицейских следовало бы расстрелять за то, что они натворили, но мы не можем позволить американцам указывать нам, как нужно поступать. Неприятности, возникшие в результате инцидента, поставили государство в сложное положение. Виновники должны понести суровое наказание. Но Китай должен принять такое решение по своей инициативе, а не по команде другого государства.

— Они называют это варварским поступком, — добавил Шен.

— Варварским? Они сказали это нам?

— Ты ведь знаешь, американцы чувствительно относятся к подобным происшествиям. Мы часто забываем об этом. А главы их религий обладают немалым влиянием в их стране. Наш посол в Вашингтоне несколько раз предупреждал нас об этом. Было бы лучше дать возможность американцам немного успокоиться, и действительно будет неплохо наказать этих двух полицейских, чтобы пойти навстречу американцам, но я согласен, что мы не можем допустить, чтобы они диктовали нам нашу внутреннюю политику.

— Значит, этот Гант утверждает, что их члены больше, чем наши?

— Так сказал мне Хью. Наше досье на него гласит, что он биржевой маклер и что он работает в тесном сотрудничестве с министром Уинстоном в течение ряда лет. Он еврей, подобно многим американцам.

— Их министр иностранных дел тоже еврей, не правда ли?

— Министр Адлер? Да, тоже, — подтвердил Шен после недолгого размышления.

— Следовательно, этот Гант действительно сообщил нам их позицию?

— Вероятно, — ответил министр иностранных дел Шен.

Чанг наклонился вперёд в своём кресле.

— Тогда дай им понять, какова наша позиция. В следующий раз, когда ты увидишь этого Ганта, скажи ему: «Chou ni та de bi». — Это было отвратительное китайское ругательство, и когда ты произносишь его в Китае, обращаясь к кому-нибудь, лучше всего держать в руке заряженный пистолет.

— Понимаю, — ответил Шен, зная, что он никогда не произнесёт ничего подобного, разве что обращаясь к самому забитому подчинённому у себя в офисе.

Чанг встал и вышел. Ему нужно обсудить все это со своим другом Фанг Ганом.

Глава 34Удары

На протяжении прошлой недели Райан привык получать плохие новости сразу после того, как проснётся, и в результате к этому же привыкла его семья. Он понял, что все становится слишком серьёзно, когда дети начали донимать его во время завтрака.

— Что происходит в Китае, папа? — спросила Салли, давая Райану ещё одно основание для печали. Салли больше не называла его «папочка», а это было обращение, гораздо более приятное для Джека, чем «господин Президент». Вы ожидаете нечто подобное от сыновей, но не от своей дочери. Джек обсуждал эту проблему с Кэти, но она посоветовала ему просто терпеть.

— Мы не знаем, Салли.

— Но ведь ты должен знать все! — К тому же её друзья расспрашивали об этом в школе.

— Салли, президент не может знать всего. По крайней мере, я не знаю, — объяснил Райан, поднимая голову от «Ранней птички». — Если ты не обратила внимания, телевизор в моем кабинете настроен на CNN и другие программы новостей, потому что они часто говорят мне больше, чем ЦРУ.

— Неужели! — удивилась Салли. Она смотрела слишком много фильмов. Голливуд изображал ЦРУ как опасное, постоянно нарушающее законы, презирающее демократию, фашистское и предельно порочное правительственное агентство. Это ЦРУ убило президента Кеннеди для достижения своих целей, какими бы они ни были (Голливуд так и не сумел добраться до их объяснения). Но это не имело значения, потому что главный герой фильма всегда успевал разрушить преступные замыслы ЦРУ ещё до того, как на экране появлялись имена людей, которых благодарили за участие в фильме, или последняя реклама, в зависимости от формата передачи.

— Да, милая. В ЦРУ есть хорошие люди, но, в общем, это всего лишь ещё одно правительственное агентство.

— А как относительно ФБР и Секретной службы? — спросила она.

— Это копы. Они занимаются другими делами. Мой папа был копом, помнишь?

— Ах да, — и она вернулась обратно к разделу «Стиль» газеты «Вашингтон Пост», содержащему комиксы и рассказы. Её интересовали главным образом те из них, которые имели отношение к музыке — слову, которое её отец всегда заключал в кавычки.

Послышался осторожный стук в дверь, и в комнату вошла Андреа. По утрам она исполняла обязанности личного секретаря президента. Сейчас она принесла депешу из Государственного департамента. Райан взял её, посмотрел и с трудом удержался от того, чтобы стукнуть кулаком по столу, потому что рядом сидели его дети.

— Спасибо, Андреа, — сказал он.

— Пожалуйста, господин президент. — И специальный агент Секретной службы вышла обратно в коридор.

Джек увидел, что жена смотрит на него. Дети не могли читать по его лицу, что он думает, а жена могла. Райан не мог лгать Кэти, это была причина, по которой она никогда не сомневалась в его верности. В способности скрывать свои чувства Джек ничем не отличался от двухлетнего ребёнка, несмотря на помощь и советы, получаемые от Арни. Джек заметил её взгляд и кивнул. Да, это снова был Китай. Через десять минут завтрак кончился, телевизор был выключен, и семья Райана спустилась вниз, чтобы отправиться на работу, в школу или в ясли в больнице Джонса Хопкинса, в зависимости от возраста, в сопровождении соответствующего числа телохранителей Секретной службы. Джек поцеловал всех по очереди, за исключением маленького Джека — он носил прозвище «Бейсболист» среди агентов Секретной службы, — потому что Патрик Райан-младший не любил такие девчачьи нежности. Все-таки с дочерьми проще, подумал Райан, направляясь в Овальный кабинет. Бен Гудли уже ждал его с ежедневным президентским брифингом.

— Вы получили депешу из Госдепа? — спросил «Картёжник».

— Да, Андреа принесла её. — Райан опустился в своё вращающееся кресло и поднял телефонную трубку, затем нажал на соответствующую кнопку быстрого набора.

— Доброе утро, Джек, — бодро приветствовал его Государственный секретарь, несмотря на то, что спал всего несколько часов на диване в своём кабинете. К счастью, в его личном туалете был душ.

— Я согласен. Распорядись, чтобы все вернулись обратно, — сказал «Орлу» «Фехтовальщик».

— Кто объявит об этом в средствах массовой информации? — спросил Адлер.

— Сделай это ты. Постараемся не привлекать к этому лишнее внимание, — сказал президент с безнадёжной ноткой в голосе.

— Понял, — ответил Адлер. — Что ещё?

— Пока все.

— О'кей, я у себя в кабинете, Скотт. — Райан положил трубку. — Что слышно о Китае? — спросил он у Гудли. — Они занимаются чем-то необычным?

— Нет. Их армия проявляет активность, но это касается учений и манёвров. Наибольшая концентрация войск на северо-востоке и напротив Тайваня. К северу от Индии активность заметно меньше.

— Теперь, когда России так повезло с нефтью и золотом, не смотрят ли китайцы на север с завистью?

— Неплохое предположение, но у нас нет конкретных указаний на это из наших источников. — В конце концов, все завидуют богатым соседям. Именно поэтому Саддам Хусейн решил захватить Кувейт, хотя пески Ирака и так скрывали огромное количество нефти.

«Из наших источников» включает «ЗОРГЕ», — напомнил себе президент. Он задумался.

— Передай Эду, что мне нужна СНРО[62] по России и Китаю.

— Насколько быстро? — спросил Гудли. Для подготовки Специальной национальной разведывательной оценки могло потребоваться несколько месяцев.

— Три или четыре недели. Все, что мне требуется, это общее представление.

— Я передам директору ЦРУ, — пообещал Гудли.

— Что-нибудь ещё? — спросил Райан.

— На сегодня это все, сэр.

Джек кивнул и посмотрел на свой календарь. Сегодня ему предстоял относительно спокойный день, зато следующий он проведёт на борту ВВС-1, летая взад и вперёд по Америке. Заночует — он перевернул страницу распечатки — в Сиэтле, перед тем как вернуться в Вашингтон, где ему предстоит очередной загруженный день. Для него было так же просто использовать VC-25A как место для ночлега… о да, ему предстоит произнести речь во время завтрака для местных студентов начального колледжа. Он будет говорить о школьной реформе. Райан не удержался от недовольного ворчания. Там просто недостаточно монахинь. Сестры Нотр-Дам учили его в начальной школе Святого Мэттью в северо-восточном Балтиморе больше сорока лет назад — и учили его хорошо, потому что наказание за плохую успеваемость и плохое поведение было таким страшным, что семилетнему мальчугану даже не хотелось думать об этом. Но, по правде говоря, он был хорошим ребёнком, относительно послушным — тупым, признался Джек с лукавой улыбкой, получавшим хорошие отметки, потому что у него была хорошая мать и хороший отец, что было намного лучше, чем у многих американских детей, — и каким образом, черт побери, он сможет исправить это? — спросил себя Джек. Как ему вернуть нравственный облик поколения родителей, важность религии и мир, в котором обручённые пары шли к алтарю девственниками? Теперь они говорят детям, что гомосексуализм и лесбиянство — приемлемые вещи. Что бы сказала об этом сестра Франсис Мэри? — подумал Джек. Как жаль, что её больше нет и она не может щёлкать некоторых сенаторов и конгрессменов по костяшкам пальцев своей линейкой! Этот метод воспитания творил чудеса с ним и его одноклассниками в Святом Мэттью…

Настольный динамик прохрипел: «Сенатор Смитерс только что прибыла к Западному входу». Райан встал и пошёл направо, к двери, которая вела в приёмную секретарей.

По какой-то причине люди предпочитали эту дверь той, что вела из коридора напротив комнаты Рузвельта. Скорее всего им нравилось, когда открывается эта дверь, президент стоит с протянутой рукой и улыбкой на лице, словно он действительно рад видеть своих посетителей.

Мэри Смитерс из штата Айова, пожилая матрона, трое детей и семь внуков, — подумал он, — снова будет говорить о законопроекте для фермеров. Какого черта должен он знать о фермах? В тех редких случаях, когда он покупал продукты, он делал это в супермаркетах — потому что именно там все и производилось, разве не правда? На страницах брифинга для его политических выступлений всегда была цена хлеба и молока в данном регионе, на случай, если какой-нибудь местный репортёр захочет проверить его. А шоколадное молоко получают от коричневых коров.

* * *
— Соответственно, посол Хитч и заместитель Государственного секретаря Ратледж отзываются обратно в Вашингтон для консультаций, — произнёс представитель Белого дома, обращаясь к аудитории.

— Это означает разрыв отношений с Китаем? — тут же спросил репортёр.

— Ни в коем случае. Консультации означают именно консультации. Мы обсудим недавние события с нашими представителями, чтобы отношения с Китаем быстрее стали такими, какими они должны быть, — ответил он, даже не запнувшись.

Собравшиеся репортёры не знали, как понять это, и поэтому немедленно было задано ещё три вопроса практически аналогичного содержания, на которые последовали ответы, почти не отличающиеся от первого.

— Он хорошо справляется с делом, — сказал Райан, глядя на экран телевизора, на который поступал со спутников перехват «картинки» CNN (и других телевизионных компаний). Как ни странно, передача не шла в прямой эфир, несмотря на важность затронутых новостей.

— Недостаточно хорошо, — заметил Арни ван Дамм. — На тебя набросятся с этими же вопросами.

— Пожалуй. Когда?

— В следующий раз, как только ты окажешься перед камерой, Джек.

И у него было не больше шансов увернуться от камеры, чем у открывающего матч подающего бейсболиста в первый день сезона на стадионе «Янкиз». Камеры в Белом доме были такими же многочисленными, как дробовики во время сезона охоты на уток, причём ограничения на количество добытых птиц не существовало.

* * *
— Боже мой, Олег! — Было непросто заставить Райли открыть от изумления рот, но это перешло все границы. — Ты серьёзно?

— Так мне показалось, Миша, — ответил Провалов.

— И почему ты говоришь об этом мне? — спросил американец. Подобная информация составляла государственную тайну, равноценную внутренним мыслям президента Грушевого.

— От тебя трудно скрыть что-то. Я полагаю, что ты сообщаешь обо всём, что мы делаем вместе, в Вашингтон. Кроме того, именно ты опознал китайского дипломата, за что я и моя страна находимся перед тобой в долгу.

Самое забавное заключалось в том, что Райли бросился вдогонку за Суворовым/Коневым, ни о чём не подумав, просто следуя инстинкту копа, стремясь помочь другому копу. Только потом — примерно одну наносекунду спустя,конечно, — он подумал о политических последствиях. И он думал об этом как о чём-то будущем, но только размышляя, даже не веря, что это может действительно произойти.

— Да, я должен информировать Бюро о своих операциях в Москве, — признался юридический атташе, что, впрочем, не представляло собой какого-то потрясающего откровения.

— Я знаю, Миша.

— Китайцы хотят убить Головко, — прошептал Райли, склонившись над своей стопкой. — Проклятье.

— Я сказал то же самое, — сообщил Провалов своему американскому другу. — Вопрос заключается…

— Два вопроса, Олег. Первый — почему? Второй — что делать нам?

— Есть и третий вопрос. Кто этот Суворов и какие цели он преследует?

Интересно, — подумал Райли. — Является ли Суворов просто наёмным агентом иностранной державы? Или он входит в крыло КГБ, объединившегося со здешней мафией, которой платят китайцы, чтобы выполнить какую-то задачу — но какую и с какой целью?

— Знаешь, я боролся с организованной преступностью в течение длительного времени, но мне никогда не приходилось заниматься чем-то столь значительным. Это походит на эти идиотские истории о том, кто «действительно» убил Кеннеди.

Провалов поднял голову.

— Ты хочешь сказать…

— Нет, Олег. Мафия не настолько безумна. Они не хотят получить таких могущественных врагов. При этом нельзя предсказать последствия, а это плохо для бизнеса. Мафия — это бизнес, Олег. Они стараются получить как можно больше денег. Даже их политическая деятельность направлена только на это, у неё есть пределы, и они знают, в чём эти пределы заключаются.

— Значит, если Суворов — это мафия, то он всего лишь пытается заработать деньги?

— Нет, здесь ситуация несколько иная, — медленно произнёс Райли, стараясь, чтобы его слова не опережали мысль. — Ваши члены организованной преступности имеют более значительный политический уклон, чем в Нью-Йорке. — И причина заключается в том, что агенты КГБ были воспитаны в исключительно политизированной обстановке. Здесь политика является властью в более прямом смысле, чем она когда-либо была в Америке. Там политика и коммерция всегда были отделены друг от друга. Первая защищала вторую (за деньги), но одновременно находилась под её контролем. Здесь это всегда было — и по-прежнему остаётся — наоборот. Бизнесу нужно управлять политикой, потому что бизнес является источником процветания, из которого граждане страны извлекают комфортабельную жизнь. Россия никогда не была процветающей страной, потому что телега старалась тянуть за собой лошадь. Получатель богатства всегда старался создать это богатство, а политические фигуры в этом отношении совершенно безнадёжны. Они умеют только растрачивать деньги, потому что живут в соответствии со своими теориями. Бизнесмены пользуются реальностью и вынуждены действовать в мире, определяемом реальностью, а не теорией. Вот почему даже в Америке они плохо понимают друг друга и никогда друг другу не доверяют.

— Но почему Головко стал целью? Какой смысл убивать его? — спросил Райли.

— Он главный советник президента Грушевого. Головко никогда не стремился стать публичным политиком и потому не может быть министром как таковым, но к его мнению прислушивается президент, поскольку он честный и хорошо информированный человек. Кроме того, Головко — настоящий русский патриот, в лучшем смысле этого слова.

Несмотря на своё прошлое, — подумал Райли. Головко служил в КГБ, раньше это был злейший враг Запада и враг президента Райана, но каким-то образом они встретились и теперь уважают друг друга, даже нравятся друг другу, и об этом ходят слухи в Вашингтоне. Райли допил свою вторую водку и сделал знак бармену, чтобы тот принёс третью. Агент ФБР подумал, что он превращается в русского. Доходит до того, что он не может поддерживать разумного разговора без одной или двух стопок водки.

— Значит, замысел состоит в том, чтобы устранить Головко и нанести удар по президенту, а следовательно, и по всей России. Это чертовски опасная игра, Олег Григорьевич.

— Очень опасная игра, Миша, — согласился Провалов. — Кто осмелится пойти на такой шаг?

Райли глубоко и задумчиво вздохнул.

— Какой-то очень честолюбивый сукин сын. — Ему нужно было срочно вернуться в посольство и включить свой кодированный STU-6. Он сообщит о том, что узнал, директору Мюррею, а Мюррей передаст это президенту Райану через половину минуты. А что дальше? «Это намного выше моей компетенции», — подумал Майк Райли.

— О'кей, вы следите за этим Суворовым?

— Мы и теперь с нами Федеральная служба безопасности, — подтвердил Провалов.

— У них хорошие агенты?

— Очень хорошие, — признался капитан милиции. — Суворов не может пёрнуть, чтобы мы не знали, что он ел на ужин.

— И вам удалось следить за его каналами связи?

Олег кивнул.

— Только за перепиской. У него есть сотовый телефон — может быть, не один, и следить за ними нам пока не удаётся.

— Особенно если в него встроена система кодирования. Сейчас продаются такие телефоны, и наши парни уже столкнулись с трудностями.

— Вот как? — Провалов повернулся к Райли.

Он был удивлён двумя обстоятельствами. Первое, что существует надёжная шифрованная связь по сотовым телефонам, и второе, что американцы столкнулись с трудностями в расшифровке.

Райли кивнул.

— К счастью, плохие парни ещё не знают об этом. — Вопреки широко распространённому мнению, мафия плохо разбирается в технологии. Один дон мафии думал, что его сотовый телефон недоступен для прослушивания, потому что он был способен переключаться с одной частоты на другую, и затем полностью аннулировал это кажущееся преимущество, потому что вёл разговор, стоя на месте! Тупой дон так и не понял, в чём дело, даже после того, как перехваченный разговор был воспроизведён в федеральном суде.

— Пока мы не заметили этого.

— Вот и продолжайте действовать прежним образом, — посоветовал Райли. — К тому же теперь вы ведёте расследование государственной важности.

— Это по-прежнему расследование убийства и заговора с целью совершения убийства, — сказал Провалов, имея в виду, что это все ещё его расследование.

— Я могу помочь тебе?

— Подумай об этом. У тебя хороший инстинкт по делам мафии, а это, по всей вероятности, относится к ней.

Райли опрокинул последнюю стопку.

— О'кей, встретимся завтра, здесь же?

Олег кивнул.

— Хорошо.

Агент ФБР вышел из бара и сел в автомобиль. Через десять минут он уже был за своим столом. Райли достал из ящика стола пластиковый ключ, вставил его в свой STU, затем набрал номер телефона в Вашингтоне.

* * *
Самые разные люди с телефонами STU имеют доступ к личному шифрованному номеру Мюррея, так что, когда большая система за его спиной начала щебетать, он просто поднял телефонную трубку и слушал шипение атмосферных помех в течение тридцати секунд, пока голос робота не произнёс: Канал безопасен.

— Мюррей слушает, — сказал он.

— Это Райли из Москвы, — ответил другой голос.

Директор ФБР посмотрел на часы. В Москве было уже чертовски поздно.

— Что происходит, Майк? — спросил он и получил ответ в течение трех минут.

* * *
— Да, Эллен? — сказал Райан, услышав звонок.

— Министр юстиции и директор ФБР хотят прийти к вам по какому-то важному делу. Через сорок минут у вас будет свободное время.

— Хорошо. — Райан не стал задумываться, какова причина этого неожиданного визита. Он скоро и так узнает об этом. Когда он понял, о чём только что подумал, Джек уже в который раз проклял президентскую должность. Он становится равнодушным. На этой работе?

* * *
— Какого черта? — заметил Эд Фоули.

— Похоже, что это надёжная информация, — сказал Мюррей директору ЦРУ.

— Что ещё нам известно?

— Только что прибыл факс, всего две страницы, там ничего, кроме того, что я только что сказал, но всё-таки я перешлю его тебе. Я приказал Райли оказать русским полное содействие. Со своей стороны ты можешь что-нибудь предложить? — спросил Дэн.

— Ничего не приходит в голову. Для нас это полная неожиданность, Дэн. Передай мои поздравления твоему Райли за то, что он сумел узнать это. — В конце концов, Фоули жил информацией. Он был готов принять её от кого угодно.

— Марк — хороший парень. Его отец тоже был отличным агентом. — Мюррею не хотелось, чтобы в его голосе звучали самодовольные нотки, да и Фоули не заслуживал оскорбления. Подобные веши, строго говоря, не входили в сферу деятельности ЦРУ, и маловероятно, чтобы на них кто-нибудь наткнулся в ходе одной из своих операций.

Что касается Фоули, он подумал о том, а не стоит ли ему рассказать Мюррею о «ЗОРГЕ».

Если происходящее в Москве соответствовало действительности, об этом должно быть известно на самом высшем уровне китайского правительства. Это не могло быть задумано в их посольстве в России на свой страх и риск. За ошибки, допущенные на таком уровне, людей расстреливают, и такая операция не могла даже прийти в голову коммунистическим бюрократам, которые не являются самыми изобретательными во всем мире.

— Как бы то ни было, я беру с собой Пэта Мартина. Он знаком со шпионскими операциями с оборонительной стороны, и мне кажется, что может понадобиться его помощь.

— О'кей, спасибо. Я прочитаю факс и позвоню тебе через некоторое время.

Он почти слышал кивок на другом конце провода.

— Хорошо, Эд. Звони.

Его секретарша пришла через тридцать секунд с факсом в конверте. Эд Фоули проверил сопроводительную страницу и вызвал жену из её кабинета.

Глава 35Приходят новости

— Проклятье, — негромко выругался Райан, когда Мюррей передал ему факс, присланный из Москвы. — Проклятье! — повторил он после недолгого размышления. — Этому можно верить?

— Мы считаем, что да, Джек, — подтвердил директор ФБР. Он дружил с Райаном больше десяти лет и потому мог обращаться к нему по имени. Он добавил несколько фактов. — Наш парень Райли является экспертом по организованной преступности, поэтому его и послали туда. Он отличный специалист, Джек, — заверил Мюррей своего президента. — У него впереди многообещающее будущее. Он установил очень хорошие рабочие отношения с местными копами, помог им в нескольких расследованиях, поддерживал их, как мы делаем это с местными копами, понимаешь?

— И?

— И поэтому его сведения представляются мне не вызывающими сомнения, Джек. Кто-то пытался устранить Сергея Николаевича, и я считаю, что это кто-то из китайского правительства.

— Господи. Самостоятельная операция, не согласованная с верхами?

— Если это так, то мы получим подтверждение, когда какой-нибудь китайский министр внезапно скончается от инсульта, вызванного пулей в затылок, — сказал Мюррей.

— Эд Фоули уже видел это?

— Я позвонил ему и послал факс. Так что он в курсе дела.

— Пэт? — Райан повернулся к министру юстиции, самому умному юристу, какого ему доводилось встречать, и это включало всех назначенных им членов Верховного суда.

— Господин президент, это потрясающая новость, если, конечно, мы считаем её правдивой, а не какой-то провокацией под фальшивым флагом или игрой, задуманной русскими, чтобы вывести кого-то на чистую воду. Проблема заключается в том, что я не вижу разумной причины для подобного происшествия. Создаётся впечатление, что перед нами происходит что-то слишком безумное, чтобы походить на правду, или, возможно, слишком безумное, чтобы не быть правдой. В течение длительного времени я занимался иностранными контрразведывательными операциями и никогда не встречался с чем-нибудь, похожим на это. У нас всегда существовала договорённость с русскими, что они не будут устранять никого в Вашингтоне, а мы не будем делать этого в Москве. Насколько я помню, эта договорённость не была нарушена ни одной из сторон. А теперь это происшествие. Если это правда, то оно равносильно объявлению войны. Это не представляется очень разумным действием со стороны китайцев, верно?

Президент Соединённых Штатов поднял голову от факса.

— Здесь говорится, что твой парень Райли раскрыл связь с китайцами?..

— Читай дальше, — сказал ему Мюррей. — Он присутствовал во время слежки и вроде как предложил свои услуги. В результате попал в цель.

— Неужели китайцы могут быть такими идиотами… — Голос Райана стих. — А не может оказаться, что русские пытаются каким-то образом запутать нас?

— С какой целью? — спросил Мартин. — Если существует разумная причина для этого, то я не вижу её.

— Послушайте, парни, никто не может быть настолько безумным! — вырвалось у президента. Теперь он понял все. Мир ещё не стал достаточно разумным.

— И снова, сэр, вы лучше всех можете оценить происшедшее, — заметил Мартин. Это немного успокоило Джека.

— За все время, которое я провёл в Лэнгли, мне приходилось видеть массу странных материалов, но этот заслуживает особой награды.

— Что мы знаем о китайцах? — спросил Мюррей, ожидая услышать ответ вроде абсолютно ничего, потому что Бюро не сумело добиться никаких успехов в своих усилиях проникнуть в китайские разведывательные операции, ведущиеся в Америке, и решил, что и Агентство столкнулось с такими же проблемами и по той же причине — слишком мало китайцев на государственной службе. Вместо этого, однако, Мюррей увидел, как на лице Райана появилось насторожённое выражение, и он промолчал. Мюррею довелось допрашивать тысячи людей за время своей карьеры, и потому у него появилась способность до некоторой степени читать их мысли. На этот раз он прочитал мысли Райана и удивился тому, что прочёл в них.

— Недостаточно, Дэн. Недостаточно, — с опозданием ответил Райан. Его мозг все ещё пытался докопаться до смысла этого донесения. Пэт Мартин совершенно прав. Это было слишком безумным, чтобы быть правдой, и слишком похожим на правду, чтобы быть безумным. Ему были нужны супруги Фоули, чтобы обсудить с ними содержание донесения, и, пожалуй, пришло время, чтобы пригласить профессора Вивёра из университета Брауна, если, конечно, Эд и Мэри-Пэт не набросятся на него за то, что он захочет посвятить кого-нибудь ещё как в операцию «ЗОРГЕ», так и в эту бомбу из Москвы. «Фехтовальщик» пока ещё ни в чём не был уверен, но он не сомневался в одном — ему необходимо разобраться в этом деле, причём как можно быстрее. Отношения между Америкой и Китаем только что спустились в сточную трубу, а теперь он располагал информацией, что китайцы, предположительно, планировали прямую атаку на российское правительство. Райан посмотрел на своих гостей: — Спасибо, парни. Если у вас есть что-нибудь ещё, сообщите мне сразу. Мне нужно подумать об этом.

— Да, я верю этому, Джек. Я приказал Райли сотрудничать с ними в полном объёме и докладывать мне о дальнейших событиях. Конечно, они знают, что он поможет им. Так что твой друг Головко захотел ознакомить тебя с этим. Как ты поступишь дальше, решать тебе.

— Да, мне попадаются исключительно простые задачи. — Джек заставил себя улыбнуться. Самое худшее заключалось в том, что он не мог своевременно обсуждать возникающие проблемы. Подобные вещи не обсудишь по телефону. Нужно видеть лицо человека и читать язык его тела, когда стараешься заглянуть ему в мозг — её мозг, в случае с Мэри-Пэт — при обсуждении такого вопроса. Он надеялся, что Джордж Вивёр является таким умным, как о нем говорят. В данный момент ему был нужен ясновидящий.

* * *
Новый пропуск через пост службы безопасности отличался от его старого пропуска, которым он пользовался во время работы над СОИ, и он шёл в другой офис Пентагона.

Это была секция Пентагона, относящаяся к военно-морскому флоту, что было сразу видно по синим мундирам и серьёзным лицам. У каждого рода войск была своя корпоративная ментальность. В пехоте США, например, все были из Джорджии. Офицеры ВВС прибыли из Южной Калифорнии. В военно-морском флоте все, казалось, приехали из болот южных штатов. Так же обстояло дело в офисе программы «Иджис».

Грегори провёл почти все утро в компании двух серьёзных капитанов третьего ранга, которые казались достаточно умными, хотя оба постоянно заявляли вслух, как им хочется скорее вернуться на корабль и выйти в море. Это походило на то, что армейские офицеры хотят снова оказаться в поле, где можно погрузить сапоги в грязь и нужно выкопать яму, чтобы помочиться, — именно там полагается быть солдатам, и любой офицер, достойный своей профессии, хочет быть вместе со своими солдатами. «Для моряков, — подумал Грегори, — это была солёная вода и рыба, и, возможно, хорошая пища, лучше, чем заранее приготовленная пища для парней в маскировочной униформе».

Но из разговоров с водоплавающими он узнал многое из того, что ему было уже известно. Система «Иджис» с радиолокационными установками и ракетами была разработана для защиты от русских самолётов и крылатых ракет, угрожающих авианосцам. В неё входили великолепный радар под названием SPY и ракеты «корабль-воздух» ближней и средней дальности, первоначально носившие название «стандартных ракет», потому, подумал Грегори, что у военно-морского флота это был единственный тип ракет. «Стандартные ракеты» развивались, начиная с ракет SM-1 вплоть до SM-2, которые на самом деле назывались SM-2-MR, потому что они были ракетами средней дальности, ER, или увеличенной дальности, у которых ускорители были более мощными, что позволяло запускать их с пусковых установок с немного большей скоростью, и потому они могли лететь дальше.

Всего было примерно двести ракет варианта ER, хранящихся на складах Атлантического и Тихоокеанского флотов, потому что их массовое производство так и не было одобрено.

Некоторые думали, что причина этого заключается в том, что ракеты SM-2-ER могут нарушать положения Договора о противоракетной обороне, подписанного в 1972 году со страной под названием Союз Советских Социалистических Республик, которая, разумеется, больше не существовала. Но после войны 1991 года в Персидском заливе военно-морской флот задумался над использованием стандартных ракет и систем «Иджис» против ракетных угроз на театре военных действий. Во время этой войны корабли с системами «Иджис» действительно были рассредоточены в саудовских и других портах Персидского залива, чтобы защитить их от направленных на них баллистических ракет. Оказалось, что на самом деле баллистические ракеты не были нацелены на эти порты, так что система «Иджис» так и не подверглась боевому испытанию. Вместо этого корабли с системами «Иджис» периодически направлялись к атоллу Кваджелейн, где их возможности борьбы с ракетными угрозами испытывались против учебных баллистических целей. Там эти учения большей частью проходили успешно. Но это, как увидел Грегори, не было похоже на борьбу с баллистическими ракетами. Боеголовка межконтинентальной баллистической ракеты входила в плотные слои атмосферы с максимальной скоростью семнадцать тысяч миль в час, или двадцать пять тысяч футов в секунду, то есть почти в десять раз быстрее винтовочной пули.

Проблема заключалась, как это ни странно, и в материальной части, и в программном обеспечении. Ракеты, стартующие с пусковой установки SM-2-ER-Block-IV, действительно проектировались для борьбы с баллистическими целями, до такой степени, что их конечное наведение осуществлялось инфракрасным лучом. Вы могли, теоретически, захватить боеголовку радиолокатором, но всё, что прорывается через атмосферу со скоростью, превышающей пятнадцать Махов, нагревается до температуры расплавленной стали. Грегори видел боеголовки «Минитменов», падающие на атолл Кваджелейн с базы ВВС Ванденберг в Калифорнии; они мчались, подобно метеорам, созданным человеческими руками, видимые даже днём, проносясь с воем под углом примерно тридцать градусов. Они несколько замедляли скорость при попадании в плотные слои атмосферы, но это было незаметно для глаз. Фокус заключался в том, чтобы попасть в них, или, точнее, попасть в них с достаточной силой, чтобы уничтожить.

При этом новые ракеты было даже легче уничтожить, чем старые. Первые боеголовки были металлическими, некоторые делались из бериллиевой меди, которая была достаточно прочной. Их заменили новые боеголовки, более лёгкие, а потому способные нести более тяжёлый и, следовательно, более мощный ядерный заряд. Поверхность этих боеголовок изготовлялась из того же материала, что и плитки облицовки космических шаттлов. Они мало отличались по своему составу от пластической пены и были не намного прочнее, поскольку их предназначением была изоляция от жара, причём всего на несколько секунд. Космические шаттлы иногда получали повреждения во время их транспортировки на «Боингах-747», когда пролетали через сильный дождь. Некоторые специалисты, занимающиеся межконтинентальными баллистическими ракетами, называли большие капли дождя «гидрометеорами» из-за повреждений, которые они могли причинить снижающейся боеголовке ракеты. В тех редких случаях, когда боеголовки на стадии снижения пролетали сквозь грозу, относительно маленькие градинки наносили им такие повреждения, что ядерная боеголовка могла выйти из строя.

Такую боеголовку почти так же просто сбить, как самолёт: сбивать самолёты несложно, если вы попадаете в них, подобно тому, как дробь, вылетающая из патрона дробовика, сбивает голубя. Фокус заключается в том, как попасть в эту проклятую штуку.

Даже если вы сумеете послать свой перехватчик вплотную, этого недостаточно. Боеголовка ракеты класса «корабль-воздух» мало отличается от дробового патрона. Взрывной заряд разрывает металлическую гильзу, превращая её в зазубренные осколки, летящие со скоростью около пяти тысяч футов в секунду. Обычно их вполне достаточно, чтобы разорвать алюминиевую оболочку, которая представляет собой несущие и контрольные поверхности силовых частей внутреннего каркаса, превращая самолёт в баллистический объект, способность лететь которого ничуть не больше, чем у птицы, лишённой крыльев.

Но, чтобы попасть в цель, необходимо взорвать боеголовку достаточно далеко от неё, чтобы конус, образованный летящими осколками, пересёкся с пространством, занятым целью. При стрельбе по самолёту это нетрудно, но гораздо труднее попасть в боеголовку ракеты, летящей намного быстрее, чем осколки, образовавшиеся в результате взрыва, — это и объясняет затруднения, возникшие при попытках перехвата ракетами «Патриот» «Скадов» в 1991 году.

Устройство, указывающее боеголовке ракеты класса «корабль-воздух» или «земля-воздух», когда и где взорваться, называется по старой памяти взрывателем. Для большинства современных ракет взрывная система представляет собой маленький, маломощный лазер, который вращается или поворачивается по кругу, чтобы направлять свой луч конусом впереди траектории своего полёта до тех пор, пока он не отразится от цели. Отражённый луч принимается рецептором в лазерной системе, и это создаёт сигнал, дающий боеголовке команду на взрыв. Но каким бы быстрым ни был этот процесс, на него всё-таки уходит определённое время, а снижающаяся боеголовка баллистической ракеты летит с огромной скоростью. Эта скорость настолько велика, что если у луча лазера не хватит мощности захватить снижающуюся боеголовку на расстоянии больше сотни метров, то у него не будет достаточного времени, чтобы успеть отразиться от боеголовки и дать команду боеголовке антиракеты на взрыв. Тогда конус разрушения, образовавшийся в результате взрыва, не успеет охватить боеголовку баллистической ракеты. Даже если снижающаяся боеголовка окажется рядом с боеголовкой антиракеты, когда произойдёт взрыв, боеголовка летит быстрее разлетающихся осколков, поэтому они не причинят ей вреда, поскольку не смогут догнать её.

«В этом и заключается проблема», — понял Грегори. Лазерный чип в носовой части стандартной ракеты не обладает достаточной мощностью, скорость вращения относительно невелика, и комбинация этих двух факторов позволяет боеголовке проскользнуть мимо антиракеты, может быть, за половину необходимого времени. Даже в том случае, если ракета класса «земля-воздух» окажется в трех метрах от цели, это не принесёт никакой пользы. В этом отношении даже взрыватель, срабатывающий от сигнала крохотной радиолокационной установки в носовой части снаряда или бомбы времён Второй мировой войны, оказался, по сути дела, более эффективным, чем новый высокотехнологический лазерный чип. Но с этим уже можно работать. Вращение лазерного луча контролировалось программным обеспечением компьютера, равно как и сигнал к взрыву. Это можно изменить. С этой целью нужно поговорить с парнями, которые сделали это — «этим» в данном случае является современная испытательная ракета SM-2-ER-Block-IV, выпущенная в ограниченном количестве. А они относятся к «Компании Стандартных Ракет», совместному предприятию Рейтеона и Хьюза, в Маклине, Виргиния. Для успешного осуществления этой задачи он попросит Тони Бретано позвонить в компанию и предупредить их о его приезде. Почему не оповестить их, что гость является посланцем самого бога?

* * *
— …Боже мой, Джек, — сказала Мэри-Пэт. Солнце уже опустилось за нок-рею. Кэти летела домой из Хопкинса, а Джек сидел в своём личном кабинете рядом с Овальным кабинетом, держа в руке стакан виски со льдом, вместе с директором ЦРУ и его женой, заместителем директора по оперативной деятельности. — Когда я увидела это, мне пришлось срочно навестить туалет.

— Понимаю тебя, МП. — Джек передал ей стакан шерри — любимый напиток Мэри-Пэт, позволяющий ей расслабиться и успокоиться. Эд Фоули взял банку с пивом «Самуэль Адамс», соответствующим его происхождению из рабочего класса. — Эд?

— Джек, это абсолютное гребаное безумие, — выпалил директор ЦРУ. Слово «гребаное» обычно не используется в присутствии президента, даже такого. — Я хочу сказать, конечно, это прибыло из надёжного источника и так далее, но, господи, такие вещи просто не делаются.

— Пэт Мартин был здесь, правда? — спросила заместитель директора ЦРУ. В ответ она увидела кивок. — Тогда он должен был сказать тебе, что это фактически объявление войны.

— Фактически да, — согласился Райан, отпив глоток своего ирландского виски. Затем он достал свою последнюю сигарету дня, украденную у миссис Самтер, и закурил. — Но реальность трудно отрицать, и нам нужно каким-то образом втиснуть это в правительственную политику.

— Нужно пригласить сюда Джорджа, — первым делом сказал Эд Фоули.

— И показать ему материалы «ЗОРГЕ»? — спросил Райан. На лице Мэри-Пэт промелькнула болезненная гримаса. — Я знаю, что мы должны охранять «ЗОРГЕ», как королевские драгоценности, но, черт побери, если мы не можем использовать эти материалы для того, чтобы разобраться в китайских руководителях, наше положение будет ничем не лучше, чем то, что было до получения этого источника.

Она глубоко вздохнула и кивнула, зная, что Райан прав, но это всё равно ей не нравилось.

— Тогда пригласим и нашего домашнего психиатра, — сказала она. — Нам понадобится врач, чтобы узнать его мнение. Все это настолько безумно, что медицинское заключение не повредит.

— Далее, что мы скажем Сергею? — спросил Джек. — Он знает, что нам это известно.

— Ну что ж, начнём с того, что порекомендуем ему проявлять максимальную осторожность, — посоветовал Эд Фоули. — Как ты считаешь, Джек?

— Да?

— Ты сообщишь об этом своим людям, я имею в виду Секретную службу?

— Нет… о, да.

— Если китайцы хотят совершить один акт войны, почему не совершить второй? — задал риторический вопрос директор ЦРУ. — Кроме того, сейчас у них нет особых оснований испытывать к тебе тёплые чувства.

— Но почему Головко? — спросила МП, глядя вверх. — Он не является врагом Китая. Он профессионал, король шпионов. Насколько я знаю, у него нет какой-то определённой политической платформы. Сергей — честный человек. — Она снова отпила немного шерри.

— Верно, насколько я знаю, у него нет честолюбивых политических устремлений. Но он ближайший советник президента Грушевого по самым разным вопросам — иностранная политика, внутренние дела, оборона. Он нравится президенту Грушевому, потому что он умный и честный…

— Верно, такие люди встречаются достаточно редко и в нашем городе, — признался Джек. Что, впрочем, было несправедливо. Он подобрал свой внутренний круг почти полностью из людей без политических устремлений, и это делало их редкой породой на территории Вашингтона. То же самое относится и к Головко, человеку, который предпочитал служить, а не править, и в этом он походил на американского президента.

— Вернёмся к главному вопросу. Неужели китайцы что-то затевают, и если да, то что именно?

— Я не знаю, что это может быть, Джек, — ответил Фоули, говоря сейчас от имени своего Агентства. — Но не забывай, что даже с помощью «ЗОРГЕ» мы не смогли разобраться в их внутреннем мышлении. Они настолько отличаются от нас, что прочесть их мысли чертовски трудно, а сейчас они только что получили жестокий удар в зубы, хотя не думаю, что они поняли это.

— Поймут меньше чем через неделю.

— Да? Каким образом? — спросил директор ЦРУ.

— Джордж Уинстон сказал мне, что меньше чем через десять дней подходит время оплаты нескольких крупных коммерческих контрактов. Так что увидим, как это повлияет на их счета, — и они тоже увидят это.

* * *
Рабочий день начался в Пекине раньше, чем обычно. Фанг Ган вышел из своего служебного автомобиля и поспешил по ступенькам внутрь здания, мимо охранника в мундире, который всегда держал открытой дверь для него, но на этот раз не было благодарного кивка от великого сына народа. Фанг подошёл к своему лифту, ступил внутрь, затем вышел из лифта, когда поднялся на свой этаж. Дверь в его кабинет была всего в нескольких шагах. Фанг был здоровым и энергичным мужчиной для своего возраста. Его личный секретариат вскочил на ноги, когда он вошёл в приёмную — на час раньше, поняли они.

— Минг! — позвал он девушку по пути в кабинет.

— Да, товарищ министр, — ответила она, входя во все ещё полуоткрытую дверь.

— Какие статьи вы извлекли сегодня из иностранных средств массовой информации?

— Одну минуту.

Она исчезла и тут же появилась в кабинете с пачкой газет в руках. «Лондон Таймс», «Лондон Дейли Телеграф», «Обзервер», «Нью-Йорк Таймс», «Вашингтон Пост», «Майами Геральд», «Бостон Глоуб».

— Американские газеты с западного побережья ещё не прибыли.

Она не включила в этот список итальянские и другие европейские газеты, потому что не могла говорить или читать на этих языках и по какой-то причине Фанга интересовали только мнения иностранных дьяволов, говорящих на английском языке. Она передала ему переводы.

И снова он не поблагодарил её, даже мельком, что было необычно для него. Её министр был чем-то взволнован.

— Сколько сейчас времени в Вашингтоне? — спросил Фанг.

— Двадцать один час, товарищ министр.

— Значит, они смотрят телевидение и готовятся ко сну?

— Да, товарищ министр.

— Но их газетные статьи и передовицы уже приготовлены?

— Это расписание, по которому они работают, товарищ министр. Большинство их статей готовы к концу рабочего дня. Все дела — если исключить что-то совершенно невероятное и неожиданное — репортёры полностью завершают перед тем, как уйти домой на ужин.

Фанг поднял голову и посмотрел на сделанный анализ. Минг — умная девушка, сообщила ему информацию, о которой он никогда не задумывался раньше. Поняв это, он кивнул ей и отправил обратно к её столу.

* * *
Тем временем американская торговая делегация поднималась на борт своего самолёта. Их провожал консульский чиновник низшего ранга, который произносил пластмассовые слова из пластмассовых губ, выслушиваемые американцами через пластмассовые уши. Затем они оказались на борту самолёта ВВС США, который тут же включил двигатели и покатился к взлётной полосе.

— Итак, как мы оцениваем это приключение, Клифф? — спросил Марк Гант.

— Ты можешь написать слово «катастрофа»?

— Неужели так плохо?

Заместитель Государственного секретаря по политическим делам кивнул головой.

Ну что ж, это ведь не его вина, верно? Этот глупый итальянский священник становится на пути пули, а затем вдове другого священника понадобилось устраивать молебен за упокой своего убитого мужа на публике, заранее зная, что местное правительство будет возражать против этого. И, разумеется, команда CNN «случайно» оказывается в обоих местах, передавая в эфир оба события, чтобы ещё больше взболтать кипящий дома котёл… Каким образом может дипломат достигнуть мира, если люди ухудшают ситуацию, вместо того чтобы успокоить её?

— Да, Марк, именно так. Китай никогда не сможет заключить разумное торговое соглашение, если им на голову сыплется это дерьмо.

— Все, что от них требуется, это немного изменить свою политику, — заметил Гант.

— Ты говоришь подобно президенту.

— Клиффи, если ты хочешь присоединиться к клубу, ты должен соблюдать его правила. Разве это так трудно понять?

— Нельзя обращаться с великими державами, подобно зубному врачу, который никому не нравится, и при этом приглашать их вступить в клуб.

— А почему принцип должен так отличаться?

— Неужели ты действительно думаешь, что Соединённые Штаты соблюдают принципы в своей иностранной политике? — раздражённо спросил Ратледж. Раздражение его было так велико, что он не заметил, как переступил границу.

— Президент Соединённых Штатов соблюдает принципы, равно как и твой Государственный секретарь, — напомнил ему Гант.

— Ну и что? Если мы хотим заключить торговое соглашение с Китаем, нам нужно принимать во внимание и их точку зрения.

— Знаешь, Клифф, если бы ты служил в Государственном департаменте в 1938 году, может быть, Гитлеру удалось бы прикончить всех евреев безо всякого шума, — пошутил Гант.

Это возымело свой эффект. Ратледж повернулся и начал возражать:

— Одну минуту…

— Это ведь была его внутренняя политика, Клифф, разве не правда? Что из того, что они ходят в другую церковь, — послать их всех в газовые камеры, вот и решение проблемы. Кого это интересует?

— Послушай, Марк…

— Нет, это ты послушай, Клифф. Страна должна соблюдать определённые принципы, потому что если ты придерживаешься иного мнения, тогда кто ты, на самом деле? Мы являемся членами клуба — черт побери, фактически мы руководим этим клубом. Почему, Клифф? Потому что люди знают, что мы их защищаем. Мы не идеальны. Ты знаешь это. Я знаю это. Все знают это. Но они также знают, на что мы пойдём и на что не пойдём. Таким образом, наши друзья доверяют нам, и наши враги тоже знают это. И поэтому в мире существует здравый смысл, по крайней мере в наших частях мира. Вот почему нас уважают, Клифф.

— А наше оружие не имеет значения, и вся экономическая мощь, которой мы обладаем, как относительно этого? — насмешливо спросил дипломат.

— Ты думаешь, как мы приобрели все это, Клиффи? — задал ответный вопрос Гант, снова используя уменьшительное имя Ратледжа, чтобы подразнить его. — Мы есть то, что мы есть, потому что люди со всех концов мира приехали в Америку, чтобы работать и воплотить в действительность свои мечты. Они работали, не жалея сил. Мой дед приехал сюда из России, потому что не выдержал преследования со стороны царя и его приспешников. И он работал, его дети получили образование, и дети его детей тоже получили образование. А теперь я чертовски богат, но я не забыл, что сказал мне дедушка, когда я был маленьким. Он сказал мне, что это самое лучшее место на земле для евреев. Почему, Клифф? Да потому, что белые люди, которые откололись от Англии и написали Конституцию, обладали хорошими идеями и жили в соответствии с этими идеями, большей частью. Вот кто мы, Клифф. И это означает, что мы должны быть теми, кем являемся, и это означает, что мы должны защищать определённые принципы и мир должен видеть, что мы делаем это.

— Но у нас самих много недостатков! — запротестовал Ратледж.

— Разумеется, много! Клифф, мы не должны быть идеальными, чтобы оказаться лучшими среди других, и мы никогда не прекращаем работать, чтобы избавиться от недостатков. Мой отец, когда учился в колледже, ходил с демонстрациями в Миссисипи, и его избивали пару раз, но, ты знаешь, в конце концов все сложилось как надо, и теперь у нас чернокожий занимает пост вице-президента. Насколько мне известно, он может быть достаточно хорош, чтобы когда-нибудь сделать ещё один шаг. Господи, Клифф, как ты можешь представлять Америку другим странам, если не понимаешь этого?

Дипломатия — это бизнес, — хотел ответить Ратледж. — И я знаю, как заниматься этим бизнесом. Но стоит ли трудиться, объясняя подобные вещи этому еврею из Чикаго?

Так что он откинул назад спинку кресла и сделал вид, что дремлет. Гант понял намёк и отправился на прогулку длиной в семьдесят футов. Сержанты ВВС, притворяющиеся стюардессами, начали разносить завтрак, и кофе оказался вполне приличным. Он сел в хвостовом салоне самолёта, глядя на репортёров, и ему показалось, что он чувствует себя на вражеской территории, но, подумав, решил, что вражеская территория находится рядом с этим дипломатическим ублюдком.

* * *
Утреннее солнце, осветившее Пекин, осветило и Сибирь в тот же день, даже раньше.

— Я вижу, что вы, инженеры, справляетесь с работой, как всегда, хорошо, — заметил Бондаренко. На его глазах огромные землеройные машины пробивали просеку шириной больше сотни метров через вековой лес сосен и елей. Эта дорога будет обслуживать нужды как золотой шахты, так и нефтяных месторождений. Две дополнительные дороги прокладывались двенадцатью бригадами. Больше трети инженерных войск всей Российской армии были задействованы на этом проекте, и здесь было множество солдат вместе с половиной тяжёлого оборудования, окрашенного в оливково-зелёный цвет, используемого Российской армией в течение семидесяти лет.

— Это «Всенародная стройка», — сказал полковник Алиев. Он был прав. Идеология «Всенародных строек» была создана в Советском Союзе. Так называли проекты такой огромной национальной важности, которые привлекали на работу молодёжь страны, пылающую патриотической страстью. К тому же это был хороший повод встретиться с девушками и повидать мир. Этот проект продвигался даже быстрее обычного, потому что Москва распорядилась подключить к нему армию, которая больше не беспокоилась о нашествии со стороны НАТО. Несмотря на множество недостатков, Российская армия все ещё имела доступ к огромным людским и материальным ресурсам. Кроме того, в этом проекте были задействованы настоящие деньги. Гражданские специалисты получали огромную зарплату. Москве нужно было как можно быстрее освоить оба эти месторождения. Поэтому в район золотоносного месторождения перебросили на вертолётах бригады рабочих с лёгким оборудованием. С его помощью они построили большую посадочную площадку, и грузовые вертолёты доставили сюда более тяжёлую технику, которая проложила взлётно-посадочную площадку для грузовых самолётов российских ВВС. Они, в свою очередь, доставили огромные землеройные машины, прокладывающие настоящую взлётно-посадочную полосу. К ней скоро подведут железнодорожную ветку, по которой привезут цемент и железные прутья, необходимые для строительства большого коммерческого аэропорта.

Здания росли как на дрожжах. Одним из первых доставили оборудование для лесопилки, подвозить сырьё для которой не требовалось — деревья вокруг росли в изобилии. Были прорублены большие просеки, и срубленные деревья почти сразу превращались в строительную древесину для зданий. Прежде всего рабочие лесопилки построили себе прочные домики. Далее начали возводиться административные постройки, и предполагалось, что через четыре месяца будут готовы спальные помещения более чем для тысячи шахтёров, которые уже выстраивались в очереди в конторах по найму, потому что добыча золота оплачивалась очень высоко. Более того, российское правительство приняло решение, что шахтёры могут получить по собственному выбору плату или в деньгах, или золотыми монетами по мировой цене. Мало кто из русских рабочих отказывался от выбора в пользу золотых монет. Так что опытные шахтёры заполняли бланки в ожидании самолётов, которые доставят их к месту добычи золота. Бондаренко пожелал им удачи. В этих районах было столько комаров, что они могли без труда унести маленького ребёнка и потом высосать из него всю кровь, подобно мини-вампирам. Даже за золотые монеты он не согласился бы работать здесь.

Генерал знал, что нефтяное месторождение было намного более важным для его страны. Корабли уже пробивались через ледовые поля поздней весны, следуя за мощными ледоколами «Ямал» и «Россия». На кораблях было буровое оборудование, необходимое для того, чтобы начать экспериментальное бурение и позднее промышленное производство. Бондаренко хорошо знал об этом. Нефтяное месторождение не было нереальной мечтой. Это было спасением для экономики его страны, при котором огромное количество твёрдой валюты вольётся в Россию, деньги, необходимые для того, чтобы прорваться в двадцать первый век, чтобы платить рабочим, которые так долго и напряжённо трудились ради процветания страны, заслуживающей этого.

Задача Бондаренко заключалась в том, чтобы охранять это богатство. Тем временем солдаты армейского инженерного корпуса работали, не жалея сил, создавали оборудование гаваней, чтобы корабли с грузами могли выгрузить их на берег. Рассматривали вопрос об использовании боевых амфибий, с помощью которых российский флот мог выгружать доставленное оборудование, словно военное снаряжение.

Впрочем, от этого пришлось отказаться, потому что во многих случаях огромные машины были больше и тяжелее, чем боевые танки Российской армии, что удивило командующего Дальневосточным военным округом и произвело на него впечатление.

Одним из последствий всего этого стало отвлечение большинства инженерных подразделений войск Бондаренко для работы на различных проектах. У него осталось всего несколько инженерных батальонов, входивших в состав боевых частей. А ведь есть ещё немало областей, в которых можно использовать тяжёлое оборудование, ворчал генерал. На китайской границе были места, где два-три полка могли создать надёжные преграды против механизированных войск противника. Но они будут отчётливо видны с противоположной стороны границы и явно предназначены для использования против китайской армии, сообщили ему из Москвы. Впрочем, подобная угроза не беспокоила столичных боссов. Бондаренко продолжал сооружать препятствия, несмотря на то, что их можно будет использовать только против Народно-освободительной армии Китая, если эта армия захочет двинуться на север и освободить Россию.

О чем думают политики? — спрашивал себя Бондаренко. Даже в Америке политические деятели ничем не отличались от российских, говорили ему американские офицеры, с которыми ему доводилось встречаться. Политики не беспокоились о том,что делалось в действительности, их гораздо больше интересовало, как это выглядит. В этом смысле все политические деятели, независимо от их убеждений, казались коммунистами, — насмешливо подумал Бондаренко, — более заинтересованными в видимости, чем в действительности.

— Когда намечается завершение работ? — спросил генерал армии.

— Прогресс просто поразителен, — ответил полковник Алиев. — Дороги будут проложены через месяц или шесть недель, в зависимости от погоды. Завершающий этап займёт гораздо больше времени.

— Ты знаешь, что беспокоит меня?

— Что, товарищ генерал? — спросил начальник оперативного управления.

— Получается, что мы построили дороги для вторжения противника. Сейчас впервые создалась обстановка, при которой китайские войска смогут быстро пересечь границу и стремительно продвинуться к северному побережью Сибири. — До этого естественные препятствия — главным образом местность, густо поросшая лесом, — делали эту задачу настолько трудной, что она вообще казалась невыполнимой. А теперь туда проложена дорога, и возникла причина, из-за которой завоевание Сибири покажется таким заманчивым. Сибирь действительно была сокровищницей космических масштабов. «Настоящая сокровищница, — подумал Бондаренко. — А у меня ключи от неё». Он пошёл обратно к вертолёту, чтобы завершить облёт дороги, проложенной военными инженерами.

Глава 36Донесения «Зорге»

Президент Райан проснулся ещё до шести утра. Секретная служба рекомендовала ему держать шторы задёрнутыми, закрывая, таким образом, окна от наблюдения снаружи, но Райану не хотелось спать в гробу, даже если это большой гроб. Вот почему, когда он просыпался так рано, как, например, в 3.53, он предпочитал видеть какой-нибудь свет за окнами, даже если это огни полицейской патрульной машины или одинокого такси. Годы шли, и он привык просыпаться рано. Это удивляло его. Мальчиком он любил просыпаться поздно, особенно по уикендам. А вот Кэти спала по-другому, подобно большинству врачей, и особенно большинству хирургов: они предпочитали вставать раньше и ехать в больницу, так что после операции у неё оставался целый день, в течение которого она могла наблюдать, как пациент или пациентка перенесли хирургическое вмешательство.

Этому он, может быть, научился от неё, и в ходе какого-то странного соревнования стал открывать глаза даже раньше. Или, может быть, это была недавно приобретённая привычка в этом проклятом месте, подумал Джек, вставая с кровати и направляясь в ванную комнату. Значит, ещё один проклятый день начался, подобно многим другим, слишком рано. «В чем дело, черт побери?» — задал себе вопрос президент. Почему он больше не нуждался во сне? Ведь сон был одним из тех крайне редких удовольствий, которые имелись у человека на земле, и всё, что ему хотелось, это всего лишь поспать немного дольше…

Но он не мог уснуть. «Скоро шесть утра», — подумал Джек, глядя в окно. Молочники уже встали, как и мальчики, разносящие газеты. Служащие почты были заняты в своих сортировочных комнатах, а в других местах люди, работавшие всю ночь, заканчивали рабочую смену. В их число входили многие из тех, кто трудился в Белом доме: агенты Секретной службы, обслуживающий персонал, ещё кое-какие люди, которых Райан узнавал, но не знал их имён, что смущало его. Это были его люди, в конце концов, и он должен знать все о них, по крайней мере знать их имена, чтобы поздороваться при встрече, — но их было слишком много. Затем, здесь находились люди в форме из Военного центра Белого дома, которые дополняли управление связи. Кроме того, здесь обреталась целая армия мужчин и женщин, единственным назначением которых было обслуживать Джона[63] Патрика Райана — и, обслуживая его, служить всей стране — по крайней мере в теории. Какого черта, подумал он, глядя в окно, за которым достаточно светло, чтобы различать все при естественном свете. Уличные фонари выключались по мере того, как их фотоэлектрические сенсоры говорили им, что солнце взошло. Джек надел свой старый халат, служивший ему ещё в Военно-морской академии, сунул ноги в шлёпанцы — он завёл их недавно, дома ходил босиком, но президент не должен ходить босиком перед агентами Секретной службы, верно? — и тихо вышел в коридор.

Около двери спальни находится, должно быть, или «жучок», или сенсор, реагирующий на движение, подумал Джек. Ему ни разу не удавалось застать кого-нибудь врасплох, когда он неожиданно выходил в коридор второго этажа. Всегда на него кто-то смотрел, и всякий раз происходило утреннее соревнование, целью которого было поздороваться с ним раньше других.

На этот раз первым оказался один из старших агентов Секретной службы, возглавляющий ночную смену. Андреа Прайс-О'Дей все ещё была дома в Мэриленде, уже, наверно, оделась и готова выйти на улицу — какие тяжёлые часы выпадали на долю людей, работавших ради него, напомнил себе Джек, — чтобы целый час ехать в Вашингтон. Если повезёт, она вернётся домой — когда? Сегодня вечером? Это зависело от его сегодняшнего расписания, и он не мог припомнить, что предстоит ему сегодня.

— Кофе, босс? — спросил один из молодых агентов.

— Хорошая мысль, Чарли.

Райан последовал за ним, продолжая зевать. Он зашёл в пост Секретной службы на этом этаже — крохотная комната, в которой стояли телевизор и кофеварка — наверно, её поставила здесь обслуга из кухни, — и столик, на котором лежало несколько бутербродов, чтобы помочь агентам продержаться всю ночь.

— Когда ты заступил на смену? — спросил президент Соединённых Штатов.

— В одиннадцать часов, сэр, — ответил Чарли Мэлоун.

— Скучная служба?

— Могло быть хуже. По крайней мере, я больше не работаю в группе проверки поддельных чеков в Омахе.

— О да, — согласился Джо Хилтон, ещё один молодой агент ночной смены.

— Готов побиться об заклад, вы играли в футбол, — заметил Джек.

Хилтон кивнул.

— Крайний нападающий, сэр. Университет Флорида Стейт. Но мне не хватало физической мощи, чтобы перейти в профессионалы.

Ему всего двадцать два года, и все тело состоит из мускулов и сухожилий, — подумал Джек. Молодой специальный агент Хилтон словно олицетворял фундаментальную силу природы.

— Лучше играть в бейсбол. Хороший заработок, можешь играть лет пятнадцать, даже больше, и в конце сохраняешь здоровье.

— Ну что ж, может быть, научу сына быть полевым игроком, — сказал Хилтон.

— Сколько ему сейчас? — спросил Райан, смутно припоминая, что Хилтон недавно стал отцом. Его жена работает юристом в Министерстве юстиции, верно?

— Три месяца. Спит сейчас всю ночь, господин президент. Спасибо, что спросили.

Жаль, что они не могут звать меня просто Джеком. Я ведь не бог, правда? Но это было так же невероятно, как если бы он называл по имени своего генерала, командующего корпусом морской пехоты Бобби-Рэя, когда был младшим лейтенантом Джеком П.Райаном.

— Ничего интересного не случилось ночью?

— Сэр, CNN передавала репортаж о вылете наших дипломатов из Пекина, но показали всего лишь взлёт самолёта.

— По-моему, они ставят камеры на середине ВПП, надеясь, что самолёт взорвётся, и тогда это будет у них записано на ленте, — знаете, подобно тому, когда вертушка взлетает со мной на борту с южной лужайки. — Райан отпил кофе из чашки. Эти младшие агенты Секретной службы чувствовали себя, наверно, не в своей тарелке, когда «босс» — так называли его в Секретной службе — разговаривал с ними, будто он и они были нормальными людьми. Если так, — подумал Джек, — ничего не поделаешь. Он не собирался превращаться в Людовика XIV только для того, чтобы понравиться им. К тому же он не был таким красивым, как Леонардо Ди Каприо, по крайней мере по мнению Салли, которая считала молодого актёра неотразимым.

Тут прибыл курьер с дневными копиями «Ранней птички». Джек взял один экземпляр и понёс его вместе с кофе к себе, чтобы прочитать вырезки из газет. Несколько передовиц оплакивали отзыв торговой делегации — может быть, по причине все ещё сохранившегося либерализма в средствах массовой информации. По этой причине они никогда не были, не чувствуют сейчас и, возможно, никогда не будут полностью удовлетворены дилетантом-президентом в Белом доме. Райан знал, что между собой они называют его другими словами, некоторые из которых менее вежливы. Но рядовой Джо в глубине страны, говорил Арни ван Дамм Джеку, по крайней мере раз в неделю, все ещё очень уважает его. Рейтинг одобрения Райана оставался очень высоким, и причина этого заключалась в том, что Джека рассматривают как хорошего парня, которому повезло — если это можно назвать везением, проворчал про себя президент.

Он снова занялся чтением статей, возвращаясь в столовую, где обслуживающий персонал поспешно накрывал на стол — получив, без сомнения, предупреждение от Секретной службы, что «Фехтовальщик» встал и его нужно кормить. Снова Эффект Его Величества, — недовольно подумал Райан. Но он был голоден, и еда есть еда, так что он вошёл в столовую, выбрал пищу с буфета и включил телевизор, чтобы увидеть, что происходит в мире, пока он расправляется со своей яичницей Бенедикт. Ему нужно есть её поскорее, прежде чем появится Кэти и сделает ему выговор, беспокоясь о его уровне холестерина. Вокруг него, в радиусе примерно тридцати миль, правительство приходило в сознание, или в то, что заменяло его, садилось в автомобили и направлялось на работу, тогда как он уже находился на рабочем месте.

— Доброе утро, папа, — сказала Салли, вошла в столовую, подошла к телевизору и переключила его на канал МТВ, даже не спрашивая мнения отца. Прошло много времени с того момента, когда его ранили ярким летним днём в Лондоне, подумал Джек. Тогда он был «папочкой».

* * *
В Пекине компьютер на столе Минг находился в состоянии автосна точно необходимое количество минут. Жёсткий диск снова начал поворачиваться, и машина принялась за свою ежедневную рутину. Не освещая монитор, она осмотрела внутренний файл недавних поступлений, сжала их и затем привела в действие внутренний модем, чтобы выстрелить ими в Сеть. Весь процесс продолжался семнадцать секунд, и затем компьютер вернулся опять в состояние сна. Данные проследовали по телефонным линиям Пекина, пока не нашли свой сервер, который был вообще-то в Висконсине. Там информация ждала сигнала, который вызовет её, после чего она исчезнет из памяти сервера, и вскоре после этого на её месте будет записано что-то новое. Таким образом будет устранён малейший след, что она когда-то существовала.

Как бы то ни было, когда Вашингтон просыпался, Пекин засыпал, а Москва находилась в нескольких часах после него. Земля продолжала вращаться вокруг своей оси, не обращая внимания на то, что происходит на ней в бесконечном цикле ночей и дней.

* * *
— Ну? — спросил генерал Диггз у своего подчинённого.

— Видите ли, сэр, — сказал подполковник Гиусти, — я считаю, что бронетанковый эскадрон находится в отличном состоянии. — Подобно Диггзу, Анжело Гиусти был профессиональным танкистом. Его работа как командира 1-го бронетанкового эскадрона (вообще-то это был батальон, но у танкистов-разведчиков свои особенности) заключалась в том, чтобы двигаться впереди самой дивизии, обнаруживать противника и изучать местность. Его эскадрон был глазами «Старых железнобоких», причём он обладал достаточной боевой мощью, чтобы суметь защитить себя. Ветеран войны в Персидском заливе, Гиусти понюхал пороху и много повидал. Он знал свою работу и полагал, что его танкисты хорошо подготовлены, насколько это позволяли обстоятельства в Германии. Вообще-то он предпочитал подготовку на тренажёрах, что позволяло ему менять формы ведения боя, переполненным тренировочным полям Германии, на которых проводились учения в Боевом манёвренном центре подготовки, занимавшем площадь всего в семьдесят пять квадратных километров. Работа на тренажёрах была не совсем такой, как учения в своих машинах, зато подготовка не была ограничена временем и расстоянием.

На глобальной системе сети тренажёров можно было вести бой с целым вражеским батальоном, даже бригадой, если командир хотел, чтобы его люди напряжённо работали и потели. Если не считать ощущения взлётов и прыжков, которое возникало от управления танками «Абрамс» (некоторые танкисты жаловались, что у них кружится голова), это передавало действительность даже лучше, чем любое другое место, за исключением Национального тренировочного центра в Форт-Ирвине в калифорнийской пустыне или в такой же обстановке, созданной армией США для израильтян в пустыне Негев.

Диггз не мог прочитать мысли молодого офицера, но он только что наблюдал за тем, как «Квортерная лошадь» передвигалась по местности умело и искусно. Они вели учения против германского подразделения, а немцы, как всегда, проявляли себя хорошо в военном деле. Но не сегодня, потому что 1-й танковый батальон сначала добился преимущества искусным манёвром, а затем (к удивлению и раздражению командира германской бригады, следившего за ходом учений) заманил своего европейского противника в засаду и уничтожил половину их «Лео», как называли американцы германские боевые танки «Леопард II». Сегодня вечером Диггз намеревался поужинать с бригадным генералом, командиром германской танковой бригады. Даже немцы не владели искусством ночного боя так хорошо, как американцы. Это было странно, потому что их снаряжение было примерно одинаковым, а германские солдаты, в общем-то, неплохо подготовлены… но германская армия все ещё была в основном армией призывников, и большинство солдат не имело достаточного времени для боевой подготовки, как это было у американцев.

Во время учений более широкого масштаба — здесь участие разведывательного бронетанкового эскадрона являлось «реальной» частью более широкого командного штабного учения, или КШУ, — 2-я бригада полковника Дона Лизла оборонялась от атаки более многочисленных германских войск, и сделала это вполне успешно. В общем и целом дела у бундесвера не ладились. Дело в том, что перед германской армией больше не стояла задача защиты своей страны от нашествия советских войск, а вместе с исчезновением этой опасности пропала и яростная поддержка граждан Германии, которой армия пользовалась в течение многих лет. Теперь бундесвер стал анахронизмом с неясной задачей и занимал при этом огромную площадь ценной земли, которую немцы могли бы использовать с большей практической отдачей. Поэтому германская армия резко сократила свою численность, и её подготовка была направлена главным образом на участие в операциях по поддержанию мира. Таким образом, по сути дела, армия превратилась в хорошо вооружённую военную полицию.

При Новом Мировом Порядке на земле воцарился мир, по крайней мере в отношении европейцев. Американцы проводили где-то боевые операции, что мало интересовало немцев. Несмотря на то что у них всегда существовало стремление к военным действиям, теперь они были довольны тем, что этот интерес приобрёл чисто теоретический характер, смахивая порой на весьма запутанное голливудское кино. Это также заставило их проявлять несколько большее уважение к Америке, чем им хотелось. Но есть вещи, которые трудно изменить.

— Ну что ж, Анжело, думаю, что твои солдаты заслужили по кружке-другой пива в местных гастхаузах. Этот манёвр, который ты провёл в ноль два двадцать, был особенно искусным.

Гиусти улыбнулся и кивнул головой, благодаря генерала за высокую оценку действий своего батальона.

— Спасибо, господин генерал. Я передам это своему офицеру, ответственному за планирование операции. Это был его замысел.

— Позднее, Анжело.

— Понял, сэр. — Подполковник Гиусти отсалютовал своему дивизионному генералу и направился к выходу.

— Ну как, Дьюк?

Полковник Мастертон вытащил сигару из кармана своего маскировочного комбинезона и закурил. Ещё одним достоинством Германии является то, что здесь всегда можно приобрести отличные кубинские сигары.

— Я знаком с Анжело ещё с Форт-Нокса. Он знает своё дело и особенно хорошо подготовил своих офицеров. Даже издал книгу по тактике и боевой подготовке.

— Вот как? — повернулся Диггз. — Хорошая книга?

— Вполне, — ответил начальник оперативного управления. — Не уверен, что соглашусь со всеми её положениями, но совсем неплохо, если все будут действовать одинаково. Его офицеры думают так же, как он. Таким образом, Анжело хороший футбольный тренер. Ты же видел, как он умело пнул в зад этих Краутов. — Мастертон закрыл глаза и потёр лицо. — Эти ночные учения — утомительная штука.

— Как дела у Лизла?

— Сэр, когда я посмотрел на ситуацию в его подразделении, он уверенно сдерживал немцев. Наши друзья, по-моему, так и не поняли, что он окружил их. Они кидались по сторонам, стараясь собрать информацию, — короче говоря, Гиусти выиграл разведывательный бой, и это решило исход битвы — снова.

— Снова, — согласился Диггз. Одним из уроков, полученных в Национальном центре боевой подготовки, был именно этот. Разведка и контрразведка. Найди противника. Не дай противнику обнаружить тебя. Если ты осуществишь это, проиграть сражение почти невозможно. Если не сумеешь, выиграть битву вряд ли удастся. — Как ты смотришь на то, чтобы поспать, Дьюк?

— Приятно, что генерал, командующий дивизией, заботится о своих подчинённых, mon General. — Мастертон настолько устал, что даже отказался от кружки пива перед сном.

Приняв такое решение, они направились обратно к вертолёту UH-60 «Чёрный ястреб» командира дивизии для короткого прыжка к дивизионным казармам. Диггзу особенно нравился ремень с четырьмя точками крепления, которым он пристегнулся к креслу. В таком положении очень удобно спать сидя.

* * *
Одна из проблем, в которых мне нужно разобраться сегодня, — сказал себе Райан, — это принять решение о том, что делать с покушением китайцев на Сергея. Он снова посмотрел на список мероприятий, которые ему предстояли сегодня. Робби снова улетел на запад. Жаль. Робби очень хорош, когда в него бросаешь свои мысли. Да и как источник отличных идей. В этом с ним никто не сравнится. Значит, ему придётся поговорить со Скоттом, если у них найдутся просветы в занятом рабочем дне. Нужно пригласить мужа и жену Фоули. Что ещё? — подумал Джек. Черт побери, кому ещё он может доверять при обсуждении этой проблемы? Если все просочится в прессу, будет грандиозный скандал. О'кей, Адлер должен быть здесь. Он встречался с этим Чангом, и если какой-нибудь китайский министр замешан в это дело, пусть косвенно, то это именно Чанг, не правда ли?

Вероятно. Впрочем, нельзя сказать это определённо. Райан слишком долго занимался разведывательным бизнесом, чтобы допустить такую ошибку. Когда ты делаешь определённые выводы касательно проблем, в которых не уверен, то рискуешь столкнуться с каменной стеной, ударившись об неё лбом, а это болезненно. Райан нажал на кнопку на столе.

— Эллен?

— Да, господин президент.

— Через некоторое время мне нужно, чтобы Скотт Адлер и оба Фоули приехали сюда. Нам понадобится примерно час. Найдите просвет в моем расписании, ладно?

— Примерно в два тридцать, но это означает, что придётся отложить встречу с министром транспорта относительно предложений по контролю за схемой воздушного движения.

— Сделайте это, Эллен. Наша встреча со Скоттом и Фоули очень важна, — сказал он.

— Хорошо, господин президент.

Создавшееся положение было далеко не идеальным. Вообще-то Райан предпочитал решать проблемы по мере того, как связанные с ними мысли приходили ему в голову, но, став президентом, он быстро понял, что является слугой намеченных мероприятий, а не наоборот. Он поморщился. Вот тебе и иллюзия власти.

* * *
Мэри-Пэт Фоули вошла в свой кабинет, как делала она почти каждое утро, и, как всегда, повернулась к компьютеру — она поняла, что, работая с «ЗОРГЕ», нужно выключать проклятую машину, когда она ею не пользуется. Кроме этого, ей поставили дополнительный выключатель на телефонном канале, который блокировал его вручную, как если бы она выдёргивала вилку из стены. Она включила и его. Это была старая предосторожность для сотрудника разведывательной службы. Разумеется, это мания преследования, но достаточно ли этой мании?

Действительно, поступило ещё одно донесение по электронной почте из cgood@jadecastle. Чёт Номури продолжал работать, и это донесение заняло всего двадцать три секунды. Когда загрузка окончилась, она убедилась, что сохранила её, затем уничтожила первоначальное донесение, так что не осталось никаких копий даже в небесном эфире. Далее она отпечатала его и вызвала Джошуа Сиэрса для перевода и предварительного анализа. «ЗОРГЕ» стал рутинным мероприятием в обращении с ним, если не в важности, и без четверти девять перевод был у неё в руках.

— О боже мой, Джеку это очень понравится, — заметила заместитель директора ЦРУ по оперативной работе, глядя на стол. Затем она взяла перевод и пошла с ним в кабинет Эда с окнами, выходящими на лес. Там она узнала о предстоящей поездке в Белый дом.

* * *
Мэри Эббот была официальным специалистом Белого дома по нанесению грима. Её работа заключалась в том, чтобы президент хорошо выглядел на телевидении. Это означало, что она делала его похожим на дешёвую шлюху, но с этим уж ничего не поделаешь. Райан научился не шевелиться, пока она работала, но она понимала, что он сдерживает себя, и это одновременно забавляло и расстраивало её.

— Как дела у вашего сына в школе? — спросил Райан.

— Все в порядке, спасибо, он познакомился с хорошей девушкой.

Райан воздержался от комментариев. Он знал, что в школе Сейнт Мэри наверняка есть мальчик или мальчики, считавшие Салли очень привлекательной. Она действительно была красивой, даже для равнодушных глаз, но ему не хотелось думать об этом. По крайней мере, он был благодарен Секретной службе. Когда бы ни отправлялась Салли на свидание, за её автомобилем будет следовать по крайней мере ещё один автомобиль, полный вооружённых агентов Секретной службы, это смутит большинство молодых юношей. Таким образом, Секретная служба всё-таки нашла себе применение. Юные дочери, — подумал Джек, — это наказание господа бога за то, что ты мужчина. Его глаза пробежали по страницам, содержащим ответы на вопросы этой мини-пресс-конференции.

Вероятные вопросы и несколько вариантов ответов на них. Ему казалось, что это нечестно — поступать таким образом, но некоторые иностранные главы правительств даже заранее проверяли вопросы, с тем чтобы ответы на них были готовы заранее. Если подходить к этой проблеме абстрактно, подумал Джек, это не такая уж плохая идея, но американские средства массовой информации ухватятся за эту идею так же быстро, как койот погонится за китом.

— Вот и все, — сказала миссис Эббот, в последний раз касаясь его волос. Райан встал, посмотрел в зеркало и, как обычно, поморщился.

— Спасибо, Мэри, — выдавил он.

— Рада помочь вам, господин президент.

Джек вышел в коридор, пересёк зал от комнаты Рузвельта до Овального кабинета, где уже была установлена телевизионная аппаратура. Когда он вошёл в кабинет, репортёры встали. «Как дети в школе Святого Мэттью, — подумал Джек, — когда в класс входил священник». Но в третьем классе они задавали простые вопросы.

Он сел в кресло-качалку. Так когда-то поступал Кеннеди, и Арни решил, что будет неплохо, если Джек сделает то же самое. Лёгкое раскачивание в кресле, которое человек совершает бессознательно, придаёт ему домашний вид — так считали все эксперты. Джек не знал этого. Если бы знал, то выбросил бы кресло в окно, но Арни знал и убедил Райана сидеть в кресле-качалке, просто сказав, что это хорошо выглядит. Как бы то ни было, «Фехтовальщик» сел и устроился в нём поудобнее, что было ещё одной причиной, почему Арни убеждал его. Сидеть в таком кресле было удобно.

— Мы готовы? — спросил Джек. Когда президент задаёт такой вопрос, это обычно означает: Давайте примемся за гребаную работу!Но Райан думал, что это всего лишь вопрос.

Кристин Мэттью представляла здесь компанию NBC. Также присутствовали репортёры из ABC и «Fox», и ещё — «Чикаго Трибьюн». Райану нравились эти небольшие, более интимные пресс-конференции, и средства массовой информации пошли ему навстречу, потому что сюда приходили репортёры, выбранные жребием, что было справедливо, и каждый получал возможность задавать вопросы и выслушивать ответы. Кроме того, ему казалось, что в Овальном кабинете репортёр вряд ли будет задавать такие конфронтационные вопросы, как в шумной атмосфере пресс-зала, похожей на раздевалку футбольной команды, где репортёры были склонны собираться в толпу и приобретали ментальность толпы.

— Господин президент, — начала Кристин Мэттью. — Вы отозвали из Пекина как торговую делегацию, так и нашего посла. Чем была вызвана такая необходимость?

Райан качнулся в кресле.

— Кристин, все мы видели события в Пекине, которые так подействовали на сознание всего мира, убийство кардинала и священника и последовавший за этим разгон — если использовать мягкое выражение для описания происшедшего — собравшихся у дома покойного священника его вдовы и группы прихожан.

Он продолжал повторять то, что говорил во время своей предыдущей пресс-конференции, особенно подчёркивая равнодушие китайского правительства к происшествию.

— Отсюда можно сделать только один вывод: китайскому правительству наплевать на случившееся. Так вот, нам не наплевать. Американскому народу не наплевать. И моей администрации не наплевать. Нельзя лишить человека жизни с таким же равнодушием, словно прихлопнуть муху. Ответ, полученный нами из Пекина, не удовлетворил нас. Вот почему я отозвал нашего посла.

— Но торговые переговоры, господин президент, — вмешался корреспондент «Чикаго Трибьюн».

— Для такой страны, как Соединённые Штаты Америки, трудно вести деловое сотрудничество со страной, в которой не признают человеческих прав. Вы сами видели, что думают об этом наши граждане. Полагаю, что вы, как и они, находите эти убийства отвратительными.

— Значит, вы не будете рекомендовать конгрессу установить нормальные торговые отношения с Китаем?

Райан отрицательно покачал головой.

— Нет, я не буду рекомендовать, и даже если бы я пошёл на такой шаг, конгресс вполне справедливо отклонит такую рекомендацию.

— Когда вы решите изменить свою позицию по этому вопросу?

— В тот момент, когда Китай войдёт в сообщество цивилизованных государств и признает права простых людей, как это делают все великие страны.

— Вы считаете, что современный Китай не относится к числу цивилизованных стран?

Райану показалось, словно его ударили по лицу холодной мокрой рыбой, но он улыбнулся и продолжал:

— Убийство дипломатов не относится к числу цивилизованных поступков, не правда ли?

— Что подумают об этом китайцы? — спросил корреспондент телевизионной компании «Fox».

— Я не умею читать их мысли. Я обратился к ним с предложением принять меры, чтобы уладить создавшееся положение, или, по крайней мере, принять во внимание чувства остального мира, а потом пересмотреть в этом свете совершенные ими действия.

— А как вы относитесь к вопросам торговли? — на этот раз вопрос задал репортёр ABC.

— Если Китай хочет установить нормальные торговые отношения с Соединёнными Штатами, то Китаю нужно открыть для нас свои рынки. Как вам известно, у нас есть закон, носящий название «Акт о реформе торговли». Этот закон позволяет нам установить зеркальное отражение законов о торговле других стран. Это означает, что мы можем использовать точно такую же тактику в торговых отношениях с ними, как используют они при торговле с нами. Завтра я дам указание Государственному департаменту и Министерству торговли создать рабочую группу, чтобы ввести в действие «Акт о реформе торговли» по отношению к Китайской Народной Республике, — объявил президент Райан, создав сенсацию дня, причём это была настоящая бомба.

— Боже мой, Джек, — пробормотал министр финансов в своём кабинете на другой стороне улицы от Белого дома. Он получал телевизионную передачу по прямому каналу из Овального кабинета. Уинстон поднял трубку телефона, стоящего на столе, и нажал на кнопку. — Мне нужны последние сведения о валютных счетах КНР по всему миру, — сказал он одному из своих подчинённых в Нью-Йорке. И тут же зазвонил его телефон.

— Государственный секретарь на третьем канале, — сказала секретарша по интеркому.

Министр финансов что-то проворчал и поднял трубку.

— Да, Скотт, я тоже видел его выступление по телевидению.

* * *
— Итак, Юрий Андреевич, как дела? — спросил Кларк. Потребовалось больше недели, чтобы все организовать, и то главным образом потому, что генерал Кириллин ежедневно проводил несколько часов на стрельбище, шлифуя свою технику. А теперь он ворвался в бар офицерского клуба с таким выражением на лице, словно только что получил пулю в живот.

— Он что, наёмный убийца мафии?

Чавез рассмеялся.

— Генерал, он попал к нам, потому что итальянская полиция хотела убрать его подальше от мафии. Он случайно помешал мафии расправиться с неугодными им людьми, и местный дон поклялся убить его вместе с семьёй. Сколько он выиграл у вас?

— Пятьдесят евро, — проворчал Кириллин.

— А ведь вы были уверены в выигрыше, верно? — спросил Кларк. — Я все видел, всюду побывал…

— Получил гребаную майку, — смеясь, закончил заявление Динг. Пятьдесят евро — это заметная пробоина в жалованье даже генерал-лейтенанта Российской армии.

— Три очка из общего количества пятьсот очков. Я выбил четыреста девяносто три очка.

— Значит, Этторе выбил только четыреста девяносто шесть? — спросил Кларк. — Господи, парень совсем ослаб! — Он подвинул стакан русскому генерал-лейтенанту.

— Здесь он стал больше пить, — заметил Чавез.

— Да, наверно, в этом объяснение, — кивнул Кларк. Русского генерала это, однако, совсем не утешило.

— Фальконе не похож на человека, — сказал Кириллин, проглатывая первую порцию водки.

— Он мог бы напугать Дикого Билла Хиккока, в этом можно не сомневаться. А вы знаете, что хуже всего?

— Что, Иван Сергеевич?

— Он совершенно не гордится этим, словно так стрелять является нормальным. Господи, Сэм Снид никогда не орудовал так умело своей клюшкой номер пять.

— Генерал, — сказал Доминго после второго стакана водки. Проблема жизни в России заключалась в том, что ты начинаешь привыкать к местным обычаям, и одним из них является водка. — Каждый боец в моей группе эксперт в стрельбе, и когда я говорю «эксперт», это значит — он кандидат в олимпийскую команду своей страны, ясно? Большая Птица выиграл у каждого из нас, и ни один из моих стрелков не проиграл ему больше, чем вы. Смею заверить вас, однако, что я чертовски рад, что он в моей команде. — В этот момент открылась дверь, и вошёл Фальконе. — Эй, Этторе, иди к нам!

Он не стал меньше ростом. Этторе возвышался над невысоким Чавезом и по-прежнему напоминал персонаж картины Эль Греко.

— Генерал, — сказал он, приветствуя Кириллина, — вы отлично стреляете.

— Не так хорошо, как вы, Фальконе, — ответил русский.

Итальянский коп пожал плечами.

— Мне повезло.

— Конечно, повезло, — отозвался Кларк, передавая Этторе неполный стакан.

— Я привык к местной водке, — сказал Фальконе, выпивая содержимое стакана одним глотком. — Но это влияет на мою стрельбу.

— Это верно, Этторе, — усмехнулся Чавез. — Генерал сказал нам, что ты упустил четыре очка во время соревнования.

— Ты хочешь сказать, что обычно он стреляет лучше? — спросил Кириллин, поражённый этим.

— Да, — ответил Кларк. — Я наблюдал за его стрельбой три недели назад. Он выбил пятьсот очков, ни разу не промахнувшись мимо десятки.

— Это верно, — согласился Фальконе. — Удачный день. Я хорошо выспался и не испытывал похмелья.

Кларк снова засмеялся и обвёл взглядом комнату. В это мгновение в помещение вошёл ещё один офицер. Он оглянулся вокруг, заметил генерала Кириллина и подошёл к нему.

— Черт побери, это что ещё за плакат вербовки в армию? — удивился Динг, заметив офицера.

— Товарищ генерал, — обратился офицер, приветствуя Кириллина.

— Анатолий Иванович! — отозвался генерал Кириллин. — Как дела в Центре?

Затем офицер повернулся.

— Вы Джон Кларк?

— Да, это я, — подтвердил американец. — А вы кто?

— Это майор Анатолий Шелепин, — представил офицера генерал Кириллин. — Он начальник личной охраны Сергея Головко.

— Мы знакомы с вашим боссом. — Динг протянул руку. — Как поживаете? Меня зовут Доминго Чавез.

Офицеры, сидящие за столом, обменялись рукопожатиями.

— Мы не могли бы поговорить в более спокойном месте? — спросил Шелепин. Четыре офицера перешли к столику в углу. Фальконе остался у бара.

— Вас послал Сергей Николаевич? — спросил русский генерал.

— Вы ещё не все знаете, — ответил майор Шелепин. То, как он сказал это, сразу привлекло внимание всех. Он говорил по-русски, Кларк и Чавез хорошо понимали его. — Я хочу, чтобы вы взялись за подготовку моих людей.

— О чем мы не знаем? — спросил Кириллин.

— Мы узнали, кто пытался убить директора, — ответил Шелепин.

— А, значит, целью покушения был Головко? Я думал, что хотели убить сутенёра, — возразил Кириллин.

— Вы можете рассказать нам, о чём идёт речь? — спросил Кларк.

— Несколько недель назад было совершено покушение на площади Дзержинского, — ответил Шелепин и объяснил, о чём они тогда думали. — Но теперь выяснилось, что убийцы ошиблись.

— Кто-то пытался убить Головко? — спросил Доминго. — Проклятье!

— Кто принимал участие в покушении?

— Покушение организовал бывший офицер КГБ Суворов — по крайней мере, мы так считаем. Он привлёк двух сержантов спецназа в качестве исполнителей. Затем обоих убили, возможно, чтобы скрыть их участие или, по крайней мере, не дать им возможность проговориться. — Шелепин ограничился этим объяснением. — Как бы то ни было, нам стало известно, что ваши бойцы в «Радуге» обладают отличной репутацией, и мы хотим, чтобы вы занялись подготовкой личной охраны директора СВР.

— Я согласен, если на это последует разрешение из Вашингтона. — Кларк посмотрел в глаза телохранителя. Они были холодными и серьёзными, но было видно, что сейчас майор очень обеспокоен.

— Завтра мы обратимся с официальной просьбой.

— Это великолепные парни, бойцы из «Радуги», — заверил Шелепина генерал. — Мы отлично сработались с ними. Анатолий служил у меня, когда я был полковником. — Было ясно, что он высоко ценит личного телохранителя Головко.

«В этом скрывается что-то большее, — подумал Кларк. — Высокопоставленный русский чиновник не обращается с просьбой о помощи к бывшему офицеру ЦРУ, если ему не угрожает серьёзная опасность». Он заметил взгляд Динга и понял, что Чавез думает о том же. Внезапно оба вернулись в мир шпионажа.

— О'кей, — сказал Джон. — Если хотите, сегодня вечером я позвоню домой. — Он сделает это из американского посольства, скорее всего по телефону STU-6 в кабинете начальника станции ЦРУ.

Глава 37Осадки

Самолёт VC-137 совершил посадку на авиабазе Эндрюз ВВС безо всяких фанфар. На базе не было терминала и выдвигающихся коридоров, так что пассажиры спустились по трапу, закреплённому на обычном грузовике. Рядом ждали автомобили, чтобы отвезти их в Вашингтон.

Марка Ганта встретили два агента Секретной службы, которые сразу привезли его в здание Министерства финансов, на другой стороне улицы от Белого дома.

Он едва успел привыкнуть к твёрдому грунту под ногами, как очутился в кабинете министра.

— Как прошли переговоры? — спросил Джордж Уинстон.

— По крайней мере, они были интересными, — ответил Гант. Его мозг пытался привыкнуть к тому, что тело не могло понять, где оно сейчас находится. — Я думал, что поеду домой, чтобы отоспаться.

— Райан привёл в действие «Акт о реформе торговли» против Китая.

— Вот как? Ну что ж, в этом нет ничего удивительного, правда?

— Посмотри вот на это. — Министр финансов передал Ганту недавно сделанную распечатку. «Это» было докладом о современном состоянии запасов конвертируемой валюты Китайской Народной Республики.

— Насколько надёжна эта информация? — спросил «Телескоп» у «Торговца».

Доклад представлял собой разведывательное донесение. Служащие Министерства финансов постоянно следили за международными валютными операциями. Это было необходимо для того, чтобы определить ценность доллара и других международных валют, котирующихся на рынке. Сюда включался и китайский юань, курс которого заметно упал за последнее время.

— Неужели их запасы упали так низко? — спросил Гант. — Я считал, что у них мало конвертируемой валюты, но не знал, что положение настолько плохо…

— Меня это тоже удивило, — признался министр финансов. — Судя по всему, за последнее время они делали крупные закупки на международном рынке, особенно реактивные двигатели во Франции, и поскольку не смогли оплатить последнюю партию, французская компания заняла жёсткую позицию — ведь только французы продают китайцам реактивные двигатели. Мы отказались продавать двигатели «Дженерал Электрик» или «Пратт и Уитни», англичане тоже не продают им двигатели «Роллс-Ройс». Это сделало французов единственным поставщиком на рынке, что для них совсем неплохо, правда? Они подняли цену на пятнадцать процентов и теперь требуют предоплату.

— Юань попадёт в трудное положение, — предсказал Гант. — Они пытались скрыть это?

— Да, причём относительно успешно.

— Вот почему они так настаивали на успехе переговоров. Они видели, что им предстоит, и потому им требовалось объявление о благополучном исходе переговоров, чтобы спасти свою репутацию. Но они повели игру очень неудачно. Черт побери, если у тебя такая проблема, нужно научиться ползать и унижаться.

— Я тоже так думал. Как ты считаешь, почему они поступили иначе?

— Они гордые, Джордж. Очень, очень гордые. Вроде богатой семьи, потерявшей своё состояние, но не положение в обществе. Они пытаются компенсировать первое вторым. Но из этого ничего не выйдет. Рано или поздно людям становится ясно, что они не платят по счетам, и затем на них обрушивается весь мир. Катастрофу можно отложить на некоторое время, это имеет смысл, если они ожидают богатое наследство, но если корабль не войдёт в гавань, он утонет. — Гант перелистнул несколько страниц, думая о том, что есть и другая проблема с такими странами — ими управляют политические деятели, которые не разбираются в финансовых вопросах и считают, что всегда смогут найти выход из любого положения. Они настолько привыкли идти собственным путём, что даже не задумываются над тем, что ситуация может измениться. В Вашингтоне Гант узнал, что политика — такая же иллюзия, как производство фильмов. Возможно, это и является объяснением того, что политика и фильмы имеют так много общего. Но даже в Голливуде приходится платить по счетам и в конце работы получать прибыль. У политиков всегда есть возможность выпустить казначейские облигации, чтобы финансировать свои счета. Кроме того, они печатают деньги. Никто не рассчитывает на то, что правительство будет приносить доход, а совет директоров — это избиратели, люди, которых политики привыкли обманывать, чтобы удержаться у власти. Все это безумие, но такой является игра в политику.

Вот так, наверно, и думают руководители КНР, — решил Гант. Но рано или поздно реальность поднимет свою хищную голову, и когда это произойдёт, все время, которое вы потратили на то, чтобы избежать встречи с действительностью, сделает укус за задницу только более болезненным. В этот момент весь мир засмеётся и скажет: «Попались!» И тогда вы по-настоящему оказались в ловушке. В данном случае слово «попались» будет означать крах китайской экономики, и это случится в самое ближайшее время.

— Джордж, мне кажется, что этот документ нужно показать Государственному департаменту и ЦРУ. И, конечно, президенту.

* * *
— Боже мой! — Президент сидел в Овальном кабинете, курил сигарету «Виргиния слимс», которую получил от Эллен Самтер, и смотрел на экран телевизора. Показывал канал C-SPAN. Члены палаты представителей Соединённых Штатов обсуждали проблему Китая. Содержание выступлений не было лестным, а тон явно был подстрекательским. Все выступающие поддерживали резолюцию, направленную на то, чтобы осудить Китайскую Народную Республику. Канал C-SPAN2 транслировал такое же многословие в сенате. Несмотря на то что слова там были несколько умереннее, их смысл был таким же.

Профсоюзы объединились с церковью, либералы с консерваторами, и даже те, кто обычно выступал за свободу торговли, на этот раз объединились с протекционистами.

CNN и другие телевизионные компании показывали уличные демонстрации, причём создавалось впечатление, что кампания Тайваня «Мы хорошие парни» имеет успех.

Кто-то (никто не знал точно, кто именно) даже напечатал самоклеющиеся стикеры с красным флагом континентального Китая и надписью: «Мы Убиваем Младенцев и Священников». Их наклеивали на товары, импортируемые из Китая, и протестующие демонстранты искали американские фирмы, торгующие с континентальным Китаем, чтобы бойкотировать их.

— Поговори со мной, Арни, — повернулся Райан.

— Это выглядит серьёзно, Джек, — ответил ван Дамм.

— Это я и сам вижу, Арни. Насколько серьёзно?

— Достаточно серьёзно, чтобы я поспешил продавать акции этих компаний. Они резко упадут в цене. И у этого движения могут оказаться ноги…

— Что?

— Я хочу сказать, что оно нескоро успокоится. Вот-вот появятся плакаты с фотографиями из телевизионных передач, на которых видно, как убивают этих двух священников. Это образ, который долго не уходит из памяти. Если у нас продаются китайские товары, которые можно заменить произведёнными ещё где-то, большинство американцев начнут покупать товары, произведённые в других странах.

На экране изменилось изображение, передаваемое компанией CNN. В прямом эфире передавали демонстрацию перед посольством КНР в Вашингтоне. Плакаты гласили: «Убийцы, Палачи, Варвары!»

— Интересно, не помогает ли Тайвань организовать это…

— Вряд ли — пока нет, по крайней мере, — ответил ван Дамм. — Если бы я был на их месте, то не был бы против, но сейчас нет необходимости заниматься такой игрой. Они, наверно, постараются подчеркнуть разницу между собой и континентальным Китаем, а это, по сути дела, то же самое. Посмотри на передачи телевизионных компаний, которые ведут трансляцию о Республике Китай, и ты увидишь, как расстроены они всем этим дерьмом в Пекине, как стараются доказать, что они не такие, как Красный Китай, не одним миром мазаны и тому подобное, — сказал глава управления делами Белого дома. — Ты знаешь, с их стороны умный ход, когда они заявляют: «Да, мы тоже китайцы, но мы верим в человеческие права и свободу религии». У них хорошие советники посвязи с общественностью здесь, в Вашингтоне. Черт побери, я, наверно, знаком с некоторыми из них, и если бы я входил в их число, то посоветовал бы именно это.

В этот момент зазвонил телефон. Это была личная линия Райана, проходившая мимо секретарш, прямо в Овальный кабинет. Джек поднял трубку.

— Да?

— Джек, это Джордж с другой стороны улицы. У тебя не найдётся минута? Я хочу показать тебе что-то, приятель.

— Да, конечно. Заходи. — Джек положил телефонную трубку и повернулся к Арни. — Это министр финансов, — объяснил он. — Говорит, что у него что-то важное. — Президент сделал паузу. — Арни?

— Да?

— Насколько велики мои возможности для манёвра в этом вопросе?

— Ты имеешь в виду китайцев? — спросил Арни и увидел ответный кивок. — Не так уж велики, Джек. Иногда люди сами решают, какова наша политика. А теперь люди будут формировать нашу политику, голосуя своими бумажниками. Скоро мы увидим, как некоторые компании объявят, что разрывают свои коммерческие контракты с КНР. Китайцы уже нанесли удар «Боингу», причём совершенно открыто, что является не слишком разумным шагом с их стороны. Теперь люди захотят ответить им тем же. Понимаешь, бывает время, когда средний гражданин Джо поднимается на задние лапы и показывает миру указательный палец. Когда происходит такое, твоя обязанность заключается главным образом в том, чтобы следовать за ним, а не вести их за собой, — закончил глава администрации Белого дома. Его кодовое имя в Секретной службе было «Плотник», и он только что построил ящик для своего президента, внутри которого он должен остаться.

Джек кивнул и погасил сигарету. Он, может быть, и Самый Могущественный Человек в Мире, но его власть исходила от народа, и хотя люди давали ему эту власть, иногда они забирали власть себе и распоряжались ею сами. Мало кто может просто открывать дверь и входить в Овальный кабинет, но Джордж Уинстон был одним из этих людей, главным образом потому, что Секретная служба относилась к его ведомству. Следом вошёл Марк Гант. Он выглядел так, словно только что пробежал марафон, а за ним гнались двенадцать вооружённых и разъярённых морских пехотинцев в джипах.

— Привет, Джек.

— Доброе утро, Джордж. Марк, ты плохо выглядишь, — сказал Райан. — Ах да, ведь ты только что прилетел, верно?

— Это Вашингтон или Шанхай? — произнёс Гант с вымученной улыбкой.

— Мы прошли по туннелю. Господи, ты видел демонстрацию снаружи? Мне кажется, они хотят, чтобы ты приказал сбросить атомную бомбу на Пекин, — заметил министр финансов.

Вместо ответа президент показал на ряд телевизоров.

— Черт возьми, почему они устроили демонстрацию у Белого дома? Я на их стороне — по крайней мере, думаю так. Короче говоря, что привело вас сюда?

— Объясни, — кивнул Уинстон Ганту.

— Господин президент, на этой распечатке указаны банковские счета КНР на сегодняшний день. Мы следим за торговлей валютой во всем мире, чтобы знать, какова ценность доллара по отношению к другим валютам. Это означает, что нам известно, сколько конвертируемой валюты в мире.

— О'кей. — Райан знал об этом — по крайней мере, приблизительно. Это его не беспокоило, потому что доллар находился в хорошем состоянии, а если колесо не скрипит, нет необходимости смазывать его. — Итак?

— Так вот, ликвидность КНР сползает в выгребную яму, — сообщил Гант. — Может быть, именно по этой причине они так отчаянно добивались своей цели во время торговых переговоров. Если дело обстоит так, то они выбрали плохой способ иметь дело с нами. Они требовали, вместо того чтобы просить.

Райан посмотрел на колонки цифр.

— Черт побери, куда они девали все свои деньги?

— Закупали вооружение. Главным образом у Франции и России, но немалое количество покупали и в Израиле. — Мало кто знал, что КНР тратила крупные суммы денег в Израиле на закупку вооружения, спроектированного американцами и производимого в Израиле по американской лицензии. Это было вооружение, которое китайцы не могли купить непосредственно в Америке. Оно включало пушки для китайских танков и ракеты класса «воздух-воздух» для их истребителей. Америка закрывала на это глаза в течение многих лет. Ведя такую торговлю, Израиль поворачивался спиной к Тайваню, несмотря на то что обе страны производили ядерное оружие в качестве совместного предприятия ещё в то время, когда они были — вместе с Южной Африкой — международными париями и не имели больше друзей в этой сфере. В воспитанной компании это называется «realpolitik». В других областях человеческой деятельности название более грубое — «обмани своего друга».

— Ну и что? — спросил Райан.

— Они потратили на эти цели всё своё активное сальдо, полученное от торговли, — сказал Гант. — Они потратили всю валюту, главным образом на краткосрочные закупки, но немало и на долгосрочные. В этом случае им приходилось соглашаться с предоплатой из-за природы трансакций. Производителям нужны деньги для того, чтобы производить требуемые виды вооружения, и они не хотят остаться с произведённым, но неоплаченным товаром. Мало кому требуется пять тысяч танковых пушек, — объяснил Гант. — Это эксклюзивный рынок.

— Что дальше?

— А дальше то, что у Китая фактически нет конвертируемой валюты. Между тем в ближайшее время им потребуется валюта для закупки необходимых товаров. Таких, как нефть, например, — продолжал «Телескоп». — Китай импортирует большое количество нефти. То количество нефти, которое они добывают у себя, намного меньше необходимого, несмотря на то что внутреннее потребление нефти не так уж велико. Мало китайцев имеют автомобили. У КНР достаточно валюты на три месяца, и после этого приток нефти прекратится. Международный нефтяной рынок требует немедленной оплаты. Они могут уклониться от выплаты денег в течение месяца, может быть, шести недель, но после этого танкеры развернутся посреди океана и отправятся в другую страну — они могут сделать это, сэр, — и тогда КНР останется без нефти. Это походит на столкновение с каменной стеной — тяжёлый удар, и все. Без нефти Китай остановится, и это в первую очередь относится к их армии, самому крупному потребителю нефти в Китае. Последнее время они тратили необычно много нефти из-за возросшего количества учений и манёвров. Возможно, в Китае имеются стратегические резервы, но мы не знаем, насколько они велики. Да и эти резервы скоро подойдут к концу. Мы ожидали, что они попытаются захватить острова Спратли. Там есть нефтяные месторождения, и китайцы заявляли о своих правах на эти острова в течение последних десяти лет, но Филиппины и другие страны, расположенные в этом регионе, тоже говорили о своих правах. Они, наверно, считают, что мы встанем на сторону Филиппин по историческим причинам. Не говоря уже о том, что Седьмой флот все ещё является самым большим парнем на дворе в этой части мира.

— Да, — кивнул Райан. — Если дойдёт до демонстрации силы, Филиппины, по-видимому, имеют самые лучшие права на эти острова, и мы поддержим их. В прошлом мы вместе проливали кровь, а это имеет немалое значение. Продолжайте.

— Таким образом, Джон Китаец нуждается в нефти, и у него, по-видимому, нет валюты, чтобы платить за неё, особенно если наша торговля с ними исчезнет в сточной трубе. Им нужны наши доллары. Юань в любом случае не годится как платёжный инструмент. Международная торговля тоже ведётся в долларах, и, как я сказал, они истратили почти все, которые у них были.

— И что вытекает из этого?

— Сэр, КНР практически обанкротилась. Примерно через месяц они поймут, в какую яму попали, и это будет для них тяжёлым ударом.

— Когда нам это станет известно?

— Это моя задача, Джек, — сказал министр финансов. — Я распорядился, чтобы мне доставили эти документы сегодня утром, и затем поручил Марку изучить их. Он наш лучший специалист по экономическому моделированию, даже когда измучен после смены одиннадцати часовых поясов.

— Значит, мы можем прижать их, пользуясь этой информацией?

— Это один из вариантов.

— Что, если эти демонстрации окажут влияние?

Гант и Уинстон одновременно пожали плечами.

— Тогда в ситуацию входит психологический фактор, — сказал Уинстон. — Мы можем предсказать его влияние до некоторой степени на Уолл-стрит — именно так я сделал большинство своих денег, — но психоанализ страны не входит в мою епархию. Это твоё дело, дружище. Я всего лишь управляю твоей бухгалтерией на другой стороне улицы.

— Мне нужно знать больше, Джордж.

Министр снова пожал плечами.

— Если рядовые граждане начнут бойкотировать китайские товары, американские компании примутся сворачивать паруса.

— Это кажется мне чертовски вероятным, — вмешался Гант. — При такой ситуации многие руководители компаний наложат в штаны.

— Так вот, если такое случится, китайцы понесут большие потери и быстро почувствуют это, причём убытки будут очень велики, — закончил «Торговец».

И какой тогда будет их реакция? — подумал Райан. Он нажал на кнопку.

— Эллен, принесите мне одну. — Через мгновение его секретарша появилась в кабинете и передала сигарету.

Райан закурил и поблагодарил её улыбкой и кивком.

— Ты ещё не обсуждал ситуацию с Государственным департаментом?

Уинстон отрицательно покачал головой.

— Нет, хотел сначала показать это тебе.

— Гм. Марк, какое у тебя мнение о переговорах?

— Это самые высокомерные ублюдки из всех, с которыми мне приходилось иметь дело. Я хочу сказать, что встречался с крупными предпринимателями, способными потрясать страны, но даже худшие из них знали, когда им могут понадобиться мои деньги, чтобы заниматься бизнесом, и когда они вспоминали об этом, их поведение сразу менялось в лучшую сторону. Когда стреляешь из пистолета, убедись сначала, что его дуло не направлено на твой член.

Райан рассмеялся, тогда как Арни съёжился. Никто не должен так разговаривать с президентом Соединённых Штатов, но некоторые из посетителей знали, что могут разговаривать так свободно с Джоном Патриком Райаном, человеком.

— Между прочим, раз уж речь зашла об этом, мне понравилось, что ты сказал китайскому дипломату.

— Что вы имеете в виду, сэр?

— Их члены не достаточно велики, чтобы вступать в соревнование с нами, кто помочится дальше. Хорошая фраза, хотя не на дипломатическом языке.

— Как вы узнали об этом? — удивлённо спросил Гант. — Я никому не рассказывал, даже этому ослу Ратледжу.

— Ну, у нас есть способы, — ответил Джек, внезапно поняв, что упомянул нечто из закрытого отсека под названием «ЗОРГЕ». Нужно следить за собой.

— Выражения, подобные этому, можно услышать в раздевалке атлетического клуба Нью-Йорка, — усмехнулся министр финансов. — Но только в том случае, если ты стоишь в футах четырех или больше от собеседника.

— И тем не менее это похоже на правду. По крайней мере, в отношении валюты. Значит, у нас в руках пистолет, который мы можем направить им в голову?

— Да, сэр, совершенно верно, — ответил Гант. — Им может потребоваться месяц, чтобы понять это, но долго укрываться от действительности они не смогут.

— О'кей, позаботьтесь о том, чтобы об этом знали в госдепе и ЦРУ. Да, передайте ЦРУ, что они первыми должны были сообщить мне об этом. Разведывательные оценки — это их работа.

— У них есть отдел экономической разведки, но их специалисты не самые лучшие, — заметил Гант, поворачиваясь к присутствующим. — Да и неудивительно. Лучшие умы в этой области заняты на Уолл-стрит или, может быть, в научных учреждениях. В Школе бизнеса Гарварда платят намного больше, чем на правительственной службе.

— И талант тяготеет к той области, где платят больше, — согласился Джек.

Младшие партнёры в юридической фирме среднего размера зарабатывают больше президента, что иногда объясняет, почему в Белом доме оказываются такие люди. Служба на благо обществу должна быть жертвоприношением. По крайней мере, так было для него — Райан доказал свою способность делать деньги в деловом мире. Однако о долге служить своей стране он узнал от отца и в Куантико, задолго до того, как его заманили в Центральное разведывательное управление, а потом он оказался каким-то образом в Овальном кабинете. А теперь, находясь здесь, уйти невозможно. По крайней мере, если хочешь сохранить уважение к себе. Это было ловушкой. Роберт Эдвард Ли назвал долг самым возвышенным словом из всех слов. А уж он-то знал это, подумал Райан. Ли[64] почувствовал, что попал в ловушку, когда начал защищать то, что было в лучшем случае неправедным делом. Ему пришлось воевать только из-за того, что, по иронии судьбы, он родился в Виргинии. Из-за этого многие навечно прокляли его имя, несмотря на все неоспоримые достоинства как солдата и человека. Итак, Джек, — спросил он себя, — в твоём случае, где находятся талант и долг, справедливость и зло, и все остальное? Как должен ты теперь поступить? Ты должен знать это. Все люди, находящиеся за пределами Белого дома, надеются на него, думают, что он знает, что такое справедливость, что хорошо для его страны, хорошо для мира, хорошо для каждого рабочего человека, женщины и каждого маленького ребёнка, играющего в Маленькой лиге. Да, — подумал президент, — конечно. Ты становишься помазанником мудрой феи, когда входишь сюда каждый день, или тебя целует муза, или, может быть, Линкольн и Вашингтон шепчут тебе в ухо, в твоих снах, каждую ночь. А ведь он временами испытывал трудности, выбирая утром галстук, особенно если рядом не было Кэти, игравшей роль советника по мужским модам. И в то же время он должен был разбираться в налогах, обороне страны, социальном страховании — почему? Потому что его работа заключалась в том, чтобы все знать. Потому что он жил в правительственном здании по адресу Пенсильвания-авеню, 1600 и его охраняла Секретная служба, куда бы он ни пошёл. В базовой школе в Куантико офицеры говорили младшим лейтенантам, только что произведённым в офицерское звание, о том, насколько одиноким является командир.

Разница между этим и тем, где он находился сейчас, равнялась разнице между гребаной хлопушкой и ядерной бомбой. В прошлом из-за такой ситуации начинались войны. Сейчас, разумеется, этого не произойдёт, но когда-то происходило. Это была отрезвляющая мысль. Райан затянулся последний раз пятой сигаретой этого дня и погасил её в коричневой стеклянной пепельнице, которую он прятал в ящике стола.

— Спасибо, что вы рассказали мне об этом. Обсудите эту проблему с госдепом и ЦРУ, — повторил он. — Мне нужно СНРО по этой проблеме, и как можно быстрее.

— Понял, — сказал Джордж Уинстон, встал и направился к подземному коридору, ведущему в его министерство на противоположной стороне улицы.

— Мистер Гант, — добавил Джек. — Идите и выспитесь. Вы выглядите, словно поднялись из ада.

— Мне разрешается спать на этой работе? — спросил «Телескоп».

— Разумеется, как и мне, — ответил президент Соединённых Штатов с кривой улыбкой.

Когда они вышли, он посмотрел на Арни:

— Говори.

— Поговори с Адлером, и пусть он побеседует с Ратледжем и Хитчем. Тебе тоже следует поговорить с ними — посоветовал Арни.

Райан кивнул.

— О'кей, скажи Скотту, что мне требуется, и требуется побыстрее.

* * *
— Хорошие новости, — сказал ей профессор Норт, когда она вернулась в комнату.

Андреа Прайс-О'Дей была в Балтиморе, в больнице Джонса Хопкинса, на приёме у доктора Мадж Норт, профессора акушерства и гинекологии.

— Правда?

— Правда, — с улыбкой заверила её доктор Норт. — Вы беременны.

Едва доктор Норт произнесла это, инспектор Патрик О'Дей вскочил, поднял жену на руки, крепко обнял и поцеловал.

— О, — прошептала Андреа. — Я думала, что уже слишком стара для беременности.

— Рекорд беременности перешагнул за пятьдесят лет, а вам до этого возраста ещё далеко, — с улыбкой сказала доктор Норт. Впервые в своей профессиональной карьере она сообщала эту новость двум вооружённым людям.

— Могут возникнуть какие-нибудь проблемы? — спросил Пэт.

— Видите ли, Андреа, вы в отличном физическом состоянии. Но вам уже за сорок, и это ваша первая беременность, правда?

— Да. — Она знала, что последует дальше, но не хотела первой произнести это слово.

— Это означает, что увеличивается вероятность синдрома Дауна у ребёнка. Мы выясним это с помощью амниогентесиса[65]. Я рекомендую сделать это без промедления.

— Когда?

— Я могу сделать это сегодня, если вы не возражаете.

— А если тест покажет, что…

— Если результат будет положительным? Ну что ж, тогда вы должны решить вдвоём, хотите ли произвести на свет ребёнка с синдромом Дауна. Некоторые люди хотят этого, другие — нет. Вы сами должны принять это решение, — сказала им Мадж Норт. Во время свой карьеры ей приходилось делать аборты, но, подобно большинству акушерок, она предпочитала, чтобы на свет появился ребёнок.

— Синдром Дауна — как это — я хочу сказать… — Андреа сжала руку мужа.

— Послушайте, вероятность рождения здорового ребёнка очень велика, примерно сто к одному. Перед тем как начать беспокоиться об этом, разумно выяснить, есть ли вообще основания для беспокойства, верно?

— Прямо сейчас? — спросил Пэт вместо жены.

Доктор Норт встала.

— Да, у меня есть сейчас время для этого.

— Почему бы тебе не погулять немного, Пэт? — предложила своему мужу специальный агент Прайс-О'Дей. Она сумела сохранить чувство собственного достоинства, что ничуть не удивило её мужа.

— Хорошо, милая. — Он поцеловал её и смотрел ей вслед, когда она вышла из комнаты.

Это был тяжёлый момент для профессионального агента ФБР. Его жена беременна, но теперь ему приходилось думать о том, хорошая эта беременность или нет. Если нет — что тогда? Он был ирландским католиком, и его церковь запрещала аборт, рассматривая его как убийство. Убийства были тем, что он расследовал, — и даже был свидетелем при их совершении. Через десять минут после того, как он стал свидетелем убийства, он сам застрелил двух террористов, ответственных за это. Этот день все ещё возвращался к нему в кошмарных снах, несмотря на проявленный им героизм и полученные награды.

Но теперь он боялся. Андреа была хорошей приёмной матерью для его маленькой Меган, и для обоих эта новость была лучшей в мире — если это была действительно хорошая новость. Для теста потребуется примерно час, и он знал, что не сможет провести этот час в приёмной, полной беременных женщин, читающих старые журналы «Пипл» и «ЮС Уикли». Но куда идти? С кем посоветоваться?

О'кей. Он встал и вышел из приёмной, решив пойти в Маумини-билдинг. Найти его будет нетрудно.

* * *
Он посоветуется с Роем Альтманом. Высокий бывший парашютист, который возглавлял группу охраны «Хирурга», не оставался на одном месте, подобно комнатному цветку в горшке, но ходил по больнице, напоминая льва в небольшой клетке, проверяя всё, что происходит в его отделении, глядя зоркими и опытными глазами за тем, что происходило не совсем так, как следует. Он заметил О'Дея в лифте и махнул ему рукой.

— Привет, Пэт! Что-нибудь случилось? — Соперничество между ФБР и Секретной службой не существовало между ними. О'Дей спас жизнь «Песочницы» и отомстил за смерть трех товарищей Альтмана по Секретной службе, включая старого друга Роя, Дона Рассела, который погиб, как мужчина, с пистолетом в руке и тремя убитыми террористами перед собой. О'Дей закончил работу Рассела.

— Мою жену проверяют в отделении акушерства и гинекологии, — ответил инспектор ФБР.

— Что-нибудь серьёзное? — спросил Альтман.

— Нет, рутинное обследование, — ответил Пэт, и Альтман почувствовал запах лжи, но не слишком важной. — ОНА здесь? Пока я в больнице, может быть, зайду и поздороваюсь с ней.

— У себя в кабинете. — Альтман показал рукой направление к кабинету. — Прямо вниз, вторая дверь справа.

— Спасибо.

— Парень из Бюро спускается вниз, чтобы повидаться с «Хирургом», — произнёс Альтман в свой микрофон на лацкане пиджака.

— Понял, — ответил другой агент.

О'Дей нашёл дверь кабинета и постучал.

— Заходите, — послышался женский голос. Затем она подняла голову. — О, Пэт, как поживаешь?

— У меня никаких жалоб, просто оказался здесь и решил…

— Андреа побывала у Мадж? — спросила Кэти Райан. Первая леди, разумеется, помогла жене Пэта попасть на приём.

— Да, и у неё на животе знак плюс, — сообщил Пэт.

— Великолепно! — Затем профессор Райан насторожилась. — А, ты о чём-то беспокоишься. — Помимо того, что она была офтальмологом, профессор Райан сразу чувствовала неприятности.

— Доктор Норт делает ей амниогентесис. Вы не знаете, сколько времени требуется для этого?

— Когда это началось?

— По-моему, прямо сейчас.

Кэти была знакома с этой проблемой.

— Примерно час. Мадж отличный врач и действует очень осторожно. Делается прокол в матку и извлекают немного амниотической жидкости. Это даст представление о тканях зародыша, а после этого полученные хромосомы подвергаются исследованию. Рядом с ней, наготове, находятся лаборанты. Мадж относится к высшей категории, и когда она говорит, к её мнению прислушиваются.

— Она выглядит очень компетентной.

— Да, Мадж великолепный врач. Она принимала мои роды. Вы беспокоитесь о синдроме Дауна, правда?

Кивок:

— Да.

— Тебе остаётся только одно — ждать.

— Доктор Райан, я…

— Зови меня по имени — Кэти. Мы ведь друзья, помнишь? — Спасение жизни ребёнка делает женщину навсегда твоим другом.

— О'кей, Кэти. Да, я боюсь. Это не… я хочу сказать, Андреа тоже коп, но…

— Однако умение владеть пистолетом или просто быть крутым мужчиной сейчас ничем не поможет, правда?

— Ничем, — негромко подтвердил инспектор О'Дей. Он так же привык к чувству страха, как к полётам на космическом шаттле. На этот раз, однако, потенциальная опасность, угрожающая его жене и/или ребёнку — может быть, детям, — опасность, при которой он был совершенно беспомощен… Ничего не поделаешь, это одна из кнопок, на которую нажимала капризная Судьба, когда была в игривом настроении.

— Не надо преждевременно расстраиваться, — сказала ему Кэти. — Шансы в твою пользу.

— Да, доктор Норт тоже сказала об этом… но…

— Точно. И Андреа младше меня.

О'Дей уставился в пол, чувствуя себя полным гребаным идиотом. Много раз в жизни он смотрел в лицо вооружённым людям — преступникам с жестоким прошлым, — и его взгляд принуждал их сдаться. Один раз ему пришлось прибегнуть к помощи своего автоматического пистолета «смит-вессон» по суровой необходимости, и он послал обоих преступников к Аллаху — в которого они, по-видимому, верили, — чтобы отомстить за убийство невинной женщины. Это было непросто для него, но, с другой стороны, не так уж и трудно.

Бесконечные часы тренировки на стрельбище сделали это почти таким же рутинным, как действие деталей его служебного пистолета. Однако на этот раз опасность угрожала не ему. С опасностью, угрожавшей ему, он мог справиться. Но худшая опасность, понял он сейчас, это та, которая угрожает людям, которых он любит.

— Пэт, нет ничего плохого в страхе. Джон Уэйн[66] был всего лишь актёром, помнишь?

Это было правдой. Код мужества, которого придерживалось большинство американских мужчин, не допускал страха. В действительности он был таким же реальным, как фильм «Кто подставил кролика Роджера?»[67], но, глупый или нет, код существовал.

— Я не привык к этому.

Кэти Райан поняла его. Большинство врачей понимают страхи пациентов и их близких.

Когда она была простым офтальмологом, перед тем как начать специализироваться в применении лазеров в глазной хирургии, она видела пациентов и семьи пациентов. Первые испытывали боль, но старались держать себя в руках, вторые были испуганы. Ты пытаешься вылечить одного и успокоить страхи других. И то и другое было трудным.

Для успешного осуществления операции требовались всего лишь умение и профессионализм. С другой стороны, чтобы успокоить членов семей, нужно продемонстрировать им, что, хотя это операция, требующая неотложной помощи, и они никогда не сталкивались с чем-то подобным, для Кэти Райан, доктора медицины и члена американской ассоциации офтальмологов, это самый обычный случай, ещё один день у операционного стола. Она была профессионалом и справится с этим. Бог наградил «Хирурга» спокойствием, которое вселяло уверенность во всех, с кем она встречалась.

Но в данном случае этим нельзя было воспользоваться. Несмотря на то что Мадж Норт была талантливым врачом, сейчас она проводила тест уже существующего состояния. Может быть, когда-нибудь эту болезнь удастся вылечить — генетическая терапия давала такую надежду — через десять лет или около этого, — но не сейчас. Мадж могла всего лишь определить то, что уже существует. У неё были хорошие руки и отличный глаз, однако остальное было в руках бога, и бог уже принял решение. Оставалось лишь выяснить, какое оно.

— В такой момент хочется закурить, — заметил инспектор с печальной усмешкой.

— Неужели ты куришь?

Он покачал головой.

— Уже давно бросил.

— Тебе следует сказать об этом Джеку.

Агент ФБР поднял голову.

— Я не знал, что президент курит.

— Он выпрашивает пару сигарет у своей секретарши, трусишка, — сказала Кэти агенту ФБР с улыбкой. — Думает, что я не знаю.

— Для врача вы проявляете удивительную терпимость.

— У него и без того тяжёлая жизнь, да и курит он всего две-три в день. И никогда не курит в присутствии детей. Иначе Андреа пришлось бы застрелить его.

— Вы знаете, — сказал О'Дей, снова глядя вниз на свои ковбойские сапоги, которые он любил носить под синими форменными брюками, — если окажется, что родится ребёнок с синдромом Дауна, что тогда нам делать, черт побери?

— Принять решение непросто.

— Проклятье, в соответствии с законом я не имею права даже выразить своё мнение, правда?

— Да, не имеешь. — Кэти удержалась от того, чтобы сказать, что ей это кажется несправедливым. Но в этом вопросе закон был твёрд. Женщина — в данном случае жена — лишь она может принять решение, родить ребёнка или прервать беременность. Кэти знала мнение своего мужа относительно абортов. Её точка зрения не совсем совпадала с точкой зрения Джека, но она считала подобный выбор отвратительным. — Пэт, зачем ты напрашиваешься на неприятности?

— Эта ситуация не зависит от меня.

Подобно большинству мужчин, Пэт О'Дей хотел всегда держать ситуацию под контролем. Она понимала это, потому что была женщиной. Это чувство появилось у неё из-за того, что она пользовалась инструментами, чтобы изменить мир в соответствии со своими желаниями. Но сейчас был тяжёлый случай. Этот крутой парень был глубоко напуган. Вообще-то ему не следовало бояться, но его пугал страх неизвестности. Кэти знала шансы, и эти шансы были весьма благоприятными, но он не был врачом и, подобно всем мужчинам, даже таким крутым, боялся неизвестности. Ну что ж, не в первый раз ей приходилось держать за руку и успокаивать взрослых мужчин — а ведь Пэт спас её маленькую Кэти.

— Хочешь, пройдём в детскую?

— Конечно. — О'Дей встал.

Идти было недалеко, и она хотела напомнить О'Дею, что это значит — принести в мир новую жизнь.

— «Хирург» идёт в детскую, — сказал своим агентам Рой Альтман. Кайл Даниэль Райан — «Эльф» — сидел сейчас и занимался своими простенькими игрушками под бдительным присмотром львиц — так думал о них Альтман, — четырех молодых девушек, агентов Секретной службы. Они ухаживали за ребёнком, как старшие сестры. Но эти сестры были вооружены пистолетами, и все помнили, что недавно случилось с «Песочницей». Склад ядерного оружия не охранялся так строго, как этот детский манеж.

У входа в детскую стоял Трентон «Чип» Келли, единственный мужчина в охране «Эльфа». Бывший капитан морской пехоты, он был способен напугать полусреднего Национальной футбольной лиги одним взглядом.

— Привет, Чип.

— Здорово, Рой. Что происходит?

— Идём посмотреть на маленького парня.

— Кто этот мужчина? — Келли увидел, что О'Дей вооружён пистолетом, но решил, что он походит на копа. И всё-таки большой палец его левой руки находился на кнопке «немедленной тревоги», а правая рука касалась рукоятки пистолета.

— Он из Бюро. Все в порядке, — заверил Альтман своего подчинённого.

— О'кей. — Келли открыл дверь.

— За какую команду он играл? — спросил О'Дей у Альтмана, когда они вошли внутрь.

— Он был на драфте у «Медведей», но во время просмотра слишком напугал Дитку. — Альтман рассмеялся. — Бывший морской пехотинец.

— Да, этому можно поверить. — Затем О'Дей пошёл за доктором Райан. Она уже подняла Кайла из манежа, и его ручонки обнимали её за шею. Маленький мальчик что-то бормотал, ему оставалось ещё несколько месяцев до того момента, когда он сможет говорить. Зато он знал, как улыбаться при виде своей мамы.

— Хочешь подержать его? — спросила Кэти.

О'Дей взял малыша в руки, как футбольный мяч. Самый молодой из Райанов с сомнением посмотрел на его лицо, особенно на усы, словно у Сапаты[68], но рядом было лицо мамы, поэтому он не заплакал.

— Привет, дружок, — нежно сказал О'Дей. Есть вещи, которые приходят к человеку автоматически. Когда держишь в руках младенца, нельзя стоять на месте. Нужно ритмично двигаться, что, по-видимому, нравится малышам.

— Это положит конец карьере Андреа, — сказала Кэти.

— Для неё это будут гораздо лучшие часы, и к тому же будет приятно видеть её каждый вечер. Согласись, Кэти, трудновато бежать рядом с автомобилем, когда живот высовывается на два фута вперёд. — Картина была такой забавной, что они не удержались от смеха. — Думаю, они переведут её на ограниченные обязанности.

— Может быть. А ведь согласись, какая это отличная маскировка, правда?

О'Дей кивнул. Так приятно держать в руках малыша. Он вспомнил старинную ирландскую поговорку: «Настоящая сила таится в нежности». Какого черта, забота о детях является также и мужским долгом. Мужские обязанности гораздо больше, чем просто иметь пенис.

Кэти посмотрела на мужчину, держащего её малыша, и улыбнулась. Пэт О'Дей спас жизнь маленькой Кэти, и сделал это, как в кино с участием Джона Уэйна, только Пэт был настоящим крутым парнем, а не киноактёром. Сцены с его участием не были написаны в сценарии, ему приходилось играть их в настоящей жизни, импровизируя по ходу дела. Он походил на её мужа, слуга закона, человек, который поклялся Поступать Правильно каждый раз. Подобно её мужу, Пэт был человеком, серьёзно относящимся к принесённым им клятвам. Одна из этих клятв касалась его отношений с Андреа, и все они гласили одно и то же: сохранять, защищать, оборонять. А теперь этот тигр с галстуком держал малыша, улыбался, покачивал его, потому что именно так поступают с ребёнком, которого держишь в руках.

— Как поживает твоя дочь? — спросила Кэти.

— Она и твоя Кэти стали хорошими подругами. Кроме того, ей нравится один из мальчиков в «Гигантских Шагах».

— Вот как?

— Да, Джейсон Хант. Мне кажется, у них серьёзные отношения. Он подарил Меган один из своих гоночных автомобилей. — О'Дей засмеялся. В этот момент заверещал его сотовый телефон. — Правый карман пиджака, — сказал он первой леди.

Кэти выудила телефон из кармана пиджака О'Дея и открыла крышку.

— Алло?

— Кто это? — послышался знакомый голос.

— Андреа? Это Кэти. Пэт стоит рядом. — Кэти взяла Кайла и передала телефон инспектору ФБР, наблюдая за выражением его лица.

— Да, милая? — спросил Пэт. Затем он выслушал жену, его глаза закрылись на несколько секунд, что было достаточно красноречиво. Напряжение исчезло с его лица.

Последовал продолжительный медленный выдох, и плечи опустились, как бывает у человека, больше не ожидающего тяжёлого удара.

— Да, милая, я зашёл повидаться с доктором Райан, и мы сейчас в детской. О'кей. — Пэт посмотрел на Кэти и передал ей телефон.

Кэти прижала его между плечом и ухом.

— Что сказала Мадж? — спросила Кэти, уже зная, каким будет ответ.

— Нормальный ребёнок — и это будет мальчик.

— Значит, Мадж была права — шансы в твою пользу. — И они по-прежнему были в пользу Андреа. Она была в отличной физической форме. Кэти не сомневалась, что у неё не будет никаких проблем.

— Роды через семь месяцев, считая со следующего вторника, — сказала Андреа голосом, дрожащим от радости.

— Так вот, прислушайся к тому, что говорит тебе Мадж. Я выполняла все её указания, — заверила её Кэти. Она знала все, во что верила доктор Норт. Не курить. Не пить крепкие напитки. Регулярно заниматься физическими упражнениями. Принимать участие в занятиях по подготовке к родам вместе с мужем. — Приходи ко мне через пять недель для следующего осмотра. Прочитай «Что Следует Ожидать, Когда ты Ожидаешь». — Кэти передала телефон обратно. Инспектор О'Дей сделал несколько шагов в сторону и повернулся к ним спиной.

Когда он снова повернулся, его глаза были влажными.

— Да, милая, о'кей. Я сейчас приду. — Он выключил телефон и положил его в карман.

— Чувствуешь себя лучше? — спросила она с улыбкой. Одна из львиц подошла и взяла Кайла. Маленький парень улыбался, глядя на всех.

— Да, мэм, извините, что побеспокоил вас. Я чувствую себя так глупо.

— О, не говори чушь. — Это было самое крепкое ругательство из уст доктора Райан. — Как я сказала, жизнь не походит на кино, а это не Аламо[69]. Я знаю, что ты крутой парень, Пэт, и Джек знает это тоже. Как ты считаешь, Рой?

— Я готов взять Пэта к себе в любую минуту. Поздравляю, дружище, — добавил Альтман.

— Спасибо, приятель, — ответил О'Дей своему коллеге.

— Сказать об этом Джеку или это сделает сама Андреа? — спросила «Хирург».

— Думаю, вам нужно спросить об этом у неё, мэм.

Поведение Пэта О'Дея изменилось на глазах. Его шаги стали такими упругими, что он, казалось, взлетает к потолку. Его удивило, что Кэти направилась в отделение акушерства и гинекологии, но через пять минут ему все стало ясно. Это был момент, когда женщины должны остаться одни. Ещё до того, как он смог обнять жену, Кэти уже была там.

— Отличная новость, я так рада за тебя!

— Да, очевидно, Бюро способно и на что-то хорошее, — пошутила Андреа.

Затем медведь с усами, словно у Сапаты, поднял жену с пола, обнял и поцеловал.

— Это можно отпраздновать, — заметил инспектор.

— Присоединитесь к нам за ужином в Белом доме? — спросила «Хирург».

— Нет, мы не можем, — ответила Андреа.

— Это кто придерживается такого мнения? — спросила Кэти. И Андреа была вынуждена склониться перед неизбежностью.

— Ну, если президент не будет возражать…

— Я не буду возражать, и в такое время мнение Джека не имеет значения, — сказала им доктор Райан.

— Если так, то мы согласны, пожалуй.

— В семь тридцать, — сказала Кэти. — Форма одежды повседневная. — Как жаль, что они больше не были обычными людьми. Это была бы отличная возможность для Джека приготовить стейки на гриле, он ведь умел делать это так хорошо. А она не готовила салат из шпината уже несколько месяцев. Черт бы побрал это президентство! — А тебе, Андреа, позволено выпить сегодня два коктейля, чтобы отпраздновать такое событие. После этого — один или два в неделю.

Миссис О'Дей кивнула.

— Доктор Норт уже предупредила меня об этом.

— Мадж строго относится к употреблению алкоголя. — Сама Кэти не была уверена в необходимости всех этих строгостей, но, с другой стороны, она не специализировалась в акушерстве и гинекологии и поэтому следовала указаниям доктора Норт, когда носила Кэти и Кайла. Во время беременности нельзя нарушать правила. Рисковать жизнью нельзя, она слишком драгоценна.

Глава 38Развитие событий

Теперь пришла пора электронных денег. Когда-то фонд казначейства страны состоял из множества золотых слитков, которые хранились в надёжном, хорошо защищённом месте, или его возил с собой глава государства в сундуке, куда бы он ни отправлялся. В девятнадцатом столетии стали широко распространяться бумажные деньги. Сначала их можно было обменивать на золото или серебро — но постепенно отказались и от этого, потому что возить с собой монеты из драгоценных металлов было слишком тяжело. Но скоро стало слишком трудно возить даже бумажные деньги.

Для рядовых граждан следующим этапом стали пластиковые карточки с магнитной полоской на обратной стороне. При предъявлении этих кредитных карточек осуществлялся перевод ваших теоретических денег с вашего счета на другой, когда вы совершали покупки. Для государств и крупных корпораций это стало чем-то ещё более теоретическим. Деньги приобрели электронное выражение. Нация определяла ценность своих денег, подсчитывая, какое количество товаров и услуг её граждане произвели в результате ежедневной работы. Это становилось объёмом её денежного богатства, с которым обычно соглашались граждане других стран и сами страны. Таким образом, могла вестись торговля через государственные границы по оптико-волоконным или медным кабелям, или даже с помощью спутников. Так и получилось, что миллиарды долларов, фунтов стерлингов, иен или евро перемещались с места на место простым нажатием клавишей. Это было намного проще и быстрее, чем перевозить золотые слитки. Однако, несмотря на удобство, такая система, определяющая богатство человека или нации, была очень строгой, и общее количество этих денежных единиц страны рассчитывалось до малейшей доли процента. В этой системе допускались некоторые отклонения, которые зависели от происходящих торговых операций и тому подобного, но эти отклонения также строго рассчитывались с помощью электроники. По сути дела результат ничем не отличался от подсчёта золотых слитков в хранилище царя Креза в Лидии. Строго говоря, эта новая система, которая зависела от движения электронов или фотонов от одного компьютера к другому, была ещё более точной и даже менее снисходительной. Когда-то можно было покрасить свинцовые слитки в жёлтый цвет и обмануть, таким образом, невнимательного инспектора, но чтобы обмануть компьютеризированную счётную систему, требовалось нечто гораздо более изощрённое.

В Китае за попытками подобного обмана следило Министерство финансов, незаконнорождённый сирота в марксистской стране, где работали бюрократы, которые старались изо дня в день совершать самые разные невозможные вещи. Первая и самая простая невозможная вещь — потому что делать это было необходимо — заключалась в том, что высокопоставленным руководителям министерства приходилось отбросить все, чему их учили в университетах и на партийных собраниях. Чтобы успешно функционировать в мировой финансовой системе, им приходилось понимать и действовать в соответствии с мировыми денежными правилами, вместо того чтобы руководствоваться положениями Священного Писания Карла Маркса.

Таким образом, Министерство финансов оказалось в незавидном положении — ему приходилось объяснять коммунистическому духовенству, что их бог является фальшивым богом, что идеальная теоретическая модель просто не в состоянии функционировать в современном реальном мире, и поэтому им приходилось склоняться перед реальностью, которую они отвергали. Чиновники, работающие в министерстве, были главным образом наблюдателями, вроде детей, играющих в компьютерные игры, в которые они не верили, но всё-таки с удовольствием играли. Некоторые из этих чиновников были незаурядными личностями и умело играли в эти игры, иногда им даже удавалось получать прибыль от своих торговых сделок и трансакций. Такие специалисты продвигались по службе и получали высокий статус в министерстве. Кое-кто даже имел свои личные автомобили, ездил в них на службу и поддерживал дружеские отношения с новым классом местных промышленников, которые сбросили идеологические смирительные рубашки и функционировали, как капиталисты, внутри коммунистического общества. Это обогащало нацию и приносило им умеренную благодарность, если не уважение, со стороны политических владык, подобно тому, как хвалят хорошую сторожевую собаку. Эта группа промышленников тесно сотрудничала с Министерством финансов и при этом оказывала влияние на бюрократию, которая распоряжалась доходом, приносимым промышленниками в их страну.

Результатом всей этой деятельности было то, что Министерство финансов непреклонно и довольно быстро удалялось от Подлинной Веры в марксизм и уходило в серый промежуточный мир социалистического капитализма — в мир, у которого не было ни названия, ни определённого тождества. По сути дела, каждый министр финансов удалялся от марксизма в большей или меньшей степени, в зависимости от его предыдущего религиозного пыла, поскольку один за другим все они видели, что их страна должна играть по международным правилам. Между прочим, эта игра приносила процветание Китайской Народной Республике, которого не сумели добиться за предыдущие пятьдесят лет строгого соблюдения идей Маркса и Мао.

Прямым результатом этого неминуемого процесса стало то, что министр финансов стал кандидатом, хотя и не полным членом Политбюро. Он имел право выражать своё мнение, но не мог принимать участия в голосовании. Его слова оценивались теми, кто никогда не пробовал понять их или разобраться в мире, в котором он работал.

Этим министром был человек по имени Киан. Это слово, между прочим, означало на китайском языке деньги или монеты. Он занимал этот пост в течение шести лет. По своему образованию он был инженером. На протяжении двадцати лет он строил железные дороги в северо-восточной части страны и проявил себя на этом участке так хорошо, что его назначили на пост министра. Киан справлялся со своей министерской должностью вполне успешно, таким было мнение международного финансового сообщества. Однако Киан Куну часто приходилось объяснять Политбюро, что оно может делать и что не может. Это означало, что его мнение часто вызывало неудовольствие членов Политбюро и присутствие министра финансов в зале заседаний было равносильно появлению там чумной крысы. Министр боялся, что сегодня ему предстоит ещё один такой день, когда он, сидя в своём служебном автомобиле, ехал на заседание Политбюро.

* * *
В одиннадцати часовых поясах от Пекина, на Парк-авеню в Нью-Йорке, происходило другое совещание. Сеть модных магазинов, занимающаяся удовлетворением желаний богатых американских женщин, носила название «Баттерфляй». Эти магазины торговали модными платьями из новых микроволокнистых тканей, сшитыми по эскизам блестящего молодого итальянского дизайнера, жившего во Флоренции. Сейчас фирма «Баттерфляй» занимала шесть процентов рынка, что является очень крупным достижением в Америке.

Однако возникла проблема. Все ткани производились в Китайской Народной Республике, на фабрике недалеко от огромного портового города Шанхая. Затем их разрезали и паковали на другой фабрике в соседнем городе Янчене.

Председателю совета директоров фирмы было всего тридцать два года, и после десяти лет напряжённой работы он собиралсяосуществить свою мечту, о которой думал, ещё когда учился в средней школе Эразмуса в Бруклине. Почти каждый день после окончания института Пратта он стремился расширить и улучшить свой бизнес, и вот, наконец, настало его время. У него появилась возможность купить реактивный «Гольфстрим», на котором он сможет летать в Париж всякий раз, когда возникает желание, приобрести дом на холмах Тосканы и ещё один в Аспене, и вообще жить так, как он заслужил.

Если не принимать во внимание одно маленькое препятствие. У его самого крупного и наиболее посещаемого магазина на углу Парк-авеню и 50-й стрит совершалось нечто совершенно невероятное, похожее на прибытие марсиан. У магазина происходили демонстрации. Люди, одетые в платья от Версаче, собрались у магазина с плакатами, прикреплёнными к деревянным палкам. На плакатах были надписи, выражающие недовольство тем, что «Баттерфляй» ведёт торговлю со страной варваров. У кого-то в руках было даже изображение китайского флага со свастикой на нём, и преуспевающий бизнес никак не хотел быть связанным с этим гнусным логотипом Гитлера.

— Нам нужно немедленно принять меры, — сказал юрист фирмы. Он был умным евреем, сумел провести фирму через множество минных полей, и теперь она была совсем близко к окончательному успеху. — Это может разорить нас.

Он не шутил, и члены совета директоров знали это. Ровно четыре клиента зашли в магазин сегодня, минуя демонстрацию, и одна из них вернула то, что, по её мнению, она не хотела иметь в своём шкафу.

— Насколько велики наши обязательства по закупкам? — спросил основатель фирмы и её исполнительный директор. — В реальных цифрах? — Вопрос был адресован к начальнику финансового отдела.

— О, потенциально где-то в районе четырехсот. — Он имел в виду четыреста миллионов долларов. — Конец наступит через, примерно, двенадцать недель.

«Конец» не было тем словом, которое хотел услышать исполнительный директор. Занять столь заметное место на рынке модной одежды было так же просто, как переплыть через Атлантику во время ежегодного слёта акул. Пришло его время, но оказалось, что он стоит посреди ещё одного минного поля, очутившись здесь совершенно неожиданно.

— О'кей, — ответил он как можно спокойнее, насколько позволяла кислота, скопившаяся в его желудке. — Как нам выйти из этого положения?

— Мы можем отказаться от выполнения заключённых контрактов, — посоветовал юрист.

— А это законно?

— Думаю, что законно. — Этим он имел в виду, что откровенный обман китайских производителей был менее пугающим, чем склады магазинов, наполненные товарами, которые никто не хочет покупать.

— Альтернатива?

— Ткани из Таиланда, — ответил начальник производства. — Там есть фабрика недалеко от Бангкока, которая с радостью заполнит пустоту. Между прочим, они звонили нам сегодня.

— Стоимость?

— Разница составит меньше четырех процентов. Если точно, то три шестьдесят три, и они готовы начать поставки максимум через четыре недели. На это время у нас достаточно запасов, чтобы держать магазины открытыми, никаких проблем, — уверенно заявил начальник производства остальным членам совета директоров.

— Сколько тканей у нас произведено в Китае?

— Большое количество мы получаем с Тайваня, помнишь? Мы можем заставить наших продавцов прикреплять к ним карточки с надписью «Мы хорошие парни»… и можно немного смухлевать. — Мало кто из покупателей знает разницу между одним Китаем и другим. Различать флаг значительно легче.

— Кроме того, — заметил глава маркетинга, — с завтрашнего дня можно начать рекламную кампанию — «Баттерфляй» не торгует с драконами". — Он поднял вверх картинку, на которой был изображён логотип «Баттерфляя», убегающий от огненного дыхания дракона. То, что картинка выглядела совершенно безвкусно, не имело сейчас никакого значения. Им нужно было действовать, и действовать быстро.

— Да, вот ещё, — сообщил начальник производства. — Час назад мне позвонил Фрэнк Менг из юридической фирмы «Менг, Харрингтон и Цицеро». Он сказал, что может связать нас с текстильными фабриками в Республике Китай на Тайване и они готовы переоборудовать свои фабрики и начать производство нужных нам тканей меньше чем через месяц. Если мы согласимся, посол Республики Китай официально занесёт нас в свой список «хороших парней». В обмен мы должны гарантировать им, что будем заказывать текстиль только у них в течение пяти лет.

— Мне нравится это предложение, — сказал юрист. Посол Республики Китай выполнит свои обещания, равно как и его страна. Они знали, что им удалось схватить тигра за яйца.

— Итак, выдвинуто предложение, — объявил председатель и исполнительный директор фирмы «Баттерфляй». — Кто за? — Голосование было единодушным.

В результате этого голосования фирма «Баттерфляй» стала первой крупной американской компанией, которая разорвала свои контракты с КНР. Подобно тому, как осенью улетает первый гусь из Северной Канады, это предвещало наступление нового холодного сезона. Единственная потенциальная проблема заключалась в том, что китайская фабрика, производящая текстиль для Америки, обратится с иском в суд, но федеральный судья сразу поймёт, что письменный контракт — это не совсем то же самое, что записка о самоубийстве, и, принимая во внимание политическую обстановку, скорее всего признает контракт не имеющим юридической силы. В конце концов, адвокат фирмы будет доказывать судье — и присяжным заседателям в Нью-Йорке, если возникнет такая необходимость, — что, когда оказывается, что вы торгуете с Адольфом Гитлером, следует разорвать такой контракт. Адвокат противной стороны будет говорить, что это юридически несостоятельно, но он будет знать, что у него проигрышная позиция, и сообщит об этом своим клиентам ещё до начала суда.

— Я проинформирую наш банк завтра. Они не собираются переводить деньги ещё в течение тридцати шести часов. — Это означало, что сто сорок миллионов долларов не поступят на счёт в Пекине, как было запланировано раньше. Теперь исполнительный директор и глава компании может заказывать новый «Гольфстрим». Корпоративный логотип бабочки-данаиды, покидающей свой кокон, будет отлично выглядеть на вертикальном киле хвостового оперения.

* * *
— Мы ещё не уверены, — сказал Киан своим коллегам, — но я очень обеспокоен.

— В чем заключается конкретная проблема? — спросил Ху Кун Пяо.

— В течение ближайших трех недель наступает время выплат по нескольким коммерческим и другим контрактам. При обычных обстоятельствах я ожидал бы, что выплаты пройдут без всяких затруднений, но наши представители в Америке позвонили в моё министерство и предупредили о возможных проблемах.

— Кто эти представители? — спросил Шен Танг.

— Главным образом адвокаты, которых мы нанимаем для того, чтобы наблюдать за ходом нашего бизнеса. Почти все они американские граждане. Они не дураки, и мудрый человек внимательно прислушивается к их советам, — трезво заметил Киан.

— Адвокаты — проклятие Америки, — высказал свою точку зрения Чанг Хан Сан. — И всех остальных цивилизованных наций. — По крайней мере, здесь мы сами решаем, каким должен быть закон, — про себя подумал он.

— Может быть, и так, Чанг, но если мы торгуем с Америкой, нам нужны такие люди, и они приносят большую пользу, объясняя нам существующую там ситуацию. Если убивать гонца за плохие новости, следующий курьер приедет с более приятными новостями, но они вряд ли будут соответствовать истине.

Фанг кивнул и улыбнулся, услышав это. Ему нравился Киан. Министр финансов говорил правду более откровенно, чем те, кому надлежало прислушиваться к ней. Но Фанг промолчал. Он тоже был обеспокоен политическими событиями, вызванными действиями двух не в меру усердных полицейских, но наказывать их теперь было слишком поздно. Даже если бы Ху предложил это, Чанг и остальные члены Политбюро отговорили бы его.

* * *
Министр финансов Уинстон был дома и смотрел фильм по своему DVD-проигрывателю.

Смотреть фильм дома проще, чем идти в кино, и здесь не требовалось постоянного присутствия четырех агентов Секретной службы. Жена вязала лыжный свитер — рождественские подарки она делала сама, а вязать можно было, не прерывая разговора и продолжая смотреть кино. Вязание смягчало у неё напряжённость таким же образом, как успокаивало её мужа управление своей большой океанской яхтой.

В гостиной у Уинстона стоял телефон, равно как и во всех комнатах их дома в Шеви Чейс. При поступлении звонка каждый телефон издавал звук разного тона, так что он знал, к какому телефону подойти.

— Слушаю?

— Джордж, это Марк.

— Все ещё на работе?

— Нет, я дома. Мне только что позвонили из Нью-Йорка. Похоже, что началось.

— Что ты имеешь в виду? — спросил «Торговец» у «Телескопа».

— Тебе знакома фирма «Баттерфляй» — та, что торгует модным дамскими платьями?

— О да, мне знакомо это название, — заверил своего помощника Уинстон. Ещё бы ему не знать: его жена и дочь были её постоянными клиентами.

— Они собираются разорвать свои контракты с китайскими поставщиками.

— На какую сумму?

— Примерно сто сорок.

Уинстон свистнул.

— Это большая сумма!

— Порядочная, — согласился с ним Гант. — Этим они положили начало развитию событий. Завтра, когда об этом станет известно, задумаются многие. Ах да, ещё одна новость.

— Ну?

— КНР только что отказалась от своих контрактов с «Катерпиллером» — они собирались использовать это оборудование для завершения строительства гидроэлектростанции в Трех Ущельях. Стоимость контракта триста десять миллионов, теперь они решили закупить оборудование в Японии, у фирмы «Кава». Информация об этом появится завтра утром в «Джорнэл».

— Умное решение! — проворчал Уинстон.

— Они пытаются показать нам, у кого в руке хлыст, Джордж.

— Ну что ж, надеюсь, им понравится, когда хлыст прогуляется по их жопе, — заметил министр финансов, вызвав неодобрительный взгляд жены. — О'кей, когда будет объявлено о решении, принятом «Баттерфляй»?

— Оно появилось слишком поздно для публикации в завтрашнем «Джорнэл», но можешь не сомневаться, об этом сообщат CNN-FN и CNBC.

— А если другие дома мод последуют примеру «Баттерфляй»?

— Больше миллиарда долларов, прямо сейчас, и ты ведь знаешь, как говорят, Джордж, миллиард здесь, миллиард там, и скоро речь зайдёт о настоящих деньгах. — Это было одно из остроумных высказываний Эверетт Макинли Дирксен о Вашингтоне.

— Сколько времени пройдёт, прежде чем они обанкротятся?

— Двадцать дней, и они почувствуют затруднения. Сорок, и китайцы в выгребной яме. Шестьдесят, и страна обанкротится. Знаешь, я ещё никогда не видел, чтобы целая страна так крепко спала на гейзере. Между прочим, Джордж, они ведь импортируют продовольствие, главным образом пшеницу, из Канады и Австралии. Это может вызвать крупные неприятности.

— Понял. До завтра.

— Пока. — Щелчок, и связь прервалась.

Уинстон взял пульт, чтобы возобновить просмотр фильма на DVD, и тут ему в голову пришла другая мысль. Он взял в руку мини-рекордер, которым пользовался для заметок, и произнёс:

— Выяснить, какие финансовые суммы были потрачены КНР на закупки вооружения — особенно в Израиле. — Затем щёлкнул кнопкой «стоп», положил рекордер на стол и снова взял пульт. Скоро, однако, он почувствовал, что не может сконцентрироваться на событиях, творившихся на экране. Происходило что-то очень значительное, и, несмотря на весь свой опыт в мире коммерции, а теперь и в области международных трансакций, он понял, что не может до конца разобраться в этом. Подобное случалось с Джорджем Уинстоном не очень часто, но оказалось достаточным, чтобы он перестал смеяться над фильмом «Люди в чёрном».

* * *
Минг увидела, что её министр не выглядит счастливым. Выражение его лица заставило её подумать, что у него в семье кто-то скончался от рака. Более подробно она узнала о том, что произошло во время заседания Политбюро, когда он позвал Минг, чтобы продиктовать свои впечатления. На этот раз ему потребовалось целых девяносто минут, а потом ещё два часа пришлось потратить на то, чтобы транскрибировать сделанные заметки и ввести их в компьютер. Вообще-то она не забыла, что делает её компьютер со внесёнными заметками каждую ночь, но не думала об этом уже несколько недель. Ей хотелось обсудить заметки с министром Фангом. Она работала с ним несколько лет и приобрела достаточно тонкое понимание политики своей страны. Теперь Минг могла предвидеть мысли не только своего босса, но и мысли некоторых его коллег. По сути дела, она стала доверенным лицом своего министра, хотя и не могла давать ему советы. Если бы у него было достаточно разума, чтобы воспользоваться её знаниями и образованием, он мог бы использовать её гораздо эффективнее, а не как простую секретаршу. Но Минг была женщиной в стране, которой правили мужчины, и потому не имела права голоса. Оруэлл не ошибался. Несколько лет назад она прочитала «Скотный двор» и знала, что все равны, но некоторые равнее других. Если бы Фанг был достаточно умным, он использовал бы её с большей пользой для себя, но он не был и потому не использовал. Сегодня вечером она поговорит об этом с Номури.

* * *
Тем временем Честер завершал заказ на тысячу шестьсот шестьдесят один высокотехнологичный компьютер фирмы NEC в корпорации «Чайна Импорт и Экспорт Пресижин Машин». Эта корпорация, помимо другой продукции, выпускала управляемые ракеты для Народно-освободительной армии Китая. Такой заказ будет с восторгом принят в «Ниппон Электрик Компани». Честер жалел, что не может заставить эти компьютеры сообщать о своих делах так же подробно, как те два компьютера в Совете министров, это было бы слишком опасным. Честер Номури, кибер-шпион. И тут начал вибрировать его мобильник. Он достал его и посмотрел на цифры, появившиеся на экране: 745-4426. Посмотрев на клавиатуру телефона и выбирая соответствующие цифрам буквы, он получил по их личному коду «шин ган», «сердце и душа» — ласковое слово, адресованное девушкой своему любовнику, и указание на то, что сегодня вечером она хочет прийти к нему. Это устраивало Номури. Итак, он всё-таки превратился в Джеймса Бонда. На его лице промелькнула улыбка. Он подошёл к своей машине, открыл телефон и послал SMS: «226-234: бао бей, любимая». Ей нравилось, когда он говорил ей это, и он не возражал. Значит, сегодня вечером будет нечто иное, чем телевизор. Отлично. Он надеялся, что дома осталось достаточно виски, чтобы выпить перед сексом.

* * *
Ты понимаешь, что у тебя плохая работа, когда с удовольствием ждёшь визита к зубному врачу. Джек навещал дантиста в течение девятнадцати лет. На этот раз ему предстоял полет на вертолёте в полицейские казармы штата Мэриленд, у которых была своя вертолётная площадка, и затем пять минут на автомобиле к кабинету зубного врача.

Он думал о Китае, но его главный телохранитель неправильно истолковала выражение лица президента.

— Не волнуйтесь, босс, — сказала Андреа президенту, — если он причинит вам боль, я шарахну его по голове рукояткой пистолета.

— Тебе не следует просыпаться так рано, — недовольно отозвался Райан.

— Доктор Норт сказала, что я могу заниматься обычной работой до тех пор, пока она не предупредит меня, и я только что начала принимать витамины, которые она прописала.

— Ты обратила внимание, что Пэт выглядел очень довольным собой? — Вчера они провели приятный вечер в Белом доме. Райану всегда доставляло удовольствие принимать гостей, у которых нет политических амбиций.

— Почему вы, мужчины, так ведёте себя? Расхаживаете подобно петухам, тогда как всю работу приходится выполнять нам, женщинам.

— Андреа, я с радостью поменялся бы с тобой работой! — пошутил Райан. Он часто обсуждал этот вопрос с Кэти, утверждая, что родить ребёнка совсем не так уж трудно — всю тяжёлую работу в жизни делают мужчины. Но он не мог так шутить с женой кого-то другого.

* * *
Номури услышал «бип» компьютера. Это означало, что он получил и начал автоматически шифровать и передавать по электронной почте информацию с настольного компьютера Минг. Это было приятным событием. Прошло пять дней после их последнего свидания, что казалось продолжительным перерывом для него… и, судя по её страстному поцелую, для Минг тоже. Через некоторое время, в течение которого в комнате царило молчание, прерываемое только стонами, они улеглись рядом и закурили.

— Как дела в офисе? — спросил Номури, зная, что ответ на этот вопрос уже находится на сервере в Висконсине.

— Политбюро обсуждало финансовые вопросы. Киан, ведающий нашими деньгами, пытался убедить Политбюро принять меры, но к его мнению никто не прислушался. Министр Фанг считает, что они допускают ошибку.

— Вот как?

— Он рассердился на своих старых товарищей, которые упрямятся и не желают проявить гибкость. — Минг хихикнула. — Чаи сказала, что министр был очень гибким с ней две ночи назад.

— Нехорошо говорить так о мужчине, — упрекнул её Номури.

— Я никогда не говорю так о тебе и о твоей утомлённой колбаске, шин ган, — сказала она и повернулась за поцелуем.

— Они часто спорят? Я имею в виду, в Политбюро?

— Они нередко высказывают разные точки зрения, но вчера впервые за несколько месяцев вопрос не был решён так, как советовал Фанг. Обычно вопросы решаются коллегиально, но на этот раз у них возникли идеологические расхождения. Споры, касающиеся идеологии, могут быть ожесточёнными — по крайней мере, в интеллектуальном смысле. По-видимому, члены Политбюро слишком старые и могут в крайнем случае ударить противника бамбуковой тростью.

— А на этот раз?

— Министр Киан сказал, что у страны скоро не будет денег. Остальные министры возразили, заявляя, что это глупость. Киан говорил, что мы должны пойти навстречу западным странам. Чанг и другие вроде него сказали ему, что мы не можем продемонстрировать слабость, после того как эти страны — особенно американцы — так унизили нас.

— Разве они не понимают, что убийство итальянского священника — плохой поступок?

— Они говорят, что это был просто несчастный случай и к тому же этот человек нарушил наши законы.

Господи, — подумал Номури, — неужели они действительно считают себя королями, помазанниками божьими?

— Бао бей, они допускают ошибку.

— Ты так считаешь?

— Я был в Америке, помнишь? Жил там некоторое время. Американцы очень внимательно относятся к своему духовенству и с уважением относятся к религии. Когда на неё плюют, это приводит их в ярость.

— Значит, ты считаешь, что Киан прав? — спросила она. — Ты думаешь, что Америка лишит нас денег из-за этого глупого поступка?

— Да, я полагаю, что это возможно. Вполне вероятно, Минг.

— Министр Фанг считает, что мы должны избрать более умеренный путь, до некоторой степени согласиться с требованиями американцев, но он промолчал во время заседания.

— Да? Почему?

— Он не хочет слишком удаляться от пути, избранного другими министрами. Ты говорил, что в Японии люди боятся не быть выбранными. Здесь, в Политбюро, его члены сами выбирают новых членов и могут изгнать тех, кто больше не соглашается с общей позицией. Фанг, очевидно, не хочет потерять свой статус, и, чтобы этого не случилось, он ведёт себя осторожно.

— Мне трудно понять это, Минг. Как эти люди выбирают членов Политбюро? Каким образом «принцы» выбирают нового «принца»?

— Понимаешь, есть члены партии, которые доказали свою идеологическую твёрдость или работают в какой-то важной сфере. Министр Киан, например, был раньше директором департамента, занимающегося строительством железных дорог, и его выбрали по этой причине, но членами Политбюро становятся люди, главным образом, по политическим соображениям.

— А Фанг?

— Мой министр относится к числу старых товарищей. Его отец был преданным помощником Мао, а сам Фанг всегда оставался политически стойким членом партии. Однако в течение последних лет он обратил внимание на новые отрасли промышленности и увидел, что они отлично действуют. Он восхищается некоторыми промышленниками, которые руководят ими. Иногда он даже приглашает кое-кого из них к себе в кабинет, чтобы поговорить за чашкой чая.

Ага, старый извращенец становится прогрессивным деятелем? — подумал Номури.

Ну что ж, планка для этого очень невысока в Китае. Совсем необязательно прыгать высоко, но этим он опережает тех, кто пытается вырыть канаву под ней, верно?

— Значит, люди не имеют здесь права голоса?

Минг засмеялась:

— Только на партийных собраниях, и там нужно быть осторожным, когда выражаешь своё мнение.

— А ты член партии?

— Да, конечно. Раз в месяц я посещаю партийные собрания. Сижу в конце зала, киваю, когда кивают другие, аплодирую вместе с ними и делаю вид, что внимательно слушаю. Другие, наверно, слушают лучше меня. Быть членом партии — совсем немало, но я стала членом партии потому, что работаю в министерстве. Я нужна им благодаря знанию языка и умению обращаться с компьютером. К тому же министры любят, когда молодые женщины находятся под ними, — добавила она.

— Ты никогда не сидишь на нём, а?

— Он предпочитает обычное положение, но у него быстро устают руки, — хихикнула Минг.

* * *
Райан с удовольствием узнал, что хорошо чистит зубы. Зубной врач посоветовал ему прочищать промежутки между зубов шёлковой нитью, как это делает он, и Райан кивнул, соглашаясь с ним. Впрочем, он никогда в жизни не пользовался шёлковой нитью и не собирался начинать это сейчас. По крайней мере, его не подвергли ничему болезненному, кроме рентгена, перед началом которого, разумеется, на него надели кожаный фартук. В целом это было девяносто минут, оторванных у него от начала рабочего дня. Вернувшись в Овальный кабинет, он нашёл очередное донесение «ЗОРГЕ», прочитав которое пробормотал еле слышное проклятье. Он поднял телефонную трубку и позвонил Мэри-Пэт в Лэнгли.

— Они тупые, — заметил Райан.

— Да, конечно, можно не сомневаться в том, что они не имеют представления о международных финансах. Даже я разбираюсь в этом лучше.

— Это нужно показать «Торговцу». Включи его в список «ЗОРГЕ», — приказал президент.

— Только при твоём ежедневном подтверждении этого приказа, — уклончиво ответила заместитель директора ЦРУ. — Может быть, его следует информировать по экономическим проблемам, но не больше?

— О'кей, пусть пока будет так, — согласился Джек. Но Уинстон все лучше и лучше разбирался в стратегических вопросах и скоро станет хорошим советником по проблемам политики. Джек положил трубку и сказал Эллен Самтер, чтобы она пригласила к нему министра финансов с противоположной стороны улицы.

* * *
— А что ещё их беспокоит? — спросил Честер.

— Они обеспокоены тем, что некоторые рабочие и крестьяне не так довольны своей жизнью, как им следовало бы. Ты ведь знаешь о беспорядках в угледобывающем районе.

— Нет.

— Там в прошлом году начались волнения среди шахтёров. Пришлось послать туда подразделения Народно-освободительной армии для усмирения недовольных. Несколько сотен шахтёров расстреляли и арестовали три тысячи. — Она пожала плечами, надевая бюстгальтер. — Волнения происходят постоянно, в этом нет ничего нового. Армия наводит порядок в отдалённых районах. Поэтому-то и расходуют столько денег, чтобы можно было положиться на неё. Генералы управляют экономической империей НОА — у них множество фабрик, заводов и тому подобного — и они умеют закрывать крышкой бушующий котёл. Рядовые солдаты — простые рабочие и крестьяне, но все офицеры являются членами партии, и на них можно положиться. По крайней мере, такого мнения придерживается Политбюро. Наверно, это правда, — закончила Минг. Она не замечала, чтобы её министр особенно беспокоился об этом. Власть в КНР определённо растёт из дула винтовок, а все винтовки принадлежат Политбюро. Это упрощало ситуацию, не правда ли?

Что касается Номури, он только что узнал о вещах, которые раньше даже не приходили ему в голову. Возможно, ему понадобится представить в Лэнгли свой собственный доклад по этому вопросу. Минг, вероятно, знала многое, что не попадало в донесения «Певчей птички», и будет большим упущением с его стороны, если он не сообщит об этом.

* * *
— Это всё равно что пустить пятилетнего ребёнка в оружейный магазин, — заметил министр финансов. — Эти люди неспособны принимать экономические решения в масштабе города, не говоря уже об огромной стране. Черт возьми, несколько лет назад японцы слабо разбирались в финансах, но у них, по крайней мере, хватило ума обратиться к хорошим учителям.

— И?

— И когда эти ребята с разбега столкнутся с каменной стеной, глаза у них будут по-прежнему закрыты. Это очень болезненно, Джек. Их кусают за жопу, а они даже не имеют представления о том, что им угрожает. — «Уинстон обладает талантом смешивать метафоры настолько искусно, что с ним мало кто мог бы сравниться», — подумал Райан.

— Когда? — спросил «Фехтовальщик».

— Это зависит от того, сколько компаний последует примеру «Баттерфляй». Ситуация прояснится через несколько дней. Дома мод будут индикатором того, что произойдёт дальше.

— Ты так считаешь?

— Это тоже удивило меня, но сейчас наступило время, когда они принимают решения о модах на следующий сезон, и там тратится тонна денег, приятель. К этому надо прибавить игрушки к приближающемуся Рождеству. Марк сказал мне, что в этом бизнесе вращается не меньше семнадцати миллиардов.

— Проклятье.

— Да, я тоже не знал, что у оленей Санта-Клауса косые глаза, Джек. По крайней мере, в таком масштабе.

— Как относительно Тайваня? — спросил Райан.

— Ты что, смеёшься? Они прыгнули в образовавшуюся пустоту обеими ногами. Думаю, что они заберут четверть, может быть, треть той суммы, которую потеряет КНР. За ними последует Сингапур. И Таиланд. Этот маленький ухаб на дороге даст им огромную возможность компенсировать те потери, которые понесла их экономика несколько лет назад. По сути дела, неприятности, произошедшие с КНР, смогут перестроить всю экономику в Юго-Восточной Азии. Это может означать, что Китай потеряет пятьдесят миллиардов долларов, которые перейдут к другим производителям. Мы начинаем принимать предложения о поставках, Джек. Для наших потребителей это окажется совсем неплохо, и я готов побиться об заклад, что эти страны примут во внимание пример Пекина и немного приоткроют свои двери для наших товаров. Так что наши рабочие тоже выиграют от этого — в любом случае до некоторой степени.

— А как дела у нас?

— «Боинг» немного стонет. Они надеялись поставить в Китай свои «три семёрки», но давай подождём и увидим, что произойдёт дальше. Кто-то всё равно купит их. Да, вот ещё…

— Да? — спросил Джек.

— Не только американские компании отказываются от китайских заказов. Две крупные итальянские компании и «Сименс» в Германии объявили о том, что они разрывают контракты с китайскими партнёрами, — сказал «Торговец».

— Это может превратиться в общее движение…

— Слишком рано говорить об этом, но если бы я оказался на месте этих парней, — Уинстон потряс факсом из ЦРУ, — я задумался бы о том, чтобы как можно быстрее отремонтировать мосты.

— Они не пойдут на это, Джордж.

— Тогда их ждёт очень неприятный урок.

Глава 39Другой вопрос

— Наш друг не предпринимает никаких действий? — спросил Райли.

— Пока он продолжает свои сексуальные приключения, — ответил Провалов.

— Ты поговорил с этими девушками?

— С двумя сегодня утром. Он щедро оплачивает их услуги, в евро или долларах, и не требует от них ничего «экзотического».

— Приятно слышать, что у него нормальные вкусы, — проворчал агент ФБР.

— Теперь у нас множество его фотографий. Мы установили на его машинах электронные следящие устройства, а также поставили «жучок» на клавиатуре компьютера. Это позволит нам определить его шифровальный ключ, когда он включит компьютер в следующий раз.

— Но пока он не совершил ничего противозаконного, — заметил Райли. Это не было вопросом.

— Да, пока мы следили за ним, — согласился Олег.

— Черт побери, значит, он действительно собирался убить Сергея Головко. В это трудно поверить, парень.

— Поверить действительно трудно, но отрицать это нельзя. И к тому же он делает это по приказу китайцев.

— Это может привести к началу войны, приятель. Крупное гребаное преступление. — Райли сделал глоток водки.

— Да, именно так, Миша. Это самое сложное дело, которым мне приходилось заниматься в этом году. — «Это было, — подумал Провалов, — искусное преуменьшение». Он с радостью вернулся бы к расследованию обычных убийств, таких, когда муж убивает жену за то, что она спит с соседом, или наоборот. Такие преступления, какими бы отвратительными они ни были, всё-таки куда проще, чем расследование этого дела.

— А как он выбирает девушек, Олег? — спросил Райли.

— Он не звонит по телефону. Похоже, что просто идёт в хороший ресторан с хорошим баром и ждёт, когда рядом появится подходящая добыча.

— Гм, а что, если подсунуть ему нашу девушку?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, найдём привлекательную девушку, которая зарабатывает этим на жизнь, проинструктируем её, что она должна говорить, и подставим эту девушку рядом с ним как вкусную муху на крючке. Если он соблазнится ею, может быть, она его разговорит.

— Тебе приходилось когда-нибудь заниматься этим?

— Однажды мы поймали такого умника в Джерси-Сити три года назад. Он любил хвалиться перед женщинами, какой он крутой, как он убивал других парней и тому подобное. Сейчас отбывает срок в тюрьме Рэуей по обвинению в убийстве. Знаешь, Олег, гораздо больше людей попали в тюрьмы благодаря своему языку, чем ты сумел поймать сам. Поверь мне. По крайней мере, у нас так неплохо получается.

— Интересно, продолжают ли по-прежнему работать выпускницы Воробьиной школы? — задумчиво произнёс Провалов.

* * *
…Нечестно поступать так ночью, но никто не говорил, что война отличается справедливостью в ходе военных действий. Полковник Бойл находился на своём командном пункте, руководя действиями авиации 1-й бронетанковой бригады.

Подразделение было укомплектовано главным образом «Апачами», хотя в его состав входило и несколько «Киова Уорриер», которые играли роль разведчиков для тяжёлых вертолётов. Целью был германский танковый батальон, расположившийся ночевать в походном лагере после дня наступательных действий. Вообще-то они играли роль русского подразделения — это разыгрывался сценарий НАТО, созданный тридцать лет назад, в 1970-х годах. Тогда вертолётные части были укомплектованы первыми «Хьюи Кобрами» — их боеспособность как летающих крепостей была замечена во Вьетнаме. Это было настоящим откровением. В 1972 году на них установили противотанковые управляемые ракеты TOW, и они оказались настоящими убийцами северо-вьетнамских танков, причём это произошло до того, как вертолёты были оборудованы приборами ночного видения. Теперь бронированные вертолёты «Апач» превратили боевые операции в настоящий спорт, и германские танковые подразделения все ещё пытались придумать способ противостоять им. Даже их собственные приборы ночного видения не могли компенсировать то огромное преимущество, которое имели воздушные охотники.

Появилась идея, которая едва не решила проблему, — накрывать танки термоизолирующими одеялами, чтобы лишить вертолёты возможности ориентироваться по тепловому излучению, с помощью которого они охотились за своей неподвижной добычей. Проблема, однако, заключалась в танковой пушке, которую трудно скрыть, и термоизолирующие одеяла так и не принесли желаемого результата, подобно тому, как покрывало с двуспальной кровати невозможно растянуть на значительно большую кровать «Кинг-сайз». Так что теперь системы лазерной подсветки вертолётов «Апач» «окрашивали» германские «Леопарды» на несколько секунд, что гарантировало попадание противотанковых ракет «Хеллфайр». Германские танки пытались отстреливаться, но неудачно, и на башнях вспыхивали жёлтые огни, означающие «меня подбили». В результате ещё один танковый батальон пал жертвой ударных вертолётов.

— Им следовало разместить ракетные установки класса «земля-воздух» за пределами периметра, — заметил полковник Бойл, глядя на экран компьютера. Вместо этого немецкий полковник попытался отвлечь внимание вертолётов инфракрасными ловушками, но стрелки «Апачей» уже научились отличать их от настоящих танков. По правилам учений, использование танковых макетов было запрещено. В этом случае их было бы труднее отличить от танков — американские макеты почти точно копировали видимые характеристики танка М1, внутри находились источники тепла для того, чтобы ночью ввести в заблуждение головки наведения ракет. Они даже стреляли пиротехническим снарядом Хоффмана в случае попадания ракеты, чтобы создать впечатление настоящего танка. Но эти макеты были изготовлены так хорошо, что их нельзя было отличить от того, что они представляли: или настоящий танк M1, а потому свой, или макет, а следовательно, не привлекающий внимания штурмовых вертолётов. Короче говоря, они годились для использования на поле боя, но были слишком хорошими для учений.

— Командир Пегаса Архангелу, конец связи, — послышалось по цифровому радио. После установки новых систем связи атмосферные помехи не вмешивались в переговоры.

— Архангел Пегасу, — ответил полковник Бойл.

— Сэр, мы закончили учения, целей почти не осталось. У нас потерь нет. Пегас возвращается на базу, конец связи.

— Понял, Пегас. Вы неплохо поработали. Конец связи.

После этого батальон штурмовых вертолётов «Апач» вместе со своими разведчиками «Киова» развернулся и направился к своему аэродрому для разбора полётов и употребления внутрь большого числа кружек пива, которыми отмечали успешный исход операции.

Бойл посмотрел на генерала Диггза.

— Сэр, я не вижу, как можно улучшить действия вертолётного батальона.

— Наши хозяева будут расстроены.

— Бундесвер уже не тот, каким он был раньше. Политическое руководство страны считает, что мир наступил навсегда, и военные придерживаются такого же мнения. Они могли бы поднять в воздух несколько своих вертушек, чтобы помешать атаке, но мои парни отлично владеют искусством воздушного боя. Мы специально готовим их к этому, и мои пилоты хотели бы сами завоевать звание асов. Но дело в том, что их вертолётчики не получают достаточного количества топлива для оперативных тренировок. Лучшие пилоты сейчас на Балканах, ведут наблюдение за движением транспорта на местных дорогах.

Диггз задумчиво кивнул. Строго говоря, проблемы бундесвера не относились к сфере его интересов.

— Полковник, учение прошло хорошо. Прошу передать своим пилотам мою благодарность. Что будет у вас дальше?

— Генерал, завтра нам предстоит технический осмотр и обслуживание матчасти, а через два дня проводим крупное учение по поиску и спасению моими «Блэкхоуками». Приглашаем вас приехать и наблюдать за ходом учений.

— Пожалуй, приеду, полковник Бойл. Я доволен вашими вертолётчиками. До свиданья.

— Спасибо, сэр. — Полковник приложил ладонь к фуражке. Генерал Диггз в сопровождении полковника Мастертона направился к своему «Хаммеру».

— Как твоё мнение, Дьюк?

— Как я уже говорил вам, сэр, полковник Бойл держит своих парней и девушек на постоянной диете из железных гвоздей и живых младенцев.

— Ну что ж, его следующий доклад о состоянии подчинённых частей может принести ему звезду бригадного генерала.

— Командир его «Апачей» тоже действовал хорошо.

— Это верно, — согласился начальник оперативного отдела дивизии. «Пегас» был его сигналом вызова, и этой ночью он сделал несколько серьёзных замечаний. — Что дальше?

— Сэр, через три дня нам предстоят крупные учения, где нашим противником будет «Биг Ред Уан» в Форт-Райли. Наши парни с нетерпением ожидают возможности сразиться с ними.

— Какова готовность дивизии? — спросил Диггз.

— Мы подобрались к девяноста пяти процентам, генерал. Осталось подтянуть совсем немного. Я имею в виду, сэр, чтобы продвинуться дальше, нам потребуется отправить дивизию в Форт-Ирвине или в Тренировочный центр пустыни Негев. Вы можете задать вопрос: достигли мы уровня 10-й бронетанковой или 11-й дивизий? Нет, мы не проводим столько времени в полевых учениях, как эти ребята. — И, подумал он, ни одна дивизия ни в одной армии мира не получает такого количества денег для столь напряжённых тренировок. — Но, принимая во внимание ограничения, с которыми нам приходится мириться, мы вряд ли сможем подготовиться ещё лучше. Полагаю, во время учений мы покажем, что наши парни практически равны им, но больше этого достичь нам не удастся, сэр.

— Думаю, что ты прав, Дьюк. Знаешь, иногда мне хочется, чтобы «холодная война» вернулась обратно — для целей боевой подготовки, по крайней мере. Немцы не дают нам возможности тренироваться так, как мы в то время. А это необходимо, чтобы сделать ещё один шаг вперёд.

— Если только кто-то не выдаст нам билеты чтобы перебросить одну из бригад по воздуху в Калифорнию, — согласился Мастертон.

— Это не случится, Дьюк, — сказал Диггз своему начальнику оперативного отдела. Очень жаль. 1-я бронетанковая была почти готова к тому, чтобы противостоять «Чёрной кавалерии». «За это зрелище можно не жалеть никаких денег», — подумал Диггз. — Как вы отнесётесь к кружке пива, полковник?

— Если генерал угощает, я с радостью помогу ему тратить его деньги, — с улыбкой ответил Дьюк Мастертон, и сержант, сидящий за рулём генеральского «Хаммера», повёз их к офицерскому клубу дивизионных казарм.

* * *
— Доброе утро, товарищ генерал, — сказал Гоголь, вытягиваясь по стойке смирно.

Бондаренко чувствовал себя неловко из-за того, что ему пришлось приехать к старому солдату так рано утром, но накануне его предупредили, что старый солдат не тратит понапрасну светлое время дня. Генерал увидел, что это действительно так.

— Вы убиваете волков, — заметил Геннадий Иосифович, глядя на сверкающие шкуры на бревенчатых стенах хижины.

— И медведей, но, после того как позолотишь медвежью шкуру, она становится слишком тяжёлой, — согласился старик, разливая чай для гостей.

— Это поразительно, — проронил полковник Алиев, касаясь одной из оставшихся золотых шкур. Большинство увезли.

— Забава для старого охотника, — сказал Гоголь, закуривая.

Генерал Бондаренко посмотрел на его винтовки, новую австрийскую и старую русскую снайперскую мосинскую винтовку.

— Сколько вы убили из этой? — спросил Бондаренко.

— Волков, медведей?

— Немцев, — объяснил генерал с холодком в голосе.

— Я перестал считать после первых тридцати, товарищ генерал. Это было ещё под Киевом. После этого было гораздо больше. Я вижу, что у нас одинаковые награды, — заметил Гоголь, указывая на Золотую Звезду Героя Советского Союза на груди генерала, которую Бондаренко получил за бои в Афганистане. У самого Гоголя было две таких звезды, одна за бои под Киевом, другую он получил в Германии.

— Вы выглядите, как настоящий солдат, Пётр Петрович, — сказал Бондаренко, поднося к губам стакан, который был, по русскому обычаю, в металлическом подстаканнике — наверно, серебряном.

— Я честно служил в своё время. Сначала в Сталинграде, потом в продолжительном походе до Берлина.

И наверняка шёл все это время пешком, — подумал генерал. Ему довелось встретить немало ветеранов Великой Отечественной войны, теперь почти никого нет в живых. Этот старый солдат смотрел смерти в глаза и плевал в них, привыкший к этому, наверно, благодаря жизни в этих лесах. Он вырос с волками и медведями, как с врагами.

И какими бы жестокими ни были немецкие фашисты, они, по крайней мере, не ели тебя. Вот так он и привык ставить на карту свою жизнь, спокойно и бесстрашно. Ничто не может заменить это, никакая армейская подготовка. Самые способные — несколько человек — узнали, как бороться с врагами, и один из этих счастливцев сумел пережить войну. У Петра Петровича была тяжёлая жизнь. Солдаты могут восхищаться своими снайперами, могут ценить и мастерство, но вы никогда не скажете «товарищ» человеку, который охотился за людьми, как за дикими животными, — потому что на другой стороне фронта мог оказаться другой человек, который охотился за тобой. Из всех врагов это был человек, которого вы ненавидели и боялись больше всего, потому что, глядя в снайперский прицел, он видел живого человека, видел его лицо и забирал его жизнь в качестве намеренного акта убийства, даже видя в телескопический прицел, как пуля попадает ему в лицо. «Гоголь был одним из них, — подумал генерал, — охотником за людьми. И скорее всего ни минуты не думал об убитых им людях». Некоторые люди рождаются убийцами, и Пётр Петрович Гоголь был одним из них. С армией в несколько сотен тысяч таких людей генерал мог бы завоевать весь мир, но такие люди встречались очень редко…

«…и, может быть, это хорошо», — подумал Бондаренко.

— Вы не могли бы навестить меня в моей штаб-квартире, когда вам будет удобно? Мне хотелось бы поужинать с вами и послушать ваши рассказы.

— А это далеко?

— Я пришлю за вами свой персональный вертолёт, сержант Гоголь.

— А я привезу вам позолоченного волка, — пообещал охотник своему гостю.

— Мы найдём для него самое почётное место. Спасибо за чай. Сейчас мне нужно улетать и заниматься своей армией, но не забудьте про моё приглашение поужинать вместе, сержант Гоголь. — Последовали рукопожатия, и генерал уехал со своими спутниками.

— Мне не хотелось бы иметь такого противника на другой стороне линии фронта, — заметил полковник Алиев, когда они поднялись внутрь вертолёта.

— В нашей армии есть школа снайперов?

— Да, генерал, но она практически бездействует.

Бондаренко повернулся к полковнику.

— Пусть действует, Андрей! Мы пригласим Гоголя, чтобы он приехал и учил молодёжь, как это делается. Он обладает бесценным качеством. Люди, подобные ему, составляют душу армии. Наша работа заключается в том, чтобы командовать солдатами, говорить им, куда двигаться и что делать, но именно солдаты воюют и убивают. Так вот, наша задача подготовить их должным образом и снабдить всем необходимым. А когда они станут слишком старыми, они будут учить молодёжь, пусть молодые солдаты видят героев, к которым они могут прикоснуться и с которыми могут поговорить. Как, чёрт возьми, Андрей, мы смогли забыть об этом? — Генерал покачал головой, когда вертолёт начал подниматься вверх.

* * *
Грегори вернулся в свой номер отеля и принёс триста страниц технической документации, с которой нужно ознакомиться. Он доедал чипсы, запивал их кока-колой и думал. В этом уравнении было что-то неладно, но он никак не мог ткнуть пальцем в ошибку. Военно-морской флот испытал свою ракету «Стэндард-2-ER» против всех возможных угроз, главным образом на компьютере, нотакже и против настоящих целей на атолле Кваджелейн. Испытания прошли успешно, но ни разу не проводилось испытания против настоящей боеголовки межконтинентальной баллистической ракеты. Таких ракет было просто недостаточно. Использовались главным образом устаревшие «Минитмены-П ICBM», которые были давно сняты с вооружения. Ракеты запускали из испытательных шахтных установок на базе ВВС Ванденберг в Калифорнии, но их тоже почти не осталось. Россия и Америка утилизировали все свои баллистические ракеты, и это было реакцией на ядерный взрыв, произведённый террористами в Денвере[70], и угрозу ещё более ужасающих последствий, которых удалось избежать каким-то чудом. Переговоры о полном уничтожении ядерных ракет — последние были утилизированы в присутствии публики за несколько дней до того, как японцы исподтишка атаковали Тихоокеанский флот США, — прошли настолько быстро, что о множестве других малозначительных вопросов попросту забыли, и только позднее было принято решение использовать «запасные» стартовые установки, на существование которых как-то не обратили внимания, для испытания противоракетных устройств. Каждый месяц русский офицер проверял американские противоракетные установки в Ванденберге, и американский офицер вёл подсчёт русских установок в Плесецке. Велось наблюдение и за испытаниями систем противоракетной обороны, но эта сфера считалась в основном чисто теоретической. Как Америка, так и Россия сохранили значительное количество ядерных боеголовок, которые легко устанавливались на крылатые ракеты. Немало этих ракет обе стороны также сохранили по обоюдному согласию. Ядерные боеголовки можно установить на крылатые ракеты и запустить их за пять часов вместо тридцати четырех минут, но цели будут всё равно уничтожены.

Работа над противоракетной обороной была перемещена на театры возможных военных действий с использованием против ракет малого радиуса действия, таких, как вездесущие «Скады», и русские, несомненно, сожалели, что произвели такое большое количество этих ракет. Ещё больше они сожалели о том, что продали их слаборазвитым странам, которые были неспособны даже создать один приличный дивизион для запуска этих ракет, но любили тем не менее показывать эти модернизированные ракеты V-2, спроектированные ещё в конце Второй мировой войны, у себя на парадах. Зрелище этих железных труб производило впечатление на зрителей, собирающихся на тротуарах.

Однако новые усовершенствованные установки «Патриот» и русские «С-300» практически ликвидировали угрозу со стороны «Скадов». Кроме того, системы «Иджис» на кораблях ВМС тоже были испытаны против них и показали хорошие результаты. Правда, подобно ракетам «Патриот», ракеты ВМС «Стэндард» являлись фактически оружием ближней защиты с чертовски небольшой площадью обороны, вместо важных двадцати квадратных морских миль. Короче говоря, приходилось сожалеть о том, что так и не удалось решить проблему мощных лазерных пучков, работающих на принципе свободных электронов. Такие установки могли бы защитить все побережье, если бы только… «Если бы у моей тёти были яйца, она была бы моим дядей», — подумал Грегори. Велись разговоры о создании химического лазера и его установке на борту модернизированного «Боинга-747», который, вне всякого сомнения, уничтожил бы баллистическую ракету в момент её запуска, но, чтобы осуществить это, «Боинг-747» должен находиться относительно близко к пусковой установке, а это был всего лишь ещё один вариант защиты театра боевых действий, и он не имел стратегического значения.

Зато у системы «Иджис» были многообещающие возможности. Радиолокационная система «СПАЙ» была первоклассной, хотя компьютер, управляющий ею, являлся верхом технологии 1975 года — существующий сейчас ноутбук «Эппл Макинтош» превосходил его на три добрых порядка во всех категориях тактико-технических данных. Но проблема перехвата боеголовки баллистической ракеты заключалась не в вопросе расчёта скорости приближающейся боеголовки, а в кинетической энергии, необходимой для её уничтожения. Для этого требовалась антиракета, способная оказаться в нужный момент в нужном месте. Но даже это не являлось великим достижением инженерной мысли. Настоящую работу проделали ещё в 1959 году, когда была создана ракета «Найк-Зевс», переименованная затем в «Спартан» и оказавшаяся весьма многообещающей. Однако после заключения договора с Советским Союзом в 1972 году эта ракета была снята с вооружения, так же как и система «Сейфгард», не достигшая даже начала испытаний. Дело в том, что появление технологии MIRV[71] сделало бесполезной всю концепцию противоракетной обороны. Для того чтобы уничтожить множество самонаводящихся боеголовок (что было почти неосуществимо), требовалось уничтожить саму ракету-носитель во время фазы запуска, и сделать это над вражеской территорией. В этот момент у межконтинентальной баллистической ракеты действует всего лишь примитивная система постановки на взвод, и взрыв ракеты-носителя в этот момент сожжёт все окружающее пространство на своей территории. Метод борьбы с этим был разработан в Национальной лаборатории Лоуренса — Ливермор и носил название «Сверкающие камешки». Хотя этот метод не подвергся полномасштабному испытанию, его технология была очень простой. Попадание даже простой спички, летящей со скоростью пятнадцать тысяч миль в час, полностью уничтожит ракету. Но это никогда не произойдёт. Попытка финансировать и развернуть такую систему скончалась вместе с пусковыми установками баллистических ракет. Об этом можно только пожалеть. Такая система стала бы огромным технологическим достижением — но сегодня от неё мало практической пользы.

КНР сохранила свои межконтинентальные баллистические ракеты в шахтных пусковых установках, но их было не больше десяти, а это резко отличалось от полутора тысяч ракет, нацеленных Советским Союзом на Америку. У китайцев был один подводный атомный ракетоносец, но Грегори считал, что главнокомандующий Тихоокеанским театром сможет уничтожить его, если возникнет такая необходимость. Даже если такой ракетоносец будет пришвартован к пирсу, одна «умная» бомба весом в две тысячи фунтов покончит с ним раз и навсегда, а у ВМС имеется множество таких бомб.

Итак, — подумал он, — предположим, что КНР по-настоящему рассердится на Тайвань, а ВМС послали туда крейсер с системой «Иджис», который пришвартовался в порту к пирсу, чтобы дать возможность своим матросам разойтись по барам, напиться и подобрать по шлюхе. И в этот самый момент хмыри в Пекине решат нажать на кнопку пуска одной из своих межконтинентальных баллистических ракет. Как избежать того, чтобы американский крейсер не превратился в раскалённый слиток металла, и, между прочим, сохранить в живых население Тайбея?..

Ракеты SM-2-ER имеют почти достаточно необходимых ингредиентов, чтобы предотвратить эту угрозу. Если ракета нацелена на то место, где стоит крейсер, расстояние не будет проблемой. Вам нужно всего лишь послать перехватчик по тому же направлению, потому что, по сути дела, траектория снижения боеголовки не меняется ни на йоту, и вам требуется только сделать так, чтобы ракета класса «корабль-воздух» оказалась в том же месте — точке X, — в которой окажется боеголовка в момент Y. Компьютер системы «Иджис» может вычислить, где и когда будет находиться эта точка, а ведь вам совсем необязательно попадать пулей в пулю. Боеголовка имеет диаметр примерно в метр, а зона поражения при взрыве боеголовки ракеты «корабль-земля» равняется… трём метрам в поперечнике? Пяти? Может быть, даже восьми или десяти?

Предположим, зона поражения равняется восьми метрам, рассуждал Грегори. Является ли ракета «корабль-воздух» достаточно точной? В абсолютных цифрах, пожалуй. У неё значительные по размерам контрольные поверхности, и запуск для пересечения полёта реактивного самолёта — для чего ракета и предназначена — должен принять во внимание манёвренность самолёта. Пилоты предпринимают самые отчаянные манёвры, чтобы избежать попадания ракеты, так что восьмиметровый шар поражения будет, вероятно, достаточно большим, чтобы перехватить летящую боеголовку, если исходить из соображений чистой геометрии.

Но вопрос заключается в скорости. Грегори достал ещё одну банку кока-колы из мини-бара гостиничного номера и снова сел на кровать, чтобы вычислить, насколько сложной является эта задача. Снижающаяся боеголовка на высоте сто тысяч футов будет лететь со скоростью примерно шестнадцать тысяч миль в час, 23 тысячи 466 футов в секунду, 7 тысяч 150 метров в секунду, то есть в восемь раз быстрее пули. Это огромная скорость. Примерно с такой же скоростью распространяются раскалённые газы при взрыве бризантного взрывчатого вещества. Можно расположить летящую боеголовку рядом с тонной тринитротолуола в тот момент, когда произойдёт взрыв ТНТ, и раскалённые газы не смогут догнать летящую боеголовку. Такова скорость боеголовки, приближающейся к цели.

Таким образом, боеголовка ракеты «корабль-воздух» должна взорваться до прибытия в точку встречи с боеголовкой баллистической ракеты. Насколько раньше — это простое математическое уравнение, заключающееся в том, на каком расстоянии должен сработать взрыватель боеголовки ракеты-перехватчика при сближении с боеголовкой баллистической ракеты. В этом простом математическом уравнении самым важным переменным является взрыватель сближения, решил Грегори. Он не знал, что ошибается в этом, не видел, что упустил нечто важное, и продолжал расчёты. Запрограммированный момент для срабатывания взрывателя на расстоянии от цели, измеряемой лазерным лучом, кажется менее сложным, чем он думал прежде. Ну что ж, это хорошая новость.

* * *
В этот день Фанг снова приехал на работу раньше обычного. Накануне вечером ему позвонили домой, и потому он решил приехать для этой встречи пораньше. Это удивило его персонал. Девушки только начали располагаться на своих местах, когда вошёл министр. Он не выглядел раздражённым из-за того, что нарушена раз навсегда установленная рутина. В конце концов, они не виноваты, и вели себя тихо. Это не стало для него причиной недовольства и не вызвало искусственной ярости.

Минг печатала статьи, скачанные ею из Интернета. Она выбрала материалы, которые, по её мнению, представят интерес для министра, особенно статью из «Уоллстрит Джорнэл» и ещё одну из «Файненшиэл Ныоз». Обе статьи говорили о том, что, как подумала Минг, могло быть причиной раннего приезда министра. В 9.20 он должен был встретиться с Рен Хи-Пингом, промышленником, к которому министр относился дружелюбно. Худой пожилой мужчина выглядел расстроенным — нет, решила она, — обеспокоенным чем-то.

Она подняла трубку телефона, чтобы спросить разрешения у министра, затем встала и проводила промышленника во внутренний кабинет. Потом она быстро вышла, чтобы принести утренний чай, который ещё не успела приготовить для своего босса.

Минг вернулась в кабинет меньше чем через пять минут, держа в руках изящный поднос с чашками из тончайшего фарфора. Она поставила утренний чай перед обоими мужчинами с элегантностью, за которую её поблагодарил министр, затем вышла из кабинета. Она заметила, что пребывание с её министром не улучшило настроение Рена.

— В чем твоя проблема, Рен?

— Через две недели я буду вынужден уволить тысячу моих рабочих, Фанг.

— Вот как? Почему, мой друг?

— У меня деловые отношения с американской фирмой, её название «Баттерфляй». Они продают модную одежду богатым американским женщинам. Моя фабрика недалеко от Шанхая изготовляет текстиль, а другая фабрика в Енченге шьёт одежду. Затем мы посылаем товары в Америку и в Европу. У нас были отличные деловые отношения с фирмой «Баттерфляй», обе стороны удовлетворены бизнесом, выгодным как для нас, так и для них.

— Тогда почему возникли трудности?

— Фанг, «Баттерфляй» только что разорвала контракт стоимостью в сто сорок миллионов долларов. Они сделали это безо всякого предупреждения. Всего неделю назад они говорили нам, что довольны нашей продукцией. Мы вложили большие деньги в контроль качества производства, чтобы быть уверенными, что они и дальше будут торговать с нами, — но теперь они бросили нас, как собаку на улице.

— В чем причина такого поведения американцев, Рен? — спросил министр Фанг, боясь услышать ответ.

— Наш представитель в Нью-Йорке сообщил нам, что причиной является гибель двух священников. Он говорит, что у фирмы не было выбора. Перед магазином «Баттерфляй» в Нью-Йорке проходят демонстрации, и демонстранты никого не пускают внутрь. Он говорит, что «Баттерфляй» не может торговать с нами, опасаясь разорения.

— Разве у вас нет контракта с ними? Разве они не обязаны выполнять оговорённые в нём условия?

Рен кивнул.

— Теоретически да, но бизнес — это практическая вещь, министр. Если они не могут продавать наши товары, то не смогут и закупать их у нас. Банки откажут им в финансировании — ведь банкиры дают им деньги, надеясь получить их обратно, правда? Контракт содержит пункт, освобождающий стороны от обязательств в случае форс-мажора. Можно обратиться в суд, но потребуются годы, и мы скорее всего проиграем иск. Кроме того, это оскорбит остальные фирмы в этой промышленности, и тогда мы не сможем продавать наши товары в Нью-Йорке. Так что в практическом смысле наше положение безвыходно.

— Но ведь это, наверно, лишь временное затруднение? Пройдёт время, и все уладится.

— Фанг, у нас деловые отношения и с Европой, с домом мод д'Альберто, его тенденциями руководствуются остальные европейские дома мод. Они тоже разорвали контракт с нами. Оказывается, итальянский кардинал, которого убил наш полицейский, принадлежал к могущественной и влиятельной семье. Наш представитель в Италии сообщил нам, что в течение некоторого времени ни одна китайская фирма не сможет торговать на Аппенинском полуострове. Иными словами, министр, этот «неприятный инцидент» со священниками будет иметь весьма серьёзные последствия.

— Но ведь этим людям нужно покупать где-то текстиль? — возразил Фанг.

— Действительно, им это необходимо. Они делают закупки в Таиланде, Сингапуре и Тайване.

— Неужели это возможно?

Рен печально кивнул.

— Вполне возможно. Источники сообщили мне, что эти страны заняты сейчас тем, что вступают в контакт с нашими бывшими деловыми партнёрами, чтобы «ликвидировать слабину», как говорят они. Видите ли, правительство Тайваня пустило в ход энергичную кампанию, направленную на то, чтобы американцы отличали их от нас, и создаётся впечатление, что эта кампания весьма успешна и приносит впечатляющие результаты.

— Ну что ж, Рен, вы обязательно найдёте других покупателей для ваших товаров, — уверенно высказал предположение Фанг.

Но промышленник покачал головой. Он так и не прикоснулся к своей чашке, а его глаза походили на раны в каменной голове.

— Министр, Америка является самым большим рынком в мире для таких товаров, и скоро, по-видимому, она закроется для нас. За ней следует Италия, и эта дверь тоже захлопнулась. Париж, Лондон, модные дома Дании и Вены даже не отвечают на наши телефонные звонки. Мои представители вступили в контакт со всеми потенциальными рынками сбыта, и все они говорят одно: никто не желает иметь дела с Китаем. Только Америка может спасти нас, но Америка не хочет пойти на это.

— Сколько это будет стоить вам?

— Как я уже говорил, сто сорок миллионов долларов потери от разрыва с фирмой «Баттерфляй» и такая же сумма от наших других американских и европейских партнёров.

Фангу не понадобилось долго думать, чтобы вычислить, какую сумму теряет правительство КНР.

— Ваши коллеги?

— Я говорил с несколькими. У них те же новости. Трудно придумать худшее время. Мы говорим о миллиардах долларов, министр. Миллиардах, — повторил он.

Фанг закурил сигарету.

— Понятно, — сказал он. — Что нужно сделать, чтобы исправить создавшуюся ситуацию?

— Предпринять что-то, чтобы Америка успокоилась и её мнение о нас изменилось. Я имею в виду не только правительство, но и американских граждан.

— Это действительно так важно? — устало спросил Фанг. Он слышал эту чепуху уже так много раз, её произносили такие разные голоса.

— Фанг, в Америке люди могут покупать одежду в огромном количестве магазинов и у огромного количества производителей, у самых разных торговцев. От выбора покупателей зависит, кто добьётся успеха и кто разорится. Это в особенности относится к женской одежде, потому что женские моды неуловимы как дым. Нужно совсем немного, чтобы компания, занимающаяся производством женской одежды и торгующая ею, разорилась. В результате такие компании очень неохотно идут на добавочный и ненужный риск. Деловые отношения с Китайской Народной Республикой сейчас, сегодня, они рассматривают именно как ненужный риск.

Фанг глубоко затянулся табачным дымом и задумался. По сути дела, в словах Рена не было ничего нового, министр знал это, знал рассудком, но не придавал особого значения.

Америка — другая страна, и в ней действуют другие правила. А поскольку Китаю требовались американские деньги, он должен подчиниться этим правилам. Это не политика. Это просто практическая сторона жизни.

— Итак, что ты хочешь от меня?

— Прошу тебя, пожалуйста, скажи своим соратникам-министрам, что это может означать для нас финансовое разорение. Это, несомненно, угрожает моей промышленности, а мы являемся ценным достоянием нашей страны. Мы приносим валюту в Китай. Если вы хотите тратить принесённые нами деньги в других областях экономики, вы должны обращать внимание на то, что нам нужно, чтобы дать вам эти деньги. — Рен умолчал о том, что он и его товарищи-промышленники являются теми, кто делает возможным осуществление экономических (а следовательно, и политических) планов Политбюро. По этой причине Политбюро должно иногда прислушиваться к их мнению. Однако Фанг знал, что ответит Политбюро на такую просьбу. Лошадь может тащить за собой телегу, но вы не спрашиваете у лошади, куда она хочет идти.

Такой является политическая реальность в КНР. Фанг знал, что Рен объехал весь мир, что у него значительное личное состояние, которое Политбюро милостиво разрешило ему накопить, и, что, наверно, более важно — он обладает разумом и энергией, которые позволят ему добиться процветания в любой стране мира. Фанг также знал, что Рен может улететь на Тайвань и получить там финансирование, чтобы построить фабрику, на ней будут работать люди, выглядящие как китайцы и говорящие на китайском языке. Там он увеличит своё состояние и к тому же станет политически влиятельным человеком. Но самое главное заключалось в том, что Рен тоже знает это. Пойдёт ли он на такой шаг?

Скорее всего, нет. Он китаец, гражданин континентального Китая. Это его страна, и у него нет желания покинуть её. В противном случае он не пришёл бы сейчас к нему, объясняя ситуацию министру, — пожалуй, Киан Кун тоже прислушается к нему. Рен является патриотом, но не коммунистом. Какая это странная двойственность…

Фанг встал. Беседа затянулась.

— Я сделаю это, мой друг, — сказал он своему гостю. — И сообщу тебе о результатах.

— Спасибо, товарищ министр. — Рен поклонился и вышел из кабинета. Настроение у него не улучшилось, но, по крайней мере, кто-то согласился выслушать его. Непросто ожидать этого от членов Политбюро.

Фанг опустился в кресло и закурил новую сигарету. Затем он протянул руку к чашке чая и задумался на пару минут.

— Минг! — громко позвал он. Через семь секунд — он засёк время по часам — она вошла в кабинет.

— Слушаю, товарищ министр.

— Какие статьи с новостями ты приготовила для меня? — спросил он. Секретарша исчезла ещё на несколько секунд и вернулась, держа в руках несколько листов бумаги.

— Вот, товарищ министр. Я их только что отпечатала. Вот эта статья может показаться вам особенно интересной.

«Эта статья» была первой страницей «Уолл-стрит Джорнэл». Она называлась «Крупные перемены в китайском бизнесе?». Знак вопроса был чисто риторическим, увидел министр, прочитав первый параграф. Рен был прав. Ему придётся обсудить эту проблему с остальными членами Политбюро.

* * *
Проверка качества танковых стрельб была для Бондаренко не менее важным событием.

На вооружении танковых бригад состоял новейший вариант тяжёлого танка Т-80 УМ. Он уступал тяжёлому танку Т-99, который только что начали производить, но у него, однако, была неплохая система управления огнём, и этим он превосходил предыдущие модели.

Танковое стрельбище было простым до предела. Цели, расположенные на заранее известных фиксированных расстояниях, представляли собой большие белые картонные панели с нарисованными на них чёрными танковыми силуэтами. Многие наводчики ни разу не стреляли боевыми снарядами после окончания танкового училища — таков был уровень подготовки в Российской армии. Ярости генерала не было предела.

Оказалось, что ярость может быть ещё большей. Бондаренко наблюдал за стрельбой одного танка, который вёл огонь по цели, расположенной в тысяче метров. Для стрельбы из танка такое расстояние равносильно плевку, но на его глазах сначала первый, потом ещё два трассирующих снаряда не попали в цель, не долетев до неё. Наконец четвёртым выстрелом цель была поражена — снаряд попал в верхний правый угол. Добившись такого успеха, танк переключился на стрельбу по другой цели, на расстоянии тысяча двести метров, и дважды промахнулся, зато третий снаряд попал в самую середину нарисованного танка.

— Совсем неплохо, — заметил полковник Алиев, стоящий рядом.

— Если не считать, что танк вместе с экипажем взорвался девяносто секунд назад, — ответил генерал, сопроводив замечание грубым ругательством. — Вам приходилось видеть, что происходит, когда взрывается танк? От экипажа ничего не остаётся, кроме жареного мяса. Причём очень дорогого жареного мяса.

— Они впервые ведут огонь из танков, — сказал Алиев, надеясь успокоить своего босса. — У нас ограниченное количество учебных снарядов, и они не такие точные, как боевые.

— Сколько у нас боевых снарядов?

Алиев улыбнулся.

— Миллионы. — У них было фактически несколько складов, до предела наполненных боевыми танковыми снарядами, произведёнными в семидесятых годах.

— Тогда распорядитесь выдать всем танкам боевые снаряды, — приказал генерал.

— Москве это не понравится, — предостерёг Алиев.

— Я приехал сюда не для того, чтобы кому-то нравиться, Андрей Петрович. Моя задача — защищать страну. — Наступит время, и он встретится с идиотом, который приказал заменить заряжающего танкиста автоматической системой подачи. Эта система действовала медленнее человека, и в результате в экипаже танка стало меньше на одного танкиста, который мог бы помочь исправить повреждение. Неужели инженерам так и не пришло в голову, что танки действительно будут вести огонь в настоящем бою? Нет, этот танк был спроектирован без учёта мнения военных, как и все остальное советское вооружение. Это, по-видимому, и объясняло, почему так много боевых механизмов выходило из строя — или, что ещё хуже, наносило урон тем, кто пользовался ими. Подобно тому, как топливный бак разместили внутри БТР. Как им не пришло в голову, что член экипажа может выскочить из повреждённой машины и при этом даже уцелеть, чтобы продолжать бой в качестве пехотинца? Уязвимость танков было первым, что узнали афганцы о советских моторизованных войсках… и сколько русских парней сгорели из-за этого? Ничего, — подумал Бондаренко, — теперь у меня новая страна, у России всегда были талантливые инженеры, и через несколько лет у нас появится вооружение, достойное солдат, которые сражаются с этим оружием в руках. — Андрей, есть в нашей армии хоть что-то исправное?

— Именно поэтому мы и проводим учения, товарищ генерал. — У Бондаренко была репутация требовательного командира, который старается найти решение проблем, а не сами проблемы. Начальник его оперативного отдела считал, что Геннадий Иосифович подавлен огромными размерами трудностей, но говорит себе, что, какой бы огромной ни была проблема, она должна состоять из множества маленьких, которые можно решать одну за другой. Стрельба на танковом полигоне сегодня была отвратительной. Однако через неделю качество стрельбы заметно улучшится, особенно если раздать экипажам боевые снаряды вместо учебных. Настоящие «пули», как танкисты неизменно их называли, давали им возможность почувствовать себя настоящими мужчинами, а не школьниками со своими учебниками. Это имело большое значение, и, подобно многим переменам, которые вводил его новый босс, в этом был здравый смысл. Через две недели они снова будут инспектировать танковое стрельбище, и на этот раз там будет гораздо больше попаданий, чем промахов.

Глава 40Заявления домов мод

— Итак, Джордж? — спросил Райан.

— Как я и говорил, началось. Оказывается, наступает срок оплаты целой тонны подобных контрактов для следующего сезона или что-то похожее, а также контракты для рождественских игрушек, — доложил министр финансов своему президенту. — И это не относится только к нам. Италия, Франция, Англия — все отказываются от контрактов с ними. Китайцы вторглись в эту отрасль промышленности, захватили там целые области производства и сбыта и этим вызвали недовольство очень многих. Видишь ли, не то чтобы цыплята не вернулись в свой курятник, они просто улетели из него, и в результате наши друзья в Пекине остались с пустым мешком. Это большой мешок, Джек. Речь идёт о миллиардах долларов.

— Это принесёт им большой вред? — спросил Государственный секретарь.

— Скотт, я понимаю, тебе может показаться странным, что судьба нации может зависеть от бюстгальтеров «Секрет Виктории», но деньги есть деньги. Им нужны деньги, и внезапно они обнаруживают огромную дыру в своём бюджете. Насколько велика эта дыра? Миллиарды. От этого у них может чертовски разболеться живот.

— Каков действительный ущерб? — спросил Райан.

— Это вопрос не ко мне, Джек, — ответил Уинстон. — Спроси Скотта.

— О'кей. — Райан повернул голову к другому члену своего Кабинета министров.

— Перед тем как ответить на этот вопрос, мне нужно знать, какое общее воздействие это окажет на китайскую экономику.

Уинстон пожал плечами.

— Теоретически, они могли бы выйти из трудного положения с минимальными потерями, но это зависит от того, как будут справляться китайцы с недостачей. Их национальная индустриальная база представляет собой невероятно запутанную мешанину частных и государственных отраслей промышленности. Конечно, частные предприятия являются наиболее эффективными, а наименее эффективные — это те отрасли промышленности, которые принадлежат их армии. Я видел аналитические расчёты экономических операций, проводимых Народно-освободительной армией, которые выглядят, как что-то из журнала «МЭД», в них невозможно разобраться после того, как прочитаешь в первый раз. Солдаты плохо разбираются в том, как производить товары, — их специальность убивать и разрушать, — а если к этому добавить марксизм, то подобная смесь только ухудшит ситуацию. Таким образом, военные «предприятия» бесполезно расходуют колоссальные деньги. Если китайское правительство примет решение закрыть их или, по крайней мере, сократить их активность, они смогут преодолеть недостачу и двинуться дальше. Но они не пойдут на такой шаг.

— Совершенно верно, — согласился Адлер. — Китайская Народно-освободительная армия обладает огромным политическим влиянием в стране, партия контролирует армию, но нужно иметь в виду, что здесь до некоторой степени хвост виляет собакой. В стране зреет немалое политическое и экономическое недовольство. Им нужна армия, чтобы контролировать страну, и благодаря этому НОА получает огромную часть национального дохода.

— В Советском Союзе все было по-другому, — возразил президент.

— Другая страна, другая культура. Имей это в виду.

— Клингоны, — пробормотал Райан и кивнул. — О'кей, продолжай.

Теперь заговорил Уинстон.

— Мы не можем предсказать, какое влияние это окажет на их общество, поскольку не знаем, как будут они реагировать на недостаток валюты.

— Если они завопят, когда положение станет безвыходным, как нам следует поступить? — спросил Райан.

— Им придётся хорошо вести себя, например, восстановить заказы «Боинга» и «Катерпиллера», причём объявить об этом публично.

— Они не сделают этого — просто не смогут, — возразил Адлер. — Слишком явная потеря лица. Так не принято в Азии. Этого не произойдёт. Они могут пойти на уступки, но это будут скрытые уступки.

— Что является неприемлемым для нас с политической точки зрения. Если я попытаюсь выйти с этим в конгресс, то сначала они поднимут меня на смех, а затем распнут. — Райан отпил из своего стакана.

— А китайцам непонятно, почему ты не можешь заставить конгресс поступать так, как тебе хочется. Они считают тебя могущественным руководителем, и поэтому ты должен сам принимать решения, — заявил «Орёл» своему президенту.

— Неужели они не имеют представления о том, как функционирует наше правительство? — удивлённо спросил президент.

— Джек, я уверен, что у них есть самые разные эксперты, которые знают о конституционном процессе Америки больше меня, однако члены Политбюро не обязаны прислушиваться к ним. Они тяготеют к совершенно иному политическому окружению, которое им понятно. Для нас слово «народ» означает общественное мнение, опрос людей и в конечном итоге выборы. Для них народ — это крестьяне и рабочие, обязанные делать то, что им велят.

— И мы поддерживаем деловые отношения с такими людьми? — спросил Уинстон, глядя в потолок.

— Это называется «реалполитик», Джордж, — объяснил Райан.

— Но мы не можем делать вид, что они не существуют. В этой стране больше миллиарда населения, и, между прочим, у них имеется ядерное оружие, даже на баллистических ракетах. Это прибавляет крайне неприятный элемент к общему уравнению.

— По сообщениям ЦРУ, в Китае всего лишь двенадцать межконтинентальных баллистических ракет, и мы можем превратить их страну в ровное место для парковки автомобилей, если возникнет такая необходимость, просто на это потребуется двадцать четыре часа вместо сорока минут, — сообщил своим гостям Райан, пытаясь не обращать внимания на холодок, пробежавший по его спине. Вероятность этого была слишком отдалённой, чтобы нервничать из-за неё. — Они знают это, а кому хочется быть королём огромной парковки? Они ведь разумные люди, Скотт, не правда ли?

— Пожалуй, да. Они бряцают оружием, глядя на Тайвань, но даже это притихло за последнее время, после того, как в том регионе появился наш Седьмой флот. Между прочим, он сжигает огромное количество топлива, выделенного ВМС.

— Короче говоря, эта проблема с недостатком валюты не разрушит их экономику полностью? — спросил Джек.

— Я думаю, не разрушит, если только они не абсолютные глупцы.

— Скотт, скажи мне, они действительно глупцы?

— Не совсем — по крайней мере, так мне кажется, — ответил Государственный секретарь своему президенту.

— Отлично, тогда я пойду наверх и налью себе ещё немного бурбона. — Райан встал, и его гости сделали то же самое.

* * *
— Но это безумие! — воскликнул Киан, обращаясь к Фангу на другой половине земного шара.

— Я не буду спорить с тобой, Киан, но мы должны сообщить об этом остальным нашим коллегам.

— Фанг, это может привести к катастрофе для страны. Чем мы будем платить за пшеницу и нефть?

— Какие у нас резервы?

Министр финансов был вынужден сесть и задуматься над этим вопросом. Он закрыл глаза и попытался вспомнить цифры, которые ему сообщали первого числа каждого месяца. Затем он открыл глаза.

— Урожай в прошлом году был выше среднего. Нам хватит продовольствия примерно на год — если предположить, что в этом году мы соберём средний урожай или даже немного меньше среднего. Но главной проблемой является нефть. За последнее время мы тратим огромное количество нефти, особенно когда НОА постоянно проводит учения на севере и на побережье. Что касается нефти, наши резервы равняются примерно пятимесячному запасу, и у нас есть валюта для закупки нефти ещё на два месяца. Далее, мы обеспечиваем все свои внутренние нужды в каменном угле, так что снабжение электричеством останется на прежнем уровне. Освещение не погаснет, поезда будут продолжать движение, но НОА будет вынуждена резко сократить потребление топлива. — «Вообще-то, для страны это не так уж плохо», — подумал он, но промолчал. Оба министра признавали важность Народно-освободительной армии, но в настоящее время она больше походила на внутренние полицейские силы, что-то вроде большой и хорошо вооружённой полиции, чем на гаранта национальной безопасности, поскольку внешних угроз не существовало.

— Армии это не понравится, — предостерёг Фанг.

— Меня не слишком беспокоит, что кому-то нравится или не нравится, — возразил министр финансов. — Нам нужно вытащить страну из девятнадцатого века, развить промышленность, накормить людей и дать им работу. Идеология нашей юности не была достаточно успешной для осуществления этого.

— Ты утверждаешь, что…

Киан пошевелился в кресле.

— Помнишь, что говорил Дэн? Не имеет значения, какого цвета кошка — белая или чёрная, — лишь бы она ловила мышей. А Мао послал его в ссылку вскоре после этого, и теперь нам нужно кормить ещё две сотни миллионов ртов. Но дополнительное финансирование для этой цели поступает к нам только от чёрной кошки, а не от белой. Мы живём в практическом мире, Фанг. У меня тоже есть экземпляр «Маленькой Красной Книжки», но я никогда не пытался питаться ею.

Бывший инженер по строительству железных дорог был захвачен и своей бюрократией и своей работой, подобно его предшественнику — тот умер в относительно молодом возрасте семидесяти восьми лет, ещё до того как его лишили кресла в Политбюро. Киан, молодой шестидесятишестилетний кандидат в члены Политбюро, должен научиться искусству более тщательно следить за своими словами и мыслями. Фанг собрался предупредить об этом министра финансов, когда Киан заговорил снова:

— Фанг, люди, такие, как ты и я, должны свободно говорить друг с другом. Мы с тобой не студенты, полные революционного пыла. За нами годы опыта и глубоких знаний, и мы должны обладать способностью обсуждать проблемы откровенно. Мы напрасно тратим слишком много времени на наших совещаниях, становясь на колени перед мёртвым телом Мао. Он умер, Фанг, умер. Действительно, он был великим человеком, да, он был великим вождём нашего народа, но он не был Буддой, или Иисусом, или кем-то ещё. Он был всего лишь человеком, у него были идеи. Большинство его идей были правильными, но в некоторых он ошибался, и некоторые идеи не действовали. Великий Прыжок вперёд не достиг ничего, а Культурная Революция, вдобавок к тому, что уничтожила интеллектуалов и смутьянов, привела миллионы людей к смерти от голода, а это было нежелательно, правда?

— Это верно, мой молодой друг, но очень важно, как представить свои идеи, — предупредил Фанг своего молодого, не имеющего права голоса члена Политбюро. — Представь их глупо, и ты будешь считать мешки бобов на коллективной ферме. — Сам он был слишком стар, чтобы ходить босиком по рисовым полям, даже в качестве наказания за вероотступничество.

— Но ты поддержишь меня? — спросил Киан.

— Постараюсь, — прозвучал нерешительный ответ. Сегодня Фангу придётся к тому же выразить точку зрения Рен Хи-Пинга, а это совсем непросто.

* * *
В Министерстве финансов КНР рассчитывали на поступление валюты. Ею было необходимо оплачивать заключённые контракты. Уже давно ожидали прибытия танкера, потому что за него заплатили до выхода танкера в море, и этот танкер только что подходил к нефтепирсу у берега Ирана. Танкер будет загружен четырьмястами пятьюдесятью шестью тысячами тонн сырой нефти меньше чем за сутки, затем поплывёт на юг по Персидскому заливу, повернёт на юго-восток, огибая Индию, минует переполненный судоходством Малаккский пролив, пройдёт мимо Сингапура и далее на север к огромному недавно построенному нефтяному терминалу у Шанхая. Там ему понадобится тридцать или сорок часов, чтобы откачать доставленную нефть, и затем он отправится в обратный путь по направлению к Персидскому заливу в бесконечном процессе снабжения КНР нефтью.

За исключением того, что этот процесс не был таким уж бесконечным. Он закончится, как только перестанут поступать деньги, потому что матросам надо платить, долг за танкер приходится обслуживать и, самое главное, необходимо покупать нефть. Причём речь шла не об одном танкере. Перевозкой нефти в Китай занималось много нефтеналивных судов. Спутник, сконцентрировавший своё внимание на этом участке Индийского океана, рассматривая танкеры с огромной высоты, видел бы их, словно автомобили на шоссейной дороге, постоянно движущиеся от одной точки до другой. И, подобно автомобилям, танкеры необязательно двигались постоянно от одной точки к другой. Здесь имелись и другие гавани, где нужно было разгружать нефть, для команд танкеров места выхода и прибытия не имели никакого значения, потому что они почти все время проводили в море, а море всюду одно и то же. Не имело это значения ни для собственников танкеров, ни для агентов, которые занимались их фрахтом. Важным было одно: чтобы им вовремя заплатили за работу.

Что касается именно этого танкера, деньги были переведены телеграфом, сняты с одного счета и зачислены на другой, так что члены команды стояли на своих постах и наблюдали за тем, как нефть вливается в огромные ёмкости судна. Наблюдение велось с помощью различных циферблатов и индикаторов: в конце концов, невозможно видеть, как нефть льётся по трубам. Другие члены команды были на берегу и занимались снабжением судна продовольствием и питьевой водой, посещали торговцев, закупая журналы и книги для экипажа, видеокассеты и напитки, употребляемые с пищей, а также другие припасы, которые будут израсходованы на обратном пути. Несколько матросов искали женщин, чьи услуги можно купить, но в Иране это было довольно сложно. Никто из команды не знал, кто платит им за работу. Их задача заключалась в том, чтобы работать на судне эффективно, с соблюдением всех правил безопасности. Офицеры танкера, почти все, возили с собой жён, для которых эти путешествия являлись продолжительными, хотя и скучными, круизами. На каждом современном танкере имелся плавательный бассейн и палуба, на которой можно загорать, а также спутниковое телевидение для развлечений и новостей. Никто из женщин не проявлял особого интереса к тому, куда направляется танкер, потому что шопинг для женщин является шопингом, а в каждом новом порту можно найти что-нибудь интересное.

Этот танкер, который назывался «Уорлд Прогресс», был зафрахтован в Лондоне, и предполагалось, что он совершит ещё пять рейсов в Пекин до окончания своего фрахта.

За фрахт платили, однако, перед каждым рейсом, и деньги за этот рейс поступили всего семь дней назад. Впрочем, это мало интересовало владельцев танкера или его агента. В конце концов, они имели дело с государством, населённым почти одной национальностью, и его кредит выглядел надёжным. Через некоторое время погрузка была закончена. Компьютеризованная система сообщила первому помощнику, что дифферент судна нормальный, и он информировал об этом капитана. Капитан дал команду главному механику включить газовые турбины. У нефтеналивного судна такого типа подобные действия осуществлялись легко и быстро, и меньше чем через пять минут двигательная установка была полностью готова к выходу в море. Ещё через двадцать минут мощные портовые буксиры медленно оттянули танкер от нефтеналивного пирса. Этот этап выхода из порта был самым трудным для команды танкера, потому что риск столкновения и серьёзного повреждения в тесных водах порта особенно реален. На этот раз меньше чем через два часа танкер вышел из гавани и собственным ходом направился к узкому проходу в Бондар-Аббас, за которым лежало открытое море.

* * *
— Да, Киан, — устало произнёс премьер-министр Ху, — продолжайте.

— Товарищи, во время последнего заседания я предупредил вас о потенциальной проблеме немалых размеров. Теперь эта проблема реализуется и становится все серьёзней.

— Неужели у нас больше нет денег, Киан? — спросил Чанг Хан Сан, едва скрывая усмешку. Ответ развеселил его ещё больше.

— Да, Чанг, деньги в казначействе подходят к концу.

— Каким образом могут кончиться деньги у нации? — потребовал ответа старший член Политбюро.

— Таким же образом, как это происходит у фабричного рабочего, если он тратит больше, чем зарабатывает. Ещё один способ заключается в том, чтобы оскорбить своего босса и лишиться работы. Мы сделали и то и другое, — спокойно ответил Киан.

— Что это за босс у нас? — спросил Чанг с обезоруживающей и мрачной мягкостью.

— Товарищи, мы называем это торговлей. Мы продаём наши товары и получаем деньги, чтобы купить товары у других поставщиков. Поскольку мы не являемся крестьянами древних времён, менявшими свинью на барана, мы должны пользоваться деньгами, которые представляют собой средство международного обмена. Наша торговля с Америкой приносила нам ежегодное активное сальдо в семьдесят миллионов долларов.

— Как щедро со стороны иностранных дьяволов, — заметил премьер-министр Ху Чангу вполголоса.

— И эти деньги мы почти полностью потратили для закупки различных товаров, за последнее время в основном для нужд Народно-освободительной армии. Большинство сделок представляет собой закупку предметов долгосрочного пользования, для которых нам пришлось внести аванс, как это принято в международной торговле оружием. К этому мы должны прибавить пшеницу и нефть. Есть и другие вещи, важные для нашей экономики, но пока мы сконцентрируемся на этих.

Киан обвёл взглядом стол, ожидая одобрения. Большинство членов Политбюро кивало, одобряя слова министра финансов, хотя маршал Луо Конг, министр обороны и главнокомандующий НОА, а также повелитель огромной промышленной империи НОА, смотрел на него пронзительным взглядом. Министр финансов особо выделил расходы его персональной империи, и это не было сделано для того, чтобы доставить ему удовольствие.

— Товарищи, — продолжал Киан, — теперь перед нами угроза потери значительной части, может быть даже основной, активного сальдо в торговле с Америкой и другими иностранными государствами. Вот посмотрите на это. — Он поднял в руке пачку телексов и распечаток электронной почты. — Это отказы от коммерческих деловых заказов и финансовых переводов. Позвольте мне объяснить. Это миллиарды потерянных долларов, деньги, которые в некоторых случаях мы ужеизрасходовали, — но это деньги, которые мы никогда не получим, потому что разгневали тех, с кем поддерживаем деловые отношения.

— Вы говорите мне, что они настолько сильны, что могут управлять нами? Чепуха! — заметил один из членов Политбюро.

— Товарищ, они достаточно сильны, чтобы покупать наши товары за наличные или не покупать их за наличные. Если они решат не покупать их, у нас не будет денег, чтобы потратить их для закупки дорогостоящих игрушек маршала Луо. — Киан применил это слово намеренно. Пришло время объяснить суровые факты жизни этим людям, и пощёчина является лучшим методом, чтобы привлечь их внимание. — А теперь рассмотрим проблему пшеницы. Из неё мы готовим хлеб и макароны. Если у нас нет пшеницы, то не будет и макаронных изделий. Наша страна не выращивает достаточно пшеницы, чтобы накормить население. Мы знаем это. У нас слишком много ртов, которые нужно кормить. Самые большие страны, выращивающие пшеницу, — Америка, Канада, Австралия, Аргентина и так далее. У них будет пшеница, которую они могли бы продать, но чем мы заплатим за закупки? Маршал Луо, вашей армии нужна нефть, которую можно превратить в дизельное горючее и керосин для реактивных самолётов, разве не так? То же самое нам нужно для дизельных поездов и наших авиалиний. Но мы не можем добывать достаточно нефти даже для потребления внутри страны, так что приходится покупать её у стран Персидского залива или где-нибудь ещё — и снова, чем расплачиваться за нефть?

— Так продавайте наши товары кому-нибудь другому, — послышался голос одного из членов Политбюро «с поразительной наивностью», подумал Киан.

— Кем именно может быть этот кто-то другой, товарищ? Существует только одна Америка. Кроме того, мы оскорбили всю Европу. Кто остаётся? Австралия? Они союзники Европы и Америки. Япония? Они также торгуют с Америкой и сейчас примут меры, чтобы воспользоваться рынками, которые мы потеряли, а не покупать у нас. Может быть, Южная Америка? Это всё христианские страны, а мы только что убили видного христианского священника, не правда ли? Более того, в их понимании он погиб как герой. Мы не просто убили его, нет, мы создали святого мученика для их веры! Товарищи, мы специально создали нашу промышленность, чтобы торговать на американском рынке. Чтобы торговать где-то ещё, нам нужно сначала определить их нужды, которые мы можем удовлетворить, и лишь затем появиться на рынке. Ведь нельзя просто появиться с кораблём, полным разных товаров, и торговать ими за наличные на причале! Потребуется время и терпение, чтобы отвоевать для себя место на рынке. Товарищи, мы выбросили на свалку работу, на которую ушли десятилетия. Деньги, которые мы потеряли, не вернутся обратно в течение многих лет, и до этого времени нам нужно научиться жить по-другому.

— Что вы хотите сказать? — огрызнулся Чанг.

— Я хочу сказать, что Народная Республика стоит на пороге экономического разорения из-за того, что два наших полицейских убили двух священников, вмешавшихся не в своё дело.

— Это невозможно!

— Вы полагаете, что это невозможно, товарищ Чанг? Если вы оскорбите человека, дающего вам деньги, он больше не будет таким щедрым. Неужели вы не понимаете этого? Мы сделали все возможное, чтобы оскорбить Америку, а затем оскорбили всю Европу. Мы превратились в париев — они называют нас варварами из-за этого несчастного инцидента в больнице. Я не защищаю их, но я должен сказать вам, о чём они думают и что говорят. И пока они так думают и говорят, мы будем расплачиваться за совершенную ошибку.

— Я отказываюсь верить в это! — настаивал Чанг.

— Отлично. Вы можете приехать в моё министерство и лично подсчитать цифры. — «Киан чувствует свою силу, — заметил Фанг. — Наконец-то ему удалось добиться того, что члены Политбюро слушают его. Наконец-то он заставил их задуматься о его мыслях и опыте». — Неужели вы думаете, что я придумал эту историю, чтобы рассказывать её в какой-нибудь сельской гостинице за чашкой рисового вина?

Затем слово взял премьер-министр Ху. Он наклонился вперёд и заговорил.

— Вы привлекли наше внимание к этой проблеме, Киан. Что мы можем сделать, чтобы выйти из затруднительного положения?

Сделав своё заявление быстро и эффективно, Киан Кун не знал, что говорить дальше. Не существует способа предотвратить катастрофу, с которым согласились бы эти люди. Но, дав им почувствовать вкус горькой правды, теперь он должен продолжать говорить о суровой действительности.

— Нам нужно изменить представление американцев о нас. Мы должны показать им, что мы не те люди, которых они называют варварами. Мы должны изменить их мнение о нас. Для начала, необходимо загладить вину за смерть двух этих священников.

— Унижаться перед иностранными дьяволами? Никогда! —рявкнул Чанг.

— Товарищ Чанг, — произнёс Фанг, стараясь осторожно прийти на помощь Киану. — Да, мы Поднебесная империя, и нет, мы не варвары. Варварами являются они. Но иногда приходится иметь дело с варварами, а это означает необходимость понимания их точки зрения и, до некоторой степени, приспособления к ней.

— Унижаться перед ними?

— Да, Чанг. Нам нужно то, что есть у них, и, чтобы получить это, мы должны стать приемлемыми для них.

— А когда в следующий раз они потребуют, чтобы мы произвели политические перемены, тогда как мы поступим? — Это говорил премьер-министр Ху, причём говорил нервным голосом, что было необычно для него.

— Мы примем такие решения, когда и если они предъявят нам такие требования, — ответил Киан, что понравилось Фангу, который не хотел рисковать, делая подобное заявление.

— Мы не можем пойти на такой риск, — ответил министр внутренних дел Тонг Джи, взяв слово в первый раз. В его подчинении находилась полиция всей страны, и он нёс ответственность за общественный порядок в стране. Только в том случае, если ситуация выйдет из-под контроля, он обратится за помощью к маршалу Луо. Это приведёт к потере им лица и влияния в Политбюро. По сути дела, в смерти двух священников обвиняли его, поскольку именно он издал формальный приказ о подавлении религиозной деятельности в КНР, увеличив суровость соблюдения законов, для того чтобы увеличить относительное влияние своего министерства. — Если иностранцы будут настаивать на политических переменах внутри нашей страны, это приведёт к свержению всех нас.

Фанг сразу заметил, что это является ключевой проблемой. Абсолютной основой Китайской Народной Республики является власть партии и её вождей, то есть тех людей, которые сейчас находятся здесь. Подобно древней знати, каждого члена Политбюро сопровождал преданный слуга, сидящий на стуле у стены, ожидая команды принести чай или стакан воды. У каждого члена Политбюро была своя сфера власти, будь то оборона, или внутренние дела, или тяжёлая прмышленность. В случае Фанга власть основывалась на длительной дружбе и огромном опыте. Каждый из них долго и упорно трудился, чтобы достигнуть этого положения, и ни один из них не соглашался на потерю того, чего он добился. Это можно сравнить с губернатором провинции при династии Цин, ни один из которых не согласился бы добровольно уступить свой пост и стать простым мандарином, потому что это означало по меньшей мере бесчестие и, вполне вероятно, смерть. Члены Политбюро знали, что, если иностранная держава потребует и добьётся политических уступок во внутренней жизни страны, их власть ослабеет, а этим они не могли рисковать.

Они управляли крестьянами и рабочими и потому боялись их. В старые времена знать могла опереться на учения Конфуция или Будды, на духовное основание их земной власти. Но Маркс и Мао смели все это прочь, оставив только силу в качестве обороны коммунистической власти. И если для поддержания процветания своей страны им придётся уменьшить эту силу, что будет тогда? Они не знали, а эти люди боялись неизвестности, как ребёнок боится злобных чудовищ, прячущихся ночью у него под кроватью, но по гораздо более важной причине.

Однажды это произошло — прямо здесь, в Пекине, всего несколько лет назад. Ни один из присутствующих на Политбюро не забыл этого.

Перед народом все они всегда демонстрировали твёрдую уверенность. Однако каждый их них, стоя перед зеркалом в ванной или лёжа ночью на кровати, перед тем как заснуть, испытывал страх, несмотря на то что они купались в атмосфере преданности крестьян и рабочих, поскольку знали, что крестьяне и рабочие боятся их, но одновременно ненавидят. Ненавидят за их высокомерие, их коррупцию, за их привилегии, за то, что они питаются изысканной пищей, живут в роскошных домах, имеют личных слуг. Вожди знали, что их слуги также презирают их, пряча презрение за улыбками и покорными поклонами, за которыми вполне могут скрываться кинжалы, потому что именно так чувствовали себя крестьяне и рабочие по отношению к знати сотню лет назад. Революционеры воспользовались этой ненавистью против классовых врагов того времени, и новые революционеры, знали они, могут использовать эту молчаливую ненависть против них. Вот поэтому-то они держались за власть с тем же отчаянием, как знатные вельможи в старые времена, с той лишь разницей, что они делали это с большей безжалостностью, потому что, в отличие от знати, им было некуда бежать. Идеология заперла их в своих золотых клетках более надёжно, чем любая религия.

Фанг никогда не задумывался над всеми этими мыслями в их целостности. Подобно остальным членам Политбюро, он отчаянно беспокоился, когда студенты организовывали демонстрации на площади, сооружали свою «богиню свободы» из штукатурки или папье-маше — Фанг не помнил подробностей, зато помнил вздох облегчения, когда НОА разрушила башню. Это было сюрпризом для него — осознание факта, насколько прочно он привязан к этому месту. Он и его коллеги обладали колоссальной властью над каждым гражданином своей страны, но эта власть была иллюзией…

Нет, они не могли позволить другой стране диктовать им правила политического поведения, потому что их жизни зависели от этой иллюзии. Это походило на дым в тихий день, похожий на столб, поддерживающий небеса, но даже слабый порыв ветра может сдуть его, и тогда небеса обрушатся. Обрушатся на них.

Но Фанг также понимал, что выхода нет. Если они не проведут реформы, устраивающие Америку, тогда в их стране не будет пшеницы и нефти, и, возможно, многих других вещей. В этом случае им угрожает опасность массовых волнений, вызванных гигантской волной, поднимающейся снизу. Но, чтобы не допустить этого, они должны ввести некоторые внутренние послабления.

Чтобы уничтожить самих себя быстрее и с большей уверенностью?

«А это имеет значение? — спросил себя Фанг. — Они погибнут в любом случае. Интересно, как это произойдёт: от кулаков толпы, или сначала их выстроят у стены, а потом расстреляют, а может, от верёвки палача. Нет, их прикончат пулями. Именно так его страна расправлялась с людьми. Вероятно, это предпочтительнее, чем меч, отсекающий голову, как в старые времена. Что, если рука палача дрогнет и он промахнётся? Это будет ужасное зрелище». Ему требовалось только посмотреть на людей, сидящих вокруг стола, чтобы убедиться, что все думают об этом же, по крайней мере те, у кого достаточно разума. Все люди боятся неизвестности, но теперь им нужно выбрать, какой неизвестности бояться больше, и этот выбор тоже пугал их.

— Значит, Киан, вы говорите, что мы рискуем лишиться многого, потому что у нас больше нет денег, нужных для закупок? — спросил премьер-министр Ху.

— Совершенно верно, — подтвердил министр финансов.

— Есть ли иные способы получить деньги и нефть?

— Это не входит в мою компетенцию, — ответил Киан.

— Нефть сама по себе является валютой, — сказал Чанг. — К северу от нас находятся огромные запасы нефти. Там же залежи золота и многие другие вещи, в которых мы нуждаемся. Огромные запасы леса. И то, в чём мы нуждаемся больше всего, — территория, пространство для жизни наших людей.

Маршал Луо кивнул:

— Мы обсуждали это раньше.

— Что вы имеете в виду? — спросил Фанг.

— Район Северных Ресурсов, так когда-то называли его наши японские друзья, — напомнил Чанг членам Политбюро.

— Эта авантюра кончилась катастрофой, — тут же заметил Фанг. — Нам повезло, что мы не пострадали от неё.

— Но мы совсем не пострадали от этого, — напомнил Чанг. — Никто даже не подумал, что мы связаны с происходившим. Мы уверены в этом, не правда ли, Луо?

— Именно так. Русские не подумали об укреплении своих южных границ. Они даже не обратили внимания на проводимые нами учения, в результате которых наши Вооружённые силы достигли высокого уровня боевой готовности.

— Мы можем быть уверенными в этом?

— О да, — сказал министр обороны членам Политбюро. — Тан? — произнёс он.

Тан Деши был шефом Министерства государственной безопасности, в его ведении находились зарубежные и внутренние разведывательные службы КНР. В семьдесят лет он был одним из самых молодых членов Политбюро, вероятно, самым здоровым из всех, никогда не курил и почти не употреблял алкоголь.

— Когда мы начали вести усиленные учения, они наблюдали за нами с беспокойством, но после первых двух лет потеряли к ним интерес. Сейчас более миллиона наших граждан живут в Восточной Сибири — они живут там нелегально, но русские не обращают на это особого внимания. Многие посылают мне донесения. У нас хорошее представление о русской обороне.

— Какова их степень готовности? — спросил Тонг Джи.

— В общем, очень низкая. У них там одна полностью укомплектованная дивизия, одна укомплектована на две трети, и в остальных только кадровые офицеры. Наши источники сообщили, что новый командующий Дальневосточным округом генерал армии Бондаренко потерял надежду улучшить ситуацию.

— Одну минуту, — возразил Фанг. — Сейчас мы обсуждаем возможность войны с Россией?

— Да, — ответил Чанг Хан Сан. — Мы поступали так и раньше.

— Это верно, но в первом таком случае Япония была нашим союзником, тогда как Америку удалось нейтрализовать. Во втором — мы исходили из того, что Россия ещё до начала войны расколется по религиозным соображениям. Кто наши союзники в данном случае? Разве нам удалось каким-то образом ослабить Россию?

— Нам немного не повезло, — ответил Тан. — Главный советник их президента Грушевого остался жив.

— Что вы имеете в виду? — спросил Фанг.

— Я имею в виду, что наша попытка убить его оказалась неудачной. — В течение двух минут Тан объяснил замысел и результат. Члены Политбюро, сидящие вокруг стола, были потрясены.

— Я одобрил действия Тана, — спокойно сообщил им Ху.

Фанг посмотрел на Чанг Хан Сана. Несомненно, замысел принадлежал ему. Его старый друг мог ненавидеть капиталистов, но это ничуть не мешало ему действовать, подобно самому жестокому пирату, если это требовалось для достижения его целей. К тому же Ху прислушивался к его советам, а Тан был его сильной правой рукой, исполнителем замыслов. Фанг думал, что знает всех этих людей, но теперь понял, что ошибался. В каждом из членов Политбюро что-то скрывалось, что-то страшное и зловещее. Они намного безжалостнее, чем он, понял Фанг.

— Это начало войны, — возразил Фанг.

— Наша оперативная безопасность была великолепной. Наш русский агент, некто Климентий Суворов, бывший офицер КГБ, был завербован нами много лет назад, когда он служил в Пекине. Он выполнял наши поручения в течение длительного времени. У него отличные связи в разведывательном и военном сообществах. Точнее сказать, в тех их частях, которые составляют теперь российский преступный мир. По сути дела, он является обычным уголовником — многие офицеры КГБ превратились в уголовников после увольнения из своего комитета. Это, однако, нам на руку. Суворов любит деньги и готов выполнить любое наше задание, если ему хорошо заплатить. К сожалению, элементарная случайность помешала устранить этого Головко, — закончил Тан.

— И что будет дальше? — спросил Фанг. И тут же предостерёг себя. Он задавал слишком много вопросов, занимал в этом деле слишком личную позицию. Даже в этой комнате, даже среди своих старых товарищей не имело смысла слишком выделяться из их среды.

— Теперь Политбюро должно принять решение, — равнодушно ответил Тан. Ответ был, должно быть, притворным, но в любом случае прозвучал хорошо.

Фанг кивнул и откинулся на спинку кресла, делая вид, что удовлетворён ответом.

— Луо? — спросил Ху. — Это осуществимо?

Маршалу тоже приходилось следить за своими словами, чтобы не показаться излишне уверенным в себе. В этой комнате легко навлечь на себя неприятности, стоит всего лишь пообещать больше, чем ты в состоянии выполнить. Правда, Луо занимал уникальное положение — до некоторой степени схожее с министром внутренних дел Тонгом, — за его спиной стояла армия и его должность.

— Товарищи, мы долго и тщательно изучали этот стратегический вопрос. Когда Россия была Советским Союзом, подобная операция была неосуществима. Их Вооружённые силы были значительно больше по размерам и снабжались намного лучше. В их распоряжении было множество межконтинентальных и тактических ракет, снабжённых термоядерными боеголовками. Теперь у них нет таких ракет благодаря двустороннему соглашению с Америкой. Сегодня Россия представляет собой всего лишь бледную тень того, чем она была десять или двенадцать лет назад. Половина призывников просто не приходит на призывные пункты, когда их призывают в армию, — если бы такое произошло здесь, все мы знаем, что случилось бы с подобными нарушителями, не правда ли? Они растратили значительную часть своей военной мощи в войне с чеченским религиозным меньшинством. Таким образом, можно сказать, что Россия уже раскалывается по своим религиозным границам. С практической точки зрения задача, стоящая перед нами, проста, хотя и не так легко осуществима. Самая большая трудность заключается в расстоянии и пространстве, а не в действительном военном сопротивлении. От нашей границы до их новых нефтяных месторождений у Северного Ледовитого океана тысячи километров, а вот до новых месторождений золота расстояние гораздо меньше. Самая благоприятная новость для нас заключается в том, что Российская армия сама прокладывает дороги, необходимые нам для продвижения вперёд. Это сокращает стоящие перед нами проблемы на две трети. Их военно-воздушные силы настолько слабы, что о них можно просто не говорить. Мы должны легко справиться с ними — в конце концов, они продают нам свои лучшие военные самолёты, и эти самолёты не поступают на вооружение их собственных частей. Для упрощения нашей задачи нам следует нарушить их командную цепь и разрушить методы контроля, подорвать их политическую стабильность и тому подобное. Тан, ты можешь осуществить это?

— Это зависит от конкретной задачи, поставленной передо мной, — ответил Тан Деши.

— Возможно, следует устранить Грушевого, — задумчиво произнёс Чанг. Сейчас он единственный человек в России, обладающий реальной властью. Стоит убрать его, и страна потеряет политическое руководство.

— Товарищи, — пришлось сказать Фангу, несмотря на риск, — то, что мы обсуждаем здесь, смело и дерзновенно, но является очень опасным. Что, если мы потерпим неудачу?

— Тогда, мой друг, наше положение будет ничем не хуже того, в каком мы находимся сейчас, — ответил Чанг. — Но если мы добьёмся успеха — а это представляется весьма вероятным, — мы займём положение, к которому стремились с нашей молодости. Китайская Народная Республика станет ведущей страной мира. — «Это принадлежит нам по праву», — подумал он, но промолчал. — Председатель Мао никогда не считал, что не сможет уничтожить Чан Кайши, правда?

С этим не приходилось спорить, и Фанг даже не пытался. Переход от страха к авантюре был настолько неожиданным, что стал заразительным и увлёк всех присутствующих в комнате. Куда пропала та осторожность, которой так часто руководствовались члены Политбюро? Они оказались на борту тонущего корабля и вдруг увидели путь к спасению. Согласившись с предыдущим мнением, они очертя голову бросились к единственному, что сулило им выход. Все, что теперь оставалось Фангу, это молча сидеть и наблюдать за развитием событий, ожидая — надеясь, — что здравый смысл вырвется на поверхность и одержит верх.

Но кто рискнёт призвать к этому?

Глава 41Заговоры государства

— Да, министр? — сказала Минг и взглянула на Фанга, оторвавшись от своих почти законченных заметок.

— Ты осторожно относишься к этим записям, правда?

— Конечно, товарищ министр, — сразу ответила она. — Вы хорошо знаете, что я даже никогда не печатаю их. У вас есть основания для беспокойства?

Фанг пожал плечами. Напряжение, которое он испытывал во время сегодняшнего заседания, постепенно покидало его. Он был практичным и старым человеком. Если есть способ решения этой проблемы, об этом способе скоро станет известно. Если такого способа нет, тогда он будет ждать. Так он поступал всегда. В данной ситуации инициатива не принадлежала ему, и из его записей станет ясно, что он был одним из осторожных скептиков во время заседания Политбюро. Одним из нескольких, конечно, был ещё Киан Кун, который вышел из комнаты, качая головой и бормоча что-то своему старшему помощнику. «Интересно, — подумал Фанг, — ведёт ли Киан записи о ходе обсуждения на Политбюро. Это было бы верным решением. Если все сорвётся, такие записи будут его единственной защитой. На этом уровне власти тем, кто допустил ошибку, угрожает не перевод на физическую работу, скорее их пепел будет рассыпан над рекой».

— Минг?

— Да, товарищ министр?

— Что ты думаешь о студентах, которые устроили демонстрацию на площади несколько лет назад?

— Как вы знаете, товарищ министр, в то время я ещё училась в школе.

— Да, но что ты тогда думала?

— Я думала, что они ведут себя безрассудно. Первым всегда срубают самое высокое дерево. — Это было древнее китайское изречение, и потому его можно произнести, не опасаясь последствий. Китайская культура осуждала подобные действия, но при этом восхваляла смельчаков, которые шли на это. Как в любом человеческом племени, критерий был прост. Если вы добились успеха и победили, тогда вы герой, вами будут восхищаться и вас будут помнить. Стоит вам потерпеть неудачу, никто не вспомнит о вас, разве что в качестве отрицательного примера. Таким образом, самым безопасным является средний курс, и в безопасности заключается жизнь.

Студенты были слишком молодыми, чтобы знать все это. Те, кто слишком молод, готовы принять мысль о смерти. Самые смелые солдаты всегда самые молодые, полные духа великой страсти и веры. Они прожили ещё недостаточно, чтобы подумать о том, каким будет мир, если он повернётся против них, были слишком глупыми, чтобы испытывать страх. Для детей неизвестность — это нечто, в поисках чего вы проводите почти всю жизнь и наконец узнаете. В ходе поисков вы понимаете, что узнали всё, что безопасно знать, в этот момент большинство людей прекращает дальнейшие поиски. Но остаются очень немногочисленные люди, от которых зависит прогресс, смелые и безрассудные, идущие в неизвестность с открытыми глазами, и человечество навсегда запоминает тех немногих, кто вернулся обратно живым…

…и быстро забывает тех, кто не вернулся.

Но истинный смысл истории заключается в том, чтобы помнить тех, кто вернулся, а сущность общества Фанга состоит в том, чтобы напоминать им о тех, кто исчез навсегда.

Такова странная двойственность. Какие общества, — думал он, — поощряют людей уходить в неизвестность? Как совершают они подобное? Процветают ли они, или бродят слепыми в темноте, теряя смысл поисков в бесцельных, никуда не направленных скитаниях?В Китае все следовали словам и мыслям Маркса, изменённым и уточнённым Мао, потому что он смело вошёл в темноту и вернулся обратно, принеся с собой революцию, и, таким образом, изменил путь нации. Но теперь все это остановилось, потому что никто не хотел двигаться вперёд, за пределы того, что Мао исследовал и осветил — и объявил всё, что Китаю и всему миру надлежит знать. Мао был кем-то вроде религиозного пророка, разве не правда? — думал Фанг.

…Может быть, Китай только что убил пару таких людей?

— Спасибо, — сказал он девушке, ждущей в кабинете его следующего приказа. Он не видел, как Минг закрыла дверь и пошла к своему столу, чтобы транскрибировать записанные ею воспоминания министра о происшедшем на заседании Политбюро.

* * *
— Боже милостивый, — прошептал доктор Сиэрс за своим столом. Как обычно, донесение «ЗОРГЕ» было напечатано на лазерном принтере заместителя директора по оперативной работе, передано ему, и он вернулся в свой кабинет для того, чтобы заняться его переводом. Иногда эти донесения были такие короткие, что он переводил их, стоя перед столом, но этот документ оказался очень длинным. По сути дела, он занимал восемь страниц, напечатанных через полтора интервала на его лазерном принтере. Из-за важности его содержания Сиэрс не торопился с переводом. Закончив работу, он заново проверил перевод. Внезапно у него появились сомнения относительно того, правильно ли он понимает смысл китайского языка. Он не мог позволить себе допустить ошибку в переводе или представить в ложном свете документ такого содержания. В общей сложности ему понадобилось на перевод два с половиной часа, или в два раза больше того, что обычно ожидала от него миссис Фоули, прежде чем он поднялся обратно к ней в кабинет.

— Почему перевод занял так много времени? — спросила Мэри-Пэт, когда он вошёл в кабинет.

— Миссис Фоули, это горячий материал.

— Насколько горячий?

— Как магма, — сказал Сиэрс, передавая ей папку.

— Вот как? — Она взяла страницы, откинулась на спинку своего комфортабельного кресла и начала читать. «ЗОРГЕ», источник «Певчая птичка». Её глаза пробежали по заголовку вчерашнее заседание китайского Политбюро. Затем Сиэрс увидел, как её глаза сузились и рука протянулась к ириске. Она перевела глаза на него. — Да, вы не шутили. Анализ?

— Мэм, я не могу оценить надёжность источника, но если все это правда, тогда мы смотрим на процесс, какого я никогда не видел, за исключением книг по истории, и слышим слова, которые никто никогда не слышал в этом здании. Я хочу сказать, что здесь цитируются выступления каждого министра в их правительстве, и почти все говорят одно и то же.

— И это совсем не то, что нам хотелось бы слышать, — завершила Мэри Патриция Фоули его заявление. — Если предположить, что все здесь изложено точно, вам это кажется реальным?

Сиэрс кивнул.

— Да, мэм. Это кажется мне реальным разговором между реальными людьми, и содержание соответствует личностям, которых я знаю. Может ли это быть сфабрикованным? Да, может. Если так, то источник был скомпрометирован тем или другим способом. Тем не менее я не вижу, что это может быть сфальсифицировано без их желания создать какой-то специфической эффект, и это будет эффект, не являющийся слишком привлекательным для них.

— Какие-нибудь рекомендации?

— Было бы неплохо пригласить Джорджа Вивёра из Провиденса, — ответил Сиэрс. — Он хорошо читает их мысли. Он встречался со многими из них лицом к лицу и сможет подтвердить мой анализ.

— В чем этот анализ заключается? — спросила Мэри-Пэт, не переворачивая последнюю страницу, где это будет напечатано.

— Они замышляют войну.

Заместитель директора ЦРУ по оперативной работе встала и вышла из кабинета. За ней последовал доктор Джошуа Сиэрс. Она прошла короткое расстояние до кабинета своего мужа и вошла в него, даже не посмотрев на секретаршу Эда.

Когда она вошла в кабинет, у Эда Фоули шло совещание с заместителем директора ЦРУ по науке и технике и двумя ведущими специалистами отдела. Директор с удивлением поднял голову, затем увидел у неё в руке голубую папку.

— Да, детка?

— Извини меня, но это не может ждать ни минуты. — Её голос был таким же выразительным, как и её слова.

— Фрэнк, встретимся снова после ланча?

— Конечно, Эд. — Заместитель директора по науке и технике собрал разложенные на столе документы и вместе со своими людьми вышел из кабинета.

Когда они ушли и дверь закрылась, директор Центрального разведывательного управления спросил:

— «ЗОРГЕ»?

Мэри-Пэт молча кивнула, протянула ему папку и опустилась на диван. Сиэрс остался стоять. Только сейчас он заметил, что у него влажные ладони. Такого с ним никогда раньше не случалось. Сиэрс, как глава отдела ЦРУ, занимающегося оценкой действий Китая, работал главным образом над политическими проблемами: кто есть кто в политической иерархии КНР, какая экономическая политика проводится в стране — страница высшего общества в Китайской Народной Республике, как об этом думал он и его люди и шутили над этим в кафетерии. Он никогда не видел ничего подобного, ничего более сенсационного, чем подавление внутренних волнений. Хотя их методы подавления подобных волнений казались немного жестокими, как он часто говорил, — главным образом эти методы заключались в расстреле без суда и следствия, что было более чем немного жестоким для тех, кого это касалось, — расстояние между странами позволяло ему смотреть на все с отдалённой перспективой. Но не в этом случае.

— Неужели это правда? — спросил директор ЦРУ.

— Доктор Сиэрс считает, что это соответствует действительности. Он также считает, что нам нужно вызвать Вивёра из университета Брауна.

Эд Фоули посмотрел на Сиэрса.

— Позвоните ему. Прямо сейчас.

— Да, сэр. — Сиэрс вышел из кабинета.

— Это нужно показать Джеку. Чем он сейчас занимается?

— Через восемь часов он вылетает в Варшаву, помнишь? Встреча НАТО, фотографирование в Освенциме, остановка в Лондоне на обратном пути — ужин в Букингемском дворце. Затем шопинг на Бонд-стрит, — добавил Эд.

Дюжина агентов Секретной службы уже прибыла в Лондон и работала там совместно с полицией метрополии и MI-5, ранее известной как Секретная служба. Ещё двадцать агентов находились в Варшаве, где забота о безопасности президента не вызывала особого беспокойства. В настоящее время поляки были очень довольны отношениями с Америкой, и оставшиеся там от коммунистической эры спецслужбы по-прежнему хранили досье на всех, кто мог представлять проблему. К каждому такому потенциальному смутьяну будет приставлен полицейский на все время пребывания Райана в стране. Заседание НАТО будет почти полностью церемониальным: встреча союзников, задача которой заключается в том, чтобы множество европейских политических деятелей произвели хорошее впечатление на своих избирателей, говорящих на самых разных языках.

— Боже мой, они говорят о попытке покушения на Грушевого! — воскликнул Эд Фоули, добравшись до третьей страницы. — Неужели они совсем чокнулись своими гребаными головами?

— Похоже, что они наконец неожиданно поняли, в каком безвыходном положении оказались, — заметила его жена. — По-видимому, мы переоценили их политическую стойкость.

Фоули кивнул и посмотрел на жену.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас, — согласилась она.

Её муж поднял телефонную трубку и нажал на кнопку быстрого набора № 1.

— Да, Эд, в чём дело? — спросил Джек Райан.

— Мы с Мэри сейчас приедем.

— Сейчас?

— Сейчас.

— Это действительно важно? — спросил президент.

— У нас критический материал, Джек. Тебе понадобится присутствие Скотта, Бена и Арни. Возможно, и Джорджа Уинстона. Основа этого вопроса касается его области знаний.

— Китай?

— Да.

— О'кей, приезжайте. — Райан переключил телефоны. — Эллен, мне нужен Государственный секретарь, министр финансов, Бен и Арни. Они должны быть у меня в кабинете через тридцать минут.

— Да, господин президент, — ответила секретарша. Предстояло что-то необыкновенное, но Робби Джексон летел сейчас на запад, из всех мест он выбрал завод «Боинг», где рабочие и менеджмент хотели знать о перспективах заказа «777-х» для Китая. Робби ничего не знал об этой проблеме, поэтому он будет говорить о важности прав человека, о фундаментальных принципах и убеждениях Америки и обо всём остальном, что походило на размахивание американским флагом. Персонал «Боинга» отнесётся к нему вежливо, да и трудно невежливо относиться к чернокожему человеку, особенно адмиралу, с морским орденом Золотых Крыльев на лацкане пиджака. Главная задача Робби будет состоять в том, чтобы научиться этому политическому дерьму. К тому же это уменьшит давление на Райана, а это было главной целью Джексона в жизни, и, как ни странно, он воспринимал её с относительной невозмутимостью. Так что теперь его реактивный VC-20B летел где-то над Огайо, подумал Джек.

Может быть, над Индианой. В этот момент в кабинет вошла специальный агент Андреа Прайс-О'Дей. «Она выглядит немного бледной», — подумал Джек.

— Вы ждёте компанию? — спросила она.

— Обычные подозреваемые во многих преступлениях. Как ты чувствуешь себя? — спросил Джек.

— Немного болит живот, выпила слишком много кофе за завтраком.

«Утренняя тошнота? — подумал Райан. — Если так, то это плохо. Андреа изо всех сил пыталась не отставать от остальных парней. Если она признается, что это обычная женская слабость, на её душе останется шрам, словно от огнемёта». Он не мог сделать ей замечание. Может быть, Кэти сможет. Это должно обсуждаться между женщинами.

— Приезжает директор ЦРУ, говорит, что у него что-то важное. Возможно, они сменили в Кремле туалетную бумагу, как мы часто говорили в Лэнгли в то время, когда я работал там.

— Да, сэр, — улыбнулась Андреа. Подобно большинству агентов Секретной службы, она видела, как люди и тайны появляются и исчезают, и если ей требовалось узнать что-то важное, она узнает об этом со временем.

* * *
Генерал-лейтенант Кириллин любил пить, как и большинство русских, а по американским стандартам это было совсем немало. Разница между русскими и британцами, как понял Чавез, заключается в том, что британцы пьют ничуть не меньше, но они пьют пиво, тогда как русские пьют водку. Динг не был ни мормоном, ни баптистом, но здесь объём выпитого перешагнул все его возможности. После двух вечеров, когда он старался не отставать от местных Джонсов, на следующее утро во время утренней пробежки со своей группой он едва не умер. Динг удержался на ногах только из страха потерять лицо перед русскими парнями из спецназа — ведь он приехал сюда, чтобы довести их уровень подготовки до стандартов «Радуги». Каким-то образом он сумел сдержать приступ рвоты, хотя дал возможность Эдди Прайсу взять на себя работу с первыми двумя русскими классами, пока он ушёл, с трудом переставляя ноги, и выпил галлон воды с тремя таблетками аспирина. Сегодня вечером он твёрдо решил ограничить число выпитых стаканов водки до двух… может быть, до трех.

— Как дела у моих парней? — спросил генерал.

— Отлично, сэр, — ответил Чавез. — Им нравится новое оружие, и парни успешно осваивают теорию. Они быстро все схватывают. Они понимают, что нужно сперва подумать и уже потом действовать.

— Это вас удивляет?

— Да, генерал, удивляет. Со мной было то же самое, когда я был сержантом и командовал отделением ниндзя. Молодые солдаты склонны думать своими пенисами, а не мозгами. Я понял, как надо думать, но мне пришлось осваивать это в боевых условиях. Иногда гораздо проще попасть в трудное положение, чем задуматься, как выйти из него. Ваши парни из спецназа начинали точно так же, но если им указать нужное направление, они схватывают все удивительно быстро. Возьмите, например, сегодняшнее упражнение. Мы приготовили для них ловушку, но ваш капитан остановился перед ней и обдумал ситуацию, перед тем как приступить к делу, и он успешно справился с испытанием. Между прочим, он хороший командир группы. — Чавез подумал, не подвёл ли он парня этим заявлением, потому что похвала со стороны офицера ЦРУ вряд ли будет способствовать быстрому продвижению для русского офицера.

— Он мой племянник. Его отец женился на моей сестре. Сейчас он академик, профессор Московского государственного университета.

— Ваш племянник в совершенстве владеет английским языком. Я принял бы его за жителя Чикаго. — По-видимому, капитан Лесков был найден КГБ или другим похожим ведомством. Такое блестящее владение языком не бывает случайным.

— Перед тем как его послали в спецназ, он был парашютистом, — продолжал Кириллин, — хорошим пехотинцем.

— Таким же был и Динг несколько лет назад, — сказал русскому генералу Кларк.

— 7-я дивизия лёгкой пехоты. Её расформировали, после того как я покинул дивизию. Сейчас мне кажется, что это было так давно.

— Как же ты попал в ЦРУ из американской армии?

— Это он виноват. — Чавез кивнул в сторону Кларка. — Джон заметил меня и решил по глупости, что у меня неплохие потенциальные способности.

— Нам пришлось воспитать его и послать в колледж. Но он справился со всем очень хорошо — даже женился на моей дочери.

— Он все пытается привыкнуть к тому, что в его семье появился парень латинского происхождения, зато я сделал его дедушкой. Наши жены остались в Уэльсе.

— Ну и как ты попал в «Радугу» из ЦРУ?

— Снова моя ошибка, — признался Кларк. — Я написал меморандум, он попал на самый верх, и президенту понравилась такая идея. Он знает меня, и когда «Радуга» была сформирована, меня поставили во главе. Я включил в её состав Доминго. У него молодые ноги, и он неплохо стреляет.

— Ваши операции в Европе произвели большое впечатление, особенно в испанском парке.

— Эта операция не относится к числу тех, которыми можно гордиться. Там террористы убили маленькую девочку.

— Да, — подтвердил Динг и сделал крошечный глоток из стакана. — Я стоял в пятидесяти ярдах, когда этот упырь застрелил Анну. Но Гомер прикончил его в конце операции. Это был отличный выстрел.

— Я видел его на стрельбище пару дней назад. Он великолепный стрелок.

— Да, Гомер отлично стреляет. Прошлой осенью во время отпуска застрелил оленя Далла в Айдахо на расстоянии больше восьмисот ярдов. Чертовски хороший трофей. В книге Буна и Крокета он в первой десятке.

— Ему надо поехать в Сибирь и охотиться там за тиграми. Я могу добиться разрешения.

— Только не говорите это так громко, — усмехнулся Чавез. — Гомер воспользуется вашим предложением.

— Ему нужно встретиться с Петром Петровичем Гоголем, — продолжал Кириллин.

— Я уже где-то слышал это имя, — произнёс Кларк.

— Золотая шахта, — напомнил ему Чавез.

— Гоголь был снайпером во время Великой Отечественной войны. Он получил две Золотые Звезды Героя Советского Союза за то, что убивал немцев, а когда вернулся домой, настрелял сотни волков. Людей, подобных ему, осталось мало.

— Снайпер на поле боя. Вот там охота была по-настоящему увлекательной.

— О да, такая охота действительно увлекательна. У нас был парень в 3-й группе специальных операций, и его самого чуть не убили несколько раз. Ты знаешь… — У Джона Кларка был в кармане спутниковый телефон, и в этот момент он почувствовал его вибрацию.

Он достал его и посмотрел на номер.

— Извините, — сказал Кларк и оглянулся по сторонам в поисках хорошего места. У Московского офицерского клуба был большой двор, и он направился к нему.

* * *
— Что это значит? — спросил Арни ван Дамм. Заседание высшей исполнительной власти началось с того, что экземпляры последнего донесения «ЗОРГЕ — ПЕВЧЕЙ ПТИЧКИ» раздали его участникам. Арни читал быстрее всех, но не был лучшим специалистом по стратегическим вопросам.

— Это не означает ничего хорошего, приятель, — заметил Райан, открывая третью страницу.

— Эд, — спросил Уинстон, поднимая взгляд со второй страницы. — Что ты можешь сказать мне об источнике? Похоже, что это написано хорошо осведомлённым человеком из самой преисподней.

— Член китайского Политбюро ведёт записи своих разговоров с коллегами. Мы получили доступ к этим документам, а вот как — тебе знать не нужно.

— Таким образом, этот документ и источник являются подлинными?

— Мы так считаем.

— Насколько они надёжны? — настаивал «Торговец».

Директор ЦРУ рискнул сделать шаг по тонкой ветке.

— Не менее надёжны, чем твои казначейские сертификаты.

— О'кей, Эд, если ты так считаешь. — Голова Уинстона опустилась вниз, и глаза продолжали читать. Через десять секунд он пробормотал: — Проклятье…

— Это верно, Джордж, — согласился президент. — Слово «проклятье» выражает это достаточно красноречиво.

— Согласен с тобой, Джек, — кивнул Государственный секретарь.

Из всех присутствующих только Бен Гудли сумел закончить чтение донесения без комментариев. Несмотря на свой статус и важность должности советника президента по национальной безопасности, в этот момент он чувствовал себя самым младшим и слабым. Он знал, что намного уступает президенту по знанию проблем национальной безопасности и является, по сути дела, всего лишь секретарём высокого ранга. В его удостоверении значилось, что он, Бен Гудли, занимает пост офицера национальной безопасности, один из которых, по закону и традиции, сопровождает президента повсюду. Его работа состояла в том, чтобы снабжать президента информацией. Предыдущие советники по национальной безопасности, занимавшие его кабинет в углу Западного крыла Белого дома, часто говорили своим президентам, что думать и как поступать. Но он был всего лишь человеком, передающим информацию, и сейчас чувствовал свою слабость даже в этой должности.

Наконец Джек Райан поднял голову. У него были невыразительные глаза и безучастное выражение лица.

— О'кей. Эд, Мэри-Пэт, как мы оцениваем это?

— Похоже, что предсказания министра финансов Уинстона относительно финансовых последствий пекинского инцидента могут оказаться реальными.

— Они говорят об опрометчивых последствиях, — спокойно заметил Скотт Адлер. — А где Тони?

— Министр обороны Бретано сейчас в Форт-Худе, Техас, проводит смотр тяжёлой пехоты 3-го корпуса. Он вернётся обратно сегодня вечером. Если мы срочно вызовем его сюда, это будет слишком заметно, — сказал присутствующим ван Дамм.

— Эд, не будешь возражать, если мы передадим ему этот документ по закрытому каналу связи?

— Нет.

— О'кей. — Райан кивнул и протянул руку через стол к своему телефону. — Пожалуйста, пришлите сюда Андреа. — На это потребовалось меньше пяти секунд.

— Да, господин президент?

— Ты не могла бы отнести вот это в узел связи и сказать им, чтобы они передали документ по каналу «Чечётка» «Грому»? — Он вручил ей документ. — Затем принеси его обратно.

— Слушаюсь, сэр.

— Спасибо, Андреа, — сказал Райан вслед исчезающей женщине. Затем отпил воды и повернулся к своим гостям. — О'кей, это выглядит весьма серьёзным. Насколько это серьёзно?

— Мы послали за профессором Брайном, чтобы он дал нам свою оценку ситуации. Он, пожалуй, лучший человек в стране, когда требуется прочитать мысли китайцев.

— Тогда какого черта он не работает на меня? — спросил Джек.

— Ему больше нравится преподавать в университете. Сам онродом из Род-Айленда. Мы предлагали ему работу на другом берегу реки несколько раз, насколько я помню, — сказал Джеку директор ЦРУ, — но его ответ не меняется.

— То же самое и в Государственном департаменте, Джек. Я знаком с Джорджем больше пятнадцати лет. Он просто не хочет работать на правительство.

— Судя по всему, он походит на тебя, Джек, — добавил Арни с легкомысленной улыбкой.

— К тому же он может заработать больше денег, работая по контракту, правда? Эд, когда он приедет в Вашингтон, позаботься, чтобы он повидался со мной.

— Когда? Ты улетаешь через несколько часов, — напомнил ему Эд.

— Проклятье, — вспомнил Райан. Кэлли Уэстон в своём кабинете на другой стороне улицы заканчивала сейчас последнюю из его официальных речей. Она даже должна сопровождать его на борту «ВВС-1» вместе с официальной делегацией. Почему происходит так, что вы не можете заниматься одной проблемой за другой, а не всеми сразу? Да потому, что на этом уровне проблемы не появляются в таком порядке. — Хорошо, — сказал Джек. — Нам нужно оценить, насколько серьёзна возникшая ситуация, а потом принять решение, как не допустить её развития. Это означает — какие действия мы предпримем.

— Есть несколько вариантов. Мы можем связаться с ними неофициально, — произнёс Государственный секретарь Адлер. — Понимаешь, скажем им, что дело зашло слишком далеко и мы готовы работать с ними, не привлекая внимания, чтобы урегулировать ситуацию.

— Если забыть о том, что посол Хитч находится сейчас здесь. Мы ведь отозвали его для консультаций. Где он сейчас, на поле для гольфа конгресса или на «Горящем дереве»? — спросил президент. Хитч любил играть в гольф, а заниматься этим в Пекине было невозможно. Райан сочувствовал ему. Если повезёт, ему удавалось сыграть один раунд в неделю, и тот удар, которым он когда-то владел, давно исчез.

— Посланник, заменяющий его в Пекине, занимает недостаточно высокую должность для этого. Что бы мы ни передали через него, они не воспримут серьёзно.

— А что конкретно мы можем предложить им? — спросил Уинстон. — Нет ничего достаточно важного, чтобы удовлетворить их и одновременно сохранить это в тайне. Они должны дать нам что-то, чтобы это могло оправдать наши уступки. Я не вижу ничего, что они могли бы нам дать, кроме боли в животе. Мы ограничены в наших действиях тем, на что способна согласиться наша страна.

— Ты полагаешь, что она согласится на войну? — огрызнулся Адлер.

— Успокойся, Скотт. Существуют практические соображения. Все, что будет приемлемым для китайских мерзавцев, должно быть одобрено конгрессом, верно? Чтобы получить одобрение конгресса, нужно представить ему вескую причину. — Уинстон поднял руку с секретным документом. — Но мы не можем сделать этого, потому что у Эда начнётся истерика, и даже если мы представим документ конгрессу, наверняка найдётся кто-то на Капитолийском холме, кто мгновенно организует утечку в газеты. Половина газет заявит, что мы пошли на уступки, и скажут: гори китайцы голубым огнём, лучше выделить миллионы на военные нужды, чем копейки на подношения. Я прав?

— Да, — ответил Арни. — Вторая половина назовёт это разумной государственной политикой, но рядовому Джо это совсем не понравится. Рядовой гражданин ожидает, что ты снимешь трубку телефона, позвонишь премьер-министру Ху и скажешь: «Не делай этого, приятель, а то будет хуже», и этот самый гражданин совершенно уверен, что тот испугается.

— Причём это, между прочим, прикончит «ПЕВЧУЮ ПТИЧКУ», — добавила Мэри-Пэт в качестве предостережения, на случай если они отнесутся к такому варианту всерьёз. — Это положит конец человеческой жизни и лишит нас дальнейшей информации, в которой мы нуждаемся. Кроме того, насколько я поняла из этого документа, премьер-министр Ху тут же будет отрицать все и одновременно продолжать подготовку к войне. Они действительно думают, что их загнали в угол, но они не могут найти разумного выхода.

— Опасность заключается?.. — спросил «Торговец».

— В распаде внутренней политической системы, — объяснил Райан. — Они боятся, что, если что-нибудь нарушит политические или экономические условия внутри страны, весь карточный домик рухнет. Это вызовет серьёзные последствия для правящей королевской семьи КНР.

— И называется это топором палача. — Бен Гудли чувствовал, что ему нужно сказать что-то, эта фраза была самой простой. — Впрочем, сегодня — винтовочной пулей. — Сказав это, он не почувствовал себя лучше. Он знал, что всё это обсуждение проходит мимо него.

И в этот момент зазвонил кодированный телефон президента. Звонил министр обороны Тони Бретано — «Гром».

— Привет, — сказал Райан. — Перевожу тебя на громкоговорящую систему. Здесь у меня Скотт, Джордж, Арни, Мэри-Пэт, Эд и Бен. Мы только закончили читать то, что у тебя в руках.

— Я исхожу из того, что всё это реально?

— Чертовски реально, — сказал Эд Фоули новому члену кружка «ЗОРГЕ/ПЕВЧАЯ ПТИЧКА».

— Тогда это беспокоит меня.

— Мы все придерживаемся этого мнения, Тони. Где ты сейчас?

— Стою на башне «Брэдли» на парковочной площадке. Никогда ещё не видел такого количества танков и орудий. Похоже, что здесь сосредоточена настоящая мощь.

— Да. Видишь ли, то, что ты только что прочитал, показывает тебе пределы нашей военной мощи.

— Понимаю. Если вас интересует, что, по моему мнению, мы должны предпринять, — так вот, нужно показать им, что для них это станет очень плохой игрой.

— Как нам это сделать, Тони? — спросил Адлер.

— Некоторые животные — например, собака-рыба или кузовок, когда они чувствуют угрозу, то проглатывают галлон воды и увеличиваются в размере — создаётся впечатление, что они слишком большие, чтобы их съесть.

Райан был удивлён услышанным. Он не имел представления, что Бретано знает что-то о животном мире. Министр обороны отлично разбирался в науке и технике. Ну что ж, может быть, он тоже смотрит по телевидению канал «Дискавери», подобно многим другим.

— Ты хочешь сказать, стоит напугать их?

— Точнее, произвести на них впечатление.

— Джек, скоро мы вылетаем в Варшаву — там можем познакомить Грушевого с ситуацией. А что, если предложить ему присоединиться к НАТО? Поляки уже являются членами НАТО. Это обяжет всю Европу прийти на помощь России в случае нападения. Я хочу сказать, что именно для этого и существуют союзы и договоры о взаимной обороне. «Не вздумай обижать меня, Чарли. Ко мне на помощь придут все мои друзья». Такой принцип действовал в течение длительного времени.

Райан задумался над этим предложением, потом обвёл взглядом комнату.

— Что вы думаете об этом?

— В этом есть что-то, — сказал Уинстон.

— Но как относительно других стран НАТО? Согласятся ли они с таким предложением? Весь смысл НАТО, — напомнил им Гудли, — заключался в том, чтобы защитить их от русских.

— От Советского Союза, — поправил Адлер. — Сейчас ситуация изменилась, помнишь?

— Тот же народ, тот же язык, сэр, — настаивал Гудли. Он чувствовал себя очень уверенным в этом вопросе. — То, что вы предлагаете, является элегантным возможным решением проблемы, но, чтобы осуществить её, нам придётся поделиться информацией «ЗОРГЕ» с другими странами, разве не так? — Это заставило обоих Фоули поморщиться.

Мало вещей на планете, которые сравнятся с разговорчивым главой правительства.

— Какого черта, мы вели наблюдение за китайскими Вооружёнными силами с разведывательных спутников в течение длительного времени, мы можем сказать, что заметили намёки, которые заставляют нас нервничать. Достаточно убедительно для непосвящённых, — высказал свою точку зрения директор ЦРУ.

— Далее, каким образом мы убедим русских? — спросил Джек. — Это может рассматриваться в Москве как внушительная потеря лица.

— Нам придётся объяснить им создавшуюся проблему. В конце концов, опасность угрожает России, — заметил Адлер.

— Но они не относятся к числу посвящённых. Они захотят узнать все подробности, ведь здесь мы говорим об их национальной безопасности, — напомнил Гудли.

— Тебе известно, кто сейчас находится в Москве? — спросил Фоули у президента.

— Джон?

— «Радуга Шесть». Джон и Динг знакомы с Головко, а Головко является главным советником Грушевого. Это хороший и удобный тайный канал. Имей в виду, это подтверждает, что на него была нацелена ракета при покушении на площади Дзержинского. Может быть, Сергей Николаевич не почувствует себя лучше, узнав об этом, но лучше знать, чем догадываться.

— Ну почему эти глупые гребаные люди не заявят просто, что раскаиваются в том, что застрелили двух священников? — раздражённо спросил Райан.

— А почему ты не подумал о том, что гордыня относится к числу семи смертных грехов? — спросил в ответ директор ЦРУ.

* * *
Портативный телефон Кларка был связан со спутником, и в него была встроена система кодирования. Фактически это была пластиковая карточка толщиной в четверть дюйма, что давало возможность прижимать телефон плечом к уху. Подобно большинству таких телефонов, ему требовалось время для синхронизации с другим телефоном, по которому говорил собеседник. Благодаря тому, что канал связи проходил через спутник, время синхронизации было более продолжительным.

— Канал безопасен, — произнёс наконец синтетический женский голос.

— С кем я говорю?

— Эд Фоули, Джон. Как тебе нравится в Москве?

— Здесь нам приятно. В чем дело, Эд? — спросил Джон. Директор ЦРУ звонил из Вашингтона по кодированной линии не для того, чтобы обмениваться любезностями.

— Отправляйся в посольство. Мы хотим, чтобы ты передал донесение.

— В чем оно заключается?

— Отправляйся в посольство. Там тебя ждут. О'кей?

— Понял. Конец связи. — Джон выключил телефон и снова вошёл в клуб.

— Что-нибудь важное? — спросил Чавез.

— Нам нужно ехать в посольство, чтобы повидаться кое с кем, — ответил Кларк, делая вид, что недоволен перерывом в спокойном течении дня.

— Тогда увидимся завтра, Иван и Доминго. — Кириллин поднял свой стакан в качестве салюта.

— Что случилось? — спросил Чавез, когда они отошли на тридцать футов.

— Не знаю, но меня вызвал Эд Фоули.

— Что-нибудь важное?

— Думаю, нам придётся подождать, пока не прочитаем документ в посольстве.

— Кто поведёт машину?

— Я. — Джон знал Москву относительно хорошо, впервые познакомившись с ней во время миссий в семидесятых годах. Тогда он был бы счастлив навсегда забыть о ней. В то время возраст его дочерей был примерно таким же, как нынешний возраст его внука.

Через двадцать минут они доехали до посольства, а самым трудным оказалось объяснить морскому пехотинцу, стоящему у входа, что они действительно имеют право войти в здание после окончания рабочего времени. Тут им помог человек, который ждал их внутри, Том Барлоу. Морские пехотинцы знали его, и он знал их, так что все решилось достаточно мирно.

— Из-за чего такой шум? — спросил Джон, когда они вошли в кабинет Барлоу.

— Из-за этого. — Он передал каждому из них по копии телефакса. — Вам лучше сесть, парни.

— Madre de Dios! — воскликнул Чавез через тридцать секунд.

— Согласен с тобой, Доминго, — заметил его босс. Они читали поспешно отредактированную копию последнего донесения «ЗОРГЕ».

— Значит, у нас есть источник в Пекине, приятель.

— Совершенно согласен с тобой, Доминго. И мы должны проинформировать о том, что узнали, Сергея Николаевича. Кто-то дома считает, что это должно стать достоянием не только американцев.

— Проклятье! — заметил Чавез. Затем он прочитал дальше. — А, понятно. В этом действительно есть смысл.

— Барлоу, у нас есть телефон нашего друга?

— Вот здесь. — Офицер ЦРУ передал ему записку и показал на телефон. — Сейчас он у себя на даче. С того момента, когда он узнал, что является целью, Головко стал обращать больше внимания на свою безопасность.

— Да, мы встречались с его телохранителем, Шелепиным, — сказал Чавез. — Серьёзный парень.

— Он и должен быть таким. Если я понимаю происходящее правильно, его снова вызовут. Может быть, оповестят охрану Грушевого.

— Господи, неужели это правда? — не удержался от вопроса Чавез. — Ведь это повод для начала войны.

— Помнишь, Динг, ты все время повторял, что международные отношения заключаются в том, что две страны стараются испортить настроение друг другу. — Затем он набрал телефонный номер. — Мне нужен товарищ Головко, — сказал он человеку, ответившему по телефону. И добавил по-русски: — Это говорит Кларк, Иван Сергеевич… Моё имя привлечёт его внимание, — объяснил он присутствующим в кабинете.

— Привет, Ваня, — послышался знакомый голос, говоривший по-английски. — Я не буду спрашивать, как ты узнал этот номер. Чем я могу помочь тебе?

— Сергей, мы должны немедленно встретиться с тобой по важному вопросу.

— Что это за вопрос?

— Сергей, я всего лишь почтальон. Я должен передать тебе документ. Он заслуживает твоего внимания. Можем мы с Доминго увидеть тебя сегодня вечером?

— Ты знаешь, как проехать ко мне?

Кларк подумал и решил, что сумеет найти дорогу.

— Только ты скажи охране у ворот, чтобы ожидали двух капиталистических друзей России. Примерно через час?

— Буду ждать.

— Спасибо, Сергей. — Кларк положил трубку. — Где тут у вас зал, чтобы помочиться, Барлоу?

— По коридору направо.

Высокопоставленный офицер ЦРУ сложил факс и сунул его в карман пиджака. Перед таким разговором ему требовалось посетить туалет.

Глава 42Берёзки

Они поехали в сторону заката, к западу от российской столицы. Движение на дорогах в Москве заметно увеличилось после его последней миссии в этом городе, и ему приходилось пользоваться центральной полосой широких проспектов. Динг держал перед собой карту и давал указания, куда ехать и где поворачивать. Они выехали за пределы Кольцевой дороги, опоясывающей столицу. Теперь их окружала холмистая местность. Скоро они проехали мимо памятника, который раньше не видел ни один из них. Это были три огромные металлические штуковины.

— Что это такое, черт побери? — спросил Динг.

— Это место, где были остановлены немцы в 1941 году, — объяснил Джон. — Здесь их остановили.

— Как называются эту штуки? — «Эти штуки» были огромными стальными балками, сваренными по три под углом девяносто градусов.

— Это «ежи», но во время службы в диверсионных группах SEAL (действующих на море, в воздухе и на земле) мы называли их «рогатыми вёслами». Танки не смогут преодолеть такие препятствия, — объяснил Кларк своему молодому партнёру.

— Русские, судя по всему, серьёзно относятся к своей истории, правда?

— Ты тоже серьёзно бы относился к истории, если бы тебе удалось остановить кого-то, кто хотел стереть твою страну с лица земли, сынок. В то время немцы дрались отчаянно. Это была очень жестокая война.

— Да, пожалуй. Следующий поворот направо, мистер К.

Через десять минут они въехали в берёзовый лес, который является такой же частью русской души, как водка и борщ. Вскоре после этого они остановились у сторожки.

Охранник, одетый в армейскую форму, держал в руках автомат «АК-47» и выглядел удивительно мрачно. «По-видимому, его проинформировали о покушении на Головко», — подумал Джон. Но охраннику также сообщили, кого можно пропускать, и, после того как гости показали свои паспорта, охранник пропустил их и объяснил, по какой дороге ехать дальше.

— Эти дома выглядят совсем неплохо, — заметил Чавез.

— Они были построены немецкими военнопленными, — сказал ему Джон. — Иван не слишком любил немцев, но уважал их умение работать. Эти дома были построены для членов Политбюро, главным образом после войны. А вот мы и приехали. — Это был деревянный коттедж. «Нечто среднее между сельским домом в Германии и жилищем фермера в Индиане», — подумал Кларк. Здесь тоже были вооружённые охранники, ходившие вокруг дома. Их предупредили из первой сторожки о нашем приезде, — решил Джон. Один из них поднял руку. Два остальных остановились с автоматами наготове, чтобы прикрыть первого охранника, если случится что-то непредвиденное.

— Вы Кларк?

— Да, — ответил Джон. — А это Доминго Чавез.

— Проходите, вас ждут, — сказал им охранник.

Это был приятный вечер. Солнце зашло, и на небе начали появляться звезды. Дул лёгкий западный ветерок, но Кларку казалось, что он слышит шаги призраков войны. Панцер-гренадеры Ганса фон Клюге, солдаты, одетые в серую форму вермахта. Вторая мировая война на этом фронте была странным конфликтом, похожим на современную борьбу на телевидении. Никакого выбора между плохим и хорошим, только между плохим и ещё худшим. Но их хозяин не рассматривал, наверно, историю таким образом, и Кларк не собирался поднимать этот вопрос.

Головко уже ждал их на крыльце под крышей, стоя рядом с садовой мебелью. Он был одет по-домашнему. Хорошая рубашка, без галстука. Он не был высоким, примерно посредине между ростом Чавеза и Кларка, его глаза светились умом, а теперь в них проглядывал интерес.

Было заметно, что его заинтриговала цель их приезда, как и следовало ожидать, подумал Джон.

Головко поздоровался. Они обменялись рукопожатиями, и хозяин проводил гостей в дом. Жены Головко, врача, не было видно. Головко первым делом налил всем по стопке водки и предложил им сесть.

— Вы сказали, что у вас есть документ для меня.

— Вот он, — сказал Кларк и передал несколько листов бумаги.

— Спасибо. — Сергей Николаевич опустился в своё кресло и начал читать.

«Из него получился бы отличный игрок в покер», — подумал Джон. На лице Головко не отражалось совершенно ничего, пока он читал две первые страницы. Затем он поднял голову.

— Кто решил, что мне нужно ознакомиться с этим? — спросил он.

— Президент, — ответил Кларк.

— Ваш Райан — хороший товарищ, Ваня, и благородный человек. — Головко сделал паузу. — Я вижу, что вы улучшили возможности разведки с участием человеческого фактора в Лэнгли.

— Возможно, это хорошая догадка, но мне ничего не известно об источнике этого документа, директор Головко, — ответил Кларк.

— Это, как вы у себя говорите, горячая информация.

— Да, можно сказать и так, — согласился Джон, наблюдая за тем, как Головко перевернул страницу.

— Вот сукин сын! — заметил Головко, проявив наконец какую-то эмоцию.

— Да, я придерживаюсь такого же мнения, — принял участие в разговоре Чавез.

— Они хорошо информированы. Это не удивляет меня. Не сомневаюсь, что у них в России обширная шпионская сеть, — заметил Головко, и в его голосе прозвучал гнев. — Но здесь они обсуждают прямую и неприкрытую агрессию.

Кларк кивнул.

— Да, похоже на это.

— Этой информации можно верить? — спросил Головко.

— Я всего лишь почтальон, господин директор, — ответил Кларк. — Не могу поручиться ни за что, сказанное здесь.

— Райан слишком хороший товарищ, чтобы играть роль провокатора. Это безумие. — И Головко рассказал гостям, что у него нет агентов в китайском Политбюро. Это удивило Джона. Редко случается, чтобы ЦРУ превзошло русских в области разведки.

Головко посмотрел на них:

— Когда-то у нас был источник такой информации, но его больше нет.

— Я никогда не работал в этой части света, господин директор, за исключением службы в военно-морском флоте много лет назад. — И китайская часть его службы, сказал про себя Джон, заключалась в том, что он напивался пьяным и спал с проститутками в Тайбее.

— Мне довелось несколько раз побывать в Пекине в составе дипломатической делегации, но это было давно. Не могу сказать, что я действительно понимал этих людей.

Головко окончил чтение документа и положил его на стол.

— Мне можно оставить его у себя?

— Да, сэр, — ответил Кларк.

— Почему Райан решил передать его нам?

— Я всего лишь промежуточная инстанция, Сергей Николаевич, однако думаю, что причина заключается в самом документе. Америка не хочет, чтобы Россия ослабла.

— Благородный мотив. Какие уступки вам потребуются?

— Насколько мне известно, никаких.

— Знаете, — заметил Чавез, — иногда просто хочется быть хорошим соседом.

— На уровне отношений между государствами? — В голосе Головко прозвучал скепсис.

— Почему бы и нет? Разве в американских интересах видеть Россию униженной и ограбленной? Между прочим, насколько велики эти новые месторождения? — спросил Джон.

— Они огромны, — ответил Головко. — Меня ничуть не удивляет, что вам известно о них. Наши усилия сохранить это в секрете не были слишком серьёзными. Нефтяное месторождение не уступает саудовским, а залежи золота исключительно богаты. Потенциально эти открытия могут спасти нашу экономику, могут сделать нас по-настоящему богатой страной, хорошим партнёром Америки.

— Тогда вы понимаете, почему Джек послал нас к вам. Если Россия достигнет процветания, мир станет лучше для обеих стран.

— Вы так считаете? — Головко был умным человеком, но он вырос в мире, где Америка и Россия часто желали смерти друг другу. Подобные мысли уходят с трудом, даже у человека с таким живым умом, как Головко.

— Да, мы так считаем, — подтвердил Джон. — Россия — великая страна, а русские — великий народ. Вы являетесь отличными партнёрами для нас. — Он не стал добавлять, что при этом исходе событий Америке не придётся беспокоиться о том, чтобы помогать России. Теперь у России есть все необходимые ресурсы, чтобы самим позаботиться о собственном процветании. Америке понадобится всего лишь предложить русским свой опыт и знания, направленные на то, чтобы войти в капиталистический мир обеими ногами и с открытыми глазами.

— Этот документ поступил ко мне от человека, который помог бегству председателя КГБ?

— Сергей, как мы говорим дома, это был бизнес, ничего личного. Я не имею ничего против русских, а ты ведь не убьёшь американца только ради развлечения, правда?

— Нет, конечно, — с негодованием отозвался Головко. — Это не соответствует нашим принципам.

— То же самое относится и к нам, господин директор.

— Послушайте, ребята, — вмешался Чавез. — Когда я был ещё тинейджером, давным-давно, солдатом 11-Браво с винтовкой в руках, меня учили убивать ваших солдат, но ведь теперь мы больше не враги, правда? А если мы не враги, то можем быть друзьями. Вы ведь помогли нам справиться с Японией и Ираном, верно?

— Да, но в то время мы понимали, что являемся основной целью этих конфликтов, и, оказывая помощь вам, мы защищали и свои национальные интересы.

— Верно, но не исключено, что основной целью сейчас является Америка. В таком случае мы, оказывая вам помощь, действуем в своих интересах. По всей вероятности, они ненавидят вас не меньше, чем нас.

Головко кивнул.

— Да, единственное, что я знаю о китайцах, это их чувство расового превосходства.

— Это опасное чувство для людей, дружище. Расизм означает, что ваши враги — это просто насекомые, которых надо прихлопнуть, — закончил Чавез, произведя впечатление на Кларка своей смесью акцента южного Лос-Анджелеса и глубокого анализа ситуации, присущего магистру международных отношений. — Даже Карл Маркс не говорил, что он лучше других из-за своего цвета кожи, верно?

— Но Мао говорил, — заметил Головко.

— Это меня не удивляет, — продолжал Динг. — Я читал его «Маленькую Красную Книжку» ещё в школе. Он не хотел быть только политическим вождём. Нет, он хотел быть богом. Позволил самомнению занять место перед умом — это нередко случается с людьми, которые становятся диктаторами, правда?

— Ленин не был таким человеком, зато Сталин был, — заметил Головко. — Итак, Иван Эмметович является другом России. Как мне поступить с этим документом?

— Это вы должны решить сами, — сказал ему Кларк.

— Мне нужно поговорить со своим президентом. Ваш президент прилетает завтра в Польшу, верно?

— По-моему, да.

— Мне нужно позвонить кое-кому. Спасибо, что вы приехали ко мне, друзья. Может быть, в другой раз я смогу принять вас по-настоящему.

— Спасибо. — Кларк встал и опрокинул в рот остаток водки. Снова рукопожатия, и они уехали по той же дороге, по которой прибыли к Головко.

— Господи, Джон, что будет дальше? — спросил Динг, когда они выехали на шоссе.

— Думаю, что все постараются вколотить в китайцев немного здравого смысла.

— А если это не сработает?

Кларк пожал плечами и недоуменно поднял брови:

— Узнаем из одиннадцатичасовых новостей, Доминго.

* * *
Собирать и укладывать вещи для поездки непросто, даже если все это делает для вас обслуживающий персонал. В особенности это относилось к «Хирургу», которой не только приходилось думать о том, что она наденет на приёмах, но и быть Верховной Властью в вопросах одежды своего мужа. Райан с трудом терпел такое насилие над своим статусом, но был вынужден согласиться. Сейчас Джек все ещё находился в Овальном кабинете, стараясь завершить дела, которые не могли ждать его возвращения, — вообще-то значительная часть этих дел могла и подождать, но в правительстве существовали вещи, которые следует уважать, — и ждал телефонного звонка.

— Арни?

— Слушаю, Джек.

— Передай ВВС, чтобы они послали ещё один «Гольфстрим» в Варшаву, если Скотту понадобится незаметно слетать в Москву.

— Хорошая мысль. Они поставят его, наверно, на какой-нибудь военно-воздушной базе или ещё где-нибудь. — Ван Дамм вышел из кабинета, чтобы позвонить.

— Что ещё, Эллен? — спросил Райан у своей секретарши.

— Нужна сигарета?

— Да, пожалуй, перед тем как мы с Кэти улетим в сторону заката. — Вообще-то они летели на восток, но миссис Самтер поняла его. Она передала Райану последнюю сигарету сегодняшнего дня.

— Черт побери, — пробормотал Райан после первой затяжки. Он обязательно получит телефонный звонок из Москвы — разве не правда? Это зависело от того, насколько быстро там обработают полученную информацию, или, может быть, Сергей захочет дождаться утра, чтобы показать документ президенту Грушевому. Будет ли он ждать?

В Вашингтоне документ такого содержания был бы классифицирован как «КРИТИК» и положен на стол президента меньше чем через двадцать минут, но в разных странах существуют разные правила. Можно не сомневаться, что один из них позвонит, прежде чем он спустится с самолёта в Варшаве. Но пока… Он погасил сигарету в пепельнице, достал из ящика стола спрей и брызнул в рот кисловатый состав, скрывающий запах табака. Затем вышел из кабинета наружу и направился в Западное крыло и сам Белый дом — по архитектурному недоразумению кабинет и Белый дом не были соединены внутренним коридором. В любом случае через шесть минут он поднялся на жилой этаж и стал наблюдать, как обслуживающий персонал укладывает его чемоданы. Кэти тоже была здесь, пытаясь давать указания. Агенты Секретной службы не сводили с них глаз, словно опасаясь, что кто-то засунет бомбу в один из чемоданов. Ничего не поделаешь, паранойя составляет часть их работы. Райан подошёл к жене.

— Тебе надо поговорить с Андреа.

— Что с ней случилось?

— Жалуется на боль в животе.

— О-о. — Кэти страдала от тошноты, когда была беременной Салли, но это было давным-давно, да и тошнота была не такой уж серьёзной. — Знаешь, в такое время вряд ли можно чем-нибудь помочь.

— Вот тебе и прогресс в области медицины, — был комментарий Джека. — И всё-таки она могла бы воспользоваться женским советом.

Кэти улыбнулась.

— Да, конечно, женская солидарность. Вы что, заключили союз с Пэтом?

На лице Джека появилась ответная улыбка.

— Да, может быть, он научит меня лучше стрелять из пистолета.

— Великолепно, — сухо заметила Кэти.

— Какое платье ты выбрала для большого приёма? — спросил президент у первой леди.

— Светло-голубое.

— Ты выглядишь в нём очень изящной, — сказал Джек, касаясь её руки.

В спальню вошли дети в сопровождении руководителей групп телохранителей, за исключением Кайла, которого несла одна из его львиц. Покидать детей всегда было непросто, хотя все уже привыкли к этому. Начались обычные поцелуи и объятия, затем Джек взял жену под руку и повёл её к лифту.

Они вышли из лифта на первом этаже и направились к вертолётной площадке. Там уже стоял VH-3 с полковником Мэллоем в кресле первого пилота. Морские пехотинцы отдали салют, как это они обычно делали. Президент и первая леди поднялись по трапу внутрь вертолёта и пристегнулись к комфортабельным креслам. Все это происходило под внимательным взглядом сержанта морской пехоты, который затем прошёл вперёд и доложил о готовности пилоту, сидящему в правом переднем кресле.

Кэти нравилось летать на вертолёте, потому что она делала это дважды в день. Джек больше не боялся летать внутри винтокрылой машины, хотя предпочёл бы управлять автомобилем. Это ему не разрешали уже несколько месяцев. «Сикорский» плавно оторвался от земли, развернулся в воздухе и направился к Эндрюз. Полет продолжался десять минут. Вертолёт опустился рядом с VC-25, военно-транспортным вариантом «Боинга-747»; несколько секунд до трапа, со стоящими поблизости телевизионными камерами, готовыми запечатлеть это событие.

— Повернись и помаши рукой, милая, — сказал ей Джек, когда они поднялись на вершину трапа. — Нас могут показать в вечерних новостях.

— Опять? — проворчала Кэти. Затем она помахала рукой и улыбнулась, но не провожающим, а телевизионным камерам. Закончив с этим, они вошли в самолёт и прошли вперёд, в президентские апартаменты. Там они пристегнулись к креслам под наблюдением сержанта ВВС, который затем сказал пилоту, что он может раскручивать двигатели и выруливать к концу взлётной полосы Ноль-Один-Правой. После этого все было как обычно, величественное ускорение, взлёт большого «Боинга» и подъем на тридцать восемь тысяч футов. Райан не сомневался, что в хвостовой части всем было удобно, потому что худшее кресло этого самолёта было таким же удобным, как лучшее кресло в салоне первого класса любой авиакомпании мира. В общем, это казалось напрасной тратой денег налогоплательщиков, но, насколько было известно президенту, ни один из налогоплательщиков ещё ни разу не жаловался на это достаточно громко.

Событие, которого он ожидал, произошло после того, как самолёт пролетел над берегом штата Мэн.

— Господин президент? — послышался женский голос.

— Слушаю, сержант?

— Вас вызывают, сэр, по STU. Где вы хотите говорить?

Райан встал.

— Наверху.

Сержант кивнула и показала, куда идти:

— Сюда, сэр.

— Кто вызывает меня?

— Директор ЦРУ.

Райан решил, что это разумно.

— Пригласите сюда Государственного секретаря Адлера.

— Слушаюсь, сэр, — сказала она, когда президент начал подниматься по спиральной лестнице.

Поднявшись в узел связи, Райан опустился в рабочее кресло, освобождённое для него сержантом ВВС, передавшим ему телефонную трубку.

— Эд?

— Да, Джек. Сергей позвонил.

— Что он сказал?

— Он считает, что ты правильно поступил, направляясь в Варшаву. Просит о встрече на высшем уровне, тайно, если возможно.

Адлер сел в кресло рядом с Райаном и услышал слова Головко.

— Скотт, как ты относишься к полёту в Москву?

— Мы можем сделать это без лишнего шума? — спросил Государственный секретарь.

— Наверно.

— Тогда да. Эд, ты попробовал предложить Головко присоединение России к НАТО?

— Делать подобные предложения не моя епархия, Скотт, — ответил директор Центрального разведывательного управления.

— Это верно. Ты считаешь, они согласятся с этим?

— Шансы три к одному, да.

— Я тоже так думаю, — согласился Райан. — Головко это понравится.

— Да, понравится, после того как он преодолеет потрясение, — заметил Адлер с иронией в голосе.

— О'кей, Эд, передай Сергею, что мы согласны на тайную встречу. Государственный секретарь вылетает в Москву для консультаций. Держи нас в курсе событий.

— Обязательно.

— О'кей, конец связи. — Райан положил трубку и повернулся к Адлеру. — Ну?

— Ну, если они согласятся на это, Китаю будет о чём подумать. — В этом заявлении прозвучала капля надежды.

Проблема, — подумал Райан, поднявшись с кресла, — заключается в том, что Клингоны думают не совсем так, как мы.

* * *
«Жучки» заставили всех хихикать. Суворов/Конев подобрал этим вечером ещё одну дорогую проститутку, и её незаурядные театральные способности позволяли ей издавать соответствующие звуки в соответствующие моменты. Может быть, он действительно так хорош в постели, — заметил вслух Провалов, зато все остальные в минивэне прослушивания отнеслись к этому замечанию с нескрываемым скептицизмом. Нет, считали остальные, эта девушка настоящая профессионалка и не позволит себе слишком уж отдаться страсти. Все думали, что это печально, поскольку она была такой прелестной. Зато они знали то, чего не знал их субъект. Эта девушка и была той самой «приманкой», тщательно проинструктированной и в нужный момент подставленной Суворову/Коневу. Наконец страстные звуки стихли, они услышали характерный щелчок американской зажигалки «Зиппо», и наступила тишина, обычная после секса, характерная для удовлетворённого мужчины и (якобы) удовлетворённой женщины.

— Так какой же работой ты занимаешься, Ваня? — спросил женский голос, демонстрирующий ожидаемый профессиональный интерес дорогой проститутки по отношению к состоятельному мужчине, которого она надеялась развлечь ещё не один раз.

— Бизнесом, — прозвучал ответ.

— Каким бизнесом? — снова точно рассчитанный интерес. Хорошие новости, подумал Провалов, заключались в том, что её не нужно обучать. По-видимому, управлять Воробьиной школой было не так уж трудно, решил он. Женщины ведут себя таким образом, руководствуясь инстинктом.

— Я выполняю специальные задания для специальных людей, — ответил вражеский шпион. За этим откровением последовал женский смех.

— Я занимаюсь тем же, Ваня.

— Есть иностранцы, которым нужны особые услуги. При старом режиме меня научили выполнять эти услуги.

— Значит, ты служил в КГБ? Честное слово? — Волнение в её голосе. У девушки были несомненные способности актрисы.

— Да, я был одним из многих. Ничего особенно интересного.

— Для тебя, но не для меня. Я слышала, что в КГБ была школа для таких девушек, как я? Это правда, что КГБ обучал женщин… удовлетворять интересы мужчин?

На этот раз послышался мужской смех.

— О да, милая. В КГБ была такая школа. Ты была бы в ней хорошей ученицей.

Теперь прозвучал кокетливый смех.

— Такой же хорошей, как сейчас?

— Нет, не за ту цену, которую берёшь за ночь.

— Но я стою это?

— Вполне, — был удовлетворённый ответ.

— Тебе хотелось бы снова встретиться со мной, Ваня? — действительная надежда или мастерское притворство прозвучали в вопросе.

— Да, мне очень хотелось бы этого, Мария.

— Значит, ты выполняешь задания для людей со специальными интересами. Что это за интересы? — Она могла задать такой вопрос, не вызывая подозрения, потому что мужчинам очень нравилось, когда ими восхищались красивые женщины. Это была часть их акта преклонения у этого особенного алтаря, и мужчины всегда поддавались на такую приманку.

— Похожие на те, которым научили меня, Мария, однако подробности не должны тебя интересовать.

Разочарование.

— Мужчины всегда говорят так, — проворчала она. — Почему самые интересные мужчины должны быть такими таинственными?

— В этом заключается наше очарование, женщина, — объяснил он. — Может быть, ты предпочтёшь, чтобы я сидел за рулём грузовика?

— У шофёров грузовиков нет таких… мужских достоинств, как у тебя, — ответила она, словно откуда-то ей была известна разница.

— У мужчины может встать от одного только голоса этой суки, — заметил один из офицеров ФСБ.

— В этом и заключается замысел, — согласился Провалов. — Почему? Ты считаешь, она берет так много за одну ночь?

— Настоящий мужчина не должен вообще платить за это.

— Тебе было хорошо со мной? — послышался голос Суворова/Конева в их наушниках.

— Ещё немного, и мне самой пришлось бы платить тебе, Ваня, — ответила она с радостью в голосе. Наверно, за этим заявлением последовал поцелуй.

— Больше никаких вопросов, Мария. Давай пока полежим, — прозвучал голос Олега Григорьевича.

Она, должно быть, услышала его.

— Ты знаешь, как заставить мужчину чувствовать себя настоящим мужчиной, — сказал ей шпион/убийца. — Где ты овладела таким искусством?

— Это естественное искусство женщины, — проворковала она.

— Может быть, для некоторых женщин. — Затем разговор прекратился, и через десять минут послышался храп.

— Ну что ж, это было интереснее, чем наше обычное прослушивание, — сказал присутствующим офицер ФСБ.

— Твои парни проверяют скамейку?

— Каждый час. — Никто не знал, сколько человек доставляют донесения к месту передачи, и, возможно, не все они были китайцами. Нет, в этой цепи будет крысиная линия, может быть не очень длинная, но достаточная, чтобы обеспечить определённую изоляцию руководителю действий Суворова. Это будет примером хорошего мастерства разведки, и контрразведчики ожидали его. Таким образом, скамейка и место передачи будут проверяться регулярно, и в этом минивэне, где находятся офицеры, ведущие наблюдение, находится сделанный по специальному заказу ключ к коробке с донесением и фотокопировальная установка, чтобы тут же снять копию документа, находящегося внутри. ФСБ также усилило наблюдение за посольством Китая.

Почти за каждым служащим посольства, выходящим из здания, следовал теперь сотрудник службы наружного наблюдения. Для того чтобы осуществить это, пришлось сократить все остальные контрразведывательные операции в Москве, но эта операция получила приоритет над всеми остальными. Скоро она приобретёт ещё большую важность, но они ещё не знали этого.

* * *
— Сколько инженерных подразделений имеется в нашем распоряжении? — спросил Бондаренко у Алиева на рассвете в восточно-сибирской тайге.

— Два полка не заняты работой по строительству дорог, — доложил начальник оперативного отдела.

— Отлично. Направьте их немедленно на работу по маскировке бункеров, и пусть строят фальшивые бункеры на противоположной стороне холмов. Немедленно, Андрей.

— Слушаюсь, товарищ генерал. Сейчас же займусь этим.

— Я люблю рассвет, это самое мирное время дня.

— Если не считать, что противник обычно использует его для нападения. — Рассвет был общепринятым временем для крупного наступления, потому что тогда у нападающего оставалось все светлое время дня для того, чтобы развивать атаку.

— Если они предпримут наступление, то это произойдёт вдоль этой долины.

— Да, это верно.

— Они нанесут огневой удар по первой оборонительной линии — то есть по тому, что они считают первой оборонительной линией, — предсказал Бондаренко, показывая рукой. Первая оборонительная линия состояла из бункеров, изготовленных из железобетона, и казалось, что эти бункеры выглядят самыми настоящими, однако высовывающиеся из них орудийные стволы были фальшивыми. Инженер, который оборудовал эти фортификации, обладал талантом размещения их на местности, достойным Александра Македонского.

Бункеры казались удивительно хорошо расположенными, даже слишком хорошо. Их расположили так, что противник мог без особого труда предвидеть, где они находятся, правда, всё-таки замаскировали их мастерски. Внутри этих фальшивых оборонительных сооружений даже находились пиротехнические устройства, так что после нескольких прямых попаданий они взрывались. В результате противник чувствовал, что сумел преодолеть первую линию обороны. Тот, кто придумал это, воистину был гением строительства оборонительных инженерных сооружений.

Однако настоящей обороной на склонах холмов, обращённых в сторону противника, были крошечные наблюдательные пункты. От них шли глубоко закопанные телефонные линии связи назад, к настоящим бункерам, а в десяти километрах за ними располагались артиллерийские батареи. Некоторые из них были старыми, зато находящиеся на них орудия были пристреляны. Часть батарей оборудована ракетными установками, способными наносить смертоносные удары, как в сороковых годах, — это были знаменитые «катюши», которых так смертельно боялись немцы. Затем проходила линия прямого огня. Первыми были башни закопанных в землю старых немецких танков. Прицелы и снаряды были вполне исправными, экипажи знали, как пользоваться ими, и от танков вели подземные туннели к машинам, которые, по всей вероятности, давали им возможность отступить в тыл после вражеского наступления, когда они расстреляют свой боевой запас. Инженеры, построившие эти линии обороны, теперь, наверно, уже умерли, и генерал Бондаренко надеялся, что их похоронили с честью, как настоящих солдат. Такая оборона не остановит решительное наступление противника — никакая неподвижная линия обороны не сможет сделать этого, — но её огневая мощь заставит противника подумать, что ему следовало бы выбрать другое направление атаки.

Однако маскировку требовалось обновить, и такую работу можно делать только ночью. Самолёт, летящий вдоль границы на большой высоте с фотокамерами, направленными в сторону российской территории, мог делать снимки далеко в глубь неё, и китайцы располагали, наверно, тысячами хороших фотоснимков плюс фотографий, полученными со своих разведывательных спутников, а также снимков с коммерческих птичек, которых мог нанять кто угодно за деньги…

— Андрей, пусть наша разведка выяснит, использовали ли китайцы коммерческие спутники для фотографирования нашей территории.

— Зачем? Разве у них нет своих разведывательных?

— Мы не знаем, насколько хорошо действуют их разведывательные спутники, но зато нам известно, что новые французские спутники ничем не уступают американским спутникам, которые США запускали до 1975 года, а этого достаточно для большинства разведывательных целей.

— Будет исполнено, товарищ генерал. — Алиев замолчал. — Вы считаете, что здесь что-то произойдёт?

Бондаренко молчал, глядя на юг, на другой берег Амура. С вершины холма он мог заглянуть далеко в глубь Китая. Местность там ничем не отличалась от российской территории, но по политическим причинам это была вражеская земля. Хотя население за рекой этнически не отличалось от населения его территории, политические разногласия сделали для него людей, живущих там, предметом беспокойства, даже страха. Он покачал головой.

— Андрей Петрович, ты выслушивал те же разведывательные донесения, что и я. Меня беспокоит, что их армия проявляла гораздо большую активность в последнее время, чем наша. Они способны атаковать нас, а у нас нет возможности защититься от них. В нашем распоряжении находится всего три не полностью укомплектованные дивизии, и уровень их подготовки оставляет желать лучшего. Нам нужно сделать очень много, прежде чем я почувствую себя уверенно. Укрепление этой линии обороны является самым простым делом, но чтобы окончательно укрепить её, необходимо замаскировать бункеры. Далее, мы будет регулярно посылать танкистов на стрельбище, чтобы дать им возможность тренироваться в стрельбе из танков. Для них это будет несложно, но этоне делалось в течение десяти месяцев! Нам нужно так много сделать, Андрей Петрович, так много.

— Это верно, товарищ генерал, но у нас хорошее начало.

Бондаренко махнул рукой и проворчал:

— А-а, хорошее начало будет через год. Мы всего лишь один раз помочились утром, а нам предстоит долгий день, полковник. А теперь полетим на восток и осмотрим следующий сектор.

* * *
Генерал Пенг Хи-Вонг, командующий 34-й Краснознамённой ударной армией, стоял всего в шестнадцати километрах и смотрел через мощный бинокль на российскую границу. 34-я ударная армия относилась к числу армий группы «А», и в ней насчитывалось восемьдесят тысяч человек. В его распоряжении находилась бронетанковая дивизия, две механизированные дивизии, мотострелковая дивизия и другие части, такие, как отдельная артиллерийская бригада под его непосредственным командованием. Генералу было пятьдесят лет, и он был членом партии с того момента, когда ему исполнилось двадцать. Всю свою жизнь он был профессиональным солдатом и последние десять лет работал с нескрываемым удовольствием. С того времени, когда он был полковником и командовал бронетанковым полком, он непрерывно готовил свои войска на местности, которая стала для него родной.

Военный округ Шеньян представлял собой крайнюю северо-восточную часть Китайской Народной Республики. Местность здесь была холмистой, густо поросшей лесом, с тёплым летом и холодной зимой. На реке Амур перед генералом Пенгом уже начал появляться лёд, но, с военной точки зрения, настоящим препятствием были деревья. Танки могли валить отдельные деревья перед собой, но не через каждые десять метров.

Нет, они будут вынуждены лавировать между деревьями и объезжать их, и хотя расстояния для этого было достаточными, водителям придётся нелегко, и двигатели будут поглощать дизельное горючее с такой быстротой, словно ты наклоняешь бочку с горючим и переливаешь его через край. На том берегу Амура имелись шоссейные и железные дороги, и, если ему удастся перейти к северу, он будет пользоваться ими, хотя езда по таким дорогам создавала удобные условия для засад со стороны противника, если у русских было достаточно противотанкового вооружения. Однако русская доктрина, сформулированная ещё полвека назад, гласила, что лучшим оружием для борьбы с танками противника являются более мощные танки. Во время своей войны с фашистами Советская армия имела на вооружении великолепные танки Т-34. Они выпустили после войны огромное количество противотанковых пушек «рапира» и скопировали украденные у НАТО управляемые противотанковые ракеты, но с ними можно справиться, открыв артиллерийский огонь по площадям, а у Пенга было огромное количество артиллерийских орудий и горы снарядов. Огонь из орудий будет убийственным против незащищённых пехотинцев, которые должны управлять противотанковыми ракетами, направляя их в цель. Генерал Пенг жалел, что в его распоряжении нет противоракетной системы «Арена», предназначенной для защиты его танков от роя смертоносных насекомых НАТО, но у него не было этой системы, и, кроме того, он слышал, что она не так уж хорошо действовала.

Бинокль в руках генерала был китайской копией германской модели «Цейс», принятой Советской армией в прошлые годы. Этот бинокль обеспечивал увеличение от двадцати до пятидесяти раз, позволяя ему детально рассматривать противоположный берег реки. Пенг прибыл сюда примерно месяц назад, получив возможность познакомиться с пограничными частями КНР. Китайские пограничники обеспечивали, по сути дела, оборонительное наблюдение, и к тому же не слишком надёжное. Генерала не беспокоила перспектива атаки русских на его страну. Народно-освободительная армия следовала той же доктрине, которой следовали все армии мира, начиная с ассирийцев: лучшая оборона — это стремительное наступление. Если здесь начнётся война, лучше всего начать её самим. Так что у Пенга был целый шкаф, полный планов наступления на Сибирь, разработанных его оперативными и разведывательными управлениями, потому что именно такова задача оперативных управлений.

— Похоже, что их оборона находится в плохом состоянии, — заметил Пенг.

— Совершенно верно, товарищ генерал, — согласился полковник, командующий полком пограничной охраны. — По нашим наблюдениям, они не проявляют особой активности.

— Они слишком заняты продажей своего оружия местному населению за водку, — сказал начальник политотдела армии. — Их моральное состояние на низком уровне, и они не проводят учения подобно нам.

— Недавно сюда прибыл новый командующий военным округом, — возразил начальник разведывательного управления армии. — Его зовут генерал-полковник Бондаренко. В Москве его высоко ценят, считают знающим генералом и бесстрашным боевым командиром, отлично проявившим себя в Афганистане.

— Это означает, что один раз ему уже повезло, — заметил начальник политотдела. — Он не подхватил венерическую болезнь от кабульской проститутки.

— Опасно недооценивать противника, — предостерёг разведчик.

— И глупо переоценивать его.

Пенг молчал, продолжая изучать противоположный берег в бинокль. Он много раз слышал споры между своими начальниками разведывательного и политического управлений. Разведчик был склонен к осторожности, подобно старой бабе, но многие офицеры разведки были такими. С другой стороны, офицеры политических управлений были настолько агрессивны, что по сравнению с ними Чингисхан показался бы трусоватым.

Как на сцене театра, офицеры играли роли, предписанные им. Его роль, роль командующего армией, заключалась в том, чтобы быть умным и уверенным командиром одной из лучших ударных армий страны. Пенг играл эту роль достаточно хорошо и потому был одним из кандидатов на производство в звание генерала первого класса, а если он и дальше будет умело и осторожно раскладывать карты, ещё лет через восемь может стать маршалом. Обладание таким званием означало реальное политическое влияние и личное состояние, которое невозможно сосчитать, потому что под его руководством будет работать множество фабрик и заводов и все будут вносить свою долю в его обогащение. Во главе некоторых фабрик стояли простые полковники, обладающие политическим влиянием, умеющие льстить своим начальникам. Пенг, однако, никогда не шёл таким путём. Ему нравилось быть солдатом гораздо больше, чем передвигать бумаги по столу и кричать на рабочих. Ещё молодым младшим лейтенантом он воевал с русскими, не так далеко от того места, где стоит сейчас. Та война была не совсем обычной. Его полк добился успеха в самом начале, но затем на них обрушился шквал артиллерийского огня. Это было в то время, когда Советская армия, настоящая Советская армия прошлых лет, обладала целыми артиллерийскими дивизиями, огонь которых потрясал землю и небо, и этот пограничный конфликт вызвал ярость нации, которой когда-то была Россия. Но все это осталось в прошлом. Разведка доносила ему, что русские войска на противоположном берегу холодной реки не походят даже на бледную тень тех войск, которые стояли там раньше. Четыре дивизии, наверно, и ни одна из них не укомплектована полностью. Таким образом, каким бы умным командиром ни был этот парень Бондаренко, если начнётся война, ему придётся нелегко.

Но это политический вопрос, не так ли? Конечно. Все важные вопросы являются политическими.

— Как продвигается работа у инженеров-мостостроителей? — спросил Пенг, глядя на холодное водное препятствие внизу.

— Их последние учения прошли успешно, товарищ генерал, — доложил начальник оперативного управления. Подобно всем армиям мира, НОА копировала «ленточные» мосты, разработанные советскими инженерами в 1960-х годах для того, чтобы переправиться через все реки в Западной Германии, когда начнётся война между НАТО и Варшавским пактом. Впрочем, эта война так и не началась. За исключением художественных произведений, в которых блок НАТО неизменно одерживал победу. А как иначе? Разве будут капиталисты тратить деньги на издание книг, в которых кладётся конец их культуре? Пенг ухмыльнулся. Такие люди наслаждаются своими иллюзиями…

…почти так же, как члены Политбюро его собственной страны. Так происходит во всем мире, решил Пенг. Правители каждой страны держат в своих головах мечты и питаются заставить мир перестроиться в соответствии с ними. Некоторым это удаётся, и это те люди, которые пишут книги об истории.

— Итак, что ждёт нас здесь?

— От русских? — спросил начальник разведывательного управления. — Я ни о чём не слышал. Их армия проводит немного больше учений, но это не является основанием для беспокойства. Если они захотят перейти на наш берег, надеюсь, они умеют плавать в холодной воде.

— Русские слишком любят удобства. Они стали мягкотелыми при новом режиме, — заявил начальник политуправления.

— А если нам прикажут двинуться на север? — спросил Пенг.

— Мы пнём их как следует, и все их гнилое здание рассыплется, — ответил начальник политуправления. Он не знал, что точно процитировал высказывание ещё одного врага России.

Глава 43Решения

Полковник, сидящий за штурвалом «ВВС-1», совершил посадку ещё мягче, чем обычно.

Джек и Кэти Райан уже проснулись, приняли душ, который освежил их, а лёгкий завтрак с большим количеством кофе помог стать бодрыми. Президент посмотрел в иллюминатор слева от себя и увидел стройные ряды солдат, ожидающих остановки самолёта в предписанном месте.

— Добро пожаловать в Польшу, детка. Какие у тебя планы?

— Я собираюсь провести несколько часов в польской больнице. Их главный офтальмолог попросил меня присутствовать при его операции. — Это было обычным делом для первой леди, и она считала это правильным. Она была знаменитым офтальмологом, делала операции, но также считала своим долгом учить молодых врачей и наблюдать, как её коллеги в разных частях мира делали свою работу. Нередко она видела что-то новое, чему следовало научиться или даже скопировать, потому что умные люди работают повсюду, а не только в медицинской школе университета Джонса Хопкинса. Это было той частью жизни первой леди, которая ей по-настоящему нравилась, потому что она могла научиться чему-то, вместо того чтобы просто быть плоскогрудой куклой Барби, на которую смотрит весь мир. Для этого она надела бежевый деловой костюм, жакет которого она скоро сменит на докторский белый халат, всегда являющийся её любимой формой одежды. Джек надел один из своих темно-синих костюмов в тонкую белую полоску с темно-бордовым полосатым галстуком, потому что Кэти нравилась эта цветовая гамма и она действительно решала, что носить Джеку, за исключением рубашки. «Фехтовальщик» носил только белые хлопчатобумажные рубашки с застёгнутым на пуговицы воротником, и, несмотря на уговоры Кэти надеть что-то другое, на этом он стоял твёрдо. Это давало Кэти возможность неоднократно говорить, что он носил бы эти чёртовы рубашки и с вечерним костюмом, если бы правила не требовали надевать рубашку другого цвета.

Самолёт остановился, и началось церемониальное действо. Сержант ВВС — это всегда был мужчина — открыл дверь с левого борта самолёта, чтобы убедиться, что трап, прикреплённый к грузовику, уже на месте. Ещё два сержанта поспешно спустились вниз, чтобы отдать салют Райану, когда он пойдёт по трапу. Андреа Прайс-О'Дей говорила по своему цифровому радио с командиром группы агентов Секретной службы, вылетевшей вперёд, чтобы убедиться, что президент может безопасно появиться на открытом месте. Она уже знала, что польская полиция готова сотрудничать, и позаботилась о том, чтобы вокруг стояло достаточно охранников, способных отразить атаку инопланетян или нападение гитлеровского вермахта. Она кивнула президенту и миссис Райан.

— Пошли к зрителям, — сказал Джек Кэти с натянутой улыбкой.

— Произведи на них впечатление, кинозвезда, — ответила она. Это была одна из шуток, смысл которых понимали только они.

Джон Патрик Райан, президент Соединённых Штатов Америки, встал в дверях самолёта, чтобы посмотреть на Польшу или, по крайней мере, на ту её часть, которую он мог увидеть с этого возвышения. Раздались первые приветственные крики, потому что, хотя он ещё никогда не бывал в Польше, он пользовался здесь огромной популярностью, по непонятной для него причине. Райан начал спускаться по трапу, осторожно, со ступеньки на ступеньку, стараясь не споткнуться и не покатиться вниз. Это могло произвести неблагоприятное впечатление, как к своему несчастью, узнал на собственном опыте один из его предшественников. Внизу два сержанта ВВС вытянулись и поднесли ладони к голове, отдавая ему салют, и Райан бессознательно ответил им тем же. Затем ему отсалютовал польский офицер. Здесь салют отдавали по-другому, увидел Джек, с безымянным пальцем и мизинцем, прижатыми к ладони, подобно американским скаутам. Джек кивнул и улыбнулся офицеру, потом последовал за ним к выстроившимся высокопоставленным лицам. Здесь его встретил американский посол, чтобы представить его президенту Польши. Отсюда они подошли по красному ковру к трибуне, где президент Польши приветствовал Райана, и Райан сделал несколько замечаний, демонстрирующих его радость по случаю посещения этой древней страны и нового важного союзника Америки.

Райан смутно помнил «польские» шутки, которые были так популярны, когда он учился в школе, но заставил себя сдержаться и не обращаться с одной из них к собравшейся толпе. Затем последовал обход торжественного караула, состоящего примерно из трех рот пехотинцев, одетых по этому случаю в парадные мундиры. Джек прошёл мимо них, заглядывая в глаза каждого солдата на долю секунды и понимая, что сейчас им больше всего хочется вернуться в казармы и переодеться в более привычную повседневную одежду.

Там они будут рассказывать, что этот парень Райан выглядел очень хорошо для главы американского государства и как приятно, наконец, снова вернуться в казарму, после того как закончилась эта церемония, от которой у них одни неприятности. Затем Джек и Кэти — у неё в руках были цветы, преподнесённые двумя прелестными польскими детишками, шестилетними мальчиком и девочкой, потому что этот возраст был самым лучшим для того, чтобы приветствовать важную иностранную даму, сели в официальный американский лимузин из посольства США для поездки в город. Джек посмотрел на посла.

— Какие новости из Москвы?

Послы были когда-то Очень Важными Персонами, и этим объяснялось то обстоятельство, что до сих пор каждый из них должен получить одобрение сената Соединённых Штатов. Когда писали Конституцию, по миру путешествовали на парусных судах, и посол в иностранном государстве действительно был Соединёнными Штатами Америки. Он должен был говорить от имени своей страны безо всяких указаний из Вашингтона. Современные средства связи превратили послов в почётных почтальонов, но иногда они по-прежнему выполняли ответственные поручения с осмотрительностью и благоразумием. Это был именно такой случай.

— Они хотят, чтобы Государственный секретарь прилетел к ним как можно скорее. Запасной самолёт стоит на авиабазе истребительной авиации примерно в пятнадцати милях отсюда. Мы можем доставить Скотта к самолёту уже через час, — доложил Станислас Левендовский.

— Спасибо, Стан. Займись этим.

— Сейчас же займусь, — ответил с коротким поклоном посол, родившийся в Чикаго.

— Что ещё нам нужно знать?

— Если не считать этого, сэр, все остальное под контролем.

— Меня пугает, когда я слышу это, — негромко заметила Кэти. — Услышав такую фразу, я поднимаю голову, чтобы увидеть падающий мешок с песком.

— Только не здесь, мэм, — пообещал Левендовский. — Здесь все действительно под контролем.

Как приятно услышать это, — подумал президент Райан, — но что происходит в остальном гребаном мире?

* * *
— Эдуард Петрович, это не слишком приятная новость, — сказал Головко своему президенту.

— Сам вижу, — коротко согласился Грушевой. — Но почему мы должны узнавать об этом от американцев?

— У нас был очень хороший источник в Пекине, но недавно он был вынужден уйти в отставку. Ему шестьдесят девять лет, и он болен. Ему пришлось оставить свой пост в партийном секретариате. К сожалению, мы не можем найти ему замену, — признался Головко. — Американский источник занимает, по-видимому, такое же место. Нам повезло, что мы получаем такую информацию, и не так уж важно, от кого она исходит.

— Да, лучше иметь её, чем не иметь, — согласился Эдуард Петрович. — Итак, что последует дальше?

— По просьбе американцев Государственный секретарь Адлер прилетит сюда примерно через три часа. Он хочет обсудить непосредственно с нами «проблему взаимного интереса». Это означает, что американцы обеспокоены происходящими событиями не меньше нас.

— Что они скажут?

— Вне всякого сомнения, они предложат нам какую-то помощь. Какую именно, мне неизвестно.

— Есть что-нибудь, чего я не знаю об Адлере и Райане?

— Не думаю. Скотт Адлер — профессиональный дипломат, повсюду пользуется популярностью из-за своих знаний и опыта. Он друг Райана ещё с того времени, когда Иван Эмметович был заместителем директора ЦРУ. Они хорошо уживаются друг с другом, у них нет разногласий по вопросам международной политики. Я знаю Райана больше десяти лет. Он умён, решителен и человек необычного личного благородства. Если он даёт слово, то никогда его не нарушает. Он был врагом Советского Союза, искусным врагом, но после перемены политической системы в России стал нашим другом. Судя по всему, он хочет, чтобы мы добились успеха и процветания в экономической сфере, хотя его усилия в этой области были иногда несвязными и запутанными. Как вы знаете, мы помогли американцам в двух «чёрных» операциях, одна была направлена против Японии, другая — против Ирана. Это важно, потому что Райан считает, что он у нас в долгу. Он, как я уже сказал, благородный человек и захочет вернуть нам этот долг, если только это не противоречит интересам безопасности его страны.

— Нападение Китая он будет рассматривать именно так? — спросил президент Грушевой.

Головко решительно кивнул.

— Да, я уверен в этом. Мы знаем, что Райан в личной беседе говорил, что любит и уважает русскую культуру и ему хочется, чтобы Америка и Россия были стратегическими партнёрами. Поэтому я думаю, что Государственный секретарь Адлер предложит нам значительную помощь против Китая.

— В какой форме?

— Эдуард Петрович, я офицер разведывательной службы, а не предсказатель будущего… — Головко замолчал. — Скоро мы узнаем больше, но если вы хотите, чтобы я высказал предположение…

— Говорите, — приказал русский президент.

Директор СВР сделал глубокий вдох и высказал своё предположение:

— Он предложит нам место в НАТО. — Это потрясло Грушевого.

— Присоединиться к НАТО? — спросил он, не веря собственным ушам.

— Это будет самым разумным решением проблемы. Мы становимся союзниками всей Европы, и в случае нападения Китая все члены НАТО должны будут оказать нам военную помощь.

— И если они сделают нам такое предложение?..

— Вам следует немедленно принять его, товарищ президент, — ответил директор Службы внешней разведки. — Будет глупо, если мы откажемся.

— Что они потребуют за это?

— Чего бы они ни потребовали, это обойдётся нам гораздо дешевле, чем война с Китаем.

Грушевой задумчиво кивнул.

— Я обдумаю это. Неужели возможно, чтобы Америка признала Россию своим союзником?

— Райан тщательно обдумал эту идею. Она соответствует его стратегической доктрине, и, как я уже сказал, он действительно восхищается Россией и уважает её.

— После службы в ЦРУ?

— Разумеется, именно поэтому. Он знает нас. Ему следует уважать нас.

Грушевой задумался. Подобно Головко, он был патриотом России, любил запах русской земли, берёзовые леса, водку и борщ, музыку и литературу своей страны. Но он не забывал про ошибки и несчастья, от которых страдала Россия на протяжении столетий. Как и Головко, он вырос в стране, которая называлась Союзом Советских Социалистических Республик, получил здесь образование и верил в принципы марксизма-ленинизма. Однако постепенно он начал понимать, что путь к политической власти требовал поклонения этому фальшивому богу. Подобно многим, он видел, что социалистическая система просто не в состоянии работать. Но, в отличие от большинства, Грушевой принадлежал к числу немногих мужественных людей и не боялся говорить о недостатках социалистической системы. Он был юристом, и даже при советской системе, где закон подчинялся политическому капризу, Грушевой боролся за рациональную систему законодательства, которая позволит людям предсказывать реакцию государства на их действия. Он был в первых рядах борцов за свободу, когда рухнула старая система, и он обнял новую систему, подобно тому, как тинейджер обнимает свою первую любовь. Теперь он старался установить порядок — законный порядок, а это было ещё труднее — в стране, которая на протяжении столетий знала только диктаторское правление. Если это удастся, он знал, что его навсегда запомнят как одного из гигантов политической истории человечества.

А если потерпит неудачу, его будут помнить как ещё одного прожектёра с пылающим взором, неспособного превратить свою мечту в реальность. Последнее, думал он, является более вероятным исходом.

Но, несмотря на беспокойство, он делал все, чтобы одержать победу. Теперь в Сибири были открыты небывалые месторождения нефти и золота, появившиеся, словно небесные дары от милосердного бога, существование которого отрицалось советским образованием.

Российская история предсказывала, нет, доказывала, что подобные дары неизбежно будут отобраны у его страны, потому что ей всегда катастрофически не везло. Неужели бог так ненавидит Россию? Все знакомые с прошлым его древней страны придерживались этой точки зрения. Но сегодня надежда возникла, как золотой сон, и Грушевой был полон непреклонной решимости не позволить этому сну исчезнуть, как это случалось раньше.

Земля Толстого и Римского-Корсакова дала миру так много, и теперь Россия хотела получить что-нибудь взамен. Может быть, этот Райан действительно окажется другом его страны и его народа. Его страна нуждалась в друзьях. У России было достаточно ресурсов, чтобы жить без посторонней помощи, но, чтобы освоить эти ресурсы, страна нуждалась в союзниках, которые подтолкнули бы её в современный мир, где она стала бы самостоятельной и экономически независимой страной, готовой дружить со всеми, готовой давать и получать с честью и достоинством. Колоссальные богатства были в пределах его досягаемости, если ещё не в его руках. Если он освоит эти богатства, он станет бессмертным, это превратит Эдуарда Петровича Грушевого в человека, который сумел перестроить целую страну. Но, чтобы сделать это, он нуждался в помощи. Пусть эта помощь оскорбляет его amour propre[72], его патриотизм, но его долг перед Россией требует, чтобы он примирился с этим.

— Посмотрим, Сергей Николаевич. Посмотрим.

* * *
— Сейчас самое время, — сказал Чанг Хан Сан своим коллегам в комнате, обшитой панелями из полированного дуба. — Личный состав и техника в районе сосредоточения. Приз прямо перед нашими глазами. Этот приз обещает нам спасение, экономическую безопасность, о которой мы мечтали десятилетиями, возможность превратить Китай в самую могучую державу мира. Мы оставим нашему народу такое наследство, какого не оставлял ни один вождь своим потомкам. Нам нужно всего лишь взять его. Оно практически лежит в наших руках.

— Это осуществимо? — осторожно спросил министр внутренних дел Тонг Джи.

— Маршал? — Чанг дал возможность ответить на этот вопрос министру обороны.

Луо Конг наклонился вперёд. Вместе с Чангом они провели прошлый вечер, рассматривая карты, диаграммы и разведывательные сводки.

— С военной точки зрения, это осуществимо. В Шеньянском военном округе мы сосредоточили четыре армии группы «А». Они отлично подготовлены и готовы к удару на север. За ними размещены шесть армий группы «Б» с достаточным количеством пехоты, чтобы поддержать наши механизированные войска, и ещё четыре армии группы «В», задачей которых является стать гарнизонами на территории, которую мы захватим. С чисто военной точки зрения, вопрос заключается лишь в том, чтобы передвинуть наши силы и затем обеспечить снабжение. Это, главным образом, вопрос железных дорог, по которым мы сможем перемещать снабжение и солдат. Министр Киан? — спросил Луо. Он и Чанг тщательно разработали эту часть театрального представления, надеясь кооптировать подходящего оппонента предложенной ими национальной политики уже в самом начале.

Министр финансов был потрясён вопросом, но гордость за предыдущую работу и прирождённая честность заставили его дать правдивый ответ.

— У нас достаточно подвижного состава для удовлетворения ваших целей, маршал Луо, — коротко ответил он.

— Трудность будет заключаться в ремонте повреждений мостов и полотна от воздушных налётов противника. Этот вопрос Министерство железных дорог изучало на протяжении десятилетий, но мы не получили точного ответа на наши вопросы, поэтому мы не можем предсказать размер повреждений, которые могут нанести русские.

— Я не слишком беспокоюсь об этом, Киан, — ответил маршал Луо. — Русские военно-воздушные силы находятся в плохом состоянии из-за того, что их направляли для борьбы с мусульманскими меньшинствами. Они использовали для этой цели значительную часть своих лучших вооружений и запасных частей. По нашим оценкам, наши противовоздушные части смогут сохранить транспортные магистрали с допустимыми потерями. Сможем ли мы послать персонал для прокладки продолжения наших железных дорог в Сибирь?

И снова Киан почувствовал, что попал в ловушку.

— Русские провели геодезические работы и насыпали большое количество гравия в течение многих лет, надеясь продлить Транссибирскую железную дорогу и заселить этот район людьми. Эти усилия они начали ещё при Сталине. Можем ли мы быстро прокладывать железную дорогу? Да. Но достаточно быстро для ваших целей? По-видимому, нет, товарищ маршал, — ответил Киан со знанием дела. Если он не будет отвечать на вопросы честно, его кресло у стола Политбюро испарится.

— Я бы не относился к этому вопросу с таким оптимизмом, товарищи, — сказал министр иностранных дел Шен Танг.

— Почему, Шен? — спросил Чанг.

— Как поступят другие страны? — задал он риторический вопрос. — Мы не знаем этого, но я не проявлял бы особого оптимизма, особенно в отношении Америки. Они становятся все более близкими с русскими. Хорошо известно, что президент Райан дружит с Головко, главным советником президента Грушевого.

— Очень жаль, что Головко остался жив, но нам не повезло, — вынужден был признаться Тан Деши.

— Опасно полагаться на везение на таком уровне, — напомнил своим коллегам Фанг Ган. — Судьба не является другом человека.

— Может быть, нам повезёт в следующий раз, — отозвался Тан.

— В следующий раз, — громко произнёс Чанг, — лучше устранить Грушевого и погрузить страну в хаос. Страна без президента — всё равно что змея без головы. Она может метаться, но никому не причинит вреда.

— Даже отрубленная голова может укусить, — заметил Фанг. — И кто возьмётся утверждать, что судьба благосклонно отнесётся к этому предприятию?

— Человек может ждать, пока Судьба не улыбнётся ему, или он может взять эту отвратительную женщину за горло и силой добиться своего — мы все делали это в своё время, — возразил Чанг с жестокой улыбкой.

Гораздо легче поступать так с покорной секретаршей, чем с Судьбой, Чанг, — подумал Фанг, но промолчал. На этом совещании он не мог заходить слишком далеко, и знал это.

— Товарищи, я бы посоветовал проявить осторожность. У псов войны острые зубы, но любая собака может неожиданно обернуться и укусить своего хозяина. Все мы были свидетелями таких случаев. Некоторые вещи, начав, гораздо труднее остановить. Война как раз и является такой вещью, и начинать её следует только после тщательного обдумывания.

— Как ты советуешь нам поступить, Фанг? — спросил Чанг. — Может быть, нам лучше подождать до тех пор, пока не придётся привлекать войска, чтобы подавить волнение собственного народа? Следует ли нам ждать, пока Судьба решит это за нас, или мы должны сами выбрать свою Судьбу?

Единственный ответ на этот вопрос заключался в самой китайской культуре, и он пришёл в голову всем членам Политбюро почти как генетическое знание, на которое не повлияла политическая обработка.

— Товарищи, все мы подвластны Судьбе. Она выбирает нас, а не мы её. То, что вы предлагаете здесь, мой старый друг, может всего лишь ускорить то, что придёт к нам в любом случае, и кто среди нас готов сказать, принесёт это нам пользу или вред? — Министр Фанг покачал головой. — Возможно, то, что вы предлагаете, является необходимым, даже полезным, — согласился он, — но только после того, как будут полностью изучены и исключены все остальные возможности.

— Если мы хотим принять решение, — сказал маршал Луо, — то мы не должны медлить с ним. Впереди хорошая погода для ведения боевых действий. Такая погода продлится не так уж долго. Если мы нанесём удар быстро — в течение двух следующих недель, — мы сможем достичь наших целей, и тогда время будет на нашей стороне. Затем наступит зима, и наступательные действия против хорошо оборудованных оборонительных позиций станут практически невозможными. Тогда мы сможем положиться на министерство Шена, задачей которого будет защитить и укрепить то, что нам удалось захватить, может быть даже поделить наши достижения с русскими… в течение некоторого времени, — добавил он с циничной улыбкой. Все знали, что Китай никогда не станет делить с кем-нибудь столь неожиданное счастье. Это будет просто уловка, с целью обмануть детей и дипломатов с кашей вместо мозгов. Мир не испытывает недостатка в подобных людях.

В ходе всего этого обсуждения премьер-министр Ху сидел молча, наблюдая, куда склонятся аргументы, прежде чем принять решение и объявить о голосовании, исход которого, разумеется, был предрешён. Оставался лишь один вопрос, который следовало задать. Неудивительно, что этот вопрос озвучил Тан Деши, глава Министерства государственной безопасности:

— Луо, мой друг, как скоро следует принять решение, чтобы обеспечить успех?

Насколько легко можно остановить наступление, если этого потребуют обстоятельства?

— В идеале, решение о наступлении следует принять сегодня, чтобы мы могли начать передвижение войск на заранее подготовленные плацдармы. Остановить их — ну, понимаешь, мы можем, конечно, остановить наступление за мгновение до того, как артиллерия откроет огонь. Гораздо труднее наступать, чем оставаться на месте. Любой человек может стоять без движения, не имеет значения, где он находится. — Заранее запланированный ответ на заранее запланированный вопрос был одновременно умным и вводящим в заблуждение. Разумеется, остановить армию, готовую перейти в наступление, так же легко, как остановить течение реки Янцзы.

— Понятно, — сказал Тан. — В этом случае я предлагаю, чтобы мы проголосовали за предварительное одобрение приказа о наступлении при условии поддержки этого решения большинством голосов Политбюро.

Теперь наступила очередь премьера Ху взять в руки ход собрания:

— Товарищи, я благодарю вас за то, что вы выразили свои точки зрения на стоящий перед нами вопрос. Теперь мы должны решить, что является наиболее благоприятным для нашей страны и нашего народа. Мы будем голосовать за предложение Тана о предварительном разрешении перейти в наступление, чтобы захватить и начать разработку нефтяных и золотых месторождений в Сибири.

Как и опасался Фанг, исход голосования был предрешён, и он, в интересах солидарности, голосовал вместе с остальными. Заколебался лишь Киан, но и он, подобно всем остальным, встал на сторону большинства, потому что опасно оставаться в одиночку в любой группе граждан КНР, особенно в такой. К тому же Киан был всего лишь кандидатом в члены Политбюро и не имел права голосовать на собрании людей, сидящих вокруг этого самого демократического из столов.

В результате исход голосования был единодушным.

Операция будет называться Лонг Чун — «ВЕСЕННИЙ ДРАКОН».

* * *
Скотт Адлер знал Москву не хуже многих русских. Он бывал здесь много раз, включая полный срок пребывания в американском посольстве совсем неопытным молодым дипломатом, много лет назад, в период администрации Картера. Самолёт ВВС доставил его в условленное время, потому что лётчики привыкли доставлять людей, выполняющих тайные миссии, в самые разные места. Эта миссия не была такой необычной, как большинство других. Самолёт совершил посадку и покатился по русской авиабазе, и официальный автомобиль подъехал к нему ещё до того, как выдвинулись механические ступеньки. Адлер поспешно спустился по трапу, один, его не сопровождал даже помощник. Русский чиновник пожал ему руку и усадил в машину для поездки в Москву. Адлер чувствовал себя спокойно. Он знал, что предложит России подарок, годный для самой большой в мире рождественской ёлки, и не думал, что русские окажутся настолько глупы, что отвергнут его. Нет, русские были одними из самых искусных в мире дипломатов и геополитических мыслителей, эта характерная черта уходила в прошлое больше чем на шестьдесят лет. Ему казалось печальным, что ещё в 1978 году эти искусные люди были прикованы к обречённой политической системе — уже в то время Адлер предвидел крах Советского Союза. Заявление Джимми Картера о «правах человека» было лучшим и получившим наименьшее признание актом иностранной политики, потому что оно внедрило вирус гниения в советскую политическую империю, и начался процесс ослабления советской власти в Восточной Европе. Её население начало задавать вопросы. Это был процесс, который подстегнул Рональд Рейган — он повысил ставки с укреплением своей оборонительной системы, что напрягло советскую экономику до крайней точки, и даже за её пределами. Это позволило Джорджу Бушу оказаться в кресле президента, когда Советский Союз сдал свои карты и отказался от политической системы, уходившей в прошлое до Владимира Ильича Ульянова-Ленина, отца-основателя, даже бога марксизма-ленинизма. «Обычно бывает грустно, когда умирает бог… но не в этом случае», — думал Адлер, глядя на силуэты зданий, проносящиеся за окнами автомобиля.

И тут он понял, что существует ещё один большой, но фальшивый бог, там, на востоке, — Мао Цзэдун, ожидающий окончательных похорон на свалке истории. Когда это произойдёт? Сыграет ли эта миссия роль в его похоронах? Когда Никсон открыл Китай, это сыграло роль в разрушении Советского Союза, обстоятельство, которое историки по-прежнему не осмыслили полностью. Отзовётся ли его окончательное эхо в падении самой Китайской Народной Республики? Это ещё надо увидеть.

Автомобиль въехал в Кремль через Спасские ворота, затем проследовал дальше, к старому зданию Совета министров. Здесь Адлер покинул машину и поспешно вошёл внутрь, поднявшись в лифте на третий этаж, где находился зал заседаний.

— Господин Государственный секретарь, — приветствовал его Головко. «Я должен считать его серым кардиналом», — подумал Адлер. Но Сергей Николаевич был в действительности человеком подлинного интеллекта и истинной открытости, и эти качества видны были сразу. Он не был даже прагматиком, но человеком, который стремился к тому, что являлось лучшим для его страны, и будет стремиться к этому повсюду, куда заглянет его ум.

Искатель правды, — подумал Государственный секретарь. С таким человеком готовы будут сотрудничать он и Америка.

— Господин директор. Благодарю вас, что вы согласились принять нас так быстро.

— Прошу пройти со мной, господин Адлер. — Головко провёл его через высокие двойные двери в помещение, которое казалось почти тронным залом. «Орёл» не мог припомнить, существовало ли это здание в царское время. Здесь их ожидал президент Эдуард Петрович Грушевой. Он уже поднялся им навстречу, выглядя серьёзно, но дружелюбно.

— Господин Адлер, — сказал русский президент с улыбкой и протянутой рукой.

— Господин президент, для меня это большое удовольствие — снова побывать в Москве.

— Прошу садиться. — Грушевой подвёл его к нескольким комфортабельным креслам, стоящим вокруг столика, на котором уже был расставлен чайный прибор, и Головко разлил чай по фарфоровым чашкам, подобно преданному заместителю, угощающему своего короля и его гостя.

— Спасибо. Мне всегда нравилось, как вы угощаете чаем в России. — Адлер размешал сахар и сделал глоток.

— Итак, что вы хотите сказать нам? — спросил Грушевой на неплохом английском языке.

— Мы показали вам, что стало для нас причиной огромного беспокойства.

— Китайцы, — заметил русский президент. Все знали об этом, но начало разговора должно следовать принципам переговоров на высшем уровне, подобно беседе адвокатов, обсуждающих крупное дело в судебной палате.

— Да, китайцы. Похоже, что они собираются угрожать миру на земле. Америка не желает, чтобы этот мир был нарушен. Все мы напряжённо работали — ваша страна и наша, — чтобы положить конец конфликту. С благодарностью мы отмечаем помощь России в наших самых недавних проблемах. Подобно тому, как мы были союзниками шестьдесят лет назад, Россия помогла нам. Америка никогда не забывает своих друзей.

Головко медленно выдохнул. Да, его предсказание сейчас сбудется.

Президент США — благородный человек и друг его страны. Он вспомнил, что был момент, когда держал он пистолет у виска Райана. В то время Райан организовал бегство Председателя КГБ из Советского Союза. Как давно все это было! В тот момент Сергей Николаевич был в ярости, какой он никогда раньше не испытывал в течение своей длинной, полной напряжения жизни. Но он удержался от того, чтобы нажать на спусковой крючок, потому что глупо стрелять в человека, обладающего дипломатическим статусом. Теперь он благословлял свою сдержанность, потому что Джон Патрик Райан был готов предложить России то, к чему всегда стремился Головко, — предсказуемость. Честь Райана, его стремление к справедливой игре, личная честность, которая была самым сдерживающим аспектом недавно занятой им политической должности, — все это, взятое вместе, превращало его в человека, на которого Россия могла положиться. И в этот момент Головко мог сделать то, к чему он стремился всю свою жизнь: он мог увидеть будущее, лежащее всего в нескольких минутах от него.

— Вы считаете, что угроза со стороны Китая реальна? — спросил Грушевой.

— Мы опасаемся, что она вполне реальна, — ответил Государственный секретарь Америки. — Мы надеемся предотвратить её.

— Но как вы собираетесь осуществить это? Китай знает о нашей военной слабости. За последнее время мы сократили наши оборонные возможности, пытаясь использовать освободившиеся ресурсы в других областях, представляющих большее значение для нашей экономики. Теперь создаётся впечатление, что мы можем заплатить слишком большую цену за это, — сказал русский президент, не скрывая своего беспокойства.

— Господин президент, мы надеемся помочь России в этом отношении.

— Как?

— Господин президент, в этот момент, когда мы говорим с вами, президент Райан ведёт переговоры с главами государств и правительств НАТО. Он предлагает им пригласить Россию подписать Североатлантическую хартию. Россия станет союзницей всей Европы. Мы надеемся, что тогда Китай сделает шаг назад и подумает о разумности конфликта с вашей страной.

— А-а, — вздохнул Грушевой. — Значит, Америка предлагает России заключить договор?

Адлер кивнул.

— Да, господин президент. Подобно тому, как мы были союзниками в войне против Гитлера, сегодня мы снова предлагаем вам стать союзниками против всех потенциальных врагов.

— В этом много сложностей, придётся вести переговоры между вашими военными и нашими, например — даже переговоры с командованием НАТО в Бельгии. Потребуются месяцы для вхождения нашей страны в НАТО.

— Это технические вопросы, которыми займутся дипломатические и военные советники. Мы предлагаем Российской Федерации нашу дружбу в мирное и военное время. Гарантией этого будет слово президентов и честь наших стран.

— А как относительно Европейского союза, их Общего рынка?

— Это, сэр, останется на усмотрение Европейского экономического союза, но Америка будет рекомендовать нашим европейским друзьям принять вас и сделать полноправным членом Европейского сообщества, и мы окажем все наше влияние для достижения этой цели.

— Что вы хотите взамен? — спросил Грушевой. Головко не говорил об этом предложении. Это может стать ответом на многие русские молитвы, хотя его ум совершил прыжок и он увидел, что русская нефть будет огромным подарком Европе и, следовательно, принесёт взаимную, а не одностороннюю выгоду.

— Мы не просим ничего особенного взамен. В американских интересах помочь создать стабильный и прочный мир. Мы приглашаем Россию войти в этот мир. Дружба между вашим народом и нашим принесёт пользу всем, не правда ли?

— И в нашей обшей дружбе заключается выгода для Америки, — напомнил Головко.

Адлер откинулся на спинку кресла и улыбнулся, соглашаясь с Головко.

— Конечно. Россия будет торговать с Америкой, и Америка будет торговать с Россией. Мы станем соседями в глобальной деревне, дружественными соседями. Мы будем соперничать в экономике, приносить пользу друг другу, как мы делаем это со многими другими странами.

— Ваше предложение кажется таким простым, — сказал Грушевой.

— А зачем делать его более сложным? — спросил Государственный секретарь. — Я дипломат, а не юрист и потому предпочитаю простые вещи.

Грушевой задумался почти на минуту. При обычных условиях дипломатические переговоры длились неделями или даже месяцами даже по самым простым проблемам, но Адлер был прав: простое лучше сложного, и фундаментальная проблема была здесь достаточно понятна, хотя от возможных последствий захватывало дух. Америка предлагает спасение России, не просто военный союз, но открывает все двери к экономическому развитию. Америка и Европа будут партнёрами Российской Федерации, создавая одновременно открытое и интегрированное сообщество, охватывающее все Северное полушарие. Это сделает Эдуарда Петровича Грушевого человеком, который приведёт свою страну в новое столетие настоящего и будущего мира, и вместо всех разрушенных статуй Ленина и Сталина, может быть, благодарный народ поставит несколько памятников ему. Такая мысль нравится любому русскому политическому деятелю. И через несколько минут он протянул руку через чайный столик.

— Российская Федерация с радостью принимаетпредложение Соединённых Штатов Америки. Вместе мы когда-то положили конец величайшей угрозе человеческой культуре. Может быть, мы сможем сделать это снова — даже ещё лучше, не допустим этой угрозы.

— В таком случае, сэр, я доложу о нашем соглашении моему президенту.

Адлер посмотрел на часы. Прошло всего двадцать минут. Черт побери, оказывается, как быстро можно изменить историю, если обе стороны придерживаются одного мнения, не правда ли? Он встал.

— Мне нужно отправиться в путь, чтобы доложить об этом.

— Прошу вас передать мои самые лучшие пожелания и глубокое уважение президенту Райану. Мы приложим все усилия, чтобы стать достойными союзниками вашей страны.

— Он и я ничуть в этом не сомневаемся, господин президент. — Адлер пожал руку Головко и направился к двери. Через три минуты он уже сидел в автомобиле, который мчался в сторону аэропорта. Там он поднялся на борт самолёта, и едва самолёт начал выруливать на взлётную полосу, как Адлер включил свой кодированный спутниковый телефон.

* * *
— Господин президент? — сказала Андреа, подходя к Райану перед самым началом пленарного заседания глав стран — членов НАТО. Она передала ему кодированный портативный телефон. — Вам звонит Государственный секретарь Адлер.

Райан сейчас же взял трубку.

— Скотт? Это Райан. Чем закончились переговоры?

— Полным успехом, Джек.

— О'кей, теперь мне нужно убедить в этом всех остальных парней. Ты хорошо поработал, Скотт. Побыстрее возвращайся обратно.

— Мы уже взлетаем, сэр. — Связь прервалась. Райан передал телефон специальному агенту Прайс-О'Дей.

— Хорошие новости? — спросила она.

— Да. — Райан кивнул и вошёл в конференц-зал.

— Господин президент. — К нему подошёл сэр Бэзил Чарльстон. Глава британской Интеллидженс сервис, он был знаком с Райаном дольше всех присутствующих в этом зале. Одним из самых странных результатов восхождения Райана на пост президента было то, что люди, знавшие его лучше всех, были, как один, разведчиками, главным образом из стран НАТО, и они давали советы главам своих правительств, как иметь дело с Америкой. Сэр Бэзил служил не меньше чем при пяти премьер-министрах правительства Её Величества, но сейчас он занимал несколько более высокое положение, чем раньше.

— Как поживаешь, Бэз?

— Все в полном порядке, спасибо. Можно задать тебе вопрос?

— Конечно. — Но это не значит, что мне придётся отвечать на него, — прибавила ответная улыбка Джека.

— Адлер сейчас в Москве. Могу я спросить почему?

— Какова будет реакция твоего премьер-министра на приглашение России присоединиться к НАТО?

Это заставило Бэзила моргнуть, увидел Райан. Он знал, что редко удаётся застать сэра Бэзила врасплох. Его ум тут же начал лихорадочно работать, пытаясь проанализировать новую ситуацию.

— Китай? — спросил он через несколько секунд.

Джек кивнул.

— Да. Не исключено, что у нас могут возникнуть с ним некоторые проблемы.

— Уж не собираются ли они двинуться на север?

— Они думают об этом, — ответил Райан.

— Насколько надёжна твоя информация по этому вопросу?

— Ты ведь знаешь о баснословном источнике золота и нефти в России?

— О да, господин президент. Ивану чертовски повезло в обоих случаях.

— Наши разведывательные источники в Пекине даже лучше.

— Неужели? — заметил Чарльстон, давая Джеку понять, что Интеллидженс сервис полностью отрезана от источников в Китае.

— Совершенно верно, Бэз. Это информация класса «А», и она заставила нас беспокоиться. Мы надеемся, что включение России в Североатлантический союз отпугнёт их. Грушевой только что дал согласие на вступление в НАТО. Как ты считаешь, какой будет реакция остальных присутствующих на это?

— Они отреагируют осторожно, но благоприятно, после того как получат возможность обдумать это.

— Поддержит ли нас Британия в этом вопросе? — спросил Райан.

— Я должен поговорить с премьер-министром. Сообщу тебе позднее. — С этими словами сэр Бэзил подошёл к британскому премьер-министру, который беседовал с министром иностранных дел Германии. Чарльстон отвёл его в сторону и тихо заговорил ему в ухо. Мгновенно глаза ПМ расширились, и он посмотрел на Райана. Премьер-министр чувствовал, что попал в ловушку, причём достаточно неприятную из-за фактора неожиданности. Но главным в этой ловушке было то, что Британия и Америка всегда поддерживали друг друга. «Особые отношения» между ними были такими же прочными и хорошими сегодня, как и при правительствах Франклина Рузвельта и Уинстона Черчилля. Это была одна из постоянных величин в дипломатическом мире для обеих стран, которая опровергала изречение Киссинджера, что у великих стран нет друзей, только взаимные интересы. Возможно, это было исключением, доказывающим существование правила. Как Британия, так и Америка готовы броситься под мчащийся поезд ради спасения друг друга. То обстоятельство, что в Англии президент Райан был сэром Джоном Райаном, KCVO[73], только делало союз между странами ещё прочнее. Признавая это, премьер-министр Соединённого Королевства подошёл к президенту США.

— Джек, ты посвятишь нас в происходящее?

— Насколько могу. Я могу рассказать Бэзилу немного подробнее, когда мы отойдём в сторону, но да, Тони, это происходит в действительности, и мы чертовски обеспокоены тем, как разворачиваются события.

— Золото и нефть? — спросил премьер-министр.

— Китайцы понимают, что оказались в экономическом тупике. У них практически не осталось твёрдой валюты, и Китай отчаянно нуждается в нефти и пшенице.

— Ты не можешь оказать им помощь?

— После того, что они сделали? Конгресс повесит меня на ближайшем фонарном столбе.

— Это верно, — был вынужден согласиться британец. ВВС показывало по телевидению сериал о человеческих правах в КНР, и китайцы выглядели там не слишком хорошо.

Кроме того, презирать Китай стало новым европейским спортом. Подобно тому как Китай загнал себя в тупик, так и западные страны капризно принялись сооружать стену. Граждане этих демократических государств отказывались пойти на любые экономические или торговые уступки, подобно тому, как китайское Политбюро не видело способа изменить политическую систему.

— Тебе не кажется, что это напоминает греческую трагедию, Джек?

— Верно, Тони, и наша трагическая ошибка заключается в приверженности принципу прав человека. Чертовская ситуация, не правда ли?

— Значит, ты надеешься, что присоединение России к НАТО заставит их передумать?

— Если у меня есть карта лучше, я её не вижу.

— Насколько твёрдое решение они приняли?

— Нам это неизвестно. Наша информация об этом очень хороша, но мы должны пользоваться ею с максимальной осторожностью. Это может привести к гибели людей и лишить нас сведений, в которых мы нуждаемся.

— Подобно нашему парню Пеньковскому в 1960-х годах.

Райан кивнул:

— Совершенно верно. Я не могу допустить промаха, иначе жизнь нашего источника будет на моей совести, Тони. Вот почему я должен обращаться с этой информацией предельно осторожно.

— Правильно, Джек. Я полностью понимаю тебя.

— Так ты поддержишь меня в этом вопросе?

Премьер-министр кивнул:

— Да, старина, мы должны поддерживать друг друга, верно?

— Спасибо, дружище. — Райан похлопал его по плечу.

Глава 44Очертания Нового Мирового Порядка

На это ушёл целый день. То, что планировалось как формальная встреча глав стран — членов НАТО, превратилось в небольшой марафон. Скотту Адлеру пришлось использовать все свои способности убеждения, чтобы уладить разногласия между различными министрами иностранных дел, однако с помощью Британии, дипломатия которой всегда находилась на качественном уровне «Роллс-Ройса», после четырех часов кивков и рукопожатий соглашение было достигнуто. После этого дипломаты отправились готовить документы. Все это проходило за закрытыми дверями, чтобы исключить малейшую возможность утечки информации в прессу. Таким образом, когда главы различных правительств вышли наконец наружу, для средств массовой информации это было как гром среди ясного неба. Они так и не узнали настоящую причину для предпринятого действия. Им сказали, что присоединение России к НАТО вызвано новыми многообещающими открытиями в Российской Федерации. Это казалось разумным объяснением, и если уж говорить начистоту, в любом случае именно такой и была основная причина.

По сути дела, большинство членов НАТО так и не узнало всю правду. Новая разведывательная информация, полученная Америкой, была непосредственно доведена до сведения только Британии. Кроме того, Франция и Германия получили кое-какие сведения о причине беспокойства Америки. Что касается остальных стран, простая логика ситуации была для них достаточно привлекательной. Это будет выглядеть убедительно в средствах массовой информации, и для большинства политических деятелей во всем мире этого хватит, чтобы скинуть с себя одежду и выбежать на городскую площадь совершенно голыми. Государственный секретарь Адлер предостерёг президента Райана, что опасно вовлекать суверенные государства в договорные обязательства без объяснения им всех причин, сделавших необходимым это соглашение. Но даже он был вынужден признать, что в этом вопросе нет иного выхода. К тому же в текст соглашения был включён пункт, освобождающий стороны от принятых ими обязательств, который не будет известен средствам массовой информации и, надеялся Райан, не будет известен и китайцам.

Текст соглашения был передан средствам массовой информации вовремя для вечерних передач новостей в Америке и для поздних ночных передач новостей в Европе. Телевизионные камеры показали прибытие различных глав государств и министров иностранных дел на официальный ужин в Варшаве.

— Я в долгу перед тобой, Тони, — сказал Райан британскому премьер-министру, салютуя ему поднятым бокалом. Белое вино привезли из Франции, из долины Луары, и его качество было великолепным. Крепким напитком вечернего ужина была польская водка, не уступающая по качеству французскому вину.

— Ну что ж, остаётся надеяться, что это заставит наших китайских друзей задуматься. Когда ожидается прибытие Грушевого?

— Завтра после обеда, за этим последует очередной этап выпивки. Думаю, этим напитком снова станет водка. — Документы сейчас напечатали, затем они будут переплетены в тонкую кожу лучшего качества, поскольку такие важные бумаги требовали деликатного обращения. После этого они будут спрятаны в различные архивы, находящиеся в подвалах, и начнут покрываться пылью. С этого момента они перестанут попадаться на глаза людям.

— Бэзил сказал мне, что ваша разведывательная информация удивительно хорошая и даже пугающая, — заметил премьер-министр, отпивая из своего бокала.

— Да, информация действительно получена из надёжного источника, мой друг. Знаешь, нам казалось, что время войн осталось в прошлом.

— Так все думали сто лет назад, Джек. На самом деле все повернулось совсем по-другому, не правда ли?

— Верно, но это было тогда, а сейчас угроза войны назревает снова. И мир действительно изменился за последние сто лет.

— Я надеюсь, что это послужит утешением Францу-Фердинанду и десяти миллионам парней, которые погибли на поле боя в результате его кончины, не говоря о Втором Акте Великой Европейской войны, — заметил премьер-министр.

— Да, послезавтра я отправляюсь в Освенцим. Это будет настоящим развлечением.

Вообще-то Райан не хотел ехать в лагерь смерти, но пришёл к выводу, что это нечто вроде его долга при создавшихся обстоятельствах. К тому же, по мнению Арни, это будет хорошо выглядеть на телевидении. Это была причина, по которой он совершал множество поступков, рассчитанных на общественное мнение.

— Остерегайся призраков, старина. Мне кажется, что там их немало.

— Я расскажу тебе о своих впечатлениях, — пообещал Райан. Будет ли это похоже на «Рождественскую песню» Диккенса, подумал он. Призрак ужасов прошлого, сопровождаемый призраком ужасов настоящего, и, наконец, призрак ужасов будущего?

Но его задача заключалась в предупреждении таких ужасов. Вот за что страна платила ему. Может быть, 250 тысяч долларов в год не так много для человека, который зарабатывал в два раза больше на бирже, но это намного больше, чем получали большинство налогоплательщиков, и они давали ему эти деньги в обмен на его работу.

Это делало его обязательство перед народом таким же святым, как клятва, данная богу.

Освенцим произошёл потому, что другие люди не признавали своего обязательства перед народом, которому они обязаны служить. Или что-то вроде этого. Райану никогда не удавалось совершить прыжок воображения, необходимый для того, чтобы понять ход мысли диктаторов. Может быть, Калигула действительно считал, что жизни римского народа принадлежат ему, что он может пользоваться согражданами и затем отбрасывать за ненадобностью, как скорлупу земляных орешков. Может быть, Гитлер думал, что немецкий народ существует лишь для удовлетворения его честолюбия и получения им достойного места в книгах по истории. Если ход его мыслей был именно таким, то его мечты осуществились, просто не совсем так, как ему хотелось. Джек Райан предполагал, что он будет упоминаться в различных книгах по истории, но старался не думать о том, как отнесутся к нему будущие поколения. Достаточно трудным было уже то, что он выполнял свою работу изо дня в день. Проблема с историей заключается в том, что ты не можешь перенестись в будущее, чтобы затем беспристрастно оглянуться назад и увидеть, насколько успешно справился со своим делом. Нет, делать историю намного труднее, чем изучать её, так что он решил избегать всяких мыслей о ней. Его уже не будет в живых, и он никогда не узнает, что думают о нем будущие поколения, так что какой смысл беспокоиться об этом, правда? У него было собственное сознание, которое не давало ему спать по ночам, и это уже достаточно трудно.

Глядя вокруг себя в зале, он видел лица глав правительств более чем пятнадцати стран, от маленькой Исландии до Нидерландов и Турции. Райан был президентом Соединённых Штатов Америки, страны, намного превосходящей по размерам и мощи все остальные страны НАТО — по крайней мере, до завтрашнего дня, поправил он себя. Ему хотелось отвести каждого в сторону и спросить, как он (в настоящий момент все главы стран — членов НАТО были мужчинами) примиряет себя со своим долгом. Делают они работу честно? Как смотрят они на нужды каждого гражданина своей страны? Райан знал, что было бы неразумно ожидать, что его любят все без исключения граждане Соединённых Штатов. Арни сказал ему об этом: нужно, чтобы он хотя бы нравился — не был любим — половине плюс одному избирателю Америки. Но в его работе должно быть что-то большее, чем это? Он знал всех глав правительств стран НАТО по имени и в лицо, и его проинформировали о характере каждого из них. Вон у того есть любовница, которой всего девятнадцать лет. Тот пьёт, как рыба. У того путаница с сексуальными предпочтениями. А вон тот — мошенник, который составил себе огромное состояние, оставаясь на службе государства. Но все они были союзниками его страны и потому считались его официальными друзьями. Таким образом, Джеку приходилось не обращать внимания на то, что он знал о них, и обращаться с ними так, как они выглядят, а не так, как с теми, кем они являются на самом деле. По-настоящему забавным являлось то обстоятельство, что они относились к нему свысока, поскольку были лучшими политическими деятелями, чем он. Но ещё более забавным было то, что они правы. Они действительно были лучшими политическими деятелями, чем он, подумал Райан, отпивая из своего бокала. Британский премьер-министр отошёл от него, чтобы поговорить со своим норвежским коллегой, и к мужу подошла Кэти Райан.

— Ну, милая, как прошёл у тебя день?

— Как всегда. Разговоры о политике. Неужели эти женщины не занимаются настоящей работой? — спросила Кэти, глядя вверх.

— Некоторые работают, — вспомнил Джек брифинги перед отъездом. — Кое-кто даже имеет детей.

— Скорее внуков. Слава богу, я ещё недостаточно стара для этого.

— Извини, детка. Подумай, как хорошо быть молодой и прелестной, — сказал президент Соединённых Штатов своей первой леди.

— А ты в этой компании самый красивый парень, — с улыбкой ответила Кэти.

— Зато слишком усталый. Это был продолжительный день за столом переговоров.

— Почему вы решили пригласить Россию в НАТО?

— Чтобы не допустить войны с Китаем, — честно ответил Джек. Пришло время, когда ей тоже нужно знать правду. Ответ на заданный вопрос насторожил её.

— Что?

— Потом расскажу тебе подробнее, детка, но это будет краткая версия.

— Война?

— Да. Это длинная история, и мы надеемся, что сегодня нашли способ предотвратить её.

— Если ты так считаешь, — заметила Кэти Райан с сомнением в голосе.

— Встретила кого-нибудь, кто тебе понравился?

— Президент Франции очарователен.

— Вот как? Сегодня во время переговоров он вёл себя, как сукин сын. Может быть, он просто пытается залезть тебе в трусы, — сказал Джек жене. Он получил подробную информацию о французском президенте. В докладе Государственного департамента деликатно говорилось, что у него репутация мужчины «похвальной энергии». Ну что ж, французы имеют репутацию отличных любовников, не правда ли?

— Я говорила о своём впечатлении, сэр Джон, — напомнила ему Кэти.

— Я тоже, миледи. — Он мог поручить Рою Альтману застрелить француза за то, что тот уделял жене президента Америки слишком много внимания, с улыбкой подумал Райан, но это приведёт к дипломатическому инциденту, а Скотт Адлер всегда расстраивался из-за этого… Джек посмотрел на часы. Официальный приём подходил к концу. Скоро какой-нибудь дипломат сделает сдержанное объявление, которое завершит приём. Джек ещё не танцевал со своей женой. Печальная правда заключалась в том, что Джек не умел танцевать, что было источником некоторых разногласий с Кэти. Он собирался исправить этот недостаток когда-нибудь… может быть.

Приём закончился в запланированное время. В посольстве были удобные апартаменты, и Райан направился к огромной кровати, доставленной сюда для него и Кэти.

* * *
Официальная резиденция Бондаренко в Хабаровске была весьма комфортабельной, что соответствовало званию генерала армии с четырьмя золотыми шитыми звёздами на погонах. Но его жене не нравилось здесь. Восточной Сибири недоставало светской жизни Москвы, к тому же одна из их дочерей была на девятом месяце беременности, и жена уехала в Петербург, чтобы присутствовать при родах младенца.

Перед домом простирался огромный парадный плац.

Обратная сторона, где находилась его спальня, выходила окнами на сосновый лес, который занимал большую часть этого региона. У Бондаренко был обслуживающий персонал, заботящийся о его нуждах. В него входили искусный повар и связисты, обслуживающие центр связи. В три часа ночи по местному времени в дверь спальни постучался один из связистов.

— Да, в чём дело?

— Срочное сообщение для вас, товарищ генерал, — ответил голос.

— Хорошо, подождите минуту. — Геннадий Иосифович встал, надел домашний халат и включил свет в спальне. Затем он подошёл к двери и открыл её. Он недовольно ворчал, как любой человек, разбуженный в середине ночи, но генералы привыкли к тому, что время от времени приходится нарушать сон. Он открыл дверь, удержавшись от сердитого замечания по адресу сержанта, который передал ему телекс.

— «Молния» из Москвы, — подчеркнул сержант.

— Хорошо, спасибо, — ответил генерал, взял телекс и вернулся в спальню. Он сел в комфортабельное кресло, на которое обычно бросал форменную рубашку, и взял очки для чтения. Вообще-то он обычно обходился без очков, но в полумраке они облегчали чтение. Это было что-то важное — по крайней мере, достаточно важное, чтобы разбудить его в середине гребаной ночи.

— Боже мой, — произнёс главнокомандующий Дальневосточным военным округом, прочитав половину первой страницы. Затем он перелистнул её, чтобы добраться до сути сообщения.

В Америке этот документ назывался бы Специальной национальной разведывательной оценкой. Бондаренко видел подобные документы и раньше, даже помогал составлять их, но ещё ни разу ему не доводилось держать в руках нечто подобное.

«Мы считаем, что существует опасность неминуемой войны между Россией и Китайской Народной Республикой. Целью КНР в наступательных операциях является захват недавно открытых месторождений золота и нефти в Восточной Сибири в результате стремительного механизированного удара к северу от китайской границы, обходя Хабаровск с запада. Во главе наступления будет находиться 34-я ударная армия, относящаяся к типу „А“ армейской группировки…»

Данное разведывательное донесение основано на разведывательных сведениях, имеющих доступ к политической элите КНР, и надёжность полученной разведывательной информации оценивается как «1А». Это означало, что Служба внешней разведки рассматривает информацию как Священное Писание. Бондаренко видел такое достаточно редко.

Командованию Дальневосточного округа предписывается надлежащим образом подготовиться, чтобы встретить и отбросить атакующие силы противника…

— Чем? — спросил генерал, обращаясь к бумагам, которые держал в руках. — Чем, товарищи? — Затем он поднял трубку телефона, стоящего на тумбочке у кровати. — Приказываю оповестить мой штаб, чтобы они собрались у меня через сорок минут, — сказал он сержанту, который ответил на звонок. Бондаренко не собирался делать театральный шаг, объявив общую тревогу. Это произойдёт после штабного совещания.

Его ум уже изучал создавшуюся проблему. Это продолжалось, пока он мочился в туалете, затем брился. Он признавал это обстоятельство, но не мог изменить его, и тот факт, что он не мог изменить это обстоятельство, ничуть не замедлял мысленный процесс. Стоящая перед ним проблема, думал он, соскребая щетину на щеках, непроста, может быть даже неразрешима, но его звание генерала армии с четырьмя звёздами на погонах делало это его проблемой. Он не хотел, чтобы в будущем студенты военных училищ вспоминали его как военачальника, не сумевшего защитить свою страну от вторжения иностранной армии.

Он находится здесь, напомнил себе Бондаренко, потому что является лучшим оперативным мыслителем в стране. Он бывал в бою и раньше и проявил себя достаточно хорошо, чтобы не только выжить, но и носить на груди высшую награду своей страны за храбрость. Он изучал военную историю всю свою жизнь. Он даже провёл несколько месяцев в американском тренировочном центре в Калифорнии, мечтая создать нечто подобное в России как лучший способ подготовки русских солдат к боям. Однако Россия не могла позволить себе это в течение многих лет. У него были необходимые знания, мужество и самообладание. Ему не хватало только армии и вооружения. Однако история не создаётся солдатами, у которых есть все необходимое. Она создаётся теми, у которых это отсутствует. Когда солдаты снабжены всем, что им необходимо, в книгах упоминаются политические деятели. Геннадий Иосифович был солдатом. Мало того, он был русским солдатом. Его страну всегда заставали врасплох, потому что по какой-то причине политические деятели никак не могли предвидеть возможность войны, и ввиду этого солдатам приходилось расплачиваться за их ошибки. Далёкий голос сказал ему, что его, по крайней мере, не расстреляют в случае поражения. Сталин был мёртв уже много десятков лет, и вместе с ним дух эпохи, когда наказывали тех, кого сам он не сумел предупредить о предстоящей угрозе или подготовить к войне. Однако Бондаренко не прислушивался к этому голосу. Рассматривать поражение было для него слишком горькой альтернативой.

* * *
Специальная национальная разведывательная оценка (СНРО) попала в штаб-квартиру американских Вооружённых сил в Европе и на Тихоокеанский флот даже быстрее, чем в Хабаровск. К адмиралу Бартоломео Вито Манкузо она прибыла перед началом запланированного ужина с губернатором Гавайских островов. Его офицер, ответственный за связи с общественностью, был вынужден отложить это мероприятие на несколько часов, пока главнокомандующий силами на Тихоокеанском театре проводил совещание со своим штабом.

— Говори, Майк, — приказал Манкузо своему начальнику разведывательного управления бригадному генералу Майклу Лару.

— Видите ли, ничего особенно неожиданного в этом нет, — ответил координатор разведывательных действий на Тихоокеанском театре. — Мне ничего не известно об источнике этой информации, но, похоже, она получена от высокопоставленного человека в верхах, вероятно, члена Политбюро КНР. ЦРУ утверждает, что информация весьма надёжная, а на директора Фоули в этом отношении можно положиться. Таким образом, мы должны считать её весьма серьёзной. — Лар сделал паузу и отпил воды. — О'кей, мы знаем, что КНР смотрит с завистью на открытия месторождений золота и нефти в центральной и северной областях Сибири. Это подтверждает существование экономических проблем, перед которыми они оказались после того, как убийство священников в Пекине привело к прекращению торговых переговоров. Кроме того, другие торговые партнёры Китая тоже разорвали торговые отношения с ними. И вот китайцы оказались в крайне затруднительном экономическом положении, что и стало причиной готовящейся войны. Насколько нам известно, войны начинались из-за этого с самого начала времён.

— Что мы можем сделать, чтобы нагнать на них страху? — спросил генерал, командующий морской пехотой на Тихоокеанском флоте.

— Завтра Российская Федерация станет частью НАТО. Через несколько часов президент Грушевой вылетает в Варшаву для подписания Североатлантической хартии. Это делает Россию союзником Соединённых Штатов Америки и всех членов НАТО. Таким образом, мы думаем, что, если Китай начнёт войну, им придётся воевать не только с Россией, но и со всеми членами Североатлантического союза. Это должно заставить их задуматься.

— А если не заставит? — спросил Манкузо. В качестве главнокомандующего Тихоокеанским театром он получал заработную плату за то, чтобы быть готовым к дипломатическим неудачам, а не успехам.

— Тогда, сэр, если китайцы начнут наступление на север, будет настоящая война на Азиатском континенте между Китайской Народной Республикой и союзником Америки. Это означает, что мы втянемся в неё.

— К нам поступили инструкции из Вашингтона, как действовать в этом случае? — спросил главнокомандующий Тихоокеанским театром.

Лар покачал головой.

— Ещё нет, адмирал. События развиваются слишком быстро для этого, и министр обороны Бретано надеется, что мы представим ему свои соображения.

Манкузо кивнул.

— О'кей. Как мы можем поступить? В каком состоянии наши силы?

Четырехзвездный адмирал, командующий Седьмым флотом, наклонился вперёд:

— Я в отличном состоянии. Мои авианосцы в полной боевой готовности или близки к этому, но моим лётчикам нужно бы немного больше времени для тренировок. Надводные корабли — твоё мнение, Эд?

Вице-адмирал Голдсмит посмотрел на своего босса.

— Мы в порядке, Барт.

Командующий подводным флотом на Тихом океане кивнул.

— Понадобится немного времени, чтобы перебросить побольше моих лодок на запад, но экипажи отлично подготовлены, и мы сможем причинить их военно-морскому флоту массу неприятностей — если будет нужно. — Затем взгляд главнокомандующего остановился на морском пехотинце. — Надеюсь, вы не прикажете мне захватить континентальный Китай одной дивизией, — заметил он. К тому же на всем Тихоокеанском флоте не было достаточного количества кораблей-амфибий, чтобы высадить на берег больше одной бригады морской пехоты, и они знали это. Как бы хорошо ни были подготовлены морские пехотинцы, они не смогут победить всю Народно-освободительную армию Китая.

— В каком состоянии находятся русские? — спросил командующий Седьмым флотом у генерала Лара.

— Они недостаточно подготовлены, сэр. Туда приехал новый командующий Дальневосточным округом, но у него слишком мало личного состава. НОА превосходит его в количественном отношении восемь к одному, может быть больше. Таким образом, у русских нет возможности нанести ответный удар, да и оборона от китайской авиации представляется достаточно трудной.

— Это верно, — согласился генерал, командующий военно-воздушными силами на Тихом океане. — Иван перебросил большое количество своих лучших самолётов на войну с чеченами. Большинство их самолётов на Дальнем Востоке не могут подняться в воздух из-за слабого технического обслуживания. Это означает, что у русских пилотов нет возможности совершать тренировочные полёты, а без этого нельзя приобрести опыт, столь необходимый лётчикам. Китайцы, с другой стороны, проводили много времени в воздухе, совершая тренировочные полёты уже в течение нескольких лет. По моему мнению, их ВВС находятся в неплохом состоянии.

— Какие силы мы можем перебросить на запад?

— Очень значительные, — ответил четырехзведный генерал авиации. — Но будет ли этого достаточно? Это зависит от множества переменных. Хорошо, что поблизости находятся авианосцы, готовые поддержать нас. — Такое заявление было необычайно любезным со стороны американских ВВС.

— О'кей, — сказал Манкузо. — Мне нужно ещё больше вариантов использования наших сил. Майк, давай уточним нашу разведывательную оценку о возможностях китайцев. Это первое, и второе — каковы их ближайшие планы.

— Агентство меняет орбиты и задачи своих разведывательных спутников. Скоро мы будем получать множество космических фотографий, да и наши друзья на Тайване очень внимательно следят за развитием событий.

— Им уже известно о Специальной национальной разведывательной оценке?

Лар покачал головой:

— Пока нет. Эти сведения хранятся в тайне.

— Может быть, следует проинформировать Вашингтон, что на Тайване знают гораздо больше о внутренней политике Пекина, чем мы, — предложил генерал морской пехоты. — Иначе и быть не может. Они говорят на одном языке. У них одинаковый процесс мышления и тому подобное. Тайвань может стать для нас отличным источником информации.

— Может быть, да, а может быть, и нет, — возразил Лар. — Если начнётся настоящая война, они вряд ли примут участие в ней только для того, чтобы позабавиться. Конечно, они наши друзья, но их пёс ещё не принимает участия в драке, и с их стороны будет разумным проявить осторожность. Они объявят у себя повышенную боевую готовность, но не начнут наступательные операции по собственной инициативе.

— Действительно ли мы поддержим русских, если начнутся боевые действия? Точнее, будут ли китайцы рассматривать нас как настоящих союзников России, готовых воевать с ними? А что, если они воспримут новость о вступлении России в НАТО просто как грозное заявление? — спросил командующий ВВС на Тихом океане. С административной точки зрения, ему «принадлежали» авианосцы и морские авиакрылья.

— Читать их мысли — это работа ЦРУ, а не наша, — ответил Лар. — Насколько мне известно, разведывательное управление Министерства обороны не имеет высокопоставленных источников в Пекине, за исключением тех перехватов, которые мы получаем из Форт-Мида. Если вас интересует моё личное мнение, тогда нам нужно иметь в виду, что их политические суждения рождаются в головах деятелей маоистского толка, склонных смотреть на мир со своей собственной колокольни, а не с позиции, которую мы называем объективной. Если говорить вкратце, я не знаю, и мне не известен никто, кто бы знал, но источник говорит нам, что они относятся серьёзно к этому возможному шагу. Достаточно серьёзно, чтобы мы решились пригласить Россию стать членом НАТО. Вы можете назвать это отчаянным шагом, направленным на то, чтобы не допустить вторжения КНР в Россию, адмирал.

— Таким образом, мы рассматриваем войну как в высшей степени вероятную возможность? — подвёл итог Манкузо.

— Да, сэр, — согласился Лар.

— О'кей, джентльмены. Тогда мы отнесёмся в этому следующим образом: мне нужны планы и варианты того, как причинить нашим китайским братьям максимальные неприятности. Черновые планы представить завтра после ланча, а готовые обдуманные варианты через сорок восемь часов. Вопросы? — Вопросов не было. — О'кей, тогда за работу.

* * *
Ал Грегори работал до позднего вечера. Как эксперт по программному обеспечению компьютеров, он привык трудиться в самое разное время суток, и это правило не имело исключений. В настоящее время он находился на борту крейсера «Геттисберг», оснащённого системой «Иджис». Корабль стоял в сухом доке, опираясь на множество деревянных блоков, пока ему меняли винт. «Геттисберг» наткнулся на буй, который сорвался со своей якорной цепи и был вынесен на фарватер. В результате цепь намоталась на левый винт крейсера и вывела его из строя. Рабочие верфи не спешили с заменой винта, потому что машины крейсера в любом случае должны были пройти плановое обслуживание. Создавшаяся ситуация была на руку команде крейсера. Морская верфь Портсмута, которая была частью военно-морской базы Норфолк, мало походила на парк отдыха, но здесь жили семьи почти всех членов команды, так что все остались довольны.

Грегори находился в ЦБИ, в Центре боевой информации, в помещении, из которого капитан руководил всем вооружением корабля. Все системы оружия получали команды отсюда. Экран радиолокатора «СПАЙ» представлял собой три дисплея, расположенных в один ряд, причём каждый был размером с большой телевизионный экран. Проблема заключалась в компьютерах, которые управляли системами.

— Ты знаешь, — заметил Грегори главному старшине, который обслуживал системы, — старый «iMac» имел в тысячу раз больше мощности, чем этот.

— Док, эта система является вершиной технологии 1975 года, — запротестовал главный старшина. — Кроме того, совсем нетрудно следить за ракетным снарядом, правда?

— К тому же, доктор Грегори, — вмешался другой старшина, — этот радар, которым я управляю, все ещё лучшая гребаная система, когда-либо установленная на кораблях.

— Это верно, — был вынужден согласиться Грегори.

Компоненты на основе твёрдого тела могли вместе послать шесть мегаватт радиочастотной мощи по лучу в один градус. Этого было достаточно, чтобы заставить, например, пилота вертолёта превратиться в то, что жестокие врачи называли ЗВМ — забавно выглядящим мальчиком. Этого было больше чем достаточно, чтобы заметить снижающуюся по баллистической траектории боеголовку на расстоянии в тысячу миль или даже больше. Ограничением и здесь также служило компьютерное программное обеспечение, которое являлось новым золотым стандартом практически на каждой системе оружия в мире.

— Итак, когда вы хотите следить за боеголовкой, что вы делаете?

— Мы называем это «вставить чип», — ответил главный старшина.

— Что? В эту аппаратуру? — спросил Ал. Ему было трудно поверить в такое.

— Нет, сэр, это программное обеспечение. Мы загружаем другую контрольную программу.

— Зачем вам нужна вторая программа для этого? Разве ваша обычная программа не может следить за самолётами и ракетными снарядами? — спросил вице-президент ТРВ.

— Сэр, я всего лишь обслуживаю и управляю этой хреновиной. Я не проектирую их. Этим занимаются RCA[74] и IBM[75].

— Проклятье, — заметил Грегори.

— Вам нужно поговорить с лейтенантом Олсоном, — сказал второй старшина. — Он окончил Дартмут и для лейтенанта очень умён.

— Да, — согласился главный старшина. — Это для него хобби — разрабатывать программное обеспечение.

— Деннис-угроза. Старший помощник нередко сердится на него.

— Почему? — спросил Грегори.

— Потому что он говорит как вы, сэр, — ответил главный старшина Лик. — Только у него другое звание.

— Это верно, он хороший парень, — заметил главный старшина Мейсон. — Заботится о подчинённых и здорово разбирается в своём деле, верно, Тим?

— Точно, Джордж. Если он останется на службе, его ждёт блестящая карьера.

— Не останется. Компьютерные компании уже пытаются переманить его. Черт побери, да только на прошлой неделе «Компак» предлагал ему три сотни кусков.

— Это неплохое жалованье, — прокомментировал старшина Лик. — Что ответил Деннис?

— Он отказался. Я посоветовал ему подождать, пока не предложат половину миллиона. — Матсон засмеялся и протянул руку за чашкой кофе.

— Как вы считаете, доктор Грегори? Парень может стоить столько денег в компьютерном бизнесе?

— Если он сумеет разработать по-настоящему хороший код, возможно, и стоит, — ответил Ал, запоминая, что ему понадобится самому проверить лейтенанта Олсона. В компании ТРВ всегда есть место для настоящего таланта. Дартмут был хорошо известен своим отличным департаментом компьютерных наук. Если прибавить к этому опыт, приобретённый на флотской службе, он получит хорошего кандидата для ведущейся работы по усовершенствованию ракет «земля-воздух». — О'кей, если вы вставляете чип, что происходит дальше?

— Тогда вы меняете радиус действия радара. Вы знаете, как это делается, энергия радиочастот уходит в космос без конца сама по себе, но мы принимаем только те сигналы, которые отражаются в специфических временных пределах. Вот это, — главный старшина Лик поднял флоппи-диск с написанной от руки этикеткой, — меняет временные пределы. Эффективный радиус действия радиолокатора «СПАЙ» увеличивается до двух тысяч километров. Это намного больше дальности полёта ракет. Пять лет назад я был на «Порт Ройял» на Кваджелейн, когда проводился тест, и мы вели боеголовку с того момента, когда она показалась из-за горизонта, до самого конца.

— Вам удалось сбить её? — спросил Грегори с нескрываемым интересом.

Лик покачал головой.

— Не сработал направляющий стабилизатор на нашей птичке, это был один из первых Блоков-IV. Пролетел на расстоянии пятидесяти метров, но это оказалось на волосок больше периметра уничтожения боеголовки, а по какой-то причине нам разрешили сделать только один пуск. На следующий год «Шилох» сбил боеголовку. Осыпал её осколками оболочки. Видеозапись этого производит большое впечатление, — заверил главный старшина своего гостя.

Грегори поверил ему. Когда один объект, летящий со скоростью четырнадцать тысяч миль в час, сталкивается с другим объектом, несущимся навстречу ему со скоростью двух тысяч миль в час, результат действительно впечатляет.

— Попадание первой же ракетой? — спросил он.

— Точно. Этот сукин сын летел прямо на нас, и наш беби ухлопал его.

— Мы никогда не промахиваемся с тестами «вандалов» рядом с островом Уоллопс, — подтвердил Матсон.

— Если точно, какими ракетами вы пользовались?

— Старыми «Талос» «корабль-воздух», — объяснил Матсон. — Большие трубы, прямоточные двигатели, они выходят на баллистическую траекторию со скоростью примерно две тысячи двести миль в час. Сжигают нам палубу. Это беспокоит нас больше всего. Русские изобрели крылатую ракету, летит над самой поверхностью моря, мы называем её «Санбёрн»…

— Другие парни называют её убийцей «Иджисов», — добавил старшина Лик. — Они летят низко и быстро.

— Но мы ни разу не промахнулись, — заявил Матсон. — Система «Иджис» работает отлично. Итак, доктор Грегори, что вас интересует?

— Я хочу проверить, можно ли использовать вашу систему, чтобы сбить баллистическую боеголовку.

— Какая у неё скорость? — спросил Матсон.

— Это настоящая боеголовка межконтинентальной баллистической ракеты. Когда она появится на дисплее вашего радара, её скорость будет примерно семнадцать тысяч миль в час, скажем, семь тысяч шестьсот метров в секунду.

— Да, это действительно огромная скорость, — заметил Лик. — В семь или восемь раз превышает скорость винтовочной пули.

— Да, это намного быстрее тактической ракеты, такой, как «Скад». Я не уверен, что мы сможем остановить её, — с беспокойством произнёс Матсон.

— Ваша радиолокационная система вполне может вести её. Она похожа на систему «КОБРА ДЕЙН» на Алеутских островах. Вопрос заключается в следующем: смогут ли ваши ракеты «корабль-воздух» достаточно быстро реагировать на приближение боеголовки, чтобы сбить её?

— Насколько прочна оболочка цели? — спросил Матсон.

— Мягче, чем обшивка самолёта. Оболочка боеголовки предназначена для того, чтобы противостоять высокой температуре, развивающейся при входе в плотные слои атмосферы, а не попаданию осколков. Она похожа на обшивку космического челнока. Когда челнок пролетает сквозь плотный ливень, плитки обшивки разрушаются.

— Неужели?

— Точно, — кивнул Грегори. — Эти плитки похожи на кофейные чашки из полистирола.

— О'кей, значит, проблема заключается в том, чтобы ракета класса «корабль-воздух» пролетела достаточно близко к боеголовке баллистической ракеты и взорвалась, когда эта боеголовка находится в конусе разлетающихся осколков.

— Совершенно точно. — «Может быть, эти старшины и не заканчивали колледжей, — подумал Грегори, — но никто не сможет назвать их тупыми».

— Программное обеспечение фиксировано в головке искателя, верно?

— И это точно. Я составил новый код. Вообще-то простая работа, по правде говоря. Я составил новую программу для лазера. Должно сработать исправно, если инфракрасная наводящая система действует так, как это рекламируется. По крайней мере, она действовала именно так во время компьютерного моделирования в Вашингтоне.

— Во время тестов на «Шилох» она работала хорошо, док. У нас где-то на борту лежит видеолента с записью перехвата, — заверил его Лик. — Хотите посмотреть?

— Конечно! — с энтузиазмом воскликнул доктор Грегори.

— О'кей. — Главный старшина взглянул на часы. — Я сейчас свободен. Вот поднимусь на палубу, чтобы перекурить, и затем мы прокрутим видеоленту, — сказал он голосом Уорнера Вульфа из нью-йоркской телевизионной студии WCBS.

— А вы не можете покурить здесь?

Лик раздражённо фыркнул.

— Это современный военно-морской флот, док. Капитан настоящий нацист в отношении здоровья. Если хотите закурить, придётся идти на корму. Запрещено курить даже в каютах старшин, — проворчал Лик.

— А я бросил, — сказал Матсон. — Не все такие пусси, как Тим.

— Вот хрен тебе, — отозвался Лик. — Все-таки на борту крейсера осталось несколько настоящих мужчин.

— Почему вы сидите, глядя в сторону борта? — спросил Грегори, поднимаясь, чтобы последовать за старшинами на корму. Дисплеи находятся на правом борту корабля вместо носовой и кормовой частей. Почему?

— Потому, что это помогает вам тошнить, когда вы находитесь в море. Те, кто проектировали эти корабли, не слишком любят моряков, но, по крайней мере, система кондиционирования воздуха работает хорошо. — В ЦБИ температура редко поднималась выше 16 градусов Цельсия, из-за чегобольшинство моряков, работающих здесь, надевали свитеры. Крейсеры, оснащённые системами «Иджис», определённо не отличались комфортом.

* * *
— …Это серьёзно? — спросил полковник Алиев. Он знал, что задал глупый вопрос. Но вопрос должен был вырваться наружу, и его командир понимал это.

— Мы получили приказ относиться к этому именно так, полковник, — резко ответил Бондаренко. — Чем мы располагаем, чтобы остановить их?

— 265-я мотострелковая дивизия готова примерно на пятьдесят процентов боевой эффективности, — ответил начальник оперативного отдела. — Далее, два танковых полка готовы на сорок процентов. Наши резервные части являются в основном кадрированными, — закончил Алиев. — Далее, военно-воздушные силы — один полк истребителей-перехватчиков готов к боевым действиям, в трех полках меньше половины самолётов могут летать.

Бондаренко кивнул, услышав эти новости. Ситуация была лучше, чем в день его прибытия сюда, и ему удалось сделать немало, чтобы добиться хотя бы этого, но подобные силы не произведут на китайцев особого впечатления.

— Противник? — задал он следующий вопрос. Начальником разведывательного отдела Дальневосточного округа был другой полковник, Владимир Константинович Толкунов.

— Войска наших китайских соседей полностью укомплектованы и прошли хорошую военную подготовку, товарищ генерал. Соединение, ближайшее к нашей границе, это 34-я ударная армия. Ею командует генерал Пенг Хи-Вонг, — начал он, демонстрируя свои знания. — Одно это соединение имеет в три раза больше механизированных подразделений, чем у нас, и оно отлично подготовлено. Что касается китайских ВВС, у них более двух тысяч фронтовых самолётов, и мы должны исходить из того, что все эти машины примут участие в предстоящей операции. Товарищи, у нас нет ничего похожего на китайские войска, чтобы попытаться остановить их.

— Тогда мы используем единственное преимущество, которым мы обладаем, — это пространство, — предложил генерал. — У нас огромное пространство. Мы постараемся сдержать противника в ожидании подкреплений с запада. Сегодня я буду говорить со Ставкой. Давайте разработаем план, направленный на то, чтобы остановить этих варваров.

— На север ведёт единственная железная дорога, — заметил Алиев. — А наши гребаные инженеры изо всех сил стараются проложить китайцам дорогу к нефтяным месторождениям. Генерал, первое и самое главное — это заставить наших сапёров создавать минные поля. У нас миллионы мин, а путь, который выберут китайцы, легко предсказуем.

Главная проблема заключалась в том, что на стороне китайцев была стратегическая, если не тактическая неожиданность. Первое зависело от политических соображений, и, подобно Гитлеру в 1941 году, китайцы воспользовались этим. По крайней мере, Бондаренко получил тактическое предупреждение. Это было больше, чем Сталин дал Красной армии. Кроме того, у Бондаренко была свобода маневрирования, потому что, в отличие от Сталина, президент Грушевой думал головой, а не яйцами. Обладая свободой манёвра, Бондаренко будет иметь пространство для ведения подвижной войны со своим противником, лишая китайцев возможности нанести решающий удар, позволяя своим войскам войти в контакт с противником только в том случае, если это принесёт ему преимущество. Тогда он сможет ждать подхода подкреплений, получив возможность вступить в битву на собственных условиях, в том месте и в тот момент, которые он выберет.

— Насколько хороша китайская армия, Павел?

— Народно-освободительная армия Китая не принимала участия в боевых действиях больше полувека, с корейской войны против американцев, если не считать пограничных стычек с нами в конце 60-х и начале 70-х годов. Тогда Советская армия легко справилась с ними, прибегнув к массивной огневой поддержке, да и китайцы воевали только за ограниченные цели. Они готовятся, главным образом руководствуясь нашим примером. Дисциплина в китайской армии хуже драконовской. Малейшее нарушение карается немедленным расстрелом, и потому у них безусловное повиновение. На оперативном уровне их генералы теоретически неплохо подготовлены. В качественном отношении их вооружение примерно равняется нашему. Благодаря хорошему финансированию уровень их боевой подготовки достаточно высок, китайские солдаты детально знакомы со своим оружием и элементарными тактическими принципами, — сообщил Жданов собравшимся в штабе. — Однако они скорее всего уступают нам в оперативно-тактическом мышлении. К сожалению, они намного превосходят нас в количественном отношении, а количество на этом уровне превращается в качество, как часто говорили нам офицеры НАТО. Боюсь, что их цель заключается в том, чтобы быстро сокрушить нас и затем продолжить движение к своим политическим и экономическим целям, чтобы достигнуть их с максимальной быстротой.

Бондаренко кивнул, отпивая чай из своего стакана. Это было безумием, но самым безумным было то обстоятельство, что он играл роль генерала НАТО в 1975 году, может быть даже немецкого генерала, что было уже абсолютным безумием, — столкнувшегося с превосходящими силами противника. Правда, на его стороне было преимущество, которого не было у немцев, — он обладал пространством, на котором мог маневрировать своими силами, а русские всегда использовали пространство для достижения решающего превосходства. Он наклонился вперёд:

— Очень хорошо. Товарищи, мы лишим их возможности вступить с нами в решающую битву. Если они пересекут границу, мы будем вести манёвренную войну. Мы будем наносить удары и сразу уходить. Мы заставим их понести потери и отступим, ещё до того как враги успеют контратаковать. Мы дадим им землю, но не дадим им крови. Жизнь каждого солдата должна стать для нас драгоценной. Китайцам нужно пройти большое расстояние, чтобы достигнуть своих целей. Мы позволим им пройти большую часть этого пути, а сами тем временем будем выжидать и сохранять людей и снаряжение. Они заплатят за то, что им удастся захватить, но мы не дадим — не должны дать — ни малейшего шанса встретиться с нашими силами в решающем сражении. Это всем понятно? — спросил он у своих штабистов. — Если у кого-нибудь возникнет сомнение, отступайте и лишите врага того, что он хочет. Когда у нас будет то, в чём мы нуждаемся, мы нанесём ответный удар, и они пожалеют, что когда-то услышали слово «Россия». Но до этого момента пусть ловят бабочек.

— А как относительно пограничников? — спросил Алиев.

— Они некоторое время будут обороняться и затем отступят. Товарищи, подчёркиваю это ещё раз: жизнь каждого солдата для нас предельно важна. Наши люди будут воевать увереннее, если узнают, что мы заботимся об их жизнях. Более того, они заслуживают нашей заботы и благодарности. Если мы просим их рисковать своими жизнями за свою страну, их страна должна быть лояльна по отношению к ним. Когда мы добьёмся этого, они будут воевать, как тигры. Русский солдат умеет воевать. Все мы должны быть достойными его. Все вы — опытные профессионалы. Это будет самым важным испытанием в нашей жизни. Мы должны справиться с этой задачей. Наша страна зависит от нас. Андрей Петрович, составьте для меня планы. Нам разрешили призвать на службу резервистов. Давайте возьмёмся за это. У нас целые горы оружия, которым они могут пользоваться. Раскройте ворота, и пусть они забирают снаряжение. С благословения бога, офицеры, которым будет поручено командовать ими, окажутся не хуже своих людей. Совещание кончено. Можно разойтись. — Бондаренко встал и вышел из зала, надеясь, что его проникновенная речь возымела должный эффект.

Но войны не выигрывают речами.

Глава 45Призраки прошлого

Президент Грушевой прибыл в Варшаву с обычной помпой и торжественностью. «Хороший актёр», — подумал Райан, наблюдая за прибытием по телевидению. Никто не смог бы догадаться по его лицу, что Россия стоит на пороге большой войны. Грушевой прошёл мимо торжественного строя, несомненно, состоящего из тех же солдат, в лица которых смотрел Райан после своего прибытия в Варшаву. Затем он поднялся на трибуну и произнёс короткую приветственную речь, сказав о продолжительных и дружеских отношениях между Польшей и Россией (намеренно опустив не менее продолжительные, но совсем не дружеские события), сел в автомобиль, в сопровождении, с радостью заметил Райан, Сергея Николаевича Головко.

В руке президент держал факс из Вашингтона, обрисовывающий в общих чертах военные силы, сосредоточенные китайцами на их северной границе и готовые вторгнуться в Россию. В факсе упоминалась оценка Разведывательного агентства Министерства обороны, в которой говорилось о «соотношении сил». Райан вспомнил, что это термин, которым пользовалась прежняя Советская армия. Эта оценка не была особенно благоприятной. Почти так же плохо было то, что Америка пока ничем не могла помочь русским. Самый мощный в мире флот было трудно использовать в войне, которая велась на земле. Армия Соединённых Штатов располагала полутора тяжёлыми дивизиями в Европе, но они находились в тысячах миль от предполагаемого места боевых действий. ВВС обладали необходимой мобильностью, могли наносить удары в любой точке земного шара и причинить массу неприятностей любому противнику, но самолёты сами по себе не могли победить армию. Нет, русским придётся защищаться главным образом самим, и в факсе говорилось, что русская армия находится в плачевном состоянии. Разведывательное управление американского Министерства обороны похвально отзывалось о новом русском командующем на Дальневосточном театре, но умный парень, вооружённый револьвером калибра 0,22, при столкновении с тупым идиотом, в руках у которого пулемёт, всё-таки находится в трудном положении. Президент надеялся, что на китайцев подействуют новости сегодняшнего дня, но ЦРУ и Государственный департамент по-прежнему сомневались в этом.

— Скотт? — спросил Райан своего Государственного секретаря.

— Джек, я не уверен. Вообще-то это известие должно вылить на них ушат холодной воды, но мы не знаем, насколько трудным является их положение. Если они считают, что оказались в ловушке, то всё равно могут начать рубить налево и направо.

— Черт побери, Скотт, разве такими должны быть отношения между нациями? — взорвался Джек. — Они что, не могут понять друг друга? Или ими руководит страх? Тупая глупость?

Адлер пожал плечами.

— Было бы ошибкой думать, что глава правительства умнее, чем любой из нас, Джек. Люди принимают решения точно так же, как все мы, независимо от того, какие они великие и умные. Все сводится к тому, как понимают они стоящий перед ними вопрос, как его решение будет удовлетворять их личные нужды, сохранять их собственное благосостояние. Имей в виду, что мы имеем дело не со священниками. Эти типы не руководствуются соображениями совести. Наше представление о том, что хорошо, а что плохо, не является важным для их сознания. Они считают, что всё, что хорошо для них самих, хорошо для всей страны, в точности как короли двенадцатого столетия, только в этом случае рядом с ними нет епископа, который напоминает им о том, что сверху смотрит бог с записной книжкой в руках. — Адлер не добавил, что китайцы устранили кардинала-архиепископа, чтобы оказаться по горло в дерьме.

— Социопаты? — спросил президент.

Государственный секретарь пожал плечами.

— Я не врач, всего лишь дипломат. Когда вы ведёте переговоры с такими людьми, вы размахиваете перед их глазами чем-то привлекательным для их страны — для них самих — и надеетесь, что они протянут руку за приманкой. Вы ведёте игру, не понимая их желаний. Эти люди совершают поступки, которые не совершит ни один из нас. А ведь они управляют огромной страной, обладающей ядерным оружием.

— Просто великолепно, — выдохнул Райан. Он встал и потянулся за своим пиджаком. — Ну что ж, пойдём посмотрим, как наш новый союзник подпишет хартию.

Через десять минут они вошли в зал приёмов дворца Лазински. Сейчас здесь не было ни фотографов, ни корреспондентов, и главы государств могли неформально поговорить друг с другом, держа в руках стаканы с «Перье» и лимонным соком, прежде чем безымянные сотрудники протокольного отдела откроют двойные двери в другой зал, где стоит стол с разложенными документами, кресла и телевизионные камеры.

Речь президента Грушевого была предсказуема до каждой запятой. Союз НАТО был создан для того, чтобы защитить Западную Европу от угрозы со стороны того, чем раньше была его страна, а его бывшая страна создала зеркальное отражение НАТО под названием Варшавский пакт в этом самом городе. Но мир изменился, и теперь Россия с удовлетворением готова присоединиться к остальной Европе в союзе друзей, единственным желанием которых является мир и процветание всех стран. Грушевой считал большой честью, что является первым русским на протяжение длительного времени, который стал подлинной частью европейского сообщества. Он обещал быть достойным другом и партнёром своих ближайших соседней. (Военные статьи Североатлантического договора не упоминались совсем.) Затем последовали дружные аплодисменты. И тогда Грушевой достал из кармана древнюю самопишущую ручку, взятую для этого случая из коллекции Эрмитажа в Санкт-Петербурге, и поставил свою подпись под хартией, увеличив, таким образом, число членов НАТО на одну страну. И снова раздались аплодисменты, когда различные главы государств и правительств подошли к Грушевому, чтобы пожать руку новому союзнику. Таким образом, очертания мира изменились снова.

— Иван Эмметович, — сказал Головко, подойдя к президенту Америки.

— Сергей Николаевич, — прозвучал негромкий ответ Райана.

— Как воспримет это Пекин? — спросил директор российской разведывательной службы.

— Если нам повезёт, то узнаем через двадцать четыре часа, — ответил Райан, которому было известно, что церемония подписания хартии передаётся компанией CNN в прямом эфире, и он не сомневался, что передачу смотрят в Китае.

— Полагаю, что их реакция не будет одобрительной.

— Последнее время они говорили обо мне не самые приятные вещи, — заверил его Джек.

— Наверно, утверждали, что вы занимались сексом со своей матерью.

— Вообще-то говорили, что мне следовало заниматься с ней оральным сексом, — с отвращением подтвердил президент. — Думаю, что все говорят подобные вещи наедине.

— Такие оскорбления смываются кровью.

Райан фыркнул, подтверждая мнение Головко.

— Можешь не сомневаться, Сергей.

— Как ты думаешь, то, что случилось сегодня, возымеет эффект? — спросил Головко.

— Я как раз хотел задать тебе этот вопрос. Ты ведь ближе к ним, чем я.

— Не знаю, — ответил русский, делая крошечный глоток водки. — А если нет…

— В этом случае у вас теперь появились новые союзники.

— А как относительно точной формулировки статей Пять и Шесть хартии?

— Сергей, можешь передать своему президенту, что Соединённые Штаты будут рассматривать нападение на территорию Российской Федерации как посягательство на Североатлантический союз. Относительно этого, Сергей Николаевич, ты имеешь слово и обязательство Соединённых Штатов Америки, — сказал «Фехтовальщик» своему русскому другу.

— Джек, если ты позволишь мне так обращаться к тебе, я говорил своему президенту не один раз, что ты благородный человек и всегда держишь своё слово. — Облегчение на лице Головко было очевидным.

— Сергей, я польщён твоими словами. Вообще-то это очень просто. Россия — ваша страна, и нация, подобная нашей, не может молча стоять и наблюдать за таким грандиозным грабежом. Это подрывает основы международного порядка. Наша работа заключается в том, чтобы превратить земной шар в мирное место. У нас было уже достаточно войн.

— Боюсь, что предстоит ещё одна, — произнёс Головко с характерной для него честностью.

— В таком случае ваша страна вместе с моей сделают её самой последней.

— Платон сказал: «Только мёртвые увидят конец войны».

— Выходит, мы обязаны руководствоваться словами грека, который жил двадцать пять веков назад? Я предпочитаю слова еврея, жившего пять столетий после него. Пришло время, Сергей. Пришло гребаное время, — решительно произнёс Райан.

— Надеюсь, что ты прав. Вы, американцы, всегда безумно оптимистичны…

— Для этого есть причина.

— Да? В чем она заключается? — спросил русский.

Джек направил взгляд на своего русского коллегу:

— В моей стране все возможно. Так будет и в твоей стране, если вы только допустите это. Примите демократию, Сергей. Пусть демократия восторжествует и у вас. Между американцами и остальным миром нет никакой генетической разницы. Мы — смешанная раса. В жилах американцев течёт кровь всех стран мира. Единственная разница между нами и остальным миром заключается в нашей Конституции. Конституция — это всего лишь перечень правил, вот и всё, Сергей, но она хорошо послужила нам. Сколько лет ты изучал нас?

— С того момента, когда я стал служить в КГБ? Больше тридцати пяти лет.

— И что ты узнал об Америке и о том, как она функционирует?

— Очевидно, недостаточно, — честно ответил Головко. — Дух вашей страны всегда ставил меня в тупик.

— Потому что он очень прост. Ты старался найти нечто сложное. Мы даём возможность нашим людям стремиться к осуществлению их мечты, и когда эта мечта становится реальностью, мы награждаем их.

— Но как относительно классовых различий?

— О каких классовых различиях ты говоришь? Сергей, не все заканчивают Гарвард. Вот я там не обучался, помнишь? Мой отец был полицейским. В нашей семье я стал первым, закончившим колледж. И посмотри, кем я стал. Сергей, у нас в Америке нет классовых противоречий. Ты можешь стать кем хочешь, если готов приложить усилия. Ты можешь добиться успеха или потерпеть неудачу. Я согласен, везение может прийти на помощь, — признался Райан, — но главное — это работа.

— У всех американцев звезды в глазах, — скупо заметил директор СВР.

— Это для того, чтобы лучше видеть небо, — отозвался Райан.

— Может быть. Важно, чтобы небо не обрушилось на наши головы.

* * *
— Итак, что всё это означает для нас? — спросил Ху Кун Пяо равнодушным голосом.

Чанг Хан Сан и его премьер-министр смотрели на экран телевизора, транслирующего передачу CNN, в личном кабинете последнего, причём передача сопровождалась синхронным переводом через наушники, которые они теперь сняли и отложили в сторону. Старший министр без портфеля небрежно махнул рукой.

— Я читал текст Североатлантической хартии, — сказал он. — Её положения неприменимы к нам. Статьи Пять и Шесть ограничивают её военное применение исключительно событиями в Европе и Северной Америке — правда, она включает Турцию и, в первоначальном тексте, Алжир, который был частью Франции в 1949 году. Что касается инцидентов на море, она применяется только к Атлантическому океану и Средиземному морю, да и тогда лишь к северу от тропика Рака. В противном случае страны НАТО были бы вынуждены принять участие в корейской войне и во вьетнамском конфликте на стороне Америки. Этого не произошло, потому что хартия не применяется вне точно оговорённых пределов. Так что хартия неприменима и к нам. У этих документов ограниченная сфера применения, — напомнил он своему партийному шефу. — Они не могут быть расширены.

— И всё-таки я обеспокоен, — отозвался Ху.

— Военные действия не должны начинаться без тщательного изучения последствий, — согласился Чанг. — Однако действительная опасность для нас заключается в экономическом коллапсе и хаосе, который последует за ним. Это, товарищ премьер-министр, разрушит весь наш общественный строй, а рисковать подобным мы не можем. Но если нам удастся захватить месторождения золота и нефти, беспокоиться о таких вещах не придётся. Угроза топливного кризиса исчезнет, а золото позволит нам покупать в остальном мире всё, что нам может потребоваться. Мой друг, вы должны понять Запад. Они поклоняются деньгам, а их экономика основана на нефти. Когда у нас будет нефть и золото, им придётся установить с нами деловые отношения. Почему Америка вмешалась в события в Кувейте? Нефть. Почему Британия, Франция и все другие страны присоединились к ней? Нефть. Тот, кто владеет нефтью, сразу становится их другом. У нас будет нефть. Остальное просто, — закончил Чанг.

— Вы уверены в успехе.

Министр кивнул:

— Да, Ху, я уверен, потому что изучал Запад в течение многих лет. По сути дела, они легко предсказуемы. Думаю, что цель заключения этого договора в том, чтобы напугать нас, но в лучшем случае это бумажный тигр. Даже если они захотят оказать военную поддержку России, у них нет такой возможности. И я не верю, что у них есть такое желание. Они не знают наших планов, потому что если бы знали, то оказали бы на нас давление в отношении резервов твёрдой валюты во время торговых переговоров. Но они не сделали этого, не правда ли? — спросил Чанг.

— Значит, они не могут знать этого?

— Это очень маловероятно. Товарищ Тан не сумел раскрыть даже намёка на иностранный шпионаж в нашей стране в сфере, приближающейся к высокому уровню, а наши источники в Вашингтоне и других странах не заметили ничего похожего на информацию, поступающую к ним.

— Тогда зачем они только что расширили НАТО? — потребовал ответа Ху.

— Разве это не очевидно? Россия открыла огромные запасы нефти и золота, и капиталистические страны хотят получить свою долю в этом. Разве не об этом трубят западные средства массовой информации? Это в точности соответствует духу капитализма: взаимная жадность. Кто знает, может быть, через пять лет они пригласят в НАТО и нас по этой самой причине, — заметил Чанг с иронической усмешкой.

— Вы уверены, что никому не известно о наших планах?

— После того как мы объявили повышенную боевую готовность и начали передвижение войск, мы можем ожидать какой-то реакции от русских. Что касается остальных стран? Чепуха! Тан и маршал Луо тоже уверены в этом.

— Ну, хорошо, — сказал Ху. Он не был полностью убеждён, но тем не менее дал согласие.

* * *
В Вашингтоне было утро. Вице-президент Джексон стал фактически главой группы, которая занималась проблемами нарастающего кризиса. Этот пост был гарантирован его предыдущей должностью, начальника оперативного управления — J-3 — Объединённого комитета начальников штабов. У Белого дома имелось немалое преимущество — надёжная безопасность, причём она улучшалась тем, что члены комитета доставлялись сюда на вертолётах и автомобилях, а также тем, что Объединённый комитет начальников штабов поддерживал с ним связь из своего бункера-«танка», где они проводили свои совещания — с помощью кодированного волоконно-оптического канала.

— Итак? — спросил Джексон, глядя на большой телевизионный экран на стене ситуационного центра.

— Люди Манкузо заняты своей работой на Гавайских островах. Военно-морской флот может причинить массу неприятностей китайцам, а ВВС, в случае необходимости, перебросит большое количество своих самолётов в Россию, — сказал армейский генерал Микки Мур, председатель Объединённого комитета начальников штабов. — Меня беспокоит наземная сторона уравнения. Теоретически мы можем перебросить одну тяжёлую дивизию — 1-ю бронетанковую — с запада Германии вместе со снаряжением, и, может быть, НАТО присоединится с кое-какими дополнительными частями. Однако русская армия находится сейчас в отвратительном состоянии, особенно на Дальнем Востоке. Кроме того, есть дополнительная проблема, которая заключается в том, что Китай имеет двенадцать межконтинентальных баллистических ракет CSS-4. Мы считаем, что восемь или больше направлены на нас.

— Расскажите подробнее, — приказал «Томкэт».

— Это клоны наших ракет «Титан-II». Черт побери, — продолжал Мур, — сегодня утром я узнал историю этого дела. Они были спроектированы полковником ВВС, этническим китайцем, выпускником Калифорнийского технологического института, который сбежал в Китай в 1950-х годах. Какой-то тупица обвинил его в нарушении правил секретного делопроизводства — вы не поверите, потом оказалось, что это полнейшая чепуха, — и тогда он удрал в Китай с несколькими чемоданами, набитыми технической документацией. В то время он работал в JPL[76], оттуда он и сбежал. Таким образом, китайские коммунисты построили у себя ракеты, которые были практически копиями старых ракет, произведённых фирмой «Мартин-Мариетта», и, как я уже сказал, мы считаем, что восемь таких ракет нацелены на нас.

— Какие у них боеголовки?

— Полагаем, что по пять мегатонн. Истребители городов. Эти птички чертовски трудно поддерживать в боевом состоянии, точно так же было у нас. Мы думаем, что китайцам понадобится от двух до четырех часов, чтобы привести их в состояние готовности к запуску. Это хорошая новость. А плохая новость заключается в том, что за последнее десятилетие они улучшили защиту своих пусковых шахт. Возможно, это стало результатом того, какой успешной была наша бомбардировка Ирака, а также точечных ударов с наших В-2 по японским шахтам, где они хранили свои клоны русских SS-19. В настоящее время мы предполагаем, что шахты накрыты крышками толщиной в пятнадцать футов железобетона, плюс три фута брони. У нас нет бомб, не считая атомных, способных преодолеть такую защиту.

— Почему? — удивился Джексон.

— Да потому, что бомбы GBU-29, уничтожившие глубокий бункер в Багдаде, были предназначены для подвески на F-111. Их размер не подходит для бомбовых люков самолётов В-2, а все «111-е» находятся на свалке в Аризоне. Таким образом, у нас есть бомбы, но нет средств доставки к цели. Лучший способ уничтожить эти пусковые шахты в Китае заключается в применении крылатых ракет с боеголовками W-80, запускаемых с воздуха, — если, конечно, президент даст разрешение на применение ядерного оружия против пусковых шахт с китайскими МКБР.

— Сколько времени будет у нас, когда мы узнаем, что китайцы готовят ракеты к запуску?

— Очень немного, — признался Мур. — Новая конфигурация пусковых шахт не допускает большего. Крышки шахт слишком массивны. Мы считаем, что они собираются взорвать их подрывными зарядами, как планировали и мы.

— У нас есть крылатые ракеты с ядерными боеголовками?

— Нет, президент должен санкционировать их снаряжение. Птички и боеголовки находятся на базе ВВС Уайтман вместе с бомбардировщиками В-2. Понадобится примерно день, чтобы совместить их. Я советую, чтобы мы обратились к президенту с просьбой о разрешении подготовки к удару, если китайская ситуация зайдёт совсем далеко, — закончил Мур.

Джексон знал, что лучший способ нанести удар крылатыми ракетами с ядерными боеголовками — с подводных ракетоносцев или с помощью ударных самолётов, базирующихся на авианосцах, — был невозможен, потому что военно-морской флот полностью избавился от ядерного оружия, а исправить это будет совсем непросто.

Радиоактивное заражение после ядерного взрыва в Денвере[77], которое привело мир на грань полномасштабной ядерной войны, заставило Россию и Америку сделать глубокий вдох и затем устранить все стартовые установки для баллистических ракет.

Разумеется, у обеих сторон сохранилось ядерное оружие. У Америки это были главным образом авиационные бомбы В-61 и В-63, а также термоядерные боеголовки W-80, которые могут быть установлены на крылатые ракеты. Обе системы могли быть доставлены к цели с высокой степенью точности и скрытности. Бомбардировщик В-2А был невидимым для радара (а также почти не различим визуально, если только вы не находились рядом с ним). Что касается крылатых ракет, то они летели настолько низко, что были не отличимы от дорожного движения. Зато у них не было скорости баллистических ракет. В этом заключался недостаток этого грозного оружия, но в нём же было его преимущество. Проходило всего двадцать пять минут с момента «ключ на старт» до попадания в цель, или даже меньше для ракет, запускаемых с морской платформы, потому что тогда им приходилось пролетать более короткое расстояние. Но теперь все эти ракеты были уничтожены, за исключением нескольких, которые сохранили для испытания противоракетной обороны. К тому же даже оставшиеся ракеты модифицировали, так что теперь на них было трудно установить ядерные боеголовки.

— Ну ладно, попытаемся справиться обычным оружием. Сколько ракет с ядерными боеголовками сможем доставить к цели, если возникнет необходимость?

— Первый удар, бомбардировщиками В-2? — спросил Мур. — Примерно восемьдесят. Если направить по две ракеты на каждый крупный город в КНР, этого будет достаточно, чтобы превратить все эти города в парковку для стоянки автомобилей. Погибнут не меньше ста миллионов человек, — добавил председатель комитета. Он не собирался говорить, что у него нет никакого желания делать это. Даже самых кровожадных солдат отталкивала мысль, касающаяся уничтожения гражданских лиц в таком количестве, а те, которые имели ранг четырехзвездных генералов, достигли этого ранга благодаря уму, а не безумию.

— Так вот, если мы сообщим об этом китайцам, им придётся серьёзно задуматься, прежде чем нанести по нашей стране такой мощный удар, — решил Джексон.

— Полагаю, у них хватит на это здравого смысла, — согласился Микки Мур. — Кому хочется стоять во главе парковочной площадки? — «Однако проблема заключается в том, — подумал он, — что люди, начинающие агрессивные войны, никогда не обладают достаточным здравым смыслом».

* * *
— Что нужно сделать, чтобы призвать на службу резервистов? — спросил Бондаренко.

Теоретически, почти каждый мужчина в Российской Федерации должен быть готов к призыву на военную службу, потому что большинство русских граждан служили в армии в то или иное время. Эта традиция сохранилась с царских времён, когда русскую армию сравнивали с паровым дорожным катком из-за её колоссального размера.

Однако практическая сложность заключалась в том, что государство не знало, где они живут. В соответствии с законом, требовалось, чтобы солдаты, прошедшие службу в армии, сообщали в военные комиссариаты, когда они меняли свой адрес. Фактически солдаты, находящиеся в запасе, считали, что государство и так знает, где они находятся, потому что до недавнего времени требовалось разрешение на смену места проживания.

Поэтому они редко сообщали о том, что сменили свой адрес, а огромная и неуклюжая бюрократия была слишком неповоротлива, чтобы заниматься такими вещами. В результате Россия, а до неё Советский Союз не делали почти ничего, чтобы проверить возможность снова призвать на службу подготовленных солдат, которые отслужили свой срок и ушли из казарм, оставив там форму. Существовали целые резервные дивизии с самым современным вооружением, но они не предпринимали ничего, после того как это вооружение было укрыто в огромных складах. Им занимались только механики, находящиеся на сверхсрочной службе, которые тратили всё своё время на то, чтобы присматривать за техникой, проворачивать двигатели, в соответствии с письменными инструкциями, которым они следовали так же механически и не думая, как и те, кто составил и напечатал эти планы. Таким образом, генерал, командующий Дальневосточным военным округом, имел в своём распоряжении тысячи танков и артиллерийских орудий, для управления которыми у него не было солдат. Кроме того, у него были горы артиллерийских снарядов и буквально озера дизельного топлива.

Слово «камуфляж», означающее обман или заблуждение, является французским по происхождению. Вообще-то ему следовало бы быть русским, потому что именно русские были лучшими в мире экспертами в этом военном искусстве. Помещения, где находились настоящие танки, составляющие основу теоретической армии Бондаренко, были замаскированы настолько искусно, что только их экипажи могли найти их. Значительная часть этих помещений даже сумела ускользнуть от всевидящих глаз американских разведывательных спутников, которые годами пытались обнаружить их местонахождение. Даже дороги, ведущие к этим складам, были раскрашены в маскировочные краски, или на них росли фальшивые ели. Это был ещё один урок Второй мировой войны, когда Советская армия так часто вводила в заблуждение германские войска, что возникал вопрос, зачем вермахту такое количество офицеров-разведчиков, если их все время обманывают.

— Сейчас мы занимаемся рассылкой повесток о призыве на службу, — ответил полковник Алиев. — Если нам повезёт, половина повесток найдёт адресатов, которые когда-то служили в армии. Было бы лучше объявить об этом по средствам массовой информации.

— Нет, — ответил Бондаренко. — Нам нужно скрыть от китайцев, что мы готовимся к обороне. А как относительно офицеров?

— Для резервных частей? У нас сколько угодно лейтенантов и капитанов, но нет рядовых и сержантов, которыми они могли бы командовать. Думаю, что мы могли бы сформировать целый полк из младших офицеров для управления танками, — сухо заметил Алиев.

— Ну что ж, такой полк мог бы проявить себя с лучшей стороны, — согласился генерал с лёгкой улыбкой. — Насколько быстро могут прибыть резервные формирования?

— Письма с повестками уже готовы и проштемпелёваны. Они должны прибыть к адресатам через три дня.

— Отправьте их немедленно. Займись этим сам, Андрей, — приказал Бондаренко.

— Будет исполнено, товарищ генерал. — Затем он сделал паузу. — Как вы относитесь к этому делу с НАТО?

— Если они окажут нам помощь, то я поддерживаю решение президента. Мне бы хотелось командовать американскими самолётами. Помню, как эти птички проявили себя в Ираке. На Амуре китайцы построят много переправ, и американские лётчики легко уничтожат их.

— А их наземные части?

— Не надо недооценивать их. Я видел американцев во время учений и управлял некоторыми их танками и бронемашинами. Их снаряжение великолепно, и солдаты знают, как пользоваться ими. Одна рота американских танков под умелым руководством и с хорошей поддержкой может сдерживать целый бронетанковый полк. Не забывай, что они сделали с армией Объединённой Исламской Республики. Два бронетанковых полка американской армии и бригада резервистов сокрушили два тяжёлых корпуса, словно это было учение на столе с песком. Вот почему я хочу усилить темп нашей подготовки. Наши люди ничем не уступают их солдатам, Андрей Петрович, а вот их подготовка — лучшая, которую мне приходилось видеть. Прибавь это к их снаряжению, и ты увидишь, в чём заключается преимущество американских танкистов.

— А их командиры?

— Хорошие, но не лучше наших. Черт побери, ведь они постоянно копируют нашу доктрину. Я бросил им вызов прямо в лицо, и они сразу признали, что восхищаются нашим оперативным мышлением. Но они лучше пользуются нашей доктриной, потому что лучше готовят своих солдат.

— Они могут лучше готовить своих солдат, потому что у них больше денег.

— В этом все дело. Они не заставляют командиров танков красить бордюры вокруг места стоянки машин, как это делаем мы, — угрюмо заметил Бондаренко. Он только что начал менять подобную ситуацию, но «от только что начал» ещё очень далеко до «завершил преобразование». — Отправь письма с повестками как можно быстрее и не забудь, мы должны держать это в тайне. Иди. Мне нужно поговорить с Москвой.

— Слушаюсь, товарищ генерал. — Начальник оперативного отдела вышел из кабинета.

* * *
— Ты только посмотри! Вот это да! — таким был комментарий генерал-майора Диггза после просмотра передачи по телевидению.

— Невольно задумаешься, для чего создавали НАТО, — согласился полковник Мастертон.

— Дьюк, я рос, ожидая, что танки Т-72 вот-вот покатятся по Европе через долину Фулда, подобно тараканам на полу квартиры в Бронксе. Проклятье, теперь они наши друзья? — Он покачал головой, не веря собственным словам. — Я встречал несколько высокопоставленных русских военных вроде генерала Бондаренко, который теперь стоит во главе Дальневосточного округа. Он умный и серьёзный парень, настоящий профессионал. Был у меня в Форт-Ирвине. Схватывал все прямо на лету, подружился с Ал Хаммом и его «Чёрной Лошадью». Настоящий солдат, не хуже нас.

— Значит, сэр, он действительно готовит своих солдат?

И тут зазвонил телефон. Диггз поднял трубку.

— Генерал Диггз. О'кей, подключайте его… Доброе утро, сэр… Отлично, спасибо, и — да? Что вы сказали?.. Судя по всему, это весьма серьёзно… Да, сэр. Да, сэр, мы полностью готовы. Очень хорошо, сэр. До свиданья. — Он положил трубку. — Дьюк, хорошо, что ты сидишь.

— Что случилось?

— Это звонил Верховный главнокомандующий объединёнными силами НАТО в Европе. Нам отдан приказ приготовиться к погрузке на поезда и двигаться на восток.

— Куда на восток? — удивлённо спросил начальник оперативного отдела дивизии.

Может быть, незапланированное учение в Восточной Германии?

— Скорее всего в Россию, в её восточную часть. В Сибирь, наверно.

— Какого черта?

— Верховный главнокомандующий обеспокоен возможной войной между Россией и Китаем. Если война начнётся, нам придётся ехать на восток для поддержки Ивана.

— Какого черта? — снова удивился Мастертон.

— Он посылает сюда своего J-2 — начальника оперативного управления, чтобы проинструктировать нас относительно того, что ему сообщили из Вашингтона. Ожидается его прибытие через полчаса.

— Что ещё? Это задача НАТО?

— Он не сказал. Думаю, нам придётся подождать. В настоящий момент решено, только ты и штаб дивизии, мой адъютант и разведывательный отдел бригады будут присутствовать на инструктаже.

— Так точно, сэр, — сказал Мастертон, потому что это было всё, что он мог ответить.

* * *
Когда президент путешествует, ВВС посылает вдогонку несколько своих самолётов. Среди них были С-5В «Гэлакси». Этим транспортным самолётам на военно-морском флоте дали прозвище «Алюминиевое облако» из-за их огромного размера. Они могут нести внутри вместительного чрева танки. В данном случае, однако, они несли вертолёты VC-60, которые, хотя и больше танков по своим размерам, намного легче весом.

Вертолёт VC-60 является вариантом транспортно-десантного вертолёта «Чёрный ястреб» Сикорского, переоборудованного и предназначенного для высокопоставленных пассажиров. Его пилотом был полковник морской пехоты Дэн Мэллой, который провёл в кресле винтокрылой машины больше пяти тысяч часов. Его позывной был «Медведь».

Кэти Райан хорошо знала его. Обычно он летал с ней по утрам в больницу Джонса Хопкинса на таком же вертолёте. Рядом с ним сидел второй пилот, лейтенант, который выглядел неправдоподобно молодым для профессионального авиатора, и тут же находился старший сержант морской пехоты. Он следил за тем, чтобы все были пристёгнуты должным образом. Кэти была знакома с этой процедурой лучше Джека, не привыкшего к ремням, сдерживающим свободу его движений в вертолёте.

Если не считать этого, «Чёрный ястреб» летел великолепно, и его полет совсем не походил на ощущение, испытываемое при землетрясение, которое обычно досаждает вам во время полёта в винтокрылых машинах. На полет потребовался почти час. Президент надел наушники, защищавшие уши от грохота двигателей и одновременно обеспечивавшие его связью с пилотом. Весь воздушный транспорт в этом районе отсутствовал, даже коммерческие рейсы на аэродромах, мимо которых они пролетали, были временно приостановлены. Польское правительство беспокоилось о безопасности американского президента.

— Вот он, — послышался голос Мэллоя по интеркому. — В направлении на одиннадцать часов.

Вертолёт наклонился налево, чтобы дать возможность пассажирам посмотреть в плексигласовые иллюминаторы. Райан почувствовал внезапный холодок. Он увидел плохонькую железнодорожную станцию, здание, рядом с которым проходили две железнодорожные колеи, и ещё одну колею, уходящую через арку в сторону к другому зданию. В лагере было ещё несколько зданий, но главным образом виднелись бетонные основания, на которых когда-то стояло множество построек. Мысленно он увидел их по черно-белым кинофильмам, заснятым с самолёта, по-видимому русского, в конце Второй мировой войны. Он вспомнил, что эти здания напоминали складские помещения. Однако вместо товаров в них держали людей, хотя немцы, строившие здания, считали их не людьми, а паразитами, насекомыми или крысами, которых необходимо уничтожить эффективно и равнодушно, причём как можно быстрее.

И тут его охватила дрожь. Утро было прохладным, температура не выше 14 — 15 градусов Цельсия, подумал Джек, но его кожа казалась ещё холоднее. Вертолёт мягко коснулся земли, сержант отодвинул дверцу, и президент спустился на посадочную площадку, которая была недавно построена для этой цели. Официальный представитель польского правительства подошёл к нему, пожал руку и представился. Но Райан не обратил на это внимания, внезапно почувствовав себя туристом в аду. Чиновник, который был их гидом, проводил Райанов к автомобилю для короткой поездки к лагерю. Джек сел рядом с женой.

— Джек… — прошептала она.

— Да, — ответил он. — Да, детка, я знаю. — И больше он не произнёс ни единого слова, даже не прислушался к хорошо подготовленному комментарию польского гида.

«Arbeit Macht Frei» — такой была надпись на кованой железной арке. «Работа сделает тебя свободным» — буквальный перевод фразы, написанной по-немецки. Это был, наверно, самый отвратительно циничный лозунг, когда-либо придуманный бесчеловечным умом людей, считавших себя цивилизованными. Наконец автомобиль остановился, и они снова вышли на воздух. И снова гид повёл их от одного места к другому, рассказывая им о вещах, которые они не слышали, но скорее чувствовали, потому что сам воздух казался пропитанным злом. Трава была удивительно зелёной, походила на площадку для гольфа после весеннего дождя… «Может быть, она такая зелёная из-за обилия питательных веществ в почве?» — подумал Джек. Их здесь очень много. Больше двух миллионов человек приняли смерть в этом лагере. Два миллиона. Может быть, три. Через некоторое время счёт теряет смысл, он просто становится цифрой в бухгалтерской книге, написанной каким-нибудь бухгалтером, который давно перестал думать о том, что означают эти цифры. Джек мысленно видел все: человеческие очертания, тела, головы, но, к счастью, он не различал лица мёртвых людей. Теперь они шли по дороге, которую немецкие охранники называли «Himmel Strasse», дорога на небо. Но почему они так называли её?

Был это откровенный цинизм или они действительно верили, что бог смотрит сверху на то, что они делают, и если так, что он думает об этом месте и их деятельности? Что это были за люди? Женщин и детей умерщвляли сразу после приезда в лагерь, потому что от них было мало пользы на промышленных предприятиях, которые построил здесь И.Г. Фарбен. Работа мужчин использовалась как последняя мера пользы от людей, присланных сюда умирать, — получить хоть крошечную выгоду от их последних месяцев жизни.Разумеется, сюда присылали не только евреев; здесь убивали польских аристократов и польских священников, цыган, гомосексуалистов, свидетелей Иеговы и всех остальных, кого гитлеровское правительство считало нежелательными элементами.

Всего лишь насекомые, которых умерщвляли газом «Циклон-Б», производным от научных исследований, которые велись немецкой химической промышленностью в области пестицидов.

Райан не ожидал, что это будет приятной туристской прогулкой. Он полагал, что поездка обогатит его жизненный опыт, подобно посещению поля битвы в Антиетаме[78], например.

Но это не было полем боя, и ощущение здесь оказалось совсем иным.

«Что чувствовали солдаты, которые освободили этот лагерь в 1944 году?» — подумал Джек. Даже самые опытные вояки, не испытывавшие жалости при схватке с врагом, смотревшие в лицо смерти каждый день в течение нескольких лет, наверняка были потрясены тем, что увидели здесь. При всем ужасе, господствовавшем там, поле битвы оставалось местом чести, где люди испытывали стойкость других людей, там была чистота сражающихся людей, соревнующихся с другими вооружёнными людьми но… «Но это глупость, — подумал Джек. — В любой войне мало благородства… но в этом месте его не было совсем».

На поле боя, независимо от причины и применяемых средств, мужчины воевали с мужчинами, а не с женщинами и детьми. В битве была какая-то честь, но… не здесь.

Здесь было место преступления в колоссальном масштабе, и какой бы жестокой ни была война, человеческий уровень она оставляла позади в тот момент, когда происходящее переходило в преступление, намеренное нанесение боли и смерти невинным людям. Как могли немцы совершить такое? Сегодня Германия, как была она и раньше, являлась христианской страной, той самой нацией, которая дала миру Мартина Лютера, Бетховена и Томаса Манна. И после всего этого у них появился такой лидер? Адольф Гитлер, ничтожество, родившийся в семье чиновника, неудачник во всем, что он пробовал… за исключением демагогии. Вот в демагогии он был гребаный гений…

…Но почему Гитлер так ненавидел людей, что сконцентрировал всю промышленную мощь своей нации не на завоеваниях, а на гнусной цели хладнокровного уничтожения нежелательных элементов, которыми он считал в первую очередь евреев? Это была одна из самых трудных задач истории. Некоторые говорили, что Гитлер ненавидел евреев потому, что увидел одного на улице Вены, и это стало источником ненависти. Некий эксперт, который сам был евреем, выдвинул предположение, что проститутка-еврейка заразила неудачливого австрийского художника венерической болезнью, но никаких документальных доказательств этого не существует. Ещё одно, самое циничное, направление утверждает, что Гитлеру было совершенно всё равно, кого ненавидеть, и евреи были выбраны лишь потому, что ему нужно было найти объект ненависти для народа, чтобы это помогло ему стать вождём Германии, и он просто остановился на евреях как на самом удобном объекте, против которого он смог объединить нацию. Райан считал эту альтернативу маловероятной, но из всех — самой отвратительной. Как бы то ни было, бывший ефрейтор взял в руки огромную власть, данную ему страной, и использовал её для своих целей. Имя Гитлера стало навечно проклятым, но это не было утешением для миллионов людей, чьи останки превратились в удобрение для травы. Босс жены Райана в больнице Джонса Хопкинса был еврейским врачом по имени Берни Катц, с которым Райаны дружили уже много лет.

Сколько таких людей погибло здесь? Сколько потенциальных Джонасов Салков лежит в земле или превратилось в дым крематориев? И, может быть, один или два Эйнштейна?

Сколько поэтов, актёров или простых людей, которые вырастили бы простых детей…

…и когда Джек произносил клятву исполнять обязанности президента в соответствии с Конституцией Соединённых Штатов, в действительности он клялся защищать простых американцев и, может быть, таких людей, которые нашли свою смерть здесь. Как человек, как американец и как президент Соединённых Штатов, разве не должен был он делать все возможное, чтобы такие ужасы больше никогда не повторились? Он действительно верил, что применение Вооружённых сил может быть оправдано только тогда, когда необходимо защитить жизни американцев и интересы безопасности Америки. Но что представляла собой Америка? Как быть с принципами, на которых была основана его нация? Должна ли Америка применять их только к специфическим, ограниченным местам и целям? Как быть с остальным миром? Разве это не могилы реальных людей?

Джон Патрик Райан стоял и смотрел вокруг, и его лицо было таким же опустошённым, как его душа.

Он пытался понять, что произошло здесь и что он может — что он должен усвоить из этого.

На кончиках пальцев он держал огромную власть каждый день, пока жил в Белом доме. Как использовать её? Как применить и против кого? И, что более важно, за что бороться?

— Джек, — тихо сказала Кэти, касаясь его руки.

— Да, я тоже увидел достаточно. Давай улетим отсюда. — Он повернулся к польскому гиду и поблагодарил его за слова, которые он едва слышал. Потом повернулся и пошёл обратно к автомобилю. Снова они прошли под аркой лжи, делая то, что два или три миллиона человек так и не смогли сделать.

Если существует такая вещь, как призраки, они говорили с ним без слов, но говорили одним голосом: Никогда больше. Райан молча согласился с ними. Пока он жив. Пока существует Америка.

Глава 46Возвращение домой

Они ожидали очередного донесения от «ЗОРГЕ», и редко кто ожидал с большим нетерпением даже рождения своего первого ребёнка. В этом ожидании заключалась драма, потому что «ЗОРГЕ» не присылал донесения каждый день и они не всегда могли понять систему, когда донесения появлялись и когда нет. Эд и Мэри-Пэт Фоули просыпались ранним утром и лежали в постели с час, потому что им было нечего делать. Наконец они вставали, пили утренний кофе и читали газеты в своём доме в пригородной Виргинии. Дети уходили в школу, затем родители одевались и шли к своему служебному автомобилю, в котором уже сидел шофёр, а рядом стояли наготове машины эскорта с вооружёнными охранниками. Странным обстоятельством было то, что автомобиль четы Фоули сопровождался охраной, но их дом никто не охранял. Таким образом, сообразительный террорист мог додуматься до того, чтобы напасть на дом, что было совсем не так трудно. «Ранняя птичка» уже ждала их в автомобиле, но этим утром в ней было мало интересного. Страница комиксов в «Вашингтон Пост» была интереснее, особенно раздел «Из этого вовсе не следует», их любимый утренний источник для смеха, а ещё — спортивная страница.

— Как ты считаешь, что будет? — спросила Эда Мэри-Пэт. Это удивило его, поскольку жена редко интересовалась его мнением по вопросам полевых операций.

Он пожал плечами. В этот момент они проезжали киоск, торгующий пончиками «Данкин Донатс».

— Легче подкинуть монету и загадать — орёл или решка, Мэри.

— Пожалуй. Я всё-таки надеюсь, что на этот раз выпадет орёл.

— Джек поинтересуется нашим мнением… через полтора часа, наверно.

— Пожалуй, — негромко ответила заместитель директора ЦРУ по оперативным вопросам.

— Проблема с НАТО должна сработать, должна заставить их задуматься, — произнёс директор ЦРУ, словно думая вслух.

— Не делай особую ставку на это, милый, — предупредила его Мэри-Пэт.

— Я знаю. — Молчание. — Когда самолёт Джека вылетит обратно в Вашингтон?

Она посмотрела на часы.

— Часа через два.

— К этому времени мы уже будем знать.

— Да, — согласилась она.

Через десять минут, получив последние сведения о состоянии мира с помощью передачи «Утренний выпуск» Национального общественного радио, они въехали в Лэнгли, снова поставили машину в подземном гараже и снова поднялись в лифте на седьмой этаж, где снова их пути разошлись — они пошли в разные кабинеты. Здесь Эд удивил жену. Она ожидала, что он зайдёт в её кабинет, постоит за спиной, пока она включит компьютер, надеясь получить новый рецепт изготовления пирога, как называла она донесения из Пекина. Это произошло в семь часов пятьдесят четыре минуты.

— Прибыла почта, — объявил электронный голос, когда она вышла на свой специальный сайт в Интернете. Её рука не то чтобы дрожала, когда Мэри-Пэт передвинула мышку, чтобы кликнуть соответствующую иконку, но она едва сдерживала её. На экране появилось письмо, прошло через процесс дешифровки, и она увидела чистый текст, который не могла прочесть. Как всегда, Мэри-Пэт перенесла текст донесения на жёсткий диск, проверила, что он действительно сохранён в памяти компьютера, затем сделала печатную копию и, наконец, стёрла текст со своего электронного раздела поступления, полностью уничтожив его в Интернете. Затем она подняла трубку внутреннего телефона.

— Попросите доктора Сиэрса немедленно подняться ко мне, — сказала она секретарше.

Джошуа Сиэрс тоже приехал на работу ранним утром и сейчас сидел за столом, читая финансовую страницу «Нью-Йорк Таймс», когда раздался звонок. Меньше чем через минуту он был в лифте и вскоре оказался в кабинете заместителя директора ЦРУ по оперативной деятельности.

— Вот, — сказала Мэри-Пэт, передавая ему шесть страниц, покрытых иероглифами. — Садитесь.

Сиэрс опустился в комфортабельное кресло и взялся за перевод. Он видел, что заместитель директора немного волнуется по поводу этого донесения, и его первоначальный диагноз появился, когда он открыл вторую страницу.

— Это плохие новости, — сказал он, не поднимая головы. — Похоже, что Чанг внушает премьер-министру Ху, что следует двигаться в направлении, которое ему нравится. Фанг чувствует себя неуверенно по этому поводу, но вынужден согласиться. Маршал Луо полностью на стороне Чанга. Думаю, этого следовало ожидать. Он всегда был сторонником решительных действий, — комментировал Сиэрс. — Здесь ведётся разговор относительно режима оперативной секретности, проявляется беспокойство, что мы можем знать их планы — но они считают, что это очень маловероятно, — заверил заместителя директора ЦРУ Сиэрс.

Она слышала это много раз, но всегда по спине у неё пробегал холодок, когда она получала подтверждение того, что враг (для Мэри-Пэт почти каждый был врагом) обсуждает и отрицает ту самую возможность, осуществлению которой она посвятила всю свою профессиональную жизнь. Когда-то в Москве контролировала деятельность агента по кличке Кардинал. Он был настолько стар, что вполне мог быть её дедушкой, но она думала о нем, как о собственном первом младенце, когда давала ему поручения и получала от него сведения, пересылала их в Лэнгли и всегда беспокоилась о его безопасности. Сейчас она вышла из этой игры, но, по сути дела, все осталось по-прежнему. Где-то там находилась китайская девушка, посылающая Америке жизненно важные сведения. МП знала её имя, но не её лицо, не имела представления, что заставляет её делать это. Все, что знала Мэри-Пэт, заключалось в том, что девушке нравилось спать с одним из офицеров американской разведки, что она вела официальный дневник министра Фанга и что её компьютер посылал информацию во Всемирную сеть, по каналу, который заканчивался на письменном столе в кабинете седьмого этажа Центрального разведывательного управления.

— Краткое содержание? — спросила она у доктора Сиэрса.

— Они продолжают подготовку к войне, — ответил аналитик. — Может быть, через некоторое время они приостановят подготовку, но в этом донесении нет никаких указаний на это.

— Если мы предупредим их?..

Сиэрс пожал плечами:

— Трудно сказать. Сейчас они больше всего беспокоятся о внутренних волнениях в стране и возможном коллапсе всей политической системы. Этот экономический кризис заставил их беспокоиться о политическом крахе для всех них, только это их и тревожит.

— Войны начинают испуганные люди, — заметила заместитель директора ЦРУ.

— Да, история говорит нам об этом, — согласился Сиэрс. — И это снова происходит сейчас, прямо перед нашими глазами.

— Проклятье, — проронила миссис Фоули. — О'кей, отпечатайте перевод и доставьте его ко мне как можно скорее.

— Хорошо, мэм. Полчаса. Вы хотите, чтобы я показал это Джорджу Вивёру, верно?

— Да. — Она кивнула. Профессор работал с материалом «ЗОРГЕ» уже несколько дней, медленно и тщательно формулируя свой раздел в Специальной национальной разведывательной оценке, так, как он привык работать в университете. — Тебе нравится работать с ним?

— Вполне. Он хорошо знаком с их мышлением, может быть, лучше меня — у него степень магистра психологии, которую он получил в Йельском университете. Просто он слишком медленно формулирует свои выводы.

— Передай ему, что мне нужно что-то, что я смогла бы использовать, к концу дня.

— Будет исполнено, — пообещал Сиэрс, встал и направился к двери. Мэри-Пэт последовала за ним, но повернула в другую сторону.

— Да? — сказал Эд Фоули, когда она вошла в его кабинет.

— Перевод будет у тебя в руках примерно через полчаса. Вкратце: приём России в НАТО не произвёл на них впечатления.

— Вот дерьмо, — сразу прокомментировал директор ЦРУ.

— Да, — согласилась жена. — Ты лучше узнай, насколько быстро мы можем доставить эту информацию Джеку.

— О'кей. — Директор ЦРУ поднял трубку своего кодированного телефона и нажал на кнопку быстрого набора, связывающую его с Белым домом.

* * *
В американском посольстве проходила в это время последняя полуофициальная встреча, и Головко снова говорил от имени своего президента, пока Грушевой находился в британском посольстве, беседуя с премьер-министром.

— Какое впечатление произвёл на тебя Освенцим? — спросил русский.

— Да, это тебе не «Диснейленд», — ответил Райан, поднося к губам чашку кофе. — Ты не был там?

— Мой дядя Саша был в составе танковой группы, которая освободила лагерь, — ответил Сергей. — Он командовал танковым полком в чине полковника во время Великой Отечественной войны.

— Он не рассказывал тебе об этом?

— Да, когда я был мальчишкой. Саша — он брат моей матери — был настоящим солдатом, крутым мужчиной с жёсткими правилами жизни и преданным коммунистом. Наверно, то, что он увидел в лагере, потрясло его, — продолжал Головко. — Он только сказал, что это было ужасно и доказывает правильность выбранного им пути. Он сказал, что после Освенцима воевал особенно успешно — убивал ещё больше немцев.

— А как относительно того, что делал…

— Ты имеешь в виду, что делал Сталин? Мы никогда не говорили об этом в семье. Мой отец служил в НКВД, ты ведь знаешь это. Он считал, что всё, что делало государство, является правильным. Это мало отличалось от того, что делали фашисты в Освенциме, согласен, но он смотрел на это по-другому. Тогда было другое время, более жестокое. Насколько я помню, твой отец тоже участвовал в этой войне.

— Да, парашютист, в 101-й воздушно-десантной дивизии. Он почти не рассказывал об этом, говорил только, что происходили странные вещи. Он сказал, что ночное десантирование в Нормандии было пугающим, и это все — он никогда не рассказывал о том, как чувствуешь себя, когда бежишь в темноте, а вокруг тебя свистят пули.

— Да, мало удовольствия быть солдатом в бою.

— Не думаю, что это особенно весело. Правда, посылать людей в бой убивать других людей тоже не доставляет особого удовольствия. Черт побери, Сергей! Я обязан защищать людей, а не рисковать их жизнями.

— Значит, ты не похож на Гитлера. И не похож на Сталина, — добавил русский. — Могу заверить тебя, что Эдуард Петрович тоже не похож на этих монстров. Сейчас мы живём в спокойном мире, более спокойном, чем тот, в котором жили наши отцы и дяди. И всё-таки недостаточно спокойном. Когда ты узнаешь, как реагировали наши китайские друзья на вчерашние события?

— Надеюсь, что скоро, но мы не уверены в результате этих событий. Ты ведь знаешь, как все происходит.

— Да. Ты полагаешься на донесения своих агентов, но не знаешь, когда они поступят, и ожидание ведёт к разочарованию. Иногда тебе хочется свернуть им шеи, но это глупо и неправильно с моральной точки зрения.

— Какова реакция общества? — спросил Райан. Русские узнают об этом скорее, чем его люди.

— Никакой реакции, господин президент. Никаких комментариев среди граждан. Этого следовало ожидать, но всё-таки неприятно.

— Если китайцы начнут наступление, вы сможете остановить их?

— Президент Грушевой задал именно этот вопрос Ставке, своим генералам, но они пока не дали определённого ответа. Нас беспокоит оперативная безопасность. Мы не хотим, чтобы в КНР знали, что нам что-то известно.

— Это может нанести вам вред, — предостерёг его Райан.

— Сегодня утром я сказал это, но у военных своё мнение, верно? Мы объявили мобилизацию, и в механизированные войска поступили приказы о боевой готовности. Но буфет, однако, как говорите вы, американцы, в настоящее время пуст.

— Что ты сделал с людьми, которые пытались убить тебя? — спросил Райан, меняя тему.

— Главный субъект находится сейчас под постоянным наблюдением. Если он вздумает что-то предпринять, тогда мы поговорим с ним, — пообещал Головко. — Как тебе известно, он действует по заданию китайцев.

— Да, я слышал об этом.

— Ваш представитель ФБР в Москве, этот Райли, очень способный парень. Мы могли бы найти ему место во Втором Главном управлении.

— Да, Дэн Мюррей высоко ценит его.

— Если эта китайская война зайдёт дальше, нам понадобится группа связи между вашими военным и нашими.

— Действуй через Верховного главнокомандующего объединёнными силами НАТО в Европе, — сказал Райан. Он уже подумал об этом. — Ему даны инструкции сотрудничать с вашими людьми.

— Спасибо, господин президент. Я передам это в Ставку. А как твоя семья? С ней все в порядке? — Нельзя вести такой разговор без приятных вещей, не относящихся к делу.

— У моей старшей дочери, Салли, появился молодой человек. Это непросто для отца, — признался Райан.

— Да. — Головко позволил себе улыбнуться. — Ты живёшь в страхе, что она найдёт себе юношу, каким был когда-то ты сам, верно?

— Ничего, агенты Секретной службы помогают держать маленьких мерзавцев под контролем.

— Действительно, люди с пистолетами иногда оказываются очень полезными, — с улыбкой согласился русский, чтобы разрядить обстановку.

— Да, но мне кажется, что дочери являются небесной карой для нас за то, что мы мужчины, — засмеялся Райан.

— Совершенно верно, господин президент, совершенно верно. — Сергей помолчал. Пора возвращаться к делу: — Сейчас трудное время для нас обоих, не правда ли?

— Да, правда.

— Может быть, китайцы увидят, что мы стоим плечом к плечу, и откажутся от своей жадности. В конце концов, поколение наших отцов совместными усилиями положило конец Гитлеру. Кто решится противостоять двум нашим государствам?

— Сергей, войны не являются рациональными действиями. Их начинают не рациональные люди. Их начинают те, которым абсолютно наплевать на людей, находящихся под их властью. Эти безумцы готовы убивать своих соплеменников ради собственных целей. Этим утром я видел такое место. Мне кажется, оно похоже на парк развлечений Сатаны, но не место для людей вроде нас. Я покинул лагерь полный ярости. Я не против того, чтобы встретиться с Гитлером, при условии что у меня в руке будет пистолет. — Это было глупое заявление, но Головко понял его.

— Если нам повезёт, вместе мы сможем остановить китайскую авантюру.

— А если нет?

— Тогда совместными усилиями мы победим их, мой друг. Будем надеяться, что это будет последняя война.

— Я не стал бы утверждать так категорично, — ответил президент. — Такая мысль возникала и у меня, но я полагаю, что это достойная цель.

— Когда ты узнаешь, что говорят китайцы?..

— Мы сообщим тебе.

Головко встал.

— Спасибо. Я передам это своему президенту.

Райан проводил русского к двери, затем направился к кабинету посла.

— Это только что поступило по кодированному каналу. — Посол Левендовский передал президенту факс. — Это действительно так плохо, как выглядит? — Факс был озаглавлен «ТОЛЬКО ДЛЯ ГЛАЗ ПРЕЗИДЕНТА», но прибыл в посольство.

Райан взял факс и начал читать.

— Пожалуй. Если русским понадобится помощь через НАТО, поляки смогут принять участие?

— Не знаю. Я должен сделать запрос.

Президент покачал головой.

— Слишком рано для этого.

— Мы пригласили русских в НАТО, зная, что может случиться такое? — Вопрос показывал беспокойство и едва ли не недовольство из-за нарушения дипломатического этикета.

Райан поднял голову.

— А ты как думаешь? — Он помолчал. — Мне нужен твой кодированный телефон.

Через сорок минут Джек и Кэти Райан поднялись по ступенькам трапа, ведущего в их самолёт для возвращения домой. «Хирург» ничуть не удивилась, когда увидела, что её муж сразу поднялся на верхний уровень самолёта, где находился узел связи. За ним последовал Государственный секретарь. Она подозревала, что Джек выкурит там пару сигарет, но к тому времени, когда он спустился обратно, Кэти уже спала.

Что касается самого Райана, он с удовольствием бы закурил, но в узле связи не нашлось ни одного курящего. Вернее, там всё-таки нашлось двое курящих, но они оставили сигареты в багаже, чтобы избежать искушения нарушить правила ВВС. Президент выпил немного виски и опустился в кресло, откинув его назад. Вскоре он задремал, и ему снился Освенцим, который перемежался отрывками из «Списка Шиндлера». Проснулся он уже над Исландией, весь в поту, посмотрел на ангельское лицо спящей жены и напомнил себе, что каким бы плохим ни был мир, он всё-таки уже не так плох.

И его задача заключалась в том, чтобы он не стал хуже.

* * *
— О'кей, есть ли у нас способ заставить их отказаться от своих намерений? — спросил Робби Джексон у собравшихся в ситуационном центре Белого дома.

Профессор Вивёр производил на него впечатление типичного яйцеголового, способного долго говорить и делать слишком мало полезных заключений. И всё-таки Джексон прислушивался к его мнению. Вивёр знал больше всех о том, как мыслят китайцы. Ещё бы не знать. Его объяснение было почти таким же непонятным, как мышление китайских руководителей, которое он пытался донести до них.

— Профессор, — не выдержал наконец Джексон, — всё, что вы нам рассказали, очень интересно. Но скажите, какое отношение имеет то, что случилось девять столетий назад, к событиям, происходящим сегодня? Сегодняшние китайские руководители маоисты, а не роялисты.

— Идеология является просто оправданием поведения, господин вице-президент, а не причиной его. Их мотивация сегодня ничем не отличается от той, которой руководствовались императоры династии Цин. Сегодня они боятся точно того же, чего боялись императоры девять веков назад: восстания крестьянства, если экономика страны потерпит полный крах, — объяснил профессор этому пилоту, несомненно, хорошему технику, подумал он, но явно не интеллектуалу. По крайней мере, у президента есть определённые заслуги как историка, хотя они не были достаточно впечатляющими для многолетнего декана факультета университета Айви Лиг.

— Тогда вернёмся к главному вопросу: что можем мы сделать, чтобы заставить их отступить, не прибегая к военным действиям?

— Можно сообщить им, что нам известны их планы. Это заставит их задуматься. Но они, в конце концов, принимают решение на основе общего баланса сил, который, судя по донесению этого парня «ЗОРГЕ», склоняется, по их мнению, в пользу Китая.

— Значит, они не откажутся от своих намерений? — спросил вице-президент.

— Да, я не могу гарантировать этого, — ответил Вивёр.

— А раскрытие источника информации приведёт к гибели нашего агента, — напомнила Мэри-Пэт собравшимся в комнате.

— Но это всего лишь одна жизнь против жизней многих, — указал профессор Вивёр.

Как ни странно, заместитель директора ЦРУ по оперативной деятельности не перепрыгнула через стол и не вцепилась в лицо профессора. Она уважала Вивёра как хорошего специалиста и консультанта. Но он всё-таки был ещё одним теоретиком, живущим в башне из слоновой кости, и не принимал во внимание человеческие жизни, которые зависели от подобного решения. Реальные люди понимали, что их жизнь может внезапно прерваться, а для реальных людей это имело большое значение, несмотря на то, что этот профессор в своём комфортабельном кабинете в Провиденсе, Род-Айленд, даже не задумывается над этим.

— К тому же мы лишимся жизненно важного источника информации, который так нужен нам, если они всё-таки решат наступать на север, а это отрицательно повлияет на нашу способность иметь дело с военной угрозой в реальном мире, между прочим.

— Полагаю, что это верно, — согласился профессор.

— Могут русские остановить их? — спросил Джексон. Генерал Мур взялся ответить на этот вопрос.

— Нельзя сказать что-нибудь определённое, — заметил председатель Объединённого комитета начальников штабов. — У китайцев мощная армия, и они пустят в ход всю свою военную мощь. Зато у русских за спиной огромное пространство, способное поглотить натиск китайцев, а вот военной мощи у них не хватает. Если бы спросили моё мнение, я поставил бы деньги на КНР — при условии, что мы не вмешаемся в эту войну. Наша воздушная мощь может в значительной степени изменить соотношение сил, а если НАТО пришлёт наземные войска, ситуация изменится коренным образом. Исход войны зависит от того, какие подкрепления можем прислать мы и русские на место боевых действий.

— Логистика?

— Да, в этом и заключается проблема, — согласился генерал Мур. — У русских на восток ведёт всего одна железнодорожная линия. Правда, там двойная колея и дорога электрифицирована, но это единственная хорошая новость.

— Кому-нибудь известно, как вести подобную операцию по железной дороге? Мы ведь не делали этого со времён Гражданской войны, — сказал Джексон.

— Подождём и увидим, сэр, если дело зайдёт так далеко. Я не сомневаюсь, что русские обдумывали эту проблему много раз. На них можно положиться.

— Просто великолепно, — пробормотал вице-президент. Проведя всю свою профессиональную жизнь на море, он не любил полагаться на людей, кроме тех, которые говорили по-американски и носили синюю морскую форму.

— Если бы обстоятельства были полностью в нашу пользу, китайцы не стали бы обдумывать эту операцию так серьёзно, как, по-видимому, они делают сейчас. — Это было настолько очевидно, как исход футбольного матча, при котором у соперника в воротах нет вратаря, а судья свистит только в пользу твоей команды.

— Проблема, — сказал им Джордж Уинстон, — заключается в том, что приз слишком соблазнителен. Это вроде того, что двери банка забыли запереть на трехдневный уикенд, а полицейские объявили забастовку.

— Джек говорит, что агрессивная война представляет собой вооружённый грабёж, только в огромном масштабе, — заметил Джексон.

— Это похоже на истину, — согласился министр финансов. Профессору Вивёру такое сравнение показалось излишне упрошенным, но что ещё можно ожидать от окружающих его людей?

— Мы можем предостеречь их, когда увидим явные признаки подготовки к наступлению на фотографиях с наших спутников, — предложил Эд Фоули. — Микки, когда это станет очевидным?

— Предположительно, за два дня. Им понадобится неделя, чтобы перебросить на север свои войска. Китайские армии уже сейчас находятся в непосредственной близости от театра потенциальных военных действий, так что вопрос заключается лишь в том, чтобы расположить их должным образом — выдвинуть на передовые позиции. Затем окончательные подготовительные действия, скажем, за тридцать шесть часов перед тем, как их полевые орудия откроют огонь.

— Иван не сможет остановить их?

— На границе? У русских никаких шансов сделать это, — ответил генерал, выразительно покачав головой. — Русским придётся выигрывать время, отдавая китайцам пространство. Китайцам предстоит пройти чертовски длительный путь, прежде чем они доберутся до нефтяных месторождений. В этом их слабое место. Они будут вынуждены защищать огромный фланг, и исключительно трудной окажется проблема снабжения. Я думаю, что они попытаются высадить воздушный десант в район золотых месторождений или в район месторождения нефти. У них слабые воздушно-десантные войска и почти нет возможностей перебрасывать солдат на транспортных самолётах, но думаю, что они сделают это в любом случае. Оба места являются слабо защищёнными целями.

— А что мы можем послать на помощь русским?

— Прежде всего, военно-воздушные силы — истребители, бомбардировщики и все воздушные танкеры-заправщики, которые есть у нас. Может быть, нам не удастся установить господство в воздухе, но мы можем быстро лишить китайцев свободы воздушных полётов, создав соотношение воздушных сил пятьдесят на пятьдесят почти сразу, а затем погоним их самолёты обратно. Здесь снова возникает вопрос чисел, Робби, и проблема того, насколько хорошо подготовлен их лётный состав. Наверно, их лётчики подготовлены лучше русских, просто потому что они провели больше времени в воздухе, готовясь к войне, но технически у русских более совершенные самолёты, да и воздушная доктрина у них лучше китайской — за исключением того, что у них не было возможности попробовать её на практике.

Робби Джексону хотелось проворчать, что в ситуации слишком много неизвестного, но если бы все было определено чётко и ясно, как сказал генерал Микки Мур, китайцы не решились бы перейти северную границу. Хулиганы нападают на маленьких старых дам, отбирая у них деньги, полученные в кассах социального страхования, а не на полицейских, которые только что получили деньги по своим чекам по пути домой с работы. Когда у тебя в кармане пистолет, это коренным образом меняет дело, и каким бы неразумным ни было преступление на улице или начало войны, те, которые занимаются этим, всё-таки проявляют определённый выбор в своих действиях.

* * *
Скотт Адлер совсем не спал во время полёта. Он снова и снова обдумывал различные способы остановить войну, прежде чем она началась. В конце концов, это ведь первостепенная задача дипломата, не правда ли? Он думал главным образом о своих недостатках. Адлер возглавлял ведомство, занимающееся международными отношениями его страны. Поэтому он должен был знать — ему платили за то, чтобы он знал, — как уберечь страны мира от неразумных действий. Грубо говоря, это означало, что он должен сказать им: если вы поступите таким образом, то вся мощь и ярость Америки обрушится на вас и уничтожит вас. Но прибегать к столь грубым методам совсем не обязательно. Намного лучше убедить их, что куда выгоднее для них самих поступать разумно, потому что в разумном поведении таится их спасение как нации в глобальном сообществе. Однако в данном случае истина заключалась в том, что мышление китайцев не было доступно его уму и он не знал, что сказать им, чтобы они могли увидеть яркий свет дня. Хуже всего было то, что он встречался с этим Чангом, когда велись переговоры с министром иностранных дел Китая Шеном, и все, в чём он убедился, заключалось в том, что они смотрят на реальную жизнь совсем не так, как он. Они видят синий цвет, когда он видит зелёный, и он не знал, как поступить, чтобы убедить их в том, что они ошибаются, что это не синий, а на самом деле зелёный, или хотя бы понять, почему они видят не такие цвета, как он. Тихенький голосок упрекал его в расизме, но ситуация зашла слишком далеко, чтобы рассматривать тонкости ведущейся им политики. От него требовалось, чтобы он остановил войну, прежде чем она начнётся, а он не знал, что нужно сделать для этого. Его размышления закончились тем, что он уставился на переборку перед своим комфортабельным креслом, и ему показалось, что это экран кинотеатра. Ему хотелось посмотреть кино или сделать что-нибудь такое, чтобы отвлечь мышление от беличьего колеса, которое непрерывно вращалось перед его глазами. Адлер почувствовал, что кто-то похлопал его по плечу. Он повернулся и увидел своего президента, который жестом пригласил его подняться наверх, в узел связи. Там они снова выгнали двух связистов ВВС из их кресел.

— Все ещё думаешь о последнем донесении «ЗОРГЕ»?

— Да, — кивнул Адлер.

— Есть предложения?

Мысли Государственного секретаря поднялись на другой уровень.

— Нет. Извини, Джек, но ничего нового у меня просто нет. Может быть, тебе нужен другой Государственный секретарь.

Райан фыркнул:

— Нет. Нужны другие враги. Единственное, что приходит мне в голову, это сказать им, что мы знаем об их намерениях и будет гораздо лучше, если они остановятся.

— А когда они ответят — засуньте своё предупреждение себе в задницу, что тогда?

— Ты знаешь, что нам нужно сейчас? — спросил «Фехтовальщик».

— О да, пара сотен «Минитменов» или «Трайдентов» быстро наставят их на правильный путь. К сожалению…

— К сожалению, мы избавились от них, чтобы сделать мир более безопасным местом, — заключил Райан.

— Ну что ж, у нас есть бомбы и самолёты, способные доставить их, и тогда…

— Нет! — зашипел Райан. — Нет, черт побери, я не разрешу начать ядерную войну, для того чтобы остановить обычную. Сколько людей, по твоему мнению, я должен убить?

— Успокойся, Джек. Это моя работа — представлять различные варианты, помнишь? Не защищать их — по крайней мере, не этот. — Наступило молчание. — Что ты думаешь об Освенциме?

— Это набор кошмаров — одну минуту, твои родители, верно?

— Мой отец был в Бельзене — но ему повезло, и он уцелел.

— Он рассказывал тебе об этом?

— Нет. Ни единого слова, даже раввину. Говорил, может быть, психиатру. Он ходил к одному в течение нескольких лет, но я так и не узнал, зачем он делал это.

— Я не могу позволить случиться чему-нибудь подобному снова. Чтобы не допустить этого — да, чтобы не допустить этого, — рассуждал вслух Райан, — да, я могу разрешить сбросить бомбу W-83.

— Ты знаком с терминологией?

— Немного. Меня инструктировали много лет назад, и названия видов оружия застряли у меня в мозгу. Как странно, у меня никогда не было кошмаров относительно этого. Видишь ли, я никогда не вчитывался в ЕИОП — Единый интегрированный операционный план — поваренную книгу с рецептами уничтожения мира. Думаю, что скорее застрелюсь, чем сделаю это.

— Многим президентам приходилось задумываться над такими вещами, — напомнил ему Адлер.

— Это было до меня, Скотт, и они никогда не думали, что такое случится. Все они надеялись, что им удастся как-нибудь избежать этого. До тех пор, пока в Белом доме не появился Боб Фаулер и едва не попробовал ввести коды начала ядерной войны. Это была безумная субботняя ночь, — вспомнил Райан.

— Да, я знаю, что тогда случилось. Но ты сохранил самообладание. Немногие последовали твоему примеру.

— Верно. И посмотри, куда это привело меня, — заметил президент Соединённых Штатов с мрачной улыбкой. Он взглянул в иллюминатор. Теперь они летели над землёй, наверно над Лабрадором, масса зелени и озёр, и несколько прямых линий, указывающих на присутствие человека. — Как нам поступить, Скотт?

— Мы попытаемся предостеречь их. Они делают вещи, которые видно со спутников, и тогда мы скажем, что нам известно об их подготовке к войне. Наша последняя попытка будет заключаться в том, что мы сообщим им, что Россия является теперь союзником Америки, и война с Иваном будет означать войну с дядей Сэмом. Если это не остановит их, то ничто больше не остановит.

— Что, если предложить им какую-нибудь уступку, чтобы откупиться? — задал вопрос президент.

— Напрасная трата времени. Я не думаю, что это подействует, но я чертовски убеждён в том, что они истолкуют это как знак слабости и такой шаг только подтолкнёт их на более решительные действия. Нет, они уважают силу, и мы должны продемонстрировать её. Вот тогда последует реакция — та или иная.

— Они собираются начать войну, — сказал Джек.

— Подкинь монету. Будем надеяться, что выпадет орёл, приятель.

— Да. — Райан посмотрел на часы. — В Пекине раннее утро.

— Они просыпаются и идут на работу, — согласился Адлер. — Что ты можешь сказать мне об источнике «ЗОРГЕ»?

— Мэри-Пэт не посвятила меня во все детали. Может быть, так лучше. Это одна из вещей, которую я узнал в Лэнгли. Иногда ты знаешь слишком много. Лучше всего не знать их лица и особенно их имена.

— А если случится что-то плохое?

— Когда это случится, ситуация станет ужасной. Я даже не хочу думать о том, что сделают с ними эти люди. Их версия правила Миранды гласит: «Можешь кричать сколько угодно. Нам всё равно».

— Очень смешно, — пробормотал Государственный секретарь.

— Вообще-то такая техника допроса не так уж эффективна. В результате расскажут вам именно то, что вы хотите слышать, и допрос закончится тем, что вы сами будете диктовать шпионам интересующую вас информацию, вместо того, чтобы получить от них сведения, которые им действительно известны.

* * *
Самым секретным местом в Вашингтоне, округ Колумбия, был район, где размещалось Агентство национальной безопасности (АНБ). Совместное предприятие ЦРУ и Пентагона, имело в своём распоряжении разведывательные спутники, большие птички с многочисленными камерами, летающие вокруг земного шара на малой или средней высоте. Они смотрели вниз через объективы своих невероятно дорогих и совершенных фотокамер, сравнимых по точности и стоимости с космическим телескопом «Хаббл». Сейчас в космосе находились три фотографические птички, облетающие Землю каждые два часа и пролетающие над одной и той же точкой земной поверхности дважды в день.

В космосе находился также спутник радиолокационной разведки, обладающий намного худшей разрешающей способностью, чем спутники КН-11 «Локхида» или ТРВ, зато способный смотреть сквозь облака. В данный момент это являлось важным, потому что над китайско-сибирской границей навис холодный фронт и облака в его передней части закрывали весь видимый спектр. Это вызывало раздражение у техников и учёных СНР, чьи спутники, на которые были потрачены многие миллиарды, годились пока только для предсказания погоды — облачно, с короткими ливнями, холодно, температура в районе 5 — 10 градусов Цельсия, ночью температура опускается почти до точки замерзания.

По этой причине аналитики разведывательной службы с пристальным вниманием изучали информацию, полученную от радиолокационной разведывательной птички «Лакросс», потому что в данный момент только от неё поступала надёжная информация.

— Облака закрывают видимость до шести тысяч футов над землёй. Даже «Блэкберд» не принесёт сейчас никакой пользы, — заметил один из фотоаналитиков. — О'кей, что мы имеем теперь?.. Похоже, что там очень активное движение на железных дорогах, по-видимому главным образом железнодорожные платформы. На них что-то погружено, но приземные помехи мешают разглядеть очертания.

— Что можно перевозить на железнодорожных платформах? — спросил морской офицер.

— Гусеничные машины, — ответил армейский майор, — и тяжёлые артиллерийские орудия.

— Мы можем подтвердить это предположение на основе имеющихся у нас данных? — спросил морской аналитик.

— Нет, — ответил гражданский специалист. — Однако… вот железнодорожный узел. Мы видим шесть длинных грузовых составов, неподвижно стоящих на колеях. О'кей, а где… — Он включил свой настольный компьютер и вывел на экран визуальное изображение. — Вот что здесь у нас. Видите эти рампы? Они предназначены для того, чтобы разгружать подвижное оборудование с поездов. — Он обернулся и посмотрел на изображение, полученное со спутника «Лакросс». — Да, что-то похожее на очертания танков. Они сползают по рампам и выстраиваются в районе сбора. Это очертания танкового полка, триста двадцать два тяжёлых боевых танка и сто двадцать пять бронетранспортёров… итак, по моей оценке, здесь концентрируется доставленная по железной дороге целая бронетанковая дивизия. Вот парк грузовых автомобилей… и ещё какая-то группа, я не уверен. Выглядят крупными… квадратные или прямоугольные очертания. Гм, — закончил аналитик. Он снова повернулся к настольному компьютеру и вызвал из файлов разные формы. — Знаете, на что это похоже?

— Бьюсь об заклад, что ты скажешь нам.

— Это похоже на пятитонные грузовики с погруженными на них секциями понтонных мостов. Китайцы скопировали русский понтонный мост — черт побери, все так поступили. Иван спроектировал великолепный мост. Короче говоря, на радиолокационном изображении это очень походит на секции моста. Я дам этому восемьдесят процентов вероятности. Таким образом, эта группа вот здесь — два инженерных полка, сопровождающих танковую дивизию.

— Вам не кажется, что это слишком большое количество инженерной техники для одной бронетанковой дивизии? — спросил морской офицер.

— Да, это верно, — подтвердил армейский майор.

— Действительно, — согласился фотоаналитик. — Обычное техническое обеспечение составляет один инженерный батальон на танковую дивизию. Значит, это авангард корпуса или армии, и, по моему мнению, они собираются форсировать какие-то реки.

— Продолжай, — сказал ему старший аналитик.

— Они готовятся к переправе на север.

— О'кей, — заметил армейский офицер. — Ты видел раньше нечто подобное?

— Два года назад они проводили учения, но тогда там был один инженерный полк, а не два. Они покинули этот железнодорожный узел и направились на юго-восток. Это было крупное учение. Мы получили множество спутниковых фотографий. Они моделировали вторжение или, по крайней мере, решительное нападение. В том учении принимала участие целая армия группы «А» вместе с бронетанковой дивизией и двумя механизированными дивизиями, игравшими роль нападающей стороны, а другая механизированная дивизия изображала рассеянную оборону. Победу одержала нападавшая сторона.

— Насколько оборона отличалась от того, как русские развёрнуты на своей границе? — Этот вопрос задал морской офицер.

— Более концентрированно — я хочу сказать, что китайская обороняющаяся сторона была более сконцентрирована на своих позициях, чем русские сейчас.

— И атакующая сторона одержала победу?

— Совершенно верно.

— Насколько реальным были эти учения? — спросил майор.

— Нельзя сказать, что это был Форт-Ирвин, но это были честные учения, и, вероятно, они походили на войну. Атакующая сторона имела обычное преимущество в численном составе и инициативе. Они прорвали оборону противника и начали маневрировать в тылу врага, где находились железные дороги. В общем, победа была полной.

Морской офицер посмотрел на своего армейского коллегу в зелёном мундире.

— Именно так они поступили бы, если бы хотели устремиться на север.

— Согласен.

— Лучше сообщить об этом, Норм.

— Да. — И оба офицера направились к телефонам.

— Когда погода прояснится? — спросил оставшийся гражданский аналитик у техника.

— Предположительно через тридцать шестьчасов. Небо начнёт проясняться завтра вечером, и мы уже запрограммировали, съёмку каких целей нужно вести. — Он не добавил, что способность спутников КН-11 вести съёмку ночью мало отличается от съёмки в дневное время — просто цвета будут не такими яркими.

Глава 47Перспективы и не спящие ночью

Усталость от полёта на запад, или шок путешествия, как предпочитал называть это президент Райан, всегда меньше, чем от полёта на восток, и он выспался на борту самолёта. Джек и Кэти спустились по трапу «ВВС-1» и прошли к ожидающему их вертолёту, который доставил их на посадочную площадку южной лужайки Белого дома за обычные десять минут. На этот раз первая леди пошла прямо в Белый дом, тогда как президент повернул налево к Западному крылу, но не в Овальный кабинет, а в ситуационный центр. Вице-президент уже ждал его там, вместе с обычными «подозреваемыми лицами».

— Привет, Робби.

— Как долетел, Джек?

— Долго. — Райан потянулся, чтобы привести свои мышцы в рабочее состояние. — О'кей, что происходит?

— Ничего хорошего, дружище. Мы знаем, что механизированные войска китайской армии двигаются к русской границе. Вот что мы получили из АНБ. — Джексон лично разложил на столе распечатку фотографий, полученных от специалистов по фоторазведке. — Мы видим механизированные части здесь, здесь и вот здесь. А это инженерные подразделения с устройствами для установки мостов.

— Сколько пройдёт времени, прежде чем они будут готовы? — спросил Райан.

— Потенциально, меньше трех дней, — ответил Микки Мур. — Более вероятно от пяти до семи.

— Что мы делаем?

— Мы разослали массу приказов с предостережениями, но пока никто не двигается.

— Китайцы знают, что мы тоже принимаем участие? — спросил президент.

— Скорее всего нет, но они не могут не знать, что мы внимательно наблюдаем за развитием событий, и они знают о возможностях нашей космической разведки, — ответил Мур.

— От них ничего не поступило по дипломатическим каналам?

— Ничего, — ответил Эд Фоули.

— Только не говори мне, что все происходящее их не волнует. Развитие событий не может не беспокоить их.

— Может быть, беспокоит, Джек, — согласился директор ЦРУ. — Но от этого они не страдают бессонницей — скорее бессонница мучает их из-за внутренних политических проблем.

— Есть что-нибудь новое от «ЗОРГЕ»?

Фоули покачал головой:

— С сегодняшнего утра ничего нового.

— О'кей, кто наш старший дипломат в Пекине?

— Советник-посланник в посольстве, но он вообще-то относительно молод и новый человек в этой должности, — ответил директор ЦРУ.

— О'кей, ну что ж, нота, которую мы собираемся послать, не будет новой, — сказал Райан. — Сколько сейчас времени в Пекине?

— Восемь двенадцать утра, — ответил Джексон, показывая на настенные часы, поставленные на китайское время.

— Таким образом, «ЗОРГЕ» не прислал ничего за вчерашний рабочий день?

— Нет. Донесения от него поступают два или три раза в неделю. В этом нет ничего необычного, — напомнила Мэри-Пэт. — Иногда это означает, что следующее донесение будет особенно интересным.

Все подняли головы, когда в комнату вошёл Государственный секретарь Адлер. Он приехал на автомобиле, вместо того чтобы воспользоваться вертолётом с Эндрюз. Он сразу приступил к делу.

— Ситуация действительно плохая?

— Китайцы кажутся весьма серьёзными, приятель, — сказал Джексон Государственному секретарю.

— Похоже, что нам действительно придётся послать им эту ноту.

— Они зашли слишком далеко, чтобы остановиться, — раздался чей-то голос. — Маловероятно, что какая-то нота окажет влияние.

— Кто вы? — спросил Райан.

— Джордж Вивёр, сэр, из университета Брауна. Я консультирую агентство по китайским вопросам.

— Ах да, конечно. Я читал ваши работы. Очень интересно, доктор Вивёр. Итак, вы утверждаете, что они не отступят. Скажите нам почему, — приказал президент.

— Не потому, что они боятся разоблачения того, что собираются предпринять. Их народ не знает этого и не узнает, пока Пекин не сообщит им. Как вам известно, их проблема заключается в том, что они боятся потенциального экономического коллапса. Если их экономика развалится, сэр, тогда произойдёт восстание народных масс, а этого они боятся больше всего. Они не знают, как избежать этого, кроме одного способа — разбогатеть, а разбогатеть они могут, только захватив недавно открытые минеральные богатства в России.

— Кувейт, только масштаб больше? — спросил Райан.

— Больше и намного сложнее, но да, господин президент, в общем ситуация схожа с Кувейтом. Они рассматривают нефть как товар и как вступительный взнос в клуб сверхдержав. По их мнению, если нефть окажется у них в руках, весь остальной мир будет вынужден вступить с ними в деловые отношения. Владение золотом ещё более очевидно. Если у них есть золото, они могут продать его за любую цену, которую вы можете заплатить. Китайцы считают, что, владея этими активами и деньгами, которые они получат за них, они смогут поднять свою национальную экономику на новый, более высокий уровень. Они просто делают вывод, что весь остальной мир будет торговать с ними, потому что они разбогатеют, а капиталистов интересуют только деньги.

— Они действительно такие циничные, так поверхностно мыслят? — спросил Адлер, потрясённый этой мыслью даже после того, через что он прошёл.

— Их отношение к истории оправдывает эту точку зрения, господин Государственный секретарь. Их анализ наших действий в прошлом и действий остального мира ведёт к такому выводу. Я согласен с вами, что они ошибаются в оценке того, что мы считаем причинами для предпринятых нами действий, однако мир выглядит для них именно таким образом.

— Только в том случае, если они идиоты, — устало заметил Райан. — Мы имеем дело с идиотами.

— Господин президент, вы имеете дело с исключительно изощрёнными политическими деятелями. Их взгляд на мир отличается от нашего, и действительно, они недостаточно хорошо понимают нас, но это совсем не означает, что они дураки, — сказал Вивёр, обращаясь к собравшимся.

Отлично, — подумал Райан уже в сотый раз, — но тогда они Клингоны. Бессмысленно говорить это Вивёру. Он просто начнёт продолжительное опровержение, которое не сдвинет дискуссию с места. И Вивёр будет прав. Кем бы они ни являлись, дураками или гениями, тебе всего лишь нужно понять, что они делают, не почему. Что они делают, может не иметь смысла, но, если вы знаете это, вы также знаете, что их нужно остановить.

— Ну что ж, давайте посмотрим, поймут ли они это, — сказал Райан. — Скотт, сообщи КНР, что, если они нападут на Россию, Америка придёт на помощь России, в соответствии с положениями Североатлантической хартии, и…

— В хартии НАТО нет упоминания об этом, — предостерёг его Адлер.

— Я утверждаю, что есть, и, более конкретно, я сказал русским, что в хартии имеется упоминание об этом. Если китайцы поймут, что мы не шутим, изменит ли это ситуацию?

— Это открывает клетку с тиграми, Джек, — предупредил Адлер. — В Китае находятся тысячи американцев, тысячи. Бизнесмены, туристы, самые разные люди.

— Доктор Вивёр, как будут обращаться китайцы с иностранцами во время войны?

— Мне бы не хотелось находиться там в это время, чтобы проверить на себе. Китайцы могут быть гостеприимными хозяевами, но во время войны, если, например, они сочтут, что вы шпион или что-то вроде этого, положение иностранца может оказаться очень трудным.

— Скотт, мы также предупредим их, что руководители китайского правительства будут нести личную ответственность за безопасность и здоровье всех американских граждан, находящихся в их стране. Я говорю совершенно серьёзно, Скотт. Если возникнет такая необходимость, я подпишу приказ разыскать их и похоронить. Напомни им про Тегеран и нашего старого друга Дарейи. Этот Чанг однажды встречался с ним, по словам бывшего индийского премьер-министра, и я приложу все усилия, чтобы разыскать его, — холодно заявил Райан.

— Чангу следует подумать об этом.

— Они будут в ярости от таких угроз, — предупредил Вивёр. — Можно просто сказать, что в нашей стране находится много китайских граждан, и…

— Мы не можем сделать этого, и они это знают, — огрызнулся в ответ Райан.

— Господин президент, как я только что сказал вам, наша концепция законов является чуждой для них. Подобную угрозу они поймут и отнесутся к ней серьёзно. Вопрос, однако, заключается в том, насколько высоко они ценят жизни своих граждан.

— Насколько высоко?

— Далеко не так высоко, как мы ценим жизни американских граждан, — ответил Вивёр.

Президент задумался.

— Скотт, прими меры, чтобы они поняли, что означает доктрина Райана, — приказал он. — Если возникнет необходимость, я дам приказ послать умную бомбу в окна их спален, даже если нам понадобится десять лет, чтобы разыскать их.

— Заместитель посла объяснит это совершенно недвусмысленно. Мы можем также предупредить наших граждан, находящихся там, чтобы они вылетали оттуда ближайшим рейсом.

— Да, я тоже захотел бы убраться к чёртовой матери из Додж-Сити, — заметил Робби Джексон. — Кроме того, можно передать это предупреждение по каналам CNN.

— Это зависит от их реакции на нашу ноту. Сейчас восемь тридцать утра в Пекине. Скотт, эта нота должна быть там ещё до ланча.

Государственный секретарь кивнул.

— Понял.

— Генерал Мур, вы разослали приказы о боевой готовности тем силам, которые мы можем развернуть в помощь русским?

— Так точно, сэр. Наши ВВС прилетят в Сибирь меньше чем через двадцать четыре часа. А ещё через двенадцать часов они будут готовы к выполнению боевых заданий.

— Как относительно баз, Микки? — спросил Джексон.

— Там их множество. Они сохранились ещё с того времени, когда русские беспокоились о том, что им придётся сбивать наши В-52. Их северный берег прямо-таки покрыт взлётно-посадочными полосами. Наш военно-воздушный атташе в Москве советуется сейчас с их людьми, — сказал генерал Мур. Полковник, о котором шла речь, провёл там всю ночь. — Русские, по его словам, готовы к любому сотрудничеству.

— Насколько безопасны эти базы? — спросил далее вице-президент.

— Их главная защита — это расстояние. Китайским самолётам придётся пролететь почти тысячу миль, чтобы атаковать их. Мы выделили десять самолётов Е-ЗВ АВАКС авиабазы Тинкер, чтобы они смогли прилететь туда и установить там постоянное радиолокационное наблюдение. Кроме того, мы посылаем много истребителей, чтобы прикрыть их. После этого мы подумаем, какие операции нам нужно провести. Сначала они будут оборонительного характера, до тех пор, пока мы не установим господство в воздухе.

Мур не стал объяснять Джексону, что переброска частей ВВС не так проста, как перелёт самолёта. С каждой истребительной эскадрильей следовали механики, специалисты по вооружению и даже диспетчеры, руководящие взлётом и посадкой самолётов. Истребителем управляет один пилот, но, чтобы превратить его в действующее оружие, требуется не меньше двадцати дополнительных специалистов. Для более сложных самолётов число обслуживающего персонала увеличивалось.

— Как дела у главнокомандующего Тихоокеанским ТВД? — спросил Джексон.

— Мы можем причинить их военно-морскому флоту серьёзные неприятности. Сейчас Манкузо перебрасывает к берегам Китая свои субмарины и другие корабли.

— Эти фотографии не слишком отчётливы, — заметил Райан, глядя на снимки, сделанные радиолокационной аппаратурой.

— Завтра к концу дня у нас будут более качественные снимки, — сказал ему Эд Фоули.

— О'кей, когда они появятся, нужно показать их в НАТО, чтобы они приняли решение, чем могут помочь нам.

— Первая бронетанковая дивизия получила приказ готовиться к погрузке на железнодорожные платформы. Германские железные дороги находятся сейчас в хорошем состоянии, лучшем, чем они были в 1990 году, перед операцией «ЩИТ ПУСТЫНИ», — сообщил собравшимся председатель Объединённого комитета начальников штабов. — У русских железных дорог другая ширина колеи. Это выгодно нам, более широкие платформы лучше подходят для наших танков. Мы полагаем, что сможем перебросить Первую бронетанковую дивизию за Урал в течение семи дней.

— Кто ещё? — спросил Райан.

— Я не уверен, — ответил Мур.

— Британцы примут участие вместе с нами, в этом можно на них положиться, — сказал Адлер. — И Грушевой говорил с их премьер-министром. Нам нужно поговорить с Даунинг-стрит и узнать, что они решили.

— О'кей, Скотт, займись этим. Но прежде всего составь ноту в Пекин.

— Понял, — согласился Государственный секретарь и направился к выходу.

— Господи, я так надеюсь, что мы сумеем убедить их, — сказал Райан, глядя на карты и спутниковые фотографии, разложенные перед его глазами.

— Я тоже, Джек, — согласился вице-президент. — Но не поставлю на это свой последний цент.

Райан вспомнил, что сказал ему Адлер во время полёта из Варшавы домой. Если бы Америка все ещё имела межконтинентальные баллистические ракеты, политика сдерживания была бы намного успешней. Но Райан сыграл главную роль в уничтожении этих страшных монстров, и ему показалось очень странным, что сейчас он жалеет об этом.

* * *
Нота была написана и послана в американское посольство в Пекине меньше чем через два часа. Заместитель посла в американской миссии, или ЗПМ, был профессиональный дипломат по имени Уильям Килмер. Формальная нота прибыла по электронной почте, и он поручил секретарю отпечатать её должным образом на дорогой бумаге. Затем ноту вложили в кремовый конверт изысканной текстуры для доставки её из рук в руки. Килмер позвонил в Министерство иностранных дел и попросил назначить время для срочной встречи с министром Шеном Тангом. Время было назначено с поразительной быстротой, Килмер спустился к собственному автомобилю «Линкольн Таун Кар», сел за руль и поехал в министерство.

Килмеру было тридцать пять лет, он закончил колледж Уильяма и Мэри в Виргинии и Джорджтаунский университет в Вашингтоне. Он быстро поднимался в дипломатической иерархии, должность, которую он занимал сейчас, несколько опережала его возраст, и единственная причина, по которой он получил это назначение, заключалась в том, что посла Карла Хитча считали очень хорошим воспитателем молодых дипломатов, способным перевести его из молодых и многообещающих в разряд тех, кому можно доверить ответственные поручения. Это поручение — передача ноты министру иностранных дел Китая — заставило его задуматься о том, каким молодым он все ещё был. Но он не мог отказаться от этого, а в отношении дальнейшей карьеры это поручение показывало, что он делает большой шаг вперёд. При условии, что его не застрелят. Маловероятно, но…

Коридор, ведущий к кабинету министра Шена, был совсем пустой. Казалось, он протянулся в бесконечность. Килмер вошёл в него в своём лучшем костюме и блестящих чёрных ботинках. Здание министерства впечатляло, оно должно было показать представителям иностранных государств, какой могучей и огромной является Китайская Народная Республика. Каждая страна делала это, некоторые лучше, чем другие. «В данном случае архитектор честно заработал свои деньги», — подумал Килмер. Наконец — но скорее, чем он ожидал, когда вошёл в коридор, — Килмер нашёл дверь и повернул направо в приёмную министра. Исполнительный секретарь проводил американца в более комфортабельную комнату и принёс ему стакан воды. Килмер ждал положенные пять минут, потому что нельзя сразу увидеть высокопоставленного министра крупной державы, но потом высокие двери — они всегда были двойными на этом уровне дипломатии — открылись, и его пригласили войти.

Сегодня Шен был одет в темно-синюю куртку, как Мао, вместо обычного делового костюма западного стиля. Он подошёл к гостю и пожал ему руку.

— Мистер Килмер, как приятно снова встретиться с вами.

— Спасибо, что вы согласились принять меня без специальной договорённости, господин министр.

— Прошу садиться. — Шен сделал жест в сторону нескольких кресел, стоящих вокруг обычного низкого столика. Когда оба сели, Шен спросил: — Чем я помогу помочь вам в этот день?

— Господин министр, у меня есть нота моего правительства, которую я должен передать вам в руки. — С этими словами Килмер достал конверт из кармана пиджака и передал его министру.

Конверт не был запечатан. Шен извлёк из него дипломатическое послание, состоящее из двух страниц, и начал читать. Его лицо ничуть не изменилось, когда он поднял голову.

— Это в высшей степени необычное послание, мистер Килмер.

— Господин министр, моё правительство крайне обеспокоено недавними передвижениями ваших Вооружённых сил.

— Предыдущая нота, доставленная из вашего посольства, содержала оскорбительное вмешательство в наши внутренние дела. Теперь вы угрожаете нам войной?

— Сэр, Америка никому не угрожает, мы просто напоминаем вам, что, поскольку Российская Федерация подписала Североатлантическую хартию, любые враждебные действия против России заставят Америку выполнить свои обязательства, в соответствии с подписанной хартией.

— И вы угрожаете старшим членам нашего правительства, что если что-то случится с американцами в нашей стране… За кого вы нас принимаете, мистер Килмер? — спросил Шен спокойным, равнодушным голосом.

— Господин министр, мы просто напоминаем вам, что, поскольку Америка гарантирует всем нашим гостям защиту со стороны наших законов, мы надеемся, что Китайская Народная Республика сделает то же самое.

— Почему мы должны относиться к американским гражданам не так, как мы относимся к нашим?

— Господин министр, мы всего лишь просим вашего заверения, что дело будет обстоять именно таким образом.

— Почему это должно быть по-другому? Или вы обвиняете нас в подготовке агрессивной войны против нашего соседа?

— Мы обратили внимание на недавние военные действия Народно-освободительной армии и просим разъяснения.

— Понятно. — Шен сложил бумаги и положил их на стол. — Когда вы хотите получить ответ?

— Как только это будет удобно для вас, господин министр, — ответил Килмер.

— Очень хорошо. Я представлю вашу ноту на обсуждение моим коллегам в Политбюро и пришлю вам ответ, когда это будет возможно.

— Я передам эту хорошую новость в Вашингтон, господин министр. Не буду больше отнимать у вас время, сэр. Благодарю вас за то, что вы смогли принять меня. — Килмер встал и ещё раз пожал руку министру. Затем он прошёл через приёмную, глядя прямо перед собой, повернул налево в коридор и направился к лифтам. Коридор казался таким же длинным, как раньше, и звук его шагов по полу был необычно громким. Килмер служил дипломатом достаточно долго, чтобы знать, что Шен должен был отреагировать на ноту с большим раздражением. Вместо этого он принял ноту, как принял бы приглашение на неформальный ужин в посольстве. Это что-то означало, но Килмер не был уверен, что именно. Сидя в автомобиле, он начал обдумывать содержание своего донесения в Туманную долину, но затем понял, что лучше сначала доложить это устно по кодированному каналу STU.

* * *
— Он действительно хороший дипломат, Карл? — спросил Адлер у посла.

— Отличный парень. Скотт. Фотографическая память, мне хотелось бы иметь такой талант. Может быть, он слишком быстро делает карьеру, но у него превосходный ум, ему не хватает только практического опыта. Думаю, что года через три ему можно будет поручить собственное посольство, и тогда он начнёт двигаться вверх по служебной лестнице.

«В месте вроде Лесото», — подумал Государственный секретарь. Для посла в такой стране слово «тихая заводь» покажется комплиментом. Ничего не поделаешь, с чего-то надо начинать.

— Какой будет реакция Шена?

— Это зависит от многих обстоятельств. Если они просто проводят манёвры для рутинной подготовки, они могут рассердиться. Если же перебрасывают войска, готовясь к войне, и мы схватили их, когда они запустили руку в банку с вареньем, их реакция будет изображать оскорбление и удивление. — Хитч остановился и зевнул. — Извини. Настоящий вопрос, по сути дела, заключается в том, заставит ли их это задуматься.

— Ты ведь знаешь почти всех членов Политбюро. Как ты считаешь, заставит?

— Я не знаю, — неловко признался Хитч. — Скотт, я провёл там некоторое время, это верно, но не могу сказать, что я хорошо понимаю их. Они принимают решения, исходя из политических соображений, которые непонятны американцам.

— Президент называет их Клингонами, — сказал Адлер послу.

Хитч улыбнулся:

— Я не заходил бы так далеко, но в этом есть своя логика. — И тут зажужжал интерком Адлера.

— Уильям Килмер из Пекина вызывает вас на кодированном канале STU, — раздался голос секретаря.

— Это Скотт Адлер, — сказал Государственный секретарь, когда поднял телефонную трубку. — В кабинете со мной посол Хитч. Я переключил вас на динамик.

— Сэр, я побывал у министра Шена и передал ноту. Министр даже не моргнул глазом. Он сказал, что скоро подготовит ответ, но когда — неизвестно. Сначала он должен поговорить со своими коллегами в Политбюро. Если не считать этого, никакой реакции. Я могу послать вам факс записи разговора через полчаса. Встреча продолжалась меньше десяти минут.

Адлер посмотрел на Хитча, который покачал головой. Новость не обрадовала его.

— Билл, каково было его поведение? — спросил Хитч.

— У меня возникло впечатление, что он принял сильное успокоительное. Абсолютно никакой физической реакции.

— Шен вообще-то гиперактивен, — объяснил Хитч. — Иногда он не может даже заставить себя сидеть. Какой у тебя вывод, Билл?

— Я очень обеспокоен, — сразу ответил Килмер. — Думаю, что у нас здесь серьёзная проблема.

— Спасибо, мистер Килмер. Высылайте факс как можно скорее. — Адлер нажал на кнопку и посмотрел на своего гостя. — Проклятье!

— Да. Когда мы узнаем, как реагируют они на ноту?

— Надеюсь, завтра утром мы…

— У нас есть источник внутри их правительства? — спросил Хитч. Непроницаемое выражение на лице Адлера было красноречивым ответом.

* * *
— Спасибо, Скотт, — сказал Райан, опуская телефонную трубку. Он уже вернулся обратно в Овальный кабинет и сидел в своём кресле, которое специально подогнали к формам его тела и сделали максимально удобным. В данный момент это не слишком помогало ему, но он считал, что благодаря этому ему приходилось всё-таки меньше беспокоиться.

— И что теперь?

— Теперь мы ждём очередного донесения от «ЗОРГЕ».

— «ЗОРГЕ»? — удивлённо спросил профессор Вивёр.

— Доктор Вивёр, у нас есть источник информации, который иногда сообщает нам о том, что обсуждает их Политбюро, — сказал профессору Эд Фоули. — Эти сведения не должны выходить за пределы этого кабинета.

— Понял. — Несмотря на свою учёную степень, профессор Вивёр знал, что нужно соблюдать правила секретности. — Это название специальной информации, которую вы показывали мне?

— Совершенно верно.

— Это чертовски хороший источник, кем бы он ни был. Его донесение читается, как стенограмма их заседаний, в нём даётся характеристика членов Политбюро, особенно Чанга. Именно он является движущей силой. Премьер-министр Ху прислушивается к каждому его слову.

— Адлер встречался с ним, когда шли челночные переговоры относительно аэробуса, сбитого в Тайбее, — сказал Райан.

— И? — спросил Вивёр. Он знал имя китайского министра и слова, которые тот произносил, но не встречался с ним.

— Чанг очень влиятельный и не слишком приятный человек, — ответил президент. — Он играл немалую роль в нашем конфликте с Японией, а также в прошлогоднем столкновении с Объединённой Исламской Республикой.

— Он походит на Макиавелли?

— Да, очень похож. Он больше теоретик, чем активный деятель. Что-то вроде серого кардинала, человек, стоящий позади трона. Он не идеолог как таковой, но человек, которому нравится играть в реальном мире.

— Он патриот, Эд? — спросил Райан у директора ЦРУ.

— Мы поручили нашему психологу составить его портрет, — пожал плечами Фоули. — Отчасти он социопат, отчасти политический деятель. Человек, которому нравится чувство власти. У него нет известных нам личных слабостей. Сексуально активный мужчина, но многие члены Политбюро в этом не уступают ему. Может быть, это особенность их культуры, а, Вивёр?

— Мао это нравилось, как все мы знаем. У китайских императоров были большие конюшни наложниц.

— Я полагаю, люди занимались этим до появления телевидения, — заметил Арни ван Дамм.

— По сути дела, это не так уж далеко от правды, — согласился Вивёр. Переход к современности является культурной особенностью, и это фундаментальная форма личной власти, которой любят пользоваться некоторые мужчины. Движение за освобождение женщин ещё не достигло КНР.

— Я, должно быть, слишком ортодоксальный человек, — произнёс президент. — Но при мысли о Мао, насилующем малолетних девочек, по коже у меня бегут мурашки.

— Они не обращают на это особого внимания, господин президент, — сказал ему Вивёр. — Некоторые китайцы сами приводили своих малолетних сестёр, чтобы они разделили постель с Великим Лидером. Там другая культура, и у неё другие традиции, отличающиеся от наших правил.

— Это точно, всего лишь немного отличающиеся, — заметил отец двух дочерей, одна из которых недавно начала встречаться с молодыми людьми. Что думали отцы этих малолетних девочек? Испытывали чувство гордости, что их дочери были лишены девственности великим Мао Цзэдуном? При этой мысли у Райана пробежал холодок по коже, но он тут же прогнал это чувство. — Неужели они совсем не ценят человеческую жизнь? Как относительно их солдат?

— Господин президент, Библия не была написана в Китае, и усилия миссионеров внедрить в Китае христианство не были особенно успешными. А когда к власти пришёл Мао, он подавил попытки миссионеров весьма эффективно, как мы видели совсем недавно. Их взгляд на место человека в мире отличается от нашего. Отвечу на ваш вопрос — нет, они не ценят отдельную человеческую жизнь, как это делаем мы. Мы говорим про коммунистов, которые руководствуются всем, только исходя из политических соображений. Это особенно очевидно в культуре, где человеческая жизнь не имеет особого значения. Таким образом, можно сказать, что это очень неудачное сочетание двух систем, если рассматривать Китай с нашей точки зрения.

Неудачное сочетание, — подумал Райан, — какая деликатная фраза. Мы говорим о правительстве, которое убило больше двадцати миллионов своих граждан всего за несколько месяцев, стремясь к политическому совершенству.

— Доктор Вивёр, каково ваше мнение: каким будет решение их Политбюро?

— Они будут продолжать идти по выбранному ими пути, — ответил Вивёр без колебаний. Реакция президента удивила его.

— Черт бы их побрал, неужели никто не думает, что здравый смысл исчез из мира?! — зарычал Райан. Он обвёл взглядом кабинет и увидел, что все присутствующие внезапно опустили головы и смотрят на ярко-синий ковёр.

— Господин президент, они боятся войны гораздо меньше, чем альтернативы войны, — ответил Вивёр, удивительно бесстрашно, подумал Арни ван Дамм. — Позвольте мне повторить то, что я говорил раньше. Если они не принесут в страну новое богатство в виде нефти и золота, им угрожает экономический коллапс, который разрушит всю их политическую систему, а для них это страшнее, чем потеря сотни тысяч солдат в завоевательной войне.

— А я могу остановить это, лишь сбросив на их столицу ядерную бомбу, — которая, между прочим, приведёт к гибели двух миллионов простых людей. Черт бы все это побрал! — снова выругался Райан.

— Скорее пять миллионов, может быть даже десять, — заметил генерал Мур, чем заслужил уничтожающий взгляд Верховного главнокомандующего. — Да, сэр, это приведёт к желаемому результату, но я согласен, что цена слишком высока.

— Робби? — Джек повернулся к своему вице-президенту, надеясь услышать что-то ободряющее.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал, Джек? Нам остаётся надеяться, что они поймут — это будет стоить им больше, чем они рассчитывают, но у меня впечатление, что шансы не в нашу пользу.

— Нам нужно сделать ещё одно — подготовить народ к предстоящим событиям, — сказал Арни. — Завтра мы сообщим об этом прессе, а потом ты выступишь по телевидению и объяснишь зрителям, что происходит и почему.

— Знаете, мне действительно не очень нравится эта работа — извините меня. Это было мальчишеством с моей стороны, правда? — спросил «Фехтовальщик».

— Это не должно быть развлечением, Джек, — заметил ван Дамм. — Ты хорошо вёл игру до сих пор, но не всегда можешь контролировать других игроков за карточным столом.

Зазвенел телефон президента. Джек снял трубку.

— Да? О'кей. — Он поднял голову. — Эд, это для тебя.

Фоули встал и подошёл к телефону.

— Фоули слушает… О'кей, хорошо. Спасибо. — Он положил трубку. — Облака рассеиваются над Северо-Восточным Китаем. Через полчаса нам доставят изображения.

— Микки, насколько быстро мы сможем переправить туда беспилотные разведывательные самолёты?

— Им придётся перелететь туда. У нас есть самолёты, которые мы можем выслать из Калифорнии, но намного эффективнее погрузить их в С-17, и тогда они поднимутся с сибирских аэродромов. На это потребуется… ну, скажем, тридцать шесть часов с момента получения приказа.

— Приказ отдан, — сказал Райан. — Что это за самолёты?

— Это БПЛА — беспилотные летательные аппараты, мы называем их «трутнями». Они незаметны в воздухе и могут летать в течение длительного времени. Мы можем получать видеоизображение от них в реальном времени. Они сказочно хороши для разведки поля боя, лучшие новые игрушки, принятые на вооружение военно-воздушными силами, насколько это понимает армия. Я могу отправить их прямо сейчас.

— Действуй, — сказал ему Райан.

— При условии, если там есть место для их приземления. Но мы можем выслать их с базы Элмендорф на Аляске, если возникнет такая необходимость. — Мур поднял телефонную трубку и позвонил в Национальный военный командный центр — НВКЦ — в Пентагоне.

* * *
Операции генерала Пенга продвигались полным ходом. Приказ о начале боевых действий был озаглавлен иероглифами LONG CHUN — Весенний дракон. Слово «дракон» звучало многообещающе, поскольку в течение тысяч лет дракон был символом имперского правления, а также удачи. Оставалась ещё значительная часть дня. Это устраивало Пенга, и он надеялся, что солдаты тоже будут довольны. Дневной свет благоприятствовал хорошей охоте. Кроме того, он затруднял маскировку или передвижение крупных масс людей. Это тоже помогало успешному осуществлению его операции.

Нельзя сказать, что у генерала не было опасений. Ему был дан приказ начать наступление, и ничто не может заставить человека задуматься о выполнении приказов, выполнять которые он поклялся много лет назад. Правда, он предпочёл бы иметь больше артиллерийских орудий и лучшую поддержку с воздуха, но у него было достаточно первого и, вероятно, надёжное второе. В данный момент он склонился над разведывательными данными и картами. Он изучал русскую оборону на противоположном берегу Амура в течение нескольких лет и даже иногда посылал разведчиков через реку, чтобы выявить расположение бункеров, которые были нацелены на юг уже пятьдесят лет. Русские были хорошими военными инженерами, и ему придётся потратить некоторое время на преодоление этих неподвижных оборонительных сооружений.

Но его план атаки был простым. Под прикрытием массивного артиллерийского огня он переправит пехоту через реку Амур в штурмовых надувных лодках. Её задача будет заключаться в том, чтобы уничтожить русские оборонительные бункеры.

Одновременно сапёрные части начнут строить понтонные мосты через реку — по ним двинутся его механизированные войска. Переправившись на противоположный берег Амура, они поднимутся по склонам холмов и продолжат движение дальше, на север. У генерала имелись штурмовые вертолёты, но слишком мало для его целей. Он жаловался на недостаточное количество вертолётов, но такие же жалобы поступали от всех старших офицеров Народно-освободительной армии. Единственно, что беспокоило его, это русские штурмовые вертолёты Ми-24. Это были неуклюжие винтокрылые машины, но они представляли немалую опасность при правильном использовании их возможностей.

Лучшие разведывательные данные поступали к генералу Пенгу от китайских граждан, которые жили в России нелегально, но вполне комфортабельно. Это были рабочие и хозяева магазинчиков, причём значительное количество их являлось офицерами или осведомителями Министерства государственной безопасности. Он не отказался бы и от большего числа спутниковых фотографий, но у его страны был только один разведывательный спутник, и, говоря по правде, качество фотографий, купленных у французской коммерческой спутниковой компании «СПОТ», было гораздо лучше. Разрешающая способность этих фотографий была не больше одного метра, что превосходило качество китайских спутниковых фотографий. Кроме того, их было проще покупать через Интернет, и для оплаты французских снимков его координатор по разведывательным фотографиям имел чековую книжку с неограниченными суммами денег. На этих фотографиях было видно, что ближайшая русская механизированная часть находится на расстоянии, превышающем сто километров. Это подтверждало информацию, которую он получал от китайских разведчиков, находящихся в Сибири.

В ней также говорилось, что ближайшими русскими подразделениями в пределах дальности действия его артиллерии были пограничные заставы. Интересно, что русское командование не перебросило свои части ближе к границе, но у них было мало войск, а защита границы, проходящей по берегу реки Амур с его многочисленными изгибами и заливами, поглощала немногочисленные русские войска, как губка поглощает воду. К тому же у русских было просто недостаточно солдат. У него также имелась информация, что русский командующий — генерал армии Бондаренко — готовил свои войска гораздо интенсивнее, чем его предшественник, но это не вызывало у Пенга особого беспокойства. Китайцы тренировались и проводили учения в течение нескольких лет, и Ивану потребуется время, чтобы догнать их по боевой подготовке.

Нет, больше всего генерала Пенга беспокоили расстояния. Его армии и армиям на флангах предстояло пройти длительный путь. Проблема заключалась в снабжении, потому что если ещё Наполеон сказал, что армия движется на полном солдатском желудке, то танки и гусеничные машины плавают в море дизельного топлива. Его разведывательные источники сообщили, где находятся огромные запасы русского дизельного топлива, но он не мог рассчитывать на то, что ему удастся захватить эти запасы, как бы этого ни хотелось. Правда, у него были планы высадки штурмовых групп с вертолётов на каждый топливный склад, который он нанёс на карту.

Пенг погасил шестидесятую сигарету этого дня и посмотрел на своего адъютанта.

— Да?

— Прибыл окончательный приказ. Начало наступления через три дня в 03.30.

— К этому времени у нас все будет размещено на своих местах? — спросил Пенг.

— Так точно, товарищ генерал, и останется запас в двадцать четыре часа.

— Отлично. Позаботьтесь о том, чтобы солдат хорошо накормили. В течение нескольких следующих недель мы не сможем им обеспечить равномерный приём пищи.

— Приказ уже отдан, товарищ генерал, — сообщил ему полковник.

— Соблюдайте полное радиомолчание.

— Конечно, товарищ генерал.

* * *
— Не слышно даже шёпота, — сказал сержант. — Нет даже несущей частоты.

Самолёт RC-135 «Ривет Джойнт» был первым американским самолётом, выполняющим поставленную задачу. Он взлетел с базы ВВС Андерсон на острове Гуам. Самолёт дозаправился над Охотским морем и вошёл в российское воздушное пространство над портовым городом Аян. Теперь, через два часа после этого, он летел к востоку от Сковородино на российской стороне границы. «Ривет Джойнт» был полностью модифицированной версией старого «Боинга-707». У него не было даже иллюминаторов. Зато внутри он был до предела наполнен радиоприёмной аппаратурой, которой занималась одна из двух команд американских военно-воздушных сил, члены которой говорили по-китайски.

— Сержант, что означает, когда на местности развёрнуто огромное количество солдат и не слышно радиопереговоров? — спросил полковник, командующий миссией.

Это был, разумеется, риторический вопрос.

— То же самое, как если молчит ваш двухлетний мальчишка, сэр. Он разрисовывает стены разными цветными мелками или делает что-то ещё, заслуживающее хорошей порки. — Сержант откинулся на спинку своего кресла, похожего на кресло пилота, глядя на многочисленные дисплеи радиоприёмников, настроенных на известные американцам частоты НОА. Экран был пуст, за исключением едва видимых атмосферных помех. Может быть, на земле и были радиопереговоры, когда части НОА занимали свои позиции, но теперь не было слышно ничего, за исключением музыки, передаваемой на коммерческих ФМ-каналах. Эта музыка была такой же чуждой американскому экипажу, как выступление Большого театра жителям Пекина. Два члена экипажа, слушающие коммерческие станции, обратили внимание на то, что слова китайских любовных баллад были такими же бессмысленными, как слова песен в Нэшвилле, хотя сейчас станции чаще передавали патриотические песни.

* * *
То же самое отметили и в Форт-Миде, Мэриленд. Агентство национальной безопасности имело много разведывательных спутников, циркулирующих вокруг земного шара, включая два огромных спутника типа «Рио-лайт», висящих на геоцентрической орбите над экватором. Все они были настроены на китайские военные и правительственные частоты. Переговоры на частотах ФМ, связанные с военными формированиями, за последние двенадцать часов полностью прекратились. Для военных и гражданских аналитиков это значило только одно: молчащая армия — это армия, собирающаяся начинать что-то. Персонал Национального разведывательного управления занимался в первую очередь тем, что заканчивал Специальную национальную разведывательную оценку (СНРО), потому что люди предпочитали верить фотографиям больше, чем простым словам. Было проведено сравнение изображений с помощью компьютера с фотографиями, сделанными с радиолокационных спутников.

Никто не удивился, что теперь места сосредоточения были почти пустыми. Танки и другие гусеничные машины оставались там только для того, чтобы перестроиться после транспортировки на поездах, и двинулись на север, судя по колеям, оставленным на просёлочных дорогах этого района. Танкисты не пожалели времени, чтобы накрыть маскировочными сетками свои танки, но это тоже была, по сути дела, напрасная трата времени. Скрыть глубокие колеи, оставленные сотнями танков и гусеничных машин, было так же невозможно, как попытаться замаскировать горный хребет. Зато аналогичные усилия не предпринимались в отношении сотен грузовиков службы снабжения, которые, увидели они, по-прежнему ехали тесными группами со скоростью тридцать километров в час, направляясь к местам сосредоточения в нескольких километрах позади танков. Изображения были отпечатаны на шести больших лазерных принтерах, сделанных по специальному заказу для НРУ, и затем их отвезли в Белый дом. Люди продолжали сидеть в Овальном кабинете, занимаясь президентской всенощной. Правда, она была несколько иной, чем та, которой занимались посыльные — в данном случае им был армейский сержант. Гражданский аналитик, приехавший вместе с ним, остался в Белом доме, а сержант вернулся к своему служебному «Форду», передав стомиллиметровую сигарету «Ньюпорт» для президента.

— Джек, ты поступаешь нехорошо, — заметил Джексон. — Отнимаешь сигарету у этого невинного молодого парня.

— Тебя забыл спросить, Робби, — усмехнулся президент Соединённых Штатов. Он закашлялся от сигаретного дыма, но это вместе с превосходным кофе помогло ему прогнать сон. — Ты избавляешься от стресса по-своему, а я — по-своему. Итак, что здесь у нас? — спросил он старшего аналитика.

— Сэр, в этом районе так много бронированных машин, сколько я не видел во всем Китае, плюс все это снаряжение. Они направляются на север, и направляются быстро. По моему мнению, все начнётся меньше чем через три дня.

— Как относительно воздушной поддержки? — спросил Джексон.

— Вот здесь, сэр. — Палец аналитика провёл линию по одной из фотографий. — Замаскированная база истребителей в Джинкси представляет хороший пример. Здесь находится эскадрилья Су-27, сделанных в России, а также целый полк J-7-x. «Сухие» — отличные истребители, похожие на ранние F-15. «7-е» — это дневные варианты старых МиГ-21, модифицированные для штурмовых атак наземных целей. Мы насчитали шестьдесят восемь самолётов. Возможно, ещё были четыре в воздухе, когда над этим районом пролетал наш спутник. Обратите внимание на заправочные цистерны, стоящие на рампе, а у этого самолёта работает наземная команда техников. Мы считаем, что эта база существует уже дней пять…

— Подготавливая их к вылетам? — спросил Джексон. Обычно так ведётся подготовка.

— Да, сэр. Обратите внимание также на боеголовки ракет, выглядывающие из-под крыльев этих самолётов. Создаётся впечатление, что они готовы для боевых действий.

— Белые на направляющих, — заметил Джексон. — Они собираются заняться серьёзной работой.

— Если только наша нота не убедит их успокоиться, — сказал Райан с едва заметной надеждой в голосе. На эту надежду обратили внимание присутствующие в кабинете.

Президент последний раз затянулся присвоенной сигаретой и погасил её.

— Может быть, мне стоит позвонить непосредственно премьеру Ху?

— Хотите получить честный ответ? — Это был голос профессора Вивёра, несколько хриплый и усталый в четыре утра по времени Вашингтона.

— Другой ответ принесёт для меня мало пользы в данный момент, — ответил Райан, сумев сдержаться в последнее мгновение.

— Ваш звонок произведёт впечатление в газетах и в книгах по истории, но маловероятно, что он подействует на процесс принятия решения китайским руководством.

— Стоит попробовать, — не согласился Эд Фоули. — Что мы теряем?

— Подожди до восьми утра, Джек, — посоветовал ван Дамм. — Не стоит показывать им, что мы не спали всю ночь. Это увеличит их чувство уверенности в себе.

Райан повернулся и посмотрел на окна на южной стене кабинета. Шторы не были закрыты, и все проходящие мимо могли убедиться, что в кабинете всю ночь горел свет.

Правда, он не знал, выключает ли свет Секретная служба по ночам.

— Когда мы начнём перебрасывать наши силы? — спросил Джек.

— Военно-воздушный атташе сообщит из Москвы, когда закончатся его переговоры. Я жду его звонка каждую минуту.

Президент проворчал:

— У него ночь длиннее нашей.

— Зато он моложе нас, — заметил Микки Мур. — Всего лишь полковник.

— Если все этоначнётся, какие у нас планы? — спросил ван Дамм.

— Гипервойна, — ответил Мур. — Мир ещё не знает о новых типах оружия, которые мы разрабатываем. Их использование сделает «Бурю в пустыне» похожей на замедленную съёмку.

Глава 48Огонь артиллерийских орудий

Геннадий Иосифович Бондаренко забыл, что такое сон. Его телетайп раскалился от депеш из Москвы, их чтение отнимало у него время, и не всегда было полезным. Россия все ещё не научилась оставлять людей в покое, когда они заняты своей работой. В результате его старший офицер-связист вздрагивал, когда на принтере появлялась новая шифрограмма-молния.

— Послушай, — говорил генерал своему офицеру-разведчику. — Мне нужна информация об их технике, где она находится и как расположились они для броска на север. Их политика и поставленные задачи сейчас для меня не так важны. Я должен знать, где они находятся в данный момент!

— Я надеюсь вот-вот получить важную информацию из Москвы. Это будут фотоснимки с американских разведывательных спутников, и…

— Черт побери! Я помню, когда у нас были свои гребаные спутники. Как относительно воздушной разведки?

— Соответствующие самолёты летят сейчас к нам. Мы пошлём их на воздушную разведку завтра в полдень, но можно ли позволить им пересекать границу и лететь над китайской территорией? — спросил полковник Толкунов.

— А разве можно не позволить? — потребовал ответа главнокомандующий Дальневосточным театром военных действий.

— Товарищ генерал, — сказал начальник разведотдела, — нас беспокоит, что этим мы дадим китайцам повод для нападения.

— Кого это беспокоит?

— Ставку.

Голова Бондаренко опустилась на стол, устланный картами. Он сделал глубокий вдох и закрыл глаза на три благословенные секунды. Однако все, чего ему удалось добиться этим, это пожелать поспать час — нет, хотя бы тридцать минут сна. Это все, подумал он, только тридцать минут.

— Повод, — заметил генерал. — Знаете, Владимир Константинович, когда-то было время, немцы посылали свои высотные разведывательные самолёты в глубину Западной России, изучая расположение наших войск незадолго до вторжения. В том районе находилась эскадрилья наших истребителей, способных подняться на такую высоту. Командир истребительного полка послал запрос в Москву, спрашивая разрешения перехватить немецкие самолёты. Он был тут же снят с должности командира полка. Думаю, ему повезло, что его не расстреляли. В ходе войны он стал настоящим асом и был награждён Золотой Звездой Героя Советского Союза. Потом погиб в воздушном бою. Видите ли, Сталин тоже не хотел давать Гитлеру повод для наступления!

— Товарищ полковник? — Все повернули головы. Это был молодой сержант с охапкой крупномасштабных фотографий в руках.

— Кладите их сюда, быстро!

Сержант положил фотографии на стол, покрыв ими топографические карты, которые лежали на столе последние четыре часа. Качество фотографий было посредственным, потому что изображения передали по факсу, но и это было достаточно хорошим для их целей. На фотографиях были даже вставки, маленькие белые квадраты с напечатанными в них объяснениями на английском языке, поясняющими малограмотным, что изображено на фотографиях. Разведчик понял это первым.

— Вот они, — негромко произнёс полковник. Он проверил координаты и время, указанные в правом нижнем углу верхней фотографии. — Это целая танковая дивизия, и она находится, — он повернулся обратно к топографической карте, — находится именно в том месте, где мы ожидали. Их пункт сосредоточения — Харбин. Так и должно быть. Все китайские железнодорожные линии сходятся там. Первой целью их наступления будет Белогорск.

— Прямо по долине отсюда, — согласился Бондаренко. — Через этот проход, потом на северо-запад. — Не требовалось быть нобелевским лауреатом, чтобы предсказать направление наступления. Основным условием достижения цели была местность, складкам которой подчинялись все устремления и планы. Бондаренко мог читать планы вражеского командира, потому что любой подготовленный офицер видел контурные линии на карте и анализировал их. Ровная местность лучше холмистой местности. Отсутствие деревьев лучше, чем местность, поросшая деревьями. Сухая местность лучше болотистой местности. У границы местность была холмистой, но дальше она выравнивалась, и там было слишком много долин, способствующих быстрому продвижению. Если бы он имел в своём распоряжении достаточно войск, Бондаренко превратил бы каждую из этих долин в смертельную ловушку для противника. Правда, если бы у него было достаточно войск, китайцы не решились бы сосредоточиться на границе. Они сидели бы в своих оборудованных оборонительных укреплениях, опасаясь наступления русских. Но очертания существующего мира были иными для главнокомандующего Дальневосточным театром боевых действий.

265-я мотострелковая дивизия находилась в сотне километров от границы. Личный состав занимался сейчас напряжённой стрелковой подготовкой, потому что именно это вскоре принесёт наибольшую пользу. Командиры батальонов и полков были на своих командных пунктах, проводя учения на картах, потому что Бондаренко хотел, чтобы они думали, а не стреляли. Для стрельбы у него были сержанты. То, что его солдаты с удовольствием стреляли боевыми снарядами, было хорошей новостью для Бондаренко. Их стрелковая подготовка быстро улучшалась. Плохая новость заключалась в том, что на каждый подготовленный танковый экипаж у китайцев было двадцать.

— Какую великолепную засаду мы могли бы организовать, если бы у нас были солдаты, — вздохнул Толкунов.

— Когда я был в Америке и наблюдал за их боевой подготовкой, я услышал хорошую шутку характера «если бы». Если бы у вашей тёти были яйца, она была бы вашим дядей, Владимир Константинович.

— Да, вы правы, товарищ генерал. — Затем они снова склонились над картами и фотографиями.

* * *
— Итак, они знают, чем мы занимаемся, — заметил Киан Кун. — Это плохая новость.

— Вы знаете, как поступит грабитель, если у него есть пистолет, а у вас нет? Тогда какая разница? — ответил Чанг Хан Сан. — Товарищ маршал?

— Невозможно скрыть передислокацию таких крупных воинских соединений, — равнодушно ответил маршал Луо. — Всегда трудно достигнуть тактической внезапности. Зато в нашем распоряжении стратегическая неожиданность.

— Это верно, — сказал членам Политбюро Тан Деши. — Русские начали перебрасывать свои дивизии, но все они находятся на востоке, им потребуется немало дней, чтобы доставить их сюда. К тому же все они будут двигаться по этой единственной железной дороге, а наши бомбардировщики смогут вывести её из строя, не правда ли, Луо?

— Запросто, — согласился министр обороны.

— А как относительно американцев? — спросил Фанг Ган. — В ноте, которую мы только что получили, говорится, что они считают русских своими союзниками. Сколько раз мы недооценивали американцев, Чанг? Включая тебя, — добавил он.

— Существуют объективные обстоятельства, которые применимы даже к американцам, несмотря на всю их магию, — заверил собравшихся маршал Луо.

— А через три года мы будем продавать им нефть и золото, — заметил Чанг. — У американцев нет политической памяти. Они всегда приспосабливаются к меняющейся форме мира. В 1949 году они заключили пакт НАТО, одним из членов которого стали их злейшие враги в Германии. Посмотрите на то, как поступили они с Японией, после того, как сбросили там две атомные бомбы. Нам следует принять во внимание лишь одно обстоятельство: несмотря на то, что в войне примут участие американцы и они будут рисковать своими жизнями наравне со всеми, надо постараться не наносить им слишком значительные потери. Нам также следует хорошо обращаться с захваченными военнопленными и гражданскими лицами — мир относится к этому с удивительной чувствительностью, которую, полагаю, нам всё-таки надо принять во внимание.

— Товарищи, — начал Фанг, собрав все мужество для последнего выражения своих внутренних чувств. — У нас все ещё остаётся возможность остановиться, как сказал нам маршал Луо несколько дней назад. Мы ещё не сделали последнего шага до того момента, пока не заговорили пушки. Мы все ещё можем сказать, что проводим оборонительные учения, и мир согласится с этим объяснением по тем причинам, которые только что привёл мой друг Чанг. Но когда начнутся боевые действия, тигр вырвется из клетки. Люди защищают то, что принадлежит им, с отчаянным упорством. Вспомните, как Гитлер недооценил русских, и чем это кончилось. Иран недооценил американцев только в прошлом году, что привело к катастрофе для них и к гибели их вождя. Действительно ли мы убеждены, что одержим победу в этой авантюре? — спросил он. — Мы поставили на карту судьбу нашей страны. Нам не следует забывать этого.

— Фанг, мой старый товарищ, ты мудрый и заботливый, как всегда, — снисходительно отозвался Чанг. — И я знаю, что ты говоришь от имени нашей страны и нашего народа, но, подобно тому, как мы не должны недооценивать наших врагов, нам не следует недооценивать нашу силу. Один раз мы уже воевали с американцами и нанесли им самое тяжёлое военное поражение в их истории. Разве это не правда?

— Это верно, для них это была большая неожиданность, но за счёт потери миллиона людей, включая сына Мао. А почему? Потому, что мы переоценили наши возможности.

— Только не на этот раз, Фанг, — заверил всех Луо. — Только не на этот раз. Мы сделаем с русскими то же самое, что сделали с американцами на реке Ялу. Мы нанесём неожиданный и мощный удар. Там, где они слабы, мы рванёмся вперёд. Где они сильны, мы окружим их и уничтожим. В 1950 году у нас была крестьянская армия с лёгким оружием. Сегодня, — продолжал Луо, — у нас современная армия. Сейчас мы можем наносить такие удары, о которых в то время не могла мечтать даже Америка. Мы победим, — убеждённо закончил министр обороны.

— Товарищи, неужели мы хотим остановиться сейчас? — спросил Чанг, чтобы покончить с дебатами. — Неужели мы хотим обречь нашу страну на экономическую и политическую отсталость и нищету? Ведь вопрос сейчас заключается именно в этом. Если мы опустим руки, то обречём нашу страну на политическую гибель. Кто из нас хочет этого?

Как и следовало ожидать, никто, даже Киан, не решился поднять брошенную перчатку. Голосование было чисто формальным и потому единодушным. Как всегда, Политбюро достигло единодушия ради собственных интересов. Министры разошлись по своим кабинетам. Чанг задержал Тана Деши на несколько минут, перед тем как вернуться к себе. Ещё через час он зашёл к своему другу Фангу Гану.

— Ты не сердишься на меня? — спросил Фанг.

— Голос осторожности никогда не оскорбляет меня, мой старый друг, — ответил Чанг, опускаясь в кресло напротив стола хозяина кабинета. Теперь он мог позволить себе быть великодушным. Он одержал победу.

— Меня пугают эти события, Чанг. Мы всё-таки недооценили американцев в 1950 году и понесли огромные потери.

— Людей у нас больше чем достаточно, — напомнил ему старший министр без портфеля. — И это поможет Луо чувствовать свою ценность.

— Можно подумать, что он нуждается в этом. — Фанг махнул рукой, демонстрируя своё недовольство этим солдафоном.

— Даже собака может оказаться полезной, — напомнил ему гость.

— Чанг, что, если русские окажутся сильнее, чем ты думаешь?

— Я уже позаботился об этом. Мы нарушим стабильность внутри их страны через два дня, в тот самый день, когда начнётся наше наступление.

— Каким образом?

— Ты помнишь неудачное покушение на старшего советника Грушевого, этого Головко?

— Да, и я советовал не совершать этого покушения, — напомнил ему Фанг.

— И в этом, возможно, ты был прав, — признался Чанг, чтобы успокоить хозяина кабинета. — Но у Тана появилась возможность и более надёжный способ. Что может быть лучше для дестабилизации России, чем устранение её президента? Мы можем сделать это, и Тан уже получил приказ.

— Ты хочешь убить главу правительства в иностранном государстве? — спросил Фанг, удивлённый такой смелостью. — Что, если ты потерпишь неудачу?

— Мы вступаем в войну с Россией в любом случае. Что мы теряем? Ничего — но можем добиться многого.

— Но политические последствия… — начал Фанг.

— Что, если они ответят нам таким же оружием?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты имеешь в виду покушение на Ху? — Выражение его лица давало настоящий ответ на вопрос: Китай только выиграет из-за исчезновения этого ничтожества. Но Чанг не решился произнести это вслух, даже наедине с Фангом в его кабинете. — Тан гарантировал мне, что наша физическая безопасность идеальна. Идеальна, Фанг. В нашей стране не проводится никаких иностранных разведывательных операций.

— Я полагаю, что каждая страна говорит подобным образом — за мгновение до того, как крыша обрушивается на головы членов их правительства. У нас хорошая шпионская сеть в Америке, например, и за это следует поблагодарить нашего замечательного товарища Тана. Но высокомерие опережает катастрофу на один шаг, и такие неудачи всегда оказываются неожиданными. Нам не следует забывать этого.

— Нельзя бояться всего, — отмахнулся Чанг.

— Это верно, но ничего не опасаться тоже неразумно. — Фанг замолчал, чтобы загладить свою смелость. — Чанг, ты, наверно, считаешь меня старой бабой.

Это заставило другого министра улыбнуться.

— Старой бабой? Нет, Фанг, ты являешься нашим товарищем уже много лет и одним из самых умных людей в Политбюро. Почему, ты думаешь, я привлёк тебя в члены Политбюро?

Чтобы заполучить мой голос, разумеется, — подумал Фанг, но промолчал. Он уважал своего старшего коллегу, но не закрывал глаза на его недостатки.

— За это я благодарен тебе.

— За это должен быть благодарен народ, ты так заботливо относишься к его нуждам.

— Разумеется, нужно помнить о рабочих и крестьянах. В конце концов, это им мы служим. — Идеологическое высказывание как нельзя лучше подходило к этому моменту.

— Мы с тобой выполняем непростую работу.

— Тебе нужно немного расслабиться и отдохнуть. Вызови к себе эту девушку Минг и уложи её в свою постель. Ты ведь уже не раз делал это. — Это была слабость для них обоих. Напряжение момента ослабло, как и хотел этого Чанг.

— Чаи сосёт лучше, — ответил Фанг с лукавой улыбкой.

— Тогда отвези её в свою квартиру. Купи ей шёлковые трусики. Напои её. Им всем это нравится.

— Хорошая мысль, — согласился Фанг. — После этого я всегда лучше сплю.

— Тогда займись этим делом! Нам всем нужен хороший сон. Следующие несколько недель будут для нас достаточно напряжёнными — но ещё более напряжёнными для наших врагов.

— Одну минуту, Чанг. Как ты сказал, мы должны хорошо обращаться с пленными. Американцы никогда не простят нам жестокость по отношению к беспомощным людям, как мы видели это в Пекине.

— Они старые бабы. Они не понимают, как правильно использовать силу.

— Может быть, но если мы собираемся вступить потом в деловые отношения с ними, как ты заметил, стоит ли оскорблять их без особой необходимости?

Чанг вздохнул и согласился с Фангом, поскольку он знал, что это разумный шаг.

— Очень хорошо. Я скажу Луо. — Он посмотрел на часы. — Мне пора идти. Сегодня вечером у меня ужин с Ху.

— Передай ему мои лучшие пожелания.

— Обязательно. — Чанг встал, поклонился своему другу и вышел из кабинета.

Фанг подождал минуту, затем встал и подошёл к двери.

— Минг, — позвал он. — Заходи ко мне. — Он подождал у двери, внимательно посмотрев на Чаи. Их взгляды встретились, и она подмигнула ему, добавив крошечную женскую улыбку. Действительно, сегодня ему нужен хороший сон, и она поможет в этом.

— Заседание Политбюро продолжалось сегодня дольше обычного, — сказал Фанг, опускаясь в кресло и начиная диктовать. На это потребовалось двадцать пять минут, и затем он отпустил Минг, чтобы она занялась обычной ежедневной расшифровкой стенограммы. Ещё через час рабочий день окончился. Фанг спустился к своему служебному автомобилю, за ним следовала Чаи. Вместе они подъехали к его комфортабельной квартире и там занялись делом.

* * *
Минг встретила своего любовника в новом ресторане под названием «Нефритовая лошадь», где пища была лучше обычной.

— Ты чем-то встревожена, — заметил Номури.

— Много работы в офисе, — объяснила она. — Предстоят большие неприятности.

— Вот как? Что за неприятности?

— Не могу сказать, — возразила она. — Это может отрицательно подействовать на твоё отношение ко мне.

И тут Номури увидел, что он помог своему агенту сделать следующий — по сути дела, последний — шаг. Она больше не думала о программном обеспечении в своём компьютере. Он никогда не поднимал этого вопроса. Лучше, если она вообще забудет, чем занимается. Твоё сознание не беспокоит тебя, напоминая о вещах, которые ты забыл.

После ужина они пошли в квартиру Номури, и офицер ЦРУ постарался, чтобы она расслабилась. Это удалось ему лишь отчасти, но она оценила его заботу и ушла без четверти одиннадцать. Номури налил себе стаканчик виски, на этот раз двойного размера, чтобы лучше уснуть. Затем он проверил, чтобы его компьютер передал в Вашингтон её почти ежедневное донесение. На следующей неделе он надеялся получить программу, с помощью которой сможет осуществлять перекрёстную загрузку её информации, чтобы она передавала доклады прямо в сеть рецептов. Если в Пекине происходили Плохие События, НЭК может отозвать его обратно в Японию, и он не хотел, чтобы сведения «Певчей птички» перестали поступать в Лэнгли.

* * *
Между прочим, последнее донесение уже прибыло в ЦРУ и вызвало там большое волнение.

Эд Фоули даже захотел дать Сергею Головко аппарат STU, но Америка не передаёт так легко свои секреты связи, поэтому доклад переписали другими словами и послали кодированным факсом в посольство США в Москве. Оттуда его отвёз в штаб-квартиру СВР консульский работник, не имеющий отношения к ЦРУ. Конечно, теперь там будут считать, что он разведчик, и будут следить за консульским сотрудником, куда бы он ни пошёл, напрасно используя, таким образом, подготовленный персонал ФСБ. Бизнес оставался бизнесом, даже в этом Новом Мировом Порядке.

Как и следовало ожидать, Головко, прочитав шифровку, подпрыгнул до высокого потолка своего кабинета.

* * *
Джон Кларк узнал о новости по своему кодированному спутниковому телефону.

— Какого черта? — спросил Радуга Шесть, сидя в своём автомобиле недалеко от Красной площади.

— Ты слышал, что я сказал, — объяснил Эд Фоули.

— О'кей, и что дальше?

— Ты ведь поддерживаешь хорошие отношения с руководителями их войск специального назначения, верно?

— Более или менее, — согласился Кларк. — Мы занимаемся подготовкой их спецназа.

— Тогда они могут обратиться к тебе за советом. Ты должен знать, что происходит.

— Я могу сообщить об этом Дингу?

— Да, — согласился директор ЦРУ.

— Хорошо. Знаешь, это подтверждает доктрину Чавеза.

— Что это такое? — спросил Фоули.

— Он утверждает, что международные отношения состоят главным образом в попытках одной нации обмануть другую.

Фоули не удержался от смеха, в пяти тысячах миль и восьми часовых поясах от Москвы.

— Да, наши китайские друзья действительно выбрали крутой метод действия.

— Насколько надёжна эта информация?

— Как Священное Писание, Джон. Можешь положить её в банк, — заверил Эд своего оперативника, находящегося так далеко.

Значит, у нас есть источник в Пекине, — подумал Кларк про себя.

— О'кей, Эд. Если они обратятся ко мне, я сообщу тебе. Полагаю, мы сотрудничаем с русскими.

— Полностью, — подтвердил директор ЦРУ. Мы теперь союзники. Ты что, не смотришь CNN?

— Мне показалось, что это канал научной фантастики.

— Не тебе одному. Желаю удачи, Джон.

— И тебе тоже, Эд. — Кларк нажал на кнопку «отбой» и пробормотал про себя: — Боже правый. — Затем включил двигатель и направился на встречу с Доминго Чавезом.

Динг сидел в баре, который «Радуга» облюбовала во время своего пребывания в Москве.

Парни сидели в большой угловой кабине, где они жаловались на качество местного пива, но расхвалили чистый, как слеза, алкоголь, который предпочитали местные жители.

— Привет, мистер К., — поздоровался Чавез.

— Только что говорил по своему спутниковому телефону с Эдом.

— И?

— И Джон Чайнамэн планирует начать маленькую войну с нашими хозяевами. Это хорошая новость, — добавил Кларк.

— Тогда какой может быть гребаная плохая новость? — спросил Чавез с плохо скрытым недоверием в голосе.

— Их Министерство государственной безопасности только что заказало Эдуарда Петровича, — продолжал Джон.

— Они что, совсем чокнулись? — спросил из кабины другой офицер ЦРУ.

— Видишь ли, начинать войну в Сибири тоже не совсем рациональный акт. Эд сообщил нам об этом, поскольку считает, что русские могут скоро обратиться к нам за помощью. Предполагается, что им известен местный агент китайских коммунистов. Ты должен разобраться, как поступать дальше, ведь мы тренируем их спецназ. Думаю, что нас могут пригласить наблюдать за их работой, но они, наверно, не захотят, чтобы мы им помогали.

— Согласен.

В этот момент в бар вошёл генерал Кириллин в сопровождении сержанта. Сержант остановился у входа с расстёгнутой шинелью, и его правая рука была близко к кобуре.

Генерал заметил Кларка и направился прямо к нему.

— У меня нет номера твоего сотового телефона.

— Что вы хотите сегодня от нас, генерал? — спросил Кларк.

— Я прошу вас пройти со мной. Вас хочет видеть директор Головко.

— Вы не будете возражать, если Доминго пойдёт со мной?

— Пусть идёт, — ответил Кириллин.

— Недавно я говорил с Вашингтоном. Что вам известно о создавшейся ситуации?

— Многое, но не все. Именно поэтому нам нужно встретиться с Головко. — Кириллин сделал жест в направлении двери, где его сержант исполнял обязанности сторожевого добермана.

— Что-то происходит? — спросил Эдди Прайс. Никто не обращал на него внимания, а Прайс знал, как читать выражение на лицах людей.

— Расскажу тебе, когда вернусь обратно, — сказал ему Чавез.

Служебный автомобиль стоял у входа в бар, позади него второй автомобиль с четырьмя вооружёнными охранниками. Сержант-телохранитель, сопровождавший генерала, был один из немногих срочнослужащих, которых допустили для участия в тренировке, проводимой «Радугой». Они знали, что русские делали большие успехи. Не будет большого вреда, если привлечь особенно хорошо подготовленных людей из элитного подразделения.

Автомобили мчались по улицам Москвы, не обращая обычного внимания на соблюдение правил уличного движения, затем въехали в главные ворота дома 2 на площади Дзержинского. Внутри их ждал лифт, и они быстро поднялись на верхний этаж.

— Спасибо, что приехали так быстро. По-видимому, вы уже говорили с Лэнгли, — заметил Головко.

Кларк показал свой сотовый телефон.

— Неужели устройство кодирования настолько маленькое?

— Прогресс, господин директор, — пояснил Кларк. — Мне сказали, что полученную разведывательную информацию следует воспринимать очень серьёзно.

— Да, у Фоули отличный источник информации в Пекине. Я видел кое-что, полученное от него. Во-первых, стало ясным, что была сделана хорошо обдуманная попытка убить меня и теперь готовится вторая, теперь на президента Грушевого. Я уже предупредил его. Служба безопасности президента в полной готовности. Основной китайский агент в Москве опознан и находится под непрерывным наблюдением. Как только он получит инструкции, мы арестуем его. Но мы не знаем, кто его помощники. Предполагаем, что это бывшие офицеры спецназа, преданные ему. Преступники, разумеется, занимающиеся специальной работой в уголовном мире, который мы сами и создали.

«В этом есть смысл», — подумал Джон.

— Некоторые люди готовы на что угодно ради денег, Сергей Николаевич. Чем мы можем помочь вам?

— Фоули дал вам указание помогать нам? Хорошо. Принимая во внимание способ, которым разведывательная информация поступила к нам, американский наблюдатель будет уместен. Для ареста мы используем милицию, прикрытие обеспечат люди Кириллина. В качестве командира «Радуги» это и будет вашей задачей.

Кларк кивнул. По-видимому, от него не требуется много.

— Согласен.

— Мы позаботимся о вашей безопасности, — успокоил его генерал.

— Значит, вы ожидаете, что китайцы вторгнутся в Россию?

— Не позже чем через неделю, — подтвердил Головко.

— Им нужны нефть и золото? — спросил Чавез.

— Похоже на это.

— Ну что ж, такова жизнь в большом городе, — заметил Динг.

— Они пожалеют об этом варварском акте, — сказал Кириллин присутствующим.

— В этом нужно ещё убедиться, — предостерёг Головко. Он знал, какие донесения поступали от Бондаренко в Ставку.

— Теперь, когда вы в НАТО, мы придём к вам на помощь? — спросил Кларк.

— Ваш президент Райан настоящий друг, — согласился русский.

— Значит, участие примет и «Радуга», — произнёс Кларк. — Мы все солдаты НАТО.

— Я ещё никогда не принимал участия в настоящей войне, — сказал Чавез. Но сейчас он имел временное звание майора, и его могут призвать на службу. Он вспомнил, что его страхование жизни полностью оплачено.

— Это совсем не забавно, Доминго, — откликнулся Кларк. К тому же я слишком стар для такого дерьма.

* * *
Китайское посольство находилось под постоянным наблюдением, которое вела большая группа опытных офицеров из российской Федеральной службы безопасности. Почти все они служили раньше во Втором Главном управлении КГБ. Под прикрытием нового агентства они выполняли те же функции, что и разведывательная служба ФБР, и мало в чём уступали коллегам. Для этой операции было выделено не меньше двадцати человек. Внешне они выглядели по-разному, как мужчины, так и женщины, хорошо одетые и похожие на нищих, среднего возраста и старики, — но среди них не было людей молодых, потому что эта операция была слишком важной, чтобы её можно было доверить неопытным офицерам. Машины, выделенные для операции, тоже были самыми разными — от самосвалов до мотоциклов, и у каждой подвижной группы было по крайней мере одно радио, причём настолько совершенное, что они ещё не поступили в русскую армию.

Конг Деши вышел из посольства КНР в семь сорок вечера. Он подошёл к ближайшей станции метро и спустился по эскалатору. Все это было обычной рутиной. В то же самое время из посольства вышел младший консульский служащий, который пошёл в другую сторону. Офицеры ФСБ не знали, что за ним тоже нужно следить. Он прошёл три квартала по оживлённой улице и, проходя мимо второго фонарного столба, достал из кармана белую бумажную ленту, прикрепил её вертикально к металлическому столбу. Затем он зашёл в ресторан и поужинал в одиночку, осуществив миссию, смысл которой был ему неизвестен. В посольстве он выполнял задачи МГБ и прикреплял, когда это требовалось, разные флажки в разных местах. Но он не был профессиональным офицером разведки.

Третий секретарь Конг проехал в метро нужное количество остановок и сошёл с поезда. За ним следили четыре офицера ФСБ, ещё один ждал на станции, и двое наверху длинного эскалатора, ведущего на поверхность. По пути Конг купил газету у одного из киосков на улице. Он дважды останавливался, один раз чтобы закурить, и второй раз остановился и недоуменно оглянулся вокруг, словно заблудился и пытался найти нужное ему направление. Оба раза, разумеется, потребовались ему для того, чтобы проверить, нет ли за ним «хвоста», но сотрудников ФСБ было слишком много, несколько совсем рядом с ним, другие пристально, но не слишком, смотрели в другую сторону. Фактически, как это хорошо известно ФБР и британской Секретной службе, как только контакт опознан, он становится голеньким и беспомощным, словно новорождённый младенец в джунглях, — при условии, разумеется, что следящие за ним не являются абсолютными идиотами. Эти профессионалы, прошедшие подготовку в КГБ, были кем угодно, только не идиотами. Единственная вещь, которую они не знали, — это личность человека, повесившего условный знак — «флаг» — на фонарном столбе.

Проблема для связника, Конга Деши, состояла в том, что, как только место передачи информации было опознано, следить за китайцем становилось так же легко, как за одиноким облаком на чистом небе. Большое количество агентов, наблюдающих за ним, должно было гарантировать, что не появится ещё одно место для передачи. Оно и не появилось. Конг сел на уже знакомую скамейку. Здесь он нарушил правила поведения разведчика в поле, делая вид, будто может читать газету в сумерках, но поскольку рядом стоял фонарный столб, это не должно было вызвать любопытства у постороннего наблюдателя.

— Смотрите, — заметил один из офицеров ФСБ. Правая рука Конга опустилась вниз, и коробочка была прикреплена к металлическому магниту. Через три минуты он сложил газету и пошёл в том же направлении, куда шёл раньше. Группа офицеров ФСБ дала ему возможность отойти подальше, прежде чем приблизились к скамейке.

Снова это было сделано в минивэне, и снова слесарь ждал внутри наготове со сделанным по специальному заказу ключом. Снова в машине находился самый совершенный американский лэптоп компьютер, с запрограммированным одноразовым шифровальным блокнотом, точная копия настольного компьютера Суворова/Конева в его роскошной квартире на Кольцевой дороге. «Таким образом, — подумал старший офицер ФСБ, — их добыча походила на тигра, крадущегося в джунглях, не подозревающего, что на него направлены десять винтовок — возможно, он могучий и опасный, но судьба его предрешена». Коробку принесли в минивэн. Слесарь открыл её. Содержимое было развёрнуто, и с него снята фотокопия, затем содержимое так же тщательно уложили обратно, коробка заперта и возвращена на прежнее место под скамейкой. Один из офицеров уже нажимал на беспорядочные буквы послания, и через четыре минуты на экране появился расшифрованный текст.

— Етить твою мать! — воскликнул старший офицер. — Они хотят, чтобы он убил президента Грушевого!

— Что это значит? — спросил подчинённый. Командир группы молча повернул компьютер в его сторону и дал ему возможность прочитать текст на экране.

— Это объявление войны, — выдохнул майор. Полковник кивнул.

— Совершенно верно, Григорий. — Машина тронулась с места. Полковнику нужно было доложить об этом, и сделать это немедленно.

* * *
Капитан Провалов был дома, когда раздался звонок. Как обычно, он ворчал, одеваясь и направляясь к штаб-квартире ФСБ. Он по-прежнему не испытывал тёплых чувств к Федеральной службе безопасности, но начал уважать её. «С такими ресурсами, — думал он, — можно было бы навсегда покончить с преступностью в Москве». Но они не делились с ним ресурсами и сохраняли прежнее высокомерие, словно находились выше закона, которым отличалось и предыдущее их агентство. Возможно, это было необходимо. Преступления, расследованием которых они занимались, были не менее серьёзными, чем убийства, разве что отличались масштабами. Предатели убивали не отдельных людей, а целые регионы. Предательство являлось преступлением, к которому относились очень серьёзно в его стране на протяжение столетий. Это было преступлением, которое его страна, страдающая от постоянной паранойи, всегда боялась и ненавидела.

Сейчас они работали и по ночам, увидел Провалов. Ефремов стоял в своём кабинете, читая лист бумаги. На его лице было непроницаемое выражение, часто означающее нечто чудовищное.

— Добрый вечер, Павел Георгиевич.

— Заходите, капитан Провалов. Вот, прочитайте это. — Ефремов передал ему лист бумаги. — Наш субъект становится честолюбивым. Или честолюбивыми становятся его работодатели.

Капитан милиции взял бумажный лист и быстро прочитал его, затем вернулся к началу, чтобы вчитаться в каждое слово.

— Когда это произошло?

— Меньше часа назад. Какой вывод вы делаете?

— Его нужно немедленно арестовать! — ответил капитан, как и следовало ожидать.

— Я полагал, что именно такой будет ваша реакция. Вместо этого мы подождём и увидим, в контакт с кем он вступит. Вот тогда мы арестуем его. Но сначала я хочу увидеть людей, которых он предупредит.

— Что, если он сделает это по сотовому телефону или по телефону-автомату?

— Тогда мы обратимся в телефонную компанию, чтобы она сообщила нам их номера. Но я хочу знать, имеет ли он связь со служащими какого-нибудь важного государственного учреждения. У Суворова было много знакомых, когда он служил в КГБ. Мне нужно выяснить, кто из них стал предателем, чтобы мы могли искоренить всех сразу. Покушение на Сергея Николаевича показало, что у них пугающие возможности. Я хочу положить конец этому, захватить их всех и послать в лагерь строгого режима. — Российская система исполнения наказаний имела три разных уровня трудовых лагерей. Лагеря с «мягким» режимом были отвратительными, но в них можно было жить до конца срока, назначенного судом. Лагерей общего режима лучше было избегать.

А вот лагеря со строгим режимом содержания заключённых представляли собой настоящий земной ад. Туда попадали правонарушители, отказывающиеся сотрудничать со следствием. Во власти Ефремова было решать, какую степень наказания заслуживает преступник. Суворов уже заслужил смертную казнь, которая в России обычно называется расстрелом, или высшей мерой… но существуют наказания хуже, чем смерть.

— Охрану президента уже предупредили?

Ефремов кивнул.

— Да, но при этом проявили осторожность. Откуда мы знаем, что один из них не является сообщником Суворова? Это едва не случилось с американским президентом в прошлом году, ты, наверно, слышал об этом, и мы должны принимать во внимание подобную вероятность. За всеми телохранителями президента Грушевого ведётся слежка. Но у Суворова почти не было контактов с офицерами Девятого Главного управления, когда он служил в КГБ, и никто из людей, которых он знал, не перешёл на работу туда.

— Ты уверен в этом?

— Мы закончили перекрёстную проверку три дня назад. Нам пришлось проверить все досье сотрудников Девятого управления. У нас даже есть список людей, к которым может обратиться Суворов. Между прочим, их шестнадцать. Все телефоны, принадлежащие им, прослушиваются, и за ними постоянно следят. — Но даже у ФСБ не хватает людей, чтобы обеспечить непрерывное наблюдение за всеми потенциальными подозреваемыми. Это расследование стало самым большим в истории ФСБ, и лишь в нескольких случаях даже КГБ прибегал к привлечению такого большого количества сотрудников. Как было, например, в случае Олега Пеньковского.

— Как относительно имён Амальрика и Зимянина?

— Зимянин всплыл в нашей проверке, а вот Амальрика нам не удалось обнаружить. Суворов не знал его, а вот Зимянин знал — они вместе служили в Афганистане, и, судя по всему, первый привлёк его к покушению на Головко. Из шестнадцати подозреваемых семеро являются наиболее вероятными, все служили в спецназе, три офицера и четыре сержанта. Все они продавали свой талант и свою подготовку на открытом рынке. Двое в Петербурге, и они могли быть замешаны в устранении Амальрика и Зимянина. По-видимому, у них отсутствовало боевое братство, — сухо заметил Ефремов. — Итак, Провалов, ты хочешь добавить что-нибудь?

— Нет, похоже, что вы закрыли все возможные варианты.

— Спасибо. Поскольку это все ещё остаётся расследованием убийства, ты будешь сопровождать нас, когда мы будем арестовывать Суворова.

— Американец, который помогал нам?..

— Он может работать с нами, — великодушно согласился Ефремов. — Мы покажем ему, как делают такие дела в России.

* * *
Райли находился в посольстве и говорил с Вашингтоном по каналу STU.

— Господи боже мой, — заметил агент.

— Это похоже на оценку происходящего, — согласился директор Мюррей. — Насколько хороша охрана президента Грушевого?

— Очень хороша. Такая же, как Секретная служба в Вашингтоне. Я не знаю, насколько эффективна их следственная поддержка, но, судя по физической стороне, мне кажется, что они отлично подготовлены.

— Ну что ж, их теперь, несомненно, уже предупредили. Как бы хорошо они ни были подготовлены, им придётся повысить свою бдительность. Когда они собираются арестовать этого парня Суворова?

— Было бы разумно не спешить с этим. Лучше подождать, когда он начнёт действовать. Думаю, что китайцы вот-вот передадут ему, что пора браться за дело — может быть, они делают это прямо сейчас, — и тогда он сделает несколько телефонных звонков. Вот тогда и нужно брать его, но не раньше.

— Согласен, — ответил Мюррей. — Нам надо, чтобы обо всём происходящем нас информировали. Так что приласкай своего друга-милиционера, ладно?

— Будет исполнено, сэр, — ответил Райли и сделал короткую паузу. — Эти сведения о войне соответствуют действительности?

— Похоже на это, — подтвердил Мюррей. — Мы мобилизуем свои силы, чтобы помочь русским, но я не уверен, что из этого что-то выйдет. Президент надеется, что манёвр с вовлечением их в НАТО отпугнёт китайцев, но и в этом мы не уверены. Агентство бегает кругами, пытаясь понять намерения КНР. Кроме этого, я мало что знаю.

Это удивило Райли. Он считал, что Мюррей близок к президенту, но теперь пришёл к выводу, что информация передаётся лишь тем, кому она нужна по роду выполняемой работы.

* * *
— Я возьму эти материалы, — сказал полковник Алиев офицеру связи.

— Но здесь сказано, что об этом следует немедленно уведомить…

— Ему нужно выспаться. Чтобы добраться до него, вам понадобится пройти через меня, — заявил офицер-оперативник, читая депеши. — Эта может подождать… а вот этой я займусь сам. Что ещё?

— Эта депеша от самого президента!

— Президенту Грушевому нужен генерал с ясным умом гораздо больше, чем он нуждается в ответе на эту депешу, Паша. — Алиеву самому отчаянно хотелось спать. В комнате стояла софа, и её подушки манили полковника к себе.

— Чем сейчас занимается Толкунов?

— Обновляет полученные данные.

— Они становятся лучше от этого? — спросил офицер-связист.

— А ты как думаешь? — ответил оперативник.

— Проклятье.

— Вот это похоже на правду, товарищ. Ты не знаешь, где можно купить палочки для еды?

— Нет, пока у меня в кобуре служебный пистолет, меня это не интересует, — ответил полковник. Он был почти два метра ростом и не годился для службы в танковых войсках или в пехоте. — Прими меры, чтобы он увидел депеши сразу после того, как проснётся. Я договорюсь со Ставкой.

— Хорошо. Я сам собираюсь поспать несколько часов, только ты сначала разбуди меня, а не его, — сказал Алиев своему коллеге.

— Будет сделано.

* * *
Это были главным образом люди небольшого роста. Они начали приезжать в Невер, небольшой город рядом с железной дорогой, к востоку от Сковородино, на пассажирских поездах, курсирующих по Транссибирской железной дороге.

Сойдя на платформы, они увидели офицеров, которые направили их к автобусам. Автобусы поехали по шоссе, проложенному параллельно железной дороге на юго-восток к туннелю, пробитому много десятилетий назад в холмах над маленькой рекой Уркан. Рядом с туннелем было отверстие, которое могло показаться невнимательному наблюдателю боковой выработкой для хранения ремонтного оборудования, применяемого при обслуживании железной дороги. Там действительно хранилось ремонтное оборудование, однако туннель уходил глубоко внутрь горы, и от него отходило много других туннелей, пробитых ещё в 1930-х годах политическими заключёнными, составлявшими часть трудовой империи «ГУЛАГ» Иосифа Сталина. В этих огромных пещерах, пробитых в скале кирками, стояли триста новеньких танков Т-55, построенных в 1960-х годах и ни разу не использованных. Они хранились здесь для обороны от нашествия Китая. Вместе с ними здесь стояли двести колёсных БТР-60, предназначенных для транспортировки пехоты, а также другие машины, которые все вместе составляли советскую танковую дивизию. Эти пещеры охранялись четырьмя сотнями рядовых солдат, которые, подобно многим поколениям до них, занимались обслуживанием танков и бронетранспортёров, переходя от одного к другому, проворачивая дизельные двигатели и очищая металлические поверхности. Это было необходимо, потому что через каменную крышу сочилась вода. На секретных картах это называлось «Склад Невер». Это было одно из подобных мест, расположенных недалеко от основной железной дороги, ведущей от Москвы до Владивостока. Искусно скрытые, иногда даже на виду, они были одной из козырных карт, спрятанных в рукаве генерала армии Бондаренко. Другой козырной картой были люди. Большинству из них было за тридцать лет, немного растерянные и даже не скрывающие своего недовольства из-за того, что их оторвали от домашних очагов. Тем не менее, подобно настоящим русским или хорошим гражданам любой другой страны, они получили повестки и пришли к выводу, что их страна нуждается в помощи, и примерно три четверти из них прибыли к месту призыва. Некоторые здоровались друг с другом, увидев знакомые лица по службе в армии Советского Союза, или отворачивались, если воспоминания были не такими счастливыми. Каждый получил печатную карточку, в которой говорилось, куда следовать дальше, и, таким образом, экипажи танков и отделения пехотинцев собирались в указанных местах. Пехотинцы нашли обмундирование и лёгкое оружие вместе с боезапасом у бронетранспортёров, предназначенных для их отделений. Экипажи танков состояли из невысоких мужчин, примерно 167 сантиметров ростом, — потому что внутренние отсеки русских танков не позволяли размещаться там высоким людям.

Танкисты, вернувшиеся к боевым коням своей молодости, знали все достоинства и недостатки Т-55. Двигатели были собраны из грубо обработанных деталей и, начав работу, срезали по килограмму стальных стружек, которые в течение первых нескольких часов падали в поддоны маслосборников. Однако механики пришли к выводу, что эта проблема будет решена после нескольких часов проворачивания двигателей прямо на складе. Вообще-то танки оказались в удивительно хорошем состоянии, гораздо лучше тех, которыми танкисты пользовались во время своей активной службы в армии. Это казалось одновременно и странным, и неудивительным вернувшимся к делу солдатам, потому что в Советской армии, когда они в ней служили, было мало здравого смысла, но для советских граждан 70-х и 80-х годов в этом не было ничего необычного. Большинство солдат вспоминали свою воинскую службу с ностальгией по самым обычным причинам — это была возможность путешествовать и увидеть новые места, вспоминали товарищескую дружбу молодости между людьми одного возраста — время жизни, когда молодые люди ищут новое и увлекательное. Плохая пища, нищенское жалованье и тяжёлая работа были почти забыты, хотя встреча с танками пробудила в них мгновенную память, которая сопровождала запахи и ощущения прошлого. У всех танков были полные внутренние баки, а также бочкис горючим, крепившиеся снаружи в задней части танков. Воспоминание об этих бочках заставляло сердца солдат сжиматься от страха, потому что на поле боя попадание в такую бочку превращало танк в столб огня, так что топливо из этих бочек старались использовать в первую очередь, чтобы потом потянуть за рычаг и сбросить проклятые бочки ещё до того, как начнётся перестрелка.

Самым приятным из всего было то, что, когда механики-водители нажимали на кнопки пуска, они слышали знакомое рычание после всего лишь нескольких секунд проворачивания двигателей. Благоприятная атмосфера пещеры сохранила эти старые, но, в общем, практически не побывавшие в деле танки. Они могли быть совершенно новыми, только что сошедшими со сборочных линий огромного завода в Нижнем Тагиле, который десятилетиями снабжал оружием Красную армию. Танкисты увидели, что единственная перемена заключалась в том, красные звезды исчезли с лобовых плит танков. Их заменило чёткое изображение нового российского триколора, которое, как сразу поняли танкисты, было слишком подходящим для наведения вражеского снаряда. Наконец молодые офицеры-резервисты отозвали их от своих танков. Солдаты заметили, что офицеры выглядели обеспокоенными. Затем начался инструктаж, и солдаты поняли причину их беспокойства.

* * *
— Черт возьми, ну разве она не красавица, — сказал офицер ФСБ, садясь в свой автомобиль.

Они поехали за субъектом к ещё одному дорогому ресторану, где он поужинал в одиночестве, затем прошёл к бару и через пять минут появился с женщиной, которая тоже пришла одна. Женщина была прелестна в своём чёрном с красными полосами платье, явно сшитом по итальянскому образцу. Суворов/Конев возвращался в свою квартиру, и за ним следовала колонна из шести автомобилей. Три из них имели переключатели, позволяющие менять ночью их внешний вид. Милиционер, сидевший во втором автомобиле, подумал, что это очень хитрая уловка.

Суворов не спешил, не ускорял автомобиль, чтобы продемонстрировать свою смелость. Вместо этого он очаровывал женщину своим поведением человека, объехавшего весь мир, подумали следователи. Автомобиль замедлил скорость, поворачивая за угол и въезжая на улицу со старыми фонарными столбами. Затем он изменил направление, не то чтобы внезапно, но неожиданно для преследователей.

— Черт побери, он едет в парк, — сказал старший офицер ФСБ, поднимая микрофон, чтобы предупредить остальных. — По-видимому, заметил где-то флажок.

Действительно, Суворов заметил оставленный для него флажок — белую полоску бумаги, — но сначала высадил весьма разочарованную женщину, которая держала в руке банкноты, предназначенные для того, чтобы смягчить боль расставания. Один из автомобилей ФСБ подъехал к ней, чтобы расспросить поподробнее, тогда как остальные машины следовали за автомобилем Суворова на изрядном расстоянии. Это случилось через пять минут. Суворов/Конев поставил свою машину на одной стороне парка и пошёл по тёмной траве к другой, глядя по сторонам, не замечая пяти автомобилей, которые продолжали ехать вокруг парка.

— Вот. Он снял оставленную для него коробку. — Суворов сделал это искусно, но сейчас подобное искусство не имело значения, потому что сотрудники ФСБ знали, куда смотреть.

Затем он вернулся к своему автомобилю. Две машины ФСБ тут же повернули в сторону его квартиры, оставшиеся три продолжали ехать вперёд, не останавливаясь, когда он припарковал автомобиль у своего подъезда.

* * *
— Он сказал, что внезапно почувствовал себя плохо. Я дала ему свою визитную карточку, — сообщила она офицерам ФСБ. — Он дал мне пятьдесят евро за беспокойство. — Она подумала, что это неплохая плата за полчаса её ценного времени.

— Что-нибудь ещё? Он выглядел больным?

— Он сказал, что съел в ресторане что-то несвежее. Я подумала, что он струсил — так бывает у некоторых мужчин, но не у этого. Он образованный мужчина. Это сразу видно.

— Хорошо. Спасибо, Елена. Если он позвонит тебе, прошу сообщить нам.

— Конечно. — Это было совершенно безболезненное интервью, что оказалось для неё неожиданностью, и поэтому она рассказала обо всём откровенно, пытаясь понять, что им нужно. Может быть, он какой-нибудь преступник? Торговец наркотиками? Если он позвонит ей, она сообщит этим людям, и черт с ним. Жизнь для женщины её профессии и без того достаточно трудная.

* * *
— Он включил компьютер, — сказал специалист по электронике в штаб-квартире ФСБ. Он читал удары по клавиатуре на клавиатурном «жучке», который они установили на компьютере Суворова, и они не только появлялись на его экране, но и тут же высвечивались на экране дубликата настольной системы субъекта. — Вот, это чистый текст. Он получил послание.

Прошла примерно минута, пока субъект думал, затем он снова начал печатать. Суворов вошёл в свою службу электронной почты и начал печатать письма. В каждом из них был вариант фразы «Свяжись со мной как можно скорее», и офицерам ФСБ стало ясно, что он собирается предпринять. В общей сложности он послал четыре письма, хотя в одном говорилось, чтобы адресат связался ещё с одним или несколькими другими. Затем он вышел из электронной почты и выключил компьютер.

— Теперь посмотрим, сможем ли мы опознать его корреспондентов, — сказал старший офицер своим людям. На это потребовалось двадцать минут. То, что раньше было нудной работой, стало теперь таким же интересным, как наблюдение за финалом чемпионата мира по футболу.

* * *
Разведывательный самолёт «Мясищев М-55» взлетел с аэродрома Таза перед самым рассветом. Странно выглядящий самолёт с двойными лонжеронами на хвостовой ферме, он был русским вариантом старого «Локхида У-2», который выпускался сорок лет назад. «Мясищев» поднимался на высоту в семьдесят тысяч футов, летел со скоростью около пятисот узлов и вёл аэрофотосъёмку, делая множество фотографий с высокой разрешающей способностью.

За штурвалом сидел опытный русский пилот в звании майора ВВС. Ему был дан приказ не подлетать ближе чем на десять километров к китайской границе. Смысл приказа заключался в том, чтобы не провоцировать потенциальных врагов его страны.

Исполнить этот приказ было не так уж просто, потому что писали его в Москве, а граница между странами редко представляла собой прямую линию. Поэтому майор тщательно ввёл программу в автопилот и принялся наблюдать за приборами, пока камеры системы аэрофотосъёмки исполняли основную работу. Главное внимание пилот уделял прибору, который регистрировал угрозу со стороны противника. Он представлял собой сканер, запрограммированный регистрировать энергию радиолокаторов. На границе находилось много таких радиолокаторов, работавших в основном на низкой или средней частоте и предназначенных для поиска самолётов. Но недавно появился новый радиолокатор. Он работал на рентгеновской частоте, и его излучение шло с юга, то есть с китайской стороны границы. Это означало, что китайская батарея ракет «земля-воздух» освещала его машину следящим и наводящим радиолокатором. Это сразу привлекло внимание майора, потому что, хотя семьдесят тысяч футов было выше, чем летают коммерческие авиалайнеры, и лишь немногие истребители в состоянии достичь такой высоты, он находился внутри поражающей сферы ракет «земля-воздух», как в этом однажды убедился американец Фрэнсис Гэри Пауэрс над Центральной Россией. Истребитель мог ускользнуть с помощью резких манёвров от большинства таких ракет, но М-55 не был истребителем и испытывал трудности даже при маневрировании вокруг облаков в безветренный день. Поэтому пилот внимательно следил за приборами, регистрирующими появление близкой опасности, а в наушниках он слышал пронзительные «бип-бип-бип». Это предупреждало его о потенциальной угрозе. На дисплее майор видел, что частота повторения сигналов походит скорее на слежение, чем на наведение ракет на его самолёт. Это означало, что ракеты скорее всего ещё не были в воздухе, а небо было достаточно чистым, чтобы он мог заметить дымный след, который всегда оставляли за собой такие ракеты, — нет, с земли не поднимались дымные струи. В качестве оборонительных систем у него были только примитивный рассеиватель металлических ленточек и молитва. «Мне не поставили даже генератор белого шума», — проворчал майор. Но оснований для беспокойства пока не было. Он летел в десяти километрах в глубине собственной территории, и какими бы ракетами «земля-воздух» ни обладали китайцы, их батареи наверняка находятся далеко от границы. Им будет нелегко достичь его, разве что на крайнем пределе, а он всегда мог повернуть на север и убежать от ракет, выбросив вдобавок несколько килограммов алюминиевых ленточек, чтобы мчащиеся ракеты нашли себе другую цель. В задании говорилось, что ему нужно совершить четыре полных облёта пограничной территории. На это потребуется ещё девяносто скучных минут, прежде чем он повернёт обратно к старой базе истребителей недалеко от Тазы.

* * *
Наземная команда, занимающаяся поддержкой миссии, также была прислана из Москвы. Как только М-55 совершил посадку и остановился, касетты с плёнкой были сняты, их тут же отвезли в передвижную фотолабораторию для проявления, и затем, все ещё мокрые, плёнки передали специалистам по изучению наземных объектов. Они увидели всего несколько танков, но также огромное количество следов от гусениц на земле. Это было всё, что им требовалось.

Глава 49Умиротворение

— Я знаю, Олег. Насколько мне известно, мы обработали разведывательные данные в Вашингтоне и тут же передали их вашим людям, — сказал Райли своему другу.

— Вы должны гордиться этим, — заметил Провалов.

— Этим занималось не Бюро, — ответил Райли. Русские будут завидовать, что именно американцы предоставили им такую чувствительную информацию. Возможно, американцы реагировали бы таким же образом. — Ну и что вы собираетесь предпринять?

— Мы пытаемся найти его электронных корреспондентов. У нас есть их адреса, и все они имеют русских провайдеров Интернета. ФСБ уже, наверно, знает о них все.

— Когда вы собираетесь арестовать их?

— Как только они встретятся с Суворовым. У нас достаточно инкриминирующей информации, чтобы арестовать их.

Райли не был уверен в этом. Те, с кем собирался встретиться Суворов, всегда могут сказать, что они пришли сюда, приглашённые Суворовым, но не имеют ни малейшего представления о цели встречи, и самый неопытный американский адвокат без труда убедит присяжных заседателей, что существует «разумное сомнение». Лучше подождать, пока они совершат что-то уголовно наказуемое, и затем нажать на одного из них, заставив его превратиться из обвиняемого в свидетеля. Но в России другие правила и другие присяжные.

* * *
— А что ты думаешь об этом? — спросил Головко.

— Товарищ директор, я думаю, что Москва внезапно стала очень опасным местом для проживания, — ответил майор Шелепин. — Сама мысль о том, что бывшие спецназовцы собираются совершить государственную измену, внушает мне отвращение. Не сама угроза, а подлость этого. Эти люди были моими товарищами в армии, нас готовили как защитников, как опору государства. — Высокий молодой человек покачал головой.

— Ничего не поделаешь, когда в этом здании размещался КГБ, такое тоже не раз происходило. Это неприятно, но такова действительность. Люди поддаются коррупции. Такова человеческая природа, — произнёс Головко успокаивающим голосом.

К тому же опасность угрожает теперь не мне, — подумал он, но промолчал. Недостойная мысль, пожалуй, но такова человеческая натура.

— Чем сейчас занимается охрана президента Грушевого?

— Потеют от страха, полагаю. Кто знает, что это единственная угроза? Что, если этот мерзавец Конг имеет нескольких агентов в Москве? Нам нужно арестовать и его.

— Мы так и сделаем, когда придёт время. За последнюю неделю его заметили, когда он закладывал письмо в одно место, и мы держим это место под наблюдением — да, я знаю, — добавил Головко, видя, что Анатолий собирается протестовать. — Он не единственный сотрудник китайского МГБ в Москве, но, вероятно, только он занимается этим делом. Соображения безопасности одинаковы во всех странах. Они должны беспокоиться о том, что один из их офицеров может работать на нас. Существует много колёс в таких операциях, и не все поворачиваются в одном направлении, мой молодой друг. Знаешь, чего мне не хватает?

— Думаю, Второго Главного управления, работающего под одной крышей. Вот тогда операция проходила бы более гладко.

Головко улыбнулся.

— Правильно, Анатолий Иванович. А пока мы занимаемся только своей работой и надеемся, что другие справятся со своей. Это верно, ожидание никогда не является приятным способом проводить время. — После этого каждый из них вернулся к своим телефонам, ожидая, когда они зазвонят.

* * *
Единственная причина, по которой наблюдение не сделали ещё более плотным, заключалась в том, что было слишком мало места для дополнительных агентов ФСБ.

Суворов мог заметить тридцать человек, которые следуют за ним повсюду. В этот день он проснулся, как обычно, умылся, выпил кофе с булочкой на завтрак, в 9.15 вышел из дома и поехал на своём автомобиле в город, сопровождаемый несколькими офицерами ФСБ. Он поставил машину в двух кварталах от парка имени Горького и остальной путь прошёл пешком. Так же поступили и четверо других, за которыми тоже следили. Они встретились у киоска ровно в 9.45 и вместе пошли в кафе, оказавшееся переполненным.

В такой обстановке ни один из офицеров не смог подойти поближе, чтобы услышать их разговор, хотя за лицами внимательно наблюдали. Говорил главным образом Суворов/Конев, остальные слушали и время от времени кивали.

Майор Ефремов из ФСБ не подходил к ним близко. Он занимал достаточно важную должность и не мог гарантировать, что его лицо никому не известно. Поэтому ему приходилось полагаться на молодых сотрудников, которые старались подойти поближе. Наушники были извлечены из ушей, и крошечные рации выключены, офицерам оставалось жалеть о том, что они не могут читать разговор по губам, как это бывает в шпионских фильмах.

Теперь перед Павлом Георгиевичем Ефремовым стоял вопрос — что делать дальше?

Арестовать всех и рисковать положить конец расследованию — или просто продолжать слежку. В этом случае был риск того, что эти люди получат указания, примутся за дело… и, возможно, добьются успеха в своей миссии?

Ответ на вопрос появился сам собой. Один из четверых — самый старший, около сорока лет, ветеран Афганистана, кавалер ордена Боевого Красного Знамени, вытянул руку и потёр большим и указательным пальцами. Получив отрицательный ответ на свой вопрос, он покачал головой, встал и вышел из кафе. Никто не пытался остановить его, и два офицера последовали за ним к ближайшей станции метро. Остальные остались в кафе и продолжали разговор.

Узнав об этом, Ефремов приказал арестовать его. Это сделали, когда он вышел из поезда в пяти километрах на станции рядом со своей квартирой, где он жил с женой и сыном. Мужчина не сопротивлялся, и у него не было оружия. Послушный как ягнёнок, он последовал за двумя офицерами в штаб-квартиру ФСБ.

— Вас зовут Максимов, Игорь Ильич, — начал допрос Ефремов. — Вы встретились со своим другом Климентием Ивановичем Суворовым, для того чтобы обсудить подробности намеченного преступления. Мы хотим услышать от вас, о чём шёл разговор.

— Товарищ Ефремов, сегодня утром я встретился со своими друзьями за чашкой кофе. Мы поговорили, вспомнили прошлое, и потом я ушёл. Мы ничего не обсуждали. Я не знаю, о чём вы говорите.

— Да, конечно, — ответил майор ФСБ. — Скажите, вы знакомы с двумя бывшими спецназовцами вроде вас, Амальриком и Зимяниным?

— Я слышал эти имена, но не знаю их в лицо.

— Вот их лица. — Ефремов передал ему фотографии, присланные из ленинградской милиции. — Боюсь, что это зрелище не слишком приятно.

Выражение на лице Максимова не изменилось, но он стал рассматривать фотографии с интересом.

— Что с ними случилось?

— Они выполнили задание вашего товарища, Суворова, но ему, по-видимому, не понравились результаты. По этой причине они отправились плавать в Неве. Максимов, мы знаем, что вы служили в спецназе. Нам известно, что вы зарабатываете на жизнь преступным путём, но сегодня это нас не интересует. Мы хотим точно знать, о чём вы говорили сегодня в кафе. Вы расскажете нам об этом добровольно или после применения принудительных мер. Выбирайте. — Когда это требовалось, Ефремов мог говорить со своими официальными гостями очень жёстким тоном. В данном случае этого не потребовалось. Насилие было знакомо Максимову, по крайней мере, когда оно исходило от него. Ему не хотелось познакомиться с насилием, применённым к нему.

— Что вы можете предложить мне за откровенность?

— Я предлагаю вам свободу в обмен на сотрудничество. Вы покинули встречу до того, как было принято окончательное решение. Вот почему вы здесь. Итак, вы хотите говорить сейчас или вам нужно несколько часов для того, чтобы передумать?

Максимов не был трусом — в спецназе таких немного, знал Ефремов, — но он был реалистом, и реализм говорил ему, что он ничего не выиграет, отказавшись сотрудничать.

— Он предложил мне и остальным принять участие в убийстве. Полагаю, что это должна быть трудная операция, в противном случае зачем ему столько людей? Каждый из нас должен был получить двадцать тысяч евро. Я решил, что моё время стоит дороже.

— Вы знаете, кого предполагалось убить?

Максимов покачал головой.

— Он не сказал, а я не спросил.

— Это хорошо. Видите ли, целью покушения должен стать президент Грушевой.

— Но это государственная измена, — выдохнул бывший сержант спецназа, стараясь создать впечатление, что он никогда бы не согласился принять участие в этом преступлении. Да, он быстро учился.

— Верно. Скажите, двадцать тысяч евро — это хорошая цена за убийство?

— Я не знаю. Если вы хотите, чтобы я сказал вам, что я убивал за деньги, — нет, товарищ Ефремов, я не скажу этого.

Но ты убивал за деньги и, наверно, принял бы участие в этом покушении, если бы цена была достаточно велика. В России двадцать тысяч евро — это большая сумма.

Но Ефремову нужно было поймать гораздо более крупную рыбу.

— На совещании присутствовали трое других. Кто они?

— Все ветераны спецназа. Илья Суслов и я служили вместе к востоку от Кандагара. Илья — великолепный снайпер. Об остальных я только слышал, но вместе мы не служили.

Снайпер. Это полезные сведения, ведь президент Грушевой появляется на публике очень часто. Между прочим, он должен выступить на митинге уже на следующий день.

Наступило время кончать с ними.

— Значит, Суворов говорил о заказном убийстве?

— Да, говорил.

— Хорошо. Мы запишем ваши показания. Вы поступили умно, Игорь Ильич, согласившись сотрудничать с нами. — Ефремов подозвал младшего офицера, и Максимова увели. Затем он поднял телефонную трубку. — Арестуйте всех, — приказал он командиру группы слежения.

— Их встреча закончилась, и они разошлись. Все находятся под наблюдением. Суворов едет к себе в квартиру с одним из троих.

— Тогда соберите группу офицеров и арестуйте обоих.

* * *
— Вы чувствуете себя лучше? — спросил полковник Алиев.

— Сколько сейчас времени?

— Пятнадцать сорок, товарищ генерал, — ответил полковник. — Вы спали тринадцать часов. Из Москвы прибыло несколько депеш.

— Вы позволили мне спать так долго? — возмутился генерал, не скрывая гнева.

— Война ещё не началась. Подготовка наших войск продолжается. Будить вас не было смысла. Кроме того, нам доставили первый набор разведывательных фотографий.

Они лишь немного резче, чем те, которые мы получили от американцев по факсу. Разведка подтвердила их оценку. Ситуация не стала лучше. Теперь нас поддерживает американский самолёт электронной разведки, но они сообщили нам, что китайцы не пользуются радио и хранят молчание в эфире. В этом нет ничего удивительного.

— Черт бы тебя побрал, Андрей! — ответил генерал, потирая своё небритое лицо обеими руками.

— Тогда отдайте меня под трибунал после того, как выпьете кофе. Я тоже немного поспал. У вас есть подчинённые. У меня тоже есть подчинённые, и я решил дать им возможность заниматься работой, пока мы спали, — ответил начальник оперативного отдела.

— Как дела со складом Невер?

— У нас сто восемьдесят танков с экипажами в полной боевой готовности. Хуже обстоят дела с пехотой и артиллерией, но резервисты, судя по всему, работают с энтузиазмом. 265-я мотострелковая дивизия впервые начинает функционировать как настоящая дивизия. — Алиев принёс генералу кружку кофе с молоком и сахаром, как любил Бондаренко. — Выпейте, Геннадий Иосифович. — Затем он показал на стол, где лежал нарезанный хлеб с беконом.

— Если мы переживём войну, я позабочусь о том, чтобы вас произвели в следующее воинское звание, полковник.

— Мне всегда хотелось стать генералом. Но я также хочу видеть, как мои дети поступят в университет. Так что давайте попытаемся остаться в живых.

— Как обстоят дела с пограничными войсками?

— Я выделил транспорт для каждой заставы — где была возможность, несколько машин. Я послал резервистов на БТРах, чтобы пограничники имели какую-то защиту от артиллерийского огня, когда им придётся отступать. Судя по фотографиям, у китайцев масса артиллерийских орудий и гребаные горы снарядов. Но пограничные войска хорошо защищены, и приказы им посланы, так что ребятам не придётся спрашивать разрешения оставить свои посты, когда ситуация станет невыносимой, — приказы отданы на уровне командиров рот, товарищ генерал, — добавил Алиев. Офицеры не проявят такого энтузиазма к отступлению, как рядовые и сержанты.

— Неизвестно, когда начнётся наступление?

Начальник оперативного отдела покачал головой:

— От разведки не поступило ничего определённого. Китайцы все ещё гоняют свои грузовики и другие машины, насколько нам известно. Думаю, ещё один день, может быть даже три.

* * *
— Какие новости? — спросил Райан.

— Спутниковая фотосъёмка показывает, что они продолжают передвигать фигуры по шахматной доске, — ответил Фоули. — Но большинство фигур уже на месте.

— Есть что-нибудь из Москвы?

— Скоро они собираются арестовать всех подозреваемых. Наверно, хотят арестовать и китайского офицера, контролирующего операцию в Москве. Они заставят его попотеть, но у него дипломатический иммунитет, так что слишком давить на него не будут. — Эд Фоули вспомнил, как КГБ арестовал его жену в Москве. Это не было очень уж приятным для неё — и ещё меньше для него, — но они обращались с ней вежливо. Связываться с людьми, путешествующими с дипломатическими паспортами, приходится редко, несмотря на то, что они видели по телевидению несколько недель назад. Да и китайцы, наверно, жалели об этом, несмотря на высказывания, появляющиеся в донесениях «ЗОРГЕ».

— Ничего оттуда, что могло бы поддержать нас?

— Нет. — Директор ЦРУ покачал головой.

— Надо начинать перебрасывать самолёты ВВС, — настаивал вице-президент Джексон.

— Но тогда это могут рассматривать как провокацию, — возразил Государственный секретарь Адлер. — Мы не должны давать им такого повода.

— Мы можем перебросить Первую бронетанковую в Россию, заявим, что это совместные учения с нашим новым союзником по НАТО, — сказал «Томкэт». — Этим мы сэкономим несколько дней.

Райан взвесил это предложение и посмотрел на председателя Объединённого комитета начальников штабов.

— Как вы считаете, генерал?

— Это не причинит вреда. Они уже работают с «Дойче Рейл», готовясь к погрузке.

— Тогда отдайте приказ, — распорядился Райан.

— Слушаюсь, сэр. — Генерал Мур вышел, чтобы позвонить.

Райан посмотрел на часы.

— У меня назначена встреча с репортёром.

— Желаю удачи, — сказал Робби своему другу.

* * *
Жиганск, расположенный на западном берегу Лены, был когда-то крупным региональным центром старой советской системы ПВО страны, командным пунктом русской ПВО. Здесь находился большой аэродром, превышающий по размерам обычный, с казармами и ангарами. Теперь новые русские войска почти покинули его, оставив здесь только небольшую группу, наблюдающую за состоянием аэродрома, на случай если он сможет когда-нибудь понадобиться. Это оказалось весьма предусмотрительным, потому что ВВС США начали перебрасывать сюда свои силы, главным образом транспортные самолёты из центральной части Америки. Они заправлялись на Аляске и затем летели через Северный полюс к Жиганску. Первый из тридцати транспортных самолётов С-5 «Гэлакси» приземлился в десять утра по местному времени. Он покатился к огромным, но сейчас пустым рампам, чтобы разгрузиться под руководством наземных членов экипажа, прилетевших в больших пассажирских помещениях, расположенных позади крыльев этих гигантских машин. Первым, что разгрузили с «Гэлакси», были беспилотные разведывательные самолёты «Тёмная звезда». Они походили на булки французского хлеба, сексуально прижавшиеся друг к другу на лёгких крыльях. Это были невидимые с земли разведывательные самолёты, способные оставаться в небе в течение длительного времени. Требовалось шесть часов на их сборку, прежде чем БПЛА можно запустить в небо. Механики немедленно принялись за работу, пользуясь передвижным оборудованием, доставленным на этом же самолёте.

Истребители и штурмовики базировались в Шантаре, намного ближе к китайской границе. Самолёты-заправщики и другие самолёты поддержки, включая американские Е-3 АВАКС[79], совершили посадку в Мирном, к западу от Шантары. На этих двух авиабазах прибывшие американцы встретились с русскими коллегами, и различные группы сразу же начали работать вместе. Американские самолёты-заправщики не могли заправлять русские самолёты, но, к всеобщему облегчению, насадки шлангов для заправки на земле оказались одинаковыми. Теперь американские самолёты могли пользоваться горючим, предназначенным для реактивных самолётов, из русских топливохранилищ, которые, как выяснили американцы, были огромными и почти полностью скрытыми под землёй для защиты от воздушного взрыва ядерных бомб. Но самым важным элементом сотрудничества оказалось то, что русских диспетчеров приписали к американским АВАКСам, так что русские самолёты можно было контролировать с американских комплексов ДРЛО. Почти сразу несколько Е-3 взлетели для того, чтобы на практике испробовать такую возможность, пользуясь прибывающими американскими истребителями как учебными целями для контроля за перехватом. Они тут же обнаружили, что русские пилоты на своих истребителях отлично реагировали на указания с АВАКСов, к радостному изумлению американских контролёров.

Они почти сразу поняли, что американские штурмовики и бомбардировщики не могут пользоваться русскими бомбами и другим боезапасом. Даже если бы точки подвески были одинаковыми (а они не были), русские бомбы имеют иную аэродинамику по сравнению с американскими. Таким образом, компьютерное программное обеспечение на американских самолётах не могло направить русские бомбы в цель. Это походило на попытку загнать чужой патрон в винтовку: даже если бы вы могли выстрелить из винтовки, прицел пошлёт пулю в другую точку. Поэтому американцам придётся летать за бомбами, предназначенными для сбрасывания. Но доставка бомб по воздуху будет так же эффективна, как доставка по воздуху гравия при строительстве дорог. Бомбы доставляют на авиабазы на кораблях, поездах или грузовиках, но не по воздуху. По этой причине бомбардировщики В-1 и другие тяжёлые самолёты были посланы на авиабазу Андерсен на Гуаме, где были запасы бомб, хотя они находились далеко от предполагаемых целей. Военно-воздушные силы обеих стран сразу установили дружеские отношения, и уже через несколько часов — после того как американские пилоты отдохнули, как это предписано уставом, — они начали планировать миссии и летать с относительной лёгкостью.

* * *
Бронетехника «Квортерной лошади» грузилась первой. Под внимательным взглядом полковника Анжело Гиусти тяжёлые танки М1А2 и бронетранспортёры МЗ «Брэдли» въезжали на платформы «Дойче Рейл». За ними последовали автоцистерны и другие машины поддержки.

Персонал размещали в вагонах в передней части составов. Скоро поезд отправился на восток в Берлин, где они перейдут в вагоны с принятой в России шириной колеи для продолжения путешествия на восток. «Странно, что при отправке поездов не было репортёров с телевизионными камерами», — подумал Гиусти. Это не может продолжаться долго, но пока было одной неприятностью меньше для батальона, который считался глазами Первой бронетанковой. Вертолётная бригада дивизии находилась на собственной базе, ожидая прибытия транспортных самолётов, которые перебросят их на восток. Какой-то гений возразил против того, чтобы вертолёты летели сами. Они, по мнению Гиусти, вполне могли сделать это без посторонней помощи, но генерал Диггз сказал ему, чтобы Гиусти не беспокоился об этом. Гиусти будет беспокоиться об этом, но не вслух. Он разместился в удобном купе в переднем пассажирском вагоне, вместе со своим штабом, и принялся просматривать карты, только что отпечатанные картографическим подразделением дивизии, входящим в состав разведывательного управления. На картах была местность, за которую они будут сражаться. Они предсказывали главным образом, куда направятся китайцы, и это было не слишком трудно.

* * *
— Итак, что мы собираемся предпринять? — спросил Боб Хольцман.

— Мы начали развёртывать свои силы для поддержки наших союзников, — ответил Райан. — Мы надеемся, что КНР увидит это и прекратит свои действия, которые происходят сейчас.

— Мы связывались с Пекином?

— Да, — кивнул Райан. — Заместитель нашего посла в Пекине, Уильям Килмер, доставил нашу ноту китайскому правительству, и сейчас мы ожидаем официальный ответ.

— Вы говорите нам, что, по вашему мнению, может начаться война между Россией и Китаем?

— Боб, наше правительство приложило все силы, чтобы не допустить такой возможности, и мы призываем китайское правительство очень серьёзно обдумать своё положение и свои действия. Война больше не является продолжением политики в этом мире. Я полагаю, когда-то это было так, но не теперь. Война приносит смерть и разорение людям. Мир изменил свою позицию по этому вопросу. Человеческие жизни — включая жизни солдат — слишком драгоценны, чтобы разбрасываться ими. Боб, причина, в соответствии с которой у нас имеются правительства, заключается в служении потребностям и интересам народа, а не честолюбию правителей. Я надеюсь, что руководство КНР поймёт это. — Райан сделал паузу. — Пару дней назад я побывал в Освенциме. Боб, это зрелище заставляет задуматься. Ты чувствуешь там ужас. Ты слышишь крики и стоны людей, запах смерти, видишь длинные очереди несчастных, которых ведут под дулами автоматов к тому месту, где им предстоит умереть. Боб, неожиданно это перестало быть для меня похожим на черно-белое телевидение. Меня осенило, что нет никакого оправдания для правительства страны, любой страны, решившего заниматься убийством ради выгоды. Рядовые преступники грабят винные магазины ради денег. Страны грабят другие страны ради нефти или золота или территории. Гитлер вторгся в Польшу ради Lebensraum, чтобы расширить территорию Германии. Но, черт побери, там уже жили люди, и он пытался украсть землю у них. Вот и все. Никакая это не государственная политика, никакое не видение будущего. Гитлер был вором, перед тем как стал убийцей. Так вот Соединённые Штаты Америки не будут бездействовать и наблюдать, как нечто подобное произойдёт снова. — Райан замолчал и выпил голоток воды. — С течением жизни ты узнаешь, что есть только одна вещь, которую стоит иметь, — это любовь. Так вот, с другой стороны, есть только одна вещь, ради которой надо сражаться, — это справедливость. Боб, Америка готова воевать именно за это, и если Китай начнёт агрессивную войну — войну ради грабежа, — Америка станет рядом со своим союзником и положит ей конец.

— Многие говорят, что ваша политика по отношению к Китаю помогла обострению отношений из-за того, что ваше дипломатическое признание Республики Китай…

Райан резко прервал его:

— Боб, я не хочу больше слышать об этом! Правительство Республики Китай является свободно избранным правительством. Америка поддерживает демократические правительства. Почему? Да потому, что мы защищаем свободу и самоопределение. Ни я, ни Америка не имели ни малейшего отношения к хладнокровному убийству, которое мы все видели по телевидению, — смерти папского нунция кардинала ДиМило и гибели китайского священника Ю Фа Ана. Отвращение всего цивилизованного мира было вызвано действиями КНР. Но даже тогда Китай мог исправить ситуацию с помощью расследования и наказания убийц, но они предпочли не делать этого, и вот возникла реакция мира — реакция на то, что они сделали сами.

— Но из-за чего все это началось? Почему они собирают свои силы на русской границе?

— Судя по всему, им нужно то, что есть у русских, — новые месторождения нефти и золота. Подобно тому, как когда-то Ирак захватил Кувейт. Им была нужна нефть, фактически деньги. Это было вооружённое ограбление, вроде того, как это делает уличный бандит, отнимая у старой дамы чек социального страхования. Но каким-то образом, по какой-то причине мы оправдывали такое поведение, когда оно происходило на уровне государства. Но больше этого не будет, Боб. Мир больше не будет мириться с такими вещами. Америка не будет стоять и смотреть, когда это происходит с нашим союзником. Цицерон однажды сказал, что Рим стал великим не благодаря завоеваниям, а потому, что он защищал своих союзников. Нация завоёвывает уважение не благодаря тому, что она действует для чего-то, а потому, что она действует против чего-то. Америка защищает демократию, защищает самоопределение народов. Мы защищаем свободу. Мы защищаем справедливость. Мы сказали Китайской Народной Республике, что, если она развяжет агрессивную войну, Америка встанет плечом к плечу с Россией и защитит её от агрессора. Мы верим в мирный порядок на земле, в котором нации соперничают на поле экономических сражений, а не с танками и пулемётами. В мире было достаточно убийств. Пришло время остановить это, и Америка остановит войны.

— Мировой полицейский? — спросил Хольцман. И тут же президент отрицательно покачал головой.

— Нет, но мы будем защищать наших союзников, а Российская Федерация является нашим союзником. Вместе с русским народом мы остановили Гитлера. Теперь мы тоже будем стоять рядом с ними, — сказал Райан.

— И мы снова пошлём наших молодых людей на войну?

— Войны может и не быть, Боб. Сегодня нет войны. Ни Америка, ни Россия не развяжут войну. Этот вопрос находится в руках других людей. Совсем нетрудно, не требуется никаких усилий, чтобы страна прекратила подготовку к войне. Редкому профессиональному солдату нравится воевать. Можешь не сомневаться, что тот, кто однажды побывал на поле боя, вряд ли добровольно устремится на следующее. Но вот что я скажу тебе: если КНР развяжет агрессивную войну и если из-за этого жизни американцев подвергнутся опасности, тогда те, кто принимают решение спустить псов войны, подвергнут опасности собственные жизни.

— Это Доктрина Райана?

— Называй её как хочешь. Если приемлемо убивать какого-то рядового пехотинца, который делает то, что приказывает ему его правительство, тогда также приемлемо убивать людей, которые говорят правительству, как поступать. Те люди, которые посылают бедного глупого рядового под огонь противника, также заслуживают смерти.

Проклятье, — подумал Арни ван Дамм, который стоял у входа в Овальный кабинет. — Джек, неужели было необходимо говорить это?

— Спасибо, что вы уделили мне время, господин президент, — сказал Хольцман. — Когда вы собираетесь обратиться к нации?

— Завтра. Видит бог, мне хотелось бы в этом обращении к народу сказать, что КНР приняла решение отступить и отводит свои войска. Скоро я лично обращусь к премьеру Ху, чтобы призвать его сделать это.

— Желаю удачи, господин президент.

* * *
— Мы готовы, — сказал маршал Луо, обращаясь к членам Политбюро. — Операция начнётся завтра ранним утром.

— Чем занимаются американцы?

— Они послали в Россию несколько самолётов, но самолёты не являются причиной моего беспокойства, — ответил министр обороны. — Они могут жалить, как это делают комары, но не в состоянии причинить человеку настоящие неприятности. Мы продвинемся вперёд на двадцать километров в первый день, а после этого по пятьдесят километров в день — может быть, больше, в зависимости от сопротивления русских. Российские ВВС не представляют собой даже бумажного тигра. Мы можем уничтожить их или, по крайней мере, отогнать их с нашего пути. Русские начали перебрасывать свои механизированные войска к востоку от железной дороги, но мы нанесём удар нашими самолётами по железнодорожному узлу в Чите. Мы остановим их и, таким образом, защитим наш левый фланг до тех пор, пока не перебросим туда достаточное количество войск, чтобы создать там оборонительную стену.

— Вы уверены в победе, маршал Луо? — спросил Чанг. Разумеется, это был риторический вопрос.

— Мы захватим их новую золотую шахту через восемь дней, и ещё через десять наши войска выйдут к их нефтяным месторождениям, — предсказал маршал, словно описывая, сколько времени потребуется для постройки нового дома.

— Значит, вы готовы?

— Полностью, — подтвердил Луо.

— Сегодня ожидайте звонка от президента Райана, — предупредил премьер-министра министр иностранных дел Шен.

— Что он скажет? — спросил Ху.

— Он обратится к вам с личным призывом остановить войну, прежде чем она начнётся.

— Если он обратится с таким призывом, что я должен ответить?

— Пусть ваш секретарь скажет, что вы беседуете с народом, — посоветовал Чанг. — Нет смысла разговаривать с дураком.

Министр Шен не во всем был согласен с политикой своего государства, но всё-таки кивнул. Это, по-видимому, лучший способ избежать личного разговора, который Ху не сможет провести достаточно хорошо. Его министерство все ещё пыталось определить, как следует обращаться с американским президентом. Райан так отличался от остальных глав правительств, что им по-прежнему было трудно понять, как с ним говорить.

— Как мы ответили на их ноту? — спросил Фанг.

— Мы не дали им официального ответа, — сказал ему Шен.

— Меня беспокоит, что они могут назвать нас лжецами, — сказал Фанг. — По моему мнению, это будет нехорошо.

— Ты слишком часто беспокоишься, Фанг, — заметил Чанг с жестокой улыбкой.

— Нет, в этом он прав, — сказал Шен, защищая своего коллегу. — Нации должны верить словам друг друга, иначе никакие отношения между ними невозможны. Товарищи, мы должны помнить, что после окончания войны наступит послевоенный период, во время которого мы должны быть в состоянии восстановить нормальные отношения со всеми странами мира. Если они будут рассматривать нас как изгоев, это будет трудно.

— Это разумное предложение, — заметил Ху, впервые высказывая собственное мнение. — Итак, я не приму звонка из Вашингтона, и, Фанг, я не позволю Америке называть нас лжецами.

— Есть ещё одно предложение, — сказал Луо. — Русские начали высотные разведывательные полёты на своей стороне границы. Я предлагаю сбить следующий самолёт и сказать, что их самолёты вторгаются в наше воздушное пространство. Вместе со всеми другими планами мы можем использовать это как провокацию с их стороны.

— Отлично, — заметил Чанг.

* * *
— Что нам предстоит дальше? — спросил Джон.

— Он находится в этом здании, — объяснил генерал Кириллин. — Группа захвата готова подняться в его квартиру и арестовать его. Хотите присутствовать при этом?

— Конечно, — кивнул Кларк. Он и Чавез были одеты в свои маскировочные костюмы «ниндзя», абсолютно чёрные, а также бронежилеты, что показалось им несколько театральным, но русские заботились о своих гостях, и это включало беспокойство об их безопасности. — Как вы организовали это?

— У нас четыре человека в соседней квартире. Мы не ожидаем никаких трудностей, — сказал им Кириллин. — Прошу следовать за мной.

— Напрасная трата времени, Джон, — сказал по-испански Чавез.

— Это верно, но они хотят сделать это безупречно. — Они последовали за Кириллиным и младшим офицером к лифту, который поднял их на нужный этаж.

Быстрый взгляд убедил их, что коридор пуст, и они пошли тихо, как кошки, к занятой квартире.

— Мы готовы, товарищ генерал, — сказал старший офицер спецназа, майор, своему командиру. — Наш друг сидит в кухне, обсуждая детали со своим другом. Они решают, как убить президента Грушевого завтра по дороге к парламенту. Выстрелом из снайперской винтовки, — закончил он, — с восьмисот метров.

— Вы, парни, все принимаете во внимание, — заметил Кларк. Восемьсот метров достаточно близко для хорошего снайпера, особенно при стрельбе по медленно движущейся цели, такой, как человек, идущий пешком.

— Действуйте, майор, — приказал Кириллин.

Получив приказ, группа из четырех человек вышла в коридор. Они были одеты в костюмы «Радуги» из чёрного номекса и несли оружие, которые передал им Кларк и его люди, — немецкие автоматы МР-10 и пистолеты «беретта» калибра 0,45, а также портативные рации компании «Е-системз». Кларк и Чавез были одеты точно так же, но не были вооружены. «Вероятно, причина, по которой Кириллин пригласил нас присутствовать при захвате, — подумал Джон, — заключалась в том, чтобы показать, как хорошо его люди овладели уроками „Радуги“. Это было достаточно справедливо». Русские были готовы. В их крови пульсировал адреналин, но они не нервничали, просто находились в необходимом состоянии напряжения.

Командир группы прошёл по коридору к двери квартиры Суворова. Его подрывник провёл тонкую линию детонирующего шнура вдоль краёв двери и отошёл назад, ожидая команды майора.

— Огонь, — сказал ему майор…

…и прежде чем мозг Кларка успел зарегистрировать команду, состоящую из одного слова, коридор наполнился грохотом взрыва, который послал дверь из цельного пласта дерева внутрь квартиры со скоростью триста футов в секунду. Затем русский майор и лейтенант бросили в квартиру оглушающие и ослепляющие гранаты, целью которых было дезориентировать всех, находящихся там с оружием в руке. Взрыв был достаточно оглушительным для Кларка и Чавеза, которые знали, чего ожидать, и прижали ладони к ушам. Русские ворвались в квартиру парами, в точности как их учили, и изнутри не донеслось ни единого звука, кроме вопля где-то в коридоре от жильца, которого не предупредили о предстоящей операции. Джон Кларк и Доминго Чавез осталисьстоять в коридоре, пока из квартиры не появилась чья-то рука и не сделала жест, приглашающий их войти.

Внутренность квартиры представляла собой хаос, которого и следовало ожидать.

Наружная дверь годилась теперь только для растопки и зубочисток, а картины, украшающие стену, продолжали украшать её, но без стекла в рамах. На синем диване виднелся ожог с правой стороны, а ковёр, лежащий на полу, получил кратер от одной из гранат.

Суворов и Суслов сидели в кухне, всегда являющейся сердцем русского дома. Благодаря этому они оказались далеко от взрывов и не пострадали, но были потрясены, как и следовало ожидать. Нигде не было видно оружия, что удивило русских, но не Кларка, и оба предполагаемых преступника лежали сейчас лицом вниз на кафельном полу, с руками в наручниках за спиной, и оружие офицеров группы захвата находилось недалеко от головы каждого.

— Привет, Климентий Иванович, — сказал генерал Кириллин. — Нам нужно поговорить.

Старший из двух мужчин, лежащих на полу, никак не реагировал на слова генерала. Во-первых, он ещё не был в состоянии говорить, и, во-вторых, он знал, никакой разговор не улучшит ситуацию, в которой он очутился. Из всех зрителей, находящихся в квартире, только Кларк испытывал чувство сожаления по отношению к нему.

Достаточно трудно вести тайную операцию. Но когда эта операция проваливается — подобное никогда не случалось с Джоном, но он думал об этом достаточно часто, — такой ситуации не позавидуешь. Особенно в этой стране, хотя она больше не была Советским Союзом. Суворов мог утешать себя мыслью, что его положение могло быть и хуже. Впрочем, не намного хуже, Джон в этом не сомневался. Настало время, когда ему следовало что-то сказать русским коллегам.

— Операция проведена отлично, майор. Слишком много взрывчатки, но мы все делаем это. Я говорю об этом своим людям почти каждый раз.

— Спасибо, генерал Кларк. — На лице майора, руководящего группой захвата, появилась улыбка, но не слишком заметная, потому что он старался казаться невозмутимым перед своими подчинёнными. Они только что провели первую настоящую операцию в своей жизни, и, несмотря на то что все были довольны, им хотелось показать, что, разумеется, мы сделали все как надо. Это было вопросом профессиональной гордости.

— Итак, Юрий Андреевич, что будет с ними дальше? — спросил Джон на своём лучшем русском языке.

— Их допросят по обвинению в попытке совершить убийство и в заговоре с целью совершения убийства, а также в государственной измене. Полчаса назад мы арестовали Конга, и он ничего не скрывает, — добавил Кириллин, хотя это не было правдой. Суворов может не поверить ему, но подобное заявление поставит его в неприятное положение. — Уведите их! — приказал генерал. Как только приказ был выполнен, офицер ФСБ вошёл в квартиру, включил компьютер и начал внимательно изучать его. Программу защиты, установленную Суворовым, удалось обойти, потому что они знали ключ к ней. Этому помог «жучок», установленный на клавиатуре несколько дней назад.

— Кто вы? — спросил незнакомец в штатском.

— Джон Кларк, — был удивлённый ответ на русском языке.

— А вы?

— Провалов. Я капитан милиции, расследующий убийство.

— Ах да, убийство ракетой из гранатомёта?

— Совершенно верно.

— Полагаю, это и есть ваш преступник.

— Да, убийца.

— Гораздо хуже, чем просто убийца, — сказал Чавез, вступая в разговор.

— Нет ничего хуже, чем убийство, — ответил Провалов, как и надлежало капитану милиции.

Чавез смотрел на вещи более практично.

— Может быть. Это зависит от того, понадобится ли вам бухгалтер для подсчёта мёртвых тел.

— Итак, Кларк, что вы думаете о нашей операции? — спросил Кириллин, стремясь получить одобрение американца.

— Она проведена идеально. Это была простая операция, но осуществлённая без ошибок. Ваши парни многому научились, Юрий. Они быстро овладевают нужными навыками и работают напряжённо. Они готовы заняться обучением ваших людей, занимающихся специальными операциями.

— Да, я взял бы любого из них на задание, — согласился Динг. Кириллин просиял при этой новости, хотя в ней не было ничего удивительного.

Глава 50Гром и молния

— Они арестовали его, — сообщил Райану Мюррей. — Наш друг Кларк присутствовал при этом. Чертовски благородно со стороны русских.

— Просто хотят быть нашими союзниками, а «Радуга» — часть НАТО. Ты считаешь, что этот тип все расскажет?

— Скорее всего будет петь, как канарейка, — предсказал директор ФБР. — Правило Миранды так и не добралось до России, Джек, а техника их допроса немного жёстче нашей. Как бы то ни было, они могут передать информацию о поимке китайского агента по телевидению, пробудить ненависть народа. Итак, босс, эта война начнётся или её удастся остановить?

— Мы пытаемся остановить её, Дэн, но…

— Да, я понимаю, — сказал Мюррей. — Иногда главы правительств ведут себя, как уличные бандиты. Только у них пистолеты побольше.

«У этой банды есть термоядерные бомбы», — подумал Джек. О таких вещах не принято говорить сразу после завтрака. Мюррей положил трубку, и Райан посмотрел на часы. Пора. Он нажал кнопку интеркома:

— Эллен, вы не могли бы зайти ко мне?

На это потребовались обычные пять секунд.

— Да, господин президент.

— Мне нужно одну, и пора звонить в Пекин.

— Да, сэр. — Она передала Райану сигарету «Виргиния слимс» и вернулась в приёмную.

Райан увидел, как зажёгся огонёк на телефоне, и закурил сигарету. Его обращение к премьер-министру Ху было хорошо отработано, поскольку он знал, что у китайского лидера рядом находится хороший переводчик. Он также знал, что Ху будет все ещё в своём кабинете. В течение последних нескольких дней он работал до позднего вечера — было нетрудно догадаться, по какой причине. Таким образом, пройдёт меньше тридцати секунд, телефон китайского премьера зазвонит, затем Эллен Самтер будет говорить с оператором на другом конце канала — у китайцев круглые сутки работали телефонистки на коммутаторе вместо секретарей, как в Белом доме, — и звонок достигнет премьера. Так что ещё тридцать секунд, и затем Джек постарается объяснить ситуацию Ху: давайте пересмотрим это дело, приятель, иначе случится что-то нехорошее. Плохое для вашей страны. Плохое для нашей.

Наверно, для вашей это будет хуже. Микки Мур обещал что-то под названием гипервойны, и это будут по-настоящему плохие новости для кого-то не готового к этому. Огонёк на телефоне продолжал гореть, но Эллен не говорила, что канал связи готов… почему? Ху все ещё у себя в кабинете. Предполагалось, что посольство США в Пекине будет следить за ним. Райан был уверен, что они знают свою работу. Это было так же просто, как поставить сотрудника посольства — наверно, офицера ЦРУ — на улице с сотовым телефоном и поручить ему следить за освещёнными окнами кабинета. Затем он доложит в посольство, у которого линия связи с Туманной долиной, в которой много открытых каналов связи с Белым домом. Но вдруг огонёк на телефоне погас, и раздался голос в интеркоме:

— Господин президент, они говорят, что его нет у себя в кабинете, — сказала миссис Самтер.

— Вот как? — Райан глубоко затянулся. — Свяжитесь с Государственным департаментом, пусть они подтвердят, где он находится.

— Сейчас, господин президент. — Сорок секунд тишины. — Господин президент, посольство говорит, что, насколько им известно, он у себя в кабинете.

— А его люди говорят…

— Они говорят, что его нет, сэр.

— Когда он вернётся?

— Я спросила. Мне ответили, что не знают.

— Проклятье, — выдохнул Райан. — Соедините меня с Государственным секретарём Адлером.

— Слушаю, Джек, — ответил Государственный секретарь через несколько секунд.

— Он уклоняется от разговора со мной, Скотт.

— Ху?

— Да.

— Ничего удивительного. Они — китайское Политбюро — не доверяют ему говорить с тобой без письменного текста.

«Точно как у нас», — подумал Райан со смесью ярости и юмора.

— О'кей, что это означает, Скотт?

— Ничего хорошего, Джек, — ответил Адлер. — Ничего хорошего.

— Так что нам делать теперь?

— С дипломатической точки зрения, мы не можем ничего предпринять. Мы послали китайцам жёсткую ноту, и они не ответили на неё. Наша позиция по отношению к ним и русской ситуации яснее некуда. Они знают, о чём мы думаем. Если они не хотят говорить с нами, это значит, что наша точка зрения их больше не интересует.

— Проклятье.

— Совершенно верно, — согласился Государственный секретарь.

— Значит, по твоему мнению, мы не можем остановить их.

— Да.

— Я перезвоню тебе. — Райан перешёл на другой канал и вызвал министра обороны.

— Слушаю, — ответил Тони Бретано.

— Похоже, это всё-таки произойдёт, — сказал ему Райан.

— О'кей, я оповещу всех главнокомандующих.

В течение нескольких минут телеграммы с кодом «Молния» были посланы каждому главнокомандующему независимых родов войск. Их было много, но в данный момент самым важным был главнокомандующий Тихоокеанским театром адмирал Барт Манкузо в Перл-Харбор. Было чуть больше трех ночи, когда STU, стоящий рядом с его кроватью, начал пищать.

— Адмирал Манкузо слушает, — сказал он, проснувшись больше чем наполовину.

— Сэр, докладывает дежурный офицер. Мы получили предупреждение о войне из Вашингтона. Китай.

«Ожидается начало военных действий между КНР и Российской Федерацией в течение ближайших двадцати четырех часов. Приказываю принять все меры, необходимые для обеспечения безопасности ваших соединений».

Подписано Бретано, министр обороны, сэр, — доложил капитан-лейтенант.

Манкузо уже стоял на обеих ногах на полу своей спальни.

— О'кей, оповестите мой штаб. Я буду там через десять минут.

— Слушаюсь, сэр.

Главный старшина, приписанный к его служебной машине, уже стоял у парадного подъезда. Манкузо заметил присутствие четырех вооружённых морских пехотинцев. Старший из них поднял руку в салюте, остальные трое внимательно смотрели по сторонам, ожидая возможной угрозы, которой скорее всего не было… но могла быть.

Через несколько минут адмирал Манкузо вошёл в свою штаб-квартиру на вершине холма, перед окнами которой открывалась морская гавань. Бригадный генерал Лар был уже там, ожидая его.

— Как ты успел приехать так быстро? — спросил его главнокомандующий Тихоокеанским театром.

— Просто был поблизости, адмирал, — ответил начальник разведывательного управления. Он последовал за Манкузо в его кабинет.

— Что происходит?

— Президент попытался позвонить премьер-министру Ху, но тот не принял звонка. Это плохой знак со стороны наших китайских братьев, — заметил руководитель разведывательной службы.

— О'кей, чем занимается Джон Чайнамэн?

— Почти ничем в районе нашего непосредственного интереса, но он сконцентрировал и развернул чертовски большие силы в военном округе Шеньян, причём большинство прямо на берегу реки Амур.

Лар поставил стойку с картой и начал водить рукой по прозрачному покрытию, на котором было нанесено множество красных значков. Впервые на своей памяти Манкузо увидел, что русские части помечены голубым цветом, который является «дружеским». Это было настолько удивительно, что он даже удержался от комментариев.

— А что делаем мы?

— Мы перебрасываем в Сибирь большое количество самолётов. Истребители и штурмовики базируются вот здесь, в Сантаре. Разведывательные самолёты — в Жиганске. Беспилотные «Тёмные звезды» скоро начнут свои разведывательные полёты. Впервые мы используем их в настоящей войне, и ВВС очень рассчитывает на них. У нас есть спутниковые фотографии, на которых видно, где расположены китайские формирования. Они замаскировали своё тяжёлое вооружение, но антенны радиолокационного спутника «Лакросс» видят сквозь камуфляжную сетку.

— И что дальше?

— Китайцы сконцентрировали здесь больше полумиллиона человек, пять механизированных армий класса «А». В каждую армию входят одна бронетанковая дивизия, две механизированных пехотных дивизии и одна мотострелковая, а также другие части, которые подчиняются непосредственно командующему армией. Развёрнутые соединения укомплектованы танками и бронетранспортёрами, достаточным количеством артиллерии, но небольшим числом вертолётов. Воздушные части подчиняются другому командованию. Командная структура координации воздушных и наземных частей у китайцев не так чётко отработана, как следовало бы, и их военно-воздушные силы недостаточно хороши по нашим стандартам, но численно превышают русские. В численном отношении китайские наземные формирования имеют колоссальное преимущество по сравнению с русскими. У русских есть пространство, на котором они могут маневрировать, но если произойдёт решительное сражение, то НОА одержит победу.

— А в море?

— Их военно-морские силы находятся сейчас главным образом в гаванях, но снимки со спутников показывают, что они готовятся к выходу в море. Я предполагаю, что часть их военных кораблей выйдет из гаваней. Думаю, что они будут находиться недалеко от них, занимая оборонительную позицию, развернув корабли так, чтобы ничто не смогло угрожать их побережью.

Манкузо не приходилось спрашивать о том, где находятся его корабли. После предупреждений на прошлой неделе Седьмой флот почти весь вышел в море. Его авианосцы направлялись на запад. Шесть его субмарин находились у китайского берега, и надводные корабли тоже были наготове. Если военно-морские силы НОА захотят затеять с ними игру, они пожалеют об этом.

— Полученные приказы?

— В настоящий момент только самооборона, — сказал Лар.

— О'кей, надводные корабли не будут приближаться к китайскому побережью ближе двухсот пятидесяти миль. Держите авианосцы ещё на сто миль дальше. Подводные лодки могут сближаться и следовать за китайскими субмаринами как им угодно, но не вступать в вооружённое противостояние, если только их не атакуют, и я не хочу, чтобы китайцы сумели обнаружить наши субмарины. У китайцев есть один разведывательный спутник. Я не хочу, чтобы он обнаружил наши корабли. — Укрываться от одного разведывательного спутника совсем просто, поскольку его курс и скорость легко предсказуемы. Можно ускользнуть от наблюдения и двух спутников. Но когда их число достигает трех, ситуация становится трудной.

* * *
На военно-морском флоте день никогда не начинается, потому что он никогда не кончается. Однако на корабле, стоящем на деревянных блоках в сухом доке, все обстояло по-другому. Разумеется, речь шла не о восьмичасовом рабочем дне, а о почти полугражданской работе, когда большинство личного состава жили дома и каждое утро (большей частью) приезжали на работу. В принципе это было профилактическое обслуживание, которое являлось одной из религий военно-морского флота. То же самое относилось и к Алу Грегори. Он жил в мотеле в Норфолке и приезжал на арендованном автомобиле, посылая воздушный поцелуй копу в сторожке, который пропускал всех. Когда-то у ворот стояли вооружённые морские пехотинцы, но их убрали, после того как с кораблей военно-морского флота было снято тактическое ядерное оружие. Ядерные ракеты все ещё хранились на складе вооружения в Йорктауне, потому что боеголовки «Трайдент» ещё не успели разобрать в Пантексе, штат Техас, и некоторые по-прежнему занимали свои почти пустые бункеры на Йорк-Ривер, ожидая перевозки на запад для окончательного захоронения. Но только не в Норфолке, и корабли охранялись главным образом матросами, вооружёнными пистолетами «беретта-М9», которыми они умели — или не умели — пользоваться. Такой была обстановка на крейсере «Геттисберг», моряки которого знали Грегори в лицо и пропускали на корабль с приветствием и улыбкой.

— Привет, док, — сказал главный старшина Лик, когда штатский учёный вошёл в боевой информационный центр, и показал на электрическую кофеварку. Настоящим топливом военно-морского флота был кофе, а не очищенная нефть, по крайней мере там, где это касалось главных старшин.

— Ну что, произошло что-нибудь хорошее?

— Сегодня они собираются ставить нам новое колесо.

— Колесо?

— Винт, — объяснил Лик. — Контролируемый шаг, реверсивный винт, сделанный из высококачественной марганцевой бронзы. Их делают, по-моему, в Филадельфии. Интересно наблюдать за тем, как винт устанавливают, если только этого монстра не уронят.

— Как относительно вашей мастерской с игрушками?

— Функционирует полностью, док. Последняя панель поставлена на место за двадцать минут, правда, мистер Олсон? — Главный старшина обратился к своему помощнику, офицеру БИЦ, который вышел из темноты на освещённое место. — Познакомьтесь, мистер Олсон. Это доктор Грегори из ТРВ.

— Привет, — сказал молодой офицер, протягивая руку. Грегори пожал её.

— Дартмут, верно?

— Да, физика и математика. Вы?

— Уэст-Пойнт и Стоуни-Брук, математика, — сказал Грегори.

— Гудзон-Хай? — спросил главный старшина. — Вы никогда не говорили мне об этом.

— Черт побери, я даже окончил школу рейнджеров, — сказал он удивлённым морякам. Люди часто смотрели на него и думали «пусси». Ему нравилось удивлять их. — И ещё школу парашютистов. Девятнадцать прыжков, давным-давно, когда я был молодым и глупым.

— А потом вы занимались Стратегической оборонной инициативой, насколько мне известно, — заметил Олсон, наливая себе кофе из электрокофеварки БИЦ. Чёрный кофе, который варили в отсеке механиков, был традиционно лучшим на любом корабле, но и этот был отличным.

— Да, провёл там много лет, но СОИ постепенно затухла, и ТРВ завербовало меня перед тем, как я стал лётчиком. Когда вы учились в Дартмуте, Боб Джестроу руководил департаментом?

— Да, он тоже занимался СОИ, правда?

Грегори кивнул.

— Верно, Боб чертовски умный парень.

В его лексиконе «чертовски умный» означало, что он мог делать дифференциальное исчисление в уме.

— Чем вы занимаетесь в ТРВ?

— В настоящее время возглавляю проект по ракетам «земля-воздух», ещё с моей работы по СОИ, но они часто посылают меня заниматься и другой работой. Главным образом занимаюсь программным обеспечением и теоретическими расчётами.

— А сейчас играете с нашими ракетами «земля-воздух»?

— Да, занимаюсь изменением программного обеспечения для одной из проблем. Работа ведётся на компьютере, а следующим заданием будет переделка программного обеспечения для головок наведения Блок-IV.

— Как вы собираетесь сделать это?

— Идите сюда, покажу, — сказал Грегори. Вместе с Олсоном он подошёл к столу, за ними последовал главный старшина. — Фокус заключается в том, чтобы изменить отклонение лазера. Вот как работает программное обеспечение… — После этого началась дискуссия, продолжающаяся целый час. Главный старшина Лик наблюдал за тем, как профессиональный специалист по программному обеспечению объяснял стоящую перед ним задачу талантливому дилетанту. Далее им придётся убедить во всем этом офицера по боевым системам — «Вепса», — до того как смогут провести первое компьютерное моделирование, но Лику казалось, что Олсон уже практически убеждён в правильности этого. Затем им придётся ждать, когда корабль снова окажется в воде, чтобы убедиться, действительно ли работает эта химера.

* * *
Сон и вправду помог, сказал себе Бондаренко. Тринадцать часов, и он ни разу не проснулся даже для того, чтобы освободить мочевой пузырь. Значит, он действительно нуждался в передышке. Теперь он окончательно убедился, что полковник Алиев заслуживает генеральские звезды.

Он вошёл в комнату, где шло вечернее заседание его штаба, отлично чувствуя себя, пока не заметил выражения на лицах присутствующих.

— Какие новости? — спросил он, опускаясь в кресло.

— Ничего нового, — доложил полковник Толкунов, имея в виду разведывательные сведения. — На наших аэрофотографиях видно мало, но мы знаем, что они готовы к вторжению и по-прежнему не пользуются радиосвязью. Можно предположить, что у них проложено много телефонных линий. Я получил сообщения о людях на вершинах южных холмов с биноклями. Это все. Но они готовы, и наступление может начаться в любой момент — ах да, вот это только что прибыло из Москвы, — сказал полковник.

«Федеральная служба безопасности арестовала К.И. Суворова по подозрению в заговоре, целью которого является убийство президента Грушевого».

— Что? — спросил Алиев.

— Всего лишь одна строчка в депеше безо всякого объяснения. Это может означать что угодно, но ничего хорошего, — сказал начальник разведки. — Пока ничего определённого.

— Попытка нарушить деятельность нашего политического руководства? Это начало войны, — произнёс Бондаренко. Он решил, что сам свяжется с Сергеем Головко и потребует разъяснения. — Оперативная ситуация? — спросил он.

— 265-я мотострелковая дивизия в полной боевой готовности. Наши радиолокационные станции ПВО включены и функционируют. Истребители-перехватчики патрулируют воздушное пространство в двадцати километрах от границы. Пограничные части в полной боевой готовности, и резервные формирования…

— Как вы назвали эту операцию? — спросил командующий.

— БОЯРИН, — ответил полковник Алиев. — Мы развернули три роты моторизированной пехоты для эвакуации пограничников в случае необходимости, остальные покинули свои базы и движутся по направлению к Неверу. Они занимались стрельбами весь день.

— И?

— Для резервистов результаты удовлетворительные, — ответил Алиев. Бондаренко не спросил у него, что это значит, отчасти потому, что боялся получить ответ.

— Мы можем сделать что-нибудь ещё? Мне нужны предложения, товарищи, — сказал генерал Бондаренко. Но все покачали головами. — Хорошо. Я сейчас поужинаю. Если что-нибудь случится, немедленно доложите мне. Что угодно, товарищи. — Присутствующие дружно кивнули. Он встал и вернулся в свой кабинет. Там генерал подошёл к телефону.

— Добрый день, генерал, — сказал Головко. В Москве была ещё середина рабочего дня. — Как дела у вас?

— Ситуация напряжённая, товарищ директор. Что вы можете сказать мне о попытке совершить покушение на президента?

— Сегодня утром мы арестовали некоего Суворова. Сейчас мы допрашиваем его и ещё одного подозреваемого, который был с ним. Мы считаем, что он является агентом китайского Министерства государственной безопасности и что он участвовал в заговоре с целью убийства Эдуарда Петровича.

— Таким образом, вдобавок к вторжению они также собираются вывести из строя наше политическое руководство?

— Похоже на это, — мрачно согласился Головко.

— Почему нам не передали более полную информацию? — спросил главнокомандующий Дальневосточным округом.

— Неужели вас не информировали? — удивился директор СВР.

— Нет! — почти выкрикнул Бондаренко.

— Это была ошибка. Извините, Геннадий Иосифович. Теперь скажите мне: вы готовы?

— Все наши части в полной боевой готовности, но соотношение сил исключительно неблагоприятно.

— Вы сможете остановить китайцев?

— Если получу подкрепление, то, возможно, смогу. Если вы не вышлете подкрепления, скорее всего нет.

— В настоящий момент три мотострелковые дивизии погружены на поезда и пересекают Урал. Мы направили вам дополнительные военно-воздушные силы, и начали прибывать американцы. Какой у вас план?

— Я не буду пытаться остановить их на границе. Это просто приведёт к уничтожению всех моих войск без какого-либо успеха. Я позволю китайцам войти внутрь тайги и дам им возможность двинуться на север. Я буду наносить им стремительные удары, и когда они углубятся далеко внутрь страны, я убью тело змеи и буду следить, как умирает голова. Если, конечно, вы пришлёте мне подкрепления, в которых я нуждаюсь.

— Мы занимаемся этим. Нам помогают американцы. Одна из американских бронетанковых дивизий приближается к Польше по железной дороге. Мы пошлём их прямо к вам.

— Что это за дивизия?

— Первая танковая дивизия, ею командует чернокожий генерал Диггз.

— Марион Диггз? Я знаю его.

— Вот как?

— Да, он возглавлял Национальный тренировочный центр, а также командовал их войсками, которые они развернули в Саудовском королевстве в прошлом году. Он блестящий генерал. Когда они приедут?

— Думаю, через пять дней. Три русские мотострелковые дивизии прибудут раньше американцев. Этого будет достаточно, Геннадий?

— Я не знаю, — ответил Бондаренко. — Мы ещё не сталкивались с китайцами. Больше всего меня беспокоят их военно-воздушные силы. Если они нанесут удар по нашему железнодорожному узлу в Чите, развернуть подкрепления будет трудно. — Бондаренко замолчал. — Мы можем передвигать наши силы с запада на восток, но, чтобы остановить китайцев, нам нужно перебросить войска к северо-востоку от места вторжения. Скорее всего это будет гонка, кто быстрее продвинется на север. Китайцы постараются использовать пехоту, чтобы защитить левый фланг своего наступления. Я хорошо готовил своих людей. Но мне нужно больше времени и больше солдат. Есть ли способ замедлить их наступление политическими средствами?

— Все политические попытки китайцы игнорируют. Они делают вид, что ничего не происходит. Американцы попробовали связаться с ними, чтобы убедить их остановиться, но это ни к чему не привело.

— Таким образом, решать исход войны будет сила оружия?

— Наверно, — согласился Головко. — Вы наш лучший генерал, Геннадий Иосифович. Мы полагаемся на вас и окажем вам всю поддержку, на которую способны.

— Хорошо, — ответил генерал и подумал, будет ли этого достаточно. — Я буду информировать вас о событиях, происходящих здесь.

Генерал Бондаренко знал, что настоящий генерал — из числа тех, которых показывают в кино, — должен был теперь есть вместе с солдатами их паек, но нет, он будет есть самую лучшую пищу, доступную в этих местах, потому что ему нужно сохранить силы, а фальшивая скромность всё равно не произведёт впечатления на его солдат. Он воздерживался от алкоголя, в отличие от его сержанта и рядовых. Русский солдат любит водку, а резервисты привезли с собой, наверно, собственные запасы, чтобы выдержать холод сибирских ночей. Он мог выпустить приказ, запрещающий употребление алкоголя, но не было никакого смысла в приказе, на который всё равно мало кто обратит внимание.

Это только подорвёт дисциплину, а дисциплина была сейчас необходима. Сами солдаты должны убедиться в необходимости воздерживаться от водки. Великая неизвестность, как думал об этом Бондаренко. Когда Гитлер вторгся в Россию в 1941 году — обычные люди, жители, населявшие страну, восстали против него со свирепой решительностью. С первого дня войны смелость русских солдат заставила немцев задуматься. Боевая подготовка русских могла уступать немецкой подготовке, но только не смелость. Бондаренко нужно было и то и другое; искусный человек не так уж нуждается в храбрости, потому что искусство победит то, чему храбрость только бросит вызов. Подготовка. Все упиралось в подготовку. Он мечтал подготовить своих солдат так, как готовили своих солдат американцы. Самое главное, нужно было заставить их думать — убедить их думать. Думающий немецкий солдат едва не уничтожил Советский Союз. Насколько это было близко, никогда не показывали в кино, и даже в Генеральном штабе было трудно узнать об этом. Но три раза немцы были чертовски близки к победе, и по какой-то причине боги войны все три раза становились на сторону матушки-России.

Что сделают сейчас боги войны? В этом заключался вопрос. Решат ли его люди поставленную перед ними задачу? Будут ли его умение и воинские знания достаточны для победы? Запомнят его имя, за победу или за поражение, а не имена безымянных солдат с автоматами АК-74 в руках или управляющих танками и бронетранспортёрами. Геннадий Иосифович Бондаренко, генерал армии, командовавший войсками в войне с китайцами на Дальнем Востоке, был он героем или глупцом? Первое или второе окажется правдой? Станут будущие курсанты военных училищ изучать его действия и качать головой, удивляясь его глупости или восхищаясь его блестящими манёврами?

Насколько было бы лучше снова стать полковником, воевать вместе с солдатами своего полка, даже держать в руках автомат, как он поступил в Душанбе столько лет назад, принимать личное участие в бою и стрелять во врагов, которых он видит собственными глазами. Воспоминания снова вернулись к нему, бой с афганцами, защита этого здания в снегу и темноте. В тот день он завоевал свои боевые награды, но ордена всегда остаются в прошлом. Его уважали за них, даже соратники, за красивые ленты и металлические звезды и медали, но что они означают в действительности? Сумеет ли он найти в себе мужество, необходимое, чтобы стать командиром? Он не сомневался, что такое мужество найти труднее, чем то, которое основывалось на простом инстинкте выживания, возникавшем при виде выражения на лицах вооружённых людей, собирающихся отнять у тебя жизнь.

Было так просто смотреть в неопределённое будущее с уверенностью, знать, что следует сделать, высказывать предложения и настаивать в мирном конференц-зале. Но сегодня он находился у себя в кабинете, командуя большой бумажной армией, которая противостояла реальной армии, состоящей из людей и стали, и если ему не удастся справиться с ней, его имя будет проклято навсегда. Историки изучат его характер и его биографию и скажут: да, он был храбрым полковником и даже неплохим военным теоретиком, но когда он столкнулся с настоящим сражением, он не смог справиться с поставленной перед ним задачей. А если он потерпит неудачу, погибнут люди и страна, которую он поклялся защищать тридцать лет назад, понесёт потери, если не от его руки, то от допущенной им слабости.

Генерал Бондаренко смотрел на стоящую перед ним тарелку с едой и не мог есть, только двигал вилкой пищу по тарелке и мечтал о стакане водки, пить которую запрещал его характер.

* * *
Генерал Пенг Хи-Вонг заканчивал то, что, как он полагал, будет последней нормальной едой на несколько будущих недель. Он будет мечтать о продолговатых зёрнах риса, не входящих в солдатский паек, — он не знал, почему это происходило: генерал, который руководил промышленной империей, снабжавшей рационами солдат, воюющих на переднем крае, не объяснил ему этого, хотя Пенг не сомневался, что сам генерал никогда не пробовал эту ужасную пищу. Для этого у него были подчинённые, проверявшие пищу пайков на вкус. Пенг закурил сигарету, как он обычно поступал после ужина, и с удовольствием выпил глоток рисовой водки. Этот глоток тоже будет последним на несколько недель. Закончив свой последний предвоенный ужин, Пенг встал и надел гимнастёрку. Золотые погоны на плечах показывали его высокий ранг: три звезды и венок.

У входа в его трейлер ждали подчинённые. Когда он вышел из трейлера, они вытянулись по стойке «смирно» и, как один, салютовали ему. Пенг вернул их салют.

Впереди них стоял полковник Ва Ченг-Гонг, начальник его оперативного управления.

Ва получил подходящее имя. Ченг-Гонг означало «успех».

— Итак, Ва, мы готовы?

— Полностью готовы, товарищ генерал.

— Тогда поедем и посмотрим. — Пенг шёл впереди всех к своему служебному штабному бронетранспортёру. Внутри было тесно, даже для некрупных людей, потому что повсюду стояли ряды радиопередатчиков, работающих на частотной модуляции. От них вверх поднимались десятиметровые антенны по четырём углам генеральской машины. Едва хватало места для складного стола с картой, но боевой штаб генерала Пенга будет работать здесь, даже когда бронетранспортёр устремится вперёд.

Водитель и стрелок у пулемёта в башне были младшими офицерами, а не рядовыми солдатами. Дизель с турбонагнетателем включился сразу, и бронетранспортёр рванулся к линии фронта. Внутри складной столик был уже разложен, на нём лежала карта, и начальник оперативного управления показывал место, где они сейчас находятся, и направление движения людям, которые уже знали это. Большой люк на крыше был открыт, чтобы табачный дым выходил наружу. Каждый офицер внутри курил.

* * *
— Слышали? — Старший лейтенант Валерий Михайлович Команов высунул голову из верхнего люка танковой башни, которая являлась вершиной его бункера. Это была башня старого — древнего — танка ИС-3. Когда-то она была самой пугающей частью самого тяжёлого в мире танка. Сейчас эта башня могла только поворачиваться. Её и без того толстая броня была дополнительно усилена двадцатью сантиметрами приваренной стали. Являясь частью бункера, она поворачивалась всего лишь чуть медленнее, чем у самого танка, двигатель которого был в лучшем случае слабоват для такой махины. Однако длинная 122-мм пушка по-прежнему действовала исправно. Она действовала здесь даже лучше, потому что под ней было не тесное пространство танкового корпуса, а просторное бетонное помещение, которое позволяло экипажу свободно двигаться и поворачиваться. Такое устройство почти в два раза сократило скорость перезарядки орудия, да и точность стрельбы от этого ничуть не пострадала, потому что на башне был установлен более совершенный оптический прицел. Старший лейтенант Команов номинально считался танкистом, и его взвод состоял из двенадцати танков вместо штатных трех, потому что эти танки не могли двигаться. При обычных обстоятельствах его обязанности не были слишком уж напряжёнными, ведь ему приходилось командовать двенадцатью экипажами по шесть человек каждый, которым было некуда идти, кроме туалета, расположенного позади бункера. Его экипажи даже практиковались в стрельбе, стреляя в копию их бункера, находящегося в двадцати километрах. По сути дела, они практиковались теперь довольно часто по приказу нового командующего. Ни Команов, ни его люди не возмущались этим, потому что для каждого солдата в мире стрельба представляет развлечение. Чем больше орудие, тем интереснее процесс стрельбы. Их 122-мм танковые пушки обладали относительно невысокой начальной скоростью полёта снаряда, что компенсировалось его размерами. За последнее время они научились так метко стрелять, что сбивали башни со старых танков Т-55 одним выстрелом.

Сейчас была объявлена боевая тревога, которую их энергичный молодой лейтенант воспринимал с необходимой серьёзностью. Он даже заставлял своих солдат делать пробежку каждое утро за последние две недели, что не было любимым занятием для людей, привыкших сидеть внутри своих бетонных бункеров в течение двух лет обязательной армейской службы. Ему было нелегко поддерживать на необходимом уровне их боевую готовность. Солдаты, естественно, чувствовали себя в безопасности внутри подземных бетонных сооружений с толстой сталью наверху, окружённых кустами, благодаря которым их бункер был невидим уже на расстоянии в пятьдесят метров.

Их бункер был расположен в тылу остальных бункеров на южном склоне высоты 432 — её верхушка находилась на высоте 432 метров. Орудия были направлены на северный склон первого ряда холмов на берегу Амура. Эти холмы были намного ниже тех, в которые вкопаны их бункеры. В тех холмах тоже были бункеры, но они находились там, чтобы обмануть противника. Впрочем, разоблачить обман можно было только войдя внутрь, потому что они тоже увенчаны старыми танковыми башнями — в данном случае от поистине древних КВ-2, воевавших с фашистами до того, как эти могучие машины оставили ржаветь на берегу Амура в бетонных бункерах. Дополнительная высота холмов означала, что они могут смотреть в Китай, чья территория начиналась меньше чем в четырех километрах. Это было достаточно близко, чтобы слышать звуки в тихую ночь.

Особенно если звук, который они услышали, был рёвом нескольких сотен дизельных двигателей, включённых одновременно.

— Двигатели, — произнёс сержант Команова. — Гребаное множество двигателей.

Лейтенант спрыгнул с сиденья внутри башни и прошёл три метра до телефонного коммутатора. Он поднял трубку и нажал на кнопку, соединившую его с полковым командным пунктом, в десяти километрах к северу.

— Это пост Пять Шесть Альфа. Мы слышим рёв танковых двигателей к югу от нас. Похоже, их очень много.

— Видите что-нибудь? — спросил полковник.

— Нет, товарищ полковник. Но звук танковых двигателей отчётливо слышен.

— Хорошо. Держите меня в курсе событий.

— Слушаюсь, товарищ полковник. Конец связи.

Команов положил трубку. Его самый ближний к Амуру бункер был пост Пять Девять, на южном склоне первого ряда холмов. Он нажал кнопку, соединяющую его с этим бункером.

— Это лейтенант Команов. Вы видите или слышите что-нибудь?

— Мы ничего не видим, — ответил капрал. — Но слышим рёв танковых двигателей.

— Но ничего не видите?

— Ничего, товарищ лейтенант, — уверенно ответил капрал Владимиров.

— Вы готовы?

— Мы полностью готовы, — заверил его Владимиров. — Ведём наблюдение за югом.

— Держите меня в курсе событий, — приказал Команов безо всякой необходимости.

Его люди были настороже и готовы к бою. Он оглянулся вокруг. В его бункере было две сотни снарядов для главного орудия, и все находились в держателях, позволяющих легко доставать их. Его заряжающий и наводчик были на своих местах. Первый осматривал местность с помощью оптического прицела, более мощного, чем бинокль командира. Запасные члены экипажа находились на своих сиденьях, на случай если кто-нибудь будет ранен или убит. Задняя дверь, ведущая к туннелю, была открыта. В сотне метров от неё стоял восьмиколесный БТР-60, готовый увезти их из бункера, если возникнет необходимость. Впрочем, его люди не думали, что это понадобится. Их бункер был неприступен, не правда ли? Броня танковой башни достигала более полуметра, а сам бункер состоял из трех метров железобетона с метром грунта на нём.

К тому же они были спрятаны за кустом. Если вы не видите цель, вы не можете попасть в неё, правда? Ведь у китаезов были узкие косые глаза, которые видели недостаточно хорошо, верно? Подобно все солдатам в его экипаже, Команов был русским, из европейской части России, хотя под его командой было немало азиатов. Эта часть России представляла собой смесь национальностей и языков, хотя все владели русским, который выучили если не дома, то в школе.

— Движение, — сказал наводчик. — Движение на Рисовом хребте. — Так они называли первый ряд холмов на китайской стороне. — Это пехота.

— Ты уверен, что это пехотинцы? — спросил Команов.

— Полагаю, что это могут быть пастухи, но я не вижу баранов, товарищ лейтенант. — У наводчика было едкое чувство юмора.

— Слезай, — сказал лейтенант солдату, который занял его место у люка. Команов вернулся на сиденье командира. — Передайте мне головной телефон, — приказал он. Теперь он был соединён с телефонной сетью и мог говорить с любым из одиннадцати бункеров или командиром полка, просто нажимая кнопку микрофона. Но Команов ещё не надел наушники. Он хотел, чтобы его слух ничего не тревожило. Ночь была тихой, почти безветренной, дул только лёгкий бриз. Они находились на большом расстоянии от ближайшего поселения, и шум транспорта не нарушал тишину. Затем он направил бинокль на дальний ряд холмов. Да, были видны призрачные очертания движения, подобные раздуваемым ветром волосам. Но это были не волосы. Это могли быть только люди. И, как заметил его наводчик, это не были пастухи.

В течение десяти лет офицеры в пограничных бункерах добивались выдачи очков, позволяющих отчётливо видеть при слабом освещении, подобных тем, которые выдавались спецназу и другим элитным частям. Ответ всякий раз был отрицательным: такие очки были слишком дорогими для второстепенных частей. Пограничники видели такие приборы, только когда сюда приезжали специальные комиссии, и пограничники могли только пускать слюни, глядя на вожделенные оптические приборы. Нет, им следовало заставить свои глаза привыкать к темноте… словно они были кошками, подумал Команов. Зато все внутреннее освещение внутри бункеров было красным, и это помогало остроте зрения. Он запретил применение белых лампочек внутри постов ещё на прошлой неделе.

Двойники этой танковой башни выпускались начиная с конца 1944 года — ИС-3 продолжали производиться после этого в течение многих лет, словно никто не осмеливался прекратить производство чего-то с именем Иосиф Сталин на нём, подумал лейтенант. Некоторые танки ИС-3 использовались в конце войны в Германии, неуязвимые для любого оружия, производимого фрицами. И эти же танки причиняли серьёзную головную боль израильтянам с их американскими и английскими танками.

— Докладывает пост 50. Мы видим оживлённое движение, похоже это пехота, на северном склоне Рисового хребта. По нашей оценке, количество пехоты равняется примерно полку, — захрипело в наушниках.

— Сколько у нас фугасных снарядов? — спросил Команов.

— Тридцать пять, — доложил заряжающий.

Это было достаточное количество. Кроме того, в пределах досягаемости Рисового хребта находились пятнадцать тяжёлых 152-мм гаубиц МЛ-20. Они стояли на бетонных площадках рядом с массивными бункерами, наполненными снарядами. Команов посмотрел на часы. Почти половина четвёртого утра. Ещё девяносто минут, и начнёт рассветать. На небе не было ни единого облачка. Он поднял голову и увидел звезды, такие яркие, каких никогда не увидишь в Москве с её загрязнённой атмосферой. Нет, сибирское небо было ясным и чистым, и над его головой виднелся океан света, ещё более яркий из-за полной луны, все ещё висящей высоко над западным горизонтом. Он снова приложил бинокль к глазам. Да, на Рисовом хребте было заметно движение.

* * *
— Начинаем? — спросил Пенг.

— По вашей команде, — ответил Ва.

Пенг и его штаб находились впереди своих орудий, чтобы лучше видеть результаты артиллерийского огня.

* * *
Но в семидесяти тысячах футов над головой генерала Пенга летела «Мерилин Монро». Каждый из беспилотных самолётов «Тёмная звезда» имел написанное на нём имя, и, получив разрешение выбрать названия для высотных разведывательных самолётов, наземные команды выбрали имена звёзд кино, причём каждое из них, разумеется, было женским.

На носу этого беспилотного самолёта была искусно нарисована центральная страница из журнала «Плейбой» 1953 года, но глаза, смотревшие вниз с невидимого разведчика, были электронными и работавшими во множестве спектров, а не светло-голубыми. Внутри носовой части самолёта, сделанной из фибергласа, находилась направленная антенна, передававшая полученную информацию на спутник, откуда она поступала в самые разные точки на земной поверхности. Самой ближней был Жиганск, а самой дальней — Форт-Бельвуар, в Виргинии, рядом с Вашингтоном, округ Колумбия. Отсюда информация по оптиковолоконным кабелям устремлялась во множество секретных агентств. В отличие от большинства разведывательных систем, из беспилотного самолёта передавались чёткие изображения, напоминающие кадры кинофильмов в реальном времени.

— Похоже, они готовы к наступлению, — заметил старший сержант капитану, своему непосредственномуначальнику. Действительно, были видны солдаты, загоняющие снаряды в казённые части полевых орудий, за которыми следовали небольшие матерчатые мешочки, вмещающие метательные заряды.

— Сколько всего орудий, сержант? — спросил капитан.

— Чертовски много, сэр.

— Это я и сам вижу. Как относительно количества? — повторил вопрос офицер.

— Больше шестисот орудий, и это только в одном секторе, капитан. И ещё четыреста подвижных пусковых ракетных установок.

— Вы ещё не заметили самолётов?

— Нет, сэр. Китайцы ещё не летают ночью, по крайней мере, для бомбардировок.

* * *
— Орёл Семь Зебре, конец связи, — передал по радио в Жиганск старший диспетчер с АВАКСа.

— Зебра Семёрке, слышу вас пять на пять, — ответил майор, командующий наземной станцией.

— Видим вражеские самолёты, тридцать два, летят на север из Сипинга, полагаем, это «Сьерра-Униформ два-семь».

— Разумное предположение, — сказал майор на наземной станции своему командиру авиакрыла. — В Сипинге находится их 667-й полк. Это их лучшие самолёты, полковник.

— Как мы поступим, чтобы перехватить их?

— Наши русские друзья из Нелькана. Ближайшие американские птички далеко на севере, и у нас ещё нет приказа вступать в бой с китайскими самолётами, — ответил полковник. — О'кей, давайте сообщим русским.

— Орёл Семь Чёрному Ястребу Десять, видим китайские истребители в трех сотнях километров по направлению один-девять-шесть от вашей позиции, тридцать ангелов, скорость пятьсот узлов. Они все ещё над китайской территорией, но ненадолго.

— Понял, — отозвался русский капитан. — Дайте мне вектор.

— Рекомендуемый вектор перехвата два-ноль-ноль, — сообщил американский диспетчер. Он отлично говорил по-русски. — Поддерживают ту же скорость и высоту.

— Понял.

На радиолокационных дисплеях Е-ЗВ было видно, что русские Су-27 повернули на перехват китайских Су-27. Русские войдут в радиолокационный контакт примерно через девять минут.

— Сэр, это не выглядит хорошо, — сказал другой майор в Жиганске своему генералу.

— Тогда настало время предупредить их, — согласился генерал ВВС США с двумя звёздами на погонах. Он поднял трубку телефона, канал которого шёл к русскому региональному командному пункту. У них ещё не было времени проложить настоящий канал связи.

* * *
— Генерал, звонок из американской технической миссии в Жиганске, — сказал Толкунов.

— Генерал Бондаренко слушает.

— Привет, это генерал-майор Гас Уоллас. Мы только что установили здесь пост разведки и подняли беспилотный разведывательный самолёт над русской границей в… — Он зачитал координаты. — Мы видим, как китайцы готовятся открыть по вашим войскам артиллерийский огонь, генерал.

— Сколько орудий? — спросил Бондаренко.

— По нашим оценкам, до тысячи орудий. Я надеюсь, что ваши люди хорошо укрылись, приятель. Весь проклятый мир сейчас обрушится на них.

— Что вы можете предпринять, чтобы помочь нам? — спросил Бондаренко.

— Мой приказ гласит: не вступать в бой до тех пор, пока они не откроют огонь, — ответил американец. — Когда это произойдёт, я начну поднимать истребители, но у нас мало бомб. Сбрасывать почти нечего. Я поднял АВАКС, обеспечивающий поддержку вашим истребителям в районе Шулмана, но пока это все. Наш С-130 установит завтра канал связи, и тогда мы сможем передавать информацию прямо вам. Короче говоря, будьте наготове, генерал. Похоже, что китайцы вот-вот начнут наступление.

— Спасибо, генерал Уоллас. — Бондаренко положил трубку и посмотрел на свой штаб. — Он говорит, что сейчас начнётся наступление.

* * *
Наступление действительно началось. Первым увидел это старший лейтенант Команов.

Вереница холмов, которую его люди называли Рисовым хребтом, внезапно озарилась жёлтым пламенем, который мог быть только вспышками из стволов множества артиллерийских орудий.

— Началось, — сказал он своим людям. Неудивительно, что он держал голову над люком башни, чтобы лучше видеть происходящее. Лейтенант решил, что его голова представляет собой слишком маленькую цель. Перед тем как снаряды взорвались, он почувствовал действие выстрелов; по земле пронёсся гул, как при отдалённом землетрясении. Его заряжающий пробормотал:

— Проклятье! — По-видимому, это была общая реакция людей, находящихся в подобной ситуации.

— Соедините меня с полком, — приказал Команов.

— Слушаюсь, лейтенант, — ответил голос.

— Нас атакуют, товарищ полковник, массивный артиллерийский огонь с юга. На нас летят снаряды и ракеты.

Затем послышались первые разрывы снарядов, главным образом у реки, далеко от него к югу. Разрывы снарядов не были яркими, просто небольшие искры огня, от которых взлетали вверх фонтаны земли. Затем последовал шум, действительно напоминающий землетрясение. Команову приходилось слышать артиллерийский обстрел и раньше, видеть результат разрывов снарядов, но это так же отличалось от прошлого, как взрывающийся бензовоз отличается от бензиновой зажигалки.

— Товарищ полковник, наша страна вступила в войну, — доложил командиру полка пост Пять Шесть Альфа. — Я ещё не вижу движения вражеской пехоты, но они приближаются.

— Видите цели? — спросил полковник.

— Нет, пока никаких целей. — Он посмотрел вниз, в бункер. Его различные посты могут дать направление на цель, и когда оно будет подтверждено и назван свой собственный вектор, они получат рассчитанную артиллерийскую цель для батарей в тылу — но по ним уже был нанесён удар. Китайские ракетные установки были нацелены на объекты далеко за его спиной. Команов повернул голову и услышал отдалённый грохот в десяти километрах позади него. Через мгновение вверх взлетел фонтан огня. Одному из первых залпов китайских ракет удалось попасть в артиллерийскую позицию в тылу. «Не повезло прислуге этого орудия, — подумал Команов. — Первые потери этой войны. Их будет гораздо больше… включая, возможно, и меня». Как ни странно, это была какая-то отдалённая мысль. Его страна подверглась нападению. Это больше не являлось предположением или вероятностью. Он видел и чувствовал это. Он вырос в этой стране. Здесь жили его родители. Его дедушка воевал с фашистами. С немцами воевали и два брата дедушки, и оба погибли на фронте, защищая свою страну, один к западу от Киева, другой под Сталинградом. А теперь эти китаезы тоже напали на его страну? Более того, они атаковали его, старшего лейтенанта Валерия Михайловича Команова. Эти иностранцы пытаются убить его, его людей и отнять у них часть их страны.

«Хрен вам!» — подумал он.

— Огонь фугасными! — приказал он своему заряжающему.

— Орудие заряжено! — отозвался солдат. Все они услышали звук закрывающегося затвора.

— Не вижу цели, товарищ лейтенант, — произнёс наводчик.

— Сейчас появится, ждать недолго.

— Пост Пять Девять, это Пять Шесть Альфа. Что вы видите?

— Мы только что заметили надувную лодку, выплывающую от деревьев на южном берегу… вот ещё, ещё, много лодок, может быть сотня или даже больше.

— Полк, это Пятьдесят Шесть Альфа, открываю огонь! — выкрикнул Команов по телефону.

* * *
Наводчики в десяти километрах в тылу стояли у своих орудий, несмотря на падающие китайские снаряды и ракеты, уже уничтожившие три из пятнадцати артиллерийских расчётов. Поступила команда открыть огонь, и наводка делалась по справочникам таким старым, что их вполне можно было высечь на мраморе. В каждом случае фугасный снаряд вгоняли в казённую часть орудия, затем следовал метательный заряд, орудие поднимали на соответствующее возвышение и азимут, дёргали за вытяжной шнур, и первые ответные снаряды войны полетели с русской стороны.

Они не знали, что в пятнадцати километрах от них на артиллерийскую позицию был наведён поисковый радиолокатор, работавший на миллиметровых волнах.

Он следил за полётом снарядов, и компьютер рассчитывал место их запуска. Китайцы знали, что у русских были артиллерийские орудия, прикрывавшие границу. Им было известно их примерное положение — выстрелы из орудий показывали это, — но они не знали точное положение русских орудий из-за искусной маскировки. В данном случае маскировка уже не имела значения. Рассчитанное положение шести русских гаубиц было мгновенно передано по радио реактивным установкам, предназначенным для подавления вражеского огня. Одна реактивная установка типа 83 была направлена на каждое орудие, и такая реактивная установка запускала четыре гигантские ракеты калибра 273 мм, причём каждая несла боеголовку весом 150 килограммов, состоящую в данном случае из восьмидесяти бомбочек размером с ручную гранату. Первая ракета была запушена через три минуты после первого залпа русских гаубиц. Ей потребовалось меньше двух минут полёта от места запуска в десяти километрах в глубине китайской территории. Из первых шести залпов пять накрыли цель, затем последовало ещё несколько залпов, и русский артиллерийский огонь затих меньше чем через пять минут.

* * *
— Почему они прекратили стрелять? — спросил Команов. Он видел, что несколько снарядов разорвались среди китайской пехоты, покидающей свои надувные лодки на русской стороне Амура. Однако вой снарядов, пролетающих над головой в южном направлении, стих всего через несколько минут. — Полк, это Пять Шесть Альфа. Почему прекратился огонь нашей артиллерии?

— Наши орудия попали под контрбатарейный огонь китайцев. Сейчас они пытаются снова начать обстрел, — послышался оптимистический ответ. — Каково положение у вас?

— Бункер Пять Ноль попал под обстрел, но почти не пострадал. Китайцы обстреливают главным образом обратную сторону южного хребта. — Именно там находились фальшивые бункеры, и они выполняли свою пассивную миссию. Эта оборонительная линия была построена наперекор русской доктрине, потому что её строители знали, что книги читают самые разные люди. Бункер Команова прикрывал небольшую седловину между двумя холмами, по которой ожидалось движение танков. Если китайцы пойдут на север большими силами, если это не пробный манёвр, направленный на расширение их границ — они уже делали это однажды в конце 1960-х годов, — то именно здесь был наиболее удобный путь наступления. Карты и местность говорили об этом.

— Хорошо, лейтенант, теперь слушайте: не демаскируйте свою позицию без крайней необходимости. Дайте им подойти поближе, прежде чем откроете огонь. Как можно ближе. — Это означало, знал Команов, примерно сотню метров. Для пехоты у него были два тяжёлых пулемёта. Но он хотел расстреливать танки. Именно для этого было приспособлено его главное орудие.

— Мы можем рассчитывать на дальнейшую артиллерийскую поддержку? — спросил он командира полка.

— Я сообщу вам. Передавайте нам информацию о целях.

— Слушаюсь, товарищ полковник.

* * *
Воздушная война началась, когда первые китайские истребители пересекли Амур. Их ожидали четыре русских истребителя-перехватчика, и это тоже были Су-27. Самолёты обеих сторон были изготовлены на одних и тех же заводах, однако китайские пилоты налетали в три раза больше времени, чем обороняющиеся русские, которых к тому же они превосходили количественно в восемь раз — восемь китайских истребителей на один русский.

Зато русские истребители имели поддержку со стороны Е-ЗВ «Сентри» АВАКС ВВС США, который направлял их на перехват китайских машин. Обе группы самолётов летели с выключенными поисковыми радиолокаторами. Китайцы не знали, что им противостоит. Русские пилоты знали.

— Чёрный Сокол Десять, это Орёл Семь. Советую повернуть на новый курс два-семь-ноль. Я постараюсь навести вас на китайцев с направления в семь часов. Это поможет вам избежать радиолокационного наблюдения китайских лётчиков.

— Понял, Орёл, меняем курс на два-семь-ноль. — Ведущий русского звена растянул свои самолёты и продолжал лететь по новому курсу, то и дело поглядывая налево.

— О'кей, Чёрный Ястреб Десять, пока хорошо. Ваши цели теперь на направлении девять часов от вас, расстояние тридцать километров. Поверните теперь налево на новый курс один-восемь-ноль.

— Поворачиваю налево, — отозвался русский майор. — Мы попытаемся начать атаку «Фокс-Два», — сообщил он. Майор был знаком с американской терминологией. Это означало запуск ракет с инфракрасными поисковыми боеголовками, которые не требуют применения радиолокатора и, таким образом, не смогут предупредить жертву, что в неё направлена ракета.

— Понял тебя, Сокол.

— А этот парень совсем не глуп, — заметил диспетчер своему командиру.

— Вот так ты и остаёшься живым в этой мясорубке, — сказал подполковник молодому лейтенанту.

— О'кей, Сокол Десять, снова поверни налево. Цели теперь на расстоянии пятнадцати километров… нет, семнадцати на север от тебя. Скоро ты должен услышать зуммер.

— Да. Слышу зуммер, — сообщил русский пилот, когда услышал щебет в своих наушниках. — Звено, приготовьтесь открыть огонь. «Фокс-Два!»

Три из четырех истребителей пустили по ракете каждый. У четвёртого пилота возникли затруднения с инфракрасным сканером. Во всех случаях сверкающие двигатели ракет лишили их ночного зрения, но ни один из пилотов не отвернулся, как их учили, и вместо этого следил за тем, как их ракеты устремились к самолётам противника, пилоты которых ещё не подозревали, что их атакуют. На атаку потребовалось двадцать секунд. Оказалось, что две ракеты были нацелены на один и тот же китайский истребитель.

Ракеты попали в цель, и истребитель взорвался. Во второй китайский истребитель попала одна ракета, и он стремительно пошёл вниз. После этого ситуация стала запутанной. Китайские истребители рассыпались в разные стороны по команде своего старшего, исполняя заранее запланированный и многократно повторенный манёвр, образовав сначала две группы, затем четыре. У каждой был участок неба, который они должны защищать. Все истребители включили радиолокаторы, и ещё через двадцать секунд в воздухе летели сорок ракет. Началась смертельная игра. Направляемые радиолокатором ракеты нуждались в луче, ведущем их к цели. Это означало, что истребитель, выпустивший ракету с радиолокационным наведением, не мог выключить радар или отвернуть в сторону. Оставалось надеяться, что его птичка попадёт в цель и тогда он успеет выключить свой радиолокатор, прежде чем направленная в него ракета подлетит слишком близко.

— Проклятье, — заметил лейтенант, расположившийся в своём комфортабельном кресле диспетчера в Е-ЗВ. Ещё два китайских истребителя вспыхнули и превратились в огненные шары на его экране, и начали затухать, затем ещё один, но в воздухе было просто слишком много китайских ракет «воздух-воздух», и не все китайские поисковые радиолокаторы отключились. Один русский истребитель получил сразу три попадания и развалился на части. Другой вышел из боя и пошёл на посадку с серьёзными повреждениями, и с такой же быстротой, с какой он начался, воздушный бой закончился. Статистически русские одержали победу, сбив четыре китайских истребителя и потеряв один, но китайцы заявят, что они сбили больше.

— Видел парашюты? — спросил старший диспетчер по интеркому. Радиолокатор Е-3 может следить и за ними.

— Выбросились трое, может быть, четверо. Я не уверен, из каких истребителей, пока не проиграем ленту заново. Черт побери, это был стремительный бой.

У русских не было достаточного количества самолётов, чтобы ввязаться в настоящую схватку. Может быть, в следующий раз, — подумал полковник. Возможности группы истребитель/АВАКС никогда не удавалось продемонстрировать в бою полностью, но эта война обещала изменить ситуацию, и когда это случится, кое-кто широко откроет глаза.

Глава 51Отступление

Старший лейтенант Валерий Михайлович Команов узнал кое-что, о чём он никогда не подозревал. Худшая часть боя — по крайней мере, для человека в неподвижном укреплении — заключалась в том, что ты знаешь, что противник поблизости, но не в состоянии стрелять в него. Обратные склоны хребта прямо к югу от него были усыпаны китайской пехотой, а поддерживающая его артиллерия уничтожена в первые минуты боя. Тот, кто устанавливал орудия на позиции, допустил фатальную ошибку, считая, что они находятся слишком далеко в тылу и слишком прикрыты местностью, чтобы противник мог нанести по ним удар. Радиолокационные компьютерные системы обнаружения местонахождения орудий, ведущих огонь, изменили это, а отсутствие прикрытия обрекло орудийные расчёты на быструю смерть, если только кому-то из них не удалось найти укрытие в бетонированных окопах, построенных рядом с артиллерийскими позициями. В руках Команова находилось мощное орудие, но оно не могло стрелять через холмы к югу от бункера из-за своей настильной траектории. Предполагалось, что оборонительная линия будет включать пехоту, которая одновременно сможет поддерживать укреплённые бункеры. Они должны были иметь миномёты, способные стрелять через расположенные поблизости холмы и уничтожать тех, кто находился там, но был недосягаем из-за складок местности. Команов мог стрелять только в тех, кого видел.

— Смотрите, товарищ лейтенант, — сказал наводчик. — Немного правее от направления на двенадцать часов китайская пехота только что пересекла гребень хребта. Расстояние тысяча пятьсот метров.

— Да, вижу. — На восточном горизонте появился едва заметный отблеск света. Скоро будет достаточно светло, чтобы сделать стрельбу проще, но, увы, для обеих сторон. Через час его бункер станет целью для огня противника, и тогда они убедятся, насколько толстой является их бронированная защита.

— Пять Шесть Альфа, это Пять Ноль. Видим пехоту противника в тысяче метров к югу от нас. Примерно пехотная рота, двигается на север по направлению к нам.

— Хорошо. Не открывайте огонь, пока они не будут в двух сотнях метров. — Команов автоматически удвоил расстояние стрельбы, на котором его учили открывать огонь. Какого черта, подумал он, его солдаты уже произвели этот расчёт в уме. Человек думает по-другому, когда над головой свистят настоящие пули.

Словно подчёркивая это, снаряды начали взрываться на гребне хребта сразу позади их позиции. Разрывы были так близко, что он невольно пригнул голову.

— Значит, они видят нас? — спросил его заряжающий.

— Нет, просто обстреливают следующий ряд холмов для поддержки своей пехоты.

— Смотрите, смотрите, она взобрались на фальшивый бункер Один Шесть! — воскликнул наводчик. Команов направил на бункер свой бинокль.

Действительно, китайцы были на вершине бункера, осматривая старую башню от танка КВ-2 с её отвесными гранями и старым 152-мм орудием. На его глазах китайский солдат повесил сумку на башню и отбежал в сторону. Через мгновение подрывной заряд взорвался, уничтожив то, что всё равно было бесполезным.

В результате этого какой-то китайский лейтенант почувствует себя лучше, — подумал Команов. Ну что ж, Пять Шесть Альфа через двадцать-тридцать минут несколько изменит его настроение.

Плохо было то, что теперь перед ним появились отличные цели для поддерживающей его артиллерии, и эти старые шестидюймовые орудия прошлись бы по китайской пехоте, подобно косе крестьянина на летнем лугу. Вот только китайцы продолжали наносить удары по артиллерийским позициям, хотя огонь русских орудий давно прекратился. Он снова позвонил в полк, чтобы передать эту информацию.

— Лейтенант, — ответил полковник, — батарея огневой поддержки понесла тяжёлые потери. Теперь вы сами по себе. Поддерживайте связь со мной.

— Понял, товарищ полковник. Конец связи. — Он посмотрел вниз на своих солдат. — Не рассчитывайте на артиллерийский огонь поддержки. Оружие Второй мировой войны только что уничтожило оружие Первой мировой войны.

— Вот дерьмо, — заметил заряжающий.

— Скоро мы тоже вступим в бой, парни. Сохраняйте спокойствие. Противник приближается…

— Да, уже осталось пятьсот метров, — согласился наводчик.

* * *
— Что происходит на передней линии? — спросил генерал Пенг со своего командного поста на вершине Рисового хребта.

— Мы нашли несколько бункеров, но все они оказались пустыми, — доложил полковник Ва. — До настоящего времени по нам стреляли только артиллерийские орудия навесным огнём, и мы уничтожили их в контрбатарейной перестрелке. Атака развивается в полном соответствии с планом, товарищ генерал. — Они могли видеть собственными глазами правильность этого заявления. Мостостроители подъезжали к южному берегу Амура со сложенными секциями ленточного моста на своих грузовиках.

Больше сотни тяжёлых танков Т-90 стояли на берегу, их башни напрасно искали цели, чтобы поддержать наступающую пехоту, но целей не было видно.

Поэтому танкистам, подобно генералам, оставалось только наблюдать, как строится мост. Первая секция моста опустилась в воду и раскрылась, образовав первые восемь метров дороги через реку. Пенг посмотрел на часы. Совершенно верно, операция развивалась с опережением на пять минут, и это радовало его сердце.

* * *
Бункер Пять Ноль первым открыл огонь из своего 12,7-миллиметрового пулемёта. Этот бункер находился в трех тысячах пятистах метров к востоку от бункера Команова. Им командовал способный молодой сержант Иванов. Он начал стрелять слишком рано, — подумал Команов, по целям, расположенным в добрых четырех сотнях метров от него, но жаловаться на это не имело смысла, и пули крупнокалиберного пулемёта легко могли накрыть эту цель… да, было видно, как тела пехотинцев валились на землю под тяжёлыми пулями.

Затем раздался громоподобный выстрел главного орудия, пославшего первый снаряд в седловину, которую они защищали. Снаряд взорвался в гуще взвода китайских солдат.

— Товарищ лейтенант, уже можно? — спросил его наводчик.

— Нет, ещё нет. Терпение, сержант, — ответил Команов, глядя на восток, ожидая реакции китайской пехоты.

Да, их тактика была предсказуемой, но разумной. Лейтенант, командующий взводом, прежде всего приказал солдатам залечь. Затем они открыли огонь по русской позиции и начали переползать влево и вправо. Ага, вот они устанавливают что-то… что-то на треножнике. По-видимому, противотанковое безоткатное орудие. Команов мог повернуть орудие, чтобы уничтожить его, но он ещё не хотел демаскировать свою позицию.

— Пять Ноль, это Пять Шесть Альфа, перед вами устанавливают китайское безоткатное орудие, в направлении на два часа, расстояние восемьсот метров, — предупредил он.

— Да, вижу! — ответил сержант. У него хватило ума открыть огонь из своего крупнокалиберного пулемёта. Через две секунды зелёные трассирующие пули скосили расчёт безоткатного орудия один раз, потом второй и, наконец, третий, на всякий случай. В свой бинокль Команов увидел дёргающиеся тела.

— Молодец, сержант Иванов! Будь внимательнее, они двигаются слева от тебя под прикрытием складок местности. — Однако особых складок местности здесь не было. Поле огня перед каждым бункером было расчищено бульдозером, выровнявшим почти всю местность на расстоянии восьмисот метров от каждой позиции.

— Посмотри, товарищ лейтенант. — И пулемёт снова открыл огонь. Теперь бункер тоже начали обстреливать. Команов видел, как китайские трассирующие пули отлетали от толстой брони башни.

— Полк, это Пять Шесть Альфа. Пост Пять Ноль находится сейчас под концентрированным огнём вражеской пехоты.

Затем он увидел разрывы снарядов. По-видимому, китайская пехота вызвала артиллерийскую поддержку по бункеру Пять Ноль. Команов надеялся, что сержант Иванов успел закрыть крышку башни. В башне был спаренный пулемёт, старый, но мощный ПКТ, стреляющий длинными патронами калибра 7,62. Команов дал возможность своему наводчику посмотреть на ущерб, нанесённый его башне, пока сам смотрел на то, как китайцы атакуют бункер Иванова. Их пехота двигалась вперёд достаточно умело, используя местность, насколько это возможно, обстреливая танковую башню. Вблизи бункера упало достаточно артиллерийских снарядов, чтобы срезать прикрывавшие его кусты. Даже если пули отскакивали от брони башни, всё-таки это отвлекало внимание солдат, находящихся внутри. Лейтенанта беспокоили попадания крупнокалиберных снарядов. Прямое попадание могло пробить более тонкую броню на вершине башни, не правда ли? Час тому назад он сказал бы, что не сможет, но теперь он видел, как снаряды взрывают землю вокруг бункера, и его уверенность быстро таяла.

— Товарищ лейтенант, — заметил его наводчик. — Солдаты, которые раньше направлялись к нам, повернули теперь и атакуют бункер Иванова. Посмотрите.

Команов повернулся. Сейчас ему не требовался бинокль. Небо быстро светлело, и теперь он мог видеть не только тени. Человеческие фигуры держали в руках оружие. Одна группа солдат бежала слева от него, трое несли что-то тяжёлое. Поднявшись на невысокий хребет, они остановились и начали устанавливать какую-то трубу…

Это противотанковая ракета HJ-8, подсказал ему опыт, выловив информацию из месяцев разведывательной подготовки. Они находились в тысяче метров слева от него, в пределах досягаемости Иванова…

…но также в пределах досягаемости его тяжёлого пулемёта ДШК. Команов встал на опору, с силой потянул за ручку, заряжающую пулемёт, и направил его на солдат, тщательно прицелившись. Можно было выстрелить из большого танкового орудия, но и пулемёт справится с этой задачей…

Значит, вы хотите убить сержанта Иванова?— подумал он. Затем нажал на спусковой крючок, и большой пулемёт затрясся в его руках. Первая очередь прочертила фонтанчики в траве в тридцати метрах от солдат, но вторая попала точно в цель, и все трое рухнули, как подкошенные. Он продолжал стрелять, чтобы убедиться, что повредил ракетную установку. Через мгновение он понял, что ярко-зелёные трассирующие пули выдали его положение всем, кто смотрел в его сторону, — трассирующие пули действуют как палка о двух концах. Это стало ясно через минуту, когда первые артиллерийские снаряды начали разрываться вокруг бункера Пять Шесть Альфа. Понадобился только один близкий разрыв артиллерийского снаряда, чтобы лейтенант закрыл люк и спустился вниз. Люк является самым слабым местом башни. Толщина брони на нём составляет всего одну пятую защитной брони башни — в противном случае он не смог бы открыть его, — и если снаряд попадёт прямо в люк, он и весь экипаж неминуемо погибнут. Теперь враг знал, где находится их бункер, и скрываться дальше не имело смысла.

— Сержант, — сказал он своему наводчику, — открывайте огонь.

— Слушаюсь, товарищ лейтенант! — С этими словами он выпустил первый фугасный снаряд в пулемёт, находящийся в восьмистах метрах. Пулемёт и обслуживающий его расчёт исчезли в разрыве. — Вот это хорошие китаезы! — с ликованием воскликнул наводчик. — Давай следующий! — скомандовал он заряжающему. Башня начала поворачиваться, и наводчик принялся за охоту.

* * *
— Мы натолкнулись на некоторое сопротивление, — сказал полковник Ва генералу. — На южном склоне второго хребта находятся русские позиции. Мы обстреливаем их артиллерией.

— Потери?

— Небольшие, — ответил полковник, слушая доклады по своему тактическому радио.

— Хорошо, — ответил генерал Пенг. Все его внимание было сосредоточено на реке.

Первый мост вытянулся уже на одну треть.

* * *
— У них отличные мостостроители, — сказал генерал Уоллас, наблюдая за изображениями, поступающими с «Мэрилин Монро».

— Да, сэр, но это практически мирное строительство. По ним никто не наносит удары, — ответил младший офицер, наблюдая за тем, как мост вырастает ещё на одну секцию. — Кроме того, проект моста очень эффективен.

— Русский?

Майор кивнул:

— Да, сэр. Мы тоже скопировали этот дизайн.

— Сколько времени им потребуется?

— При той скорости, с какой они работают? Примерно час, может быть, чуть больше.

— Вернёмся к бою, — приказал генерал.

— Сержант, обратно к хребту, — сказал офицер сержанту, который управлял полётом БПЛА. Через тридцать секунд на экране появилось изображение чего-то, напоминающего танк, погруженный в грунт, окружённый китайскими пехотинцами.

— Господи, там идёт настоящая битва, — произнёс Уоллас, лётчик-истребитель по профессии. Идея боя в грязи казалась ему такой же противоестественной, как анальный секс.

— Они не смогут продержаться долго, — сказал майор. — Смотрите, китайские солдаты уже позади нескольких бункеров.

— И взгляни на всю эту артиллерию.

* * *
В общей сложности сотня тяжёлых полевых орудий обстреливала сейчас неподвижный взвод Команова. Это означало, что на каждый бункер был сконцентрирован огонь целой батареи. Несмотря на то что погруженный в грунт бетонный бункер был очень тяжёлым, он сотрясался от разрывов, воздух внутри наполнился цементной пылью, и Команову с его людьми было непросто следить за всеми целями.

— Это становится интересным, товарищ лейтенант, — заметил наводчик, посылая в цель пятнадцатый снаряд из главного орудия.

Команов находился в башне на своём командирском сиденье, оглядываясь вокруг и видя, к своему изумлению, что его бункер и все остальные бункеры его взвода не могут справиться с атакующими китайцами. Это было явление интеллектуального знания, совмещающегося наконец с тем, что его мозг уже давно понимал, как самый обыкновенный здравый смысл. Он действительно не был непобедимым внутри бункера.

Несмотря на своё мощное танковое орудие и два тяжёлых крупнокалиберных пулемёта, он был не в силах справиться со всеми этими насекомыми, жужжащими вокруг него. Это было равносильно борьбе с мухами с помощью молотка для колки льда. Он прикинул, что его экипаж своими руками убил или ранил примерно сотню нападающих — но не уничтожил ни единого танка. Где же эти танки, подбить которые ему так хотелось? Он мог хорошо справиться с этой работой. Но, чтобы избавиться от пехоты, ему требовался артиллерийский огонь поддержки, а также свои пешие солдаты. Без них он походил на большую скалу на берегу моря, прочную и нерушимую, но волны просто омывают её со всех сторон. Это и происходило сейчас, но затем Команов вспомнил, что волны изнашивают скалы и, в конце концов, опрокидывают их. Его война продолжалась три часа, даже меньше, и он был окружён со всех сторон. Если он хочет выжить, скоро наступит момент, когда придётся уходить.

Эта мысль привела его в ярость. Покинуть свой пост? Убежать с него? Однако затем он вспомнил, что получил приказ, позволяющий ему поступить таким образом, если и когда его пост станет непригодным для обороны. Он получил этот приказ с уверенной усмешкой. Убежать из неприступной мини-крепости? Какая чепуха. Но теперь он остался один. Каждый из его постов стал одиночкой.

И — башня зазвенела, словно колокол от прямого попадания тяжёлого снаряда, и затем…

— Проклятье! — завопил наводчик. — Проклятье! Мою пушку повредили!

Команов выглянул в одну из своих смотровых щелей и увидел… да, он увидел это.

Ствол орудия был обожжён и… действительно изогнут. Неужели такое возможно? Ствол танкового орудия является одной из самых прочных структур, изготовленных человеком, — но он слегка изогнут. Он больше не был стволом танкового орудия и превратился в неуклюжую стальную дубину. Он выстрелил тридцать четыре снаряда, но больше стрелять не будет. Из-за этого он не сможет подбить китайский танк. Команов сделал глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями. Да, настал момент, когда нужно уходить.

— Приготовить пост к уничтожению! — приказал он.

— Сейчас? — недоверчиво спросил наводчик.

— Сейчас! — приказал лейтенант. — Устанавливайте взрывные устройства!

Порядок взрыва бункера был отработан, и они не раз практиковались в этом. Заряжающий взял подрывной заряд и положил его между сложенными снарядами. Электрический провод был намотан на катушку, которую он стал разматывать. Наводчик не обратил на это внимания, повернул башню и дал очередь из спаренных пулемётов в приближающихся китайских солдат, затем быстро повернул башню в сторону тех, которые приняли его реакцию на приближающихся солдат за благоприятную возможность подобраться поближе. Команов спустился со своего сиденья в башне и оглянулся вокруг. Вот его постель и стол, за которым они обедали, туалет и душ. Этот бункер стал их домом, местом одновременно комфорта и работы, но теперь они вынуждены сдать его китайцам. Это было почти невероятно, но всё-таки неизбежно. В кино они остались бы в бункере и защищались до последнего патрона, но стоять насмерть гораздо удобнее для актёров, которые могут начать сниматься в новом фильме на следующей неделе.

— Пошли, сержант, — приказал он наводчику, который выпустил последнюю длинную очередь, спрыгнул вниз и направился к спасительному туннелю.

Команов пересчитал людей, которые проходили в туннель, затем направился следом за ними. Он вспомнил, что не сообщил о своём решении командиру полка, и заколебался. Нет, времени для этого не оставалось. Он свяжется с полковником по радио из БТР.

Туннель был настолько низким, что им приходилось бежать, заметно пригнувшись.

Но он был освещён, и впереди виднелась наружная дверь. Когда запасной наводчик открыл её, их приветствовал гораздо более громкий грохот разрывающихся снарядов.

— Вы сидели там достаточно долго! — рявкнул тридцатилетний сержант. — Заходите! — крикнул он, делая жест в сторону открытой дверцы своего БТР-60.

— Одну минуту. — Команов присоединил концы проводов к терминалам, затем спрятался на бетонный выступ, в который была вделана стальная дверца, и повернул рукоятку.

Подрывной заряд состоял из десяти килограммов тротила и вместе со сложенными снарядами породил такой взрыв, который вырвался из туннеля с рёвом, напоминающим конец мира. На дальнем конце холма тяжёлая башня так никогда и не достроенного танка «Иосиф Сталин» взлетела вверх, к радости китайских пехотинцев. На этом работа Команова была закончена. Он повернулся и последовал за своими людьми внутрь восьмиколесного бронетранспортёра. БТР стоял на бетонной площадке под бетонной крышей, покрытой травой, которая не давала возможности увидеть его. Теперь БТР помчался вниз по склону холма на север, к спасению.

* * *
— Уносят ноги, — сказал майору сержант, постукивая по экрану телевизора, получающего информацию в реальном времени с «Мерилин Монро». Эти парни только что взорвали свою танковую башню. Это уже третье укрепление, решившее выйти из боя.

— Меня удивляет, что они продержались так долго, — сказал генерал Уоллас. Неподвижно сидеть в укреплении на поле боя было идеей, совершенно чуждой для него. Он никогда не принимал участия в бою на скорости меньше четырехсот узлов, и он считал такую скорость равносильной неподвижному пребыванию на месте.

— Готов спорить, что русские разочарованы, — сказал майор.

— Когда мы получим канал связи в Хабаровск?

— Ещё до ланча, сэр. Мы посылаем туда группу, которая покажет им, как пользоваться этим.

* * *
БТР во многих отношениях был самым лучшим вездеходом в мире. У него четыре ведущих оси, причём первые две пары поворачиваются при повороте руля водителя.

Резервист, сидящий за рулём, в мирной жизни был шофёром грузовика и, решил Команов, знает как управлять машиной. Он и его люди тряслись внутри бронетранспортёра, словно игральные кости в чашке. Но они не жаловались. Глядя в щели в броне, приспособленные для стрельбы из автоматов, они видели разрывы китайских снарядов, и чем быстрее уедут отсюда, тем лучше будут себя чувствовать.

— Что вы чувствовали, пока ожидали нас? — спросил лейтенант сержанта, командовавшего бронетранспортёром.

— Мы молились, чтобы вы оказались трусом. Ещё бы, вокруг сыпались снаряды. Мы благодарили бога за того, кто построил гараж, в котором мы скрывались. По меньшей мере один снаряд взорвался прямо на крыше. Я едва не наложил в штаны, — признался резервист с забавной откровенностью. Они разговаривали друг с другом, выкрикивая слова, наклонившись друг к другу.

— Сколько нам ехать до штаба полка?

— Примерно десять минут. Сколько китайцев вы уничтожили?

— Думаю, около двухсот, — ответил Команов, щедро оценивая свои успехи. — Но ни разу не видели танка.

— Они сейчас строят, по-видимому, свои понтонные мосты. На это требуется время. Я видел множество таких мостов, когда служил в Восьмой гвардейской армии в Германии. Практически мы занимались только переправой через реки. Что ты можешь сказать мне о китайских солдатах?

— Они не трусы. Они атаковали нас под огнём, даже когда мы убивали их товарищей. Что случилось с нашей артиллерией?

— Её уничтожили. Артиллерийские позиции накрыли китайские ракеты, посыпались на них, подобно граду, товарищ лейтенант, — ответил сержант, делая жест обеими руками.

— А где наша поддержка?

— А кто мы, черт побери? — спросил в ответ сержант.

Все они были удивлены, когда БТР внезапно остановился.

— Что случилось?! — крикнул Команов водителю.

— Посмотри! — ответил сержант, указывая рукой.

Затем задние люки открылись, и в бронетранспортёр вскарабкались ещё десять солдат. Теперь он напоминал внутри банку с кильками.

— Товарищ лейтенант! — Это был сержант Иванов из бункера Пять Ноль.

— Что произошло с вами?

— Снаряд попал прямо в люк, — ответил сержант. Забинтованная голова подтверждала это. Он испытывал боль, но был рад, что снова двигается с поля боя. — Прямое попадание в носовую часть нашего БТРа. Водитель убит, а машина уничтожена.

— Я никогда не видел такого обстрела, даже во время учений в Германии и на Украине, — заметил водитель. — Как в кинофильмах о войне, но чувствуешь себя совсем по-другому, когда снаряды действительно рвутся вокруг.

— Да, — согласился Команов. Происходящее было пугающим, даже в бункере, но особенно здесь. Сержант закурил японскую сигарету и схватился рукой за ручку над головой, чтобы его не бросало из стороны в сторону. К счастью, сержант знал дорогу, да и обстрел китайской артиллерии начал стихать. Судя по всему, теперь они стреляли наугад, целясь в предметы, находящиеся за визуальными пределами корректировщиков их огня.

* * *
— …Началось, Джек, — сказал министр обороны Бретано. — Я хочу разрешить своим людям открыть огонь.

— Кому именно?

— Начнут истребители, которые уже находятся в театре военных действий. Мы подняли АВАКС, и он уже работает с русскими. Пока произошёл только один воздушный бой, небольшое столкновении китайских и русских истребителей. Кроме того, мы получаем информацию от беспилотных разведывательных самолётов. Я могу обеспечить тебя перекрёстным изображением, если хочешь.

— О'кей, дай мне посмотреть, — сказал Райан в трубку. — Что касается второго вопроса, разреши им взлетать, — добавил Джек. Он посмотрел на Робби.

— Джек, им платят за это, и поверь мне, они не будут возражать. Лётчики-истребители живут ради этого — до тех пор, пока не увидят, что происходит, хотя это случается редко. Они видят взорванный самолёт, а не бедного израненного лётчика внутри, пытающегося катапультироваться, пока не потерял сознание, — объяснил вице-президент. — Потом лётчик может немного подумать об этом. Я думал. Главным образом ты рисуешь на борту своего истребителя силуэт самолёта, указывающий на то, что ты сбил вражеский истребитель, и все мы хотим делать это.

* * *
— О'кей, парни, вступаем в бой, — сказал полковник Бронко Уинтерс собравшимся пилотам своей эскадрильи. Сам он сбил четыре истребителя над Саудовской Аравией в прошлом году, послав в ад этих бедных глупых простаков, летающих в истребителях страны, которая развязала биологическую войну против его нации. Ещё один, и он будет настоящим асом-истребителем, о чём он мечтал все эти годы, начиная с первого дня в Колорадо-Спрингс. Он летал на истребителе «Игл» F-15 на протяжении всей своей карьеры, хотя надеялся получить новый «Рэптор» F-22A через два или три года. Он налетал 4 тысячи 231 час в своём «Игле», знал все его особенности и не мог представить себе самолёт лучше его. Теперь он будет сбивать китайцев. Он не разбирался в политике и не особенно интересовался ею. Сейчас полковник находился на русской военной базе. Он никогда не ожидал, что может случиться такое, разве что увидит русских через прицел, но происходящее вполне устраивало его. На мгновение он подумал о том, что ему нравится китайская еда, особенно овощи, которые они готовили в соусе, но это были американские китайцы, а не коммунисты, и в этом заключалась разница.

Он находился в России чуть больше суток, достаточно долго, чтобы отвергнуть примерно двадцать предложений выпить по стаканчику водки. Русские лётчики были хорошими профессионалами, может быть, излишне полными энтузиазма, но дружески настроенными и с уважением отнеслись к нему, когда увидели четыре силуэта сбитых самолётов, нарисованных на бортовой панели его F-15 «Чарли», ведущего истребителя 390-й истребительной эскадрильи. Полковник выпрыгнул из русского джипа — здесь называли его как-то по-другому, но он не запомнил название — рядом со своим истребителем. Тут же стоял его старший механик.

— Все приготовил для меня, чиф? — спросил Уинтерс, поднимаясь на первую ступеньку приставной лестницы.

— Можете не сомневаться, — ответил старший механик сержант Нил Нолан. — Все в идеальном состоянии. Подготовить его лучше я просто бы не смог. Летите и сбейте несколько китаез, Бронко. — Это было правилом в эскадрилье, что, когда пилот касался своего самолёта, к нему обращались только по радиопозывному.

— Привезу тебе несколько скальпов, Нолан. — Полконик Уинтерс продолжал подниматься по лестнице, похлопав по расписной панели с силуэтами самолётов, когда проходил мимо. Сержант Нолан поспешил за ним и помог пристегнуться к креслу, затем спрыгнул на землю, поднял лестницу и отнёс её в сторону.

Уинтерс начал предполётную подготовку. Прежде всего он ввёл свои земные координаты — они все ещё делали это на «Игле», несмотря на новую Глобальную систему позиционирования (GPS), потому что истребители F-15C имели систему инерциальной навигации, на случай если GPS выйдет из строя (этого ещё ни разу не случалось, но процедура остаётся процедурой). Циферблаты приборов загорелись зелёным светом, сообщая Уинтерсу, что конформные топливные баки залиты полностью, у него полный боезапас из четырех ракет «воздух-воздух» AIM-120 AMRAAM радиолокационного наведения, а также четыре совершенно новых AIM-9X «Сайдуайндер», вариант ракеты, дизайн которой был разработан ещё до того времени, когда его мама и папа сочетались браком в церкви на Леннокс-авеню в Гарлеме.

— Башня, это Бронко с тремя, готов к рулёжке, конец связи.

— Бронко, это башня, можете начинать рулёжку. Ветер три-ноль-пять на десять. Желаю удачи, полковник.

— Спасибо, башня. «Кабаны», это ведущий, следуйте за мной. — С этими словами он отпустил тормоза, и истребитель покатился вперёд, подгоняемый своими мощными двигателями «Пратт & Уитни». Группарусских, главным образом члены команд наземного обслуживания, но, судя по форме, и несколько пилотов, стояли на рампе, наблюдая за ним и его звеном. О'кей, — подумал он, — мы покажем им, как делаем это дома! Четыре истребителя вырулили парами на конец взлётной полосы, затем с рёвом помчались по бетонным плитам и взлетели в воздух. Ведомый прижался к крылу ведущего. Через несколько секунд вторая пара оторвалась от взлётной полосы и повернула на юг, уже ведя переговоры с ближайшим АВАКСом «Орлом-2».

— «Орёл-2», это лидер «Кабанов» в воздухе с четырьмя.

— Лидер «Кабанов», это «Орёл-2». Видим вас. Поворачивайте на юг, вектор один-семь-ноль, поднимайтесь и оставайтесь на уровне высоты три-три. Похоже, сегодня для вас будет работа, конец.

— Это устраивает меня. Конец. — Полковник Уинтерс пошевелился в своём кресле, устраиваясь поудобнее, и завершил подъем на высоту 33 тысячи футов. Он выключил свою радиолокационную систему и не будет вести ненужных разговоров, потому что кто-то может прислушиваться к ним, а есть ли необходимость в том, чтобы портить сюрприз? Через несколько минут он войдёт в зону действия китайских радиолокационных станций, расположенных на границе. Кто-то захочет предпринять что-то по этому поводу. Позднее сегодня, надеялся полковник, «Маленькая ласка» F-16 полетит сюда и займётся ими. Но его работа касалась китайских истребителей и бомбардировщиков, если таковые появятся на горизонте. Ему приказали находиться в пределах русского воздушного пространства на протяжении всей операции. Если Джо Чинк[80] не захочет прилететь сюда и поиграть с ними, день будет скучным. Но у Джо были истребители Су-27, и, по мнению полковника, это превосходные истребители. Да и Джо Чинк думает, наверно, что он сам отличный пилот-истребитель.

Ну что ж, они будут вынуждены проверить это.

В остальном это был великолепный день для полётов. Небо покрыто облаками на две десятых, и приятный сельский воздух, в котором так хорошо лететь. Его соколиные глаза смотрели далеко за сотню миль, а поблизости находился «Орёл-2», готовый предупредить его, когда появятся простаки. Позади него взлетали второе и третье звенья из четырех «Орлов» каждое. «Дикие кабаны» будут сегодня представлены полностью.

* * *
Езда на поезде не была удовольствием. Полковник Гуисти поворачивался в кресле, пытаясь найти хоть чуточку более комфортабельное положение, но русский вагон без спальных мест, в котором ехали он и его штаб, не был рассчитан на то, чтобы обеспечить удобство для пассажиров, и потому ворчать из-за этого не имело смысла. За окнами темно, раннее утро, которое дети разумно называют ночью. Огней почти не было видно. Сейчас они ехали по Восточной Польше, стране фермеров, по-видимому, поскольку Польша превращалась в Айову Европы. Здесь было множество свинарников, чтобы изготовлять ветчину, которой славилась эта часть мира. И водка, наверно. Полковник Гуисти был бы не прочь сейчас пропустить стаканчик. Он встал и пошёл по проходу между сиденьями. Почти все спали или делали вид, что спят. Два сообразительных сержанта улеглись на полу, вместо того чтобы сидеть, скорчившись, на сиденьях. Грязный пол не обещал ничего хорошего внешнему виду их формы, но они ехали на восток, чтобы принять участие в военных операциях, где аккуратность ценилась не так уж высоко. Личное оружие было сложено на верхних сетках, в открытом месте для обеспечения лёгкого доступа, потому что все они были солдатами, а солдаты не чувствуют себя достаточно комфортабельно без надёжного оружия где-то рядом. Он пошёл дальше. В следующем вагоне расположились солдаты из штабной роты. Главный сержант его батальона сидел в конце вагона и читал потрёпанную книгу.

— Привет, полковник, — поздоровался с ним главный сержант. — Ещё долго ехать, как вы считаете?

— По крайней мере ещё три дня, может быть, четыре.

— Великолепно, — отозвался главный сержант. — Это хуже, чем лететь на самолёте.

— Да, верно, но, по крайней мере, с нами наши танки.

— Да, сэр.

— Как дела с питанием?

— У нас дорожные пайки, сэр, а я ещё припрятал большую коробку «Сникерсов». Есть новости о том, что происходит в мире?

— Известно лишь, что в Сибири уже началось. Китайцы перешли границу, и Иван пытается остановить их. Больше никаких подробностей. Узнаем последние новости, когда приедем в Москву, думаю, после ланча.

— Хорошо.

— Какое настроение у солдат?

— Никаких проблем, до смерти надоело ехать в поезде, хотят вернуться к своим танкам. Все как обычно.

— О чем думают?

— Они готовы, полковник, — заверил его главный сержант.

— Отлично. — После этого Гиусти повернулся и направился обратно к своему сиденью, надеясь поспать хотя бы несколько часов, да и смотреть на Польшу не представляло никакого интереса. Больше всего полковника раздражало то, что он был отрезан от остального мира. В его машинах имелись спутниковые радио, но машины стояли где-то на платформах в хвосте поезда. Он не мог добраться до них, а без радио он не знал, что происходит впереди. Идёт война. Это было ему известно. Но знать это недостаточно, ему хотелось ознакомиться с подробностями, хотелось знать, где остановится поезд, где и когда он разгрузит своё оборудование, выстроит «Квортерную лошадь» в боевой порядок и двинется по земле, как и полагается бронетанковому батальону.

Перевозка на поезде происходила исправно. У русской железнодорожной службы был, казалось, миллион платформ, подготовленных специально для того, чтобы перевозить гусеничные машины, несомненно, предназначенные для перевозки их боевых танков на запад, в Германию, для войны против НАТО. Строители платформ и не подозревали, что их творения будут использованы для переброски американских танков на восток, чтобы помочь защитить Россию от захватчиков. Ничего не поделаешь, никто не может предсказать будущее больше чем на несколько недель вперёд. В настоящий момент Гиусти устроило бы и пять дней.

Остальные части Первой бронетанковой дивизии растянулись на сотни миль по железной дороге с запада на восток. Вторая бригада полковника Дона Лизла только что заканчивала погрузку в Берлине, она и станет замыкающей частью дивизии. Они пересекут Польшу в дневное время, лучше это или хуже, никто не знал.

«Квортерная лошадь» находилась во главе дивизии, как и надлежало. На том месте, где им предстоит разгрузка, машины Гиусти установят периметр безопасности, и затем продолжат марш на восток, осуществляя манёвр, носящий название «Движение к контакту с противником», и там начнётся самое интересное. А для этого ему нужно как следует отдохнуть, напомнил себе полковник Гиусти. С этой мыслью он устроился поудобнее — насколько это было возможно — и закрыл глаза, отдав своё тело рывкам и раскачиванию вагона.

* * *
…Все лётчики-истребители думали об этом как об «Утреннем патруле». Это название их операции уходило далеко в прошлое, к фильму с Эрролом Флинном 1930-х годов. Этот термин возник, наверно, как настоящее название операции, первой в наступающий день, когда они увидят восход солнца и примутся за поиск врага сразу после завтрака.

Бронко Уинтерс мало походил на Эррола Флинна, но это не имело значения. Нельзя судить о воине по выражению его лица, хотя можно судить об этом по выражению на его лице. Он был лётчиком-истребителем. Ещё юношей в Нью-Йорке он ездил на аэродром Ла-Гардия, где стоял у забора и наблюдал за тем, как взлетают и садятся самолёты, зная уже тогда, что он будет летать. Он знал также, что летать на истребителях намного интереснее, чем на авиалайнерах. Наконец, он узнал, что для того, чтобы летать на истребителях, ему нужно поступить в Военно-воздушную академию, а для этого нужно учиться. Он увлечённо учился в школе, уделяя особое внимание математике и физике, потому что самолёты представляют собой механические творения, а это означало, что именно наука определяла, как эти творения функционируют. Таким образом, он стал чем-то вроде волшебника в математике — это было его специальностью в колледже в Колорадо-Спрингс, — но его интерес к математике закончился в тот день, когда он вошёл в ворота авиабазы Коламбус в Мисиссипи. Здесь он взялся руками за штурвал самолёта и понял, что фаза «учёбы» в его миссии закончилась и началась настоящая фаза «обучения». Он был лучшим студентом в своём классе в Коламбусе, быстро и легко овладел тренировочным самолётом «Сессна Твитти Берд» и затем перешёл к истребителям. Поскольку он был лучшим в своём классе, ему дали право выбора, и этим выбором был, конечно, истребитель F-15 «Игл», мощный и красивый внук истребителя F-4 «Фантом». Это был простой истребитель для полётов, но сложный для воздушных боев, потому кнопки управления боевыми системами находились на ручке управления истребителем и на рукоятке сектора газа. Все эти кнопки были разной формы, так что он мог управлять всеми системами простым прикосновением, не отводя взгляда от того, что происходит впереди самолёта, вместо того чтобы смотреть на приборы. Это походило на игру на двух пианино одновременно, от Уинтерса потребовалось шесть трудных месяцев, чтобы овладеть этим мастерством. Зато теперь его пальцы касались этих кнопок автоматически, так же естественно, как при втирании воска в его усы а-ля Бисмарк, его единственное неформальное увлечение, которое он скопировал с Робина Олдса, легенды в американском истребительном сообществе, родившегося пилотом и мыслящего — а потому очень опасного — тактика. Он стал асом во время Второй мировой войны, асом в Корее, а также асом над Северным Вьетнамом. Олдс был одним из лучших пилотов, которые когда-то пристёгивали истребитель к своей спине и чьи усы заставляли Отто фон Бисмарка выглядеть похожим на котёнка.

Мысли об этом оставались даже теперь, являясь такой же частью характера Бронко Уинтерса, как ощущение окружающей обстановки, частью его мозга, который непрерывно следил за трехмерной реальностью вокруг него в любой момент. Летать было для него так же естественно, как для кречета, являющегося талисманом Военно-воздушной академии. Такой же естественной была охота, а сейчас он охотился. В его истребителе были инструменты, загруженные информацией с АВАКСа, находящегося в ста пятидесяти милях позади него, и он поровну делил своё внимание между небом вокруг и дисплеем в трех футах перед его карими глазами со зрением 20x10…

— …Вон там… в двух сотнях миль, по пеленгу один-семь-два, четыре вражеских самолёта летят на север. Затем ещё четыре, и ещё одно звено из четырех истребителей.

Джо Чинк хотел поиграть, и «Кабаны» были голодными.

— Ведущий «Кабан», это «Орёл-2». — Они пользовались кодированными мгновенными передачами, которые было трудно обнаружить и невозможно перехватить.

— Ведущий «Кабан». — Но он всё-таки старался ещё больше сократить свои передачи. Зачем портить сюрприз?

— Ведущий «Кабан», мы видим шестнадцать бандитов, в направлении один-семь-ноль от вашей позиции, от тридцати ангелов, направляются на север, скорость пятьсот узлов.

— Вижу их.

— Они все ещё к югу от границы, но ненадолго, — посоветовал молодой диспетчер на Е-ЗВ. — «Кабан», можете открывать огонь.

— Понял, можно открывать огонь, — подтвердил полковник Уинтерс, и его левая рука нажала на кнопку, приводящую в боевую готовность системы. Быстрый взгляд на дисплей состояния вооружения подтвердил, что все ракеты готовы к стрельбе. Ему не требовалось включать свой следящий/наводящий радиолокатор, хотя он находился в состоянии боевой готовности. По сути дела, истребитель F-15 был спроектирован как дополнение к мощному радиолокатору в своей носовой части — черта проекта, которая определила размеры истребителя с первого чертежа на ватмане, — но с течением времени пилоты постепенно перестали пользоваться им, потому что он мог предупредить врага, имеющего соответствующий тип предостережения об угрозе, сообщая ему, что поблизости находится «Орёл» с открытыми глазами и острыми когтями. Вместо этого пилот мог получить радиолокационную информацию от АВАКСа, чьи радиолокационные сигналы не вызывали восторга у противника, но тот ничего не мог с этим поделать. К тому же эти сигналы не представляли прямой угрозы. Китайцев направляли и контролировали наземные радиолокационные станции, и на их экранах «Кабаны» являлись смутными очертаниями. Их могли заметить, а могли и не заметить. Где-то позади «Ривет Джойнт» ЕС-135 вёл мониторинг как радиолокаторов, так и раций, которыми пользовались китайские наземные контролёры, и будет информировать об этом АВАКС. Но пока до этого было далеко. Значит, Джо Чинк направлялся на север.

— «Орёл», «Кабан», какой тип бандитов, конец.

— Мы не уверены, но, по-видимому, это «Сьерра-Униформ два-семь», судя по месту вылета и профилю, конец.

— Понял. — О'кей, хорошо, подумал Уинтерс. Они считали Су-27 очень хорошим истребителем, и для самолёта, спроектированного в России, он был действительно неплохим. Китайцы сажали своих лучших пилотов на «Фланкёр», и это будут гордые лётчики, те, которые считали, что ничем не уступают ему. О'кей, Джо, посмотрим, насколько ты хорош. — «Кабаны», это ведущий, поворачиваем налево на курс один-три-пять.

— «Два». «Три». «Четыре», — отозвались истребители звена, и все дружно накренились, поворачивая налево. Уинтерс оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что не оставляет за собой инверсионный след, который мог бы выдать его противнику. Затем посмотрел на дисплей, указывающий на возможную опасность. Раздавалось щебетание китайских поисковых станций, но все ещё ниже теоретического уровня обнаружения. Это изменится миль через двадцать. Но и тогда они будут неизвестными и смутными самолётами на китайских экранах. Может быть, наземные китайские контролёры передадут предупреждение по радио, но скорее всего просто уставятся на экраны и попытаются решить, видят они настоящие объекты или нет. Голубоватый цвет, в который были окрашены «Иглы», трудно заметить визуально, особенно когда солнце позади тебя. Это был самый старый фокус в библии лётчика-истребителя, и найти решение против него все ещё никому не удалось…

Китайцы пролетели слева от него, в тридцати милях, направляясь на север и ожидая встретить русские истребители, чтобы вступить с ними в воздушный бой. Китайцы наверняка хотят контролировать воздушное пространство над полем боя, которое они только что открыли. Это означало, что они включат свои поисковые радиолокаторы, и когда это случится, они потратят почти все время, глядя на экраны радиолокаторов, а это опасно. Когда Уинтерс оказался к югу от них, он повернул своё звено направо, на запад, и они опустились на высоту в двадцать тысяч футов, значительно ниже крейсерской высоты Джо Чинка. Лётчики-истребители могут оглядываться назад и вверх, но редко назад и вниз, потому что их учили, что высота, подобно скорости, — это жизнь. Это так и было… в большинстве случаев. Ещё через три минуты «Кабаны» были к югу от противника, и Уинтерс увеличил скорость до максимальной, чтобы догнать китайцев. По его команде звено разделилось на две пары. И вот он заметил их — тёмные пятнышки на светлеющем голубом небе. Китайские истребители были окрашены в тот же самый светло-серый цвет, который нравится русским. И тут может возникнуть серьёзная проблема, если здесь появятся русские «Фланкёры», потому что вы редко подлетаете достаточно близко, чтобы увидеть, что обозначено на крыльях — красные звезды или бело-сине-красные флаги.

Теперь послышался звуковой тон. Его «Сайдуайндеры» увидели тепло из турбореактивных двигателей, установленных на Су-27. Это означало, что он в пределе досягаемости ракет. Его ведомый, способный молодой лейтенант, находился теперь в пяти сотнях ярдов справа от него, выполняя свою работу, которая заключалась в том, чтобы прикрыть своего ведущего. О'кей, — подумал Уинтерс. У него было добрых сто узлов превышающей скорости.

— «Кабан», я «Орёл», сообщаю, в данный момент эти парни прямо перед нами.

— Это ненадолго, «Орёл», — ответил полковник Уинтерс.

Теперь китайские истребители больше не были пятнышками. Теперь это были самолёты с двойными вертикальными рулями на хвосте. Летят с крейсерской скоростью, спокойно, ничего не замечая. Его левый указательный палец выбрал для начала «Сайдуайндер», и тон в наушниках был громким и отчётливым. Он начнёт с двух ракет, одна в левый «Фланкёр», другая в правый… вот сейчас.

— Фокс-2, Фокс-2, две птицы уходят, — доложил Бронко. Дымные следы разошлись, в точности, как он хотел, устремившись в своим целям. Его камера на прицеле работала, и происходящее будет записано на видеоленту, как это было над Саудовской Аравией в прошлом году. Ему нужен один сбитый самолёт, чтобы стать асом, — и он получил первый через шесть секунд и второй через полсекунды после первого. Оба «Фланкёра» рухнули направо. Тот, что был слева, почти столкнулся со своим ведомым, но промахнулся и начал кувыркаться, части самолёта отрывались от его корпуса. Второй начал переворачиваться через крыло и затем взорвался, превратившись в круглое белое облако. Первый пилот удачно катапультировался, второму не повезло.

«Очень жаль, Джо», — подумал Уинтерс. Оставшиеся два китайских истребителя заколебались, затем разошлись и начали маневрировать, удаляясь друг от друга. Уинтерс включил свой радиолокатор и погнался за левым истребителем. Он замкнулся на нём и был внутри пусковых параметров для своей AMRAAM. Его правый указательный палец нажал на переключатель.

— «Фокс-1», «Фокс-1», «Слэммер» послан на парня, уходящего на запад. — Он следил за «Слэммером» — так называлась ракета, устремившаяся за китайским истребителем.

Технически «Слэммер» был оружием типа «стреляй и забудь», подобно «Сайдуайндерам». «Слэммер» почти мгновенно ускорился до двух Махов и даже больше и быстро преодолел три мили, остававшиеся до китайского истребителя. Ему потребовалось всего десять секунд, чтобы сблизиться и взорваться в нескольких футах от фюзеляжа цели. «Фланкёр» развалился, и из него никто не катапультировался.

О'кей, три. Это утро действительно развивалось удачно, но теперь ситуация вернулась к обстановке Первой мировой войны. Ему приходилось искать цели визуально, а поиски реактивных истребителей в ясном небе не были…

…вот…

— Ты со мной, Скиппи? — произнёс он по радио.

— Прикрываю тебя, Бронко, — ответил ведомый. — Бандит в направлении на один час от тебя, переходит слева направо.

— Вижу, — ответил Уинтерс, направляя нос своего истребителя на отдалённую точку в небе. Его радиолокатор увидел противника, замкнулся на нём, и транспондер «свой-чужой» не опознал его как «свой». Полковник пустил второй «Слэммер»: — «Фокс-1» на парня в южном направлении! «Орёл», ведущий «Кабан», как дела у нас?

— До настоящего момента у нас пять сбитых китайцев. Бандиты летят на восток и пикируют. «Риджбэк» летит с запада с четырьмя, ангелы три-пять на шести сотнях, сейчас в направлении десять часов от тебя. Проверь опознание «свой-чужой», ведущий «Кабан». — Диспетчер был осторожным, но так и должно быть.

— «Кабан», ведущий, немедленно проверь опознание «свой-чужой»!

— «Два». «Три». «Четыре», — дружно отвечали они. Ещё до того, как последний из них успел подтвердить, что его транспондер «свой-чужой» работает в режиме передачи, второй «Слэммер» полковника нашёл свою цель, увеличив, таким образом, число сбитых китайских истребителей до пяти. Ты только посмотри, — подумал Уинтерс, — это утро действительно развивается удачно.

— Бронко, Скиппи на одном! — доложил ведомый, и Уинтерс занял позицию сзади, ниже и слева от своего ведомого. Скиппи был первым лейтенантом Марио Акоста, рыжеволосым мальчишкой из Вичиты, который проявил себя неплохо для лётчика с налётом всего двести часов на этом истребителе.

— «Фокс-2» с одним, — доложил Скиппи. Его цель повернула на юг и летела прямо в мчащуюся ракету. Уинтерс увидел, что «Сайдуайндер» влетел точно в заборное отверстие на правой стороне истребителя, и взрыв в результате оказался весьма впечатляющим.

— «Орёл», это ведущий «Кабан», дай мне вектор, конец.

— Ведущий «Кабан», поворачивай направо на ноль-девять-ноль. Я вижу бандита в десяти милях и низко, ангелы десять, направляется на юг, скорость превышает шестьсот.

Уинтерс совершил поворот и посмотрел на дисплей радиолокатора.

— Вижу его! — И этот истребитель также находился в пределах досягаемости «Слэммера». — «Фокс-1», «Слэммер». — Его пятая ракета этого утра сорвалась с направляющих, помчалась на восток, склоняясь вниз. И снова Уинтерс направил нос своего истребителя на цель, гарантируя, что он запишет это на плёнку… да! — Всплеск. Бронко видел всплеск: вроде это пятый.

— Подтверждаю, Бронко сбил пять китайских истребителей, — сообщил «Орёл-2». — Хорошая работа, приятель.

— Что ещё вокруг нас?

— Ведущий «Кабан», бандиты уходят на юг, включили форсаж, только что превысили один Мах. Мы зарегистрировал девять сбитых самолётов и один повреждённый, и шесть бандитов возвращаются к себе в амбар, коней.

— Понял, принял, «Орёл». Что ещё происходит сейчас?

— Ничего, ведущий «Кабан».

— Где ближайший танкер?

— Можете заправиться от Оливер-6, вектор ноль-ноль-пять, расстояние двести, конец.

— Понял тебя. Звено, это Бронко. Соберёмся и направимся на заправку. Выстраивайтесь за мной.

— «Два». «Три». «Четыре».

— Как дела у нас?

— Скиппи сбил одного, — доложил его ведомый.

— Дакки сбил двух, — сообщил лидер второй пары.

— «Призрак» сбил двух и одного повредил.

«Не все в порядке с арифметикой, — подумал Уинтерс. — Черт побери, может быть, парни на АВАКСе что-нибудь напутали». Вот почему на истребителях стоят видеозаписывающие приборы. В общей сложности, удачное утро. Лучше всего то, что они нанесли изрядный урон «Фланкёрам» китайских коммунистов и, наверно, подорвали уверенность их пилотов. Подорвать уверенность лётчика-истребителя почти так же хорошо, как и сбить его, особенно если им удалось сунуть в мешок командира их эскадрильи. Это разозлит уцелевших пилотов, но одновременно заставит их усомниться в самих себе, в их доктрине и их истребителях. И это хорошо.

* * *
— Какие новости?

— Пограничная оборона сделала всё, что можно было ожидать от них, — ответил полковник Алиев. — Главная новость заключается в том, что большинству наших людей удалось уцелеть. Общее количество убитых меньше двадцати, и пятнадцать раненых.

— Что им удалось переправить сейчас через реку?

— По моим сведениям, части трех механизированных дивизий. Американцы сообщили, что китайцы навели шесть мостов и они действуют полным ходом. Так что мы можем ожидать, что количество китайских частей, переправившихся на нашу сторону, будет быстро увеличиваться. Разведывательные части китайцев продвигаются вперёд. Мы поймали некоторых в засады, но пленных пока нет. Направление их движения в точности соответствует тому, как мы предвидели, равно как и скорость наступления.

— Есть хорошие новости? — спросил Бондаренко.

— Да, товарищ генерал. Наши ВВС и американские друзья изрядно расквасили нос китайским военно-воздушным силам. Мы сбили больше тридцати их истребителей, потеряв только четыре наших, и два пилота катапультировались. Нам удалось захватить шесть китайских лётчиков. Их отвезли на запад для допроса. Маловероятно, что мы получим от них полезную информацию, хотя я думаю, что наши ВВС будут выпытывать у них технические детали. Их планы и цели совершенно очевидны, и они в точности следуют своим планам или даже немного опережают их.

Все это не являлось неожиданным для генерала Бондаренко, но тем не менее было неприятным. Его разведывательное управление хорошо справлялось со своей работой и докладывало ему, что им стало известно и чего они ожидают. Однако все это походило на метеорологический прогноз зимой: «Да, сейчас холодно, и да, идёт снег, и нет, мороз и снег в ближайшее время, вероятно, не прекратятся, и как жаль, что у вас нет тёплого пальто». Бондаренко получал практически идеальную информацию, но он был не в силах изменить ситуацию. Очень хорошо, что его лётчики сбили столько китайских истребителей, но главным для него было остановить китайские танки и бронетранспортёры с пехотой.

— Когда мы сможем атаковать с воздуха их передовые части?

— Мы начнём операции «воздух-земля» сегодня вечером — удары нанесут наши штурмовики Су-39, — ответил Алиев. — Но…

— Но что? — потребовал Бондаренко.

— Не будет ли лучше дать им продвинуться вперёд с минимальным сопротивлением с нашей стороны в течение ещё нескольких дней? — Это было смелым заявлением начальника его оперативного управления. В то же время оно было правильным, после недолгого размышления решил Геннадий Иосифович. Если его стратегическим намерением было заманить противника в глубокую ловушку, зачем тратить силы до того, как ловушка будет полностью готова? Это ведь не Западный фронт в июне 1941 года, и у него не было Сталина, сидящего в Москве с метафорическим пистолетом, приставленным к его голове.

Нет, сейчас в Москве правительство будет выходить из себя, поднимая политическую бурю, возможно, требуя немедленного созыва Совета Безопасности ООН, но все это всего лишь реклама. Его работа заключалась в том, чтобы победить этих жёлтых варваров, и сделать это с использованием войск, находящихся в его распоряжении, с наибольшей эффективностью. А это означало, что нужно заманить их дальше. Это означало, что нужно сделать их командующего таким же уверенным, как задира на школьном дворе, презрительно взирающий на мальчика, который младше его на пять лет. Это означало заразить их тем, что японцы называли в своё время «болезнью победы». Пусть они почувствуют себя непобедимыми, и тогда можно будет наброситься на них, подобно тигру, прыгающему с дерева.

— Андрей, пошли несколько самолётов и передай, чтобы они не слишком рисковали в своих атаках. Мы можем уничтожить их военно-воздушные силы — но позволим их наземным силам сохранять своё преимущество в течение ещё некоторого времени. Пусть они продолжают насыщаться за богато накрытым столом.

— Согласен с вами, товарищ генерал. Это неприятная пилюля, которую нам придётся проглотить, но, в конце концов, им придётся обломать зубы — при условии, что наше политическое руководство позволит нам поступить именно таким образом.

— Да, сейчас это главный вопрос, не правда ли?

Глава 52Глубокая битва

Генерал Пенг пересёк реку Амур и вторгся в Россию, находясь в своём командном бронетранспортёре, далеко отставшем от первого полка тяжёлых танков. Он подумывал о том, чтобы воспользоваться вертолётом, но оперативное управление предупредило его, что битва в воздухе идёт не так хорошо, как эти глупцы в штабе ВВС пытались заверить его. Он чувствовал себя неловко, пересекая реку в бронированном транспортёре по плавающему мосту — подобно кирпичу, привязанному к воздушному шару, — но он всё-таки сделал это, продолжая слушать доклад начальника своего оперативного управления о развитии наступления.

— Американцы бросили в бой большое количество своих истребителей, и вместе с ними прилетели их самолёты Е-3 с радиолокаторами, направляющими действия истребителей. Действуя вместе, они представляют грозную силу, им трудно противостоять, хотя наши коллеги в штабе ВВС утверждают, что у них есть тактические приёмы, которые помогут справиться с американцами. Я поверю в это, когда увижу результаты собственными глазами, — заметил полковник Ва. — Но пока это единственная плохая новость. Мы опережаем свой план на несколько часов. Сопротивление русских слабее, чем мы ожидали. Захваченные нами пленные крайне разочарованы тем, что их лишили артиллерийской поддержки.

— Неужели? — спросил Пенг.

— Да, у нас десять пленных, захваченных на их оборонительных позициях, — мы увидим их через несколько минут. У них были туннели, по которым они собирались скрыться, и у выходов из туннелей стояли наготове бронетранспортёры, чтобы увезти их в тыл. Они не рассчитывали удерживать свои укрепления в течение длительного времени, — продолжал полковник Ва. — Они планировали отступать, а не обороняться до последнего, как мы предполагали. Мне кажется, что у них не хватает храбрости для боя, товарищ генерал.

Эта информация привлекла внимание Пенга. Всегда важно знать боевой дух противника.

— Кто-нибудь из них остался в своих укреплениях и отстреливался до конца?

— Только один из укреплённых бункеров. Это стоило нам тридцати солдат, но мы всё-таки захватили их в плен. Может быть, их бронетранспортёр, который должен был увезти солдат в тыл, повредили наши снаряды, и у них не было выбора, — высказал своё мнение полковник.

— Я хочу увидеть один из этих бункеров прямо сейчас, — приказал Пенг.

— Конечно, товарищ генерал. — Ва опустился вниз и отдал приказ водителю. Бронетранспортёр тип 90 качнулся вправо, удивив военного полицейского, пытавшегося регулировать движение машин, но он не стал возражать. Четыре длинные хлыстовые антенны на углах бронетранспортёра сказали ему, что это за машина. Командный бронетранспортёр съехал с проторённой дороги прямо к уцелевшему русскому бункеру.

Генерал Пенг вышел наружу, наклонив голову при выходе из люка, и пошёл к почти нетронутой старой броневой башне. Очертания башни — перевёрнутая сковородка — напомнили ему, что башня снята со старого танка ИС-3. Когда-то это была мощная боевая машина, но теперь она превратилась в раритет. Группа сотрудников разведывательного управления стояла у входа. Они вытянулись при виде генерала.

— Чем мы взорвали его? — спросил Пенг.

— Мы не взрывали этот бункер, товарищ генерал. Они покинули его после того, как произвели пятнадцать выстрелов из орудия и примерно триста из пулемёта. Они даже не уничтожили бункер, перед тем как мы захватили его, — доложил капитан-разведчик, делая жест генералу в сторону люка танковой башни. — Здесь все безопасно. Мы проверили бункер, мин-ловушек здесь не оказалось.

Пенг спустился вниз. Перед ним была комфортабельная маленькая казарма, полка для больших танковых снарядов, большое количество патронов для двух пулемётов. На полу валялись гильзы от орудия и пулемётов, обёртки полевых рационов. Бункер выглядел весьма комфортабельным, с койками, душем, туалетом и большим запасом продовольствия. «Ради этого стоило сражаться», — подумал генерал.

— Как они ушли отсюда? — спросил Пенг.

— Вот по этому туннелю, — ответил молодой капитан, провожая его на север по туннелю. — Как видите, русские подготовились ко всему. — Туннель шёл под гребнем холма к крытому месту для стоянки — скорее всего бронетранспортёра. Это подтверждалось глубокими следами колёс на грунте сразу за бетонной стоянкой.

— Сколько времени они продержались?

— Мы захватили бункер меньше чем через три часа после начала обстрела. Наша пехота окружила орудийную установку, и вскоре после этого русские скрылись, — сообщил капитан командующему армией.

— Понятно. Отличная работа нашей штурмовой пехоты. — Затем генерал увидел, что полковник Ва перевёл командный транспортёр через вершину холма к концу туннеля, дав ему возможность подняться внутрь.

— Куда теперь? — спросил Ва.

— Я хочу посмотреть, что сделали наши ракетные установки с их артиллерийскими орудиями.

Ва кивнул и передал приказ генерала командиру бронетранспортёра. На поездку потребовалось пятнадцать минут, во время которых машину бросало из стороны в сторону. Пятнадцать тяжёлых артиллерийских орудий по-прежнему находились на своих позициях, но два, мимо которых прошёл Пенг, были опрокинуты и повреждены контрбатарейным огнём. Позиция, которую они посетили, была почти не тронутой, хотя несколько ракет упало поблизости, так что три мёртвых тела продолжали лежать рядом со своими орудиями, в лужах почти высохшей крови. По-видимому, большинство артиллеристов сумело спастись. Рядом с каждым орудием была вырыта траншея глубиной два метра, с забетонированными стенками. Обстрел всего лишь поцарапал их. Также поблизости находился большой бункер для боезапаса с рельсами, по которым снаряды доставлялись к орудиям. Дверь в бункер была открыта.

— Сколько снарядов они успели выпустить? — спросил Пенг.

— Не больше десяти, — ответил другой офицер из разведывательного управления, на этот раз майор. — Наш контрбатарейный огонь был великолепен. Всего в русской батарее было пятнадцать орудий. Одно из них успело сделать двадцать выстрелов, но это все. Мы вывели их из строя меньше чем за десять минут. Радиолокационные установки, следящие за огнём противника, действовали блестяще, товарищ генерал.

Пенг кивнул, соглашаясь с майором:

— У меня тоже создалось такое впечатление. Эта батарея была бы непобедимой двадцать или тридцать лет назад — хорошая защита для артиллеристов и большой боезапас, но они не предвидели, что противник сможет определить координаты их позиции так быстро. Если батарея расположена неподвижно, Ва, она подвергается опасности уничтожения. — Пенг оглянулся по сторонам: — И всё-таки инженеры, выбравшие место и построившие эту позицию и другую, такую же, были талантливыми специалистами. К сожалению, теперь все это устарело. Каковы наши полные потери?

— Примерно триста пятьдесят убитых и шестьсот двадцать раненых, — ответил начальник оперативного управления. — Это обошлось нам недёшево, но потери меньше, чем мы ожидали. Если бы русские стояли до конца и продолжали сражаться, потери были бы намного более серьёзными.

— Но почему они отступили так быстро? — спросил Пенг. — Нам это известно?

— В одном из бункеров мы нашли письменный приказ, разрешающий им отступать, если положение осложнится. Это удивило меня, — заметил полковник Ва. — Из истории известно, что русские обороняются очень стойко, и об этом узнали немцы. Но это было при Сталине.

Тогда у русских была железная дисциплина. И мужество. Судя по всему, сегодня ситуация иная.

— Их отступление было проведено умело, — заметил Пенг. — Мы должны были захватить больше пленных.

— Они бежали слишком быстро, товарищ генерал, — объяснил полковник.

— Тот, кто сражается и потом быстро уходит, — процитировал генерал Пенг, — сохранит жизнь, чтобы сражаться снова. Имейте это в виду, полковник.

— Это верно, товарищ генерал, но тот, кто быстро отступает, не представляет непосредственной угрозы.

— Поехали дальше, — сказал генерал, направляясь к своему командному бронетранспортёру. Он хотел увидеть линию фронта.

* * *
— Так в чём дело? — спросил Бондаренко у лейтенанта. Юноша пережил тяжёлый день, и то, что ему сейчас приходилось стоять и докладывать командующему театром военных действий, не улучшало его самочувствия. — Вольно, молодой человек. Вы живы. Все могло быть гораздо хуже.

— Генерал, мы могли бы держаться и дальше, если бы нам обеспечили хотя бы небольшую поддержку, — сказал Команов, не скрывая своего разочарования.

— У нас не было такой возможности. Продолжайте. — Генерал показал на карту на стене.

— Они переправились вот здесь и шли через эту седловину и через хребет, чтобы атаковать нас. Только пехота, мы не видели никаких машин. У них были портативные противотанковые орудия, ничего особенного, ничего неожиданного, зато массивная артиллерийская поддержка. Только на мою позицию был сконцентрирован огонь целой батареи. Тяжёлые орудия, 150 миллиметров или даже больше. И ракеты, которые полностью уничтожили нашу артиллерийскую поддержку, почти сразу.

— Это было неожиданностью для нас, — подтвердил Алиев. — У них было, должно быть, больше этих систем обнаружения мест, откуда вёлся огонь, чем мы ожидали.

Кроме того, они использовали свои ракеты тип 83 для контрбатарейной борьбы, подобно тому, как делали это американцы в Саудовской Аравии. Это эффективная тактика.

— Тогда нам нужно разработать метод уничтожения их с самого начала, — сказал Бондаренко. — У нас есть группы электронной разведки. Пусть они разыщут эти китайские радиолокаторы и уничтожат их нашими ракетами. — Он повернулся. — Продолжайте, лейтенант. Расскажите мне про китайскую пехоту.

— Это смелые люди, товарищ генерал. Они продолжают воевать, несмотря на направленный на них огонь. Они хорошо подготовлены. Мой бункер и другой, рядом с моим, уничтожили по крайней мере двести пехотинцев, но они продолжали наступать. У них неплохое взаимодействие, словно у игроков футбольной команды. Если вы предпринимаете какой-то манёвр, то они меняют свою тактику, почти сразу. Несомненно, они вызвали артиллерийскую поддержку очень умело.

— Их батареи уже стояли наготове, лейтенант, и ждали только команды, — сказал Алиев младшему офицеру. — Им было несложно обрушить на вас артиллерийский огонь, потому что они следовали заранее подготовленному плану. Что ещё?

— Мы не видели ни одного танка. Китайцы заставили нас отступить ещё до того, как закончили строительство мостов. Их пехота хорошо подготовлена, тренирована и даже сама стремится в наступление. Я не заметил никаких доказательств самостоятельного мышления, но, как вы сами сказали, их часть операции была хорошо спланирована и тщательно отработана.

— Для китайцев типичным является то, что командиры говорят своим солдатам многое о предстоящих операциях. Они не считают нужным сохранять секретность, как это делаем мы, — сказал Алиев. — Возможно, это содействует товарищеской солидарности на поле боя.

— Но пока ход войны продолжается в их пользу, Андрей. Качество армии состоит в том, как она реагирует на ситуацию, когда начинает терпеть неудачи. До сих пор мы не видели этого. — А увидим когда-нибудь? — подумал Бондаренко. Он покачал головой. Нужно изгнать эту мысль, перестать думать об этом. Если у него отсутствует уверенность, как он сможет внушить уверенность в победе своим людям? — А как вели себя ваши солдаты, Валерий Михайлович? Как сражались?

— Мы сражались, не боясь смерти, товарищ генерал, — заверил командующего Команов. — Мы убили двести китайских солдат, и убили бы гораздо больше при артиллерийской поддержке.

— Ваши люди готовы продолжать сражаться? — спросил Алиев.

— Да, черт побери! — выкрикнул Команов. — Эти маленькие жёлтые мерзавцы вторглись в нашу страну. Дайте нам оружие, и мы уничтожим их всех!

— Вы закончили танковую школу?

Команов кивнул головой, подобно курсанту:

— Так точно, товарищ генерал, восьмым в своём классе.

— Дайте ему роту в соединении «Боярин», — сказал генерал своему начальнику оперативного управления. — У них не хватает офицеров.

* * *
Генерал-майор Диггз был в третьем поезде, выехавшем из Берлина. Он не выбирал поезда, просто так получилось. Диггз был в тридцати минутах позади разведывательного батальона Анжело Гиусти. Русские вели поезда настолько близко друг к другу, насколько позволяла безопасность, и даже, наверно, временами переступали эту черту. Русским помогало то, что их железные дороги были полностью электрифицированы. Это означало, что поезда быстро уходили со станций и снова набирали скорость, когда приходилось проезжать опасные места, которых было немало.

Диггз вырос в Чикаго. Его отец обслуживал пульмановские вагоны на железных дорогах в Атчесоне, Топека, и Санта-Фе, потом работал на поезде «Супер Чиф», курсировавшем между Чикаго и Лос-Анджелесом до тех пор, пока пассажирское сообщение не подошло к концу в начале 1970-х годов. Затем, что было неожиданным для всех, он перешёл в другой профсоюз и стал водить поезда. Марион помнил, как ещё мальчишкой ездил с ним и как нравилось ему ощущение массивной машины. Так что когда он поступил в военную академию в Уэст-Пойнте, то решил стать танкистом и, что ещё лучше, служить в разведывательном танковом подразделении. Теперь он командовал огромным количеством тяжёлого снаряжения.

В России он оказался впервые. Он не ожидал побывать здесь в первой половине своей карьеры. Тогда он больше всего беспокоился о Гвардейской танковой армии и Третьей ударной армии, чьи массивные формирования располагались в Восточной Германии, готовые устремиться к Парижу — по крайней мере, этого опасались в НАТО.

Но теперь этого опасаться не приходилось. Россия стала частью НАТО. Раньше это показалось бы ему чем-то из плохого научно-фантастического фильма. Сейчас отрицать это было невозможно. Глядя в окно своего вагона, он видел похожие на луковицы купола русских православных церквей — по-видимому, Сталин не сумел снести все церкви. Русские железнодорожные узлы ничем не отличались от американских. Они никогда не были артистическими примерами архитектуры или городского планирования и выглядели так же, как сеть мрачных железнодорожных путей, ведущих в Чикаго или любой другой американский город. Нет, красивыми были только железные дороги, которые вы строили под своей рождественской ёлкой на каждое Рождество. Но здесь не было заметно никаких рождественских ёлок. Поезд замедлил ход и плавно остановился, ожидая, наверно, сигнала, открывающего путь…

Но нет, это место походило на какой-то военный терминал. Справа виднелись русские танки, и повсюду масса наклонных бетонных рамп — русские построили, по-видимому, эту станцию для перевозки своих собственных гусеничных машин на запад, решил он.

— Генерал! — раздался чей-то голос.

— Да!

— С вами хотят повидаться, сэр, — объявил тот же голос.

Диггз встал и пошёл на голос. Это был один из его младших офицеров, только что окончивший Ливенуорт, а за его спиной стоял русский генерал.

— Вы генерал Диггз? — спросил русский на неплохом английском языке.

— Совершенно верно.

— Прошу вас пройти со мной. — Русский спустился на платформу. Воздух был свежим, но этим утром над ними висели низкие серые облака.

— Вы хотите рассказать мне, как дела на востоке? — спросил Диггз.

— Нет, мы хотим, чтобы вы полетели со своим штабом в Хабаровск и там все увидите сами.

Это разумно, — подумал Диггз.

— Сколько офицеров мне взять с собой?

— Шесть, включая вас.

— О'кей. — Генерал кивнул и повернулся к капитану, который вызвал его из вагона. — Мне нужны полковники Мастертон, Дуглас, Уэлш, Тернер, майор Херст и подполковник Гарвей.

— Слушаюсь, сэр. — Молодой офицер исчез.

— Когда вылетаем?

— Вас ожидает самолёт.

«Один из русских», — подумал Диггз. Никогда раньше он не летал на русском самолёте. Насколько это безопасно? Насколько безопасно лететь на самолёте в зону, где ведутся бои? Ничего не поделаешь, армия не платит ему за то, чтобы он оставался в безопасных местах.

— Кто вы?

— Носенко, Валентин Носенко, генерал-майор, представитель Ставки.

— Ситуация действительно настолько плохая?

— Её нельзя назвать хорошей, генерал Диггз. Наша главная проблема заключается в том, чтобы перевезти подкрепления к театру военных действий. Но китайцам приходитсяпереправляться через реки. Так что трудности, как говорите вы, американцы, компенсируют одна другую.

Больше всего Диггза беспокоил вопрос снабжения. Его танки и бронетранспортёры «Брэдли» уже имели при себе полный боезапас, и два с половиной дополнительных боезапаса для каждой машины находились в грузовиках в других поездах, подобных этому. После этого ситуация становилась сложной, особенно для артиллерии. Но его главной заботой было дизельное топливо. У него было достаточно горючего, чтобы дивизия могла продвинуться на триста или четыреста миль. Это немалое расстояние по прямой линии, но на войне никто не позволяет войскам двигаться по прямой. Таким образом, в лучшем случае дивизия могла продвинуться на двести миль, что не было таким уж впечатляющим расстоянием. Кроме того, требовалось горючее для его реактивных самолётов. Вот почему генералу в первую очередь был нужен его специалист по логистике, полковник Тед Дуглас, сразу после оперативного мозга дивизии — полковника Мастертона. Офицеры начали собираться.

— В чем дело, сэр? — спросил Мастертон.

— Мы летим на восток, чтобы увидеть, что там происходит.

— О'кей, тогда надо позаботиться о средствах связи. — Полковник Мастертон исчез. Вскоре он вышел из вагона, за ним двое солдат несли спутниковое радиооборудование.

— Отличная мысль, Дьюк, — заметил подполковник Гарвей. Он занимался связью и электронной разведкой в Первой бронетанковой дивизии.

— Господа, это генерал Носенко из Ставки. Насколько я понимаю, он полетит с нами на восток?

— Совершенно верно, я отвечаю за разведывательное обеспечение Ставки. Прошу следовать за мной. — Он проводил их к четырём автомобилям. Через двадцать минут они подъехали к военному аэродрому.

— Как относится к вторжению ваш народ? — спросил Диггз.

— Вы имеете в виду гражданское население? Слишком рано делать выводы. Многие не верят в происходящее, но немало и гнева. Гнев — это хорошо, — сказал Носенко. — Гнев является источником мужества и решительности.

«Если русские говорят о гневе и решительности, значит, ситуация действительно плохая», — подумал Диггз, глядя на улицы московских пригородов.

— Какие соединения двигаются перед нами?

— Пока четыре мотострелковые дивизии, — ответил Носенко. — Это наши самые лучшие части. Кроме того, мы формируем и другие подразделения.

— Я не имею последних сведений. Что ещё посылает НАТО? — спросил Диггз.

— Формируется британская бригада из солдат, базирующихся в Хоне. Мы надеемся, что они отправятся в путь через двое суток.

— Действительно, как мы вступим в бой без, по крайней мере, поддерживающих нас британцев, — сказал Диггз. — Отлично, они экипированы примерно так же, как и мы. — «Но ещё лучше, они подготовлены в соответствии с той же доктриной. Хоне», — подумал он. 22-я бригада из казарм в Гааге, командир — бригадный генерал Сэм Тернер. Пьёт виски, как минеральную воду «Перье», но великолепно соображает и блестящий тактик. А его бригада подготовлена на основе тех же учений и штабных игр в Графенворе. — Как относительно немцев?

— Это политический вопрос, — признался Носенко.

— Передайте своим политикам, что Гитлер мёртв, Валентин. Иметь немцев на нашей стороне совсем не вредно. Поверь мне, приятель. Мы все время проводим учения с ними. Они немного хуже подготовлены, чем десять лет назад, но немецкие солдаты по-прежнему хороши, да и их офицеры ничем не уступают. Особенно хорошими у немцев являются их разведывательные подразделения.

— Да, но это политический вопрос, — повторил Носенко. На этом, понял Диггз, обсуждение кончилось.

На взлётной дорожке их ждал Ил-76, известный в НАТО как «Кэмбер», русская копия С-141 «Старлифтер» Локхида. На нем была расцветка «Аэрофлота», но в хвосте виднелись пушечные установки, которые русские любят пристраивать на всех своих тактических самолётах. Диггз не возражал против этого. Они едва успели подняться в самолёт и пристегнуться ремнями, как самолёт начал разбег.

— Торопимся, Валентин?

— А зачем ждать, генерал Диггз? Идёт война, — напомнил Носенко своему гостю.

— О'кей, что нам известно?

Носенко открыл планшет с картами, который держал в руках, и положил на пол большой лист. Самолёт начал набирать высоту. Это была карта китайско-русской границы по реке Амур, на которой уже были нанесены карандашные пометки. Американские офицеры наклонились над картой.

— Они подошли вот сюда и переправились через реку…

* * *
— Насколько быстро они продвигаются? — спросил Бондаренко.

— Я послал перед ними разведывательное подразделение. Они докладывают мне каждые пятнадцать минут, — ответил полковник Толкунов. — Китайские войска двигаются неторопливо и осторожно. Их разведывательное прикрытие состоит из гусеничных бронетранспортёров WZ-501 с лёгким вооружением, но с хорошим радиообеспечением. Тем не менее они не проявляют инициативу. Как я сказал, двигаются неторопливо. Они перемещаются прыжками по полкилометра, в зависимости от местности. Мы прослушиваем их радиопереговоры. Они не шифрованы, хотя китайский разговорный язык обманчив по своей терминологии. Сейчас мы занимаемся этим.

— Скорость движения?

— Пять километров в час, это самое быстрое, как мы заметили, обычно медленнее. Их основные элементы все ещё продолжают перестраиваться, и они так и не сумели пока подготовить систему снабжения. Я полагаю, что они не будут пытаться продвигаться вперёд больше чем на тридцать километров в сутки — судя по моим наблюдениям.

— Любопытно. — Бондаренко снова посмотрел на карту. Китайские войска начали двигаться на северо-северо-запад, потому что к этому их вынудило направление местности. При такой скорости они сумеют добраться до золотого прииска через шесть или семь дней.

Теоретически, он мог двинуть свою 265-ю мотострелковую дивизию и блокировать их наступление… вот здесь… через двое суток и заставить их принять бой, но к этому времени у них будет по крайней мере три… может быть, даже восемь механизированных дивизий, способных атаковать его единственную полноценную дивизию, и так скоро он не мог рисковать. Хорошая новость заключалась в том, что китайские войска обходили его командный пункт. Знак презрения? — подумал он. — Или просто там не было ничего, что могло бы угрожать им, и они не хотели напрасно растрачивать на это силы? Нет, они будут наступать как можно быстрее, ведя пешую пехоту для защиты их направления движения. Это была классическая тактика, и ею пользовались потому, что она приносила успех. Все поступали таким образом, от Ганнибала до Гитлера.

Таким образом, их передовые элементы двигались осторожно и осмотрительно, и под их прикрытием они продолжали переправлять свою армию через амурские мосты.

— Какие китайские части мы опознали?

— Головную часть вражеского формирования составляет 34-я Краснознамённая ударная армия под командованием генерала Пенг Хи-Вонга. Он считается политически надёжным, и его ценят в Пекине как опытного военачальника. Следует предположить, что Пенг будет командовать оперативной группировкой армий. 34-я армия сейчас уже почти полностью переправилась через Амур. Теперь к переправе готовятся ещё три механизированные армии группы «А» — это 31-я, 29-я и 43-я. В обшей сложности они составляют 16 механизированных дивизий, а также приданные им части. Мы полагаем, что за ними последует 65-я армия группы «Б», состоящая из четырех пехотных дивизий и танковой бригады. Я думаю, что задачей 65-й армии будет прикрытие западного фланга. — В этом был определённый смысл. К востоку от линии прорыва не было достаточно надёжных русских подразделений. Классическая операция заключалась бы в повороте на восток к Владивостоку и берегу Тихого океана, но это только отвлечёт силы от главной цели. Таким образом, с поворотом на восток китайские армии повременят по крайней мере неделю, возможно, две или три. Пока туда направятся только лёгкие части прикрытия.

— Как относительно гражданского населения? — спросил Бондаренко.

— По мере возможности люди покидают города на пути китайского наступления, главным образом автобусами и автомобилями. Наша военная полиция пытается навести там порядок. Пока не случилось ничего, что могло бы помешать эвакуации, — сказал Толкунов. — Вот посмотрите, китайские войска даже обходят Белогорск. Их разведывательные подразделения обходят его с востока.

— Это разумное решение, не правда ли? — заметил Бондаренко. — Их настоящая цель находится далеко на севере. Тогда зачем замедлять продвижение? Им не нужна территория. Им не нужны люди. Их целью являются нефть и золото. Захватывая гражданских лиц, они затруднят этим продвижение к основным целям. Если бы я был на месте генерала Пенга, я беспокоился бы о протяжённости продвижения на север. Даже не встречая сопротивления, он встретит на своём пути труднопреодолимые естественные преграды, а защищать линию продвижения чертовски трудно. — Геннадий сделал паузу. Зачем сочувствовать этому варвару? В конце концов, его задача заключалась в том, чтобы уничтожить противника и его людей. Но как? Даже продвижение так далеко на север представляет собой проблему. В таком случае насколько труднее будет нанести по врагу удар в той же местности плохо подготовленными войсками? Тактические проблемы обеих сторон будут настолько трудны, что люди его профессии сочтут их почти невыполнимыми.

— Генерал Бондаренко? — спросил голос с акцентом.

— Да? — Он повернулся и увидел человека, одетого в американский лётный комбинезон.

— Сэр, я — майор Дэн Таккер. Я только что прилетел и привёз оборудование прямой связи с нашими беспилотными разведывательными самолётами «Тёмная звезда». Где мне установить его?

— Полковник Толкунов? Майор, это начальник моей разведки.

Американец небрежно отсалютовал, как обычно делают это лётчики.

— Как поживаете, полковник?

— Сколько времени потребуется на установку оборудования?

Американцу понравилось, что английский язык Толкунова лучше его русского.

— Меньше часа, сэр.

— Проходите сюда. — Полковник вывел его наружу. — Насколько хороши ваши камеры?

— Полковник, когда человек выходит помочиться, вы можете увидеть размеры его члена.

Толкунов принял слова майора за обычное американское хвастовство, но всё-таки задумался.

* * *
Капитан Федор Ильич Александров командовал разведывательным подразделением 265-й мотострелковой дивизии. Предполагалось, что разведкой в дивизии будет заниматься целый батальон, но в его распоряжении было то, что смогли ему выделить.

Правда, для выполнения этой задачи его подразделение усилили восемью новыми гусеничными разведывательными бронетранспортёрами. Эти машины были дальнейшим развитием пехотных бронетранспортёров, на них установили более совершенные двигатели и трансмиссии, а также лучшие аппараты связи, которые только что начали выпускать. Капитан докладывал непосредственно командиру дивизии, а также, по-видимому, координатору разведывательной деятельности театра боевых действий, какому-то полковнику Толкунову. Этот офицер, понял капитан, очень беспокоился о его собственной безопасности и постоянно настаивал, чтобы подразделение капитана находилось вблизи китайских частей — но не слишком близко, чтобы его не заметили, и велел всеми силами избегать вооружённого столкновения. Его работа, говорил капитану Толкунов по крайней мере каждые два часа в течение последних полутора суток, заключается в том, чтобы оставаться в живых и следить за наступающими китайцами. Ему запрещалось тронуть даже волосок на их маленьких китайских головках, просто оставаться настолько близко, чтобы иметь возможность слышать, что они бормочут, и записывать имена подруг, которых они трахают во сне.

Александров был молодым капитаном, всего двадцати восьми лет, и вызывающе привлекательным атлетом, совершающим пробежки для своего удовольствия. Бег, говорил он своим подчинённым, это лучшая форма физического упражнения для солдата, особенно если он служит в разведывательном подразделении. В каждом из гусеничных бронетранспортёров у него были водитель, наводчик и радист, а также три пехотинца, которых он лично обучал быть невидимыми. Обучение заключалось в том, что каждый из пехотинцев половину времени проводил вне своих бронетранспортёров, обычно двигаясь добрый километр или около этого впереди китайского разведывательного прикрытия, прячась за деревьями или переползая через открытые поляны, докладывая по своим рациям, произведённым в Японии, короткими фразами. Солдаты передвигались налегке, с автоматом и двумя запасными магазинами, потому что их не должны были видеть или слышать. Говоря по правде, Александров предпочёл посылать их в разведку вообще без оружия, опасаясь, что кто-то из них поддастся искушению застрелить китайца, руководствуясь патриотическим рвением. Однако ни один солдат не хотел выходить на поле боя без оружия, поэтому капитану пришлось ограничиться строгим приказом закрывать затворы на пустых патронниках. Обычно капитан тоже выходил на разведку со своими солдатами, оставив бронетранспортёры спрятанными в трехстах метрах в лесной чаще.

За последние двадцать четыре часа они хорошо познакомились со своими китайскими оппонентами. Их разведчики были тоже отлично подготовленными и преданными делу специалистами, превосходно справлялись с работой или, несомненно, создавали такое впечатление. Они также передвигались в гусеничных машинах, также проводили много времени вне транспортёров, двигаясь пешком, впереди машин, скрываясь за стволами деревьев и все время глядя вперёд, ожидая увидеть русские подразделения. Русские стали даже присваивать им имена.

— Вот это Садовник, — сказал сержант Буйков. Этот китаец любил касаться кустов и деревьев, словно изучая их для доклада в колледже или с какой-то другой целью. Садовник был невысоким и худым, похожим на двенадцатилетнего мальчика. Он казался достаточно компетентным, автомат был закинут у него за спину, и он часто пользовался биноклем. Это был китайский лейтенант, судя по его погонам, возможно, командовал взводом. Китайский офицер постоянно распоряжался своими людьми, однако нередко шёл впереди них. По всей видимости, он добросовестно относился к своей работе. Значит, его нужно убить первым, — подумал Александров. Русский бронетранспортёр был вооружён мощной 30-миллиметровой пушкой, которая могла превратить китайского лейтенанта в удобрение с тысячи метров, но Александров запретил это. Очень жаль, подумал Буйков. Он вырос в этом районе, часто охотился в этих лесах со своим отцом, лесорубом. — Нам действительно нужно убить его.

— Борис Евгеньевич, вы что, хотите встревожить противника и выдать наше присутствие? — спросил у своего сержанта Александров.

— Полагаю, нет, капитан, но охотничий сезон…

— Закрыт, сержант, сезон закрыт, и — лежать! — приказал Александров. Китаец смотрел в их сторону в бинокль. Лица русских были покрыты маскировочной раскраской, и в одежду были воткнуты ветки, которые скрывали очертания человеческой фигуры, но капитан не хотел рисковать. — Скоро они двинутся вперёд. Назад к бронетранспортёру.

Самая трудная часть разведывательной работы заключалась в том, чтобы не оставлять следов от гусениц, которые могли бы заметить китайцы. Александров «обсудил» эту проблему со своими водителями, угрожая застрелить каждого, за машиной которого останется след (он знал, конечно, что не сможет так поступить, но его люди не были в этом уверены). Удачно сконструированные глушители на выхлопных трубах бронетранспортёров заметно уменьшали шум работающих двигателей. Время от времени русские инженеры, проектировавшие и строившие военное оборудование, находили удачное решение какой-то проблемы. В данном случае они сумели это сделать. К тому же водители русских бронетранспортёров не заводили свои двигатели до тех пор, пока не слышали, что китайцы уже делают это. Александров поднял голову. Садовник махал рукой тем, кто был сзади. Это означало, что они продвинутся вперёд. Китайцы делали ещё один лягушиный прыжок — одна группа остаётся на месте и внимательно смотрит по сторонам, охраняя двигающуюся группу от возможного нападения. Александров не собирался предпринимать никаких наступательных действий, но китайцы, разумеется, не знали этого. Его удивило, что они продолжали прежнее осторожное движение уже второй день. Ещё ни разу они не отступили от выбранного метода передвижения, не проявили небрежности. Александров надеялся, что в какой-то момент они допустят ошибку, но китайцы были, по-видимому, хорошо подготовлены и действовали в точном соответствии с планом. Ну что ж, он тоже не отступал от выбранного плана.

— Начнём двигаться, капитан? — спросил Буйков.

— Нет, останемся на месте и продолжим наблюдение. Они должны остановиться у того маленького хребта, где проходит дорога лесорубов. Я хочу убедиться, насколько они предсказуемы. — Тем не менее капитан достал свою портативную рацию. — Остаёмся на месте, они делают очередной прыжок.

В ответ он услышал щелчки других раций, создающих шёпот атмосферных помех вместо голосов из других бронетранспортёров. Отлично, его люди продолжают сохранять радиодисциплину. Второй эшелон китайских гусеничных бронетранспортёров двигался вперёд не спеша, со скоростью около десяти километров в час, по просеке в лесу. «Интересно, — подумал Александров, — они не рискуют слишком далеко углубляться в соседние заросли, не больше чем на двести или триста метров». И тут он съёжился. Над головой затрещал вертолёт. Это была «Газель», китайская копия французского военного вертолёта. Но его бронетранспортёр был глубоко в лесу, и каждый раз, когда они останавливались, экипаж выскакивал наружу и натягивал на машину маскировочную сетку.

Его люди были хорошо подготовлены. И поэтому, говорил он своим людям, они не должны оставлять за собой видимый сверху след гусениц, если хотят остаться в живых. «Газель» была небольшим вертолётом, но несла ракеты «воздух-земля». Правда, их бронетранспортёр был бронированным, но не настолько бронированным.

— Что он делает? — спросил Буйков.

— Если он ищет присутствие противника, то не делает это очень уж старательно.

Китайцы ехали по дороге, построенной век назад для так и не законченной ветки Транссибирской железной дороги. Она была широкой, в некоторых местах ширина достигала пятисот метров, и относительно хорошо нивелированной. Кто-то много лет назад подумывал о завершении строительства этой дороги для того, чтобы начать эксплуатировать неизвестные богатства Сибири. Этому придавали такое значение, что было повалено огромное количество деревьев, и новая поросль едва выросла в жестоком сибирском климате. Невысокие ёлочки, которые легко склонялись и ломались в щепки под гусеницами бронетранспортёров. Дальше к северу дорогу к золотому месторождению прокладывали военные инженеры, а ещё дальше дорога шла к нефтяным месторождениям на берегу Арктики. Когда китайцы продвинутся достаточно далеко, они обнаружат хорошую дорогу, по которой могут двигаться механизированные части. Но эта дорога была узкой, и китайцам придётся задуматься о безопасности своих флангов, если они решат и дальше двигаться по ней.

Александров вспомнил про римскую авантюру, когда три римских легиона под командованием Квинтилия Вара вторглись в Германию. Римский полководец не обратил внимания на безопасность флангов и потерял свою армию под натиском германских племён, руководимых Армениусом. Может быть, китайцы допустят такую же ошибку? Нет, всем было известно про катастрофу в Тевтоненбергском лесу. Это сражение упоминалось в каждом учебнике по тактике во всех военных академиях известного мира. Квинтилий Вар был назначен на место командующего римскими легионами по политическим соображениям, потому что он нравился своему императору Августу, и, совершенно очевидно, не из-за его способностей как полководца. Этот урок, вероятно, лучше помнили солдаты, а не политики. А китайской армией командовали солдаты, не так ли?

— Смотрите, вот Лис, — заметил сержант Буйков. Это был ещё один офицер в китайском разведывательном подразделении, по всей вероятности подчинённый Садовника. Похожий на него своей миниатюрностью, Лис проявлял меньше интереса к кустам и деревьям и больше оглядывался по сторонам. У них на глазах он исчез в лесной чаще на востоке, и если он поступал так, то обычно оставался невидимым от пяти до восьми минут. — Неплохо бы покурить, — заметил сержант Буйков.

— С этим придётся подождать, сержант.

— Да, товарищ капитан. Можно тогда глотнуть немного воды? — недовольно спросил он.

— Мне не помешал бы глоток водки, но я забыл прихватить её с собой, так же, как и вы, в этом я не сомневаюсь.

— К сожалению, да, товарищ капитан. Хороший глоток водки помогает прогонять холод в этом сыром лесу.

— А также притупляет слух и зрение, а мы нуждаемся в них, Борис Евгеньевич, если только вам не хочется всю жизнь питаться рисом. При условии, конечно, если китайцы берут пленных, в чём я очень сомневаюсь. Они не любят нас, сержант, и они не относятся к числу цивилизованных людей. Запомните это.

Подумаешь, им не нравится балет. Мне он тоже не нравится, — молча проглотил намёк сержант Буйков. Его капитан был москвичом и часто говорил о разных культурных событиях. Но Буйков, подобно своему капитану, не любил китайцев, а сейчас ещё меньше, когда видел их на своей земле.

— Капитан, мы когда-нибудь будем в них стрелять? — спросил сержант.

— Да, когда придёт время, наша работа будет заключаться в том, чтобы уничтожить их разведывательное подразделение. Поверь мне, Борис, я ожидаю этого с таким же нетерпением, как ты. — И мне хотелось быть закурить не меньше тебя. Да и стакан водки мне тоже не помешал бы. А пока ему придётся ограничиться чёрным хлебом с маслом, который он хранил в своём бронетранспортёре, в трех сотнях метров к северу.

На этот раз прошло шесть с половиной минут. Лис, по крайней мере, заглянул в лес на востоке — наверно, старался уловить звук дизельных двигателей, но не услышал ничего, кроме щебетанья птиц. И всё-таки, по мнению Буйкова, этот китайский лейтенант проявлял наибольшую бдительность из двух офицеров. Когда придёт время, его нужно убить первым, — подумал сержант. Александров похлопал сержанта по плечу.

— Теперь наша очередь сделать прыжок, Борис Евгеньевич.

— Слушаюсь, товарищ капитан. — Оба русских солдата направились к своим машинам, пригнувшись первую сотню метров, стараясь не шуметь, до тех пор, пока они не услышали, что китайцы включили двигатели своих гусеничных бронетранспортёров. Ещё через пять минут они сидели в своих БТРах и ехали на север, медленно пробираясь между деревьями. Александров намазал маслом немного хлеба и съел его, запивая водой. Проехав тысячу метров, их бронетранспортёр остановился, и капитан включил мощный радиопередатчик.

* * *
— Кто эта Ингрид? — спросил Толкунов.

— Ингрид Бергман, — ответил майор Таккер. — Актриса, в своё время была очень красивой. Все «Тёмные звезды» названы по именам кинозвёзд, полковник. Солдаты захотели этого. — Наверху монитора была пластмассовая полоска, показывающая, какая из «Тёмных звёзд» сейчас высоко в небе и ведёт передачу. «Мэрилин Монро» была в Жиганске на техобслуживании, а «Грейс Келли» ожидала своей очереди, которая наступит через пятнадцать часов. — Вот посмотри, — он щёлкнул переключателем и переместил мышку, — это передовые элементы китайцев.

— Сукин сын, — сказал Толкунов, демонстрируя своё знание американского сленга.

Таккер усмехнулся:

— Здорово, верно? Однажды я послал «Тёмную звезду» прошвырнуться над нудистской колонией в Калифорнии — это частный парк, где люди все время ходят обнажёнными. Можно было заметить, у кого из девушек плоская грудь, а у кого хорошие сиськи. Была чётко видна разница между естественными блондинками и крашеными. Короче говоря, вот этой мышкой ты контролируешь камеру — в данный момент это делает кто-то другой в Жиганске. Тебя интересует что-то особенное?

— Мосты на Амуре, — тут же ответил Толкунов. Таккер взял радиомикрофон.

— Это майор Таккер. К нам поступил запрос о цели. Переведите камеру-три на главное место пересечения реки.

— Понял, — донеслось из динамика рядом с монитором.

Изображение тут же изменилось, словно пробежала лента от десяти часов к четырём. Затем картинка стабилизировалась. Поле зрения было примерно четыре километра шириной. На экране появились восемь мостов, у каждого очередь насекомых.

— Передайте мне контроль над камерой-три, — приказал майор Таккер.

— Контроль у вас, сэр, — ответил голос.

— О'кей. — Таккер поводил мышкой, не обращая внимания на клавиатуру, и картинка резко приблизила — «изолировала» — третий мост с запада. По нему одновременно двигались три танка со скоростью примерно десять километров в час, с юга на север. На дисплее была даже роза компаса — на случай, если вы потеряли ориентировку, — а изображение давалось в цвете.

Толкунов спросил:

— А зачем нужен цвет?

— Цветное изображение не дороже черно-белого, и мы ввели его в нашу систему, потому что иногда это показывает подробности, которые неразличимы на черно-белом. Это впервые для изображения с такой высоты, даже у спутников пока ещё нет цвета, — объяснил Таккер. Затем он нахмурился: — Угол съёмки неправильный, мы не можем рассмотреть номера дивизии на броне их машин без перемещения съёмочной платформы. Одну минуту. — Он снова взял микрофон: — Сержант, какая часть пересекает Амур по мостам?

— Похоже, что это их 302-я бронетанковая дивизия, она входит в состав 29-й армии группы «А». По нашей оценке, один полный полк 302-й дивизии уже переправился и двигается сейчас на север, — доложил сержант разведывательной группы, словно сообщая результаты вчерашнего бейсбольного матча.

— Спасибо, сержант.

— Не стоит, майор.

— А китайцы могут видеть этот беспилотный самолёт? — спросил Толкунов.

— Видишь ли, на радиолокационом экране он малозаметен, и мы применили ещё один маленький фокус. Им пользовались ещё во время Второй мировой войны, в то время его называли проект «Егуди». Мы установили на этом самолёте лампы.

— Что? — не понял Толкунов.

— Тогда замечали самолёты, потому что они были темнее неба, но если установить на них лампочки накаливания, машины становятся невидимыми. Таким образом, на корпусе «Тёмной звезды» установлены лампочки, и фотосенсор автоматически регулирует их яркость. Практически звёздочки невозможно заметить — они летят с крейсерской скоростью на высоте шестидесяти тысяч футов, намного выше того уровня, на котором можно увидеть инверсионный след, и у них нет инфракрасной сигнатуры. Даже если знаешь, где искать, увидеть их невозможно. Мне говорили, что головки самонаведения ракеты «воздух-воздух» не может захватить такой беспилотный самолёт. Отличная игрушка, правда?

— И давно вы пользуетесь ею?

— Я работаю с «Тёмными звёздами» примерно четыре года.

— Я слышал о них, но теперь вижу, что их возможности поистине поразительны.

Таккер кивнул.

— Это верно. Хорошо, когда знаешь, чем занимается противник. Мы впервые задействовали их над Югославией, и после того, как мы научились пользоваться ими и координировать их действия с боевыми самолётами, жизнь югославов стала поистине несчастной. Тебе не повезло, Джо.

— Джо?

— Джо Чинк. — Таккер показал на экран. — Так мы называем китайцев. Дружеское имя для корейцев когда-то было Люк Кук. — Майор снова показал на экран. — У «Ингрид» нет такого прибора, а вот у «Грейс Келли» есть лазерный целеуказатель, так что мы можем пользоваться «Тёмными звёздами» для точного попадания в цель. Истребитель сбрасывает бомбу, скажем, с расстояния в двадцать миль от цели, а мы ведём её точно в цель. Мы не можем наводить бомбы отсюда, с этого терминала, но из Жиганска это возможно.

— Направлять бомбы с расстояния в шестьсот километров?

— Да. Черт побери, это можно делать даже из Вашингтона, если у тебя есть такое желание. Ведь сигнал идёт через спутник, понимаешь?

— Етить твою мать!

— Наступит время, и лётчики-истребители останутся в прошлом, полковник. Ещё пара лет, и мы сможем осуществлять наведение ракет, запущенных с расстояния в двести миль. Тогда лётчики-истребители больше не потребуются. Итак, полковник, что ещё ты хочешь увидеть?

* * *
Самолёт Ил-76 приземлился на заросший травой аэродром базы истребителей. На нем стояли всего несколько вертолётов, заметил полковник Митч Тернер. Начальник разведки дивизии, он старался увидеть в России как можно больше, и то, что он увидел, не вселило в него восторга. Подобно генералу Диггзу, он пошёл в армию, когда СССР был главным врагом армии Соединённых Штатов и источником основного беспокойства. Теперь он старался понять, сколько разведывательных оценок о мощи Советского Союза, которые он помогал составить, будучи молодым разведчиком, являлись чистой фантазией. Если это не было фантазией, то великий и могучий Советский Союз утратил свою мощь быстрее, чем любая другая нация в мире. Русская армия не была сейчас даже бледной тенью того, чем была Красная армия. Миллионы солдат, от грохота сапог которых дрожала земля и содрогалось от ужаса НАТО, были так же мертвы, как игрушечные стегозавры, с которыми так любил играть его сын. Теперь это было совсем не так хорошо. Российская Федерация походила на старинную богатую семью, у которой не было сыновей, способных защищать её, а дочерей насиловали все, кто хотел. Это совсем нехорошо. Русские, подобно американцам, по-прежнему имели ядерное оружие — бомбы, которые можно доставлять на бомбардировщиках и тактических истребителях. А вот у китайцев есть межконтинентальные баллистические ракеты с ядерными боеголовками, и они нацелены на города. Большой вопрос заключался, таким образом, в том, были ли у русских достаточно большие яйца, чтобы променять несколько городов и, скажем, сорок миллионов населения на золотой прииск и нефтяные месторождения. «Вряд ли, — подумал Тернер. — Умный человек не пойдёт на такое. В равной степени они не смогут решиться на изнурительную войну против страны с населением в девять раз большим и с более здоровой экономикой, даже на своей территории. Нет, если они собираются победить китайцев, это нужно сделать с помощью искусных манёвров и хитрости. Но русская армия по уши в дерьме, и у неё не было ни подготовки, ни снаряжения, чтобы вести манёвренную войну».

Это, — подумал Тернер после здравого размышления, — будет интересная война. Ему не хотелось принимать в ней участие. Гораздо приятнее разгромить маленького слабого противника, чем вступать в войну с умным и могучим врагом. Первое не принесёт особой славы, зато чертовски безопаснее.

— Митч, — сказал генерал Диггз, когда они встали, чтобы выйти из самолёта. — Какие у тебя идеи?

— Видите ли, сэр, мы могли бы выбрать место получше. Судя по тому, как развиваются события, эта война будет довольно волнующей.

— Продолжай, — приказал генерал.

— У противника карты более выигрышные. Больше войск, лучше подготовленные солдаты, больше снаряжения. Их задаче, заключающейся в том, чтобы пересечь огромное пространство труднопроходимой территории, нельзя позавидовать, но и положение русских, обороняющих эту территорию, тоже непросто. Чтобы одержать победу, им придётся вести манёвренную войну. Но я не вижу, что у них достаточно лошадиных сил, чтобы одержать победу.

— Ими командует генерал Бондаренко. Это очень талантливый полководец.

— Эрвин Роммель тоже был талантливым, но Монтгомери надрал ему зад.

Рядом с самолётом стояли штабные автомобили, готовые отвезти их на русский командный пункт. Погода здесь была ясная, и они находились достаточно близко к китайцам, чтобы не считать ясное небо таким уж большим преимуществом.

Глава 53Гнетущие заботы

— Итак, что там происходит? — спросил Райан.

— Китайцы вторглись на семьдесят миль внутрь России. Они переправили через Амур уже восемь дивизий и продолжают движение на север, — ответил генерал Мур, показывая карандашом на карте, разложенной на большом столе в конференц-зале. — Они прорвали русские пограничные укрепления очень быстро — по сути дела, эти укрепления походили на линию Мажино в 1940 году. Я не думал, что русские будут держаться там достаточно долго, но наши спутниковые фотографии показывают, что китайские пехотные батальоны, с мощной артиллерийской поддержкой, прорвались сквозь русские укрепления, почти не встречая сопротивления. Теперь они переправляют через реку Амур свои танки — на настоящий момент им удалось переправить примерно восемьсот танков, и ещё тысяча ждёт своей очереди.

Райан свистнул от удивления:

— Так много?

— Когда вы хотите захватить огромную страну, сэр, нельзя сделать это без больших затрат. Единственная хорошая новость заключается в том, что мы действительно разбили в кровь их военно-воздушные силы.

— АВАКС и F-15-е? — спросил Джексон.

— Совершенно верно, — кивнул председатель Объединённого комитета начальников штабов. — Один из наших лётчиков стал асом в этом воздушном бою. Полковник Уинтерс.

— Бронко Уинтерс, — сказал Джексон. — Я слышал это имя. Лётчик-истребитель. О'кей, что ещё?

— Наша самая большая проблема в ВВС заключается в снабжении лётчиков бомбами. Доставка самолётами не слишком эффективна. Я хочу сказать, целый С-5 нагруженный бомбами, способен доставить только половину бомб для одной эскадрильи F-15E, а у нас масса других дел для С-5. Мы думали о транспортировке бомб в Россию поездом до Читы, скажем, а потом самолётами до Сантара от Читы, но русская железная дорога сейчас занята перевозкой танков и других машин, и в ближайшее время ситуация не изменится. Мы пытаемся вести войну в конце одной проклятой железной дороги. Да, конечно, там две колеи, но всё равно это только одна железная дорога.

— Русские грузовые самолёты? — спросил Райан.

— У «Федерал Экспресс» самолётов больше, — ответил генерал Мур. — Вообще-то у «ФедЭкс» их гораздо больше. Мы обращаемся к вам с просьбой дать указание о применении гражданского резервного воздушного транспорта, господин президент.

— Разрешаю, — сразу дал ответ Райан.

— И ещё несколько маленьких вещей, — сказал Мур. Он закрыл глаза. Уже приближалась полночь, и ещё никому не удалось хоть немного поспать. — VMH-1 стоит наготове. Мы ведём войну со страной, у которой есть ядерное оружие с баллистическими ракетами. Поэтому нам нужно задуматься над возможностью — может быть, отдалённой, но всё-таки возможностью — что они могут нанести по США ядерный удар. По этой причине VMH-1 и «ВВС-1» стоят на авиабазе Эндрюз, готовые к взлёту в любую минуту. За семь минут мы можем перебросить сюда вертолёт, который доставит вас и вашу семью в Эндрюз. Это касается и вас, миссис О'Дей, — повернулся Мур к Андреа.

Старший телохранитель президента кивнула.

— Нам все это известно. Все это написано в Книге, — сказала она. Тот факт, что никто не открывал эту книгу с 1962 года, не имел значения. Все, что требовалось в подобной ситуации, было написано.

Миссис Прайс-О'Дей выглядела бледной.

— С вами все в порядке? — спросил Райан.

— Болит желудок, — объяснила она.

— Вы пробовали выпить имбирного эля? — продолжал Джек.

— От этого нет лекарства, сказала мне доктор Норт. Прошу извинить меня, господин президент. — Она чувствовала себя смущённой из-за того, что он заметил её плохое самочувствие. Ей всегда хотелось не уступать никому из парней. Но ведь парни не бывают беременными, правда?

— Почему бы вам не поехать домой?

— Сэр, я…

— Уезжайте, — сказал Райан. — Это приказ. Вы женщина, и вы беременны. Вы ведь не можете быть все время копом, верно? Вызовите замену и уезжайте. Немедленно.

Специальный агент Прайс-О'Дей заколебалась, но ведь она получила приказ, так что повернулась и пошла к двери. В кабинет тут же вошёл другой агент.

— Мачизм у женщины. Куда катится наш проклятый мир? — спросил Райан у сидящих в кабинете.

— Ты ещё недостаточно осознал равенство полов, Джек, — заметил с усмешкой Джексон.

— По-моему, это называется объективными обстоятельствами. Она все ещё женщина, даже если носит пистолет. Кэти сказала, что у неё все в порядке. Эта тошнота не может продолжаться вечно. По-видимому, у неё просто временный приступ.

— О'кей, генерал, продолжайте.

— «ВВС-1» и «ВВС-2» находятся в полной готовности круглые сутки. Так что, если мы получим предупреждение о запуске, меньше чем через семь минут вы и вице-президент будете на вертолётах, пять минут полёта к Эндрюз, и через три минуты после этого самолёты взлетят. В соответствии с существующими правилами, ваша семья летит на «ВВС-1», а вы — на «ВВС-2», — закончил он. «ВВС-2», или «Никэп», был, по сути дела, Воздушным Командным постом при Критическом Положении в Стране, но официальное название являлось слишком сложным для произношения. Подобно VC-25A, который служил как «ВВС-1», «ВВС-2» представлял собой модернизированный «Боинг-747», который был всего лишь оболочкой для множества радиоприборов, находящихся у него на борту.

— Приятно слышать, что обо всём позаботились. А как относительно моей семьи? — спросил президент Соединённых Штатов.

— При таких обстоятельствах мы держим вертолёт как можно ближе к тому месту, где находятся ваша жена и дети. Затем мы перевезём их в том направлении, которое нам покажется наиболее безопасным. Если это не Эндрюз, то вертолёт, а затем самолёт доставит их в место, которое мы посчитаем нужным. Все это теоретические рассуждения, — объяснил Мур, — но вам следует знать об этом.

— Смогут русские остановить китайцев? — спросил Райан, снова обращая своё внимание на карту.

— Сэр, это пока неизвестно. У русских имеется возможность применить ядерное оружие, но я сомневаюсь, что они захотят использовать эту карту. У китайцев есть двенадцать межконтинентальных баллистических ракет CSS-4. По сути дела, это копии наших старых «Титанов-II» на жидком топливе с боеголовками мощностью от трех до пяти мегатонн.

— Убийцы городов? — спросил Райан.

— Совершенно верно. Мы не можем противостоять им, и у нас в любом случае не осталось противоракетной обороны. Взрыватель на боеголовках установлен на взрыв при сближении с целью плюс или минус тысяча метров. Таким образом, ракета уничтожит город, но на большее она неспособна.

— Нам известно, на какие города они нацелены? — спросил Джексон.

Мур сразу кивнул:

— Да. Эти ракеты весьма примитивны, и шахты ориентированы на свои цели, потому что сами ракеты не могут маневрировать в полёте. Две ракеты нацелены на Вашингтон. Остальные — на Лос-Анджелес, Сан-Франциско и Чикаго. А также на Москву, Киев, Санкт-Петербург. Эти ракеты остались от Плохих Старых Дней, и они не подвергались никакой модификации.

— У нас есть возможность уничтожить их в пусковых шахтах? — спросил Джексон.

— Полагаю, мы могли бы провести операцию, при которой истребители или бомбардировщики нанесут удар по шахтам крылатыми ракетами, — согласился Мур. — Но тогда нам придётся доставить бомбы сначала в Шантару, и даже тогда это будет продолжительный перелёт для F-117.

— А как относительно В-2 с аэродрома на Гуаме? — спросил Джексон.

— Я не уверен, что они могут нести соответствующее оружие. Мне придётся проверить.

— Джек, нам следует подумать об этом, о'кей?

— Слышу тебя, Робби. Генерал, поручите кому-нибудь выяснить это, о'кей?

— Слушаюсь, сэр.

* * *
— Геннадий Иосифович! — воскликнул генерал Диггз, войдя в комнату со столом, устланным картами.

— Марион Иванович! — Русский подошёл к американцу и пожал ему руку, затем обнял его. Он даже поцеловал своего гостя по русскому обычаю, и Диггз содрогнулся от поцелуя — по американскому обычаю. — Вводите!

Диггз подождал десять секунд:

— Вынимайте! — Русский и американский генералы рассмеялись шутке, понятной только им одним.

— Черепаший бордель все ещё на месте?

— Последний раз, когда я смотрел, все ещё был. — Затем Диггзу пришлось объяснить смысл шутки остальным: — В Форт-Ирвине мы собрали всех пустынных черепашек в одном месте, чтобы их не раздавили гусеницы танков и чтобы вдобавок поддразнить любителей природы — мы называем их «обнимающие деревья». Полагаю, они все ещё в том месте, куда мы их сложили, и занимаются тем, что делают маленьких черепашек. Но эти черепахи занимаются делом так медленно, что засыпают во время совокупления.

— Я рассказывал эту историю своим людям много раз. — Затем шутливое выражение исчезло с лица русского генерала. — Я рад, что ты здесь. Был бы ещё счастливее, если бы видел твою дивизию.

— Неужели все так плохо?

— Да уж хорошим не назовёшь. Пошли. — Они подошли к большой карте, прикреплённой к стене. — Вот их расположение тридцать минут назад.

— Как ты следишь за ними?

— Теперь у нас летают над расположением китайских войск ваши невидимые «Тёмные звезды», а мой молодой капитан с разведывательным подразделением следит за ними на земле.

— Так далеко… — сказал Диггз. Позади них стоял полковник Мастертон. — Дьюк? — Затем американский генерал посмотрел на своего русского друга. — Это полковник Мастертон, начальник моего оперативного управления. До этого он командовал батальоном в Десятой кавалерийской дивизии.

— Солдаты буйволов, верно?

— Да, сэр, — подтвердил Мастертон, но его глаза не отрывались от карты. — Честолюбивые мерзавцы, правда?

— Их первая цель находится вот здесь, — сказал полковник Алиев, поднимая указку. — Это золотая шахта Гоголя.

— Ну что ж, если вы собираетесь украсть что-то, то почему бы не начать с золотой шахты? — задал риторический вопрос Диггз. — Что у тебя есть, чтобы остановить их?

— Вот здесь у нас 265-я мотострелковая дивизия, — показал Алиев.

— Она полностью укомплектована?

— Не совсем, но мы усиленно готовим её. К нам подходят ещё четыре мотострелковые дивизии. Первая из них прибывает в Читу уже завтра в полдень. — Голос Алиева звучал чуть оптимистичнее, чем этого требовала ситуация. Он не хотел показаться слабым перед американцами.

— Им предстоит пройти ещё довольно много, — заметил Мастертон, глядя на своего генерала.

— Какой у тебя план, Геннадий?

— Я хочу перебросить четыре наши дивизии на север, где они соединятся с 265-й, и остановить там китайцев. Затем, может быть, мы воспользуемся вашими силами, чтобы продвинуться вот здесь на восток и отрезать их.

Теперь честолюбие проявляют не китайцы, — подумали одновременно Диггз и Мастертон. Передвинуть Первую пехотную дивизию (механизированную) из Форт-Райли, Канзас, в Форт-Карсон, Колорадо, пришлось бы на такое же расстояние, но там они двигались бы по ровной местности и не встречая противника. Здесь для осуществления такой задачи им придётсяпересечь множество холмов и встретить серьёзное сопротивление. Эти факторы значительно меняют ситуацию, — решили американские офицеры.

— У вас ещё не было серьёзного контакта с китайцами? — спросил полковник Мастертон.

Бондаренко покачал головой:

— Нет, я держу свои механизированные войска далеко от них. Китайцы продвигаются, не встречая сопротивления.

— Вы хотите усыпить их, дать им возможность утратить бдительность?

— Да, будет гораздо лучше, если они станут чувствовать себя излишне уверенными.

Американский полковник кивнул. Это разумное решение. Как всегда, война была психологической игрой не в меньшей степени, чем физической.

— Если мы сойдём с поездов в Чите, нам всё равно придётся пройти немалое расстояние до того места, где вы хотите разместить нас, генерал.

— Как у вас дела с горючим? — спросил полковник Дуглас.

— Вот об этом вам не придётся беспокоиться, — ответил полковник Алиев. — Его у нас в избытке. Синие точки на карте — это запасы горючего. Оно такое же, как ваше дизельное номер два.

— И сколько у вас такого горючего?

— В каждом хранилище миллиард двести пятьдесят миллионов литров.

— Черт возьми! — воскликнул Дуглас. — Неужели так много?

Алиев объяснил:

— Хранилища горючего были созданы для большой подвижной группы войск в случае пограничного конфликта. Это делалось во время Никиты Сергеевича Хрущёва. Это гигантские бетонные и стальные хранилища, все под землёй, надёжно укрытые.

— Немудрёно, — заметил Митч Тернер. — Я ни разу не слышал о них.

— Значит, мы сумели обмануть ваши спутники, верно? — Это понравилось русскому. — В каждом хранилище находится двадцать механиков, с мощными электрическими насосами.

— Мне нравится их расположение, — сказал Мастер-тон. — А это что за подразделение?

— Это «Боярин», наша резервная танковая часть. Её обслуживают недавно призванные резервисты. Танки находятся в скрытом бункере. По количеству они почти равны танковой дивизии. Правда, это машины предыдущего поколения — Т-55 и Т-62, но они в полном порядке. Мы держим эту дивизию в резерве, — сказал Алиев.

Начальник американского оперативного управления удивлённо поднял брови. Может быть, русские и уступают китайцам в численном отношении, но они совсем не такие глупые. Дивизия «Боярин» находится в особенно удачном месте… если Иван сможет использовать её должным образом. Их генеральный оперативный замысел выглядел хорошо — теоретически. Однако многие полководцы могли разработать хорошие замыслы. Проблема заключалась в их осуществлении. Способны ли русские осуществить свои планы на практике? Русские военные теоретики были среди лучших в мире — они были настолько хороши, что армия Соединённых Штатов постоянно заимствовала их идеи. Но вопрос заключался в том, что американская армия могла использовать их замыслы на реальном поле битвы, а русские не могли.

— Как относятся к этой войне ваши солдаты? — спросил Мастертон.

— Русские солдаты умеют сражаться, — заверил Алиев своего американского коллегу.

— Что вы, полковник, я не сомневаюсь в их мужестве, — успокоил Дьюк полковника Алиева. — Какое у них настроение, например?

Ответить на этот вопрос взялся Бондаренко:

— Вчера я говорил с одним из моих молодых офицеров из числа тех, кто защищал границу. Его фамилия Команов. Он был вне себя от ярости, что мы не смогли обеспечить его артиллерийской поддержкой, когда он оборонялся от китайцев. И мне стало стыдно, — признался генерал своим гостям. — Мои солдаты готовы сражаться. Но у них не хватает должной подготовки. Ведь я приехал сюда всего несколько месяцев назад, и введённые мной перемены только сейчас начали сказываться. Но вы увидите, что русский солдат всегда вёл себя мужественно на поле боя, и то же самое будет сейчас — если мы не подведём его.

Мастертон не взглянул на своего босса. Диггз хорошо отзывался об этом русском генерале, а Диггз был одновременно отличным знатоком оперативного искусства и умел разбираться в людях. Но русский генерал только что признался, что его люди не были должным образом подготовлены. Хорошая новость заключалась в том, что на поле боя люди быстро овладевают солдатской профессией. Плохая новость состояла в том, что поле боя является самым жестоким дарвинистским испытанием на планете. Некоторые быстро учатся, но другие погибают в процессе обучения. А сейчас у русских не было так много людей, чтобы они могли позволить себе терять их в бою. Это был не 1941 год, и они сражались, не имея возможности опереться на базу, состоящую из половины их населения.

— Вы хотите, чтобы мы двигались сюда как можно быстрее, после того как поезда с нашими людьми прибудут в Читу? — спросил Тони Уэлш. Он был начальником штаба дивизии.

— Да, — подтвердил Алиев.

— Тогда мне хотелось бы посмотреть на оборудование. Как относительно топлива для наших вертушек?

— Наши базы ВВС имеют топливные хранилища, такие же, как хранилища для дизельного топлива, — ответил Алиев. — Вы используете слово «инфраструктура»? Это то, что у нас в изобилии. Когда они прибудут?

— Военно-воздушные силы все ещё занимаются этим. Они пришлют сюда нашу авиационную бригаду. Первыми прилетят «Апачи». Дик Бойл жуёт удила от нетерпения.

— Мы будем рады увидеть ваши штурмовые вертолёты. У нас их слишком мало, и наши ВВС снабжают нас штурмовыми вертолётами слишком медленно.

— Дьюк, — сказал Диггз, — свяжись с ВВС. Нам нужны вертолёты прямо чертовски сейчас, чтобы мы могли облететь местность и увидеть всё, что нам нужно.

— Понял, — ответил Мастертон.

— Позвольте мне заняться установкой спутникового радио, — сказал подполковник Гарвей и пошёл к выходу.

* * *
«Ингрид Бергман» летела сейчас на юг. Генералу Уолласу хотелось получить представление о логистике китайской армии и о том, как поступает снабжение на передний край. Китайская Народная Республика во многом напоминала Америку конца предыдущего столетия. Грузы перемещались главным образом железнодорожным транспортом. В Китае не было крупных шоссейных дорог, как это понимали американцы, зато множество железных дорог. Они функционировали весьма эффективно, когда требовалось перевезти большое количество грузов на средние или большие расстояния, зато они не были гибкими. Кроме того, железные дороги трудно ремонтировать — особенно мосты, — но сложнее всего обстояло дело с туннелями. Вот это и высматривали его люди как возможные цели. Проблема заключалась в том, что у них почти не было бомб. Его атакующие средства — в данный момент это были F-15E «Страйк игл» — прилетели на фронт без бомб под крыльями, и у него едва хватало ракет «воздух-земля» для нанесения единичных ударов. Ситуация напоминала вечеринку, на которой рекламировали танцы, но оказалось, что нет девушек. Музыка была хорошей, и фруктовый пунш высокого качества, но не хватало самого главного. С другой стороны, экипажам его F-15E такая ситуация нравилась. Поскольку не было бомб, они могли играть в воздушный бой, а пилоты предпочитают сбивать вражеские истребители, а не сбрасывать бомбы на пехоту. Это объяснялось территорией. Единственное, чем с удовольствием занимались его люди, это разносили в пух и прах китайские военно-воздушные силы. На их счёту уже было более семидесяти сбитых китайских истребителей, причём американцы не потеряли ни одного самолёта. Преимущество Е-ЗВ АВАКСов было настолько решающим, что противник мог с таким же успехом посылать в бой «Фоккеры» Первой мировой войны, да и русские быстро осваивали поддержку Е-ЗВ. Их истребители имели отличные аэродинамические данные, им всего лишь не хватало ног. Русские никогда не производили истребителей с запасом топлива больше чем на час лётного времени. К тому же они так и не освоили дозаправку в воздухе, как это делали американцы[81]. Таким образом, русские истребители «МиГ» и «Сухой» поднимались в небо, получали вектор от АВАКСов и принимали участие в одном воздушном бою, после чего им приходилось возвращаться на базу за горючим. Половину сбитых китайских истребителей американские «Иглы» могли отнести за счёт того, что китайские истребители тоже были вынуждены прерывать воздушный бой и возвращаться на базу для заправки. Это было несправедливо, но генерал Уоллас, подобно всем пилотам истребительных военно-воздушных сил, ничуть не беспокоился о справедливости в воздушном бою.

Но до сих пор Уоллас вёл оборонительную войну. Он успешно защищал русское воздушное пространство. Он не уничтожал китайские цели и даже не мог атаковать наземные китайские войска в Сибири. Таким образом, его истребители вели отличную победоносную войну, но не добивались практически никаких важных успехов. Чтобы решить эту проблему, он поднял трубку своего спутникового телефона, соединяющего с Америкой.

— У нас нет бомб, генерал, — сообщил он Микки Муру.

— Видишь ли, твои друзья воздушные скауты пытаются найти средства для транспортировки, а Мэри Диггз требует транспортные самолёты для перевозки своей бригады вертушек туда, где они ему нужны.

— Сэр, все очень просто. Если вы хотите, чтобы мы разбомбили китайские цели, нам нужны бомбы. Надеюсь, я говорю не слишком быстро, — добавил Уоллас.

— Успокойся, Гас, — предостерёг его Мур.

— Дело в том, сэр, может быть, в Вашингтоне другой взгляд на вещи, но там, где я нахожусь в данную минуту, мне поручено выполнять операции, но у меня нет инструментов для их осуществления. Таким образом, вы, парни в округе Колумбия, можете или прислать мне инструменты, или дать указание об отмене операций. Вам решать, сэр.

— Мы занимаемся этим вопросом, — заверил его председатель Объединённого комитета начальников штабов.

* * *
— Для меня есть приказы? — спросил Манкузо у министра обороны.

— В данный момент — нет, — сказал Бретано главнокомандующему Тихоокеанским театром.

— Сэр, вы позволите мне спросить — почему? По телевидению передают, что мы ведём войну с китайцами. Я должен участвовать в ней или нет?

— Мы рассматриваем политические последствия, — объяснил «Гром».

— Извините, сэр?

— Ты слышал меня?

— Господин министр, всё, что мне известно о политике, заключается в голосовании каждые два года, но я командую множеством серых кораблей, и их называют военными кораблями, а моя страна ведёт войну. — Раздражение в голосе Манкузо было очевидным.

— Адмирал, когда президент примет решение, как вам поступать, вы узнаете об этом. До этого момента будьте готовы к военным действиям. Это скоро произойдёт. Я только не знаю когда.

— Слушаюсь, сэр. — Манкузо положил трубку и посмотрел на своих подчинённых. — Политические последствия, — сказал он. — Я не думал, что это похоже на Райана.

— Сэр, — успокоил его Майк Лар. — Забудьте о «политических» и думайте о «психологических», понимаете? Может быть, министр обороны просто использовал не то слово. Возможно, идея заключается в том, чтобы нанести удар по китайцам, когда это принесёт наибольшую пользу, — потому что мы пытаемся понять ход их мыслей, сэр, понимаете?

— Вы так считаете?

— Вспомните, кто у нас вице-президент? Он один из нас, адмирал. Да и президент Райан совсем не пусси, правда?

— Да… нет, насколько я припоминаю, — произнёс главнокомандующий Тихоокеанским театром военных действий, вспоминая, как он в первый раз встретил Райана и перестрелку на борту «Красного Октября». Нет, Райан не был пусси. — Тогда, по-вашему, о чём он сейчас думает?

— Китайцы ведут войну на земле — скажем, на земле и в воздухе. В море ничего не происходит. Возможно, они и не ожидают, что что-нибудь случится в море. И всё-таки они выпускают в море корабли, чтобы создать оборонительную линию для континента. Если мы получим приказ нанести удар по этим кораблям, это будет психологическим воздействием. Так что давайте строить планы в этом направлении, вы согласны, сэр? А тем временем мы продолжаем перебрасывать все больше наших сил к этому району.

— Верно. — Манкузо кивнул и повернулся к карте.

Тихоокеанский флот почти весь находился к западу от линии смены дат, и китайцы, наверно, не имели представления о том, где находятся его корабли, а Манкузо знал, где находятся китайские. Субмарина «Тусон» расположилась рядом с 406-й, единственной подводной лодкой КНР, несущей баллистические ракеты. На западе она была известна как подводная лодка класса «Ксиа» SSBN, и сотрудники его разведывательного управления никак не могли решить, какое у неё настоящее имя. Однако на парусе китайского ракетоносца красовалась цифра 406, и Манкузо думал о ней именно так. Но для Манкузо все это не имело значения. Первый приказ об открытии огня поступит на «Тусон» — послать этот китайский подводный ракетоносец на дно Тихого океана. Он вспомнил, что у КНР есть ракеты с ядерными боеголовками, и те ракеты, которые находятся в сфере его ответственности, исчезнут, как только Манкузо получит разрешение покончить с ними. Субмарина США «Тусон» вооружена торпедами «Марк 48 ADCAP»[82], и они быстро покончат с этой целью, если, конечно, он прав и президент Райан совсем не пусси.

* * *
— Итак, как идут наши дела, маршал Луо? — спросил Чанг Хан Сан.

— Наступление развивается успешно, — тут же ответил министр обороны. — Мы переправились через Амур с минимальными потерями, захватили русские оборонительные позиции за несколько часов и теперь продвигаемся на север.

— Сопротивление противника?

— Незначительное. Я бы сказал, ничтожное. Мы начинаем думать о том, что у русских в этом секторе совсем нет вооружённых сил. По сведениям нашей разведки, у русских две механизированные дивизии, но если они находятся там, то они не вошли в соприкосновение с нами. Наши силы стремительно продвигаются вперёд, проходя в день больше тридцати километров. Я полагаю, что мы увидим золотую шахту через семь дней.

— Мы не понесли никаких потерь? — спросил Киан.

— Только в воздухе. Американцы развернули свои истребители в Сибири, и, как вы знаете, они умело управляются со своими машинами, особенно с теми, которые летают. Они нанесли потери нашим истребителям, — признал министр обороны.

— Каковы наши потери?

— В общей сложности больше сотни. Мы сбили примерно двадцать пять вражеских истребителей, но американцы являются мастерами воздушного боя. К счастью, их самолёты не могут затруднить продвижение наших танков, и, как вам, несомненно, известно, они не нанесли удары по нашей территории.

— Как вы объясняете это, маршал? — спросил Фанг.

— Мы не уверены, — ответил Луо, поворачиваясь к главе Министерства государственной безопасности. — Тан?

— Наши источники не дают нам определённого ответа. Наиболее вероятное объяснение заключается в том, что американцы приняли политическое решение не наносить по нашей территории непосредственные удары, а только защищать своего русского «союзника», формально выполняя свой долг. Полагаю также, что определённую роль играет нежелание американцев нести потери от нашей противовоздушной обороны. И всё-таки главная причина их сдержанности является, несомненно, политической.

Сидящие вокруг стола закивали головами. Это было действительно наиболее вероятное объяснение сдержанности американцев, и все члены Политбюро понимали, что такое политические соображения.

— Значит ли это, что они ведут свои действия против нас таким образом, чтобы причинить нам наименьший ущерб? — спросил Тонг Джи. Разумеется, для него было гораздо лучшим именно такое объяснение сдержанности американцев, поскольку Министерству внутренних дел пришлось бы иметь дело с внутренними трудностями, в результате систематических ударов по Китаю.

— Вспомните, что я говорил раньше, — напомнил Чанг. — Они возобновят деловые отношения с нами после того, как в наших руках окажется новая территория, богатая полезными ископаемыми. Как видите, они уже сейчас предвидят это. Кажется совершенно очевидным, что они будут поддерживать своих русских друзей, но только до определённой степени. Кто ещё эти американцы, как не корыстные торгаши? Президент Райан, кем он был раньше?

— Раньше он был шпионом ЦРУ, и, по общему мнению, весьма эффективным, — заметил Тан Деши.

— Нет, — возразил Чанг. — Перед тем как поступить в ЦРУ, он был биржевым маклером, торговал акциями, а после того как покинул ЦРУ, снова стал торговать на бирже. Посмотрите, кого он привлёк в свой кабинет, когда стал президентом: Уинстона, исключительно богатого капиталиста, торговца акциями и игрока на бирже, типичного американского миллиардера. Ещё раз повторяю, что ключом к пониманию этих людей являются деньги. Главное для них — бизнес. У них нет политической идеологии, одно только желание набить карманы. Чтобы добиться этого, они стараются не становиться непримиримыми врагами, а теперь, здесь, с нами, они не хотят слишком разозлить нас. Поверьте мне, я понимаю этих людей.

— Может быть, — сказал Киан. — Но что, если существуют объективные обстоятельства, которые мешают им предпринимать более активные действия?

— Тогда почему их Тихоокеанский флот бездействует? Этот флот представляет собой грозную силу, но ничего не предпринимает, верно, Луо?

— Пока что он бездействует, но мы готовы к любому удару с его стороны, — предостерёг маршал. Он был солдатом, а не моряком, несмотря на то что китайский военно-морской флот подчинялся ему. — Наши патрульные самолёты находятся в воздухе и наблюдают за американскими кораблями. До сих пор мы ничего не заметили. Нам известно, что они не стоят в гаванях, но это все.

— Их военно-морской флот бездействует. Их наземные силы бездействуют. Они жалят нас своими истребителями, но не больше. Жужжание насекомых. — Чанг отверг эту проблему.

— Сколько людей недооценивали Америку и этого Райана, а потом горько жалели об этом, — заявил Киан. — Товарищи, я продолжаю утверждать, мы попали в опасную ситуацию. Возможно, мы добьёмся успеха, тогда все хорошо и прекрасно, но излишняя уверенность может привести к катастрофе.

— А переоценка противника приводит к тому, что вы никогда ничего не добьётесь, — возразил Чанг Хан Сан. — Разве мы достигли бы положения, в котором находимся сейчас, разве наша страна стала бы такой великой благодаря робости? Великий Поход совершали не трусы. — Он обвёл взглядом стол, и никто не осмелился возражать ему.

— Значит, ситуация в России развивается благоприятно для нас? — спросил Ху у министра обороны.

— Лучше, чем мы предполагали, — заверил всех маршал Луо.

— Тогда продолжаем наступление, — решил за всех премьер-министр. Заседание окончилось, и министры разошлись по своим кабинетам.

— Фанг?

Младший министр без портфеля обернулся и увидел идущего к нему по коридору Киан Куна.

— Причина, по которой американцы не предприняли пока решительных действий, заключается в том, что они стараются перебросить войска и снабжение по единственной железной дороге. На это требуется время. Они не сбрасывают на нас бомбы из-за того, что, по-видимому, бомб пока у них нет. И откуда извлёк Чанг эту чепуху относительно американской идеологии?

— Он хорошо разбирается в международных делах, — ответил Фанг.

— Хорошо разбирается? Это каким образом? Разве не он обманом убедил японцев начать войну с Америкой? А какой была её цель? Чтобы мы и они могли захватить Сибирь. Далее, разве не он тихой сапой поддерживал Иран и его попытку захватить Саудовское королевство? Зачем? Чтобы далее мы могли использовать мусульман в качестве молота, способного заставить Россию подчиниться — а мы тогда сможем захватить Сибирь. Фанг, он думает только об одном — о Сибири. Он хочет, чтобы над Сибирью развевался наш флаг ещё до того, как он умрёт. Может быть, он хочет, чтобы его прах был захоронен в золотой урне подобно императорам, — прошипел Киан. — Он авантюрист, а такие люди плохо кончают.

— За исключением тех, которые добиваются успеха, — заметил Фанг.

— Сколько из них добилось успеха и сколько погибло перед каменной стеной? — резко ответил Киан. — Я утверждаю, что американцы нанесут по нам удар и будут продолжать наносить удары, как только соберут свои силы. Чанг следует своему собственному политическому видению, он не руководствуется фактами, не руководствуется реальностью событий. Он приведёт нашу страну к катастрофе.

— Неужели американцы такие грозные?

— Если они не такие грозные и умные, Фанг, то почему Тан тратит столько времени, пытаясь украсть их изобретения? Разве ты не помнишь, что сделала Америка с Японией и Ираном? Они подобны легендарным волшебникам. Луо доложил нам, что они нанесли серьёзный урон нашим военно-воздушным силам. Вспомни, сколько раз он говорил нам о силе и непобедимости наших истребителей? Сколько денег мы потратили на эти удивительные самолёты, а теперь американцы уничтожают их, словно свиней, приготовленных для продажи на рынке! Луо утверждает, что мы сбили двадцать пять американских истребителей. Он говорит о двадцати пяти. Гораздо вероятнее, что нам удалось сбить один или два! Один или два по сравнению с сотней сбитых наших истребителей. Чанг убеждает нас, что американцы не хотят нанести нам слишком большой урон, чтобы потом установить деловые отношения. Да неужели? Что удерживало их от уничтожения японских Вооружённых сил, а затем уничтожения иранских? — Клан перевёл дыхание. — Я боюсь того, что случится с нами.

Я боюсь того, куда завели нас Чанг и Луо.

— Даже если ты прав, что мы можем сделать, чтобы остановить эту войну? — спросил министр.

— Ничего, — признал Киан. — Но кто-то должен говорить правду. Кто-то должен предупредить членов Политбюро об угрожающей нам опасности, если мы хотим, чтобы в конце этой идиотской авантюры у нас осталась страна.

— Пожалуй, Киан, ты, как всегда, голос разума и осторожности. Мы ещё поговорим об этом, — пообещал Фанг, пытаясь понять, что в словах Киана было паникёрством, а что здравым смыслом. Он был блестящим администратором железных дорог, а потому человеком, отлично разбирающимся в реальном положении вещей.

Фанг знал Чанга почти всю свою взрослую жизнь. Чанг был искусным игроком на политической сцене и великолепно манипулировал людьми. Но Киан задал вопрос: переходят ли эти таланты в правильное понимание действительности, а также понимает ли Чанг Америку и американцев — в особенности президента Райана? Или он просто вталкивает клинья странной формы в отверстия, созданные в его мозгу? Фанг был вынужден признать, что не знает ответа на эти вопросы. Он не знает, прав Чанг или ошибается. А ведь ему следует знать это. Но кто может знать? Тан из Министерства государственной безопасности? Шен из Министерства иностранных дел?

Кто ещё? Уж несомненно, не премьер-министр Ху. Все, что делал Ху, это подтверждал консенсус, достигнутый другими. Или повторял слова, сказанные в его ухо Чангом.

Фанг пошёл к своему кабинету, думая об этих вещах, пытаясь привести в порядок свои мысли. К счастью, у него была система, и он знал, как достигнуть этого.

* * *
Это началось в Мемфисе, штаб-квартире компании «Федерал Экспресс». Факсы и телефаксы прибыли одновременно, сообщая компании, что её грузовые самолёты с широкими фюзеляжами временно конфискуются на федеральную службу в соответствии с Пунктом 1 Закона о статусе Гражданского резерва воздушного флота. Это означало, что способные летать самолёты, которые были построены с финансовой поддержкой федерального правительства (практически все, потому что ни один коммерческий банк не мог соперничать с Вашингтоном, когда вставал вопрос о финансировании крупных проектов), переходят теперь, вместе с экипажами, под управление Воздушного мобильного командования. Это распоряжение не принесло особого удовольствия компании, но, с другой стороны, оно не было чем-то неожиданным. Ещё через десять минут прибыли указания, сообщающие экипажам самолётов, что делать, и вскоре колёса начали вращаться. Экипажи, большинство из них прошло службу на военных самолётах, пытались понять, куда им нужно прибыть, и не сомневались, что поставленные перед ними задачи изрядно удивят их.

«ФедЭкс» был вынужден обходиться оставшимися самолётами с узкими фюзеляжами, такими, как старые «Боинги-727», на основе которых компания начала свою деятельность двадцать лет назад. Диспетчеры знали, что им придётся нелегко, но у них были заключены соглашения о взаимной помощи с авиакомпаниями, и, в соответствии с этими соглашениями, авиакомпании будут содействовать в перевозке юридических документов и живых омаров по всей Америке.

* * *
— Насколько эффективным это является? — спросил Райан.

— Видите ли, мы можем доставить дневной запас бомб для наших бомбардировщиков за три дня воздушных перевозок — может быть, за два, если очень постараемся, но это все, на что мы способны, — ответил генерал Мур. — Бомбы — это тяжёлый груз, и их перевозка требует огромной затраты топлива. У генерала Уолласа подготовлен большой список целей, но ему нужны бомбы.

— Откуда мы возьмём бомбы?

— На авиабазе Андерсен на Гуаме немалый запас, — ответил Мур. — Склад бомб имеется на авиабазе Элмендорф на Аляске и на Маунтин-Хоум в Айдахо. А также в других местах. Черт побери, русская авиабаза в Шантаре, которой Уоллас пользуется для этой цели, достаточно велика. Нам нужно всего лишь доставить ему бомбы. Я послал много грузовых самолётов ВВС в Германию, чтобы начать погрузку авиационных подразделений Диггза и их переброску в Сибирь. Для этого потребуется четыре дня непрерывной работы.

— Как относительно отдыха для экипажей? — спросил Джексон.

— Что? — не понял Райан.

— Понимаешь, Джек, есть правило для лётчиков морской авиации, говорящее о том, сколько часов они могут проводить в полёте. Эти правила соблюдаются и на кораблях, — объяснил Джексон. — На самолётах С-5 есть койки, позволяющие лётчикам отдыхать во время полёта. Я вовсе не шучу. — Джексон не извинялся. Было уже поздно, а точнее, «рано», никто в Белом доме не спал.

Что касается самого Райана, ему хотелось выкурить сигарету, чтобы помочь справиться со стрессом, но Эллен Самтер была дома, в постели, и больше никто из ночной смены в Белом доме не курил, насколько это было ему известно. Но это была слабая часть его характера, и он знал это. Президент потёр лицо и посмотрел на часы. Ему надо поспать.

* * *
— Уже поздно, милый зайчик, — сказала Мэри-Пэт своему мужу.

— Без тебя я бы не догадался. Может быть, поэтому мои глаза все время закрываются?

Вообще-то для них не было необходимости находиться в Лэнгли. ЦРУ почти не имело разведчиков в Китае. «ЗОРГЕ» был единственным ценным приобретением. Остальное разведывательное сообщество — Разведывательное управление Министерства обороны и Агентство национальной безопасности, каждое из которых превосходило ЦРУ по количеству работающих там людей, вообще не имело ценных человеческих ресурсов в КНР, хотя АНБ делало всё, что было в его силах, чтобы прослушивать китайские средства связи. Они прослушивали даже сотовые телефоны с помощью созвездия своих разведывательных спутников, снимая полученную информацию через систему «Эшелон» и передавая наиболее интересные сведения специалистам для полного перевода и оценки. Им удавалось получить кое-какой материал, но не слишком ценный. «ЗОРГЕ» по-прежнему оставался бриллиантом всей коллекции, вот почему Эдвард и Мэри Патриция Фоули оставались на работе так поздно, чтобы получить последнюю главу личного дневника министра Фанга. Китайское Политбюро собиралось теперь каждый день, а Фанг был преданным рабом своего дневника, не говоря уже о том, что он получал удовольствие от физических прелестей своего женского окружения. Они пытались даже найти какое-то значение в менее регулярных сообщениях «Малиновки», которая заносила в свой компьютер главным образом описания сексуальных привычек министра, иногда настолько откровенные, что заставляли краснеть Мэри-Пэт. Должность офицера разведки часто мало отличалась от оплачиваемого человека, подглядывающего за половым актом другой пары. Штатный психиатр ЦРУ истолковывал все наиболее откровенные моменты, составив то, что было, по-видимому, очень аккуратным психологическим портретом министра.

Однако для мужа и жены Фоули все это просто означало, что Фанг был развратным стариком, обладающим огромной политической властью.

— Пройдёт ещё не меньше трех часов, — сказал директор ЦРУ.

— Пожалуй, — согласилась его жена.

— Знаешь, что… — Эд Фоули встал с дивана, отбросил подушки и раздвинул его, превратив в раскладную кровать. Её с трудом хватало для двоих.

— Когда это увидит обслуживающий персонал, они решат, что сегодня вечером мы занимались любовью, — улыбнулась МП.

— Детка, у меня болит голова, — сообщил директор ЦРУ.

Глава 54Прощупывания и толчки

Многое в военной жизни является всего лишь подтверждением Закона Паркинсона, гласящего, что работа неминуемо расширяется до предела времени, выделенного для неё. В данном случае полковник Дик Бойл прилетел на первом же самолёте С-5В «Гэлакси», который, едва остановившись, открыл носовую аппарель, чтобы выгрузить первый из трех вертолётов UH-60A «Чёрный ястреб». Команда вертолёта немедленно откатила его на свободное место рампы, чтобы развернуть сложенный несущий винт, убедиться, что лопасти закреплены должным образом, и подготовить его к полёту после обычных предполётных проверок. К этому времени С-5В заправился и взлетел в небо, чтобы освободить место для следующего «Гэлакси», который доставил штурмовые вертолёты АН-64 «Апач». В данном случае они были полностью снаряжены боезапасом и всем остальным, что требовалось для осуществления реальных операций против реального врага.

Полковник Бойл наблюдал за всем, хотя и знал, что его подчинённые хорошо исполняют свою работу и будут исполнять её так же хорошо вне зависимости от того, будет он наблюдать за ними или нет. Больше всего Бойлу хотелось вылететь к тому месту, где находится Диггз со своим штабом, но он противился этому искушению, поскольку считал, что должен наблюдать за своими людьми, которых научил делать работу безо всякого наблюдения. Это продолжалось три часа, пока, наконец, он не осмыслил логику ситуации — решил быть командиром, а не надсмотрщиком и вылетел в Хабаровск. Лететь было легко, и он предпочитал низкую и среднюю облачность, потому что здесь могли находиться истребители и не все могли оказаться своими. Глобальная навигационная система привела его куда требовалось, и место, где он зашёл на посадку, оказалось бетонной площадкой, вокруг которой стояли солдаты. Они были одеты в незнакомую форму, но Бойл знал, что ему придётся служить с ними. Один из них проводил Бойла к зданию, которое, очевидно, воплощало в себе русское представление о штабе. Оказалось, что это действительно штаб.

— Заходи, Дик, — позвал его генерал Диггз.

Командир вертолётной бригады отсалютовал своему генералу, когда подошёл к нему.

— Добро пожаловать в Сибирь, Дик, — приветствовал его Марион Диггз.

— Спасибо, сэр. Какая здесь ситуация?

— Интересная, — ответил генерал. — Познакомься, это генерал Бондаренко. Он командует войсками на этом театре. — Бойл отсалютовал снова. — Геннадий, это полковник Бойл. Он командует авиационной бригадой в моей дивизии. Бойл — отличный офицер.

— Какова ситуация в воздухе, сэр? — спросил Бойл у Диггза.

— Пока наши ВВС хорошо справляются с китайскими истребителями.

— А китайские вертолёты?

— Вертолётов у них немного, — ответил другой русский офицер. — Я полковник Алиев, Андрей Петрович, начальник оперативного управления театра военных действий. Пока мы видели мало китайских вертолётов, главным образом они используют их для разведки.

— Нет транспортных вертолётов? Или их используют для транспортировки офицеров?

— Нет, — ответил Алиев. — Их старшие офицеры предпочитают передвигаться в гусеничных машинах. Они не любят летать в вертолётах так, как американцы.

— Чем мне заняться, сэр? — спросил Бойл.

— Доставьте Тони Тернера в Читу. Там большой железнодорожный узел, которым мы будем пользоваться. У нас там будет пост.

— Оттуда наши гусеничные машины пойдут своим ходом? — Бойл посмотрел на карту.

— Да, таков наш план. Есть станции поближе, но в Чите самые лучшие возможности для разгрузки наших машин, так говорят нам русские друзья.

— Как относительно топлива?

— Место, где совершили посадку наши самолёты, располагает крупными подземными хранилищами топлива.

— Топлива там больше, чем может вам понадобиться, — подтвердил Алиев. Бойл подумал, что это отличное обещание.

— А боеприпасы? — спросил Бойл. — У нас на С-5 запас примерно на два дня. Шесть полных боезапасов для «Апачей», считая по три вылета в день.

— У вас какой вариант «Апачей»? — спросил Алиев.

— «Дельта», полковник. На них установлен радиолокатор «Лонгбоу».

— И все это работает?

— Полковник, какой смысл доставлять их сюда, если они не работают, — недоуменно ответил Бойл. — У вас есть надёжные казармы, чтобы разместить моих людей?

— На базе, куда вы прилетели, есть надёжные квартиры для ваших лётчиков — пуленепроницаемые укрытия. Ваш обслуживающий персонал будет размещён в казармах.

Бойл кивнул. Так везде. Инженеры, которые строят жильё, считают, что пилоты более ценные люди, чем механики, обслуживающие винтокрылые машины.

В общем, это соответствует действительности, до тех пор пока машина не нуждается в ремонте. Тогда пилот так же полезен, как кавалерист без коня.

— О'кей, генерал. Я полечу с Тони в Читу и затем займусь устройством своих людей. Я с удовольствием воспользовался бы одной из спутниковых раций Чака Гарвея.

— Он снаружи. Возьми одну рацию, когда будешь выходить из штаба.

— О'кей, сэр. Тони, пошли, — сказал он начальнику штаба.

— Сэр, как только сюда прибудет наша пехота, я хочу поставить посты охраны у топливных хранилищ, — сказал Мастертон. — Их нужно строго охранять.

— Я могу дать вам солдат, — предложил Алиев.

— Отлично, — отозвался Мастертон. — Сколько кодированных раций привёз Гарвей?

— По-моему, восемь. Две уже забрали, — предупредил генерал Диггз. — Впрочем, на поезде доставят ещё. Скажи Бойлу, чтобы он послал две вертушки для нас.

— Будет исполнено, сэр. — Мастертон побежал к двери.

* * *
У всех министров были свои кабинеты, и, как в каждом таком кабинете во всем мире, вечером производилась их уборка, в данном случае каждый вечер, примерно в десять часов. Уборщики подбирали всякий мусор, начиная от обёрток конфет и пустых сигаретных пачек до разных бумаг. Последние попадали в специальные мешки и потом сжигались. Люди, занимающиеся уборкой, не были особенно умными, но им приходилось подвергнуться особой проверке и затем выслушивать лекции о безопасности, в которых особое внимание обращалось на наказание в случае нарушения правил. Им не разрешалось обсуждать свою работу ни с кем, даже с членами семьи, и тем более не говорить о том, что они видели в мусорных корзинах.

По сути дела, они не думали о своей работе — мысли или идеи членов Политбюро интересовали их меньше, чем прогноз погоды. Они даже редко видели министров, чьи кабинеты они убирали, и ни один из них ни разу не разговаривал с ними. Они старались казаться невидимыми в тех редких случаях, когда видели этих божественных людей, правивших их страной. Может быть, делали покорный поклон, на который им не отвечали, потому что они были просто мебелью, чернорабочими, исполнявшими работу крестьян, поскольку, подобно крестьянам, они больше ни на что не годились.

Крестьяне знали, что такое компьютеры, но эти машины были не для подобных им людишек, и уборщики понимали это.

Так что, когда один из компьютеров заработал, когда уборщик находился в кабинете, он не обратил на это никакого внимания. Правда, ему показалось странным, что от компьютера доносилось жужжание, хотя экран оставался тёмным, но почему это происходило, было тайной для него, и ему никогда не приходило в голову осмелеть и коснуться таинственного прибора. Он никогда даже не смахивал пыль с клавиатуры — нет, он избегал прикосновения к ней.

Так что, когда он услышал жужжание, которое продолжалось несколько секунд и потом прекратилось, он не обратил на это внимания.

* * *
Мэри-Пэт Фоули открыла глаза, когда солнце осветило кабинет её мужа, и недовольно протёрла глаза. Она посмотрела на часы. Половина восьмого. Обычно она вставала задолго до этого — зато редко ложилась спать так поздно, в четыре часа ночи. Трех часов сна, наверно, хватит. Она встала и пошла в личный туалет Эда, такой же, как у неё. Как и у неё, там был душ. Она быстро воспользовалась туалетом и ограничилась тем, что плеснула в лицо холодной водой. Затем Мэри-Пэт посмотрела в зеркало и поморщилась, увидев своё отражение.

Заместитель директора Центрального разведывательного управления по оперативной работе потрясла головой, потом всем телом, чтобы заставить кровь быстрее двигаться, и надела блузку. Наконец она тронула мужа за плечо.

— Вылезай из норы, зайчик, пока тебя не поймали лисицы.

— Мы все ещё воюем? — спросил директор ЦРУ, не открывая глаз.

— Наверно. Я ещё не проверяла. — Она потянулась и сунула ноги в туфли. — Пойду проверю свою электронную почту.

— О'кей. Я позвоню вниз и закажу завтрак, — сказал ей Эд.

— Овсянка. Никаких яиц. Твой холестерин и так слишком высок, — заметила Мэри-Пэт.

— Хорошо, детка, — пробормотал он, примиряясь с неизбежным.

— Ты хороший милый зайчик. — Она поцеловала его и вышла из кабинета.

Эд Фоули зашёл в туалет, затем сел за письменный стол и поднял телефонную трубку, чтобы позвонить в кухню. — Кофе. Тосты. Омлет из трех яиц, бекон и жареную картошку. — Холестерин или нет, ему нужно заставить своё тело работать.

* * *
— Вам пришла почта, — произнёс механический голос.

— Отлично, — выдохнула заместитель директора ЦРУ по оперативной работе. Она занесла сообщение в память компьютера, затем последовали обычные процедуры сохранения и печатания, только на этот раз она делала все это медленно и тщательно, потому что чувствовала себя этим утром усталой и боялась допустить ошибку. Так она поступала, когда стала матерью своего первого ребёнка. Вот почему она потратила четыре минуты вместо обычных двух. Наконец, у неё в руках оказался печатный экземпляр последнего донесения агента «ЗОРГЕ» от агента «Певчая птичка». Шесть страниц относительно небольших идеограмм. Затем она подняла телефонную трубку и нажала на кнопку быстрого набора телефонного номера доктора Сиэрса.

— Да?

— Это Фоули. Мы получили новое донесение.

— Иду.

Она успела сварить кофе до того, как он пришёл, и вкус, если не воздействие кофеина, помог ей заново взглянуть на мир.

— Рано пришли на работу? — спросила она.

— Вообще-то я остался спать здесь этой ночью. Нам нужно улучшить набор кинофильмов для кабельного телевидения, — сказал он, надеясь немного облегчить начавшийся день. Взгляд в её глаза дал ему понять, насколько успешной была его попытка.

— Вот. — Она передала ему пачку листов. — Кофе?

— Да, спасибо. — Его глаза не отрывались от первой страницы, когда рука протянулась за пластмассовым стаканчиком кофе. — Сегодня содержание весьма интересное.

— Вот как?

— Да, это отчёт Фанга о дискуссии на заседании Политбюро о ходе войны… они пытаются проанализировать наши действия… да, именно этого я и ожидал…

— Говорите со мной, доктор Сиэрс, — приказала Мэри-Пэт.

— Вам придётся пригласить для изучения этого материала Джорджа Вивёра, но он вам скажет, что они переносят свои собственные политические взгляды на нас, и в особенности на президента Райана… да, они утверждают, что мы не наносим им чувствительных ударов по политическим причинам, они считают, что мы не хотим слишком уж раздразнить их… — Сиэрс сделал огромный глоток кофе. — Это очень интересный материал. Он говорит нам, о чём думает их политическое руководство. И то, что они думают, мало соответствует действительности. — Сиэрс поднял голову. — Они не понимают нас гораздо больше, чем мы не понимаем их, господин директор, даже на этом уровне. Они полагают, что действия президента Райана мотивируются чисто политическими соображениями. Чанг говорит, что Райан не принимает серьёзных мер против них для того, чтобы мы могли снова начать деловые отношения с ними после того, как, добившись своего, они возьмут под окончательный контроль русские нефтяные и золотые месторождения.

— Как относительно их продвижения в глубь России?

— Они говорят — точнее, говорит маршал Луо, — что наступление идёт в соответствии с планом, что они удивлены отсутствием сопротивления со стороны русских и что они также удивлены тем, что мы не наносим удары по целям, находящимся на китайской территории.

— Это потому, что у нас пока нет бомб. Я сама узнала об этом совсем недавно. Нам приходится доставлять бомбы по воздуху, чтобы затем сбрасывать их.

— Да? Ну что ж, они ещё не знают этого. По их мнению, это намеренная сдержанность с нашей стороны.

— О'кей, сделайте перевод. Когда приедет Вивёр?

— Обычно он приезжает в половине девятого.

— Обсудите это с ним, как только он приедет.

— Обязательно. — Сиэрс вышел из кабинета.

* * *
… — Ну что, ляжем спать? — спросил Александров.

— Было бы неплохо, товарищ капитан, — ответил Буйков. Он смотрел на китайцев в бинокль. Два разведывательных бронетранспортёра стояли рядом, что обычно случалось лишь тогда, когда китайцы ложились спать. Обоих удивило, что они ограничивают свою активность светлым временем дня, но для русских наблюдателей это было неплохо, потому что даже солдаты нуждаются в сне. Русские подумали, что солдаты нуждаются в сне даже больше обычных людей. Стресс и необходимость постоянно следить за врагами их страны — причём делать это на своей территории — сказывались на обоих.

Поведение китайцев было обдуманным, но предсказуемым. Два разведывательных бронетранспортёра становились рядом. Остальные ставились в стороне, но один обязательно в трехстах метрах сзади, чтобы прикрыть тыл. Экипаж каждого бронетранспортёра оставался вместе, как единая группа. Каждый экипаж зажигал маленькую керосиновую лампу, чтобы разогреть рис — наверно, рис, думали русские.

Затем они располагались на четыре или пять часов сна, пробуждались ранним утром, готовили завтрак и двигались вперёд ещё до рассвета. Если бы они не были врагами, их подготовка и строгая дисциплина могли бы вызвать восхищение. Вместо этого Буйкова не оставляла мысль, что было бы неплохо примчаться на двух или трех своих разведывательных бронетранспортёрах к завоевателям и уничтожить их гусеничные машины огнём из скорострельных 30-миллиметровых пушек. Но Александров не позволит этого. Всегда можно положиться на офицеров, чтобы они не давали сержантамвозможности сделать то, что им так хочется.

Капитан и его сержант вернулись на север к своему бронетранспортёру, оставив трех солдат наблюдать за «гостями», как называл их Александров.

— Как чувствуешь себя, сержант? — спросил офицер тихим голосом.

— Неплохо бы поспать. — Буйков оглянулся. Теперь между ними и чинками пролегала возвышенность вдобавок к деревьям. Он закурил и глубоко затянулся сигаретным дымом. — Это более тяжёлая работа, чем я ожидал.

— Почему ты так думаешь?

— Видите ли, товарищ капитан, я всегда думал, что наша задача заключается в том, чтобы убивать врагов. Нянчиться с ними намного труднее.

— Это верно, Борис Евгеньевич, но не забудь, что если мы будем хорошо исполнять порученное нам задание, то наша дивизия убьёт не одного и не двух.

— Да, товарищ капитан, но мы вроде как фотографируем волка, вместо того чтобы прикончить его.

— Люди, которые снимают хорошие фильмы о жизни дикой природы, выигрывают премии, сержант.

«У капитана странная привычка, — подумал Буйков, — он всегда пытается разъяснить что-то. Словно он старался быть учителем, а не офицером».

— Что у нас на ужин?

— Тушёнка и чёрный хлеб, товарищ капитан. Есть даже немного масла. Но нет водки, — печально добавил сержант.

— Когда все это кончится, я позволю вам напиться, Борис Евгеньевич, — пообещал Александров.

— Если мы доживём до этого, я провозглашу тост за ваше здоровье.

Бронетранспортёр стоял на том же месте, где они оставили его, и экипаж накрыл его маскировочной сеткой. Зато достоинством этого офицера является то, — подумал Буйков, — что он даёт возможность своим людям выполнять порученные им обязанности без крика и жалоб. Дед говорил о таком же чувстве настоящей товарищеской солидарности, когда рассказывал свои бесконечные истории о том, как громили немцев по пути к Вене, в точности как в военных кинофильмах, — вспомнил сержант.

Чёрный хлеб, завёрнутый в пластик, оказался вкусным, а тушёнка, разогретая на их собственной маленькой керосиновой печке, была совсем неплохой. По крайней мере, собаки ели бы её с удовольствием. К тому времени, когда они кончили ужинать, появился сержант Гречко. Он был командиром бронетранспортёра №3 и нёс…

— Неужели это то, о чём я думаю? — спросил Буйков. — Юрий Андреевич, а ведь ты настоящий товарищ!

Это была пол-литровая бутылка водки, самая дешёвая «ВОДКА», как её называли, запечатанная «бескозыркой» — после того, как её срывали, закрыть снова бутылку было уже нельзя.

— Кому пришла в голову эта мысль? — потребовал ответа капитан.

— Товарищ капитан, сейчас холодная ночь, а мы русские солдаты, и нам нужно что-то, чтобы согреться и расслабиться, — объяснил Гречко. — Это единственная бутылка во всем подразделении, и, по-моему, глоток нам не повредит, — высказал разумную мысль Гречко.

— Ну, ладно. — Александров протянул свою алюминиевую кружку и получил примерно шестьдесят граммов. Он подождал, когда весь экипаж получит свою порцию, и увидел, что бутылка опустела. Они дружно выпили, и действительно, это пришлось по вкусу русским солдатам, исполняющим в сибирском лесу свой долг ради матери-родины.

— Завтра нам нужно пополнить баки, — сказал Гречко.

— Автозаправщик будет ждать нас в сорока километрах к северу, у сгоревшей мельницы. Мы поедем туда по одному и будем надеяться, что наши китайские друзья не окажутся излишне амбициозны в своём продвижении.

* * *
— Это, должно быть, ваш капитан Александров, — сказал майор Таккер. — Тысяча четыреста метров от ближайшего китайского бронетранспортёра. Очень близко, — заметил американец.

— Он хороший парень и отличный офицер, — сказал Алиев. — Только что докладывал обстановку. Китайцы выполняют порученное им задание с поразительной точностью. А где сама армия?

— В двадцати пяти милях позади передового дозора — или в сорока километрах, по-вашему. Они тоже останавливаются на ночь, но даже разжигают костры, словно хотят показать нам, где находятся. — Таккер подвигал мышкой и нашёл лагерь китайской армии. Сейчас дисплей был зелёного цвета. Китайские бронированные машины светились ярким светом, особенно машинные отделения, все ещё раскалённые от дневной работы.

— Удивительно! — произнёс Алиев, не скрывая искреннего изумления.

— В конце 1970-х годов мы решили, что будем наблюдать за противником и ночью, когда больше никто не может. Потребовалось некоторое время, чтобы разработать соответствующую технологию, но теперь, клянусь господом богом, она работает превосходно. Все, что нам нужно сейчас, это несколько «умных поросят».

— Что?

— Вы увидите их, полковник. Обязательно увидите, — пообещал Таккер. Наилучшее изображение поступало от «Грейс Келли», снабжённой лазерным целеуказателем, летящей сейчас на высоте 62 тысячи футов и смотрящей вниз своими камерами ночного видения. Под управлением Таккера беспилотный самолёт-разведчик продолжал полет на юг, завершая облёт китайских частей, продвигающихся в Сибирь. Сейчас на реке Амур было шестнадцать мостов, но самым уязвимым местом был Харбин, дальше к югу, на китайской территории. Там находилось множество железнодорожных мостов между Харбином и Бейаном, конечной станцией железнодорожной линии жизни Народно-освободительной армии Китая. «Грейс Келли» видела огромное количество поездов, главным образом с дизельными локомотивами впереди, но было и немало старых паровозов, работающих на каменном угле. Их вывели из резерва для того, чтобы непрерывно доставлять на север оружие и снаряжение. Наибольший интерес вызывали недавно построенные поворотные круги, где цистерны разгружали что-то, скорее всего дизельное горючее, в какой-то трубопровод, над которым напряжённо работали китайские инженеры, продвигая его на север. Это они скопировали у Америки.

Американская и британская армии сделали то же самое в Нормандии, прокладывая трубопровод на восток к линии фронта в конце 1944 года, и это, знал Таккер, была цель, заслуживающая особого внимания. Дизельное горючее не было просто пищей полевой армии. Это был воздух, которым она дышала.

Всюду виднелись толпы ничем не занятых людей. Рабочие, наверно привезённые сюда для ремонта гусеничных машин и основных железнодорожных мостов. Рядом с ними размещались зенитные батареи и батареи ракет «земля-воздух». Значит, Джо Чинк понимал важность мостов и делал все возможное, чтобы защитить их.

Можно подумать, что это им поможет, — подумал Таккер. Он снял трубку спутникового телефона и обсудил полученную информацию с персоналом в Жиганске, где генерал Уоллас составлял свою книгу целей. Железнодорожники на земле явно беспокоились относительно обслуживания продвигающейся Народно-освободительной армии, но для майора Таккера все это выглядело как множество целей. Для точечных целей он хотел использовать умные бомбы J-DAM, а для целей, занимающих большие площади, «умных поросят» — J-SOW, разбрасывающих сотни маленьких бомбочек по большой площади. И тогда Джо Чинк получит сокрушительный удар в подбородок. К тому же, по всей видимости, НОА, подобно всем полевым армиям, имела «стеклянный»[83] подбородок. Если нанести по нему достаточно сильный удар…

* * *
Русские на земле не имели представления о «ФедЭкс» и потому были поражены, что частная неправительственная корпорация может действительно владеть чем-то таким чудовищным, как грузовой самолёт «Боинг-747Ф».

Что касается экипажей самолётов, они в основном прошли подготовку в морской авиации или в ВВС и никогда не думали о том, что им придётся увидеть Сибирь, разве что через иллюминаторы стратегического бомбардировщика В-52Н. Посадочные площадки были неровными, хуже, чем на большинстве американских аэропортов, но на земле их ожидала целая армия людей, и когда распахнулись двери на носу самолёта, наземный обслуживающий персонал подогнал автопогрузчики, чтобы начать разгрузку бомб, уложенных на поддонах. Экипажи самолётов не спускались на землю. Подъехали автозаправщики, присоединили четырехдюймовые шланги к соответствующим насадкам и начали заливать горючее в огромные баки, для того чтобы самолёт мог улететь как можно быстрее и освободить место на аэродроме.

На каждом «747Ф» имелись койки для отдыха запасной смены экипажа, которая прилетела на самолёте. Они даже ничего не выпили — те, которые будут спать на обратном пути, а есть им пришлось пищу, полученную в Элмендорфе. В общей сложности понадобилось пятьдесят семь минут, чтобы разгрузить сотню тонн бомб, чего было едва достаточно для одного вылета каждого из десяти F-15E, стоящих на дальнем конце аэродрома. Именно туда отправились автопогрузчики со своим грузом.

* * *
— Неужели все так и обстоит? — спросил Райан.

— Да, господин президент. Несмотря на утончённое воспитание, эти люди очень ограничены в своём мышлении, и, по сути дела, наша беда заключается в том, что мы переносим наше мышление на других людей.

— Но у меня есть люди вроде вас, которые дают мне советы. Кто советует им? — задал вопрос Райан.

— У них тоже есть разумные люди. Проблема заключается в том, что китайское Политбюро не всегда к ним прислушивается.

— Да, верно, я сталкивался с этой проблемой и у нас. Это хорошая новость или плохая, парни?

— Потенциально это может быть и той, и другой, но не будем забывать, что сейчас мы понимаем их намного лучше, чем они нас, — сказал Эд Фоули присутствующим. — Это даёт нам огромное преимущество, если мы выберем разумный путь.

Райан откинулся на спинку кресла и потёр глаза. Робби Джексон был в таком же состоянии, хотя ему удалось поспать четыре часа в спальной Линкольна (она называлась так только потому, что там на стене висел портрет шестнадцатого президента). Хороший ямайский кофе помог всем стимулировать сознание.

— Меня удивляет, что их министр обороны такой тупой, — сказал Робби, глядя на донесение «ЗОРГЕ». — Высокопоставленным министрам платят деньги за то, что они являются мыслителями с широким охватом действительности. Когда операция идёт настолько хорошо, как та, которую они проводят, следовало бы заподозрить что-то неладное. Я бы так и поступил.

— О'кей, Робби, раньше ты был Богом Операций за рекой. Что ты нам рекомендуешь? — спросил Джек.

— Смысл крупной операции всегда заключается в том, что ты играешь с мыслями противника. Нужно вести его по пути, по которому ты хочешь, чтобы он шёл, или проникнуть внутрь цикла его решений, просто для того, чтобы не дать ему возможности анализировать информацию и принимать правильные решения. Мне кажется, что мы можем сделать это.

— Каким образом? — спросил Арни ван Дамм.

— Общим фактором каждого успешного военного плана в истории является следующий: вы показываете противнику то, что он ожидает и надеется увидеть, а когда он думает, что схватил мир за яйца, вы одним ударом подсекаете ему ноги. — Робби увидел, что к нему прислушиваются. — Разумный ход будет заключаться в том, чтобы дать ему наступать ещё несколько дней, пусть он думает, что все идёт все легче и легче, а мы тем временем будем накапливать силы. Когда же мы нанесём удар, мы обрушимся на него, как землетрясение на Сан-Франциско — без малейшего предупреждения, чтобы у него создалось впечатление, что на него рухнул весь гребаный мир. Микки, где у них самое уязвимое место?

Ответ генерала Мура был готов:

— Это всегда логистика. Они жгут примерно девятьсот тонн дизельного топлива в день, чтобы их танки и гусеничные машины продвигались на север. Целых пять тысяч сапёров работают как бобры, продвигая трубопровод, чтобы не отставать от передовых сил армии. Мы перережем этот трубопровод, и они попытаются компенсировать недостаток топлива с помощью автозаправщиков, но это им не удастся…

— А мы воспользуемся «умными поросятами», чтобы вообще покончить с этим, — закончил вице-президент.

— Да, это один из способов справиться с ними, — согласился генерал Мур.

— Умные поросята? — недоуменно спросил Райан.

Робби объяснил замысел и закончил:

— Мы разрабатывали этот и ещё несколько аналогичных фокусов в течение последних восьми лет. Я провёл месяц на Китайском озере, работая с протитипом. Он действует очень успешно, если у нас будет достаточно материала.

— У Гаса Уолласа «умные поросята» в первых строчках списка рождественских подарков.

— Другой трюк носит политический характер, — закончил Джексон.

— Забавно, но у меня есть предложение подобного характера. Как КНР объясняет эту войну своему народу?

На этот раз пришла очередь профессора Вивёра:

— Они утверждают, что русские спровоцировали пограничный инцидент — в точности как это сделал Гитлер в 1939 году с Польшей. Технология Большой Лжи. Они применяли это и раньше. Так поступает каждое государство, во главе которого стоит диктатор. Это достигает успеха, если вы контролируете, что показывать народу.

— Каким оружием лучше всего победить ложь? — спросил Райан.

— Правдой, разумеется, — ответил Арни ван Дамм, выражая общее мнение. — Но они контролируют распространение новостей. Каким образом довести правду до китайского населения?

— Эд, как поступает к нам информация «ЗОРГЕ»?

— Через Интернет, Джек. Ну и что?

— Сколько китайцев имеют собственные компьютеры?

— Миллионы — за последние пару лет это число резко увеличилось. Вот почему они пользуются патентом фирмы «Делл Компьютер», о котором мы столько говорили во время торговых переговоров, — и… да, конечно… — На лице Фоули появилась улыбка. — Мне это нравится.

— Это может оказаться опасным, — предостерёг Вивёр.

— Доктор Вивёр, не существует безопасного способа вести войну, — ответил Райан. — Это не переговоры между друзьями. Генерал Мур?

— Да, сэр.

— Отдайте соответствующие приказы.

— Слушаюсь, сэр.

— Единственный вопрос заключается в следующем: добьёмся ли мы успеха?

— Джек, — сказал Робби Джексон, — это как в бейсболе. В бейсбол играют для того, чтобы выяснить, кто лучше.

* * *
Первой дивизией из подкреплений, прибывшей в Читу, была 201-я. Поезда подъезжали к разгрузочным платформам, построенным специально для этой цели. Железнодорожные платформы были спроектированы (и построены в большом количестве) для транспортировки военных гусеничных машин. Для этого в конце каждого вагона располагались откидывающиеся наклонные рампы. Когда их откинули и закрепили, танки могли съезжать на бетонные площадки, у которых стояли поезда. Это было непросто — ширина вагонов была в лучшем случае такой же, как гусеницы танков, — но водители вели танки прямо и испускали вздох облегчения, когда танки оказывались на бетонных площадках. После этого военные полицейские, исполняющие обязанности регулировщиков, направляли танки к месту сбора. Командир 201-й мотострелковой дивизии и его штаб уже стояли здесь, а командиры полков получили приказы, указывающие, по каким дорогам двигаться на северо-восток, где они присоединятся к 5-й армии Бондаренко. После их присоединения к ней 5-я армия превратится в настоящую полевую армию вместо теоретического изображения на бумаге.

201-я дивизия, подобно следующим за ней 80-й, 34-й и 94-й дивизиям, была снаряжена новейшим русским вооружением и находилась в полной боевой готовности.

Их ближайшая задача заключалась в том, чтобы устремиться на северо-восток и занять позицию перед наступающими китайцами. Двигаться придётся с максимальной скоростью. В этой части России мало дорог, а существующие покрыты гравием, что вполне подходило для гусеничных машин. Проблема заключалась в снабжении танков и бронетранспортёров горючим, потому что вдоль этих дорог было мало заправочных станций для грузовиков, курсирующих тут в мирное время.

201-я дивизия реквизировала все автозаправщики, которые удалось обнаружить её офицерам. Но даже этого могло оказаться недостаточно, беспокоились снабженцы.

Правда, выбирать было не из чего. Если удастся доставить танки на запланированные позиции, то в крайнем случае придётся использовать их в качестве дотов.

Зато здесь были протянуты телефонные линии, дававшие возможность обходиться без радиосвязи. По всему району был отдан строжайший приказ соблюдать радиомолчание, и, таким образом, появление новых дивизий может оказаться внезапным для противника. Базирующиеся здесь американские и русские военно-воздушные силы получили указание ликвидировать все тактические разведывательные самолёты, которые могли быть посланы китайцами. Все семнадцать китайских самолётов J-6 и J-7, считавшихся разведывательными, были сбиты ещё на подлёте к Чите.

* * *
Проблема китайской спутниковой разведки была, как ни странно, в Париже. Французская корпорация SPOT, которая эксплуатировала коммерческие спутники, ведущие фотосъёмку, получила многочисленные заявки по фотосъёмке Сибири, и хотя многие из них поступили от кажущихся законными западных компаний, всем было отказано. Хотя они не были таким совершенными, как разведывательные спутники США, птички SPOT были достаточно хороши, чтобы опознать многочисленные поезда, собравшиеся в Чите.

Поскольку Китайская Народная Республика по-прежнему имела действующее посольство в Москве, власти начали подозревать, что Министерство государственной безопасности КНР имеет русских, действующих как платные шпионы и снабжающих информацией нового врага России. Те лица, которые находились под подозрением, были арестованы и допрошены Федеральной службой безопасности, причём находящиеся под особым подозрением допрашивались особенно сурово.

В их числе был Климентий Иванович Суворов.

— Вы находились на службе у вражеской страны, — заметил Павел Ефремов. — Вы совершили убийство по указанию вражеской разведки и состояли в заговоре с целью убийства президента нашей страны. Все это нам известно. Мы следили за вами в течение длительного времени. У нас есть вот это. — Ефремов достал фотокопию одноразового блокнота, извлечённого из тайника под скамейкой в парке. — Вы можете рассказать нам все, в противном случае приговор к высшей мере будет приведён в исполнение.

В кино дальше следует заявление бесстрашного разведчика, который вызывающе отвечает:

— Какое это имеет значение, вы всё равно меня расстреляете. — Однако Суворов не имел никакого желания умирать. Он любил жизнь, подобно любому другому человеку, и не думал, что его арестуют, как мелкого уличного преступника.

Более того, он ожидал ареста гораздо меньше любого преступника, потому что знал, насколько он хитёр и умён, хотя уверенность в этом за последние дни заметно поубавилась.

Перспективы будущего для Климентия Ивановича Суворова были в настоящее время достаточно унылыми. Он был обучен и воспитан Комитетом государственной безопасности и потому знал, что его ждёт — пуля в затылок. Если, конечно, он не даст следователям что-то достаточно ценное, и тогда ему сохранят жизнь. В настоящее время даже жизнь в лагере строгого режима казалась ему предпочтительнее смерти.

— Вы арестовали Конга?

— Мы говорили вам раньше — нет, не арестовали. Зачем ставить его в известность, что мы раскрыли вашу организацию? — честно ответил Ефремов.

— Тогда вы можете использовать меня против них.

— Каким образом? — спросил офицер ФСБ.

— Я могу сказать им, что предложенная операция продолжается, но ситуация в Сибири помешала мне осуществить её в ближайшее время.

— А если Конг не сможет покинуть посольство — мы охраняем его и изолировали всех дипломатов, — как вы передадите ему эту информацию?

— По электронной почте. Да, вы можете следить за их проводной связью, но вести постоянное наблюдение за сотовыми телефонами гораздо труднее. У меня есть запасной метод связи с ним по электронной почте.

— И то, что вы до сих пор не вышли на связь, не встревожит их?

— У меня есть простое объяснение. Мой сообщник из спецназа испугался из-за начала военных действий, и я тоже.

— Но мы уже проверили все методы вашей электронной связи.

— Неужели вы считаете, что я записал все? — Суворов постучал по виску. — Я не такой дурак.

— Так в чём заключается ваше предложение?

— Я сообщу Конгу, что могу продолжить выполнение операции. Мне нужно, чтобы они дали согласие условленным сигналом — особый способ закрывать занавески на окнах, например.

— И что вы хотите за сотрудничество?

— Гарантию, что меня не расстреляют, — предложил предатель.

— Понятно, — произнёс Ефремов. Он был готов застрелить изменника прямо сейчас, но с политической точки зрения может оказаться полезным принять его предложение. Он решил обсудить это с начальством.

* * *
Самая трудная проблема при наблюдении за китайцами заключалась в том, что нужно было предугадывать всё, что они делали, а это означало, что они спали больше примерно на час. Александров выпил свой утренний чай. Сержант Буйков с наслаждением выкурил две сигареты после чая, и теперь они лежали, прижавшись к мокрой от росы земле, прижав бинокли к глазам. Китайцы тоже выставляли на ночь часовых, сидевших поблизости от своих гусеничных машин всю ночь, примерно на расстоянии сотни метров от них. Они не хотели слишком уж рисковать, — подумал капитан. Он разместил бы своих часовых гораздо дальше, по крайней мере на расстоянии полукилометра, парами, снабдив их рациями вдобавок к автоматам. Больше того, он поставил бы миномёт на случай, если они заметят что-то опасное. Но оба — Лис и Садовник — казались уверенными и осторожными, что представлялось странной комбинацией черт характера.

А вот их поведение утром было таким, как обычно. Керосиновые печки разогревали чай — возможно, чай, подумали русские, и ели с чаем то, что китайцы едят на завтрак. Затем они свернули маскировочные сетки. Часовые, стоявшие на страже ночью, подошли к офицерам и доложили о своём дежурстве, затем все разместились в бронетранспортёрах. Первый прыжок в бронетранспортёрах был коротким, даже меньше полукилометра, и снова из машин вышли пешие разведчики, которые двинулись вперёд, затем быстро вернулись обратно. Дальше последовал второй, гораздо более продолжительный утренний прыжок.

— Пора двигаться, сержант, — приказал Александров, и оба побежали к своим разведывательным бронетранспортёрам для нового перехода в лес, совершив третий прыжок в обратном направлении.

* * *
— Они снова отправились в путь, — сказал майор Таккер, проспавший целых три часа на матрасе в четырех футах от терминала, управлявшего полётом «Тёмных звёзд». На этот раз в небе снова барражировала «Ингрид Бергман», расположившаяся таким образом, что могла видеть одновременно разведывательное подразделение и остальную китайскую армию. — Ты обратил внимание на то, что китайцы строго придерживаются предписанного распорядка, верно?

— Да, похоже на это, — согласился полковник Толкунов.

— Исходя из предыдущего продвижения, сегодня вечером они расположатся примерно вот здесь. — Таккер сделал зелёную пометку на карте, покрытой ацетатной плёнкой. — Таким образом, они подойдут к золотой шахте послезавтра. Где вы планируете занять оборону? — спросил майор.

— Это зависит от того, как быстро сумеет продвинуться 201-я дивизия.

— Горючее? — спросил Таккер.

— Дизельное горючее, но я согласен, в этом заключается главная проблема передвижения такого большого подразделения.

— Да, а для нас проблемой являются бомбы.

— Когда вы собираетесь атаковать китайские цели? — спросил Толкунов.

— Это не мой департамент, полковник, но когда это произойдёт, ты увидишь это, в прямом эфире и цветном изображении.

* * *
Райан поспал пару часов днём, пока Арни ван Дамм занимался встречами с людьми, которым было назначено (глава администрации тоже нуждался в сне, но, подобно большинству людей в Белом доме, он считал, что нужды президента важнее его собственных). Теперь Райан смотрел на экран телевизора, на который поступало изображение с «Ингрид Бергман».

— Это удивительно, — заметил он. — Создаётся впечатление, что ты можешь снять телефонную трубку и сказать водителю, куда вести свой танк.

— Мы стараемся избегать этого, — тут же ответил генерал Мур. Во Вьетнаме это называлось «Командир в небе», когда командиры батальонов отдавали приказы своим сержантам, куда направлять патрули, причём это не всегда приносило пользу рядовым. Чудо современных коммуникаций может быть одновременно и проклятием, с ожидаемым результатом, что люди на переднем крае перестанут обращать внимание на приказы, переданные по радио, или просто выключат проклятые аппараты, пока им самим не потребуется что-то передать.

Райан кивнул. В своё время он служил вторым лейтенантом в корпусе морской пехоты, и хотя служил недолго, он помнил, какая это трудная работа для молодого парня, только что закончившего колледж.

— Китайцы знают, что мы наблюдаем за ними?

— Насколько нам известно, нет. Если бы знали, то обязательно попытались сбить «Тёмную звезду», и мы заметили бы такую попытку. Впрочем, это совсем не так просто. Наши звёздочки практически невидимы на экране локатора, а заметить их визуально тоже нелегко, как говорили мне лётчики ВВС.

— Далеко не каждый истребитель может подняться на высоту в шестьдесят тысяч футов, не говоря уже о том, чтобы лететь на ней, — согласился Робби. — Такая задача трудна даже для «Томкэта». — Его глаза тоже были прикованы к экрану. Ни один офицер в истории военных операций не обладал подобной возможностью, даже двумя процентами её, в этом Джексон не сомневался. Цель большинства военных сражений заключалась в том, чтобы найти противника и знать, где он, чтобы уничтожить его. Эти новые аппараты сделали войну чем-то вроде голливудского кино — и если бы китайцы знали, что за ними наблюдают так пристально, с ними случился бы удар. Значительные усилия при проектировании «Тёмных звёзд» были потрачены на то, чтобы сделать их невидимыми. Их передатчики были узконаправленными и замкнутыми на спутники, вместо того чтобы излучать радиоволны во все стороны, подобно обычному радио. Таким образом, они вполне могли оставаться чёрными дырами в небе, барражируя на высоте двенадцати миль над полем битвы.

— Что же важного в этой войне? — спросил Джек у генерала Мура.

— Логистика, сэр, всегда логистика. Я сказал вам сегодня утром, что они жгут огромное количество дизельного топлива, а пополнить запасы — задача исключительно трудная. У русских такая же проблема. Они пытаются перебросить свою свежую дивизию на север, чтобы преградить путь китайской армии, выстроить оборону перед Алданом, недалеко от которого находится золотая шахта. У них равные шансы с китайцами достигнуть этой воображаемой точки, несмотря на то что русские движутся по дорогам и никто им не препятствует. Им приходится везти огромное количество топлива. Ещё одна проблема заключается в том, что они изнашивают гусеницы на своих машинах. У них нет трейлеров, как у нас, так что их танки вынуждены делать все сами. Нужно иметь в виду, что танки гораздо более деликатные машины, чем кажутся. Можно предположить, что они утратят четверть или даже треть своего ресурса только из-за этого стремительного марша.

— Смогут они воевать после этого? — спросил Джексон.

— В составе этих дивизий танки Т-80У. Они могут выстоять против наших М60АЗ, но заметно уступают нашим новым M1, не говоря уже о М1А2. Если сравнивать их с китайскими М-90, русские танки ничем им не уступят, с качественной точки зрения. Проблема заключается в том, что у китайцев гораздо больше танков. Кроме того, возникает вопрос подготовки. Русские дивизии, прибывшие с запада, являются их лучшими соединениями, с точки зрения подготовки и снабжения новейшим снаряжением. Вопрос заключается в том, достаточно ли они хороши. Скоро увидим.

— А наши парни?

— Они начнут прибывать в Читу завтра утром. Русские хотят, чтобы они двинулись на восток и восток-юго-восток. Оперативная концепция заключается в том, что русские остановят продвижение китайских армий, а мы затем перережем их пути снабжения около реки Амур. Теоретически это разумно, — сказал генерал Мур нейтральным голосом, — и русские говорят, что у них сколько угодно топлива в подземных хранилищах, находившихся здесь почти пятьдесят лет. Посмотрим.

Глава 55Взгляды и удары

Генерал Пенг находился сейчас в авангарде своей армии вместе с передовыми подразделениями 302-й бронетанковой дивизии. Дела шли хорошо — настолько хорошо, что он начал нервничать. Никакого сопротивления? — спросил он себя. Ни единого винтовочного выстрела, не говоря уже об артиллерийском. Неужели русские спят или просто не имеют войск в этом секторе? В Хабаровске у них находится штаб армии, которой командует генерал Бондаренко, известный как компетентный, даже мужественный офицер. Но где, черт побери, его войска? Разведка доложила ему, что в распоряжении Бондаренко находится полностью укомплектованная 265-я мотострелковая дивизия. У русских такая дивизия представляет собой великолепно организованную механизированную часть с достаточным количеством танков, чтобы пробить любую оборону, и таким количеством пехоты, которое способно удерживать любую позицию в течение длительного времени. Теоретически, конечно. Но где эта дивизия? И где подкрепления, которые должны выслать русские? Пенг запросил информацию, и военно-воздушные силы якобы послали разведывательные самолёты с фотокамерами на поиски противника, но никаких результатов он не получил. Он полагал, что будет вести наступление в основном в одиночку, но даже не подозревал, что ему вообще никто не будет помогать. В пятидесяти километрах перед 302-й бронетанковой дивизией находилось разведывательное подразделение, которое доложило только, что обнаружило следы от гусениц на грунте, но не смогло определить, свежие они или нет. Посланные им вертолёты вернулись без каких-либо результатов. Им удалось обнаружить кого-то, но это оказались только местные жители, которые в основном старались скрыться и больше не показываться.

Тем временем его войска продвигались по древней железной дороге, но это было ничуть не лучше, чем широкая дорога, усыпанная гравием. Его потенциальным беспокойством оставалось горючее, но двести десятитонных автозаправщиков доставляли достаточное количество горючего от трубопровода, который военные инженеры продвигали вперёд со скоростью сорок километров в сутки от последней станции железной дороги на берегу Амура. Говоря по правде, это был самый впечатляющий подвиг за все время войны. Позади армии Пенга инженеры прокладывали трубопровод, затем покрывали его метровым слоем земли для маскировки. Правда, они не могли скрыть насосные станции, но приготовили большое количество запасных частей для ремонта станций, если противник выведет их из строя.

Нет, единственное, что беспокоило Пенга, это местонахождение русской армии.

Дилемма заключалась в следующем: или его разведка не смогла добыть надёжные сведения и в сфере интересов генерала Пенга не было русских войск, или разведывательная информация была точной и русские просто отступали от его армии, лишая китайцев шанса вступить с ними в бой и уничтожить. Но с каких это пор русские отказывались защищать свою землю? Это никак не соответствовало репутации генерала Бондаренко. Китайские солдаты, несомненно, встали бы стеной на защиту родины. Какая-то бессмыслица, тяжело вздохнул Пенг. Впрочем, события во время войны часто развивались таким образом, напомнил он себе. В настоящий момент он даже немного опережал план, и его первая стратегическая цель — золотая шахта — находилась всего в трех днях от передового разведывательного подразделения. Генерал Пенг ещё ни разу не видел золотую шахту.

* * *
— Разрази меня гром! — воскликнул Пётр Петрович. — Это моя земля. Никакой китаеза не сможет прогнать меня с неё!

— Они всего в трех или четырех днях от вас.

— Ну и что? Я прожил здесь больше пятидесяти лет. И теперь не уйду отсюда! — Голос старика был вызывающим. Директор горнодобывающей компании лично приехал сюда, чтобы увезти его в безопасное место, и ожидал, что он согласится уехать без особого сопротивления. Но, видимо, неправильно оценил характер старого охотника.

— Пётр Петрович, мы не можем оставить вас здесь. Шахта является их главной целью, именно её они хотят отнять у нас.

— Тогда я буду защищаться и не отдам шахту врагу! — огрызнулся Гоголь. — Я убивал немцев, убивал медведей, убивал волков. А теперь буду убивать китайцев. Я старый мужик, а не старая баба, товарищ директор!

— Вы будете сражаться с вражескими солдатами?

— А почему нет? — спросил Гоголь. — Это моя земля. Я знаю здесь все. Я знаю, где скрываться, и знаю, как стрелять. Мне и раньше приходилось убивать вражеских солдат. — Он показал на стену. Старая боевая винтовка висела на стене, и директор видел множество зарубок на прикладе — каждая зарубка означала убитого немецкого солдата. — Я охотился за волками и медведями. Теперь буду охотиться за людьми.

— Вы слишком стары, чтобы быть солдатом. Это работа для молодых людей.

— Не нужно быть атлетом, чтобы нажать на спусковой крючок, товарищ директор, и никто не знает эти леса лучше меня. — Словно подчёркивая эти слова, Гоголь встал и снял со стены свою снайперскую винтовку, с которой воевал во время Великой Отечественной войны, оставив новую австрийскую винтовку на месте. Смысл его жеста был очевиден. Старик воевал с этой винтовкой в руках во время войны, и был готов воевать снова. На стене все ещё висело несколько позолоченных волчьих шкур, и у каждой в голове виднелось одно отверстие. Он коснулся одной из шкур, затем посмотрел на своих гостей. — Я русский. Я буду защищать свою землю.

Директор решил, что передаст ответственность за старика военным. Может быть, им удастся убедить его. Что касается его самого, он не имел особого желания помогать китайской армии и потому вышел из хижины. Когда дверь закрылась за ним, Пётр Петрович Гоголь открыл бутылку водки и сделал глоток, зажмурившись от удовольствия. Затем он почистил винтовку и начал думать о давно ушедших временах.

* * *
Железнодорожный терминал был отлично спроектирован для этой цели, решил полковник Уэлш. Может быть, русские инженеры делали свою работу грубо, но результатом стал терминал, который легко справится с задачей, для которой его построили. Присмотревшись, полковник увидел, что он выглядит гораздо лучше, чем кажется с первого взгляда. Поезда совершали разворот на том, что американские и европейские инженеры называют поворотным треугольником. Это давало им возможность подавать вагоны к одной из десяти разгрузочных рамп, и русские делали это искусно и уверенно. Большой электрический локомотив ВЛ80Т медленно подъехал к месту разгрузки задним ходом, а кондукторы на последних вагонах держали руки на клапанах воздушных тормозов и включили тормоза, когда состав достиг рампы.

Как только поезд остановился, солдаты высыпали из пассажирских вагонов и побежали к своим машинам, чтобы завести их и спуститься с платформ на бетонные рампы. Потребовалось всего тридцать минут на разгрузку одного состава. Это произвело впечатление на полковника Уэлша, который возил свою семью в Мир Диснея на автопоезде, и процедура разгрузки в Сэнфорде, Флорида, занимала полтора часа. Затем поезда не ждали ни минуты. Большие электрические локомотивы сразу подошли к поездам для того, чтобы начать обратный путь на запад за очередным грузом в десять тысяч тонн. Несомненно, русские умели делать все быстро, когда это требовалось.

— Полковник? — Уэлш повернулся и увидел русского майора, щеголевато поднёсшего руку к фуражке.

— Да?

— Первый поезд с вашим личным составом прибывает через четыре часа двадцать минут. Мы проводим их к южному сборному пункту. Там есть горючее, если оно им понадобится, и затем наши гиды направят их на восток.

— Очень хорошо.

— До этого времени, если вы голодны, в здании станции есть столовая.

— Спасибо. Пока у нас все в порядке. — Уэлш подошёл к месту, где была установлена его спутниковая рация, и передал полученную информацию генералу Диггзу.

* * *
Полковник Бронко Уинтерс имел теперь семь красных звёзд, нарисованных на боковой панели его F-15C, а также четыре флага бывшей Объединённой Исламской Республики. Он мог бы дать указание нарисовать также листья марихуаны или коки, но эта часть его жизни осталась в далёком прошлом[84], и воспоминание об этих сбитых самолётах было чернее, чем кожа его дяди Эрни, все ещё живущего в Гарлеме. Так что теперь он был двойным асом, и в составе ВВС не было много двойных асов, продолжавших летать, в течение очень длительного времени. Он повёл своё звено к тому месту, которое они привыкли называть Кабаньей Станцией, на западном краю наступающей китайской армии.

Это была станция Орлов. В настоящее время в Сибири находилось больше сотни истребителей F-16, но эти самолёты были предназначены главным образом для атак с воздуха на землю. Так что истребительная часть операции была его делом, пока пилоты шестнадцатых ворчали о том, что их считают гражданами второго сорта. Впрочем, они действительно были гражданами второго сорта, насколько понимал полковник Уинтерс. Несчастные маленькие одномоторные простаки.

За исключением истребителей F-16CG, которые приносили немалую пользу, потому что были предназначены для уничтожения вражеских радиолокационных станций и батарей «земля-воздух». Сибирские ВВС (так они называли себя) пока ещё не нанесли ни одного удара «воздух-земля». Им был дан приказ не делать этого, что оскорбило парней, чья идея развлечения заключалась в уничтожении целей на земле вместо более мужественных занятий. У них ещё не было достаточного количества бомб для проведения настоящей бомбардировочной кампании, так что им оставалось только взлетать в небо и охранять самолёты Е-ЗВ на случай, если Джо Чинк решит напасть на них. Это была трудная операция, но теоретически выполнимая, и Бронко удивлялся, что китайцы все ещё не предприняли такой попытки. Это был гарантированный способ потерять множество истребителей, но они уже потеряли их так много, что потеря ещё нескольких не будет так заметна при выполнении подобной задачи…

— Ведущий «Кабан», это «Орёл-2».

— Ведущий «Кабан» слушает.

— Мы видим, что-то происходит, множество бандитов по вектору один-четыре-пять от вашей позиции, ангелы три-три, расстояние двести пятьдесят миль, летят на север, скорость шестьсот узлов — бандитов больше тридцати, похоже, они летят прямо к нам, ведущий «Кабан», — сообщил диспетчер на АВАКСе.

— Понял, исполняем. «Кабаны», это ведущий, — вызвал он своё звено из четырех истребителей. — Будем держать ушки на макушке.

— «Два». «Три». «Четыре», — отозвались остальные истребители.

— Ведущий «Кабан», это «Орёл-2». Бандиты перешли на сверхзвук и направляются прямо к нам. Похоже, они не собираются шутить. Правый вектор к курсу один-три-пять и готовы к атаке.

— Понял, «Орёл». Ведущий «Кабан», переходим на курс один-три-пять.

«Два». «Три». «Четыре».

Прежде всего Уинтерс проверил запас горючего. Полные баки. Затем он посмотрел на изображение, переданное на его дисплей с АВАКСа. Действительно, к АВАКСу приближалась туча китайских истребителей, словно китайцы подняли в воздух целый истребительный полк. Ему показалось, что мерзавцы прочитали его мысли.

— Черт побери, Бронко, похоже, нам предстоит схватка на ножах.

— Успокойся, Дакки, у нас ножи получше.

— Если ты так считаешь, Бронко, — ответил ведущий второй пары.

— Расходимся, парни, — приказал полковник Уинтерс. Звено из четырех истребителей F-15 разделилось на две пары, и пары перестроились таким образом, что каждый истребитель мог прикрывать другого, но одна ракета не могла поразить сразу обоих.

Дисплей у ног полковника показывал, что китайские истребители находятся теперь на расстоянии чуть больше сотни миль, и векторы скорости превышали восемьсот узлов. Затем изображение на мгновение затуманилось.

— Ведущий «Кабан», похоже, они только что сбросили подвесные баки.

— Понял. — Значит, китайцы сожгли горючее, чтобы забраться на высоту, и теперь вступят в бой с полными внутренними баками. Расстояние между ними и Е-ЗВ «Сентри» сократилось до двухсот миль. Теперь их намерение было ясным — они хотели сбить самолёт радиолокационного наведения. На модифицированном «707-м» находилось тридцать человек, и Уинтерс был знаком со всеми. Они работали вместе много лет, главным образом во время учений, и каждый диспетчер на «Сентри» имел свою узкую специальность. Некоторые особенно хорошо подводили тебя к воздушному заправщику, другие умело посылали тебя на охоту. Были и такие, которые лучше всего могли защищать себя от противника. Сейчас за дело примется эта третья группа. Экипаж «Сентри» будет думать, что несправедливо намеренно преследовать модифицированный старый авиалайнер… только потому, что он наводил свои истребители на тех, которые сбивали их друзей за штурвалами истребителей. Ничего не поделаешь, — подумал Уинтерс, — такова жизнь. Но он не собирался дать возможность этим бандитам беспрепятственно атаковать ещё один самолёт американских ВВС.

Оставалось восемьдесят миль.

— Скиппи, следуй за мной, — приказал полковник.

— Понял тебя, ведущий. — Два истребителя взобрались на высоту в сорок тысяч футов, для того чтобы холодный грунт позади целей создал хороший контраст для их ракет с инфракрасными головками самонаведения. Он снова проверил радиолокационный дисплей. Да, их не меньше тридцати, огромное превосходство. Если бы китайцы сообразили, они разделились бы на две группы — одна вступила в бой и отвлекла американские истребители, а вторая атаковала основную цель. Он постарается сконцентрировать своё внимание на последних, но если первая группа пилотов окажется компетентной, это окажется непростым делом.

В наушниках послышалось щебетание. Расстояние сократилось до шестидесяти миль. Почему не сейчас? — спросил он себя. Китайские истребители были за пределами видимости, но в пределах досягаемости его ракет AMRAAM. Время ударить их прямо в зубы.

— Пускаю «Слэммер», — произнёс он по радио.

— Понял, «Слэммер», — ответил Скиппи, находящийся в полумиле справа от него.

— «Фокс-Один»! — сказал Уинтерс, когда первая ракета сорвалась с направляющих.

Первый «Слэммер» уклонился налево, разыскивая предназначенную для него цель — один их ведущих вражеских истребителей. Скорость сближения между ракетой и целью значительно превышала две тысячи миль в час. Он опустил взгляд на дисплей — да, точка цели расширилась и начала падать. Номер восемь. Время для другого:

— «Фокс-Один»!

— «Фокс-Один», — отозвался его ведомый. Через несколько секунд: — Попадание! — крикнул лейтенант Акоста.

Вторая ракета Уинтерса каким-то образом прошла мимоцели, но сейчас не было времени выяснять причину. У него было ещё шесть ракет AMRAAM, и в течение следующей минуты он выпустил четыре из них. К этому времени он уже видел приближающиеся китайские истребители. Это были «Шеньян J-8II», у них были радары и ракеты. Бронко включил устройство подавления радиолокационного излучения, не зная, работает оно или нет. «Интересно, — подумал он, — имеют ли его ракеты способность самостоятельного наведения на цель подобно его „Сайдуайндерам“?» Наверно, скоро узнает, но сначала он пустил две оставшиеся ракеты.

— Поворачиваю направо, Скиппи.

— Следую за тобой, Бронко, — ответил Акоста.

Проклятье, — подумал Уинтерс, — осталось ещё не меньше двадцати этих хмырей.

Он устремился вниз, набирая скорость, запрашивая вектор.

— Ведущий «Кабан», это «Орёл», их осталось двадцать три, и они продолжают атаку. Разделились на две группы. У тебя бандиты в направлении на семь часов, и они приближаются.

Уинтерс развернул самолёт и повернул голову, напрягая шею против центробежных сил, стараясь увидеть противника. Действительно, J-8, китайский двухмотороный вариант МиГ-21, пытается занять позицию и пустить ракеты в него — нет, их два.

Он накренил самолёт ещё резче, сопротивляясь перегрузкам в 7 «же», и после десяти бесконечных секунд направил нос истребителя на противника. Его левая рука выбрала «Сайдуайндер», и он запустил две ракеты.

Бандиты увидели дымные следы ракет и разошлись в разные стороны. Одному удастся спастись, но обе ракеты с головками наведения на излучение тепла замкнулись на китайце справа, и обе стёрли его с неба. Но куда делся второй? Глаза Уинтерса окинули небо, которое было переполнено и пусто в одно и то же время. Его система предупреждения об опасности издала неприятный скрежещущий звук, и теперь он узнает, действует ли его генератор помех. Кто-то пытался нацелить на него ракету, ведомую радиолокационным лучом. Уинтерс окинул взглядом небо, но не увидел никого…

Дымный след! Ракета, летящая в его направлении, неожиданно свернула в сторону и взорвалась, попав в цель, свою или чужую, Уинтерс не смог определить.

— Звено «Кабанов», отзовитесь! — приказал он.

«Два». «Три». Пауза, и «Четыре».

— Скиппи, где ты?

— Ниже и справа, в одной миле, ведущий. Внимание, бандит в направлении на три часа и сближается.

— Вот как? — Уинтерс резко рванул истребитель вправо и тут же услышал щебечущий тон. Но это свой или чужой? Его ведомый сказал, что чужой, но невозможно точно определить, пока…

Кто бы это ни был, он пустил в него ракету, и Уинтерс пустил в ответ свой «Сайдуайндер», затем резко нырнул вниз, одновременно выпуская тепловые ловушки и тучу алюминиевых обрезков, чтобы обмануть противника. Удачно. Вражеская ракета с полуактивным радиолокационным наведением взорвалась в полумиле позади него, не причинив вреда, но «Сайдуайндер» Уинтерса не промахнулся. Он сбил ещё один самолёт, а вот сколько всего за это утро, полковник не знал, и сейчас не было времени вести подсчёты.

— Скиппи, присоединяйся ко мне, летим на север.

— Понял, Бронко.

У Уинтерса был включён радиолокатор, и он видел по крайней мере восемь отражённых сигналов от истребителей противника на севере. Он включил форсаж, чтобы быстрее сблизиться с противником, и проверил запас горючего. Все ещё достаточно. «Игл» стремительно набрал скорость, но Уинтерс не хотел рисковать, он выпустил облако алюминиевых обрезков и тепловые ловушки на случай, если какой-нибудь неизвестный китаец выпустит в него ракету. Указатель опасности визжал теперь не переставая, хотя не тем отчётливым стрекочущим тоном, означавшим, что вражеская ракета замкнулась на него. Он проверил состояние боезапаса. Осталось ещё три AIM-9X «Сайдуайндер». Черт побери, на что он потратил целый день?

— Дакки повреждён, Дакки повреждён! — послышался голос. — О, проклятье!

— Здесь «Призрак», я сбил ублюдка, который попал в тебя, Дакки. Поворачивай направо, дай мне осмотреть тебя на предмет полученных повреждений.

— Один двигатель выведен из строя, второй дымится, — сообщил ведомый второго элемента. Его голос казался более разъярённым, чем испуганным. Он ещё не успел испугаться. Уинтерс не сомневался, пройдёт ещё тридцать секунд, и парня охватит страх.

— Дакки, за тобой виден дымок. Найди место, чтобы совершить посадку.

— «Орёл-2», Бронко, что происходит?

— Бронко, к нам все ещё приближаются шесть бандитов, навожу на них «Родео». Около тебя бандит, в направлении один час на расстоянии двадцать миль, ангелы три-один, скорость семь-пять-ноль.

— Понял тебя, «Орёл». Я вижу его. — Уинтерс немного довернул направо и услышал щебечущий тон. «Фокс-Два»! — произнёс он. Дымный след продолжался по прямой на протяжении нескольких миль, затем описал спираль налево, приближаясь к маленькой серо-голубой точке и… да!

— Ведущий «Родео», — прозвучал новый голос. — «Фокс-Один», «Фокс-Один» с двумя!

Теперь обстановка стала по-настоящему нервной. Уинтерс знал, что он может оказаться на линии огня этих «Слэммеров». Он посмотрел вниз и убедился, что его прибор «свой-чужой» светится ровным зелёным огнём. Система опознавания «свой-чужой» давала понять всем американским радиолокаторам и ракетам, что он был на их стороне, но Уинтерс не слишком доверял компьютерным чипам, особенно когда речь шла о его жизни. Поэтому он прищурил глаза, чтобы увидеть дымные следы, пролетающие рядом. Его радиолокатор мог теперь видеть АВАКС, он заметил, что самолёт летит на запад, совершая манёвр уклонения, но радиолокатор АВАКСа по-прежнему действовал, несмотря на то что китайские истребители находились на расстоянии… двадцати миль? Проклятье! Но в этот момент два отражённых всплеска на экране исчезли, и у всех остальных были дружеские отражения «свой-чужой».

Уинтерс проверил боезапас. Ракет не осталось. Как это произошло? Он был одним из лучших пилотов американских ВВС в наблюдении за окружающей обстановкой, но на этот раз он утратил представление о ходе воздушного боя. Он просто не помнил, когда выстрелил все свои ракеты.

— «Орёл-2», это ведущий «Кабан». Я Винчестер. Вам нужна помощь? — «Винчестер» означал, что у него не осталось боезапаса. Вообще-то дело обстояло не совсем так. У него все ещё оставался полный запас снарядов к 20-миллиметровой пушке, но внезапно резкие перемены курсов и стресс боя сказались на нём. Его руки были словно свинцовые, и он с трудом перевёл свой «Игл» на горизонтальный полет.

— Ведущий «Кабан», это «Орёл». Похоже, что мы сейчас в безопасности, но некоторое время ситуация была опасной.

— Понял тебя, «Орёл». У меня тоже. Что-нибудь осталось?

— Нет, «Кабан». У ведущего «Родео» две последних. Думаю, что мы должны поставить этому майору пару кружек пива.

— Не забудь об этом, «Орёл», — заметил ведущий «Родео».

— Дакки, где ты? — вызвал его Уинтерс.

— Немного занят, Бронко, — послышался напряжённый голос. — К тому же я ранен в руку.

— Бронко, это «Призрак». У Дакки пробоины в фюзеляже. Я собираюсь проводить его обратно в Сантар. Мне потребуется примерно тридцать минут.

— Скиппи, где ты?

— Позади тебя, Бронко. Мне кажется, я сбил четырех или пятерых в этой мясорубке.

— Боезапас?

— «Слэммер» и «Сайдуайндер», по одному каждого. Я присмотрю за тобой, полковник, — пообещал лейтенант Акоста. — А как действовал ты?

— Сбил двух, может быть и больше, я не уверен, — ответил командир звена.

Окончательный счёт поступит от АВАКСа, плюс запись на его собственной видеоленте. Сейчас ему больше всего хотелось выйти из самолёта и как следует потянуться, и теперь у него было время побеспокоиться о майоре Дэне Бойле — Дакки и его истребителе.

* * *
— Значит, мы хотим покопаться у них в головах, Микки? — спросил адмирал Дейв Ситон.

— Да, таков замысел, — ответил председатель Объединённого комитета начальников штабов главе морских операций.

— Разумно. А где у них головы?

— По мнению ЦРУ, китайцы считают, что мы намеренно ограничиваем объём военных операций по политическим причинам — чтобы не слишком обижать их.

— Ты это серьёзно? — спросил Ситон, не скрывая определённой степени недоверия.

Мур кивнул:

— Да.

— Ну что ж, тогда это походит на парня, у которого в руках тузы и восьмёрки, не правда ли? — произнёс начальник морских операций, имея в виду карты при последней игре в покер на руках у Джеймса Батлера — «Дикого Билла» — Хикока в Дедвуде, Южная Дакота. — Тогда выберем операцию, от которой у них закипят мозги.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы можем нанести по их флоту сокрушительный удар. Барт Манкузо хорошо знает своё дело. Подумай, чего они боятся больше всего… — Ситон откинулся на спинку своего вращающегося кресла. — Первое, что хочет сделать Барт, это потопить их подводный ракетоносец. Он сейчас в море, а за ним следует «Тусон», примерно в двадцати тысячах ярдов позади.

— Так далеко?

— Это даже слишком близко. Рядом с китайским ракетоносцем находится ещё одна атомная подводная лодка, чтобы защитить его. Так вот, «Тусон» возьмёт их обеих — разом. — Мур не понял терминологию, но Ситон говорил о китайских кораблях, называя их «они», имея в виду врага, который заслуживает только уничтожения. — В Пекине могут даже не узнать об этом, если только они не держат на парусе буй «Я мёртв». Их надводный флот намного примитивней. Китайские корабли являются главным образом целями для морской авиации, их потопят ракетами «воздух-корабль», чтобы успокоить наше надводное сообщество.

— Ты имеешь в виду ракеты, запускаемые подводными лодками?

— Микки, нельзя потопить корабли, делая в них пробоины, в которые войдёт воздух. Корабли топят, делая в них пробоины, куда хлынет вода, — объяснил Ситон. — О'кей, если мы хотим достигнуть психологического эффекта, нужно нанести удары одновременно. Для этого понадобится множество участников, и может возникнуть опасность чрезмерного усложнения операции, если противнику удастся разнюхать, что мы для него готовим, прежде чем последуют удары. Это рискованное дело. Мы действительно хотим пойти на это?

— Райан говорит о «крупномасштабном мероприятии». Ему помогает Робби.

— Робби — лётчик-истребитель морской авиации, — согласился Ситон. — Он мыслит в масштабах драматических морских баталий.

— Робби умеет готовить операции. Не забудь, он был очень хорошим J-3, — напомнил ему Мур.

— Да, я знаю, вот только он любит драматические операции. О'кей, мы можем выполнить такую задачу, хотя это и усложняет дело. — На секунду Ситон посмотрел в окно. — Знаешь, что могло бы действительно потрясти их?

— Что? — спросил Мур.

Ситон объяснил свой замысел.

— Но для нас это невозможно, как ты считаешь?

— Может быть, но ведь мы имеем дело не с профессиональными военными, правда? Это политики, Микки. Они привыкли иметь дело с образами, а не с реальностью. Вот мы и дадим им образ.

— У тебя есть возможности осуществить это?

— Дай мне возможность выяснить.

— Это безумие, Дейв.

— А развёртывание Первой бронетанковой в России не безумие? — спросил начальник морских операций.

* * *
Полковник Анжело Гиусти был теперь убеждён, что больше никогда в жизни он не захочет ехать на поезде. Он не знал, что все спальные вагоны русских железных дорог используются для транспортировки русских Вооружённых сил — они никогда не посылали такие вагоны на запад дальше Берлина, не для того, чтобы отнестись к американцам с пренебрежением, просто потому, что никому не приходило в голову сделать это. Он обратил внимание на то, что поезд уклонился к северу, сойдя с главной железнодорожной колеи. Затем поезд остановился и медленно поехал назад. Похоже, что только они одни находились на сортировочной станции. За последние два часа они проехали мимо многочисленных поездов, направляющихся на запад, причём их локомотивы тащили за собой вереницы пустых платформ. Проводник, который то появлялся, то снова исчезал, сообщил им примерное время прибытия, но Гиусти не поверил ему, исходя из того, что железная дорога, по которой ездят вагоны с такими неудобными сиденьями, вряд ли придерживается разумного расписания прибытия. Но вот они оказались в том месте, куда и должны были прибыть, а разгрузочные рампы указывали именно на это.

— Парни, мне кажется, что мы наконец приехали, — сказал своим подчинённым командир «Квортерной лошади».

— Хвала Иисусу, — заметил один из них.

Через несколько секунд поезд остановился с резким толчком, и они получили возможность выйти на бетонную платформу, которая, увидели они, протянулась на добрых тысячу метров на восток. Не прошло и пяти минут, как солдаты штабного подразделения тоже вышли на платформу и направились к своим машинам, разминая усталые ноги и одновременно ворча.

— Привет, Энджи, — послышался знакомый голос.

Гиусти повернулся, увидел полковника Уэлша и пошёл к нему, приложив руку к фуражке.

— Что происходит? — спросил Гиусти.

— На востоке отсюда происходит чёрт знает что, но есть хорошая новость.

— Какая именно?

— Для нас приготовили огромное количество горючего. Я летал вместе с охранными подразделениями, и Иван говорит, что у него всюду размешены хранилища дизельного топлива размером с гребаные супертанкеры. Так что без горючего мы не останемся.

— Это хорошая новость. А как относительно моих вертушек? — Уэлш молча показал рукой. Меньше чем в трехстах ярдах стоял вертолёт «Киова Уорриер» OH-58D. — Хвала господу за это. А плохие новости?

— Китайская Народно-освободительная армия перебросила в Сибирь четыре полностью укомплектованных армии категории «А» и продвигается на север. До сих пор с ними не было никаких столкновений, потому что Иван избегает боев до тех пор, пока не соберёт что-то по-настоящему большое, способное противостоять китайцам. На театре военных действий у русских одна мотострелковая дивизия, и ещё четыре направляются на север, чтобы присоединиться к ней. Последняя русская дивизия покинула эту сортировочную станцию всего полтора часа назад.

— Тогда что это значит? Шестнадцать тяжёлых дивизий входят в состав армии вторжения?

Уэлш кивнул:

— Да, примерно.

— А в чём состоит моя задача?

— Собери свой батальон и направляйся на юго-восток. Замысел операции заключается в следующем: Первая бронетанковая отрежет вторгшуюся армию от источников снабжения. После этого русская армия попытается остановить китайцев в двух сотнях миль на северо-востоке отсюда.

— А они смогут это сделать? — Четыре русские дивизии против шестнадцати китайских не казались благоприятным соотношением сил.

— Я не уверен, — признался Уэлш. — Твоя задача заключается в том, чтобы продвинуться вперёд и создать кордон безопасности для дивизии. По пути обеспечить охрану первого большого хранилища горючего. Оттуда двинемся дальше.

— Воздушная поддержка?

— В настоящее время военно-воздушные силы занимаются в основном истребительной работой. Не наносился ещё ни один глубокий удар, потому что у них недостаточно бомб для поддержания настоящей кампании.

— Как относительно дополнительного снабжения?

— У нас по два основных боезапаса для всех гусеничных машин. На первое время должно хватить.

По крайней мере, по четыре боекомплекта для артиллерии — это означает четверо суток артиллерийского огня. Специалисты по снабжению, которые занимались этими расчётами, достаточно щедро относились к количеству снарядов, выпущенных в противника. В течение всей войны в Персидском заливе ни один танк не расстрелял полностью весь свой боекомплект. Оба знали это. Но там была другая война. Ни одна война не похожа на другую, и со временем ситуация становилась только хуже.

Гиусти повернулся, когда услышал, что заработал первый двигатель. Это был разведывательный бронетранспортёр «Брэдли Скаут» МЗА2, и сержант, выглядывающий из люка, казался счастливым от того, что они наконец смогут двигаться. Русский офицер, взявший на себя обязанности регулировщика, махнул рукой, позволяя «Брэдли» двинуться вперёд, затем перейти в район сбора. К соседней рампе медленно подошёл второй поезд. Это будет подразделение «А», или «Авенджер», с первым действительно тяжёлым вооружением «Квортерной лошади», включая девять боевых танков первой линии М1А2.

— Сколько пройдёт времени, прежде чем все прибудут сюда? — спросил Гиусти.

— Мне сказали, девяносто минут, — ответил Уэлш.

— Посмотрим.

* * *
— Что это? — спросил капитан, обращаясь к экрану перед собой. Самолёт Е-ЗВ «Сентри» с обозначением «Орёл-2» совершил посадку в Жиганске. Его экипаж был изрядно потрясён. Они подверглись атаке настоящими истребителями, и это было качественно совсем иным, чем во время учений и послеоперационного анализа дома, на территории США. Видеозаписи воздушного боя были переданы разведывательной группе авиакрыла, которая смотрела на бой несколько отвлечённо, но они увидели, что китайские ВВС Народно-освободительной армии послали в атаку на АВАКСа целый полк истребителей первой линии. Более того, они сделали это в самоубийственной операции. Китайские истребители устремились в атаку на форсаже, а это лишало их возможности возвращения обратно на базу. Таким образом, они были готовы обменять тридцать своих истребителей на один АВАКС Е-ЗВ.

Но в этой операции было даже нечто большее, увидел капитан.

— Посмотрите сюда, — сказал он своему полковнику. — Три, нет, четыре разведывательные птички улетели на северо-запад. — Он протянул ленту видеозаписи вперёд и затем обратно. — Мы не тронули их. Больше того, наши истребители даже не заметили эти самолёты.

— Ну и что? Я не собираюсь обвинять в этом экипаж «Сентри», капитан.

— Никто не говорит об этом, сэр. Но Джон Чайнамен получил теперь фотографии Читы и этих русских дивизий, двигающихся на север. Кот выскочил из мешка, сэр, и китайцам все стало известно.

— Нам нужно подумать о нанесении ударов по их аэродромам.

— У нас достаточно бомб для этого?

— Я не уверен, но доложу генералу Уолласу. Каков результат воздушного боя?

— Полковник Уинтерс сбил четырех точно и два вероятно. Черт побери, этот парень действительно чистит небо. Но спасли АВАКС истребители F-16. Вот эти два J-8 сумели подобраться чертовски близко за мгновение до того, как «Родео» сбил их.

— Отныне придётся прикрывать Е-3 истребителями, — заметил полковник.

— Хорошая мысль, сэр.

* * *
— Да? — сказал генерал Пенг, когда к нему подошёл офицер разведки.

— Воздушная аэрофотосъёмка сообщает о крупных механизированных частях в ста пятидесяти километрах к западу от нас, двигающихся на север и на северо-восток.

— Численность?

— Мы не уверены. Анализ фотографий ещё не завершён. Но, несомненно, несколько полков, может быть, больше.

— Где, покажите на карте.

— Вот здесь, товарищ генерал. — Разведчик развернул карту и показал. — Их заметили здесь, здесь и отсюда досюда. Пилот говорит, что он видел большое количество танков и гусеничных машин.

— Они стреляли в него?

— Нет, он говорит, не было никакого огня.

— Значит, они перебрасывают свои силы туда, куда мы направляемся… спешат атаковать наш фланг или занять позицию перед нами… — Пенг задумался над этим, глядя на карту. — Да, это то, что я ожидал. Поступили донесения от разведывательных подразделений?

— Наше разведывательное прикрытие докладывает, что они видели следы гусеничных машин, но не заметили ни одной вражеской машины. Они не подвергались обстрелу и видели только гражданских лиц.

* * *
— Быстро, — торопил Александров.

Каким образом водитель и его помощник сумели довести свой «ЗИЛ-157» до этого места, оставалось тайной, разгадка которой не интересовала капитана. Одного того, что автозаправщик сумел добраться сюда, было достаточно. В настоящее время передовым бронетранспортёром была машина сержанта Гречко, и автозаправщик наполнил её баки. Затем Александров передал по радио остальным бронетранспортёрам сведения о местонахождении автозаправщика. Бронетранспортёры впервые прервали визуальный контакт с двигающимися вперёд китайскими разведывательными машинами и устремились на север, чтобы наполнить свои баки. Это было опасно и противоречило полученному заданию не оставлять китайцев без наблюдения, но Александров не мог гарантировать, что у них будет ещё один шанс на заправку. Затем сержант Буйков задал вопрос:

— А когда заправляются китайцы, товарищ капитан? Мы не видели, чтобы они заправлялись.

Это заставило капитана задуматься.

— Действительно, этого мы не видели. Их баки должны быть такими же пустыми, как наши.

— В первый день на них были дополнительные баки с горючим, помните? Они бросили их вчера.

— Это верно. Возможно, они получили дополнительный запас горючего на один день, может быть, даже половину дня, но затем кто-то должен пополнить их баки — но кто и каким образом… — задумался офицер. Он повернулся и посмотрел на процесс заправки.

Горючее поступало из портативного насоса со скоростью сорок литров, или десять галлонов, в минуту. Гречко поехал вперёд, чтобы восстановить контакт с китайцами.

Они продолжали неподвижно сидеть на месте, между лягушачьими прыжками, до ближайшего оставалось примерно полчаса, если китайцы продолжали придерживаться своего распорядка, от которого они ни разу не отклонились. А ещё говорят, что Красная армия не является гибкой…

— Ну вот, все, — сказал водитель Александрова. Он передал шланг шофёру и закрыл крышку бака.

— Вот что, — сказал капитан шофёру автозаправщика. — Поезжайте на восток.

— Куда? — удивлённо спросил шофёр. — Там ничего нет.

Капитан задумался на несколько секунд. Там когда-то была мельница, и можно было видеть широкие заросли молодых ёлочек, которые остались после того, как кто-то, работавший здесь, рубил деревья на доски и строительный лес. Это больше всего походило на открытое место — из того, что они видели за целый день.

— Я приехал с запада и могу теперь снова вернуться обратно, потому что заправщик стал гораздо легче. Отсюда до дороги, по которой возили срубленные деревья, всего шесть километров.

— Хорошо, ефрейтор, отправляйтесь, только побыстрее. Если китайцы заметят вашу машину, они разнесут её из своих орудий.

— Тогда прощайте, товарищ капитан. — Ефрейтор забрался в кабину, включил двигатель и поехал на север, чтобы развернуться.

— Надеюсь, что сегодня кто-нибудь нальёт ему стакан. Он заслужил его, — сказал Буйков. Героями в армии могут быть не только стрелки.

— Гречко, где вы? — вызвал сержанта по радио капитан Александров.

— В четырех километрах к югу от вас. Они все ещё сидят около своих машин, товарищ капитан. Похоже, что их офицер говорит по радио.

— Хорошо. Вы знаете, что делать, когда они заберутся в машины и отправятся в путь. — Капитан положил радиомикрофон и опёрся спиной на гусеницу бронетранспортёра. Ситуация становилась достаточно скучной. Буйков закурил и потянулся.

— Почему бы нам не убить хотя бы нескольких китайцев, товарищ капитан? Ведь тогда мы будем лучше спать.

— Сколько раз я говорил вам, сержант, в чём смысл нашей гребаной операции! — едва не закричал на Буйкова капитан.

— Много раз, — покорно ответил сержант.

Глава 56Марш к опасности

Полковник Гиусти отправился в путь в своём собственном «Хаммере», новом воплощении древнего джипа. Ехать в «Брэдли» было бы комфортабельнее, даже более разумно, но слишком уж драматично, — думал он, — и в ближайшее время не предвиделось контакта с противником. К тому же правое переднее сиденье в этом автомобиле было лучше для его спины после бесконечной поездки в поезде. Как бы то ни было, он ехал за русским «УАЗ-469», который выглядел как русская интерпретация американского вездехода, и его водитель хорошо знал дорогу.

Вертолёт «Киова Уорриер», который он видел на железнодорожной сортировочной станции, сейчас летел впереди и докладывал, что не видит ничего, кроме почти пустынной дороги, за исключением гражданских автомобилей, да и те русская транспортная милиция постоянно сгоняет на соседние просёлочные тракты. За командной машиной Гиусти ехал «Брэдли», над которым развевался красно-белый штандарт Первого батальона Четвёртого кавалерийского полка. У этого полка была длинная и славная история — его боевая деятельность началась 30 июля 1857 года, в бою против индейцев племени Шайенн на реке Салмон. А нынешняя кампания прибавит ещё один боевой вымпел… и Гиусти надеялся, что проживёт достаточно долго, чтобы лично присоединить его к штандарту полка. Окружающая местность напоминала ему о Монтане — волнистые холмы, поросшие многочисленными соснами. Впереди открывалась хорошая видимость. Это нравилось механизированным солдатам, поскольку означало, что они могут вступить в бой с противником на дальнем расстоянии. Американские солдаты предпочитали заметить противника издалека, ведь их вооружение обладало большей дальностью поражения, чем вооружение большинства армий.

— Тёмная Лошадь Шесть вызывает Саблю Шесть, — прохрипело радио.

— Сабля Шесть, — отозвался Гиусти.

— Сабля, я сейчас у пункта Денвер. Шоссе продолжает оставаться пустынным. Никакого движения, никаких указаний на присутствие противника. Лечу дальше к пункту Уичита.

— Понял, спасибо. Конец связи. — Гуисти посмотрел на карту, чтобы убедиться, где сейчас находится вертушка.

Значит, в двадцати милях нет ничего, о чём можно беспокоиться, по крайней мере, по мнению капитана, управляющего передовым вертолётом. А где все начнётся?— подумал Гиусти. В общем-то, он предпочёл бы сидеть на совещании командира дивизии, чтобы выяснить, что происходит. Но он был командиром батальона прикрытия, его работа заключалась в том, чтобы находиться во главе частей дивизии и искать врага, а потом доложить Железной Шестёрке, командиру дивизии. Пока ему не предстояло никакой операции, если исключить необходимость подъехать к русскому хранилищу горючего, дозаправить там свои машины и оставить охрану. Далее ему надлежало продолжать движение как передовому отряду Первой бронетанковой, как первому из её тяжёлых подразделений. Короче говоря, его работа заключалась в том, чтобы играть роль ветчины в бутерброде, как любил шутить один из командиров его подразделений. Под командой Гиусти находились три группы бронированной кавалерии, в каждой по девять тяжёлых танков первой линии М1А2 «Абрамс» и по тринадцать разведывательных машин «Брэдли» МЗА2, а также бронированная машина связи, в которой находились передовые наблюдатели, готовые вызвать артиллерийскую поддержку в случае необходимости. Где-то позади скоро будет разгружаться артиллерия Первой бронетанковой, надеялся Гиусти. Его наиболее ценными средствами были подразделения «Д» и «Е», в каждом из которых было по восьми штурмовых вертолётов ОН-58Д «Киова Уорриер», способных вести разведку и атаковать противника ракетами «Хеллфайр» и «Стингер». В общем, его батальон мог позаботиться о своей безопасности — в разумных пределах, разумеется.

Когда они приблизятся к месту боевых действий, его солдаты станут более осторожными и бдительными, потому что, какими бы хорошими они ни были, они не являлись непобедимыми и бессмертными. Америка один раз уже воевала с Китаем, в Корее, почти шестьдесят лет назад, и ни одна из сторон не осталась удовлетворённой результатами. Для Америки первоначальная китайская атака была неожиданной и мощной, заставившей американцев позорно отступить от реки Ялу. Но для Китая, после того как Америка собралась с силами, этот опыт обошёлся в миллион убитых, потому что огневая мощь всегда была достойным ответом практически безоружным массам, и опыт Америки, доставшийся ей в результате её собственной Гражданской войны, заключался в том, что лучше тратить вещи, чем людей. Американский метод ведения войны не пришёлся по вкусу всем, и, говоря по правде, он основывался на материальном процветании страны, равно как и на бережном отношении к человеческой жизни. Но это был американский метод ведения войны, и американские солдаты были воспитаны на основе этого метода.

* * *
— Мне кажется, что пора отбросить их немного назад, — сказал генерал Уоллас по спутниковому каналу связи с Вашингтоном.

— Что ты предлагаешь? — спросил Микки Мур.

— Для начала я хочу послать свои F-16CG уничтожить их радиолокационные станции. Мне надоело, что они пользуются радиолокаторами, чтобы направлять свои истребители против моих самолётов. Далее, я собираюсь атаковать их самые узкие места, по которым идёт снабжение армии. Через двенадцать часов, при существующем темпе снабжения боеприпасами, у меня будет достаточно бомб и ракет, чтобы начать наступательную войну. К тому же пришло время заняться делом.

— Гас, мне придётся получить разрешение президента, — ответил председатель Объединённого комитета командующему военно-воздушными силами в Сибири.

— Если ты считаешь нужным, о'кей, только скажи ему, что вчера мы едва не потеряли АВАКС — с экипажем в тридцать человек — и у меня нет никакого желания посылать похоронки такому количеству людей. Пока нам везло, и сбить АВАКС непросто. Черт побери, они положили целый полк истребителей для того, чтобы потерпеть неудачу в этой операции. Но когда-нибудь ситуация изменится. Я хочу уничтожить их радиолокационные станции и начать наступательную контратаку.

— Гас, здесь думают о том, чтобы начать систематические наступательные операции для максимального психологического эффекта. Это означает нечто большее, чем сбить несколько антенн.

— Генерал, я не знаю, как это видится из Вашингтона, но здесь ситуация становится несколько беспокойной. Их армия быстро продвигается к намеченным целям. Очень скоро нашим русским друзьям придётся встать на их пути. Будет намного проще, если у противника будет недоставать горючего и патронов.

— Мы понимаем это. Сейчас пытаемся придумать способ потрясти их политическое руководство.

— На север движутся не политики, пытающиеся убить нас, генерал. Это солдаты и лётчики. Нужно начать наносить удары, пока они не испортят нам всю картину.

— Понимаю тебя, Гас. Я представлю твою позицию президенту, — пообещал председатель Объединённого комитета.

— Да уж представь, пожалуйста, прошу тебя. — Уоллас разъединил канал связи, пытаясь понять, какого черта думают эти мыслители в Вашингтоне и думают ли они вообще. У него был план, и ему казалось, что он весьма разумный.

Его «Тёмные звезды» снабдили его всей тактической информацией, которая требовалась. Он знал, по каким целям нанести удары, и у него было достаточно бомб и ракет для этой цели. По крайней мере, для того, чтобы начать бомбовую кампанию.

* * *
— …Так вот, мы принесли эти жертвы не напрасно, — сказал маршал Луо. — У нас есть воздушные фотографии того, чем занимаются русские.

— Чем именно? — спросил Чанг.

— Они перебрасывают одну — возможно, две — дивизии на северо-восток с железнодорожной станции в Чите.

— И все ещё ничего перед нашими передовыми силами?

Луо покачал головой.

— Наши разведывательные подразделения увидели только следы от гусениц на земле. Я делаю вывод, что где-то в этих лесах скрываются русские, ведущие свою разведку. Но если дело обстоит именно так, это лёгкие силы, которые стараются не попадаться нашим разведчикам на глаза. Нам известно, что они объявили мобилизацию резервистов, но эти резервисты нигде не появились. Может быть, они просто проигнорировали повестки о призыве на службу. По мнению Тана, моральное состояние людей в России на очень низком уровне, и мы действительно убедились в этом. Солдаты, которых мы захватили в плен, разочарованы отсутствием поддержки, и они почти не сопротивлялись, когда наши войска приблизились к ним.

Если не считать успехов американских истребителей, война идёт очень хорошо.

— И они все ещё не нанесли ни одного удара по нашей территории? — Чанг хотел убедиться в этом.

Маршал снова покачал головой:

— Нет, и я не могу утверждать, что они боятся нас. Их истребители великолепны, но, насколько мы знаем, они даже не попытались провести воздушную разведку и аэрофотосъёмку нашей территории и нашей армии. Может быть, они теперь полностью полагаются на свои спутники. Эти разведывательные спутники, несомненно, являются отличным источником информации.

— А золотая шахта?

— Мы достигнем её через тридцать шесть часов. И тогда мы сможем воспользоваться дорогами, проложенными русскими инженерами для эксплуатации минеральных богатств. От золотой шахты до нефтяных месторождений — от пяти до семи дней пути, в зависимости от того, насколько успешно нас будут снабжать боеприпасами и горючим.

— Это поразительно, Луо, — заметил Чанг. — Все идёт лучше, чем в самых оптимистических расчётах.

— Мне почти хочется, чтобы русские попытались остановить наше наступление. Тогда произойдёт сражение — и все кончится. Пока мои войска несколько растянулись, и только потому, что передовые части продвигаются вперёд так быстро. Я думаю о том, чтобы несколько замедлить продвижение и поддержать таким образом целостность наших армий, но…

— Но высокая скорость продвижения выгодна для нас, не правда ли? — заметил Чанг.

— Да, у меня тоже такое впечатление, — согласился министр обороны. — Но вообще предпочтительно держать войска в тесном контакте, на случай если мы столкнёмся с противником. С другой стороны, если противник отступает, не надо давать ему возможность перегруппировать свои силы. Так что я предоставил генералу Пенгу и его дивизиям свободу манёвра.

— Какие силы нам противостоят?

— Мы не знаем наверняка. Возможно, полк или бригада находятся перед нами, но у нас нет никаких доказательств этого. Ещё два полка пытаются опередить нас или атаковать наш фланг, но на западе у нас выставлен заслон, и они ничего не заметили.

* * *
Бондаренко надеялся, что когда-нибудь встретит конструкторов, которые спроектировали этот беспилотный американский самолёт «Тёмная звезда». Ещё никогда в военной истории командир не владел подобной информацией. Без неё ему пришлось бы послать в бой свои скромные силы только для того, чтобы выяснить, кто противостоит ему. А теперь этого не требовалось. Он имел лучшее представление о расположении наступающих китайских дивизий, чем их собственные командиры.

Ещё лучше было то, что передовой полк 201-й мотострелковой дивизии находился всего в нескольких километрах, и этот полк представлял собой стальной кулак дивизии из девяноста пяти танков Т-80У. 265-я дивизия была готова получить подкрепление, и её командир, Юрий Синявский, уже не раз заявлял, что устал от постоянного отступления. Профессиональный солдат, проведший всю жизнь в механизированных войсках, Синявский был грубым, несдержанным на язык, постоянно курящим сигары мужчиной сорока шести лет, склонившимся сейчас над картой в штаб-квартире Бондаренко.

— Вот здесь и здесь располагается моя дивизия, Геннадий Иосифович, — сказал он, указывая пальцем на точку всего в пяти километрах к северу от золотого прииска Гоголя. Вереница хребтов длиной двадцать километров, на которых находилась дивизия, была обращена в открытое пространство, которое придётся пересечь китайцам. — Мы поставим танки 201-й дивизии на моем правом фланге. Когда мы остановим китайский авангард, танковый кулак ударит с запада и уничтожит их.

— Наша разведка докладывает, что их передовая дивизия несколько растянулась. — Такую ошибку допускают все армии мира. Самые острые клыки любой полевой армии — это её артиллерия, но даже самоходные артиллерийские установки, смонтированные на гусеничном шасси для придания им большей мобильности на пересечённой местности, не в состоянии двигаться с такой же скоростью, как механизированные войска, которые они должны поддерживать своим огнём. Это был урок, когда-то удививший американцев во время войны в Персидском заливе. Там им стало ясно, что их артиллерия с огромным трудом старается не отставать от передовых танковых эшелонов, причём на ровной местности. У китайской Народно-освободительной армии была самоходная артиллерия, но в основном их артиллерия буксировалась грузовиками, которые не могли двигаться по пересечённой местности с такой же скоростью, как гусеничные машины.

Генерал Диггз наблюдал за дискуссией. Его слишком слабый русский не позволял следить за ходом обсуждения, а Синявский не говорил по-английски, так что это замедляло решение вопроса.

— Вам всё равно придётся остановить значительную силу, Юрий Андреевич, — напомнил Диггз, ожидая, пока его фраза, переведённая Бондаренко, дойдёт до Синявского.

— Если мы не сможем их остановить совсем, по крайней мере, пустим им кровь, — последовал запоздалый ответ.

— Сохраняйте подвижность, — посоветовал Диггз. — Если бы я был на месте генерал Пенга, я совершил бы манёвр на восток — местность там лучше приспособлена для этого — и попытался обойти вас слева.

— Мы увидим, насколько китайцы склонны к манёврам, — ответил Бондаренко за своего подчинённого. — До сих пор они двигались прямо вперёд и, мне кажется, стали излишне самоуверенными. Посмотрите, как растянулись их войска, Марион. Их подразделения слишком удалены друг от друга и не смогут оказать взаимную помощь в случае необходимости. Сейчас они находятся в стадии преследования, и это делает их дезорганизованными. Кроме того, у них почти нет воздушной поддержки, которая могла бы предупредить их, что находится впереди. Мне кажется, что Юрий прав: это хорошее место для обороны.

— Я согласен, Геннадий, что это хорошее место, только не путай качество места с надёжностью обороны.

Бондаренко перевёл сказанное Диггзом своему подчинённому, который ответил стремительной тирадой, не вынимая изо рта сигары.

— Юрий считает, что это место для совокупления, а не для свадьбы. Когда ты присоединишься к своему штабу, Марион?

— Моя вертушка летит сюда, приятель. Передовой батальон — он осуществляет прикрытие дивизии — сейчас у первого хранилища топлива, за ним следует Первая бригада. Мы соединимся примерно через полтора дня.

Они уже обсудили план атаки Диггза. Первая бронетанковая соберётся к северо-западу от Белогорска, заправится у последнего большого русского хранилища, затем бросится в темноте на китайскую переправу. Разведка сообщила, что сейчас там расположилась 65-я армия категории «Б» Народно-освободительной армии Китая, и она поспешно окапывается, чтобы защитить левый фланг. Это не механизированная армия, но всё-таки количественно достаточно большая, чтобы противостоять атаке одной дивизии. Если китайский план наступления имел слабое место, оно заключалось в том, что они бросили все свои механизированные силы на прорыв вперёд. Войска, оставленные сзади для защиты переправы, были в лучшем случае снабжены колёсным транспортом вместо гусеничного, а в худшем — состояли из пехоты, которая должна была перемещаться к месту назначения своим ходом. Это делало их медленными и уязвимыми для людей, укрытых сталью бронированных машин, на которых американцы устремятся в бой.

И всё-таки их так много, — напомнил себе Диггз.

Перед тем как Диггз ушёл, генерал Синявский сунул руку в боковой карман и достал оттуда фляжку.

— Выпьем на счастье, — произнёс он единственную фразу на ломаном английском, которую знал.

— Черт возьми, почему нет? — Диггз опрокинул крышку фляжки, которая служила сейчас стопкой. Вообще-то водка — хороший напиток. — Когда все это закончится, мы выпьем снова, — пообещал он.

— Обязательно, — ответил генерал. — Желаю удачи, Диггз.

— Марион, — сказал Бондаренко. — Будь осторожным, товарищ.

— Ты тоже, Геннадий. У тебя уже достаточно орденов, дружище. Нет смысла рисковать своим задом, пытаясь получить ещё один.

— Генералы должны умирать в постели, — согласился Бондаренко на пути к двери.

Диггз подбежал к UH-60. Вертолётом управлял полковник Бойл. Диггз надел защитный шлем, целью которого было спасти его голову при катастрофе. «Почему никто не придумал другого названия этой проклятой штуке?» — подумал он и занял откидное сиденье позади пилотов.

— Как у нас дела, сэр? — спросил Бойл, предоставив лейтенанту возможность управлять взлётом вертушки.

— Видишь ли, у нас есть план, Дик. Вопрос заключается в следующем: удастся ли нам осуществить его?

— Меня допустят к сути плана?

— Твои «Апачи» будут заняты в нём.

— Это удивляет меня, — заметил Бойл.

— Как твои люди?

— Готовы, — был односложный ответ. — Каково название этого плана?

— «Палочки для еды». — Диггз услышал смех в наушниках интеркома.

— Мне нравится это название.

* * *
— О'кей, Микки, — сказал Робби Джексон. — Я понимаю положение Гаса. Но нам нужно думать о более крупной ситуации.

Они сидели в ситуационном центре, глядя на председателя Объединённого комитета начальников штабов, смотревшего на них с экрана телевизора. Эта комната в Пентагоне называлась «Цистерной». Было трудно разобрать, что пробормотал председатель, но то, как он смотрел вниз, было достаточной реакцией на замечание Робби.

— Генерал, — сказал Райан, — наша мысль заключается в том, чтобы потрясти клетки их политического руководства. Лучший способ добиться этого состоит в том, чтобы нанести удар по ним в целом ряде мест, перегрузить их мыслительные способности.

— Сэр, я согласен с этой идеей, но у плана генерала Уолласа есть свои достоинства. Уничтожение станций радиолокационного предупреждения китайцев уменьшит их способность использовать свои истребители против нас, а ведь у них по-прежнему мощная истребительная авиация, несмотря на то что за последнее время мы обходились с ними весьма решительно.

— Микки, если ты обращаешься таким образом с девушкой в Мисиссипи, это называется изнасилованием, — заметил вице-президент. — Пилоты их истребителей смотрят теперь на свои самолёты и видят гробы. Их уверенность в себе исчезла, а это единственное, что должен чувствовать лётчик-истребитель, вступая в воздушный бой.

— Можешь мне поверить в этом, верно?

— Но Гас…

— Но Гас слишком беспокоится о своих войсках. О'кей, хорошо, пусть пошлёт несколько своих F-16 и уничтожит их радары, но мы главным образом хотим, чтобы эти птички, вооружённые «умными поросятами», атаковали их наземные войска. Истребительная авиация сумеет позаботиться о себе.

Впервые генерал Микки Мур пожалел о выборе Райаном вице-президента. Робби думал теперь как политик, а не как руководитель воинских операций. Это несколько удивило генерала. Создалось впечатление, что он меньше беспокоится о безопасности своих сил, чем о…

…чем о том, какая основная задача стоит перед ними, — поправил себя Мур. А ведь это не такой уж плохой способ думать о создавшейся ситуации, разве не правда? Джексон был очень хорошим J-3 ещё совсем недавно, не так ли?

Американские командиры больше не думали о своих людях как о расходуемомматериале, но иногда приходилось рисковать ими, и, когда это происходило, некоторые из них не возвращались домой. За эту опасность им платили, нравится вам это или нет. Робби Джексон был раньше морским лётчиком-истребителем, и он не утратил воинский дух, несмотря на свою новую работу и высокое жалованье.

— Сэр, — сказал Мур, — какой приказ я должен отдать генералу Уолласу?

* * *
— Сесил Б. проклятый ДеМилле, — недовольно заметил Манкузо.

— Тебе никогда не хотелось развести в стороны воды Красного моря? — спросил генерал Лар.

— Я не бог, Майк, — ответил главнокомандующий Тихоокеанским театром.

— Ну что ж, это элегантное решение, и почти всех участников операции мы разместили на подобающих местах, — сказал его J-2.

— Это политическая операция. А мы что, группа руководства?

— Сэр, вы будете продолжать заниматься демагогией или мы начнём работать над этим?

Манкузо хотелось взять лупару и пробить дыру в стене или в груди Майка Лара, но он был профессиональным офицером, и он действительно получил приказ от Верховного главнокомандующего.

— Хорошо. Мне просто не нравится, когда кто-то другой диктует мне, как нужно проводить операции.

— К тому же ты знаком с этим парнем.

— Майк, когда-то давным-давно, когда у меня на рукаве было три нашивки и мне приходилось беспокоиться только о том, как управлять субмариной, мы с Райаном помогли украсть целый русский атомный ракетоносец — и если ты расскажешь кому-нибудь об этом, я прикажу одному из моих морских пехотинцев отстрелить тебе зад. Потопить несколько китайских кораблей — ничего не имею против, сбить десяток-другой китайских истребителей — да ради бога, — но курсировать вблизи их берегов в качестве демонстрации силы? Боже мой!

— Это их потрясёт.

— Если только в процессе демонстрации силы они не потопят несколько моих кораблей.

* * *
— Привет, Тони, — раздался голос в телефонной трубке. Бретано не сразу узнал его.

— Где ты теперь, Ал? — спросил министр обороны.

— В Норфолке. Разве ты не знаешь? Я на крейсере «Геттисберг», занимаюсь усовершенствованием его системы противоракетной обороны. Ведь это была твоя идея, разве не правда?

— Да, пожалуй, действительно моя, — согласился Тони Бретано, вспоминая прошлый разговор.

— Ты увидел, должно быть, эту китайскую штуку, летящую с другого полушария.

— Между прочим, мы. — Министр обороны сделал паузу. — Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что, если китайские коммунисты запустят в нас межконтинентальную баллистическую ракету, эта система «Иджис» даст нам возможность защититься от неё — если компьютерное моделирование нас не обманывает. Надеюсь, не обманывает. Я сам написал большую часть программного обеспечения.

Министр обороны Бретано не хотел признаться, что он вообще-то не думал о такой вероятности. В конце концов, ему платят за то, что он думает о столь важных вещах.

— Насколько готова твоя система?

— С электроникой все в порядке, но у нас на борту нет ракет системы «Иджис». Они хранятся на каком-то складе, мне говорили, он находится на реке Йорк. Когда их привезут на борт крейсера, я смогу усовершенствовать головки наведения. Единственные ракеты, находящиеся на борту крейсера, — те, с которыми я работал, голубые, учебные ракеты, без настоящих боеголовок. Я только что узнал об этом. Знаешь, военно-морской флот весьма странная организация. Крейсер находится в плавающем сухом доке. Через несколько часов они собираются опустить нас обратно в воду. — В данный момент он не мог видеть лицо своего бывшего босса. Если бы мог, то узнал бы выражение «О, черт побери» на его итальянской физиономии.

— Значит, ты уверен в своей системе?

— Полномасштабный тест был бы неплохим испытанием, но если мы сможем запустить три или четыре ракеты системы «Иджис» в падающую на нас боеголовку, да, я думаю, что они собьют её.

— О'кей, спасибо, Ал.

— Ну, как идёт война? Все, что я вижу по телевидению, это как наши истребители пинают китайцев в зад.

— Это верно, телевидение показывает правильно, но что касается остального — не могу говорить об этом по телефону. Ал, я снова позвоню тебе, ладно?

— Понятно, сэр.

У себя в кабинете Бретано нажал другую кнопку.

— Попросите адмирала Ситона зайти ко мне.

На это не потребовалось много времени.

— Вызывали меня, господин министр? — спросил командующий морскими операциями, входя в кабинет министра.

— Адмирал, сейчас в Норфолке находится мой бывший подчинённый. Теперь он работает в ТРВ. Я поручил ему усовершенствовать ракетную систему «Иджис», чтобы она могла сбивать баллистические цели.

— Я что-то слышал об этом. Как продвигается его проект? — спросил Дейв Ситон.

— Он говорит, что готов к полномасштабному тесту. Но, адмирал, что будет, если китайцы запустят в нас одну из своих баллистических ракет CSS-4?

— Будет плохо, — ответил Ситон.

— Тогда почему бы нам не разместить ваши корабли с системами «Иджис» рядом с вероятными целями?

— Видите ли, сэр, системы «Иджис» ещё не готовы противостоять баллистическим целям, мы ещё не провели ни одного теста, и…

— Но это лучше, чем ничего? — прервал адмирала министр обороны.

— Немного лучше, пожалуй.

— Тогда возьмёмся за дело и не будем откладывать испытания в долгий ящик.

Ситон выпрямился.

— Слушаюсь, сэр.

— Начнём с крейсера «Геттисберг». Прикажите вооружить крейсер ракетами, которые ему нужны, и приведите его прямо сюда, — приказал Бретано.

— Я немедленно свяжусь с командующим Атлантическим флотом.

* * *
«Такой чертовски странной вещи мне ещё не приходилось видеть», — подумал Грегори. Этот корабль — не особенно большой корабль, меньше, чем тот, на котором он с Кэнди совершили круиз прошлой зимой, но всё-таки океанский корабль — опускался на лифте. Так называется плавающий сухой док. Они заполняли док водой, чтобы крейсер мог снова оказаться в воде, где будет проведено испытание работы нового винта. Моряки, которые работали в сухом доке, наблюдали за этим процессом со своих вышек — или как там называют надстройки на стенах сухого дока.

— Странно, сэр, правда?

Грегори почувствовал запах табачного дыма. Это должен быть главный старшина Лик. Он обернулся. Да, это Лик.

— Я ещё никогда не видел ничего подобного.

— Никому не приходится видеть это часто, за исключением парней, которые управляют этой штукой. Вы бы не рискнули пройти под днищем корабля?

— Пройти под десятью тысячами тонн металла? — отозвался Грегори. — Нет, не пробовал.

— Вы когда-то служили в армии, не правда ли?

— Я уже говорил вам об этом, верно? Уэст-Пойнт, школа парашютистов, школа рейнджеров — это было в то время, когда я был молодым и глупым.

— Так вот, док, ничего особенного. Интересно посмотреть, как крейсер собран, особенно купол сонара в передней части. Если бы я не был специалистом по радиолокации, то стал бы, наверно, работать с сонаром. Правда, теперь ребята, работающие с сонаром, большей частью сидят без дела.

Грегори посмотрел вниз. Вода просачивалась через серый металлический пол — палубу? — подумал он — сухого дока.

— Внимание на палубе! — раздался чей-то голос. Моряки повернулись и отдали салют, включая старшину Лика.

Это вошёл на палубу крейсера его командир, капитан первого ранга Боб Блэнди. Грегори встречался с ним только один раз, да и то они лишь обменялись приветствиями.

— Доктор Грегори.

— Капитан. — Они пожали руки.

— Как продвигается ваш проект?

— При моделировании все прошло удачно. Теперь я хочу попробовать остановить настоящую цель.

— Вас прислал сюда министр обороны?

— Не совсем, но он вызвал меня из Калифорнии посмотреть на технические аспекты этой проблемы. Я работал у него, когда он был во главе ТРВ.

— Вы ведь занимались противоракетной обороной, верно?

— Да, и программным обеспечением ракет «Иджис». Разные вещи. Говорят, что я один из лучших в мире экспертов по адаптивной оптике, ещё со времени противоракетной обороны.

— А что это такое?

— Мы называем это резиновым зеркалом. Пользуемся актуаторами, управляемыми компьютером, чтобы искривить зеркало для компенсации искажения в атмосфере. Замысел заключается в использовании этого для фокусировки энергетического луча от лазера, работающего на свободных электронах. Но замысел оказался неудачным. Резиновое зеркало действовало превосходно, но по какой-то причине — мы так и не поняли, по какой именно, — проклятые лазеры не смогли повысить мощность до уровня, на который мы надеялись. Не хватило необходимой мощности, чтобы сжечь корпус ракеты. — Грегори снова посмотрел вниз на сухой док. Да, на это требовалось немало времени, но, по-видимому, не хотели слишком резко опустить такую ценную вещь. — Я не был непосредственно занят этой работой, просто давал советы. Проблема оказалась чудовищно сложной с технической точки зрения. Мы колотили головами по каменной стене, пока это нам не надоело.

— Я знаком с механическими аспектами технологии, в основном с электрическими, но энергетика высоких мощностей не для меня. Итак, что вы думаете о нашей системе «Иджис»?

— Мне нравится радиолокатор. Он похож на «Кобра Дейн», установленный военно-воздушными силами на Шемии на Алеутских островах. Пожалуй, ваш радиолокатор даже более совершенный. Он может, наверно, поймать отражённый сигнал от Луны, если бы кому-то пришла в голову такая мысль.

— Это немного выходит за пределы рамок нашего задания, — заметил Блэнди. — Главный старшина Лик исполняет все ваши просьбы?

— Когда он уйдёт из флота, мы можем найти ему место в ТРВ. Мы являемся частью разрабатываемого проекта противоракетной обороны.

— А лейтенант Олсон? Ему вы тоже найдёте место?

— Он очень способный молодой офицер, капитан. Я думаю, что многие компании хотели бы заполучить его. — Если у Грегори и было слабое место, оно заключалось в его излишней правдивости.

— Мне следовало бы сказать что-нибудь, чтобы отговорить вас от этого, но…

— Капитан! — К ним подбежал матрос. — Получена «молния» от командующего Атлантическим флотом. — Он передал лист бумаги командиру крейсера. Капитан Блэнди расписался в получении и взял телеграмму. Его глаза сосредоточились на тексте.

— Вам известно, что министр обороны интересуется вашей работой?

— Да, капитан, известно. Я говорил с Тони несколько минут назад.

— Что вы ему сказали, черт побери?

— Почти ничего. Просто сообщил, что проект осуществляется успешно.

— Понятно. Чиф Лик, как обстоят дела с вооружением?

— Все в полном порядке, сто процентов, капитан. Нам предстоит работа, сэр?

— Похоже на это. Доктор Грегори, извините меня, но мне нужно увидеть своих офицеров. Чиф Лик, скоро мы отплываем. Если кто-нибудь из ваших людей сейчас на берегу, немедленно отзовите их на корабль. Пусть все знают об этом.

— Слушаюсь, сэр. — Он отсалютовал капитану, который поспешно пошёл вперёд.

— Вы не знаете, в чём дело?

— Не имею ни малейшего представления, чиф.

— Что мне делать? Отправляюсь с вами? — спросил Грегори.

— У вас есть зубная щётка? Если нет, можете купить её в корабельном магазине. Извините меня, доктор, мне нужно проверить список своих людей. — Лик бросил сигарету за борт и последовал за капитаном.

Теперь Грегори было абсолютно нечего делать. Он не мог оставить корабль, разве что прыгнуть в пенящуюся воду, заполняющую сухой док, а это не казалось таким уж разумным шагом. Тогда он направился в корабельную надстройку и узнал, что магазин открыт. Там он купил зубную щётку.

* * *
Бондаренко провёл следующие три часа с генерал-майором Синявским, обсуждая пути приближения и планы ведения огня.

— У них есть радиолокатор, определяющий место расположения батарей, ведущих огонь, а их контрбатарейные ракеты обладают значительной дальнобойностью.

— Мы можем рассчитывать на помощь американцев?

— Я занимаюсь этим. Мы получаем великолепную разведывательную информацию от их беспилотных самолётов. Кстати, все они носят имена американских кинозвёзд.

— Мне нужно знать расположение их артиллерии. Если мы сможем уничтожить её, моя работа будет намного легче.

— Толкунов! — крикнул командующий. Голос Бондаренко был таким громким, что начальник разведывательной службы тут же подбежал к генералу.

— Слушаю, товарищ генерал.

— Владимир Константинович, вот здесь у нас будет линия обороны, — сказал Бондаренко, показывая на красную линию на карте. — Мне нужна ежеминутная информация о приближающихся китайских дивизиях — особенно их артиллерии.

— Сейчас сделаю. Дайте мне десять минут. — И начальник разведки — G-2 — исчез за дверью, где находился терминал «Тёмных звёзд». Затем его боссу пришла в голову мысль.

— Пошли, Юрий, тебе нужно увидеть это.

— Генерал, — произнёс майор Таккер вместо приветствия. Затем он увидел ещё одного. — Генерал, — сказал он ещё раз.

— Это генерал Синявский. Он командует 265-й дивизией. Вы не могли бы показать ему приближающиеся китайские войска? — Свою просьбу генерал Бондаренко выразил очень вежливо, потому что Таккер был иностранцем.

— О'кей, они вот здесь, сэр, все записано на видеоплёнку. Их передовое разведывательное подразделение находится вот здесь… а их главные силы сейчас вот здесь.

— Ядрёна мать, — выразился по-русски Синявский. — Это волшебство?

— Нет, это… — Бондаренко перешёл на английский язык. — Какой самолёт сейчас в небе, майор?

— Снова «Грейс Келли», сэр. Она играла с Кэри Грантом в кинофильме «Поймать вора» Хичкока. Солнце зайдёт примерно через час, и мы увидим все в системе ночного видения. Короче говоря, вот их передовой батальон, похоже, что это танки Т-90. Они сохраняют хорошую дисциплину на марше и заправились час назад, так что могут двигаться ещё примерно двести километров перед тем, как снова остановятся для заправки.

— Их артиллерия?

— Отстаёт, сэр, за исключением вот этого гусеничного подразделения. — Таккер подвигал мышкой, и на экране появилось другое изображение.

— Геннадий Иосифович, как мы можем проиграть, имея такую информацию? — спросил командир дивизии.

— Вспомни, Юрий, когда мы думали о нападении на американцев?

— Безумие. А чинки могут видеть этот самолёт? — спросил Синявский, все ещё не веря своим глазам.

— Эти милые актрисы невидимы для радиолокаторов.

— Здорово.

— Сэр, у меня прямая линия связи с нашей штаб-квартирой в Жиганске. Если вы, парни, намереваетесь занять оборону, что вы хотите от нас? — спросил Таккер. — Я могу передать вашу просьбу генералу Уолласу.

— У меня есть тридцать штурмовиков Су-25, а также пятьдесят истребителей-бомбардировщиков Су-24. Все они готовы к вылету. Кроме того, двести вертолётов Ми-24. — Доставить последние к театру военных действий было дьявольски трудно, но теперь все они находились поблизости — козырный туз генерала Бондаренко. Он не позволил ни одному из них приближаться к полю боя, но они расположились в двух сотнях километров отсюда, полностью заправленные и с боезапасом.

Их экипажи летали, чтобы обновить свои навыки владения машинами, и стреляли боевыми снарядами в качестве тренировки — для некоторых из них это были первые настоящие боевые стрельбы.

— Да, это будет сюрпризом для старого Джо Чинка, — присвистнул Таккер. — Где же вы их прятали, сэр? Я даже не подозревал, что они где-то рядом.

— У нас есть безопасные места. Мы хотим как следует поприветствовать наших гостей, когда придёт время, — сказал Геннадий Иосифович молодому американскому офицеру.

— Что вы хотите, чтобы сделали мы, сэр?

— Уничтожьте их каналы снабжения. Покажите мне действие «умных поросят», о которых вы говорили с полковником Толкуновым.

— Это мы, пожалуй, сможем осуществить, сэр, — сказал Таккер. — Позвольте мне связаться с генералом Уолласом.

* * *
— Значит, они предоставляют мне свободу действий? — спросил Уоллас.

— Как только ты увидишь, что столкновение между русскими и китайскими войсками неизбежно. — Микки Мур назвал затем список целей. — Здесь почти все цели, по которым ты хотел нанести удары, Гас.

— Наверно, — согласился командующий военно-воздушными силами в Сибири, хотя и немного ворчливо. — А если русские обратятся к нам за помощью?

— Предоставьте им помощь, в разумных пределах.

— Понял.

* * *
Полковник Гиусти, «Сабля Шесть», вышел из вертолёта у хранилища горючего №2 и подошёл к генералу Диггзу.

— Насчёт количества горючего они не шутили, — говорил полковник Мастертон. — Это действительно гребаное озеро. — Миллиард с четвертью литров равняется трёмстам миллионам галлонов, или почти миллиону тонн топлива, примерно столько помещается в четырех супертанкерах, причём все дизельное топливо №2, соответствующее по качеству для топливных инжекторов его танков и «Брэдли» или настолько близкое, что они не заметят разницы. Смотритель этого хранилища сообщил, что горючее хранится здесь почти сорок лет, с того времени, когда Хрущёв поссорился с председателем Мао и угроза войны с другой коммунистической страной превратилась из невозможности во вполне реальную вероятность. Это было поразительное предвидение или осуществление параноидального желания, но в любом случае сейчас это шло на пользу Первой бронетанковой дивизии.

Заправочные устройства могли быть и лучше, но у Советов не было, по-видимому, большого опыта в строительстве заправочных станций. Оказалось, что более эффективно перекачивать топливо в заправщики дивизиона, а затем подвозить их и наполнять баки танков и гусеничных «Брэдли» по четыре или шесть за один раз.

— О'кей, Митч, что нам известно о противнике? — спросил генерал Диггз у своего начальника разведки.

— Сэр, сейчас «Тёмная звезда» передаёт информацию прямо нам, и она будет в небе ещё девять часов. Нам противостоит пехотная дивизия. Они в сорока километрах от нас вон в том направлении, главным образом засели вдоль этой линии холмов. Их поддерживает полк танков НОА.

— Артиллерия?

— Часть лёгких и часть средних орудий, все буксируемые, устанавливаются сейчас на позициях, с радиолокаторами определения мест ведения огня, которые так нас беспокоят, — предупредил полковник Тернер. — Я попросил генерала Уолласа выделить несколько F-16 с умными бомбами. Они могут настроить искатели боеголовок на частоту миллиметрового диапазона, на котором работают радиолокаторы, ведущие поиск артиллерийских позиций.

— Позаботься об этом, — приказал Диггз.

— Да, сэр.

— Дьюк, сколько ещё до момента контакта? — спросил генерал у своего начальника оперативного управления.

— Если мы будем продолжать движение с прежней скоростью, то окажемся рядом с ними примерно в ноль два десять.

— О'кей, давай проинструктируем командиров бригад. Вечеринка начнётся около полуночи, — сказал своему штабу Диггз, не жалея о выборе слова. Он был солдатом, готовым идти в бой, и вместе с этим пришёл другой, и не такой уж приятный ход мыслей.

Глава 57Гипервойна

Для субмарины «Тусон» это были два скучных дня. Она следила за китайским «406-м» уже шестнадцать суток, находясь на расстоянии семнадцати тысяч ярдов — восьми с половиной морских миль — за кормой китайского атомного ракетоносца.

В данный момент китайская атомная ударная подлодка заняла позицию к югу от «406-го». Ударная субмарина имела название — «Хай Лонг» по крайней мере, так утверждали американские разведчики. Но для оператора сонара на «Тусоне» «406-й» был Сьеррой-Одиннадцать, а «Хай Лонг» — Сьеррой-Двенадцать. Под такими же наименованиями они были известны и группе слежения, готовой атаковать китайские субмарины сразу после получения приказа.

Несмотря на то что на обеих субмаринах стояли атомные двигательные установки, их реакторные системы являлись шумными, особенно шумели насосы, гонящие охлаждающую воду через атомный реактор. Это, а также генераторы, работающие на частоте шестьдесят герц, создавали две пары ярких линий на каскадном со-нарном дисплее, и следить за обеими китайскими субмаринами было так же легко, как наблюдать за передвижением двух слепых на пустой парковочной площадке супермаркета в яркий полдень при безоблачном небе.

И всё-таки это было интереснее, чем следить за китами в Тихом океане, что временами поручалось некоторым подводным лодкам Тихоокеанского флота, чтобы успокаивать экологов.

За последнее время жить стало чуточку интереснее. «Тусон» поднимался на глубину антенны и перископа дважды в день, и команда узнала, к своему изумлению, что китайские и американские Вооружённые силы ведут войну в Сибири, а это означало, решили матросы, что скоро может поступить приказ потопить «406-й», следовательно, им предстоит операция. Хотя это нельзя назвать забавой, им за это платили, и такая деятельность означала, что они не тратят время даром.

«406-й» был подводным атомным ракетоносцем и имел на борту двенадцать баллистических ракет «Юленг-1» CSS-N-3, каждая с боеголовкой мощностью в одну мегатонну. Название ракеты означало «Великая волна», по крайней мере, так говорилось в данных разведки, занесённых в специальную книгу. Там говорилось также, что дальность действия ракет не превышала трех тысяч километров, это было меньше половины расстояния, необходимого, чтобы достичь Калифорнии. Правда, эти ракеты могли достигнуть Гуама, который тоже являлся американской территорией.

Впрочем, это не имело значения. Значение имело то, что «406-й» и «Хай Лонг» являлись боевыми кораблями, принадлежащими нации, с которой Америка вела войну.

Длинноволновое радио было снабжено антенной, тянущейся от кормового угла паруса «Тусона», и оно принимало передачи от огромного, главным образом подземного передатчика, расположенного на Верхнем Полуострове Мичигана. Экологи жаловались, что излучение этого передатчика мешало выбору направления полёта мигрирующих гусей осенью, но пока никто из охотников не жаловался на отстрел водоплавающих птиц, так что передатчик продолжал действовать. Хотя передатчик был построен для того, чтобы поддерживать связь с американскими ракетоносцами, он продолжал передавать сообщения ударным субмаринам, которые по-прежнему оставались на службе. Когда поступало сообщение, звенел колокол в центре связи субмарины, расположенном рядом с центром боевых действий, в стороне кормы, на правом борту.

Вот и сейчас звякнул колокол. Матрос, несущий вахту, сообщил об этом своему офицеру, младшему лейтенанту, который, в свою очередь, известил капитана. Капитан отдал команду всплыть на глубину антенны. Когда конец антенны оказался над водой, капитан поднял связной лазер, соединившийся одним из собственных спутников связи военно-морского флота, известным под названием Спутника обмена информацией подводного флота (СОИПФ), и сообщил, что готов к приёму. Ответная передача поступила по направленному радиолучу на высокой частоте. Полученный сигнал был загружен в шифровальные аппараты субмарины, расшифрован и напечатан.

КОМУ: АМЕРИКАНСКОМУ КОРАБЛЮ «ТУСОН» (SSN-770)

ОТ: ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ТИХООКЕАНСКИМ ТЕАТРОМ

1. ПОСЛЕ ПОЛУЧЕНИЯ СИГНАЛА «ПРИСТУПИТЬ СПЕЦ. ОП.» ВЫ АТАКУЕТЕ И УНИЧТОЖАЕТЕ КИТАЙСКИЙ РАКЕТОНОСЕЦ И ЛЮБОЙ КИТАЙСКИЙ КОРАБЛЬ, НАХОДЯЩИЙСЯ ПОБЛИЗОСТИ.

2. СООБЩИТЕ РЕЗУЛЬТАТЫ АТАКИ ЧЕРЕЗ СОИПФ.

3. ПОСЛЕ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ ЭТОЙ ОПЕРАЦИИ ПРИСТУПАЙТЕ К НЕОГРАНИЧЕННЫМ ДЕЙСТВИЯМ ПРОТИВ ВОЕННЫХ КОРАБЛЕЙ КНР.

4. ВАМ ЗАПРЕЩАЕТСЯ, ПОВТОРЯЮ, ЗАПРЕЩАЕТСЯ АТАКОВАТЬ КОММЕРЧЕСКИЕ СУДА ЛЮБОГО ТИПА.

ПОСЛАНО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИМ ТИХООКЕАНСКИМ ТЕАТРОМ.

КОНЕЦ ПЕРЕДАЧИ.

— Ну что ж, наконец нам разрешено приступить к действиям, — заметил капитан, обращаясь к своему старшему помощнику.

— Здесь не сказано, когда ожидать такого приказа, — покачал головой старший помощник.

— Думаю, через два часа, — сказал капитан. — Давай приблизимся на десять тысяч ярдов. Проверь состояние оружия.

— Слушаюсь.

— Кто-нибудь находится вблизи?

— Китайский фрегат на севере, примерно в тридцати милях.

— О'кей, после того как мы покончим с субмаринами, атакуем его «Гарпуном», затем подойдём поближе, чтобы прикончить его, если понадобится.

— Понял. — Старший помощник пошёл вперёд к боевому посту. Он посмотрел на часы. Сейчас на поверхности темно. Вообще-то это не имело никакого значения для команды субмарины, но темнота давала возможность чувствовать себя в безопасности по той или иной причине, даже старшему помощнику.

* * *
Напряжение росло. Разведывательное подразделение Гиусти находилось теперь меньше чем в двадцати милях от предполагаемой китайской позиции. Это означало, что они вошли в зону действия вражеской артиллерии, и потому работа становилась серьёзной.

Поставленная задача заключалась в том, чтобы продвинуться до момента контакта и найти слабое место в обороне противника, куда могла бы устремиться дивизия. Вторая задача состояла в том, чтобы прорваться через брешь и разрушить китайский путь снабжения, сразу за рекой от того места, где они прорвутся. Дальше наступит грабёж и насилие, как думал об этом полковник Гиусти. Возможно, придётся повернуть на север и двинуться сквозь китайский тыл с одной или двумя бригадами, оставив третью поперёк китайских линий коммуникации в качестве блокирующей силы.

Все его солдаты нанесли на лица маскировочную окраску, или «мейк-ап», как называли её некоторые, сделав тёмными естественные белые пятна на лице и светлыми тёмные пятна. Общий эффект стал таким, что они превратились в зелёных и чёрных космических пришельцев.

Наступление будет вестись большей частью на гусеничных машинах, причём кавалерийские скауты оставались в своих «Брэдли» и полагались на приборы ночного видения, которыми будут пользоваться водитель и наводчик, чтобы заметить противника. Правда, время от времени они будут спрыгивать с машин, так что каждый проверил работу своих личных систем ночного видения PVS-11. У каждого солдата было три комплекта запасных батареек АА, которые были не менее важными, чем магазины для их автоматов М16А2. Большинство солдат съели свои полевые рационы и запили их водой, причём многие глотали таблетки тайленола, с целью предотвратить незначительные болевые ощущения, которые могут стать результатом растяжений и царапин. Все обменивались взглядами и шутками, чтобы уменьшить стресс ночи, а также добавляли обычные фразы, приносившие пользу как им самим, так и соседям. Сержанты и младшие офицеры напоминали солдатам об их подготовке и убеждали, что не следует сомневаться в своих способностях.

Затем, по команде, переданной по радио, «Брэдли» устремились вперёд, на врага, ведя за собой тяжёлые боевые танки, со скоростью десять миль в час.

Вертолёты батальона, все шестнадцать винтокрылых машин, поднялись вверх, двигаясь очень осторожно, потому что броня вертолётов такая же прочная, как лист газетной бумаги, и кто-нибудь за земле мог заметить их с помощью приборов ночного видения, тогда ракета с боеголовкой, нацеленной на источник тепла, сотрёт их с неба. Кроме того, у противника имелись лёгкие зенитные установки, огонь которых был не менее смертоносен.

Вертолёты OH-58D «Киова Уорриер» обладали хорошими системами ночного видения, и во время учений экипажи научились полагаться на них, но люди редко погибают во время учений. Они знали, что на земле находятся враги с боевым оружием и приказом пользоваться им, и потому отказались от некоторых уроков, преподанных им во время учений. Когда ты «убит» в процессе подготовки, то получаешь приказ совершить посадку и, может быть, подвергнешься ругани со стороны командира роты. Обычно такой выговор завершался напоминанием, что в настоящем бою ты мёртв, твоя жена — вдова, а дети — сироты. Но во время учений они все были дома, поэтому выговор командира не воспринимался с такой серьёзностью, как следовало бы. Теперь предстоял настоящий бой, и все экипажи имели жён или подруг, а у большинства были дети.

Поэтому они летели вперёд, пристально глядя в свои приборы ночного видения и осматривая местность впереди. Руки, сжимавшие рычаги управления, делали это немного крепче, чем обычно.

* * *
Штаб дивизии имел свой терминал, получавший информацию от «Тёмных звёзд», и капитан ВВС управлял им. Диггзу не слишком нравилось находиться так далеко в тылу, тогда как его люди подвергаются опасности, но командование не совсем то же, что руководство. Ему говорили это несколько лет назад в школе командования и обучения генеральского состава, находившейся в Форт-Ливенуорте. Кроме того, он испытал это сам только в прошлом году в Саудовской Аравии, но, несмотря на все, ему хотелось быть впереди, рядом со своими людьми, чтобы он мог разделить с ними опасность боя. Но лучший способ для него уменьшить опасность, которой они подвергаются, заключался в том, что он находится в тылу и осуществляет эффективный контроль над операцией вместе с полковником Мастертоном.

— Керосинки? — спросил Мастертон.

— Точно, — согласился капитан ВВС США — его звали Фрэнк Вильямс. — А вот эти яркие пятна — костры. Прохладная ночь. Температура земли примерно пять градусов Цельсия, воздуха — на градус ниже. Хороший контраст для термических наблюдательных систем. Похоже, они пользуются керосиновыми печками, какими пользовались мы в скаутах. Черт побери, их очень много. Сотни.

— Есть ли брешь в их линиях?

— Вот здесь тонкая линия огоньков, между этими двумя холмами. На вершине этого холма у них разместилась рота, и другая рота вот здесь. Готов поспорить, они принадлежат к различным батальонам, — сказал Вильямс. — Так бывает всегда. Просвет между ними чуть больше километра, но у подножья холмов маленькая речка.

— «Брэдли» не боятся воды, — сказал Диггз младшему офицеру. — Дьюк?

— Лучшее место для прорыва, которое я видел до сих пор. Пошлём туда Анжело?

Диггз задумался. Это означало посылку в бой его разведывательного прикрытия, а также за ним по крайней мере одну из бригад, но генералы и существуют для принятия таких решений.

— Что ещё поблизости?

— Я бы сказал, что штаб их полка находится примерно вот здесь, судя по палаткам и грузовикам. Думаю, вы собираетесь нанести по нему артиллерийский удар.

— Примерно в тот же момент, когда «Квортерная лошадь» достигнет этой бреши. Нет смысла поднимать тревогу слишком рано, — предложил Мастертон.

Генерал Диггз обдумал ситуацию ещё раз и принял своё первое важное решение этой ночью.

— Согласен. Дьюк, прикажи Гиусти направиться к этой бреши.

— Слушаюсь, сэр. — Полковник Мастертон направился к радио. Они делали это поспешно, это не было тем, что им хотелось, но часто именно таков мир реальных боевых операций.

— Роджер, — позвал Диггз.

Полковник Роджер Ардан был командиром дивизионной артиллерии — по радиосети дивизии его называли «Стрелком Шесть» — рослый худощавый мужчина, похожий на недостаточно высокого баскетболиста.

— Слушаю, сэр.

— Вот ваша первая огневая задача. Мы собираемся послать Анжело Гиусти через вот эту брешь. Вот здесь и вот здесь расположены вражеские пехотные роты, похоже, штаб полка здесь.

— Вражеская артиллерия?

— Несколько орудий калибра 122 мм, вот здесь, и вроде бы несколько два-ноль-три — восьмидюймовые — здесь.

— Ракетные установки?

— Я пока не заметил. Это немного странно, но я не увидел их поблизости, — ответил артиллеристу капитан Вильямс.

— Как относительно радиолокаторов? — спросил полковник Ардан.

— Может быть, один вот здесь, но определить трудно. Он покрыт камуфляжной сетью. — Вильямс выбрал изображение мышкой и увеличил его.

— Мы уничтожим его на всякий случай. Воткни в него шпильку, — сказал Ардан.

— Понял, сэр. Напечатать список целей?

— Можешь не сомневаться, сынок.

— Вот он, — сказал Вильямс. По его команде из соседнего принтера выползли два листа бумаги, с широтой и долготой целей до угловой секунды. Капитан передал его полковнику.

— Как, черт побери, мы жили раньше без GPS и аэрофотосъёмки? — подумал вслух Ардан. — О'кей, генерал, мы займёмся этим. Когда?

— Скажем, через тридцать минут.

— Мы будем готовы, — пообещал «Стрелок». — Первым я накрою штаб полка.

* * *
Первой бронетанковой дивизии была придана усиленная артиллерийская бригада. 2-й и 3-й батальоны 1-го полка полевой артиллерии имели на вооружении новые самоходные 155-мм гаубицы. 2-й батальон 6-го полка полевой артиллерии имел восьмидюймовые самоходные установки, а также многоствольные ракетные системы, которые обычно находились под непосредственным командованием командира дивизии, как его личное резервное оружие. Эти части располагались в шести милях за передовыми бригадами дивизии. По команде они оставили шоссе и съехали к северу и югу от дороги, заняв положение для стрельбы. У каждого орудия был приёмник спутника глобального позиционирования, или GPS, который указывал, где они находятся, с точностью меньше трех метров. Передача по Совместной системе распределения тактической информации сообщала им расположение целей, и бортовые компьютеры вычисляли азимут и расстояние до них. Затем они принимали решение о выборе боеприпаса: «обычный» фугасный снаряд или снаряд с переменным временем — ПВ. Орудия были заряжены и направлены на отдалённые цели, и наводчики только ждали команды, чтобы дёрнуть за шнурки. Их готовность была передана по радио в штаб-квартиру дивизии.

* * *
— Все готово, сэр, — доложил полковник Ардан.

— О'кей, подождём и посмотрим, как идут дела у Анжело.

— Ваш экран находится вот здесь, — сказал генералу капитан Вилльямс. Диггзу он показался ящиком с четырьмя экранами, подвешенным под потолком во время футбольного матча, за исключением того, что одна команда не имела представления о том, что матч будет проводиться здесь, и не знала, что на поле находится и вторая команда. — Они в трех километрах от первой цепи часовых.

— Дьюк, сообщи об этом Анжело. Передай это по внутренней связи его машин.

— Готово, — ответил Мастертон. Единственное, что они не могли сейчас сделать, это передать ему изображение от беспилотного самолёта «Тёмная звезда».

* * *
«Сабля Шесть» находился сейчас в своём «Брэдли» вместо более надёжного тяжёлого боевого танка «Абраме». Гиусти решил, что может видеть лучше отсюда.

— ИССЭ включена, — сообщил командир бронетранспортёра. Полковник Гиусти нырнул вниз и прополз мимо артиллерийской установки, чтобы увидеть, где сидит сержант. При проектировании «Брэдли» никто не подумал о том, что им может воспользоваться старший офицер, — и его батальон ещё не получил новых машин с дисплеем ИССЭ в задней части бронетранспортёра.

— Первый вражеский пост находится вон там, сэр, в направлении на одиннадцать часов, за этим небольшим возвышением, — сказал сержант, постучав пальцем по экрану.

— Отлично, пойдём поприветствуем его.

— Понял, полковник. Заводи, Чарли, — сказал сержант водителю. Остальному экипажу: — Приготовились, парни. Ушки на макушке. Мы в стране индейцев.

* * *
— Как идут дела на севере? — спросил Диггз у капитана Вильямса.

— Сейчас посмотрим. — Капитан отключился от «Мэрилин Монро» и перешёл на изображение от «Грейс Келли». — Здесь ситуация такая. Передовые китайские части в пятнадцати километрах от русских. Правда, похоже, что они расположились на ночёвку. По-видимому, мы войдём в контакт с китайцами раньше их.

— Ну, ладно. — Диггз пожал плечами. — Вернёмся к мисс Монро.

— Слушаюсь, сэр. — Несколько манипуляций с компьютером. — Вот они. Вот ваш передовой кавалерийский батальон, в двух километрах от первого окопа Джона Китайца.

Камера увеличила изображение, чтобы выделить окоп. Там были два солдата. Один из них согнулся, затягиваясь сигаретой, и это, должно быть, отрицательно повлияло на его ночное зрение, может быть, на ночное зрение обоих. Это объясняло, почему они ещё не увидели ничего, хотя должны были почуять что-то… «Брэдли» не был такой уж бесшумной машиной…

— Смотрите, он что-то заметил, — сказал Вильямс. На телевизионном экране было видно, как солдат внезапно повернул голову. Затем поднял голову второй солдат, и яркая искорка брошенной сигареты полетела вперёд и вправо. Бронемашина Гиусти приближалась к ним слева, и теперь головы повернулись в эту сторону.

— Насколько близко он может подойти? — спросил Диггз.

— Сейчас посмотрим… — Через пять секунд два безымянных китайских солдата в своём окопе заняли половину экрана. Затем Вильямс разделил экран, подобно картинке в картинке, как это делается на телевидении. Большая часть экрана показывала двух обречённых солдат, и маленький солдат уставился на передового «Брэдли», находящегося сейчас примерно в тысяче ста метрах… его башня с орудием немного повернулась налево…

Диггз увидел, что у них в окопе был телефон, стоящий на земле между двумя пехотинцами. Их окоп был первым во вражеской передовой линии, и работа этих солдат заключалась в том, чтобы докладывать по телефону, когда покажется что-то зловещее. Они услышали что-то, но не были уверены, что именно, и потому ждали до тех пор, когда увидят источник шума. У солдат НОА нет очков ночного видения, по крайней мере, на этом уровне, — подумал Диггз. Это была важная информация.

— О'кей, теперь общую картину.

— Сейчас, сэр. — Вильямс снял изображение двух солдат и вернул картинку к прежней, на которой были видны два солдата и приближающийся «Брэдли». Диггз не сомневался, что наводчик Гиусти уже увидел китайцев. Вопрос заключался лишь в том, когда он решит сделать первый выстрел, и принимать это решение должен парень у орудия «Брэдли», верно?

— Вот! — У дула 25-мм автоматического орудия мелькнули три вспышки, экран осветился, и линия трассирующих снарядов пронеслась к окопу… и два китайских солдата упали в окоп мёртвыми, убитые тремя бризантными зажигательно-трассирующими снарядами.

— «Стрелок», открывай огонь!

— Огонь! — скомандовал полковник Ардан в микрофон. Через мгновение земля вздрогнула у них под ногами, и спустя несколько секунд донеслись отдалённые раскаты грома. Более девяноста снарядов описали траекторию в воздухе.

* * *
Полковник Ардан приказал провести барраж «Время на цели». Этой целью был штаб полка за небольшим перевалом, к которому направлялась «Квортерная лошадь».

Американское изобретение времён Второй мировой войны, «Время на цели» было предназначено для того, чтобы каждый снаряд, выпушенный из различных орудий и нацеленный на отдельную точку на местности, попадал в цель в один и тот же момент. Это лишит людей, попавших под обстрел, возможности броситься в укрытие, услышав первое предупреждение. Раньше приходилось долго рассчитывать продолжительность полёта каждого отдельного снаряда, но теперь компьютеры проделывали эту работу настолько быстро, что опережали время, необходимое для того, чтобы сформулировать эту мысль. Огневой налёт был поручен 2-му и 6-му батальонам, восьмидюймовые орудия которых считались самыми точными тяжёлыми орудиями в американской армии. Два снаряда были обычными фугасными снарядами со взрывателями, действующими в момент попадания в цель, зато остальные десять были снабжены взрывателями, носящими название «Переменное время». Это означало, что в носовой части каждого снаряда находился крошечный радиолокационный транспондер, взрывающий снаряд в тот момент, когда он оказывался примерно в пятидесяти футах от цели. Таким образом, осколки от взорвавшегося снаряда не впивались бесполезно в грунт, а образовывали конус смерти, примерно двести футов в основании. Обычные снаряды создавали воронки в земле, уничтожая тех, кто мог находиться в этот момент в укрытии.

Капитан Вильямс переключил изображение «Мэрилин» на вражеский командный пункт. С большой высоты термальные камеры даже успели заметить яркие точки снарядов, проносящихся в ночной темноте. Затем камера увеличила изображение и перешла на командный пункт. По расчётам Диггза, все снаряды накрыли цель меньше чем за две секунды. Результат был ужасным. Шесть палаток исчезли, и светящиеся зелёные фигурки людей упали на землю и неподвижно замерли. Некоторые фрагменты тел отделились от трупов, чего Диггз никогда раньше не видел.

— Вот это да! — заметил Вильямс. — Готовое жаркое!

«Что там говорят о военно-воздушных силах? — подумал Диггз. — Или, может быть, это объясняется молодостью парня».

На экране было видно, что некоторые люди продолжали двигаться, чудесным образом уцелев после первого залпа, но, вместо того чтобы бежать прочь, потому что артиллерийский барраж никогда не состоит только из одного залпа, кое-кто пытался позаботиться о раненых. Это был смелый поступок, но он обрёк их на смерть. Один или два уцелевших штабных офицера окажутся теми людьми, которые потом выиграют в лотерею в последующей жизни. Едва ли их будет больше, чем один или два. Второй залп обрушился на штаб полка через двадцать восемь секунд после первого, а третий на тридцать одну секунду позже, в соответствии с отсчётом времени в верхнем правом углу экрана.

— Боже милосердный, — прошептал полковник Ардан. За всю карьеру он никогда не видел так подробно результаты огня своих орудий. Раньше это всегда было отдалённым громом, но сейчас он впервые наблюдал результаты обстрела, совершенного его орудиями.

— Цель, прекратить огонь! — произнёс Диггз, пользуясь сленгом танкистов, что означало «он мёртв, вы убили его, ищите другого». Годом раньше в песках Саудовской Аравии он следил за ходом сражения на экране компьютера и почувствовал там холод войны. Но то, что происходило здесь, было бесконечно хуже. Это походило на голливудский фильм со специальными эффектами, только это не было анимацией, созданной компьютером. Он только что стал свидетелем того, как командование пехотного полка, примерно сорок человек, было стёрто с лица земли меньше чем за девяносто секунд. А ведь они были, в конце концов, человеческими существами, чего не мог понять этот молодой капитан ВВС. Для него это было чем-то вроде компьютерной игры.

Диггз решил, что лучше всего думать об этом именно таким образом.

Две пехотные роты на вершинах холмов к северу и к югу от небольшого перевала были уничтожены артиллерийским огнём — по каждой стреляла целая батарея. Теперь возникал вопрос — что станет результатом этого. После уничтожения полкового штаба ситуация осложнится для командира дивизии. Кто-то наверняка слышал гул разрывающихся снарядов, а если кто-то из штаба полка успел позвонить по телефону, внезапный перерыв разговора заставит людей задуматься, потому что это нормальная человеческая реакция, даже для солдат в зоне обстрела. Плохая связь была скорее правилом, чем исключением, и китайцы пользовались проводной связью, предпочитая её радийным коммуникациям, потому что телефоны были более надёжными и безопасными — за исключением тех случаев, когда артиллерийский огонь уничтожал телефоны или телефонные провода. Таким образом, командира дивизии противника сейчаспытаются разбудить, тряся его за плечо, и он будет плохо понимать спросонок, что ему говорят.

— Капитан, что нам известно о штабе дивизии противника?

— Вероятно, он вот здесь, сэр. Я не совсем уверен, но в этом месте много грузовиков.

— Покажите на карте.

— Вот здесь, сэр. — Диггзу пришла в голову внезапная мысль — этот молодой капитан ВВС может получать удовольствие от происходящего. Но ещё более важным было другое — штаб дивизии находился в пределах досягаемости его многоствольных ракетных батарей. И в этом месте высилось множество радиомачт. Да, именно здесь находится генерал, командир дивизии китайских коммунистов.

— «Стрелок», мне нужно, чтобы по этому району немедленно нанесли удар.

— Слушаюсь, сэр. — Приказ был отдан по каналу Системы распределения совместной тактической информации 2-му и 6-му батальонам полевой артиллерии. Ракеты многоствольных ракетных установок на гусеничном ходу уже лежали на направляющих, и командиры батарей только ожидали приказа. И здесь вся работа выполнялась компьютерами. Расчёты направили установки на соответствующий азимут, поставили их на тормоз, чтобы стабилизировать установки, и закрыли жалюзи на своих окнах. Это было необходимо для того, чтобы предохранить расчёты от проникновения внутрь кабин выхлопных газов ракет, которые являются смертельными при вдыхании. Дальше оставалось только нажать на красную кнопку пуска, что делалось по приказу командира батареи. После этого все девять установок выпустили по двенадцать ракет каждая, через секунду по ракете, причём каждая ракета содержала 644 бомбочки размером с гранату, и все ракеты были направлены на участок размером в три футбольных поля.

Через три минуты после того, как Диггз отдал приказ, он увидел почти семьдесят тысяч отдельных взрывов в районе цели, и то, что было ужасным для штаба полка, оказалось несравнимым с результатом ракетного налёта.

Теперь дивизия, противостоящая дивизии Диггза, была лишена головы, словно Робеспьер под гильотиной.

После первоначального артиллерийского налёта полковник Гиусти обнаружил, что у него нет целей. Он послал одно подразделение в брешь, сам оставшись на северной стороне. Никто не стрелял в него. Снаряды, падавшие на вершины холмов впереди и позади него, объясняли это, потому что на противника обрушился шторм стали и взрывчатки. Кто-то выстрелил сигнальную ракету, но никакого результата не последовало. Через двадцать минут после первоначального артиллерийского барража показались передовые подразделения Первой бригады. Гиусти подождал, пока они приблизятся на расстояние в сто метров, затем свернул на восток, чтобы присоединиться к своему батальону в неглубокой долине. Технически он находился за оборонительной линией противника, но, как это бывает с первым хорошим ударом в футбольном матче, напряжение теперь исчезло, и оставалось выполнить свою работу.

* * *
Дик Бойл, подобно большинству авиаторов, имел право летать на нескольких типах вертолётов, и он мог выбрать «Апач», чтобы возглавить операцию. Вертолёт «Апач» был одной из самых привлекательных машин для пилота винтокрылого аппарата, но вместо этого он остался в своём UH-60 «Блэкхок», из которого ему было удобнее наблюдать за ходом операции. Его целью была отдельная танковая бригада, представлявшая собой стальной кулак 65-й армии группы «Б». Для того чтобы нанести удар по этой бригаде, он взял двадцать восемь из своих сорока двух штурмовых вертолётов AH-64D «Апач», которые поддерживали двенадцать «Киова Уорриер» и ещё один «Чёрный ястреб».

Китайская танковая бригада находилась в двадцати милях в северо-западу от первоначальной переправы, удобно расположившись на открытой местности, сформировав круг, так что орудия танков были направлены во все стороны. Это не представляло ни малейшего интереса для Дика Бойла и его людей. Возможно, такое расположение танков имело смысл сорок лет назад, но не сегодня, не в эту ночь, когда к бригаде приближались «Апачи». Со своими OH-58D, возглавлявшими вертолётную эскадру, атакующая группа летела с севера по узкой долине. Китайский полковник, командовавший бригадой, выбрал это место для того, чтобы он мог двинуться и оказать поддержку любой дивизии 65-й армии, но вместо этого он просто сконцентрировал свои танки в одном месте, в круге диаметром пятьсот метров.

Единственным, что беспокоило Бойла, были зенитные ракеты и, может быть, зенитные орудия, но в его распоряжении имелись фотографии, сделанные «Тёмными звёздами» и указывающие на их позиции. Полковник Бойл выделил группу из четырех «Апачей», которые должны были прежде всего ликвидировать эту угрозу.

Его вертолётам угрожали две зенитные ракетные батареи. Одна состояла из четырех пусковых установок DK-9, смонтированных на гусеничных шасси и очень похожих на американские «Чапаррал», с четырьмя ракетами класса «Сайдуайндер» с инфракрасными головками самонаведения. Дальность их действия была около семи миль, чуть больше, чем эффективная дальность поражения его ракет «Хеллфайр». Другая батарея состояла из ракет HQ-61A, которые, по мнению Бойла, являлись китайским вариантом русских SA-6. Их было меньше, зато они имели дальность поражения десять миль и, похоже, очень хорошую радиолокационную систему. С другой стороны, у них был предел по высоте сто метров, ниже которого они не могли следить за приближающимися целями. Это было хорошо для Бойла, если соответствовало действительности. Его тактика заключалась в том, чтобы обнаружить их и уничтожить как можно скорее, полагаясь на свой вертолёт электронной разведки ЕН-60, который должен был найти эти батареи. Кодовое название последних было «Холидей», а вот ориентирующихся на источник тепла назвали «Дакс».

Китайские солдаты на земле тоже будут иметь простые портативные пусковые устройства с инфракрасными головками наведения, которые были такими же эффективными, как старые американские ракеты «Ред Ай», но на его «Апачах» были установлены скрытые выхлопные устройства, способные обмануть инфракрасные головки наведения, — а те, кто выражал опасения, не вылетели на задание. Они никогда не вылетали.

* * *
Сегодня вечером проводились и другие воздушные операции, и не все они были над русской территорией. Двадцать истребителей «Стелс» F-117 базировались в Жиганске, и после своего прибытия на аэродром почти все время провели на земле. Они ожидали прибытия бомб вместе с устройствами наведения, которые превращали их из простых баллистических видов оружия в умные бомбы, летевшие точно в цель. Эти специальные виды оружия для «Блэк Джет» были бомбами CBU-27 с лазерным наведением и головками из особой стали, позволяющими проникать глубоко внутрь цели перед взрывом. Сегодня вечером у них были двадцать две такие цели, расположенные в китайских городах Харбин и Бейан или поблизости от них, и каждая представляла собой береговой устой железнодорожного моста.

Китайская Народная Республика больше полагалась на свой железнодорожный транспорт, чем большинство других стран, поскольку в Китае было слишком мало автомашин, и поэтому не требовалось сооружать шоссейные дороги. Кроме того, высокая эффективность железных дорог нравилась экономической модели в головах политических лидеров Китая. Они не упускали из вида то обстоятельство, что зависимость от одной транспортной системы могла сделать их уязвимыми для нападения, и потому на каждом потенциально опасном месте, вроде железнодорожных мостов через реки, они использовали избыток рабочей силы, существующий в стране, чтобы построить несколько мостов, причём все они опирались на мощные железобетонные береговые устои. Конечно, — думали политики, — шесть мостов через одну реку не могут быть повреждены в такой степени, что их не удастся быстро отремонтировать.

«Блэк Джеты» дозаправились от обычного воздушного заправщика КС-135 и продолжали полет на юг. Они были невидимы для радиолокационного заграждения, построенного правительством КНР вдоль своей северо-восточной границы, и продолжали полет. Самолёты, снабжённые самой совершенной автоматикой, летели к своим целям на автопилоте. Они даже заходили на цель, перед тем как сбросить бомбы, на автопилоте, потому что было слишком трудно требовать от лётчика, каким бы искусным он ни был, чтобы он одновременно управлял самолётом и направлял инфракрасный лазер на невидимую точку, которую искала на цели головка наведения бомбы. Атаки были произведены почти одновременно, в течение минуты, на шесть параллельных мостов через реку Сунгари у Харбина. Каждый мост имел массивные береговые устои на северном и южном берегах. В каждом случае атаки велись на оба устоя. Бомбы были сброшены безо всякого затруднения, принимая во внимание чистый воздух и полное отсутствие зенитной обороны. В каждом случае первая группа бомб попала точно в цель со скоростью в один Мах и проникла внутрь южных береговых устоев на глубину от двадцати до тридцати футов, прежде чем взорваться. Бомбы содержали по 535 фунтов взрывчатого вещества тритонал.

Это не слишком большое количество взрывчатого вещества, но в замкнутом пространстве оно развило невероятную силу, разбросав вокруг сотни тонн бетона, подобно фарфору, хотя и без такого шума, которого следовало ожидать от взрыва подобной силы.

Не будучи удовлетворена достигнутым разрушением, вторая группа истребителей F-117 нанесла удар по северным устоям и тоже разнесла их на части. Из людей пострадали только машинист и его помощник на дизельном локомотиве, ехавшем в северном направлении с составом боеприпасов для группы армий, переправившихся через реку Амур. Им не удалось остановить поезд, и он рухнул в воду.

Аналогичная атака была повторена в Бейане, где ещё пять мостов обрушились в реку. После этого двойного удара, который продолжался всего двадцать одну минуту, линия снабжения китайской армии, вторгшейся в Россию, была прервана навсегда.

В воздухе оставались ещё восемь самолётов — это была резервная группа на случай, если некоторые бомбы не смогут уничтожить свои цели. Эти самолёты направились к поворотному кругу около берега Амура, который использовался для разворота платформ, доставивших танки. Этот налёт, как ни странно, не принёс таких результатов, как бомбы, разнёсшие береговые устои мостов, поскольку бомбы, рассчитанные на глубокое проникновение перед взрывом, ушли слишком далеко в землю и образовали огромные воронки, хотя несколько платформ было разбито, а одна даже загорелась.

В общей сложности, это была рядовая операция для F-117. Попытки обстрелять их из ракетных батарей в двух городах оказались безуспешными, потому что самолёты не были видны на экранах поисковых радиолокаторов, и запуск ракет был отменён.

* * *
Снова раздался звон колокола, и приказ, переданный по каналу исключительно низкой частоты, был декодирован, отпечатан и гласил: «ПРСТ СПЕЦ. ОП.», что означало на нормальном языке «приступить к специальной операции». Сейчас «Тусон» находился в девяти тысячах ярдов позади Сьерры-Одиннадцать и и пятнадцати тысячах позади Сьерры-Двенадцать.

— Мы собираемся потопить каждую субмарину одной рыбой. Порядок открытия огня Два, Один. Решение разработано? — спросил капитан.

— Правильное решение для обеих рыб, — подтвердил офицер боевых систем.

— Подготовить торпедный аппарат Два.

— Аппарат Два полностью готов, труба затоплена, наружный люк открыт, сэр.

— Очень хорошо. Сравнить разработанный пеленг и… огонь!

На соответствующей консоли повернули ручку.

— Аппарат Два выстрелил рыбу, сэр. — «Тусон» вздрогнул по всей длине из-за внезапного выброса сжатого воздуха, который пустил торпеду в морскую воду.

— Торпеда мчится быстро, прямо и нормально, сэр, — доложили из сонарного отделения.

— Очень хорошо, подготовить аппарат Один, — скомандовал капитан.

— Аппарат Один полностью готов, труба затоплена, наружный люк открыт, сэр, — снова доложил оружейник.

— Очень хорошо. Сравните разработанный пеленг и стреляйте! — Эта команда прозвучала как восклицание. Капитан считал, что он обязан подбодрить экипаж, который занимал боевые посты.

— Аппарат Один выстрелен, сэр, — доложил старшина, после того как снова повернул ручку с тем же воздействием на корпус корабля.

— Торпеда Два продолжает идти быстро, прямо и нормально, — снова донеслось из сонарного отделения. Услышав это, капитан сделал пять шагов и вошёл в сонарное отделение.

— Вот они идут, капитан, — сказал старший специалист, показывая на стеклянный экран жёлтым жировым карандашом.

Расстояние в девять тысяч ярдов до «406-й» субмарины равнялось четырём с половиной морским милям. Цель двигалась на глубине меньше сотни футов, возможно, передавая что-то по радио на базу, со скоростью всего пять узлов, судя по числу оборотов винта. Это означало, что время пробега до цели равняется меньше пяти минут для первой торпеды и примерно ещё сто шестьдесят секунд для второй.

Второй пуск будет, наверно, более сложным, чем первый. Даже если китайцы не услышали приближение торпеды «Марк-48», только глухой мог не услышать взрыв 800 фунтов торпекса под водой на расстоянии трех миль. Тогда они попытаются маневрировать или сделать что-то большее, чем стирать капли пота с лица и произносить «Слава Мао», или какую там молитву произносят китайские подводники.

Капитан откинулся на спинку кресла в центре боевых операций.

— Зарядить «Марк-48» в аппарат Два и «Гарпун» в аппарат Один.

— Слушаюсь, капитан, — отозвался офицер-оружейник.

— Где находится этот фрегат? — спросил капитан у главного старшины, сидящего у сонара.

— Вот здесь, сэр, класс «Луда», старая баржа с паровой установкой. Пеленг два-один-шесть, тащится со скоростью четырнадцать узлов, судя по числу оборотов винта.

— Время до первой цели, — потребовал шкипер.

— Минута двадцать секунд до контакта, сэр. — Капитан посмотрел на дисплей. Если у Сьерры-Одиннадцать был дежурный на сонаре, он не обращал особого внимания на окружающий мир. Скоро ситуация изменится.

— О'кей, активные действия через тридцать секунд.

— Слушаюсь, сэр.

На дисплее сонара было видно, что торпеда направляется точно к «406-й». Казалось, жалко топить субмарину, когда вы даже не знаете её названия…

— Активные действия на торпеде Два, — сообщил офицер.

— Вот, смотрите, сэр, — сказал старшина, сидящий у экрана сонара, и показал на другую часть дисплея. — Ультразвуковой сонар зажёг новую линию, и пятнадцать секунд спустя — Сьерра-Одиннадцать только что подняла газ вокруг себя, кавитация и число оборотов винта увеличилось, начала поворот направо… это не будет иметь никакого значения, сэр, — старшина знал это по изображению на дисплее. — Увернуться от «48-й» невозможно.

— А как относительно Двенадцатой?

— Она тоже услышала звуки, капитан. Увеличила скорость и… — Старшина сорвал наушники. — О-о! ушам больно. — Он потряс головой. — Попадание торпеды в Сьерру-Одиннадцать, сэр.

Капитан надел запасную пару наушников. Море все ещё кипело. Звуки от двигателя цели прекратились почти сразу — визуальный дисплей подтвердил это, хотя линия шестидесяти герц показывала, что генераторы все ещё… нет, они тоже замерли. Капитан услышал и увидел звук продуваемого воздуха. Подводники на китайском ракетоносце пытались продуть балласт и выйти на поверхность, но без двигателя… нет, никаких шансов. Затем он посмотрел на визуальный след Сьерры-Двенадцать. Ударная подлодка проявила большую бдительность, она резко свернула налево и включила полную мощность. Шум её силовой установки сразу увеличился, равно как и число оборотов винта… она тоже продувала балласт… зачем?

— Время для торпеды Один? — спросил капитан.

— По первоначальному расчёту, тридцать секунд, сейчас, по-видимому, немного больше.

«Ненамного больше», — подумал шкипер. Торпеда «Марк 48» мчалась близко к поверхности моря со скоростью, превышающей шестьдесят узлов… Оружейник перевёл её в активный режим, и рыба тут же начала поиск. Хорошо подготовленная команда выпустила бы свою торпеду, чтобы спугнуть нападающую субмарину и, может быть, спастись, если первая торпеда промчится мимо, — надежда невелика, но вы ничего от этого не теряете. Может быть, вы получите удовлетворение от того, что прибудете в ад со спутником сразу после того, как постучите в дверь… но они не выпустили даже торпеду-обманку. Должно быть, все они спали… несомненно, не проявили бдительность… не были настороже… они что, забыли, что идёт война?..

К своему несчастью, через двадцать пять секунд они узнали об этом. Ещё одно пятно появилось на дисплее сонара.

Ну что ж, — подумал капитан, — две на две. Это было очень просто. Он вошёл в центр боевых операций и поднял микрофон.

— Слушайте все. Говорит капитан. Мы только что выпустили две рыбы в две подводные лодки китайских коммунистов. Больше мы не увидим их. Хорошая работа, парни. Это все. — Затем он посмотрел на офицера-связиста: — Подготовьте донесение главнокомандующему Тихоокеанским театром. «Четыре-ноль-шесть уничтожена в… двадцать два пятьдесят шесть по Гринвичу вместе с сопровождающей её ударной субмариной. Приступаем к уничтожению фрегата».

Пошлите это, когда мы подвсплывем на глубину антенны.

— Слушаюсь, сэр.

— Группа слежения, у нас фрегат на пеленге два-один-шесть. Приготовимся к запуску «Гарпуна» ему в зад.

— Слушаюсь, сэр, — ответил лейтенант, руководящий группой слежения.

* * *
В Вашингтоне было около шести вечера. Там все смотрели телевидение, но не коммерческие передачи. Изображения от «Тёмных звёзд» поступали по кодированному спутниковому каналу и затем распространялись по Вашингтону по закрытым военным оптиковолоконным кабелям. Один из них, разумеется, вёл в ситуационный центр Белого дома.

— Святой боже, — сказал Райан. — Это походит на какую-то гребаную компьютерную игру. У нас такая возможность уже давно?

— Она совсем новая, Джек, — ответил вице-президент. — Я согласен с тобой — это выглядит непристойно, — но ведь это то, что видят операторы. Я хочу сказать, когда я сбивал самолёты противника, падающие в море, я был вынужден видеть это, только я был в антиперегрузочном костюме с «Томкэтом», пристёгнутым к моей спине. Каким-то образом это выглядит похабнее, приятель. Подобно тому, как подсматривать за парнем и девушкой, занимающимися любовью, причём не в учебном фильме.

— Что ты имеешь в виду?

— Так называют порнографические фильмы на кораблях, Джек, «учебные фильмы». Но это походит на то, как ты смотришь в окно на первую ночь парня с его новой женой, и он не знает об этом… кажется чем-то грязным.

— Но людям это понравится, — предсказал Арни ван Дамм. — Средним американцам, особенно молодёжи, это будет казаться чем-то вроде кинофильма.

— Может быть, Арни, но это фильм о действительном убийстве. Реальные жизни исчезают на экране, причём в большом количестве. Этот штаб дивизии, который уничтожил Диггз своими многоствольными ракетными установками, — господи. Это походит на жертвоприношение разъярённому языческому богу, или на уничтожение динозавров раскалённым метеоритом, или на действия убийцы, приканчивающего ребёнка на школьном дворе, — сказал Робби, пытаясь найти сравнение с тем, каким отвратительным это кажется ему. Но это война, в этом нет ничего личного, пусть это будет небольшим утешением семьям погибших.

* * *
— Слышны радиопередачи, — сказал Толкунов генералу Бондаренко. Начальник разведки разместил полдюжины групп электронной разведки, прослушивающих передачи на частотах, которыми пользуется НОА. Они обычно говорили кодированными фразами, которые трудно понять, особенно если учесть, что слова менялись ежедневно, вместе с именами офицеров и названиями частей.

Однако о мерах безопасности склонны забывать, когда происходит что-то катастрофическое, и старшие офицеры хотят получить информацию как можно быстрее. В данном случае Бондаренко смотрел передачу с «Грейс Келли» и не испытывал особой жалости к жертвам, желая только, чтобы это был он, наносящий потери противнику, потому что это была его страна, в которую вторглись чинки.

— Американская артиллерийская доктрина производит впечатление, не правда ли? — заметил полковник Толкунов.

— У них всегда была хорошая артиллерия. Но и у нас тоже, как через несколько часов узнает генерал Пенг, — ответил главнокомандующий Дальневосточным театром.

— Как ты думаешь, что он сделает?

— Это зависит того, что он узнает, — ответил начальник разведки. — Получаемая им информация будет скорее всего весьма запутанной, и это обеспокоит его, но не повлияет на ведущуюся операцию.

Геннадий Иосифович был вынужден согласиться, что это имеет смысл. Генералы склонны думать о порученных им операциях, оставляя операции, порученные другим, их командующим, надеясь, что они должным образом выполнят поставленные задачи. Вообще-то армия могла функционировать только таким образом. В противном случае вы будете так беспокоиться о том, что происходит вокруг вас, что не сможете выполнить собственную работу, и все быстро остановится с визжащим скрипом. Это называлось действиями в шорах, когда не удавалось добиться успеха, и хорошей совместной работой, когда удавалось.

— А как относительно глубоких ударов, нанесённых американцами?

— Их самолёты «Стелс» просто поразительны. Китайская железнодорожная система полностью разрушена. У незваных гостей скоро кончится горючее.

— Жаль, — заметил Бондаренко. Американцы были хорошими воинами, и их доктрина глубоких ударов, которую русское военное сообщество почти не рассматривало, может быть чертовски эффективной, если осуществляется успешно и если ваш противник не сумеет приспособиться к ней. Сумеют ли китайцы приспособиться к новым условиям, предстоит увидеть. — Но у них все ещё остаются шестнадцать механизированных дивизий, с которыми нам придётся иметь дело.

— Это верно, товарищ генерал, — согласился Толкунов.

* * *
— «Сокол Три» «Ведущему Соколу», вижу гусеничную установку «земля-воздух». Это «Холидей», — доложил пилот. — На вершине холма в двух милях от «Клеверного Листа» — одну минуту, подождите, там расположился и «Дак».

— Что-нибудь ещё? — спросил «Ведущий Сокол». Это был капитан, командующий группой «Апачей», задачей которых было уничтожение зенитных ракетных установок.

— Несколько лёгких зенитных орудий, главным образом 23-мм, расположены вокруг установок «земля-воздух». Прошу разрешения открыть огонь, конец связи.

— Приготовьтесь открыть огонь, — ответил «Ведущий Сокол». — «Ведущий Орёл», это «Ведущий Сокол», приём.

— «Ведущий Орёл» на приёме, «Сокол», — ответил Бойл из своего «Чёрного ястреба».

— Мы видим гусеничные установки «земля-воздух». Просим разрешения атаковать.

Бойл задумался. Его «Апачи» видели теперь танковый лагерь и окружили его с трех сторон. О'кей, «Сокол» приближался к холму над лагерем, носящим название «Клеверный Лист». Ну что ж, пожалуй, пора.

— Даю разрешение. «Сокол Три», это «Ведущий Орёл». Уничтожьте их.

— Стреляй, Билли, — сказал пилот своему наводчику.

— «Хеллфайр»[85], вперёд! — Наводчик на переднем сиденье нажал на спусковое устройство своей первой ракеты. Ракета калибром в семь дюймов сорвалась с направляющих рельсов, волоча за собой хвост жёлтого огня, и тут же захватила цель. Через свой прибор термального наблюдения он увидел, как спустившийся на землю солдат посмотрел в его сторону и сразу указал на вертолёт.

Он кричал, чтобы привлечь чьё-то внимание, и началось соревнование между приближающейся ракетой и временем человеческой реакции. Ракета должна выиграть.

Солдат привлёк чьё-то внимание — может быть, своего сержанта или лейтенанта, который посмотрел затем в ту сторону, куда указывал солдат. Было видно по тому, как он наклонил голову, что сначала он ничего не заметил, в то время как солдат размахивал рукой, словно удочкой. Наконец, второй тоже увидел вертолёт, но к этому времени он не мог ничего сделать, кроме как броситься на землю, но даже это было напрасной тратой времени. «Хеллфайр» ударил в основание пусковой установки и взорвался, уничтожив все в радиусе десять метров.

— Тебе не повезло, Джо. — Затем наводчик переключился на другую установку ракет «земля-воздух», поименованную «Дак». Команда установки услышала звук взрыва, и он увидел, что они бегут к своей установке, чтобы навести это оружие. Они едва успели разместиться на своих местах, как пусковая установка «Дак» взорвалась. Теперь пришла очередь зенитных орудий. Здесь стояли шесть орудийных установок, по 3 сдвоенных орудия 27 мм и 33 мм. Эти орудия могли быть очень опасными. Наводчик выбрал свою автоматическую 20-мм пушку и обстрелял ею всю батарею. Вспышки взрывов походили на вспышки лампочек. Орудия попадали набок, причём у некоторых взорвались ящики со снарядами.

— «Ведущий Орёл», докладывает «Сокол Три». Вершина холма очищена. Мы описываем круги, чтобы убедиться. «Клеверный Лист» теперь без прикрытия. Он широко открыт.

— Понял, «Сокол Три». — И Бойл послал свои «Апачи» в атаку.

То, что последовало дальше, было так же похоже на честную схватку, как бой профессионального боксёра с шестилетним мальчиком. «Апачи» летали вокруг танкового лагеря, подобно тому, как скачут индейцы вокруг повозок переселенцев, поставленных кругом. Отличием было то, что эти переселенцы не могли отстреливаться. Экипажи китайских танков спали главным образом снаружи, рядом со своими машинами. Некоторые танкисты спали внутри машин, словно охраняя танки, другие ходили между ними, держа в руках винтовки 68-го типа. Они были встревожены взрывами на вершине холма, возвышающегося над лагерем. Некоторые младшие офицеры кричали своим солдатам, призывая их залезать в танки, не зная источника опасности, но вполне естественно полагая, что безопаснее находиться за броней, откуда они смогут стрелять, чтобы защитить себя. Трудно было принять более ошибочное решение.

«Апачи» танцевали вокруг лагеря, увёртываясь от ручных зенитных ракет. Три танка НОА использовали свои тепловизоры и действительно увидели с их помощью вертолёты. Они даже пытались стрелять в них, однако дальность поражения танкового орудия составляет всего половину от дальности поражения «Хеллфайра», и все танковые снаряды упали, не долетев до вертолётов, так же как и шесть ручных ракет HN-6 «земля-воздух», выпущенных почти наугад в ночную мглу. Ракеты вертолётов «Хеллфайр», однако, точно поразили цель — мимо пролетели только две. Башни взлетали в воздух на столбах пламени, затем падали обратно, как правило перевернувшись в воздухе, на машины, которым они первоначально принадлежали. В лагере было восемьдесят шесть танков, и каждый получил по три ракеты, причём несколько удачливых наводчиков успели выпустить и четвёртую. В общей сложности на уничтожение этой бригады потребовалось меньше трех минут, оставив полковника, командовавшего бригадой, стоять на своём командном пункте с открытым от ужаса ртом — он видел смерть трех сотен солдат, которых учил больше года и которые исчезли в одно мгновение. Он уцелел даже после того, как последний улетавший «Апач» выпустил по командному пункту пулемётную очередь и исчез так быстро, что полковник не успел выхватить из кобуры свой служебный пистолет.

— «Ведущий Орёл», это «Ведущий Сокол». «Клеверный Лист» превратился в жареный тост, мы возвращаемся на базу, приём.

Бойл смог только покачать головой.

— Понял тебя, «Сокол». Отличная работа, капитан.

— Понял, спасибо, сэр. Конец. — «Апачи» перестроились и направились на северо-запад, на свою базу, чтобы заправиться и получить новый боезапас для следующей миссии. Внизу Бойл видел Первую бригаду, прорвавшуюся через брешь в китайской обороне и ползущую теперь на юго-восток, в китайский район снабжения.

* * *
Тактическая группа 77 расположилась к востоку от Формозского пролива, ожидая приказа направиться на запад. Различные боссы ВВС слышали, что одна из американских субмарин потопила китайский ракетоносец и ударную подводную лодку. Это понравилось им и, вероятно, вызвало восторг у командующего тактической группой. Теперь их задача заключалась в том, чтобы преследовать военно-морской флот НОА. Это название было чертовски забавным для группы вооружённых морских судов, дружно признали все моряки. Первым самолётом, поднявшимся в воздух вслед за истребителями F-14D, составлявшими летающий барьерный боевой воздушный патруль, или ЛББВП, для тактической группы, был радиолокационный самолёт Е-2С «Хоукай», двухмоторный мини-АВАКС военно-морских сил. Перед этими самолётами была поставлена задача найти цели для морских истребителей-бомбардировщиков, главным образом F/A-18 «Хорнет».

Предстояла сложная операция. Тактической группе были приданы три субмарины, которым поручили «санировать» район от подводных лодок китайских коммунистов. Командующий Тактической группой казался особенно озабоченным возможностью появления китайской дизельной субмарины, которая может пустить ко дну один из его кораблей, но лётчиков беспокоило другое — вдруг им не удастся найти китайскую подводную лодку, пришвартованную где-то у пирса.

Действительно серьёзной проблемой был вопрос опознания цели. В этом районе действовало оживлённое коммерческое судоходство, а у них был приказ не атаковать такие суда, даже те, которые несут флаг КНР. Любой корабль с радиолокационной станцией для пусковой установки ракет «корабль-воздух» будет атакован за пределами видимости. Во всех других случаях пилот должен внимательно осмотреть цель, перед тем как атаковать её. У самолётов морской авиации было много видов оружия, а корабли являлись хрупкими целями для ракет и тысячефунтовых бомб. Главной целью Тактической группы был китайский флот Южного моря, базирующийся в Гуанчжоу (больше известном на Западе как Кантон). Морская база в Гуанчжоу была удобно расположена для атак американской морской авиации, хотя её защищали батареи ракет «земля-воздух» и несколько зенитных батарей.

Передовые истребители F-14 направлялись к воздушным целям самолётами радиолокационного наблюдения «Хоукай». И в данном случае здесь был оживлённый коммерческий воздушный трафик, так что пилотам истребителей приходилось приблизиться чуть ли не вплотную, чтобы точно опознать свои цели. Это было опасно, но другого выхода у пилотов не было.

Пилоты американской морской авиации не знали, что китайцам известна электронная характеристика радиолокатора APD-138, установленного на самолётах Е-2С, и потому противник понял, что приближается опасность. Целая сотня китайских истребителей взлетела в воздух и установила собственный воздушный боевой патруль над своим восточным побережьем. «Хоукаи» заметили это и передали предупреждение приближающимся истребителям, создав таким образом условия для массированного воздушного боя в темноте, предшествующей восходу.

Ход такого боя не мог быть элегантным. Во главе ударной группы летели две эскадрильи «Томкэтов», в общей сложности двадцать четыре истребителя. Каждый из них нёс под крыльями четыре ракеты «Феникс» AIM-54C, а также по четыре AIM-9X «Сайдуайндер». «Фениксы» давно устарели, некоторым из них было почти пятнадцать лет. Иногда у ракетных двигателей «Фениксов», работающих на твёрдом топливе, появлялись трещины, которые скоро станут заметными. Зато их теоретическая дальность поражения превышала сто миль, и это делало их полезным оружием для подвески на корпусе истребителя.

Экипажам «Хоукаев» был отдан приказ тщательно отделить уток от гусей, но они быстро пришли к выводу, что два или больше самолётов, летящих в плотном строю, не являются аэробусами, полными гражданских пассажиров. «Томкэтам» разрешили атаковать китайские самолёты на расстоянии целых ста миль от китайской континентальной территории. Первый залп, выпущенный американскими истребителями, состоял из сорока восьми ракет. Из этого числа шесть взорвались в пятистах ярдах от запустивших их самолётов, к недовольному удивлению пилотов.

Оставшиеся сорок две ракеты взвились вверх по баллистической траектории на высоту больше ста тысяч футов, перед там как начать снижение на скорости пять Махов, включив свои наводящие радары, работающие на миллиметровых волнах. К концу полёта их моторы сгорели, и ракеты перестали оставлять за собой дымный след, который стараются заметить пилоты. Таким образом, хотя китайские пилоты знали, что их освещают радиолокаторами, они не подозревали о приближающейся опасности и потому не видели ничего, от чего им следовало уклониться. Сорок два «Феникса» ворвались в их группу, и только те машины, которые ушли в сторону при виде взрывов первых американских ракет, уцелели. Итак, сорок восемь первоначально запущенных американских «Фениксов» сбили тридцать два китайских истребителя. Уцелевшие китайские пилоты были потрясены случившимся, но в то же самое время пришли в ярость. Все как один они повернули на восток и включили свои поисковые радиолокаторы, разыскивая цели для своих собственных ракет «воздух-воздух». Они тут же обнаружили цели, но американские истребители находились за пределами досягаемости их ракет. Старший офицер, уцелевший при первоначальной атаке, приказал китайским пилотам перейти на форсаж и устремиться на восток. На расстоянии шестидесяти миль они выпустили свои ракеты RL-10 «воздух-воздух», наводимые радиолокаторами. Эти ракеты были скопированы с итальянских «Аспидов», которые, в свою очередь, были копиями старых американских AIM-7E «Спэрроу». Чтобы попасть в цель, требовалось, чтобы выпустившие их истребители все время держали свои самолёты и радиолокаторы направленными на цель. В данном случае американцы тоже летели им навстречу со своими включёнными радиолокаторами. В результате снова разгорелся воздушный бой, причём пилоты истребителей обеих сторон не хотели сворачивать и уклоняться в сторону. К тому же все они считали, что такой поступок просто гарантирует их смерть. Таким образом продолжалось соревнование между истребителями и ракетами, но китайские PL-10 летели со скоростью четыре Маха по сравнению с пятью Махами американских «Фениксов».

На борту «Хоукаев» члены экипажа следили за ходом боя. Как истребители, так и мчащиеся с огромной скоростью ракеты были видны на экранах радиолокаторов, и все наблюдающие затаили дыхание.

Первыми попали в цель «Фениксы», сбив ещё тридцать один китайский истребитель. И тут же они внезапно выключили свои радиолокаторы. Из-за этого часть «Фениксов» прошла мимо цели, но не все, и шесть китайских истребителей, которые уцелели после второго залпа американцев, продолжали освещать свои цели для тридцати девяти PL-10, которые устремились на четыре «Томкэта».

Американские пилоты увидели мчащиеся на них ракеты, и это чувство не было приятным. Каждый из четырех «Томкэтов» перешёл на форсаж и резко спикировал вниз, выбрасывая по пути все алюминиевые обрезки и выпуская ракеты-обманки, находящиеся в их защитных подвесках. Кроме того, они включили на полную мощность установки глушения. Одному «Томкэту» удалось уйти от китайских ракет.

Другой сумел заманить большинство ракет в облако алюминиевых обрезков, где они взорвались подобно фейерверкам, но на одного F-14 было направлено девятнадцать китайских ракет, и уклониться от всех было невозможно. Третья ракета подлетела достаточно близко, чтобы произошла детонация её боеголовки, затем взорвались ещё девять, и «Томкэт» сам превратился в облако обломков вместе с экипажем из двух пилотов. В результате остался только один истребитель морской авиации, чей офицер по радиолокационному перехвату сумел безопасно катапультироваться, хотя пилот не успел последовать его примеру.

Оставшиеся «Томкэты» продолжали атаку. Теперь у них больше не было «Фениксов», и они продолжали воздушный бой «Сайдуайндерами». Потеря товарищей привела их в ярость, на этот раз китайские истребители повернули и бросились спасаться к своему берегу, преследуемые облаком ракет с инфракрасными головками наведения.

В результате этого боя был открыт путь для штурмовиков. База китайского военно-морского флота имела двенадцать пирсов, у которых стояли пришвартованные корабли, и американские самолёты морской авиации устремились прежде всего к тем кораблям, которые походили на американские. Как это обычно происходит, они исходили из принципа, что на войне люди прежде всего убивают тех, кто больше всего походит на них самих, и только потом преследуют остальных.

Первыми, кто привлёк к себе гнев «Хорнетов», были подводные лодки, большей частью старые дизельные субмарины класса «Ромео», давно пережившие то время, когда они представляли собой грозную силу. Почти все подлодки стояли парами, и «Хорнеты» атаковали их «Шкиперами» и СЛЭМами. Первые представляли собой бомбы весом в тысячу фунтов, с примитивными приборами наведения и моторами, снятыми с устаревших ракет. Но они справились с такой несложной работой. Пилоты старались направлять эти бомбы между субмаринами, стоящими парами, чтобы одной бомбой уничтожить сразу две цели. Это удалось им в трех случаях из пяти попыток. СЛЭМ представлял собой вариант противокорабельной ракеты «Гарпун», предназначенной для атаки наземных целей. Оставшиеся от нападения на подводные лодки СЛЭМы были сброшены на портовые установки и механические мастерские, без которых военно-морская база представляет собой всего лишь берег, загромождённый металлоломом. Повреждения, нанесённые базе, выглядели впечатляюще на видеолентах. Другие штурмовики выполняли операцию, носившую название «Железная Рука». Они искали китайские ракетные и зенитные батареи и уничтожали их с безопасного расстояния антирадиолокационными ракетами «Харм», которые с высокой степенью надёжности находили и разрушали поисковые и наводящие радиолокационные станции.

Короче говоря, первая после Вьетнама атака военно-морских сил США на континентальную часть Восточной Азии прошла успешно. Было потоплено двенадцать кораблей китайского флота и полностью разрушена одна из основных военно-морских баз КНР.

* * *
Другие базы подверглись нападению крылатыми ракетами «Томагавк», выпущенными в основном с надводных кораблей. Каждая военно-морская база КНР на берегу, протянувшемуся на пятьсот миль, подвергалась атаке в той или иной форме, и количество потопленных кораблей увеличилось до шестнадцати. Продолжительность нападения чуть превышала час. Американские тактические истребители вернулись на свои авианосцы, пустив кровь врагам, хотя и не без потерь со своей стороны.

Глава 58Политические последствия

Это была трудная ночь для маршала Луо Конга, министра обороны Китайской Народной Республики. Он лёг спать примерно в одиннадцать часов предыдущим вечером, обеспокоенный ходом военных операций своих Вооружённых сил, но довольный тем, что они, похоже, развиваются успешно. И затем, едва он закрыл глаза, зазвонил телефон.

Его служебный автомобиль немедленно подъехал, чтобы отвезти его в министерство. Но он не поехал туда. Вместо этого маршал поехал в центр связи Министерства обороны, где он увидел множество старших и среднего уровня офицеров, обсуждавших отрывочную информацию и пытавших понять на её основании, что же произошло. Появление министра Луо нисколько не помогло им, только добавило стресс к уже существующему хаосу.

Ничто не казалось определённым, если не считать того, что они могли найти пустые места в своей информации. Создалось впечатление, что 65-я армия словно провалилась сквозь землю. Командующий ею генерал навещал одну из дивизий вместе со своим штабом, и примерно с 02.00 ночи о нем ничего не было слышно.

Пропал и генерал, командовавший дивизией. По сути дела, не было известно ничего, что там происходило. Чтобы исправить ситуацию, маршал Луо приказал отправить туда вертолёт с базы в Санву. Затем поступили сообщения о воздушных налётах, которые повредили железные дороги из Харбина и Бейана. Полковник инженерных войск был отправлен туда, чтобы разобраться с происшедшим на месте.

Но в тот момент, когда маршал думал, что ему удалось взять в руки ситуацию в Сибири, поступили доклады о налёте на базу военно-морского флота в Гуанчжоу и затем о налётах на базы в Хайкуо, Шантоу и Хичуандао. В каждом случае штабы баз были, по-видимому, уничтожены, потому что командующие базами не отвечали. Наиболее тревожным было сообщение о колоссальных потерях среди истребительных полков в этом районе. Поступили доклады о том, что атаки производились с американских боевых кораблей. Наконец, что было хуже всего, пришла пара автоматических сигналов от всплывших буев единственного в Китае атомного ракетоносца и ударной подводной лодки, которая должна была охранять его. Буи передавали автоматические сигналы о катастрофе, постигшей обе атомные подводные лодки. Маршала потрясло до полной невероятности то, что все эти катастрофы могли произойти одновременно. Но на этом сообщения не кончались.

Радиолокационные станции, расположенные на границе, внезапно замолчали и не отвечали ни по радио, ни по телефону. Затем поступил ещё один доклад из Сибири, переданный по телефону. Одна из дивизий на левом фланге прорыва — та самая, которую навещал командующий 65-й армии группы «Б» несколько часов назад, — доложила… вернее, доложил младший офицер связи одного из подразделений дивизии, что неизвестная бронированная сила прорвала её западную оборону, двинулась на восток и… исчезла.

— Как, черт побери, может враг провести успешную атаку, прорвать оборону и исчезнуть? — потребовал маршал голосом, от которого молодой капитан задрожал. — Кто доложил об этом?

— Об этом доложил офицер, назвавшийся майором 3-го батальона 745-го гвардейского пехотного полка, товарищ маршал, — донёсся дрожащий голос. — Радиоканал был ненадёжным, по крайней мере, так нам сообщили.

— Кто именно?

— Полковник Дзао, старший офицер связи в отделе разведки группы «С» 71-й армии к северу от Бейана. Они должны были обеспечивать безопасность границы в районе прорыва, — объяснил капитан.

— Я и сам это знаю! — завопил министр, срывая злость на ближайшем подчинённом.

— Товарищ маршал, — раздался новый голос. Это был генерал-майор Вей Дао-Минг, один из старших адъютантов маршала Луо. В его голосе звучало напряжение, но он попытался успокоить маршала, несмотря на гнев начальника. — Позвольте мне и моему штабу собрать всю информацию и представить её вам таким образом, чтобы вы смогли детально разобраться в ней.

— Да, Вей, я полагаю, что мы так и поступим. — Луо знал, что это хороший совет, а Вей был профессиональным офицером разведки, привыкшим готовить информацию для своего начальства. — Постарайтесь сделать это побыстрее.

— Разумеется, товарищминистр, — сказал Вей, чтобы напомнить ему, что Луо является политическим деятелем, а не военным офицером, которым был раньше.

Луо прошёл в комнату для генеральского состава, где стояли чашечки с зелёным чаем. Затем он сунул руку в боковой карман своего мундира и достал пачку крепких сигарет без фильтра, которые обычно помогали ему прийти в себя. Он кашлял от этих сигарет, но это не пугало его. Когда Луо пил третью чашку чая, в комнату вошёл генерал Вей с пачкой бумаг, исписанных заметками.

— Итак, что происходит?

— Ситуация запутанная, но я скажу вам то, что мне известно и о чём я думаю, — начал Вей. — Мы знаем, что генерал Куи, командующий 65-й армией, исчез вместе со своим штабом. Они навещали 191-ю пехотную дивизию, к северу и западу от нашего первоначального прорыва. 191-я дивизия тоже полностью исчезла из эфира и не отвечает на наши вызовы. То же самое относится к 615-й отдельной танковой бригаде, являющейся частью 65-й армии. Есть отрывочные сведения о том, что был совершён налёт на танковую бригаду, но ничего конкретного нам не известно. 735-й гвардейский пехотный полк 191-й дивизии тоже исчез из эфира, причина этого нам неизвестна. Вы приказали послать вертолёт из Санву, выяснить ситуацию и доложить. Вертолёт вылетит на рассвете.

Далее из этого сектора поступили дополнительные сведения, но они не проясняют положение и не помогают создать полную картину. Я приказал разведывательному отделу 71-й армии послать группу офицеров через Амур, выяснить, что там происходит, и доложить результаты. На это потребуется три часа.

Но есть хорошие новости. Генерал Пенг Хи-Вонг, командующий 34-й ударной армией, успешно продвигается вперёд и займёт золотую шахту завтра до полудня. Наша бронетанковая армия вторглась глубоко во вражескую территорию. Я полагаю, что солдаты и офицеры этой армии сейчас встают и через час продолжат наступление.

Новости о военно-морском флоте запутанные, но это не имеет большого значения. Я поручил командующему флотом Южного моря лично заняться расследованием ситуации и доложить. На это потребуется три часа.

Таким образом, товарищ министр, скоро мы получим надёжную информацию и затем сможем принять соответствующие меры. До этого времени генерал Пенг продолжит наступление, и к вечеру мы будем намного богаче, — сказал в заключение Вей. Он знал, как привести своего министра в хорошее настроение. В ответ генерал услышал одобрительное ворчание и кивок. — А теперь, — продолжил генерал Вей, — почему бы вам не поспать несколько часов, пока мы останемся настороже и будем следить за развитием событий?

— Хорошая мысль, Вей. — Луо подошёл к дивану и улёгся на него. Вей открыл дверь, выключил свет в комнате и закрыл дверь за собой. Центр связи находился рядом.

— А теперь, — спросил генерал, взяв сигарету у майора, стоящего рядом, — что за чертовщина там происходит?

— Если вас интересует моё мнение, — ответил полковник из разведывательного управления, — американцы размяли мускулы, и русские сделают то же самое через несколько часов.

— Что? Почему вы так считаете? И почему русские?

— Где до сих пор были их военно-воздушные силы? Где скрывались их штурмовые вертолёты? Мы ведь не знаем этого, правда? А почему нам это неизвестно? Да потому, что американцы сбивали наши самолёты с неба, подобно мухам, вот почему.

Мы внушили себе, что русские не хотят воевать, не правда ли? Человек по имени Гитлер когда-то думал то же самое. Книги по истории говорят, что он погиб через несколько лет после этого. Мы также обманывали себя, полагая, что американцы не будут наносить нам тяжёлых ударов по политическим причинам. Вей, некоторые из наших политических лидеров гоняются за драконами! — Этот афоризм относился к курению опиума, популярному, хотя и незаконному времяпрепровождению в Южном Китае несколько веков назад. — Не существует никаких политических соображений. Они просто накапливали силы, на что требуется время. А русские не воевали с нами, потому что хотели, чтобы мы удлинили наши каналы снабжения, и затем гребаные американцы перерезали эти каналы в Харбине и в Бейане! Танки генерала Пенга углубились в Россию на триста километров, причём в баках его танков осталось горючего всего на двести, и больше горючего он не получит. Мы послали туда больше двух тысяч танков и превратили их экипажи в плохо подготовленную лёгкую пехоту! Вот что произошло, товарищ Вей, — закончил полковник.

— Вы можете говорить это мне, полковник. Но скажите это маршалу Луо, и вашей жене придётся платить государству за пулю уже послезавтра, — предостерёг его Вей.

— Ну что ж, я это знаю, — ответил полковник Генг Хе-Пинг. Но что случится с вами через несколько часов сегодня, товарищ генерал Вей, когда вы соберёте всю информацию и узнаете, что я прав?

— Сегодняшний вечер сам позаботится о себе. — Это был ответ фаталиста. — Всему своё время, Генг.

Затем генерал собрал группу офицеров и дал каждому поручение, нашёл кресло, в котором можно отдохнуть, и подумал, что, может быть, у Генга правильное представление о происходящем.

— Полковник Генг?

— Да, товарищ генерал?

— Что вы знаете об американцах?

— Я служил в нашем посольстве в Вашингтоне восемнадцать месяцев назад. Там я тщательно изучал их военную доктрину.

— И вы считаете, что они способны осуществить то, о чём только что говорили?

— Товарищ генерал, для ответа на этот вопрос я советую вам проконсультироваться с иранцами и иракцами. Я не знаю, что американцы предпримут дальше, поскольку не сумел овладеть искусством мыслить так, как мыслят они.

* * *
— Китайцы двинулись вперёд, — сообщил майор Таккер, потянулся и зевнул. — Их передовые части только что начали движение. Ваши войска отступили. Почему?

— Я приказал им увезти товарища Гоголя, прежде чем китайцы убьют его, — ответил Толкунов американцу. — У вас усталый вид.

— Подумаешь, что значит тридцать шесть часов в одном кресле? — Чертовски больная спина, вот что это значит, — подумал про себя Таккер. Несмотря на отсутствие сна, он получал огромное удовольствие от работы. Для офицера ВВС, который не сумел овладеть подготовкой пилота, что сделало его навсегда «неквалифицированным неудачником» на языке ВВС, гражданином четвёртого сорта в иерархии военно-воздушных сил — даже ниже, чем пилот вертолёта, — он зарабатывал на жизнь больше и лучше, чем когда-либо раньше. Вполне возможно, он приносил больше пользы своей стороне в этой войне, чем даже полковник Уинтерс с его хлопушками «воздух-воздух». Но если кто-нибудь скажет ему об этом, он смутится и униженно посмотрит на свои ботинки. Униженно, хрен вот вам, — подумал Таккер. Он доказывал ценность нового и ещё не проверенного изобретения, и делал это так же успешно, как Красный Барон в своём красном трехмоторном самолёте.

Военно-воздушные силы не были родом войск, где униженность в почёте, но отсутствие крыльев лётчика на груди заставляло его поступать именно таким образом на протяжении всех десяти лет профессиональной карьеры.

Следующее поколение беспилотных самолётов будет нести вооружение, и, может быть, даже сумеет вести воздушный бой. Вот тогда он покажет этим надменным шофёрам истребителей, у кого настоящие яйца в военно-воздушных силах. А пока он удовлетворится тем, что собирает информацию, помогающую русским убивать Джо Чинка и всех его братьев, и если это была война «Нинтендо», то маленький Дэнни Таккер был, клянусь богом, петухом, расхаживающим в этом виртуальном мире.

— Вы принесли нам огромную пользу, майор Таккер.

— Спасибо, сэр. Рад прийти на помощь, — ответил Таккер со своей лучшей улыбкой маленького мальчика. «Может быть, я отращу себе большие усы». Он отложил эту мысль в сторону и отпил немного растворимого кофе из своего пакета с заранее приготовленной пищей — дополнительный кофеин был единственной вещью, которая помогала ему сейчас держаться на ногах. Но почти всю работу делал за него компьютер, и на его экране было видно китайское разведывательное подразделение, двигающееся на север.

* * *
— Сукин сын, — выдохнул капитан Александров. Он слышал о волчьих шкурах Гоголя по радио, но не видел их по телевидению, и при виде этого чуда у него перехватило дыхание.

Коснувшись одной, он почти ожидал, что она будет холодной и жёсткой, подобно проволоке, но нет, шкура походила на идеальные волосы идеальной блондинки…

— И кто это ко мне пришёл? — В руках старика была винтовка, и он смотрел на гостя определённо пристальным взглядом.

— Я капитан Федор Ильич Александров. А вы, думаю, Пётр Петрович Гоголь.

Кивок и улыбка.

— Вам нравятся мои шкуры, товарищ капитан?

— Я не видел раньше ничего подобного. Мы должны забрать их с собой.

— Забрать? Забрать куда? Я не собираюсь уезжать отсюда, — ответил Пётр Петрович.

— Товарищ Гоголь, мне дан приказ — увезти вас отсюда. Этот приказ поступил из штаба Дальневосточного округа, и потому его нужно выполнить.

— Никакой китаеза не сможет прогнать меня с моей земли! — прогремел его голос.

— Нет, товарищ Гоголь, но солдаты русской армии не оставят вас здесь умирать. Скажите, это та самая винтовка, из которой вы убивали немцев?

— Да, многих, многих немцев, — подтвердил Гоголь.

— Тогда поехали с нами, и вы сможете убить немало жёлтых оккупантов.

— Да кто вы такой?

— Командир разведывательной роты 265-й мотострелковой дивизии. Мы следили за китайцами в течение четырех долгих дней, а теперь собираемся дать им настоящий бой. Присоединяйтесь к нам, Пётр Петрович. Вы, наверно, сможете научить нас многим вещам, которые нам нужно знать. — Высокий молодой капитан говорил разумным голосом, не скрывая уважения к старому воину, которого тот заслуживал. Слова капитана убедили Гоголя.

— Вы обещаете мне, что я сделаю хоть один выстрел?

— Даю вам слово русского офицера, Пётр Петрович, — ответил Александров, кивнув головой.

— Тогда я поеду с вами. — Гоголь был уже одет по-походному — печь в хижине давно погасла. Он повесил на плечо старую снайперскую винтовку и сумку, в которой хранилось сорок патронов — он никогда не выходил из хижины, взяв больше сорока, — и пошёл к двери. — Помогите мне с моими волками, юноша.

— С удовольствием, дедушка. — И тут Александров обнаружил, какие тяжёлые эти волчьи шкуры. Но они с Буйковым сумели забросить их внутрь своего разведочного бронетранспортёра, и водитель повёл машину прочь от избы старого охотника.

— Где они?

— Примерно в десяти километрах отсюда. Мы были в визуальном контакте с ними в течение нескольких дней, но затем нам пришлось отступить.

— Почему?

— Чтобы спасти тебя, старик, — засмеялся Буйков. — Тебя и эти шкуры. Они слишком ценные, чтобы украшать тела китайских проституток!

— Я думаю, дядя Петя, правда, я не уверен в этом, — сказал капитан, — но я думаю, что настало время показать нашим китайским гостям настоящее русское гостеприимство.

— Капитан, смотрите! — воскликнул водитель.

Александров поднял голову и выглянул из башенного люка. Впереди стоял генерал и махал рукой, призывая его двигаться побыстрее. Через три минуты бронетранспортёр остановился рядом с ним.

— Вы Александров?

— Так точно, товарищ генерал! — ответил молодой капитан.

— Я генерал Синявский. Вы все сделали хорошо, мой мальчик. Спускайся сюда и поговори со мной, — приказал он грубым голосом, в котором, однако, звучала доброта.

Александров только один раз видел своего командира дивизии, да и то издалека.

Генерал не был крупным мужчиной, но вы вряд ли захотели бы встретиться с ним в рукопашной схватке внутри маленькой комнаты. Он жевал сигару, которая, по-видимому, погасла несколько часов назад, и его глаза сверкали.

— Кто это? — потребовал Синявский. Затем выражение его лица изменилось. — А, вы и есть знаменитый Пётр Петрович?

— Старший сержант Гоголь из Железной дивизии, — ответил старик с поразительным чувством собственного достоинства. Он отсалютовал генералу, и Синявский тут же приложил руку к виску.

— Я слышал, вы убили немало немцев во время войны. Сколько именно, сержант?

— Посчитайте сами, товарищ генерал, — сказал Гоголь, передавая ему свою винтовку.

— Это да, — заметил генерал, проводя рукой по многочисленным зарубкам, подобным зарубкам на «кольте» какого-нибудь американского ковбоя. — Вы действительно отличились. Но война — это занятие для молодого человека, Пётр Петрович. Позвольте мне отвезти вас в безопасное место.

Гоголь покачал головой.

— Капитан обещал мне один выстрел, иначе я отказался бы покинуть свой дом.

— Это правда? — Командир 265-й мотострелковой дивизии оглянулся вокруг. — Капитан Александров, мы выполним ваше обещание, предоставим нашему старому товарищу право на один выстрел. — Он указал на точку на карте. — Это должно быть хорошее место для вас, сержант. А затем немедленно увозите его отсюда, — приказал Синявский молодому офицеру. — Направляйтесь назад, к нашим оборонительным линиям. Они будут ждать вас. Да, молодой человек, вы отлично проявили себя, преследуя китайцев по всему пути. Ваша награда будет заключаться в том, что вы увидите, как мы встретим этих мерзавцев.

— Позади разведывательного заслона продвигаются мощные силы.

— Да, я знаю. Я следил за ними на экране телевизора полтора дня, но теперь наши американские друзья перерезали их каналы снабжения. Мы остановим их, и сделаем это вот здесь.

Александров посмотрел на карту. Действительно, это выглядело хорошим местом для обороны, перед которым открывался отличный огневой сектор. Но ещё лучше — великолепный путь для отступления.

— Когда? — спросил он.

— Думаю, через два часа. Их основные силы догоняют разведывательное прикрытие. Ваша первая задача заключается в том, чтобы этот разведывательный заслон исчез.

— Будет исполнено, товарищ генерал, — ответил капитан с энтузиазмом.

* * *
Рассвет застал Мариона Диггза в странно причудливом окружении. Местность вокруг него напоминала Форт-Карсон, Колорадо, с волнистыми холмами и сосновым лесом. Но все это резко отличалось от Америки отсутствием шоссейных дорог и других признаков цивилизации. Это объясняло, почему китайцы решили вторгнуться сюда. С редким гражданским населением, здесь не было инфраструктуры или достаточного количества жителей, чтобы создать надёжную оборону. Это делало ситуацию намного проще для Джона Чайнамена. Впрочем, Диггзу это тоже пришлось по вкусу. Ситуация походила на войну в Персидском заливе — отсутствие гражданского населения облегчало ход боевых действий, и это хорошо. Но постоянно попадалось огромное количество китайцев. Первая бригада Майка Франциско ворвалась в главный район снабжения наступающей китайской армии. Местность была усыпана грузовиками и солдатами, и хотя большинство были вооружены, лишь немногие организованы в нормальные тактические подразделения, и в этом заключалась огромная разница между противниками. Бригада полковника Майка Франциско состояла из четырех батальонов, готовых к военным действиям против пехоты, танковые батальоны объединены в батальонные тактические группы, состоящие из танков и «Брэдли», и эта бронированная сила катилась по местности, подобно комбайнам, убирающим урожай в августовском Канзасе. Стреляли во все, окрашенное в зелёный цвет. Чудовищные танки «Абрамс» катились по неровному грунту, подобно доисторическим динозаврам из парка Юрского периода, — злобные существа с другой планеты, и ничто не могло их остановить. Их башни поворачивались то влево, то вправо — но главные орудия молчали. Основная работа осуществлялась командирами танков и их тяжёлыми пулемётами калибра 0.50, которые могли превратить все грузовики в неподвижную кучу стали и брезента. Короткая очередь в двигатель грузовика гарантировала, что поршни больше никогда не будут ходить внутри цилиндров, а груз в кузове навсегда останется на том месте, где он находился в это мгновение, для осмотра офицерами разведки и уничтожения сапёрными группами, которые ехали позади танков в своих «Хаммерах» и останавливались лишь на мгновение, чтобы заложить в разрушенные грузовики подрывные заряды. Некоторые китайские солдаты пытались сопротивляться, но это были глупцы, и сопротивление никогда не продолжалось долго. Даже те солдаты, которые имели портативные противотанковые ракеты, редко оказывались достаточно близко, чтобы воспользоваться ими, а те ракеты, которые попадали в танковую броню, только сдирали краску с её поверхности, а их владельцы платили за проявленную глупость своими жизнями. В одном месте пехотный батальон, поддерживаемый миномётами, отважился на отчаянную атаку. Это заставило экипажи танков и «Брэдли» закрыть люки и ответить организованным огнём. Пять минут огня из 120-мм танковых орудий и безжалостный натиск «Брэдли», выплёвывающих струи пламени из своих автоматических пушек и через щели в броне, откуда вела стрельбу сидящая там пехота, превратила их в огнедышащих драконов. Эти драконы не принесли удачи китайским солдатам. Отчаянный батальон исчез через двадцать минут вместе со своим смелым, но обречённым командиром.

Неповреждённые бронированные машины противника редко попадались на пути мчащейся вперёд бригады. Она двигалась по тому пути, который был до этого обработан вертолётами «Апач», искавшими цели для своих ракет «Хеллфайр» и уничтожавшими их ещё до того, как сюда успевали доехать наземные войска. В общей сложности это была идеальная военная операция, совершенно несправедливая в отношении баланса сил. Соотношение сил было слишком неравным, но поле боя не походит на олимпийский стадион, и здесь не было официальных представителей, следящих за выполнением правил честной игры.

Единственной заметной целью было появление китайского военного вертолёта, за которым устремились два «Апача» и уничтожили его ракетами «воздух-воздух». Остатки вертолёта рухнули в Амур, рядом с плавучими мостами, по которым теперь ничто не двигалось, но они по-прежнему оставались нетронутыми.

* * *
— Ну, что тебе удалось узнать, Вей? — спросил маршал Луо, выходя из комнаты для совещаний, где ему удалось сладко поспать на диване.

— Картина по-прежнему остаётся неясной в некоторых аспектах, товарищ министр, — ответил генерал.

— Тогда скажите мне о том, что вам ясно, — приказал маршал.

— Очень хорошо. Что касается флота, мы потеряли ряд кораблей. Это включает, по всей вероятности, наш атомный ракетоносец с баллистическими ракетами и сопровождавшую его ударную подводную лодку. Причина их гибели неизвестна, но буи, установленные на них, всплыли и передали запрограммированное сообщение о гибели субмарин примерно в ноль два часа ночи. Кроме того, мы потеряли семь надводных кораблей различных классов в Южно-Китайском море. Далее, семь баз военно-морского флота подверглись нападениям американских самолётов, как считают, базирующихся на авианосцах, вместе с большим числом ракетных батарей «земля-воздух» и радиолокационных станций на юго-восточном берегу. Нам удалось сбить несколько американских самолётов, но в крупном воздушном бою, происшедшем в этом районе, мы понесли серьёзные потери в наших истребительных полках.

— Значит, нас атакует американский военно-морской флот? — спросил Луо.

— Похоже, что дело обстоит именно так, — ответил генерал Вей, старательно выбирая слова. — По нашим оценкам, в нападениях принимали участие четыре американских авианосца, судя по количеству их истребителей. Как я уже говорил, мы дали им достойный отпор, но наши потери тоже весьма значительны.

— Каковы их намерения?

— Это неясно. Они нанесли серьёзные разрушения многим базам, и я сомневаюсь, что у нас остался хотя бы один военный корабль в море. Наш военно-морской флот серьёзно пострадал, — заключил Вей. — Но это не так важно.

— Уничтожение нашего атомного ракетоносца важно, — ответил Луо. — Это было нападение на наше стратегическое оружие. Мы не можем оставить это без внимания. — Он сделал паузу. — Продолжайте, что ещё?

— Генерал Куй — командовавший 65-й армией, пропал. Полагают, что он погиб вместе со своими старшими офицерами. Мы сделали много попыток вызвать его по радио, все безуспешно. 191-я пехотная дивизия прошлой ночью подверглась атаке мощными силами, неизвестно какими. Они понесли тяжёлые потери от артиллерии и штурмовиков, но два их полка докладывают, что удерживают свои позиции. По-видимому, основной удар был нанесён по 735-му гвардейскому пехотному полку, и сообщения от него отрывочные.

Наиболее серьёзные доклады поступили из Харбина и Бейана. Вражеские самолёты атаковали все железнодорожные мосты в обоих городах, и все мосты пострадали. Железнодорожный путь на север прерван. Теперь мы стараемся определить, насколько быстро он может быть восстановлен.

— У вас есть какие-нибудь хорошие новости? — спросил маршал Луо.

— Да, товарищ министр. Генерал Пенг и его армия готовы возобновить наступление. Мы ожидаем, что русская золотая шахта будет в наших руках к полудню, — ответил Вей, довольный тем, что ему не приходится докладывать о том, что случилось с каналом снабжения позади Пенга и его 34-й ударной армии. Из-за слишком большого количества плохих новостей вестника могут убить, а вестником в данном случае являлся он.

— Я хочу поговорить с генералом Пенгом. Вызовите его по телефону, — приказал Луо.

— Сейчас временный перерыв в телефонной связи, но мы можем связаться с ним по радио, — сказал генерал Вей своему начальнику.

— Тогда я буду говорить с генералом Пенгом по радио, — повторил приказ Луо.

* * *
— В чем дело, Ва? — спросил Пенг. Неужели нельзя даже помочиться без постоянных вызовов?

— Вас вызывает по радио министр обороны, — доложил его офицер связи.

— Великолепно, — проворчал генерал, направляясь к своему командному пункту и по дороге застёгивая брюки. Он наклонился, чтобы войти внутрь, и взял микрофон. — Говорит генерал Пенг.

— Это маршал Луо. Какова ваша ситуация? — спросил он, пробиваясь через атмосферные помехи.

— Товарищ маршал, через десять минут мы продолжим наступление. Нам все ещё не удалось установить контакт с противником, и наша разведка не обнаружила крупных воинских подразделений в этом районе. У вас есть разведывательные данные, которые могли бы принести нам пользу?

— Имейте в виду, что у нас появились воздушные фотографии крупных воинских частей к западу от вас, силой до дивизии. Советую вам сконцентрировать механизированные войска и обратить особое внимание на свой левый фланг.

— Да, товарищ маршал, я приму все это во внимание, — заверил его Пенг.

Настоящая причина, по которой он останавливался каждый день, заключалась в стремлении подтянуть отставшие дивизии, создавая ударный кулак. Но ещё лучше было то, что 29-я армия группы «А» находилась сразу позади него и могла немедленно оказать ему поддержку в случае необходимости.

— Советую дать указание 43-й армии охранять фланг, — продолжал Пенг.

— Я отдам распоряжение её командующему, — пообещал Луо. — Насколько далеко вы продвинетесь сегодня?

— Товарищ маршал, сегодня вечером я пошлю вам грузовик, полный золотых слитков. Но у меня есть вопрос: это верно, что наш канал снабжения прерван?

— Вчера вечером был нанесён удар по нескольким железнодорожным мостам в районе городов Харбина и Бейана, но мы быстро исправим полученные повреждения.

— Очень хорошо. Товарищ маршал, я должен заняться своими войсками.

— Тогда продолжайте работу. Конец связи.

Пенг положил микрофон.

— Маршал говорит, что повреждения будут исправлены.

— Вы знаете, как построены эти мосты. Только атомные бомбы могут вывести их из строя, — уверенно заметил полковник Ва Ченг-Гонг.

— Да, я согласен с этим. — Пенг встал, застегнул гимнастёрку и протянул руку за кружкой утреннего чая. — Прикажите передовым частям приготовиться к наступлению. Этим утром я буду с ними, Ва. Я хочу увидеть золотую шахту собственными глазами.

— Насколько близко к передовой линии вы будете находиться? — спросил начальник оперативного отдела.

— В первой линии наступления. Хороший офицер руководит своими войсками, находясь в авангарде, и я хочу видеть, как продвигаются мои войска. Наш разведывательный заслон так никого и не обнаружил, верно?

— Да, товарищ генерал, но…

— Но что? — потребовал Пенг.

— Но разумный командующий предоставляет руководство передовыми частями лейтенантам и капитанам, — напомнил полковник.

— Ва, иногда вы говорите подобно старой женщине, — упрекнул его Пенг.

* * *
— Смотрите, — сказал Ефремов. — Они проглотили наживку.

В Москве миновала полночь, и в здании посольства Китайской Народной Республики были выключены почти все огни, но несколько окон оставались освещёнными. Более того, в трех окнах горел свет, их занавески были открыты, и это были окна, находящиеся рядом. Это было так же идеально, как в операции, которую американцы называют «жалящей». Он стоял за плечом Суворова, когда тот печатал донесение:

Я принял все необходимые меры. Если вы хотите, чтобы я продолжал операцию, оставьте включённым свет в трех окнах, находящихся рядом, и раздвиньте в них занавески.

Ефремов даже поручил телевизионной камере заснять весь процесс, до того мгновения, когда предатель Суворов нажал на клавишу «enter» и отправил электронное письмо своему китайскому контролёру. И он заставил группу телевизионных новостей зафиксировать это событие, потому что русский народ по какой-то причине доверяет теперь полунезависимым средствам массовой информации больше, чем своему правительству. Отлично, у него теперь появились надёжные доказательства, что китайское правительство вступило в заговор с целью убийства президента Грушевого. Это произведёт сенсационное впечатление в международной прессе. И это не было случайностью. Все эти окна принадлежали главе посольства КНР, а он сейчас спокойно спал в своей постели. Офицер ФСБ убедился в этом, позвонив ему по телефону десять минут назад.

— Ну и что будет дальше?

— Мы сообщим об этом президенту и затем, думаю, проведём телевизионную пресс-конференцию. Пожалуй, это спасёт жизнь Суворова. Надеюсь, что ему понравится в трудовом лагере.

— А как относительно убийств?

Ефремов пожал плечами:

— Он убил только сутенёра и проститутку. Небольшая потеря, не правда ли?

* * *
Старший лейтенант Команов не получал большого удовольствия последние четыре дня, но, по крайней мере, он провёл их с пользой, обучая своих людей стрельбе из танковых орудий. Резервисты, получившие название «Соединение „Боярин“, провели эти дни, занимаясь стрельбой, в ходе которой потратили четыре полных комплекта боевых снарядов — намного больше, чем они расстреляли за время своей службы в армии. Это не нанесло большого ущерба запасу снарядов на складе в посёлке Невер, потому что этого добра там было в избытке. Офицеры, назначенные руководить соединением по приказу главнокомандующего Дальневосточным театром, сообщили им, что американцы прошли накануне к югу, и теперь их задача заключается в том, чтобы выйти на север, и сделать это сегодня. Их отделяло от китайской армии всего тридцать километров, так что Команов и его люди были готовы нанести им визит.

Звучный рёв дизельного двигателя его танка совпал с громовым рёвом двухсот других двигателей, и соединение «Боярин» двинулось по холмам на северо-восток.

* * *
Пенг и его штабное подразделение устремились вперёд, требуя по радио, чтобы им очистили дорогу, и части военной полиции, выполняющие роль регулировщиков на дорогах, беспрепятственно пропускали их. Скоро они достигли передового подразделения 302-й бронетанковой дивизии, её стального кулака, которым командовал генерал-майор Ге Ли, коренастый офицер, чья начинающаяся тучность делала генерала похожим на один из его танков.

— Мы готовы, Ге? — спросил Пенг. Генерал имел удачное имя для выполнения поставленной перед ним задачи. «Ге» означало «копьё».

— Мы готовы, — ответил танкист. — Мои передовые части рвутся вперёд.

— Ну что ж, будем вместе наблюдать атаку из передних рядов?

— Да! — Ге запрыгнул на свой собственный танк — он предпочитал использовать его как свою личную машину, несмотря на плохую радиосвязь, — и повёл танки за собой. Пенг немедленно установил прямую радиосвязь со своим подчинённым.

— Сколько до передовой линии?

— Три километра. Разведывательные части уже мчатся вперёд, а они в двух километрах впереди нас.

— Продолжай наступление, Ге, — приказал Пенг. — Я хочу увидеть золотую шахту.

* * *
Это хорошая позиция, — подумал Александров, — если только противник не установил свою артиллерию быстрее, чем предполагалось, — а он пока не видел и не слышал китайской артиллерии. Он находился на относительно крутом обратном склоне холма, обращённом к югу и похожем на длинную рампу, протяжённостью примерно в три километра. Это место походило на учебный полигон полковой базы. Солнце начало подниматься над восточным горизонтом, и теперь они видели все вокруг, что всегда нравится солдатам. Пётр Петрович нашёл где-то шинель и положил свою винтовку на неё, стоя в открытой башне бронетранспортёра и глядя в телескопический прицел винтовки.

— Ну, каково было стрелять в немцев из снайперской винтовки? — спросил Александров, когда он устроился рядом.

— Это была хорошая охота. Я старался выбирать офицеров. Таким образом ты добиваешься большего успеха, — объяснил Гоголь. — Немецкий солдат — он всего лишь выполняет приказы. Конечно, он враг, но у него, наверно, ничуть не больше желания оказаться на поле боя, чем у меня. А вот офицеры, они заставляли солдат убивать моих товарищей, и когда ты убиваешь офицера, во вражеских рядах начинается паника.

— Сколько немцев ты убил?

— Лейтенантов — восемнадцать. Капитанов — двенадцать. Всего трех майоров, зато девять полковников. Я лишил руководства девять фрицевских полков. Ну, конечно, ещё разные там сержанты и пулемётные расчёты, но я не помню их так хорошо, как полковников. Я все ещё вижу каждого из них, вот здесь, мой мальчик, — сказал Гоголь и постучал пальцем по виску.

— Они пытались стрелять в тебя?

— Главным образом из артиллерийских орудий, — ответил Пётр Петрович. — Дело в том, что снайпер влияет на моральное состояние войск. Людям не нравится, когда за ними охотятся, как за дикими зверями. Но немцы не использовали снайперов так умело, как мы, и потому они отвечали на мои выстрелы залпами из полевых орудий. Это, — признался он, — может быть пугающим, но зато показывало, как фрицы боятся меня, — закончил Пётр Петрович с жестокой улыбкой.

— Вон, смотрите! — окликнул его Буйков. — Слева от деревьев.

— Ага, — сказал Гоголь, глядя в оптический прицел. — Да, вижу.

Александров навёл свой бинокль на мелькающую тень. Это был стальной борт китайского бронетранспортёра, одного из тех, за которыми он следил в течение нескольких дней. Он поднял рацию.

— Это «Зелёный Волк Один». Вижу врага, точка на карте два-восемь-пять, девять-ноль-шесть. Один бронетранспортёр движется на север. Буду информировать.

— Понял, «Зелёный Волк», — прохрипела рация.

— А теперь нам нужно проявить терпение, — сказал Федор Ильич. Он потянулся, коснувшись маскировочной сетки, которая была натянута по его приказу, как только они прибыли на это место. Для любого человека, находящегося больше чем в трехстах метрах, он и его люди были просто частью вершины холма. Рядом с ним сержант Буйков закурил сигарету, выпуская клубы дыма.

— Для нас это плохо, — насторожился Гоголь. — Это встревожит дичь.

— У китайцев плохое обоняние, — ответил Буйков.

— Да, и ветер благоприятен для нас, — согласился старый охотник.

* * *
— Смотрите, смотрите, — заметил майор Таккер. — Они собрались плотной группой.

Это снова была «Грейс Келли», смотрящая вниз на предстоящее поле боя, подобно тому, как Афина Паллада смотрела вниз на равнину, где стояла Троя. И таким же безжалостным взглядом. Местность стала более открытой, и китайская армия двигалась по коридору шириной три километра. Этого было достаточно, чтобы танковый батальон мог ехать впереди, выстроив все свои танки в одну шеренгу. Танковый полк состоял из батальонных колонн в три шеренги по тридцать пять танков в каждой. Между ними ехали гусеничные бронетранспортёры.

Полковники Алиев и Толкунов стояли позади майора, разговаривая по своим личным телефонам с командованием 265-й мотострелковой дивизии. Ночью наконец прибыла 201-я дивизия, а также передовые части 80-й и 44-й дивизий. Сейчас почти три дивизии были готовы встретить приближающихся китайцев. Кроме того, прибыли три артиллерийские бригады, включая, как впервые увидел Таккер, множество штурмовых вертолётов, расположившихся в тридцати километрах за точкой предполагаемого столкновения. Джо Чайнамен напорется на чертовски мощную засаду.

Затем под «Грейс Келли» промелькнула тень, неясная, вне фокуса, но это было что-то двигающейся с большой скоростью.

* * *
Это были две эскадрильи истребителей-бомбардировщиков F-16C, и они несли «умных поросят».

Так прозвали бомбы J-SOW.

Прошлой ночью другие F-16, вариант CG, новый и несколько уменьшенный вариант F-4G «Дикая ласка», вылетели в Китай и нанесли удар по пограничным радиолокационным станциям. Они выпустили на них антирадиолокационные ракеты «HARM» и вывели из строя большинство установок. Это лишило китайцев возможности заметить готовящийся удар. Эскадрильи F-16 наводились на цель двумя самолётами Е-ЗВ «Сентри» и охранялись тремя эскадрильями истребителей господства в воздухе F-15C «Игл», на случай если китайские истребители снова захотят найти смерть в небе, но за последние тридцать шесть часов над китайской территорией не было заметно особой активности этих самолётов. Китайские истребительные полки заплатили кровавую цену за свою гордыню и теперь оставались вблизи своих баз, патрулируя небо над ними. Принцип заключался в том, что если вы не атакуете, следовательно, обороняетесь. Китайские истребители получили колоссальную порку со стороны американских и русских самолётов и потому оставили господство в небе своим врагам, что скоро станет плохой новостью для Народно-освободительной армии Китая.

F-16-e летели на высоте 30 тысяч футов, направляясь на восток. Они прибыли на несколько минут раньше, чем предполагалось для начала операции, и сделали круг, ожидая приказа атаковать. Какой-то концертмейстер ставил эту пьесу, подумали пилоты. Они надеялись, что он не сломает свою дирижёрскую палочку.

* * *
— Они приближаются, — заметил Пётр Петрович с деланой небрежностью.

— Расстояние? — спросил Александров у наводчика, сидящего в глубине бронетранспортёра.

— Две тысячи сто метров, в пределах досягаемости, — доложил Буйков из орудийной башни. — Лис и Садовник приближаются к нам, товарищ капитан.

— Давай немного подождём, Борис Евгеньевич.

— Как скажете, товарищ капитан. — На этот раз Буйкова устраивал приказ не стрелять.

* * *
— Расстояние до разведывательной группы? — спросил Пенг.

— Ещё два километра, — ответил по радио Ге. — Однако это вряд ли хорошая мысль.

— Ге, вы всё-таки превратились в старую женщину? — спросил Пенг со смешком.

— Товарищ генерал, это задача лейтенантов искать противника, а не высокопоставленных генералов, — ответил командир дивизии разумным голосом.

— У нас есть основания полагать, что противник где-то близко?

— Мы в России, Пенг. Здесь они повсюду.

— Он прав, товарищ генерал, — сказал полковник Ва Ченг-Гонг своему командиру.

— Чепуха. Продвигайтесь вперёд. Передайте разведывательной группе приказ остановиться и ждать нас, — упорствовал Пенг. — Хороший командир находится во главе своих войск! — объявил он по радио.

— Вот дерьмо, — заметил Ге в глубине своего танка. — Пенг хочет продемонстрировать всем свои яйца. Продолжайте движение, — приказал он своему водителю, капитану (весь экипаж его танка был подобран из офицеров). — Давайте проводим императора к разведывательной группе.

Новейший танк Т-98 рванулся вперёд, выбросив из-под гусениц два петушиных гребня земли в результате резкого ускорения. Генерал Ге сидел у командирского люка, с майором, который старательно исполнял обязанности наводчика, потому что это был его долг — сохранить жизнь своему генералу в случае столкновения с противником. В настоящий момент это означало, что приходится двигаться вперёд, опережая старшего генерала, с кровавыми от злости глазами.

* * *
… — Почему они остановились? — спросил Буйков. Все пять гусеничных бронетранспортёров НОА внезапно замерли в девятистах метрах. Их экипажи покинули машины, явно чтобы размяться, и пятеро закурили сигареты.

— Они ждут кого-то, — произнёс капитан. Затем он включил радио. — Говорит «Зелёный Волк», противник остановился примерно в километре от нас. Они просто ничего не делают.

— Они не заметили вас?

— Нет, покинули свои машины, чтобы помочиться, похоже на это, и стоят у бронетранспортёров. Они в пределах досягаемости, но я не хочу стрелять, пока не подъедут поближе, — доложил Александров.

— Очень хорошо, не спешите. Торопиться некуда. Они сами заходят в приготовленную ловушку.

— Понял. Конец. — Капитан положил микрофон. — А время для утреннего чая уже наступило?

— Они не пили утреннего чая уже четыре дня, товарищ капитан, — напомнил своему боссу Буйков.

— Мне кажется, что они ведут себя спокойно.

— Я могу убить сейчас любого из них, — сказал Гоголь, — но все они рядовые, за исключением вон того…

— Это лейтенант, его зовут Лис, потому что он любит бегать вокруг и все вынюхивать. Второй офицер — Садовник, ему нравится рассматривать растения, — пояснил Буйков старику.

— Убивать лейтенанта ничуть не лучше, чем убивать рядового, — заметил Гоголь. — Их слишком много.

— А это что? — сказал Буйков со своего сиденья наводчика. — Танк, вражеский танк выезжает вокруг левого края, расстояние пять тысяч метров.

— Я вижу его! — согласился Александров. — …Только один? Только один танк, а с ним выезжает бронетранспортёр с…

— Это бронированная командная машина, посмотрите на все эти антенны! — воскликнул Буйков.

Оптический прицел наводчика был мощнее, чем бинокль Александрова. Капитан не мог подтвердить заявления Буйкова минуту-другую.

— О да, это командная гусеничная машина, совершенно верно. Интересно, кто в ней…

* * *
… — Вот они, — произнёс водитель со своего сиденья. — Разведывательная группа, в двух километрах впереди нас, товарищ генерал.

— Отлично, — отозвался Пенг. Он встал в люке своей гусеничной командирской машины с биноклем, хорошим японским «Никоном». Справа, в тридцати метрах от него, был Ге в своём танке командира дивизии, защищая его, словно он был хорошей сторожевой собакой в доме какого-нибудь древнего вельможи. Пенг не видел ничего, о чём стоило бы беспокоиться. Это был ясный день, с пушистыми облаками на высоте километров трех. Если где-то там летали американские истребители, они не были для него источником тревоги. К тому же они не атаковали наземные войска, как он слышал, за исключением налёта на мосты в Харбине. «Но атаковать эти мосты можно с таким же успехом, как атаковать гору», — подумал Пенг. Ему приходилось держаться за край люка, чтобы при движении его машины по неровной местности не удариться о выступающий край, — это была гусеничная машина, специально модифицированная для старших офицеров, но никому не пришло в голову сделать её удобной, когда в люке стоит генерал, — подумал он с неудовольствием. Он не был каким-то крестьянином-рядовым, который мог запросто разбить себе голову…

Как бы то ни было, это хороший день для солдата, ведущего свои войска в поле.

Прекрасный день, и не видно противника.

— Подъезжай к разведывательному бронетранспортёру, — приказал он своему водителю.

* * *
— Что это за чертовщина? — удивился капитан Александров.

— Четыре большие антенны, по крайней мере, в этой машине командир дивизии, — заметил Буйков. — Моя тридцатимиллиметровая пушка быстро управится с ним.

— Нет, нет, пусть с ним разберётся Пётр Петрович, если кто-то появится из машины.

Гоголь предвкушал это. Он опёрся локтями на стальной край люка разведывательного бронетранспортёра, прижав приклад винтовки к плечу. В его поле зрения были только клетки маскировочной сетки, но такое препятствие не помешает ему, старый снайпер не сомневался в этом.

— Он останавливается поговорить с Лисом? — сказал Буйков.

— Похоже на это, — согласился капитан.

* * *
— Товарищ генерал! — удивлённо воскликнул молодой лейтенант.

— Где враг, юноша? — громко поинтересовался Пенг.

— Товарищ генерал, сегодня утром мы ничего не видели. Прежде были следы гусениц на земле, но даже этих следов мы не видели за последние два часа.

— Значит, вы не видели ничего?

— Да, ничего, — ответил лейтенант.

— Ну что ж, я и не думал, что здесь что-то будет.

Пенг опёрся ногой о кожаное стремя и взобрался на крышу своей машины.

* * *
— Это генерал, вне всякого сомнения генерал, посмотрите на его чистый парадный мундир, — сказал остальным Буйков и повернул свою башню, нацелив перекрестие прицела на человека в восьмистах метрах. Во всех армиях генералы не носят грязные мундиры.

— Пётр Петрович, — спросил Александров, — тебе когда-нибудь приходилось убивать генерала?

— Нет, — признался Гоголь, прижимая винтовку к плечу и вводя поправку на расстояние…

* * *
— Было бы лучше подняться вон на тот хребет, но нам было приказано немедленно остановиться, — сказал лейтенант генералу.

— Это верно, — согласился Пенг. Он поднял свой бинокль «Никон» и направил его на хребет, примерно в восьмистах метрах от него. Ничего не видно, разве что вон тот куст…

Затем он увидел вспышку…

* * *
— Да! — воскликнул Гоголь, когда спусковой крючок подался под его указательным пальцем. Примерно две секунды понадобится пуле, чтобы…

* * *
…Они не слышали звука выстрела, заглушённого рёвом дизельных двигателей, но полковник Ва услышал странный мокрый шлепок и повернул голову. Лицо генерала Пенга исказилось скорее от удивления, чем от боли, он застонал от резкого удара в центр груди, и затем его ноги стали подгибаться.

Через пару секунд тело генерала начало сползать вниз, падая с крыши командной машины через люк во внутреннее помещение, наполненное радиоприборами.

* * *
— Я убил его, — уверенно произнёс Гоголь. — Он мёртв. — Старый сержант едва не добавил, что было бы неплохо содрать с него кожу и положить в реку для последнего омовения и последующего покрытия слоем золота, но нет, такое делают только с волками, а не с людьми — даже если они китайцы.

— Буйков, огонь по этим бронетранспортёрам!

— С удовольствием,товарищ капитан. — Сержант нажал на спусковой крючок, и большое автоматическое орудие запело свою смертоносную песню.

* * *
Они не слышали и не видели выстрела, который убил Пенга, но ошибиться в рокоте автоматической пушки было невозможно. Два китайских разведывательных бронетранспортёра взорвались сразу, но потом все стали двигаться, и начался ответный огонь.

— Майор! — скомандовал генерал Ге.

— Заряжаю фугасный! — Наводчик нажал на соответствующую кнопку, но автоматика, не такая быстрая, как действия человека, медленно загнала снаряд в ствол орудия и затем поместила метательный заряд в затвор.

* * *
— Быстро отступить! — громко скомандовал Александров. Дизельный двигатель уже работал, и трансмиссия разведывательного бронетранспортёра была переведена на задний ход. Рядовой, сидящий на водительском сиденье, нажал на педаль, и бронетранспортёр резко рванулся назад. Внезапность движения едва не вышвырнула Гоголя за борт машины, но Александров схватил его за руку и втащил внутрь. — На север! — приказал капитан.

— Я прикончил трех этих уродов! — с удовлетворением заметил Буйков. Затем небо разорвал громоподобный выстрел. Что-то пролетело слишком быстро, чтобы заметить, но не слишком быстро, чтобы услышать.

— Наводчик в этом танке знает своё дело, — проронил Александров. — Рядовой, быстро уведите нас отсюда!

— Стараюсь, товарищ капитан.

— «Зелёный Волк» командиру, — произнёс по радио Александров.

— Докладывайте, «Зелёный Волк».

— Мы только что подбили три вражеских разведывательных бронетранспортёра и, по-моему, убили старшего вражеского офицера. Пётр Петрович, то есть сержант Гоголь, убил вражеского генерала. По крайней мере, так нам кажется.

— Это был генерал, можете не сомневаться, — согласился Буйков. — Погоны на его плечах были из чистого золота, и он был в командной гусеничной машине с четырьмя большими радиоантеннами.

— Понял. Что предпринимаете сейчас, «Зелёный Волк»?

— Уносим ноги. Мне кажется, что скоро здесь появится множество китайцев.

— Согласен, «Зелёный Волк». Следуйте к командному пункту дивизии. Конец связи.

* * *
— Юрий Андреевич, через несколько минут у вас будет столкновение с крупными силами противника. Какой у вас план?

— Я хочу открыть огонь из танков, прежде чем дать команду своей артиллерии.

— Стоит ли портить сюрприз, Геннадий? — спросил Синявский с жестокой улыбкой. — Мы готовы к этому.

— Понял тебя, Юрий. Желаю удачи.

— А что с остальными нашими операциями?

— Соединение «Боярин» сближается с противником, и американцы вот-вот сбросят своих волшебных «умных поросят». Если ты справишься с передовыми китайскими силами, те, которые находятся сзади них, получат жестокий приём.

— Мне наплевать, можешь изнасиловать всех их дочерей, Геннадий.

— Это некультурно, Юрий. Может быть, мы займёмся их жёнами, — предложил Бондаренко и добавил: — Мы следим за тобой по телевидению.

— Тогда я улыбнусь в камеру, — пообещал Синявский.

* * *
Барражирующие истребители F-16 находились под тактическим командованием генерал-майора Гаса Уолласа, но он в настоящее время подчинялся — или, по крайней мере, действовал по указанию русского генерала армии Бондаренко, который, в свою очередь, руководствовался подсказками худощавого молодого майора Таккера и беспилотного самолёта «Грейс Келли», бездушной «Тёмной звезды», парящей над полем боя.

— Они продолжили наступление, генерал, — сказал Таккер, когда передовые китайские эшелоны возобновили движение на север.

— В таком случае, я думаю, что пришло время. — Он посмотрел на полковника Алиева, кивнувшего в знак согласия.

Бондаренко поднял трубку спутникового телефона:

— Генерал Уоллас?

— Слушаю.

— Прошу вас дать команду своим самолётам.

— Понял. Конец связи. — Генерал Уоллас переключил канал радиопередатчика. — «Орёл Один», это «Рафрайдер». Приступайте, приступайте, приступайте. Подтвердите.

— Понял вас, сэр, принял приказ приступить. Приступаем к действиям. Конец связи. — Полковник в передовом АВАКСе перешёл на другую частоту: — «Ведущий Кадиллак», это «Орёл Один». Приступайте к атаке. Конец связи.

— Понял вас, — услышал полковник. — Спускаемся. Конец связи.

* * *
Истребители-бомбардировщики F-16 барражировали над отдельными облаками. Их приёмники опасности чирикали, сообщая о работе вражеских радиолокационных станций, обеспечивающих батареи «земля-воздух», но эти типы ракет не могли достигнуть такой высоты, да и приборы глушения истребителей уже действовали. Получив команду, обтекаемые машины изменили курс и направились к полю боя, находящемуся далеко внизу и на западе. Их локаторы глобальной системы позиционирования точно определили координаты противника, и им было известно, где находятся их цели. Таким образом, операция стала чисто технической миссией.

Под крыльями каждого самолёта висели «умные поросята», четыре под каждым истребителем, а поскольку истребителей было сорок восемь, «умных поросят» — то есть J-SOW — было 192. Каждый из них представлял собой контейнер в тринадцать футов длинной и почти два фута шириной. Они были наполнены бомбочками BLU-108, по двадцать в контейнере. Пилоты истребителей нажали на кнопки, освобождающие захваты контейнеров, сбросили их и затем направились на свои базы, оставив дальнейшую работу роботам. Видеозаписи «Тёмной звезды» потом расскажут им, что было дальше.

«Умные поросята» отделились от истребителей, выдвинули свои маленькие крылья, которые должны были вести их остаток пути к цели. Каждый контейнер имел необходимое целеуказание от своих истребителей, и теперь они могли наводиться на цель по информации от собственных глобальных систем позиционирования. Они так и поступали, действуя в соответствии с указаниями своих бортовых мини-компьютеров, до тех пор пока не достигли точки в пяти тысячах футов над выделенным каждому из них участком поля боя. Они не знали, что находятся над местностью, где расположилась 29-я китайская армия группы «А» и её три тяжёлые дивизии, которые включали почти семьсот тяжёлых боевых танков первой линии, три сотни бронетранспортёров и сотню самоходных орудий. В обшей сложности это составляло примерно тысячу целей для четырех тысяч падающих на них бомбочек. Однако бомбочки тоже наводились на цель, потому что у каждой было крохотное устройство, ищущее тепло, излучаемое работающим двигателем танка, бронетранспортёра, самоходного орудия или грузовика. У них было множество целей.

Никто не заметил их приближения. Они были маленькими, по сути дела не больше обычной вороны, и стремительно падали; кроме того, все они были окрашены в белый цвет, что помогало им сливаться с утренним небом. На высоте двух тысяч футов они начали искать и находить цели. Скорость их падения была настолько велика, что крохотное отклонение их направляющих крылышек было достаточным, чтобы направить их вертикально вниз.

Они взрывались группами, почти одновременно. Каждая бомбочка содержала полтора фунта мощного взрывчатого вещества, тепло от которого расплавило металлическую оболочку и превратило её в снаряд — процесс назывался «самоплавкой», — мчащийся со скоростью десять тысяч футов в секунду. Броня на верхней части танка всегда самая тонкая, но если бы она и была толще в пять раз, это не сыграло бы никакой роли. Из 921 цели на поле снаряды попали в 762, а наименьшее повреждение, причинённое танкам, было попадание в машинный отсек, где находился дизельный двигатель. Меньше всех повезло танкам, получившим попадание в люк на башне. При взрыве погибал весь экипаж и почти всегда взрывался боезопас, превращая каждую бронированную машину в небольшой вулкан, созданный человеческими руками. В течение нескольких минут три механизированные дивизии превратились в одну потрясённую и неорганизованную бригаду. Бронетранспортёрам пришлось не лучше, но больше всех пострадали грузовики, нагруженные боеприпасами и другими горючими материалами.

В общей сложности, потребовалось девяносто минут, чтобы превратить 29-ю армию типа «А» в склад металлолома и пылающий костёр.

* * *
— Боже мой! — воскликнул Райан. — Неужели все это произошло на самом деле?

— Если видишь своими глазами, приходится верить, Джек. Когда они обратились ко мне с идеей производства J-SOW, я решил, что это что-то из научной фантастики. Затем они продемонстрировал «умных поросят» на Чайна-лейк, и я подумал: боже мой, отныне нам больше не нужна армия или морская пехота. Просто пошлём несколько истребителей-бомбардировщиков F-18 и затем бригаду грузовиков с чёрными пластмассовыми мешками для трупов, а ещё — священников, которые произнесут молитвы над погибшими. Как ты считаешь, Микки?

— Да, это мощное оружие, — согласился генерал Мур. Он покачал головой. — Черт побери, все было в точности как во время испытаний.

— О'кей, что будет дальше?

* * *
«Дальше» произошло у берега Гуанчжоу. Два крейсера «Иджис» — «Мобайл» и «Принстон» в сопровождении эсминцев «Флетчер», «Файф» и «Джон Янг» прошли, следуя один за другим, вышли из утреннего тумана и повернулись бортами к берегу. В этом месте вообще-то был хороший песчаный пляж. За ним не было ничего, только береговая ракетная батарея, защищавшая берег. Несколько часов назад истребители-бомбардировщики уничтожили её. Для того чтобы окончательно покончить с нею, корабли направили на берег свои орудия и выпустили барраж пятидюймовых снарядов. Выстрелы были слышны на берегу, равно как и вой проносящихся снарядов, за которыми последовал гром разрывов. Снаряды были направлены в одну ракетную установку, уцелевшую при бомбардировке прошлой ночью, расчёт которой готовил ракеты к пуску. Жители ближайших населённых пунктов увидели серые силуэты на фоне утреннего неба, и многие из них сообщили об этом по телефону, но, будучи гражданскими людьми, они сообщили, конечно, не то, что следовало.

* * *
В Пекине было чуть больше девяти утра, когда Политбюро начало своё утреннее чрезвычайное заседание. Некоторые члены Политбюро провели спокойную ночь и хорошо отдохнули, но затем их встревожили новости, полученные по телефону. Те, которые получили информацию раньше, не спали совсем после трех утра и, хотя и выглядели более бодрыми, чем их коллеги, были встревожены не меньше их.

— Итак, Луо, что происходит? — спросил министр внутренних дел Тонг Джи.

— Прошлой ночью противник контратаковал нас. Разумеется, этого следовало ожидать, — произнёс он тихим голосом, который соответствовал обстоятельствам.

— Насколько серьёзными были эти контратаки? — спросил Тонг.

— Наиболее серьёзным было повреждение железнодорожных мостов в Харбине и Бейане, но там уже начали ремонт.

— Я надеюсь на это, потому что на ремонт потребуется несколько месяцев, — вмешался Киан Кун.

— Кто это утверждает? — резким голосом потребовал Луо.

— Маршал, строительство двух из этих мостов велось под моим руководством. Сегодня утром я позвонил дивизионному суперинтенданту нашей государственной железной дороги в Харбине. Там разрушены все шесть мостов — береговые устои на обеих сторонах реки полностью уничтожены; потребуется больше месяца, чтобы убрать обломки. Признаюсь, это удивило меня. Эти мосты были построены с большим запасом прочности, но дивизионный суперинтендант утверждает, что отремонтировать их невозможно.

— И кто этот пораженец? — потребовал Луо с яростью в голосе.

— Это преданный член партии, в которой состоит много лет, и весьма компетентный инженер, которому вы не осмелитесь угрожать в моем присутствии! — огрызнулся Киан. — В этом здании можно говорить о многом, но никто не имеет права лгать членам Политбюро!

— Не волнуйтесь, Киан, — постарался успокоить его Чанг Хан Сан. — Мы не должны пользоваться здесь такими резкими выражениями. А теперь, Луо, объясните нам: насколько катастрофичен причинённый нам урон?

— Я уже послал туда армейских инженеров, чтобы они полностью оценили нанесённый ущерб и приступили к ремонту мостов. Я уверен, что в скором времени мы восстановим движение по мостам. Знаете, Киан, у нас есть искусные инженеры по строительству мостов.

— Луо, — сказал Киан, — ваши волшебные армейские мосты способны выдержать вес танка или грузовика, это верно, но не локомотива, весящего двести тонн, тянущего за собой состав в четыре тысячи тонн. А теперь расскажите нам, какой ущерб причинен вашей сибирской авантюре?

— Глупо думать, что противник просто ляжет и умрёт. Конечно, они оказывают сопротивление. Но у нас мощные силы на театре военных действий, и мы сокрушим врага. Прежде чем закончится это совещание, новая золотая шахта будет в наших руках, — пообещал министр обороны. Но это заявление не вызвало оптимизма у большинства членов Политбюро.

— Что ещё? — настаивал Киан.

— Американская морская авиация атаковала нас, и ей удалось потопить несколько кораблей нашего Южного флота.

— Какие именно корабли потопили американцы?

— Ну, пока мы не получили никаких сообщений от нашей ракетной субмарины, и…

— Американцы потопили наш единственный атомный ракетоносец? — спросил премьер-министр Ху. — Как это случилось? Неужели он стоял в гавани?

— Нет, — признался Луо. — Субмарина была в море, и её сопровождала атомная ударная подлодка, которая тоже, по-видимому, погибла.

— Просто великолепно! — воскликнул Тонг Джи. — Теперь американцы наносят удары по нашим стратегическим объектам! Они уничтожили половину нашего стратегического сдерживающего потенциала, и это была его скрытая часть. Что продолжается, Луо? Что происходит в данный момент?

Сидя в своём кресле, Фанг заметил, что Чанг выглядит необычно подавленным.

При обычных обстоятельствах он бросился бы на защиту Луо, но, за исключением одного примирительного замечания, он оставил Луо без своей помощи. Что это может значить?

— Что мы скажем народу? — спросил Фанг, стараясь сконцентрировать внимание Политбюро на чём-то важном.

— Люди поверят тому, что мы им скажем, — сказал Луо.

Все сидящие вокруг стола нервно закивали головами, соглашаясь с этим заявлением. Они действительно держали под своим контролем средства массовой информации. Передачи CNN больше не принимались по всей территории Китая, так же как и все программы других западных служб новостей. Эти службы новостей теперь не принимались даже в Гонконге, который обычно пользовался значительно большей свободой, чем другие провинции континентального Китая. Но была одна вещь, которую никто не решился упомянуть, но о которой знали и тревожились все.

Дело было в том, что каждый солдат имел отца и мать, которые сразу заметят, что от их сыновей перестали приходить письма. Даже в такой стране, как КНР, где все подвергалось жесточайшему контролю, было невозможно скрыть от людей правду.

Могли начать распространяться слухи, которые, хотя и далеко не всегда соответствовали правде, часто приносили значительно больший вред правительству, чем настоящая правда. Народ будет верить слухам, отличающимся от того, что говорили им правительственные источники информации, если эти слухи казались более разумными, чем Официальная Правда, провозглашаемая их правительством в Пекине.

Правда — это то, чего больше всего боятся в этой комнате, — понял Фанг, и впервые в жизни он задал себе вопрос, почему правды так боятся. Если правды боятся, то, может быть, они поступают не так, как следует? Нет, этого не может быть, верно? Разве они не создали идеальную политическую модель действительности? Разве не это завещал Мао их стране?

Но если дело обстояло именно так, то почему они боятся, что народ узнает о происходящем на самом деле?

Неужели может быть так, что они, члены Политбюро, знают правду, а крестьяне — нет?

Но в этом случае, если они боятся, что крестьянство узнает правду, не может ли это означать, что правда наносит вред людям, сидящим в этой комнате? И если правда представляет опасность для рабочих и крестьян, значит, члены Политбюро делают что-то неправильно?

Фанг внезапно понял, насколько опасной является мысль, только что пришедшая ему в голову.

— Луо, что означает для нас со стратегической точки зрения, — спросил министр внутренних дел, — то, что американцы лишили нас половины наших стратегических видов оружия? Это было сделано намеренно? И если так, то с какой целью?

— Тонг, нельзя потопить корабль случайно, и потому нападение на наш атомный ракетоносец является, несомненно, намеренным актом, — ответил Луо.

— Значит, американцы намеренно лишили нас одной из наших возможностей нанести им прямой удар? Почему? Получается, что это политический акт, а не просто военный?

Министр обороны кивнул:

— Да, это можно рассматривать таким образом.

— Значит, мы можем ожидать, что американцы нанесут прямой удар по нашей стране? Пока они уничтожали железнодорожные мосты, но вдруг они захотят уничтожить наше правительство и наши жизненно важные отрасли промышленности? Значит ли это, что они могут нанести удар непосредственно по нам? — продолжал Тонг.

— Это будет неосторожным актом с их стороны. У нас есть ядерные баллистические ракеты, нацеленные на их главные города. Им это известно. Несколько лет назад они разоружились и избавились от ядерных баллистических ракет — но все ещё сохранили ядерные бомбы, которые могут быть доставлены к цели бомбардировщиками и тактическими истребителями. Теперь они лишились возможности нанести по нам такой же удар, какой мы можем нанести по их стране — и по России, разумеется.

— А мы действительно уверены, что они не имеют ядерных баллистических ракет? — настаивал Тонг.

— Если у них сохранились баллистические ракеты, они сумели скрыть это от всего мира, — ответил Тан Деши. Затем он решительно покачал головой. — Нет, у американцев больше не осталось баллистических ракет.

— И в этом заключается наше преимущество, разве не правда? — спросил Чанг с омерзительной улыбкой.

* * *
Крейсер «Геттисберг» был пришвартован к плавающему пирсу на реке Йорк. Когда-то здесь хранились боеголовки от ракет «Трайдент», и все ещё, наверно, находились ракеты, ожидающие разборки, потому что повсюду стояли морские пехотинцы, и только морским пехотинцам доверялась охрана ядерного оружия военно-морского флота. Однако на пирсе их не было. Нет, грузовики, выезжавшие из склада оружия, везли длинные ящики, в которых находились SM-2 ER Block-IVD, ракеты класса «поверхность-воздух». Когда грузовики подъезжали к крейсеру, передвижной подъёмный кран поднимал их и ставил на переднюю палубу корабля. Там с помощью матросов, обладающих сильными спинами, ящики быстро опускали в вертикальные направляющие ячейки передней пусковой установки. Грегори видел, что на один ящик уходило четыре минуты. Все это время капитан расхаживал по рулевой рубке. Грегори знал причину. Капитан получил приказ перевести крейсер в Вашингтон, округ Колумбия, и в приказе было слово «безотлагательно». По-видимому, слово «безотлагательно» имело особое значение для военно-морского флота США. Наконец, был опущен десятый ящик, и кран отошёл от корабля.

— Мистер Ричардсон, — обратился капитан к вахтенному офицеру.

— Да, сэр, — ответил лейтенант.

— Дайте команду о выходе в море.

Грегори вышел на крыло мостика, чтобы наблюдать за этим торжественным актом.

Палубная команда сбросила швартовы, и едва они упали с крюйсов на главной палубе, как вспомогательная силовая установка начала отталкивать десять тысяч тонн серой стали от плавающего пирса. Крейсер действительно торопился. Он едва успел отойти на пятнадцать футов от пирса, как заработали главные машины, и меньше чем через минуту после этого Грегори услышал вздох четырех реактивных турбин, захвативших огромный глоток воздуха. Он почувствовал, как корабль ускоряется по заливу Чесапик, почти как городской транзитный автобус.

— Доктор Грегори? — Капитан Блэнди высунул голову из рулевой рубки.

— Да, капитан?

— Вы не хотите спуститься вниз и заняться своим волшебным программным обеспечением для наших птичек?

— Конечно. — Он знал дорогу и через три минуты уже стоял у компьютерного терминала, который занимался этой работой.

— Привет, док, — сказал главный старшина Лик, усаживаясь рядом с ним. — Все готово? Я буду помогать вам.

— О'кей, можете смотреть, если хотите.

Единственная проблема заключалась в том, что это была неуклюжая система, такая же удобная для пользователя, как цепная пила. Но Лик сказал ему ещё неделю назад, что это было верхом технологии 1975 года, ещё в то время, когда Apple-II с 64 килобайтами оперативной памяти считался совершенством. Теперь в его распоряжении даже в наручных часах было больше компьютерной мощности. Модификация каждой ракеты должна производиться по отдельности, и всякий раз это был процесс, состоящий из семи этапов.

— Эй, подождите минутку, — возразил Грегори. Изображение на экране компьютера было неправильным.

— Док, мы погрузили шесть Block-IVD. Остальные две являются ракетами радиолокационного наведения SM-2 ER Block-IIIC. Что тут сделаешь, капитан Блэнди — консервативный человек.

— Значит, мне нужно произвести модификацию только на отверстиях от одного до шестого?

— Нет, производите модификацию на всех. Автоматика просто не обратит внимания на изменения, которые вы ввели в код инфракрасного наведения. Чипы на птичках сами разберутся с лишним кодом, не беспокойтесь. Верно, мистер Олсон?

— Совершенно верно, главный старшина, — подтвердил лейтенант Олсон. — Ракеты относятся к современной технологии, хотя компьютерная система осталась прежней. Наверно, создание поисковых головок ракет на основе современной технологии, которые смогут общаться с этой старой системой, обойдётся дороже для модификации всей системы, чем покупка новой сети магазинов «Гейтуэй», не говоря уже о том, чтобы создать более надёжную общую систему, но об этом вам нужно поговорить с командованием военно-морских систем.

— Кто это? — спросил Грегори.

— Это технические гении, которые отказались ставить стабилизаторы на крейсеры нашего класса. По их мнению, нам только пойдёт на пользу, если мы будем страдать от морской болезни и блевать за борт.

— Пустоголовые сачки, отлынивающие от работы, — объяснил Лик. — Их множество на военно-морском флоте — на берегу, разумеется. — Крейсер резко накренился на правый борт.

— Капитан очень спешит, правда? — заметил Грегори. «Геттисберг» делал левый поворот на полном ходу с правым креном.

— Видите ли, командующий Атлантическим флотом сказал, что это идея министра обороны. Думаю, поэтому это очень важно, — пояснил мистер Олсон своему гостю.

* * *
— Я считаю, что это неблагоразумно, — сказал им Фанг.

— Почему вы так считаете? — спросил Луо.

— Неужели заливать топливо в ракеты так необходимо? А вдруг возникнет опасность провокации?

— Полагаю, это техническая проблема, — заметил Киан. — Насколько я помню, после того как вы залили топливо в ракеты, вы не можете держать их в заправленном состоянии дольше, чем — сколько? Двенадцать часов?

Технократ застиг этим вопросом врасплох министра обороны.

— Мне нужно проконсультироваться об этом со Вторым артиллерийским управлением, — признался тот.

— Значит, вы не будете готовить их к запуску до того, как мы получим возможность обсудить этот вопрос? — спросил Киан.

— Нет, конечно, — пообещал Луо.

— Итак, основная проблема заключается в том, как мы объясним народу, что происходит в Сибири?

— Народ будет верить тому, что мы скажем! — повторил Луо.

— Товарищи, — заметил Киан, стараясь, чтобы его голос звучал убедительно, — мы не можем скрыть от народа восход солнца. В равной степени мы не можем скрыть выход из строя нашей железнодорожной системы. И мы не сможем скрыть от народа огромные потери на войне. У каждого солдата есть родители, и когда они заговорят об этом, все станет известно. Мы должны смотреть в лицо фактам. Мне кажется, что сейчас лучше всего сказать людям, что идёт война и мы несём потери. Заявлять, что мы одерживаем победу, когда, наоборот, терпим поражение, нельзя. Это может оказаться опасным для всех нас.

— Вы полагаете, что произойдёт восстание? — спросил Тонг Джи.

— Нет, но, по моему мнению, возникнут недовольство и беспорядки, а в наших общих интересах избежать этого, не правда ли? — спросил Киан, обращаясь к собравшимся.

— Каким образом враждебная информация станет известна народу? — спросил Луо.

— Часто её просто не удаётся скрыть, — сказал Киан членам Политбюро. — Мы можем подготовиться к этому и уменьшить воздействие враждебной информации, или мы можем попытаться противостоять ей. В первом случае нам угрожает всего лишь смущение и замешательство, во втором, если потерпим неудачу, результаты могут быть более серьёзными.

— Телевидение будет показывать то, что мы прикажем, и народ не увидит ничего иного. К тому же генерал Пенг и его армейская группа продвигаются вперёд, пока мы здесь обсуждаем эти проблемы.

* * *
— Как вы называете это?

— Беспилотный самолёт, ведущий сейчас передачу, это «Грейс Келли». Два других — «Мэрилин Монро» и… не могу припомнить название третьего, — сказал генерал Мур. — Короче говоря, все они названы именами кинозвёзд.

— И как эти кинозвезды ведут передачи?

— «Тёмная звезда» загружает информацию непосредственно на спутник связи, в зашифрованном виде, разумеется, и затем она распространяется из Форт-Бельвуара.

— Таким образом, мы можем послать её туда, куда нам хочется?

— Да, сэр.

— О'кей, Эд, что говорят китайские руководители своему народу?

— Они начали с того, что заявили, будто русские спровоцировали пограничный инцидент и они нанесли ответный удар. Они также говорят, что пинают Ивана в зад.

— Мы знаем, что это неправда, и это будет особенная неправда, когда они упрутся в линию русской обороны. Этот парень Бондаренко разыграл карты удивительно искусно. Сейчас китайцы растянули свои силы. Мы уничтожили их линию снабжения, а теперь они направляются в отлично обдуманную засаду, — заявил директор ЦРУ. — Как вы считаете, генерал?

— Китайцы ещё не представляют, что их ожидает впереди. Знаете, в Национальном тренировочном центре мы учим офицеров, что тот, кто выигрывает разведывательное сражение, одерживает верх и во всей войне. Русские знают, что происходит. Китайцы не имеют об этом представления. Боже мой, эта «Тёмная звезда» превзошла все мои ожидания.

— Да, Микки, это блестящая новая игрушка, — согласился Джексон. — Походит на то, когда вы играете в казино в Лас-Вегасе и можете читать карты соперника. Проиграть в таких условиях невозможно.

Президент наклонился вперёд:

— Знаете, одна из причин, по которой нам дали по морде во Вьетнаме, заключается в том, как видит народ эту войну каждый вечер в изложении Хантли — Бринкли[86]. Как подействует на китайцев, если их народ увидит войну в таком же изложении, но на этот раз в прямом эфире?

— Битва в прямом эфире? Это изрядно потрясёт их, — сказал Эд Фоули. — Но как мы… да, конечно. Боже мой, Джек, ты это серьёзно?

— Мы сможем это сделать? — спросил Райан.

— С технической точки зрения это просто, как детская игра. Меня смущает лишь то, что люди узнают об одной из наших возможностей. Я хочу сказать, что это секретная разработка, вплоть до деятельности наших разведывательных спутников. Такую вещь трудно просто так сделать достоянием общественности.

— А почему нет? Черт побери, разве не может какой-нибудь университет дублировать наши оптические разработки? — спросил президент.

— Да, пожалуй. Система передачи изображения великолепна, но она совсем не является каким-то новым открытием, за исключением некоторых термальных систем, но даже это…

— Эд, представь себе, что мы сможем потрясти их до такой степени, что они будут вынуждены прекратить войну. Сколько жизней будет спасено?

— Немало, — согласился директор ЦРУ. — Тысячи. Может быть, десятки тысяч.

— Включая жизни американцев?

— Да, Джек, включая жизни наших граждан.

— А с технической точки зрения — это детская игра?

— Да, в этом нет ничего особенно сложного.

— Тогда пусть дети займутся этой игрой, Эд. Прямо сейчас, — приказал президент.

— Будет исполнено, господин президент.

Глава 59Потеря контроля

После смерти генерала Пенга командование 34-й ударной армией перешло к генерал-майору Ге Ли, который также командовал 302-й бронетанковой дивизией. Его первым решением было отвести свой командный танк подальше от линии фронта. Он так и поступил, приказав своему водителю отползти задним ходом по длинному склону, вдоль которого можно было вести огонь. Один из разведывательных бронетранспортёров получил приказ забрать тело генерала Пенга. Все гусеничные машины отступили назад, поскольку Ге решил, что его главной задачей является осмысление того, что происходит, а не попытки немедленно отомстить за смерть командующего армией. Потребовалось двадцать минут, чтобы спуститься назад к своему командному пункту, где стояла его штабная гусеничная машина, точно такая же, как та, в которой ездил генерал Пенг. Ему была нужна радиосвязь, поскольку генерал знал, что полевые телефоны не работают по неизвестной ему причине.

— Мне нужно поговорить с маршалом Луо, — сказал он по командной частоте, которая связывала его с Пекином через несколько ретрансляционных станций. Прошло ещё десять минут, потому что министр обороны, сообщили ему, принимал участие в заседании Политбюро.

— Маршал Луо слушает.

— Докладывает генерал-майор Ге Ли, командир 302-й бронетанковой дивизии. Генерал Пенг Хи-Вонг убит, — сообщил он.

— Как это случилось?

— Он поехал вперёд, чтобы присоединиться к разведывательному подразделению на передней линии, и был убит пулей снайпера. Разведывательное подразделение попало в небольшую засаду, похоже, их поджидал русский бронетранспортёр. Я раздавил его своим танком, — продолжал Ге. Это походило на правду, и ему казалось, что именно это он и должен сейчас сказать.

— Понятно. Какова ситуация в целом? — спросил министр обороны.

— 34-я ударная армия продолжает наступление — точнее, продолжала. Я приказал остановить продвижение вперёд, чтобы произвести реорганизацию командования, товарищ министр.

— Приказываю возобновить наступление, захватить русскую золотую шахту, закрепиться там и продолжить наступление на север к нефтяному месторождению.

— Будет исполнено, товарищ министр, но я должен доложить вам, что 29-я армия, следовавшая непосредственно за нами, подверглась атаке час назад и понесла тяжёлые потери.

— Насколько тяжёлые?

— Это мне неизвестно. Поступают отрывочные сообщения, но создаётся впечатление, что потери очень тяжёлые.

— Что это была за атака?

— Воздушная бомбардировка, происхождение неизвестно. Как я уже сказал, поступают отрывочные сообщения. 29-я армия сейчас полностью дезорганизована, — доложил Ге.

— Очень хорошо. Вы будете продолжать наступление. 43-я армия находится за 29-й, она и обеспечит вам поддержку. Обратите внимание на свой левый фланг…

— Мне известны донесения о русских частях на запад от меня, — сказал генерал Ге. — Я направлю механизированную дивизию, чтобы оттеснить её, но…

— Что значит «но»? — спросил Луо.

— Но, товарищ маршал, у нас нет никакой разведывательной информации относительно того, что находится перед нами. Мне нужна такая информация, чтобы уверенно продвигаться вперёд.

— Успех вашего наступления заключается в стремительной атаке на вражескую территорию и уничтожении всех соединений, которые попадутся на вашем пути, — настойчиво потребовал маршал. — Продолжайте наступление!

— Слушаюсь, товарищ министр. — Ничего другого сказать он не мог.

— В случае необходимости докладывайте мне.

— Я сделаю это, — обещал Ге.

— Очень хорошо. Конец. — Связь прервалась, и послышался шум атмосферных помех.

— Вы слышали его, — сказал Ге полковнику Ва Ченг-Гонгу, которого он только что унаследовал в качестве начальника оперативного управления. — И что теперь, полковник?

— Мы продолжим наступление, товарищ генерал.

Ге кивнул, подчиняясь логике ситуации.

— Отдайте приказ.

Выполнение приказа началось через четыре минуты, когда команды, отданные по радио, спустились на уровень батальонов, и части двинулись вперёд.

Теперь им не нужна разведывательная информация, рассуждал полковник Ва.

Они знали, что впереди должны находиться лёгкие русские подразделения, там, за хребтом, где Пенг встретил свою глупую смерть. Разве я не предупреждал его? — молча неистовствовал Ва. — Разве Ге не говорил ему об этом? Смерть генерала в ходе битвы не является неожиданной. Но умереть от единственной пули, выпущенной каким-то одиноким стрелком, — это хуже, чем глупость. Тридцать лет учёбы, военной подготовки и опыта потеряно из-за одинокого снайпера!

* * *
— Они снова двинулись вперёд, — сказал майор Таккер, увидев струи дыма из выхлопных труб дизельных двигателей, за которыми последовал лязг многочисленных гусеничных машин. — Примерно шесть километров до первого ряда ваших танков.

— Как жаль, что мы не можем передать один из этих терминалов Синявскому, — заметил Бондаренко.

— Их не так много, сэр, — ответил ему Таккер. — «Сан Микросистемз» все ещё выпускает их для использования в армии.

* * *
… — Мне только что сообщил по радио генерал Ге Ли, — доложил Луо членам Политбюро, — погиб генерал Пенг, убитый пулей снайпера.

— Как это произошло? — спросил премьер-министр Ху.

— Пенг проехал вперёд, как и надлежит хорошему генералу, и где-то там оказался русский снайпер с винтовкой, которому повезло, — ответил министр обороны. Затем появился один из его адъютантов, подошёл к креслу маршала и передал ему записку.

Луо прочитал её.

— Это проверено?

— Да, товарищ маршал. Я запросил и сам получил подтверждение. Корабли видны с берега даже сейчас.

— Какие корабли? С какого берега? — спросил Ху. Для него было так необычно принимать активное участие в таких совещаниях. Обычно он давал возможность говорить другим, пассивно слушал споры членов Политбюро, и затем объявлял консенсус по решениям, достигнутым остальными.

— Товарищ премьер-министр, — ответил Луо. — Похоже, что несколько американских военных кораблей подвергают бомбардировке наш берег недалеко от Гуанчжоу.

— Подвергают бомбардировке? — спросил Ху. — Вы имеете в виду, они обстреливают наш берег из орудий?

— Да, так говорится в донесении.

— Почему они делают это? — спросил премьер-министр, озадаченный этой информацией.

— Чтобы разрушить береговые укрепления, и…

— А разве это не делают перед вторжением, осуществляя подготовку к высадке войск на берег? — спросил министр иностранных дел Шен.

— Ну да, я полагаю, это возможно, — ответил Луо, — но…

— Вторжение? — спросил Ху. — Непосредственное нападение на нашу территорию?

— Такое событие крайне маловероятно, — сказал им Луо. — У них нет возможности высадить войска на наше побережье в достаточно большом количестве. У Америки просто нет войск, чтобы осуществить подобное…

— А что, если они получат помощь с Тайваня? Сколько войск имеется в распоряжении этих бандитов?

— Да, у них есть сухопутные войска, — согласился Луо. — Но у нас большие возможности…

— Неделю тому назад вы сказали нам, что у нас вполне достаточно войск для победы над русскими, даже если они получат помощь со стороны американцев, — заметил Киан взволнованным голосом. — Какие ещё фантазии вы приготовили для нас теперь, Луо?

— Фантазии? — загремел голос маршала. — Я привожу факты, а теперь вы обвиняете меня в фантазиях?

— Что вы утаили от нас, Луо? — резко спросил Киан. — Мы здесь не крестьяне, которые должны верить тому, что им говорят.

— Русские создали оборонительную линию. Они сопротивляются нашему наступлению. Я говорил вам об этом, и говорю снова, что этого следовало ожидать. Мы ведём войну против русских. Это не грабёж пустого дома. Это вооружённый конфликт между двумя крупными державами — и мы одержим победу, потому что у нас больше хорошо подготовленных войск. Они обороняются недостаточно хорошо. Мы смели с нашего пути их пограничные войска, и мы преследуем их армию, оттесняя её на север. У русских не хватает мужества остановиться и защищать свою собственную землю. Мы раздавим их. Да, они будут защищаться. Мы должны ожидать этого, но это не имеет значения. Мы раздавим их, говорю вам! — уверенным голосом заявил Луо.

— Есть ли новости, которые вы не сообщили нам в настоящее время? — спросил министр внутренних дел Тонг, голосом более умеренным, чем сам вопрос.

— Я назначил генерал-майора Ге на пост командующего 34-й ударной армией. Он доложил мне, что по 29-й армии нанесён серьёзный удар с воздуха и она понесла потери. Результаты этого нападения пока неизвестны, возможно, противнику удалось нарушить связь, но атака с воздуха не может причинить серьёзный ущерб большой механизированной сухопутной армии. Законы войны не допускают такого.

— И что будет дальше? — спросил премьер-министр Ху.

— Я предлагаю отложить совещание и дать возможность министру Луо снова заняться своей задачей управления нашими Вооружёнными силами, — сказал Чанг Хан Сан. — Мы снова вернёмся к обсуждению наших проблем, скажем, в шестнадцать часов.

Присутствующие закивали головами. Каждому нужно было время, чтобы обдумать то, что они услышали этим утром, и, возможно, дать министру обороны шанс доказать свою правоту. Ху подсчитал число кивающих членов Политбюро и встал.

— Очень хорошо. Мы откладываем дальнейшее обсуждение до вечера. — Совещание прервалось в необычно подавленном настроении, без обсуждения происшедших событий между старыми товарищами. Выйдя из конференц-зала, Киан снова подошёл к Фангу.

— Произошло что-то очень плохое. Я чувствую это.

— Почему вы так считаете?

— Фанг, я не знаю, что сделали американцы с моими железнодорожными мостами, но, уверяю вас, разрушить их так, как нам сообщили сегодня утром, совсем непросто. Более того, разрушение мостов было произведено обдуманно. Американцы — это должны быть именно американцы — намеренно лишили нас возможности снабжать наши полевые армии. Такие действия предпринимаются только при подготовке к нанесению решающего удара. А теперь генерал, командующий нашими наступающими армиями, внезапно убит — случайной пулей, черт побери! Этот тупица Луо ведёт нас к катастрофе, Фанг.

— Мы узнаем больше сегодня вечером, — произнёс Фанг, оставил коллегу и пошёл к своему кабинету. Войдя в кабинет, он продиктовал новый отрывок для своего ежедневного дневника. И в первый раз подумал, уж не станут ли мемуары, которые он диктует, его завещанием.


…Что касается её самой, Минг была встревожена настроением своего министра. Пожилой человек, он тем не менее почти всегда был спокойным и полным оптимизма. Его манеры напоминали манеры старого джентльмена, даже когда он брал её или одну из других девушек в свою постель. Он вёл себя мягко и вежливо, это была одна из причин, почему секретарши не сопротивлялись его ухаживаниям более настойчиво.

К тому же он заботился о тех, кто удовлетворял его потребности. На этот раз она спокойно записывала его воспоминания, которые он диктовал монотонным голосом, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Через полчаса она вернулась к своему столу и занялась транскрибированием записей. Когда она закончила работу, настало время обеда, и она пошла в столовую со своей подругой Чаи.

— Что с ним случилось? — спросила она у Минг.

— Утреннее совещание прошло плохо. Фанг беспокоится о ходе войны.

— Но разве события на фронте не развиваются успешно? Разве не об этом все время говорят по телевидению?

— Похоже, что мы потерпели ряд неудач. Этим утром они спорили о том, насколько серьёзными эти неудачи являются. Киан был особенно обеспокоен тем, что американцы разрушили наши железнодорожные мосты в Харбине и Бейане.

— Вот как? — Чаи совала в рот рис своими палочками. — И как Фанг относится к этому?

— Он кажется очень напряжённым. Пожалуй, сегодня вечером его нужно утешить.

— Да? Ну что ж, я займусь этим. Мне всё равно нужно новое кресло в офисе, — хихикнула Чаи.

На этот раз ланч продолжался дольше обычного. По всей видимости, их министр не нуждался пока ни в одной из них, и Минг нашла время, чтобы прогуляться по улице и оценить настроение прохожих. Оно было каким-то странно равнодушным. Минг вышла из офиса и гуляла так долго, что её компьютер пришёл к выводу, что время простоя достаточно продолжительно, и хотя экран оставался тёмным, в режиме автосна, жёсткий диск начал вращаться и беззвучно привёл в действие встроенный модем.

* * *
Мэри-Пэт Фоули работала в своём кабинете, хотя было уже за полночь, и заглядывала в свой электронный почтовый ящик каждые пятнадцать минут, надеясь получить что-то новое от «ЗОРГЕ».

— Поступила почта! — внезапно произнёс механический голос.

— Да! — ответила она голосу и сразу начала загружать полученный документ в память. Затем она подняла телефонную трубку. — Вызовите ко мне доктора Сиэрса.

Закончив с этим, она посмотрела на время высылки электронной почты. Письмо было отправлено сразу после ланча из Пекина… «Интересно, что это значит?» — подумала она, опасаясь, что любое отклонение может означать смерть «Певчей птички» и прекращение поступления документов «ЗОРГЕ».

— Задержались на работе? — спросил Сиэрс, входя в кабинет.

— А кто не задерживается? — отозвалась МП и протянула Сиэрсу только что поступившее, но уже распечатанное донесение. — Читайте.

— Заседание Политбюро, странно, прошло утром, — сказал Сиэрс, просматривая первую страницу. — Похоже, что они спорили. Этот Киан очень недоволен — о'кей, он говорил с Фангом после заседания и выразил серьёзные сомнения… члены Политбюро договорились снова встретиться вечером — о, проклятье!

— Что такое?

— Они обсуждали вопрос о повышении готовности своих межконтинентальных баллистических ракет… посмотрим… не было принято никакого определённого решения по техническим причинам, они не уверены, как долго можно держать ракеты с залитым топливом, но они потрясены тем, что мы потопили их атомный ракетоносец…

— Напишите все это. Я собираюсь присвоить этому документу шифр «КРИТИК», — заявила заместитель директора ЦРУ по оперативной деятельности.

«КРИТИК» — сокращённое от «критический» — имело высший приоритет для пересылки документов в правительстве Соединённых Штатов. Документ с шифром «КРИТИК» должен быть в руках президента не позже чем через пятнадцать минут после того, как он оформлен и отправлен. Это означало, что Джошуа Сиэрс должен перевести и отпечатать с такой быстротой, с какой его пальцы двигались по клавиатуре. Этонеизбежно приводило к ошибкам в переводе.

* * *
Райан уснул минут сорок назад, когда зазвонил телефон, стоящий рядом с его кроватью.

— Да?

— Господин президент, — произнёс какой-то безликий голос в Центре связи Белого дома, — у нас документ с шифром «КРИТИК», адресованный вам.

— Хорошо. Принесите его сюда. — Джек перебросил своё тело через кровать и поставил ноги на ковёр. Как нормальное человеческое существо, живущее в собственном доме, он не носил домашнего халата. При обычных условиях он ходил бы по своему дому босиком и в нижнем бельё, но здесь это не разрешалось, и потому Джек всегда держал рядом с кроватью длинный синий халат. Это был подарок, сделанный ему студентами много лет назад, ещё когда он преподавал историю в Военно-морской академии. На рукаве халата была одна широкая и четыре узких нашивки адмирала флота. Одевшись и сунув ноги в кожаные шлёпанцы, которые тоже были принадлежностью его новой работы, он вышел в коридор жилого этажа. Ночная смена Секретной службы уже была наготове. Джо Хилтон подошёл к нему первым.

— Мы слышали, сэр. Его уже несут.

Последнюю неделю Райан спал меньше пяти часов в сутки и испытывал бешеное желание вцепиться в лицо кого-нибудь стоящего рядом, но, разумеется, он не мог поступить так с людьми, которые делали свою работу и тоже почти не спали по ночам.

Специальный агент Чарли Мэлоун стоял у двери лифта. Он принял папку от курьера и подбежал с ней к Райану.

— Гм. — Райан потёр лицо и раскрыл папку. Первые три строчки потрясли его сознание. — Проклятье!

— Что-нибудь случилось? — спросил Хилтон.

— Телефон, — сказал Райан.

— Сюда, сэр. — Хилтон проводил его к комнатке агентов Секретной службы на втором этаже.

Райан поднял трубку и сказал:

— Мэри-Пэт в Лэнгли. — На соединение потребовалось всего несколько секунд. — Мэри-Пэт, это Джек. В чем дело?

— Ты видишь это сам. Они говорят о заправке своих межконтинентальных ракет. По крайней мере две нацелены на Вашингтон.

— Отлично. Что дальше?

— Я только что дала задание разведывательному спутнику КН-11 внимательно посмотреть на места, где размещены их пусковые шахты. Их две, Джек. Та, которая нас особенно интересует, находится в Хуанхуа. Координаты сорок градусов тридцать восемь минут северной широты и сто пятнадцать градусов шесть минут восточной долготы. Двенадцать пусковых шахт с межконтинентальными баллистическими ракетами CSS-4 внутри. Это одна из новых, и она заменила старые шахты, ракеты в которых находились в пещерах или туннелях. Эти шахты прямые, вертикальные, глубоко в грунте. Весь район, в котором размещены ракеты, занимает площадь шесть миль на шесть миль. Шахты отделены друг от друга, так что ядерная ракета, нацеленная на этот район, не сможет вывести из строя две ракеты одновременно, — объясняла Мэри-Пэт, явно глядя на спутниковые фотографии шахт, о которых она говорила.

— Насколько серьёзна эта угроза?

На канале связи послышался новый голос:

— Джек, это Эд. Нам нужно отнестись к этому очень серьёзно. Бомбардировка китайского берега нашими кораблями, по-видимому, заставила их принять такое решение. Эти идиоты пришли к выводу, что мы готовим высадку на побережье.

— Высадку — какими войсками? — потребовал президент.

— У них очень узкое мышление, Джек, полное предрассудков. И они не всегда мыслят так же логично, как мы, — ответил ему Эд Фоули.

— О'кей. Приезжайте оба сюда. И захватите своего лучшего специалиста по Китаю.

— Едем, — ответил директор ЦРУ.

Райан положил трубку и посмотрел на Джо Хилтона.

— Разбудите всех. Похоже, что китайцы могут сделать какой-то безумный шаг против нас.

* * *
Проход по реке Потомак не был простым. Капитан Блэнди не хотел ждать речного лоцмана, который провёл бы его крейсер вверх по реке — морские офицеры склонны к излишней гордости, когда речь заходит об управлении своими кораблями. Из-за этого вахта в рулевой рубке изрядно нервничала. Судоходный фарватер редко превышал несколько сотен ярдов шириной, а крейсеры — корабли с большой осадкой, а не речные суда. Один раз они прошли совсем рядом с песчаной косой, и только отданная вовремя команда штурмана рулевому помогла им проскочить мимо. Корабельный радиолокатор работал все время — моряки просто боялись выключить его, потому что он, подобно большинству механических приборов, предпочитал работу бездействию, и они опасались, что, выключив, что-нибудь в нём испортят.

Таким образом, энергия, излучаемая четырьмя огромными радиолокаторами на надстройке «Геттисберга», выводила из строя многочисленные телевизоры по пути следования крейсера на северо-запад. Впрочем, с этим ничего нельзя было поделать, да и вряд ли кто-нибудь заметил крейсер, поднимающийся по реке в это ночное время. Наконец, «Геттисберг» остановился недалеко от моста Вудро Вильсона, и там ему пришлось ждать, пока не остановят автомобильное движение по кольцевой дороге округа Колумбии. Это привело к обычному недовольству автомобилистов, но в такое время ночи по шоссе ехало не так много автомобилей, так что редкие водители испытывали ярость, хотя несколько людей, сидящих за рулём, всё-таки выразили своё отношение, нажав на гудки машин, когда крейсер проходил через открытое пространство разводного моста. «Наверно, это жители Нью-Йорка», — подумал капитан Блэнди. После этого крейсер свернул направо в реку Анакостия, остановившись перед ещё одним разводным мостом, названным в честь Джона Филиппа Соуса, под удивлёнными взглядами немногочисленных автомобилистов, а затем мягко пришвартовался к пирсу, который был также местом постоянной стоянки старого эсминца «Барри», превращённого в плавающий музей. Рабочие на пирсе, принимавшие швартовы, увидел капитан Блэнди, были главным образом вольнонаёмные. Подумать только, вольнонаёмные швартуют боевой корабль!

«Эволюции» — так, узнал Грегори, на военно-морском флоте называют швартовку корабля — были интересными, но ничего необычного, хотя шкипер выглядел успокоившимся, когда все это осталось позади.

— Стоп машины! — скомандовал капитан машинному отделению и смог, наконец, перевести дыхание. Улучшившееся настроение капитана, заметил Грегори, разделили все присутствующие на мостике.

— Капитан? — спросил бывший армейский офицер.

— Да?

— Объясните мне наконец, что происходит?

— Разве это не очевидно? — удивился Блэнди. — Мы ведём войну с китайцами. У них есть межконтинентальные баллистические ракеты с ядерными боеголовками. Я полагаю, что министр обороны хочет сбить их, если они запустят такую ракету на Вашингтон. Командующий Атлантическим флотом посылает крейсер с системой «Иджис» в Нью-Йорк, и я готов побиться об заклад, что Тихоокеанский флот принимает меры для защиты Лос-Анджелеса и Сан-Франциско. Возможно, Сиэтла тоже. Там много военно-морских кораблей и хороший запас оружия. У вас есть запасные копии вашего программного обеспечения?

— Конечно.

— Так вот, через несколько минут с берега на крейсера проведут телефонную связь. Мы примем меры, чтобы вы могли загрузить своё программное обеспечение всем кораблям, которые нуждаются в нём.

— О, — тихо заметил доктор Грегори. Ему следовало давно догадаться об этом.

* * *
— Это «Красный Волк-4». У меня визуальный контакт с приближающимся китайским авангардом, — доложил по радио командир танкового полка. — Примерно в десяти километрах к югу от нас.

— Очень хорошо, — ответил Синявский. Значит, китайцы находятся именно там, где их ожидают Бондаренко и его американские помощники. Отлично. На его командном пункте находились ещё два генерала, командир 201-й мотострелковой дивизии и командир 80-й. Командующий 34-й китайской ударной армией продвигается, должно быть, по предсказанному маршруту, хотя 94-я механизированная китайская дивизия повернула и приготовилась к атаке на восток, с позиции примерно тридцать километров к югу.

Синявский вынул старую изжёванную сигару изо рта и бросил её в траву, достал новую из нагрудного кармана гимнастёрки и закурил. Это была кубинская сигара, исключительная по своему мягкому вкусу. Командир его артиллерии стоял у противоположного конца стола, устланного картами, — если это можно назвать столом — две широкие доски, положенные на козлы. Впрочем, это идеально отвечало своему назначению. Недалеко от командного пункта были выкопаны укрытия на случай, если китайцам придёт в голову атаковать их артиллерией. Но самым важным были провода, проведённые к его пункту связи, расположенному в целом километре на запад — именно туда направят свой огонь китайцы, поскольку они ожидают, что он находится там. На самом деле на пункте связи находились всего четыре офицера и семь сержантов в бронетранспортёрах, закопанных глубоко в землю для безопасности. Их задача заключалась в том, чтобы восстановить всё, что удастся нарушить китайцам.

— Итак, товарищи, они сами движутся в нашу ловушку, а? — сказал он присутствующим. Синявский служил в армии двадцать шесть лет. Как ни странно, его отец не был военнослужащим. Он был профессором Московского государственного университета. Но с того момента, когда мальчик увидел свой первый фильм о войне, он знал, что это будет его профессией. Он проделал всю необходимую работу, учился во всех школах, изучал военную историю с маниакальным упорством, принятым в Российской, а до этого в Красной армии. Это будет его битва на Курской дуге, воспоминание о сражении, в котором Ватутин и Рокоссовский покончили с последней попыткой немцев возобновить наступление в России. Именно оттуда его Родина-мать начала длинный поход, который закончился в Берлине. Там тоже Красная армия получила блестящую разведывательную информацию, в которой говорилось о времени, месте и характере атаки германской армии. Это позволило нашим так хорошо подготовиться к германскому наступлению, что даже лучший из германских генералов, Эрих фон Манштейн, не смог сделать ничего, кроме как сломать свои зубы о русскую сталь.

«И здесь произойдёт то же самое», — пообещал себе Синявский. Его раздражало лишь то, что он вынужден сидеть в этой замаскированной палатке, вместо того чтобы вместе со своими солдатами драться на передовой. Однако нет, он больше не был капитаном, и его место здесь, где ему придётся вести битву на проклятой огромной карте.

— «Красный Волк», вы откроете огонь, когда передовые части противника приблизятся на восемьсот метров.

— Понял, восемьсот метров, товарищ генерал, — подтвердил командир танкового полка. — Сейчас я отчётливо вижу их.

— Что конкретно вы видите?

— Похоже, что это группировка силой в батальон, состоит в основном из танков Т-90, есть танки Т-98, но их не слишком много, они расставлены по линии фронта таким образом, что предположительно в них находятся командиры подразделений. Множество гусеничных бронетранспортёров. Я не вижу машин, засекающих артиллерийский огонь. Что нам известно об их артиллерии?

— Она на марше, не готова к открытию огня. Мы следим за ней, — заверил его Синявский.

— Отлично. Сейчас они на расстоянии двух километров по моему дальномеру.

— Приготовьтесь.

— Мы готовы, товарищ генерал.

— Я ненавижу ожидание, — заметил Синявский, обращаясь к стоящим рядом офицерам. Они кивнули, разделяя его предубеждение. В молодости он не воевал в Афганистане и служил главным образом в 1-й и 2-й гвардейских танковых армиях в Восточной Германии, готовясь воевать с войсками НАТО. К счастью, это столкновение так и не состоялось. Здесь, в Сибири, был его первый опыт настоящей битвы, которая ещё не началась, но он был готов к её началу.

* * *
— О'кей, если они запустят свои ракеты, что нам нужно предпринять? — спросил Райан.

— Если они запустят их, мы можем сделать только одно — бежать в укрытие, — ответил министр обороны Бретано.

— Для нас это выход из положения. Мы все останемся живы. А как относительно населения Вашингтона, Нью-Йорка и других предполагаемых целей? — спросил президент Соединённых Штатов.

— Я отдал приказ разместить крейсеры с системами «Иджис» у предполагаемых целей, расположенных недалеко от моря, — продолжал «Гром». — Я поручил одному из моих людей, работающих в ТРВ, изучить возможность модификации ракетных систем «Иджис» с целью перехвата баллистических ракет противника. Он проделал теоретическую работу и доложил, что на тренажёрах все действует хорошо, но это значительно отличается от практического испытания. Впрочем, это лучше, чем ничего.

— О'кей, и где находятся эти корабли?

— Один крейсер стоит у причала прямо здесь, — ответил Бретано.

— Вот как? Когда он пришёл сюда? — спросил Робби Джексон.

— Меньше часа назад. «Геттисберг». Ещё один идёт сейчас в Нью-Йорк, и остальные направляются в Сан-Франциско и Лос-Анджелес. И в Сиэтл, хотя, насколько нам известно, этот город не входит в список предполагаемых целей. Модификация программного обеспечения передаётся на все эти корабли с ракетами «корабль-воздух» систем «Иджис».

— О'кей, это уже кое-что. А как относительно уничтожения этих китайских ракет до их запуска? — спросил Райан.

— На китайских пусковых шахтах недавно проведены работы по укреплению защиты. Теперь их защищает стальная броня на бетонных крышках — они походят по форме на шляпы китайских кули. Такая защита, вероятно, защитит от большинства бомб, но не от тех бомб, которые рассчитаны на глубокое проникновение перед взрывом, GBU-27-e, которые мы использовали для разрушения железнодорожных мостов.

— Если у нас ещё остались эти бомбы. Надо запросить Гаса Уолласа, — предостерёг вице-президент.

— Что вы имеете в виду? — спросил Бретано.

— Я хочу сказать, что мы никогда не производили такие бомбы в большом количестве, а прошлой ночью самолёты ВВС сбросили на мосты примерно сорок бомб.

— Я проверю это, — пообещал министр обороны.

— Что, если у него таких бомб не осталось? — спросил Джек.

— Тогда нам нужно как можно быстрее изготовить ещё несколько таких бомб или придумать что-нибудь ещё, — ответил «Томкэт».

— Что ты имеешь в виду, Робби?

— Черт побери, послать туда группу коммандос и взорвать эти гребаные ракеты к чёртовой матери, — предложил бывший лётчик-истребитель.

— Я бы не хотел пробовать такое, — заметил Микки Мур.

— Это намного лучше, чем взрыв пятимегатонной ракеты на Капитолийском холме, Микки, — ответил Джексон. — Послушайте, лучше всего выяснить, не осталось ли у генерала Уолласа таких бомб. Это продолжительный полет для «Блэк Джет», но мы можем обеспечить их дозаправку на пути туда и обратно — и послать с ними истребители для защиты танкеров. Это сложно, но мы уже практиковались в таких операциях. Если у него нет этих бомб, мы пошлём их на самолёте — если, конечно, у нас они остались. Понимаете, парни, склады оружия не являются рогом изобилия. Существует конечное, точно определённое число для каждого вида оружия в инвентаризационном списке.

— Генерал Мур, — сказал Райан, немедленно свяжитесь с генералом Уолласом и выясните, остались ли у него такие бомбы.

— Слушаюсь, сэр. — Мур встал и вышел из ситуационной комнаты.

— Смотрите, — сказал Эд Фоули, указывая на телевизор. — Началось.

* * *
Край леса выбросил полосу пламени длиной в два километра. Зрелище заставило расшириться глаза китайских танкистов, но у большинства экипажей танков, находящихся в передовом строю, не было времени на что-то ещё. Из тридцати танков в передней линии уцелели только три. Участь находящихся между ними бронетранспортёров была ещё хуже.

— Можете открыть огонь, полковник, — сказал Синявский начальнику дивизионной артиллерии.

Команда была передана немедленно, и земля содрогнулась под их ногами.

* * *
Зрелище на экране компьютерного терминала было эффектным. Китайцы вошли прямо в ловушку, и результат первого залпа орудий русских танков был ужасен.

Майор Таккер глубоко вздохнул, увидев, как несколько сотен человек расстались с жизнью.

— Перейдите на их артиллерию, — приказал Бондаренко.

— Есть, сэр. — Таккер тут же выполнил приказ, изменив фокус камеры, находящейся на огромной высоте, и нашёл китайскую артиллерию. Её орудия в основном буксировались за тягачами и немного запоздали с получением приказа. Первые русские снаряды уже разрывались между орудиями ещё до того, как поступил приказ остановить тягачи и снять передки орудий с буксировочных крюков. Несмотря на все это, китайские артиллеристы работали быстро.

Но это было соревнованием со Смертью, а Смерть приступила к своей страшной работе раньше. Таккер видел, как расчёт одного орудия пытался установить 122-мм пушку в положение для стрельбы. Они уже заряжали орудие, когда три снаряда разорвались поблизости, опрокинули орудие и убили половину расчёта. Увеличив изображение, он увидел, как один солдат корчится на земле и рядом не было никого, кто мог бы оказать ему первую помощь.

— Это ужасное зрелище, не правда ли? — негромко произнёс Бондаренко.

— Да, — согласился Таккер. Когда взрывался танк, было легко убедить себя, что танк всего лишь неодушевлённая вещь. Несмотря на то что вы знали о трех или четырех членах экипажа, находящихся внутри, вы не видели их. Подобно тому, как лётчик-истребитель никогда не убивал другого лётчика, а всего лишь сбивал его самолёт, так и майор придерживался духа военно-воздушных сил, гласившего, что смерть случается с предметами, а не с людьми. Но ведь этот несчастный солдат с кровью на гимнастёрке не был предметом, верно? Таккер уменьшил изображение, охватив более широкое поле, что позволило отдалиться от поля боя, подобно богу, смотрящему на происходящее с небес.

— Лучше бы они остались в своей стране, майор, — сказал ему Бондаренко.

* * *
— Боже мой, это настоящая бойня! — воскликнул Райан. Ему довелось смотреть смерти в лицо, стрелять в людей, которые в то время были готовы застрелить его, но из-за этого изображение не стало более приемлемым. Абсолютно не стало. Президент повернулся. — Это передаётся в прямом эфире, Эд? — спросил он у директора ЦРУ.

— Должно передаваться, — ответил Фоули.

* * *
Передача велась, на ЛУР — «Локаторе униформных ресурсов» — на языке Всемирной сети, называемой http://www.darkstarfeed/cia.gov/siaberiabattle/realtime.ram.

Её не понадобилось даже рекламировать. Любители лазать по Интернету наткнулись на неё в первые пять минут, и рейтинг числа людей, смотрящих на «живое видео», вырос от 0 до 10 всего за три минуты. Затем некоторые из них, должно быть, переключились на «чаты и форумы» чтобы рассказать об этом другим. Программа мониторинга на ЛУР в штаб-квартире ЦРУ также следила за местоположением людей, включающихся в просмотр этой передачи. Первой азиатской страной — этого и следовало ожидать — оказалась Япония, и увлечение японцев военными операциями гарантировало растущее число людей, заходящих на этот ресурс Интернета. Видео включало также и аудио, комментарии корреспондентов ВВС в реальном времени рассказывали в цвете о произошедшем с их товарищами по оружию. Все это было настолько увлекательным, что Райан высказался по этому поводу:

— Передача не предназначена для лиц, которым значительно больше тридцати.


— Ура! — сказал генерал Мур, возвращаясь в комнату.

— Какие новости о бомбах? — сразу спросил Джексон.

— У него осталось только две, — ответил Мур. — Остальные, находящиеся ближе всех, на заводе «Локхид-Мариетта», в Саннивейл. Они только что начали их производство.

— Понятно, — заметил Робби. — Возвращаемся к плану «Б».

— Придётся провести специальную операцию, если только, господин президент, вы не дадите разрешение на нанесение удара крылатыми ракетами.

— Что это за крылатые ракеты? — спросил Райан, хотя уже знал ответ.

— Видите ли, у нас 28 таких ракет на Гуаме, у них боеголовки W-80. Это маленькие боеголовки, примерно триста фунтов весом. Их можно устанавливать на два уровня мощности взрыва — сто пятьдесят килотонн и сто семьдесят килотонн.

— Вы имеете в виду термоядерное оружие?

Генерал Мур тяжело вздохнул, перед тем как ответить.

— Да, господин президент.

— Это единственный способ, которым мы можем уничтожить эти ракеты? — Ему не требовалось говорить, что он по своей воле не даст согласия на применение ядерного оружия.

— Мы можем попробовать нанести удар обычными умными бомбами CBU-10 и CBU-15. У Гаса достаточно таких бомб, но они не проникают глубоко в землю перед взрывом, а защита пусковых шахт даёт значительную вероятность отклонения бомб от цели. Правда, это может не иметь значения. Баллистические ракеты CSS-4 — деликатные гады, и взрыв даже рядом, после промаха, может нарушить их систему наведения… жаль, что мы не можем быть в этом уверены.

— Я бы предпочёл, чтобы эти ракеты не запускали совсем.

— Джек, никто не хочет, чтобы эти ракеты запускали, — сказал вице-президент. — Микки, разработай план. Нам нужно принять какие-то меры, чтобы уничтожить их, и нам нужно это сделать как можно быстрее.

— Я свяжусь с Командованием специальных операций и выясню у них. Но, черт побери, они находятся в Тампе.

— А у русских есть подразделение специальных операций? — спросил Райан.

— Да, оно называется спецназ.

— И часть этих ракет нацелена на Россию?

— У нас создалось именно такое впечатление, — подтвердил председатель Объединённого комитета начальников штабов.

— Тогда они у нас в долгу, и, уж вне всякого сомнения, они в долгу перед самими собой, — сказал Райан и протянул руку к телефону. — Соедините меня с Сергеем Головко в Москве, — приказал он оператору.

* * *
— Это американский президент, — сказал его секретарь.

— Господин президент! — радостно воскликнул Головко. — Донесения, поступающие из Сибири, весьма оптимистичны.

— Я знаю, Сергей. Мы следим за этими событиями в прямом эфире. Хочешь посмотреть сам?

— А это возможно?

— У тебя есть компьютер с модемом?

— Сейчас никто не может жить без этих проклятых штуковин, — ответил русский.

Райан зачитал адрес ЛУРа.

— Просто заходи на этот сайт. Мы передаём информацию от беспилотных «Тёмных звёзд» в Интернет.

— Зачем вы это делаете, Джек? — тут же спросил Головко.

— Потому что по сведениям, полученным нами две минуты назад, тысяча шестьсот пятьдесят китайских граждан уже следят за ходом военных действий в Сибири, и это число быстро растёт.

— Значит, вы проводите политическую операцию против них, верно? Вы хотите подорвать веру народа в их правительство?

— Понимаешь, нам ничуть не повредит, если китайские граждане узнают, что происходит на самом деле, верно?

— Достоинства свободных средств массовой информации. Я должен подумать об этом. Это очень умный шаг.

— Но я звоню тебе не по этой причине.

— Тогда какова цель вашего звонка, господин президент? — спросил директор СВР. В его голосе промелькнула нотка внезапного беспокойства. Райан не умел скрывать свои чувства.

— Сергей, мы получили очень тревожную информацию из китайского Политбюро. Я передаю её тебе по факсу, — услышал Головко. — Я останусь на связи, пока ты читаешь её.

Головко не был удивлён, когда страницы поползли из его личного телефакса. У него были личные номера Райана, а американцы имели его номера. Это был простой способ для разведывательной службы продемонстрировать своё мастерство таким безвредным способом. Первые страницы, появившиеся из телефакса, были на английском языке, затем последовал оригинал с китайскими иероглифами.

* * *
— Сергей, я послал тебе полученный нами оригинал на случай, если ваши лингвисты или психологи лучше наших, — сказал президент США, посмотрев на доктора Сиэрса извиняющимся взглядом. Аналитик ЦРУ махнул рукой. — У китайцев есть двенадцать межконтинентальных баллистических ракет CSS-4. Половина этих ракет нацелена на нас, половина на вас. Я считаю, что мы должны предпринять что-то, чтобы не допустить запуск. Члены их Политбюро перестали рассуждать разумно, нам кажется, они могут пойти на такой крайний шаг.

— А ваша бомбардировка береговых укреплений Китая окончательно лишила их возможности рационального мышления, — сказал русский. — Я согласен, есть основания для беспокойства. Почему вы не хотите разбомбить их пусковые установки своими великолепными бомбами с волшебных невидимых бомбардировщиков?

— Потому что у нас больше нет этих бомб, Сергей. Они кончились, когда мы проводили другие операции.

— Да, это проблема, — была реакция Головко.

— Ты не можешь не разделять мою точку зрения. Мы думаем о посылке людей для проведения специальной операции.

— Понятно. Позволь мне посоветоваться со своими специалистами. Дайте мне двадцать минут, господин президент.

— О'кей. Ты знаешь, как позвонить мне. — Райан нажал на кнопку, выключающую телефон, и недовольно посмотрел на поднос с чашками кофе. — Если я выпью ещё одну чашку этого дерьма, то сам превращусь в кофеварку.

* * *
Генерал не сомневался, что единственная причина, по которой он остался в живых, заключалась в том, что он успел отъехать на командный пункт 34-й армии. Его танковая дивизия понесла тяжёлые потери. Один из батальонов был почти полностью уничтожен в первую минуту начавшегося сражения. Другой пытался вырваться на восток и втянуть русских в манёвренный бой, к которому готовились его люди. От дивизионной артиллерии осталась в лучшем случае половина, остальные орудия погибли от массированного огня русских. Наступление 34-й армии прекратилось, речь могла идти только о том, чтобы использовать две оставшиеся механизированные дивизии для создания оборонительной огневой базы и возвращения себе контроля над ходом сражения. Но всякий раз, когда он пытался переместить одну из своих частей, с ней что-то случалось, словно русские читали его мысли.

— Ва, отведите оставшиеся части 302-й дивизии на позиции, где они находились в десять утра, и сделайте это немедленно! — приказал он.

— Но маршал Луо не…

— Если он захочет сместить меня с поста командующего, он может сделать это хоть сейчас, но здесь его нет, правда?! — рявкнул генерал Ге. — Отдайте приказ!

— Слушаюсь, товарищ генерал.

* * *
— Если бы эта игрушка была у нас во время прошлой войны, немцы не смогли бы продвинуться дальше Минска, — сказал Бондаренко.

— Да, важно знать, что делает твой противник, не правда ли?

— Это словно бог на вершине Олимпа. А кто изобрёл такой самолёт?

— Двум парням в компании «Нортроп» пришла в голову мысль использовать самолёт под названием «Молчаливая Молния». Он походил отчасти на лопату для очистки снега и отчасти на французскую багетку, но им управлял пилот, да и продолжительность полёта была не такой уж большой.

— Кто бы это ни был, я бы хотел поставить ему бутылку хорошей водки, — сказал русский генерал. — Это изобретение спасло жизни многих моих солдат.

И свернуло голову китайцам, — молча подумал Таккер. Но сражение и заключается в такой игре, не правда ли?

— У вас есть в воздухе какой-нибудь другой аппарат?

— Да, сэр. «Грейс Келли» снова освещает перемещение Первой бронетанковой.

— Покажите мне.

Таккер подвигал свою мышку, уменьшил одно видеоизображение и затем открыл другое. Второй терминал был у генерала Диггза, и Таккер просто снял его изображение. Там были видны две бригады, которые двигались на север размеренным маршем и по пути уничтожали каждый танк и грузовик, которые им попадались. Поле боя, если его можно так назвать, представляло собой массу облаков дыма от взорванных грузовиков. Это напомнило Таккеру горящие нефтяные поля Кувейта в 1991 году. Он увеличил изображение и увидел, что основную работу выполняют «Брэдли». Попадавшиеся цели не заслуживали внимания мощных орудий американских танков. «Абрамсы» просто гнали перед собой более лёгкие бронетранспортёры, защищая их и безжалостно продвигаясь вперёд. Майор подключил одну камеру к своему терминалу и послал её искать более активные действия…

— А это что? — спросил Таккер.

— Это должны быть танки соединения «Боярин», — ответил Бондаренко.

Действительно, двадцать пять танков Т-55 продвигались вперёд, выстроившись в линию, и эти танки вели огонь из своих башенных орудий… расстреливая из них грузовики и попадающиеся бронетранспортёры…

* * *
— Заряжай трассирующий! — скомандовал лейтенант Команов. — Цель грузовик, направление на тринадцать часов! Расстояние две тысячи метров.

— Вижу его, — сказал наводчик через секунду.

— Огонь!

— Стреляю, — сказал наводчик, нажимая на спуск. Старый танк откатился назад от отдачи мощного орудия. Наводчик и командир следили за траекторией трассирующего снаряда…

— Перелёт, черт побери, слишком высоко. Заряжай следующий!

Через секунду заряжающий вложил в казённик орудия новый снаряд.

— Готово!

— На этот раз я прикончу сукина сына, — пообещал наводчик, чуть меняя прицел. Несчастный шофёр в грузовике даже не знал, что в него уже стреляли один раз…

— Огонь!

— Стреляю…

Снова отдача, и…

— Попал! Молодец, Ваня!

Три танковые роты отлично справлялись со своей работой. «Время, проведённое за тренировочной стрельбой, теперь приносило свои плоды, — подумал Команов, — это было куда интереснее, чем сидеть в проклятом бункере и ждать, когда придут китайцы…»

* * *
— Что это такое? — спросил маршал Луо.

— Товарищ маршал, прошу вас подойти и посмотреть, — настаивал молодой подполковник.

— Что это? — снова спросил министр обороны затихающим голосом… — Cao ni та, — прошептал он. Затем воскликнул громовым голосом: — Что это за чертовщина?

— Товарищ маршал, это сайт из Интернета. Подразумевается, что это телевизионная программа, передающаяся в прямом эфире с поля битвы в Сибири. — Молодой офицер говорил едва слышным голосом. — Здесь показывают, как русские сражаются с 34-й ударной армией…

— И что?

— И они безжалостно уничтожают наших солдат, судя по этому изображению, — продолжал подполковник.

— Одну минуту — как это возможно? — потребовал Луо.

— Товарищ маршал, здесь указано название передачи — «даркстар». «ДАРК СТАР» — «Тёмная звезда» — это название американского беспилотного самолёта, разведывательного летательного аппарата. У нас есть сведения, что это невидимый самолёт, который используют для сбора тактической информации. Таким образом, мне кажется, что они направляют эту информацию в Интернет для использования в качестве политической пропаганды. — Он был вынужден изложить это именно таким образом, да и думал он об этом именно так.

— Расскажите об этом подробнее.

Офицер был сотрудником разведывательной службы.

— Это объясняет успешные действия русских против нас, товарищ маршал. Они могут видеть все наши передвижения, чуть ли не до того, как мы начинаем их. Создаётся впечатление, будто они слышат команды, передаваемые нашим частям, или даже присутствуют на наших совещаниях при планировании операций. Против этого у нас нет защиты, — закончил подполковник.

— Ты молодой пораженец! — в ярости воскликнул маршал.

— Возможно, существует способ преодолеть это преимущество, которым обладает наш противник, но этот способ мне неизвестен. Системы, подобные «Тёмной звезде», способны видеть в темноте ничуть не хуже, чем при дневном свете. Вы это понимаете, товарищ маршал? Пользуясь этим беспилотным самолётом, они могут видеть всё, что мы делаем, задолго до того, как наши войска достигнут их соединений. Это устраняет любую возможность нанесения внезапного удара… вот смотрите, товарищ маршал, — сказал он, показывая на экран. — Одна из механизированных дивизий 34-й армии делает манёвр, двигаясь на восток. Они находятся вот здесь, — он указал на карту, разложенную на столе, — а противник вот здесь. Если наши войска достигнут вот этой точки незамеченными, они, возможно, смогут нанести удар по русскому левому флангу. Но им требуется для этого два часа, а русские смогут переместить одно из своих соединений, чтобы перехватить этот манёвр, за один час. В этом и заключается их преимущество, — закончил офицер.

— Это делают американцы?

— Совершено ясно, что американцы. Информация поступает в Интернет из Америки, из их ЦРУ.

— Значит, русские смогли противостоять нам благодаря американской помощи?

— Да, сэр. Сегодня они предугадывали каждый наш манёвр. Должно быть, именно благодаря этому беспилотному самолёту.

— Тогда зачем американцы распространяют эту информацию таким образом, что с нею может познакомиться любой человек? — недоуменно спросил Луо. Очевидный ответ на этот вопрос не пришёл ему в голову. Он привык к тому, что информация, поступающая для общественного ознакомления, тщательно обдумывается и истолковывается для рабочих и крестьян, чтобы они сделали из неё правильные выводы.

— Товарищ маршал, будет трудно говорить по государственному телевидению, что дела идут хорошо, тогда как то, что происходит на самом деле, доступно всем, у кого есть компьютер.

— А-а, вот как. — Это был не возглас удовлетворения, а внезапного страха. — Это может видеть каждый?

— Да, товарищ маршал. Каждый, у кого есть компьютер и телефон. — Молодой подполковник поднял голову и увидел спину уходящего маршала. — Я удивляюсь, что он не застрелил меня, — заметил офицер.

— Он ещё может сделать это, — сказал ему полковник, стоящий рядом. — Но мне кажется, что вы напугали его. — Он посмотрел на настенные часы. Они показывали шестнадцать часов, четыре пополудни.

— Да, это основание для беспокойства.

— Вы молодой глупец. Неужели вы не понимаете? Теперь он не сможет скрыть правду даже от Политбюро.

* * *
— Привет, Юрий, — сказал Кларк. Во время войны Москва как-то изменилась. Настроение прохожих на улице не походило на то, что он видел раньше. Они были обеспокоенные и серьёзные — нет смысла ехать в Россию, чтобы увидеть улыбающихся людей, подобно тому, как нет смысла ехать в Англию, чтобы выпить кофе. Но теперь в их настроении появилось что-то ещё. Возмущение. Гнев… Решимость? Освещение войны на телевидении не было таким резким и вызывающим, как он ожидал. Новые средства массовой информации России старались быть справедливыми и профессиональными. В одной из газет появился комментарий, говорящий о том, что неспособность армии остановить китайское наступление является признаком недостаточной национальной сплочённости России. Другие оплакивали кончину Советского Союза, при котором Китай не осмелился бы даже угрожать нам, не говоря уже о вторжении. Задавались вопросы, какая, к черту, польза от НАТО, если ни одна из стран блока не пришла на помощь своему новому союзнику.

— Мы заявили телевизионщикам, что, если они расскажут о том, что американская дивизия находится сейчас в Сибири, мы их расстреляем, — и они, разумеется, поверили в это, — с улыбкой произнёс генерал-лейтенант Кириллин. Для Кларка и Чавеза в этом было что-то новое. В течение прошлой недели он редко улыбался.

— Ситуация улучшилась? — спросил Чавез.

— Бондаренко остановил их на подступах к золотой шахте. Если моя информация верна, они даже не увидят её. Зато есть что-то другое, — прибавил он серьёзным голосом.

— Что именно, Юрий? — спросил Кларк.

— Мы опасаемся, что они могут запустить свои баллистические ракеты с ядерными боеголовками.

— Вот дерьмо, — заметил Динг. — Насколько это серьёзно?

— Эти сведения пришли от нашего президента. Головко обсуждает эту проблему с Грушевым прямо сейчас.

— И? Как же они собираются устранить эту опасность? Умными бомбами? — спросил Джон.

— Нет, Вашингтон обратился к нам с просьбой послать туда группу офицеров спецназа, — сказал Кириллин.

— Какого черта? — вздохнул Джон. Он достал из кармана свой спутниковый телефон и оглянулся в поисках двери. — Извините, генерал. Хочу позвонить домой.

* * *
— Повтори, что ты только что сказал, Эд, — услышал Фоули.

— То, что ты слышал. У них больше нет бомб, которые им нужны. Судя по всему, глупо посылать по воздуху бомбы туда, где находятся бомбардировщики.

— Проклятье! — заметил офицер ЦРУ, стоящий во дворе офицерского клуба Российской армии. Кодирование его телефона не изменило эмоций в голосе Кларка. — Только не говори мне, что, поскольку «Радуга» теперь относится к НАТО и гребаные русские собираются просить тебя возглавить операцию, во имя интересов североатлантической солидарности мы намерены присоединиться к этому спецназу. Верно?

— Если только ты не примешь решение отказаться, Джон. Я знаю, что сам ты не можешь отправиться на дело. Боевые действия — это игра для молодёжи, но у тебя есть хорошие парни, работающие в твоей группе.

— Эд, ты полагаешь, что я пошлю своих парней заниматься таким делом, а сам останусь дома и буду вязать носки? — спросил Кларк, не скрывая недовольства.

— Это ты должен принимать решение как командир «Радуги».

— Как предполагается провести эту операцию? Ты ведь не думаешь, что мы дадим согласие, не зная подробностей?

— Вертолёты.

— Русские вертолёты. Нет, спасибо, дружище, я…

— Наши вертушки, Джон. У Первой бронетанковой дивизии их достаточно, причём именно такого типа, как требуется…

* * *
— Они хотят, чтобы я сделал что? — спросил Дик Бойл.

— Ты слышал, что я сказал.

— Как относительно горючего?

— Твоя заправочная станция находится прямо вот здесь, — ответил полковник Мастертон, держа в руке только что сделанную спутниковую фотографию. — Вершина холма к западу от места под названием Чиченг. Здесь никто не живёт, и расчёты соответствуют твоим возможностям.

— Да, если не принимать во внимание, что наш маршрут пролегает в десяти милях от базы китайских истребителей.

— Восемь F-111 нанесут по ней удар, пока вы находитесь в полёте. Они считают, что это закроет их взлётно-посадочные полосы не меньше чем на трое суток.

— Дик, — сказал генерал Диггз, — я не знаю, в чём заключается проблема, но Вашингтон очень встревожен тем, что Джо Китаец может запустить свои межконтинентальные баллистические ракеты на наши города, и у Раса Уолласа нет таких бомб, которые могли бы надёжно вывести эти пусковые установки из строя. Это означает необходимость проведения специальной операции, опасной и грязной. Это стратегическая операция, Дик. Ты можешь сделать это?

Полковник Бойл посмотрел на карту, молча измеряя расстояние…

— Нам придётся установить выносные крылья на «Чёрных ястребах» и до предела нагрузить их горючим. Да, мы можем сделать это. Правда, на обратном пути придётся дозаправиться.

— О'кей, ты сможешь использовать других птичек, чтобы перевезти горючее к месту повторной заправки?

Бойл кивнул:

— Да, с натяжкой.

— Мне сказали, что, если возникнет необходимость, русские могут перебросить группу спецназа с дополнительным горючим в любое место по твоему указанию. Эта часть Китая практически не населена, если верить картам.

— Как относительно противодействия на земле?

— В этом районе находится группа, обеспечивающая безопасность ракетного полигона. По нашему мнению, дежурная смена из сотни солдат, скажем, по взводу на каждую пусковую шахту. Ты сможешь перебросить туда несколько «Апачей», чтобы они подавили сопротивление охраны?

— Да, они смогут долететь туда, если на них не будет нагрузки. — Только снаряды для авиационных пушек и ракеты калибра 2,75 дюйма, — подумал он.

— Тогда передайте мне потребности вашей операции, — сказал генерал Диггз.

Это не было приказом. Если бы Бойл сказал, что это невозможно, Диггз не мог бы заставить его выполнить задание. Однако Бойл не мог позволить своим людям отправиться на опасную операцию вроде этой без того, чтобы самому не полететь вместе с ними и возглавить её на месте.

* * *
Сражение завершили вертолёты Ми-24. Русская доктрина атаки вертолётов почти не отличалась от того, как использовали они свои танки. Действительно, на вертолёты Ми-24 — в НАТО они носили название «Хайнд», но, как ни странно, у русских они не имели названия — часто ссылались как на «летающие танки». Используя ракеты «Спираль» АТ-6, они покончили с китайским танковым батальоном за двадцать минут, потеряв только две машины. Солнце садилось, и то, что ещё утром было 34-й ударной армией, превратилось теперь в разбросанные повсюду горящие обломки танков, бронетранспортёров и грузовиков. Несколько гусеничных машин, уцелевших в битве, уходили назад, как правило управляемые ранеными членами экипажа.

На своём командном пункте генерал Синявский не переставал улыбаться. Водку щедро раздавали всем желающим. Его 265-я мотострелковая дивизия остановила и отбросила назад соединение, больше чем в два раза превышающее её численностью, потеряв при этом меньше трехсот солдат и офицеров убитыми. Группы телевизионщиков наконец допустили к солдатам, и генерал рассказал об операции, все время расхваливая главнокомандующего Дальневосточным театром боевых действий, генерала армии Геннадия Иосифовича Бондаренко, за его хладнокровие и доверие к подчинённым.

— Он ни разу не ударился в панику, — говорил Синявский. — И он дал нам возможность сохранить спокойствие в решающие моменты битвы. Он настоящий Герой России, — закончил командир дивизии. — Так же, как и многие из моих людей!

* * *
— Спасибо вам за блестящие руководство сражением, Юрий Андреевич. За него вы получите ещё одну звезду на генеральских погонах, — сказал главнокомандующий театром военных действий, выступая по телевидению. Затем он повернулся к офицерам своего штаба. — Андрей Петрович, что предстоит нам завтра?

— Я думаю, что нужно направить 265-ю дивизию на юг. Мы будем играть роль молота, а дивизия генерала Диггза — наковальни. У китайцев все ещё остаётся почти нетронутой 43-я армия группы «А». Мы сокрушим её послезавтра, но сначала поставим эту армию в положение, которое устраивает нас.

Бондаренко кивнул.

— Покажите мне план предстоящей операции, но перед этим я собираюсь поспать несколько часов.

— Слушаюсь, товарищ генерал.

Глава 60Небесные ракеты в полёте

Это были те же военнослужащие спецназа, которых они готовили на протяжении прошлого месяца. Почти все на борту транспортного самолёта являлись офицерами, исполняющими работу сержантов. В этом крылись свои достоинства и недостатки. Главным достоинством было то, что все говорили на неплохом английском языке. Из членов «Радуги» только Динг Чавез и Джон Кларк владели разговорным русским языком.

Карты и фотографии были получены в СВР и ЦРУ, американцы прислали их через своё посольство в Москве и доставили фельдъегерской связью на военный аэродром, из которого десантники вылетели. Они разместились в авиалайнере «Аэрофлота», почти наполненном пассажирами, все в армейской форме.

— Я предлагаю разделиться в соответствии с национальностью, — сказал Кириллин. — Ты, Джон, и твои люди из «Радуги» захватят вот этот. Мои люди и я берём на себя остальные, используя нашу структуру работы по отделениям.

— Меня этоустраивает, Юрий. Эти цели мало отличаются одна от другой. Когда мы приступим к операции?

— Перед рассветом. У ваших вертолётов хорошая дальность действия. Они доставят нас до самого места, затем мы вернёмся на них же с одной остановкой для дозаправки.

— Ну что ж, это безопасная часть операции.

— Если не считать базу китайских истребителей в Аншане, — напомнил Кириллин. — Мы пролетим в двадцати километрах от неё.

— Мне сказали, что ВВС нанесёт по ней удар. Там поработают бомбардировщики «Стелс» с умными бомбами. Перед тем как мы пролетим мимо, они уничтожат взлётно-посадочные полосы.

— Ага, это отличная мысль, — кивнул Кириллин.

— Мне она тоже понравилась, — сказал Чавез. — Итак, мистер К., похоже, что я снова становлюсь солдатом. С прошлого раза прошло немало времени.

— Подумаешь, развлечение, — заметил Кларк. Да, конечно, он сидит внутри вертолёта, направляясь в глубину вражеской страны, где, несомненно, будут люди с оружием в руках. Впрочем, ситуация могла быть и хуже. Они начнут операцию перед рассветом, когда дежурные тупицы наполовину спят, если только их босс не является настоящим мерзавцем. Интересно, насколько строга дисциплина в Народно-освободительной армии? — подумал Джон. Наверно, очень строга. Коммунистические правительства не одобряют неповиновения.

— А каким образом мы собираемся вывести из строя китайские ракеты? — спросил Динг.

— Ракеты заправляются через трубопровод диаметром десять сантиметров — вообще-то их два для каждой шахты — из подземных ёмкостей, расположенных рядом с пусковой шахтой. Мы начнём с того, что уничтожим трубопроводы, — ответил Кириллин. — Затем будем искать способ проникнуть в саму шахту. Достаточно будет обычной гранаты. Это деликатные объекты. Они не выдержат серьёзного повреждения, — с уверенностью заявил генерал.

— Что, если взорвётся боеголовка? — спросил Динг.

Кириллин рассмеялся:

— Боеголовки не взорвутся. Эти предметы вполне безопасны при подготовке к пуску, по очевидным причинам. Да и сами шахты не спроектированы таким образом, чтобы выдержать прямое нападение. Они рассчитаны на то, чтобы выдержать ядерный взрыв в непосредственной близости, но не нападение военных специалистов. Можешь в этом не сомневаться.

Надеюсь, ты в этом не ошибаешься, приятель, — подумал Чавез.

— Похоже, что ты много знаешь об этих ракетах, Юрий.

— Динг, эта операция готовилась спецназом много раз. Мы, русские, частенько подумывали о том, чтобы убрать эти ракеты — как вы говорите? Выключить их из игры, верно?

— Это отличная мысль, Юрий. Я ненавижу такое оружие, — сказал Кларк. Он действительно предпочитал убивать врага вблизи, чтобы видеть глаза негодяя. Старые привычки живут долго, и оптический прицел в этом отношении ничем не отличался от ножа поперёк горла. Но убивать нужно поодиночке, а не уничтожая целые города. Смерть от ядерного взрыва слишком неопрятна, недостаточно избирательна.

Чавез посмотрел на солдат своей Группы-2. Они не казались излишне напряжёнными, но хорошие солдаты знают, как скрывать свои чувства. Из их числа только Этторе Фальконе не был профессиональным солдатом, он был копом из итальянских карабинеров, что-то посредине между военнослужащими и полицией.

Чавез подошёл к нему.

— Как ты себя чувствуешь, Большая Птица? — спросил Динг.

— Эта операция опасная, нет? — сказал Фальконе.

— Может быть, никогда не знаешь этого, пока не приедешь на место.

Итальянец пожал плечами:

— Это как рейды на мафиози. Иногда ты вышибаешь дверь, а там люди сидят за столом, пьют вино и играют в карты. А иногда у них в руках автоматы, но ты должен всё равно выбивать дверь, чтобы узнать это.

— Тебе часто приходилось участвовать в таких рейдах?

— Восемь раз, — ответил Фальконе. — Обычно я первым вбегаю через выбитую дверь, потому что я лучший стрелок. Но там у нас во взводе отличные парни, так же как здесь в нашей группе прекрасные солдаты. Все пройдёт хорошо, Доминго. Я испытываю напряжение, это верно, но со мной все будет в порядке. Ты увидишь, — закончил Большая Птица. Чавез похлопал его по плечу и пошёл поговорить с главным сержантом Прайсом.

— Привет, Эдди.

— У нас ещё нет мысли, как получше организовать операцию?

— Прибываем туда. Похоже, что это главным образом работа для Пэдди, взрывать разные вещи.

— Конноли — лучший подрывник, которого мне приходилось видеть, — заметил Прайс. — Только не говори ему об этом. Он и без того уже раздулся от гордости.

— Как ты относишься к Фальконе?

— Этторе? — Прайс покачал головой. — Меня удивит, если он в чём-то ошибётся. Он — отличный парень, Динг, настоящая машина — робот с пистолетом. Уверенность, которую он испытывает, редко подводит. Стрельба для него совершенно автоматическое дело.

— О'кей, мы выбрали нашу цель. Это две пусковые шахты, самая северная и самая восточная. Похоже, что там относительно ровный грунт, к шахтам ведут по две четырехдюймовые трубы. Пэдди взорвёт эти трубы, и затем мы попытаемся найти вход в шахту — взорвать крышку или найти дверцу — она должна быть наверху. Затем проникаем внутрь, швыряем гранату, чтобы повредить ракету, и убираемся к чёртовой матери из Додж-Сити[87].

— Делим нашу группу, как обычно? — спросил Прайс. Он знал, что солдаты привыкли работать друг с другом, но вреда от вопроса не будет.

Чавез кивнул.

— Ты берёшь Пэдди, Луи, Хэнка и Дитера, и твоя группа занимается уничтожением ракет. Со мной будут остальные, и мы берём на себя охрану вашей работы. — Прайс кивнул, и в этот момент к ним подошёл Пэдди.

— У нас будут костюмы химической защиты?

— Что? — спросил Чавез.

— Динг, если мы собираемся заниматься проклятыми ракетами с жидким топливом, нам понадобятся костюмы химической защиты. Топливо для этих ракет — поверь мне, ты не захочешь вдохнуть его пары. Красные пары азотной кислоты, тетроксид азота, гидразин и другие прекрасные веши. Это чертовски ядовитые химические вещества. Они ничуть не походят на пинту горького пива в «Зелёном Драконе», можешь не сомневаться. И если эти ракеты заправлены и мы взорвём их, никто не захочет стоять близко от них, в особенности если ветер дует от ракет на тебя. Газовое облако будет смертельным, подобно тому газу, которым вы в Америке казните преступников, но не таким приятным.

— Я поговорю с Джоном об этом. — Чавез пошёл назад.

* * *
— Проклятье, — заметил Эд Фоули, выслушав просьбу Кларка. — О'кей, Джон, я немедленно свяжусь с армейским ведомством по этому вопросу. Сколько времени ты ещё будешь в Москве?

— Полтора часа пути до аэропорта.

— У тебя все в порядке?

— Да, конечно, Эд, никогда не было лучше.

Фоули был потрясён голосом Кларка. Он был самым спокойным человеком в ЦРУ на протяжении почти двадцати лет, принимал участие в самых разных операциях, даже не моргнув глазом. Но теперь ему уже за пятьдесят, и это как-то изменило его, или, может быть, он начал осознавать свою смертность? Директор ЦРУ решил, что такое наступает с каждым в своё время.

— О'кей, я позвоню тебе. — Фоули поднял трубку другого телефона. — Соедините меня с генералом Муром.

— Слушаю, директор? — сказал председатель Объединённого комитета вместо приветствия. — Чем могу помочь?

— Люди, которых мы послали для выполнения специального задания в Китае, говорят, что им нужны защитные костюмы от воздействия химических газов и…

— Я уже опередил тебя, Эд. Командование специальных операций сообщило мне то же самое. У Первой бронетанковой дивизии есть все необходимое, и они доставят это на аэродром, чтобы наши парни могли забрать это перед вылетом на вертолётах.

— Спасибо, Микки.

— Насколько укреплены эти пусковые шахты?

— Заправочные трубопроводы идут по поверхности грунта. Взорвать их не составит проблемы. Кроме того, около каждой пусковой шахты находится металлическая дверь для обслуживающего персонала, и здесь проникнуть внутрь будет нетрудно. Единственно, что беспокоит меня, это охрана; там может оказаться целый пехотный батальон, размешенный группами у каждой шахты. Мы ждём очередного пролёта разведывательного спутника КН-11 над пусковыми шахтами, чтобы окончательно проверить существующую ситуацию.

— Диггз посылает «Апачи» для сопровождения специальной группы. Это несколько уравняет силы, — пообещал Мур. — Как относительно командного бункера?

— Он расположен в центральной части ракетного полигона, полностью под землёй и выглядит неприступным, но у нас есть примерное представление о его конфигурации от проникающего радиолокатора. — Фоули имел в виду спутник КН-14 «Лакросс».

НАСА однажды опубликовала фотографии, на которых были видны подземные притоки Нила, которые вытекали в Средиземное море у Александрии. Однако эти возможности спутника не были приспособлены для гидрологов. Он сумел также сфотографировать пусковые шахты межконтинентальных баллистических ракет, которые были, по мнению русских, хорошо замаскированы, а также другие секретные подземные объекты. Америка хотела показать русским, что расположение этих объектов совсем не является секретным.

— Микки, что ты думаешь об этой операции?

— Мне бы хотелось, чтобы у нас было достаточно бомб для её осуществления, — честно признался генерал Мур.

— Это верно, — согласился директор ЦРУ.

* * *
Заседание Политбюро затянулось далеко за полночь.

— Итак, маршал Луо, — сказал Киан, — вчера мы потерпели неудачу. Насколько она серьёзна? Нам нужна только правда, — резко заметил он. Киан Кун отлично зарекомендовал себя за последние несколько дней как единственный член Политбюро, не испугавшийся бросить вызов правящей клике. Он выражал всего лишь опасения, которые испытывал каждый из них. В зависимости от того, кто одержит победу на поле боя, ему могло грозить падение — вплоть до смерти, или просто исчезновение в неизвестности. Но создавалось впечатление, что его не пугает подобная перспектива. «Этим он отличается от всех остальных членов Политбюро, — подумал Фанг Ган, — и его следует уважать за это».

— Вчера произошло крупное сражение между 34-й ударной армией и русскими. Судя по всему, ни одной из сторон не удалось одержать победу, и сейчас мы перегруппировываем свои силы, чтобы использовать преимущество, которого нам удалось добиться, — сказал министр обороны. Все сидящие в комнате страдали от усталости, и снова взял слово министр финансов, единственный из всех.

— Другими словами, произошло сражение, и мы потерпели поражение, — откровенно произнёс Киан.

— Я не говорил этого! — сердито возразил Луо.

— Но ведь ситуация обстоит именно таким образом, не правда ли? — настаивал Киан.

— Я сказал вам правду, Киан! — громко ответил маршал.

— Товарищ маршал, — произнёс министр финансов спокойным и убедительным голосом. — Прошу извинить меня за недоверие. Видите ли, почти всё, что вы говорили в этой комнате, оказалось не совсем точным. Я не виню вас в этом. Возможно, ваши подчинённые ввели вас в заблуждение. Мы все страдаем от неверной информации, которую нам передают подчинённые. Но теперь наступило время тщательной оценки объективной реальности. У меня создаётся впечатление, что эта объективная реальность может оказаться неблагоприятной для экономических и политических целей, на достижение которых Политбюро направило нашу страну и наш народ. Вот почему мы должны знать, каковы реальные факты и какие опасности нам угрожают. Итак, товарищ маршал, какова сейчас военная ситуация в Сибири?

— Она несколько изменилась, — признался Луо. — Нельзя сказать, что она стала более благоприятной для нас, но далеко не все ещё потеряно. — Было видно, с какой тщательностью он выбирает слова.

Фраза «но далеко ещё не все потеряно», знали члены Политбюро, сидящие за столом, является деликатным способом выражения того, что произошла катастрофа. Как в любом обществе, если вы знакомы с тонкостями языка, то можете легко проникнуть в истинное значение услышанного. Об успехе всегда говорят прямо и откровенно. Недостатки отбрасываются в сторону без признания их чем-то не меньшим, чем поразительное достижение. В поражении обвиняют личностей, не сумевших должным образом выполнить свои обязанности, — за этим часто следовало суровое наказание.

Но настоящая политическая катастрофа неизменно объясняется как ситуация, которую ещё можно исправить.

— Товарищи, мы по-прежнему обладаем огромным преимуществом, — сказал Чанг. — Из всех великих держав только мы имеем межконтинентальные баллистические ракеты, и никто не осмелится резко выступить против нас, пока мы владеем этим оружием.

— Два дня назад американцы разрушили железнодорожные мосты, которые были настолько прочными, что, казалось, только разъярённое божество может всего лишь поцарапать их. Насколько мы уверены в этих ракетах, когда перед нами враг с невидимыми самолётами и волшебным оружием? — спросил Киан. — Мне кажется, что наступает время, когда министр иностранных дел Шен должен обратиться к Америке и России с предложением положить конец военным действиям, — заключил он.

— Вы имеете в виду сдаться? — с яростью в голосе спросил Чанг. — Никогда!

* * *
Это уже началось, хотя члены Политбюро ещё не знали о происходящем. По всему Китаю, особенно в Пекине, люди, владеющие компьютерами, подключались к Интернету. Это особенно относилось к молодёжи, и в первую очередь к студентам университетов.

Передача ЦРУ, http://www.darkstarfeed.cia.gov./siberiabattle/realtime.ram, привлекла глобальную аудиторию, причём даже международные службы новостей были застигнуты врасплох. CNN, «Фокс» и европейская служба новостей «Скай Ньюз» немедленно начали перехватывать изображения и пиратским способом передавать их по своим сетям. Затем они призвали экспертов-комментаторов объяснить происходящее своим зрителям в первой прямой передаче изображения какого-то события после февраля 1991 года. В свою очередь ЦРУ пиратским способом сняло с CNN комментарии экспертов, и на сайте ЦРУ в Интернете появились теперь в прямом эфире допросы китайских военнопленных. Они говорили свободно, ничего не скрывая, настолько были потрясены близостью смерти, прошедшей совсем рядом.

Кроме того, они были несказанно обрадованы своим в равной степени чудесным спасением, тогда как множество их товарищей оказались менее удачливыми. Это привело к чрезмерному многословию, которое нельзя подделать и которое могло быть только откровенным. Любой китайский гражданин получил возможность отличить фальшивую пропаганду от правды, которую они теперь видели и слышали.

Самым странным было то, что Луо на заседании Политбюро не сказал ни слова о передачах по Интернету, считая это не относящимся к политическим фактам жизни в КНР. Но, умолчав об этом, маршал совершил самую большую ошибку в своей жизни.

Сначала они собирались в университетских общежитиях, среди облаков сигаретного дыма, оживлённо разговаривая, как это делают студенты во всем мире, и в этих разговорах идеализм сочетался со страстностью.

Но скоро эта страсть перешла в решительность. К полуночи студенты собирались уже большими группами. Появились главари, и, будучи главарями, они считали необходимым куда-то вывести своих сторонников. Когда толпы смешались снаружи, главари небольших групп встретились, и начались переговоры. В результате появились вожаки, подобно мгновенно возникшей военной или политической иерархии, поглощающие небольшие группы в свои собственные. Наконец, выделились шесть вожаков студенческого сообщества, составлявшего около тысячи пятисот человек. Эта толпа росла и питалась собственной энергией. Во всем мире студенты полны оптимизма и стремления достичь чего-то лучшего, и эти китайские студенты не были исключением. Некоторые парни стремились выделиться в глазах девушек — ещё одна важная мотивация для молодёжи, — и всё-таки объединяющим фактором был гнев, вызванный тем, что случилось с китайскими солдатами и их страной. Более того, ими руководила ярость, направленная против людей, которые столько времени обманывали их, показывая ложь по телевидению, такую очевидную и неоспоримую, а теперь с лёгкостью опровергаемую сведениями, поступающими по Интернету, которому они привыкли верить.

Дальше они могли собраться только в одном месте — на площади Тяньаньмэнь, «Площади небесного спокойствия», ставшей психологическим центром их страны. Огромная площадь притягивала их к себе, подобно тому, как магнит притягивает железные опилки. Им на руку было и время суток. Полиция Пекина, подобно полиции во всем мире, работает в течении всех двадцати четырех часов, но она разделена на неравные смены. Самая малочисленная смена выходила на службу с 23 часов до 7 утра. В это время большинство людей спит, и прямым результатом этого было сокращение уровня преступности, которую должна подавлять полиция. К тому же эта смена состояла из полицейских, хуже всего зарекомендовавших себя в глазах начальства, потому что ни один разумный человек не предпочитает жизнь вампиров, бодрствующих по ночам, работе нормальных людей при свете дня. В результате немногочисленные полицейские, дежурившие ночью, относились к числу тех, кто не сумел проявить себя в профессиональной деятельности или просто не нравился своему начальнику. Эти полицейские отвечали тем, что не относились к ночному дежурству с достаточной серьёзностью.

Появление первых студентов на площади даже не привлекло внимания двух стражей порядка, дежуривших там. Их основные обязанности заключались в том, чтобы руководить автомобильным движением и объяснять иностранным туристам (часто пьяным), как доползти до своих отелей. Единственная опасность, угрожавшая им, заключалась в том, что их часто ослепляли вспышки камер в руках глупо улыбающихся, но добродушных и пьяных gwai.

Новая ситуация застала их врасплох, и их первой реакцией был просто стоять и наблюдать за происходящим. Появление такого большого количества молодых людей на площади было необычным, но они не совершали ничего противозаконного, и потому полицейские просто озадаченно смотрели на них. Они даже не сообщили начальству о происходящем, потому что дежурный капитан был полным ослом и наверняка не знал бы, какие меры следует предпринять.

* * *
— Что, если они нанесут удар по нашим ядерным ракетам? — спросил министр внутренних дел Тонг Джи.

— Они уже сделали это, — напомнил ему Чанг. — Они потопили наш подводный ракетоносец, может быть, ты позабыл об этом? Если они нанесут удар по нашим ракетам наземного базирования, это будет означать, что американцы собираются напасть на нас как на нацию, не только на наши Вооружённые силы, потому что в таком случае их уже ничто не сможет сдерживать. Это будет серьёзная и преднамеренная провокация, не правда ли, Шен?

— Да, это будет недружественным актом, — кивнул министр иностранных дел.

— Как нам защититься от этого? — спросил Тан Деши.

— Наш ракетный полигон расположен далеко в глубине страны. Каждая ракета находится в хорошо укреплённой пусковой шахте, — объяснил министр обороны. — Более того, недавно мы дополнительно укрепили пусковые устройства стальной броней, способной выдержать бомбы, которые могут сбросить на них. Лучший способ ещё надёжнее защитить их заключается в размещении там батарей ракет «земля-воздух».

— А если американцы используют свои невидимые бомбардировщики, тогда что? — спросил Тан.

— Защита от этого является пассивной, стальные крыши, которыми мы дополнительно накрыли пусковые шахты. Там находятся наши войска — служба безопасности Второго артиллерийского управления, — но они размещены там только для защиты от нападения группы коммандос. Если будет предпринято такое нападение, мы запустим ракеты. Принцип заключается в следующем: или мы используем наши ракеты, или потеряем их. Нападение на наше стратегическое оружие будет предвестником нападения на наше государство. Это наша единственная козырная карта, — объяснил Луо. — Только этого по-настоящему боятся американцы.

— Да, им нужно опасаться такого удара, — согласился Чанг Хан Сан. — Обладая этими ракетами, мы можем диктовать американцам, где им нужно остановиться и что им необходимо предпринять. По сути дела, уже сейчас было бы неплохо сообщить американцам, что у нас есть такие ракеты и мы готовы применить их, если они будут нажимать на нас излишне жёстко.

— Угрожать американцам ядерным оружием? — спросил Фанг. — Мне кажется, что это будет неразумным шагом. Они, несомненно, знают о наших ракетах. Открытая угроза могучей державе — это не самый лучший выход.

— Они должны понять, что существуют границы, которые им нельзя пересекать, — настаивал Чанг. — Они могут причинить нам урон, но и мы может причинить им урон. Наши ракеты — единственное оружие, против которого у них нет защиты, и их сентиментальное отношение к своему народу нам на руку. Настало время для Америки считаться с нами, как с равными, а не рассматривать нас как второстепенную страну, чью силу они могут игнорировать.

— Я повторяю, товарищи, — сказал Фанг, — это большая ошибка. Когда тебе в голову направляют пистолет, ты не должен пытаться напугать противника.

— Фанг, ты был моим другом в течение многих лет, но сейчас ты ошибаешься. Это мы направили пистолет в голову американцам. Американцы уважают только силу, которая контролируется решительностью. Это заставит их задуматься. Луо, ракеты готовы к запуску?

Министр обороны покачал головой:

— Нет, ведь вчера мы решили не готовить их. Для подготовки ракет к запуску требуется два часа, чтобы наполнить их баки топливом. После этого мы можем держать их в состоянии готовности примерно сорок восемь часов. Затем нужно откачать топливо, произвести техническое обслуживание — на это нужно около четырех часов, — и можно снова заправить их топливом. Мы можем без труда держать половину наших ракет в полной готовности к запуску неограниченное время.

— Товарищи, я считаю, что в наших интересах подготовить ракеты к запуску.

— Нет! — воскликнул Фанг. — Американцы сочтут это опасной провокацией, а провоцировать их таким образом — безумие!

— Кроме того, нам следует дать указание Шену напомнить американцам, что у нас есть такое оружие, а у них нет, — продолжал Чанг.

— Но это даст им предлог напасть на нас! — едва не закричал Фанг. — У них нет ракет, это верно, но они обладают иными способами нанести сокрушительный удар по нашей стране. Если мы сделаем такой шаг сейчас, когда уже идёт война, они несомненно ответят нам.

— Нет, не думаю, Фанг, — возразил Чанг. — Они не рискнут поставить на карту миллионы жизней своих граждан против всего нашего населения. У них не хватит решимости на такой шаг.

— Ставить на карту, говоришь ты. А мы решимся поставить на карту жизнь нашей страны? Чанг, ты сошёл с ума. Это безумие, — настаивал Фанг.

— У меня нет права голоса за этим столом, — заметил Киан. — Но я был членом нашей партии всю свою взрослую жизнь и, мне кажется, достойно служил Китайской Народной Республике. Наша задача строить страну, а не разрушать её. Что мы сделали до сих пор? Мы превратили Китай в вора, грабителя с большой дороги — и к тому же грабителя-неудачника! Луо признался в этом. Мы проиграли в азартной игре, целью которой было стремление к богатствам, и теперь нам нужно примириться с этим. Мы ещё можем восстановить ущерб, нанесённый нашей стране и её народу. Это потребует унижения с нашей стороны, а не отчаянного вызова. Угроза Америке сейчас — это не знак силы, нет, это знак слабости. Это шаг бессильного человека, пытающегося показать всем свой член. Все будут рассматривать это как глупый и безрассудный акт.

— Если мы хотим продолжить существование как нации — если мы хотим остаться правителями могучего Китая, — возразил Чанг, — мы должны дать понять американцам, что они не могут гнать нас дальше. Товарищи, не совершите ошибки. Наши жизни решаются у этого стола. И это стало центральным вопросом дискуссии. Я не предлагаю нанести ядерный удар по Америке. Моё предложение заключается в том, что мы должны продемонстрировать Америке нашу решительность, дать им понять, что, если они будут продолжать оказывать на нас давление, мы накажем их — и вместе с ними русских. Товарищи, я предлагаю подготовить наши ракеты к запуску, заправить их топливом и затем поручить Шену сказать американцам, что существует предел, дальше которого нас нельзя загонять в угол без самых серьёзных последствий.

— Нет! — возразил Фанг. — Это равносильно угрозе ядерной войны. Мы не должны делать такой шаг.

— Если мы не сделаем его, то все мы обречены, — сказал Тан Деши, глава Министерства государственной безопасности. — Ты должен извинить меня, Фанг, но Чанг прав. Межконтинентальные баллистические ракеты являются единственным оружием, с помощью которого мы может удержать американцев. У них будет искушение нанести по ним удар — и тогда…

— Если они попытаются нанести удар по нашим ракетам, мы должны воспользоваться ими, потому что если они лишат нас этого оружия, то у них появится возможность обращаться с нами, как им угодно, и они уничтожат всё, что мы создали за последние шестьдесят лет, — заключил Чанг. — Я предлагаю поставить этот вопрос на голосование.

«Внезапно и не прибегая к здравому смыслу, — подумал Фанг, — совещание свернуло на путь, лишённый всякой логики и разума, на путь, ведущий к катастрофе». Но он был единственным членом Политбюро, который понимал это, и впервые в жизни он проголосовал против выдвинутого предложения. Совещание наконец закончилось. Члены Политбюро разъехались по домам. Ни один из них не проехал через площадь Тяньаньмэнь, и вскоре все быстро погрузились в глубокий сон.

* * *
На взлётной площадке стояли двадцать пять вертолётов UH-60A «Блэкхок» и пятнадцать «Апачей». У каждого к фюзеляжам были присоединены короткие широкие крылья. Под этими крыльями на «Блэкхок» были подвешены топливные баки. У «Апачей» под крыльями были топливные баки и вооружение. Экипажи вертолётов собрались вместе, глядя на карты.

Кларк шёл первым. Он был одет в свой чёрный костюм «ниндзя», и солдат проводил его и Кириллина — на генерале был маскировочный костюм, которым пользовались русские воздушно-десантные войска, — к полковнику Бойлу.

— Здравствуйте, меня зовут Дик Бойл.

— Я Джон Кларк, а это генерал-лейтенант Юрий Кириллин. Я из «Радуги», — объяснил Джон, — Кириллин представляет спецназ.

Бойл приложил руку к фуражке, салютуя генералам.

— Ну а я буду вашим шофёром, господа. Наша цель находится в семистах шестнадцати милях отсюда. Мы сможем долететь до места операции, но нам придётся заправиться на обратном пути. Мы сделаем это вот здесь, — полковник указал на точку на навигационной карте, — на вершине холма к западу от маленького города под названием Чиченг. Два самолёта С-130 сбросят для нас резиновые баки с топливом. Сверху нас будут сопровождать истребители F-15, a F-16-e уничтожат радиолокационные станции вдоль нашего маршрута. Когда мы подлетим примерно вот сюда, восемь бомбардировщиков F-117 уничтожат вот эту базу китайских истребителей в Аншане. Таким образом, с угрозой со стороны истребителей будет покончено. Теперь о ракетном полигоне. На нем расположена охрана, предположительно силой до батальона, вот в этих казармах, — на этот раз он показал место расположения казарм на фотографии, сделанной со спутника, — и пять моих «Апачей» уничтожат казармы ракетами «воздух-земля». Остальные «Апачи» будут поддерживать вас с воздуха. Остался единственный вопрос: как близко к пусковым шахтам нужно высадить вас?

— Приземляйтесь прямо на этих мерзавцев, — сказал Кларк, посмотрев на Кириллина.

— Согласен, чем ближе, тем лучше.

Бойл кивнул.

— Хорошо. На всех вертолётах номера, которые указывают, к какой пусковой шахте они летят. Я будут лететь во главе своих вертолётов и совершу посадку вот здесь.

— Это значит, что я лечу с вами, — сказал ему Кларк.

— Сколько вас?

— Десять, и я с ними.

— О'кей, ваши костюмы химической защиты в вертолётах. Надевайте их, и мы отправляемся. Туалет находится вон там, — показал Бойл. Будет лучше для каждого солдата помочиться, перед тем как вертолёты взлетят. — Пятнадцать минут.

Кларк пошёл в ту сторону, куда указал Бойл. Кириллин последовал за ним. Оба старых солдата знали, что им нужно делать, и посещение туалета было не менее важно, чем проверка оружия.

— Ты был раньше в Китае, Джон?

— Нет. Только на Тайване, много лет назад. Там мы занимались проститутками, виски и татуировкой.

— На этот раз у тебя не будет такой возможности. К тому же мы оба слишком старые для этого.

— Я знаю, — сказал Кларк, застёгивая застёжку-«молнию». — Но ведь ты не собирался сидеть здесь, пока твои солдаты выполняют задание, верно?

— Командир должен быть со своими солдатами, Джон.

— Это верно, Юрий. Ну, желаю удачи.

— Они не нанесут атомный удар по моей стране или по твоей, — пообещал Кириллин. — Пока я жив.

— Ты знаешь, Юрий, ты мог бы стать хорошим солдатом в 3-й ГСО.

— А что это такое, Джон?

— Когда мы вернёмся обратно и опрокинем несколько стаканов, я расскажу тебе.

Коммандос надевали защитные костюмы около выделенных им вертолётов. Американские костюмы химической защиты были неуклюжими, но с этим приходилось мириться. Подобно многим американским вещам, созданным для использования армией, они являлись эволюционным развитием британской идеи, с древесным углём внутри подкладки для поглощения и нейтрализации токсичного газа, и капюшоном, который…

— Мы не сможем пользоваться нашими рациями, пока одеты в эти костюмы, — заметил Майк Пирс. — Антенна мешает.

— Попробуй вот так, — предложил Гомер Джонстон, отсоединяя антенну и засовывая её в покрытие шлема.

— Отличная мысль, Гомер, — сказал Эдди Прайс, наблюдая за его движениями, и попробовал сам. Изготовленные по американскому образцу кевларовые шлемы хорошо помещались в капюшонах, но солдаты откинули их назад, как слишком неудобные до того момента, когда они действительно станут необходимыми. Закончив с этим, они поднялись в вертолёты, и лётные экипажи включили турбины фирмы «Дженерал Электрик», вращающие несущие винты. «Чёрные ястребы» оторвались от земли. Коммандос разместились в комфортабельных — для военных вертолётов — креслах и пристегнули ремни безопасности, удерживаемые креплением в четырех точках. Кларк занял откидное сиденье между двумя пилотам и подключился к интеркому.

— Скажите, кто вы на самом деле? — спросил Бойл.

— Мне придётся убить вас, после того как расскажу о себе, но я из ЦРУ. До этого служил в военно-морском флоте.

— В группе «SEAL»?[88] — спросил Бойл.

— Да, эмблема «Будвайзер» и все такое. Пару лет назад мы создали эту организацию под названием «Радуга» — специальные операции, антитеррор и другие цели.

— Уничтожение террористов в испанском парке развлечений — ваша работа?

— Да, там действовали мы.

— Вас там поддерживал вертолёт UH-60A «Блэкхок». Кто был пилотом?

— Дэн Мэллой. Когда сидит за штурвалом, его позывной «Медведь». Знаете его?

— Из корпуса морской пехоты, верно?

— Да, — кивнул Кларк.

— Мне не доводилось встречаться с ним, но я слышал о нем. По-моему, он сейчас служит в Вашингтоне.

— Да, когда он ушёл от нас, его назначили в VMH-1.

— Управляет вертолётом президента?

— Совершенно верно.

— Лёгкая работа, — заметил Бойл.

— Сколько времени вы занимаетесь этим?

— Летаю на вертушках? О, примерно восемнадцать лет. Налетал четыре тысячи часов. Я, можно сказать, родился на «Хьюи» и затем дорос вот до этих вертолётов. Имею сертификат пилота на «Апаче».

— Как вы относитесь к нашей операции? — спросил Джон.

Ответ был «Лететь долго», и Кларк надеялся, что это было единственной причиной для беспокойства полковника Бойла. Отсиженный зад восстанавливается достаточно быстро.

* * *
— Жаль, что нет другого способа решить эту проблему, Робби, — сказал Райан во время ланча. Ему казалось ужасным сидеть в столовой Белого дома и есть вместе со своим лучшим другом чизбургеры, тогда как другие — включая двух людей, которых он хорошо знал, — готовились выполнить опасную операцию. Этого было достаточно, чтобы его аппетит стал таким же безжизненным, как говядина с низким содержанием холестерина. Он положил чизбургер на стол и выпил кока-колы.

— Почему же, такой способ существует — если ты готов ждать два дня, необходимых «Локхид-Мариетте», чтобы собрать бомбы, потом день на то, чтобы доставить их в Сибирь, и ещё двенадцать часов на саму операцию. Может быть, и дольше. «Блэк Джет» летает только ночью, не забыл? — напомнил вице-президент.

— Ты справляешься с ожиданием лучше меня.

— Джек, мне нравится это дело ничуть не больше тебя, о'кей? Но после двадцати лет взлётов и посадок на авианосцы ты привыкаешь справляться со стрессом, когда твои друзья оказываются в трудном положении. Если тебе это не удастся, лучше уж вернуть свои крылья лётчика-истребителя. Ешь, приятель, тебе нужно сохранять силы. Как дела у Андреа?

Это вызвало ироническую улыбку у Райана.

— Сегодня утром едва успел довести до своего сортира, так её потянуло блевать. Это убивает её, она смущается, словно голый парень посреди Таймс-сквер.

— Ничего не поделаешь, она выполняет мужскую работу и не хочет показывать другим свою слабость, — объяснил Робби. — Трудно быть одним из парней, когда у тебя нет члена, но следует признать, что она старается изо всех сил.

— Кэти говорит, что это пройдёт, но для Андреа это не проходит достаточно быстро. — Он поднял голову и увидел Андреа, стоящую в дверях, — как всегда, она была бдительным защитником своего президента.

— Она отличный солдат, — согласился Джексон.

— Как поживает твой отец?

— Не так уж плохо. Какое-то церковное телевидение обратилось к нему с предложением, чтобы он и Джерри Паттерсон провели ещё несколько совместных шоу в воскресное утро. Он обдумывает их предложение. Деньги за участие в этих шоу помогут привести в порядок его церковь.

— Их совместное выступление произвело большое впечатление.

— Это верно, Джерри справился со своей ролью совсем неплохо для белого священника. Да он вообще совсем неплохой человек, говорит папа. Правда, мне не слишком нравится это церковное телевидение. Слишком просто переехать в Голливуд и начать выступления перед аудиторией, вместо того чтобы быть пастырем для своего прихода.

— Твой отец производит сильное впечатление, Робби.

Джексон поднял голову:

— Я рад, что ты так считаешь. Ему было непросто воспитать нас, особенно когда умерла мама. Но он может быть строгим и придирчивым человеком. Прямо-таки выходит из себя, когда видит, что я пью пиво. Но, в конце концов, я полагаю, что это его работа — быть требовательным к людям.

— Скажи ему, что когда-то Иисус был барменом. Это было его первое чудо.

— Я уже говорил ему об этом, и он тогда сказал, что, если Иисус хочет быть барменом, это вполне приемлемо для Иисуса, но ты-то не Иисус. — Вице-президент засмеялся. — Ешь, Джек.

— Да, мамочка.

* * *
… — Здесь кормят совсем неплохо, — сказал Ал Грегори в двух милях от Белого дома, сидя в кают-компании крейсера «Геттисберг».

— Ну что ж, мы придерживаемся правила: никаких женщин и никакого алкоголя на военном корабле, — напомнил капитан Блэнди. — По крайней мере, на этом. Приходится развлекаться чем-то другим. Итак, как дела с ракетами?

— Программное обеспечение полностью введено, и я передал по электронной почте необходимую информацию, как вы хотели. Так что теперь и все другие крейсера с системами «Иджис» установили её.

— Я только что слышал, что управление, занимающееся системами «Иджис» в Пентагоне, переживает истерический припадок по этому поводу. Они не одобряют новое программное обеспечение.

— Пусть пожалуются Тони Бретано, — посоветовал Грегори.

— Объясните мне ещё раз, в чём заключается ваша модификация?

— Все дело в поисковом программном обеспечении, находящемся в боеголовке ракеты. Я сократил линии мода, для того чтобы ускорить процесс рециркуляции. И я также перепрограммировал скорость нутации лазера в предохранительной системе, так что теперь могу полагаться на более высокую скорость закрытия. Это поможет обойти ту проблему, которая существовала у «Патриотов» в борьбе со «Скалами» в 1991 году. Тогда я тоже помог с модификацией программного обеспечения, но эта примерно на половину порядка магнитуды быстрее.

— Без перемены в технической части?

— Было бы лучше увеличить дальность действия лазера, это верно, но можно обойтись и без этого — по крайней мере, при компьютерном моделировании все действовало исправно.

— Надеюсь, нам не понадобится проверять правильность ваших расчётов.

— О да, капитан. Ядерная боеголовка, падающая на город, это очень плохо.

— Аминь.

* * *
…Теперь их было уже пять тысяч, это число постоянно увеличивалось. Приходили студенты, вызванные по сотовым телефонам, которые, казалось, были сейчас у всех.

Некоторые даже приходили с портативными компьютерам, подключёнными к сотовым телефонам, так что они могли входить в Интернет прямо с площади. Была ясная ночь, без угрозы дождя, который мог вывести из строя компьютеры. Главари толпы — теперь они думали о ней как о демонстрации — собирались вокруг этих компьютеров, чтобы узнать больше и затем передать новости своим друзьям. Первое крупное восстание студентов на площади Тяньаньмэнь подстегивалось телефаксами. Эта демонстрация сделала большой скачок вперёд в технологии. Первая потерпела неудачу, но тогда все они были младенцами, и воспоминания о ней оставались у них в лучшем случае отрывочными. Теперь все они были достаточно взрослыми и образованными, чтобы знать, что нужно изменить в обществе, но всё-таки недостаточно взрослыми и образованными, чтобы понимать, что изменения в их обществе невозможны. И ещё они не знали, какой опасной комбинацией все это может стать.

* * *
Местность внизу была тёмной, без единого огонька. Даже их очки ночного видения не помогали — они видели всего лишь черты пересечённой местности, главным образом вершины холмов и хребтов. Иногда всё-таки мелькали редкие огоньки — это были дома и другие здания, но в это время ночи почти все спали, выключив свет.

Единственными двигающимися источниками света, которые они могли видеть, были кончики несущих винтов, разогретые трением воздуха до такой степени, что к ним трудно прикоснуться, и достаточно раскалённые, чтобы светиться в инфракрасном спектре, который могли различить очки ночного видения. Почти все солдаты были погружены в состояние ступора от постоянной вибрации их винтокрылой машины или в полусонное состояние, помогающее им убить время.

Впрочем, это не относилось к Кларку, который рассматривал спутниковые фотографии ракетного полигона в Хуанхуа, изучая их в отражении инфракрасного света через свои очки ночного видения. Он искал информацию, которую мог пропустить при первом и двадцать первом осмотре фотографий. Кларк не сомневался в своих людях. Чавез превратился в прекрасного тактического командира, а коммандос — все, как один, опытные сержанты, будут делать то, что им поручено, на пределе своих немалых способностей.

Русские в других вертолётах тоже не вызывали у него опасений. Они были моложе — в среднем на восемь лет, — чем солдаты «Радуги», все офицеры — главным образом лейтенанты и капитаны, хотя имелось и несколько майоров, и все получили университетское образование, а это было почти так же хорошо, как пять лет на воинской службе. Но, что ещё лучше, они были молодыми профессиональными солдатами, с хорошей мотивацией, достаточно умными и сообразительными, чтобы думать даже во время боевых действий. Кроме того, они отлично владели оружием.

«Операция должна быть успешной», — подумал Джон. Он наклонился вперёд и посмотрел на часы на панели вертолёта. Ещё сорок минут — и все будет ясно. Оглянувшись назад, он увидел, что небо на востоке начало светлеть, как показывали его очки. Они опустятся на поле ракетного полигона как раз перед рассветом.

* * *
Это была до смешного простая операция для «Блэк Джетс». Подлетая к цели по одному, в тридцати секундах друг от друга, каждый бомбардировщик открывал свои бомбовые люки, и вниз летели по две бомбы, одна за другой, с интервалом десять секунд. Каждый пилот, бомбардировщик которого контролировался автоматической крейсерской системой, направлял точку своего лазерного целеуказателя на заранее рассчитанную часть взлётно-посадочной полосы. Самые простые наводящие устройства «Пейвуэй-II», присоединённые к бомбам «Марк-84» весом две тысячи фунтов с дешёвыми — стоящими всего $ 7.95 взрывателями М905, — рассчитанными на детонацию в одну сотую секунды после касания земли, чтобы воронка на бетонной взлётно-посадочной полосе была примерно двадцать футов диаметром и девять глубиной, — наводили бомбы точно в цель. После того как шестнадцать таких бомб обрушились на аэродром, к потрясённому изумлению диспетчеров на контрольной башне и с грохотом, способным разбудить всех людей, проживающих на расстоянии пяти миль, база китайских истребителей в Аншане была закрыта и останется закрытой по крайней мере неделю. Затем восемь F-117 развернулись и направились на свою базу в Жиганске. Считалось, что управлять бомбардировщиком «Блэк Джет» ничуть не труднее, чем сидеть за штурвалом «Боинга-737» Юго-Западных авиалиний, и в основном это соответствовало истине.

* * *
— Почему, черт побери, они не послали одну из «Тёмных звёзд» наблюдать за операцией? — спросил Райан.

— Думаю, это просто никому не пришло в голову, — ответил Джексон. Они уже вернулись обратно в ситуационной центр.

— Как относительно разведывательных спутников?

— Не на этот раз, — ответил Эд Фоули. — Следующий пролёт над этим районом через четыре часа. Но у Кларка есть спутниковый телефон. Он сможет держать нас в курсе дела.

— Великолепно, — проворчал Райан и откинулся на спинку кресла, которое внезапно стало удивительно неудобным.

* * *
— Вижу цель, — раздался голос Бойла по интеркому.

Затем проснулось радио:

— «Бандит-6» вызывает цыплят, вижу цель. Отзовитесь, приём.

«Два». «Три». «Четыре». «Пять». «Шесть». «Семь». «Восемь». «Девять». «Десять».

— «Кочайс»[89], отзовись.

— Это ведущий «Кочайс» с пятью, мы видим цель.

— Крук с пятью, видим цель.

— О'кей, действуйте в соответствии с планом. Атака, атака, атака!

Кларк посмотрел на землю, как и все остальные коммандос в пассажирской части вертолёта. Сон оставил их, и адреналин хлынул в кровеносную систему. Он увидел, как парни трясли головой, сжимали челюсти. Оружие прижато к груди, и каждый из них положил левую руку на кнопку, мгновенно отстёгивающую ремень безопасности.

Первой рванулось ватаку звено «Кочайс», направляясь к казармам батальона, задача которого заключалась в охране пусковых шахт и находящихся в них межконтинентальных баллистических ракет. Здание ничем не отличалось от зданий американской армейской базы времён Второй мировой войны — двухэтажное деревянное строение с остроконечной крышей, окрашенное в белый цвет. Снаружи стояла будка часового, тоже белая, и она светилась в термальных прицелах стрелков «Апачей». Они даже видели двух солдат внутри, несомненно заканчивающих своё дежурство, с автоматами на плечах, небрежно опёршихся на стену, потому что никто никогда не приезжал сюда, редко даже в дневное время, и они не помнили, чтобы кто-то приехал сюда ночью — если не считать командира батальона, возвращающегося пьяным с совещания офицерского состава.

Головы солдат чуть повернулись, когда они услышали что-то странное, но четырехлопастные несущие винты на «Апачах» были спроектированы таким образом, что издавали мало шума, поэтому солдаты все ещё смотрели в окно, когда увидели первую вспышку.

Оружие, выбранное для нападения на казарму, представляло собой неуправляемые ракеты диаметром 2,75 дюймов, расположенные в подвесных контейнерах под короткими крыльями «Апачей». Три ракеты из пяти были предназначены для первоначальной атаки, и ещё две остались в запасе на случай непредвиденных осложнений. Сначала их двигатели работали на минимальном режиме, чтобы их очертания нельзя было заметить с окрестных холмов, и включились на полную мощность, когда до цели оставалось двести метров. Первый залп из четырех ракет взорвал будку с двумя сонными часовыми. Грохот взрыва был настолько силён, что разбудил солдат, спящих в казарме, однако второй залп, на этот раз из пятнадцати ракет, уничтожил всех, находящихся внутри, прежде чем они мигнули глазами. Ракеты попали в оба этажа казармы, и большинство солдат погибло, даже не успев проснуться. На мгновение «Апачи» заколебались — ведь у них было ещё неиспользованное оружие. На другой стороне здания казармы находился второй сторожевой пост; ведущий «Кочайс» перепрыгнул через казарму и заметил его. Два солдата, находящихся там, успели поднять автоматы и беспорядочно палили в воздух, но стрелок вертолёта выбрал автоматическую пушку калибра 20 мм и смел их, словно метлой. Затем вертолёт развернулся в воздухе и выпустил оставшиеся ракеты в пылающую казарму. Теперь стало очевидно, что если кто и остался живым в горящих развалинах, то это было только благодаря неслыханной благосклонности самого господа бога, и больше не будет представлять какую-нибудь опасность для хода операции.

— «Кочайс» четыре и пять, вызывает ведущий. Отправляйтесь обратно к Круку, вы здесь больше не нужны.

— Поняли тебя, ведущий, — ответили пилоты обоих вертолётов. Два штурмовых вертолёта полетели дальше, оставив три первых наблюдать за горящими развалинами казармы и уничтожать любые признаки жизни.

* * *
Звено Крука, тоже из пяти вертолётов, летело впереди «Чёрных ястребов». Оказалось, что у каждой пусковой шахты находился небольшой сторожевой пост из двух человек. Они были уничтожены в течение нескольких секунд огнём из автоматических авиационных пушек. Затем «Апачи» поднялись на большую высоту и начали описывать там медленные круги, каждый над парой пусковых шахт, разыскивая двигающиеся цели, но не обнаружили ни одной.

«Бандит-6», за штурвалом которого сидел полковник Дик Бойл, завис в трех футах над пусковой шахтой № 1, как это было помечено на его спутниковой фотографии.

— Вперёд! — закричал второй пилот в интерком. Солдаты «Радуги» выпрыгнули из вертолёта к востоку от самой шахты; стальная крышка в форме «китайской шляпы», которая выглядела, как перевёрнутый конусообразный вафельный стаканчик для мороженого, не позволяла высадиться прямо на дверь.

* * *
Командный пост ракетной базы являлся самой укреплённой и защищённой частью всего полигона. Он находился на глубине десяти метров под землёй, и десять метров, прикрывающих его сверху, состояли из литого железобетона, рассчитанного на то, чтобы уцелеть при ядерном взрыве на расстоянии в сто метров.

По крайней мере, так говорилось в проекте. Внутри командного поста находилась группа офицеров из десяти человек, которую возглавлял генерал-майор Хун Куинг Ниан. Он служил во Втором артиллерийском управлении (так в Китае назывались Войска стратегического назначения) после окончания университета, где он получил диплом инженера. Всего три часа назад он руководил заполнением ракетным топливом всех двенадцати межконтинентальных баллистических ракет CSS-4.

Ещё никогда ему не приходилось делать этого. Никакого объяснения не поступило вместе с приказом, хотя учёный-ракетчик — которым он являлся по своей профессии — не связывал это с ведущейся войной против России.

Подобно всем офицерам Народно-освободительной армии, генерал был исключительно дисциплинированным человеком и никогда не забывал, что под его личным контролем находится самое ценное стратегическое оружие страны. Тревогу поднял один из часовых на сторожевом посту у пусковой шахты, и персонал командного бункера включил телевизионные камеры, предназначенные для осмотра и наблюдения за полигоном. Это были старые камеры, они нуждались в освещении, которое тоже включили.

* * *
… — Что за чертовщина! — воскликнул Чавез. — Вырубите наземное освещение! — приказал он по радиосвязи.

В этом не было ничего трудного. Лампы находились на невысоких опорах и недалеко от коммандос. Чавез выпустил автоматную очередь в одну из ламп, и свет погас. Ни одна из ламп не выдержала больше пяти секунд.

* * *
— Нападение на ракетную базу, — произнёс генерал Хун тихим голосом, словно не веря своим словам. — На нас совершено нападение, — повторил он. Но такой случай был принят во внимание, и все знали, как поступать. — Поднять охранный батальон по тревоге, — сказал он сержанту. — Соедините меня с Пекином, — скомандовал другому.

* * *
У пусковой шахты №1 Пэдди Конноли подбежал к трубопроводам, ведущим к верхней части бетонного массива, являющегося частью шахты. К каждому трубопроводу он присоединил блок взрывчатого вещества, который он выбрал для этой операции — «Композишн Б», и вставил в блок детонирующее устройство. Два коммандос — Эдди Прайс и Хэнк Паттерсон — стояли рядом с автоматами в руках, готовые отразить нападение, которого так и не последовало.

— Огонь в трубопроводах! — крикнул Конноли, подбегая к двум коммандос, охранявшим его. Затем он упал на землю, спрятавшись за бетонным массивом, и повернул ручку детонатора. Через миллисекунду трубопроводы были взорваны. — Надеть маски! — скомандовал он всем по радио… но из заправочных трубопроводов не выходило никаких паров. Это хороший признак, не правда ли?

— Вперёд! — крикнул ему Эдди Прайс. Трое солдат, которых теперь охраняли ещё двое, посмотрели вокруг в поисках металлической двери, ведущей в помещение для обслуживания ракеты внутри пусковой шахты.

— Эд, мы на земле, мы на земле, — говорил Кларк в свою спутниковую рацию в пятидесяти ярдах от них. — Казармы уничтожены, и мы не видим противника. Сейчас занимаемся взрывными работами. Скоро сообщу. Конец.

* * *
… — Вот дерьмо, — выругался Эд Фоули в своём кабинете, но связь уже прервалась.

* * *
— Что? — В Пекине было на час позже, и солнце уже поднялось из-за горизонта. Маршал Луо только что проснулся после короткого сна, который последовал за самым неприятным днём, который он испытал после Культурной революции. Ему в руки сунули телефонную трубку. — В чем дело? — потребовал он хриплым голосом.

— Это говорит генерал-майор Хун Куинг Ниан из ракетной базы в Хуанхуа. На нас совершено нападение. Над нашими головами на поверхности базы вооружённые люди, пытающиеся взорвать наши ракеты. Мне нужны указания!

— Обороняйтесь! — Это была первая мысль, которая пришла в голову Луо.

— Сторожевой батальон уничтожен, они не отвечают на наш вызов. Товарищ министр, как мне поступить?

— Ваши ракеты заправлены топливом и готовы к пуску?

— Да!

Луо посмотрел вокруг себя в спальне, но здесь не было никого, кто мог бы дать ему совет. Самое ценное оружие его страны вот-вот вырвут из-под его контроля.

Его приказ не был автоматическим. Он действительно сначала подумал, но в конечном итоге не имело значения, насколько обдуманным будет его решение.

— Приказываю запустить ракеты, — сказал он далёкому генералу.

— Повторите команду, — услышал Луо.

— Запускайте ракеты! — рявкнул он в трубку. — Немедленно запускайте свои ракеты!

— Исполняю вашу команду, — ответил голос.

* * *
— Проклятье! — произнёс сержант Конноли. — Вот эта гребаная дверь, да ещё какая!

Первый подрывной заряд всего лишь поцарапал краску на металлической двери.

На этот раз Пэдди прикрепил кумулятивные заряды к верхней и нижней петлям, затем отошёл на безопасное расстояние.

— Это должно справиться с ней, — пообещал он, протягивая за собой провод детонатора.

Грохот, который последовал за его словами, подтвердил мнение подрывника. Когда они подняли голову, двери уже не было. Её отбросило внутрь, она, должно быть, полетела в пусковую шахту, как летучая мышь из…

— Етить твою мать! — Конноли повернулся. — Бежим! БЕЖИМ!

Повторять предупреждение Прайсу и Паттерсону не потребовалось. Они бежали так, как никогда не бегали за всю свою жизнь. Конноли догнал их, натягивая на шлем защитный капюшон на бегу, не останавливаясь, пока не пробежал больше сотни ярдов.

— Проклятая ракета уже заправлена. Дверь разорвала стенку верхнего бака. Сейчас произойдёт взрыв!

— Проклятье! Солдаты, это Прайс, ракеты заправлены, повторяю, ракеты заправлены! Уносите ноги как можно быстрее!

* * *
Доказательство этого последовало от пусковой шахты №8, к югу от Прайса. Бетонный массив, лежащий на вершине шахты, взлетел в воздух, и за ним рванулась вулканическая струя огня и дыма. Шахта № 1, на которой работали солдаты «Радуги», взорвалась так же. Поток огня вырвался в сторону через открытую дверь, предназначенную для обслуживания ракеты.

* * *
Инфракрасную отличительную черту было невозможно не заметить. Геоцентрический спутник, висящий над экватором, сконцентрировался на термическом излучении и тут же отправил сигнал в Саннивейл, Калифорния. Оттуда он поступил в NORAD — северо-американское оборонительное командование воздушного пространства, расположенное внутри гранитной горы Шайенн, Колорадо.

— Запуск! Вероятный запуск в Хуанхуа!

— Что такое? — спросил главнокомандующий НОРАД.

— Мы заметили огромную вспышку — две вспышки — в Хуанхуа, — объявила женщина-капитан. — Черт возьми, вот ещё одна.

— О'кей, капитан, успокойтесь, — ответил ей генерал с четырьмя звёздами на погонах. — Там проходит специальная операция, цель которой уничтожить китайскую базу межконтинентальных баллистических ракет. Так что не переживайте, девушка.

* * *
В контрольном бункере офицеры поворачивали ключи запуска. Генерал, командующий базой, никогда не думал, что ему придётся делать это. Разумеется, существовала такая вероятность, к которой он готовился на протяжении всей своей карьеры, но чтобы это произошло на самом деле… Нет. Такого не может быть.

Но кто-то пытался разрушить его базу. К тому же он получил приказ, и генерал действовал совершенно автоматически — он отдал приказ офицерам и повернул главный ключ.

* * *
Офицеры спецназа отлично справлялись со своим заданием. Уже четыре пусковые шахты были выведены из строя. Один из русских подрывников сумел взорвать дверь, ведущую внутрь шахты, с первого раза. Группа генерала Кириллина послала внутрь своего технического гения, который нашёл модуль наведения ракеты и вывел его из строя автоматным огнём. Теперь потребуется самое меньшее неделя, чтобы привести в порядок эту ракету, и чтобы быть полностью уверенным, что такое не случится никогда, офицер прикрепил взрывной заряд к корпусу ракеты из нержавеющей стали и поставил таймер взрывателя на пятнадцать минут.

— Готово! — крикнул он.

— Поднимайся наверх! — приказал Кириллин.

Генерал-лейтенант, ощущающий себя зелёным кадетом в школе парашютистов, собрал свою команду и побежал вместе с ними к месту, где их должен забрать вертолёт. Чувствуя себя виноватым из-за того, что он не принимал непосредственного участия в работе, он оглянулся вокруг, удивлённый огнём и пламенем на севере от себя. Но ещё больше удивило его то, что три крышки на пусковых шахтах начали двигаться. Ближайшая была всего в трехстах метрах от них, и он увидел, как один из его офицеров подошёл прямо к внезапно открывшейся шахте и бросил что-то в неё — затем побежал прочь, будто испуганный кролик, потому что через три секунды ручная граната, брошенная офицером, взорвалась и вместе с ней взорвалась вся ракета. Офицер спецназа исчез в огромном клубе пламени — навсегда, — но затем произошло нечто ещё более страшное. Из двух пусковых шахт, № 5 и № 7, вырвались два вертикальных фонтана сплошного бело-жёлтого пламени, и меньше чем через две секунды оттуда появились тупые чёрные носы баллистических ракет.

* * *
— Вот проклятье, — прошептал пилот вертолёта «Апач» под кодовым наименованием «Крук-Два». Он барражировал в километре от ракеты и безо всякой сознательной мысли опустил нос вертолёта, повернул ручку газа и потянул на себя рычаг коллективного управления скорости вращения несущего винта и угла наклона лопастей, бросив свой вертолёт прямо к медленно поднимающемуся корпусу ракеты.

— Я вижу его, — произнёс стрелок. Он направил на ракету свою автоматическую двадцатимиллиметровую пушку и потянул за спусковой крючок. Трассирующие снаряды понеслись к ракете, словно лучи лазера. Первая очередь прошла мимо, но стрелок поправил прицел и прошёлся длинной очередью по верхней части ракеты — колоссальный взрыв отбросил вертолёт назад, пилот потерял контроль, и вертолёт опрокинулся на спину. Пилот перевёл рычаг управления влево, но вертолёт продолжал катиться по земле в течение ещё полутора оборотов, прежде чем остановился. Пилот увидел, как горящее ракетное топливо брызнуло на землю из шахты № 9 на всех людей, которые только что вывели её из строя.

Последняя ракета поднялась из своей шахты ещё до того, как солдаты смогли как-нибудь помешать ей. Двое пытались открыть по ней огонь из своих автоматов, но пылающие выхлопные газы сожгли их быстрее, чем они успели нажать на спусковые крючки. Ещё один «Апач» помчался к ракете, увидев, чего добился «Крук-Два», но его снаряды не достигли цели, настолько быстро поднималась в небо ракета CSS-4.

* * *
— Пропади оно все пропадом! — услышал Кларк в наушнике своего радио. Это был голос Динга.

Джон тут же обратился к своему спутниковому телефону.

— Слушаю, как дела? — спросил Эд Фоули.

— Одной удалось ускользнуть, Эд, одной удалось ускользнуть.

— Что?

— Ты слышал меня. Мы вывели из строя все ракеты, кроме одной, и она поднялась в небо… уходит на север, но начинает склоняться к востоку. Извини, Эд. Мы сделали всё, что было в наших силах.

Фоули потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и ответить:

— Спасибо, Джон. Думаю, мне нужно предпринять кое-что.

* * *
— Вот ещё один, — сказала капитан.

Главнокомандующий НОРАД старался сохранять олимпийское спокойствие. Да, на этой китайской ракетной базе проводилась специальная операция, целью которой было уничтожение китайских межконтинентальных баллистических ракет, так что он ожидал увидеть огненные вспышки на экране. О'кей, пока все они были на земле.

— Теперь с ракетами должно быть покончено, — объявил генерал.

— Сэр, вот эта двигается. Произошёл запуск.

— Вы уверены?

— Посмотрите, сэр, пламя двигается в сторону от места запуска, — настойчиво сказала капитан. — Это настоящий запуск ракеты, настоящий запуск — настоящий запуск! — закончила она. — О, боже мой…

— О, проклятье, — произнёс главнокомандующий НОРАД. Он глубоко вздохнул и поднял трубку Золотого Телефона. Нет, сначала он позвонит в Центр национального военного командования.

Старшим дежурным офицером в ЦНВК был Салливэн, бригадный генерал корпуса морской пехоты с одной золотой звездой на погонах. Телефон, связывающий его с НОРАД, звонил достаточно редко.

— ЦНВК, бригадный генерал Салливэн слушает.

— Это говорит главнокомандующий НОРАД. Мы проследили запуск баллистической ракеты — подлинная угроза — с ракетной базы в Хуанхуа в Китае. Повторяю, подлинный запуск, подлинная угроза из Китая. Траектория склоняется к востоку и направляется к Северной Америке.

— Дерьмо, — заметил генерал морской пехоты.

— Можете рассказать мне об этом.

Действия, которые необходимо предпринять в данном случае, отработаны и записаны. Его первый телефонный звонок был в военный центр Белого дома.

* * *
Райан со своей семьёй садился ужинать. Необычный вечер, у него ничего не запланировано, никаких выступлений, и это хорошо, потому что всегда набегали репортёры и задавали вопросы, а за последнее время…

— Повторите, что вы сказали? — сказала Андреа Прайс-О'Дей в свой микрофон на рукаве. — Что?

Тут в комнату ворвался другой агент Секретной службы.

— Приказ на марш! — заявил он. Это была кодовая фраза, часто произносимая на учениях, но ни разу в действительности.

— Что? — спросил Джек, опередив на полсекунды жену, которая собиралась задать такой же вопрос.

— Господин президент, мы обязаны эвакуировать вас и вашу семью из Белого дома, — сказала Андреа. — Вертолёты корпуса морской пехоты уже на подлёте.

— Что происходит?

— Сэр, НОРАД сообщил о приближающейся баллистической боеголовке.

— Что? Китай?

— Это мне неизвестно. Быстро выходим, немедленно, — убедительно произнесла Андреа.

— Джек, — раздался встревоженный голос Кэти.

— О'кей, Андреа. — Президент повернулся: — Пора уходить, милая. Прямо сейчас.

— Но — что происходит?

Он помог ей встать и повёл к двери. В коридоре было полно агентов. Трентон Келли держал Кайла Даниэля — львиц не было видно, — и главные агенты, выделенные для всех остальных детей, стояли рядом с ними. Через мгновение они увидели, что в лифте не хватит места для всех. Первой спустилась семья Райана.

Агенты Секретной службы главным образом бежали вниз по широким мраморным ступенькам на первый этаж.

— Подождите! — воскликнул другой агент, подняв вверх левую руку. В правой он держал пистолет, и никто ещё не видел такого. Они остановились по команде — даже президент не спорит с человеком, сжимающим пистолет.

Райан старался думать как можно быстрее:

— Андреа, куда мне идти?

— Вы полетите в «Никэп». Вице-президент Джексон присоединится к вам. Ваша семья отправится на «ВВС-1».

* * *
На базе ВВС Эндрюз, совсем рядом с Вашингтоном, пилоты первой вертолётной эскадрильи ВВС США бежали к своим «Белл Хьюи». У каждого был свой маршрут, и каждый знал, где находится лицо, к которому он приписан, потому что группа секретных агентов, охраняющих этих лиц, постоянно докладывала об этом. Их задача заключалась в том, чтобы подобрать членов Кабинета министров и вывезти их из Вашингтона в заранее выбранные места, где они будут находиться в относительной безопасности. Их вертушки оторвались от земли меньше чем через три минуты и разлетелись в разные стороны к местам, где они заберут министров.

* * *
— Джек, что всё это значит? — Было непросто напугать его жену, но на этот раз она была действительно перепугана.

— Милая, нам сообщили, что к Америке летит межконтинентальная баллистическая ракета, и самое безопасное место для нас — в воздухе. Таким образом, они доставят тебя и детей на «ВВС-1». Мы с Робби полетим на «Никэп». О'кей?

— О'кей? О'кей? Что это такое?

— Трудная ситуация, но это всё, что мне известно.

* * *
На Алеутском острове Шемия гигантский радиолокатор «Кобра Дейн» осматривал небо на севере и западе. Он часто обнаруживал спутники, которые обычно летят ниже, чем боеголовки межконтинентальных баллистических ракет, однако компьютер анализировал траектории всего, что попадало в поле зрения радиолокатора, и относил небесные объекты к различным категориям — слишком высоколетящий, чтобы быть низколетящим спутником, и слишком медленный для баллистической ракеты.

— Что это за траектория? — спросил майор у сержанта.

— Компьютер говорит, что траектория направлена к Восточному побережью Соединённых Штатов. Через несколько минут ситуация прояснится… пока цель находится где-то между Буффало и Атлантой. — Эта информация автоматически передавалась в НОРАД и в Пентагон.

* * *
Вся гигантская структура Вооружённых сил США пришла в движение, часть за частью, когда её достигала информация. Это касалось и крейсера «Геттисберг», стоящего у пирса военно-морской гавани Вашингтона.

Капитан Блэнди находился в своей каюте, когда заворчал телефон.

— Это капитан… объявите боевую тревогу, мистер Гибсон, — приказал он, выслушав сообщение. Его голос был гораздо спокойнее, чем он чувствовал себя.

По всему кораблю раздался звон колоколов громкого боя, за которым последовал человеческий голос:

— Боевая тревога — Боевая тревога — всем занять места по боевому расписанию.

Грегори находился в информационном центре крейсера, занимаясь очередным компьютерным моделированием.

— Что это значит? — спросил он.

Главный старшина Лик покачал головой:

— Сэр, это означает, что теперь это больше не моделирование. — Боевая тревога на крейсере, стоящем у гребаного пирса? — О'кей, парни, включаем все бортовые устройства! — приказал он матросам.

* * *
Обычный президентский вертолёт опустился на Южную лужайку Белого дома.

Секретный агент открыл дверцу вертолёта и крикнул:

— Быстро на борт!

Кэти повернулась:

— Джек, ты полетишь с нами?

— Нет, Кэт, я должен лететь на «Никэп». А вы отправляйтесь. Увидимся сегодня, только позже, ладно? — Он поцеловал её, обнял детей, за исключением Кайла, которого президент взял из рук Келли и прижал к себе, прежде чем отдать обратно. — Позаботьтесь о нем, — сказал он агенту.

— Обязательно, сэр. Желаю удачи. — Райан наблюдал за тем, как его семья поднялась по ступенькам внутрь вертолёта, затем «Сикорский» качнулся и начал подниматься вверх, прежде чем они успели сесть и пристегнуться ремнями безопасности.

И тут же на Южную лужайку опустился другой вертолёт корпуса морской пехоты. На этот раз за штурвалом сидел полковник Дэн Мэллой. Это был VH-60 с уже раздвинутыми дверями. Райан быстро пошёл к нему в сопровождении Андреа Прайс-О'Дей. Они сели и пристегнулись, прежде чем вертолёт начал медленно подниматься в воздух.

— А как относительно всех остальных? — спросил Райан.

— Под Восточным крылом находится убежище для некоторых… — сказала она.

Затем её голос затих, и она пожала плечами.

— Проклятье, я спросил об остальных? — потребовал Райан.

— Сэр, моя обязанность охранять вас.

— Но, что…

Затем специального агента Прайс-О'Дей начало тошнить. Райан увидел это, достал пакет с напечатанным на нём красивым логотипом президента и передал его Андреа. Вертолёт пролетал сейчас над Молл, мимо монумента Джорджа Вашингтона.

Слева раскинулся юго-западный Вашингтон с домами рабочих и людей среднего достатка, которые ездили на машинах или убирали офисы, десятки тысяч людей… он видел людей, идущих по Молл, лежащих на траве, наслаждающихся прогулкой в наступающих сумерках… самые простые люди…

И ты только что оставил позади примерно сотню. Может быть, человек двадцать сможет поместиться в убежище под Восточным крылом… как относительно остальных, тех, кто убирают твою постель, складывают носки, чистят обувь, обслуживают во время ужина и наводят порядок за детьми, — как относительно этих людей, Джек? — спросил тихий голос. — Кто отвезёт их в безопасное место?

Он повернул голову и увидел монумент Вашингтона, а за ним пруд Тихих Размышлений и мемориал Линкольна. Он занимал такую же должность, как эти люди, жил в городе, названном именем одного из них, спасённом во время войны другим… а теперь он убегает от опасности… здание Капитолия, место заседания конгресса. На вершине купола горел свет. Конгресс занимался работой, выполнял обещания, данные избирателям, или пытался выполнить… но он убегал прочь… Восточный Вашингтон, населённый большей частью чернокожими, рабочими людьми, занимающимися в основном черновой работой. Они надеялись послать своих детей в колледж, чтобы их судьба была лучше, чем у родителей… Они едят свой ужин, смотрят телевизор, или, может быть, пошли сегодня вечером в кино, или просто сидят на крыльце и шутят со своими соседями…

Райан снова повернул голову и увидел два серых силуэта в военно-морской гавани, один знакомый, другой нет, потому что Тони Бретано сказал…

Райан расстегнул пояс безопасности и шагнул вперёд, столкнувшись с сержантом, находившимся на откидном сиденье. Полковник Мэллой сидел в кресле справа, занимаясь своим делом, управляя вертолётом. Райан схватил его за плечо. Полковник повернул голову и посмотрел на него.

— Да, сэр, в чём дело?

— Видите вон тот крейсер в гавани?

— Да, сэр.

— Садитесь на него.

— Сэр, я…

— Приказываю совершить посадку на крейсер, вы слышите? — закричал Райан.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Мэллой, как и подобает хорошему офицеру корпуса морской пехоты.

«Чёрный ястреб» развернулся, описывая дугу к реке Анакостия, и завис в воздухе, пока Мэллой примеривался к ветру. Он заколебался, ещё раз оглянулся назад. Райан повелительно показал рукой на крейсер.

«Чёрный ястреб» начал осторожно снижаться.

— Что вы делаете? — потребовала Андреа.

— Я сойду здесь. Вы летите дальше на «Никэп».

— НЕТ! — вскрикнула она. — Я останусь с вами.

— Только не на этот раз. Рожайте свого младенца. Если дело обернётся плохо, я надеюсь, что ребёнок будет таким же, как вы и Пэт. — Райан подошёл к двери и раздвинул её. Сержант морской пехоты успел к двери раньше его. Андреа пошла следом.

— Держите её на борту, сержант! — приказал Райан. — Она полетит с вами!

— НЕТ! — закричала Прайс-О'Дей.

— Слушаюсь, сэр, — ответил сержант и обхватил руками женщину.

Президент Райан спрыгнул на шершавое покрытие вертолётной площадки крейсера и наклонился под проносящимися над головой лопастями несущего винта.

Вертолёт начал медленно подниматься в небо. Последнее, что увидел Джек, было лицо Андреа. Хвостовой винт едва не сбил его с ног, но он успел опуститься на колено. Затем он встал и оглянулся вокруг.

— Что это за чертовщина… Господи, сэр! — выпалил молодой старшина, узнав президента.

— Где капитан?

— Капитан в рубке, сэр.

— Проводите меня!

Старшина открыл перед ним дверь, затем они вошли в коридор, который вёл вперёд. Несколько поворотов, и Райан оказался в затемнённой комнате. Здесь было прохладно. Райан просто вошёл внутрь, считая, что он президент Соединённых Штатов, Верховный главнокомандующий армией и военно-морским флотом, так что корабль принадлежит ему в любом случае. Понадобилось потянуться, чтобы мускулы его тела почувствовали, что снова подчиняются ему, и затем он оглянулся вокруг, пытаясь сориентироваться в полумраке. Сначала он повернулся к старшине, который привёл его сюда:

— Спасибо, сынок. Можешь отправляться на своё место.

— Слушаюсь, сэр. — Старшина повернулся, словно во сне, и вышел из центра, чтобы продолжать исполнять служебные обязанности.

«О'кей, — подумал Джек, — что дальше?» Он видел два больших радиолокационных дисплея, установленных в носовой и кормовой переборках, и сидящих людей, не отрывающих от них своих взглядов. Он направился к ним, натолкнулся на дешёвый алюминиевый стул по пути и посмотрел вниз, на сидящего на нём человека, — похоже, это главный старшина в рубашке цвета хаки. В его нагрудном кармане — черт побери, ничего не поделаешь — Райан воспользовался прерогативой высшей власти и достал из кармана главного старшины пачку сигарет. Извлёк из пачки сигарету и закурил от пламени бутановой зажигалки. Затем прошёл вперёд и посмотрел на радиолокационный дисплей.

— Господи боже мой, — запоздало произнёс главный старшина.

— Не совсем. Спасибо за сигарету. — Ещё два шага, и он стоял за спиной человека с серебряными орлами на воротнике. Это, должно быть, капитан «Геттисберга». Райан глубоко затянулся успокаивающим дымом сигареты.

— Черт побери! Я запретил курение в информационном центре! — проворчал капитан.

— Добрый вечер, капитан, — ответил Райан. — Мне кажется, что в данный момент мы наблюдаем за баллистической боеголовкой, летящей на Вашингтон, предположительно с термоядерной начинкой. Так что можно на время отложить в сторону заботу о вторичном отравлении табачным дымом?

Капитан Блэнди повернулся и поднял голову. Его рот открылся так широко, что вполне мог вместить пепельницу ВМС.

— Как — кто — что?

— Капитан, давайте переживём эту опасность вместе, ладно?

— Капитан Блэнди, сэр, — сказал офицер, вскакивая на ноги.

— Джек Райан, капитан. — Райан пожал ему руку и предложил вернуться в своё кресло. — Так что у нас происходит?

— Сэр, ЦНВК сообщил нам, что к Восточному побережью приближается баллистическая ракета. Я объявил на крейсере боевую тревогу. Радиолокатор включён. Чип вставлен? — спросил он.

— Чип на месте, сэр, — подтвердил главный старшина Лик.

— Чип?

— Это просто наш термин для этого. В действительности речь идёт о программном обеспечении, — объяснил Блэнди.

* * *
Кэти и детей подняли по ступенькам трапа и провели в переднюю кабину. Полковник за штурвалом самолёта испытывал вполне понятную спешку. С третьим и четвёртым включёнными реактивными двигателями он запустил первый и второй, и VC-25 покатился по дорожке, как только трап отъехал от самолёта. Он сделал крутой правый поворот, и затем «Боинг-747» начал разгоняться по взлётной дорожке Один-Девять навстречу южному ветру. Прямо под ним агенты Секретной службы и персонал ВВС пристегнули семью первой леди ремнями безопасности, и впервые за пятнадцать минут сотрудники Секретной службы позволили себе спокойно вздохнуть. Меньше чем через тридцать секунд вертолёт вице-президента Джексона совершил посадку рядом с Е-4В — Национальным воздушным командным пунктом при Чрезвычайных Ситуациях. Пилот этого самолёта так же торопился взлететь, как и полковник, сидевший за штурвалом VC-25. Он сделал это меньше чем за девяносто секунд. Джексон никогда не пристёгивался к креслу, так что он встал и оглянулся вокруг.

— А где Джек? — спросил вице-президент. Затем он увидел Андреа, которая выглядела так, словно у неё только что произошёл выкидыш.

— Он остался в Вашингтоне. Приказал пилоту вертолёта высадить его на палубу крейсера в военно-морской гавани.

— Он сделал что?

— Вы слышали меня, сэр.

— Соедините меня с ним по радио — прямо сейчас! — скомандовал Джексон.

* * *
Райан действительно чувствовал себя заметно спокойнее. Больше не нужно никуда бежать, здесь он окружён людьми, умело и расчётливо выполняющими свою работу — по крайней мере, внешне. Капитан выглядел немного напряжённым, но капитаны и должны испытывать напряжение, решил Райан, поскольку они несут ответственность — в данном случае — за миллиард долларов корабля и различного снаряжения на нём.

— О'кей, что сейчас происходит?

— Сэр, боеголовка — если она нацелена на нас — ещё не появилась на экране.

— Вы можете сбить её?

— В этом и заключается назначение нашего крейсера, господин президент, — ответил капитан Блэнди. — Где доктор Грегори?

— Я здесь, капитан, — ответил голос. Фигура, едва различимая в полумраке, подошла ближе. — Святой боже!

— Это не моё имя — я знаю вас! — произнёс удивлённый Райан. — Майор — майор…

— Грегори, сэр. Я закончил военную службу половиной полковника. Тогда занимался проблемами противоракетной обороны. Министр обороны Бретано предложил мне заняться модификацией ракет в системе «Иджис», — объяснил физик. — Думаю, скоро мы увидим, работает моя система или нет.

— А вы сами как считаете? — спросил Райан.

— При компьютерном моделировании все было в порядке, — прозвучал уклончивый ответ.

— Радиолокационный контакт. Мы видим какую-то точку, — послышался голос старшины. — Пеленг три-четыре-девять, расстояние девятьсот миль, скорость… да, это боеголовка, сэр. Скорость тысяча четыреста узлов — я хочу сказать, четырнадцать тысяч узлов, сэр. — «Проклятье», — подумал он.

— В четырех с половиной минутах, — сказал Грегори.

— Вы делаете расчёты в голове? — спросил Райан.

— Сэр, я занимался этим делом с окончания Уэст-Пойнта.

Райан докурил сигарету и оглянулся в поисках…

— Вот она, сэр. — Это был снова главный старшина с пепельницей, которая появилась в информационном центре, как по мановению волшебной палочки. — Ещё сигарету?

«Почему бы и нет?» — рассудительно подумал президент. Он взял вторую сигарету, и главный старшина поднёс к ней пламя зажигалки.

— Спасибо.

— Послушайте, капитан Блэнди, может быть, вы объявите общую амнистию всем курильщикам? — поинтересовался главный старшина.

— Если не объявит капитан, амнистию объявлю я, — сказал Райан.

— Лампа для курильщиков зажжена, парни, — объявил главный старшина Лик со странным удовлетворением в голосе.

Капитан оглянулся с нескрываемым раздражением, но промолчал.

— Четыре минуты, это может не иметь никакого значения, — заметил Райан настолько спокойно, насколько это позволяла сигарета в губах. Опасно для здоровья или нет, но сигареты иногда могут пригодиться.

— Капитан, по радио вызывают президента, сэр.

— Где я могу принять вызов? — спросил Джек.

— Прямо здесь, сэр, — сказал ещё один главный старшина, поднимая телефонную трубку и нажимая на кнопку.

— Райан слушает.

— Джек, это Робби.

— Моя семья в безопасности?

— Да, Джек, с ними все в порядке. Скажи, какого черта ты оказался там?

— Пережидаю опасность вместе со всеми. Понимаешь, Робби, я не могу скрыться, оставив остальных в беде. Просто не могу.

— Джек, если эта штука взорвётся…

— Тогда ты продвинешься по служебной лестнице, — обрезал его Райан.

— Ты знаешь, как я должен поступить? — потребовал вице-президент.

— Да, Робби, тебе придётся постараться. Пусть господь поможет тебе в этом.

Но это уже не будет моей проблемой, — подумал Райан. В этом заключается какое-то утешение. Убивать человека, стреляя из пистолета, это одно. Убивать миллион людей при ядерном взрыве… нет, он неспособен на это без пистолета, всунутого в рот.

Ты слишком сентиментален, Джек, мой мальчик.

— Боже мой, Джек, — передал его старый друг по цифровой шифрованной связи.

«Без сомнения, он думает об ужасах, которые придётся ему совершить, сын проповедника или нет…»

— Робби, ты лучший друг, на которого может рассчитывать человек. Если дело обернётся плохо, позаботься о Кэти и детях, ладно?

— Ты знаешь, что позабочусь.

— Мы узнаем об этом через три минуты, Роб. Перезвони мне тогда, о'кей?

— Понял, — ответил бывший пилот «Томкэта». — Конец связи.

— Доктор Грегори, что вы можете сказать мне?

— Сэр, снижающаяся боеголовка является, по всей вероятности, китайским эквивалентом одной их наших старых W-51. Мощность примерно пять мегатонн. Она уничтожит Вашингтон и все на десять миль вокруг, черт побери, взрыв выбьет стекла даже в Балтиморе.

— А что случится с нами, здесь?

— Ни малейшего шанса на спасение. Думаю, она нацелена на треугольник, вершинами которого являются Белый дом, здание Капитолия и Пентагон. От крейсера останется один киль, да и то потому, что он под водой. Никто не уцелеет. Ах да, некоторые счастливцы в метрополитене. Он находится очень глубоко под землёй. Однако, по всей видимости, пламя высосет из туннелей весь воздух. — Он пожал плечами. — Такое ещё никогда не случалось. Трудно говорить с уверенностью, пока не случится что-то подобное.

— Каковы шансы на то, что это окажется пустышкой?

— Во время испытаний в Пакистане некоторые бомбы не смогли детонировать. У нас случалось, что термоядерные заряды выдыхались, главным образом из-за заражения гелиев во вторичной стадии. Вот поэтому-то бомба террористов в Денвере задохнулась, далеко не достигнув полной мощности.

— Да, я помню.

— Сейчас боеголовка пролетает над Буффало. Входит в атмосферу. Это немного замедлит её полет.

— Сэр, ЦНВК сообщает, что боеголовка определённо нацелена на нас, — сообщил голос.

— Согласен, — сказал капитан Блэнди.

* * *
— Кто-нибудь предупредил население? — спросил Райан.

— Да, сделано объявление по радио, — сказал старшина. — И передано по CNN.

— Сейчас в городе паника, — пробормотал Райан, глубоко затягиваясь.

А может быть, и нет. Большинство людей не знает значения сирен, а остальные не поверят в радиопередачу, — подумал Грегори.

— Капитан, боеголовка приближается. Её траектория пересекла границу между штатами Пенсильвания и Нью-Йорк.

— Системы готовы? — спросил Блэнди.

— Полностью готовы к пуску, — ответил офицер-оружейник. — Готовы стрелять первым магазином. Выбран порядок запуска, все ракеты «Блок-IV».

— Очень хорошо. — Капитан наклонился вперёд и повернул в замке свой ключ. — Система полностью готова, запуск автоматический. — Он повернулся. — Сэр, это означает, что с этого момента всем будет руководить компьютер.

— Расстояние до цели триста миль, — объявил молодой голос.

«Как все они спокойны, — подумал Райан. — Может быть, они просто не верят, что это происходит на самом деле… черт побери, для меня это достаточно тяжело». Он снова затянулся, наблюдая за тем, как светящаяся точка снижается, следуя своему разработанному на компьютере вектору скорости, прямо на Вашингтон.

— Сейчас в любой момент, — сказал оружейник.

Он оказался прав. В следующее мгновение корпус «Геттисберга» вздрогнул от запуска первой ракеты.

— Одна ушла! — произнёс матрос справа. — Одна ушла чисто.

У ракеты SM2-ER две ступени. Пороховой ускоритель выбросил ракету из пускового отверстия переднего магазина, волоча за собой матовую колонну серого дыма.

— Смысл перехвата заключается в том, чтобы это произошло на расстоянии в двести миль, — объяснил Грегори. — Перехватчик и боеголовка встретятся в одной точке, и произойдёт столкновение.

— Там главным образом сельскохозяйственные угодья, туда ездят стрелять фазанов, — сказал Райан, вспомнив, как ездил на охоту в молодости.

— Эй, я вижу эту гребаную суку, — сообщил чей-то голос. На радиолокаторе, ведущем контроль стрельбы, установлена телевизионная камера с объективом десятикратного увеличения. На экране появилась снижающаяся боеголовка, просто бесформенное белое пятно, «похожее на метеор», — подумал Райан.

— Перехват через четыре-три-два-один.

Ракета пролетела рядом, но взорвалась позади боеголовки.

— Пуск второй ракеты! — «Геттисберг» вздрогнул снова.

— Две ушли чисто! — объявил тот же голос, что и раньше.

Теперь боеголовка над Харрисбургом, Пенсильвания, её скорость «уменьшилась» до тринадцати тысяч миль в час…

Затем произошёл запуск третьей ракеты, и через секунду за ней последовал запуск четвёртой. При автоматической системе запуска компьютер выстреливал ракеты до тех пор, пока не увидит мёртвую цель.

— Осталось только две ракеты «Блок-IV» — сказал оружейник.

— Они дешёвые, — заметил капитан Блэнди. — Ну, давай, беби!

Вторая ракета тоже взорвалась позади цели — это было видно на экране телевизора.

— Три-два-один-сейчас!

Такая же судьба постигла третью ракету.

— О дерьмо, проклятье! — воскликнул Грегори. Все посмотрели на физика.

— В чем дело? — потребовал Блэнди.

— Инфракрасные искатели нацелены на самую яркую часть, но она находится позади боеголовки! Наши ракеты и целятся в неё! Проклятье!

— Пять ушли… шесть ушли… обе ушли чисто, — снова заявил тот же голос.

Теперь боеголовка пролетала над Фредериком, Мэриленд, со скоростью двенадцать тысяч узлов…

— Все, больше нет ракет «Блок IV».

— Включайте пусковое устройство «Блок III», — тут же скомандовал капитан.

Два следующих перехватчика вели себя, как первые два, пролетая в нескольких футах от цели, но взрываясь сразу позади её, а скорость снижения боеголовки была намного больше, чем скорость сгорания взрывчатого вещества в боеголовках ракет «Стэндард 2-ER». Поражающие осколки не успевали догнать боеголовку.

— Пуск Семь! Ушла чисто! — «Геттисберг» вздрогнул снова.

Пятая и шестая ракета пролетели мимо на расстоянии нескольких ярдов, в точности как и предыдущие четыре, но в данном случае промах в один ярд равносилен промаху в милю.

Снова задрожал корпус «Геттисберга».

— Восемь! Ушла чисто!

— Нам нужно перехватить её, прежде чем она снизится до пяти или шести тысяч футов. Это оптимальная высота взрыва боеголовки баллистической ракеты, — сказал Грегори.

— На таком расстоянии я могу расстрелять её из моей пятидюймовки, стоящей на баке, — сказал Блэнди. Теперь в его голосе был заметён страх.

Что касается его самого, Райан не мог понять, почему его не охватывает дрожь.

Смерть протягивала свою ледяную руку к нему не один раз… Молл в Лондоне… его собственный дом… «Красный Октябрь»… Какой-то безымянный холм в Колумбии. Когда-нибудь она коснётся его. Может быть, сегодня? Он затянулся последний раз и погасил сигарету в алюминиевой пепельнице.

— О'кей, вот приближается седьмая — пять-четыре-три-два-один-сейчас!

— Мимо! Вот проклятье!

— Девять ушла — Десять ушла, обе чисто! Больше ракет нет, — раздался голос какого-то далёкого главного старшины. — Все, парни.

Боеголовка пролетела над кольцевой дорогой округа Колумбия, шоссе 695, теперь на высоте меньше двадцати тысяч футов, проносясь по ночному небу подобно метеору — наверно, кое-кто так и думал, указывая на неё и зовя стоящих поблизости. Если они будут продолжать смотреть на неё до момента детонации, их глаза взорвутся, и они умрут слепыми…

— Восьмая мимо! Пролетела на расстоянии волоска проститутки! — воскликнул сердито чей-то голос. На экране телевизора было видно, что облачко взрыва совсем рядом с боеголовкой, просто в нескольких дюймах.

— Осталось ещё две, — сказал им оружейник.

Передний радиолокатор SPG-62 на правом борту крейсера изливал поток излучения на приближающуюся цель. Поднимающаяся навстречу ракета SM-2 со все ещё работающим ракетным двигателем нацелилась на отражённый сигнал, фокусируясь, сближаясь, видя источник отражённой энергии, который притягивал её, как мотылька к пламени, боеголовка-камикадзе размером с небольшой автомобиль, набрав скорость почти две тысячи миль в час, разыскивая в небе предмет, мчащийся в шесть раз быстрее… две мили… одна… тысяча ярдов… пятьсот… однасот…

На телевизионном экране было видно, как боеголовка-метеор превратилась в град искр и пламени…

— Да! — хором воскликнули двадцать голосов.

Телевизионная камера следила за падающими искрами. На дисплее соседнего радиолокатора было видно, что они спускаются в город Вашингтон.

— Нужно послать людей, чтобы они собрали эти осколки. Некоторые из них — плутоний. Они опасны, — сказал Грегори, облокотившись на переборку. — Похоже, что наша ракета попала прямо в боеголовку. Боже мой, ну почему я так напортачил со своим программированием? — подумал он вслух.

— На вашем месте я бы не расстраивался, доктор Грегори, — заметил главный старшина Лик. — Ваш код помог последней ракете столкнуться с боеголовкой. Пожалуй, я поставлю вам кружку пива.

Глава 61Революция

Как всегда, новости не вернулись достаточно быстро в то место, где они фактически возникли. Отдав приказ о запуске ракет, министр обороны Луо не имел представления, что делать дальше. Совершенно очевидно, он уже не мог уснуть. Америка вполне может нанести ответный ядерный удар, и поэтому его первая разумная мысль заключалась в том, что было бы неплохо унести ноги из Пекина. Он встал, воспользовался туалетом и плеснул в лицо холодной водой. Но затем ход его мыслей натолкнулся на каменную стену. Что делать дальше? Единственное имя, которое пришло ему в голову, было имя Чанг Хан Сана. Соединившись с ним по телефону, Луо заговорил быстро, не давая ему возможности прервать свой рассказ.

— Ты отдал приказ — что случилось, Луо? — не скрывая тревоги, спросил его старший министр без портфеля.

— Кто-то — русские или американцы, я не уверен — нанесли удар по нашей ракетной базе в Хуанхуа, пытаясь уничтожить наше стратегическое средство сдерживания. Разумеется, я тут же отдал приказ командиру базы запустить ракеты, — произнёс Луо голосом, который был одновременно вызывающим и защищающим свой поступок. — Ведь во время прошлого совещания мы приняли такое решение, разве не так?

— Да, Луо, мы обсуждали такую возможность. Но ты запустил ракеты, даже не проконсультировавшись с нами? — напомнил Чанг. Подобные решения всегда принимались коллегиально и никогда единолично.

— А разве у меня был выбор, Чанг? — ответил на его вопрос маршал Луо. — Если бы я заколебался даже на мгновение, нам было бы нечего запускать.

— Понятно, — ответил голос в телефонной трубке. — Что происходит сейчас?

— Ракеты запущены. Первые должны попасть в свои цели — Москву и Петербург — через десять минут. У меня не было выбора, Чанг. Я не мог позволить им полностью разоружить нас.

Чанг мог ругаться и кричать на маршала, но в этом уже не было никакого смысла.

То, что случилось, уже случилось, и зачем расходовать интеллектуальную или эмоциональную энергию на то, что ты не в состоянии изменить.

— Хорошо. Нам нужно встретиться. Я соберу Политбюро. Немедленно приезжай в здание Совета министров. Как ты думаешь, нанесут американцы или русские ответный удар?

— Они не могут ответить нам тем же. У них нет ядерных ракет. На атаку бомбардировщиками потребуются часы, — ответил Луо, пытаясь изобразить это как хорошую новость.

* * *
В конце телефонного разговора Чанг почувствовал в желудке ледяной холод, который можно было сравнить с глотком жидкого гелия. Как часто случается со многими вещами в жизни, эта — рассматриваемая теоретически в комфортабельном конференц-зале — превращалась во что-то совсем иное, когда становилась крайне неприятной реальностью. И всё-таки — была ли она? В случившееся было трудно поверить. Она совсем не соответствовала реальности. Не было никаких видимых признаков — он мог, по крайней мере, ожидать гром и молнию за окном, которые сопровождают подобную новость, может быть даже крупное землетрясение. Но снаружи было всего лишь раннее утро, стрелки часов не достигли даже семи утра.

Неужели это действительно случилось?

Чанг прошёл босиком через спальню, включил телевизор и выбрал пультом передачу новостей CNN. Эту телевизионную станцию нельзя было принимать во всей стране, но, разумеется, подобный запрет не действовал здесь. Его знание английского языка было недостаточным для перевода слов комментатора, которые появлялись на экране с быстротой, недоступной для него. На экране он видел Вашингтон, и телевизионная камера была установлена, по-видимому, на крыше здания CNN.

Где она находилась на самом деле, Чанг не имел ни малейшего представления. Говорил чернокожий американец. Камера показывала его стоящим на вершине здания, микрофон в руке походил на чёрный пластиковый рожок мороженого. Он говорил очень быстро — настолько быстро, что Чанг понимал только одно слово из трех, — и смотрел куда-то слева от камеры широко раскрытыми испуганными глазами.

Значит, он знает, что происходит там, не так ли? — подумал Чанг, затем у него промелькнула мысль — может быть, он увидит уничтожение американской столицы по американскому телевидению? Это, решил он, будет иметь какую-то ценность как развлечение.

— Смотрите! — произнёс репортёр, и камера повернулась, показывая дымный след в небе…

Что за чертовщина? — подумал Чанг. Затем ещё один дымный след… и ещё… теперь на лице репортёра было выражение настоящего страха.

…Для сердца Чанга было приятно видеть такое выражение на лице американца, особенно чернокожего американского репортёра. Ещё одна из тех обезьян, которые причинили его стране столько неприятностей…

Итак, теперь он увидит одного из них сгоревшим от невероятного жара атомного взрыва… но, может быть, нет. Камера и передатчик мгновенно сгорят тоже, не правда ли? Так что он увидит всего лишь вспышку пламени, наверно, и пустой экран телевизора заменит изображение здания штаб-квартиры CNN в Атланте…

Ещё несколько дымных следов на небе. Ах да, это ракеты «земля-воздух»… могут ли такие ракеты перехватить ядерную боеголовку? Вряд ли, решил Чанг. Он посмотрел на часы. Движение секундной стрелки, казалось, решило дать возможность улитке выиграть соревнование на скорость, так медленно она перепрыгивала с одного деления на другое. Чанг чувствовал, что не может оторваться от изображения на экране телевизора с предвкушением, которое, он понимал, было извращённым. Но Америка была главным врагом его страны на протяжении стольких лет, разрушила два его лучших и так искусно задуманных плана — и теперь он видит её уничтожение с помощью одного из её собственных агентств, этого проклятого средства телевизионной демонстрации. И хотя Тан Деши утверждал, что американское телевидение не является органом американского правительства, разумеется, это неправда. Режим Райана в Вашингтоне должен иметь самые тесные отношения с этими лакеями, они так покорно следуют политике западных правительств…

Ещё два дымных следа прочертили небо… камера следила за ними и… что это? Подобно метеору или прожектору самолёта, заходящего на посадку, яркий свет в небе — казалось, он застыл на месте — нет, он двигается, если только это не дрожь от страха в руках оператора, — о да, это потому, что дымные полосы, казалось, ищут его… Так что прощай, Вашингтон, — подумал Чанг Хан Сан. Возможно, для Китайской Народной Республики наступят тяжёлые времена, но у него будет удовольствие увидеть гибель…

Но что это? Подобно взрывающемуся фейерверку в небе, град искр, направляющихся главным образом вниз… что это значит?..

Через шестьдесят секунд все стало ясно. Вашингтон не будет стёрт с лица Земли. Какая жалость, — подумал Чанг, — особенно если принять во внимание то, какие наступят последствия… С этой мыслью он принял душ, оделся и поехал в здание Совета министров.

* * *
— Господи боже мой, — выдохнул Райан. Первоначальные эмоции примирения со смертью и восторга от неожиданного спасения теперь проходили. Эти чувства мало отличались от тех, которые следовали бы за автомобильной катастрофой. Сначала недоверие, затем спасительные действия, которые были скорее автоматическими, чем обдуманными, затем, когда опасность миновала, обратный удар возвращающегося страха. Ты начинаешь думать о том, что произошло и осталось позади, что едва не случилось, и страх после того, как ты понимаешь, что уцелел, переходит в дрожь. Райан вспомнил, как однажды Уинстон Черчилль заметил, что не существует ничего, сравнимого с бурной радостью, когда винтовочная пуля пролетела мимо, — «в тебя стреляли, но безрезультатно» — такова была точная цитата, которую запомнил президент. Если так, то у Уинстона Спенсера Черчилля текла, должно быть, ледяная вода в его кровеносной системе, или у него было поразительное самообладание, большее, чем у этого американского президента.

— Ну что ж, надеюсь, что это была единственная баллистическая ракета, — заметил капитан Блэнди.

— Будем надеяться, капитан. У нас кончились ракеты, — сказал главный старшина Лик, закуривая сигарету, в соответствии с амнистией, объявленной президентом.

— Капитан, — сказал Райан, когда взял себя в руки, — каждый матрос, старшина и офицер на этом крейсере немедленно получает очередное воинское звание по приказу президента. Крейсеру «Геттисберг» как воинской единице объявляется Президентская благодарность с вручением почётной памятной эмблемы. Все это для начала, разумеется. Теперь, где радио? Я должен поговорить с «Никэпом».

— Вот, сэр. — Матрос передал ему телефонную трубку, соединённую с приёмным устройством. — Канал связи открыт, сэр.

— Робби?

— Джек?

— Ты все ещё вице-президент, — сказал «Фехтовальщик» «Томкэту».

— Полагаю, что пока. Боже мой, Джек, какого дьявола ты выкинул такой фокус?

— Сам не знаю. В тот момент это казалось правильной идеей. — Сейчас Джек сидел, держа телефонную трубку рукой и одновременно прижимая её плечом к щеке, чтобы она не упала на палубу. — Поступают какие-нибудь новости?

— Из НОРАД сообщают, что в небе все чисто — из китайского гнёзда выпорхнула только одна птичка. Черт побери, у русских Москва по-прежнему окружена кольцами противоракетных батарей. Они, наверно, справились бы с этим лучше нас. — Джексон сделал паузу. — Мы вызываем Группу поиска в чрезвычайных атомных ситуациях из Арсенала в Рокки-Маунтин для очистки заражённых участков. Министерство обороны работает совместно с полицией округа Колумбия… Господи, Джек, это заставило нас всех поволноваться, понимаешь?

— Да, у нас здесь тоже было достаточно напряжённо. И что теперь? — спросил президент.

— Ты имеешь в виду Китай? Что-то говорит мне, что нужно загрузить бомбардировщики В-2 на Гуаме тяжёлыми бомбами и послать их на Пекин, однако полагаю, что мы зайдём слишком далеко.

— Мне кажется, что нужно выступить с заявлением — я не уверен, с каким именно. Что ты собираешься делать?

— Я поинтересовался. В соответствии с правилами, мы должны продолжать полет ещё четыре часа и лишь после этого вернуться в Эндрюз. То же самое относится к Кэти и детям. Может быть, ты захочешь позвонить им тоже.

— Понял. О'кей, Робби, сиди спокойно в самолёте. Увидимся через несколько часов. Думаю, что заслужил пару стаканчиков.

— Слышу тебя, приятель.

— О'кей, президент Соединённых Штатов заканчивает связь. — Райан передал трубку матросу. — Капитан?

— Да, господин президент?

— Вся команда вашего корабля приглашается в Белый дом, прямо сейчас, на бесплатное угощение. Мне кажется, что все мы заслужили это.

— Сэр, я не буду возражать против этого.

— А те, кто останется на борту крейсера, если им хочется напиться, то я, как Верховный главнокомандующий, отменяю правила военно-морского флота на двадцать четыре часа.

— Слушаюсь, сэр.

— Чиф? — позвал Райан главного старшину.

— Я здесь, сэр. — Лик передал президенту пачку сигарет и зажигалку. — У меня в шкафчике есть ещё, сэр.

В этот момент в информационном центре появились двое мужчин в штатской одежде. Это были Хилтон и Малоуни из ночной смены Секретной службы.

— Как вы, парни, сумели добраться сюда так быстро? — спросил Райан.

— Андреа вызвала нас, сэр, — неужели случилось то, что мы думаем?

— Да, и вашему президенту требуется бутылка и мягкое кресло, джентльмены.

— На пирсе стоит автомобиль, сэр. Вы поедете с нами?

— О'кей — капитан, найдите автобусы или ещё что-то и приезжайте в Белый дом прямо сейчас. Если вам понадобится запереть корабль и оставить его без единого человека на борту, я не возражаю. Свяжитесь с казармами морской пехоты на Восьмой улице и авеню «Ай», пусть пришлют охрану на крейсер, если вы считаете это необходимым.

— Слушаюсь, господин президент. Мы скоро приедем.

До того, как вы приедете, я, наверно, уже буду пьян, — подумал президент.

Автомобиль, в котором приехали Хилтон и Малоуни, был одним из чёрных бронированных «Шеви Сабербан», которые следовали за президентом, куда бы он ни ездил. В нем они поехали прямо в Белый дом. Улицы внезапно заполнились людьми, которые просто стояли и смотрели вверх. Это показалось Райану странным.

Боеголовки больше не было в небе, а те её осколки, которые валялись на земле, слишком опасны, чтобы к ним можно было прикоснуться. В любом случае возвращение в Белый дом прошло безо всяких происшествий, и Райан сразу спустился в ситуационный центр, где, к своему удивлению, оказался в одиночестве. Офицеры в военной форме из Военного центра Белого дома казались наполовину удивлёнными и наполовину потрясёнными. А непосредственное последствие усилий, направленных на то, чтобы вывезти из столицы всех высокопоставленных правительственных чиновников — операция носила официальное название «Продолжение деятельности правительства», — имело обратный результат. В настоящий момент правительство все ещё было разбросано примерно в двадцати вертолётах и одном Е-4В и совершенно неспособно координировать свою деятельность. Райан подумал о том, что чрезвычайная ситуация была скорее рассчитана на то, чтобы выдержать атомное нападение, чем чтобы избежать его, и в данный момент это казалось очень странным.

По сути дела главный вопрос заключался сейчас в следующем: что делать дальше, черт побери? Райан не имел ни малейшего представления. Но тут зазвонил телефон, словно для того, чтобы помочь ему.

— Президент Райан слушает.

— Сэр, это генерал Дэн Лиггетт из Ударного командования в Омахе. Господин президент, мне кажется, что мы только что увернулись от крупнокалиберной пули.

— Да, генерал, можно сказать и так.

— Сэр, у вас есть распоряжения для нашего командования?

— А какими могут быть эти распоряжения?

— Видите ли, сэр, одним из вариантов может быть ответный удар, и…

— А, вы считаете, раз им не удалось уничтожить нас атомным взрывом, мы должны воспользоваться возможностью и уничтожить их атомным взрывом по-настоящему?

— Сэр, моя работа заключается в том, чтобы выдвигать предложения, а не обосновывать их, — сказал Лиггетт своему Верховному главнокомандующему.

— Генерал, вам известно, где я находился во время нападения?

— Так точно, сэр. Мужественный поступок, господин президент.

— Так вот, сейчас я пытаюсь разобраться со своей неожиданно вернувшейся жизнью и не имею представления, как поступить в общей обстановке, какой бы она ни была, чёрт возьми. Часа через два мы, может быть, сможем подумать о чём-то, но в настоящее время у меня нет ни малейшего представления, как поступить дальше. Знаете, генерал, я даже не уверен, что мне захочется принимать какое-то решение. Таким образом, пока мы не делаем ничего. Это вам ясно, генерал?

— Так точно, господин президент. Ударное командование не предпринимает никаких действий.

— Я свяжусь с вами.

— Джек? — раздался из дверей знакомый голос.

— Арни, я не люблю пить в одиночку — за исключением тех случаев, когда рядом никого нет. Как ты относишься к тому, чтобы мы с тобой осушили бутылку чего-то? Скажи официанту, чтобы он принёс нам бутылку «Мидлтона», и, знаешь, пусть захватит стакан для себя.

— Это верно, что ты пережидал нападение на корабле в военно-морской гавани?

— Да, — кивнул Райан.

— Почему?

— Я не мог убежать из города, Арни. Не мог заставить себя укрыться в безопасном месте и оставить пару миллионов людей жариться на адском огне. Можешь назвать это смелым поступком, а можешь — глупым. Мне ясно одно — я не мог спастись таким образом.

Ван Дамм обернулся в коридор и заказал виски кому-то, кого Джек не мог видеть, и затем повернулся обратно.

— Я ужинал у себя дома в Джорджтауне, когда CNN объявила, что начинает срочную передачу. Решил, что вполне могу вернуться сюда — полагаю, просто не поверил, как следовало бы.

— Да, в это трудно поверить. Думаю, что я должен спросить себя: а уж не было ли это моей ошибкой, когда я приказал послать туда группу коммандос. Почему люди всегда сильны задним умом, когда отдают распоряжения по таким важным проблемам?

— Джек, мир полон людей, которые могут считать себя великими только в том случае, если делают других маленькими, и чем больше цель, тем лучше они чувствуют себя. А репортёры любят выслушивать их точки зрения, потому что получается интересная история, в которой говорится, что ты в чём-то ошибался. Средства массовой информации почти всегда предпочитают интересную историю правдивому повествованию. Такова природа дела, которым они занимаются.

— Знаешь, это несправедливо, — заметил Райан, когда старший дворецкий вошёл с серебряным подносом, на котором стояла бутылка ирландского виски и три стакана, в которые уже был положен лёд. — Чарли, налей и себе, — сказал ему президент.

— Господин президент, мне не положено.

— Сегодня правила меняются, господин Пембертон. Если вы слишком напьётесь и не сможете сами ехать домой, я распоряжусь, чтобы вас отвёз один из агентов Секретной службы. Я когда-нибудь говорил вам, Чарли, какой вы хороший человек? Мои дети обожают вас.

Чарльз Пембертон, сын и внук официантов, обслуживающих Белый дом, налил три стакана, маленький для себя, и вручил их с грацией нейрохирурга.

— Садитесь, Чарли, и расслабьтесь. У меня есть к вам вопрос.

— Да, господин президент?

— Где вы были, когда над нами нависла опасность? Куда пошли, когда ядерная бомба падала на Вашингтон?

— Я не пошёл в убежище под Восточным крылом, решив, что там должны поместиться женщины. Я — видите ли, сэр, я поднялся в лифте на крышу и следил за происходящим оттуда.

— Арни, посмотри на смелого человека, — сказал Джек, салютуя ему поднятым стаканом.

— А где были вы, господин президент? — спросил Пембертон, нарушая правила этикета из-за простого любопытства.

— Я был на корабле, который сбил эту проклятую штуку, следил за тем, как моряки занимаются своей работой. Чуть не забыл, этот Грегори, учёный, которого подключил к работе Тони Бретано. Нам нужно позаботиться о нем, Арни. Он один из тех людей, которые спасли всех нас.

— Я запомню ваше указание, господин президент. — Ван Дамм сделал глубокий глоток из своего стакана. — Что ещё?

— Пока у меня больше нет «что ещё», — признался «Фехтовальщик».

* * *
В Пекине было сейчас восемь утра, и министры входили в конференц-зал подобно лунатикам. У каждого на губах был вопрос:

— Что случилось?

Премьер-министр Ху открыл заседание и приказал министру обороны доложить о том, что произошло ночью. Луо сообщил о происшествии монотонным голосом телефонной записи.

— Ты приказал запустить ракеты? — спросил потрясённый Шен, министр иностранных дел.

— А что мне оставалось делать? Генерал Хун доложил мне, что на его базу совершено нападение. У нас пытались отнять наше последнее стратегическое оружие — мы ведь говорили о такой возможности, разве не правда?

— Да, мы говорили об этом, — согласился Киан. — Но пойти на такой шаг без нашего одобрения? Это был политический поступок, совершенный без должного размышления, Луо. Какие новые несчастья вы навлекли на нас?

— И каков был результат? — спросил Фанг.

— Судя по всему, боеголовка ракеты или не сработала, или была перехвачена и сбита американцами. Единственная баллистическая ракета, успешно запущенная, была нацелена на Вашингтон. К сожалению, город уцелел.

— Ты говоришь — к сожалению?! — Голос Фанга звучал громче, чем мог припомнить кто-нибудь из сидящих за столом. — Ты идиот! Если бы ты добился успеха, сейчас нашей нации угрожала бы смерть! К сожалению?

* * *
Примерно в это же время в Вашингтоне чиновнику средней руки, работающему в ЦРУ, пришла в голову мысль. Они передавали как записанные на плёнку, так и прямые передачи с поля битвы в Сибири в Интернет, поскольку независимые телевизионные передачи не попадали к телезрителям в Китае.

— Почему бы нам, — спросил он своего супервайзера, не послать им также и передачи CNN? — Такое решение было немедленно принято, несмотря на то что оно могло противоречить закону об авторских правах. Но в данном случае здравый смысл превзошёл бюрократическую осторожность. Они тут же пришли к выводу, что CNN может в дальнейшем представить им счёт.

И вот, через час и двадцать минут после происшедшего события, сайт ЦРУ http://www.darkstarfeed.cia.gov./siberiabattle/realtime.ram начал передавать подробности о едва не случившемся уничтожении Вашингтона, столицы США. Новость об атомной войне, которая уже началась, но была остановлена по счастливой случайности, потрясла студентов, собравшихся на площади Тяньаньмэнь. Общее понимание того, что они сами могли стать жертвами ответного удара, не столько напугало их, сколько наполнило яростью их молодые сердца. На площади уже собралось примерно десять тысяч студентов, многие принесли с собой портативные компьютеры, которые они присоединили к сотовым телефонам, получив, таким образом, доступ к Интернету.

Глядя сверху, можно было определить расположение студентов с лэптопами и присоединёнными к ним сотовыми телефонами по крошечным кучкам собравшихся вместе людей. Затем главари демонстрации собрались вместе и начали быстро обсуждать что-то. Они знали, что должны что-то предпринять, только не знали, что именно. Зато все они понимали, что им могла угрожать смерть.

Их страсть увеличилась из-за комментариев американских репортёров CNN, которые поспешно вернулись в свои студии в Атланте и Нью-Йорке, причём многие высказывали точку зрения, что единственно правильным действием для Америки было ответить на китайское нападение тем же. Когда же репортёр, взявший на себя роль посредника, спросил, что значит «тем же», мнение остальных репортёров было предсказуемым.

Для студентов вопрос заключался теперь не в их жизни и смерти, а в спасении нации — миллиарда трехсот миллионов граждан, которых лишили жизни безумцы из Политбюро. Здание Совета министров находилось недалеко, и толпа студентов направилась к нему.

К этому времени количество полицейских на площади Небесного Спокойствия увеличилось. Утренняя смена пришла взамен ночной, и, к своему изумлению, полицейские увидели массу молодых людей. Они были тем более удивлены, потому что во время инструктажа им никто не сказал об этом. Полицейские ночной смены объяснили, что за время их дежурства на площади не произошло никаких противоправных действий, и, насколько им было известно, там происходила спонтанная демонстрация солидарности и поддержки мужественных солдат НОА в Сибири. Таким образом, полицейских оказалось немного, и ещё меньше из числа народной вооружённой полиции. По всей вероятности, это не имело бы значения в любом случае. Толпа студентов объединилась и с удивительной дисциплиной двинулась к зданию правительства своей страны. Когда они подошли ближе, их встретили вооружённые полицейские, которые не были готовы увидеть такую массу людей, направляющихся к ним. Старший из этих полицейских, капитан, подошёл к толпе и потребовал объяснения, кто возглавляет толпу. Двадцатидвухлетний студент механического факультета просто отстранил его, и толпа пошла дальше.

И снова это было невероятным событием для полицейского офицера, совершенно не привыкшего к тому, чтобы на его слова не обращали внимания. Когда это произошло, подобное застало его врасплох. К своему удивлению, он смотрел теперь на спину молодого человека, который должен был мгновенно остановиться при обращении к нему полицейского офицера. Офицер службы безопасности вообще ожидал, что толпа студентов остановится и замрёт на месте по его команде, такова была сила закона в Китайской Народной Республике. Но каким бы сильным ни был закон, он являлся одновременно хрупким, и когда ему не подчинились, за ним не было ничего. Здесь было только сорок вооружённых полицейских, и все они находились на первом этаже в задней части здания, потому что министры не хотели видеть вооружённых крестьян, если только те не стояли поодиночке или парами. Четыре дежурных офицера у главного входа были сметены в сторону, когда толпа ворвалась через двойные двери. Все достали пистолеты, но только один открыл огонь, ранив трех студентов. Его тут же смяли и били до тех пор, пока он не потерял сознания. Остальные трое тут же побежали к главному посту за подкреплением. К тому времени, когда полицейские добрались до главного поста, студенты уже бежали по широкой церемониальной лестнице на второй этаж.

Конференц-зал был надёжно изолирован, так что услышать, о чём говорят внутри, было невозможно. Эта мера была принята для того, чтобы исключить возможность подслушивания. Но звукоизоляция действует в двух направлениях, и потому люди, сидящие вокруг стола, не слышали ничего, пока коридор, ведущий к конференц-залу, не наполнился студентами. Но даже тогда министры повернулись, услышав шум, всего лишь с выражением досады.

Вооружённая служба безопасности разделилась на две группы: одна побежала к главному входу на первом этаже, вторая, во главе с майором, собиравшимся эвакуировать министров, поднялась по задней лестнице на второй этаж. Все происходило слишком быстро, без малейшего предупреждения, потому что городская полиция не сумела справиться со своей задачей и не осталось времени, чтобы вызвать вооружённые подкрепления. Как оказалось, группа полицейских на первом этаже натолкнулась на сплошную стену студентов, и хотя в распоряжении капитана, командовавшего этой группой, было двадцать человек, вооружённых автоматами, он заколебался, не решаясь отдать приказ стрелять, потому что видел больше студентов, чем было патронов в автоматах его людей. Заколебавшись, он упустил инициативу. Группа студентов подошла к вооружённым полицейским и начала говорить с ними спокойными и разумными голосами, которые резко контрастировали с дикими глазами толпы за их спинами.

На втором этаже ситуация была иной. Майор не колебался и отдал приказ выпустить очередь над головами студентов, чтобы напугать их. Однако студенты не испугались. Многие из них ворвались в двери, ведущие из главного коридора, и одна из этих дверей вела в конференц-зал, где шло заседание Политбюро.

Внезапное появление пятнадцати человек привлекло внимание всех министров.

— Что это такое?! — выкрикнул Чанг Хан Сан. — Кто вы?

— А вы кто? — насмешливо улыбнулся студент с механического факультета. — Вы и есть тот маньяк, который начал атомную войну?

— Нет никакой атомной войны — от кого вы услышали такую чепуху? — потребовал ответа маршал Луо. Его мундир дал понять студентам, кто с ними говорит.

— А, вы тот генерал, который послал наших солдат умирать в России?

— Что происходит? — спросил Чанг.

— Я думаю, что это народ, Чанг, — заметил Киан. — Наш народ, товарищ, — холодно добавил он.

Чувствуя вакуум власти и отсутствие решительности с её стороны, в зал протолкнулись новые группы студентов, и теперь служба безопасности не рискнула открыть огонь — здесь находились руководители их страны, прямо на линии огня.

— Хватайте их, хватайте их! Они не решатся стрелять в этих людей! — крикнул один из студентов. Группы студентов обежали стол и встали рядом с каждым министром.

— Скажи мне, юноша, — произнёс мягким голосом Фанг, обращаясь к стоящему рядом студенту. — Как вы узнали все это?

— Через наши компьютеры, разумеется, — ответил студент чуточку невежливо, но не грубо.

— Ничего не поделаешь, человек узнает правду, где может, — ответил старый министр.

— Значит, это правда, дедушка?

— Да, к сожалению, это правда, — ответил Фанг, не совсем понимая, на что он даёт правдивый ответ.

В этот момент в зал прорвались полицейские. Впереди бежал офицер с пистолетом в руке. При виде того, что происходит в зале, он остановился и широко открыл глаза. Студенты не были вооружены, но перестрелка в этом помещении неизбежно приведёт к гибели людей, которых он должен охранять, и теперь наступил момент, когда он тоже заколебался.

— Сейчас необходимо всем успокоиться, — сказал Фанг, отодвигая своё кресло от стола. — Вот вы, товарищ майор, вы знаете, кто я?

— Да, товарищ министр, но…

— Отлично, товарищ майор. Начнём с того, что вы прикажете своим людям убрать оружие. Нам не нужно, чтобы здесь убивали кого-то. И без того погибло много людей.

Офицер обвёл взглядом зал. Все молчали, и в этой пустоте прозвучали слова, хотя и не те, которых он ожидал, но всё-таки они имели вес. Майор повернулся и молча, не произнося ни единого слова, махнул рукой, и его люди успокоились.

— Очень хорошо. А теперь, товарищи, — сказал Фанг, снова поворачиваясь к своим коллегам, — я считаю, что у нас здесь должны быть произведены некоторые изменения. Прежде всего, нам нужно, чтобы министр иностранных дел Шен вступил в контакт с Америкой и объяснил им, что произошёл ужасный несчастный случай. Он скажет, что мы обрадованы тем, что в Америке никто не пострадал, и что мы накажем тех, кто виновен в этом происшествии. Для этого я требую немедленного ареста премьер-министра Ху, министра обороны Луо и министра Чанга. Это они втянули нас в глупую авантюру в России, которая теперь угрожает погубить всех нас. Вы трое подвергли опасности нашу страну, и вас ждёт расплата за это преступление. Товарищи, предлагаю голосовать, — заявил Фанг.

Никто не решился голосовать против; даже Тан и министр внутренних дел Тонг кивнули в знак согласия.

— А сейчас, Шен, вы немедленно предложите России и Америке прекратить военные действия, и также скажете им, что те, кто несёт ответственность за эту губительную авантюру, будут наказаны. Мы все согласны с этим, товарищи?

Все были согласны.

— Что касается меня, я считаю, что мы должны поблагодарить небесные силы за то, что можем положить конец этому безумию. Пусть это произойдёт как можно быстрее. А пока я встречусь с этими молодыми людьми, и мы обсудим другие вопросы, представляющие для них интерес. Вы, товарищ майор, отведёте арестованных в место заключения. Киан, вы согласны остаться со мной и поговорить со студентами?

— Да, Фанг, — сказал министр финансов, — я буду рад присоединиться к вам.

— Итак, молодой человек, — обратился Фанг к студенту, который был похож на главаря. — Что вы хотите обсудить?

* * *
«Чёрным ястребам» предстоял долгий путь обратно. Промежуточная заправка прошла как по маслу, но вскоре стало ясно, что в ходе атаки на Хуанхуа погибли почти тридцать солдат, все русские. Не в первый раз Кларк терял хороших людей, и, как и раньше, причиной всего была просто неудача. Но это плохое объяснение для молодой вдовы. Ещё одним фактором, который не давал ему покоя, была ракета, сумевшая ускользнуть. Он видел, как ракета начала уклоняться на восток. Она была нацелена не на Москву, и это всё, что он знал. Обратный путь был печальным, все молчали, и он не мог исправить положение, связавшись с кем-нибудь по спутниковому телефону, потому что в какой-то момент он упал и сломал антенну. Но Кларк знал, что потерпел неудачу, и последствия такой неудачи превосходили самые страшные кошмары, которые могли только появиться в его воображении. Единственная хорошая новость, которая могла прийти ему в голову, заключалась в том, что никто из его родственников не жил в районе предполагаемой цели, но там жили миллионы других людей. Наконец вертушка коснулась посадочной площадки, и двери открылись, выпуская солдат. Кларк увидел генерала Диггза и подошёл к нему.

— Каковы потери от взрыва?

— Крейсер ВМС сбил боеголовку над Вашингтоном.

— Что?

— Генерал Мур сообщил мне. Крейсер «Геттисберг» сбил боеголовку над самым центром Вашингтона. Нам повезло, мистер Кларк.

У Джона едва не подогнулись ноги, когда он услышал эту новость. В течение последних пяти часов его воображение рисовало атомный гриб с его именем над каким-то американским городом. Однако бог или удача вмешались, и этого было ему достаточно.

— Что случилось, мистер К.? — спросил Чавез, не скрывая тревогу. Диггз сообщил эту новость и ему. — Крейсер? Гребаные ВМС? Черт меня побери. Оказывается, и они на что-то годятся, а?

* * *
К этому времени Джек Райан был уже пьян. «Если об этом узнают средства массовой информации… — подумал он, — ну и черт с ними». Министры вернулись в Вашингтон, но он отложил заседание до следующего утра. Ему понадобится время, чтобы принять решение. Самая очевидная реакция, о которой заявляли «говорящие головы» на различных телевизионных программах, была такой, о которой он даже не будет думать, не говоря уже о том, чтобы отдать приказ. Нужно найти что-то лучшее, чем массовая бойня. Он не отдаст такой приказ, хотя его явно привлекала мысль о специальной операции, направленной на уничтожение китайского Политбюро. Было пролито огромное количество крови, и прольётся ещё. Подумать только, что всё это началось из-за итальянского кардинала и проповедника-баптиста, убитых глупым китайским полицейским, который, не думая, нажал на спусковой крючок. Неужели мир перевернулся на такой оси, как эта?

Это, — подумал Райан, — достойно ещё одного стакана.

Но даже из этого должно появиться что-то хорошее. Из таких происшествий нужно уметь извлекать уроки. Но какие уроки? Это казалось слишком запутанным для американского президента. Все произошло так быстро. Он стоял на краю пропасти, такой глубокой и такой ужасной, что её огромная пасть все ещё наполняла его глаза, и разобраться в этом одному человеку было слишком трудно. Джек посмотрел в лицо неминуемой смерти и вернулся обратно, но вместе с ним были несколько миллионов людей. Истина заключалась в том, что его мозг отключился в результате всего этого, был неспособен анализировать, неспособен привести в должное соотношение информацию. Все, что сейчас хотелось президенту, — это обнять свою семью, удостовериться в том, что мир по-прежнему находится в том состоянии, в каком ему положено быть.

По какой-то причине люди считали его сверхчеловеком, божественным существом, способным справиться с вещами, на которые неспособен любой другой человек. Может быть, он действительно продемонстрировал храбрость, оставшись в Вашингтоне, но после приступа храбрости наступил упадок, и ему требовалось что-то внешнее, что-то, находящееся за пределами его существа, чтобы восстановить своё мужество. Колодец, из которого он черпал мужество, совсем не был бездонным, и на этот раз опущенное ведро громыхало о камни на дне…

Зазвонил телефон. Арни поднял трубку.

— Джек? Это Скотт Адлер.

Райан взял трубку.

— Да, Скотт, слушаю тебя.

— Мне позвонил Билл Килмер, исполняющий обязанности посла в Пекине. Он говорит, что министр иностранных дел Шен только что приезжал в посольство. Шен сказал, что они приносят глубокие извинения за запущенную ракету. Они говорят, что это был ужасный несчастный случай и они рады, что ракета не взорвалась.

— Это чертовски любезно с их стороны, — заметил Райан.

— Дальше, люди, отдавшие приказ о запуске, арестованы. Китайское руководство просит нашей помощи в окончании этой войны. Шен сказал, что они предпримут все разумные усилия, чтобы положить ей конец. Далее он сказал, что они готовы объявить одностороннее прекращение огня, отвести все войска за свои границы и рассмотрят вопрос о выплате репараций России. Они сдаются, Джек.

— Вот как? Почему?

— Создаётся впечатление, что в Пекине произошло какое-то восстание. Поступающие сообщения очень отрывочны, но, судя по всему, правительство свергнуто. По-видимому, Фанг Ган стал временно исполняющим обязанности премьер-министра. Это всё, что мне известно, Джек, но это похоже на хорошее начало. С твоего разрешения и с согласия России, я бы сказал, что нам следует пойти им навстречу.

— Согласен, — ответил президент, даже не задумываясь о существе вопроса. Черт возьми, сказал он себе, разве нужно особенно раздумывать, когда речь идёт о прекращении войны? — И что дальше?

— Далее, я хочу провести переговоры с русскими, чтобы удостовериться, что они не возражают. Мне кажется, они согласятся. Затем мы проведём переговоры о деталях. По сути дела, все карты у нас в руках, Джек. Противная сторона бросила их на стол.

— Просто так? Мы закончим все это просто так? — спросил Джек.

— Необязательно быть Микеланджело и создавать Сикстинскую капеллу, Джек. Надо, чтобы соглашение просто работало.

— А оно будет работать?

— Да, Джек, должно.

— О'кей, связывайся с русскими, — решил Райан, опуская стакан на стол.

«Может быть, это конец последней войны, — подумал Джек. — Если так, совсем необязательно, чтобы он был блистательным».

* * *
Это был хороший рассвет для генерала Бондаренко и должен был стать ещё лучше. Полковник Толкунов вбежал в командный центр, держа в руке лист бумаги.

— Мы только услышали это по китайскому радио, военному и гражданскому. Они отдали приказ своим Вооружённым силам немедленно прекратить огонь и начать подготовку к уходу с нашей территории.

— Вот как? Почему они считают, что мы позволим им уйти? — спросил русский командующий.

— Это начало, товарищ генерал. Если за этим последует дипломатическое обращение в Москву, то война скоро закончится. Вы победили, — добавил полковник.

— Я победил? — спросил Геннадий Иосифович. Он потянулся. Было так приятно этим утром смотреть на карты, видеть расположение воинских формирований и знать, что победа на его стороне. Если это конец войны и он одержал победу, то этого пока достаточно, не правда ли? — Очень хорошо. Пусть Москва подтвердит это.

* * *
Разумеется, все было не так просто. Воинские части, соприкасающиеся друг с другом, обменивались огнём ещё несколько часов, пока приказ не дошёл до них.

Тогда огонь прекратился и вторгшиеся войска отступили от своих противников, а русские, тоже получившие приказ, не преследовали их. К закату стрельба и убийство прекратились, в ожидании дальнейшего урегулирования. Церковные колокола гремели по всей России.

* * *
Головко обратил внимание на звон колоколов и на заполнившие город толпы людей, пивших водку и празднующих победу своей страны. Россия снова чувствовала себя великой державой, и это положительно влияло на моральное состояние народа. Но что ещё лучше, через несколько лет они начнут пожинать урожай своих богатых ресурсов — а до этого поступят колоссальные займы… и, может быть, просто может быть, Россия повернёт наконец за угол и успешно начнёт новое столетие, после того как бессмысленно расточила почти все предыдущее.

* * *
Была уже ночь, когда об окончании войны сообщили из Пекина остальному Китаю.

Конец войны, так недавно начавшейся, потряс тех, кто с самого начала так и не понял её причины. Затем было объявлено, что создано новое правительство, и это тоже озадачило людей, ещё не получивших никаких объяснений, с которыми придётся подождать. Временным премьер-министром стал Фанг Ган, имя которого было известно из газет и фотографий, а не по его делам и поступками. Но он выглядел старым и мудрым, а Китай был скорее страной огромной инерции, чем великих мыслей, и хотя направление развития страны поменялось, для его населения оно изменится очень медленно. Люди пожимали плечами и спокойными и размеренными голосами обсуждали новые загадочные события.

Для одной женщины в Пекине перемены означали, что её работа тоже изменится, если не в конкретных обязанностях, то в их важности. Минг пошла ужинать — рестораны не закрывались — со своим иностранным любовником, обсуждая за напитками и лапшой необычайные события, происшедшие днём, затем они пошли в его квартиру, где девушку ждал десерт в виде японской колбаски.


Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

Примечания

1

Служба внешней разведки размешается теперь не на площади Дзержинского, а на юге Москвы, в Ясеневе. Руководители СВР на приёмы не ездят (здесь и далее примечания переводчика).

(обратно)

2

Лихорадка Эбола — см. Т. Клэнси «Слово президента».

(обратно)

3

Государственный секретарь США — министр иностранных дел.

(обратно)

4

Монгольский правитель Китая, предпринявший в XIII в. неудачную попытку завоевать Японию. — Прим. пер.

(обратно)

5

Американский авианосец. — Прим. пер.

(обратно)

6

Спейд — шутливое, но грубоватое прозвище чернокожего в Америке.

(обратно)

7

Напротив здания Министерства финансов в Вашингтоне находится здание ФБР.

(обратно)

8

На другом берегу реки Потомак находится Лэнгли, то есть ЦРУ.

(обратно)

9

Степень доктора философии в США отнюдь не означает, что её обладатель занимается философией. Он может специализироваться в любой отрасли человеческих знаний.

(обратно)

10

Айви Лиг (Ivy League) — люди, принадлежащие к интеллектуальной элите в Америке, закончившие один из престижных университетов, входящих в «Лигу Плюща» (Ivy League).

(обратно)

11

Джо Ситизен — средний, рядовой американец.

(обратно)

12

Капитолий — Капитолийский холм, на котором находится здание конгресса.

(обратно)

13

Клингоны — воображаемые инопланетяне из американского сериала «Звёздные пути».

(обратно)

14

Сражение при Шайло в 1862 г. вошло в историю как «самый кровавый день американской истории». — (Прим. пер.)

(обратно)

15

SWAT (special weapons and tacticts) — специальное оружие и тактика.

(обратно)

16

Полковник Филлитов — герой романа Клэнси «Кремлёвскийкардинал».

(обратно)

17

Анни Оукли — знаменитая американская женщина-снайпер, выступала в цирке Бафалло Билла в конце XIX в.

(обратно)

18

В США одну звезду на погонах носит бригадный генерал, две — генерал-майор.

(обратно)

19

Уэст-Пойнт — военная академия штата Нью-Йорк, готовит офицеров высшего звена армии. В неё принимают хорошо зарекомендовавших себя офицеров. В России аналогичной является Академия Генерального штаба.

(обратно)

20

Дело Пенсильвании — сложный судебный процесс о праве женщин на аборт, который дошёл до Верховного суда и был принят с определёнными изменениями.

(обратно)

21

Джон Уэйн — знаменитый американский киноактёр, олицетворял сильную личность, пользовался успехом у женщин.

(обратно)

22

Винс Ломбарди — американский футбольный тренер, ставший национальным символом, который принял команду, до этого тащившуюся в конце дивизиона, и сделал её победителем Суперкубка Америки.

(обратно)

23

Джон Паттон — американский генерал, блестяще проявивший себя во время Второй мировой войны.

(обратно)

24

Штат Землезахватчиков (Sooner state) — Оклахома — получил такое название из-за банд поселенцев (Sooners), пытающихся захватить земли до официального разрешения в 1889 году.

(обратно)

25

Джерри Фалвелл — баптистский пастор из Виргинии, возглавил крестовый поход против права женщин на аборты, гомосексуализма, равных прав женщин и был ярым противником коммунизма.

(обратно)

26

кому выгодно? — (лат.)

(обратно)

27

В оригинале указано звание Бондаренко — генерал-лейтенант, но тут же говорится о трех золотых звёздах на погонах. Переводчик решил исходить из русского генеральского звания — три звезды — генерал-полковник, четыре — генерал армии.

(обратно)

28

ФДР — Франклин Делано Рузвельт (президент США в 1932 — 1944 годах).

(обратно)

29

Туманное Болото — район в Вашингтоне, где находится Государственный департамент США (Министерство иностранных дел).

(обратно)

30

Smokey Bear — симпатичный медведь, плакаты с его изображением выставляются как предостережение об опасности лесных пожаров.

(обратно)

31

Джек Никлаус — знаменитый американский игрок в гольф, культовая фигура для американцев.

(обратно)

32

Кардинал — певчая птичка ярко-красной или (у самки) коричневой расцветки. МП имеет также в виду своего агента в Кремле (см. «Кремлёвский кардинал» Т. Клэнси).

(обратно)

33

Томас Гоббс (1558 — 1679) — английский философ, основатель физиологического гедонизма.

(обратно)

34

Добрые Новости — буквальный перевод слова «gospel», русское «Евангелие».

(обратно)

35

Речь идёт о перехвате радиопереговоров и дезинформации, организованных шефом секретной службы ВМФ на Тихом океане Рошфором, в результате чего американцы заранее узнали, что японцы планируют нанести удар по атоллу Мидуэй. В конечном счёте японцы потерпели сокрушительное поражение и инициатива в войне на Тихом океане окончательно перешла на сторону США. — (Прим. пер.)

(обратно)

36

Автор путает Чингисхана, захватившего Китай, с Батыем. — (Прим. пер.)

(обратно)

37

Джим Бриджер — знаменитый американский первопроходец, в его честь в Америке названы горы и перевалы в штатах Монтана и Вайоминг, а также национальный парк.

(обратно)

38

Джордж Лукас — американский кинорежиссёр, создатель саги «Звёздные войны».

(обратно)

39

Намёк на известное высказывание Мао: «Винтовка рождает власть». — (Прим. пер.)

(обратно)

40

Джей Гоулд — американский финансист XIX столетия. Прославился хитроумными финансовыми комбинациями.

(обратно)

41

«Xаммер» (Hummer) — high unility maximum mobility easy rider — высокоподвижный многоцелевой колёсный автомобиль, огромный джип.

(обратно)

42

Эрдель (Airedale) — лётчик морской авиации, из-за схожести по написанию.

(обратно)

43

7 декабря 1941 года японская авиация нанесла неожиданный мощный удар по стоянке американского Тихоокеанского флота в Перл-Харборе. Командующий флотом адмирал Киммель, не подозревавший о нападении, был смешен указом президента Рузвельта.

(обратно)

44

Иосиф Флавий (34 — 100) — иудейский историк и учёный, автор знаменитой книги «Иудейская война».

(обратно)

45

Ренатус Вегеций Флавий — римский военный историк и специалист.

(обратно)

46

Уайт Эрп — легендарный американский рейнджер, отличный стрелок из револьвера.

(обратно)

47

Тайгер (Тигр) Вудс — лучший американский игрок в гольф, первый чернокожий гольфист, сумевший занять первое место в рейтинге игроков в гольф.

(обратно)

48

Правило Миранды — принятое Верховным судом США постановление, гласящее, что полицейский при аресте должен зачитать подозреваемому его конституционные права.

(обратно)

49

Gold-plated and copper-bottomed (англ.) — в современном русском языке эквивалент этому — словечко «железно», что означает полную уверенность.

(обратно)

50

Самуэль Джонсон (1709 — 1784) — британский философ, поэт и критик. Оказал огромное влияние на культуру восемнадцатого века.

(обратно)

51

Боги — американский актёр Хамфри Богарт, известный у нас по фильму «Судьба солдата в Америке». На родине фильм называется «Ревущие двадцатые».

(обратно)

52

Святой Роберт Беллармине, — итальянский кардинал и теолог, член общества Иисуса, противник протестантизма. Сыграл важную роль в защите учения Коперника, доказав, что оно является всего лишь «гипотезой».

(обратно)

53

Was gibl's hier? (нем.) — Что здесь происходит?

(обратно)

54

Buon giorno (итал.) — добрый день.

(обратно)

55

Яху (yahoo, англ.) — глупый, тупой человек.

(обратно)

56

Маккаби — семья, возглавившая восстание евреев и восстановившая осквернённый храм в Иерусалиме.

(обратно)

57

ТРВ — крупнейшая американская компания, занимается проблемами авионики, космическими и оборонными разработками. Компания названа в 1965 году по имени её основателей Томпсона и Рамо Вудбриджа.

(обратно)

58

СОИ — стратегическая оборонная инициатива.

(обратно)

59

О.J. Simpson — чернокожий американский футболист и киноактёр, в 1996 году убил жену и её любовника, но был оправдан судом присяжных, состоящим из чернокожих.

(обратно)

60

Wrong — произносится как «Ронг» — неправильный, ошибочный.

(обратно)

61

Намёк на популярного во всем мире персонажа мультсериала «Симпсоны» Гомера Симпсона. — (Прим. пер.)

(обратно)

62

СНРО — Специальная национальная разведывательная оценка ситуации.

(обратно)

63

В США имена Джон и Джек взаимозаменяемы.

(обратно)

64

Роберт Эдвард Ли (1807 — 1870) — генерал, командующий армиями южных (рабовладельческих) штатов, восставших против Севера в Гражданской войне. Талантливый полководец, он потерпел неудачу из-за огромного превосходства армий Севера.

(обратно)

65

Амниогентесис — операция, при которой полая игла вводится в живот беременной женщины для взятия пробы жидкости из матки.

(обратно)

66

Джон Уэйн — знаменитый американский актёр, воплощение мужественности и бесстрашия.

(обратно)

67

«Кто подставил кролика Роджера?» (1988) — американская комедия.

(обратно)

68

Эмиллиано Сапата — мексиканский революционер, вёл партизанские действия против правительства в 1911 — 1917 годах.

(обратно)

69

Аламо — францисканская миссия, которую в 1836 году обороняла от мексиканской армии горстка американцев, борющихся за независимость Техаса.

(обратно)

70

См. «Все страхи мира» Т. Клэнси.

(обратно)

71

MIRV (англ.) — пучок самонаводящихся боеголовок, которые несёт межконтинентальная баллистическая ракета.

(обратно)

72

Amour propre (фр.) — чувство собственного достоинства.

(обратно)

73

KCVO — рыцарь командор ордена Виктории.

(обратно)

74

RCA (Radio Corporation of America) — корпорация, которая занимается разработкой электронного и спутникового оборудования.

(обратно)

75

IBM (International Business Machines) — корпорация, разрабатывающая и производящая компьютеры.

(обратно)

76

JPL (Jet Propulsion Laboratory) — лаборатория реактивного движения.

(обратно)

77

Взрыв в Денвере, произведённый террористами, — см.: Т. Клэнси «Все страхи мира».

(обратно)

78

Антиетам (1862) — одна из кровопролитных битв во время Гражданской войны в США.

(обратно)

79

АВАКС (AWACS) — воздушная система предупреждения и кон-

(обратно)

80

Джо Чинк — насмешливое прозвище китайцев (у американцев).

(обратно)

81

Эти утверждения целиком и полностью остаются на совести автора. В реальности все не так. (Прим. ред.)

(обратно)

82

ADCAP — торпеда с боеголовкой кумулятивного типа, несёт заряд с выемкой на конце, создающий узконаправленную струю огня, прожигающую металл.

(обратно)

83

Стеклянный подбородок (бокс, термин) — боксёр с особенно чувствительным подбородком, точный удар по которому приводит к нокауту.

(обратно)

84

«Реальная угроза», Т. Клэнси.

(обратно)

85

Хеллфайр (англ.) — адский огонь.

(обратно)

86

Передача Хантли — Бринкли — популярная телевизионная передача, которую вели два знаменитых американских репортёра — Давид Бринкли и Чёт Хантли.

(обратно)

87

Додж-Сити — город на Среднем Западе Америки, известное пристанище преступников и место сбора полицейских, борющихся с ними.

(обратно)

88

SEAL (sea, earth, air) — группа специального назначения, действующая на море, на земле и в воздухе.

(обратно)

89

Кочайс (Cochise, англ.) — последний вождь племени апачей.

(обратно)

Оглавление

  • ПрологБелый «Мерседес»
  • Глава 1Эхо взрыва
  • Глава 2Мёртвая богиня
  • Глава 3Проблемы богатства
  • Глава 4Грохот дверной ручки
  • Глава 5Заголовки
  • Глава 6Экспансия
  • Глава 7Расследование продолжается
  • Глава 8Нижнее бельё и младшие служащие
  • Глава 9Первоначальные результаты
  • Глава 10Уроки торговли
  • Глава 11Вера отцов
  • Глава 12Конфликты кармана
  • Глава 13Агент глубокого проникновения
  • Глава 14(Dot) com
  • Глава 15Использование
  • Глава 16Плавка золота
  • Глава 17Чеканка золота
  • Глава 18Процессы эволюции
  • Глава 19Охота за человеком
  • Глава 20Дипломатия
  • Глава 21Медленное кипение
  • Глава 22Стол и рецепт
  • Глава 23Ближе к делу
  • Глава 24Детоубийство
  • Глава 25Разрушение оград
  • Глава 26Стеклянные дома и камни
  • Глава 27Транспортировка
  • Глава 28На встречных курсах
  • Глава 29Билли Бадд
  • Глава 30И права человека
  • Глава 31Защита прав
  • Глава 32Столкновение коалиций
  • Глава 33Исходная позиция
  • Глава 34Удары
  • Глава 35Приходят новости
  • Глава 36Донесения «Зорге»
  • Глава 37Осадки
  • Глава 38Развитие событий
  • Глава 39Другой вопрос
  • Глава 40Заявления домов мод
  • Глава 41Заговоры государства
  • Глава 42Берёзки
  • Глава 43Решения
  • Глава 44Очертания Нового Мирового Порядка
  • Глава 45Призраки прошлого
  • Глава 46Возвращение домой
  • Глава 47Перспективы и не спящие ночью
  • Глава 48Огонь артиллерийских орудий
  • Глава 49Умиротворение
  • Глава 50Гром и молния
  • Глава 51Отступление
  • Глава 52Глубокая битва
  • Глава 53Гнетущие заботы
  • Глава 54Прощупывания и толчки
  • Глава 55Взгляды и удары
  • Глава 56Марш к опасности
  • Глава 57Гипервойна
  • Глава 58Политические последствия
  • Глава 59Потеря контроля
  • Глава 60Небесные ракеты в полёте
  • Глава 61Революция
  • *** Примечания ***