Помголочка [И Скворцов] (fb2) читать постранично

И. Скворцов Помголочка

I

Жизнь чуть теплилась, как огонек тлеющий лучины, в этом исхудавшем, изможденном маленьком теле. Живыми были только одни глаза. Голубые, почти сине-васильковые, они глядели мягко и жалобно…

Когда ей дали миску с супом, она не могла поднести ложку ко рту. Питье сочилось обратно из белых бескровных губ.

Доктор, впрочем, признал ее здоровой.

Здорова?!.

Да, как здорова былинка в голой безводной пустыне, как зеленое деревце, заглушенное в густом дремучем лесу, как сокол в неволе…

— Здорова, но не выживет. Организм слишком истощен! — глубокомысленно заключил доктор.

Смерть, казалось, уже склонилась над изголовьем постели, на которой распростерлось маленькое измученное тельце.

Жизнь еще трепетала в глазах, неподвижно уставившихся в белые, чистые стены приемного пункта…

Ребенок умирал без стона, без жалоб…

А за окном догорал кровавый закат знойного летнего вечера 1921 года.

II

Прошел день-другой, и на удивление всем она жила…

На третий день в праздник, после обычного завтрака, в комнату вошли двое — мужчина и женщина.

Он — высокий, худощавый и смуглый. В глазах сила и железная воля.

Она — румяная, полная, с улыбкой играющей, казалась малоразвитой, но доброй женщиной. Подошли к сестре.

— Доктор направил к вам. Позвольте посмотреть детей.

И пошли-было по палате.

На первой кровати лежала привезенная третьего дня девочка. Ее голубые глазки с усилием повернулись на вошедших, и слабая улыбка, точно луч солнца, пробежала по лицу…

Женщина ухватила за руку высокого мужчину, с внезапно подступившими к глазам слезами чуть слышно прошептала:

— Нет. Не могу смотреть больше. Возьмем ее.

Лицо мужчины потемнело. Казалось, клубок какой-то сжал ему горло…

Наконец, с усилием произнес:

— Да. Возьмем ее.

Он наклонился к девочке и крепкой рукой осторожно погладил белокурые волосы.

Потом разом выпрямился и бросил, точно отрубил:

— Возьмем ее.

III

Доктор и сестра не советовали брать девочку.

— Не жилец она на белом свете. Труп привезете к себе.

Но мужчина только улыбнулся.

— Раз сказано: возьмем, — значит, возьмем. Не умрет.

В голосе прозвучала такая уверенность, что доктор и сестра смолкли.

Бережно, крепкими руками взял мужчина одетую в простое платье девочку. Та прильнула к нему…

В книге для записи поступающих на приемный пункт детей против фамилии: Секлетея Михайловна Трифонова, 13 лет, появилась отметка: «взята рабочим завода „Пролетарий“ Семеном Петровичем Гвоздевым. Адрес — Красная Пресня переулок и дом такой-то».

IV

Как осталась жива девочка, — не понимали ни доктор, ни соседи.

Одни объясняли внимательным уходом, другие крепостью тела, и никто не сказал самой главной причины.

Выходила молодую жизнь любовь рабочего и жены его, любовь, которая сильнее смерти.

Казалось, в маленькое тельце вливалась жизнь, когда Гвоздев брал на руки девочку, когда ласково гладила ее Маша, жена Гвоздева.

В начале третьей недели девочка в первый раз попросила сама есть.

— Ну, теперь ваша помголочка быстро поправится, — ласково пошутил доктор.

С легкой руки доктора стали звать девочку Помголочкой.

Скоро она уже могла сидеть, а раз, как птичка запела:

— Ах ты наша пташечка, из гнезда выпавшая… Изломала тебя жизнь, выкинула из родной хаты…

— Ну, да мы тебя поправим.

V

«Дети — цветы новой жизни!..»

В нас самих-то взрослых людях столько этого самого старого осталось, что, пожалуй, никогда и обухом не вышибешь…

К примеру взять моего товарища Докина.

Двумя пулями в гражданскую войну ранен, в царское время по тюрьмам таскали, сколько раз за «неблагонадежность» места лишался, а много и в нем старого гнилья.

Праздник без вина встретить не может.

Сам хотя к попам денег не носит, зато жена — богомолка. Иной раз обругается так, что самому совестно.

На днях спрашиваю его: «Скоро ли получка?» — отвечает: «Один бог ведает».

И бога у него нет, и бог у него все ведает…

Да, вот так-то.

Не одну революцию нам совершить надо, а целых три.

Революция, чтобы старую власть новой заменить, — первая революция и, по правде сказать, самая легкая.

Двинул весь народ, и покатились гнилые столбы.

Эту революцию могли сделать мы, темные, малограмотные, нищие.

Вторая революция — это, чтобы хозяйство по-новому построить.

Эту революцию сразу не сделаешь. Многому надо учиться, много ошибок будет, пока наладим новое хозяйство.

Для первой революции нужна была, главным образом, воля.

Для второй революции мало воли, — нужно еще и знание.

Перестроим мы свое хозяйство, когда будут у нас ученые из рабочих и крестьян, когда все будут