Блэкмурскии дьявол [Патриция Коулин] (fb2) читать постранично

Патриция Коулин Блэкмурскии дьявол

Глава 1

Лондон, май 1815 года

Он был самым невезучим человеком на свете.

Мысль о своей горькой судьбе не оставляла его, когда он в очередной раз ринулся к ночному горшку. «Когда это кончится!» — в отчаянии подумал он, после того как его желудок вновь изверг содержимое.

Он со стоном потянулся к шнуру возле кровати, чтобы позвать слугу, которому предстояло заменить использованный горшок на новый.

«Следующий, конечно, не понадобится, — уговаривал он себя, яростно дергая шнурок. — Конечно, этот приступ рвоты станет последним».

Слуга вошел и молча забрал горшок, усвоив за эту долгую ночь, что даже простое слово сочувствия или предложение помощи вызовет на редкость грубый поток брани у его господина, который, скорчившись, лежал на кровати; с его всегда сильным телом сейчас сладил бы и котенок.

Состояние было отвратительным. Слабость любого рода была невыносима для Кристиана Лоуэлла, недавно поселившегося здесь восьмого графа Блэкмура, известного повесы, легендарного героя войны, идиота.

Кристиан повернул голову и хмуро посмотрел на маленькую зеленую бутылочку, стоящую на ночном столике. Сейчас она была пуста, а недавно содержала порцию снадобья, стоившую ему уйму денег. «И не зря», — думал он, когда выпил ее залпом.

Слишком поздно ему пришло в голову полюбопытствовать, что же в ней было. Может, что-то совсем не смертельное, вроде коры дерева, сока репы и мятной воды, если бы он был везучим. Увы, к нему это явно не относилось. В его случае он вполне мог проглотить варево из давленых вшей, крови дракона и паутины. Из чего бы ни состояло приготовленное для него снадобье, оно было не хуже, чем он заслужил, впервые обратившись к знахарскому средству.

По натуре Кристиан не был суеверным человеком, но события последних месяцев вынудили его отправиться к Лилит, старой карге, которая называла себя волшебницей-целительницей и которую одни считали ведьмой, а другие шарлатанкой. Кристиана мало волновало, кто она на самом деле. Она была его последней надеждой, и поскольку он ожидал, что она поможет ему избавиться от проклятия, он почти по доброй воле выпил снадобье, которое она ему прислала. А что ему оставалось делать?

Он вряд ли бы пошел с этим делом к своему врачу. Его совсем не радовала перспектива долгого пребывания в сумасшедшем доме, куда бы его, без сомнения, отправили, если бы он обратился к представителю современной науки за помощью в снятии порчи.

Кристиан облегченно вздохнул, когда его желудок утих, и приступ тошноты прошел без последствий — несомненно, признак того, что худшее наконец позади. Он осторожно распрямился и потянулся за мокрой салфеткой, лежащей на ночном столике, чтобы вытереть лицо и шею. Это усилие дорого стоило ему, и Кристиан схватился обеими руками за деревянный столик, чтобы не потерять равновесие. Он чертыхнулся, презирая себя за слабость.

Его мутному взору предстали не фарфоровый таз и крашеный дубовый умывальник, а худое, с глазами, как у ястреба, и носом-клювом лицо той старой карги, старой вороны, француженки, которая и стала причиной всех его несчастий. Сейчас, как и в тот момент, когда он впервые увидел ее, он считал ее самым отвратительным существом, вторгшимся в его до того мгновения довольно спокойную жизнь.

К образу старой вороны вскоре присоединился другой образ — молодой красивой женщины. В тот роковой полдень три месяца назад сладострастная соблазнительница извивалась под ним, как лисица.

Отдохнувший после недавней битвы между войсками Веллингтона и Наполеона, Кристиан был опьянен победой и неутомим в развлечениях, и соблазнение французской кокетки, с которой он столкнулся на обратной дороге в лагерь, должно было помочь отпраздновать это событие.

Он уже придавил ее своим весом, когда от пронзительного крика чуть не рухнул сеновал.

Кристиан перекатился на спину и потянулся за саблей, готовый защититься от заблудившегося французского солдата, жаждущего реванша.

Но никакого солдата не было — лишь высохшая старуха, одетая в миллион черных юбок, стояла на верхней ступени лестницы. Их глаза встретились, и дрожь пробежала по спине Кристиана.

— Какого черта! — пробормотал он.

— Ma mere^[1], — вскрикнула женщина возле него, прижимая к пышной груди платье.

— Ma mere? Это твоя мать? Mon Dieu^[2]. — Он не сводил глаз с того места, куда старуха сунула руку, надеясь, что она не достанет из-под юбок оружие. Никогда не знаешь, чего ждать от этих крестьян, а ему не улыбалось быть укокошенным мстительной мамашей.

Сверля его взглядом, старая карга медленно подняла руку, но оружия в ней не было, — и скрюченным пальцем стала тыкать в обнаженную грудь Кристиана, выкрикивая проклятия.

Познания Кристиана во французском ограничивались парижским диалектом, и он не понял всего, что старая крестьянка кричала ему, но разобрал что-то насчет чумы на его потомство и о том, что удача навечно