Абджед, хевез, хютти... Роман приключений [Аделина Ефимовна Адалис] (fb2) читать постранично, страница - 2

неистовых собак и сверкающих голубых развалин. Каждый вечер хозяин чай-ханы играл на дюторе и пел на картавом языке о заманчивых городах.

12-го июня Козодоевский и Сережа снарядились в путь на восточную границу. От Самарканда до Бухары они добрались поездом; от Бухары на Карши, с пересадкой в Ки-таб. Из Китаба в Шахрисябз. Два дня искали путей пробираться дальше. На 3-й день, шляясь по базару, встретили торговый караван — наметили маршрут и тронулись. И когда отъехали от Шахрисябза несколько верст, они поняли, что культура кончается там, где замирают гудки паровозов; и сейчас можно было ожидать решительно всего: тигров, басмачей, землетрясений. Козодоевский ворчал: пользуясь справочниками и чужими рассказами, он сделал бы лучшую книгу о Туркестане, чем в качестве очевидца.

Всю свою жизнь он искал встреч с рассказчиками. Общественная работа кандидата партии утомила его больше, чем полагается.

В караван-сарае, после четырехчасового перехода, он заснул, как мертвый, обычным своим тяжелым, но долгим сном. Сережа пил зеленый чай, прочно расположившись на плоских, жидких подушках; Джелал сбивчиво перебирал струны дютора.

Русские в этих местах — редкость. Караваны с советскими работниками, отправляющимися в Дюшамбе, проходят выше по большой верблюжьей тропе, западнее Куль-Иска-ндера. И разговор хозяина с путешественником заставил навострить уши всех собравшихся под низким закопченным потолком.

Подсело еще двое: один — молоденький с большими выпуклыми главами, лет 20; другой — чернобородый в дорогом парчовом халате.

Старик-хозяин что-то коротко сказал чернобородому.

Чернобородый отполз и передал сказанное внимательно притихшим спутникам.

— А-а-а! — Закачались седые бороды и молодые безусые лица. Кто-то предложил пиалу с зеленым чаем.

Сережа знал: отказаться — обидеть. Взял в правую руку к груди, сказал «рахмат».

Раздался довольный смех.

— Ой, якши, русс, якши-ака!

Знакомство было завязано.

— А, сдалека едит? А?

Пораженный Сережа обернулся и поглядел на говорившего по-русски.

Чернобородый улыбнулся.

— Вы знаете русский язык?

— Да. Я жил Россия. Торговал. Магазин был в Китабе. Сейчас Дюшамбе ехал. А вы куда?

— Да тоже я Дюшамбе.

— Одна?

— С товарищем.

Чернобородый вопросительно поглядел вокруг.

— Он сейчас спит во дворе, — пояснил Сережа.

— A-а. Усталя. Жарко — ой-ой-ой. Жарко!

— Да.

— Ничего. Отдыхал будет — здоров будет. А зачем в Дюшамбе ехал? Плохо жарко. Яман-йол (плохая дорога).

— Ну, ерунда, хорошо. Два дня — и там будем. Посмотрим — и дальше.

— А куда?

— Пока не знаем.

— Нет. Дюшамбе — нехорошо. Жарко. Была в Искандер-Куль?

— Нет, не были. А что, интересно?

— Да, хорошо. Большой вода. Там ты пондравин.

— Что?!

— Пондравин.

Сережа растерянно поглядел на Джелала.

Джелал расхохотался.

— А еще — «я жил Россия»! Не знаешь говорить, русский слово не знаешь! Не пондравин, а мандравин.

Черная борода обиделась.

— Ну, мандравин. Так?

Сережа продолжал не понимать.

— Вот один хороший девочка, — объяснял Джелал. — Ты смотрел хороший девочка. Ты говорил: она мне мандравин.

— Не так, Джелал! Не «мандравин», а понравилась, — догадался Щеглов.

Чернобородый распахнул полы халата и расхохотался в свою очередь.

— Ай да мулла Джелал! «Не умеешь русски»! Сам не умеешь! Приди я тебе дать верблюда чистил. Хочешь?

Джелал в свою очередь обиженно замолчал.

Купец окончательно пришел в благодушное настроение; он подсел еще ближе к Сереже и заговорил почти заговорщицким тоном:

— А тебе я скажу, ака: иди Куль-Искандер. Хорошо смотреть. Большой вода, а кругом высокий гора. На один угол карагач стоит, на другой угол карагач стоит, на третий угол карагач стоит, на четвертый угол карагач стоит. Сам Искандер карагач растет. Сейчас растет. Дальше пойдешь — гора, гора, гора. Высоко — тяжело. Пойдешь дальше, шел направо — там река идет. Пойдешь река — ничего не растет, пусто. Идешь, идешь — гора, на гора — черный яма… идешь яма — комната попал, большой ветер — ой-ой-ой — идешь, опять комната попал — темно — ночь, вода — чайник кипит. Бисмаллах! Идешь дальше — опять комната; большой змея лежал, глаза горел; этот змея убить нужно и левый глаз на рука взять. Идешь, глаз на рука горел. Светло — день. Опять комната, большой большой, а двер нет. Ты стать на запад, на Магомет, громко сказать: «Бисмилла иррахман иррагим», и как сказал — сейчас глаз от змея катился, катился. Идешь, опять перед тобой глаз бежал: смотришь, комната и сто двер. Не знаешь, куда попал нада. Смотришь: опять глаз бежал; твой одну двер открывал, опять комната и сто каракурт^[1]. Раз кусил — сейчас умирать. Посмотрел — есть каракурт; смотрел опять — нет каракурт; зато есть девушка, много красивый девушка. Хотит тебе подойги, целовать хотит. А ты знал — целовать нельзя: раз целовал — сейчас умирать. Тогда ты брось глаз