Викинги. Мореплаватели, пираты и воины [И Хит] (fb2) читать онлайн

Р. Шартран, К. Дюрам, М. Харрисон, И. Хит Викинги. Мореплаватели, пираты и воины

Предисловие

Хочу сразу поставить все на свои места: я профессиональный апологет викингов и долго трудился на ниве ревизии темы викингов, а конкретно полем моей деятельности служили правовые аспекты эпохи владычества викингов.

Так называемая «эра викингов» началась около 800 г. от Р.Х. и продолжалась почти три столетия. На страницах истории рассматриваемый период представлен как высокая драма, открывающаяся, как и полагается, с подъема занавеса, переживающая кульминацию в годы сокрушительных рейдов и колонизации разных участков Европы и заканчивающаяся грандиозным сражением на поле боя в Англии. Даты довольно определенные — с 793 по 1066 г. На протяжении всего этого времени военные корреспонденты в лице ученых монахов и клириков точили гусиные перья, чтобы, обмакнув их в яркие чернила, живописать сцены ужаса и кошмара, творимые язычниками. Викингов припечатали клеймом антихристов, безжалостных варваров, грабивших и сжигавших все и вся на своем пути, этаких животных, не привыкших ценить ни своих, ни чужих жизней, способных лишь на уничтожение и разграбление. Зловещими символами их служили молот Тора и ворон Одина, воплощавшие в себе жестокость и отвратительную злобу черных языческих богов.

В действительности же история редко бывает столь односторонней, как представлена она на страницах источников. Что касается викингов, образ их был таков и таким он остался по сей день. Однако это, вне сомнения, не вся правда Сегодня все чаще раздаются более взвешенные мнения, приводятся более полные версии истории (во многом благодаря современной археологии, но и с помощью других научных дисциплин и литературы). В подобных версиях викинги предстают не в столь зловещем свете. Все дело в том, с какой стороны смотреть: больше внимания не набегам, грабежам и ужасу, а торговле, поэзии и искусству, технологиям энергичных людей с севера и позитивному воздействию, оказанному ими на страны, в которые они приходили и в судьбе которых оставили свой неизгладимый след.

Книга «Викинги — мореплаватели, пираты и воины» делится на три богато иллюстрированные части, или три раздела. Отличные фотографии с толковыми пояснениями и историческими экскурсами, информативные материалы — все это не позволяет читателю скучать. Так называемый «научный аппарат» тоже довольно мощный: хронология, библиография и приложение, в котором обозначены основные музеи в Британии и Скандинавии.

Благодаря книге «Викинги — мореплаватели, пираты и воины» читатель может составить несколько иное представление о викингах и посмотреть на них через не замутненный необъективностью кристалл — увидеть истинное лицо викингов. «Так что же представляли собой викинги?» — задается вопросом автор первой части, «История викингов», и рассказывает о том, кем они были и что делали. Если говорить коротко, они представляли собой, если можно так выразиться, разбойников-оппортунистов из Скандинавии — из трех больших скандинавских стран: Дании, Норвегии и Швеции. Как Елизаветинская эпоха в Англии может называться «эрой каперства», так и эра викингов в северных землях — «эрой разбойников», или пиратов.

Если вести речь об общественном статусе викингов, скандинавы представляли собой преимущественно независимых фермеров или рыбаков; купцов или ремесленников; кузнецов или плотников. Они признавали местного вождя, представителя аристократического класса, или ярла, который, в свою очередь, являлся вассалом короля. В самом низу основания социальной пирамиды находились «троллы» (рабы), которые целиком и полностью принадлежали хозяину и, безжалостно эксплуатируемые, гнули на него спину всю жизнь. Работорговля представляла собой весьма прибыльное дело, а потому невольничьи рынки процветали повсюду от Дублина до Константинополя.

По средневековым стандартам представительницы прекрасной половины в эру викингов играли необычайно высокую общественную роль. Их можно назвать отважными женщинами из пограничья, всегда готовыми действовать и почти во всем равными мужчинам. Им принадлежала безраздельная власть в делах семьи и домашнего хозяйства, они обладали правами, пользоваться которыми женщины станут в Европе еще спустя века, а именно право на развод и долю в имуществе. Их было трудно не заметить в полном смысле этого слова.

Часть вторая, «Викинг-херсир», открывается заголовком: «Культура жестокости и насилия». Насилие и жестокость являлись, безусловно, тем товаром, недостатка в котором скандинавы не испытывали. Время от времени данные качества «канализировались» в контролируемые государством русла направленного насилия, по мере того как скандинавские страны одна за другой принимали христианство и вырабатывали имперские военные амбиции. Дания в период правления Свена Вилобородого и его сына Кнута завоевала большую часть Англии и фактически разделила Англию с созданием так называемого «Датского Закона». Швеция проложила себе путь глубоко на территорию Древней Руси, получив власть в таких крупных и богатых городах-государствах, как Новгород и Киев, шведские викинги хаживали по Волге и Днепру, видели земли Азии, появлялись на далеких рынках загадочных и неведомых Персии и Китая.

В третьей части, «Ладьи викингов», прослеживается эволюция мореплавания и судостроения у викингов. Скандинавы показали себя как экстраординарные мореходы. На открытых всем ветрам и стихиям суденышках они избороздили моря и океаны половины света, в сущности, они раздвинули его границы, поскольку забирались дальше на север и на запад, чем какие бы то ни было другие европейцы до них, и основывали колонии на Фарерских островах и в Исландии; они фактически открыли Америку, создали поселения на севере ее и в Гренландии.

Легкие корабли обеспечивали викингам грандиозную тактическую подвижность. Морские сражения являлись по сути своей просто продолжением сухопутных битв: эскадры связывались вместе, планширь к планширю, образуя плавучие платформы. С самого начала столкновение являлось войной на истребление, кровавым боем, в котором цель состояла в том, чтобы очистить от команд вражеские корабли.

Однако не узкие и хищные весельные ладьи — величественные и грозные — играли главную роль на последнем этапе экспансии викингов в западном направлении. «Звездами» на сцене событий сделались широкие и прочные грузовые корабли, или кнарры, ставшие рабочими лошадками океанов и морей. Именно кнарры несли на себе первооткрывателей и последующих поселенцев в Северную Америку к берегам Доброго Винланда, «Страны вина», той самой сказочной земли обетованной, затерянной где-то на восточных берегах современных Канады и Соединенных Штатов. Кнарры стали особой страницей о поражающей воображение страсти викингов к приключениям.

Что за дивное полотно эта книга! Какой пышный и роскошный показ истории!

Магнус Магнуссон

Хронология

История викингов

Так что же представляли собой викинги?

В 789 г. король Беортрик взял себе в жены Эдбюр, дочь короля Оффы. Именно в те времена впервые на трех судах появились норманны (буквально — люди с севера. — Прим, пер.), пришедшие из Хордаланда. Управляющий от государя, который не знал, кто они такие, поспешил к тому месту, где их видели, с намерением заставить незнакомцев явиться в королевское имение. Чужаки убили его. Так впервые заявили о себе датчане в Англии.

Вот что рассказывает о первом появлении и первой жертве викингов «Англо-саксонская летопись». Спустя четыре года, в 793 г. от Р.Х., состоялся хорошо известный набег на островной монастырь Линдисфарн: «Явились богомерзкие язычники и грабежом и убийствами осквернили церковь Божью в Линдисфарне». Как писал живший в те поры ученый монах Алькуин: «Никогда прежде не творилось такого ужаса в Британии, что испытали мы теперь от безбожного племени. Никто и не мыслил себе такого нападения с моря, не знал, что оно возможно. Только взгляните на церковь Святого Кутберта, где всюду пролилась кровь священников, забрызгавшая украшения. Было ль место более благочтимое в Британии? И оно пало добычею язычников».

Образ викингов как кровожадных безбожников берет начало в известной уже и тогда концепции «варваров с севера». В глазах античных авторов, живших в странах Средиземноморья, мир просто и удобно делился на две части: жаркий, сухой, яркий и цивилизованный юг, с одной стороны, и с другой — холодный, сырой, темный и далекий варварский север. Первым намеком римлянам относительно нарушения гармонии и баланса стало продвижение в Южную Галлию примерно в 100 г. до Р.Х. племен кимвров и тевтонов. Римляне осознавали, что пришельцы происходят с Датского полуострова, однако нервный центр смертельной угрозы для империи располагался еще севернее. В итоге погубившие Рим остготы и вестготы описаны Иорданесом (готским хронистом VI века, писавшим на латыни. — Прим, пер.) как этакие экономические беженцы с перенаселенного балтийского острова Готланд.

Скандинавский аспект варварской угрозы пережил крушение Римской империи. Франки, создавшие государство на обломках великой державы и унаследовавшие многие римские традиции, постепенно обнаружили, что угроза с севера актуальна и для них. Экспедиция Гюгелака Гета в Рейнскую область, упомянутая Григорием Турским (франкский автор VI века. — Прим, пер.) и в принадлежащей неизвестному автору поэме «Беовульф» (рассказывающей о событиях VI века, но написанной, вероятно, двумя столетиями позднее. — Прим, пер.), — по всей видимости, событие, если можно так сказать, одиночного характера. Когда каролингские государи овладели Центральной и Северной Германией, вследствие чего оказались перед южными рубежами ареала распространения скандинавских, или датских, поселений, викинги сразу же вошли в анналы истории, внеся в нее неожиданно длинный кровавый след.

Морские бродяги, разбойники и воины, изображенные на иллюстрации к «Житию св. Обена», позволяют нам представить себе, как, вероятно, выглядели более «профессиональные» бойцы позднего периода эпохи викингов (Национальная библиотека Франции).

Когда кто-нибудь берется описывать Скандинавию в преддверии наступления эры викингов, возникает соблазн разделить ее на три части, населяемые датчанами, норвежцами и шведами. Подобная тенденция в значительной мере обусловлена средневековой историей. Главным различием викингов из тех или иных регионов является язык — лингвистические особенности восточных и западных скандинавских диалектов. Картина осложняется довольно ранним появлением централизованной монархии в Дании. Признаки формирования там государственности на уровне, превышавшем бы клановый или племенной, отмечаются в «Франкских королевских анналах». Изъявление покорности Годфреда Датского Карлу Великому рассматривалось хронистом как действия государя всего Датского королевства (Годфред, или Гудфред, правил в конце VIII — начале IX века и успешно воевал с каролингской империей. — Прим. пер.). Наличие довольно концентрированной власти в руках датского монарха очевидно в восстановлении так называемой даневирке (danevirke) — довольно мощной и построенной еще до викингов фортификационной линии, отделявшей Ютландию от остальной Европы.

Требовался довольно богатый и властный государь, чтобы провести такие крупномасштабные работы.

В «Франкских королевских анналах» далее отмечается, что королевство Годфреда включало и регион Вестфолда (т. е. северо-восточные районы Норвегии. — Прим. пер.). Хотя, по мнению автора хроники, данная заморская провинция располагалась в Британии, фактически же она находилась в Норвегии. Образование датского плацдарма в Вестфолде можно рассматривать как начало датского владычества в Норвегии. Данный факт привел к довольно раннему возникновению норвежской монархии с королем Харальдом в IX столетии.

У англосаксов в ту пору викинги именовались «язычниками», «данами» или «норманнами», термин же «викинги» сам по себе редко применялся где-то за пределами Скандинавии (несмотря на то что некоторые ученые выводят слово из саксонского wic, обозначающего военный лагерь). Франкские хронисты называют их nordmanni (норманны, или просто северяне), тогда как германские хронисты пользуются словом ascomanni (что, возможно, означает ясеневые и может быть объяснено материалом, из которого строились ладьи, хотя в действительности для подобных целей использовался не ясень, а дуб). Испанские мусульмане называли викингов «аль-маджус» (языческие колдуны), славянские источники — «рус» (возможно, из-за финского названия Швеции — Ротсий), а византийские — «рос» (от греческого прилагательного «красный», по-видимому, из-за румяных лиц), или «варангой» (возможно, от древненорвежского var, «клятва», что подразумевает под собой отряд воинов, связанных друг с другом клятвой верности). Одни лишь ирландцы, именовавшие викингов «лохланнах» (lochlannacb — северяне) или «гайлл» (чужаки или иностранцы), попытались провести различие между норвежцами («финн-гайлл» — белые чужаки) и датчанами («даб-гайлл» — черные иностранцы). Прочие хронисты демонстрировали склонность применять термин «датчане», «норвежцы» и даже «шведы» попеременно и вне четкой связи с теперешними национальностями. Так, например, Адам Бременский, писавший около 1075 г., говорит о «датчанах и шведах, которых мы называем норвежцами, или норманнами», и также сообщает нам, что «датчане и шведы и другие народы за пределами Дании [т. е. норвежцы] называются норманнами». Посему, когда «Англо-саксонская летопись» то и дело упоминает «денов», или «данов» (Dene или Dani), не стоит думать, что все эти викинги происходили из Дании.

Крышка шкатулки, сделанной в Нортумбрии в начале VIII столетия. Несмотря на то что тогда там еще никто не видел викингов, легко представить себе, что сцены вроде этой, где изображены люди, защищающие свои дома от вооруженных разбойников, все чаще являлись обычным делам, начиная с VIII столетия.

Скандинавский воин VI–VII столетний. Рисунок сделан на основе изображений копейщиков на блюдах из Торслунда времен до эры викингов в Швеции. Показанный здесь воин среднего статуса нашел смерть за сотни лет до нападения на Линдисфарн, а посему он вполне вправе рассчитывать на то, чтобы считаться «предком» викингов.

Истинное происхождение слова «викинг» не установлено с абсолютной точностью, хотя среди ученых преобладает и крепнет мнение в пользу «вик» (vik — залив, фьорд или бухта), таким образом, слово «викинг» должно, вероятно, означать «разбойник, прячущийся в бухте». Другие считают, что ответ нужно искать в названии места, Вик, что в Норвегии; возможно, также причина — «виг» (vig — битва, что маловероятно по фонологическим соображениям) или же «вихья» (vikja — двигаться или поворачиваться в сторону), что делает викинга кем-то, «кто обходит кого-то». В письменных скандинавских источниках слово «викинг» служило синонимом пиратства или рейда, а люди, или человек, который/которые/ занимался подобным ремеслом, назвался «викинг» (vikingr).

Приводится множество и разных причин столь неожиданного появления викингов на арене, так сказать, мировых событий на исходе VIII столетия. Перенаселение изначальных ареалов обитания, ставшее следствием демографического взрыва, который пережили Норвегия и — что особенно важно — Дания на протяжении VII–VIII веков, считается одним из главных факторов. Кроме того, постепенное установление прочных государственных образований в Западной Европе, особенно на Континенте, где возникла мощная империя Карла Великого, которое способствовало укреплению и расширению европейской торговли, что само по себе увеличивало возможности добывать средства за счет занятия пиратством. Несомненно, нельзя забывать и о процессе поэтапной эволюции в кораблестроении у скандинавов, который развивался и достиг определенного — и высокого — уровня в VIII столетии и привел к появлению не только всем известных боевых ладей викингов, но и не столь знаменитых «кнарров» (knarr), или купеческих судов. Данное обстоятельство позволяло викингам отправляться во все более дальние походы и со временем колонизировать обнаруженные ими земли. Именно корабли служили главными инструментами экспансии викингов.

Викинги у себя дома

Общество викингов

Несмотря на закрепившийся за ними и сохранившийся на века имидж беспощадных морских разбойников и неустрашимых первопроходцев, в большинстве своем викинги являлись крестьянами-хуторянами, рыбаками, торговцами, кораблестроителями, ремесленниками, кузнецами или плотниками.

Однако немалому их числу доводилось вести жизнь людей, включавшую, так сказать, обе ипостаси. Устные народные сказания, или саги, записанные в Исландии на заре XI столетия и принявшие таким образом форму манускриптов, дают много подробностей о жизни викингов. В «Оркнейской саге» говорится, что в XII веке норвежский, или скандинавский, вождь Свен Аслейфссон, живший на острове Оркни, проводил зиму дома и принимался за работу весной:

Предметы личных украшении викингов, найденные в Чессел-Даун, что на острове Уайт: бусины из стекла, янтаря, хрусталя и глины (британский музей).

… а весной дел у него бывало более чем достаточно: множество семян ждали сева, чем он всегда очень тщательно занимался сам, самостоятельно за всем приглядывая. Покончив с этой работой, он отправлялся в грабительские походы на Гебридские острова (архипелаг в Атлантическом океане, к западу от Шотландии. — Прим, пер.) и в Ирландию, совершая, как он называл это, «весеннюю прогулку», после чего возвращался к себе как раз после середины лета. Он дожидался, когда поднимутся всходы и благополучно будет убран урожай. Тогда он вновь уходил в набег, продолжавшийся до конца первого месяца зимы, что он называл «осенней прогулкой».

Отправляясь в походы с целью продать что-либо или кого-то ограбить, отряды таких единомышленников скандинавов из свободных землевладельцев, как Свен Аслейфссон, несомненно, договаривались о том, что господ среди них не будет и что все станут считаться «равными» — гордая основа взаимоотношений викингов и оплот их культуры. Дома же, однако, мужчины вроде Аслейфссона являлись составляющей весьма расслоенного и пирамидального по строению общества.

На вершине пирамиды стоял, разумеется, король. Внизу под ним занимала место аристократия: ярлы (jarl), военные предводители и могущественные землевладельцы с принадлежавшими им обширными угодьями. Ниже размещались свободные люди, или бонды (bondi). Данная довольно пестрая группа состояла из фермеров, торговцев, корабелов, искусных ремесленников и профессиональных воинов, включая в себя, таким образом, наверное, самый влиятельный класс общества в эру викингов, при этом социальное положение определялось размерами состояния. В основании пирамиды располагались невольники, или рабы, которых хозяева расценивали как нечто лишь незначительно большее, чем скот, и соответственно с этим относились к ним.

На заре эры викингов власть в Скандинавии сосредоточивалась в руках небольшого числа могущественных, утвердившихся в главенствующем положении семей, каждая из которых владела большим наделом земли. Со временем благодаря союзам, выгодным бракам, а часто и за счет силы оружия на передний план в Норвегии, Дании и Швеции стали выходить единовластные правители.

Король

В эру викингов короли приобретали и умножали богатство путем завоеваний и черпали средства из их обширных владений и имений, управление которыми осуществлялось королевскими назначенцами. Подобные уделы были разбросаны по всей стране и помимо источника поступления материальных благ служили удобными базами для короля и его свиты по время поездок по территории королевства. Средства собирались также путем налогообложения: таможенных и рыночных пошлин, взимавшихся королевскими чиновниками в городах и портах, находившихся в королевской юрисдикции. В свою очередь, король тоже имел определенные обязательства перед подданными, кроме того, в его же собственных интересах было обеспечить купцам возможность ведения дел в атмосфере, где бы отсутствовала угроза внезапного нападения или подрыва торговли.

То, что скандинавские короли и аристократия жили довольно широко и никак не бедствовали, видно из предметов, захороненных вместе с ними в местах погребений вроде тех, что подверглись раскопкам в Усеберге и Гокстаде. Короли в особенности стремились окружить себя разного рода предметами и снаряжением особой красоты и покровительствовали искусным ремесленникам, подвизавшимся на ниве производства такого рода товаров. Плотники, корабелы, резчики по дереву, художники, оружейники и серебряных дел мастера часто бывали обласканы щедрым государем и ни в коем случае не обойдены королевской милостью.

Значительная часть средств короля уходила, надо полагать, на необходимое финансирование «хирда» (hird), или постоянной дружины из профессиональных воинов. Часто они проживали в специально для них построенных казармах, как те, что существовали в Треллеборге и в Фюркате, и присутствие их, как бы дорого оно ни обходилось, было необходимо по ряду причин и не в последнюю очередь для того, чтобы держать в узде могущественных и властолюбивых ярлов. Командование войском доверялось только члену непосредственно королевской семьи или же ярлу, всесторонне доказавшему собственную преданность короне. Среди ближайших соратников короля и членов его внутреннего круга находились распорядитель конюшен, отвечавший за королевских лошадей, и глава «адмиралтейства» — лицо, ведавшее всеми вопросами, связанными с королевским флотом. Однако просто невозможно закончить описание королевской свиты у скандинавов и не включить в нее придворного скальда. Пользовавшиеся большим почетом и милостью государей, одаривавших их порой роскошными дарами, такие поэты-странники воспевали деяния королей и их щедрость в красочных и чрезвычайно образных стихотворных виршах. В ходе странствий подобные поэты приходили в селения на праздники и ярмарки, где на память читали сочинения, распространяя новости об очередных свершениях королей так, чтобы слова передавались из уст в уста и не исчезали, переходя от поколения к поколению.

К концу X столетия процветание торговли и консолидация королевской власти в Норвегии, Дании и Швеции позволили некоторым государям — таким как Свен I Вилобородый и Олаф I Трюггвассон, например, — приступить к чеканке королевской монеты, что способствовало укреплению централизованной власти и могущества государства. Вместе с тем на протяжении большей части периода, называемого эрой викингов, власть эта, что довольно удивительно, значительным образом сдерживалась ярлами и бондами.

Ярл

Немногочисленные, но могущественные представители аристократии — ярлы владели огромными земельными наделами, большая часть которых сдавалась внаем крестьянам, которые и служили источником поступления материальных ресурсов для ярлов в виде уплачиваемых налогов и податей. Люди, жившие во владениях таких крупных вождей, выбирали их духовными и военными лидерами, и в обязанности ярла входила защита меньших землевладельцев от их врагов, за что они, со своей стороны, обязывались поддерживать ярла в его предприятиях и начинаниях. Правящая каста располагала, таким образом, средствами, необходимыми для содержания личной стражи, сооружения огромных залов, возведения земляных укреплений и строительства знаменитых ладей, как те, что найдены в Гокстаде и в Скюллелеве.

Расписная деревянная панель XIV столетия с изображением Олафа II Харальдссона, правившего в Норвегии с 1015 по 1030 г. В центре композиции изображен король с державой и боевым топором — с двумя важнейшими символами самодержавной власти. Жестокие методы, с помощью которых данный монарх насаждал христианство, вызвали недовольство и в итоге бунт подданных, что привело к гибели его в битве при Стиклестаде в 1030 г. Довольно скоро короля стали почитать как мученика святого Олафа Норвежского.

В мирные времена ярлы с их приближенными занимались тем, что объезжали собственные имения, собирая подати и проверяя состояние собственности и в том числе кораблей. В определенные моменты года они также председательствовали на важных религиозных мероприятиях в качестве «гудов» (godi), или жрецов, и присутствовали на региональных народных соборах, называемых «тингами» (thing), в роли местных представителей. В случае войны ярл отвечал за сбор ополчения, или «ледунген» (или ледюнги — ledungen), причем ожидалось, естественно, что он и станет командовать им в сражении. Воины, отправлявшиеся в поход по суше или по воде, назывались бондами.

На одной из первых сцен вышивки из Байе именитый эрл (earl в Англии то же, что и ярл в Скандинавии. — Прим. nep.) — в данном случае Гарольд Годвинссон — скачет на охоту с ястребом на руке. На нем отличного качества рубаха и плащ, под ним дорогой конь с подстриженной или заплетенной гривой. Сопровождаемый свитой Гарольд посылает псов травить зверя, в роли которого выступают, по всей видимости, зайцы. Подобная сцена вполне могла бы быть подсмотрена и где-нибудь в Скандинавии, где место английского эрла занимал бы в таком случае ярл-викинг.

Бонды

Представлявшие собой становой хребет общества викингов, эти свободные землевладельцы, или бонды, обладали правом на ношение оружия и независимо от того, были ли они держателями скромного надела или же богатыми фермерами, имели право голоса на тинге. Причем, как мы увидим в дальнейшем, они располагали возможностью обсуждать дела не только местного, но и общегосударственного значения, например одобрение или неодобрение действий короля и согласие или несогласие с воцарением наследника.

Для монарха бывало мало одного восхождения на трон, чтобы сразу же заручиться доверием подданных, новоиспеченному королю надлежало завоевывать и постоянно поддерживать уважение к нему со стороны гордых и откровенных сограждан, поскольку во времена войны именно они служили тем арсеналом людских ресурсов, из которого черпали живую силу воинские предводители. Если король или ярл поступал бесчестно или если кампаниям его сопутствовали неудачи, бонды имели возможность законным порядком отозвать его и выбрать себе нового лидера. Будучи свободными людьми и воинами, жившими в мире, где храбрость, отвага, мастерство во владении оружием и железная воля обычно приводили к победе, наиболее честолюбивые из них, надо полагать, таили в душе надежду однажды сделаться ярдами, а то и королями.

Но как бы там ни было, главным сюзереном бонда выступало его собственное, часто обширное семейство. Основной целью в жизни служило упрочение положения и умножение славы и богатства, а также — и что наиболее важно — сохранение чести семьи. Будучи горделивыми и воинственными, бонды проявляли особую и весьма глубокую чувствительность в вопросах чести, а потому любое оскорбление — действительное или, как часто бывало, мнимое — могло повлечь за собой быструю и жестокую расправу с обидчиком. Неизбежно за таким шагом следовал ответный. Месть питала энергией кровавые междоусобицы, самые настоящие войны семей, сопровождавшиеся резней, засадами, уничтожением имущества и поединками. Если верить сагам, стороны в таких распрях упорно и непоколебимо шли к цели. Коль скоро вопрос чести решался, возможно, путем беспощадной резни и полного уничтожения всего семейства противника или за счет согласия одной из сторон принять «виргилд» (древнеанглийское слово wergild буквально означает деньги за человека, откуп или виру), конфликт затухал, однако нередко он переживал поколения, и отцы-мстители, уходя в иной мир, возлагали незаконченное дело на плечи сыновей.

По большей части, однако, жизнь не являлась такой мрачной и кровавой драмой. Многие бонды представляли собой самодостаточных и располагавших достойными наделами земледельцев. Живя на небольшой ферме, свободный гражданин с семьей, порой еще с двумя или тремя невольниками, трудился на полях, валил и обрабатывал деревья, возводил и поддерживал в порядке постройки, ковал железо в маленькой кузнице, производя необходимые инструменты, и содержал скот. Какие-то особенные предметы, как, скажем, изделия из высококачественного железа или украшения, которые не представлялось возможным произвести самостоятельно дома, покупались или приобретались путем бартера. Бонды побогаче, занимавшие целые усадьбы, могли задействовать других свободных, но не столь процветающих сограждан или рабов для выполнения наиболее трудоемких и малоприятных задач на ферме.

В свободное время вольные люди занимались охотой, что являлось не только дополнительным источником поступления провизии, но и развлечением, упражнениями с мечом, плаванием и борьбой. О детях заботились, их ценили, но в ответ ожидали упорного труда и усердия в постижении той науки, которую усвоили и впитали в себя их отцы. Стихотворцы-викинги повествуют нам о том, что сыновей ярлов и бондов учили «стрелять из лука, ездить верхом, охотиться с собаками, владеть мечом и ставить рекорды в плавании». Подобные навыки являлись необходимыми и помогали мальчикам вырастать в сильных и ловких мужей, способных выжить и выстоять в мире, наполненном жестокостью и насилием — неразлучными спутниками войны. Детство не длилось долго, есть основания предполагать, что уже в 12 лет подросток порой отправлялся со старшими в дальние набеги.

Одна из четырех резных деревянных голов из Усеберга. Обычно портретные изображения эры викингов весьма стилизованы, это же, однако, подлинно натуралистическое. Весьма ухоженный муж довольно высокого положения как будто бы настороженно взирает на нас из эпохи, между которой и нами пролегает по меньшей мере тысячелетие. Думается, более правдивого облика северянина-скандинава и бонда мы не получим никогда (Музей судов викингов, Бюгдей).

Бег и игра в мяч, называвшаяся «кнаттлейк» (knattleikr), принадлежали к числу популярных видов спорта, а ловля лосося или форели не только развлекали, но и позволяли пополнять запасы в кладовых. Долгими зимними вечерами бонды играли в настольные игры, такие как «нефатафль» (hnefatafl), представлявший собой предтечу шахмат на севере, или же слушали сказания и песни, в которых воспевались драматичные события завоеваний, месть, любовь и смерть в бою. Рабу, однако же, отдыхать и развлекаться не полагалось.

Миниатюрные фигурки, так называемые «нефи» (hnefi), из набора игры «нефатафль» (Тъодминъясафн, Рейкьявик, Исландия, Государственный музей).

Рабы

Рабы, или «троллы» (thrall), занимали самое незавидное место внизу общественной пирамиды. Тот факт, что подобные люди целиком и полностью принадлежали собственным хозяевам, наиболее наглядно иллюстрируется существованием закона, согласно которому владелец имел право забить невольника насмерть. (Неизвестно по какой именно причине, но далее этот же закон требовал от хозяина публичного заявления о сделанном поступке в тот же самый день, в который было совершено деяние!) Правда, указывалось, что данное действие очень и очень не приветствуется, равно как нежелательно было забить до смерти собаку или лошадь.

Легко узнаваемые по коротко остриженным волосам и наиболее грубой одежде, рабы делали самую тяжелую и грязную работу вроде валки леса, рытья канав и рвов, а также разбрасывания удобрений. Невольники обоих полов трудились на полях, а кроме того, ожидалась их помощь в домашнем хозяйстве, выражавшаяся в принесении воды и чистке свинарников, загонов для скота и конюшен.

Рабы и рабыни являлись источником повышения доходов для викингов, и существуют данные о покупке людей на весьма удаленных невольничьих рынках в Дублине или в Византии. Некоторым из таких несчастных довелось окончить жизнь в скандинавских странах, где им приходилось влачить жалкое существование, надрываясь на непосильной работе, освобождением от каковой участи могла служить для большинства из них только смерть.

Рабыни часто становились объектом похоти хозяев, что позволяют заключить записки ибн-Фадлана, встречавшего руссов на берегах Волги в X столетии. Часто упоминая о погребальных церемониях викингов, арабский хронист рассказывает о несчастной участи девушки-рабыни, которую умертвили для того, чтобы она сопровождала хозяина в путешествии в Вальгаллу. В усыпальнице Усебергской ладьи тоже содержатся два тела, одно из которых принадлежало пожилой женщине, предназначенной служить госпоже в загробной жизни.

Даже ребенок раба становился собственностью хозяина, как если бы был не человеком, а щенком или жеребенком, когда же невольник доживал до старости или утрачивал силу по болезни, от него могли избавиться так же, как от одряхлевшей собаки или охромевшей лошади. Зачастую его не удостаивали даже самого немудреного погребения — тело просто выбрасывали, и все.

Но не все бонды проявляли себя столь уж жестокими и бездушными владельцами, поскольку сохранились сведения о том, как тот или иной раб после долгих лет работы и верной службы господину удостаивался чести стать «брюти» (bryti), или управляющим фермой. Порой троллу даровалась возможность воспользоваться предоставляемым владельцем свободным временем по собственному усмотрению, даже подработать на стороне и выкупиться у хозяина, став свободным человеком.

Институт рабства являлся необходимым условием жизни викингов, поскольку без труда невольников бонды оказались бы неспособны выполнять все те функции, осуществления которых ожидало от них общество. В X столетии, например, когда вольный норвежец и владелец скромного состояния оставлял имение для службы в королевском ополчении, согласно закону считалось достаточным, если трое рабов возьмут на себя обязанность по поддержанию дел на ферме, однако крупное имение могло потребовать труда 30, а то и более невольников.

Помимо службы королю свободный гражданин обычно покидал ферму или имение еще по меньшей мере раз в год, вероятно, чтобы уладить хозяйственные вопросы, посетив центр торговли вроде Каупанга или Хедебю (в Дании. — Прим, пер.), где мог продать произведенную продукцию, или же для участия в набеге в поисках рабов и добычи уже в традиционной в нашем представлении роли викинга. Самим фактом того, что мужчина имел возможность отправиться в такой вояж, оставляя хозяйство на месяцы и даже на годы без опасения найти его по возвращении в полном расстройстве, викинги во многом бывали обязаны крепким душой и телом женщинам.

Женщины викингов

Оставляя ферму или имение на сколь-либо продолжительный промежуток времени, вольный человек при собрании многих людей торжественно передавал ключи от дома жене, показывая таким образом всем, что она становится полной хозяйкой в его отсутствие. Эти ключи занимали место рядом с другими в связке, которую каждая замужняя женщина имела при себе и в которой находились в том числе и самые важные ключи, закрывавшие замки сундуков с наиболее драгоценными предметами, имевшимися у семейства.

Почти в любом отношении женщины в обществе викингов имели статус, равный со статусом мужчин. Даже когда хозяин пребывал дома, не в его власти, а во власти жены находились все вопросы, касавшиеся ведения хозяйства, именно она приглядывала за рабами и свободными слугами и служанками, которые помогали ей в каждодневной работе, заключавшейся в том, чтобы прясть, ткать, шить, готовить напитки и еду.

Одной из самых важных и поглощавших более всего времени обязанностей являлось изготовление одежды на все семейство. В большинстве своем одеяния эры викингов делались из суконной ткани, производство которой требовало длительного процесса получения нити из овечьей шерсти и последующей окраски ее. Лишь затем при помощи тяжелого и грубого приспособления вроде примитивного ткацкого станка получалось сукно. Если же имелся лен, его трепали, наматывали на веретено и ткали, изготавливая льняную ткань, которая, как следует предполагать, шла на нижнюю одежду.

Датский браслет X столетия (Национальный музей Дании, Копенгаген).

В свободное время женщины, должно быть, занимались плетением лент, которые использовались для украшения одежды. Среди других типично женских ремесел занимали место вышивка и производство декоративных тканей, или шпалер, которые вывешивались по стенам залов в главных помещениях. Если семья владела кораблем или лодкой, то женщинам и, вероятно, наиболее пожилым членам семейства приходилось делать паруса — задача, требовавшая огромных усилий и затрат множества человеко-часов.

Археологические находки позволяют сделать вывод, что женщины викингов (да if мужчины) были опрятными, ухоженными и заботились о собственной внешности. На заре X столетия ибн-Фадлан замечал, что руссы «превосходно сложены и крепки» и что женщины их носят замечательные украшения из серебра и золота, которые говорят о богатстве и высоком общественном статусе их мужей. Посетивший в 950 г. от Р.Х. процветающий город Хедебю арабский купец по имени аль-Тартуши тоже с восторгом отзывался о женщинах викингов, которых встречал. Говоря об их красоте, он был, очевидно, обескуражен той степенью независимости, которой они пользовались.

С ранних пор женщины викингов учились полагаться на себя и ни от кого не ждать помощи. Исландский закон позволял девушкам выходить замуж начиная с 12 лет, а поскольку хутора и имения отстояли друг от друга порой на много километров, выбором предстоящего спутника жизни для девушки занимались родственники. Случалось, однако, что женщинам доводилось решать брачные вопросы самостоятельно. Они имели право владеть имуществом и наследовать его.

Если возникала необходимость, женщина могла требовать развода, а уходя — брать назад приданое и долю в совместном имуществе. Если женщина становилась вдовой, ей принадлежала честь решать, входить ли замуж вторично или продолжать вдовствовать. Тот факт, что женщины были проникнуты сильным чувством собственной значимости и становились порой богатыми и влиятельными членами общества викингов, очевиден из качества предметов, обнаруженных в их могилах, и того почета, с каким совершались захоронения. В их честь возносились славословия, в которых воспевались достоинства женщин как хозяек, их искусность в ведении домашних дел семьи, а особенно мастерство швей и вышивальщиц.

Если верить сочинениям скальдов, иные из женщин викингов отличались властностью и порой жестокостью. В сагах авторы не скупятся на яркие краски, повествуя о деяниях сильных разумом и духом дам в стиле матриархального сообщества, возглавляющих борьбу в кровавых междоусобицах и увлекающих собственной отвагой мужчин на битвы. Рассказы о подвигах одной из таких женщин, дочери Эрика Рыжего Фрейдис, дошли до нас благодаря саге «Грёнлендинга» (или «Гренландцы»), Фрейдис и ее муж Торвар вместе с двумя братьями, Хелги и Финнбоги, на двух судах отправились из Гренландии в совместную экспедицию в Винланд (лесистый регион в Северной Америке. — Прим. пер.). Добравшись туда благополучно, Фрейдис построила план, как, избавившись от братьев, завладеть их кораблем, и подговорила мужа убить их самих и перебить всю команду.

Перед нами датский амулет X столетия с изображением женщины-скандинавки, он имеет 4 см в высоту и выполнен из серебра, покрытого позолотой и эмалью. На женщине украшенное платье, надетое, по-видимому, поверх плиссированной рубахи, левая рука держит шаль, покрывающую плечи фигуры. Длинные волосы расчесаны и завязаны узлом сзади (Государственный музей Дании, Копенгаген).

Женщины викингов в IX–X столетиях. На иллюстрации женщины викингов, занятые обычной для них домашней работой, изображены в типичной для того периода одежде.

Когда Торвар не пожелал убивать пятерых женщин, следовавших вместе с Хелги и Финнбоги, Фрейдис взяла секиру и благополучно завершила работу за мужа. Хотя история эта и отражает экстремальный случай поведения женщины у викингов, она дает нам возможность узнать, что, если вести речь о скандинавках, представительницы прекрасной половины человечества не только хранили семейный очаг, но и отваживались отправляться в опасные предприятия вместе с мужьями, причем пользовались правом на долю в добыче. Самое любопытное, однако, из того, что мы узнаем о положении женщины в обществе викингов, есть тот факт, что, хотя они и имели доступ на тинги, в праве голоса им было отказано.

Законы викингов — тинг

Публичная ассамблея вольных людей, известная как «тинг», являлась краеугольным камнем демократии и органом власти в эру викингов. Каждый район проводил собственный тинг, который, как правило, созывался на открытом воздухе раз или два в год, хотя, случалось, проходил и чаще. Главная функция тинга заключалась в том, чтобы служить ареной для обсуждения дел преимущественно местного характера. Там выбирались короли, велись дискуссии в отношении какого-нибудь нового закона, разрешались споры в отношении владения движимым и недвижимым имуществом, здесь же судили преступников, совершивших злостные деяния и проступки. Над местным тингом стоял, если можно так выразиться, региональный, где ратифицировались наиболее важные из решений районного собрания.

На представленной здесь вниманию читателя резьбепо дереву запечатлены викинги, собравшиеся на ежегодный тинг примерно в 1000 г. от Р.Х. На этой ассамблее они, скорее всего, обсуждают вопрос приема христианства. В самом правом фрагменте работы вождь свергает языческих идолов.

Если человек приходил на тинг, требуя разобраться в его вопросе, обсуждением и выработкой вердикта занимались все собравшиеся, от которых ожидалось вынесение единодушного приговора. Когда же он объявлялся, победившему в тяжбе надлежало самостоятельно восстанавливать справедливость, ибо тинг не обладал властью исполнительной структуры. Не подчиняться решению, однако же, считалось бесчестным и позорным деянием, такой шаг мог повлечь за собой серьезные последствия: вплоть до того, что строптивец рисковал быть объявленным вне закона и лишиться всех прав; такому лицу запрещалось предоставлять пищу и кров, тогда как любой человек получал возможность убить его без всякого воздаяния. Если дело истца касалось чести семьи или же мести за убийство, он мог потребовать решить дело поединком, который проходил перед лицом всего собрания. Как видно, викинги находили такую форму управления достаточно работоспособной, чтобы не только пользоваться ею в родных странах, но и экспортировать в заморские колонии. Пожалуй, самым известным из таких случаев следует назвать альтинг, учрежденный в 930 г. от Р.Х. в Исландии.

Альтинг представлял собой национальную ассамблею, проводившуюся в Тингвеллире, в живописном месте, что неподалеку от Рейкьявика, каждое лето в течение двух недель. Все свободное население Исландии с чадами и домочадцами собиралось в вышеназванной точке. И такое сборище представляло собой то же социальное явление и имело точно такую же важность, как заседание любого официального парламента. Законодательный орган из 36 исландских вождей созывался для обсуждения наиважнейших вопросов, вожди в свой черед выбирали 36 судей, отправлявших правосудие по мере поступления дел на их рассмотрение. Председательство на альтинге принадлежало «гласу закона», которого выбирали каждые три года и который служил гарантом правосудия. Предстательствовал он с так называемого «камня закона», откуда ежегодно в соответствии с должностными обязанностями на память цитировал одну третью часть статей исландского законодательства, чтобы за время его пребывания в должности все люди ознакомились с ними. При закрытии альтинга исландцам полагалось выказать одобрение решений ассамблеи массовым потрясанием оружия, называвшимся «вапнатак» (vapnatak). Вместе с тем к концу XI столетия Дания, Норвегия и Швеция каждая управлялась довольно могущественным монархом, что не могло не повлечь за собой умаления властных полномочий тинга.

Тингвеллир — место «заседаний парламента» — служил для проведения собраний национальной ассамблеи в Исландии, или альтингов.

Жилище

То, как крестьяне, рыбаки или горожане устраивали собственный дом, из чего они строили его, зависело от наличия естественных ресурсов. На большей части территории Скандинавии имелись неограниченные запасы леса, а потому здания обычно сооружались из дерева. Исключениями из правил служили наиболее северные районы Норвегии и колонии в Атлантическом океане, где строевого леса не хватало и где в ход шел камень и дерн. Но где бы ни находилось жилище викинга, оно всегда создавалось по одному и тому же шаблону.

Скромный дом достигал 12–15 м в длину, хотя иные обнаруженные в Дании и Норвегии здания приближались к 50-метровой отметке и даже превышали ее. Безотносительно длины помещения, ширина его всегда ограничивалась протяженностью поперечной балки, которая обычно составляла не более 5 м. Основной каркас таких прямоугольных строений опирался на четыре прочных угловых столба, загнанных глубоко в землю. За счет деревянных нагелей угловые столбы соединялись и скреплялись с продольными и поперечными бревнами. Скатная крыша покоилась на нескольких поперечных балках, которые поддерживали два ряда вертикальных столбов, расположенных по всей длине здания. Стены образовывались за счет заполнения пространств между стойками положенными горизонтально досками или плетеными и мазаными панелями. В целях сохранения тепла дома такие в большинстве случаев лишались окон и имели всего одну дверь, находившуюся с одного из фронтонов. Верхние части последних закрывались вертикальными досками, в качестве крыши служила солома или же небольшие пластинки деревянной кровельной дранки.

Жилое пространство могло разделяться на три или четыре «комнаты», обособленные лишь занавесами, тогда как широкие и прочные платформы, пролегавшие вдоль каждой из сторон здания, служили как лавки для спанья или для сидения. В качестве пола выступала разровненная и утоптанная земля, в центре же жилого помещения располагался продолговатый, выложенный камнем очаг, на котором готовили пищу. Он не только обогревал дом, но и являлся источником света, но последнего не хватало, и его добирали за счет применения масляных коптилок. Дым и запахи удалялись через дверь и через небольшие оконца или отверстия во фронтонах.

С течением времени шаблон, безусловно, менялся, появлялись настоящие комнаты. В более крупных зданиях сделалось желательным внедрение специальной спальни для господина и госпожи, добавилась прихожая, в основном помещении появились выгородки для кухни и ткацкой мастерской.

Реконструкция одной из главных кроватей, найденных на борту Усебергской ладьи. Подобная кровать могла принадлежать лишь зажиточной особе, проживавшей в большом доме, в котором была специально построенная спальня. В раму вставлялся набитый пером и пухом матрас, опиравшийся на горизонтальные деревянные перекладины. Все раскопанные в Усеберге кровати легко разбирающиеся, возможно, они отправлялись в путешествия вместе с владельцами (Музей культурной истории Университета Осло, Норвегия).

Если вести речь о городах, то дома ремесленников и купцов неизбежно включали в себя мастерские или склады, а в дальнем конце имелся огороженный загон для содержания кур, гусей и свиней. Во дворе располагалась помойка и яма для нечистот. В сельских районах люди побогаче возводили вокруг главного дома строения специального назначения. Там могло находиться жилье для рабов, конюшни, рабочие помещения, сараи, коровники, амбары и кузницы, которые старались ставить отдельно от прочих зданий, чтобы свести до минимума риск возникновения пожара. Некоторым из крестьян победнее приходилось делить жилое пространство с животными, каковое малоприятное соседство давало, по крайней мере, некоторое дополнительное тепло в зимнее время года. Как в городе, так и на селе рабы и самые бедные люди довольствовались крохотными крытыми соломой хижинами или землянками площадью порой менее 4 кв. м.

На приведенном здесь фрагменте вышитого полотна из Бане запечатлены активные приготовления к банкету. Двое помощников повара занимаются котлом, подвешенным над огражденным костром. Справа от него другой человек вилкой на длинной рукоятке достает из печи куски хлеба или мяса, другой раздает нечто похожее на шашлыки

Еда и питье

Дома представляли собой центры, где протекала жизнь викинга и где дважды в день — рано утром и затем вечером — накрывали стол для трапезы. На заре рабы растапливали печи, подготавливая фронт работ для выпечки хлеба, что являлось первым делом дня. В длинных деревянных корытах месили тесто, из которого в глиняной печи или прямо на огне при помощи железных сковород с длинными рукоятями (по образу и подобию тех, что обнаружены среди предметов в Усеберге) пекли хлеб. Хотя народ позажиточнее предпочитал «белый» хлеб, большинство питалось ячменным, есть который приходилось еще теплым, поскольку пресный хлеб сильно твердел по мере остывания. Разумеется, хлеб обычно служил лишь одной из составляющих завтрака наряду с кашей, овсяными лепешками, молоком, холодным мясом, овощами и фруктами.

Когда наступала темнота, мужчины возвращались в дома для обеда, или главной трапезы дня. К тому времени из кухни богатого крестьянина приносили колбасу, рыбу, яйца, молоко, мясо, луковицы, грибы, сыр, яблоки, лесные орехи, землянику, ежевику и, если имелся в наличии, мед. Баранину, свинину, говядину, оленину или курятину варили или же жарили на вертелах и шампурах. Тушеное мясо или мясной отвар с кашей готовился в больших котлах из железа или мыльного камня, висевших над очагом на железных цепях, прикрепленных к потолочным балкам или же поддерживавшихся за счет железной треноги, как, скажем, в случае найденной в Усеберге подобного рода утвари. Пищу потребляли с зеленым луком, чесноком, редисом и самыми различными травами или же с солью, которую добывали путем выпаривания из морской воды над огнем.

Кухонная утварь из найденного на раскопках в Усеберге. Большую кадушку использовали наверняка для хранения засоленной и прокопченной рыбы, свинины или говядины. Два длинных корыта рядом с ней служили для замеса теста, а на деревянной доске подавали мясо, которое резали лежащим на ней ножом (Музей культурной истории Университета Осло, Норвегия).

Ели из деревянных чаш или плоских блюд руками или деревянными ложками, тогда как мясо брали ножом. В качестве напитков могло использоваться коровье или козье молоко, из него также делали масло и сыр, которые хранились в больших деревянных кадках. Эль, варившийся из солодового ячменя и хмеля, пользовался особым почетом у представителей всех классов; пили его из деревянных чаш или, как правило, из украшенных рогов, служивших кубками. Народ побогаче мог, однако, позволить себе побаловаться терпким пахучим медом, который наливали в стеклянные сосуды (здесь автор, конечно, заговаривается, хотя у короля, возможно, и был какой-нибудь необычный сосуд для питья, но скорее всего золотой и вряд ли стеклянный. — Прим, пер.) или в серебряные кубки.

Ферма

Ввиду различий в скандинавской топографии довольно сложно делать обобщения в отношении того, каким образом устраивался человек на земле и как существовал он на ней, черпая необходимые для жизни ресурсы. Далеко на севере и вдоль западного морского побережья Норвегии выживание зависело от рыбной ловли, охоты и владения обширными лугами для выпаса скота. В результате большинство фермерских хозяйств находились на большом удалении друг от друга. С другой стороны, в Дании и в южных областях Швеции не было недостатка в пахотной земле и в богатых пастбищах, а археологические раскопки дают нам основания считать, что в эру викингов там находилось и процветало множество крупных и мелких хозяйств. В некоторых случаях небольшие держатели собственности объединялись в целях лучшего достижения общих интересов и жили деревнями или селами.

Главная работа крестьянина начиналась весной, когда приходила пора приступать к пахоте, а затем и к севу. Наиболее примитивным инструментом для взрыхления почвы являлась соха, или «ард», главным рабочим узлом которой служил длинный кусок дерева обычно с укрепленным железом концом. Одно или два тягловых животных, запряженных в соху, обычно обеспечивали ей тягу, а сам хозяин или раб вели ее погруженной на определенную глубину в грунт. Поскольку такой рудиментарный метод позволял сделать лишь одну борозду, прежде чем начать сев, приходилось применят! поперечное распахивание. Ближе к концу эры викингов соху, однако, сменил настоящий плуг, оснащенный железным ножом с отвалом, что обеспечивало возможность вести глубокие параллельные одна другой борозды, как показывают открытия, сделанные в Линдголм-Хёйе в Дании.

Чаша из мыльного камня, найденная в Дании. Легко поддающийся обработке мыльный камень являлся одним из наиболее частых предметов экспорта из Норвегии во времена викингов и использовался даже гораздо южнее границ страны, в районе Хедебю, в юго-восточных областях Дании (Государственный музей Дании, Копенгаген).

Реконструкция крестьянского хозяйства XII столетия в Стёнге (Исландия). Здания строились из кубов дерна, поставленных на довольно значительном каменном фундаменте. Главный зал разделялся на два помещения с ведущими от них двумя ответвлениями, предназначавшимися, вероятно, в качестве маслобойни и комнаты для обработки шерсти. С целью сохранения тепла и недопущения разведения сырости внутренние стены и крыша обкладывались деревом. Рядом расположены коровник и кузница, в которой имеются заглубленный очаг и каменная наковальня.

В конце лета все домашние брали в руки короткие косы и серпы, приступая к уборке зерновых, представленных ячменем, овсом, рожью и — в более южных районах — пшеницей. Затем злаки связывали в снопы и сушили на поле и после обмолота превращали в муку с помощью ручных мельниц. В число культивируемых овощей входили горох, лук, кресс-салат и кочанная капуста.

Летом крупный рогатый скот, овец и коз пасли на верхних пастбищах, сберегая нижние луга для того, чтобы использовать растущие на них травы для корма скота и лошадей в зимнюю пору. До наступления зимы всех слабых или нежизнеспособных животных обычно забивали на мясо, которое сохраняли за счет сушки, засаливания и копчения. Шкуры дубились и задействовались при изготовлении одежды и обуви. В самые суровые зимы лошадей и коров прятали в конюшни и коровники, тогда как овцы и козы считались достаточно выносливыми для того, чтобы пережить морозы на улице.

Хотя большинство хозяйств викингов — как обособленных, так и общинных — можно считать самодостаточными предприятиями, важная составляющая экономического благополучия крестьянина-собственника заключалась в наличии в его распоряжении товарных остатков, таких как скот, зерно, молочные продукты и шерсть, которые представлялось возможным продать на рынке в городе. Многие фермы располагались неподалеку от моря, что позволяло совершать коммерческие поездки по воде. По суше же путешествовали кто на чем мог — верхом и пешком. Лошадей использовали так же и как тягловых животных, запрягая их в телеги и сани, нет сомнения, похожие на те, что обнаружены в захоронении в Усеберге. Зимой люди пользовались санями и лыжами, были даже коньки, сделанные из костей животных.

Верования

Обычно викинги предпочитали обращаться к богам на открытом воздухе — в старинных культовых местах, в священных рощах или на островах, — хотя в отдельных случаях люди собирались в деревянных храмах, где находились резные идолы — фигуры различных божеств. Принесение в жертву богам животных, части урожая, а порой и людей являлось обычной практикой и совершалось по любому случаю: перед походом на войну, постройкой дома или отправкой в длительное путешествие.

Скандинавы рассматривали мир, в котором жили, как ровный диск, окруженный огромным океаном, где, окрутившись вокруг земли, обитал змей Йормунганд. Землю поддерживал гигантский ясень Юггдрасил, корни которого протянулись к промерзшим глубинам подземелья Хель и к населенному гигантами Йотунгейму, который лежал на дальнем краю океана, где кончался мир. Под корнями Юггдрасила располагался колодец судьбы и мудрости, где три Норны плели нити судеб. В центре земли цепями был прикован к скале алчущий волк Фенрир, огромная пасть которого раскрывалась, чтобы проглотить вселенную. Гигантский волк стремился избавиться от пут, а тролли и гиганты сговаривались восстать против богов, тогда как солнце и луна проходили по небосклону, неотступно преследуемые волками.

Человечество жило в царстве Мидгард под покровительством и защитой множества божеств, называемых Эсир и живших в Асгарде — в замке богов.

Первым и самым важным из пантеона являлся Один, «Всеобщий Отец» и бог королей, знания, постижения, магии и поэзии. Постоянными спутниками его выступали Хюгинн и Мюннин (Мысль и Память). В поисках познания и понимания Один принес огромные жертвы, в том числе отдал глаз. Из всех богов этого более других почитали и боялись.

Одина называли еще «шеломоносным» — богом войны. Держа в руке огромное копье Гунгнир, бог скакал по небу на могучем коне о восьми ногах, Слейпнире. Не мифологическими созданиями, ассоциируемыми с Одином, были волки и вороны, пожиравшие тела павших в битвах воинов. Каждый викинг-воин мечтал о геройской смерти на поле сражения, где бы он удостоился выбора яростных духов женского пола, известных как валькирии, которые уносили избранников в великий «Зал Павших», где царствовал Один, — в Вальгаллу (см. «Мотивации и психология» на стр. 116).

Следом за Одином по важности стоял его сын, Тор, рыжеволосый бог грома и молний, вооруженный молотом Мьоллнир (трактовка несколько своеобразная, хотя в некоторых традициях Тор, как видно, считался братом Одина. — Прим, пер.). Главная задача Тора состояла в том, чтобы защищать Асгард и Мидгард от злобных Гигантов Мороза и Огня, лелеявших мечту сокрушить и уничтожить богов. Добросердечный, горячий по натуре и невероятно сильный Тор считался вместе с тем несколько простодушным, что позволяло коварным врагам порой обманывать его. Этими-то качествами Тор и был особенно любезен как в частности норвежцам, так и в целом скандинавам, которые, несомненно, считали, что обладают теми же качествами и недостатками, что и Тор. Божество простых людей, Тор пользовался чрезвычайной популярностью, что видно по множеству найденных археологами талисманов и амулетов в форме его знаменитого молота. Имя его часто задействовалось в составных словах вроде Торсхаун, Торбурн, Торнесс и именах викингов: Торфинн, Торкил и Торгрим.

Отправляясь на поиски приключений, Тор частенько имел в попутчиках подчас не по-хорошему озорного бога Локи, который олицетворял силы, сеявшие хаос и смятение. Известный как «отец лжи», Локи подстроил гибель второго сына Одина, возлюбленного Бальдра, кроме того, его заговоры и проделки должны были, по мнению верующих, однажды привести к Рогнарёку (великой битве и гибели богов. — Прим, пер.) и к концу мира.

Как бы параллельно с Эсиром существовали Ванир, божественное племя, к которому принадлежали, в частности, Фрей и его сестра Фрейя, богиня земли и природы. Оба вышеназванных божества ассоциировались с плодородием, рождением детей, удовольствием и процветанием. За Фрея поднимали кубки в дни свадеб, а весной пахари искали его благословения перед севом.

Однако точно так же, как смертные люди, и боги тоже не вечны. Вначале Рогнарёка гиганты, действующие в союзе с Локи, двинутся на Асгард. Огромный волк Фенрир разорвет опутывающие его цепи, а змей Йормунганд, изрыгая яд, поднимется из пучины моря. Когда задрожит древо Юггдрасил, Хеймдал, страж Асгарда, затрубит в рог, и тогда боги вместе с героями в Валгалле облачатся для последней битвы. Первым погибнет Фрей, сраженный Огненным Гигантом, Сюртом; Один пронзит копьем Фенрира, который затем пожрет Одина, но погибнет от рук его сына, Видара; Тор вступит в поединок со змеем Йормунгандом, и оба падут мертвыми. Также уничтожат друг друга Хеймдал и коварный Локи, звезды упадут с неба, солнце погаснет, землю поглотит морская пучина.

Брошь в форме змея Йормунганда (Государственный исторический музей, Стокгольм).

Между тем вследствие вселенской катастрофы воскреснет Балдр, сыновья Одина и Тора вместе со смертными мужчинами и женщинами увидят рождение нового миропорядка. С ним придет, возможно, и новый Всеобщий Отец, что некоторые интерпретируют как намек на наступление христианства.

Изображение Вальгаллы VIII столетия на камне, найденное в Ченгвиде на Готланде. Скачущий на коне по имени Слейпнир Один приветствует двух погибших воинов в «Зале Павших», который, вероятно, олицетворяется зданием с изогнутой крышей в верхнем левом углу резьбы. Слева от Одина валькирия, протягивающая умершим героям рог эля или медовухи. Животное позади нее, вероятно, собака или же один из волков Одина (Государственный исторический музей, Стокгольм).

Скандинавы любили слушать стихотворные сказания и легенды, привыкая внимать историям о подвигах богов с детства, что помогало им вырабатывать собственные стереотипы поведения в повседневной жизни. Рекомендации от самого Одина в том, что касалось поведения человека, запечатлелись в литературном памятнике «Хавамал» («Откровениях Высшего»), причем они вполне годны и сегодня, несмотря на то что прошла уже тысяча лет:

Только глупец лежит всю ночь недреманный, думая и размышляя о кручинах его. С приходом утра он встанет разбитым, а беды его останутся с ним как были.

Не нужно подносить больших даров. Почтение можно купить дешево. Разломив буханку и наклонив бутыль, я приобрел спутника.

Не хвали дня до вечера, не называй жену доброй, пока не проводишь в последний путь, не славь меча до рубки, как и девы до брака, льда до того, как пройдешь его, а эля прежде того, как изопьешь чашу.

Скот умирает, родня уходит, и все мы окончим дни свои. Что одно не избудется, в чем уверен я — имя умершего доброе.

Бронзовая статуэтка Тора из Эйя-Фьор-да, в Северной Исландии, датируемая, по всей видимости, примерно 1000 г. от Р.Х. Тор являлся великим сыном Одина и богом-громовержцем, но всегда оставался другом смертных. Двумя руками сжимает он драгоценный Мьоллнир — молот, служащий для защиты Асгарда (Тьодминъясафн, Рейкьявик, Исландия, Государственный музей).

Викинги в иных землях

Викинги в Англии. IX–X столетия

После первых набегов викингов на Англию в самом конце VIII века последовал длительный период относительного затишья, конец которому положило событие, произошедшее почти 40 лет спустя, в 835 г., когда «Англосаксонская летопись» зафиксировала нападение: «язычники разграбили Шеппи». С того момента и до самого конца столетия едва ли находился год, когда бы «Летопись» не отмечала появления викингов на том или ином участке. Поначалу их экспедиции представляли собой не что иное, как грабительские рейды в летние месяцы, направленные на то, чтобы захватить добычу и рабов; попыток селиться скандинавы пока не делали. В 850/851 г., однако, наметились признаки изменения стратегии: «Летопись» говорит, что в тот год «безбожники впервые зимовали» на острове Тэйнет. В 855/856 г. войско викингов снова «осталось на всю зиму», но на сей раз на острове Шеппи; в 864/865 г. викинги снова провели зиму на Тэйнете; и вот в 865/866 г. «огромный флот язычников», пришедший с континента, зимовал в Восточной Англии (так называлось королевство на востоке Англии, существовавшее в VI–VIII веках; на его территории ныне находятся графства Норфолк и Суффолк. — Прим. пер.). На сей раз викинги решили обосноваться на новом месте.

Среди вожаков «огромного флота», посетившего Англию в 865 г., находилось и несколько сыновей прославленного датского короля Рагнара Лодброка (Волосатые Ляжки), который считался у северян настоящим примером истинного викинга. Сыновья, о которых идет речь, это Ивар Мягкотелый, Халфдан и Убби, или же Хубба, и «Рагнарова сага» утверждает, что нападение имело лишь одну цель — отомстить за смерть отца в 50-е годы IX столетия королю Нортумбрии Аэлле, который, как считалось, бросил взятого им в плен в сражении Рагнара в яму со змеями. Несмотря на то что Аэлла пришел к власти только в 866 г., тогда как Рагнар, судя по всему, пал в битве с королем норвежцев в Ирландии, факт остается фактом: проведя год в грабительских набегах на окрестные селения и собрав подкрепления на территории Восточной Англии, сыновья Рагнара атаковали Йорк, которым овладели в конце 867 г.; на следующий год они поймали самого Аэллу и придали его ритуальной смерти, после чего захватили большую часть Нортумбрии и Восточной Мерсии (868 г.). В 869 г. Ивар увел часть войска в Восточную Англию, где разгромил и взял в плен короля Эдмунда, которого казнил, как и Аэллу. (Хотя, возможно, Эдмунд нашел смерть от стрел, оба короля, по всей видимости, подверглись мучительной и отвратительной пытке «кровавого орла», при которой жертве вырубали часть ребер в спине, вытаскивали через огромные раны легкие, кровь пульсировала в них до тех пор, пока человек не умирал, и все зрелище напоминало трепещущие красные крылья на спине казнимого.) Затем Ивар исчез из повествования (он, по всей вероятности, ушел в Ирландию, захватил Дублин, где и умер, как считается, в 873 г.); Халфдан же сделался главным предводителем войска на завоеванной территории, став самой заметной фигурой из семи вождей викингов, согласно письменным источникам, участвовавших в битве под Ашдауном в 871 г., из которых шестеро (король и пять ярлов) пали на поле знаменитой победы англосаксов. Успех англичанам, однако, пришлось праздновать недолго: затем последовал целый ряд поражений под Бэйзингом, Миртуном, Рэдингом и Уилтоном, после которого королю Уэссекса Альфреду пришлось искать мира с захватчиками, не в последнюю очередь потому, что новая армия викингов, называемая «летним войском», прибыла с континента на усиление Халфдана и приняла участие в разгроме англосаксов под Уилтоном.

До 375 резанных изображений из песчаника и известняка, датируемых периодом с V до X века, уцелело на острове Готланд в Швеции. Лучшие обычно относятся к VIII–IX столетиям. На данном экземпляре из Лербро изображена (внизу) полностью снаряженная в поход ладья, дается сцена битвы (наверху). Между ними процессия воинов на пути в Вальгаллу (Национальный музей древностей, Стокгольм, Швеция).

На протяжении следующих нескольких лет викинги постоянно занимались укреплением позиций на завоеванных территориях в восточных и северных областях Англии. На какое-то время они создали марионеточные королевства в Нортумбрии и Мерсии (во втором случае последний англосаксонский король бежал оттуда в 874 г.), после чего поделили эти королевства в 876 и 877 гг. Затем Халфдан решил пойти по стопам брата Ивара и отплыл в Ирландию, чтобы укрепиться в Дублинском королевстве, однако потерпел поражение и погиб в битве с норвежскими викингами под Странгфорд-Лоу (877 г.).

В VIII веке у скандинавов появились боевые ладьи. На снимке украшенный орнаментом позолоченный «вымпел» (vedrviti), о них в сагах говорится как об отличительном знаке, устанавливавшемся на носу ладей викингов. Четыре образца используются в качестве флюгеров на церковных колокольнях вследствие традиции хранить все съемное снаряжение судов в местных церквях. Представленный здесь — из Седералы, в Хэльсингланде (Швеция), и датируется X веком (Национальный музей древностей, Стокгольм, Швеция).

В результате всех этих событий некий Гутрум — он вместе с двумя другими королями по имени Ускютел и Анвенд возглавлял в 871 г. «летнюю армию» (к тому моменту базировавшуюся в Кембридже) — стал главным вожаком датских войск в Англии. В 878 г. Гутруму оставалось сделать крошечный, казалось, шажок, чтобы покончить с последним независимым саксонским королевством. Как рассказывает «Англосаксонская летопись»:

…войско пришло тайно в середине лета… прошло через Уэссекс и заняло его, прогнав большую часть живущих там за море, а изрядное число тех, что остались, принудило покориться, кроме короля Альфреда. И он с малой дружиной с великой трудностью пробрался через леса в непроходимые места среди болот.

Поскольку Альфред оставался на свободе, не могло идти речи о постоянной и прочной оккупации территории викингами. Он наносил удары по захватчикам из крепости, которую построил в Этелни — «окруженный со всех сторон обширными болотистыми землями», непроходимыми иначе как на лодке, — и уже скоро, собрав людей в Сомерсете, Уилтшире и Гемпшире, разгромил Гутрума в сражении под Эдингтоном (Этандуном). В результате поражения Гутруму и прочим вождям викингов пришлось дать Альфреду заложников, принять христианство и убраться из Уэссекса.

Заключенный несколько позднее в 886 г. письменный договор между Альфредом и Гутрумом фактически узаконил датский ареал — Восточную Англию и «Пять городов» — Дерби, Лестер, Линкольн, Ноттингем и Стамфорд, — который спустя многие годы (к XI столетию) приобрел название Датского Закона (северо-восточные территории Англии, населенные оккупировавшими их скандинавами).

Свидетельства распространения скандинавских поселений в данном регионе до сих пор очевидны и навсегда остались в лексике как составные части географических названий, заканчивающихся на — thorpe (село), — thwaite (луг) и — by (ферма) (звучит в английском, соответственно, «торп», «туэйт» и «би». — Прим. пер.).

В тот же самый год в Англию явилось еще одно войско викингов, но после зимовки в Фулеме предпочло отбыть на континент, где бесчинствовало на протяжении еще целого десятилетия, оставляя после себя кровавый след погромов, убийств и грабежей. В 892 г., однако, потерпев годом раньше поражение от Арнульфа, короля Восточной Франкии, «великая армия» вернулась в Англию, привезя с собой из Булони коней. На протяжении нескольких лет по всему королевству Альфреда полыхали то тут, то там пожары спорадических столкновений и стычек. Но в 896 г. «армия викингов рассеялась: одни осели в Восточной Англии, другие — в Нортумбрии, те же, которым не досталось ничего, погрузились на ладьи и ушли на юг через море воевать на Сене». Тот факт, что отряд отщепенцев оставил Англию всего на пяти кораблях, а значит, состоял максимум из 350–400 чел., подтверждает мнение некоторых современных нам авторитетных специалистов о том, что так называемая «великая армия» достигала численно не более 1000 чел.; некоторые и вовсе оценивают ее как войско из 500 чел.

Норвежское оружие IX–X веков: щит из Гокстада, шлем из Йермюннбю, а также мечи, копейные острия и боевые топоры (без рукояток) из разных мест (Музей культурной истории Университета Осло, Норвегия).

Даже после распада «великой армии» оседлые викинги из Восточной Англии и Нортумбрии продолжали жалить Уэссекс, нападая с моря и суши. Однако король Альфред, скончавшийся в 899 г., оставил наследникам значительные и хорошо организованные военные силы, причем как на воде, так и на земле, что позволило Эдуарду Старшему (899–925 гг.) и Ательстану (925–940 гг.) завоевать Датский Закон. Нортумбрия продержалась несколько дольше, отчасти из-за притока новой волны вторжения викингов — на сей раз норвежцев из Ирландии, которые захватили Йорк, отбив его у датчан в 919 г., и создали там собственные династии, признанные как скандинавскими колонистами, так и саксонским населением Нортумбрии. Время от времени они также правили норвежскими территориями в Ирландии, Западными и Оркнейскими островами, как и Пятью городами. Вместе с тем в 920 г. король Норка Рогнволд признал сюзеренитет южных саксов, как и король Ситрик в 926 г.; в 927 г. Ательстан отправился маршем к Йорку, принудив сына и наследника Ситрика, Олафа, и его брата, Гутфрита, наставника и регента Олафа, убраться прочь оттуда. Однако сын Гутфрита, еще один Олаф, отбил у врага Йорк не позднее конца 939 г., а в следующем году получил путем договора и Пять городов. Как король Йорка, ему наследовал не столь доблестный кузен Олаф Ситрикссон (тот самый, которого изгнали в 927 г.), у него южные саксы сумели отнять Пять городов в результате решительной кампании 942 г.; сам Олаф потерял власть в 944 г.

Правда, Олаф вернулся по меньшей мере один раз — в 949–952 гг., между тем сомнительная честь остаться в истории в качестве последнего короля викингов в Йорке по праву принадлежит сыну короля Норвегии Харальда Прекрасноволосого, незабываемому Эрику Кровавому Топору, о котором говорили как о «самом знаменитом викинге из всех их». Он дважды правил в Нортумбрии — в 947–948 гг. и в 952–954 гг. «Англосаксонская летопись» лишь отмечает, что в 954 г. нортумбрийцы прогнали Эрика прочь и что с того момента король Эдред Английский завладел королевством; однако авторы более поздних исландских саг, пользующиеся написанной в Нортумбрии, но утерянной летописью X столетия, проливают более ясный свет на события. Согласно сагам, Эрик сошелся в битве под неким населенным пунктом Стэйнмор с «королем Олафом, данником короля Эдмунда» [sic]:

[король Олаф] собрал бесчисленное множество людей, с коими он выступил против короля Эрика. Разыгралась страшная битва, в которой пали многие англосаксы, но на место каждого павшего вставали по трое из той округи; когда же пришел вечер, урон в людях обернулся к большему вреду для норманнов, у коих многие погибли. К концу того дня король Эрик и пятеро королей, что были с ним, пали. Троих из них звали Гутторм, Ивар и Харек [последний из поименованных один из сыновей Эрика], а других — Сигурд и Рагнволд [последний — один из братьев Эрика]; с ними нашли смерть и двое сыновей Тюрф-Эйнара [ярла Оркни], Арнкел и Эрленд.

Значительно более поздняя английская летопись, автор которой, возможно, пользовался тем же утерянным для нас источником, утверждает, что в действительности Эрик потерпел поражение и погиб от руки некоего Маккуса (Магнуса), сына Олафа, а не от самого Олафа, что вполне вероятно, поскольку войско его включало англичан, тогда как в сагах Олафа перепутали с Освульфом, саксонским эрлом Бэмбурга.

Эфес меча викинга из реки Ли, что в Хартфордшире (Британский музей).

Как бы там ни было, Эрик потерпел поражение, и с ним кончилась история королевства викингов в Йорке. «С тех времен и до нынешних, — писал Иоанн Уоллингфордский, — Нортумбрия скорбит, не имея своего короля, и оплакивает свободу, коей некогда пользовалась».

Викинги в Ирландии. Сражение при Клонтарфе

Хотя и считается, что флот, устроивший набег на Гебридские острова и Северную Ирландию в 617 г., мог быть скандинавским, первое подтвержденное нападение викингов на Ирландию датируется 795 г., когда подвергся разграблению остров Ричренн (часто ассоциирующийся с островом Лэмби поблизости от Дублина, но более вероятно, являвшийся островом Рэтлин, что примерно в 8 км к северо-востоку от основной ирландской территории) и были захвачены два монастыря на западном берегу. Поначалу все действия выражались в простых набегах небольшими силами, однако после 830 г. они участились, а примерно в 840 г., с прибытием некоего Тургесия, или Тургейса — полулегендарного персонажа, который, если верить ирландским хронистам, сделался «королем чужаков в Эрине», — началась колонизация. Викинги впервые перезимовали у брода через реку Лиффи в 841–842 гг., в то время и вырос там форт — будущий замок Дублина. Прошло немного времени, прежде чем лагеря и заставы викингов появились во множестве мест на протяжении всего морского побережья Ирландии, а также и в глубине суши, где судоходные реки позволяли продвигаться на ладьях. Как наиболее крупные следует упомянуть Корк, Лимерик, Уотерфорд, Уэксфорд и Уиклоу (хотя большинство из перечисленных приобрели какую-то важность только в X столетии). За исключением краткого периода 902–919 гг., Дублин с момента основания представлял собой центр сосредоточения власти викингов в Ирландии, где правили самопровозглашенные короли.

Эфес меча, найденный в Боллиндерри (Уэстмит), в Ирландии. Орнамент на крестовине и на головке эфеса из серебра (Государственный музей Ирландии).

Одним из неизбежных следствий появления в Ирландии общин викингов (преимущественно норвежского происхождения) стало вовлечение их в нестабильную политическую жизнь Ирландии, где множество королей маленьких королевств находились в состоянии почти постоянной войны друг с другом. Посему после середины IX века союзы между викингами и ирландцами стали вполне обычным явлением: так, викинги Дублина даже превратились в постоянных союзников королей Ленстера. Фактически последний альянс привел в 1014 г. к наиболее крупному столкновению в истории викингов и ирландцев, когда король Дублина поддержал Маэльмурду Ленстерского в его мятеже против верховного короля, Бриана Бору (может встречаться Брайен. — Прим. пер.). Речь, конечно же, идет о битве при Клонтарфе.

Бриан Бору, энергичный и честолюбивый вождь с большими претензиями, стал одним из очень немногих верховных королей средневекового периода, который хоть с какими-то основаниями имел право претендовать на звание не просто номинального, а пользующегося реальной властью короля Ирландии, что, естественно, не могло не поставить его в конфликтное положение по отношению к многочисленным и отчаянно отстаивающим независимость малым династиям. В самом конце X столетия, в заключительные месяцы 999 г., Маэльмурда Ленстерский и король Дублина Сигтрюгг Шелковобородый восстали против Бриана, который выступил навстречу им в предгорья Уиклоу и нанес сокрушительное поражение у Гленн-Мама, при этом Маэльмурда избежал гибели или плена, только удачно спрятавшись в дупле в стволе тиса. Хотя впоследствии великодушный победитель восстановил Сигтрюгга в правах короля в его королевстве, унижение, испытанное им в сражении с Брианом, стало незаживающей раной, которую, если верить одному источнику, в 1012 г. беспардонно разбередил скорый на слова и решения сын Бриана, Мурхад. История представляет все следующим образом: Мурхад, проиграв партию в шахматы вследствие совета, который Маэльмурда подал его оппоненту, обругал короля Ленстера и заметил, что рекомендации того не всегда бывали столь полезны для тех, кому он их давал: «Какой дельный совет подал ты норвежцам, когда мы разметали их у Гленн-Мама!» Глубоко задетый, Маэльмурда отозвался: «Я снова дам им совет, но на сей раз исход будет другим», — на что Мурхад отпарировал: «Не забудь заготовить для себя тис!»

Боевые топоры и копья викингов из Темзы близ Лондонского моста, датируемые периодом приблизительно 840-1020 гг. Оружие, вероятно, осталось лежать там после битвы или же его бросили в воду, принося жертвы богам (Лондонский музей).

Оскорбленный Маэльмурда в злобе покинул двор Бриана, собрал вождей и подтолкнул к мятежу северных королей. К 1013 г. война полыхала уже во многих районах. Однако Мурхад вскоре обратил Маэльмурду в бегство, и вот на исходе лета тому пришлось искать спасения в укрепленном Дублине у Сигтрюгга. Там Мурхад и Бриан осаждали их до Рождества, когда войско Бриана из Манстера снялось с лагеря и рассеялось, чтобы зимовать дома. Стремясь как следует воспользоваться неожиданной передышкой, Сигтрюгг на корабле отправился на север, к викингам Западных островов, в надежде найти союзников. Если верить «Хроникам Иннисфалена», он в итоге получил войска от гайллов, или «иностранцев», со всего Западного мира. Разные записи позволяют сделать вывод о прибытии подкреплений викингов с Гебридских островов, из Кейтнесса Кинтайра, Аргайлла (т. е. из Шотландии. — Прим, пер.), Норвегии и — что уж и вовсе невероятно — из Франции, Фландрии, Фризии и даже из Руси. Несомненно, эрл Сигурд Сильный (или Храбрый. — Прим, пер.) из Оркни подал помощь Сигтрюггу, как поступил и некий Бродир из Мэна с 20 ладьями (хотя его товарищ Успак, располагавший десятью судами, встал на сторону Бриана).

Весной 1014 г. все эти силы собрались под Дублином, где ближе к концу апреля верховный король отважился дать им бой силами армии, численность которой оценивается в 20 000 чел., набранных в Манстере, в Миде (в Средних землях) и в Южном Коннахте (провинция Ирландии; может встречаться Коннаут или Коннот. — Прим. пер.). 23 апреля — в страстную пятницу — обе стороны построились для битвы на равнине возле Клонтарфа.

Предпринималось немало попыток установить диспозиции обеих армий, хотя ни одна из них не кажется совершенно убедительной. Однако ученые, в общем-то, сходятся на одном фундаментальном предположении, что викинги с их союзниками из Ленстера образовали пять или семь отрядов, встав слишком тонким строем в попытке прикрыть не только путь отхода к Дублину по мосту через Лиффи, но и стоявшие на якорях в гавани Дублина на противоположном крыле ладьи заморских викингов. Автор «Ньяловой саги» отводит Бродиру один фланг, а королю Сигтрюггу — другой, ставя эрла Сигурда в центре, однако не упоминает о Маэльмурде и его воинах из Ленстера, несмотря на тот факт, что те, по всей видимости, минимум вдвое превосходили викингов числом. Автор допускает ошибку в отношении роли Сигтрюгга в разыгравшемся сражении, поскольку он на протяжении всей битвы оставался в Дублине, тогда как командовал войском Дублина его брат Дубгалл. Вероятно, заморские викинги под началом Сигурда и Бродира занимали левый фланг с целью защитить корабли, тогда как дублинский отряд — правый, поближе к мосту, тем временем Маэльмурда расположился на господствующей высоте в центре. Установление диспозиции войск Бриана еще более сложная задача. Нам известно, что правый фланг им обеспечивала река Лиффи, а левый — протекающая параллельно река Толка. «Ньялова сага» сообщает нам, что верховый король, достигший к тому времени возраста 73 лет, «не желал обнажать меча в страстную пятницу, а потому его окружили воины валом из щитов, а перед ним построилась и вся его армия». Следовательно, командовал Мурхад вместе с кузеном Коненгом и 15-летним сыном Тойрделбахом. Автор саги утверждает, что присутствовал и самый младший из сыновей Бриана, Тагд. Написанная в XII столетии «Война гэдилов с гайллами», где сказано, что Бриан молился в шатре в лесу Томар, описывает ирландские порядки как очень плотное построение, говоря, что «запряженная четверкой в ряд колесница могла бы проехать по их головам, так близко стояли они один к другому», однако упоминает об отдельных «баталиях» (battal), или отрядах, и о трех линиях.

«Армии столкнулись, и разгорелась жаркая битва», — повествует «Ньялова сага». В центре Маэльмурда устремился вниз с холма и глубоко врубился в порядки Мурхада, однако дела у союзников-викингов на флангах пошли не так благоприятно. После ожесточенного боя численное превосходство Мурхада, несмотря на уход людей из Мида, стало сказываться на ходе сражения. Воины из Ленстера,слишком углубившиеся во вражеский строй, причем без поддержки, были отброшены в беспорядке, как и викинги. Дублинский отряд на правом крыле стал откатываться к городу, однако преследователи наседали им на пятки, так что всего 20 чел., а согласно другой версии и того меньше — только девять, смогли добраться до крепости. Левое крыло викингов собралось, и отряды из Ленстера попятились, отступая к нему, но к тому моменту викинги очутились в почти полном окружении, охваченные слева и справа победоносными солдатами Мурхада из Манстера. Не оставалось никакого выхода, кроме как отступать к морю, однако и там почти не предоставлялось шансов на спасение, поскольку из-за прилива ладьи викингов оказались на очень большом расстоянии, покрыть которое было бы под силу только очень хорошим пловцам. Потому неизбежно очень многие нашли смерть в воде на пути к спасительным, но слишком далеким кораблям.

Изображенные здесь викинги демонстрируют одежду, типичную для них в IX–X столетиях. Обратите внимание на различия в рубахах, шлемах и штанах. Мечи, секиры, копья и щиты являлись основным вооружением воинов.

Между тем, несмотря на то что прошло уже 12 часов, как началась битва, сражение еще не завершилось. В отчаянии некоторые из викингов — и среди них Бродир — сумели прорубиться через ряды армии Мурхада и достигли лагеря короля, расположенного в тылу у ирландцев. «Ньялова сага» детализирует события:

Бродир увидел, что войско короля Бриана преследует бегущих… и что лишь немногие мужи остались с ним, чтобы прикрывать государя стеной из щитов. Он проложил себе путь через лес и прорубился через заслоны к королю. Юный Тагд простер руку, дабы защитить Бриана, но меч отсек ее и голову короля… Затем Бродир воскликнул: «Пусть же все знают, что Бродир срубил Бриана».

Однако ему недолго пришлось праздновать триумф, поскольку телохранители верховного короля окружили отряд и взяли в плен всех викингов, которых затем предали смерти.

Автор «Войны гэдилов с гайллами» приводит данные о потерях викингов и их союзников из Ленстера: 2500 чел. у скандинавов и 3100 у ирландцев — итого 5600 чел. В других источниках говорится где о 6000 чел. всего, а где о 6000 «иностранцев»; самые высокие данные в «Лебар Оирис», где называется цифра 6700 убитых викингов и 1100 ленстерцев, тогда как часто говорится, что урон у викингов составил не меньше 3000 чел., включая 1000 бойцов в кольчугах, которыми, по всей видимости, командовал Бродир. Вдобавок ко всему едва ли не все предводители погибли, включая эрла Сигурда, Бродира, Дубгалла и Маэльмурду: утверждается, что ни один из викингов высокого ранга, вышедших на поле битвы в тот день, не остался в живых. Однако победу ирландцев можно назвать до известной степени пирровой — мало того что пал сам верховный король, но судьбу его разделили Мурхад (он скончался на заре следующего утра от смертельной раны), внук Тойрделбах, который утонул во время преследования, а также и племянник Коненг. По меньшей мере еще семь других королей и 1600 нобилей нашли смерть в тот день. В одном источнике сумма потерь воинов из Манстера и Коннахта составляет всего 4000 чел.

Несмотря на большую ее значимость со многих точек зрения, битва при Клонтарфе не являлась решающей настолько, насколько мы привыкли думать. Она не поставила точку во власти скандинавских выходцев в Ирландии, которая начала убывать уже с середины X столетия, и король Сигтрюгг продолжал править в Дублине на протяжении следующих 20 лет. Однако, если не считать отдельных пиратских рейдов (как кампания Магнуса Голоногого [имеется в виду норвежский король Магнус III, прозванный так из-за ношения килта; в 1103 г. он погиб в Ирландии. — Прим, пер.]), пройдет еще полтора столетия, прежде чем скандинавская армия ступит на ирландскую землю.

Боррестадский мемориальный камень в Юттергерде, что в Уппланде (Швеция) с руническими письменами по туловищу змея Нормунганда, рассказывает о трех походах в Англию, совершенных в начале XI столетия человеком по имени Ульф. Надпись гласит: «Карси и Гербьерн повелели поставить сей камень в честь их отца Ульфа. Бог и Божья Матерь да спасите его душу. Ульф трижды брал датский выход в Англии. В первый раз поднес его Тости. Затем Торкел [Длинный]. Затем Кнут». Когда давал дань Тости, неизвестно, однако Торкел и Кнут расплачивались соответственно первый в 1012, а второй — в 1016 г. (Национальный музей древностей, Стокгольм, Швеция).

Императорская стража с византийского манускрипта, хранящегося в Мадриде, состоит из чужестранцев, включая франков, руссов, германцев и викингов (Национальная библиотека, Мадрид).

Викинги на Востоке. Варяжская стража

Несмотря на то что викинги торговали в Восточной Балтике по меньшей мере с VII века, первый их набег, зафиксированный на Востоке, относится к довольно поздней дате, к 852 г., когда шведское войско подступило к городу Новгороду и взяло немалую дань с граждан. Но даже и позднее викинги на Востоке — всегда преимущественно шведы — выказывали тенденцию скорее к колонизации и торговле, нежели к пиратству. Им удалось довольно быстро сделаться господами и правителями местного славянского населения, которое называло их руссами (отсюда и слово Русь). В 858 г. они обосновались в Киеве, откуда двумя годами позднее отправились в смелый — хотя, правда, и не успешный — рейд на Константинополь (Миклагард, или Великий Город, как они называли его) на кораблях, спустившись по Днепру и проследовав Черным морем. Затем — в 907, 941 и 944 гг. — прошли другие крупные кампании против Византийской империи, к каковому времени руссы уже начали подвергаться процессу ассимиляции со стороны славянских подданных, а потому не могли более считаться в полной мере викингами. Сами посудите, уже в середине IX столетия арабский географ ибн-Хордадба отзывался о руссах как об «одних из славян».

Восточные викинги, X-XI ее. Викинги торговцы и воины, путешествовавшие на Восток, неизбежно усваивали и привозили с собой в Скандинавию разнообразные предметы одежды и оружия, которые почерпнули у славянских и центральноазиатских народов, что можно видеть, приглядевшись к изображенным воинам. Фигура справа — воин-русс. В облачении и снаряжении фигуры слева прослеживаются значительные черты влияния азиатских народов, взять хотя бы мадьярскую упряжь лошади. На заднем фоне видны варяжские стражники XI столетня, им присущи два отличительных признака — их прославленные секиры, и не менее знаменитая любовь к возлияниям.

Настоящие викинги, о которых говорится в русских, арабских и византийских источниках как о «варягах», безусловно, оставили немалый след в русской истории. Крупные отряды их продолжали брать на службу как наемников многие киевские и новгородские князья — практика, которая продолжалась до середины XI столетия, ибо последнее упоминание о наемниках-викингах на Руси относится к 1043 г. Многие такие викинги, пробыв на Руси какое-то время, отправлялись в Константинополь, где вступали в византийскую армию, в которой по состоянию на 911 г. их числилось 700 чел. Позднее упоминания о викингах в византийских источниках становятся все более частыми: семь кораблей с экипажами всего из 415 викингов из Руси в 935 г. находились в составе византийской экспедиции в Италию; шесть судов с 629 чел. точно так же принимали участие в походе на Крит в 949 г.; воины руссы, или викинги, сражались с арабами в 955 г., а в 968 г. внесли определенный вклад в кампанию на Сицилии. Двадцать лет спустя, в 988 г., Владимир Киевский послал ни много ни мало 6000 викингов в помощь императору Василию II, и именно выходцы из этого контингента составили впоследствии знаменитую позднее варяжскую стражу.

Причины появления варяжской стражи — или гвардии с секирами, как называют ее часто византийские источники, — кроются в нелюбви и недоверии Василия II к местным византийским стражникам. Такая неожиданная на первый взгляд вера в русских викингов Владимира происходит, вероятно, от знакомства императора с записками арабских путешественников, которые отмечали особую преданность руссов их государю и их готовность «умереть рядом с ним и принять смерть ради него». Вера не была обманута, ибо Анна Комнина уже позже, в XII столетии, будет писать о варяжских стражниках, говоря, что они «рассматривают лояльность императорам и обязанность защищать их личности как семейную традицию, нечто вроде священного достояния и наследия, передаваемого от поколения к поколению; они никогда не нарушат верности и не допустят даже хотя бы малейшего намека на возможность предательства». Скандинавов, откуда бы ни происходили те — из Швеции, Норвегии, Дании или Исландии, — всегда потому радушно встречали при византийском дворе, и исландские саги и уцелевшие рунические письмена содержат бесчисленное множество имен людей, которые в то или иное время побывали в рядах варяжской стражи. Даже Харальд Хардрада, будущий король Норвегии, послужил командиром в ней.

Варяжская стража продолжала формироваться преимущественно из скандинавов на протяжении еще полутора столетий после ее создания. Но после норманнского завоевания Англии в 1066 г. в состав этого элитного соединения стати включаться многие беженцы англосаксонского происхождения. Впервые отмеченные как значимая по величине составляющая на византийской службе в 70-80-е гг. XI века, они, по всей видимости, входили в обособленные от скандинавов отряды, при этом английский элемент в страже численно все возрастал на протяжении XII столетия до тех пор, пока к 1180 г. византийский хронист не получил законные основания утверждать, что варяжская стража состоит преимущественно «из британского племени». Как бы там ни было, «Сверриева сага» отмечает, что не ранее и не позднее 1195 г. император отправлял послов к королям Норвегии, Швеции и Дании, запрашивая у них 1200 чел. для службы в гвардии, в то время как хроника Жоффруа Виллардуэна, посвященная Четвертому крестовому походу 1202–1204 гг., постоянно упоминает о датских, равно как и об английских, стражниках. Если иметь в виду последнюю дату, скандинавы, несомненно, находились там уже в меньшинстве, а источники позднего периода XIII столетия неизменно говорят о варягах как об «энглиной» (англичанах). История приключений викингов на Востоке подошла к концу.

Перед нами знаменитый Пирейский лев 12 футов в вышину (немногим более 3,5 м) — мраморное изваяние в греческом порту Пирей, что неподалеку от Афин. На плечах памятника подвергшиеся влиянию атмосферы и времени плохо различимые теперь рунические начертания, касающиеся викингов, несших службу у византийского императора. Некоторые стараются рассмотреть там упоминания о Харольде III Хардраде, между тем стиль письма, очевидно, шведский, а не норвежский, и относятся надписи, судя по всему, примерно к 1000 г., а не ко второй половине XI века.

Викинги в Англии. XI столетие

В то время как власть викингов в Ирландии и на Востоке неизменно шла на убыль, в Англии она неожиданно получила, что называется, мощное вливание, когда в 978 г. на трон в Лондоне взошел слабый и нерешительный король, запомнившийся потомкам как Этельред Неспособный. В 980 г. пиратские набеги возобновились, причем интенсивность и степень болезненности их для народа и страны на протяжении следующих 30 лет все возрастала, несмотря на уплату датского выхода и крупномасштабных попыток откупиться: 10 000 фунтов (4536 кг) серебра было выплачено в 991 г., затем 16 000 фунтов (7257 кг) — в 994 г., каковые суммы только раз от раза увеличивались в стойкой пропорции, отражая возрастающие требования, и достигли 48 000 фунтов (21 773 кг) в 1012 г. Подогретые такой удобной возможностью разбогатеть, датские викинги являлись в Англию на протяжении периода с 997 по 1014 г. буквально ежегодно. Военная организация страны, не имевшая сильного и способного руководства, постепенно рушилась под непрекращающимися ударами, систематически наносимыми королем Свеном Вилобородым, правившим Данией с 984 по 1014 г. В итоге в 1013 г. население Нортумбрии и Восточной Англии признало Свена как сюзерена, что привело к появлению целой плеяды викингов на престоле Англии, начиная от Свена (1013–1014 гг.), его сына Кнута (1016–1035 гг.) и заканчивая сыновьями последнего — Харальдом Заячьей Лапой (1035–1040 гг.) и Хартакнутом (1040–1042 гг.). Хотя династия исчерпалась на Хартакнуте, претензии на английский трон со стороны скандинавов возобновились, но на сей раз уже в образе норвежского короля Харальда Сигурдссона, который унаследовал права от племянника, Магнуса Доброго, короля Дании и Норвегии в 1042–1047 гг. (имеется в виду Магнус I, правивший в Норвегии с 1035 г. — Прим. пер.).

Викинг позднего периода — X–XI веков. В данный период образ воинов среднего ранга претерпел значительные изменения. «Херсиры» (hersir) перестали представлять собой в скандинавских государствах независимые фигуры, положение которых узаконивалось достатком, властью и родословной. Теперь они превратились в слуг и представителей королей. Как местный предводитель, так и простой стражник из числа придворных крупного вельможи мог выглядеть так в день, когда предстояло явиться перед государем в полной готовности кратной службе.

Харальд III Сигурдссон, уже посмертно прозванный Хардрадой (Безжалостным), жил полной опасностей и приключений жизнью, впрочем, вполне типичной для многих вождей викингов. Сын мелкого норвежского короля, правившего в районе Рингерике, в 1030 г. он сражался в поддержку сводного брата, короля Олафа II Харальдссона (святого Олафа) в битве при Стиклестаде, где Олаф погиб. Позднее Харальд бежал на Восток ко двору великого князя Ярослава Мудрого (на киевском престоле с 1019 по 1054 г. — Прим. пер.). Прожив там несколько лет, успев в том числе повоевать с поляками, он «с большой свитой» отправился в Константинополь, где и поступил в знаменитую варяжскую стражу. Харальд сражался с арабами в Анатолии и на Сицилии под началом Георгия Маниака, а также в войсках других византийских полководцев в Южной Италии и в Болгарии, угодил в застенок в Константинополе по обвинению в незаконном присвоении императорской добычи в ходе вышеназванных экспедиций. По всей видимости, Харальду удалось бежать из темницы во время крупного восстания против императора Михаила Калафата в 1042 г., после чего он через Русь вернулся в Скандинавию. Добравшись до Дании, он содействовал Свену Ульфссону в его борьбе с племянником Харальда, королем Магнусом, за право владеть датским троном, однако в 1045 г. перешел на сторону Магнуса, предложившего ему половину королевства Норвегия, а после смерти Мапгуса в 1047 г. получил и оставшуюся часть.

Секира XI столетия, найденная в Темзе около северной стороны Старого Лондонского моста. Она пролежала там, вероятно, с 1014 г., со времен атаки выступавшего на стороне короля Этельреда Олафа Харалъдссона (святого Олафа) на удерживаемый датчанами мост, о чем живописует-«Олафова сага». Тогда утонуло немало датчан, как отправились на дно, надо думать, и какие-то норвежские ладьи. Викинги на кораблях Олафа «подошли под мост, обвязали веревками столбы опор и налегли на весла изо всей мочи, стремясь вниз по течению. Опоры поколебались и заходили под мостом, и, когда столбы достаточно расшатались, мост рухнул. Изрядное число людей попадало в реку, прочие же бежали». Рифмованные строки, написанные скальдом-викингом, бывшим современником событий, прожили века и в английском переводе стали популярной прибауткой: «Рушится, рушится Лондонский мост», которая приняла современную нам форму еще в середине XI столетия (Лондонский музей).

Ему был уже 51 год, когда в 1066 г. Достиг, опальный эрл Нортумбрии и брат короля Гарольда II Годвинссона Английского, появился в Норвегии в поисках военной помощи в деле возвращения себе утраченных владений. Хардрада имел виды на английский трон по крайней мере с 50-х гг. XI века, и особо уговаривать его Тостигу, надо полагать, не пришлось. Как сообщает «Сага о короле Харальде», «эрл и король часто и подолгу беседовали и вот в итоге пришли к решению вторгнуться в Англию летом». На юге Норвегии собрался огромный флот: автор саги оценил его размеры в 240 ладей («не считая транспортных кораблей и мелких судов»), а «Англосаксонская летопись» называет цифру 300, на которые погрузилось «большое пиратское воинство». Численность его, по мнению современных ученых, достигала 9-10 тыс. чел., но, возможно, доходила и до 18 тыс. чел. К вышеназванному флоту в виду Оркнейских островов присоединилась флотилия эрла Тостига из 12 кораблей с экипажами из воинов его дружины и фламандских пиратов. Оттуда эскадры проследовали к Хамберу (часто говорят «река Хамбер», но вообще это эстуарий, или устье, рек Уз и Трент. — Прим, пер.), по пути занимаясь грабежом, а затем поднялись до Рикксша, что примерно в 15 км к югу от Йорка. Тут норвежцы высадились, ожидая возможности дать бой саксонской армии, которая выступила против них из Йорка под началом эрла Нортумбрии Моркера и эрла Мерсии Эдвина. «Сага о короле Харальде» раскрывает подробности:

Король Харальд вышел на берег и построил войско. Одно крыло упиралось в реку, a другое пролегало вдоль рва и уходило в сторону суши, где имелось большое покрытое водой болото. Армия эрлов медленно продвигалась вдоль реки плотным строем. Знамя короля Харальда развевалось возле воды, где воины стояли наиболее густыми рядами, менее плотным был строй вдоль рва, где находились самые ненадежные воины. Когда эрлы обрушились на норвежцев в том месте, последние не выдержали, и английский авангард со знаменем Моркера устремился вперед, думая, что норвежцы побегут.

Когда король Харальд увидел, что приближавшиеся английские порядки уже перед ним, он велел трубить в рога, возвещая об атаке, и призвал воинов броситься на врага без страха. Приказав нести рядом с ним боевое знамя «Разоритель Земель», он устремился вперед так яростно и напористо, что никто и ничто не могло противостоять ему. Среди людей эрлов был большой урон, и скоро они не выдержали и побежали, частью вниз по реке, а частью вверх по ней, но большинство угодило в болото, которое так наполнилось трупами, что норвежцы могли преследовать остальных, не замочив ног.

Благочестивые викинги. Король Кнут с женой, Иммой Эльфгифю (вдовой Этельреда Неспособного), воздвигают золотой крест в церкви в Нью-Минстере, что в Винчестере. Разворот титульного листа «Либер Витэ» («Книги жизни». — Прим, пер.), реестра аббатства Нью-Минстер-энд-Хайд, около 1020–1030 гг. (Британская библиотека).

Воины-викинги. XII столетие. Облачение трех представленных здесь фигур позволяет проследить поступательную эволюцию скандинавского военного снаряжения в XII веке, оно фактически сравнивается с тем, которое на тот момент находило применение повсюду на материковой части Европы. Мы видим, что традиционный древний круглый щит отжил свое и был заменен каплевидным, вошли в широкий обиход кольчуги, которые сделались повсеместно распространенными у представителей рыцарского воинства на Западе.

Так завершилось сражение под Фулфордом, разыгравшееся в среду, 20 сентября. Самая длинная версия «Англосаксонской летописи» содержит лишь краткое упоминание о вышеуказанном боевом соприкосновении, утверждая, что «войско эрлов порубило викингов изрядно, но потом великое число англичан тоже пало от оружия или утонуло, армия их побежала и рассеялась, и поле боя осталось за скандинавами».

Больше Йорк не дерзал сопротивляться викингам и открыл сношения с Харальдом, согласившись принять его как короля и дать ему заложников. Именно ради получения заложников Харальд 24 сентября разбил лагерь под Стамфорд-Бриджем, что в 11 км к востоку от Йорка, оставив не менее трети армии и флот у Риккола под командой Эйстена Урри, «самого знатного из всех лендерменов» (людей с землей, т. е. крупных землевладельцев, или нобилей). Остальная часть армии не располагала на тот момент должным снаряжением и довольно мало годилась для битвы. «Сага о короле Харальде» рассказывает о том, что из-за солнечной и жаркой погоды «они не надели доспехов, но вышли на берег лишь при щитах, шлемах, с копьями и опоясанные мечами. Некоторые захватили луки со стрелами, и все были беззаботны». Думается, легко представить себе, какой шок испытали викинги, когда следующим утром увидели вместо посольства с заложниками «приближавшееся к ним огромное войско. Они узрели перед собой клубы пыли, поднятые копытами лошадей, расписные щиты и сияющие на солнце доспехи». Так появилась еще одна саксонская армия, возглавлял ее лично король Гарольд II Годвинссон с его дружиной из английских хускарлов (huscarl — букв, означает домашний человек, т. е. представитель вооруженной дворни, гвардии государя. — Прим, пер.), каждого из которых один из сподвижников самого Хардрады аттестовал как «стоивших двух любых лучших воинов в войске короля Харальда». В саге говорится, что в последней попытке спасти заблудшего брата Гарольд начал с переговоров, предлагая Тостигу треть королевства, если тот присоединится к нему. Тут Тостиг поинтересовался, какие же компенсации в том случае стоит ожидать Хардраде, на что Гарольд ответил знаменитой репликой: «Семь футов английской земли или побольше, поскольку он выше многих других».

Иллюстрация из коллекции исландских саг «Флатейярбок». На представленном здесь украшении к «Саге о короле Олафе Трюггвассоне» (Олаф I. — Прим, пер.) изображены некоторые из его замечательных деяний — убийство вепря и морской великанши-людоедки. Несмотря на мифический характер части сказаний, саги представляют собой неоценимый источник сведений о жизни и истории викингов.

Правдивость описания последовавшего затем сражения, данного Снурри Стурлуссоном в «Саге о короле Харальде» — единственного подобного свидетельства, которым мы располагаем, — вызывает подозрения по ряду причин, не в последнюю очередь потому, что он путает некоторые аспекты с событиями битвы при Гастингсе. Однако представляется вполне вероятным, что в момент появления английской армии норвежские воины находились по обеим сторонам реки Дервент, что объясняет заметный эпизод из «Англосаксонской летописи», когда «один норвежец стойко бился против [наседавших] английских войск, чтобы те не могли перейти мост и вырвать у скандинавов победу. Англичанин выстрелил в него из лука, но все напрасно, другой же пробрался под мостом и ударил его мечом [в открытое место] под панцирем». Задержка, вызванная схваткой у моста, позволила оказавшимся в численном меньшинстве скандинавам собрать основные силы на противоположном берегу и построить их ощетинившимся остриями копий и «плотно прикрытым спереди и сверху» щитами кругом, на который и обрушилась английская армия. Сага говорит, что Хардрада «исполнился такой ярости, что бросился в бой впереди воинов и бился двумя руками, так что ни шлемы, ни кольчуги не могли сдержать его ударов, а потому все, кто попадался на пути его, отступали. Казалось, что англичане вот-вот не выдержат и побегут… Но короля Харальда сразила стрела, попавшая ему в горло, и он погиб. Он пал в бою, как и все, кто следовал за ним вперед, кроме тех, кто отошел с королевским знаменем „Разоритель Земель“». Командование принял эрл Тостиг, когда же оставшимся норвежцам предложили пощаду от Гарольда Годвинссона, они ответили, что предпочитают смерть. Именно смерть и постигла Тостига и большинство уцелевших скандинавов. Сага продолжает рассказ:

В тот момент подступил Эйстен Урри со всеми оставленными при кораблях людьми, которые облачились в доспехи. Эйстен взял знамя короля Харальда, и битва возобновилась в очередной раз, причем казалась даже более ожесточенной, чем раньше. Англичане гибли в большом числе и вновь были готовы уже обратиться в бегство. Эту часть сражения назвали ураганом Урри. Эйстен и его воины бегом проделали весь путь к району боя от стоянки ладей (где посланный Хардрадой конный связной принес им весть о приходе англосаксов), а потому истомились и были почти не в состоянии биться, однако же пришли в такую ярость, что даже не заботились прикрываться щитами. Со временем они избавились и от кольчуг, после чего англичанам стало проще разить викингов, но иные даже и без особых ран умирали от перенапряжения. Почти все предводители норвежцев нашли смерть в бою.

Случилось все ближе к вечеру. Как и можно ожидать, не все поступили подобным образом. Некоторые побежали, и иным посчастливилось уцелеть тем или другим образом. Резня продолжалась и в уже наступивших сумерках.

«Англосаксонская летопись» сообщает, что победители преследовали скандинавов весь путь к их кораблям в Рикколе и что уцелели лишь немногие. Спасшимся дали уйти всего на 24 кораблях, в то время как цвет мужской части норвежского генофонда остался гнить на поле несчастной битвы.

Хотя отдельные набеги на Англию продолжали отмечаться вплоть до 1151 г., а скандинавские пираты с Оркнейских и Западных островов пошаливали на ее территории и позднее, вполне понятно, почему именно 1066 г. обычно служит как заключительный год эры викингов и почему Харальда Хардраду нередко именуют «последним викингом». Его поход являлся по сути своей заключительным крупным предприятием такого рода в эпоху викингов. В истории викингов, начавшейся почти 300 лет назад, наступил закат.

Викинги в Северной Америке

С тех самых пор, когда в 1492 г. Христофор Колумб открыл для европейцев Америку, поползли слухи, что, возможно, на прежде неведомом континенте к западу побывали какие-то неучтенные европейские первооткрыватели. Еще в III столетии до Р.Х. рассказывались легенды о том, как финикийцы рискнули проследовать через Гибралтар и достигли «Туле», которая, как теперь практически повсеместно считается, находилась скорее на западном берегу Норвегии, нежели в Американской Арктике. Кое-кто выдвигал предположения, что египтяне или римляне могли достигнуть Центральной Америки.

Более здравый, хотя и чрезвычайно туманный рассказ позволяет считать возможным открытие Нового Света ирландскими монахами во главе со святым Бренданом, совершившими вояж в VI веке от Р.Х. Фольклорная легенда, называемая «Путешествие Святого Брендана», имеет немало интригующих особенностей, несмотря на множество присущих ей фантастических и мифических аспектов. Остров с вулканом мог вполне быть Исландией. Явление, описанное как серебряная колонна, твердая, как мрамор, и похожая на хрустать, вероятно, представляло собой айсберг. Нет никаких оснований сомневаться, что монахи проходили через Арктику. Недавние экспериментальные реконструкции древнего ирландского судна доказали его сравнительно высокие мореходные качества и способность преодолевать воды Северной Атлантики. Все это говорит о возможных попытках монахов отправиться в западном направлении, однако имеющихся данных недостаточно для того, чтобы утверждать, что они действительно достигли Америки.

Саги викингов

До 60-х гг. XX века такое же отношение встречали и легенды о вояжах в Новый Свет викингов. Менее двух столетий до того ученые сошлись на том, что в Средние века викинги добрались до Исландии и даже до Гренландии, однако мало кто и что знал тогда наверняка. Современные дискуссии относительно открытия Америки викингами начались в 1837 г., когда датский ученый профессор Карл Христиан Рафн опубликовал работу «Американские древности». Там содержались две саги, подробно излагавшие события путешествий, предпринятых викингами примерно восемью столетиями ранее в западную страну, которая, судя по описаниям, вполне могла бы оказаться Америкой. Обе — и «Сага о гренландцах», и «Сага об Эрике Рыжем» — предоставляли детальное описание случайного открытия и последующего исследования огромной территории на Западе, где осуществлялись попытки создать поселения, история которых, однако, не была продолжительной. Многие подробности противоречили друг другу, поскольку в одной саге представлялась точка зрения и взгляд на события гренландцев, а в другой — исландцев. Фактографический стиль саг, лишенных привычных монстров и мифологии, вызывает доверие к повествованию.

Путешествия викингов через северную Атлантику

Другой фактор, пробуждавший доверие к доказательствам, заключался в том, что открытия делались — или могли быть сделаны — в период, когда викингов хорошо знали едва ли не во всех странах Европы, до которых представлялось возможным добраться на ладье. Частью всеобщей экспансии викингов стало происходившее около 870 г. проникновение в Исландию и колонизация острова. К середине X столетия численность населения достигла около 30 000 чел. По всей видимости, викинги уже тогда видели Гренландию, хотя экспедиция высадилась на ней не ранее 980 г., т. е. в процессе похода Эрика Рыжего, которого называли так, по всей видимости, из-за цвета волос (в английском языке слово red, скалькированное с норвежского raude, значит еще и красный, может быть, краснолицый. — Прим, пер.), начавшего колонизацию острова. В 986 г. он основал два поселения, названные Восточной и Западной колониями, в которых уже скоро проживало до 3000 викингов.

Браттахилд — восточное поселение, основанное Эриком Рыжим около 1000 г. и на протяжении нескольких последующих столетий бывшее вполне процветающей скандинавской колонией. Жители бросили его в итоге из-за ухудшения климата.

Америка на горизонте

В том же 986 г. купец из Исландии, Бьярни Херъёлфссон, шел под парусом в данном регионе, как вдруг сильный ветер погнал судно прочь с курса. Бьярни со спутниками, как повествует «Сага о гренландцах», «шли три дня и три ночи, до тех пор, пока земля не исчезла за горизонтом». Но тут «подул северный ветер и на море лег туман, и они не знали, в каком направлении плывут». Плохая погода продержалась какое-то время, однако, «в конце концов, появилось солнце, и они смогли осмотреться и определиться, куда плыть. Они подняли парус и шли под ним целый день, а затем заметили землю».

Члены команды высказывались в том духе, что перед ними, возможно, Гренландия, но Бьярни думал иначе. Подойдя поближе, они увидели, что «местность лишена гор и представляет собой покрытые лесом холмы». Бьярни и его спутники не стали высаживаться. Они шли под парусом «еще два дня, когда заметили новую землю», которая была «ровной и лесистой». Затем они «поворотили нос судна от суши и шли при юго-западном ветре три дня, после чего в третий раз узрели землю. Она была гористой и с глетчерами». Путешественники продолжали двигаться и в итоге рассмотрели, что перед ними остров. Высаживаться там они вновь не захотели, поскольку он показался Бьярни «никчемной землей», и пошли дальше, поймали ветер и через четыре дня достигли Гренландии.

Простота, с какой цели давались участникам вышеназванной и следующих экспедиций, вызвана в значительной мере наличием господствующих ветров и течений в районе Гренландии. Течения с обеих сторон Гренландии идут в направлении с севера на юг, проходя далее вдоль берегов Лабрадора до тех пор, пока ниже Ньюфаундленда не встречаются с теплым Гольфстримом, следующим на север. Ветра между Исландией и Гренландией дуют с севера на юг вокруг южной оконечности Гренландии и по западному берегу. Однако дальше в открытом море начинают преобладать северо-западные ветра, дующие из Арктики и встречающиеся к югу от Ньюфаундленда с более теплыми ветрами, которые гонят воздушные массы на восток.

Рассказ Бьярни чрезвычайно заинтересовал недавних поселенцев Гренландии. Около 1000 г. Лейф Эрикссон, сын Эрика Рыжего, «встретился с Бьярни Херъёлфссоном, купил у него корабль и нанял команду; всего насчитывалось 35 чел.». Они пошли на запад от Гренландии и «первой обнаружили землю, которую Бьярни видел последней, спустили лодку и вышли на берег, однако не нашли там травы. Горы покрывали огромные ледники, а между ледниками и берегом вся суша казалась одним единым камнем. Земля явно не имела ценности». Лейф назвал ее Хеллюланд (Ровная Каменная Земля).

Двигаясь на юг, они «обнаружили вторую землю» и там тоже высадились. «Местность была ровной и покрытой лесами и всюду, куда бы ни шли они, попадались белые песчаные берега, под небольшим углом уходившие к морю». Лейф нарек ее Маркланд (Лесная Земля). Они снова поставили парус и «шли при северо-восточном ветре два дня, когда вновь увидели сушу». Команда причалила к ней, оставила ладью и отправилась обозревать окрестности. Викинги нашли реку, которая, как они обнаружили, поднявшись по ней, «вытекала из озера». Лейф со спутниками выгрузили привезенные с собой снасти и принялись сооружать хижины. «Позднее они решили зимовать там и построили большие дома». Первое поселение викингов в Новом Свете получило название Лейфсбудир. Сама по себе природа показалась им «такой благодатной, что они предположили, что там даже не придется заготавливать корм для скота на зиму. Зимой заморозки не беспокоили, а трава почти не жухла. Продолжительность дня и ночи имели более ровные пропорции, чем в Гренландии и в Исландии». При детальном рассмотрении оказалось, что там растут «виноградные лозы и дают плоды», что подтолкнуло путешественников назвать землю Винланд. Весной они нагрузили корабль лесом и отправились назад, в Гренландию. На пути домой спасли команду другого судна.

Репродукции предметов личного обихода викингов в Центре посещений в л'Анс-о-Медоуз, в состав которых входят булавки для плащей и браслеты. Не так уж много подлинных артефактов сохранилось в местах оригинальных поселений.

Страндхёгг на скрэлингов

Если верить сагам, викинги предприняли в Винланд из Гренландии еще по меньшей мере четыре похода, предположительно датируемых периодом с 1000 по 1030 г. Первую экспедицию возглавил брат Лейфа Торвальд, который вместе с 35 чел. команды отыскал дома, построенные Лейфом в Лейфсбудире. До сего времени викинги еще не встречали следов другого человеческого жилья в новых землях, пока однажды поисковая партия не обнаружила «на острове к западу сделанное из дерева хранилище для зерна», которое совершенно очевидно являлось делом рук человека. Следующим летом Торвальда с товарищами ждала волнующая встреча с местными жителями Нового Света. На берегу они наткнулись на «три кожаных лодки, под каждой из которых находилось по три человека». Торвальд со спутниками напали на аборигенов и «захватили их всех, кроме одного, сбежавшего на кожаной лодке». Согласно «Саге о гренландцах», так состоялся первый контакт европейцев с исконными жителями Америки.

«Страндхёгг». Когда возникала потребность в пополнении запасов на ладье, викинги позволяли себе устроить страндхёгг, т. е. набег. За морем — в чужих землях поиск пропитания велся за счет «заготовок на месте», во время которых викинги не могли устоять перед искушением наловить здоровых девиц и подростков для продажи на рынках процветавшей работорговли, а заодно и освободить местных жителей от золота и ценных предметов, которые те так неосмотрительно не спрятали раньше понадежнее.

Викинги прозвали их «скрэлингами» (нечто вроде «крикунов» или «визгунов», что может, правда, значить и «отбросы». — Прим, пер.), причем словом этим именовались все аборигены без различия. Описанная акция являлась, по всей видимости, следствием одного из любимых занятий викингов, называвшегося на их языке страндхёггом и представлявшим собой рейд в прибрежную территорию с целью ловли рогатого скота или овец, а также девушек и подростков для продажи в рабство. Местные жители не оставляли безнаказанными подобные вторжения, доказывая, что скрэлинги Винланда являлись племенем решительных и отважных воинов. Вскоре после описанного выше кровопролитного инцидента аборигены явились «в большом числе на кожаных лодках» и набросились на ладью викингов. Скрэлинги искусно владели луками и даже убили Торвальда, вожака викингов, при этом стрела прошила планширь и его щит. Несмотря на конфронтацию, викинги провели в Лейфсбудире в Винланде еще два года и только потом вернулись в Гренландию.

К какой этнической группе принадлежали те местные воины, которым хватило мужества не просто противодействовать викингам, но и контратаковать их со значительным умением и решимостью? Одни считают, что есть основания считать нападавших эскимосами, а другие — индейцами из лесов Северной Америки. В «Саге об Эрике Рыжем» их описывают как «гнусных маленьких [или темных] человечков с грубыми волосами, с большими глазами и широкими скулами». Одевались аборигены в шкуры животных и имели оружие. Были ли эти обитатели Винланда в 1000 г. или чуть позже потомками беотуков и алгонкинов? Вопрос продолжает оставаться открытым даже сегодня, хотя по имеющимся признакам следует все же сделать выбор в пользу лесных индейцев.

Свидетельства

Саги с их рассказами о таких острых моментах вызвали огромный интерес публики по обе стороны Атлантики, поскольку очень многие из них поддавались проверке и вполне вписывались в более ранние истории, связанные с мореплаванием викингов в Северной Атлантике. Начиная с 1837 г. и на протяжении следующего, более чем столетнего периода возникало бесчисленное множество теорий, приправленных «подлинными свидетельствами, доказывающими наличие следов присутствия викингов в Северной Америке». Некоторые расчеты, основанные на сагах, упоминающих о продолжительности дня и ночи в Винланде, — более ровного на протяжении года, чем в Скандинавии, — приводили к тому, что викинги должны были, вероятно, проникать на юг до территории сегодняшней Флориды. Развалины, считавшиеся руинами строений викингов, заставили одного чрезвычайно восторженного исследователя XIX века нарисовать в воображении целый город викингов, расположенный поблизости от деловой части сегодняшнего Бостона. Старую каменную башню в Ньюпорте, на Род-Айленде, отличающуюся необычным архитектурным стилем, приписывали викингам, хотя в действительности она являлась большой ветряной мельницей XVII столетия. Камень с древними скандинавскими надписями «обнаружили» на исходе XIX столетия в Кенгсингтоне (штат Миннесота), равно как и другие, позднее «найденные» в Мэне и даже ни много ни мало как в Парагвае. Все они оказались не чем иным, как откровенным жульничеством мошенников. Интересный поворот в истории с подобного рода «находками» отмечался в 1936 г., когда один старатель заявил о том, что откопал оружие викингов в пустыне около Бердмора, что в Северо-Западном Онтарио. Заржавевшие мечи оказались подлинным оружием викингов, однако позднее выяснилось, что их привезли в Канаду из Норвегии в XX веке.

Реконструкция сделанных из дерна хижин викингов в л'Анс-о-Медоуз.

Более серьезным свидетельством стала так называемая карта Винланда, выполненная около 1440 г., обнаруженная в 1957 г. и представленная публике в 1965 г., объявленная фальшивкой в 1974 г. и вновь «восстановленная в правах» как подлинная в 1986 г. после того, как подверглась более углубленным проверкам, провести которые позволили новые подвижки в науке. Причиной для волнений служило изображение карты мира, показывавшей Винланд как место, расположенное к западу от Гренландии. Другая карта, Сегурдура Стефанссона, обнаруженная в Королевской библиотеке Дании и датированная XVI столетием — т. е. уже после открытия Америки Колумбом, — тем не менее демонстрирует Хеллюланд, Маркланд, Скалингеланд и узкий полуостров, называемый «Промоториум Винландия» (Винландский выступ. — Прим, пер.), который странным образом похож на северо-западный «отрог» Ньюфаундленда.

Открытие поселения викингов в Ньюфаундленде

Однако убедительные вещественные доказательства фактического присутствия викингов — их стоянок или поселений — в Америке не отыскивались до тех пор, пока норвежский писатель, Хелге Ингстад, и его жена, Анне Стене, не выдвинули верное предположение, что Винланд должен представлять собой оконечность полуострова Ньюфаундленд. В 1960 г. они обнаружили остатки поселения викингов поблизости от маленького сельца л'Анс-о-Медоуз, расположенного возле бухты Эпав в Ньюфаундленде. В ходе последовавших затем археологических раскопок, производимых Ингстадом, Стене, а также Бенгтом Шонбаком и Бригиттой Уоллис, удалось обнаружить фундаменты семи домов, один из которых достигал в длину 20 м, имел несколько комнат и коридор. Археологические находки, сделанные на протяжении нескольких следующих лет, полностью подтвердили факт существования там 1000 лет назад небольшого поселения викингов. Отыскались следы очагов, а среди артефактов, найденных в земле, оказалась медная булавка, которыми пользовались викинги для закалывания плащей. Другим поражающим воображение открытием стало веретено прялки, рабочего инструмента жен и дочерей викингов, которое говорит о том, что в Америке жили не только скандинавы-мужчины, но и женщины. Если судить по фундаментам домов, то они очень походили на те утепленные дерном здания, которые строили жители Гренландии и Исландии.

Все вышеназванные открытия сделали доказанной гипотезу о том, что викинги действительно побывали в Америке за пять столетий до Колумба. Л'Анс-о-Медоуз превратился в Национальный исторический объект Канады и в объект Мирового наследия ЮНЕСКО. Таким образом, долго опровергаемый, не принимаемый на веру и считаемый многими лишь приправленной крупицами правды легендой факт открытия и исследования Нового Света, описанный в «Саге о гренландцах» и в «Саге об Эрике Рыжем», подтвердился как подлинный. Вышло, что Ньюфаундленд действительно оказался «Винландом», о котором рассказывали саги.

Открытие, однако, вывело на передний план новые вопросы относительно того, что же видели викинги в Америке и сколь правдоподобнымимогут быть запечатленные в сагах наблюдения. Если Ньюфаундленд и есть Винланд, то где же виноград, где буйная растительность, о которой рассказывается в легендах о гренландцах и об Эрике Рыжем? Отчасти ответ может дать то соображение, что климатические условия в данном регионе в 1000 г. отличались большей мягкостью, нежели позднее. До конца XIII столетия климат в Северном полушарии был и верно более теплым, но потом начал становиться все более холодным, что продолжалось поступательно до середины XIX века, когда снова началось потепление. В ту эпоху, нареченную «Малым ледниковым периодом», зимой представлялось возможным бегать на коньках по Темзе и по каналам в Голландии, тогда как в Северной Европе и в Северном Китае нередко от холода гибли урожаи. В общем и целом страны в более умеренных климатических зонах перенесли похолодание легче. В «поднятых» к северу районах полушария, однако, изменение погодных условий повлекло и более суровые последствия. Какие бы растения ни росли в Гренландии и далее к западу, вопрос выживания их делался все более трудноразрешимым. Увеличение количества айсбергов вынудило китов мигрировать далее на юг, а значит, источник поступления питания для эскимосов на Крайнем Севере тоже оказался под угрозой, заставляя многих аборигенов искать более благодатных земель. Следовательно, на Винланде в 1000 г., вполне возможно, произрастала более разнообразная и теплолюбивая растительность. Предполагается также, хотя подобного рода нюансы весьма хрупки, что Лейф Эрикссон намеренно дал вновь открытой земле привлекательное название, чтобы подхлестнуть интерес со стороны потенциальных поселенцев, как сделал его отец в случае с Гренландией (название это, как известно, означает буквально «Зеленая Земля». — Прим. пер.).

Интерьер дерновой хижины викингов — реконструкция о л'Анс-о-Медоуз. На переднем плане видны элементы очага, где готовили пищу.

Какая бы растительность ни произрастала теперь в данном регионе, викинги в их время нашли там более благодатный климат. Однако вот вопрос: как долго они пробыли там? Что они делали? Было ли у них только одно поселение и что побудило их бросить его? Искали ли они новых мест где-то еще? В поисках ответа приходится вновь обращаться к сагам. Сказания эти ближе всего к истинной истории викингов в Северной Америке, и описанные в них события полны драматизма.

Жизнь в Винланде

После возвращения экспедиции Торвальда уже в начале XI века прошел год-другой, прежде чем викинги вновь посетили Винланд. На сей раз заявленной их целью служило основание заметного по размерам поселения в Винланде. Колонистов набирали в Гренландии. Партия состояла из 60 мужчин и пяти женщин при некотором количестве скота, а возглавлял ее человек по имени Торфинн Карлсефни. Они поставили парус и без приключений добрались до Лейфсбудира в Винланде, далее говорится, что путешественники не испытывали недостатка в пище, ибо «вокруг хватало всякой дичи, рыбы и прочего, что шло к столу». Колонисты занялись заготовкой дерева, которое являлось дефицитным материалом в Гренландии. Примерно тогда же Гутрид, жена Карлсефни, родила в поселении на Винланде мальчика, названного Снурри и ставшего таким образом первым ребенком европейских родителей, появившимся на свет в Америке. Более того, если верить «Саге о гренландцах», Карлсефни «велел воздвигнуть грозный палисад вокруг домов, и они (он и его спутники) провели все приготовления, чтобы иметь возможность защититься». Из чего мы заключаем, что данные фортификации стали первым укреплением, построенным европейцами в Америке.

Очередные репродукции артефактов викингов из Центра посещений в л'Анс-о-Медоуз. Удалось отыскать немало гребней эпохи викингов, а это указывает на то, что выглядеть опрятным считалось хорошим тоном у представителей скандинавской культуры.

В сагах говорится, что колонисты-викинги в Винланде вооружались мечами, секирами и копьями. О лучниках в их рядах не упоминается. Главным оборонительным снаряжением служили щиты. Красные щиты являлись сигналом к битве, тогда как белые представляли собой символы миролюбивых намерений. Кольчугами викинги обычно не располагали по причине высокой стоимости такого рода изделий. Их имели, вероятно, только вожаки и самые богатые из скандинавов. Однако нам известно о кольчугах, попавших в Америку, свидетельствами чему служат два фрагмента, относящиеся к XI и XII столетиям, открытые в результате археологических раскопок в Северо-Западной Гренландии и на востоке острова Элсмир.

Викинги-колонисты провели зиму в поселении на Винланде. Они не обнаруживали никаких следов присутствия скрэлингов до тех пор, пока следующим летом «великое множество их не появилось из ближайших лесов». Как утверждается авторами, туземцев изрядно напугало мычание скота, привезенного викингами, что вызвало некоторое смятение, особенно если учесть, что «ни одна сторона не понимала языка другой». В качестве «символа мира» викинги решили «взять белый щит и принести его в направлении к ним (т. е. к аборигенам. — Прим. пер.)». Ход сработал. В итоге удалось понять, что скрэлинги намеревались торговать с викингами.

Если верить «Саге об Эрике Рыжем», Карлсефни и его спутники «подняли щиты», после чего туземцы и викинги «начали торг». Что первым делом и наиболее привлекало скрэлингов, так это «красная материя», которую они «оборачивали вокруг голов». Взамен они предлагали кожи и меха, поскольку имели на обмен «серые и черные меха и кожи всех сортов и видов». Они также хотели приобрести мечи и копья, но в обеих сагах упомянуто, что Карлсефни строго-настрого «запретил спутникам продавать оружие». Торговля между скрэлингами и викингами «продолжалась так какое-то время» до тех пор, пока у викингов не кончилась красная материя. Когда же случилось так, что из зарослей выбежал «громко ревущий бык», это чрезвычайно напугало туземцев, которые «побежали к лодкам и ушли на веслах на юг вдоль берега. После чего они [скандинавы] не видели их [аборигенов] в течение трех недель».

Война со скрэлингами

Сравнительно дружественные отношения между туземцами и пришельцами скоро нарушились, когда некоторые из аборигенов вернулись и — согласно «Саге о гренландцах» — один из них пал жертвой викингов при попытке «украсть» оружие (слово «украсть» автор почему-то взял в кавычки, хотя понятно, что аборигены всеми способами должны были попытаться завладеть более совершенным оружием белых людей, что и попытались сделать, за что естественно и справедливо понесли наказание. — Прим. пер.). Что бы там в действительности ни произошло, только «Сага об Эрике Рыжем» отметила «множество лодок местных, приближавшихся с юга», при этом люди в них были вооружены палками «и все… жутко вопили». Викинги «подняли красные щиты, держа их перед собой», а затем они «столкнулись в битве и сражались яростно. В воздухе летали стрелы и дротики, а туземцы использовали также и пращи». Скрэлинги принялись «ставить на шесты большой иссиня-черный шарообразный предмет. Они отправили его в полет по небу в направлении воинов Карлсефни, когда же он спускался, раздавался отвратительный звук. Все происходившее с предметом так напугало людей Карлсефни, что они не думали ни о чем другом, как о бегстве вдоль реки к высоким скалам, где викинги остановились и вновь изготовились драться». В тот момент Фрейдис, сестра погибшего ранее Торвальда, вышла из дома и, увидев викингов бегущими, прокричала: «Что ж вы бежите перед этими тварями? Вы, храбрецы!.. Будь у меня меч, я бы сражалась и получше, чем вы!» Но они не слушали ее, и Фрейдис, хотя и «не могла бежать быстро, потому что носила ребенка», сумела присоединиться к ним в лесу, «преследуемая туземцами». Тут она увидела мертвого викинга «с плоским камнем, застрявшим в его голове», и подобрала его меч, «чтобы защититься им», а скрэлинги уже толпами мчались к ней. «Затем она вытащила из рубахи груди и ударила по ним мечом. Это до того испугало аборигенов, что они в ужасе бросились обратно к лодкам и уплыли прочь. Карлсефни и его воины вернулись и восторгались ею за ее храбрость».

Шумное и громкое противостояние закончилось не особенно кровопролитно: викинги потеряли двух человек погибшими, но, в свою очередь, убили у аборигенов четверых или… «многих» (в зависимости от того, какому источнику верить). Однако викинги в поселении задумались о возможных последствиях. А что, если туземцы атакуют колонистов одновременно с лодок и с суши? Скрэлинги явились неплохо подготовленными — с пращами, если уж не с луками и стрелами, что, конечно же, встревожило и напугало Карлсефни и его спутников.

Скрэлинги-воины

Согласно первым европейским исследователям, разнообразные племена и народности, рассеянные по территории Америки, имели сильные воинские традиции. Несмотря на краткость, сказания из саг так или иначе упоминают о военном искусстве скрэлингов. Они, судя по всему, отличались довольно неплохой военной организацией. Как повествуют саги, аборигены вполне могли за короткий отрезок времени мобилизовать значительное количество воинов и столь же быстро двинуть их в угрожаемый район для вступления в сражение. Храбрость в битве являлась важной составляющей их культуры, поскольку они выказывали готовность атаковать неизвестного и грозного на вид врага, о чем рассказывают нам саги. Туземцы отличались, кроме всего прочего, большой подвижностью, чем были обязаны в значительной мере легким кожаным лодкам, умением быстро отступать, что вовсе не означало поражение и бегство, как представлялось викингам. Аборигены выказали способность отходить, перегруппировываться и — усиленные — вновь атаковать, и атаковать с большей яростью. Как хорошо усвоили затем европейцы в Америке в более поздние времена — на протяжении столетий битв и сражений с туземцами, — стремительные наскоки и затем такие же быстрые отходы являлись типичными приемами их ведения войны.

Ну и, наконец, туземцы неплохо применяли оружие, которое даровал им Каменный век, особенно если вспомнить того викинга, убитого «плоским камнем, застрявшим в его голове». Не нужно забывать к тому же, что они владели оружием из дерева, кости, острых камней и сухожилий животных, сражаясь с людьми, вооруженными стальными мечами и копьями со стальными же наконечниками. Скрэлпнги располагали также, если можно так сказать, психологическим оружием, ведь они изобрели способ запугать противника вроде того иссиня-черного шара, который запустили против викингов. Что касается разведки, викинги, которые, конечно же, не могли знать окружающие окрестности так же, как туземцы, показали себя неважными скаутами. Судя по всему, они не установили местоположений баз местных жителей, не нашли их селений, чтобы атаковать их и разом подавить очаги возможного сопротивления, тогда как туземцы, безусловно, довольно быстро идентифицировали и, соответственно, подвергли нападению европейские поселения. Подобные тенденции и обнаруживают наличие действенных приемов наблюдения, которые, вероятно, давно практиковали туземцы для защиты сел от агрессии других враждебных им местных племен. Трудно даже представить себе, какие бури эмоций вызвало появление викингов среди туземных сообществ. Происходили ли те многочисленные скрэлинги, нападавшие на викингов, из одного племени? Или же они представляли собой соединенные силы разных местных отрядов, слившиеся воедино для противодействия непривычной и сверхъестественной угрозе? Жестокость и ярость викингов по отношению к туземцам явно не давали оснований воспринимать их как миролюбивых соседей, а потому вполне могли способствовать объединению племен, движимых единой целью — выбросить их вон. Как бы там ни было, контратаки скрэлингов в итоге подписали приговор любым дальнейшим попыткам устроения колоний в Винланде. Как повествует «Сага об Эрике Рыжем», викинги «уразумели, что, хотя та земля и была хорошей и благодатной, жить там и не быть вынужденными постоянно сражаться и находиться под угрозой им бы не удалось» — подобное заявление вполне достойно викинга.

Битва викингов со скрэлингами в XI столетии. Главной причиной провала попыток викингов обустроить постоянные поселения в Северной Америке, совершенно очевидно, заключались в их враждебных взаимоотношениях со скрэлингами, как называются в сагах индейцы, а также и эскимосы без проведения какого бы то ни было различия между ними. Антропологи предположительно определяют этих самых скрэлингов как представителей вымерших индейцев мисинаков, или беотуков, родственных алгонкинам. Скрэлинги, воздействие которых способствовало в итоге исчезновению поселений викингов в Гренландии, являлись эскимосами, а не индейцами.

Причина, заставившая поселенцев бросить их начинания в Винланде, являла собой, скорее всего, сочетание возрастающих внутренних центробежных сил, выраженных в нестроениях между отдельными вождями викингов, вылившихся в повальные убийства в колонии по воле Фрейдис, о чем говорится в «Саге о гренландцах», а кроме того, в постоянном натиске скрэлингов, которые, что называется, имели причины «заточить зуб» на жестоких и своенравных пришельцев.

Экспедиции скандинавов на закате эры викингов

Описанные в вышеназванных сагах события имели место в первые годы после 1000 г. С того момента саги умолкают и не рассказывают нам более ничего о дальнейших путешествиях или о создании новых поселений к западу от Гренландии. И все же, несмотря на лишь скудные сведения, вопрос относительно других вояжей с Гренландии в последующие столетия не возникает — они, безусловно, были. Одно из наиболее важных открытий, сделанных в этой области, принадлежит археологу Питеру Шледерману, который в 1978 г. успешно поработал на острове Элсмир и в Канадской Арктике. Он обнаружил ни много ни мало кусок средневековой кольчуги, затем железные гвозди, обломки ножей и измерительный прибор. Некоторые созданные эскимосами статуэтки, невзирая на всю грубость изделий, показывали фигурки явно в европейской одежде. Один особенно важный предмет, обнаруженный археологом Деборой Сабо на острове Баффинова Земля, представляет собой мужчину в длинной и просторной рубахе, украшенной впереди и по кромке подола каймой и с какой-то подвеской на шее. Костюм ни в коем случае не походил на одежду эскимосов, но вполне можно сделать вывод, что он принадлежал средневековому европейцу. Все вышеуказанные предметы датируются XII и XIII столетиями. Несмотря на то что находки сделаны на той части острова, что принадлежала эскимосам, предметы наверняка попали туда из Гренландии, привезенные торговцами, которые достигали во время плаваний острова Элсмир. Из всего вышеизложенного мы можем заключить, что викинги приходили, не испытывая недостатка в наступательном и защитном вооружении, включая кольчуги, а равно как привозили с собой инвентарь, необходимый для взвешивания и измерения товаров, которыми торговали.

Резная фигурка европейца (репродукция) с острова Баффинова Земля, что в Восточной Арктике, около 1300 г. Эту маленькую деревянную фигурку откопали в 1911 г. в районе проживания эскимосов туле в южном регионе острова Баффинова Земля. Вырезана она в типичном для эскимосов туле стиле, однако изображает человека в длинных одеяниях с разрезом впереди и отделкой по краям, отчего они напоминают европейское платье того периода. На груди виден едва заметный крест (Канадский Музей цивилизации).

Еще одной причиной считать возможным продолжение исследования викингами земель в водах Северной Атлантики является тот факт, что население колоний викингов в Исландии и Гренландии — остававшееся языческим во время экспедиций на Винланд — вскоре перешло в христианство. Таким образом, появился и получил распространение знак креста, который, как есть все основания считать, носили ранние христиане Арктики, что и объясняет крест на статуэтке. Христианство принесло с собой также и новую мораль, требовавшую уважения к жизни и имуществу других людей. Определенно последующие столетия исследовательских и торговых экспедиций викингов, пробиравшихся в земли к западу, носили менее варварский и жестокий характер, как в описанном выше случае кровавой битвы со скрэлингами. Ряд мест в восточных регионах Канадской Арктики имеет древние фундаменты, сделанные из камня, которые вполне можно приписать жилищам викингов в период XII–XIII столетий, однако веские доказательства их принадлежности к скандинавским, как в случае с находками под л'Анс-о-Медоуз, пока еще не обнаружены. Камень для построек применяли и древние аборигены в данных районах. Но даже если скандинавы не создавали перманентных поселений, все равно совершенно определенно, что викинги торговали с эскимосами, мигрировавшими в восточном направлении через Арктику и далее в Гренландию примерно с XI столетня.

Реконструкция дерновых хижин викингов в л'Анс-о-Медоуз.

Обе колонии викингов в Гренландии так и не превратились в крупные сообщества. По мере течения времени они становились все более и более отрезанными от Норвегии и Дании, где попросту забыли о существовании каких-то дальних поселений. Со своей стороны, постоянно возрастали и усиливались контакты между викингами в Гренландии и эскимосами, также не всегда протекавшие гладко, о чем свидетельствуют более поздние саги. Примерно к 1350 г. жители оставили Западное поселение, а легенда гласит, что в 1418 г. Восточное поселение подверглось атаке скрэлингов, во время которой сгорело много церквей. До сих пор считалось общепризнанным, что поселения в итоге пали жертвами нападений скрэлингов, однако с недавнего времени у такового мнения появились противники. Археологические находки позволяют сделать вывод о куда более сложной ситуации во взаимоотношениях викингов и эскимосов, которые торговали и по большей части как-то ладили между собой в течение по меньшей мере двух столетий. Несомненно, случались вспышки насилия и вооруженные столкновения, но наиболее вероятной причиной отмирания колоний в Гренландии называется разрыв экономических связей Северной Европы с далекими поселениями. В Гренландию перестали отправляться корабли. Не имея больше особенно широкого ассортимента товаров для торговли и, возможно, уже начиная ощущать на себе эффект воздействия «малого ледникового периода», викинги ушли с Гренландии в середине XV столетия, и континентальная Европа напрочь забыла о том, что такая земля когда-либо существовала.

Викинг-херсир

Культура жестокости и насилия

Когда норвежские викинги впервые предприняли набег на европейское побережье на закате VIII столетия от Р.Х., предводительствовали ими не короли или ярлы, а воины среднего ранга, называемые херсирами. В тот период херсирами были независимые землевладельцы или местные вожди. Обычно они обладали лучшим снаряжением, чем их спутники. К концу X века независимость херсиров ушла в прошлое, и они превратились фактически в местных представителей норвежского короля. Снаряжение херсира и положение его соответствовали снаряжению и положению непосредственных вассалов скандинавского или английского короля, т. е. равнялись статусу хускарлов времен битвы при Гастингсе.

Как уже упоминалось в разделе «История викингов», самый ранний случай агрессивных проявлений скандинавов на побережье Британии датирован «Англосаксонской летописью» 789 г. В независимости от того, стоит или не стоит рассматривать убийство должностного лица короля Беортрика как часть набега, хронист доверительно сообщает: «То были первые корабли датчан, что пришли в Англию». В действительности викинги являлись норвежцами из региона Хордаланда.

Тот факт, что информация в ранних источниках подается с точки зрения Англосаксонской церкви, способен исказить наш взгляд на проблему и скрыть от нас более ранние случаи набегов викингов на Англию. Известно, что король Оффа приказывал строить в Кенте укрепления для противодействия нападениям разбойников с моря в 792 г., и хотя в источнике не содержится точных указаний, мы можем сделать вывод о том, что имелись в виду скандинавские пираты. К концу того периода термины «язычники», «пираты» и «моряки» стали синонимом слова «викинги». Предлагаемая нам информация относительно особого внимания к монастырям на Линдисфарне (793 г.) и Ионе (795 г.), вероятно, скрывает более широкую палитру набегов. Рейды на континент не демонстрируют такого остронаправленного интереса к религиозным объектам. Так, например, викинги, появившиеся у Луары в 799 г., не выискивали преднамеренно каких-либо монастырей или обителей. Набег скандинавов (датчан) в 810 г. на каролингскую провинцию Фризия и последующее нападение в 820 г. нацеливались преимущественно на торговые объекты. Совершенно очевидно, что к середине 30-х гг. IX века главными точками притяжения внимания викингов являлись экономически важные поселения.

Всадник-викинг в полном боевом облачении со шпалеры XII столетия из Балдисхолской церкви в Норвегии. Обратите внимание на каплеобразный щит и шлем с насалой. К данному отрезку времени снаряжение и одеяния викингов проделали определенную эволюцию и находились под очевидным значительным влиянием континентального Запада.

Сосредоточение древнеанглийских записей на антицерковной направленности рейдов северян представляют собой один из аспектов культурных различий между язычниками-скандинавами и христианами-европейцами в VIII столетии. Даже в Дании, наиболее, если можно так выразиться, передовой из трех скандинавских стран, взаимоотношения основных групп общества и класса элиты значительным образом отличались от тех, чтобы были свойственны Северо-Западной Европе. Отсутствие унитарной церкви и даже общей религии ослабляло перспективы появления единой национальной монархии.

Слабость или нехватка действенных рычагов управления у центральной власти подразумевали произвол со стороны отдельных лиц, племен и кланов как нечто неизбежное и даже само собой разумеющееся. Постоянно набиравшие силы и упрочивавшиеся в положении монархии различных английских королевств обладали способностью предотвращать акты насилия с помощью законов, которые к тому же одобрялись Церковью. Близкие взаимоотношения Церкви и государства ограничивали агрессию таким образом, каким не могла действовать культура викингов. Впоследствии, когда в силу обстоятельств скандинавы стали проникать в относительно мирную по большей части континентальную Европу, неограниченное насилие (вполне повседневное явление в землях северян) нашло привлекательные русла для излияния на более слабых европейцев.

Украшение представленного здесь меча совершенно очевидно испытало саксонское влияние. Аналогичные предметы извлечены из реки возле Джиллинга (Йоркшир) и Фискертона (Линкольншир) (Британский музей).

Подготовка

В раннем скандинавском обществе привычным воинским соединением являлось, по сути, все племя. Дальнейшие деление на части принимало форму семьи или клана. В древненорвежском языке для обозначения такой расширенной семьи использовалось слово «этт» (aett). В «Старшей Эдде» описываются Ангантюр и его сыновья, фактически военный отряд (как говорили, берсеркеров), похороненные в общей могиле после поражения и смерти в бою. В культуре, где семья являлась основополагающей боевой единицей, ежедневные тренировки представляли собой, в общем-то, естественное и само собой разумеющееся занятие.

Некровная лояльность базировалась по большей части на основе явления, называемого «экономикой пожалований», основой которой служили взаимоотношения вожака и его сподвижников. Такие связи часто могли оказаться подняты на самый высокий уровень, становясь более привычным явлением, чем родственные. Фактически подобные тенденции приводили к формированию «искусственных кланов». Другой версией некоего псевдоклана могли служить объединения маргинальной безземельной молодежи, добывавшей себе пропитание разбоем и войной. Именно такой элемент, по всей видимости, послужил питательной средой для возникновения скандинавских историй о берсеркерах. В некоторых сагах берсеркеры предстают перед нами в отрядах бродячих разбойников. В раннесредневековом обществе Исландии, где очень и очень многое строилось на семье, земельном держании и четко определенных правах поселенцев, берсеркеры являлись лишенными корней аутсайдерами (см. стр. 98).

Фрагмент насадки копья с украшением из серебра. Несколько подобных норвежских копий хранится в Государственном музее в Осло (Британский музей).

В сагах уцелело несколько вариантов клятв, которыми связывались члены «искусственного клана». Одну такую мы находим в «Гислиевой саге», где все описывается в следующих словах:

Бралась длинная дерновина, оба конца которой еще не были оторваны от грунта. Она поднималась копьем с таким длинным древком, что, протянув руку, мужчина едва способен дотянуться до гвоздя, который удерживает наконечник. Те, кто хотел скрепить узы клятвой, смешивали кровь под куском поднятого дерна. Встав на колени, они произносили священные слова клятвы, пожимали друг другу руки и призывали в свидетели богов, обещая мстить один за другого.

Иным искусственным способом расширения семейного отряда служила система воспитанников. Детей еще маленькими или уже подростками отправляли жить в разные семьи. Подобные «командировки» обычно происходили внутри границ клана, а самым распространенным случаем можно назвать передачу племянника на воспитание дяде. В ранних германских языках имелось несколько слов для описания особого рода отношений, установленных такой системой. В семье приемного отца обязанности мальчика могли быть практически такими же, как и у родного сына хозяина — включая обучение воинскому ремеслу.

На раннем этапе эры викингов вся подготовка неизменно зависела от формы клана или псевдоклана. Старшие члены этта передавали знания и обучали боевым приемам младших, как в обычных учебных боях, так и просто путем рассказов о том, как сражались какие-то наиболее заметные персонажи. Примеры из жизни героев и каких-либо выдающихся и бесстрашных воинов способствовали повышению чувства ответственности молодого человека перед военным сообществом.

Особого характера импульсивные жестокость и насилие были свойственны Эгилу Скаллагримсону, которые еще на раннем этапе подстегивал в нем Торд Гранисон. Торд описывается в «Эгиловой саге» как человек молодой, но старше, чем Эгил. Эгил уговорил Торда взять его на ежегодные состязания в долину Белой Реки в Исландии. Когда Эгил поссорился с неким Гримом Хеггсоном, что привело к взрыву в отношениях между этими двумя, именно Торд, который снабдил Эгила нужным снаряжением, поддержал его в стремлении убить Грима. На тот момент Эгил еще не достиг 12 лет от роду. Аналогичный инцидент имел место в жизни Греттира Асмундсона, хотя дело тогда обошлось без убийства, ограничившись угрозами отомстить. Впервые Греттир убил человека в возрасте около 15 лет. Если рассказы эти хотя бы отчасти достоверны, мы с вами можем составить картину общества, где господствовали жестокость и насилие, служившие обычным способом разрешения даже пустяковых противоречий. Естественно, что подростки росли не в стороне от подобных аспектов жизни, где экстремальное поведение корректировалось сравнительно мягкими средствами. Детей мужского пола воспитывали как людей, которым предстоит стать воинами уже в самом недалеком будущем. Полувоенные по природе игры, в которые играли Эгил и Греттир и которые пропитывались духом насилия, позволяли подросткам быстро приучаться пользоваться настоящим оружием. Большое количество древнескандинавских источников, касающихся искусства владения оружием и не скупящихся на подробности, предлагают нам возможность заглянуть внутрь военного сообщества и понять, какую важную роль в жизни викинга-воина играло мастерство бойца.

Украшенные эфесы датских мечей. Большая головка эфеса служила некоторым противовесом клинку, что облегчало применение меча, которое в эпоху викингов требовало больших физических усилий. Нам известно, что мечники «не рубилисъ быстро и с яростно, но точно выбирали время для нанесения удара, а потому били редко, но когда били — делали это наверняка, так что последствия бывали сокрушительными» (Государственный музей Дании).

Йомсвикинги

Когда малые государства Норвегии стали утрачивать независимость (на изломе IX–X веков. — Прим, пер.), для тех, кто не хотел покориться власти династии Харальда Харфагри (Прекрасноволосого), оставалось несколько альтернативных путей. Первым вариантом служило поселение в какой-то другой части Европы, где правили не столь сильные и могучие государи или же государи, которых представлялось бы возможным свергнуть с трона. Для зажиточного землевладельца средней руки с его немалым движимым имуществом более годилась колонизация ненаселенных областей Исландии. Для безземельного воина старая традиция отправляться в набеги в составе сколоченной накануне предприятия малочисленной ватаги постепенно утрачивала привлекательность и даже жизнеспособность. Укрепления Западной Европы позволяли их защитникам отражать нападения любых, кроме самых крупных, армий. Большие же отряды искателей поживы скреплялись воедино присягой верности каким-то особо заметным фигурам вроде Хрольфа Пешехода (иначе Ральф, Ролло, или Роллон, даже Роберт — первый признанный королем франков правитель Нормандии. — Прим, пер.). Образование омсвикингелаг, или искусственного племени йомсвикингов, стало ответом на повышение обороноспособности тех, в чьих землях промышляли скандинавы. Уровень организации и подготовки таких сообществ заметно повысился, что позволяло его членам глубоко проникать на территорию английских королевств.

Кольчуга из Веррала, Нур-Трзннелаг (Норвегия). Археологические раскопки и свидетельства саг говорят о том, что в период с VIII по XI столетие все кольчуги выглядели приблизительно одинаково (Музей культурной истории Университета Осло, Норвегия).

Согласно более поздним датским источникам, в конце X столетия (вероятно, где-то в 80-е гг.) йомсвикинги укоренились в Вендланде (в Германии. — Прим, пер.) благодаря датскому королю Харальду Синезубому, выгнанному из собственного королевства сыном, Свеном Вилобородым. Крепость Йомсборг, которую, как считается, он основал, находилась, по всей видимости, недалеко от Воллина, в устье Одера. Крепость располагала искусственной гаванью, вход в которую прикрывала башня, расположенная по одну сторону каменной арки с железными воротами. Бухта, если верить самым древним из доживших до наших дней манускриптам, обладала способностью вмещать три корабля, хотя позднее число заметно возросло и достигло 300 или 360 судов. В одном месте говорится, что Харальд научил вендов (племя славян. — Прим, пер.) пиратству, и не исключено, что Йомсборг имел гарнизон из вендов, находившихся под командой датчан; совершенно определенно, в ходе битвы при Свёлде (Svoldr, встречается и написание Svolder — Свулдер. — Прим, пер.) один из кораблей йомсвикингов имел команду полностью из вендов. Однако «Сага о йомсвикингах» утверждает, что Йомсборг представлял собой исключительно крепость викингов, обустроенную приемным отцом Свена Вилобородого, Палнатоки. Как бы там ни было, источники в большинстве своем сходятся на том, что вожаком йомсвикингов в период их звездного часа на закате X столетия являлся эрл Сигвалд, сын короля по имени Струт-Харальд, который правил Сканией на юге Швеции (в ту пору считавшейся частью Дании).

Два типичных меча викингов и два копейных острия разных периодов (Британский музей).

Исландские хроники предоставляют нам список законов, на основе которых строилось военное сообщество йомсвикингов. «Сага о йомсвикингах» дает их в следующей последовательности:

1. Не брать никого старше 50 и младше 18.

2. Родство не должно идти в расчет при приеме.

3. Никто не может бежать от слабого противника.

4. Иомсвикингам надлежит мстить одним за других, как делают братья.

5. Никто не может выказать страх в словах, независимо от обстоятельств.

6. Под угрозой исключения сдавать всю добычу в общий котел.

7. Не разводить раздоров.

8. Не распространять слухов. Новости сообщает вожак.

9. Ни один мужчина не может иметь женщину в стенах крепости.

10. Никто не должен отсутствовать более трех дней.

11. Вожаку принадлежит последнее слово в вопросе кровной мести за родича, убитого, если такое случится, за пределами братства йомсвикингов.

Следует проявлять осторожность и не принимать сразу же за чистую монету подобный кодекс, служивший законом для жизни средневекового воинского отряда. Регламентации направлены на подавление уз, связывающих членов братства прошлыми обязательствами, и на замену их новым долгом, суть которого в подчинении сообществу йомсвикингов. Некоторые параллели с отдельными законами просматриваются в «Саге Хальфа ок Халъфсрекка» и эхом перекликаются с обычаями «хирда» (hird — дружина. — Прим, пер.), о которых идет речь в «Хирскре». Подготовка йомсвикинга не ограничивалась только искусством владения оружием. Самым крупным инновационным моментом вышеназванного кодекса является применение старых схем и наработок в том, что касается верности сообществу в новых условиях.

И хотя новичков набирали часто с нарушением предписаний, все же некоторая форма отсеивания присутствовала. Половину людей Сигвалда Струт-Харальдсона, что называется, «завернули», когда вожак присоединился к организации. При таком селективном рекрутстве, когда общественные связи заменяются новой формой обязательства по отношению к искусственному образованию, где наличествует руководящий его действиями сборник правил, мы невольно замечаем у братства йомсвикингов черты, присущие более современным способам организации воинских формирований.

«Каждым летом они оставляли крепость и отправлялись воевать в разные страны, пользуясь там большим почетом, ибо на них смотрели как на великих воинов; едва ли нашлись бы такие, кто мог сравниться с ними в те времена». Так говорит «Сага о йомсвикингах», тогда как автор «Саги о короле Олафе Трюггвассоне» замечает: «В те годы считалось почетным иметь в составе войска викингов из Йомсборга». Истинное же положение вещей, однако, судя по всему, несколько отличалось от приведенных здесь выше оценок, ибо все три крупные кампании, в которых — если верить источникам — принимало участие братство, закончились катастрофически для их нанимателей: Стюрбьёрн Старки, добивавшийся тропа Швеции, потерпел поражение от собственного дяди, Эрика Победоносного, под Фюрисвольдом около Уппсалы; предприятие Свена I Вилобородого против ярда Хакона Норвежского окончилось чувствительнейшим поражением под Йедрюнгавагом что-то в 990 г.; король же Норвегии, Олаф I Трюггвассон, не только проиграл битву, но и принял смерть от рук шведов и датчан под Свёлдом в 1000 г. Все эти неудачи, по всей видимости, имели одни и те же причины и состояли в склонности эрла Сигвалда бросать дело сторонников и обращаться в бегство, если обстановка казалась ему чреватой скверными последствиями! Вероятно, поэтому «Сага о короле Олафе Трюггвассоне» отзывается о нем как о «человеке осторожном и всегда готовом к принятию решения».

Воины-викинги в ходе рейда. На них типичные для IX-X столетий облачения, хотя кольчуга на центральном персонаже в большей степени атрибут уже XI века. Обратите внимание на то, что у воина справа имеется лук со стрелами.

В 1043 г. король Норвегии Магнус Добрый разрушил Йомсборг, «побил множество народу, сжег и разгромил многое как в городе, так и вокруг него, посеяв великий ужас и разрушения». Однако же ядро гильдии йомсвикингов, судя по всему, распалось гораздо раньше приведенной здесь даты похода норвежцев, возможно, уже после смерти эрла Сигвалда, наступившей через год-другой после 1010 г. Остатки сообщества йомсвикингов, как говорилось, находились в рядах войска братьев эрла Сигвалда, Херринга и Торкела Длинного, во время похода в Англию в 1009 г., где впоследствии образовали ядро тинглита (Tinglith) короля Кнута, или, иначе говоря, королевской стражи, позднее превратившейся в дружину знаменитых хускарлов.

Украшенные копейные острия норвежцев. «Крылатая» насадка, по всей видимости, предмет импорта из земель франков, хотя инкрустация уже, несомненно, дело рук ремесленника-викинга (Музей культурной истории Университета Осло, Норвегия).

Искусство обращения с оружием

Саги изобилуют множеством легенд и сказок о том, кто из викингов, как и какие чудеса совершал с оружием в руках. Благодаря этому мы имеем возможность увидеть нечто, что проливает некоторый свет на то, каким образом скандинавам удалось успешно действовать на столь заметно удаленных друг от друга территориях, как Каспийское море и Северная Америка.

Так, скажем, зимой Скарпхедин Ньялсон, как рассказывают о нем, съехал по склону, срубив одного противника на пути и перепрыгнув через щит, который другой бросил, чтобы остановить его. Олаф Трюггвассон будто бы обладал способностью метнуть два дротика сразу обеими руками и с равным проворством. Немало упоминаний о том, как кто-то бросает копья, а другой — тот, в кого они обращены, — перехватывает снаряды и посылает их обратно. Безусловно, уровень подготовки, необходимый для того, чтобы проделывать подобные вещи, приходилось поддерживать постоянными тренировками.

Упражнения с луком, хотя и не возведенные в правило в раннюю эпоху в средневековой Англии, судя по всему, проводились довольно часто. Эйнар Тамбаршелф славился умением пустить стрелу без наконечника так, чтобы та прошла через шкуру. Подобное нельзя было бы проделать без умения сильно натянуть лук, хорошо прицелиться и выждать момент для точного выстрела. Охота с луками помогала выковывать боевые навыки в необходимом искусстве поражать врага на расстоянии.

Охота способствовала выработке смекалки, оттачивала рефлекторные реакции и являлась интегральной частью боевой подготовки представителей класса воинов. Она сочетала в себе приятное и полезное: с одной стороны, уничтожение опасных хищников, а с другой — добыча дополнительного провианта, что и проиллюстрировано «Греттировой сагой», где герой встречает на узкой тропинке злобного медведя.

ТАКТИКА

На море

Подвижность викингов являлась их огромным стратегическим преимуществом. Не связанные письменными договорами и обязательствами, отряды разбойников и грабителей на начальном этапе набегов занялись делом, служившим выпускным клапаном для темных инстинктов и дававшим выход жестокости, на которой базировалась скандинавская культура. Результаты порой были невероятными, учитывая обычно малую численность дружин первых рейдеров. Когда же характер деятельности воинов викингов изменился, когда появились полупрофессиональные армии, вперед выдвинулись другие задачи, состоявшие в том, чтобы удержать сделанные приобретения. В результате мы видим, как предводители войска викингов в 876 г. скрепляют мирное соглашение с Альфредом клятвой на священном кольце в качестве условия их правления в Нортумбрии, чего прежде никогда и никому не удавалось от них добиться.

Сочетание передававшихся из поколения в поколение традиций мореходов с передовыми приемами навигаторского дела, отвага и искусство моряков позволяли скандинавам угрожать любой части Европы, где бы хватило воды под килями не требовавшим большой глубины фарватера легким и вертким суденышкам.

Когда же викингам доводилось сражаться друг с другом, крупные битвы неизбежно происходили на море, правда, в непосредственной близости от берегов, причем порой на ход и развитие боя влиял рельеф прилегавшей к участку боя местности. В 896 г. три судна викингов попались в ловушку и подверглись уничтожению силами флота короля Альфреда на показавшейся им удобной стоянке у Гемпшира. Должным образом подготовленные и снаряженные защитники подчас оказывались в состоянии на равных мериться силами с викингами.

Тем не менее скандинавы прилагали немало труда для того, чтобы сделать морское столкновение максимально похожим на сухопутное сражение, поскольку выстраивали «эскадры» в линии или даже в клинья, связывая корабли веревками с одной (а иногда и с двух) стороны планширь к планширю так, чтобы образовывалась единая боевая система — если угодно, платформа. Самые крупные суда с наилучшими командами обычно располагались на среднем участке строя, при этом командирская ладья находилась в самом центре, поскольку — что естественно — он имел, как правило, самый большой корабль. Торговые суда с их более высокими бортами обычно дислоцировались на флангах строя. Носы наиболее длинных ладей выдавались из него вперед, а потому такие суда, называвшиеся «бардами», или «барами» (bardi), и принимавшие на себя основной груз боя, обивались железом на баке и юте. Некоторые снабжались рядами из нескольких железных копий в носу, образовывавшими этакую бороду, или «шегг» (skjegg), и предназначавшимися для пробивания вражеского корабля, который приблизился бы для рукопашной.

В дополнение к основной боевой формации из связанных воедино кораблей в бою действовали размещенные на флангах или в тылу отдельные суда, задача которых состояла в исполнении роли застрельщиков и связывании боем также отдельных кораблей противника; в атаках на вражескую платформу, если она наличествовала и если требовалось, а также впреследовании обращенного в бегство неприятеля. Паруса в бою спускались и передвижения осуществлялись только на веслах, а потому утрата весел при столкновении серьезным образом снижала боеспособность ладьи. Тем не менее классический маневр «дикплюс» (diekplus), производившийся для срезания ряда весел вражеского судна носом атакующей ладьи, по всей видимости, не являлся особо важной целью, как не был в ходу и намеренный таран. Основной боевой прием на море заключался попросту в сближении с вражеским кораблем и последующей рукопашной между командами. Взяв на абордаж и очистив от врага неприятельское судно, его нередко — особенно если оно находилось на краю фланга платформы — отсекали от строя, после чего атаковали другой корабль. На единые формации, или платформы, старались обрушиться всей наличествующей массой. В моменты сближения перед абордажем противники поливали друг друга стрелами, на более близкой дистанции дротиками, кольями с обитыми железом концами и камнями, по каковой причине каждого гребца обычно прикрывал щитом его товарищ, не сидевший в тот момент на веслах. На самой последней стадии перед абордажным боем щиты держали над головой «так плотно, что они прикрывали воинов полностью, не оставляя ни одной части тела открытой». На некоторых кораблях помещался дополнительный запас камней и прочих метательных снарядов. Камни особенно часто упоминаются в описаниях морских битв викингов, и совершенно ясно, что они являлись предпочтительным оружием на близкой дистанции. Самые крупные сбрасывались с высоких судов на палубы вражеских кораблей, оказавшихся у борта.

В ходе рейдов викинги предпочитали вытаскивать ладьи на небольшой островок или на полуостров в излучине реки, насыпая вал или даже ставя палисад, который бы прикрывал любые подступы к стоянке с суши. Получавшиеся в результате полевые укрепления оборонял небольшой гарнизон, поскольку викинги всегда особенно заботились о том, чтобы сохранить в целости линии коммуникаций и обеспечить себе гарантированную возможность отхода. Пренебрежение таковой необходимостью могло повлечь за собой не только тяжелые потери, но и привести к полному поражению. Подобные лагеря годились и для обороны перед лицом превосходящих сил неприятеля: последнему редко доводилось овладеть ими успешным штурмом, в случае же попытки взять викингов измором в периоды вынужденного бездействия осаждающие обычно начинали разбегаться.

Построения для сухопутного сражения

Когда приходилось биться на суше, викинги предпочитали строиться «стеной щитов», называвшейся у них «шолдборг», или «шулдбург» (skjoldborg), и представлявшей собой плотную и глубокую фалангу (пять рядов или более), в которой лучше вооруженные и защищенные воины занимали передовые шеренги. В некоторых случаях они могли образовать две или более таких «стен из щитов», как наблюдалось в сражениях при Ашдауне и Миртуне в 871 г., а также при Корбридже в 918 г. (где один из созданных ими отрядов держался в резерве на тщательно замаскированной позиции). Несколько отрядов иногда строились так, чтобы оказывать друг другу взаимную поддержку, располагаясь с таким расчетом, чтобы в нужный момент перейти в неожиданную контратаку.

Рисунок основан на рассказе о битве из «Саги о короле Олафе Трюггвассоне» и представляет сражение при Свёлде. Корабль Олафа, огромный «Длинный Змей», окружен ладьями врагов, включая и ярла Ладе Эрика Хаконссона на его «Железной Бороде». К концу сражения «большинство из воинов команды „Длинного Змея“ пали, как бы храбро и доблестно они ни дрались. В итоге король Олаф и его ближайший помощник Колбьёрнспрыгнули за борт один с одной, а другой с противоположной стороны. Однако люди эрлов подогнали шлюпки со своих кораблей и обставили ими „Длинного Змея“, убивая каждого, кто прыгал за борт. Находившиеся в лодках люди пытались захватить короля, чтобы привести его к ярлу Эрику, но король Олаф выбросил щит и исчез под водой».

Возникало и возникает немало споров по поводу того, насколько плотно стояли в таких построениях воины. Современные событиям литературные источники дают понять, что рукопашный бой требовал для резких и размашистых движений пространства, на котором бы сражающиеся могли в нужный момент отскочить вбок или назад, «раскрутиться» для более энергичного удара, что вызывает сомнения в отношении возможности построиться так, чтобы щиты как бы захлестывали один другой. Тем не менее на каменном надгробье X столетия в Госфорте (Камберленд) вырезана как раз такая стена щитов, в которой они прикрывают друг друга примерно на половину ширины (при таком варианте на каждого человека в строю должно было приходиться не более 45 см), кроме того, на Усебергском ковре IX века тоже изображен такой же вал (или стена) из наложенных один на другой щитов.

Так же и Снурри Стурлуссон, описывая битву у Стамфорд-Бриджа в «Саге о короле Харальде», сообщает нам, что скандинавы стояли так, что щиты «покрывали их нахлестом спереди и сверху». Харальд Хардрада воспользовался стеной из щитов как оборонительной мерой при Стамфорд-Бридже, пока дислоцировал и приводил в порядок воинов, строя их кругом из неглубоких рядов. В задних шеренгах воины сомкнули щиты так же, как те, кто находился на переднем крае. Указания Хардрады копейщикам напоминает стандартную практику пехоты перед лицом конной атаки (свидетельства относительно якобы наличествовавшей у Стамфорд-Бриджа английской кавалерии неубедительны). Переднему ряду предписывалось упереть тыльную часть древка копья в землю, чтобы острый конец нацеливался в грудь всаднику; тем же, кто занимал место во второй шеренге, надлежало метить копьем в лошадь. Кроме того, личные дружины Тостига и Харальда образовывали подвижный резерв, предназначенный для противодействия англичанам на наиболее опасных или угрожаемых участках. Среди дружинников находились и лучники, обязанность которых состояла в том, чтобы оказывать поддержку пешим воинам в рукопашной.

Фрагмент вышивки из Байё с показанной на нем стеной щитов в битве при Гастингсе. Воины в ней располагают тяжелым снаряжением и каплеобразными щитами. Одинокий лучник, еле видимый с правого края, обеспечивает «огневую» поддержку.

Конный викинг, вырезанный в VIII столетии на камне в Лиллбьерсе (Готланд). Обратите внимание на конический шлем с браминами. На фигуре, расположенной ниже передних ног коня, судя по всему, либо кольчуга, либо стеганая куртка, часто использовавшаяся в качестве защитного вооружения (Государственный исторический музей, Стокгольм).

Что особенно любопытно, члены Норвежского общества фильмов и инсценированных представлений (организации, занимающейся постановкой спектаклей и тому подобных зрелищ), которые используют репродукции оружия и доспехов викингов, провели тесты и установили, что в бою получение пространства, необходимого для замаха мечом или секирой, наилучшим образом достигается за счет броска в строй неприятеля, а не тогда, когда воин стоит в рядах товарищей. Данное соображение подтверждает гипотезу относительно того, что, вполне вероятно, вначале викинги держали щиты так, чтобы те перекрывали друг друга, что позволяло лучше отразить первый бросок неприятеля, после чего стена из щитов автоматически «расслаивалась», предоставляя пространство для поединков дерущимся.

Главной, если можно так выразиться, вариацией викингов на тему обычной фаланги являлась «свинфюлка» (svinfylka), или «боевой порядок свиньей», представлявший клиновидное построение и придуманный — как говорили в доказательство того, сколь древней являлась подобная формация, — самим Одином. Судя по всему, последний был как будто бы и ни при чем, поскольку такой же строй в IV и V столетиях применяли древнеримские легионы, он и назывался у них «порцинум капет» (porcmum capet — «свиная голова»). Описанный в «Флатейяр-бок» как состоящий из двух человек в переднем ряду, трех в следующем и пяти в третьем, подобный строй мог использоваться в повторяющихся формациях, которые, если взять их все целиком, напоминали бы некую зигзагообразную по фронту фигуру.

Представленный здесь конный рыцарь — одна из знаменитых шахматных фигурок XII столетия скандинавского или гебридского (с Гебридских о-вов. — Прим, пер.) происхождения, обнаруженных на острове Льюис. Обратите внимание на конический шлем с пластинами, защищающими нос, уши и шею. Воины-викинги к тому моменту почти ничем не отличались от любых западноевропейских «милитов» (milites), или, как стали называться они позднее, «жандармов» (Британский музеи).

Судя по всему, викинги не очень-то любили отбиваться от кавалерии, хотя, в общем и целом, они, как можно предположить, умели по меньшей мере в порядке отойти и даже, перестроившись, оставить в итоге поле за собой. Битва при Сокуре в 881 г. (на севере Франции. — Прим, пер.), где, если верить хронистам, викинги потеряли ни много ни мало от 8 до 9 тыс. чел., закончилась первым решительным разгромом скандинавов в схватке с франкской кавалерией (считавшейся в ту пору лучшей в Западной Европе), причем она едва-едва сумела одолеть их. Когда первая атака, по всей видимости, завершилась успехом, франки допустили тактическую ошибку, кинувшись грабить побежденного, как казалось, врага, тогда как викинги собрались и контратаковали, причем чуть не сокрушили конницу. В результате повторного приступа франки вынудили викингов к отходу, но отошли они в порядке, несмотря на просто невероятные потери. Так же и на Востоке викинги, как отмечают летописи, оказывались в проигрышной позиции перед кавалерией, как происходило в сражении с теми же византийцами под Силистрой в 972 г. В «Хеймскрингле» (у нас в переводе «Круг земной». — Прим, пер.) описан нечастый случай, когда викингам удалось одолеть в полевом сражении феодальную кавалерию: в 1151 г. на севере Англии отряд скандинавских разбойников сумел одержать победу над конными рыцарями и поддерживавшей их пехотой за счет применения луков.

Реконструкция эпизода учебного процесса в Йомсборге. Мы видим строй «стена щитов» (skjold-borg), в котором воины в двух шеренгах способны оказывать друг другу взаимную поддержку. Неумение надежно защититься от лучников могло повлечь за собой для слишком беззаботного «ученика» печальные последствия. Один из командиров йомсвикингов воспользовался моментом и попытался ударом ноги поколебать строй и выбить с занимаемой позиции кого-то из молодых воинов.

Несмотря на общепризнанный факт, что викинги сражались пешими, иногда они выставляли в поле даже и кавалерию, как происходило это в сражении при Салкойте в Ирландии в 968 г. и в битве под Монфоконом во Франции в 888 г., в описании которой хронист Аббо из Флери отмечал крупный отряд конных викингов, сражавшихся отдельно от пехоты. Однако традиционно викинги применяли коней преимущественно для повышения подвижности в ходе грабительских экспедиций. Они либо собирали лошадей в местности поблизости от лагеря, либо разживались ими у разгромленного в бою врага, о чем рассказывает и «Англосаксонская летопись», повествуя о событиях 999 и 1010 гг. В 866 г. отряд викингов обосновался в Восточной Англии, добыл коней и смог быстро добраться посуху до Йорка. Нет сомнения, что лошади, которых они привезли в Англию из Франции в 885 и в 892 гг., были военными трофеями, захваченными у побежденных франкских армий. В результате удачного снятия осады с Рочестера в 885 г. викингам пришлось бросить коней. Возможно, именно утрата подвижности на суше в Англии вынудила захватчиков вскоре убраться на континент.

Конец IX столетия в Англии ознаменовался переходом, так сказать, к позиционной войне, в ходе которой викинги и саксы, в свою очередь, занимались активным строительством фортификационных сооружений. Обычно укрепления носили временный характер, в отличие, скажем, от фортов Треллеборга в родных датских землях (см. «Укрепления», стр. 106). В тех местах, где удалось обнаружить скандинавские крепости, они обычно состояли из насыпи и рва, очень вероятно, что также строился и деревянный палисад. В ходе осады Рочестера в 885 г., возможно, применялось даже образование циркумвалляционных линий (т. е. обтекающих или охватывающих и способных изолировать осаждаемую крепость. — Прим. пер.). Очень вероятно, что сравнительно небольшой, но значительный форт воздвигали также перед укреплениями города, чтобы тот служил базой для осаждающих его скандинавов. В 894 г. король Альфред блокировал два лагеря викингов в Эпплдоре и Милтоне, служивших центрами, из которых совершались набеги, и вынудил противника оставить их. Отдаленные районы морского побережья и острова захватывались викингами с целью обеспечить себе удобные пристанища. Подобные морские базы часто даже не обносили укреплениями, полагаясь на их удаленность, препятствия в виде вод моря, озера или реки, а также и на тот факт, что скандинавы правили бал на морских просторах. В таких базах викинги постоянно не жили, их обычно бросали, но потом могли задействовать снова.

Уздечка, найденная в захоронении в ладье в Бурре (Беапфолд) (Музей культурной истории Университета Осло, Норвегия).

Еще один характерный штришок ведения боевых действий у скандинавов в эру викингов — так называемое «поле в орешнике». Речь идет о заранее выбранном для сражения месте, окруженном со всех сторон ветками орешника, где в оговоренное время по обоюдному согласию начинался бой между оппонентами. Если кому-то предлагали выяснить отношения на поле в орешнике, считалось, как можно с уверенностью предположить, позорным уклониться от столкновения или же отправиться опустошать территорию противника до сражения. Англичане тоже знали о такой довольно архаичной традиции, поскольку, если верить «Эгиловой саге», битва при Винхете, отождествляемая с битвой при Брюнабурге в 937 г., протекала как раз на таком поле в орешнике, которое подготовил король Ательстан с тем, чтобы отсрочить разграбление своей земли викингами и их валлийскими и шотландскими союзниками до тех пор, пока он сумеет собрать армию, достаточно большую для того, чтобы разгромить их. Последнее известное в настоящее время упоминание о таком поле в орешнике относится к 978 г., когда эрл Хакон Сигурдссон Норвежский победил короля Рагнфрида (одного из сыновей Эрика Кровавого Топора) на поле, отмеченном «хуслюр» (boslitr).

Также викинги широко практиковали тактику так называемого малого боя. О применении отрядов одержимых говорится в части повествования, посвященной битве в Хафрс-Фьорде (стр. 110). Использовали и другого рода «специалистов». В сражении при Свёлде, например, Олаф Трюггвассон имел на борту флагмана вооруженного луком снайпера, Эйнара Тамбаршелфа. Вооруженные метательным оружием люди, хотя и редко решавшие исход битвы, всегда — или почти всегда — присутствовали на полях боев. Во многих описаниях сражений содержатся поэтические эвфемизмы, или «кеннинги» (kenning), метафорическим слогом передающие стрелы и копья (в сагах часто использовались довольно красочные и уводящие от истинного смысла метафоры вроде «дубов сечи» или «льдин битвы», скрывающих за собой в действительности просто воинов и их оружие, мечи. — Прим. пер.). В древненорвежском языке имеется специальное слово, «флюн» (flyn), обозначавшее бросок копья. Греттир Асмундсон, как утверждается, вынул гвоздь, которым крепился к древку узкий наконечник копья, чтобы не дать возможности предполагаемой жертве воспользоваться им в ответ.

Многие из видов оружия того периода плохо подходили для боя в сомкнутых рядах. Без приличного пространства для маневра использование, например, двуручной секиры было бы крайне неудобным, если вообще возможным. Поскольку уставов по применению того или иного вооружения в ту эпоху не сохранилось, будет разумным предполагать, что отряды викингов обладали способностью действовать в различном по характеру строю, выбирая его для себя в соответствии с ситуацией. Во время набегов в Курляндию Эгил и Торолф Скаллагримсон разделили имевшиеся у них силы на группы по 12 чел. Жители Курляндии не проявляли желания сойтись в решительной битве и предпочитали короткие стычки, а потому отряду Эгила удалось без посторонней помощи атаковать и разграбить небольшое поселение.

Кони, транспортируемые на кораблях викингов, как изображено это на вышитом полотне из Байе (норманны, конечно же, являлись потомками викингов, однако называть их корабли кораблями викингов, несмотря на большое сходство, все же несколько неверно. — Прим. пер.).

Знамена и их сигнальная функция

С самого момента появления перед христианским миром любое войско викингов неизменно располагало боевым знаменем, или «гюннефане» (gunnefane), с разными клыкастыми и крылатыми чудовищами, каковой вывод напрашивается по крайней мере из «Фульдских хроник», где такие флаги описаны как «устрашающие знаменья» (signia horribilia). Кроме того, известно, что даже христианский король Олаф Трюггвассон имел знамя с изображенным на нем змеем. Однако самым распространенным — по меньшей мере в литературе — являлись, судя по всему, флаги викингов с разного рода воронами. Например, в 1016 г. под Эшингдоном Кнут сражался под белым шелковым флагом с вышитым на нем вороном, тогда как в «Англосаксонской летописи» говорится об отбитом у врага еще в 878 г. знамени, называемом «Рефан» (Reafan — по-английски raven, т. е. ворон. — Прим. пер.). Согласно «Анналам Св. Неота», если «Рефан» развивается в небе, значит, викинги одержали победу, если же он опущен, это символизирует поражение.

«Медвежьи» и «волчьи шкуры», или берсеркеры и ликантропы

В языческие времена, т. е. еще до распространения в Скандинавии христианства, на берсеркир, или берсеркеров (berserkir), смотрели как на некие ходячие вместилища сверхъестественной силы, дарованной им главным богом викингов, Одином. В «Юнглинговой саге» рассказывается, как они «бросаются в битву без доспехов, обезумевшие, подобно собакам или волкам, кусают свои щиты в нетерпении, будучи сильны, точно медведи или вепри, как убивают врагов одним ударом, причем ни железо, ни огонь не способны уязвить их. Это называли яростью берсеркеров». (В современном английском языке есть выражение to go berserk, что означает входить в безумный раж, или неистовствовать; иногда вместо «берсеркер» используют «берсерк», что для нас фактически одно и то же, хотя второе это «медвежья шкура», а первое «некто в медвежьей шкуре», «некто ведущий себя как безумец». — Прим, пер.)

В действительности ярость берсеркеров являлась, несомненно, одной из форм параноидальной шизофрении, основанной на ликантропии (бреде превращения в волка. — Прим, пер.), тогда как в других случаях состояние, вероятно, вызывалось приступами эпилепсии. Что бы то ни было в действительности, речь, по-видимому, идет о некой наследственной склонности или свойстве организма, нежели о чем-то, чему можно выучиться. Одна история рассказывает нам о некоем человеке, все 12 сыновей которого были берсеркерами; «В обычай их вошло, когда они находились среди своих людей и чувствовали, что ярость берсеркера подступает, отправляться на берег и сражаться там с камнями или деревьями; иначе в неистовстве они могли убить друзей».

Свидетельства веры в ликантропию можно видеть в «Волсунговой саге», где повествуется о том, что некий Сигмунд и его сын Синфьётли облачались в волчьи шкуры, говорили на языке волков и издавали вой, когда устремлялись в атаку; в легенде же о Хрольфе Краки его сторонник берсеркер, Ботвар Бьярки, будто бы бился в облике огромного медведя. Конечно же, волки и медведи есть те животные, которые чаще всего ассоциируются с берсеркерами, альтернативным названием для которых служило другое древнее скандинавское слово — «ульфхеднар» (ulfhednar — «волчьи кафтаны» или «одетые в волчьи шкуры»). Между прочим, это подтверждает, что berserkir изначально означало «медвежья рубаха» (bear-shirt по-английски), а не «в одной рубахе» (bnreshirt — т. е. имеется в виду без доспехов. — Прим, пер.), как часто считается.

В «„Храфнсмале“ берсеркеры описываются как воины, которые никогда не уклоняются от битвы. Данный факт, да к тому же еще явное особое благорасположение Одина к ним приводили к тому, что подобные люди часто оказывались среди ближайших телохранителей языческих королей викингов, т. е. были членами отряда из 12 чел., о которых часто упоминают источники. Они сражались на переднем крае сухопутных битв и в передних замках, или боевых надстройках, королевских флагманов на море. В „Саге о Харальде Прекрасноволосом“ сказано, что „на носовом замке его корабля находились отборные люди с королевским знаменем“. Пространство от форштевня до середины корпуса называлось „раусн“ (rausn), или „передняя оборона“, — вот там-то и любили находиться берсеркеры. Только таких людей принимали в личную дружину короля Харальда (имеется в виду Харальд I, правил в 872–930 гг. — Прим, пер.), ибо они славились силой, храбростью и необычайной сноровкой; лишь они были на борту его корабля». Очевидно, о тех же самых берсеркерах сообщает нам Снурри Стурлуссон, когда описывает сражение при Свёлде в 1000 г., где иные из людей на ладье короля Олафа забывали, что бьются не на суше, «бросались на врага, падали за борт и тонули».

В более поздней христианской Исландии ярость берсеркера была объявлена противозаконным явлением, сами же берсеркеры считались безбожными демонами, которых саги называют безумными наглецами, годными на то только, чтобы пасть от руки героя. Вполне возможно, что такое же отношение к ним сложилось и в христианской Скандинавии.

Магические свойства приписывались знамени с вороном ярла Сигурда Оркнейского. Знамя изготовила для него мать, бывшая, как считалось, колдуньей. Летописец говорит о нем следующее: «Очень затейливо вышит был образ ворона, так, что, когда знамя развевалось в дуновеньях бриза, казалось, что ворон простирает крылья». Если верить «Оркнейской саге», мать Сигурда предупредила его, что «оно принесет победу тому, перед кем его несут, но смерть тому, кто его несет». Ну и можете не сомневаться, уже в самом первом бою, не успел он толком начаться, как пал знаменосец Сигурда: «Ярл велел другому воину взять стяг, но и тот погиб скоро. Ярл потерял трех знаменосцев, но выиграл сражение».

По прошествии нескольких лет то же самое знамя находилось при ярле Сигурде в битве при Клонтарфе. Автор «Ньяловой саги» описывает действия Кертъялфада, воспитанника ирландского верховного короля Бриана Бору:

(Он) пробился через порядки ярла Сигурда прямо к знамени и убил знаменосца. Ярл приказал кому-то другому взять знамя, и бой запылал с новой силой. Кертъялфад тут же убил нового знаменосца и всех, кто находился с ним рядом. Ярл Сигурд велел Торстену Галссону поднять флаг, и Торстен уже было протянул к нему руку, когда Амунди Белый воскликнул: «Не бери знамени, Торстен. Все, кто держит его, погибают». «Храфн Рыжий, — сказал ярл, — ты возьми знамя». — «Ты и бери своего дьявола», — отозвался Храфн. Тогда ярл произнес: «Нищий сам носит свой узел», — сорвал полотнище с древка и засунул себе под одежду. Чуть позднее пал Амунди Белый, а затем и ярл нашел смерть, пронзенный копьем.

Точно так же, как знамя Сигурда с вороном на нем изготовила для него мать, флаг «Рефан», захваченный саксами в 878 г., как уверяет источник, сделали для датского предводителя — сына Рагнара Лодброка (вероятно, Убби) — его собственные сестры. При этом автор «тонко» намекает на то, что и они, как видно, были колдуньями, что давало стягу способность приносить победы владельцу. Разумеется, способность знамени с вороном даровать успех в битвах крылась в глубине верований язычников-скандинавов, ведь ворон был птицей самого Одина и ассоциировался с кровавыми битвами во всем германском мире. Потому вполне вероятно, что флаг Харальда Хардрады, «Ландейтан» (Landeythan — Разоритель Земель), тоже нес на себе изображение ворона, поскольку «говорилось, что он дает победы в битвах тому мужу, перед которым его несут — и так было всегда с тех пор, как он владел им». Даже в поздние времена — уже в правление короля Норвегии Сверри (1184–1202 гг.) — мы читаем в «Сверриевой саге», как один из сподвижников его говорит: «Давайте же поднимем знамя перед корешем… и принесем жертву под когтями ворона».

Шахматные фигурки с острова Льюис. Кусающий щит воин, надо полагать, олицетворяет берсеркера. На фигуре с самого правого края «вида сталхуфа» (vida stalhufa), или «широкая стальная шапка», — ранняя версия шлема-котелка.

Помимо знамени командир располагал и иного рода средствами для связи с воинами. «Эгилова сага» упоминает о рогах, в которые дудели и так подавали знак рассеявшимся отрядам грабителей в Курляндии. Мы читаем также о сигналах, призывающих к оружию, применяемых при выходе в море и высадке с кораблей, для подачи команды атаковать или, напротив, отступить. Трубы применялись также для созыва всеобщих ассамблей в поселениях. Поскольку существовало такое множество сигналов самого разного назначения, надо полагать, викинги точно знали смысл каждого из них.

Саги воздают хвалу некоторым выдающимся скандинавским полководцам раннего Средневековья за те уловки и военные хитрости, на которые они пускались. В народных сказаниях одни и те же невероятные способности или неожиданная изобретательность часто обнаруживаются у разных лидеров. Фантазия их неистощима. Один из них, например, велит приближенным распустить слухи о его смерти и попросит осажденных защитников города разрешить внести себя в него якобы с целью погребения, другой — во что совсем мало верится — применяет в качестве невольных зажигательных снарядов птиц. Даже если все истории и вымышлены, все равно в них отражается тенденция дезинформировать врага, обманывать его, чем зачастую не брезговали полководцы и в куда более «цивилизованные» времена.

Лом серебра, монеты, и литье, собранные некогда, судя по всему, для выдачи вознаграждения воинам из армии викингов. Переход от грабежей к регулярным выплатам жалованья «звонкой наличностью» повлек за собой одно из глубочайших изменений самого характера воинского ремесла у скандинавов под конец эпохи, известной как эра викингов (Британский музей).

Хороший результат могла принести обычная неожиданная атака. Так, нападение зимой на Уэссекский королевский дворец в Чиппенгеме представляло собой мастерский выпад, который застал Альфреда совершенно неподготовленным и едва не привел к самым печальным для него последствиям. Мы видим, как викинги готовятся к рейду в тот период, когда враги их резонно, как им кажется, полагают, что те наслаждаются отдыхом — скажем, во время религиозных празднеств — или появляются с такого направления, откуда не приходили раньше, причем с большой скоростью и превосходящими силами. Чем не отличный способ привести в замешательство противника? Совершенно ясно, что даже и без всяких письменных военных предписаний устная традиция воинов викингов обеспечивала их целым спектром разного рода стратегических и тактических приемов.

Тыловое обеспечение

Задачи обеспечения и снабжения всем необходимым армии викингов в VIII столетии и в значительно более поздний период разительно отличаются между собой. На начальном этапе эры викингов отсутствие сильной централизованной власти не позволяло королям сосредоточить под рукой крупные силы без согласия на то местных правителей.

Херсиры распоряжались тогда ситуацией. Региональные отряды собирались с ареалов проживания. Более поздние законы, на которых строилась оборона Норвегии («Хирскра»), имели под собой территориальную основу и являются отражением более ранних традиций и правил. Клан и племя играли заметную роль в способности или неспособности короля снарядить экспедицию. Военная организация лежала на плечах местных землевладельцев, которые одновременно и выступали в роли лидеров в обществе — военных вождей.

Полулегендарный Рагнар Лодброк, возглавлявший ранний вариант «великой армии» в Англии, судя по всему, имел претензии на королевский статус. Очень похоже, как и в случае с древней клановой системой, реальная власть заключалась в его собственном этте. Как уже говорилось ранее, «сыновья Лодброка» (которые могли вовсе и не быть его кровными родственниками), как повествуют источники, завоевали Северные Королевства из состава союза Семи Королевств англов и саксов, воспользовавшись как поводом стремлением отомстить за смерть «отца», казненного в Нортумбрии. В основе единства «великой армии» лежала переплетающаяся сеть взаимосвязей между отдельными воинами, обязанными взаимодействовать между собой клятвами, которые не всегда носили вечный и повсеместно обязательный характер. Кампании армии показывают, что небольшие отряды из ее состава имели право проводить малые операции по собственному почину. Один из сыновей Лодброка погиб во время рейда на Девон в 878 г. Цель акции состояла в обретении земли для поселения; в 876 г. Халфдан разделил Нортумбрию между ближайшими соратниками. В равной степени можно полагать, что рейд 878 г. являлся всего лишь страндхёггом.

Мы можем наблюдать две различные системы «логистики». Всегда готовые использовать подвернувшуюся возможность, грабители захватили землю и, пользуясь политическим вакуумом в Нортумбрии, заставили служить себе тружеников сельского хозяйства. В будущем скандинавские короли Йорка правили не без перипетий, но довольно эффективно, причем власть их продлилась — пусть и с перерывами — до середины X столетия. Войска набирались и снабжались с той самой земли, хотя иногда помощь и поддержка приходили со стороны викингов из-за моря. Инцидент 878 г. мог бы иметь и иной характер, и другие последствия, однако по форме своей атака походила на то же нападение на Линдисфарн в 793 г. и представляла собой быстрый и стремительный налет на незащищенное побережье. Находники брали на месте все, что считали годным для себя, и покидали его. К несчастью для вожака (согласно «Анналам Св. Неота», им был Хубба Лодброксон [точнее уж все же Рагнарсон. — Прим, пер.)), характер обороны претерпел изменения. Хотя сам король Уэссекса находился, если можно так выразиться, в бегах, главный королевский чиновник на месте сумел дать отпор и разгромить Хуббу без помощи центральной власти. Такие чиновники правили на иных основах, нежели малые короли более раннего периода, лично связанные с регионом. Королевские представители всецело зависели от государя, который назначал, снимал или перемещал их с места на место по своему усмотрению. Возможно, результат стычки — следствие прихоти военной фортуны, однако, думается, все же требовалась определенная доля готовности, присутствие способностей и решимости, чтобы отважиться дать бой и нанести поражение отряду, явившемуся на 23 ладьях (т. е., вероятно, достигавшему численно более 1000 воинов. — Прим. пер.).

Укрепления

Милитаризация английского государства, сделавшая возможным отражение набегов и завоевание Англии (автор, по-видимому, имеет в виду отвоевание занятых викингами частей страны англосаксами. — Прим, пер.), выражалась в том числе и в строительстве сети укреплений, которые Уэссекской династии пришлось воздвигнуть в конце IX и в начале X столетия. Позиционная война приобрела большее значение ближе к концу правления Альфреда, когда скандинавы предпринимали попытки защитить собственные приобретения и уничтожить последнее саксонское королевство. Источники дают нам картину того, как строились королевские фортификации, располагавшиеся одна от другой на расстоянии в 30–35 км. Поддерживаемые за счет ресурсов района, в котором возводились, они служили центрами сосредоточения верховной власти, где находились монетные дворы, рынки и укрепления, способные вместить большое количество беженцев. Крепость, или «бург» (burh), могла служить базой для управления территорией и противодействия врагу, но в равной мере и для наступательных операциях в глубь контролируемого им региона. В Англии они частенько строились в местах ранее существовавших поселений, иногда с использованием фундаментов или деталей сооружений еще римского происхождения. Первичная фаза складывания государства оставила сходные следы в археологии Скандинавии.

Снятый с воздуха военный лагерь Треллеборг, который, как считается, возвели с задачей служить в качестве центра сосредоточения войск, или сборного пункта для действий Свена Вилобородого против Англии. С трех сторон его надежно защищали реки и болото, имелись и рукотворные укрепления, включавшие в себя насыпи с палисадами на них (Национальный музей Дании).

Реконструкция военного лагеря Треллеборг. Четверо ворот в стенах вели к дорогам, разделявшим территорию лагеря на четыре равных участка, в каждом находилось по четыре главных квадратных здания. В дополнение к этому существовало еще 15 построек во внешнем дворе (Национальный музей Дании).

Викинги с надгробья в монастыре Линдисфарн, несомненно, поставленного на месте захоронения жертв одного из набегов.

Наиболее, если можно так сказать, передовое королевство викингов, Дания, в IX столетии пережило в истории своей период строительства замечательных региональных крепостей. Та, о которой у нас сейчас идет речь, носит название в честь места, на котором выросла, Треллеборг. Хотя самая ранняя из рассматриваемой группы, по всей видимости, появилась все же в Фюркате. Поразительная регулярность фундаментов данных строений заставила некоторых авторов предполагать, что форты Треллеборга строились по единому и довольно строгому военному плану. Некоторые даже усмотрели в промерах укреплений усовершенствованный «римский фут» (30 см. — Прим. пер.). Все это так же достоверно, как «пирамидный дюйм» — совершенная фальшивка. В действительности оборонительные сооружения, о которых мы говорим, не такие уж инновационные, какими кажутся на первый взгляд. Круглый шаблон крепостей достигался, возможно, за счет применения до гениальности простого способа: брался отрезок веревки, один конец которого фиксировался в какой-то точке, в то время как другой служил для проведения ровной окружности. Циркулярные форты для приема беженцев обнаружены на Балтике, на Аландских островах и в Нидерландах. Регулярность внутренних строений может являться следствием планируемой краткосрочности использования, а не быть результатом их чисто военного предназначения. Конечно, тот факт, что строения относятся к эпохе Свена Вилобородого или Кнута, говорит решительно в пользу прежде всего военных функций объекта.

Нет никакого сомнения в том, что форты Треллеборга представляли собой продукт деятельности сильной монархии. Возможно, источником вдохновения для строителя послужила система крепостей в англосаксонской Англии. Впрочем, и цели, которым в той или иной мере служили и те и другие строения, состояли в контроле за развивающейся страной. Завоевание датчанами Англии в начале XI столетия стало возможным, безусловно, только благодаря появлению развитой инфраструктуры «логистики», обеспечиваемой не в последнюю очередь крепостью Треллеборг в Дании.

Набор кадров и пополнений

Наиболее заметные и наглядные перемены в характере явления, называемого воин-викинг, произошли с переходом от регионального созыва армий к более сложной общегосударственной схеме набора. О том, сколь серьезной была роль королей, позволяет судить расширение доли участия в широкомасштабных военных проектах представителей королевской власти. Одной из крупнейших ладей, когда-либо построенных на Севере, по праву считался заказанный Олафом Трюггвассоном «Длинный Змей», причем правитель поучаствовал даже в конструировании корабля. Система материально-технического обеспечения, поддерживавшего жизнедеятельность новых армий, строилась и прогрессировала по мере развития экономики государств. Так, мы видим, как перед битвой у Свёлда Трюггвассон вручает мечи стражникам своей свиты, а раздавать ценное оружие считалось очень по-королевски в ту пору.

Йомсвикинги тоже пользовались тем, что черпали из золотого дна «эльдорадо» обложения данью чужестранцев, т. е. получали долю в так называемом датском выходе на рубеже X и XI столетий. Главной целью вожаков служило выжимание серебряной монеты. Торкел Длинный не видел ничего зазорного в смене одного патрона на другого, пусть даже вчерашнего врага, лишь бы поток серебра, лившийся в кошели воинов, не иссякал и рука дающего не скудела. Только так в действительности они и могли получать жалованье, и хотя финансовая практика в ту эпоху имела ярко очерченную склонность выводить на передний план в отношениях количество и качество получаемых драгоценных металлов, шаг от подобной формы сотрудничества к другой — зависящей от доверия — обычно оказывался довольно коротким. Так или иначе, подобная незрелая экономическая система вполне оправдывала себя как способ поддержки, например, йомсвикингов, посвящавших себя военному делу целиком.

Проблема снабжения войска викингов решалось весьма просто. Если они не запасали всего необходимого для экспедиции перед ее началом на родной земле, воины вполне могли «прокормиться с земли», занимаясь грабежом, выбивая провизию из местных властных структур или расселяясь на территории, в которой действовали. Доставка снабжения осуществлялась, как видно, не при помощи телег. Сохранившиеся сведения об использовании колесного транспорта в Скандинавии указывают на церемониальный характер подобного рода средств перевозки, которые к тому же отличались конструкциями, вряд ли позволившими бы применять их интенсивно в стране, где практически отсутствовали дороги.

Викинги в сражении

Битва в Хафрс-Фьорде. Около 872 г.

Единственные письменные свидетельства о данном сражении предоставляет лишь исландская литература, причем авторов самых близких источников от событий отделяли по меньшей мере 200 лет (потому-то и кажется маловероятной приведенная дата, 872 г., ибо в ту пору королю Харальду было не более 10–12 лет; современные историки склоняются к выводу, что происходила она десятью, а то и всеми двадцатью годами позднее; авторы, правда, предпочли не трогать дату сражения, а, напротив, отодвинули на десять лет назад год рождения Харальда I [см. стр. 9].— Прим. пер.). Однако разные саги, которые затрагивают вопрос, в основном сходятся на деталях и общем характере боевого соприкосновения. Важность Хафрс-Фьорда в исландской истории заключается в импульсе, или толчке, который получил процесс миграции в результате неблагоприятного исхода противостояния.

С одной стороны, в нем участвовали войска Харальда Харфагри, которому вскоре предстояло сделаться единовластным королем Норвегии, с другой же — довольно неслаженный союз землевладельцев различного общественного положения из северных и западных районов страны.

Форт викингов. 950-1000 гг. Датская крепость — типичная постройка в духе Треллеборга — отличалась четко выверенной планировкой, в которой ровный круг делился на четыре внутренних квадрата, образованных каждый четырьмя большими зданиями. Строения прятались за высокими земляными валами с рвами перед ними и палисадами на них. Как и все подобные крепости, изображенный здесь форт тоже помещался неподалеку от «большой воды». Появление таких построек стало возможным только благодаря укреплению королевской власти в Дании.

Харальд Харфагри (или Прекрасноволосый) был сыном Халфдана Черного, через которого унаследовал малое королевство Вестфолд. Данный регион имел заметное значение, поскольку через него пролегал важный торговый маршрут, главенствующий на южных подступах к Норвегии (Каупанг служил главным перевалочным пунктом региона). Обширные равнинные и весьма плодородные земли вокруг Вика предоставляли Харальду определенные преимущества перед соперниками. Путем поступательного процесса подчинения или уничтожения малых королей Норвегии Харальд так или иначе овладел Уппландом, Тронделагом, Наумдалом, Халогаландом, Мере и Раумсдалом. Если верить «Эгиловой саге», немало норвежцев уже и так решилось на эмиграцию ввиду постоянного роста власти Харальда. Из тех же, кто остался, «многие большие люди» поднялись против Харальда, стремясь отстоять права свободных земледельцев. В этом их поддержал пока еще независимый король Рогаланда Сюлки. «Греттирова сага» сообщает нам, что владетельный господин одного из немногих сохранивших независимость королевств Хордаланда, Йермунд, находился тогда за морем. Среди вожаков союзников называются Хьотви Богатый и Торир Длинный Подбородок (смещенный с трона король Агдира).

Битва в Хафрс-Фьорде. Примерно 872 г. Онунд Деревянная Нога, запечатленный за мгновение до того, как после удара секирой некоего ульфхеднара у окружающих появились все основания дать Онунду эту кличку. Защищаясь в ходе абордажной схватки от удара копья, знаменитый герой «ослепил» себя, прикрывшись щитом.

Несмотря на то что битва в Хафрс-Фьорде происходила на море, она тем не менее мало походила на настоящее морское сражение. Метательное оружие имело маловажное значение в столкновении, которое решилось за счет нескольких абордажных схваток. В отличие от принятой тогда практики и тактической традиции тараны намеренно не применялись.

Точная численность и состав противоборствующих сил неизвестны, хотя исландские источники описывают битву как крупнейшее сражение из тех, которые вообще вел король Харальд. «Эгилова сага» особо упоминает людей в «носовых замках» на ладье короля Харальда, сыгравших важную роль. Среди них видное место занимал Торолф Квелдулфсон, брат СкаллагримаКвелдулфсона и дядя Эгида. Отряд отборных воинов на носу корабля, по всей видимости, развертывался позади еще более отборной группы берсеркеров. В «Эгиловой саге» указывается количество королевских берсеркеров — 12 человек — число, которое часто повторяется в скандинавской литературе, когда речь заходит о формированиях таких необычных воинов.

Король стремился сблизиться с ладьей Торира Длинного Подбородка и нанести удар прямо по одному из наиболее видных вожаков коалиции. Он бросил вперед ульфхеднаров, которые не боялись железа и натиск которых никто не мог сдержать. Торир Длинный Подбородок пал зарубленный в самом начале. Решимость его сподвижников поколебалась, что и принесло королю Харальду победу.

Если отвлечься от мистической составляющей битвы, можно сделать вполне земной вывод о том, что централизованной монархии было вполне по силам собрать, экипировать и содержать специальный отряд, обладавший репутацией воинов, наделенных сверхъестественными способностями. В критический момент они — посланные в атаку с четко определенной целью — уничтожили вожака вражеского войска, что привело к быстрому прекращению противодействия со стороны неприятеля. Можно говорить, что избранная Харальдом Харфагри тактика не отличалась затейливостью, однако результат его победы нашел отражение во всей истории Норвегии и наложил отпечаток на сам характер воина-викинга.

Брюнабург, или Винхет. Около 937 г.

Образ предводителя как щедрого дарителя, питающего благами верных сподвижников, оставался господствующей концепцией в представлении человека в эпоху раннего Средневековья. Люди сражались не только за честь и славу, но и за немедленное материальное вознаграждение. Формы пожалований могли варьироваться в зависимости от положения реципиента. Для молодого воина из непосредственного ближнего круга, или дружины телохранителей, хорошей наградой служило какое-то движимое имущество, скажем, красивые ювелирные изделия. Одним из поэтических синонимов для изображения вождя и доброго господина являлось выражение «дарующий кольца». Для нобиля с положением или бывалого ветерана — уже не юного человека — более предпочтительным было бы право владения тем или иным земельным участком. Когда же традиции построенной на дарении экономики стали постепенно отмирать и заменяться выплатами серебром, возник и класс наемников. История Эгила Скаллагримсона под Брюнабургом отражает несколько аспектов произошедших перемен.

Резьба по лосиному рогу XI столетия из Сигтуны, что в Уппланде (Швеция). Перед нами голова воина в коническом шлеме с насалой.

Хотя короли Уэссекса распространили влияние на равнине, жители периферийных районов Британии, а особенно тех, что находились под кельтским или скандинавским культурным влиянием, не оставили надежд на обретение независимости. Сходство положения, в котором находился Ательстан, с ситуацией для Харальда Прекрасноволосого в 872 г. поразительно. Наличие приятельских симпатий или же по крайней мере общих интересов у обоих находит отражение в том, что Ательстан взял в воспитанники сына Харальда, Хакона (младший сын Харальда I, Хакон, и будущий король Хакон I появился на свет около 920 г., а Ательстан стал королем Уэссекса и Мерсии в 924 г. — Прим. пер.).

Битва при Брюнабурге. На переднем плане столкнулись между собой две стены щитов. Передовые воины, построенные головой свиньи, уже сошлись в кровавой сече с копьями и топорами.

Поле боя служило наивысшим мерилом для проверки родственных кровных связей — действительных или искусственных — внутри этта, или отряда воинов одного господина.

В широком, хотя и странном с политической точки зрения, антианглийском альянсе сошлись интересы нескольких малых королей, берега доменов которых омывало Ирландское море. В союз входил Олаф, король Дублина, человек, в жилах которого текла как скандинавская, так и кельтская кровь. Он, согласно «Эгиловой саге», являлся основной движущей силой союза.

Нарушение согласия между Ательстаном и северными королями в 927 г. имело место, по всей видимости, во время вторжения союзников в Нортумбрию. Степень глубины их проникновения на саксонскую территорию точно не ясна. После разгрома эрлов Нортумбрии, Гудрека и Альфгера в северных областях царства Ательстана началось бесчинство. Чтобы прекратить опасную и вредную деятельность неприятеля, Ательстан потребовал от членов коалиции встретиться в определенном месте и в битве решить, кому править в Британии. После получения подобного вызова продолжение грабежей считалось делом, противоречащим чести. Ательстан, занимаясь приготовлениями к маршу в северном направлении, послал ко всем государям Северо-Западной Европы с сообщением, что хотел бы набрать наемников. Эгил Скаллагримсон с братом Торолфом узнали об этом, находясь в Нидерландах, и сага говорит нам, что король счел их достойными занять посты предводителей всего контингента наемников. Роль и степень участия чужих воинов не получили никакого освещения в летописном источнике, который уделяет наибольшее внимание западносаксонским (т. е. Уэссекским.— Прим, пер.) и мерсийским контингентам.

«Эгилова сага» подчеркивает опыт братьев Скаллагримсонов как бойцов-профессионалов, руководствовавшихся определенным кодексом или неписаным уставом, которым определялось все, начиная от необходимого снаряжения до способов противостоять смерти. Они описываются как воины, обладавшие современным оборонительным и наступательным вооружением. Обязанности, взятые на себя братьями в соответствии с соглашением с королем, привели их в самую гущу сражения, где саксонский эрл по имени Альфгер бросил на произвол судьбы Торолфа и его сподвижников. Несмотря ни на что, Торолф сумел пробиться из кольца окружения и еще зарубить британского воеводу из Стратклайда, Хринга. Армия коалиции продолжала оказывать противодействие, и в некотором затишье, образовавшемся на поле боя, Ательстан нашел возможность лично поблагодарить Скаллагримсонов. Как и положено в сагах, автор высказывает заслуженное недоверие королям. Ательстан настаивает на неправильной диспозиции войск, что приводит к гибели Торолфа, которого зарубили люди из Стратклайда, неожиданно атаковавшие из леса.

Уцелевшие воины из личной дружины Торолфа откатываются, но — возглавленные и подбодренные Эгилом — переходят в контрнаступление и обращают в бегство контингент Стратклайда. В ходе боя находит смерть оставшийся вожак британцев из Стратклайда, Адильс. Характер связей лидера с его людьми, основанных на личных взаимоотношениях между ними, наглядно показывает нам тот факт, что случившееся с командиром несчастье привело к поражению британцев из Стратклайда. Смерть Адильса (как и гибель Торира Длинного Подбородка в Хафрс-Фьорде) привела к утрате его воинами фактора, обязывавшего их биться. В то время как профессионализм отряда Торолфа позволил ему отступить с боем.

Последним актом битвы при Брюнабурге для автора саги становится разлад между Эгилом и королем Ательстаном. В рассказанной нам истории саксонский король представляется человеком, готовым на все ради власти. Клан Квелдулфа разделился на две группы: «темных» и «светлых» людей из Мере. Торолф, как представитель последних, питает излишний пиетет пред блеском королевского двора. Эгил, один из представителей «темных», демонстрирует традиционный скепсис, свойственный более раннему периоду независимости. Доверие к королю привело Торолфа к смерти, а потому Эгил искал воздаяния за утрату для клана.

После кровавого преследования разгромленного врага Эгил вернулся, чтобы похоронить брата на поле боя со всеми подобающими почестями, в том числе и с прочтением поэм, одна из которых воспевала славу Торолфа и оплакивала его гибель, другая же воздавала хвалу личным триумфам Эгила. Исполнив долг, уцелевший брат возвратился в ставку короля, где происходило празднование победы. Согласно саге, Ательстан сделал распоряжения, чтобы Эгилу отвели почетное место, однако этого сыну Скаллагрима показалось слишком мало, и он, нахмурив чело, сидел за столом в полных доспехах. В итоге, когда король восстановил положение, оказав достойную честь и вручив понесшему огромную утрату воину золотое кольцо (символически преподносившееся на кончике меча), Эгил почувствовал, что настало время разоблачиться и принять участие в празднестве.

Молдон. 991 г.

Величайшим английским поэтическим сочинением батальной литературы является никак не озаглавленная поэма на смерть Байртнота, наместника Эссекса. Она не только представляет собой один из важнейших источников, освещающих события сражения под Молдоном, но и дает возможность четко рассмотреть очерченные в ней героические идеалы германцев. Историческое значение битвы в том, что она определила судьбу саксонского королевства и дала начало цепи событий, которые привели в итоге к крушению Уэссекской династии.

К концу X столетия исполнилось уже больше века с того момента, когда пришельцы из Скандинавии последний раз выходили победителями в сражении на земле Англии. Независимость Датского Закона подорвал ряд опустошительных кампаний, появились крепости, выстроенные централизованной властью для поддержания своего господства Попыткой войска викингов переломить ситуацию и поколебать саксонские позиции в Эссексе была осада укреплений Молдона в 925 г. Подход деблокировочной армии предотвратил падение города, и границы саксонского присутствия подвинулись дальше на севере к королевству Йорк, где скандинавы закрепились более основательно. К моменту второй битвы под Молдоном господство саксов в равнинной части Британии было уже полным. Королевство делилось на области, где бал правили представители центральной власти. Одним из таких наместников как раз и являлся Байртнот, человек из благородного семейства, бывший ранее правителем Восточной Англии, но с приближением старости переброшенный в Эссекс — на менее важный участок.

В 80-е гг. X века викинги стали вновь появляться в виду берегов Англии. На сей раз разбойников возглавляли не мелкие вожди из лишившихся положения норвежских нобилей, предводительствовавших над жаждавшими земельной собственности крестьянами из перенаселенной Скандинавии, теперь отряды состояли из искателей добычи самого разного положения, которые жаждали серебра — как можно больше и как можно быстрее. Истощение серебряных рудников в Средней Азии привело к затуханию оживления на русских торговых маршрутах, а потому потребовались новые источники средств для викингов. Что особенно интересно, среди вожаков новой волны грабителей находились люди вроде Торкела Длинного (одного из командиров полупрофессионального военного сообщества йомсвикингов) и Олафа Трюггвассона (претендента на трон Норвегии), и тому и другому требовались деньги для реализации амбициозных планов у себя дома.

Возрождение практики набегов на Восточную Англию летом 991 г. имело характер, отличавший его от аналогичных предприятий предыдущих десятилетий. Теперь главными точками притяжения внушительных по численности сил морских разбойников стали крупные города вроде Ипсуича. Как утверждают источники, под Молдоном викинги имели эскадру численностью в 93 корабля, что не дает, однако, возможности установить по этим данным точную численность армии, так как нам неизвестно количество воинов на каждой ладье. Примерно можно сказать, что счет участникам рейда шел на тысячи.

Топор с широкой рубяще-режущей поверхностью позднего периода, обнаруженный в Темзе около Вестминстера. Он представляет собой типичное оружие скандинавских и англоскандинавских воинов конца X — начала XI столетия (Британский музей).

Войско защитников под началом Байртнота включало прежде всего его собственную дружину, вероятно довольно многочисленную, поскольку за долгую и успешную карьеру наместник, несомненно, приобрел большое влияние, что убеждало людей сражаться на его стороне в соответствии с обычными узами верности. Не было недостатка и в ополченцах, или «файрдах» (fyrcl). Молдон являлся центром региона и имел довольно важное значение, так, например, в нем располагался королевский монетный двор, и, надо полагать, при возникновении угрозы со стороны викингов власти попытались мобилизовать все наличествовавшие в Эссексе силы. Подготовка и боевой дух файрдов заметно разнились в качестве, однако традиционно бывали скорее низкими, чем высокими. Недостаток опыта и нехватка мотиваций обернулись катастрофой.

Разграбив Ипсуич, викинги обогнули полуостров Тендринг и вошли в устье Блэкуотер. Они встали лагерем на острове Норти, устроившись так, как обычно полагалось делать викингам на враждебном берегу, в общем, они находились в полной готовности, когда появился Байртнот, чтобы занять позиции на обращенной к суше стороне дамбы, служившей для прикрытия от приливной волны.

Оба противника горели желанием дать битву, что, возможно, говорит о равенстве численности войск сторон. Стремление Байртнота вступить в бой с пиратами могло отчасти основываться на намерении не дать им уйти и позволить бесчинствовать в других местах, или же он твердо верил в возможность одолеть врага только своими силами. Автор поэмы недвусмысленно дает понять, что наместник полностью располагал имевшимися у него людьми, для которых его слово являлось законом, так, соратникам из нобилитета он велел отпустить их ястребов и отогнать коней. Данный прием иносказания применен поэтом с целью показать, что птицы и звери вольны покинуть поле боя, людям же надлежит встать и биться до конца.

Острия копий IX и начала X века. Расположенный ниже экземпляр с широким лезвием имеет форму, свойственную для каролингского оружия. Такие изделия викинги и саксы обычно сами не выпускали, но импортировали (Британский музей).

Оборона дамбы

Поэма дает нам подробное описание сражения эпохи раннего Средневековья. Посланник от викингов приносит Байртноту условия вожаков, суть которых заключается в требованиях выплаты денег и в угрозах в противном случае не пощадить никого. Наместник дает врагу гордую отповедь в словах, достойных верного подданного государя (в данном случае короля Этельреда II), в которых звучат национальная гордость и презрение к угрозам, а также приглашение скандинавам попробовать силой взять то, что они хотят получить. Отвергнув шантаж, Байртнот готовит воинов к отчаянному сражению, которое распадается на три части. Первая фаза представляет собой обмен метательными снарядами через образованный приливом затон, отделяющий Норти от суши, который перерастает в эпизод обороны прохода по дамбе тремя отважными воинами. Очень маловероятно, что так все и происходило. По крайней мере, невозможно ни доказать, ни опровергнуть утверждение автора, хотя есть подозрение, что в данном случае он черпал вдохновение не в реальных событиях, а в классической литературе о «Горации на мосту» (случай из древнеримской истории едва ли не VI века до Р.Х., когда герой по имени Гораций с двумя товарищами оборонял мост в Риме против наседавших этрусков. — Прим. пер.). Попытки дать все же какую-то правдоподобную интерпретацию данного этапа сражения, описанного в источнике, содержат в том числе и версию, что, возможно, те три саксонских героя были на самом деле командирами трех небольших отрядов, защищавших важные позиции.

Не сумев сломить сопротивления саксов на длинном и узком языке суши, «язычники» вновь послали гонца, который высказал просьбу, чтобы стороны сражались на твердой земле. Любезно соглашаясь на предложение врага, Байртнот становится мишенью для критики со стороны поэта за чрезмерную храбрость (хотя слово ofermod оригинала может означать и неоправданный риск). Как и битва при Брюнабурге, столкновение под Молдоном, вполне возможно, давалось на условиях, понять которые нам теперь не всегда легко. Желание наместника непременно решить спор здесь же и сейчас же в сражении привело к тому, что он позволил «язычникам» перейти на более удобную позицию на твердой земле, чтобы они не отказались от битвы. Когда же англичане оказались перед лицом упорного натиска противника, они стали терять самообладание, Байртнот же допустил просчет, доверив собственного коня некоему Годрику, что обернулось непоправимой бедой, поскольку Годрик бежал с поля боя. Ополченцы из Эссекса ошибочно приняли Годрика за самого наместника и поступили соответствующим образом.

Очутившиеся в меньшинстве воины дружины не могли уже одолеть викингов, и мы вновь становимся свидетелями тактики нанесения сокрушающего удара всеми силами по верховному предводителю. Байртнота сразил метательный снаряд. Умирая, Байртнот думает о прибежище в чертогах христианского Бога и о славе. Придворная стража бьется до последнего вокруг тела господина. (Законы йомсвикингов требовали такого же боя насмерть, однако допускали отход перед лицом значительно превосходящего неприятеля.)

Последующими шагами для короля Этельреда стали выплаты все более возраставших на протяжении завершающих лет X столетия после единственного поражения у Молдона сумм датского выхода скандинавским разбойникам. Откуп послужил материальной базой для организации возглавленного датскими королями на заре XI века массированного вторжения в Англию. Англо-скандинавская военная элита, выкристаллизовавшаяся именно в этот период, в основе своей представляла те же дружины придворных воинов, что и королевские хускарлы Гарольда II Годвинссона, которым через полвека предстояло принять бой и пасть под Гастингсом.

Мотивации и психология

Ранние упоминания о ценностях и воинских идеалах представителей германских племен можно отыскать в работах классических авторов, начиная со Страбона и далее (конец I века до Р.Х. - начало I века новой эры. — Прим. пер.). Свидетельства принесения в жертву плодов победы путем ритуального их уничтожения встречаются в датских болотах в виде окаменелостей времен Железного века, о них говорится и во «Всеобщей истории» Орозия (очевидно, имеется в виду живший в IV–V веках римский монах Павел Орозий. — Прим. пер.). Жертвоприношение служило инструментом выполнения особых клятв, с чем грекоримский мир был прекрасно знаком. Захваченное добро, снаряжение и пленники посвящались богам в обмен на оказание помощи в выигрыше новых сражений. Убеждение, что поля битв представляли собой области, принадлежавшие могущественному божеству войны, оказалось очень и очень живучим и сохранялось у северян долгое время после того, как более южные германские племена континента усвоили христианство.

Имя скандинавского бога войны не всегда одинаковое и не только потому, что оно часто скрывается под эвфемизмами и метафорическими титулами. Существовало по меньшей мере два такого рода божества, как узнаем мы из подробностей, приводимых исландским автором Снурри Стурлуссоном: это Тюр, если можно так выразиться, узкопрофильный бог войны, и Один, отец богов и более сложная фигура, область интересов которой не ограничивается каким-то одним полем деятельности, а касается всех аспектов властной политики (см. «Верования» на стр. 35).

Насилие как образ жизни оставалось частью скандинавского характера в Средние века довольно долго, несмотря на то что христианство к тому времени уже прочно установилось и, что называется, пустило корни. Невозможно списать все особенности военного дела у скандинавов на одно лишь поклонение богам войны. Во многих смыслах бог являлся симптомом культуры насилия, но не ее причиной.

Если верить Стурлуссону, воин-викинг находил себе последний приют в «Зале Павших», или в Вальгалле. Там Один в лучших традициях «экономики пожалований» обласкивал избранных сверх всякой меры щедрости, и они каждый день пировали и бились насмерть, чтобы вновь воскреснуть на следующее утро. Широкий «набор» Одином воинов в понятиях средневекового языческого общества отвечал основному правилу — чем больше дружина, тем значительнее государь. Однако причины, называемые Стурлуссоном, имеют и другое объяснение. Одину необходимо было собрать большую армию из воинов сверхъестественной силы и возможностей для апокалиптической битвы Рогнарёк. Тем не менее нельзя не заметить подозрительного сходства с более поздним средневековым представлением о душе, обретающей место на небесах. Христианский Бог рекрутирует совершенные души, чтобы заменить падших ангелов. Между тем Стурлуссон являлся христианином, писавшим для христианской аудитории. Вовсе не обязательно, что средний викинг верил в представленную Стурлуссоном версию Вальгаллы. Степень того, насколько реальны описания скандинавской религии, никогда уже, вероятно, не будет установлена, поскольку не сохранилось ни одной языческой версии скандинавских мифов, которые представлялось бы возможным сравнить с более поздними.

Найденный в Фусси, в Исландии, амулет XI столетия в виде молота. Сходство форм молота Тора и распятия облегчило обращение язычников-викингов в христианство в X–XI столетиях. В Дании процесс этот официально произошел в середине X века; Норвегия, Исландия, Оркнейские и Фарерские острова (последние — на северо-востоке Атлантического океана; сейчас принадлежат Дании. — Прим, пер.), а также Гренландия тоже приняли христианство — иногда преподнесенное на кончике меча — в правление Олафа Трюггвассона (995-1000 гг.). В некоторых районах Швеции, однако, древняя религия продолжала процветать даже и в XII столетии.

Концепция мироздания для воина-викинга, как мы можем предполагать, связывалась в запредельном мире с участием в последней битве на стороне щедрого и доброго господина. Земной мир управлялся, по сути дела, в соответствии с теми же правилами и установками. Господин в раннем германском обществе представлял собой ключевую фигуру, вокруг которой крутилось все общество. Само происхождение слова «господин» (по-английски лорд (lord) восходит к древнеанглийскому «хлаф-орд» (hlaf-ord), что говорит о центральной позиции того, кого так называют (hlaf-ord означает нечто вроде «хранитель хлеба» с подтекстом «раздающий хлеб»; в готском языке бытовало слово hleif, в современном верхненемецком до сих пор сохранилось Laib [в значении «буханка», или «каравай»], в которых читатель не может не различить отголосков нашего — «хлеб». — Прим. пер.). В примитивном крестьянском обществе человек, приглядывавший за разделом пищи, являлся выборным правителем. Такова была идея правящей личности, что привело поначалу к появлению местного господина, а затем и монарха. По мере смены природы управления менялась и позиция воина.

На шпалере XII столетия изображены подробности противоборства христианства и язычества. Три фигуры справа звонят в колокола, чтобы прогнать злых духов и языческих богов (Государственный исторический музей, Стокгольм).

Характер лидерства

Ганга Хрольф (т. е. Хрольф Пешеход. — Прим, пер.), сын ярла Рогнвольда Мурского, подвергся изгнанию из Норвегии за нарушение запрета на проведение набегов внутри владений Харальда Прекрасноволосого. Ганга с соратниками действовал на Сене в начале X столетия и в итоге стал доминирующей фигурой на изрядной территории, причем настолько властной и авторитетной, что франкскому монарху пришлось отдать ему во владение будущее герцогство Нормандия. Во время переговоров с франками произошел часто цитируемый эпизод, записанный Дюдо Сен-Кантанским. Когда викингов спросили, какова власть их вожака, они ответили, что никакой власти у него нет, поскольку все они равны. Возможно, в подобной отговорке мы видим попытку уйти от ответа, поскольку из истории герцогства нам известно, что Хрольф, Ральф, или Роллон, являлся в действительности признанным главой отряда. Природа лидерства в группах участников набегов на раннем этапе не вполне ясна. Шайки викингов, действовавших в Северо-Западной Европе в период между концом VIII и последними годами X столетия, судя по всему, собирались и распадались по обстоятельствам.

Долгосрочные обязательства не простирались далее непосредственного вожака отряда воинов, которые могли быть, скорее всего, из одного и того же региона, если вообще не являлись родственниками. Близкое родство между участниками похода, несомненно, давало ряд преимуществ. Единство целей делает отряд еще более сильным. В бою он действует слаженнее — одни воины постараются поддержать других, — а оставление на произвол судьбы раненых товарищей менее вероятно.

Воин-викинг VIII–IX столетий. Данный конкретный воин из числа херсиров периода, когда северяне представляли собой наибольшую опасность для Европы. О высоком положении этого викинга говорит наличие шлема, золотого браслета и украшенного меча. Факт того, что воин не христианин, выдает похожий намолот амулет.

Хороший предводитель, как правило, обходил или объезжал армию накануне битвы, чтобы убедиться в готовности воинов к сражению. Для повышения боевого духа произносились зажигательные речи, порой прямо на месте сочинялись какие-то стихи, воодушевлявшие личный состав и вселявшие в него веру в победу. Таким образом, вожак не просто демонстрировал владение искусством стихосложения, но и показывал собственное хладнокровие и спокойствие, которые надеялся внушить товарищам.

Экстраординарные поступки в ходе битвы являлись повсеместно распространенным явлением. Такого рода действия подсказывались особенностями религии, заставляя воина искать славы, служившей стартовым условием для того, кто рассчитывал на достойное место в жизни после смерти, — если воин совершал невероятные подвиги в этом мире, то того же и даже большего вправе был ожидать от него господин в ином. Страницы саг пестрят рассказами о безнадежных сражениях, где выживание уже более не является главным мотивом поведения для участников. Человек, который шел на крайности, проверял себя на прочность, а также пытал удачу в отчаянной рубке с врагом.

Целеустремленность и решительность являлись еще одними характерными чертами викингов. Когда Эрик Кровавый Топор сидел на троне Норвегии в период его короткого и непопулярного правления, Эгил Скаллагримсон поссорился с королевой Гуннхильдой. Король приказал предать Эгила смерти, однако исландец показал себя слишком крепким орешком, чтобы позволить тирану легко раскусить себя. Оказавшись на острове, окруженный королевской стражей, которая стерегла все суда, Эгил разоблачился, связал вместе меч, шлем и копья (одни наконечники без древков, от которых отказался для удобства) и поплыл к ближайшему островку. В процессе поисков беглеца небольшая ладья с 12 бойцами на ней подошла к месту его убежища. Эгил внимательно наблюдал за ними. Когда девять человек пошли обыскивать островок, он, используя знание местности и внезапность, набросился на троих оставшихся. Одного он зарубил сразу, второму, когда тот попытался спастись бегством по склону, отсек ступню. Уцелевший и нераненый воин попытался шестом отогнать ладью от берега, но Эгил ухватился за швартовый канат и притянул добычу к себе. Ни один норвежец не мог равняться с Эгилом в росте и силе, и последний враг был тоже вскоре повержен. Результат налицо: два противника Эгила остались лежать мертвыми, поскольку оказались слабее физически и — главное — морально. Эгил же, со своей стороны, выказал присутствие духа, что вкупе с огромной физической силой и ловкостью помогло ему улизнуть от короля Эрика.

Решительность и готовность действовать — такие характерные для Эгила черты постоянно присутствуют в скандинавской литературе и служат примером для подражания прочим воинам. «Хавамал», мистические наставления Одина человечеству (цитируется в данной работе на стр. 40), содержит ряд стихов, в которых делается упор на тщательный расчет и подготовку атаки, а затем стремительный бросок. Тема эта, звучавшая в передававшихся из уст в уста сказаниях, имела наиболее сильное влияние на умы викингов-херсиров.

Внешний вид и снаряжение

Самый ранний из зафиксированных морских рейдов скандинавов на Европу совершили геты под водительством Гюгелака. Вожди этого племени из Южной Швеции, судя по всему, располагали снаряжением, сравнимым с тем, которое обнаружено в захоронениях представителей элиты в Валсгарде и Венделе. Найденные там доспехи очень походят на находку в Саттон-Ху, в Суффолке. Гарнитур из Валсгарде включает в себя доспех, куда более экстенсивный, чем обычно принято считать сообразными тем, что носились в период викингов. К концу VIII столетия прикрывающие конечности латы вождя из Валсгарде, по всей видимости, вышли из употребления. Высказываются соображения, что вторичное появление такого защитного снаряжения есть результат византийского влияния, а именно доспехов варяжской стражи. Однако подобное снаряжение не могло в любом случае иметь широкого распространения и, по всей видимости, не представляло большой ценности в подвижной войне. Напавшие на Линдисфарн воины почти наверняка располагали куда более простым облачением. Даже военное снаряжение вожаков не могло быть столь же полным, как у их предшественников VII столетия. Уменьшение набора защитного вооружения, похоже, соответствовало изменению характера войны, которую вели викинги на новом этапе. Битвы за территории у себя на родине, совершенно очевидно, перестали служить единственным достойным скандинавского воина клапаном для выхода его кипучей энергии. Более подвижные боевые действия требовали облегчения боевого снаряжения.

Одежда и уход за телом

Авторы письменных источников на раннем этапе Средних веков часто упоминают о большой заботе, которую проявляли скандинавы в отношении собственной внешности. Количество гребней, найденных в местах проживания викингов, показывает то внимание, которое уделялось ими уходу за телом. Очень и очень хорошо уложенная голова с громадными усами на резьбе по лосиному рогу из Сигтуны дает право предположить наличие у владельцев гребней намерений несколько больших, чем просто стремление вычесать вшей. «Наборы» предметов личной гигиены обнаруживаются как в мужских, так и в женских захоронениях. Среди прочего пинцеты для выщипывания лишних волосков и маленькие ложечки для удаления серы из ушей. Конечно, только особа с положением могла позволить себе тратить время и средства на подобные занятия. Соответственно, ухоженный вид служил приметой, позволявшей отличить воинов среднего и высокого статуса.

Выбирая платье для войны, люди в ту эпоху заботились не о единстве облачения, не придерживались формы и не стремились, чтобы одежда способствовала лучшей маскировке, качество ратной справы отражало богатство и гордость. Воин отправлялся сражаться в самой лучшей и в самой яркой одежде. В «Ньяловой саге» Скарпхедин перед ожесточенными побоищами облачается в особенно дорогое платье. В междоусобных столкновениях противники нередко узнавали друг друга по характерным нарядам. По всему вышеизложенному можно сделать вывод, что воины скорее руководствовались стремлением обратить на себя внимание, нежели постараться остаться незамеченными.

Гребень, украшенный головами человека и животного. Изделие относится к периоду до эпохи викингов. Такие же гребни, однако, находят и в местах проживания викингов (Государственный исторический музей, Стокгольм).

Туфли и сапоги делались из кожи или из шкур животных, часто из шкур рогатого скота, но порой и из шкур тюленя или северного оленя. Древнее слово, обозначавшее обувь из шкур, звучало «рифлинг» (иначе «хрифлинг» — hriflingr). Херсир, скорее всего, мог позволить себе надеть что-нибудь более элегантное, как, скажем, туфли из хорошо выделанной и украшенной кожи, подобно тем, что обнаружены у Хангейта и у Купергейта (в Йорке). Сапоги и туфли шились довольно разнообразные и разномастные: скажем, из целого куска кожи или же из двух, скрепленных между собой нитью по союзке, — шов пролегал в таком случае поверху к большому пальцу ноги. Подошвы обычно изготавливались из отдельных кусков кожи. Обувь могла быть не только естественного цвета, но и крашеной: например, у того же Скарпхедина она была черной. В Купергейте обнаружен даже носок, конструкция которого, по всей видимости, не предусматривала того, чтобы он покрывал пятку и пальцы.

Штаны в период с VII по IX столетие имели разную форму и длину. На надгробье в Готланде и на шпалерах из Скогга и Усеберга они свободные, довольно мешковатые и собираются когда в середине икры, когда выше, а то и прямо под коленом. Готландское надгробье ясно дает понять, что такую одежду носили и в бою. На Усебергской шпалере тоже изображены аналогичные полные штаны как облачение, достойное воина высокого статуса (используя выражение «полные штаны», автор, очевидно, хочет подчеркнуть, что в других частях Западной Европы штаны до XIV века состояли из двух деталей — из чулок и некоего подобия бриджей. — Прим. пер.). Плотно прилегающие штаны вошли в моду и получили большее распространение в X–XI столетиях, что стало, вероятно, следствием тесных культурных контактов скандинавов с англичанами и жителями континента На заре XI века мы видим короля Кнута в плотно прилегающих чулках, или лосинах. Они, судя по всему, крепятся на середине ноги повязками или подвязками из украшенного материала, ниже которых данные детали одежды кажутся немного мятыми. Штаны делались из шерсти или льна. Остальные конструкционные детали утрачены, а современные событиям иллюстрации не показывают швов.

Пластинка из китового уса, обнаруженная в погребальной ладье в Сэнди (Оркнейские о-ва). Подобные предметы применялись для разглаживания льняной ткани.

Рубахи

Изображения рубах двух столетий эры викингов традиционно представляют нам их длинными — до колен — и обычно собранными на талии поясом. До самого заката периода, или эры, викингов изменений почти не наблюдается. Горловина рубахи бывала как квадратной, так и круглой и затягивалась шнурками или фиксировалась крючками, а подчас чем-то вроде пуговицы. Рукава обычно достигали запястий, но бывали и более длинными. От локтя до манжета рукав, как правило, прилегал довольно плотно, но все же не вплотную, так что — особенно если его сдвигали повыше — появлялись складки и морщины. Для отделки по краям широко использовались тесьма и тому подобные украшения, скажем, альтернативная тесьме вышивка. Могли также применяться клинья из контрастного по цвету материала, служившие для придания дополнительной ширины нижней части рубахи.

Брошь в виде кольца с булавкой (Университетское собрание предметов старины, Осло).

Цвета, которые мы видим на вышитом полотне из Байё, вполне способны послужить проводником в мир красок одежды периода викингов. Вряд ли есть основания полагать, что до конца XI столетия технология крашения претерпела серьезные изменения. Поразительная стойкость цвета на вышивке из Байё говорит о применении очень сильного и стойкого (и, надо полагать, дорогостоящего) закрепителя. Вполне вероятно поэтому, что подобные материалы попадали в Скандинавию как товары импорта, но не исключено, что производились и местными силами. Некрашеные материалы находили широкое применение у людей победнее, однако викинги с более высоким общественным статусом предпочитали что-нибудь яркое и броское.

Плащи прямоугольной или квадратной формы, судя по всему, являлись общепринятой нормой, и, как позволяют судить изображения, воины носили их повсеместно, но только не в бою. Плащи крепились на плече брошью или просто булавкой. Вышитые плащи тоже упоминаются в сагах. Капюшон можно было сделать за счет импровизации — накинув плащ на голову и закрепив под подбородком, хотя нельзя утверждать, что они не добавлялись к плащу в виде отдельной детали. Среди остатков дошедших до нас головных уборов гражданского назначения, которые могли носиться тогда, когда не возникло нужды в шлемах, отделанная мехом шапка из Бирки, в фасоне ее чувствуется восточное влияние. Отсоединяющийся капюшон из красно-коричневого шелка, обнаруженный во время раскопок в Купергейте, судя по всему, принадлежал женскому костюму, хотя главным доводом в пользу подобной версии служит, похоже, только фотография данной детали одеяния на женщине-исследовательнице. Войлочные шляпы описываются в нескольких сагах, даже Один, как сообщают они, носил шляпу с широким полями, отчасти чтобы не быть узнанным. Кроме того, имели широкое распространение (причем использовались как в мирной жизни, так и в сражении) кожаные пояса обычно с украшенными пряжками. Ремни бывали, как правило, узкими — менее дюйма (2,5 см) в ширину. Металлические детали ремня обычно состояли из медных сплавов, тогда как встречались — хотя и реже — вырезанные из кости и покрытые ярью-медянкой (т. е. покрашенные в цвет окислившейся меди. — Прим. пер.). В качестве дополнения к костюму мог служить кожаный кошель, или сумочка. Кошельки часто изготавливались из единого куска кожи с ремешком в петлях по краю, служившим для затягивания мешочка Более крупная версия такой сумочки, или кошеля, называлась «нестбаггин» (nestbaggin) и служила как заплечный мешок для отправлявшегося в поход херсира.

Шлемы

Единственный шлем, который с полным правом можно приписать к снаряжению викингов, найден в Йермюннбю и, как принято считать, относится к концу IX столетия. Внешне он выполнен вполне в соответствии с более ранними традициями и шаблонами скандинавских шлемов и имеет жестко закрепленное забрало в виде полумаски. Однако конструктивно он все же заметно отличается от предшественников. Шлем из Йермюннбю состоит из каркаса в виде горизонтального «надбровного» обода и двух металлических полос и четырех отформованных пластин, образующих колпак. Одна полоса пролегает вдоль от затылка до лба, а другая идет поперек от уха до уха. Обе полосы прикреплены к «надбровной дуге» в форме горизонтального обода, или окружности, как и неподвижное забрало. Четыре секции колпака соединены с перекрещивающимися полосами при помощи клепок и служат, таким образом, для заполнения пространства между «костяком» каркаса. Шлемы эпохи до викингов, найденные в Валсгарде и Венделе, в общем и целом, более сложные. Некоторые имеют усиливающий конструкцию гребень, а другие — даже ощечья. Шлемы же самой эры викингов более походят на образчик из Йермюннбю.

На резьбе по лосиному рогу из Сигтуны в Швеции изображен воин в коническом шлеме. По всей видимости, он состоит из отформованных путем ковки пластин, скрепленных между собой клепками. Хотя элементы каркаса и не просматриваются, ряд клепок вокруг основания позволяет с большой долей вероятности предполагать наличие, по крайней мере, горизонтальной окружности, или надбровного обода. Насала на данном шлеме может представлять собой продолжение продольной детали каркаса, хотя полной уверенности в этом нет. В монументальном искусстве викингов, например на фрагментах крестов в Кирлевингтоне, в Сокберне и в Миддлтоне, тоже видны фигуры, которые, по всей вероятности, имеют на головах конические шлемы, хотя те запросто могут оказаться остроконечными шапками или капюшонами. На кресте в У эстонской церкви изображен воин с непокрытой головой.

Реконструкция шлема викингов IX столетия, основанная на фрагментах, найденных в могиле в Йермюннбю, что в Рингерике (Норвегия). Он отличается забралом в форме полумаски, или очков, и усиливающей полосой по тулье (Музей культурной истории Университета Осло, Норвегия).

Среди хорошо известных шлемов из Центральной Европы, которые традиционно ассоциируют с периодом викингов, так называемый «Оломуцкий» шлем, выставленный в Вене, и шлем «Св. Венцеслава» из сокровищницы Кафедрального собора Праги. Купола у обоих выкованы из единого куска металла. Хотя и нет достоверных подтверждений знакомства скандинавских оружейников с подобной техникой, датировка вышеуказанных предметов и сугубо неоднородный характер снаряжения, находившего применение у викингов, позволяет судить о том, что могли использоваться шлемы обоих типов. Как говорят источники, в битве при Нешаре Олаф II Святой задействовал отряд из 100 отборных воинов, облаченных в кольчуги и в «иностранные» шлемы.

Доспехи

Никаких полных кольчужных гоберов рассматриваемого нами периода не уцелело, и даже отдельные детали встречаются редко. Кольчуги сохранили ценность как оборонительное вооружение даже после Средних веков и потому находили применение у следующих одно за другим поколений воинов. Однако одно лишь данное соображение не объясняет скудность находок. Степень использования кольчуг викингами, вероятно, была невысока. Поэтические строки в сагах, обычно относящиеся к более раннему времени, чем основной текст, часто упоминают брони (bymie). Ссылок на применение кольчуг становится больше по мере того, как речь заходит о более поздних событиях, что, возможно, говорит о большем распространении данного вида доспехов. Из «Хейм-скринглы» («Круга земного») Стурлуссона можно сделать вывод, что поражение норвежской армии в битве у Стамфорд-Бриджа (в 1066 г.) отчасти объясняется отсутствием кольчуг. Норвежцы оставили доспехи на борту ладей, стоявших в Рикколе. В устах Харальда Хардрады, который по ходу сражения разражается стихотворными виршами, тоже звучат упоминания об отсутствии доспехов. Сам король так ценил собственную кольчугу, что даже нарек ее «Эммой», она, как сообщает автор, отличалась необычной длиной, доходя ему до колен. Надо думать, кольчуги находили со временем все большее распространение у викингов и защищали все больше органов человека. Континентальный фасон с применением кольчужного капюшона тоже, по всей видимости, прижился у викингов. Хускарлы последних саксонских королей являлись по крови по большейчасти скандинавами. На вышивке из Байё ратное облачение саксов и норманнов очень похоже, а норманны, судя по всему, носили кольчужные капюшоны.

Существует мало свидетельств того, что Скандинавия знала массовое распространение чешуйчатых доспехов. Как общепринято считается, подобные доспехи имели восточное происхождение. Несколько пластинок обнаружилось в Бирке, ставшей в наше время отдельным хутором, а раньше бывшей крупным торговым центром в Центральной Швеции. Связи купцов этого поселения с Востоком, возможно, и объясняют столь необычную находку.

Шлем VII столетия из захоронения в ладье в Венделе. Хотя данное изделие появилось до начала эпохи викингов и имеет несколько более сложную конструкцию, надо заметить, что забрала в виде полумаски, или очков, а также пластинка, защищающая нос, были свойственны и более поздним шлемам викингов.

Не много находится свидетельств и применения кожаных или матерчатых доспехов. Стурлуссон в «Хеймскрингле» упоминает о сделанном королю Олафу даре в виде 13 комплектов доспехов, выполненных из шкур северного оленя. Как говорит автор, они отличались даже большей прочностью и лучше выносили удары, чем гоберы. Стеганые куртки и «слоистое» — стеганое — защитное снаряжение из ткани, возможно, изображено на воинах на Готландском надгробье. Однако полной уверенности в этом нет.

Щиты

На надгробье в Готланде видны воины с маленькими круглыми щитами. Если судить по пропорциям фигур, то такие щиты достигали в диаметре не более 60 см или даже меньше. Возможно, подобные предметы тоже находили спрос, хотя археологических свидетельств, подтверждающих данное предположение, не существует. Если бы скульптор, резавший украшения на Готландском надгробье, хотел показать метровый щит, тот должен был бы покрывать большую площадь фигуры воина. Не исключено, что автор пожертвовал точностью в пропорциях ради более детального изображения людей. Другие примеры пренебрежения пропорциями вполне типичны для художественного творчества того периода и тоже присутствуют на Готландском надгробье.

Фронтальный вид одного из 64 щитов из Гокстада (примерно 900 г.), имевших около метра в диаметре. Хорошо просматривается изогнутая металлическая арматура, усиливавшая щит сзади. Щиты с Гокстадского корабля изначально были окрашены в черный и желтый цвет и имели кожаную оторочку по краям (Музей культурной истории Университета Осло, Норвегия).

Предполагается, что у многих щитов наличествовали металлические ободья. Органические компоненты щитов обычно погибают от гниения, а если доживают до раскопок, то рассыпаются в прах при попытке взять их из земли.

В первые столетия периода викингов щиты, похоже, бывали всегда круглыми. Любопытный овальный щит на шпалере из Усеберга не имеет параллелей в археологии. Каплеобразный щит, который стал все чаще появляться в Скандинавии в XI столетии, назывался «холфинн-шолд» (holfinn-skjoldr). Насколько серьезное распространение находили подобные щиты на закате эры викингов, с точностью установить сложно, однако англо-скандинавские хускарлы, по всей видимости, почти полностью вооружались ими к моменту сражения под Гастингсом. Такие высокооплачиваемые профессиональные воины, надо полагать, быстро перенимали новинки, приходившие с континента.

Хотя самые поздние исландские саги часто говорят о чем-то вроде геральдической раскраски на щитах воинов-викингов, подобные свидетельства имеют ограниченную ценность. Считается, что такие описания отражали существовавшие средневековые практики в эпоху, когда писались саги. Так, в одной из них рассказывается о том, что два воина несли щиты, на одном из которых было изображение дракона, а на другом — льва. Возможно, это анахронизм, однако нужно принимать во внимание большое количество изображений животных на щитах с вышивки из Байё, что дает право предполагать, что такая традиция, судя по всему, бытовала уже за столетие до того.

Как говорится в разделе «Викинги в Северной Америке», щиты символического значения использовались гренландцами во время экспедиций в Винланд, где красные щиты говорили о желании драться, а белые выражали мирные намерения. Сподвижники Олафа II Святого в 1015 г. несли белые щиты с позолоченными, красными и синими крестами на них. Дизайн стал следствием этакого агрессивного христианства, которое беспощадно насаждал их лидер, но также и средством отличаться от язычников в битве.

Вооружение

Типичным наступательным оружием, которое обнаруживается в местах обитания викингов, являются мечи, боевые топоры, копья и луки. Извлекается оружие в основном из захоронений. Датские находки раннего периода включают в себя тот же ассортимент оружия, что шведские и норвежские, однако более раннее обращение Дании в христианство положило конец традиции хоронить воинов с их оружием, что, конечно, не могло не снизить количества поздних датских находок.

Мечи

Обычные мечи викингов (коих в одной только Скандинавии обнаружено не менее 2000 единиц) бывали длинными — около 90 см, прямыми и обоюдоострыми, имели простую крестовину эфеса и головку той или иной формы. Для снижения массы на клинке, как правило, старались проложить желобок. Сам конец меча делался довольно тупым, поскольку оружие предназначалось в большей степени для рубящих, нежели колющих ударов. Мечи бывали сугубо функциональными, но попадались и богато украшенные. Для Скандинавии в большей степени, чем для остальной Европы, было свойственно применение медного сплава в арматуре, но головку эфеса и его крестовину изготовляли тем не менее из черного металла. Все то время, пока мечами не пользовались, их хранили в деревянных ножнах, обычно покрытых кожей и окованных. Внутри ножен имелся слой овечьей кожи, обращенный шерстью внутрь, чтобы натуральный жир обеспечивал мечу смазку. Обычно ножны подвешивались к поясному ремню, но иногда их носили на перевязи через плечо.

Как важный вариант длинного — 90 см — меча нужно назвать заточенный только с одной стороны длинный «сакс». Такого рода оружие, в общем и целом, норвежского происхождения и отличается, как уже говорилось, клинком односторонней заточки, подобно настоящему саксу, который, естественно, ассоциируется прежде всего с племенем саксов. Длинные саксы имеют, в общем-то, ту же арматуру, как и другие мечи. Судя по особой более трудоемкой процедуре производства, включавшей в себя «узорчатую ковку» (см. ниже, на стр. 133. — Прим, пер.), саксы представляли собой довольно дорогое оружие.

Односторонние ножи меньших размеров часто встречаются на местах обитания викингов. Так, в ходе раскопок в Купергейте в период с 1976 по 1981 г. удалось отыскать просто гигантское количество данного рода изделий — 300 единиц, что говорит о чрезвычайно широком применении их в быту — от столового прибора до рабочего инструмента и оружия нападения и самозащиты. Более крупные саксы служили, по всей видимости, не для боя, а являлись охотничьим оружием. Количество украшений на саксах говорит о том, что пользовались ими люди богатые.

По всей видимости, поддельная фабричная марка «INGELRII» проступает на клинке, выполненном из разных типов стали. Имя нанесено на полотно за счет выбивания шаблона нужных букв и вколачивания туда раскаленной добела проволоки. «INGELRII» была маркой знаменитого кузнеца-оружейника в средний период эры викингов (Британский музей).

Небольшой топор длиной всего 16,5 см из Маммена (Ютланд). Изделие покрыто украшением из серебряной проволоки в «Мамменском стиле», которому топорик и дал такое название и который характерен орнаментными изображениями животных (Национальный музей, Копенгаген).

Боевые топоры

Топоры того периода тоже снабжались украшениями в соответствии со статусом и кошельком владельца. Прекрасный экземпляр из Маммена без отличительной серебряной отделки превратился бы в обыкновенный инструмент для рубки деревьев. Форма лезвия у топоров менялась в зависимости от назначения, но надо помнить, конечно, что любой топор, даже если производился он для работы, мог применяться и в военных целях. Топоры с широкими лезвиями и на длинных древках, которые брали двумя руками, появились ближе к концу эры викингов. Ко времени Гастингса они стали своего рода фирменным оружием англо-скандинавских хускарлов и возникли, надо думать, как ответ на участившееся применение кольчуг. Топоры с «бородами», отличавшиеся вытянутыми нижними частями лезвий, считаются сугубо северным оружием. Однако, учитывая широкое применение лезвий такой конструкции в более позднюю эпоху Средних веков, подобное мнение по меньшей мере спорно (такие топоры в Европе назывались датскими, т. е. в широком смысле скандинавскими секирами. — Прим. пер.).

Никакое другое оружие на древках, кроме копий, викинги, похоже, не употребляли, по крайней мере, это то, что известно из археологических находок. Возможно, погребальные традиции не позволяли хоронить воинов с алебардами и чеканами, о которых упоминается в сагах, или же упоминания эти следствие более поздних проникновений чужеродных веяний в древнюю скандинавскую литературу. Любопытное копье для пробивания кольчуг описано в числе снаряжения Эгида Скаллагримсона при Брюнабурге, оно напоминает глефу или гизарму, развившуюся из сельскохозяйственного инструмента. Подобное оружие, как известно, обнаруживалось на раскопках франкских могил в эру Меровингов и на иллюстрациях приписывалось викингам, однако в основном имеющиеся экземпляры его более позднего периода Средневековья. Данное оружие, как видно, все же не нашло широкого применения у скандинавских воинов в VIII–XI столетиях.

Копья

На раннем этапе раскопок датских могил выяснилось, что копье стояло по распространенности на третьем месте после боевого топора и меча. Но важность копья как оружия в бою и на охоте заставляет предполагать более широкое его применение, чем доказывают находки. Поскольку копья представлялись более простым и дешевым оружием того периода, вполне и весьма вероятно, что они использовались даже чаще, чем мечи. Дешевизна копий уже сама по себе могла послужить причиной, почему они реже находятся в захоронениях.

Многие копья, которые приписываются викингам, — каролингского происхождения, что позволяет определить характерное широкое лезвие и «крылышки», выступающие из муфты. Данная особенность появилась также и на более поздних кабаньих копьецах и служила для недопущения проникновения острия слишком глубоко в тело жертвы. Современные эксперименты показывают, что «крылышки», зацепившись за край вражеского щита, могли позволить противнику сдвинуть его в сторону. Копья с более узкими лезвиями, очевидно, использовались как метательное оружие, хотя литературные источники говорят скорее о двухцелевом назначении. Сложные узоры, которыми украшаются некоторые копья, не позволяют тем не менее считать невозможным применение их как дротиков для поражения врага на расстоянии. Владелец мог рассчитывать получить оружие назад после поединка или боя. Персонализированные украшения позволяли установить, чье копье засело в теле врага, сразу же после извлечения его оттуда.

Производство оружия

Рассказы о том, как производили оружие викинги, доходят до нас преимущественно благодаря исландским источникам, авторы которых демонстрируют тенденцию заострять внимание на фамильных реликвиях или еще более того — на обладавшем некими магическими свойствами вооружении героев. Одним словом, мистическая значимость часто затуманивает реальность. Невозможно установить с точностью, насколько описания соответствуют реальности, однако какие-то церемониальные действия, безусловно, выполнялись при изготовлении особого оружия. В то же время не исключено, что необычные шаги мастеров, якобы предпринимаемые ими, следствие незнакомства писателей с особенностями кузнечного ремесла. Трудности, сопряженные в данном случае с использованием саг как исторических источников, ясным образом продемонстрированы ниже.

«Тидрикова сага» повествует о ковке «Мимминга» полубогом Волундом Кузнецом. Невероятный процесс включает в себя при изготовлении меча погружение его в пыль и в кал домашней птицы. Цикл повторяется дважды, поскольку первая попытка, как видно, не дала, с точки зрения Волунда, должных результатов.

Другие независимые источники — скажем, арабский манускрипт — рассказывают об использовании подобной технологии руссами. Истории с употреблением птичьего дерьма, скорее всего, базируются на неправильном понимании кузнечного дела и неверной интерпретации действий мастера, который, возможно, хотел добавить нитратов в сплав изделия.

Наиболее желаемый микроэлемент при производстве оружия из черных металлов — углерод. Железо не становится твердым, если в нем нет хотя бы 0,2 %-ного содержания углерода; при однопроцентном содержании его сплав перестает являться сталью. Кузнецам викингам приходилось определять удельное количество углерода, пользуясь традиционными методами, которые передавались ремесленниками из поколения в поколение. Кузнецы «варваров» со II столетия до Р.Х. и далее, по всей видимости, уже понимали, что поверхность железа можно карбонизировать за счет углеродистых газов, помещенных в разреженную атмосферу без воздуха. Добиться этого представлялось возможным за счет применения глиняного сосуда с угленосными материалами при высокой температуре.

Среднего качества сталь для ковки оружия производилась путем нагревания железной руды до 1200 градусов в печи вместе с органическими материалами, такими, например, как кости. Затем из субстанции выковывались пруты со стальной поверхностью. Потом их переплетали с другими прутами, содержавшими меньший процент углерода и ковали клинок, на котором прослеживались очертания разных составляющих. Данный процесс иногда называется «шаблонной» или «узорчатой ковкой».

Топоры и острия копий делались обычно из однородной стали, хотя попадаются образцы того и другого оружия, изготовленные при помощи «узорчатой ковки». Сильно углеродистые режущие поверхности лезвий, как правило, вковывались в основное полотно, состоявшее из менее ломкой и, соответственно, менее карбонизированной, а потому более мягкой стали.

Свидетельства всех стадий изготовления оружия, начиная с самых основных уровней, можно обнаружить на месте обитания викингов в л'Анс-о-Медоуз на Ньюфаундленде. Археолог Хелге Ингстад нашла признаки обработки простого железа. Постройка, которую эта женщина-ученый определила как кузницу, находится на самом дальнем западном краю ареала, в который только заносила викингов страсть к походам. Одним словом, кузница являлась частью временного поселения, люди в котором были в состоянии производить железо по прошествии, возможно, всего нескольких лет с момента прибытия туда.

При ковке меча «Эккисакса» карлику Альбериху понадобилось продержать какое-то время заготовку в земле, чтобы улучшить качество изделия. Возможно, здесь мы имеем дело с «захоронением» железа для поглощения из руды всевозможных нежелезистых примесей. После периода такой пассивной обработки болванку представлялось возможным превратить в толстый прут при температуре значительно ниже плавления железа. Кусок металла разогревался и расплющивался, чтобы так выгнать все ненужные компоненты. Прежде чем современные нам металлургические технологии сделали доступным употребление в данном качестве красного железняка, железо в Скандинавии производилось в основном таким способом.

Производство доспехов

Наши знания о производстве доспехов в эру викингов довольно скудны по причине отсутствия сколь-нибудь соответствующих задачам археологических находок. Латы, так сказать, органического происхождения не обнаружены иначе как в виде довольно тяжело поддающихся точной трактовке рассказов о них в литературе. Найденные щиты почти все раскопаны в захоронениях, органические компоненты их, как правило, сгнили или же стали жертвой археологов, которые ранее применяли не столь совершенные методы извлечения и обработки находок, чем те, что известны сегодня.

Основными металлическими доспехами, которые находили применение у воинов-викингов, являлись кольчуги. В древней скандинавской литературе немало упоминаний о таком защитном вооружении. Единственная использовавшаяся в Северо-Западной Европе технология производства кольчуг базировалась либо на тиражировании узлов из разомкнутых колечек, составлявшихся расплющенными краями и склепывавшихся между собой, либо на плетении из цельных колец. Обычно к одному кольцу крепились четыре других, однако число их могло увеличиваться или уменьшаться в зависимости от необходимости добиться лучшего прилегания изделия к неровностям тела владельца. Все кольца делались из черного металла; применение сплавов меди для украшения изделий отмечается не ранее XIV столетия. Проволока, из которой вырабатывались кольца, пропускалась через поступательно сужавшиеся отверстия в металлических пластинах, чтобы в итоге достигнуть необходимого диаметра.

Данная резьба по дереву выполнена в XII столетии и потому, как можно считать, появилась на свет за пределами периода, именуемого эрой викингов. Тем не менее на ней показана работа кузнецов, их инструменты — в том числе мехи и факел — вполне отвечают тем, — которыми пользовались мастера и в предшествующие века. В кузницах традиционно бывало очень скудное освещение, чтобы мастер мог по цвету раскаленного металла определить, дошел ли он до нужной кондиции. Резьба с западного портика деревянной церкви в Сетесдале (Норвегия) (Университетское собрание предметов старины, Осло).

Мастерская кузнеца-оружейника. Внешний вид мастерской эры викингов показывает, как много всевозможных предметов требовалось кузнецу для производства наступательного и оборонительного вооружения.

Ремонт оружия

Поддержание в рабочем состоянии и ремонт оружия распадаются на две отдельные составляющие: приведение в порядок специалистом, действующим в полевых условиях или же в мастерской, и импровизированная починка поврежденного оружия владельцем или кем-то из его товарищей. В последнем случае речь может идти, скажем, о распрямлении погнувшегося меча путем наступания на него ногой. Как уверяют классические авторы, подобные вещи часто проделывали кельты прямо в гуще сражения. Возможно, истории рассказываются для того, чтобы подчеркнуть скверное качество работы кельтских оружейников; они повторяются и в нескольких исландских сагах. Над неким Стентором, персонажем «Эйбюгийской саги», подсмеиваются в бою из-за слабости клинка его меча, которая дала себя знать в предыдущем сражении. Хьяртан из «Ласделской саги» тоже имел подобный опыт, правда, в его случае все закончилось совсем плохо — смертью. «Кормакова сага» сообщает нам, что некто Кормак, незадачливый и слабоватый молодой воин, в битве повредил край «Скофнунга» (меч, изначально принадлежавший Хрольфу Краки, королю Дании). Попытавшись исправить положение и заточить острие, он только еще больше все испортил — заусенец лишь увеличился. Грамотная заточка требовала тонкого мастерства. «Дроплаугарсонская сага» говорит, что слуга по имени Торбьёрн особенно славился умением ухаживать за оружием, он точил меч для Хелги, одного из героев саги.

Форма, используемая для производства узлов шлема. На танцующей фигуре шлем, рога которого заканчиваются головами птиц. Его товарищ носит маску волка или медведя (Государственный исторический музей, Стокгольм).

Грим, брат Хелги, позднее попросил у брата именно этот меч. Личные оселки, в некоторых случаях снабженные кольцом для подвески и довольно маленькие, чтобы носить их как амулеты, тоже обнаруживаются в местах обитания викингов. Олаф I Трюггвассон в сражении при Свёлде так беспокоился о том, чтобы все его воины имели острые мечи, что даже распорядился выдавать совершенно новое оружие прямо в разгар боя.

Мечи нередко передавались от поколения к поколению, при этом значимость оружия и его ценность со временем возрастали. Для одного отдельно взятого воина меч являлся не просто оружием, древние мечи служили символами связи с предками, выражением мощи и влияния. Для клана они могли отождествляться с его законностью, правильностью и правотой, что естественным образом связывалось с удачей и процветанием. Хотя в сагах говорится о применении в бою мечей, возраст которых перевалил за 200 лет, надо думать, что владельцы очень и очень заботились о подобных реликвиях.

Некоторые из древних мечей, поврежденных так сильно, что привести их в порядок не представлялось возможным, перековывались в острия копий. Наверное, самый знаменитый из таких «Грасида», или «Серобок», о котором говорится в истории о Гисли Сурсоне. Жизнь «Грасиды» как меча закончилась, поскольку воин сломал его в бою. Металл, из которого сделали меч, как видно, отличался высоким качеством, что делало его привлекательным для перековки. Вероятно, считалось также, что новым изделиям передадутся качества древнего клинка. Предполагалось сделать чрезвычайно смертоносное для врага оружие — операцию поручили не просто кузнецу, а колдуну. В копейной ипостаси «Грасида» получила неожиданно короткое древко — не более 20 см, — что может говорить о неизвестном нам ритуальном предназначении. Созданное путем «узорной ковки» оружие применялось потом для убийства Вестена и Торгрима.

Несколько наконечников копий викингов и англосаксов. Вверху справа видна головка эфеса с двумя штырями для крепления на рукоятке меча (Британский музей).

Ладьи викингов

Процесс эволюции ладей викингов

Что может служить лучшим олицетворением эпохи викингов, как не их ладьи? Для самих викингов они являлись неотъемлемой частью их динамичной культуры, о важности кораблей говорит чрезвычайно широко распространенные изображения их на поминальных камнях, монетах и художественных памятниках. Любовь к ладьям переживала пределы бренной жизни и уходила с викингами в вечность, о чем свидетельствуют нам великолепные захоронения в кораблях, обнаруженных в Гокстаде и в Усеберге, а также и традиции превращать ладьи с погибшими в погребальные костры. Гордость и восхищение элегантными кораблями явственно проступают со страниц великого литературного наследия Севера — исландских саг, в которых ладьи называются «Весельными конями», «Скользящими по волнам драконами», «Лосями фьорда», «Оседлавшими океан зубрами» и «Большими змеями».

Военные, коммерческие и исследовательские надобности привели к появлению широкого многообразия основных конструкций подобных судов, при этом каждый тип имел, конечно же, и собственное название. Малые суда сортировались по количеству весел: так, шестивесельные величались «сес-эрингами» (sexaermgr), а корабли общего назначения с числом весел от 12 до 32, как тот, что найден в Гокстаде, именовались «карви» (karvi). Ладьи, вроде обнаруженных в Ладбю и Скюллелеве, как минимум с 20 местами гребцов определялись как «снехья» (snekkja), что переводится примерно как «тонкий и выступающий»; более крупные боевые суда, как «Скюллелев-2» и «Роскилле-6», определялись термином «шей» (skei), что означало «нечто режущее воду». Гигантские боевые корабли позднего этапа эры викингов, о котором подробно говорится в сагах, называются дрекарами (drekar), или драконами (у нас бытует «драккар». — Прим, пер.), чем обязаны ладьи огромным и устрашающим драконам, вырезанным на их носах. Общий термин для всех боевых кораблей — «лангшип» (langskip), или «лонгшип», если по-английски (букв, «длинный корабль» в отличие от «круглого» (roundsbip), мы же будем пользоваться привычным для нас — ладья. — Прим, пер.). Грузовые и коммерческие суда назывались «кнаррами» (knarr), или «каупшип» (kaupskip), что означает всего лишь «торговые корабли». Надо, правда, заметить, что современные событиям источники пользуются терминологией без особой привязки к действительности, что затрудняет процесс оценки каких-то остатков вновь обнаруженных кораблей и занесения их точно в ту или иную конкретную категорию.

Реконструированная Гокстадская ладья в Музее судов викингов в Осло (Музей культурной истории Универсшпегпа Осло, Норвегия).

В стране, территория которой испещрена сверху вниз, направо и налево фьордами, озерами и реками, значение морских устойчивых судов быстро становится понятным. Как мы сумеем проследить, мореходная культура создаст ряд кораблей, которые будут характерны для нее в Каменном, Бронзовом веках и во времена Великого переселения народов и которые примут формы высочайшего достижения корабелов в период с IX по XIII столетие.

Гротескные головы животных часто использовались викингами для украшения носов их боевых ладей. Подобная резьба, выполненная уверенной и твердой рукой, служила украшением столбиков рамы ложа вождя, похороненного в Гокстадской ладье (Музей культурной истории Университета Осло, Норвегия).

На представленных здесь серебряных монетах IX столетия, обнаруженных на месте торга в Бирке (Швеция), изображены корабли викингов (Государственный исторический музей, Стокгольм).

Ранние кожанки и долбленки

В какой-то момент ближе к окончанию Ледникового периода, примерно между 8000 и 6000 гг. до Р.Х., отряды и сообщества кочевых охотников и рыболовов устремились в северном направлении по следам отступавшего льда и принялись обживать северо-западный берег Норвегии.

Охота на крупных животных арктических широт, а особенно рыболовство, успешно заниматься которым позволяло наличие большого количества промысловой рыбы у берегов, требовало судов с хорошими мореходными характеристиками. Специалисты, в общем и целом, сходятся на том, что суда, на которых дерзали выходить в море скандинавы, в основном идентичны по форме и устройству арктическим «умиакам» (umiak — этим термином обозначается широкая женская лодка эскимосов в противоположность мужскому каяку, предназначенному для охоты и рыбной ловли; и та и другая приводились в движение по тому же принципу, который знаком нам по каноэ. — Прим. пер.). Конструкция умиака осталась неизменной и в наши дни: он представляет собой деревянную раму со шпангоутами и стрингерами, обтянутую сшитыми между собой внакладку водонепроницаемыми тюленьими шкурами. Значение таких лодок для их владельцев и общества в контексте всей культуры находит отражение во множестве доисторических наскальных рисунков. Наиболее значительное «панно» обнаружено в Эвенхюсе, что около Тронхейма, и представляет собой выполненную уверенной рукой резьбу на камне, где в том числе видны весьма характерные лодки. Обладающие высокими бортами и напоминающее ванны для купания, они поразительно схожи с умиаками. Концы корпусов довольно резко поднимаются вверх, при этом один переходит в выступ, другой же — он обычно выше первого — заканчивается удлинением в виде двух параллельных прямых. Судя по всему, прямые эти представляли собой нос кораблика и служили, как считается, в качестве рукоятей, за которые лодки вытягивались на берег. На некоторых из них вырезаны вертикальные и горизонтальные линии, призванные, как надо полагать, изображать вышеназванные деревянные каркасы.

Тем временем в более умеренном климате Южной Скандинавии люди тоже отваживались взять на себя риск и пуститься в плавание. Несомненно, знакомые с кожаными лодками, эти живущие в стороне от побережья племена располагали огромными лесными богатствами, что позволяло им создавать деревянные посудины, становившиеся со временем все более сложными конструктивно. Размеры их рознились между собой и довольно заметно, начать хотя бы с примитивной долбленки длиной 4 м, шириной в бимсе не более 1 м и продолжить более протяженными ее собратьями с выносными балками по бокам для придания дополнительной устойчивости и более высокими планширями, сделанными из прикрепленных с обеих сторон дополнительных кусков дерева. Такие лодки прекрасным образом подходили для ограниченных по протяженности маршрутов в спокойных и закрытых от морской стихии внутренних водах, но оказались бы совершенно негодными для хождения на них в океане. Однако подобное направление в технологии способствовало зарождению традиций деревянного кораблестроения, что в начале Бронзового века привело к появлению в Скандинавии первых состоявших из досок судов.

Йортспрингская ладья

Приход на север Бронзового века ознаменовался расцветом торговли и расширением сферы интересов, и, возможно, соблазн приобретения богатства послужил своего рода катализатором на следующей стадии развития морского дела у скандинавских племен.

С появлением металла в Северной Европе на исходе третьего тысячелетия до Р.Х. технологии судостроения получили дополнительный импульс для интенсивной эволюции. На протяжении столетий процесс поиска залежей меди и олова, необходимых для производства оружия и орудий труда в Бронзовом веке, привел к расширению ареалов торговли и обогатил опыт скандинавов как мореходов. Данное обстоятельство, в свою очередь, подтолкнуло к конструктивным улучшениям судов, что примерно к 1500 г. до Р.Х. дало людям возможность покидать родные воды и, не теряя из вида берега, совершать регулярные торговые экспедиции в Британию, в Ирландию, а возможно, даже в Галлию, Испанию и в страны Средиземноморского бассейна.

Резьба по камню Бронзового века из Виклюке (Швеция), на которой запечатлена эскадра из нескольких судов. Множественные вертикальные линии, исходящие от корпуса, могут, вероятно, изображать команду или же показывают количество весел.

И вновь та важная роль, которую отводило общество кораблям, одарила нас тысячами резных наскальных рисунков, найденных в Норвегии, Дании и Швеции, что позволяет составить уникальный архив судов Бронзового века. На «картинах» изображены широкие в бимсе открытые лодки с этакими клювами, выдающимися далеко за пределы корпусов с юта и с бака. Некоторые из судов маленькие и совсем незатейливые по устройству, тогда как другие заметно крупнее, показаны в мельчайших деталях, с головами животных, украшающих форштевни, а также со стилизованными фигурками команд, которые либо налегают на весла, либо — как в отдельных случаях — размахивают оружием.

В 1921 г. появились реальные подтверждения правдивости «полотен» древних резчиков, когда на острове Олс в Южной Дании в болоте Йортспринг обнаружилось первое сделанное из досок судно, которое датируется примерно 350 г. до Р.Х., самое старинное в Скандинавии. Вероятно, ставшая военным трофеем ладья была наполнена отбитым у врага оружием и снаряжением и затоплена как жертва богам за помощь в сражении. Хотя лодка из Йортспринга, по всей вероятности, относится уже к началу Железного века, сходство ее с теми кораблями, что высечены на камнях в эпоху Бронзового века, очевидно. Длиной чуть более 18 м и 2 м в ширину у миделя корпус состоял всего из семи липовых узлов, скрепленных или сшитых между собой кишками животных и проконопаченных смолой. Ладья представляла собой, по всей видимости, крупное боевое каноэ с правильными веслами с каждого конца, приводимое в движение силами 20 гребцов-байдарочников. Днище состояло из единственной слегка вогнутой доски, углубленной в середине и поднимающейся кверху спереди и сзади. По мере того как доска становилась уже, пазы делались более острыми, спереди и сзади специальные детали конструкции с пазами в них пришивались к днищу, образуя нос и корму. Днищевая доска и отдельно вырубленные передний и задний узлы создают любопытную клювообразную структуру, формируя двойной нос и двойную корму, характерные для такого рода судов. Завершают структуру корпуса две нахлестывающиеся одна на другую доски с каждого борта. Доски эти сходятся к носу и корме, но не встречаются между собой непосредственно, а крепятся к снабженным пазами концевым деталям.

Миниатюрная реконструкция Йортспрингской ладьи примерно 350 г. до Р.Х. Полномасштабная реконструкция, «Тилия», прошла апробацию, приводимая в движение опытной командой из 18 гребцов-байдарочников. Лодка показала себя как довольно подвижная и маневренная, продемонстрировала неплохие мореходные качества в закрытых водах, позволив развить достойную уважения скорость в 6 узлов (примерно 11 ^км/_ч) (Музей Естественной истории Дании).

Внутренними ребрами, или шпангоутами, служили гибкие ветви орешника, тянувшиеся от планширя до планширя, на расстоянии в 1 м друг от друга 11 связывавшиеся с досками посредством выдающихся шпунтов. Сей уникальный способ строительства, обеспечивавший примечательный уровень гибкости всей структуре судна, пережил века и сохранился даже в X столетии. Связующие ребра соединения выступали в качестве банок для гребцов и имели угол, позволяющий сделать направленное вниз движение байдарочника максимально сильным. Двойной ряд подпорок под банками обеспечивал дополнительное усиление корпусу из тонких досок.

С точки зрения процесса эволюции Йортспрингская ладья представляет собой случай почти превосходно ужившихся между собой двух принципиальных направлений судостроения — кожанок и долбленок. Свойственные этому симбиозу прочность, легкость и гибкость станут в будущем своего рода «фирменными знаками» скандинавских корабелов. Подобные достоинства будут развиваться и прогрессировать, чтобы на протяжении следующих 700 лет найти выражение в создании способных к плаванию в открытом море судов первых лет эпохи Великого переселения народов, что известно нам благодаря сделанной в 1863 г. находке в Нюдаме, расположенном на юге Ютланда.

Нюдамский корабль

Как и Йортспрингская ладья, крупнейшее судно, обнаруженное в Нюдаме, являлось, несомненно, боевым кораблем, наполненным военным снаряжением и затопленным с сакральными целями примерно в 350–400 гг. новой эры. Корабль представляет собой довольно массивную, обшитую внакрой открытую гребную ладью длинной около 23,5 м, шириной 3,5 м и глубиной 1,2 м. Изготовленный целиком из дуба, остов его состоит из днищевой доски, к которой крепятся концевые узлы кормы и носа. Завершается корпус десятью досками обшивки — по пять с каждой стороны. Все десять крепятся к концевым узлам шпунтовыми соединениями. Каждая из них, изготовленная из единого куска древесины, тянется почти вдоль всего корпуса и достигает свыше 20 м в длину при 50-сантиметровой ширине. Несмотря на примитивность концепции, сам факт выработки таких громадных и гибких досок говорит о мастерстве корабелов Железного века. В отличие от случая с Йортспрингской ладьей, «клинкерные» — нахлестом совмещенные между собой доски — не сшиваются одна с другой, а сколачиваются гвоздями, заклепанными внутри конструкции корпуса при помощи небольших квадратных шайб, что, как мы видим, является первым известным нам примером традиции, которая пронесла себя не только через весь период, называемый эрой викингов, но не исчезла и в наши дни.

Реконструированный Нюдамский корабль IV века. В попытке как-то компенсировать наследственную слабость днищевой доски судно построили довольно узким в бимсе и с уходящими вверх под весьма острым углом бортами. Обратите внимание на архаичный руль и уключины на планшире (Археологический музей земли Шлезвиг, Германия).

Массивные шпангоуты вырублены из дерева и пришиваются к корпусу за счет шпеньков, оставленных выступающими из поверхности доски в процессе ее изготовления. Завершают «скелет» пятнадцать предназначенных для гребцов банок, удаленных друг от друга на 1 метр и поддерживаемых соответствующими подпорками. Судно приводилось в движение 30 лодочными веслами, а посему по планширю проходили ряды из сообразного количеству гребцов числа уключин в виде выступающих штырей. Изменение направления движения осуществлялось за счет большого и «разлапистого», как байдарочное весло, руля, находившегося ближе к корме. Никаких следов приспособлений для установки мачты не обнаружено, да и маловероятно, чтобы такое узкое судно со столь крутыми бортами могло бы уверенно чувствовать себя под парусом. Нельзя, однако, на данном основании утверждать, будто корабль не годился для плавания по морям, поскольку на таких же ладьях, как та, что была обнаружена в Нюдаме и в Саттон-Ху в Восточной Англии, саксонские воины пересекали Северное море, чтобы сначала совершать набеги на Англию, а позднее колонизировать ее. Между тем мы можем не сомневаться, что в некоторых случаях плавания на таких низкобортных и открытых лодках, не имевших килей и склонных разламываться о волну и черпать воду, заканчивались более чем печально.

Так или иначе, прогресс в конструкции Нюдамского корабля очевиден: фиксированный руль и лодочные весла вместо байдарочных представляют собой несомненный шаг вперед в том, что касается обеспечения ускорения судну и управления им, кроме того, закрепленные железными клепками доски корпуса делали его более прочным и надежным. Чего, однако, по-прежнему не хватало в том, что касается повышения устойчивости и стабильности лодки, так это киля.

Данную проблему по меньшей мере частично преодолели к началу VIII столетия, как можем мы судить по Квалсюннскому кораблю, откопанному под Сюнмёре в Западной Норвегии.

Квалсюннский корабль

Построенный около 700 г. от Р.Х., Квалсюннский корабль представляет собой крупную, открытую, пригодную для плаваний в открытом море ладью длиной 18 м, шириной 3 м и глубиной 80 см. Как в двух первых случаях, описанных выше, судно достали из болота, в котором его затопили как жертву богам. Интересно, что это первая найденная в Скандинавии ладья, отличающаяся наличием киля.

Хотя в основе конструкции корабля вновь лежала днищевая доска, она изготавливалась с таким расчетом, чтобы по внешней поверхности ее проходил интегральный полоз, образовывавший рудиментарный киль. Несмотря на примитивность безнадежно далекого от совершенства приспособления, оно все же являлось значительным шагом вперед, поскольку заметно усиливало днище, повышало его устойчивость к воздействию волны и давало возможность сделать корпус более широким, удобным и просторным. Что важнее, однако, возросшая стабильность предлагала шанс установить мачту, поскольку наличие киля обеспечивает кораблю способность не переворачиваться, невзирая на сильный крен. Хотя следов мачты или такелажа обнаружить опять-таки не удалось, строение данного корабля превращает его в судно, пригодное для хождения в открытом море под парусом или на веслах.

Внакрой обшитый корпус изготавливался полностью из дубовых досок, которые скреплялись между собой за счет железных клепок или гвоздей. Между тем пояса обшивки стали уже, что вело к увеличению их количества, причем теперь они составлялись из нескольких досок. Подобное нововведение сделало корпус более гибким, а также устранило трудоемкую и, несомненно, крайне сложную задачу производства необходимых прежде очень длинных досок. Шпангоуты вырубались из древесины сосны, но крепились в данном случае не к днищу или килю, что добавляло корпусу гибкости и позволяло ему «работать» независимо от киля при сильном волнении на море. На каждом из планширей располагалось по десять уключин, прикрепленных деревянными колышками, называемыми нагелями, одиннадцать равноудаленных (в метре одна от другой) банок, или поперечин, усиливали структуру и одновременно служили в качестве лавок для гребцов. Высокие концевые узлы носа и кормы имели богатые украшения и пристыковывались к килевому брусу.

Кроме того, Квалсюннский корабль — первый пример ставшего потом классическим способом установки фиксированного руля на корме с правого борта. Конический бобыль прибит к корпусу, а проходящий через руль прут пришит через отверстия, просверленные в бобыле и в корпусе, соединен с внутренней стороны обшивки с треугольным рулевым шпангоутом, который усиливает правый борт в области руля. Шпангоут и соответствующая переборка прибиты к корпусу, причем прилегающая к поверхности обшивки часть вырезана ступенчато, чтобы соответствовать ее наложенным один на другой поясам, повторяя их рисунок. «Шейка» руля зафиксирована на планшире регулируемой крепительной планкой, а для облегчения процесса управления служит румпель. Подобная система позволяет весьма надежно закрепить руль, однако оставляет довольно простора для того, чтобы поворачивать его по его собственной продольной оси.

Почти по всем элементам и узлам конструкции Квалсюннский корабль имеет право уверенно претендовать на звание одного из представителей новой эры в скандинавском судостроении, настоящий расцвет которого наступит в IX и X столетиях.

Парус

Наверное, самая не поддающаяся разгадке тайна, связанная с викингами, состоит в том, почему таким находчивым и изобретательным мореходам понадобилось столько веков, чтобы поставить на службу себе парус, что произошло только в VIII столетии. Первое свидетельство появления его в Скандинавии обнаружено на резных каменных «полотнах» с изображениями кораблей начала VIII века, найденных на острове Готланд в Швеции, однако, учитывая энергию викингов как торговцев и предпринимателей, с трудом верится в то, что скандинавы не подозревали о существовании паруса до вышеозначенного момента. К тому времени в Средиземноморье парусом пользовались уже на протяжении столетий, а потому его, конечно же, видели во многих частях Западной Европы, гдепреобладало римское влияние (хотя на Скандинавию оно никогда и не распространялось).

Модель Квалсюннского корабля демонстрирует совершенство ровных и «аэродинамических» линий, в которых видится уже будущее великолепие превосходных ладей эры викингов. Обратите внимание на «классический» руль с румпелем на «рулевом борту» и на низко посаженный просторный корпус (Бергенский мореходный музей, Норвегия).

Одна из причин такой холодности в отношении паруса до VIII века, возможно, состоит в том, что, несмотря на отдельные дальние морские поездки, предпринимавшиеся викингами, в основном морская жизнь, если можно так выразиться, разворачивалась и протекала в прибрежных водах Скандинавии, где усилий гребцов на веслах вполне хватало для обеспечения движения сравнительно небольшим судам. Иными словами, парус не являлся необходимым средством для хождения по водам.

К тому же в период до появления Квалсюннского корабля и ему подобных судов отсутствие киля и наличие днищевой доски сильно связывало корабелов, вынуждая их строить узкие ладьи с довольно резко поднимающимися бортами, а такие конструкции плохо подходили для того, чтобы выдерживать дополнительные нагрузки, оказываемые на корпус идущего под парусом судна.

Правда состоит в том, что удовлетворительного ответа на вопрос не существует, между тем когда парус — в буквальном смысле слова — приняли на борт, нововведение это привело к ряду значительных изменений в том, что касается приемов кораблестроения в эпоху, называемую эрой викингов.

Картины на камнях VIII–IX столетий, найденные в Готланде (Швеция), являются щедрыми источниками информации об эволюции кораблей викингов. Данное судно, изображенное на резьбе по камню из Смисса (Стенчюрка), безусловно, боевая ладья. Обратите внимание на драконью голову на носу и украшенную корму, на перекрывающие друг друга щиты и затейливую вязь рифового шнура, прикрепленного к парусу. Видны ванты и идущая к баку опора. Ромбовидная структура характерна для большинства таких изображений, возможно, резчик стремился показать веревки, кожаные или полотняные шнуры, применявшиеся для усиления паруса. Многие члены команды, включая рулевого, носят на головах конические шлемы, на корме связка собранных вместе копий.

ЭРА ВИКИНГОВ

С появлением настоящего прочного киля с Т-образным поперечным сечением днище корабля стало прирастать и расходиться в борта за счет немного наклонных набивавшихся внакладку нахлестом друг на друга поясов обшивки. Внизу под ватерлинией шпангоуты и пояса обшивки пришивались друг к другу за счет шпеньков, но, как мы видели, не к первому поясу и килю. В том месте, где днищевые пояса встречались с ватерлинией, прежний усиленный планширь превратился в значительно более толстый пояс, называвшийся «мегинхуф» (meginhufr; что означало на древненорвежском «крепкая доска»). Данные узлы вместе с килем обеспечивали продольную прочность корпуса корабля по ватерлинии и облегчали процесс перехода конструкции от днища к бортам. К ним крепились поперечины, которые прибивались к верхушкам шпангоутов нагелями и связывали борта. Для того чтобы ладья не «нахлебалась» воды по причине сильной качки, когда шла под парусом, борта наращивались дополнительными поясами обшивки. Поскольку верхним поясам приходилось выдерживать бафтинг — воздействие бьющих в них волн — и переносить дополнительные нагрузки, возникающие при качке, доски набивались на L-образные подкосы, или «коленца», которые, в свою очередь, крепились к поперечинам. Дополнительное усиление обеспечивалось за счет внедрения добавочных шпангоутов — по одному для каждого «коленца».

С повышением высоты планширя применение уключин стало нецелесообразным, а потому строители стали проделывать порты для весел в одном из верхних поясов обшивки, который соответственно делался более толстым и прочным, чтобы выдерживать нагрузки, создаваемые при работе гребца веслом. Поперечины, служившие ранее в качестве банок для гребцов, потеряли значение в данной ипостаси и видоизменились с целью служить опорами для палубы из тщательно подогнанных друг к другу досок, которые обычно не сбивались вместе, чтобы обеспечивать свободный доступ под палубу к хранящимся там запасам или — в случае необходимости — для ремонта.

Скандинавская ладья с гордо поднятой драконьей головой, вырезанная на куске дерева (Морской музей, Берген).

Русь, 950-1000 гг. Руссы свалили несколько стволов, очистили их от веток и сучков, чтобы затем по ним тянуть, или волочить, ладью при помощи прочного каната, охватывающего корму. Данный прием расценивается археологами-экспериментаторами как весьма действенный и эффективный. Обратите внимание на небольшие ладьи далее по реке и на палатки на берегу. Все это очень похоже на находки в Гокстаде и Усеберге.

Система крепления мачты начиналась непосредственно сразу над килем, где располагался массивный деревянный узел под названием «хьерринга» (kjerringa — карга на древненорвежском), или кильсон. Лежа над килем, но не будучи скреплен с ним, кильсон мог тянуться в длину на четыре шпангоута и соединялся с ними нагелями. Снабженный гнездом для вставки мачты, кильсон имел основную функцию, заключавшуюся в том, чтобы выдерживать вес мачты и те нагрузки, которые воздействовали на корпус, когда судно шло под парусом. Непосредственно перед гнездом из кильсона «рос» вертикальный рычаг, достававший до палубы и предназначенный для поддержки столба мачты. На этом уровне она встречалась с еще одним массивным деревянным узлом в виде вилки, в которую проходила мачта. «Вилка» часто называлась «спутником» или «рыбой» мачты — из-за напоминавшей рыбий хвост формы. Такой «хвостовик» опирался на четыре, а то и на шесть поперечин, с которыми соединялся при помощи шпунтов и нагелей. Дополнительную поддержку давали подкосы, приколачивавшиеся с каждой стороны к столбу мачты и перекладинам. Но и это еще не все. Мачта крепилась вантами и передними и задними подпорками. Большой и глубоко уходивший вниз руль находился на правом борту в кормовой части, как видно на изображении Квалсюннского корабля.

Важно помнить о том, что подобные инновации, которые внедрялись постепенно на протяжении свыше 150 лет и вылились в итоге в появление великолепных судов викингов, как те, что обнаружены в Гокстаде и Усеберге, могли происходить лишь в результате постепенного накапливания опыта и роста мастерства скандинавских корабелов.

Корабелы и судостроители

В 1893 г., когда строилась репродукция Гокстадской ладьи викингов, оказалось невероятным делом отыскать в Норвегии дуб соответствующих параметров и размеров, чтобы вырубить из него 18-метровый киль, а потому требуемое дерево пришлось выписывать из Канады.

Сколь бы невообразимым ни казалось такое положение для страны, известной экспортом древесины, причины нехватки дубов становятся понятными, если провести кое-какие вычисления. Археолог Оле Крюмлин-Педерсен подсчитал, что для строительства ладьи длиной 20–25 м необходимо 50–58 куб. м древесины. Если брать диаметр ствола в 1 метр при высоте 5 м, получается, что придется свалить 11 таких стволов и еще один дополнительный, высотой в 15–18 м, для изготовления киля.

Флагман герцога Нормандии «Мора», на котором герцог Вильгельм 11 Нормандский возглавлял эскадру вторжения в Англию в 1066 г. При помощи весел команда маневрирует судном, пока же оно изготавливается к отплытию, человек прикрепляет на носу драконью голову. История рассказывает нам, что герцог подал знак к отплытию зажженным на топе мачты «Моры» фонарем и звуками рога. На корме оруженосец развертывает знамена герцога и трубит в рог. Продовольствие, снаряжение и оружие подвозятся к крупным ладьям малыми грузовыми лодками, тогда как кнарры, или грузовые суда, которые легко выделить по обычному отсутствию щитов по бортам, применяются для транспортировки лошадей.

Даже если сделать поправку на преувеличенные размеры эскадр, упоминавшихся в сагах и современных событиям документальных источниках, можно предположить, что в эру викингов строились многие тысячи подобных кораблей, а потому не приходится сомневаться в том, что дефицитом дуба на исходе XIX столетия Норвегия, по крайней мере частично, обязана хищническому истреблению ресурсов за тысячу лет до того. Конечно же, в дело шла и другая древесина — в том числе сосна, ясень, липа, ива и береза — обычно для каких-то особых узлов, но иногда и в тех случаях, когда дуб отсутствовал.

Надо полагать, что мастер-корабел имел целую бригаду разного рода мастеров, каждый из которых специализировался на выполнении какой-то определенной — или нескольких — задач. Одной из наиболее важных из них являлась способность выделять в лесу деревья, из которых представлялось бы возможным наилучшим образом изготовить те или иные узлы конструкции судна. Высокие лесные дубы шли как материал на кили и доски обшивки, тогда как для мачт, рей, рангоутов и весел более подходила сосна. Отдельно растущие раскидистые полевые дубы с изогнутыми сучьями годились для того, чтобы вырубить из них шпангоуты, концевые узлы кормы и носа, тогда как толстый ствол давал возможность изготавливать из него мачтовые хвостовики и рули. Если позволяло дерево, плотник использовал в своих целях естественные соединения, где ветви росли из стволов, например чтобы изготовить кильсон с вертикальным поддерживающим рычагом. Меньшие куски древесины с их естественными изгибами шли на выработку всевозможных коленцев и подкосов, а также весельных уключин, все еще требовавшихся «малотоннажным» судам.

Сцены работы судостроителей, запечатленные на вышивке из Байе, служат первоочередным источником информации, касающейся инструментария, которым пользовались корабелы-викинги. Рабочий слева орудует Т-образным топором для обтесывания и придания форм доске, которую опирает как на рогатку, на отходящую от ствола ветвь дерева.

Под пристальным досмотром мастера-корабела рабочий возле верхнего судна обтесывает корпус Т-образным топором, тогда как его напарник сверлит отверстия буравом. Внизу видны два плотника с длинными бородами, что, вероятно, говорит об их солидном возрасте и опыте. Человек справа пользуется маленьким топориком, а тот, что напротив него, держит в руке, скорее всего, молоток.

Процесс высматривания подходящих деревьев приходился обычно на раннюю зиму, когда листва не мешала как следует разглядеть ствол, а подлесок не создавал дополнительных трудностей при транспортировке к «докам». Кроме того, древесина только что срубленных деревьев более стабильна в холодную погоду, когда меньше риск ее пересыхания и образования трещин до того, как она будет использована. Деревья валили аккуратно при помощи секир и топоров, а после устранения веток раскалывали сбоку. Несомненно, нередко мастер-корабел лично приглядывал за действиями рабочих на лесоповале, особенно если дело касалось дерева, которое шло на киль или другие наиболее важные узлы конструкции.

Доски делались путем раскалывания по радиальной стволов при помощи топоров, колунов, долот и деревянных или же металлических клиньев. Сначала ствол делили надвое, потом каждую часть еще раз пополам и так далее до тех пор, пока из заготовки диаметром 1 метр не получалось 20 досок. Пилы в подобном процессе не применялись никогда, поскольку, раскалывая дерево вдоль волокон вместо того, чтобы идти поперек них, плотник своими действиями не способствовал снижению прочности материала. Таким образом он мог производить тонкие и невероятно гибкие доски, которые, когда их использовали еще свежими, довольно легко поддавались сгибанию и формованию в процессе строительства корпуса. Как мы убедимся, доски в днище Гокстадского корабля достигали в толщину всего 2,6 см.

Редко когда древесина пропадала зря. Она требовалась для изготовления нагелей, деталей такелажа, стрингеров, хомутов и штоков и всех тех опор — «стапелей», на которых строился корабль. Лубяное волокно, находящееся сразу же под корой, свивалось в веревки, тогда как опилки и стружка годились для костров и копчения рыбы, сыра и мяса. Вдобавок ко всему отчасти законченный тес мог быть задействован позднее и обнаруживался в болотах, где строители хранили его, чтобы дерево не высохло.

Работая в лесу, судостроители примечали молодые растущие деревья, которые рассчитывали использовать в будущем. На фрагменте вышитого полотна из Байе запечатлены двое рабочих с идеально подходящими для валки деревьев большими топорами, отличающимися длинными топорищами и широкими острыми лезвиями.

Подробные изучения материалов, которые шли в ход у викингов при постройке кораблей, дают возможность установить, что топоры являлись наиболее важными из всех инструментов корабелов. То же самое становится очевидным при наблюдении сцен судостроения на вышивке из Байё, на которых мы можем насчитать топоры ни много ни мало четырех разных видов: одни для валки леса, другие для обтесывания веток, третьи для изготовления досок и, наконец, четвертые для окончательной их обработки. Также находили применение струги, долота, рубанки, молотки, стамески, сверла, разного рода гладилки и ножи. Зато почти нет следов пил, хотя и они, вероятно, использовались в каких-то случаях. Бок о бок с плотниками-корабелами трудились кузнецы, задача которых состояла в том, чтобы поддерживать в рабочем состоянии используемые и изготавливать новые инструменты, а также ковать сотни и тысячи гвоздей и шайб, необходимых при строительстве судов.

Мастера-корабелы не делали каких-то чертежей будущих изделий, они полагались на традиции, которые передавались из поколения в поколение: острый глаз и практический опыт помогали построить корабль таким, каким он и должен был быть построен. Для чего бы ни предназначалось судно — для войны, перевозки грузов и торговли, — базовые характеристики мало чем отличались от традиционно принятых в том, что касалось длины, ширины и глубины, хотя, конечно, корабел мог внести какие-то черты, диктуемые спецификой местных условий или вкусом заказчика.

Реконструкция судна «Скюллелев-2», называющаяся «Хавхингстен фра Глендалоу», в процессе сооружения в Роскилле в 2003 г.

Кораблестроение в IX столетии

Интерьер Усебергской ладьи (1), где демонстрируется прием пришивания поясов обшивки к шпангоутам при помощи интегральных шпеньков. Обратите внимание на L-образный мегинхуф — третья доска от планширя. На (2) показана система крепления и поддержки мачты на Гокстадском корабле. Виден мачтовый рыба-хвостовик и вертикальный рычаг, восходящий от кильсона, который служит для закрепа мачты; также хорошо заметны верхние шпангоуты, ряд щитов и задвижные порты для весел. На (3) показано, как фиксируется к корпусу руль на правом борту. Обратите внимание на то, как надежно руль крепится к борту, оставаясь при этом свободным и удобным при управлении с помощью румпеля. Флюгеры с носов и топов мачт (4) часто заканчивали свой путь на колокольнях церквей, как и показанный здесь образец из Седералы (Швеция).

В судостроении применялись различные инструменты:

В судостроении применялись различные инструменты:

i верхний ряд — слева направо — бурав с грудным упором и сверлами, тесло и струг.

ii средний ряд — формовочные инструменты.

iii нижний ряд — слева направо — колун, молоток и клещи.

Поперечный срез Усебергской (а) и Гокстадской ладей (Ь). Более высокий надводный борт и прочная конструкция Гокстадского корабля очевидны.

В соответствии с традициями, отмечающимися в Йортспрингском, Нюдамском и Квалсюннском судах, ладьи в эру викингов сооружались по принципу «сначала оболочка», который выражался в том, что к установке внутренних усиливающих деталей приступали только после того, как пояса обшивки днища достигали ватерлинии. Строительство начиналось с изготовления Т-образного киля, который водружали на ровный устойчивый «стапель» с применением тяжелых камней для поддержания киля в ровном положении. Затем к килю встык присоединялись носовой и кормовой узлы, и каждый конец всей структуры поддерживался парой высоких деревянных подпорок. На начальной стадии работ за действиями рабочих следил лично мастер-корабел, поскольку неверно изготовленный киль или плохо состыкованные нос и корма могли не только повлечь за собой далеко идущие последствия при управлении судном, но грозили и просто всеобщей разрегулировкой всей структуры корабля. После установки «хребтины» будущей ладьи мастера приступали к формовке корпуса.

Каждый отдельный пояс обшивки делался из нескольких скрепленных между собой стыковыми соединениями досок, каждый нахлестывающийся на другой ряд фиксировали при помощи трех гвоздей, которые расклепывались внутри по небольшим металлическим шайбам. Традиционно каждый открытый конец такого сочленения смотрел в сторону кормы, чтобы сократить возможность проникновения воды. При сборе корпуса было очень важно проследить за тем, чтобы сочленения смещались, т. е. не проходили все по одной вертикальной прямой, не оказывались один над другим, поскольку подобное их размещение создавало потенциальное слабое место. Если же такое случалось, корабль прозывали «лоскутным».

Обшивочные доски резались не по единому шаблону, а формовались в связи с их положением на корпусе, подтесываемые топором с боков. Внешнюю наружную сторону выстругивали так, чтобы она под определенным углом ровно прилегала к следующему налагавшемуся внакладку нахлестом слою. Чуть выше нижнего края внутри с помощью специальных инструментов протачивалась бороздка, в которую прокладывали вервь, сплетенную из шерсти животных, обычно пропитанную и залитую сосновой смолой, что делало сочленение максимально возможно водозащитным.

Закончив процесс установки первого пояса обшивки, плотники сверлили в нем отверстия, а затем прибивали и приклепывали его к нижней части выступающего горбыля поверху киля. Такой стык грозил особенными протечками, а потому непременно проконопачивался веревкой и смолой. Затем накладывали второй пояс, которому, естественно, предстояло крепиться к первому за счет просверленных на расстоянии примерно 18 см друг от друга отверстий и продетых в них и расклепанных после этого гвоздей. Следом за тем наступал черед третьего пояса, с которым проделывалось все то же самое, что и с предыдущим, далее наступала череда очередного эшелона, и так до тех пор, пока сооружение корпуса не заканчивалось. По мере наращивания поясов одного за другим и увеличения высоты бортов корпуса мастер-корабел получал возможность варьировать пропорции и симметрию среза изделия путем изменения угла установки или же ширины каждого следующего из поясов по отношению к соседнему.

Поскольку подобные подгонки осуществлялись исключительно за счет опытных рук и наметанного глаза, некоторые специалисты высказывают мнение, что на данной стадии работ приходила пора корабелу воспользоваться мерилом. Такая «линейка» представляла собой длинную палку с заранее нанесенной разметкой, которая позволяла мастеру сверять пропорции каждого из поясов на разных участках по всей длине с рядом узелков на фиксированной линии, пролегавшей от носа к корме. Как вариант могли использоваться лекала или своеобразные лодочные мерила, помогавшие определить угол установки каждого из поясов обшивки. Надо особо подчеркнуть, однако, что многие корабелы, включая традиционных строителей малых судов в Скандинавии сегодня, остерегаются применять такого рода подспорья.

Реконструкция судна «Скюллелев-3», называющаяся «Poop Эйе» в процессе сооружения в Роскилле. Обратите внимание на подпорки «стапелей» и на напоминающие клешни раков хомуты-зажимы. Подобная сцена была привычной для скандинавских корабелов 1000 лет назад (Музей судов викингов, Роскилле).

После того как на уровне ватерлинии устанавливался мегинхуф, наступал черед ставить на свои места кильсон, шпангоуты, поперечины и вертикальные подкосы. Над мегинхуфом возвышались затем еще от четырех до шести поясов обшивки, в которых прорезались отверстия и к которым добавлялись верхние «ребра». И вот наступал черед крепить мачтовый хвостовик и приторачивать на рулевом борту у кормы установку для корректировки направления движения судна. После этого ладью смолили и конопатили всюду, где только могли остаться малейшие зазоры, и спускали на воду. Затем проводились дотошные проверки на предмет возможных протечек, закладывался и добавлялся, что называется, до упора балласт, после чего мастер-корабел — если все шло нормально — с удовольствием констатировал факт, что работа выполнена вполне удовлетворительно и судно подобающим образом «сидит» на воде. Коль скоро все на этой стадии протекало нормально, корпус ладьи был готов к оснастке.

Строители водружали мачту и крепили к ней рею при помощи «ракке» (rakke — специальная деревянная или веревочная муфта, которая удерживала рею на мачте, обеспечивая по мере надобности возможность вертикального движения по ней. — Прим. пер.). Если судно предназначалось для торговых операций, его снабжали двумя или четырьмя веслами, однако, если ему предстояла воинская карьера, речь могла идти о 30 или даже 60 веслах разной длины. Настилалась палуба, затем в зависимости от кошелька потенциального владельца к конструкции могли прибавить сходни, бочки для воды и железный якорь — изделие, которое ковал кузнец и которое требовало от него большого опыта и мастерства.

В непосредственной близости от верфи трудились другие мастера и рабочие, а также и женщины, задача которых состояла в изготовлении парусов и разнообразных веревок, применяемых в такелаже судна. Свидетельства археологического и документального плана в том, что касается парусов и оснастки, в эру викингов довольно скудны, однако внимательное изучение изображений кораблей на камнях и монетах в период с VIII по XI столетие дает нам в руки своего рода ключи, как и проработка этнологических материалов из Северной Норвегии, где еще в середине XX века рыболовецкие традиции диктовали применение большого прямоугольного паруса. Производство материи, а затем пошив из нее парусов, размеры которых варьировались от 45 до 100 кв. м, являлось, несомненно, не просто нелегким, но и труднейшим делом, требовавшим простора и множества рабочих рук, не говоря уже о навыках и мастерстве мастериц и работниц, так что получавшиеся изделия бывали дорогостоящими, но тем не менее необходимыми. Насколько известно, парусную материю ткали из грубой шерсти, иногда сшивали ее в два слоя, протравливая воском или маслом, чтобы сделать устойчивыми к воздействиям стихии. Чтобы уберечь их от коробления и провисания из-за пропитки, паруса, возможно, усиливали сетками из проложенных по диагонали веревок или тонких кожаных шнурков. Вполне вероятно, что на каменной картине IX столетия из Готланда изображено именно такое приспособление, которое непременно привело бы к появлению на парусах тех характерных ромбов, которые часто встречаем мы в художественных источниках.

Реконструкция торгового корабля викингов XI столетия «Роор Эйе». Обладающая прекрасным корпусом, который переходит в гордо задранные вверх нос и корму, небольшая ладья имеет этакий щеголеватый вид (Музей судов викингов, Роскилле).

На большинстве подобных «панно» также видна «паутина» из разного рода лент внизу паруса, которые, судя по всему, отражают рифовые шнуры. Все эти устройства по принципу действия, должно быть, сходны с парусной оснасткой севернонорвежских рыболовецких лодок, ибо те тоже имеют вплетенные в поле паруса веревки, которые при затягивании их сминают пространства между ними, что приводит к уменьшению площади поверхности паруса. Как альтернатива этому, три или четыре горизонтальных ряда рифовых шнуров давали возможность подвернуть парус, подвязать его и таким образом укоротить. Паруса, несомненно, усиливали по краям веревкой, которая сама по себе, значительно варьировавшаяся по толщине, являлась постоянным спутником моряков и корабелов, используемая как булини, перлини, шкоты и всевозможные крепежи и канаты.

Веревки плелись из конского волоса, лубяного волокна, пеньки и из кожи моржей, китов и тюленей. Из сохранившихся графических свидетельств современников рассматриваемой эпохи напрашивается вывод, что стоячий такелаж был простым и минимальным. Резьба на камнях, изображения на монетах и настенных рисунках неизменно показывают корабли с двумя или тремя вантами, поддерживающими мачту. Они, по всей видимости, крепились к верхним поясам обшивки при помощи пазовых соединений или же через отверстия, просверленные в шпангоутах, а может быть, за счет металлических колец, прикрепленных к тем же шпангоутам или поперечинам. Дополнительную прочность мачте предоставляли передние и задние опоры, закреплявшиеся соответственно у бака и юта. В бегучий такелаж непременно включался фал, который, проходя через отверстие около топа мачты, облегчал задачу подъема и спуска реи и паруса. Угол реи корректировался двумя канатами, тогда как для управления парусом годились другие веревки и канаты — шкоты, булини, таклини и тройной шкот, крепившийся к середине нижней части паруса. Вся оснастка пролегала через множество шкивов, блоков, колец, хомутов и т. п., некоторые из которых уцелели в Усебергском и Гокстадском захоронениях. Предположения о том, как и каким образом они функционировали, остаются, однако, в области догадок.

Карви

В начале IX столетия серьезные подвижки в кораблестроении, приведшие к заметному совершенствованию конструкции судов и их оснастки на протяжении двух предшествующих поколений скандинавов, дали старт набегам викингов на побережье Европы. Набеги осуществлялись командами, которые имели при себе товары для продажи или бартерного обмена, однако когда подворачивалась возможность, викинги отваживались применить силу и отобрать то, что им приглянулось. Почти совершенно точно известно, что ходили они в походы на кораблях, называемых карви. Годные для дальних рейдов, торговли или просто прогулок вдоль побережья, подобные суда получили широкое распространение — именно такие ладьи были обнаружены в королевских погребальных курганах в Усеберге и в Гокстаде, что в Норвегии.

Усебергская ладья

Несомненно, Усебергская ладья представляет собой самый потрясающий корабль, сохранившийся и дошедший до нас из далекой эры викингов. Раскопки шли летом 1904 г. неподалеку от фермы Усеберг на западном берегу Осло-Фьорда в округе Вестфолд (Норвегия).

Судно погребли в стороне от моря, неподалеку от ручья. Изначально ладью скрывал внушительный могильный курган, достигавший 6,5 м в высоту и 40 м в диаметре, однако к тому времени, когда профессор Габриэль Густафсон приступил к раскопкам, время — многие столетия — сделало свое дело, снизив высоту холма всего до 2,5 м. Оседание кургана и вызываемое им повышение давления воздуха привело к появлению почти совершенно изолированного и герметичного пространства внутри, что в сочетании с другим фактором — консервирующими свойствами сырой голубой глины — максимально замедлило процесс разложения и помогло сохранить не только сам корабль, но и, что называется, сопутствующее снаряжение, захороненное с ним.

Между тем захоронению не повезло. Еще в раннем Средневековье гробокопатели пробили туннель в курган, прорубились через нос корабля и через крышу усыпальницы. Скелеты обитателей, а точнее, обитательниц гробницы, двух женщин, и некоторые их личные вещи были разбросаны, и нет никаких причин удивляться тому, что археологи не обнаружили в могиле ни следа украшений или каких-либо драгоценных металлов.

Лесохимический анализ, которому подверглись дубовые бревна, пошедшие на сооружение усыпальницы, дает право назвать датой погребения 834 г. Сама же ладья, однако, появилась на свет гораздо раньше и датируется примерно 800 г. Будучи меньшим по размерам, чем обычный лангшип, судно относится к классу «нарви». Как мы скоро увидим, построили его для роли своего рода прогулочной яхты высокородной особы.

Кроме отдельных узлов, корабль полностью изготовлен из древесины дуба, он имеет 21,58 м в длину, 5,1 м в ширину в наиболее широкой точке по бимсу у миделя корпуса. Судно очень неглубокое — высота его от основания киля в середине и до планширя всего 1,58 м. В сечении киль Т-образный, длина его 19,8 м, и изготовлен он из двух кусков дерева. Они скреплены примерно в 4 м от кормы соединением вполунахлёст (внапуск, или в косой накладной замок) и заклепаны гвоздями. У миделя глубина киля достигает 25 см, а ширина — 20 см, сужаясь до 13 см в направлении носа и кормы. Основание киля представляется длинной и немного изогнутой балкой, тянущейся от носа к корме, с максимальным заглублением или осадкой по центру корпуса, где он наиболее широк, что позволяет очень легко поворачивать ладью на воде. Великолепно украшенные нос и корма вырезаны из тщательно отобранных кусков дуба и закреплены нахлестным соединением в месте сочленения с килем.

Тщательно восстановленная Усебергская ладья в теперешнем ее виде в Музее судов викингов в Осло. Завитый нос, щедро украшенный переплетающимися фигурками разных существ, заканчивается змеиной головой. Считающаяся местом последнего упокоения королевы Осы, Усебергская ладья — молчаливое свидетельство развившегося кораблестроительного искусства викингов, построивших такое замечательное судно (Музей культурной истории Университета Осло, Норвегия).

Корпус состоит из 12 традиционным способом накладывающихся один на другой поясов обшивки с каждой стороны, девять из которых формируют днище корабля. 10-й, или мегинхуф, облегчает переход от днища к борту, 11-й и 12-й возвышаются над ватерлинией. В месте, где пояса соединяются между собой, они проконопачены пропитанной смолой шерстью и скреплены вместе железными гвоздями с круглыми шляпками, которые расклепаны поверх небольших квадратных шайб внутри корпуса в обычной для «клинкерного» метода манере. Отдельные пояса достигают наибольшей толщины в середине и демонстрируют тенденцию делаться тоньше ближе к носу и корме. Девяти поясам снизу от ватерлинии полагается быть тонкими и гибкими, потому они обработаны так, что толщина их составляет 2 см, тогда как 11-й и 12-й слои, которым требуется большая прочность, колеблются от 2,5 до 3 см. Как и обычно, мегинхуф с его основной задачей усиления конструкции — самый тяжелый из поясов во всем корпусе. Напоминающий инвертированную «L», он выступает как карниз по ватерлинии, позволяя идущим на плавный сгиб планкам внизу встречаться с двумя верхними поясами, стоящими к нему почти под прямым углом. В результате именно такого размещения узлов обшивки суда имеют столь низкую и приземистую посадку, однако низкие борта неизбежно приводят к захлестыванию в условиях волнения на море.

Усебергская ладья. Корабль обнаружили с поставленным как для плавания рулем и с носом, направленным на юг к открытому морю. Внутри находились скелеты двух женщин. Судно зафиксировали внутри захоронения за счет толстого и крепкого перлиня, привязанного к большому камню около носа. Затем камни положили вокруг ладьи и на нее, после чего покрыли дерном и торфяной породой, насыпав в итоге внушительный курган. Огромный вес кургана — оценивавшийся в 6000 тонн — привел со временем к оседанию могилы, в результате чего ладья сильно пострадала.

Вырезанная на найденной в Усеберге деревянной раме повозки голова викинга IX столетия. Как и во всех прочих случаях, когда мы находим изображения викингов их современниками, этот викинг имеет усы и бороду (Музей судов викингов, Бюгдей).

Все сочленения в поясах представляют собой косые стыки, однако открытый конец не всегда обращен к корме, как полагается по традиции. Кроме того, в районе бака и кормы отмечается некоторая «лоскутность». Между тем внутренние крепы в таких слабых местах достаточно сильны для того, чтобы скомпенсировать огрехи при строительстве внешней обшивки корпуса судна.

Первый пояс прибит к килю, а пояса от второго до восьмого связаны китовой щетиной с 17 расположенными на равных расстояниях по длине шпангоутами за счет соответствующих рядов креплений, или шпеньков, выступающих из досок с внутренней стороны. Ровно оструганные наверху, шпангоуты имеют гребешок внизу, который просверлен так, чтобы пропускать в отверстия завязки из китовой щетины, идущие из вышеназванных креплений на досках обшивки. Девятый пояс и мегинхуф прибиты нагелями к верхним участкам шпангоутов. Мегинхуф служит также в роли места встречи последних с поперечинами, или бимсами, которые как бы связывают шпангоуты с разных бортов. Бимсы поддерживаются вертикальными подпорками, вставляющимися в пазы внизу доски, и вырезаются соответствующим образом, чтобы стыковаться со шпангоутами внизу. 11-й и 12-й пояса приклепываются к подкосам, которые, в свою очередь, таким же путем прикрепляются к поперечинам и обеспечивают корпусу ладьи дополнительную прочность. 12-й пояс служит планширем и имеет 15 круглых весельных портов. Каждый из них снабжен направленной вверх и к корме прорезью, через которые способна пройти лопасть весла, что позволяет убирать их изнутри судна. У самого близкого к носу отверстия прорезь, однако, отсутствует, поскольку сужение корпуса в этом месте не позволяет вставлять весло изнутри. Весельные порты не имеют ставень, а это говорит о том, что судно никогда не планировали использовать в открытом море.

Ряд щитов формировался за счет тонкой «вешалки» — сосновой планки, пролегавшей с внешней стороны планширя. Удерживалась она рядом выступающих колышков, между которыми образовывались промежутки, позволявшие ставить в них щиты. Расположение последних четко рассчитывалось так, чтобы они не перекрывали весельных портов и позволяли бы беспрепятственно грести, когда щиты находились на месте.

Палубу ладьи изготовили из сосновых досок толщиной 2–3 см. За исключением досок в носу и корме и по обеим сторонам мачты, палуба прочно приколочена к поперечинам гвоздями. Столь изрядное ограничение в доступе к пространству внизу под палубой служит еще одним аргументом в пользу того, что судно не предназначалось для длительных и трудных путешествий.

Корабль, изображенный на резьбе по камню VIII века и обнаруженный в Четвиде (Готланд), имеет разительное сходство с Усебергской ладьей, что, вероятно, должно убеждать нас в том, что королевские погребальные суда не есть некие уникальные корабли и что подобные ладьи существовали во многих частях Скандинавии. Обратите внимание на очень низкий надводный борт и на так часто встречающийся узорный парус.

Мачта сделана из сосны, и, как считается, она достигала 12–13 м в высоту. Кильсон, в котором находится основание мачты, покоится сверху на киле, однако не прикрепляется к нему. Короткий и не очень основательный для судна такого размера кильсон простирается лишь на два корабельных шпангоута и поддерживается с каждой стороны двумя креплениями. Гнездо мачты имеет закругление в передней части, задняя же вырублена в форме квадрата — простое и остроумное решение, позволяющее снимать и ставить мачту, обеспечивая ей надежное основание в процессе хождения под парусом. Прямо перед гнездом древесина кильсона вздымается кверху, образовывая вертикальный рычаг, который не только сопровождает мачту, как бы указывая ей путь в гнездо, но также служит и в качестве опоры после того, как она, покинув кильсон, уходит выше через рыбу-хвостовик на уровне палубы. Хотя последний и покрывает четыре поперечины, он, как и кильсон, довольно субтильный в своей основе. В попытке усилить конструкцию хвостовик выполнен в форме арки, идущей от носа к корме, и поддерживается поперечиной перед мачтой, которая — чтобы соединиться с ней — выгибается над уровнем палубы. Подобное решение, несмотря на то что оно дало возможность дополнительно усилить мачту, сработало только отчасти, поскольку хвостовик треснул, вероятно, от воздействия нагрузок, когда ладья шла под парусом, и его подремонтировали с помощью двух полос железа. В то время как носовая часть хвостовика закрытая и массивная, на кормовой стороне его имеется широкий желоб, в который полагалось вкладывать мачту, когда она находилась в спущенном состоянии. При поднятой мачте желоб заполнялся плотно пригнанным дубовым полуклюзом.

Деревянный брус длиной 12,5 м также был обнаружен вместе с судном, и, если учитывать пропорции корпуса и вышеупомянутого деревянного узла оснастки, некоторые склонны считать его реей. Ракке, которая, должно быть, фиксировала рею на мачте, также сохранилась. Между тем парус Усебергской ладьи не отыскался, наличие на ней такелажа вообще можно лишь предполагать. Передние и задние опоры тоже почти наверняка использовались для поддержки, а кроме того, для установки и снятия мачты, и, несмотря на отсутствие постоянных фиксаторов для таких важных узлов, как ванты, они могли вставляться в отверстия, просверленные в подкосах. Нет сомнения, снасти такелажа и нижние — шкотовые — углы паруса крепились к шпунтам в сторону кормы от третьего и четвертого шпангоута.

Дубовый руль со всей его гибкой и подвижной оснасткой — в этом случае представленной сосновыми корнями — и коническим бобылем установлен на правом борту. Горловина руля удерживается на своем месте на планшире за счет плетеной кожаной ременной скрепы. С целью усилить корпус так, чтобы он мог лучше выдерживать нагрузки, сопряженные с применением руля, к планширю на данном участке приделан массивный дубовый брус, который плавно сужается к корме. Однако при этом не найти даже каких-то следов румпеля.

Зато на борту ладьи отыскались пятнадцать пар весел, варьирующихся в длине от 3,7 до 4,03 м в соответствии с изгибом корпуса и разным расстоянием от ватерлинии. Сами весла окрашены и изящно переходят в напоминающие листья лопасти. Когда ими не пользовались, их складывали в вилкообразные деревянные козлы, установленные bi гутри судна по обоим бортам.

Несмотря на высокое качество работы мастеров и отличное рабочее состояние весел и руля, они не носят на себе никаких следов износа, посему возникает подозрение, что ими вообще никогда не пользовались. Складывается довольно стойкое впечатление, что ладью списали как действующее судно еще до захоронения, вполне вероятно, некоторую часть оригинальной оснастки с судна позаимствовали для других кораблей, а руль и весла изготовили специально для похорон.

Поскольку на корабле нет ни следа лавок для гребцов, выдвигается предположение, что они сидели на морских рундуках. Своими размерами по крайней мере один такой сундук на борту судна делает его идеально подходящим для подобной надобности, даже железные гвозди, которыми сколачивалось изделие, имели луженые шляпки, чтобы предохранить железо — более чувствительный к воздействию брызг морской воды металл. Судно снабжено отлично сохранившимся якорем с дубовым штоком длиной около 1 м и весом 10 кг. На якоре два ушка, или кольца, для пропускания через них каната — одно на самом верху, а другое между лапами. Несмотря на отличную работу кузнеца, якорь слабоват, и мало верится, чтобы он мог прочно удерживать корабль таких размеров. Есть теория, что якорь применялся, когда ладья находилась на берегу, где зацеплялся за что-нибудь, чтобы судно не подняло и не унесло приливом.

Великолепная корма Усебергской ладьи с широким лопастно-образным рулем. Хорошо виден бобыль, на котором к внешней части корпуса внизу закреплен руль, а также сужающийся к корме деревянный брус, усиливающий планширь, горловину руля на котором удерживает плетеная полоска кожи. (Музей культурного наследия Университета Осло, Норвегия).

Была обнаружена даже 7-метровая сходня шириной 30 см и с отверстием с одной стороны, предназначенным для ее крепления к корпусу. Корабль был укомплектован разным хозяйственным инвентарем, в том числе ведрами, корзинами, большим медным котлом для приготовления нищи и бочонком для воды.

И наконец, наступает время сказать несколько слово о превосходным образом сработанных носе и корме. Щедро украшенные и гордо вздымающиеся ввысь, они нависают над ватерлинией на 5 метров и заканчиваются в изысканно сработанных серпантинных спиралях. Те не просто придают Усебергскому кораблю необходимую долю грациозности, но и упрочивают его положение как одного из прекраснейших произведений искусства, дошедших до нас из эры викингов. С боков форштевень и корма покрыты резными фризами с изображениями мифических зверей. Типичная для того периода резьба превосходным образом сохранилась. В точке, где дуга переходит в спираль, оформление становится проще, линии имитируют тело змеи и превращаются в голову змея в носу и в хвост на корме.

В тех местах, где начинается переход основной части корпуса в нос и корму, планшири — а они на этих участках сделаны из бука, становясь, таким образом, единственными не дубовыми узлами структуры корабля, — расширяются по мере подъема и несут на себе резные изображения тех же мифологических зверей, что украшают нос и корму. Данные секции носят название «брандеров», и внутри острого угла, образуемого при их встрече, находятся две распорки, покрытые той же резьбой. Верхняя, имеющая треугольную форму, называется «тингл» (tingl), тогда как нижняя поперечная балка известна как «спон» (span).

Совершенно очевидно, что ввиду характерных особенностей конструкции Усебергской ладьи она никак не могла предоставить команде и пассажирамгарантии безопасного путешествия через открытое море. Некоторые ученые считают, что причина хрупкости заключается в своего рода переходном периоде, который переживало кораблестроение в тот момент, и, возможно, под этой теорией есть основания. Вместе с тем является установленным фактом, что и до сооружения Усебергской ладьи корабелы-викинги умели создавать суда, способные пересекать Северное море, что и испытали на собственной шкуре монахи Линдисфарна в 793 г. Очевидно, что Усебергская ладья сооружалась специально для поездок в закрытых водах Норвегии: большую и просторную ладью намеренно адаптировали, переделав в прогулочную яхту для важной персоны, что вполне могла позволить себе королева.

Гокстадская ладья

Несмотря на отсутствие замысловатых украшений, свойственных Усебергскому кораблю, Гокстадская ладья с полным правом может претендовать на звание одного из великолепнейших творений корабелов-викингов. Грубая и крепкая — простая, что называется, по-деревенски, — Гокстадская ладья обладает прекраснейшими мореходными качествами. Не будет ошибкой утверждать, что в смысле плавучести она один из самых лучших кораблей, которые когда-либо спускались на воду.

Корабль находился под курганом 43,5 м в диаметре и 5 м в высоту у фермы Гокстад в Вестфолде, недалеко от Усеберга. Раскопки произвел в 1880 г. Николай Николайсен, и хотя могилу давным-давно разграбили, само по себе судно сохранилось в превосходном состоянии из-за голубой глины. В гробнице, сооруженной за мачтой ближе к корме, обнаружился скелет бывшего некогда довольно крупным и сильным мужчины, который скончался в возрасте шестидесяти с небольшим лет. Он располагал всем необходимым для отправки в последний путь: с ним похоронили 12 коней, шесть собак, но что гораздо интереснее — павлина — свидетельство дальних вояжей скандинавов или же экзотических коммерческих связей.

Несмотря на то что дата ввода в строй судна примерно 890 г., основные строительные приемы мало чем отличаются от тех, что бытовали 90 лет назад, когда создавалось Усебергское судно. Оба корабля относятся к классу «карви» и предназначались в первую очередь для поездок вдоль побережья. Вместе с тем есть и отличия, и отличия эти — конструктивные особенности — позволяли Гокстадской ладье пересекать Северное море и даже Атлантический океан в относительной безопасности.

Если не считать сосновых досок палубы, Гокстадский корабль состоял целиком из дуба. Судно несколько более длинное, чем Усебергская ладья, — 23,24 м и максимальной ширины в бимсе у миделя 5,25 м. Масса полностью снаряженного корабля достигала, по оценкам, 20,2 тонны. Клинкерный корпус насчитывает по 16 поясов обшивки с каждой стороны, т. е. на четыре больше, чем у Усебергской ладьи, вследствие чего высота от киля до планширя у миделя достигает 1,95 м, что дает Гокстадскому кораблю значительно более высокий надводный борт и более округлый поперечный профиль, чем видим мы в случае с Усебергским судном. Киль вырублен из высокого и могучего дуба и достигает в длину 17,6 м, так же как и у Усебергской ладьи он напоминает очень ровную и неглубокую дугу. Он, однако, заметно глубже — 37 см у миделя, 40 см в области носа и 42 см у кормы. При Т-образном поперечном сечении донный край посередине корабля достигает 13 см в ширину, сужаясь к носу и корме, тогда как ширина верхнего выступающего горбыля 20 см, что дает широкое и надежное основание для корпуса. Даже при значительном волнении на море такой могучий и отлично сбалансированный киль открывал кораблю возможность к широкому и свободному маневру под парусом, снижая опасность «нахлебаться воды» или перевернуться.

В носу и корме киль стыкуется с двумя переходными узлами, которые, в свою очередь, соединением вполунахлёст или в косой накладной замок крепятся к форштевню и корме. Здесь внешний выступающий горбыль трансформируется в опору, к которой фиксируются пояса обшивки. Верхние части как носа, так и кормы полностью не сохранились — они выступали за ложе из голубой глины, в котором покоилось судно, и в результате этого пали жертвой времени. Хотя нельзя быть уверенным в том, как именно выглядели утраченные элементы, и в носу, и в области кормы заметно, что внутренний изгиб прерывается резко восходящей секцией, при этом так же ведет себя и внешний, что предполагает возможность расширения крайних сегментов — «столбов» — по мере приближения к конечной точке.

Девять подводных поясов обшивки от киля и до ватерлинии гибкие, и доски здесь достигают в толщину обычно 2,6 см. Первый пояс после киля прибит к нему, пояса от второго до восьмого включительно «пришиваются» к шпангоутам за счет снабженных отверстиями шпеньков и пропущенных через них еловых корней, тогда как девятый пояс удерживается нагелями. Переходный десятый пояс, или мегинхуф, 4,4 см в толщину у миделя, он крепится к шпангоутам и поперечинам при помощи нагелей. Корпус Гокстадской ладьи насчитывает 19 шпангоутов, изготовленных из естественным образом изогнутых дубовых ветвей. Последние шпангоуты впереди и сзади отличаются вырубленными в форме ступенек краями, что позволяет им плотно прилегать изнутри к нахлестным поясам, к которым шпангоуты приколачивались гвоздями. Внизу каждой из таких шпангоутов-переборок имелись отверстия для обеспечения стока, к кормовой переборке крепилась рулевая система.

Нижние стороны поперечин, которые соединяют шпангоуты, изогнуты, чтобы обеспечить максимально возможную поддержку мегинхуфу, и концы их по косой прилегают к бортам корабля, образуя полный шов. Поперечины подпираются снизу вертикальными стойками, тогда как у миделя корабля для поддержки некоторых из них служат узлы системы крепления мачты.

Шедевр судостроения. Трудно даже представить себе, что корабелы-викинги смогли создать такое опережающее время творение, как Гокстадская ладья. Обратите внимание на то, какой просторный интерьер у судна, и присмотритесь к транзитному узлу в месте перехода киля в форштевень (Музей культурного наследия Университета Осло, Норвегия).

Гокстадская ладья. Гокстадский корабль обнаружили с 64 щитами на нем, по 32 на каждом борту, покрашенными через один в желтый и черный цвет. Голову на носу сделали по образу и подобию столба с головой животного, найденного среди предметов, украшавших захоронение в Гокстаде. Обратите внимание на сложенные на корме копья и на флюгер. Все точно так, как на резьбе по камню из Смисса (Стенчюрка), что на острове Готланд.

Могучий и вполне способный выдержать нагрузку паруса и мачты кильсон Гокстадской ладьи раскинулся на четыре шпангоута корпуса. Длина его 3,75 м, высота 40 см, а ширина у миделя 60 см; в сторону бака и юта кильсон сужается. Как и у Усебергской ладьи, кильсон к килю жестко не закрепляется, однако, в отличие от вышеприведенного случая, он с обеих сторон прочно соединен мощными подкосами с восьмым, десятым и одиннадцатым шпангоутом от кормы. Конструкция гнезда мачты повторяет таковую у Усебергского корабля, кроме того, впереди десятого шпангоута и гнезда наличествует такой же наклонный вертикальный опорный столб, который поддерживает также десятую поперечину.

Расположенный на уровне палубы мачтовый хвостовик должен был обладать достаточным запасом прочности для того, чтобы поддерживать сделанную из сосны 13-метровую, по оценкам, мачту толщиной 30 см. Соответственно, «рыба мачты» — самый крупный из узлов корабля и куда более массивен, чем его собрат с борта Усебергского судна. Вес вырубленного из единого куска дуба хвостовика достигает почти 4 тонн; он сужается впереди и сзади и напоминает, как и положено, рыбу. Длина его около 5 м, он раскидывается на шесть поперечин и врезан в них. Ширина его в центре — 1 м, а по краям — 42 см; с каждой стороны он прикреплен к поперечинам за счет четырех довольно мощных «коленцев». Мачтовый хвостовик дополнительно поддерживается девятой поперечиной, которая, будучи вертикальной доской, имеет в качестве усиления снизу шпангоут. Как и у Усебергской ладьи, мачтовый хвостовик и у этого судна раздвоен в сторону кормы, чтобы класть в полость мачту, когда она находилась не в рабочем состоянии. Когда же она бывала поднятой, промежуток забивался крепким и плотно подогнанным дубовым клином. Таким образом, мачта обеспечивалась надлежащими по прочности креплениями.

Вполне пригодное для хождения по открытому морю судно, Гокстадская ладья отличается высоким бортом и имеет по шесть поясов обшивки над ватерлинией. Первые четыре скреплены с внутренней стороны прочными подкосами за счет нагелей, сами же подкосы намертво приколочены к поперечинам. Толщина досок трех первых надводных поясов 2,6 см, четвертый, снабженный весельными портами, немного толще — 3,2 см. Всего с каждого борта их по 16 — по паре между каждым шпангоутом, за исключением пространства между крайними шпангоутами с бака и с юта. Расстояние между «ребрами» 1 м, что обеспечивает гребцу идеальное пространство для загребного движения. Весельные порты располагаются в 40 см над палубой. Поскольку никаких следов лавок для гребцов не обнаружено, напрашивается вывод, что те сидели на личных сундуках, грести при такой высоте было бы довольно удобно. Весельные порты, так же как и у Усебергской ладьи, снабжены прорезями, чтобы просовывать через них лопасти весел изнутри судна, однако на Гокстадской ладье они закрываются ловко сработанными круглыми деревянными ставнями, что однозначно говорит о предназначении корабля, в конструкцию которого корабелы заложили достаточно возможностей для преодоления сильного волнения в открытом море.

Внутренний вид Гокстадского корабля. На переднем плане — огромный мачтовый хвостовик с запирающим клином. Обратите внимание на массивные и прочные коленца, или подкосы, прикрепленные к поперечинам. Весельные порты со ставнями различимы в каждом борту наряду с подкосами и верхними шпангоутами, поддерживающими верхние пояса обшивки. Присмотревшись повнимательнее, можно заметить выемки, или канавки, в поперечинах, предназначенные для накладывания на них элементов съемной палубы, а прямо под планширем брус, служащий в качестве подставки для щитов. Справа лежат весла, сходня и рангоуты, виден также деревянный блок, в который вставлялись «бейти-ас» (beiti-ass — особое название для рангоутов. — Прим. пер). Два Т-образных столба предназначены для складирования весел, когда теми не пользовались (Музей культурного наследия Университета Осло, Норвегия).

Реконструкция Гокстадской ладьи в полную величину «Гайя». Базирующаяся в Санне-Фьорде, в Норвегии, «Гайя» была построена в 1989–1990 гг. и теперь регулярно бороздит воды Скандинавии. Достигающая скорости до 17 узлов (31–32 ^км/_ч) ладья также хаживала по Атлантике в Северную Америку.

Расположенные над 14-метровым поясом последние два яруса обшивки прибиты к рядам дополнительных верхних шпангоутов. Для пущей надежности эти шпангоуты стыкованы с планширем, а кроме того, тянутся вниз за три предыдущих пояса, к каковым крепко-накрепко прибиты гвоздями. Сразу же внизу планширя с внутренней стороны приколочен брус с 11 прямоугольными отверстиями между каждым шпангоутом, который служит в роли подставки, или, если угодно, вешалки для щитов. На Гокстадской ладье насчитывалось 64 щита, которые привязывались к креплению лыковой веревкой — по 32 щита, выкрашенные через один в желтый и черный цвет, перехлестывающие края друг друга и перекрывающие весельные порты по принципу два щита на один порт. Хотя в сагах и повествуется о том, что ходить по морю со щитами на борту будто бы являлось обычной практикой, многие изображения кораблей на каменных полотнах из Готланда противоречат рассказам письменных источников.

На верхних поясах изнутри также имеется по три пары деревянных шпеньков. Они расположены по обоим бортам корабля между первым и четвертым шпангоутами и, вне сомнения, служили удобными приспособлениями, когда требовалось быстро и оперативно зафиксировать какие-то детали парусной оснастки.

В отличие от Усебергской ладьи, сосновые доски палубы не прибиты к поперечинам, а просто опираются на них, положенные в специально прорезанные для таковой цели в них желобки, или канавки. Подобный конструктивный прием открывал легкий доступ к внутреннему пространству корпуса, где хранились припасы и оружие, а это в очередной раз подтверждает правильность мнения в отношении того, что судно строилось для далеких и продолжительных вояжей. Сразу же на уровне палубы и впереди мачты по обоим бортам с внутренней стороны корпуса расположены два прямоугольных блока, надежно прикрепленных там между восьмым и седьмым шпангоутами, считая от носа. В них имеются значительные углубления, назначение которых на протяжении многих лет оставалось загадкой. Теперь же стало ясно, что блоки служили в качестве подпорок для рангоутов, или бейти-ас, нижние концы которых представлялось возможным застопорить в углублении под разными углами, чтобы верхние могли крепиться к парусу в любой нужной точке, позволяя поддерживать его в натянутом состоянии, и способствовали убыстрению процесса смены галса. Паруса на борту не обнаружилось, однако, принимая во внимание размеры мачты и реи, предположительная площадь его должна была, вероятно, составлять 70 кв. м. Найдено множество рангоутов, веревочных снастей и прочего такелажа, однако как именно все располагалось и работало, есть предмет догадок ученых.

Если отвлечься от паруса и его снастей, сильная сторона Гокстадской ладьи кроется в мощи ее весел. Конструкция корабля такова, что планширь пролегает параллельно ватерлинии почти по всей длине, что обеспечивало гребцам возможность загребать воду максимальным количеством весел разом, и вне зависимости от того, какая цель стояла перед командой — пиратствовать на море или проводить набег на объекты на суше, — скорость, которую позволяли развить усилия 32 могучих и опытных гребцов, давала судну определенные преимущества перед преследователями или же перед меньшими кораблями. Поскольку ладья вполне способна принять на борт от 60 до 70 чел. — удвоенный экипаж, — вполне вероятно, что пока одна половина команды сидела на веслах, вторая отдыхала. Обнаруженные вместе с судном сосновые весла рознятся в длине от 5,3 до 5,85 м в зависимости от положения весла на борту корабля.

Кроме того, над палубой высятся три Т-образных столба. Один расположен посредине между мачтой и ютом, другой также на половине расстояния от мачты до бака. Эти вышеназванные два уходят опорами вниз к самому килю, где крепятся двумя шпеньками. Третий столб, помещающийся непосредственно перед мачтой, прибит гвоздями к мачтовому хвостовику. Высота столбов составляет 2,4 м над палубой, а разделяющее расстояние — немного менее 4 м. Как мы уже отмечали, средняя длина весел ладьи была примерно 5,5 м, так что представляется вполне закономерным, что весла — а иногда, возможно, и рея, — когда ими не пользовались, покоились там на приличном удалении от палубы.

Палуба юта приподнята для размещения рулевого, управлявшего расположенным с правого борта рулем, похожим на клинок. Вырубленный из единого куска дуба, руль достигает в длину 3,3 м при ширине 42 см. Он уходил в воду на глубину 50 см под килем у миделя и помогал компенсировать отклонения от курса при смене галса. На нижнем конце с кормы имеется специальный хомут, который предназначается для того, чтобы с помощью привязанной к нему веревки поднимать руль на мелководье. Руль крепится к корпусу точно таким же способом, как его собрат на Усебергской ладье. В том месте, где он сходится с бортом, строители приняли всевозможные меры для усиления конструкции. При ветре, дующем в правый борт, неизбежно повышается нагрузка на соединение, когда же он дует слева, полоска кожи, фиксирующая горловину руля на планшире, тоже подвергается значительному воздействию. Для снижения опасности разрушения борта (и выхода руля из строя) корабелы усилили критические участки за счет набивания изнутри к рулевому шпангоуту и обшивке в том месте корпуса, где в него проходит прут руля, мощного куска дуба, смотрящего в сторону кормы. Кроме того, на том участке, где пролегает крепежная полоса, на планширь и на пояс обшивки под ним с внешней стороны прибили 10-сантиметровый брус. Шейка руля выступает над планширем на 50 см и снабжена съемным румпелем. Он единственный декорированный узел корабля, выполненный в виде покрашенной желтым драконьей головы с раскрытой пастью.

Корабль оснащался якорем длинной 1,1 м, 7,4-метровой сосновой сходней и бочкой на 750 литров пресной воды. Вместе с ладьей земле были преданы три изящные лодочки, шесть разборных кроватей, палатка, большой бронзовый котелок и разнообразная кухонная утварь.

Запечатленная тут на снимке небольшая лодка построена в доке музея Роскилле и представляет собой репродукцию одной из трех таких посудин, найденных в Гокстадском захоронении вместе с большой ладьей. Несмотря на простоту, она отличается теми же грациозными формами, что и сам «материнский» корабль. Кое-где в Скандинавии подобные суденышки находят применение и по сей день.

Все сомнения в отношении мореходных качеств Гокстадской ладьи были развеяны раз и навсегда в 1893 г., когда дотошно скопированная реконструкция, «Викинг», под командованием капитана Магнуса Андерсена покрыла почти 5000 км от Бергена до Соединенных Штатов, спеша на Всемирную выставку в Чикаго. Пройдя за 27 суток Атлантический океан в условиях меняющейся погоды, но без всяких неприятных неожиданностей, Андерсен с похвалой отозвался о поведении судна на воде. Восхищаясь его гибкостью, капитан писал:

…посему днище, как равно с ним и киль могли ходить, отвечая на движения корабля, причем при сильном волнении они поднимались и опускались на 2 см, но, как ни странно, протечек все равно не отмечалось. Эластичность корпуса проявлялась и иным образом. При шторме планширь бывало танцевал, смещаясь до 15 см. Подобная гибкость, да еще в сочетании с прекрасной формой, конечно же, не могла не отразиться на скорости, и порой мы мчались по волнам, развивая 10, а то и 11 узлов (19–20 ^км/_ч). И это при всей примитивности оснастки и сравнительно малой площади паруса.

Капитан не поскупился и на дифирамбы рулю, который назвал «замечательно восхитительным».

Хотя в XI веке появились более крупные и, если можно так выразиться, специализированные корабли, превосходное судно, найденное в Гокстаде, с полным правом может претендовать на звание «классической» ладьи викингов.

Кораблестроение в XI столетии

Как мы только что убедились на примере Гокстадской ладьи, корабелы-викинги обладали навыками и способностью строить суда, одновременно пригодные как для пиратства, так и для торговли. Однако благодаря уникальной спасательной операции (назовем ее так) в Скюллелеве на Роскилле-Фьорде в Дании, нам стало известно, что примерно к 1000 г. между «купцом» и боевым кораблем появились значительные различия, а стало быть, изменились и приемы строителей.

В 1962 г. датские археологи обнаружили и подняли остатки пяти судов разного типа, которые намеренно затопили на узком пространстве фьорда в XI столетии, чтобы создать подводный заслон на пути морских разбойников к процветающему городу Роскилле. Настоящая выставка изделий мастеров кораблестроения у викингов состояла из ладьи (skei), небольшого военного судна (snekkja), судна для хождения в прибрежной полосе, небольшого грузового «баркаса» и океанского купеческого корабля (knarr), все из которых сооружались на основе общей базовой конструкции.

Суда по-прежнему оставались клинкерными, однако корабелы отказались от привычной системы привязывания досок обшивки к шпангоутам, отдав предпочтение нагелям, что сделало всю структуру более жесткой. Мачтовый хвостовик также исчез, замененный усиленной поперечиной, которая располагалась выше, чем прочие, поддерживала мачту и связывала борта корабля, прикрепляясь к ним вертикальными и горизонтальными коленцами. Дополнительные шпангоуты над ватерлинией тоже ушли в прошлое, и почти на всем протяжении верхние пояса обшивки получили для придания им жесткости продольные балки, или стрингеры. Поперечины продолжали прибиваться к верхушкам шпангоутов нагелями, а к бортам корпуса за счет подкосов, или «коленцев». Кроме того, на некоторых кораблях выше уровня палубы появились дополнительные поперечины, способные служить для размещения гребцов.

На небольшом торговом судне для хождения в прибрежных водах сохранился изящный и искусно сработанный нос. Он вырезан из единого куска дерева и рельефом своим повторяет рисунок встречающихся с ним краев поясов обшивки и уступов, получающихся при клинкерном соединении досок. Интересно отметить, что вдобавок к дубу при строительстве использовалась широкая палитра древесины: липа, ясень, ива, береза и сосна, что, вероятно, говорит о появлении сложностей с нахождением подходящего дуба.

Английская ладья, изображенная на вышивке из Байё. Обратите внимание на каплеобразные щиты, висящие с внутренней стороны корпуса, и на «пробел» в линии планширя, что, вероятно, облегчало погрузку. Мачту поддерживают ванты, а также передний и задние упоры. Присмотритесь к характерным резным носу и корме, а также к человеку с шестом для промера глубины. Ладья тянет на буксире шлюпку вроде той, что обнаружены в Гокстадском захоронении.

Боевые ладьи

К началу XI столетия скандинавские монархи принялись строить большие боевые корабли и ввели ледунги, в соответствии с которыми все округа королевского домена обязывались строить суда исключительно для военных надобностей и обеспечивать ополчение, из которого формировались корабельные команды. Первейшей целью таких кораблей — больших и малых — являлась транспортировка по возможности большего количества бойцов в ту или иную точку, причем со значительной скоростью и так, чтобы при этом не приходилось полагаться на неверные ветра. Так появился целевого назначения боевой корабль викингов, или лангшип. Длинная и узкая, часто имевшая соотношение длины и ширины 7:1, ладья шла под парусом или же за счет усилий множества налегавших на весла воинов-гребцов с впечатляющей скоростью. Легкие и надежные по конструкции, предназначенные в первую очередь для хождения в скандинавских прибрежных водах, такие суда, как мы увидим, в равной степени чувствовали себя дома в Северном море и на Балтике. Ладьи заметно отличались друг от друга по размерам и обычно классифицировались в соответствии с количеством промежутков между палубными бимсами (runi) или же числом парных сидений для гребцов (sessa), в результате чего судно с 30 веслами прозывалось «фимтан-сессой» (fimtansessa, или 15-лавочник). Из свода законов X века мы узнаем, что наименьшим из кораблей военного назначения, классифицировавшихся по количеству лавок, являлась «треттан-сесса» (tbrettansessa), или ладья с 26 веслами. Есть основания предполагать, что в большинстве случаев скандинавские «налоговые» ладьи, т. е. строившиеся в качестве обязательства подданных перед государем суда, представляли собой 20- или 25-лавочники, однако и меньшие корабли, несомненно, призывались на службу, когда в том возникала нужда. Вынужденный отражать набеги викингов на исходе IX столетия, Альфред Великий, как рассказывает нам «Англосаксонская летопись», строил корабли с 30 или даже более лавками, «почти вдвое более длинные», чем суда викингов, отмечая, что те были 15- и 16-лавочниками, как та же Гокстадская ладья, на которых в ту пору викинги хаживали в рейды на территории Англии.

В конце X столетия появился ряд гигантских ладей, или дрекаров (drekar), в том числе принадлежавший королю Олафу I Трюггвассону «Длинный Змей», могущий похвастаться 34 лавками. В 1062 г. Харальд III Хардрада спустил на воду 35-лавочник, названный соответственно «Большим Драконом». Хронисты отзываются о нем как о «куда более широком, чем обычные боевые корабли; он совпадал размерами с „Длинным Змеем“, причем каждая часть была выполнена с огромной тщательностью. На носу красовалась драконья голова, а на корме — хвост того же существа, тогда как форштевень покрывала позолота. Ладья имела 35 пар лавок для гребцов и считалась большой даже для судов, сравнимых с ней по габаритам». Однако первая из найденных ладей отличалась несколько меньшими размерами.

Страница из выполненной в XVI веке копии «Йонсбока» — кодекса законов, принесенного в Исландию из Норвегии. На иллюстрации внизу страницы изображена идущая по морю ладья, текст же излагает уложения и правила погрузочно-разгрузочных работ и перевозки товаров.

Судостроение в XI веке

Форштевень (1), вырубленный из единого куска древесины, имеет пазы для принятия досок поясов корабельной обшивки. Обратите внимание на драконью голову «Хелге Аск». Судостроительные приемы, сложившиеся к XI столетию (2), диктовали использование нагелей для крепления поясов обшивки к шпангоутам. Присмотритесь к верхним бимсам, или банкам, предназначенным служить в качестве лавок для гребцов, а также к основательному мачтовому бимсу над кильсоном.

Поперечные разрезы (а) «Скюллелева-1», высокобортного океанского кнарра, и (Ь) «Скюллелева-5», малого и узкого боевого корабля. СЛЕВА НАПРАВО: (i) соединение вполунахлест, (ii) шайба, клепка и просмоленная веревка, (iii) шпангоут, клинкерное соединение досок поясов обшивки при помощи нагелей. На (iv) показаны два различных варианта вантовых «шпилек» (замков), или «вантноле» (vantnale), и способ крепления их к корпусу.

Реконструкция «Скюллелева-5», «Хелге Аск», в Роскилле-Фьорде. Корпус окрашен желтым и красным в соответствии с тем, как показано на вышивке из Байё. Несомненно, в эргу викингов строилось множество таких ладей (Музей судов викингов, Роскилле).

Корабль из Ладбю

Судно, обнаруженное в 1935 г., извлекли из погребального кургана вождя на острове Фюн в Дании. По сути дела, сохранился только полупризрачный отпечаток — некие очертания корпуса, отмеченные ржавыми гвоздями и темными пятнами на земле. Длина корабля достигала 21,54 м при ширине всего лишь 2,92 м у миделя, что дает соотношение 7:1. Сравним его с Гокстадской ладьей и ее пропорцией 4,5:1 и получим похожего на рапиру хищника с чрезвычайно малой осадкой и высотой от киля до планширя всего 1,02 м. Вне всякого сомнения являвшееся боевым кораблем, судно украшалось драконьей головой, что видно из выполненного из металла и потому уцелевшего спирального гребня на носу.

Также археологи обнаружили четыре железных кольца, крепившихся к шпангоутам у миделя и служивших, по всей видимости, в качестве вантовых фиксаторов. Ученые выражали скептицизм в отношении мореходных характеристик подобного судна и сочли его предназначенным для действий в прибрежных водах, каковая теория была решительно опровергнута вследствие постройки датчанами репродукции ладьи, названной «Имме Грам», на которой команда пересекла Северное море.

Скюллелевские боевые корабли

Построенный в соответствии с той же пропорцией длины и ширины и датируемый приблизительно 1030 г., малый боевой корабль из Скюллелева, называемый «Скюллелев-5», достигает в длину 17,3 м и в ширину 2,5 м. Конструкторы следовали образцам, принятым в судостроении в XI столетии, корпус имеет 16 шпангоутов и по семь поясов обшивки с каждой стороны, при этом первые четыре сделаны из дуба, а три верхние — из ясеня. Каждый из шпангоутов соединен сверху поперечиной, которые служат опорой для накладной палубы, расположенной на уровне верхушки третьего пояса. Для обеспечения гребцов лавками на высоте 30 см над 13 нижними поперечинами расположены палубные бимсы, а в верхнем поясе прорезано равное количество весельных портов.

Корабль интересен и тем, что при сооружении его строители явно старались сэкономить средства, о чем говорят нам три верхних пояса обшивки. Их отломали от похожего судна, заделали неподходящие весельные порты и прорезали новые на расстоянии в 95 см в сторону, чтобы отверстия соответствовали банкам гребцов. Заметны и другие переделки. Подобная скупость наводит на мысль, что ладью, вероятно, содержали жители Роскилле в соответствии с обязанностями подданных поставлять королю суда и команды. Обнаружены следы вешалки для щитов по краю планширя. Ладья несла примерно 30 воинов, которые налегали на 26 весел или ставили парус площадью около 45 кв. м, она являлась превосходным боевым кораблем и, нет сомнения, служила одним из представителей судов, изображенных на вышивке из Байё.

Наряду с другими кораблями из Скюллелевской находки команда из ученых специалистов, мастеров и моряков из Музея судов викингов в Роскилле создала полномасштабную репродукцию «Скюллелев-5», или «Хелге Аск». Пользовавшаяся достоверными археологическими сведениями и применявшая традиционные методы строительства, группа строителей работала исключительно инструментами, скопированными с инструментов викингов того периода. Строительство репродукций, спуск их на воду и пробные путешествия заметно обогащают знания в отношении кораблей викингов и мореходного дела у них.

Голова атакующего дракона, прикрепленная к форштевню «Хелге Аска». В соответствии с исландским законом подобные фигуры надлежало снимать при приближении к берегу, чтобы не нанести обиды добрым духам земли.

Экспериментальная археология обогатила специалистов многими знаниями. Здесь мы видим попытку транспортировать лошадей на реконструкции корабля из Ладбю, «Имме Грам», как это показано в сценах на вышитом полотне из Байе (Музей судов викингов, Роскилле).

При хорошем бризе, идя под парусом площадью 50 кв. м, «Хелге Аск» развивал 14 узлов (26 ^км/_ч), а на веслах, даже если приходилось передвигаться против ветра, мог похвастаться вполне достойными уважения 5,5 узлами (10 ^км/_ч).

«Скюллелсв-2», другой корабль, послуживший частью подводного заграждения, представляет собой настоящую боевую ладью, лангшип, или шей, и построен из дуба. Длина его достигала, как предполагается, около 30 м при ширине — 3,8 м. Доски поясов обшивки — по 12 с каждого борта — достигали в толщину всего 2–2,5 см, а длинный 13,34-метровый кильсон делался с таким расчетом, чтобы служить продольным усилением корпуса. Команда судна состояла из 60 или даже 100 чел., которые гребли 56–60 веслами. Идя на веслах, даже на больших расстояниях, ладья обладала способностью развить скорость в 5–6 узлов. Предполагается, что площадь паруса составляла 118–120 кв. м, что позволяло, вероятно, следовать по морю со скоростью что-то в районе 20 узлов (37 ^км/_ч). Несмотря на очень большую длину, устрашающая ладья имела лишь метровую осадку, что давало возможность действовать на ней на мелководье как на малом судне.

Тот факт, что такой мощный корабль вполне позволял команде бороздить открытые моря и океаны, получил однозначное подтверждение благодаря проведению лесохимического анализа древесины, из которой он был построен. Опыт показал, что ладью построили из ирландского дуба, вероятно, викинги из города Дублин около 1042 г. и что она совершила по меньшей мере один переход через Северное море в Данию.

Несмотря на то что от корабля сохранилось всего 25 процентов, среди 1800 фрагментов есть даже целый кильсон. К счастью, уцелела и «хвостовая часть» вместе с некоторыми остатками поясов обшивки, которые прикреплялись к корме до высоты планширя. Поскольку основные узлы, дающие четкое представление об устройстве судна, пережили века и сохранились до наших дней, специалисты из Музея судов викингов приняли решение построить полномасштабную репродукцию ладьи, известной как «Скюллелев-2».

«Хавхингстен фра Глендалоу». Спущенная на воду в 2004 г. в Роскилле, эта великолепная реконструкция, известная как «Скюллелев-2», дает нам отличное представление о том, сколь грозный вид имела настоящая боевая ладья викингов. Название переводится как «Морской жеребец из Глендалоу», таким образом, делается реверанс в сторону ирландских корней оригинала, послужившего вдохновением для создания «Скюллелев-2». Судно обладало способностью нести 70–80 воинов-гребцов, а при осадке всего в 1 метр могло легко проникать далеко в глубь неприятельской территории, поднимаясь по рекам (Музей судов викингов, Роскилле).

Еще один снимок ладьи «Хавхингстен фра Глендалоу» (Кит Дарем).

Работы по изготовлению дубликата древнего корабля начались в 2000 г. На сооружение копии пошла древесина около 340 деревьев и 400 кг железа, которое понадобилось для производства 7000 гвоздей, необходимых для сколачивания конструкции. Протяженность веревок и канатов оснастки, сделанных из липового лыка, конского волоса и пеньки, достигала 2000 м, площадь льняного полотнища паруса — 118 кв. м.

В сентябре 2004 г., после четырех лет тяжелого труда, великолепная полномасштабная реконструкция «Скюллелев-2» была спущена на воду в гавани Музея судов викингов в весьма и весьма торжественной обстановке. После спуска корабль прошел всесторонние испытания в прибрежных датских водах и будет опробован в Северном море в ходе подготовки к плаванию в Дублин, намеченному на 2007 г.

«Скюллелев-2» оставался самым длинным из судов эры викингов, обнаруженных в наше время до 1997 г., когда прямо у Музея судов викингов посчастливилось найти остатки еще девяти утопленных в грязи кораблей. Удалось установить, что один из них, «Роскилле-6», являлся ладьей, или лангшипом, невероятной протяженности — 36 м — при ширине корпуса 3,5 м, таким образом, корабль этот следует отнести к классу, давшему начало таким гигантам, как «Длинный Змей» и «Большой Дракон». Построенная около 1025 г., прекрасная ладья почти наверняка являлась королевской собственностью, а потому трудно избежать искуса приписать ее королю Кнуту, который правил тогда в Дании, в Норвегии, в Англии и в Южной Швеции.

Дубовый и Т-образный в поперечном сечении киль достигает 32 м в длину, состоит из центральной секции и двух узлов по краям, к которым прикреплялся посредством длинных соединений внахлест. Расположенные на расстоянии 78 см друг от друга шпангоуты покрывали пять первых поясов обшивки, что превращало соединявшие их верхние поперечины (к несчастью, несохранившиеся) в идеальные банки для гребцов. Легкие полурамы, пригнанные и закрепленные между шпангоутами, добавляли прочности третьему и четвертому поясам. Последний еще усиливался стрингером, к которому подсоединялись нижние бимсы. Уцелел только фрагмент кильсона, покоившегося на шпангоутах и закрепленного с помощью горизонтальных коленцев.

Размер паруса судна оценивается в 200 кв. м. Принимая во внимание еще и 78 гребцов с длинными веслами, от вида такого левиафана, должно быть, захватывало дух. Настоящий корабль из саги, он мог легко вместить 100 воинов, и — вне всякого сомнения — дополнительную грозность и воинственность придавала ему, как всегда, великолепно сработанная драконья голова.

Война и мир на борту боевой ладьи

Как подробно описывалось в разделе «Тактика» (на стр. 92), в ходе традиционных морских баталий того периода корабли связывались веревками в линию, в центре которой находилась ладья короля или иного предводителя. Затем, как происходило в сражениях в Хафрс-Фьорде в 872 г. и при Свёлде в 1000 г., подобные боевые платформы сближались между собой, в то время как меньшие по габаритам боевые корабли предпринимали попытки обойти вражеский строй с фланга. Для противодействия подобным приемам на оконечностях «морской фаланги» обычно помещались высокобортные кнарры, с которых их команды поливали противника, атакующего на более мелких судах, всевозможными метательными снарядами. Когда линии ладей сходились друг с другом в ливне стрел и дротиков, в бой бросались абордажные команды. Их цель состояла в том, чтобы очистить от неприятеля все корабли один за другим. Тот, кто выполнял эту задачу, становился победителем.

Даже и в мирное время особого комфорта и уюта на борту таких ладей не предвиделось. Постоянной работой являлась задача удаления воды, которую не приходилось вычерпывать разве что в самый погожий денек. Люди на таких открытых судах, совершенно очевидно, то и дело вымокали до нитки либо от морских брызг, либо от дождя, найти же подходящее место для сна было, мягко говоря, непросто. В морском походе рацион состоял, надо думать, из сушеной рыбы и мяса, простокваши или пива. Потому неудивительно, что в большинстве случаев команды, если только они не находились в океане, старались причалить к берегу и поставить палатки на суше, где представлялось возможным приготовить горячую пищу и поспать в относительно комфортных условиях. Разборные палатки, котлы и переносная кухонная утварь были, как мы уже говорили, обнаружены на бортах Гокстадской и Усебергской ладей, подобные аксессуары, вне всякого сомнения, являлись стандартным набором предметов на кораблях викингов. Если судно стояло на якоре на рейде, появлялся шанс натянуть парус на сборно-разборную раму над палубой у миделя и таким образом обеспечить рудиментарное укрытие для команды.

Реконструкция «Скюллелева-1», называемая «Оттар», в процессе сооружения в музейном доке в Роскылле. Обратите внимание на глубокий грузовой трюм, изогнутые шпангоуты и прочные поперечины, скрепляющие корпус (Музей судов викингов, Роскилле).

Кнарр

Экспансия скандинавов в западном направлении в X столетии привела к появлению и судов другого типа. К 870 г. началась колонизация Исландии, а где-то в 985 или в 986 гг. Эрик Рыжий с отрядами мигрантов высадился в Гренландии. Спустя пять лет Лейф Эрикссон сделался первым европейцем, нога которого ступила на землю в Северной Америке (см. «Викинги в Северной Америке», стр. 65). Оказавшись в довольно пустынных краях в Северной Атлантике, колонисты, естественно, нуждались в постоянном притоке с берегов родины наиболее необходимых грузов, доставляемых кораблями, которые уходили обратно в Скандинавию с товарами из этих дальних стран. Суда, на которых совершались такие эпические вояжи «на запад по морю», назывались «хавшип» (havskip), или кнаррами, и отличались самыми лучшими мореходными характеристиками из всех производимых скандинавами кораблей. Обладавшие высокими бортами и широкие в бимсе, такие суда передвигались почти исключительно за счет силы ветра, надувавшего прямоугольный парус. Рассчитанные на неспокойные воды Северной Атлантики, кнарры строились довольно основательно.

Спущенный на воду в период 1030–1050 гг. и на 60–70 процентов поднятый со дна, «Скюллелев-1» представляет собой отличный экземпляр, иллюстрирующий суда такого класса. Лесохимический анализ показал, что корабль построили в Западной Норвегии, вероятно, в Сугне-Фьорде, и ремонтировали в Осло-Фьорде перед плаванием в Данию.

Кнарр XI столетия, как он предположительно выглядел на пути в Исландию. Обратите внимание на то, что ни команде, ни пассажирам на судне буквально негде укрыться от воздействии стихии. Один из моряков берется за бейти-ас. Обратите внимание на корабельную шлюпку, закрепленную поперек трюма. В дополнение к грузу скандинавские суда непременно должны были нести какой-то балласт, но, стремясь нагляднее показать внутреннее устройство корабля, художник не сл ал изображать его на иллюстрации.

1 Ракке; 2 Рея; 3 Линь пуза паруса; 4 Булинь; 5 Передняя опора; 6 Нос; 7 Якорь; 8 Бейти-ас (рангоут); 9 Вант; 10 Рангоутный крепежный блок; 11 Мачта; 12 Корабельная шлюпка; 13 Дополнительная поперечина; 14 Крепление ванта; 15 Мачтовый бимс; 16 Гнездо мачты; 17 Коленце кильсона; 18 Кильсон; 19 Нижний бимс; 20 Весельный порт; 21 Балка перекрытия днища (шпангоут); 22 Пояс обшивки; 23 Румпель; 24 Поясок руля; 25 Усиливающий элемент; 26 Рулевой шпангоут; 27 Прут руля; 28 Бобыль руля; 29 Руль; 30 Киль; 31 Корма; 32 Палуба; 33 Такке; 34 Брашпиль; 35 Кофель; 36 Планширь; 37 Вертикальное коленце бимса; 38 Балка перекрытия борта; 39 Блок; 40 Трюм; 41 Шкот; 42 Горизонтальное коленце; 43 Продольный стрингер; 44 Вертикальное коленце; 45 Задняя опора; 46 Канат наклона реи; 47 Рифовый шнур; 48 Фал; 49 Парус; 50 Топ мачты

Длина судна 16,3 м при ширине у миделя 4,5 м, высота от киля до планширя 2,1 м. При полной загрузке осадка корабля могла достигать 1,3 м. Протяженность дубового киля 12,1 м, корма состоит из трех отдельных узлов, скрепленных между собой нахлестными соединениями. Верхняя секция, которая принимает пояса обшивки с шестого по 12-й, обработана таким же способом, как и нос «Скюллелев-3». Корпус представлен 12 сосновыми поясами обшивки с каждого борта, при этом пятый пояс круто поворачивается вверх и знаменует собой этап перехода от днища к борту.

Корпус усиливался 14 шпангоутами, при этом дополнительно укреплялся отдельными «ребрами» в области носа, кормы и за мачтой в сторону кормовой части. У миделя открытый трюм емкостью 30–35 куб. м, который, как подсчитано, обладал способностью вмещать 24 тонны груза. В данном случае шпангоуты простираются на пять поясов обшивки, поперечины закрепляются массивными коленцами, которые покрывают пояса от шестого до 11-го и местами до 12-го. Кильсон, достигающий в длину 5 м, простирается на шесть шпангоутов, шпангоут миделя находится сразу же за гнездом мачты. Выше, на уровне девятого пояса, мощная поперечина крепится коленцами, на которые опирается. Она и прочный дополнительный бимс над ней на уровне 11-го пояса были призваны помогать поддерживать мачту. Видны еще четыре таких равно распределенных по длине корпуса поперечины. Для пущего продольного усиления по верхней части 11-го пояса пролегает крепкий стрингер с горизонтальными коленцами, на которых крепятся верхние поперечины.

Хорошосохранившиеся остатки «Скюллелева-1». Впереди на левом борту виден уцелевший участок продольного стрингера, вставленного в пазы на шпангоутах, а внизу рангоутный крепеж (Музей судов викингов, Роскилле).

С носа и кормы корабль покрывала палуба, а потому поперечины имели желобки, на которые опирались доски покрытия. Около 3,5 м впереди мачты с левого борта на уровне палубы обнаружился рангоутный блок длиной 1,25 м. В данном блоке находятся три углубления, что позволяло ставить рангоут под разными углами во время смены галса. Как подсчитано, площадь паруса состааляла, вероятно, что-то между ВО и 85 кв. м, а самому кораблю требовалась команда минимум из пяти и максимум из восьми человек. Для облегчения маневрирования на кнарре, вероятнее всего, имелось два или четыре весла, а для поднятия и спуска тяжелой реи, вполне возможно, использовался брашпиль. На таком судне было бы нелегко пристать к берегу, а потому требовалась лодка, размещаемая на борту или же ведомая на буксире, чтобы перевозить грузы от судна к суше и наоборот.

Отличная реконструкция «Скюллелева-1», «Оттар», была построена в Роскилле. При благоприятных условиях судно обладает способностью идти с крейсерской скоростью 5–6 узлов. Однако же при сильном попутном ветре скорость может возрасти и достигнуть 12,5 и даже 13 узлов (до 24 ^км/_ч).

В период Х-XII столетий, когда кнарры частенько пересекали Северную Атлантику, они перевозили самые разнообразные товары, начиная от скота и провизии и заканчивая лесом, железом; путешествовали на них и целые семьи мигрантов с их пожитками. Капитаны старались запасти по возможности больше пресной воды и сушеных продуктов, поскольку подобные корабли находились в милости стихии — ветра, так что путешествие из Норвегии в Исландию занимало порой пять, а когда и все 20 суток. Многие корабли — какими бы хорошими ни были их мореходные характеристики — выходили в плавание и никогда не возвращались обратно.

Спущенный на воду в августе 2000 г., «Оттар» являет собой отличный образец предназначенного для путешествий в открытом море кнарра. Таким кораблем могли владеть сообща несколько купцов, которые использовали его для транспортировки товаров к северным торговым центрам, таким как Хедебю и Бирка.

Когда Эрик Рыжий шел из Исландии в Гренландию с 300 колонистами на всего 25 судах, только 14 удалось благополучно достигнуть цели: «некоторым пришлось повернуть назад, а другие и вовсе исчезли в море». Ветер, бывало, сбивал парусники с курса и гнал бог весть куда, хотя порой такие неприятности приводили к обнаружению новых земель, как случилось с Бьярни Херъёлфссоном в 986 г., когда тот познакомился с Америкой.

Компаса тогда не знали, а потому, завидев землю, скандинавы вычисляли курс по положению солнца и звезд. Однако искусство навигаторов основывалось более на умении интерпретировать природные явления и на превосходном знании самого моря. Изменение цвета воды подсказывало морякам, где проходят знакомые им течения, морские птицы и прочая фауна тоже служили ключиками для определения местонахождения судна. Накопленные знания передавались тем, кто хотел обладать ими, как видно из нижеследующих указаний в «Ланднемабоке» (букв. «Книга поселений». — Прим, пер.), касавшихся плавания из Норвегии в Гренландию:

Из Хернора в Норвегии надобно идти под парусом на запад к Хварфу в Гренландии, стало быть, следуйте севернее Шетландских островов так, чтобы вы лишь видели их вдали в ясную погоду, но южнее Фарерских, да так, чтобы море прикрывало бы наполовину горные склоны, но далее южнее Исландии, чтобы видеть летящих от нее птиц и плывущих китов.

И все же в основном путешествия протекали в виду родных берегов и шхер, а потому прибрежные воды, вероятно, так и кишели самыми разнообразными грузовыми суденышками. Хорошо сохранившиеся остатки одного из таких кораблей носят название «Скюллелев-3».

Построенный около 1040 г., корабль этот имеет в длину всего 13,8 м, ширину 3,3 м у миделя и осадку 85 см. Нос и корма покрыты палубой, посередине расположен открытый трюм объемом 10 куб. м, который, должно быть, мог вместить в себя 4,5 тонны груза.

Киль протяженностью около 9 м накосо прикреплен гвоздями и нагелями к высоко уходящим вверх форштевню и корме, первый из которых превосходно сохранился. Корпус образуют восемь поясов обшивки с каждой стороны, четыре последних из них усилены по верхним кромкам продольными стрингерами. Судно имеет И ровно расположенных шпангоутов и треугольную переборку в носу, характерную выступом, к которому можно прикрепить якорный трос или швартовый канат. Шпангоуты поднимаются, покрывая четыре первых пояса и наполовину пятый. Верхушки шпангоутов поддерживают первый стрингер, который лежит на одном уровне с верхней кромкой пятого пояса и служит в роли опоры нижним поперечинам. Прибитые по краям каждого бимса коленца поддерживают второй стрингер, который, в свою очередь, используется для подкрепления верхних бимсов. Последние снабжены желобками для укладывания досок, образующих палубу на баке и юте. Верхние поперечины у миделя над трюмом отсутствуют, за исключением мачтового бимса, который представляет собой более основательную конструкцию, нежели его собратья, и крепится как к стрингерам, так и к корпусу за счет довольно прочных горизонтальных и вертикальных коленцев.

Кильсон длиной 3,7 м пролегает над тремя шпангоутами. В нем глубокое отверстие для приема мачты, а вертикальный столб поддержки мачты поднимается из него и прочно «вживляется» в мачтовый бимс.

Планширь пронизан семью прямоугольными весельными портами: два спереди на рулевом борту, три на грузовом и по одному с каждой стороны ближе к корме за трюмом. Весла требовались для маневрирования кораблем, а также служили подспорьем, когда наступал штиль, на небольших расстояниях, однако главным средством для передвижения служил, конечно же, парус. Благодаря «Скюллелеву-3» специалистам удалось многое узнать в отношении такелажа судов викингов, поскольку на планшире обнаружился ряд отверстий, проделанных там для широкого использования как стоячего, так и бегучего такелажа. Кроме того, на каждом борту с внешней стороны планширя имеются разного рода шпеньки и стержни. «Скюллелев-3» послужил источником вдохновения для целого ряда репродукций, из которых особо стоит отметить «Роор Эйе» — первую реконструкцию, построенную в Роскилле и спущенную на воду в 1984 г.

Под парусом площадью 45 кв. м и с экипажем из пяти или восьми человек замечательный маленький кораблик достигал скорости 8 узлов (около 15 ^км/_ч), идя же против ветра мог следовать под углом 60 градусов.

Хорошо сохранившиеся остатки берегового «купца», известного теперь как «Скюллелев-3», послужили источником вдохновения для целого ряда репродукций. Такие суда являлись своего рода рабочими лошадками на море в эру викингов, и ими полнились датские прибрежные воды, как, конечно, и морское пространство Балтики. Обратите внимание на репродуцированный форштевень, который в оригинале вырезался из цельного куска дубовой древесины (Музей судов викингов, Роскилле).

«Poop Эйе» у причала рядом с сестринским кораблем «Крака Фюр» в гавани музея. Обратите внимание на приподнятый рулевой борт, верхние бимсы, способные служить в качестве банок для гребцов, и — едва видимый — балласт у миделя.

Закат ладей викингов

К середине XIII столетия, по мере роста власти монархов и стабилизации общественной жизни в крупных европейских королевствах, стала нарастать и шириться коммерческая экспансия. Выгода сделалась основной движущей силой, диктовавшей свою волю конструкторам, а потому скоро на передний план, оттесняя старый добрый кнарр, вышел парусный «ког» с глубокой осадкой. Боевые корабли тоже видоизменились в соответствии с аналогичной тенденцией, а потому хищный и легкий лангшип уступил место кораблям с высокими бортами и все более массивными деревянными надстройками, или замками на баке и юте. Так подошла пора ладьям викингов уйти в историю.

Однако старые привычки живучи, и в отдаленных регионах Северного полушария многие мореходы не пожелали отказываться от элегантных и обладавших прекрасными характеристиками кораблей просто потому, что настало другое время. В результате до самого конца XIX столетия построенные в старых традициях севернонорвежские «фембёринги» (femboring) с их гордыми командами продолжали бороздить серые воды северных морей так же, как делали их предки тысячу лет назад.

Оглавление

Предисловие

Хронология

История викингов

  Так что же представляли собой викинги?

Викинги у себя дома

  Общество викингов

  Король

  Ярл

  Бонды

  Рабы

  Женщины викингов

  Законы викингов — тинг

  Жилище

  Еда и питье

  Ферма

  Верования

Викинги в иных землях

  Викинги в Англии. IX–X столетия

  Викинги в Ирландии. Сражение при Клонтарфе

  Викинги на Востоке. Варяжская стража

  Викинги в Англии. XI столетие

  Викинги в Северной Америке

Америка на горизонте

  Страндхёгг на скрэлингов

  Свидетельства

  Открытие поселения викингов в Ньюфаундленде

  Жизнь в Винланде

  Война со скрэлингами

  Скрэлинги-воины

Экспедиции скандинавов на закате эры викингов

Викинг-херсир

  Культура жестокости и насилия

  Подготовка

  Йомсвикинги

Искусство обращения с оружием

ТАКТИКА

  На море

  Построения для сухопутного сражения

  Знамена и их сигнальная функция

  Тыловое обеспечение

  Укрепления

  Набор кадров и пополнений

Викинги в сражении

  Битва в Хафрс-Фьорде. Около 872 г.

  Брюнабург, или Винхет. Около 937 г.

  Молдон. 991 г.

  Оборона дамбы

Мотивации и психология

Характер лидерства

Внешний вид и снаряжение

  Одежда и уход за телом

  Рубахи

  Шлемы

  Доспехи

  Щиты

  Вооружение

  Мечи

  Боевые топоры

  Копья

Производство оружия

  Производство доспехов

  Ремонт оружия

Ладьи викингов

  Процесс эволюции ладей викингов

  Ранние кожанки и долбленки

  Нюдамский корабль

  Квалсюннский корабль

  Парус

Корабелы и судостроители

  Карви

  Усебергская ладья

  Гокстадская ладья

Кораблестроение в XI столетии

  Боевые ладьи

  Корабль из Ладбю

  Скюллелевские боевые корабли

  Война и мир на борту боевой ладьи

  Кнарр

Закат ладей викингов