Обычно я стараюсь никогда не «копировать» одних впечатлений сразу о нескольких томах, однако в отношении части четвертой (и пятой) это похоже единственно правильное решение))
По сути — что четвертая, что пятая часть, это некий «финал пьесы», в котором слелись как многочисленные дворцовые интриги (тайны, заговоры, перевороты и пр), так и вся «геополитика» в целом...
В остальном же — единственная возможная претензия (субъективная
подробнее ...
оценка) состоит в том, что автор настолько ушел в тему «голой А.И», что постепенно поставил окончательный крест на изначальной «фишке» (а именно тов.Софьи).
Нет — она конечно в меру присутствует здесь (отдает приказы, молится, мстит и пр.), но уже играет (по сути) «актера второстепенного плана» (просто озвучивающего «партию сезона»)). Так что (да простит меня автор), после первоначальных восторгов — пришла эра «глухих непоняток» (в стиле концовки «Игры престолов»)) И ты в очередной раз «получаешь» совсем не то что ты хотел))
Плюс — конкретно в этой части тов.Софья возвращается «на исходный предпенсионный рубеж» (поскольку эта часть уже повествует о ее преклонных годах))
В остальном же — финал книги, это просто некий подведенный итог (всей деятельности И.О государыни) и очередной вариант новой страны «которая могла быть, если...»
p.s кстати название книги "Крылья Руси" сразу же напомнили (никак не связанный с книгой) телевизионный сериал "Крылья России"... Правда там получилось совсем не так радужно, как в книге))
По аннотации сложилось впечатление, что это очередная писанина про аристократа, написанная рукой дегенерата.
cit anno: "...офигевшая в край родня [...] не будь я барон Буровин!".
Барон. "Офигевшая" родня. Не охамевшая, не обнаглевшая, не осмелевшая, не распустившаяся... Они же там, поди, имения, фабрики и миллионы делят, а не полторашку "Жигулёвского" на кухне "хрущёвки". Но хочется, хочется глянуть внутрь, вдруг всё не так плохо.
Итак: главный
подробнее ...
герой до попадания в мир аристократов - пятидесятилетний бывший военный РФ. Чёрт побери, ещё один звоночек, сейчас будет какая-то ебанина... А как автор его показывает? Ага, тот видит, как незнакомую ему девушку незнакомый парень хлещет по щекам и, ничего не спрашивая, нокаутирует того до госпитализации. Дальше его "прикрывает" от ответственности друг-мент, бьёт, "чтобы получить хоть какое-то удовольствие", а на прощание говорит о том, что тот тридцать пять лет назад так и не трахнул одноклассницу. Kurwa pierdolona. С героем всё ясно, на очереди мир аристократов.
Персонажа убивают, и на этом мог бы быть хэппи-энд, но нет, он переносится в раненое молодое тело в магической Российской империи. Которое исцеляет практикантка "Первой магической медицинской академии". Сукаблять. Не императорской, не Петербургской, не имени прошлого императора. "Первой". Почему? Да потому что выросший в постсовке автор не представляет мир без Первого МГМУ им.Сеченова, он это созданное большевиками учреждение и в магической Российской империи организует. Дегенерат? Дегенерат. Единица.
Автор просто восхитительная гнида. Даже слушая перлы Валерии Ильиничны Новодворской я такой мерзости и представить не мог. И дело, естественно, не в том, как автор определяет Путина, это личное мнение автора, на которое он, безусловно, имеет право. Дело в том, какие миазмы автор выдаёт о своей родине, то есть стране, где он родился, вырос, получил образование и благополучно прожил всё своё сытое, но, как вдруг выясняется, абсолютно
Виссарион Григорьевич Белинский
Г-н Каратыгин на московской сцене в роли Гамлета
Во вторник, 12 апреля, г. Каратыгин явился на московской сцене в роли Гамлета. Не будем говорить, что, после игры Мочалова, г. Каратыгину предстоял подвиг трудный, – в этом никто не сомневается; не будем и сравнивать игры первого с игрою последнего: это дело не касается Мочалова, так же как и Мочалов не касается этого дела… Скажем только, что, во-первых, г. Каратыгин совершенно переменил характер своей игры, и переменил к лучшему; а во-вторых, что он показал чудо искусства, если под словом «искусство» должно разуметь не творчество, а умение, приобретенное навыком и ученьем… Фарсов, за которые прежде так справедливо упрекали г. Каратыгина его противники, мы на этот раз заметили гораздо меньше;[1] но когда человек, не чувствуя в душе движения страсти, говорит такие слова и таким голосом, источником которых может быть только одна страсть, то, по необходимости, будет делать фарсы, как бы ни был далек от всякого желания делать их и как бы ни старался быть простым и естественным. Что делать! Чувство, вдохновение, талант, гений – они даются природою даром, и часто, как говорит Сальери Пушкина,
Не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений…
А озаряют голову безумца,
Гуляки праздного…
Что делать! – повторяем мы: Моцарт и Сальери не единственный пример, доказывающий эту истину…
Мы уверены, что с нами согласится всякий, кто был 12 апреля в театре[2] и кто помнит, что во втором акте, где Гамлет читает стихи из плохой трагедии, публика с жаром аплодировала г. Каратыгину, а вслед за этим с таким же жаром аплодировала г. Волкову, игравшему роль комедиянта и читавшему стихи из той же смешной трагедии: что это значит?.. Не знаем: по крайней мере над этим можно думать и надуматься…
Отчета об игре г. Каратыгина мы отдавать не будем: мы не хотим огорчать благородного артиста, который так пламенно любит свое искусство и с таким самоотвержением изучает его: для нас гораздо легче высказать горькую правду такому актеру, которому природа подарила гений, а собственное нерадение вредит в безусловном успехе;[3] в третьей книжке «Наблюдателя» наши читатели прочтут подробный отчет об игре Мочалова и тогда лучше поймут то, что мы сказали в этих немногих строках. Мы уверены, что в «Уголино» г. Каратыгин был превосходен, выше всякого сравнения с Мочаловым, потому что роль Нино совершенно по нем и дает ему полную возможность развернуть все свое искусство. У всякого поэта должен быть свой актер: г. Каратыгин может делить с г. Полевым славу создания «Уголино»[4].
Примечания
Г-н Каратыгин на московской сцене в роли Гамлета (с. 276–277). Впервые – «Московский наблюдатель», 1838, ч. XVI, март, кн. 1, «Смесь», с. 179–180 (ц. р. 11 апреля; вып. в свет 4 мая). Без подписи. Вошло в КСсБ, ч. II, с. 583–584.
Эта и следующая за ней заметки посвящены гастролям в Москве весной 1838 года двух актеров петербургского Александрийского театра. Были напечатаны в том же номере «Московского наблюдателя», что и первая часть статьи Белинского «Гамлет», драма Шекспира…».
Примечания
1
За «фарсы», то есть «сценические эффекты», упрекал Каратыгина и сам Белинский в статье «И мое мнение об игре г. Каратыгина» (1835). – См. наст. изд., т. 1, с. 136.
(обратно)
2
Значительный разрыв между датой цензурного разрешения и выпуском в свет данной книжки «Московского наблюдателя» позволил Белинскому включить в нее эту и следующую заметки, содержащие отзывы о спектаклях, состоявшихся 12 и 13 апреля.
(обратно)
3
Речь идет о Мочалове – актере «нутра», полагавшегося в основном на чувство и вдохновение и не обращавшего достаточного внимания на изучение сценического искусства, что приводило иногда к явным срывам. Об этом Белинский писал в статье «Гамлет», драма Шекспира…» и более подробно позже в «Некрологе П. С. Мочалова» (1848) – наст. изд., т. 8.
(обратно)
4
Здесь уже видна ирония Белинского над Полевым-драматургом, как и в том, что он в заметке «Г-н Сосницкий на московской сцене…» называет роли Уголино и Нино «превосходными». Через два месяца в рецензии на драму Полевого «Уголино» (см. наст. т.) Белинский подробно высказал свое отрицательное к ней отношение.
(обратно)
Последние комментарии
2 минут 3 секунд назад
2 минут 51 секунд назад
5 минут 34 секунд назад
12 минут 57 секунд назад
2 часов 17 минут назад
2 часов 21 минут назад