Том 8. Рваный барин [Иван Сергеевич Шмелев] (fb2) читать постранично

Иван Сергеевич Шмелев Собрание сочинений в пяти томах Том 8. Рваный барин

Е. Осьминина. Про купца, мужика, солдата – и барина

Точнее следовало бы написать так: про доброго купца, умного мужика, верного солдата и… а вот барин бывал самым разным. То «рваным», то «подбитым», то «веселым».

Все они – герои рассказов начала века, революционных очерков и крымских сказок Ивана Сергеевича. Из этих произведений составлен настоящий том «раннего» Шмелева; о них и пойдет речь.

Он начал с КУПЦА.

Нет, фактически-то Шмелев начинал с городового, мельника и валаамских монахов. Но то были «пробы пера», после которых он замолчал лет на десять. И на профессиональный путь вступил (больше с него не сходя) – с описанием родного купеческого Замоскворечья в «Распаде» (1906) и в небольших рассказах для детей. Почти все они имеют подзаголовок «Из рассказов моего приятеля», указывающий на автобиографичность произведений^[1]. Многие фигуры писатель взял из своего детства.

Захар Хмуров из «Распада» – это Егор Васильевич Шмелев (1838–1897), двоюродный дядя и сосед будущего писателя, действительный владелец кирпичного завода на Воробьевых горах^[2]. Леня, его сын – Алексей Егорович Шмелев (1867–1887). Сведения о них содержатся в ответе писателя на дореволюционную анкету: «Убийство Ал. II потрясло. Закопошились вопросы. Во дворе говорили о как-то нигилистах. Сильнейшее впечатление оставило самоубийство троюродного брата – студента технолога (в связи с политич. настроениями). Чувство жути пережил»^[3].

Семья Хмуровых, по-видимому, списана с семьи дяди Егора: бабка Василиса – Надежда Тимофеевна (1818 – после 1880), жена – Екатерина Семеновна (1843–1901). Обстановка же в доме изображена совершенно в островско-горьковском духе: классическое «темное царство» с противопоставлением патриархальных отцов и революционных детей, жестокими нравами и затягивающим бытом: подробно, выпукло нарисованным «предметным миром» Отлично, кстати говоря, нарисованным. Не зря чуткий Ю. И. Айхенвальд написал Шмелеву после «Распада»: «Страницы „Рус. Мысли“ отныне открыты для Вас…»^[4]

Другой дядя писателя – Павел Иванович Шмелев (1847–1873), родной брат отца, – возможно, послужил прототипом для «книжного» человека из «Полочки», вероятно, тут присутствуют и черты деда^[5].

Этих людей Шмелев лично не знал, и в рассказе выразилась его определенная «просветительская»^[6] программа.

Зато хорошо знал (подробно описал в «Автобиографии») и горячо любил героя остальных детских рассказов – отца, Сергея Ивановича Шмелева (1842–1880). «Отец был простой, необразованный человек, но он имел сердце и умел понимать другого» («Рваный барин»). «Он был простой души, мой отец. Он ничего не понимал в тонкостях душевной жизни. Но он был мягок сердцем, мой простой отец… Он был чуткий и добрый человек». «Это был человек, который любил давать» («Светлая страница»).

Итак, купец должен быть ДОБРЫМ! Это идеал для Шмелева – и уже в своем дореволюционном творчестве он – найдя доброту и жестокость, идеал и его противоположность – показывает их.

Доброта отца проявляется в самых разных ситуациях. Он спасает лошадь («Светлая страница»), подбадривает «Солдата Кузьму», без него позднее так плохо живется («Как мы летали»). И конечно, помогает «Рваному барину» – этому униженному и оскорбленному, гордому и надорванному человеку из народа.

В «Рваном барине» есть и обличительные мотивы (которые вообще сильны у раннего Шмелева). Есть и влияние Достоевского – рассказ писался почти одновременно с «Человеком из ресторана», названного критикой современными «Бедными людьми». Но есть и другое – желание «быть писателем родным, национальным в лучшем смысле слова»^[7], которое в это время начинает владеть Шмелевым Не случайно он писал редактору журнала, где печатался «Рваный барин»: «НАЦИОНАЛЬНЫ д. б., по-моему, темы. Как национальна д. б. и литература, последнее время в молодых представителях своих ушедшая в какой-то тупик… И когда я говорил о БЛИЗКОМ массе, что должно б. предметом детск. журналов, я понимал это в смысле родного, нашего, русского»^[8].

И вот в «Праздничных героях» эта доброта, сострадание к «маленьким людям» становится национальной чертой, входит в определенный жизненный уклад. Любовное единение людей в религиозный праздник… Это было у Шмелева еще в начале века! Как справедливо отметил дореволюционный рецензент:

«Перед читателем живо встает русская старинная действительность, чувствуется атмосфера простых отношений, непосредственное сближение людей разных социальных положений, хотя бы только и в праздничные дни. Это единение, по-видимому, и дорого самому автору»^[9].

В русской литературе традиционно выразителем