Сказка о мнимом принце [Вильгельм Гауф] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

подножия столба стояли шесть человек вокруг высокого старца царственного вида. Великолепный кафтан из золотой парчи, подпоясанный белой кашемировой шалью, и белый тюрбан, украшенный сверкающими драгоценными каменьями, отличали его как человека богатого и знатного.

Лабакан подошел к нему, низко поклонился перед ним и сказал, подавая ему кинжал:

– Вот я, которого вы ищете.

– Хвала Пророку, сохранившему тебя! – отвечал старец со слезами радости. – Обними своего старого отца, мой возлюбленный сын Омар!

Добрый портной был очень тронут этими торжественными словами и с радостью, смешанной со стыдом, упал в объятия старого царя.

Но ему суждено было только один миг безмятежно наслаждаться блаженством своего нового положения. Когда он поднялся из объятий царственного старца, он увидал всадника, спешившего по равнине к холму. Всадник и его конь представляли странный вид. По-видимому, конь из упрямства или от усталости не хотел идти вперед, поэтому он тащился спотыкаясь ни шагом, ни рысью, а всадник руками и ногами погонял его бежать быстрее. Лабакан очень скоро узнал своего коня Мурву и настоящего принца Омара, но злой дух лжи уже прочно вошел в него, и он решил во что бы то ни стало, с железным упорством отстаивать свои присвоенные права.

Уже издали видно было, что всадник делает знаки; вот он, несмотря на плохую рысь коня Мурвы, подъехал к подошве холма, бросился с лошади и взбежал на холм.

– Остановитесь! – воскликнул он. – Кто бы вы ни были, остановитесь и не давайтесь в обман постыднейшему лжецу! Меня зовут Омаром, и ни один человек не смеет злоупотреблять моим именем!

На лицах окружающих выразилось глубокое изумление перед этим оборотом дела. Старец, вопросительно смотревший то на одного, то на другого, казался очень пораженным. Но Лабакан, с трудом сохраняя спокойствие, сказал:

– Всемилостивейший государь и отец, не давайте этому человеку вводить вас в заблуждение. Это, насколько я знаю, помешанный портной-подмастерье из Александрии по имени Лабакан, который заслуживает скорее нашего сострадания, чем гнева.

Эти слова довели принца до бешенства. С пеной от ярости он хотел устремиться на Лабакана, но окружавшие бросились между ними и удержали его, а царь сказал:

– Правда, мой милый сын, бедный человек помешан! Связать его и посадить на одного из наших дромадеров![2] Может быть, мы в состоянии оказать несчастному помощь.

Ярость принца улеглась, теперь он с плачем кричал царю:

– Мое сердце говорит мне, что вы мой отец! Памятью своей матери я заклинаю и умоляю вас: выслушайте меня!

– О, сохрани нас Аллах! – отвечал царь. – Он уж опять начинает бредить; как, однако, человек может дойти до таких безумных мыслей!


Вместе с этим он взял руку Лабакана и дал ему свести себя с холма. Они оба сели на прекрасных, покрытых богатыми попонами лошадей и во главе шествия поехали по равнине. А несчастному принцу скрутили руки и посадили его на дромадера; по бокам его всегда были двое всадников, которые бдительно смотрели за каждым его движением.

Царственным старцем был Заауд, султан вагабитов. Он долго жил без детей, наконец у него родился принц, которого он так давно и страстно желал. Но астрологи, у которых он спросил о предзнаменованиях мальчику, дали заключение, что до двадцать второго года он находится в опасности быть вытесненным врагом. Поэтому, чтобы быть вполне уверенным, султан отдал принца на воспитание своему старому испытанному другу Эльфи-бею и двадцать два мучительных года ждал увидеть его.

Дорогой султан рассказал это своему мнимому сыну и показался Лабакану чрезвычайно довольным его наружностью и его исполненным достоинства обращением.

Когда они приехали в страну султана, жители везде встречали их радостными кликами, – ведь слух о прибытии принца, как огненный поток, распространился по всем городам и деревням. На улицах, по которым они ехали, были воздвигнуты арки из цветов и ветвей, блестящие пестрые ковры украшали дома, и народ громко прославлял Аллаха и его Пророка, который послал им такого прекрасного принца. Все это наполняло гордое сердце портного блаженством, но тем несчастнее должен был чувствовать себя настоящий Омар, который, все еще связанный, следовал за шествием в безмолвном отчаянии. При всеобщем ликовании, относившемся ведь к нему, о нем никто не заботился. Имя Омара восклицали тысячи голосов, но на него, который действительно носил это имя, на него никто не обращал внимания; самое большее, если тот или другой спрашивал, кого же это они везут с собой так крепко связанным, и страшно звучал в ушах принца ответ его спутников, что это помешанный портной.

Наконец шествие прибыло в столицу султана, где для их встречи все было приготовлено еще торжественнее, чем в остальных городах. Султанша, пожилая почтенная женщина, ожидала их, со всем своим придворным штатом, в великолепнейшем зале дворца. Пол этого зала был покрыт громадным ковром, стены были украшены светло-голубым