Червонное золото [Антонио Форчеллино] (fb2) читать постранично

Антонио Форчеллино Червонное золото

ПРОЛОГ

Кардинал Эрколе Гонзага, герцог Мантуанский Эрколе II д’Эсте, — герцогу Феррарскому, лично в руки, зашифровано.

Глубокоуважаемый синьор герцог, с братским почтением.

Сегодня утром в большом дворе Пармского замка было найдено занесенное снегом тело нового герцога Пармы Пьерлуиджи Фарнезе, сына Его Святейшества Павла III. Герцог был наг, сильно разбился при падении, и на шее у него болтался пояс из цветной ткани. Это все, что удалось узнать моим агентам.

Пока не выяснено, от чьей руки погиб сын Папы.

Король Франции с самого начала противился созданию нового герцогства у границ принадлежащего ему герцогства Миланского, за которое он столь упорно сражался. Венецианцы также были против наглости семейства Фарнезе, замыслившего создать новое государство на том берегу По, где сосредоточились вожделения всей Европы.

Я отправил своего человека, который будет докладывать мне о развитии событий. У меня есть еще агенты, и как только я получу достойные доверия сведения, я тотчас же перешлю их вам через вашего посла.

Вам известно, какую преступную жизнь вел сын Папы и сколько он сделал зла, в особенности мне. Однако мучительная смерть настигла его явно не от руки придворного убийцы. Скорее мы имеем дело с местью, какой не знавала еще история.

Учитывая то, как он боялся, что его убьют, и каким количеством стражи себя окружал, было бы невероятно представить, что он один вышел из дворца в ночное время.

Только дьявол мог совершить такое злодейство, и теперь у лютеран появятся все основания говорить, что через зверское убийство сына Папы себя явил Антихрист.

Да простит Господь наши и чужие грехи.

Мантуя, 2 января 1546 года.

I ГРОТ АРТЕМИДЫ

Не отрывая взгляда от раскрашенного распятия на стене, женщина поднялась с колен. Сестра Анджела увидела ее сразу, как только та вошла в полосу света, проникавшего сквозь узкие окна правого нефа. Монахиня заметила, как женщина входила в церковь с час тому назад, но никак не предполагала, что все это время та провела на коленях перед алтарем поперечного нефа.

Женщина была высока ростом, одета в черное бархатное платье, и, когда она вышла из полутьмы нефа, вуаль, скрывающая ее лицо, сверкнула жемчужинами.

Подойдя к монахине, она надменно произнесла:

— Да будет славен Христос, сестра.

— Да будет. Могу я что-нибудь сделать для вас, синьора?

— Я пришла взглянуть на статую.

— На статую? На какую статую? Их здесь столько, и все они у вас перед глазами.

Так, словно сестра Анджела ничего не говорила, Рената Французская, герцогиня Феррары, решительным жестом достала из замшевого кошеля два золотых дуката и протянула монахине:

— Это на церковь.

Сестра Анджела впилась глазами в вуаль, пытаясь разглядеть лицо женщины, и протянула руку за монетами. Такую сумму редко удавалось собрать и за целый месяц.

— Статуя… уже давно никто не приходит на нее посмотреть, и в народе вокруг монастыря ходят всякие странные россказни… вот мы и стараемся быть осторожнее, поменьше о ней думать, а иногда и вовсе о ней забываем. То есть забывали до этого утра, пока другая синьора не попросила о том же, о чем и вы. То совсем никого, а то сразу две дамы о ней спрашивают… Пойдемте, я провожу.

Она открыла дверь во внутренний дворик монастыря, и, сделав несколько шагов, женщины оказались под портиком с колоннами разной формы и сводами, расписанными выцветшими фресками. Посреди сада бил фонтан, обрамленный камнями, и выросший на них мох заглушал журчание воды. Сестра Анджела провела гостью в апельсиновый сад, выходивший на вздувшийся от дождя Тибр.

— Да у вас здесь чудесный вид! А как пахнут апельсины!

— Тридцать лет назад, когда я сюда приехала, все выглядело куда более ухоженным. Посмотреть на статую съезжались люди со всей Европы. А потом все меньше и меньше, и вот теперь не приезжает никто.

Сестра Анджела говорила, не оборачиваясь; верхний край ее накидки задевал нижние ветки, раскачивая все еще зеленые плоды.

— Неужели теперь никого не интересует жестокая Артемида, Диана Эфесская^[1]?

— Нынче ее никто так не называет, ее считают ведьмой: нашему епископу говорят, что мы ее весталки и служим языческому идолу.

— Языческому идолу? Но ведь последние папы только и делали, что коллекционировали статуи языческих божеств. Их везли в Ватикан с большими почестями, чем статуи христианских святых. Культу Дианы посвящено много храмов в лесах и гротах, так что немудрено, что один оказался и здесь, на Авентине.

— Во всяком случае, никто не желает о ней знать, а народ считает, что она способна на любую пакость.

— Вот уж не думала, что столкнусь с такими суевериями в самом центре Рима. Для любителей старины она всего лишь прекрасная статуя, самая привлекательная в городе.

Сестра Анджела