Убить Тома Круза [Abigail Blanche] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

"Я с детства мечтал убить Гитлера"

Том Круз,

(на презентации фильма "Операция "Валькирия"

Сеул, январь 2009 года)

 

 1 июня 2009 года

 Мировая лента новостей

 

 "Самолет "Эйр Франс", летевший рейсом 447 из Рио-де-Жанейро в Париж, пропал с экранов радаров сегодня около 7 утра по Гринвичу. Предположительно Airbus A330-200 попал в зону турбулентности, в него ударила молния, после чего он потерпел крушение над Атлантическим океаном. На борту авиалайнера находились 228 человек из 32 стран, в том числе - 26-летний представитель бывшей императорской семьи Бразилии Педру Луиш Орлеанский и Браганский".

 В списке пассажиров разбившегося аэробуса также значился бразильский художник Жозе-Криштиану-Хорхе-Алоиш да Сильва Шикльгрубер, более известный под псевдонимом Ван Хох.

 

 

 8 августа 2008 года

 Фазенда Ван Хоха

 Сантана-да-Ливраменту, Бразилия

 

 Ван Хоху не спалось. В последнее время это стало его привычным состоянием: возраст все-таки давал о себе знать - то прострелом в спине, то острой щемящей болью в сердце, а то обычной стариковской бессонницей.

 Ван Хох спустил ноги с кровати, нашел тапочки, нетвердой походкой прошаркал в туалет, а потом подошел к умывальнику. Как обычно из зеркала на него посмотрел незнакомый пожилой человек с длинными, по-богемному собранными в хвост седыми волосами и аккуратной бородкой-эспаньолкой. Шестьдесят с лишним лет, проведенные в Латинской Америке, и несколько пластических операций до неузнаваемости изменили его облик. И только на самом дне глубоко посаженных серых глаз он порой наблюдал подлинного себя, такого, каким три четверти века назад его знал весь мир.

 - Хайль Гитлер! - поздоровался он со своим отражением. На какую-то долю секунды искра вспыхнула в его стальных глазах и осветила испещренное морщинами лицо. А потом она потухла, и все стало по-прежнему.

 - Зиг Хайль! - устало ответил Ван Хох за отражение и побрел готовить завтрак. Полвека в Бразилии не смогли выбить из него привычку завтракать по-немецки плотно - сосисками, яичницей и бутербродами.

 Покончив с завтраком, Ван Хох прошел в мастерскую, чтобы немного поработать над незаконченным холстом. Но немецкое трудолюбие было бессильно против отсутствия вдохновения. Старик прошел в гостиную, щелкнул телевизионным пультом и сразу же попал на церемонию открытия Олимпийских игр в Пекине. Гуттаперчевые китайцы летали на невидимых тросах над стадионом и передавали друг другу факел с Олимпийским огнем.

 Ван Хох рассеянно наблюдал за телевизионной картинкой, а перед его мысленным взором в это время проплывали совсем другие образы... Юноши и девушки в белом трико с развевающимися на ветру светлыми волосами и целеустремленностью во взгляде голубых - у всех, как на подбор, - глаз нескончаемым потоком входили на олимпийский стадион. Они несли в руках флаги, море красных флагов с белым кругом посередине и магическим знаком свастики, под которым зажглась счастливая звезда Тысячелетнего Рейха.

 Тем временем в Пекине начался парад стран-участников, и старик с радостью констатировал, что сборная Германии была одной из самых многочисленных на этой олимпиаде. "Да, не зря организация потратила столько сил и средств на объединение страны. Западные футболисты и восточные пловцы еще покажут, что такое арийский спортивный дух", - подумал старый нацист. Его совсем не заботил тот факт, что американцы отводили себе ключевую роль в объединении Германии - ему были смешны амбиции этих безродных космополитов. Ведь это не они целенаправленно искали по всему континенту людей, которые смогут объединить старушку-Европу и противопоставить силу ее традиций бесстыдному заокеанскому популизму. И не они рачительно вкладывали выведенные в Аргентину активы в подающее надежды молодое поколение.

 Над Пекином стали сгущаться сумерки, и Ван Хох вспомнил, как в таких же сумерках, только в 1936 году, на арену олимпийского стадиона в Берлине вошла колонна нордических юношей с факелами в руках. Огненная река замкнулась кольцом по периметру, потом медленно выдвинулась на арену, и уже через несколько минут там красовалась огромная полыхающая свастика. У него тогда просто перехватило дыхание, а на глазах выступили слезы гордости за свой народ. Он незаметно бросил взгляд на соратников, наблюдавших вместе с ним за церемонией открытия олимпиады. Герман не скрывал слез, и его грузное тело сотрясалось, когда он трубно сморкался в носовой платок. Самодовольная улыбка играла на губах тщедушного Йозефа, гениальному перу которого принадлежал весь сценарий действа, и казалось даже, что распиравшая его гордость прибавляла ему стати и роста. А Генрих скромно сидел в сторонке,