Ференциата, будь человеком! [Светлана Альбертовна Тулина] (fb2) читать постранично

Светлана Альбертовна Тулина Ференциата, будь человеком!

Не люблю оборотней.

Припереться в неурочный час — и трезвонить так, словно хотят разбудить всех мертвецов на Старом кладбище. Они бы и в дверь молотили, как раньше — да только вот года два назад я украсила ее серебряной инкрустацией. И воняют… Терпеть не могу этот запах.

— Проверка! — пролаял тот, что покрупнее. — Документы! Личный досмотр!

И осклабился, шаря по моей фигуре увлажнившимися глазами и одновременно пытаясь протиснуться в прихожую. Даже лапу в щель просунул, паскуда. Но тут же отдернул, взвизгнув, заскулил жалобно, вылизывая обожженное место — цепочка, которую я накинула прежде, чем открыть дверь, была серебряной.

Не люблю оборотней.

Вот как раз за это — и не люблю. За хамство и тупость, помноженные на тупость и хамство. И за полное неумение владеть собой — до полнолуния больше суток, а он уже на взводе, аж трясется весь. И скулит противно. Поделом. Если я обхожусь без прислуги и сама открываю дверь поздним визитерам — это вовсе не значит, что я беззащитна и всяким-разным можно тянуть лапы, куда не просят.

Снимаю цепочку и выхожу в полосу лунного света. Хорошо, что нет облаков, иначе пришлось бы зажигать фонарь, чтобы разглядели как следует, лишняя суета. Сейчас же мне достаточно слегка приподнять лицо и улыбнуться во все тридцать два, безупречно ровных и ослепительно белых…

Обожженный оборотень забывает про травму, панически взвизгивает и кубарем слетает с крыльца. Очевидно, новенький — местные все меня знают. Это я удачно. Новеньких надо сразу ставить на место, а то потом проблем не оберешься. Второго я даже вроде как узнаю, запах знакомый, чуть отдающий металлом — кажется, он из оружейников. Держится получше, но и его отшатывает. Это хорошо. Боится — значит, уважает. И мозги вроде не совсем луной отбило.

С ним и будем разговаривать.

— Проблемы?

Обычно после моей улыбки все вокруг спешат заверить, что никаких проблем. Этот же мнется, стягивает с лобастой башки потертую шляпу, вздыхает. Начинает издалека.

— Горожане обеспокоены, мэм…

— Н-да? И какое же мне до этого может быть дело?

Снова улыбаюсь. На этот раз он даже не вздрагивает. Надо было все-таки зажечь фонарь, в его свете моя нынешняя кожа приобретает очень эффектный оттенок. Как же его зовут, этого оружейника?..

— В городе пропадают дети, мэм. Вчера исчезла дочка мисс Элизабет, и ее нигде не могут найти…

Смотрю на него в упор. Он отводит глаза, мнется, но не уходит. Не верю, что этот самозваный патруль заявился ко мне в такое время из-за подобной ерунды. Но если тебе не хамят в лицо — приходится тоже быть относительно вежливой.

— Насколько я помню, дочке Рыжей Эл уже семнадцать?

— Почти, — уточняет он.

— Ранняя девочка. Если не ошибаюсь, то, начиная с последнего новолуния, ее еженочно видели в обществе некоего вольного стрелка-виверра… Март месяц, чего вы хотите от молодежи… Стрелка, кстати, нашли?

— Нет, мэм…

— А искали?

Он снова мнется, вздыхает, теребит шляпу.

Понятно.

Зачем искать простые причины, если рядом живу я, такая удобная и все объясняющая?

Добавляю в голос задумчивости, говорю в пространство:

— Знаете что, Клаус… — имя оружейника вспомнилось очень кстати. — А ведь я еще не использовала лицензию этой недели. И теперь вот думаю — прогуляться, что ли, сегодня днем? Поискать самых рьяных…

— Я не виноват! — срывается в истерику молодой, распластываясь по ступенькам. — Я не при чем! Госпожа! Я не знал! Не надо, Госпожа, пожалуйста, я больше никогда…

В глазах у него страх и ненависть. Опасное сочетание. Он хочет то ли наброситься, то ли лизнуть мне туфли, но трусит. И правильно — остро заточенные пряжки на них из чистейшего лунного серебра. Каблуки, кстати, тоже. Какое-то время я смотрю на него с надеждой, но потом понимаю — нет, не бросится. Слишком сильно боится. Жаль.

Перевожу взгляд на Клауса.

— К делу, Клаус. Зачем вы пришли? Не из-за этой же подзагулявшей кошки…

— На Старом кладбище видели дикого человека, мэм, — говорит Клаус, и на этот раз он абсолютно серьезен.

Видели. Вот, значит, как…

— Думаете, я его прячу?

Именно так и думает большинство горожан, но Клаус казался мне поумнее большинства. А оно мне надо, чтобы они так думали? Позволить, что ли, обыскать дом?

Какое-то время всерьез раздумываю, но решаю не рисковать. Сегодня сделаешь одну уступку — а завтра они потребуют десяток. Нет уж.

— Клаус, — говорю я проникновенно, — как вы полагаете, много ли времени мне потребуется, чтобы испросить у Короля расширение лицензии на двоих?

Я не блефую, и Клаус это отлично знает. Король уже не раз намекал, что вечная жизнь вечной жизнью, но не мешало бы мне обзавестись и потомством — в том или ином смысле этого слова. И даже скорее именно что в ином — люди нынче дороги, особенно урожденные. Да и где их